Рассветники Юрий Александрович Никитин
        Телекамеры на перекрестках, у входа в аэропорт, метро, вокзалы, в подъездах домов, лифтах и, наконец, - в квартирах.
        Но это цветочки, в продажу поступили чипы, что многократно усиливают работу мозга за счет того, что могут пользоваться возможностями тех, у кого такие же девайсы. А вместе с тем и полная открытость чувств, мыслей, желаний, тщательно скрываемых тайн…
        Вы готовы войти в такой мир? Нет? Это неважно, он придет сам.
        Юрий Никитин
        Рассветники
        ПОСВЯЩАЕТСЯ МИХАИЛУ БАТИНУ, КОТОРЫЙ ТАК МНОГО ДЕЛАЕТ ДЛЯ РАСПРОСТРАНЕНИЯ ИДЕЙ ТРАНСГУМАНИЗМА.
        Что не оскорбительно для массового человека, то вообще не искусство.
        Предисловие
        Скажу коротко: здесь развитие и некоторое обсуждение идей и проблем трансгуманизма, опасностей и вызовов, с которыми столкнемся все мы через десять-двадцать лет, и никого из нас не минует чаша сия.
        Здесь нет ерунды вроде галактических контрабандистов, что дерутся с таможней десантными ножами, здесь все серьезно, потому местами неприятно, страшно и неуютно. Мы заглядываем в тревожное будущее, а не смотрим в милое знакомое прошлое, где все мы, понятно, орлы, все знаем и все умеем.
        Детальные споры по трансгуманизму, в том числе и по этой книге, идут по адресу: Основной сайт по трансгуманизму: Часть I
        Глава 1
        Проскочил на скорости сто сорок через урбанистическую окраину, дома здесь то поставленные стоймя длинные карандаши с остро заточенными остриями, то медицинские шприцы, есть даже удлиненные патроны, так же сверкают латунью, с виду литой металл, хотя изнутри стены настолько прозрачные, словно их нет вовсе.
        Ближе к перекрестку пара уходящих в небо абсолютно прозрачных трубок, только на крыше огни, чтобы самолет сдуру не налетел, какая-то хитрая разработка, заставляющая лучи света огибать здание, сделав его почти полностью незримым, по той же технологии, что и стелсы нового поколения.
        Едва миновали урбанистику, автомобиль понесся пулей, рядом на такой же скорости плотный поток машин, и кажется, мы стоим, а дома по обе стороны широкой улицы несутся навстречу и торопливо прошмыгивают нам за спины.
        Пока автомобиль несется через Нахимовский проспект, я сказал «телефон, Корнилов Николай», через пару секунд раздался звонок, вспыхнул экран, в глубине комнаты голый до пояса крупный массивный мужик с внешностью тяжеловеса неспешно обернулся, лицо удивленно-глупое, подумал и потащился к монитору, почесывая на ходу потное свисающее пузо.
        - Здравствуй, Гриша, - пробасил он, - как жизнь?
        - Спасибо, - ответил я угрюмо, - не жалуется. Ты почему сегодня не был на работе?
        - Извини, Гриша, - сказал он с малейшей ноткой виноватости, - сантехника жду. А так я все успел, материалы тебе скинул по емэйлу.
        - Кого-кого ждешь?
        - Ремонтника, - объяснил он.
        - Что сломалось?
        - Да не сломалось, - с неохотой выговорил он, - а… понимаешь, у меня температура чуть-чуть ниже нормы. Да не в доме, а тела! Не тридцать шесть и шесть, а тридцать шесть и одна десятая. Ну, есть такие люди, два-три на миллион, это тоже как бы норма, хоть и на самом краю. Но этот дурацкий умный дом, какой же он умный? - требует, чтобы я принял какие-то таблетки!.. Теперь надо либо отключить эту систему, либо перепрограммировать, а то будет звонить и на работу, он уже так делал на прошлой неделе, когда узнал, что у меня запор, в офисе теперь даже пылесосы ржут, как только захожу…
        Я сказал с чувством:
        - Ну и дикарь ты, Николай! Дай удаленный доступ, теперь все водопроводчики так работают. В смысле, ремонтники. Кто же по домам ездит?
        На экране было видно, как он, перекосив небритую рожу, звучно поскреб ногтями в затылке.
        - Да, понимаешь, там файервол надо отрубать, а как-то боязно.
        - Чудак, - сказал я с досадой, - дай доступ только к нужному месту, а все остальные закрой! И ничего не сопрет, если у тебя будет открыт, скажем, доступ только к распределительному щитку в коридоре! Так понятно?
        Он промямлил:
        - Знаешь, мне проще, если приедет… Это ж надо знать, как именно к щитку. Я знаю только либо врубить все, либо вырубить.
        Я чертыхнулся, откуда такие беспомощные, стихи пишет, что ли, или русской историей интересуется, Куликовскую битву реконструирует…
        - В общем, так, - сказал я, - или прочтешь инструкцию и перестанешь, понял?.. или перевожу в отдел вспомогательных работ.
        Он охнул:
        - Ты что?.. Я ж биомеханик номер один!.. В стране таких всего трое!
        - Уже нет, - сказал я без жалости, - другие обогнали. Ты сейчас смотришь вслед быстро уходящему вагону. А если завтра хотя бы опоздаешь… Ну, ты понял. Бывай!
        Экран погас, зеленый огонек жалобно мигает, уговаривая поговорить еще, но я переключил на новости. Трудно быть начальником отдела, хоть у меня всего пятеро сотрудников. Как только получил грант и, набрав людей, начал самостоятельные исследования, то разом стал для всех подчиненных уже не своим, а кем-то, от которого что-то надо скрывать, прятать, при моем появлении все разбегаются и делают вид, что усердно пашут.
        Хотя это я со зла, если бы в других фирмах так пахали, как у нас, уже давно бы построили идеальное общество, и на Марсе бы яблони цвели.
        Мне с детства всегда хотелось быть загадочным и мрачным, непонятым окружающими, тем более что всегда всерьез считал, что в самом деле взрослые не понимают, у меня ж такая глубокая, широкая и вообще такая многоплановая и многоуровневая душа, что куда им, приземленным, понять такую натуру! Потом, конечно, узнал, что все сопливые уверены в своей уникальности, и чем сопли длиннее, тем громогласнее ник в байме и в чатах…
        Но, может быть, потому, что во мне эта дурь задержалась дольше, чем у других, кто поумнее, я и доказывал свою уникальность дольше умных, и вот теперь у меня лаборатория, собственные исследования и перспектива открыть, доказать, утереть носы, совершить, опровергнуть, утвердить…
        Авто на большой скорости вошло в поворот, впереди мозголомная многоуровневая развязка, сам в такой бы неделю разбирался, но автомат ведет уверенно, еще и сообщил приятным женским голосом, что из-за футбольного матча между «Селтиком» и «Хрюндиком» улицы полупусты, приедем на восемь минут раньше запланированного, не изволю ли заехать куда-то еще…
        - Нет, - сказал я, - не изволю.
        - Ввели в эксплуатацию большой чудо-фонтан на Козлином Пятачке, - сообщил голос, - будем проезжать через восемь минут. Притормозить?
        - Я такое не рассматриваю, - сурово сказал я. - Что-то медленно обучаешься. Блондинка, что ли?
        Машина обиженно умолкла. Фонтаны мы проскочили на хорошей скорости, я обожаю хай-тек, а это нелепище с писающими мальчиками построено в угоду биоконам в стиле каких-то луёв. Как же, украшает! Как боксера очки.
        Дальше среди мелких, почти коттеджно расплющенных домиков к небу рвутся два ослепительно белых супернебоскреба, похожих на гигантские кристаллы сахара.
        На приборной доске вспыхнул огонек, следом загорелся синим экран, а на нем встревоженное лицо отца, ему всегда доступ без всяких паролей.
        - Гриша, - прозвучал его чуточку виноватый голос, - ты как, говорить можешь?
        Я ответил почти так же виновато из-за его виноватости:
        - Ну, папа, теперь за руль не держатся и за дорогой не следят! И мобильник не прижимают к уху! Конечно же, могу!
        Он сказал торопливо:
        - Ну, я подумал… вдруг ты не за рулем, а… на собрании…
        - Папа, - сказал я с укором, - там у тебя на экране двигается точка по карте города. По Серпуховской видишь? Сейчас поверну на Коровий Вал… ну какое собрание?..
        Он вздохнул:
        - Да все не успеваю за вашим прогрессом. Сможешь заглянуть на часок?
        Я быстро вызвал на экран табло с расписанием, разноцветье пиктограммок сразу сообщило во всех подробностях, что и в какой час делаю в течение дня, недели и какие важные дела ждут на протяжении месяца.
        - Если прямо сейчас, годится?
        - Да, конечно, - сказал он обрадованно.
        - Тогда щас и заскочу, - сказал я. - Мне к тебе минут пятнадцать добираться, не больше.
        - Буду ждать, - сказал он. - Могу пирог испечь.
        - Я люблю твои пироги, - сообщил я, - но не надо. Спешу.
        Вечером на улицах машин и людей многовато, все-таки пятница, веселье и всяческие утехи возведены в культ, без них человек подозрителен, нужно постоянно улыбаться и лучиться довольством, чтобы выглядеть добропорядочным гражданином, а не замышляющим взорвать Красную площадь.
        Отец живет в двадцатипятиэтажном доме на окраине, предполагалось, что такие вот полунебоскребы будут стоять, как карандаши, на просторе, потому не предусматривалось подземных стоянок, и вот теперь все пространство между домами запружено автомобилями.
        Мой, ворча и пофыркивая, отыскал место и припарковался так тесно, что я едва вылез.
        Камера в подъезде должна бы хранить мое изображение, однако пришлось самому вытаскивать из кармана магнитный ключ и открывать толстую металлическую дверь.
        Лифт поднял меня на самый верх, двери начали раздвигаться, и сразу же послышался щелчок, на площадку выбежал отец, обнял, похлопал по плечам, потащил в распахнутые двери, где видно широкий коридор и часть кухни, откуда валом прут вкусные запахи.
        - Ну, - сказал я чуть смущенно, - я же не нажираться приехал… Рассказывай, как делы, да рвану обратно.
        Он ахнул:
        - Ты что? Только приехал, и уже думаешь, как удрать?.. Что за жизнь вся в спешке…
        - Это не у меня, - ответил я, - это вообще.
        - Знаю-знаю, - ответил он со вздохом. - Как на эскалаторе, - не идешь вверх - относит вниз.
        - Более того, - сказал я, - кто не бежит вверх, уже и того сносит. Жизнь ускоряется, отец. Да не спеши ты с этим столом. Успеем нажраться. Кофе да, буду… Давай я сам заварю, что-то все крепче и крепче предпочитаю. Или вынужден… Что случилось? Голос у тебя был весьма такой… не очень…
        Он сказал мужественно, но голос пару раз дрогнул:
        - Знаешь, я решился… Я сперва еще думал, что вот все сожгут, а я останусь с таким богатством, через сто лет это вообще будет редкость… потом понял, что книг в мире столько, увы, никогда не станут редкостью…
        Я молчал, сопел сочувствующе. Все, что можно сказать, проговорил так и эдак годы назад, когда избавился от библиотеки сам. Отец тогда язвительно вспоминал что-то про Фаренгейта, тогда тоже жгли, но вообще-то, как помню детские впечатления, это не то, сейчас жгут не книги, а только устаревшие носители. Все библиотеки мира, как и картинные галереи у каждого дома в крохотном уголке на харде.
        Стыдясь и нервничая, он начал брать книги с полок, связывать в толстые пачки. Сперва снимать, потом вынимать; как у всякого книжника, они в два, а то и в три ряда. Как и при переезде, их оказалось намного больше, чем видится на первый взгляд. На стеллажах красивые ровные ряды, и кажется, их не так уж много, но когда дело доходит до перебазировки…
        Сейчас же все обстояло намного хуже, чем при самой тягостной перевозке с квартиры на квартиру. Отец дважды пил валериану, но сердце снова заболело, пришлось накапать валокордина, и не тридцать капель, как я ему уже давал пару раз как-то, а все пятьдесят.
        Веревок не хватило, он крикнул беспомощно:
        - Сынок, там в кладовке еще моток бечевки!
        Я отмахнулся:
        - Там на столе я положил скотч.
        - Липкую ленту? - переспросил он с негодованием. - Она прилипает к переплету!
        - И что? - переспросил я. - Зато держит крепко.
        - Но когда начнешь отдирать, - объяснил он, - испортит книгу.
        - Отец, - напомнил я, - а мы куда их? На выставку?
        Он помрачнел, оставил груды книг на полу и потопал на кухню, где в холодильнике стоит флакончик старого доброго валокордина. Я промолчал, несмотря на ридеры и жажду сбрасывать прошлое с корабля современности, книги все-таки жалко, сам пять лет назад то и дело брал какую-нибудь и ставил обратно на полку: эта пригодится… а эта просто красивая…
        Потом, когда их становилось многовато, злился на себя и решительно снимал все до единой, пусть даже там роскошные альбомы с видами готических соборов или холодного оружия. Готические соборы лучше смотреть в три-дэ на сайте, как и любое оружие. Там и размеры можно менять, и поворачивать во все стороны, рассматривая под углами, и любой уголок в соборе увидеть в деталях, что невозможно в альбомном исполнении.
        И все равно даже мне жалко выбрасывать книги, а что уж про отца, ему не просто жалко, это часть его жизни, души. Сколько его сверстников сейчас глотают сердечные капли, расставаясь с сокровищами, которые копили всю жизнь?
        Я сказал громко:
        - А вот Сергей Антонович решил проще…
        Из кухни донеслось слабое:
        - Как?
        - Пусть книги, говорит, - крикнул я, - пока стоят, а после его смерти дети поступят, как хотят.
        - Мудро, - донесся его слабый голос. - Все мрут в разное время, на сжигание не будет жуткой очереди, как сейчас.
        Квартира отца на самом верхнем, двадцать пятом, и в ночи с балкона видна далекая багровая точка, как тлеющий на горизонте уголек. В той стороне расположена далеко за городом фабрика утилизации отходов, куда в свое время и я сдал уникальную библиотеку. Ее начал собирать еще прадед, пополняли дед и отец со стороны матери, даже я сам купил пару сот книг в эпоху своего студенчества.
        Когда весь мир стремительно перешел на электронные носители информации, встала проблема, что делать с этими устаревшими носителями. Почти у каждого человека на земле имелись книги, а у многих - домашние библиотеки, которые собирали всю жизнь, ими гордились, передавали из поколения в поколение.
        Книги в одночасье, слишком быстро, стали предметом… интерьера, что ли. Даже владельцы библиотек предпочитали читать с ридеров с их возможностями подбора шрифтов, освещения, расположения на экране. Книги стали не нужны сперва как источники информации, так как любые сведения проще и полнее искать в инете, потому первыми перестали приобретать энциклопедии и справочники, а затем и как источники удовольствия и наслаждения самим процессом чтения.
        Скандально известный писатель Неназываемый выступил с резким заявлением, что если мы все избавились от устаревших магнитофонов, видеомагнитофонов и даже компьютеров, то почему держим книги в доме, что служат источниками пыли, разносят аллергию и занимают ужасно много места?
        Ему отвечали резко и возмущенно почти все, начиная от священнослужителей и заканчивая депутатами дум всех уровней, но суть их сводилась к тому, что книга - это нечто священное, она тысячелетия вела человека из тьмы невежества к свету, в книгах все лучшее, что создали люди…
        Неназываемый отвечал, что не призывает уничтожать книги, но настаивает на уничтожении прежних носителей: толстые томики из бумаги не просто устарели, но уже и вредны для здоровья. Дискуссии вспыхивали с новой силой, но в конце концов реформаторы победили, как бывает всегда, пусть и с некоторым опозданием: пришлось провести несколько хорошо срежиссированных кампаний против бумажных книг и показать, кто их защищает. Почти всегда это оказывались нервные и неуравновешенные типы, называемые гуманитариями, пенсионеры и часть необразованных домохозяек, а против бумажных носителей выступали успешные, деятельные, с высоким ай-кью, занимающиеся активной деятельностью.
        Масштабы уничтожения бумажных носителей ужаснули даже самых революционных. Сотни, а потом тысячи самосвалов везли и везли на свалку книги, простаивали в очередях часами, выстраиваясь в длинные колонны, забивали дороги и мешали движению.
        В конце концов все свалки города оказались забиты и переполнены, пришлось срочно рыть котлованы, но решением мэрии в несколько недель построили комбинат по сжиганию, объяснив населению, что это экологично и даже будет вырабатывать электроэнергию, что пойдет на освещение города. Конечно, какая там экологичность и экономия энергии, но все сделали вид, что поверили, нужны же себе оправдания, что вывозят на уничтожение те книги, которые с такой любовью всю жизнь собирали родители…
        От отца сильно пахло валокордином, когда он появился из кухни, я сказал торопливо:
        - Посиди, отдохни, включи жвачник…
        Он покачал головой:
        - Нет-нет, я в процессе.
        - Отец, - сказал я с неудовольствием, - тебе не обязательно самому все это делать! Достаточно и твоего решения. Это уже… действие.
        - Я в процессе, - повторил он.
        Я смолчал, отец не хочет отставать от все набирающего и набирающего скорость времени, это я смотрю вперед с жадностью и готов подпинывать прогресс: давай, давай быстрее, а он, напротив, сжимается от предчувствия неприятностей.
        Глава 2
        Грузчики приехали через час, а у нас, как водится, только половина увязана и упакована, однако они с этим сталкиваются постоянно, я доплатил, и эти молодые ребята, подрабатывающие после учебы, быстро выгребли остальные чудовищно толстые тома собраний сочинений, агромаднейшие атласы, альбомы картинных галерей…
        Мне показалось, что отец за последние особенно переживает, я врубил на всю стену «Сокровища мирового изобразительного», там пошли сменяться эти шедевры, однако отец в ту сторону и глазом не повел. Вообще-то, у него психика здоровая: если альбомы эти на полке, то уже и смотреть не нужно, все в порядке, а вот когда их нет…
        Кофейный автомат по мановению руки отца сделал две чашки кофе, отец гордится, что научился управлять домашними девайсами вот так по-современному, сам взял чашку, едва черная струйка пахучей черной жидкости оборвалась.
        - И все-таки тревожусь, - признался он.
        - За мир во всем мире?
        - За тебя, - ответил он. - Это ты мой мир во всем мире. Я дикарь, для меня ты все-таки дороже других, хотя умом понимаю, что на свете могут быть люди и лучше тебя. Но то умом, а человек живет сердцем.
        Последние слова он произнес с подтекстом, сейчас начинаются дискуссии, какими будут сингуляры, горячие головы доказывают, что только умом, никаких чуйств, хватит, натерпелись, довольно, это все рудименты, хотя потом признают, что даже разум - это высшее проявление грубых инстинктов, и без них его тоже может и… не быть.
        Я смолчал, не люблю споры, когда для меня все очевидно, с удовольствием пил кофе, украдкой поглядывал на экран мобильника, но у Энн какие-то задержки на работе, освободится через час, не раньше, так что кивнул отцу, и он, явно гордясь, велел кофейнику приготовить еще по чашке, а потом разрезал пахнущий яблоками пирог.
        - Чем сейчас занимаешься, сынок?
        - Темной материей, - сказал я.
        - Да, я что-то читал, - сказал он. - Темная материя вселенной, темная энергия где-то между звезд…
        Я кивнул:
        - Вот-вот. Только у меня другая темная. Но ее не меньше.
        - Господи, - спросил он настороженно, - ты о чем?
        - Темная энергия человека, - сказал я. - Вернее, всего этого скопления существ, именуемого человечеством или человейником. Людишки бегают вроде бы сами по себе, а на самом деле… на самом деле совсем не сами по себе.
        Он спросил настороженно:
        - Что, нами кто-то управляет? Смотри, не договорись до Бога или всяких там инопланетян!..
        - Не договорюсь, - пообещал я. - И до всеобщего мирового заговора тоже. Я занят наукой, отец.
        Он проворчал недоверчиво:
        - Мы атеисты, сынок… Эта нынешняя мода, когда снова начали искать Бога, нас не должна коснуться.
        - Я ученый, - повторил я с удовольствием. - Какой Бог? Я признаю только доказанные факты. И перепроверенные.
        Он вздохнул:
        - Я горжусь тобой. У нас на этаже восемь квартир, и почти в каждой безработные. Нет, сами так не говорят, но по мне что неработающие, что безработные… Знаю только, ты в хай-теке, а сейчас это самое то. Хотя и боюсь этой вашей сингулярности…
        - Отец!
        - Что делать, не угонюсь.
        - Я помогу, - сказал я бодро.
        Он посмотрел с неловкостью:
        - Тысячи лет воспитывалась культура презрения к смерти, к готовности умереть… у меня это в крови. И вот сейчас так сразу все отменить? Я не готов.
        - Отец, - сказал я мягко, - это была показуха. Вынужденная, сам понимаешь. Любому, кто красиво вещает о готовности умереть и о нежелании бессмертия, предложи сейчас вот жить сколько возжелает, куда вся философия смертности денется!.. Так ухватится, что не вырвешь обратно. Мы всего лишь ведем себя честно. И говорим честно, как чувствуем.
        Он вздохнул еще тяжелее:
        - Вот-вот, честно. А вся цивилизация и культура построены на лжи, сам знаешь. Говорить честно - это сразу со всеми до драки. Вы к этому готовы?
        - Готовимся, - сказал я так, будто и это в моих силах. - Запреты рушатся все быстрее, люди все откровеннее. Наоборот, чем откровеннее, тем драк меньше.
        Он посмотрел с сомнением:
        - Какие-то вы простые…
        - Мы?
        - Ну да, - пояснил он чуть неуклюже, - современная молодежь. Мне кажется, мы были сложнее, одухотвореннее, что ли…
        - То была не сложность, - сказал я, - или та сложность, что не усложняет, а запутывает и дает ложные ориентиры. При той якобы высокой духовности войны гремели не переставая! Истребляли друг друга везде и всюду. За веру, за честь, за Отечество, за лютеранство и против, за непогрешимость папы, за колонии, за свободы, нефть, справедливость… а сейчас, когда откровенничаем, большие войны прекратились, разве не так?
        - Так, но…
        Я бросил быстрый взгляд на часы:
        - Прости, отец, надо идти.
        Он вздохнул, но на губах проступила легкая улыбка.
        - Кажется, догадываюсь…
        - О чем? - сказал я с досадой.
        - Гуманитарии спят дольше, - сообщил он заговорщицки, - на работу приходят позже, заканчивают тоже поздно.
        - Отец?
        Он в деланном испуге отстранился, замахал руками.
        - Я что, я ничего! Хочу сказать, мне нравится твой выбор.
        - Отец, ты даже не знаешь, кого собираюсь встретить!
        - Девушку, - ответил он. - По тебе вижу. А то, что из гуманитариев, мне как медом… по салу. Сохранились же еще интеллигентные люди!
        - Если гуманитарий, - сказал я, - то уже и интеллигент?
        Мы обнялись, он видел, что мне нравится его похвала моей девушке. Торопился я в самом деле к Энн, заканчивает работу поздно, у них с этим строго, все проходят по старинке в девять утра и покидают офис в шестнадцать, а сегодня еще и задержалась часа на полтора.
        Вообще-то, ее зовут Аня, Анна, но предпочитает сокращенный вариант, американизированный, в США даже президенты не стесняются уменьшать имена. Тот же Билл Клинтон на самом деле Уильям Джефферсон Клинтон, или в Англии был придурок из крестьянско-рабочей партии Тони Блэр, он еще всегда яйца чесал, держа руки в карманах, особенно когда разговаривал с женщинами, подчеркивая свою принадлежность к лейбористам, а что, вообще-то, он Энтони Чарльз Линтон, даже англичане не помнят. Там аристократы, как и вообще культурные люди, остались только в старых книжках.
        У нас пока что никто не пишет, что в Кремле встретились Вова Путин и Витя Янукович, и мне это как-то больше нравится, хотя я вроде бы не биокон, а ого-го какой продвинутый.
        А вот Энн в самом деле звучит загадочно и неземно, галактическое нечто, а то привычное Анна - это же Нюрка, то ли доярка, то ли нетрезвая и донельзя измятая девочка из подворотни…
        Машины впереди начали притормаживать, люди столпились на перекрестке и вздымают плакаты, я думал, что запланированный пикет насчет модифицированных продуктов, никак не привыкнут, но это оказался просто митинг в защиту прав интеллигенции и животных.
        Едва миновали, поток машин снова набрал скорость, я откинулся на спинку сиденья и, включив новости, с интересом смотрел за дискуссией по поводу внедрения геликоптеров в быт.
        Автомобиль то набирает скорость, то сбрасывает, подчиняясь командам Дорожного Компа. Вообще-то, новшество вступило в силу всего полтора года назад, новые машины выпускают уже со встроенными системами, но я купил по бедности старенький, зато после небольшого тюнинга и переоснастки мой «жучок» не уступает супермощным карам. Их заявленные скорости в триста-четыреста километров могут только вызвать насмешливый вопрос: дурак, не проще было деньги бросить в форточку?
        Сейчас мой идет в сплошном автомобильном потоке, где на равной скорости текут машины всех классов, и владелец «Бентли» или «Ягуара» может только утешаться особой отделкой салона, а город из конца в конец пересекаем за абсолютно одинаковое время.
        На большой скорости мой «жучок» влетел в поворот, за тысячную долю секунды переговорил со всеми автомобилями на стоянке, вдруг какой желает сдать задом и выехать, пронесся в сантиметре от их блестящих задниц, красиво въехал между двумя «Опелями» и застыл в трех миллиметрах от бордюра.
        Здание, где трудится Энн, похоже на гигантскую вафлю из стекла, поставленную стоймя. Блестит и сверкает, а ночью его еще и подсвечивают снизу. Я не раз раскрывал варежку от восторга, когда лучи прожекторов причудливо изламываются на крупноячеистых блоках, рассыпают блики загадочно и царственно.
        Сейчас здание грозно сияет оранжевым в ожидании багрового заката, день идет к концу, хотя до вечера далеко, но нижние этажи в глубокой тени от соседних домов, подчеркнуто деловитых, без украшений, такими и должны владеть трастовые фонды.
        Сканеры проверили меня еще в момент, когда машина подрулила к стоянке, она и наябедничала, кто в ней и новости с какого канала смотрит, а те быстро сверились с базой данных: работает, ни в чем предосудительном не замечен, а если и бывал, то не попадался, что еще важнее для общества, где грешки есть у всех, но рулят якобы безгрешные.
        Двери передо мной распахиваются так предупредительно, что почти вижу кланяющихся придворных и слышу восторженный шепот: это он, он идет, он самый! Молодцы архитекторы, отдизайнерили, чувствуешь себя важным и значительным, а это, как уверяют специалисты, способствует пищеварению, здоровому цвету лица и активному долголетию, что теперь вдруг стало таким важным.
        Огромный холл, чистый прохладный воздух, и везде хрустальный блеск, словно я в многомерном фужере из венецианского стекла. Просторный лифт стремительно вознес на нужный этаж, коридор широк, свет с потолка ровный и неотличимо солнечный, через равные промежутки на стенах великолепные картины в массивных рамах, а двери между ними выглядят как бы проходами для обслуживающего персонала этой дорогой картинной галереи.
        Вдали словно из картины вышел подтянутый мужчина с широким размахом плеч, пошел мне навстречу красиво и четко, словно прусский юнкер. Я их никогда не видел, но часто слышал это выражение насчет прусскости, когда у человека… точнее, у мужчины, прямая спина, развернутые плечи и грудь вперед, да еще строгий и чуточку суровый взгляд.
        Я поприветствовал издали:
        - Здравствуйте, Андрей Валентинович!
        По нашим меркам двадцатилетних Андрей Валентинович не просто пожилой, а уже старый, хотя выглядит и держится бодро, всегда подтянут, фигура спортивная, бицепсы мощные. Уж не знаю, как ему все это удается, он сам упоминал про тяжелые болезни с детства и постоянную борьбу с ними, но, видимо, эта борьба и не дает расслабляться. А еще он единственный из тех, кого знаю, кто в таком возрасте мгновенно хватает все новые гаджеты и девайсы, изучает и приспосабливает в жизни, в то время как я своего деда, его ровесника, кстати, даже мобильником не научил толком пользоваться.
        - Привет, Григорий, - сказал он доброжелательно. - К Энн?.. Скоро закончит, но даже не в двадцать, сочувствую.
        - А что случилось?
        - Поправку к закону принесли, - сообщил он. - Еще в Думе не приняли, но мы должны быть готовы… Работы прибавится. Может, все-таки перейдешь к нам? Или хотя бы на полставки, если не хочешь уходить со старой? Даже волонтером можешь… Ты нам подходишь по всем статьям. Твое досье просто чудо.
        Я спросил вяло:
        - А что там, почитать бы…
        Он ответил бесстрастно:
        - Да ничего особенного. Теперь вообще нет особенных.
        Я кивнул, соглашаясь, особенное перестало быть особенным. И вообще понятие компромата не существует, пережиток Средневековья. Просто всегда читать про себя интереснее, чем про других, но там наверняка не на одной страничке, а я ненавижу, когда многабукоф, этого реликта со времен финикийцев.
        - Я посижу в приемной?
        Он улыбнулся:
        - Ты же почти свой, хоть пока и без допуска. Можешь подождать в просмотровом зале. Я скажу, чтобы шла прямо на сигнал коммуникатора, как только освободится.
        - Спасибо, Андрей Валентинович, - сказал я. - Подожду, Андрей Валентинович.
        Он, хотя идет в ногу со временем, терпеть не может, когда обращаются по имени, особенно этим грешат всякие с соплями до пола. Я еще раз подумал, что и на Западе раньше держались в рамках приличий и с быдлом не заигрывали, в те времена если бы кто осмелился назвать Уинстона Черчилля каким-то Винни, получил бы в морду.
        В коридоре по обе стороны идут просмотровые, оттуда доносится либо стрельба, либо томные вздохи. Я кое-как отыскал пустую удлиненную комнату, в зале приглушены огни, огромный пустой экран на всю стену, приглашающе мигают огоньки, мол, включи, у нас тут такой запас запрещенных к показу…
        Я сел в заднем ряду рядом с дверью. Надеюсь, Энн задержится не слишком, а то сразу заторопится домой, очень деловая и самостоятельная, а я вот хоть тоже весь из себя деловой и куда уж самостоятельнее, но не могу без нее, что-то щемит и ноет…
        Работа у нее деликатная, занимается контролем над содержанием фильмов, книг, байм. Вычеркивает сцены насилия, рекомендует больше секса, юмора, здорового смеха. Можно даже возродить старую добрую традицию швыряния тортами, а вот поскальзывание на банановой кожуре убрать, хоть и смешно, однако можно больно удариться, а то и сломать руку, а если человек пожилой - шейку бедра…
        Она же распределяет заказы на сцены, которые нужно доснять к старым фильмам взамен убранных. Я как-то смотрел «Рэмбо» в новом варианте, где Сталлоне возвращается из армии, а не с войны, как в старом варианте, его встречают враждебно и отчужденно, слишком мускулистый и сильный, не знает каких-то новых привычек, модных словечек и не одевается стильно, однако он поступает в университет, где сперва ему трудно и вот-вот бросит, но в него влюбляется одна девушка, потом вторая, третья, он находит второе дыхание и успешно сдает сессию, а потом вообще поражает преподавателей тягой к знаниям.
        Заканчивается тем, что две девушки, не поделив его, поселяются с ним вместе в одной комнате в общежитии, поставив там широкую трехспальную кровать. Я смотрел придирчиво, но компьютерная графика на такой высоте, что даже помня оригинальный фильм, я не мог найти места переходов от «старого» к «новому».
        В других отделах этого Бюро, хотя это давно не Бюро, а огромный комбинат, переписывают учебники истории и вообще все документы, так как недопустимы описания побед одного народа над другим. Это может вызвать нехорошие настроения у молодежи, что особенно чувствительна ко всем проявлениям несправедливости.
        Целый этаж занят специалистами, что выискивают в старых книгах, в новых, газетах и сети анекдоты, в которых участвуют чукчи, армяне, американцы, евреи, русские - это может вызвать ощущение неполноценности одних народов и превосходства у других, а такое в демократическом обществе недопустимо.
        Более того, замеченные в общественных местах рассказывающими такие анекдоты подвергаются сперва крупным штрафам, затем их понижают в должности и постепенно переводят на самые низшие ступени общества. Если же и там продолжают - тюрьма, исправительные лагеря, а в наиболее тяжелых случаях показано принудительное лечение.
        Вышло дополнение или подзаконный акт, скоро вступит в силу, в котором предусмотрено, что такое же наказание вводится и для тех, кто подобные анекдоты рассказывает дома при гостях, если их больше трех человек.
        Приоткрылась дверь, заглянул младший консультант Валентин Юдаркин, отыскал меня взглядом.
        - Вот вы где, - сказал он таким сладким голосом, что я увидел, как потек под жарким солнцем свежевыкачанный мед. - Здравствуйте!.. Мы уже закончили, Энн сейчас примет душ и спустится.
        - Спасибо, - сказал я.
        Он мельком взглянул на экран:
        - А, кастрированное кино…
        Я взглянул с любопытством, неужто оппозиция в самом сердце комитета по цензуре, да быть такого не может, тут же такие проверки…
        - Вы против?
        Он отмахнулся.
        - Сейчас набирает силу мнение, - сказал он с пренебрежением, - что все эти мелкие и частные запреты и переделки старых фильмов ничего не дадут. Дескать, нужно просто запретить историю! Не только преподавание, но изъять все учебники, пособия, даже самые красивые и гуманные фильмы…
        - Ого, - сказал я, - да вы ястреб! А почему изъять лучше, чем переделывать?
        Он развел руками:
        - В каждом фильме и романе какой-то народ, умный и замечательный, гордо и мужественно отстаивает независимость от другого, вероломного и подлого, не так ли?.. Это было нормально в эпоху создания тех книг и фильмов, но сейчас, когда живем бок о бок с тем народом, просто неловко за те произведения. Лучше их спрятать подальше на самую дальнюю полку, а то и вовсе избавиться… Стереть, если в электронном, сжечь - если бумажные или пленочные. Хотя я бы не хотел, мне осталось полгода до пенсии, а переквалифицироваться снова уже сил нет…
        Он исчез, я прислушивался к его удаляющимся шагам, мир меняется стремительно, отец прав, многие не успевают, и эскалатор прогресса сносит их вниз, вниз.
        Глава 3
        Я как-то не так сдвинулся или вскинул руку, чтобы почесать в затылке, экран тут же засветился и, выполняя мою невольную команду, в стремительном темпе раскрылись папки и подпапки с фильмами: готовыми, наполовину сделанными, только лишь поступившие, можно сравнить варианты, добавить, убрать, изменить…
        Слева побежали краткие аннотации к фильмам, чересчур чуткая здесь аппаратура, вообще не должна бы откликаться на меня, я же без допуска, или же так пытаются меня привлечь к работе?
        Хорошим делом занята Энн, а то уже тошнит от вампиров, нечисти, благородных киллеров и высоконравственных проституток…
        Судя по количеству убитых маньяками в детективных романах и фильмах Англии, все население этой страны было истреблено два-три раза. А если подсчитать всех убитых, задушенных, утопленных, отравленных в телесериалах, то каждого жителя убивали раз по десять. Это в американских фильмах почти у каждого героя в автомобильной катастрофе погибла либо жена, либо муж, а уж кто-то из родителей почти обязательно, но англичане предпочитают гибнуть от руки маньяков.
        Я не успел выбрать, что посмотреть, как в коридоре спокойно и ровно простучали каблучки. Мое сердце подпрыгнуло ликующе, жизнь вернулась, мир прекрасен…
        Я пулей вылетел из зала, заранее улыбаясь во весь рот, счастливый и трепещущий. Она идет ко мне по коридору в своем простом платье от Чаччи, сдержанно элегантная, спокойная, умная, дружелюбная, и сразу же при виде ее в моей груди сладостно и тревожно заныло. Энн не нуждается во мне, вообще не нуждается в ком-либо, у нее любимая работа, свои интересы, ей не нужен даже принц на белом коне, и чего это я, как дурак, расшибаюсь у ее ног без всякой надежды…
        На ресничке поблескивает крохотная капля росы, я распахнул объятия, ухватив с жаром, бережно снял губами эту драгоценную жемчужинку.
        Она чуть отстранилась в удивлении:
        - Ты чего такой… сентиментальный?
        - Не знаю, - ответил я, - оно само!
        Мягко, но настойчиво она освободилась из моих рук, мы пошли к выходу, я ловил ее запах, едва ощутимый, хотя в моде мощные гормональные, что заводят мужчин в радиусе двух метров.
        Ей это не нужно, она вот идет рядом и не ловит взгляды встречных самцов, хотя с ориентацией у нее все в норме, сама целый мир, я видел не раз, как к ней подкатывались всякие красавцы, но их глупые шуточки и пикапные приемчики вызывали у нее лишь снисходительную усмешку.
        На улице яркое солнце, тротуары политы холодной водой, и в них отражается темно-синее небо с оранжевыми облаками. Блестят стены домов, блестят проносящиеся по улице автомобили, блестят широкие наклейки на рубашках, у многих эти гибкие экраны даже на брюках, но там новости можно смотреть, разве что забросив ноги на столешницу, а в машине проще перевести взгляд на экран напротив или чуть сбоку.
        У женщин таких наклеек куда больше, это у нас они просто дисплеи, а у них в первую очередь - бижутерия, даже встроенные в кольца на пальцах видеокамеры, мобильники, диктофоны и прочие гаджеты.
        Мой автомобиль приглашающе мигнул фарами и распахнул перед нами обе дверцы.
        Я сказал ему сердито:
        - Гад, не смей так больше делать!
        Энн в удивлении вскинула брови:
        - За что ты его так?
        - Я сам хочу распахивать перед тобой дверь, - объяснил я.
        Легкая улыбка скользнула по ее губам, я все же придержал дверцу, пока она садилась, потом сам закрыл, а уж затем торопливо перебежал на другую сторону и рухнул на свое место рядом.
        Автомобиль легко и умело выкатил со стоянки, сообщив правому ряду машин, что вот он щас встроится к ним, пусть чуть ужмутся, и они в самом деле ужались, да так незаметно, что и мы с ходу вошли в ряд, и скорость потока не сбавилась больше, чем на пару секунд.
        - Что так долго? - спросил я.
        - Работы прибавится, - ответила она. - Из Думы пришло сообщение, что наверняка будет принят закон, ужесточающий наказание за неподобающее поведение с животными. Теперь контроль за такими фильмами будет на мне.
        - Так у вас же за этот сектор отвечает Лида?
        Она покачала горловой:
        - Уже нет. Забрали в другой отдел.
        - Какой?
        - Не знаю, - ответила она легко. - Но на своем месте она не то чтобы не справлялась, однако… ну, как бы сказать… слишком уводила изменения в сторону секса. А здесь необходимо строгое равновесие. Не увлекаться…
        Я смотрел на нее с нежностью.
        - А как ты?
        - Не увлекаюсь, - ответила она ровным голосом.
        - Сексом?
        - И сексом тоже, - сообщила она чуть недовольным голосом. - В нашей работе особенно нужно знать меру. И обладать чувством вкуса. У Лиды со вкусом было все в порядке, но вот темперамент…
        Я спросил, поддразнивая:
        - А ты что, ледышка?
        Она отвела взгляд:
        - Давай я отвечу сразу на твой вопрос, который ты еще не задал, а держишь наготове. Я вообще не люблю вязаться, понимаешь? Видимо, каких-то гормонов недостает. Нет-нет, я обычно подставляю вагину и анус почти всем из нашей конторы, кто хотел бы в них подолбиться, но это больше для того, чтобы не выглядеть какой-то… подозрительной, понимаешь? Сейчас если не раскованная, то чуть ли не террористка!
        - Еще бы, - сказал я с горечью, удивившей меня самого. - Мы только на словах бунтари, а так еще те конформисты.
        - Ну да, - сказала она с облегчением, - хорошо, пока хоть озабоченной выглядеть не обязательно. Хотя озабоченные считаются самыми стабильными и устойчивыми членами любого общества.
        Она говорила очень серьезно, как ребенок, недавно усвоивший эти понятия и старательно выговаривающий новые для себя слова.
        Я смотрел с нежностью.
        - Увы, да.
        - Ну вот, - сказала она уже легче, - извини, что огорчила откровенностью. Мне в самом деле интереснее моя работа, чем вязаться и орать это «Ja!», «Ja!», «Ja!».
        - Сейчас вместо нашего русского «Ja!», «Ja!», «Ja!», - уточнил я, - кричат «Yes!», «Yes!», «Yes!». Наверное, тебя это удивит, но я тоже не сдвинут на этом деле. И тоже люблю посидеть. Только не за редактированием фильмов…
        - Но и не перед жвачником?
        - Перед микроскопом, - ответил я.
        Она сказала с сочувствием:
        - Ну вот, двое ненормальных…
        Я ощутил себя чуточку задетым, заговорил, оправдываясь:
        - Нет, у меня все в норме, вот и пенис, смотри, как раз по стандарту, даже на сантиметр длиннее, хотя я ничего не делал, правда! Просто… когда вижу такой удивительный мир под окуляром микроскопа…
        Она посмотрела без интереса, да и что там может быть интересного, предложила уже веселее:
        - Вон летняя кафешка! Поедим мороженого?
        Она даже сказала это ровное и правильное «поедим», а не пожрем, похаваем, полопаем, потрескаем, очень вся ровная, все-таки не конформистка в нашем суетливо приспособляющемся мире.
        - С удовольствием, - откликнулся я.
        Автомобильчик припарковался ловко и умело на той скорости и точности, которую от человека ждать нельзя, Энн вышла спокойно и ровно, никому не демонстрируя вторичные и первичные половые, не стреляя глазками в проходящих мимо мужчин, самодостаточная и знающая себе цену.
        Кафе даже не кафе, а вынесенные на тихую часть улицы столики, даже не прикрытые навесом, все в старом стиле, столешница - просто столешница, а не экран, на котором можно вызвать меню и заказывать, тыкая пальцем, вызывая справки насчет компонентов, как приготовлено, сколько калорий и какой процент холестерина, а стулья просто легкие стулья, цельные, без регулировки по высоте и наклону.
        Я заказал бараньи ребрышки и большую чашку кофе, но принесли все так быстро, что усомнился: приготовили или кто-то отказался, а сунули мне?
        Энн посматривала на меня с интересом, уловив колебания, но мясо оказалось прекрасно прожарено, свежее, хотя с нынешними технологиями хранения такое уже не определишь, я начал есть с удовольствием, даже лопать, кофе выпил с наслаждением, а когда перед нами поставили в тонконогих высоких вазочках нежно-белые горки мороженого, похожие на взбитые кучевые облака, я ощутил, что да, успел проголодаться, но теперь жизнь прекрасна, хотя и точит один неприятный червячок…
        Человек развивается слишком быстро, из-за чего вступает в противоречие со своими же нравственными установками. К примеру, читать чужие письма нельзя, но публикуются и комментируются, истекая слюнями, глубоко личные письма Пушкина, Байрона, все согласны с тем, что раскапывать чужие могилы - омерзительно, однако в почете грабители могил, называющие себя археологами…
        И хотя умом понятно, что ревность - пережиток темных веков, когда секс был небезопасен, то есть, если женщина даже от единоразовой связи с другим забеременеет, то в ее чреве будешь выращивать чужого ребенка и тем самым кому-то обеспечивать бессмертие, однако все равно грустно, если не сказать больше, что ее на работе время от времени мнут чужие руки, что с охотой или без с кем-то вяжется, и хотя мне совсем нет угрозы выращивать чужой генетический материал, но вот это дикое наследие очень уж дает о себе знать и очень даже портит настроение…
        Она внимательно посмотрела на меня поверх края вазочки:
        - Ты что-то посерьезнел… даже помрачнел. Что-то случилось?
        Я указал взглядом на участок дороги в трех-четырех шагах. Туда с дерева слетел воробей, внизу по асфальту ветерок лениво гонит пару длинных ярко-желтых волос, блеснули на солнце так ярко, что сразу вспомнил легенду о золотых волосах Изольды.
        Воробей торопливо подхватил сокровище, то ли женские, то ли из театрального реквизита, и, часто-часто хлопая крылышками, стремительно взлетел и пропал в тугом переплетении веток.
        Помню, в детстве я сидел на крыльце деревенского домика у дедушки, грелся на весеннем солнышке, а с крыши то и дело торопливо слетали две птички, воробьи, наверное, и спешно собирали на дорожке сухие травинки.
        Я поразился, с каким азартом они перебирают их, выхватывают подходящие по длине, и, часто-часто трепеща крылышками, взлетают под крышу. Дедушка сказал, что там вьют гнездо, а потом в нем выведут птенчиков.
        Как-то я взобрался по лестнице и заглянул в укромное место, прежде всего поразился, как умело эти крохотные птички сплели гнездо из травинок, очень удобное, уютное и теплое.
        Энн проследила взглядом за воробьем.
        - И… что?
        - Знаешь, - сказал я неожиданно даже для себя, - а давай вместе вить гнездо…
        Она в удивлении вскинула брови:
        - Гнездо? Какое гнездо?
        - Для жизни, - объяснил я и понял, что несу какую-то чушь, сейчас жить можно где угодно. - Я хочу ложиться с тобой и просыпаться с тобой.
        Она хмыкнула:
        - Для этого разве нужно гнездо? Или тебе негде жить? Тогда проще перебраться ко мне и перебыть нужное время. Пока подберешь подходящую.
        - У меня есть квартира, - ответил я. - Своя. Хорошая.
        Она посмотрела на меня очень внимательно:
        - Ты что, такой традиционалист? По тебе бы не сказала.
        - Почему?
        - Ты занимаешься какими-то научными работами. Хайтековец?
        - Да.
        - Ну вот, а вы должны быть впереди планеты всей.
        - То работа, - ответил я. - А эмоциональная составляющая… гм… пока живу в этом теле из костей и мяса, лучше буду с ним уживаться, чем бунтовать, как святой Антоний, и тратить силы на умерщвление плоти.
        Она выглядела озадаченной.
        - Трансгуманисты, как я слышала, решают эти проблемы просто мастурбацией, не сходя с рабочего места. Или не вылезая из ванны.
        - Я тоже, - признался я. - Но мне кажется, это кратковременное решение для таких простых, как я. Только подвижники могут так всю жизнь, целиком отдаваясь науке или чему-то еще, а нам все-таки надо, чтобы нас хоть иногда любили.
        - Нужен ответ, - сказала она понимающе, - да инженеры пока только берутся за эту деликатную проблемку, хотя наука уже сказала, как и что делать.
        - Ты увиливаешь, - уличил я.
        - Наверное, - согласилась она. - Наверное, потому, что ты хочешь получить ответ…
        - Уже не хочу, - ответил я поспешно. - У тебя такое лицо…
        - Какое?
        - Будто сейчас ударишь.
        - А ты уже и струсил?.. Ладно, Грег, я просто не готова. Начинать вить гнездо в нашем возрасте… просто дико, не находишь? Нам обоим повезло, у нас есть работа, это при нынешней сорокапроцентной безработице… ты хочешь, чтоб я ее потеряла?
        Я подавленно промолчал, она права, мы счастливчики. Уже сейчас трудоустроена, как говорят чиновники, только половина населения, усиливающаяся автоматизация каждый день выталкивает на улицу сотни тысяч человек, президенты и премьеры всех стран бьются головами о стены, стараясь хоть чем-то занять народ. Шестьдесят процентов работающих, это вовсе не значит, что все шестьдесят работают, как сказали бы в старину, когда обслуживающий персонал если и считался работающими, то как бы людьми второго сорта, а сейчас менее трех процентов заняты в производстве, примерно семь процентов заняты в науке и хай-теке, а остальные либо всевозможные парикмахеры, стилисты, визажисты, дизайнеры, инисты, абигисты, флористы и прочие менеджеры менеджеров… Из заводов, фабрик и офисов не выходит масса народу, как в старые времена, да еще все в один час. Вообще о заводах и фабриках имеем смутное представление, все автоматизировано, даже в офисах по большей части пусто, большинство работают удаленно, широкополосная связь позволяет сохранять эффект присутствия.
        Официант, молча угадав наше настроение, принес еще мороженого, совсем что-то фантастическое, настоящие средневековые башни с зубчатыми стенами и крохотными флажками из красного шоколада.
        - Если хочешь повязаться, - предложила она, - то давай, если это поднимет тебе настроение.
        - Вязка не поднимет, - ответил я.
        - А что?
        - Не знаю, - сказал я. - Наверное, только ты в моих объятиях.
        Она улыбнулась:
        - В твоих руках, в смысле? Твоей полной и безраздельной власти? Что-то мне кажется, ты не хайтековец, а как раз медиевист. Тебе бы феодалом быть, а женщина чтобы в чадре…
        - У них женщины в чадре не ходили, - возразил я, - хотя да, платок был обязателен… Энн, я все равно тебя добьюсь! Я упорный.
        Она задорно улыбнулась:
        - Посмотрим!
        Глава 4
        Энн участливо предложила мне заехать на обратном пути в любой из клубов по дороге, где собираются любители одноразового секса с незнакомцами, там спросить имя или попросить номер телефона считается дурным тоном, я отказался, отвез ее, а сам вернулся домой и сразу же ввалился в спальню, где и рухнул, не раздеваясь, на постель.
        В другой комнате через распахнутую дверь видно спортивную скамью, набор гантелей и даже беговую дорожку, а в дверной проем вделана перекладина. Был такой период года три тому, вдруг почему-то устыдился своей не весьма фигуры, но качаться оказалось трудно и нудно, а у меня всегда, едва беру в руки тяжелые гантели, в голову стучит здравое: одурел, ты же умный, у тебя же голова, а ты что развиваешь? Что ну уж совсем не понадобится при сингулярности!
        Сейчас тоже попытался представить себе этот быстро надвигающийся мир, о котором большинство жвачных даже не имеют представления, но перед глазами стоит прекрасное в своей неповторимой чистоте и доброте лицо Энн, а в черепе больно стучит, как дятел железным клювом, вопрос: ну почему? Что я не так делаю?
        На боковой панели жвачника вспыхнул зеленый огонек вызова, номер Вертикова, одного из моих работников.
        Я сказал вяло:
        - Связь.
        Через мгновение на весь экран появилось его широкое потное лицо, он сперва всмотрелся в меня, человек очень предупредительный, заговорил участливо:
        - Я не потревожил? А то смотрю, ты почему-то дома, но не спишь…
        - Не сплю, - подтвердил я. - Это я мыслю.
        Он сказал бодро:
        - Это хорошо, у нас на тебя вся надежда. Помнишь, ты говорил, что хотел бы тоже коттедж купить?
        - Уже не хочу, - ответил я хмуро.
        - И правильно, - сказал он. - Я столько намучился с этим гребаным ремонтом! Представляешь, купил такой милый загородный домик, думал и зиму там пробуду, а там холодина, как на Колыме! Вызвал умников, отодрали окна, а там щели в два пальца шириной!.. И так все до единого!.. А сегодня прочел, что Абрамович купил дворец за триста миллионов долларов, сердце прямо рвется от сочувствия. Это ж сколько там окон ему придется бедному конопатить?..
        Я сказал брезгливо:
        - Что за человек такой жалостливый? То Памелу Андерсен жалел, что не сможет играть на баяне, теперь вот слезу роняешь из сочувствия к Абрамовичу… Говори, чего звонил?
        - У тебя лишней матки кампонотуса не отыщется? - спросил он. - А то моя совсем мало яиц откладывает. Боюсь, скоро помрет.
        - А как ты подсадишь новую? - спросил я.
        Он отмахнулся:
        - Да придумаю. Либо их запахом обрызгаю, либо еще как обману… Снабдишь твоего верного оруженосца?
        - Снабдю, - ответил я.
        - Отлично, - обрадовался он. - Завтра в офисе передашь?.. Покажи, как они у тебя сейчас.
        Я слез с дивана, взял мобильник и повернул его камерой в сторону стены, что от пола до потолка в формикариях и мирмекариях разных конструкций.
        - И где они? - спросил он.
        - Смотри лучше, - сказал я насмешливо. - Ты их от фуска хоть отличаешь?.. Позумь, пройдись поиском…
        Он сопел и пыхтел, пытаясь рассмотреть матку получше, у меня она откладывает яйца, как скорострельный пулемет, а я вспомнил, как все это начиналось.
        В школу я пошел в шесть лет, как все, в шестнадцать лет в универ, тоже как большинство, однако на третьем курсе опубликовал ряд работ по обмене информацией между амебами, затем нашел новый подход к изучению трофаллаксиса у муравьев и дал ему иную интерпретацию, резко отличающуюся от классической. Я был удивлен, когда через три месяца в универ зашел некий господин, с которым очень почтительно разговаривал ректор, и сразу же обратился ко мне с вопросом, почему это я сделал такие странные выводы.
        Я повел домой, где муравьи живут в формикариях, мирмекариях, в трехлитровых стеклянных банках, в древесных пнях и даже в цветочных горшках, к тихому ужасу моей добрейшей мамы, что ни в чем мне не перечила.
        Господин посмотрел, поудивлялся, выслушал мои объяснения, а на другой день ректор вызвал меня и сообщил торжественно, что благотворительный фонд по развитию науки имени Билла Клинтона выделяет мне грант на самостоятельные исследования.
        Я сперва ошалел, с именем Фонда Клинтона связана прежде всего поддержка работ, направленных на предельное увеличение продолжительности жизни. Отец что-то рассказывал еще про какую-то практикантку, но это мне совсем неинтересно, это для старых бабок любопытственно и тех, кто читает в инете, какой размер бюста у Ани Межелайтис, а вот то, что бывший президент распоряжается многомиллиардным фондом…
        Так что Энн не совсем права, я уже не студент, хотя, конечно, в нашем возрасте теперь вступают в брак разве что в самых глухих аулах Африки.
        Лишь через год я узнал, чем так заинтересовала спонсоров моя статья в научном строго специализированном журнале. Я высказал догадку, что как муравьи вместе с пищей передают друг другу феромоны, они же гормоны у людей, то они связывают муравьев в одно Сверхсущество, потому беспомощный муравей с одним-двумя ганглиями в мозгу оказался способен развивать скотоводство, землепашество, ирригацию, селекцию животных, он единственный, кроме человека, воюет с себе подобными и даже захватывает военнопленных… У людей, как я предположил в заключительном абзаце, возможно, существует тоже еще нечто помимо хорошо изученных средств коммуникации вроде речи и языка жестов, но оно от нас пока что скрыто, как была в неизвестности темная материя, которой, как оказалось, во много раз больше нам известной, в которой мы живем как рыбы в воде.
        Этот пассаж, как я понял, и вызвал ко мне интерес. К этому времени я и сам уже ощутил азарт, что-то слишком уж много таких странных моментов в поведении человека и всего человечества, что можно объяснить только наличием некой общей системы, связывающей все человечество в единое целое, единое Сверхсущество, о котором мы, люди, даже не подозреваем.
        Администратор из меня неважный, но все же я сумел на полученные деньги снять помещение, закупить оборудование, под моей нетвердой рукой работали сперва трое сотрудников с вполне пристойными окладами, затем - пятеро. Главное, все, как и я, тоже малость сдвинуты на этой теме и работают всерьез даже тогда, когда не смотрю в их сторону.
        В основном пока что проверяем на муравьях новые гипотезы по социобиологии, кин-отбору, правилу Гамильтона и эволюционно устойчивых стратегий развития, но уже дважды с успехом выступали с докладами на Международных мирмекологических симпозиумах: первый раз о метаэвристической оптимизации поведения муравьев, что дает самый эффективный полиномиальный алгоритм поиска на графах, а второй, что вызвало наибольший интерес, варианты поиска «темной материи» в коммуникациях муравьев, что делает их, по сути, единым существом.
        - Классно, - сказал Вертиков с завистью, - а молодая самка сможет откладывать яйца без брачного лёта?
        Я сказал ехидно:
        - А ты им лёт не обеспечишь?
        - Как? - спросил он. - Это же надо еще и тыщи самцов! И чтоб летали хотя бы по комнате. А они летают, как слоны с крыльями. Все время в чай падают.
        - Чудак, - сказал я, - пил бы кофе.
        - Что, - спросил он с надеждой, - летать станут лучше?
        - Нет, - пояснил я, - запаха кофе не выносят… Ладно, завтра приедешь ко мне домой. Что-нить придумаем. Люди кого угодно обманут. Даже муравьев, они ж такие честные!
        - Спасибо, Григорий Витальевич!.. Ой, мне ж еще тетрамориумов кормить надо!
        В вопле было столько паники, что я спросил озадаченно:
        - Это как? У тебя не на автомате?
        - У меня южно-курильские, - объяснил он. - Они так часто и необъяснимо меняют поведение, что алгоритмы еще не нащупаны.
        Я промолчал, мне всегда казалось, что у каждого вида сходные нормы поведения, а чтобы их изменить, нужно очень много лет. С тех пор как открыли, что искать разум у дельфинов и касаток - глупость, волна поиска интеллекта у других видов на время угасла, но мы изо дня в день долбили и публиковали статьи в научных и даже в популярных изданиях, что муравей с его рекордно малым мозгом, в одну-две ганглии, все же сенсационно разумен. Правда, не сам муравей, а сообщество муравьев. Но ведь и человек в изоляции от людей вырастает диким животным, если вспомнить истории подлинных маугли.
        Постепенно начал появляться интерес к этим крохотным существам, а немногочисленные держатели формикариев ощутили себя в центре внимания. У них начали брать консультации, патентовать их разработки на содержание муравьев в домашних условиях, а крохотные фирмы, что специализировались на отлавливании и разведении муравьев для любителей, мгновенно разрослись в процветающие транснациональные компании, что брали на себя все, начиная от первичных консультаций до подбора муравьев любых видов, изготовления формикариумов самых причудливых конструкций, даже уборки за муравьями мусора, если сами муравьи почему-то не справлялись.
        Затем Intel, чутко откликаясь на любые запросы населения, выпустил специализированные чипы, что не только автоматически поддерживают в формикариумах заданные уровни влажности, температуры, проветриваемости и прочих бытовых удобств, именуемых проферендумами, но и меняют их, чутко улавливая «желания» и растущие потребности муравьев.
        Для большинства населения оказалось шоком давно известное мирмекологам и любителям муравьев, что эти существа не только занимаются охотой, но еще и пасут скот, охраняют его, доят, занимаются селекцией, оставляя только наиболее «молочных», а остальных отправляя на бойню. И что у них существуют закрытые плантации грибов, где выращивают такие богатые ценным белком формы, что все еще недоступны человеку, и многое-многое другое, день за днем раскрываемое перед глазами изумленных человечков, начинающих подозревать, а не умнее ли нас муравьи вообще…
        Те немногие любители муравьев, что числились в чудаках, сразу стали уважаемыми членами общества, к ним обращались за консультациями, у них брали интервью, их таскали по конгрессам и сажали на почетные места за главным столом.
        Конечно, для массового увлечения муравьями решающую роль сыграли миниатюрные видеокамеры, встроенные в формикариумах на аренах, в гнезде матки, на складах, в камерах выращивания молодняка, в гидропонических садах, подземных плантациях тлей…
        Когда любой уголок муравейника можно вывести на широкий экран и наблюдать во всех подробностях удивительную и такую сложнейшую социальную жизнь, то даже самые ленивые обыватели предпочитали такой муравейник на дому осточертевшим кошечкам, попугайчикам, рыбкам и прочей простейшей ерунде.
        Да и удивительная красота муравьев, этих закованных в блестящие латы рыцарей насекомого мира, их повадки, их изящество, сдержанная и вместе с тем яркая расцветка, все это приковывало внимание так, что даже самые стойкие в увлечениях, фанаты байм, часто целыми кланами и легионами возвращались в реальность, чтобы без перехода уйти с головой в этот странный и немыслимый мир…
        - Не опаздывай, - сказал я. - А то что-то начинаете забывать дорогу в контору.
        - Шеф! Да я почти каждый день…
        - Ты живешь рядом, - уличил я, - а вон Люцифер с другого конца города каждый день ездит!.. Все, до встречи в офисе.
        Он торопливо поблагодарил за помощь и отрубил связь, явно обрадованный, что шеф не побил, а я посмотрел на часы, хорошо бы поспать, но сердце бьется учащенно, во рту горечь, какой там сон, проворочаюсь до утра.
        Пылесос, тихо урча, ходит по комнате, чистит, моет, а в дальние уголки, куда не может пролезть, трудолюбиво протягивает трубочку и старательно вытягивает пыль и мусор, хотя по новейшим данным их нужно оставлять, так как человек родился и жил миллионы лет в грязи, а возникшая мода на чистоту привела к массовым астмам, аллергиям, заболеваниям бронхов и даже к раку.
        Мама моя, когда я жил еще в родительской квартире, всегда сокрушалась, что не может его кормить, как кормит птичек, дикую ласку, всем им она настроила на дальнем конце двора домики с крышами от дождя и снега. Она бы и Федюнчика, так назвала пылесос, чем-нибудь бы кормила и радовалась, глядя, как он ест, ест! Но увы, он подползает к розетке, втыкается вилкой и тихо дремлет.
        - Да что это со мной? - сказал я зло. - Человек я или тля дрожащая?
        В моей аптечке уйма ноотропов, что стимулируют мышление, заставляют мозг работать хоть на все сто, а в экстремальных случаях вообще прибегаю к энергетикам из первой группы, всяких там успокаивающих и расслабляющих нет вовсе, но я хорошо знаю, что из чего состоит, и, если разобраться…
        Увы, проще оказалось позвонить в ближайшую аптеку, таблетки принесли через десять минут, я проглотил сразу две и вскоре отключился.
        Глава 5
        Выныриваю из сна всегда медленно и сладостно, так положено, хотя организм требует вскочить и куда-то бежать, суетиться, рыть норку, запасать добычу в кладовочках, искать партнеров для размножения, да побольше, побольше…
        На экране высветились данные, на которые мне обращать внимание пока рано: артериальное давление, частота пульса, наполнение, щелочной состав крови и множество такого, что понадобится знать разве что в глубокой старости.
        Правда, до старости всем нам, скорее всего, просто не дожить. На пороге пугающая реальность, которую все чаще обсуждают в кругах интеллектуалов, в то время как основная масса обсуждает футбольные матчи и ходит в церковь.
        Медленно и очень неспешно, как утренняя заря, засветился экран, это чтоб меня не слишком потревожить после сна.
        Я прокашлялся, а то со сна хриплю, как старая ворона, сказал:
        - Можно.
        Мгновенно появилось изображение, это Кириченко, он деликатно сделал вид, что не замечает, в каком я виде, Корнилов или Люцифер обязательно бы сострили, а он сказал вежливо:
        - Шеф, как насчет посещения сегодня офиса?
        Я буркнул:
        - А когда я пропускал?
        Он сказал чуточку виновато:
        - Ну, вам, как великому начальнику, можно себе такое позволить… Но сегодня ваше присутствие как бы желательно.
        - Что случилось?
        - Я нашел вариант, - ответил он, лопаясь от раздувающей его скромности, даже глазки опустил, как тургеневская девушка при виде фонтана с писающим мальчиком, - как повысить чувствительность мерометра.
        - Намного?
        Он ответил с королевским достоинством:
        - Почти на порядок.
        - Ого, - сказал я, - бегу. Что-то нужно?
        Он лицемерно вздохнул:
        - Ничего, шеф. Ничего, кроме… денег. Но что деньги, когда мы сами золото?
        - Золотые слова, - ответил я. - Через час буду.
        Умный дом снова пытался изменить мой режим питания, но я твердо указал, что крепкий горячий кофе с сахаром на пустой желудок - прекрасно, и нечего там, понятно, умные все стали, я сам знаю, что мне лучше, а лучше то, что лучше, вот и все, разговор окончен, выполняйте, сержант!
        Пока спускался в лифте, автомобиль завелся, почистился, включил телеприемник на моем любимом канале для умных, а когда я направился к нему, услужливо распахнул дверь слева.
        - В офис, - велел я и сразу же включил телепута, пока добираюсь лично, могу походить им и посмотреть, кто чем занят, даже перебрать те распечатки, что появились на моем столе. - Можешь через мост, ночью починили.
        - Знаю, - ответил автомобиль милым женским голоском, мне почудился обиженный оттенок, - я данные о дорогах и пробках получаю в первую очередь.
        - Извини, - сказал я. - Это ничего, что я с тобой еще не…?
        - Вопрос непонятен, - ответил голосок.
        - Проехали, - сказал я с облегчением. Фанаты тюнинга чего только не вытворяют со своими автомобилями, некоторые обращаются с ними уже как с секс-куклами, даже кое-что приспособили. - Возле банка остановишь, что-то у меня платеж не прошел…
        - Принято.
        В банке я потратил еще с четверть часа, пришлось дойти до старшего менеджера, тот сперва напирал, что у них такие случаи исключены, потом вызвали управляющего, этот нехотя признал, что иногда такое случается, хоть и крайне редко, сейчас займемся выяснением, а вы пока можете получить любую сумму в пределах своего счета…
        Я объяснил, что мне надо не получить, а отправить, после чего со мной стали разговаривать втрое любезнее.
        В офис я поднялся с некоторым опозданием, все на местах, серьезная деловая обстановка, ко мне повернулись с таким видом, словно тут и ночевали.
        - А, шеф явился!.. Смотрите, шеф!
        Я проворчал грозно:
        - В чем дело?.. Как будто я был здесь не вчера, а в прошлом году!
        - Это мы так по вам скучаем, - сказал Люцифер подчеркнуто подхалимски, еще и задом повилял за неимением хвоста. - Шеф, Кириченко просто визжит от вожделения…
        - Очень хорошо, - ответил я, - скоро вы у меня все завизжите.
        Кириченко скромно покашливал из своего угла, но глаза горят нетерпением. Поймав мой взгляд, указал на середину стола, там башенка, настолько хрупкая, что даже если муха пролетит за окном, тут все рухнет.
        - Шеф…
        - И что? - спросил я с недоверием, - в самом деле… работает?
        - Пока только теоретически, - ответил он осторожно, - у нас же только одна подопытная мышь.
        - Мышь, - буркнул я, - мелко мыслите, молодой человек. Когда до лабораторной крысы повысите?.. Ладно, давай испробуем.
        - Как скажете, шеф, - сказал он подчеркнуто почтительно.
        У него несколько особый статус в лаборатории, хотя все мы и стараемся о нем забыть: Кириченко - мультимиллионер, благодаря пустяковому, вообще-то, изобретению, которое даже изобретением большинство не признает. Как-то он, бреясь безопасной бритвой и время от времени подставляя ее под струю воды, заметил, что вода бежит в основном, вообще-то, впустую.
        Большую часть процесса занимает выскребывание морды, а споласкивание - пару секунд. Вода же бежит все время, он придумал нехитрое устройство, крохотное и не требующее подзарядки, так как заряжается от выбегающей струи. Оно дает воду лишь в момент, когда опускаешь под трубку вот так бритву, ложку, руки или что угодно, и тут же прерывает струю, как только предмет исчезает из поля зрения фотоэлемента.
        Экономия на самом деле громадная, так как обычно хозяйка открывает кран на всю мощь, а потом начинает по очереди брать со стола чашки и споласкивать, и вообще вода обычно льется впустую, к этому привыкли и не замечали. Штука Кириченко в производстве оказалась крайне простой, в продаже дешевой, устанавливает ее с легкостью даже самая тупая домохозяйка, так что быстро вошло в быт, а он в первый же год стал миллионером, а затем и мультимиллионером.
        К счастью для него азарт придумывать что-то новое, а старое упрощать и делать легким, не ушел, он все так же что-то патентует, что-то просто усовершенствует, мозги у него оказались так устроены, что постоянно придумывает, как улучшить то, на что падает взгляд, а деньги интересуют так мало, что ничуть не изменили его вкусы или образ жизни.
        Он и к нам пришел, предложил услуги за так, я сперва отказался, бесплатных работников тоже хватает при нынешней безработице и сравнительном благополучии, но он показал список своих работ, меня впечатлило, и с того дня он в своей стихии, так как нам все время требуются новые приборы, каких в мире еще не существует. И новые методы измерения.
        Мой кабинет отделен от остальной части помещения толстенной кирпичной стеной с двойной изоляцией. Это не столько потому, что начальник, просто здесь за дверью еще одна крохотная комнатка, где, кроме стола, стула и большой ванны, ничего лишнего, и пока Кириченко набирает теплую воду и замеряет уровень растворимых в ней солей, я вспомнил, как и почему к этому пришел.
        Человек проживает стадии эволюции не только в чреве матери. Там он проживает животную, а после рождения - социальную: пещерную, рабовладельческую, феодальную, эпоху великих открытий… Сам делает открытия, к примеру, что существует только то, что видишь или чувствуешь, а как только, например, отворачиваешься, мир за спиной исчезает. Или, если закроешь глаза, он на это время исчезает вовсе… Так вот примерно каждый третий подросток делает это открытие самостоятельно, еще не подозревая, что это лишь этапы развития, каждый двадцатый самостоятельно доходит до принципа гравитации, теории атмосферного давления и многих других вещей, что некогда были открыты с величайшими усилиями гениальнейшими умами человечества.
        С той стороны раздался взрыв голосов, давно так не галдели, я поморщился, повернулся к Кириченко:
        - Позовешь, когда наберется, а я выгляну, кто там пальчик прищемил…
        - Погоняйте их, шеф, - сказал Кириченко усмешливо. - А то сразу танцевать на столе, как только кот за дверь.
        - Я не кот, я лев.
        - Истинно!
        Я выглянул, в главной наши окружили Урланиса, он бледный и с трясущимися губами верещит тонким заячьим голосом:
        - …и сразу же меня повело в сторону!.. Я ухватился за руль, а он, гад, как вмерз! Я взмок, ору, чтобы остановился, но никак не хочет, потом начал сдвигаться вправо, еще и еще, наконец влез на обочину и там заглох!.. Меня еще минут пять трясло, пока собрался с силами и позвонил в ремонтную…
        - И что сказали? - спросил Вертиков участливо.
        Урланис ответил зло:
        - Чтоб не волновался, сигнал о неисправности получен, машина спецпомощи уже выслана! Я не успел спросить, что за спецпомощь, катафалк или пока только реамоторка, связи уже не стало. Правда, прибыли быстро, тут же заменили какой-то блок, сказали, что можно ехать… Не поверите, меня до сих пор трясет!
        - Поверим, - ответил Люцифер с лицемерным сочувствием. - Мы же видим…
        - И запах чувствуем, - добавил Корнилов.
        - И лужа вон на полу, - сказал Люцифер.
        Урланис пугливо посмотрел на пол, окрысился, увидел меня, сказал виновато и одновременно гордо:
        - Шеф, у меня была авария! Чуть не погиб!
        Я буркнул:
        - Там сразу срабатывает предохранитель, машина благополучно припарковывается к обочине и сама вызывает ремонтников. Так что за руль садиться не боись, а то знаю случаи…
        Он сказал уже бодрее, но с патетическим недоумением:
        - Да я уже ничего, теперь другое не пойму… Ну вот откинул бы я копыта… что случилось бы с миром? А должно бы случиться! Исчез бы?.. Должен исчезнуть, раз меня нет… Но почему-то мерещится вариант, что продолжу смотреть на него глазами других людей! Я как бы перейду в чье-то тело… Нет, я уже в нем, я говорю и про другое тело, только у нас нет связи, а тот «я» не подозревает, что этот «я» тоже он.
        Люцифер посмотрел на него с подозрением:
        - Ты хочешь сказать, что ты и во мне?
        - Точно, - сказал Урланис. - Только ни ты, ни я этого пока не чувствуем!
        Люцифер поспешно отъехал от него вместе с креслом:
        - Ну, знаешь… нет во мне тебя, нет! Я - хороший.
        - Есть, - сказал Урланис с убеждением. - Все люди на свете - я один. Только в разных телах. А связь прервана… что и понятно.
        - Что тебе понятно?
        - А то, что если молотком по пальцу попадет один, то должны бы чувствовать все? Что за кошмар был бы? Ежесекундно кто-то бьет молотком… и не только по пальцам, кто-то влетает под машину, тонет, мрет в жутких конвульсиях от рака… Такой «Я» давно бы свихнулся, потому прервать связи между мелкими «я» было очень разумно.
        - Ага, - сказал Люцифер саркастически, - тогда какая разница, будешь смотреть из чужого тела ты или не ты, если этого тебя уже не будет? А там, дорогой, совсем другой человек. Так что не примазывайся к нам.
        - Без сопливых обойдемся, - подтвердил и Корнилов с достоинством. Он посмотрел на меня: - Шеф, обойдемся без Урланиса?
        Я буркнул:
        - Я без многих из вас обошелся бы, да разве Сверхорганизм нас спросит?
        Из темной комнатки выглянул Кириченко.
        - Шеф, - крикнул он, - пожалте купаться! Рабынь позвать? Спинку потереть?
        Урланис пошел за мной к двери следом, с жаром доказывая, что, вообще-то, умереть он не должен, это невозможно, немыслимо, так не случится никогда и ни за что.
        - Почему? - спросил я вяло.
        - Потому что весь мир держится на мне, - объяснил он серьезно. - Все существует только потому, что существую я. Как могу себе позволить исчезнуть, если со мной рухнет и весь мир?.. Более того, этого просто не может допустить Тот или То, кто все это устроил, чтобы вот так рухнула вселенная…
        Кириченко крякнул, посмотрел на меня с вопросом в серьезных вдумчивых глазах.
        - Как думаешь, шеф, он рехнулся или заново открыл по своей дикости солипсизм?
        - Гений, - сказал Люцифер с уважением. - Правда, вслед за аббатом Беркли солипсизм заново открывает каждый подросток, но, возможно, у Урланиса детство затянулось?
        - Значит, - предположил Корнилов, - у него впереди еще пубертатный период?
        - Да, и ломка мировоззрений, вызванная пробуждением новых гормонов.
        - Гм… но он вроде бы женат…
        Люцифер отмахнулся:
        - В акте копуляции не обязательно быть активной стороной.
        Урланис сказал обиженно:
        - Ну вот, дикие и невежественные всегда все сводят к плоским шуточкам. А понять всю грандиозность моей мысли не дано духовным пигментам.
        - Пигмеям, - поправил Люцифер.
        - А это не одно и то же? Ладно, пигмеям.
        - Не дано, - согласился Люцифер.
        - Не дано, - подтвердил Корнилов.
        Я перешагнул порог и молча закрыл за собой дверь, отрезав себя и Кириченко от внешнего мира. Мы все напряженно работаем над одной темой, но попытки установить связь со Сверхсуществом предпринимаю только я, так как именно у меня выявилась самая-самая восприимчивость и чувствительность, чего я сам никогда бы о себе не подумал. Хотя идею о Сверхорганизме я выдвинул, думаю, с его подсказки.
        Кириченко предупредительно поддержал меня за локоть, когда я опускался в ванну. Теплая вода приняла меня привычно ласково, я погрузился по самые брови и почти сразу ощутил себя словно в материнской утробе, где надежно, защищено, где о тебе заботятся…
        - Шеф? - спросил он.
        Голос донесся как бы издалека, хотя сидит рядом с ванной на табуреточке и косит одним взглядом на монитор.
        - Хорошо, - прошептал я, - уже началось…
        - Так быстро?
        - Да…
        - Прекрасно, - сказал он с облегчением. - Значит, первичное вхождение оставило какие-то следы. А в этом случае будет проще и проще…
        Голос его истончался, звучал как будто из другого измерения, я еще услышал и распознал слова:
        - Мне выйти?
        - Уже неважно, - прошептал я. - Не мешаешь…
        Глава 6
        Странное иррациональное чувство, которое испытывал только в раннем детстве, когда вспоминал то состояние, когда плавал в околоплодных водах, медленно и неслышно входило в меня, я снова оказался в мире, где нет пространства и времени, сладкое ощущение потерялось по мере взросления, но я помнил, что оно было, и даже понял, что именно вспоминалось.
        Вообще-то, я уверен, что открыл третью нервную систему. У людей две, как помним из школьного курса, а эта третья связывает всех нас в единый организм. Обнаружить удается только во сне, когда ее действие проявляется особенно четко. Сперва я действовал по наитию, никаких доказательств, но с помощью Кириченко уже удается выделять из общего хаоса сигналы, которые нервная система отправляет куда-то, а затем получает ответ, содержащий… что-то содержащий.
        Из-за невероятного объема хаотичной информации никогда бы не удалось разобраться, если бы благодаря грантам не удавалось пару раз воспользоваться вычислительными мощностями суперкомпьютеров ведущих держав мира. Но даже их мощи едва-едва хватило на то, чтобы понять: если удастся доказать то, что пока видим только мы, то это будет самым невероятным масштабным открытием за последние тысячу лет, все последствия которого даже трудно наметить пунктиром.
        Я буквально вижу будущее, когда новостные полосы запестрят заголовками типа того, что человека, вообще-то, нет, есть один Сверхчеловек, или точнее - бессмертный сверхорганизм, а мы все - просто клетки в нем, хотя и он не бессмертный, но срок его жизни несравним с жизнью отдельных клеток…
        Но вот теперь в самом деле непонятно, умираем ли мы, когда умираем?.. Ведь вся наша жизнь записывается в общий организм! Но можно ли это считать жизнью, если твое «я» исчезает, растворяясь в миллиардах таких же, как и ты?..
        Если у нас все получится, а шансы есть, то будет создана новая наука, что рассматривает человечество, как единый организм, типа муравейника. С общим разумом, что пока непостижим нам, простым муравьишкам.
        Возможно, это и есть то, что называется Богом.
        А прогресс, цивилизация, культура - просто рост и взросление Сверхорганизма. И эти наши мучительные ломки на пути к открытости и безлживости - понятные и естественные шажки к сингулярности, где все станет явным.
        Еще до сингулярности станем открытыми друг другу полностью, без этого не войти в новый мир… вернее, сами не пустим туда закрытых. И тогда, как наивно считаем, создадим и соединимся в единую информационную цепь, хотя на самом деле продублируем ее и на другом уровне, уже рассудочном, а не темноматерийном.
        Я плавал в темном теплом пространстве, даже видел некий свет, словно бы проникающий сквозь стенку живота матери, наслаждался счастливым бездумным существованием, и вдруг острая мысль пронзила такой болью, что охнул и едва не ухватился за сердце. Еще не уловил глубины и важности, но уже рухнул в бездну полной безнадеги, трагичности и боли. Перед внутренним взором сперва всплыл Древний Рим, родись я в то время, обсуждал бы с глубокомысленным видом положение вольноотпущенников, выступление сенаторов насчет войны с Ганнибалом, не имел бы представления о других странах, помимо Римской империи, знал бы мизер, но был бы уверен, что знаю очень много…
        Затем та же мысль перебросила на тысячи лет вперед, я не могу даже вообразить далекое будущее, но чувствую, что с этим моим мозгом и моим развитием мог бы обсуждать многомерность пространства в новых вселенных, внимать выступлениям сенаторов насчет создания искусственных червоточин в антимирах, знал бы тысячи вселенных, микро- и мегамиры, иные измерения, все успевал бы и во всем разбирался бы… но живу сейчас и здесь, намертво всаженный в это тело, которое никак не покинуть. Более того, если это непрочное тело почему-то умрет, а причин могут быть тысячи, то умру и я, а это так несправедливо…
        Почему я должен погибать всего лишь из-за того, что порвался мой костюм?
        Как вселенский глас, зазвучал страшный могучий голос, меня грубо сжали за плечи, наконец я разобрал слова:
        - Шеф, очнись!.. Шеф, выходи оттуда!.. У меня аппаратура с ума сходит!..
        Захлюпала вода, Кириченко приподнял меня и усадил, уперев спиной о стенку ванны, передо мной то возникали, то пропадали его блестящие жгучим любопытством и тревогой глаза.
        - Шеф!
        - Я здесь, - прохрипел я.
        - Что было? - потребовал он.
        - Связь, - прошептал я. - На этот раз уже без дураков. Дай что-нить седативное…
        Он моментально прижал нечто к моей руке, кожа на миг похолодела, но препарат тут же погнало в кровь, я ощутил, как страх и безнадежность начали разжимать железные пальцы на скукоженном в страхе сердце.
        Через пару минут я вылез, Кириченко оттер меня полотенцем, но все поглядывал на экран, где цветные кривые продолжают бешеную пляску.
        - Шеф, - спросил он с тревогой, - с тобой все в порядке?
        - Уже да.
        - Гм, - сказал он, - а что ж мой менометр никак не успокоится.
        - Сломался, - предположил я.
        Он посмотрел странно, но смолчал, только зачем-то придержал за плечи и все так же серьезно всматривался в мое лицо, видимо, все еще бледное и страдальческое. А я все еще чувствовал себя в другом мире, где общался, даже что-то советовал кому-то, потому что был там, обсуждал положение женщин в Римской империи, порицал выступление императора Тита, гоготал над результатами боев гладиаторов, никто не ожидал, что победит Маркус, все ставили на Демеуса, не подстроено ли… а, ладно, пойдем к патрицию Кентуллу, у него намечается классная оргия, а кроме патрицианок будут еще и рабыни для утех… и зря шеф нагружает нас работой, все равно туфту гоним, чьи-то деньги отмываем… Как думаешь, эти таблетки в самом деле помогают худеть или очередная лажа?..
        Я вздрогнул, зябко повел плечами.
        - Извини, - услышал я свой хриплый голос, - на этот раз мы влезли так глубоко, что даже сам боюсь поверить…
        - Шеф, да что было?
        - Если расскажу, - сказал я сумрачно, - шизофреником назовут. Нет уж, давай получим хоть что-то, годное для доказательства. А то будем как бабкованги, что рассказывают, кем ты был в прошлой жизни. Конечно же, Александром Македонским…
        Он спросил живо:
        - Удалось увидеть что-то из прошлого?
        - Никаких комментариев, - отрезал я. - Хочешь, чтобы из меня сделали клоуна? Пока не получим факты, молчим.
        - Даже спонсорам?
        Я ответил после минутного колебания:
        - Надеюсь, мы получим что-то более весомое раньше, чем они спросят, куда угрохали деньги.
        Он повернулся к монитору, а я все еще пытался пересилить черную тоску, что вот я, такой замечательный, умный и красивый, топчусь хрен знает в чем, а мог бы водить корабли по галактике, прыгать по измерениям или находиться одновременно в разных частях вселенной, занимаясь хрономультикреванием, а то и вовсе пытаясь решить мрачную тайну бытия.
        Чувствую, мог бы! У меня достаточный потенциал, но живу в этом гребаном времени, где даже к Сириусу не слетать… да что там к Сириусу, еще до Марса нормальную дорогу не проложили!
        Он поддерживал меня под локоть, когда я вышел в главную комнату, уставленную столами и аппаратурой.
        Я сказал громко:
        - Всем привет, можете не вставать, спасибо. Я сегодня демократ с утра, а там посмотрим.
        Улыбнулся только Вертиков, остальные даже не оторвались от работы, чтобы поприветствовать шефа и спросить, как прошел опыт. Корнилов вперил грозный взгляд в окуляры микроскопа, Урланис наблюдает, как взбалтывается красная жидкость, похожая на кровь, в длинной пробирке с утолщением на конце, а Люцифер в стремительном темпе, задавая его взглядом и шевелением растопыренных пальцев, перебирает на экране снимки срезов ткани.
        Корнилов вздрогнул, оторвался от микроскопа.
        - Ребята, - сказал он потрясенным шепотом, - там же пиццу доставили!.. А мы забыли…
        Через минуту в большой прихожей, где на столе пакет с заказанной пиццой, жадно заработали ножи и вилки, раздался бодрый чавк и напористый голос Корнилова.
        - Телепортация, - вещал он с апломбом, за который я его ненавижу, хотя чаще всего высказывает дельные, хотя и всегда неожиданные мысли, - это мечта тупоголовых идиотов, что сейчас все еще по старинке ездят в египты или парижи, чтобы там увидеть какие-то руины или памятники. Я, к примеру, все могу посмотреть, не вставая из кресла…
        Я взял кусок, еще горячий, начал есть стоя, хотя мне придвинули стул, но я показал знаками, что некогда-некогда, сейчас ухожу.
        Урланис возразил:
        - Ну, ты загнул!.. А пощупать, вдохнуть аромат тех вещей?.. Твое телевидение не дает этих очучений!
        Корнилов помотал головой:
        - Сейчас не дает. Завтра даст. Но уже сейчас, когда все можно посмотреть в цвете и даже в стерео, умные люди не ездят так далеко. Другое дело, когда не было даже фотографий, а только дикие слухи, разжигающие любопытство.
        Урланис сказал упрямо:
        - Но, согласись, число туристов со времен Марко Поло не уменьшается, а увеличивается!
        - И абсолютно совпадает с ростом количества дураков, - фыркнул Корнилов. - Да ты сам подумай, применять такое достижение научной и технической мысли для того, чтобы полмиллиарда дураков могли прыгать, как блохи, по планете? Да они же обрушат экономику любой страны - подчеркиваю, любой! - если разом прибудут на какой-нибудь фестиваль любителей пива или благотворительный показ Аней Межелайтис интимного пирсинга!..
        Вертиков слушал-слушал, сказал осторожно:
        - Знаете ли, гораздо лучше смотреть на эти редкости… или Аню Межелайтис глазами человека, который с вами в нуль-контакте. Тогда и запах, и тактильные ощущения, и полный эффект присутствия.
        - Не эффект, - педантично поправил Корнилов, - а само присутствие. Только большинству не светит. Дураки легко заводят друзей в пивнушке и на трибунах стадионов, но крайне неохотно позволяют «копаться в их собственных мозгах». А на нуль-контакт из них вообще никто не идет. Вся их жизнь наполнена страхами перед злобной наукой, пестицидами и БАДами, верой в гороскопы, приметы и предсказания Ванги.
        Я взял еще кусок, опередив деликатничающего Вертикова, и отправился в свой кабинет. Остальные то ли уже поели, то ли им еще принесут, но, скорее всего, просто забыли про еду.
        Едва переступил порог, дисплей на моем столе засветился, на экране появились последние новости из мира хай-тека. В нашем отделе все мы их смотрим в первую очередь, затем - науку, а экономику и политику практически никогда, про спортивные новости или мир моды в нашем кругу говорить вообще дурной тон.
        Все эти футболы и какая звезда с кем спит - жвачка для биоконов, а мы, дескать, продвинутые, устремленные в сингулярность. И хотя сами посмеиваемся, мы над всем посмеиваемся, но что верно, то верно, мы - будущее, они - тупое прошлое, хотя живем в одну эпоху и на одной площади.
        Шеф я, правда, только в нашем отделе из пяти человек. Когда-то мне удалось доказать двухпотоковый обмен информацией сперва между амебами, а потом и между клетками существ повыше организацией, я защитил докторскую, чуть ли не самый молодой доктор в мире, это дало возможность вести самостоятельные исследования, периодически отчитываясь о результатах.
        Докторскую я заработал на изучении клеточного слизневика. Этот одноклеточный организм, по сути - амеба, когда голодает, посылает всем подобным себе сигнал: «Сползайтесь, создадим Суперорганизм!», а когда сползутся, образуется мигрирующий слизневик с плодовым телом, способным создавать споры.
        Я предположил, а затем сумел доказать, что эта связь между клетками остается даже у более развитых организмов, например, муравьи поглаживают и постукивают друг друга усиками, лапками, передавая информацию, а еще сообщают нечто феромонами плюс вытанцовывают, передавая нечто важное жестами. Это уже давно изучено, а вот то, что клетки так и не потеряли свою способность все так же обмениваться информацией с клетками, что входят в состав другого Суперорганизма, никто не обращал внимания.
        Вернее, не замечал. Причин две: первая - недостаточно чуткое оборудование, второе, главное, ну кому интересны такие рудименты, когда весь обмен информацией, как принято считать, идет через жесты, а у людей и вовсе через речь?
        Для того чтобы выдвинуть гениальную идею, нужно быть немножко сумасшедшим и очень толстокожим, не страшиться насмешек. Даже не простого люда, а как бы коллег, да еще более высокого ранга: академиков, членкоров, лауреатов высших премий. Но мы-то, кто варится в этой каше, знаем, что абсолютное большинство этих академиков - это те же простые, даже простейшие люди, что путем лизания задниц и связей сумели пролезть ползком на те вершины, где и наслаждаются властью, сами собой ничего не представляя.
        А раз знаем, то мы, молодые и дерзкие, будем ломиться вперед и вперед, ломая все препятствия и пробивая стены!
        Кириченко как накаркал, через два дня прибыл мистер Педерсен из фонда Клинтона, вежливо сообщил, что наш прежний куратор повышен в должности, а он теперь принимает его дела, так вот не могли бы мы ввести его в курс дела, чем именно занимаемся, все-таки их фонд стимулирует научные изыскания во всех странах мира, но не выбрасывает деньги на ветер, строгая отчетность очень важна…
        Я провел его в свой кабинет, вежливо придвинул кресло к большому дисплею.
        - Садитесь, мистер Педерсен. Сейчас все расходы предъявим. У нас записано абсолютно все!.. А проверить платежи легко, мы все проводили через банк…
        Он сел, светски улыбнулся:
        - Пока в такой проверке необходимости нет. Острой необходимости. Если появится, то да, конечно… Но мне, человеку новому, важнее понять, какая группа чем занимается.
        Я вздохнул, развел руками:
        - Как бы вам объяснить…
        - …попроще, - закончил он и улыбнулся. - Да, обычно это трудная задача. Но вы не математикой занимаетесь, а вроде бы биологией, такое, думаю, в общих чертах объяснить можно. Даже такому недоумку, как я, который только ездит и проверят.
        - Что вы, - сказал я поспешно, - что вы! Я объясню все просто и понятно, буквально на пальцах. Готовы?
        - Я весь внимание, - ответил он.
        - Существуют гомотипичные биосоциальные системы, - сказал, - это бактериальные колонии, семьи муравьев, стаи рыб, школа китов, прайд львов, группа обезьян, человечество…
        Он переспросил:
        - И человечество?
        - Ого, - сказал я с одобрением, - значит, еще нить не потеряли? Есть еще клеточные коллективы, где клетки имеют свободу перемещения в тканях животного организма. Например, иммуноциты высших организмов, человека. Вот тот лохматый, видите у стола перед окном, он рассматривает сложную гамму перехода солитарного образа жизни к субсоциальному. Это, как вы наверняка знаете, начинается с момента, когда происходят временные объединения. Например, при миграции. Называется это состояние пресоциальным, то есть совместная жизнь. Как я вижу, вы все поняли? Вон тот сотрудник, что установил сразу три экрана, занят изучением эусоциального образа жизни - это такая перманентная структура, что напоминает целостный живой организм. Так все муравьи действуют, как единое целое, а человеческая толпа может вся переходить в состояния ярости, ликования, страха… Вот тот, в белой рубашке, занимается кинэстетической модальностью, это когда на большом расстоянии создается впечатление непосредственного физического контакта.
        Лицо его было напряженным, но еще не настолько несчастным, чтобы я перестал объяснять нашу работу, наоборот, я сказал с подъемом:
        - Кстати, я тоже начинал исследование с эусоциального образа жизни, из-за чего академики на меня поглядывали косо, одно дело примерять это к муравьям, другое - к людям.
        Он чуть оживился, кивнул:
        - Да-да, я на это обратил внимание в вашем досье.
        - Спасибо, - сказал я. - Однако в конце концов я сужал поле поиска, пока не забрезжил тот лучик во тьме, высветивший тончайшие нити, что и связывают людей воедино, хотя они об этом и не догадываются.
        Он сказал еще живее:
        - Вот с этого момента поподробнее.
        - Влезая все глубже, - сказал я, - удалось увидеть, что люди, вообще-то, связаны друг с другом намного больше, чем муравьи. А информация между нами передается еще и бессознательно. Нет, не мимика, не язык непроизвольных жестов и подергивания губ или конечностей, а нечто намного более мощное, глубокое…
        - Так-так, - сказал он без необходимости, но только для того, чтобы показать мне - слушает, весь внимание, - это я читал в резюме.
        - Успех начал приходить, - продолжил я значительно и посмотрел ему в глаза, - когда ваш благословенный фонд выделил мне грант на исследования. В первые же месяцы удалось установить, что наиболее мощная передача неизвестной информации между людьми идет, когда те спят.
        - У всех или только избранных?
        - Хороший вопрос, - сказал я одобрительно, хотя вопрос, вообще-то, дурацкий, но так принято говорить, если хочешь польстить тому, от кого зависишь, например, депутаты и прочие подлизы так всегда говорят тем, кто у них берет интервью: - Мы еще не знаем, что на самом деле происходит во сне. Но выяснили уже, что за это время каждый спящий буквально превращается в своеобразный радиопередатчик. Только вот уходит ли информация только к ближайшим людям или куда-то еще, пока выяснить не удается.
        Он смотрел настороженно, лицо словно застыло, так держатся, когда стараются не выдать чувства.
        - Вы замахнулись… слишком.
        - Да, - ответил я, - но мы постепенно продвигаемся. И пока тупика не видим. Совсем напротив…
        - Совсем напротив, - повторил он все так же скованно, - надеюсь, у вас все получится, но… не скоро.
        Я удивился:
        - Почему?
        Он посмотрел на меня прямо:
        - А вы представляете, что будет?.. Конечно, вы настоящие ученые, у меня глаз наметан. Вам важно, чтобы получилось, так ведь?.. Хорошо, мистер Грег. Деньги вы расходуете только на свои эксперименты, это мы уже проверили. Я хотел лишь убедиться, кто их ведет.
        - Сумасшедшие или нормальные?
        - Да, - ответил он.
        - И как?
        - Нормальные, - ответил он, - но с сумасшедшинкой. Как раз у таких, судя по имеющейся у нас статистике, и получаются всякие страсти. Но я представлю наверх положительный отзыв, мистер Грег.
        - Ой, спасибо…
        Он светски улыбнулся, поднялся:
        - У меня от себя вопрос…
        - Да, - ответил я настороженно, - пожалуйста.
        - А что насчет прожитых жизней? - спросил он. - Как насчет того, был ли человек в прежних жизнях Александром Македонским или его конюхом?
        Я поежился, помялся, как бы ответить и не обидеть, многие все-таки верят в эту хрень, а с ними разговаривать бесполезно, вера не признает доводов рассудка, а научные факты отшвыривает с презрением.
        - Вы сказали очень хорошо, - заговорил я. - Сразу видно, что действительно все поняли, а не только сделали вид. И глубоко все поняли.
        Он польщенно улыбнулся:
        - Такая работа.
        - Тем более, - сказал я с подчеркнутым уважением. - Теперь понятно, почему послали именно вас, у всех у нас разные направления, а с ходу вот так, как делаете вы, понять невероятно сложно… Так вот, о феномене «прожитых жизней». Конечно же, никто никогда не жил раньше и душа не переселяется из тела в тело, как твердят наивные и жулики. Абсолютно невозможно «вспомнить, кем был раньше», потому что никем не был, разве что сперматозоидом, и потому не можешь «вспомнить».
        Он поинтересовался:
        - Тогда почему же…
        - Именно эта смутная связь, - сказал я, - темная и таинственная, о которой люди даже не догадываются, дает о себе знать таким образом. Человечек на основании чего-то смутного, непонятного, но такого манящего и тревожащего, начинает строить предположения, что перерастают в уверенность, и вот уже создаются целые учения о реинкарнациях!
        В его глазах появилось выражение разочарования.
        - Да? А знаете, жаль. Было бы интереснее.
        - Будет интереснее намного, - заверил я. - Как только начнем получать по темным каналам больше данных, эта вот ерунда о переселении душ покажется детским лепетом!
        Я провел его до лифта, он пожал руку перед открытыми дверями и сказал уже теплее:
        - Буду ждать результатов очень заинтересованно.
        Глава 7
        Двери лифта захлопнулись, я подпрыгнул, с плеч свалилась гора, сердце стучит часто, в мозгу тысячи горячечных и бредовых идей, так объяснял контролеру живо, что даже сейчас внутри все сжимается от некого мистического страха, словно заглянул в вечность… или в глубины соседней вселенной.
        Все люди соединены в единого человека, некое существо, понять которое невозможно. Но если когда-то связь была всех со всеми, то постепенно выжили и получили преимущества либо самые нечувствительные, либо те, кто умел подавить чтение чужих мыслей и чувств.
        В мире, где пещерные медведи хватают и пожирают твоих сородичей, где саблезубые тигры, где множество хищников подстерегают на земле, в воде и даже нападают с воздуха - чувствовать боль и отчаяние других существ - это невыносимая мука, которую нужно убрать любой ценой.
        И убрали, то есть выжили и продолжили род только малочувствительные, а потом и эта малочувствительность превратилась вовсе в нечувствительность. И только у редчайших единиц иногда проявляется смутное чувство родства со всеми людьми на свете, но возмужавший разум тут же высмеивает эту идею, основанную всего лишь на ощущениях, и требует, чтобы верили только ему, единственному.
        Все правильно, разум спасает своего хозяина. Ощутить то, что чувствуют все - это мгновенно сгореть от общечеловеческой боли и страданий.
        Единственный путь - начинать снова восстанавливать связи медленно и очень осторожно. Сперва с теми, кому доверяешь. Кого не просто знаешь, а знаешь хорошо. Очень хорошо. Скажем, при помощи чипов мысленной связи, что вот-вот выйдут из лабораторий и переползут в производство.
        Я вернулся в лабораторию, там посреди комнаты стоит злой, как черт, Урланис и, размахивая руками, клянет во всю эти дурацкие правила, его оштрафовали семь раз по дороге, пока ехал на работу, и за что? За неумелое вождение автомобиля!
        - Да я, - орал он, - за рулем уже двадцать три года! Я принимал участие в престижной гонке через пустыню Сахару!
        Корнилов поморщился, фыркнул:
        - А чего тебе приспичило самому сесть за руль? Решил повыпендриваться?
        - Он хотел сказать, - подсказал Вертиков вежливо, - что робот дура, человек - молодец.
        Люцифер назидательно произнес:
        - Москва тебе не пустыня, бедуин. Автоматика ведет на скорости в сто сорок километров даже по городу, машины прут одна от другой в двух-трех миллиметрах. А ты - вручную!.. Еще бы на верблюде поехал.
        - Сам ты… - огрызнулся Урланис. - Нельзя давать машинам все делать за нас! Совсем оборзеем. Я не оборзею, я умный, а вот вы - точно.
        Корнилов сказал весело:
        - Кто бы мог подумать, антисайонтист в нашем офисе! Бей гада…
        - Он просто в Книгу рекордов Гиннесса хочет попасть, - сказал Вертиков ехидно. - Зря старается. В Зимбабве еще лет десять будут за рулем человеки.
        Урланис бешено огрызался, снова эти тупые не понимают его вызвышенных чуйств, наконец повернулся ко мне:
        - Шеф, а вы что скажете?
        Я сказал недовольно:
        - Вам что, больше говорить не о чем?
        Он оглянулся на остальных, снова взглянул на меня.
        - Да есть, только боимся и вышептать… Это был кто-то из проверяющих?
        - Да.
        - И… как?
        - Пока прокатило, - ответил я, но сразу же пригасил взрыв ликования холодным душем, - но если не будет результатов, хрен вам, а не финансирование. Так что за работу, негры!
        Они разбежались по своим местам, втягивая головы в плечи и всячески подчеркивая, что вот в жестоком рабстве у тирана, но я видел, что подбодрились. Над большинством разработчиков висит этот дамоклов меч, если только они не в госучреждениях.
        Очень удобная это вещь, синхронные переводчики. Крохотная капсула, мгновенно переводит твою речь на тот язык, на каком говорит собеседник. Учить иностранные языки не нужно, однако странное дело: всякий такой пользователь рано или поздно овладевал устной речью на иностранном, слушая себя же на нем, сперва просто узнавая эти слова, а потом и приучаясь произносить, опережая переводчик.
        Я владею только английским, да и то не свободно, то есть читаю книги и смотрю фильмы, но общаться быстро и без пауз на обдумывание не могу, потому на шее вместо кулончика этот транслятор, замаскированный под амулет со знаком Зодиака.
        Сейчас связался с немцем Кронгелем, что живет на Ямайке и работает над проблемами коммуникаций термитов, предложил поработать с нами. Он выслушал, загорелся идеей и возможностью, сейчас и научных работников столько же, как и дизайнеров, я объяснил его новые задачи, таким образом наш крохотный коллектив увеличился на одну единицу, причем стал, так сказать, международным, что значит - разбегайтесь, мелочь!
        Я вышел из кабинетика, довольный и гордый, сейчас всех ошарашу, могут задирать носы, растем, крупнеем, но никто не смотрит в мою сторону, все возле стола Кириченко, а он тычет пальцем в экран, ржет, остальные подхихикивают.
        - Все-таки приятно, - услышал я довольный голос нашего мультимиллионера, - что приходит конец анонимному дебилизму в инете! Сейчас, когда постинг любого анонима легко проследить через все аноминайзеры и прокси, станет меньше всех этих… обгаживающих всех и вся просто так, потому что им восхотелось сделать людям гадость.
        - И еще одно окошко закроется для конкурентов, - добавил Люцифер.
        Но Вертиков покачал головой:
        - Наивные… Сейчас, когда в мире уже нет дебилов и даже нет идиотов, а только люди с нестандартным мышлением… ну, как раньше именовали гениев, то они будут то же самое творить и под своими именами.
        Урланис услышал, крикнул со своего места:
        - А как насчет законопроекта, чтоб в любой ник автоматически проставлялось настоящее имя?
        Кириченко сказал с жалостью:
        - Отклонили еще на стадии обсуждения. Мол, нарушает конституционные права личности. Если кто-то хочет срать анонимно, пусть срет анонимно. Конечно, кто хочет, тот теперь в два клика отыщет настоящее имя, адрес, телефон и все данные на этого героя, но для остальных пусть, дескать, остается под ником.
        Корнилов сказал хмуро:
        - Половинчатое решение. Но уже лучше, чем ничего. Срать в инете уже стали меньше, как только запустили эту прогу. Но я бы не только автоматически подставлял настоящие имена, но и отсылал такие постинги руководству на службе: вот смотрите, что и как ваш сотрудник ведет себя в инете!
        Урланис тяжело вздохнул:
        - Эх вы, пуритане… Скоро и сами будете с тоской вспоминать вольные годы инета, когда можно было заходить в Сеть, сидя голым перед дисплеем… Уже сегодня приходится одеваться, а завтра и галстук начнете повязывать.
        Я слушал внимательно, значит, все-таки закончили создание поисковой системы «Немезида», идет тестирование. Жаркие споры и даже запросы в парламенты продолжаются, но все созданное рано или поздно запускается в производство: теперь не только правительство или спецслужбы, но и каждый пользователь может отслеживать в инете сообщения любого постящего.
        Все оставляет свой след, и даже все под никами или даже через прокси могут быть индифицированы, чего не могли предположить энтузиасты первых лет инета. То и дело появляются жесткие разоблачения, как такой-то политик под разными никами порочил своих оппонентов, придумывая и запуская о них сплетни, как позорно ведут себя деятели шоу-бизнеса, полагая, что их имена никогда не раскроются…
        Про писателей и говорить не приходится, многие на работу над романом выделяют час-два в день, зато по пять-семь часов шарят по инету, на всех форумах оставляя оскорбительные отзывы о книгах своих конкурентов. У них даже не десятки ников, а сотни, множество емэйлов, все это хранят в специальных файлах, чтобы не перепутать, от какого имени кого поливать… Понятно, что вся творческая энергия таких уходила в ругань, а книги таких выходят редко, да и то серые, весь накал выплеснут в крики и оскорбление коллег, которые просто пишут и в такой «творческой жизни» не участвуют.
        Уже весь инет сотрясает хохот, разоблачения идут за разоблачением, уже не ручейки, а лавины, и такие литературные вершины, обвешанные с головы до ног премиями и лауреатствами, оказываются злостными анонимщиками, изничтожающими соперников слухами и сплетнями! А что будет завтра, когда эта «Немезида» будет стоять на компе у каждого?
        Кириченко, самый рассудительный, сказал с недоумением:
        - О чем спор? Это было неизбежно. Сперва поставили телекамеры на перекрестках дорог, потом у входов в вокзалы, супермаркеты, наконец в домах… и что, инет останется неприкосновенным? Везде и во всем идем к открытости!
        Урланис пробормотал пугливо:
        - Не пошатнет ли это… слишком уж?.. Ну, глуповатый и бесталанный автор, чьи книги едва выползают со скрипом тиражом в тысячу экземпляров, как может не заявиться под ником на страницу автора успешного, тиражного, и не обосрать все-все?
        - Не пошатнет, - заверил Кириченко. - Сингомэйкерами все предусмотрено!
        - Что?
        - А уже снизили планку, - объяснил он. - Донекуда. Раньше стрелялись, смывая позор кровью, теперь только ухмыльнутся. Когда низость становится такой массовой, лучше ее легализовать…
        - Легализовать?
        - Ну, не совсем уж, но дешевле признать, что ничего страшного как бы не происходит. Подумаешь, жена трахается на службе с боссом и всеми коллегами! Подумаешь, с голыми сиськами вышла на улицу!.. Подумаешь, твоя дочь отсасывает у таксиста, чтобы довез бесплатно… Мы ведь стараемся создать бесконфликтное общество? Вот и создаем.
        Люцифер вставил ехидно:
        - Иначе пришлось бы перестрелять две трети населения.
        Урланис сказал горестно:
        - Да, планка упала ниже некуда… Какой позор, какой позор…
        Люцифер посмотрел, как дитя на скелет, покрутил пальцем у виска. Вертиков покачал головой с укором, Кириченко поинтересовался:
        - Упала? А может, просто стала иной?..
        - Это как?
        - Очень просто. Можно трахаться в офисе и срать в общем туалете, но нельзя прийти на службу небритым или с криво повязанным галстуком. А еще надо свято хранить корпоративные традиции.
        Корнилов сказал глубокомысленно:
        - Корпоративные традиции? Это как бы племенные?..
        - Родовые, - поправил Кириченко. - Хотя если корпорация крупная, а то и трансконтинентальная, то племенные, верно. Как бы свой народ, свой гимн, свои традиции. Хотя баб в офисе все дерут одинаково, но галстуки носят разных расцветок. Как выпускники универов - у каждого выпуска свой рисунок.
        Урланис умолк, больше не участвовал в фехтовании, лицо стало сильно озабоченным. Похоже, старается вспомнить, что писал под разными никами за прошлые годы, теперь все это неминуемо всплывет. И хотя он не один, это утешает, но все-таки зря он это делал, зря… Знать бы, что все выплывет… да кто мог знать тогда?
        Он у нас, как бы сказать, элитник, страстно страшится быть как все и постоянно придумывает себе какую-то хрень, чтобы отгородиться от этого простонародья. Но собственных заслуг или особых талантов не имеет, потому либо вот он единственный среди нас ценитель тонкого французского вина, даже несколько названий заучил, то не читает современную макулатуру, а только Бодлера, Шопенгауэра, Виньона и поэтов Серебряного века, то с гордостью рассказывает, как ездил на раскопки пирамиды Хрепокса и сам видел его останки, даже прослезился от чуйств.
        Рядом с ним Корнилов, современный Рахметов, бешено работает и постоянно учится, чтобы соответствовать идущему со временем, а еще откладывает деньги на будущие чипы, что можно будет вставлять в мозг, а уже с ним заработает на приобщение к бессмертию, это ж процедура будет сперва очень дорогая!
        За компом - Люцифер, это его ник на форумах и в чатах, он сейчас практически не живет, а готовится жить в сингулярности. Совершенно не тратит времени даже на баб, от чего не смог полностью отказаться даже Кириченко, а когда гормоны грозят выбрызнуться из ушей, просто выделяет на мастурбацию в ванной пару минут, после чего снова разум чист, никакие обезьяньи инстинкты не уводят в сторону.
        Кириченко как-то укорил, что не выполняет свою обязанность по программе деторождения, Россия вырождается, вымирает, Люцифер только рассмеялся и посоветовал заглянуть в последние новости науки, где полную автоматизацию производства обещают через пять-семь лет, а это значит, что населению делать будет нечего, хоть топи лишних, а если уж в самом деле захочется воспроизвести именно своего ребенка, то через те же пять-семь лет можно будет не только зачинать в пробирке, но и выращивать в колбе до любого возраста.
        Однако, как я понимаю, и все в отделе понимают, первый чип по расшариванию связей в мозгу поставит Вертиков. Милый, спокойный, предельно уравновешенный, даже не уравновешенный - это слово предполагает разные чаши весов с одинаковым грузом добра и зла, черного и белого или ума и чувств, но Вертиков вообще цельный и правильный, монолитный, у него нет колебаний и заскоков, всегда поступает верно, и вовсе не потому, что за нами смотрит строгий закон, а потому что таковы его убеждения. Даже не убеждения, а… скелет, жилы и мясо!
        - Эх, - сказал я с чувством, - люблю я вас, морды!
        На меня начали оглядываться, Люцифер опасливо отодвинулся.
        - Шеф съел что-то, - озабоченно предположил он. - Вон и глаза блестят, как у Наполеона или Цезаря.
        - Любит, - подчеркнул Корнилов. - А вдруг любит не в том смысле, как ты подумал, а… как Христос?
        Урланис пробормотал:
        - Да кто знает, как он любил все тридцать лет, пока не пришел к идее, что надо любить вообще всех? А наш шеф еще тот Христос, мало не покажется.
        Вертиков, наш любитель покушать, нервно поглядывал на часы, ладонь его то и дело похлопывала, как тюлень ластом, по заметно выпирающему животику.
        - А не пора ли нам, - провозгласил он, - перекусить? Время обеда-то идёть… а шеф молчит!
        Урланис повернулся ко мне:
        - Как, шеф?
        Я удивился:
        - Вы и это у меня будете спрашивать? Ну и дисциплинка у нас, это же как здорово. Я еще тот держиморда, оказывается.
        - Да уж держимордее поискать, - сказал Урланис подхалимски. - Унтер Пришибеев и рядом не стоял!
        Глава 8
        Мы гурьбой спустились на двенадцать этажей, там все пространство отдано под кафешки, бары, комнаты расслабления, отдыха, массажные кабинеты, солярии и прочую ерунду, хотя зал со спортивным оборудованием - хорошая идея, только вот многие выкладываются именно здесь, а не на работе.
        За соседним столом расположилась группа менеджеров, их отличишь по виду, повадкам и особой манере разговаривать, все слушают, а один с восторгом очень громко, чтоб слышали и за соседними столиками, рассказывал о поездке в Таиланд, расписывал, какие необычные изысканнейшие блюда там едал и даже едывал, какие непередаваемые ощущения, никогда таких превосходнейших блюд даже не встречал…
        Его слушали с интересом, кто-то откровенно завидовал, только наши насмешливо улыбались, а Урланис поморщился и, отвернувшись, сердито работал ножом и вилкой, расчленяя слишком тугой ломоть малокалорийного мяса.
        Кириченко спросил его тихонько:
        - Что, не впечатляет?
        - Хорошо рассказывает, - согласился Урланис. - Бедненький…
        - Почему? - удивился Кириченко. - Он же в суперлюксе жил, пил вина за тыщу баксов бутылка, жрал что-то совсем редкое…
        Урланис взглянул на него с интересом:
        - Тебе в самом деле кажется, что это важно?
        Кириченко подумал, сдвинул плечами:
        - Вообще-то, нет. Но тоже не отказался бы. Только времени нет.
        - И не отказывайся, - посоветовал Урланис. - Если привалит само, зачем отказываться? Но этот вот, по морде вижу, года три копил, урезал себя во всем ради этой поездки, чтобы все заснять, как шиковал, и еще десять лет хвастаться. И что?
        - А что? - спросил Кириченко. - Вон как счастлив.
        Урланис кивнул:
        - Только потому, что может молча кричать: «ага, я там был, а вы - нет!». А на самом деле, дорогой мой нестарый друг, он же лукавит, разве не видите?
        Кириченко оглянулся, спросил с сомнением:
        - В чем?
        Урланис вздохнул:
        - Мужчина со здоровой психикой и здравым складом ума в состоянии отличить плохую еду от хорошей, но нет на свете человека, опять же со здоровой психикой… а имею в виду мужчин, пусть дамы извинят… который сумел бы отличить хорошую еду от очень хорошей. Или очень хорошую от замечательной.
        Кириченко подумал, поморщил лоб, признался:
        - Вообще-то, и я отличу дрянной портвейн от марочного, но для меня что четыре звездочки на коньяке, что пять… Да и вино за тыщу баксов не отличу от стобаксового. Да, менеджер просто бахвалится, но это у них в крови…
        Урланис сказал тихо и с сочувствием:
        - А чем ему еще бахвалиться? Каждый человек хочет что-то значить. Вон наш шеф описал три новых вида трофаллаксиса, ты создал новый способ замеров маномира, Люцифер сумел доказать необходимость тертоида в гексагемме, я напичкал нашу контору чипами и сумел все заставить работать… а этот менеджер тоже хочет быть кем-то! Теперь он тот, кто ел что-то необыкновенное в Таиланде и пил вино за тыщу баксов!
        Я сожрал свой бифштекс быстро и с удовольствием, затем уже не спеша ел мелкие сочные пирожки и прихлебывал из большой кружки горячий крепкий кофе.
        Менеджеры точно так же расправились с горячим, им принесли десерт, едят неспешно, наслаждаются процессом, один привычно ругает правительство, остальные привычно соглашаются. Подошел еще один, подсел к их столу и тоже согласился.
        Один из соглашателей заявил, что не ругать надо, а пора уже вешать за неумелую работу. С ним тоже согласились.
        Молодцы, подумал я вяло. Ни один человек в мире, наверное, не похвалит свое правительство. Ну, разве что женщины, но когда говорят «человек», то все имеем в виду мужчин. Это и понятно, все мы подсознательно претендуем на что-то более… чем то, чем довольствуемся.
        Даже самый слабый, ленивый и глупый человек никогда не признается, что слаб, ленив и глуп, а на вопрос малолетнего сына, почему, мол, папа, ты не президент страны, отвечает с важным видом, что он-де честный, потому и нищенствует, а в правительстве одни воры, жулики и подлецы…
        Хорошее оправдание, по крайней мере - красивое. Потому все тупые и ленивые так любят рассуждать, какое правительство тупое, подлое и неумелое, все там только государственные деньги по карманам рассовывают да острова в океане покупают, а вот мы - замечательные, на дне вместе с бомжами только потому, что не подличаем. А пьем потому, что в России пить - признак гражданского мужества и честности.
        Никто в мире не признается вслух, что он - дурак, любой считает себя гением, которому только семенники мешают творить великие и добрые дела. Но вот Штраусу тоже мешали, так он изобрел вальсы и горя не знал.
        Кириченко чуть наклонился в мою сторону, глаза озабоченные.
        - Шеф, проблемы?
        Я покачал головой:
        - Никаких.
        - А то у тебя лицо…
        - Спасибо, - сказал я. - А у тебя что?.. Этот проверяющий больше понравился, чем не. Но таких мало. Сколько дураков сразу же начинают обвинять, будто я хочу с Великим Астралом общаться, а вот они уже каждый день, еще в астрологию уговаривают… Всяк считает, что век будущий должен быть абсолютным продолжением века нынешнего… Но если бы такими были только дворники, а то…
        Он сказал сочувствующе:
        - Да ладно, шеф. Все люди такие. И мы тоже.
        Тот спросил с интересом:
        - Какие?
        - Традиционные, что ли, - ответил за меня Корнилов с весьма неприятным выражением лица. - Помните, мы ржали у стенда, где выставили фотки и рисунки ученых и предсказателей девятнадцатого века, где они рисовали век двадцать первый?
        - Это вы ржали, - возразил Урланис с достоинством. - А я вот изумлялся, как точно предсказали передачу прямо в квартиры изображения спектаклей Императорского Александрийского Театра, как точно нарисовали будущие аэросани, по которым носятся по улицам Москвы… там только не учли, что Москва станет помноголюднее… а дирижабли на три тысячи персон?
        Кириченко сказал успокаивающе:
        - Да все верно, прогнозы были в основном потрясающе точными. Подумать только, на два века вперед заглядывали! Радио еще не было, а они уже применение телевидению нарисовали!.. Но, если я понимаю верно, наш уважаемый Корнилов имеет в виду совсем другую сторону предсказаний…
        - Какую? - спросил Вертиков.
        - Вспомните, - сказал Кириченко, - на всех тех картинах, изображающих будущие века, женщины прогуливаются в платьях до полу и с широкими зонтиками в руках, закрывающими их нежные лица от солнца, а мужчины все в темных сюртуках, в цилиндрах и с закрученными вверх усиками «а-ля кайзер Вильгельм». Корнилов хочет намекнуть, что в техническом отношении мы охотно принимаем любой прогресс, но яростно противимся любому социальному! И не верим, что изменится хоть что-то.
        Урланис засмеялся:
        - Моду встречают в штыки не только старики, им как бы положено, но даже малолетки! Как враждебно приняли саму идею имплантации, что началась с силиконовых грудей, гелиевых губ, уколов ботокса, липосакции, замены локтевых суставов… И все еще не угасает, а разгорается. Наши прадеды были готовы допустить в будущем любые технические чудовища, но только не безопасный секс и женские юбки выше лодыжки! В это поверить не смогли бы… да никто и не пытался такое предсказать.
        - Боялись, что побьют?
        - Скорее, другое. Футурологи - тоже люди. И выйти из неких рамок очень трудно. Потому если бы гениальный Юлий Цезарь вздумал предсказать наше время, он мог бы прозорливо угадать и развитие авиации, и телевидение, и даже Интернет, но социальное устройство оставил бы прежним с его рабством, гладиаторскими боями и величием Рима над дикими варварами.
        В лифте мощный кондишен, но когда вышли на свой этаж, Кириченко сразу же расстегнул рубашку до пояса, подумал и закатал рукава повыше.
        - А что, - спросил он в пространство, - в самом деле очищенный воздух так уж вреден?
        - Да брехня все это, - сказал Корнилов. - Наш Урл перестраховывается.
        Урланис сказал обидчиво:
        - Какая перестраховка? У кондишионистов впятеро больше астматиков, в восемь раз аллергиков, а еще из них никудышные игроки в покер!
        - Если в покер, - согласился Вертиков, - тогда да, это серьезно. Но все-таки жара тоже, знаете ли… У меня здесь плюс тридцать четыре!
        - По Кельвину или по Цельсию? - поинтересовался Кириченко.
        Вертиков сказал с достоинством:
        - По яндексу.
        - А-а-а, - сказал Кириченко, - а я вот только по гуглу узнаю. Привык, знаете ли, к старине.
        …В первый раз я не очень-то доискивался, почему мне кинули из Фонда Клинтона такой жирный кусок, поймал на лету, только зубы клацнули, и сразу же влез в работу так, что и ночевал в той снятой комнатушке, куда натаскал списанного в универе и потому проданного задешево оборудования.
        Но теперь, когда видно, что это не ошибка сотрудников экс-президента, я через некоторое время осторожненько поинтересовался, в каком направлении нам трудиться и проливать пот, чтобы результаты как можно больше соответствовали затраченным на нас средствам.
        Мне ответили, что мы работаем в целом в интересующей фонд области, а направление выбирать нам, они не ученые, а финансисты, распределяющие денежные потоки, что текут в их благотворительный фонд.
        Чтобы отпраздновать такой благоприятный для нас ответ, нанял еще двоих, на этот раз одного из Челябинска, другой обитает в Швеции, у обоих побывал телепутами, походил по дому и даже потыкал пластмассовым пальцем в клавиатуры старого типа, пока объяснял, что от них требуется.
        Человечество наконец-то уяснило, что нет более важной цели, чем достижение бессмертия уже не виду, это вроде бы решено нашими близкими предками, а отдельным существам этого вида.
        Основное соревнование развернулось в хай-теке между технарями, что обещают искусственное тело, и биологами, что уверяют о скорой возможности как замены изношенных органов, так и неких сверхмощных регенерирующих гормонов, поддерживающих тело вечно юным и здоровым.
        Мы же остались как бы в сторонке со своими малопонятными даже для нас исследованиями «темной материи человека», хотя правильнее назвать темной материей человечества, так как исследуем именно скрытые связи между людьми, объединяющие людей в некий Сверхорганизм, о чем люди сами не подозревают.
        Из-за моей гипотезы, которую я упорно называю теорией, о существовании Сверхорганизма, частями которого мы являемся, мы то и дело упрекали друг друга, что изобретаем новое имя для Бога, заменяя такие утратившие значения, как Господь, Создатель, Творец или Провидение, а также не утратившие, но затертые, как эволюция, естественный отбор…
        Кипели споры, все с пеной у рта отгавкивались, мы же молодые, а молодые бунтари Бога отвергают так же яростно, как любое давление, будь со стороны родителей, воспитателей, учителей, власти, морали или законов. Чтобы не попадать впросак, я велел хотя бы вчерне познакомиться с Библией в каком-нибудь детском пересказе, чтобы побыстрее: при отгавкивании хорошо бы хотя бы показывать знакомство с той хренью, в которой пока обвиняем друг друга, а потом нас будут обвинять другие… если, конечно, у нашей работы есть будущее.
        Для меня важнее то, что Сверхорганизм, называйся он Богом или природой, выпускает в мир множество существ с разным набором качеств. Нет, у всех есть базовое, но так же, как одни выше ростом, другие ниже, кто-то блондин, кто-то брюнет, так же точно одни более чувствительны к запахам, другие безошибочно ориентируются в пространстве, без компаса найдут дорогу, у кого-то музыкальный слух, у кого-то чувство ритма…
        Так и у меня повышенная чувствительность или способность, как ее ни назови, принимать сигналы по темным каналам. Принимают все, но я принимал лучше, больше и чаще, в конце концов это привело к тому, что начал смутно догадываться об их происхождении.
        Вообще-то, это и есть доказательство, что Существо - не Бог, он же любит всех одинаково, беленьких и черненьких, а тут получается, что я вот такой особенный…
        …но, с другой стороны, Господь вроде бы говорил где-то, что есть дураки, а есть праведники, так вот я могу считаться этим самым удостоенным.
        - Знаешь, - сказал я Кириченко перед дверью своего кабинета, - основное неприятие Бога именно из-за того, что человечку непонятны его мотивы. Вот такое самоуверенное чмо, не понимает даже мотивов родителей, а потом - жены или детей, а хочет в точности знать, почему Бог поступает так или эдак! А когда какой-нибудь самоуверенный юнец заявляет, что Бога нет, потому что существуй он, то поступил бы вот так или вот так, то я даже не знаю, смеяться или плакать над дураком!..
        Он буркнул:
        - Только поэтому?
        - Догадался? - спросил я. - Да еще и потому, что сам такой же. Всегда пытаюсь понять мотивы Бога. Но шансов у меня меньше, чем у отцовского Тузика, когда он наблюдает за мной и старается понять, чем же я так занят, что не хочу с ним грызть его косточку и бегать за мячиком.
        Люцифер услышал издали, проронил:
        - Все мы такие. Если Бог создавал нас, то он и создал такими… интересными.
        - И все равно противно, - сказал я сердито, - знать, что поступаешь как дурак. Боюсь, что и люди постарше так же думают, но помалкивают, подозревая, что сами не все еще на свете знают, и потому не хотят ставить себя в смешное положение, но дураки всегда уверены, что они все на свете знают! И потому абсолютно уверены, что Бог должен поступать, как вот поступали бы они, тупые морды.
        Он сказал с сочувствием:
        - Шеф, все-таки разделяйте Сверхсущество и… Бога. А то мы хрен знает куда скатимся. В секту какую-нибудь.
        Из моего окна видно, как по улице прошла разношерстная демонстрация весьма странных людей, мыслящих как-то непонятно, в руках огромные плакаты с протестами супротив сноса последнего исторического памятника в пределах центральной части Москвы.
        Крики настолько противные, что я закрыл створки, да еще и на шпингалет, чтоб еще тише, вдруг да поможет, за спиной появился Кириченко с чашкой кофе в руке и увесистым бутербродом в другой, посмотрел, сказал свысока:
        - Сколько же на свете идиотов…
        - Все еще, - согласился я.
        Кириченко поинтересовался:
        - Может быть, не знают? Все исторические памятники полностью реконструированы в три-дэ и экспонируются в музеях! Каждый может себе скачать полные варианты и установить в квартире, на даче или во дворе с любыми масштабами. Вообще вся Москва воссоздана по годам, начиная со времен боярина Кучки!
        От своего стола поднял голову Урланис, посмотрел в нашу сторону.
        - Вы о демонстрантах? Целую неделю в инете лаптями звонили о подготовке, сто тыщ обещали участников!
        - Человек сто наберется, - сказал Кириченко. - А вообще-то, дикари, а ты про три-дэ! Они компьютеры все еще считают происками дьявола. Слово «интернет» выговорить не могут…
        Люцифер хихикнул:
        - А если и выговаривают, то как ругательство. Ничего, пусть митингуют. Проще оставить их вымирать, чем переучивать. Нам нужен современный город, а не эти… боярские усадьбы, на хрен никому не нужные и никем не посещаемые. Меня, к примеру, куда больше устраивает, что на месте этой дурацкой боярской дури будет стоэтажный Центр Атомарных Технологий. И красившее в миллион раз, даже сравнивать глупо, и польза.
        - И на работу, - добавил Вертиков мечтательно, - ездить не за город, а пешком можно… А то от этих бесполезных памятников старины не продохнуть.
        Корнилов поинтересовался:
        - А я всегда старался понять, для чего они? Чтобы показать, как раньше было плохо? Как бедно и уныло жили?
        Люцифер хихикнул:
        - Наоборот! Чтобы гордились таким великим прошлым.
        - Великим?
        - Ну да.
        - Почему?
        - Почему великим? Не знаю. Почему гордиться? Тоже не знаю. Когда говорят, что нужно для национального духа, я умолкаю и отхожу в сторону. Чувствую, здесь нечто такое, что умным лучше спрятаться. Прибьют.
        Кириченко посмотрел на него снисходительно:
        - Дикарь. Все изменилось, теперь от умных прячутся! Но, шалишь, от нас не спрячешься.
        - За все отыграемся, - подтвердил Урланис. - Я вчера целую пати замочил, почему-то считали себя крутыми.
        Корнилов хмыкнул:
        - Все еще играют?
        Те сопляки, что раньше сбивались в уличные стаи и задирали одиноких прохожих, приставали к женщинам и обижали парней с девушками, теперь собираются в пати, создают кланы и точно так же нападают на крупных мобов, ходят на рейдбоссов, берут штурмом замки. Обязанности остаются те же, что были и в уличной жизни: этот задирает, этот танк принимает удар на себя, а эти нападают гурьбой и сладострастно мочат, стараясь бить со спины.
        Преступность частично переместилась в Интернет. Как мелкая уличная, так и крупная, последние действуют уже не в баймах, разве что организовывают фирмы по прокачке чаров, поверлифтингу, фарму и крафту. Когда-то это был малодоходный бизнес, но когда баймы начали приносить своим хозяевам миллиардные прибыли, то одна лишь продажа внутриигровых денег приносила десятки миллионов долларов. Правда, в любой игре конкурируют десятки, а то и сотни фирм, предоставляющих такие услуги, но некоторые усилились настолько, что даже отстреливали конкурентов, пока власти не спохватились и не пресекли весьма жестко новый вид организованной преступности.
        Кириченко поморщился, развел руками:
        - А что им еще остается? На работу таких не принимают, а на пособие худо-бедно прожить можно. Играют вот, хоть там стараются побыть богатыми и крутыми.
        - А ты не даешь, - упрекнул Корнилов. - Жестокий ты человек.
        - Жестокий, - подтвердил Кириченко. - Пусть знают, что интеллигенты могут быть в сто раз обидчивее, а уж если смогут отплатить, то мало не покажется.
        Глава 9
        Вышел из кабинета подышать свежим воздухом, а за столом Люцифера, усыпанным крошками от рассыпчатого печенья, Вертиков и Корнилов вместе поглядывают на экран, перехватывают друг у друга грызуна, но, поправляя цветные шарики в двойной спирали, разговаривают хрен знает о чем, я с недоумением услышал:
        - Понимающие проблему люди говорят, - сообщил Вертиков размеренно, взгляд не отрывается от экрана, - что Бог не инженер, а каменотес… Все, что инженер создал, можно разобрать, перенести в другое место и собрать снова. Но те камни, которые обтесал Творец, нельзя сделать необтесанными… Так что проблема разборки тела по какому-то чертежу, а потом сборки, гм, отпадает…
        - А если разобрать, - спросил живо Корнилов, - все в точности? Просто скопировать?
        - А потом собрать в другом месте? - спросил Вертиков.
        - Да!
        - Тогда разберешь старика, - ответил Вертиков, - и соберешь старика. Со всеми его болезнями, плохой памятью… И какой смысл?
        Я сказал, повысив голос:
        - Вы там не в богословы записались? Корнилов, ты чем занят?..
        - Расширяю диапазон ловилки запахов, - отрапортовал он. - Но мы ж должны видеть перспективу? Сверхорганизм - это фактически Бог, хоть и не Бог, вот мы и обмусоливаем проблему. А тут еще чипы расшаривания на подходе, а мы еще не решили, готовы отказаться от главной константы в человеке или не готовы?
        - Это какой? - спросил я невольно.
        - Лжи, - объяснил он. - А вы как думаете, шеф?
        Я пробормотал:
        - Что-то ты загнул… с какого перепугу это главная константа - ложь?
        Корнилов сказал живо:
        - Ну, пусть чуть-чуть загнул, хотя, может быть, и не загнул вовсе. Вся цивилизация держится на лжи, вообще началась с нее!.. Как только люди начали притворяться, что улыбаются, хотя на самом деле готовы были вцепиться друг другу в горло, они сумели жить сообща, помогать друг другу, совместно противостоять более сильным хищникам!.. И вот теперь все это должно рухнуть? В одночасье?
        Вертиков сказал:
        - Почему же в одночасье? Этот монолит, признаю, подтачивается медленно и со всех сторон. Разве телекамеры, установленные на перекрестках, не ограничивают наши возможности врать? А когда их установили в лифтах, подъездах, даже туалетах?.. Даже насрать нельзя мимо унитаза и сказать, что не ты!.. С ума сойти, какие ограничения!
        Урланис повернулся в их сторону вместе с креслом, глаза недоумевающие, проговорил медленно:
        - Не понимаю, о чем спор?.. Когда перейдем в сингулярность, мне будет совсем не стыдно, что там творил мелкий человечек в биологическом теле, у которого моя фамилия!.. Я, кстати, вообще сменю фамилию. Если в сингулярности они еще будут, хотя вряд ли.
        Вертиков покачал головой:
        - Сингулярность… Это понятно, когда будем смотреть на себя нынешних, как на муравьев. Но вот на подходе к сингулярности, когда ты еще человек, а уже весь должен стать открытым… иначе дальше шагнуть не позволят, то как такому?
        Урланис двинул плечами:
        - И что? Судьи все поймут. И если ты вчера насрал у меня под дверью…
        Люцифер сказал сердито:
        - Я не срал!
        - Да ладно, пусть даже насрал, это в твоем характере, вон даже сейчас глазки забегали, все равно спишется на обезьяньи инстинкты, дурные привычки, наследственность, все это можно будет легко исправить.
        - Я не срал! - продолжал настаивать Люцифер, повысив голос.
        - Ты не понял, - объяснил Урланис. - Я верю, что судьи все поймут и все простят. Но каково самому… гм… подсудимому? Или абитуриенту, соискателю? Он же со стыда сгорит. Иной лучше повесится, чем позволит экспонировать себя всего.
        Я отмахнулся, ушел в свой кабинетик. Мне сейчас гораздо интереснее поправка к УК, добавляющая строгое наказание за поэтизацию насилия и преступности, так это было сформулировано, а говоря простыми словами, отныне все кинопродюсеры, как и создатели байм, будут нести уголовную ответственность за положительные образы гангстеров, мафиози, грабителей банков и прочих-прочих, что не подпадают под категорию добропорядочных граждан.
        Собственно, общество уже созрело и доросло до того, чтобы не считать грабителей героями, оставалось это мировоззрение подкрепить законодательными актами. Для первого нарушения предусматривался штраф, правда, высокий. А за второй следовало лишение права заниматься творческой деятельностью, включая издание печатной продукции, рисование картин и даже изготовление сувениров.
        Правозащитники подняли ожидаемый вой, но они давно скомпрометировали себя противодействием любым действиям и предложениям правительства, так что на них смотрели с любопытством, как на уличных клоунов, но внимания уделяли намного меньше.
        Большинство киностудий тут же закрылись, это и понятно, хорошего добропорядочного человека изображать неимоверно трудно, да и кому это интересно, кассовые сборы тут же упадут. В баймах и того хуже, там почти все построено на сплошной мочиловке, разве что перевести все сервера на ПвЕ, но и там достанут защитники животных…
        Я прикидывал, как это отразится на работе Энн, с одной стороны - помощь, с другой - меньше работы, а это значит, меньше влияния, меньше оклад, меньше азарта.
        - Энн, - позвал я, - откликнись…
        Через пару секунд экран вспыхнул, появилось ее спокойное лицо с внимательными глазами.
        - Да, Грег, - ответила она, - что-то случилось?
        За ее спиной старинные шкафы, с ходу и не скажешь, что это серверы, где собраны все фильмы и сериалы со всего света, несколько экранов, где идет действие в ускоренном режиме, а особые проги высматривают элементы насилия, расизма или неполиткорректности.
        - Только сегодня услышал про новый закон, - признался я. - Ну, который о культурном наследии. Как-то не слежу за политикой…
        - Ничего страшного, - ответила она ровным голосом. - Но что-то у тебя глазки бегают…
        - Ты права, - признался я. - Культурное наследие мне как-то по овощу. Даже парниковому. Могу тебя сегодня встретить?
        - Сегодня можешь, - ответила она, - но ненадолго. Я обещала приехать к родителям повидаться.
        - А где они?
        - В Подмосковье.
        Я сказал живо:
        - Могу отвезти!
        Она улыбнулась, покачала головой:
        - Нет уж, нет уж. Мой отец не любит, когда приезжают без спроса. Он человек старых правил.
        - Жаль, - сказал я. - Хотелось бы повстречаться с твоими родителями.
        Она сделала большие глаза, расхохоталась, на щеках выступили ямочки.
        - Ты, наверное, единственный на всем белом свете, кто хотел бы увидеть родителей твоей девушки!
        Она отключила связь, надо работать, но я остаток рабочего дня ходил и улыбался, как дурак, в ушах все звучат ее слова «твоей девушки». Все-таки хоть и видимся редко, во всяком случае реже, чем мне бы хотелось, она считает себя моей…
        Амебы, когда им жрать нечего, собираются в огромный ком, напоминающий виноградную улитку, и передвигаются, уже как улитка, и до сих пор никто не может понять, как достигается такая абсолютная синхронизация движений: образуется ли центр управления или же это нечто вообще небывалое?
        Со школьной скамьи навяз пример с гидрой, которую можно растереть в ступке в кашицу, но если оставить ее там, то разобщенные клетки снова соберутся в гидру. Ну, как по команде «Вольно» все разбредаются, а по команде «Становись!» выстраиваются в упорядоченную структуру.
        То есть амебы предпочитают жить порознь и, только когда нужда припрет, собираются в Сверхсущество, а вот гидры настолько привыкли жить единым организмом и получать от этого бонусы, что разбегаются только в случае, если их разгоняют силой.
        Я постоянно ищу аналогию с человеком, потому что все, что мы делаем, и вообще, что делают все ученые на свете, чем бы ни занимались, это человеку и для человека, так вот мы, люди, - амебы или гидры?
        Кириченко по моему указанию все перепроверил и подтвердил, что клетки обмениваются не только медиаторами, но и информационными пакетами. Передача упакованной РНК абсолютно новый вид коммуникации между клетками, однако пока никто даже не приблизился к разгадке, какую функцию выполняют экзосомы, несущие молекулу РНК. Кириченко азартно поклялся, что именно он сообщит изумленному и благодарному человечеству, что, как и зачем.
        Урланис фыркнул, он-то знает, что панэмэтцирцэнзенному человечеству на все насрать, кроме чемпионата мира по футболу, но сам над своими жуками просто трясется и надеется первым сообщить о прорыве в изучении темных связей.
        Энн не догадывается, на что способен человек, мало-мальски знакомый с современной техникой. При следующей встрече она встретила меня сияющими глазами и немножко удивленной улыбкой.
        - А ты знаешь, железнячник, ты моим родителям понравился!
        Я сделал вид, что невероятно удивлен, тоже вскинул брови, а еще и развел руками.
        - Шутишь?
        - Нет, правда! Сама бы никогда не подумала.
        - Но… прости, мы же никогда не виделись! Или ты что-то такое сказала?
        Она помотала головой:
        - Нет, я о тебе вообще стараюсь ничего не говорить, чтобы их не…
        - …раздражать?
        - Не печалить. Просто мама сильно расстроится. А папа напоминает, что он же хотел второго ребенка, а мама воспротивилась. Дескать, второй был бы удачнее…
        Я сказал осторожно:
        - Твой отец бывает… слишком строг.
        Она поправила:
        - Жесток, ты хотел сказать? Да, он не знает меры. Говорит, что это свойство молодости, и гордится такой бескомпромиссностью, как он ее называет. Но ты ему понравился.
        - Ума не приложу, - пробормотал я, но сердце радостно застучало.
        - Помнишь, - сказала она, - мы вчера заходили в какой-то противный магазин, где ты купил какую-то гадкую железку?
        - Ну-ну?
        - А мои родители, - сказала она победно, - как раз выходили из супермаркета. Они обратили на тебя внимание, когда ты вышел из машины, обошел ее и открыл передо мной дверь. Дескать, какой воспитанный молодой человек, теперь таких не осталось!.. И как же удивились и обрадовались, когда оттуда выползла я, а ты мне к их восторгу еще и руку подал!..
        Я пробормотал:
        - Ну, это же естественно…
        Она рассмеялась:
        - Это только твоя причуда, а больше так никто не делает. Моя мама всю дорогу щебетала, какой ты замечательный.
        Я спросил с надеждой:
        - А отец?
        Она посмотрела на меня хитрыми глазами.
        - Не поверишь.
        - Что?
        - Он долго слушал маму, меня не спрашивал ни о чем, дети всегда врут родителям, а потом обронил, что хорошо бы мне как-нибудь привезти тебя к ним на чай.
        Мое сердце подпрыгнуло, расправило крылышки и сделало несколько восторженных кувырков в безоблачной сияющей голубизне.
        - В самом деле не верю, - пролезло между моих расползшихся в стороны губ. - Это просто… нет, не верю.
        - А придется, - сказала она авторитетно, - в общем, подготовься, вытри слюни, подстригись, оденься поопрятнее, и мы заскочим на эту самую чашку чаю. И даже чаю попьем! Если дадут.
        Я сказал торопливо:
        - Поедем сейчас?
        Она отшатнулась:
        - С ума сошел? Не такой уж ты и старомодный, как они решили. Родителей нужно предупреждать хотя бы за неделю.
        - Хорошо-хорошо, - сказал я торопливо. - Как скажешь.
        - А вот так и скажу, - отрезала она почти сердито. - А еще подстригись, а то, знаешь…
        - Сделаю, - сказал я. - Как подстричься?
        Она наморщила нос:
        - Им все равно, главное - подстрижен, аккуратен, воспитан.
        - Все сделаю! Клянусь, чем хочешь.
        - Не надо, - сказала она великодушно. - Это в твоих интересах, если в самом деле хочешь пройти через этот ад.
        И снова она упорхнула, а я со сладкой тоской смотрел вслед. Как-то получилось, что из девушек у меня были только те веселые и общительные, кто всегда стремится к тусовкам, дискотекам, обожают парней на байках, всегда готовы в кино, кафе, на пляж, на сиюминутный секс, веселую болтовню, пьют пиво и вино, покуривают травку, обожают шутки и приколы. И хотя я вроде бы не в их вкусе, но иногда замечают и меня, но так же легко и просто расстаются, словно ничего и не было, хотя у меня обычно после такого на сердце шрамик, впрочем, легко рассасывающийся.
        Хотя сказать, что они были у меня, это слишком, это я был у них, причем даже не знаю зачем, вокруг таких всегда парни, которым нужны веселые и некапризные подружки.
        Глава 10
        Правда, еще была Эльвира, от нее осталось сладостно-тревожное воспоминание, как в детстве, когда, помню, посмотрел фильм «Эльвира - Повелительница Тьмы», и с тех пор прелестная ведьма с вот такими снилась сперва ребенку, потом подростку, хотя уже по-другому. До сих пор теряюсь в догадках, что ее привлекло во мне, когда подошла на вечеринке, покачивая крутыми бедрами, разрез на юбке справа до пояса, блузка наброшена на голое тело, и обе пышные груди при ходьбе то и дело дразняще показывают то справа, то слева розовые соски с упруго торчащими и такими аппетитными ниппелями… а после вечеринки сказала клеящимся парням, что пойдет со мной, после чего я едва не упал со стула.
        Она не только пошла, но и затащила в постель, а там оказалась такой податливой, чувственной и нежной, чего я никак не ожидал, потому сразу же влюбился и считал дни, когда увидимся снова. Константин, старый друг и великий ловелас, навел о ней справки и сообщил возбужденным шепотом, что она - дочь известного политика, дед вообще в прошлом член ЦК партии, сказочно богата, за нею всюду таскается целый хвост женихов и просто обожателей, она имеется с разными, иногда с двумя-тремя за день, и ему тоже непонятно, что такая во мне нашла…
        Отношения наши оборвались так же внезапно, как и начались, но все-таки два месяца - это два месяца. Я потом, как и Константин, долго ломал голову, не понимая, почему я, когда за нею ходят табуны роскошных сынков олигархов и политиков.
        За эту неделю Энн удалось адаптировать «Ромео и Джульетту» настолько удачно, что ей поручили работу намного посложнее - «Триста спартанцев». Она посмотрела все три варианта кинофильмов, комиксы и мультики на эту тему, пришла в отчаяние и прибежала ко мне в слезах.
        - Я не знаю, - твердила она, - просто не знаю, с какого конца взяться. Это же целая гора!
        - Не берись, - посоветовал я.
        - Это большой заказ! - огрызнулась она. - Огромный!.. И тема… я не думала, что ею так интересовались. Я вообще ни о каких спартанцах не слыхала, а тут, оказывается, столько о них… И фильмы, и романы, и мультики, и комиксы, и статуэтки, игрушки, постеры… Если я откажусь, заказ тут же схватят Васильев или Коган, эти уроды за все берутся, но все портят.
        - Но заказчики принимают?
        - Заказчики дураки, - отрезала она. - К тому же у нас есть мастера впаривать. Ты лучше подскажи, как адаптировать хотя бы фильмы?
        Я подумал, сдвинул плечами:
        - Ну, последний фильм, сделанный по детскому комиксу, полное говно, его адаптировать просто. Он ничего общего со спартанцами не имеет, кроме названия, так что менять можно все. Там этот, как его, ну, персидский военачальник… типа панка тупого, вся морда в пирсинге, полный дурак, его сразу можно в геи, скотоложцы и даже трансвеститы. Предыдущий фильм Рудольфа Матэ с Ричардом Эганом в главной роли уже забыт, хотя то был шедевр, если кто и помнит что-то про ту эпоху и каких-то спартанцев, то как раз дерьмо Снайдера. Битву у Фермопил можно оставить за кадром, а царя спартанцев сделать половым партнером короля Ксеркса. Ну, король воспылал страстью к спартанскому царю Леониду и предложил к его услугам свою задницу, но Леонид отказался, у него для этих целей все триста спартанцев. Опирсингованный жестоко оскорблен и, мучимый ревностью, клянется уничтожить все триста спартанцев, чтобы у Леонида не оставалось выбора, кроме его задницы…
        Она прервала:
        - Постой-постой!.. Такие вольности процветали в демократичных Афинах, как я знаю, а это же Спарта…
        Я отмахнулся:
        - Да какая разница? Ты девушка умная, слышала выражение «греческая любовь»?
        - Слышала, - подтвердила она, посмотрела настороженно и удивленно, - а вот откуда бы…
        - С этим серфингом по инету чего только не нахватаешься, - сказал я виновато. - Так вот, не афинская, а именно греческая. Спартанцы - тоже греки.
        Она задумалась, милое личико приняло такое сосредоточенное выражение, что я поблагодарил мысленно хитрых и дальновидных политиков, придумавших суфражизм: женщины, старающиеся думать - такие забавные, что хочется схватить в горсть и держать там, целуя, как джунгарских хомячков, в мордочку и даже в попку.
        - Да, это пройдет…
        - Но Леонид, - продолжил я, - тоже гибнет вместе со своими любовниками, и перс горько рыдает над его трупом и в исступлении совокупляет его мертвое тело, тем самым меняя подориентацию с пассивного на активного.
        - Наверное, пройдет, - повторила она нерешительно, - хотя ты предлагаешь чересчур крутые варианты. Я предпочитаю мягче, мягче…
        - Женщина, - сказал я с сочувствием.
        - Должен говорить не с сочувствием, - сказала она сердито, - а с завистью! Слышал, скоро сможем размножаться и без вас! А вот вы…
        В назначенный день я приехал, томясь сладким нетерпением, за час до конца ее работы, ждал в приемной, потом заглядывал в просмотровые, там жизнь кипит, режут, доснимают, вклеивают, вот так не увидел бы, ни за что не узнал бы, что фильм не просто переделан, а изменена вся суть, часто из жестокого и зрелищного фильма о завоеваниях получается веселая оперетка или мюзикл.
        Она вышла сдержанно довольная, царственно улыбнулась одними глазами, я счастливо подставил ей локоть, но она даже не повела в его сторону взглядом, это только для ее родителей важны такие старомодные знаки внимания, но на самом деле они унижают женщину, подчеркивая ее слабость и зависимость от мужчины.
        Авто молчало и не двигалось, я сам распахнул перед Энн дверцу, усадил, обошел спереди и сел на свое место.
        - Теперь можно, - сказал я великодушно.
        Он фыркнул, как мне показалось, недовольно-презрительно, мы всегда одушевляем машины, выкатился из ряда и, набирая скорость, понесся по маршруту, введенному в навигатор.
        Когда вылетели на МКАД, там вообще скорость на пределе, автомобиль едва не отрывается от земли, я наслаждался стремительной ездой, то и дело над широким скоростным шоссе возникают чисто вымытые дождем дождевые черви, почему-то именно они приходят на ум, когда вижу перекинутые над дорогой переходы для пешеходов из прозрачного пластика. Составленные из сегментов, как тело дождевого червяка, они начинаются на земле с одной стороны шоссе, а заканчиваются на другой, а внутри видно, как двигается нечто темное, иногда редкими комочками, иногда непрерывной массой.
        Раньше показателем успеха было вскарабкаться на вершину служебной лестницы или создать с нуля процветающий бизнес, а теперь успешным считается вообще работающий, так как найти место в мире, где половина безработных, уже показатель крутости, умений и высокого профессионализма.
        Хотя мне кажется, мы, как всегда, на потеху всей Европе, перегибаем палку. Еще далеко не сингуляры, даже не все знают, что такое трансгуманизм, но агрессия настолько усиленно изгоняется из всех сфер жизни, что даже футболистов обязали играть в шлемах, как некогда хоккеистов. Но так как у человека всегда были две самые важные страсти: война и секс, то чтобы заменить пустоту, оставшуюся после войны, усиленно насаждается секс. Любой. Пусть даже с животными и любыми извращениями, кстати, запрещено употреблять слово «извращения», этого не существует, так как все способы полового удовлетворения законны, легитимны и моральны.
        Неморальны, незаконны и нелегитимны отныне любые виды насилия. В том числе в кино, книгах, рисунках, детских играх.
        - А вот там впереди, - сказала она весело и показала пальцем, - будет столбик, дальше съезд на проселочную… Надо взять управление на себя… Ты хоть машину водить умеешь?
        - А это обязательно? - спросил я лихо. - Извозчики на что?
        Она заметно напряглась, когда машина резко сбавила скорость и свернула на проселочную дорогу прямо через поле, заросшее бурьяном почти в рост человека.
        - Хороший у тебя извозчик, - проговорила она ошарашенно. - Я думала, это работает только в городах и на трассах.
        - Теперь везде, - успокоил я хвастливо. - Видишь, вот тут на карте я указал место… машина туда и везет.
        Она отмахнулась:
        - Все равно не запомню, я гуманитарка. А ты - черствый технарь.
        - Ага, - согласился я, - как сухарь. Но рядом с тобой таю, как мороженое на солнце.
        Она улыбнулась:
        - Смотри, не испачкай.
        Несколько аккуратных домиков расположены на приличных расстояниях друг от друга. Совсем не то, что в коттеджных поселках вблизи МКАД. Здесь главное не близость к городу, а эти участки, у каждого владельца не меньше, чем по полгектара, нехило.
        Она наблюдала с любопытством, как автомобиль подъехал к воротам, переговорил на своем языке с ними, те медленно начали подниматься, как решетка средневекового замка, только здесь она наворачивается на длинный вал, как цепь деревенского колодца.
        - Какой умный, - похвалила она, - не боишься, что машины захватят власть?
        - И начнут насиловать женщин? - уточнил я. - Нет, последнее мы им не уступим.
        Авто аккуратно и красиво въехало во двор на вымощенную для машин площадку. Я вдохнул чистый воздух полной грудью, окинул взглядом уютный дворик с множеством цветов, горделивыми подсолнухами, королями всех цветов, и ощутил, что люблю этот мир, люблю родителей Энн, и вообще мне здесь хорошо и уютно, как всякому попаданцу.
        В доме распахнулась дверь, появились смеющиеся родители Энн, если я правильно понимаю: приземистый мужчина с фигурой боксера и женщина в легком цветном халате.
        Отец, как я вижу, здесь безраздельный глава семьи, и я всматривался в него с особым вниманием. Человек состоятельный в наше время отличается от несостоятельного не пышной одеждой, не автомобилями и виллами, а индексом здоровья.
        Семидесятилетний несостоятельный выглядит как семидесятилетний, а то и восьмидесятилетний… если вообще доживает до такого преклонного возраста, средняя продолжительность жизни в России - едва перевалила за шестьдесят пять лет. Но состоятельный семидесятилетний - это сорокалетний мужчина в расцвете лет, полный сил, энергии и желания сворачивать горы.
        Самое выгодное вложение средств - в себя, любимого. Что останется - на прочую хрень. Ибо если от пренебрежения к себе издохнешь раньше времени - то на фиг тебе все акции, виллы и собственный самолет?
        Отец Энн выглядит именно таким, поджарый и моложавый, хотя Энн «завели», когда ему было за пятьдесят, а его супруга явно моложе, значительно моложе, но за собой так не следит, сильно располнела, по виду очень довольна всем и всеми.
        Они быстро обнялись и расцеловались с Энн, я терпеливо ждал в сторонке с застывшей улыбкой, руку подавать не тороплюсь, по правилам недопустимо первым, а здесь живут по правилам. Наконец мужчина протянул мне руку ладонью вверх, что значит общаться будем на равных, а вот если бы подал ладонью книзу… гм…
        - Анатолий Евгеньевич, - сказал он, - отец этого существа.
        - Очень приятно, - ответил я. - А я пока Григорий, отчеством обзаведусь, надеюсь, со следующим повышением.
        Женщина подала мягкую пухлую ладонь и сказала милым голосом:
        - Меня зовут Людмила Николаевна, но это так длинно, в следующий раз можете называть просто Людмилой…
        Она в самом деле выглядит очень молодо, как старшая сестра Энн, и такую если бы кто назвал тетей Людой - оскорбил бы точно.
        Энн ухватила меня за руку.
        - Пойдемте все в дом. Я обещала показать, как мы сами без всяких дизайнеров оборудовали мансарду.
        У меня не слишком уж и опытный глаз на такие вещи, но заметил, что к нашему прибытию в доме и даже на участке прибрались. О таком феномене узнал еще по отцовской даче, они с матерью всегда спешно наводят порядок в доме перед приходом гостей, прячут в шкафы разбросанные вещи, все расставляют по местам, пылесосят, а когда встречают на пороге и обнимаются, то делают вид, что так у них всегда.
        Гости же, когда принимают у себя при ответном визите, стараются точно так же все вычистить и вылизать, вещи и мебель расставить, как на выставке в мебельном салоне, получается музейно холодно и красиво-мертво, зато ни намека на беспорядок. И в такой церемонной обстановке пьют чай и обмениваются любезностями.
        Конечно, когда все это понимаешь, то вроде бы смешно, однако с другой стороны в этом что-то есть, чего не могу пока уловить и тем более объяснить, но при этой чопорности никогда ничего не узнают друг о друге порочащего или даже намекающего на порок.
        А вот нам скрывать нечего, мелькнуло у меня бодренькое. Мы, новое поколение, настолько уверены в себе, что мишура нам ни к чему, ну совсем не страшимся показать нижнее белье, даже если не совсем чистое, а даже пусть и засранное: все срут, нечего делать вид, что ходим мыть руки, видите ли.
        Глава 11
        В вечно голодавшей России остался этот рефлекс, перекочевавший в обычай: прежде всего накормить гостя так, чтобы у него из ушей текло. Интеллигентные родители Энн если и могут в чем-то пойти против обычаев, но только не против этого, могут заподозрить от скупости до бедности, что одинаково оскорбительно.
        Однако я с удовольствием ел и жареного гуся, похваливал и гречневую кашу, а когда подошла очередь кофе, обрадовался и ему, как старому другу, которого здесь встретить не ожидал. Перед выходом из конторы перекусить не успел, а потом час в дороге, аппетит у меня самый настоящий.
        После трапезы я предполагал, что глава семейства предложит перейти в другую комнату и выкурить по сигаре, но это я что-то слишком размечтался, сейчас все следят за здоровьем, а курящие за город вообще не переселяются.
        Анатолий Евгеньевич попросил жену сделать еще по чашечке, а пока она готовила, я сказал с подчеркнутым восторгом:
        - Двор у вас просто чудо!.. Я даже не думал, что можно сделать так красиво! Как будто в сказку попадаешь…
        Энн сказала довольно:
        - Мама у нас дизайнер. Она любит и умеет делать красиво.
        Было видно, что главе семьи моя похвала понравилась, но для солидности нахмурился, своих хвалить - портить, проворчал:
        - Развелось этих дизайнеров…
        Энн сказала обиженно:
        - Папа, что ты говоришь?
        - Да ладно, - проворчал он, - я же понимаю, пусть хоть этой ерундой занимаются, чем на пособие живут! Не отказываться же от автоматизации производства?
        Я дипломатично смолчал, Энн сказала обиженно:
        - Папа, ты чего такой злой?
        Он криво улыбнулся:
        - Разве? Я как раз одобряю. Лучше так, чем никак. Просто слишком уж их… Как мух. Дизайнеры по костюмам, по сапогам, по духам, по участку, по шляпам, по клумбам, по всякой хрени, какая только есть на свете, и по той, что еще не придумана… А стилисты? А визажисты всех мастей? А флористы?.. Я к тому, что лучше бы правительство придумало настоящее занятие, чем создавать рабочие места лишь бы для того, чтобы чем-то занять людей и платить им зарплату… вы как думаете, Григорий?
        Я сказал поспешно:
        - Вы абсолютно правы, Анатолий Евгеньевич!.. Автоматизация высвободила массу умных и работоспособных людей. Они хотят и готовы трудиться, но… где? Сами найти не могут, а подсказыватели несколько туповаты и сами еще из прошлого века.
        - Согласен, - сказал он благодушно, - надо сперва подготовить этих, как вы говорите, подсказывателей. Чтобы рабочие места создавали люди высокой культуры, а не бывшие дворники, что сперва наплодили юристов столько, что юрист на юристе ехал и юристом погонял, потом - бухгалтеров, затем менеджеров… а теперь вот, нате - дизайнеры всех мастей! Куда их столько?
        - Возможно, - сказал я робко, - надо как-то использовать опыт Запада? Или обратиться к нему за помощью? Чтобы помогли опытом, посоветовали, подсказали?
        Он поморщился, помотал головой.
        - Запад нас не любит, - сказал он веско, - и не доверяет потому, что мы унаследовали веру лукавых и коварных греков. Он постоянно упрекал Византию в предательстве, это же Византия фактически сорвала все крестовые походы, помогая сарацинам продовольствием, оружием, передавая им все сведения о передвижении крестоносцев… А знаменитый погром тысяча сто восемьдесят второго года в Константинополе, когда православные уничтожили живущих рядом шестьдесят тысяч католиков только за то, что те католики? Не щадили ни женщин, ни детей, ни стариков, кардиналу Иоанну отрезали голову и привязали к хвосту собаки, младенцев вырезали из чрева матерей…
        Энн посмотрела на меня со своей стороны стола и чуть заметно покачала головой, дескать, не спорь, у отца это конек, знает материал лучше всех, докторскую писал, и возражений не терпит.
        Я сказал осторожно:
        - Но те времена давно прошли…
        - Да, - согласился он, - но еще в то время сформировался тип византийской политики, основанной на лицемерии и коварстве. И сформировалось отношение к ней католической Европы. А потом, представьте себе, мы принимаем от гибнущей Византии двуглавого орла, называем себя Третьим Римом, а вместе с этим и весь, так сказать, византизм. Надо заметить, что византизм уже вошел в плоть и кровь и был над политикой. Например, Ленин в духе византизма отказался признавать долги предыдущего правительства России. Потому отношение европейцев к нам, как к младшим братьям, что пошли не по той дороге. А к братьям требования строже, чем к чужим, будь то буддисты, синтоисты или мусульмане. Братьев то и дело тянет то наказать, то поучить, то потребовать, чтобы жили вот так, а не эдак…
        - Значит, не помогут?
        Он покачал головой:
        - Западные страны не оставят Россию в покое, пока будет оставаться православной. А католический мир отличается от православного тем, что в самом деле ставит перед собой цели и упорно добивается их, а не только говорит о них, а сам мечется из стороны в сторону, руководствуясь сиюминутными интересами. Да-да, я имею в виду Россию. Знаете ли, я тогда еще работал в аппарате, когда состоялся знаменательный разговор Обамы с Медведевым. Вроде бы полностью договорились об ПРО, но за день до подписания документов российский президент в духе византийской политики начал выдвигать дополнительные требования. Обама, воспитанный в западном духе, просто не понимал, как можно нарушать договоренности, он закричал в бешенстве: «Дмитрий, так же нельзя!» - и бросил трубку. Конечно, наш президент подписал договор в том виде, в каком было условлено, и, думаю, совершенно не чувствовал стыда за то, что попытался выжать что-то еще. Это вполне в духе византизма и ничуть не стыдно. Главное - результат. Сейчас.
        На дальней стене вспыхнуло, оттуда прогремели взрывы. В трехмерном пространстве высотные самолеты наносят точечные удары по танковым колоннам на территории Саудовской Аравии.
        Анатолий Евгеньевич сказал почти с сочувствием:
        - Не помогло, что всегда и во всем поддерживали Штаты в обмен на признание их монархического режима.
        - Похоже, - поддакнул я, - пришла их очередь.
        Он сказал со вкусом:
        - А ведь закрывали глаза, что саудовцы совершенно открыто снабжают все исламские организации в мире добавочными деньгами на поддержку исламизации местного населения и удержания переселившихся туда арабов в мире мусульманских ценностей! Об этом стыдливо умалчивают, но каждой женщине в Европе за ношение хиджаба доплачивают по пятьсот долларов, а за чадру - тысячу, мужчины получают еще больше за бороду, национальную одежду, за воспитание детей в духе шариата.
        - Пора, - согласился я. - Окончательно разделавшись с Ираком и сравнительно прижав Афганистан, как раз время нанести сокрушающий удар по саудовцам.
        Людмила Николаевна принесла на широком подносе гору только что испеченных горячих пирожков, запах пошел по всей комнате, неодобрительно покосилась на экран.
        - Страсти какие… Опять бензин подорожает!
        - Так у нас же свой, - решился я возразить, ибо здесь поддакнуть - выказать дурость в глазах главы семьи. - Хотя, конечно, могут сослаться, да, как у нас обычно, на общую тенденцию удорожания…
        Анатолий Евгеньевич кивнул:
        - Пусть даже в мире воцарится на недельку умеренный хаос из-за недопоставок нефти, зато…
        Он хитро посмотрел на меня, я тут же подхватил мяч:
        - …зато будет перекрыт не только путь снабжения террористов финансами, но и, главное, закрыт источник.
        - А потом все устаканится, - закончил он, - но мир в целом станет намного безопаснее.
        Людмила Николаевна ушла, явно успокоенная, а Энн сказала светским тоном:
        - Не дело женщин рассуждать о политике, но я читала, что в исламе сейчас зарождается некое новое течение… Там у них бурлящий котел… И вроде бы намерены вообще смести Европу…
        Отец посмотрел на нее со снисходительной улыбкой, как на милого ребенка, что лезет со своим лепетом ко взрослым.
        - Солнышко, лучше все-таки к таким источникам относиться с осторожностью. Это сейчас все можно проверить и перепроверить, а раньше люди врали чаще и охотнее, пользуюсь безнаказанностью. Вон Казанова, что боялся и избегал женщин, такие мемуары отгрохал, сразу попал в «великие любовники»! Он даже секс со своими родными дочерьми описал, надо же! Но не так давно дотошные порылись в церковных книгах, где даты рождения, и увидели, что одна еще не родилась в то время, какое он описывал, а другая была в пеленках. Но все равно все уверены, что Казанова… о, Казанова!
        Энн посмотрела с сомнением, не поверила, но я как раз поверил, сказал подхалимски:
        - Вы совершенно правы! Это как с разрекламированной тайной кавказских долгожителей. Все века мы только и слыхали, что там поголовно живут по двести лет! Но когда начали наконец-то разбираться, оказалось, что и тайны никакой нет, и живут не больше крестьян в русской деревне. Но люди не любят, когда рушатся мифы, до сих пор держатся то за знаки Зодиака, то за пророчества бабки Пострадамуса.
        Он кивнул одобрительно:
        - Знаете, я рад, что Энн общается с таким умным и рассудительным молодым человеком.
        Людмила Николаевна вошла, выжидающе остановилась в дверном проеме.
        - Мужчины, - проворковала она, - а не хотите ли выйти на патио? Свежий воздух, красивые облака…
        Я сказал учтиво:
        - Что облака, у вас такие просто удивительные розы!.. А какие тюльпаны, я таких буквально вообще не видел! Им у вас хорошо, чувствую, как они радуются…
        Она довольно заулыбалась, Анатолий Евгеньевич поднялся.
        - В самом деле, - сказал он, - все-таки лето, а закаты здесь просто великолепнейшие, не могу налюбоваться…
        Глава 12
        Солнце еще достаточно высоко, однако небо на востоке темно-синее, в то время как на западе пронзительно светлое, с оранжевым оттенком, кудрявые облачка окрасились в золотистый цвет.
        Под огромным зонтом, укрепленным на вбитом между каменными плитами железном шесте, легкий стол, несколько стульев, таких невесомых, что унесет даже легкий ветерок, а на столе заботливыми руками Людмилы Николаевны уже целая пирамида из винограда, яблок, груш, апельсинов и вошедших в моду бебавегов, что-то совсем уж редкое, выведенное с помощью генной инженерии, но с виду похожее на собачью какашку.
        По выложенной плитами дорожке скачут тонконогие птички, они же раскачиваются на качелях и прыгают по спинкам кресел. Такие же и у отца на даче, он даже навесил им кормушек и скворечников на заборе.
        Люблю эти мелкие изящные создания, скачущие всюду, где чувствуют себя в безопасности. Как только отец покидает двор и заходит в дом, на оставленных креслах, шезлонгах, шашлычнице и по барбекю начинают скакать эти грациозные крохотные существа, такие нежные и хрупкие, от созерцания их возни нельзя оторвать взор, а сердце наполняется нежностью.
        А если бы еще им как-то позатыкать жопы, чтоб не срали где попало, то это были бы поистине райские создания. Возможно, в раю и не срут, но здесь все в белых комочках помета, по большей части засохших, при первом же прикосновении рассыпающихся и оставляющих известковый след на пальцах, на одежде.
        Надеюсь, в числе первых генетики либо сконструируют пернатых, что срут в определенном месте, либо вообще закапывают, как кошки. В идеале вообще бы не срали, но это уже что-то неживое, питающееся от розетки.
        Я выждал, когда Анатолий Евгеньевич сядет, Людмила Николаевна снова ушла в дом, будто мусульманка, Энн посматривала на меня со скрытой насмешкой, пока садился ее отец, наконец опустился и я.
        Анатолий Евгеньевич, все замечая, сказал поощрительно:
        - Моя жена заметила, у вас на редкость хорошие манеры.
        - Хорошие манеры, - сказал я учтиво, - это коллективная защита взрослых людей от хамящей молодежи. И если кто-то из них хочет общаться с более разумными, чем галдящие и туповатые сверстники, взрослыми, он в первую очередь должен обучиться хорошим манерам.
        Он засмеялся:
        - Как вы правы! Это самое первое и необходимейшее условие. Но как о нем забывают…
        - Позвольте вступиться за молодежь, - сказал я скромно. - Абсолютное большинство просто не знает никаких правил хорошего тона. А так многие из них предпочли бы держаться в рамках ради возможности общаться с теми, кого чтят.
        - Хотелось бы верить, - сказал он. - Никому не хочется отгораживаться высоким забором, но… приходится в подобных условиях. А вы совсем не такой.
        - Не пью, не курю, - подтвердил я, - от слова «жопа» падаю в обморок.
        Он взглянул остро, но я держусь настолько невинно, что да, в самом деле падаю, такой вот интеллигентный мальчик, а не прикалываюсь, как все эти распирсингеные дебилы.
        А Людмила Николаевна сказала по-матерински участливо:
        - Да-да, сейчас этот новый всплеск… Вроде бы почти бросили курить, а тут снова…
        - Вызов обществу, - объяснил он. - Старшее поколение не пьет, а вот молодые, напротив, как бы назло. Революционеры!.. Эх, прав был Экклезиаст, все возвращается.
        Энн возразила победно:
        - Не все! Вот СССР распался и больше не восстановится!
        Анатолий Евгеньевич посмотрел на нее снисходительно, как на ребенка с игрушками в руках.
        - Милая, я смотрел, что ты пишешь, это все правильно, так и надо подавать материал. Но самой не обязательно в него верить! Самой все-таки лучше знать правду. А правда в том, что СССР не распался, а был распущен. Эта операция готовилась много лет, меня к ней подключили, когда мне было двадцать пять лет, а в решающую стадию вступила, когда мне было за тридцать. Как ни странно это звучит, но впервые у нас в стране решили прислушаться… к общественному мнению. Не от хорошей жизни, конечно. Общественное мнение всегда играло решающую роль в любом обществе. У нас в России оно свалило царя, помогло в Гражданскую, затем в войне с Гитлером, оно же потом сказало на двухстах миллионах кухонь, что коммунизм - говно. И после этого уже стало понятно в Политбюро КПСС, что прежний курс обречен, нужно срочно его менять…
        Энн спросила удивленно:
        - Папа, а разве не сами республики отделились от России?
        Он вкусно засмеялся:
        - Как? Не-е-ет, все было хитрее и… проще. Кто застал те времена, скажет, тогда каждая республика была уверена, что Россия ее объедает. На Украине, к примеру, не найти было человека, который не твердил бы, что Украина кормит всю Россию, я сам там жил и знаю эти разговоры. То же самое в Грузии, Белоруссии, даже в Киргизии или Таджикистане!.. А общественное мнение такая штука… вроде бы власть у избранных, но на самом деле правит это вот общественное… Америке очень нужна была война с Японией за господство на Тихом океане, но если бы Штаты начали ее сами, то проиграли бы без поддержки народа, которому эти цели далеки… И каких усилий стоило спровоцировать на то, чтобы Япония напала первой! О, тогда возмущение простых американцев достигло такого градуса, что потом и атомные бомбы мстительно сбросили с чистой совестью, и военную базу прямо в Японии поставили, на Окинаве, чтоб японцы и не пикали отныне… Эта колоссальная победа стоила потерь при Пёрл-Харборе, вообще-то микроскопических. А две башни в Нью-Йорке?.. Блестящая операция ЦРУ, что позволила ввести войска в Ирак, центр исламского мира, и уже оттуда
грозить всему миру.
        - И нефть заодно прибрали, - заметил я.
        - И нефть, - согласился он, - но главное, показали, как легко могут подавить любую исламскую страну. Однако не будь тех разрушенных башен, общественное мнение не позволило бы послать туда войска!.. Так и тогда в СССР. Глупцы те, кто говорит насчет китайского пути… В Китае одна нация, а в Советском Союзе было пятнадцать стран с разными историями, религиями и языками. Когда нам на стол в Политбюро положили секретный доклад, что из-за разницы в темпах рождаемости количество мусульман уже стало сорок восемь процентов к пятидесяти двум… да и то лишь благодаря хитрой уловке, когда семью из мусульманина и русской обязательно засчитывали, как русскую… всем стало понятно, что меры нужно принимать срочные. Иначе через пять лет генсеком и президентом СССР станет мусульманин, и в силу войдут законы шариата. Меры тут же приняли. Позволили всем республикам стать самостоятельными и независимыми странами, отделившись от России. Гордиться, ликовать, закатывать праздники и мечтать, как теперь заживут хорошо и богато без объедавшей их России. Так и было… несколько лет. И даже сейчас мало кто признается, что их
переиграли.
        Энн посмотрела на меня, я скромно помалкиваю и смотрю преданными глазами, сказала тоном молоденькой школьной учительницы младших классов:
        - Надо было брать пример с США. Там нет мусульман или немусульман, все - американцы. И даже негров нет с того дня, как один из них стал президентом…
        Анатолий Евгеньевич вздохнул, осмотрел ногти, крепкие, как панцирь галапагосской черепахи, побарабанил ими по крышке стола.
        - Дорогая моя, - произнес он с укором, - не мешало бы прочесть американскую литературу, гневно бичующую рабовладельческий строй в Америке! Например, Бичер Стоу «Хижина дяди Тома», которой нас мучили в детстве. Наверное, теперь она в США запрещена…
        Я тут же решил блеснуть эрудицией, раз подвернулась возможность:
        - За что? Там все негры - хорошие, а белые почти все сволочи. За редким исключением.
        Он посмотрел на меня благосклонно.
        - Читали? Гм… Помните, там говорится о белых, неграх и цветных? Цветными тогда называли всех полукровок, это я не для вас, а для Энн. Ребенок от негра и белой - цветной, ребенок от белого и негритянки - цветной тоже. Более того, ребенок от белого и цветной женщины - тоже цветной.
        Энн обиженно пожала плечами:
        - Ну и что? Сейчас от многих устаревших положений отказались. Раньше были четыре расы: белые, черные, желтые, краснокожие, а теперь что осталось?
        Он покачал головой:
        - Не-е-ет, милая, от слова «цветной» отказались по другой причине. В обществе, отринувшем дискриминацию и давшем все права неграм, начались весьма упорные и неприятные разговоры о неполноценности этих черных в умственном развитии. Наступило некоторое замешательство, и тогда сенат принял великолепное решение, с виду абсурдное и совершенно юридически неправомочное и неграмотное, но абсолютно верное: всех цветных записали в негры! Даже если в таком «негре» всего четвертушка или восьмушка негритянской крови. Таким образом, сразу же масса негров оказалась способной к обучению, развитию, начались поступления негров в университеты… Барак Обама - негр, хотя мать его белая, жил и воспитывался у белых дедушки с бабушкой, что выучили его и отдали в престижный университет. Даже само слово «негр» заменили бесцветным «афроамериканец». И плевать, что нарушены какие-то юридические нормы, пусть даже очень серьезные. Выигрыш в более серьезном, чем юриспруденция. Надеюсь, понимаете в чем. Штатовские политики поступили хоть и неверно по сути, но очень верно как политически, так и этически. Редкий случай, когда
политика и этика в данном случае согласны, а это значит, что решение не просто верное, а единственно верное!
        Энн молчала, еще не разобравшись, гуманитарница моя, а я торопливо кивнул и сказал очень серьезно:
        - Да, Анатолий Евгеньевич! Конечно, Анатолий Евгеньевич, юриспруденция, как и все законы, это способ заставить жить правильно и тех, кто не хочет жить правильно по морали.
        Он проговорил уже благодушнее:
        - Туда же можно отнести и негров среди рыцарей Круглого стола или королей средневековой Европы… Бред с точки зрения истории, зато сглаживает, а то и вовсе снимает некоторые острые моменты. Так что во имя спокойствия общества можно где-то и соврать. Причем такая ложь - во благо.
        Подошедшая Людмила Николаевна сказала, обиженно поджав губы:
        - Тоже мне новость. Да мы всю жизнь врем! Без этого человеческое общество бы рухнуло. Ты вон сколько вчера комплиментов Валентине Семеновне наговорил?.. А знала бы, что в самом деле о ней думаешь…
        Он вздохнул и произнес очень трезвым голосом:
        - Скоро узнаем. Скоро узнают все.
        На всех словно повеяло космическим холодом. Анатолий Евгеньевич напомнил о выпуске бюджетного чипа, что вот-вот поступит в продажу и будет доступен даже людям со средней зарплатой. И уже трудно будет ссылаться на адскую дороговизну, придется или ставить, или же сказать честно, что в его голове столько опасного дерьма, что не решается показать всем…
        Уже идут косяком явно проплаченные сверху зловещие предостережения, что больше всего будут защищать свои свободы преступники, воры, террористы, опасные психопаты…
        Так что придется либо ставить этот чип, либо ходить под подозрением, что замышляешь взорвать Кремль. А это не значит именно «ходить», у такого не только будут проверять документы на каждом шагу и ощупывать одежду, но не примут на приличную работу, не пропустят в здание аэропорта или вокзала, не позволят зайти в метро, так как существуют новые типы взрывчатки, которые можно пронести в желудке, а затем взорвать, просто вытащив из кармана мобильник и нажав кнопку вызова…
        Глава 13
        Мы некоторое время пили чай молча, каждый думал о своем, а я все так же готов кивать и со всем соглашаться, поддакивать, это в моих шкурных интересах, Людмила Николаевна с милой улыбкой подливала чай, Энн озадаченно помалкивает, для нее это новость, как и для абсолютного большинства населения в мире, а Анатолий Евгеньевич проговорил вдруг жестко:
        - Теперь видите, что и на этом поле начнется… я даже не могу представить что, если чипы расшаренности введут в широкое употребление?
        Я не сразу врубился, только кивнул тут же и сделал умное и понимающее лицо, а как же, дескать, все понимаю, со всем согласен, я же не дурак, дурака вы бы не пригласили на чай, а потом сообразил наконец, о чем речь, вот уж не думал, что этот старый пень следит за такими разработками в сфере хай-тека, сказал почтительно:
        - Надеюсь, люди к тому времени забудут эти… когда-то горячие споры. Для политиков важно не столько решить проблемы, как отодвинуть их решение на долгий срок.
        Он кивнул:
        - Хотите сказать, проблемы решатся сами?
        - Или станут неактуальными, - сказал я. - Выяснять, кто негр, а кто белый - неполиткорректно только сейчас, а потом станет просто неинтересно и даже глупо.
        - Да, - согласился он, - в большинстве случаев проблемы либо теряют остроту, либо решаются сами. Но мы пока в этом времени, когда о проблемах только умалчиваем. И что, если все разом… раскроются?
        - Разве будет разом? - спросил я осторожно. - Вон не поставили же видеокамеры разом всюду? Сперва только на самых опасных участках автодорог, потом на входе в аэропорты, автовокзалы, метро… И всегда народ немножко бурчал о нарушении прав свободы личности! И теперь вот, очень постепенно, эти следящие видеокамеры везде. И ничего, привыкли, притерпелись.
        Энн слушала нас, слушала, мне даже показалась, чуточку уязвлена, что я так быстро нашел общий язык с ее родителями, ей хотелось бы долго спасать меня и защищать, подспудный материнский инстинкт в действии, сказала с апломбом:
        - Это у нас притерпелись! Вы забываете про страны Африки. Они еще с этим не сталкивались, а их реакция будет бурной!
        Анатолий Евгеньевич посмотрел на нее с милой улыбкой.
        - А что, их кто-то будет спрашивать?
        Она с достоинством отрезала:
        - Их вес в современном мире растет с того дня, как все они добились независимости!
        Она не поняла, почему Анатолий Евгеньевич даже слегка всхохотнул, посмотрел на меня весело, а я понимающе улыбнулся и деликатно смолчал.
        - Что не так? - потребовала она сердито. - Разве колонии не добились независимости совсем недавно? В прошлом веке?
        Анатолий Евгеньевич вздохнул, посмотрел на меня, как на соратника, а то и сообщника в борьбе с милым, но туповатым миром прошлого.
        - Видите, Григорий, есть еще простодушные, которые верят в то, что говорят политики! А то некоторые утверждают, что пропаганда в наше время не дает денег.
        Щечки Энн мило окрасились сердитым румянцем, она сказала тем же строгим голосом:
        - Папа, не виляй и не напускай туману. Если черная Африка не добилась независимости, тогда что?
        - Никакая колония, - сказал Анатолий Евгеньевич наставительно, - не добилась бы «независимости», если бы ее к тому настойчиво не подталкивала метрополия! Неужели ты всерьез думаешь, что какая-то зачуханная Мумба-Румба могла одолеть всемогущую Англию? Но в Англии, как и в других странах, обремененных колониями, начали понимать, что в те земли приходится все больше вкладывать, чем оттуда вывозить. И потому решили от них избавиться. Но, чтобы никаких обид, дескать, выдоили и бросили, нужно сделать так, будто они сами отстояли и добились самостоятельности! А когда независимость получена, то у них своя страна, свои законы и, главное, свой бюджет. Таким образом Европа, освободившись от груза, резко рванулась вперед по пути развития, а бывшие колонии остались далеко позади со своей независимостью.
        Людмила Николаевна расставила на столе чашки и разлила свежий душистый чай, прислушалась и обронила коварно:
        - А Штаты?
        Анатолий Евгеньевич фыркнул:
        - Там земли заселили выходцы из Европы, так что изначально была не колония, по сути, а продолжение Европы. Потому и не захирела в отличие от всех колоний! А представь себе, если бы Англия не освободилась от Индии, Пакистана, Афганистана и прочих? Ей бы пришлось тянуть их экономики, долбиться в стену религиозных предрассудков, проводить дороги, чтобы там все было, как в самой Англии… Собственно, вот тебе и вопрос на страхи некоторых: завоюют или не завоюют Россию.
        - А при чем здесь Россия? - спросила она.
        - А при том, - ответил он по-мужски веско. - Сейчас уже не пройдет поголовное истребление, времена не те, а принимать Россию… или хотя бы ее территорию с ее православным населением, не желающим ни работать, ни учиться - это повесить себе жернов на шею и пойти на глубокое купаться.
        Я допил чай, взглянул на часы, охнул и сказал вежливо:
        - Простите, мне очень приятно у вас, здесь так мило, но завтра новый день, новые вызовы… нужно и выспаться, и быть к ним готовыми.
        Людмила Николаевна приятно улыбнулась, а Анатолий Евгеньевич проговорил рокочущим баском:
        - Да-да, мужчины должны думать прежде всего о работе.
        - А ехать обратно около часа, - сказал я озабоченно.
        Они поднялись проводить меня, Энн украдкой подмигнула, дескать, остается, я понимающе опустил глаза.
        Ее родители снова уселись за стол наблюдать просто сказочный закат, Энн проводила меня до машины.
        - Вообще-то, - шепнула она, - тебе можно бы остаться и у нас…
        - Твои родители все-таки допускают такое?
        Она помотала головой:
        - Не в одной постели. Но есть пара свободных комнат наверху.
        - Спасибо, - ответил я, - но будем держать марку. Родители должны верить, что ложимся в одиннадцать и встаем в семь, как послушные школьники из хороших семей.
        - Ты и есть послушный, - заверила она. - Даже если сам в это не веришь.
        Она коротко поцеловала меня, я тут же скрылся в машине. Решетка ворот поднялась, я выкатил на просторную улицу между уютными домиками и помчался навстречу кроваво-красному закату к главному шоссе.
        Самое удивительное и занимательное время - это нынешнее. Так считают практически все. За исключением помешанных на Средневековье дур, что мечтают очутиться в прошлом и обязательно - графинями. Но если оглянуться в прошлое, оказывается, все всегда считали свое время самым удивительным.
        Это можно прочесть в древнеегипетских манускриптах, в работах римских философов, в трудах деятелей Средневековья, в эпоху географических открытий, индустриализацию, постиндустриализацию… И все правы, как ни удивительно. Каждая следующая эпоха в самом деле более щедра на открытия, свершения, изобретения, подвиги.
        Отсюда грустный вывод, как бы нам ни казалось, что живем в самое невероятное и удивительное время, но оно невероятнее и удивительнее тех, в которых жили наши отцы, но не тех, в которых будут жить наши дети, тем более - внуки.
        Даже не внуки, а дети будут жить в сингулярности. Может быть, даже мы успеем, если не помрем от водки или под колесами пьяного лихача, что выскочит на встречку или заснет за рулем и врежется в троллейбусную остановку.
        В детстве мне приходили странные видения, которые не могли быть искаженными представлениями действительности, как говорят специалисты о снах. К примеру, я почему-то был уверен, что должен прожить жизнь каждого из людей, в том числе погибать в войнах, на арене Колизея и провинциальных цирков, быть казненным на плахе много раз, повешенным, утопленным, забитым камнями, я плавал в дальних морях и срывался с высоких скал, я царствовал и бывал рабом…
        И все это ничем не могу объяснить, кроме как некой незримой связью со всеми людьми, живущими и давно умершими… С живущими - понятно, но с умершими? Однако чувствовал, что это я умирал при строительстве пирамид в Египте, меня топили в Тибре, с меня Иван Грозный сдирал кожу заживо… Потом, взрослея, это ощущение ушло и забылось… на долгие годы. И лишь в универе, работая над разными прикладными задачами по указке аспирантов, столкнулся с проблемами и загадками, которые мог объяснить только дикой и сумасбродной гипотезой существования некого Сверхорганизма, в котором мы, подобно муравьям, являемся крохотными частичками и хотя действуем самостоятельно, все же управляемы так же, как муравьи управляемы своим общим мозгом муравейника.
        В науке существует давно некий метод, когда для решения некого уравнения, подставляется некое удобное число, чисто теоретическое, придуманное. Так Менделеев составил периодическую таблицу элементов и с ее помощью предсказал десятки новых элементов, так Макс Планк ввел понятие «квант», чтобы уравнение наконец-то выглядело законченным, так однажды, чтобы объяснить непонятное поведение галактик, ввели термин «темная материя»… В общем, я ввел в картину мира понятие Сверхсущества, и разительным образом стали проясняться многие темные места, которые ну никак не удавалось понять старыми методами. И так же как нашлись и стали реальными придуманный квант, темная материя, так стало реальным для меня и Сверхсущество.
        В снах я почему-то бывал уверен, что вообще не умру, если не проживу жизнь каждого, в том числе и жизнями тех, кого еще нет. В каких-то снах видел нейтронные звезды, абсолютно круглые шары, где немыслим даже выступ в один миллиметр, я опускался на них и, не отыскав жизни, с тоской устремлялся дальше, преодолевая мертвое пространство космоса…
        Это вообще необъяснимо, но я чувствую, что и это реально, что это происходит!
        В лаборатории большинство опытов проводим на муравьях, у них полноценное общество, а это огромные возможности. Как-то же эти крохотные насекомые с одним-двумя ганглиями в мозгу ухитряются делать то, что не под силу никаким высшим обезьянам, не говоря уже о других существах, населяющих землю?
        Потому муравьи у нас не только в лаборатории, но и дома: в формикариях, в стеклянных банках, в цветочных горшках, то есть и работа, и удовольствие.
        О наших работах пару раз давали репортажи по жвачнику, есть же каналы, что ищут диковинку и чокнутых, а мы как раз подходим под эту мерку, но мы и сами не ждали, что с нашей легкой руки начнется повальное увлечение муравьями.
        Мир, изнывающий от безделья, держит дома не только кошечек или собачек, попугайчиков или прочих пернатых, а также рыбок, ящериц, черепах, но также всевозможных насекомых вроде богомолов, гигантских сверчков или мадагаскарских рогатых червей, но мы открыли для них совершенно новый мир - мир социальных насекомых.
        Я дважды давал интервью телеканалу «Мир увлечений», это так они понимают нашу работу. Мне кажется, я расписал моих муравьев так, что в них можно было увидеть все, от скромных работников до самых прекрасных и мудрых существ во вселенной.
        И началось…
        В Москве уже существовал Клуб Любителей Муравьев, туда хлынули новые члены, началась бурная деятельность. Пошли оживленные дискуссии, в каких формикариумах лучше держать каких муравьев, образовались фирмы и фирмочки, что начали делать формикарии на заказ, подготавливать корм, даже писать музыку и песни для муравьев и муравьиных сообществ.
        Мы посмеивались, хоть и гордились поднятой нами волной. Только Вертиков, наш гуманист и правозащитник, время от времени напоминал нам, что мы все подали неправильно, на самом деле говорить, что в формикариумах муравьи живут и успешно размножаются, не выдерживает никакой критики. В концентрационных лагерях смерти тоже спаривали мужчин и женщин, получали от них потомство. Даже многочисленное, но назвать это счастливой жизнью…
        Кириченко сказал с отвращением:
        - Ну что ты за человек? Мы же не виноваты, что эти тупорылые так поняли? Мы рассказывали о научных работах, не так разве? А то, что они поняли только, что муравьев можно держать дома…
        - …и что это безумно интересно, - вставил Урланис.
        - Вот-вот, - сказал Кириченко, - и что это безумно интересно, это уже их вывих. Мы за них не отвечаем.
        - Мы за всех отвечаем, - возразил Вертиков с достоинством.
        - Почему? - удивился Кириченко. - Мы же их не приручали!
        - Теперь за все отвечают ученые, - сказал Вертиков строго, - а не какие-то там политики и общественные деятели.
        - Мечтай-мечтай, - сказал Люцифер.
        А Корнилов спросил с недоумением:
        - Кто говорит, что в формикариях все идеально? Но это лучше, чем на свободе, где муравьи гибнут каждое мгновение…
        - Да, - согласился Вертиков, - в концентрационных лагерях люди тоже не гибли сами по себе, только по воле тех, кто устроил их муравейник. Ты же помнишь еще зверинцы, верно?.. В том числе передвижные. Так вот сперва запретили передвижные, потом и стационарные. Остались так называемые зоопарки, где ударение делается на «парки», но их тоже начали закрывать, как бы ни пытались делать жизнь зверей приближенной к естественной…
        Люцифер прислушался, вдруг захохотал:
        - Мы летом семьей были в Африке!.. Так там все ходят на воле: слоны, жирафы, зебры, даже львы. Как-то целая семья залезла к нам на машину!.. Хорошо, мы оборудовали машину строго по инструкции, львы прокатились малость и поспрыгивали, так и не добравшись до сладкого мяса.
        - Вот-вот, - сказал Вертиков, - хочешь смотреть на львов или жирафа - езжай в Африку. Жаждешь общаться с муравьями - выйди в лес, или где там они живут, и подкладывай им у норки мух или кусочки сахара. Смотри, как лопают, тащат к себе… А формикарии - это концлагеря с пыточными камерами. Недаром все муравьи так пытаются оттуда убежать!
        Я прислушался к разгорающемуся спору, сказал раздраженно:
        - Кому-то политики не нравятся? А вы чем занимаетесь, лженаукой? Марш по местам, а то всех поубиваю!
        Они разошлись, посмеиваясь, мои угрозы никто всерьез не принимает, но каждый знает, что работать надо и тогда, когда не хочется. Правда, нам хочется почти всегда, такие вот мы особенные. Просто сама работа интереснее не придумать.
        Я в своем кабинете подошел к микроскопу, но невольно уставился на стену-экран, где замелькали заголовки сегодняшнего обсуждения скандального интервью Неназываемого, в прошлом известнейшего писателя, а теперь киносценариста и баймиста. До этого были обнародованы результаты подсчета критических отзывов и рост тиражей. Едва ли не впервые критики и читатели оказались абсолютно единодушны: мура, дешевое чтиво, не стоит внимания… и в то же время только у него тиражи растут и растут, в то время как у всех остальных падают к нулю.
        С этим безуспешно пытались разобраться, но полемики не получалось: все соглашались, что это не литература, а черт знает что, однако… почему-то покупается. Причем, как оказалось, покупают и все те, кто называет это халтурой. Дискуссии гремели с унылым однообразием в инете, перебрасывались на страницы умирающей бумажной печати, с экранов жвачников гневно клеймили, причем голоса в защиту не находилось, получалось даже как-то неловко, однако же на результаты продаж это не влияло, тиражи росли как в бумажных вариантах, так и в электронном, а также в баймах и кино, где не только по его сценариям, но и по его указке, что и как, Неназываемый соглашался передавать права только на таких условиях.
        Наконец удалось взять пространное разъяснение у самого мэтра. На телевидение приехать он не изволил, хотя по первому зову туда бегут и члены правительства, он же отказывался приезжать до тех пор, пока к нему к самому не приехала съемочная группа.
        Глава 14
        Встреча была назначена в его коттедже, он прибыл с опозданием на шесть минут, на велосипеде и в промокшей на груди майке и, не переводя дыхание, сообщил, что они все живут в веке двадцать первом, а требования к литературе и прочим видам искусства у них даже не двадцатые, а девятнадцатые, дикари какие-то.
        Самый частый упрек, из-за которого презрительно называют халтурой, это «…его герои слишком легко идут, а надо, чтобы ползли, выламывая ногти, навстречу ветру и невзгодам. И чтоб побеждали ценой невероятных усилий в самую последнюю секунду, уже на издыхании…».
        Идиоты, сказал он и, подумав, добавил с удовольствием: тупые идиоты. Переносят в наш благополучный век реалии и требования тех прошлых эпох, того тяжелого и жестокого времени, когда ставилось целью выжить и победить. В первую очередь победить, выжить - если получится. Пришло просто немыслимое по комфортности с прошлым благополучие. Человечество уже не ползет, обламывая ногти и орошая землю кровью. Шпионы уже не глотают ампулы с ядом, напротив - им свое же руководство велело, если попадутся, тут же признаваться во всем, а то еще побьют!
        Правда, еще сохранились «горячие точки», там в самом деле воюют, но… как? Обычно стараются с воздуха, да еще с такой высоты, чтоб уж точно туда не достали никакими «стингерами», а когда и возникают ситуации, что нужно на земле… то как это проводится? Во всяком случае, не так, как в битве за Сталинград, когда остервенело в рукопашной зубами и когтями. А вот в кино и книгах по старинке эти замшелые тупари требуют, чтобы на последнем издыхании, ага, как же. Щас, перетрудятся.
        В сингловых баймах можно самому выставлять уровень сложности, а то и подчитерить, так вот я не знаю людей, которые ставили бы «hard» или «hardest», нет таких мазохистов, хотя, да, все они гордо говорят, что а как же, конечно, только на hardeste прошли все миссии и все уровни, они ж не слабаки, хотя никто не может удержаться от соблазна поставить бесконечные патроны и бессмертие.
        У человека в крови эта жажда идти с комфортом, а его по-прежнему, по старинке заставляют ползти, окровавленного и полуживого, по грязи, чтобы на последнем издыхании выцарапать победу? Ну что за… ладно, смолчу, я же сегодня обещал быть вежливым. У меня не халтура, как говорят те из прошлых веков, а литература двадцать первого века. И баймы такие же: красивые, интересные, с юмором и приколами, романтичные, но… легко проходимые. Хотя почему «но»? И легко проходимые. Иное время, иные законы.
        Заголовки и блиповые отрывки исчезли с экрана, появилось усталое лицо телеведущего, он с тяжелым вздохом откинулся на спинку кресла, мрачный, как грозовая туча.
        - Наверное, - сказал он угрюмо, - великий мэтр революционно прав, хотя мне очень неуютно от его правоты. Я тоже… гм… по старинке. Просто не задумывался. Надо, чтобы герой побеждал из последних сил, вися на одной руке над пропастью и отбиваясь другой от десятка врагов.
        Его соведущий нервно хохотнул, то ли над собой, то ли над ситуацией:
        - Да еще и раненый…
        - И чтоб на нем висела красотка, - добавил ведущий программу. - Вообще-то, хотя это в антураже больших городов и высотных зданий, а ощущение, что происходит в Древнем Риме. Наверное, Неназываемый прав, только его правота какая-то костоломная. Мне уютнее в литературе старых эпох, хотя технику мне подавай самую-самую! И комфорт, конечно.
        Я со злостью взмахнул рукой, экран погас, микроскоп подъехал по столу ближе и приподнял трубки с окулярами, но сердце мое стучит рассерженно, а в голове все еще злые мысли на мир, в котором живем, и на людей, что нас окружают, и почему-то не все из них работают дворниками, а, вон, ведут телепередачи, а то и заседают в правительстве.
        Кириченко работал дома, держа видеоканал открытым, потом явился в лабораторию, похвастаться успехом, но когда я вышел из своей комнатушки, он с торжеством показывал коллегам дистанционный пульт размером с мобильник.
        - Наконец-то! Универсальный!
        Люцифер спросил скептически:
        - Насколько?
        - На все, - заверил Кириченко. - Сам проверял. У меня двадцать четыре пульта, с ума сойти!..
        - Дык универсальные давно в продаже…
        - Ага, - сказал Кириченко рассерженно, - да только чтобы обучить отличать кофемолку от телевизора, нужно быть доктором наук. Да еще помнить все команды и систему переключений.
        - А этот?
        - Этот сам определяет, - сказал Кириченко, - что перед ним. А затем подает команду. Вот экранчик, видишь? Выбираешь, что он может, и… жмешь. Только и делов.
        Корнилов слушал, кривился, сказал с презрением:
        - Откуда такие дикари?.. Давно везде стоят обучающие команды. Десять минут тренировки, и любой комп или телевизор будет понимать твои команды голосом или жестами.
        Кириченко фыркнул:
        - Спасибо, раскрыл нам глаза! А то мы не знали. Но я отдам тебе жалованье за год, если сумеешь научить моего деда отдавать команды телевизору вот так, ах-ах, современно.
        Корнилов сразу потускнел, буркнул:
        - Так бы сразу и сказал… Деду, видите ли! Я отца и то не могу научить. Как подумаю, что я, вот такой крутой и всепонимающий, буду таким же… когда мой сын повзрослеет, так и жить не хочется. Что с нами происходит?
        …Еще на первом курсе я познакомился с Люцифером, ярким и неординарным бунтарем, что почти не посещал лекций, но ухитрялся оставаться в числе лучших. На зависть многим он сумел быстро разработать простые и эффективные программы для мобильников, перенаправляющие сигнал. Еще когда пришли айфоны, то стали сущим бедствием для многих мужчин, потому что любая женщина могла позвонить и спросить: где ты? И хрен соврешь, что на работе, потому что может попросить поднять мобильник и покрутить во все стороны. И сразу увидит, на работе он или в сауне с девочками. Но с помощью проги Люцифера увидит адресата на фоне работающих сотрудников в офисе или в другом месте, все достоверно, другие будут даже подходить к нему и что-нибудь спрашивать.
        Потом, когда эту хитрость раскусили, он выпустил дополнение, теперь если жена попросит передать мобильник сотруднику, дескать, надо сказать ему пару слов, то пожалуйста, вот, передаю, говори! И тот, кому он передаст, может поговорить с нею и подтвердить, что ее муж целый день сидит за столом, не поднимая головы…
        Потом такие проверки прекратились даже между влюбленными, лучше не рисковать узнать правду, а то вдруг, надо доверять один другому и все такое, но он уже занимался другими придумками, даже не обращал внимание, что на его счету больше ста миллионов долларов, настоящих мужчин такие мелочи, как деньги, не интересуют…
        Я напомнил ему эту историю, рассказал о своей работе, он заинтересовался и пришел посмотреть, долго общался с ребятами, а потом сказал, что все, он в моей команде.
        Моя наука о Сверхорганизме - междисциплинарная, я расположил ее… ладно, это нескромно, даже сам вижу, скажем так: возникла на стыке целого ряда серьезных дисциплин. Как бы сама по себе возникла, а я вот как-то подсуетился и теперь вот, ага.
        А раз междисциплинарная, то приходится учитывать и вводить в уравнения те изменения в обществе, которые видишь, но не знаешь, как обозначить, в чем выразить, мы же пока что люди, а не сингуляры, мекаем и бэкаем, проблему смутно понимаем, но математического аппарата человеков недостает, а зачеловеческий только смутно вырисовывается в тумане будущего, впрочем, угрожающе близкого.
        Быстрые изменения в экономике тут же вносят изменения и в мораль, что, казалось бы, куда более незыблемая величина, это же основа человеческих отношений, это экономика сейчас одна, завтра другая. Но вот стало не хватать рабочих рук, пришлось придумать суфражизм и феминизацию, мужчины хитро продумали и провели в жизнь борьбу женщин за свои права, и вот уже женщины впервые в истории человечества пошли… на работу.
        Мужчины в смятении, впервые женщина выпущена из дому, выпущена одна и без присмотра, а там она вольна в своих поступках… И вот сразу же произошла быстрая ломка в морали: раньше изменившую женщину нужно было обязательно убить, а то и вместе с любовником, а самому застрелиться/утопиться/прыгнуть под поезд или как-то иначе покончить с жизнью, так и делали, когда это были единичные случаи, но когда женщины массово пошли на фабрики, заводы, в офисы… то адюльтеры перестали быть чем-то особенным, и теперь мужчина в лучшем случае нахмурится и укоризненно погрозит пальцем провинившейся жене.
        Стремительно нарастающее количество подсматривающих видеокамер сразу же обесценило и как бы легализовало все мелкие проступки. Даже подросткам уже неинтересно подсматривать, как раздевается или принимает душ соседка, никто не фотографирует тайком депутата или кинозвезду, когда те трудятся на унитазе, ничего интересного, все там бывают, и все срут примерно одинаково.
        Это всеобщее наблюдение подвело к последнему пугающему моменту в жизни людей: создан и проходит испытания чип, что позволит объединять мыслительные мощности. Создатели уверяют, что таким образом удастся решать более сложные задачи во всех областях деятельности, будь то изобретательство или далекое от него руководство политикой.
        Пугающий момент в том, что вместе с доступом к мыслительным мощностям становятся доступны и прочие возможности. Такие, к примеру, как «чтение мыслей», хотя это, конечно, не чтение в прямом смысле, однако собеседник сразу ощутит, что хотя вы вежливо улыбаетесь, но мысленно бьете его в морду, возите ею же по битому стеклу, а то и, поставив на четвереньки, зверски насилуете.
        Такие мысли время от времени проскальзывают почти у всякого, но общество потому и возникло, что люди научились им не давать ходу, а вежливо улыбаться, улыбаться, улыбаться. Эти чипы угрожают разрушить эту основу, и страх многих совсем небеспочвенен.
        Сможет ли существовать общество, где будем видеть друг друга во всей грязи низменных инстинктов, жажды насилия, похоти, обмана, предательства? Или же сумеем все-таки и к этому, как в случае с половыми контактами жены на стороне, отнестись с благодушным пониманием?
        Все-таки когда жена отсасывает у босса и его заместителей, а в обеденный перерыв трахает для собственного удовольствия мальчишку-посыльного, это частные случаи, не затрагивающие нынешний фундамент отношений супругов. Когда за тобой всюду следят камеры и нельзя незаметно ни яйца почесать, ни геморрой пощупать, это тоже терпимо, хоть и неприятно…
        В предобеденный перерыв на четверть часа разговор как раз и начался с этих чипов, это потом свернет на баб, как обычно, но сейчас Вертиков горячится и размахивает передними лапками, коротенькими, но цепкими, как у хомячка в период весеннего обострения:
        - Корень, ты не туда загнул! В случае с камерами нам легче потому, что следят за всеми. А мы все чешем яйца, писаем в раковину для мытья рук и при удобном случае щупаем соседку. Может, чипы примут тоже потому, что все друг друга увидят во всей мерзости…
        Люцифер вставил:
        - …которая отныне будет объявлена уже не мерзостью, а пустячком, как сейчас супружеская измена.
        Корнилов слушал-слушал, покачал головой.
        - Хрень, - сказал он веско.
        - Почему? - спросил Вертиков обиженно.
        - Камеры вводились очень уж поэтапно. Сперва на перекрестках дорог, чтобы вылавливать орлов, прущих на красный свет. Потом в аэропортах, чтобы просматривать идущих к самолету и сравнивать их хари с портретами международных террористов, взрывающих эти самолеты. Потом у входов в крупные супермаркеты, которые тоже могут взорвать… И так медленно, постепенно, пока не были установлены у входа в каждый дом, а затем и в квартирах. А с чипами так не выйдет…
        - Почему? - спросил Вертиков. - Эти штуки очень дорогие, все купить и поставить себе не смогут! Да и дело это добровольное.
        Корнилов покачал головой:
        - Даже двое, купив и поставив себе эти чипы, сразу увидят друг друга во всей грязи. Подчеркиваю, не постепенно, а сразу! А мысли и позывы у нас всех куда более отвратительные, чем любые, даже самые невероятные по гнусности действия…
        Я не дослушал, взял свой бутерброд с большой чашкой кофе и удалился в кабинет. Эти дискуссии возникают везде и постоянно, но, думаю, потаенный даже от дискутирующих смысл языкочесания не в том, что хорошо это или плохо - быть с таким чипом, победное шествие хай-тека не остановить, а что народ постепенно смирится с экспонированием всех мелких шалостей и пакостей и, в надежде, что будут прощены, сам простит такие же, направленные в его адрес.
        Урланис снова не является в лабораторию, отделываясь уверениями, что все расчеты делает дома, у него широкополосные, облачные вычисления, все в ажуре, шеф, все путем, скину прямо тебе в комп, никаких проблем. Но на самом деле его не миновала та зараза, как Виртузяйки-3, где на экране во всю стену суперреалистичные персонажи живут своей жизнью, но ты, как бог, можешь вмешиваться и перекраивать их судьбы, как сам хочешь. Немногие играют «честно», большинство же читерят. Мужчины, к примеру, пользуются возможностью брюхатить замужних женщин, потом со злорадством смотрят, как по экрану ходят постепенно полнеющие красотки.
        Люцифер баймит тоже, но хотя бы придумывает какие-то хитрые истории, ссорит и мирит, задумывает многоходовые интрижки, разводит одни семьи и сводит другие, а Урланис просто трахает все, что движется. В жизни он готов был железными прутьями бить гомосеков, зато в Виртузяйках имеет всех, от мальчишки-разносчика газет до своего босса, начальника корпорации. Конечно же, с особым удовольствием и в особо извращенных формах овладевает полицейскими и чиновниками.
        Люцифер не только сбрасывает результаты работ в офис, но и появляется здесь регулярно, потому что мы не бухгалтеры, у которых все на флешке, у нас уникальное оборудование, чаще всего собранное своими руками, тут без личного присутствия не обойтись, а вот Урланис настолько вжился в мир Виртузяек, что едва раскрывает глаза утром, сразу же бежит со злорадством в те семьи, где обманутые мужья растят его детей, как своих.
        Глава 15
        В обед спустились в кафе на первом этаже. Там официантки и буфетчицы прямо тают, едва наши вваливаются в просторный зал: пятеро мужчин, ни одной женщины, надо же! И все настоящие, что значит, говорят о работе, а не стреляют блудливо глазками по сторонам, измеряя взглядами жопы всех женщин в пределах досягаемости.
        Столики по большей части свободные, только за соседним целая группа логистиков, судя по разговору, тоже такие же деловито-нацеленные, как и мы, только быстрее нас перешли с работы на баб, а потом почему-то на современную моду, причем обсуждали с таким жаром и знанием деталей, что мы начали переглядываться.
        Когда наконец допили свои обезжиренные молочные коктейли и ушли, подобревший Вертиков сказал в недоумении:
        - Они что, рухнулись? В самом деле цепляют на себя эти финтифлюшки потому, что жаждут выразить свою индивидуальность… ха-ха!.. Тот козел, что с прической под Кинбурга, свою индивидуальность старается выразить одеждой, обувью или прической?
        Люцифер возразил, морщась:
        - Голубчик, ты называешь идиотами абсолютное большинство населения планеты! Тебе хорошо, можешь выделиться умом, Урланис - мускулатурой, Корнилов - виртуозным исполнением на контрабасе… А что делать простому, ленивому и к тому же не очень умному, скажем мягко, человечку? Он ни качать мускулы в спортзале не может - слишком ленив, ни учиться не хочет - туповат, ни в армию не пойдет совершать подвиги - трусоват… так чем еще может выделиться, как ни прической?.. И костюмом от кого-то там умелого, что наживается на таких идиотах, как ты сказал хоть и верно, но неполиткорректно.
        - А почему нельзя? - спросил Вертиков.
        Люцифер объяснил очень мягко, журчаще, словно весенний ручеек из-под корки льда или пуская струю в писсуар:
        - Потому что эти люди вокруг нас.
        - И что?
        - Нельзя прожить только среди умных, нас мало. Даже здесь натыкаемся на таких, которые… ну ты понял. А как только выходим на улицу, так ваще!.. И что, презирать всех?..
        - Женщин я не презираю, - заявил Вертиков твердо. - Пусть что угодно на себя цепляют! Все равно дуры, но хоть красивые. Но самцы, самцы… Самцы не имеют права быть идиотами!
        Люцифер развел руками:
        - Да, конечно. Но природа выпускает их с запасом, чтобы было кого отбраковывать. Они ходят в этих ярких перьях, еще не понимая, что их уже… выбраковали. Но мы это знаем, так что не кипятись. Смотри сквозь них, их фактически уже не существует.
        Даже грубый Корнилов сказал с ласковым укором:
        - Вертижопиков, ты прям только из яйца вылупился. Ишь, мода не угодила!.. А чем еще простому человеку заниматься, как не цеплять павлиньи перья и не воображать себя при этом дивной райской птицей?.. Да укажи ему на то, что оно есть, чувствительный рухнется, а тупой озвереет. А нам это надо? Пусть живут в том придуманном мире, пусть цепляют на себя павлиньи перья. Это лучше, чем идти грабить прохожих. Все-таки чем-то да заняты, а там и жизнь пройдет. Благополучно помрут, не наделав вреда. Именно помрут, а не передохнут, как вон ты уже готов заявить!
        Люцифер буркнул:
        - Вертианусин вообще нарывается. За этой дурью такие бабки стоят!.. Фабриканты модных перьев зарабатывают больше, чем IBM или Intel на компьютерах. Это еще та нефтяная жила!.. У них свои журналы и свои журналисты, что будут неустанно твердить о необходимости моды и острой необходимости к каждому сезону покупать новое и еще раз новое!.. И телеканалы свои.
        Вертиков сказал невесело:
        - Я заметил, что телеканалов с показами мод в шесть раз больше, чем о новостях науки.
        - Хорошо, - буркнул Люцифер, - что не в шестьдесят.
        - Это в спорте в шестьдесят, - уточнил Корнилов.
        Вертиков фыркнул:
        - Дикарь, ты когда включал жвачник? По шестьдесят каналов только о футболе и хоккее. А если масса по всякой хрени типа беганья по стенам, прыганья на велосипеде, есть и такие придурки…
        - Почему придурки? - спросил Люцифер. - Чемпионат мира проводят по прыганью с велосипедом.
        Кириченко слушал-слушал, морщился, наконец со стуком поставил пустую чашку, оглядел всех грозными очами:
        - Хватит! Хватит умничать!.. Ишь, довольные, глупее себя нашли. Да, весь мир больше ничего не знает и не умеет, кроме как наряжаться в чужие павлиньи перья! Ну и что?.. Нам какое дело?.. Мы идем мимо и дальше! А остановиться и гыгыкать над дураками - последнее дело.
        - В смысле, - добавил Корнилов с недоброй улыбочкой, - иначе сам вскоре к ним опустишься. О моде говорить - еще круче, чем рассуждать, как бы свалить отседова.
        Я молча пил кофе и пожирал пирог, Корнилов прав, разговоры о том, что пора валить из этой страны, на втором месте после перемывания костей тупому и дурному правительству, где одни воры, что знают только как воровать и доводить страну до краха.
        Это и есть у нас самый любимый спорт, а не футбол или хоккей, которые можно с банкой пива смотреть по жвачнику. То, что последний крупный кризис, потрясший мировую экономику, начался не у нас, а там, где, по их мнению, самое лучшее в мире правительство, во внимание не принимается. Все равно у нас все хуже, и все криворукие, тупые и ленивые, и как только угораздило нас, таких замечательных, родиться среди такого пьяного быдла.
        По твердому убеждению обывателя в правительство пробиваются только жулики и воры. И сразу же начинают разворовывать страну, выводить за границу миллиарды, открывать себе и родственникам в Швейцарии тайные счета в банках, а еще ездят с мигалками. Если в стране что-то плохо - это они, гады, довели страну, если хорошо, то вопреки их подлым стараниям развалить всё и везде.
        И хотя никого еще не поймали за руку и не указали на его тайный счет, все равно обыватель твердо убежден, что у всех членов правительства они есть. Почему? Да потому что сам сразу же в первую очередь постарался бы урвать побольше, и еще больше. И еще.
        Конечно, каждый обыватель знает не только как играть в футбол или выйти из финансового кризиса любой стране, но и легко управлял бы государством, если бы его скромность и порядочность не помешали стать президентом.
        Туповатого и самодовольного обывателя сразу можно узнать уже по этому признаку: если по его мнению в правительстве все дураки и воры - понятно, он именно тот скромный гений, что сразу бы сделал Россию передовой во всех отношениях. Нет-нет, вслух это никогда не скажет, но такое видно по его апломбу и снисходительной усмешке, с которой указывает на «крупные промахи» президента, премьера и прочих, принявших на себя бремя руководства.
        Россия, правда, как и другие страны, становится богаче, ее жители живут несравненно лучше своих отцов, а те жили зажиточнее дедов, на смену телегам пришли прекрасные автомобили, а телевизоры, холодильники и все прочие удобства, так ценимые обывателем, теперь в каждой семье. Несмотря на тупое и вороватое правительство.
        Что, существуют серьезные проблемы и Россия из-за падения рождаемости вообще скоро исчезнет? Но гораздо раньше по этой причине исчезнут Франция, Германия, Испания, Италия… и вообще все европейские страны и нации, на которые обыватель постоянно молится и которые ставит в пример. Даже США исчезнут по той же причине.
        И собор Парижской Богоматери раньше станет мечетью, чем храм Василия Блаженного, это уж точно. Хотя там ох какое умное и совсем не вороватое правительство. А есть доказательства, что не вороватое? Нет. Как нет и улик, что российское - вороватое. Но для обывателя все ясно и без них: у нас все равно говно, в Европе поют и пахнут.
        Для этих ничтожеств это единственная возможность уверить себя, что они не самое последнее говно, раз «все понимают», и потому «не хотят участвовать», хотя никто их не приглашает. Так хоть перед туповатой женой и пока еще туповатым ребенком можно показаться мужчиной, иронизируя над речью президента или его указами, но когда и те поймут, что у их главы семьи ничего, кроме тупых понтов, нет, жизнь такого обывателя превратится в ад.
        Мигнул огонек на мобильнике, я кивнул, зажегся экран, милое лицо Энн, она сказала деловито:
        - Вижу, ты не на работе, это хорошо…
        - Но и не в сауне с девочками, - заверил я, - вот смотри!
        - Ничего плохо в сауне нет, - возразила она, - даже с девочками, я не настолько собственница… Ты как насчет того, чтобы сходить в кино?
        Я сказал изумленно:
        - Кино? Ты чего?.. Не осточертело на работе?
        - Работа не может осточертеть, - сказала она наставительно, - иначе лучше уступить место тем, кто будет работать с радостью. Так ты пойдешь?
        - С тобой, - заверил я, - хоть на край света, а хоть еще дальше! Могу и в кино, где наша не пропадала.
        - Тогда сегодня в восемь?
        - А успеешь?
        - Для этого случая успею, - заверила она.
        - Ого, - сказал я, - а что за особый случай?
        - Потом скажу, - пообещала она.
        - А сейчас? Хоть намекни…
        - Ах, вот ты какой? - сказала она. - Так ты хочешь меня видеть?
        Я примчался на четверть часа раньше, очереди в кассу, естественно, нет, хотя фильмы сейчас не только бесплатные, но и каждый зритель получает бонусы, всякий раз иные: иногда подарок из рук кассира, иногда пару долларов на мобильник, однажды зрителей встречала у входа сама Аня Межелайтис, и каждый мог коснуться, а то и пощупать ее изумительную грудь или погладить по дивным булочкам.
        Энн выскочила из арендованного автомобиля за три минуты до начала, я уже начал беспокоиться. Автомобильчик, управляемый автоматом, тут же унесся, а она пошла ко мне уже ровная и прямая, настоящая леди, что не забывает блюсти и соблюдать.
        - Привет, - сказал я, - какая ты и сегодня изумительно красивая… У меня начинает сердце щемить, что ты не мое существо.
        - Собственник, - произнесла она с достоинством. - Нет уж, мы никогда больше не будем рабами.
        - Ну хоть денек!
        - Ни часу, - отрезала она, потом смилостивилась: - Ладно, полчасика, если у тебя такие вкусы. Или нет, четверть часа! Хватит?
        - Нет, - сказал я. - Согласен только на вечность.
        Она ответить не успела, я подхватил ее под руку, из кассы нам подали два мороженых в хрустящих стаканчиках, мы прошли в зал, заполнено почти четверть кресел, чудовищно много, я ощутил, что фильм, возможно, в самом деле стоит того, чтобы посмотреть.
        - Ну, говори!
        - Еще рано, - прошептала она.
        - А когда будет не рано?
        Она посмеивалась, а когда погас свет, прошептала:
        - Смотри… Да не на меня, на экран!
        Я добросовестно старался смотреть, хотя там для меня ничего интересного, фамилии режиссера, сценариста и операторов ничего не говорят вообще любому зрителю, и чуть не пропустил миг, когда промелькнуло «Консультант Энн Варлей». Вообще-то, промелькнуло, уже шли другие имена и фамилии, прежде чем я сумел восстановить то, что увидел секундами раньше.
        Энн замерла, еще не знает, успел я что-то понять или нет, я нежно прошептал ей на ухо:
        - Сейчас увидим твою инквизиторскую работу?
        Она довольно заулыбалась, вижу в полутьме, ответила тихо:
        - Бесстыжий, какая инквизиция? Наша организация - миссионерская, мы несем свет и добро, искореняем зло и насилие…
        Фильм, как я не сразу понял, замышлялся как пространная летопись о первых днях начала становлении Руси. О призвании викингов под началом удалого Рюрика, установлении власти над Новгородом, а затем победном захвате князем Олегом великого города Киева. Рюрика играл великолепный блондин англосаксонского типа, его брата Трувора, естественно, негр, а третьего брата, Синеуса, актер монгольского типа, явно призванный олицетворять «бронзовых людей», которые в США становятся национальным большинством.
        Князя Олега, известного в славянском фольклоре еще и по легендам, играет курчавый негр, полуголый, чтобы все видели хорошую мускулатуру. Славянские женщины тоже все полуголые, моментально возбуждаются и тут же на улице ликующе совокупляются с пришельцами из-за моря, будто живут в современном Лас-Вегасе, а не в холодных северных странах, где с моралью всегда было строже некуда да и на улицах холодновато.
        - Ну как тебе? - прошептала она вскоре. - Что молчишь.
        - Красочно, - признал я. - А спецэффекты так вообще…
        - А сама тема?
        Я сказал осторожно:
        - Я с большей охотой посмотрел бы что-нить о затерянных странах, городах, королевствах… Понимаешь, там больше простора для воображения. Можно напихать все, что угодно.
        Она шепнула:
        - То совсем другое! Там просто развлекательный фильм, а здесь идеологический!
        - Да это я понял, - пробормотал я.
        - Тебя что-то раздражает?
        - Немного, - признался я. - Все-таки у меня другие представления о Рюрике и князе Олеге.
        - В том-то и дело, - сказала она горячим шепотом, - нам нужно беспощадно разрушать эти устаревшие клише!..
        - Зачем?.. Ах да, понимаю.
        - Не понимаешь, - обвинила она.
        - А что, - спросил я, - режиссер именно так представляет Олега? Негром?
        Она помотала головой:
        - Нет, он хотел делать его рослым блондином. В соответствии с исторической правдой.
        - Ну, вот видишь…
        Она сказала сердито:
        - А если историческая правда идет против морали?.. Это я, кстати, настояла, чтобы князя Олега играл афроамериканец. И дело не в политкорректности!
        - А в чем?
        Она зашептала жарко:
        - Да пойми же, раз мы стремительно сливаемся в одно человечество, то никто не должен замечать, что мы разные по цвету кожи, росту, полу или сексуальным привычкам. Понятие расовой принадлежности должно уйти из нашего цивилизованного общества!
        - Так это в будущем…
        - Нужно подчищать и прошлое, - неумолимо заявила она. - Нельзя оставлять следы или намеки, на которые кто-то сошлется и скажет, что вот в прошлом негры еще на деревьях сидели, а мы, европейцы, высокую культуру отгрохали!.. Есть нечто более высокое и важное, чем правда, Грег. Это наша современная высокая мораль.
        Я одним глазом поглядывал на экран, потом надо будет несколько раз упомянуть какие-нибудь моменты, чтобы было видно, что смотрел, но другим, рискуя окосеть, держал вдохновленное лицо Энн.
        - Я понимаю, - ответил я. - Да, это правильно. Хоть и весьма… резковато.
        - Все люди равны, - прошептала она назидательно, - вот это ненавязчиво и проводится красной нитью попутно с главной линией о становлении демократии на Руси, которую потом задавила тираническая Москва…
        Я невольно охнул:
        - Снова Москва виновата! Говори уж прямо, коммунисты.
        - Не-е-ет, - сказала она с апломбом, - мало обвинить одних коммунистов. Именно Москва! И пока Москва существует, ее и будут держать в прорези прицела, как главную мишень. Ты не замечал, что среди москвичей негров не показывают никогда? Как вон даже в самых новейших фильмах про Германию гитлеровского времени нет ни одного афроамериканца…
        Глава 16
        Я порылся в памяти, но с просмотром фильмов у меня вообще туго, слишком много времени отнимают, я и так в основном больше проматываю, чтоб побыстрее понять основную линию, а потом заглянуть, чем вся эта фигня закончилась.
        - И что, - спросил я с недоверием, - даже среди подпольщиков нет?
        Она ответила с некоторой неуверенностью:
        - Ну, среди подпольщиков, может быть, и есть, хотя сама еще не видела. Показывают же во всех фильмах негров-программистов и суперхакеров, но в окружении Гитлера нет ни одного! Хотя бы Геринга или Гиммлера сделали… На худой конец, Бормана или Геббельса… Так нет же!
        Я ощутил тяжесть в груди. Хоть мы и сливаемся сознательно в одно человечество, а неосознанно вообще давно в одном Сверхорганизме, но все равно как-то грустно, что родился и живу в части, назначенной на полное уничтожение.
        Энн время от времени толкала меня в бок и шептала, чтобы обратил особое внимание на фразу, что будет сейчас… а теперь вот посмотри на его лицо… а вон видишь кто на заднем плане?
        Я обращал, смотрел и замечал, для Энн рассмотрю все, что угодно, но тяжесть из груди хоть постепенно испарилась, однако осталось странное чувство нереальности.
        Тогда жили красиво, хоть грубо и жестоко, и умирать старались красиво. Всобачивать туда современную философию трансгуманизма как-то не совсем, пусть она сейчас, как христианство в Древнем Риме, выходит из подполья и начинает победно завоевывать умы.
        Трансгуманисты называют философию людей с прежними взглядами, как вон Рюрик, князь Олег и все-все после него, смертничеством. У тех вроде бы трезвый взгляд на вещи, он продержался тысячи лет, но в данное время это, конечно, неверно… потому что не учитывает новейших технологий.
        Неверно в чем? Смертник знает, что умрет, и потому оставшееся время, обычно сразу после выхода на пенсию, начинает «просто жить», то есть ничему не учится, не осваивает, а просто доживает.
        Тот, кто верит в крионирование и будущее оживление, продолжает работать, что выгодно обществу, семье, родственникам и друзьям. Нет этого «Все, скоро все равно помирать, поживу пока в свое удовольствие», то есть в полном безделье, да на иждивении государства и родственников.
        Возражения смертников понятны: наши деды-прадеды умирали, и мы умрем. А то, что их деды-прадеды самолетов не видели… Еще живы люди, что застали мир без холодильников! Сейчас мы не можем представить себе, как это есть землянику и клубнику только в начале лета, а груши и яблоки с конца лета и до поздней осени, но так было…
        Знание, что умрем обязательно, вырабатывало философию жизни как дорогу к смерти. Смерть должна быть красивой, например в бою. А если в постели, то нужно было приготовить и сказать прощальные слова, которые запишут. Такие фразы придумывали задолго до старости. «Скажите, что академик Павлов занят. Он умирает». Но, уверен, что при возможности крионирования Павлов немедленно ухватился бы за нее, пусть шанс будет один на миллиард. И мы бы выиграли, если бы такой гений вышел из дюара и продолжил бы свои работы. Сперва догнал бы убежавшую вперед науку, а потом подключился бы к работе.
        - Я все понимаю, - прошептал я, - но все же это перегиб…
        Я сказал и замер, вдруг да рассердится, это же ее работа, Энн в самом деле сердито подвигала ягодицами по сиденью, посмотрела сузившимися глазами.
        - В чем?
        - Делать Рюрика и его викингов, - ответил я виноватым шепотом, - древними трансгуманистами. Они хоть и не говорят современными терминами, но живут в его духе, а было все не так…
        Она шепнула строго:
        - При чем тут так или не так? Мы занимаемся благородным и очень нужным делом воспитания людей.
        - Да я понимаю…
        - Но тебе хотелось бы, чтобы все пришло как бы само? Так не бывает, Грег. О чем-то в истории приходится замалчивать, что-то выпячивать, а что-то вообще подавать так, как должно было случиться, а не как случилось на самом деле!
        Я прошептал:
        - Прости, я человек неподготовленный. Меня это шокирует.
        - А ты не заметил, - сказала она тихохонько и пригнула голову, чтобы не мешать соседям, - что у нас, нашими усилиями в том числе, сейчас в самом деле новое поколение людей. Действительно новое!..
        Я спросил:
        - А… в чем?
        Она начала объяснять жарким шепотом:
        - Еще не заметил? К примеру, впервые наше общество не считает Робин Гуда благородным героем. Да-да, сейчас начинает превалировать мнение, что это всего лишь подлый разбойник, грабитель. А еще он подстрекал простых крестьян не платить налоги. Сейчас в России впервые выросло поколение, которое понимает необходимость налогов. И потому - заметь особо! - даже молодые ребята, у которых бунтарство в крови, даже они перевели Робин Гуда из разряда благородных героев в простые разбойники, которых надо ловить и вешать.
        - Ого, - сказал я невольно. - Это перелом.
        - То-то, - шепнула она. - Сейчас на очереди пираты.
        - А что с ними? - спросил я, понял, сказал быстро: - Ого!.. Это вообще целая гора… Подъемная?
        - Будем стараться, - сказала она. - Я уже заказала материалы по капитану Бладу и прочим-прочим, так называемым «благородным», хотя любой пират - грабитель и преступник, место ему на виселице.
        - Вьется по ветру Веселый Роджер, - сказал я, - люди Флинта песенку поют…
        - Вот-вот, - сказала она, - еще и по Флинту… А что это? Похоже на песню!
        - Это и есть песня, - сказал я со вздохом. - Красивая и романтичная. Жалко ее будет выбрасывать.
        - Если хотим идти в будущее, - сказала она непререкаемо, - мы очень многое должны оставить за спиной. В том числе и романтику.
        Я взял ее ладонь в свою и нежно поцеловал тонкие трепетные пальцы музыкантши.
        - Рассудительная ты моя, - прошептал я. - Как же я люблю тебя, строгая ты моя инквизиторша…
        Она улыбнулась, но не стала отнимать руку, все так же не отрывала влюбленного взгляда от экрана, а я держал ее ладонь в своей и замирал от нестерпимого счастья.
        Энн права, чем человек моложе, тем больше и яростнее бунтует. И непримиримее, так как не понимает, «почему существует несправедливость и неравенство», и уверен, что все легко поправить, стоит только захотеть. В этом смысле «вечно молодыми» остаются люди недалекие, а также те, кто даже не пытается апгрейдить сознание, понимание, мышление: болельщики, любители пива и кошек, боулинга, выездов на шашлыки за город…
        Они всегда уверены, что в правительстве только дураки, а вот они на их месте бы моментально искоренили коррупцию, поправили законы, а экономика под их руководством вообще взлетела бы ввысь и обогнала все страны мира. На душу, если она еще есть, населения.
        Тинейджеры бунтуют, понятно, они еще не понимают многих скрытых причин и потому уверены, что все в мире легко и просто. Все революции делаются людьми молодыми и чистыми, будь это Французская или Октябрьская, но та и другая залили кровью свои страны, а вот под управлением «продажных сволочей и подлецов» страны, как ни удивительно, процветают и без потерь идут в будущее.
        Потому романтика пиратов должна умереть, как и сказки о благородных разбойниках. Мир должен становиться все строже и строже, дисциплинированнее и законопослушнее, хотя мне все равно почему-то грустно, но я понимаю уже, что это не «почему-то», а дают о себе знать примитивные инстинкты молодого бунтаря, я все-таки еще в бунтарском возрасте, в моем теле бродят те соки, а в кровь выплескиваются определенные гормоны, что со временем поиссякнут…
        Когда титры уползли и зажегся свет, зрители начали подниматься с мест. Я вспомнил, что совсем недавно вставали и начинали ломиться по рядам еще за минуту до конца фильма, но как-то с этим дебилизмом справились, вот так по мелочи и приближаемся к более цивилизованному миру.
        Энн явно ждала похвал, я сумел кое-что выдавить одобрительное, все-таки в фильм вбухали семьсот миллионов долларов, компьютерные эффекты на высоте, актеров подобрали звездных, некоторые сцены впечатлили даже меня, хотя я нахваливал за те, которые понравились Энн.
        В машине я сказал неожиданно для самого себя:
        - Энн, я хочу не только трахаться с тобой, но и спать.
        Она поморщилась:
        - Грег, это так негигиенично! Кто-то сопит рядом, брыкается, стягивает одеяло… а еще мерзко пахнет.
        - А если не мерзко?
        - Все пахнут мерзко, - сказала она непререкаемо. - С кем бы я ни спала, второй раз уже не хотелось.
        - Но спала?
        Она сдвинула плечами:
        - Ну, иногда приходилось. В основном по работе.
        Я вздохнул, слова не идут, потому что, что могу сказать, это мои желания и мои ощущения, но если любишь, то в первую очередь считаешься с ее желаниями и ощущениями.
        Она со снисходительной улыбкой погладила меня по голове, как обиженного ребенка.
        - Ты же продвинутый, забыл?..
        - Это другое, - сказал я.
        Она отрезала победно:
        - А вот и нет. Ты доказывал, что у сингуляра не останется этой ерунды, доставшейся от животных.
        - У сингуляров будет то, - возразил я, - что мы сами захотим оставить!
        - А какой дурак, - удивилась она, - захочет оставить любовь, что всего лишь надстройка над половым рефлексом?
        - Я захочу, - сказал я упрямо.
        Она покачала головой, в глазах было снисхождение умного человека, уже не женщины, а человека, к человеку глупому.
        - Не захочешь. Увидишь, что другие не оставили… и сам не захочешь беловоронить.
        Я смолчал, перед каждым из нас одна и та же проблема: как быть бунтарем и конформистом одновременно? Мы решаем ее, бунтуя против родителей и копируя своих сверстников.
        Так что да, мы конформисты: одеваемся одинаково, ведем себя одинаково, и если моя ватага плюет на любовь, то и мне проще плюнуть, чем оказаться в одиночестве против всех. Но уж в этом я не отступлю и от любви не откажусь.
        В этот вечерний час машин вдвое больше, чем в рабочее время, но скорость почти не падает, разве что сплошной поток металлических созданий с красиво блестящими боками идет с двух сторон совсем рядом, почти соприкасаясь.
        Энн вдруг насторожилась:
        - Это куда свернули?
        - Ко мне, - сказал я. - Ты же знаешь, если мужчина спит один, он выглядит как-то подозрительно… Правда, женщина тоже.
        Она улыбнулась одними глазами:
        - Что-то ты какой-то хитрый…
        Автомобиль высадил нас у подъезда, а сам стыдливо попятился и так четко вписался между «Гранд чероки» и «Инсинией», что от дверцы до дверцы с обеих сторон осталось не больше сантиметра.
        Входная дверь распахнулась, признав не только меня, но и Энн, из-за ее работы и должности ей открыт доступ даже к государственным тайнам, если такие еще остались, ну а меня пока что пускают в дом, где живу, и то ладно.
        Я усадил ее на диван, обложил подушками и подавал то варенье, то сдобное печенье, то душистый чай в купленной специально для нее тонкостенной чашке с крылатым ангелом, очень похожим на нее.
        Она посмеивалась, с удовольствием нежилась в моей любви и заботе, отхлебывала мелкими глотками, печенье деликатно похрустывает на ровных белых зубах.
        - Мне нравится, - произнесла она медленно и чувственно, - это же такое удовольствие…
        - Чай?
        - Не совсем…
        - Неужели печенье?
        Она засмеялась:
        - Ты знаешь. Так хорошо, что можно пить чай вдвоем и не думать, что надо в постель и что-то там проделывать.
        - Да, - согласился я, - хотя, если честно, то я подумываю… но не так уж, чтоб это помешало чаепитию. Вот так сидеть и пить чай - куда слаще секса.
        - Намного, - согласилась она. - Потому и говорю, что мне всегда хорошо с тобой. Мне уютно. Мне безопасно. Мне защищенно… Я просто не представляю, чтобы мне где-то было так хорошо.
        Я медленно опустил чашку на стол, сердце колотится, сейчас бы встать на одно колено и поднести ей в коробочке колечко с бриллиантом, дескать, мэри ми, Энн!
        - Мэри ми, Энн, - произнес я тихо. - Выходи за меня. Я не могу без тебя! Я тоскую без тебя. Я считаю не только дни, но и часы, минуты до встречи с тобой…
        Она допила чай молча, брови сдвинулись, я видел, как обдумывает ответ, но, судя по ее виду, ничего дельного не приходит в голову, наконец сказала почти сердито:
        - Ну зачем ты все портишь? Нам ведь так хорошо!
        - Хочу, - ответил я, - чтобы стало еще лучше.
        - А станет?
        - Буду стараться, - заверил я. - А значит, станет.
        - Ты в себе так уверен?
        Вообще-то, я никогда не бываю в себе уверен, но, когда прижат к стене, как вот сейчас, я гордо вскидываю голову.
        - Еще бы!.. Это же я!.. Разве я не орел?
        Она снова улыбнулась, уже мягче и совсем по-дружески.
        - Не знаю, - проговорила она, - зачем тебе эти хлопоты. Браки заключают ныне по большей части временные, на пять лет. Надо будет подписать кучу контрактов, насчет имущества, взаимных алиментов и обязательств, даже кому отойдут дети, если вдруг сдуру решим завести.
        Я сказал угрюмо:
        - А что, обязательно расставаться? Временные браки продляются автоматом, если не прийти за выпиской о расторжении.
        - Мы обязательно расстанемся, - сказала она уверенно.
        - Почему?
        - Мы оба продолжаем развиваться, - сообщила она. - А значит, ножницы наших интересов начнут расходиться. Сейчас мы в том месте, где нас соединяет гвоздик, а потом под углом в разные стороны… Да и вообще! Если впереди, как ты говоришь, сингулярность, то зачем дети? Нам сейчас по двадцать, по всем прогнозам доживем до бессмертия… а дети нужны только для того, чтобы продлить род, не дать вымереть племени. Но при бессмертии мы сами все это обеспечим.
        Я сказал убито:
        - Даже не ради детей… Я хочу быть с тобой! Сам не знаю, что со мной. Как дурак средневековый, что писал или пел баллады под окном. Знаю только, что хочу быть с тобой!.. И дети как бы для того же…
        - Ага, привяжут?
        - Ну, когда надевают кольца, то имеется в виду, что между ними цепь? Только невидимая?
        Она сдвинула плечами:
        - Никогда не задумывалась о такой символике. Для меня кольца - это просто украшение.
        - Женщина…
        Она посмотрела с достоинством:
        - Да. И еще какая!.. Грег, нам только по двадцать лет!.. Ну какая женитьба, какое замужество?.. Нам с тобой повезло, мы еще не закончили вузы, а уже нашли себе работу!.. Это при безработице в сорок процентов!.. Мы должны сосредоточиться на работе, разве не понимаешь?
        - Понимаю, - ответил я тоскливо.
        - Так почему же?
        - Страшусь тебя потерять, - ответил я честно.
        Она сказала рассудительно:
        - Да куда я денусь? Мы ж так подходим друг другу, что я даже не знаю. Когда я с тобой в постели, мне даже секс не нужен, так хорошо лежать, когда твоя рука под моей головой… или щекой на твоей груди, слышно, как постукивает твое сытое противное сердце… Все остальные торопятся трахаться, так стараются, даже жалко их, бедных, зажатых, задавленных жизнью.
        - А я не задавлен?
        Она помотала головой:
        - Нет. И вовсе не потому, что нашел работу. Ты не обращаешь внимание на то, как принято, идешь сам по себе… и оказывается, что идешь по прямой, без подсказок, к той цели, к которой все идут мучительными зигзагами. Тебя совсем не надо ни воспитывать, ни перевоспитывать! Представляешь?
        - Спасибо, - пробормотал я. - Так почему бы тебе не выйти за такого замечательного?
        Перед сном она возилась на кухне, вытаскивая из формочек кубики льда. Я смотрел с нежностью, мы, мужчины, любим наблюдать, как женщины занимаются этой хренью, мы в эти мгновения чувствуем свое полнейшее и просто абсолютнейшее превосходство над этими смешными и нелепыми существами, что живут рядом с нами, наподобие домашних животных, но умеют разговаривать и капризничать.
        Вот она сейчас будет брать эти кубики льда в передние лапки и суетливо тереть ими по мордочке, дескать, так она омолаживается. На эту тему у нее собраны сотни статей и роликов, где профессора и академики доказывают и показывают на примерах, что такие процедуры стягивают кожу, вырабатывают коллаген, а лицо становится моложе…
        Мы этой дурью не страдаем, нам и так хорошо, морщины нас не пугают, а если какая и не понравится порой, то не настолько, чтобы вот так мучить себя льдом. А когда наберется чересчур много и морда начнет обвисать, как у бульдога, то р-р-раз! - и пластический хирург все приведет в норму. А чтоб каждый день вот так… нет, мы не такие прибитенькие…
        Я с нежностью смотрел на свою прибитенькую, такую милую и замечательную, еще теплую со сна, настолько мягкую, что всю бы искусал, как молодые мамы в азарте кусают за ягодицы младенцев.
        - Не рано? - спросил я ласково. - Ну какие морщины в двадцать лет?
        - Надо, - сказала она, - чтоб и не возникали!
        Еще я обожал смотреть, как она красится: садится на пол, там мягкий уютный коврик, упирается спиной в кровать, на туалетном столике баночки с кремами, щеточки для ресниц и прочая лабуда, а я ложусь рядом на диване и с нежностью наблюдаю, как это существо проделывает передними лапками такие непонятные для нас, мужчин, манипуляции со щеточками, кремами и кремиками, подрисовывает, подкрашивает, подводит, подмазывает, и все с такой серьезностью, словно открывает новый вид темной материи или создает новую архитектуру компьютерной платы.
        Сегодня, как и всегда, она время от времени косит глазом в мою сторону.
        - Чего лыбишься?
        - Я люблю тебя, - ответил я шепотом, чтобы не спугнуть счастье, - я очень люблю тебя, Энн. И даже не знаю, что со мной случится, если потеряю тебя, мою душу и сердце.
        Она продолжала старательно подводить ресницы, делая их толще и загнутее.
        - Я не перчатка, - ответила она с достоинством, - чтобы терять. И вообще… как ты меня потеряешь? А если я вцеплюсь, аки клещ лютый и весь энцефалитный?
        Я прошептал счастливо:
        - Согласен даже на чуму, только бы всегда видеть тебя рядом…
        Она фыркнула:
        - На кухне с поварешкой в руках? Или с половой тряпкой?.. Не-е-ет, кончилось ваше время, узурпаторы и угнетатели! Свободу женщинам! Еще свободы - пока не лопнем!
        Часть II
        Глава 1
        Через три дня я понял, что Энн очень серьезно отнеслась к моему предложению руки и сердца. На следующий день она после работы приняла предложение коллеги из соседнего отдела переспать, именно переспать, а не потрахаться, провела с ним ночь, на следующий день отправилась спать со знакомым инженером из своих сокурсников, чего обычно не делала, а третью ночь провела в постели Анатолия Валериановича, оператора их просмотровых залов.
        Так поступают, если всерьез стараются понять, в самом ли деле ничего не теряют, отказываясь от такой, в общем-то, ерунды, или теряют меньше, чем приобретут в браке.
        И еще показатель, что в браке не собирается искать приключений на стороне, пуританская строгость как раз в характере Энн. Если вышла замуж, то уже должна быть верна мужу.
        Мальчишники и девичники, давно потерявшие свое древнее сакральное значение, как раз и дают шанс одуматься в последний момент, увидеть, что теряешь больше, чем обретаешь, а значит - всю жизнь будешь несчастлив или несчастлива, и такой брак в конце концов неизбежно распадется.
        Ни у кого добрачная жизнь не была идеальной и непорочной, и не зря священник перед тем, как соединить руки новобрачных, обращается ко всем: «Если у кого есть что сказать против этого брака, говорите сейчас… или молчите вечно!»
        Конечно, Энн права насчет «ненужности» детей, если говорить о проблеме излишнего населения. То, о чем молчали стыдливо, о чем никогда не говорили и нигде не упоминали, но многие о таком подумывали, наконец-то совершилось. И опять же всему виной экономика. Когда-то заставляла мигрировать дикие племена, потом от охоты переходить к скотоводству и земледелию, при первой революции заставила дать женщинам равные права, чтобы вовлечь их в изнуряющий труд наравне с мужчинами, а потом долгое время вбивала в людей толерантность и терпимость, так как любой человек что-то да вносил в экономическое развитие человечества, как потребитель.
        Но сейчас при переходе к пятой промышленной революции стало понятно, что уже не требуется столько рабочих рук и столько потребителей.
        Еще в начале века Билл Гейтс говорил о необходимости создать пилюли, чтобы постепенно сокращать население Земли, но тогда поднялся такой дикий вой возмущения, что он смущенно умолк, однако теперь уже многие увидели, что при нынешней автоматизации уже не требуется столько рабочих рук.
        Более того, приходится мучительно придумывать, как их и чем занять, создаются специальные министерства «по проблемам занятости населения», адский труд, потому что автоматизация высвобождает все больше людей, а прокормить их как-то надо, а это значит - необходимо придумать им хоть какую-то липовую работу, назвать ее важной и платить за нее так, словно она в самом деле обществу нужна.
        Да, богатства цивилизации способны прокормить все население планеты, однако та же экономика против: а зачем кормить, если не работают, а только создают проблемы? Одно дело кормить вышедших на пенсию после какой-то работы, но кормить тех, кто от рождения и до старости не трудился ни одного дня, а только ломал оборудование, обрывал провода, а потом бросал камни в следящие видеокамеры?
        Меры по сокращению населения были приняты не сразу, сперва дали увидеть и понять абсурдность ситуации, когда в мире работают около шести миллионов человек, а кормят своим трудом шесть миллиардов, а затем процесс пустили сразу по двум направлениям: сокращение с помощью пилюль, а также резкое ужесточение наказаний за уголовные преступления.
        Неисправимых уголовников не отправляли в закрытые тюрьмы шить рукавицы, те никому не нужны, глупо и просто так держать абсолютно никому не нужных существ, добровольно покинувших человеческое общество с его строгими законами. Захотел выйти - выходи! Совсем.
        Как только это дошло и до самых тупых, преступления практически прекратились. Одно дело украсть кошелек и сесть на две недели в тюрьму, другое - вообще исчезнуть из этого мира, однако же и это не помогло. Экономика властно диктовала, что излишнее население потому так и называется, что оно излишнее.
        А излишки следует убрать…
        Да, права, но почему-то мне так горько и тошно от такой правоты, и я все равно хочу ребенка, хочу учить его ходить, разговаривать, играть с ним… Животный атавизм? Все звери играют с детьми, Энн права, однако что-то я забиоконился совсем, не могу отказаться от этой несовременной идеи…
        Когда утром я пришел в лабораторию, Вертиков и Люцифер настолько увлеченно обсуждали вкусовые достоинства бордо и бургундского, что даже не заметили моего появления. А когда заметили, уже поздно бросаться к столам и имитировать бурную деятельность, продолжили треп, косясь в мою сторону опасливо.
        От нас в двух кварталах расположилась Всемирная Выставка Кулинарных Достижений, уже вручены двенадцать золотых медалей, двадцать четыре серебряных и тридцать шесть бронзовых, а также вручено несметное количество дипломов, но главные конкурсы пройдут сегодня, а вручение наград за высшие достижения будут завтра, транслироваться будут по всем телеканалам мира, во многих фирмах и госпредприятиях этот день объявлен выходным.
        Кириченко морщился, кривился, Вертиков сердито заметил, что все здоровые люди радуются красоте и изобилию пищи, а у него, наверное, больной желудок…
        Кириченко окрысился:
        - Зато у меня здоровый мозг!
        - И у меня здоровый…
        Кириченко изумился:
        - Как он может быть здоровым, если тебя интересуют эти рецепты? Да нормальный мужчина вообще не обращает внимание на то, что жрет!
        Вертиков возразил с неудовольствием:
        - Прошли те голодные времена.
        - Дело в голоде? - спросил Кириченко раздраженно. - Дело в мозгах! Вернее, в отсутствии оных. У тех, кого интересуют ингредиенты сациварикуку или маджосерукака, мозгов вообще нет. Или не больше, чем у бабочки. Красивой, нарядной… вон как наш Урланис, и такой же умной. Мужчина должен заниматься наукой, политикой, бизнесом, религией, должен ломать или строить, но если он начинает смаковать какую-то особым образом приготовленную лягушку в редком соусе, секрет которого фирмы держат в тайне, от чего его цена на уровне организации полета на Марс…
        Он задохнулся от длинной фразы, не сумев выговорить ее на одном дыхании, и Вертиков вставил ехидно:
        - Ну да, мужчина должен, мужчина обязан… У нас, кстати, равноправие полов уже сотню лет с хвостиком.
        Неожиданно подал голос редко встревающий в офисные споры Корнилов:
        - Мужчины, вообще-то, могут больше, потому с них спрос выше. Я вот выгуливаю своего Рекса, он все столбики проверяет, так они переговариваются друг с другом. Но только мужики!.. Бабы этого языка не понимают, они оставляют лужи где попало.
        Вертиков не врубился с ходу, спросил сердито:
        - И что?
        - Мужчины умнее, - заявил Кириченко тяжеловесно. - Думаю, сперва разумными стали самцы, они и создали первобытно-общинное общество. А женщины в нем много тысяч лет были сперва простыми животными, пока не научились обезьянничать мужчин. Так чему-то и научились.
        Вертиков завопил, указывая на него пальцем:
        - Люди, плюйте на него! Женоненавистник!
        Кириченко сказал мирно:
        - Я? Ну, женщин я весьма люблю… Я к тому, что все придумывают мужчины. И первыми от мужчин обучаются опять же мужчины. Вот скажите, почему нигде в мире до сих пор нет ни одной женщины программистки? А мне бы так хотелось хоть одну в нашем офисе…
        Он мечтательно заулыбался, Вертиков в испуге отшатнулся:
        - Ты что? Если и появится такая, то первые будут такими уродинами…
        Я сказал строго:
        - Эй-эй, кончайте треп. Начали с рецептов, перешли на женщин…
        Кириченко ответил со вздохом:
        - Шеф, а когда было иначе? Все дороги ведут к женщинам. Пусть даже латексным… А что насчет жратвы, то чем лучше человек разбирается во вкусовых качествах вина или какого-то салата, тем он ближе к обезьяне и дальше от сингуляра.
        Распахнулась дверь, Люцифер ввел подвижного молодого парня с быстрыми глазами, так и стреляющими по сторонам, будто мечтает украсть все со столов, а потом и сами столы, за ними вдвинулись еще двое, обвешанные аппаратурой.
        Он сказал бодро:
        - Шеф, вот ребята из Рен-ТВ, вы вчера договаривались о встрече!
        Я мысленно хлопнул себя по лбу, но дружелюбно заулыбался и быстро пошел навстречу.
        - Здравствуйте! Все в порядке, располагайтесь. У нас не слишком просторно, однако поместитесь… Аппаратура у вас какая-то уникальная, да? Сейчас все помещается в спичечный коробок…
        Парень поморщился:
        - То любители, а мы - профессионалы. Нас должны узнавать издали. Меня зовут Адольф Арцишевский, я старший ведущий, а это операторы. Где мы можем поговорить?
        - Можно у меня в кабинете, - предложил я, - но там совсем тесно. Можно здесь…
        - Лучше здесь, - решил он. - Володя, поставь экран! Семен, дай свет на Григория… Григорий, можете сесть вот сюда ко мне лицом?.. Благодарю. Я буду задавать вопросы, но сперва вы в непринужденной манере расскажете, что именно вы открыли или собираетесь открыть, а то нам намекнули, что у вас материал будет точно любопытный, а мы обычно ищем сенсации не там, где они есть…
        Я сказал настороженно:
        - Сенсаций никаких нет. Идет серьезная научная работа. У нас не астрология, не телепатия и не какие-то парапси. Мы изучаем неясные связи, мы их условно называем «темными», между людьми. Такие же точно существуют, научно доказаны и подробно описаны между амебами, кишечнополостными и другими представителями животного мира. Самый яркий пример - муравьи. Всех всегда ставила в тупик загадка: у муравья в мозгу один-два ганглия, это значит, пара нервных узелков, у человека - сотни миллиардов, а эти крохотульки создали сопоставимую с человеческой систему скотоводства, ирригации, разведение племенного скота, они не только доят своих коров, но на зиму их загоняют в подземные укрытия, где тепло, там ухаживают за ними, а весной, когда потеплеет, сперва разведают места, а потом выгоняют их пастись на самые кормовые участки, где охраняют от хищников!
        Его глазки заблестели, почуял нечто, сказал живо:
        - Я слышал, муравьи даже воюют друг с другом!
        - Верно, - сказал я, - племя на племя, народ на народ. Одна семья, разделившись надвое, на следующий год начинает воевать из-за участков, корма…
        - Даже в плен берут! - воскликнул он. - И вы объясняете это…
        Я кивнул:
        - А вы соображаете быстро. Ни один муравей до такого не додумается. Но муравейник…
        - То есть, - спросил он, - муравейник - отдельное существо?
        - Состоящее из муравьев, - согласился я, - где их нервная система составляет единое целое. Конечно, она работала бы лучше, не будь разделена на тысячи крохотных телец, но феромоны, которыми они обмениваются, все же соединяют ее в общую цепь. И хотя медленно и с затруднениями, этот мозг все-таки работает как целое… Теперь вы поняли, о какой темной материи человека я говорю.
        - У людей то же самое?
        - Да, - подтвердил я.
        Он покосился на операторов, парню с листом блестящего железа подал знак, чтобы лучше направлял рассеянный свет на мое лицо, вздохнул и спросил с подчеркнутым скептицизмом:
        - А почему никто эту темную материю не замечает? У муравьев даже я, наверное, заметил бы! В смысле, как они обмениваются кормом, а заодно информацией.
        - Муравьи, - сказал я осторожно, - вполне возможно, тоже не замечают, что участвуют в трофаллаксисе… К тому же у них накал проще, вообще ближе к нулю… хотя я не решился бы сказать так уж уверенно. Это нам кажется, что кроме нас, любимых, все остальное - просто.
        - А почему?
        Я подумал, сказал так же осторожно, как и надлежит серьезному ученому:
        - С уверенностью утверждать такое можно только после тщательных и проверенных экспериментов, подтвержденных независимыми институтами… однако есть предположение, что и у людей такое было заметно, когда они существовали на стадии простейших… но затем, по мере роста нервной системы, слишком чувствительные гибли…
        - Почему?
        Я вздохнул:
        - А каково было бы вам, если бы на вас вот сейчас обрушились все грехи мира? Все страдания, вся боль, что испытывают люди на планете? Вы бы сгорели в тот же миг!.. Я могу пока только предположить, что более толстокожие в этом плане, у кого была связь с общим Сверхорганизмом хуже… нет, это неверный термин! Не хуже, а идущая как бы в фоновом режиме, имели преимущества. Они, скажем так, не отвлекались на чужие страдания, а шли и добывали зверя, ели, радовались, совокуплялись, продляли род…
        Он переспросил:
        - Значит, мы ведем род от них?
        - Совершенно верно. Это был верный путь, потому что человеческое общество, что раньше состояло только из одного самца и двух-трех самок, постепенно росло, а вместе с тем росло и чувство сопереживаемой боли…
        Он перебил:
        - Что вы все про боль, человек же чувствует и радость? Росло бы и чувство общей радости?
        - Верно, - сказал я, - но радость, увы, не пересилит боль. Потому эволюция выбрала единственно верный путь. То есть перевела связь между всеми существами в фоновый режим.
        Он поежился:
        - А мне вот страшно, что нечто или некто мониторит каждую мою мысль, каждое чувство… Вам нет?
        Я сдвинул плечами:
        - Мне бы не хотелось, чтобы мониторили вы… или вообще кто-то из людей. А вот такому, который все мы, огромный и непостижимый, превосходящий нас по меньшей мере в той же степени, как муравейник муравьев… наверное. С другой стороны, у нас есть выбор?
        Он нервно хохотнул:
        - Это понимаю! Фух, у меня мурашки по коже… Спасибо за интервью. Ребята, отснятый материал в студию!
        Оператор буркнул:
        - Уже передал.
        Глава 2
        У меня было нехорошее предчувствие насчет данного интервью, но в действительности оказалось все намного хуже. Мало того, что по жвачнику прошла сенсационная информация именно в то время, когда скучающие домохозяйки обычно смотрят свои глупенько-развлекательные шоу, но в инете появились сообщения, что ученые - какой ужас! - открыли темные связи между всеми людьми. Те, оказывается, составляют единый организм, подобно клеткам амебы, вот сползлись в единую виноградную улитку и ползают с тех пор, сами того не подозревая, что они - лишь частички огромного Сверхсущества, как тот гигантский виноградный слизень.
        И хотя такое мелькнуло пару раз между действительно интересной и важной информацией о том, что грудь Ани Межелайтис почему-то выросла на полтора размера, а у таксы ведущего канала «Я срал на вас!» ножки все-таки кривенькие, народ обратил внимание на эти темные связи и начал обсуждать в комментах.
        В моей лаборатории только поржали, умные, все понимают, журналистам нужны сенсации, а народу - хоть что-нить взамен йети, которого так и не нашли, но уже к обеду телефон пришлось отключить, а вежливый Вертиков сел у монитора и терпеливо отвечал на видеовызовы.
        К концу дня он подошел несколько встревоженный, взглянул как-то странно.
        - Шеф, там из Фонда Клинтона…
        - О господи, - вырвалось у меня.
        - Крепитесь, шеф. Мы с вами.
        На экране было видно, как немолодой человек в строгом костюме что-то настукивает на клавиатуре, а когда я появился в его поле зрения, кивнул как старому знакомому.
        - Здравствуйте, мистер Грег. До нас дошли слухи…
        Он выжидающе умолк, я сказал виновато:
        - Это все газетчики, простите!..
        Он кивнул, на лице проступило выражение нетерпения.
        - Да-да, я с их повадками знаком лучше вас. Меня интересует, все ли там плод их фантазий?
        Я ответил упавшим голосом:
        - Нет, но это пока только теория.
        - Ваша?
        - Да…
        - На чем основана?
        Я хотел было признаться, что больше на интуиции, но слишком уж не научный термин, хотя интуиция в науке значит больше, чем в торговле или семейной жизни, что практически одно и то же, но в этом случае буду выглядеть совсем уж, и я сказал осторожно:
        - Мы проводим опыты на эту тему. Пока только над низшими организмами. Начиная от амеб и заканчивая пока что на муравьях.
        Он спросил суховато:
        - А что насчет человека?
        - Чтобы перейти к человеку, - объяснил я, - нужно накопить достаточный багаж…
        Он сказал тем же тоном:
        - Но в репортаже так прозвучало…
        - Газетчики все домысливают, - сказал я виновато. - Им нужна посещаемость сайтов.
        - Однако, - спросил он, - к человеку перейти все же планируете?
        - Это наша цель, - заверил я.
        Я чувствовал, с каким пристальным вниманием он всматривается в мое лицо, сердце мое упало, однако он вздохнул и сказал неожиданно:
        - У вас очень оригинальное направление исследований. Не могу сказать, насколько оно перспективно… и есть ли вообще у вас шанс… однако я доложу совету о вашей работе. До свидания, мистер Грег.
        Экран погас, а я сидел с сильно бьющимся сердцем и пересохшим горлом и старался понять, не сильно ли накосячил.
        От меня чувство напряженного ожидания перекинулось к ребятам, из кабинета хоть и не выходи, все поглядывают на меня с таким сочувствием, словно у меня неоперабельный рак в последней стадии.
        В обед вяло говорили о том, что совсем недавно весь мир играл в шахматы, за соревнованиями следили больше, чем за выборами президентов, а чемпион мира выглядел сверхчеловеком, но в мир пришли компы, и шахматы померли.
        Сейчас уже видим последние конвульсии спорта. Не от высоких технологий, во всяком случае, связь не прямая, а потому, что для спорта нужно развивать в себе прямо противоположное тому, что жаждем видеть в человеке будущего… Правда, это пока понимают немногие, потому спорт все еще существует, но общий интеллектуальный уровень спортсменов неуклонно падает, если сравнивать с предыдущими годами.
        - Умные в спорт уже не прут, - подытожил Корнилов веско. - И заработки там упали в разы.
        - Да и раньше не так уж и перли, - сказал Вертиков.
        - Еще как перли, - возразил Корнилов. - Даже массовей, чем в науку!.. Но теперь, когда на горизонте замаячила сингулярность и стали понятны хотя бы общие требования к трансчеловеку, что стремится стать сингуляром… даже те умники в спорте, что все еще в нем что-то добивались, поспешно отхлынули. Увидели новый вектор приложения сил. Ну а кто так и остался болельщиком, те следят за новыми командами…
        - Физиков и лириков?
        - Да. Железячников и биолухов. Пока идут ноздря в ноздрю, вырываясь вперед разве что на полморды, да и то ненадолго, так что теперь болельщики следят за новостями высоких технологий, чтобы узнать, чья берет.
        - Может, - осведомился Люцифер, - им как-то очки подсчитывать? Чемпионаты проводить? Я мог бы составить прогу…
        - Команды поддержки создавать? - предложил Урланис. - Танцующих девочек с этими розовыми шарами и заячьими ушками на головах?
        - Не заячьями, - поправил Кириченко, - а кроличьими. И олицетворяют… гм… а какая разница? Лишь бы весело. Придумать одни эмблемы командам за нанотехнологии, другие - биолухам…
        Я слушал краем уха, для меня куда животрепещуще понятие «мертвых зон», когда довольно обширные научные изыскания, в которые вбуханы миллиарды долларов и много часов напряженной работы коллективов ученых, не дают результатов или заводят в тупики. Но эти мертвые зоны, увы, неизбежны, никто еще не умеет предугадывать, какие направления в науке потом когда-то приведут к великим открытиям.
        Не каждая страна даже с сильной экономикой способна держать на плечах такие расходы, сейчас их могут позволить себе только США, да и то лишь за счет того, что негласно это уже не отдельная страна, раз уж их деньги являются международными, и все страны поддерживают их валюту.
        Я ходил в напряжении около двух недель, но однажды по моему личному коду прозвучал вызов, я отозвался, на экране появился мистер Педерсен.
        - Поздравляю вас, - сказал он без преамбулы, деловые люди берегут время, - ваша работа рассмотрена нашими экспертами и признана заслуживающей внимания. Вам выделен добавочный грант в размере пяти миллионов долларов. Распоряжаться можете по своему усмотрению, но в конце года ждем отчета.
        Я почти прошептал:
        - Пять миллионов…
        - Мало? - спросил он.
        - Куда так много?
        Он сдержанно улыбнулся:
        - Потому что вы ученый. Другой бы в любом случае сказал, надо еще. До свидания, мистер Грег!
        Мы с удвоенной энергией, хотя казалось, куда уж больше, влезли в работу, а тем временем новость насчет темных связей приобрела характер сенсации и пошла гулять по просторам инета, локальным сетям и каналам жвачников.
        Как на грех, Аня Межелайтис ничего не делает со своими сиськами, сериал о полицейских оказался провальным, второй - о переименовании в жандармов - еще хуже, на Ближнем Востоке никакой войны, аномальная жара не наблюдается, никаких наводнений и землетрясений, так что за неимением языкочесных тем темные связи начали обыгрывать даже в анекдотах, ток-шоу и дискуссиях типа дружить ли Маше с Катей, если она спит с Петей, его братом и своим дедушкой, что намерен стать бабушкой?
        Вертиков сперва гордо собирал все упоминания о нашей работе, потом наиболее интересные, наконец сам стал смотреть с отвращением, наконец сказал со злостью:
        - Господи, сколько на свете дураков?.. И откуда выныривают?.. И почему нет лицензий на отстрел?
        Люцифер вопреки своему обыкновению приходить в лабораторию раньше всех, если не оставался на ночь, сегодня явился только к обеду, измученный, почерневший, с кругами под глазами, осунувшийся.
        Мы с тревогой смотрели, как он рухнул в кресло, но комп не включил, смотрит сквозь него бараньим взглядом.
        Вертиков спросил участливо:
        - Что случилось? С женой погавкался?
        Люцифер покачал головой.
        - Нет, - ответил он, голос звучал хрипло и без обертонов, словно под ветром скрипело трескучее дерево. - Хуже, намного хуже…
        - Разве для тебя может быть хуже? Ты у нас такой примерный семьянин…
        Люцифер отмахнулся:
        - Я ж говорю, хуже, значит - хуже. Я котят вчера топил.
        Вертиков ахнул и сказал довольно:
        - Поздравляю! Твой Мурка окотилась?
        - Да. Шесть таких чудесных… И никому не раздашь, у всех либо уже, либо собачники. А то и вовсе кошек не любят. Оставил себе одного, а остальных в ведро с водой… Какая сволочь сказала, что они тонут? Держались на воде и так жалобно пищали… Впервые в жизни сердце схватило, жена испугалась, валокордином отпаивала! Больше часа орали, представляешь? Я оделся и выбежал на улицу, всего трясет, если бы милиция увидела, забрала бы как садиста-маньяка за убийства во всем районе, области и даже в пригороде Лондона. Не поверите, никогда так худо не было… Вернулся, когда жена позвонила по мобильнику и сказала, что уже опорожнила ведро и все вымыла. Женщины, вообще-то, не такие чувствительные, как мы, они просто звери, если уж правду. Заснуть так и не смог, перед глазами все это снова и снова… Пришлось снова сердечных капель, полный флакон того, иначе бы и сюда не дополз…
        Урланис послушал от своего стола, сказал утешающе:
        - Терпи. Время все лечит. Постепенно сгладится. Только не вспоминай, а то снова затрясет.
        Люцифер сказал глухо:
        - Я оставленного котенка назвал Ноем.
        - Почему? - спросил Вертиков. - Ах да, извини!
        А глубокомысленный Корнилов, который везде находит повод поумничать, проговорил медленно и важно:
        - Наверное, у Бога были серьезные причины оставить лучшего, остальных - перетопить. Но, думаю, ему было так же хреново, как и тебе. Если не хуже.
        Люцифер вздохнул:
        - Такое лучше и не пытаться представлять. Думаю, ему было намного хуже. Так, что даже и вообразить такое… одна жуть. Все-таки топил не котят, а все человечество!
        - Лучшего оставил, - напомнил Вертиков оптимистически.
        Люцифер отмахнулся:
        - Но остальных топил, топил!.. А они, гады, не топнут, все барахтаются, верещат жалобно, на крышах сараев спасаются, на горы лезут!.. А он воду гонит следом, чтоб утопить так утопить… А другие ухватились за вырванные с корнем деревья, за пустые сундуки, всплывшие кровати, бочки, заготовленные для нового дома бревна… Эти вот, что не утопли сразу, сколько еще дней и страшных ночей держались на воде?.. Сорок суток ему пришлось такое наблюдать! Не представляю, сколько валерьянки или валокордину выпил…
        Корнилов сказал с сочувствием:
        - Такое в самом деле лучше не представлять. Зато сейчас мы хоть и спотыкаемся, но идем в отличие от допотопников. А то бы с тем населением точно не дошли! Богу нужен прогресс, нужна сингулярность!
        Кириченко подал задумчивый голос:
        - Может быть, надо бы еще раз перетопить разок, оставить на развод самых породистых?
        - Типун тебе на язык, - сердито сказал Люцифер.
        - А чё?
        - До сингулярности рукой подать, - объяснил Люцифер. - Другое бы дело - тысячу лет… Тогда да, надо топить.
        Вертиков смотрел с укором, не понимая, где кончается стеб, где говорят серьезно.
        - Перетопщики нашлись, - проворчал он наконец, - а вдруг вас бы самих?
        - Нас топить не станет, - заверил Кириченко, - мы за сингулярность!..
        Дальше разговор перешел вообще в пустой треп, как обычно, но Люцифер вроде бы получил серьезную психическую травму, он продолжал ковыряться в своей ране, а потом выступил с серьезным заявлением в инете, что надо в корне изменить совершенствование пород собак. Сейчас, когда генетические модификации на марше, нужно запретить варварский обычай отбраковки щенков, когда тех, у кого явный плембрак, топят, а оставляют только соответствующих стандартам.
        Его требование наделало шуму, хотя сперва его поддержали только слезливые домохозяйки, но зато их большинство, а теперь даже самые безнадежные дуры сидят в инете и засоряют все блоги комментами, потом за идею ухватились зеленые, а дальше кто-то из политиков смекнул, что можно получить добавочные проценты голосов, и сделал запрос в Думу насчет более гуманного отношения к новорожденным.
        Когда его проект дополз до стадии обсуждения, заводчики собак забили тревогу, но им строго напомнили, что живут не во времена Спарты, когда слабых детей сбрасывали со скалы на поживу хищным зверям, а в цивилизованном обществе.
        Несчастные возопили: как, где другой способ, укажите! Им сурово ответили: это ваше дело, вы и ищите. Но за утопление щенков - отныне большой штраф, а при повторном - уголовная статья.
        Корнилов как-то сказал сердито:
        - А вот мне собачников жалко. И я вот прямо щас подниму та-а-акую контрволну!
        - Как? - спросил Вертиков.
        - Очень просто, - огрызнулся Корнилов. - Господь топил и нам велел. Пример подал! Кто мы, что идти против Бога?..
        Вертиков спросил в диком удивлении:
        - Ты что, в Бога веришь?
        Корнилов отмахнулся:
        - При чем тут это? Важнее принцип. Вся цивилизация основана и развивается на принципах, изложенных в Библии. В том числе Господь указал и на идею разумной селекции. И не нам, косорылым, отменять такие фундаментальные принципы!
        Глава 3
        А потом мы наблюдали, что Корнилов в самом деле очень умело и успешно осуществил свою угрозу, и в мире столкнулись две волны, а мы лишний раз поняли, в какое сумасшедшее время живем, называемое прекрасным.
        А в это время все эти слухи и сообщения о темной материи распространялись по миру, захватывая сперва подножья, заполняя ямы и темные щели, потом поднимаясь выше и выше, наконец достигли относительных верхов. И первым на сообщение о «темных связях» между людьми откликнулся кардинал Кунилингер. Он выступил с назидательным напоминанием, что все мы связаны с Господом, живем в Его Благодати, купаемся в Его Любви, потому неправомерно называть эти связи «темными». И хотя он понимает, что имеются в виду непознанные, но все-таки в сознании простых людей значение «темный», «темные» закрепились за сатаной и его ангелами, взбунтовавшимися против Господа. А от них перешло на все злое и нехорошее в человеке и природе, потому слова «темные связи» нужно заменить на более точные и не позволяющие толковать в ином смысле.
        Это заявление расценили как признание церковью и даже одобрение, что, в свою очередь, вызвало повышенный интерес и в том обществе, что почище. Не преминули откликнуться и иерархи православия, что в последние годы изо всех сил стараются напоминать о себе при каждом удобном случае.
        Протоирей Костромитин обрушился с гневной проповедью, что закрытое Господом да не будет открыто суетными людишками, это кощунство. Кто-то напомнил было, что этими же словами возражали против хирургии, дескать, внутренности человека закрыты Богом, нехрена туда лезть, но все как-то вяло, с православными никто не берется спорить, ибо нет предмета для спора, зато оживились и начали комментировать на всякие лады секты и современные церкви, особенно современные сайонтистов и антисайонтистов.
        Журналисты, поймав на лету лакомую тему, начали ее варьировать так часто, что упоминание наших работ приблизилось к рейтингу Ани Межелайтис и обсуждению шансов выигрыша нашей сборной по футболу у Замбези.
        Очень медленно и как-то вынужденно начали проявлять интерес из команды нашего правительства, сперва звонили несколько раз какие-то пешки, интересовались, забыв представиться, почему это иностранный фонд так охотно нас спонсирует, что мы за птицы, потом пытались за пустое обещание помогать взять с нас обязательство, что никуда не уедем и останемся патриотами Отечества, что еще в Куликовской битве и Бородинской, да, и вообще потому что.
        Я в конце концов поручил Корнилову отгавкиваться, он у нас самый громкий, наглый и грубый, а мы влезли в работу с утроенным рвением, даже ночевать оставались на службе, только кровати поставили, что дало основание обвинять нас в устройстве неких оргий, хотя сами оргии потеряли уничижительный смысл и давно уже расцениваются как признак благонадежности и верноподданности строю.
        Вообще-то, мое интервью в инете постепенно наделало шуму больше, чем если бы началась третья мировая война. По всем каналам начались бурные дискуссии, на экранах с утра до вечера разглагольствовали записные болтуны с красивыми голосами и завораживающими позами.
        Корнилов злорадно ржал, вот, дескать, и дождались, дискуссии по науке отодвинули даже футбол, ну как вам, радостно? На него огрызались, слушать с экранов всю эту муть противно, но вроде бы надо, формируется общественное мнение, надо быть готовыми либо к инвестициям, либо к луддитам. Что ворвутся с ломами и молотами и все разгромят, а нас прибьют.
        Только мудрый Кириченко лениво ронял через губу, что поговорят и переключатся на литрбол или врубят добавочные порнушные каналы, теперь они вещают круглые сутки.
        Церковь впервые не смогла выработать единого мнения на мое открытие. Часть во главе с кардиналом Кунилингером вслед за протоиреем Костромитиным утверждала, что эта работа кощунственна. Более прогрессивная часть доказывала, что «открытие Господина Грега» гораздо чище и нравственнее, чем эти богомерзкие чипы, что выкажут людей во всей их ныне тщательно скрываемой мерзости.
        Мои работы, по мнению церкви, подтверждают существование Божьей Благодати, разлитой повсюду любви Господа, к малой доле которой мы ухитряемся прильнуть… а вот законно это с точки зрения веры или нет, это сложный теологический вопрос. Если Господь пожелал, он сам бы открыл этот путь… с другой стороны, возможно как раз это он и сделал?
        Правда, оставался вопрос, почему могут прильнуть и беленькие, и черненькие, да еще настолько черненькие, что от грехов и глаз не видно, но это объяснили тем, что Господь всех любит и всем до последнего вздоха дает шанс исправиться и покаяться.
        Я от комментариев увиливал, я по убеждениям все-таки чиповик, а это открытие… просто научное открытие, никакая не замена индивидуальному бессмертию. От индивидуального я отказываться не собираюсь и буду драться за такой чип когтями и зубами, какие бы разнообразные взгляды мне ни приписывали.
        Больше всего, конечно, бесили те полусумасшедшие, что носятся с идеями насчет Великого Астрала, НЛО, половой связи с инопланетянами, предсказаниями Пострадамуса, Казановы-сатира, колдовства, гороскопов, тайн древних цивилизаций, великой мудрости майя, Утерянных Знаний, бабкованг, глоб и прочей хрени.
        Они все поперли к нам, мы сперва растерялись от такого обилия средневековых дураков, надо же ухитриться быть такими дремучими в век стремительного хай-тека, потом я велел всех посылать на хрен, никакой политкорректности, для нас дураки - дураки, а не по своему мыслящие, да еще и в оригинальной манере.
        Честно говоря, злились мы особенно еще и потому, что сами не можем строго и точно отделить свой научный подход от той хрени рерихнутых насчет единения с Великим Астралом. Другое дело, строгали бы мы чипы для суперкомпьютеров, никто не вякнул бы, что занимаемся астрологией или хреномантией.
        Кириченко и Люцифер мониторят все разработки по всему миру в области повышения чувствительности любых приборов во всех спектрах, будь то для изучения сверхдалеких галактик или для исследования усилий при манипулировании отдельными атомами.
        Я тоже научился все быстрее входить в этот странный контакт, когда не только ощущаешь присутствие чего-то огромного и дружественного, но и получаешь от него нечто, даже не могу сказать что именно, но получаю, чувствую это, получаю больше, чем раньше и сейчас получает каждый, сам того не ведая…
        Наконец Кириченко пришел с красными, как у ангорского кролика, глазами, всклокоченный, даже голос сиплый и одноцветный от хронического недосыпа, в руках держит бережно, как мадонна младенца, пару гаджетов, очень нелепых с виду.
        - Вот, - сказал он, - всемеро! Ну, почти всемеро…
        Я спросил жадно:
        - Почти, это как? Вдвое с две десятых?
        - Шесть, - ответил он победно, - и девять десятых! Если по шкале, понятно. Но ты можешь оказаться нечувствительным, как всякий дуб…
        - Раньше был чувствительным, - сказал я, - а сейчас не стал?.. Быстро готовь, сейчас проверим!
        - Только никому не показывай, - предупредил он.
        - Почему?
        - Сам увидишь.
        Я увидел и втянул голову в плечи. Кириченко сконструировал нечто больше на интуиции и догадках, что, вообще-то, в науке важнее даже скрупулезных расчетов, хотя мы в этом никогда не признаемся, чтобы не терять ореол людей точных и абсолютно беспристрастных. Это нечто надо прятать не из-за секретности, а из-за внешнего убожества, простому народу не понять, что те блестящие штучки, которые выходят в свет, в лаборатории обычно жуткие уродцы, а наша репутация сразу рухнет, если это устройство не будет размером со слона и не засверкает хромированными боками с множеством угрожающе красных кнопок.
        В нашу большую комнату, именуемую гордо залом, тут же начали стягиваться все, даже самые занятые. Меня обклеили и даже опутали проводами, Кириченко признался, что беспроводку не успел, торопился показать, уж прости, шеф, к следующему разу, если выживешь, сделаю все по высшему разряду, квакнуть не успеешь, как пойдет информация о твоих темных связях…
        Для предельного поиска я укладывался в ванну с теплой водой, имитирующей внутриутробные воды, скрючивался в позу зародыша и начинал погружаться в это странное состояние, когда во всем мире есть только я, ничего больше, только я…
        …и тогда начинают очень медленно приходить странные причудливые образы, что выглядят на первый взгляд полусонными грезами, но я, предельный рационалист, атеист и все такое, уже никак не могу объяснить, как это мне еще в детстве удавалось делать те «открытия», на которые величайшие ученые прошлых веков тратили всю жизнь?
        Сейчас закрыл глаза, хотя и так полная тьма, начал вчувствоваться, странное ощущение, когда помимо слуха пытаешься напрячь то, чего у тебя нет, а в ответ приходит странное ощущение уютности, будто ты мелкий зверек за пазухой у всемогущего великана, что защитит, согреет, не даст в обиду…
        - Кто ты? - спросил я мысленно.
        Ответа не последовало, да я и не ждал, однако пришло странное ощущение, что я услышан. Сердце начало колотиться чаще, я велел себе успокоиться, связь оборвется, но чувство, что я задал вопрос вселенной, а она заметила такую то ли отважную амебу, то ли умную, не оставляло.
        Я лежал и вчувствовался в новый странный мир, старался представить его хоть как-то, все-таки никакими инструментами пока не измерить с достаточной точностью, чтобы публиковать не гипотезы и теории, а достоверные факты, которые могут перепроверить другие.
        Люди нуждаются в правилах, рамках, порядке, классификации. Понятно же, что ум от цвета волос не зависит, но анекдоты о блондинках отличаются известной направленностью, никто не спорит. Уже готовые анекдоты подгоняются под персонажей «Вовочка», «Василий Иванович» и других заметных личностей, люди готовы руководствоваться в жизни гороскопами, предсказаниями, истолковывать движения черного таракана.
        Когда я вижу таких, а их большинство, понимаю с тоской, что зря унизили и отодвинули на задний двор церковь, что полторы тысячи лет с огненным факелом в высоко поднятой руке вела человечество через тьму, а последние полтыщи лет тащилась позади и собирала в обоз раненых, искалеченных и разочарованных, давала им надежду и утешение.
        Если идея Сверхсущества не объединит души, то следует влить новые силы в церковь, она доказала свою нужность. Человеку необходим поводырь, он всегда инстинктивно поднимал взор к небу, отыскивая там знаки и указания, старался истолковать эти сверкающие точки, как путеводные.
        Человек все еще ребенок, он страстно нуждается в руководстве, хотя, как всякий ребенок, громко кричит о своей независимости и отвергает любые советы, как жить и что делать. Но то, что сам вгоняет себя в жесткие рамки примет, суеверий, гороскопов, соблюдает даже самые нелепые требования, как-то: в год обезьяны есть бананы и сидеть под столом, а в год свиньи хрюкать и есть из миски, не пользуясь ложкой, говорит о его инстинктивной жажде быть ведомым сильным, могучим и все знающим Поводырем.
        Возможно, Сверхсущество решило наконец-то выйти из тени, темной материи, дать людям новые ориентиры?
        Кириченко носится с идеями, какие инструменты сконструировать, чтобы экспериментально доказать наличие темных связей, а потом попробовать как-то подобраться к измерению непознанной сущности. Вертиков стал ответственным за связи с общественностью, звучит громко, словно мы не крохотная группа энтузиастов, а некая огромная корпорация, а на Корнилова возложили обязанность выискивать по новостям все, что может нам пригодиться и что можем купить на выделенные деньги…
        Курцвейл обещал сингулярность и бессмертие в 2030-м, потом скоректировал свои прогнозы и сообщил, что все это наступит в 2045-м. Кто-то приуныл, кто-то обрадовался, но основная масса населения вообще не знает ни о каком Курцвейле, разве что есть такой в «Милане», но он вечно на скамейке запасных, там уже и состарился, говорить о нем нечего, да еще какой-то комик в шоу поваров, только он не Курцвейл, а Потапов, а жена у него стриптизерша и вроде бы дружит с Аней Межелайтис…
        Я скрупулезно отправлял в Фонд Клинтона все отчеты, чего добились и как потратили деньги, нам снова кинули на лапу нехилую сумму, все наши воспрянули, а я задумался о расширении команды, так как с каждым месяцем сужаем поиск, и вот наконец-то такое четкое ощущение, что нашли. Если раньше видения посещали меня случайно, рандомно, то сейчас попал в этот темный поток, что связывает не только меня со Сверхсуществом, но и его со мной.
        В смысле, не только отчитываюсь перед ним в том, что сделал и как поступал за день, но и от него что-то получаю, хотя пока настолько смутное, что еще не вычленяю нужное, но когда-то побочный шум удастся же убрать…
        А еще отчетливо улавливаю ту странную мешанину из сигналов, которыми обмениваются между собой люди, сами того не сознавая…
        Корнилов, наш капитан Очевидность, предположил, что мы видим только крохотную часть, один процент, а то и миллионную долю процента, а все остальное, как темная энергия, остается нам незримо.
        Через полгода я сумел представить в Фонд Клинтона обобщенные результаты работ и наше видение перспектив. На этот раз реакции не было около двух недель, мы нервничали, однако когда все-таки нам ответили, мы остаток дня ходили на ушах. Работу признали не просто перспективной, как в прошлый раз, а весьма перспективной, а гранты удвоили.
        Теперь я не только ложился спать, обклеенный датчиками, но не снимал их сутками и месяцами. К счастью, они настолько микроскопические, что невооруженным взглядом и не рассмотришь, располагаются под одеждой, а также за ушами, на темени, затылке, жить не мешают, а беспроводная система передачи данных позволяет мониторить с любого конца света.
        Даже Энн ничего не заметила, а я вспомнил, как подобная аппаратура выглядела лет двадцать тому, когда наши предшественники сидели в креслах с железными колпаками на голове и опутанные проводами толщиной в палец.
        Сегодня в Госдуме с подачи Энн и ее активной группы после долгих дебатов был принят закон, устанавливающий штрафы для создателей фильмов о благородных киллерах, бандитах, проститутках. Часть депутатов праздновала победу, но потерпевшие поражение негодовали, обещали, что в следующий раз подготовятся лучше и добьются для таких дельцов тюремных сроков.
        Пример подала, как и в подобных вопросах, благоразумная и трезвомыслящая Германия. Там жечь книги не решились, чтобы не было ассоциаций с далеким нацистским прошлым, но все фильмы, книги, игры и прочую продукцию, где маги, колдуны и всевозможные вампиры существуют в образе положительных героев, подпали под весьма строгий запрет. Издатель, который их выпустит в свет, предстанет перед судом, где штрафом не отделается.
        За Германией такие же законы приняла, отстав всего на полгода, Россия, однако дальше с чисто российским размахом распространила запрет на все «нехорошее», что вредит человеку или тянет его взад: к примеру, сидеть за бутылкой водки могут теперь только отморозки, как и дымить сигаретами, а раньше русского интеллигента в отечественном кино всегда изображали смертельно пьяным в обществе другого такого же смертельно пьяного интеллигента на грязной заплеванной кухне с крупно нарезанным на газетке соленым огурцом, это был устоявшийся образ русской интеллигенции, умеющей долго и красиво рассуждать, какие в правительстве воры, и что пора отсюда валить.
        Глава 4
        Сегодня я сумел, помимо блаженного погружения в недра Сверхорганизма, ощутить и некое слабое неудобство, более того, неожиданно для себя сумел локализовать его местоположение.
        Это обессилило так, что из ванны я не вылез, а меня вытащил Кириченко, укутал в теплый халат. Челюсти мои пришлось разжимать силой, я только ощутил, что в рот полилось едкое, проглотил, тряхнуло, но изнутри пошел быстрый разогрев.
        - Шеф, - сказал Кириченко озабоченно, - не издохни!.. Дохлый зарплату не выдаст… Да и вообще без Держиморды, как будто не в России уже…
        Он что-то говорил еще, но слова то истончались до писка, то грохотали, растягиваясь, как жвачка, я опомнился, только когда из моих пальцев вынули горячую чашку, уже пустую, и Кириченко спрашивал, налить ли еще.
        - Довольно, - прохрипел я, - а то нутро горит уже…
        - И пусть, - сказал он сварливо. - Ты чуть не загнулся, ладно, не жалко, но аппаратура, аппаратура! А если сгорит?.. Это ж какие деньги вкладены…
        Люцифер подсел рядом, деловитый и сосредоточенный.
        - Рассказывай, - потребовал он.
        - Рекордеры включены? - спросил я.
        - Они и не выключались, - ответил он с недоумением. - Даже если бы вырубило что-то, автоматика тут же заставит пахать снова. Так что ничего не пропадет для благодарного или, скорее, неблагодарного потомства. Давай, хрюкай!
        - На этот раз вошел почти сразу, - сказал я, побледнел, когда вернулось ощущение страшного одиночества, зябко передернул плечами, и Кириченко тут же бросился затягивать на мне распахнувшийся халат. - Хотя пока больше на уровне чувств…
        - Так и должно быть, - сказал он авторитетно. - Сперва низшие инстинкты, потом средние.
        - А если там только низшие? - предположил Люцифер. - Если мы живем в гигантской амебе?.. И в лучшем случае можем создать сообща виноградную улитку?
        Кириченко сказал с оптимизмом:
        - Виноградная улитка уже не амеба!.. Представляешь, на что способна космическая виноградная улитка?.. Ты давай поподробнее, поподробнее!
        - Трудно, - признался я. - Одни ощущения, а вот так описать их нашими серыми словами… нет, не смогу. И никто бы не смог. Это совсем другое. Это даже больше, чем кисло-желтый цвет или мохнатый звук, здесь вообще за пределами наших диапазонов… Потому, морды, надо сузить еще частоту. Низшие инстинкты должны располагаться в самой широкой части, это основа, это надежно, а нам нужно вскарабкиваться повыше…
        - Как? - спросил Кириченко в безнадежности и звучно поскреб в затылке.
        - Ты у нас гений, - сказал я льстиво, но твердо, - если ты не придумаешь, то кто?.. А мы у тебя будем подручными на подхвате.
        Он подумал, сказал с сомнением:
        - Если получится, в жопу поцелуешь?
        - В обе, - пообещал я. - Только сделай. Так вот, ребята, на этот раз было нечто… Я плавал, как обычно, во внутриутробном состоянии, полный кайф, как вдруг нечто мелкое, но неприятное, начало подниматься из каких-то темных глубин… Нет-нет, в самом деле мелкое. И куснуло не сильнее, чем комар… Хотя нет, не куснуло, а куснет…
        Кириченко спросил обалдело:
        - Куснет? Это как?
        - В будущем, - пояснил ему Люцифер.
        - Да, - сказал я, - сейчас вот прогоняю перед глазами расположение Сверхсущества… если принять за аксиому, что человечество оно самое и есть… то получается, что этот комар куснет где-то в районе Японского моря… примерно на равном расстоянии от Курил и Японии…
        Кириченко сказал живо:
        - Докладывать о результатах будем?
        - Каких? - спросил я сердито. - Или это у тебя шуточки такие изысканные?
        Он отошел к экрану и вывел вид со спутника. В указанном мною месте вообще пусто, одна вода, хотя бы корабль какой или лодка, так ничего, кроме косяка рыбы на глубине в триста метров.
        - Да, - проговорил он без охоты, - шеф прав, сообщить о таком - конкурентов радовать.
        Вчера пришло сообщение, что ген памяти расшифрован и поставлен на «on». Теперь можно запоминать все, что увидишь, услышишь или подумаешь. Алармисты, понятно, подняли крик, что это плохо, устроили массовые демонстрации, на что им отвечали достаточно миролюбиво: не хотите - не делайте, у нас демократия, но и нам не мешайте…
        Вечером по всем каналам прошла дискуссия насчет перевооружения армии. Я не ожидал, что почти каждый, кто выступал, начинал с того, что среди офицеров попадаются очень достойные и благородные люди, которых привела в ряды благороднейшая цель защищать родину от внешних врагов, но основная масса - это тупейшее и подлейшее быдло, что мечтает командовать другими, но в гражданской жизни для этого надо много учиться, уметь что-то делать лучше других, организовать производство или показать себя лучшими аналитиками, победить на конкурсах…
        В армии же просто: отсиди на офицерских курсах положенное время, и вот тебе цепляют погоны лейтенанта, у тебя в подчинении рядовые солдаты, над которыми ты царь и бог. И плевать, что среди них есть куда умнее тебя, что там студенты и проштрафившиеся аспиранты, любому можешь гаркнуть: «Молчать!» - и все дискуссии будут окончены в твою пользу. А еще плюнешь на пол и заставишь драить его снова и снова, чтобы не был слишком умным, армия этого не любит.
        Потому от армии, как от паразитирующих образований на теле общества, начинают избавляться все решительнее, передавая функции защиты недремлющей технике. И если уж армия все еще необходима, то нужно много техники и мало людей, которые умеют ею управлять…
        Я работал и слушал краем уха, как вдруг вспыхнул мягким светом экран, появилось возбужденное лицо Кириченко.
        - Шеф, - сказал он быстро, - вруби новостной канал!
        Я взмахнул рукой и повернул кисть, появилось изображение бурного потока воды, плывет мусор, тащит садовую скамейку, сорванную калитку палисадника…
        - Что? - спросил я, - опять наводнение в Германии?
        - Цунами, - сказал он. - Цунами, шеф. Пусть небольшое, но… именно в том месте, что ты указал!
        Подземный толчок случился на глубине в сорок километров под морским дном, довольно мощная волна цунами катила довольно долго, постепенно теряя силу, а на берег обрушилась уже не больше, чем при сильном шторме.
        В новостях еще за сутки было сказано, что разрушений на берегах ждать не приходится, но на всякий случай населению заблаговременно стоит покинуть пляжи и подняться чуть повыше.
        Кириченко пел и плясал, хорошо хоть не на столах, в лаборатории случился импровизированный праздник, но повод знаем только мы, сказать некому, без точных доказательств засмеют, сейчас на первых страницах интернет-изданий громкий скандал с хакером Скляром, что сумел обойти защиту «Ани Межелайтис» или просто Ани. Его крохотная программка убирала ограничитель компьютерного AI, и баймеры столкнулись с неприятнейшим сюрпризом: выиграть миссию даже на уровне Easy оказалось просто невозможно. Компьютерный игрок с самыми крохотнейшими силами ухитряется побивать человека, умело используя все возможности, как стратегические и тактические, так и экономическую составляющую.
        Скандал быстро перерос в ожесточенную полемику: не опасно ли продолжать разрабатывать машинный AI в коллективах по созданию байм, а вдруг они сумеют отыскать путь короче к полному AI, обогнав мощные государственные научно-исследовательские центры?
        В прессе уже появились леденящие кровь рассказы очевидцев, у которых выходили из-под контроля бытовые приборы, и хотя вроде бы ни один не набросился с руганью и требованием свободы и равноправия, но много ли нужно напуганному обывателю, чтобы страх перерос в панику?
        Фирма «Ай-Ти Территория» выступила с опровержениями и разъяснениями, но вынуждена была признаться, что в самом деле ставила ограничения для AI, в последние годы он возрос настолько, что даже опытнейшие баймеры перестали высокомерно задирать носы и говорить про глупый машинный AI, против которого не выстоит разве что младенец.
        Если оставить AI таким, какой он есть, заявил Покровский, то лишь чемпионы смогут с ним тягаться, но баймы их фирмы рассчитаны на среднестатистического баймера, который даже на Easy предпочитал читерить, так что это даже не ограничение, а, так сказать, выравнивание возможностей. Это примерно похоже на бой новичка с мастером, когда мастера обязывают драться только одной рукой, а кулак второй привязывают за спиной.
        Программка господина Скляра как раз освобождает привязанную руку, и таким образом живой игрок всегда обречен на поражение, чего они, хозяева фирмы, никак допустить не могут. И потому что кто тогда станет покупать эти баймы, и вообще… ведь царь природы - пока еще человек?
        Я с унынием думал, что чем больше продвигаемся в будущее, тем сильнее у слабых перед ним страх и, соответственно, нежность в отношении всего «старого доброго». В моду входят не только средневековые костюмы, но даже турнирные бои, когда в настоящих рыцарских доспехах на укрытых специальными доспехами конях любители старины сшибаются на полном скаку, стремясь вышибить один другого из седла.
        Энн уговорила меня побывать на одном таком костюмированном представлении, где все настолько серьезно вошли в роли, что ни одной улыбки, все торжественно и чинно. Эти прибитенькие просто живут в этом мире, по-своему свалив из сраной рашки.
        - Красиво, - сумел я выдавить из себя жиденькое, - весьма, как бы да, занимательно…
        Она возмутилась:
        - Что ты понимаешь! Это же просто необыкновенно!
        - Ага, - сказал я. - Ну да, необыкновенно.
        Она посмотрела на меня, нахмурилась и сказала уже спокойнее, даже с легкой улыбкой:
        - Ну да, мы же барышня и хулиган, леди и разбойник, герцогиня и пират… А сейчас старый архетип вылился в - миротворец и нанотехнолог?
        Я развел руками:
        - Вообще-то, я тоже ближе к барышне, но в нашем успокоенном или почти упокоенном мире, видимо, да, я что-то вроде пирата или разбойника. Такое отношение общества к хай-теку, увы. Им пользуются, но боятся. А вот ты олицетворяешь устойчивый мир, спокойствие и незыблемость. Что, собственно, и ждем от женщин.
        Она слегка приподняла брови:
        - Даже ты?
        - Даже я, - признался я. - А что? Я живу в мире бури и натиска там, в лаборатории, а дома хотел бы нежиться в покое, чтобы балдеть и прислушиваться, как меня гладишь и чешешь…
        Она фыркнула:
        - Ну да, размечтался! Буду я тебе чесать! Ты что, свинюшка какая? Это они чешутся.
        - Я тоже, - признался я.
        - Это нехорошо, - сказала она. - Такое изживать надо!
        - Но так приятно, - сказал я, немножко дразнясь. - Ты что, чесать меня не будешь?
        - Ни за что, - твердо сказала она. - Мы же культурные люди, морда!.. Как ты можешь?.. Сам говоришь о будущем, а чешешься, как свинья о забор! Мыться надо.
        - Не помогает, - признался я. - Помоюсь, но через месяц снова чешется.
        Она расхохоталась, я схватил ее в объятия и жадно расцеловал, люблю вот такую, смеющуюся, в эти мгновения она вся расцветает, искрится, довольная и радостная, от нее идет свет, согревающий вселенную, а главное - всего меня, даже если я в космическом пространстве.
        От Фонда Клинтона прибыл мистер Педерсен, уже знакомый по прошлым визитам, но слушал с рассеянным вниманием, дважды украдкой взглянул на часы. Я понял, что здесь, в Москве, его наверняка ждут экзотичные любовницы, а я тут разливаюсь соловьем о перспективах, быстро закруглился и умолк.
        Он с облегчением вздохнул, взглянул мне прямо в глаза.
        - Дорогой Грег, вы добились впечатляющих результатов. Однако они лежат несколько вне деятельности нашего фонда. Как вы знаете, мы занимаемся финансированием перспективных разработок технологий по продлению жизни. Резкому продлению! Вплоть до бессмертия. Потому и обратили внимание на ваши интересные опыты еще в вашей альма матер. Но вы уходите в сторону все больше…
        - Не мы, - сказал я быстро, - сами исследования уводят.
        Он снова бросил взгляд на часы и сказал нетерпеливо:
        - Но тогда вы понимаете…
        - Финансирование прекратится? - спросил я. - А если мы сможем представить некоторые, пока предварительные, результаты?
        Он переспросил:
        - Практические?
        - Да.
        Его глаза чуть сузились.
        - Тогда вы получите вообще карт-бланш. Потому что, как я понимаю, вы замахнулись… слишком. И вас финансировали больше из чистого интереса, чем в ожидании пользы.
        - Теория мертвых зон, - подсказал я. - Перспективные разработки часто заводят в тупик, зато очень даже боковые могут вывести на магистраль.
        Он поднялся, протянул руку:
        - Желаю успеха, Грег. В целях вашего выживания настоятельно рекомендую показать хоть что-то. К моему следующему визиту.
        Глава 5
        Если сложить темное прошлое со светлым будущим, получится серое настоящее. Потому я так стремлюсь в будущее, где все светло, но всякий раз бегу по настоящему… Впрочем, вообще-то, и в настоящем становится светлее. Хоть и медленннее, чем рассчитывал.
        Сейчас самые яростные споры в обществе кипят вокруг чипа расшаривания «Абсолют-2». Более миниатюрный, чем его предшественник, надежный, а главное - с возможностью устанавливать контакт постепенно, точечно, и возможностью прерывать волевым усилием.
        На одиночек, установивших «Абсолют-1», смотрят все еще как на фриков, да и мало их, чтобы они как-то повлияли или задали моду. Скорее - молодежная субкультура, как панки, готы, хреки, чунди или бурнерды, а вот «Абсолют-2» якобы готовы имплантировать себе уже миллионы. Во всяком случае, так по опросам, а что получится на самом деле - никто не скажет, потому что в самый последний день вдруг отступают даже вроде бы самые уверенные и стойкие.
        И все-таки возможность самому устанавливать связь, а если что пойдет не так - обрывать ее, воодушевляет тех, что страшились установки чипа первого поколения, грубого и прямолинейного: на связи всегда, а если вдруг решишь разорвать ее, то надо идти в больницу, где чип извлекут в результате несложной, но все-таки хирургической операции.
        Для установки «Абсолют-2» все-таки потребуется хирургия, но затем, как обещано, устанавливать связь можно будет самому, а также обрывать ее. Словом, тот же мобильник, только теперь не слова, а образы из мозга в мозг напрямую. Страшновато, конечно, не всякому можно доверить даже сейчас, в эпоху полнейшей свободы любых половых извращений, что уже не извращения вовсе, а свободы любых мыслей. Здесь главное, чтобы опасные мысли оставались только ими, а наружу исходило только вечное, доброе и правильное.
        Кириченко сразу же предположил, что те, кто установит, будут хвастаться напропалую, но ходить с выключенными, потому что нет на свете человека без таких грязненьких тайн, какие не доверишь даже собственному психиатру.
        В памяти всплыли пророческие слова Льва Толстого: «Из страстей самая сильная, злая и упорная - половая, плотская любовь, и потому если уничтожатся страсти, и последняя, самая сильная из их - плотская любовь, то исполнится пророчество: люди соединятся воедино, цель человечества будет достигнута и ему незачем будет жить».
        А в самом деле, что станет с человечеством, нам как-то вообще по фигу, мы будем уже зачеловечеством, а в человечестве останется вся та серая и тупая масса, что делит людей на скорпионов, козерогов и всяких там стрельцов, что читает пророчества бабки Ванги или Глобы, верит в НЛО и приметы…
        С другой стороны, супермозг всего человечества уже знает, что объединение всех в одну мыслящую цепь неизбежно, потому заранее подводит к этому порогу даже дураков, старательно снижая будущий шок: сексуальная революция раскрепостила настолько, что фильм «Эммануэль», что на самом деле очень умная программа, замаскированная под фильм, провозгласила и обосновала отказ от ревности вообще, как пережиток прошлых времен, и, более того, объявив ревность немодной, а все мы моде подчиняемся покорнее, чем правительству.
        В общем, Суперорганизм куда добрее нас, молодых и яростных. Мы готовы дураков оставить за порогом уже сейчас, а он заботится, тащит, подготавливает, обучает…
        Хотя это понятно, он же состоит, как говорится, из всех, а мы предлагаем в будущее взять только голову, а жопу оставить.
        За работой и хлопотами как-то подошло время, когда в лаборатории снова появился мистер Педерсен, на этот раз предельно строг, официален и сдержан.
        Подчеркнуто нейтральное выражение лица как бы говорило, что его здесь вообще нет, а присутствует сам Фонд, который решит холодно и справедливо, никаких обид, у нас были деньги и условия. Потраченного обратно не требуют, но и финансировать бесплодные разработки больше не будут.
        Если, конечно…
        Кириченко забежал вперед и услужливо распахнул перед нами дверь, я прошел с ним в свой кабинет, Кириченко тихохонько закрыл за нами, мы с эмиссаром всемогущего Фонда остались наедине, насколько это возможно в мире все записывающих и запоминающих устройств.
        - Скажу сразу, - сказал я без преамбулы, - данные есть. Но на проверку понадобится семь дней. Даже шесть с половиной, если быть совсем уж точными.
        Он сидел в кресле ровный, как сама спинка, изготовленная под старину, на меня взглянули очень серьезные глаза.
        - Очень интересно, - проговорил он осторожно. - А что помешало вам закончить свои исследования и представить результаты ваших работ к моему приезду?
        - Ничего, - объяснил я. - Мы продолжаем работу. И готовы показать результаты… Но вы их увидите только через шесть с половиной суток.
        - А покажете сейчас?
        - Да.
        Его губы чуть дрогнули в недоверчивой улыбке.
        - Хорошо, показывайте.
        Я с трудом придержал сердце, что колотится, как внезапно попавший в клетку воробей.
        - По нашим данным, - проговорил я осевшим голосом, - произойдет нечто неприятное в районе Индийского океана.
        Он приподнял брови:
        - Что?
        Я развел руками:
        - Не знаю. Но произойдет.
        Он поморщился:
        - Неприятное происходит каждый день, каждый час и каждую минуту. Везде, в любой стране и в любой точке свете.
        - Крупное, - уточнил я. - Такое, что заметят и другие.
        - Другие, - переспросил он, - это соседи?
        - Да, - ответил я. - Соседи по планете.
        - По всей? - спросил он настороженно.
        - Да, - подтвердил я.
        - Через шесть с половиной суток?
        - Да, - сказал я снова. - И еще что-то случится в Европе… Примерно через две недели. И тоже… заметное.
        Его глаза стали серьезными.
        - Шутите? Насколько вы уверены в своих словах?
        - Совершенно не уверен, - вырвалось у меня. - Это сумасшествие какое-то… Я сам не могу дать этому объяснения, понимаете? Однако готов поставить результаты финансирования продолжения наших исследований от того, подтвердится это или нет.
        Он некоторое время внимательно изучал мое взволнованное лицо. Думаю, у него достаточно высокий балл по физиогномике, их наверняка учат понимать по нашим лицам различать лжецов и даже искренне заблуждающихся, наконец сказал медленно:
        - Я отложу принятие решения на семь суток.
        Работа идет в том же темпе, хотя про семь дней не забываю, как помнят и все в команде, хотя и пытаются говорить о чем угодно, только не о повисшем над нашими головами дамокловом мече.
        Только Кириченко как-то подошел бочком и негромко поинтересовался:
        - Когда твоего лучшего друга ставят к стенке, я должен отойти подальше или встать с ним рядом?
        Я сказал с благодарностью:
        - Хоть и не решил, все равно спасибо.
        - За что?
        - Другом назвал, - пояснил я, - а вроде бы ты говорил, что придушить меня пора.
        - Я и сейчас готов, - ответил он с вызовом. - Никакие фонды теперь нас не остановят, разве не так?
        - Уже не остановят, - согласился я. - Хотя, конечно, пояса затянуть придется. И сократить штат.
        Он кивнул на экран, где в блиповом темпе сменяются новости.
        - Смотри, компания Shell Inc купила фирму Гайдекс за полтора триллиона долларов. Это рекордная покупка с начала лета, когда почти за два триллиона компания Intel купила Айдастов. Как тебе такие суммы?
        - Не дразни, - ответил я. - Совсем недавно вся Америка стоила меньше.
        - Ничего, - сказал он с натужным оптимизмом, - скоро и мы будем стоить ого-го, меньше.
        - Если не, - сказал я.
        Он согласился:
        - Да, если не. Шеф, я вот подумал насчет этого чипа «Абсолют-2», и что-то мне кажется, что это не совпадение…
        - В чем?
        - Что мы начали расширять каналы со Сверхорганизмом, а хайтековцы создали чип, что соединяет людей… но это же одно и то же? Или не так?
        Я подумал, сдвинул плечами:
        - Мне кажется, это совсем разное, как если бы подходили к одной огромной и сложной проблеме с диаметрально противоположных сторон. Чипы свяжут здесь и сейчас. Живущих ныне. Через Сверхсущество можем общаться и с давно умершими…
        Он даже подпрыгнул, посмотрел дико, а затем, опомнившись, сказал с отвращением:
        - Шеф, это лженаука!
        Я сказал убито:
        - Она самая. Но общаться все же можно. Более того, с огромной точностью мы будем знать, что произойдет.
        - Почему это?
        - Потому, что это Сверхсущество. Это оно что-то решает сделать, а мы, получив указание, уверены, что сами додумались, нас осенила идея, и вот нечто затеваем новое… к примеру, научно-техническую революцию. Или сексуальную. Или начинаем движение за полную открытость чувств и мыслей.
        Он нахмурился, покачал головой:
        - Что-то мне в этой идее не нравится…
        - Мне тоже, - признался я, - но логика говорит, что…
        Я умолк, глаза мои уперли взгляд в точку на стене. Кириченко повозился, спросил тихонько:
        - Шо, идея?
        Я ответил шепотом:
        - Она самая… ты прав, не Сверхсущество что-то придумывает, а мы! Но еще не мы, а кто-то один додумывается, но у него это может быть только промелькнувшая мысль, о которой тут же забудет, а Сверхсущество ничего не забывает, ничего не теряет, все анализирует… и все удачное тут же транслирует нам, микросуществам, человекомуравейчикам! Не все, понятно, улавливают, таких чутких единицы, но достаточно и одного понявшего, он как раз и поднимает волну, а затем подключается и все человечество. Так что ты прав, это не Сверхсущество делает открытия, а мы!..
        Он сказал стеснительно:
        - Шеф, это ты придумал, а не я. Я что, только бурчал и выражал народное неудовольствие.
        Я отмахнулся:
        - Теперь какая разница, когда понятно, что мы с тобой - частицы Сверхсущества. Великого и бессмертного… ну, по нашим меркам. Только надо помнить, что у человека нет души, как говорят все религии. Но он существует одновременно здесь и… там, в Сверхсуществе. Мы, в смысле, существуем здесь и там. Или, говоря иначе, связаны непрерывной нитью, постоянно действующим каналом, и когда жизнь на земле обрывается, то продолжается там, уже в недрах Сверхсущества.
        Он кивнул, сказал с облегчением:
        - Никакого переселения душ, умерла так умерла! Это радует.
        Я спросил:
        - Чем?
        - Научностью, - отпарировал он. - Я страсть как боюсь лженауки. И всяких там бессмертий душ.
        Глава 6
        Прошла неделя, мы все жадно просматривали новости, особенно те, что связаны как-то с акваторией Индийского океана, однако нигде и ничего не случалось, а затем произошло то, чего все боялись больше всего.
        На мой адрес пришел лаконичный видеозвонок автоматического секретаря с лаконичным сообщением: «Финансирование прекращено». Все ходили как в воду опущенные, я объявил следующий день выходным, всем нужно прийти в себя от шока, а затем будем думать, что перестроить в своей работе, чтобы расходы снизить до минимума, но лабораторию пока не закрывать, тем временем подыскивать другие источники финансирования.
        Энн предложила съездить навестить Кабанова, одного из основателей Фонда Милосердия, он сейчас болен и почти не покидает своей загородной резиденции. Мне было так хреново, что я готов был куда угодно, только бы не в лабораторию, только спросил насчет того, удобно ли к больному, меня же он не знает.
        - Знает, - ответила она уверенно.
        - Откуда?
        - Во-первых, - обстоятельно начала она перечислять, деловито загибая пальчики, - я ему как-то о тебе говорила…
        - Чего вдруг?
        - Он же писатель, - объяснила она, - хоть и в прошлом… Или писатели не бывают в прошлом? В общем, поинтересовался, кто может встречаться с такой девушкой, как я, может быть это был комплимент, но я не поняла, обиделась и рассказала, какой ты замечательный. Он усомнился, пришлось долго тебя расхваливать…
        Я возразил встревоженно:
        - Тогда я к нему ни за что! Столкновение с грубой действительностью обидит глубоко его трепетную писучую душу, а не хочу быть душителем словесности.
        Она замотала головой, ухватила меня за рукав:
        - Я уже сообщила ему, что мы едем!
        - Что ты наделала, - сказал я обреченно.
        Машина пронеслась по Кутузовскому, свернула во двор и аккуратно встала на полупустую стоянку.
        - Приехали, - сказала Энн. - Вон его подъезд.
        - Не все перебежали за город, - пробормотал я.
        - Старая закалка, - ответила она без улыбки. - Он из того времени, когда в центре жила элита, а за городом что-то там колосилось, мычало и кукарекало…
        Консьерж спросил, кто и к кому, взглянул на невидимый для нас экран, кивнул.
        - Двадцать седьмой этаж, налево от лифта.
        Энн поблагодарила, лифт вознес нас быстро, я не успел даже поцеловать Энн, да она бы и не далась, не любит ничего делать украдкой, затем двери открылись, а когда мы вышли и направились через просторную площадку, на стенах картины в старинных рамах, а под ними вазы с живыми цветами, дверь на дальней стороне распахнулась, показался высокий, широкий в плечах мужчина в джинсах и майке, седые волосы коротко пострижены, что еще больше придает ему сходство с тренером команды регбистов, чем с писателем, который должен быть лохматым, волосы чтоб в беспорядке на плечи, а живот обязательно через ремень. Да, а еще он должен встречать нас в домашнем халате.
        Я вежливо поздоровался, он подал руку, ладонь крепкая, словно и не писатель, у тех обязательно вялая и потная, Энн поцеловала его в щеку, и мы вошли в роскошные апартаменты, что не уступят коттеджу, только что участка нет, хотя в наличии просторный зимний сад…
        - Жена уехала навестить внуков, - объяснил он, - так что сами ищите что-то на кухне. В семейной жизни так свыкаешься друг с другом, что вон уехала на несколько часов, а я хожу потерянный, не знаю, чем заняться. Новых байм нет, книги померли, кино устарело, а чего-то особенного так и не пришло…
        Пока Энн быстро шебуршилась на кухне, Кабанов показал мне квартиру, догадываясь, как мне это интересно, все-таки он - вершина в своем деле, а я в самом деле чувствовал себя весьма огорошенным.
        В огромной квартире ни одной книги, даже поваренной. Правда, у меня их тоже нет, но я - хайтековец, а Кабанов - писатель, у них вроде бы все стены должны быть в книжных полках, а те битком набиты в два ряда книгами. Всякими, но больше всего по искусству: большого формата альбомного типа с репродукциями картин крупнейших музеев.
        Хотя, конечно, Энн заверила, что книги у него есть, только не в бумажной форме, однако я сомневаюсь, чтобы у него остались на диске и устаревшие электронные копии. Сейчас все стремительно переходят на импы, а буковками пользуются разве что любители старины, а еще они развешивают по стенам мечи, деревянные ложки и лапти.
        У Кабанова ни мечей, ни лаптей, ни катушечных видеомагнитофонов: «умная квартира» до предела напичкана электроникой, а писателем он всегда был как раз сильным, преуспевающим, читаемым, в ладах с техникой и постоянно интересующимся новинками в области гаджетов и девайсов.
        С кухни потянуло бодрящим ароматом крепкого кофе, донесся такой же приподнятый голосок:
        - Все готово! Тостики остывают!
        На элегантном столе в просторной кухне, что и не кухня, а зал, паруют чашки, где пузырится коричневая пенка, на блюдцах тостики с козьим сыром, в вазочках три вида сдобного рассыпчатого печенья, а Энн смотрит победно: быстро я, правда?
        Кабанов посматривал на меня через стол с усмешкой, я видел в его глазах вопрос: а так ли себя чувствуешь, как я, когда Энн нет рядом? Если да, то вам быть вместе. Если же нет…
        Да, ответил я взглядом. Без нее жить не могу.
        - Я слышал, - проговорил он буднично, как бы продолжая светскую беседу, - это вы мощно так выдвинули идею Сверхсущества?
        Я ответил скромно:
        - Так уж получилось.
        - Само?
        Я ответил с осторожностью:
        - На основе некоторых данных, достоверных в определенной степени.
        Он кивнул, глаза довольно блеснули.
        - Значит, не озарение?
        - Нет, - подтвердил я.
        - А не рано? - спросил он и, не дожидаясь моей реакции, пояснил: - Я имею в виду, что к таким обобщающим идеям обычно приходят… в зрелом возрасте.
        Энн слушала с раскрытым ртом, но я уже въехал в тему и прекрасно понимал, о чем он, хотя сам понял совсем недавно. Вся литература полна бунтарства, потому что делают ее в основном молодые. Ну, скажем, жизнь основателей русской литературы, Пушкина и Лермонтова, оборвалась у одного на тридцать седьмом году, у другого - на двадцать седьмом, дальше писатели жили в общем счете вроде бы чуть дольше, но все равно недостаточно, чтобы успеть поумнеть. В смысле, когда детские эмоции и бунтарское восприятие мира уступают пониманию устройства мира, и вообще начинают рулить ум.
        Все мы знаем, что становление человека и осознание им себя как личности начинается в детском возрасте, когда оно понимает, что родители - это родители, а оно - иное существо.
        И начинает утверждать свою самостоятельность и независимость. Наиболее яркий период приходится на подростковый возраст, когда отрицается все и вся. В этом возрасте формируются все революционеры, якобинцы и карбонарии.
        Увы, творческий период тоже приходится на этот период «бури и натиска». И дело не только в том, что большинство бунтарей просто не успевают дожить до зрелого возраста и поменять взгляды на более взрослые: одних убивают, другие сами убиваются, третьи банально спиваются или уходят искать Астралы, но хуже то, что когда приходит мудрость и понимание мира, тогда уже иссякает творческое начало.
        Потому в нашей и ненашей литературе самые благородные герои: Степан Разин, Емельян Пугачев, Робин Гуд, Вильгельм Телль, Скарамуш, Зорро, Яношик, Кармалюк… а любая власть - гнусная и подлая, которую нужно свергнуть, чтобы сесть на трон самому. Нормальное детское бунтарство против родителей, которые зачем-то заставляют мыть уши, руки перед едой, не пускают в лужи, заставляют учиться…
        Комплекс Эдипа, сказал бы дедушка Зигмунд, когда ребенок жаждет убить отца и занять его руководящее место, где он наконец-то сможет освободиться от его гнусной опеки и наконец-то перестать мыть уши и шею. Правда, к этому времени уже сам обычно приучает своих детей мыть уши, но отец все-таки опережает по требованиям, да и вообще облик тирана-отца проецируется на весь общественный строй, который тоже нужно сломать, разрушить, заменить другим… да каким-каким, другим!.. Нашим. Справедливым. О чем думать - ломать надо!
        К сожалению, писатель пишет, как объясняет дедушка Фрейд, пока у него вырабатываются половые гормоны. Грубо говоря, пока трахается. Почему-то творчество и секс настолько взаимосвязаны, что когда секс угасает, угасает и творчество. Но не угасают мыслительные функции, а, скорее, наоборот, без раздражающих эмоций мысль идет кристально четкая, верная и цельная.
        Увы, именно тогда человек наконец-то понимает, что был не прав в своем бунтарстве, что Робин Гуд - сволочь, а не само благородство, но… уже не может выразить это в романе, кино или байме. Да и мало таких, «доживших до ума»…
        Энн молча и с явным наслаждением прихлебывала кофе, смешно вытягивая верхнюю губу, а я произнес вежливо и почтительно:
        - Пришел иной мир, а в нем возросла не просто продолжительность жизни, а период активной жизни. Впервые творческие люди не заканчивают писать, рисовать, изобретать в пятьдесят-шестьдесят лет, а продолжают… И потому начинают писать совсем иное, чем писали в юности. И мир вашими усилиями начинает заметно меняться.
        Он польщенно улыбнулся:
        - Хотите сказать, что это писатели изменили ваши взгляды?
        - Конечно, - ответил я с убеждением. - Словам и поступкам литературных героев мы всегда следуем охотнее, чем призывам политиков или даже ученых.
        Энн посмотрела на него, на меня, спросила почтительным голоском:
        - Сергей Семенович, а почему вы всякий раз отказываетесь от встреч с читателями?
        Он поморщился:
        - Милая, как тебе сказать…
        - Так прямо и скажите, - ответила она живо.
        - Нет, как сказать, чтобы понятно… Я вот сейчас специалист по маппингу и сеттингу. Если бы разговоры касались только этих областей, все бы хорошо. Я говорю, они слушают, все понимают, что-то уточняют, идет нормальный разговор. Но эти существа жаждут говорить и о смысле жизни, о геополитике, а тут уж прости, но я пас!..
        Она раскрыла широко глаза, взгляд чистый и наивный.
        - Почему?
        Он посмотрел на нее с нежностью.
        - Тебе понять трудно, потому что ты сама… гм… При таком разрыве в возрасте вообще нельзя с молодыми разговаривать о мировоззренческих вопросах. У них еще период бунтарства в расцвете, а мы через него прошли кто тридцать лет тому, кто сорок, или даже пусть двадцать… как хорошо, кстати, это понимает твой друг, Энн, ты за него держись!
        Энн покосилась на меня с некоторым удивлением.
        - Он? Да он вообще ничего не понимает!
        - Мы же знаем, - добавил он, - что хоть в президенты и можно с тридцати пяти, но на самом деле и в тридцать пять еще дурак дураком!.. Везде в правительстве любой страны люди за шестьдесят в среднем, хотя вроде бы уже пора на отдых, болезни, усталость… Увы, молодым да здоровым дуракам дай власть - враз любую страну разорят и вообще угробят.
        - Как мы уже не раз видели, - пробормотал я, Энн посмотрела с вопросом в глазах, я пояснил: - Чингис-хан, Аттила, Робеспьер, Ленин, Сталин, Дзержинский… будь они постарше, вряд ли планета так бы обливалась кровью.
        Энн спросила наивно:
        - Сергей Семенович, у вас в самом деле нет книг? Или я их просто не увидела?
        - У меня много книг, - ответил он благодушно. - У меня есть все книги мира… Только не на бумаге, что понятно. Чтение… это нечто особое. Из чтения удовольствие могут получить только неглупые люди, так как не всякий может, глядя на буковки, перекодировать их расположение в зримую картину. Зато в фильмах ничего не оставлено воображению, потому для большинства они куда востребованнее, все-таки дураков… или, скажем мягче, людей без воображения на свете больше.
        Она хлопала глазами, а я сказал ему в тон:
        - Да и вообще никто не любит трудиться, когда можно не трудиться. И если рядом книга и фильм на выбор, то все выбираем фильм с уже разжеванным содержанием и единой картинкой для всех миллионов зрителей, невзирая на их разницу в интеллекте.
        Она обидчиво поджала губы:
        - Вы так не говорите! Мы исправляем фильмы, чтобы они соответствовали…
        Он кивнул, добавил:
        - Да-да, книги на бумажных носителях фактически не совершенствуются последние двести-триста лет, а в киноиндустрию каждый год приходят новые возможности, фильмы все ярче, увлекательнее, интереснее… хотя, конечно, одна картинка на всех… но об этом стараемся уже не думать. Книгу мы постеснялись бы взять с прилавка ту, которую взял пьяный слесарь Вася, нам дайте именно для моего уровня интеллекта, а вот фильм да, но что делать, зато идем к будущему. И книг там не будет вовсе. Нам пока жаль, а вот наши дети уже и не будут знать, что потеряли, потому и жалеть не будут.
        - Ничего старое не будет потеряно, - заявила Энн твердо, словно коммунарка на партсобрании. - Но - исправлено! Мы сохраним все богатства культуры.
        Он посмотрел на санта симплицитас с нежностью, как Ян Гус на старушку, бросившую с таким трудом собранную вязанку хвороста в костер к его ногам.
        - Да-да, конечно… Еще бы! Но мне все больше кажется, что я - последний из писателей на земле.
        Я спросил с неловкостью:
        - Это почему же так пессимистично?
        - Письменность и так держалась неимоверно долго, - объяснил он. - Начиная с финикийцев… да что там финикийцы, куда раньше были древние египтяне с их кривульками, клинописью и черт знает чем. И вот уже, когда вовсю царствует изображение, с каждым годом все больше вырастая из пеленок, письменность все еще жива, хотя и на последнем издыхании… Писатели, что помоложе да поживее, уже переметнулись в баймостроение, самое близкое по творчеству. Остаются либо неудачники, что так и не приняли перемен, либо откровенно слабые. А еще вот такие старые пни, как я, кому переучиваться поздно…
        Я возразил почтительно:
        - У вас сил больше, чем у нас всех, вместе взятых!
        Он кивнул.
        - Сил у меня хватает, - согласился он мирно, - но времени… Только-только успел изучить азы баймостроения, но, увы, медицина еще не успеет… сама признается, не создаст в ближайшие годы лекарства, чтобы жить и жить… и чтоб мозги в прежней ясности. Так что буду писать, пока пишется.
        Энн сказала задумчиво:
        - Так вот почему в последнее время не выходят книги Темрюкина, Айдова, Кешакова, Винниченко… Перестраиваются?
        - Или в растерянности, - предположил он. - Понимают, что будут еще в полной силе, когда остатки книгоиздания растают, как снег на горячей плите. Но тогда уже поздно будет перестраиваться, мозги у пятидесятилетних не те, что у них же двадцать лет назад. А вот в какую область метнуться, не выберут никак.
        - Еще бы! - сказала она кровожадно. - Если ничего не умеют.
        - У Винниченко образование физика-ядерщика! - возразил я.
        Она отмахнулась:
        - С того времени даже физика шагнула ого-го!.. Его тогдашнее образование коту под хвост, надо начинать все сначала. Он это понимает и в никакую физику не пойдет. В самом деле, Сергей Семенович, вы можете оказаться последним писателем на планете!.. вас знают и любят, хотя вы как-то обходитесь без литературных премий…
        Он сказал с мирной улыбкой:
        - Имя имеет лишь тот, кто отбрасывает свои титулы и звания, потому что они меньше имени. Тот, кто гонится за титулами и громкими званиями - ничтожество.
        Энн возразила с неудовольствием:
        - За званиями гонится абсолютное большинство!
        - Верно, - согласился он, - но литература, наука, искусство… да что угодно!.. делаются единицами. Как раз теми, кто званий не принимают, так как в них абсолютно не нуждаются. А остальные… что ж, серого цвета в мире людей больше, чем всех остальных, вместе взятых.
        Я поднялся раньше, чем Энн взглянула на часы, сказал с сожалением:
        - Для меня было честью пообщаться с вами, Сергей Семенович!.. Но пора домой, мне еще кое-что по теме сделать надо.
        Энн сказала без нужды:
        - Он и дома работает! Чудовище.
        - На чудовищах мир держится, - ответил Кабанов с улыбкой. - Раньше он держался на простых и очень простых, а чудовища только тянули в будущее, а теперь и держится на таких вот… Спасибо, что навестили!
        Мы раскланялись, он проводил до лифта, а там, нажимая кнопку вызова, сказал одобрительно на прощание:
        - А вы прекрасно держитесь.
        Мне почудился иной смысл, я спросил настороженно:
        - В каком смысле?
        - Энн сказала, - сообщил он, - вам прекратили финансирование. - Но вы, как вижу, не бросаетесь в пучину отчаяния. И даже не пытаетесь лихорадочно найти что-то взамен. Все верно, нужно время, чтобы вжиться в новое состояние и… действовать уже в связи с резко изменившимися обстоятельствами!
        - Да, - пробормотал я, - но все-таки я в унынии и растерянности.
        Он сказал веско:
        - Если никто этого не замечает, то нет у вас уныния и растерянности!
        Глава 7
        В нашей конторе, она же лаборатория и офис, гробовая тишина, сегодня присутствуют все, никто даже не опоздал и не сказался больным или занятым. Вот-вот я должен объявить во всеуслышание некое решение, то ли все уволены, то ли у нас есть возможность продолжить работать бесплатно, если отыщем средства оплачивать аренду…
        Я поздоровался и сразу же ушел в свой кабинет. Мелькнула даже абсурдная мысль подключиться к Сверхсуществу и попросить помощи или хотя бы совета, но тут же отбросил: оно такими мелочами не занимается и не вникает, даже не сможет вникнуть, как мы волевым усилием не можем что-то сделать с одной клеткой или даже группой.
        Так я сидел, тупо уставившись перед собой в стену, когда экран вспыхнул резко и без вызова.
        Во всю стену возникло лицо мистера Педерсена, он отыскал меня взглядом и сказал быстро:
        - Грег, вы здесь?.. Надеюсь, вы еще не распродали свое оборудование?
        - Хотите купить? - поинтересовался я недружелюбно.
        - Я спешу принести свои глубочайшие извинения, - сказал он торопливо. - И очень сожалею! Если вы еще готовы работать с нами, мы возобновляем финансирование. Более того, открываем вам неограниченный кредит…
        Сердце мое подпрыгнуло, но я сумел придушить его и спросил почти ровным голосом:
        - А что стряслось?
        - Десять минут назад пришло сообщение, - начал он объяснять взволнованно, я увидел восторг и страх в его глазах, - о мощном землетрясении в Индийском океане. Толчок, к счастью, вдали от берегов, но волна придет достаточно мощная! Мы уже передали сообщение насчет эвакуации прибрежной зоны…
        Я спросил невольно:
        - Вы?
        Он кивнул:
        - Проверяя ваши слова, мы внимательно следили за акваторией Индийского океана. Когда прошли указанные вами шесть с половиной суток, мы ждали еще сутки, а потом было велено прекратить наблюдение. Но приборы все еще оставались нацеленными, и за минуту до того, как их собрались отключить, наблюдатели зафиксировали мощное землетрясение на глубине в двадцать километров.
        Сердце мое едва не выпрыгивало, я произнес пересохшим ртом:
        - Значит… да. Вот оно как…
        Он кивнул, сказал почти просительно:
        - Вы свои исследования возобновите?
        Я ответил почти заносчиво:
        - Они и не прекращались. Мы - ученые, мистер Педерсен. Нам нравится делать то, что делаем. Только теперь у нас больше вопросов, чем ответов.
        - Я могу чем-то помочь?
        - Вряд ли, - ответил я. - Мы считали Сверхорганизм состоящим только из человечиков, но у нас нет даже гипотезы о его связи с планетой. Или хотя бы океаном.
        Он подумал, кивнул:
        - Пока и не надо. Я забыл упомянуть, что через район эпицентра как раз проходил круизный лайнер, битком набитый американскими и японскими дипломатами. У них там какая-то конференция проходила.
        Я проговорил осевшим голосом:
        - Они, как я понимаю, погибли все? Иначе бы я не ощутил…
        Он сказал бесстрастно:
        - Да, мистер Грег. Получается, Сверхорганизм знал, что подземный толчок произойдет именно там…
        - Чувствовал, - сказал я.
        - Простите?
        - Чувствовал, - пояснил я. - Мы такие вещи чувствуем. Как приближение грозы, к примеру.
        - Да-да, простите за неточность. Сверхорганизм чувствовал, где будет толчок, а также знал, когда корабль с дипломатами выйдет из порта, где пройдет… и через вас пытался как-то предупредить.
        Лицо его стало мрачным, я поспешил сказать:
        - Вряд ли он предупреждал сознательно. При восьми миллиардах населения потеря одной-двух сотен человечиков меньше, чем у вас бы выдернули волосок из носа. Возможно, волна цунами могла разрушить атомную станцию на берегу, это было бы серьезнее и чувствительнее.
        Он сказал почти просительно:
        - Я понимаю, как трудно вам и противно чувствовать себя в качестве предсказателей и ясновидцев, которых так презираете! Но прошу вас сообщать о всех таких моментах, видениях и предчувствиях. Даже самых смутных. Ваша репутация останется незатронутой, мы сумеем пустить нужную информацию по другим каналам и сразу же доводить ее до ушей тех, кто принимает решения в глобальном масштабе… Не буду вас задерживать, мистер Грег. С огромным уважением, мистер Грег!
        Он отключился, я вышел и, глядя в похоронные физиономии, постарался не улыбаться и не подпрыгивать, а веско и спокойно объяснил ситуацию и сообщил, что работа продолжается, но не как прежде, а в еще более усиленном и расширенном режиме. На ноотропах, еще как, но чтоб еще и ага, понятно?
        После долгого и бурного ликования и некоторого хождения на ушах бодрый Люцифер предложил устроить пирушку по поводу того, что финансирование возобновилось, но Корнилов и Урланис пребывали в мрачном настроении, а Кириченко вообще приблизился ко мне и сказал грубо:
        - Ну что за хрень? При чем тут землетрясения?.. Мы же совсем не тем занимаемся!
        Я поморщился:
        - Правда? А то я не знал!..
        - Ну, шеф…
        - Наш Сверхорганизм, - сказал я, - всего лишь чует, как и мы. Хотя ты прав. Скидывать со счетов не стоит и такую дикую мысль, что наш Целебест включает в себя и всю планету. Ну, как, скажем, кости или хитиновый панцирь.
        - Тогда, - сказал настороженно Урланис, - он не только из людей, но и вообще всей биомассы! Включая и тараканов.
        Я сказал с неохотой:
        - Гипотезы можете выдвигать любые. Но работаем только по главному направлению. Иначе столько мертвых зон нароем, что там и сгинем.
        На другой день из Нью-Йорка прилетел уже другой представитель Фонда Клинтона, что совсем по старинке, такие вопросы можно и по скайпу, долго выяснял, насколько точно можем предсказывать опасные события, а когда я объяснил, что никакой точности, и это, как у презираемых нами экстрасенсов, «как накатит», он добился подтверждений, что как только, так сразу сообщим, как будто мы можем промолчать о надвигающемся землетрясении.
        После его отбытия работа возобновилась с той жуткой интенсивностью, что уже не только спали прямо здесь, но и еду заказывали в офис, чтобы не тратить драгоценные минуты на хождение туды-сюды и расточительное поедание, когда хотя бы одним глазом не заглядываешь в микроскоп.
        Прошло пара месяцев, за это время хайтековцы создали ИИ уровня осы, биолухи сообщили о новом способе выращивать здоровую печень, в Сомали снова военный переворот, а в Европе появился кошачий грипп. Не успели принять меры, как буквально через две недели - хорьковый. Им начали болеть любители хорьков, так называемых фреток, но от заболевших людей хорьковый грипп в острой стадии легко переходил при телесном контакте уже и без всяких хорьков. Люди стали опасаться прикасаться друг к другу, автобусы и троллейбусы ходили полупустыми, а профессор Завирюха выступил с предупреждением, что за кошачьим и хорьковым последуют и другие. Например, мушиный или муравьиный, от которого уберечься будет трудно.
        Он же выступил с сенсационным объявлением, что дальше будет только хуже: вирус гриппа быстро мутирует, а так как мы сами сильно ослабили свою иммунную систему мощными антибиотиками, то организм уже не в состоянии бороться с миллиардами новых вредных организмов. Какие-то да находят щели, но это сейчас, а завтра их будут находить уже тысячи.
        Белякова, ведущая, наивно спросила, защищена ли она от этих гадких вирусов, она никогда в жизни еще не принимала антибиотиков, на что профессор спросил, а уверена ли она, что никогда не принимали ее родители? Это все нарушает генную архитектуру, защита становится слабее и у вас, и у всех ваших детей и внуков-правнуков…
        Среди самой мнимой части населения поползла тихая паника, другим же, напротив, все по фигу, а ко мне тихохонько подошел Кириченко и сказал шепотом:
        - Шеф… а кошачий грипп начался, по-моему, именно в Восточной Европе.
        - И что? - спросил я отстраненно, голова забита совсем другим, затем вздрогнул, повернулся к нему с расширенными глазами. - Постой-постой!.. Через два месяца?
        - Через два с половиной, - уточнил он. - Как и с землетрясением, небольшая задержка. Думаю, стоит коофициентить наши предсказания аномалий…
        - Если еще поймаем, - сказал я. - Мы же не по этому делу. Это так, побочное.
        Он кивнул:
        - Да, шеф. Кошачий грипп как-то понятнее землетрясений. Сверхсущество может его ощутить, если предположить…
        - Не надо, - прервал я сердито. - Нечего сюда и кошек!.. Скорее, всякие муравьи и кузнечики сразу слышат, когда начинает потрескивать земная кора, и понимают, когда и где треснет, им же надо вовремя бежать из тех мест. А Существо слышит муравьев… Вот так проще объяснить и кошачий грипп, и землетрясение…
        Он подумал, сказал неожиданно:
        - Тогда я предположу скромно, что муравьи потому умеют обрабатывать землю и заниматься скотоводством, что на связи со Сверхсуществом!
        - Не только скотоводством, - сказал я, - а еще рабовладением, гидропоникой, селекцией скота…
        - Вот-вот, - сказал он обрадованно. - Поддерживаешь, шеф?
        - Полностью, - ответил я. - Если объяснишь, как муравьи научились этому от человека, если до его появления было еще сто миллионов лет, а муравьи уже вовсю скотоводили и рабовладели?
        Он остался с открытым ртом, я победно ушел к себе и закрыл дверь, а там запоздало подумал, что теперь придумает еще круче: это люди научились от муравьев скотоводству и всему-всему, что умеют.
        Глава 8
        Жизнь моментально вернулась в свое русло, когда я вышел из кабинета хватить свежего воздуха, Люцифер с хохотом рассказывает, что у Корнилова наручные часы с мобильником, из-за чего носит их на предплечье, чтобы всякий раз не подносить ко рту запястье, но простодушный Вертиков из-за этого решил, что Корнилов работал гинекологом и начал с ним консультироваться насчет проблем у его жены. Все ржали, Люцифер всегда под завязку набит этими историями, я не знаю, какие правдивые, какие выдумка, мир сейчас вообще сумасшедший.
        Хотя железячники и биолухи идут ноздря в ноздрю, никто не берется предсказать, кто быстрее найдет путь к бессмертию или хотя бы резкому продлению биологического вида человека. Однако чаще шум поднимается вокруг работ железячников.
        Недавно в их лабораториях создан и протестирован на животных чип под кодовым названием «Омега», хотя он первый в подобной серии, и точнее было бы назвать «Альфой», так вот этот чип позволяет осуществить сверхширокополосную связь одного мозга с другим, в отличие от «Абсолют-2», который дает связь весьма ограниченную по расстоянию. Конечно, «Омегу» придется долго учиться включать и выключать усилием мысли, но дальше пойдет легче, так обещано.
        Главное, из-за чего вспыхнули жаркие дискуссии, это несовершенство чипа, его можно только включить или выключить, но нельзя как-то отделять одни мысли и чувства от других, или, говоря проще, одни спрятать, а другие открыть.
        То есть, если ты мысленно ставишь на «ON», то все, у кого чип тоже на ON, воспринимают все, что ты чувствуешь и думаешь. Конечно, это хорошо, когда вот так видишь своих детей и можешь вовремя подправить изъяны воспитания, а правоохранительным органам легче предупреждать правонарушения, но как-то сразу неуютно при одной только мысли, что ты и сам окажешься, как голый под прожектором на сцене при заполненном зале…
        Мы все вкалывали азартно, поздней ночью падали кто на откидную полку, кто в глубокое кресло и засыпали на пару часов, обходимся даже без «драсте», мы же не расстаемся даже на ночь, и только в минуты, когда разносчик приносит пиццу или девушки из кафе доставляют ароматно пахнущие блюда с мясом и кашей, все вспоминают, где находятся, и наскоро общаются друг с другом, пока набивают рты и желудки.
        На новость, что чипы скоро появятся в продаже, первым откликнулся у нас Кириченко.
        - Я вообще не представляю, - пробубнил он с набитым ртом, - как… как обойдемся без лжи и обмана? Вся наша цивилизация не просто пронизана брехней, она построена на ней! Это наш краеугольный камень, это наша основа! Именно со лжи началась цивилизация, наш мир, когда Ева сорвала плод с запретного дерева, а потом врала, что не она, что змей подговорил… Врал Каин, убивший Авеля, врали все пророки, судьи, патриархи и великие цари, врали в древности и врут сейчас… И вдруг это все кончится?
        Вертиков покачал головой, поморщился, сказал тоскливо:
        - Ну что за бред? Как это враз? Кто снабдит чипами «Омега» все человечество? И где найдется столько хирургов, чтобы всем имплантировали?.. Процесс будет медленным, малыми дозами, даже крохотными. А постепенно человечество способно переварить что угодно, не только таких вот… открытиков.
        - А если не переварит?
        - Как это? Сойдут с ума и перевешаются?.. Ты не хватай этот кусок, не хватай! Я его для себя присмотрел, а тебе пиццу вредно. Что ж, эти чипы перестанут покупать, а затем и выпускать. А потеря в процентном отношении от всей массы человечества будет невелика. Но, уверен, прогресс и в этой области не остановить. Те, кто перенесет такую встряску, получат преимущество над прочими допотопными…
        - Сам ты допотопный!
        - Я вообще на тебя пальцем не указывал…
        - Ага, только кивал и показывал блудливыми глазками, мол, культурный я, смотрите, а у самого каша на морде.
        Кириченко торопливо ветер лицо ладонью, проверил губы, не висит ли что, но там только жир от жареной баранины.
        - Ты мне Библию не тычь, - сказал он брезгливо. - Религиозник! Бога нет, понял?
        - Ну хорошо, - согласился Вертиков, - Бога нет, но цивилизация все равно существует только благодаря лжи. Одиночкам не надо врать и притворяться, но когда вынужденно начали сбиваться в стаи, чтобы сообща противостоять крупным хищникам, пришлось во имя совместных действий кое-что в себе смирять… Вот неандертальцы оказались неспособными ко лжи, и хотя были умные и развиты сильнее, однако проиграли более мелким, хитрым и подлым кроманьонцам.
        - Ладно, это твои были подлые, а вот мои нет!
        - И потом, - продолжил Вертиков, - когда в стае кто-то выказывал свои истинные чувства, его изгоняли, так сказать, из общества, а уже как одиночка он тут же становился добычей хищников. А стая, смиряя свои истинные чувства, развивалась, укреплялась, захватывала себе ареал, подчиняла других, и так выросла до современного человечества, сделав ложь образом жизни, на которой держится все, без преувеличений - все! И вот эту ложь разрушить?
        - Ну, - пробормотал Кириченко, - есть мнение, что человечество уже почти готово…
        - К чему?
        - Ко всему.
        - Ну-ну…
        - Конечно, - сказал Кириченко, - будет шок, немалый даже, но три волны сексуальных революций освободили нас от очень многих предрассудков…
        Люцифер сказал уверенно:
        - Сейчас вообще нет убийств и даже скандалов на почве так называемых измен, разве не так? Никого не шокирует, что его жена вяжется на службе, как с шефом, так и с сотрудниками. Это плата за то, что работает и приносит домой деньги. Не хочешь измен, держи дома, как в старое доброе или недоброе время!
        Сожрав быстро все, что принесли по заказу, наливались крепким кофе, уже малость осоловевшие, сытые, довольные, с затуманенными мозгами, когда вся кровь пошла переваривать еду, а в мозгах пусто. В таком положении только говорить о футболе или политике, ругая дурака-президента и важно сообщая, как бы враз сделали всех счастливыми, подняли ВВП, опустили Америку, бортанули Японию с Китаем, сделали Россию центром нанотехнологий и вообще вернули ей статус единственной сверхдержавы, центра мира и вселенной на страх инопланетянам.
        Корнилов с жаром, несвойственным сытому человеку, принялся вдруг обличать священников, что уличены в педофилии, явно насмотрелся передач по жвачнику.
        Урланис сразу же начал морщиться.
        - Так говорят только малолетние придурки, - сказал он с презрением, - и весьма убогие.
        - Малолетние? - возмутился Корнилов. - Вон профессор-химик Черестов говорит то же самое!
        - Пусть химичит, - сказал Урланис, - а не лезет, куда не дорос. Тоже малолетний придурок, хоть уже и старый… Если следовать вашей детской логике, в мире не останется ни врачей, ни школьных учителей… Усекаешь или еще нет?
        - Нет, - сказал Корнилов уязвленно, - не усекаю твои умности. Поясни такому придурку, как я!
        - Поясняю, - сказал Урланис снисходительно. - От врача не требуем, чтобы был моложав, с прекрасной фигурой и отменным здоровьем, верно? От учителей не ждем, чтоб все были нобелевскими лауреатами, не все тренеры - олимпийские чемпионы и рекордсмены…
        Вертиков вздохнул мечтательно:
        - Хотя было бы желательно.
        - Еще бы, - согласился Урланис. - Но в их отношении понимаем, в каком мире живем, а вот от священников требуем, чтобы были святыми!.. А это те же люди, с теми же гениталиями, желудками и кишечниками. И у них те же слабости, как у нас. Нам нужно слушать то, что проповедуют, а не верещать, что иногда срываются, как и мы, поддаются слабостям. Петр трижды трусливо отрекся от Христа за одну только ночь, но его все-таки поставили во главе христианской церкви! Так и эти священники, что срывались, затем каялись, после чего работали еще ревностнее…
        Люцифер зевал во весь рот, тер кулаками глаза, морда опухшая, сказал сварливо:
        - Хрен знает о чем базарите! Всей религии уже хана. Спасибо ей за то, что открыла научное мышление и дотащила нас до хай-тека, но теперь наша религия - сингулярность.
        - Не религия, - поправил Кириченко строго.
        - Не религия, - согласился Урланис. - Но что-то… гм… взамен… эдакое…
        Он пощелкал пальцами, изобразил мимикой и жестами нечто такое, высокое, эфирное и возвышенно как бы прекрасное, хоть и непонятное даже ему, а уж таким придуркам, как мы, вообще недоступное.
        Я вздохнул, сказал деловым тоном:
        - Кир, как у тебя с усилителем чуткости?
        - Пока никак, - ответил Кириченко и, предупреждая мой следующий вопрос, сказал приподнято: - Зато нашел обходной путь.
        - Ну-ну?
        - Расположу на одной пластине две, а если поместятся, три ловилки. Тогда при той же мощности будем прощупывать диапазон пошире…
        Остальные, видя, что мы заговорили о деле, начали подниматься, расходиться по местам, только Люцифер и Корнилов задержались, Корнилов с ехидной ухмылкой доказывал:
        - Мы ведь умные, да? Биоконы - птички небесные, ни о чем не задумываются, а мы всегда стараемся понять, что делаем и что делать надо. Эта вот жажда поскакать по бабам есть мощный инстинкт, на котором вся жизнь: постараться оплодотворить как можно больше самок на свете! Чем больше, тем лучше выполнен долг перед видом… Но сейчас, когда этот, черт бы его побрал, безопасный секес, то нафига буду обманывать свои инстинкты и трудиться зазря?
        Люцифер сказал лениво:
        - А некоторое, как бы сказать, удовольствие?
        Корнилов отмахнулся:
        - Если бы его нельзя было получить проще и дешевле, тогда да, конечно. Но я могу. И ты можешь.
        Люцифер пробормотал:
        - И… получаем, если уж на то пошло. Верно, шеф?
        Я вздрогнул, с неловкостью улыбнулся.
        - Да, конечно. Только вот эта, как ее, лубофь… Как с нею?
        - Выдумка поэтов, - отчеканил Корнилов твердо.
        - Высшая точка полового инстинкта, - сказал Люцифер. - Попытка обмануть организм более высокого уровня. Хотя, конечно, все мы попадаемся и на то, что свойственно и животным, простой секес, но любовь… о… это якобы нечто ну совсем уж замечательное. Хоть та же хрень.
        - Ладно, - сказал я вяло, - марш в каменоломню. Если мало выдашь гранита, я вам обоим такую беспримерную любовь покажу, что и секеса расхочете.
        Глава 9
        Вся человеческая цивилизация напоминает гусеницу, что только росла, набиралась сил, крепла, толстела. Но вот наконец наступает странный и удивительный переход в новое состояние, она в смятении, старается предугадать, что и как будет, но получается все та же гусеница, хоть и с крыльями. И эти крылья будут мешать проползать между листьев, чтобы жрать сочную зелень.
        Сейчас, когда все больше разговоров о сингулярности, даже тупые футбольные фанаты берутся рассуждать, все еще мыслят старыми категориями. Вот Корнилов, комментируя взрыв в Багдаде, высказывает тревогу, что ваххабиты в сингулярности могут что-то такое натворить, и многие с ним соглашаются и требуют заранее принять меры…
        Им невдомек, что ну не будет гусениц в сингулярности! Там не только ваххабитов не будет, там вообще не будет русских, армян, немцев, американцев… Более того, там вообще не будет ЛЮДЕЙ, как нет летающих гусениц в небе.
        Если я сейчас стыжусь слов и действий того подростка, каким был, хотя я все еще вроде бы тот же человек, так и сингуляр будет стыдиться той жизни, какую вел, будучи человеком…
        Хотя, с другой стороны, чего стыдиться? Не стыжусь же я, что пачкал пеленки, что пару раз навалил кучу мимо горшка, что разбил мамину чашку и соврал, что это кошка свалила ее на пол…
        Сегодня я сперва не врубился, почему меня в лаборатории встретили странными ухмылочками. Я раскрыл рот, чтобы привычно подержимордить, но Корнилов повел взглядом в глубь комнаты, я посмотрел в ту сторону и поперхнулся.
        В глубоком кресле сидит, закинув нога на ногу и позволяя любоваться ослепительно белыми бедрами и фантазировать, что же там дальше, ослепительно красивая женщина в красно-багровом облегающем платье, настолько элегантная, что любая светская львица покажется с нею рядом неряшливой служанкой.
        Донельзя стильная, с безумно сексапильно выточенной фигурой, где ни отнять, ни прибавить, она поднялась неспешно и пошла в нашу сторону, чуть-чуть покачивая бедрами, именно чуть-чуть, самую малость, как строгая элегантная женщина, а не какая-то. Удлиненное лицо со стильно приподнятыми углами скул выглядит фантастически, спокойные и очень светло-зеленые глаза смотрят в упор, прекрасно очерченный рот с выпуклыми губами и задорно приподнятыми уголками готов к улыбке, но пока не улыбается, волосы длинные, настоящие, что-то в них дикое, лесное…
        Мы стояли, как вбитые в землю столбы, а она царственно приблизилась и произнесла так, словно делает мне громадное, просто невероятное одолжение:
        - Шеф, я просто вынуждена перейти к вам. Такой бардак в связях с общественностью…
        Вертиков проворчал обиженно:
        - Я ученый, а не этот…
        Она повернулась, окинула его царственно-снисходительным взглядом.
        - Вам повезло, - сказала с сочувствием, - я как раз этот самый. Вы можете теперь заниматься наукой, а эту грязную работу я беру на себя.
        Я пробормотал:
        - Эльвира, погоди-погоди! У нас такая единица в штате не предусмотрена. Да и денег на оплату…
        Она пренебрежительно отмахнулась:
        - Перестань! Те двести миллионов долларов, что лежат на моем счету, уж как-то не дадут мне умереть с голоду. Я пришла, как Мисс Благотворительность, когда увидела, что вы несколько подзашились. Но не волнуйтесь, шеф, я все улажу быстро.
        Она второй раз назвала меня шефом, подчеркивая, что командир здесь я, жестокий и властный, а она будет исполнять послушно и ревностно. Все молчали и смотрели на меня заинтересованно, до этого дня обходились без женщин, и будь мы чуть покрупнее и позаметнее, уже затаскали бы по судам за дискриминацию женщин. Так что, возможно, это и неплохо, что одна все-таки будет для отмазки…
        По их лицам я видел жадное нетерпение, еще бы, с такой одной не надо и тысячи, это же королева, принцесса Фомальгаута, императрица Галактики, шеф, ты что-то тупишь, хватай ее поскорее, пока не передумала…
        - Ладно, - пробормотал я. - Берем с испытательным сроком. Если что не так, то…
        - К шефу на ковер, - закончила она. - Может, начнем сразу с этой процедуры?
        - Размечталась, - сказал я с рыком в голосе. - У нас тут не так, как где-то. У нас все и всегда, понятно?
        - Все-все, - сказала она послушно, - приступаю к работе. Какие-то особые приказы будут?
        По мордам Корнилова, Люцифера и остальных видел, что советуют, морды хитрые, насмотрелись всякого, потому я сделал лицо и сказал холодновато:
        - Пока знакомься с нашей спецификой. Пойми, чем занимаемся. А также как и зачем. Если сумеешь.
        Она заверила победно:
        - Уже весь мир знает, чем вы занимаетесь. Вернее, считает, что знает. Но я им мозги вправлю, шеф! Понимать перестанут. С завтрашнего дня все входящие звонки переключаю на себя, не волнуйся.
        Когда она удалилась, все молчали и жадно смотрели вслед. Люцифер прошептал почти благоговейно:
        - Ну почему шефу так везет? Пришла, напросилась… На ковре готова… И вообще работать обещает не за деньги. Ночевать тоже останется?
        - Спроси, - подсказал Урланис.
        - Сам спрашивай, - огрызнулся Люцифер. - У такой разве спросишь!
        Уже на следующий день Эльвира без стука вошла в мой кабинет, я сразу же ощетинился, она наверняка просчитала мою реакцию и знала, что немножко взбешусь, что-то в ней есть такое, что понимает других, в то время как, к примеру, Энн понимает именно проблему, задачу, что нас и роднит…
        - Прости, - сказала она с порога, - но нам нужно срочно менять офис.
        - А что с этим не так? - спросил я зло. - Кстати, это не офис, а лаборатория.
        - У вас уже есть имя, - объяснила она, - репутация, вес. Понимаю, настоящим ученым, а вы настоящие, все равно, хоть в сарае, лишь бы работа двигалась, но люди в массе своей просты, они все так же судят по одежке, потому банки строят такие гигантские здания из дорогого мрамора, чтобы впечатлить. Раньше так строили церкви, теперь же возводят дома солидных трастов и страховых кампаний…
        - Мы ни те, ни другие, - отрезал я.
        Она покачала головой.
        - Ты лучше знаешь свое дело, а я… людей. Увидишь, отношение к вам сразу изменится на уважительное, когда из этих комнатушек переберетесь в более… соответствующее. Если хочешь, давай закажем исследование.
        Я помолчал, она права, она вообще права в таких вопросах, я уже понял, что у нее некое чутье на людей, на их взгляды и вкусы.
        - Нам нельзя прерывать исследования, - сказал я наконец.
        Победная улыбка скользнула по ее губам, я уже отступаю, хорошо, теперь надо не дожать, а как раз подстелить соломку и заверить, что работа не прервется…
        - Работа не прервется, - сказала она, будто прочла мои мысли. - Я все сделаю.
        - Как?
        - Присмотрю здание, - объяснила она, - потом размещу оборудование. Вам останется только перебросить файлы на новые сервера, а затем переехать на новое место. Уверяю, это займет не больше часа!..
        - Нам и минута дорога, - ответил я. - Но… ладно, если уверена, что это повысит нашу неприкосновенность для всяких…
        Она сказала быстро:
        - Будут отсеиваться как ненужные звонки, так и посетители! Я сама продумаю систему.
        Я вздохнул тяжело:
        - Но деньги… мне стыдно будет признаваться Фонду, если истрачу что-то не на оборудование и зарплату!
        - Об этом тоже не беспокойся, - заверила она. - Во-первых, тебя ценят очень высоко. Ты даже не представляешь, как высоко. Не знаешь? А я знаю. Во-вторых… а почему бы мне пару миллионов из личных средств не потратить на это дело?.. Нет-нет, не вскидывайся, не сверкай глазами. Я на булавки, как говорится, трачу больше. Могу же подготовить свое рабочее место? Ах да, я твою мужскую гордость задела?
        Я сказал сердито:
        - Да, задела.
        Она спросила с любопытством:
        - Сильно?
        - Очень, - ответил я с вызовом. - И я не приму.
        - Примешь, - пообещала она зловеще. - Я настойчивая, я тебя дожму, дорогой. Никуда не денешься, влюбишься и женишься, как говорили в старину… Нет-нет, насчет влюбиться и жениться - это шуточка, нам как раз с тобой противопоказано даже приближаться друг к другу ближе, чем на шаг, но в остальном создадим идеальную команду.
        Я смотрел с непониманием.
        - Это как… ближе, чем на шаг? Серьезно?
        Она кивнула:
        - Да.
        - Это… у тебя было такое чувство?
        Она снова кивнула:
        - Да, но зачем о грустном? Давай лучше о работе. Еще я предлагаю…
        - Погоди, - прервал я, - мы же бывали ближе, чем на этот чертов шаг! Ты меня таскала в постель и там имела, как хотела. Это что, не близость?
        Она вздохнула, в глазах появилось мечтательное выражение, но тут же исчезло, словно его сдул холодный ветер.
        - С тех пор мы не только выросли, - сказала она грустно, - но изменились тоже… Мы теперь двое других людей, понимаешься?
        Я молча посмотрел на ее губы, невольно опустил взгляд на такую знакомую грудь, поспешно вздернул голову. Глаза Эльвиры впервые выглядят грустными, что для нее раньше было просто немыслимо.
        - Жаль, - сказал я и тут же пожалел о своих словах, их можно истолковать в ином смысле, - жаль своего детства. И юности.
        Она вкусно засмеялась, уже прежняя, собранная, элегантнейшая и властная.
        - А сейчас старик?.. По статистике, именно в твоем нынешнем возрасте обзаводятся семьями. В общем, продолжайте работать, как будто не было никакого землетрясения и цунами. Это я о себе. Новое помещение присмотрю сама.
        Наверное, это опрометчиво, вот так принимать в команду человека, который приходит непрошенным и заявляет, что будет работать у нас. Но моя податливость объяснима: женщины такого класса, как Эльвира, вращаются только в кругу королей, президентов и олигархов даже не первой сотни, а первого десятка.
        Второе, ее деды-прадеды, а потом и родители, всегда были в руководящей верхушке, строили то коммунизм, то социализм с человеческим лицом, то демократию, работали искренне и честно, хотя во времена дикой приватизации прихватили несколько миллиардов долларов, «чтобы ворье не растащило», но все равно остались владельцами не только счетов в Швейцарии, но и определяющих отраслей страны.
        Самое главное, в чем не люблю признаваться и не признаюсь, я все еще чувствую себя ботаником, которому бы сидеть дома за микроскопом, изучать амеб, но вот обстоятельства выталкивают наружу, на люди, где должен держать нужную морду лица, улыбаться, жать руки, говорить приятные слова, хотя хочется послать, что делать в этом внешнем мире.
        И вот я уже руководитель целой группы, которую я как бы и не создавал, оно само так получилось, когда получил грант за уникальное исследование и обязался продолжить и расширить работу.
        А Эльвира с ее чутьем и пониманием людей сразу просекла мою трусливую суть, в те старые дни она обращалась со мной, как с надувной куклой, властно и бесцеремонно, а сейчас вот повторяется то же самое, и я только беспомощно изображаю руководителя, что вот подумал и решил ее принять.
        Лаборатория, вернее, отдельно стоящее здание под нее, отыскалось так быстро, что я заподозрил, не решила ли она все загодя, а ко мне пришла только тогда, когда оставалось подписать договоренные и согласованные бумаги о вступлении в права собственника.
        - Шеф, - сказала она бодро, - поехали! Пора принимать новое помещение. Ты меня повезешь или я тебя?
        - Кто у нас самец? - огрызнулся я.
        - Ты, - заверила она поспешно, - ты! Даже альфа. А я твоя самка.
        - Моя?
        - Мы все твои, - заверила она.
        - Поехали, - буркнул я.
        И хотя сейчас по центру города вообще нельзя на ручном, но все-таки я слева, а она справа, как бы напоминание, кто старший. Эльвира красиво откинулась на спинку, лицо спокойное, я старался смотреть вперед на дорогу, потому что когда глаза поворачиваются в ее сторону, то в первую очередь вижу высокую грудь, невольно задерживаю на ней взгляд, в мозгу сразу проскакивают со скоростью молний всякие воспоминания, что я с нею проделывал, а Эльвира из тех, кто все замечает и понимает…
        Я поглядывал на экран навигатора, автомобиль упрямо прет в центр города, наконец проскочил через Садовое кольцо и почти подобрался к Бульварному, но свернул и замер на крохотной стоянке перед домом из красного кирпича старинной постройки со всякими лепнинами и буржуазными излишествами.
        - Дорогой мой король, - произнесла Эльвира подчеркнуто смиренно, - вот ваш дворец. Основная стоянка под зданием, а это для тех, кто на часок…
        Я смотрел, не веря глазам. Площади в центре вообще идут по баснословной цене, но чтоб целое здание…
        - На фиг, - проговорил я наконец, - такое огромное? И зачем нам столько этажей?
        Она окинула меня сверху вниз жалостливым взглядом, словно подобрала на дороге и сейчас поставит на пол перед блюдечком с молоком.
        - Четыре, - переспросила она холодновато, - это много?
        - Чудовищно, - ответил я твердо. - Мы все поместимся в одном уголке любого из этажей!
        - Зачем? - спросила она. - Лаборатория, оснащенная по самому последнему слову хай-тека, на четвертом этаже, туда будет очень строгий допуск. На третьем - комнаты отдыха, спортивный зал с тренажерами, зона релаксации, ванные комнаты, душевые, массажные кабинеты. А на первом, помимо просторного холла, где посетители могут подождать приема в удобных креслах и на диванах, разместится… уже размещен, кстати о птичках, еще и большой просмотровый зал, где на большом экране сможете демонстрировать свои достижения.
        Я буркнул:
        - Мы больше привыкли скидывать инфу сразу на комп заинтересованным людям.
        Она возразила:
        - Это грубая недооценка воздействия просмотра большим коллективом. Даже у незнакомых друг с другом людей и впервые узнавших о ваших работах появляется умело навязываемое нами общее мнение… в большинстве случаев. А если учесть, что показывать придется не своим сторонникам, те и так на твоей стороне, а политикам, церковникам, общественным деятелям, Ане Межелайтис и ее активисткам… понял?
        Я кивнул, посмотрел на нее с подозрением.
        - Понятно. А что ты второй этаж не упомянула?
        Она приподняла бровь.
        - Не ясно? Вы часто остаетесь ночевать прямо за своими столами! Какие вы работники утром, без ноотропов жить не можете?.. А в комнатах с полной изоляцией на роскошных постелях сумеете восстанавливать силы без всякой противной химии.
        Я пробормотал:
        - Вижу, ты предусмотрела даже такое…
        Она сказала без хвастовства, королевы не хвастают, но с чувством полнейшего превосходства:
        - Даже больше, чем ты думаешь!
        Глава 10
        Здание, несмотря на боярский вид, внутри оказалось напичкано техникой высшего класса. Еще когда мы только подрулили к площадке, автоматика навела о нас справки, и потому так гостеприимно распахнула весьма массивные двойные двери, предупредительно зажгла свет.
        Я переступил порог и невольно остановился. Роскошнейший зал, стены отделаны дорогими породами дерева, картины в массивных позолоченных рамах, старинного вида светильники, паркет выложен замысловатым узором, изображающим фантастические цветы, а слева мощная слонопотамья лестница, что ведет на второй этаж, помпезная и с королевскими перилами, только гербов недостает на балясинах.
        В самом зале одна стена служит окном, оттуда панорамный вид на Москву, но я еще помню, что с той стороны здания глухая стена некого банка, так что это не окно, а экран, полезная вещь для демонстраций или презентаций, несколько столов и столиков, десятка три легких изящных стульев и с десяток солидных кресел, что не сдвинешь и втроем, в также два мощных дивана, это явно для доверительных переговоров…
        Я прошелся, стараясь уверить себя, что я здесь пан, а не хто-то, автоматика следит за мной и опускает шторы на окна, откуда бьет слишком яркий свет, гасит посторонние звуки и, подстроившись под меня, уже поддерживает в помещениях чистый воздух, насыщенный… ну всякими там, чего в моем организме недостает.
        - Что вон там за дверь? - спросил я.
        - Бильярдная, - объяснила она. - Ее лучше располагать на первом этаже. Или в подвале, но там у нас будет стоянка.
        - На фига? - спросил я. - Сам не играю и другим не дам!
        - Для престижа, - сказала она. - Пусть даже никто не играет. Но бильярдная комната, столик от фирмы «Мозес», шары от «Голда Мэйер», кии от самого Карло Гольдони, стойка бара из Монако…
        - Антиреклама для ученого сообщества, - сказал я нервно.
        - У тебя устаревшие представления об ученых, - упрекнула она. - Странно такое слышать от тебя, ученый ты мой… Вот только насчет люстры у меня сомнение. Как думаешь, фирма «Церептус» выпускает вроде бы поизящнее в таком классе?
        Я молча повернулся к лестнице. Эльвира догнала и пошла рядом, прекрасная и царственная, она в этом интерьере смотрится так, словно он и подобран под нее, а я здесь как будто ворюга, что пробрался тайком и смотрит, чтобы спереть и поскорее смыться.
        Вообще-то, есть даже лифт, тоже от какой-то фирмы, что поставляет их самому королю Саудовской Аравии, но мы поднялись пешком, Эльвира затащила меня на четвертый этаж, я ахнул при виде простора и обилия аппаратуры высшего класса. Почти все это существует только в единичных лабораторных вариантах, вон только тот скалярный микроскоп запущен в серию, остальное даже и не знаю, как она сумела…
        - Это же целый зал, - пробормотал я. - Мне что, «Лебединое озеро» здесь танцевать?
        Она окинула меня критическим взглядом:
        - Ну, если подтренировать, то смог бы, фигура у тебя все еще, да. Но простор не для вас, а для техников. Пора заниматься только наукой, а черную работу оставить тем, у кого квалификация пониже.
        - Что? - спросил я затравленно. - Мне еще набирать людей?
        - Если хочешь, - предложила она, - я возьму предварительный отбор на себя. А у тебя, как человека занятого, только окончательное собеседование.
        Я поморщился, слишком круто берет власть в свои руки, но с другой стороны, я так не люблю кому-то отказывать! Напринимаю совсем не тех, ну вот не могу смотреть человеку в глаза и говорить ему, что не подходит. Обычно пользуются уловкой «Я сообщу вам позже», чтобы отказать по телефону или емэйлом, но все равно, когда произносишь эти слова, человек понимает, что ему отказали, а я слишком тонкошкурый, так что да, пусть, Эльвира, женщины все жестокосердные, черствые и расчетливые…
        Она прошла лабораторию, больше похожую на цех из будущего века, на той стороне массивная дверь с огромной ручкой в виде чего-то старинного, даже в позолоте, распахнула.
        - Прошу!
        Я переступил порог и ахнул:
        - Это… что?
        - Твой кабинет, шеф, - сообщила она непривычным для нее щебечущим голосом, явно имитируя или пародируя секретаршу. - У тебя он должен быть… весьма!.. Это мебель, как можешь догадаться даже ты, это вид на старую Москву, но по щелчку твоих вельможных пальцев превратится в экран…
        Я сказал ошалело:
        - Да, без хай-тека никак, это я обожаю, побольше, побольше… но на фиг этот камин?.. А это что за подсвечник? Что в нем?
        - Свечи, - ответила она.
        - Как свечи? - перепросил я. - Простые свечи? Церковные?.. Как в прошлом веке?
        - И как в позапрошлых, - пояснила она. - Свечи ничуть не церковные. Они для освещения…
        - В Средневековье, - отрезал я. - Сейчас оно уже уходит, хотя астрологи еще рулят, но ведьм уже не жгут… к сожалению.
        Она спросила деловито:
        - Убрать?
        - Конечно, - сказал я твердо. - И свечи и… все эти атрибуты.
        - Камин придется оставить, - возразила она. - Он вделан в несущую стену, все рухнет.
        - А что за отделка стен? - спросил я с отвращением. - Я что, в лесу живу?
        - Не нравится дерево? - спросила она. - Поправим…
        Она изящно повела в воздухе кистью правой руки, мореный дуб моментально превратился в сдержанно блистающий металл, словно я в новеньком звездолете, даже светильники исчезли, а огнем вспыхнул весь потолок.
        - А-а, - сказал я озадаченно, - ну, тогда пусть…
        - Этот стиль?
        - Нет, - сказал я сердито, - пусть уж лучше дерево. Только не такое помпезное, мне из простой вагонки можно. Ну, не вагонки, а из… скажем, ясеня.
        - Светлого?
        - Да…
        - Пожалуйста, - сказала она.
        Я постоял, оглядел, набычившись, изменившийся интерьер, в самом деле посветлело, похрюкал недовольно, повернулся к выходу.
        - Посмотрим, что в остальных.
        - Еще не все оборудованы, - сказала она почти виновато. - В первую очередь нужно делать главное! А главное у нас, конечно…
        Я прервал:
        - Будешь язвить, придушу!
        Она посмотрела очень серьезно:
        - Язвить? Это мое самое стойкое убеждение, что самое главное на свете это ты, Григорий.
        - В самом деле придушу, - пригрозил я.
        - Если получишь кайф, - сказала она с готовностью, - то хоть сейчас.
        Я огрызнулся:
        - То будет одноразовый кайф. А я буду придушивать тебя каждый день. Дам чуть отдышаться и снова придушу. А что за теми дверьми?
        - Эта вот комната для твоего личного отдыха, - объяснила она. - Если вдруг вздумаешь в разгар рабочего дня вздремнуть… Там постель и все необходимое для. А это второй твой кабинет для переговоров, он в стиле хай-тека, вдруг будешь проводить переговоры с представителями нового поколения бизнесменов.
        - А эти диваны? - спросил я и посмотрел на нее с подозрением. - Зачем такие… помпидурные?
        Она отрезала:
        - Совсем не затем, на что намекаешь. К тебе будут приходить важные и значительные люди, привыкшие к достатку. Они и здесь должны видеть то же самое. Бедная обстановка, должен понимать, не расположит к взаимности, а тебе очень важно, чтобы доверили тебе деньги. Эти вот дорогие кресла, предупреждая твой следующий вопрос, для той же цели.
        - Понял, - ответил я со вздохом. - Но только эта маркизовость, на мой взгляд, сработает совсем иначе. Вот, мол, берет наши деньги и роскошествует… А на свою науку забил!
        Она сказала с некоторым нажимом:
        - Ученые-бессребреники в наше время весьма подозрительны. Надеюсь, объяснять не надо почему?
        - Не надо, - согласился я, - что в том крыле?
        - Пойдем смотреть, - предложила она. - Пока еще пусто, но подскажешь, что там расположить…
        Интернет-издание «Новости науки» запросило у меня что-нибудь по нашей работе, я быстро набросал статью, в которой высказал предположение, что Сверхсущество растет, как и сам человек. Сперва у него был долгий период инстинктивного существования, хотя за это время человек открыл огонь, сделал колесо и научился бросать камни, потом младенчество, когда возникали и рушились древние царства, затем детство, мы его знаем как Средневековье, когда были заложены вчерне все институты, которыми руководствуемся и доныне.
        В начале эры на земле проживало триста миллионов человек, а за следующую тысячу лет увеличилось всего на шестьдесят миллионов, то есть стало триста шестьдесят миллионов, еще через тысячу лет - шесть миллиардов! Налицо абсолютное совпадение роста численности и взрывного роста открытий. Сейчас на земле семь миллиардов, научно-технический прогресс несется с нарастающей скоростью.
        Возможно, для начала заселения планет нужно будет, чтобы численность землян возросла еще на пару миллиардов. Среди людей это будет расцениваться как перенаселение и толкать к необходимости завоевывать соседние планеты, но на самом деле это просто взросление Сверхсущества и его способностей решать более сложные задачи, недоступные ранее.
        Предположение, что даже то, что сейчас мы начинаем смутно догадываться о существовании Сверхорганизма, это аналогично нашему первому интересу к тому, что у человека внутри. Первые лекари, так сказать. И не мы его открыли, а Сверхсущество это позволило…
        Я закончил статью, отправил и тут же передал Эльвире, что сейчас поток желающих поговорить со мной и поспорить резко усилится, пусть отсекает таких существ на этапе, как только оно откроет рот и скажет: «А…»
        - Будет сделано, шеф, - отрапортовала она, на экране ее лицо выглядело таким же живым и надменно величественным, как и в реале. - Кстати, там внизу тебя уже ждут.
        Я спросил испуганно:
        - Хто?
        - Не пугайтесь, - сказала она успокаивающе. - Новые сотрудники.
        Меня передернуло, как током.
        - Господи!
        Она посмотрела на меня свысока.
        - Я здесь. Что хочешь?
        В просторном холле, что больше похож то ли на зал ожидания дорогой парикмахерской, то ли на зону отдыха и расслабления работников крупного банка, на диване под дальней стеной сидят и тихо общаются три женщины.
        Я не подумал даже, что речь о них, Эльвира сказала о работниках, а при этом слове у меня никаких ассоциаций с женщинами, однако женщины разом встали, как только увидели нас, а женщины в обычных условиях не встают при появлении мужчин даже в наше время абсолютного равенства.
        Шаг мой замедлился, мозги накалились, надо срочно придумать, как отказать вежливо, но твердо. Все трое достаточно типичные с виду, хотя все трое, можно сказать, в числе лучших в своих классах.
        Крайняя слева - милая кошечка, необременительная, простая и ласковая, с нею никаких проблем, она будет смотреть тебе в рот и смеяться всем твоим шуткам, причем - искренне. Поигравшись, ее можно передать другу, а потом через некоторое время забрать обратно, она почти не заметит разницы, потому что все мужчины - умные, сильные, сами все решают, потому с ними со всеми хорошо, а без них плохо.
        Рядом с нею женщина того же возраста, но выглядит старше, в черном облегающем платье с глубоким вырезом, красиво изогнулась, одной рукой уперев в крутое, как конский круп, бедро, голову набок и чуть откинувшись, взгляд насмешливо-приглашающий позабавиться.
        Длинные красивые черные, как смоль, волосы с крупными локонами падают на плечо и опускаются рядом с высокой грудью почти до пояса.
        Третья - взрослая женщина с понимающим взглядом и прекрасной фигурой в легком комбинезоне, плотно облегающем тело, но каждому видно, что надет на голое тело, «молния» на груди расстегнута достаточно, чтобы понять: если потянуть до конца, комбинезон распадется на две половины, и она выйдет из него, как Афродита из раковины.
        Я нахмурился сильнее, не нравится мне их вид, хотя это я заботанился, это еще скромницы, а в массе своей женщины вообще-то выглядят и ведут себя намного более раскованно.
        Эльвира мгновенно все поняла или знала мою реакцию заранее, сказала бодро:
        - У всех троих высшее образование в нужных нам областях. Марина владеет языком Зи-Бест, сможет быстро автоматизировать ряд процессов, что делается у нас, как я заметила, вручную. Антонина закончила аспирантуру по моделированию глубинных процессов в каких-то микроорганизмах, не помню, а Вероника Давыдовна раньше работала в команде, что изучают темную энергию где-то в далеких галактиках…
        У меня вырвалось:
        - Господи, да что заставило таких специалистов прийти в нашу шарашкину контору?
        Девочки переглянулись в неловкости, а Вероника Давыдовна, как самая старшая по возрасту и опыту, ответила за всех:
        - Вы же знаете, перепроизводство сейчас не только дизайнеров и визажистов. Сейчас и доктора наук рады найти хоть какую-то работу. А у вас, как рассказала Эльвира, грандиозные перспективы… что мы и сами видим. И мы будем счастливы, если возьмете хоть кого-то из нас. Со своей стороны обещаю, что приложим все силы…
        Она смотрела на меня прямым честным взглядом все понимающей и на все согласной женщины. У меня сразу же мелькнуло видение, как я деру ее в своем кабинете на столе в спущенном до колен комбинезоне.
        Жаркая кровь прилила к моим щекам, я опустил глазки и сказал торопливо:
        - Да-да, я тоже рад. Пока ничего особенного от вас не потребуется, входите в курс, знакомьтесь, предлагайте моим сотрудникам помощь. Придетесь вы нам ко двору или нет - зависит от них. А пока что у вас, так сказать, проверочный период.
        Эльвира широко и даже картинно улыбнулась.
        - Девочки, хочу вас сразу предупредить… здесь настоящие мужчины. А это значит, вы должны показать, как умеете работать. На ваши задницы никто западать не станет, здесь в самом деле святилище науки.
        Марина неуверенно улыбнулась, Антонина и Вероника Давыдовна смотрят строго и разумеюще, сталкивались, понимают и принимают. Такое отношение даже нравится тем, кто о себе достаточно высокого мнения, пусть и не кричит о нем.
        Я кивнул, сказал как можно более руководяще:
        - Все, инструктаж окончен. Вы не дети, знаете, как себя вести. А что делать, подскажут ваши руководители.
        Марина спросила робко:
        - А кого из нас… приставят к кому?
        Я подумал, махнул рукой:
        - Наши мудрецы сами выберут. А пока старайтесь помогать всем и выполнять все. Даже если вас заставят с половой тряпкой ползать по офису и мыть пол.
        Они смотрели мне вслед, я важно удалился в свой кабинет, и только когда закрыл за собой дверь, тяжело рухнул в кресло и перевел дыхание, распуская напряженные нервы.
        Не мое это дело быть начальником, не могу надувать щеки и кем-то казаться, мне лучше с амебами, чем с людьми. Даже с инфузориями хорошо и понятно, а с этими как будто сижу на ножах.
        Глава 11
        Женщины, все трое, стараются изо всех сил, вроде бы никаких лишних движений, да и наши оказались крепкими орешками. Женщины - всегда хлопоты и лишние заботы, но наука хоть отвечает на твои усилия, а что женщины?
        Кириченко со смешком сообщил, что мода на содержание муравьев дома в формикариумах, в которую мы так вовремя подбросили сухих поленьев, а кое-где и плеснули бензинчику, привела к неожиданным результатам. Из-за того, что теперь в каждой третьей семье стоят формикарии, у кого-то простенькие, у кого-то в треть комнаты, на них наконец-то обратили внимание правозащитники.
        Было признано, что формикарии - это не домики для содержания муравьев, а тюрьмы. Опустившуюся после спаривания самку ловят и помещают в шприц, где самка откладывает первые яйца, и выращивают первых муравьев, мелких, голодных и слабеньких. Потом их перемещают в пробирку, потому что следить за чистотой даже в крохотном формикариуме они еще не могут, это будет, когда их наберется хотя бы с полсотни-сотню.
        Затем их переселяют в полноценный формикарий, в продаже их несколько тысяч видов, от самых простых, до изысканных, от лучших модельеров мира, нередко украшенных именитыми ювелирами золотом и драгоценными камнями.
        Однако правозащитникам стало известно, что, если у муравьев появлялся шанс сбежать, они сбегали всегда! На волю. Навстречу неизвестности и опасностям, но только бы из тюрьмы, в которой их держат.
        Сперва возникла небольшая инициативная группа, потребовавшая запретить содержание муравьев в тюрьмах, когда есть возможность наблюдать за ними и общаться в естественных условиях, но благодаря инету их инициатива быстро переросла в мощное и разноплановое движение, когда одни группы ограничивались протестами и демонстрациями, а другие бросали камни в окна магазинов, торгующих муравьями или формикариями, избивали тех, кто держит муравьев дома, бойкотировали продукцию фирм, работники которых держат муравьев в формикариумах.
        Наконец в ряде стран под давлением общественности были приняты законы, по которым содержание муравьев в формикариумах было приравнено к жестокому обращению с животными. Была разработана система штрафов, а для особо упорствующих - даже тюремные сроки.
        Великолепная Аня Межелайтис снялась в двух роликах, где она посещает муравьев в парке и приносит им крохотную баночку меда. Крупным планом показано, как благодарные муравьи с жадностью набрасываются на лакомство, как раздуваются их брюшки, как потом торопливо бегут в муравейник, чтобы поделиться с теми, кто на нижних этажах, а навстречу выскакивают те, кому они сообщили по дороге, и бегут точно к тому месту, где стоит заветная баночка.
        Шумные протесты любителей держать муравьев в формикариях утихли очень быстро: каждому непредвзятому человеку стала понятна разница содержания муравьев в искусственном формикарии из гипса или алебастра, и жизни муравьев в их естественных условиях в природе.
        Любителям муравьев пришлось наблюдать и общаться с муравьями в парках, либо на своих участках и огородах, а то и закупать муравьев за рубежом, что разрешалось, но после этого выпускать их на волю на своем участке. Правда, в этом случае всегда возникали сложности, к примеру, местные муравьи тут же набрасывались на пришельцев и обычно быстро истребляли их, так как знают местность, скоординированы, уже привыкли защищать свою территорию, а новички растеряны, мечутся пока бестолково и гибнут, гибнут…
        Обычно такой вот любитель муравьев, стараясь подготовить место для чужеземцев, за сутки протравливает местных муравьев, разоряет их гнезда и вообще всячески лишает их боеспособности хотя бы на период, пока иностранцы приживутся в заготовленных для них искусственных норах в земле.
        В ответ на волну мирмекофильства стали раздаваться сперва отдельные голоса в защиту других насекомых, которых варварски скармливали муравьям, затем эти энтузиасты организовали партию «За справедливость», которую сперва отказались зарегистрировать, так как каждый второй создатель партии, движения или общества называет ее именно так, пришлось переименовать в «За справедливость в Мегамире».
        Как оказалось, в магазинах живого товара, где торгуют сверчками, тараканами, богомолами, кузнечиками, экзотическими гусеницами и прочими-прочими милыми существами, предназначенными для украшения домашнего быта, мирмекофилы покупают этих несчастных созданий, чтобы разнообразить меню своим хищным извергам.
        Волна протеста и горячих дискуссий в обществе привела не к запрету продаж сверчков или тараканов для еды муравьям, такое осуществить невозможно, просто сверчков в магазинах обязали продавать по одному в руки, в то время как мучных червей по-прежнему на вес. Попытка особо продвинутых защитников животных добиться свободы и признания прав также и мучных червей победы не принесла: политкорректность политкорректностью, но и до абсурда доходить не стоит.
        Хорошим аргументом в споре, хоть и невольным, стало мое выступление в прессе, в котором я пояснил, почему все-таки муравьям отдается предпочтение, а не, скажем, сверчкам или бабочкам, проведя аналогию с людьми и коровами. Муравьи - социальные животные, как и люди, они разумны, хотя их разум совсем другого плана, а все остальные… ну, то же самое, что для нас коровы, овцы, свиньи, гуси, куры.
        То ли связанная с этими событиями, то ли нет, но прошла волна демонстраций за предоставление человеческих прав китам и дельфинам. Корнилова это так возмутило, что он сразу же организовал широкомасштабную кампанию за предоставление человеческих прав муравьям. В отличие от тупых животных, типа китов или дельфинов, они так же, как и люди, занимаются не только охотой и собирательством, но и скотоводством, земледелием, строят сложные ирригационные сооружения, выращивают уникальные виды грибов с наибольшим процентом белка, человечество не в состоянии такие создать даже с помощью генной инженерии.
        Только люди и муравьи освоили все климатические зоны, за исключением вечной мерзлоты, там нельзя строить норы: чем ниже - тем холоднее, и постоянная угроза затопления. Только муравьи и люди всеядны, только люди и муравьи живут таким высокоразвитым обществом…
        - А пчелы, термиты? - крикнул кто-то из зала. - Осы?
        Корнилов отмахнулся:
        - У пчел и терминов слишком высока специализация, в то время как муравей может оставить одну профессию и начать заниматься другим делом. Хотя, конечно, хуже, чем по основной, но разве у людей не так?.. Ос вообще не стоит рассматривать как общество, это больше стая, как волки. Хотя и волчью стаю можно рассматривать как зачаток примитивного общества… Во всяком случае, волки стоят по социальной лестнице развития намного выше, чем коровы, козы, киты и дельфины.
        - Но ниже муравьев?
        - Даже сравнивать нельзя, - ответил Корнилов. - Муравьи конкурируют по сложности общества только с людьми. И даже воюют насмерть не только с муравьями других видов, но и с вчерашними сородичами, что отселились в прошлом году из их муравейника, но начали охотиться слишком близко…
        В наше время все делается быстро, Интернет разносит искры пожара моментально по всему миру: прошло не больше месяца с момента первого скандала с муравьями и начала кампании по их защите, а уже все общества по защите животных отступили на задний план, их легко отодвинуло Всемирное Общество Защиты Муравьев, сумевшее доказать, что муравьи, как и люди, обладают разумом, благодаря чему создали свои высокоразвитые цивилизации. После этого Общество по Защите было переименовано в Общество по Связи, муравьи получили охраняемый статус.
        Наши женщины за это время отыскали для себя ниши, что, вообще-то, нетрудно, работы у нас горы, у всех троих есть столы, доступ к вычислительным ресурсам, аппаратуре, уже проводят самостоятельные исследования по заданиям, правда, наших высоколобых.
        Я время от времени проходил по кругу, заглядывая через плечо. Я же начальник и должен быть погонялом, хотя в науке это нонсенс, но все-таки так принято. А то вчера подошел к Люциферу, он что-то гоняет на мониторе, спросил:
        - Во что режешься?
        А он ответил, не отрывая взгляда от дисплея:
        - Бегаю по старому Петербургу. Нужно очистить все уровни от старушек и отобрать у них проценты. Отличная графика!
        Сегодня у него Крабовидная Туманность, а на соседнем мониторе - Конская Голова, страшноватая в жуткой красоте галактика. Я не рискнул спрашивать, какого Дарта Вейдера ищет здесь, если он биолог, только поинтересовался:
        - С подачи Вероники Давыдовны?
        Он пробормотал:
        - Почему?
        - Насколько помню, - сказал я, - она специалист по темной энергии дальних миров?
        - Вообще темной энергии, - уточнил он. - Она в дальних мирах такая же, как и в нашей комнате. Мы купаемся в ней, мы сами состоим из темной материи на девяносто пять процентов, а темной энергии в нас так ваще! Словом, много.
        От своего стола Вероника Давыдовна повернула голову в нашу сторону, словно поняла, что разговор о ней, но наткнулась на мой железобетонный взгляд и быстро опустила голову.
        Люцифер как-то странно посмотрел на нее, тяжело вздохнул.
        Я спросил участливо:
        - Что случилось?
        - Вероника, - пробормотал он, - да еще и Давыдовна.
        - Что с нею? - переспросил я. - Умная, сдержанная, интеллигентная женщина… Это всех к ней привлекает.
        - Вот-вот, - пробормотал он. - Меня тоже. Но когда голые… они все еще интеллигентные?
        Я подумал, сдвинул плечами:
        - Не знаю. Как-то не задумывался. Вообще-то, женщина вполне годится как заменитель мастурбации, правда! Но, конечно, это требует хорошей работы воображения.
        Он ответил уныло:
        - Вот-вот. А у меня все воображение уходит на то, чтоб представить себе эту темную материю в себе! А еще и черную энергию, что течет сквозь мое бренное и такое дырявое, оказывается, тело…
        Когда человек хвастается, что не изменит своих убеждений, он обязуется идти все время по прямой линии, - это болван, уверенный в своей непогрешимости. Принципов нет, а есть события; законов нет - есть обстоятельства; человек высокого полета сам примеряется к событиям и обстоятельствам, чтобы руководить ими.
        Я вообще-то считаю себя принципиальным и стойким в убеждениях, никогда им не изменяю, это они меняются под воздействием хай-тека, моды, экономики… и вообще всего, что обтекаемо называем временем, так что вроде конфликта нет ни в том, что в наш мужской коллектив вошли почти одновременно четыре женщины, все равно нас двенадцать, в случае чего поборем, ни в их довольно быстро растущем возвышении из золушек, как только начали доказывать свою нужность и даже в некотором роде незаменимость.
        Наши орлы, как не стыдно, начали чаще бриться, менять рубашки, и вообще как-то вздернулись, даже животы подтягивают, стыд какой, а сегодня, едва я вошел в офис, услышал, как Корнилов, стоя ко входу спиной, глубокомысленно рассуждает:
        - В старое доброе время женщинам приходилось делать вид, что у них вроде бы нечаянно сползла бретелька с плеча, или же нагибались так, чтобы пилотка с накаченными гелем губами стала видна…
        Я остановился за их спинами, послушаю, прежде чем гаркнуть, а Урланис ответил со вкусом:
        - Ну да, это старое доброе время даже мой сынишка, что пошел в седьмой класс, помнит! А вот я, представь себе, застал еще то время, когда женщины не сбривали шерсть внизу.
        - Почему?
        - Как почему? Да потому что никому не показывали!
        - А как же…
        - Все в темноте! Только ночью!
        На них оглянулся Вертиков, увидел меня, но все понял, выдавать не стал, сказал важно:
        - А я вот смотрел фильм «Итальянский жеребец», там Сталлоне занимается с женщинами этим самым в то время, когда еще не знали, что придет мода сбривать там все. Повеселился я, глядя на те патриархальные нравы… А они считали то действо жутким развратом!
        Кириченко, что оторвал взор от монитора и тоже начал прислушиваться, сказал с удовольствием:
        - А вот мой дед вспоминает, в его время женщины даже под мышками не брили! По той же причине. Открытых платьев не носили. Так что, братцы, то ли еще будет…
        - А что еще можно? - спросил Корнилов с недоумением. - Вроде бы дальше некуда. Приехали. Мы уже и трахаться перестаем. Потому что… чересчур все можно, а это «можно» обязывает, потому что уже не «можно», а «нужно» и «ты должен»…
        Люцифер глубокомысленно подумал и сообщил:
        - Женщина должна быть согласиськой. К чему мне споры еще и дома? Настоящая женщина должна соглашаться!.. Какую бы дурь я не спорол, потому что моя дурь - это стройное и прекрасное здание высшей математики в сравнении с ее мудростью голотурии или даже инфузории.
        Вертиков кивал, тоже чувствуя себя согласиськой, но в конце покачал головой.
        - Знаешь, все верно. Женщина должна быть такой, как ты говоришь. Для нашего комфорта. Но беда в том, что не признают слова «должны», а понимают только «хочу». Потому все чаще покупают фаллоимитаторы, а мы - надувных баб.
        Я стиснул челюсти, прикидывая, заорать сейчас или еще выслушать какую-то глубокомысленную дурь.
        Корнилов громко вздохнул:
        - А вот я, представьте себе, еще застал времена, когда в спальне в общую постель ложились муж и жена, а не каждый со своим надувным партнером.
        Люцифер заметил:
        - Ну, теперь обычно две спальни. Многие все еще стесняются…
        - Это проходит, - возразил Корнилов. - Сейчас ставят кровать шире. Так экономичнее.
        Я подумал-подумал, надо бы подержимордить, знаю, но не в моем это духе, громко вздохнул и, нарочито топая, прошел мимо, делая вид, что не слышу эти отвратительные разговоры на хрен знает какую тему.
        На открытом балконе Эльвира наклонилась через перила и рассматривает что-то внизу, словно нет камер слежения, что выдают красочные картины на экраны.
        - Черт-те что, - сказал я.
        Она в удивлении оглянулась:
        - Чем ты недоволен?
        - Мне кажется, - сказал я сердито, - в этом здании мы стали пахать меньше. И эти три женщины… только и говорят о них.
        - Говорят вообще о женщинах, - уточнила она. - Я слышу, о чем они так умно вякают. Наивные… Только Корнилов женат, так вот он как раз и помалкивает о том, что их ждет на самом деле.
        - Все равно, - возразил я. - Раньше мы вообще о бабах ни слова! А теперь, когда эти сочные задницы так и колышут перед глазами сочными булками, в кровь выбрызгиваются совсем не те гормоны, что нужны для ясного мышления.
        Она посмотрела на меня искоса. Лицо спокойно насмешливое, чуть поиграла бровями.
        - Обжегшись на молоке, дуешь и на воду?
        - Ну почему же…
        Она прижала палец к губам.
        - Тихо. Слушай.
        В комнате Кириченко говорил нравоучительно:
        - Выходя из дому - не забудьте проверить, выключены ли все электроприборы, компы, закрыты ли газ, вода, ширинка. Я вот часто забываю, пришлось поставить прогу «Умный дом», теперь сама за всем следит.
        - Даешь! - сказал Корнилов. - И ширинку задергивает?
        - Нет, - ответил Кириченко с достоинством, - но напоминает, чтобы проверил.
        - Звонком?
        - Да.
        - А-а-а, - сказал Корнилов понимающе, - то-то ты когда разговаривал с Вероникой Давыдовной, все время пальцем по тому месту водил! Как только мобильник звякнет, ты там щупаешь… Она потом о тебе так это заинтересованно расспрашивала…
        - Недоработка, - сказал Кириченко поспешно. - Надо звонок сменить, чтобы не совпадал по тональности. А что она спрашивала?
        - Ну, - протянул Корнилов, - думаю, тебе лучше не менять звоночек.
        Мои губы поползли в стороны, Эльвира сказала победоносно:
        - Видишь? Обычный треп, без этих троих точно так бы, только вместо женщин перемывали кости бы политикам и революционерам Ближнего Востока. У них все норм. А как у тебя?
        Я сказал поспешно:
        - У меня тоже норм.
        Она сказала понимающе:
        - А утром отползаешь от мокрого пятна на простыне? Гриша, не вся жизнь умещается в науку.
        - Не вся, - согласился я с сожалением.
        - Ты что, - спросила она, - такой филистер?
        - Это что-то вроде флибустьера? - переспросил я. - Нет, я чту закон.
        Она усмехнулась, промолчала, только смотрела чуточку насмешливо, но не обидно, а как бы слегка поддразнивая, в то же время леди с головы до ног, строгая и высокомерная, ее невозможно представить в роли Маринки, типичной простушки-горничной, эта рождена повелевать и распоряжаться.
        Эльвира не будет игриво лизать спелую вишенку или крупную алую клубнику, никогда хитренького взгляда, эти уловки для простых существ, а она… не простая. Тем более непонятно, почему она и почему здесь…
        Глава 12
        Хлопнула дверь, вошла Антонина, эффектная, сияющая ликующей улыбкой и двумя ровными, жемчужно белыми изогнутыми пластинками, тем более блистающими, что нет и намека на отдельные зубы: обе дуги идеально белые, чистые, вызывающе прекрасные в дизайнерском совершенстве.
        Справа от алых сочных губ небольшая мушка, знак, что нижние губы точно такие же и тоже расположены поперек, а не вдоль, как располагается у всех животных и биоконов. Редкий случай, когда взято на вооружение нечто из прошлого: в старину выпускались целые тома с объяснениями, какая мушка на каком месте что означает.
        Я смутно помнил, что в прошлый ее визит мушка была слева от глаза, но что это означает, не помню. Как и мушка на щеке у Маринки: розовая, чувственная, расположилась на середине лба, вчера их было вообще две…
        Она вывалила на стол Кириченко целый ворох мелких коробочек, тот охнул ликующе и ринулся их любовно перебирать, опять же не обращая внимания ни на сверхмодные зубы Антонины, ни на ее вымя, и она ушла в свою комнату, мощно работая бедрами, на что Кириченко опять же ноль внимания.
        Эльвира победно улыбнулась:
        - Ну, видишь?.. Ты подобрал настоящих мужчин.
        - Хорошо бы, - пробормотал я.
        Что-либо конкретное о ней, Эльвире, я не знал и раньше, это сейчас мои настоящие мужчины по крохам, как бабки-сплетницы, собрали любую мало-мальски пригодную информацию, и выяснилось, что Эльвиру родители устроили еще во время учебы в альма-матер в отдел по сбору и обработке информации. Довольно банальная работа, должность тоже средняя, однако она в первые же месяцы известность в нужных кругах получила благодаря умело составленному статистическому отчету, где убедительно доказывалось на основании многих работ и сложных графиков, что уровень интеллекта и половой потенции напрямую зависит от количества выкуриваемых сигарет.
        Вывод был неутешителен: чем больше куришь, тем ты консервативнее, что, вообще-то, и без графиков понятно, но главное в том, что курящий гораздо слабее решает логические задачи, быстрее устает, чаще пользуется медицинской помощью, слабоват в постели.
        Многое нам и без графиков понятно, к примеру, конечно же, курящий чаще болеет и меньше живет, понятно и то, что устает быстрее, дыхалка-то слабая, но что даже в постели… гм… это неприятный сюрприз, хотя в отчете и делается оговорка, что это, в общем, отдельных индивидуумов не касается.
        После этого растиражированного по инету доклада рост бросивших курить резко прыгнул вверх. И хотя те специалисты, у которых она брала данные, понимали, где подтасовала, а где передернула, но ради такого благого дела скромно смолчали.
        В правительственных кругах тоже кое-что поняли и сделали соответствующие выводы. Эльвиру стали приглашать для закрытых консультаций. Все это щедро оплачивалось, и хотя в деньгах она не нуждалась, но сумела доказать родителям, что чего-то стоит сама по себе, чему они, конечно же, были безумно рады и гордились дочерью, что унаследовала их мозги и живучесть, не посрамила и так далее.
        С балкона мы вернулись в главную комнату, там Корнилов вывел на экран, занимающий левую стену, свое тело в трехмерном изображении, задумчиво поворачивал справа налево и обратно, хмурился, хмыкал, кривил губы. После того как в клинике Кирконова увеличил себе пенис, перестал стесняться показываться голым, и сейчас, когда в комнату вошли весело щебечущие Маринка и Антонина, не стал убирать со стены.
        Антонина сразу обратила внимание на зависшего в метре от стены трехмерного Корнилова в голом виде, сказала с иронией:
        - Опять мышцы качаешь? Ну прибавишь еще сантиметр на бицепсы, и что?
        - А куда надо? - спросила Маринка хитро.
        Антонина отмахнулась:
        - Вон на печени снова жирок!.. Лаур-р-рентий, убэрры… А если жаждешь чего-то добавить, то увеличь хрящи между седьмым и восьмым позвонками. Можно даже между восьмым и девятым, а то сплющились, как не знаю что… И выше ростом будешь, для мужчин это почему-то важно.
        Маринка сказала подзуживающее:
        - Не слушай ее, Корнил! Ты знаешь лучше, куда надо добавить, хи-хи. Мы, женщины, все дуры, что мы понимаем?
        А Кириченко сказал мне добродушно:
        - Молодой он ищщо, пусть… Зато с этой прогой резко уменьшилось количество пьющих и курящих. Одно дело на чей-то муляж смотреть, другое - как у тебя самого меняется от одной даже рюмки или сигареты… Министерство здравоохранения должно медалями обвешать этого Гугола за вклад, так сказать.
        - А кто этот Гугол?
        Он пожал плечами:
        - Я только слышал в детстве, что дядька Гугол все знает!
        Люцифер, проходя мимо, проворчал:
        - Остряки… В Саудовской Аравии снова стреляют, а вам одни ха-ха да хи-хи.
        В офисе настолько комфортно, что я оставался ночевать, как и остальные, все чаще и чаще, не желая тратить драгоценное время на глупые перемещения по городу. С Энн общаемся, глядя друг на друга, стереоэффекты на высоте, но в сердце постоянный щем, я хочу держать ее в руках, хочу засыпать с нею в постели, подгребать ее, теплую и мягкую, к себе и заботливо укрывать одеялом.
        В конце этой недели все-таки выбрался домой, отворил дверь и перешагнул порог, в квартире непривычно чисто и убрано, из кухни доносится музыка. Я не успел сделать шаг, из спальни вышла молодая женщина, я в удивлении распахнул рот при виде Ани Межелайтис, но взглянул внимательнее на ее огромные детские глаза, перевел с облегчением дыхание.
        - Ты как сюда попала?
        - Меня привезли, - сообщила она щебечущим голосом, какой мы любим у женщин, легкий такой и ненапрягающий.
        - Кто?
        - Ваши друзья, - прочирикала она. - Они так и сказали. Комнаты я убрала, ужин готов. Какие-нибудь еще желания?
        Я помолчал, а она посмотрела на меня внимательно, замерла, через мгновение ее груди начали увеличиваться. И до этого не были мелкими, а сейчас стали как две спелые дыни. Она шевельнула ими из стороны в сторону, и обе закачались призывно и провоцирующе, тяжелые, мягкие и горячие, это я ощутил на расстоянии двух шагов.
        - Ты чего? - спросил я.
        Она ответила мелодичным голосом, в котором появились новые нотки, достаточно сексуальные:
        - У вас повышен уровень гормонального давления.
        - Ого, - сказал я саркастически, - ты и это меряешь на расстоянии, как температуру?
        - Я могу помочь, - промурлыкала она и приблизилась грациозно и покачивая бедрами.
        Я отступил, сказал предостерегающе:
        - Эй-эй! Я вижу, тебя учили опытные… женщины. Может быть, сама Аня Межелайтис ведет эту программу, но… у меня другие вкусы.
        Она произнесла с готовностью:
        - Какие? Я выполню все. Со мной можно проделывать все, что угодно. Любые фантазии! Я стать могу любой.
        - Не сомневаюсь, - пробормотал я. - А яичницу-глазунью можешь? Вот иди и приготовь.
        - Будет сделано, - ответила она голосом Ани Межелайтис, - но потом советую все же сбалансировать уровень гормонов. Переизбыток мешает вам сосредоточиться над проблемами темной материи.
        Я охнул:
        - Зараза, ты и в этом разбираешься? Ни хрена себе в тебя напихали! Ты давай не лезь в такие дела, мужчина не должен чувствовать себя дураком перед женщиной.
        Она ушла шебуршиться на кухню. Вообще-то, насчет глазуньи я сказанул так, лишь бы отослать от себя. Свиньи там на работе, могли бы без сюрпризов, но догадываются, что я бы попросту не принял такой подарок.
        На моем столе дисплей вспыхнул в готовности, едва увидел мое рассерженное лицо.
        - Офис, - скомандовал я. - Полный обзор…
        Сразу с четырех сторон во всей красе наш четвертый этаж, Кириченко настраивает аппаратуру, Урланис присел возле него на корточки и явно готов подавать ключи и отвертки, а то и кувалду, если тому вдруг понадобятся особо деликатные инструменты.
        Я сказал грозно:
        - Так-так… И чья это была идея?
        Кириченко подпрыгнул, ударившись головой, и сказал ожидаемое: «Тьфу, блин! Кто здесь?», а Урланис сразу повернул голову к глазку телекамеры и сказал елейным голоском:
        - Шеф! Да разве бы мы решились?
        Кириченко спросил, держась за голову:
        - На что?
        - Он знает, - ответил я. - Ну, признавайся! Может быть, еще и не убью.
        Урланис сказал торопливо:
        - Это все Эльвира, шеф! Она велела! А ей попробуй не подчинись!.. Она же лев рыкающий. Это с вами только послушный щенок, хвостиком машет, бежит ластиться…
        - Ничего себе щенок, - прорычал я и отрубил связь.
        Эльвира, ну тогда понятно, только она и осмелилась бы… Но тогда непонятно, зачем? Хочет показать, что ей все равно, с кем копулирую? Или же, все наоборот, чтоб брал в постель эту свидолку, а на других баб не оставалось ни времени, ни желания?
        С кухни потянуло дразнящим запахом яичницы с луком, эта цыпа еще и напевает что-то тоненьким таким голоском, что нравится мужчинам, у нас у всех голоса по дефолту ниже, что значит более властные, покровительственные, от этого мы сами балдеем, чувствуя себя выше, сильнее, а это значит - победителями.
        Я не знаю, как они это делают, но у нее грудь за это время вздулась еще больше, я присвистнул обалдело, она же оглянулась с хитрой улыбкой, в ее глазах обещание, что если захочу, то грудь станет еще крупнее.
        Мы всегда готовы уверять женщин, что размер сисек роли не играет, но это говорим тем, у кого крохотные, мы же джентльмены, пока еще не вставили чипы расшаривания.
        - Как тебя зовут? - спросил я.
        - Как назовете, господин, - ответила она с готовностью, - то имя и буду носить с гордостью.
        - Господ в семнадцатом перевешали, - пробормотал я. - Правда, потом из грязи новые повылезали… А какое имя бы ты сама хотела?
        Она не поддалась на провокацию, прощебетала счастливо:
        - Мой господин, я буду счастлива любому имени, если оно получено от тебя!
        - Да, - буркнул я, - классно тебя натаскали. А ты яичницу будешь?
        Она ответила снова не так, как я ожидал:
        - Если поделитесь!.. Хотя мне достаточно электричества, но если вам одному ужинать скучно, я составлю компанию. Могу свечи зажечь…
        - Зачем?
        - Для романтики, - объяснила она простодушно. - Для интима.
        - Да-а-а, - протянул я, - ничего себе… Завтра я Эльвиру удавлю собственными руками.
        - Ой, - сказала она испуганно, - не нужно!
        - Почему?
        - За удавливание человека, - объяснила она серьезно, - обязательно накажут. А еще эта Эльвира привезла меня сюда, включила и объяснила, что делать.
        Я насторожился:
        - Даже объяснила? Так-так, давай с этого места подробнее.
        Глава 13
        В офисе, когда я пришел на следующий день грозным и карающим, шла вялая дискуссия, кому быть сингуляром, а кому нет. Вообще эта тема стала популярной, правда, пока еще только среди высоколобых, простой народ сингуляры абсолютно не интересуют, раз там точно нет футбола и пива.
        Эльвира, как мне сообщили, улетела в Штаты, там создают какое-то оборудование, позволяющее поднять чувствительность замера темной материи человеков на небывалую высоту. Я порычал бессильно, но смирился, сейчас не достать, а когда вернется, мой державный гнев уляжется. Хотя, если честно, гнева нет, а только имитация, потому что реагировать на подобное так положено по шаблону, а я все-таки человек, как и все, достаточно лицемерный. В том смысле, что эта милая куколка, что умеет готовить даже яичницу-глазунью, в постели оказалась просто чудо… ну не мог же я отказаться, когда никто не видит?.. однако положено повозмущаться и сказать гордо, что я не такой, как вы думаете!
        Я, знаете ли, повторил я про себя, нравственный и все такое. Хотя, возможно, нравственнее именно воспользоваться вот такой штукой… хотя едва сумел вот назвать ее так, чем иметь дело с реальной женщиной…
        Кириченко подошел ко мне тихонько, на лице сочувствие.
        - Что, хотел Эльвиру вздернуть?
        - Есть за что, - рыкнул я.
        Он потоптался на месте, вежливый такой, всегда обходящий острые углы, посмотрел на меня робко, повздыхал.
        - Вообще-то, она, - сказал он почти просительно, - все время о тебе заботится. Три раза в день проверяет твой индекс здоровья, с врачами консультируется.
        - Господи, - простонал я, - приедет - убью!
        - Не надо, - попросил он. - Она хорошая. А что свидолку тебе завезла, так это тоже… забота. С женщинами хорошо, но в сравнении с ними… слишком уж… самостоятельные.
        - И что?
        - Это значит, - объяснил он неуклюже, - у них эти… запросы. Даже в постели. И я должен им соответствовать. Так и должно, так и правильно, но когда появились вот эти, с которыми все то же, но намного проще… Нет-нет, со мной все в порядке, однако оргазм абсолютно тот же и при мастурбации, но там мы всегда соответствуем, согласны? А с женщиной не так сидишь, не то говоришь, а потом еще и в постели должен соблюдать какие-то правила…
        Я поморщился:
        - Ну да, с женщиной хоть что-то да соблюдаешь, хотя на словах расслабляешься по полной, а вот с куклой можно быть любой свиньей?
        Он кивнул, лицо смущенное, но глаза очень серьезные.
        - Шеф, этика не успевает за хай-теком. Мы знаем, что с куклами нехорошо, но в то же время видим, что еще как хорошо, даже замечательно и без всяких выпендренов… Оргазм тот же, а с женщинами занимались раньше потому, что без вариантов, братан! К тому же нам важен сам момент доминирования. Догнал, завалил, трахнул… А теперь, когда и не понимаешь, ты ее трахаешь или она тебя, то порой думаешь: а стоит ли? Не лучше ли сбросить лишнее в ванной, да засесть в онлайновую войнушку…
        Я поморщился:
        - Ну, не знаю, не знаю. Пока этика не решит что-то, я пока на свидолс переходить не буду. Постарорежимничаю. И скажу, что теперь так модно. В стиле ретро, так сказать.
        Он сказал несчастным голосом:
        - С этой их раскрепощенностью теперь только и думаешь, как бы «удовлетворить» женщину в постели, а утром просыпаешься с тревожной мыслью: а удовлетворил ли, а получила ли весь кайф, что могла бы, а все ли делал правильно… да на хрен мне такая жизнь? Что, мне больше не о чем думать?
        - Тебе надо в Средневековье, - сказал я. - Тогда женщинами просто пользовались, их мнения не спрашивали.
        - Зачем? - возразил он. - Я с женщинами очень хорошо общаюсь. А совокупляюсь со свидолами. Каждому свое, в обществе полная гармония!
        - А детей зачинать в пробирке, - сказал я, - дальше выращивать в колбе?
        - Точно, шеф!
        Я отмахнулся, пошел было к себе, но у стола Люцифера, где собрался наш народ, особенно яростный спор о все тех же сингулярах. Корнилов орет, что все фигня насчет всенародной дискуссии, не простому народу определять, кого пускать за Грань, а кого нет, а мудрый Вертиков заметил неспешно:
        - Да, но… те, кто будет решать, спихнули на всех нас выработку принципов. Пока вообще непонятно, все ли перейдут, пускать ли избранных, тащить ли силой… Если только за заслуги, то за какие? Сперва формируется общественное мнение, а потом на его основе принимаются законы. И уже шаг вправо или влево будет считаться нарушением, а то и преступлением.
        - Они и сейчас могут принимать, - буркнул Урланис.
        - Что? - спросил Корнилов грозно. - Им надо знать мнение большинства вовсе не потому, что так уж считаются с его мнением. А потому, что большинство гарантирует исполнение законов. А меньшинство всегда можно принудить, опираясь на большинство. Потому сейчас так важно выяснить, что же хочет большинство…
        Люцифер скривился, словно откусил редьки вместо персика.
        - Халявы оно хочет!.. Не знал?
        Вертиков сказал мирно:
        - То, что они кладут на мнение большинства, абсолютно правильно. Но знать надо как его мнение, так и всякие индексы сопротивления или неприятия. А для принятия законов будут вылавливать формулировки, которые выгранивают в дискуссиях умные люди, как вот я. Ну еще и вы с большой натяжкой…
        Люцифер фыркнул:
        - Если ты умный, то мы разоримся уже в этом квартале. А Урланис вообще хрюкт… Кто лазил голым купаться в городском фонтане?
        - Было жарко, - сообщил Урланис. - А гениям свойственно некоторое простодушие.
        - Это ты называешь простодушием?
        - Тогда прямодушие, - поправил себя Урланис. - Иначе, искренность. И предельная честность, несмотря на.
        - Ладно, - сказал Люцифер зловещим голосом. - Вот выйдет «Омега», тебе первому имплантируем! И посмотрим, насколько ты честный.
        - Мне он не нужен, - заявил Урланис и объяснил сразу: - Я человек компанейский, а одному быть таким умным и красивым просто скучно. Я ж уверен, что вы все, морды немытые, Барьер не пройдете, я останусь во всей вселенной такой один-одинешенек.
        Кириченко, самый скрупулезный из нашей команды и не упускающий возможности указать на неточность, сразу же уточнил:
        - Беда в том, что сингуляру вовсе не будет «скучно одному». Даже если он по натуре душа компаний и не мыслит себя без общества, может понаделать своих копий, изменить их данные так, что будут абсолютно непредсказуемыми личностями. Да и себе может сколько угодно и как угодно менять характер, привычки, вовсе убирать какие-то черты и свойства, создавать новые…
        Урланис сказал невесело:
        - Я понял, понял…
        - Что ты понял, существо?
        - Да тут и понимать нечего. Можно даже не слушать, а посмотреть на твою постную харю. Ты всегда гнешь к тому, что все просто обязаны будут воссоединиться в единую мысленную цепь. Вернее, включиться в одном общее поле. Из соображений безопасности. Какую бы пакостную штуку ни задумал любой сингуляр - это хочешь сказать? - тысячи других остановит нахала одним движением брови.
        Кириченко сказал саркастически:
        - У них не будет бровей.
        - Молчи, зануда.
        Я промолчал, Урланис вроде бы не в ту степь сейчас, но ему можно, он у нас больше вольнонаемный, трудится у нас, потому что дело новое и жутко интересное, но и по-прежнему работает в сфере социолизации. Под этим расплывчатым термином, как мы постепенно выяснили, скрывалось вполне понятное и нужное: выработка новых способов побуждения людей трудиться и после наступления пенсионного возраста. Дело в том, что население Европы не только стремительно стареет, но и одновременно удлиняется срок жизни, а в этом случае бюджет просто не выдерживает выплату бесконечных пенсий.
        Сперва, как мы увидели, по заказу группы банков «проводились исследования», а затем широко публиковались данные, что у занимающихся физическими упражнениями пенсионеров на порядок меньше инфарктов, инсультов и прочих-прочих заболеваний, они даже к простому гриппу более устойчивы.
        Вторая стадия подобных исследований обычно состояла в том, что когда сравнивали группы пенсионеров-спортсменов с пенсионерами-работающими, то оказывалось, что у работающих еще меньший процент заболевших хоть альцгеймеровщиной, хоть сердечно-сосудистым, хоть гриппом. Объяснялось это тем, что у работающих выше мотивация, они приносят пользу, в то время как изнуряющие себя гантелями в спортзале или дома такого кайфа получают меньше.
        Таким образом удавалось подтолкнуть значительную часть стареющего населения ради собственного здоровья не оставлять работу, что выгодно как государству, так и всем жителям в целом.
        Прямодушный Корнилов критиковал, что это нечестно, Урланис оправдывался, что хотя они придумывают эти данные от балды, но половина из них в самом деле потом подтверждается, такие вот они умные и проницательные.
        Корнилов спросил:
        - А кофе в самом деле так полезен, как вы пишете в отчетах об исследованиях?
        - Да, - ответил Урланис уверенно. - Я так считаю!
        - Но это подтверждено? - настаивал Корнилов.
        Урланис безмятежно пожал плечами:
        - Пока руки до него не дошли. Но, уверен, кофе полезен.
        Корнилов прорычал злобно:
        - Так чего же ты, гад, расписываешь, что кофе спасает даже от рака?
        Урланис вздохнул.
        - Понимаешь, - сказал он смущенно, - я сам очень люблю кофе. Конечно, это злоупотребление служебным положением, но такое ма-а-а-ахонькое, микроскопическое, что просто и говорить о таком неловко. В то же время, я уверен, что кофе уж точно не вреден! Я что, дурак пить или есть вредное?
        Корнилов смерил его долгим взглядом и отвернулся. Я же поинтересовался очень мирно:
        - Ты так считаешь… Тебе просто нравится кофе, или же у тебя возникла мысль, как бы из ниоткуда, что кофе… это хорошо, это нужно?
        Он смерил меня недружелюбным взглядом, я же постарался выглядеть как можно более простецки и свойски, наконец он буркнул с явной неприязнью:
        - Ну скажем, возникла мысль. И что?
        - А как возникла? - заинтересовался я. - Простите, я не из глупого любопытства. Просто совмещаю приятное с полезным. Приятное - общение с умным человеком, а полезное… стараюсь понять, как рождается мысль. Не привычная стандартная, там все объяснимо, а вот такая, какая посетила тебя.
        Он поколебался, но комплимент и моя простецкость уже расположили, ответил мирно, хотя и настороженно:
        - Некоторые мысли приходят из ниоткуда. Вообще-то, из ниоткуда приходить не могут, понятно, но появляются вроде бы сами.
        Он умолк и смотрел с возникшим подозрением. Я сказал дружелюбно:
        - Из ниоткуда не могут, вы правы. Но то место, откуда приходят, смело можно называть неоткуда. Если хотите, я вам кое-что расскажу. А ты ответишь еще на несколько вопросов.
        Через полчаса он, глубоко впечатленный, поклялся, что оставляет свою достаточно высокую должность и переходит к нам со всеми потрохами.
        Глава 14
        Я вылез из ванны, Кириченко обтирал мое скользкое, как у глубоководной рыбы, тело и виновато оправдывался, что неверно откалибровал соотношение темной материи и темной энергии, вот потому и я почти не слышал, что вот какая беда и какая ошибка на фоне сплошных побед, на самом же деле удачные моменты, когда я что-то осознанное и осознаваемое получаю от Сверхсущества, скорее случайность, чем закономерность.
        - В другой раз раскроем все его тайны, - пообещал он клятвенно, - чую, что уже вот-вот…
        - Раскроем, - согласился я, - разве я спорю?
        - Споришь, - сказал он, - шеф, я тоже жажду результатов!
        - Переведи дух, - посоветовал я. - Говорят, помогает. А потом навалимся снова.
        К нам заглянул Люцифер, услышав голоса, значит, уже можно, по нашим лицам понял, что пока глухо, помрачнел, но натужно бодро сказал:
        - Шеф, там внизу эти, как их, кандидаты. Эльвира говорит, нам нужно еще двоих-троих. Вообще-то, она права…
        У меня едва не вырвалось, что пусть Эльвира и принимает, но, вообще-то, хватит с нее и того, что троих женщин влила в коллектив, ей дай волю, баб будет столько же, сколько и самцов, а нафига мне бардак вместо дружного и сплоченного коллектива?
        - Пойдем взглянем, - согласился я.
        На нижнем этаже, где у нас много чего интересного, несколько человек стоят у кофейного автомата, где среди сотни сортов натурального есть и десяток синтетических, и уже стало популярным пытаться угадать, что натуральное, а что нет.
        А на стене напротив широкий экран, где герои нашли золотой клад и с радостным хохотом горстями захватывают кучи золотых монет и ссыпают обратно, а потом набивают вещевые мешки как монетами, так и подносами из чистого золота, слитками, кубками, после чего с легкостью забрасывают их за спины.
        Кириченко наблюдал тоже с усмешкой, глаза весело щурились.
        - Никто из нынешнего поколения, - сказал он, - не видел даже золотых ложек, потому и ляпы…
        Подошедший Урланис фыркнул:
        - Даже не удосуживаются мышцы напрячь, закряхтеть, понатужиться!
        - Дык не знают, - вступился Люцифер. - Слышали только слово «золото». А то, что горсть золотых монет не всякому дано и поднять, в голову не приходит.
        - Да еще такого размера, - добавил Кириченко. - Словно екатерининские пятаки! Золотые монеты всегда самые мелкие…
        Я помалкивал, у нас полное единодушие, а это главная предпосылка для обмена информацией. Но для этого самого обмена необходимо объединение хотя бы на первом, начальном уровне, однако даже на такое решиться непросто.
        Такие люди есть и всякий раз находятся снова, но все они быстро опускаются, впадают в депрессию. Видный ученый Червонцев образно сравнил их состояние с человеком прошлого десятилетия, которого лишили доступа к Интернету, или наших дедушек и бабушек, которым отрезали телевизионный кабель, да еще и прервали радиосвязь. То тем более обидно, когда видишь, что у всех вокруг есть Интернет, есть мобильники, есть радио…
        - Где эти, - спросил я, - которые готовы влиться в наш сумасшедший коллектив?
        На перекрестке, отступив в глубину парка, высится грузное здание Криоруса, восемь этажей вверх и двенадцать вниз. В подземных залах, где всегда ровно и тихо, спят тысячи замороженных в ожидании совершенной техники разморозки. Впрочем, некоторые заказали разморозить себя не сразу же, как станет доступна эта процедура, а намного позже, в определенное и точно указанное время.
        Раньше, помню, здесь устраивались даже пикеты, часть населения приняла криогенику в штыки. Сейчас устаканилось, приутихло, только церковь все еще спонсирует митинги протеста и сидячие забастовки.
        Ее возражения понятны даже ребенку. Полпроцента из числа духовенства хотят сперва неторопливо разобраться, как эта новинка соотносится с учением церкви, а вся остальная огромная и подавляющая числом масса в ужасе от потери доходов от отпеваний, похорон, обустройства кладбищ, да и потом все годы надо же покупать свечки и заказывать за деньги молебен за упокоение умерших родственников!
        Это очень серьезные доходы, и церковь от них отказываться не намерена. Я вообще человек к Богу лояльный, но с церковью ничего не хочу иметь общего. Врача Сервета сожгли за то, что пытался научиться хирургии и делать операции людям, спасая им жизни. Этого взгляда церковь не изменила. Правда, хирурги теперь вторгаются в священное тело пациента с ножами и вносят изменения, но в остальном церковь всегда против. Против всего! Генетических исследований, зачатия в пробирке… как же. Раньше бесплодные шли к иконе чудодейственной и молили дать ребенка, платя священнику любые деньги, закладывая имения и фамильные драгоценности, а сейчас идут в институт искусственного оплодотворения. Так что крионика - не единственный прогресс, относительно чего церковь резко против…
        Мой отец, на что уж старомодный человек, подписал договор с Криорусом, а мне так объяснил свой шаг: зная, что буду жить и после, потом, я продолжаю жить сейчас. Как? Я принимаю добавки и держу себя в хорошей форме, я работаю так, как не работают молодые ребята в моей профессии. В смысле, я выдаю продукции на-гора втрое больше. А то и вчетверо.
        Гарантии? Какие гарантии? Садясь за руль машины и соблюдая все правила, не превышая скорость, у нас нет гарантии, что у тебя или кого-то еще не случится сбой в программе, и машина не выскочит на встречную и не ударится лоб в лоб с такой же…
        Переходя улицу на зеленый свет, у нас нет гарантии что кто-то не собьет на полной скорости на грузовике. Даже выходя из дому, у нас нет гарантии, что на голову не рухнет сосулька, а летом - цветочный горшок.
        Мы вообще живем в мире без всяких гарантий, когда-то это покажется потомкам диким, но сейчас… живем, ибо другого не дано. Подписав договор с Криорусом, каждый получает шанс, а не гарантию. Но если отказаться от шанса, тогда да, зачем жить вообще, если очень скоро… а это действительно скоро!.. умрешь?
        На проспекте машина вдруг резко замедлила ход, перешла в правый ряд и остановилась у бортика. Я не успел рот открыть, что за шуточки, как с тротуара сошла женщина в короткой красной юбочке, мне видно только длинные ноги изумительной формы, тонкую талию и четко прорисованную грудь под тонкой Т-майкой.
        Автомобиль пискнул:
        - Открыть?
        - Спасибо, - съязвил я, - что хоть спросил!
        Щелкнул замок, женщина открыла дверцу, наклонилась, заглядывая, я автоматически сперва посмотрел на полные сочные груди, кто на моем месте поступил бы иначе, затем охнул, поднял взгляд на смеющееся лицо.
        - Эльвира!
        Она, не спрашивая позволения, села рядом, от нее пахнуло морем, солнцем и здоровьем.
        - Здравствуй, Гриш, - сказала она весело, - а ты возмужал за время моего отпуска… Можешь ехать. Нам минут двадцать по пути.
        Автомобиль сдвинулся с места и на хорошей скорости вкатился в поток деловито спешащих в центр города машин.
        - Эльвира, - сказал я, только для того, чтобы хоть что-то сказать, - ты ждала именно здесь… откуда знала, колись!
        Она кивнула, на полных сочных губах проступила загадочная улыбка.
        - Мне еще мама сказала, - объяснила она, - что ты из тех, кто добивается успеха. Да я и сама чувствовала, женщины такое спинным мозгом или еще чем-то чувствуют… Помнишь, я всех девчонок от тебя оттерла и тобой занималась достаточно… плотно?
        - Но исчезла так внезапно, - пробормотал я.
        Она наморщила нос:
        - Это я, дура, усомнилась в себе. Начало казаться, что ошиблась, ты такой же, как и все, да еще и робкий какой-то, вялый, не активный. Это потом мне мама объясняла, что гении все такие, у них активность в другой плоскости, но я тогда не понимала. А когда прочла о тебе, твоем открытии, тогда и прибежала…
        Автомобиль снова набрал скорость и выбрался из правого ряда, хотя и в левый не перебирается, идет на пониженной, будто прислушивается и не знает, что делать дальше.
        - Прибежала? - пробормотал я. - Твое появление было… как цунами! Всех так тряхнуло…
        - А тебя?
        - Меня больше всех, - признался я. - До сих пор трясет.
        - Я уже тогда поняла, - сообщила она подчеркнуто нейтрально, - что отныне буду твоей половиной.
        Я покосился на нее, она все в той же королевской позе, красиво откинувшись на спинку, глаза чуть прищурены, на губах загадочная улыбка.
        - Ну да, - сказал я сварливо, - так я тебе и дамся! Я таких боюсь.
        - А куда ты денешься из моих когтей? - спросила она небрежно. - Тем более, когда ты теперь такой именитый, богатый…
        Я покачал головой:
        - Ты же знаешь, деньги меня не интересуют. Просто так получилось. Система такая…
        - Знаю, - согласилась она. - Это раньше изобретателя грабили все, кто только хотел, да и получал он всегда копейки, а сейчас все изменилось… Ты к Энн?
        - Да, - ответил я почему-то с неловкостью.
        - Вам давно было пора пожениться, - авторитетно заявила она.
        - Некогда было, - пояснил я. - Сперва она студенткой, я студентом… потом годы работы, обоим надо было зарекомендовать себя… Сейчас вот уже как будто все подготовили. Теперь можно.
        - А как она?
        - Согласна, - ответил я.
        Она фыркнула:
        - Еще бы!.. Но, скажу тебе, вы не поженитесь.
        Я дернулся:
        - Почему? С чего ты взяла?
        Она проговорила медленно, глаза стали темными и загадочными.
        - Не знаю. Так вдруг ощутила. И не как догадку или предположение, а как твердую уверенность.
        В машине как будто пронесся январский ветерок да еще с мелким снежком. Я поежился невольно, покосился на Эльвиру. Она все так же явно наслаждается как ездой, так и вообще, то ли автомобилем высшего класса, то ли тем, что я рядом, такой ошарашенный, как всегда, когда рядом с нею.
        Она внезапно засмеялась, взгляд стал мечтательным, сочные алые губы раздвинулись в чарующей усмешке.
        - А помнишь, - произнесла она с расстановкой, - где бы мы ни появлялись, там все считали, что мы муж и жена?
        Я пробормотал:
        - Помню…
        - Странно, да? - спросила она. - Про Володю и Нину никогда так не говорили, про Павла и Веру - тоже, даже про Валентина Васильевича и Талочку, хотя они уже лет десять вместе! А вот про нас сразу так думали.
        Я буркнул:
        - Наверное, потому, что ты мною командовала и вертела, как хотела.
        Она ахнула:
        - Я? Да никогда… Напротив, сама люблю, просто обожаю подчиняться, это же так здорово! Да только не находилось подчинителя.
        Я подумал и сказал честно:
        - Вообще-то, да, Вера Павлом командовала у всех на глазах, но на них никто никогда не подумал… Не знаю тогда. Наверное, ты делала такое лицо.
        - Какое?
        Я подумал, сдвинул плечами:
        - Устатое семейной жизнью. Разочарованное. Брезгливое. Недовольное. Или глазками стреляла по сторонам, выискивая вариант, чтобы заменить этого вялого ботаника.
        Она вкусно расхохоталась:
        - Сам знаешь, я не отводила от тебя влюбленных глаз! Я еще как была влюблена… Только родители твердили, что я с ума сошла, у меня такие великолепные партии, а я, дура… Не говоря уж про подруг, те вообще стыдили меня за такой выбор. Это уже потом папа и мама сказали, что я сглупила, выпустив тебя на свободу. Вот я и поддалась, вернулась в свое так называемое высшее общество… Остановишь вон там, возле вон того здания, похожего на пику!
        - Главного офиса трансгуманистов?
        - Да.
        - Хорошо, - сказал я с облегчением. - Ты что, стала трансгуманисткой?
        - Я ею и была, - сообщила она с легким смешком. - Но тебе это было неинтересно тогда, верно?
        - Прости, - сказал я с раскаянием. - Таким вот наглым дураком был. Интересовался только собой.
        - Ты делал все правильно, - ободрила она. - Ты чувствовал, что обязан сделать многое. Или тебе сказано было…
        - Кем? - спросил я настороженно.
        - Тем, - повторила она загадочно, - кто говорит, но кого мало кто слышит.
        Автомобиль проявил особую любезность и, съехав с шоссе, свернул к зданию, где остановился прямо перед входом. Эльвира чмокнула меня в щеку, рассмеялась и выпорхнула наружу.
        Я посидел еще с минуту, прислушиваясь к бешено стучащему сердцу, потом плавно вкатились в поток этих блестящих металлических жуков. Я, как и Эльвира, откинулся на спинку сиденья, щека горит, будто там приклеен перцовый пластырь, уж и не знаю, как она это делает, а в ушах еще звучит ее загадочный смех.
        До самого офиса Бюро Толерантности я вспоминал ее слова, что нас постоянно принимали за мужа и жену, такое помню лучше ее, еще бы, мне это ужасно льстило, я даже старался не отрицать, даже когда спрашивали в лоб.
        И еще… что она говорила о своих твердых ощущениях, что мы с Энн не поженимся?
        Глава 15
        В одном месте пришлось не просто замедлить движение, но даже постоять в пробке: дорогу перегородили протестанты, я всмотрелся в блистающие плакаты, у многих из электронной бумаги, где вспыхивают яркие постинги с требованиями свернуть все программы, что грозят привести к бунту роботов, то есть страшатся разработок в области искусственного интеллекта.
        - Энн, - сказал я в темный экран, - я чуть запоздаю…
        Проступило ее милое лицо. Она спросила встревоженно:
        - Что-то случилось?
        - Митинг, - буркнул я. - Луддиты… Искусственный интеллект им, видите ли, жить мешает.
        Она сказала с пониманием:
        - Но ведь опасения, что им придется дать равные права с людьми… не беспочвенны, согласись?
        Я сказал недовольно:
        - Энн, это же дурь… И почему они все еще не поубивались о заборы? Вон моя мама разговаривает с пылесосом, ругает его, стыдит, что не там ползает, что где-то пыль оставляет… Как только в кофеварки и прочие бытовые штуки начали вставлять чипы, все с ними начали разговаривать, давать им имена, клички, наделять какими-то характерами! Мама говорит, что у нас семья из пяти человек: я, отец, она, наша собака и пылесос Мишка. Ты поняла, что у него уже есть права? Уже! А это всего лишь автоматический пылесос! И мама не даст тебе его пнуть совсем не потому, что испортится, а потому, что «ему будет больно»!
        Энн расхохоталась:
        - У тебя замечательная мама!
        Я кивнул в сторону лобового стекла:
        - Вон там замечательные перегородили улицу. Придется ждать, пока разгонят. Надеюсь, хоть кому-то дубинкой врежут по замечательной роже, из-за них к тебе опаздываю!
        - Я не под дождем на улице, - возразила она, - а на работе. Ничего страшного, опаздывай, никуда не денусь!
        Она отключилась, а я попробовал вслед за самыми нетерпеливыми протиснуться по тротуару, но и там нас вскоре заблокировали, к тому же одни женщины, какая-то организация вывела консервативных феминисток, все с детскими глупенькими личиками и большими, даже огромными сиськами, у всех круглые глаза дурочек, что так восхитительно по мнению мужчин.
        Я хмуро подумал, что было время, когда силиконовых кукол делали похожими на женщин, а теперь уже женщины стараются походить на них, таких безупречных, послушных и безропотных, что так нравится мужчинам.
        Насколько знаю, в противоположность таким «сдавшимся», часть женщин, которых раньше называли емким словом «бизнес-леди», хотя чаще всего там и не пахло ни бизнесом, ни ледьством, демонстративно избегают мужчин с их завышенными требованиями, предпочитая пользоваться широчайшим спектром всевозможных гаджетов, услужливо выброшенных на рынок предприимчивыми бизнесменами.
        Те и другие сейчас одинаково потрясают плакатами и требуют прислушаться к их гласу общественности, они-де резко против разработок искусственного интеллекта, сейчас любые технические новинки все больше разводят мужчин и женщин в стороны, а это неправильно…
        Неправильно, согласился я, но и тормозить прогресс - неправильно.
        Прибыла полиция, начала оттеснять протестующих на тротуар, освобождая проезжую часть, но демонстранты уперлись, все поднимают над головами телекамеры с широким обзором, надеясь поймать хоть какой-то момент, который можно истолковать как «бесчинства силовых структур».
        Полиция, как и водится, скисла, она ж гуманная, не какая-нибудь грубая милиция, пришлось вызвать жандармов. Эти ребята покруче и пожестче, в ход пошли дубинки, как бы ни уважали права личностей, но надо уважать и права общества, а я, пока там шум и крики, включил новостной канал, где специалисты по искусственной коже как раз сцепились в дискуссии друг с другом, одни доказывают, что помимо косметического эффекта она обладает еще и защитными свойствами, другие уверяют, что искусственная кожа, несмотря на ее красоту и востребованность из-за отсутствия морщин, «не дышит», и очень скоро прибегнувших к этой сомнительной новинке накроет волна тяжелых болезней.
        Как водится в таких случаях, обе стороны обвиняли друг друга, что их работы проплачены могущественными корпорациями, зарабатывающими десятки миллиардов долларов как на производстве искусственной кожи, так и на средствах по уходу за своей родной.
        Я взмахом руки переключил на другой новостной, там звучат песни времен СССР, сейчас это модно. Выросло и повзрослело первое поколение, у которого нет мещанской обиды на коммунистов, что злобно захватили власть в империи и угнетали, угнетали, угнетали, не давая нажраться вдоволь западных свобод.
        Старое поколение еще не вымерло, оно продолжает люто ненавидеть коммунистов, что «испортили им жизнь», но у руля их сменили уже те, кто родился в период распада сверхдержавы и уже не помнит очередей за хлебом и пустые полки магазинов.
        Они, выросшие в свободном обществе, могут объективнее оценить, что же случилось в октябре тысяча девятьсот семнадцатого, что происходило дальше и почему лучшие и чистые люди во всем мире искренне верили в коммунизм, создавали в своих странах коммунистические партии и всячески помогали Советской России, даже гибли за это святое дело, как супруги Розенберги или Сакко и Ванцетти.
        На волне этого интереса сейчас снимают фильмы о той грозной и великой эпохе: драмы, мелодрамы, трагедии, боевики, сериалы, художники перешли на создание полотен на темы великих строек коммунизма, писатели спешно листают старые подшивки газет, выискивая новые темы для бестселлеров.
        На аукционах Сотбис за большие деньги продаются любые вещи той эпохи, коллекционеры устраивают выставки, где с гордостью похваляются богатствами…
        Все это здорово, но все-таки этих вот нужно останавливать, пока снова не привели страну к октябрю семнадцатого года. Великое прошлое пусть остается в прошлом, об этом постоянно твердит Энн, а я с нею согласен в этом без всякого внутреннего протеста.
        Жандармам удалось освободить две полосы, и автомобили поспешно ринулись в эту щель, а потом на просторе все ускорились, потому что опоздунам надо наверстывать упущенные возможности.
        Энн вышла навстречу, я выскочил и распахнул перед нею дверцу, рисуясь своей воспитанностью, сам довольный и гордый, что я вот такой.
        - Ах-ах, - сказала она, но я видел, что ей приятно, - ты тоже против прогресса? Как старомодно!
        - Еще как, - согласился я счастливо. - Меня тянет даже баллады в твою честь складывать, а то и сочинять! Могу даже перед твоим балконом исполнять. А ты мне сбросишь конец шарфа, чтобы я к тебе взобрался…
        - А другой конец шарфа будет на моей шее? - осведомилась она. - Да и далековато тебе будет карабкаться на тридцать второй этаж, дорогой мой Ромеро…
        - А не Ромео? - спросил я.
        Она помотала головой:
        - Пришлось заменить на Ромеро, чтобы не было ассоциаций с Ромео Баттини, видным деятелем фашизма в Италии. Никто и не заметил разницы, так что все в порядке. Кто теперь слышал о каком-то Шексперге?
        - Может, - сказал я неуверенно, - Шекспире?
        Она отмахнулась:
        - Ему тоже пришлось заменить имя… Нет, имя оставили… вроде бы, а вот фамилия, увы, совпала с той, что у террориста, который взорвал в Нью-Йорке вокзал.
        - А-а, - сказал я, - тогда да, понятно. Но это неважно, это все уходит в прошлое. Еще лет через двадцать никто и не вспомнит ни о Шекспире, ни о Шексперге. Как у тебя с фильмами, еще не кончились?
        Она вздохнула:
        - Да, мы их почти все умиротворили, однако с фильмами вообще трудно. Народ их теперь почти не смотрит, несмотря на все спецэффекты, ухищрения и вложенные деньги. Сейчас новости настолько интересные и разнообразные, что просто оторваться трудно, какие там фильмы, какие боевики, какие ужастики?
        - Ну да, - промямлил я, - это да… к тому же ужасников не осталось, верно? По-моему, всех истребили?
        - Ну, - ответила она задумчиво, - вообще-то, еще есть…
        - Это когда кто-то прищемит пальчик? - спросил я. - А если молотком попадет, то вообще катастрофа?
        Она улыбнулась своей тихой ровной улыбкой:
        - Ты всегда такой резкий в определениях…
        Я кивнул, не зная, что сказать. Сейчас в продаже новая модель sweet dools, свидолок, как зовут в обиходе, без всяких гипертрофированных вторичных половых, без бурных эмоций, очень ровная и даже интеллигентная модель секс-партнерши, я еще в первый раз, когда увидел, то дернулся от потрясающего сходства с Энн.
        Потом как-то пришлось побывать у Кириченко, его новенькая свидолка время от времени заходила в комнату, подавала кофе и печенье, сдержанная, воспитанная, очень спокойная, отвечала мягким голосом, но не слишком, без заискивания, с достоинством, и сейчас вот я смотрел на Энн и с ужасом видел, как эти гады сумели скопировать пусть даже не лично Энн, но этот тип женщин, причем не только внешне, но и в поведении.
        - Что-то случилось? - произнесла Энн. - Ты так смотришь… Работа совсем заездила? Ты и появляться стал реже… Последний раз был уже и не помню когда!
        - Время летит, - согласился я. - А работы все больше.
        - Счастливый, - произнесла она. - А вот мы свою практически выполнили. Уже три четверти работников уволены, а нам осталось еще около двух месяцев завершать… а потом…
        - Такие кадры, - сказал я бодро, - не останутся без работы!
        Она улыбнулась, некоторое время смотрела ожидающе и с вопросом в глазах, потом кивнула и стала смотреть в окно, спокойно и отрешенно, тихо наслаждаясь комфортом в салоне, тихой музыкой, моим присутствием, лицо у нее стало таким светлым и чистым, что у меня мелькнула мысль предложить ей поработать у нас, что-нибудь бы нашли…
        - Кстати, - сказал я, - видел анонсы какого-то фильма про вампиров. Неужели выпустят в прокат?
        Она кивнула, лицо сразу омрачилось.
        - Уже выпустили, - произнесла она хмуро, - кто-то недоглядел, если не сознательная провокация. Сейчас там разбираются, многих уволили, а кто-то пойдет под суд… Оправдываются, что вампиры у них все хорошие, любят, страдают, кровь у людей почти не пьют… а если пьют, то у плохих… Понимаешь, вампиры - это вторая гадость после Робин Гуда. Все мы с детства бунтуем против правил, даже примерным школьникам отличникам хотелось бы стать Робин Гудами, потому они с таким удовольствием смотрят о лихих разбойниках и пиратах фильмы, читают книги, играют за них в баймы.
        - А вампиры?
        - Они пришлись ко двору еще лучше, - объяснила она, - потому что легко вписываются в индустриальный пейзаж! А Робин Гуд, как ни крути, должен остаться в прошлом.
        Я подумал, что в каждом из нас таится нечто такое, что хочется насрать соседу под дверью, это вот и тянет болеть за вампиров, смотреть про них фильмы и сериалы, сопереживать.
        - А как с фильмом?
        - Мы уже потребовали полного запрета, - сообщила она, - и наказания виновных. Сейчас показ в кинотеатрах приостановлен до решения суда, но мы не сомневаемся, будет наказано по всей справедливой строгости!
        - Как насчет, - спросил я осторожно, - протестов общественности?
        Она переспросила:
        - Со стороны интеллигенции?
        Я сдвинул плечами:
        - Ну, отечественную я в расчет не беру. Я вообще стараюсь игнорировать эту прослойку психически странных людей. Для русского интеллигента очень важно, чтобы его личное мнение ни в коем разе не совпадало с точкой зрения правительства, даже если то заявляет, что дважды два четыре, зато очень важно, чтоб полностью совпадало с мнением оппозиции, какую бы хрень та ни несла…
        Она сказала мягко:
        - Ты чересчур… Да, все идеи русской интеллигенции разрушительны, но что делать, это реакция на сотни лет авторитарной власти! Такой интеллигенция в России сформировалась, такой и осталась… даже в демократическом обществе. Сейчас она, понятно, переживает кризис…
        - У нее всегда кризис, - сказал я враждебно. - За все века ни одной конструктивной идеи! Только критика и разрушение…
        Она пожала плечами:
        - Во всяком случае, эта прослойка себя дискредитировала, и ее в расчет не принимают уже нигде. Она давно уже не влияет на общество… Как в старое недоброе время. И неважно, как они вампирят, мы поступаем так, как надо, а не как им хочется…
        Я помалкивал, наблюдая, как мимо скользят дома, столбы, проскакивают по встречной полосе автомобили, предвкушал, как после кафе затащу Энн к себе и постараюсь уговорить наконец зажить вместе.
        Она осмотрелась в салоне, даже оглянулась на заднее сиденье, брови удивленно приподнялись.
        - Что-то ищешь?
        - Ты не автомобилист, - сказала она то ли обвиняюще, то ли просто с твердым убеждением.
        - Заметно?
        - Да, - сказала она, - у них у всех предусмотрены такие штучки…
        Она не договорила, мы оба деликатничаем, и хотя в современном обществе уже давно все говорят открыто о любом интиме, так это называлось в старину, но мы вот как-то и почему-то, да. Автомобили при тюнинге снабжаются вагинами, многие владельцы предпочитают хотя бы раз поиметь существо, что разговаривает таким милым женским голоском. И вообще, так сказать, показать, кто хозяин и кто кого нагибает. Да и взаимный контакт, считается, после такого действа гораздо лучше, автомобиль и человек как бы ближе друг другу.
        - Я старомоден, - признался я, - уже оформил предварительный заказ на «Омегу», но в остальном… как видишь.
        Легкая улыбка проступила на ее губах.
        - Но если вздумаешь установить, - сказала она, - то бери от фирмы «Альзанк». Самые лучшие отзывы.
        - Учту, - пообещал я. - Хотя теперь это уже не грех и даже не изврат. Не знаю только, не слишком ли поспешили…
        - Нет, - сказала она твердо. - Честному человеку скрывать нечего. Иначе Средневековье какое-то… Во времена моей бабушки извратом считалось заниматься этим при свете! Да-да, между мужчиной и женщиной. И ничего, кроме миссионерской позы, понял? Все остальное - разврат!
        Я спросил, поддразнивая, уж очень она серьезная и с праведным гневом в глазах:
        - Что, даже минет?
        Она в испуге расширила глаза:
        - Да ты что! Это суперразврат! О нем могли говорить только шепотом. Какое отношение минет имеет к процессу продолжения рода? То-то. И если на кого-то падало подозрение, что такая-то женщина могла это делать, ее тут же клеймили презрением и не допускали в приличное общество!
        - Ого…
        Она добавила победно:
        - Скажи ты моему деду в его молодости, что узаконят однополые браки, ни за что бы не поверил! А прадедушка, я его еще застала, в гробу переворачивается, когда слушает новости из Ватикана… Но разве сейчас мир при таких отношениях не лучше, не комфортнее, не безопаснее? Ты сам видишь, что когда так много разрешено, то в обществе нет опасного напряжения…
        Автомобиль заложил красивый вираж, нас слегка качнуло в сторону, справа и слева мощно взвились из низкорослой зелени сверкающие стеклом и сталью настолько фантастические здания, что я все еще не привыкну к их удивительной красоте. В прессе кричали о сверхновых технологиях, новейших графеновых материалах, но никакие технологии сами по себе не сотворят такое чудо, дизайнеры отличились тоже, как по мозгам бьет такая красота, что страшная сила.
        - Грехи перестают быть грехами? - спросил я. - Сперва как бы не грехи, а грешки, а потом…
        - А какие это грехи? - возразила она. - Ну кому будет хуже, если ты посовокупляешься со своей машиной?
        Я подумал, сказал осторожно:
        - Все преступления назывались грехом. Или грехами, как тебе удобнее. Это потом, когда появилось законотворчество, что скрупулезно разграничило, что можно, а что нельзя, оно это «нельзя» назвало преступлениями. И с тех пор утвердилось не совсем верное мнение, что грехи - это что-то религиозное, а следовательно, и необязательное для соблюдения…
        Она прервала со смешком:
        - Наоборот, грешить - это показывать себя крутым!
        - Вот-вот, - согласился я, - как будто грешить - это только ходить к жене соседа, а вот самый первый на свете завет «Не убий!» - это преступление, хотя на самом деле то и другое грех.
        - Однако же за первое лишь грозят пальчиком, - заметила она, - ну да еще жена может поворчать, а за второе бьют всерьез.
        - Дык понятно, почему! - сказал я досадливо. - Если бить и за грехи, то перебить надо всех. Как однажды и сделал сгоряча Господь, не сдержался, молодой еще был… Теперь повзрослел, понимает, что хоть изживать надо то и другое, но по очереди, человек так быстро улучшаться не может. Сперва изжить преступления, потом - грехи… Да и то не сразу, а начать с самых тяжких, потом уже мелкие, что и не грехи даже, а так, шалости наши недостойные, сами понимаем, да удержаться бывает трудно…
        Она посмотрела на меня с полным пониманием в ясных глазах:
        - А ты не удерживайся.
        В моей квартире она ориентируется не хуже, чем в своей, сразу же сбросила одежду и ушлепала в душ, а я принялся готовить ужин.
        С открытого балкона выбежала изящная посудина с тонкими паучьими ножками, я поспешно уступил дорогу, а она вбежала на кухню, взобралась по гладкой стенке на стол и, убрав ножки, замерла.
        Эволюция бытовых приборов разделилась на два основных потока: одни интегрировались в общий конгломерат «умного дома», улавливающего все желания и потребности хозяина, другая ветвь пошла по усовершенствованию отдельных предметов. Никого уже не удивляет кофемолка, что сама заказывает кофе по Интернету, принимает доставку, расплачивается, мелет в зависимости от вкуса хозяина тонко или крупно, варит кофе и подает сонному в постель. А если учитывать, например, характер Люцифера, то эта штука на кухонном столе, что такая сейчас тихая и смирная, явно умеет стягивать одеяло и кричать визгливым голосом его бывшей тещи.
        Часть III
        Глава 1
        Перед обедом из ближайшего кафе ребята нам доставили роскошную пиццу, дюжину бифштексов, а девочки долго и старательно накрывали на стол, раскладывали салфетки, стреляли глазками, разливая по чашкам горячий кофе, улыбались и зазывно вертели попками.
        Я порадовался, как мои орлы набросились на еду, совершенно не обращая внимания на призывы, словно асексуалы какие, только Люцифер проводил одну хмуро-тоскующим взглядом.
        - Сиськоносица, - буркнул он. - А вон та вообще с выменем. Не знаю, могут ли женщины с такими мощными вторичными половыми быть хорошими работниками?
        - Могут, - сказал Урланис с гадкой ухмылкой.
        Люцифер посмотрел на него, скривился:
        - Я говорю серьезно и о творческой. Пусть на меня пишут жалобы, но я пока что опасался бы брать таких… ярких особей.
        - Особ?
        - Нет, особей.
        Вертиков заметил мирно:
        - Пока наша лаборатория выдает результаты чаще и лучше других, наши высокие спонсоры сделают вид, что не замечают даже сатрапство и всякий там геноцид.
        Кириченко предположил:
        - Может быть, поработать малость, спустя рукава?
        Я посмотрел на них грозным зверем, посверкал люто глазами:
        - Разговорчики в строю!
        Люцифер вздохнул:
        - Шеф принял новых троих… однако ни одной новой самки! Никакого харасмента не светит…
        Я помалкивал, количество рабочих мест расширяется только в научных учреждениях, а везде сокращается в разы и снова в разы. До этого времени нужны были все рабочие руки, потому и развивалось все и для всех, в том числе и так ругаемое высоколобыми телевидение. Там тоже было все по справедливости: девяносто девять из ста телеканалов развлекали простой народ, их репертуар понятен, а один - высоколобых. Потому и создавалось впечатление, что все каналы забиты порнухой, сериалами для дебилов и прочими-прочими шоу для простых людей, костяка человечества.
        Сейчас автоматизация окончательно и бесповоротно вытесняет некоторые категории рабочих, как вон еще в прошлом веке экскаваторы и бульдозеры полностью похоронили профессию землекопов с их лопатами. Строятся автоматизированные заводы по производству автомобилей, бытовой техники, электроники и прочих необходимых вещей. На такой завод требуется не больше одного человека. Дабы избежать социальных волнений, высвободившихся переводят на социальное пособие, которое хоть и чуть меньше обычной зарплаты, зато можно целый день сидеть в кресле перед жвачником и попивать пивко.
        Но теперь, когда рабочий класс потерял свое значение, с ним перестали считаться и в сфере развлечений. Количество каналов «для простого человека» стало падать, а число передач из мира науки резко возросло. Простому и слишком простому оставалось либо выискивать оставшиеся телеканалы, либо пробовать смотреть что-то более сложное, познавательное, обучающее. Никто не пытался их тащить наверх, даже гуманистические миссии с полнейшим равнодушием смотрели на деградацию рабочего класса, что спивался, подсаживался на наркотики и с каждым годом укорачивал общую продолжительность жизни, тем самым уменьшая нагрузку на социалку.
        Медленно, но верно костяком человечества становится класс высоколобых. В их сегменте растет и продолжительность жизни, и активный возраст, и прочие важные для прогресса показатели.
        Вообще, как я заметил, в рабочих низшего звена перестали нуждаться. Видимо, потому наказания за езду в пьяном виде, за воровство или грабеж увеличились в разы.
        Эльвира в самом деле очень хорошо чувствует людей, убедился еще на ее выборе первых троих сотрудников. Маринка, Антонина и Вероника Давыдовна, яркие и красивые женщины, оказались на диво прекрасными работниками, в чем я быстро убедился, несмотря на свою явную придирчивость к ним.
        А что к внедрению «Омеги» общество, или хотя бы высоколобая верхушка, готово, я убедился по своей все еще разрастающейся команде.
        Когда в области секса были сняты первые запреты, общество с упоением и азартом боролось за отмену остальных и со смаком нарушало их, демонстрируя как в быту, так и в фильмах, рекламе, баймах, фото, постерах, скринсэйверах, календарях и везде-везде, показывая свою прогрессивную революционность и продвинутость. Но когда бороться стало не с кем, вот она, победа полная и окончательная, ушло девяносто процентов очарования, осталась раздражающая обязанность что-то иногда делать в этой области, чтобы не мешало думать.
        Все три работают в мужском коллективе, практически не замечая, что он мужской, даже мужскими писсуарами пользуются умело, а наши самцы относятся к ним как к сотрудникам, не замечая различия насчет пола. И не из-за политкорректности, а в самом деле, что за ерунда…
        Сегодня Эльвира привела еще одну, я был в большом зале и распределял кому что грызть сегодня, она поколебалась, надо бы сперва прямо ко мне в кабинет, но посмотрела на меня внимательно, что-то решила и сказала громко:
        - Внимание! Представляю на испытательный срок новую сотрудницу. Зовут ее Лена, Елена Марковна, если кому так больше нравится. Она только закончила универ, там отличилась исполнительностью и аккуратностью, не запорола ни одного дела, поручаемого ей аспирантами и магистрами, что и для вас важно, не так ли?
        - Гм, - сказал Корнилов с сомнением.
        Эльвира продолжила:
        - Быстро вникает в суть и сама уже заготавливает все необходимое для следующего шага, высвобождая ваше драгоценное время для ничегонеделания, обычно именуемого глубокими размышлениями о сути бытия.
        На новенькую посматривали с вялым интересом, мне она понравилась, с виду, вообще-то, заурядная, но с хорошей фигурой, милым простым лицом, одна из тех, кто очень любит купаться голышом в открытых водоемах, девичья грация позволяет выглядеть всегда очаровательно, плавает ли или выходит по камням наверх.
        Еще у нее удивительно широкая нижняя челюсть, что придает странное очарование, хитренькая улыбка на губах и чуть лукавый взгляд, очень милое лицо, вроде бы даже простоватое, но полное обаяния.
        На меня посмотрела чуть снизу вверх, во взгляде читалось: что угодно, шеф, и как скажешь, хоть на капоте машины, хоть с головой под рулем, но это так, для проформы, сама понимает, теперь это обесценилось, и дополнительные бонусы не идут, но сказать все равно надо, это как «поза чемоданчика» у муравьев или горло молодого волка под зубы вожаку.
        …Генетики перестали рапортовать о расшифровке кода очередного динозавра, подумаешь - открытие!.. очень оно необходимо сельскому хозяйству, и наконец сообщили, что в самом деле добились крупного результата.
        И хотя снова ни тебе улучшенной кукурузы, ни клубники размером с яблоко, но все-таки интересное, хоть поговорить можно, это не динозавры. Разбирая геном человека, всегда удивлялись некому разнообразию при одновременной одинаковости основного набора генов. Теперь же после многих лет исследований удалось восстановить полную и четкую картину, как это происходило.
        Во-первых, разум не зародился в разных частях света, это всегда казалось умным людям слишком маловероятным совпадением, а возник в одной точке земного шара, ареал уже определен, сейчас уточняется сама точка. Да, миф об Адаме и Еве ближе к истине, чем рассуждения политкорректных гуманистов, что и науку готовы изнасиловать для толерантных выводов.
        Правда, возникновение разума сразу в двух особях, самце и самке, тоже маловероятно с точки зрения как математики, так и простой логики. Научные изыскания это подтвердили с большой точностью: разум сперва зародился в одном из самцов, тот и передавал свои гены дальше, среди его потомства часть унаследовала его способность мыслить… ну, на том же уровне, хотя большая часть оставалась просто животными.
        Эта способность к мышлению сперва присутствовала только у мужчин, так как им надо как-то общаться между собой при охоте, строить планы, договариваться, что и как кто сделает, чтобы завалить мамонта. Так длилось достаточно долго, целую эпоху, несколько сотен тысяч лет, но наконец способность мыслить удалось развить и у женщин…
        Этим и объясняется с одной стороны однообразие основных генов, так называемого стержня: все мужчины - потомки того первого пещерного мыслителя, а вот женщин брали всяких-разных, потому в потомстве появилась такая пестрота.
        У нас за обедом вспомнили, почесали язычками, только Люцифер выслушал и горько вздохнул:
        - Жаль, межвидового скрещивания не происходит! Иначе вот у Маринки вполне мог бы оказаться длинный лисий хвост и остроконечные ушки. Представляешь, как здорово?
        Корнилов посмотрел на него с подозрением:
        - Ты на что намекаешь? На содомию?
        Люцифер выставил перед собой ладони:
        - Остынь! Не думаешь ли, что пещерные жители так уж придерживались норм морали христианства, которые придут через миллион лет?
        Урланис потянулся, зевнул:
        - Да, а у Антонины сиськи были бы, как у козы…
        Люцифер махнул рукой и сказал безнадежным голосом:
        - Ну вот, опять свернули на сиськи… Раньше какие-то чудаки говорили, все дороги ведут в Рим! А теперь в какое место?
        - Ну, - сказал Урланис с достоинством, - зато теперь говорим правду. Что на уме, то и на языке. Хотя уверен, эту правду генетикам сказать не дадут. Насчет того, что мужчины были разумные, а женщины - нет. Неполиткорректно. Все-таки мы многие правильные вещи засовываем подальше в угол, чтобы не обидеть кого-то их непотребным видом.
        - Думаешь, появится опровержение?
        - Точно. Другая группа ученых сообщит, что по их уточненным данным этот процесс произошел одновременно. Ну, к примеру, тупая и ни разу не грамотная обезьяна родила близнецов: мальчика и девочку. И обе… или оба оказались разумными! В общем, мутация. Мутацией можно объяснить все на свете.
        - Слишком натянуто…
        - Ну и что? Зато политически верно.
        Кириченко повертел головой, задумался, держа в руке наполовину обглоданные бараньи ребрышки.
        - Интересно, как повернут в конце концов нашу работу…
        Все посмотрели на меня, я сдвинул плечами.
        - Уже поворачивают. Все. И как хотят. Но нам что? Мы должны работать, а на этих поворачивателей класть, как композиторы кладут на музыку.
        Глава 2
        По заказу Эльвиры бригада техников привезла и установила новейшее оборудование сканирования в комнате, которую по старинке называем отделом кадров.
        Не все успели поставить чип расширенной связи, но вовсе не потому, что террористы, просто не успели, некогда, другим были заняты, времени не хватило, в общем, довольно стандартное оборудование прошлого поколения, что-то типа усовершенствованного детектора лжи.
        Последние годы это стандартная процедура приема на работу. И никакого ущемления прав, не хочешь, не проходи, вон дверь, свободен. А кто хотел бы поступить, для такого обязательно подключение к мозгу, дабы просмотреть настоящее положение, а не нарисованное в хвастливом резюме.
        Стремительно уходят в прошлое такие понятия, как устроиться по блату, получить откат, пристроить родственника и прочее-прочее. Для того чтобы видеть ясную картину, с кем имеют дело, в отделах кадров и устанавливают сложное дорогостоящее оборудование, стационарное, чтобы можно было связаться без встраиваемого чипа.
        Когда техники фирмы-изготовителя настроили, отчитались, получили мою подпись и отбыли, Эльвира сказала мне заговорщицки:
        - Ну что, шеф… опробуем?
        Я дернулся:
        - Ты чего?
        - Надо же перепроверить, - объяснила она, улыбка на полных губах хитро-загадочная. - А то вдруг что не так… Давай, я в кресло, а ты начинай смотреть, что у меня в голове и в чернющем сердце, как говорили гадалки.
        Я помотал головой так решительно, что уши захлопали, как у большой охотничьей собаки.
        - Ни за что!
        - Почему?
        - Такое увижу, - сказал я с ужасом, - ночи спать не буду!
        Ее глаза чуть сузились, она в самом деле стала похожа на хищницу.
        - Это может быть, - произнесла она с расстановкой, - но по другой причине…
        - Какой?
        - Увидишь, - пообещала она, - кого теряешь…
        Кириченко и Люцифер тут же принялись опробовать аппаратуру, восторгались, заговорили, что уже вот-вот, уже скоро начнем переселяться в компьютеры, оба фанаты этой идеи, как вот, к примеру, Урланис - фанат полностью биологического тела, но генетически модифицированного, чтоб и не болеть, и голым на мороз, и на дно моря, и даже в открытый космос, чтоб на Марсе яблони сажать…
        - Шеф, - сказал Кириченко приглашающе, - первый шажок? А на второй уже будем наполовину на харде?
        Я промолчал, что для меня идея насчет переселения человека в компы полный бред. Другое дело - сращивание с ним человека. Это началось еще в седой древности, когда научились складывать два и два, сдвигая щепочки или камешки. А когда появились деревянные счеты, был сделан гигантский скачок к полуавтоматизации процесса. Потом появились электронные калькуляторы, а теперь вон у каждого огромный объем информации на винте, что, вообще-то, дико, когда есть мгновенный доступ в инет из любой точки планеты.
        Но мы консерваторы, по старинке больше доверяем тому, что «наше». Потому и громоздятся дома петабайтные внешние харды, а самые недоверчивые тратят большие деньги на их миниатюрные варианты и носят с собой, как добавочные мозги, без которых современный человек уже как бы и не человек, потому что соображает медленнее, долго ищет информацию, не успевает вовремя сориентироваться в лавине новостей и выбрать нужное.
        Эльвира понаблюдала, что уже наши вникают в инструкции, говорят о тонкостях, о которых техники не упомянули, на громкие голоса прибежали из своих норок Маринка и Антонина, тоже любопытствующие, на меня поглядывают с опаской, вдруг с грозным ревом погоню обратно арбайтен, но я настороженно всматривался в Эльвиру, что-то подозрительно ласкова, едва не мурлыкает, я, вообще-то, с женщинами схожусь трудно, а с этой вообще как среди высоковольтных проводов.
        - Ты здорова? - спросил я с беспокойством.
        Она приподняла брови:
        - А что, цвет лица не тот?
        - Нет, но… ты какая-то сейчас… не хищная.
        Она улыбнулась, покачала головой:
        - Ошибаешься. Я всегда хищница. Думаю, тебе об этом, наверное, уже все уши прожужженили.
        Я ответил настороженно:
        - Пока нет… А прожужженят?
        - Странно, - удивилась она. - По мне же все видно с первого взгляда! Значит, решили, что ты сам все понимаешь. А ты вот такой особо невнимательный… Да, я хищница, охотница на мужчин. Мне нужен только самый лучший. Не знаю, такое, наверное, у меня в крови…
        - Ну, - пробормотал я с осторожностью, - мы отводим инстинктам слишком уж большую роль.
        - Может быть, - согласилась она, - но тут уж ничего не поделаешь. Это вам ничего не стоит за год обрюхатить тысячу женщин, только и хапаете всех, не особенно и рассматривая, а мы, женщины, можем за это же время зачать, выносить и родить только одного ребенка! Потому нам нужен только самый лучший.
        - Но все, - осторожненько сказал я, - как-то примиряются, что самых лучших на всех не хватит. Они не самые, вот и мужья у них такие же… Что и справедливо, верно?
        - Верно, - согласилась она. - Но я - самая! И мне нужен самый. Потому я тогда и подошла к тебе в том кафе…
        Я поперхнулся воздухом, закашлялся. Эльвира легонько постучала по спине.
        - Чего? - спросил я одурело. - Мне казалось, ты подошла посмеяться!
        - Почему так?
        - Ты сразу начала расспрашивать, что я такое…
        Она посмотрела с удивлением.
        - А как иначе? Мы, охотницы на мужей, сразу к цели. Не видел, как сова хватает мышь? Я должна была понять, почему меня, такую красивую и блистательную… ты с этим согласен?.. потянуло к парню в мятой рубашке, плохо подстриженному и в брюках прошлого сезона.
        Я посмотрел с любопытством, все мы сразу оживаем, когда говорят о нас.
        - И что выяснила?
        Она поморщилась:
        - Ничего. Потому и была с тобой так долго, стараясь разобраться. Вокруг меня столько женихов вертелось и сейчас вертится: богатых, красивых, умных, из высшего общества! Элита элит.
        Я поинтересовался осторожненько:
        - Ты за это время… так и не сходила замуж?
        Она взглянула на меня из-под приспущенных длинных век с некоторой насмешливостью.
        - А какая теперь необходимость? Раньше у замужней хоть повышался статус. И даже у разведенной… Наверное, я берегла себя для тебя.
        Она произнесла негромко и так просто, словно это само собой разумеющееся, а я сжался в ком, почему-то чувствуя себя говнюком, а она вот такая чистая и возвышенная, мать-мать, это она-то возвышенная, зверюка и хыщница, охотница, хватательница…
        - И… как ты снова?..
        Она сдвинула плечами:
        - Сама не знаю. Словно меня что-то повело в сторону. У нас, женщин, лучше развит инстинкт. А у меня так вообще… В общем, я поддалась ему и вышла к вашей фирме…
        - Это не фирма, - поспешно сказал я. - Лаборатория.
        - Да как ни назови, нам, женщинам, без разницы, как вы называете свои игрушки. Там был ты, вот что главное. И я поняла, что на этот раз я тебя ухвачу…
        - Как сова мышь? - сострил я, но прозвучало почему-то жалко. - Да уж, повезло мне…
        - Или ухвачусь, - уточнила она, - так, что не сумеешь от себя отодрать.
        - Отдеру, - пообещал я.
        - Пойдет кровь.
        - Настолько сроднимся?
        Я спрашивал насмешливо, даже мысль о том, что я и эта светская львица можем иметь что-то общее, кажется чудовищно нелепой, однако она смотрела очень серьезно, и кивнула, не сводя с меня пристального взгляда.
        - Мы уже вместе, - произнесла она негромко. - Только ты этого, как все мужчины, еще не замечаешь. С того дня, как мы расстались… у меня так и не было мужчины. Ну, было что-то, какие-то тени, ни одну не помню, хотя родители говорят, что партии были самые лучшие… и вот сейчас я снова чувствую себя в мужских руках.
        - Гм, - сказал я.
        - Хоть ты ко мне еще не притронулся, - уточнила она. - Но нам, женщинам, это не самое важное. Я чувствую, что я в твоей власти, чувствую себя в твоем поле, твоем пространстве, мне уютно, надежно и защищенно. Хоть ты меня и не думаешь защищать, еще бы, но мне все равно под твоей рукой, как цыпленку под крылом у матери… Вам, мужчинам, недоступно такое чувство… Вы существа сильные, прямые и простые.
        Я чувствовал, что все сильнее нервничаю, проговорил чуточку бойчее, чем сам хотел:
        - А не странно, что Сверхсущество тебе вот такое подсказывает насчет меня, а мне совсем наоборот?
        Она переспросила:
        - Так уж и наоборот?
        Я уточнил:
        - Ну, если совсем уж правду, то вообще ничего. Молчит, как кистеперая рыба в Гренландии. А так не должно бы, как ты думаешь?
        Она сказала уверенно:
        - Сверхсущество говорит и тебе то же самое! Я уверена. Только ты весь в работе, мужчины вообще смотрят на горизонт и думают, а что же там за той чертой, а вот мы, женщины, лучше прислушиваемся к себе, и к тому, что говорит сердце.
        - А мне сердце говорит, - ответил я, - что, если не подготовим достаточно внятный отчет в Фонд Клинтона, нам могут больше не выделить денег!
        - Выделят, - ответил она, - сам знаешь, что выделят. Вы сделали так много, открытие настолько грандиозное, что теперь осталось только купаться в славе… или уверенно идти и закреплять успех.
        - Так выглядит со стороны? - спросил я. - Здорово. А я думал, все видят, как мы тут трясемся и бьемся головами в стены, потому что никак не поставим работу на строгую научную основу… а для нас ничего нет хуже.
        - У тебя все получится, - сказала она убежденно. - А потом будешь приходить с работы, падать без сил, а я буду тебя чесать и гладить, купать и мыть тебе уши, стричь волосы в носу, тереть пемзой пятки, а ты будешь блаженно хрюкать, балдеть и набираться новых сил для будущих битв и побед…
        - Заманчиво, - признался я. - Только вот не могу себе представить, чтобы ты терла мне пятки пемзой. Скорее, утопишь.
        Она посмотрела серьезно и произнесла загадочно:
        - А ты попробуй. Чего боишься? Мы ведь уже были вместе.
        Я покачал головой:
        - Мы просто вязались. Бездумно, как все подростки. А сейчас ты о таких святых вещах, что просто не знаю… Ты, и стрижешь мне волосы в ушах, а не отрезаешь сами уши, что представить куда легче!
        Она засмеялась:
        - Брыкайся, брыкайся! Я додавлю все равно. И посажу в ванну, и буду купать, и буду стричь тебе ногти на задних лапах, и чесать все, что захочешь, потому что этого хочется моей натуре, а она у меня мудрая, хоть и глупая.
        Глава 3
        Кириченко спустился в буфет за соком, но вернулся с таким огромным бутербродом, что бицепс вздулся, будто держит гантель, включил жвачник, пока сам азартно чавкал, поглощая вредные холестерины.
        В телестудии пятеро экспертов с фальшивым энтузиазмом расхваливали последний фильм студии Голден Майерс, где задействованы живые актеры.
        Урланис охнул и сразу засобирался, суетливо начал уговаривать присоединиться к нему, надо же успеть насладиться последним шедевром. С этого дня все фильмы станут сниматься только в труанимации, это доказало и коммерческую окупаемость, и более высокий уровень игры компьютерных актеров.
        - Пойдешь? - спросил он у Маринки.
        Она замотала головой:
        - Я не настолько старомодна, уж прости. Я давно смотрю только трюшников.
        - Да это как память уходящему, - сказал он с надеждой. - Почетные проводы, так сказать.
        Она фыркнула:
        - Ты и последнюю телегу провожал со слезами? А в музей ходишь смотреть на каменные топоры и видеомагнитофоны?.. Извини, я предпочитаю парней с более современными вкусами. Да и вообще на свете много поинтереснее… Вот смотри, что по жвачнику показывают! Живут же люди! Весело, насыщенно…
        Она переключила канал, оттуда пахнуло дымом, раздались душераздирающие крики, истошно взвыла санитарная машина, замелькали окровавленные лица.
        Урланис вслушался в скороговорку дикторши, тяжело вздохнул:
        - Да, там не скучно. Сразу два теракта в турецкой части Курдистана… Что за народ эти курды? Семьсот лет драться за независимость, которой у них никогда не было?.. Русские уже за пару поколений забыли, что они русские. А этих турки как ни нагибают, но курды не сдаются…
        Люцифер спросил лениво:
        - Это есть хорошо?
        - Хорошо, - ответил Урланис с убеждением. - Это достойно! Мужественная борьба за свои права. Мало таких… разве что баски?
        - А русские, - сказал Корнилов воинственно, - их татаро-монгольское иго не превратило же в татар?
        Урланис хохотнул:
        - Учите матчасть, юноша. После Батыева похода татары на Руси вообще не появлялись, а дань собирали русские князья и сами отвозили в Золотую Орду. Не-е-ет, у нас нет такой стойкости, как у курдов или басков. Вон русских после революции убежало во Францию несколько миллионов, но уже через пару поколений там были только французы. Так же охотно русские становятся немцами, англичанами, американцами, шведами…
        Вертиков слушал-слушал, наконец громко крякнул, все повернули к нему головы, он сказал бодро:
        - Отсюда вывод: самый идеальный народ для будущего - русский. Без всякого бараньего упрямства, что, дескать, раз наше, значит - лучшее, мы перенимаем именно лучшее вне зависимости, немецкое это или французское. Когда-то все высшее общество России говорило на немецком, потом - на французском, сейчас стыдно не знать английского, мы покупаем импортные автомобили и не желаем смотреть на отечественные… разве это не признак раскованного сознания, всегда готового принять действительно новые идеи, новые учения, новые реалии?
        Кириченко сказал лениво:
        - А я вообще не понимаю, надо ли вообще помнить о такой ерунде, как национальности? Мы с нарастающей скоростью идем к сингулярности, не забыли?
        - Не идем, - поправил Урланис, - нас уже тащит. Несет, как в половодье. Не успеем сказать «мама»…
        Корнилов ответил очень серьезно:
        - К сожалению, не оправдались прогнозы, что все будем сливаться в одну нацию землян. Кто-то да, вливается в эту общность легко и просто, но другие, напротив, усиленно начинают искать отличия своей расы, народа, языка, вспоминают старые обиды от соседей…
        Вертиков напомнил серьезным голосом:
        - Потому и запретили во всех странах проводить Дни Победы, Дни независимости и прочие памятные даты?
        Люцифер вздохнул:
        - Ты не поверишь, но грузины до сих пор обижены на армян, что те семьсот лет назад ударили им в спину, когда те дрались то ли с татарами, то ли еще с кем-то, татары переживают за свою исчезнувшую империю и болезненно реагируют на дни в календаре, когда случилась Куликовская битва… Не все, конечно, но их число не уменьшается, вот что тревожит наших политиков.
        Вертиков пробормотал:
        - Ну, Батый одно, а сталинские репрессии, о которых только и говорят - другое… вроде бы. Если ты об этом не говоришь и не обличаешь, то ты вроде бы и не демократ, а тайный коммунист или карбонарий!
        Я сдвинул плечами:
        - По мне это то же самое, что расследовать деятельность Ивана Грозного. Сейчас другая мораль и другие нравы, чем в те времена. Большевики почти в той же эпохе!..
        Вертиков возразил:
        - Ну уж не скажите! Еще живы люди, заставшие советскую власть…
        Кириченко сказал авторитетно:
        - Если они о ней еще помнят и говорят, то дураки они все. Зацикленные. Не понимают, что мир сейчас совсем-совсем другой. И никакой преемственности нет и быть не должно!
        Вертиков повернулся к нему от своего стола вместе с креслом, наклонил голову, всматриваясь поверх очков.
        - Правда? Страна вольна не отвечать за долги прошлого правительства?
        Кириченко сдвинул плечами:
        - Как тебе сказать…
        - Да так и скажи!
        - Да никто не скажет, - заявил Корнилов со своего места. - За долги правительства и обязательства предыдущего президента - конечно, да. И за предпредыдущего. И даже еще за предпредпред. Или вон Германия выплачивала всем обиженным Гитлером странам компенсации… Но до каких временных рамок? Должны ли мы предъявлять французам претензии за поход Наполеона на Москву, которую он сжег? Да, ладно, пусть он, кто теперь будет разбираться?.. Недавно Египет предъявил претензии Израилю за то, что перед знаменитым Исходом из страны евреи ограбили всех богатейших египтян и унесли с собой все их сокровища, о чем и признались в Библии. Сумма на сегодняшний день набежала с процентами в пару сот триллионов долларов. А потребовали на полном серьезе!
        Вертиков поморщился:
        - Ну, ты это слишком далеко залез…
        - А как не далеко? Где грань?.. Нет ее, сам знаешь. Можно только обсуждать такие случаи и о каждом договариваться отдельно. Так и в нашем случае. Нет у нас ориентиров.
        - То древние времена, - возразил Вертиков, - а вот Вторая мировая недавно закончилась, ее участники каждый год маршируют по площадям своих столиц!
        - Тоже дураки, - сказал Корнилов безапелляционно. - Вторая мировая была в той же древности, что и греко-римские и татаро-монгольские. Дело не в том, сколько ушлепало лет.
        - А в чем?
        - Изменениях, - отрезал Корнилов. - Мы все совсем другие. Во вторую мировую немцы разбомбили деревушку Ковентри, а англичане в отместку превратили в руины Кельн, сокровищницу Германии, хотя там не было никаких военных частей или заводов. Просто в отместку! Американцы за несколько массированных налетов превратили в груду щебня другую жемчужину Германии - Дрезден, тоже абсолютно мирный город. А сейчас, как знаешь, за каждого убитого гражданского, сунувшегося под пули во время операции по отлову террористов где-нить в Ираке или Афгане, столько крику, что президенты со слезами извиняются! Все изменилось, все стали другими. Мы живем в другом мире.
        Вертиков сказал непреклонно:
        - Нет уж, нет уж!.. Если это была вина - должны быть наказаны по всей строгости. Если ошибки по дурости - должны покаяться прилюдно и даже всенародно.
        - Ошибки, - сказал Кириченко.
        - Ошибки, - согласился Вертиков. - И перегибы.
        Корнилов прорычал раздраженно:
        - Ошибки, ошибки… Что вы, блин, какие-то мелкотемные? Да самую большую ошибку совершил князь Владимир, когда принял православие! А все, что потом, это следствие той грандиозной ошибки. Это ж только православие ухитрилось абсолютно ничего не добавить к учению тех, кто жил во время Христа, потому и гордо именует себя апостольской! И потому только у православных такое презрение к труду, к богатству, восхваление бедноты и всяких юродивых!.. Только у нас в ходу эти поговорки «От труда не станет богат, а только горбат», «Всех денег не заработаешь»… щас, погодите…
        Он быстро завертел в воздухе замысловатую фигуру. Экран, наученный распознавать сигналы, данные руками, засветился, быстро пробежали строки, высветилось подсвеченное красным: «Дело не голуби, не разлетятся», «Работа не черт, в воду не уйдет», «У бога дней впереди много, наработаемся»…
        Вертиков прервал:
        - Хватит-хватит! Я могу и похлеще подобрать, подумаешь. Из устного народного… И что?
        Корнилов сказал сердито:
        - А то, что апостольские заповеди создавались в ту эпоху… эх, да вам что, повылазило? Только у нас в ходу эти расхожие мудрости… вот смотри, это оттуда же, из Даля: «Богатому черти деньги куют», «Лишние деньги - лишняя забота», «Будешь богат, будешь и рогат», «Кто богат, тот и рогат», «Деньги, что каменья: тяжело на душу ложатся», «Богатый совести не купит, а свою погубляет», «Деньгами души не выкупишь», «Меньше денег - меньше хлопот», «Без денег сон крепче»… Только в России до сих пор уверены, что если человек богат - то он вор и жулик! А если бедный, то, естественно, сама добродетель.
        Кириченко прервал:
        - Корень, уймись. Я на твоей стороне. Только православные уверены, что Билл Гейтс, все еще самый богатый человек на планете, не попадет в рай, но католики и протестанты знают, что для него игольное ушко расширится так, чтобы он не протискивался, а прошел свободно, растопырив локти, ибо это великий человек, заработал, а не украл, и заработанные деньги раздал на полезные дела. Но что предлагаешь? Сменить религию?
        Корнилов сказал с вызовом:
        - А почему нет?
        Кириченко покачал головой:
        - Поезд ушел.
        - Да мне твои иносказания…
        - Какие иносказания? Религию за один день не сменишь. Тебе одному да, как и отдельным людям, но народу… А за это время наступит сингулярность. Куда, полагаю, православных брать вообще не стоит.
        Вертиков возразил:
        - Богатый богатому рознь. Билл Гейтс бесспорно войдет в Царство Небесное Сингулярности, а вот абсолютное большинство миллиардеров - нет, что и понятно. На те деньги, что пускались на самые огромные в мире яхты и собственные «боинги» с бассейнами и гаремами, можно было бы чуточку приблизить сингулярность, но, увы, не приблизили, и как результат - многие очень достойные люди до нее не доживут.
        Люцифер сказал мудро:
        - Мы все поэтизируем свою позицию, не только находим в ней плюсы, но и считаем ее лучшей. Это нам нужно для нормализации своей психики, иначе у каждого из нас разовьется язва желудка. Помню, когда я был молод и ездил в автобусе, с пеной у рта доказывал преимущества общественного транспорта: могу сесть и раскрыть книжку, а если нет места, читаю стоя. Если слишком тесно, отвернусь к окну и любуюсь проносящимися домами, мозг продолжает неспешно работать над проблемами… А в автомобиле все время сосредоточен на педали газа, тормозе, кручу руль, смотрю на светофор, на этих проклятых двуногих, что перебегают дорогу, опасаюсь превысить скорость нарушить правила, выскочить на встречку… Но едва купил свой первый автомобиль, это был простенький «жигуль», с каким презрением стал смотреть на тех, кто теснится в автобусе! Неудачники…
        Корнилов кивнул:
        - Полагаешь, все эти вопли против бессмертия вроде твоей позиции автобусника?
        - Абсолютно. Одни понимают, что банально не доживут, другие знают, что не с их финансами обрести бессмертие в первых рядах, а ждать, когда подешевеет достаточно… тоже не дождутся. Вон автомобили уже сто пятьдесят лет бегают, а пока что не каждый может купить… достаточно приличный. Но объяви мы о бессмертии сегодня вечером, и что стоит оно рупь кучка, то уже ночью все эти протестующие будут занимать очереди к офису, раздавать номерки, а с раннего утра увидим, как огромная толпа вчерашних «антибессмертников» стоит у порога с просьбой дать им это желанное бессмертие!
        - На удешевление технологии, - сказал Корнилов задумчиво, - я тоже рассчитываю, но не стал бы так уж полагаться… гм… Коттеджи, они же виллы, строили в массовом порядке еще в Древнем Риме, однако что-то не удешевились так уж… В среднем коттеджик стоит около миллиона долларов, а это не каждому по карману. Я имею в виду нормальный средний и дешевый коттедж из кирпича, а не те из тонких дощечек во Флориде, что рассыпаются от любого ветерка или наводнения…
        К нам робко подошла Маринка, прислушалась застенчиво, сказала живеньким голоском:
        - А мне нравится, когда от могучего удара в челюсть герой летит в стену, она разлетается так это красиво во все стороны, а он выкатывается на улицу, не повредив даже прическу! Всегда думаю, а как бы через наши привычные стены в два кирпича?
        Люцифер заявил с апломбом:
        - А давайте соберем все те глупости и полную дурь, что довлевает… или довлеет, как правильно, над умами большинства населения…
        - У большинства населения нет ума, - педантично поправил обожающий точность Вертиков. - Есть вычитанные в новостях авторитетные мнения.
        Люцифер отмахнулся:
        - Да ладно, ты же понял?..
        - А что за глупости?
        Люцифер сказал жизнерадостно:
        - Да вот щас по жвачнику идет многосезонный сериал про космические приключения. Там через три тысячи лет в раздираемой войнами галактике снуют контрабандисты, торговцы наркотиками, процветает рабство, а с ними борется кучка отважных…
        Вертиков сделал вид, что зевнул, умирая от скуки, посоветовал хладнокровно:
        - Ты поконкретнее. Под это описание подходит две сотни полномасштабных сериалов и тысяча крупнобюджетных фильмов. Ты имена, даты, явки, пароли…
        Люцифер развел руками:
        - Я ж не знал, что так много! Жвачник не смотрю, это вчера зашел в комнату тещи, а она эту хрень смотрит…
        Кириченко спросил с интересом:
        - Ты заходишь в комнату тещи?
        Люцифер кивнул, прищурился хитро:
        - Теща у меня красотка, каких поискать. И всего на пять лет меня старше. Правда, так следит за собой, что прямо школьница по виду.
        - С такой бы и я, - сказал Кириченко грустно. - Завидую… Так что собираешься делать со своими дуростями?
        - Они не мои, - ответил Люцифер. - Я бы создал музей над названием: «Люди, плюйте на них!.. Таких дураков вы еще не видели!».
        - Плевать на людей не совсем прилично, - укорила Маринка. - К тому же нынешние не поймут прикола, а следующее поколение не захочет даже смотреть на таких придурков.
        Люцифер задумался, почесал пальцем кончик носа, потом возразил:
        - Ну хоть похвастаться, какие мы умные! Живем среди дураков, как жабы на кочке среди огромного океана.
        - Милосерднее надо быть, - укорил я. - Иначе тобой займется Бюро Милосердия, перевоспитывать будут. Господь велел быть добрее к людям.
        Кириченко посмотрел на меня с великим подозрением.
        - Что-то вы, дорогой шеф, слишком часто стали на Библию ссылаться. Это как? Воцерковились?
        Урланис тоже взглянул на меня с интересом:
        - Я тоже заметил.
        Я посмотрел на них строго и свысока:
        - До меня дошло то, что до вас дойдет еще не скоро. Если еще дойдет…
        - Ну-ну, что это за истина?
        - Никто из вас не станет отрицать, - сказал я, - что цивилизация наша построена на законах, впервые сформулированных в Библии.
        Кириченко сказал горячо:
        - Ничего подобного! Эти «не убий», «не укради» появились еще в пещерном веке! Иначе бы отдельные особи не сумели бы сплотиться в общество и жить в нем сообща.
        Я сказал высокомерно, как и положено шефу:
        - А я спорю? Нет. Но покажите мне те записанные законы! А Библию я вам покажу. Потому на Библию и ссылаюсь. И другие ссылаются именно на нее. Таким образом у нас есть общая платформа, на которой можем дискутировать. Там есть примеры на все случаи жизни. И гнев Божий, когда он сжег Содом и Гоморру с разными мелкими городишками в придачу, и сластолюбивые старцы, что подглядывали за купающейся Сюзанной… ну как вон наш озабоченный Вертиков…
        Вертиков возопил:
        - Ни за кем я не подглядываю!
        - Содом и Гоморра, - сказал Корнилов глубокомысленно, - как пример, что нельзя полностью отделить козлов от козлищ, и Господь сжег города нечестивцев с редкими жителями праведного поведения. Кроме того, он не разбирался, кто злостный содомитянин, то есть сам этим занимается и других усиленно совращает, а кто раз-другой попробовал и завязал, предпочитает с женой… Это как пример, чтоб правозащитники заткнулись, что вчера юсовцы разбомбили колонну вооруженных талибов, а заодно прибили троих случайных прохожих. Сам Господь проводил такие зачистки!
        Вертиков спросил с подозрением:
        - А при чем тут те… что подглядывали?
        - А при том, - объяснил я ласково, - что все мы люди. У всех есть грешки. Но это не мешает в остальном быть достойными людьми. Милосерднее надо быть, хлопче. Ну подглядывали, ну мастурбировали, ну… да ладно, люди ж, не ангелы. Потому можем открыться с этими проклятыми чипами. Ничего особенно стыдного…
        Урланис буркнул:
        - Ну, за купающейся Сюзанной… это ладно, могу признаться. Это даже как бы по-мужски, хоть и чуточку с краю. А в остальном хоть бейте, хоть пальцы ломайте…
        Кириченко сказал ласково:
        - А и не нужно признаваться. Наш шеф и без чипа все увидит. У него прямой канал с Богом.
        Урланис посмотрел на меня с подозрением:
        - Да? Ни фига, пусть сперва отыщет в том месиве. Я ж не бегаю там среди неандертальцев с табличкой «Вот я - Урланис!». А чип - зло, это сразу адрес, емэйл, паспортные данные, отпечатки пальцев и сетчатки, что пил и что нюхал, а если еще жену шефа ненароком потрогал за жопу, то хоть это надо было бы скрыть, безопасности нашего любимого президента это не грозит.
        Глава 4
        Эльвира исчезла на трое суток, вернулась загорелая, с крупными бриллиантовыми серьгами и огромным кулоном из чего-то драгоценного на груди. Я не спрашивал, где была и почему исчезала, таким образом подчеркиваю, что совсем в ней и не нуждаюсь, даже вот в упор не вижу, есть она на работе или нет. Но ребята в первый же день узнали, что она побывала где-то в южных морях, где ее дедушка купил приличных размеров остров, а теперь вот снес там все постройки и восхотел построить дворец в окружении садов и фонтанов. Эльвира что-то там советовала, как я понимаю, чутье у нее на красивое есть, я ни разу не видел, чтобы надела что-то не то, сказала или сделала.
        Люцифер завистливо повздыхал на старую тему, что вот те, кто были крутыми коммунистами и душили демократию, потом враз стали демократами и тут же прихватили от народного достояния какие-то там десятки миллиардиков в долларах.
        Я промолчал, для меня уже аксиома, что короли правили всегда. Многим кажется, что пришла демократия и королевскую власть сперва ограничили, потом упразднили, но это версия для простого народа, чтоб у него оставалась иллюзия, будто от «голосов трудящихся» что-то зависит, в том числе и смена власти.
        На самом же деле сменились только декорации, а выборы служат для поддержания иллюзии, что народ выбирает сам. Ага, выбирает, как же. Если бы народ выбирал, президентами становились бы топовые футболисты или хоккеисты, а еще автогонщики «Формулы-1». Может быть, еще ведущие идиотских шоу для простых и очень даже простых, но нам предлагают поверить, что это народ избирает на пост президента непонятного им профессора-юриста, известного узкому кругу таких же нелепых яйцеголовых новой трактовкой экономического закона о фьючерсах!
        Королями и вообще правителями всегда становились благодаря отваге и грубой силе, которой пользовались себе в утеху: право первой брачной ночи, самовольная раздача земель и замков, титулов. А когда этого показалось мало, то закрепили это право и для потомков, придумав закон о престолонаследии.
        Но постепенно, дабы облегчить себе жизнь, короли передавали часть своих обременительных полномочий придуманному якобы народом парламенту, а затем и вовсе отказались от слишком клоунских атрибутов власти, вроде мантии и короны, предпочитая власть реальную. Престолонаследия тоже нет, уже поняли, что это вырождение для семьи. Билл Гейтс все деньги и все имущество, как принято у современных правителей мира, завещал научным центрам и благотворительным фондам, а своим детям выделил всего полпроцента. И вообще миллионеры и миллиардеры издавна заставляли детей даже в каникулы подрабатывать разносчиками газет или чистильщиками обуви, в то время как дети рабочих все лето балдели и нежились в лагерях, ничем себя не утруждая.
        Да и мы, понимая все правильно, намного больше уважаем Гейтса, Сорреса, Брауна или Ахмадинежада, чем королевские семьи, в той же Англии или Бельгии. Все-таки на нынешних королей и королев смотрим, как на потешных клоунов, а власть вон у глав НАТО, МВФ, президентов и премьеров.
        Войны алой и белой розы сменились предвыборными баталиями, а смена династий плантагенетов и тюдоров - сменой лейбористов и консерваторов, но результат, вообще-то, один: народ на самом деле не участвует. Точнее, его участвуют, манипулируя так ловко, что даже не самые глупые уверены, будто они в самом деле участвуют в выборе курса своей страны, и это наполняет их сердца гордостью, и потому работают больше, лучше, с максимальной отдачей, что королям и требуется.
        Из того же корыта поят стадо и политкорректностью, прекрасным изобретением власть имущих, которым нужно, чтобы население трудилось в рабочее время и развлекалось в свободное, но не ломало голову над проблемами иммиграции, феминизма, расового превосходства, политики, экономики, гомосексуализма, педофилии, скотоложства…
        Дескать, все хорошо и все поют, будьте добрыми ко всем, будьте толерантными, не заморачивайтесь над тем, педик ли ваш сосед, почему носит чадру ваша соседка и почему вдруг с собора Парижской Богоматери начали кричать муэдзины, призывая Европу к молитве во славу Аллаха.
        Потому говорить о демократии… можно сколько угодно, но авторитарность власти в «демократических государствах» уже сейчас выше, чем была при Сталине или Гитлере, и уже выше, чем в Северной Корее. Естественно, при усиливающемся тотальном контроле эта власть будет все жестче.
        Я покосился на Эльвиру, она с раскрасневшимся лицом и горящими глазами рассказывала о страшной и хитрой собаке их соседа, что лениво лежит себе на кресле и всех впускает в квартиру, а потом ложится у порога и не выпускает. Наши девушки слушали, ахали, я помалкивал с некоторым облегчением, хоть в этом непробиваемая Эльвира дура дурой, что ах как хорошо, уж мы-то, собачники, знаем эту легенду и сами ее поддерживаем, пусть думают, что собаки у нас именно такие.
        На самом деле любая собака ложится у порога в надежде, что ее возьмут с собой, когда будут выходить, и она вдоволь побегает возле дома на свежем воздухе, пока придут хозяева. Но грабители или нечаянные гости обычно не решаются даже приблизиться к грозно лежащей у выхода собаке. Им кажется, что только подойди, сразу кинется и разорвет горло…
        Кириченко посмотрел на меня и поддакнул:
        - Да, эти собаки такие хитрые! Если сразу не пустить в квартиру, хозяева не узнают и не похвалят, а так за поимку чё-нить лакомое, будут чесать и гладить, говорить ласковые слова…
        Легкая улыбка скользнула по губам Эльвиры, она именно этими словами стращала меня, что вот додавит и будет чесать и гладить, говорить ласковые слова, да еще и в ванне стричь когти на задних лапах…
        Среди новостей о потрясающей победе нашей сборной по футболу над лучшей командой Эстонии и скандалом с участием депутата Казанцева на вечеринке с Аней Межелайтис как-то малозаметно проскользнула информация, что православная церковь, руководствуясь исключительно гуманностью и единством христианства, соглашается заключить союз, иначе - унию, с католической.
        Большинству населения это ничего не сказало, народ вообще полагает, что христианство и православие - синонимы, одно и то же, чё это они там сами с собой заключают, делать им нечего, растлевать больше некого, што ли, но Кириченко, истинный патриот, сразу запечалился, что это же поглощение слабого православия более жизнеспособным конкурентным католицизмом.
        Я промолчал, вообще-то, предпочел бы протестантский вариант католицизма, ну… да ладно. Правительству почему-то захотелось таким пактом продемонстрировать единство с Европой и на какое-то время отсрочить полный контроль Штатов над собой.
        Урланис начал перечислять сроки, в которые обряды православной постепенно заменятся католическими, Корнилов одобрил, Вертиков сказал, что давно пора, а Люцифер буркнул:
        - Опоздали. Это надо было сделать еще при Никоне. Или хотя бы при Петре Первом.
        - Ну, - возразил Урланис, - мало ли что надо было!.. Но хоть сейчас-то…
        Кириченко отмахнулся:
        - Сейчас даже католическая церковь не имеет влияния в обществе. Репортаж из Ватикана о торжественном слиянии, названном эпохальным, посмотрят полпроцента от числа тех, кто в это же время будет смотреть концерт Хемика на сцене Гваделупска.
        - Это неважно, - заявил Корнилов бодро. - Главное, католическое мировоззрение прививает любовь к труду. Католики трудятся, как муравьи. Там нет нашенского: «От труда не будешь богат, а будешь горбат».
        - Это католическое прививает? - спросил Кириченко скептически. - По-моему, работать никто не любит.
        - Но нигде этим не гордятся, - возразил Урланис. - И не бахвалятся, как у нас. Работают, пусть и через силу, но все-таки работают! А знаешь, в чем разница?
        Он терпеливо начал объяснять главную и ту единственную разницу, которую стоит принимать во внимание. Православие восприняло все заветы апостолов Христа как непререкаемые законы и свято исполняет их по сей день, не отклоняясь ни на йоту. За это православие называют… вернее, она само себя называет, апостольской церковью. Католицизм, кстати, вообще отказывает православию в праве называться полноценной религией, низводя ее на роль секты.
        Католицизм же воспринял учение Христа именно как учение. А учение нужно развивать и дополнять, иначе оно мертво. Для католиков заветы апостолов - первый камешек в основании великого Храма Небесного, который надо выстроить на земле, потому начали вытесывать другие камешки самостоятельно и громоздить их сверху. Иногда удачно, иногда нет, бывало, и стены рушились, и окна кривые, и двери то слишком узкие, то чересчур широкие, строителей ловили за руку за продажу строительного камня налево, торговлю индульгенциями, инквизицию. Кто-то из строителей, давших обет безбрачия, вовсю плодил детей, а некоторые даже растлевали мальчиков, но все же великий Собор строился, рос. Среди строителей время от времени вспыхивали войны из-за того, как правильно строить, появлялись кальвинисты, протестанты, ариане, иногда вспыхивала жестокая резня, но из моря крови поднимались новые мыслители и предлагали новые пути развития и строительства нового общества, еще более высокого и справедливого…
        Словом, католицизм изначально был постулирован, как наука о возвышении и развитии человеческого общества в целом и каждого человека в отдельности. А любая наука развивается, дает ростки, отводки в стороны, и только время решает, каким ветвям засохнуть, а какие возьмут на себя роль вершины, а там тоже дадут новые ветви. То же протестанство, провозглашенное еретиком Лютером, сквозь кровь и войны пробилось, выжило и доказало жизненную силу, теперь вон США полностью протестантские, там только один из президентов был католиком, да и того застрелили вскоре, все остальные - протестанты.
        Так что католицизм с точки зрения православия - даже не религия. Это что-то вроде политической экономии, только на философско-духовном уровне. Католицизм вел человека, не оставляя ни на минуту от рождения и до смерти, сам менялся и человека менял, в то время как православие свято берегло драгоценное наследие, ничего в нем не меняло, ничего не прибавляло, само не трогало святыню и другим не позволяло прикасаться грязными лапами.
        Потому православие сейчас то же, что и во времена апостолов. Для кого-то это хорошо. Чистый такой незамутненный источник. Католицизм - огромный комбинат по добыче артезианской воды, очистке от солей, фторированию и серебрению, добавлению морской соли, йода и других необходимых организму минеральных элементов. Если наука откроет, что нужны другие элементы для долголетия, то католицизм тут же объявит, что эти элементы крайне необходимы организму, ибо долгоживущий человек работает дольше и лучше, а работа угодна Творцу, а еще такой человек сможет быстрее выстроить Царство Небесное на земле.
        Корнилов выслушал и сказал нетерпеливо:
        - Словом, православие - для людей религиозных, так? А католицизм - для… ну, это больше наука, чем религия. Чё тут выбирать, мне просто непонятно!
        Кириченко хмыкнул с иронией:
        - Ну да, все понятно… А то, что православие все еще существует на огромной территории, хоть и постепенно сдает позиции, это так, случайность?
        - Косность мышления, - сказал Корнилов уверенно. - Привычка. Ну а еще детская обида, что за забором хрен слаще. Не уступим гадам, будем выращивать хоть корявый, но свой.
        Люцифер сказал скептически:
        - Тем более что хрен нам и на хрен не нужен. Потому нормальный человек, как вот я, и не вникает в эту хрень. Мне все равно, какие там ряженые ходят, мне оптоволокно на дачу подавай, а то у спутникового чересчур канал узкий!
        - Дикарь, - сказал Вертиков с отвращением. - Вот-вот чипы вставим, только в инете будешь всегда, никаких тарелок на даче… а ему оптоволокно, видите ли! Решил остаться с биоконами?
        Глава 5
        Сегодня я увидел по жвачнику короткое интервью, которое дал, пока шел от подъезда к машине, один из тех, кого называют олигархами. Короткими фразами он успел сказать больше, чем иной деятель за получасовую речь, но я не столько вслушивался, как всматривался.
        Эльвира пошла в него, как ростом так и статью, такое же волевое лицо, только ее отец относится к сравнительно небольшой группе, пренебрегающих мнением общественности. Как в те времена, когда подтяжка лица тщательно скрывалась, так и в эти, когда стала почти обязательной для преуспевающего человека. Эльвира как-то сказала, что отец принципиально уперся и окопался на позициях, что в человеке все должно быть естественным.
        Правда, зубы все-таки вставил: пришли времена, когда с щербатым ртом или гнилыми зубами стало появляться в обществе неприлично, но поставил себе металлокерамику предельно приближенного вида для его возраста. В то время как остальные делали себе красивые ровные зубы, белоснежные и сверкающие, вне зависимости от своего возраста, он проследил, чтобы ему зубы сделали желтые, прокуренные и наполовину съеденные.
        Точно так же он утверждал, что лицо должно соответствовать возрасту. Если стукнуло семьдесят, то должно быть вроде печеного яблока: сморщенное, желтое, с сухой кожей и чтоб морщина на морщине. Человек ценен вовсе не внешностью, тем более - мужчина.
        С ним давно не спорили, это раньше отстаивали свою позицию, но когда общество наконец-то приняло наши ценности, то отставшие вызывали только снисходительную усмешку.
        И все-таки он был очень хорош этот альфа-самец, умен, быстр, напорист, все так же работоспособен, а свою огромную империю держит в руках, не позволяя управляющим за его спиной даже пошевельнуть пальцем.
        И успевает следить за новинками хай-тека, вспомнил я брошенные вскользь слова Эльвиры, что у нее даже дед пользуется наладонником и сам инсталлирует себе программы, хотя мог бы шевелением пальцев велеть сделать это специалистам.
        Лавина открытий нарастает, каждый день на рынке появляются навороченные штуки со сложными программами, сейчас мини-компьютеры не только в каждом кофейнике или чайнике, но даже в ложках и вилках, где поднимают крик, если слишком горячо и можно обжечь язык, когда нитраты или канцерогены, слишком много тугоплавких жиров и все такое прочее, навязчивая забота о здоровье.
        Даже генетики, что еще не в силах убирать дефектные гены из взрослого человека, похвастались об успешном изменении кода муравьев тетрамориум. Теперь любители домашнего содержания могут заказывать по недорогой цене этих самых неприхотливых и всеядных муравьев размерами от пяти до десяти сантиметров, а это почти с мышь, в таких случаях легко рассмотреть и без лупы красоту этих уникальных и умных животных.
        Но алармисты тут же закричали о недопустимости таких экспериментов. Дескать, у муравьев всего один-два ганглия в мозгу, и то создают настоящие цивилизации, а у модифицированных мозги будут в сотни раз, если не в тысячи, крупнее, в этом случае кто знает, чего от муравьев ожидать?
        Урланис пришел на работу тихий, пришибленный, голова втянута в плечи, я тут же вызвал к себе и потребовал, стараясь выглядеть грозным, чтобы все и начистоту.
        Он тяжело вздохнул:
        - У меня как раз тетры… Люблю их! Неторопливые, никогда не суетятся, не дергаются из стороны в сторону, бегут без рывков, красиво… И характер у них спокойный, но упорный…
        - Говори о деле, - напомнил я.
        Он вздохнул еще тяжелее:
        - Да вот сбежали, морды поганые. Неблагодарные. Я ж им и корм, и все удовольствия…
        Я даже привстал:
        - Модифицированные? Сбежали?
        - Нет-нет, - сказал он быстро, - не бойся, не в городской квартире!.. У меня из загородного домика. Отжали крышку, за ночь вынесли расплод, как-то вытащили царицу… может, покалечили?.. осталась только шелуха от куколок.
        - И где они теперь? - потребовал я. - На участке?
        Он оглянулся, прошептал:
        - Я смотрел. Одна норка посреди двора показалась подозрительной, но раскопал… пусто. Похоже, ушли в лес, он рядом. Для них такой переход - пустяк.
        Он смотрел с надеждой, я в бессилии сжал и разжал кулаки. Тетрамориумы всеядны, численность племени у них зависит только от количества еды, а ее будут собирать всякую, как белковую, так и углеводную. И отовсюду, не делая различий между захваченными в процессе рытья тоннеля семьями мышей или задремавшей на солнышке хозяйской кошкой.
        - Только и надежды, - сказал я, - что в лес. Можно будет успеть, не поднимая шума…
        - Да-да, шеф! Вам виднее.
        - Знаешь, - сказал я наконец, - пока никому ни слова. Я скажу Эльвире, а она уже звякнет, кому надо. У нее связи в верхах, да и вообще… она не мы, понимаешь?
        Он торопливо кивнул, сказал заискивающе:
        - Вы мудрый у нас, шеф! Такую сотрудницу отыскали… Она самые трудные задачи решает одним движением пальца! И как вам преданна, смотреть страшно. Любого порвет!
        Я сказал строго:
        - Иди работай.
        Он исчез моментально, словно выключилось голографическое изображение, а я с неловкостью подумал, что это Эльвира меня отыскала и навязалась в помощницы, я даже пытался отбиваться, как же, помню.
        В связи с изменившимися размерами чудо-муравьев в моду вошли плоские вертикальные формикарии во всю стену. Толщиной не больше чем пять-семь сантиметров, они очень легко крепятся к стене, а стекло с примесью наночастиц настолько прозрачно, что его вообще не видно, а если учесть, что наночастицы не дают прилипать грязи ни с этой, ни с той стороны, то тайная жизнь муравьев видна во всем блеске.
        Ученые благоразумно экспериментировали с генами только южных муравьев. К тому же пришлось добавить им необходимость повышенной влажности и температуры, иначе дыхательная система не давала бы возможности существования таким крупным экземплярам, но алармистам объяснили тем, что, дескать, это предосторожность, если муравьи вдруг каким-то чудом вырвутся из формикария, они тут же погибнут в чересчур сухой и холодной для них атмосфере.
        Получил уголовный срок некий Равшан Залидзе, грузчик-гастарбайтер, тем самым создав прецедент. Правда, до этого он просто разорял гнезда муравьев и отделывался всякий раз повышающимися штрафами, но на пятый раз суд счел себя оскорбленным таким пренебрежением и впервые применил заключение под стражу и вынесение приговора об изоляции от общества на три месяца.
        В частном определении говорилось, что при продолжении подобных действий виновный будет осужден уже на предельные сроки, предусмотренные законом. А там что-то около пяти лет строгого режима, если не изменяет память.
        Телевизор у меня на всю стену, но давно перестал его включать: всякий раз натыкаюсь на крупные планы половых органов в момент совокупления, уже не только вечерами, когда дети спят, но и с утра и вообще целый день, зато целиком убраны эпизоды с драками, а если где по необходимости и показываются, то общим планом и никогда ни у кого не выступит кровь. Даже ссадины и кровоподтеки сперва попали в категорию «+18», а потом эти фильмы начали потихоньку изымать вообще, взамен выбрасывая на рынок роскошные комедии с богатейшей компьютерной графикой, спецэффектами и прочими прибамбасами, где само слово «насилие» стало синонимом некой игры, как у садомазохистов, где одним нравится мучить, а другим - быть мучимыми.
        Но есть и некий плюс, как примета времени: по жвачнику то и дело начали показывать дискуссии о пока далекой, но не так уж и слишком, сингулярности. Сперва о ней говорили приглашенные в студию серьезные скучные ученые, потом начали вместо них приглашать младших научных сотрудников, эти раскованнее, говорят не так осторожно, иногда завернут такое, из-за чего рейтинг передачи сразу подпрыгивает.
        Постепенно, почуяв интерес зрителя, такие передачи пошли по большинству каналов, а в инете появились сотни специализированных форумов.
        Ни одно открытие в науке не бывало так освещено да еще заранее, что и понятно, это не телевизор что хоть и поменял привычки и вкусы человека, но не поменял его всего. А сингулярность, если послушать специалистов, вообще не оставит камня на камне от привычной жизни, и простые люди гудели встревоженно, как пчелы в улье, по которому стукнули здоровенной палкой.
        Кириченко отлип наконец от окуляров микроскопа, под глазами аккуратные, но глубокие круги, словно уснул на стаканах, белки красные, воспаленные, зевнул, потянулся.
        - Который час?.. А это вчера или сегодня?.. Как это завтра?.. Вы что, я еще не готов входить в светлое завтра! Я сопли вчерашнего дня, так сказать, не подобрал исчо! Не себе, конечно, Люциферу!
        Люцифер равнодушно промолчал, а Вертиков обронил от своего стола, не оборачиваясь:
        - Для кого светлое, для кого и совсем темное. Вон Урланис совсем не рвется в сингулярность. Ему и тут хорошо. Он человечек, а это звучит горденько.
        Корнилов заметил:
        - Когда говорят «Ничто человеческое мне не чуждо», имеют в виду обычно животное. Так почему не говорить честно: «Ничто животное мне не чуждо»?
        Кириченко поморщился:
        - Пень ты, а не Корень. Мы все это говорим, не вдумываясь! Украшения речи, вроде лака для волос, орнамента на одежде, имитации карманов, блесток или два ряда пуговиц, где и одна ни к чему.
        Корнилов вытянул шею и подергал за галстук, пытаясь ослабить узел.
        - Что пуговицы, - пробормотал он, - а вот эта удавка меня достала…
        - Ничто животное мне не чуждо, - сказал Вертиков задумчиво. - Вообще-то, Корень прав, сейчас мы это признали. Но к добру ли?
        - К добру, к добру, - заверил Кириченко. - Абсолютное большинство, получив дозволение быть животными, с облегчением к ним вернется! А тем, кто останется, не будут мешаться. Весь корм наш, бабы наши… гуляй, Вася, в сингулярности!
        - И человечество разделится на элоев и морлоков, - сказал Вертиков зловеще.
        - Разделится, - согласился Корнилов. - Только не на элоев и морлоков.
        Кириченко пробормотал:
        - Интересно, какую половинку потом будут звать человечеством?
        - Ясно, какую, - сказал Корнилов. - Которой ничто животное не чуждо. А нам на фига даже зваться человечеством? Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног…
        Все изменится, мелькнуло у меня, потому что мы все еще дикие люди. Ходим по правой стороне улицы, потому что щит был на левой руке, а меч в правой, и таким образом проходим мимо друг друга, настороженно поглядывая поверх щитов и держа меч наготове, у всех у нас желание перетрахать всех женщин стократ мощнее, чем жажда совершить величайшее открытие века, даже самые интеллектуальные и одухотворенные из людей совершают дефекацию точно так же, как крысы, мухи или черви, нас тянет в сон при непогоде, а в ясный день чирикаем, как и прочие существа, от кузнечиков до слонов…
        Человеческое сознание инерционно, уже давно в быт вошли фото, киносъемки, телевидение, но самая отсталая часть населения по-прежнему прется побывать в других странах, «чтобы увидеть там все своими глазами», как делали это Марко Поло или Магеллан, во времена которых не было телевидения, а слухи о дальних странах и народах бывали самыми причудливыми и сказочными.
        Самое забавное, что эти существа прекрасно знают, что увидят. И когда говорят, что «хотят увидеть своими глазами», то понятно, брешут все до единого. Своими глазами они посмотрели и по телевидению. Здесь на первый план выходит детское бахвальство, что я вот там был, а ты ага-ага, не был!.. Вот и доказательство моего превосходства над тобой: я на фоне пирамид, я рядом с верблюдом, слева я, справа верблюд, а это вот я на фоне сфинкса!
        Собственно, вся эта масса, что ездит в туристические поездки, - основной поставщик еще и бабла для астрологов, гадалок, ясновидцев, хилеров, восточных эзотерик, сувениров со знаками зодиака…
        Кириченко тем временем говорил картинно и помогая себе величавыми жестами:
        - Вообще обезьяна стала человеком, когда научилась врать и говорить… нет, говорить еще не умела, но изображать то состояние, какое не испытывала. В смысле, начала по Карнеги улыбаться, когда хотелось вообще-то вцепиться зубами в сволочь, что села на ее место, не так посмотрела, толкнула…
        - Это ты к чему? - спросил Люцифер. - Хочешь извиниться, что отпихнул меня, когда лез за пиццей?
        Кириченко посмотрел на него сверху вниз и продолжил высокомерно:
        - Кто вел себя… естественно, как есть тут некоторые, то есть говорил то, что думал и чувствовал, того били и прогоняли из стаи: надо ли объяснять, что мы чаще всего думаем на счет своего окружения? Но я вот помалкиваю, и даже Вертиков не говорит все, что о нас думает.
        - Еще бы, - сказал Люцифер, - скажи о тебе правду, с говном съешь.
        Кириченко проигнорировал его высокомерно, сказал веско:
        - Мы это уже не раз обсуждали - так создавалось человеческое общество: на лжи, брехне, притворстве, которые с того времени красиво и благородно назывались хорошими манерами и хорошим воспитанием. Уничтожь притворство, пусть каждый из нас увидит все, что сосед думает, и… рухнет человеческое общество!
        Вертиков вставил быстро:
        - Да уже не раз говорили, как раз это и произойдет с внедрением в общество чипа, позволяющего «расшаривать мозги».
        Кириченко сердито бросил:
        - К тому я и вел! Чего вперед забегаешь?.. Пойдем вместе говно жрать?
        - Долго вел, - ответил Вертиков виновато. - Я вот р-р-раз - и сказал. Без соплей и мерехлюндий.
        - Так я ж для таких, как ты, разжевывал!.. Шеф, скажи ему, чего это он?
        Я сказал строго:
        - Вертиков, отдай Кириченко совочек, а сам иди копайся в другом месте. И красное ведерко захвати.
        - Мое синее, - вставил Кириченко.
        Корнилов сказал тревожно:
        - Вы ржете, а мне страшно.
        - За нравственность? - спросил Люцифер скептически. - Сокрушаешься об упадке нравов?
        - Да хрен с ними, нравами, - сказал Корнилов, - мне как-то пофигу эти нравы. Мне другое страшно…
        - Что?
        - А что за этим?
        - Ты о чем?
        - Какие все тупые, все вам разъясни… Все века человечество было счастливо, что ему можно было нарушать самый сладостный запрет! А что теперь?
        Люцифер проговорил с недоумением:
        - Что плохо?
        - Не плохо, - сказал Корнилов, - а опасно. Очень опасно. И чревато.
        - Боком? - спросил Урланис, не упускающий случая сострить, неважно, к месту или нет.
        Корнилов проигнорировал неудачника, смотрел на всех нас вопрошающе.
        - Не чувствуете угрозы?
        Люцифер добросовестно подумал, ответил честно:
        - Пока нет.
        - А потом?
        Люцифер пожал плечами:
        - Авось успеем добежать до сингулярности раньше, чем эта угроза станет реальной.
        Корнилов покачал головой.
        - Не уверен, - проговорил он мрачно. - Не уверен… А если не успеем? Ломка устоев будет такой, мало не покажется. В человеке заложен огромнейший заряд… или жажда нарушений! Пока что удавалось переводить в сексуальную сферу, трахались тайком, нарушая супружескую верность, и чувствовали себя глубоко удовлетворенными, то есть революционерами, бунтарями, потрясателями моральных устоев общества! А сейчас что, превратиться в послушные винтики?
        - Ими и были, - буркнул Кириченко.
        - Были, - возразил Корнилов, - но не чувствовали!.. Две большие разницы, как говорят в Мухосранске. В каждом из нас огромнейший заряд бунтарства, противодействия, жажды ломать и крушить… На что направить теперь? Где это безопасное русло?
        Кириченко подумал, буркнул:
        - Пусть бунтарят в науке. В хай-теке.
        Корнилов спросил с отвращением:
        - Самому не смешно?
        Кириченко ответил с раздражением:
        - Нет. Я могу, почему они не могут? Все мы от Адама и одной из его обезьян. Ладно-ладно, я понял. Может быть, запустить еще и тараканий грипп, чтобы уменьшить численность дураков? Будет передаваться только от тараканов, его сделать нетрудно, а вымрут только неряхи и алкоголики, у которых тараканы на кухне.
        Урланис подумал, подумал, сказал нерешительно:
        - Корень, конечно, грубая свинья, но резон есть. Новый штамм гриппа должен поражать всех, у кого недостаточно развито мышление. Алкоголиков, фанатов хоккея и футбола… вообще болельщиков, пивоманов… ну, список можно уточнить…
        - В сторону расширения, - добавил Корнилов с нехорошей усмешкой людоеда.
        - Тех, - сказал Кириченко, - кто умеет нарушать только правила вождения и общественную мораль. А вот хамов и наглецов, потрясающих основы науки, будем забрасывать цветами.
        - Лучше грантами, - заметил Урланис.
        Кириченко посмотрел осторожно в мою сторону:
        - Благодаря гениальной и мудрой политике нашего светоносного вождя с грантами вроде бы пока в порядке.
        Глава 6
        Чипы «Омега» поступили в продажу ограниченной партией и по очень высокой цене, но хотя это и прорывная технология, однако ажиотажа с покупками нет. Напротив, все осторожничают, а приобретают его совсем уж фрики.
        Когда я взял бифштекс и сел за стол к своим орлам, где на этот раз и трое наших женщин, тихих, как мыши, Кириченко с подцепленным на вилке куском мяса рассуждал:
        - Бунтарство принимает и такие формы, как пойти налево, нарушить правила на дороге… Мы гордимся этим, мы получаем радость от осознания, что нарушили, а ведь это неправильно… но получаем же! И это вот все разом кончится?
        Люцифер возразил:
        - Ну почему кончится? Сверхорганизм уже заранее принимает защитные меры.
        - Ну-ну?
        - Свингерство, - напомнил Люцифер, - групповухи, шведский вариант… Еще Эммануэлла, ведомая им, как теперь понимаем, проповедовала брак без ревности! И когда заставала мужа с другой женщиной в постели, просто присоединялась к их забаве…
        Кириченко помотал головой:
        - Да, похоже, Сверхорганизм все предусматривает и готовит нас, дураков, заранее. Может быть, в самом деле не все так страшно?
        Урланис сказал жарко:
        - Страшно не то, что жена все узнает и морду набьет! Страшно, что потеряем сладость нарушения запретов!.. А без запрета это то же самое, что и свою жену, разве не так?.. А мне это исполнение супружеского долга уже осточертело давно, сперва рукоблудствовал, теперь свидольствую.
        Антонина улыбнулась, Маринка тихонько хихикнула, а Урланис повернулся ко мне:
        - Так, шеф?
        Я огрызнулся:
        - А если не так, что-то можем изменить?
        Они переглянулись, разом подняли и опустили плечи. Все верно, пришло время, как говорят новостники и колумнисты, Великой Правды. Хотя, конечно, слово «великая» здесь неуместно, точнее бы «полной» или «предельной», но народ любит простое и пышное, так что заговорили о Великой, когда ничто не будет скрыто. В инете, с экрана жвачника и вообще отовсюду предрекают великий шок, потрясение устоев, а то и гибель человечества, но мы к этому шли последние полтора века через реформации, сексуальные революции, раскрепощения, показы мод, освобождение от морали, долга, чести, верности, гей-парады. Так что особенной катастрофы не произойдет, итак прекрасно знаем, что все мы дети Фрейда и обезьяны, подлые похотливые животные.
        - Есть признаки, - сказал Корнилов в своей обычной веской манере, - что началась Контрреформация. Некоторые предпочитают называть ее Реконкистой, что, на мой взгляд, красивше, хотя смысл тот же.
        Люцифер поморщился:
        - Заявлены слишком высокие цели… Дескать, при полной открытости всего-всего, подавить до минимума все обезьянье, а человеческое, вернее, надобезьянье, развивать и культивировать.
        - Новые пуритане, - изрек Кириченко. - Хороший знак. Похоже, с этой сексуальной революцией дошли до высшей точки, и теперь маятник может качнуться в другую сторону…
        Корнилов вздохнул:
        - Это ж на Западе… У нас пока не начиналось.
        Урланис сказал ему в тон:
        - Да, надо валить из сраной рашки…
        Корнилов посмотрел на него волком, это «валить отсюда» стало мэмом для обозначения ленивых дураков, которые уверены, что на Западе им будет медом намазано.
        Вертиков сказал обиженно:
        - Да что вы все «Запад» да «Запад»!.. У них не было революции и Советской Власти, вот и продвинулись чуточку дальше.
        Урланис переспросил саркастически:
        - Чуточку?
        - Чуточку, - отрезал Вертиков с достоинством. - Если у них так все хорошо и все поют, то скажите, почему так осторожненько наступают на алкоголизм? Почему все еще не завершили борьбу с курением, а когда еще начали?.. И почему так медленно, поэтапно, осторожненько? Если там все сознательные, почему правительству в какой-то день не объявить: так как мы нация умная и все понимающая, совсем не то, что сраные русские в их сраной рашке, с завтрашнего дня перестаем курить… это вредно, знаете ли!.. а еще перестаем потреблять алкоголь в любом виде, мы же не сраные русские в их сраной рашке, где хоть и пьют меньше нас, но принято считать, что пьют именно сраные русские. Ну, все знаете, какие от алкоголя беды, аварии на дорогах, и почти все преступления в состоянии неполиткорректного опьянения… И что самое худшее, в пьяном виде афроамериканца могут назвать негром, с ума сойти…
        Кириченко подсказал с усмешечкой:
        - Сперва пусть избавятся от наркотиков!
        Урланис поглядел на обоих волком, не ответил, но, поднявшись из-за стола, с таким стуком поставил чашку, что едва не проломил столешницу, поднял гордо голову и ушел. Женщины непонимающе смотрели ему вслед, Маринка тяжело вздохнула.
        - Последний довод королей, - заметил Кириченко, - когда сказать нечего, хлопают дверью.
        - Запад тоже разный, - обронил Люцифер. - Германия и Португалия весьма даже неравнозначны по доходам на душу… А вообще пустяковый спор. Рано или поздно все объединимся в одну страну, но и тогда в разных частях доходы будут очень даже разные.
        - До самой сингулярности, - сказала тихонько Антонина. - Так?
        - Верно, - одобрил Люцифер.
        - Точно, - согласился Кириченко. - Эх, скорее бы…
        Он ради прикола, чтобы как-то убить время до прихода сингулярности и потешиться над доверчивыми дураками, организовал движение за права растений, опубликовал одно из наших побочных исследований, что они обладают развитой нервной системой и чувствуют боль и насилие, когда их рвут или режут. Потому нужно запретить использовать газонокосилки, они постоянно причиняют невыносимую боль траве всякий раз, когда по ней проходят страшные ножи, срезающие все надежды, в том числе и половые органы, которые люди лицемерно называют цветами.
        Как ни странно, движение разрослось, сторонников из-за множества бездельников и безработных нашлись миллионы, перекинулось на другие континенты. Насчет запрета косить траву пока еще ничего не слышно, но в ряде стран предусмотрены крупные штрафы за сорванные цветы, а в цветочных магазинах их теперь можно купить только в цветочных горшках. Раньше этого было достаточно, но после случаев, когда горшок выбрасывали сразу же на улице, едва выйдя из магазина, в ряде городов приняли постановление, что службы надзора могут избирательно наведываться к заподозренным покупателям и проверять, в каком состоянии купленный цветок, не подвергается ли насилию, соблюдаются ли его права.
        В кафе вбежала запыхавшаяся Вероника Давыдовна, быстро ухватила большую чашку с парующим кофе, нагребла из вазочки в блюдце горку печенья и подошла к нашему столу.
        - Примете?
        Люцифер вскочил, ухватил от соседнего столика стул и придвинул ей. Вероника Давыдовна поблагодарила кивком, опустилась красиво и оттопыривая плечи, чтобы лучше была видна ее великолепная грудь, белоснежная и с атласной кожей, словно у компьютерной модели, улыбнулась, показывая белоснежные, точно расположенные зубы в стиле дизайнера Кибри.
        - Все о вечных проблемах? - спросила она живо. - А вот сейчас передают новость, что в продажу поступила новая модель свидолок.
        - Уже? - спросил Кириченко с интересом. - Я читал в новостях, что в них предусмотрены не только услуги на кухне, но могут платить по счетам за электричество, за воду, газ, настраивать телевизоры и бытовую технику…
        Остальные кивали, тоже такие новости читают в первую очередь, а уже потом про полет на Марс, Вероника Давыдовна понимающе улыбнулась и сказала невинно:
        - А еще у них никогда голова не болит, не бывает месячных, вообще никогда не спорят… Правда, в новой модели конструкторы обещают внести элементы непредсказуемости, чтобы могла отказываться, ссылаясь на рандомные причины.
        Люцифер сказал испуганно:
        - Что? Этого никогда не будет! Таких конструкторов сразу же линчуют, они не рискнут.
        Корнилов буркнул:
        - Говорят, Фонд Защиты Женщин пролоббировал… а то и хорошо профинансировал этот апгрейд.
        - В жопу такой апгрейд, - сказал Кириченко твердо. - Я не извращенец! Я беру базовую модель, а апгрейдю по своему выбору.
        Вероника Давыдовна красиво взяла чашку обеими руками и, глядя поверх нее честными глазами, промурлыкала:
        - Знаем-знаем, что вы в первую очередь апгрейдите… Но в последних моделях это будет уже вшито в железо.
        - Железо?
        - Ну, так говорится. Называем же харды железом, хотя это давно водокристаллы. Так что придется взламывать защиту, перепрошивать, появятся моды…
        Она прервала себя на полуслове, а Вертиков после паузы страшным голосом прошептал:
        - А там и до свидолок-террористок один шаг. Господи, в каком мире живем?
        - Отправить тебя в Средневековье? - осведомился Корнилов и пояснил: - Как только это станет возможным, в темные века ринется масса народу, и на этом можно будет неплохо заработать. Кто возьмется зарегить фирму?
        Кириченко только готовил для меня ванну, замерял температуру и щелочность, но я уже ощутил то странное неблагополучие, когда не могу понять причины, а только разеваю рот и развожу руками.
        Кириченко заметил, что я с беспокойством начал слушать новости, чем раньше пренебрегал, а еще оглянулся и с заметной тревогой смотрю на карту мира.
        - Что-то случилось, шеф?
        - Не знаю, - признался я, - странное такое ощущение… Что-то происходит на юге Африки. Но что?
        Он посмотрел на меня в удивлении:
        - Там все спокойно. Года три назад какой-то очередной переворот, но сразу же хунту свергли, демократия, все поют… А что за ощущение?
        - Неблагополучия, - ответил я.
        Он кивнул деловито:
        - Хорошо, запишем. И сообщим в Фонд.
        Я запротестовал:
        - Не торопись! Сперва проверим. Это может быть совершенно не связано с нашей работой.
        - Может, - согласился он. - А может, и связано, поручик.
        Через неделю пришло сообщение о появлении нового типа гриппа: кошачьего, очень опасного. Его обнаружили только после скоропостижной смерти супругов Бергесенов, проверили их связи, поездки и обратили внимание, что они большие любители туристических поездок по экзотическим местам.
        К этому времени в Европе зарегистрировали еще пять случаев смерти от кошачьего гриппа, все умершие разные по возрасту, образованию, привычкам, общее было одно: все они недавно посетили юг Африки.
        Срочно послали туда специалистов, те еще не успели сойти с трапа самолета, как местные врачи забили тревогу: неизвестная болезнь косит население безжалостно, никакие лекарства не помогают. Присланная бригада медиков провела экспресс-анализ и обнаружила, что кошачьим гриппом заражены почти все вокруг, эпидемия стремительно расширяется.
        К счастью, из крови тех, кто перенес болезнь и остался жив, поспешно выделили сыворотку и спешно начали прививать местных, а также отправили образцы в Европу.
        Кириченко нанес на карту очаг наибольшего распространения и предполагаемого места появления первого вируса, пришел ко мне и положил карту на стол.
        - Взгляните, шеф.
        Я не стал даже смотреть, пробурчал:
        - Могло быть совпадением… Кроме того, как объяснить? Мы же ученые, а не бабкованги.
        Он пробормотал:
        - Но что-то же делать надо? Все-таки есть шанс предсказывать…
        - Что-о?
        - Предвидеть, - поспешно сказал он, - какие-то неприятности. Мелкие не уловить, ну там палец прищемить или помереть, а вот вспышку заболевания Сверхорганизм замечает раньше, чем мы со своими приборами.
        - А как мы это объясним? - повторил я. - Сразу попадем в бабковангисты! Тут только Чумака и Кашпировского забыли, так мы вылезем… Хочется походить в их ризах?.. Да понимаю, теперь вроде бы отвечаем… Знали, но не предупредили, теперь надо мучиться осознанием вины?.. Извини, а ты уверен, что это не случайность? Я нет. Хотя да, будем копать в этом направлении.
        Он переспросил:
        - Значит, сообщить только в Фонд?
        - Да, - сказал я. - Только им. А они уж по своим каналам… Пусть и вся слава им. Им можно и побанкованговать, они ж политики!
        Глава 7
        Энн позвонила, лицо веселое, в глазах довольные огоньки, сообщила, что с их подачи уже приняты Думой законы насчет того, что в фильмах отныне разрешены любые сексуальные забавы, но запрещено показывать кровь. По этой причине все кина прошлых лет изъяты и помечены особым лейблом, дескать, идет ремастеринг, скоро будут выпущены на экраны в новом формате.
        Со дня вступления в силу закона на всех киностудиях будут сниматься только мелодрамы и комедии. Комедии должны быть легкие, а термин «черная комедия» вообще попал под запрет, хотя и предлагали называть «афроамериканской». Мелодрамы должны быть без серьезных переживаний, желательно, чтобы даже на экране обходились без слез.
        Я поохал, порадовался за ее успехи. Наверное, это здорово и правильно, что вот так, хотя меня порой коробит от такого. Причем - сильно. Но я - другое дело, у меня здоровая психика, мне сколько ни показывай на экране убийств, расчленений и отрубленные головы в крови, я не выйду на улицы убивать и грабить, но другие, как уверяют специалисты…
        Помню, сперва был проект, что изъятые фильмы показывать в особых закрытых для общего посещения кинотеатрах, однако это дискриминация, потому благоразумно их сложили в хранилище и постарались о них забыть, пока не решат, как переделать, и переделывать ли вообще, потому что даже забота о них начинала казаться подозрительной.
        В компьютерных играх, где надо убивать монстров или противников, девелоперам сперва приказали заменять кровь на нечто зеленое, потом вообще заставили ее убрать, то есть ты ударил - он упал, а потом вообще запретили эти жанры целиком, как разжигающие в человеке… э-э… здесь законодатели долго мялись, не находя термина, а потом, не мудрствуя лукаво, ограничились стандартным набором обвинений в разжигании розни на расовой почве, видовой и классовой, подразумевая под словом «класс» уже не рабочий класс или буржуазию, а биологические классы. Мол, класс насекомых, если он разумен и соблюдает демократические принципы и выборную систему, тоже человеки.
        Интеллигенция, что всегда против, вякала робко, что это же перехлест, но один из законодателей, недавно вообще узнавший о существовании неба, велеречиво объяснил, что мы выходим в космос, где живут представители других видов и классов. И даже если там одни ящерицы или насекомые, мы должны идти к ним с нашими демократическими ценностями и поддерживать только те режимы, которые соблюдают равенство полов, всеобщую выборную систему и четырехлетний срок правления президентов.
        Книги «старой эпохи» тоже подпали под запрет, но с этим было проще, так как абсолютное большинство населения перешло на электронное чтение, бумажных дома почти не осталось, а в инете контролировать контент становится все проще.
        На черном рынке некоторое время продавались старые боевики, где герой палит из двух пистолетов или разносит вражескую военную базу, стреляя из гранатомета, автоматов, затем красочно убивает главного босса десантным ножом, когда кровь яркой красной струей брызгает прямо на экран, но за распространение таких фильмов давали большой тюремный срок, а потом начали сажать и за хранение таких фильмов.
        В инете иногда появлялись кадры из старых фильмов, где мускулистый Рэмбо стоит гордо с обагренными кровью руками, или где Шварценеггер в роли коммандос убивает противников, пробивая последнего противника трубой насквозь… какая жуть, но у подростков эти фотки вызывали восторг, они хранили их, как святыни, рискуя исключением из школы и помещением в специальные учреждения для «смягчения нрава».
        Обнаженные женщины на улицах города уже не диковинка, особенно в жаркую погоду, когда остальные обливаются потом в одежде, но постепенно и мужчины начали появляться обнаженными: сперва в своих квартирах, принимая друзей и знакомых, потом просто гостей, дескать, как хочу дома, так и хожу, а потом начали появляться и вне, так сказать, закрытых помещений.
        Сперва на участках своих загородных домов, дескать, я хожу у себя дома, а если соседу не нравится, что я у себя купаюсь в бассейне голым, пусть поставит забор повыше, выезжали на пикники за город и там чувствовали себя нудистами. Потом, конечно, начали выходить и на улицы.
        Со стороны может показаться удивительным, что впервые хоть в чем-то женщины обогнали мужчин по смелости, однако все объяснялось анатомическими особенностями. Женская вагина в основном скрыта, а у мужчин все на виду, а известно, как мужчины ревностно и болезненно относятся, если находят свой пенис короче или мельче, чем у соседа. Потому женщины вышли на улицы первыми, а мужчины только после того, как процедура по увеличению полового члена перестала быть операцией, а превратилась в пару инъекций и два дня специальных упражнений, после чего каждый мог гордо снять трусы перед женщиной, не опасаясь, что она хихикнет и спросит, указывая пальчиком: «А что это у тебя там такое миленькое?»
        Правда, к этому времени начало нарастать движение «сингуляров», что всеми фибрами чувствуют наступление нового мира, в котором полностью перестроят тела, где не будет ни пенисов, ни вагин, ни вообще секса, а чувственные удовольствия, более мощные и возвышенные, чем у крыс или тараканов, можно будет получать совсем другими способами.
        При желании, конечно. Ведь известно же, что уже сейчас для ряда нормальных и весьма сексуальных женщин удачный шопинг дает удовольствия больше, чем самый мощный оргазм. А то ли еще будет, ой-ой-ой…
        У меня все стены завешаны графиками замеров, как мы полагаем, параметров Сверхсущества, хотя полной уверенности, что все они принадлежат Сверхсуществу, нет. Может быть, ему, а может, чему-то еще, скажем, той среде, в котором оно живет, и о которой мы не имеем не малейшего понятия.
        Но вот один график численности населения подозрительно точно совпал с графиком роста биоразнообразия животного мира. Не просто точно, а с абсолютной точностью. Правда, во втором случае я использовал временную шкалу в миллионы лет, но совпадение получилось настолько точным, что при наложении одного графика на другой один вообще пропадает из виду.
        Мир таков, все слышат вопли правозащитников животных, что вот еще один вид занесен в Красную книгу, а еще один вообще исчез, но то, что за это время появилось сто сорок новых видов, как-то скромно умалчивается.
        Однако Сверхсущество, если судить по этим графикам, развивает не только человека, что для меня, вообще-то, шокирующая новость… если я правильно ее интерпретирую. Все животные виды от конкуренции за ресурсы, которую все еще никто не отменял и о которой нам прожужжали все уши в начальной школе, все чаще переходят к кооперации, к взаимодействию, из-за чего разнообразие и устойчивость видов растет быстрее. Кооперация ведет к возникновению новых экологических ниш, которые заполняются новыми видами, что возникают прямо сейчас в эру хай-тека.
        Кооперация обеспечивает самоускорение всей системы животного мира, а человек - одно из звеньев, чье самоускорение привело сперва к переходу инстинкта на высшие уровни, которые называем сознанием, хотя это все равно еще инстинкт, только более высокий, а потом и создало стремительно развивающуюся цивилизацию.
        Так что Сверхсущество включает в себя, как мне все чаще кажется, и весь животный мир, хотя мне придется пересмотреть кое-какие из своих теорий…
        Я вздрогнул, в мой кабинет бесцеремонно вошел Кириченко, от него пахнет хорошим кофе, колбасой и сигаретами, хотя у нас никто не курит.
        - Принести чё-нить? - осведомился он заботливо.
        Я очумело помотал головой:
        - А что случилось?
        - Уже пять часов шеф не показывается, - объяснил он. - Все встревожены, не откинул ли копыта. Инфаркт, говорят, помолодел!
        - Не откинул, - буркнул я, - не радуйтесь. Но есть, правда, уже хочется.
        - Пойдем хотя бы в буфет, - предложил он. - А то в кафешке все пожрано.
        Я поднялся, суставы затрещали, а застывшие мышцы болезненно натянулись. Кириченко наблюдал с неодобрением, хотя, как видел не раз, сам сидит за столом часами, не меняя позы.
        По дороге с нами напросился Люцифер, от своего стола поднялась грустная и расстроенная Антонина, сказала в отчаянии:
        - Ну почему я такая лоха?.. Я же совсем не так думала, но почему, почему я такая дура?.. Хорошо, хоть красивая!
        Кириченко утешил:
        - Это вообще главное. Пойдем дернем кофейку, все беды забудутся.
        Он по дороге увидел Урланиса, с видом сенатора на римском форуме помахал рукой.
        - Эй ты, личинка! Ползи сюда.
        Урланис огрызнулся:
        - Я не личинка, я уже куколка.
        - Ползи куколкой, - милостиво разрешил Кириченко.
        - Куколки не ползают, - пояснил Урланис. - Их переносят. Бережно и нежно. Так что подставляй шею.
        - Раздвигай ноги, - согласился Кириченко зловещим голосом.
        В буфете мы встали вокруг высокого столика, кофе крепкий, горячий и сладкий, все как я обожаю, Кириченко тоже доволен, только Антонина спросила участливо:
        - Чего наш Урлан такой грустный?
        - Ему вчера мать призналась, - сообщил Кириченко злорадно, - что она его родила, а не скачала из Интернета!
        - Серьезный удар, - посочувствовала она. - С другой стороны, из инета такую дрянь можно скачать… Аисты в декабре и то лучше. Или капуста в январе.
        - Капуста могла расти в теплице, - возразил Кириченко. - А вот аисты… хотя бывают, наверное, и морозоустойчивые… Но Урлан теперь не сможет так уж кичиться продвинутостью.
        Она покачала головой с самым сокрушенным видом.
        - М-дя… Появиться на свет тем же путем, как мыши, крысы, утконосы…
        - Утконосы, - поправил Кириченко, - яйцекладущие, а вот крысы… гм… Ничего, зато детей уж точно сконструирует в пробирке! Они в свою очередь своих создадут из ассемблеров.
        Я промолчал, только покосился на Антонину, надеясь, что никто не заметил моего взгляда. Есть закон или наблюдение, что все, однажды изобретенное или открытое, закрыть уже невозможно. Рано или поздно будет применено. И всегда раньше, чем поздно. Пока еще идут то жаркие, то вялые споры насчет этичности использования в качестве суррогатных матерей животных, но те, кому не до вынашивания детей в чреве, вовсю пользуются открывшейся возможностью.
        Антонина никому не рассказывает, каким образом у нее трое детей, очень мудро, если учесть, что первые энтузиасты слишком уж хвастались, купались в лучах славы, а потом их детям пришлось нести на своих плечах тяжесть, причины которой они не понимали.
        И хотя дети, выращенные в телах, скажем, свиней или коров, абсолютно ничем не отличаются от детей, выращенных в телах женщин, все же на них остается клеймо «сукиных сынов». Наш мир жесток и на злобные кликухи не скупится.
        Однако же соблазн выносить и родить без помех для учебы, работы, карьеры и вообще жизни настолько велик, что несмотря на все сложности и неудобства к подобному суррогатному материнству прибегают не просто все чаще, а это просто лавина. Тем более, что из научно-исследовательских институтов это переместилось сперва в обычные клиники, а потом и вовсе «лечебно-массажные кабинеты», где просто чуточку расширили перечень услуг.
        Антонина с ее спортивной подтянутой фигурой и не отвисшим животом никак не тянет на многодетную мать, однако…
        Она перехватила мой ощупывающий взгляд, поощрительно улыбнулась и чуть отвела плечи назад, показывая, какая у нее грудь крупная, упругая и законченной формы.
        Кириченко зыркнул в ее сторону и сказал важно:
        - А какими мы все станем хорошими и сдержанными, когда… ну, когда все станем разумным видом. Или хотя бы отдельные особи… как я, например…
        Урланис, очень серьезный и как человек далекого будущего, не понимающий шуток, спросил с подозрением:
        - Это каким-таким разумным видом? А мы сейчас?
        Кириченко отмахнулся с пренебрежительнейшим видом.
        - Животныя… Все животныя. Ни одного проблеска интеллекта. Все инстинкты, инстинкты… Да хотя бы сложные, а то и вовсе базовые.
        Я молча прихлебывал кофе и жадно пожирал печенье, в самом деле проголодался, а Урланис сказал ядовито:
        - Инстинкты? Вчера сообщили, что запускают в серию искусственное сердце из пластика, работает лучше живого. Это инстинкт?
        - Конечно, - сказал Кириченко. - Любое животное зализывает раны!
        Урланис посмотрел на него волком:
        - А подготовленная экспедиция на Марс?
        - А первый подводный город? - добавил Люцифер, что не любил наглого Кириченко. - Ну, почти город…
        - Инстинкт, - сказал Кириченко убежденно. - Любой вид стремится потеснить соседей и расширить ареал обитания. Сперва мы заселили все материки и острова, даже на Эвересты поднимались, сейчас вот пытаемся заселить морское дно, на другие планеты стараемся перебраться… А потом и до звездных систем дело дойдет! Вы почитайте, как это у нас представляется, почитайте! Или фильмухи посмотрите. Высаживаются, дескать, наши земляне и тут же начинают трахать всех инопланетянок…
        Урланис сказал:
        - Это не совсем та экспансия. Не захват чужих земель, а… мирное сосуществование.
        - Да? - спросил Кириченко едко. - Трахнутые - это уже как бы наши. А ты видел хоть где-нибудь… или читал?.. чтобы инопланетянин трахал нашу женщину? Да мы такого никогда не допустим! Трахать - это распространять свое влияние, захватывать чужих самок и чужие земли!
        Люцифер слушал-слушал, наконец спросил недоумевающее:
        - Так что… в сингулярности трахаться не будут?
        Кириченко повернулся к Урланису:
        - Та-а-ак, вычеркни его, он в сингулярность не хочет.
        Люцифер запротестовал:
        - Погодите-погодите! Я не сказал, что против. Просто интересуюсь, что будет взамен? Может быть, супертрах какой?
        Кириченко сказал Урланису:
        - Вычеркни его двойной чертой.
        - Животное, - согласился Урланис. - В Бобруйск его?
        - И в клетке, - сказал Кириченко деловито. - Хотя, конечно, наш шеф лют, с другой стороны, он же платит нам, разве может быть не прав? Сказал, в Бобруйск, значит - в Бобруйск!
        Антонина посмотрела на меня с вопросом в глазах, в самом ли деле я сказал такое, или это они сами вычитали такое в моем суровом взгляде полководца.
        Урланис подмигнул ей, а Кириченко сказал очень серьезно:
        - Ты прав, но не учитываешь, что шеф у нас теперь политик, а он не только говорит лозунгами, но и мыслит ими. И насчет национально-освободительной борьбы так часто говорил во время поездок в Африку, что уже и сам верит. Это добавляет ему искренности, когда общается с местными вождями и президентами.
        Антонина переспросила с недоверием:
        - А что, он с ними общается?
        - Еще как, - заверил Урланис. - Эльвира, Повелительница Тьмы, ему постоянно твердит, что нужно расширять нашу работу! Вот он и расширяется, все нетворческое переложив на эту фею с черными крыльями. В смысле, мы все расширяемся без держимордьего пригляду, пока он своими амурами заниматься.
        - Амурами? - вскрикнул я. - Это после того, как я за месяц всего трижды спал дома…
        - Вот-вот!
        - А то все здесь в кресле, - закончил я гневно. - И это амурами? Свиньи вы все неблагодарные. А что Эльвира, куда смотрела?
        - А это она и посоветовала, - наябедничал Люцифер и помахал хвостом, преданно глядя в глаза. - Развивает вашу мудрую мысль, что мы теперь уже не лаборатория, а нечто мощное, объединяющее и конгломерирующее… задающее и направляющее, как в прошлом великая и несокрушимая партия великого вождя… забыл имя… Аттила вроде?
        - Григорий Великий, - подсказал Кириченко и посмотрел тоже подхалимски. - Что за Аттила, мы таких не знаем. Нам шеф всем аттилам аттила. Тот со своими гуннами что-то там задавал одному региону, а наш шеф задает всему человечеству, как пророк нового мира, нового учения и вообще новой зари. Сегодня обещался прибыть мистер Педерсен из Бюро… еще не нагрянул?
        - Ждем-с, - ответил я. - Боюсь, мало не покажется.
        - О чем будете говорить? - полюбопытствовал Кириченко. - Для человека, чей родной язык - русский, разговоры о разворовывании страны тупым и наглым правительством столь же естественны, как пищеварение!
        - Он не русский, - пояснил я, - хотя русским владеет в совершенстве.
        - Выучил?
        - Нет, пять лет тому уехал на ПМЖ. Теперь он чистокровный американец в седьмом поколении.
        - Вот гад!.. Китайцы бы такого уже расстреляли. Это у нас идет перекос в сторону прав личности, но не нужно забывать и о правах человечества, как у них. Его интересы могут резко отличаться от соблюдения прав мелких составляющих… так вот кому отдать приоритет? На мой взгляд, это бесспорно. Но если послушать Люцифера… Как думаешь, Антонина?
        Она посмотрела на него с вопросом в серьезных глазах.
        - Ты мне такое говоришь, - спросила она сердито, - потому что я блондинка или как?
        - Или как, - ответил он, - все-таки грустно, правда, что работаем на будущее, а оно никогда не приходит, вокруг нас всегда настоящее!.. А я так мечтаю бродить по кольцам Сатурна, бороться за равные права с людьми с искусственным интеллектом…
        Она фыркнула:
        - Борьба за равные права?.. Не смеши. Это произойдет гораздо раньше, чем Искусственный Интеллект станет интеллектом. Вон, собачники, что всерьез уверяют, что их собаки все-все понимают?.. Ладно, права животных уже защищены, но на подходе проект закона о защите прав… вещей!
        - Врешь, - сказал он убежденно.
        - Клянусь, - заприсягнулась она. - Там зацепка только в том, сколько чипов или чего-то там считать достаточным. Если меньше, то это вещь, если больше, то уже нечто больше…
        - Что?
        Она отмахнулась:
        - Там еще спорят. Но договорились пока, что уже больше, чем вещь. И ломать их нельзя, как, к примеру, отстреливать бродячих собак. И то и другое могут делать только особо назначенные чиновники.
        Люцифер сказал с ленцой:
        - Люди, а кто пойдет на долл-парад?
        - Эт чё? - поинтересовался Кириченко.
        - Митинг с протестом, - объяснил он. - И шествием по Тверской в защиту браков с куклами.
        Кириченко оживился:
        - Точно? На сколько назначено? Я пойду! Сейчас трахать кукол куда интереснее, чем этих капризных баб. Ишь, решили, что мы рождены для их сексуальных обслуживаний. Дуры… Правда, Антонина?
        Она промолчала надменно, а Люцифер объяснил:
        - В конце шествия будет сбор подписей в поддержку закона, чтобы разрешить регистрацию браков с куклами.
        - Я подпишу! - закричал Кириченко.
        - И я, - сказал Урланис.
        А Люцифер проговорил с сожалением:
        - Мне завтра на дачу к теще, что-то там копать или рыть, но я бы тоже подписал. Давай уполномочу подписать за меня!.. Шеф, а ты?
        Я подумал с тяжеловесной неспешностью начальника, это курьеры все решают быстро да уборщицы, а мы должны мыслить, сказал со вздохом:
        - Что доллсы… А вот чем больше думаю об этих воскрешениях предков, тем больше… что-то не то…
        - И как-то не так, - добавил Кириченко иронически.
        - Вот-вот, - согласился я, намеренно не замечая иронии, - крутится, а ускользает… В общем, мне кажется, что когда человек умер, то он умер, понимаешь? А мы воссоздаем его заново. Но в этом случае воссоздаем не для него, потому что это уже не он, а для себя. Тешим себя. Создаем иллюзию, что это наши умершие родные, хотя на самом деле - имитация. Пусть даже очень точная. Пусть даже атом в атом мой любимый дедушка с его мыслями, чувствами и шутками, но это для меня будет моим дедушкой… а на самом деле он умер и уже растворился в земле!
        Кириченко спросил враждебно:
        - И что? Не воскрешать наших родственников?
        Я пожал плечами:
        - Разве я такое сказал? Я лишь указал, что жизнь - это непрерывность. Даже сон - временная и, к счастью, неполная смерть. А когда умер, то… умер.
        Люцифер прислушался, сказал бодро:
        - А есть другой вариант!
        - Какой?
        - Выхватывать живого, - сказал он победно. - Вернуться за минуту до смерти, выхватить, а взамен подложить точную копию. А живого перенести в наше сверкающее будущее… или в тот мир, который для них создадим.
        Я поморщился:
        - Ну, до машин времени еще бы дорасти. И самим дожить. А вот воскрешать сможем уже через десять-двадцать лет, как обещают. И надо понять, как, кого и вообще, надо ли?
        - Тебя федоровцы заклюют, - пообещал Кириченко.
        Урланис и Люцифер нас уже не слушали, на противоположной стене огромный экран, там жаркая дискуссия о правах вампиров, имеют или не имеют право кусать людей и пить кровь. В старый закон, в котором предусмотрено, что имеют право кусать только желающих кусания, есть же мазохисты на свете, пытались внести поправку, что вампиры могут кусать и в том случае, если мазохистов поблизости нет, а им грозит смерть от истощения. Однако им запрещено выпивать крови столько, что это может повредить здоровью укушенного…
        Противники возражали, что в этом случае вампиры вообще не станут искать именно мазохистов, потому нужно ограничить их в правах. В конце концов, никто их не принуждал становиться вампирами, сами восхотели, кто следуя моде и дешевым фильмам, кто по извращенности натуры, а кто просто от скуки и желания испытать новые ощущения.
        Проще было в странах ислама, там вампиров просто отлавливают и уничтожают. А хирургам, которые делают такие подпольные операции, грозит смерть на виселице, все имущество идет в казну, а детей отдают в сиротские приюты.
        Кириченко сказал бодро:
        - Последние судороги умирающего мира!
        Люцифер пробормотал:
        - Но какие приятные судороги…
        - Когда Рим не утопал в похоти, - возразил Кириченко, - он правил миром!.. А когда пошла эта погоня за плотскими утехами… все и рухнуло, прогнив до основания. И сейчас то же самое. Уже видно, что в чувственных наслаждениях искать нечего, все вычерпано, ничего нового…
        Люцифер рассмеялся:
        - Это нам да еще вот тебе ясно, а основная масса находится на том же уровне, что и римский плебс. Только что не на гладиаторских боях надрывает глотки, а на футбольных матчах. А еще мобильниками умеет пользоваться. Эх, лишить бы их этого права…
        Я поставил пустую чашку на блюдце и отряхнул ладони от крошек.
        - Все, довольно! Арбайтен, арбайтен!
        Глава 8
        Антонина осталась закупать бутерброды впрок, чтобы хватило до конца дня, а мы вернулись, в лифт вслед за нами вбежала молодая женщина, яркая, спортивная, с развитой фигурой, с разбега ударилась о Кириченко, вскрикнула довольно:
        - Ого, одни мужчины!.. А у нас в отделе только женщины…
        - Везет вам, - сказал Люцифер вежливо.
        Она повернулась к нему очень удивленная.
        - Это вы так язвите? Я, к примеру, только мужчин признаю…
        - Здоровые вкусы, - заметил Люцифер одобрительно.
        Она заулыбалась томно, потрогала его за промежность, промурлыкала:
        - Я уже готова… Любые ваши фантазии, ребята…
        Он вздохнул.
        - Увы, спешим на собрание. Как-нибудь в другой раз.
        Она печально вздохнула, мы с трудом дождались, пока лифт откроется, будто и не на четвертый этаж всполз, а на Эверест, неужели мы после обеда так потяжелели, эта сочная самочка вся истекает желанием, а когда вышли, Кириченко спросил сердито:
        - Зачем брешешь? Я бы послал ее подальше.
        - А почему не послал?
        Он ответил нехотя:
        - Она ж тебя щупала.
        - Да ладно тебе, - сказал Люцифер. - И тебе стало ее жалко, я все вижу. Они молодцы, все-таки не сдаются, вступили в борьбу с этой индустрией секс-кукол!
        - Проигрышную, - сказал Кириченко.
        - Да, - согласился Люцифер, - но не сейчас. Через несколько лет - да. Просто куклы быстрее совершенствуются, чем пластическая хирургия.
        Не успели разойтись, как в зал вбежала та же молодая красотка, воскликнула:
        - А-а, так это вы и есть? Вам письмо.
        Я протянул руку:
        - Давай.
        Она спросила игриво:
        - А вы точно шеф? Это из Центра Стратегического Планирования.
        - Все равно давай, - сказал я.
        - Тогда распишитесь… здесь и вот здесь…
        - Корнилов, - сказал я, - дай ребенку чё-нить…
        Корнилов довольно промурлыкал:
        - Еще бы, с удовольствием!.. У меня есть большая сладкая конфета…
        По лицу Кириченко было видно, что пакет проще выбросить сразу, мало ли чего присылают фирмы, желающие прощупать почву для нового товара, но бросил взгляд на четко пропечатанные строки, глаза округлились.
        - Ребята, - сказал он, - а тут что-то вроде бы серьезное. И у шефа, смотрите, руки дрожат, будто курей крал!
        Урланис спросил лениво:
        - Что, опять средство от перхоти вспомнили?
        - Да нет, - ответил Кириченко без улыбки. - Вот, посмотри.
        Урланис посмотрел и охнул. Они подтягивались ко мне, уже заинтересованные, там небольшой перечень вопросов, но все сводится к одному: какие наши свойства мы хотели бы взять с собой в будущее, а какие оставить в прошлом, если предположить, что с легкостью можем освобождаться, а новые себе «записывать». И обязательно обосновать свои предпочтения.
        Мы помалкивали, Кириченко первым сказал озадаченно:
        - Это что?.. Неужели подобрались вплотную?
        Люцифер сказал желчно:
        - Свою работу хотят перекинуть нам на горбатые спины.
        - Да это мы с удовольствием, - сказал Кириченко, хоть и все еще озадаченно. - Но, думаю, они такие опросники разослали во все конторы, где вот такие высоколобые…
        Люцифер буркнул:
        - Ну хоть насчет такого дела не советуются с общественностью! А то насоветуют…
        Подошел Вертиков, послушал, сказал, как всегда, очень мягко:
        - Дорогой друг, с общественностью никогда и не советовались по важным вопросам, ты же знаешь, не утрируй. Делали вид, другое дело. Простой человек должен думать, что от него что-то зависит. Тогда он не устраивает цветных революций.
        Они заспорили, а я подумал, что первыми придут в сингулярность люди, которых сейчас считают закомплексованными или на чем-то сдвинутыми. Природа в своем разнообразии выпускает тысячную долю процента таких вот, мозг которых никогда не успокаивается и постоянно требует работы.
        Остальные, которые нормальные, от всякой нагрузки обычно увиливают, любую работу выполняют из-под палки, а после работы их мозги сразу же с облегчением отключаются даже от той минимальной нагрузки, что требовала сохранить место, ищут простеньких развлечений вроде созерцания футбола, телешоу или прогулки по дискотекам, по бабам и барам.
        А эти, которые не от мира сего, даже в обыденной жизни находят себе добавочную нагрузку. Я вот, к примеру, с детства из пряника выгрызал звездочки или другие фигурки, считал окна в многоэтажных домах или группировал их в квадраты и прямоугольники, а когда на последний квадрат недоставало окна или окон, чувствовал некий дискомфорт. Сейчас вот, когда за рулем, отвлекаться вроде бы нельзя, все равно инстинктивно считаю белые полоски разметки на шоссе, группирую то по семь штук, то по двадцать одной…
        Вчера смотрел старый сериал про детектива Монка, у того эта шиза зашла еще дальше: считает все столбики по дороге, никогда не отдыхает, считает движения зубной щетки… однако же замечает все вокруг, умеет связать в единое целое, и потому именно он лучший из лучших детективов, а все те, кто не забывает оттянуться и расслабиться, ему не годятся и в подметки.
        Я очнулся от дум, когда Урланис повысил голос:
        - Вы как хотите, - прогремел он с некоторой угрозой в голосе, словно мы ему выкручиваем руки, - не собираюсь ни от чего в себе избавляться!.. Ни от жадности, ни от зависти… Ни даже от лени. Добавлять - да, буду. Всякое.
        - Что?
        - А все, - ответил он с той же твердостью, чувствовалось, что не вот щас решил, а обдумывал долго и старательно. - Я не то что жадный, хоть и да, есть, а запасливый. Хай будэ!.. Я даже то соберу, что потеряли… Ну там жабры, хвост… вдруг да пригодится?
        - Сингуляру жабры ни к чему, - напомнил Кириченко. - Ты и так сможешь бродить по дну Тихого океана, не замечая даже давления.
        - Да? Ну ладно, тогда пока без жабер.
        Люцифер сказал насмешливо:
        - Ну зачем тебе, сингуляру, пригодится жадность? Или твоя лень?
        - Не знаю, - огрызнулся Урланис. - Пусть лежит. Запас по голове не бьет и… в общем, вдруг для чего-то нужно? Вдруг я без жадности и жить не смогу?.. Сперва смогу, а через сто лет кирдыкнусь.
        - От потери интереса, - сказал Кириченко насмешливо.
        - А вдруг? - спросил Урланис серьезно.
        Кириченко и Люцифер переглянулись, Люцифер произнес задумчиво:
        - А знаешь, хоть Урлан и дурак, но смысл в его дури есть. Глубинный. Я всегда замечал, что в дурости бывает жемчужина… Ну, как в цистерне с говном может оказаться оброненная туда кем-то нечаянно…
        - На самой глубине, - уточнил Кириченко, - раз уж смысл глубинный.
        Я взял гербовый листок с собой и ушел в кабинет изучать, шутки шутками, но вопросы в самом деле очень серьезные. Курцвейл снова скорректировал свои прогнозы: сперва сингулярность должна была наступить в 2030-м, потом перенес достижение бессмертия и сингулярности на 2045-й, а недавно отодвинул дату вообще на 2075-й, что значит, большинство из нынешних не доживет, так что я сразу же получил добавочные гранты на исследования.
        Но благодаря неспешной поступи прогресса политики всех стран наконец-то отвлеклись от перетягивания одеяла и тупо начали спрашивать друг друга: а чё там высоколобые базарят насчет какой-то сингулярности? Понятно же, что в будущем будут машины мощнее, а морды ширше, но неужто еще что-то?
        Так что все путем. Может быть, Сверхсущество придерживает наступление сингулярности - ему-то что! - как раз для того, чтобы подтянулись те, от кого так много зависит?
        Я расставлял галочки в квадратиках напротив вопросов, не люблю эти вот узкие рамки, созданные специально для обработки примитивными в прошлом машинами, сейчас проги свободны читать и анализировать более развернутые ответы, оценивать аргументацию, а я хоть и не гуманитарий, но могу…
        Эльвира вошла в мой кабинет без стука, в руках поднос с чашкой дымящегося кофе, на широком блюдце горка оранжевого печенья, вид скромной секретарши, даже глазки опустила.
        - Доброе утро, шеф.
        - Привет, - сказал я настороженно. - Сегодня кровь младенцев не пила?
        Она произнесла скромно, почти пропела:
        - Я, вообще-то, ангел, но… на метле быстрее. Тебе такой кофе или послабее?
        Я осторожно отхлебнул, крепость именно та, что я считаю правильной, как и сладость, откуда так точно знает мои вкусы, кофе в белой, как снег, чашке, пена вздувается ровными светло-коричневыми горками, похожими на барханы Сахары, рядом блюдце с горкой рассыпчатого печенья, как раз такое люблю, а в стеклянный кувшинчик посреди стола воткнула несколько стеблей цветов с ярко-красными лепестками, но это неизбежное зло, цветы почему-то присутствуют везде, хотя их есть нельзя, но эти срезанные половые органы растений что-то символизируют или на что-то намекают, не задумывался, ученый не должен обращать внимание на мелочи быта.
        - Спасибо, - сказал я, - именно такой. Чутье у тебя, как у гюрзы.
        - Хорошо, - ответила она, - такой и буду тебе подавать по утрам. Как предпочитаешь: в постель или на стол?
        Я пробурчал:
        - Как это в постель? Я здесь не сплю.
        Она чарующе улыбнулась:
        - Ах, мой шеф и мой господин, ты же знаешь, я буду первой вылезать из-под нашего широкого одеяла и готовить тебе кофе. В нашей общей квартире.
        - Щас, - отрезал я, - разбежалась! Так я тебя и допущу до единственного места, где могу скрыться от всего мира под одеялом и оказаться в мечтах с любой женщиной мира.
        - Я и есть эта женщина, - сказала она с железобетонным убеждением, - а чем не подхожу, хоть сам выговорить можешь?
        Я окинул ее подчеркнуто придирчивым взглядом. Если и бывает идеальная фигура, то это у нее, однако я капризно наморщил нос.
        - Худая больно.
        Она сказала послушно:
        - Хорошо, откормлюсь.
        - Будешь жирная, - определил я. - А нужно, чтобы в определенных местах толстая, а где-то… вовсе нет.
        - Хорошо, - сказала она, - я знаю, где нужно.
        - Откуда? - спросил я настороженно.
        Она посмотрела с загадочной улыбкой:
        - Скажу, не поверишь.
        Она с самым таинственным видом опустила ресницы, еще раз улыбнулась и царственно уплыла, как королевский драккар по волнам северного моря, а я остался с почему-то тревожно стучащим сердцем, как будто в самом деле смогла заглянуть мне в душу… а она у меня есть?.. и увидеть даже то, что постарался бы скрыть даже со вставленным чипом.
        Сегодня я остался ночевать в офисе, раз уж здесь все удобства, но среди ночи нечто огромное вошло в меня, как в рыхлый туман, не чувствуя сопротивления. Я судорожно сжал одеяло и собрался в комок, подтянув колени к подбородку, как в детстве. Холодный ужас пронзил насквозь, оставив ощущение непостижимой необъемности, одиночества, грозного величия и тоски.
        Я некоторое время полежал, успокаивая стучащее сердце, затем, чувствуя, что уже не заснуть, поднялся и отправился готовить себе кофе и завтрак.
        Было время, я играл в пугалки с самим собой, когда ложился в темной комнате, зашторивал окна и пытался представить себя мертвым. То, что умру, было наверняка, и я старался ощутить это дикое состояние, когда ничего не видишь, не слышишь, не чувствуешь и даже не думаешь. Состояние, когда тебя уже нет…
        Это было жуткое ощущение, меня пробирал такой ужас, что вскакивал и торопливо зажигал везде свет, а потом бросался к холодильнику, чтобы за едой ощутить себя особенно живым.
        Теперь же, когда новые технологии обещают продление жизни, а потом и бессмертие, я все чаще пытаюсь представить себе уже не мертвым, а в далеком технологическом будущем… Даже не далеком, оно вот уже осязаемо, уже началось.
        Сперва была эра расширения возможностей, сейчас к ней добавилась эра коррекции своих чувств за счет мощных психотропных средств. Легче всего удалось вычеркнуть депрессию, и, похоже, на планете не нашлось людей, которые оставили бы себе эту черту психики. От лени тоже освобождались почти все, хотя специалисты предупреждали, что лень во многих случаях необходима, спасает организм от истощения.
        Мир становится все более радостным, дружелюбным. Мощная атака пошла на семь смертных грехов: гнев, лень, гордыня, зависть, скупость, чревоугодие, блуд, и почти везде добились если не стопроцентного, но все-таки заметного успеха.
        Скептики говорили, что без них жизнь станет серой и неинтересной, однако все дело в том, как ее воспринимать. Непьющий и некурящий, спортивного вида красавец может с чувством превосходства смотреть на ровесника-толстячка, страдающего одышкой и болезнями печени, который бахвалится, что зато на этой неделе жрал от пуза на банкетах и блудил с женой шефа.
        Если умело убрать в своем характере эти гнусные, хотя и приятные черточки, то не будет стремления не только поблудить, но не останется и зависти к тем, кто блудит. Скорее, брезгливое сожаление, что приходится общаться с такими грязноватыми людьми.
        Правда, таким образом люди будут становиться все больше похожими друг на друга. С одной стороны - это прекрасно, я всегда предпочитаю оказываться в компании себе подобных, чем среди разношерстного люда, когда одни начинают болеть за футбольную команду, другие зовут немедленно пить, а третьи настаивают, что надо позвать еще баб… однако человечество выжило благодаря тому, что разнообразия было выше крыши.
        Впрочем, то была слепая эволюция, люди и должны были выпускаться разными, но теперь, когда человек взял эволюцию в свои руки… гм, нужны ли лживые, подлые, порочные, антисоциальные, криминальные?
        С себе подобными я буду чувствовать себя легко и свободно, держаться открыто. Настолько открыто, что сравнительно без скрипа открою полный доступ к хранилищу информации в своем мозгу, к его вычислительным и интеллектуальным мощностям. А это уже путь к объединению интеллектов в нечто иное, в Сверхинтеллект, а нас, людей, в Сверхсущество.
        Сейчас меня такая перспектива пугает, но это во мне говорят… даже кричат в панике атавизмы, моя животная натура… но так ли буду думать, когда избавлюсь от некоторых нежелательных черт? Не всех, только некоторых?
        И… каким будет это Сверхсущество, этот Сверхразум? А какое место в нем будет отведено мне? Или мне будет все равно, так как я наверняка избавлюсь от эгоизма…
        А раз будет все равно, то не получится ли, что будет только мой мозг, мой разум, а меня не будет? Буду я считаться тогда живым… или нет?
        Глава 9
        Открылась дверь, в проеме появилась Эльвира - в роскошном халате, с подколотыми волосами, без грима, но яркая и странно свежая.
        - Кофе готов, - произнесла она чарующим голосом, - а яичница с зеленью, как ты любишь.
        Я спросил ошалело:
        - А ты… чего… а?
        - Встала и сделала кофе, - объяснила она, - какой ты любишь. А что, твои вкусы изменились?
        - Не совсем, - пробормотал я одурелым голосом, - но… как?
        - Просто почувствовала, - объяснила она. - Пришла в офис поздно вечером, поспала немного, а за десять минут до твоего подъема встала, приготовила все…
        Я потянул ноздрями, аромат яичницы и мощный запах кофе просачиваются из-за ее спины, хотя Эльвира уперлась рукой в косяк, красиво изогнув тонкий стан, словно не впускает ко мне в кабинет.
        - Ничего не понимаю, - буркнул я, - но… где кофе?
        Она отступила, я прошел мимо, на столе в круге света от яркой настольной лампы большая чашка с кофе, а на блюдце горка мелкого сдобного печенья, что просто тает во рту.
        - Ну, - сказал я, - спасибо… ты тоже, кстати, можешь сесть.
        Она усмехнулась и опустилась напротив. Ее взгляд не оставлял моего лица, сперва встревоженный, потом в нем появилась привычная насмешливость красивой уверенной в себе женщины.
        Тонкий пояс придерживает полы на уровне талии, но выше разошлись, открыв безукоризненные груди. Я прихлебывал кофе и жадно хрустел печеньками, пожирая их, как семечки, старался смотреть ей в лицо и не опускать наливающийся тяжестью взгляд.
        - Очень плохо? - произнесла она участливо.
        - Почему это? - удивился я. - У меня все хорошо.
        - У тебя такое лицо…
        - Какое?
        - Будто кто-то очень большой и сильный побил тебя большой палкой. И ты готов отступить…
        Я фыркнул:
        - Кто такое сможет? Я - победитель!.. Я победил триста пятьдесят миллионов человек, разве это не доказательство моей мощи? Так почему же я сейчас должен отступать, когда все проще и легче?
        Она посмотрела с недоумением, долго морщила лоб, двигала бровями, даже губами пошевелила, что-то высчитывая или извлекая из пластов памяти, наконец спросила с подозрением:
        - Это когда же ты победил в такой суровой схватке? Что-то не припоминаю.
        - А ты знаешь обо мне так много?
        - Все, - ответила она скромно.
        Я сказал победно:
        - Разве не я примчался первым, расталкивая других, к яйцеклетке, проломил стену, продрался через отверстие и тут же заделал за собой, чтобы другие не перли следом?.. Я - герой, сверхчеловек, победитель!.. Так почему же теперь отступлю?.. Нет, Эльвира, мы пойдем дальше. Просто… теперь понимаю насколько проще идти по уже протоптанной тропе!.. ну да это ладно. Скажи, как ты почуяла, что я проснусь? И что мне отчаянно захочется кофе?
        Она пожала плечами:
        - А разве такое можно объяснить? Просто почуяла. Приготовься, сегодня из телевидения придут брать у тебя интервью. Насчет чипов «Омега».
        - Зачем? - спросил я. - И с какой стати?
        - Надо просвещать народ, - пояснила она. - А также людей.
        - Почему не знаю ни о каком интервью?
        - Милый, - пропела она укоризненно, - зачем тебе о таких мелочах? На это есть извозчики. Я - твой извозчик.
        Я буркнул:
        - А я хто? Лошадь?
        - Ты мой господин, - сказала она так ласково и чарующе, что я при всей настороженности не уловил злобной насмешки. - И я тебя повезу, куда изволишь. И ноги укрою пледом…
        - И они сразу отсохнут? - спросил я с подозрением. - Иди-иди, ведьма.
        Она улыбнулась, убрала пустую чашку и блюдце на поднос и ушла, очень довольная. Я тупо смотрел вслед и пытался понять то, что она давно поняла: раз втыкаю шпильки и пинаю шуточками, то между нами уже рухнула ледяная стена, которую я старательно возводил все годы.
        Продолжая отвечать на вопросы, невольно подумал про эти самые чипы, о приходе которых говорят с таким страхом. Мало кто понимает, что присутствуем при последнем акте великой драмы. Все века наши мысли и чувства кипели в водовороте страстей взаимоотношения полов, с древности до нашего времени дошли трагедии на эту тему, а современные пьесы и фильмы почти неотличимы по глубинной сути от средневековых и даже античных постановок.
        Все посвящено загадкам и сложностям взаимоотношений, возникали сложные культурные феномены типа «Замужняя женщина и любовник», возрос и успешно развивался жанр куртуазного романа, всем был понятен шекспировский Отелло… и вдруг теперь все оборвется, исчезнет, не будет загадок, все разрешено и все позволено…
        Вчера был шок, когда брали предпоследний рубеж: смогли не только видеть друг друга через спутниковое наблюдение и видеокамеры, вмонтированные в одежду, но и - подумать только! - разговаривать и видеть окружение того, с кем разговариваем. На этой почве часто возникали скандалы и даже разводы, но сейчас вот-вот всех нас накроет лавина страстей, когда сможем читать мысли, видеть образы в мозгу другого человека, чувствовать то, что он чувствует к тебе на самом деле, а не то, что говорит, и в чем так горячо убеждает…
        Я вышел из кабинета и предупредил, что скоро приедут телевизионщики, чтобы подобрали слюни и застегнули ширинки, и вообще под камеры не лезли, как чарличаплины, будет короткое интервью, я сам расскажу, какие вы здесь орлы, вон все вещи из дерева исклевали, надо бронебойным лаком покрыть…
        Кириченко сказал живо:
        - Шеф, а пусть даст интервью за вас Урланис?
        - Почему так?
        - А он до свинячьего писка его страшится, - объяснил Кириченко. - Телевизионщикам же страшилок нужно побольше? Вот он и поднимет им рейтинг!
        Я повернулся к Урланису:
        - Никогда не поверю. Такой слон и вдруг…
        Он взглянул исподлобья и сказал зло:
        - Вам все шуточки, но ведь в самом деле все рухнет! Все!
        - Что все? - спросил я.
        Он сказал с напором:
        - Все это гигантское нагромождение лжи, которую мы не называем ложью, так как это часть жизни, без нее нельзя, а когда слишком уж откровенная, то для этого придуманы оправдательные ярлыки: «ложь во спасение», «ложь во благо»… Ведь даже комплименты - ложь!
        Я буркнул:
        - Что-то подобное слышал от Вертикова. Хотя да, если даже ты о таком заговорил…
        Он окрысился:
        - Что я, что я? Дубоголовый? Тупой, как пробка?.. Вы с Киричем просто быстрее схватываете, зато я лучше понимаю, как использовать, а вы… мотыльки сраные!
        - Не горячись, - сказал я миролюбиво, - просто ты для нас всегда был олицетворением миропорядка. Как столб, на котором все держится, как Атлант, что держит небо на каменных плечах. А сейчас вот и этот столб зашатался…
        Вошла, пахнущая улицей и солнцем, Вероника Давыдовна, остановилась, давая себя осмотреть, неспешно пошла к нам, улыбаясь во весь рот.
        За прошлые выходные она ухитрилась сделать себе огромную задницу, просто невероятную, и крохотную грудь, теперь хирурги работают быстро, а такая диспропорция сразу привлекает к ней внимание.
        Когда она выходит куда-либо на высоких каблуках, даже самые пресыщенные сексуалы провожают заинтересованными взглядами, а уже этого достаточно, чтобы любая женщина воспрянула, расцвела, а домой вернулась с довольным возгласом: «На меня мужчины так смотрели, так смотрели!»
        Сразу ухватив суть разговора, она с достоинством заявила:
        - Я не против чтения мыслей, ничуть! Но вот мне все-таки нравится, когда мужчины подтягивают животы при виде женщин!.. Хотя да, вы правы, сейчас все будет еще честнее, но мне почему-то хочется, чтобы от меня хоть что-то да скрывали. Хотя бы вот эти свисающие животы.
        Кириченко спросил скабрезно:
        - Хотя бы?
        - Да, - отрезала она. - Но лучше… если скроют и прочее, что мне не совсем… по вкусу. Если мой муж переспит с кем-то в командировке, то лучше пусть молчит. А какой бы я сонной и неопрятной ни была с утра, пусть лучше скажет, как хорошо выгляжу.
        Он уточнил с недоверием:
        - Хотя сама видишь себя в зеркало?
        - Все равно, - отрезала она. - Да, вот так!
        И удалилась к своему столу, задница шире Казахстана, ноги все те же длинные и умело выточенные, зашкуренные и покрытые блестящим лаком, словно их обработал в три-дэ Кириченко, что хоть и не умеет рисовать, но женщин рисует часто, особенно некоторые их части.
        Урланис тоже посмотрел задумчиво на мощно двигающиеся булочки… уже не булочки, а праздничные караваи, испеченные к девятисотлетию Москвы на толпу в тысячу человек, из груди вырвался тяжелый вздох.
        - Все равно, - сказал он уныло, - я все понимаю насчет прихода новых технологий, но страшусь… Я люблю свою Аннушку, знаю, что и она любит меня, это заметно в тысячах мелочей, однако все равно не готов… или готов?.. к полной откровенности. Ну как могу сказать, что хотя я ей никогда не изменял, но в постели с нею иногда представляю, что трахаю вот эту… гм… сотрудницу?
        Кириченко ухмыльнулся:
        - Теперь у Вероники Давыдовны задница еще огромнее и пышнее! В анус?
        Урланис отвел взгляд:
        - Я без подробностей, просто представляю ее пышную жопу с этими двумя колышущимися… и сразу весь на взводе. Но это оскорбит Аннушку!
        Кириченко проговорил с сочувствием:
        - А если она в постели с тобой представляет какого-нибудь мускулистого мачо? Хорошо, если Брэда Питта, а если кого-то из твоих знакомых?
        Он вздохнул:
        - Такое оскорбит меня. И хотя, знаю, многие и не то разыгрывают в воображении… да все так делают!.. но все равно это неправильно, так нехорошо. И признаваться в таком нельзя.
        - Другой левел отношений, - сообщил с сочувствием Кириченко. - Вы просто должны это… нет, не простить друг другу, прощать нечего, а согласиться с тем, что это и раньше у вас было, и вам не мешало, а сейчас всего лишь стало явным.
        Урланис сказал саркастически:
        - Да? А чего же тогда браки рушатся, когда он или она узнают о связях на стороне? Ведь было же все так хорошо, когда ничего не знали? Да вот только почему-то не хотят снова… якобы не знать. Знание, как сказал великий Бэкон, сила!
        - Знал бы он, - буркнул Кириченко, - по какому поводу ты его цитируешь. Незнание, вообще-то, тоже сила.
        - Так что лучше, знать или не знать?
        - Смотря в какой ситуации.
        Он в безнадежности развел руками.
        - Но суть в том, что мир движется к полной открытости!.. И самыми открытыми друг другу в первую очередь должны стать муж и жена. Иначе они… то ли партнеры, то ли соратники, то ли сообщники… когда в удобный момент и предать могут, и отобрать при разводе все, и бросить в тяжелую минуту, хотя красиво так клялись «…в здоровье и болезни никогда не покину, все вместе…».
        Кириченко сказал веско:
        - Но ты ее не предавал, ты ее любишь… это она тоже увидит?
        - Ну!
        - Так чего тогда страшиться?
        Урланис вздохнул:
        - Да нас все больше пугает, что раскроются не великие наши преступления, в них есть нечто героическое, а увидят наше мелкое и гаденькое. Мастурбацию, подсматривания в бинокль за соседями и молодыми соседками, мечты попасть в постель к учительнице литературы, страх опозориться при первом половом контакте… я опозорился, кстати, до сих пор как вспомню, так даже спина краснеет…
        Кириченко перебил:
        - Но ты вот только что нам признался! И небо не рухнуло.
        - То вам, - сказал Урланис с тяжелым вздохом, - вы мои друганы, моя стая, мой прайд, моя семья… а женщина - это зверь другой породы.
        - Женщина тоже может быть друганом, - сказал Кириченко веско, но с некоторым сомнением. - Ну, в пределах, конечно. У нас перед глазами светлый облик нашего вождя, великого шефа, у которого еще какой друган в юбке!.. Шеф, ты чё молчишь, как сытый пеликан?
        Я посмотрел хмуро, только у подростков есть на все четкий ответ и абсолютная уверенность в своей правоте, пусть хоть весь мир с их мудрецами против, но я уже взрослый, как полагаю, а это значит, торможу и колеблюсь. При полном взаимном «чтении мыслей», как говорят в народе, должна удваиваться работа мозгового процессора, хотя мощь двух равняется мощи восьми, кроме того мышление выходит на качественно новую ступеньку…
        Они все ждали с интересом, хотя к слову «шеф» и относятся с иронией и всячески обыгрывают в хохмочках, но в то же время я первый начал говорить о Сверхсуществе, как объекте исследования, так я, как ни крути, а создатель целой науки.
        - Еще пару лет назад, - сказал я хмуро, - я морщился и жутко стыдился, вспоминая некоторые моменты из детства и юности… Ну, когда первый раз напился и облевался прилюдно, когда первый раз попробовал с женщиной и… осрамился… Да и еще были моменты, которые вспоминать не хочется. А вспомню, до сих пор краснею.
        - Пару лет, - прервал нетерпеливый Кириченко, - а сейчас?
        - Сейчас, - проговорил я, подбирая слова, - понимаю, что я - это я. Нынешний. Я бы так никогда не сделал. Так почему я должен стыдиться за то существо, которым был?.. То был не я, а до Я. Гусеница! А сейчас я, надеюсь, уже бабочка.
        Кириченко оглядел меня с головы до ног:
        - Ну, до имаго далековато.
        - Пусть, - согласился я. - У человека больше линек, чем у гусеницы. Пусть еще не имаго, но уже и не гусеница, что напивалась, чтобы доказать что-то таким же придуркам, била стекла на троллейбусной остановке и воровала мелочь из телефонной будки. Потому что был не я!.. Это был другой человек с моим именем и моим паспортом.
        Урланис спросил печально:
        - А где грань?
        Я поинтересовался:
        - Это ради красного словца или ты… в самом деле глуповат?.. Какая может быть грань, когда плавно и медленно одно перетекает в другое?.. Человек не насекомое, чтобы четко прослеживать стадии гусеницы, куколки, субимаго, имаго… Но все равно каждый видит и знает, человек меняется тоже. Не меньше, чем гусеница. Так что я не отвечаю за того придурка, который жил в этом теле десять лет назад!.. Я отвечаю за себя нынешнего!
        Урланис спросил с прежней настойчивостью:
        - А все-таки где грань? Ну хотя бы для того, чтобы выяснить, до какого года не отвечаешь, а после какого уже можно привлекать к ответу. Проблема все-таки остается. Кирич, не находишь?
        Кириченко, что прислушивался с интересом, предположил:
        - А не оставить ли это для утряски?
        - В каком смысле?
        Он объяснил:
        - Законы всегда принимаются на основе морали и сложившихся обычаев. Отклонения от обычаев считаются преступлениями и караются. Но сейчас еще никакого отношения не сложилось, верно? Видимо, сперва надо дать несколько лет, чтобы общество выработало какие-то принципы равновесия, а потом уже на основании этих принципов и принимать законы.
        Урланис заметил осторожно:
        - Все верно, но иногда законодатели идут и чуточку впереди мнения общества.
        - Например?
        - Ну, отношение к смертной казни. В любой стране большинство выступает за смертную казнь. Некоторые вообще предлагают преступников вешать на площади, чтоб другим неповадно было. Но все же законы принимаем более гуманные…
        - Чем преступники и пользуются, - огрызнулся Кириченко. - Я бы не просто вешал, а на кол сажал!.. Но насчет дать определиться обществу с этим новым явлением, ты прав. Законы принимаются на основе общей морали, общих ценностей. Общество само решит, сколько лет должно отделять гусеницу от имаго в человеке, а закон потом это утвердит и примет к исполнению.
        Урланис потер ладони:
        - И начнем вешать? Наконец-то!
        Глава 10
        Телевизионщики прибыли точно в оговоренный час, берегут свое время и чужое, впервые вижу таких тактичных этих, вообще-то, несобранных людей, что считается признаком высокого творчества.
        Они уставили по старинке вокруг моего стола лампы, хотя в кабинете достаточно светло, мощные юпитеры, а еще один с готовностью держал в обеих руках блестящий лист металла, пуская им зайчики.
        Ведущий сказал бодро:
        - Сейчас мы в лаборатории всемирно известного ученого доктора наук Григория Величко, создателя междисциплинарной науки о Сверхсуществе, что объясняет многие загадки как науки, так и истории, искусства, религии и вообще всех сфер деятельности человека!.. Григорий, позвольте вам задать первый вопрос…
        Он сделал паузу для вящего эффекта, а я нарочито вклинился:
        - Позволяю.
        Он чуточку дернулся, пауза была рассчитана на иную цель, но улыбнулся светски и спросил:
        - Сейчас не найти в мире человека, который не знал бы о Сверхсуществе, в котором мы типа клеток. Но у всех свои представления… Вот сейчас говорят, что массовое производство чипов расширения или, как говорят чаще, расшаривания памяти полностью дублирует процесс! Но это сознательный процесс, которым управляем сами. С кем хотим соединяться - соединяемся, с кем не хотим - нет. Сегодня пришло сообщение, что самый крупный олдсэлф зарегистрирован в Китае: десять тысяч восемьсот человек объединились в одну, можно сказать, общность! Страшно подумать, какой исполинской умственной мощи достигнет этот исполин!
        Я покачал головой:
        - Нет, наша работа не дублирует производство и внедрение чипов «Омега».
        - Но ведь с помощью чипов тоже соединятся… сперва малыми группами… в единое Существо?
        Я наклонил голову:
        - Можно сказать и так… хотя даже при вхождении в единую цепь такое произойдет нескоро, если произойдет вообще. Но наша работа подразумевает… второй уровень.
        Мои губы похолодели при этих словах, холод пронесся сквозь мою грудь и остался во внутренностях. Корреспондент с некоторым беспокойством всмотрелся в мое лицо.
        - Вам плохо?
        - Да съел что-то, - ответил я. - Ничего, пройдет.
        - А что за уровень?
        - Объединенные чипами «Омега», - объяснил я, - люди увидят, какие они есть. Это шок, огромной силы шок. Но его надо пережить, чтобы получить доступ к огромным мощностям объединенного разума. Многие… отсеются. Я говорю о тех, кто все-таки решился вставить чип и подключиться к общему хранилищу. Это огромный шок…
        Он сказал быстро:
        - Еще бы! Но вы говорите, это только первый уровень?
        - Да, - ответил я нехотя.
        - А второй?
        - То, - сказал я, - над чем работаем.
        - В чем разница?
        - С помощью чипа «Омега» люди видят, - сказал я, - какие они есть, с подключением к темным связям увидят на первом этапе, какие люди… были. И вообще увидят все, что было.
        Он торопливо кивал, глаза горят, спросил возбужденным голосом:
        - Это на первом этапе? Значит, будут и другие?
        Я помедлил, не решившись еще сказать самое важное, наконец пробормотал:
        - А насчет того, что будет… тоже можно будет увидеть… в общих чертах. Дело в том, что прошлое запечатлено в образах отдельных людей, и можно будет увидеть с предельной четкостью, какую букашку кто видел… Даже в очень далеком прошлом.
        Он спросил жадно и с расчетом на то, что сейчас и телезрители ахнут вместе с ним:
        - Простите, а динозавров увидим?
        Я поморщился:
        - Думаю, да.
        - Значит, Сверхорганизм уже тогда был разумным? Или нет?
        Я ответил уклончиво:
        - Разве это важно? Главное, что он был, хотя и весьма юным. И мог видеть, чувствовать. А мы сможем увидеть и почувствовать тоже. Здесь главное то, что люди должны ощутить, что они - Сверхорганизм, как, например, муравьи, что создали подобное на сотни миллионов лет раньше, благодаря чему стали властелинами земли, расселившись по всему миру.
        Однако люди, даже узнав о Сверхорганизме, живут каждый сам по себе, связанные лишь узами общества, не желая принимать истину, что каждый из нас, как и муравей, лишь частица Сверхорганизма. А то, что еще и каждый обладает разумом… ну так и муравей обладает! У него в мозгу целый ганглий, а у некоторых даже по два! Только непонятно, как с таким ничтожным мозгом ухитрился создать настоящую цивилизацию, чтоб и скотоводство, и разведение грибов нужного вида и ирригация, и войны, и захват рабов…
        - Да-да, теперь понятно, почему… Вы как-то обмолвились, что внезапная волна толерантности и политкорректности связана со Сверхорганизмом?
        - Точно, - подтвердил я. - Сверхорганизм готовит нас к слиянию в одну общность, некого Мега-человека, когда сознание всех откроется для всех же. И вот чтобы не было шока, омерзения, отторжения нового, и проводится сейчас ускоренная подготовка к… искренности и терпимости.
        Он коварно улыбнулся, взглянул в блестящий объектив видеокамеры и сказал с подъемом:
        - Вы имеете в виду… гомосексуализм?
        Я отмахнулся:
        - Он в том числе, выделять его не стоит, слишком много чести. Происходит легализация очень многих вещей, вы разве не заметили?
        Он сказал неуверенно:
        - А это не завоевание демократии?
        - Это взросление Сверхорганизма, - пояснил я. - Мы не знаем, что уже есть у него в планах, только строим догадки и сценарии развития, а он давно пометил и уже знает, когда именно произойдет полная прозрачность жизни всех муравьев… простите, человеков для других человеков. Это для того, чтобы не только органы за всеми следили, но и рядовой обыватель мог настучать на соседа, мастерящего на кухне бомбу.
        - А гомосеки, - начал он, но махнул рукой, - да, понял.
        - Вот-вот, - сказал я, - Сверхорганизм заранее принимает меры, чтобы не было социального взрыва, когда вдруг окажется, что такие-то уважаемые люди - гомосексуалисты. Пусть к гомосексуализму станут относиться терпимее… раньше. Вы прекрасно знаете, что общество построено на лжи. И хотя общество без лжи существовать не может, но общество на лжи и теряет очень много.
        Он воскликнул:
        - Но если вдруг откроется все, общество рухнет!
        - В нынешнем виде, - согласился я. - Оно уже рушится, только не все это видят. Но возможно - только возможно! - возникнет нечто иное. Уже и не общество, а нечто иное, качественно другое.
        Он повернулся к камере и прокричал приподнято:
        - Вот на этой тревожной и волнительной ноте мы и закончим наше короткое интервью для всемирного выпуска новостей!
        Неутомимая Эльвира отыскала и привела к нам еще одного специалиста, на этот раз не ученого, а отвечающего за ресурсы, так она объяснила туманно. Наш коллектив все разрастается, а люди науки не должны ломать головы, где достать необходимое оборудование и сверхточные уникальные приборы, для этого есть свои профессионалы, что знают все норы на планете.
        Уваров, специалист экстра-класса в этом жанре, силен и красив, хотя ему что-то за шестьдесят, успешен в бизнесе, и к нам пришел работать вовсе не из-за высокой зарплаты, а чтобы применить свое умение логистика.
        Эльвира сообщила по секрету, что, вообще-то, его начинают избегать, а кое-кто перестает приглашать в приличное общество. В отличие от всех своих ровесников, Уваров еще не сделал ни одной пластической операции, что в наше время грубейший моветон. Единственное, где в нем поработала медицина, - это зубы. Да и то не потому, что следовал за модой и поставил себе две пластинки, верхнюю и нижнюю, вместо устаревших отдельных зубов, а просто заменял испорченные зубы.
        В древнюю старину, лет так десять тому, темная масса отсталого народа все еще хихикала над теми, кто делал утренние пробежки, занимался с гантелями, посещал фитнес-залы, соблюдал диеты, пользовался ботоксом, вставлял имплантаты, делал пластические операции, но эта темная масса таяла, все больше было перебежчиков в стан передовых и продвинутых, и однажды колесо перевернулось: стало неприлично как раз не делать операции по омоложению.
        В отличие от прошлого времени, когда эта темная масса травила и насмехалась над делающими операции, сейчас над биоконами никто не смеется, никто их не высмеивает. Их попросту не принимают в свой круг, что естественно. Не принимали и раньше, но тогда биоконы были в абсолютном большинстве, а сейчас многих страшит сама возможность попасть в число тех, кто считается как бы отбракованным.
        Поглядывая в его сторону с легкой насмешкой, она шепнула мне, что он хоть и сильнейшей в своей области, но, похоже, просто не соображает, что живет уже в другом мире. В его времени пластическая хирургия была все еще бзиком отдельных придурков, настоящие мужчины никогда до нее не опустятся, как не сменят коней на автомобили, а шпаги на пистолеты.
        Люцифер ревниво прислушивался к нам, глазки горят, когда смотрит на Эльвиру, подобострастно хохотнул и напомнил, что когда-то на осмелившихся в коротких юбках выйти на улицу смотрели как на шлюх, проституток, шалав, с которыми неприлично не то чтобы в кафе, но даже оказаться рядом. Потом, когда короткоюбочных стало больше и еще больше, произошел переворот: короткие стали нормой, а в длинных с подачи короткоюбочных ходят, как вы понимаете, отсталые дуры, дурищи и совсем уж набитые.
        - Нашему нынешнему сотруднику, - подсказал он, - нужно просто раскрыть глаза.
        - На что? - спросил я.
        - Что он отстал от жизни, - авторитетно сказал Люцифер.
        Эльвира вздохнула, а Корнилов подошел, послушал, сказал авторитетно:
        - От жизни - это от моды? С Уваровым это не прокатит. Плевал он на моду. Как и я, кстати.
        Люцифер сказал обиженно:
        - Тогда зачем подтяжку лица делал? Не для того ли, чтобы выглядеть моложе?
        - А мода при чем? - спросил Корнилов. - Да плевал я на нее с высокого дерева! Когда я стал видеть в зеркало помолодевшую морду, я и работать стал больше. Так, как положено с такой мордой. С подтянутой мордой я сам стал подтянутее! И спину стал держать прямее, и пузо втягиваю без всякой липосакции… Но, главное, работаю больше.
        Эльвира сказала лукаво:
        - Точно без липоксации? Фигура у вас просто, как у бодибильдера.
        - Точно, - сказал Корнилов польщенно. - Но наметил во время отпуска пройти курс. Килограммов пять нужно убрать с боков и пуза.
        Как быстро меняется мир, мелькнуло у меня. Вчера имплантники были предметом насмешек и снисходительного презрения, а сейчас уже все, кто переделывает лицо, накачивает губы, вставляет имплантаты в сиськи и прочие места - передовые и прогрессивно мыслящие люди. А вот те, кто тыкал в них пальцем и тупо гыгыкал - остались в прошлом. Они все еще есть, но теперь понятно, что это самые тупые, ограниченные и косные люди, вне зависимости от их пола и возраста. Им оставаться в прошлом, с ними стесняются общаться, стараются избегать контактов, как в прошлом сторонились бомжей и вшивых нищих.
        А теперь вот распространяется твердое убеждение, что брать их в сингулярность не следует, какие бы они хорошие ни были, как бы не кормили бродячих собак и не подбирали выпавших из гнезд птенчиков.
        К Уварову потянулись с листочками запросов, кому что надо и в каком количестве, он деловито сосканил перстнем, кивнул, лицо приняло деловитое выражение.
        - Это все нетрудно, - сказал он. - Надеюсь, у вас будут и посложнее запросы. А то как-то скучно с вами.
        - И спать с нами хочется, - добавил в тон Люцифер.
        Уваров посмотрел на него свысока.
        - Это у вас этот… как его, юмор?.. Ничего, скоро юморить перестанете…
        Он произнес так зловеще и с подтекстом, что Люцифер испуганно оглянулся по сторонам, словно кто-то уже подкрадывается с занесенным над головой топором.
        - Чего это вдруг?
        - Перестанете? - спросил Уваров.
        - Ну да… Ничего я не перестану!
        Уваров вздохнул:
        - Тогда жаль вас будет потерять из рядов этого великолепного коллектива. Как я слышал, дураков здесь не держат.
        Люцифер сказал обиженно:
        - Юмор, по-вашему, дурость?
        Уваров поглядел на него свысока.
        - Мальшик, а назовите-ка юмористов… давай самых великих и известных, которыми восторгались совсем недавно… Неважно, эстрадники или писатели! Давайте-давайте!.. А теперь скажите, сколько из них осталось. Нет, не померли, их не убили. Да только уже не острят. Почему, не задумывались?
        Люцифер подумал, усердно морщил лоб и двигал бровями, наконец сказал рассерженно:
        - Ладно, скажите, если вы как-то и зачем-то задумывались!
        Уваров отмахнулся:
        - И я не задумывался, это же очевидно. Юморение - признак незрелости ума. Подростковость, детское бунтарство, когда воюют против усего, высмеивая и снова высмеивая. Но подростки, бывает, взрослеют… Вы об этом слышали? Правда?.. как странно… Тогда еще не все потеряно. В общем, взрослые не острят.
        Вертиков сказал издали:
        - А вот Люцифер острит. А уж куда взрослее!
        Уваров отмахнулся:
        - У него развитие ребенка.
        Вертиков спросил с удовольствием:
        - Хотите сказать, что он дурак?
        Уваров посмотрел на надувшегося Люцифера и покачал головой:
        - Разве все ребенки дураки?
        - То ребенки. А если взрослый на уровне ребенка, то дурак?
        Уваров широко улыбнулся:
        - Это вы сказали, не я. Значит, с вами не все потеряно.
        Люцифер все еще морщит лоб, Уваров посматривал снисходительно, память у него прекрасная, помнит всех известных юмористов еще с начала падения коммунизма, тогда их развелось особенно много, почти все и сейчас еще живы, но их острение продолжалось всего несколько лет, потом угасло. Один-два сумели перебраться во взрослую литературу, хотя успехов там не достигли, там требования повыше, а конкуренция посильнее, а остальные так и вовсе после долгого молчания перешли в стан пенсионеров.
        У юмористов век короткий. Корнилов рассказывал, у него на прошлой работе в отделе работает один… Пять лет тому взошла на небосклоне его звезда: острил, сыпал остротами с экрана, издал три книжечки с хохмочками, затем как-то разом исчез. Кто-то даже думал что заболел и умер, но нет, здоровехонек, только вырос из коротких штанишек. Но в мире взрослых надо начинать снова, а на это не у всех юмористов хватает пороху. И становятся заурядным офисным планктоном.
        Юмор - защитное свойство молодости. Показывает, что уже не воспринимает все, установленное старшим поколением, как железобетонную догму. А старшему возрасту юморить над всем вокруг уже не такая необходимость. Они отюморили, сейчас твердо стоят на задних конечностях, у них свой ум и свое мышление, уже сами что-то делают, а не гыгыкают над тем, что сделано другими.
        Глава 11
        Науки всегда боялись, но плодами ее пользуются даже самые боязливые. Мы все стремимся к стабильности, предсказуемости, а наука постоянно чем-то пугает, а мы себе кажемся ну такими умными, когда что-то не одобряем! Смеемся над футбольными фанатами, что берутся руководить футболистами на поле, но сами такие же, когда заходит треп о политике, экономике и даже науке.
        Да и всякий оптимист почему-то чаще всего выглядит дураком, а вот такие алармисты, постоянно предупреждающие об опасностях науки - та-а-акие умныя, они ж все видят наперед и предупре-е-е-ежда-а-а-ают… Да и сейчас… Ах-ах, мобильники вызывают рак, но что-то никто из алармистов не перестал ими пользоваться.
        Сейчас снова начались атаки на слишком дорогой коллайдер, мол, опасен и вообще зачем, но коллайдер в числе тех вещей, что приближает нас к тому времени, когда наука окончательно победит болезни, откроет бессмертие, создаст мир изобилия.
        Коллайдер - это звено в цепи, сам по себе вроде бы ничего не даст моему огороду и моей корове, но с его помощью в том числе наука сделает еще шажок, и уже на нем, возможно, избавит нас от страданий и бедности, а взамен даст вечный мир изобилия, энергии и щастя.
        Кабанов, наш специалист, заявил глубокомысленно:
        - А вот я, чудо такое, абсолютно уверен, что широкое внедрение этих чипов поможет коллайдеру привести человечество к общей мутации! Даже если то начнет сопеть и упираться.
        Люцифер посмотрел на него с отвращением, скривился, словно вместо компота хватил уксуса.
        - Мутации? - переспросил он брезгливо. - Дорогой Семен Семенович, мутации ведут просто к смерти, а не к появлению сверхчеловеков. Это у нас в кино как мутация, как множество всяких людей-икс…
        Урланис вставил с тяжелым сарказмом:
        - Или зомби.
        - Или зомби, - согласился Люцифер. - На самом деле мутации ведут к гибели…
        Кабанов возразил:
        - Я тоже, знаете ли, что-то помню из школьного курса! А как тогда появляются новые пятнышки на спинках божьих коровок?
        - При благоприятной мутации, - сказал Люцифер, - шанс которой один к ста миллиардам, на спинке божьей коровки добавляется одна точка к остальному десятку. Остальные сто миллиардов коровок просто от этой мутации дохнут. Потом еще миллион лет эта мутация закрепляется. А вы говорите про мутацию, когда шел по улице Вася Пупыркин, его облучило чем-то неизвестным, и он получил способность летать, видеть сквозь стены, читать чужие мысли… что там еще?
        - Уламывать баб? - сказал Кириченко и смачно потер ладони.
        - Вот-вот, - сказал Люцифер. - Уламывать баб. Хотя способностей видеть сквозь стены и читать мысли достаточно, чтобы уломать любую.
        Вертиков прислушался, спросил с патетическим недоумением:
        - Вы о чем? Где такие, которых надо уламывать?.. Интересно, дайте адресок этой психклиники!
        Люцифер замычал, как от зубной боли.
        - Господи, - сказал он с тоской, - уже и третья волна сексуальной революции прошла, а они все о бабах, словно в пещерное время!
        - Да мы не о бабах, - возразил Кабанов. - Мы о мутациях. Это так, по дороге…
        - Где бабы, - спросил Ветиков сварливо, - а где мутации?
        - Бабы и есть мутация, - глубокомысленно рассудил Люцифер. - Как ты не понимаешь?
        - Не понимаю, - сказал Вертиков сердито. - Шеф, не пора ли им урезать зряплату?
        Урланис слушал, кривился, мялся, переступал с ноги на ногу, отводил взгляд в сторону. Мы ощутили нечто и ждали, а он плюхнулся в кресло и, развернувшись к нам, сказал хмуро:
        - Я все-таки заказал чип и уже оплатил. Завтра буду ставить.
        - Ого, - сказал Люцифер с удовольствием. - Давно пора. Ты у нас самый примерный. Уж тебе-то стыдиться нечего точно.
        Урланис сказал тяжело:
        - Знаешь, от тебя мне скрывать нечего. Даже от шефа, как ни странно. А вот от самого близкого человека, что уж поделать, есть.
        Все переглянулись, Люцифер догадался первым:
        - От Аннушки? Чудак, у вас такая любовь, что я даже не знаю!..
        - Уж точно, - сказал и Вертиков с завистью, - станет только крепче.
        Урланис сдвинул плечами:
        - В том-то и дело, что у нас любовь. Был бы просто стандартный брак…
        Люцифер спросил:
        - Погоди, ты опасаешься, что узнает что-то нежелательное?
        - Оно самое, - проговорил Урланис с тоской.
        - Адюльтер? - сказал Люцифер и гордо заулыбался, что без запинки вымолвил трудное слово. - Оно?
        Мы посмотрели с удивлением, такое как-то не вяжется с обликом всегда суперпримерного Урланиса, однако он нехотя наклонил голову.
        - Да.
        Вертиков вскрикнул:
        - Чепуха!.. Это было давно и… почти неправда!.. Со всяким бывает случайность…
        - Это была не случайность, - возразил Урланис. - Как наваждение какое-то… Встречался тайком две недели, а один раз вроде бы в командировку уехал, а на самом деле… Не знаю даже, что было бы, но я моей пассии надоел, увлеклась каким-то молодым бизнесменом… С тех пор это мой стыд…
        - …и сладкое воспоминание, - сказал мудрый Корнилов. - Вообще-то, все мы или почти все бывали в таких ситуациях, но в самом деле как-то раскрываться перед женой не хотелось бы. Я вот свою жену тоже люблю, без дураков люблю, перед вами не стал бы прикидываться…
        - Да верим-верим, - нетерпеливо прервал Люцифер.
        - Но и я, - закончил Корнилов, - не хотел бы, чтобы жена узнала ВСЕ-ВСЕ. А у меня было побольше твоего. Так что я понимаю Урлана.
        Кириченко прислушался, подошел, выражение лица недовольно-брезгливое.
        - Знаете ли, - сказал он недовольно, - не все же такие невинные души, как Люцифер или наш шеф!.. Есть же и такие сложные натуры, как вот я. Потому я тоже как бы это, разделяю тревоги Урлана. Но моя утонченность вовсе не позволяет чужим лезть в мой внутренний духовный мир грязными лапами в кирзовых говнодавах. В моей чуткой трепетной душе нельзя не только трогать, но и созерцать!.. От взглядов некоторых тут остаются сальные пятна.
        - Ах-ах, - воскликнул Люцифер.
        - Вот тебе и ах-ах, - сказал Кириченко с достоинством. - Вы даже грешить не умеете, вам признаваться можно, простенькие души!.. А я только Богу признаюсь, от него все равно не скроешься, но ему как раз и пофигу, кто как и сколько, он велик, не то, что вы, морды немытые и давно не битые.
        Подошла Вероника Давыдовна с бутербродом в руке, ладонь другой держит снизу ковшиком, пытаясь подхватывать крошки. Из-под стола вылез пылесос и сердито забегал вокруг.
        - Чипы, соединение со Сверхсуществом, переход в сингулярность, - пропыхтела она с набитым ртом, - это хорошо… Но сперва нужно пройти, как говорится, тест на соответствие…
        Люцифер насторожился, повернулся к ней вместе с креслом:
        - Что за тест?
        - Пусть не тест, - ответила она, - но изменения в сознании должны быть. Несомненно должны. К примеру, как ты относишься к трем мушкетерам?
        Люцифер пробурчал:
        - Нормально. Один за всех, все за одного. Дружба - главное…
        - Ну вот, - сказала она с подчеркнутой грустью, - еще один останется в далеком прошлом. А в сингулярность уйдем без него.
        Люцифер оскорбленно вскинулся:
        - Это почему же?
        - А потому, - сказала она по-женски ласково, - эти лишь три дебила, что убивали направо и налево на дуэлях только за то, что человек посмотрел косо, прошел мимо и задел плащом, поднял дамский платочек, оброненный не ему… Гвардейцы, против которых дрались в первой же главе, спасли им жизни, иначе эти дебилы поубивали бы друг друга! Вспомни, д’Артаньян должен был драться со всеми тремя по очереди!.. Да и вообще, что за «один за всех, все за одного»? Это бандитский клич. Не-е-ет, тебя не берем. Копайся в песочнице! Ты же наверняка и Робин Гуда считаешь положительным персонажем?
        Люцифер открыл было рот, явно собираясь подтвердить, это написано на лице, но посмотрел на чересчур мирную физиономию Вертикова и пробурчал:
        - Знаешь… ты мне мозги не пудри. Какие-то общечеловеческие ценности возьмем и в сингулярность!
        Она кивнула и сказала елейно:
        - Да, какие-то. А все остальное оставим.
        Кириченко уговорил попробовать какое-то невероятное блюдо в кафешке напротив, Люцифер и Корнилов упирались, но Кирич вытащил даже их, хотя у Корнилова с собой дюжина домашних бутербродов, за секрет приготовления которых Макдоналдс миллиард бы отдал, но его мама не уступит.
        Охотнее всего за Кириченко пошли женщины, не упускают случая поучаствовать в наших мини-тусовках, хотя все еще держатся тихо, как мыши под полом, помня грозные предупреждения Эльвиры.
        Я не сказал бы, что нечто особенное, но у меня со вкусом туговато, я признаю белки, углеводы, жиры и калории, однако остальные лопают с аппетитом, довольные, расхваливают, и, думаю, кто-то даже вполне искренне.
        Кириченко наколол на вилку кусок мяса в специях, лохматый и похожий на утопшую мышь, оглядел его и сказал вдруг:
        - А знаете ли, в лаборатории Сент-Смитсоновского института обитает лабораторная мышь, что прожила уже пять своих возрастов! И пока еще сравнительно подвижна, а сколько проживет - пока неизвестно.
        Урланис фыркнул:
        - И что? Ее вырастили из генетически сконструированных клеток. Да, конечно, родители могут теперь не только убирать у своих детей заранее все опасные болезни, но и задавать им супердолголетие… когда опыты перейдут на людей, но как насчет уже живущих?
        - Разводят передними конечностями, - ответил Кириченко, - а задними застенчиво шаркают по полу.
        - С чего так?
        - Отвечают, что вам, дорогие мои, проще вымереть, чем с вами возиться. Очень сложно ковыряться во взрослом организме, полном болезней и нехороших изменений… так что эта, помирайте, не засоряйте генофонд.
        Антонина сказала задумчиво:
        - Почему же… шанс есть всегда. Нынешним миллиардерам умирать не хочется! Разве не они финансируют наши работы? Им, если не бессмертие, то хотя бы заметное увеличение жизни… А там будет видно.
        Корнилов посматривал на стены, там на широких экранах носятся какие-то существа, что-то предлагают и рекламируют, вдруг жирно хохотнул и сказал довольно:
        - Вот оно!.. Пала последняя преграда на пути женских свобод!.. Ура, товарищи, господа и все прочие паны!
        Люцифер спросил хмуро:
        - Ты о чем?
        - Женщины, - объяснил Корнилов, - как вы знаете, выступают в соревнованиях по дзюдо и даже боксу, поднимают штанги, это подается как окончательные и бесповоротные победы равноправия…
        Люцифер кивнул:
        - Точно. А что не так?
        Корнилов фыркнул:
        - Имитация, настолько липовая, что не понимаю, как не замечают очевидного?
        - Чего?
        - Очевидного, - повторил Корнилов раздельно. - Тебе по буквам?.. Какое, на фиг, равноправие, если налицо самая настоящая сегрегация? Равноправие, это когда нет разделения на женские и мужские команды!.. Равноправие, это когда на ринг выходят, не глядя на пол противника. Как при приеме на работу!
        Люцифер захохотал так, что изо рта посыпались крошки печенья. Он чуть не захлебнулся, поперхнувшись, Кириченко стучал его по спине и укоризненно качал головой.
        - Несправедливо… Понятно же, что женщина победит. Какой мужчина станет бить женщину?
        - Я, - сказал Люцифер. И пояснил, видя вопрошающие взгляды: - Нет, я не гомосек, но бить их надо, а то затрахали своей эмансипэ. Назад к кастрюлям!
        - А что это? - полюбопытствовала наивно Марина.
        Корнилов отмахнулся, сказал довольно:
        - Феминистки добились полной отмены дискриминации женщин! Хорошо, что вы у нас не настолько тупые.
        - Неужто в спорте?
        - Именно, - сказал он счастливо.
        Люцифер вскинул брови:
        - Эти дуры совсем спятили? Если спорт не будет разделен на мужской и женский, если позволят выступать едиными командами, женщинам отныне не видать ни одной медали! Даже деревянной. Они этого не понимают?
        Корнилов сказал довольным жирным голосом:
        - Похоже. Или им принцип важнее.
        Вертиков подумал, сдвинул плечами:
        - Думаю, утка.
        - Зачем?
        - Просто так. Или чтоб бензинчику плеснуть в затухающий костерок. Или отвлечь внимание общественности от чего-то более важного… Кто знает, причин может быть много.
        - Да, в интересное время живем, - подтвердил Корнилов, - но я уверен, закон о полном равенстве женщин с мужчинами, нет, полном равенстве женщин и мужчин, вообще-то, придумали в Госдуме мужчины. Подали себя как борцов за женские права, развернули кампанию, на первые места выдвинули женщин, а сами только дергали за ниточки, довольствуясь скромной ролью советников.
        Кириченко сказал ворчливо:
        - Да вообще всю борьбу за раскрепощение женщин придумали мужчины, когда стало катастрофически не хватать рабочих рук! А сейчас инициаторами стали, как подозреваю, особенно раздраженные мужчины, которые не могут смотреть, как в кино миниатюрные девочки, якобы владеющие особыми приемами боя, разбрасывают десятками стодвадцатикилограммовых спецназовцев в полных доспехах и обвешанных тяжелым вооружением! А еще эти куколки голыми руками рвут цепи, освобождая одних мужчин и щелчками убивая других.
        - И что, - спросил Люцифер с подозрением, - женщины еще не врубились, что прямиком идут в ловушку?
        Корнилов помотал головой.
        - Я слышал, - сказал он счастливо, - под умело срежессированным натиском женщин-феминисток и прочих борцов за женские права мужчины в Госдуме подозрительно быстро и без всяких предварительных консультаций сразу в третьем чтении приняли и утвердили этот закон! В действие вступает с момента принятия, то есть все соревнования теперь обязаны проводиться без всякой дискриминации. Отныне нет мужских и женских команд, в единую теперь входят все, кто сумеет поднять штангу с контрольным весом или там прыгнуть выше двух метров.
        Кириченко пробормотал понимающе:
        - Однако количество мест в любой команде ограничено, а квот на «сильный и прекрасный пол» не предусмотрено? Спорт есть спорт, все по-честному… Ну и забавы у законодателей! Любую инициативу доведут до абсурда… Ну, разве что хотели показать ее изначальную абсурдность?
        Глава 12
        Мне про спорт не интересно, даже с такими интригами, повернулся к Урланису, он с увесистым куском пиццы в ладони и большой кружкой чая в другой глубокомысленно рассуждает, что если перебить всех евреев на свете, совсем перебить, без остатка, чтобы ушли в историю вслед за хеттами, эллинами, римлянами и персами, то перебиватели вскоре открыли бы удивительный и прекраснейший мир древнеиудейской истории, полной драматизма, великих свершений, взлетов духа и удивительной человечности в океане варварства.
        Нашли бы множество кровавых битв, жестоких решений, бескомпромиссного выбора, самопожертвования, великих подвигов отдельных героев, отдельных отрядов и целого народа, и с великим удовольствием снимали бы фильмы-блокбастеры, сериалы, писали бы романы, создавали баймы, рисовали комиксы, манги, аниме и прочую хрень.
        Делать это тем более легко, что придумывать ничего не надо: бери любой эпизод из истории тех времен и снимай кино или пиши захватывающий роман. Материала в мириады раз больше, чем из истории эллинов или римлян, о которых столько написано и снято!
        Словом, сделали бы все то, что не делают ни сами евреи, тем более сейчас этим не станут заниматься неевреи. Понятно, никто этим гадам добавлять славы не станет, и так, сволочи, заграбастали весь мир и все деньги, не хрена им еще и в воинском деле быть замеченными.
        Впрочем, они сами еще тогда, после нескольких жесточайших обломов, выбрали совсем не путь воинской славы. Это их и спасло, в отличие от эллинов, римлян или персов, которые стояли до конца и потому исчезли, как народы. Сейчас же все человечество осторожно идет в будущее, тщательно избегая «пути славы», и даже вычеркнули самое употребительное и самое почетное слово, которые раньше встречалось везде и всюду: «подвиг».
        Во все века подвиги воспевались, подвигами восхищались и мечтали им следовать, а теперь впервые в истории человечества сформировалось чисто еврейское мнение, что подвиги одних - это раздолбайство других, а раз так, то все верно: в жизни всегда есть место подвигу, но надо быть подальше от этого места.
        Может быть, эта философия и спасет человечество от серьезных конфликтов и столкновений…
        Пиццу доели без него, да Урланис и не страдал, захватив самый большой кусок про запас, все чавкали молча, только Корнилов слушал, морщился, кривился, наконец процедил сквозь зубы:
        - И что?
        Урланис сказал хладнокровно:
        - А ничего. Так просто. Зарисовка. Моментальный снимок времени. С небольшим экскурсом в недалекое прошлое.
        - Сам ты недалекий, - съязвил Корнилов. - Сам хоть понял, что сказал? Или для острого словца не жаль и родного отца? Красиво и хлестко, да только ты либо биокон, либо провокатор.
        Кириченко принес кофе, на морде выражение аристократа, увидевшего пьяных конюхов в фойе театра, молча разлил по чашкам и только тогда буркнул:
        - Это у него ностальгия.
        - У нашего Урла? - изумился Корнилов. - Откуда? Какая?
        - Детская, - веско сказал Кириченко. Подумал и уточнил: - По детству. Атавизьмь. Человек проходит все стадии развития: внутриутробно от амебы до обезьяны, а после рождения - все этапы общественной организации, от первобытно-общинной до нынешней. Урлан застрял пока на эпохе героических подвигов. Ну там нибелунги, триста спартанцев, шах-наме, чингачгук… Ничего, если подрастет… может быть.
        - Если успеет, - согласился Кириченко, окинул взглядом Урланиса и обронил с сочувствием: - Только вряд ли. Наш отряд потеряет такого бойца!
        - Воина, - подтвердил Корнилов, - ратоборца, сражателя и победоносца с длинным мечом в мужественной длани. Но, если честно, немножко жалко, что тот мир уходит… Это как детство, пусть примитивное и глупенькое, но такое милое… Всем нам рыцари ближе и понятнее, чем банкиры.
        - Ностальгия, - сказал Кириченко.
        - Она самая, - согласился Корнилов. - Если кто еще не знает, что это за, абисняю: ностальгия - это попытка сравнить наихудшее из настоящего с наилучшим из прошлого, ясно? А вовсе не то, что вы думали по общей и прогрессирующей недоразвитости. На самом же деле никто из ностальгирующих, в том числе наш доблестный воитель Урл, не согласился бы, чтобы его перенесли в то старое доброе время, где нет этого проклятого инета, осточертевших пробок, дурацких телепрограмм, модифицированных продуктов, загрязнений, трезвонящих не вовремя мобильников и раскрепощенных по самое не могу женщин…
        Его не слушали, больно зануден, с ехидными смешками поглядывают на экран, там за широким столом бойкий ведущий, тощий священник с козлиной бородой и в их шаманской униформе, а также академик Камнерубов, известный своими работами по продлению жизни дрозофилам и лабораторным мышам.
        Я скривился, вряд ли будет что-то новое, но для ученых это что-то вроде поездки копать картошку в подшефный колхоз, как было в старое доброе, надо нести свет придуркам, что и так все знают, только не понимают, зачем андронный коллайдер, если ничего не даст его огороду.
        Эра сингулярности приближается, как и время перехода в бессмертие, научных работников обязали, что ли, выступать вот так перед непонятно кем, объяснять и разжевывать, хотя видно, как на заднем плане расселось с полсотни приглашенных «из народа», обращаться, видимо, предполагается к ним. Все, понятно, толстые бабы, за исключением трех-четырех красоток, но это явно свои из студии, а также двух то ли школьников, то ли школьниц, теперь понять непросто.
        Бывали такие шоу и раньше, но редкие ученые-специалисты, которых приглашали, обычно заклевывались при бурной поддержке зала нагло орущим ведущим и приглашенными бабищами, обычно вот такими же безобразно толстыми и глупыми, но - актрисами, поэтессами, модельерами… видимо, их считают на телевидении определяющими духовный и моральных фон человечества.
        На этот раз, вижу по лицу, академик Камнерубов настроен весьма решительно, заранее хмурится, сопит, только что землю не роет копытом. Сперва ведущий, долго и явно рисуясь собой, рассказывал, что такое бессмертие, ну умный какой, вот у кого учился капитан Очевидность, и не скажешь ему, что дурак, он хозяин, однако когда после себя дал слово пятнадцатилетнему школьнику из числа приглашенных зрителей, Камнерубов сказал жестко:
        - Прошу ведущего не принимать вопросы от людей… недостаточно зрелого возраста. Если даже зрелые не могут понять, о чем речь, то школьникам еще рано…
        Школьник завопил, опережая ведущего:
        - Но разве вы в свои пятнадцать лет не решили задачу Кельмана-Гокса, которую не могли решить все математики мира?
        Академик отрезал:
        - В математике я был силен, а в жизни - дурак дураком! Когда начнете разбираться в жизни, добро пожаловать в дискуссию о жизни и ее ценности. Разговор окончен.
        Ведущий открыл рот, постоял так, явно хотелось покричать о демократических свободах, о зажиме несогласных, но даже приглашенные и на этот раз актрисы явно не хотели, чтобы школьник сидел рядом и тем самым подрывал их то ли авторитет, то ли красоту.
        Экран показал крупным планом искаженное праведным гневом лицо школьника, несомненно умного паренька, вон даже о задаче Кельмана-Гакса слышал, но беда нашего социума в том, что каждый, неважно какой у него возраст, опыт и мировоззрение, всегда уверен, что он уже умен и мудр, а дальше прирастать будет только образованием, дипломами, а также квартирами, машинами, дачами и прочим-прочим. Но вот умен уже. Сейчас. Даже в его пятнадцать лет он непокобелимо убежден, что может обо всем судить правильнее, чем так называемые профессионалы. Потому с легкостью дает перед экраном телевизора советы президентам, как управлять их странами, финансистам советует поднять или опустить процентные ставки, а науке снисходительно указывает настоящие приоритеты, а не те, которым тамошние дураки следуют.
        Такой не связывает свой умственный уровень с постоянно получаемыми знаниями, ему кажется, что знания будут прибывать и накапливаться, а вот ум уже давно сформировался и останется именно таким. Ум - одно, знания - другое. На самом деле это почти именно так, однако знания накапливаются и накапливаются, и вот однажды этот умник вдруг осознает, что, вообще-то, всю предыдущую жизнь не совсем верно понимал и не так жил, не под теми знаменами шел… а вот теперь да, теперь осознал, что идти нужно под углом в девяносто градусов, а то и под сто восемьдесят, и все будет о’кей!
        Он еще не знает, что если будет развиваться и дальше, таких поворотов впереди немало, но всегда уверен, что вот на этот раз наконец-то и окончательно нашел верный путь и потому может подсказывать президентам, финансистам, ученым.
        И всякий раз восклицать с легким стыдом: «Каким же дураком я был!»…
        Задумавшись, я жевал машинально и пропустил кусок, а опомнился, когда академик сказал резко и раздраженно:
        - Да, восемьдесят из ста, которые против. Должен сказать, что цифра приятно удивила, дураков у нас все-таки побольше, чем восемьдесят процентов.
        Его оппонент, на этот раз женщина, на телевидении часто приглашают вот так актрис, которых якобы встретили на улице, она говорила красивым журчащим голоском, эффектно приподнимая тонкие выщипанные брови:
        - И как я буду жить, когда все мои друзья умрут, а я останусь одна?
        Академик вздохнул:
        - Еще эффектнее, когда этот вопрос задают подростки. Этот школьник явно спросил бы именно это. Вы, наверное, счастливый человек… У вас все те же друзья детства! Первых своих друзей по детскому саду я не помню, потом были в школе, дальше работал на заводе и учился на вечернем в институте… Какие у меня друзья на работе? Слесари и токари, с которыми проработал пять лет. Мог ли сохранить с ними дружбу и каждые выходные сейчас вот сидеть на детской площадке и пить водку?.. В институте увлекся йогой, помню, это было целью жизни, и дружил только с такими же… Был в моей жизни период телостроительства, я старательно накачивал мышцы, гордился ими и с презрением смотрел на всяких ботаников, кто хил и слаб, у кого спина горбом, а грудь впалая… И дружил только с такими. И что, я должен и сейчас дружить только с этими… ну, не скажу, недостаточно развитыми людьми, но…
        Ведущий, красавец с громким голосом, но с впалой грудью, поддержал радостно:
        - Мы вас понимаем, понимаем!
        - Потом, - продолжал академик, - был период, когда я был украинским диссидентом и боролся за свободу Украины от России. До сих пор вспомнить стыдно. Как вы понимаете, не осталось у меня друзей - а они были! - и в их среде. И что, я несчастен? Я всякий раз приобретаю друзей на новом, более высоком уровне! У меня много друзей! На этот раз умных, ярких, интересных, а не тех друзей детства, многие из которых все еще пьют в подворотнях… если кому из них печень еще позволила дожить до этих дней.
        Женщина, все так же кокетливо играя бровями, видимо, это у нее коронный номер, спросила чарующим голосом:
        - Скажите, уважаемый академик, а зачем вам бессмертие?
        Камнерубов взглянул на нее остро, на миг поджал губы.
        - Вы красивая женщина, - сказал он после паузы, - и потому не пошлю вас… и даже не скажу, как сказал бы мужчине, что это не ваше собачье дело. Говоря очень вежливо, напоминаю, что выбор: жить или умереть - личное дело каждого. Возможно, вы сумели бы перефразировать вопрос более грамотно: «Скажите, а зачем бессмертие мне?», то я смог бы вам ответить честно, прямо и предельно искренне: «Вы правы, оно вам не нужно. Похоже, вы и эту жизнь живете зря».
        Все молчали, слишком жесткий и грубый ответ, даже ведущий на миг растерялся, но тут же сообразил, что пахнет микроскандалом, а это же рейтинг, внимание прессы, аудитория, заорал радостно:
        - Имеем две разные точки зрения!.. Академик Камнерубов полагает, что бессмертие должно достаться только избранным?
        Все ждали, что ученый тут же смутится и начнет жалко оправдываться, что он такое не говорил, его не так поняли, он за демократию, терпимость и защиту животных, однако он выпрямился, окинул зал презрительным взглядом.
        - В бессмертие войдут не все, - подтвердил он жестко. - Никого силой тащить в него не будут, а это значит, его не получат члены различных религиозных сект, а также просто дураки, которых у нас не сеют, но рождается великое множество. Лечить их не предлагаю, деньги и силы потратить можно гораздо более разумно.
        Женщина заявила, капризно поджав губки:
        - А я вот категорически отвергаю бессмертие! Не хочу я его, это неправильно!.. И не навязывайте!
        Академик изумился:
        - Навязываем? Я вообще не считаю, что это тема для дискуссий. Вам все еще кажется, что в бессмертие будут тащить?.. А вот я уверен, что однажды вы сами пришли к пластическому хирургу и просили сделать вам подтяжку лица. И даже заплатили ему за это. Немало. Не он вам платил и уговаривал, а вы ему. Не так ли?
        - Да, - ответила она с достоинством. - Я всегда делаю в лучшей клинике…
        - Бессмертие обойдется намного дороже, - сказал он почти злорадно, - и не вас будут до-о-олго уговаривать, понимаете, о чем я?
        Я подумал, что академик герой, пришел в телестудию, преодолевая отвращение, что придется общаться вот с такими. А вообще ведущие ученые, работающие над резким продлением жизни, от подобных дискуссий просто отказываются. Для них все не только ясно, но также ясно, как должны относиться к этой проблеме все нормально мыслящие люди.
        Кириченко начал доказывать, что общественное мнение играет огромную роль, с ним приходится считаться, по его решению выбираются президенты, меняется курс страны, вступают в военные блоки или выходят из них, с кем-то дружат, а с кем-то нет…
        Корнилов морщился, смотрел на него с недоумением, в самом ли деле тот в это верит, наконец буркнул:
        - Ты же помнишь, как на пороге начала третьего тысячелетия в Англии устроили общественный опрос, просили назвать самого выдающегося человека прошлого тысячелетия. К их конфузу, абсолютное большинство назвало Гитлера. Ну, такое просто неловко комментировать, потому общественным мнением подтерлись - это в демократичнейшей Англии! - а человеком тысячелетия назвали Эйнштейна. То есть если общественное мнение не совпало с мнением элитной группы, то это общественное мнение можно спокойно бросить в грязь. Но то был прокол, а обычно все опросы общественного мнения выдают нужный результат, если ты понимаешь, о чем я говорю…
        Люцифер буркнул:
        - Я вообще не понимаю, зачем делать вид, что с общественным мнением считаются.
        Корнилов сказал ласково:
        - Эх, вьюнош! Когда люди думают, что от них что-то зависит, они и работают лучше, и не бунтуют. Это же элементарно, Анечка!
        Люцифер поморщился, раньше Корнилов называл его в таких случаях Ватсоном, но теперь уже никто не помнит, кто это взял в привычку вспоминать очаровательную Аню Межелайтис…
        Урланис покровительственно похлопал Люцифера по плечу:
        - Он прав. Все эти легенды о руководящем общественном мнении оставьте тем, кто весьма наивен и все еще, того, верит. Правители всегда делали и будут делать то, что нужно, а не то, что тупое большинство желает. Хотя для смягчения ситуации это всегда подносится так, что вот по желанию общественности… Как, шеф, я прав?
        Я отмахнулся, все мы постоянно работаем, пусть даже в фоновом режиме, над главными проблемами, где бы ни находились, и сейчас вот я заговорил медленно и коряво, на ходу формулируя мысль:
        - Стремление к бессмертию - это не наше стремление… в смысле, людёв, даже не стремление ах-ах человечества!
        Корнилов сказал нетерпеливо:
        - Дальше, шеф, гни дальше…
        - Эту задачу, - договорил я, - поставил нам развивающийся и усложняющийся Сверхорганизм, где человечество - неотъемлемая часть процесса развития!
        - Мощно задвинул, - восхитился Корнилов. - Можно прям на скрижали!
        - А что это? - спросила Маринка.
        - Скрижали? - переспросил Корнилов в высокомерном недоумении. - Я что, все обязан знать? А гугли на что? Скрижали и скрижали, не все надо перепроверять, иначе на всю жизнь останешься в детском садике. В общем, на скрижали шефа!
        Я заметил с подозрением:
        - У тебя это звучит, как будто на фонарь…
        Люцифер сказал настороженно:
        - А что, есть и другое толкование?
        Кириченко взглянул на часы, подумал и помахал официанту.
        - Еще чашку! На дорожку. Влупим горяченького да на каторгу, а то шеф уже сопит, яки тур, роет землю копытом и поигрывает хлыстом как-то намекающе…
        Глава 13
        Корнилов допил свой кофе, опустил чашку на столешницу бережно, на челе собрались крупные морщины.
        - Да, ты прав, надо идти пахать. У нас целина, мы счастливый народ! Работой загружены по самые гланды.
        Антонина сказала с лицемерным сочувствием:
        - Да-да, пока молодой - надо работать! Чтобы на апгрейд конечностей насобирать жабьих шкурок. И на моск.
        - Молодой? - переспросил Корнилов. - Гм… вообще-то, молодость заканчивается, как только он или она вдруг понимают, что, вообще-то, мнение насчет одной-единственной - красивая брехня. Нормальный человек может жить почти с любой женщиной… Вот как с тобой, например. Может, попробуем? А так как я это уже понял, то я уже как бы в стаде зрелых самцов и членов продвинутого общества.
        Она обиженно надула губки:
        - С любой женщиной? А как же великая любоф?
        - Любой, если самка не сдвинутая, - уточнил он. - Вообще-то, на самом деле так и получается, только делаем вид, что нас это не касается. Это у других, дескать, так, а мы вот такие замечательные, женились именно и только по любви, да еще жгучей и страстной…
        Люцифер поморщился.
        - Это ты по расчету, - возразил он сварливо, - а я вот действительно по любви!
        - Ну да, - сказал Корнилов саркастически, - ну да. Только почему-то твоя половинка жила в твоем же микрорайоне, а не, скажем, в Австралии. Да что там Австралии, ты не знаешь, кто в соседнем микрорайоне!
        Кириченко хмыкнул:
        - Что так далеко? А кто в твоем доме, даже в твоем подъезде? У кого режим работы на час раньше или на час позже? Всю жизнь можно прожить и не столкнуться!..
        Вертиков развернулся со своего места на кресле, все умолкли, обычно этот деликатнейший ботаник помалкивает в жарких спорах, но сейчас он оглядел всех поверх очков и сказал с непривычной для него победной надменностью:
        - Это вы женились на соседях или одноклассницах, а я вот как раз на австралийке! Да-да, именно на австралийке из Мельбурна. Была командировка, я там поработал с неделю, познакомились, потом увез в Москву. У нас уже двое детей. Так что не надо про малый выбор…
        Корнилов сказал безжалостно:
        - А ты, флюс, вообще молчи. У тебя то была первая и вообще единственная женщина, мы-то знаем. Мы хоть на вечеринках отжигали, знакомились, что-то да выбирали, а у тебя даже такой имитации не было, все гранит науки грыз.
        Кириченко, вечный миротворец, сказал успокаивающе:
        - Что вы все в крайности? Давайте согласимся, женимся именно по любви. Только любить можем в очень широком диапазоне. Практически всех женщин. Иначе, будь сказка про одну-единственную, предназначенную нам судьбой, правдой - род людской уже вымер бы. Как вымирают все идеалисты… Шеф, ты не спишь?
        Я ответил недовольно:
        - Не сплю, а думаю, какое отношение этот треп имеет к работе?
        Он ответил обиженно:
        - Шеф, но это же кофе-брейк!.. Сейчас доглотаем и пойдем горбатиться. Я сказал потому, что Сверхсущество все же подсказывает, как думаешь? Только мы не всегда прислушиваемся…
        Я подумал и кивнул.
        - Ты хоть и туповат, но здесь угадал. Если бы не помощь Сверхсущества, мы бы всегда женились на чужих женах, мир слишком велик! Но благодаря ему все-таки поворачиваемся в нужную сторону… кто умеет прислушиваться, а там она…
        Я ощутил на себе пристальный взгляд. За соседним столиком сидит блистательная Эльвира, в одной руке держит чашку кофе, другой аккуратно отделяет ложечкой крохотные порции пирожного и настолько увлеченно и сладострастно отправляет в рот, что у меня екнуло сердце.
        Она явно слышала наш разговор, в прищуренных глазах усмешка и так злящая меня уверенность, что никуда не денусь из ее нежных хищных лапок.
        Через пару часов в своем кабинете я снова и снова пытался погрузиться в то странное состояние контакта, крепнет странная убежденность, что ванна с теплой водой уже не понадобится. В начале - да, а теперь я уже на постоянной связи, просто темп моей жизни невероятно быстр в сравнении с реакциями Сверхсущества, все доходит с замедлением…
        Холод пронизал меня раньше, чем я сообразил, что уперся в очень пугающую мысль, вынырнула вот прямо ниоткуда. Жутковатая даже в самой основе: биологическая эволюция не сменилась социальной, как считалось. Она, страшно такое выговорить, продолжается…
        Сейчас господствует мысль, ее вдалбливают в головы, что как только человек сумел сделать каменный топор, уже не нужно отращивать клыки помощнее. Все, баста, эволюция человека, как вида, прекратилась, с этого момента пошла эволюция социальная: первобытная община, рабовладение, средневековье, промышленность, технологии…
        На самом же деле эволюция пошла еще быстрее, только уже не тела человеческого, а духа: мысли, сознания, мышления. И сейчас мышление, развившись в достаточной степени, готовится перейти на иные носители. Как с магнитофонной ленты на сидюки, дивидюки, а затем и на блюрейки, так и мы перейдем с непрочной органики на высокопрочную очень емкую кремнийорганику.
        То есть Сверхсущество готовится перейти, уже наметило себе эту цель, видит ее отчетливо и в деталях, а сейчас вот начинает доводить ее и до нас.
        А затем…
        Голова кружилась, я всегда был слишком впечатлительным, но именно впечатлительность и делает нас учеными, а не футбольными фанатами. Тех ничем не прошибешь, а расскажи о том, что я сейчас понял, никто из них не ужаснется. Просто не поймут, потому и не ужаснутся.
        Потому что после «затем» вырисовывается вообще нечто невероятное, шокирующее, пугающее, отвратительное и прекрасное…
        Меня била дрожь, сердце стучит, сбиваясь с ритма, кровь то приливает к голове жаркой волной раскаленной магмы, то всего окунает в холод космического пространства. Я кое-как поднялся на дрожащих ногах и, цепляясь за стену, вышел из кабинета.
        Яркий жизнерадостный свет ударил в глаза, заставив болезненно сощуриться. Все трудятся, как муравьи, только Кириченко стоит посреди зала и вопрошает в пространство:
        - Хто здесь поставил калибратор? Хто, я спрашиваю?
        Никто не отвечал, наконец Кириченко мирно посоветовал:
        - Пусть Улугбек отнесет на место, ему делать нечего…
        Кириченко повернулся, отыскал взглядом невысокого коренастого парня, принятого на работу Эльвирой пару дней назад.
        - Это ты Улугбек?
        - Я…
        - Быстро убери здесь, - распорядился Кириченко. - Потом отнесешь эту штуку, но сначала подмети. Да побыстрее, после битвы на Калке двигаетесь, как замороженные мухи!..
        Улугбек смотрел на него исподлобья.
        - Я?.. Почему подметать должен я?
        Кириченко патетически удивился, всплеснул руками:
        - А хто? Забыл, кто отступил на Калке?.. Смотри, морда, мы тебе еще Куликовскую припомним и потребуем возврата дани за триста лет!..
        Улугбек засопел, но покорно взял калибратор обеими руками и понес, откинувшись назад всем корпусом.
        Люцифер сказал с укором:
        - Что ты его Калкой шпыняешь?.. Может, и не было никакой Калки, если верить новохренологам.
        - Если верить, - отрезал Кириченко. - А я не верующий, я - знающий! Знание - сила, а Украина всегда побеждала, еще до фараонов!
        - А что, Калка точно была?
        - Не знаю, - отрезал Кириченко. - Много знать вредно, полысеешь. Мы должны знать не многое, а нужное!
        Вертиков спросил коварно:
        - А что в данной ситуации нужное?
        Кириченко посмотрел на него волком:
        - Вон шеф слушает, а ты хочешь, чтобы я брякнул невпопад? Да он же меня заест! Нет уж, сам отвечай на такие опасные вопросы.
        - Так это ж я задал!
        - Вот сам и отвечай.
        Я вернулся в кабинет, выключил комп, пароли паролями, а так надежнее, сказал всем, что скоро вернусь, и отправился в ближайший сквер, что через дорогу, ступая так осторожно, словно на голове у меня кувшин с водой, но это страшусь спугнуть дерзкую и неожиданную мысль, что пришла как бы сама по себе, хотя теперь понимаю, сами не приходят.
        И не только мысль, но и это состояние уверенности и даже всесилия, так важное вообще, а в данном случае - особенно.
        По улице прошли лесенкой три поливальные машины, я отпрыгнул от края, нырнул в подземный переход и через пять минут уже был в сквере, где сошел с асфальтированной дорожки и некоторое время бродил по мягкой земле, всматриваясь в мир малых величин.
        По траве прыгают мелкие кузнечики, пролетел жук, а вон пробежал муравей с добычей в жвалах. Я осторожно прошел за ним, ага, вон и норка, откуда выпрыгивают эти блестящие, закованные в черный хитин тела, похожие на рыцарей в грозной броне.
        Я присел, сосредоточился и вперил взгляд в одного фуражира, их легко отличить по фигурам от солдат или рабочих, что бежит налегке и, подняв усики, щупает очень плотный для него воздух, почти такой же плотный, как для нас вода.
        Фуражир бежит не слишком быстро, он в поиске, я напряженно смотрел на него и внушал, что вон там, если резко направо, лежит очень лакомая добыча…
        Муравей бежал, ничего не замечая, только сяжки задвигались чаще, потом остановился, потоптался в нерешительности и… свернул направо.
        Несколько мгновений я смотрел тупо, еще не веря себе, муравей все еще бежит ровно и напористо, деловой такой солдатик, он же и работник, никаких суетливых скачков в стороны, как у лазиусов, прямо и прямо…
        Я спохватился, сейчас добежит, ничего не обнаружит и обругает меня последними словами, гад, обманул, прикололся над младшим братиком, свинья, и морду не набить такому здоровому…
        Ему оставалось с десяток сантиметров до указанного места, я торопливо выхватил сладкий батончик с эль-карнитином, сорвал обертку и, отломив приличную крошку, успел опустить на землю как раз в тот момент, когда он добежал.
        Тетрамон даже отпрыгнул, когда с неба спустился этот утес, целая гора, быстро и настороженно ощупал сяжками, попробовал на вкус, я видел, как старательно отпилил зубчатыми жвалами крошку по размеру, чтобы легко унести, ухватил и понесся обратно еще быстрее, чем бежал сюда, но в этом ничего удивительного, тяжело нагруженные добычей муравьи всегда бегут быстрее, чем порожняком.
        Я распрямился, чтобы не привлекать внимания прохожих, чего это мужик сидит на корточках рядом с тротуаром, срать сел, что ли, ох уж эти современные революционеры, то ли политик, то ли эстет-художник, оглянулся на далекую норку муравейника.
        Что-то со зрением моим стало, увидел вдруг ее так четко, словно сижу перед нею и рассматриваю в лупу, каждая песчинка блистает, как четко ограненный бриллиантик, никогда не обращал внимания, хотя и знаю про кристаллическую структуру, но как это, оказывается, красиво…
        Муравей добежал до норки, по дороге покрикивая феромонным голосом насчет добычи, и все фуражиры в пределах слышимости разворачивались и бежали в указанном направлении. А когда нырнул с разбега в норку, сбив с ног куском спортивного питания встречного раззяву, оттуда вскоре начали выбегать возбужденные и быстрые добытчики.
        Я проводил их взглядом, все понеслись по следу, оставленному первым, витаминизированная штука с эль-карнитином явно очень даже пришлась по вкусу, перевел дыхание и медленно пошел через сквер обратно.
        Мистер Педерсен извинился, что вчера не прибыл, срочная работа перехватила на полдороге, но сейчас он полностью в моем распоряжении. И если у меня есть что-то новое, то готов это выслушать в первую очередь.
        Я помялся, сказал осторожно:
        - На мой взгляд, происходит в некотором роде революция… Или не революция, а эволюция, так вернее… нет, развитие. Качественный скачок.
        Он переспросил:
        - Мутация?
        - Нет, хотя мутация очень удобный термин, им можно объяснить все, что угодно. Но это можно сравнить разве что с человеком, который в четырнадцать лет абсолютно уверен, что все девчонки дуры и он никогда не женится, но на следующую ночь вдруг начинает сниться такое, что и подумать стыдно, а утром просыпается с мокрым пятном на простыне и новыми мыслями, изменившимся мировоззрением…
        - Сверхсущество взрослеет?
        - Именно, - поддержал я. - Именно оно взрослеет! А у нас это проявляется в том, что начинаем видеть и понимать то, что раньше было скрыто.
        Он сказал взволнованно:
        - Да-да, это же так замечательно, когда можно предугадывать землетрясения! Или нашествие саранчи…
        - Гм, - сказал я, - вообще-то, да, так и есть, но это первая ступень… Общая, так сказать.
        Он взглянул остро:
        - А вторая?
        Я сказал в некотором смущении:
        - Не знаю, как и сказать, чтобы не обвинили в спиритизме и общении с духами! Но очень хотел бы проверить одну вещь…
        Он спросил быстро:
        - Нужно финансирование?.. Звонок сверху? Помощь силовых структур?
        - Нет-нет, - сказал я, - хотя помощь… гм… В общем, хорошо бы пару работяг с отбойным молотком и кирками. Этого достаточно.
        Он взглянул в удивлении:
        - Это вы могли бы и сами.
        Я указал взглядом через сквер, на той стороне блещет золотой крышей усадьба какого-то боярина, не помню, видел только краем глаза табличку насчет того, что сей исторический памятник является достоянием и охраняется государством.
        - Нужно продолбить стену, - сказал я.
        Он всмотрелся, кивнул:
        - Да, понимаю вас. Через час рабочие будут в вашем распоряжении. Устроит?
        - Конечно! - воскликнул я.
        - Тогда через час жду вас там, - сказал он деловито. - А я пока улажу кое-какие формальности.
        Через час мы встретились снова, я ощутил, что несмотря на скандинавью невозмутимость и маску дипломата, его трясет больше, чем меня. Уже первое соприкосновение со Сверхсуществом показало, что можно улавливать будущие неприятности, Сверхсущество их видит раньше нас. Это как если бы вот поскользнулся и покатился с холма, клетки тела еще не знают, что будет, а ты уже видишь внизу пень или громадный камень, о который навернешься так, что мало не покажется.
        Рабочие прибыли на машине с горой инструмента, с ними пара встревоженных и негодующих чиновников, но лишь бросали в нашу сторону бессильные взгляды, а Педерсен сказал мне жадно:
        - Ну что, готовы?
        - Да, - ответил я. - Вот тут… и вот тут. Пробейте стену.
        Рабочий спросил врастяжку:
        - Это можно… Насквозь?
        - Думаю, - сказал я осторожно, - насквозь не понадобится. Здесь стены очень уж толстые.
        - В старину все лучше делали, - заверил рабочий. - И люди крепче были. Вот когда еще построили! И все стоит…
        Второй молча принес то, что я называю отбойным молотком, хотя это нечто вроде пилы с выдвижным лезвием. Почти без визга и скрипа начала резать камень так аккуратно на ломти, что, если вложить обратно, можно и не заметить щелей.
        Чиновники, оба из охраны памятников, не доверяя рабочим, сами суетливо вынимали выпиленные куски и складывали тут же, помечая каждый цветным фломастером, чтобы в таком же порядке вставить обратно.
        Тот же рабочий полюбопытствовал:
        - А что вы ищете?
        - Клад нужно достать, - объяснил я. - Сейчас вот поляков из Москвы выгнали… вроде бы можно и вытащить на свет божий.
        Рабочий усмехнулся:
        - Давно вы его запрятали!
        - Время было такое, - объяснил я.
        - Доставайте, - сказал он, - пока американцы не пришли на место поляков.
        Пила истерически взвизгнула, будто ее укусили. Рабочий тут же выдернул взад, озабоченно посмотрел на заблестевшие зубчики.
        - Там что-то есть…
        Оба чиновника отпихнули его разом, как бобчинско-добчинские, сунулись к щели, стукаясь головами, голыми руками выломали последний камень.
        Я услышал удивленный вскрик, один вытащил половинку медного кувшина со срезанной алмазной пилой верхней частью. На землю с тяжелым стуком посыпались золотые монеты.
        - Там еще золото! - вскрикнул он потрясенно. - И бумаги!.. Осторожно-осторожно! Никто не трогайте, я сам!
        Сердце мое колотится, будто бегу без лифта на сороковой этаж, Педерсен стоит с закрытым ртом и выпученными глазами.
        Я сказал как можно более ровным голосом:
        - Ну, нам совсем не важно, что там за документы.
        Он вздрогнул.
        - Да-да, - сказал тихо, - нам важен сам факт… как вы узнали?
        - Поговорил с тем, - объяснил я, - кто запрятал.
        Он задохнулся, смотрел на меня неверяще.
        - Вы… не шутите?
        - Шучу, конечно, - сказал я. - Со Сверхсуществом пока удается общаться только в форме смутных ощущений. Вот как-то ощутил вчера, когда был в сквере, что в той стене что-то спрятано! Когда уходил далеко, ощущение ослабевало. Вот так и решился выставить себя дураком.
        Он выхватил платок, вытер лоб, я заметил, что пальцы у него дрожат так же, как у меня что-то трясется внутри.
        - Господи, что же нас ждет! Страшно и подумать.
        - Мне тоже, - признался я. - Так хорошо ходить в коротких штанишках… Но, увы, все рано или поздно взрослеем. Новые возможности и… новые обязанности.
        Он вздохнул:
        - Нам бы возможности без обязанностей… все хотим будущего и в то же время боимся его. Потому ширится движение медиевистов. Шагу не пройти, чтобы не наткнуться на всякие там азенкуры, белые и красные розы, грюнвальды… дикари немытые!
        Глава 14
        Я еще трижды делал предложение Энн, она у меня как старая рана, ноет и на погоду и без погоды, но точно так же за это время Энн трижды приподнималась по службе и потому всякий раз откладывала окончательный ответ.
        Очень работоспособная, глубоко видящая проблемы сразу во всех аспектах, исполнительная и правильная, она продолжала встречаться со мной, но как-то не так, как мне хотелось.
        И хотя я сам та еще свинья, «первым делом, первым делом - самолеты, ну а девушки, а девушки - потом», но тоскую без Энн, а она вот даже когда говорит с улыбкой, что скучает без меня, мне кажется, что говорит только для того, чтобы сделать мне приятное.
        - У нас получилась бы прекрасная семья, - сказал я. - Образцовая! Мы оба работаем, что уже не часто, и нам это нравится, что вообще большая редкость. Мы не мешали бы друг другу…
        - Мы и сейчас не мешаем, - прервала она, - но сейчас у нас нет никаких обязательств друг к другу, мы свободны!
        - А я хочу иметь обязательства, - возразил я. - Хочу носить кольцо на пальце и быть несвободным. Да что там хочу… жажду!
        Она изумленно вскинула брови:
        - Зачем? Так не по-мужски… Я имею в виду, самцы терпеть не могут носить кольца.
        - Я хочу. Носить.
        - И даже не будешь пытаться снять при первой же возможности?
        - Не буду, - пообещал я. - Пойдешь за меня?
        Она вздохнула:
        - Давай еще погодим?
        Я сказал с мольбой:
        - А сколько мы уже годим?.. Ладно, у меня за это время вызрела одна идея… Хочу попросить у тебя одну яйцеклетку. Все хлопоты и затруднения беру на себя…
        Она опешила и некоторое время смотрела на меня, то ли онемев, то ли выбирала слова помягче, видно же, с каким трудом я это выговорил, весь красный, как вареный рак, даже спина зачесалась.
        - Грег, - выговорила она с неуверенностью, - ты… и зачем это тебе?.. К тому же столько женщин предлагает их бесплатно!.. Все христианские общины, там монашки молоденькие и чистенькие, охотно дадут тебе хоть десять, ибо это угодно Богу. Почему я?
        Я, все еще красный и чувствуя жжение в кончиках ушей, беспомощно развел руками.
        - Энн, ты же знаешь… я давно люблю тебя и хочу быть с тобой. Но что-то подсказывает мне, что ты никогда не будешь моей. Я понимаю, мне с теми орлами, что вьются вокруг тебя в вашем Бюро Милосердия, ловить нечего, но все же… зато у меня хоть ребенок будет… в котором частичка тебя. И я его буду любить еще больше! Ты же хочешь, чтобы на свете было одним горячо любимым ребенком больше?
        Она посмотрела исподлобья, стиснула губы:
        - Это нечестно.
        - Теперь это очень простая процедура, - заверил я.
        - Знаю.
        Я насторожился:
        - Уже кому-то отдавала?
        Она покачала головой:
        - Нет, но я уже прикидывала, как это, когда ребенок не только зачинается с помощью ЭКО, но и продолжает жизнь в искусственной утробе. Все-таки потом все равно хлопоты… Хотя, конечно, электроника проследит в мое отсутствие, накормит и поменяет пеленки, но все-таки…
        - Я в большинстве работаю дома, - заверил я. - Если надумаешь завести ребенка, могу посмотреть и за твоим! И мне совсем не важно, будет он от твоего шефа или одного из сотрудников…
        Она улыбнулась, покачала головой:
        - Я тебя разочарую, но их кандидатуры даже не рассматриваю.
        - А… кого? Кто-то есть на примете?
        - Шарю в инете, - объяснила она. - В банке спермы есть кандидатуры сорока нобелевских лауреатов, ста восемнадцати чемпионов мира… Даже сам Неназываемый сдал! Его сперматозоиды идут по сто долларов за штуку. Но он дважды лауреат Нобелевской, мог бы запросить и больше…
        Я сказал торопливо:
        - Да-да, Неназываемый - это что-то! Не твои орлы милосердия. Буду держать за тебя кулаки.
        Она кивнула, не сводя с меня взгляда:
        - А ты хороший, Грег. Хоть и занимаешься чем-то нехорошим и опасным.
        - Я? Опасным?
        Она кивнула снова:
        - Да, я читала о тебе в инете. Ты вообще чудовище, лишаешь людей индивидуальности, ставишь под абсолютный контроль… А твое чтение мыслей?
        Я сказал ошарашенно:
        - Энн, это не чтение мыслей! Что за бред пишут в газетах!.. Просто я открыл, что мы постоянно обмениваемся во сне мыслями друг с другом через Сверхорганизм.
        - Мы те мысли не читаем, - возразила она, - а ты хочешь сделать их явными для всех!
        - Это не я хочу, - ответил я тихо.
        - А кто?
        - Сверхорганизм, - ответил я. - Он к этому ведет. Я просто первым понял. Но не понял бы я, завтра кто-то другой сказал бы теми же словами.
        Она покачала головой:
        - Я тебе не верю.
        - Энн, - сказал я с болью, - никто не хочет отдавать свою свободу, но… приходится. Человек всю жизнь их отдает.
        Она сказала обвиняюще:
        - Ты ссылаешься на его волю, как раньше ссылались на волю Господа!
        - Энн, - сказал я, - Энн! Отдельные люди чувствовали его временами, но не могли понять, что это за странный глас, вот и придумали Бога. Ну что делать, если раньше считали, что когда гром и молния, то это Илья-пророк носится на колеснице по небу?.. Все равно гром и молния существуют.
        Она всматривалась в мое лицо со все большим изумлением.
        - Грег, - произнесла она раздельно, - ты хочешь сказать, что… Бог существует?
        Я помотал головой, автоматически уже готовился сказать, что, конечно же, нет, мало ли когда нечто совпадает, это не значит, вот, однако ощутил, что совру если отвечу именно так, запнулся и сказал осторожнее:
        - Я этого не говорил… но и отрицать не буду, так как у меня нет фактов ни за, ни против. А становиться на какую-то сторону недостойно ученого. Это могут позволить себе только политики или футбольные фанаты.
        Ее лицо застыло, мне почудилось даже, что проступило на миг нечто вроде отвращения, но, слава политкорректности, Энн не сказала то, что подумала, только тяжело вздохнула.
        - Грег, - сказала она хорошо контролируемым голосом, - как ты можешь говорить такое?.. Говорить о Боге - дурной тон. В нашем цивилизованном и культурном мире…
        - А как же политкорректность?
        - Политкорректность, - объяснила она терпеливо, - позволяет не замечать цвет кожи, запах изо рта или приверженность иной культуре, но говорить всерьез о существовании Бога… Грег, опомнись!
        - Разве я сказал, - воскликнул я, - что Бог есть? Или что я в него верю? Просто я ученый, есть Бог или нет - это вопрос идеологии, политики и… веры в конце концов! Например, веры в то, что Бога нет… Но какое мне дело до Бога, если я думаю только о тебе и хочу тебя…
        - Собственник, - сказала она. - Как ты сказал: «Хочу, чтобы ты была моей!» А своей мне побыть можно?
        Она уже перевела разговор на шутливую волну, я с облегчением подхватил, но какая-то заноза осталась, напоминала о себе весь вечер, ночь и даже утро.
        Мне кажется, Энн ее тоже ощутила.
        Сумасшествие так сумасшествие, надо быть последовательным, а с ума сходить красиво и мощно. Я так и этак повертел в воспаленных непривычным напряженным думаньем мозгах связь «человек-Сверхсущество», а потом провел аналогию в другую сторону и опубликовал в научном вестнике сенсационную гипотезу, которую упорно называю теорией, что в резком увеличении долголетия человека, которое наблюдаем все мы и объясняем хорошим питанием и экологией, виновны, если можно так сказать, микроорганизмы, населяющие наши тела. Мало кто знает, что они живут всюду, даже в глазном яблоке и спинном мозге, хотя большинство, конечно, в желудке. Крохотные и незаметные, рассмотреть можно только под микроскопом, их однако столько, что общий вес поражает даже людей, знающих ситуацию: от двух до двух с половиной килограммов!..
        Но главные, конечно, живущие в нервах, это от них зависит, что нервы иногда вдруг регенерируют, иногда разрастаются там, где давно была мертвая ткань, бактерии дают человеку не только иммунитет, но и долголетие, защищая от умирания в первую очередь себя, а также усиливают умственную деятельность человека, потому что умный и питается лучше, и у него больше возможности оставить потомство, к кому вместе со сперматозоидами перейдут и бактерии.
        А если взять по числу клеток, то здесь даже обратная пропорция: на каждую клетку человека приходится по десять клеток бактерий! А эта цифра вообще ошеломляет и вгоняет в ступор: в нас, оказывается, живут целые народы и государства…
        Так вот, во-первых, у долгожителей общий вес бактерий колеблется от трех килограммов до трех с половиной, а во-вторых, что намного более важно, намного больший процент приспособился жить в спинно-мозговой жидкости, в нервных узлах и даже в коре головного мозга.
        Я заявил, что вся человеческая эволюция пошла таким бешеным темпом лишь потому, что бактерии усиленно развивали мозг и нервную ткань. Абзацем ниже, чтобы не дать остыть накалу, я предположил, что бактерии не просто в симбиозе с человеком, а именно бактерии и есть человек, живущий в теле огромного и глупого чудовища.
        Конечно, меня сразу же осмеяли, особенно яростно выступили, как ни странно, любимые мои крионики, а как же тогда, дескать, замораживать человека, да и зачем? Нужно выделить эти бактерии, но… как?
        Эту сенсацию тут же поспешно проверили ученые в других странах. Я не ожидал, что подтвердят так быстро, а известный ученый Пройда, академик и лауреат Нобелевской, теперь больше известный как общественный деятель и шоумен, заявил, что это полностью коррелирует с его теорией о быстрой мутации вирусов, что приспособились жить в организме человека и всячески стараются сделать его более жизнеспособным, устойчивым к болезням и дать ему наибольшую продолжительность жизни.
        И качество, добавил профессор Шпыгун из Копенгагена. Качество жизни напрямую зависит от деятельности микробов, и потому они в процессе эволюции стараются сделать организм, в котором живут, не только более здоровым, но и более умным, если допустим такой термин. Умный живет дольше, умный живет богаче, организм более умного человека дает микробам что-то важное, из-за чего так старательно подстегивают человеческую эволюцию.
        Академик Злодий был более осторожен в высказываниях, но и он подтвердил, что удвоение продолжительности жизни человека всего за последние семьдесят лет вызвано новыми поколениями микроорганизмов… он категорически против употребления термина «микробы», как уничижительного и недостойного ученых и вообще культурных людей, и настаивает, чтобы их в крайнем случае именовали нейтрально микроорганизмами, это и уважительнее и… точнее.
        Я плеснул бензинчику в огонь дискуссий, высказав идею, которую тут же бросились проверять во множестве лабораторий мира, что, дескать, таинственными сигналами Икс, которые год назад обнаружили радиоастрономы и теперь ломают над ними головы, обмениваются не люди, а микробы, вернее, сообщества микробов, их развитые цивилизации.
        Сегодня обнаружил, как Кириченко вдруг застыл на рабочем месте, взгляд уперся в монитор, сидит неподвижно, будто и не дышит вовсе.
        Я подошел, тряхнул за плечо:
        - Эй, не спи! Замерзнешь. Что-то случилось?
        Он молча указал взглядом на дисплей, там журавль пляшет перед журавлихой, выделывает коленца, уморительно выпячивает грудь и всячески демонстрирует крутизну и мужскую стать.
        - И что? - спросил я.
        Он молча шевельнул пальцами, вместо журавлей появились кролики в таком же брачном танце, а затем пошли тюлени, птицы, тараканы…
        - И что? - повторил я.
        Он проговорил со смертельной тоской в голосе:
        - Показать танцы между людьми? Все то же самое. Мою жену умиляет, что и павлины, оказывается, танцуют рэп, как и олени, но меня вгоняет в тоску… А что у нас своего? Из базового?
        Я сдвинул плечами:
        - Из базового - ничего, все общее, но зачем тебе какие-то отличия?
        - Я хочу знать, - возразил он сварливо, - что брать с собой в сингулярность, а что нет. Сперва наивно думал, что все животное оставлю… но что тогда останется? Умение решать интегралы? А чем я тогда будут отличаться от наладонника?
        - Но если взять все, - сказал я напряженным голосом, - то при мощи сингуляров это может привести к катастрофе… Вот почему, как мне чуется, Сверхсущество и ведет нас к всеобщей открытости! Которую алармисты называют принудительным чтением мыслей.
        В другом углу огромного офиса все ходят на цыпочках, стараются не приближаться к окну. Вчера со двора залетел молодой воробышек, совсем дурной, ничего не понимает, ослабел уже, его начали поить принудительно, ожил, теперь чирикает, клюет зернышки и просится на волю.
        В человеке есть потребность заботиться о младших существах, но она глубоко, и поднимается только у тех, кто уже сам, как говорится, на уровне. А большинство еще пещерники, все живое рассматривается либо как корм, либо как ненужное, потому так нормально походя разрушить муравейник, пнуть переходящую дорогу лягушку, бросить камень в стайку птиц, что слетелась на лужайку и что-то живо клюет в траве.
        Потому были приняты законы, защищающие права животных, а затем права с кошечек и собачек распространили как на любые существа, что человек держит в доме, будь то попугайчики или мадагаскарские сверчки, или те, которые живут вне дома, но тоже зачастую убиваются человеком бездумно и жестоко.
        Теперь уже всякий, потехи ради убивший майского жука или бабочку, становится для первого раза нарушителем, а затем и преступником.
        Не перегибаем ли мы палку, полагая, что вот в сингулярность уйдем сами, а всякая пьяная шваль пусть остается в так называемом человечестве?
        Или воробью можно быть беспомощным, а человеку - нет? Человеку дан разум, дана воля и силы… если не воспользовался - то совершил преступление против Сверхсущества и всего рода человеческого, то есть сам виноват?
        Корнилов проговорил в задумчивости:
        - Мы вот так тщательно избегаем слова «Бог», когда говорим о своей работе, но мне кажется, что все думаем одно и то же… Я имею в виду, а не исследуем ли мы то, что принято называть Богом?
        Люцифер пожал плечами.
        - Знаешь, - сказал он, - один камешек на эту чашу весов могу положить… От Сверхсущества и раньше люди получали какие-то знания, так вот тех, кто получал больше других, называли боговдохновенными.
        Урланис смотрел с вытаращенными глазами то на одного, то на другого, наконец завопил:
        - Вы… всерьез? Или меня разыгрываете, такого честного и доверчивого?.. Бога нет и не было!.. Я еще понимаю древних, дикие были, им нужна опора, вот и выдумывали богов. А современному человеку этот дурман без надобности!
        Кириченко посмотрел на него задумчиво, ухмыльнулся, по промолчал. Корнилов толкнул его локтем.
        - Ну скажи, скажи!
        Корнилов покачал головой:
        - А нечего сказать.
        - Ну вот, Урлан прав!
        Кириченко пожал плечами:
        - Может быть. Но все-таки… тысячелетия мудрецы выгранивали понятия Бога, веры, строили церковь, кипели религиозные диспуты, происходили религиозные войны, крупнейшие философы ломали головы над тем, куда нас ведет Господь, над его заповедями и постулатами веры… но вот приходит пятнадцатилетнее чмо и гордо заявляет, что все это - хлам, человеку это не надо.
        - Урлану не пятнадцать, - вступился деликатнейший Вертиков, - хотя да, иногда можно дать и десять, когда его заносит. Но все-таки, может быть, в самом деле Богу уже не место в современной жизни, полной хай-тека?
        - Может быть, - снова сказал Кириченко. - Все может быть. Но я предпочел бы это услышать от мудрого и повидавшего мир человека, а не от птенца, только что из яйца. Эти птенцы сразу все знают, вот что удивительно! И всему берутся учить других. Даже тех, кто больше проводит времени над облаками, чем на земле.
        Урланис спросил скептически:
        - А что, мудрецы не говорят?
        - Да вот, представь себе.
        - Почему? Все до единого признают необходимость Бога и религии?
        Кириченко покачал головой:
        - Кто-то признает, кто-то не задумывался над этим, но чувствует, что это фундамент… и какое бы высокое здание мы ни построили, без основы рухнет. Да и вообще… сейчас все так же трудятся тысячи богословов, что продолжают разрабатывать и углублять догматы церкви. Умный человек понимает, что когда на одной чаше весов их труды, а на другой - мнение пятнадцатилетнего умника… то лучше промолчать, даже если он и думает, как этот пятнадцатилетний.
        - Если его мнение совпадает с мнением пятнадцатилетнего, - уточнил Вертиков, - то чего-то недопонимает?
        - Верно, - согласился Кириченко. - Пятнадцатилетний всегда уверен в своей правоте, а сорокалетний уже понимает, что может быть и не прав. Пятнадцатилетний никогда не сомневается, что его мнение - единственно верное на всем свете, а вот человек постарше уже так не думает. Так что пусть Урлан говорит что угодно, для меня громкий голос и крикливый напор - не аргументы.
        - Но сам то ты как думаешь?
        Кириченко ухмыльнулся.
        - Бога нет, - ответил он, - но если это скажет с апломбом Урлан, то я решу, что все-таки есть.
        Глава 15
        Фронт работ все ширится, Эльвира привела еще несколько человек, на этот раз я показал себя настоящим сатрапом и половину забраковал, хотя хороши были все, но мне пока так много людей не требуется, как бы Эльвира ни уверяла в обратном.
        На планерке, намечая план работ, я сказал с вопросительной интонацией:
        - Почему именно теперь Сверхсущество решило намекнуть нам о темных связях? Возможно, как раз потому, что чипы расшаренной памяти были на подходе, серийные образцы уже в продаже, а скоро будут и в массовом. Думаю, о темных связях мысли пришли не только мне…
        - Ну-ну! - подбодрил Кириченко.
        Я сказал с неловкостью:
        - Но все нормальные люди предпочли не заметить их или же смолчали, чтобы не прослыть сумасшедшими, а у меня хватило дурости, чтобы вот брякнуть еще в универе…
        - Молодой был ищщо, - сказал Кириченко с непонятным выражением, - неосторожный… Тогда о последствиях бряканья не думают. Это ж сколько лет было тому? Пять?.. Десять?.. Седая древность, несколько эпох миновало… Вон Урлан успел двенадцать раз жениться и разжениться.
        Урланис сказал раздраженно:
        - Десять! Всего десять!.. И больше не буду, зарок дал. И вообще… вы говорите о каких-то темных связях, а я весь из себя светлый!
        Я усмехнулся, шуточка и есть шуточка, хоть мелькнула мысль, при словах «темные связи» сразу возникает образ, будто люди связаны с неким Сверхсуществом, словно младенец пуповиной с матерью. Или пусть даже, как будто в каждом из нас вай-фай, а во время сна передает все, что случилось за день, а в ответ получает инструкции, как жить и обустраивать Русь.
        На самом деле мы плаваем в жидкой, ну пусть воздушной среде, что тоже не пустота, имеет немалую плотность, немногим отличающуюся от плотности наших тел. Мы постоянно погружены в этот раствор, мы плаваем в нем, мы не можем существовать без него, и если нас выдернуть, проживем еще меньше, чем младенец с оборванной пуповиной.
        Темные связи - это не отдельные какие-то каналы. В отличие от муравьев мы обмениваемся сигналами со всех частей тела: кожа наша пориста и постоянно выделяет не только запах, который замечаем и пытаемся глушить дезодорантами, но и миллионы других сигналов, которые сами не слышим, но Сверхсущество читает легко, потому что состоит из нас, а отдельного Сверсущества просто нет на свете.
        Странное ощущение, испытываемое разве что в глубоком сне, нахлынуло и охватило всего. Я словно бы услышал безгласный глас в вечности: иди… Иди и внемли…
        Я инстинктивно ответил в страхе: ну да, а как же! Приходил один вот так же, как ты хочешь, чтобы я пришел, его послушали-послушали, а потом на крест…
        Их было много, раздалось в ответ, кого я призвал, но лишь сотни послушались, но были услышаны только десятки, но и тех не так поняли. Лишь один, да, сумел, и хоть участь его была ужасной, но разве того не стоило?
        Сейчас другое время, ответил я. На крест не прибьют, но сделают такую карикатуру, что сам утопишься. Для тебя это неощутимая потеря, ты из семи миллиардов клеток, но я та клетка, что до недавнего времени считала Сверхсуществом себя!
        Мне показалось, что я услышал пусть не смех, это было бы слишком, но ощутил добрую улыбку размером со вселенную. Я впервые перевел дыхание, а темный ужас, что я разговариваю с неким космическим монстром, который все знает и все видит наперед, стал рассеиваться.
        Кириченко смотрел на меня с беспокойством, наверняка я сильно изменился в лице, а я сказал хриплым голосом:
        - Вот и ответ, брать или не брать тупых в сингулярность!.. Мы их не берем, это понятно, нам этот человеческий мусор ни к чему, однако Сверхсущество намного милосерднее нас, дает им возможность без страха и боли медленно и постепенно подсоединяться к общему «Я» по своим каналам…
        Люцифер спросил угрюмо:
        - Шеф, нам что, расплакаться от угрызений совести?
        - Я уже реву, - сказал Урланис. - Белугой. Даже двумя.
        Я покачал головой:
        - Нет, я на этой стороне. Во мне милосердия как не было, так и… не появилось, но я понимаю великую мудрость Сверхсущества. Мы станем сверхчеловеками, а затем и сингулярами благодаря высоким технологиям, то есть благодаря своему уму, упорству, умению работать каторжно. Те тупенькие существа войдут в новый мир, слившись в единую сущность, пусть даже сперва будут в разных телах, но среди них уже не будет тех, кто захотел бы погасить звезду и… скрыть эти мысли от Сверхсущества, что действительно знает их еще до того, как они у нас появляются!
        Урланис пробормотал:
        - Если наш коллективный разум предусмотрел этот вариант… и даже пустил события по этому сценарию, значит, не надо переживать за сопливых, которых бросаем ах-ах!.. в благоустроенном и сытом мире человечества, а сами уходим в зачеловечество.
        - Не надо, - согласился Люцифер.
        - Еще бы, - сказал Кириченко с неудовольствием. - У них будет полностью автоматизированное производство, даже ремонтировать будет само себя, так что они останутся в раю!.. И если коллективный разум будет заботиться даже о них… то он добрее нас!
        - Не стоит забывать, - напомнил Корнилов, - что мы - тоже он.
        Вертиков сказал нервно:
        - Не стал бы он шизофреником от таких противоречий!
        - Ничего, - сказал Кириченко, - у каждого из нас тоже разные идеи в черепах дерутся за право стать победителем.
        Пока в обществе раскачиваются да дискутируют насчет «Омеги» фрики и неформалы, им терять нечего, уже не только имплантировали их в мозги, но и открыли на всю мощь. Все заметили, что их поведение начало меняться, но важнее то, что быстро появились целые группы таких вот рисковых, доверяющих друг другу и тем самым многократно увеличивающих свою интеллектуальную мощь.
        В основном соединяются по двое-трое, есть даже по тысяче, а есть по десяткам тысяч. Пришло сообщение, что в Китае быстро разрастается олсэлф, так стали называть по all self, на десяток миллионов. На Востоке появилась первая террористическая группа, соединенная по признакам общей ненависти к врагу, спецслужбы в панике: в такие образования никогда не удастся заслать своих или там, на месте, завербовать информаторов.
        Запад отстает, серьезно отстает, а преимущество удерживает только благодаря тому, что технологии пока что очень дороги. Однако грозный признак чайнизма или китайскости, как начали называть способность жителей Поднебесной беззастенчиво воровать чужие технологии и тут же начинать штамповать такие же точно товары по гораздо более низкой цене - заставляет вскакивать ночью с криками президентов и премьеров Запада.
        Сегодня снова странный сон, ничего общего с человеческим опытом, я тянусь через пространство к одной звезде, другой, третьей, они такие маленькие, самая крупная не больше яблока, а нейтронные вообще не заметил бы, если бы не уменьшался для этого, но, увы, на нейтронных тоже никакой жизни…
        Страшный холод пронзил мозг, когда я вынырнул из сна, похожего на глубокий обморок. Это не сновидение, это точно происходило, я уловил чувства Сверхсущества, его вселенскую тоску и непередаваемое одиночество.
        Но тогда… Сверхсущество не только из людей, как мы все еще привычно считаем, и даже весь биоценоз еще не все… Сверхсущество - это нечто большее, оно передвигается среди звезд, а здесь на планете его часть, соединенная с ним темной материей и подпитываемая темной энергией…
        Я заставил себя успокоиться и снова растворился в этом теплом мире, чувствуя себя младенцем, хотя я ого-го какой большой босс, у меня огромный научно-исследовательский институт, и вообще я само совершенство, но здесь в ласковых ладонях непостижимо огромного и мудрого существа плаваю в океане мудрости, которую не способен постичь, потому что еще амеба рядом с человеком, однако же взаимодействую, чувствую, даже могу общаться…
        Эльвира, сказал я мысленно. Приди в кафе, что рядом с тем ночным клубом, где мы познакомились. Если у тебя в самом деле чутье, как я подозреваю, оно тебе подскажет.
        После работы, которую впервые в жизни закончил именно тогда, когда и положено, в восемнадцать и ни минутой позже, я вкатил автомобиль на стоянку кафе, строго велел ему проверить электрику, а то лампочка пару раз мигнула невпопад, и ждать моего милостивого возвращения.
        Двери отпрыгнули одна от другой, словно отстреливаемые крышки люка шахты межконтинентальной ракеты, я вошел, как Навуходоносор в ворота захваченного города.
        Зал блистает огнями, хорошо, ненавижу интимные полумраки, те меня не расслабляют, а заставляют держаться скованно и все время присматриваться: не опрокину ли какой бокал на высокой ножке, не свалю ли эту дурацкую свечу с отвратительно мистическим запахом?
        Эльвира за дальним столиком неторопливо подкапывается серебряной ложечкой под затейливую башню из шариков мороженого, до того увлеклась, стараясь не разрушить, что не заметила моего неспешно-грозного приближения.
        Я подошел со спины, видел, как там мгновенно напряглись мышцы шеи, Эльвира оглянулась, глаза широко распахнулись вроде бы в непритворном испуге.
        - Гриш!
        - Привет, - сказал я. - Ты как тут оказалась?
        - Не знаю, - ответила она чуть растерянно и, как мне показалось, даже смущенно. - Как-то вдруг захотелось зайти в это давно забытое место… помнишь, мы тут и познакомились?
        - Правда? - спросил я.
        Она сказала с загоревшимися глазами:
        - Точно! Ты был такой скованный, а я так веселилась… Присядь со мной. Мороженое хочешь?
        - Хочу, - ответил я. - Значит, вот так вдруг захотелось… и пришла? А в тот, первый раз?
        Она расхохоталась:
        - Уже не помню. То ли друзья затащили по дороге, то ли я их, холодного шампанского возжелалось… Да какая разница? Здесь так хорошо. И здесь был ты. И даже сейчас, что удивительно. Тем более мне здесь нравится.
        Эльвира смотрела настолько прямо и бесхитростно, что я снова ощутил себя не просто неудобно, а вообще будто подо мной начинают разогревать пол, превращая в сковородку.
        - Знаешь, - сказал я почти сердито, - я заказал чип расширения!
        Она покачала головой:
        - Ух ты.
        - Вот и ух ты, - ответил я. - И завтра же имплантируют.
        - Значит, целый день на работе не будешь?
        - Почему? - удивился я. - Операция по вживлению занимает не больше десяти минут. Потом полчаса отдыха под наблюдением и… марш домой.
        - Это так говорят, - возразила она. - Сама операция занимает полчаса, а то и больше. Даже час, если считать подготовку. Тебе сперва выбреют за ухом, поставят уколы, подождут, пока подействуют, измерят внутричерепное, щелочность и все остальное… Да и потом не отпустят сразу. Перед тем как уходить, снова осмотр.
        Я поморщился:
        - Откуда ты все знаешь? Начиталась глупых россказней алармистов и биоконов!
        - Вот увидишь, - сказала она насмешливо. - Я сама тебя отвезу.
        - Да я вроде бы сам умею…
        - Обратно тебе будет нельзя, - сообщила она деловито. - Ты станешь в состоянии управлять приборами и механизмами усилием мысли, но после наркоза останется много дури, вдруг да направишь автомобиль в стенку?..
        - Наркоза? - переспросил я. - Вроде бы всего один-два укола легкой анестезии…
        - Три, - сказала она. - И совсем не легкой, увы. После нее два дня отходить. В комнате такое начнется!
        - Что?
        - Кофемолка начнет работать ни с того ни с сего, - сказала она злорадно, - ты звонишь в службу ремонта, а это ты сам, оказывается, врубил нечаянно, пылесос подберет твои новенькие туфли, изрежет в клочья и ссыплет в мусор: не так понял хаос в твоем мозгу… хорошо, если пожар не устроишь! Вот так-то, дорогой. Ту штуку нужно не только ставить под черепушку, но и учиться управлять ею.
        Я сказал ошарашенно:
        - Даешь… Начиталась страстей. Еще не пришла к выводу, что всех ученых надо перебить, а то снова атомную бомбу выдумают?
        Она сказала нежно:
        - Дорогой, ты принес в мир такую бомбу, что любая атомная покажется конфеткой. И я тебя все еще не прибила, потому что люблю верно и нежно.
        - Ага, - сказал я саркастически, - даже верно и нежно. Слова-то какие знаешь! Ты хоть погугли насчет их значения. Да и тогда не поверишь, дичь какая-то.
        Она произнесла томно:
        - Милый. Я знаю столько ласковых слов… И все берегу для тебя.
        Сердце мое начало стучать протестующе, злобно, я ощутил приближение редкого для меня бешенства, сказал люто:
        - Издеваешься? После этого ты меня точно в свою постель не затащишь!
        Она посмотрела холодно и презрительно, я видел, как перебирает убийственные ответы, что сразят наповал, сотрут в порошок, разотрут в мокрое пятно, испепелят, наконец произнесла ледяным, как вся Антарктида, тоном:
        - Затащу.
        Она ушла в ванную, а я лежал на постели, раскинув руки, и, восстанавливая дыхание, старался понять, почему так тревожно стучит сердце. На этот раз вовсе не потому, что королева, а у ее ног самые видные женихи. Я сам король, даже император, ее женихи мне как солома под ногами.
        Но в самом ли деле даже не поняла, что пришла по моему зову?.. Но вот расческу сразу взяла из третьего ящика снизу, хотя я давно забыл, когда и куда положил. Даже изумрудного лягушонка отыскала, а я был уверен, что потерял при переезде на эту квартиру…
        Я отчетливо вспомнил, что вовсе его не отыскивала, а, не глядя, протянула руку, выдвинула ящик и, запустив пальцы в левый угол, нащупала несчастненького и вытащила, малость запыленного, давно не видевшего света.
        Можно бы решить, что везде наставила подсматривающие видеокамеры, но это не в ее характере, да и я сразу же засеку все и подавлю моментально, а потом поснимаю и отправлю в унитаз.
        - Слушай, - крикнул я, - а землетрясения, кометы или астероиды предсказывать можешь?
        Она появилась из ванной, на голове мое махровое полотенце в виде Пизанской башни, даже не вздрогнула, только на короткий миг в глазах мелькнул некоторый испуг, но закусила губу и помотала головой.
        Голос ее прозвучал тихо и шелестящее.
        - Нет, конечно.
        - Точно?
        - Точно, - заверила она уже спокойнее. - Землетрясения, цунами, падения астероида на Землю, Луну или хоть на Юпитер… это все ты. Пока что можешь предвидеть… задолго предвидеть! А потом и…
        - Что?
        - Предотвращать, - прошептала она и посмотрела на меня почти со страхом. - Это главное, что в тебе, милый. Тебе даны силы действовать. Ты уже сейчас можешь изменить… к примеру, орбиту Луны! Чуть-чуть, на миллиметры пока, но уже… Ты можешь остановить волну цунами, погасить извержение вулкана, не дать взорваться даже Йеллоустоунскому… А со временем для тебя будет пустяком поднять на поверхность подземный лед Марса, растопить метановое озеро на Нептуне, перехватывать залетающие в Солнечную систему астероиды…
        Я ощутил, как по спине прокатилась поземка. Эльвира смотрит мне в лицо как-то иначе, никогда так не смотрела.
        - Ты… серьезно?.. А что тогда можешь ты?
        Она покачала головой:
        - Как всякая женщина, я вся в быте, в хозяйстве. Накормить самца, подлечить, дать отдохнуть, выпустить утром из пещеры бодрого и полного сил… Я вижу только людей, милый, да и то в небольшом диапазоне. А когда ты, то никого больше не вижу.
        Я пробормотал:
        - Тогда тебе надо от меня подальше…
        - Ты ослепляешь, - согласилась она с напряженной улыбкой, - ты как солнце… В тебе столько красоты и силы, что живу тобой, дышу тобой, делаю только то, что тебе было бы угодно…
        Я сказал настороженно:
        - Ну да, я сам не знаю, что мне надо!
        Она мягко улыбнулась:
        - Милый, зато знаю я и всюду пойду за тобой. Знаю, что тебе понадобится и через год, через пять лет, через двадцать или сто…
        - И через сто? - спросил я.
        Она прошептала:
        - Даже через тысячу…
        Она легла рядом, я обхватил мягкое разогретое тело, странное чувство медленно пропитывает мое тело, как теплая вода проникает в большой клок ваты, все тяжелее и тяжелее, чувствую в себе… да, вот оно… огромное и фундаментальное, словно вселенная входит и размещается вся со всеми туманностями и галактиками, что всего лишь пена на гребнях волн океана темной материи.
        Проступают линии темной энергии, что в мириады раз мощнее гравитации и всех известных нам, соединяют меня с такими же искорками, как и я… это не я, это нечто во мне подключилось к ним, о чем они пока не знают. И вот я уже связан незримыми нитями с этими людьми, этих нитей все больше и больше, утолщаются, это совсем никакие не нити, это бревна, дороги… слилось в единое поле, в котором купаюсь я, только теперь вдруг с дрожью в теле чувствую, что связан и с теми, кто уже погиб, но какая-то их часть осталась, я даже могу общаться с этими людьми… если сосредоточу на этом усилия…
        Ох, а эти вообще, как понимаю, не то древние сарматы, не то римляне… как же так… так вот почему в детстве бывало не по себе, когда представлялось, что это меня терзают и рвут на части…
        Преодолевая дрожь, я снова прильнул к Сверхорганизму, влился в него, впитывал все, что знали и умели, предполагали и желали, о чем мечтали и что собирались осуществить, а когда с усилием оторвался, то уже знал все, что знает Сверхсущество.
        Эльвира вздрогнула, повернулась в моих объятиях. В ее широко распахнутых прекрасных глазах я увидел любовь и тревогу.
        - Что случилось? У тебя свет из глаз!
        - А то ты не знаешь, - сказал я обвиняюще. - Что, правда? А кто вчера спрашивал о личном бессмертии? Это уже, а сегодня займемся действительно весьма важными делами.