Последняя крепость Юрий Александрович Никитин
        Странные романы
        Прогресс неумолим: страны сливаются в сообщества, а те объединяются в человечество. Национальные языки уходят в прошлое. Уступая, понятно, английскому. Некоторые народы, особо упорствующие, приходится приводить в лагерь человечества силой. Осталась одна-единственная страна, что не желает расставаться с самобытностью и растворяться в человечестве. Потому элитные части армии США готовятся к броску на Тель-Авив, Иерусалим и другие города. Бросок последует сразу же после точечных бомбардировок и удара крылатыми ракетами.
        Юрий Никитин
        Последняя крепость
        Предисловие автора
        Массовому читателю роман покажется скучным, как и прочие «странные романы». Но мы-то знаем, из кого состоит любое абсолютное большинство, так что ладно, проехали. Этот роман, как и вся серия, не для абсолютного. Ну, вы поняли.
        В этом романе, как и во всех «странных», продолжаем говорить о том, о чем общество боится подумать даже ночью в комнате с выключенным светом и спрятавшись с головой под одеяло.
        Мнения по этой книге, как и о предыдущих, высказываются все там же, в «Корчме».
        Часть I
        Глава 1
        Стивен из ложи для прессы с интересом наблюдал за жаркими дебатами в сенате. Давно обсуждавшийся в прессе вопрос: как допустить неграждан США к голосованию по выборам президента, прозвучал наконец со всей остротой после того, как сенатор от Калифорнии вынес его на голосование.
        Всем понятно, что в какой-то мере пора: весь мир не просто следит за выборами президента США, но обсуждает, болеет за того или иного кандидата, прикидывает, чем обернется для него лично, если выберут того или иного. А ведь в самом деле как-то да аукнется, как для американца, так и немца, китайца, араба, русского или африканца. Где бы человек ни жил: в Африке, Европе, России или Китае, но везде понимают, что идут выборы мирового президента. Человечество практически слилось в один народ, пока что говорящий на разных языках…
        Сенатора от Калифорнии горячо поддержал алабамец, темпераментно доказывал, что когда-то сделать придется все равно, так не лучше ли сейчас подойти к этому вопросу трезво и взвешенно, обсудить плюсы и минусы, заранее увидеть возможные ухабы и даже опасности. Сенатор от Миннесоты напомнил с предостережением, что большинство населения земного шара все еще относится к США со скрытой недоброжелательностью. Если им предоставить возможность полноценно участвовать в выборах, тут же потребуют, чтобы в кандидаты можно было выдвигать любого достойного члена человечества, и в пику всем американцам предложат какую-нибудь мать Терезу или папу римского. Против таких кандидатур вроде бы и возражать неловко, а надо, потому что какие, на хрен, из них президенты?
        Завязался спор, вся суть свелась к таким щекотливым деталям, как наделить правом голосования только часть населения за пределами Штатов. Как ухитриться дать им американское гражданство, но без права въезжать в Штаты, тем самым уже приподнять этих избранных над остальными жителями. Такой жест ничего не будет стоить, да и опасности в нем нет: на каждого жителя планеты в ЦРУ подробное досье, хорошо известно, кто как относится к Штатам и к демократии, симпатизирует или нет экстремистам, и вся прочая важная информация.
        Однако превысит ли выгода от их возросшей преданности озлобленность остального населения, которое и так считает Америку империей зла?
        На спину обрушился удар открытой ладонью. Мышцы непроизвольно сократились, он вздрогнул и развернулся, весь ощетинившийся и готовый к схватке. Улыбающийся во весь рот директор департамента скрытых операций Дуглас покачал головой.
        - Раньше бы не позволил так, со спины, неслышно. Не те рефлексы, не те…
        - Ну да, - согласился Стивен, - по-твоему, когда вблизи хлопнет пробка шампанского, я должен уходить кувырками, стреляя из двух пистолетов на звук?
        - Это было бы здорово, - сказал Дуглас мечтательно. - Вот бы встряхнули эту публику… Как любят рассуждать о войне, как любят!
        Стивен с любопытством смотрел на Дугласа, солидного такого господина, с благородной сединой на висках, с мудрым и чуточку усталым взглядом, одетого строго по вашингтонской моде: добротный костюм с некоторой консервативностью в покрое, что должно свидетельствовать о благонадежности и устойчивости взглядов, в тупоносых туфлях, в то время как все нынешнее поколение щеголяет в остроносых. Даже галстук не кричаще-яркий, как носит большинство сенаторов и даже членов кабинета президента, а сдержанный, в мелкую клеточку, с характерным рисунком, по которому знаток определил бы выпускника Гарварда какого-то там года.
        - А ты стал типичным, - отметил он. - Да, типичным.
        - Кем? - переспросил Дуглас.
        - Типичным, - повторил Стивен злорадно. - Очень даже.
        Дуглас покачал головой, рука скользнула в карман, на свет появился мобильник с раскладывающейся книжечкой. Умело нажал крохотные кнопки, сдвинул джойстик, и на экране замелькали взрывы, из двух крохотных динамиков едва слышно доносились звуки боя. Динамики высшего класса, Стивен различил выстрелы из танковых орудий, минометные разрывы, сухие очереди крупнокалиберных пулеметов.
        Женский голос быстро и взволнованно перечислял последние новости. Вчера на Западном берегу Иордана убиты шесть израильских солдат и восемнадцать палестинцев. В ответ на гибель израильтян премьер-министр Израиля заявил, что ответ не заставит себя ждать: решительный и жестокий. Израильская армия призвала пять тысяч резервистов, что вызвало бурю возмущения на Ближнем Востоке.
        Правительства арабских стран обвинили США в скрытых симпатиях Израилю, который сумел сохранить независимость и армию и потому сейчас безнаказанно убивает арабов благодаря попустительству США. Танки и вертолеты Израиля нанесли ракетно-бомбовые удары по одной из арабских деревень. Убито не меньше тридцати человек местных жителей. Израильтяне приводят в оправдание, что уничтожена большая группа боевиков, однако их заявления тонут в вообще-то справедливых протестах арабов, что если отняли у них право защищаться самим, то почему не защищаете нас вы?
        Стивен слушал внимательно, в этом здании ни одно слово не произносится впустую, а Дуглас так и вовсе не взглянет без заднего смысла.
        - Это еще не все, - сказал Дуглас деловито. - Мы пропустили самое интересное. Сейчас переключу на Евроньюс, у них чуть позже…
        - А что самое интересное на сегодня?
        - Сейчас увидишь…
        Он снова щелкал, переключал, наконец на крохотном экране замелькали почти такие же кадры артобстрела, затем солдаты в защитных костюмах пошли, прикрывая друг друга, от дома к дому.
        - Вот, слушай!
        Стивен вслушивался внимательно, хотя ничего необычного не уловил. Ночью прошла зачистка в арабской деревне Бейт-Рима близ Рамаллы. Захватив ключевые посты, израильская армия приступила к арестам боевиков, в результате схваченных не оказалось, но убито двенадцать арабов. Пресс-служба Израиля сообщила, что деревня была опорной базой террористов, однако в мировой прессе, к тревоге и беспокойству израильтян, постоянно подчеркивалось, что израильская армия вошла на чужую территорию и там убила местных жителей.
        - Ну и что? - спросил Стивен.
        - Ничего необычного? - спросил Дуглас хитро.
        - Чуть-чуть больше крови, - ответил Стивен равнодушно. - Почти вдвое больше убитых, чем обычно.
        - И это все?
        - А чего тебе еще? - спросил Стивен сердито, но Дуглас смотрел хитро, и Стивен вспомнил, что чуть-чуть царапнуло слух в новостях. - Ну, еще мировые СМИ чуть громче, чем обычно, протестуют против действий израильской армии.
        Дуглас кивнул:
        - Я ж говорил, что у тебя глаз да глаз! И чутье. Я пятерым давал просмотреть эти новости, только ты уловил это крохотное, но такое важное изменение.
        Стивен посмотрел настороженно:
        - И что особенного? Весь мир у нас под контролем, ядерные запасы уничтожены, военные заводы остановлены по всему миру… кроме Израиля. Понятно, что будет расти давление. Оно и растет.
        Дуглас смотрел хитрым глазом.
        - Тепло, - произнес он поощрительно, - тепло…
        Стивен вздрогнул.
        - Погоди, - уточнил он осевшим голосом. - Уже то, что говоришь это мне ты… Вступаем в игру без подставных фигур?
        Дуглас по-мальчишечьи огляделся по сторонам.
        - Я тебе ничего не говорил, - сказал он. - Даже не намекал! Но, похоже, нам еще придется понюхать пороху. Ты как?
        - Счастлив, - ответил Стивен откровенно. - Я на этой бумажной работе закисаю. Хоть разок еще ощутить на себе форму морпеха.
        Дуглас подмигнул:
        - Ты даже не представляешь, какая теперь форма!.. Я вчера вернулся с одних испытаний… Ну скажу тебе, чувствовал себя совсем нечеловеком, когда примерил этот костюм с сервомоторами. Его можно назвать, скорее, скафандром. Можно, представляешь, запрыгнуть даже на крышу трехэтажного дома. А если включить ранцевый двигатель, то и на сорокаэтажный. Я, правда, не рискнул, но видел умельцев, которым это как горсть чипсов сожрать. Понятно, выдерживает прямое попадание танкового снаряда!.. Конечно, кости переломает, но костюмчик все равно цел…
        Он захохотал, очень довольный, Стивен спросил с удивлением:
        - Новые разработки?
        - Из старых, - отмахнулся Дуглас. - Все разработки нового оружия прекращены даже у нас. Это последнее, что успели запустить в производство. Сейчас решают, останавливать ли завод, все-таки могут быть всякие локальные конфликты…
        - Будут, - угрюмо сказал Стивен. - Сколько раз говорили насчет самой последней и окончательной войны!
        - Зато войны мельчают, - ответил Дуглас довольно. - После того как нам удалось разложить изнутри Россию, то справиться с Китаем, как помнишь, не представляло труда. С остальными вообще. Так что в конце концов будем воевать только с комарами да тараканами.
        - Надеюсь, до этих времен не доживем, - ответил Стивен.
        - Зайди ко мне вечером, хорошо? Эльза приготовит твой любимый яблочный пирог.
        - Ловлю на слове, - предупредил Стивен.
        Он раздумывал над словами Дугласа остаток рабочего дня, так и эдак поворачивал во все стороны. То, что на Израиль оказывается все возрастающее давление, замечают даже поглощенные шопингом домохозяйки. Он очень хорошо помнил день, когда в Париже сожгли еврейский социальный центр. На обгоревшей стене тогда осталась надпись: «Без евреев мир будет счастливее», а также пара торопливо начертанных свастик. Премьер-министр Жан-Пьер Раффарен тут же бросился к месту происшествия и заявил: «Это не Франция. Это отвратительно и неприемлемо. Франция будет действовать крайне сурово против тех, кто проповедует антисемитизм… авторы этого преступления получат по 20 лет тюрьмы». Он также добавил, что прокуратура будет просить максимального наказания, а все силы страны будут мобилизованы, чтобы преступники, совершившие акцию, были в самое ближайшее время арестованы и сурово наказаны.
        Эта акция, как тогда писали, потрясла всю Францию. К выражению негодования присоединился весь истеблишмент, начиная с Жака Ширака, который в специальном коммюнике по этому поводу выразил глубокое негодование и громогласно осудил безобразный акт. Его гневную речь крутили по новостям почти неделю непрерывно.
        И вот неделю тому сожгли крупнейшую в Париже синагогу. Погибло двенадцать молящихся, получили ожоги не меньше пятидесяти, однако ни президент, ни правительство не обмолвились и словом. Мало ли во Франции происшествий, вон на Сене перевернулся катер с тремя пассажирами, двое суток телекомпании показывают кадры с места трагедии.
        Еврейские организации начали было привычно бить тревогу, но все те, кого они подталкивали в спину и требовали гневных выступлений, сейчас вяло отговариваются то плохим здоровьем, то нехваткой времени, то еще чем-то крайне важным. А кто-то даже выразил недоверие, что синагогу подожгли фашисты или антисемиты, потому, дескать, преждевременно их осуждать, а что, если сами евреи и подожгли, чтобы вызвать нужную им реакцию?
        Эта точка зрения, как ни странно, восторжествовала. Назначили расследование, причем с таким же рвением, как искали поджигателей, искали улики, что это сами евреи подожгли свою синагогу, как гитлеровцы в свое время - рейхстаг. Население вроде бы даже вздохнуло свободнее, не натыкаясь на гневные филиппики против антисемитизма, на призывы обуздать неофашистов и на требования жестоких наказаний тем, кто хотя бы посмотрит косо на еврея.
        Если в прошлый раз, когда сожгли еврейский центр, министр внутренних дел Доминик де Вилльпен потребовал «мобилизовать все усилия, чтобы найти преступников», то нынешний министр внутренних дел отнесся к этому делу так, как должен отнестись министр: дело не настолько важное, чтобы им занимался чиновник такого высокого ранга лично, это в компетенции префекта полиции. Или даже комиссара. Преступления против евреев будут расследоваться так же, как и против французов, а не как против каких-то божественных существ, как было раньше.
        Это тоже вызвало, с одной стороны, растерянность и смятение, с другой - ликование, что очень скоро начало приобретать весьма острые формы. Уже весь мир с напряжением и ожиданием чего-то нового следит за Францией, там проживает самая большая еврейская община в Европе, около 600 тысяч евреев. Там же чуть больше двенадцати миллионов мусульман, то есть самая многочисленная исламская община на континенте. Мусульмане воспрянули первыми, их ярость обрушилась на евреев. Двоякие чувства французов отразились в массе новых анекдотов про исламистов и евреев: не любят и тех и этих, но как хорошо, когда одни бьют других! Властям пришлось придерживать мусульман, чтобы не слишком выходили из рамок, а это оказалось не легче, чем обнаглевших, по мнению рядовых французов, от безнаказанности евреев.
        Но все равно мир понимает, что на самом деле все начинается в США. И кончается там же.
        У себя в кабинете Стивен включил новости, посмотрел, под каким углом подают их крупнейшие телеканалы, быстро проглядел ряд сообщений по Интернету, сразу отсортировав нужные по ключевым словам.
        Вошла Джоан, милая секретарша, тихая и застенчивая, настоящая крестьянская девушка из глубинки, лишь самый узкий круг имеет доступ к ее послужному списку и знает укрытое от посторонних глаз звание этой скромницы.
        - О, - сказала она одобрительно, - у вас монитор стал пошире. А сам комп мощнее… Даже мышь оптическая… С прицелом?
        - Привет, Джоан, - сказал он, - можно мне чашечку кофе?
        Она пожала плечами:
        - У врача спрашивайте.
        Он не понял, переспросил:
        - У врача?
        - Откуда я знаю, - ответила она обиженно, - можно вам кофе или нет?
        Но не выдержала, засмеялась:
        - Шеф, хоть кофе и реабилитировали, но… вдруг завтра снова скажут, что это яд? А вы, как истинный гражданин нашей великой державы, колеблетесь вместе с модой на здоровый образ жизни?
        Он отмахнулся:
        - Я эти вопросы оставляю специалистам. Как говорят, так и поступаю. А о здоровье сейчас принято заботиться.
        Она улыбнулась, он видел, что от ее прищуренного взгляда не укрылась ни его слегка помятая рубашка, ни волосы, пора подстричься, ни чересчур быстро отрастающая щетина на подбородке.
        - Вы такой обходительный мужчина, - заметила она, - а все еще один. Говорят, вы даже кофе приносили жене каждое утро прямо в постель?
        - Верно, - согласился он. - Ей оставалось только смолоть.
        Она засмеялась, вышла, через пару минут вернулась с большой чашкой дымящегося кофе.
        - Смотрите, шеф, - предостерегла с неизменной улыбкой деревенской простушки, - вдруг да вредный? Может быть, лучше перейти на энерджайзеры? Все ими пользуются!
        - Мне кофе навредить не успеет, - ответил он.
        - Шеф, - сказала она обиженно, - вы совсем не старый! А то и мне придется вспомнить, сколько мне на самом деле!
        - Ты еще ребенок, - ответил он тепло.
        Когда она удалялась, он невольно проводил взглядом ее подтянутый округлый зад на длинных ногах. Настоящий мужчина, вспомнилась расхожая мудрость, тот, кто встает утром, пьет чашку кофе и… идет домой. А он совсем еще не старый, но вдруг потерял вкус к этому делу. Способности не потерял, но желание исчезло. Друзья и коллеги по такому поводу уже осаждали бы психоаналитиков, он же помалкивал, а с той поры, как оба сына женились и съехали, вообще жил уединенно.
        Друзья пару раз затаскивали его на домашние вечеринки, где ухитрялись оставлять с хорошенькими женщинами. Он привычно занимался с ними сексом, дело знакомое, это как езда на велосипеде: если научился в детстве, то и через сорок лет сядешь и поедешь. Так и у него получалось без сбоев, классически правильно, но только без желания взять номер телефона и повторить все снова через денек-другой.
        Старею, мелькнула мысль. Психологическая старость приходит раньше физической. Тело еще способно к альпинизму, но сам считаешь дуростью подниматься по лестнице на третий этаж, когда лифт рядом.
        Прихлебывая мелкими глотками горячий кофе, вспомнил анекдот, рассказанный недавно в отделе. Мол, в кафе англичанин, француз, русский, чукча и еврей. Всем подали кофе с мухой. Англичанин выплеснул всё. Француз выбросил муху и выпил кофе. Русский выпил кофе с мухой. Чукча съел только муху, потому что не знал, что такое кофе. Еврей выпил два кофе, так как променял свою муху на чукчин кофе. Все хохотали, снова посмеивались и одновременно признавали хитроумность и небрезгливость еврея, как уже давно признали и закрепили в шуточках педантизм немцев, бабничество французов, болтливость итальянцев, пьянство русских или тупость американцев.
        Вообще-то признали бы и простили евреям даже хитроумность, если бы это не было записано у них в их доктрине. Мол, мы - самые умные. Потому что у нас особая кровь, мы - высшая раса, а вы все - говно. Вот это, похоже, современный человек прощать готов все меньше и меньше.
        Памятуя, что капля никотина убивает лошадь, а чашка кофе - клавиатуру, он держал ее осторожно и, вытянув шею, заглядывал в экран, где слишком быстро бегут слишком мелкие цифры, а менять разрешение не хотел, предпочитая охватывать всю картинку разом.
        От крепкого горячего напитка в голове прояснилось, никакие энергетики так не очищают мозг и не настраивают на работу, как старый добрый кофе, тщательно отобранный у негров, как говорят в рекламе.
        Грубо говоря, сперва много веков в жизни людей стояла только одна задача: выжить, обеспечить себя едой и всем необходимым. Но вот совсем недавно - обеспечили. Наконец-то наелись. Да так, что начали лопаться от жира. Встала во весь рост другая, совсем неожиданная и смешная задача: что бы съесть такое, чтобы похудеть?
        Но вот, наконец, и с этой задачей почти справились с помощью появившихся чудо-пилюль и фитнес-залов. И тогда, удовлетворив наконец-то самые насущные потребности организма, человек огляделся по сторонам, погладил сытое брюхо, и восхотелось еще и культурки тяпнуть. Можно бы, конечно, и раньше, но это немногие могут, голодая, заниматься культуркой, а нормальный средний человек на то и нормальный средний квирит. И вот теперь он, средний человек, оглянулся и увидел одно неприятное пятнышко, портящее всю картину.
        Оказывается, он вот такой замечательный и уникальный - все равно говно, животное, если взглянуть на него с точки зрения еврея. Те - высшая раса, богоизбранный народ, а все остальные - простой говорящий скот, с которым нужно обращаться, как с опасным животным: вежливо, с улыбкой, не дразнить попусту, когда нужно - доить, а когда и вести под нож. Все имущество скота можно отбирать без всяких зазрений совести, этого же не у человека, то есть еврея, у тех нельзя, нехорошо, а у гоя - можно.
        Генри Форд сказал однажды: «Евреи не нация. Евреи - организация». Увы, если это было так, все народы с этим охотно смирились бы. Никто не ропщет, что у штангиста лучше мускулы, у шахматиста - извилины, а у летчика - реакция. Тренируйся, и будешь таким же. Никому не заказан путь в нобелевские лауреаты по науке или культуре, это известно, и всяк знает, что у него есть шанс.
        Однако же, оказывается, есть народ, который считает себя лучше других всего лишь по факту крови, расы! И это открыто пишет в своей программе или доктрине, как там! Да за такое фашистскую Германию вбили в землю по ноздри, а потом размазали катком. Так чего терпим от евреев такое открытое надругательство?.. И поехало, у сытых и в целом довольных жизнью людей появилась возможность заниматься и этим, раньше третьестепенным, вопросом, который при сытой жизни вышел на первое место и стал жизненно важным.
        И закипела кровь в жилах. У кого это выражается в скрытом недовольстве еврейским засильем, у кого в осторожном сопротивлении, а молодежь сразу хватается за бейсбольные биты, поджигает синагоги, рисует на стенах еврейских домов свастику… Не потому, что считает фашизм чем-то хорошим, а чтобы досадить евреям, напомнить, что и на них находится плеть… хоть иногда.
        Прозвенел колокольчик, на экране замигал зеленый конвертик: в файл писем и важных сообщений валилась новая порция циркуляров, он поморщился, все свои писульки считают важными, переключил экран на заголовки новостей, быстро пробежался по гиперссылкам.
        Вот резкий протест правительства Израиля на заявление Би-би-си, что Израиль якобы обладает арсеналом не только ядерного, биологического и химического оружия, но и проводит спешные исследования по созданию генетического оружия, способного поражать определенные расы и даже нации. Можно, как уверяют эксперты, создать генетическое оружие, что будет поражать только рыжих и щадить блондинов и брюнетов, можно истребить китайцев или сделать их стерильными.
        Особый протест вызвало цитирование Торы, где пророчествуется, что все народы вымрут, а останется один Израиль, всемирный Израиль, и тогда лишь люди придут к Богу. В прессе тут же начались спекуляции на тему, что в самом деле возможно создать генетическое оружие, что уничтожит на Земле все население, кроме евреев, и тем самым мечта ортодоксальных иудеев осуществится.
        Кое-где по этому поводу прокатились погромы. Отметились в основном подростки, однако воспользовались ситуацией арабские террористы и нанесли несколько чувствительных ударов. Взорваны синагоги вместе с молящимися, убиты восемь из наиболее видных банкиров, с великим трудом удалось предотвратить новый взрыв Всемирного центра торговли, который, как известно, снова оккупировали евреи.
        Израильская печать обвинила правительства сразу нескольких государств в том, что террористические акты не расследуются с той тщательностью, как обычно в этих странах. Создается впечатление, дескать, что власти не торопятся вылавливать преступников, убивших множество евреев, а это говорит об антисемитизме самих европейских государств.
        В свою очередь, главы европейских государств начали отвечать непривычно резкими нотами. Обстановка в мире весьма накалилась, накалилась… Но, конечно, затихнет само собой, хотя и после наверняка будут сообщения, что израильская армия в ходе большой операции против палестинцев применила неизвестный газ, который по воздействию отличается по всем параметрам от известных ранее. Так положено спускать опасные новости, не обрубая сразу.
        А вот сразу в двух газетах вспыхнули жаркие дискуссии, может ли этот неизвестный газ, примененный израильской армией, быть пробой генетического оружия. При этом почти никто не поставил под сомнение его применение, что сперва взбесило, а потом ввергло в отчаяние главу пресс-службы Израиля Аарона Терца. Он обвинил Англию в антиизраильских настроениях, что только вызвало смех у читающих газеты: как будто это новость, что все относятся к израильтянам хуже, чем к любой другой нации, уже на том основании, что те, другие, не заявляют о себе как о высших существах.
        Глава 2
        Конференц-зал выглядит мирным и уютным, в широкие окна светит ласковое солнышко, по небу медленно и величаво плывут подсвеченные золотом облака. Далеко блестит после дождика скоростное шоссе, быстрыми жуками проскакивают крохотные автомобили. Солнце светит в окна уже на излете, склоняясь к горизонту, отчего лучи приобрели красноватый оттенок.
        Файтер невольно скользнул взглядом по юркому самолету, что штопором ввинтился в небо, делая сложный разворот. Мелькнула мысль, что нельзя подпускать самолеты так близко к президентскому дворцу, но тут же усмехнулся: конференц-зал расположен на полукилометровой глубине под скальным массивом, и все эти «окна» - всего лишь экраны из так называемой «электронной бумаги».
        В прошлый раз на совещании присутствовали госсекретарь, министр обороны, директора УНБ, ЦРУ и ФБР, а также главы выделенных в отдельные управления разведок воздушной, армейской и морской. Был также начальник военно-космических сил, новое управление, очень быстро набирающее мощь, и то совещание считалось весьма представительным, а сейчас президент готовится принять всего-навсего одного человека, что указывает на столь высокую степень секретности, какая вообще раньше просто не применялась и не существовала.
        Распущены все армии мира, подумал он, кроме американской, естественно, что взяла на свои плечи всю тяжесть по поддержанию мира во всем мире. Прекращено производство оружия во всех странах, кроме, конечно, США, но и здесь его производят лишь на замену отслужившего срок. Это сразу дало колоссальный эффект, мгновенно оздоровив экономики всех стран, освобожденных от необходимости кормить ничего не производящую армию и содержать заводы, что выпускают танки, на которых нельзя ни пахать, ни сеять.
        Остаются только террористы, но их время истекает. Контроль над вооружением становится тоталитарным, всеобщим. Пока что эти неандертальцы еще мастерят самодельные бомбы, что чаще взрываются у них же в руках, в гаражах, но скоро за всем, могущим послужить взрывчаткой, будет установлено полное наблюдение на всех этапах. Это значит, что о каждом потенциальном террористе будет известно с момента, как он купит килограмм химического удобрения для своего огорода, могущего после очистки стать взрывчаткой.
        И только одно место на земном шаре остается закрытым для контроля. Никто не знает, что творится за дверями его научно-исследовательских институтов, никто не знает, сколько у них ядерного оружия, какие там средства доставки, какое еще высокотехнологическое оружие начинает производиться в его военно-промышленном комплексе.
        Тихонько звякнуло, автоматические двери распахнулись. Из лифта вышел молодцеватый подтянутый Гартвиг.
        На Файтера пахнуло силой и уверенностью кадрового военного. Высокий, с короткой стрижкой ежиком, уже весь в серебре, короткие жесткие усы тоже целиком серебряные, лицо темное от солнца, в тех морщинах, которые не выглядят признаками старости, а именно подчеркивают значительность, мудрость, глубину размышлений.
        Файтер знал, что Гартвиг очень немолод, ему почти в деды годится, во всяком случае, в отцы - наверняка, однако и седина, и морщины, и старомодный крой костюма всего лишь оттеняют его мощь. Он даже сидит на совещаниях всегда прямо, никакой расслабленности ни в крепко сбитой фигуре, ни в лице. Глаза всегда смотрят прямо, остро, на лету считывают движения лицевых мускулов, и он почти всегда заранее знает, что ему скажут.
        Файтер сделал шаг навстречу, рукопожатие дружеское и очень искреннее, работают вместе давно и доверяют один другому.
        - Господин президент…
        - Привет, Джордж. Садись поближе. Кофе не предлагаю, сам варить не большой любитель, а этим современным автоматам не слишком доверяю. Больно они сложные…
        Гартвиг вежливо улыбнулся, сел на указанное место, привычная церемония: президент приглашает сесть и даже указывает куда, а он благодарит и садится именно в это кресло.
        - Господин президент, - начал Гартвиг, - положение очень серьезное, но сегодня я получил еще более угрожающие сведения.
        - Террористы?
        - Возможно, - ответил Гартвиг, - но не арабы.
        - А кто?
        - Нанотехнология, - ответил Гартвиг, - увы, набирает скорость, будь она проклята. Некоторые устройства уже через два-три месяца смогут уменьшиться более чем на порядок.
        Файтер кивнул, про себя подумал, что хорошо бы таблетку аспирину, спросил, борясь с головной болью:
        - Речь о ранцевом варианте?
        - Совершенно верно, господин президент, - сказал военный министр угрюмо. - Мы ввели войска в страны, гораздо менее опасные для нас и человечества, но оставляем абсолютно закрытой для нас страну с мощным ядерным потенциалом, мощными ракетными установками, способными нести ядерные заряды на тысячи миль… Я уж не говорю о том, что в их закрытых лабораториях может производиться как биологическое оружие, так и… я не знаю, что они там делают! Может, господин Олмиц знает?
        Файтер даже не стал переводить разговор на ЦРУ, его ответ на подобные вопросы он получил вчера, сказал устало:
        - Да, при современных темпах миниатюризации скоро крупный военный завод можно будет размещать в простом коровнике. Как я понял, вы пришли с конкретным планом?
        Глаза военного министра блеснули, он кивнул и начал вынимать из кейса бумаги. Явно повеселел, на его лице проступило откровенное, что наконец-то дожал президента, наконец-то пришла пора решительных мер. Черта с два ты бы дожал, подумал Файтер хмуро, если бы не общая обстановка в мире. Чуть ли не ежедневно весьма настойчиво спрашивают союзники: почему на Ближнем Востоке оставлено государство, доктрина которого нацелена на мировое господство? И если вы, США, не решаетесь с ним схватиться за власть над человечеством, то уступите место более решительным!
        Он внимательно всматривался в бумаги, на лице отразилось недоумение.
        - Вы ж намерены задействовать чуть ли не всю армию!
        Гартвиг скупо улыбнулся:
        - Ошибаетесь, господин президент.
        - Как это ошибаюсь?
        - Я просил бы вашего разрешения задействовать именно всю. Как ни смешно это звучит, но я предвижу больше сложностей, чем даже когда мы ломали хребет Ирану и Сирии, за которые вступилась Саудовская Аравия и прочие арабские страны… К счастью, Израиль - это узкая полоска средиземноморского пляжа, которая простреливается насквозь.
        - И что у вас за вариант?
        Гартвиг провел пальцем по карте:
        - Со стороны Средиземного моря подводим основную часть нашего флота. Пару авианосцев, десятка три линкоров, а также все транспортники, переоборудованные под плавучие пусковые установки крылатых ракет. Одновременно окружаем Израиль с суши, сконцентрировав войска на границах с Иорданией, Сирией и Египтом. Естественно, над Израилем зависнут наши военно-космические войска…
        - Не входя в его воздушное пространство?
        Гартвиг наклонил голову:
        - Очень точно замечено, господин президент. Они будут находиться в космосе, вне зоны действия международных законов о суверенном воздушном пространстве. На высоте, где носятся все спутники… Но в то же время каждый израильтянин будет знать, что он как муравей под лупой и… под прицелом целой армады!
        Файтер скупо улыбнулся.
        - Главное, чтобы все поверили, что мы готовы к самым решительным действиям. Потому нужно проделать так, словно речь идет о подготовке к настоящему вторжению. Нужно, чтобы все в Израиле поняли: стоит нам высадить всего лишь морской десант с кораблей, израильтяне проснутся в другом государстве. Вернее, государства уже не будет. А будет территория, которую надлежит благоустраивать на благо всего человечества всем… человечеством. Не только израильтянами.
        Файтер долго смотрел на карту. Израиль в самом деле похож на пляж, простреливаемый насквозь. А со всех сторон гигантские арабские государства, которые, по сути, уже не являются государствами, так как лишены армий, военных заводов и даже конструкторских бюро, работающих на вооружение. У всех у них оставлены только полицейские силы.
        - Вы считаете, что сумеем дожать этот строптивый народ?
        - Сумеем, - ответил Гартвиг твердо и посмотрел ему в глаза. - С арабами не получилось потому, что мы придерживались тактики точечных ударов, а потом на огромных территориях пытались установить привычный нам строй… и еще потому, что мы действовали недостаточно решительно. Потому и столько потерь с обеих сторон.
        Файтер кивнул:
        - Да, если бы тогда на Иран бросили хотя бы весь военно-воздушный флот, мгновенно парализовали бы страну и армию полностью.
        - И другие не пискнули бы, - согласился Гартвиг. - Потому я и настаиваю на таком варианте.
        Файтер удержал горестный вздох, произнес ровно:
        - Начинайте подготовку. Это займет немало времени, а я буду готовить почву для политиков. Однако помните, нашу операцию… назовем ее «Эллинизация», можем, если вдруг понадобится, остановить в любой момент.
        Гартвиг снова посмотрел ему прямо в глаза:
        - Я понимаю, господин президент. И никогда нигде не упомянем, что такая намечалась.
        - Разумеется.
        - Разрешите приступать?
        - Да, идите… Ах да, еще один важный момент. Такое передвижение войск не скрыть, так что внимание прессы это привлечет. Однако… на всякий случай, вдруг да какие-то события будут отвлекать внимание масс-медиа… ну всякие там тайфуны, наводнения, женитьба короля Брунея на королеве Англии… нужно, чтобы наша пресса, да и мировая, постоянно освещала передвижение наших войск. Впрочем, этим я сам займусь. Вы будьте готовы в интервью подтверждать, что армия готовится вторгнуться в Израиль.
        Гартвиг несколько мгновений смотрел в лицо Файтера, тот не моргнул и глазом. Гартвиг наконец медленно наклонил голову:
        - Все сделаю, господин президент. Я польщен вашим доверием.
        Стивен не пошел даже на обед, невиданное дело, остался в кабинете у монитора. Джоан принесла еще раз кофе и большую тарелку с горой всевозможных бутербродов, какая уж тут забота о здоровье, вздохнула с завистью: шефу не в коня корм, жрет все подряд и ни одного килограмма лишнего, а тут каждое пирожное считаешь…
        На экране сменялись новости, Стивен сразу отсеял СМИ, которые работают прямо или косвенно на спецслужбы, их гораздо больше, чем догадывается простой народ, просматривал, кое-что сразу копировал в особую папку.
        На первый план вышли события, которые назревали давно, очень давно. Благородное стремление США слить все народы и нации в единое человечество кое-кто попытался истолковать в очень удобном для себя смысле. Дескать, границ не должно быть, все перемешаются в один народ - и вот хлынули из стран Азии и Африки голодные, не желающие работать, нищие толпы в Европу, но у всех на слуху, что здесь безработным выдают такие денежные пособия каждый месяц, что можно жить по-королевски всю жизнь, не работая…
        Первой решительные меры приняла Франция. В рекордно быстрые сроки составили, обсудили в правительстве и приняли закон, по которому мусульмане, отказывающиеся полностью интегрироваться в общество французов, то есть… сохраняющие детали мусульманской одежды, посещающие мечеть и прочее, - должны в течение трех месяцев покинуть страну. Разом вспыхнули митинги, протесты. Прогремело несколько взрывов, как и раньше, когда приезжие полагали удобным моментом выдавить из приютившей их страны новую уступку или льготу. Однако на этот раз Франция приготовилась лучше: наряду с усиленными отрядами полиции решительно выступила и армия, таким образом, протестующих исламистов приравняли не к митингующим, а к вражеским агентам.
        Началась массовая депортация, при которой попутно выселяли и тех мусульман, к которым придраться невозможно, но известно, что мусульмане и дома за закрытыми дверьми продолжают оставаться мусульманами.
        В Европе такое восприняли с некоторым замешательством, но уже через месяц аналогичный закон прошел в Бельгии. Затем такие же меры приняли в Голландии и Италии. В германском бундестаге выступили с проектом закона об ограничении деятельности иностранцев, под одну из статей этого закона попали и те натурализовавшиеся турки, курды и прочие иностранцы, что уже давно являются гражданами Германии.
        В США кривились, однако, в самом деле, неконтролируемый приток людей иного менталитета и отношения к работе грозит обрушить экономику Европы. Тогда голод и катастрофа будут почище тех, что охватили Черную Африку. Более того, сами Штаты усилили пограничный контроль, как на суше, так и на море. Богатые страны потому и богатые, что умеют работать, а не лежат под пальмой и ждут, пока спелый банан упадет в рот. Так что помогать будем, но кормить дармоедов - не беремся. Тем более таких, что не желают даже учить язык приютившей страны и расставаться со своими охотничьими плясками под барабаны.
        Звякнула дверь, и хотя входить могут только свои, Стивен быстро переключил канал новостей, чисто инстинктивный жест: даже свои не должны знать, чем в этот момент занимается разведчик.
        Вошел Дуглас, чему Стивен слегка удивился, не так уж и часто они видятся в громадном здании. Раз в месяц норма, но чтобы дважды в день…
        - Сидишь? - поинтересовался Дуглас. Хохотнул: - Смотри, цыпленка высидишь. Пойдем в буфет чего-нить выпьем.
        - И там скажешь, - уточнил Стивен, - чего от меня хочешь?
        Дуглас изумился:
        - Я?
        - Ты, - ответил Стивен, не двигаясь с места. - Я ж тебя насквозь вижу!
        - Что, - спросил Дуглас опасливо, - уже и такие линзы изобрели?
        Стивен поднялся, размял кости.
        - Ладно, пойдем. Не так уж и важно, где проболтаешься.
        Дуглас спросил с укоризной:
        - Я? Проболтаюсь?
        - Якобы нечаянно.
        - Зачем мне это?
        Стивен сдвинул плечами.
        - Наверное, снова хочешь повесить на меня какую-нибудь гадость. Да еще в таком месте, где нет кондиционера, морковного сока…
        Дуглас смотрел испытующе.
        - А ты откажешься?
        Они подошли к двери, Стивен оглянулся. Кабинет просторен, как зал для бальных танцев, стены отделаны дорогими породами дуба, вся мебель от лучших дизайнеров мира, аппаратура на столе и в стенах стоит миллиарды, а за пределами кабинета на него работают сотни высококвалифицированных специалистов, которым он волен повышать и понижать жалованье.
        - А ты как думаешь?
        - Не знаю, - признался Дуглас.
        - Эх ты…
        - А что, - ответил Дуглас, защищаясь, - должен же ты наконец проникнуться духом комфорта и роскоши!
        - Уже проникся.
        - И как?
        - Тошнит, - ответил Стивен честно.
        В нижнем буфете, что на три этажа ниже уровня поверхности, они выпили, Дуглас - апельсиновый сок, Стивен - морковный. Стивен мазнул взглядом по длинным полкам с множеством бутылок разной формы и емкости: с возросшей модой на здоровый образ жизни стало неприлично пить что-то крепче морковного сока, и спиртное как корова языком слизнула.
        Со стаканом молочного коктейля неспешно приблизился Джон Фолдинг, рослый светлокожий блондин, даже солярий не смог изгнать розовость кожи. Голубоглазый, с бровями цвета спелой пшеницы, он смотрел на них, как и на весь мир, с добродушной улыбкой, белые зубы сверкают, как ровно уложенные бриллианты.
        Англосакс, невольно подумал Стивен, типичнейший англосакс. Такие вот тысячу лет тому высаживались с драккаров на берега Англии, мелкие пикты бежали в ужасе перед этими белоголовыми великанами. А сейчас Джон все такой же стройный и широкий, без живота, коротко стриженные волосы давно серебрятся, да у глаз множество морщин, а вместо боевого топора в руках Управление содействия армии. За такими общими названиями обычно скрываются те или иные подразделения тайных служб.
        Джон допил коктейль, тут же велел отжать стакан мандаринового сока, буфетчица сыпанула оранжевые плоды в давилку, коротко вжикнуло, и в стакан полился густой ярко-желтый сок. Джон пил с наслаждением, мелкими глотками, смаковал. На Дугласа и Стивена посматривал покровительственно, ведь эти мандарины выращены под бдительным взором ФБР, точно известно, что в них нет никаких нитратов, а гены не модифицированы. Дуглас и Стивен, в свою очередь, смотрели на Джона с жалостью: в современных овощах и фруктах давно нет тех минеральных веществ, что были когда-то, а обогащенные витаминами и минералами соки - то, что надо организму.
        Джон допил, облизал губы, толстые, как у негритянки. Глаза оценивающе перебегали с Дугласа на Стивена.
        - Ты уже сказал? - спросил он Дугласа.
        - Нет еще, - ответил Дуглас. Покосился на Стивена. - Только этот жук уже и сам почуял. Собственно, это давно носится в воздухе, но Стивен из тех, кто, основываясь на двух-трех догадках, сможет назвать даже точную дату.
        - Вот как? - удивился Джон. Пожевал губами, глаза его оценивающе рассматривали Стивена. - Точная дата и нам бы не помешала.
        - О чем вы? - поинтересовался Стивен вежливо.
        Джон смолчал, только перевел взгляд на Дугласа. Тот вздохнул и сказал коротко:
        - Ты знаешь, к чему идет. И предполагаешь в целом, чем закончится. А хорошие подчиненные, угадывая будущие действия хозяев, заранее готовят почву…
        - Подстилают соломку? - уточнил Стивен.
        - Да, чтобы меньше набить шишек.
        - И вы уже начали?
        Дуглас переглянулся с Джоном, ответил уклончиво:
        - Если подстелить соломку, то это вообще неплохо. Если вдруг что-то произойдет необыкновенное и все изменится, то на соломке, что вроде бы не понадобится, будут кувыркаться дети, ее пожуют ослики… Словом, начинается подготовка в самых общих чертах. Политики не понимают, что нельзя на другом конце света действовать успешно, если заранее… намного заранее!.. не заслать туда своих людей, которые многое подготовят.
        Сердце Стивена билось все чаще. На миг показалось диким бросить все и снова окунуться в жестокий мир прямых акций, когда говорят мало, а стреляют много. Но грудь сама приподнялась, захватывая больше воздуха, он услышал, как кто-то из него ответил очень знакомым голосом:
        - Не хотелось бы, чтобы последняя в мире крупная… операция прошла без меня.
        - Еще не операция, - быстро возразил Дуглас. Стивен заметил, что и он сделал крохотную заминку перед словом «операция», оба понимают, что более правильное слово - «война». - Просто ты мог бы слетать туда туристом… Или паломником…
        - Я не еврей, - возразил Стивен.
        - Иерусалим, - напомнил Дуглас, - место рождения двух мировых религий: ислама и христианства. Еще там сотни разных церквей разновидностей христианства: католиков, православных, коптов… и еще каких-то - не упомню. Я тоже не еврей, чтобы всю эту хрень запоминать.
        Джон слушал с улыбкой.
        - Я не еврей, - заметил он, - но кое-что помню. Правда, странно? Значит, дорогой Стивен, тряхнем стариной напоследок?.. И хотя на этот раз все обойдется без выстрелов, в этом мы абсолютно уверены, все же приятно будет поучаствовать в последней в истории человечества… войне, не будем скрывать!
        Стивен насторожился:
        - Без выстрелов? Каким образом? Израильская армия очень сильна, а образ трусливого еврея хорош только для анекдотов.
        Дуглас и Джон переглянулись снова, Джон сказал загадочно:
        - Высоколобые намекают на некое супероружие, что решит все проблемы, не прищемив никому и пальчика. Хотя, по некоторым осторожным предположениям, впервые со времен Второй мировой будет задействована вся мощь нашей армии.
        Стивен сказал невольно:
        - Ого! Мы что, отражаем вторжение инопланетян?
        - Некоторые предлагают… в своем круге, естественно, в порядке дискуссий среди военных, что целесообразно бросить на Израиль всю мощь нашей армии и, так сказать, задавить своим присутствием. Идея нелепая, но что-то в ней есть.
        Дуглас хлопнул Стивена по плечу:
        - Значит, тебя можно поздравить с прекрасной поездкой в это самое прекрасное в мире место… если не считать наши Штаты, понятно. Зайди завтра ко мне, поговорим о деталях.
        - Так быстро? - спросил Стивен. - Мне кажется, эта машина будет раскручиваться еще долго.
        - Я тоже так думал, - ответил Дуглас.
        Джон поставил на стол стакан с остатками сока, поднялся. Улыбка покинула его добродушное лицо, Стивен увидел снова жестокого викинга, готового к бою.
        - События разворачиваются быстрее, чем ожидалось, - сказал он. - Потому нам надо быть готовыми к тому моменту, когда политики завопят истошно, требуя немедленных результатов.
        Глава 3
        Гургис Декург, а совсем еще недавно Исхак Шолом, сидел в тени роскошной оливы, наслаждаясь покоем и близостью теплого спокойного вечера. Недавно построенное здание гимназии сверкает белоснежным мрамором, высокие колонны украшены барельефами, а у входа горит в лучах заходящего солнца прекрасно выполненная фигура Аполлона. Благородный мрамор хорошо передает мускулатуру развитого тела, пропорциональное сложение, спокойный и уверенный взгляд солнечного бога.
        Он подумал с тайным удовлетворением, что иудейские юноши, что с такой жадностью обучаются в гимназии, мало уступают в размерах мышц эллинскому богу, а такие атлеты, как Пармений и Леонид да еще Лисипп - они уже и сами не вспоминают свои иудейские имена, - явно превосходят. Потому они первыми среди иудейской молодежи стали состязаться обнаженными, приняв точку зрения греков, что человеческое тело - прекрасно, а не греховно.
        Греки принесли на землю Израиля не только высокую культуру философии, поэзии и невиданную здесь геометрию, но резко повысили эффективность местного земледелия. Местные иудеи быстро приноровились к эллинской технике, урожаи выросли вдвое-втрое, и потому даже простые крестьяне стали брать себе эллинские имена, как уже сделали их соотечественники в городах.
        Правда, местные жрецы пытаются бороться против эллинизации, но Птоломей Филадельф, правитель всемогущего и необъятного государства, которое включает в себя и такой крохотный клочок земли, как Израиль, как ни странно, встал на сторону местного населения, защитил их верования, велел наказывать тех, кто посмеет навязывать эллинские обычаи. Удивительное дело, можно ли желать лучшего правителя для страны?
        Местные жрецы, конечно, недовольны, для них даже лучше, если бы греческие власти их угнетали, тогда к ним выросло бы сочувствие, а так никто и пальцем не шевельнет, чтобы защитить родную веру.
        - Равные условия, - сказал он себе вслух. - При равных условиях…
        Из-за спины веселый голос закончил:
        - …побеждает сильнейший!
        Исхак оглянулся, к нему подходил Неарх. Этот одним из первых полностью отказался от иудейского имени, все его знают только под эллинским. Неарх, чисто выбрит, только что из бассейна, капельки воды блестят на ресницах, подошел и легко опустился рядом на прогретые камни. Белую ткань он обернул только вокруг чресл, оставив торс открытым.
        - Как здоровье? - поинтересовался он.
        - Спасибо, хорошо, - ответил Гургис.
        Он ухмыльнулся, это тоже пришло от эллинов: интересоваться здоровьем собеседника, что было немыслимо при всеобщем контроле раввинов над жизнью иудеев. В здоровом теле - здоровый дух! Эллины это повторяют часто и постоянно занимаются физическими упражнениями. У них даже престарелые патриархи телами выглядят как юноши, ну пусть не совсем юноши, но полные силы мужи, в то время как иудей, сгорбленный не столько от непосильной работы, это привычно, а от бремени, которое несет на себе как сын избранного народа, даже в молодости начинает выглядеть старцем.
        С высоты этого пологого холма, где решено было построить гимназию, хорошо видна вся Генисаретская долина, о которой говорят, что природа напрягла все силы, чтобы слить сюда все богатство и все борющиеся между собой виды. Да вообще вся Галилея - край обильных земель, богатых пастбищ и тенистых рощ, там нет клочка земли, непригодного к земледелию, урожаи всегда обильны, а деревья плодоносят одинаково хорошо, как садовые, так и дикие.
        Дожди идут не часто, но и не редко, а ровно столько, чтобы напоить землю, а та в ответ дает богатейшие урожаи. На тучных травах пасется скот, который по мощи и здоровью превосходит любой скот других земель. Здесь издавна возделывали хлебные злаки, маслины и виноград, но продовольствия не хватало, пшеницу обычно завозили из других стран, но с приходом греков все изменилось. Впервые маслины и виноград начали вывозить в другие земли, продавали в Тире и Сидоне, увозили вообще за море.
        Хлебные злаки при всей необходимости все-таки не дают того дохода, как маслины или виноград, что растут в Галилее, Заиорданье и в самой Иудее даже в самых сухих местах. Оливковое масло вывозят даже в Грецию, где, казалось бы, своего вдоволь, однако самое ценное и благоуханное масло считалось «регева», его производят только в Заиорданье.
        Иудейские крестьяне быстро переняли у греков новые приемы по выращиванию фиг, фиников и винограда, удалось вывести особые иерихонские, дивно сладкие и ароматные, их охотно покупали во всем мире. Те же греки научили получать прибыль из бальзамных рощ и даже кустарников и травы, сок которых намного дешевле, но обладает тоже бальзамирующим действием. Правда, все бальзамные рощи вскоре оказались в руках властей, но опять же - иудейских властей. Греческие власти довольствуются тем, что получают с иудейских городов тот же налог, что и со своих, эллинских.
        Оба сидели в тени роскошного платана, наслаждаясь вечерним отдыхом. Внизу у подножия холма тянется главная дорога Иудеи, узкая и невзрачная, очень древняя, ненамного моложе этих гор: ее протоптало когда-то зверье, а потом уже люди, что пришли в эти земли, а по иудейской мифологии - здесь и созданы. Она тянется через всю страну с юга на север, соединяя большие и могучие страны-соседи, но остается все такой же извилистой и узкой. Среди гор и рек невозможно прокладывать дороги прямо, как, говорят, делается в Персии или в уже забытом Вавилонском царстве.
        От этой главной дороги отходит множество мелких, по ширине такие же, разве что обрываются обычно у мелких деревушек землепашцев или садоводов. Дома везде глинобитные, камень только в больших городах, лес собирается кучками чаще всего на холмах и склонах, ибо долины заняты оливковыми рощами или полями.
        Гургис неотрывно следил взглядом за одним таким крестьянином, явно горцем: лохматый, дикого и даже свирепого вида, он оставил спутников, таких же дикарей, те продолжили путь в город, а этот начал подниматься по свежепробитой тропе вверх.
        Неарх тоже обратил на горца внимание, нечасто здесь, в обители ученой мудрости, где у входа царственно высится мраморная статуя Афины Паллады, покровительницы наук, появляются люди из дальних деревень.
        Тот поднялся на холм и неторопливо и как-то даже неотвратимо, как грозовая туча, надвигался в их сторону. Высокий неулыбчивый человек в длинных белых штанах, грубой рубашке и голубой хламиде, длинные тронутые проседью волосы падают на спину, а огромная широкая борода закрывает половину груди.
        Хмуро и недобро посмотрел на обоих еще издали.
        Гургис сказал тихо:
        - Какой великан… С него можно Геракла ваять.
        - Шутишь, - ответил так же тихо Неарх. - Если состричь его никогда не стриженную бороду, под нею откроется впалая грудь. А если хоть малость состричь волосы, увидим уродливый череп.
        - Зато какая стать, - ответил Гургис, он откровенно любовался величественным старцем. - Если не Геракл, то престарелый Нестор - точно. То же величие во взоре, та же мудрость в облике…
        - Да ладно тебе, - ответил Неарх. - Горцы выглядят только устрашающе, но никак не величественно. Дикие звери тоже устрашают!
        Он поднялся, невежливо сидеть, когда приближается гость, приветливо улыбнулся. Незнакомец ответил злобным взглядом.
        - Хайре! - поприветствовал Гургис. - Чем-нибудь можем помочь тебе, путник?
        Неарх сказал серьезным голосом:
        - Если жаждешь знаний, то ты пришел в нужное место. Припади к его источнику, и будешь счастлив.
        - Меня зовут Мататьягу бен Авраам, - произнес густым могучим голосом горец. - Я деревенский староста, у меня пять сыновей.
        Неарх хмыкнул:
        - Маловато. Иудеям завещано населять землю, чтобы вытеснить все остальные народы. Как сказал Господь Аврааму: «Будет у тебя потомства, как звезд на небе, как песчинок в пустыне…» Ты уж постарайся еще!
        Горец окинул его холодным взором и сказал, обращаясь к Гургису:
        - Говорят, мой младший сын вкусил греческой заразы. В своем ослеплении явился даже сюда…
        Гургис ответил медленно:
        - У нас много славных и способных юношей вкушают плоды науки. Он учит геометрию или основы философии?
        - Не знаю, - рявкнул горец. - Но он мой сын, и я хочу забрать его отсюда!
        - Как прискорбно ослепление отца, - сказал Гургис печально, - который желает не просвещение сыну дать, а держать его во тьме невежества. Но я знаю, насколько у вас суровы законы… и ты вправе сына наказать, если ослушается. Скажи, как его зовут. Мы приведем его.
        Горец сказал зло, повышая голос:
        - Я сам отыщу его!
        Он сделал движение пройти мимо, но Неарх быстро встал у него на пути, такой же высокий, но с мускулистыми руками кулачного бойца, широкой грудью и недоброй улыбкой на лице.
        - Ни шагу, друг мой, - предупредил он без всякой дружеской теплоты. - Нам не нужно, чтобы дикарь вломился во время занятий и сломал ход обучения.
        Гургис добавил торопливо:
        - Я понимаю заботу встревоженного отца, но, поверь, к нам уже пробовали ломиться всякие… и мы научились справляться с ними! Даже если пройдешь мимо нас, то у входа встретят хорошо обученные стражи и переломают тебе руки и ноги. А то и свернут шею.
        Горец часто дышал, кулаки сжимались, глаза метали молнии. Наконец процедил с ненавистью:
        - Зови!.. Моего сына зовут Шимон.
        Гургис подумал, спросил задумчиво:
        - У нас два Шимона…
        - Шимон бен Мататьягу! - выкрикнул горец.
        Гургис просиял:
        - А, знаю. Очень способный юноша. На диво способный. Он одинаково жадно впитывает все, начиная от строения космоса и до управления народами. А с каким восторгом изучает эвклидову геометрию!.. Все-все, понял. Сейчас позову.
        Он вытащил из-за ворота туники свисток на цепочке, пронзительно свистнул. Из ворот гимназии немедленно выглянули два устрашающих размеров стража.
        Гургис помахал рукой.
        - Приведите Шимона бен Мататьягу, - распорядился он. - Они сейчас на той стороне здания с ритором изучают способы, как измерить расстояние до Солнца и вычислить диаметр Земли…
        Страж исчез, Гургис улыбнулся горцу примирительно и благожелательно.
        - Присядь, путник. Эти камни - не греческие и не иудейские, это просто камни. Тебе предстоит трудный путь обратно, переведи дух, пока приведут сына.
        Неарх добавил злорадно:
        - Пусть стоит. Занятия только начались, а ритор не допустит, чтобы кто-то ушел до окончания урока.
        Горец смерил его злобным взглядом и сел на камень в двух шагах от них, повернувшись так, чтобы не смотреть в их сторону. Его орлиный профиль был хищно красив, как может быть красив дикий зверь, родившийся и постоянно охотящийся в горах. Гургис окидывал его критическим взглядом и не мог придраться, найти вялость мышц или признаки большого живота.
        Хотя иудей в своей рубашке, скрывающей мышцы, но через широко расстегнутый ворот видна сухая мускулистая грудь, а из-под закатанных рукавов выступают перевитые толстыми жилами руки, привыкшие к тяжелой работе. На этом горце ни капли жира, и он вообще-то мог бы потягаться с ними двумя…
        Гургису стало неприятно от такой мысли, он-то долго упражнялся с тяжестями, метал диск, отжимался, наращивая мышцы и сгоняя лишний жирок, а этот дикарь и без упражнений получил фигуру, какую можно напоказ, обнаженной…
        Он улыбнулся своим диким мыслям, горец придет в ужас от одной идеи, чтобы обнажиться и в таком виде метать диск, сказал приятным голосом хорошо воспитанного культурного человека:
        - Если бы ты увидел сейчас своего сына, то порадовался бы его успехам. Он ни в чем не уступает грекам. Он хватает на лету то, что другим вдалбливают долго и упорно.
        Горец смотрел мимо, потом прорычал подобно грозному льву:
        - Не всему, что придумано людьми, нужно учиться.
        - Знание дает человеку мощь, - сказал Гургис нравоучительно. - Потому человек стремится к знаниям.
        - Одни стремятся к знаниям, - огрызнулся горец, - чтобы не делать свои ошибки, другие - чтобы указывать на ошибки чужие.
        Гургис хохотнул, ничуть не обидевшись, сказал живо:
        - У тебя пытливый ум. В чем-то ты прав, но ведь нужны и те люди, которые выявляют чужие ошибки? Это позволяет их увидеть и исправить! Если думаешь иначе, ты не прав.
        - Сознание правоты, - ответил горец раздраженно, - важнее для человека, чем двое свидетелей.
        Гургис и Неарх переглянулись: горец непрост. Гургис кашлянул, сказал как можно мягче:
        - Как я понял, ты хочешь забрать сына?
        - Да, - отрезал горец.
        - И не дать ему учиться?
        - Он учится дома.
        - Чему? Пасти коров?
        - Мы не пасем коров.
        - Тогда коз? Пойми, если юноша тянется к знанию…
        - Только те знания чего-то стоят, - прервал горец, - которые идут от веры.
        Гургис широко улыбнулся:
        - Ошибаешься. Вера и знания - абсолютно разные вещи. Даже противоположные. Мне жаль, что сейчас закончатся занятия и ты заберешь способного юношу. Он мог бы стать далеко не последним человеком в эллинском мире!.. Но останется всего лишь невежественным пастухом.
        Горец повернулся к ним всем телом. Даже сидя, он выглядел великаном, потому что спину держал прямой, плечи развернутыми, а грудь угрожающе бугрится мускулами. Глаза сверкнули, он сказал с гневным жаром:
        - Невежественным? Да пусть он останется стократ невежественным, чем окунется в то море гнусностей и непристойностей, которое именуете эллинской культурой!
        Гургис охнул, развел руками:
        - Море непристойностей? Это о чем, о великих трагедиях Софокла?
        К его удивлению, горец не обратил внимания на имя знаменитого драматурга, лишь мотнул лохматой головой, волосы вздыбились, как под порывом ветра.
        - Софокл?.. - прорычал он гневно. - Кто говорит о Софокле, когда я вчера видел в выстроенном вами амфитеатре одни ужасающие непристойности? Как вы пафосно говорите о погоне за красотой!.. Это и есть, по-вашему, красота по-гречески?
        - Ну, это… - начал Гургис.
        Мататьягу прервал с еще большим гневом:
        - Я сам вам скажу! На словах это восхищение шедеврами искусства, а на деле - жажда разделить ложе с красивым мальчиком!
        Гургис поморщился:
        - Ну, такие наклонности далеко не у всех…
        - Не у всех? - изумился Мататьягу. - Я везде слышу «греческая любовь», это почему? Ладно, а добиться благосклонности куртизанки и предаться с нею самым немыслимым скотским утехам - разве это не ваша погоня за красотой?
        Гургис возразил сердито:
        - Телесные утехи - часть жизни человека. Делать вид, что их не существует, сплошное лицемерие. Так поступают только ваши фарисеи. Так что такое отношение… фарисейство, иначе не скажешь!
        Мататьягу пожал плечами:
        - Как хотите. Нам больше нравится наш возвышенный Бог, который не опускается до того, чтобы пробираться по ночам в постели чужих жен, пока их мужья на войне. Не совокупляется с животными, как ваш Зевс… Да, ваш Зевс совокуплялся с птицами, рыбами, тритонами! Я даже не знаю, как можно уважать таких богов! И как таким поклоняться?
        Гургис вспылил, но Неарх удержал, положив широкую ладонь на узкую кисть философа и сдавив, сказал после паузы:
        - Честно говоря, и мне это не очень… нравится. Но, к счастью, это остается в стороне, даже в прошлом, а вот наша геометрия, наша драматургия, литература, архитектура… все это наглядно перед глазами. И потому наш народ так охотно эллинизируется.
        Мататьягу покачал головой:
        - Не весь, не весь.
        - Ты имеешь в виду, - спросил Гургис, - какие-то горные деревушки?
        - Я имею в виду, - отрезал Мататьягу, - народ Израиля.
        Гургис усмехнулся:
        - Мы тоже народ Израиля.
        - Уже нет, - возразил Мататьягу.
        Гургис подумал, согласился:
        - Ты прав. Я уже народ этой вселенной. Кем так быстро становится мой народ.
        - Это не твой народ, - твердо сказал Мататьягу. - А мой… он пережил и не такое.
        Гургис покачал головой:
        - С эллинами иудеи еще не сталкивались.
        - Сталкивались, - отрезал Мататьягу. - Только тогда вы звались египтянами. Где тот великий народ, под мощью которого прогибалась земная твердь?.. Где Вавилон, который столько держал нас в плену? Где Ассирия, Финикия?..
        Он выпрямился, глаза грозно сверкали. Гургис и Неарх снова переглянулись, доводы разума на фанатика не действуют, у них своя вера в свою правоту, тут уж неважно: прав в самом деле или нет, важно ощущение правоты.
        В самом деле, тысячи лет евреи скитались крохотным кочевым племенем. Маленькой такой мышкой, сновавшей между ног таких гигантов, как потрясавшие вселенную государства Вавилонское или Ассирийское, не раз походя разорявшие Палестину. Каким образом евреи сумели выжить и сохраниться в течение двух тысячелетий среди непрерывных схваток и взаимного уничтожения всех этих великих держав?
        Гургис на миг ощутил укол совести, словно по его вине эти невежественные люди, пережив два тысячелетия блужданий, рабства, массовых уничтожений и изгнания, снова вернулись на свою родину, - лишь затем, чтобы немедленно оказаться перед угрозой уничтожения. Но на этот раз им не уцелеть, чуда не будет.
        Он вздохнул, уже сочувствующе к мятущемуся варвару, так и не понявшему, что ход истории не переломить.
        - Все, - сказал он и снова вздохнул, - к чему прикасается Эллада, тотчас эллинизируется. Тут уж ничего не поделаешь, ни один народ не в состоянии противиться сказочной красоте греческой культуры, глубине философии, величию их жилищ и стадионов. Но разве не так должно быть? Низшее уступает высшему.
        Мататьягу сказал резко:
        - Выше всех - Бог! Пока мы верны ему, он нас не оставит.
        - Уже оставил, - заверил Гургис.
        - Нет, - возразил Мататьягу.
        - Но ты же видишь, что твой народ уже эллинизировался?
        - Я - нет, - отрезал Мататьягу. - И мои дети - тоже. Да, мы горцы, но мы чтим заветы. Это испытание, которое посылает нам Господь.
        - Не слишком ли суровое?
        - Каждому народу посылает по его силе, - ответил Мататьягу немедленно. - Кому не посылает, того не уважает. Господь наделил человека свободой воли, так что человек может по своему выбору обратиться к Богу или отвернуться от него. Он может действовать во славу Божию или против него. Не всякая удача обязательно обусловлена Божьим благословением. Человек может достичь власти просто потому, что не считается ни с какими законами морали, а вовсе не потому, что ему помогает Бог. Это оставляет Богу свободу возлагать на человека ответственность за его поступки - как за достижения, так и за неудачи.
        Гургис морщился, но Неарх как будто погружался все больше в раздумья, будто в бредовых глупостях фанатика есть какая-то крупица истины. Греческая идея богов подчиняет человека богам. Еврейское представление об отношении человека к Богу делает евреев свободными в их действиях. Ни о каком фатуме у них не может быть и речи. Хорошо это или… нет?
        От гимназии раздались веселые голоса. Первыми вышли два стража, за ними группа юношей в белоснежных туниках. Один из стражей указал в сторону ожидающего горца и что-то сказал ученикам.
        Гургис поднялся одновременно с горцем.
        - Оставь сына в гимназии, - попросил он.
        Горец не ответил, широкая борода распушилась, глаза вспыхнули грозным огнем. Не двигаясь, он испепелял взором черноволосого красивого юношу, что подходил смущенно, словно девушка, запинался и смотрел под ноги.
        - Так вот как ты использовал свободное время, - прогремел горец. - Ты не мог придумать ничего лучшего!
        - Отец, - сказал юный Шимон, опустив взор, - я же не к блудницам пошел.
        - Лучше бы к блудницам, - бросил горец горько. - Там пачкаешь только тело, но не душу. Пойдем, расскажешь братьям, как низко ты пал…
        Юноша бросил виноватый взгляд на Гургиса и Неарха, понурил голову и пошел за грозным отцом, а тот ни разу не оглянулся, спускался с холма быстро, почти бежал, словно скверна цеплялась за его ноги.
        Неарх сел, Гургис беспокойно переступал с ноги на ногу, все в нем кипит, где же безмятежность философа, нельзя же так становиться на дыбки, словно молодой конь, но сердце все колотится о ребра, а грудь вздымается, словно только что вылез на берег после заплыва через морской залив.
        - Ты слышал? - спросил он в великом раздражении. - И этот народ считает себя богоизбранным!
        Неарх ответил медленно:
        - В этом нет противоречия…
        - В чем?
        - В избранности их богом. Вот представь себе мелкого всеми отвергнутого бога. Ну ты же знаешь, что, помимо олимпийцев, у нас тоже много всякой мелочи, которой не только не ставим алтари и жертвенники, но даже не упоминаем…
        - Ну-ну!
        - И вот такой бог говорит этой кучке, что если они станут его народом, если изберут его своим богом, а другим поклоняться не будут, то он из кожи будет лезть, но сделает для них все. И вот представь себе: могучие олимпийские боги на людей посматривают равнодушно, а то и вовсе не смотрят, а этот будет заниматься людьми этого племени, помогать им, спасать их, направлять… Подумай, в хорошее время от такого божка все равно отвернулись бы, но когда находишься в плену, в рабстве, на строительстве ужасных и крайне безобразных пирамид…
        Гургис подумал, сказал саркастически:
        - Да, они могут себя считать богоизбранным народом. Избранным именно тем настолько уродливым божком, что он не решается даже показать свое лицо и потому велит почитать себя, как незримого. Но остальные боги - наши боги! - иудеев не избирали. Наши боги вообще на них смотрят, как на грязь под ногами.
        Неарх посмотрел на него с некоторым удивлением, но кивнул, сказал задумчиво:
        - В целом - да, верно.
        - Они же все в хлевах живут! - воскликнул Гургис зло. - Ты видел их хижины? Нет, ты видел?
        Неарх благодушно отмахнулся:
        - Я в такой родился. Это ты горожанин, а я успел побыть иудеем до юношества… Да, конечно, наши величественные здания с их хижинами не сравнить. Но мы их уже научили строить. К счастью, учатся быстро. Ты по себе знаешь. Редкие греки так жадно впитывают эллинскую культуру, как это делаем мы, недавние иудеи.
        Гургис сказал так же напористо:
        - Статуи, картины, здания - безусловно, признак культуры. Но не в меньшей степени это касается и литературы. Более того, литература - самое высшее выражение культуры народа. Греки дали миру замечательную литературу! Это обеспечило им самое высокое место среди всех культурных народов. А что дали эти узколобые фанатики?
        Неарх помыслил, подвигал складками на лбу, в глазах мелькнула смешинка, но вслух сказал:
        - Кое-что дали, но… продолжай.
        - Эллинистическая культура, - Гургис говорил несколько агрессивно, ему показалось, что Неарх не согласен или недостаточно согласен, - состоит из двух потоков греческой цивилизации. Один из этих потоков - греческое искусство, архитектура, наука и философия. Вторым - греческий образ жизни: обычаи, этика и религия. Согласен?
        - Пока да. Продолжай.
        - Ах, «пока»! Ладно, фарисеи, резко выступающие против эллинизма и отвергающие греческие обычаи и этику, в то же время довольно жадно заимствуют греческое искусство и философию. В свою очередь, саддукеи, которые перенимают греческие обычаи и этику, отвергают эллинское искусство и философию. Пока верно?
        - Это бесспорно. Давай ближе к выводам, а то говоришь со мной, как с одним из своих учеников.
        - Прости. Вывод таков, что, кто бы из них ни победил, эллинизация будет идти, как идет. Через два-три поколения здесь не найдут человека, который говорил бы на арамейском или на иврите. К счастью, иудеи очень восприимчивый к прекрасному народ, в отличие от пелазгов или аоров, которых греки тоже переварили, хоть и с большим трудом.
        Неарх сказал благодушно:
        - Да-да, мы очень восприимчивый к прекрасному народ, потому и среди греков мы стали самыми лучшими из греков.
        Гургис перевел дыхание, пора бы успокоиться, далекая фигурка горца по имени Мататьягу с его несчастным сыном уже едва видна, а его все еще колотит.
        - Должен сказать, - заговорил он, стараясь, чтобы голос звучал академично, - у нас с иудеями разные не философские взгляды, а философские системы. Мы верим в святость красоты, тогда как иудеи верят в красоту святости. В этом что-то есть, есть… Но в то же время, несмотря на присутствие в иудаизме некой философии, в самом иудаизме столько грубого, эстетически отталкивающего, что ни один культурный и просвещенный человек не может воспринимать его всерьез!
        Неарх хмыкнул.
        - Да ладно тебе!.. Ты чего кипятишься?.. Успокойся. И не принимай так близко к сердцу. От этих фанатиков уже в этом поколении останутся не больше десятка самых узколобых и непримиримых. Остальные примут доводы логоса. Или тебе их жалко?
        Гургис содрогнулся.
        - Боги! Ничуть. Пусть все сгинут, да побыстрее.
        Но умолчал, что все время перед ним горящий взгляд этого, как он назвался - Мататьягу бен Авраам, под ложечкой нехорошее предчувствие, что с этим диким фанатичным народом еще придется хлебнуть горя.
        Глава 4
        Быстрее, чем ожидалось, вспоминал Стивен по дороге домой. Да, люди наконец-то нажрались. А потом еще и похудели. А теперь возжаждали справедливости и равенства, из-за этого и геев признали за людей, и животным дали больше прав, чем людям, и еще всякую хрень, но в это же время начали все острее негодовать на иудейскую доктрину еврейской исключительности по расовому признаку.
        На днях закончился наиболее массовый опрос из всех когда-либо проводившихся в США. На этот раз решили опрашивать не тысячу американцев, как обычно, а миллион, а после одобрения акции число опрашиваемых повысили до десяти миллионов. Газеты возликовали, при таком массовом опросе получится самая достоверная картина американского общественного мнения.
        Результаты не показались ошеломляющими, американцы и ожидали что-то подобное, но Израиль встревожился, даже выразил осторожное сомнение в корректности подсчетов и методике опрашивания.
        Девяносто пять процентов американцев считает, что абсолютный контроль США над всем миром - благо, но девяносто два процента из них указывает, что Израиль сохранил свою армию, а для такого крохотного государства армия чересчур велика и сильна.
        Восемьдесят пять процентов полагает, что арабские страны теперь будут стремительнее вовлекаться в общую семью народов, но именно американской армии нужно взять на себя разрешение конфликтов между Израилем и жителями арабских сел. Тем более что Израиль сохранил все вооруженные силы, а вот армии арабских стран ликвидированы по требованию США: где силой, где давлением, где умелой дипломатией.
        Девять из десяти опрошенных полагают, что нужно демилитаризировать весь Ближний Восток, включая Израиль, а во всех горячих точках расположить только американские войска, которым одинаково безразличны обе стороны. Они лучше смогут поддерживать мир, чем не оправдавшие доверия миротворческие силы ООН.
        Самое тревожное в опросе было то, что впервые почти половина опрошенных заявила о недоверии к закрытым израильским научно-исследовательским центрам, лабораториям и различным институтам, где, возможно, проводятся эксперименты, запрещенные всемирными комитетами, начиная от медицинских и заканчивая комитетами этики.
        Стивен перепроверил источники финансирования многих СМИ, практически все высказавшиеся особенно остро действительно независимые, в самом деле держат нос по ветру и стараются выразить мнение своих подписчиков.
        Он сел за руль своего «Крайслера», охранник впереди подал знак, что узнал, и открыл бронированные ворота.
        Нога привычно добавила газку, автомобиль охотно выметнулся на магистраль и пошел на большой скорости, небольшой антирадар засекает присутствие дорожных постов полиции, в нужных местах он сбавлял скорость, забавляясь тем, что хитрое снаряжение разведчика срабатывает и в родной стране.
        Внезапно слева на стене мелькнула гигантская свастика, нарисованная с размахом, черной краской широкими мазками, так что рассмотреть можно даже со спутников-шпионов старого поколения.
        Свастика, мелькнуло в голове. Могущество еврейства проверяется еще и тем, насколько долго смогут удерживать запрет на свастику, на упоминания нацизма без ругани в его адрес и немедленного и демонстративного осуждения. На самом деле всем умным людям понятно, что нацизм - это прежде всего духовное, а лишь в самую последнюю очередь - политическое или военное. Нацизм с милитаризмом связывают либо полные идиоты, либо хитрые политики, которые умело навязывают дуракам нужные взгляды.
        Нацизм сейчас отторгается точно с таким же ужасом и отвращением, как несколько веков тому рожденное там же в Германии протестантство. Да, протестантство могло появиться только в Германии, это признано всеми, точно так же и нацизм мог появиться только в Германии. От протестантства шарахались, страшились его упоминать, протестантов истребляли, чего стоит одна Варфоломеевская ночь. Но в тот раз рожденное Германией выжило, победило, так что благодаря той победе Германия ныне самая богатая и могучая страна планеты - страна победивших протестантов.
        Но нацизм побежден, а победители сумели по всему миру провести такую кампанию дезинформации, что весь нацизм сведен к свастике, расовым проблемам и милитаризму.
        Интересно, скоро ли спохватятся философы? Первыми, как обычно, начали те, кому нечего терять, - люмпены, скинхеды, рассерженные подростки, неквалифицированные рабочие…
        Однако вот-вот подключатся те, кто стоит на ступеньке выше. Вот тогда и начнется самое жаркое.
        Задумавшись, едва не проехал на красный свет, что с ним давно не случалось. Здесь, в благопристойной и спокойной стране, он привык держаться так же ровно и благопристойно. Если другие из кожи вон лезут, старясь «подчеркнуть свою индивидуальность»… ну какая индивидуальность у этих существ?.. то он всегда мимикрировал под среднего человека.
        И вот вдруг, после разговора с Дугласом и Джоном, задавленная обыденностью душа встрепенулась и затрепетала крылышками, как озябший мотылек под утренними лучами солнца.
        Сзади нетерпеливо бимкнуло. Он тронул машину, уже всерьез встревоженный: что-то совсем стал заторможенным. Или задумчивым, что в его деле одинаково смертельно. Для самого себя.
        В его настоящем деле.
        Неделю спустя после памятной встречи с военным министром Файтер в том же конференц-зале снова ожидал Джорджа Гартвига. Правда, на этот раз с ним придут Малькольм Герц, начальник Управления национальной безопасности, и Грехем Олмиц, глава ЦРУ. И решение затронутой проблемы начнет обретать, так сказать, более ясные контуры.
        Экраны показали, что в лифте спускается Жан-Поль Бульдинг, глава ФБР. Он уже два дня старается поговорить с президентом тет-а-тет, и Файтер, чувствуя, что секреты старого фэбээровца могут иметь отношение к израильской проблеме, велел прийти именно сюда. За полчаса до совещания. А там на ходу решит, оставить ли Бульдинга присутствовать или пусть убирается через другой выход, дабы не встретиться с остальными.
        Господи, сказал он себе, мы как тайные заговорщики! В собственной стране. Дожили. Уже вся планета прогибается под нашей мощью, а мы таимся…
        Лифт предупреждающе звякнул, это чтобы президент перестал чесаться, подтянул живот и принял надлежащий вид, дверцы неторопливо раздвинулись. Бульдинг, низкорослый и толстый, как боксер-тяжеловес на пенсии, вышел вразвалку, на лице бульдожья улыбка, словно выбирает, где укусить.
        Файтер поднялся из-за стола навстречу с вытянутой рукой, не сгибая ее в локте, что не позволит обнять его или поцеловать, что за педерасты придумали этот ритуал, улыбнулся, другой рукой похлопал Бульдинга по плечу:
        - А ты все худеешь, дружище!.. Ну выкладывай, что у тебя такое таинственное.
        Бульдинг вздохнул, лицо невеселое, как у большого цепного пса, который только щенком успел малость побегать на свободе.
        - Да так… Всякие неприятности. Вот прошу взглянуть…
        Он положил на стол аккуратно распечатанные листки, бумага белая, а кегль крупный, на случай, если президент не воспользуется очками.
        Файтер с первого взгляда узнал выдержки из речи лидера Христианско-демократической партии, что уже захватила большинство в германском бундестаге. Красным Бульдинг отчеркнул слова: «Евреи составляли активное большинство в руководстве и в расстрельных батальонах ЧК. Поэтому евреев не без основания можно назвать преступной расой».
        На втором листке, который Бульдинг молча положил рядом с первым, им же отмечены слова из речи командующего элитными подразделениями германского спецназа KSK бригадного генерала Рейнхарда Гюнзеля, который прямо указал, что евреев для спокойствия и процветания Германии нужно из страны удалить. Если понадобится, то и силой.
        Файтер укоризненно покачал головой:
        - Жан, уж не метите ли вы на место Олмица?
        - Упаси Боже, - ответил Бульдинг твердо. - Я с Америкой едва управляюсь!..
        Файтер хмыкнул:
        - Да? Но скоро весь мир станет Америкой, а вот круг стран, где можно развернуться Олмицу, все сужается.
        - Иногда и пятнышко может доставить больше проблем, - ответил Бульдинг многозначительно, - чем огромный континент.
        Файтер смотрел на него с интересом.
        - Верно, верно. А эти речи в самом деле любопытные. Не перестаю вам удивляться. Как вам удалось это организовать?
        Бульдинг замахал руками, словно отмахивался от ударов мухача:
        - Господин президент! Как вы можете? Я никогда не выхожу за пределы… Это Олмиц постоянно вставляет мне палки в колеса, вмешивается, что-то организовывает на территории, за которую отвечаю я… Но в этих выступлениях нет заслуги и Олмица. Это европейцы все сами. Кстати, если вам кажется, что все эти выступления по всему свету насчет засилья евреев - заслуга Олмица, увы, нет. Или к счастью. Одни мы наверняка бы не добились таких успехов.
        Файтер продолжал просматривать бумаги, приговаривал: «Хорошо… хорошо… замечательно… а это вообще очень кстати…», наконец поднял взгляд на Бульдинга.
        - Очень вовремя. А то я уж иногда начал сомневаться, сможем ли без больших потерь осуществить нечто задуманное. Что у вас в этой папке?
        - Данные о криминале.
        Файтер вскинул брови:
        - О криминале? И вы пришли с этим ко мне?
        - Непростой криминал, - ответил Бульдинг загадочно.
        - Ну-ну, выкладывайте.
        Бульдинг положил на стол флешку.
        - У вас закрытая сеть?
        - Абсолютно.
        - Тогда посмотрите. Хотя эти данные абсолютно не секретные, но не хотелось бы раньше времени обнародовать некоторую направленность…
        Файтер воткнул штырек в USB, на большом экране пробежала сеточка из цифр и графиков.
        - Полагаю, - проговорил Бульдинг чуточку охрипшим голосом, лицо его побагровело, а лоб заблестел испариной, - пора забросить в СМИ и ряд организаций кое-какие материалы насчет еврейской организованной преступности…
        Файтер слушал внимательно. Не новость, конечно, для президента, какие преступные кланы что именно контролируют в стране, однако собранные материалы Бульдинга и его комментарий выглядят достаточно шокирующими. В настоящее время, как доказывает Бульдинг, самая опасная и могущественная организация в США, а следовательно, и в мире - это «Русская мафия», в которой ни одного русского, а «русские» только потому, что приехали из бывшего СССР, а ныне - России. Вот взгляните, господин президент, это книги, написанные самими же евреями о масштабах преступности в СССР. На фактах и цифрах доказывается, что вся организованная преступность в России принадлежит евреям. Ю. Брохин в книге «Мошенничество на улице Горького» откровенно сообщает, что только евреи достаточно умны, чтобы управлять организованной преступностью на высоком уровне. «Славяне, - говорит он, - способны лишь на мелкие преступления». Когда рухнул СССР, российская еврейская группировка быстро распространилась по всему миру, часть обосновалась в США и сразу же стала самой могущественной организацией, годовой оборот которой составляет двести
миллиардов долларов.
        - У меня несколько другие цифры, - заметил Файтер, - но это ничего, продолжайте.
        - Главное не в этом, - сказал Бульдинг. - Режиссеры еврейских фильмов изображают гангстеров как светловолосых голубоглазых русских, во внешности которых нет и намека на еврейское происхождение. И это двойная ложь. То, что дискредитирует русских, - ладно, пусть, этих свиней не жалко, но таким образом уводят из-под удара «своих», я имею в виду соотечественников. Лидеры СМИ не терпят правдивого публичного разоблачения вероломства евреев, представляя лживые образы других наций. Я составил список газет, куда эти материалы стоит вбросить в первую очередь…
        - Это будет бомба, - заметил Файтер.
        - Только потому, что кто-то осмелится об этом заговорить вслух, - уточнил Бульдинг.
        - Да, конечно, - согласился Файтер. Нахмурился. - Сразу же вспыхнут эксцессы по всей стране, начнутся погромы. Все это нужно гасить быстро и достаточно жестко. Нам нужно благоприятное для некой операции общественное мнение, а не погромы.
        Бульдинг просветлел лицом, багровость начала испаряться, но мелкие капельки пота все еще усеивали лоб и щеки. Он суетливо выудил большой клетчатый платок, промокнул лицо.
        Файтер перехватил его неодобрительный взгляд, брошенный на стену.
        - Кондишен работает, - заверил он. - Это вы все худеете и худеете…
        - Все от диеты, - буркнул Бульдинг. - Господин президент, можете быть уверены, погромы не допустим.
        - Если понадобится, - сказал Файтер, - подключайте Национальную гвардию.
        Бульдинг часто кивал, ни одного слова не произнесено, для чего все это делается, но старые коршуны понимают друг друга без слов. Бульдинг сиял, хотя встревоженное выражение держится без всякой наигранности, он сам время от времени пугался своей дерзости, потому и на Файтера смотрел теперь, как на героя-смертника, решившегося на величайший подвиг в истории человечества.
        Файтер кивнул, не отрывая взгляда от текста:
        - Продолжайте, Жан-Поль. У вас есть чем продолжить?
        Бульдинг ответил широчайшей улыбкой:
        - Не сомневайтесь, господин президент. Нашу кампанию нужно начинать с весомыми аргументами. К примеру, в «Виладж Войс» от 26 мая 1998 года опубликована статья, которая называется «Самые опасные гангстеры мира», написанная Робертом Фридманом. Он пишет: «Согласно сведениям ФБР и израильской разведки, Семен Могилевич держит в своих руках переправку оружия, отмывание грязных денег, распространение наркотиков красной мафией…» Как вам, господин президент, само наименование - «красная мафия»? Сразу думаешь на коммунистов, русских или даже китайцев… «Но лидер красной мафии урожденный еврей, хотя и пишется везде украинцем. Он - темная личность, по кличке Мозговитый Дон, который никогда не появлялся в СМИ». Роберт Фридман, который сам еврей, пишет, что организация переправила из Израиля мафиози и они так жестоки, что некоторые полицейские отказываются разбирать эти случаи из-за боязни за свою семью. Фридман также пишет: «Еврейские организации пытались воздействовать на Отдел Правосудий, чтобы не разглашалась информация о так называемой «русской банде», боясь, что освещение в прессе вызовет массовую
иммиграцию русских евреев в Израиль».
        Файтер отмахнулся:
        - Израильское правительство заинтересовано в увеличении еврейского населения. К тому же интересы Израиля превыше интересов американцев, пытающихся защитить себя от могущественного преступного еврейского синдиката. К вашим материалам могу добавить, что два процента еврейского населения держат в своих руках девяносто шесть процентов организованной преступности в Америке. Это от синдиката Лански до русской мафии Семена Могилевича.
        Он умолк, словно спохватился, что сказал лишнее, директор ФБР тоже молчал, чем-то устрашенный, и в то же время чувствуя величие момента. Возможно, самого переломного в истории. Удешевление и миниатюризация электронного оборудования позволили практически покончить с мелкой преступностью, а также собрать все необходимые данные на лидеров организованной преступности. Но здесь все зашло так высоко, запахло международными скандалами настолько высокого ранга, что уже президент самой могущественной страны оказался перед дилеммой: признать поражение и позволить еврейской организованной преступности уже в открытую управлять страной и миром или же нанести наконец-то сокрушительный удар сразу по всей планете.
        Но Файтер все молчал. То, что вертится на кончике языка, можно назвать обвинением целого народа в склонности к преступной деятельности, а этого очень не хотелось. Не хотелось, но… приходилось. Доктрина евреев, что нет преступления в том, чтобы обмануть нееврея, ограбить его или отнять все имущество, отвратительна и вдвойне опасна тем, что в ряды гангстеров попадают и те еврейские души, которые в других условиях сторонились бы любой преступности, как самого худшего из грехов. Однако по доктрине евреев выходит, что можно быть хорошим и «честным» человеком, но в то же время руководить преступным синдикатом, лично убивать, грабить, мошенничать, если это в отношении неевреев!
        Эта доктрина отношения евреев к неевреям как обязательным противникам, врагам, которых не просто можно обманывать, но и нужно, послужила тому, что первое великое ограбление евреи совершили в канун бегства из Египта, когда в ночь перед исходом выкрали все золото и все драгоценности у египтян, из-за чего египтяне во главе с фараоном бросились в погоню. Когда беглецов настигли, те начали в страхе бросать золотые вещи в надежде задержать погоню, так и случилось, когда египтяне бросились подбирать сокровища, а вернувшиеся волны моря поглотили их.
        Многие исторические личности страшились еврейских преступных организаций, Файтер сам мог указать Бульдингу на тысячи свидетельств, вообще их бесчисленное множество, не далее как вчера Малькольм Герц, директор Управления национальной безопасности, положил на этот стол целую кипу распечаток по отмыванию миллиардных незаконных сделок, а сверху положил копию письма Марка Цицерона с подчеркнутыми словами: «Таможенника Флакуса евреи стали преследовать за то, что он пытался остановить незаконный поток золота из Рима в Иерусалим… Спокойно! Я хочу, чтобы только судьи слушали меня. Евреи меня запугали, как и многих других честных граждан».
        Бульдинг следил, как читает Файтер, затем, зная, что президент чтит Сенеку, аккуратно положил на край стола выписку из Сенеки, где тот говорит о евреях как о самой преступной нации на свете. И в конце добавил совсем уж крохотную цитату из Тацита: «Между собой они честны и способны на сострадание, но к остальной части человечества они относятся с ненавистью врагов».
        - Хорошо, - проговорил наконец Файтер. - Начинайте кампанию в масс-медиа. Но вы сами понимаете…
        - Да, - ответил Бульдинг. - Это наша самая тяжелая операция.
        - Я рад, что вы не считаете ее простой.
        - Простой? - воскликнул Бульдинг. - У меня такое ощущение, что я выхожу со старым дробовиком против звездолета с инопланетянами!
        Глава 5
        Бульдинг начал собирать бумаги, Файтер откинулся в глубоком кресле на спинку и наблюдал за ним из-под приспущенных век. Директор ФБР отличается цепкостью и умелой организаторской работой, серьезных проколов у него нет за все пятнадцать лет службы, что вообще-то редкость, но впервые Файтер увидел, как у старого охотничьего пса горят глаза и раздуваются ноздри, как при виде особо ценной добычи, когда будет много крови, много мяса…
        Он ощутил тоску и отвращение к своей работе. Ну почему именно ему выпало править в этот переломный для цивилизации момент?
        Бульдинг взял папку под руку и приготовился откланяться, но Файтер остановил его слабым движением руки.
        - Погодите.
        - Слушаю вас, господин президент!
        На его квадратной роже проступила угрюмая настороженность, а маленькие глазки взглянули из-под низкого лба подозрительно и зло, как у пса, у которого готовятся отнять сладкую кость.
        - Сядьте, - велел Файтер.
        Бульдинг послушно опустился в предложенное кресло. Взгляд острый, как сверло с алмазным напылением, впивался в лицо Файтера, причиняя настоящую головную боль. Таблетку аспирина бы, промелькнула слабая мысль. Но одну уже выпил, а две - вредно, разжижает кровь…
        - Сейчас прибудут наши силовики… и не только они. А пока их нет, позвольте я вам задам один неделикатный вопрос. Увы, президенту приходится иногда быть очень нескромным. Даже чаще, чем иногда…
        Бульдинг ответил настороженно:
        - Слушаю вас, господин президент.
        Файтер взглянул на экран компьютера на своем столе, Бульдинг видел, как взгляд пробежал по строчкам, после чего президент произнес ровным голосом:
        - В вашем досье сказано, что вы из очень ортодоксальной семьи. Ваш отец - раввин местной синагоги… Как получилось, что вы… сейчас разработали такую блестящую операцию против… своих соотечественников?
        Чувствовалось, что Бульдингу не раз задавали подобные вопросы, он ответил ровным и спокойным голосом:
        - Господин президент, нет более ревностных борцов с подобной преступностью наших соотечественников, как сами евреи. Однажды мы были настолько близки к полной и окончательной победе, что, если бы удалось закрепить, мир был бы иным. Совершенно иным…
        Файтер осторожно обронил:
        - Вы про эллинствующих?
        - Совершенно верно, господин президент, - ответил Бульдинг и решил немножко польстить. - Я счастлив, что вы знакомы с вопросом настолько глубоко.
        Файтер устало кивнул:
        - Приходится. Хотя настоящая работа президента - это красиво играть в гольф, устало и мудро улыбаться в телеэкраны и гладить по головке детей. Опять же перед телекамерами, а так вообще пошли они к черту.
        - Нам тоже приходится, - сказал Бульдинг, - делать многое из того, что приходится. Потому я и так настойчив…
        От лифта звякнуло, но двери не открывались, Бульдинг в недоумении оглянулся на президента, но Файтер уже поднялся, вышел из-за стола. Створки лифта раздвинулись, вышли улыбающиеся Джордж Гартвиг, Уоррен Ваучер, министр экономического развития, Малькольм Герц, начальник Управления национальной безопасности, Грехем Олмиц, глава ЦРУ, и даже Уильям Бергманс, госсекретарь, на лице которого Файтер прочел сдержанное неодобрение.
        Файтер пожал всем руки, жестом пригласил к столу, а Бергманса придержал за рукав.
        - Дорогой Уильям, я берег твою репутацию. Ты госсекретарь, лицо страны. Тебе лучше было не знать о некоторых… деталях.
        Бергманс нервно дернул щекой.
        - Думаете, - огрызнулся он, - я не догадывался?
        Файтер развел руками:
        - Догадываться - одно, а быть прижатым к стене фактами - другое. У тебя, как у госсекретаря такой огромной страны, есть одно прескверное качество… ты совсем не умеешь врать.
        Он проводил его к столу, усадил, придвинув ему стул, все смотрят с ожиданием, лица достаточно решительные, хотя и взволнованные, а Ваучер так и вовсе потеет почище Бульдинга.
        Бульдинг, кстати, сразу сделал вид, что они тут с президентом уже все решили, а их, бедных ламеров, просто введут в курс дела. Олмиц даже взбледнул от ревности, засопел, нахмурился.
        - Вы знаете проблему, - сказал Файтер. - Она была всегда, но, пока мы занимались Россией, Китаем, Азией и арабскими странами, она оставалась на заднем плане. Сейчас, увы, приходится заниматься… хотя всем нам хотелось бы, чтобы все разрешилось само собой. Господин Гартвиг, вы успели подготовить какие-то соображения?
        - Да, - ответил Гартвиг коротко.
        Он начал выкладывать на стол бумаги, раздал всем пронумерованные экземпляры с пометкой «Секретность ААА». Герц и Олмиц придвинулись, все трое комментировали по ходу дела. Файтер, несмотря на инстинктивное отвращение ко всей этой затее, постепенно начал проникаться величием момента: всего один шаг отделяет его страну от абсолютного мирового господства. Войска США стоят по всем ключевым местам планеты, все местные армии расформированы и распущены, стратегическое оружие уничтожено, а все правительства, по сути, - управляемые из Вашингтона губернаторы с очень ограниченной собственной властью.
        Остался только Израиль. Крохотный по занимаемой территории и невероятно мощный по военному потенциалу, по финансам, по связям, по дипломатии. В прошлом - единственный верный союзник на Ближнем Востоке, как его называли в те времена, хотя и тогда всем было понятно, что у Израиля, с его доктриной расового превосходства евреев над всеми остальными народами, не может быть верности в отношении людей, которых ставят на один уровень с говорящими свиньями и которых всегда честно обманывать и предавать.
        Он ощутил, что вскипает, кровь пошла в голову мощными толчками, горячая боль отступила, в мозгу прояснилось. Он глубоко выдохнул, ощутил, что в самом деле может сосредоточиться на деталях операции. Гартвиг предложил задействовать всю мощь армии, включая и военно-космические силы орбитального базирования: когда имеешь дело с евреями, лучше перестраховаться, Герц представил план одновременного взятия под стражу и депортации в особые охраняемые лагеря всех ортодоксальных евреев, благо с этим трудностей не будет: по черным шляпам и пейсам их видно издали.
        - Кроме того, - добавил он, - вот отдельный список владельцев газет, телеканалов, журналов, наиболее влиятельных обозревателей, которые являются яростными сионистами. Они поддерживают Израиль в любом случае, а на собственное правительство… я имею в виду правительство той страны, где живут…
        Олмиц хмыкнул:
        - Очень своевременное уточнение. Правительство той страны, в которой живут, но которое не считают своим… и не считают нужным ему повиноваться, когда не считают нужным.
        - И на которое, - добавил Герц, - всегда набрасываются с яростной бранью.
        Бульдинг зашевелился, чувствуя, что влезают в сферу его деятельности, но лишь вставил:
        - Чувство вины, господин президент, как я вам уже говорил. Они пытаются навязать нам чувство вины перед еврейским народом.
        Гартвиг хмурился, недовольный, что прервали, наконец уловил паузу и сказал веско:
        - Этот план, господин президент, в строжайшей тайне разрабатывается у нас уже последние пару лет. В целях полнейшей безопасности даже среди круга допущенных лиц пущен слух, что это лишь военно-учебная игра, призванная проверить мощь последнего поколения компьютеров, что нам поставили яйцеголовые.
        - И что выдают компьютеры? - уточнил Файтер.
        Военный министр впервые широко улыбнулся:
        - Быстрая и бескровная победа. Почти бескровная. Все-таки, господин президент, наше превосходство во всем просто подавляюще. Как в технике, так и в людях. В Израиле всего пять миллионов человек населения, включая женщин и детей, из них половина - арабы, что ненавидят израильтян, а мы можем в первые же минуты ввести на территорию Израиля хоть миллионную армию!
        Файтер поморщился:
        - Надеюсь, израильтяне это тоже поймут.
        - Конечно, господин президент, - поспешно сказал Гартвиг. Он оглянулся на членов правительства, бросил беглый взгляд на госсекретаря, что ловит каждое слово, заговорил громко: - Это так, демонстрация наших возможностей. А будет лишь захват определенных ключевых точек, арест правительства и депутатов кнессета… да и то не всех, блокирование казарм израильской армии. Мы учитываем, что подавляющее большинство израильтян хотят жить в светском государстве, а не в том средневековом, которое навязывают хасиды. Потому на захват власти побурчат, но тут же успокоятся, когда мы передадим эту власть им же, евреям. Но - светской власти. На определенных условиях, конечно, в которых не будет ничего дискриминационного! Если Англия, Франция, Германия, Россия, вся Азия и весь Восток держат открытыми для нас все арсеналы и все разработки в институтах, могущие послужить оружием, то почему Израиль должен быть исключением? Все разумные евреи в США это принимают. Признает нашу правоту и большинство населения в самом Израиле. Я не обещаю увеселительную прогулку, но все пройдет молниеносно, без лишних жертв. Главное, что
закончится в тот же день, в который начнется.
        Герц кашлянул, сказал:
        - Все будет закончено настолько быстро, что нигде не успеют поднять голос в защиту Израиля. А если кто-то где-то и восхочет это сделать, то опоздает. В Израиле будет приведено к присяге временное правительство. И сразу же будут объявлены точные сроки президентских выборов. Настоящих демократических. За строгим соблюдением норм пригласим наблюдать представителей всех стран, которые пожелают контролировать чистоту и прозрачность выборов.
        Файтер слушал внимательно, взгляд его пробегал по лицам, снова опускался на бумаги с четко расчерченными графиками, таблицами, колонками цифр.
        - Я вижу, - сказал он суховато, - вы проработали все достаточно детально.
        Гартвиг развел руками:
        - Господин президент, необходимость ликвидации Израиля назрела еще в те годы, когда мы сломили режимы последних арабских стран. Израиль должен был тут же ликвидировать свой ядерный потенциал, распустить армию и заниматься тем, что умеет лучше всего, - торговлей, банковскими операциями, медициной, исследованиями в области хай-тека. Но он сохранил армию и оружие, а секретность его научно-исследовательских институтов наводит на недобрые подозрения.
        Файтер вздохнул, откинулся на спинку кресла и на минуту опустил веки. Некоторое время все почтительно молчали, каждый ощущал значимость исторической минуты, наконец Файтер открыл глаза и сказал чужим голосом:
        - Операции присвоим, как я уже сказал военному министру, кодовое название «Эллинизация». Все должно происходить так, словно мы на самом деле готовимся напасть на Израиль!.. Кстати, надеюсь, о высшей степени секретности вам говорить не нужно? Приступайте к выполнению. Надеюсь, Господь не допустит, чтобы мы спохватились слишком поздно!
        Стивен с некоторым стеснением остановил машину перед роскошным особняком Дугласа. Директор департамента ЦРУ может позволить себе дорогие апартаменты и машины в полмиллиона долларов: он из клана Макмилланов, владеющего десятками газет, тремя телеканалами, сетью бензозаправок и одной авиалинией, потому его оклад идет только на карманные расходы.
        У Дугласа даже слуги выглядят значительнее, чем сенаторы, и Стивен, входя в его дом, чувствовал себя так, словно входит в крепость противника, где на каждом шагу ловушки. Возможно, потому в доме Дугласа все и всегда в восторге от него, Стивена, что он никогда не расслабляется, не говорит то, что думает, а только то, что надо, что от него ждут или что надеются слышать.
        Дуглас вышел навстречу, в длинных полотняных шортах, Т-рубашке, что подчеркивает его тренированную фигуру и открывает взорам внушительных размеров бицепсы, загорелый и белозубый, крепко пожал руку.
        - Пойдем в кабинет, туда принесут выпить… Должен прибыть Джон, но по дороге авария, на шоссе пробка, чуть задержится…
        Стивен насторожился:
        - Джон? Один?
        - Без жены, - подтвердил Дуглас со смешком. - Удивлен?
        - Еще бы, - ответил Стивен. - Она и на службу к нам пыталась устроиться, чтобы не спускать с него глаз.
        Дуглас ответил серьезно:
        - Ты всегда все замечаешь точно, Стивен. Сейчас мы тоже на службе, потому наши жены… заняты своими делами. Кабинет этот не прослушивается, кстати.
        Он взялся за дверную ручку, на миг помедлил, что могло быть истолковано по-разному, но Стивен знал, что примитивные сенсорные пластины недавно убрали, снабдив ими дверные ручки. Теперь в помещение с такими ручками могут зайти только те, кому открыт доступ.
        Незримый страж счел Дугласа своим, щелкнули, убираясь в пазы, длинные штыри замков, Дуглас толкнул дверь, взглядом предлагая Стивену войти, сам вдвинулся следом, Стивен слышал, как все штыри снова наглухо заблокировали дверь.
        В кабинете по-старому, Дуглас хоть и отпрыск богатой семьи, но сохранил студенчески-солдатские привычки некоего пренебрежения комфортом и уютом: комната обставлена по-деловому, а обязательный добротный диван для траханья секретарш выглядит просто уступкой этому правилу. Но понятно, что использует его Дуглас как вот сейчас: сиденья не видно под кипой папок, бумаг, буклетов и даже нераскрытых конвертов с солидными печатями.
        - Что будешь пить? - спросил Дуглас.
        Стивен ответил вопросом на вопрос:
        - А ты как думаешь?.. Конечно, виски. Неразбавленное.
        - Понятно, - ответил Дуглас. Он вытащил из холодильника большую бутылку свежеотжатого апельсинового сока, налил в высокий стакан. - Держи свое виски. А я, пожалуй, выпью рому…
        Стивен наблюдал, как он льет в свой стакан густую жидкость кирпичного цвета.
        - Куда тебе столько морковного? От него кожа желтеет.
        - Вот и хорошо, - согласился Дуглас. - В стране столько мексиканцев да китайцев, что уже безопаснее выглядеть на них похожим.
        Стивен пожал плечами:
        - А что делать? У тебя сколько детей?.. Вот и у меня один. Вернее, одна. Скоро выйдет замуж, будет рожать мексиканцев или пуэрториканцев… А все эти, что заполонили Америку, как и всю Европу, размножаются быстрее птичьего гриппа… Я вот вчера впервые раскрыл Ветхий Завет…
        Дуглас широко раскрыл глаза, чуть не поперхнулся морковным соком.
        - Зачем это тебе?
        - Если мне в Израиль, - ответил Стивен, - то надо бы знать…
        Дуглас отмахнулся:
        - Достаточно и справочника туриста. Ты всегда был слишком добросовестным!.. Ну и что вычитал?
        Стивен зябко передернул плечами:
        - Куда там гуннам или татарам до иудеев по жестокости! Ты знаешь, что они сделали с народом завоеванной Палестины?
        Короткая усмешка скользнула по губам Дугласа.
        - Случайно знаю. Читал в детстве. Особенно поразило, что, зверски уничтожая всех, в том числе женщин и детей, они рубили сады, виноградники, убивали скот, птицу и даже сожгли все запасы зерна!
        Стивен ощутил, как в нем в глубине души нечто ощетинивается, как злой дикобраз.
        - Они, сволочи, этим еще и хвастаются!
        Дуглас бросил на него короткий оценивающий взгляд.
        - На самом деле, - произнес он медленно, - это не считалось тогда такими уж особенными жестокостями. И позже, то есть ближе к нашему более милосердному времени, упомянутые тобой гунны и татары стирали с лица земли целые деревни, сжигали дома и жителей убивали поголовно, не разбирая, кто из них стар или млад. Христианствующие крестоносцы стирали с лица земли целые города мусульман. Убивали и насиловали без разбора, заодно подвергли ужасающему разгрому и христианский Константинополь… однако, Стивен, люди того времени смотрели на мир более цельно, чем мы сейчас! Это мы в нелепой ловушке нашего мировоззрения. Дескать, каждый человек - это целый мир, потому надо к нему так и относиться. Но для жителей того времени все люди были только частицами своих миров: степного, оседлого, христианского, исламского… Даже Константинополь - чужой мир, ибо принадлежал враждебному православию! Потому крестоносцы честно и без угрызений совести постарались ослабить его как могли во славу и возвышение своего католического мира.
        - Вообще-то нашего, - сказал Стивен.
        - Верно, - кивнул Дуглас. - Мы так далеко ушли от тех взглядов, что даже не знаю, хорошо ли это…
        - Мясо другое, - согласился Стивен. - А как насчет костей?
        Дуглас улыбнулся, но - чиновник высшего эшелона! - даже наедине и даже с другом смолчал, лишь хитро улыбнулся, но улыбку к делу не пришьешь.
        Стивен пил мелкими глотками, смаковал, согласился без особого пыла:
        - Интересный взгляд. Да, интересный…
        - Верный! - сказал Дуглас.
        - Может быть, - сказал Стивен мирно. - Готов согласиться… Да, конечно. Но, зная тебя, я бы не сказал, что вот так просто выдал верную идею, и на этом стоп. У тебя каждая идея есть ступенька к следующей.
        - Разве можно иначе?
        - Можно, - ответил Стивен. - Есть еще озарения, когда как бы слышишь глас Творца, а он тебе сразу выдает конечный результат. Или позволяет пропустить ряд промежуточных звеньев.
        Дуглас покровительственно усмехнулся.
        - Озарения - это… неконтролируемо. Потому опасно. Когда со ступеньки на ступеньку - это всем зримо, можно проследить цепочку, в нужный момент остановить, если начинается что-то не то… Я сказал всего лишь, что наша цивилизация во многом начинает оглядываться на предшественников. Мы сейчас, я говорю о цивилизации, в тупике. А тупики полезны тем, что можно остановиться, осмотреться… А потом вернуться и пройти последний отрезок пути уже иначе. Сейчас мы чересчур далеко зашли на пути признания индивидуальных свобод…
        Стивен сказал предостерегающе:
        - Ну-ну, полегче! Я тебе своих свобод не отдам! А то еще и фашистом обзову.
        Дуглас заговорил торопливо и очень серьезно, хотя Стивен и улыбался и всем своим видом показывал, что шутит, шутит:
        - Погоди, никто твои свободы отнимать не собирается. Может быть, даже расширим и закрепим… Но это не значит, что мы должны и дальше воспринимать таким же образом свободы граждан чужих стран, особенно - враждебных. Мы должны рассматривать те государственные образования и страны как нечто цельное. Как наши отважные крестоносцы рассматривали исламский мир. Они не убивали и не насиловали людей других стран, другого цвета кожи и вероисповедания - они просто наносили ущерб враждебным образованиям, ослабляли их мощь, взамен утверждали свою. Так понятнее? Мир был более цельным, дорогой друг! Люди тогда были частицей того или иного общества, а не миры сами по себе, как сейчас! И если крестоносцы истребляли даже мирных жителей в арабских странах, то истребляли не мирных жителей, как считаем сейчас, а просто ослабляли экономическую и военную мощь чужой страны!
        Стивен сказал скептически:
        - А что плохого в том, что люди сами по себе? Разве это не будущее? Без всяких мелких миров, а все в одном большом мире?
        Дуглас покачал головой:
        - Это прекрасная мечта сродни построению коммунизма. Человек такая тварь, что сама по себе жить не может. Едва ослабевают старые скрепляющие общества, человек тут же начинает создавать свои, новые. Так на территории вполне благополучных вроде бы стран возникают то мелкие секты, что грозят превратиться в новые территориальные образования, то экстремистские группы, что стремительно завоевывают симпатии и вот-вот возьмут власть вполне легальным путем… Но это я, как все философы, ушел в сторону. Пока скажу одно: сейчас мы снова возвращаемся к тому, что рассматриваем страны как… целое.
        Стивен уловил за многозначительностью намека, что за ним нечто кроется, спросил:
        - Израиль?
        - Да, - ответил Дуглас. - Сейчас смотри на Израиль как на целое. Монолитное, хотя, понятно, монолитом не является даже Израиль. Но, как показывает история, в кризисных условиях иудейский народ в самом деле ведет себя подобно монолиту. Потому ко всем евреям нужно относиться так, словно каждый из них - частичка Израиля.
        В его словах звучал подтекст, но Стивен не успел копнуть, вспыхнул экран на столе, появилась фигура вылезающего из машины Джона.
        - Классная система? - спросил Дуглас. - Вообще-то она всех жителей города опознает безошибочно, но сейчас жду Джона, вот и докладывает… Смотри, какой сытый, сукин сын! Как думаешь, брешет, что сбросил пять килограммов на новом тренажере?
        И снова Стивен не успел с ответом, звякнуло, Джон приблизился, открыл рот, но лишь слегка чертыхнулся: двери перед ним распахнулись.
        Дуглас хохотнул злорадно в переговорное устройство:
        - Твою харю знают все компьютеры! Теперь не скроешься к бабам.
        Глава 6
        Джон вошел быстрый, подтянутый, никакой громоздкости в крупной фигуре, быстро и с чувством пожал обоим руки. С неудовольствием покосился на экран, где так и застыло его лицо с удивленно выпученными глазами.
        - Подделка, - буркнул он. - В суде буду все отрицать. А тебя, кстати, привлеку за искажение моего благородного облика.
        - Что пьешь, - поинтересовался Дуглас традиционно, - ром, виски или коньяк?
        Джон ответил лихо по-ковбойски:
        - И джин тоже!
        Дуглас быстро взбил и налил в высокий стакан молочный коктейль с размолотыми лесными ягодами. Джон с наслаждением сделал пару огромных глотков, отнял стакан от крупных красных губ, переводя дыхание.
        - Чудесно…
        - Да, - сказал Стивен, - не те теперь викинги…
        Джон вскинул брови, не понял, а Дуглас засмеялся: на экраны вышел фильм о приключениях Эрика Рыжебородого, побывавшего в Америке задолго до Колумба, там все викинги как будто родные братья Джону, такие же рослые, голубоглазые, светлокожие, разве что Джон подстрижен коротко, а у его предков пшенично-светлые волосы роскошно падали на плечи.
        - Те, - ответил он, погасив улыбку. - Джону тоже не сидится в его теплом кресле.
        Он щелкнул пультом. Люди на экране в бронежилетах высшей защиты прыгают через стены пятиметровой высоты, руками рвут толстую проволоку, молниеносно стреляют по невидимым целям, потом изображение уменьшилось, фигурки измельчились и пропали, лагерь стал виден целиком: крохотный четырехугольник посреди пустыни.
        Джон сразу прикипел взглядом к экрану. Стивен удивился, с какой завистью этот директор Управления содействия армии смотрит на молодых здоровых ребят, не шибко обремененных интеллектом, зато умеющих быстро и метко стрелять из всех видов оружия, управлять всеми видами транспорта, прыгать с мостов и балконов, ухитряясь стрелять на лету и, самое важное, попадать в цель.
        - Это второй эшелон, - напомнил Дуглас. - Все-таки все зависит от тех, кто уже там.
        - Большая часть, - согласился Стивен. - Но без этих ребят первый удар может оказаться напрасным.
        - Ты-то будешь с первыми, - заметил Джон ревниво.
        - Не завидуй, - засмеялся Дуглас. - Стивен не больно рвется в герои.
        Джон отмахнулся:
        - Как не завидовать? Последняя война на Земле!.. О ней будут писать, рассказывать, без конца снимать героические фильмы. О Стивене издадут штук пять книг в первый же год…
        Стивен хмыкнул:
        - Ну да, вот так сразу.
        - А что? Смотри, чем дальше дата нашей высадки в Нормандии, тем она масштабнее и героичнее. И фильмов о ней все больше. Теперь уже не только наши сограждане, уже весь мир уверен, что это мы, в одиночку, выиграли Вторую мировую войну. Так что пять книг - это скромно, только в первый год, как я сказал. А через пять лет о тебе книг и воспоминаний будет уже десятка два. А вот меня разве что где в эпизоде упомянут…
        Стивен покачал головой:
        - Дуглас, что это у него за песня? К чему он?
        Дуглас ответил лениво:
        - Сам знаешь.
        - Неужели…
        - Верно, - подтвердил Дуглас со смешком. - На старости лет хочется побегать с автоматом в руках. Как рядовой! Несолидно, Джон, несолидно. С твоим весом…
        - Нормальный вес, - ответил Джон обидчиво. - Девяносто восемь! При моем росте это норма.
        - Не прикидывайся, я о твоем директорском весе.
        - Вот-вот, - сказал Джон упрямо. - Для того чтобы подчиненные уважали меня еще больше, пусть узнают, что я, даже будучи директором, и даже в свои пятьдесят восемь лет, взял автомат и участвовал в последней битве на Земле!
        Дуглас поморщился:
        - Ну уж и битве… Так, крохотная операция. Но тебе в ней нельзя.
        - У тебя есть право отбирать в первые группы, - напомнил Джон.
        - И это пронюхал?
        - Да уж такая у нас высшая секретность, - ответил Джон язвительно. - Любая уборщица знает все тайны.
        - За тебя мне голову сорвут, - возразил Дуглас. - Если бы ты не был из семейства Морганов, да через женитьбу не оказался породнен с самими Дюпонами, я бы, возможно, с какими-то оговорками, взял бы…
        - Трус, - сказал Джон с подчеркнутым презрением.
        - Трус, - согласился Дуглас. - Это не с бандой террористов сойтись в одиночку! Твоя родня кого угодно в говне утопит. Нет уж, нет уж, лучше от тебя подальше.
        Джон сказал сокрушенно:
        - Так что же мне, разводиться? Линда в самом деле хорошая жена, хоть и богатая. И батя у нее ничего, несмотря на его семьдесят миллиардов. Дуглас, ну будь же другом!..
        - Я тебе друг, - отрезал Дуглас, - потому останешься здесь.
        - А ты?
        - Я буду действовать… по обстоятельствам. Извини, но подбирать команды поручено мне, а я всегда стараюсь избегать возможности проколов. Вообще, если бы вся операция была поручена мне… не улыбайтесь, Израиль - крохотная страна! Там вполне можно обойтись силами одного нашего отдела. Так вот, если бы операция была поручена мне…
        Он запнулся, некоторое время подбирал слова, но виновато улыбнулся и развел руками:
        - Нет, не могу. Чувства и ум в противоречии. На самом деле, мы здесь свои, самые стоящие люди в Израиле как раз хасиды… ну, эти, наиболее ультраортодоксальные евреи, что ходят в черных шляпах, носят пейсы, соблюдают все дурацкие ритуалы. Они выглядят смешными, но именно они плоть и кровь Израиля, а все остальное… так, дурное мясо. Просто живущее, жрущее, срущее, размножающееся и озабоченное только поисками, как бы и где бы еще поразвлекаться, оттянуться, побалдеть.
        Джон поморщился:
        - Это ты в каких-то эмпиреях! А вот мне все жидовье, что встречается, - раскормленные свиньи и ничего больше. Какая там духовность? Все мысли только о том, как бы урвать кусок побольше. Эти ничем не брезгают. И никаких тормозов у них нет: нравственных и не было, а с властями договориться можно, когда знать, кому отстегнуть. А они знают.
        Стивен поглядывал весело на одного, другого, предположил с той же шутливой веселостью:
        - А нельзя ли жидовье вырезать на хрен, а тех хасидов - оставить?
        Дуглас сказал с сожалением:
        - Беда в том, что природа всегда держит пропорцию: на тысячу - талант, на миллион - гений. А если вырезать тупых да ленивых, то часть гениев и талантливых займет их место, природа пустоты не терпит. Потому, если логически точно, как если бы мы роботы, то у нас лишь два варианта: либо вырезать их всех, либо всех оставить, потому что, убирая дураков и подонков, тем самым, как уже сказал, умных и талантливых переводим на их места.
        Стивен вскинул руки:
        - Стоп-стоп, ловлю на слове. Мы не роботы, так что нельзя ли жидов под нож всех, а на их место поставить, к примеру, эскимосов?
        Дуглас и Джон весело фыркали, но Дуглас, отсмеявшись, ответил серьезно:
        - Можно. Только они должны поверить, что они - высшие существа, что мы грязь под их ногами, что они гении… и тогда они начнут изо всех сил учиться, развиваться, совершать открытия, изобретать… но мне как-то все равно, кто на меня смотрит сверху вниз и плюет на меня как на говорящее животное: евреи или эскимосы.
        Джон подумал и сказал очень глубокомысленно:
        - От эскимосов было бы обиднее!
        - Наверное, - ответил Дуглас равнодушно, добавил твердым злым голосом: - Но для меня библия - наша Конституция, в которой сказано, что все люди рождаются равными. И на эту библию, нашу американскую библию, я и молюсь!.. И порву на тряпки всякого, что скажет, что он лучше другого уже потому, что дворянин, еврей или блондин!.. Другое дело, если он - профессор. Тут мне без разницы: еврей он, эскимос или монгол, я смиренно признаю, что профессор меня выше. Но не еврей, это понятно?
        На следующий день Стивен в яркой клетчатой рубашке и полотняных шортах поднимался по трапу самолета. Почти весь салон заполнился такими же пестро и свободно одетыми туристами. Слышались довольные возгласы, все радуются началу отпуска и предвкушают встречу с древней землей, оттуда «пошло все».
        Угнездившись в кресле, он положил на колени пестрые рекламные буклеты, их раздают еще в турбюро, в соседнем ряду как раз изучают и комментируют, а когда взлетели, достал из сумки сверхплоский ноут, раздвинул, чтобы экран был на размер книжной страницы.
        Соседом оказался коренастый старик с широкой окладистой бородой. Он благополучно дремал при взлете, а когда самолет пошел над океаном, очнулся, повертел головой.
        - Завтрак уже приносили?
        - Еще нет, - успокоил Стивен. - Думаю, сейчас принесут.
        - Слава Богу, - воскликнул старик. - А то чуть сердце не выскочило! Думал, проспал… Господи, что это такое читаете? Простите, что я подсмотрел, но как можно о таком читать…
        Стивен посмотрел с любопытством:
        - Вы, похоже, еврей?.. Из традиционалистов? Но это, как я понял, записано очевидцами. Евреи выводили пленных из города и убивали всех самыми зверскими способами: отрубали руки и ноги, вспарывали животы, разбивали молотами головы, зачем-то живыми бросали в раскаленные печи… И так убивали не одного-двух, а полностью население всех захваченных городов: десятки и десятки тысяч! Убивали женщин, убивали детей, убивали младенцев в люльках… Как подумаю, в какую страну я купил турпутевку, дрожь по спине! Начал бы читать раньше, лучше бы поехал в какую-нибудь Индию.
        Старик поерзал, на Стивена то поглядывал как бы с желанием вступить в яростный спор, то опускал плечи и горестно вздыхал, вроде бы со всем соглашаясь, мол, да, вот такое мы говно, наконец развел руками в беспомощном жесте:
        - Что сказать… Книги не горят. Что в них написано, то написано. Однако все-таки с Книгой надо поосторожнее.
        Стивен удивился:
        - Почему?
        - Это не просто книга, - объяснил старик. - Простите, я не представился: Исраэль Лейбович. Когда вы читаете детектив, там один смысл и один вывод. Когда читаете женский роман, там вообще нет смысла, только увлекательное чтение. А здесь в каждой строке скрыто семь смыслов… столько же еще упрятанных настолько тщательно, что только будущие поколения сумеют понять!
        Стивен разочарованно протянул:
        - Ну, я всякой многозначительной хрени объелся еще в молодости. Теперь у меня иммунитет на всякую заумь.
        - Это не заумь, - ответил старик кротко. - Написанное зависит от точки зрения автора, а она, в свою очередь, зависит от… возраста.
        - Возраста? При чем здесь возраст?
        - При том, - объяснил старик, - что это в математике дважды два всегда четыре. В истории же любая личность оказывалась то ангелом, то злодеем, то снова ангелом. Но в целом я могу предложить такую замеченную мною тенденцию… Молодые историки постоянно «разоблачают» все благородные деяния, доказывают, что в основе тех или иных поступков лежат фрейдистские мотивы, жадность, корысть, трусость, что ничего святого нет, а все это якобы благородство при национально-освободительных войнах или еще каких-то канонизированных историей случаях - брехня, подделка, а на самом деле… и далее все тот же набор из фрейдизма. У них крестовые войны велись из-за жажды пограбить, везде было и есть только свинство, предательство, трусость… Улавливаете? И потому нам тоже можно трусить, предавать, подличать и все такое общечеловеческое… Историк же в зрелом возрасте, переболев периодом разоблачительства, предпочитает видеть в истории больше примеров благородства, подвижничества, иначе не объяснить взлета нашей цивилизации с ее довольно высокой - я без шуточек! - культурой.
        Стивен поинтересовался с недоверием:
        - А как на самом деле?
        Старик сдвинул плечами:
        - Есть и то и другое. Но я абсолютно уверен, что если на заре в основе всех поступков действительно лежали жадность, корысть, трусость, то уже в юности было достаточно примеров благородства и величия духа. А сейчас, когда входим в пору возмужания… простите, но миром не только должны править более высокие мотивы… но и правят. В основном.
        Стивен уцепился за это слово, как за соломинку.
        - В основном! Но все же сколько вокруг дряни?
        К их беседе начал прислушивался громадный мужчина с мясистым лицом, он занимал кресло по ту сторону прохода, сказал гулко:
        - И эта дрянь преуспевает!
        Стивен посмотрел на соседа. Тот лишь сдвинул плечами.
        - Кто спорит? Но для меня это не оправдание, чтобы тоже быть дрянью.
        Он просиял навстречу улыбающейся стюардессе, она катит в проходе между креслами изящный столик на колесах, доверху заставленный вкусностями, и Стивен понял, что дискуссия по Ветхому Завету окончена.
        Гостиница простенькая, номер тоже дешевый, но хотя бы не на пятерых, он разложил вещи, принял душ, переоделся в рубашку еще попугаистее, чем была на нем, и, как подобает туристу, отправился смотреть город.
        На улице, щурясь от знойного израильского солнца, поспешно надел темные очки. Дуглас рекомендовал ему посетить ресторан у моря, держит его Шай, полковник израильского десанта, он в старые времена пробрался в Израиль через Варшаву из советского Вильнюса, успел повоевать столько, что сейчас как никто мечтает о мире и потому все свое умение направляет на приготовление вкусных блюд.
        У Шая, дескать, делают прекрасный чолнт, еврейское субботнее блюдо, оно отстаивается на огне часов пятнадцать, лучше всего подать его в дождливые выходные под алкоголь с утра страждущим. Девушка, закладывающая ингредиенты чолнта, то есть кости, жир, картофель, яйца, пшено, перец, лук, луковую шелуху для цвета, съедобный предмет под названием «кишке» и так далее, в большой котел в пятничный полдень, приехала в Израиль из солнечной, хоть и не такой знойной Украины. Ее фамилия Зотова, русская фамилия, все перемешалось в бывшем СССР, она известная спортсменка, вообще гениальна во всех своих проявлениях, как внешних, так и душевных, с нею стоит установить контакт…
        Однако сейчас не дождливые выходные, да и вообще Стивен не любит ходить строем, а слушать Дугласа - это что-то близкое к этому занятию. Он расстегнул рубашку навстречу свежему ветерку со стороны моря, вздохнул и шагнул из тени дома в расплавленную зноем улицу.
        Воздух дрожит и колышется, как тонкая кисея. Дороги раскалились под знойным солнцем так, что на камнях можно печь лепешки. Арабы, что встречались ему, не поднимают глаз, во всем облике такое смирение, что не может быть искренним, не может быть даже долгим. Было и такое, что, когда он внезапно оборачивался, успевал поймать сосредоточенный взгляд, полный ненависти.
        Не все эти люди станут убивать, мелькнула мысль, но слишком много среди них действительно обиженных и оскорбленных. Израильтяне считают арабов людьми второго сорта, это недопустимо. Мы, американцы, считаем это и личным оскорблением, ибо всякий, кто попирает права других людей, попирает и нас. Давно пора было нашему правительству принять меры по искоренению этого расистского режима. Слишком долго терпели…
        Или сперва ломали тех, мелькнула мысль, с кем справиться проще. Громадный СССР, двухмиллиардный Китай, фанатичный ислам, замкнувшийся в себе буддизм… Да, наверное, с ними было справиться проще. Потому США сперва обезопасили себя, чтобы не ударили в спину, когда схлестнутся с самым сильным врагом…
        Он вспомнил лагеря палестинских беженцев, ужасающую нищету в домах и отчаяние в глазах женщин. Кулаки сами стиснулись так, что побелели костяшки пальцев. Там подростки рано превращаются в мужчин. Их множество, и хоть не все станут шахидами, но обостренное чувство справедливости будет толкать их на акты святой мести. И нужно поскорее вмешаться, чтобы остановить эту безостановочную кровавую бойню.
        Стоп-стоп, сказал себе. С таким настроением меня остановит первый же патруль. Я всего лишь турист, беспечный турист, что тратит свои законные две недели отпуска и жаждет получить на потраченные деньги максимум удовольствия…
        Он выпрямился, постарался выпятить живот и пошел с видом человека, довольного собой, жизнью, здоровьем, словом, с видом стопроцентного американца, какими их представляют за пределами Америки.
        С удовольствием засмотрелся на хорошеньких девушек в очень откровенных шортиках, больше похожих на стринги, во всяком случае, обе загорелые ягодицы задорно двигаются из стороны в сторону. Зрелые матроны бросали в их сторону недовольные взгляды, но это и понятно, им целлюлит не позволяет открыть даже лодыжки, зато мужчины провожают глазами открытые ягодицы с явным удовольствием.
        Перейдя залитую зноем дорогу, он нырнул в прохладу кафе, работает кондишен, температура воздуха ниже градусов на пять, чистое спасение, но столики заполнены лишь наполовину.
        Бармен посмотрел на него оценивающе, Стивен улыбнулся и кивнул.
        - Все верно, - сказал он, - ничего, кроме холодного пива.
        - «Хейнекен», «Куолла», «Старый Козел»?
        - Ого, - сказал Стивен, - и сюда это добралось? А я думал, что хоть здесь попью местного пивка.
        - В Израиле пиво не производят, - ответил бармен, и Стивен не мог понять, шутит или говорит правду. - У нас две трети клиентов - арабы. Увы, приходится считаться, они спиртное не употребляют.
        - Несчастный народ, - посочувствовал Стивен.
        Бармен усмехнулся:
        - Целиком с вами согласен, сэр.
        - Ничего, - сказал Стивен бодро, - мы их окультурим. Научим и пиво хлестать, и супружеской неверности, и рисовать зверюшек…
        Глава 7
        Бармен продолжал улыбаться, но улыбка стала чуточку напряженнее, и Стивен сразу вспомнил, что и евреи, как мусульмане, тоже не рисуют животных. Как рассказывали на лекции между занятиями по рукопашному бою, по той же причине великие русские художники Левитан и Шишкин, к примеру, никогда не рисовали ничего живого, только природу, и когда однажды Шишкину тайком дорисовали на картине «Утро в сосновом бору» медведей, он пришел в отчаяние и покончил с собой.
        - Спасибо, - сказал Стивен, он взял два пива и крохотную тарелочку с креветками, сел за свободный столик.
        К барной стойке подошли две девушки, одна свеженькая датчанка, так почему-то определил Стивен, хотя с таким же успехом могла быть и шведкой, и полькой, а вторая - типичная местная жительница: загорелая до черноты, с тугим пучком иссиня-черных волос, которые ночью явно щедро распускает по всем подушкам в ожидании мужа.
        Бармен подал обеим, как Стивен и ожидал, по вазочке с мороженым, обе с веселым щебетом проследовали в зал, большинство столиков уже оказались заняты, все мы предпочитаем садиться за пустой стол, Стивен на миг понадеялся, что сядут к нему, общество молоденьких щебечущих девочек всегда приятно любому мужчине, но та, которая цыганистая, увидела, как из-за соседнего со Стивеном стола поднялась пара, тут же устремилась туда.
        Пара оказалась неряшливой, посуду за собой не переставила на специальный столик, и обе девушки, поставив вазочки с мороженым на край стола, быстро убрали тарелки, с удовольствием сели и защебетали, как веселые беспечные птички. Цыганистая сидела напротив Стивена, на миг их глаза встретились, он посмотрел холодно, уязвленный, что предпочли сесть за стол с грязной посудой, только бы не к нему, а виновата она, ее подруга уже направлялась именно к его столику…
        Тихонько звякнул мобильник, висящий у шведки на груди, как изящный брелок. Она взяла в ладошку, что-то спросила, торопливо вскочила, что-то сказала в мобильник, чмокнула подругу в щеку и заспешила к выходу.
        Когда их глаза с этой цыганкой, нет, скорее - испанкой, встретились снова, он показал ей взглядом, что вот теперь жри обе порции сама, а так бы он мог помочь, он не гордый, мороженое тоже вещь, хоть и уступает пиву.
        Бармен, открывая зеркальную дверцу шкафа, метнул яркий отблеск через весь зал и высветил девушку, как прожектором. Стивен ощутил, как по всему телу прокатился странный озноб от ее древне-дикой красоты, как будто она перенеслась в это кафе из времен Хаммурапи и Гильгамеша. Тонко вырезанное и тщательно очерченное лицо, словно отлитое из темного металла, узкие брови и невероятно длинные загнутые ресницы над древнеегипетскими глазами: удлиненными и сверкающими подсиненной белизной с сетчаткой цвета желудя. Она орудовала ложечкой с ленивой истомой.
        Стивену почудилось, что она полностью ушла в свой мир, далекий и первобытный, абсолютно несоприкасаемый с этим шумным и бестолковым, полным ненужных и непонятных вещей. Руки, загорелые и по-восточному сухие, красиво положила на столешницу, гибкие пальцы ловко держат ложечку, а мороженое подхватывает почти синим языком, даже губы настолько темные, что кажутся темно-синими…
        Он чувствовал, как бесследно уходят остатки того напряжения, что не оставляло его даже в тиши уютного кабинета. Странный мир, странный город, странные люди…
        Из прохлады кафе невыносимо ярко горит белым огнем прямоугольник двери, а залитая знойным солнцем улица выглядит настоящим адом. Туристы стараются идти ближе к зданиям, под сенью огромных зонтов над палатками и под крытыми навесами.
        Автомобили тесно прижались один к другому и выглядят накаленными на солнце массивными металлическими булыжниками.
        В кафе все чаще заходят по одному и парами, дважды зашли группки по пятеро. Почти все столики заняты, к испано-цыганке села немолодая супружеская пара, явно из благополучных стран Европы. Очень уж ухоженные, сытые, довольные, постоянно опрыскивающиеся всевозможными дезодорантами как от пота, так и от всяких кожных болезней, которые вроде бы можно подцепить на этом экзотическом Востоке.
        В дверном проеме появилась девочка-подросток с большими грустными глазами, живот неестественно вздут, сердце Стивена кольнула жалость: нельзя разрешать такие ранние браки… и тут же в мозгу остро звякнул предостерегающий звоночек. Он насторожился, тело поднялось на ноги, как будто помимо его воли, взгляд устремился на девчушку, на ее живот…
        - Ложись! - крикнул он и метнулся через зал в ее сторону.
        Успел увидеть, как вскочила его цыгано-испанка. Девчушка резко повернула голову. Ее смуглое лицо перекосила ненависть, рука метнулась к животу, Стивен успел услышать:
        - Аллах акбар!
        Страшный грохот ударил его в грудь с силой налетевшего локомотива. Дыхание вылетело с хлипом, Стивена понесло, как сорванный ветром лист, как-то успел собраться в ком, ударило о пол и обломки мебели, перевернулся трижды и тут же вскочил, разом охватывая взглядом картину.
        Стена, отделяющая кафе от улицы, исчезла: нещадный свет залил обломки мебели в кафе, поднимающихся с пола ошеломленных людей. В жуткой тишине послышался плач, стоны, мольбы. Стивен увидел брызги крови, а у его ног слабо шевелилась окровавленная ступня в детской сандалии, все, что осталось от смертницы-террористки.
        На улице надсадно сигналят припаркованные машины, из одной пошел густой черный дым. Стивен не успел открыть рот, как раздался грохот, взметнулся огненный столб из взорвавшегося бензобака.
        В кафе крики стали громче, он быстро оценил, кто ранен серьезно, перепрыгнул сломанный столик и крикнул:
        - Сохраняйте спокойствие, второго взрыва не будет!.. Выносите тех, кто не может идти на улицу, туда сейчас прибудут санитарные машины!
        Он сам удивился, как его властный голос подействовал моментально. Крики как ножом отрезало, все начали двигаться суетливо и бестолково, как муравьи, но уже через минуту работали, как будто притирались один к другому десятки лет.
        На улице раздались сирены полицейских и пожарных машин. Стивен наклонялся над ранеными, одна женщина оказалась настолько иссечена осколками, что он принялся спешно туго перетягивать жгутами нужные места, пока не истекла кровью.
        Рядом оказывала помощь раненым цыгано-испанка. Вокруг нее суетятся растерянные туристы, один с длинной кровавой царапиной на щеке помогает, не обращая внимания на стекающую по лицу кровь. Она распоряжается быстро и умело, ее пациентов подхватывали по взмаху руки и уносили, наконец она оказалась рядом с Стивеном.
        - Помочь?
        - Уже все, - ответил он. - Будет жить, раны не опасные.
        Его отодвинули в сторону, настоящие санитары вбежали в разрушенное кафе и положили женщину на носилки. Стивен проводил ее взглядом, испано-цыганка сказала:
        - У вас рубашка в крови.
        Он оглядел себя, осколком стекла или мебели прорвало ткань в двух местах и оцарапало бок. Кровь стекла до пояса, размазываясь так, что выглядит устрашающе, и уже застыла.
        - Ерунда, - ответил он с горечью. - Вы видели ее? Совсем еще девочка…
        - Я видела, как вы вскочили, - сказала она. - У вас было такое лицо…
        - Какое?
        - Не знаю, - ответила она. - Но я испугалась и тоже вскочила. А тут этот взрыв… Значит, вы ее напугали, потому взорвала себя на пороге? Вы спасли многих людей! Если бы сделала еще хотя бы пару шагов…
        Ее плечи зябко передернулись. Он видел, как побледнело смуглое лицо, в глазах метнулся запоздалый страх.
        - Все кончено, - сказал он дежурную фразу, сам же ощутил ее тупость и никчемность, инстинктивно обнял ее за плечи, она тут же прижалась к его груди, плечи ее пару раз вздрогнули и затихли, успокаиваясь. - Все позади… Вы живете в этом городе?
        - Да, - ответила она. - В двух кварталах. Но вы… необыкновенный человек! Как вы ее сразу раскусили! Вы, наверное, из МОССАДа?
        Он улыбнулся, в ее голосе такая страстная надежда, что он окажется из этой сверхзасекреченной организации, что просто нечестно переубеждать, но он ответил абсолютно правдиво:
        - Нет, я не из МОССАДа. Кстати, меня зовут Стивен.
        - А я - Мария, - ответила она. - Мария Голдман. Ладно, если вы даже из МОССАДа, разве скажете?
        - Логично, - согласился он. - Пойдемте отсюда. А то нас загребут для лечения от психических травм.
        Она кивнула, выражение глаз изменилось.
        - Да, так может сказать только американец.
        - Почему? А вас разве не лечат?
        - Только по серьезным причинам. Это у вас по любому поводу. И без повода тоже.
        Участок улицы уже оцеплен полицией, их остановили, Стивен приготовился к долгим и неприятным объяснениям, однако полицейские лишь спросили, уверены ли, что могут о себе позаботиться сами. Стивен заверил, что могут, они с женой - круто сваренные, но все равно удивился, с какой легкостью их отпустили.
        Все еще дикий первобытный мир, мелькнула мысль. Как было у первых поселенцев Америки, те тоже не знали специализированных лечебниц по психологической реабилитации.
        Странно только, что в Америке евреи настроили этих лечебниц, а в Израиле их как будто и вовсе нет.
        Мария легко поднырнула под желтую ленту оцепления, Стивен посматривал на ее окаменевшее лицо, в древне-диких глазах сверкает понятная жажда убийства. Здесь, вспомнил он, на этой древней земле родилось знаменитое: око за око, зуб за зуб, и сколько бы последующее христианство ни опровергало, ни насаждало свои более гуманные нормы, человечество предпочитает негласно придерживаться этой понятной своей справедливостью формулы: убийц - убить!
        - Пойдем, - сказал он настойчиво, - теперь этим людям лучше нас помогут медики.
        - А этим? - спросила она.
        За огороженной лентой, которую охраняет полиция и набежавшие со всех сторон военные, толпится народ, там крики, плач, проклятия, а внутри ограждения над трупами склонились те, кто чудом выжил: мать над убитым ребенком, парень с залитым кровью лицом над девушкой, у которой вырвало плечо и половину грудной клетки. Санитары его пытались поднять и увести, но он прижал труп к груди и ничего не слышал, не видел, не чувствовал, кроме своего безутешного горя.
        - Пойдем, - повторил он.
        Марию пришлось буквально уводить силой, она то и дело останавливалась, на ее лице такая ярость, что он не раз ощущал рядом с собой жрицу, которая бестрепетно вскрывает грудь очередного пленника на жертвенном алтаре и вырывает оттуда еще бьющееся сердце, под крики толпы вздымая его над головой в окровавленной ладони.
        - Господи, - проговорил он, подпустив в голос малость испуга, самую малость, - что за страна, что позволяет у себя такое? Куда смотрит полиция?
        Она сказала сквозь зубы со сдержанной яростью:
        - Это единственная страна, в которой уже взрывались иракские СКАДы, «катюши» из Ливана, самоубийцы из Газы и снаряды из Сирии, но все равно трехкомнатная квартира здесь стоит дороже, чем в Париже!
        Он округлил глаза:
        - В самом деле?
        - Уж поверь, - ответила она с глубокой грустью.
        Он залюбовался такими быстрыми переходами от деловитости, с которой перевязывала раненых, к ярости, а затем к темной печали.
        - Да верю, - ответил он торопливо. - Вижу, потому и верю. А так бы… не знаю. Может, не поверил. В нормальной стране из таких мест уже убежали бы.
        - Евреи ненормальные, - ответила она.
        - А ты?
        - И я ненормальная, - ответила она с гордостью.
        Он искоса посматривал на ее древнеегипетский профиль, такие видел на стенах гробниц фараонов, прохожие испуганно поглядывали на его окровавленную рубашку. Время от времени кто-нибудь подбегал и спрашивал, не нужна ли помощь.
        Стивен всякий раз вежливо благодарил, наконец сказал Марии со смешком:
        - В Америке была такая же взаимовыручка… во времена Дикого Запада!
        - А сейчас?
        Он пожал плечами:
        - Мир стал безопасен. Люди не бросаются на помощь, предпочитая позвонить в полицию, медпомощь, ветнадзор, электрикам, газовикам… Специалисты все сделают лучше!
        Она фыркнула:
        - Ты считаешь, так правильнее?
        Он снова пожал плечами:
        - Наверное. Хотя мне, конечно же, жаль романтику тех диких времен, когда люди были проще. Вот как у вас сейчас.
        Она сердито сверкнула глазами. С нею здоровались все чаще, а когда вошли в тесный двор, где со всех сторон высокие древние стены, к Марии с жалобными криками бросились женщины, а двое очень немолодых бородатых мужчин обеспокоенно поглядывали то на нее, то на Стивена.
        - Был взрыв в кафе, - коротко объяснила Мария. - Если бы не вот он, жертв было бы больше… Нет, его только поцарапало, в больницу не хочет.
        Стивен слышал такие горячие слова благодарности, что поспешил от неловкости нырнуть вслед за Марией в узкий проход.
        Они вышли во внутренний дворик, похожий на каменный колодец огромных размеров, Мария открыла ключом дверь, зажгла свет и предупредила:
        - Осторожно, ступеньки здесь ветхие… а ты вон какой огромный!
        Глава 8
        В комнате он снял рубашку, кровь на боку взялась коричневой корочкой. Он натянул кожу, посыпались мелкие струпья. Царапина оказалась длинной, но, чувствовал, неглубокой.
        Мария быстро осмотрела ранку.
        - Больно?
        - Заживет, - ответил он с ухмылкой. - На мне заживает быстро.
        - Ты в самом деле американец? - усомнилась она.
        - А что не так?
        - Американцы помешаны на здоровье, - уличила она. - У вас там поставили бы сейчас прививки от столбняка, десяток уколов от всех болезней, комплекс витаминов и курс лечения в особой клинике для пострадавших… И не забыть еще предъявить правительству многомиллионный иск за ваше пошатнувшееся здоровье, моральное и физическое!
        Он с любопытством рассматривал ее.
        - Вот как ты воспринимаешь нас?
        - А разве вы не такие?
        Он пошел в ванную, бросил рубашку в стиральную машину. Быстро огляделся, на полочке над раковиной обычный женский набор всякой фигни в красивой упаковке, бритвенный прибор, но это еще не говорит о присутствии мужчины: тогда приборов было бы два, у женщин обычно свой для бритья под мышками, а то и ног.
        Через раскрытую дверь слышал, как на кухне зашумело. Обычно по звуку он умел отличить все кофемолки, мясорубки, соковыжималки, но это что-то иное. Возможно, израильского производства.
        Она выглянула из кухни, волосы уже собрала в пучок.
        - Прими душ, - посоветовала она.
        - Раньше дамы?
        - Пока заряжу обед, - объяснила она. - А потом я.
        - А я сожру обед, - согласился он. - Хорошо.
        - Обед будет готов, - ответила она злорадно, - когда выйду из душа. А пожирать недоваренное мясо - это получить несварение желудка.
        Он ухмыльнулся и зашел в ванную, оставив дверь раскрытой. Если захочет, может присоединиться, душ у нее просторный. Не двойной, нет второго сиденья, но с откидной полочкой для ног. С ее весом и прямой спиной там сидеть можно.
        Прохладная вода ударила со зверским напором, он вспомнил, что Израиль вроде бы испытывает недостаток воды, попробовал на вкус, прекрасная пресная. Евреи, как всегда, поднимают шумиху по всему миру, какие они бедные, какие несчастные, даже воды у них нет, а у самих бассейны переполнены…
        Включил горячую, прозрачные стенки сразу же заволокло паром, стали матовыми. Если она и увидит, что оставил дверь открытой, то все равно он целомудренно скрыт, как прекрасный Иосиф от взора, как ее там, Зульфии, угадывается только его движущийся силуэт.
        Странное позабытое чувство овладело им, когда медленно подставлял грудь и плечи тугим струям. Только в доме родителей чувствовал себя так легко и свободно. Даже в своей просторной квартире в Манхэттене ощущал себя все еще в рабочем кабинете, а когда купил домик во Флориде, надеялся хоть там ощутить комфорт и все удобства, к которым так стремятся американцы, а значит - все люди, но, увы, чувствовал себя так, будто купил выставочный экспонат и сам стал им.
        И вот здесь, в тесной малогабаритной квартирке, небогатой, скажем прямо, чувствует себя удивительно уютно.
        Когда он раздвинул пластиковые створки, в ванной комнате вовсю трудится стиральная машина, через стеклянное окошко видно, как в мыльной пене крутится нечто темно-синее, понятно, его джинсы.
        Он влез в трусы и, шлепая босыми ступнями, вышел на кухню. Мария, стоя к нему спиной, заглядывала в кастрюлю. Она опустила крышку, он подошел сзади, обнял ее, чувствуя в ладонях довольно полные груди, вдохнул запах ее волос.
        Все получилось бездумно, само собой, он сам не ожидал от себя такого действа, а Мария на мгновение замерла, затем ее тело расслабилось, он пару секунд чувствовал в своих объятиях восхитительное женское тело, потом она произнесла деловито:
        - Рубашку я отдала тете Симе, это соседка. Она посмотрит, что можно сделать.
        Он произнес ей в волосы:
        - Да так уж и важно?
        - Я так и сказала, - ответила она. - Сима сказала, что еще посмотрит среди рубашек ее старшего сына.
        Он расцепил руки, она опустила крышку и медленно повернулась к нему. Взгляд ее пробежал оценивающе по его обнаженной груди. Ниже не скользнул, и Стивен ощутил, что ей вовсе не пришлось сдерживаться.
        - У тебя хорошо развиты грудные мышцы, - сказала она. - Впрочем, вы там в Америке все на спортклубах помешаны.
        - У меня и животные мышцы неплохие, - ответил он скромно. - В смысле, на животе. Пощупай.
        - Может быть, позже, - ответила она. - Хотя еще не уверена. А теперь следи, чтобы не сбежало вот из этой большой кастрюли.
        Она удалилась красиво и грациозно, не прилагая ни малейшего усилия, он в состоянии отличить доведенное до автоматизма умение манекенщиц от животной грации абсолютно здорового организма.
        Из ванной она вышла с пышным тюрбаном на голове, в длинном белом халате, целомудренно запахнутом туго и перехваченном на талии узким пояском.
        - Суп готов, - доложил он. - Сбежать даже не пытался, но попытки делало вот это… странное.
        Она окинула взглядом кастрюльки и сковородки.
        - Странное? - повторила с неописуемым презрением. - Это и есть знаменитый чолнт! Его только в этом квартале и делают!
        - С ума сойти, - сказал он искренне. - В Штатах если что делают, то на всю страну. Это и есть демократия. А у вас какое-то постоянное ущемление.
        - Ну да, - отпарировала она. - В центре Иерусалима самые населенные кварталы - мусульманский, христианский, армянский и еврейский. А каждый из них разделен на десятки обособленных общин, что враждуют одна с другой. А вокруг центра - сравнительно новые районы, каждый со своими микронациями, религиями, традициями, общинами и правилами. А вон там, в сторону северо-запада, арабские районы. Вообще черт ногу сломит с так называемым «своеобразием исторических и культурных черт»!.. Может, и лучше, если бы все стало одинаковым, как в пустыне или… в Штатах?
        Он слушал с удовольствием, она ловко орудовала поварешкой, ароматный запах поплыл по кухне, в желудке довольно хрюкнуло и потерло лапки.
        - Пахнет вкусно, - сказал он. - Хотя и не представляю, из чего этот чолнт.
        - А ты как думаешь? - спросила она поддразнивающе.
        - Не знаю, - признался он. - Наверное, что-то из жвачного и с раздвоенными копытами.
        - А ты ешь только кошерное?
        - Я ем все, - сообщил он честно, - что имеет отношение к биологии. Ну, кроме человечины. А вот вы лишены удовольствия отведать хорошо прожаренного кабанчика…
        Она фыркнула.
        - Знала бы, что у тебя такие вкусы, обязательно приготовила бы рагу из свинины. Но ты давай пробуй суп, а потом чолнт. Увидишь, что твоя жареная свинина и рядом с чолнтом не лежала.
        Он краем глаза видел, как на экране жидкокристаллического телевизора появилось лицо госсекретаря Бергманса, замелькали кадры с видом американских авианосцев, линкоров, кораблей сопровождения. Комментатор торопливой скороговоркой сообщил, что вся эта армада движется в сторону Израиля, но тот уперся, назревает конфликт…
        Стивен поискал взглядом пульт, не увидел, Мария на телевизор не обращает внимания, он попросил:
        - Да выключи эту гадость! Надоела политика…
        Мария улыбнулась, щелкнула пальцами, изображение мигнуло, на экране появились птицы с хищно загнутыми носами, пошли титры «Из мира дикой природы».
        - Спасибо, - сказал он, - это намного приятнее… Хотя тоже ястребы.
        Она отмахнулась:
        - Да пусть.
        - Пусть, - согласился и он. - Слушай, что мы все сворачиваем на политику? У тебя там ничего не подгорело?
        - У меня ничего, - ответила она, ему почудилось некоторое разочарование в ее голосе, - а на сковородке… сейчас посмотрим.
        После обеда они пили вино из высоких бокалов с длинными ножками. Снова он удивился чувству покоя и защищенности, словно в самом деле вернулся в родительский дом.
        Они посматривали друг на друга поверх тонкого стекла, он видел, что и она прекрасно понимает, что, когда опустят бокалы, оба поднимутся и пойдут в спальню.
        Странное единство, особенно если учесть, что он всегда предпочитал пухленьких блондинок. И обе его жены были блондинками, одна ушла через два года к преуспевающему адвокату, а вторая развелась через пять лет вроде бы успешной жизни, причем обобрала его до нитки. Но все равно с блондинками ему было легче и уютнее всего, а вот сейчас со странным просветлением понимал, что, оказывается, до сих пор понятия не имел о настоящем уюте.
        Какой уют с этой хищницей, мелькнула мысль, когда они, взявшись за руки, пошли в спальню. Это же пантера, это же хищный зверь, перед которым я просто кролик…
        Рухнули на постель, Стивен видел посерьезневшее лицо Марии, ее глаза. В них тот же покой, как будто и она ощущает то же странное чувство, что и он…
        Некоторое время держали друг друга в объятиях, прислушиваясь к бегу горячей крови в их жилах, затем он, не говоря ни слова, сбросил трусы, а она почти одновременно распустила пояс на халате, оставшись обнаженной.
        Он несколько мгновений рассматривал смуглое худое тело с резко очерченными чашечками груди, широкие алые ореолы с приподнятыми сосками, выступающие ребра и запавший живот, затем неторопливо накрыл губами торчащий кончик правой груди и сразу ощутил, как тот начал твердеть, разбухать, приподниматься в его рту горячим столбиком.
        Глава 9
        Файтер снова назначил совещание в подземном конференц-зале, хотя на этот раз круг участников еще шире: помимо предыдущих, добавились еще министры экономики, финансов, науки, руководители силовых ведомств. Их предупредили, что отныне их, как получивших доступ к сверхсекретной информации, будут откровенно прослушивать и записывать всюду, будь это в постели или туалете.
        Замялся только Николас Фейт - министр финансов, но Файтер заверил, что о его связи с женой садовника все знают, но никто же не проболтался, так чего трусить? Продолжай, садовник и его «жена» - тоже агенты спецслужб, все под контролем…
        Сейчас они входили по одному в кабинет, Файтер их встречал у входа, приветствовал рукопожатием и указал в сторону стола, вокруг которого уже выстроились в готовности стулья.
        Когда все расселись и застыли в почтительном ожидании, Файтер поднялся во главе стола. Мертвая тишина и обращенные к нему лица, портреты на стенах, казалось, тоже прислушиваются к историческим словам, коим быть на скрижалях веков.
        Файтер строго посмотрел на замерших в почтительной неподвижности министров.
        - Итак, господа, начинаем очерчивать границы предстоящей операции, но должен сразу предупредить о некой особенности.
        Он помолчал, подбирая слова, министры смотрят на него неотрывно, никто не двигается, только Ваучер нервно крутит в пальцах авторучку, но под взглядом президента выпустил ее из рук и вытянулся, словно новобранец на плацу.
        - Особенность в том, - сказал Файтер с нажимом, - что в отличие от операций в Югославии, Ираке, Иране или Северной Корее, когда решение принималось открыто, когда подробно освещался каждый шаг подготовки к высадке войск, на этот раз все необходимо проделать по возможности тайно.
        Ваучер сказал быстро:
        - Мы давали возможность принять наши условия! Но израильтяне - не иракцы. Если они увидят, что мы настроены серьезно, они примут наши условия.
        Файтер перевел взгляд на лица сидящих за столом, никто не повел и бровью, дипломаты, но от них повеяло несогласием так явно, что Файтер сказал сразу:
        - Иракцы и югославы - одно, евреи - другое. Кто знает, какие контрмеры они примут по всему миру.
        - Мы не вправе рисковать своими людьми, - добавил Гартвиг.
        - Израильтянами - тоже, - вставил Олмиц. - Если сумеем провести все правильно, то ни один израильтянин не будет убит в боевых операциях.
        Файтер поморщился.
        - Надо попытаться сделать все, - сказал он ясным голосом, - чтобы это меньше всего походило на боевую операцию. Да, мы не скрываем, что оказываем давление с помощью всей армии. И даже временно арестуем всех, входящих во властные структуры и правительство. Но как только пройдут всеобщие и действительно демократические выборы, все будут отпущены на свободу.
        Он перевел взгляд на Герца, тот кивнул и сказал деловым голосом:
        - Операция должна быть предельно тайной. Несмотря на то что израильтяне свою мощь всячески преувеличивают и запугивают ею, их мощь в самом деле велика… во многих областях. А доступ к больным точкам нашей индустрии… немал, скажем мягко.
        Файтер оглядел всех, силовики первыми пришли в себя, среди них обычный деловой настрой, словно речь идет о простых маневрах армии и флота, сказал с некоторой неловкостью:
        - Не знаю, стоит ли это говорить… я из того поколения, когда стали чураться высоких слов, слишком уж их обесценило предыдущее поколение, но сейчас хочу напомнить: настал момент, который войдет в историю как величайший триумф человечества!.. Многое будет забыто, но это - никогда. И наши имена войдут в историю навечно. Имена всех сидящих в этом зале. Мы вплотную подошли к моменту, когда нельзя откладывать объединение всех людей планеты в единое целое, в единый народ.
        Он покосился на министра по делам науки, тот только вчера докладывал о стремительно нарастающих возможностях нанотехнологии. Пока что лишь крупнейшие корпорации подошли вплотную к выпуску мини-роботов размером с горошину, которые действуют автономно и скрытно, могут проникнуть куда угодно и, к примеру, вывести из строя крупнейшую электростанцию или атомный реактор, а завтра таких роботов смогут делать уже в кустарных мастерских. Если все это не поставить под жесточайший контроль…
        - Мы давно были готовы к плану «Эллинизация», - сказал он, все слушали очень внимательно, кое-кто даже подался вперед, словно старался не проронить ни слова, хотя акустика в зале совершеннее, чем в концертных залах, - но мы не спешили, давая возможность странам и народам понять неизбежность воссоединения в один народ… Все эти годы наша политика была направлена на демонстрацию преимуществ свободы слова, путешествия без виз, отмены таможенных сборов, прочей хрени. Да, это привело к крушению некоторых деспотических и тоталитарных режимов. Для них исчезновение железных занавесов означало немедленный крах, зато народы тех стран вздохнули свободно…
        Он увидел кривую улыбку на губах министра иностранных дел. Ему пришлось первому встречать все обвинения со стороны других стран, что-де Америка жаждет получить все мировые богатства, что ей нужна абсолютная власть над миром, нефть, газ, остатки залежей драгоценных металлов…
        Сам улыбнувшись, он сказал с некоторой гордостью:
        - Мы пошли тогда на то, что вызвали недовольство практически всех стран и правительств… однако народы тех стран охотно влились в нашу общую нацию, которая вот сейчас создается заново, как создавалась нация американцев после того, как Колумб открыл Америку!
        Четвертый из новеньких, министр образования, довольно заулыбался. Его ведомство получило восемьсот миллиардов долларов на закупку электронных переводчиков в виде клипс и даже в форме штучек для пирсинга, что вдевается в мочку уха или в пуп. Таким образом, даже неграмотный крестьянин из Таджикистана свободно общается с любым на английском языке, тем самым цементируя новую, создаваемую нацию. В этих переводчиках намеренно заблокированы функции перевода на другие языки: неизбежный процесс слияния не стоит затормаживать, пусть наши дети общаются между собой уже без этих электронных штучек. А что общим взяли английский, а не, скажем, хинди, на котором говорит половина населения земного шара, то законный вопрос: а что те хиндусы сделали для того, чтобы их язык стал языком науки и техники, культуры, языком международного общения?
        Файтер кивнул в сторону Олмица:
        - Мне кажется, наш директор ЦРУ готов сделать некое сообщение…
        Олмиц вскочил, коротко поклонился:
        - Не совсем так, я просто хотел бы вкратце повторить присутствующим то, о чем докладывал в прошлый раз вам, господин президент. Потому что это, увы, имеет далеко идущие последствия… Увы, даже очень далеко!
        За пару минут он довольно коротко, но емко напомнил всем, что доктрина расового превосходства евреев над всеми остальными народами позволила заниматься преступным бизнесом без особых, так сказать, угрызений совести. В Торе сказано, что красть у гоя совсем не грешно, обмануть его не грешно, это все равно что обмануть корову. Таким образом, получилось, что если хетты, египтяне, римляне или немцы воруют - воры в любом случае, то евреи будут считаться ворами, если только начнут воровать у евреев. А если они обманывают другие народы, то это все нормально и нисколько не противоречит религиозным и моральным принципам. У других, дескать, воровать можно. Их можно даже убивать, все равно они не люди, а так, говорящий скот. Потому, естественно, и еврейская преступность расцветала пышным цветом еще в древности, и еврейские правители ничуть не стеснялись связей с преступными бандами, если те перекачивали уворованное у гоев богатство в их страну. Первый пример - массовое ограбление египтян при исходе с Моисеем, а наиболее крупные - это переводы миллиардов долларов еврейской мафией Лански правительству
современного Израиля. А так вообще-то ограбление евреями всех окрестных народов продолжается доныне.
        Герц хмыкнул:
        - Не думаю, что закончится с упразднением Израиля.
        - С предполагаемым упразднением, - подчеркнул Ваучер.
        - Предполагаемым, - охотно согласился Олмиц. Он остро взглянул на Ваучера. - У вас еще есть надежды?
        - Есть, - ответил Ваучер твердо. - Израиль стремительно превращается в светское государство!
        - Ого!
        - Представьте себе, - огрызнулся Ваучер. - Без всякого нажима.
        - Да ну, - сказал Олмиц скептически. - Как я помню, еще со времен Навуходоносора превращается и превращается! Ладно, пусть преступная деятельность евреев на этом не закончится, как усомнился господин Герц, я даже с этим согласен. Преступники должны быть в обществе, это как вирусы, что постоянно обновляют защиту организма. Если эти евреи, уворовавшие миллиарды легальным или нелегальным путем, будут вкладывать их в экономику США… или в такие географические химеры, как Германия, Англия или Франция, хотя это теперь тоже США. То есть если будет перекладывание капитала из одного кармана в другой. А это, согласитесь, совсем не то, когда капиталы из США уходят в неподконтрольный ему Израиль.
        Ваучер сказал упрямо:
        - Нужно точнее отслеживать пути миграции преступного капитала! Израиль выдаст преступников… если наши доводы будут весомыми.
        - Самые весомые доводы у крылатых ракет, - вставил слово Гартвиг. Увидел лица, добавил поспешно: - Я пошутил, пошутил! Понятно же, что теперь крылатыми ракетами ничего не решается. Всего можно добиться мягким, но беспрестанным нажимом.
        Олмиц вытащил из «дипломата» пухлую книжку и потряс в воздухе.
        - Вам кажется, это шуточка? Преступный мир евреев существует сотни лет. Вот книга, господин президент, изданная во времена Мартина Лютера, протестантского реформатора, если вы не слыхали. Америка стала страной протестантов благодаря этому немцу. Европа в это время была так заражена организованной преступностью, что власти были просто вынуждены опубликовать словарь преступных терминов. Лютер назвал эту публикацию «необходимым средством в борьбе с преступностью». Он написал предисловие к словарю, в котором подчеркнул, что словарь включает много иудейских слов. В предисловии Лютер пишет: «Я считаю, что эту книгу должны прочитать все, чтобы понять, что миром правит Дьявол и что люди должны бороться против его власти. Этот словарь создан евреями, так как в нем много иудейских слов, в чем может убедиться каждый, кто знает идиш».
        Файтер кашлянул, указал глазами на часы. Олмиц спохватился, что увлекся и ударился в мелочи, оборвал себя на полуслове.
        - Господин президент, - сказал он поспешно, - как видите, контрабанда и отмывание денег появились не вчера. Евреи набили на этом руку еще с тех времен, когда не существовало нынешних народов, не говоря уже о странах. Потому так трудно с ними бороться, трудно поймать, припереть к стенке. Но никогда еще положение не было столь угрожающим! Мы не должны затягивать с операцией «Эллинизация», ибо сейчас евреи перешли в наступление по всему миру.
        Файтер уточнил:
        - Еврейские преступные организации? Вы это уже говорили.
        Олмиц покачал головой:
        - Господин президент, как бы мне хотелось с вами согласиться! Но, к сожалению, практически все евреи - одна преступная организация. Преступная в силу своей доктрины в отношении других наций. И потому нет заметной границы между преступниками из «Русской мафии» и правительством Израиля. Те сотни миллиардов долларов, которые еврейские преступные синдикаты отправляют в Израиль, получают уже не преступники, а высокопоставленные правительственные чиновники! И моментально вкладывают в оборону Израиля, в инфраструктуру, в модернизацию промышленности, в хай-тек, в строительство научно-исследовательских институтов…
        Файтер проворчал:
        - Хотел бы я, чтобы наши преступники поступали так же. А то все вбухивают в игорные дома, в виллы по миллиарду долларов, где даже стены бассейнов инкрустируют драгоценными камнями… В чем видите наступление?
        - Пошла новая волна, - объяснил Олмиц, - начатая СМИ, которые, как вы хорошо знаете, практически все в руках еврейских организаций. Волна обвинений уже не только немцев в холокосте, но и нас, американцев. Нам всем стараются привить неизгладимую вину перед евреями. Но если с русскими и немцами это проделать удалось, то с нами, американцами, это не должно случиться. А если пройдет…
        Глава 10
        Файтер смолчал, но по его глазам Олмиц видел то же самое, о чем умолчал сам: если США отступят или откажутся от нажима, это и будет полная победа Израиля по всей планете. И тогда страшно даже представить, во что это выльется в отношении остальных «неполноценных» народов.
        Ваучер задвигался недовольно, сказал напряженным голосом:
        - Я не понял, мы говорим на таком высоком уровне всего лишь о преступных организациях?.. Разве это не дело ФБР? Кстати, почему господина Бульдинга нет, если уж зашел такой разговор?.. Господина Олмица понять можно, у него еврейский вопрос - пунктик, но мы все здесь люди серьезные, зрелые, без подобного незрелого мальчишества…
        Олмиц, ничуть не обидевшись, привык к таким выпадам, сказал рассудительно:
        - Погоди, давай опираться на факты. А чтобы ты меньше меня обвинял в какой-то предвзятости или подтасовке, я буду приводить только слова еврейских же лидеров. Согласен? Ладно, вот книга «Рим и Иерусалим», автор - Моисей Хесс, учитель Карла Маркса и духовный отец сионизма и коммунизма. Открываем ее… вот здесь, смотри: «…мы, евреи, всегда должны оставаться чужестранцами среди гоев, то есть неевреев… Факт остается фактом, что еврейская религия - выше всякого еврейского национализма. Каждый и всякий еврей, независимо от того, хочет он этого или нет, автоматически, в силу своего рождения, связан узами солидарности со всей своей нацией… Человек должен быть сначала евреем, и только во-вторых человеком».
        Ваучер вырвал из его рук книгу, с недоверием проверил издание, фыркнул и вернул Олмицу.
        - Ерунда какая-то.
        - Не ерунда, - возразил Олмиц. - Если бы Гитлер произнес: «Необходимо, во-первых, быть немцем, и только во-вторых человеком», разве это не цитировалось бы всюду как доказательство его бесчеловечности, расизма, нацизма и вообще отвратительной сущности?.. Сам знаешь, что именно так и было бы. Но никто не осмеливается даже рот открыть, когда подобные слова исходят от ключевых еврейских лидеров. Да какую бы еврейскую литературу ты ни раскрыл, везде эти же самые идеи еврейского превосходства! Над тобой, над остальными людьми и - хуже и обиднее всего - даже надо мною, таким умным, талантливым и вообще замечательным. Да ладно, вот тебе книга Якова Клацкина «Кризис и решение», давай-ка процитирую…
        Ваучер сказал враждебно:
        - Кто такой Клацкин? Знаю Фолкнера, знаю Хемингуэя, даже Сэлинджера, но Клацкина не знаю.
        - Не знать Клацкина? - изумился Олмиц. - Да еврей ли ты? Клацкин - один из отцов современного сионизма!.. Ага, вот, нашел. Можешь следить за моим пальцем. «Мы не являемся евреями иностранного происхождения; мы - евреи, у которых отсутствуют избирательные цензы или резервации. Мы просто чужестранцы; мы - иностранный народ среди вас, и мы подчеркиваем, что хотим оставаться в таком состоянии. Существует широкая пропасть между вами и нами, такая широкая, что невозможно навести между ними никакого моста. Ваш дух является чуждым нам; ваши мифы, легенды, привычки, обычаи, традиции и национальное наследие, ваши религиозные и национальные святыни, ваши воскресенья и праздники… все они чужды нам. История ваших триумфов и поражений, ваши военные песни и боевые гимны, ваши герои и ваши подвиги, ваши национальные амбиции и стремления, все они являются чуждыми для нас. Границы ваших земель не могут ограничить наше движение, и ваши пограничные столкновения нас не касаются. Наше еврейское единство стоит вне и над границами вашей земли… Если кто бы то ни было называет иностранную, то есть нееврейскую, землю своей
родиной, тот будет предателем еврейского народа… Лояльный еврей никогда не будет никем другим, как еврейским патриотом… Мы признаем национальное единство еврейской диаспоры, независимо от того, в какой стране она может проживать. Следовательно, никакие границы не могут удерживать нас в следовании нашей собственной еврейской политике».
        Ваучер в испуге огляделся, лица остальных были суровыми и мрачными.
        - Мы что, - сказал он нервно, - это всерьез? Я понимаю, на Израиль нужно оказать давление, чтобы взять и эту часть планеты под контроль… но нельзя же поднимать волну неприязни к евреям вообще!.. Господин президент, скажите!
        Файтер помолчал, лицо несчастное, а когда заговорил, голос звучат надтреснуто:
        - Если нельзя так… то как? Как можно?
        Ваучер беспомощно развел руками:
        - Не знаю.
        - Решение нужно принимать, - напомнил Файтер.
        - Но есть же специалисты…
        - Кто? - спросил Файтер. - Мы и есть эти специалисты. Пусть мы никудышные специалисты, но остальные еще хуже. У каждого из нас куча советников, но они лишь рекомендуют, а решения принимаем мы. У вас тоже целый штаб работников. И что же?
        Ваучер помотал головой:
        - Я знаю только, что так нельзя!
        - Как нельзя, знают все, - отрезал Файтер. - Только никто не знает, как надо. Но мы должны решить. Мы сейчас решаем уже не за Америку, а за все человечество. К сожалению, население Америки, как и всего мира, отождествляет евреев и Израиль. Как нам только что процитировали, это не случайно… Да, я понимаю, что большая часть евреев и не думает переселяться в Израиль, знаю и то, что в самом Израиле большинство населения вовсе не разделяет каннибальские воззрения ортодоксальных иудеев… но у вас есть другой способ вызвать одобрение жестокого давления на Израиль?
        Ваучер сказал осторожно:
        - Господин президент, Израиль, как я уже говорил, становится абсолютно светским государством! В прошлом году там состоялись всемирные слеты секс-меньшинств, в этом - учрежден Праздник Поедания Свинины! Да-да, представьте себе. Чему никак не могли воспрепятствовать немногочисленные ортодоксальные группы… Словом, еще несколько лет, и Израиль будет полностью размыт. Он перестанет быть Израилем, а станет всего лишь географическим местом с преобладающим населением из евреев, но и то… ненадолго.
        Файтер вздохнул:
        - Я все это знаю. Но Израиль не зря называют мировым центром хай-тека. Все наиболее современные технологии: компьютеры, электроника, телекоммуникации, медицина… да и вообще все-все - реализуется у них на таком уровне, какого не могут достичь ни Европа, ни, увы, США. Кого-то это раздражает, а нас должно тревожить.
        - Меня тревожит, - честно признался госсекретарь. - Не хотелось бы, чтобы пейсатые имели к ним доступ. Однако уровень нанотехнологий пока что не настолько высок, чтобы угрожать нам…
        - Кто знает, - ответил Файтер угрюмо, - кто знает. Они свои научно-исследовательские центры для нас не открывают. Чем-то, конечно, делятся, но кто знает, насколько продвинулись на самом деле?
        Госсекретарь развел руками, пробормотал:
        - Можно только надеяться, что они не перепрыгнут общие для всех фундаментальные законы.
        - Не перепрыгнут, - согласился Файтер, - но вдруг обойдут?
        Олмиц едко заметил:
        - К примеру, в Тель-Авивском университете открылся факультет биотехнологии. То есть там биотехнологии учат уже студентов! У нас только-только яйцеголовые в крупных научно-исследовательских центрах почти наугад комбинируют гены, добиваясь прироста зерна или увеличения яйценосности, а там уже учат студентов, как делать это и многое-многое еще!.. Я бы сказал, что это радостный показатель, если бы… он касался всего человечества, а не крохотного государства, одержимого маниакальной идеей господства над всем миром!
        Ваучер заметил:
        - Но мы тоже господствуем.
        - Мы - это все человечество, - отрезал Файтер. - Все, что есть в США, все открыто всему миру. А Израиль сам постоянно подчеркивает свое противопоставление остальным людям, называя их народами гоев! Мы над этой причудой лишь снисходительно улыбались, пока евреи были в рассеянии и пока Израиль был слаб, но теперь… кто знает, не планируют ли раввины Иерусалима истребить все человечество и заселить планету одними евреями, как им завещано в их чертовых талмудах?
        Он чувствовал, что зол, заметили и другие, Ваучер взглянул растерянно, а Гартвиг одобрительно, даже в глазах госсекретаря промелькнула тень удовлетворения.
        Олмиц спросил почти весело, явно стремясь разрядить напряжение:
        - Вы ли это, господин президент?
        Файтер перевел дыхание, но кровь стучит в виски, он ответил все так же жестко:
        - Оба моих деда пали в боях за освобождение Германии от фашизма, а вы хотите, чтобы я закрыл глаза на фашизм в Израиле? Более того, на расизм?.. Никогда, никогда, никогда не перестану бороться против идеи, что кто-то выше другого всего лишь по крови, по рождению, по принадлежности к какой-то нации! Именно за это мы стерли с лица земли германский фашизм. Только за то, что в Германии считали немцев благородной расой, а остальных - нет. И что же, я должен смириться с тем, что подобное о себе заявляет Израиль?
        Гартвиг сказал с двусмысленной улыбкой:
        - Вообще-то первыми это сказали евреи. А когда немцы вздумали подхватить идею и примерить к себе, евреи тут же натравили на Германию весь мир… Мы, старшее поколение, хорошо помним то, что уже вытравили из мозгов юного поколения: Вторую мировую у нас, как и всюду, называли еврейской войной, войной за еврейские интересы…
        Он умолк, лицо стало серьезным. Файтер вздохнул, оглядел собравшихся за столом. Все подтягиваются, серьезнеют, в глазах появляется что-то такое, что простой человек, воспитанный на газетных клише, не в состоянии и вообразить: просветленность, убежденность в необходимости бороться за правое дело.
        Израиль, говорят их взгляды и лица, должен исчезнуть. И как государство, и как идея. Впервые совпали, казалось бы, несовместимые идеи: военные, политические, нравственные. С военной точки зрения не должен существовать на планете регион, скрытый от абсолютного контроля и тотальных проверок со стороны американских органов. Если раньше танковый завод по размерам был равен городу средней величины, то очень скоро боевые нанороботы будут производиться на мини-заводе размером с картонную коробку. Нужно успеть разоружить армии по всему миру, уничтожить все арсеналы, а все работы в научно-исследовательских центрах поставить под строжайший и постоянный контроль с постоянным наблюдением за руками работников через особые видеокамеры.
        И наконец, доводы с нравственной стороны, которую, по расхожему мнению, политики не принимают во внимание. Это, конечно же, ложь, запущенная в обращение самими политиками, которым важнее, чтобы о них думали как о прожженных циниках, считающихся только с реалиями, такие, мол, не прогадают. На самом же деле в политику чаще всего идут как раз самые возвышенные романтики, не потерявшие надежды собственными усилиями сделать мир лучше и чище.
        Этих политиков с самого начала возмущали расистские законы в Израиле, но приходилось молчать, трезво считаясь с обстановкой в мире, который контролируют евреи. Но мир меняется, и точно так, как наконец-то насытившийся мир вдруг начал заботиться о здоровье, чего из-за более важных дел простого выживания никогда не делал, так и народы, наконец-то добившись у себя свобод и достойной жизни, начали оглядываться по сторонам и стараться помочь жить достойно и другим.
        И нет человека на планете, который согласился бы с тем, что евреи - богоизбранный народ, а вот он - говно, так как всего лишь немец, француз, араб, русский, поляк, турок или мексиканец. Ни один, даже самый спившийся бомж и алкаш, умирающий от передозировки, не согласится, что он говно от рождения, а гордо скажет, что и он бы мог стать величайшим ученым или человеком искусства, но вот родители, улица, семья, собутыльники…
        И когда люди, уже сытые и благополучные, начали осматривать всю планету, большинство спотыкается об Израиль.
        Глава 11
        Появился дюжий сержант в форме морской пехоты, опустил на середину стола огромный поднос с множеством разнообразных бутербродов.
        Ваучер уточнил быстро:
        - А кофе нам дадут?
        Сержант кивнул, Олмиц сказал очень серьезным голосом:
        - В целях секретности заседания всему персоналу вырезали языки и прокололи уши.
        Ваучер спросил испуганно:
        - Правда, что ли?
        Олмиц кивнул на невозмутимого Гартвига:
        - Спросите у него, это его команда.
        Ваучер повернулся к военному министру, тот развел руками:
        - Государственная необходимость. Все ведь знают, насколько вы болтливы.
        Ваучер смотрел по сторонам ошалело, Герц первым не выдержал и начал улыбаться, Ваучер с облегчением вздохнул и замахал руками:
        - Что вы меня все обманываете? Нехорошо так поступать со старым человеком. У меня чуть сердце не выскочило!.. Мне двойной кофе. Без сахара.
        - Но с молоком? - спросил Олмиц. - С вашим сердцем…
        - Дотерпит до того дня, - заверил Ваучер, - когда железное смогут ставить с долговременной батарейкой, а не с той, что сейчас в продаже…
        Сержант, улыбаясь одними глазами, принес гигантский кофейник и кувшин молока. Все принялись разливать каждый себе сам, тем самым подчеркивая сверхсекретность совещания, закрытость, как в высших эшелонах масонской ложи.
        Олмиц, демонстрируя заботу о Ваучере, подлил ему молока в чашку, как только тот отвернулся, после чего Ваучер поднял возмущенный крик. Файтер посматривал на всех испытующе, стараясь не делать этого открыто. Чувствуется нервозность, то и дело слышатся неловкие смешки. Среди присутствующих есть евреи, но это, так сказать, эллинизированные евреи, которые стыдятся родства с расистскими элементами среди своего народа и больше других заинтересованы, чтобы их выкорчевать. Есть полукровки, а есть, как говорят, самые опасные: чистокровные неевреи, но женатые на еврейках. Это та пятая колонна, которой больше всего страшатся в любом государстве.
        Еще только угадывая впереди неизбежное столкновение с Израилем, ряд политиков полгода тому развернули кампанию за ужесточение мер к Израилю. Первый серьезный кризис отношений между США и Израилем возник, когда Израиль начал продавать Китаю и другим странам высокотехнологичное оружие. Если бы дело касалось только израильских разработок, США не сразу б нашли, к чему придраться, но в проданных гиперзвуковых истребителях нового поколения оказались использованы секретные разработки американских ученых, работающих на оборону. Это и стало поводом, после чего США потребовали полного прекращения подобных поставок.
        Вспомнили, что еще в 2005 году было приостановлено сотрудничество между США и Израилем по программе «Мобильный тактический лазер высокой мощности» (Mobile Tactical High Energy Laser). США также приостановили участие Израиля в проекте «Боевой самолет будущего» (Joint Strike Fighter) и наложили ограничения на экспорт в Израиль американского высокотехнологичного оборудования, а также прервали разработку программы над строительством космической станции второго поколения.
        Месяц назад министр иностранных дел Израиля Ахелон Рушди извинился перед США за возникший кризис. «Нельзя скрыть кризис, существующий сегодня в отношениях между США и Израилем относительно экспорта продукции военной промышленности, - заявил он в интервью радиостанции «Голос Израиля». - Мы делаем все, чтобы разрешить этот кризис. Мы находимся на завершающих стадиях переговоров и надеемся, что решение будет найдено в ближайшее время. Мы приносим свои извинения, если действительно сделали то, что неприемлемо для американцев».
        Две недели тому для урегулирования кризиса на переговоры с представителями Пентагона в Вашингтон отправилась делегация израильского оборонного ведомства. Накануне переговоров глава правительства Гахаон Шарон и министр обороны Мофаз Машан, по взаимной договоренности, отдали распоряжение израильской делегации согласиться на все требования США.
        Однако привыкшее уступать правительство США на этот раз выдвинуло такие требования, что израильская делегация впервые испытала шок, близкий к библейскому ужасу. Закаленные в хитрых торговых сделках и ловких переговорах, они считали себя непревзойденными в этом деле, да и были ими - все-таки трехтысячелетний опыт! - но сейчас не видели ни малейшей щелочки, чтобы хотя бы начать переговорный процесс. Если раньше, как, к примеру, продав Китаю суперсовременного оружия на три миллиарда долларов, можно было после долгих переговоров и уступок отделаться всего лишь… извинением, то на этот раз требования США являются, по сути, ультиматумом.
        Переговоры завершились, так и не начавшись, безрезультатно. Как сообщил один из членов израильской делегации, «не было достигнуто соглашения по всем вопросам, и потому потребуется новый раунд переговоров».
        Израильская делегация поспешно вернулась обратно для консультаций и выработки новой линии поведения, а одновременно с ними, даже чуть опередив, на всемирные торжества по случаю очередного религиозного праздника в Израиль прибыло рекордное число паломников, почти втрое превышающее прошлогодний уровень. По этому случаю министерство туризма устроило грандиозный праздник для своих сотрудников, пообещало щедрые премии и надбавки, а тем временем две трети из «паломников» неторопливо разбредались по стране, чтобы находиться ближе к местам, где по сигналу достанут из тайников оружие.
        Подготавливаясь к новому раунду переговоров, Израиль выразил серьезное недоумение, ибо если какие-то действия США можно объяснить, как к примеру, когда Израиль продал Китаю большую партию боевых истребителей, оснащенных новейшим вооружением, то после санкций со стороны США и извинений министра обороны Израиля с Китаем разорвали все договора на ремонт этих самолетов и дополнительное оснащение высокоточным оружием и радиолокационными системами. Сейчас же требования США попросту уничтожают суверенитет Израиля как самостоятельного государства. И никакие ссылки на то, что мир интегрируется, здесь не работают: существуют границы, через которые не перейдет ни одно из государств…
        Здесь Израиль явно лукавил: ряд стран не просто легко перешел эти границы, но и с великой радостью отказался от своего суверенитета, предпочли быть штатом или областью в составе большой процветающей страны, чем самостоятельным нищим государством во главе с диктатором.
        И все-таки Израиль все еще надеялся на переговоры, готовясь после долгих и трудных дискуссий с привлечением юристов, законоведов, философов и раввинов пойти на кое-какие уступки в плане суверенитета, но сохранить Израиль как самостоятельное государство с его уникальной системой ценностей.
        Гартвиг кашлянул, привлекая внимание, он помешивал серебряной ложечкой кофе и не поднимал глаз от коричневой жидкости.
        - Нас до того запугали… что мы боимся произносить некоторые слова, даже если в них нет ничего крамольного. Вот и сейчас у меня даже руки дрожат, хотя при чем здесь руки, если я работаю, как всякий политик, больше языком… Я хочу сказать, что мы сегодня приступаем к окончательному решению еврейского вопроса… Ага, вот вскинулись, а кто-то, напротив, уткнул глаза в стол, сверлит взглядом дыры… Или оставляет пятна на чистом вообще-то столе. И все-таки я скажу. Еврейский вопрос существует, как ни крути. Но с исчезновением Израиля исчезнет и сама проблема. Израильтяне вольются в мировую культуру, займут в ней достойные места, и вы сами понимаете, что это будут далеко не последние места, далеко не последние!.. Точно так же, как треть политического истеблишмента, финансового и экономического, находится в руках тех американцев, которых называем американцами еврейского происхождения.
        Ваучер спросил настороженно:
        - А как с ними?
        - С кем? - спросил, в свою очередь, Гартвиг любезно.
        - С евреями!
        - Какими? - снова уточнил Гартвиг. - Вы вот еврей, вас кто-то ущемляет?
        - Я имею в виду израильтян, - огрызнулся Ваучер.
        - Вы не считаете, - поинтересовался Гартвиг нарочито угрожающим тоном, - что в нашей Конституции записаны самые справедливые законы? Я имею в виду, что все рождаются свободными и равными в правах, независимо от цвета кожи, веры и прочей ерунды?.. Или вы это считаете хренью, а себя все-таки лучше уже потому, что вы еврей, а не потому, что закончили два вуза, а я, к примеру, только один?.. Мы раздавили деспотические режимы в Европе, ликвидировали на Востоке и свергли в Азии. Так почему же оставим откровенно расистское государство на Ближнем Востоке?
        Файтер посматривал на Гартвига с некоторым удивлением. Министр обороны всегда старался выглядеть всего лишь военным, а сейчас вон как разговорился, в самом деле - политик, но тут легонько похлопал по столу Уильям Бергманс, госсекретарь, привлекая внимание, сказал с неизменно обаятельной улыбкой и мягким голосом:
        - В отношении моей страны, я имею в виду Штаты, чтобы вы не подумали чего-то еще, я предвижу, что процесс политкорректности будет завершен, когда из печати, а затем обихода исчезнут сегодняшние термины, которые гордо считаем политкорректными: «афроамериканец», «американец китайского происхождения», «американец латинского происхождения»… Они политкорректны только в сравнении с кличками прошлых лет: негр, китаеза, мексикашка, макаронник… Так вот, сейчас подготавливается законопроект, по которому запрещено вообще упоминать о происхождении человека, о его расе или национальности. Ведь не говорим же «американец немецкого происхождения» или «американец ирландского происхождения»? Из документов будут убраны любые намеки на расу или национальность, будет поощряться смена фамилий, имен, будет создана специальная комиссия, которая будет следить, чтобы не возникали общества по «сохранению корней», «традиций» и прочих опасных, очень опасных, уверяю вас, вещей!
        Олмиц вздохнул:
        - Ну, это мечты, мечты…
        - Почему? - возразил госсекретарь. - Полагаю, программу ликвидации всех этих дикарских понятий о нациях и народностях начнем сразу же после… отмены Израиля. А пока нам всем шагать по лезвию бритвы!
        Он виновато улыбнулся, мол, все-таки жаль, что нельзя просто так взять да и напасть на Израиль только потому, что это единственная страна, еще сохранившая независимость и не желающая с нею расставаться. Это раньше были свободны в объяснениях Македонский, Цезарь или Дарий, а сейчас надо обязательно, чтобы выглядело так, будто вынуждены, другого выхода не осталось, и вот с прискорбием приходится…
        Еще до первой встречи с президентом, когда они вспомнили слово «эллинизиция» и его первоначальный смысл, были запущены в средства массовой информации материалы про израильское атомное оружие, единственное оружие, что не под контролем США, затем вроде бы спонтанно возникали дискуссии о том, что самое засекреченное от общественности оружие - это израильское, никто не знает, сколько его, где оно, в каком виде. А это значит, что наверняка изготовлено множество «чемоданных» бомб. Настоящий кошмар для спецслужб всего мира: если такие бомбы попадут в руки террористов, в пепел превратятся целые города! Есть ли шанс, что террористы или диверсанты сумеют провезти в Штаты и разместить в крупном городе? Увы, есть.
        С этой подготовкой общественного мнения нужно было пройти по лезвию бритвы: и внушить достаточно осязаемую тревогу обществу, чтобы при вторжении войск в Израиль не было особого возмущения, и в то же время не всполошить сам Израиль. Конечно, определенные службы насторожатся, но нужно не дать им возможности нажать на премьера и правительство своей страны с целью принятия конкретных защитных мер.
        Олмиц взглянул на часы, перевел вопросительный взгляд на президента. Тот кивнул, тотчас же зажегся экран, в окружении журналистов госсекретарь Бергманс, с бисеринками пота на лице, говорил:
        - …у нас состоялись очень тяжелые переговоры с израильтянами по этой проблеме… Сейчас Израиль осознает всю серьезность происходящего. Поставки высокоточного израильского оружия недопустимы кому бы то ни было…
        Олмиц заметил:
        - Посмотрите на лица. Все журналисты уверены, что Израиль и на этот раз выйдет сухим из воды. Помните, израильский министр сделал многозначительную оговорку: «…если действительно сделали то, что неприемлемо для американцев», а наш цицерон сказал лишь, что «Израиль осознает…». На дипломатическом языке значит, что каждый остался при своем мнении.
        - Хорошо, - сказал Гартвиг. - Он и должен сделать вид, что евреи снова нас имеют во все отверстия. Тем больше будет возмущения, криков, требований разобраться с хитрыми евреями.
        Бергманс с кривой улыбкой выслушивал отзывы о своем интервью, а Олмиц повернулся к Герцу.
        - Сегодня в израильской прессе промелькнуло очень любопытное сообщение. Главный раввин ЦАХАЛа, израильской армии, Шломо Горен, заявил, что военнослужащие неевреи, погибшие за свободу и безопасность Израиля, считаются прошедшими гиюр. Это вызвало бурю возмущения ортодоксальных евреев, а раввин Кирьят-Арбы Дову Лиор сразу же заявил, что такого не может быть ни в коем случае. Даже героически погибшие за свободу Израиля не могут быть похоронены на одном кладбище с людьми высшей расы, какой является избранный народ чистокровных евреев.
        Герц проговорил озадаченно:
        - В самом деле?
        - Представьте себе. Ситуация неоднозначная, как видите. Надо ее раздуть как следует. Все-таки колбасной алии куда больше, чем ортодоксов, это они кладут свои жизни на алтарь отечества… которое отказывает хоронить их рядом с людьми, а только рядом с собаками.
        - Ну уж и с собаками…
        - Да ладно вам, перехлест совсем небольшой, кто заметит? А вот то, что погибших за Израиль отказываются хоронить с чистокровными евреями на одном кладбище, - это факт.
        - Я сегодня же распоряжусь, - пообещал Герц. - Будут запросы, возникнет дискуссия. Шум поднимется сам, нам не придется даже подливать бензинчику.
        Их взгляды встретились, в этом кабинете понимают, что шум можно поднять и в Израиле, и по всему миру, где живут евреи. Проблема в том, что в девяностые годы в Израиль хлынула масса евреев из России, которую чуть позже назвали «колбасной алией». Как раньше ездили за колбасой в Москву, так потом все ринулись в Израиль, где будет у любого возможность покупать колбасу ежедневно. Все бы нормально, ничего стыдного нет в том, чтобы поехать за колбасой, но вся проблема в том, что эта колбаса… свиная.
        Большинство из приехавших не знает и не желает знать ни о каких запретах на еду, они преспокойно работают в субботу, не соблюдают еврейские праздники, даже Новый год отмечают первого января, а не в канун рош ха-шана. Однако они грудью защищают Израиль как от арабов, так и от всяческих нападок со стороны «прогрессивного человечества». Таких «нечистых» евреев в Израиле большинство, и вот это большинство тоже объявлено неполноценными. То есть они лучше, чем остальные: немцы, французы, арабы, славяне, американцы, поляки - что совсем уж свиньи, но эти евреи хуже чистопородных.
        И потому недостойны даже после смерти лежать с ними на одном кладбище.
        Файтер молча поглядывал на разговорившихся между собой силовиков и политиков. Немного ушли в сторону, даже сильно ушли, но это ничего, каждый либо изливает душу, либо выкладывает то, что его лично задело больше всего в этом «еврейском вопросе», будь он связан только с Израилем или вообще со всей диаспорой.
        Олмиц, как глава ЦРУ, ревниво вспомнил и начал с жаром доказывать, что Израиль сам занимался терроризмом и продолжает заниматься и сейчас. Взять хотя бы поиск фашистских преступников по всему миру. У МОССАДа свои списки, он рассылает отряды убийц по всей планете, разве это не терроризм? Взять поимку Эйхмана, которого они отыскали в Аргентине, тайно захватили, держали в подвале, а чтобы вывезти его из страны, вызвали из Израиля правительственный самолет не то с министром торговли, не то экономики, неважно. Терроризм на правительственном уровне!
        И это все опять же следствие их доктрины расового превосходства, когда евреям позволено в отношении неевреев все, границы государств для евреев не существуют, законы других государств для евреев тоже не святы, еще как не святы…
        Интересно, мелькнула ироническая мысль, кто из них первым сообщит в Израиль об этом сверхсекретном совещании? И кто дословно перескажет, что кем было сказано и какое решение принято?
        Глава 12
        Мария спала, хищно-черные волосы разметались по всей подушке, создавая рисунок дикой необузданной красоты. Лицо должно бы смягчиться, у всех женщин во сне становится моложе и беззащитнее, здесь постаралась физиология, представляя спящего как милое безобидное существо, которое просто жаждется еще и укрыть собственным плащом от ночного холода, однако лицо Марии оставалось суровым и строгим, словно и в том мире торопливо перевязывает раненых, руководит их погрузкой и, возможно, проделывает не только это.
        Он легонько коснулся губами ее щеки. Ощутил легкий пушок, как на спелом персике, такой бывает только у юных девушек, потом исчезает то ли сам, то ли под слоями тонального крема.
        Ее длинные изогнутые ресницы не дрогнули, хотя глазные яблоки под ними чуть-чуть двигаются из стороны в сторону, явно видит сон.
        Он вспомнил, что подобное лицо видел только однажды, когда ребенком был с экскурсией в Музее древностей, там увидел не то египетскую, не то иудейскую царицу, ее страстное лицо и удивительные глаза врезались в память, а потом, когда перешел в стадию взросления, именно это лицо появлялось в сладко-томительных снах, заканчивающихся взрывами наслаждения.
        - Кто ты, Мария? - шепнул он едва слышно. - Кто ты?
        Разведчик всегда должен быть начеку и всегда подозревать всех спутников, что они оказались рядом не случайно. Женщины в МОССАДе работали на оперативных должностях с первых же дней существования этой разведки, но сейчас их положение окрепло, их не меньше двадцати процентов сотрудников. В подразделении «Радуга», к примеру, их почти половина, столько же и в «Ярмарке». Правда, «Радуга» специализируется на тайном проникновении в чужие квартиры и офисы, чтобы что-то украсть или установить аппаратуру прослушивания, а «Ярмарка» обеспечивает прикрытие для офицеров разведки, когда те встречаются с источниками информации, но хоть и в меньшем количестве, но женщины служат и в других отделениях. В том числе в убойных.
        Он улыбнулся, вспомнив, что замом начальника МОССАДа в его первый прилет в Иерусалим была знаменитая Ализа Маген, а сейчас человеком номер два в МОССАДе одна из ее способнейших учениц, лица которой никто не видел, Малка Гдыня.
        Мария не просыпалась, он поднялся как можно тише, пальцы ухватили одежду, так же неслышно обулся. Когда протянул руку к двери, за спиной послышался скрип кровати.
        Мария прищурилась от яркого света, что вломился в щель между шторами, глаза сонно мигали.
        - Уходишь? - спросила она.
        - Извини, - ответил он с широчайшей улыбкой, - ты так сладко спишь, что просто грех было будить. Мне нужно встретиться со своими туристами, иначе поднимут переполох! Сама знаешь, с этими взрывами они ожидают всего. А руководитель группы отвечает за всех…
        - Нужно ездить индивидуально, - проворчала она.
        Он развел руками:
        - Не все такие богатые. Но раз уж проснулась, как насчет того, чтобы вечерком встретиться и пообедать вместе?
        Она переспросила с сомнением:
        - Вечерком? Пообедать?
        - Тогда поужинать, - поправился он и сказал с укором: - Ты чего такая придирчивая? Женщина не должна выглядеть умной!
        - Но что делать, - ответила она хладнокровно, - ум не спрячешь. Номер телефона записал?
        - Да.
        - Тогда до вечера, - ответила она и рухнула навзничь. - А я еще посплю… Ты измочалил меня, орангутанг!
        Он ступил из прохладного подъезда на улицу, поспешно надел темные очки. В неистовом блеске утреннего солнца колышется золотистый воздух, величественно вздымаются горы, а улица напоминает Великую Китайскую стену: точно такие же древние глыбы с обеих сторон, машинам не разъехаться, только маленький ослик смиренно провезет тележку, ни клочка зелени, однако он услыхал воркование голубей, спрятавшихся вверху не то в нишах, не то на месте выпавших камней.
        Не за этих ли голубей Христос, первый пуританин в мире, прогонял из храма купцов, чтобы не торговали в святом месте, за что был бит и выброшен, как пьяный ковбой…
        Он двинулся быстрым шагом, улочка вывела на площадь, там что-то бабахнуло, раздались крики, но убитых и раненых вроде бы нет, народ бросился не врассыпную, как в любой нормальной стране, а напротив - к месту взрыва.
        Сумасшедшие, пробормотал он, снова нырнул в лабиринт узких улочек. Дорогу к своей гостинице выучил наизусть, да и вообще сумел выработать в себе этот птичий инстинкт, что приводит к цели.
        В какой-то миг в мозгу остро кольнуло, он едва не сбился с шага, не понимая, почему инстинкт поднял тревогу, а еще через минуту в самом деле услышал сзади торопливые шаги.
        Он тут же свернул, быстро пробежал чуть, снова перешел на шаг и, не оглядываясь, ощутил, как там, далеко позади, вынырнули его преследователи.
        Сухо щелкнул выстрел. Над головой звякнуло, на шею посыпалась кирпичная крошка. Он упал, перекатился в тень, быстро отбежал и, пробежав вокруг массивного здания явно допотопной постройки, вернулся почти на то же место. Двое, не пряча лица, пробирались вдоль стены, всматривались в его следы.
        - Я должен был разнести ему затылок! - прошептал один довольно громко. - Гад, как он оказался так далеко…
        - Надо было подойти ближе!
        - Я боялся, что этот еврей вообще исчезнет.
        - Неважно, чего ты боялся. Важно, что промазал.
        - Я?.. Кто лучше всех стреляет в нашей группе?
        - А сейчас промазал…
        - Ладно, давай обойди слева, я - справа. Он никуда не денется, идти сейчас на площадь - сразу потерять шкуру, он это понимает.
        Стивен на цыпочках двинулся за тем, кто выглядит менее сообразительным и, главное, подчиненным. Как только они свернули за угол, он в два прыжка догнал, одной рукой зажал рот, другой захватил шею в локтевой захват и, натужившись, услышал, как хрустнули шейные позвонки, самые слабые в довольно прочном и хорошо защищенном человеческом хребте.
        Тело опустил тихо, поспешно бросился обратно. Сердце колотится так, что в глазах темнеет, зло подумал о выпитом спиртном, о пренебрежении даже простой утренней гимнастикой. Первого догнал уже в последнее мгновение, тот остановился и тревожно посматривал по сторонам. Похоже, здесь они должны были встретиться.
        - Ибрагим!.. Ибрагим!
        Стивен с силой опустил ему на затылок кулак. Незнакомец подогнул колени, Стивен подхватил его, одновременно выдернул из руки автомат, опустил тяжелое тело под стеной. Через мгновение боевик очнулся, но лезвие его же ножа, острое, как бритва, чуть надрезало кожу прямо над сонной артерией.
        - Тихо, - предупредил Стивен. - Чуть шевельнешься - смерть. А попытаешься крикнуть…
        Даже в темноте видно, как посерело лицо боевика. Чтобы крикнуть, надо набрать в грудь воздуха, а острый нож пересечет горло раньше. Зачем он делал его таким острым?
        - На площади стрельба, - сказал Стивен негромко то, что боевик знал и сам. - Народ сбежался туда, так что не надейся, что тебя сейчас вот освободят… Но времени у нас, ты прав, мало. Потому ты ответишь мне быстро и четко.
        - Да, - прошептал боевик едва слышно, - да… а где Ибрагим?
        - А ты как думаешь?
        - Вы убили его?
        - А вы крались за мной, чтобы спросить, который час? - ответил вопросом на вопрос Стивен. - Твоя счастье, что я - американец. Мы гуманисты и потому не убиваем пленных, а ты сейчас пленный. Потому отвечай всю правду, останешься цел.
        - Я ничего не знаю, - шепнул боевик.
        - Почему крались за мной?
        - Мне велел…
        - Ибрагим?
        - Да…
        - А кто ему?
        - Не знаю…
        Стивен прижал нож к горлу чуть-чуть сильнее, кровь потекла шире. Боевик тихо застонал.
        - Мы не убиваем пленных, - пояснил Стивен, - но ты пока не пленный. Ты пока еще в бою. Вот ответишь на мои вопросы, тогда выйдешь из схватки… живым.
        - Мистер, я ничего не знаю!
        - Но кто-то же приказал вам идти за мной? Что он еще приказал?
        Боевик поколебался, но лезвие уже касается сонной артерии, он прошептал:
        - Убить…
        - Понятно, - сказал Стивен. - Теперь верю. Кто приказал?
        - Не знаю, сэр!
        - Ого, уже «сэр». Но что-то ты врешь. Как можно не знать, от кого получаешь приказы?
        Боевик прошептал умоляюще:
        - Приказы получал Ибрагим. А я только его помощник. Я подчинялся Ибрагиму и ни о чем его не спрашивал. Вы же знаете, сэр, чем меньше спрашиваешь…
        - Тем сам целее, - согласился Стивен. - Ладно, теперь я ухожу…
        Он отнял нож от горла и одновременно ударил кулаком в лоб, как глушат быков на бойне. Боевик стукнулся затылком о камень и затих. Стивен медленно отодвинулся, не спуская с него глаз, перебежал в развалины поблизости и затаился.
        Боевик очнулся через две-три минуты, огляделся ошалело, ощупал горло, вскрикнул от вида крови на пальцах, но, убедившись, что рана неглубокая, вскочил и торопливо засеменил вдоль домов, даже не выбирая тень.
        Стивен крался следом, проследил, как боевик дотащился до небольшого дома с плотно закрытыми окнами, толкнул дверь, она открылась без сопротивления. Стивен выждал, пока боевик вбежал в дом, юркнул следом, шаги гремели уже наверху, тот взбирался по ступенькам на второй этаж.
        Стивен задержался внизу, слышно, как тот возился с чем-то, затем донесся его взволнованный голос:
        - Алло!.. Ирма, это Фарид!.. Срочно позови Исмаила!
        Некоторое время было тихо, затем тот же голос прокричал в страхе:
        - Исмаил, ничего не вышло! Он убил Ибрагима и ускользнул! Что делать?
        Судя по тишине, он долго выслушивал указания, потом прокричал с облегчением:
        - Хорошо, хорошо!. Будь благословенны твои родители, Исмаил, ты меня спасаешь!.. Да, я бегу прямо сейчас к Абдулле… Переехал?.. Да, запомнил, улица Братьев Сарна-оглы, дом шестой… Да-да, все скажу…
        Слышно, как звякнула трубка, опускаясь на рычажки, явно защищенная линия, иначе мог бы позвонить и по мобильнику, эти обезьяны довольно быстро научились ими пользоваться.
        Боевик спустился на первый этаж, но у самой двери сильная рука перехватила горло, тот же нож коснулся артерии в том же месте, тот же зловещий голос приказал:
        - Застынь!.. Не шевелиться!.. А теперь рассказывай, что велел Исмаил?
        Боевик булькал, хрипел, глаза вытаращены в панике, Стивен чувствовал его панический ужас, ну никак не удается освободиться от страшного франка.
        - Какой… Исмаил?
        - Не играй со мной, - строго сказал Стивен. - Я тебя вижу насквозь.
        - Исмаил… Или старший в отряде…
        - Ты старший в группе, - подытожил Стивен, - а Исмаил старший в отряде… Так?
        - Ну… так…
        - Без «ну», - сказал Стивен люто. - Мы с тобой уже знаем, что ты мне в прошлый раз соврал.
        - Я не врал…
        - Ты сказал, - напомнил Стивен, - что старшим был убитый, а ты так, помощник… По закону военного времени я имею право за это вранье тебя убить. Но я даю тебе шанс, это тоже записано у нас в Женевских конвенциях, что, если скажешь всю правду, я вынужден буду тебя отпустить… Вообще-то должен взять в плен, но как тут возьмешь в плен, а убивать права не имею, так что… Говори, скотина!
        Очень подбодренный пленник сказал с остатками испуга:
        - Исмаил - старший в отряде. Абдулла - связной… Только через него получаем указания от нашего шейха…
        - У него охрана?
        - Нет, - ответил пленник чересчур бодро, - какая охрана, тут же заметят!
        - Понятно, - сказал Стивен. - Ладно, ты свободен.
        Он с такой силой провел ножом по горлу, что заточенное до остроты бритвы лезвие проскрежетало о шейные позвонки, отпрыгнул от хлещущего кровью тела и быстро шагнул за дверь.
        Как хорошо, что эти шакалы в самом деле верят в подобную гуманность франков, презрительно полагая ее слабостью. Вы еще не знаете, ребятки, что все ваши восточные изуверства и жестокости - детские игры в сравнении с тем, что ждет вас, когда попадете в наши цепкие лапы и нам что-то будет очень от вас нужно.
        Глава 13
        Дуглас брел по Тель-Авиву, разнеженный такой турист с большим фотоаппаратом на пузе, в руке пластиковый прозрачный пакет с сувенирами, вид беспечного ротозея.
        Сегодня можно быть беспечным, первые дни нужно только вживаться, но все равно тренированный мозг автоматически отмечает, что вот там улочка слишком узковата для десанта, а вот здесь идеальная позиция для снайпера…
        Иногда он останавливался, с широкой улыбкой восторженного простака, впервые попавшего в эту удивительную страну, наводил фотоаппарат на какую-нибудь стену, наверное, историческая достопримечательность, здесь все - достопримечательность, и делал пару снимков. Хотя, понятно, лучшая здесь достопримечательность он сам, но разве тупые евреи поймут, это они увидят потом, когда начнется и кончится…
        Снимал, тут же рассматривал в особом окошке полученные снимки, иногда стирал и переснимал, иногда довольно улыбался и топал дальше, глядя по сторонам и часто спотыкаясь о неровную дорогу.
        Узкая улочка вывела на площадь, шумную, залитую солнцем, на той стороне кафе с множеством столиков на тротуаре, масса беспечных людей с мороженым и высокими стаканами, где в лучах солнца то блестит радуга, то сверкают искры бенгальских огней.
        Интересно, мелькнула мысль, что сейчас делает Стивен. Так уж получилось, что с ранней юности они соперничали и шли ноздря в ноздрю. Даже разбросанные на разные континенты, ухитрялись в одно и то же время получить первые ранения, первые награды, первые повышения.
        Даже женились, отметил Дуглас с гордостью, в один и тот же год, месяц и даже неделю. С гордостью, потому что брак Стивена распался, а вот его в том же состоянии, хотя с женой давно нет супружеских отношений и прежней теплоты, но для общества важнее, что женаты вот уже двадцать лет, важная стабильность для государственного служащего, которому еще подниматься и подниматься по служебной лестнице.
        Он с удовольствием засмотрелся на стайку хорошеньких девушек за крайним столиком, веселые и загорелые, в коротеньких шортах, их и шортами не назовешь, скорее - джинсовые трусики, в маечках, бюстгальтер с такими спортивными фигурами не нужен, все с превеликим удовольствием тянули через соломинки темно-красный напиток, знаменитую «хази», хохотали, с удовольствием рассматривали прохожих.
        Почему-то подумалось, что будь он террористом, обязательно заложил бы бомбу в это кафе, слишком уж на людном месте, а вон еще и автобус подъехал, народ сыпанул, как горох из дырявого мешка, самая простая самодельная бомба рванет, как…
        Неизвестно почему, но он насторожился, мышцы напряглись, по телу словно прошли аппликатором с острыми иголочками, он невольно замедлил шаг.
        Мощный кулак ударил с такой силой, что его подхватило и отшвырнуло, как щепку. Он автоматически сгруппировался, а дальше тело сделало все само: он еще в воздухе извернулся и ударился подошвами в асфальт, напружиненный, с оскаленными зубами, готовый к схватке.
        Грохот взрыва едва не разорвал барабанные перепонки, но сейчас наступила странная тишина, только в другом мире пищали и квакали на разные голоса противоугонные системы. Взрыв произошел в самом кафе, оттуда вынесло двери и окна, смело столики с людьми, крови столько, как никогда он не видел в самых жарких схватках, но там раны остаются под обмундированием, а здесь все полуголые, кровь хлещет, как из свежезаколотых свиней.
        Наконец-то послышались стоны, крики. Он быстро оценил обстановку. Здесь, на тротуаре, не меньше сорока человек, а еще неизвестно сколько в самом кафе. Но там наверняка большинство убиты, а здесь половину раненых можно успеть спасти…
        Он в два прыжка оказался среди шевелящихся тел, ползущих, слепо хватающих руками воздух. Глаза молниеносно оценивали степень поражений, через две секунды он упал на колени возле девочки, что лежит на спине с широко распахнутыми глазами, кровь на щеке и на груди, обеими ладонями нажал на грудь и отпустил.
        - Дыши!.. Будет больно, но ты будешь жить!..
        Рядом женщина слабо стонала, кровь из нее хлещет, как из прорванного винного бурдюка. Другой рукой он пережал ей место, где проходит артерия, оглянулся. К месту взрыва уже сбегается народ, кто-то на ходу достает пакет индивидуальной защиты, кто-то несет автомобильную аптечку.
        К нему подбежала и тоже упала на колени молодая темноволосая женщина, явно местная.
        - Что делать? - крикнула она. - Что делать, говорите!
        - Пережмите артерию, - велел он, - иначе через две минуты умрет от потери крови.
        Женщина торопливо зажала указанное место, он отметил, что незнакомка не трусит, не паникует, хотя взвинчена чуть ли не до истерики, сам еще раз нажал на грудь девочки, она наконец глубоко вздохнула, заморгала.
        - Вот и хорошо, - сказал он успокаивающе, - все будет хорошо!
        Он пошел среди раненых, оказывая ту помощь, которую мог бы оказать на поле боя, через несколько мгновений обнаружил рядом ту незнакомку, что первой ринулась к нему.
        Она сказала быстро:
        - Прибыли первые санитары. Я передала им, сказала про артерию… Я вижу, вы знаете, что надо делать!
        - Знаю, - ответил он коротко. - Этого переверните на спину, сейчас задохнется… А этого давайте приподнимем, не в его возрасте головой книзу…
        Они бродили среди убитых и раненых, вскоре прибыли еще несколько машин «Скорой помощи», но их не отстранили, видя, как умело действуют, и только когда раненых погрузили в машины и прибыла полиция, место взрыва оградили широкой желтой лентой, прибыли взрывотехники, их вежливо попросили покинуть место теракта.
        Один из полицейских протянул им полотенце, Дуглас и женщина вытерли руки и лица. Впервые они посмотрели друг на друга уже внимательнее и с тем горьким чувством, когда приходится видеть погибших друзей, а вот мы уцелели, но не виноваты, могли бы оказаться вместо вас, простите, что не уберегли.
        - Вы действовали очень умело, - сказала женщина. - Меня зовут Синтия, друзья зовут Син. Сейчас мы пережили столько…
        - Я понимаю, Син, - ответил он. - Это вы действовали очень хорошо.
        - Я закончила курсы медсестер, - возразила она, - как и многие в Израиле, чтобы можно было оказать помощь в подобных случаях. Но все равно растерялась, потом увидела, как вы с первой же секунды…
        - Иногда и я теряюсь, - ответил он, притворяясь, что не обратил внимание на ее имя. - Когда как, когда как… Извините, меня ждет моя группа туристов! Наверняка уже звонят в посольство. Побегу успокою…
        Он быстро повернулся и самым скорым шагом, озабоченный до предела, заспешил с места теракта.
        Со всех сторон сбегаются люди, но сразу же несколько добровольцев встали цепью и постарались не допустить посторонних, кроме санитарных и пожарных машин, с жутким пронзительным воем прибыли полицейские машины, быстро и умело, что говорит о большом опыте, выставили оцепление.
        Уж в такую ситуацию Стивен не попадет, мелькнула мысль. Надо же, только приехал и сразу же, как говорят, в эпицентре событий! Повезло. Правда, терактов должно быть еще больше, его ведомство через подставных лиц передало арабским террористам оружие и мощную взрывчатку, умело замаскированную под самодельную, нужно еще больше раскалить здесь обстановку…
        Интересно, что делает Стивен?
        Стивен остановился на перекрестке, пропуская машины с желтыми номерами, в то время как автомобили с белыми пугливо ждали, пока проедут хозяева.
        В Израиле, вспомнил он, мгновенно вскипая справедливым негодованием, у евреев желтые номерные знаки на машинах, а у арабов - белые, хотя те и другие граждане одной страны. Это что, как не желтые звезды на рукаве, которых гитлеровцы заставляли носить евреев?
        Кулаки сами собой сжались, он чувствовал, как вздулись и затвердели желваки. Во всех странах боремся с малейшими проявлениями фашизма и расизма, все СМИ поднимают крик, едва где увидят скинхеда, а здесь страна победившего расизма… и никто не смеет сказать об этом слова!
        - Ничего, - сказал он со злостью, - кроманьонцы убрали с арены неандертальцев, от которых произошли. Как они это сделали - неважно. Историческая, как говорят яйцеголовые, неизбежность. Так и мы, христиане, просто обязаны очистить планету от остатков нынешних неандертальцев.
        По дороге в почтовом отделении купил телефонную карточку за сорок восемь шекелей, вышел на улицу, хотел было зайти в маленький магазинчик напротив, чтобы позвонить в Ирак, потом вспомнил, что за границу можно звонить с любого автомата, даже с уличного, здесь не Ирак, вставил магнитную карточку в щель, быстро набрал номер.
        - Дорогая Джоан, - сказал он, услышав радостный женский вопль на том конце провода, - я уже здесь, как видишь… Или слышишь, неважно. Подыщу квартирку для нас, сразу же дам тебе знать.
        - Ох, дорогой, - ответил женский голос, полный тревоги, - будь осторожен!
        - Я осторожен, - ответил он.
        - Там жуткие террористы!
        - Они есть везде, - ответил он терпеливо.
        - Но в Израиле арабы!
        - А у нас баски, что ли?
        Она сказала так же взволнованно:
        - Не ходи по людным местам…
        - Я сейчас подыскиваю квартиру, - ответил он, - мне совсем не до людных мест…
        - Ходи пешком, - сказала она настойчиво, - не пользуйся этими ужасными переполненными автобусами! Именно туда и подбрасывают бомбы…
        - Дорогая, - сказал он со вздохом, - здесь поминутный тариф, а льготное время звонков с восемнадцати до восьми. Я так спешил тебя обрадовать, что звоню в шестнадцать двадцать…
        - Как шестнадцать двадцать? - воскликнула она. - Разве там не восемнадцать двадцать?
        - Нет, дорогая, - сказал он терпеливо.
        - Ох, - ответила она торопливо, - тогда все, все! Не трать деньги на то, что бесплатно получаешь дома. Целую!
        - И я тебя.
        - Береги себя!
        За щелком послышались гудки, он с облегчением повесил трубку и вышел на жаркое солнце. У него был вид мужа, который отбыл обязательный разговор с женой, теперь может в самом деле малость оттянуться.
        Стивен в самом деле чувствовал удовлетворение, ибо получил все от разговора, как имена, так и ориентиры. Кто умеет извлекать из подобного бестолкового разговора информацию, тот стал бы компьютерным гением, но пока еще нет таких программ, чтобы вычленяли из житейской болтовни то, что в нее упрятано.
        Портье чуть улыбнулся уголками рта, как-то умеют вычислять тех туристов, кто с ходу заночевал в чьей-то теплой постели. Стивен тоже улыбнулся заговорщицки, мол, мы - мужчины, все понимаем, но помалкиваем, поднялся в свой номер, огляделся с порога, осторожно прошел к платяному шкафу, осмотрел чемоданы.
        Следов обыска нет, а он оставил такие ловушки, что никакой МОССАД не обойдет, есть такие, что обойти невозможно.
        Интересно, мелькнула мысль, Дуглас уже в Израиле? Наверняка в Тель-Авиве, он не был бы Дугласом, если бы выбрал не столицу…
        Неожиданно злобно звякнул телефон, Стивен машинально протянул руку, но пальцы зависли над трубкой, в то время как другая рука так же автоматически вытащила пистолет. Он присел у стены, прислушался, но в коридоре тихо, на улице прошуршала машина, но не останавливалась, слышно, как ее занесло на повороте.
        В стране, где он действовал в прошлом году, в номер то и дело звонили милые женские голоса, предлагая развеять его скуку, скрасить одиночество, а то и просто предлагали использовать свое тело, как ему только восхочется. Но в этой стране с этим строго, ни один управляющий такое не позволит, так что…
        Он наконец поднял трубку, на той стороне тишина, он спросил нарочито сонным, он же заторможенный американец, голосом:
        - Алло…
        - Тысяча извинений, - произнес очень вежливый голос на ломаном английском, - мы знаем, что на вас совершено нападение, и очень сожалеем, что вам оказан такой прием на благословенной Аллахом арабской земле. Как попытку чуть загладить ваше впечатление, нам указано поделиться с вами некоторой информацией…
        Стивен проворчал:
        - Вы тоже были с ними?
        - Что вы, - ответили на том конце трубки, неизвестный тихо засмеялся. - У нас, надеюсь, более расторопные люди. А там - одно дерьмо.
        Стивен задрал голову, окно распахнуто, ветер колышет занавеску. Если в окно бросят гранату, то упадет ему прямо под ноги.
        - А почему я? - спросил он.
        - Вы американец, - ответил собеседник.
        - И что?
        - Значит, богатый, - сообщила трубка.
        Стивен ощутил разочарование и одновременно - облегчение.
        - Значит, просто выкуп?
        - Да. А что, вас это не беспокоит?
        - Беспокоит, - ответил Стивен поспешно. - Еще как беспокоит! Но я человек бедный. С чего они взяли, что могут за меня что-то получить?
        - Получат если не с вас, - объяснил собеседник, - то с вашего правительства. Американцы своих не бросают.
        Стивен вздохнул:
        - Иногда мне хочется, чтобы бросали… Ладно, я очень благодарен вам за помощь. Даже за будущую.
        - Увы, - ответил невидимый собеседник. - Все-таки будьте осторожны. Американцу трудно оставаться незамеченным. Даже в Израиле вас могут попытаться похитить. Для этого не обязательно куда-то вывозить, в самом Иерусалиме достаточно подвалов… Мы оставили на улице двух своих людей. Если вас попытаются достать, мы постараемся справиться с ситуацией сами. В крайнем случае поднимем тревогу.
        - Ну, спасибо, - пробормотал Стивен ошалело. - Вы в самом деле меня несколько… удивили.
        - Не стоит благодарности, - произнес голос учтиво. - Мы не хотим, чтобы вы пострадали.
        На том конце провода положили трубку. Стивен постоял минуту, пытаясь разобраться в шараде, когда одна террористическая группировка арабов берется оберегать его от другой группы боевиков.
        Что-то перемудрили в руководстве. Или какой-то, что под их полным контролем, сообщили, что от живых франков им будет намного больше пользы, чем от мертвых.
        Еще бы, подумал он кисло. Кого ликвидация Израиля обрадует больше, чем арабов? У этих чернозадых будет праздник на всю жизнь…
        Он сам сделал несколько звонков: заверил «руководителя туристической группы», что с ним все в порядке, звонил в бюро погоды, а в агентстве вольнонаемных гидов педантично интересовался расценками и маршрутами.
        Глава 14
        Очень довольный звонками, вышел из номера, на ходу выудил мобильник и сделал еще один звонок, однако попал не по адресу, ругнулся и сунул обратно в нагрудный карман.
        Улица встретила зноем, ослепительным солнцем, на небе ни облачка, это же Израиль, а не дождливая Миссисипи, он стрельнул взглядом на огромный столбик термометра на старинной башне, простонал сквозь зубы.
        За спиной раздался веселый голос:
        - Тридцать четыре!.. Не слабо?
        Он обернулся, к нему подходил Теодор Хольман, сытый и довольный, цветная рубашка навыпуск, короткие шорты, сандалии на босу носу. Стивену показалось, что Теодор что-то обернул вокруг пояса, чтобы выглядеть с брюшком и с валиками жира на боках.
        - Жуть, - ответил Стивен искренне. - Как они живут при такой жаре?
        Теодор хохотнул:
        - Более того, уходить не хотят!
        - Мало их взрывают, - заметил Стивен недобро.
        - Мало, - согласился Теодор. - Правда, и те не лучше.
        - Хуже, - уточнил Стивен. - Но так уж получается, что мы, американцы, всегда сочувствуем бедным и угнетаемым. Хотя я этих арабов вообще загнал бы в трудовые лагеря, пока не научатся уважать труд, науку, ученых людей. И выпускал бы в мир только после тщательного экзамена.
        Теодор захохотал снова:
        - Кто знает, может быть, так и будет?
        - Да уж, - согласился Стивен, - мир прежним снова не будет, это точно.
        Он заметил, что Теодор посматривает на него несколько ревниво. У Теодора не меньший послужной перечень побед и успешных операций на территориях чужих стран, но ему поручили, как объяснили наверху, самую сложную задачу, весьма отличающую его от остальных командиров отрядов. Ему поручено не захватывать, не взрывать, не блокировать выходы из казарм, а всего лишь обеспечить защиту тех американских граждан, которые работают по контрактам с израильскими фирмами. Массовый отъезд перед началом боевых действий вызвал бы серьезные подозрения израильских властей, так что под разными предлогами он начал убирать от опасных мест только тех, кто располагается в непосредственной близости от казарм или точек, где могут возникнуть жаркие схватки.
        Предупредить никого нельзя, кто-нибудь из этих гражданских болтунов тут же поделится новостью со своими израильскими коллегами, дабы их тоже уберечь от опасности, а это значит, тут же станет известно МОССАДу. Появиться в нужное время в нужном месте необходимо уже с началом боевых действий, все объяснить и дальше охранять от возможных грабителей и мародеров, что неизбежно появятся как среди арабов, так и среди самих израильтян.
        Понятно, Теодор жутко завидует остальным, но еще Дуглас перед отлетом убедил его, что заслуги военных, охраняющих важных гражданских лиц, приравнены к участию в боевых действиях. И потому боевые награды он получит наравне с теми, кому предстоит захватывать командные центры, казармы, аэродромы, штаб-квартиру МОССАДа и элитных десантных подразделений.
        - Какие новости? - поинтересовался Стивен.
        - Ничего интересного, - отмахнулся Теодор. - Фестивали, концерты, уличные шествия… Лучше я вас отвезу на одну виллу в окрестностях города, там в самом деле повеселимся.
        - Когда?
        - Я дам знать, - ответил Теодор покровительственно.
        Стивен усмехнулся, протянул руку. Они звонко хлопнули ладонями, у обоих широкие и твердые, как весла, Теодор подмигнул, повернулся, Стивен наблюдал, как он уходит беспечной походкой скучающего туриста, а пальцы уже дергаются, тянутся к мобильнику.
        Едва Теодор скрылся за углом, Стивен приложил к уху мобильник, далекая мелодия ласкающе напоминает о морском прибое и жарких ласках на пустынном пляже, затем мелодия оборвалась, строгий голос произнес с едва заметной насмешкой:
        - Отоспался, турист?
        - И снова готов в бой, - ответил он бодро. - Как ты насчет вечера? В смысле, пообедать вечерком?
        - Пообедать или поужинать? - переспросила она.
        - Ну что ты такая зануда, - ответил он. - Просто вкусно поесть. И чего-нибудь выпить.
        После паузы она сказала:
        - Мне еще четыре часа на работе… нет, уже три…
        Он взглянул на часы:
        - Значит, в двадцать один сорок?
        В мобильнике послышался мягкий смех.
        - Здесь, в Израиле, существует такая единица измерения времени, как «между одиннадцатью и шестью». Ладно, дикий человек, я сама тебе позвоню, когда освобожусь. Ты ведь более свободен?
        - Как птица, - заверил он. - И не знаю, куда себя деть.
        - Я позвоню, - пообещала она.
        Связь оборвалась, он старался убедить себя, что в ее голосе прозвучала нежность, такая непривычная для женщины ее яростного типа.
        Посреди улицы медленно проехал армейский джип, такой нелепый и непривычный, но это если в американском городе, но здесь это норма, как и то, что у патруля автоматы в руках, готовые в любой миг выплюнуть длинную очередь раскаленного железа. Молодые парни с хмурыми напряженными лицами всматриваются в беспечных людей, с ними немолодой сержант с суровым лицом. Что-то подсказало Стивену, что этот прошел не одну войну, здесь их было несколько, не считая разных стычек и конфликтов с вооруженными отрядами террористов.
        Как они здесь живут, мелькнула мысль. Здесь же ежедневно гремят взрывы, обстреливают машины, в мусорных баках находят гранаты и взрывпакеты, а люди ведут себя так, словно находятся в Париже позапрошлого века, когда и слова такого, как «террорист», не существовало.
        Внезапно мелькнула мысль, дикая, невероятная, но из-за абсурдности не пожелавшая покинуть мозг: а не сценарий ли это самих сионских мудрецов, что все века стараются держать этот народ в постоянном напряжении? Ведь только так цементируется нация, так человек не расслабляется в бесформенное тесто, а то и просто говно, во что превратились когда-то сильные и суровые народы Европы. А здесь «сначала о родине, а потом о себе»…
        Он перевел дыхание, покрутил головой. Так можно домыслиться и до опасной ереси, что евреи вообще-то в самом деле лучше остальных. Не потому, что лучше, а потому, что не дают себе опускаться… даже вот такими способами. Американцы, если честно, уже сбежали бы от такой фронтовой жизни, как и все остальные европейцы. Арабы разве что только не сбегут, да и то не все, но арабы дикий и фанатичный народ, а евреи… впрочем, тоже дикий и фанатичный, несмотря на множество ученых и продвинутых людей из их числа.
        Джип проехал, он смотрел вслед, мелькнула мысль, что все-таки хотя армии упразднены, как и тайные службы всех стран, исключая США, но очень многие из тех, кого учили только подрывать мосты и бесшумно убивать человека голыми руками, так и не смогли найти подходящей работы, а жить на пособие, хоть и довольно высокое - правительство США благоразумно не поскупилось! - посчитали унизительным. Эти люди все еще полны сил, и хотя они не у дел, но охотно откликнутся на любую возможность насолить тем, кто лишил их смысла жизни.
        Не у дел остались и те, кто вроде бы только и делал, что развлекался в своих суперфешенебельных виллах, перемещался от одного своего поместья к другому на собственных боингах, где есть даже бассейны, и бесконечно устраивал вечеринки и попойки для самых красивых и дорогих женщин мира. Все-таки большинство из этих людей не прожигающие наследство плейбои, а финансовые магнаты, хозяева трансконтинентальных корпораций, владельцы системы банков, что, как артерии, снабжает кровью промышленность, этим людям пришлось очень не по душе, что этот суперхищник наконец-то сумел подмять их всех, хищников поменьше.
        Заварится каша, сказал предостерегающе внутренний голос. И так легко не пройдет, как обещали сверху…
        Звякнул мобильник, он торопливо поднес крохотную коробочку к уху.
        - Алло?
        - Стивен, это Мария.
        - Ура, - сказал он. - Честно говоря, я уже извелся.
        - Береги здоровье, - посоветовала она.
        - Почему?
        - Как почему? Все вы, американцы, бережете здоровье.
        - Ну, вообще-то… хорошо, буду, - пообещал он. - Ты где? Куда за тобой подъехать?
        - Все равно заблудишься, - ответила она. - Или попадешь в арабский квартал, а там от тебя останутся рожки да ножки.
        - Как вы живете? - вырвалось у него.
        - По-израильски, - объяснила она. - Лучше скажи, где ты. Я доберусь быстрее.
        Он огляделся, стараясь выглядеть туристом, впервые осматривающим эту историческую окаменелость, именуемую Иерусалимом, это на случай, если за ним наблюдают, воскликнул радостно: - Здесь огромное количество бородатых и в шляпах!.. И все кланяются и что-то бормочут!
        - У Стены Плача, что ли?
        - Да нет, - ответил он, - ту я уже видел, помню… Погоди, я пошлю снимок…
        Он сфотографировал вид вдоль улицы и гигантский семисвечник, что установлен перед массивным неприятного вида зданием, переправил ей, а через пару секунд донесся изумленный возглас:
        - Так ты от меня на расстоянии пяти минут!.. Стой там, никуда не уходи. Буду минут через двадцать.
        - Это ваше еврейское? - спросил он поддразнивающе.
        - Что именно? - переспросила она.
        - Идти пять минут, а будешь через двадцать…
        - Ты в самом деле американец, - произнесла она с преувеличенным отвращением. - Я же должна хотя бы поправить прическу?
        - Сдаюсь, - ответил он. - Жду.
        На большом табло, расположенном на крыше трехэтажного дома, показывают поиски разбившегося самолета греческой компании, корреспонденты выспрашивали друг друга: техническая поломка или террористический акт, римский папа наконец-то посетил Россию, израильские вертолеты нанесли ракетный удар в Тулкарме, а танки прямой наводкой расстреляли три блокпоста палестинцев. Президент Египта, король Иордании и высшие должностные лица Сирии, Саудовской Аравии, Ирана и даже всегда лояльного к США Кувейта заявляют, что США намеренно не желает останавливать экспансионистские планы Израиля…
        Чувствую опытную руку, сказал он себе. США не могут не ответить на обращение президентов стран, где США взяли под контроль все армии, где закрыли все военные заводы и военные училища. Правительство США просто вынуждено, да, вынуждено принимать жесткие меры против Израиля. Это все под давлением мировой общественности…
        Он увидел Марию издали: рослую, гордую, с царственно прямой спиной, пышной гривой иссиня-черных волос, прямую наследницу всех цариц Востока, израильтянки они или нет, народ расступался перед ней, как трава, она улыбнулась ему издали, сердце его подпрыгнуло и застучало так радостно, что он прикрикнул: несолидно ему так себя вести, он не только человек взрослый, но и тертый, побывавший, он знает, что за женской улыбкой обычно прячется оскал.
        - Твое счастье, - сказал он, - что я не совсем немец. Тот бы уже загрыз за такую беспунктуальность.
        Она засмеялась:
        - Это твое счастье! Здесь немцев не любят. Ну и как тебе здесь?
        - Бедлам, - признался он, - организованному человеку, это я о себе, можно вообще рехнуться.
        Она засмеялась:
        - Говорят, мир делится на концлагерь и на бардак. Уезжая из любой страны в Израиль, евреи попадают из концлагеря в бардак. А сейчас этот бардак почему-то становится все бардачистее.
        - Это все нашими усилиями, - засмеялся он.
        - Усилиями американцев?
        Он замахал руками:
        - Что ты, что ты! Американцы как раз несут порядок. В какой ресторан зайдем?
        - Сейчас подумаю, - ответила она. - У нас слишком широкий выбор…
        Она взяла его под руку, от ее прикосновения по его коже пробежал сладкий озноб. Солнце давно опустилось за Храмовую гору, в Старом городе сгустились сумерки, нехотя зажглись фонари, сперва совсем ненужные и нелепые, но темнота сгущалась, и фонари казались все ярче и ярче.
        Иерусалимские кафе, казалось бы, после участившихся терактов должны опустеть, но они как будто приняли некий вызов и остались заполненными народом до поздней ночи. А те, которые работают круглосуточно, явно будут открыты до утра.
        Они медленно шли вдоль улицы, часто встречались армейские патрули, он всякий раз настораживался, видя готовые к бою автоматы, но Мария щебетала весело и беспечно, он переводил дыхание, кивал, соглашался.
        На перекрестке кивнул в сторону девушки в защитной форме и с автоматом на плече:
        - Только в Израиле столько женщин в армии.
        Она грустно усмехнулась:
        - Это единственная страна, в которой на первом свидании парень спрашивает у девушки, в каких войсках она служила, и единственная страна, где очень часто выясняется, что ее боевой опыт богаче, чем у него.
        Он снова кивнул, она уже оживает, хорошо, рискнул пошутить:
        - В новостях передали, что ваш президент застраховал все объекты, здания и сооружения на территории Израиля в крупнейших страховых компаниях США. Весь мир с интересом наблюдает за экономической гонкой этих двух супердержав.
        Ее глаза стали холодными.
        - Не знаю, как вы можете шутить над такими вещами.
        - Мы над всем шутим, - ответил он беспечно. - А разве евреи поступают не так?
        - Нет.
        - А говорят…
        - Про нас много чего говорят, - ответила она с горечью.
        - Это и понятно, - сказал он сочувствующе. - Кстати, давайте посидим в «Симе». Ему в прошлом году исполнилось тридцать пять лет, это прекрасное место, такое неизменяемое в этом суетливом мире…
        - Вы хорошо ориентируетесь в Иерусалиме, - заметила она. - Не всякий израильтянин знает город до таких тонкостей.
        - Это не рядовое место, - возразил он. - Если вы не знаете «Симу», вы не израильтянка!
        Она улыбнулась:
        - Я знаю «Симу». Это внизу, у основания столичного рынка Махане Йегуда. Говорят, там вообще первыми в нашей столице начали готовить стейки на огне, шашлыки.
        - А также густой суп евреев из Курдистана, - сказал он мечтательно, - его так и называют «суп из ноги». Всю ночь, с ума сойти можно, варят на малом огне куски осмоленной и вымоченной коровьей ноги… Конечно, со специями, картофелем и прочими вкусными штуками.
        Она рассмеялась весело и задорно.
        - Уговорили! Но только мы не будем ждать, пока они сварят суп из ноги. Хорошо?
        - Идет, - согласился он легко. - Надеюсь, там отыщется что-то, что можно приготовить быстрее. Прямо при нас.
        Хозяин «Симы» за эти годы уже отошел от дел, но его сын Гай крепко держал в руках семейное дело.
        Стивен определил это еще с порога: чисто, работают мощные кондишены, столы накрыты белоснежными скатертями, хотя «Сима» не относится к элитным ресторанам, атмосфера подчеркнуто строго отдыхательная.
        Мария выбрала столик, очень умело, заметил он одобрительно, все просматривается, а чтобы рассмотреть их, большинству нужно будет повернуться и тем самым обратить на себя внимание.
        Стивен с интересом смотрел меню, остановил пробегавшего мимо официанта:
        - Минутку… Что это за шашлык «Содом»?
        - О, - воскликнул тот, - если у вас с желудком все в порядке, а я вижу, что в порядке, вы так прекрасно выглядите, то вам его нужно обязательно попробовать!.. Тем более вам как туристу. Лично я считаю, что знакомство с древней историей Израиля лучше начинать с ресторанов…
        - Ого, - сказал Стивен. - Так чем он этот «Содом» отличается от просто шашлыков?
        - О, - снова воскликнул официант. - Его ингредиенты: куриные гузки, томатная паста, красное вино, острый красный перец паприка, чеснок, красный перец гамба, мука, мясной бульон, гвоздика, мед, лук! Наш Господь уничтожил Содом и Гоморру за грехи, но грех сладостен, как мед, и остер, как перец! Еще язык и небо обжигает красный острый соус, как в те давние времена небесный огонь!
        Стивен кивнул:
        - Да, надо будет отведать… нет-нет, я сделаю заказ попозже, пока изучу меню.
        Мария хитро посмеивалась, Стивен читал, брови вздымались выше.
        - Круто, ничего не скажешь… котлеты «Бедные люди», маринад «Кавказский пленник», фаршированный голубь «Осло»… а вот куриные ножки, но не простые, а «правые» и «левые» под общим названием «Выборы»… Ух ты, фаршированная рыба «Иона», яйца «Самсон»… Что-то я плаваю в библейской тематике, про рыбу я уже что-то смутно помню, но про яйца… гм…
        Она сказала весело:
        - Здесь еще неплохое суфле из манной крупы «Сорок лет в пустыне». А на закуску можно взять небольшой такой воздушный торт «Отелло»…
        - Почему «Отелло»? - спросил он с недоумением.
        - Днем едите, - пояснила она преувеличенно серьезно, - а ночью душит.
        Глава 15
        Оба захохотали, привлекая внимание, на них с удовольствием посматривали другие посетители, таких красивых, здоровых, уверенных, сильных.
        Он еще в первый приезд в Израиль заметил, что поесть здесь не просто любят, а обожают. И вообще едят много и часто, хотя чрезмерно тучных людей он не встречал вообще, это не то, что в США, где трехсоткилограммовые толстяки бродят по улицам стадами, устраивают пикеты по поводу того, что в автобусах слишком узкие двери, а в кинотеатрах - сиденья.
        В то же время здесь все места, где едят, переполнены, будь это дешевые забегаловки или самые фешенебельные рестораны. Так по всей стране, везде видишь множество ресторанчиков разного уровня, как кулинарного, так и социального направления, этнографического оттенка. Правда, есть немало ресторанов разной ценовой категории, которые являются чисто национальными, особенно заметны узбекско-бухарские, ведь недаром же бухарские евреи скромно полагают себя самыми умными из евреев, а значит - и в мире, и потому их ресторанчики пользуются большей известностью, чем итальянские, русские, китайские, японские.
        Мария сказала задумчиво:
        - Статистика говорит, что треть американцев хочет похудеть, треть - прибавить в весе, а треть еще не взвешивалась… Это правда?
        - Конечно, - ответил он убежденно. - Про американцев все - правда. Мы - всякие! В нас есть все.
        Она посмотрела пытливо:
        - Все? Какой ужас…
        Официант возник неслышно, Стивен предложил меню Марии, она отмахнулась, а он, чтобы не ломать голову над непонятными названиями, велел принести то, что у них свежее, здоровое и не слишком калорийное.
        Мария выслушала заказ достаточно равнодушно, Стивен зметил с великим облегчением:
        - Как это хорошо… Даже непривычно.
        - Что?
        - Что ты все ешь.
        - А почему я не должна? - оскорбилась она. - У меня еще нет гастрита. И язвы желудка пока нет. Хотя от таких предположений…
        - Я о запретах, - сказал он неуклюже. - У вас много запретов. Свиней не есть, жвачных и с копытами… или, наоборот, есть, не помню…
        Она помрачнела:
        - Не надо говорить о том, чего не понимаешь. В запретах таится великий смысл.
        Он сказал успокаивающе:
        - Да-да, я не спорю. Более того, согласен.
        Она посмотрела с великим недоверием:
        - Согласен?
        - Да, - ответил он и объяснил: - Запреты действительно были необходимы в те дремучие времена, когда создавались. Запреты - основа нравственного совершенствования человека. Человек, соблюдающий запреты, всегда выше и чище того, кто, как говорится, полностью свободен. Чем человек ниже по интеллекту, моральному облику и соцположению, тем он свободнее. Потому это в самом деле великое, хотя многими и недопонимаемое решение… ну, насчет соблюдения даже нелепых запретов.
        Она просияла:
        - Спасибо! Я не думала, что поймешь.
        - Ну да, я же американец.
        - Извини.
        - Погоди, - ответил он серьезно, - однако сейчас добавилось огромное количество новых запретов. Их более чем достаточно, чтобы не дать человеку расслабиться и превратиться в животное. Не стой под стрелой, не лезь в трансформаторную будку, не отдыхай на рельсах, не ходи на красный свет, закрывай кран, не суй пальцы в мясорубку, не трогай оголенный провод…
        Она нахмурилась:
        - Это не те запреты.
        - Это запреты нового времени, - пояснил он. - Они такие же, только их намного больше. Их тысячи, миллионы! Они на каждом шагу, их гораздо больше, чем у древнего иудея. Именно эти запреты определяют, кому вообще жить, а кому в школу дебилов, а из выживших - кто на низшей ступеньке лестницы, а кто на высшей. Понятно, что на высших еще больше ограничений, начиная от добавочного умения завязывать галстуки и играть в гольф, а заканчивая умением пользовать столовыми приборами, где только вилок тридцать видов… Эти правила важны, они в самом деле работают и в самом деле четко отделяют низших от богоизбранных. Говорю без иронии, ибо Бог избирает постоянно работающих над собой, совершенствующихся, постоянно следит за такими и лишь краем глаза присматривает за стадом гораздо менее ценных, которые могли бы, но… не стали.
        Она опустила глаза и неспешно резала стейк, орудуя ножом и вилкой. Когда Стивен спохватился и торопливо взялся за еду, Мария заговорила тихо:
        - Ты хорошо сказал. Неважно, что неверно. Уже то, что ты сам осмысливаешь суть запретов, говорит в твою пользу.
        - Почему неверно? - заинтересовался он, основательно задетый. - Запреты не есть свинину или приказ обрезаться на восьмой день - то же самое, что соблюдать требования и запреты, скажем, гороскопов. В гороскопы, кстати, всерьез верит гораздо больше народу. И соблюдает эти дурацкие предписания, мол, я - Рак, потому мне нужно то-то и то-то, а если учесть, что я родился под такой-то звездой, то мне нельзя этого и этого, а нужно вот это и это.
        Она усмехнулась, он, ободренный, сказал уже без такого жара, примирительно:
        - Что делать, человечество в основе своей такое тупое и суеверное стадо, что ему просто необходимы эти таинственные знаки свыше. Желательно, чтобы пришли из древности. Из глубокой древности! А если вообще из рук Господа или хотя бы его пророка, то это ваще, это клево, полный улет, записывайте нас в полные и абсолютные члены!
        Она снова усмехнулась, а он, поперхнувшись, вдруг подумал: а чего это я накалился, распинаюсь о высоких материях, когда передо мной всего лишь хорошенькая женщина, с которой я провел дивную ночь… и светит еще одна?
        Ее тонкие пальцы безо всякой рисовки изящно держат вилку, нож отрезает такие ровные полоски, что ни один повар в ресторане не сумеет, зубцы легко подхватывают и отправляют в рот…
        Господи, подумал он вдруг в смятении, да я воспламенился ораторским пылом потому, что она… дорога мне! Одной постели, даже самой дивной, мне вдруг мало. Я не хочу с нею только спать, вернее - трахаться. Я хочу и спать с нею, обхватив руками или подложив под ее щеку плечо, когда она во сне забрасывает на меня ногу и так сладко сопит в шею.
        Я хочу с нею ходить вот так вечерами в кафе, к друзьям, хочу принимать их у себя, чтобы принимал не один, а вот так вдвоем, а они потом, пошептавшись, спрашивали с пугливым восторгом, что за дикую пантеру привез из дальних странствий…
        Она ела все медленнее, наконец ее руки замерли. В темных глазах блеснуло нечто дикое.
        - О чем вдруг насупился?
        Он ответил тихо:
        - Я только сейчас понял, что я счастлив.
        Она фыркнула:
        - Это от супа, что ли? Ты еще не попробовал, какое здесь жареное мясо!
        - Все распробую, - пообещал он. - Мария… я в самом деле счастлив. Смотрю на тебя, и моя закорузлая душа поет.
        Она сказала недобро:
        - Представляю, что она поет!
        - И как, - согласился он. - С музыкальным слухом у меня проблемы, ты угадала. Зато громко поет. Во весь голос. Не знаю, что на меня такое нашло, но счастлив, как дикий кабан, что отыскал залежи желудей.
        - Вот-вот, - сказала она. - Как кабан.
        Ее руки снова заработали, деловито отрезая ломтики прожаренного мяса, а он вспомнил, что кабан здесь, как и у арабов, - нечистое животное. Вообще о свиньях стараются не упоминать даже те, кто не придерживается строго запретов Торы.
        За столиками вдруг замолкли, даже ребята на эстраде опустили барабанные палочки, а певица остановилась с широко открытым ртом. Взгляды всех, как за столиками, так и музыкантов, устремились к большому экрану на стене между баром и кухней.
        Вчера у блокпоста израильской армии «Каландия», что на дороге между Иерусалимом и Рамаллахом, снова прогремел сильнейший взрыв. Погибли спасатели, что разбирали предыдущий завал, и два офицера израильской армии. В ответ израильская армия только что вторглась в лагерь палестинских беженцев Рафак, есть убитые и раненые.
        И сразу же все мировые агентства сообщили о вторжении армии Израиля в лагерь мирных беженцев, сразу же многие видные деятели гневно потребовали от США взять все в том регионе под полный контроль. И под словами «полный контроль» во всех странах явно имеют в виду действительно полный, когда здесь не будет других воинских соединений, кроме американских.
        Стивен краем глаза поглядывал и на Марию, разом забурливший зал волнует мало, эта женщина сейчас ценнее всего Израиля. Мария же напряглась и смотрела неотрывно, пока не пошли новости о роскошной выставке бюстгальтеров в Париже.
        Одернувшись, наткнулась на прямой взгляд Стивена. Спросила недобро:
        - Рад?
        - Чему? - спросил он оскорбленно. - Люди не должны гибнуть!
        - Требованиям, чтобы ваши янки и здесь все загребли себе.
        Он покачал головой:
        - Мария, ты не заметила, что мы никогда ничего не гребем? У нас еще в те древние времена, когда создавались Штаты, прямо в Конституции записали, что не имеем права захватывать чужие территории!.. Или ты думаешь, не могли бы присоединить Канаду с севера, а Мексику - с юга, чтобы весь северный континент принадлежал только нам?.. И вообще захватывать и называть своими территориями всякие там кубы, пуэрто-рики и даже всю Южную Америку?.. Извини, но это не нас тридцать семь лет требовали освободить оккупированные территории!
        Она произнесла суховато:
        - Захватывать можно и без формального присоединения к своей территории. Ладно, не будем об этом. Посыпь это мясо перчиком из желтой перечницы… Попробуй, а теперь посыпь из красной. Увидишь, как меняется вкус!
        - А из белой? - спросил он.
        Она засмеялась:
        - Это соль. Правда, соль очень вредна… для американцев.
        - Только для нас? - переспросил он. - А нам показывали место, где жена Лота превратилась в соляной столб в наказание за то, что оглянулась. Мораль: на прошлое нельзя оглядываться, нужно идти вперед и вперед!
        Она снова засмеялась, уже без отчужденности в голосе:
        - Ты еще не безнадежен, если что-то запомнил из нашей истории. Только выводы делаешь странные.
        - Это сказал гид!
        - Наверное, он из Америки. Сейчас вас здесь столько, что от американцев в глазах рябит! Чего бы вам не двинуть так же скопом, скажем, в Индонезию?
        - Зачем? - удивился он.
        Она пожала плечами:
        - А сюда зачем? Там хотя бы на крокодилов смотрели. Или с индонезийками бы спали, экзотика!.. А здесь вас столько, что одним присутствием начинаете размывать Израиль. Скажи честно, очень вас достает существование моей страны?
        Она спрашивала спокойно, чересчур спокойно, даже не смотрела в его сторону, а наблюдала, как официант наливает в ее фужер вино, но потом взяла за тонкую ножку и взглянула поверх его края на Стивена так, как если бы смотрела вдоль ствола пистолета.
        Сердце его стукнуло чаще, но внутренний голос предупредил строго: спокойно, не опережай, не горячись, и он тоже пожал плечами.
        - Она всех достает.
        - Знаю, - ответила она. - Но остальные лишь скрежещут зубами. Да еще фигу показывают в кармане.
        - Верно, - согласился он, - вся мощь теперь только у нас. Видишь ли, я не политик. Скажу как простой обыватель, как рядовой гражданин Америки, который верит в Бога, в справедливость, в равенство всех людей перед Богом и законом… По справедливости человечество не может допустить существования Израиля…
        - Почему? - ответила она напряженным голосом.
        - По тем причинам, которые я перечислил. А еще в вашей древней доктрине, от которой вы не отказались, кстати, заложено достижение абсолютной власти Израиля над всеми народами.
        Она поморщилась:
        - А достижение всемирной власти США - это нормально?
        Стивен покачал головой:
        - Сама знаешь, это всего лишь полемический выпад, чтобы меня уесть. Власть Израиля - это именно Израиля, а власть США… что такое США? Это не страна, не народ, это тот строй, при котором большинство населения желает жить. Возжелает жить иначе - США тут же изменится. Повторяю, США - это олицетворение желаний самих жителей. А Израиль - это древняя воля, которая подчиняет все. И которой вы подчиняетесь, хотя многие требования звучат просто нелепо.
        - На взгляд непосвященного, - ответила она. Ощутила, что звучит чересчур высокопарно и напыщенно, поправилась: - Так на взгляд первоклассника выглядят формулы высшей математики. Немногие в них видят смысл, но именно эти формулы создают турбины, космические корабли, проникают в тайны атома…
        Он улыбнулся, смолчал, что-то слишком в разговоре с красивой женщиной воспламеняется от какой-то ерунды. Не потому ли, на самом деле, что подсознательно жаждет с нею разделять не только ложе, но и все-все, что может встретиться.
        Нам встретиться, подумал внезапно. Не ей и мне поодиночке, а нам.
        - Что с тобой? - услышал он ее участливый голос.
        Он пробормотал:
        - Да вроде бы…
        - Ты побледнел, - объяснила она. - И вообще у тебя вид такой, будто увидел привидение.
        - Ну, - ответил он и попытался улыбнуться, - вряд ли я испугался бы так привидения.
        - А что тебя пугает?
        Она смотрела участливо и в то же время требовательно. Он глубоко вздохнул, сглотнул ком в горле и ответил так, будто бросался с высокого моста с темную воду:
        - Меня пугает, что мы могли бы не повстречаться. Но в дрожь вгоняет нелепое и страшное… что вдруг какая-то глупость разлучит!
        Она разглядывала его спокойно, изучающе, в темных глазах затаилась глубокая печаль.
        - Разве вы, американцы, не считаете, что все люди взаимозаменяемы?.. Причем легко?
        Он прошептал:
        - Откуда такая глупость?
        - Все ваши фильмы, - объяснила она, - о том, как у героя убивают горячо любимую жену, он бросается мстить, на ходу вскакивает в машину к незнакомой женщине… и если она еще и незамужняя, то уже ясно, станут мужем и женой даже раньше, чем настигнут убийцу.
        Он отмахнулся:
        - Фильмы - одно, жизнь - другое…
        Она покачала головой:
        - А у нас это все одно. Мы - люди Книги. Кто-то соблюдает ее полностью, кто-то частично, кто-то совсем чуть-чуть, но у нас нет этого разрыва: книги - одно, жизнь - другое.
        - А ты, - спросил он, - в какой мере соблюдаешь?
        Она лукаво улыбнулась:
        - А ты как думаешь?
        Он поморщился:
        - Ну почему евреи всегда спорят? Почему отвечают вопросом на вопрос?
        Она снова улыбнулась, уже с некоторой неловкостью:
        - Извини. Другой тип мышления.
        Он покачал головой:
        - Что за другой тип? Вы что, марсиане? У всех людей один тип мышления.
        - Нет, я, наверное, неточно выразилась… Наш тип мышления привел к тому, что даже все еврейские философы выражают свои принципы в негативной форме. Извини, сейчас подберу… Вот тебе пример глубочайшего различия в типах мышления, Христос сказал: «Делай другим то, чего желаешь для себя»…
        - Прекрасный принцип, - сказал он настороженно.
        - А вот Хилел, наш философ, который жил за сто лет до Иисуса, сказал: «Не делай другим то, чего не желаешь себе». Как видишь, бездонная философская пропасть между этими двумя высказываниями. Извини, можно откровенный вопрос?.. Скажи, но только откровенно: какую из этих формул ты предпочел бы, чтобы применили к тебе?.. Только откровенно!.. Не спеши отвечать, подумай.
        Глава 16
        Дуглас поднял крышку ноутбука, «Vista», повинуясь голосовым командам, мгновенно соединилась с Интернетом, особая программа начала просеивать сайты, отбирая нужные, в то время как секьюрити наглухо заблокировало любой несанкционированный доступ.
        Как ни странно, мелькнула насмешливая мысль, но самый тяжелый удар еврейскому доминированию Пентагон нанес не бронетанковыми войсками или крылатыми ракетами, а созданием именно вот этого Интернета. Возможно, даже смертельный удар. Не секрет, что абсолютное большинство всех средств информации: телеканалы, газеты, радио - в руках евреев. И, понятно, они тщательно фильтруют информацию.
        А кроме отбора информации, которую считают нужным пропустить для потребителя, так же тщательно следят, чтобы миф об их всемогуществе постоянно витал, зримо или незримо, в любом обществе.
        Но вот пришел Интернет, расплодились неконтролируемые форумы, где каждый желающий может высказаться и быть услышанным, вернее, прочитанным, если напишет достаточно интересно и грамотно. И очень многие с изумлением увидели, что они не одиноки в своей подозрительности к евреям, что и другие тоже… и что эти другие - грамотные и образованные люди, а вовсе не обязательно - озверевшие скинхеды или дебилы с низкими лобиками.
        Взрыва или погромов это понимание не вызвало, однако во всех странах увидели, что еврейское доминирование совсем не так уж и абсолютное. А от такого понимания рукой подать до поддержки тех кандидатов в руководящие органы, хоть в местные, хоть в высшие, кто обещает придержать всяких некоренных… или тех, кто считает настоящей родиной другую страну.
        Он сам мог перечислить не меньше десятка сенаторов, которые в этом году получили большинство голосов избирателей только потому, что пока еще сдержанно, но уже выступили против еврейского засилья. А сколько по такому же принципу избрано мэров, шерифов?
        Самое же главное, что в Интернете появилось и пошло тиражироваться то, чего евреи никогда не показывали, предпочитая говорить об Эйнштейне и Фрейде: их расовая доктрина, которую исповедуют хоть и рьяно, но тайно: евреи - богоизбранный народ, высшая раса, а все остальные народы - говорящий скот. И потому все моральные законы, касающиеся людей, к гоям неприменимы: их можно обманывать, у них можно воровать, их можно посылать на убой. И еще евреи должны во всех странах поддерживать и помогать другим евреям за счет местных, это все равно, как если бы люди помогали друг другу среди стада хищных зверей. Это уже навязло в зубах, но это повторяли и повторяли, как будто изголодались, пока жили с завязанными ртами.
        Он вошел на одном из форумов в чат, отстучал фразу:
        - Привет!.. Я кровожадный Темный Принц!.. Тут есть сейлормуновцы?
        Тотчас же побежали строки:
        - Привет, Темный Принц!.. Я фанат Сейлормуна! Меня зовут Лошадка Аллаха…
        - Хай, Принцяра… Я - громовержец Зевс. Говно все твои сейлормуны…
        - Хэй, Темный, а я вообще Король, так что целуй мне жопу!
        Он терпеливо просмотрел отклики, из трех десятков меньше половины случайных, а так вообще-то вполне безобидный чат балбесов-тинейджеров, никто всерьез не примет, отстучал ответ. Кто знает, сразу поймет, где и когда встреча, вышел из Сети, но некоторое время смотрел и слушал новости по CNN.
        В американской печати, а затем и по всему миру только что разлетелась новость о новом отказе военнослужащих Израиля служить на оккупированных территориях Палестины. Представитель группы отказников Амит Машиах сообщил, что он подал петицию, под которой подписи двух тысяч солдат и офицеров. Они все отказываются нести службу на арабских землях.
        «World news» тут же сообщили, что отказников поддерживают не меньше десяти тысяч военнослужащих, которые пока что не поставили по тем или иным причинам свои подписи. Все они считают размещенные на арабских землях войска такими же оккупационными, какими были войска фашистской Германии в странах Европы. Борьба арабов с ними является законной, а еврею недостойно пребывать на стороне зла.
        - Хорошо, - пробормотал он, - прекрасно…
        Би-би-си сообщает, что британский историк Дэвид Ирвинг написал: «По итогам многочисленных полицейских расследований, в 80% случаев выясняется, что акты вандализма на еврейских кладбищах совершались евреями, отколовшимися от еврейской общины». Это вызвало бурную реакцию, Израиль выступил с протестом, хотя это вообще-то не его собачье дело, речь идет о евреях тех европейских стран, где такое происходит, а с другой стороны, возликовали те, кто постоянно утверждал, что никакого холокоста не было, евреи снова все придумывают.
        Газета «The New Herald» вообще призвала к широкой дискуссии в обществе, в печати моментально появились пространные отклики «за» и «против». Примечательно, что если раньше сказать что-то против евреев осмеливались только те, кому нечего терять: рабочие, иммигранты, шоферы, уборщики, то теперь пошли статьи достаточно серьезных и влиятельных людей. Одних это встревожило, других обрадовало до свинячьего писка…
        - Хорошо, - повторил он с удовлетворением. - Просто прекрасно!
        На часах полчаса до момента встречи, он захлопнул крышку, можно не торопиться, место выбрал поблизости, первым сошел с тропы, по которой толпами прут туристы и паломники. В сторонке уединенное местечко с живописно разбросанными глыбами, естественно, древними, как тут им все поклоняются, дикари…
        Он сидел и фотографировал окрестности, когда начали подтягиваться «туристы» и «паломники», входящие в его группу.
        Первым подошел Ганс Мюллер, коротко кивнул, рукопожатие было крепким и дружеским, хотя в приятельских отношениях с Дугласом никогда не был.
        Он, как и Дуглас, прибыл на Международную ярмарку, что намечена к проведению в Иерусалимском Международном центре конференций. Очень удобное прикрытие, в состав комплекса входит двадцать семь залов, где размещаются от ста до десяти тысяч гостей, а также масса оборудованных залов для семинаров, необъятный Тедди-холл, залы для тематических вечеринок, коктейлей, а также залы со стенами и акустикой, для различных фестивалей.
        Во всей этой пестрой толпе можно затеряться не одной сотне коммандос, и Мюллер подозревал не случайно, что они здесь не одни, просто в целях безопасности пока что им лучше не знать о существовании друг друга.
        Вообще почти во всех крупных городах Израиля, будь это Тель-Авив, Хайфа или Эйлат, - везде проводятся либо конференции, либо фестивали, в этом году самые многочисленные, что с восторгом отметили местные СМИ, не подозревая, что резкий прирост как раз за счет внедренных в делегации коммандос.
        Дуглас слышал, что руководство намеревалось даже воспользоваться международным парадом геев и под их видом заслать еще и пару сот зеленых беретов, но те наотрез отказались вплоть до увольнения из армии, пидоров не станут даже изображать, это ж потом насмешек не оберешься до конца жизни.
        От «хитроумной» затеи командованию пришлось отказаться, с боевым духом солдат считаться необходимо, зато сотни три нарядили под металлистов и панков, разукрасили морды погаже и отправили на международный фестиваль тяжелого рока в стиле техносрань. Неважно, что многие в руках не держали музыкальных инструментов. Операция «Эллинизация» начнется за сутки до начала фестиваля, а тут уж важнее, кто как держит автомат с подствольным гранатометом.
        Вторым подошел Дик Тревис, с ним незнакомый коренастый человек в форме офицера израильской армии. Дуглас взглянул на знаки различия, брови взлетели вверх. Рав самаль бахир, или расаб, как зовут иначе, само по себе очень редкое звание, означает что-то вроде почетного старшины-контрактника. Присваивается оно только после очень длительной службы, да и то если контрактник сумеет зарекомендовать себя высококлассным спецом. В армии США это на уровне подполковника, но там не бывает таких молодых подполковников.
        Дуглас встал, ладонь незнакомца сухая и горячая, пальцы цепкие, но настороженные: коротко и сильно сжал и тут же отпустил.
        - Уриэль Нисан, - представился он.
        Дуглас сказал с широкой улыбкой:
        - Мое руководство продолжает меня удивлять. Вы в самом деле…
        - В самом, - прервал Уриэль. - Предваряя ваш следующий вопрос, скажу, что я - чистокровный еврей, патриот Израиля, и я не предаю свой народ. Как не был предателем Барух Спиноза, который первым вывел евреев из гетто и заставил их посещать европейские университеты.
        Дуглас сказал торопливо:
        - Понимаю. И восхищаюсь вами! Сколько таких, как у нас, так и у вас, кто не принимает прогресса, тянут назад в пещеры, отвергают общую семью народов!.. Давайте сразу определимся: я беру северо-западную часть города, вы - юго-восток, связь будем держать непрерывную. И посоревнуемся, у кого будет меньше жертв среди местных…
        Израильтянин скупо улыбнулся:
        - Не старайтесь меня щадить. Я буду убивать или выводить из строя всех, кто попытается остановить меня или мой отряд. Неважно, кто передо мной окажется: правоверный еврей или просто еврей. Такое в горькой истории моего народа уже происходило много раз. Это только со стороны кажется, что евреи только и делают, что помогают друг другу…
        Подходили еще крепкие ребята, играющие роль туристов, паломников, членов различных делегаций. Трое разошлись по углам треугольника, обеспечивая охрану и электромагнитную завесу для микрофонов направленного действия, остальные с шумом и смехом расположились вокруг Дугласа и Уриэля.
        Еще перед отправкой из США десантному корпусу Дугласа поручили захватить именно Тель-Авив, как столицу Израиля, самый крупный город и деловой центр, и Дуглас еще в самолете с энтузиазмом изучал карту Тель-Авива, «холм весны», как он сразу перевел на английский, чуть ли не самый молодой город Израиля, его начали строить жители Яффо на голых песчаных дюнах.
        Стивен при распределении ролей охотно довольствовался ролью второго, так с великим облегчением решил для себя Дуглас, когда Стивен выбрал для себя Иерусалим, старый город, где ни особых правительственных зданий, ни военных баз, ничего такого, что оказало бы сопротивление оснащенному до зубов десанту.
        Так, по крайней мере, счел Дуглас, и тут не катит ссылка, что в отношении евреев не действуют другие законы. В войне с эллинами они показали пример первой в мире религиозной войны, когда сражались и умирали не за власть, не за сокровища или территории, а за веру, за право совершать обрезание и не есть свинину, но сейчас учтен и опыт неудачной эллинизации тех далеких времен…
        Глубже всех закрепился в Израиле Курт Вайсмер, сейчас он с завистью, но и с некоторым превосходством посматривал на молодых и немолодых коммандос. Ему не так повезло, как Дугласу или Стивену: забросить слишком много молодых и крепких мужчин под личиной туристов может показаться подозрительным, хотя в Израиль вроде бы прут все поглядеть на самую древнюю цивилизацию на свете.
        Ему пришлось приехать в числе первой крохотной группы, потом в Израиль приезжали в течение двух последних лет и оседали, отыскивали работу и становились незаметными среди миллионов самых разных людей на свете уже сотни опытных диверсантов, а Курт всех их принимал, инструктировал, помогал устроиться.
        Дуглас вскинул руку, все мигом умолкли, он сказал веско:
        - Мы не должны держаться все одинаково. Это выдаст нас точно так же, как если бы мы ходили строем. Курт Вайсмер, он прожил здесь полтора года…
        - И еще не обрезанный? - ахнул кто-то.
        Несколько голосов заржало. Дуглас нахмурился:
        - Тихо-тихо. Из каждого десятка один пусть начинает поиск работы. Это заодно поможет вам лучше познакомиться не только с городом, но и со зданиями внутри. Сейчас Вайсмер расскажет вам, как искать работу… Курт, прошу!
        Тот поднялся, суровый и нахмуренный, смешки сразу умолкли. Он заговорил ровным голосом педагога, читающего урок в классе для дебилов:
        - Нормальную работу вам искать не стоит, все равно бесполезно. Все схвачено местными. Хорошо, если найдете ту работу, за которую берутся арабы. Это уборщики на улице, сторожа и разнорабочие на стройках, на ремонте дорог и прочее-прочее, где не требуется ни ума, ни квалификации. Потом, конечно, попытайтесь устроиться получше, иначе будет выглядеть подозрительно, что квалифицированный инженер или опытный электрик продолжает работать мусорщиком.
        - А почему не сразу? - спросил кто-то.
        - Очень большая волокита с переподготовкой, - ответил Вайсмер незамедлительно, - пересдачей, а потом еще множество экзаменов. К тому же все ваши дипломы сперва очень долго проверяются, вплоть до того, что запрашивают с места ваших прежних работ все ваши данные. На это уходит уйма времени, а вам жить на что-то надо? Вот и подметаете улицы да подбираете каштаны за проезжающими ослами. Но потом, когда выяснится, что вы - в самом деле опытный инженер, вам все равно придется проходить переподготовку, потому что местные не считают даже наши американские дипломы… полноценными.
        - Гады, - выругался один. - Я перебью этих экзаменаторов вместе с военными. За сопротивление демократии. Наши дипломы - лучшие!
        - Они лучшими считают свои.
        - Наши лучше уже потому, что мы - хозяева планеты, а не эти пейсатые! А как искать работу так, чтобы было видно, что ищу, а она не подходит?
        Вайсмер улыбнулся:
        - Проще простого. Неквалифицированный труд оплачивается не более чем 4,5-5 долларов за час. Если в объявлении предлагается больше или намного больше - что-то здесь не то. А вы все привыкли к оплате более высокой, вот и воротите нос. И не хотите работать рядом с арабами…
        - Э-э, парень, мы не расисты!
        - Зато здесь расисты, - напомнил Вайсмер. - И потому на самых грязных и низкооплачиваемых работах - арабы. Так что читайте объявления о найме на работу очень внимательно. Из Америки сюда приехали только жулики, так что держите ухо востро. Да и местные тоже, ну вы эту публику знаете! С вас не должны брать деньги за устройство на работу, особенно авансом. Нормальные посреднические конторы берут деньги с работодателя. Да и по закону не положено. Вам, конечно, будут говорить, что если вас в течение месяца не устроят на работу, то деньги вернут. Вернуть-то, может, и вернут, хотя вряд ли, но, во-первых, вам это будет стоить больших усилий, во-вторых, жулье успеет ваши деньги прокрутить несколько раз, заработать на них, а потом отдаст, если вы их начнете таскать по судам. А вот еще… В последнее время распространилось взимание денег якобы за страховку. Все это ерунда. Страхует вас работодатель, когда вы уже работаете.
        Еще один сказал с некоторым недоверием:
        - А я вот видел объявление, где серьезная фирма ищет работников, оплата большая…
        Вайсмер кивнул, вид довольный, словно десантник подтвердил его слова.
        - Это тоже рассчитано на приезжих идиотов. Слушайте внимательно: если в объявлении встретите примерно такой текст: фирма серьезная, солидная, американская и прочее-прочее, ищет работников энергичных, деловых, предприимчивых и так далее, оплата большая, хорошая плюс премии, обещано участие в прибылях и прочая лапша на уши, но будет указан только номер сотового телефона - не верьте. Все это ерунда. Можете не звонить. Нету серьезной, солидной, американской фирмы.
        - А что есть? - спросил кто-то с интересом.
        - Хочешь узнать - позвони. Магнитная карточка для звонков уже есть?
        - Нет.
        - Вон там внизу по склону почта, купи. Ну, мне было указано еще и ознакомить вас, как нанимать квартиру, как избежать, чтобы вас не обжулили при начислении зарплаты, как тратить заработанные деньги, но, во-первых, это очень много и долго, а во-вторых, это какой-то придурок сочинял эти инструкции. Он что, полагает, нам здесь всю жизнь торчать среди жидов?.. Вы не успеете первую зарплату получить… вы меня поняли? И вам неважно будет, большая она или малая, этими шекелями все равно только задницу можно будет подтирать.
        Глава 17
        Они шли по тесным улочкам Старого города, где не разъехаться двум легковым автомобилям, над головой сизо-лиловое небо с множеством крупных южных звезд, по обе стороны проплывают низенькие домики, а за ними вдали и одновременно так близко сияют в лунном свете Храмовая гора, резиденции патриархов, храм Гроба Господня.
        Из распахнутых окон доносится музыка, крики болельщиков, Стивен услышал что-то про арабских подростков, забросавших камнями автобус с туристами.
        Мария наблюдала за ним насмешливо.
        - Разве это новость? - сказала она язвительно. - Вот вчера американской крылатой ракетой «Томагавк», стоимостью всего в два миллиона долларов, была уничтожена важная стратегическая цель в Ираке - подозрительный ишак стоимостью три доллара!
        Он усмехнулся:
        - Мы не жадные. Если нужно, выбросим на ветер и миллиард.
        - Еще бы, - согласилась она с тем же ядом в голосе. - Особенно сейчас, когда США сворачивают программу «нефть в обмен на продовольствие» и разворачивают новую программу «нефть на халяву»…
        - Да? - сказал он с интересом. - А как насчет известной еврейской дилеммы: ветчина на халяву?
        Она расхохоталась:
        - Это уже давно не дилемма.
        - Вот как? И как ее решили?
        Она покачала головой:
        - Не скажу. Попробуй догадаться.
        Попробую, ответил он мысленно. Для эллинизированных евреев это в самом деле не вопрос. Эллинизированный еврей - это тот, который несет миру идеи доброты и справедливости. А настоящий, как Мария называет этих пейсатых, это те, для кого других людей, кроме евреев, не существует. Для которых главное не к справедливости стремиться, а не есть свинину, не есть мяса с молоком, не зажигать огня в шабат… «Ненастоящие» дали миру великий закон «Люби ближнего, как самого себя», а для настоящего еврея это звучит как «Люби только еврея, а остальные - не люди вовсе». Только бы Мария оставалась такой же, какая сейчас…
        Он обратил внимание, что Мария нарочито сделала крюк, чтобы обойти стороной Стену Плача, зато увидели церковь Дормицион, гробницу Захарии. Еще дальше можно было увидеть Бассейн султана, однако она решительно свернула в слабо освещенный переулок, он выглядел прорубленным в толще каменной горы, настолько одинаковый камень в стенах справа и слева, под ногами и везде впереди, насколько хватал глаз.
        - Ты не в гробнице живешь? - спросил он шутливо. - Одни камни, хотя бы одна травинка…
        - А ты не запомнил? - спросила она.
        - Нет, - ответил он сокрушенно. - Я брел, как в тумане. Каким зельем ты меня отравила?
        Она повела вдаль рукой:
        - Вот там кнессет, здание Верховного Суда…
        - Да ну? - спросил он с наигранным удивлением. - А я думал, что это все в Тель-Авиве.
        Она коротко усмехнулась:
        - Врешь ты все.
        - Почему? - возразил он. - Ты же сама уверена, что мы, американцы, не интересуемся ничем в мире, кроме себя! Мы вообще единственная нация в мире, где, к примеру, никогда не преподавали иностранные языки. Вот настолько мы самодовольны и самодостаточны.
        В каменном дворике, все так же больше похожем на дно каменного колодца, несколько женщин на лавочках чешут языки, двое подростков под слабым светом фонарей гоняют мяч. Стивен рассмотрел у обоих длинные пейсы, в сердце закралась жалость: только перед сном этим несчастным удается побыть просто детьми…
        На стене краской написано: «Мечтаешь попасть в Америку? Поступай в ракетные войска!»
        Мария перехватила его взгляд, отмахнулась:
        - Это Иван написал. Вообще-то он Шломо, но его зовут Иваном. Он служил в ракетных войсках СССР, до сих пор рассказывает про сапоги на пульте…
        - Русский?
        Она задумалась на минутку.
        - Ну… Если в Америке политкорректно называть негров афроамериканцами, то, может, у нас будет политкорректным называть таких, как он, израилороссиянами.
        - А, - сказал он, - я знаю, что треть Израиля - это приехавшие из России. До сих пор хотят дать Америке достойный ответ, хотя она уже давно никого и ни о чем не спрашивает.
        Мария поздоровалась с женщинами, те ответили вразнобой, на Стивена уставились с нескрываемым любопытством.
        Едва Мария открыла дверь в квартиру, Стивен подхватил ее на руки и понес прямо в спальню.
        - Сумасшедший, - засмеялась она ему в ухо. - Нет, ты не американец!
        Ногой открыл дверь, но неожиданно громко и нахально зазвонил телефон на столике возле кровати. Тело Марии напряглось, Стивен с неохотой поставил ее на пол.
        Однако ее лицо дрогнуло в усмешке, когда увидела высветившийся номер, Стивен заметил, что в последний момент не стала брать трубку, а нажала кнопку громкой связи. Раздался хрипловатый мужской голос, говорил по-английски, Стивен сразу уловил характерный акцент, присущий только славянским народам:
        - Мария, дорогая!.. Нашему первенцу завтра исполняется двенадцать лет, ты помнишь?
        - Помню-помню, - ответила Мария, хотя по ее лицу Стивен не сомневался, что впервые услышала.
        - Отлично! - загремел голос. - Я приглашаю тебя, солнышко, это дело отметить. Но ты сама понимаешь, какое сейчас время, как сейчас всем трудно… Короче, приходи уже пьяной, хорошо?
        - Обязательно, - ответила она весело. - Извини, Иван, у меня гости, потом поговорим.
        Она прервала связь, Стивен развел руками:
        - Не понимаю этот еврейский юмор.
        - Это русский юмор, - поправила она.
        - Какая разница, - возразил он. - Должен существовать только американский. Когда тортами в морду, на банановой шкурке вверх копытами…
        Она вскинула брови, готовая возразить, но сообразила, что он, в свою очередь, ловит ее на стереотипы про американцев, замахнулась шутливо:
        - Америка нам не указ! Она нам - диктат…
        - Диктат, - согласился Стивен.
        Мария посмотрела пытливо, словно стараясь понять процентное соотношение шутки и хвастливой правды, съязвила:
        - Это потому, что дайте американцу точку опоры, он тут же положит на нее ноги?
        - Вот такие мы архимеды, - согласился он снова.
        Она не противилась его рукам, но и не отвечала, будто оставалась в своем мире. Но он настойчиво и терпеливо задействовал все эрогенные зоны, ее тело из холодной мраморной глыбы медленно превращалось в теплый воск. Наконец он ощутил, как под кончиками пальцев, разделенных лишь тонкой кожей, прокатываются волны огня, даже дыхание ее невольно стало коротким и горячим, она вскрикнула и, больше не сдерживаясь, обхватила его обеими руками.
        После долгой паузы он с трудом выдохнул:
        - Фу, теперь я понимаю…
        - Что? - спросила она живо.
        - Я догадывался, что если есть домашние хозяйки, то где-то должны быть и дикие… Теперь я обнаружил, где…
        Она стукнула его кулаком по груди.
        - Это ты дикий. Посмотри, какие синяки у меня на руках! И что у меня с плечами… Всю меня задавил, гризли!
        Она легко поднялась, стройная и так же хищно гибкая, неслышно пробежала через спальню, оставив дверь открытой, исчезла. Слышно, как ударила тугая струя воды, донесся испуганно-счастливый смех…
        Он лежал на спине, руки раскинул в счастливом блаженстве, едва не задремал, но прошлепали босые ступни, он поспешно поднял тяжелые веки.
        Мария с хитрой улыбкой шла к постели, обнаженная, загорелая так, что выглядит изящной статуэткой из темной меди, вдруг ожившей, и что у нее на уме…
        Он невольно засмотрелся на ее как циркулем очерченные груди, тоже покрыты загаром, хотя слабее, в каких-то случаях Мария загорает в купальнике, в каких-то - без, а низ плоского живота без всякой интимной стрижки, как прекрасна эта нетронутая парикмахерами дикость!
        Он пробормотал с восторгом:
        - Знаешь ли, а ты в самом деле идеальная женщина…
        Она засмеялась:
        - Теперь я тоже это чувствую. Но, странно, как это понял ты?
        Он начал медленно загибать пальцы:
        - Вот фразы идеальной женщины: прости, я была не права!.. Милый, ты уверен, что выпил уже достаточно?.. Я не слишком много разговариваю?.. Пойду-ка я на фиг!.. И самая важная: я решила с сегодняшнего дня ходить дома голой.
        Она быстро возразила:
        - Ничего я не решила!.. Просто очень жарко, и я думала, что ты спишь!.. Ладно-ладно, давай, я хочу послушать, в чем я еще идеальная!
        - Давай, - сказал он, - лучше выпьем пива и посмотрим футбол, ну его на хрен, этот магазин!.. Не говорила еще?.. Жаль…
        - Скажу, - пообещала она. - Я в самом деле не очень люблю таскаться по магазинам. Что еще?
        - Ты не мог бы снова шлепнуть меня по жопе?.. Да ну, не пойдем сегодня гулять - рядом открылся отличный стрип-бар, зарулим туда?
        Она расхохоталась и повторила очень серьезно:
        - Милый, ты не мог бы снова шлепнуть меня по жопе?.. Да ну, не пойдем сегодня гулять - рядом открылся отличный стрип-бар, зарулим туда?
        Он тоже захохотал и, ухватив ее в объятия, повалил на себя, а она, упершись кулаками в твердую, как нагретая солнцем гранитная плита, его грудь, отодвигалась, выгнувшись, как тонкая лоза. Он держал ее за бедра и чувствовал кончиками пальцев, как под ними струятся горячие потоки крови, как там становится все жарче, пока его собственные пальцы не начали плавиться в этой жаре.
        Она хмыкнула и начала загибать пальцы:
        - Ладно, а вот теперь признаки типичного американца: он гордится тем, что именно Америка победила Гитлера во время вьетнамской войны в Ираке, он даже кока-колу пьет завернутую в бумажку, он переспал со своим психоаналитиком, он очень хочет похудеть, но не знает, у кого спросить как…
        - Я знаю как, - возразил Стивен весело, - пусть поступит ко мне на службу. Из любого быстро аскариду сделаю!.. Ну-ну, какие там еще за нами отличительные признаки?
        Она загнула следующий палец:
        - Каждую ночь он ложится спать с Синди Кроуфорд, а просыпается с Вупи Голдберг.
        Стивен многозначительно улыбнулся и взглядом дал ей понять, что с ним ну совсем не Вупи.
        - Непринужденность озорной пьяной драки, - сказала она педантично, - он всегда променяет на нудное судебное разбирательство. Еще он тщательно следит за уровнем холестерина на этикетке…
        - Это да, - согласился он. - Мы - здоровая нация. В здоровом теле - здоровый дух!
        - Это от греков, - определила она. - Девиз эллинов.
        - Какой у нас сегодня день? - спросил он.
        - Четверг, - ответила она.
        - Слава Богу, - вздохнул он.
        - А что тебя тревожит? - спросила она.
        - Суббота.
        Она вскинула брови, в глазах проступила неясная тревога.
        - Тебе уезжать?
        Он покачал головой:
        - Я уеду только тогда, когда ты меня отошлешь. Хотя нет, я не гордый европеец, я - американец! Я буду сражаться за тебя. И постараюсь тебе доказать, что именно я - лучший мужчина на свете.
        Она загадочно улыбнулась, кончики ее пальцев ласково пробежали по его волосатой груди.
        - Я с этим не спорю уже сейчас. А что у тебя с субботой?
        - У меня ничего, - признался он. - Я боюсь, что… у тебя.
        Ее брови удивленно приподнялись, он прямо взглянул в темную глубину удивительных глаз. Да, Мария, сказал он мысленно, я знаю, что в субботу настоящий еврей не включит стиральную машину, даже если нужно срочно постирать засраное белье или испачканную одежду, в субботу нельзя пойти в кино, как все люди, даже ответить на телефонный звонок, а можно только тупо посмотреть на мобильник, но… не дать пальцу коснуться кнопки.
        А чего стоит требование иудаизма, мелькнула мысль, что женщина обязана хотя бы раз в месяц окунаться в микву, ритуальный бассейн для омовений, без этого мужчина не имеет права прикасаться к ней. В буквальном смысле прикасаться, а не только ложиться с нею в постель. Возможно, в свое время это было хорошее правило, но миквы по-прежнему все те же: полтора на полтора метра, это что-то типа большого унитаза, когда там «омываются» многие женщины.
        В то же время теперь практически в каждой квартире просторные ванные комнаты, где можно принимать ванны и наслаждаться, не рискуя подцепить грибок или что похуже. Однако «настоящие» евреи гоняют своих жен именно в микву, так принято, а ванна не в счет.
        Она медленно кивнула, блеск в ее глазах погас.
        - Стивен, - шепнула она тихо, - давай сперва доживем до субботы.
        Она легла рядом, и хотя Стивен чувствовал, что и в ее теле столько же неистраченного жара, как и в нем, однако обнялись без всякой чувственности, как будто прятали друг друга от злого холодного ветра.
        Он услышал возле уха прерывистый вздох, Мария положила голову ему на плечо и прижалась всем телом. Именно тело инстинктивно ищет защиты у сильного мужчины, в то время как она сама, уверенная и до предела эмансипированная, полагает, что любые проблемы ей по плечу.
        С чувством сокрушающей любви и жалости он обхватил ее обеими руками, сожалея, что у него не ласты и не может укрыть ее всю, спрятать в себе, уберечь от всего, что вскоре выпадет на эту политую кровью землю.
        Глава 18
        Файтер нервно барабанил пальцами по столу. Спецоперация армии Израиля на западном берегу Иордана привела к гибели пятидесяти двух палестинцев. Во всем мире правозащитные организации и средства массовой информации подняли крик. В их шуме потонули слабые оправдания, что операцию совершили в ответ на недавнее нападение арабских боевиков на автобус, где погибло пятеро израильских рабочих.
        Даже некоторые из местных правозащитных организаций заявили, что нечего израильским рабочим там делать, лучше всем израильтянам убраться с незаконно оккупированной земли и оставить арабов в покое. И вот если арабы начнут нападать на Израиль, симпатии всего мира вернутся к израильтянам.
        Все верно, подумал он хмуро, но тогда израильтяне перестанут быть израильтянами. Им самим необходимо это напряжение, это постоянно разогреваемое чувство обиды, оно тоже помогает цементировать нацию, которая, честно говоря, уже трещит по швам.
        Правда, напомнил себе трезво, вот уже три или пять тысяч лет трещит. С того дня, как Моисей вывел из Египта пятую часть народа, а остальные остались, растворились среди египтян и стали египтянами.
        А война против израильской оккупации нарастает. Даже без всякой поддержки со стороны спецслужб. Собственно, сами поселенцы, как в районе Газы, так и на западном берегу Иордана, с самого начала вели войну на два фронта: против арабов и против своего же правительства. Это они начали захватывать на арабских территориях холмы и строить там жилища, это было названо «войной холмов», потом название затерлось и забылось, но суть в том, что поселенцы, используя преимущество сплоченности и организованности, успевали укрепиться раньше, чем ошалевшие арабы, что, как стая разъяренных бандерлогов, начали потом собираться и бросаться камнями.
        Таким образом, захватывая гивы, то есть холмы, самые романтично настроенные поселенцы вообще планировали покрыть арабские земли сетью поселений, размножиться, как велел Господь праотцу евреев Аврааму, и вытеснить с лица планеты сперва арабов, а потом и остальные народы. Правда, Штаты в том случае стояли твердо и постоянно настаивали, чтобы Израиль вывел свои незаконные поселения.
        Летом две тысячи пятого Израиль вынужденно эвакуировал все из сектора Газа, арабы ликовали, хотя еще тогда Файтер чувствовал некоторую двойственность в своем отношении. Вообще-то поселенцам было что сказать в свою защиту, в смысле, что просто приходили и селились на ничейных землях. В смысле, не захватывали собственность, принадлежащую какому-то арабу. Селились на пустых холмах, на которые собственности ни у кого не было. Только в район Газы переселилось двести тысяч евреев, и в защиту говорили гордо, что ни одну оливу не спилили, ни один коровник не разрушили, что принадлежали бы арабам.
        С одной стороны, когда их слушаешь, проникаешься их верой в справедливость и даже законность их поступков, ну хотя бы перед Богом законность: ведь что незаконного в том, чтобы занимать пустующие земли? Однако, с другой стороны, почему Европа противится наплыву эмигрантов, которые тоже хотят лишь поселиться в Германии, Дании, Франции, Италии? Почему Россия не знает, как закрыть границы от чуть ли не массовых переходов на ее территорию китайцев?.. Почему все президенты США, каждый по-своему, добавляли заслоны против незаконного проникновения мексиканцев и пуэрториканцев на территорию Штатов? Земля, даже ничейная, все равно принадлежит коллективному пользователю: народу той страны, в границах которой находится.
        Тель-Авивский университет, к слову, находится на месте снесенной арабской деревни. Как и Лод, Яффо и множество других арабских сел и деревень. Современные израильтяне сносили их с той же жестокостью, как и древние иудеи под началом Иисуса Навина, вторгшиеся в Палестину, убивали всех местных жителей. Так и здесь, кто не успевал убежать перед наступающей бронетанковой мощью ЦАХАЛа, того вбили стальными траками в землю.
        Нет, что ни говори, но Израиль должен исчезнуть. Евреи останутся, они должны раствориться в человечестве, как растворяются в нем немцы, англичане, славяне, китайцы и арабы. Как ни жаль прошлого, но жить нужно будущим.
        Он прерывисто вздохнул, уже вторую неделю нелады с сердцем, врач настаивает на процедурах и длительном отдыхе, а ведь сердце у него было как у молодого быка!
        От лифта звякнуло. Файтер согнал с лица выражение глубокой тревоги, приподнял уголки рта, привстал, снова сел. После отмеренной паузы створки раздвинулись, из глубины кабинки вышел Бульдинг, еще шире и толще, словно последние дни приплюснули и его, бульдожье лицо злое, тяжелая челюсть двигается из стороны в стороны так, будто дробит мелкие кости.
        Файтер пожал руку, Бульдинг бросил на него короткий взгляд и тут же опустил, но Файтер понял, что от старого фэбээровца не укрылись ни его нервозность, ни тщательно скрываемый страх.
        - Приветствую вас, господин президент! Счастлив видеть вас в добром здравии.
        - Спасибо, Жан-Поль… У вас хороший цвет лица, но злое выражение. Что-то случилось?
        Бульдинг фыркнул и бросил на стол президента книгу. Файтер увидел яркое название «Тайная война против евреев» с подзаголовком «Как западные державы предали еврейский народ» и совсем мелкими буквами «Сокращенный перевод Арье Левина».
        Бульдинг раскрыл и с пасофом прочел аннотацию:
        - «Тайная война против евреев» - это поразительный отчет о предательстве Западом еврейского народа и Израиля…» Да-да, господин президент, это мы, оказывается, их предали, а не они нас… «…на протяжении всего двадцатого столетия. Эта книга основывается в значительной мере на недавно рассекреченных документах, интервью с сотнями сотрудников разведывательных органов и государственными служащими. Она является важным историческим документом и в то же время ошеломляющим разоблачением всеобщего заговора и обмана».
        Файтер хмыкнул:
        - Ну-ну. Всеобщего заговора и обмана.
        Бульдинг вновь с отвращением швырнул книгу на стол.
        - Как видите, они наносят упреждающий удар. Не они, оказывается, устроили заговор против всего человечества, а человечество вело тайную войну против евреев! Правда, здесь говорится только о «Западе», хотя под Западом имеется в виду не только Европа, Россия, но и США. Как будто не точно так же ведут себя японцы, китайцы, индийцы… а уж про арабов вообще молчу!
        - Их оставляют на потом, - согласился Файтер. - Сперва превентивный удар по нас. Но… поздно.
        - Началось, - согласился Бульдинг с превеликим удовольствием. - Мне приходится уже начинать сдерживать антиеврейские настроения!
        - Антиеврейские?
        - Точнее, эксцессы, - уточнил Бульдинг. - А то было вплоть до погромов! Наши храбрецы, что ходили, засунув языки в задницу, разом осмелели, как только сообразили, что еврейские силы самообороны уже нейтрализованы.
        Файтер кивнул, в преддверии этой дурно пахнущей войны начали особенно рьяно требовать стереть с лица земли Израиль те евреи, что веками живут в других странах. В Англии стали более англичанами, чем остальные, в Германии - немцами, а в России вообще вся русская интеллигенция состоит из евреев, искренне развивающих именно русскую литературу, русский театр, русский балет, русскую живопись.
        Так же, как мусульманские общины на Западе ощутили угрозу своему существованию из-за исламских боевиков, так и евреи Запада и США, стыдясь оставшихся на древней прародине и не сумевших приспособиться к реалиям жизни, наиболее ревностно настаивают на скорейшем поглощении этого последнего пятнышка на карте, закрашенного другим цветом, где все еще свое правительство, своя армия, свое оружие и свое видение мира.
        Многие из евреев, несмотря на нелюбовь к войнам, заявили, что вступят в ряды армии, если их пошлют наводить порядок в Израиле, как сумели навести в Ираке, другие делают крупные пожертвования в возможные десантные операции.
        В воздухе уже начало витать ощущение последней из войн в истории человечества, после которой исчезнут всякие намеки на отдельные нации, языки, обычаи. Мир станет действительно единым, любой человек наконец-то сможет без всяких ограничений путешествовать в любую точку земного шара, разве это не счастье?
        Файтер подвел Бульдинга к огромному экрану, там бескрайнее море, но Файтер бросил пару слов, и Бульдинг увидел с высоты птичьего полета множество боевых кораблей, в центре которых медленно двигаются два чудовищных авианосца.
        - Седьмой флот, - коротко сказал Файтер.
        - В Средиземном море? - спросил Бульдинг.
        - Да, - ответил Файтер и чуть улыбнулся. - Мы должны подавить оставшиеся базы боевиков, такова официальная версия.
        Бульдинг сказал торопливо:
        - Я слышал, по всем средствам массовой информации прошли сообщения, что в ряде исламских государств снова созданы крупные террористические формирования! Естественно, мы не можем не отреагировать. А что командующий флотом?
        - Адмирал Денгер? Истинной цели он пока не знает. Когда мы примем окончательное решение, он получит приказ повернуть к берегам Израиля.
        Бульдинг кивнул. На Ближнем Востоке в самом деле произошли крупные волнения, участились террористические акты. Только сам президент и в руководстве ЦРУ знают, какие суммы пришлось вложить, чтобы создать хоть какие-то боевые отряды исламистской молодежи. Им открыли зеленую улицу для терактов, снабжали информацией, лучшим оружием, специальными минами, вроде бы изготовленными в кустарных мастерских, но очень мощных.
        В газетах подробно расписаны все случаи бесчинств исламских фанатиков, аналитики предсказывали, что на этот раз войска США не только не уйдут, но, напротив, окончательно сместят все исламские режимы, заменив их светскими правительствами. Как в Турции. О Турции говорили постоянно, здесь деисламизация шла настолько бурно, что в мечети остались одни старики, а гомосеков, трансвеститов и больных СПИДом - как показатель цивилизованности общества - стало едва ли не больше, чем в раскрепощенной донельзя Америке.
        Группировка «Хисболлах», уже трижды уничтоженная и разгромленная, ухитрилась среди бела дня прямо в центре Багдада захватить в заложники большую группу туристов. Требования, которые выдвинули, были совсем уж дикие и заведомо невыполнимые: убрать все американские базы из арабских стран, построить в Нью-Йорке самую крупную мечеть, на телевидении выделить телеканал для пропаганды ислама, разрешить преподавание на арабском. Как только с ними начали вести переговоры насчет выкупа, они начали убивать в день по заложнику, а отрубленные головы подбрасывали к зданию телевещания Ирака.
        Крик возмущения разнесся по всему миру. Крайняя жестокость возмутила даже тех, кто вообще-то втайне злорадствовал, что проклятые туристы-толстосумы попались в лапы грязным арабам. Но одно дело, когда их там побили и обобрали, другое - когда вот так отрубают головы, будто в Средние века. В департаменте США с запозданием ответили, что направляют на Ближний Восток ударную группировку, которая окончательно возьмет под контроль эту взрывоопасную область и больше оттуда не уйдет.
        Звякнуло, президент и директор ФБР оборвали разговор и повернулись в сторону лифта. Створки раздвинулись, вышли Олмиц, Гартвиг, Бергманс, Герц и Ваучер. Олмиц произнес с улыбкой:
        - Снова этот лис пролез вперед для каких-то каверз!
        - Еврей потому что, - сказал из-за его спины Ваучер. - Чего от них ждать?
        Файтер пожимал всем руки, улыбался, широким жестом указывал на расставленные вокруг стола стулья. Бульдинг тоже обменивался со всеми рукопожатием и делал вид, что это он все организовал, а Олмицу еще и подмигнул заговорщицки, тот надулся и отодвинулся.
        Когда все заняли места и молча смотрели на него с ожиданием, Файтер сказал деловым тоном:
        - Итак, продолжаем работать над операцией «Эллинизация». Напоминаю еще раз, это не значит, что она будет осуществлена… Возможно, оказываемого давления будет достаточно, чтобы сопротивление Израиля было сломлено. Но мы должны вести себя так, словно в самом деле собираемся ввести в Израиль свои войска. И говорить так, словно это неизбежно.
        В глазах Олмица увидел нечто такое, что можно истолковать как желание в самом деле ввести войска в эту проклятую страну, Гартвиг чуть улыбнулся уголками рта, только Ваучер воспрянул и посмотрел на президента с надеждой.
        Малькольм Герц, начальник Управления национальной безопасности, взглянул на Файтера с вопросом в глазах.
        - Господин президент, у меня напрашивающееся предложение…
        Файтер кивнул поощряюще:
        - Слушаем вас.
        - Нужно безотлагательно подготовить и осуществить одновременную зачистку всех иудейских общин, - сказал Герц. - Не евреев, понятно, а иудеев. Ортодоксальных. Которые живут обособленно и не желают вливаться в общую семью народов.
        Президент некоторое время раздумывал.
        - Вы представляете, сколько понадобится сил?
        - А на что у нас Национальная армия? - спросил Герц. - Все сделаем их руками, войска даже не понадобятся. Ну разве что предоставят грузовики. Гораздо важнее обеспечить лагеря для интернирования…
        Президент криво усмехнулся:
        - В разных лагерях труднее устраивать… несчастные случаи. А еще лучше катастрофы.
        - Вы правы, господин президент, - согласился Герц почтительно. - Лучше, чтобы все произошло один раз. Во всяком случае, я абсолютно согласен с вами, что ортодоксальных евреев не должно остаться вообще. Если уж они сумели сохраниться в нашем расовом и этническом котле, то после уничтожения Израиля укрепятся еще больше в своем… в своих заблуждениях.
        Мерзавец, подумал президент без особой злобы. Это ты сказал, а не я. Я тоже боюсь произносить такие слова вслух… так что это не ты со мной, а я с тобой согласен. Впрочем, когда все закончится, я, видимо, впервые даже не буду пытаться приписать всю заслугу в этой последней войне себе.
        Олмиц поглядывал то на президента, то на Герца, обронил многозначительно:
        - Вот уж вони будет!.. Пресса взбесится.
        Рядом засопел Гартвиг, сказал злым голосом:
        - Это точно. Ты помнишь неудачу с «Колумбией»?
        Олмиц кивнул, потемнел, он в числе молодых, но уже достаточно высокопоставленных сотрудников в тот роковой день был допущен к запуску, гордился оказанной честью, и тем больнее был удар.
        - Я несколько суток не мог спать, - ответил он угрюмо.
        - Я тоже, - ответил Гартвиг. - Но хотя экипаж состоял из семи человек разных рас, наций и вероисповеданий, после просмотра всех телепередач о трагическом крушении челнока у меня начало складываться странное впечатление, что там погиб только еврей.
        Бульдинг прислушивался, зло бросил:
        - А разве не так? По их доктрине только евреи - люди. Так что они так и считают. Остальные - не в счет.
        Ваучер горбился, вздрагивал, смотрел несчастными глазами. Воспользовавшись паузой, сказал почти жалобно:
        - И все-таки я верю, что Израиль осталось дожать совсем чуть-чуть. Я сам видел, все семинары в израильских университетах, а также в институтах и технионах идут на английском языке! То есть иврит уже не в ходу. Почти узаконено, что израильский ученый проводит за границей не меньше сорока процентов своего времени, так что, господин президент, иврит скоро останется языком только грузчиков и водопроводчиков.
        Файтер слушал внимательно, чуть улыбнулся, кивнул довольно, но тут же его лицо погрустнело.
        - Хотелось бы, чтобы все шло так. Не люблю силовых решений! Вообще не выношу…
        - Так вполне может быть, - сказал Ваучер уже осторожнее.
        Файтер услышал смешок Олмица.
        - Вот именно, - сказал он, - «может быть». А нам нужно, чтобы наверняка. В последнее время ставки все возрастают и возрастают. Это раньше одна страна ничего не решала. А мы подошли к такому ужасному времени, когда все может решить один человек!
        Ваучер сказал быстро:
        - По большому счету, Израиль вполне демократическая страна! Религия в самом деле отделена от государства. Если не слишком присматриваться, там уже «несть ни эллина, ни иудея»… ну, почти, почти! Во всяком случае, к этому стремительно идет ситуация. Вот свежее сообщение: в Центре гуманистического скотоложства Шуламит Алони совершает торжественную церемонию бракосочетания Яэли Даян с Ханан Ашрауи… Как видите, ортодоксальные евреи не имеют власти, иначе бы этот Центр скотоложства разнесли бы по кирпичику!
        Госсекретарь усмехнулся:
        - Я бы и сам его разнес, но ирония в том, что поддерживать секс-меньшинства приходится обеими руками, как символ демократических ценностей.
        Ваучер всплеснул руками:
        - Да какое кому дело, кто как получает сексуальное удовольствие? Но если это поможет разрушить твердыню Израиля, надо поддержать и гомосеков!.. Главное, что Израиль уже разваливается. Его нужно чуть-чуть подтолкнуть…
        Президент покачал головой:
        - Сомневаюсь. Вот взгляните на книжечку… «Созидание еврейского будущего». Нет, автора нет, это сборник статей, как написано в предисловии, «явившийся результатом беспрецедентной по составу конференции, состоявшейся в канадском городе Торонто. С одной стороны - академически мыслящие ученые: историки, философы, теологи и социологи, а с другой - руководители североамериканских еврейских общин вместе обсуждали проблемы настоящего и будущего еврейского народа в рамках общинных структур американской диаспоры… роль Государства Израиль в жизни диаспоры - вот краткий перечень вопросов, которые обсуждались на конференции».
        Госсекретарь развел руками:
        - Это говорит только о том, что они встревожены за будущее Израиля. Я бы на их месте еще как был бы встревожен! Особенно после того, как мы сумели именно в Иерусалиме провести международный съезд гомосексуалистов, который тщетно старались запретить местные хасиды…
        Файтер поморщился:
        - Да что вы про этих гомосеков, как будто это такая уж наша великая победа! Будь моя воля, я бы их всех сам бросил под танки. Я из этой конференции вынес как раз обратное: они не просто уверены, что выживут, но и стараются подчинить себе уже и всю Америку.
        - Господин президент, - воскликнул госсекретарь скорее обрадованно, чем встревоженно, - да где это?
        Президент отчеркнул ногтем большого пальца.
        - Вот, читайте! В предисловии просто упомянуто про роль Израиля в жизни диаспор, а вот на двадцатой странице прямо говорится о захвате ключевых постов… с благой целью, разумеется! А это уже не просто вызывает раздражение.
        - Да, - сказал Гартвиг с двусмысленной улыбкой, - это вызывает другое чувство.
        Госсекретарь углубился в чтение, Файтер не торопил, сам чувствовал себя гадко и тревожно, однако до конца президентского срока еще два года, отсидеться и переложить решение на плечи нового президента не получится: силовики жмут, разведка бьет тревогу, еврейское лобби в сенате и конгрессе фактически уже правит страной. Последнее бы ничего, если бы оно оставалось только еврейским и не было слишком связано, как пуповиной, с израильским правительством.
        Глава 19
        Бульдинг, насупившись, поглядывал на всех, как громадный бульдог на растерянных щенков, кашлянул, привлекая внимание.
        - Никогда, - сказал он недовольным голосом, - не считал господина Герца великим стратегом, но сейчас признаю и целиком поддерживаю его своевременную идею о наведении порядка внутри страны.
        Герц отвесил ему иронический поклон:
        - Благодарю.
        - Не за что, - ответил Бульдинг невозмутимо. - Вы брякнули очень хорошую мысль… Наверное, жена подсказала, а я поддерживаю все правильное и своевременное. Евреи в стране, все мы понимаем, практически ею рулят… прошу не обижаться нашего дорогого президента, и, тоже признаю, рулят неплохо. Но на них оказывают сильнейший нажим ортодоксы, постоянно обвиняя, теребя, заставляя, требуя денег… и те, я говорю о наших евреях, время от времени вынужденно делают движения… не совсем, скажем так, лояльные нашей стране.
        Герц снова ответил поклон:
        - Спасибо. Вы тоже высказали неплохое понимание. Видимо, вам внук растолковал эти нехитрые премудрости.
        Файтер, чуть повеселев, вместе с другими наблюдал за перепалкой силовиков, а Бульдинг сказал громко и со вкусом:
        - Сейчас уникальное время! СМИ настолько сильны, что среднему человеку можно вбить в голову буквально все, что заблагорассудится достаточно умному и умелому человеку. В данное время, как я заметил, уже целое поколение евреев оболванивается историями о подлости и вероломстве неевреев. Я как раз имею в виду, что наших евреев, которые вполне вписались в нашу жизнь, оболванивают либо ортодоксы, либо по заказу ортодоксов. Сперва в холокосте обвиняли только немцев, обвиняли долго и со вкусом, всячески сгущая краски, сейчас, когда это вдолбили в их головы, расширили географию, виноватыми стали уже правительство Штатов, католическая церковь и папа римский, а завтра станет уже и весь христианский мир. Ну, про ислам уже молчим, а Индию и Китай сионистские проповедники оставили на третий, завершающий этап. Те тоже окажутся в чем-то да виноваты…
        Уильям Бергманс сказал с раздраженным высокомерием:
        - Да вы, господин Бульдинг, антисемит!
        Бульдинг не испугался, не обиделся, не начал оправдываться, а только кивнул с самым довольным видом, словно госсекретарь подтвердил его слова.
        - Вот-вот! Я давно заметил, что даже простое повторение слов еврейских лидеров является антисемитизмом. Не странно ли?.. Значит, что-то в их словах существует очень нехорошее, не так ли?
        Бергманс смолчал, но быстро и взволнованно заговорил Ваучер, министр экономики:
        - Нет, все не так!
        - А как? - спросил Бульдинг коварно.
        - Вы не так трактуете!
        Бульдинг покачал головой:
        - Я на всякий случай никак не трактую. Просто цитирую слово в слово. Кстати, если вы еще не заметили, цитирую только отцов сионизма, а не каких-то гитлеров. Не понимаю вашего возмущения, господин Ваучер!.. Вроде бы не хасид… или хасид? Ладно, вот еще прелестная книжица «Антисемитизм», автор - Бернар Лазар. Вот у меня закладка на любопытнейшем месте… Читай: «…при такой враждебности, если бы это отвращение проявлялось бы в отношении к евреям только в какой-либо момент времени или в отдельной стране, то было бы легко учесть локальные причины такого отношения. Но данная раса всегда была объектом ненависти со стороны всех наций, среди которых они селились. Но поскольку враги евреев принадлежали к различным расам… то должно было быть так, что общие причины антисемитизма всегда таились в самом Израиле, а не в тех, кто противостоял им».
        Ваучер слушал, нахмурившись, наконец кривился, словно слушал пьяную ругань портового грузчика.
        - Знаете, все эти цитаты ничего не доказывают. Вы беретесь цитировать отцов сионизма, которые закладывали краеугольные камни Государства Израиль, но это не значит, что государство построено именно таким, как хотели они. Да и они, создавая его, прибегали иной раз к несколько, скажем так, преувеличениям. Образности! Художественным гиперболам. Вы бы еще Тору процитировали, как любят делать антисемиты! Там вообще ох и ах, но надо же делать поправку на время, когда создавалась Тора, и нынешний век!
        Он говорил уверенно, с пренебрежительной насмешкой, полностью подавляя оппонента, растаптывая, вбивая в землю и растирая сверху подошвой, однако Бульдинг ну никак не соглашался на роль недоумка, слушал спокойно, тоже с усмешкой. Острые глаза неотрывно следили как за лицом взволнованного Ваучера, так и за выражением его глаз.
        - Хорошо сказано, - признал он.
        - Наконец-то я вас убедил, - сказал Ваучер с облегченным вздохом. - Вы не совсем безнадежны, господин Бульдинг.
        - Нет уж, - ответил Бульдинг, - на меня пафос не действует. Факты как раз в том, что иудаизм становится все опаснее и жестче в отношении неевреев. Посмотрите Еврейскую энциклопедию, что вышла в этом году. Там добавлены очень любопытные статьи! Посмотрите-посмотрите… А еще я уже говорил о мощи кино. Сейчас мир заполонили тысячи и тысячи великолепно сделанных фильмов, в которые вложены огромные, просто баснословные деньги, о том, как неевреи преследуют евреев. Сейчас к ним, правда, прибавились еще и фильмы, в которых превозносится ужасающая мощь МОССАДа, которая может достать любого на любом конце земли. Запугивание началось с фильмов, где МОССАД отыскивает по всему миру боевиков, убивших олимпийских спортсменов, и самих убивает их без суда и следствия, а сейчас уже раскручивается новый виток, на котором обывателя должны запугать так, что он начнет трястись при одном слове «еврей».
        Герц, как и Файтер, посматривал с интересом на перепалку директора ФБР с министром экономического развития. Ему едва ли не проще всех пришлось в работе над подготовкой к операции «Эллинизация». Все материалы у него под рукой, собирал не один год, вообще начинал как молодой сотрудник с изучения растущей роли преступных корпораций и трестов, потому и сейчас, будучи директором ФБР, лучше всего знает мир этнических преступных групп.
        В отличие от рядовых обывателей он прекрасно знал, что это только по гангстерским фильмам Аль Капоне, Джон Диллинджер и Лански - величайшие гангстеры мира, итальянцы, а самая могущественная мафия в США - итальянская коза ностра, на самом же деле все лидеры преступного мира были и остаются евреями.
        Само создание и существование Израиля во многом состоялось благодаря деятельности преступных организаций, из которых выделялся огромный синдикат с базой в Нью-Йорке, который был одним из самых могущественных и жестоких в истории США. Он специализировался на заказных убийствах, и на его счету были сотни смертей, кражи сотен миллионов долларов. Газета «Ньюсуик» сообщала: «Каждый год Лански и его сообщники вкладывают огромные суммы денег в израильские фонды. Правительство боится потери миллионов долларов незаконных денег, которые сначала отмываются бандитами, а затем переправляются в израильский бизнес и промышленность».
        Журналист Джек Ондерсон поднимал этот вопрос в «Вашингтон пост»: «Это взятка мировых размеров, она берется из нечестных предприятий в США и отмывается перед тем, как попадает в Израиль». Герц собрал и коллекцию фильмов, из которых не самое последнее место занимает голливудский хит «Багси» о самом жестоком и кровожадном убийце, правой руке Лански, в котором еврейского гангстера играет Уоррен Бетти с его чисто англосаксонской внешностью. Естественно, это приятнейший молодой человек, привлекательный романтик с самыми чистыми идеалами. Сценарий к фильму написал Джеймс Тобак, а режиссер - Барри Левинсон.
        Разумеется, все данные на этих сценаристов, режиссеров и прочих-прочих, хасиды они или нет, вот в этой папочке. И когда операция все-таки начнется… а она начнется, иначе Бога нет, то всех их свезут в хорошо охраняемые лагеря. А сейчас уже надо продумать меры, чтобы они из этих лагерей не вышли.
        Уже знакомый сержант принес кофе, соки, молоко. Каждый взял свое, только Ваучер запросил минеральной воды. Гартвиг, демонстрируя знание предмета, напомнил веско, что во всех пророчествах каббалы сказано, что тот, кто в последние дни Иерусалима будет им управлять, станет властелином мира. И все израильтяне живут этой мыслью, этой идеей. А если учесть, что иудеи - люди идеи, в отличие от людей вещей Запада, то нужно не только захватить Иерусалим, но и, увы, стереть с земли.
        - Мы должны смотреть в будущее, - сказал он твердо. - Будущее - это звезды, это города на всех планетах, это расцвет всех возможностей человека… Какие камни древности? Для них в том чистом сверкающем мире науки и техники места нет, это точно.
        Ваучер бледнел, краснел, покрывался синими пятнами. Остальные держались лучше, однако напряжение в помещении сгущалось так, что под потолком начали собираться тучи.
        Бульдинг, непоколебимый, как австралийский континент, проговорил упрямо:
        - Мы не можем игнорировать факт, что практически все банковские махинации контролируются евреями. Евреями и целыми еврейскими организациями. В том числе отмывание преступных денег, торговля наркотиками… и кое-что похлеще, похлеще! Не надо на меня смотреть такими глазами, не надо. Я знаю, что говорю. И на каждое мое слово - вот ссылка. Еврейская мафия правила всем преступным миром Америки в старые времена, правит и сейчас. Но сейчас в руках преступных организаций такие средства, что превышают бюджеты некоторых европейских стран! Это уже не просто беспокоит в преддверии, так сказать, возможной операции «Эллинизация».
        Бергманс произнес задумчиво:
        - Но, по слухам, правительство и верхушка организованной преступности достаточно срослись, чтобы вполне доверять друг другу.
        Бульдинг нахмурился:
        - Это вы на что намекаете?
        - Просто передаю то, что говорят в широких народных массах.
        - Спасибо, - сказал Бульдинг язвительно. - Вам из вашего лимузина слышнее, о чем говорит народ, чем мне.
        - Не сомневаюсь, дорогой Бульдинг. Вы, кстати, тоже вроде бы правительство!
        Бергманс покачал головой:
        - Я чуть ли не единственный человек в правительстве, который не интересен никакой мафии. Кстати, это у вас не навязчивая идея видеть везде козни и заговоры? Так ведь можно, подозревая всех, настолько расширить список подозреваемых, что не сможем сконцентрировать усилия на действительно важных направлениях! Мы то и дело получаем сигналы о высадке крупных отрядов боевиков, специально обученных где-то в Европе, о сверхнеуловимых киллерах, что получили задание убить нашего премьера и сорвать мирный процесс. О готовящемся морском десанте сирийцев, о зомбированных полицейских из охраны высокопоставленных лиц, что в нужный момент по сигналу повернут оружие против тех, кого охраняют… Все оказывается чепухой, если не считать шахидов-одиночек, но и тех мы научились либо вылавливать, либо расстреливать до того момента, как они приведут в действие взрывное устройство…
        Бульдинг сказал с величавым спокойствием:
        - Это моя работа - подозревать всех.
        Ваучер вздохнул, поинтересовался жалобно:
        - Надеюсь, дорогой Жан-Поль, хоть меня не подозреваете?
        - С какой стати? - удивился Бульдинг. - Конечно же, подозреваю.
        - Ну спасибо, - сказал Ваучер саркастически. - А почему?
        - Как «почему»? - еще больше удивился Бульдинг. - А докажи, что не шпион!
        Олмиц поддержал как силовик силовика:
        - И вообще, где гарантия, что он сейчас не бросится на нас и не покусает? Вид у него еще тот… Может быть, на всякий случай отправить его на перепроверку психической адекватности? А то у него что-то глазки бегают… и руки вроде бы потные…
        Файтер поглядывал на повеселевших министров, все инстинктивно стараются уйти от неприятной темы, что так по-человечески понятно, но… теперь уже не уйти.
        Первый крупный эшелон суперэлитных частей уже просочился в Израиль поодиночке и малыми группами. Очень кстати пришелся вывод израильских поселений из сектора Газа. Акции протеста охватили тогда весь Израиль, со всех стран мира начали приезжать добровольцы, которые вместе с израильтянами устраивали многотысячные демонстрации, призывали к неповиновению, уговаривали полицию и армию не подчиняться правительству Ариэля Шарона, объясняли, что это предательство - оставить Газу.
        Их деятельность частично увенчалась успехом: в армии появились «отказники», что готовы ценой жизни защищать страну от внешнего врага, но отказывались выселять своих же сограждан из их домов, по которым потом пройдется бульдозер, а земля будет отдана арабам. Но правительство Шарона устояло, и тогда эти «сочувствующие» большими группами проникали через все слабые кордоны полиции в район Газы и бросались под бульдозеры, не давая сносить дома израильских поселенцев.
        Наступила великая сумятица, чаша весов заколебалась, потому ничего удивительного, что в те дни со всех стран мира массами поехали евреи и просто сочувствующие, которые стремились поддержать выступающих за израильскость сектора Газа. Намного меньше было тех, которые приехали поддержать Шарона, да, такие были. Впрочем, практически все они составляли костяк группы «А». Именно они должны, вооружившись на месте из заранее заготовленных тайников, захватить правительство, депутатов кнессета, все средства телекоммуникации, хотя при всеобщем засилье вездесущего Интернета последнее уже не так важно, как было в прошлые войны.
        Но это было давно, те первые давно закрепились, устроили тайники с оружием, которым снабдят второй эшелон, прибывший в Израиль только что. Третьему эшелону местное оружие не понадобится: эти будут сброшены с воздуха уже вооруженные до зубов, высадятся на десантных судах с моря или с транспортных вертолетов.
        Они все прибывают в Израиль, прибывают, а слишком долго держать их там нельзя. Будет громадный скандал, если все раскроется. Так что нужно либо поскорее начинать операцию «Эллинизация», либо… отменять.
        Глава 20
        Файтер вздохнул, пересилил нежелание подниматься и что-то говорить, заставил себя встать, выпрямиться и сказать ровным голосом:
        - Что нового может сказать военный министр?
        Гартвиг поднялся, окинул всех тяжелым взором, словно прошелся гусеницами тяжелого танка.
        - У нас в Генеральном штабе около сотни сценариев на любые случаи. Должен сказать, что еще никогда наш мозговой Центр не разрабатывал операцию настолько тщательно, с учетом буквально исчезающе малых величин. Были задействованы все компьютеры как Пентагона, так и ряда корпораций, причастных к обороне. Даже «Голубой Джин-6», который все еще на стадии испытаний и отладки, решал для нас стратегически важные задачи…
        Олмиц спросил осторожно:
        - На стадии отладки? Не допустит ли ошибок?
        Гартвиг покачал головой:
        - Результат был перепроверен на двух других сверхмощных компьютерах. Разница лишь в скорости вычислений. Хочу добавить, что как раз на вооружение поступило оружие нового поколения. В первую очередь я имею в виду три разновидности роботов-комаров: два из них для наблюдения и сбора информации, а третий для уничтожения живой силы и боевой техники. При попытке захвата такой «комар» взрывается, как крупный фугас. С ними мы имеем абсолютный контроль над всем, что происходит.
        - А спутники? - спросил Бульдинг.
        - Спутники рассмотрят комара на поверхности, - ответил Гартвиг, - но не заметят слона в бункере. А наши боевые «комары» умеют незаметно проникать во все укрытия. Словом, со стороны военных операция обеспечена всем. Другое дело, пришлось повозиться с военными специалистами…
        Файтер повернулся к Герцу:
        - Насколько обеспечена секретность?
        Директор Управления национальной безопасности доложил четко:
        - С моей стороны сделано все, чем мое ведомство могло помочь. Но это военный городок, он целиком под управлением военного министерства…
        Гартвиг сказал солидно:
        - На первом этапе со всех специалистов взята подписка о неразглашении. После чего их всех поселили в закрытый городок типа Лос-Аламоса. Связи с внешним миром - никакой. Кроме того, установлено круглосуточное наблюдение за каждым, об этом знают, специально оговорено в контракте, чтобы не вопили о нарушении их личных свобод…
        Файтер прервал:
        - Контракт оговаривали заранее?
        Гартвиг поморщился:
        - Шутите? Уже в городке, когда за спиной захлопнулись железные ворота, когда разместились и сообщили им, какие баснословные деньги получат за свои два-три месяца работы в закрытом городке… Представьте себе, все оказались настоящими американцами!
        - То есть их заинтересовало только количество нулей в графе «Гонорар»?
        - Верно. А уж потом, когда им огласили условия работы, все начали требовать льгот, приплат, добавок, повышенных ставок.
        - И как?
        - Разумеется, во всем пошли навстречу. Все-таки это последняя битва!.. После этого все танковые армии распускаем, танки на переплавку, а танкистов - на обучение гражданским профессиям. Ради такой захватывающей дух перспективы жалко ли переплатить несколько лишних миллиардов долларов?
        Файтер криво усмехнулся:
        - Тем более что теперь не сами платим за все, а припрягли весь мир. Но все равно как-то нужно будет объяснить конгрессу, сенату…
        Гартвиг вскинул брови:
        - Не заранее, надеюсь?
        Файтер усмехнулся. Сейчас, когда в район предполагаемых боевых действий начинают стягиваться морские силы, военно-космические, а элитные коммандос уже там, на месте, любое сообщение уж точно не будет «заранее».
        - Но объяснить придется, - напомнил он.
        - Члены конгресса почти все немолоды, - сказал Гартвиг успокаивающе, - многие из них еще помнят свое детство, когда варварские бомбежки превращали целые города в развалины! Подумать только, при каждом налете погибали тысячи и тысячи мирных жителей! Самым успокаивающим для них будет сообщение, что не будет танковых колонн, что прут через всю страну, разрушая кибуцы, разгоняя скот, а наши доблестные солдаты не стреляют по всему, что движется. Вы сами понимаете, что мир изменился…
        Ваучер сказал сварливо:
        - Это мир! А вы изменились?
        - Вы лично меня хотите уесть, - поинтересовался Гартвиг, - или вообще военных, как меднолобых? Если о военных, то скажу вашим конгрессменам, как вот сейчас вам, что в современной войне все ограничится хирургическими ударами по военным объектам, электростанциям и прочим узлам израильской инфраструктуры. Массовой гибели людей уже не допускается. Вообще не будет гибели гражданских людей.
        - А не гражданских?
        - Даже потери среди израильских военных постараемся избежать. Зачем? Все мы люди, все должны жить и… работать на благо человечества. Всего человечества, напоминаю, если вы вдруг почему-то забыли. Война будет исключительно гуманной. Но зато будет дикий страх в Тель-Авиве, никто не хочет погибать, этот страх свяжет им руки.
        Ваучер сказал раздраженно:
        - Как же, помню, помню… Вот точно так же, в этой позе и поводя в воздухе ручкой, то же самое красиво и очень убедительно говорили насчет Ирака. Но ракеты часто отклонялись. Тем более нельзя, чтобы такое случилось в Израиле.
        Гартвиг кивнул, взгляд его оставался непроницаем, как и лицо.
        - Я понимаю вас. В самом деле, евреи - не арабы. Последних не жалко, мусульмане все - враги. Уверяю вас, сейчас на вооружение поступило оружие нового поколения. Ракета, запущенная за пять тысяч миль, попадает в брошенную на землю монету! И отклониться от цели уже физически не может: новейшая система управления полетом не позволяет отклоняться ни на миллиметр. Это будет трехминутная война: неожиданный массированный удар авиации и крылатых ракет неядерными высокоточными боеприпасами по стартовым позициям израильских ПВО, подавление всякой деятельности на военных аэродромах…
        Ваучер буркнул:
        - Ладно, это скажете конгрессу. А нам?
        Гартвиг сказал с видимым удовольствием:
        - Три года назад мы могли обрушить на противника три тысячи тонн высокоточного оружия, а в этом году уже тридцать тысяч тонн!.. Надо сказать, что за неимением другого противника я распорядился израсходовать все тридцать тысяч тонн. Я имею в виду, что следующим противником будет разве что космический флот из другой галактики, но к тому времени мы разработаем и оружие помощнее.
        Файтер заметил сухо:
        - Это разумно. Тем более что деятельность военных заводов мы начали сворачивать еще с прошлого года. За три года нужно остановить не меньше чем семьдесят процентов производства танков, боевых самолетов, подводных лодок. И освободить военные склады, которые сможем приспособить под более разумные цели.
        Гартвиг указал на экран:
        - Самые разумные цели - вот там.
        Ваучер сказал напряженно:
        - Я одного не понимаю. Если «Эллинизация» в самом деле напрямую продолжает то благороднейшее дело, которое начато было Александром Македонским, то зачем планирование этих жестоких ударов? Зачем взрывать мосты, дамбы, информационные центры и промышленные объекты? Если мы хотим всего лишь эллинизировать израильтян, то есть - американизировать?
        Гартвиг окинул взглядом всех, его слушают внимательно, улыбнулся с явным превосходством человека с «кольтом» над простым пастухом.
        - Современные «короткие войны» нацелены прежде всего на уничтожение экономики вражеского государства. Не пересекая территориальных границ, можно разрушить всю инфраструктуру. Делается это в первую очередь ударами высокоточных ракет… В войне нового, шестого, поколения живая сила - например, сухопутные войска - никак не влияет на ситуацию, да и противнику совершенно неинтересна. В Югославии погибли всего пятьсот двадцать четыре человека, но страна оказалась полностью обезоруженной и тут же приняла все условия, которые ей продиктовали войска НАТО, то есть наше командование. Оставшись без экономики и вооруженных сил, любое государство теряет независимость…
        Ваучер задумался, ему показалось, что подобное где-то слышал или у кого-то читал.
        - Тогда мотивы мне понятны, - пробормотал он, - однако все же высокоточные ракеты будут поражать, помимо точно накрытых целей, еще и массу непричастного к войне народа.
        Гартвиг отмахнулся:
        - Они все причастны. Это во времена феодализма солдаты враждебных армий сражались, а крестьяне на соседних полях с любопытством смотрели. Сейчас воюют все. Израильтяне воюют против нас уже тем, что не желают вливаться в единую семью народов, в человечество. Это и вина, и грех, и даже преступление. За что и будет им наказание. Всем.
        Но говорил он слишком бодрым голосом, Ваучер посмотрел на военного министра пристально, словно отсеивая истину от брехни, в глазах вопрос: неужели все эти разговоры всерьез?
        Файтер взглянул на экран, там деликатно мигает огонек, сообщая, что для него есть любопытная информация. Все замолчали, повернули головы к экрану.
        Поколебавшись, Файтер включил, уже догадываясь, что увидит. Взволнованный женский голос быстро сообщал:
        - …две ракеты «Касам», выпущенные из сектора Газа, упали в жилых кварталах города Сдерот. Одна ракета упала в районе Натан Эльбаз, вблизи городского кладбища, не причинив вреда, вторая попала в складское помещение дома, расположенного на улице Рон Шукрун. Пятерым жителям дома потребовалась медицинская помощь для выхода из состояния нервного шока…
        Камера показывала картины страшных разрушений, плачущих женщин, залитое кровью тело ребенка на руках онемевшего от горя отца, а также сбегающихся молодых парней, что вскидывали кулаки и грозили с голыми руками пойти на проклятых оккупантов…
        - Часом позже, - продолжил с экрана тот же голос, - минометному обстрелу подвергся израильский поселок Мораг, расположенный в секторе Газа. Как сообщил по телефону житель поселка, в сторону Морага выпущено по меньшей мере четыре минометных снаряда, один из которых разорвался на территории поселка, а два - вблизи въезда в Мораг. Жертв и разрушений нет…
        - Вот видите, - воскликнул Ваучер - арабы сами обстреливают!
        - …на это, - договорила дикторша, - израильская армия ответила рейдом отряда из двенадцати танков. Были обстреляны из тяжелых орудий ближайшие дома, в которых, как предполагается, скрываются снайперы. Также разрушены ракетным огнем дома на ближайшем холме, откуда, предположительно, корректировали огонь по израильским поселениям. По разным сведениям, убито от семи до пятнадцати палестинцев, количество раненых неизвестно…
        Гартвиг сказал саркастически:
        - Ничего себе, адекватный ответ.
        - Сказано же, - огрызнулся Ваучер, - что воздавать надо сторицей!
        Файтер внимательно слушал, и хотя вроде бы все укладывается в пользу начала операции, во рту стало сухо, а потом он ощутил едкую горечь, словно печень возмутилась и плеснула вверх порцию желчи.
        Неужели не удастся увильнуть? Неужели МОССАД, заметив угрожающие приготовления, не сообщит все своему правительству, не надавит, не объяснит, что у них нет шанса?
        Или Израиль, цепляясь за свою уникальность, будет стоять до конца?
        В Торе сказано, что евреи вышли из Египта «хамушим», то есть пятая часть народа. Остальные остались в теплом и сытом рабстве, где об их ночлеге и кормушке заботится хозяин. За время скитания в пустыне не раз возникали бунты, требования вернуться в Египет, где было тепло и сытно, многие группы одна за другой откалывались от племени, ведомого Моисеем, и втихую исчезали в ночи.
        Из рассеявшейся по миру диаспоры разве что каждый сотый остался евреем, остальные предпочли стать египтянами, греками, римлянами, турками, франками, бриттами, готами, тевтонами, галлами, славянами, немцами, поляками, русскими, французами, англичанами, якобинцами, коммунистами…
        Из этого сотого процента сохранившихся в еврействе лишь считаные проценты переселились в Палестину и начали строить Израиль. И вот сейчас, даже в Израиле их крохотная часть, что тонет в море репатриантов-свиноедов, не желающих принимать мракобесные законы насчет ограничения свобод, в том числе в еде и отдыхе.
        Как надавить так, чтобы там на местах дожали местных мракобесов? И заставили принять справедливые требования США? Это ведь не требования США, это требования прогресса, требования движения человечества вперед!
        Огонек продолжал мигать, указывая другой канал. Файтер взял лазерную указку, Гартвиг первым уловил, о чем речь на экране, довольно крякнул и огляделся, победно поднимая плечи.
        Всеевропейская комиссия, как сообщают новости, провела новый социологический опрос, результаты оказались ошеломляющими. Уже свыше семидесяти процентов европейцев назвали Израиль главной угрозой миру. Естественно, руководство Евросоюза поспешило выразить свое негативное отношение к результатам опроса и резко осудило «предвзятость против евреев». Однако факт, что рост антиизраильских и антиеврейских настроений наблюдается по всей Европе. Эти настроения выплескиваются не только на бытовом, но и на государственном уровне. Отношение к евреям ухудшается как в исламском мире, так и в Европе и Соединенных Штатах. По мнению собеседников RBC daily, «евреи стоят на пороге новой катастрофы, которая по своим масштабам может превзойти холокост». Как они утверждают, для того чтобы выжить, еврейский народ должен любой ценой отстоять Израиль.
        Президент поднял взгляд на Олмица, тот улыбнулся и развел руками. Можно подумать, говорил его взгляд, что и результаты опроса подтасованы самими евреями, чтобы дожать правительства европейских стран. Добиться для евреев больших привилегий, хотя же и сейчас в сторону еврея нельзя бросить косой взгляд, сказать что-либо такое, что можно истолковать как антисемитизм. Что автоматически включает высшее руководство страны, уверения в том, что «любые проявления антисемитизма будут наказаны со всей жестокостью», и всяк понимал, что если кто обидит француза, тот получит минимальный срок, а кто еврея - того в лучшем случае упекут на вечную каторгу, а то и сразу на электрический стул.
        Однако опросы показали, что отношение к евреям и Израилю в мире стремительно ухудшается. Это очевидно любому, кто внимательно следит за информационным потоком. Один из премьер-министров заявил на саммите: «Во Второй мировой войне европейцы убили шесть миллионов евреев из двенадцати. И все равно евреи правят миром! Мы должны выиграть эту битву!»
        Ваучер смотрел с ужасом, Герц сказал зло:
        - Неужели и этот опрос общественного мнения их не образумит?
        Гартвиг удивился:
        - Кого?
        - Израильтян, конечно!
        - Вы в самом деле полагаете, что мнение недочеловеков им интересно?
        Герц поправился:
        - Я хотел сказать: неужели не отрезвит? Если весь мир уже против, то человеки или недочеловеки… так ли существенно? Если у недочеловеков в руках хорошие дубинки - с этим считаются даже законченные придурки.
        Ваучер сказал быстро:
        - Израильтяне - не придурки!
        - Значит, на что-то надеются? - спросил Гартвиг. - На что?
        Бульдинг буркнул:
        - Недочеловеки с дубинками могут поучить уму-разуму всяких эйнштейнов, если те их заденут. Надеюсь, наши коммандос уже там.
        Файтер смолчал, но всем видом дал понять, что да, но это настолько сверхсекретная информация, что даже при таком составе заседающих он не может подтвердить. Но если МОССАД как-то об этом дознается, то это станет еще одним камешком на чаше весов…
        Олмиц сказал сварливо:
        - Надеюсь, наши коммандос искренне считают, что их забросили туда всерьез, а не для пропагандистских целей?
        Гартвиг обменялся быстрым взглядом с Файтером, сказал холодновато:
        - Смею вас уверить, что если наши десантные группы и будут заброшены, то в полной уверенности, что для захвата ядерных объектов, правительства, телевидения. Вы бы посмели им сказать, что десять тысяч суперэлитных бойцов заброшены только для того, чтобы спустя какое-то время позорно вывести их обратно?
        Файтер чувствовал, как холод и безнадежность проникают под его одежду и замораживают кожу. Он бросил беглый взгляд на термометр, там привычные двадцать четыре градуса, как всегда, его любимая температура.
        Аспирину бы принять, всплыла вялая мысль. Нет, надо сделать все, чтобы мне дали повод отменить это чудовищное решение. Войны быть не должно. Тем более такой…
        Он глубоко вздохнул, в сердце остро кольнуло. Прислушался в недоумении, никогда раньше ничего подобного не случалось, сердце у него здоровее здорового.
        - Все наши претензии, - сказал он, - все наши претензии…
        Он замолчал, не в силах выговорить то, что кажется таким ясным и понятным.
        - Что, господин президент? - спросил Гартвиг встревоженно.
        - Все наши претензии, - повторил он замедленно, - были бы сняты… да, были б сняты, если бы…
        Он снова замолчал, на этот раз заговорил Бульдинг, взгляд стал острым и цепким:
        - Да, господин президент. В каком случае мы сняли бы все свои претензии и требования?
        И отменили бы эту дурацкую войну, договорил Файтер мысленно, а вслух сказал:
        - Если бы они отказались всего-навсего от одного-единственного пункта в их доктрине!.. От одного-единственного. Самого бесчеловечного, который вызывает негодование вот уже тысячи лет у всех народов. Я имею в виду их богоизбранность, их расовое превосходство.
        Гартвиг усмехнулся, Бульдинг перевел дыхание, развел руками:
        - От чего угодно откажутся, только не от этой дурости.
        - Если бы евреи, - продолжил Файтер, чувствуя себя так, словно оправдывался, - если бы они составляли некий масонский орден с замкнутой структурой, со всеми их заморочками насчет обрезания и свинины, но чтоб это была именно организация, равно доступная для всех народов! И тогда не было бы претензий. Наоборот, все были бы счастливы, что какая-то группа взяла на свои плечи такую тяжесть и несет на благо всего человечества… А так получается, что тяжесть-то несут, но только для себя, а в далеких планах у них стереть с лица земли все остальные народы и создать Великий Израиль на всю планету!.. Кстати, не таких уж и далеких планах.
        Гартвиг хмыкнул:
        - Вы так вздохнули вначале, что я в самом деле подумал, что вы на такое надеетесь всерьез.
        - Мне так хотелось поверить…
        Гартвиг буркнул:
        - Никто из нас не каннибал с окровавленным ртом. Но я даже предположить не могу, чтобы евреи отказались от своей идеи насчет своего расового превосходства.
        - Как вам сказать, - ответил Файтер медленно, - как вам сказать… Если бы они от этой сладкой дури отказались… это было бы великим благом. Как для всего человечества, так и для них. Но…
        - Ну-ну?
        - Это были бы уже не евреи, - закончил Файтер.
        Их слушали внимательно, у всех очень серьезные и как будто посыпанные пеплом серые лица. Олмиц вздохнул, сказал задумчиво:
        - Это были бы какие-то новые евреи. Новые.
        Часть II
        Глава 1
        Если у тебя есть доступ к Интернету, то ты возишь с собой все библиотеки мира, все картинные галереи, все кинофильмы, все философские труды, как и все анекдоты, порнуху, альбомы скабрезных фото, всю музыку, начиная от высокой классики и заканчивая последним писком молодежной моды.
        Стивен воспользовался старым добрым яндексом, ввел «Эллинизация» и нажал на Enter. Поисковая машина выдала полмиллиона ссылок, он щелкнул на первой и сразу с головой погрузился в дивный мир, когда рушились огромные державы и рождались новые, когда прихоти владык меняли карту мира, и один человек, будь он царем огромного государства или простым пастухом, мог круто изменить направление всей цивилизации.
        Если бы не внезапная загадочная смерть Александра Македонского на тридцать втором году жизни, эллинизация всего Востока, включая Иудею, была бы закончена при его жизни. С этим согласны все историки, так как именно эллинизацию он ставил во главе своей политики и на Восток повел свою тридцатитысячную армию против миллионной персидской только для того, чтобы дух высокой культуры эллинов проник во все уголки мира.
        Однако его наследники, полководцы, были заняты борьбой друг с другом, распространение греческой культуры среди варварских народов казалось делом нелепым. Все покоренные страны должны были платить всего лишь дань, кстати - небольшую. Эллины ввиду своей немногочисленности опасались народного недовольства, и потому покоренные народы наслаждались спокойной и мирной жизнью под греками, когда их никто не притеснял, а законы уравняли всех, такие простые и понятные.
        Благодаря завоеваниям Александра греческая империя раскинулась почти на весь известный мир, торговые люди ликовали, потому что без охраны и препятствий могли забираться в такие отдаленные уголки мира, о которых никто и не слыхал. Конечно же, торговля по большей части была в руках евреев, они быстро богатели, плодились и вскоре стали многочисленным народом.
        «Они проникли во все страны, и трудно указать такое место в мире, куда бы это племя не пробралось и не стало господствующим», - писал греческий географ и философ Страбон в первом веке до н.э. В каждом греческом и негреческом городе Малой Азии имелось значительное еврейское население.
        С этого и началось то, что называется «эллинизация». Несмотря на то что после смерти Александра направленная эллинизация негреческих народов не производилась. Она пошла сама по себе, так как очарованные высокой и утонченные греческой культурой народы начали воспринимать греческие манеры, обычаи, язык, детей называли греческими именами, а то и сами принимали, интеллектуалы жадно поглощали труды греческих философов, знакомились с такой дивной и захватывающей дисциплиной, как геометрия Эвклида, ставили в своих, уже в своих, театрах трагедии Софокла, Эсхила.
        С этим компом он выехал общественным транспортом за город, среди живописных развалин наткнулся на разношерстных туристов, что фотографировали, сами снимались то в обнимку, то лежа на древних камнях, по которым ходил, возможно, сам Христос.
        - Кто в охранении? - спросил он. - Вы трое? Сочувствую, но зато по сторонам поглазеете… Остальным собраться, дважды повторять не стану.
        Он воспользовался простейшим Google engine-2, редко у кого нет на харде, на экране появилась голубая с пятнами зелени планета, на треть укутанная облаками. Стивен ловко орудовал тачпадом, планета стремительно увеличивалась, слой облаков пробивать не пришлось: над всем Израилем безоблачное небо, поверхность стремительно приближалась, появился город, быстро разбежался на кварталы.
        Здесь Стивен остановил палец, указал на экран кивком:
        - Иерусалим. Сейчас мы точно определимся, кто что захватывает, высчитаем время и уточним маршруты. Как видите, не обязательно переть через узкие улочки, где нас могут блокировать, проще обойти по длинной дуге, но так не потеряем время, а сэкономим. Вильдор, ты берешь первую группу. Твоя задача - блокировать Иегудит…
        - Где это? - спросил Вильдор.
        Стивен посмотрел на него с укором, тот должен был сразу выучить весь город, благо это не Каир с его сотнями тысяч кривых улочек и не Москва, где названия меняют с приходом каждого президента.
        Второй из его командиров, Герт Макмиллан, коротко объяснил:
        - Дубина, это в центре. Между улицами Яффо и Давид Елин.
        - Да он больше по кабакам, - хохотнул кто-то за спиной. - А они на окраине…
        - Да и шлюхи там дешевле, - добавил другой.
        - Да ему везде будет дорого, - уточнил третий остряк. - Во-первых, жадный. Во-вторых, с его-то рожей…
        Вильдор зло сопел, Стивен малость выждал, давая поржать, заодно точнее поймет настрой своих коммандос, половину из них видит впервые, сказал негромко:
        - Хорошо, хорошо. Теперь ты, Герт. Возьмешь под контроль улицу Ха Гидем…
        - Знаю, - ответил Герт торопливо, не давая закончить. - Я там все знаю!
        - Где это? - уточнил Стивен.
        - Это тоже центр города, между улицами Наркис и Бецалель.
        - Отлично, - одобрил Стивен. - Видите, олухи, как надо разрабатывать детали операции?
        Вильдор буркнул:
        - Да он просто местный еврей. Переодетый. Я сам видел, он обрезанный.
        - По самый корень, - с самым серьезным видом уточнил остряк за спиной.
        - Тихо-тихо, - прикрикнул Стивен. - Рихард, ты берешь под контроль Аба Бердичев. Это район Ха Гива Ха Царфатит.
        Рихард торопливо двигал районы Иерусалима по экрану своего ноутбука.
        - Это где?.. Не вижу надписей…
        Вильдор хохотнул:
        - Идиоты евреи, не надписали на крышах названия своих кварталов, чтобы Рихард не ломал голову.
        - Это рядом с улицей Ха Хаиль, - уточнил Стивен. Он сам чувствовал некую несерьезность операции, хотя к ней и готовились, как никогда, тщательно. - Не расслабляйтесь, ребята. Здесь такое курортное солнце, что я уже вижу, как наш боевой дух испаряется, подобно каплям пота, упавшим на раскаленные камни. Видите, как я сам заговорил красиво?
        Они слушали внимательно, он вздрогнул, вдруг ощутив в воздухе аромат ее кожи, а ветерок коснулся его лица так, словно прядь ее волос.
        Он поднялся, подвел всю группу к каменному парапету, что окружал гору почти по всей верхушке.
        - Вы можете все рассмотреть отсюда, - предложил он, - но, сам предполагаю, все начнется, как обычно, ночью. Точечные удары, несколько крылатых ракет…
        - И будет темно, как у Вильдора в заднице, - сказал Рихард. - Ничего, пойдем на ощупь. Тут есть такие аппетитные, что на ощупь - самое то.
        - Рихард прав, - сказал Вильдор. - Он когда вылез у меня из задницы, что-то говорил насчет очков для теплового зрения. Шеф, а что вон там за странные почтовые ящики: половина красных, половина желтых? Желтые - это для евреев, уже знаю, а красные… для коммунистов?
        - Желтые - для внутригородской, - сказал Стивен терпеливо, - а не для евреев, это автомобильные знаки у них желтые, чтобы отличать от арабов, а красные - для межгорода и международных. На всякий случай запомните, что доллары можете поменять только в главных почтовых отделениях.
        - А по чекам евро?
        - Если не больше шестисот шекелей.
        - Понятно, - сказал Вильдор, - разумная предосторожность в стране, где как на вулкане.
        - И еще, - напомнил Стивен. - Почта закрыта по субботам.
        - Ах, черт!
        - И по основным праздникам, - добавил Стивен.
        - Ну, по праздникам понятно, но по субботам…
        - Ничего, - буркнул Вильдор, - скоро все переменится.
        Стивен строго показал взглядом, что о таком даже думать нельзя, чтобы не отразилось на лице, но Вильдор кивнул на огромный рекламный щит «Новой партии», видимый даже отсюда с горы, требуют полностью превратить Израиль в светское государство, запретить религиозным деятелям вмешиваться в политику. Если к власти придет «Новая партия», как они обещают, будут отменены все мракобесные законы.
        Не придет, подумал Стивен обреченно. Несмотря на все миллиарды долларов, что в нее закачали со всех сторон множество фондов, как штатовских, так и разбросанных по свету.
        И вовсе не потому, что вот-вот в дело вступят крылатые ракеты. Не позволит Мататьягу бен Аарон, лидер ультраконсервативной ортодоксальной партии. Даже ультраортодоксальной, как называют его партию.
        Они спускались с горы веселой толпой беспечных туристов, пили баночное пиво, горланили песни и фотографировали все подряд, но старались поймать в кадры больше хорошеньких девушек, чем эти гребаные достопримечательности.
        - С субботами понятно, - проворчал Вильдор, - а праздники, как я слышал, отмечаются по скользящему графику?
        Стивен засмеялся, развел руками:
        - Увы, они отмечаются по лунному календарю, как менструации у женщин. Так что каждый год приходятся на другие дни нормального календаря. Начинаются тоже не как у людей, а после захода солнца, вечером, и заканчиваются ровно через сутки тоже после заката.
        - И что, все закрыто?
        - Закрыто, - подтвердил Стивен. - Все магазины, офисы, министерства, хуже того - не работает общественный транспорт.
        - Уроды, - сказал из-за спины Рихард мрачно. - Ничего, все здесь изменим.
        - Изменим, - согласился Стивен. - Но схватка будет нелегкой.
        Рихард расхохотался:
        - Шутите, командир?.. Сколько здесь народу? Американцы плюнут - Израиль утонет.
        - Кстати, - напомнил Стивен, - все мечети и Храмовая гора в дни Рамадана доступны для посещения только для мусульман.
        - В смысле? - спросил Рихард враждебно. - Побьют?
        - Ничего страшного, конечно, - объяснил Стивен, - если потащишься туда, как турист. Остановят вежливо, там есть для этого люди, крепкие, но вежливые, скажут, что нельзя.
        - А если я попру?
        Стивен усмехнулся:
        - Перестань. Если у себя дома в мечети не заходишь, то почему здесь?
        - Да так, из принципа. Не люблю ограничений.
        Стивен поморщился:
        - Тучи сгустились еще в одном месте… Может сорваться такая лавина, что… Не зря наши аналитики уже с месяц чешут затылки и перебирают сценарии.
        Рихард спросил настороженно:
        - Что еще?
        - Скоро выйдет из тюрьмы Мордехай Ванину. Не слыхал? Еще бы, молод еще… Этот тот суперсекретный израильский агент, который выдал мировой общественности, что Израиль создал собственное ядерное оружие и готов его применить.
        Рихард наморщил лоб, сказал неуверенно:
        - Что-то помню, но… без деталей.
        Стивен отмахнулся:
        - Даже те, кто думают, что знают все, ошибаются. Это была сверхсекретная операция по спасению Израиля. Его едва-едва не уничтожили в начале восьмидесятых, Израиль спасся невероятным напряжением сил, но разведка донесла, что арабы, не смирившись с поражением, быстро собираются с силами и снова готовятся напасть на Израиль. Это и понятно, у них немерено и денег, и людей. А новые танки, самолеты, все оружие - закупили в том же году. Словом, МОССАД приготовил эту операцию по утечке информации, что Израиль имеет на вооружении атомные бомбы…
        Рихард спросил с удивлением:
        - А что, он не имел?
        Стивен отмахнулся снова:
        - Не в этом дело. Надо было дать общественности убедительнее доказательства. Обязательно должен выдать секретнейшую информацию человек, сам работающий в этой программе! Попасть она должна обязательно в серьезные многотиражные западные газеты… Словом, парня выбрали очень умело: он в самом деле работал в ядерном центре, так что мог детально описать внешний вид реакторов и даже где какие поручни, но только работал он простым техником. А чтобы превратить его в «физика-ядерника», пришлось поработать ученым, артистам, психологам. Создали образ чудаковатого ученого-либерала, который хоть и работает над ядерной программой, но верит во всеобщее братство и категорически против любого применения ядерного оружия.
        - Ну-ну, - сказал Рихард с интересом. - Не тяни за хвост, командир. Видишь, как все слушаем! Даже на баб перестали оглядываться.
        - Мордехай Ванину, - пояснил Стивен, - поехал в Австралию на конференцию ядерников, но там познакомился с неким Герерро, а тот свел его с корреспондентом западной газеты. Сенсация была еще та!.. Арабские армии так и остались в казармах, ибо Ванину «разболтал», что ракеты с ядерными бомбами нацелены на все столицы арабских стран, и если, дескать, Израиль слишком уж припрут, то, сами понимаете… Словом, арабы с того дня ограничиваются только интифадой да комариными укусами в виде террористов-смертников, на это Израиль уж точно не сможет ответить ядерным ударом…
        - А что с Ванину?
        Стивен отмахнулся:
        - МОССАД его «выкрал», тайно перевез в Израиль, где его поставили перед судом и дали предельный срок. Смех еще в том, что судьи ничего не знали и клеймили сволочь очень искренне. Весь срок, понятно, Ванину отмотал очень нехило, но, когда всякие правозащитники требовали предоставить им возможность посмотреть, не жестоко ли обращаются с узником, его приходилось срочно перевозить с Багамских островов или Майорки в камеру, где он несколько часов изображал заключенного.
        Рихард похохатывал, мотал головой, но Стивен оставался очень серьезным.
        - Ванину выходит на свободу. Теперь с ним могут поговорить более обстоятельно спецы разведок ЦРУ или Англии. Легенда раскроется, могут подумать, что в Израиле с атомным оружием не так уж и гладко…
        Рихард прервал:
        - А как на самом деле?
        - Сейчас, думаю, у них есть ядерное оружие всех видов и назначения. Но тогда они выиграли так необходимое им время. Однако ядерное оружие начинает появляться и у других. Вот посмотри данные о намерении израильских ВВС нанести удар по ядерному реактору в Бушере. Это в Иране. Когда-то они разбомбили ядерный реактор в Ираке, что остановило разработку атомного оружия Саддамом Хусейном, теперь планируют повторить такое же в Иране…
        Рихард спросил встревоженно:
        - Они это всерьез? Без наших санкций?
        - Это же евреи, - ответил за Стивена враждебно Герт. - Считают себя богоизбранным народом, а мы все - дерьмо. С нами считаются поневоле, когда заставляем. Для Израиля главная проблема не разбомбить атомный реактор, а спастись от ответного удара. Авианалет иранских ВВС отобьют, понятно, однако от ракетного удара так просто не уйти, несмотря на всю их мощь ПВО. У Ирана есть ракеты «Шихаб-3», у них радиус - две тысячи километров. Все их ну никак не сбить.
        Стивен кивнул, покачал головой:
        - Думаю, ничего не случится. Вовсе не потому, что иранский ядерный реактор работает под нашим наблюдением. Просто операция, ребята, начнется вот-вот. Точную дату никто вам не назовет, но вы сами увидите ее приближение…
        Рихард хохотнул:
        - Ну да, бомбы, что ударят по бункерам, уж как-то да разбудят!
        - Думаю, - сказал Стивен, - после авианалета получим приказ к действию через полчаса-час. Первый удар наносим своими силами, затем подходит подкрепление. Для въезда в Израиль через Иорданию и Египет есть несколько КПП, там стандартные визовые правила, так что проблем у второго эшелона не возникнет. Тем более что ввиду особого случая на этот раз на всех КПП будут наши люди.
        Вильдор сказал ликующе:
        - Это значит, можно сразу на танке?
        Стивен поморщился:
        - Еще скажи, с каменным топором. Операция будет бесконтактной. Повторяю для тугослышащих: сперва хирургические удары умными бомбами, а затем мы занимаем пункты связи и устанавливаем на крышах высотных домов пулеметы. Вот и все… в общем.
        Герт спросил деловито:
        - А со стороны Иордании?
        - Там три пограничных КПП, - ответил Стивен, - на мосту Алленби в районе Иерихона, Арава к северу от Эйлата и еще один на мосту шейха Хусейна на реке Иордан севернее Бейт Шеана. Этого для нас вполне достаточно.
        - Тем более, - сказал Вильдор понимающе, - что и там будут наши люди?
        - Естественно, - ответил Стивен серьезно, не принимая легкомысленного тона. - Последняя военная операция человечества должна быть безукоризненной. Помните, войдет во все учебники! Не только военные. Детишки будут о ней читать в букварях, как о последней войне, после которой настали вечные миры и щасте.
        Глава 2
        О последней войне, вспоминал он на обратном пути. У каждого народа свои великие и победоносные войны, свои победы и свои великие подвиги, которыми гордятся.
        Японцы, к примеру, любят горделиво рассказывать о самураях и кодексах чести, русские всякий раз упоминают, что бросались грудью на дзоты, шли на таран, кидались под танки, обвязавшись гранатами, для французов гений всех времен и народов - Наполеон, а вот иудеи вроде бы никогда никаких побед не одерживали, в этом Стивен был уверен, пока во время длинного перелета через океан не пролистал бегло историю евреев.
        И было такое, что засело острой занозой. В детстве и юности часто читал книги на историко-патриотическую тему. О том, как первопоселенцы отважно дрались с индейцами, а когда враги наседали, то, чтобы не попасть в руки этих дикарей, отважно вонзали себе в грудь кинжал, бросались со скалы или в реку. Конечно, сдавшихся всегда неизмеримо больше, и во времена войны с индейцами, и с англичанами, и с немцами, но все равно как хорошо было в детстве петь: «Никогда-никогда-никогда янки не сдадутся!»
        Каждый случай отважного поведения становился предметом гордости, ибо народ, где есть люди, способные жертвовать собой, имеет будущее. Но вот обыденный случай, о котором не так уж и многие знают, который никак не отмечается. В 70 году римские войска окончательно подавили восстание евреев, только около тысячи зелотов сумели бежать из Иерусалима в крепость Мосаду и укрепились там. Три года римляне вели осаду и предпринимали попытки взять Мосаду, но, хотя их было около 15 тысяч легионеров, это оказалось непросто. День и ночь римские инженеры сооружали тяжелые катапульты и тараны, наконец двинулись под прикрытием «римских черепах» к стенам.
        Судьба защитников была ясна: схваченных мужчин и женщин продадут в рабство. Собственно, это даже гуманно: ведь не перебьют же, не развешают на крестах, как всю армию Спартака, а просто продадут на невольничьих рынках, где из века в век продают тысячи и сотни тысяч невольников. Вон в одном Риме на каждого римлянина приходится по несколько рабов!..
        Однако же 960 евреев, защищавших Мосаду, сказали, что евреи по своей религии никому не могут быть слугами, как только Всевышнему, потому они умрут, но не будут рабами. В ночь перед последним штурмом глава восставших Бен-Яир велел уничтожить в крепости все, кроме еды, чтобы ворвавшиеся римляне видели, что не из-за недостатка еды защитники покончили с собой, после этого десять человек взяли в руки мечи… Дело в том, что самоубийство - грех, потому эти десять убили женщин и детей, а также всех остальных мужчин, а затем один из них убил остальных девятерых, и только тогда сам покончил с собой. Хотя говорят, что он не покончил с собой, по той же причине, что самоубийство - грех, а тайком ускользнул - одному проще, ускользнул, чтобы поведать миру правду, и что этим последним защитником был сам Иосиф Флавий, написавший потом «Историю Иудейской войны».
        Для любого другого народа этот случай стал бы величайшей из памятных дат, но странный народ иудеи: отмечают только духовные победы, только духовные достижения, только ступеньки на долгой и высокой лестнице нравственности…
        Еще с дороги, едва распустив группу, начал названивать Марии, но ее телефон не отвечал, расстроенный вернулся в номер, позвонил оттуда, снова облом, принял душ и снова полез в Интернет, на этот раз только для того, чтобы убить время.
        Надежда на то, что встретятся вечером, оказалась зряшной. Полночи извивался в жаркой комнате, несмотря на работающий кондишен, наконец заставил себя заснуть, а там сразу же прыгал с парашютом, стрелял из крупнокалиберного пулемета, подкрадывался к часовому и резал ему горло, как барану, молоденькому такому парнишке, у которого дома мать и отец, ждут, невесту уже наверняка присмотрели…
        В последнем сне бежал по ступенькам на башню, раздался треск, под ногами обрушился весь пролет. Он падал в бездну, дыхание замерло в смертной тоске… и проснулся с сильно стучащим сердцем. Ладонь автоматически скользнула под подушку, рукоять армейского пистолета «беретта», как влюбленный в хозяина щенок, с готовностью скользнула навстречу.
        Чувство страха стало уходить, но тут он услышал, как далеко в коридоре негромко звякнуло. Он нарочито оставил там пустую банку из-под пива, брошенную вроде бы случайно, но именно в том месте, где пройдет нога любого, кто вздумает вторгнуться в снятый им номер. На всякий случай, вдруг да чудом минует, есть еще одна в его номере, где все небрежно, разбросано, неубрано, как и положено для одинокого мужчины, что приехал на недельку по делам и заодно оттягивается на полную катушку.
        Очень медленно он перевел предохранитель и опустил палец на курок. Не сводя ствола с двери, дотянулся до второго пистолета, «зиг-зауэр» Р-26, демонстративно оставленный на столике возле кровати, взял и тоже поставил на боевой взвод. Теперь надо прикинуть, кто это может быть, потому что у всех своя тактика, а ему нужно угадать точно, потому что на такие дела по одному не ходят: один сумел бы достать его прицельным выстрелом, высмотрев через оптический прицел, издали.
        Дверь, к счастью, одна, но стрелять могут также и через окно. Правда, он на втором этаже, но можно как свеситься с крыши, так и подняться по приставной лестнице.
        Окно разлетелось, несколько быстрых выстрелов продырявили постель. Его пистолет рявкнул трижды в ответ, за окном мелькнула тень, выстрелы оборвались, а он толкнул ногой кресло, чтобы оно перевернулось, громко захрипел, застонал, и тут же дверь распахнулась, но второй пистолет сразу задергался в его руке, и очередь из автомата ушла в потолок.
        Он отпрыгнул под укрытие стены, еще раз выстрелил в дверной проем, над телом неизвестного, из пробитой головы которого сразу начала расплываться темная лужа. Теперь уже оба пистолета нацелены на пустоту коридора, он некоторое время ждал, однако на улице приглушенно хлопнула дверь, послышался шум отъезжающего автомобиля.
        На улице раздались возбужденные голоса, затем коротко взвыла сирена полицейской машины. Он осторожно приблизился к убитому, молодой худощавый мужчина, вид типичного работника низших категорий, такие ходят везде неприметные и тихие, работают либо уборщиками, либо грузчиками, очень редко поднимаются до квалифицированных работ. Но чтобы стрелять, особой квалификации не требуется, как они считают. И еще они всерьез верят в то, что Бог создал людей, а Кольт уравнял в правах.
        Полицейский внимательно проверил его документы, осмотрел разрешение на ношение оружия. Появились еще двое, на Стивена посматривали недоверчиво, вопросов не задавали, быстро и профессионально осмотрели комнату, Стивен обратил внимание, как оба, не тратя лишние секунды, определили траектории пуль, восстановили для себя картину схватки.
        Офицер сказал медлительно, он не спускал пристального взгляда со Стивена:
        - Вы очень умело разделались с нападающими.
        - Я не родился коммерсантом, - ответил Стивен, стараясь, чтобы голос звучал самодовольно. - Когда-то я служил в самой лучшей армии! Служил, скажу с заслуженной гордостью, неплохо. Если слыхали про «Бурю в пустыне», то я был в передовом батальоне, что вошел в Бейрут!
        Офицер поскучнел, здесь каждый день гремят взрывы и раздаются автоматные очереди, а этот хвастается, как, схоронившись за толстой танковой броней, въехал в город, разбомбленный так, что не оставалось ни одного, способного держать в руках даже пистолет.
        - Вам повезло, - сказал он, - но будьте осторожны. В последнее время боевики что-то обнаглели, уже дважды ухитрялись похищать бизнесменов прямо здесь, в Иерусалиме! Такого еще не было.
        - Безобразие, - согласился Стивен. - Почему их всех не убьют?
        - Скажите это вашему президенту, - ответил полицейский недружелюбно.
        - Нашему?
        - Наш премьер хорош, - согласился полицейский, - но все-таки это ваш не дает нам нанести такой удар, чтобы навсегда отбить у них охоту к таким забавам. Или, по крайней мере, мы бы сумели отбить желание у арабов хозяйничать в нашей стране.
        То есть депортировали бы все арабское население, подумал Стивен с мрачным негодованием. Или сразу в газовые камеры?
        - Да, - согласился он вслух, - теперь я вижу, что наш президент чересчур добр и гуманен. К некоторым лицам надо быть построже. Теперь я тоже считаю, что террористов надо истребить.
        Полицейский вздохнул, смолчал, но взгляд был красноречив. Хорошо бы, прочел Стивен в его глазах, если бы на каждого из вас, проклятых либералов, напали вот так, вы бы тогда по-другому запели.
        - Возможно, - сказал офицер, - мой начальник пожелает задать вам пару вопросов, но я и так вижу, что дело чистое. Они пытались вас убить или похитить, вы защищались. Фото этого, которому вы так умело всадили пулю прямо в лоб, я видел в картотеке… Дважды привлекался, всякий раз выходил за недостатком улик…
        - Ну вот и хорошо, - сказал Стивен бодро. - Я сэкономил деньги налогоплательщиков.
        - Это да, - согласился полицейский, он впервые улыбнулся. - Нам меньше работы.
        - Рад помочь!
        - Вы не собираетесь пока покидать город?
        - Пробуду еще неделю, - сообщил Стивен. - С вашими ребятами обычно удается быстро договориться. Это с джапами все тянется, церемонии любят, да с китаезами никогда не поймешь, где они каверзу готовят. А вы народ торговый, шустрый…
        Офицер поскучнел еще больше. Уже и армия показала себя в боях, и ученые берут Нобелевские премии, а все равно евреев считают лишь торгашами.
        Он вяло козырнул, все трое отбыли. Чуть позже прибыла машина, забрали труп, а хозяин гостиницы прислал столяра и стекольщика, чтобы сразу заменили дверь и вставили стекло, дабы не отпугивать туристов от вообще-то приличного заведения.
        Глава 3
        Файтер то и дело вытирал быстро потеющие руки, Гартинг выглядит не лучше, а всегда невозмутимый Олмиц сейчас бледен, как привидение, и натянут, как струна.
        - Их подготовили, - сообщил он президенту нервным шепотом. - Обработали. Если сорвется, уже ничего сделать не сможем.
        Файтер смотрел, как в зал входят сенаторы: главы комитетов, групп, секций, председатели авторитетных организаций. Каждый знает себе цену, каждый прекрасно представляет мощь тех сенаторов, от лица которых он здесь, а вместе с ними и ту часть избирателей, которая доверила им говорить от их имени.
        Когда все заняли свои места, Файтер вышел к трибуне с самой беспечной и обаятельной улыбкой, поздравил всех с редкостной погодой, когда после тайфуна установилось нечто нежное, безветренное, с ясным небом и температурой в двадцать пять по Цельсию.
        - Не стану утомлять вас рассказом о международном положении, - сказал он. - Сейчас информация настолько доступна, что даже сверхсекретные документы как-то появляются в Сети. А что происходит в мире, вы знаете не хуже меня. И знаете, что Израиль по-прежнему отвергает все наши предложения о совместном контроле за его ядерными арсеналами, военными заводами… И вообще требует полного невмешательства…
        Он говорил и всматривался в лица, холеные, значительные, полные достоинства, с аурой могущества. Не меньше трети из них евреи. Часть продолжает поддерживать Израиль, хотя и уговаривают смягчить расистскую политику, другие переводят в Израиль сотни миллионов долларов, пользуясь доступом к солидным международным фондам, но и эти - эллинизированные, что значит - на его стороне. На стороне интеграции Израиля в международное сообщество. А деньги переводят, потому что Израиль - свой, ему надо помогать, так везде во всех иудейских текстах. Но сейчас помогать - это в первую очередь удержать Израиль от лобового противостояния с США.
        - Мы хотим помочь Израилю, - сказал он с нажимом. - Именно помочь!.. Лишь небольшая часть израильтян придерживается расистской, по сути, доктрины, а все остальные, их подавляющее большинство, - за светское государство. Мы - демократы, мы не можем спокойно смотреть, как небольшая группка населения навязывает свои взгляды и свою власть. Вы знаете, какому нажиму мы подвергаемся со стороны мирового сообщества, что все еще допускаем существование этого островка, изолированного от всего человечества!.. И мы видим, что раз уж приняли на свои плечи роль всепланетного полицейского, то мы должны… просто обязаны принять меры!
        С первого ряда сенатор Джонсон, представляющий Юту, но самое главное - Международное сообщество Национальных банков, поинтересовался:
        - Все это нам давно известно, господин президент. Как мы поняли, вы хотите предложить какой-то план действий? Мы слушаем вас внимательно.
        Файтер вздохнул, он сам чувствовал, что за общими словами, давно известными и затертыми от частого употребления, скрывает страх и нежелание произнести роковые слова.
        - План действий прост, - ответил он, - но он не становится от этого приятным. Скажу честно, мне очень хотелось бы этого избежать. Как и вам всем, полагаю. Но Тель-Авив уперся… Потому мы планируем продолжать давление на Израиль всеми способами: политическими, экономическими, дипломатическими, но в то же время готовимся и к худшему…
        - Худшее - это что? - поинтересовался другой сенатор, представитель группы умеренных республиканцев. - Израиль нападет на нас?
        - И завоюет, - сказал кто-то замогильным голосом.
        Файтер ответил без улыбки:
        - Будем готовить силовой вариант.
        Кто-то воскликнул шокированно:
        - Что, как в Ираке или Корее?
        Файтер покачал головой:
        - Нет-нет, те времена по сравнению с нынешним - сплошное варварство. Хотя времени прошло немного, но на вооружение поступило настолько новое оружие, что просто немыслимо… Вы знаете, что даже солдат мы стараемся вооружать несмертельными видами оружия: электрошоковыми, лазерными, оглушающими, парализующими… а уж оружие, что несут наши самолеты…
        Он умолк, покрутил головой, сенаторы заинтересованно переговаривались, наконец Джонсон потребовал:
        - Выкладывайте, что у вас в загашнике? Наконец-то узнаем, куда утекали деньги из «черного фонда»!
        Файтер оглянулся, повел рукой:
        - Полагаю, военный министр расскажет лучше. Господин Гартвиг, вам слово!
        Гартвиг вышел спокойный, уже овладевший собой, улыбающийся.
        - Войне пришел конец, - сказал он с сожалением. - Были же времена, когда рубили мечами, кололи пиками… Эх времена были! А сейчас я дожил до такого позора, что принимаю на вооружение бомбы, которые… не убивают. Уже подумываю не просто об отставке, а о намыленной веревке.
        - Скажите, - потребовал Джонсон, - когда решитесь, я приду с фотоаппаратом!
        Гартвиг поклонился:
        - А вам самому не грустно, что уходит романтика битв?.. Ладно-ладно. А о новом оружии вам лучше расскажет один из его создателей, доктор Мордехай Бэлза. Он специалист по этим вопросам. Доктор Бэлза, прошу вас, проясните ситуацию!
        Из-за его спины вышел невысокий, но все равно сутулый человек в больших роговых очках, свет играл на огромной лысине, череп сильно вытянут, сразу многим пришло в голову, что в этом случае «яйцеголовый» - очень точное слово.
        Доктор Бэлза нервно откашлялся, видно, как смущается и робеет в присутствии множества политиков, но, едва заговорил, мгновенно глаза загорелись, спина выпрямилась, а голос зазвучал, как торжественная песня:
        - Эта бомба, которую мы разрабатывали и создавали несколько лет, сейчас поступает на вооружение американской армии. Я должен сказать, что нигде в мире нет ничего подобного. Более того, только в нашем обществе могло бы появиться требование создать нелетальное оружие… огромной мощности.
        Сенатор, что сидит рядом с Джексоном, поинтересовался:
        - Нелетальное, но огромной мощности?
        - Именно, - сказал Бэлза с подъемом. - Огромная мощность для большого радиуса. А для человека абсолютно неважно: разорвется она от него в двух шагах или в двух километрах. Эта бомба и есть та, о которой говорил господин… господин… в костюме с красным галстуком.
        Политики вежливо засмеялись, а президент пояснил благодушно:
        - Это министр экономики, опасайтесь его задевать, иначе урежет финансирование науки… Впрочем, мы слушаем вас очень внимательно.
        Бэлза поклонился, тут же взял в руки световую указку. На стене засветился прямоугольник, стала видна огромная, метров пять в длину, металлическая сигара. По щелчку стенка стала прозрачной, все увидели внутри множество батарей, конденсаторов, а кое-кто рассмотрел и заряд обычной взрывчатки, упакованный в металлическую трубку.
        Бэлза заговорил с подъемом:
        - Это самая технологичная в мире бомба!..
        Джонсон заметил громко:
        - Кто-то здесь говорил о самой гуманной.
        Военный министр огрызнулся рассерженно:
        - Вы сперва дослушайте.
        - Да слушаю я, слушаю, - ответил Джонсон сварливо. - Только со словом «технологичная» ассоциации совсем другие, как вы если не понимаете, вы же кадровый военный, то хотя бы догадываетесь.
        Гартвиг кивнул Бэлзе, тот указал на трубку со взрывчаткой.
        - В момент взрыва вся энергия целиком превращается в электромагнитный импульс. Для доступности называет ЭМИ, говорят, что политики не понимают длинные слова. Этот ЭМИ на десятки километров в диаметре сжигает всю электронику и вообще всю электротехнику. Вы помните, что случилось однажды с Нью-Йорком, когда на одной подстанции перегорели кабели! Весь город на несколько часов погрузился в хаос, встало метро, лифты, перестали работать водопровод и канализация… Да что там Нью-Йорк, катастрофа охватила три штата! И все из-за того, что произошла авария из-за перегрузки на одной-единственной станции!
        Сенатор спросил с интересом:
        - И теперь вы намерены оставить без света военные базы противника?
        Яйцеголовый радостно улыбнулся:
        - Не только без света, господин сенатор. Когда простые люди говорят «без света», то обычно имеют в виду по простоте электричество, хотя даже они могли бы догадаться, что электричество - это не только электрические лампочки. Мгновенно остановится вся промышленность, весь транспорт, исчезнет связь, даже Интернет, головная боль любого правительства, ибо Интернет нельзя контролировать!.. Абсолютно все люди останутся как без света, так и без тепла, холодильников, кофемолок, тостеров, кондишенов… Да это еще можно перетерпеть, но мгновенно остановится подача воды и, простите за выражение, работа канализации…
        Из третьего ряда один из сенаторов, ярый ястреб, крякнул, спросил с интересом:
        - Это значит, что евреи утонут в дерьме?
        - Если их не спасти, то утонут, - подтвердил ученый. - Но, как я понял, у вас нет такой цели…
        Он оглянулся на военного министра, как будто укоряя его за предательство, тот кашлянул и поднялся:
        - Господа, как вы поняли, эта бомба никого не убивает. У нас есть свидетельства серьезных ученых, что электромагнитный импульс… как видите, в отличие от политиков я легко выговариваю такое слово, так вот этот электромагнитный импульс на человека абсолютно не действует. Бомбы будут взорваны в полночь, когда все спят, и большинство населения просто проснется утром в доме с неработающими холодильниками, водопроводом, канализацией, телефоном, всей аппаратурой и даже мертвыми лифтами. А тем временем наши бравые десантники высадятся в заранее отмеченных токах и все возьмут под свой контроль. Их аппаратура будет работать превосходно!
        После двухчасовых слушаний сенаторы разошлись, Файтер в своем кабинете принимал силовиков, а Гартвиг привел и яйцеголового. Тот перестал горбиться, а сквозь стекла очков на президента взглянули очень серьезные глаза.
        Бульдинг дружески хлопнул по плечу ученого, тот наблюдал из окна, как сенаторы усаживаются в лимузины и разъезжаются по своим кабинетам. Понятно, что трое-четверо сейчас же отправят по тайным каналам в Израиль подробный отчет о слушании.
        - Прекрасно проделано, Мордехай!
        Тот нервно дернул плечом:
        - Не называйте меня этим дурацким именем, генерал! И вообще, что за нелепая идея так по-жидовски обозвать живого человека?
        Гартвиг хлопнул с другой стороны, загоготал:
        - Во-первых, сенаторы должны верить, что бомбу разрабатывали и готовы применить против Израиля евреи. А ворон ворону глаз не выклюет, евреи ни за что не нанесут своим соотечественникам большого урона. Дескать, международная еврейская солидарность. Потому выбрали простое еврейское, даже израильское имя…
        - Я понимаю, но почему такое дурацкое?
        Военный министр захохотал громче. Засмеялись и директор ЦРУ с директором Управления национальной безопасности.
        - Маленькая ответная месть, - пояснил директор Олмиц. - Когда-то израильтяне очень здорово навешали лапшу нам и всему миру с помощью подставного «ядерного физика» Мордехая Ванину. Он не был ни ядерником, ни физиком, но своей дезой здорово всполошил мир. И, вполне возможно, спас Израиль.
        Файтер, не поворачиваясь, задумчиво смотрел на чертеж самой технологичной. Сказал негромко:
        - А что, если в самом деле применить эти бомбы? Пусть израильтяне в говне утонут.
        - Если бы утонули, - ответил Гартвиг с сожалением. - А то ведь выберутся… Им в дерме поплескаться - за милую душу. Так что для надежности лучше уж пройтись по ним сперва ковровыми бомбардировками… Да не по разу, а потом на развалины высадить войска. Мы должны довести до конца те благородные задачи, которые поставил перед собой Александр Македонский!
        Файтер вздохнул:
        - Да, конечно… Он бы сам все сделал, если бы не…
        Он умолк, Гартвиг посмотрел на него остро.
        - Вы в самом деле так подумали? А что, в этом что-то есть.
        Файтер развел руками:
        - Такие вещи должно знать ЦРУ.
        Олмиц подумал, кивнул:
        - А что, это в их духе. Умертвили самого опасного для себя человека! Кстати, надо об этом сообщить высаживающимся войскам. Хоть на полпроцента, но это добавит злости. Все-таки Македонский был нашим, военным человеком! А убили его подло, отравили. Чисто по-еврейски!
        Стивен, щурясь даже сквозь темные очки, взглянул на синее небо. Когда же дождь пойдет, нельзя же в такую жару что-то делать, как они здесь живут, если он, со здоровьем космонавта, чувствует себя разваренной рыбой!
        Небо обманчиво нежное, с утра ярко-синее, а сейчас почти белое. Как из плавильной печи веет от Старого города с его узкими и кривыми улочками, словно прорубленными в камне - серый камень в стенах, камень под ногами, камень везде, и ни травинки, а уже чувствуется приближение полудня: раскаленного, душного и настолько сухого, что горло скрипит, как старая жесть.
        Стрижи еще носятся с пронзительным криком, потом и они попрячутся, только победно горит купол мечети Омара.
        Он вздохнул и снова в который раз нажал заветные три кнопки на мобильнике. После недолгих звонков щелкнуло, раздался голос, от которого дрогнуло сердце:
        - Стивен, привет!.. Я уж думала, не позвонишь…
        - Бессовестная, - вскрикнул он. - Я тебе звонил не переставая!..
        - Не слышала, - ответила она удивленно. - Может быть, кот нечаянно отключил?
        - Кот?
        - Да, он любит играть с моими вещами.
        - Какой кот, - закричал он так, что прохожие начали удивленно оглядываться, - ты была недоступна!.. Да и нет у тебя никакого кота!
        - Я отключила? - удивилась она. - Это ты бессовестный! Такое со мной проделывал, и после этого называешь меня недоступной?.. Ладно, не оправдывайся, бить не буду. Это, наверное, в нашем гараже, куда я ставлю машину. Там всегда теряется связь. Не понимаю только, если бы в подвал загоняла машину, а то на второй этаж…
        - Ты где? - прервал он. - Хочу тебя видеть.
        - Когда?
        - Как «когда»? - взорвался он. - Немедленно, конечно. А как иначе?
        - Ну, Стивен, - засмеялась она, - у нас еще все впереди. Куда так торопишься? Смотри, объешься, пресытишься. Снова разочаруешься…
        - Мария, - прервал он. - Ты где?
        - Я сейчас вышла из офиса, - сказала она.
        - И куда направилась?
        - В супермаркете цапну продуктов, закину домой…
        Он вскрикнул:
        - Через двадцать минут буду у тебя!
        Она запротестовала:
        - Я не успею!
        - Тогда встречу у супермаркета! Это который в двух кварталах от твоего дома? С большой такой пальмой у входа?
        - Да…
        - Лечу, - ответил он и отрубил связь, пока она не нашла что возразить.
        Сердце стучало мощно и радостно, он чувствовал себя так, словно только что принял освежающий душ, мышцы играют, помчался по улице чуть ли не вприпрыжку.
        Прохожие косились на его вдохновленное лицо, словно он увидел ангела, а он подумал насмешливо, что в самом деле встретил, иначе что с ним творится такое, никогда бы не поверил, что будет радоваться, как щенок, что с ума сходит от ликования при виде горячо обожаемой хозяйки.
        Пробегая по краю площади, услышал, как из переулка на той стороне донеслись выстрелы, яростные крики. После паузы снова выстрелы, винтовочные, автоматные, даже пистолетные.
        Там моментально собралась возбужденная толпа, в середине несколько человек подняли на руки залитого кровью человека. Вокруг бесновались и потрясали кулаками, подогревая себя и других, совсем молодые парни, даже подростки. Убитого понесли, но быстро собирающаяся толпа остановила, и сам собой возник митинг, где почти все кричали и вздымали к небу кулаки. Иерусалим, мелькнуло в него в черепе ироническое, или западный берег Иордана, где точно так же прыгают арабы, разве что там еще и палят в синий небосвод, благо патроны у них в сотни раз дешевле, чем в США, и продаются на вес?.. Ничего, уже скоро наведем порядок.
        Над головой приглушенно прогремело. Он в недоумении вскинул голову, звук на рокот преодолевающего звуковой барьер гиперзвуковика не похож, в бездонной голубизне за эти пять минут успели собраться белые облачка, прокатился непонятный гром, и вдруг воздух прочертило множество крупных сверкающих капель.
        Дождь сыпал блестящими жемчужинами, капли с мягким чмоканьем разбивались о накаленный асфальт, затем их стало так много, что он в изумлении смотрел через сверкающую завесу внезапного ливня, и все это время ярко и победно сияло солнце, превращая каждую каплю в драгоценность. Над головой погромыхивало, все громче и громче, затем внезапно полоса дождя ушла дальше по городу. Далеко на том конце улицы внезапно суматошно заметался народ, попав под ледяные капли, а яркое солнце как сияло, так и сияет, как раскаленная добела римская монета.
        Он добежал до супермаркета, успев промокнуть до нитки и так же быстро высохнуть. На всякий случай сразу взбежал по ступенькам, народ суетливо разбирает тележки с проволочными корзинками, он прошел мимо, удостоившись подозрительного взгляда охранника. В дальнем ряду мелькнула высокая прическа иссиня-черных волос, он ринулся туда, лавируя между растопыренными домохозяйками, как между обвешанными взрывчаткой шахидками.
        Мария торопливо набирала в корзинку молочных продуктов, он подкрался сзади и сказал страшным голосом:
        - Пройдемте, вы арестованы!
        Она даже не вздрогнула, удивленно повела удлиненными глазами:
        - Ты уже здесь?.. Ну ты и молния…
        Он не понял, похвала или осуждение, выхватил у нее корзинку, сказал счастливо:
        - Хочешь, я в зубах буду носить за тобой!
        - Зачем? - удивилась она.
        - Чтобы все видели, как я тебе служу!
        Она улыбнулась, в глазах удивление, но он видел, что такое признание льстит, а выбирающие рядом товары женщины посмотрели на нее с откровенной завистью, что она, конечно же, заметила тоже.
        - Ладно, - сказала она деловито, - пойдем. Хлеб возьмем по дороге.
        В магазине на самых видных местах укреплены под потолком широкие телеэкраны. Когда в кассах появляется очередь в часы пик в конце рабочего дня, люди, продвигаясь к кассе, смотрят новости, но сейчас Стивен заметил, что в зале останавливаются даже с пустыми корзинами, смотрят заседания ООН, слушают комментарии специалистов по «проблеме Израиля».
        На западном берегу Иордана новые теракты, израильтяне уже боятся отвечать огнем, чтобы не вызывать нового шквала негодования мировой общественности, но воодушевленные арабские боевики усиливают натиск, горят поселения, взрываются машины, тяжелый грузовик на большой скорости таранит переполненный автобус с израильскими студентами…
        В глазах охранника он увидел некоторое облегчение, всякий человек с нестандартным поведением вызывает повышенное внимание, а так Мария расплатилась, Стивен переложил покупки в пакеты и гордо понес к выходу.
        В холле народ тоже останавливался перед телеэкраном, мешая входящим и выходящим: местный ведущий взволнованно почти выкрикивал в телекамеры, что правительство США, по сути, предъявило ультиматум Израилю, иначе не назовешь те требования, которые там выдвинули.
        - Пойдем быстрее, - сказала Мария торопливо. Она ухватила его за руку и потащила на улицу. - А то сейчас там соберется толпа.
        - Боишься, что меня побьют? - сказал он шутливо. - По мне издали видно арийца англосаксонской нации… Или англосакса арийской крови.
        - А что, - ответила она. - Могут. У нас всякие есть.
        Он посерьезнел, спросил дрогнувшим голосом:
        - Если бы меня стали забрасывать камнями, как у вас делается, ты бы тоже бросила камень?
        Она ответила без улыбки:
        - Сейчас камнями не забрасывают.
        - Но все же?
        - Камнями забрасывают только преступников, - сказала она, и снова он отметил, как она ловко обошла прямой ответ. - Осужденных судом…
        - А я предстал бы перед судом как военнопленный?
        Она засмеялась, ухватила его за руку. Они успели перебежать на мигающий свет перед машинами за миг, как те сорвались с места, и оба, довольные маленькой победой, дружно вбежали, не сбавляя скорости, в маленький переулок, а там в каменный колодец дворика, где Мария перешла на шаг и, чинно здороваясь с соседями, пошла к своей двери.
        Стивен гордо нес за нею пакеты с покупками. Смотрите-смотрите, как еврейка еще одного блондина поймала, и теперь все его дети будут черными и обрезанными, все будут считаться евреями, и вот так белые все исчезнут, а мир будет заполнен еврейским народом.
        А вот хрен вам, подумал он без злобы. Ассимилируем вас так, что и следа не останется.
        Глава 4
        Переступая порог, сразу ощутил блаженную прохладу, кондишен сопит трудолюбиво, в Израиле без него не выжить, отнес пакеты на кухню, после чего с наслаждением содрал рубашку и зашвырнул ее на спинку стула.
        Мария улыбалась, однако он видел в ее глазах печаль и тревогу. Сказал напрямик:
        - Извини, что я так бесцеремонно. Молодой народ, условностями и запретами не обремененный… Тебе не по себе от моего присутствия, или тебя гложет, как бы это сказать поделикатнее, судьба Израиля?
        Она слабо улыбнулась:
        - Ты прав. В обоих случаях.
        - Из какого окна мне выбрасываться в отчаянии?
        - Бесполезно, - ответила она. - Мы на втором этаже, а под балконом вскопанная под клумбу земля. Извини, Стивен, мне как-то не хочется шутить на эту тему.
        Он выкладывал из пакетов на кухонный стол, а она сортировала, что в холодильник, что в корзину для фруктов, а что в раковину, чтобы помыть и сразу на стол. Руки ее двигались автоматически, но мыслями она явно далеко от этой комнаты.
        - Мария, - прошептал он, - я люблю тебя!.. У меня к тебе несколько дикое предложение… но я очень хочу, чтобы ты ему последовала.
        Она спросила безучастно:
        - Какое?
        - Я сегодня же возьму билет на самолет, - сказал он. - Ты отправишься в мою родную Калифорнию. Там тебя встретят мой младший брат и сестренка, там мои родители. Даже дед еще жив, представь себе - все еще играет в гольф… Ты подождешь моего возвращения.
        Ее руки двигались все медленнее, наконец она остановилась, посмотрела на него в упор.
        - Стивен, ты говоришь так серьезно… Значит, полагаешь, что здесь может случиться что-то похуже, чем появление шахидов?
        Он сказал торопливо:
        - Я люблю тебя. А когда любишь, страшишься за любимого человека. У нас самая безопасная в мире страна. А моя Калифорния - самый безопасный в стране штат. Ну, если не считать тайфуны…
        - И землетрясения, - добавила она безучастно.
        - Да, - согласился он, - но у нас к ним привыкли.
        - Как и у нас к шахидам.
        - Мария, я очень прошу тебя уехать…
        Она покачала головой, взгляд не оставлял его лица.
        - Стивен, что ты скрываешь? Ты хочешь отправить меня, но сам остаешься. Это нормально?.. Ты, конечно, не скажешь, зачем ты здесь, но все-таки… ты ведь знаешь больше, чем другие?
        Он повернулся к плите, конструкция незнакомой фирмы, но разобрался быстро, включил нужную горелку, поставил деление на максимум.
        - Другие тоже видят, - ответил он неуклюже. - Израиль противопоставил себя всему миру. Но когда мир то был занят драками друг с другом, то боролся за нефть, было не до Израиля. Сейчас Израиль как бельмо на глазу со своей исключительностью, расовым превосходством и демонстративным попранием демократических свобод. Как ни крути, но все человечество требует… упразднить Израиль.
        Она сказала горько:
        - Вот так просто? Упразднить? Вырезать всех поголовно, да?
        Он поморщился:
        - Мария…
        - А что? - сказала она гневно. - Мы - народ Книги. Мы не можем отказаться от нее, только она спасла нас и провела через все испытания, через тысячи лет рассеяния и вновь собрала здесь, в Израиле.
        Он сказал почти рассерженно:
        - Кто вам вбил в головы такую чушь, что вас хотят истребить? Вы будете жить еще богаче, еще достойнее. Исчезнет всего лишь слово «еврей», которое у одних вызывает настороженность, у других - ненависть. А вы не исчезнете, вольетесь в великий американский народ, как уже влились тысячи и миллионы ваших соотечественников. Даже не американский, а общечеловеческий! Слово «американец» исчезнет точно так же, как «немец», «грек», «японец»…
        Она прошептала в отчаянии:
        - Мы не сможем отказаться от Книги. Это то же самое, что дать перерезать себе горло…
        Лицо ее покрыла смертельная бледность. Она покачнулась, Стивен молниеносно подхватил ее на руки, подержал, вглядываясь в лицо, отнес в спальню и положил на кровать.
        Чаще всего достаточно потерявшего сознание положить горизонтально, чтобы кровь снова прилила к мозгу и пострадавший очнулся, но Стивен на всякий случай пошарил в ящичках тумбочки у кровати, никаких лекарств нет, если не считать аспирина…
        За спиной послышался слабый голос:
        - Стивен…
        Он обернулся, она с вымученной улыбкой пыталась подняться, он торопливо надавил ей на плечи.
        - Лежи, лежи!..
        - Прости, - произнесла она виновато, - со мной никогда такого не случалось.
        - Все когда-то впервые, - сказал он бодро.
        - Нет, я была уверена, что со мной такое никогда…
        Он сказал почти серьезно:
        - Я еще не встречал человека, который бы так болел за свою страну!
        Она не успела ответить, в прихожей раздался звонок. Длинный, требовательный. Стивен насторожился, посмотрел на окно, на двери.
        Мария с трудом поднялась и, держась за стену, пошла к двери.
        - Будь здесь, - предупредила она. - Посмотрю кто. Я вообще-то гостей не жду.
        Файтер отломил кончик второй ампулы и быстро выпил содержимое. Язык обожгло, по гортани прокатился огненный ком, будто проглотил стакан рома, хотя в ампуле две-три капли жидкости. Через пару минут рубашка на груди перестала подпрыгивать от частых ударов сердца, даже задыхаться перестал, а то будто карабкается в гору.
        Ну вот и хорошо, мелькнула мысль, а то пилюли, пилюли… Долго усваиваются ваши пилюли. Ничего, совсем немного осталось продержаться.
        На часах еще три минуты до начала встречи, кроме привычных силовиков, приглашен Теодор Юмекс, начальник Объединенных штабов, умелый стратег и прекрасный военачальник. После двух пластических операций выглядит просто сорокалетним, даже неприлично быть таким молодым начальником Объединенных штабов, но в то же время это самая светлая голова из всех военных, включая и самого Гартинга. Его эрудиция и его охват интересов поистине потрясают.
        Start-up - вдруг вспомнил он новое словцо, совсем недавно появившееся в лексиконе. Start-up!.. Еще вчера Уильям Бергманс, госсекретарь, и Ваучер, чувствуя приближение кульминации, попытались убедить его, что для того, чтобы создать что-то высокотехнологичное, нужны огромные штаты специалистов самой высокой квалификации. В любом научно-исследовательском институте таких направлений работают тысячи, если не десятки тысяч сотрудников. В Израиле же, дескать, ни один научно-исследовательский центр не может собрать под единую крышу и десятой доли таких специалистов.
        Start-up - благословение для заходящих в тупик научно-исследовательских разработок и головная боль для него, президента! Именно в Израиле пышно расцвели эти start-up-компании, когда коллектив в два-три человека создает продукты мирового уровня. А коллективы в десяток человек, работая опять же не в центрах мирового уровня, а у кого-либо на квартире, отыскивают прорывные пути к высоким технологиям! И кто знает, сколько из них создает новые виды оружия…
        Он нервно вздохнул. Да что лицемерить, любые высокие технологии тут же находят применение в военной технике. Все становится оружием, так что Израиль нужно поставить под контроль немедленно. Буквально сегодня, ибо завтра может оказаться поздно.
        Привычно звякнуло, он поднялся, не дожидаясь, когда откроется дверь, надел на лицо жизнерадостную улыбку уверенного в себе человека, а когда приглашенные один за одним подходили, почтительно кланяясь, всем энергично пожимал руку, демонстрируя силу и цепкость пальцев.
        Пока все по его жесту рассаживались, он погрозил пальцем Бергмансу:
        - Что-то вы меня пытались с толку сбить!..
        - Господин президент…
        - Кто вчера распинался о компаниях в сто тысяч человек? Это у нас помешаны на мегапроектах. У нас что ни компания, то десятки тысяч человек, если не сотни, а в Израиле существует такой феномен, как start-up-компании! Не слыхали?
        Госсекретарь с великой неохотой кивнул, но тут же сказал:
        - Они не дали на-гора ничего особенного. Ну аську, еще кое-что прикладное, чем пользуются юзеры по всему миру…
        Файтер кивнул:
        - Верно. А что они дали для закрытых проектов?
        Бергманс насторожился:
        - Что-то известно?
        - Пока только косвенные данные, - ответил Файтер многозначительно. - Но нам достаточно и того, что фирмы с численностью в несколько человек успешно разрабатывают продукты мирового уровня. Вчера в Израиль собиралась отбыть очередная делегация из штата Нью-Джерси, едва задержали их на неделю! Будут предлагать все, что угодно, стартаповцам, чтобы они открыли у них свои отделения. С ними конкурирует делегация муниципалитета Токио: гарантирует освобождение от всех городских и государственных налогов, только бы те создали филиалы в Японии…
        - Уже прибыли?
        - Вчера.
        Бергманс отмахнулся:
        - Ну, джапов не жалко. С другой стороны, разве плохо, что девяносто процентов сотрудников перспективных разработок «Нокии», «Сони», «Сименса» - израильтяне? Там они быстрее растворятся в кипящем мировом супе!
        Президент вздохнул:
        - Да вот что-то не растворяются. Если за все время с эпохи фараонов не растворились, то почему растворятся сейчас?
        Госсекретарь взглянул очень внимательно:
        - Потому что весь Израиль сейчас под нашим прессом. Который мы закручиваем все сильнее.
        Файтер вздохнул, кивнул на свободный стол:
        - Садитесь, нас уже ждут.
        Теодор Юмекс, начальник Объединенных штабов, подошел к стене, вспыхнул огромный экран. Блеснула лазерная указка, все внимательно наблюдали, как Юмекс ловко орудует ею, показывая на экране, выделяя и укрупняя некоторые участки, дает пояснения.
        Во-первых, глобальную связь обеспечивают спутник «Милстар 2», также и всю защищенную и высокочастотную связь для стратегического и тактического командования. Широкополосную обеспечивает спутниковая система DSCS… вот она, а на базе этих спутников наконец-то заработала, можете нас поздравить, ГСОУ - глобальная система оперативного управления.
        Передовые части будут видеть, где и сколько противника, какие впереди укрепления. Интенданты с точностью до патрона и коробки чипсов увидят, сколько чего у наступающих солдат, кому сколько доставить и как доставить с наименьшими затратами и по самому экономичному маршруту. Каждый командир танкового подразделения на своем дисплее увидит каждый свой танк, сколько у каждой машины снарядов, патронов, горючего, но куда важнее, что увидит каждый танк противника. Более того, на экран танового компьютера выводятся скорость, вес и прочие данные, как своей машины, так и противника, а по этим данным компьютер высчитывает, сколько у кого осталось патронов и горючего.
        Он выделил на экране участок, все увидели быстро скользящую черточку.
        - Наша гордость, - сообщил Юмекс с достоинством. - Тяжелый гиперзвуковой самолет SHAAFT. Он летает на высоте тридцати километров со скоростью, превосходящей скорость звука в двенадцать раз! Двадцать пять тысяч километров без дозаправки, если вы можете себе представить это расстояние. Конечно же, он не досягаем ни для русских, ни для китайских, ни даже для американских ракет, так как летит куда быстрее их.
        Ваучер спросил с подозрением:
        - Куда он направляется сейчас?
        - У него обычное патрульное задание, - объяснил Юмекс. - Взад-вперед. Ничего особенного. Сейчас он несет двенадцать крылатых ракет с дальнобойностью в две тысячи километров, а это значит, что в состоянии поразить любую цель на любом материке планеты.
        Он сделал паузу, давая понять, что все двенадцать ракет могут в любой момент ударить по целям в Израиле, если только политикам не удастся договориться.
        - Вообще-то, - сказал он оптимистически, - когда все это закончится… я имею в виду нынешнее напряжение, этот чудо-самолет будет американские спутники на орбиту выводить, а все чужие - сбивать. Ну ладно, на некоторое время можно оставить всякие там английские и французские, это уже почти американские, но потом в космосе должны вообще остаться только американские. Даже если будут запущены из Лондона или Парижа.
        Глава 5
        Со стороны моря заходят три стратегических гиперзвуковых бомбардировщика «Глобальная достигаемость», каждый в двести пятьдесят тонн и длиной в семьдесят метров. Их прикрывают два RLV, оба на скорости, превосходящей скорость звука в пятнадцать раз, но со стороны Ирака заходит вообще космическое чудовище: SMV, этот летает с такой же легкостью в космосе, как и в атмосфере, абсолютно не достижим ни для каких современных видов вооружения, а его умные бомбы обладают такой же абсолютной невидимостью, как и сам самолет.
        Все эти самолеты могут с легкостью прыгнуть в космос, чтобы оторваться от кучи преследователей, пройти там к цели, а оттуда поразить ее отвесными и абсолютно неотвратимыми ударами. Хоть на суше, хоть на море.
        Госсекретарь пробормотал:
        - Господи… Да одним можно стереть весь Израиль с лица земли! Зачем все эти чудовища стягиваются к его границам?
        Файтер смолчал, но взгляд его сказал лучше слов, что даже здесь есть те, кто, несмотря на завесу сверхсекретности и клятву молчать, сразу же все услышанное и увиденное переправят в Израиль.
        И это хорошо, ответил ему взглядом Олмиц. Пусть эти пейсатые увидят, что их ждет, если не откроют свои арсеналы, заводы, подземные хранилища и не назначат свободные демократичные выборы.
        Начальник Объединенных штабов переключил изображение, показалась плывущая по морю эскадра, вид с большой высоты, корабли не рассмотреть, понятно только, что в центре сразу два авианосца.
        - Наш флот, - сказал Юмекс почти с извиняющейся улыбкой, - благодаря распаду СССР внезапно занял уникальное положение. Российские океанские силы все слабеют, Индия и Китай пока еще дикари на каноэ, так что для американского флота не осталось серьезных соперников. Да, нам осталось только проецировать мощь на сушу. Новую стратегию мы уже опробовали под названием «Дельта», довольно успешно отрабатывали удары по берегу.
        Он объяснил, что американские эскадры подходят вплотную к берегам, наносят сокрушающие удары эшелонами крылатых ракет и палубной авиацией, разрушая целые города, чтобы облегчить их захват морской пехотой. И каждый шаг любому солдату виден прекрасно: даже если враг впереди залег и замаскировался, от телеглаза спутника не укроется, на дисплее наступающего морпеха видно и цель, и расстояние до нее, и какого типа бронежилет на противнике…
        - Сейчас, - напомнил он, - со стороны моря к Израилю приближаются атомные субмарины «Вирджиния». Их специализация - действия в прибрежных водах. Помимо разведки и уничтожения кораблей противника, они ударят крылатыми ракетами вглубь Израиля, затем высадят диверсионные группы. Тридцать эсминцев DD-21, это уже не эсминцы, а плавучие ракетные батареи, каждый несет на борту двести пятьдесят пусковых установок «Томагавк» да несколько сот этих ракет в трюме. Дальность боя «Томагавков» две тысячи восемьсот километров, а весь Израиль… ну, вы знаете, что весь Израиль - это узкая полоска пляжа, простреливаемая насквозь!
        Подойдут еще три авианосца… Понимаю ваши усмешки, как будто с истребителями и танками против мышонка, но, как я понимаю, наша операция - прежде всего демонстрация серьезности наших намерений? Наши суперавианосцы не подойдут к берегу, они обеспечивают вторую линию. С их палуб тоже поднимутся тяжелые бомбардировщики… Я имею в виду, что в любой момент могут подняться, если переговоры политиков зайдут в тупик…
        Файтер попытался представить себе, что же предстоит бомбить этим палубным бомбардировщикам, если там даже после первого же удара крылатых ракет остается только перемолотый щебень от бывших городов и сел? Где после второго - все сплавится в шлак, не остается даже живой земли? Но ведь планируется наносить и наносить удары… по мертвой земле?
        Впрочем, это рассуждения человека, обремененного душой и совестью. А государственный деятель в нем знает, что нужно освободиться от всего накопленного арсенала. На планете уже не осталось противника, а против инопланетян крылатыми ракетами не повоюешь. С ними можно воевать только тем, что сейчас проектируется в институтах, создается в бюро, как опытные образцы, а вот эти простые снаряды… лучше вот так, чем топить в самом глубоком месте Тихого океана!
        Он подумал, что надо было использовать три ампулы, а то снова учащается что-то в груди, грудная жаба проснулась и ворочается, нажимая толстым задом на сердце, заставил себя сосредоточиться, но не столько слушал, сколько смотрел на участников совещания, следил за их реакцией.
        А начальник Объединенных штабов с удовольствием рассказывал, как в старину корабли подходили к берегу, открывали огонь из всех пушек и одновременно высаживали десант. Десант, естественно, закреплялся, рыл окопы, а противник, опомнившись, пытался сбросить его в море. Но на этот раз десанту не нужны плацдармы, как не нужна пауза в ожидании подкрепления. Крылатые ракеты и умные бомбы сметают впереди любое серьезное сопротивление, потом амфибии с десантниками на борту еще в море выбирают слабые места в обороне противника: на своих экранах они видят страшные разрушения на берегу и направляют машины именно в щели.
        Выкатившись на берег, они двигаются вперед на полной скорости, за ними внимательно следят сверху, заботливо подавляя всякое сопротивление шквалом огня с самолетов и ударами крылатых ракет с кораблей. Морпехи следят за происходящим впереди не столько своими глазами, что увидишь в клубах пыли от взрывов, но на экраны моментально выводится любая запрашиваемая информация, видны все такие же машины с десантниками, вся карта огромного поля, по которому двигаются боевые машины, там красным мигают крохотные очаги, где еще теплится какая-то жизнь…
        Плавающие броневики, сделанные из титана, керамики и композита, вдобавок защищенные добавочной броней, по морю двигаются со скоростью пятьдесят километров в час и восемьдесят - по суше, бьют на полной скорости без промаха из пушек и пулеметов, бьют ракетами, ставят дымовые завесы…
        Снова Файтер сказал себе вяло: надо же, никто и не удивляется, зачем такие силы на захват груды щебня и перепаханной осколками земли?
        С ума сойти, мелькнуло в голове. Каждая машина неуязвима в самом буквальном смысле, а к тому же у нее есть свой интеллект, который может заранее обнаружить запуск противотанковых ракет, а в ответ сам, не запрашивая разрешения, ставит либо лазерные помехи, либо сбивает ракеты эти своими крохотными ракетами-перехватчиками.
        Каждая машина связана защищенными каналами со штабным бронетранспортером. У каждого танка-амфибии, как и вообще у любого танка, на вооружении система управления, что вообще ведет бой в автоматическом режиме, успевая реагировать раньше, чем медлительный человеческий мозг. Такой танк видит и слышит все, что ему необходимо… и таких танков-амфибий в операции «Эллинизация» задействована тысяча единиц? Да они же там будут лбами сталкиваться, стараясь уместиться на территории крохотного Израиля!
        Ваучер вздрогнул и откинулся на спинку стула, когда у него с обеих сторон появились двое морпехов. Один поставил на стол кофейник и чашки, другой - поднос с диетическими котлетами в гамбургерах.
        Бульдинг увидел испуг министра финансов, заметил язвительно:
        - Не пугайтесь, это еще не за вами.
        - А за кем? - спросил Ваучер, оправляясь от испуга.
        - Пока ни за кем, - ответил Бульдинг многозначительно, - пока ни за кем.
        - А когда будет за кем?
        - О, - сказал Бульдинг совсем зловещим голосом, - тогда вы точно узнаете…
        Гартвиг дождался, когда принесут соки, брезгливо выковырял из бутерброда котлету и, намазывая белый хлеб тонким слоем масла, заметил с одобрением:
        - Правильно, никаких перерывов на обед. Хоть на пару часов Израиль не будет знать, что мы решили.
        Ваучер окрысился:
        - Вы на что намекаете?
        - Я? - удивился Гартвиг. - Намекаю? Военные министры не намекают. У нас другие доводы. Я сказал достаточно ясно, что всю нашу команду нужно изолировать и держать без связи с внешним миром, пока… ситуация как-то не разрешится. А пока Израиль знает, что мы только пугаем, но нападать не собираемся, он и не уступает ни в одном пункте.
        Ваучер сделал большие глаза.
        - Вы все-таки намекаете! И очень настойчиво намекаете, что утечка секретной информации происходит на… этом уровне?
        Гартвиг удивился еще больше:
        - Все-таки намекиваю? А я был уверен, что указал на вас пальцем!
        Ваучер начал подниматься, но понял по смешкам, что его снова разыгрывают, быстро сел и сделал вид, что полностью занят сандвичем.
        Файтер смотрел, как все едят с аппетитом, так надо, иначе у соседей возникнут всякие нежелательные догадки, все говорят громко и уверенно, на лицах улыбки, только Ваучер улыбается слишком уж вымученно, лучше бы не старался.
        А на экране авианосец «Вашингтон» передвигается через океан, как огромный лайнер, что на высоте в двадцать тысяч километров зависает в пространстве, а планета послушно поворачивается под ним, угодливо предлагая место для посадки.
        Конечно, если свеситься с борта авианосца и посмотреть вниз, лучше - в бинокль, то увидишь, как там, далеко-далеко внизу, набегают волны и расшибаются о стальную стену. Будь корабль в сто тысяч раз меньше, а на таких скорлупках раньше плавали и воевали, то волны и стучали бы в борт, и встряхивали бы, и можно было бы испытать такое незнакомое и давно позабытое моряками чувство, как качка, но когда через океан движется закованный в сталь военный город, то какая качка, какие волны?
        Судя по укрупненным снимкам, адмирал Кенрис вообще не выходит на палубу, смотреть не на что, во все стороны зеленоватая гладь моря, а над головой всегда синее южное небо. На экранах его громадной каюты, возникающих на стенах благодаря «электронной бумаге» там, где он желает, все данные, в том числе и вид на волны или небо гораздо более детальный, чем простым глазом.
        Начальник Объединенных штабов переключил камеру, все увидели большое помещение с двумя десятками элитных коммандос, лучших из лучших. Вообще-то на авианосце их десять тысяч, все - лучшие из лучших, отобранные из разных частей армии США, специально обученные, натренированные, прошедшие специальную психофизическую подготовку и умеющие вести бои в городских условиях.
        Эти ребята, каждый стоимостью в миллионы долларов, потраченных на их подготовку и обучение, еще и оснащены так, как ни одна армия или элитные части мира. Если они упадут с неба на улицы городов и площадей, на крыши правительственных зданий, это будут уже не люди, а упакованные в сверхпрочный металл и пластик киборги. Каждое движение усилено мощными сервомоторами, каждый способен поднять и опрокинуть танк, выдержать выстрел в упор из гранатомета, в то же время собственная огневая мощь равна экипажу бронетранспортера.
        А если учесть, мелькнуло в голове у Файтера, что эти бойцы благодаря приборам видят и слышат все, что делается вокруг, у каждого десятки советчиков, наблюдающих через спутники за обстановкой, их обо всем заранее предостерегут и все подскажут, вовремя вышлют подкрепление, то эти части должны выполнить поставленную задачу быстро и без малейших потерь.
        И непонятно, почему так сухо во рту, а в груди вдруг появилось то, что именуют грудной жабой. И душит, проклятая, по ночам так, что приходится пилюли глотать горстями.
        После короткого обеда Юмекс снова начал показывать снимки, сопровождая объяснениями:
        - Основная составляющая израильских сухопутных сил, конечно же, бронетанковые войска. Они первыми идут в атаку и нередко решают исход боя. Потому танковые войска в Израиле едва ли не самое лучшее, что вообще в нем есть… даже наши генералы отзываются о них с долей зависти. К тому же они не просто хорошо обучены, наши тоже показывают прекрасные результаты на тренажерах, но вот в Ираке половина всех погибших - именно от рук своих же товарищей, когда танкисты открывали огонь по своим войскам, а летчики почему-то наносили прицельный ракетно-бомбовый удар по танковым колоннам англичан.
        Файтер слушал, поглядывал на других, подумал раздраженно, что головная боль всех стратегов операции «Эллинизация» - именно бронетанковые, потому что не стоят в казармах, да еще подземных, как было в случае с пленением иранской армии, а разбросаны крохотными тактическими группами по всему периметру Газы, на границах с Иорданией, Сирией, Египтом и, конечно же, то и дело вводятся на западный берег Иордана, даже на территорию Палестинской автономии, подавляя тот или иной мятеж. К тому же из-за особенностей полуфронтовой жизни всего Израиля они всегда в полной боевой готовности и всегда готовы ответить выстрелом из танкового орудия в ответ на подозрительное движение.
        Доставят трудностей даже пехотные войска, что в условиях Израиля почти полностью трансформировались в десантные подразделения.
        Особую сложность представляют военно-воздушные силы. Опять же в силу специфики жизни Израиля самолеты израильских ВВС постоянно готовы нанести ракетно-ядерный удар. Им даже не требуется сообщения о начале войны, ибо война против Израиля идет всегда: арабские страны высматривают лазейки и ждут удобного момента, а сверх того, Израиль считает весь мир виновным в том, что кто-то где-то прищемил израильтянам хотя бы пальчик.
        Гартвиг вообще прямо заявил, что самолеты придется сбивать с первой же секунды операции: неизвестно, что за оружие у них на борту, слишком много жутких слухов, что ряд самолетов имеет ядерные бомбы. Конечно, это произведет нехороший эффект, но зато, как он сказал, можно сразу же объявить о заранее подготовленных льготах для израильтян: отмена службы в армии, повышение всех стипендий, пенсий - это все за счет расформирования огромной израильской армии, которую теперь нет необходимости содержать, а это всегда лежало тяжким бременем на бюджете…
        Файтер заметил, как военный министр морщится все больше, наклонился к нему и спросил тихонько:
        - Видите какие-то проколы?
        - Нет, - ответил Гартвиг шепотом. - Все безукоризненно.
        - Тогда что не нравится?
        - Все правильно, - ответил Гартвиг, но вздохнул, - все правильно… даже слишком.
        Файтер переспросил:
        - Это как?
        К их разговору начали прислушиваться, даже Юмекс почтительно прервал объяснения, а Гартвиг сказал с некоторой досадой в голосе:
        - Когда-то я утверждал один сценарий… В момент начала войны и ее продолжения летают пассажирские самолеты, сухогрузы и танкеры таскают свои сокровища, корреспонденты и туристы ездят на курорты, но одновременно высаживаются десантные группы, захватывают штабы и пункты ПВО, арестовывают правительства и меняют власть, а гражданские лица узнают о переменах только утром после спокойного крепкого сна. Я тогда очень внимательно просматривал сценарий на предмет дыр и… не отыскал! Наша армия настолько оснащена, что способна скрытно забрасывать любые группы коммандос в любую точку планеты, даже самую охраняемую.
        Ваучер поддержал горячо:
        - Я полагаю, что военный министр прав. Это раньше для разгрома противника требовались огромные армии, а сейчас достаточно двух-трех сотен диверсантов. Наш спецназ в состоянии выполнить подобные задачи!
        Файтер кивнул, но сказал спокойно:
        - Однако в этом случае все же будет бой. Погибнет какое-то количество наших десантников. И хотя мы снабдим их доспехами из титановой брони, экзоскелетами и ранцевыми двигателями, но все же какие-то потери неизбежны. Ответьте, готовы ли вы объяснить семьям погибших, что могли бы провести операцию, не потеряв ни единого человека?.. Впрочем, отвечать придется не вам, а мне, президенту.
        Ваучер поерзал, сказал раздраженно:
        - Как будто при взрыве электромагнитной бомбы не будет погибших!
        - Среди американцев - нет, - отрезал Гартвиг. - Не будет. А что какие-то евреи… прошу прощения, израильтяне утонут в дерьме, когда из канализации потечет на улицы, то как-то не слишком горько. Понимаете, из дерьма вылезти можно, можно отмыться, а на людей электромагнитные волны не действуют. А вот кто будет убит, тот убит!
        Еще полчаса Юмекс подробно объяснял детали предстоящей операции, всячески напирая на то, что Израилю ну никак не устоять, и все понимали, что это рассчитано в первую очередь на то, что Израиль отслеживает приближение военно-морских сил к его берегам, начинает понимать, что дело очень серьезно и надо идти на уступки.
        Когда совещание закончилось и министры выходили из кабинета, Файтер остановил Юмекса:
        - Можно вас на минутку?..
        Тот ответил с готовностью:
        - Всегда в вашем распоряжении, господин президент!
        Файтер махнул рукам остановившимся Гартингу и Олмицу:
        - Идите-идите, я в самом деле на минутку. Так, один вопрос, не относящийся к военному делу…
        Военный министр и директор ЦРУ вышли последними, Файтер закрыл за ними дверь и спросил негромко:
        - При всей щекотливости вопроса я все же должен спросить… вам непросто было планировать такую широкомасштабную операцию против… соотечественников?
        Юмекс выпрямился, на лице ни тени колебаний, взгляд ясен, а ответил чистым голосом, в котором Файтер не уловил и тени колебаний или сомнений:
        - Господин президент, позвольте напомнить вам один момент, который обычно ускользает от внимания тех, кто не старается копнуть глубже…
        - Слушаю вас. - Файтер насторожился.
        - Конфликты, - сказал Юмекс почтительно, - в процессе эллинизации происходили не между эллинами и евреями. Вовсе нет! Как раз между эллинизированными иудеями и ортодоксальными. Эллинизированные стыдились своих соотечественников, те выглядели, скажем прямо, жалко на фоне просвещенных греков, потому эллинизированные старались поскорее приобщить своих соотечественников к высокой культуре. И, понятное дело, часто перегибали палку.
        - Это уж в нашей натуре, - проворчал президент.
        - Более того, - сказал Юмекс, - имеется немало документов и письменных свидетельств, что в подобных конфликтах греческие правители всегда становились на сторону иудеев. Они прекрасно видели, что высокая греческая культура быстро поглощает восприимчивых иудеев, а будет полное поглощение на десять или на сто лет раньше или позже - для государства неважно. Но это было важно для эллинизированных иудеев, их жизни исчислялись не столетиями, вот и перегибали, вызывая сопротивление…
        Файтер рассматривал его пристально, но Юмекс выдержал острый взор, полностью уверенный в своей правоте.
        - Я слышал, - сказал президент осторожно, - что какой-то греческий правитель все же пытался искоренить остатки иудейской религии…
        Юмекс потемнел, сделал горестный жест.
        - Антиох Эпифан, - проговорил он сквозь зубы. - Если бы этот дурак не наломал дров, тоже стараясь ускорить, то эллинизация свершилась бы сама по себе, Иудея еще тогда влилась бы в семью народов! А мои соотечественники не вызывали бы такую ненависть и недоверие среди всех народов.
        Глава 6
        Иерусалим возвышался на горе, похожий на яркий факел в ночи: из слепяще-белого камня, прекрасный, величественный и гордый. Едва прошли под аркой ворот, Гургис сразу ощутил покой и прохладу: накаленные тротуары постоянно поливают холодной водой, вместо колодцев фонтаны, а воду можно набирать, всего лишь подставив кувшин под бегущую из пасти медного зверя струю.
        У ворот и дальше, на улицах, часто встречали горожан, Гургис сперва принял их за греков: чисто выбритые лица, с голыми ногами, почти все обнажены до пояса. Когда прошли мимо первой группки, Гургис сказал негромко:
        - Говорят не по-гречески…
        - Иудеи, - пояснил Неарх с победной усмешкой. - Да, пока что говорят на иврите… между собой, но вообще-то стараются общаться на греческом, языке культуры и искусства. А греческие имена они взяли сразу же. Вслед за греческой одеждой и манерой брить бороды.
        Гургис провел кончиками пальцев по тщательно выбритому лицу.
        - Бр-р, не представляю, как я ходил с лохматой бороденкой! Как вспомню, даже спина краснеет…
        - Да уж, - проворчал Неарх, - самому вспомнить противно. Но это все позади. Иерусалим - уже греческий город. Богатые горожане Иерусалима сейчас заканчивают строить гимназию, это все на их деньги. Мрамор на колонны везли из-за моря!
        Гургис покрутил головой:
        - А как же местные жрецы? Я слышал, они роптали…
        - Недолго, - сообщил Неарх.
        - Что так?
        - Против воли народа не попрешь, - ответил Неарх со смешком. - Первое, что принесли греки, - это демократию. Голос даже рядового жителя должен быть услышан и учтен. А когда почти все жители восхотели и гимназию, и академию, и даже стадион для соревнований…
        - Это бесподобно, - согласился Гургис. - Бесподобно, говорю, когда горожане сами берут на себя борьбу со жрецами. И сами добиваются, чтобы здание гимназии было выстроено в самом лучшем месте!..
        - Ты увидишь, - сообщил Неарх, - осталось только благоустроить парк для прогулок и бесед…
        Они прошли к пустынной части города, Гургис остановился как вкопанный. Чаша стадиона расположилась среди олив и платанов, как огромная белоснежная раковина, величественная и торжественная, едва ли не самое прекрасное, что в состоянии творить руки людские.
        Отсюда сверху видно, как там, внизу, крохотные голые человечки состязаются в беге, прыгают в длину, а также красиво метают диск. Самим грекам не до стадиона: в город приезжают только торговцы или сборщики налогов, которые, завершив дела, тут же возвращаются обратно, а соревнования, как большие, так и малые, - дело самих иудеев, которые восприняли идею «В здоровом теле - здоровый дух» сперва смущенно, потом с великим энтузиазмом.
        Гургис смотрел восхищенно. Греческий взгляд на человеческое тело как на нечто прекрасное быстро овладел просвещенными иудеями, особенно быстро восприняла новое молодежь, и сразу количество красивых иудеев как будто утроилось, когда вышли на улицы чисто выбритые, с расчесанными волосами, с красивыми мускулистыми торсами, которые раньше стыдливо прятали, а теперь можно выставлять напоказ…
        Неарх толкнул его в бок. Гургис оглянулся. По дороге, подпрыгивая на каменистой дороге, катит тележка, запряженная осликом. В поводу его вел крупный немолодой иудей, борода лопатой закрывает грудь, длинные волосы падают на спину, все пегое из-за частой седины, сам иудей покрыт дорожной пылью с головы до ног, весь серый, только глаза сверкают из-под нависших бровей, тоже покрытых пылью, зло и непримиримо.
        Иудей медленно удалялся, Гургис внимательно смотрел ему вслед.
        - Да, - сказал он, - это тот, что пять лет тому приходил забирать из гимназии своего младшего сына. Помню, талантливый юноша! Мог бы стать ученым, скульптором, математиком… А сейчас наверняка пасет тощих коз на склонах голых гор. А его отец каждую осень появляется здесь, привозит козий сыр на продажу. И все это время поносит нас на всех площадях. Сколько же энергии у этого узколобого фанатика!.. Ведь немолод, уже ходит, опираясь на палку, а какие речи закатывает!
        Неарх ухмыльнулся:
        - Пусть. Он проиграл.
        - Так ли?
        - Так, - ответил Неарх уверенно. - Вся еврейская жизнь изменилась с приходом греков. Разве по нас не видно? Мы ведь уже эллины. Если в других странах жители реагировали в первую очередь на греческую армию, на длинные копья фаланг и великолепные мечи греков, то мы все жадно набросились на греческую культуру и поглощаем ее так, что за ушами стоит треск.
        Гургис кивнул:
        - Да, эллинская культура превосходит все культуры мира. И потому все умные люди во всех странах перенимают ее и сами становятся эллинами. Однако неграмотные пастухи упорно цепляются за своих богов…
        - За своего бога, - поправил Неарх. - У них один бог.
        Гургис отмахнулся:
        - По привычке вырвалось. Эти старосты горных деревенек да жрецы в тех краях как раз к пастухам и обращаются.
        - Пусть, - произнес Неарх благодушно. - Иудейская молодежь уже восприняла философский скептицизм и отказывается принимать наивное толкование Библии в мидрашах. Они спрашивают напрямик: может Тора помочь нам решить наши вопросы или нет? И священники в бессилии разводят руками. Вот в этом и есть победа!
        Гургис все еще смотрел в ту сторону, где в тени греческих портиков скрылся старый священнослужитель. Лицо его оставалось задумчивым.
        - Знаешь, - сказал он наконец с некоторой нерешительностью, удивившей его самого больше, чем Неарха, - мне стало известно, что почти все эти священники, так яростно поносящие нас на площадях, дома очень тщательно штудируют идеи Платона, логику Аристотеля, теоремы Эвклида… Вообще изучают греческую философию и науку куда тщательнее, чем те, кто уже эллинизировался с легкостью.
        Неарх воскликнул с удивленной радостью:
        - Так это же великолепно!
        - Почему?
        - Этим подтачивается последний оплот иудейского сопротивления!
        Гургис помолчал, а когда заговорил, в тихом голосе звучали сомнение и тревога:
        - Они изучают так, словно ищут бреши… Нет, это я уже говорю глупости. Скорее, они пытаются понять и овладеть греческими орудиями утонченного анализа, чтобы снова приступить к своей Торе. Заново. Зачем? По всей логике, у них единственный шанс выжить - это суметь каким-то образом приспособить Моисеево учение к изменившейся жизни. К жизни в окружении намного более высокой, утонченной и такой привлекательной культуры.
        Они замолчали, каждый думая об одном и том же. Три дня тому состоялся праздник в честь Деметры, богини плодородия, праздник вышел далеко за пределы эллинизированных кварталов, и жители истинной веры, как они себя называли, готовы были с голыми руками отыскать женщин, осквернивших иудейскую землю, и разорвать их на месте.
        Хотя сам праздник иудеи более-менее стерпели, но в конце были отобраны девственницы, которые должны были участвовать в женских мистериях, на которые не допускают ни мужчин, ни даже остальных женщин. И хотя все происходило ночью, однако светила полная луна, и многие видели обнаженных девушек, легких и прекрасных, что мчались под звездным небом, похожих на сказочных существ, захлебываясь от невероятного ощущения свободы и единения с богами…
        Если те из мужчин, которые заменили свою веру эллинским восприятием мира, смотрели с удовольствием и откровенно любовались, то ревнители старой веры всю ночь вопили и потрясали кулаками, разжигая себя и собравшихся все больше и больше. Утром к зданию городского совета явилась разъяренная толпа и потребовала выдать им распутниц на растерзание.
        Начальник гарнизона тут же вывел отряд гоплитов, вооруженных длинными копьями, твердо и в зловещем молчании вытеснили толпу за границу города. После чего греческий военачальник пообещал, что имеет право поступить с ними, как с бунтовщиками. Однако власть эллинов намного мягче, чем иудейская, и он ограничивается лишь мягким советом так больше не делать. Каждый свободен делать то, что хочет, но не имеет права навязывать это другим.
        Мататьягу чувствовал на спине взгляды двух греков, что когда-то были иудеями, старался держаться прямо, хотя тяжелая работа и годы старательно гнули ему хребет.
        Горячая кровь волнами ходила по телу и, не находя выхода, больно била в череп, грозя разломать там плотину, хотя с виду он старался держаться спокойно и бесстрастно, все-таки он приехал продать сыр, что-то купить из одежды и вернуться в свой привычный мир.
        Греки хвастаются своей историей, но евреи свой путь прокладывали неприметно и с большим опозданием. У них не было ни каменного, ни бронзового века. У них не было и века железного. Тысячу лет кочевали внутри и вовне больших цивилизаций, окружавших их. У них не было ни зданий, ни городов, ни армии. Не было даже оружия. Все их богатство составляли те идеи, которые сейчас так беспощадно вытесняет проклятая эллинизация, яркая и зовущая снаружи и гнилая внутри.
        Но как это объяснить соотечественникам? Как уберечь от сладкой отравы?
        Город медленно плавится в тягучем зное, перегретый воздух дрожит и колеблется, искажая очертания домов и деревьев, сейчас покрытых пылью, полумертвых. Небо стало серым и мутным, словно тухлая вода, а вымощенная камнем дорога покрылась таким слоем пыли, словно город заброшен много лет.
        Он услышал стук копыт на улице, но это проползла усталая и потная лошадь, волоча двуколку, на которой скорчился человек, накрывшись, как саваном, куском белого полотна. Еще далеко впереди кто-то перебежал торопливо улицу, а так все попрятались в тени домов, под сенью деревьев, в прохладу портиков и колонн.
        Лишь ближе к городскому рынку начали появляться люди. Он вздохнул с облегчением, на самой площади людно, стоит привычный гвалт, торговля идет при любой погоде, деловые люди не любят терять прибыль.
        Он продал головки сыра непривычно быстро, от злости на огречившихся соотечественников даже не торговался, так же быстро купил необходимое для жизни в деревне, чего не сделаешь там, на месте, тут же начал собираться в обратный путь.
        - Переночуй, - предложил ему старый торговец Ашкенай, с которым Мататьягу уже много лет имел дело, - за постой ничего не возьму по старой дружбе.
        - Тебя как зовут? - спросил Мататьягу.
        - Диомед…
        Мататьягу удержался, чтобы не плюнуть ему под ноги, но на лице отразилось нечто, торговец сказал торопливо:
        - Да знаешь, как-то удобнее с этими именами. И вообще… греческий язык богаче, в нем больше слов для торгового человека.
        Мататьяну прорычал:
        - Так бери эти слова! Бери!.. И делай их нашими. А ты… ты сам становишься греком!
        Он быстро взнуздал ослика, загрузил тележку. Ашкенай сказал вдогонку:
        - Стоит ли ехать на ночь глядя?.. Еще волки нападут.
        - Все, что Господь делает, - ответил Мататьягу сурово, - он делает к лучшему.
        Оба помолчали, разом вспомнили притчу о мудреце Акиву, который путешествовал на ослике, проповедуя истину. С ним был только петух, который будил его для утренней молитвы, а кормили и поили мудреца в тех селениях, где он останавливался на ночь.
        Но однажды в одном селении его слушать не стали и грубо вытолкали прочь. Он вздохнул и сказал: «Все, что Господь делает, делает к лучшему», пустился в ночь, а там на обочине дороги близ селения и заночевал, разжегши факел и пустив ослика щипать травку. Но подул холодный ветер, факел затрепетал и погас. Мудрец вздохнул и сказал: «Все, что Бог делает, делает к лучшему». Затем в ночи послышался львиный рык и предсмертный вскрик ослика. Мудрец прошептал: «Все, что Господь делает, делает к лучшему». А чуть позже всполошенно вскрикнул петух, зашелестела трава, и мудрец успел увидеть в проблеске между тучами, что лиса утаскивает петуха.
        Он пробормотал «Все, что Господь делает, все - к лучшему», лег спать. Сквозь сон слышал, как неподалеку топали тысячи подкованных сапог, но лишь утром, когда проснулся, увидел вдали сожженное село, откуда его изгнали, ни души, все убиты. И понял, что, останься он в селе или заночуй у обочины, где его выдал бы свет факела, крик осла или кукареканье, - его убили бы, как и остальных. Никто не должен видеть, куда направляются войска.
        Так что в самом деле все, что делает Бог, он делает к лучшему, нужно только это замечать.
        Мататьягу коротко взглянул на торговца, тот морщится, но не спорит из деликатности и нежелания терять постоянного клиента. Ослик нетерпеливо переступил копытцами, Мататьягу сделал короткий жест прощания и вывел тележку с осликом на улицу.
        Багровый диск огромного солнца медленно сползает к горизонту, темные тени побежали по накаленной земле. Вершины гор вспыхнули золотым огнем, темные деревья затихли, ветви перестали двигаться, даже листья застыли, словно впали в глубокий сон.
        Под копытами звонко стучат прогретые солнцем дорожные камни, от высоких стен из белого мрамора веет теплом, что еще долго будет нагревать окружающий воздух.
        Он видел, как в доме впереди зажегся светильник, спустя пару минут вышла женщина в очень коротком платье, открывающем ее ноги до середины бедра: неслыханное святотатство для иудейской женщины, однако в этом квартале уже почти все иудеи приняли эллинский образ жизни, никто не бросит камень.
        Он невольно следил взглядом, как женщина быстро прошла вдоль домов, щеки пылают, глаза блестят, высокая грудь часто вздымается в такт частому дыханию. Безотчетно проводил ее взглядом, откровенно любуясь такой неиудейской походкой, их женщины должны ходить робко и приниженно, ведь они не равны мужчинам, и каждый иудей начинает день с благодарственной молитвы, что Господь не сделал его рабом или женщиной.
        Ровная прямая спина, тугой узел черных волос на затылке, поясок плотно стягивает талию, подчеркивая почти девичью фигуру, донесся мягкий перезвон ножных браслетов, и женщина исчезла за темными оливами.
        На тайное свидание, подумал он хмуро. Замужняя, пользуется временной отлучкой мужа. Сколько ни говори, что это плохо, но такие вот пустячки придают остроту жизни, украшают вообще-то скучную жизнь мужчин и женщин, заставляя их после таких встреч быть друг к другу еще более нежными, словно замазывая провинности.
        И если иудейская религия осуждает такое поведение, то греческая оправдывает и даже воспевает, находя в этом отвагу, смелость, умение не смиряться перед древними догмами…
        Эта проклятая эллинизация сперва коснулась языка, манер, привычек, обычаев, затем стала менять мораль, этику, религию евреев.
        Практически все городское население Иудеи перешло на греческий язык, такой богатый и гибкий, а свой язык остался только в дальних глухих деревнях в горах. Привычная одежда местного населения исчезла быстрее всего, все перешли на простые и удобные греческие туники. Более того, греческие слова вошли в религиозные книги сперва незаметно, потом запестрели часто-часто. Как бы сами по себе начали строиться греческие театры, школы, гимназии.
        Более того, синагоги стали сперва только напоминать греческие храмы, а потом и вовсе стали почти неотличимы: стены покрываются великолепными цветными рисунками с изображением сцен из Библии, появились мраморные статуи пророков, мудрецов, мыс-лителей, великих деятелей, как Моисей, Иисус Навин, Аарон, и даже величественные мраморные статуи самого Господа, которого по старым канонам изображать никак нельзя.
        Борьба обнаженных атлетов стала обычным развлечением еврейских мужчин, в театрах юноши и девушки знакомятся с утонченным греческим искусством, в академиях изучают философию, математику и геометрию, в которых греки достигли невиданных высот, а вечером можно отдохнуть в обществе изысканных гетер, умных и образованных, способных заполнить изысканной беседой паузы между плотскими наслаждениями.
        Практически все городское население еврейских городов принимает участие в греческих пирах и попойках, посещает театры и практически полностью отказалось от традиционного иудейского образа жизни. Держатся пока что немногие жрецы во главе быстро тающей кучки ортодоксальных евреев, таких же старых и дряхлых, без подпитки молодежью…
        А молодежь, очарованная богатой греческой культурой, отряхнула остатки своего варварства и уже стали греками. Эллинами.
        Он чувствовал такую горечь, что на этот раз даже не смог прошептать: «Все, что Господь делает, делает - к лучшему». Впервые усомнился: к лучшему ли?
        Или эллинизация - в самом деле к лучшему?
        Глава 7
        Деревья безмолвно и строго уходят вершинами в такое же знойное, как в Элладе, небо, нет, здесь еще жарче и нет благословенного моря. На широких мраморных ступенях старый философ Ликоний восседал в окружении учеников и вел с ними дискуссию о природе мира и природе человека.
        Гургис окинул быстрым взглядом строительство, могучие быки подтаскивают тяжелые плиты, из которых скоро вырастет величественное здание академии. Иудейские юноши и после окончания гимназии будут учиться, как в Элладе учатся греки, - философии, риторике, геометрии и другим наукам, так необходимым цивилизованному человеку и единственно отличающим культурного человека от варвара.
        Неарх сказал быстро:
        - Ты заметил, что академия есть только в Афинах, а вторая… будет здесь, в Иерусалиме?
        - Даже в Александрии нет? - усомнился Гургис.
        - Нет, - поклялся Неарх. - Несмотря на всю ученость тамошних мужей и все величие необъятной Александрийской библиотеки.
        - Отлично, - сказал Гургис с удовлетворением. - Нашим юношам не придется ездить в другую страну, чтобы продолжить образование…
        - Не в другую, - поправил Неарх.
        - Верно, - засмеялся Гургис. - Теперь это одна страна… Но все равно хорошо, что гимназии, лицеи, академии - все будет здесь! Помяни мое слово, придет время, гордые афиняне будут приезжать к нам учиться…
        Мимо прошла группа юношей, вооруженных копьями. С недавнего времени вошла в быт афинская мода охотиться на диких свиней прямо в камышах, вооружившись одними копьями. А охотиться так или эдак приходится: дикие свиньи ночными набегами опустошают поля. Философы и риторы ропщут, что свирепые животные забегают даже в священную рощу и роют там огромные ямы, то ли в поисках желудей, то ли для забавы. И вот наконец храбрецы откликнулись и собрались на большую охоту вечером, когда свиньи еще спят перед ночными вылазками.
        Гургис смотрел вслед юношам, их обнаженные спины блестят под красными лучами заходящего солнца, все идут весело, как на забаву. Как быстро среди осторожных и расчетливых иудеев распространилась эта опаснейшая забава: охота на диких свиней намного опаснее, чем на медведей или даже, кто знает, на льва или тигра!
        В лесу нужно только держаться в стороне от кустов, где может прятаться раненый медведь, а охота на льва и того проще: в голой степи, однако же кабана выслеживаешь в густых камышах, что поднимаются выше твоего роста и закрывают весь мир. Приходится идти по одной из узеньких тропок, проложенных этими животными, но их множество, они пересекают одна другую во всех направлениях, ты слышишь только сухой хруст под ногами, то и дело подпрыгиваешь в страхе, но кабан или свинья всегда бросаются неожиданно, выпрыгивают из зарослей с быстротой брошенного из катапульты камня. Ты успеваешь увидеть только огромную массивную гору мышц с длинными и острыми, как ножи, клыками, зловеще блестящими на солнце, и тут же страшный удар повергает тебя на землю.
        Ты счастлив, если этот единственный удар только вспорол тебе мышцы, но не убил, потому что секач обычно проносится дальше, он по-своему благороден и не останавливается добить поверженного, однако не так поступает свинья: она прижимает неудачливого охотника к земле и быстро рвет его могучими челюстями. Раны от ее зубов нередко глубже, чем если бы схватил лев или медведь.
        Счастливы те, кому удается охотиться на дикого кабана в лесу, там есть нужные мгновения, чтобы метнуть копье, нанести удар или отскочить, зато победившие кабана в камышах всегда окружены особой славой, они доказали свою виртуозность в молниеносной схватке, полной неистового напряжения и полной отдачи сил.
        Он глубоко вздохнул, у самого сердце уже колотится, словно это он подпрыгивает, увертывается, наносит смертельный удар чудовищному зверю. Как быстро человек может измениться!
        Они медленно и спокойно, как подобает степенным грекам, умудренным жизнью, поднялись на холм и с каждым шагом чувствовали, как оставляют позади житейскую суету, мелочность, дрязги, чревоугодие, распущенных женщин, все чаще именуемых куртизанками…
        Здесь, в границах гимназии, царстве разума и логики, неуместны вакхические или чувственные символы, потому на мраморных постаментах возвышаются статуи Афины, богини мудрости, Аполлона, покровителя искусств, Гермеса, и только одно изображение Афродиты допущено строгим Ликием: Афродиты Урании, богини бестелесной чистоты и духовной любви.
        Гургис остановился перед изваянием, Неарх хитро улыбался краем рта. Скульптор Праксимандр в самом деле великий гений: ухитрился создать богиню духовной красоты с таким сильным чувственным телом, что как бы молча возразил ревнителям чистой логики, что человека не разделить на чувственную и духовную половину. Вот в этой Афродите соединились духовная красота и телесная, чувственная, как в каждом человеке. И нужно принимать и ту и другую…
        - Пойдем ближе, - сказал Неарх. - Ты мой гость, хотя бываешь так редко. Я покажу тебе то, чего ты не видывал в прошлый свой приезд.
        - Я приезжаю в Иерусалим, - возразил Гургис, - как только выпадет оказия. Сам знаешь, я поднялся до больших высот при дворе греческого правителя империи Антиоха III.
        - И правитель тебя ценит, - согласился Неарх, - потому и не отпускает от себя надолго.
        Гургис отмахнулся.
        - Наши соотечественники везде достигают больших высот в греческой империи. Во многих местах они уже правят городами и провинциями, собирают налоги, ведают набором в греческое войско… Ох, ты это хотел показать?
        Деревья расступились, стала видна лужайка, где несколько юношей учатся кто рисовать, кто лепить, а в середине поляны на невысоком постаменте стоит обнаженная девушка. Пышные черные волосы она собрала в высокий узел на затылке, отчего длинная шея дивной красоты беззащитно обнажена, на щеках играет стыдливый румянец, но старается не шевелиться, не закрывать руками прелести, когда ученики рассматривают ее чересчур пристально.
        Неарх пояснил шепотом:
        - Эсфирь, дочь местного жреца…
        - Ого!
        - Можешь поверить!
        - Как удалось?
        Неарх усмехнулся:
        - Как видишь, трещат даже основы иудаизма. Если дочь иерусалимского левита позирует голой…
        - Обнаженной, - укоризненно поправил Гургис.
        - Извини, обнаженной. Если разделась перед мужчинами Эсфирь, откинув рабскую сущность иудаизма, то сам понимаешь, его остатки скоро будут затоптаны эллинизмом.
        Гургис с любопытством всматривался в девушку, стараясь делать это незаметно, к тому же они пока на самом краю площадки, дальше всех учеников.
        - Дочь левита, - пробормотал он, - это придает событию особый привкус сладостного нарушения старых канонов… во имя более высоких идеалов…
        Они вышли на лужайку, молча начали обходить учеников за их спинами. У одних на рамах пока только наброски углем, другие уже прорисовывают детали, двое мнут глину, не сводя с Эсфири горящих взоров. У третьего уже нечто похожее, в том смысле, что довольно удачно вылепил молодую женщину. Она даже отдаленно похожа на Эсфирь, но вся мощь искусства не в том, чтобы нарисовать или вылепить как можно более похожую. Нужно суметь воплотить в глине, мраморе или металле то божественное, что есть в человеке. Нужно передать своим искусством высокие или низкие чувства, суметь заставить сопереживать смотрящего или слушающего и суметь привести его к всеочищающему и поднимающему к богам катарсису.
        Эсфирь все еще иногда смущалась, краска стыда играет на юном румяном лице. Юноши старались особенно не пялиться на ее обнаженное тело, но Гургис, как учитель с другого конца империи, остановился и рассматривал ее пристально, оценивающе.
        Эсфирь сама похожа на греческую богиню, что снизошла к смертным. Узкие женственные плечи и неожиданно широкие и высокие груди, сближенные, очерченные резко на ее девичьем стройном теле, плоский живот с едва заметными валиками нежного жирка по бокам, выступающие ребра…
        Ноги длинные, хорошо развитые мышцы бедер, изящно вылепленные коленные чашечки, строгая удлиненность голени и узкие щиколотки с маленькими ступнями. Хороша, хотя пропорции далеки от классических.
        - Кто привел эту девушку?
        - Я, - ответил поспешно высокий худой юноша с большими печальными глазами газели. - Меня зовут Иошуа. Многие девушки не решались, я уговорил только троих…
        - А что те?
        Иошуа потупился:
        - Мне показалось, что у Эсфири фигура больше подходит…
        Гургис оглянулся на замершую девушку. Она ощутила, что говорят о ней, на щеках заиграл жаркий румянец, во всем облике тревожное ожидание, она стала восхитительной в своей тревоге.
        - А ты не считаешь, что ее пропорции… не соответствуют пропорциям Афродиты Пандемос или Афродиты Милосской?.. И даже Афродиты Книдской?
        Он ждал ответа, а Иошуа, переминаясь с ноги на ногу, мямлил, наконец выдавил:
        - Учитель, но все народы отличаются друг от друга. У всех тяга к прекрасному, но одни считают прекрасными коротконогих, как у скифов, другие - толстых, как в Египте, а у нас красивыми считаются длинноногие и с крупной грудью…
        Гургис не отвечал, пристально рассматривал Эсфирь. У этой девушки грудь крупнее, чем у Афродиты, в поясе тоньше, а бедра малость шире. И ноги длиннее, это бесспорно. И все-таки она прекрасна…
        Чем больше он смотрел на эту иудейскую девушку, с которой пятеро художников делают наброски, тем больше закрадывалась крамольная мысль, что в самом деле ее пропорции более подходят для… восторгов? Этого отрезка времени? Греческие художники и скульпторы стараются создать гармоничные произведения, где в абсолютном равновесии дух и тело, там достигается совершенство… но единственный ли это путь для познания прекрасного?
        Он вздохнул, ощущая себя старым, который уже не всегда может угнаться за поисками молодых.
        - Возможно, вы правы, - сказал он. - Она… хороша. Это не совсем то, к чему стремятся эллинские скульпторы, но в этой девушке есть нечто иное… Возможно, вам удастся уловить это и передать в камне или бронзе. Если это случится, то, возможно, здесь, в этой роще, родится новое направление в искусстве…
        Иошуа жадно выдохнул:
        - И родиной будет моя Иудея?
        - Да, - подтвердил Гургис равнодушно. - Иудея.
        Иошуа ликовал, Гургис смолчал, что искусство принадлежит всем, да и от самой Иудеи скоро останется одно название. Простое географическое название, а искусство будет эллинским, а это значит - принадлежащим всему миру.
        Ученики прекратили мять глину, смотрели смятенно и внимательно.
        - Дерзайте, - сказал он в некотором сомнении. - Все дерзайте!.. Возможно, вы подарите миру новый шедевр - Афродита Иудейская?.. Честно говоря, вам для этого не нужно лезть из кожи. Следует всего лишь суметь передать в рисунке и мраморе то, что видите…
        Он указал на Эсфирь, ее большие испуганные глаза полны тревожного ожидания, усмехнулся затаенно и отступил, увлекая за собой почтительно замолчавшего Неарха.
        Спиной он чувствовал обжигающе жадные взгляды воспламененных юношей. Он бросил им ту приманку, от которой никто из творцов не в состоянии отказаться. Как же, всего лишь передать в рисунке, мозаике или камне то, что им позирует в данный момент! Не нужно ничего придумывать, добавлять или убавлять. Всего лишь передать…
        Он посмеивался про себя, даже возмужавшие творцы ловятся на эту приманку. Как будто есть что-то более трудное, чем запечатлеть неуловимую, мгновенно меняющуюся красоту в камне или металле!
        Конечно, будут такие, кому удастся. Их единицы. Но они и создают эталоны красоты для последующих поколений.
        Небо выгнулось дивным звездным шатром, воздух еще теплый, но чувствуется близкая ночная свежесть. Окна верхних этажей озарены огнем греческих светильников, а нижние, где склады и лавки, темны, как глаза иудейских девушек.
        Иногда спросонья залает собака, слышен стук дубинок сторожей, звонко и предостерегающе бьют ими в камень мостовой. Окна верхних этажей распахнуты навстречу свежему воздуху, оттуда говор, смех, музыка уже эллинская, дважды Гургис ловил страстные и в то же время сдержанно целомудренные звуки сиртаки, любимого танца эллинов.
        Они вернулись на террасу под сенью олив, слуга принес прохладительные напитки. Гургис задумчиво сказал внезапно, без всякого вступления:
        - Но кто знает, возможно, эти ребята в самом деле смогут создать свою Афродиту Иудейскую? Если удастся, что крайне маловероятно - всплески гения среди людей редки, то эта статуя вызовет споры и… кто знает, возможно, приведет к пересмотру канонов красоты. В этой иудейской Афродите-Эсфири есть нечто тревожаще высокое…
        Неарх с любопытством смотрел на приятеля, который взлетел так высоко, заняв место среди первых помощников Антиоха III.
        - Тревожащее?
        - Пожалуй, - ответил Гургис, - это слово даже точнее, чем просто «высокое». У этой девушки, как ее…
        - Эсфирь, - подсказал Неарх и добавил очень охотно со смешком: - Дочь верховного иерусалимского жреца!
        - У этой Эсфири при всей ее чувственной красоте, что так и хлещет через край, в то же время на диво духовной мощи и красоты, столь непонятной и оттого более волнующей для молодой девушки. Я бы даже рискнул сказать, что… преобладает! Когда смотрю на Афродиту Милосскую, преисполняюсь покоем и чувством соразмеренности, разлитыми в природе, будь это люди, животные, птицы, рыбы или облака. Когда смотрю на Афродиту Книдскую, я вижу, что, помимо чувственных ласк, она интересуется танцами, песнями, хорошими стихами, игрой на арфе и созерцанием прекрасного. А вот когда смотрю на иудейскую Афродиту…
        Он умолк, долго подбирал слова, наконец Неарх в нетерпении подтолкнул в бок.
        - Даже для неспешного философа ты вроде того Ахилла, что никак не догонит черепаху. Или ты заснул?
        - В этой девушке, - ответил Гургис, - есть что-то тревожащее, чего нет ни в одной из греческих скульптур. Возможно, это всего лишь потому, что она - дочь местного жреца старого культа, потому боится родителей. В таком случае я все домыслил…
        Неарх сказал успокаивающе:
        - Конечно же, так и есть.
        - Я тоже так… хочу думать.
        Неарх вскинул брови:
        - Но не думаешь?
        - Пока не знаю, - признался Гургис, - пока не знаю, что думать. Но, по большому счету, не так уж и важно, что думала модель, с которой ваял бессмертное произведение Пракситель. Важно, что у него получилось. Если эти ребята сумеют воплотить эту Эсфирь в глине и камне такой, то будет отчетливый призыв сильного животного организма, полного чувственной жизни, страсти и неги, к некоему возвышенному идеалу, к… даже слов таких у нас нет! Я хотел сказать к духовному, одухотворенному, но это будет, как ты понимаешь, чисто иудейская Афродита, потому что понятие души у эллинов и иудеев настолько различно, что пропасть между народами лежит именно здесь…
        Неарх приподнялся, но толстые стволы закрывают лужайку. На его мясистом лице отразилось некоторое беспокойство.
        - Хочешь сказать, что они изменят греческую культуру?
        Гургис подумал, покачал головой:
        - Греческую? Вряд ли. Какое им дело до греческой? Они просто жадно припали к истокам высокой культуры и жадно впитывают ее, насыщаются ею, сами начинают творить… и эти творения несколько отличаются от греческих ввиду особенностей народа, религии, языка, обычаев. Но это будет их вклад в мировую культуру, при чем здесь греческая?
        Неарх вздохнул с облегчением:
        - Ну, лишь бы нашу не портили.
        - Ага, - сказал Гургис, - ты тоже полагаешь, что у них достаточно сил, чтобы воздействовать на нашу культуру! Не сейчас, конечно, а когда освоят ее, поймут, переработают…
        Неарх поморщился.
        - Я не так сказал, - заявил он. - Сам знаешь, обилие дешевых подделок иногда в состоянии испортить неокрепшие вкусы. Афродита Милосская - в одном экземпляре, а подделок под нее можно наделать тысячи! И поставить эти уродства в каждом селе. Что усвоят дети, с колыбели видя безвкусицу?
        Глава 8
        Мария пошла к двери, а там громко, даже излишне громко спрашивала, кто и зачем. Стивен лихорадочно прикидывал, чем это обернется для него.
        Беспокоил не столько МОССАД, сколько Управление военной разведки. На основании опыта Войны Судного дня разведка выделена в особый род войск под командованием главного офицера в чине бригадного генерала, имя которого скрыто из общественности еще тщательнее, чем домашний адрес главы МОССАДа. И, как и везде, военная разведка меньше подвержена рефлексиям, меньше коррумпирована, военная разведка в самом деле в любой стране стоит на страже интересов страны уже потому, что она более закрыта, реже входит в контакт с невоенными.
        Ну, а если уж входит… Он передернул плечами, жжет печальный опыт столкновения с парнями из ГРУ, которые оказались на голову выше коллег из КГБ и влегкую переиграли его и его отряд как под местечком Али-Гусейн, так и в схватке за секреты лаборатории профессора Гусмана. Кроме того, военная разведка если уж занимается каким-то делом на территории своей страны, то это всегда диктовалось чрезвычайными обстоятельствами, и ему придавалось крайне важное значение.
        А это значит, мелькнуло у него в голове, что военная разведка не будет церемониться. Быстро определит, кто не является ценным сырьем, быстро и хладнокровно убьет, а из остальных сумеет получить все необходимые сведения. Причем сделает это даже быстрее, чем получилось бы даже у МОССАДа. А остатки того, что останется от него, Стивена, зароет тут же или не зароет, так ли важно для него, пока еще живого, невредимого и крайне не желающего попадать им в руки даже на пять минут?
        Наконец звякнули засовы, Мария вошла в комнату в сопровождении коренастого мужчины, широколицего и улыбающегося, с веселыми хитрыми глазами выпивохи и чревоугодника.
        - Это мой дядя, - объявила Мария несколько смущенно. - Он живет в Хайфе, а к нам заезжает редко, только когда сопровождает груз…
        - Я экспедитор, - живо объяснил мужчина. Он рывком протянул Стивену руку. - Меня зовут Ави… Ави Шахар. Рад встрече. Мария нагло врет, я часто бываю у нее, но что правда, то правда: мужчину застал впервые!
        Рукопожатие его было крепким и дружеским, этот Ави Шахар сразу располагал к себе, и, хотя именно таким и должен быть опытный разведчик, тем более - контрразведчик, Стивен несколько успокоился: с профессионалами всегда предпочтительнее иметь дело.
        - Мария, - громко воззвал Ави, - принеси нам со Стивеном чем-нибудь промочить горло. И перекусить. Чуть-чуть, чтобы я не помер, пока доберусь до своих грузовиков.
        Мария улыбнулась, на Стивена бросила ободряющий взгляд: не робей, дядя скоро уйдет, ушла на кухню, слышно, как гремит кастрюлями и сковородками.
        Ави спросил Стивена живо:
        - Стивен, ты американец?.. Благословенная страна! Жаль, правда, что все там антисемиты… Это не я придумал, в газетах читал!.. Но это хорошо, что вы, хоть и антисемиты, приезжаете в наш Богом отмеченный край.
        - Почему? - спросил Стивен.
        Ави захохотал:
        - Так вы приезжаете с толстыми кошельками, а уезжаете - с пустыми! А то и вовсе без кошельков. Страна у нас маленькая, деньги туристов, даже антисемитов, весомая прибавка к бюджету страны. А в этом году туристов как никогда…
        Стивен ответил как можно беспечнее:
        - У людей денег все больше. Вот и ездят. Почти во всех странах ликвидированы военные бюджеты, что лежали тяжелым бременем на кошельках. Люди внезапно ощутили себя богатыми.
        - Да, - сказал Ави. - Это хорошо. Правда, раньше больше ездили пенсионеры да еще отпускники, а теперь так много крепких молодых мужчин приехало в страну… Наверное, ты прав, армии ликвидировали, вот они и ездят, дело себе не найдут…
        - Да, - согласился и Стивен, глядя ему в глаза, - наверное, дело ищут.
        Ави кивнул, развел руками:
        - Благое дело, благое дело разоружение. Только почему ваша Америка так давит на мой крохотный Израиль? Неужели он может представлять для кого-то угрозу?
        - Может, - ответил Стивен терпеливо. - Даже одна атомная бомба может здорово испортить жизнь. А Израиль, говорят, накопил их сотни. И не желает расставаться с таким опасным богатством.
        Ави воскликнул, театрально округляя глаза:
        - Да вы антисемит!
        Стивен поморщился:
        - Вот еще одна причина, по которой вокруг Израиля стягиваются войска. Можно как угодно задевать русских, американцев, немцев и всех-всех, но нельзя задеть даже чуть-чуть еврея, сразу же поднимается вовсю крик насчет антисемитизма. К такому неосторожному моментально применяются все возможные репрессии. Ну, если грузчик, тому как с гуся вода, но выше грузчика подняться уже не дадут. Вот с этим мировое сообщество… да, в лице США и планирует покончить тоже.
        Ави прервал:
        - Стивен, ты что несешь?.. К тебе что, израильтяне репрессии применяют? Тебя антисемитом назовут и внесут в «черные списки» как раз те, кто тебя сюда послал!
        Стивен огрызнулся:
        - А кто меня сюда послал? Меня сюда послало правительство Соединенных Штатов!
        Ави покачал головой:
        - Президент - полуеврей, жена - еврейка, госсекретарь - еврей, министр обороны - еврей… Что, не так?
        Стивен сказал твердо:
        - Они не евреи! Они - американцы!.. У нас нет евреев, немцев, французов, у нас теперь даже негров нет, все - американцы. А вот здесь - евреи! Хуже того, иудеи!
        - Чем же хуже? - спросил Ави мирно. - Тем, что хотят жить своей жизнью?
        Стивен ответил зло:
        - Тогда зачем мы бомбили Югославию? Зачем ввели войска в Ирак? Затем бомбили и сместили правительство в Северной Корее?.. Почему выкручивали руки Китаю, Индии, Пакистану?.. Они тоже хотели жить своей жизнью!
        Они умолкли ненадолго, глядя друг другу в глаза. Ави улыбался все так же добродушно, а Стивен сказал молча: из МОССАДа ты или из военной разведки, но ты должен понять, что не я решаю. И что меня бесполезно хватать и тащить в пыточные подвалы: я не террорист-смертник, я и так все расскажу. А правда в том, что таких, как я, здесь уже десять тысяч человек, и потеря одного ничего не изменит.
        Ави загадочно молчал, Стивен сказал горько:
        - Вы долго противопоставляли себя всему миру. Да, сумели выжить при фараонах, чем очень гордитесь, то была одна шестнадцатая финала. Сумели выдержать натиск Вавилона - прошли одну восьмую, не дали себя эллинизировать грекам - хотя и большой кровью, но выдержали, то был четвертьфинал, в полуфинале вы сумели выстоять перед Римом, но, увы, в финале вам очень не повезло. Вы встретились…
        - С Америкой, которая считает себе преемником Рима, - закончил Ави.
        Стивен покачал головой.
        - Нет, - сказал он печально. - Нет. На этот раз у вас нет шансов не потому, что против вас Америка, а потому, что против… человечество.
        Неслышно ступая, подошла Мария, в руках поднос, полный огромных краснобоких яблок. Ави оглянулся.
        - Пришел в гости, и как тут не поесть?
        - Поточите зубы, - предложила Мария, - пока готовятся бифштексы. Стивен… А почему ты уверен, что победителем выйдет… человечество?
        Стивен молчал, не зная, как реагировать, такое могло быть сказано только в шутку, здесь надо бы расхохотаться самому сказавшему, но в глазах Марии неистовый огонь веры, слепой и нерассуждающей, Ави тоже смотрит… глуповато. Возможно, в самом деле экспедитор, а не сотрудник контрразведки.
        - В этом уверен не только я, - ответил Стивен уже сдержанно. - Абсолютное большинство евреев тоже в этом уверено. И потому они стали американцами, немцами, англичанами, поляками, датчанами…
        Ави с вопросом в глазах взглянул на Марию, словно передавая ей право ответить, она поднесла руки к вискам, потерла, будто останавливая боль, произнесла колеблющимся голосом:
        - Большинство… Большинство предпочло остаться в Египте, за Моисеем пошла горстка. В Торе сказано, пятая часть иудеев, но могло быть и намного меньше. И где то большинство? Точно так же большинство поддалось ассимиляции при Навуходоносоре, те стали вавилонянами, и где этот Вавилон?.. Потом большинство эллинизировалось под бешеным натиском Антиоха, но все греки вскоре стали пастухами и скотоводами и больше никогда не становились великой нацией… Так что оставаться в меньшинстве, знаешь ли, не всегда такой уж проигрыш.
        Стивен развел руками:
        - Но что вы можете сделать?
        - Не знаю, - ответила она тихо. - Но нас слишком долго изгоняли. И в конце концов, когда мы снова заполучили этот клочок земли, мы вцепились в него так, что… уже никогда не отдадим! И не позволим себя изгнать.
        Он покачал головой:
        - Вы хоть иногда смотрите новости? Сюда стянута вся американская армия. Она в состоянии перепахать в глубину на сорок метров снарядами и глубинными бомбами весь Израиль. Если быть точным, то сейчас, повторяю, не армия США против Израиля, а все человечество!
        Ави потянул носом, оглянулся на кухню. Мария охнула и убежала. Слышно было, как вскрикнула, то ли обожгла палец, то ли прищемила, победно зазвенела посуда.
        Ави озабоченно оглянулся:
        - С ней такое бывает редко. На моей памяти - ни разу. Она редкая девушка. Очень не хочется, чтобы с нею что-то случилось.
        - Так возьми ее и срочно выезжай из страны, - сказал Стивен сквозь зубы. - Свяжи ее, если будет противиться! Заткни рот и вывези… даже если это надо будет проделать тайно.
        Ави не сводил с него внимательного взгляда.
        - Ты в самом деле считаешь, что, если не покинет Израиль в ближайшие дни, с нею может случиться нехорошее?
        Стивен задержался на миг, перевел дыхание и заговорил уже сдержаннее:
        - Ты видишь по новостям, что США то ли готовятся объявить вам блокаду, то ли уже объявили… А от такого положения дел рукой подать до военных действий. Ты сам считаешь, что Израиль не поддастся давлению. Если в этом уверен… то спаси хотя бы Марию!
        - Она успела сказать, - сообщил Ави печально, - что ты уже настаивал, чтобы она срочно навестила твоих родителей. Тебе в самом деле она так дорога?
        - В самом, - признался Стивен. - Я два раза был женат и еще несчетное количество раз бывал обманут женщинами, которым не причинил никакого зла. Я уже уверился, что у меня к ним иммунитет. И вдруг…
        Со стороны кухни послышались шаги. Мария поставила на стол три широкие плоские тарелки, тут же вернулась с огромной сковородой и переложила на тарелки гигантские бифштексы, шкварчащие, истекающие соком, аромат шибанул Стивену в ноздри, и желудок сразу подсказал, что вот-вот помрет с голоду, если не поест прямо сейчас быстро, много и жадно.
        Ави потер ладони, причмокнул:
        - Ну, Мария…
        - Не хочешь - не ешь, - ответила Мария невозмутимо.
        - Если хорошенько не поесть, - возразил Ави, - то где взять силы для борьбы с полнотой?
        Стивен молча принял предложение снизить накал, неспешно резал острым ножом мясо, придерживая вилкой, сказал примирительно, как если бы приятели просто обсуждали абстрактные проблемы:
        - Видимо, это у нас в крови: создать надличностное образование, мы его условились называть государством, а потом экспансировать во все стороны. Да-да, для достижения так проклинаемого всеми мирового господства. Вся мировая история сводится к благородному проявлению этого человеческого духа…
        - Вот как, - не удержалась Мария, - уже благородному?
        - Не спеши спорить, - сказал Стивен так же мягко. - Или в Израиле не учат за ненадобностью мировую историю? Согласись, что вся известная нам история - это история возникновения, расцвета и крушения великих империй. Начиная с Древнего Египта…
        Мария сказала ядовито:
        - В Египте никогда не было великих империй!
        - Пусть просто империя, - легко согласился Стивен. - Но Египет тоже стремился подчинить мир… каким он его знал. И в тех пределах, каким тогда был мир. И царь Дарий или Ксеркс создавали империи, и Александр Македонский…
        - И чем все закончилось? - вставила Мария еще ядовитее.
        Стивен снова улыбнулся благожелательно, словно нерадивый ученик вдруг поддержал его с места умно и по делу.
        - Вот-вот, всегда заканчивалось крушением! Ты это хотела сказать?
        Ави ел молча, поглядывал хитро, а Мария сказала настороженно:
        - Ну, пусть это!
        - Затем мировую империю создавал великий Рим, - сообщил Стивен и посмотрел на обоих так, словно обоим должно быть внове, ведь евреи знают только свою историю, а остальными народами пренебрегают. - Закончилось еще более грандиозным крахом. Нахлынувшие варвары опустошили империю и настроили на ее территории свои варварские государства… Затем Карл Великий создал Германскую империю, еще более значительную по размерам, чем была у Рима, но и она рухнула… А империи Чингисхана, Аттилы? Всех превзошел Наполеон, создавший такую империю, какой не знал ни Рим, ни Карл Великий, но и с Наполеоном повторилась та же судьба: Франция была опустошена, а император схвачен…
        Мария сказала зло:
        - А Гитлер и Сталин переплюнули и самого Наполеона, верно? Они создали империи, которым позавидовал бы и Наполеон! И где теперь Гитлер? Где Сталин?
        Стивен сказал обрадованно:
        - Совершенно верно! Ты очень хорошо помогаешь. Знаешь, Мария, ты не только бесподобно красивая, но еще и умненькая. В Калифорнии мы найдем и для тебя работу, если не захочешь только пеленки менять нашим малышам… Ты абсолютно права, их империи растоптаны в прах. Однако эта великая мечта всего человечества возрождается снова и снова, как сказочный Феникс! Вспомни, как стонали народы под этими кровавыми тиранами: Чингисханом, Аттилой, сколько крови пролил Петр Великий, на гнилом болоте поставивший Петербург, предварительно засыпав болото костями сотен тысяч строителей!.. Сколько крови и страданий принесли Сталин и Гитлер!..
        Мария смотрела исподлобья, пассаж насчет пеленок оставила без внимания, настоящая дочь Израиля: сперва Отечество, семья - потом.
        - Ну-ну, - произнесла она хмуро, - пока все верно.
        - И посмотри, - сказал он, - Чингисхан в мировой истории - гений, Наполеон - кумир во всем мире, Адольф Гитлер, который развязал самую ужасную и кровопролитную войну на земле, по результатам всемирного электронного голосования с большим отрывом вышел на первое место в опросе журнала «Тайм» на тему «человек тысячелетия»…
        Она поправила сухо:
        - Человеком тысячелетия был официально провозглашен Альберт Эйнштейн.
        Он оглядел их блестящими глазами, улыбнулся. Во взгляде блеснуло торжество.
        - Вам, евреям, тогда удалось замять грандиозный скандал и провозгласить таким человеком своего же еврея. Но факт есть факт: человечество признало самым великим человеком тысячелетия Адольфа Гитлера. Это осталось в результатах опроса. Все могут убедиться, проверить… Если хотите знать мое личное мнение…
        Она сказала строго:
        - Не знаю, как Ави, но я хочу.
        Это прозвучало, как выстрел, но улыбка не сошла с его лица, он ответил так же мягко:
        - Для меня лично Эйнштейн тоже неизмеримо выше. Но это потому, что я сам из высоколобых, предпочитаю людей с мозгами людям с кулаками. Однако же мой голос не является решающим, а мы говорим о чаяниях всего человечества. Так вот, с какой бы кровью ни создавались империи и как бы ни рушились с ужасающим треском - народы мечтают об империи.
        - Чушь, - прервала она решительно. - Мечтают всякие там Чингисханы!
        Он покачал головой:
        - Нет, человечество подспудно стремится слиться в единую семью. Иначе бы не возвеличивали этих тиранов. Просто у Александра Македонского и всех прочих, включая и Гитлера, не было необходимых средств. Они появились только сейчас. И пока только у одной-единственной страны.
        Глава 9
        Ави умело и быстро нарезал мясо тонкими ломтиками, так же быстро и с явным удовольствием ел, темные глаза поблескивали, как сколы антрацита, слушал внимательно, но с еще большим вниманием присматривался к Стивену, вслушивался в его речь, тембр, темп, словно анализировал крохотные паузы и задержки, подбор и расстановку слов.
        Это же их легенда, подумал Стивен, как не понимают, или просто не хотят сами ее понимать? Всемирная империя создавалась еще при строительстве вавилонской башни, но когда отняли у строителей общий язык, то все рухнуло, все разбрелись строить свои крохотные государства. И сейчас самое главное требование националистов всех мастей - сохранение своего языка, «своей культуры».
        Доходит до смешного: не так давно в трех давно обрусевших карликовых странах Прибалтики: Эстонии, Латвии и Литве, где все население поместится в одном американском провинциальном городке, усиленно вспоминали и насаждали местные языки, силой заставляя живших там русских учить эти трудные, нелепые и не приспособленные для общения эстонский, латышский, литовский, вместо того чтобы всем просто перейти на английский.
        Что за глупость движет людьми?
        Мария ела медленно, брови сошлись над переносицей, спросила сдавленным голосом:
        - Значит ли это, что английский язык будет… как бы это сказать точнее, не просто наиболее желательным? И всех в Израиле попросту обяжут перейти на английский?
        Стивен кивнул:
        - Мария, ты просто умница. Наверное, потому, что жгучая брюнетка?.. Извини, это я неудачно пошутил, как все мы, американцы, грубоваты и прямолинейны в своем юморе. В плане языка заканчивается пропаганда английского, как общего для связи между народами. Когда-то таким посредником выступал латинский, но мы помним, что националисты во всех странах в первую очередь требовали отказаться от латыни и перейти на свой родной… Первым, если не ошибаюсь, был Мартин Лютер, который осмелился перевести Библию на немецкий, с этого все и началось… Так вот, английский язык становится не просто главным из языков, а единственным. Преподавание на всех других языках будет упразднено. А все общества, которые будут возникать в подполье «для изучения родного языка», будут расцениваться как террористические организации. С ними будут поступать соответственно.
        Ави впервые нахмурился, Мария смотрела на Стивена, как на воскресшего Гитлера, который за это время многое продумал и теперь строит свою империю с учетом промахов и ошибок прошлого.
        - Могучий довод, - произнесла Мария сдавленным голосом. - Это я насчет преимуществ единой всемирной империи…
        Стивен кивнул несколько настороженно:
        - Вот видишь.
        - …только он звучал и раньше, - продолжила она. - Намного, намного раньше!
        Он переспросил озадаченно:
        - Когда? Неужели еще Рузвельт…
        Она покачала головой:
        - Это говорил Чингисхан, Аттила, Тимурленг, вообще любой завоеватель. Чингисхан любил похваляться, что на всей завоеванной им империи истреблены банды, что купцы перестали брать с собой охрану. Он был прав: из северных славянских земель можно было проехать через десяток покоренных им стран и ни разу не встретить разбойника. А Хромой Тимур велел высечь на воротах столицы надпись, что в его городах невинная девушка может всю ночь гулять по городу, и никто ее не обидит.
        Стивен замолчал в затруднении, Мария вроде бы не спорит, а подтверждает его тезис о необходимости империи, Ави вытер губы салфеткой и поинтересовался грустно:
        - Но ведь они сделали безопасным мир? Хотя бы на время своего правления?
        Она кивнула:
        - Да.
        - Тогда Стивен прав?
        Ее узкие плечи поникли.
        - Не знаю, Ави. Почему-то те режимы - самые кровавые, самые жестокие, самые ненавистные.
        Стивен сказал твердо:
        - Ненавидимые преступниками! Преступниками и нарушителями.
        Она грустно улыбнулась:
        - Если бы! Ты настоящий американец, Стивен. Для тебя история мира и цивилизаций начинается с заселения Дикого Запада. Но наш мир считает Чингисхана и прочих создателей всемирных империй… самыми кровавыми деспотами.
        Он ел медленно, кусок не лез в горло, хотя понятно же, что сейчас только разыгрывается прелюдия, оба офицера контрразведки, уже понятно, что и Мария оттуда, присматриваются к нему, предпочитая получить максимум сведений вот так, в как будто доверительной и непринужденной беседе, лишь постепенно сужая круг вопросов, пока не останутся традиционные: имя, звание, в какой части служишь, с каким заданием послан…
        - Человечество потому не может допустить существования Израиля, - произнес он как можно спокойнее, - что в вашей древней доктрине, от которой вы не отказались, кстати, заложено достижение абсолютной власти Израиля над всеми народами.
        Мария огрызнулась:
        - А достижение всемирной власти США - это нормально?
        Стивен покачал головой:
        - Мария, ну что ты, в самом деле!.. Мы об этом уже говорили. Не заставляй меня повторяться снова и снова.
        Ави поинтересовался:
        - А если бы мы изменили доктрину… в смысле, отказались от доктрины всемирной власти, вы бы оставили нас в покое? У нас совсем крохотный клочок земли, здесь ни капли нефти, здесь только песок да скалы…
        Стивен вздохнул, развел руками:
        - Сами знаете, не сможем. Израиль должен не только пасть, но исчезнуть с карты мира. Навсегда. Мы помним о мормонах, о вашей способности выживать в любых условиях, для вида принимая даже чужую религию, но тайком осуществлять свои ритуалы… Да и вообще мир становится единым, а вы хотите, чтобы на планете остались только две державы: США и Израиль?.. Даже так: человечество и Израиль?
        - Израиль и человечество, - ответил Ави, и снова Стивен не понял, шутит контрразведчик или говорит серьезно. - Стивен, ты ведь не простой турист, верно?
        - Верно, - ответил Стивен.
        - И не рядовой, - сказал Ави утвердительно.
        Стивен улыбнулся:
        - В моем-то возрасте…
        - В твоем сколько угодно рядовых, - возразил Ави, - но по тому, как ты строишь фразы, я бы сказал, что ты после ряда успешных боевых операций несколько лет провел на службе… уже в правительственных зданиях. И ранг твой достаточно высок.
        Стивен кивнул:
        - Он достаточен для высокого жалованья, своего дома и ранчо, виллы во Флориде и солидного счета в банке. Это я к тому, что могу содержать семью и кучу детей, обеспечивая их не только всем необходимым, но и… некоторыми предметами роскоши. Но насчет каких-то рычагов… гм… Если бы речь шла о какой-нибудь операции морской пехоты, ну, скажем, по захвату вашего атомного реактора или похищению секретного истребителя, то да, я мог бы оказаться ключевой фигурой. Но в этой ситуации, сам понимаешь, даже военный министр, госсекретарь и даже президент связаны по рукам и ногам ситуацией… а она все ухудшается!
        Тяжелое молчание повисло в комнате. Как ни странно, Стивен абсолютно не чувствовал страха, хотя оба контрразведчика понимают, кто он, а израильтяне отличаются той бесчеловечностью, что записана у них в законе: все люди, кроме евреев, - животные, их можно истязать и пытать, не чувствуя вины перед Богом.
        - Давление на Израиль в самом деле просто чудовищное, - произнес Ави. - Неужели США в самом деле могут ввести блокаду?.. Я еще понимаю: санкции, но чтоб тотальную блокаду? С моря и суши?
        - Боюсь, - сказал Стивен, - что и с воздуха тоже.
        Ави покачал головой:
        - Неужели будут сбивать? Не могу поверить.
        - Если не смогут принудить к посадке, - ответил Стивен, - то почему нет?
        Мария сказала горячо:
        - Мы выстоим!
        Стивен развел руками:
        - Как? У вас нет ни капли нефти. Израиль зависит даже от привозной воды!.. Люди начнут покидать страну. Никто из нас препятствовать им не будет, раз уж принимают условия. А фанатики… долго ли продержатся?
        Мария сказала яростно:
        - Долго! Вечно, если понадобится!
        Стивен подумал, сдвинул плечами:
        - Не думаю, что вечность. Если правительство США решит, что у вас ведутся какие-то секретные разработки оружия, то введет войска напрямую.
        Ави не сводил с него пристального взгляда.
        - Ты очень убежденный человек. Убежденный в правоте своего правительства.
        Стивен ответил с некоторой досадой:
        - Только я ли? А другие? Скажи честно, какую политику должен защищать честный человек в Израиле? Только честно!.. Понятно же, что правительство всячески укрепляет тоталитарное фашистское государство. Понятно и то, что в Израиле неприкрытая национальная и религиозная дискриминация. Арабы, как евреи в фашистской Германии, должны носить опознавательные знаки: в Германии евреи обязаны были носить на рукаве повязку со звездой Давида, а в Израиле арабы на свои автомобили должны поставить белые номера. Ты думаешь, какой-то американец, воспитанный на идеях равенства и справедливости, смирится с этим?
        Ави нахмурился:
        - Насчет номеров… этому есть объяснение.
        - Объяснение всему есть, - ответил Стивен с тоской. - И, конечно же, ни для кого в мире не секрет, что евреев с пеленок воспитывают в ненависти ко всем неевреям, ко всей мировой культуре, всему нееврейскому. Сейчас с Израилем воюют в открытую только их ближайшие родственники, арабы, но не секрет и то, что во всем остальном мире трудно отыскать человека, который бы согласился с доктриной иудейства, что лишь евреи - избранный народ, а все остальные - скоты, быдло.
        Мария вспыхнула, сделала протестующее движение, но Ави остановил ее, придержав за локоть.
        - Всем в мире понятно, - сказал Стивен с тоской, - почему здесь уперлись в свое превосходство? Если бы Израиль отказался от строительства и укрепления бесчеловечного фашистского режима… что, я говорю газетными штампами?.. А как сказать иначе, когда все здесь основано на расовом превосходстве евреев над всеми остальными народами? Если бы Израиль отказался от своего мнимого превосходства, тогда атаки палестинцев потеряли бы всякий смысл, и те правозащитники, которые сейчас защищают воинствующих арабов, начали бы защищать Израиль. А так не только палестинцы, а весь мир… да, весь мир! Только что не бросается камнями в интифаде, но негодует!
        Он видел, что в черных глазах Ави появляется нетерпение, скоро круг вопросов сузится, и уже закончил без всякого энтузиазма, а так, по накатанной:
        - Израиль претендует даже на единоличное право распоряжаться городом, который в равной мере принадлежит христианам и мусульманам, - Иерусалимом. Вообще Иерусалим давно уже принадлежит всему человечеству. Если б Израиль решился учредить демократическое общество, принять демократическую конституцию, а самое главное - упразднить возмутительные привилегии евреев перед другими гражданами…
        Он вздохнул, ощущая тяжесть в груди. Евреи никогда на это не пойдут. Убрать их чувство превосходства - и ничто больше не помешает ассимиляции евреев с остальным человечеством.
        Ави спросил неожиданно:
        - Сколько, как ты полагаешь, вас сейчас в Израиле? Я имею в виду, элитных коммандос?
        Стивен подумал, сделал ряд вычислений в уме.
        - Полагаю, от восьми до десяти тысяч.
        Мария ахнула, прижала ладони к губам, на Стивена смотрела с ужасом. Ави кивнул:
        - Да, так нам и передали.
        - Передали? - спросил Стивен.
        - Утечка информации, - сообщил Ави, грустно улыбаясь. - Но уж очень намеренная. Нет, не деза, мы, как ты догадываешься, проверили по другим каналам.
        Стивен спросил:
        - Значит, обо мне было известно давно?
        Ави кивнул:
        - Тебя вели с аэропорта. А потом, когда ты успел предупредить насчет шахидки…
        - Я не успел, - сказал Стивен с досадой.
        - Ты многих спас, - возразил Ави. - К тому же многие видели, что ты бросился к ней, готовый то ли закрыть собой, то ли сорвать с нее пояс… Ты хороший человек, Стивен, хотя твое благородство могло привести к срыву твоего задания. И мне очень жаль, что благородный человек не на нашей стороне.
        Он допил кофе и осторожно поставил чашечку за блюдце. Глаза его следили за каждым движением американца. Стивен ощутил, как неприятно засосало под ложечкой.
        Мария отошла на кухню, вроде бы по делу, но в то же время чтобы не оказаться на линии выстрелов. Стивен слышал, как звякнул металл, но понимал, что в ее руке на этот раз не поварешка.
        Глава 10
        Врач покачал головой, в глазах тревога, но смолчал, снял манжет с бицепса Файтера, а его помощник бросил быстрый взгляд на светящуюся кривую, что нервно дергается на мониторе, впиваясь острыми углами в края экрана, начал вытаскивать из шкафчика пузырьки с лекарствами, ампулы, коробочки с капсулами и таблетками.
        - Еще месяц такой жизни, - предупредил врач, - и ничто вас не спасет от обширного инфаркта. Плюс тяжелейшего инсульта.
        - Коновалы, - проворчал Файтер. - А с такой гордостью распинаетесь о достижениях медицины!
        - Эти достижения вас и держат, - ответил врач. - Иначе бы уже вам привязывали на большой палец ноги бирочку.
        - Бирочку? - переспросил Файтер.
        - Да, такую аккуратную, из резины. С номерком.
        - Ничего, - сказал Файтер, - мне месяц не понадобится.
        Врач смолчал, а Файтер, покидая кабинет, подумал с усмешкой, что здесь, как сообщал Олмиц, еще один канал утечки информации. Сегодня же отсюда в Израиль уйдет сообщение, что давление на Израиль продлится не больше месяца. Так что нужно держаться, не дать заокеанскому колоссу сломить маленький гордый народ курдов. Или чеченцев. Или иудеев.
        Охрана разбежалась по сторонам, на крышах дежурят снайперы, Файтер вышел подземным ходом, в небольшом зале сел в приготовленный лимузин с темными стеклами, машина сразу же тронулась с места.
        Через десять минут на военном реактивном вертолете он уже летел к сверхзасекреченному командному пункту, который не нанесен ни на одну штабную карту.
        Под горной цепью на глубине, недостижимой даже для тех бомб, которые еще на чертежных досках, в скальном массиве выгрызена пещера, по размерам мало уступающая знаменитой Мамонтовой. Там расположен целый подземный город со своими силовыми установками, в том числе и собственным ядерным реактором, а также склады продовольствия и всего необходимого на несколько сотен лет.
        Там же и Центр Управления Кризисных Ситуаций. Вертолет ответил на автоматический запрос со станций ПВО, на огромной скорости приблизился к отвесной стене. Со стороны выглядело так, словно ударился о нее и пропал, на самом деле прошел, снижая скорость, по широкому туннелю, сел на отмеченную площадку.
        Дальше пришлось пересесть, скоростные лифты, две пересадки, и Файтер вышел в зале, где побывал только однажды, в ознакомительной поездке.
        Для всех в Вашингтоне, как и для всего мира, он в данное время уединился в Овальном кабинете для подготовки новых условий переговоров с Израилем, лишь охрана знает да самый узкий круг военных, которые тоже спешат к бункеру.
        Командный пункт напоминает вовсе не зал, а небольшой город. Помимо всего необходимого, чтобы обеспечить автономную жизнь на сто лет, свой атомный реактор обеспечит энергией на тысячи лет, даже если наверху наступит ядерная зима.
        Главный зал похож на пещеру, где одна стена прямая, а остальные выгнулись дугой, блестя исполинскими экранами, составленными так плотно, что границу Файтер заметил только по разным картинкам.
        Военный министр уже здесь, вместе с Юмексом, начальником Объединенных штабов, следят за работой операторов. Огромная военная машина запущена, сейчас уже ничего менять нельзя, слишком все взаимоувязано и сбалансировано, остается только наблюдать за первой фазой операции. А если понадобится, то внести крохотные изменения во вторую, но все здесь уверены, что вторая не понадобится.
        - Сюда, господин президент, - сказал Гартвиг. Он выглядел предельно собранным, только бледность и темные мешки под глазами говорили о бессонной ночи. - Отсюда удобнее наблюдать за всеми экранами. Вот микрофон, можно связываться хоть с командирами частей, хоть с отдельными солдатами.
        - Даже с морской пехотой? - поинтересовался Файтер.
        - У каждого пехотинца не только микрофон, - ответил Гартвиг с тайной гордостью, - но и монитор на запястье.
        - Да, настоящие звездные войны… на Земле.
        - Последняя война на Земле, господин президент!
        - Будем надеяться, - проворчал Файтер.
        Из глубины кресла он наблюдал, как АЭФ быстро формируется в небе над Ираком, откуда рукой подать до Израиля. Ядром послужили летающие командные пункты АВАКС, командные пункты наведения ударов по наземным целям «Джей-Старс», самолеты радиоэлектронного подавления, летающие заправщики и самолеты-разведчики. Роли четко распределены: одни давят противовоздушную оборону, другие с первого же налета должны разнести командные пункты, третьи одновременно разбивают все электростанции.
        Через полчаса, после проверки взаимодействия, АЭФ стремительно пойдет в сторону Израиля и сможет наносить удары, еще до того, как пересечет его границу. Одновременно, прекрасно взаимодействуя с кораблями-носителями крылатых ракет и авианосными ударными группами, скоординирует их удары, чтобы все были предельно разрушительными и смертоносными. Наконец-то в самой полной мере осуществлена заветная мечта американцев: превратить войну в тир, расстреливать противника с большого расстояния, бомбить, поражать ракетами, а если и придется послать бронетанковые части, то лишь на дымящиеся развалины, где уже истреблена любая жизнь, включая крыс и мышей.
        Границы проведены на земле, еще есть такое понятие, как «воздушное суверенное пространство», однако космос - общий, и вот там, в космосе, американская военно-космическая группировка перемещается свободно, зависая то над Москвой, то над Пекином, то над Сеулом, готовая в любой момент обрушить смертоносный ливень из бомб и ракет.
        Да, именно в этом и есть самое главное преимущество США. Если раньше для подготовки войны надо было стягивать к границам миллионы солдат и тысячи танков, заранее готовить склады горючего и боеприпасов, тем самым выдавать свои намерения, то АЭФ в любой момент готовы ударить по расположенным под нею городам или войскам.
        - Раньше, господин президент, - сказал военный министр, - были столетние войны… Потом - тридцатилетние. Вторая мировая длилась шесть лет, а вот арабо-израильская - уже всего шесть дней. Но сейчас вы впервые увидите войну, которая продлится не больше семи минут.
        Олмиц воскликнул:
        - Семь? Почему так много?
        - Я же сказал «не больше», - возразил Гартвиг. - Может быть, хватит и сорока секунд. А семь минут - если понадобятся повторные налеты. Не думаю, что понадобятся, но… так, на всякий случай.
        Начальник Объединенных штабов переключил один из боковых экранов на первые минуты после бомбардировки, как смоделировал поверхность Израиля суперкомпьютер, президент зябко повел плечами: земля похожа на поверхность Луны. Даже развалины городов выглядят не развалинами, а перемолотой в мелкий щебень массой.
        - Нет связи, - проговорил Юмекс, - нет транспорта, топлива, еды. Нет электричества, газа, бензина. Телефоны молчат как стационарные, так и мобильники.
        Гартвиг возразил:
        - Главное, что нет ни армии, ни флота. А электричество можно провести снова.
        Юмекс проворчал:
        - Нам?
        - Конечно, - подтвердил Гартвиг, взглянул на президента. - Это небольшая плата за искоренение последнего расистского режима на планете.
        - Последнего расистского народа! - воскликнул Олмиц с подъемом. - Не стоит забывать, что еврей - это обязательно расист!
        Гартвиг кивнул, пряча улыбку:
        - Вы правы. Это единственная война на свете, когда требуется уничтожить не режим, даже не государство, а весь народ.
        Файтер заметил мягко:
        - Первыми так поступали, кстати, сами евреи. Уже при первом же завоевании Палестины они полностью истребляли все народы, что жили там.
        Олмиц ответил с еще большим подъемом:
        - Тем более! Ответим тем же!
        Подошел Дэвид Рэнд, командующий стратегической авиацией, лицо хмурое и сосредоточенное, но сказал с тоской и в то же время с облегчением:
        - Как меня уже достали эти бесконечные разговоры о расистском режиме иудаизма, о нетерпимости евреев! Как и о том, что они нас за людей не считают! Мы повторяем это и повторяем, как будто стараемся оправдаться за необходимые меры, которые… необходимы!
        Гартвиг хмыкнул.
        - Меня это тоже достало, - признался он. - Но что делать, мы должны постоянно подогревать себя тем, что сражаемся за правое дело против сил зла. А как иначе? Должна быть злость. Без злости трудно делать то, что делаем.
        С потолка падает мягкий приглушенный свет, стены в тени, огромные экраны с мелькающими на них серыми изображениями, слишком высокое разрешение, выглядят огромными глазами неземных насекомых.
        Подошел Олмиц, тоже взведенный, глаза блестят, как у наркомана, дыхание учащается без всякого повода.
        - Как самочувствие, господин президент?
        - Да идите вы, - откликнулся Файтер. - Без вас тошно. Они ведь все уверены, что мы только оказываем давление…
        Олмиц криво улыбнулся:
        - Не только они.
        - А что, вы тоже?
        - Нет, я не до такой степени наивный. Но многие страны считают именно так. При всей своей невероятной мощи мы всегда вели себя предельно мягко.
        - Это верно, - согласился Файтер. - Я могу только догадываться, как поступил бы Иран или Северная Корея, если бы у них вдруг оказалась такая мощь, как у нас.
        - А у нас, - сказал Олмиц, - как у них.
        Подошел Гартвиг, он то и дело взглядывал на стену, где над экранами на больших часах идет отсчет времени до начала операции, сверялся со своими на запястье, снова поглядывал на стенные.
        - А может, - сказал он несколько невпопад, - евреи миру все-таки необходимы? Как вирусы?
        Олмиц смерил его взглядом:
        - Ну… сравнение неплохое, неплохое. Но только так ли уж вирусы необходимы?
        - Конечно, - ответил Гартвиг убежденно. - Необходимы!
        Файтер слушал их без интереса, во рту сухо, одна и та же мысль вяло ходит по кругу: мы будем прокляты, мы будем прокляты… в желудке как будто валун, попавший туда прямо из вечной мерзлоты, даже колени вздрагивают, словно по ним бьют молоточком.
        Олмиц спросил с подчеркнутым вниманием:
        - Господин президент, здесь врач имеется? Я имею в виду психиатр?
        Гартвиг махнул рукой и сказал, обращаясь уже к президенту:
        - Любая система без противодействия быстро дряхлеет. Вон марсиане, высадись они к нам на Землю, быстро перебили бы все войска, но сами вымерли бы от простейшего гриппа. Потому что слишком чистенькие! Появились у нас компьютеры - и тут же возникли компьютерные вирусы. Борясь с ними, компьютеры становятся все устойчивее и защищеннее. Может, Господь Бог и евреев создал… как вирусов?
        Олмиц хохотнул:
        - То-то человечество то изгоняет евреев из своих стран, то они снова садятся человечеству на голову!
        - Вот-вот, - сказал Гартвиг чуть веселее. - Вспомните, как только мы победили оспу, чуму, туберкулез - тут же появился СПИД… Это я к тому, что свято место пусто не бывает. Побеждаешь одну болезнь - появляется другая. Так, может, пусть уж евреи, чем придет что-то похуже?
        Олмиц, начальники стратегических служб смеялись громче обычного, поздравляли военного министра с изящной выдумкой, он сам улыбался и посматривал горделиво, только Файтер заметил непреходящую серьезность в его темных глазах.
        - А что, - вдруг сказал Олмиц. - В чем-то наш главный меднолобый прав. Борясь с евреями, человечество становится все устойчивее к разной заразе. И когда придет время подраться с сириусянами или вообще с пришельцами с другой галактики, мы будем уже так закалены… что от всех только пух и перья по всем галактикам!
        - Вот еще один, - сказал Гартвиг, хохотнув. - А может, в самом деле, оставим евреев? И сами не будем лечиться, а будем ходить с соплями до пола?
        Они смеялись, но излишне громко и нервозно, двигались резче обычного, а Файтер с тоской поглядывал на часы. До страшного часа икс остаются уже не часы - минуты.
        Ну придумайте же, чтобы остановить это сумасшествие! Господи, если ты есть, останови…
        Здесь еще полдень, яркое солнце заливает жидким золотом горные пики, а на той стороне земного шара, в Иерусалиме, уже наступила ночь.
        Последняя ночь Израиля…
        Файтер поднял голову, потолок здесь, как в обсерватории, по мановению пальца показывает любой участок неба, он вызвал небо Иерусалима, как оно видится из Старого города, всматривался в темно-синюю тьму с множеством мигающих звезд, по-южному крупных, ярких. Среди них двигается великое множество спутников, сейчас не замечаемых простыми горожанами, и немалая часть из них поспешно переходит на новые орбиты. Одни из этих спутников предназначены указывать точные цели крылатым ракетам, умным бомбам, истребителям и бомбардировщикам, десантным кораблям, другие прослушивают все разговоры, третьи обеспечивают связь и дают точные координаты всем американским солдатам, бронетранспортерам, самолетам, кораблям, помогают ориентироваться в незнакомом месте. Четвертые настороженно следят за позициями противника, пятая группа умело связывает бортовые компьютеры на борту танков, самолетов, кораблей и даже отдельных десантных групп в единую базу данных, что распределяется наиболее рационально по чужой территории.
        Он вспомнил, что во время операции «Буря в пустыне» было стянуто к месту действия, к Персидскому заливу, шестьдесят спутников, а для обеспечения удара по Сербии их уже было сто пятьдесят. Сейчас же, как ему доложили с гордостью, задействовано четыреста восемьдесят, их фасеточные глаза в эту минуту прощупывают каждый дюйм поверхности Израиля, хотя сейчас глухая ночь.
        Какой шок вызвало невинное сообщение Гугла, что вот любой, кто воспользуется ее крохотной программой, через Интернет отыщет любое место на земном шаре! Многие бросились искать свои дома и были поражены, когда в самом деле отыскали не только город, но и все родные улицы, дома, скамейки перед домами, клумбы, протоптанные дорожки… Все маскировки отныне тщетны, если простая камера Гугла сумела рассмотреть отдельных человечков. Мощные системы без труда различают количество звездочек на погонах военных, хотя обслуживающие аппаратуру техники куда охотнее заглядывают в глубокие вырезы платьев кинозвезд.
        Олмиц, бравируя знанием секретов крылатых ракет, сам в молодости служил в их обслуживании, начал рассказывать о «Томагавках».
        Гартвиг слушал с интересом, сказал с восторгом:
        - И в палеонтологический музей не надо ходить! Спасибо, Грехем!
        - При чем здесь палеонтология? - проворчал Олмиц.
        - Извини, археология. Помню, мой дед тоже что-то рассказывал про эти самые «Томагавки». И про арбалеты, двуручные мечи… А я знаю только, что на смену устаревшим «Томагавкам» давно пришли сверхскоростные и дальнобойные «Фастоки».
        - Ну «Фастоки», - ответил Олмиц сварливо, - какая разница? Я и хотел сказать, что «Фастоки»!
        Гартвиг сказал наставительно:
        - А еще в ту древнюю эпоху «томагавков» высчитали, что если повысить мощность боеголовки вдвое, то бить такая ракета будет на тридцать процентов сильнее. А вот если мощность не трогать, но повысить точность в те же два раза, то поражающая способность ракеты возрастет в пять раз!
        Командующий военно-космическими войсками заметил:
        - А если учесть, что «Фастоки» начинены взрывчаткой, что мощнее предыдущей в восемьдесят раз…
        - Вот-вот, - подхватил Гартвиг.
        Файтер поглядывал на него сочувствующе, военный министр то говорит громко и уверенно, смеется, то внезапно затихает и смотрит совсем не как профессиональный военный, для которого убивать людей - работа, а как военный историк, написавший уже три книги о великих кампаниях и постепенно обретающий черты интеллигентного человека.
        Отдельной группкой держатся адмиралы, на их двух экранах во всей грозной красе двигаются армады стальных кораблей. Несколько транспортников, специально переоборудованных под пусковые установки, приближаются к берегам под охраной линкоров. На палубе ступить негде, все ощетинилось крылатыми ракетами.
        К адмиралам подошел Гартвиг, они обменялись рукопожатиями, поздравляя друг друга с великолепным зрелищем: готовой к бою огромной военной машины.
        Подошел Олмиц, все с большим вниманием следили за готовыми к стартам «Фастоками», что впервые будут опробованы в таком большом количестве в настоящем бою. Командующий ракетными комплексами с гордостью рассказывал, что, в десять раз опережая скорость звука, они пойдут на высоте двадцать метров в режиме радиомолчания. По указанию со спутников все «Фастоки» могут двигаться по сложным схемам, делать петли, как обманывающий лису заяц, могут даже выходит не только с тыла, но и, набирая высоту, пикировать точно на цель, не давая защите ни шанса.
        Ни шанса, мелькнуло в голове Файтера. Господи, останови это безумие, останови…
        Глава 11
        Самый большой город страны, подумал Файтер, не отрывая взгляда от карты Иерусалима, а численность его чуть перевалила за полмиллиона. Из которых только половина евреи, а остальные - мусульмане, христиане, копты, черкесы… Еще он знаменит самой высокой рождаемостью, ведь здесь живут ортодоксальные иудеи, а они всерьез намерены выполнить завет своего Бога и населить весь мир своим потомством, чтобы его стало «как звезд на небе, как песка в пустыне». В самом деле детей много, от их воплей звенит в ушах. Такое встречал только в негритянских районах, там тоже все еще плодятся, как крысы… хотя нет, уже начали как-то оцивилизовываться.
        Сейчас в мире совершается то великое деяние, что произошло некогда во Франции, когда кардинал Ришелье запретил дуэли. Кровь лилась по самым пустячным поводам, молодые здоровые дворяне тысячами гибли по стране. Мудрый и в то же время решительный кардинал велел срыть все замки и крепости, где удельные бароны чувствовали себя в недосягаемости от королевской власти и сами творили суд и расправу в своих владениях по своему усмотрению. А тех, кто отстаивал свою независимость, к ужасу других благородных, отправлял на виселицу, как простых воров.
        И вот теперь он делает то же самое уже не в масштабах Франции, а всей планеты. Срыты последние государства-крепости удельных царьков! Люди становятся просто человечеством без всяких «национальных особенностей», под этим прикрытием всегда работают сепаратисты, жаждущие тотальной власти хотя бы на небольшом клочке суши. Законы для всех едины, права едины, свободы едины, никто не ущемлен, и только временно остаются в силе некоторые запреты на переселение в другие государства, теперь уже бывшие, ибо надо научиться работать самим, а не стараться сесть на шею тем, кто работал до седьмого пота и добился благосостояния страны своим трудом.
        Подошел Малькольм Герц, исхудавший за последнее время, одни тревожные глаза на вытянувшемся, как у коня, лице. Он как начальник Управления национальной безопасности США автоматически стал отвечать и за безопасность всей планеты, не в военном смысле, правда. Но вместе с Бульдингом теперь пришлось сперва входить в деловые контакты с начальниками служб безопасности других стран, а потом уже и деликатно смещать некоторых, заменяя чиновниками нового поколения, способными мыслить масштабами всего человечества.
        Им предстояло одновременно с началом военной операции начать свою часть: одновременную зачистку всех иудейских общин в США, Европе, России…
        С некоторыми странами пришлось договариваться не о зачистке, а о том, чтобы не начинать немедленно: будет привлечено много внимания, правозащитники поднимут крик, зато на фоне боевых действий в Израиле ликвидация местных общин пройдет незамеченной. Или почти незамеченной.
        Из России ответили, что и так с трудом сдерживают население от массовых акций, а из Польши и Украины, где никогда не было пьяных погромов, а евреев казачество просто вырезало начисто, заверили, что они - европейцы и до нужного дня возьмут хасидские общины под усиленную охрану.
        Проще и труднее было с Востоком, мусульмане всегда считали евреев противниками, но уж если допускали существование их общин, то права хасидов уважали и обид людям Книги не чинили. Очень долго пришлось доказывать, что на этот раз не нужно искать вину местных евреев, их вина уже в том, что они существуют, этого достаточно.
        В Таиланде, Индонезии, Сингапуре местные власти обещали сами решить проблему в течение одного-двух часов, а с арабами договорились только на том, что хотя бы не будут препятствовать американским войскам решать еврейский вопрос. Его, кстати, было принято везде именовать «иудейским», проводя грань между ассимилировавшими евреями и упорствующими в своей вере, одежде и обычаях - иудеями-хасидами.
        Файтер прислушался, рядом два генерала на карманных калькуляторах подсчитывали, во сколько сейчас обходится убийство на войне, сокрушались об удорожании, в прошлую войну уходило всего по сто пятьдесят тысяч долларов на человека, в позапрошлую - всего шестьдесят тысяч, а каких-нибудь двадцать лет назад можно было без всякой экономии за сорок тысяч уложить целый взвод!
        - А во Вторую мировую, - вздохнул генерал, - стоимость живой силы оценивалась в пять-шесть долларов за голову! Представляете?
        - Не представляю, - вздохнул второй. - Это был рай. Не понимаю, что моему деду не нравилось. Сейчас вообще такие деньги летят на ветер! Вот взгляни на Ашдод…
        - Это где?
        - Да вот на берегу, там Ашдодский порт. Население - сто шестьдесят пять тысяч человек, это очень крупный для Израиля город…
        - Нашел, - сказал второй, он смотрел на экран калькулятора, где, как заметил дальнозоркий Файтер, появилось изображение городских кварталов, вид сверху, а по нему сеточка цифр. - Там двадцать четыре начальные школы и двадцать восемь… религиозных школ!
        Второй выругался.
        - Только за это стоит разбомбить! Но, конечно, бомбим потому, что порт… Там могут быть и военные корабли. Я тут прикинул, сколько крылатых ракет туда уйдет, и у меня волосы дыбом: предполагается, что будет убито около двухсот человек!.. Это получается по семьсот пятьдесят тысяч на человека! С ума сойти, мы так разорим страну. Патриоты мы или не патриоты? Я голос сорвал на всех совещаниях высшего уровня, доказывая, что, помимо порта, нужно включить в объекты бомбардировки и другие объекты, как то: жилой квартал, где располагаются рабочие и ремонтники порта, они ведь могут быстро восстановить повреждения, таким образом, удалось снизить себестоимость до четырехсот за человека… К счастью, мне удалось в конце концов переговорить с серьезными бухгалтерами, мы провели тщательную калькуляцию расходов и поняли, что нужно включить и эти самые религиозные школы, их двадцать восемь…
        Первый подсказал, глядя на калькулятор:
        - Жителей до восемнадцати лет - тридцать процентов, пенсионеров - четырнадцать, безработных - девять процентов… Да, рождаемость у них велика…
        - Это только у иудеев, - пояснил второй генерал. - У евреев рождаемость как и у нас, людей. Я это учел, бухгалтер меня тоже понял, и после включения в список религиозных школ себестоимость упала до ста десяти тысяч долларов за голову! Это уже успех, можно смело смотреть в глаза конгрессу: не выбрасываем деньги на ветер, экономим.
        Первый сказал поощрительно:
        - Командирам бронетанковых войск дан приказ открывать огонь на поражение в любом подозрительном случае. Так что, надеюсь, снизим себестоимость еще на десять-двадцать тысяч. Вообще дорого обходятся только удары высокоточными бомбами и «Фастоками». А когда пойдут танки, то стоимость упадет до цены горючего, смазочных материалов и стоимости патронов.
        - И плюс жалованье солдатам, - усмехнулся генерал. - Хотя, понимаю, многие из наших вояк прошли бы там, кроша все гусеницами, и бесплатно…
        Они посмеивались, сличали цифры на калькуляторах, очень довольные, Файтер ощутил тошноту. Израильтяне все еще полагают, что вся эта грандиозная операция затеяна как масштабное давление. А постоянная утечка информации на всех уровнях поддерживает эту иллюзию. Даже здесь и сейчас почти все уверены, что это всего лишь широкомасштабные учения у границ Израиля…
        Гартвиг с сочувствием покосился на президента, глава страны молчит, в разговоры не вступает, что значит, мыслит. Впрочем, не дело президента интересоваться мелочами, он намечает генеральный курс.
        Юмекс тронул его за локоть, Гартвиг быстро обернулся, на центральном экране быстро укрупняется изображение планеты. Появилась резко очерченная береговая полоса Средиземного моря, Юмекс сказал:
        - Стоп!
        Изображение замерло. Юмекс взял крохотную коробочку пульта, подвигал картинку так, чтобы Израиль занимал весь экран, но по бокам видны соседи: Египет, Иордания, Ливан, Сирия…
        - Давайте-ка еще раз… - проговорил он деловито. - Израиль, как известно, сравнивают с кленовым листочком на спине арабского слона. Но, увы, стряхнуть арабам этот листок не удавалось. Теперь об этом стоит только пожалеть, нам бы меньше головной боли. Итак, Израиль на севере граничит с Ливаном, на северо-востоке с Сирией, на востоке с Иорданией… это самая протяженная граница Израиля, а на юго-западе - с Египтом. Почти такая же, как и граница с Иорданией, морская граница. Средиземное море омывает берега Израиля на протяжении двухсот тридцати километров.
        Его и Гартвига окружила группа генералов, Файтер наблюдал за ними со стороны.
        - На юге Красное море, - напомнил кто-то из генералов.
        - Да, - согласился Юмекс, - но там береговая линия всего двенадцать километров, а вот Средиземное море - это да, это нам просто подарок. Больше половины израильтян живет на узкой полоске, что тянется вдоль Средиземного моря не больше чем на сорок километров вглубь страны. Почти половину всей крохотной страны занимает пустыня Негов, что значительно облегает нам задачу. А если еще учесть, что в Израиле есть горы и даже заснеженная гора Хермон, то, сами понимаете, сам Бог велит нам высадку с моря…
        Кто-то из генералов фыркнул:
        - Тупые арабы всякий раз наступали через пустыни, из-за чего и терпели поражение.
        Юмекс поморщился:
        - А что, у арабов был выбор, откуда наступать? У них есть свои авианосцы?
        - Это да, - согласился генерал довольно, - не давать же им авианосцы, как мы поставляли талибам и прочим террористам стрелковое и ракетное оружие?..
        Юмекс сказал, почтительно обращаясь к Гартвигу:
        - Значительную часть Израиля занимают гористые цепи Галилеи, Самарии и Иудеи. Протяженность страны с севера на юг четыреста семьдесят километров, а с востока на запад в самом широком месте - сто тридцать пять. У нас у иных зажиточных скотоводов ранчо бывает больше! Полагаю, никому не надо объяснять, за сколько считаных часов танковый экипаж промчит весь Израиль хоть в длину, хоть в ширину.
        Глава 12
        Стивен тоже опустил чашку, пальцы отодвинули ее почти на середину стола. Глаза Ави вгрызались в него взглядом с интенсивностью бурильной машины, Стивен чувствовал, как неприятно сосет под ложечкой, сейчас начнется, мелькнула мысль, он сказал как можно спокойнее:
        - Вы слышали про «Блю Джин-2»? Конечно, слыхали… О том самом, который расшифровал ДНК человека… Да-да, том самом, что каждый день выдает новые варианты модификации овощных культур, чтобы не болели и не поддавались вредителям, что, в свою очередь, оздоравливает человека. Наверное, слыхали, что с помощью «Блю Джина» уже и пшеница модифицирована так, что накапливает в зернах необходимое количество фолиевой кислоты, железа, меди… И всего-всего, что нужно организму человека для здоровья и свободы от болезней. Благодаря модифицированному рису вся Азия избавилась от лихорадки, дизентерии и прочих южных болезней, кукуруза обеспечивает всеми необходимыми микроэлементами, тем самым резко снизив число инфарктов, инсультов и прочей гадости… Это все «Блю Джин»!
        Мария за спиной не подавала признаков жизни, хотя Стивен почти чувствовал, как ствол ее «браунинга» или «беретты» направлен ему в затылок, зато Ави поинтересовался очень сдержанно:
        - Это к чему?
        Стивен сказал тихо:
        - Вся эта операция до мельчайших деталей была просчитана на «Блю Джине»…
        - И что же? - спросил Ави.
        - «Блю Джин» выдает всегда верные решения. Он в принципе не может выдать неверных.
        Ави взглянул поверх его плеча, у Стивена появился крохотный шанс на рывок, но сдержался, а по взгляду Ави понял, что тот уже заметил свою ошибку и теперь присматривается к американцу с недоумением: почему упустил шанс?
        Сбоку появилась Мария, в руке огромный армейский пистолет, она встала так, что он не мог их обоих держать взглядом, должен поворачивать голову. Лицо ее бледное, изнуренное, в глазах, кроме злости, читалась и тоска.
        - Я умолчу о евреях, - сказала она негромко, - они у тебя костью поперек горла, но как насчет огромной армии Ксеркса, который двинулся на Грецию во главе миллионной армии? А греки, что и без того постоянно дрались друг с другом, выставили против него крохотную горсточку? Абсолютно все персидские «блю джины» предсказали разгром греков и уничтожение Греции. Но греки разгромили персов под Марафоном, а на море - при Саламине!..
        Он поморщился:
        - То было другое время. Может быть, случайность.
        Она сказала саркастически:
        - Ну да, случайность. Персов тогда спасло, что греки и не подумали идти следом, а продолжали драться друг с другом. Но немного спустя царь крохотной Македонии, ее и на карте не разглядишь, вторгся в Персию с тридцатитысячным войском, разбил полумиллионную армию персидского царя, разбил остальные армии, и Персия перестала существовать!.. Вместе с их «блю джинами».
        Стивен втайне ликовал, что удалось втянуть их в разговор, дискуссию, сделал вид, что сам горячится и всерьез воспринимает спор.
        - Та победоносная Греция, - сказал он с жаром, - давно стала страной пастухов. Все когда-то заканчивается. Сейчас пришел конец и великой цивилизации Израиля. Хочет он того или нет, но неумолимой логикой истории будет вовлечен в жизнь всего человечества. И растворится в нем, на планете Земля все - люди! Нет отныне американцев, немцев, русских, китайцев… не будет и евреев. Будут, скажем, земляне. А потом, когда освоим другие планеты, появятся марсиане, венериане… которые затем снова сольются во что-то единое. К примеру, солнечники.
        Мария взглянула на Ави:
        - Он просто не понимает.
        Ави кивнул:
        - Не понимает.
        - А кто из них понимает? - спросила Мария.
        Внезапно Стивен, помимо страха, начал ощущать злость, быстро переходящую в холодное бешенство.
        - Ах, - процедил он, - снова это ваша голубая кровь и белая кость? Превосходство еврейской крови?.. А мы, американцы, настолько тупые, что смеемся, только когда кто-то на банановой корке?
        Ави покачал головой, в жестоких глазах промелькнула некая печаль.
        - Мы этого сами не понимаем, - признался он, - но мы верим в то, что иудеи не должны исчезнуть.
        - Почему? - потребовал Стивен люто.
        - Не знаю, - ответил Ави, и Стивен видел, что контрразведчик не врет. - Мы просто верим в это. Труднее было тем, первым иудеям! А нам легче, потому что уже есть доказательства правоты нашей веры.
        - Какие? - потребовал Стивен.
        Ави коротко усмехнулся, обвел руками комнату, но Стивен понимал, что охватывает весь мир.
        - Это все, - ответил Ави. - Ну а теперь о тебе. Как я уже сказал, нам неприятно, что ты оказался не на той стороне. Я должен тебя арестовать, Стивен. Ты ведь и сам не отрицаешь, что ты не рядовой турист, а из коммандос… Хотя, конечно, будешь все отрицать. Однако у нас широкие полномочия, я могу решить твою судьбу и сам…
        Он замолчал, пытливо всматриваясь в него черными, как спины жужелиц, глазами.
        Стивен коротко усмехнулся:
        - И кого я должен предать?
        Ави развел руками:
        - Ты не руководитель десантной группы по краже нашего истребителя, как сам сказал… а каково положение в мире, мы все знаем. Не думаю, что ты знаешь больше. Более того, мы наверняка знаем больше.
        Он смотрел в упор, у Стивена под ложечкой сосало все сильнее. Стараясь не выглядеть испуганным, он спросил:
        - И что ты решил?
        Ави сказал невесело:
        - Нет, Стивен, я не стану стрелять в тебя или выхватывать пистолет и кричать: «Руки вверх, проклятый американец!» Будь я моложе, тогда бы конечно… Да и ты уже повидал жизнь, эти детские штучки перерос. Потому и сидим вот так, рассуждаем, ищем выход. Потому что оба патриоты, оба желаем своим странам и своим народам добра, но уже без того, чтобы стрелять один в другого. Если я просто уйду, что ты будешь делать?
        Стивен ощутил тепло во внутренностях. Облегчение было таким бурным, что он изо всех сил старался не показать, как счастлив, что избежал… или избежит застенков МОССАДа.
        - Я солдат, - ответил он. - В данном случае рядовой. Или почти. Я должен ждать приказа.
        Ави сказал:
        - А если я предложу тебе взять Марию и немедленно уехать? Вылететь самолетом в твою Калифорнию?
        Стивен сказал медленно:
        - Вылететь из вашей страны не так просто: нужно подтвердить в самой авиакомпании не позднее чем за семьдесят два часа, иначе в вылете будет отказано.
        Ави отмахнулся:
        - У нас забронированные места на каждый рейс.
        - Увы, - ответил Стивен и перевел взгляд на Марию. - Ты не спросил свою… племянницу.
        Ави чуть улыбнулся:
        - Она в самом деле моя племянница. Просто так уж получилось, что у нас вся семья служит по одной линии. Сам знаешь, есть кадровые военные, есть потомственные врачи, банкиры, корабелы… Потому я по-родственному и хотел бы убрать ее подальше от мест, где погибли ее отец и мать, погиб брат…
        Стивен проговорил:
        - Я не знал… Мария, их ничто не заменит, но я буду стараться. Если бы ты в самом деле решилась…
        Она впервые за долгое время разомкнула губы:
        - Улететь с тобой?
        Он виновато развел руками:
        - Пока одна. А когда все это закончится… я тоже надеюсь, что это только операция устрашения, я сразу же…
        Она разомкнула губы в невеселой усмешке:
        - Стивен, Стивен… ты меня совсем не уважаешь? Ты остаешься, потому что твой долг - наводить порядок на планете, как ты это понимаешь, а я должна бежать, когда стране плохо?
        - Какой стране? - спросил он с болью. - Прости, что задеваю твои чувства, но я сейчас говорю, как всякий демократически настроенный гражданин Соединенных Штатов. Вы гордитесь, что верны Книге! Всем американским солдатам раздали… нет, не библии, кто их прочтет, не уснув, а короткие выжимки с пространными цитатами. Хочешь, я тебе отыщу их? Подай мне твою библию!
        Она сдвинула плечами, но, повинуясь взгляду Ави, взяла с полки толстую книгу и протянула Стивену. Он быстро полистал, отыскивая нужное место.
        - В нашей армии все считают, - сказал он, - что нет более жестокого и злобного народа в мире, чем евреи! Я понимаю, как можно убивать в бою, но вы же, захватывая мирные города, уничтожали там всех, как взрослых, так и всех детей!.. Вот вам Вторая Книга Царств, 12, 31, смотри, как поступил ваш основатель Израиля Давид, которого называете Кротким, после завоевания Раввы: «…а народ, бывший в нем, он вывел и положил их под пилы, под железные молотилки, под железные топоры, и бросил их в обжигательные печи. Так он поступил со всеми городами аммонитскими…» Я не встречал большего изуверства! Арабы вас просто убивают, а вы ведь сладострастно истязали, прежде чем убить, даже младенцев!
        Ави сказал примирительно:
        - Это давно было. Мир был таков.
        - Нет, - огрызнулся Стивен. - Для вас это совсем недавно, вы сами твердите, что ваша история непрерывна. И вы ни от чего не отказываетесь. Вы гордитесь своими предками и постоянно равняетесь на них, то и дело приводите примеры, как поступил тот или иной их древний прародитель. Я вам скажу, что сейчас думает армия, что скапливается на границах со стороны Египта, Ливана, Иордании…
        Он перевел дыхание, запнулся, увидев боль в глазах Марии, но Ави кивнул, попросил:
        - Скажи. Это очень важно.
        - Армия полагает, - ответил Стивен без охоты, - что вы пока что не кладете народы под железные пилы только потому, что… руки коротки! А будь у вас такая возможность - сделали бы с удовольствием. Чего со скотом церемониться? Пусть и с говорящим?
        Ави потемнел, произнес хрипло:
        - Я не знал, что армию обработали в таком духе.
        - Вот видишь, не все вы знаете, - ответил Стивен.
        Мария сказала холодно:
        - Может быть, он врет?
        Ави покачал головой, не сводя взгляда со Стивена.
        - Нет, просто мы сами давно не запрашивали сведений о настроениях в армии. Нас интересовало, что думают политики высшего эшелона.
        Стивен полистал еще, поднял книгу торжествующе:
        - А вот как заканчивается тридцать седьмой псалом: «О дочь Вавилона, обреченная на разорение! Благословен, кто воздаст тебе по заслугам за содеянное с нами. Благословен, кто схватит твоих младенцев и разобьет их о скалу…» Ну как?
        Ави сказал тихо:
        - Да, цитаты подобрали очень умело, ничего не скажешь. Я уверен, что подбирал еврей.
        Стивен подхватил с сарказмом:
        - Конечно, мы ведь говорящий скот! Сами ничего не умеем.
        - Я не то сказал, - ответил Ави примирительно, - чтобы выискивать эти цитаты, надо: во-первых, знать, где искать, а у вас терпения не хватит этой ерундой заниматься, а во-вторых… ненавидеть Израиль так, как ненавидят и стыдятся его эллинизированные.
        - А что вам эллинизированные, - воскликнул Стивен. - Они еще тогда стыдились своего незаслуженно привилегированного положения! Вы называете себя богоизбранными, но богоизбранны все люди! Потому что только людям человек вложил души, а всем остальным тварям - нет. Вы же - националисты и расисты…
        - Даже расисты?
        Он горько улыбнулся:
        - Думаете, не знаю, что сионизм признан ООН одной из форм расизма и фашизма? Весь мир знает, но что вам мир? Вам на него плевать, там же не евреи, с ним можно не считаться! Но я скажу вам, с кем придется считаться…
        - С кем?
        - Я уже сказал, - напомнил Стивен. - С армией. Каждому солдату объяснили и вписали в памятку, что сионизм - это расизм и фашизм. С цитатой и указанием параграфа, а то у нас есть дотошные и грамотные даже среди низшего состава, могут полезть проверять. Так что армия настроена очень решительно. Мы - демократическая страна, с фашистами боролись всегда, еще при Гитлере. Так что солдаты с теми, кто сопротивляется, церемониться не будут.
        Ави слушал, чуть кивал, лицо оставалось неподвижным, даже глаза не меняли выражения. Стивену показалось, что он даже доволен жесткими формулировками и свирепым настроем армии, окружающей Израиль.
        Мария спросила тихо:
        - Ты ему веришь?
        Ави уточнил:
        - Тому, что говорит, или тому, как есть на самом деле?
        - Тому, что случится.
        Ави ответил замедленно, раздумывая над каждым словом:
        - То, что США хотят раздавить Израиль, - несомненно. То, что армия настроена против евреев, - не тайна, в любой армии мира евреев ненавидят и унижают. Дай им возможность применить оружие против страны евреев… да тут ни одного живого человека не осталось бы!..
        Она зябко передернула плечами:
        - Чудовищно.
        - В этом все и дело, - согласился Ави. - Слишком чудовищно. Слишком! Для такой демократический страны, как Соединенные Штаты, это чересчур. Потому я тоже полагаю вслед за нашим министерством… и правительством, что это всего лишь демонстрация силы. Для устрашения. С целью вынудить пойти на дальнейшие уступки… Стивен, а как ты считаешь?
        Кровь бросилась Стивену в голову, он потер ладонями виски, с силой открыл и закрыл глаза.
        - Вы меня спрашиваете, - спросил он хрипло, - чтобы поступить наоборот?.. Но вы ошибаетесь насчет войсковых учений. Если уж сюда пригнали такую армаду, то заставят отработать израсходованное авианосцами дизельное топливо. Хотя да, в самом Вашингтоне тоже полагают… как и в остальном мире, что это так, попугать иудеев…
        Ави спросил остро:
        - А ты? Почему ты считаешь, что будет война?
        - Разве это будет война? - спросил Стивен. - Разве что слона с микробом?.. Армия еще не вступала на территорию Израиля, но здесь штатовских коммандос уже больше, чем во всей израильской армии!..
        - Почему ты уверен, что война будет? - повторил Ави вопрос уже жестче.
        Стивен развел руками, краем глаза видел, что Мария все еще контролирует каждое его движение.
        - Я в самом деле прошел через много… дел, - ответил он. - Побывал в таком дерьме! Видел интриги, ловушки, предательства, двойных и тройных агентов… видел, как командование отрекается от своих людей, оставляя их на смерть, только бы не пропустить повышение в звании… Спинной мозг мой уверен, Ави. Спинной мозг!
        Мария побледнела, Ави странно посмотрел на него, губы дернулись.
        - Спинной мозг, - сказал он задумчиво. - Спинной мозг… Как ни странно, весомый довод. Правда, ты не поверишь, но мне тоже доводы разума подсказывают, что мы не правы, надо эллинизироваться, ассимилироваться, но… понимаешь, спинной мозг против. Он как будто знает больше меня. Он как будто получает сигналы свыше.
        Стивен покачал головой.
        - Против вас не Америка, - сказал он. - Против вас - человечество.
        Ави промолчал, глаза стали серьезными и задумчивыми, а Мария впервые обратилась к Стивену:
        - А ты не подумал, что был прав, когда так пылко обвинял нас в тех жестокостях, которые совершали древние цари, завоевывая Палестину?.. Ну, когда мы уничтожали все живое, не щадили не только младенцев, но убивали даже скот, рубили сады и сжигали склады с зерном?
        Он насторожился:
        - Я не отказываюсь от своих слов. Конечно же, вы это делали…
        Она договорила:
        - Заканчивай, не останавливайся. Ты говорил, что мы и сейчас такие же.
        - Ну, - проговорил он с некоторым чувством неловкости, - это, возможно, полемический перехлест…
        Она покачала головой:
        - Нет. Вовсе нет. Мы в самом деле такие. И мы приняли меры к тому, чтобы Израиль отныне никогда-никогда не был разрушен.
        Холодом повеяло в комнате. Стивен ощутил ужас, холодный ужас, губы похолодели, он едва произнес:
        - Ранцевые бомбы?
        - Ранцевые бомбы, - повторила она. - Еще в семидесятые годы мы начали провозить их в самые крупные города США и Европы. Там они и сейчас, надежно упрятанные. И с каждым годом таких бомб становилось все больше.
        Ави кивнул, поднялся.
        - Стивен, - проговорил он, - можешь мне поверить, они в самом деле надежно упрятаны в городах Америки.
        Мария вздохнула и сказала совсем другим голосом:
        - Стивен, Стивен… я уже спрашивала тебя… почему ты уверен, что победителем выйдет… человечество?
        Ави почти сочувствующе кивнул Стивену, Мария спрятала пистолет и отодвинулась к двери. Ави сунул руку ей в карман, выудил ключи и бросил на стол перед Стивеном. В глазах контрразведчика была грустная насмешка.
        Затем они ушли, а он долго сидел в ее квартире, тупо глядя в стол и чувствуя, как темное отчаяние поднимается из глубин рациональной души. Насчет бомб, конечно, бред, Ави нарочито создавал иллюзию очень открытого и правдивого человека, чтобы в конце концов всобачить ему эту дезу. Может, только потому и не пристрелили, чтобы он как можно скорее сообщил о страшной угрозе в штаб.
        Конечно, сообщит, но там посмеются. А по возвращении, сказал себе яростно, срочно к психиатру. Не к психоаналитику, к этим все ходят регулярно, это как бы правило хорошего тона: демонстрировать безукоризненную прозрачность мыслей и чувств, как в банковских операциях, а к настоящему специалисту, что возится с психами, получившими тяжелые расстройства.
        Они же явные психи, как можно заявлять такое, и непонятно, что в нем дрогнуло, что дало трещину. И сейчас чувствует себя без опоры под ногами, хотя это настоящее безумие. Даже не в том, что Израиль снова может уцелеть, этого не случится, США - не Вавилон, не Эллада и не Рим. Меры приняты, даже со стократным запасом, это уже самое окончательное решение еврейского вопроса, но самим намеком, что большинство… может быть не право. Даже не право.
        Кощунственным намеком.
        Отвратительным.
        Глава 13
        Он встал из-за стола, тугой узел в желудке чуть ослабил хватку, но во рту сухо, а в груди горько, словно на своем же ранчо упал со смирного коня и ухватил зубами куст полыни. В квартире будто незримый покойник, Стивен походил взад-вперед по комнате, взгляд все время цеплялся за ключи. Странный жест: оставить их противнику, мол, ну укради, укради мое столовое серебро, чтобы я о тебе плохо думала!
        А вот вообще не уйду, мелькнула мысль. Сейчас пойду на кухню и приготовлю ужин. А когда Мария вернется, поговорим уже без всякой политики, идеологии, религиозных различий. В конце концов, это у них тут в Израиле средневековье какое-то, пусть выглянет в окно на окружающий мир!
        Есть же в Израиле прогрессивные евреи, их куда больше, чем этих проклятых расистов. Эти прогрессивные организовывают шумные и многочисленные митинги в защиту прав арабов и особенно - жестоко притесняемого палестинского народа, поддерживают и по мере сил финансируют фестивальные шествия педерастов… то бишь геев - вот бы их всех в газовые камеры! Но в данном случае свобода для пидоров означает свободу вообще, и потому демократически мыслящие евреи, морщась и зажимая носы, все же поддерживают и требования свобод для геев, и протесты против оскорбляющих достоинство обысков палестинцев…
        Именно они следят за ортодоксально настроенными иудеями, о каждом противозаконном шаге сообщают то в суды, то в полицию, то в прокуратуру, не забывая стучать в различные европейские комиссии по правам человека. Вообще-то это они, честно говоря, и сдерживают еврейских фашистов гораздо больше, чем все европейские комиссии и Штаты, которых везде обвиняют в поддержке Израиля.
        Увы, не просто сдерживают, а именно спасают Израиль: дай ортодоксальным евреям чуть больше власти, они бы ввергли Израиль в такую беду, что на них навалилось бы все возмущенное человечество, и уже ни Штаты, ни Европа, ни даже Россия не стали бы Израиль защищать.
        - Мария, - выдохнул он, - что ты со мной делаешь? А что, если…
        В нагрудном кармане трижды дрогнул мобильник. Стивен поспешно прижал ладонью тонкую ткань, не дожидаясь, когда после паузы прозвучит звуковой сигнал.
        Пальцы заученно набрали код, в окошке высветилась короткая надпись: «Одиннадцать пятнадцать к встрече с Джиной». Такой команды не было, но он знал, что на каждого из заброшенных в Израиль коммандос в Лэнгли подробное досье, памятные даты каждого легко выстроить в отдельную колонку и разослать всем индивидуальные сообщения, но каждый после несложного арифметического подсчета получит одну и ту же цифру.
        Он, к примеру, даже прожив с Джиной семь лет, все семь лет отмечал не дату свадьбы, она весьма заурядная, а романтическое знакомство, случившееся шестнадцатого апреля на очень бурной вечеринке, после которой они вскоре и поженились.
        И если к шестнадцати прибавить одиннадцать пятнадцать, то это значит… операция «Эллинизация» вошла в предпоследнюю фазу. Это значит, что сегодня последний мирный день Израиля. Вообще последний день Израиля.
        Завтра Израиля уже не будет.
        Если не произойдет чудо.
        Из мобильника выдвинулись свернутые, как у жука, крылышки, распрямились в двенадцатидюймовый экран. Зажегся, едва коснулись пальцы, по зеленому полю катится мяч, за ним бегут парни в трусах и майках, передача с соревнований по соккеру, но, когда настанет нужный час, здесь вспыхнет великолепная и грозная надпись: «ИНТЕРЛИНК».
        Военно-компьютерная сеть ИНТЕРЛИНК объединяет данные всех спутников США, создавая трехмерное изображение поля боя. Любой пользователь может, орудуя мышкой, прогуливаться по городам противника, по его боевым порядкам. Компьютер-гигант находится в Лэнгли, штаб-квартире ЦРУ, но дисплеи теперь на каждом самолете, танке, десантном корабле и даже у отдельных коммандос.
        Сам мобильник сообщит о том мгновении, когда произойдет подключение к всевойсковой сети, а пока что для обеспечения полной секретности у него просто безобидный ноутбук в мобильнике, как у многих, хотя и навороченный, технологически продвинутый.
        Он быстро написал на клочке бумаги крупными буквами: «Мария! Я очень люблю тебя. Я прошу тебя стать моей женой. Сейчас я отлучусь, но… я вернусь за тобой. Любящий тебя Стивен».
        Подумал, перед «Любящий» дописал «По-сумасшедшему», придавил бумагу тяжелой солонкой, чтобы не сдуло сквозняком, и, заперев квартиру, положил ключ под коврик и вышел на улицу.
        Во дворе женщины сразу обратили на него внимание, любопытные сороки. Он заставил себя приветливо улыбнуться, поздоровался вежливо.
        Одна спросила сразу:
        - А что-то Мария выбежала так, будто за нею гнались! Даже Ави не поспевал…
        - У них срочные дела, - объяснил Стивен. - Работа такая, знаете ли… Кстати, с Марией прощайтесь, скоро мы с нею уедем ко мне в Калифорнию. Она согласилась выйти за меня замуж, у меня большое ранчо, а Мария обещала нарожать мне пятерых детей! А то и семерых.
        Соседки ликующе зашушукались, на Стивена смотрели уже с нежностью, как на родственника, одна чуть не всплакнула:
        - Пятеро… Семеро! Надо детей, надо. А то нас так мало, так мало…
        Ага, щас, подумал Стивен, вежливо распрощавшись и выйдя на улицу. Буду я вам плодить жидят! Все будут стопроцентными американцами.
        Он прошел от цитадели Давида по улочке Давида: кривой и настолько узкой, что даже локти не растопырить. Свет закатного солнца сияет только наверху, а здесь черно и древне. Небо выгнулось даже не куполом, а почти клином, беспощадный жар оттуда не льется, а опускается широким всеудушающим одеялом.
        Наступает вечер, последний вечер Иерусалима, последний вечер Израиля. Офисы давно закрылись, народ даже успел поужинать и отдохнуть после службы, на улицах снова полно народу, многие идут в центр города, где на пешеходных улочках, вроде Бен Иегуды, всегда по-семейному уютно и празднично, всегда музыка, столики летних кафе, а беспечный народ радуется жизни, в одном месте пробуя пышущие жаром шашлыки, в другом - ледяное мороженое.
        Чувствуя странное волнение, он прошелся вместе с празднично одетой толпой по середине улицы, старательно обходя выдвинутые на тротуар окруженные стульями столики, здесь быстро лопают бифштексы, паровые котлеты, даже хот-доги и гамбургеры. Молодежь вообще лакает пиво стоя, как кони, за выдвинутыми на тротуар столиками хорошенькие девушки с огромным и никогда неиссякаемым аппетитом роются в вазочках с мороженым, вылавливая орешки, изюм, ягодки, хихикают и запускают ложечки в чашки друг другу, воруя самые крупные ядрышки.
        Он прошел мимо дорогих ресторанов, за толстыми стеклами зажиточные туристы пожирают изысканные блюда лучших кухонь мира, здесь нет дешевых вин, что продаются в тех выносных кафе, как и простецкого пива, однако столики заняты так же, как и в самых дешевых шашлычных. Отдельными парами сидят любители черного кофе, здесь его умеют готовить, как по-турецки, так и по-русски, последний уже не просто черный, а такой густой, что ложечка торчит, как в сметане.
        По дороге зашел в невзрачный отель с громким названием «Труба Иерихона», в снятом для него номере сразу же прошел к шкафу с одеждой, там, помимо двух костюмов, его ждал и солидных размеров чемодан. Тщательно выглаженные рубашки сверху, галстуки и модные пляжные трусики, а под ними десантный «узи» со спецпатронами, «йерихо», гранаты и любимая «беретта» с глушителем. Отдельно коробка с набором патронов для особых случаев: от простых бронебойных с урановыми наконечниками до микроракет, которые могут поражать укрытые за углами или в окопах цели.
        Кафе в двух минутах от отеля, таких тысячи и тысячи, он вошел уверенно, но некоторая оторопь взяла, когда сообразил, что в этот момент в сотни таких же кафе входят подобные ему командиры штурмовых групп. Это не считая тех, кто предпочел встретиться со своими бойцами у фонтана, у мороженщика, в магазине…
        Его ребята уже заняли два столика, дружно и весело тянули пиво, рассматривали хорошеньких девушек. Он присел за стол, улыбнулся, человек с улыбкой нравится всем, как сказал Карнеги, а самое главное, меньше привлекает внимание как бдительных полицейских, так и бдительных прохожих.
        - Привет, - сказал он. - Кто же надирается пивом в такую жару?
        - Вообще-то верно, - согласился один из наиболее крутых командиров, Дэн Мюллер. - В животе будет булькать. Эй, дружище, принеси шнапсу!
        - Ты с ума сошел, - одернул его второй из командиров, Курт Вайсмер. - Здесь терпеть не могут ничего немецкого! А Вагнер вообще запрещен…
        - Вагнер, Вагнер, - произнес Дэн, морща нос. - Это такой шнапс?.. Ладно, тогда коньяку. «Наполеон».
        Курт хохотнул:
        - Французов здесь тоже не любят. Французы, как и хохлы, все антисемиты.
        Стивен вместе со всеми посмеивался, потом похлопал ладонью по столу, призывая к вниманию.
        - Сегодня день трезвенника, - объявил он, все затихли.
        Курт сказал непривычно тихонько:
        - Неужели…
        - Не знаю, - ответил Стивен как можно беспечнее, улыбнулся. - Кто знает этих политиков? А теперь даже военных не осталось, все - политики. Во всяком случае, все должны быть… на местах. Неважно, учения это или всерьез, игры политиков или что-то погорячее, но от того, насколько точно исполните приказ, будут зависеть не только награды и премии, но и количество нашивок.
        Он старался говорить легко, все знают, что США давит со страшной силой, кто-то даже сейчас может где-то проговориться, и правительство Израиля дрогнет, видя, что до часа икс остаются считаные часы…
        Не знаю, сказал он себе, как воспринимают эту проблему там, наверху, на уровне президента Файтера и конгресса, но, по-моему, национальное самосознание… это молодость человеческого организма. Чуть ли не обязательный этап. Особенно когда еще ничего не умеешь, не добился, не совершил, не достиг, тогда хватаешься за свою национальность и находишь в ней якобы присущие особенности…
        Если кто-то вдруг начнет говорить, что он, скажем, курд или ассириец и гордится тем, что курд или ассириец, что какие мы молодцы, несмотря на все гонения, не потеряли язык и культуру, то над этими заскоками просто пожмут плечами. Болезнь роста: побудут курдо-ассирийцами, а потом станут людьми, о своей курдскости забудут.
        А в отношении еврея с такими же заскоками сразу же враждебность, если не озлобленность, что тоже понятно. В любой стране это самые богатые и влиятельные люди, в любой стране на верхних ступеньках в правительстве. Любой курд, ассириец, немец, русский на их месте уже забыли бы о своей курдскости и свои успехи приписывали бы лично своим качествам: уму, образованию, сметке, работоспособности, а вот о еврейскости забывают далеко не все. У некоторых эта детская болезнь организма остается и принимает уродливые формы уже не национализма, а откровеннейшего расизма. И свои успехи приписывают особым генам, которых нет у остального двуногого скота.
        Время уговоров и вежливого давления прошло, сказал он себе угрюмо. Терапия не помогла, очередь за хирургами.
        Глава 14
        Из красной закатной площади в полутемное кафе вошел рослый широкий в плечах турист в клетчатой рубашке и шортах, фотоаппарат и видеокамера на пузе, огляделся, Стивен помахал рукой, Вайс Клемент, один из его заместителей, быстро направился к их столику.
        - Извини за опоздание, - сказал он раздраженно. - Перекрыли движение… идиоты. Нашли подозрительный предмет, видите ли! Как будто здесь Англия или Испания, где эти предметы оставляют для устрашения!
        - Да, - согласился Курт, - здесь люди серьезные. Взрывают сразу.
        - Здесь и власти серьезные, - заметил Дэн. - Если есть подозрение, что идет шахид, - расстреливают издали.
        - А шахидка?
        Курт ухмыльнулся:
        - Местным полицейским свои шкуры дороже. Проще написать объяснительную, почему застрелили арабку, чем рискнуть разлететься на кровавые ошметки.
        Стивен дождался, когда Вайс опустился за стол, а официант отошел, наклонился к столу и сказал негромко:
        - Мы тоже люди серьезные. Уточняю обстановку. К счастью, все военные центры израильтян вынесены за пределы городов. О них позаботятся наши военно-космические силы, флот и дальнобойная артиллерия. Наша цель - полностью взять под контроль все ключевые высоты в городе, разместить пулеметные группы и снайперов на крышах.
        Курт спросил осторожно:
        - Командир, я не услышал, чей отряд будет захватывать правительство?
        Стивен поморщился, взглянул строго:
        - Я ведь говорил, что об этом будет объявлено дополнительно?
        - Да, - ответил Курт. - Вы сказали, что эта честь будет предоставлена лучшей команде.
        Он выпятил грудь, глаза сверкают, и так ясно, что этот отряд - лучший из лучших, так чего же тянуть, надо назвать, Стивен смерил его долгим взглядом.
        - Да, пожалуй, пора. Дэн, ты у нас спец по шумоподавлению… Уверен, что наш разговор подслушать невозможно?
        Дэн ответил бодро:
        - Да сто процентов.
        - Хорошо, - сказал Стивен. - Да, эта честь будет предоставлена лучшим. А лучшими у нас остаются, по мнению нашего руководства, крылатые ракеты нового поколения. Решено, что в последней войне человечества не должно быть ни военных преступников, которых будет судить Гаагский суд, ни вообще побежденной стороны. Быстро и жестоко мы должны уничтожить всякое сопротивление и сразу же упразднить Израиль как самостоятельную единицу. Для этого нужно, чтобы не оставалось ни одного человека, который упорно держится за идею независимого Израиля. Щадить мы должны только тех, кому абсолютно по фигу, кому принадлежит эта земля, лишь бы здесь были хот-доги, «Макдоналдсы», пивные, закусочные и стриптиз-бары.
        Дэн взглянул на него удивленно, а Курт спросил:
        - Это… серьезно?
        Стивен посмотрел на него строго:
        - Мы военные, если ты еще не забыл, слоняясь по кабакам.
        Курт кивнул, незаметно подтянулся, едва не отдал честь, глаза стали серьезными.
        - Да, но… просто все ожидали другого.
        - Что просто туристическая поездка?
        Курт снова кивнул:
        - Честно говоря, и сейчас ожидаем.
        - Но вести себя должны так, - подчеркнул Стивен, - словно ежеминутно готовы к военным действиям.
        Дэн подал голос:
        - Я смотрел кино, там даже не в последнюю минуту, а в последнюю секунду удалось избежать войны!
        Стивен молчал, что кино - это кино, а жизнь - это жизнь, но в последнее время жизнь идет за кино, а не наоборот, так что и сегодня, возможно, случится это спасение в последнюю минуту. Даже секунду, как сказал Дэн.
        Шумно топоча и оглашая зал звонким почти детским смехом, ввалилась группа великовозрастных мальчиков и девочек, ярко и крикливо одетых, лица в пирсинге, волосы торчком, на шее и на груди яркие бусы, даже не поймешь сразу, кто из них самец, кто самочка. Они заняли место поближе к сцене, благо там свободны три столика, соседями у них оказались двое мужчин явно арабской внешности, судя по одежде, хотя Стивен так и не научился их отличать от евреев, только по одежде и пришибленной манере держаться, точь-в-точь как евреи в фашистской Германии.
        Юнцы, напротив, на арабов посматривали сочувствующе и с симпатией, явно выходцы из Западной Европы, что так печется о всех униженных и оскорбленных.
        Вайс Клемент наклонился к Стивену и шепотом сообщил, что, по сообщению Людвига, в том доме, где он заготовил тайник со снаряжением, в последние два дня обосновалась некая группа. Не столько арабы, как он ожидал, сколько сами израильтяне, но он отчетливо слышал и арабскую речь.
        - Некстати, - сказал Стивен раздраженно.
        - Да ладно тебе, - ответил Вайс, морщась, - нас здесь столько, а ты хочешь, чтобы нигде никаких проколов!
        Стивен смолчал, Вайс чересчур чувствителен, для него ситуация щекотливая: его, как сына левита и выходца из ортодоксальной семьи, специалиста по еврейской мафии, после долгих проверок зачислили в особую группу, которая должна была внедриться в самом Израиле, подготовить плацдарм для групп другого уровня, пониже, эти будут готовить оружие и складывать в особые тайники, которыми воспользуются уже группы третьего уровня: суперэлитные коммандос. И вот сейчас, когда эти коммандос прибыли, у него что-то не в порядке, как бы не подумали, что он подъевреивает своим.
        Они все с ожиданием смотрели на него, Стивен перевел дыхание, сказал ровным голосом:
        - Вероятно, можем обойтись и тем, что у нас есть. Но можем и не обойтись. Снайперские винтовки класса «А-3» есть только там. Полагаю, что мы успеем изъять свое оружие.
        Курт буркнул:
        - Если те парни его не отыскали. Иначе и дивизия не приблизится к той вилле.
        Стивен повернулся к Вайсу:
        - Что скажешь?
        Тот мотнул головой:
        - Не отыщут.
        - Почему?
        - Чтобы отыскать, - ответил тот, - надо знать, что оно есть. А они просто заняли виллу под свои делишки.
        Дэн спросил сердито:
        - А как ты вообще мог прятать оружие на вилле, что принадлежит мафиози? Или боевикам?
        Вайс окрысился:
        - У меня нет сотни вилл по Израилю! Пользовался всеми, куда мог получить доступ. Эта была сравнительно чистая, доступ на нее через одного знакомого зубного врача. Откуда я знал, что еще у кого-то на нее виды?
        Стивен сказал примирительно:
        - Выходим по двое-трое. Вайс укажет адрес, соберемся на подступах через сорок минут. Там на месте все и решим.
        По ночным улицам Курт вел машину виртуозно, но все в пределах правил, Стивен несколько раз проверился, но при нынешней технике это вообще-то устаревшая и бесполезная процедура. За ними могут наблюдать, сидя в далеком кабинете, рассматривать то издали, то крупным планом.
        Городские кварталы как ножом отрезало, машина выметнулась на простор, по обе стороны замелькали невысокие холмы, дорогу освещают только автомобильные фары.
        Стивен взял в руки карабин, это шоссе считалось ранее безопасным, а к тому, что в автомобили время от времени бросают камни, уже привыкли. Привыкли и к гвоздям на дороге, как и к огромным булыжникам за поворотом, поставленным так, чтобы наткнулся, если не сбавишь скорости, а справа - обрыв… Но с недавних пор здесь снова вернулись к более серьезным забавам: коктейлям Молотова, прицельным выстрелам издалека по машинам, затем пошли в ход гранаты и мины, дважды ухитрились установить даже фугасы.
        Израильская армия подключилась с опозданием: нечто подобное началось на всех шоссе почти в один и тот же час, что не оставляет сомнений в скоординированности действий всех этих аль-аксов, фатх и хисболлах, а также групп, что возникают чуть ли не ежедневно, потрясают крикливыми лозунгами и оружием, но так же быстро исчезают.
        Хуже всего, что шоссе очень часто идет внизу под карнизами обрывов, откуда и камнем можно убить, а уж если засядет человек с винтовкой или автоматом, то остается только гнать на предельной скорости и крутить руль из стороны в сторону, не давая прицелиться. Но шоссе здесь узкое, чуть перекрутил руль и - с обрыва…
        - Я все это знаю, - повторял Курт, - шеф, не надо мне говорить, как держаться за баранку…
        - Он тоже еврей, - сказал из-за спины Дэн злорадно. - Вот и знает…
        - Сам еврей, - обиделся Курт.
        - А откуда дорогу знаешь? Память предков, значит…
        - Знаю, потому что уже поездил, - ответил Курт с немецкой обстоятельностью, - пока ты местных шлюх снимал. Не понимаю, чем они лучше твоих французских?
        - Фламандских, - поправил Дэн.
        - Да какая разница! Разве Фламандия - не во Франции?
        - Пальцем в небо. Фламандки - толстые и мягкие, к тому же блондинки. А еврейки - темные и жилистые, все худые, как стервы…
        - И чем лучше?
        - Не лучше, - объяснил Дэн наставительно, - но кто знает, придется еще когда-то пощупать настоящую иудейку?
        Они хохотали, веселые и довольные, Стивен стискивал челюсти, заставлял себя думать только о задании. У него всегда все получалось… кроме дел с женщинами. Но должно же когда-то хотя бы просто повезти?
        По машине звонко щелкнуло. Стивен подавил импульс моментально ответить очередью в направлении, откуда бросили камень.
        - Арабы, - вздохнул Курт.
        - Я бы их всех утопил в Средиземном море, - ответил Дэн зло. - Нет, зачем море портить? Всех бы зарыл в их вонючие пески!
        - За что? - удивился Курт.
        - Да хотя бы за этот же камень!
        - Откуда они знают, что в машине те, кто их освободит от еврейского засилья? Они уверены, что здесь одни юды! Ты что, не знаешь, что арабы в Израиле не имеют даже права голоса на выборах?
        - Как это? - удивился Дэн. - Ты что-то перегрелся на этом солнце. У них даже свой депутат в кнессете!
        Курт покачал головой:
        - Я же говорю, поменьше бы по бабам, хоть что-то узнал бы о стране, куда попал. Уже не имеют. Когда Израиль убрал поселенцев из Газы и отгородился железной стеной, арабским боевикам стало почти невозможно проникать в Израиль. И тогда они попытались ускорить дестабилизацию с помощью демографии. Как известно, арабы в Израиле плодятся быстрее, чем евреи. А сейчас, когда другие способы вредить перекрыты, они начали плодиться втрое быстрее. В ответ на это правительство Израиля хоть со скрипом, но приняло закон, что право голоса имеют только чистокровные евреи.
        Дэн покачал головой:
        - Сволочи! Это же нарушение всех прав и свобод своих же граждан… Мы хоть ущемляем иракцев, да и то временно, но чтоб своих… Хотя, конечно, израильтянам ничего другого делать не остается, я бы тоже так сделал, но… нарушение прав человека! Нет, за это их нужно снова рассеять… как песок по ветру.
        Они остановили машину на Хореши, в Беньямине это самая высокая гора. Прекрасно видно прибрежную равнину к западу, отсюда можно достать из дальнобойного оружия взлетно-посадочную полосу аэропорта Бен-Гурион, высотные дома Тель-Авива, кварталы Петах-Тиквы, пляжи Нетании, даже трубы электростанций. Но если взглянуть в сторону Иерусалима, то там все еще не усмиренная Рамалла, там под международным контролем дышащие ненавистью Бетуния, Мазра-эль-Кабалия и десятки других деревушек, где длится неостановимый демографический взрыв, в каждой семье по десять быстро подрастающих детей, и каждый мечтает о героической участи шахида…
        Стивен осмотрел в цифровой бинокль окрестности, отсюда виден в окружении деревьев трехэтажный особняк, который Вайс упорно называет виллой. Там сады, между ними узкие тропки…
        Он хмуро усмехнулся. Израильтяне недоумевают, как это шахидам удается проникать на территорию Израиля. Все-таки в интересах поддержания мира уже во всех арабских странах находятся американские войска, и хотя войска стараются ни во что не вмешиваться, но они сдерживают попытки разжечь большие конфликты. Впрочем, армейские патрули проверяют все автомобильные дороги, никто не провезет оружие или взрывчатку…
        …но если группу арабов с оружием будет сопровождать человек из разведки, то армейский патруль лишь козырнет и отступит в сторону. В таких случаях вопросы задавать не положено. Это либо «наши» арабы, либо спецоперация под видом арабов.
        А ведь и в самом деле приходится прибегать к спецоперациям. Арабы слишком неумелы, а именно теперь понадобилось усиление терактов, более жестокие и кровавые взрывы, только так удастся замаскировать скрытое проникновение в страну новых тысяч специально обученных коммандос.
        Он еще раз сверился с картой, Курт тронул машину бесшумно с места, некоторое время катили по спирали, все больше приближаясь к цели, наконец Курт послушно погасил свет, в полной темноте свернул, остановил. Машину прикрыли ветвями в сторонке от дороги.
        Стивен выбрал место повыше, вновь осмотрел окрестности. Для кого-то глухая ночь, но не для биноклей шестого поколения: радиочастоты, сигма- и альфа-волны, тепловые и еще какие-то сигналы сдают информацию во встроенный микрочип, тот обрабатывает все и выдает такую изумительную картинку, словно окрестности освещены мощными прожекторами.
        Он всмотрелся, все верно, справа поселение, охраняют резервисты, их видно и слышно за милю. Армия не может заткнуть все дыры, помимо призванных на службу резервистов, охранные функции на себя взяли еще и сами поселенцы, дежурят по очереди, хотя вояки хреновые. Правда, в последнее время додумались нанимать сторожей со стороны. Это и дешевле, да и сторожа, как ни крути, все же вояки получше, чем землепашцы. Тем более что многие из них в самом деле недавно из армии.
        Стивен поглядел на сторожей даже с сочувствием, хотя сейчас они перекрывают ему дорогу. Оборону села нужно держать как от Рамаллы, так и от двух арабских деревень по соседству, не говоря уже про одиночных боевиков, что пробираются далеко из глубины арабских территорий, чтобы, так сказать, поохотиться на проклятых иудеев на свой страх и риск.
        - Обходим слева, - сказал он, - хотя сторожа наверняка спят, но двигайтесь так, будто там настоящие ветераны.
        Курт хмыкнул:
        - А так быть не может?
        - Ветераны в армии, - ответил Дэн.
        - Не все, - сказал Стивен, - тут немало таких, что с армией расплевались. Мол, нельзя обижать арабов.
        - Правильно поступили, - сказал Курт. - С соседями надо жить в мире. И дружбе… по возможности.
        Высокие деревья не закрывают виллу полностью, даже свет пробивается через ветви довольно заметно. По небу ползет небольшая туча, из темноты послышался голос:
        - Вайс с вами?
        - Нет, - ответил Стивен, рука инстинктивно дернулась к оружию, он не сразу узнал голос Людвига, - идет следом, держит дистанцию. Что в доме?
        В окнах уже виден свет, по шторам пару раз мелькнули тени. Голос из темноты ответил негромко:
        - Добавилось пятеро, а сколько было - неизвестно.
        Стивен сказал тихо:
        - Я зайду с тыла. Когда прибудет Вайс, пусть действует в открытую. Будто хозяин вернулся.
        - А нам? - спросил Курт.
        - Тоже с главного входа. Под командой Вайса. Дэн, на тебе правая половина, Курт - твоя левая. Вайс пусть подъедет открыто, свет не гасит, у ворот просигналит. Охрану убирайте сразу, затем все по обстановке через главный вход.
        Курт сказал заботливо:
        - Береги себя, командир.
        - Постараюсь, - буркнул Стивен. - Не хотелось бы в последней войне на свете свернуть шею.
        Он отступил в темноту и двинулся к дому, медленно обходя его по длинной дуге. На небе мигают звезды, луна еще не взошла. Под ногами ритмично поскрипывал песок, потом подошва ощутила плотно уложенные камни. Вряд ли здешними хозяевами, это могли сделать как турки, когда-то это были прекрасные строители, так и римляне. Или великолепные эллины, когда окультуривали здешний дикий народ. Могли даже сами иудеи, когда еще были народом строителей, а не жуликов, как сейчас.
        Тихонько зайдя с задней стороны здания, он приблизился, насколько мог, обходя лазерные и тепловые камеры. На одних он выглядит как пробежавшая мышь, на других просто ветер колыхнул ветку, на третьих в кустарнике сонно завозилась птица, но нигде не было характерного силуэта человека, так же точно не среагировали детекторы живой массы: одни смолчали, другие выдали параметры пробежавшего зайца.
        Свет горит на верхнем этаже, горит нагло, уверенно, как маяк. Зато нижний этаж в полной тьме, хотя обычно с верхних достигает рассеянный свет через лестницу, а снаружи, тем более из ночи, это было бы заметно. Он прислушался, вроде бы доносятся голоса, даже пахнуло каким-то запахом, узкий лучик света…
        Он начал подкрадываться, стараясь не показываться на свет, сперва в тени стен построек, а потом вдоль высоких деревьев. Хлипкую будку охранника окружают массивные бетонные блоки, горькая примета времени, появившаяся благодаря исламистам. Теперь такими блоками окружены все полицейские участки, правительственные здания, казармы. Причем все стараются разместить их подальше от охраняемого объекта, чтобы начиненный взрывчаткой автомобиль взорвался от удара о такую стену, унося с собой только жизнь самого камикадзе.
        Он присмотрелся к шлагбауму, хорош, выполнен идеально, но если ничего не подозревающий лихач попробует на полном ходу врезаться в него, а в кино летят во все стороны белые щепки разломанного дерева, то этот шлагбаум даже не дрогнет, потому что из высокопрочной стали, зато от автомобиля останется куча разбитого железа с кровавыми ошметками внутри.
        Он подкрался так близко к кабине охранников, что увидел, как оба с любопытством следят за красным теплым сгустком, что перемещается по экрану в сторону дома.
        Один громко хихикнул:
        - Вот так и в наших краях совы охотятся!.. Выпугнут из кустов какого-нибудь зайчишку…
        Второй отпил из банки пива, глаза лениво следили за экраном.
        - Дурак, - заметил он. - Сидел бы в кустах, никакая сова оттуда не достала бы.
        - Это верно, - заметил первый. - Мы вот тоже… могли бы сидеть в своей деревне.
        - И горя бы не знали? - спросил второй скептически. - Но не знали бы и радости. Все-таки здесь с нашими считаются, уважают…
        Говорили на скверном иврите, но старательно, как будто постоянно совершенствуются.
        Хорошо, мелькнула мысль. Молодец Курт, поставил даже не помехи, а дал ложный образ, что технически сложнее. Но пусть лучше думают, что пробежал заяц, чем насторожатся по поводу качнувшейся ветки.
        Он дождался, когда тучка краем наползет на сверкающий диск луны, сразу же ринулся, пригнувшись, между деревьями, а когда край уползающей тучки начал светиться, сделал прыжок вперед и упал на роскошную клумбу, прячась за розовый куст.
        Глава 15
        С той стороны дома в полной тишине донесся ровный шум приближающейся машины. Стивен уловил момент, когда Вайс просигналил фарами, отсвет пал на верхушки деревьев, вслед за этим раздалось нетерпеливое бибиканье. Ворота отворились, это тоже понял по едва слышному скрипу. Хлопнула дверь, с крыльца спускаются двое-трое встречающих.
        Стивен невольно вздрогнул, когда раздались частые одиночные выстрелы, в тот же момент заученно метнулся в окно, высадил раму и покатился по полу, стреляя из обоих пистолетов.
        В его сторону только начали оборачиваться, но лишь один успел схватиться за оружие. Этот получил пулю в лицо, остальных Стивен застрелил в спину. Сверху загрохотали шаги, донесся испуганный крик:
        - Вы там с ума посходили?
        - Весь мир сошел, - ответил Стивен.
        Он всадил две пули в телохранителя, одну в горло, другую в лоб, на случай, если под костюмом бронежилет, понесся наверх, отпихнув его тело с дороги, что все еще стоит на толстых, как тумбы, ногах.
        На втором этаже выскочили трое, один за другим, он стрелял и стрелял, поражаясь своим рефлексам, что так быстро сокращают нужные мышцы. В последнюю по коридору дверь ударил ногой, понимая, что делает великую глупость, успел упасть на пол, выстрелы прогремели, казалось, в тот момент, когда он только занес ногу для удара и, кувыркаясь, сделал три выстрела.
        У огромного человека с пистолетом в обеих руках подогнулись ноги. Стивен выстрелил еще раз, пуля ударила в металл, пистолет вылетел из руки сверкнувшей рыбиной. Стивен вскочил и в прыжке повалил стрелявшего.
        - Сволочь, - прохрипел тот, - ты прострелил мне ноги…
        - Я промахнулся, - ответил ему в ухо Стивен. - Вообще-то я целил в яйца.
        Он держал громилу могучим захватом за шею, угрожая сломать ее при малейшем подозрительном движении. Тот рычал и стонал, кровь стекала по светлым брюкам.
        Они слышали снизу крик: «Застынь! Брось оружие!», а следом свирепую автоматную очередь, потом снова бешеные трели неприцельных выстрелов из «узи» и деловые щелчки из длинноствольных пистолетов. Дважды рванули гранаты.
        Когда все затихло, Стивен сказал сочувствующе:
        - Как видишь, все кончено…
        - Не все, - прохрипел пойманный, глаза его от натуги вылезали на лоб, рука Стивена чересчур сильно зажимала горло. - Вам еще нужно выйти живыми…
        - Это наша забота, - согласился Стивен. - А твоя - остаться живым. Говорить собираешься?
        Пленник прохрипел:
        - Зачем? Все равно убьешь…
        - Если не скажешь, - заверил Стивен. - А если скажешь все, что нас интересует, то пусть с тобой разбираются товарищи по борьбе, нам важнее сведения, а не твоя жизнь.
        Он чуть отпустил руку, пленник начинает терять сознание, тот несколько раз шумно вздохнул.
        - Какая разница… Ты убьешь или друзья по борьбе? Лучше уж ты, чем свои… как предателя.
        - Верно, - согласился Стивен. - Но учти и такое: если убью, то уже конец всему. А если оставлю живым, то у тебя все же есть шанс как-то оправдаться. То ли мы тебе вкололи что-то такое, что ты в бреду рассказал все тайны, даже к чьей жене тайком ходишь, тут у нас хитрый приборчик, мысли прямо из головы считывает… Ну?
        Пленник посопел, сказал сдавленным голосом:
        - Но ведь все равно убьешь?
        - Если не скажешь, - повторил Стивен. - Но если выложишь все, то… шанс есть.
        - Ну хорошо, - ответил пленник, - попробуем. Меня зовут Абдулла ибн Рахим, под моим началом десяток истинных ревнителей ислама. Мы не пожалеем жизни, чтобы навсегда избавить наш народ от проклятых евреев…
        Стивен поморщился, приходится и с таким союзником иметь дело, прервал:
        - Это все лозунги. Выкладывай, почему здесь, кто навел на эту виллу, кто может прибыть вскоре, как связываешься с руководством движения…
        Пока Абдулла, если он в самом деле Абдулла, осторожно по капле выдавливал из себя сведения, Стивен внимательно слушал, задавал проверяющие вопросы, а когда тот закончил, сказал буднично:
        - Ну вот, ты все рассказал, а я тоже свое слово держу.
        Он вскинул пистолет с глушителем, сухо щелкнуло. Во лбу Абдуллы появилась темно-красная дырка, кровь выплеснулась тугим фонтанчиком, и сразу же отверстие закупорилось изнутри сгустком крови. Боевик опрокинулся навзничь, пару раз дернулся и застыл.
        Вайс спросил от двери:
        - Ты ему что-то обещал?
        - Да, - ответил Стивен, - но я скрестил за спиной два пальца.
        - И как держал пистолет?
        - Я скрестил мысленно, этого достаточно.
        В подвале все нетронуто, Вайс громко и с чувством возблагодарил Господа. Курт и Дэн под его руководством отыскали неприметную скобу под грязным половиком, снизу пахнуло сыростью, Вайс пояснил торопливо:
        - Все в герметичных полиэтиленовых пакетах!
        - Проверим, - пообещал Курт зловеще. - Если что, сразу к стенке.
        Один за другим спускались в потайной подвал, троих Стивен оставил наверху, а еще пятеро охраняли дом. Двое заняли место в будочке для охраны.
        Потайной подвал оказался просторным помещением с бетонными стенами и полом и достаточно высоким потолком. Вдоль стены расположились ящики с надписью «газонокосилки», Курт с подозрением посмотрел на Вайса и демонстративно вскрыл один ящик. На лице его отразилось такое изумление, словно он в самом деле увидел газонокосилки.
        - Автоматы с электрическими пулями?
        - А что, - ответил Вайс гордо, - разве мы не лучшие?
        Он вынимал из другого ящика и передавал Дэну, а тот остальным ручные пулеметы «К-13», автоматы с глушителями и подствольными гранатометами удвоенной дальности боя, пистолеты «глок», «зиг-зауэр», армейские «беретты», гранаты всех видов и назначения, миниатюрные противотанковые гранатометы.
        Насчет последних Стивен усомнился, после удара крылатыми ракетами и авианалетов вряд ли останутся на ходу даже армейские джипы, но те, кто снабжает оружием, предпочел перестраховаться. За гибель каждого американского солдата приходится платить слишком дорого, правозащитники шкуру снимут, так что лучше вооружить до зубов и разрешить стрелять во все, что шевелится.
        Остальные ящики быстро грузили на небольшой грузовичок. Оружия хватит, чтобы вооружить три группы коммандос, но все делалось с запасом на тот случай, если какие тайники окажутся рассекреченными, другая группа вполне может поделиться с теми, кому не повезло.
        Нагруженные оружием, как ослики в Афганистане, они поднялись из подвала, Курт вывел из гаража роскошный даймлер, помахал рукой:
        - Кто со мной на машине миллионеров?
        Стивен сказал предостерегающе:
        - А права у тебя имеются?
        - Шеф, - обиделся Курт, - у меня на все виды транспорта, включая истребители и танки!..
        - Я имею в виду именно на этот автомобиль?
        Курт отмахнулся:
        - Шеф, если правда, всего два-три часа до часа икс…
        Стивен кивнул:
        - Ладно. На твой риск. Ты всегда выходил сухим из воды.
        - Спасибо, шеф!
        - Только не бери в машину Вайса, - предупредил Стивен. - С ним первый же патруль остановит.
        Курт засмеялся, Вайса все считают неудачником, а его - счастливчиком, побежал грузить добавочное оружие в свою машину.
        Курту в самом деле везло: машин на шоссе столько, что никакие патрули не в состоянии проверять автомобилистов даже выборочно, ликующий народ вцепился в баранки и прет на пасхальный седер празднично и весело. Большинство выходцев из России и Европы, на обрядовые тонкости внимания не обращают, а свиную колбасу едят даже на виду в автомобилях.
        За руль второй машины сел Крис Ульман, спецназовец, один из тех, кто с Людвигом следил за виллой в ожидании Стивена. Молчаливый и скупой в движениях, он выехал из ворот и быстро погнал к шоссе.
        - Давай направо, - подсказал Вайс.
        - Какого хрена? - поинтересовался Крис Ульман.
        - С проспекта Бегина лучше свернуть направо и дуть к выезду на новое шоссе.
        - Зачем такой крюк?
        - Так безопаснее, - объяснил Вайс.
        - Мы что, евреи? - оскорбился Крис. - Мы американцы. Нам сам черт не страшен.
        Вайс покосился на него, но смолчал, перехватил понимающий взгляд Стивена, кисло усмехнулся. Это они американцы, а потому еще более осторожничают, чем евреи, опасаясь за свои жизни, а Крис совсем недавно прибыл из России, у него в костях эта русская бесшабашность, русская лихость и дурь, что бросает очертя голову в самое пекло без особой нужды, только чтобы покрасоваться перед своими противником.
        Дэн взял в руку тяжелую винтовку и начал всматриваться в обочину. Арабы все чаще обстреливали автомашины, и хотя ЦАХАЛ утроил патрули в районе всех соседних к шоссе деревень, но боевики все же ухитряются просачиваться сквозь их ряды, внезапно проявив резко возросшую активность, ловкость и редкое умение в маскировке.
        Шоссе спускалось от Иерусалима на Тель-Авив параллельно главной дороге, машин почти нет, Крис вел машину с превышением скорости на десять километров, все правильно, любой патруль заподозрит неладное, если на идеально ровной и сухой дороге, где нет движения, вдруг будешь придерживаться установленных девяноста километров в час.
        Дэн начал ворчать, что-де какие формальности, полицейские вертолеты здесь не появляются из-за опасения, что их тут же сшибут любой простейшей ракетой «земля - воздух», их теперь как грязи, давай гони. Крис в конце концов увеличил еще на десять, на большее не рискнул: ко всему прочему грузовик перегружен оружием, вдруг да занесет где, можно не справиться с управлением.
        На выезде из Модиин далеко впереди зажегся зеленый. Крис добавил газу, машина застонала, заскрипела, начала вздыхать, как старуха, взбирающаяся по высокой лестнице, но в последний миг успела проскочить еще на желтый, Крис тут же в благодарность чуть сбросил скорость, машина начала успокаиваться, зато заворчал Дэн, любитель езды с ветерком, мол, какой же русский не любит быстрой езды, разве что тот, кто с похмелья едет с женой, тещей и детьми на дачу, но у них сейчас ни жен, ни тещ - красота, так чего же крадемся?
        Крис бросил через плечо:
        - Арабы - хреновые стрелки. На такой скорости не попадут и в корову. А вот если ползти…
        - Здорово, - сказал Дэн мечтательно. - Как представлю себе корову, что идет по шоссе на скорости в сто шестьдесят…
        - Сам ты корова, - сказал Крис. - Мы вроде б покрупнее коровы.
        - Это ты покрупнее, - ответил Вайс. - А я худой и стройный… ну, почти, почти. Вот подумываю в манекенщики пойти…
        Стивен сказал строго:
        - Цыц! Никаких планов на будущее.
        Все умолкли, примета в самом деле гадкая. Как только начнешь прикидывать, чем займешься после завершения боевой операции, так сразу и кранты. Да если еще покажешь фото жены с детишками - это уже гарантия, что не вернешься…
        Он посмотрел в боковое зеркало, позади появился сверкающий даймлер. От фонарного столба на миг упал свет на лобовое стекло, Стивен рассмотрел довольное лицо Курта. Сидящего рядом не рассмотрел, а на заднем сиденье еще двое из тех, кого называют элитой в элите…
        Он насторожился, дорога не слишком оживленная, хотя автомобили проскакивают в обе стороны, но вот тот черный БМВ с затемненными стеклами слишком уж нацеленно идет за даймлером…
        Он ухватил мобильник, торопливо набрал номер. Пока тихо пощелкивало, неспешно перебирая цифры, БМВ почти догнал даймлер, начал резкий обгон.
        - Курт! - закричал Стивен. - БМВ в Эвите!..
        Он знал, что Курт сразу все поймет, ибо в Эвите они точно так же уходили от стреляющего из всех окон БМВ, и в самом деле Курт сразу все понял, даймлер резко прибавил скорость, но и БМВ уже идет с ним рядом.
        Стивен увидел, как там быстро опускается стекло. Блеснул ствол оружия, донесся голос:
        - Курт, гони!
        Крис начал притормаживать, прижимая машину к обочине. Стивен высунулся из окна с автоматом в руке. Даймлер и БМВ были уже рядом, видно было, как внутри машины один коммандос на заднем сиденье навалился на своего командира, закрывая своим телом. Прогремели выстрелы, Курт выжал из машины всю скорость, она вырвалась вперед, однако он не видел, что в расколотое выстрелами окно влетела граната. Раненный в спину коммандос все еще прижимал Ульмана, когда граната, ударившись ему в шею, скатилась на пол. Он успел ее увидеть, вскрикнул и ухватил холодное металлическое тело.
        Реакции даже раненого тела хватило бы швырнуть обратно, но он задержался на секунду в нерешительности, как раз на большой скорости обгоняет открытый автомобиль, набитый молодежью… и в это мгновение граната взорвалась.
        Стивен вскрикнул, автомобиль Курта разнесло вдрызг. Взрывная волна расшвыряла автомобили по шоссе, они сталкивались, врезались в ограждение, слышался треск, глухие удары. Вспыхнул огонь, начал быстро перекидываться на столкнувшиеся машины. Послышались взрывы, столбы огня швыряло в небо.
        Очереди из двух автоматов, стрелял и Дэн, изрешетили БМВ, он потерял управление, но за миг до того, как врезаться в ограду, в него попал снаряд из гранатомета, Дэн торжествующе вскрикнул и выпустил еще одну ракету в яростный клуб огня.
        Стивен выбежал, рискуя взлететь в воздух с загорающимися машинами, даймлер горит, сильным ударом выбил замок и выломал искореженную дверь. Курт, весь в крови, лежит на баранке, за его спиной куски окровавленной плоти.
        - Курт! - заорал Стивен. - Ты не можешь сдохнуть на этой проклятой земле!
        Он услышал хриплое:
        - А вот возьму и сдохну…
        Стивен охнул, торопливо снял его с баранки, лицо обезображено, кровь струится тонкими ручейками. Подбежали Крис и Дэн, вкололи обезболивающее, коагулирующее, стимуляторы, оба умело начали перевязывать и перетягивать жгутами.
        Подъехали еще две машины, люди выскакивали, метались в растерянности, бросались то к одной машине, то к другой, выламывали двери, вытаскивали раненых.
        Стивен крикнул:
        - Забираем! Быстрее. Нам только амбулансы не хватает.
        Крис, хромая, подхватил Курта с другой стороны и помогал Дэну нести потерявшего сознание счастливчика. Навстречу бежали люди, то и дело спрашивали, надо ли помочь, Стивен молча кивал в сторону горящих машин.
        Раздались сирены неотложки, полицейских машин. Крис и Дэн только-только подтащили Курта к машине, как из распахнувшихся дверей амбулансы выскочили быстрые ребята с носилками в руках.
        Двое бросились к ним, Крис замахал свободной рукой:
        - Туда, туда!.. Там много раненых! А это наш друг, мы его прямо в больницу.
        Медики, не теряя мгновений, бросились в дымное облако. Крис и Дэн сели на заднее сиденье, не выпуская из рук Курта, Стивен прыгнул за руль и погнал машину на большой скорости к месту их укрытия.
        Навстречу неслись надрывные звуки сирен, еще раньше появились полицейские вертолеты, пронеслись, как ракеты, машины «Скорой помощи».
        До часа икс еще полтора часа, мелькнула тоскливая мысль, а троих уже нет.
        Глава 16
        На рассчитанной скорости проехали Модиин, здесь машин много, там же передали своим медикам Курта, постояли перед светофором, а в Нетанию вошли уже на своих двоих, передав машину местным ребятам, молчаливым и умелым: Стивен не успел и глазом моргнуть, как машина исчезла, а они пошли по узкой улочке, забитой автомобилями так, что не то что припарковаться, нечего и думать, но даже пробираться по сузившимся тротуарам непросто: муниципалитет разрешил ввиду чрезвычайных обстоятельств взбираться на тротуары двумя колесами.
        В этом районе даже кафе выглядят, как дорогие рестораны, а сами рестораны сверкают роскошью, впрочем, на самом деле не такие уж и дорогие, хотя, конечно, не сравнить с теми, что внизу…
        По пути назад в Иерусалим у Стивена перед глазами все еще стояло залитое кровью лицо Курта, его увезли в бессознательном состоянии, близком к коме, и хотя заверили, что сделают все необходимое, а парень очень здоровый, выкарабкается, но чувство потери было слишком острым.
        Крис толкнул его в бок:
        - Шеф, перестань. Любой мог оказаться на их месте. Одно хорошо: арабы приняли нас за евреев.
        Стивен поморщился, не понимает этого славянского юмора.
        - Нельзя было разрешать ехать на даймлере.
        - Они все равно кого-то подстрелили бы, - возразил Крис. - Если арабы выехали поохотиться на жидов, то все равно должны были истратить патроны и украденную где-то гранату.
        - Тех студентов бы расстреляли, - поддержал Дэн. - Полная машина беззащитной молодежи - чем не цель?
        - Да, - сказал Крис, - а потом еще кого-нибудь успели бы…
        Стивен посмотрел ему в глаза, Крис опустил взгляд. Знает, понял Стивен, что это наши патроны и наши американские гранаты, которые мы в изобилии передали террористам для дестабилизации обстановки в Израиле. Арабам только дай оружие, не утерпят, чтобы сразу же не пустить в ход. В Ираке шииты бьют суннитов, а те шиитов, а в самом Израиле обрадованно начали стрелять по евреям.
        - Шире шаг, - сказал он, - через полчаса мы должны быть в укрытии.
        - Успеваем, - заверил Дэн.
        А Крис сказал с некоторой грустью:
        - Хоть и евреи, а я… гм, из тех, кого они вот уже сколько лет дерьмом мажут… но все-таки жаль этот город.
        Дэн пихнул его локтем.
        - Чего? Скорее всего, все кончится пшиком. Думаешь, такие огромные приготовления никто так и не заметил?.. Тогда их МОССАД нужно разогнать полностью. Сейчас, хоть и ночь, кнессет заседает, премьер ломает голову, как сторговаться, а наши думают, как еще дожать… Шеф, ты как думаешь?
        Стивен сдвинул плечами:
        - Не знаю. Но если и начнется, то все ограничится точечными ударами. Чтобы нам ничто не препятствовало взять все под контроль.
        Они медленно шли по роскошной улице, на них засматривались девушки, не часто встретишь вот таких рослых и крепких парней, Стивен поглядывал на часы, другие тоже поглядывали, Крис вытащил фотоаппарат и часто щелкал, а потом перевел на режим видеосъемки и, прислонившись к стене для упора, водил объективом из стороны в сторону.
        - Напоследок, - проговорил он, - напоследок…
        - Что за похоронный тон, - сказал Стивен. - Город останется цел.
        Крис хмыкнул:
        - Точно?
        - Точечные удары, - напомнил Стивен. - К тому же в Иерусалиме почти нет военных объектов. Не считать же армейские джипы! Здесь они вместо полиции…
        Крис фыркнул:
        - У нас хватает косоруких. Жахнут так, что половину Иерусалима снесут.
        Дэн заметил многозначительно:
        - Почему обязательно косоруких? Проще сослаться на косорукость или сбой в двигателе ракеты, чем признаваться, что нарочито ударили по жилым кварталам. Со времен ковровых бомбежек Дрездена или Хиросимы, которыми нас до сих пор попрекают, политики научились делать то же самое, но под другим соусом.
        Крис заулыбался, но помрачнел Вайс, то и дело поглядывал на Стивена в ожидании опровержений.
        Стивен покачал головой:
        - Сожалею, ребята, но дискуссии отменяются до завершения операции. Быстрее уходим. Никто ни на шаг в сторону. А ты, Крис, снимай, снимай… Может быть, в самом деле после операции что-то изменится и в архитектуре.
        Впервые в бункере правительственной связи так многолюдно, глаза режет не столько свет ярких ламп, сколько блеск генеральских погон.
        Генералов высшего эшелона, что значит - не просто генералов, а командующих военно-воздушными силами, морскими, бронетанковыми, военно-космическими, ракетными, десантными и прочими-прочими, - не счесть, они сразу разбились на кучки и с жаром обсуждают предстоящую операцию.
        Всем им сказано, что это всего лишь широкомасштабные учения, но нужно делать вид, что будто все всерьез, потому с таким удовольствием и знанием дела прорабатывают каждую деталь. Юмекс признал, что даже на завершающем этапе их подсказки добавили кое-что полезное.
        Файтер, приняв три ампулы, чувствовал лихорадочное возбуждение. Сердце стучит часто, гоняя кровь без надобности в усиленном режиме. Даже не приглядываясь, отчетливо видел, как собравшиеся разделились на две группы, готовые вцепиться одна другой в горло: голуби и ястребы. Голуби ждут, что он вот-вот заявит, что от Израиля удалось получить все необходимые уступки, и даст отбой готовым к нападению войскам, а ястребы надеются, что все же будет сигнал к захвату ядерных объектов Израиля.
        И после этой пустяковой операции только США будет гарантом равноправия и справедливости для всего человечества.
        На огромном экране на живое видео со спутников накладывается координационная сетка с разноцветными точками, указывающими расположение частей американского спецназа. Стоило подвести к любой световую указку, и мгновенно высвечиваются все данные: сколько человек, оружие, количество патронов, процент выполненного задания…
        Израиль наконец-то заснул, почти весь заснул, хотя немалая часть народа продолжает скитаться по городу в поисках злачных мест. Туристы, которым завтра-послезавтра уезжать, стараются успеть насытиться впечатлениями под завязку.
        В зале, помимо генералов, еще и члены правительства, наиболее видные конгрессмены и сенаторы. Все собираются кучками, возле Файтера неотлучно госсекретарь, военный министр, командующие военно-морскими силами, авиацией, военно-космическими силами, начальник Объединенных штабов…
        Файтер выбрался из толпы, кивком пригласил Гартвига следовать за ним. Военный министр тотчас же пошел следом, а двое телохранителей Файтера заступили дорогу Бергмансу, что двинулся было за ними.
        - Простите, господин госсекретарь, президент желает что-то сказать господину Гартвигу наедине…
        Президент подошел к малозаметной двери, по обе стороны два морских пехотинца с автоматами в руках изображают статуи, отворил двери, приложив ладонь к сенсорной панели, Гартвиг уловил едва заметный кивок и первым вошел в комнату отдыха президента.
        Дверь захлопнулась, Файтер сказал с кривой усмешкой:
        - Полная изоляция. Подслушать невозможно…
        - Да, господин президент, - ответил Гартвиг невозмутимо. - Надеюсь, все именно так.
        Комнатка невелика, там в самом деле широкий диван, где президент может прилечь и отдохнуть, даже вздремнуть, а также стол, два кресла, терминал для связи.
        Файтер подошел к столу, но не сел, Гартвиг поразился, насколько движения президента стали скованными, он как будто несет на себе гору, гору вечной мерзлоты, что замораживает ему кровь.
        Когда он повернулся, Гартвиг даже вздрогнул, лицо президента осунулось, а под глазами за считаные секунды наливаются темные мешки.
        - Как вы помните, - произнес Файтер мертвым голосом, - для сената и конгресса у нас вариант давления на Израиль политическими методами. Для высшего военного состава, от которого зависит сосредоточение войск вокруг Израиля, - операция, построенная на молниеносном захвате нашими коммандос ядерных объектов Израиля.
        Он остановился, прямо взглянул на военного министра. Гартвиг ответил осторожно:
        - Зная наших болтунов, можно быть уверенными, что наших коммандос уже пасут.
        - Вот-вот, Грехем. Я рад, что вы все так хорошо понимаете. Весь мир знает только о первом варианте, очень узкий круг знает о втором… в том числе и правительство Израиля. Но, как вы можете догадаться, существует и третий вариант.
        Гартвиг взглянул остро, серые глаза поблескивают загадочно, но ответил с привычной осторожностью:
        - Я понимаю, господин президент.
        Он смотрел все так же ровно и ясно, Файтер глубоко вздохнул и медленно выдохнул, подумал, что ради такого случая можно бы и четыре ампулы, и хрен с ним, что сердце завтра лопнет, сейчас как никогда нужна кристально-чистая голова и быстро работающий мозг, поколебался, прежде чем сказал, как будто голым бросился в прорубь:
        - Третий вариант… о котором знал только я, а теперь и вы, это все, что запланировано в первом… должно произойти в реальности.
        Гартвиг дернулся, глаза расширились, даже дыхание участилось, но взгляд все так же не оставлял президента. Файтер замер, это самая решающая минута, опасных моментов много, и на каждом можно поскользнуться.
        После паузы Гартвиг произнес чуть охрипшим голосом:
        - Да, господин президент. Я понимаю, это самое радикальное решение проблемы. Я поздравляю вас с мужественным решением. Я горжусь, что был рядом с вами.
        Файтер незаметно перевел дыхание, указал Гартвигу на кресло, сам сел, уже более раскованным движением придвинул к военному министру увесистый том, пальцы поддели шелковую закладку.
        - Это их Талмуд. Книга законов, которым подчинены все евреи. Вот фраза, что мир будет принадлежать только евреям, а все неевреи не будут допущены в будущий мир. Такого не говорил даже Гитлер!
        Гартвиг взял книгу, Файтер видел, как военный министр небрежно пробежал взглядом по строкам, злая улыбка скользнула по его губам.
        - Господин президент, наибольший шанс влить евреев в человечество был у Иисуса Христа. Но раввины и тогда были уже настолько сильны, что их власти побаивались не только такие наместники, как Пилат или Антиппа… вроде бы Антиппа, которому Пилат пытался отослать Иисуса для суда, но даже императоры. Как вот сейчас премьер-министры и президенты многих стран, не сочтите за намек…
        Файтер буркнул:
        - Ну почему же… Все верно. Побаиваюсь. И оттого рассчитываю каждый шажок. И потому всю операцию разрабатывал сам.
        Гартвиг кивнул.
        - Иисус указал евреям путь в Царство Небесное, но они ждали такого же зверя, как и Моисей, что убивает всех первенцев в Египте, разрушает Вавилон, крушит железным жезлом всех противников евреев, разбивает, убивает, сжигает живьем, кладет под железные молоты младенцев неевреев, бросает в огненные печи… словом, как все у них написано, а он взял и указал путь к любви и миру между народами, где «нет ни эллина, ни иудея», а все равны, все - человечество.
        Файтер ощутил неимоверное облегчение, все-таки военный министр - редкий интеллектуал, как хорошо, что в США такой пост не может занимать военный, а только гражданский человек.
        - Спасибо, - сказал он, - спасибо за понимание. Действительно, очень многие из тех, кому Иисус проповедовал, готовы были за ним пойти, и потому для раввинов Иисус страшнее ста тысяч разбойников вроде Вараввы. Он уже тогда своей проповедью снес гору расизма, что раввины нагромоздили на Тору. А то, что сразу же нашел среди евреев уйму последователей, говорит о том, что уже тогда был близок к решению задачи… перед которой стоим сейчас.
        - Все верно, - согласился Гартвиг, его умные серые глаза загадочно поблескивали. Файтер вдруг сообразил, что военный министр подхватил тему Иисуса Христа, довольно неуместную в этот момент, и развивает ее только для того, чтобы дать ему, президенту, возможность перевести дух и собраться для следующего шага. - Вообще, господин президент, многие заповеди Иисуса понятны только тем, кто знает, против чего они направлены. К примеру, «люби врага своего», вроде бы что-то нелепое и нежизненное, даже непонятное сейчас, было направлено… да и сейчас направлено против той ненависти и вражды, которыми наполнены Ветхий Завет, где столько преданий, как убивать и истреблять неевреев… А вот если бы Иисус начал играть роль националиста, раввины бы его поддержали!
        Я вполне понимаю вас, господин президент. Мы действуем вполне в рамках христианской морали. На нас нет греха. Большой грех, когда готовятся убивать людей только за то, что те не принадлежат к высшей расе евреев, и нет греха в том, чтобы уничтожить таких тиранов. Мои генералы, господин президент, выполнят любой приказ. Честно говоря, этот приказ они, уверяю вас, исполнят с особенным удовольствием!
        Они пожали друг другу руки, Файтер неожиданно поднялся, Гартвиг тут же вскочил, и Файтер обнял Гартвига. Оба чувствовали страшное одиночество, как будто только двое против всего человечества, но тут же взяли себя в руки, Файтер надел на лицо рассеянную улыбку государственного деятеля, отворил дверь, что подчиняется только ему, Гартвиг вышел и сразу направился к генералам.
        Файтер неспешно пошел к своему командному месту. Он в самом деле чувствовал себя так, словно не половину горы переложил на Гартвига, а всю сбросил с плеч. Теперь слово за военными. Он свое - сделал. Остается только следить, чтобы до начала операции никто не связался с внешним миром.
        Госсекретарь переключает с экрана на экран, и везде гуляющие по мокрым от поливания водой тротуарам туристы, везде они же, вперемешку с местной молодежью, сидят в кафе, тусуются на дискотеках, обнимаются на автобусных остановках.
        - Если будут удары по ядерным объектам, - сказал он с горечью, но в голосе сквозила надежда, что его опровергнут, - кто-то из этих беспечных людей может погибнуть! Они шляются везде! И в какие только дыры не лезут…
        Файтер помедлил, краем глаза следил, как Гартвиг на дальнем конце зала собрал вокруг себя военных и объясняет, что именно изменилось в операции «Эллинизация», сказал суховато:
        - Что делать… Мы не могли их предупредить. Израиль бы насторожился, это привело бы к куда большим жертвам.
        Олмиц прислушивался к разговору, добавил деловито:
        - Если будет бомбардировка, то… это запланированные потери. Я уверен, с нашей безупречной техникой жертв будет даже меньше, чем планируем.
        - Но будут? - спросил госсекретарь.
        Олмиц снова развел руками:
        - Умные бомбы нацелены на военные бункеры. И ПВО. Если какой-то турист туда забредет…
        - Сам виноват, - ответил госсекретарь горько. - Но на самом деле это мы отвечаем за каждую жизнь американца.
        - Вот-вот, - поймал на слове Файтер. - Американца!
        Госсекретарь ответил тихо:
        - Теперь весь мир - американцы.
        Файтер смолчал, здесь госсекретарь его подловил, подловил. Если Америка взяла весь мир под контроль, то она и отвечает за него, как за собственную страну и как за собственный народ.
        Олмиц посмотрел на президента, хмыкнул, с укоризной покачал головой.
        - Туристы - это такой своенравный скот, - сказал он, - что всегда стремится отбиться от стада. А многие вообще берут индивидуальные туры, чтобы ни от каких маршрутов не зависеть! Эти уж точно будут топтаться рядом с ядерными объектами и снимать какую-нибудь древнюю хрень.
        Госсекретарь вздохнул.
        - Наверное, старею, - сказал он задумчиво. - Но всегда по душе другой сценарий. Когда война проходит… как бы вернувшись в Средневековье. Это там войска сражаются, а крестьяне на соседнем поле спокойно собирают урожай, иногда посматривают на сражающихся. Мол, кого будем кормить: короля Джона или короля Джека? И никаких потерь среди гражданских…
        Олмиц засмеялся.
        - Почему Средневековье? И сейчас так делается. Война идет, военные действия в разгаре, а гражданские самолеты летают, магазины открыты, на базарах торговля…
        Файтер заметил, что все поглядывают в его сторону. Перед ним ноутбук, куда стекаются все последние данные о реакции Израиля на беспрецедентное давление. Все ждут, какое же решение он примет… Не понимают, даже госсекретарь не понимает, хоть и мудрейший политик, что решение давно принято. И пусть в Израиле думают, что вся грандиозная операция - лишь устрашение и давление на свободолюбивый народ Израиля. И пусть его ближайшее окружение думает, что самое большее, на что решится США, - это две-три бомбы сверхточного наведения и захват ядерных объектов Израиля.
        Скоро так думать перестанут, мелькнула мысль. Скоро в Израиле вообще думать перестанут. И действовать. И кончится этот трехтысячелетний кошмар еврейского вопроса.
        Сам он то и дело поглядывал на большое табло, что отсчитывает уже не часы, а последние минуты перед началом операции, что на самом деле неприкрытое нападение одной страны на другую, но гораздо мягче и туманнее даже ему называть ее операцией.
        Крылатый лозунг «Бей жидов - спасай Египет», подумал он горько, прозвучал тогда, когда фараон приказал умертвлять еврейских младенцев, а то евреи слишком уж плодились в Египте и постепенно начали угрожать самим египтянам. Потом этот призыв звучал в Вавилонской державе, Ассирийской, империи Селевкидов, в Риме, по всей средневековой и уже несредневековой Европе, как и по всему Востоку. И во всех странах были уверены, что именно они придумали такое, хотя лозунг рождался у местного населения стихийно. Увы, ярость народных масс и даже поддержка королей не спасли ни Вавилон, ни Ассирию, ни Рим, а сейчас вот на карте существование Америки и, страшно подумать, всего человечества.
        Файтер зябко передернул плечами. Пока он один это понимает. Ну, может быть, кто-то где-то еще понимает, что речь уже не об одной Америке, но из власть имеющих - только он. С президентами других стран общается часто и много и с горечью видит, что всех заботят только следующие перевыборы, а сейчас удержаться бы на посту, лавировать между партиями, стараться ничего не делать: за бездействие меньше бьют, чем за неумелое руководство.
        Он сделал вид, что прислушивается, все в бункере видят в его ухе крохотную капсулу приемника, все ждут, но лишь один Гартвиг в этом бункере знает, что он, президент, как раз ничего не ждет. И вообще один Гартвиг… Как страшно, когда такие важные исторические события зависят от одного человека!
        Взгляды, устремленные на него, причиняли настоящую физическую боль. Он делал вид, что выслушивает ответ правительства Израиля, конечно же, отрицательный, это надо показывать всем видом, все в бункере должны видеть его скорбное лицо, плюс это снимается для истории…
        Даже случись чудо, мелькнула мысль, и правительство Израиля как-то прорвалось бы со своим посланием к нему и предложило открыть все границы и отдать под его командование всю власть в Израиле, пришлось бы сделать вид, что ничего не слышит.
        Карфаген должен быть уничтожен.
        Госсекретарь жадно следил за его лицом. Файтер принял еще более скорбный вид и отрицательно покачал головой.
        - Как они могут? - воскликнул госсекретарь. - Неужели настолько безумцы…
        А кто, ответил мысленно Файтер, как не ты, сообщал им, что все эти стягивающиеся к границам Израиля войска - всего лишь операция устрашения? И что никогда не нападем?
        Он перевел взгляд на Гартвига. Тот понял, склонил голову набок и бросил пару кодовых фраз в пуговицу микрофона.
        - А вот настолько, - ответил Файтер сухо. - Да, настолько безумны. Вся демократия зиждется на том, что правит большинство через избираемых из своего числа представителей, которые делают все, что желает большинство. Но у них, израильтян, правят вожди! Такое в Германии случилось только однажды, да и ту за это обратили в руины, но в Израиле еще сам основатель Израиля Бен-Гурион заявил: «Я делаю не то, что народ хочет, а то, что для него нужно». Так говорил Гитлер, за эти слова его объявили врагом человечества, а с Бен-Гурионом как-то стыдливо ушли в сторону. Сделали вид, что не услышали.
        Госсекретарь воскликнул с мукой:
        - Но не такой же ценой расплачиваться?
        - А какой?
        - Но есть же цивилизованные методы…
        - Германия разве не была цивилизованной страной?.. Извините, Уильям, но пора сказать правду. Операция «Эллинизация» рассчитана не на устрашение… Такова система хранения государственных секретов: самые высшие знает только один человек. Президент.
        Бергманс смотрел расширенными глазами. Открыл и закрыл рот. Оглянулся, только теперь увидел, что морских пехотинцев в зале гораздо больше, чем в прошлые разы.
        - Господин президент, - прошептал он, - ну и жук же вы… Мне-то могли сказать!
        Файтер покачал головой:
        - Извините, не мог.
        Часть III
        Глава 1
        Укрытие Вайс подготовил давно. Не бункер, конечно, тысячу бункеров не подготовить, но надежное укрытие именно в том месте, где ему указали. Абсолютно неживое место среди огромных камней за окраиной города, даже трава не растет, зато отсюда город как на ладони.
        Стивен первым спустился в траншею, осмотрелся.
        - Это что же, - спросил он, недоумевая, - здесь и велели?
        - Точно, - поклялся Вайс.
        - И даже траншею?
        Вайс развел руками:
        - Честно говоря, нужно было вглубь еще на полметра. Но я подумал, что чересчур, там в штабе немножко тронулись на безопасности. С таким же успехом мы могли бы находиться и в центре города в каком-нибудь кафе. Бомбить будут все-таки только военные объекты. Если вообще будут…
        - Будут, - ответил Стивен, в сердце кольнуло, это проскользнула тщательно изгоняемая мысль о Марии. - Боюсь, это неизбежно… Но нашим бюрократам нужно отчитываться по сути: такие-то и такие-то меры ими приняты, чтобы избежать потерь среди личного состава…
        - Ну да, а если кого-то убьют, то это он сам палец в носу сломал и сам застрелился, чтобы не мучиться?
        Коммандос с шуточками и смешками устраивались, Стивен с одобрением заметил, что, несмотря на всю несерьезность обстановки, каждый занял такую позицию, чтобы никто и близко не подобрался незамеченным. И чтобы вообще оборону можно было вести долго и надежно.
        Крис приподнялся над камнями и рассматривал Иерусалим. Оливковые рощи натолкнули на неожиданную мысль, он поинтересовался, как тут насчет поселиться.
        Вайс, как знаток местных обычаев, взялся объяснять, что Израиль - единственная страна мира, куда нельзя иммигрировать. В него можно только репатриироваться, а это вообще-то противоречит всем человеческим законам. Эта страна построена по своим, фашистским законам, даже расистским, потому все евреи с такой яростью уничтожают всякую память о своем сопернике, посмевшем желать того же, - германском нацизме. Может и должен существовать, по их понятиям, только еврейский фашизм, что и не фашизм, а так, норма, ибо евреи - люди, остальные - говорящий скот.
        - Круто, - пробормотал Крис, в глазах его появился холодный стальной блеск. - И эта страна все еще существует?
        - Надеюсь, - ответил Вайс, - сегодня для нее настал последний день.
        Стивен взглянул на часы:
        - И последний час.
        - Правда, - добавил Вайс, - для тех, кто все-таки приехал на основании «Закона о возвращении», не существует долгих и нудных процедур по получению местного гражданства, как случается со всеми арабами и неграми, приехавшими в Англию или Швейцарию. Как только вы вступили на землю Израиля, вы уже - гражданин Израиля со всеми его правами и обязанностями.
        Крис зло хмыкнул:
        - Мы?
        Вайс только улыбнулся, а Дэн сказал сурово:
        - Увы, Крис, нам ими никогда не стать. Мы можем стать гражданами любой страны, но только не Израиля. Нос не тот, угол черепа иной…
        Крис прорычал разъяренно:
        - Ничего, мы этим фашистам быстро мозги вставим! Как наши деды вставили германским.
        Стивен снова посмотрел на часы, истекают последние минуты. Стараясь не думать о Марии, он сказал:
        - Вообще мир отныне будет иным. Весь этот громадный морской флот становится не нужен, все эти чудовищно дорогие авианосцы… Вы знаете, что, когда принимался вопрос о строительстве последнего в серии, была альтернатива на те же деньги подготовить космический корабль с пятнадцатью космонавтами для отправки на Марс? Строительство, отправка, месяц на Марсе и возвращение обошлись бы в половину стоимости авианосца… Но, как вы понимаете, до сегодняшнего дня авианосцы были нужнее. А сейчас, представляете, все те деньги, что направлялись на армию, пойдут на медицину, науку, культуру, просто на повышение окладов!
        Вайс добавил мечтательно:
        - А сколько умов работали над созданием новой военной техники? А на военных заводах?.. Они же все пойдут проектировать новые автомобили, звездолеты… И мы наконец-то оторвемся от этих косоглазых, что уже наступают на пятки…
        Стивен заметил:
        - Китай - это единственная цивилизация, которая имеет свою «пятую колонну» на любой территории. В виде китайских общин, своей диаспоры, которая никем не контролируется. И они умеют воровать наши секреты, а потом быстро применять, не тратя массу денег на разработку.
        Крис фыркнул:
        - Вы о еврейской забыли?
        Стивен улыбнулся:
        - Еврейская пятая колонна практически во всех странах уже пришла к власти. Так что ее пятой колонной и называть как-то неловко. А вот китайская - да. Не смешивается, не размывается, не пускает в себя чужих.
        - А исламская?
        - Да, - неохотно согласился Стивен, - в последнее время еще и исламская. Но если мы покончим с Израилем, то все пятые колонны попросту сотрем, как заботливая хозяйка вытирает пыль. Сила - всегда права…
        Неожиданно и неуместно звякнул мобильник. Стивен поспешно выхватил из кармашка, вскрикнул:
        - Мария?
        - Я, - донесся слабый голос, как будто из-под земли, - у меня к тебе послание…
        - Мария! - заорал он, не обращая внимания на коммандос, кто-то хихикал, кто-то вытягивал заинтересованно шею и уши, кто-то делал многозначительное лицо и отворачивался. - Ты где, Мария?.. Мария, сейчас начнется… Уходи от опасных мест, ты их знаешь лучше меня…
        Голос в микрофоне стал громче, настойчивее:
        - Стивен, Стивен! Перестань орать, слушай очень внимательно. Мы пытались связаться с вашим правительством, но там все заблокировано. Мы предполагаем, что намеренно. Все попытки выйти на силовые структуры, как мы выходили раньше, оказались перекрытыми. Стивен, у тебя должна быть связь с твоим руководством!.. Ты должен срочно передать сообщение!
        Он крикнул:
        - Говори, какое! И, Мария, ты должна переждать этот момент, а потом мы уедем в Калифорнию, у нас будет много детей…
        Она прервала:
        - Слушай. Наш народ страдал так долго… так часто бывал на грани полного уничтожения… что выживаемость теперь у нас у всех в крови. Никакие меры для спасения народа не кажутся чрезмерными. Русские гордятся, что только они способны бросаться под танки со связками гранат, но это у них от евреев, что волнами растворялись среди них еще со времен Хазарского каганата, если не раньше. Мы всегда готовы были жертвовать жизнями, чтобы жил народ…
        Стивен невольно насторожился, в ее тоне слишком много патетики и слишком много лишних слов, будто она не решается сказать что-то совсем ужасное.
        - Что ты хочешь сказать? - спросил он. - Говори, Мария.
        - Чемоданные бомбы все-таки были провезены в США, - ответила она чуть громче. - И размещены в сорока крупнейших городах.
        Холод пронзил его с такой силой, что на миг заломили даже кости, где превращался в сосульки костный мозг.
        Зубы лязгнули, когда он выдавил одно-единственное слово:
        - Блеф…
        - Мы знали, - ответила она тем же голосом, - что можете не поверить. Я уполномочена сделать предложение…
        - Слушаю.
        - Ты не можешь решать, - сказала она, - но передай своему руководству. Мы можем в качестве доказательства рассекретить одну из бомб.
        Она замолчала, он кивнул:
        - Говори.
        - Вы назовете любой штат. Мы сообщим, где находится одна из спрятанных там бомб. Это, полагаю, убедит самых недоверчивых. Оставшихся тридцати девяти все равно достаточно, чтобы выжечь Соединенные Штаты дотла.
        Связь оборвалась, целую минуту он сидел как парализованный, потом поспешно вышел на экстренную связь с Лэнгли, пересказал механически, как попугай, слово в слово насчет спрятанных бомб. На том конце потрясенно выругались, связь оборвалась.
        На Стивена со всех сторон смотрели испуганно-непонимающие глаза. Крис спросил почему-то шепотом:
        - Это… правда?
        - Насчет бомб? - спросил Стивен устало.
        - Да.
        - Узнаем, - ответил он мрачно. - Все узнаем… может быть.
        В командном бункере работали кондиционеры, но все собравшиеся чувствовали, как накалилась атмосфера, у многих на лбу испарина, самые грузные из генералов уже промакивают распаренные лица платочками, на всех экранах движутся корабли, тучей идут самолеты, военно-космические силы подтянули к Израилю ракетоносцы, способные ходить в космосе с такой же легкостью, как и в атмосфере.
        Олмиц время от времени отходил в сторону, прислушивался к голосам, звучащим из микрофона в ухе. Файтер видел, как директор ЦРУ морщится, поинтересовался участливо:
        - Неприятности?…
        - Не у нас, - отмахнулся Олмиц, - но все равно…
        - Где?
        Олмиц кривился.
        - Косорукие русские…
        Герц спросил быстро:
        - Что случилось?
        - В Москве не сумели быстро ликвидировать иудейскую общину. Оказалось, местные иудеи для каких-то целей собрали целый арсенал.
        Бульдинг фыркнул:
        - Для каких-то целей!
        - А с этим неясно, - не согласился Олмиц. - Они вполне могли не только снабжать бандитские группировки, что работают под их контролем, но и… так сказать, сотрудничать с чеченскими террористами.
        Герц сказал с возмущением:
        - С террористами? Никогда евреи не будут с ними сотрудничать!
        - Это с арабскими, - уточнил Бульдинг. - Которые убивают евреев. А вот с чеченскими, которые убивают этих русских свиней…
        Бульдинг сказал быстро:
        - Еврейская мафия, я ж говорил! Она везде.
        - Словом, - продолжил Олмиц, - сейчас в самом центре Москвы идет бой. Евреи не только отбились, но и потеснили десантные войска. Сейчас отовсюду подтягиваются танки, окружают район.
        Бульдинг скривился:
        - Танки, артиллерия, потом еще начнут наносить бомбовые удары по своему же городу… А евреи, понятно, обосновались в самом центре, в самых дорогих и престижных домах с исторической ценностью… Тьфу! Российскими внутренними войсками только заблеванный пол вытирать после пьяных матросов.
        Герц возразил с обидой:
        - Ты внутренние войска не тронь! У нас ровно столько свобод, сколько нам дают политики. И так за каждого бандита, которому не совсем внятно зачитаешь его права, по судам таскают!
        - Да знаю, - отмахнулся Бульдинг. - У самого руки связаны. Но это совсем хреново: в Москве идет бой, в Питере - чуть ли не мятеж… Хорошо, в Урюпинске спокойно.
        - А что за Урюпинск?
        - Город, где евреи не бывают даже проездом.
        Бульдинг горестно вздохнул:
        - А не бросить ли все, не поехать ли жить в этот Урюпинск?
        Файтер вздрогнул, в зал вбежал бледный, как мел, офицер охраны. Начинается, мелькнуло в мозгу Файтера. Начинаются непредвиденные неприятности… С евреями так всегда.
        Офицер быстро протянул ему листок. Файтер прочел, в глазах потемнело, в ушах раздался перезвон колокольчиков. Обеими руками уперся в столешницу, чтобы не упасть, частицей сознания понимал, что вид у него сейчас такой, что у покойников обычно получше.
        Как сквозь вату услышал встревоженный голос Гартвига:
        - Господин президент… господин президент! С вами все в порядке?
        Какой порядок, попытался ответить Файтер, но сведенное судорогой горло не повиновалось. К счастью, темная пелена ушла с глаз, остались только черные мушки, он дрожащей рукой протянул листок Гартвигу.
        Гартвиг прочел, кровь покинула его лицо с такой скоростью, что щеки опали, скулы заострились.
        - Блеф… - прошептал он.
        Юмекс почти выхватил распечатку из его пальцев, пробежал глазами, вздрогнул.
        - Вряд ли…
        - Но это… невероятно!
        Они обернулись к Файтеру. Тот сказал медленно:
        - Они понимают, что мы не поверим. Потому жертвуют одной, чтобы у них были веские доказательства. Значит… как они сказали, назвать штат?
        Юмекс зябко передернул плечами:
        - Не могу поверить… Почти в каждом штате по бомбе?
        Гартвиг проговорил непослушными губами:
        - И не по одной. Все крупные города, как они сказали, уже с бомбами.
        - Невероятно, - повторил Юмекс. - Господин президент, что будем делать?
        Файтер поймал взглядом оживленно беседующего на том конце зала Олмица, требовательно махнул ему рукой. Олмиц торопливо извинился, он разговаривал с генералами военно-космических сил, почти бегом пустился к Файтеру.
        - Что-то случилось? - спросил он. - У вас у всех такие лица!
        Файтер молча протянул ему листок. Олмиц пробежал глазами, все видели, как резко изменилось его лицо. С минуту молчал, затем не своим голосом поинтересовался:
        - Полагаете, информация верная?
        Файтер сказал резко:
        - Нам сразу, предвидя наше недоверие, предложили доказательства!
        Олмиц после паузы произнес чужим голосом:
        - Вот что значит пятая колонна. Ни одной разведке мира не удалось бы протащить в наши города атомные бомбы. Даже ГРУ, на что уж там виртуозы и сорвиголовы, но и они… А у этих сеть в нашей стране…
        Файтер сказал еще резче:
        - Это мы знаем. Сейчас нужны не общие слова. Нам предложили назвать город…
        - Вашингтон, - сказал кто-то быстро.
        - Нью-Йорк, - сказал второй голос.
        Файтер поморщился.
        - Если даже у них одна-единственная бомба, - сказал он, - которую они протащили через наши границы, то явно она в Вашингтоне или Нью-Йорке. Так что, отыскав эту бомбу, мы еще не получим доказательства, что таких бомб по стране много. Возможно, это блеф с единственной бомбой. Чтобы его исключить, нужно назвать город, каких много… Обычный, средний.
        Гартвиг, не глядя на раздавленного Олмица, вывел на экран карту Соединенных Штатов. Еще одно движение пальцев, все города с населением больше полумиллиона, замигали красными огоньками.
        - Господи, - прошептал Юмекс, - сколько их…
        - Не может быть, - произнес Олмиц дрогнувшим голосом, - чтобы во всех…
        - Это не обязательно, - сказал Файтер. - Некоторые города достаточно близко один к другому, чтобы радиоактивное облако тут же сожрало все живое и у соседа… Дай-ка города с населением свыше миллиона… Та-а-ак, а сейчас давайте выберем…
        - Лос-Анджелес, - предложил Гартвиг.
        - Детройт, - сказал Юмекс.
        Послышались голоса из-за спины:
        - Чикаго…
        - Питсбург…
        - Сиетл…
        - Кливленд…
        - В Кливленде самый лучший музей по истории США, - сказал госсекретарь.
        - Ну и что? - спросил Гартвиг.
        - Вряд ли они станут… - Бергманс запнулся, махнул рукой. - Да все верно, кому нужны наши ценности!
        Файтер осмотрел карту, сказал негромко:
        - Хьюстон. Пусть укажут, где у них бомба в Хьюстоне. Кстати, как удалось связаться? Я велел заблокировать все средства связи.
        Олмиц сказал быстро:
        - Один из наших офицеров вступил с МОССАДом в контакт. Помимо того, что он добавил и от себя дезы… нечаянно, правда, он поддерживает параллельный контакт… неофициально. Очень удобно как для нас, так и для МОССАДа.
        - Хорошо, - сказал Файтер. Он ощутил, как при этой страшной новости мозг начал работать четко и быстро, ушла слабость, исчезли головные боли. - Передайте, что мы им не верим. Через наши границы атомный заряд провести невозможно! Однако даем им шанс доказать свою правоту, если они укажут, где спрятана бомба в Хьюстоне.
        Олмиц отошел в сторону, быстро бросил несколько слов в мобильник, огромный из-за встроенных модулей индивидуальной криптозащиты.
        Файтер смотрел, как он тяжело опустился на стол, и положил голову на кулаки.
        - Грехем, - сказал он резко, - перестаньте! Никому не нужно, чтобы вы пустили себе пулю в голову. Когда все это закончится… забудем, потому что противник… такого противника еще не было.
        Гартвиг поспешил к оперативному пульту, Юмекс метнулся следом. Файтер хмуро смотрел, как оба нажимают на все кнопки, останавливая невиданную по масштабам операцию.
        Мелькали перекошенные лица генералов, Файтер отвернулся, не желая слушать их возражения и убеждения, что израильтяне блефуют, по лицам видно, что будут убеждать, криво улыбнулся Герцу.
        - А ведь было предчувствие… что не все пойдет гладко…
        - Господин президент, - простонал Герц, - это же и моя вина!..
        - Перестаньте, - ответил Файтер, поморщившись. - Ничья это не вина. У нас такой противник. Особый. Специфический. В Соединенных Штатах евреев больше, чем в Израиле, вы не знали?
        - Знаю, - буркнул Герц. - Потому и поддерживал проект Бульдинга насчет концлагерей. Всех, заподозренных в симпатиях и пособничестве, надо было интернировать перед началом военных действий! Как перед вступлением во Вторую мировую интернировали всех японцев, итальянцев, немцев, румын…
        Файтер отмахнулся:
        - Они эти бомбы начали затаскивать еще двадцать лет назад. И ни разу не прокололись! Разве ни о чем не говорит?
        - Говорит, - ответил Герц. - Будь это не евреи, я бы сказал, что брехня. Конечно, евреи брешут больше всех, но все-таки могут протащить через границу и авианосец посуху. Причем так, что никто не заметит.
        От группы высших военных чинов раздались яростные крики. Один из генералов вдруг ухватился за горло, захрипел. Его подхватили под руки, усадили, примчались врачи.
        Файтер вскочил, тело требует действий, быстро прошелся взад-вперед вдоль стены. Олмиц следил за ним налитыми кровью глазами, свой мобильник держит возле уха, всякий раз поворачиваясь за президентом, как флюгер на ветру.
        Гартвиг то и дело спрашивал, ну что, как, ну что нового, наконец замер, стараясь услышать, что говорят Олмицу. У того на дисплее появились координаты, где упрятан ядерный заряд.
        Когда связь оборвалась, Олмиц болезненно охнул:
        - Это же в самом центре! Если это правда…
        Гартвиг быстро отдавал приказы, прижимая палец к уху:
        - …да, мобильную группу «Дельта-2». Ближайшая на базе Айк-24. Перебрасывайте в квадрат… нет, сразу высаживайте в городе, для прессы замаскируйте под плановые учения десантных войск. Мол, в Тель-Авиве такие же кварталы, отрабатываете приемы на подобных…
        Файтер дальше не слушал, хлопнул Олмица по плечу.
        - Не казните себя, Грехем. Не казните! Это звучит, понимаю, нелепо, однако я… доволен работой ЦРУ. Когда в США евреев больше, чем в Израиле, то понятно, что здесь они могли многое из того, что не получилось бы у русских…
        Олмиц простонал сквозь зубы:
        - Но ядерные заряды в американских городах…
        - Неожиданный поворот, - сказал Файтер. Олмиц в удивлении вскинул голову и не сводил с президента взгляда. - Но мы должны думать, что делать в этих… резко поменявшихся обстоятельствах.
        Олмиц сказал раздавленно:
        - А мы что-то можем?
        - Наверное, - ответил Файтер. - Если отменим операцию «Эллинизация», иудаизм возьмет верх над человечеством… уже наверняка.
        - Вы хотите сказать…
        - Да, - ответил Файтер. - Думайте быстро. Бомбы они, конечно, все не выдадут. Даже когда, по сути, сдадимся им на любых условиях… часть бомб оставят. Это и понятно, Израиль восхочет гарантии. А какая гарантия может быть лучше спрятанных в наших городах бомб?
        - И что…
        Файтер снова сказал быстро, не дал Олмицу договорить:
        - Следовательно, израильтяне играют беспроигрышно. Мы в любом случае прижаты к стене и должны принять их условия. Любые!
        Олмиц вздохнул.
        - Подождем результатов. Вдруг все-таки это блеф?
        Файтер покачал головой:
        - Сами знаете, не блеф. Блеф - когда сообщили бы о заложенной бомбе в Нью-Йорке. Сейчас надо действовать так, словно уже получили подтверждение, что бомба найдена в указанном месте. И что во всех крупных городах спрятано по атомной бомбе большой мощности, готовой превратить город в плазменное облако…
        Олмиц ухватился за воротник, ослабил, но все равно дышал часто, с хрипами.
        Прервались на обед, но никому кусок в горло не лез, Файтер видел вытянувшиеся бледные лица. Все-таки люди дисциплинированные и мужественные, мелькнула мысль. Трудно представить, как вели бы себя простые люди, узнай о том, что в их городе тикает готовая взорваться атомная бомба.
        Через полчаса Гартвиг подбежал к столу Файтера, уже не бледный, а фиолетовый, Файтер увидел ответ в его глазах раньше, чем военный министр открыл рот.
        - Подтвердилось, - сказал Файтер не своим голосом. - Значит, мы прижаты к стене. Тех людей, у которых в руках взрыватели, нам не отыскать. Даже если разбомбим Израиль, то все равно успевают нажать на кнопки, а во-вторых, эти люди наверняка намного ближе. Возможно, они здесь, в США. Или в Канаде.
        Олмиц вскинул голову. В глазах промелькнула безумная надежда.
        - Вы хотите сказать… что можно попытаться вычислить этих людей?
        - Не за этот отрезок времени, - обрубил Файтер. - Тем более…
        - Да, господин президент?
        - Тем более что и это ничего не даст, - пояснил Файтер. - Такие функции обычно дублируются. Нет, нужен очень нестандартный ход…
        - Какой?
        - Если бы я знал.
        Глава 2
        Время тянулось, как густая патока. Как аризонская патока, там варят самую густую и тягучую, Стивен не находил себе места, но держал лицо спокойным, мышцы расслабил и лег на спину, глядя в небо, с виду уверенный и даже беспечный.
        Немногие из коммандос догадываются, что за буря у него внутри, сами горят на медленном огне: у каждого дома родители, жены, дети. И кроме того, там - Америка, на которую никто не смеет даже посмотреть косо! А сейчас там посмели разместить ядерные заряды и угрожать их стране так, как они, американцы, по праву угрожают всему миру все последние годы.
        Крис проворчал:
        - И сколько нам здесь сидеть?
        - Сколько понадобится, - отрезал Стивен.
        - А если наши примут ультиматум?
        Он вздохнул:
        - Вернемся домой.
        Вайс вздохнул с облегчением, Крис посмотрел на него люто, даже пальцы сжались на прикладе автомата. Дэн тоже бросил злой взгляд на Вайса, всем понятно, что атомные бомбы не провезти в Америку без активной помощи американских евреев: могут предоставить и деньги, и транспорт, и прикрытие на любом уровне власти.
        - Неужели не исполнится моя мечта, - сказал он громко, - Господи, неужели не позволишь мне…
        Крис буркнул:
        - Что за мечта?
        - Наконец-то сделать то, - ответил Дэн с жаром, - что страстно желал, но так и не смог наш фюрер! А вот теперь наконец-то… наконец-то представился один-единственный шанс стереть с лица земли жидовскую расу! И что же… неужели снова облом?
        Он говорил страстно, глаза блестели, губы затряслись. Стивен даже подумал, что в горячке боя у него в уголке губ покажется слюна, и он, превратившись в берсерка, пойдет по улицам и начнет убивать всех евреев, кто встретится на пути.
        Раньше с ним такого не случалось, подумал отстраненно. Сколько же таких у него в отряде? Молчат, но будут убивать евреев совсем не так избирательно, как убивали иракцев, корейцев, иранцев, сомалийцев…
        Повинуясь накатанному житейскому опыту, сказал себе хмуро: довели евреи народы, тут же ощутил укол совести, встряхнулся. На часах уже миновало три часа после намеченного часа икс, когда должна начаться бомбардировка. Коммандос, всегда молчаливые или по крайней мере немногословные, шепотом перебирают все варианты, которые сейчас на столе у президента.
        Стивен прислушался, большинство склоняются к тому, что еще часок посидят здесь на горе, а потом придет приказ оставить оружие и возвращаться на прежние квартиры, по пути, естественно, взяв билеты кто на самолет, кто на автобусный рейс.
        Вылететь из страны не так просто: его нужно подтвердить в самой авиакомпании не позднее чем за семьдесят два часа, иначе в вылете будет отказано. Регистрация в самом порту за три часа, ко всем необходимым документам нужно еще и копию бланка, заполненного при въезде. Досмотр - строже не бывает, что и понятно, так что не надо пытаться провезти что-то хотя бы отдаленно напоминающее оружие или взрывчатку: с израильской службой безопасности шутки плохи.
        Их миссия засекречена, в их послужном списке будет записано что-нибудь о пребывании в закрытом тренировочном лагере, после чего каждому выплатят жалованье в тройном размере и добавят нашивки.
        Один из коммандос наконец повернулся к Дэну.
        - Остынь, амиго, - сказал он доброжелательно.
        - Да? Оказаться так близко от цели… уйти, только облизнувшись? Понюхав фигу?
        - Дэн, - сказал коммандос примирительно, - здесь только жалкие клоуны! Настоящие жиды как раз нас и послали сюда, чтобы мы стерли с лица земли… их позорные корни.
        - Сотрем, - прорычал Дэн. - Не сейчас, так… А пока вернемся и разделаемся с тем жидовьем, что сосет кровь из американского народа!
        Коммандос покачал головой. В глазах явное сомнение, что финансовые воротилы, заправляющие страной, позволят это сделать. В правительстве одни евреи, даже президент - еврей, не говоря уже о министре обороны, так что в Штатах против евреев не позволят и пикнуть. А сюда послали воевать не против евреев, а как будто бы против некоего народа израильтян. Даже не самих израильтян, а неправильного государственного устройства. Или, как выразился президент, тоже наполовину еврей, против «не совсем правильного».
        Крис вдруг проворчал:
        - Эх, какой-то хренью занимаемся! Вооружить бы просто хорошенько арабов, пусть воюют. А самим смотреть телепередачи в реальном времени про их сражения… Хотя не понимаю, из-за чего арабы так на них взъелись? Только за то, что евреи пошли от жены Авраама, а арабы - от его служанки Агари?
        Дэн посмотрел на него с подозрением.
        - Ты в самом деле такой неграмотный?
        - Почему? - удивился Крис.
        - Не знаешь, из-за чего дерутся?
        - Я ж сказал, что разноутробные братья дерутся! А ты этого не знал!
        - Знал, - рыкнул Дэн. - А вот ты… скунс. Давай напомню, как все это начиналось. Британия, имевшая мандат на управление Палестиной, решила позволить создать самостоятельное государство для евреев. Она разделила Палестину на две части: одна - для евреев, другая - для живущих там же уже тысячу лет арабов. И что же? Знаешь, как дальше было?
        Крис помотал головой:
        - Думаю, что и ты не знаешь. А что-нибудь сбрешешь.
        - А было так, - сказал Дэн наставительно, - в день провозглашения этих двух самостоятельных государств евреи, которые уже получили необходимую военную помощь от западных стран, а из Советского Союза к тому времени прибыла от Сталина целая танковая армия, закаленная в боях с Гитлером… да, так вот евреи мощным ударом вышибли арабские отряды самозащиты и захватили всю Палестину! Всю, если тебе, тупому, нужно повторить. И все эти годы арабы жили в палатках, пытаясь вернуться на свои земли. И лишь сравнительно недавно Израиль под постоянным и непрерывным давлением США… хотя что-то лепечут про мировую общественность, пошел на микроуступку и позволил существование крохотнейшей автономии для арабов! Это и есть то, что сейчас называется Арабской Палестинской Республикой, которая не имеет ни армии, ни денег, ни собственной экономики и полностью зависит от Израиля…
        Крис, обидевшись, отвернулся и долго ползал по Интернету, на его крохотном экране картинки мелькают совсем мелкие, как на мобильнике, повернулся к Стивену:
        - Командир, я тут отыскал матерьялец, что развеселит наших суперменов, пока томимся… Можно перекинуть на ваш комп? У вас дисплей шире.
        Коммандос обменились улыбками, Стивен уточнил строго:
        - У меня?
        - У вашего компа, - поправился Крис.
        - Порно? - поинтересовался Стивен. - Или похабные анекдоты?
        Он активизировал беспроводный прием, принял файл, поставил комп Крису на колени.
        - Только по своему файлу, - предупредил он. - Тронешь другой - убьет.
        - Ужас какой, - воскликнул Крис. - Как вы с таким компом общаетесь? А вдруг спьяну не ту кнопку?
        - Небольшой ядерный взрыв, - ответил Стивен без улыбки.
        Крис раскрыл файл на весь экран.
        - Ребята, - пригласил он, - не скучайте, все сюда! Я вот составил кратенькую хронологию изгнания евреев из разных государств мира. Очень кратенькую, увидите, но… характерную. Начнем с Рима, хотя их изгоняли и раньше, но вы все почти юристы, мы же американцы, нам подавай ссылки на статьи и законы, так вот даю ссылку на эдикт императора Тиберия (42 г. до н.э. - 37 г. н.э.), он изгнал евреев из Рима в 19 году…
        При кесаре Константине I Великом (272-337), римском императоре в 324-337 годах, евреи были изгнаны из Рима и всех римских провинций.
        В Византии император Юстиниан Великий (483-565) ограничил имевшиеся привилегии евреев, удалил их от всевозможных почестей, должностей и приравнял их к еретикам. Кстати, именно от имени этого императора происходит слово «юстиция»…
        Дэн проворчал заинтересованно:
        - Ты не умничай, давай дальше.
        - Дальше… - ответил Крис и погнал тачпадом по строкам. - В начале VII века Мухаммад (около 570-632) изгнал евреев из Аравии. Первое изгнание евреев из Руси было во времена правления Владимира Святого (около 955-1015), Великого князя Киевского. Эдуард III Исповедник (около 1003-1066) своим эдиктом объявил имущество евреев достоянием короны… Первое изгнание евреев из Франции было в 1080 году при Филиппе I (1053-1108), а русские князья в ответ вышвырнули евреев в 1113 году, при Владимире Мономахе (1053-1125), который объявил, что убивать и грабить евреев снова на их претензии быть выше русских - неотъемлемое право каждого человека: «Ныне выслать евреев из земли русской со всем их имуществом и впредь не принимать их, а если они тайно войдут, то вольно их убивать и грабить». (В.H. Татищев (1686-1750), «История Российская с самых древнейших времен», Императорский Московский университет, 11, с. 218 1773 г.) Так, дальше… Киевляне, будучи раздражены евреями за подрыв и плутни в торговле, обдирательство и тайные сношения с греками, бросились на них с остервенением, неся повсюду убийство и грабеж. (Осип
Ярошевич (1793-1860), литовский историк, профессор Виленского университета. «О еврейском погроме в Киеве в 1113 году».)
        Дэн оглянулся на Вайса, сказал громко:
        - Есть тут такие, что скажут, будто поляки и русские - известные антисемиты!
        - Скажут, скажут, - согласился Крис. - Но вот в 1171 году в Италии, во времена правления Альфонса VIII (1155-1214), экономический упадок государства был остановлен после того, как из страны изгнали всех евреев. Во времена царствования Филиппа II Августа (1165-1223) евреев изгнали из Франции, в то же время евреи были нещадно изгнаны из г. Аугсбурга (Германия), а в 1189 году в Англии в день коронования Ричарда I (1157-1199) Львиное Сердце, герцога Аквитанского, проявились первые взрывы ненависти к евреям… Как видишь, это уже не совсем славяне… Или славяне? Хрен их разберет, в чем-то и англичане - славяне. В царствование Филиппа IV Красивого (1268-1314) ненависть против евреев во Франции постигла апогея, и в 1295 году евреев изгнали из страны. Осенью 1307 года был снова объявлен королевский указ о немедленном и нещадном изгнании евреев из Парижа, а затем в 1309 году из всей Франции. Более ста тысяч евреев были немедленно изгнаны… В 1287 году в Берне (Швейцария) часть евреев колесовали, а остальных выслали из города…
        Дэн спросил с интересом:
        - А за что колесовали?
        Крис отмахнулся:
        - Официально, были пойманы в момент, когда цедили кровь из христианского младенца для своих ритуальных целей. Но на самом деле, как ты понимаешь, их просто ненавидели. Вот, например, в 1290 году английский король Эдуард I Длинноногий (1239-1307) изгнал евреев из своего царства специальным эдиктом. Это произошло после многочисленных разоблачений убийств христианских детей евреями с ритуальной целью, которые были зарегистрированы:
        в 1144 году в Норвиче,
        в 1160 году в Глостере,
        в 1181 году в Бэри Сент-Эдмунде,
        в 1192 и 1232 годах в Винчестере,
        в 1235 году снова в Норвиче,
        в 1244 году в Лондоне,
        в 1255 году в Линкольне,
        в 1257 и 1276 годах снова в Лондоне,
        в 1279 году в Нортхемптоне и
        в 1290 году в Оксфорде…
        Крис все чаще оглядывался на Вайса, тот ответил прямым взглядом.
        - И ты этому веришь?
        Крис ответил хладнокровно:
        - А почему нет? Время было жестокое. Христианство восторжествовало, но не пустило еще глубокие корни. Язычество то и дело взбрыкивало то вальпургиевыми ночами, то шабашами, то черными мессами. Иудеи вполне могли тогда практиковать убийство христианских детей… вовсе не потому, что те христианские, а потому, что для евреев все люди, кроме евреев, - такой же скот, как и бараны. Потому все равно, кого положить на алтарь: барашка или человека. Предпочтительнее человека, он дешевле. А при бешеной рождаемости в Средневековье, как ты понимаешь, самый дешевый товар были дети, везде бегающие, визжащие, надоедающие, то и дело тонущие в реке или озере, пропадающие в лесу…
        - Ты просто дикарь, - сказал Вайс с отвращением, - если в это веришь.
        Крис отмахнулся:
        - Да это ерунда. Я ж говорю, детей тогда была масса всюду, они и без того исчезали, так что если иудеи и прихватывали каких-либо для своих ритуальных жертвоприношений, то я осуждаю их за это не… слишком. Время было дикое, жестокое. Другое дело, что евреи честными и нечестными способами обирали вокруг себя народ, а потом отобранные у них же деньги давали им же в рост. Это да, за это их и били. Ладно, вот еще, величайший поэт средневековой Англии Джеффри Чосер (1343-1400) писал в своих «Кентерберийских рассказах» о «еврейских ритуальных убийствах христианских детей» как об общеизвестном в ту эпоху, неоднократно установленном факте, в частности, об убийстве евреями восьмилетнего мальчика Гуго в г. Линкольне в 1255 году, причисленного церковью к лику святых. В добросовестности произведенных расследований нет оснований сомневаться: в 1144 году следствием руководил епископ Норвичский, а в 1255 году - сам король Генрих III (1207-1272). Было изгнано более шестнадцати тысяч евреев, проживавших в Англии…
        Коммандос с интересом поглядывали на Вайса, тот сейчас отдувается за всех евреев, Стивен помалкивал, Вайса знал и не сомневался, что опытный десантник самообладания не потеряет.
        Дэн охнул:
        - Круто! Почему я об этом не знал?
        - Интернета не было, - ответил Крис. - А все газеты в руках евреев.
        Вайс презрительно фыркнул:
        - В Интернете много всякого бреда.
        Крис хладнокровно сдвинул плечами:
        - Ты можешь не верить и тому, что дважды два равняется четырем. Хоть это и доказано. Можно этот результат объявить подтасовкой или результатом многих совпадений. Я тоже полагаю, что изгоняли за поведение евреев в торговле и ростовщичестве, а не за ритуальные убийства детей, хотя, конечно, детей они убивали, убивали… Это не значит, что убивают и сейчас, иудаизм тоже смягчается и приспосабливается, но в те времена все были не такие, как сейчас… И евреи - тоже. Ладно, вот тебе дальше: за убийства христианских детей евреев изгоняли из Франции в 1295, 1306, 1386 годах; в 1391 году Карл VI (1368-1422), французский король, снова изгоняет евреев из Франции. В 1407 году в Кракове (Польша) при короле Владиславе Ягайло (около 1348-1434), Великом князе литовском и польском короле, евреи ритуально убили ребенка. Возмущенный народ перебил много евреев, выжег их дома, а оставшихся в живых выгнал из города; в 1492 году испанские государи Изабелла I Кастильская и Фердинанд II Католик, король Арагона (1452-1516), издали указ об изгнании 400 тысяч евреев из Испании. Основными причинами были сотрудничество их с
маврами против христиан и еврейское ростовщичество, достигшее в стране 600%!
        Вайс заметил язвительно:
        - А где же ритуальное убийство христианских младенцев?
        Крис рассмеялся:
        - Видимо, в этот раз решили сказать правду. Хотя, думаю, христианских младенцев приносили в жертву и там. Если везде приносили, то почему в Испании перестали класть на алтарь и выцеживать кровь? Просто государи сочли это не главной причиной, а назвали истинную. А вот, кстати, и ритуальное убийство: этот указ, о котором я сказал, был декретирован после неопровержимо установленного ритуального убийства мальчика Христофора из Толедо, позже также причисленного к лику святых, как и убитого до него в Сарагосе в 1250 году св. Доминика. Как видишь, убийство было, даже послужило толчком, просто для такого серьезного решения не стали поднимать на щит такой пустячок, как убийство ребенка… Так, дальше, в 1493 году Фердинанд II Католик, король Арагона, изгоняет всех евреев с острова Сицилия. В этом же 1493 году французский король Карл VIII Славный (1470-1498) своим эдиктом изгнал еврейское племя из всех своих владений в Провансе (Франция)… Да ладно, вот теперь список смотри. В 1495 году евреев изгнали и из Флоренции. В 1497 году все евреи были изгнаны из Португалии королем Мануилом I (1469-1521), известным как
Эммануил Великий или Счастливый. В XV веке евреи были неоднократно изгоняемы по всей Европе: из Франции, Германии, Испании, Флоренции, Португалии. Их гнали из разных областей и районов, провинций и округов, земель и кантонов, воеводств и уездов, департаментов и комитатов. Рано или поздно везде, где народы приютили это неблагодарное племя на своей земле, любая нация начинала осознавать, КОГО она пригрела на своей груди.
        Из Франции их изгонял и Людовик XII (1462-1515), Отец народа.
        1510 год. Евреи изгоняются Генрихом VIII (1491-1547) из Англии за совершение ритуальных убийств христианских младенцев;
        1541 год. Император Священной Римской империи Фердинанд I (1503-1564) изгнал евреев из Австрии «как народ опасный и злокозненный», в частности за шпионаж в пользу турок;
        1570 год. Евреи изгнаны из маркграфства Бранденбургского (Германия) за надругательство над Святыми Тайнами;
        1580 год. Иоанн Грозный (1530-1584) изгоняет евреев из Новгорода;
        1591 год. Новое изгнание евреев из Франции, уже Генрихом IV (1553-1610);
        1616 год. Евреев изгоняет Базель (Швейцария);
        1629 год. Филипп IV (1605-1665), испано-португальский король, вторично изгоняет евреев из своих владений, следуя по пути, проложенному Эммануилом Великим.
        1634 год. Евреев изгоняет Цюрих (Швейцария);
        «Кроткий царь» Алексей Михайлович (1629-1676), во время своего царствования в 1645-1676 годах, неоднократно изгонял евреев из Москвы, а при высылках из Могилева приказал конфисковывать все «евреевские дворы»;
        в 1655 году евреи были изгнаны из Шафгаузена (Швейцария);
        в 1701 году капля переполнила чашу. 12 мая 1665 года евреи в Вене мученически умертвили женщину, которую потом нашли в озере, изрезанную на части. Так как подобные злодеяния не прекращались и впоследствии, то евреев выгнали из Вены. Изгнание было декретировано специальным указом императора Филиппа V (1683-1746), первого испанского короля из династии Бурбонов.
        А вот «О высылке евреев из России»: «Сего апреля, 20 дня, Ея Императорское Величество указала - евреев как мужского, так и женского полу, которые обретаются на Украине и в других российских городах, тех всех выслать вон из России за рубеж немедленно, и впредь их ни под каким образом в Россию не впускать, и того предостерегать во всех местах накрепко. А при отпуске их смотреть накрепко-жь, чтоб они из России за рубеж, червонных золотых и никаких российских серебряных монет и ефимков отнюдь не вывезли…»
        Кто-то сказал глубокомысленно:
        - Да уж вот так ни за что не изгоняют.
        - Добро бы из одной страны, - поддержал другой коммандос, - а так получается, что весь мир - антисемиты! Почему других не изгоняют?.. Значит, сами евреи настолько всем гадят…
        Глава 3
        В командном бункере даже воздух казался горячим, словно исходил не из охлаждающих установок, а из сопел ракетного бомбардировщика.
        Командующие толпились возле Гартвига и Юмекса, Файтер вернулся к столу, но не сел, лицо подергивалось, он нервно сцепливал пальцы, чтобы трясущиеся руки не выдали его панику.
        Кровь стучит в виски, он чувствовал, как раскрываются даже те кровеносные каналы, что засорились и давно закрылись, так положено по возрасту, а сейчас там проносится поток кипящей, как горячее олово, крови.
        - У кого, - проговорил он, - у кого… могут быть ключи от ядерных зарядов?
        Гартвиг, Олмиц, Юмекс, даже Герц молча смотрели на президента. Никто не раскрыл рта, понятно, что вопрос президента риторический, известно еще, что он сам именно в стрессовых ситуациях проявляет поразительную находчивость, интуицию и нечеловеческую работоспособность.
        - У местных резидентов? - рискнул сказать Юмекс, хотя и сам понимал, что звучит глупо.
        - Все евреи, - сказал Файтер, - местные резиденты. В той или иной мере. Важно понять, кто из них?
        Он видел по их лицам, что на этот раз он ошибся, на этот раз интуиция подвела, надо всем броситься искать эти чертовы бомбы… или же всем срочно бежать из страны, что взлетит на воздух, сгорит в ядерном взрыве…
        - Их не вычислить, - сказал Олмиц осторожно, - это только если захватить в Израиле все архивы, допросить высших чинов разведки, силовиков…
        Файтер покачал головой, помассировал кончиками пальцев виски.
        - Нет-нет, я не о том. Сомневаюсь, чтобы кнопки доверили простым резидентам.
        Олмиц подумал, лицо просияло.
        - В таком случае круг подозреваемых резко суживается!
        - Но недостаточно, - возразил Файтер. - Если думаете о захвате подозреваемых, забудьте. Мы сейчас решаем даже несколько абстрактно-мировоззренческий вопрос… Я вот, как президент, попытался представить себе, кому бы из вас я доверил такой ключ…
        Он умолк, военный министр, начальник Объединенных штабов, директор ЦРУ и директор Управления национальной безопасности переглянулись. Файтер читал в их лицах, как в открытых книгах, несмотря на то, что все умеют держаться перед прессой невозмутимо и непроницаемо.
        К их чести, никто из них не примерил сразу же к себе, каждый в первую очередь прикидывает, насколько можно доверить другим из высшего эшелона. И, судя по их лицам, никто такого человека не видит.
        - В моей стране, - сказал Файтер, - таким человеком является только президент. И как человек, за которым носят «ядерный чемоданчик», так и человек, который больше всех знает по части международных дел. Уже хотя бы потому, что некоторые деликатные вопросы решаются между главами государств с глазу на глаз без свидетелей… Так вот, Израиль - уникальная страна. Уже тем уникальная, что хотя там во главе президент, а правит премьер-министр, на самом деле правят те же жрецы, которые стоят у руля иудейской жизни уже три или четыре тысячи лет.
        По их лицам видел, что полное непонимание сменяется жадным интересом, Олмиц держит пальцы возле уха, готовый мгновенно отдать приказ, Гартвиг оглядывается на кружащие в небе самолеты, их пришлось вернуть до того, как подошли к границам Израиля, еще немного - надо возвращаться на взлетные площадки, запас горючего не бесконечен.
        - Кто? - выдохнул, не выдержав, Герт. - Синедрион?
        Сконфузился, поняв, что поторопился, а синедрион, которому вменяют в вину распятие Христа, уже явно поменял название на какой-нибудь кнессет или патриархию.
        - Тепло, - ответил Файтер.
        - Фарисеи?
        - Еще теплее, - проронил Файтер. Он напряженно продумывал свою линию. - Всю жизнь иудеев с самого начала направляли не цари, как у других народов, а учителя, ребе. Они создавали законы, которым следовали иудеи. А когда резко менялись условия существования и нависала угроза существованию всего еврейства, появлялись новые ребе, видоизменяли Тору, толковали те или иные положения так, чтобы евреи продолжали сохраняться евреями и в новых условиях…
        Гартвиг сообразил первым:
        - Ключи могут быть у ребе?.. Верно, ребе пользуются влиянием большим, чем президент Израиля. Но могут ли ключ с красной кнопкой дать ребе?
        Файтер не ответил, думал, Олмиц сказал зло:
        - А почему нет? Это самые что ни есть людоеды. Я как-то пробовал читать Тору… Ну гады, скажу тебе!.. Мы, военные, куда человечнее. Однако в Штатах этих ребе как собак нерезаных…
        - Ключи могут доверить только влиятельным, - сказал Гартвиг. - Мудрым. В смысле, кого считают мудрыми. А таких можно перечесть по пальцам…
        Они оглянулись на погрузившегося в тяжелые раздумья президента. Олмиц сказал нервно:
        - Но даже если так… я не представляю, как вломиться к ребе и успеть выдрать из его руки детонатор! Сейчас, когда весь мир не отходит от телевизоров, он же держит палец на кнопке.
        Гартвиг передернул плечами, холод прокатился по телу и остался в костях.
        - Способов много, - предположил он. - Запустить какой-нибудь газ, чтобы в доме все уснули… Правда, на все эти трюки есть контрмеры, а в нашей ситуации вы понимаете, что значит ошибиться хотя бы в мелочи…
        - А если этот ребе не один, - сказал Юмекс, - что вполне вероятно, тогда вообще кранты. У них наверняка мгновенная связь. Вполне вероятно, они все время видят друг друга. И если с одним что-то случится, другие тут же детонируют все бомбы.
        Он умолк, с недоверием смотрел на президента. Тот впервые распрямил спину, лицо чуть посветлело.
        - Кажется, я что-то нащупал.
        Гартвиг с шумом выдохнул, Олмиц молитвенно сложил руки.
        - Господи, спаси Америку!.. Говорите скорее, господин президент! Мы бросим все силы…
        Крис рассказывал молодым коммандос, как их выбросили из самолета в стратосферу над Северной Кореей, чтобы они захватили и обезвредили ядерный комплекс. Тогда удалось успеть в последнюю минуту, даже последние секунды. Захватили и обезвредили, когда шел стартовый отсчет, а ракета с ядерной боеголовкой готовилась вылететь из шахты.
        - Вот и сейчас, помяните мое слово, - разглагольствовал он уверенно, - именно в эту минуту наши ребята… не такие сопляки, как вы, а настоящие… вроде меня, понятно, врываются и обезвреживают…
        Приунывшие коммандос слушали его с жадностью, Стивен тоже старался держать лицо уверенным, но во внутренностях росла тяжелая ледяная глыба.
        Ворваться и обезвреживать можно тогда, когда знаешь, где бомба и как ее обезвредить. Но совершенно немыслимо что-то предпринять, когда неизвестно, где спрятана бомба.
        Тем более когда таких бомб сорок. По всей Америке.
        Он начал рассказывать что-то ободряющее, но прервал себя на полуслове, все вскинули головы. Вайс первым посмотрел на запястье, там зажегся экран, появилось изображение. Каждый поспешно включил свой приемник телесигнала, только Крис завороженно смотрел через плечо Вайса.
        Спутник показывал идущие далеко внизу характерные черточки, в которых Стивен узнал «В-1В», стратегические бомбардировщики.
        Он торопливо подвигал крохотным джойстиком, увеличивая изображение, поймал миг, когда эскадрилья распалась, а потом и каждое звено пошло в стороны, более того - каждый бомбардировщик заходил на свою цель. Сверху их прикрывают гиперзвуковики, что летают в двенадцать раз быстрее звука и могут уйти от любой ракеты уже потому, что их скорость выше, чем у ракет «земля - воздух» или «воздух - воздух».
        Крис вскочил с диким воплем:
        - Получилось!.. Получилось!!! Я что говорил?
        Коммандос ликующе вскрикивали, хлопали друг друга по плечам, по спинам, от избытка чувств обменивались ударами кулаков.
        Стивен ощутил, как горный хребет, что ломал его спину все это время, соскользнул и незаметно испарился. Значит, все бомбы нашли и обезвредили, хотя непонятно, как сумели это сделать, но… сделали!
        За небом он наблюдал с мрачным, двойственным чувством восторга, какой военный не восторгается такой мощью, и тягостной тоской повидавшего жизнь человека, который лишь недавно научился ладить с людьми без применения угроз или силы.
        Вот стратегический бомбардировщик вышел на заданную точку, несколько снарядов GBU-36NU послали сигналы готовности, пилот нажал кнопку сброса. Каждый снаряд несет треть тонны мощной пластиковой взрывчатки, но самое главное, что бронебойная головка полностью из обедненного урана, который позволяет прошить даже стоэтажный небоскреб и взорваться в подвале.
        Две умные бомбы пошли почти горизонтально по тщательно корректируемой со спутника траектории, а пилот уже внимательно всматривался в радар. Едва вспыхнул сигнал, он сбросил третью, чуть изменил курс, там ждут новые цели, а у него на борту еще сорок таких бомб.
        А тем временем первые две резко изменили угол полета и пошли вниз, продолжая набирать скорость. У одной на экране мигает крыша всеизраильского телецентра, другая шла на бункер, предполагалось, что расположен на предельной для таких бомб глубине.
        Они ударили порознь, но взорвались почти одновременно: первая уже крушила этажи, пробивая их с такой легкостью, словно они из тонкой бумаги, а вторая еще неслась к земле. Первая пробила наконец все этажи, достигла подземного паркинга, там взорвалась, превращая все вокруг себя в раскаленный огненный шар, удивительно похожий на ядерный. Воронка образовалась такая, что туда поместился бы семиэтажный дом, и через мгновения в нее начали падать обломки сорокаэтажного здания.
        Вторая бомба прошила землю на десятки метров, а когда взорвалась, эта было похоже на внезапно возникший действующий вулкан, извергающий раскаленную лаву.
        Стивен смотрел в страхе и непонимании. На месте телецентра, который последние дни постоянно заслонял ему вид на улицу Шолом-Алейхема, трещала, оседая и покачиваясь, громадная куча изломанных бетонных плит, торчат окровавленные прутья арматуры, в телецентре работали сотни ничего не подозревающих людей…
        Вайс вскрикнул потрясенно:
        - Что они делают? Что делают, с ума посходили?
        - Какая-то ошибка, - выкрикнул Дэн неуверенно. - Или снова промахнулись…
        - Так им и надо, - прорычал Крис в мрачном восторге. - Жидовня проклятая… Хорошо, командир, что ты не позволил никому из нас и носа высунуть из этой норы!
        Раздался характерный свист, они все упали на землю и закрыли руками головы. Стивен по звуку определил летящие кассетные BLU-102, каждый начинен полутысячью мелких бомбочек разного сорта: фугасных, зажигательных, осколочных.
        На том месте, где была казарма, разлилось море огня. Стальной град уничтожал все живое и неживое, автомобили превращались в решето, и, когда ветер отнес черный дым в сторону, потрясенные коммандос увидели на месте монолитных стен казармы искрошенное месиво из обломков бетона, каждый не крупнее куриного яйца, металлические прутья арматуры, тоже срезанные с такой легкостью, словно деревянные прутики. Между обломками еще пробивались огоньки, поднимается густой черный дым, но уже понятно, что там не уцелели даже мыши, если они были.
        Стивен спешно запрашивал данные, с момента начала операции заработали все секретные каналы, теперь не только видел все в цвете и любом приближении, но и получал данные по каждой из бомб.
        Две сотни этих смертоносных чудовищ с точно рассчитанными интервалами сорвались из-под крыльев новой волны истребителей-бомбардировщиков. Блок наведения каждой с момента старта тут же замкнулся на спутник Р-140, и дальше пошли строго по траекториям, указанным через спутник.
        Бомбы нового поколения GBU-10 на этот раз имеют индекс «АХ», что значит - каждая несет заряд, эквивалентный тонне тротила, это значит, что от здания остается лишь воронка на полтора десятка метров, зона поражения - две сотни метров, но самое страшное в том, что оболочка из легких композитных материалов заполнена крохотными стальными иглами.
        Израильские солдаты, уцелевшие при взрыве, сейчас чувствуют, как нечто страшное пробивает их тела, разрывает ткани и сосуды, наматывает их на себя. Нечеловеческая боль заставляет падать на землю и биться в судорогах, после которых умирают медленно и мучительно.
        - Фак ю, - прорычал Дэн. - Если это война, то я даже не знаю… Я понимаю, что жидов надо бить, но… не до такой же степени!
        - Круто, - пробормотал кто-то из коммандос.
        - Это, наверное, - сказал другой, - за атомные бомбы…
        Крис сказал с великим облегчением:
        - Значит, все-таки сумели найти и обезвредить. Но как… как? Командир, у тебя есть догадки?
        Стивен ответил честно:
        - Никаких. Даже не представляю, как можно отыскать и обезвредить сорок атомных бомб, которые упрятали… умело упрятали!
        Он чувствовал такое облегчение, что готов был упасть и расплакаться, и даже то, что небо содрогается от рева пронесшихся крылатых ракет, что Израиль подвергается ужасающему разгрому, ничто в сравнении с тем, что Америка спасена…
        Крис сказал в сторонке:
        - Хорошо бьют, хорошо… Правда, детишек жалко, хоть и жидята… Того, кто это затеял, нужно самого Нюрнбергским судом!
        Кто-то произнес мрачно:
        - Это неизбежные потери.
        - Ну да, - согласился Крис, - я тоже так отвечу. Только я знаю, что вон там, левее казарм, два жилых дома, а дальше детский интернат, детская больница… Их накрыло не по ошибке, ибо казарму тоже вдрызг, а тютелька в тютельку разом с казармой. Я бы всех жидов, конечно, перебил, но детей… я ж не Ирод израильский!
        - Вот-вот, - возразили ему из-за спины, - наших детей они щадить не собирались, когда бомбы закладывали! Все они - ироды. И всех нужно под корень.
        Крис переполз ближе к Стивену, тот выглядывал из-за камней, внизу, в городе, все больше разрастается пыльных облаков на месте взрывов. В ночи их страшно подсвечивают красные огни пожаров.
        - Командир… - спросил он, избегая задевать взглядом бледного, как смерть, Вайса. - Командир.
        - Да, - ответил Стивен, не оборачиваясь.
        - Ты знал? - потребовал Крис.
        - Откуда? - огрызнулся Стивен. - Я тоже надеялся, что МОССАД пронюхает о нашем присутствии, поймет, что дело серьезное, и убедит правительство капитулировать… В крайнем случае пришлось бы разбомбить их ядерный центр и захватить арсенал.
        Вайс ухватился за голову и опустился на дно траншеи, чтобы ничего не видеть и не слышать, однако тяжелый грохот доносится и сюда, а еще ветер принес ужасающий запах горелой плоти.
        Стивен взглянул сочувствующе, отвел взгляд. Он хорошо представлял себе, какой горький ком подступил к горлу Вайса, как разросся и душит насмерть. Самое страшное, что удар по Израилю нанесли не какие-нибудь негры, ирландцы или немцы, что составляют большинство населения Штатов, а именно евреи, которых абсолютное большинство в правительстве, конгрессе, сенате. Даже президент Файтер еврей по матери, что значит, стопроцентный, однако именно эти «эллинствующие» и жаждут стереть с лица земли Израиль и самих израильтян. Точно так же, как жаждали тогда…
        Глава 4
        Командующие армиями, флотом и военно-воздушными силами поздравляли друг друга, морские пехотинцы внесли заготовленное шампанское. Хлопали пробки, Гартвиг подошел к Файтеру с бокалом в руке, такой же сверкающий и брызжущий весельем, как фужер шампанского.
        - Господин президент! Вы снова доказали всем, что вы просто гений. И снова сумели спасти американскую нацию и весь мир… от вселенской катастрофы!
        Файтер, бледный и осунувшийся, отдача от допинга дает знать болями в желудке и печени, через силу растянул губы в ответной улыбке:
        - Да ладно вам… Вы что, дурака выбирали?
        К нему тянулись бокалы, он взял с подноса морпеха свой, все по-дикарски восторженно улыбались, поздравляли его и друг друга, звенел хрусталь, Юмекс воскликнул:
        - И все-таки… господин президент! Это… это гениально! Как догадались, что взрыва не будет?
        - И что вообще, - добавил Гартвиг, - грандиозный блеф со стороны евреев?
        Файтер ответил устало:
        - Частично потому, что мы сами начали операцию, как великий блеф. Да, частично…
        - А еще?
        У всех в глазах тот же вопрос, что и у Юмекса, Файтер помедлил, все видели, как набежали морщины на лоб, а в глазах президента появилось как будто нежелание отвечать, но здесь не пресса, все свои, он ответил нехотя:
        - Сперва - доведем до конца то, что начали.
        Госсекретарь, бледный, как полотно, вслед за Файтером посмотрел на огромный экран. Гартвиг уже подал команду на возобновление прерванной операции, от военно-космического ракетоносца отделился высотный самолет, пошел на скорости, втрое превышающей скорость пули, похожий уже не на самолет, а инопланетный аппарат. Сейчас, как бесстрастно показывают приборы, он неуязвим для зенитных комплексов и самолетов-перехватчиков, а засечь его смогут разве что в момент, когда откроются бомбовые люки.
        Президент сказал с нервным смешком:
        - Похоже, я сам устарел… До сих пор жду огромный ядерный гриб.
        От группы генералов отделился Гартвиг, лицо сияет, походка подпрыгивающая.
        - Господин президент, - сказал он с бодрым участием. - Это у всех так. Через пару минут увидите, что все не так…
        Взглядом и всем видом показал, что с генералами полный контакт. Хоть и опешили, но продолжение операции восприняли с рвением. Израиль всем намозолил глаза.
        Бергманс воскликнул:
        - Атомную бомбу? Вы с ума сошли!
        - Не атомную бомбу, - поправил Гартвиг строго, - а ядерный заряд. Это не одно и то же.
        Олмиц неодобрительно посматривал на госсекретаря, как будто тот не знает, что такое А - бомба малой мощности, сам же вслед за президентом подписывал разрешение на ее разработку, вникал во все детали. Мощность ее всего одна килотонна, это в двадцать раз меньше, чем навязшая на языке хиросимская. И размерами совсем крохотная благодаря нанотехнологичному углероду с острием из обедненного урана. Такая бомба слушается спутниковой навигации, как автомобиль опытного водителя…
        Все видели, как от самолета отделились темные точки. Гартвиг начал что-то объяснять, но мало кто слушал, на множестве экранов то эти бомбы крупным планом, то быстро уходящий обратно самолет, дальше бомбы пойдут сами, то выпрыгивают объекты на земле, куда нацелены эти бомбы…
        Оператор, уловив желание президента, переключил головной экран на место предполагаемого падения первой бомбы, по дисплею побежала цепочка цифр с указанием толщины железобетонного перекрытия, марки стали и бетона… и тут камера как бы прыгнула вверх, но все успели увидеть в замедленной съемке, как заостренная урановая головка пробила первые метры бетонных плит и пошла дальше вглубь…
        - Сорок метров! - воскликнул Гартвиг. - Сорок метров перекрытия…
        Камера с большой высоты показывала только небольшую дыру, словно в широком листе бумаги гвоздем пробили крохотное отверстие. Затем из этого отверстия вырвался длинный узкий язык пламени, тут же погас, и взору представилась лишь прежняя дыра, теперь с оплавленными темными краями. Там, далеко внизу, ракета взорвалась в командном бункере, превратив его в пещеру с расплавленными стенами, где радиоактивный камень и металл текут вперемешку.
        Один из сенаторов спросил обеспокоенно:
        - Как я понял, наружу вырвалась радиоактивная пыль?
        - Совсем крохи, - заверил Гартвиг.
        - Сколько? - спросил сенатор строго. - Я отвечаю за здоровье американской нации!
        - Меньше радиации, чем получаем на пляже, - ответил Файтер, - если полежим больше трех часов под солнцем.
        - Смотрите, - сказал сенатор строго, - насколько я понимаю, там скоро появятся наши коммандос?
        Вместо Файтера дипломатично ответил Гартвиг:
        - Не скоро, очень не скоро. Сперва еще отбомбится седьмая эскадрилья. А еще на тот квадрат нацелены, если не ошибаюсь, крылатые ракеты нашего флота.
        Он сделал жест в сторону командующего военно-морскими силами. Адмирал Денинг коротко поклонился.
        - Все верно, - проговорил он. - Все верно. Если не будет сигнала о полной и безоговорочной… я имею в виду, Израиль успеет сообщить, что согласен со всеми нашими условиями, по нему будет нанесен ракетный удар со всех наших кораблей, что сейчас подходят к его берегу.
        К Файтеру подошел бледный как смерть Бергманс. Глаза трагически расширились, он прошептал:
        - Неужели и в нашем, двадцать первом веке… так можно?
        Файтер сделал вид, что понял по-своему, кивнул и сказал сочувствующе:
        - Вы правы, бесконечно правы. Как можно в двадцать первом веке позволить существовать государству с расистской идеологией?
        - Я не о том, - заикнулся Бергманс.
        - А я о том, - ответил Файтер почти грубо. Он чувствовал, что готов сорваться, заставил себя говорить тише: - Мы сделали все, что могли. Да, политики должны уметь принимать и непопулярные решения!..
        - Это не просто непопулярное… - прошептал Бергманс.
        - Это демократическое, - оборвал Файтер. - Мы выражаем волю большинства. Если вас интересует мнение избирателей, то наш рейтинг подпрыгнет до небес! И народы всех стран наконец-то перестанут нас упрекать…
        Подошел Гартвиг, Файтер пожал ему руку: в израильском бункере предположительно находились израильские высшие чины. Бункер мог выдержать ядерный взрыв без последствий, однако ракетам нового поколения хватило одной тонны взрывчатки. Обычной. Одна ракета с абсолютной точностью вышибла бронированные двери, а вторая влетела вовнутрь…
        На экране все еще вырываются багровые языки огня и черные клубы дыма, словно там внутри бушует огненный ураган, а высшие офицеры хлопали друг друга по плечам, поздравляли с победой.
        - Какой ужас, - прошептал Бергманс, - какой ужас…
        Файтер недобро улыбнулся. Гартвиг перехватил его злой взгляд, кивнул. Госсекретарь все еще надеется, что этим все закончится!
        Президент снова метнул быстрый взгляд на часы. До начала основной фазы операции остались считаные секунды, и уже даже он не смог бы остановить всю чудовищную машину войны, что набрала обороты.
        Он видел на дополнительных боковых экранах, как со всех сторон в сторону этой крохотной страны несутся волна за волной тысячи низколетящих крылатых ракет. Их запускают с подводных лодок, самолетов, множества транспортных кораблей, и почти одновременно с ними в воздушное пространство Израиля вторгаются сотни бомбардировщиков-невидимок.
        Взметнулись пыль и тучи мелкого щебня на месте зданий, чуть было не спросил, почему нет звука, должен быть ужасающий грохот разрывов, земля там содрогается от чудовищных ударов, но вспомнил, что все это холодно и беспристрастно рассматривает объективами спутник. Вообще над Израилем сейчас триста спутников, все просматривают каждый сантиметр его выжженной солнцем земли.
        Здания рушатся замедленно, взамен поднимается серо-желтое облако пыли, иногда сила взрыва выбрасывает крупные обломки. Военный министр обратил внимание на цепочку взрывов, там не пыльное облако, а целая туча опустилась и подмяла землю, десяток крылатых ракет накрыл то ли военный завод, то ли танковую колонну.
        В сторонке вспыхнули красные огоньки, взвились клубы черного дыма. Ветер начал медленно сдвигать черную пелену, только красные огни пробиваются через плотную дымную завесу.
        Гартвиг, все время поглядывая на быстро меняющиеся цифры на дисплеях, доложил, что первыми ударами крылатых ракет и умных бомб уничтожены штабы, военные и правительственные бункеры, центры связи, все аэродромы и расположенные на них самолеты, ударами особых бомб вскрыты подземные ангары, там сейчас взрываются десятки скоростных истребителей-перехватчиков.
        Той же первой волной крылатых ракет и бомб с космических кораблей уничтожены все ПВО, электростанции. Прямо из космоса строго вертикально идут бомбы точного наведения, нацеленные в замаскированные люки пусковых шахт. Ни одна израильская ракета не успела подняться в воздух, однако Гартвиг все равно успокаивающе показал на десятки американских беспилотных самолетов с ракетами «воздух - воздух», они кружат на огромной высоте и готовы расстреливать израильские ракеты при старте. В космосе зависло звено комплекса знаменитого АЭФ, готовое перехватить ядерные или не ядерные ракеты в космосе, в атмосфере, пусть даже те понесутся подобно крылатым ракетам, плотно прижимаясь к местности и следуя изгибам рельефа.
        - А что наши диверсионные группы? - нарушил молчание Файтер.
        - В укрытиях, - заверил Гартвиг. - Ни одна жизнь американца не должна оборваться в этой войне!
        Юмекс мрачно пошутил:
        - А кто выйдет на поверхность, тот лишится нашивок.
        Олмиц уточнил:
        - В укрытиях все, за исключением туристов. Увы, удерживать их от поездок было бы слишком рискованно.
        - Но какие-то меры предприняты?
        - Конечно, - заверил Олмиц. - Под различными предлогами задерживали молодежь, но не препятствовали выезду пенсионеров. Афроамериканцам через третьих лиц организовали туры по льготным ценам.
        Президент кивнул, но не проронил ни слова. На экране видно, как почти одновременно с авианосца, линкоров и плавучих зенитных батарей сорвалась вторая волна крылатых ракет, сразу же прижались к воде, понеслись над поверхностью. У берега поднялись и помчались над самыми верхушками деревьев.
        Рядом шумно дышит Гартвиг, лицо налилось кровью, на лбу блестят мелкие капельки. АЭФ, которому он уделял наибольшее внимание, развернулось над Израилем во всю мощь. И вообще, несмотря на впечатляющую мощь одновременного запуска тысяч крылатых ракет с авианосцев и линкоров, он лучше всех понимал, что основной ударной силой служит специаль-но созданное экспедиционное авиакосмическое оперативное соединение из трех авиакрыльев. 43-е авиакрыло состоит из семи тяжелых бомбардировщиков В-52Н, разведчиков U-2S, истребителей F-15C/E и летающих танкеров КС-135. 56-е авиакрыло сформировали из истребителей-бомбардировщиков F-16C, «невидимок» F-117A, штурмовиков А-10, летающих радаров, командных пунктов АВАКС, самолетов радиоэлектронной борьбы ЕС-130Н, воздушных заправщиков. Наконец, в 346-е авиакрыло вошли разведчики RC-135 и снова небесные танкеры.
        На одном из экранов появились цифры, сообщающие, что обрушены все мосты, ангары, электростанции. Гартвиг и Юмекс переводили взгляды с одного экрана на другой, оба довольные и сияющие. Тревожное выражение постепенно сошло с лица Гартвига. До этого момента он то страшился, что вдруг какие-то непредвиденные обстоятельства в последний момент помешают нанести по Израилю сокрушительный удар, то опасался, что коварные израильтяне как-то ухитрятся защитить свои уязвимые места, но теперь, фу, от сердца отлегло…
        На всех экранах клубится пыль, со спутника то и дело поднимают точку обзора, так что клубы пыли выглядят застывшими кротовьими кучками. Однако эти кучки медленно разрастаются, разрастаются, сливаются краями с другими, спутник поднимает еще выше, но и оттуда видно, что весь Израиль покрыт этой страшной пылевой тучей, сквозь которую то и дело прорываются красно-черные языки огня и дыма.
        Глава 5
        Земля дрожала и содрогалась от грохота. Теперь Стивен понял, почему для них укрытие выбрано так далеко не только от города, но даже от любых сараев.
        Воздух ревет и скручивается тугими волнами: крылатые ракеты идут так густо, что едва не задевают друг друга крыльями. Не остается ни единой постройки, в которую не бьют крылатые ракеты, выпущенные с кораблей, самолетов, а россыпи бомб, направляемые в полете со спутников, идут точно на цели, выбираемые прямо на ходу.
        Когда показалось, что выдалась секунда, где поменьше рева и грохота, он выглянул и не поверил глазам. На том месте, где Иерусалим, одно громадное пылевое облако, в котором то и дело вспыхивают красные огни взрывов.
        Он быстро настроил фильтры на очках, пыль исчезла, а вместо прекрасного города - мертвые руины, даже не обломки стен, а крошево перемолотых бетонных плит, устилающее все пространство, где был город. И в это мертвое безжизненное поле все еще бьют бомбы, поднимая мощными взрывами сотни тонн обломков, которые потом с ускорением рушатся в появившиеся котлованы…
        Крис выглянул рядом, глаза как блюдца, прохрипел пересохшим ртом:
        - Ну дают… Бомбы девать некуда.
        Выглянул и Дэн, ахнул:
        - А ведь такое же сейчас… и в Тель-Авиве! И в Хайфе…
        И везде, подумал Стивен обреченно, где города, села, поселения или даже одинокий охотничий домик. Крылатых ракет и бомб накопилось неимоверно. Значит, принято решение избавиться от них вот таким способом…
        Еще три волны крылатых ракет, затем небо задрожало от тяжелого гула… не самолетов, те в стратосфере, а от сотен тысяч бомб, что устремились к земле.
        Снова все вжались на дно траншеи, чувствуя, как поверху перекатываются волны горячего сухого воздуха. Сильно пахло горелой резиной и горящим железом.
        Несколько часов они лежали, не высовываясь из-за камней, воздух стал горячим, как в плавильной печи, иногда слышался шелест, будто быстро пролетает птица, так рвут воздух осколки на излете, потеряв скорость.
        Стивен пытался понять, что же бомбят так близко, укрытие их выбрано с таким расчетом, чтобы даже промах по военному объекту их не задел, неужели ракетами бьют по какому-нибудь одинокому джипу с простым патрулем?
        В ухе послышался сигнал, деловой голос произнес:
        - Принимайте груз.
        Стивен спросил:
        - Когда?
        - Через… пятнадцать, нет, даже двенадцать минут. К вам уже летят.
        Стивен начал прислушиваться уже через десять минут, сказывалось потрясение, а ровно через двенадцать минут из-за ближайшего холма вынырнул транспортный вертолет. Он пронесся, как ракета, моментально завис над их укрытием и быстро опустился так, что широкий проем люка оказался в двух шагах от траншеи.
        Из вертолета выпрыгнули два «титана». Один быстро отдал честь Стивену, и оба начали быстро и ловко выгружать уже открытые ящики. Из вертолета им подавали все новые и новые, а Стивен, как и его команда, с восхищением и некоторым страхом смотрели на этих чудовищ. Разум отказывался признавать их людьми. Их бронежилеты, срастаясь и превращаясь в непробиваемые доспехи, в конце концов обзавелись экзоскелетами, так что один такой коммандос в состоянии, например, поднять бронетранспортер и переставить его, скажем, через забор.
        Более того, часть их оснащена ко всему еще и ранцевыми двигателями, с их помощью можно не только перепрыгивать рвы, завалы и трех-четырехэтажные здания, но и очень быстро захватывать крыши домов и вообще господствующие высоты. А если учесть, что такие неуязвимые и могучие, как боги, сверхкоммандос зачем-то снабжены еще и боевой раскраской, что автоматически подстраивается под цвет окружающей местности, то просто голова идет кругом от непонимания: зачем? Или это заодно и широкомасштабные учения?
        - Готово, - произнес один из «титанов». - Расписки не требуем.
        - И отчетность не понадобится, - добавил второй оптимистически.
        Оба засмеялись и запрыгнули в вертолет, тот стремительно скакнул в небо, словно гигантский кузнечик. Стивен успел заметить еще целую гору таких ящиков.
        - Налетай, - сказал Крис и первым принялся вытаскивать и напяливать на себя технологически продвинутый доспех. - Это же не латы, а… Что за хрень у этих жидаев на звездолетах, а вместо доспехов - тряпки. Вот сейчас бы потягаться с инопланетянами!
        - Иудеи, - пояснил Дэн, - те же инопланетяне. Так что будь начеку.
        И сам засмеялся, хоть и несколько нервно. Стивен быстро надевал спецбронежилет, стараясь не выказывать дрожь. Все коммандос прошли спецподготовку, при них можно зарезать сто детей - не дрогнут, даже пульс не подскочит, но сейчас все какие-то суетливые, дерганые. Все готовы хладнокровно сражаться с любым противником и в любых количествах, но им дали возможность наблюдать уничтожение целой страны.
        Крис как услышал его мысли, повернулся, лицо напряженное, спросил:
        - Шеф, а мы… зачем?
        Стивен ответил коротко:
        - Будем ждать команды.
        - Нам было велено захватывать телецентр, - напомнил Крис. - А команде Тортвига - здание кнессета.
        - Это был приказ-обманка, - ответил Стивен хмуро, неприятно, когда тебя дурачат.
        Дэн смотрел на Стивена так же внимательно.
        - Шеф, для вас это тоже новость?
        - Да, - ответил Стивен коротко.
        Крис вздохнул:
        - Никому не доверяют.
        Еще бы, мелькнуло у Стивена горькое. Какая же громадная деза была запущена и умело внедрена! Понимали прекрасно, что приготовление к войне не скрыть, потому провели нарочито показушно, объявляли о посылке военно-морского флота, о перебазировании к границам Израиля бронетанковых частей, даже заслали огромное количество коммандос, десантников и спецвойск на территорию Израиля, зная прекрасно, что тому станет известно, и это тоже будет расценено как один из способов давления…
        - О черт! - вскрикнул Крис.
        На небольшой высоте в их сторону быстро двигается огромная стая стальных головастиков, такими выглядели боевые вертолеты с земли.
        Стивен тоже на миг ощутил импульс броситься в укрытие, слишком уж грозно выглядят бронированные машины, ощетинившиеся крупнокалиберными пулеметами, пушками и ракетными установками.
        - Туристов везут? - спросил Дэн. - Там же ничего не осталось!
        - Надень шлем, - велел Стивен.
        Остальные, уже в шлемах, по его взгляду опускали прозрачные щитки. Стивен скользнул по напряженным лицам, пытался переждать, пока над головой перестанут грохотать тяжело груженные поезда, но вертолеты двигаются волна за волной, за истребителями танков идут многоцелевые, затем - транспортники, снова охотники за уцелевшей техникой, и Стивен знаками велел включить связь, прокричал:
        - В укрытие!.. Будем ждать приказа!
        В наушниках раздался болезненный вскрик Криса:
        - Командир, чего кричишь? У меня уши чуть не лопнули.
        Стивен ощутил неловкость, указал на темное от вертолетов небо. Первый эшелон уже скрылся из виду, но из-за горизонта появляются все новые тучи мошкары, так они выглядят отсюда. Коммандос прыгали в укрытие, сталкивались, однако Стивен не услышал характерного металлического звона: материал скафандра глушит любые звуки.
        Он быстро проверил жизнеобеспечение, работу сервомоторов, в какие-то моменты чувствовал себя несколько глупо: мощь, как у шагающего экскаватора, но в то же время нелепо вот так стоять среди голых камней, когда тебе абсолютно ничего не угрожает.
        Они залегли между камней, странно и нелепо прятаться в скафандрах высшей защиты вот так, когда с голой грудью ходили в бой и побеждали, но сейчас из-за каждого погибшего американца с кого-то наверху спускают шкуру, так что лежи и жди, солдат, ты обошелся казне в полмиллиона долларов, потерять тебя жалко.
        Земля ощутимо вздрагивала, тяжелый гул, подобно землетрясению, прокатывался под ногами, словно подземные боги пробиваются наверх.
        Крис то и дело ерзал, приподнимался, выглядывал. Все уже подняли щитки, а то как будто друг от друга прячут лица, Крис спросил с неудовольствием:
        - И долго так будем прятаться?
        - Пока не получим приказ действовать, - ответил Стивен.
        - Действовать? Там даже мухи не выжили!
        Стивен ответил устало:
        - Кто знает… Горы ж не бомбили? Разве что ракетные установки и всякие ПВО. Вполне могут оказаться мобильные группы, которых налет застал на пути из одной точки в другую. Точки разбомбили, а они… уцелели.
        Дэн подал голос:
        - От той тучи вертолетов, что прямо солнце закрыла, ничто не укроется. Даже если в землю зароются, теперь такая аппаратура, что на пять метров вглубь видит.
        Послышались голоса, что Дэн прав, хоть с виду и дурак, Стивен прикрикнул:
        - Всем тихо! Будем ждать приказа. Все видели, как внезапно изменили сценарий?.. Кто знает следующий шаг? Может быть, еще и дустом протравят!
        - Господи, - ответил устрашенный Дэн, - тогда лучше сидеть тихо, как мыши. Все-все, я самая тихая и смирная на свете мышь.
        Коммандос притихли, Стивен видел посерьезневшие лица, мало кто испугается выстрела в упор, но перед всякими отравляющими газами любой человек чувствует тихую панику.
        Он присматривал за Вайсом, тот с момента ужасающей бомбардировки ведет себя, как сомнамбула. Самый яростный борец против хасидизма не может понять, за что истребили и остальных израильтян, которых уже не отличишь от американцев или европейцев. Которые давно вписались в человечество, растворились в нем, а «евреи» только потому, что в этом человечестве есть еще и поляки, немцы, французы и даже какие-то совсем экзотичные эстонцы и вепсы.
        Крис посматривал на него с глубоким сочувствием, подсел рядом, пару раз толкнул плечом.
        - Вайс, не спи. А что, мы давно ковровыми бомбежками превращали Дрезден в такую же груду щебня? Или атомными бомбами сожгли Хиросиму и Нагасаки?
        Вайс прошептал:
        - То другое дело… и другое время…
        Крис сказал иронично:
        - Что, немцев и джапов можно, а евреев - нельзя? А где же равноправие? Пятьдесят лет минуло - это крохи. Зато теперь и масштабы побольше…
        - Не город, а страна, - поддержал Дэн. - Впрочем, что это за страна?.. У нашего командира ранчо побольше.
        - В самом деле? - заинтересовался Крис.
        Стивен отмахнулся:
        - Да ерунда. Обычное ранчо.
        - Сколько гектаров?
        Стивен покачал головой:
        - У нас старое ранчо. В старину каждый брал земли сколько хотел. Наш прапрадед, когда приехал на те дикие земли, выбрал хорошую уютную долину: с двух сторон горы, с одной - река. Это чтоб границы его владений было видно ему самому…
        Один из коммандос, старый и опытный ветеран, с трудом пробившийся в эту группу, чтобы повоевать напоследок, время от времени оглядывался на угнетенного Вайса, спросил у Стивена:
        - А на хрена было уничтожать именно хасидов?
        - Алан, - сказал Стивен, - ты же знаешь, что уничтожали, как видишь, военную технику. Ну, заодно и живую силу… противника.
        Алан кивнул, но глаза исподлобья изучали Стивена так, как будто впервые видел командира, с которым побывал уже в десятке горячих мест.
        - А я слышал, что надо уничтожить именно хасидов.
        - Их надо тоже, - признал Стивен. Озлился, что юлит перед подчиненными, которые видят его насквозь. - Если честно, то их - в первую очередь!
        - Почему?
        - Потому что именно от них идет весь расизм, все их… Господи, прости за эти затасканные слова, человеконенавистничество!.. Вы смотрели, что Крис накопал в Сети?.. Смотрели!.. Так вот я вам покажу, за что их изгнали!
        Он раскрыл комп, быстро отстучал ключевые слова, поисковая машина мигом отыскала по его запросу файл. Стивен открыл его, все, кто заглядывал через плечо, увидел длинный перечень законов, последний под номером сто, однако Стивен выделил только несколько, вывел на экран крупным шрифтом и отодвинулся.
        Крис первый начал вчитываться, выругался, дальше читал молча, только сопел и сжимал кулаки. Коммандос читали и мрачнели.
        По экрану двигался текст, повинуясь движению пальца Криса, все видели четкий и ясный текст:
        «Шулхан арух» составлен Иосифом Каро, раввином в палестинском городе Цафет (Шафет) (род. 1488 г., ум. 1577 г.).
        «Шулхан арух» (в переводе «Накрытый стол») стал сборником законов, который пользуется у евреев чрезвычайным почетом и является действующим повсеместно (независимо от страны пребывания евреев) юридическим сводом законов, непреложных для каждого еврея.
        Закон 3.
        Молитву «Иадиш» (она начинается словами: «Ииегаддал вейиекадаш», т.е. «Вознесен и освещен», отсюда и само название «иадиш») дозволяется читать лишь там, где десять евреев находятся вместе, а это должно быть таким образом, чтобы ни одна нечистая вещь, как, например, навоз или акум, не разделяла их друг от друга.
        Закон 4.
        Когда попадается навстречу акум с крестом, тогда еврею строго запрещается наклонять голову, хотя бы именно в эту минуту он молился. Если бы даже в своей молитве он дошел до такого места, где ему необходимо преклонить голову (в молитвах евреев есть некоторые места, где они обязательно наклоняют голову), то он все-таки должен избежать этого.
        Закон 12.
        Всякая работа в шабаш, которую можно завершить для спасения еврея от смерти, не только дозволена, но даже обязательна. Когда, стало быть, в шабаш дом или куча камней обрушится на еврея, тогда дозволено убирать эту кучу и спасти жизнь еврея, лежащего под нею. Даже когда несколько акумов лежат вместе с евреем под этою кучею, и акумы, если бы мы спасли еврея, спаслись бы также (а это именно, т.е. спасение акума от смерти, даже в будень, как мы увидим далее, считается большим грехом), все-таки, чтобы спасти еврея, надо убрать кучу камней.
        Закон 13.
        Еврейской акушерке не только разрешено, но она обязана помогать в шабаш еврейке и при этом совершить все, что при иных условиях оскверняло бы шабаш. Наоборот, помогать акумке (христианке) запрещается даже, когда это возможно было бы сделать без осквернения шабаша, ибо она должна рассматриваться как животное.
        Закон 14.
        Накануне Пасхи (в последний вечер перед Пасхой) каждый еврей обязан читать молитву «Шефох» (в которой взывается к Богу, чтобы Он излил свой гнев на гоев). И если евреи прочтут молитву с благоговением, то Господь, без сомнения, услышит их и пошлет Мессию, который изольет свой гнев на «гоев».
        Закон 15.
        В праздники, когда запрещается всякая работа, запрещено и стряпанье; каждому разрешается изготовлять лишь сколько ему необходимо для еды. Тем не менее когда ему надо готовить для себя, дозволяется в тот же горшок прибавлять кушанья и больше, чем нужно для него самого, даже если прибавляемое назначено для собак, потому что мы обязаны давать жить и собакам. Прибавлять же кушанья для акума строго запрещается, так как мы не обязаны давать ему жить.
        Закон 16.
        Во время Халгомоэда (праздника евреев, выпадающего на весну и осень) всякая торговая деятельность строго воспрещается, однако дозволено ростовщичествовать с акумом, так как лихоимствовать с акумом приятно Господу Богу во всякое время.
        Закон 17.
        Когда где-нибудь появится чума, вследствие чего много людей становится жертвою эпидемии, тогда евреи должны собираться в синагоге и, не евши и не пивши, весь день молиться, чтобы Иегова сжалился над ними и избавил их от чумы. Когда же чума появилась среди животных, тогда этого делать не надо, за исключением того случая, когда она возникла среди свиней, так как их внутренности походят на внутренности людей, а также, когда чума появилась среди акумов, потому что и их телосложение походит на человеческое.
        Закон 18.
        В праздник Амана все евреи должны читать благодарственную молитву «Арур Аман», в которой говорится: «Да будет проклят Аман и все акумы и да будет благословен Мордохей и все евреи».
        Закон 21.
        Не подобает еврею быть свидетелем со стороны акума против другого еврея. Поэтому, когда акум взыскивает деньги с еврея, а еврей отрицает свой долг акуму, тогда другому еврею, который знает, что акум прав, запрещено быть свидетелем в его пользу. Когда же еврей нарушил это предписание и стал свидетелем со стороны акума против еврея же, тогда Беф-дин (раввинское присутствие) обязан исключить его из общины (т.е. подвергнуть его анафеме).
        Закон 23.
        Свидетелями могут считаться лишь те, которые именуются людьми. Что же касается акума либо еврея, который сделался акумом и который еще хуже (природного) акума, то они никак не могут считаться людьми, стало быть, и их свидетельские показания лишены всякого значения.
        Закон 24.
        Когда еврей держит в своих когтях акума (в халдейском стоит выражение ма аруфия, т.е. обдирать, беспрестанно обманывать, не выпускать из когтей), тогда дозволяется и другому еврею ходить к тому же акуму ссужать ему в долг и, в свою очередь, обманывать его так, чтобы акум, наконец, лишился всех своих денег. Основание в том, что деньги акума суть добро, никому не принадлежащее, а первый, кто пожелает, тот и имеет полное право завладеть ими.
        Закон 28.
        Когда еврей ведет дело с акумом, и придет другой еврей и обманет акума, все равно как: обмерит ли, обвесит или обсчитает, тогда оба еврея должны поделиться таким ниспосланным от Иеговы барышом.
        Закон 31.
        Строго запрещается еврею обманывать своего ближнего, и обманом уже считается, когда он лишает его шестой части ценности. Кто обманул своего ближнего, тот должен все вернуть назад. Само собой понятно, что все это имеет место лишь среди евреев. Обманывать же акума еврею дозволяется, и он не должен возвращать акуму того, насколько он обманул его; потому что в Святом Писании сказано: «Не обманывайте вашего ближнего брата»; акумы же не братья нам, а напротив, как уже значится выше, они хуже собак.
        Закон 34.
        Еврей, нашедший что-нибудь, - будь это предметы одушевленные или неодушевленные, обязан возвратить их собственнику. Само собой разумеется, что это относится лишь к еврею, потерявшему что-нибудь. Когда же находка принадлежит акуму, тогда еврей не только не обязан возвращать ее, а напротив, считается тяжким грехом что-либо возвратить акуму обратно, разве это делается с тою целью, чтобы акумы говорили - «евреи порядочные люди».
        Он перевел дыхание, сказал со злостью:
        - А вот на этот еврейский закон обратите внимание:
        «Закон 55.
        Еврею не дозволено торговать нечистыми предметами (например, свиньями, вещами из храма и т.п., как мы увидим далее), но отобрать их у акума (т.е. не покупкой, а чрез взятие под видом уплаты вымышленного долга) разрешено, так как всегда хорошее дело урвать что-нибудь у акума».
        Стивен дождался, когда Крис докрутил до конца выделенного текста, сказал раздраженно:
        - Здесь сто этих законов, один другого оскорбительнее для неевреев. И такими вот законами пропитаны все их труды! Понятно же, что нормальные евреи стыдятся таких правил. И всегда стыдились. Потому оегипичивались, овавилонивались, эллинизировались, сейчас американизируются, чтобы их не считали такими же! Если мы вырвем корень расизма, а этот корень - хасидизм, то евреи станут просто одним из народов и не будут вызывать такой ненависти!.. Мы ведь, по сути, миротворцы, забыли? Если и проливаем кровь, то это кровь бандитов, террористов, тиранов, после истребления которых народы начинают жить свободно!
        Дэн посмотрел на часы, на небо, внезапно выругался зло и грязно.
        - До каких же пор будем отлеживать бока в этой норе?
        Стивен ответил невесело:
        - Сколько скажут. Мы на службе, а не в туристической прогулке, если ты еще не забыл. За это нам платят. И то, что творится по всему Израилю, - совсем не весело.
        Дэн сказал зло:
        - Одно утешает, наши как-то отыскали все бомбы.
        Крис кивнул, сказал задумчиво:
        - Думаю, если бы хоть одну не нашли, проклятая жидовня все равно рванула бы на всю Америку.
        Стивен молча наклонил голову, в черепушку никак не идут идеи, как удалось все-таки так молниеносно отыскать и обезвредить все сорок атомных бомб. Судя по лицам коммандос, тоже ломают головы. Конечно, счастливы и горды: спецслужбы Америки снова подтвердили свой высочайший класс, получилось быстрее и круче, чем показывают в Голливуде, там постоянно спасают мир от заложенных атомных бомб.
        Раздался сигнал вызова, голос Дугласа прямо в ухе сказал весело:
        - Стивен, первый налет окончен. Приступайте к выполнению уже своей работы. В кратчайшие сроки зачистить город! Обезопасить от любых попыток сопротивления.
        Стивен спросил невольно:
        - Что, будет и второй налет?
        - Конечно, - ответил Дуглас. - Но уже по вашему вызову.
        Стивен поднялся, взгляд на этих инопланетян в несокрушимых скафандрах.
        - Оружие к бою, - скомандовал он и снова почувствовал тянущую пустоту в груди. - Уж как-нибудь обойдемся без крылатых ракет.
        Глава 6
        Гесиона шла красиво и свободно, уже не иудейская девушка, а эллинка с прямой спиной и развернутыми плечами, что спокойно и с достоинством встречает мужские взгляды. Гибкая высокая шея горделиво держит голову с распущенными волосами, вещь абсолютно недопустимая для иудейки, те должны ходить с покрытыми волосами и робкими взглядами.
        Химатион подчеркивал ее юную гибкую фигуру, Неарх залюбовался ее стройным станом и гордой походкой, но внизу со стороны дороги громко и требовательно прозвучал сигнал трубы, Неарх в удивлении оглянулся. Громко и в такт топая ногами, по дороге идут, выбивая пыль из обуви, тридцать закованных в железо воинов. Литые шлемы с узкими прорезями для глаз выглядят масками смерти, высокие гребни треплет ветерок, солнце блестит на панцирях, на поножах и на широких наплечных латах, и особенно ярко - на широких стальных наконечниках копий.
        За отрядом четырнадцать рабов несут роскошные носилки, полог небрежно отодвинут, Неарх успел увидеть грузного человека в белой тунике, лицо обрюзглое, три жирных подбородка опускаются на грудь. Похоже, хозяин спит, а рабы, зная это, старались нести носилки как можно аккуратнее. За носилками так же заученно идет в ногу такой же точно отряд, тридцать прекрасно обученных македонских солдат, которые, правда, даже не знают, в какой стороне эта Македония, но всех наемников, будь они сирийцы, финикийцы, египтяне или еще какие народы, привычно называют македонцами из-за их умения быстро перестраиваться в знаменитую македонскую фалангу.
        Неарх смотрел вслед железной колонне, за спиной послышался скрип гравия. Не оборачиваясь, он уже знал, что подходит Гургис, старый мудрый Гургис, с которым в молодости так хорошо было вести торговые дела, а теперь, по прошествии многих лет, так же хорошо вести неспешные философские беседы в тени олив или под сенью роскошного платана.
        Гургис сразу замедлил шаг, едва переступил границу между светом и тенью, Неарх приветствовал его ленивым взмахом руки. Гургис подошел, тяжело отдуваясь, сбросил хитон и, оставшись по греческому обычаю нагим, с удовольствием сел, прислонившись голой потной спиной к прохладной мраморной колонне.
        - Сумасшедший город, - сказал он раздраженно. - Сумасшедший народ!.. То ли от жары все озверели, готовы друг другу глотки грызть, то ли они всегда такими были…
        Неарх хмыкнул:
        - Как и мы.
        - Как и мы, - согласился Гургис. - Боги, да они все исходят желчью! И сами не могут сказать, что их бесит. Но готовы вцепляться друг другу в глотки по любому поводу и без повода. Неужели и мы были такими?
        Неарх вздохнул:
        - Еще какими. Стыдно вспомнить…
        Он все еще провожал взглядом уходящих солдат, Гургис хотел пошутить насчет не той карьеры, которую выбрали, могли бы в солдаты, но увидел, как хмурится старый друг, поинтересовался:
        - Кто это, вызвавший высокое внимание философа? Он должен гордиться…
        Неарх ответил почти нехотя:
        - Таркуд. Новый наместник Палестины.
        Гургис махнул рукой.
        - А что он тебе? Даже если один наместник не похож на другого, что просто невероятно, разве философа это должно трогать?
        Неарх покачал головой:
        - Не в том дело. Ты же знаешь, Антиоху позарез нужны деньги…
        Гургис угрюмо промолчал. Сейчас оба вспоминают золотое время, когда правил Антиох III, отец нынешнего правителя Антиоха Эпифана. Антиох III абсолютно не вмешивался в жизнь Иудеи. Его наследник Селевк IV тоже не вмешивался, но жизнь, как говорится, заставила: римляне нанесли поражение Антиоху и наложили за его царство тяжелую контрибуцию. Пришлось срочно добывать деньги для уплаты, и Антиох III был убит, когда в Элимаиде грабил храм Бела.
        Его сын, унаследовавший трон, обратил жадный взор на богатую Иудею, так разбогатевшую торговлею по всей его необъятной империи. Он попытался захватить сокровища Иерусалимского храма, увеличил подати, послал по стране рыскать тысячи сборщиков налогов. И уже началось недовольство и даже первые столкновения местного населения с властью. Не с эллинами, а с властью, что одинаково несправедлива как к эллинам, так и к иудеям.
        Да, в самом деле было золотое время Александра Македонского и его первых полководцев, унаследовавших его империю. С первых же его побед началась мощная и стремительная эллинизация Востока. Причем победитель вовсе не стремился силой навязать эллинизм: и без того греческое искусство, наука и весь образ жизни жадно принимали покоренные народы, очарованные красотой и достижениями греческой науки.
        Единственный народ, где местные лидеры призывали не поддаваться очарованию эллинской культуры, это были евреи, но и там почти вся верхушка очень быстро восприняла и гедонизм, и философию культа наслаждения, что пришли как-то незаметно вместе со строгой геометрией и новой теорией, что Земля - шар, что ее радиус уже вычислен и является равным такому-то числу, Луна тоже шар, и до нее столько-то миллионов стадий…
        Греческую философию еврейские верхи не только приняли, к великому негодованию священников, но приняли с жадностью и великим удовольствием. Беспрерывно поглощали всю интеллектуальную пищу, что могли предложить греки, а те уже могли предложить очень много, иудеи по примеру греков строили в своих городах гимназии, где учили иудейских юношей греческим наукам, философии и прививали им греческий образ жизни.
        - Антиох Эпифан укрепляет страну, - сказал Неарх со вздохом. - Для этого он взялся ускорить естественный процесс эллинизации, настроил городов-полисов…
        Гургис покачал головой.
        - Надо было оставить все идти своим путем. Через одно-два поколения здесь не осталось бы ни одного иудея. Даже в диких горах пастухи уже начали учить греческий и принимать эллинские имена. А когда вот так, силой, то начинают ворчать и те, кто давно из иудея стал греком.
        - Но ты-то не ворчишь?
        - Я философ.
        - А других философскому отношению учит жизнь.
        - Ну вот и начинает учить… Только чему научит? Не нравится мне это.
        - Мне тоже, - ответил Неарх. Он вздохнул. - Правда, эллинизация Иудеи завершится быстрее. Уже при нынешнем правителе. Ведь осталось чуть-чуть. А к тем храмам, которые он разрушает, ходят только самые дикие и невежественные из иудеев. Заменить те грязные темные храмы на величественные храмы Зевса, Афины, Аполлона - будут ходить туда, приобщаться к свету и знаниям.
        - Да уж, - возразил Гургис саркастически. - Побегут!
        - Да это и неважно, - отмахнулся Неарх. - Дети их будут ходить. Главное, что эллинская культура берет верх везде, куда проникает. Хотя, конечно, я предпочел бы, чтобы это прошло ненасильственно. Но правители не философы, они все стремятся успеть при жизни!
        Гургис развел руками:
        - Но согласись, что не понеси Александр Великий эллинскую культуру на остриях македонской фаланги, вряд ли она так же быстро распространилась бы по свету!
        Неарх сокрушенно вздохнул.
        - Это верно. Здесь ты, бесспорно, прав. Вот тебе и самое яркое несоответствие между философской мыслью и жестокой действительностью.
        Он тяжело опустился на широкую дубовую скамью, отсюда прекрасный вид на окрестности внизу, а раскидистые ветви платана укрывают от знойного солнца целую площадь.
        Гургис сел рядом, некоторое время молча смотрели вниз на дорогу, где в обе стороны спешат конные и пешие, лошади и ослики смиренно тянут тележки. Хорошо видны виноградники, финиковые и оливковые рощи, глинобитные домики, а с другой стороны - великолепный Иерусалим, возведенный руками греков и эллинизировавшихся иудеев, ставший самым прекрасным городом мира, полным театров, гимназий, академий, стадионов и ристалищ.
        Жители Иерусалима всего за одно поколение забыли, что они евреи. Они с такой жадностью приняли все греческое, что походят на греков больше самих греков. Мужчины бреют бороды и не носят штанов из льна, все одеваются в туники. Греческая культура опьянила их, они упиваются никогда до этого не ведомой геометрией, строят и чертят сложные формулы, от своего языка не просто отказались, а вообще делают вид, что не знают иврита и даже арамейского, у них, дескать, имена греческие, речь греческая, манеры греческие, и сами они чистейшие греки…
        Более того, многие из мужчин прошли сложнейшую и крайне болезненную операцию по уничтожению следов обрезания, настолько стараются удалиться от всего еврейского!
        Греческие города появились во всех уголках страны, а старые изменили облик. Газа и Ашкелон на южном побережье страны стали наиболее эллинизованными городами, Акко - к северу от Карела, такими же городами стали Яффа и Дор. Помимо прибрежной полосы, которую греки предпочитали, греческие города возникли в Восточном Заиорданье, в районе Генисаретского озера.
        Самария так вообще эллинизировалась так быстро и полностью, словно всю жизнь ждала прихода греков. Все, что строится, делается по греческим образцам, даже если строят самые что ни есть иудейские плотники и каменщики. Ни одного дома, ни одного общественного здания не возводится по старым меркам, все-таки даже самый малограмотный плотник в состоянии отличить хорошую постройку от лучшей.
        Уже и в дальних селах иудеи из числа крестьян начинают пользоваться двумя именами: иудейским и греческим. Но постепенно даже они опускают иудейские и начинают пользоваться греческими во всех случаях. Иудея эллинизировалась, и, слава богам, молодежь с восторгом приняла и высокую культуру эллинов, и отношение к человеческому телу, такое непривычное для иудейского мировоззрения.
        Сменится два-три поколения, это миг для народов, и здесь забудут о таком народе, как иудеи, как уже забыли об ассирийцах, перед которыми трепетал весь мир, или о филимистянах.
        Люди простые знают только жизнь своего села, торговцы знают намного больше, но только мудрецы и философы могут помнить о делах настолько далеких, что они уже в легендах, но все это было, было. Много столетий тому Израиль был завоеван ассирийцами, и большая часть его населения была рассеяна. Иудея сохраняла самостоятельность примерно еще одно столетие, после чего и она была завоевана вавилонянами, наследниками ассирийцев, а народ Иудеи подвергся изгнанию.
        Хотя Иерусалим был захвачен и Храм разрушен, народ Иудеи, который стали называть еврейским, сохранил целостность в Вавилонии, а когда Персидское царство одержало верх над Вавилонским, евреям позволили вернуться в Иерусалим и восстановить Храм. Изгнание длилось всего полвека, однако большинство евреев так и осталось в Вавилоне.
        Если раввины упирают на то, что удалось снова сохранить народ, мудрецы в первую очередь не забывают о цене, какую заплатили евреи. То, что лишь пятую часть удалось посулами и угрозами выманить из богатой и щедрой Вавилонии, это еще не самое тяжелое. Но практически все евреи уже успели обзавестись семьями с местными, и вот раввины обходили дома с воинами за спиной и силой разлучали семьи. Еврей должен брать в жены только еврейку, другие считаются незаконными, их следует выгнать за пределы страны вместе с их детьми…
        Плач и стон стояли по всей земле израильской, но раввины были неумолимы, а народ, привыкший им повиноваться, снова принес семейное счастье в угоду… в угоду незримому богу, желания которого раввины трактуют то так, то эдак. Зато все соседние племена воспылали ненавистью к народу, жрецы которого заявили, что люди других народов недостаточно хороши, чтобы иметь высокую честь войти в семью евреев.
        И вот сейчас эта несправедливость заканчивается. Все народы отныне равны. Нет лучших и худших.
        В теплом воздухе звонко стрекочут цикады, сладко и пряно пахнут оливы, хлеба, даже земля пахнет странно и причудливо, словно старым добротным медом.
        Служанка принесла кувшин с охлажденным вином, второй кувшин с ледяной водой и два серебряных кубка, Неарх поблагодарил, как хорошо воспитанный грек, сам налил вина Гургису и разбавил водой, выказывая уважение, затем наполнил свой кубок.
        - Хорошо… Боги в лучшие минуты жизни создали этот напиток…
        - Да уж, это прекрасно!
        Они смаковали вино и благожелательно посматривали в сторону рощи, там иудейские юноши трудолюбиво постигают азы эллинской философии. Еще чуть дальше, на соседней лужайке, немолодой грек увлеченно трактует теоремы Эвклида и Пифагора, а дальше в просвете между деревьями видно скульптора Курция, он рассказывает о божественной гармонии, что пронизывает весь мир, и что задача скульптора, как истинного художника, уловить и воплотить…
        Неарх толкнул Гургиса в бок.
        - На них особенное впечатление произвел миф о Пигмалионе.
        Гургис кивнул:
        - Еще бы! Все эллинские мифы божественно прекрасны.
        - Нет, этот в особенности. Догадайся почему!
        Гургис подумал, спросил нерешительно:
        - Из-за самого акта творения?
        - Вот-вот! У них… у нас… словом, у старых иудеев душу в человека вдохнул всемогущий бог, невероятно огромный, незримый, всевидящий. А здесь простой скульптор, который достиг совершенства, сумел сделать то же самое!.. Эллинский миф говорит, что всякий человек, который в своем умении достигает совершенства, уподобляется всемогущему богу и тоже способен на акт творения. Даже такой, как дать душу изваянию из камня. При условии, конечно, что это изваяние совершенно.
        Неарх кивнул:
        - Да, это для иудеев как гром с ясного неба… Нет, как освежающий дождь на умирающую от засухи землю! Всяк человек чувствует в себе силы творца, но наша иудейская мрачная вера в этого бога запрещает рисовать, лепить, тесать из камня или отливать из металла скульптуры, даже крохотные фигурки!.. Нет, этот народ обречен. И очень хорошо, что мы вышли из него в числе первых.
        Гургис улыбнулся:
        - Иудеи уже массово отказываются от своей жестокой религии. Только в самых дальних горных деревушках, не тронутых эллинской культурой, остались верны старине. И то лишь потому, что не видели ничего греческого.
        - Все меньше работы моэлам, - подытожил Неарх, - разве что в горной деревушке какой невежественный иудей принесет на восьмой день сына на обрезание…
        Гургис усмехнулся:
        - Потом этот сын проклянет отца, ибо операция по сокрытию обрезания стоит дорого.
        - И крайне болезненна, - согласился Неарх. - Да и вообще все это глупо… Все это - вазы, одежда, орудия нашего труда и даже частично наш язык - разве не греки дали нам их? Вернее, разве не у греков мы все это взяли? С другой стороны, отсюда поступает самое дивное стекло, которое иудеи варят прямо там же, где копают: на берегу Мертвого моря. В другие страны идет драгоценный кедр, славящийся красной древесиной, ароматной и прочной, корабли чужестранцев едва не зачерпывают воды бортами, нагруженные огромными кувшинами с оливковым маслом, отсюда идут лучшие краски, папирус и пергамент. А сами крестьяне… далеко не худшие в мире!.. быстро научились всему, что хитроумные греки измыслили для высоких урожаев хоть зерна, хоть масличных или оливковых…
        - Все бы хорошо, - вздохнул Гургис, - если бы не нынешний правитель…
        Неарх тоже вздохнул:
        - А где ты видел мудрых, действительно мудрых правителей? Он уже тем хорош, что принял от отца разоренную страну, а сумел создать могучее государство…
        Оба помолчали, каждый думая о своем. Антиох с первых же дней начал вмешиваться в дела Иерусалима. Сперва сместил первосвященника Хоньо и назначил его брата Язона, который угодливо пообещал собирать в царскую казну податей вдвое больше, но вскоре некий Менелай попросил у Антиоха эту должность и сразу же уплатил в казну все подати из своего состояния плюс добавил огромную сумму сверху.
        Антиох, отчаянно нуждавшийся в деньгах, тут же передал ему должность, хотя тот не был из династии первосвященников, никак не мог занимать эту должность иначе, как имея за спиной длинные копья македонской фаланги.
        Неарх и Гургис, наблюдая торжественный въезд нового наместника Палестины в Иерусалим, не могли и подумать, что тот по прямому приказу Антиоха первым делом ограбит Иерусалимский храм. Стремясь завершить полную эллинизацию, Антиох приказал запретить все иудейские обряды, и отныне каждый иудей, который совершал обрезание, соблюдал субботу или отказывался есть свинину, должен быть казнен на месте. По всей Иудее и без того опустевшие и заброшенные храмы были разрушены и снесены до основания. Возводились прекрасные, величественные храмы Афины, Аполлона, Прометея, Афродиты, Нептуна…
        Центральный Храм в Иерусалиме, ранее разграбленный, был осквернен гогочущими солдатами: втащили на алтарь огромную свинью, зарезали ее там, залив все свежей кровью, потом сварили тут же в Храме и заставили присутствующих левитов есть вареное мясо. С этого дня в Иерусалиме не осталось ни единого иудейского святилища, везде красиво и величественно поднимались беломраморные статуи греческих богов, покровителей наук, искусств, культуры.
        - Величайшая глупость, - сказал Неарх раздраженно. - Я не говорю уже о том, что это безнравственно…
        - Глупость, - согласился Гургис.
        Неарх быстро взглянул в его посерьезневшее лицо:
        - Думаешь, будут последствия?
        - Наверняка, - сказал Гургис. - Ты же знаешь наш народ.
        Неарх кивнул, отметив, что Гургис впервые за долгое время сказал «наш народ», хотя до этого времени говорил «этот народ», «эта страна».
        - Знаю, - буркнул Неарх. - Из одного упрямства некоторые… сам понимаешь.
        - Понимаю, - согласился Гургис. - Как же один дурак, если он на самом верху, может все испортить!
        В его словах была горечь, хотя, конечно, Антиох далеко не дурак, оба понимали. Он принял от отца нищее и разоренное войнами государство, восстановил его мощь, наладил экономику, а потом в ответ нанес соседям несколько сокрушительных поражений, и только вмешательство римлян помешало даже Египту стать малой частью могущественного царства Селевкидов, которым правил Антиох.
        Гений экономики и военной стратегии умел концентрировать внимание на главных вопросах, не обращая внимания не мелочи. Одной из таких мелочей было пренебрежение чувствами населения. Тем более не всего населения, а крохотнейшей части его необъятного царства, в далекой и крохотной Иудее…
        Глава 7
        Служанка традиционно принесла кувшин уже с вином и два новых кубка, престарелые философы неспешно потягивали охлажденное вино, Неарх первым насторожился, вытянул шею. Гургис проследил за его взглядом. На холм поднимался величественный старик, одежды разорваны, волосы и борода в беспорядке.
        Мататьягу, вспомнил Гургис. Имя довольно редкое, потому и запомнил этого горца, что много лет тому забирал из гимназии своего сына.
        Горец изменился мало, только редкая в те годы седина совсем посеребрила голову и почти все волосы в такой же роскошной бороде, что по-прежнему закрывает всю грудь.
        Горец еще издали воскликнул:
        - Но почему? Почему?.. Я редко покидаю свое село, но сыновья мои побывали в других странах: там блюдут свои обычаи, поклоняются своим богам, священники исполняют свои обряды… И во всех землях и народах, подвластных эллинскому миру, никто не притесняет другие верования. Так почему же истребляют нас, иудеев? Почему нам нельзя соблюдать свои обычаи и молиться своему Богу?
        Неарх и Гургис переглянулись, Неарх отвел взгляд, а Гургис ответил с неловкостью:
        - Ты старый человек, должен понимать.
        - Что я должен понять?
        - То, что записано в ваших книгах, - сказал Гургис. - Когда-то они были и моими, но я не могу смотреть на греков и другие народы свысока и говорить себе, что я лучше их просто потому, что я - иудей, а они - нет. Это нехорошо, безнравственно и просто… глупо. Но иудеи держатся за эту идею, а другие народы за это их ненавидят.
        Неарх поднял взор, вздохнул и развел руками:
        - Антиох, конечно, не сахар. Он поступает… нехорошо. Но его вынудили своим упрямством и сопротивлением.
        - Мы исправно платим налоги!
        - Подчиняясь силе, - напомнил Неарх. - Только силе. Но вы также считаете только себя избранным народом, а остальных - свиньями, среди которых приходится жить, с которыми приходится считаться, как с дикими и опасными животными, но которых можно обманывать, брать их имущество, перед которыми не обязательно держать слово… И вы полагаете, другие народы с этим смирятся? Все проглотят оскорбление?
        Мататьягу попытался сказать слово, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Он закашлялся, махнул рукой, на глазах выступили слезы.
        - Вас не любят, - закончил Неарх печально и с некоторым сочувствием. - Не любят в ответ на ваше отношение. Потому лучшие и наиболее совестливые из иудеев отринули вашу злобную религию и обратились к светлой эллинской, в которой все народы свободны и равны. Потому множатся в ваших городах и селах эллинские храмы, потому ваши юноши так охотно обучаются в наших гимназиях…
        Мататьягу брезгливо передернул плечами. Лицо его было бледным и решительным. Гургис чувствовал, как вино, хоть и сильно разбавленное, постепенно делает мысли легкими, а взгляд на мир становится все более отстраненным и философским.
        - Перестань надрывать сердце, - посоветовал он. - Кстати, хоть ты и в возрасте, но у нас даже престарелые мужи занимаются атлетикой. А ты что-то слишком костляв, дружище. Тебе надо позаниматься с нашими атлетами… У тебя широкие плечи, неплохая грудь, нужно только выпрямить ее и нарастить немного мяса. Я имею в виду не просто мяса, а хороших мускулов. Ты посмотри на этих атлетов! Какие красавцы, не так ли?
        Мататьягу проследил за его рукой. Из залитых солнцем дверей гимназии вышли обнаженные до пояса пятеро юношей. Тугие мышцы красиво играют под чистой здоровой кожей, они весело хохотали и толкали друг друга. Грудные мышцы, развитые специальными упражнениями, эффектно взбрыкивали при малейшем движении мускулистой руки, а на животе у каждого красиво выступают по шесть кубиков.
        - Позор, - глухо сказал Мататьягу.
        - Почему? - удивился Гургис. - Позор быть красивым и сильным?
        Мататьягу сказал горько:
        - У них только тело красивое и сильное.
        Неарх подсказал:
        - В здоровом теле - здоровый дух.
        - Мы не вмешиваемся в ваши дела, - прошептал Мататьягу. - Почему вы вмешиваетесь в наши? Эти юноши, я узнал их, сыновья моих старых знакомых… Они должны сидеть сейчас за изучением Торы, а не состязаться, кто дальше прыгнет, кто дальше метнет диск!
        Гургис сказал так же мягко, хотя чувствовал, как внутри начинает закипать раздражение:
        - Нам открыт необъятный эллинский мир, в котором весь Израиль - всего лишь песчинка. И мы уже занимаем в этом мире достойное место: даже у царя Антиоха несколько советников из числа иудеев, в некоторых эллинских городах иудеи уже заняли очень важные должности… а вы цепляетесь за крохотную страну, своим высокомерием оскорбляющую весь остальной цивилизованный мир?
        Мататьягу воздел руки к небу, потряс ими с такой силой, что Гургис невольно посмотрел наверх: не трясет ли фанатичный старик небосвод, однако над головой мирно застыли широкие ветви платана, между ними проглядывают редкие звезды.
        - Как может быть мир цивилизованным, - воскликнул Мататьягу, - если в нем множество богов?
        Неарх и Гургис переглянулись с улыбками, Гургис ответил весело:
        - А что боги для умных людей?.. Простые люди все культы искренне считают одинаково истинными, философы - одинаково ложными, а власти - одинаково полезными. Это прекрасное отношение, все в гармонии, полное религиозного согласия, никто никому не мешает отправлять их религиозные… церемонии. Разве это не прекрасно для процветающего общества?
        Мататьягу упорно смотрел на величественное и прекрасное здание гимназии. Оттуда вышла новая группа разгоряченных борьбой обнаженных юношей. Они подставили пышущие жаром потные тела свежему ветерку.
        - Нет, - ответил он с угрюмостью в голосе. - Господь один.
        Гургис сказал увещевательно:
        - Важно ли это? Разве добро и согласие не то, к чему должны стремиться в любом обществе?
        Мататьягу покачал головой:
        - Нет.
        - Нет? Почему?
        - Есть цели выше.
        Гургис расхохотался:
        - Цели?.. Цели бывают у полководцев, царей, великих деятелей, но какие цели у простого народа? Они просто живут. И нужно сделать так, чтобы жили мирно и счастливо.
        Мататьягу снова покачал головой:
        - Нет.
        - Почему?
        - И простые люди не должны жить, как животные, - ответил он резко. - Это они, животные, просто живут. И хотят жить мирно и счастливо. Но людям не просто так Господь вдохнул душу, что единственно отличает его от животных.
        Гургис сказал с досадой:
        - Ну какой Господь, какие души? В наш век науки и философии, высокой геометрии и вообще просвещенных умов как можно всерьез говорить о каких-то высших силах? Человек - вот высшая сила на свете. Самая прекрасная, самая талантливая. Так будем же развивать человека телесно и духовно! В здоровом теле - здоровый дух, как я уже говорил. Ты же видишь, народ принял греческих богов, греческую культуру… Глас народа - глас богов! Это и есть демократия.
        Мататьягу презрительно фыркнул:
        - Демократия? Власть толпы? Управлять надо на основе знания, а не принимать решения на основании мнения большинства голосов.
        Неарх и Гургис снова переглянулись, не ожидали, что горец так коротко и четко изложит прямо противоположную точку зрения на искусство управления государством.
        - Знания? - переспросил Неарх. - Так то знания!.. Прости, но эллинская культура гораздо ближе к знанию, чем наша иудейская. У них даже богиня Афина Паллада покровительствует именно науке и знаниям…
        - Господь наш, - ответил Мататьягу трубным голосом, - и есть наше высшее и предельное знание!
        - Ну да, ну да, - ответил Неарх тоскливо.
        Гургис лишь развел руками.
        Город не помнил ни одного мирного года, потому все дома были маленькими крепостями, да и весь город как бы сам по себе строился так, что оборонять его было легко, а захватывать трудно. Однако греческие гоплиты знали свое дело и, быстро сломив отчаянное сопротивление защитников, ворвались в город, где уже рубили всех, кого видели с оружием, а потом врывались в дома и выгоняли на улицы и площади всех жителей. Страшно были видеть отцов города, самых знатных и уважаемых судей, священников, которых вместе со всеми согнали на центральную площадь, обнесли оградой и били насмерть тех, кто в безумии или исступлении пытался вырваться на свободу.
        Тем временем в домах хозяйничали захватчики, убивали оставшихся, женщин насиловали, били посуду и ломали мебель, искали золото и дорогие украшения. Эти неблагодарные, посмевшие восстать против эллинской власти, должны быть наказаны так, чтобы даже у их внуков отбить охоту противиться благородной Элладе, что несет просвещение и культуру в эти дикие и невежественные земли.
        Войско Таркуда прошло по всей Палестине, разрушая иудейские храмы, попутно опустошая их сокровищницы. Наместник был доволен: царь Эпифан, отчаянно нуждающийся в деньгах, сумеет из собранного золота выплатить дань победившему царю.
        В Иерусалиме оставалось только одно место, где до недавнего времени хоть как-то блюли старый Закон - Храм. Но после того как там на алтарь водрузили свинью, зарезали и все забрызгали свиной кровью, Храм тоже пришел в запустение.
        Неарх переговорил с властями, после чего опустошенный Храм решено было перестроить и посвятить владыке богов - Зевсу. Этим оказана, как доказывал Неарх, милость Иерусалиму: не какого-то мелкого божка ставят на алтарь, а фигуру могущественного и царственного Зевса.
        Закипела работа, храм начал облагораживаться, стены отделали белоснежным мрамором, здание издали выделялось строгой и величественной красотой.
        По всем городам и даже селам отправились отряды солдат, которые уничтожали последние иудейские храмы, если где те еще остались, а взамен ставили походный алтарь, на котором левит возносил жертвы Афине, Гермесу или Аполлону.
        Так было по всей Иудее, но однажды торговцы принесли удивительную весть: в одной горной деревушке солдаты поставили алтарь, посвященный Афине, один из левитов собрался воскурить на нем ладан в честь богини Афины, покровительницы наук и знания… однако местный староста по имени Мататьягу, совсем уже обезумевший старик, выхватил нож и убил левита. После чего его пятеро сыновей набросились на солдат, которые не ожидали сопротивления, перебили их всех.
        Неарх с трудом вспомнил пожилого горца, такого невежественного и фанатичного, покачал головой.
        - И на что они надеются? Придет отряд намного больше, всех убьют, а деревню сожгут…
        - А этот Мататьягу крикнул, - оживленно рассказывал торговец: - «Все, кто верует в Бога, - за мной!» и увел односельчан в горы.
        Неарх оглянулся на молчаливого и помрачневшего Гургиса.
        - И на что надеются?
        - Что Бог их не оставит, - сообщил торговец с иронией.
        Неарх фыркнул:
        - Невидимый и неощутимый бог поможет против всей несметной армии эллинов? Зря не принесли жертву Афине! Хоть немного ума бы добавила.
        - Они сказали, - повторил торговец, - что Всевышний их не оставит.
        Неарх снова оглянулся на Гургиса. Тот промолчал и отвел взгляд.
        Глава 8
        На востоке посветлело, а когда спустились с горы, в небе вспыхнули облака, на землю пал недобрый красноватый рассвет. По приказу Стивена все опустили лицевые щитки, он поглядывал на них со странным чувством: инопланетяне спускаются к разрушенному ими городу землян.
        Вместо прекраснейшего города - пыльные груды битого бетона, торчат страшно покрученные прутья арматуры, Стивен вертел головой и все не мог зацепиться за знакомые ориентиры.
        Груда камней на месте башни Давида точно такая же, как и на месте, где гордо и величественно вздымалась мечеть Аль-Якса, он не был уверен, что та груда камней - именно развалины мечети: везде одинаковые груды, к тому же взрывы титанической мощи расшвыряли обломки на огромные расстояния, перемешивая даже улицы.
        Поднимаются дымки, кое-где между глыб пробиваются красно-черные языки огня, пахнет горящим деревом, изоляцией, резиной. Коммандос, приученные малыми отрядами захватывать целые военные базы, то и дело сбивались в кучу, Стивен по внутренней связи слышал потрясенные восклицания, приглушенную ругань, недоуменные вопросы: что командование ждет, какого хрена тут бредут, как мародеры, которым поживиться нечем…
        Он услышал шипение, но не успел вскрикнуть, рядом раздался взрыв, его с силой ударило слева в голову. Справа застрочили автоматы с электромагнитным разгоном пуль, Стивен дважды перекатился, не выпуская оружия, автоматически привстал за плитой мрамора и дважды выстрелил.
        Коммандос, как по мановению волшебной палочки, исчезли, Стивен слышал их частое дыхание, короткие реплики, слышно, как передвигаются, медленно и методично прощупывая впереди себя как приборами, так и задействовав наблюдение со спутника.
        Стивен оглянулся, сердце сжалось. Снаряд попал в грудь одного из коммандос, пробил оболочку и взорвался внутри. Куски окровавленного мяса выбросило взрывом, кровью забрызгало серые бетонные блоки.
        Через несколько минут прозвучали три выстрела, тут же раздался усталый голос Криса:
        - Сучонок прятался с ПТУРСом.
        Противотанковый, сказал себе Стивен. Конструкторы не учли, что кто-то может выстрелить в упор из такого, что вскрывает лобовую броню танка.
        - Спасибо, командир, - пришел по радиосвязи голос Дэна.
        - За что? - огрызнулся Стивен.
        - Если бы не приказ опустить щитки, мне бы осколками всю рожу снесло.
        У Стивена в наушниках щелкнуло, переключаясь на другой диапазон, уверенный голос Дугласа потребовал:
        - Стивен, ты где? Доложи обстановку!..
        - Ведем зачистку, - ответил Стивен угрюмо. - Минус один. Получил в упор из противотанкового.
        Ему показалось, что в голосе Дугласа прозвучала зависть:
        - Один? Я потерял пятерых!
        Стивен воскликнул невольно:
        - Каким образом? Или Тель-Авив не бомбили?
        - Какое там!.. Смешали со щебнем. С той породой, на которой стоит. Но те парни, оказывается, успели нарыть колодцев и тоннелей. Не думаю, что бомбы их вскроют…
        - По крайней мере, - ответил Стивен, - засыплет.
        Он включил громкую связь, чтобы слышали и его коммандос насчет колодцев и шахт, донесся голос Вайса насчет обязательного сканирования через спутник, каждый смотрит не куда поставить ногу, чтобы не упасть, а не отрывает взгляда от крохотного экрана на манжете, куда со спутника передают картинку, что его ждет впереди, прячется ли кто там за глыбами, нет ли мины…
        Крис начал рассказывать, как однажды в Бейруте примерно вот так попали, но, конечно, там обошлось без таких руин, и вот однажды…
        Стивен крикнул:
        - Ложись!
        Сам рухнул вниз лицом и поспешно откатился под прикрытие покореженных плит. Крис, профессионал с молниеносной реакцией, упал моментально, прогремели взрывы, посыпались осколки. Возле Стивена упало что-то тяжелое, он повернул голову и похолодел: оторванная в локте рука все еще дергает пальцами, нажимая на несуществующий спусковой крючок.
        Рука в покореженном титановом бронежилете, края острые, как бритва, Стивен поспешно прокричал по внутренней связи:
        - Крис, кто погиб?
        - Йохансен, - донесся стонущий голос, - и вроде бы Джеймс…
        - Ты ранен?
        - Контузило… Где ты их заметил, командир?
        - Я не заметил, - признался Стивен. - Чутье… Как будто холодным ветром с той стороны!.. Кто там стреляет?
        - Тройка Дэна. Засекли одного, подавляют, пока Пауль вытаскивает раненого. Командир, чем они? Нам говорили, что даже управляемые противотанковые не пробивают наши доспехи…
        Стивен ответил зло:
        - Мне тоже такое говорили. С гордостью.
        Он закончил вводить примерные координаты противника, отползли и затаились за обломками. Через считаные минуты раздался страшный грохот, земля вздрогнула трижды, закачалась, сверху посыпались мелкие обломки.
        К Стивену подполз усыпанный бетонной крошкой Крис.
        - Хоть кого-нибудь да накрыло?
        - Вряд ли, - ответил Стивен честно. - Если заранее просчитали, в каких бронедоспехах явимся, то знают насчет моментального ответного удара.
        - Я тоже думаю, - сказал Крис разочарованно, - что выпустили по ракете и тут же поменяли место.
        - Ничего, - буркнул Стивен, - у нас крылатых ракет много. Как и бомб точного наведения.
        Он поднялся, на этот раз уже и сам не отрывал взгляда от экрана. Сразу из трех спутников накладываются сообщения о подозрительных тепловых следах, электромагнитном излучении, о скрытых передвижениях, Крис двигался в трех шагах слева, Стивен слышал, как тот пробормотал:
        - Стрелять во все, что двигается?.. Но как насчет гражданских…
        В наушниках раздался голос Дэна:
        - Здесь нет гражданских.
        - Как это? - спросил Крис.
        - Все иудеи воюют, - объяснил Дэн. - Воюют против всего мира. А мы воюем против них.
        - Но не стрелять же…
        - Как раз сейчас и стрелять, - сказал Дэн. - Пока можно, пока идет зачистка… А потом уже будет рискованно. А еще позже - вообще нельзя, увы…
        Кто-то хохотнул на грани слышимости:
        - Надо спешить! Уши собирать будем?
        Раздался сигнал дальнего вызова. Стивен коснулся сенсорной пластинки, появилась голова в шлеме с опущенным щитком. Мелькнули пальцы, щиток исчез, на Стивена смотрел Дуглас, похудевший, сосредоточенный, но бодрый, с лихорадочно блестящими глазами.
        - Привет, - сказал он, - ты как там?
        - Двоих потерял, - ответил Стивен угрюмо.
        - Счастливчик, - неожиданно сказал Дуглас. - У меня минус два подразделения.
        - Черт, - выругался Стивен. - Как это?
        - Они подготовились, - хмуро сказал Дуглас. - Подготовились на все случаи жизни. Теперь мы продвигаемся, расчищая дорогу артобстрелом. Командование вообще требует, чтобы дождались тяжелой бронетанковой техники.
        Стивен снова ругнулся, спросил:
        - Ты им не сказал про туннели? Там танки не помогут.
        - Сказал, - ответил Дуглас бодро. - Обещают в каждый колодец бросать по бомбе.
        - Ого, - сказал Стивен невольно. - Бомб хватит?
        - Хватит!
        Стивен сказал с иронией:
        - Вот за что тебя и любит руководство. За оптимизм.
        - Этого у меня не отнять, - согласился Дуглас. - В здоровом теле - здоровый дух!.. Кстати, мы скоро соединимся.
        Стивен спросил саркастически:
        - Что, разброс обломков так велик, что Тель-Авив и Иерусалим уже соприкасаются краями?
        Дуглас хмыкнул:
        - Пока нет, а что дальше будет - увидим. Просто оказалось, что Иерусалим укреплен сильнее, чем столица, представляешь? Под моим командованием 2-й полк зеленых беретов, я их переброшу к тебе, и сам прибуду с ними. Боюсь, что именно в Иерусалиме сохранилось какое-то сопротивление.
        Стивен спросил неверяще:
        - Шутишь? Все уничтожено! Даже мух нет.
        - Они все просчитали, - ответил Дуглас раздраженно. - Или не просчитали, но на всякий случай рыли эти тоннели. А в последние дни загнали в них чуть ли не половину армии! Так что нам еще предстоит…
        Стивен слышал, как по цепи пронеслась новость. Коммандос стали передвигаться еще осторожнее, каждый шаг сверяя со спутниками, что не просто просматривают местность впереди, но и, не довольствуясь простой оптикой, сканируют во всем диапазоне лучей, который позволяет технологизированный век.
        Крис, который вел свой десяток, внезапно остановился, всмотрелся в картинку, быстро набрал на дисплее нужный код, выждал, крикнул по связи:
        - Всем залечь!.. Сейчас туда сбросят бомбу…
        - Идиот, - ругнулся Стивен. - Что там такое?
        - Отверстие, - огрызнулся Крис. - Со спутника сообщили, шахта уходит на сотню метров вглубь, а там ходы горизонтально. А что, вы хотели бы спуститься?
        Стивен спросил едко:
        - А тебе страшно и в таких скафандрах?
        Крис буркнул:
        - Командир, вам хорошо, у вас только знакомая девушка, да и та в израильской разведке, а у меня в команде пятеро женатиков, у всех дети…
        Фигуры в инопланетных костюмах выбрали места поглубже, попадали лицом вниз, а еще через минуту Стивен услышал протяжный свист, но саму бомбу увидел только по короткому прочерку, похожему на блеснувший лазерный луч.
        Гартвиг стискивал кулаки. Наметился первый прокол, который просмотрел «Блю Джин», как и его двуногие коллеги. Превосходство АЭФ еще и в способности долго пребывать в полете, дозаправляясь от самолетов-танкеров. К границам Израиля стянули пятьсот самолетов-танкеров КС-135 и двести заправщиков КС-10, что казалось смешным и нелепым: такого запаса топлива достаточно, чтобы обеспечить горючим группировку, стирающую с лица земли Китай, Индию и Пакистан, вместе взятые.
        Сейчас же такое количество танкеров позволяло ударным машинам в три-пять раз повысить дальность действия и нести больше вооружения, не обременяя себя лишним топливом. Но, во-первых, очень много времени потратили вхолостую, когда в бункере едва не воцарилась паника при известии о сорока ядерных зарядах и никто не знал, что делать. Во-вторых, все, и он в том числе, рассчитывали только на один удар, да и тот вообще-то чрезмерный: все равно что молотом по муравью, потому ракетами и бомбами заправили до предела, и все за счет топлива.
        Но первый удар показал, что, хотя уничтожены все намеченные объекты, жизнь в Израиле все еще теплится… да еще как теплится! Первые же десантные группы, что беспечно вступили в города, были истреблены быстро и безжалостно. И теперь, когда АЭФ вынужденно возвращается ближе к заправочным мощностям, приходится спешно переключаться на стрельбу крылатыми ракетами с кораблей.
        Юмекс сказал успокаивающе:
        - Мы и эту возможность, пусть и микроскопическую, учли!.. При нашем переизбытке мощностей двести тысяч морской пехоты сейчас высаживается с моря, со стороны Иордании и Египта уже вошли бронетанковые войска…
        - Что с десантниками?
        Юмекс замялся.
        - Первые транспортные вертолеты были сбиты, - сообщил он погасшим голосом.
        - Спасшиеся есть?
        - Вряд ли. Вертолеты взрывались высоко, еще в фазе горизонтального полета. Хуже того, израильтяне сбили даже три транспортных «геркулеса»! Пришлось торопить танковые колонны. Пусть проутюжат там все, потом высадим десант.
        Гартвиг с ненавистью вперил взгляд в карту. Израиль похож на древний ритуальный нож из кремня, которым совершается ритуал обрезания. Настолько узкая полоска вдоль моря, что, кажется, хорошо разогнавшись в Иордании, можно сделать прыжок у границы Израиля и, не коснувшись его земли, нырнуть в море.
        - Отдать приказ, - сказал он, - стрелять во все, что движется. Мы не можем рисковать жизнями наших солдат!
        Пришло сообщение, что к отдыхающим «зеленым беретам» подошел израильский ребенок, мальчишка лет семи. Ему предложили гамбургер, но он молча бросил гранату. Граната, понятно, упала в двух шагах. Десантников спасли бронежилеты, но, к несчастью, почти все на отдыхе сняли шлемы или хотя бы подняли лицевые щитки, так что одному осколок попал в глаз и тяжело ранил, трое ранены легко.
        Дуглас, больше обрадованный, чем огорченный, тут же строго-настрого повторил приказ стрелять во все, что движется, будь это даже сама Пречистая Дева Мария с ребенком на руках, кто знает, что у нее под платьем, где можно спрятать три пояса шахида.
        Более того, те военнослужащие, что проявят колебание и опасное милосердие в этой последней войне, предстанут перед дисциплинарной комиссией, а та оценит степень опасности, которой они подвергали своих боевых друзей, и вынесет решение либо насчет понижения в звании и жалованье, либо насчет полного увольнения из рядов ввиду непригодности.
        Стивен морщился, выстрелы и так гремят непрерывно, а впереди вздымается волна ужасающих взрывов: дорогу им проутюживают как непрерывной бомбежкой, так и дальнобойной артиллерией.
        Крис, что постоянно держится рядом, первым прокричал:
        - Ура, смена!
        Стивен оглянулся, за спиной по всему горизонту устрашающе вздымается пыльное облако. Через некоторое время донесся далекий рокот.
        В наушниках раздалось:
        - Оставайтесь на местах. Лучше не двигайтесь: танки идут на большой скорости.
        Кто-то из коммандос спросил с нервным смешком:
        - Не передавят?
        - Танки видят вас, - ответил голос. - Даже если станете кидаться под траки, танк успеет отвернуть или остановиться. Но… лучше не экспериментируйте. И держите руки подальше от оружия!
        - А это зачем?
        - Компьютерный мозг, знаете ли, помогает медлительному стрелку…
        Кто-то выругался, Стивен слышал в голосе панический ужас перед всемогуществом электронного мозга, что по мощи уже догнал мозг богомола, а тот, как известно, бездумно хватает все, что движется.
        Рев все нарастал, Стивен поспешно снизил уровень чувствительности звука, но все равно ужасающий рев накрыл, как океанская волна, земля затряслась, пыльное облако надвигается со скоростью урагана. Из пыли вынырнули огромные черепахи из высокопрочной стали и титана, издали они казались приплюснутыми к земле, но мимо проносились громадами, перед которыми его домик показался бы шалашом.
        Он не двигался, земля трясется и стонет, грохот разламывает череп, металлические глыбы проскальзывают по обе стороны, так длилось довольно долго, наконец грохот стал удаляться, а он очутился в желто-сером мире, не видно пальцев вытянутой руки, но автоматически сработали фильтры, мир снова стал ясным и четким: вдали удаляется не цепь, как он предположил вначале, а все поле покрыто танками, идущими в шахматном порядке.
        Их тысячи, понял он потрясенно. Если не десятки тысяч!
        Обогнав коммандос и «зеленые береты», танковые армии пошли намного медленнее, осторожнее. В танках компьютеры намного мощнее, чем у коммандос на бронедоспехах, танки через спутники просматривают местность впереди во всех мыслимых диапазонах. Мгновенно передают через спутники в Лэнгли, где суперкомпьютер, так же моментально обработав, передвигает в небе стратегические бомбардировщики, запускает крылатые ракеты с кораблей.
        То и дело гремят выстрелы из танковых орудий, а если есть подозрение, что где-то под завалами угадывается отверстие в подземные коммуникационные трубы, туда тотчас же при большом ускорении несется бомба точного наведения.
        Даже если крышка колодца засыпана обломками десятиэтажного дома, бомба с урановым наконечником проходит их с легкостью ножа, что протыкает бумажный лист, и взрывается уже на дне колодца. В этом случае волна раскаленной до звездных температур плазмы катится по трубам и сжигает все так, что не остается даже пепла.
        Глава 9
        Над головой грохотало так, словно обвалилось небо и наступил Судный день. Мария перевязывала Леви Пельцера, рядом с ним лежит в забытьи Йошуа Акива, дальше - Рувен Мессики и Малахи Коэн, а у самой стены уже остывшие тела Таля Зисмана, Ури Калаани и Баруха Новицки.
        Старый Исраэль Лейбович, их рабби, печально читал над ними молитву, прося Всевышнего быть к ним снисходительным. Они выполняли Его волю, как… понимали Ее.
        - Перевязочных материалов больше нет, - сказала Мария невесело. - Обезболивающее кончилось…
        Ави, раненный в живот и в плечо, сидел, скорчившись, у самой двери. Ноутбук он поставил на пол, тихо постанывал, на экране быстро ползут по развалинам города танки, похожие сверху на металлических черепах.
        - У нас все кончилось, - ответил он хрипло. - К сожалению, даже боеприпасы… подошли к концу.
        Мария ответила, не поворачивая головы:
        - Мы не первые, кто умрет за Израиль.
        Ави ответил со стоном:
        - Да, конечно… Но умирать не хочется. Еще больше не хочется, чтоб умирали близкие… Мария, почему ты не уехала с тем американцем?
        Она ответила сухо:
        - Ты знаешь.
        - Нет, - ответил он искренне. - Мне показалось, ты к нему неравнодушна. Да еще как неравнодушна!
        - Мне тоже так казалось, - ответила она еще суше. - Но это только показалось. Он на той стороне!.. И сейчас убивает мой народ.
        Ави сказал совсем тихо:
        - Ему не нравится убивать. Он мечтает о своем тихом ранчо. Вы бы жили там, растили детей… Кстати, евреев. Может быть, даже будущих израильтян…
        Старик со вздохом разогнул спину, слышно было, как затрещали старые кости.
        - Он прав, Мария.
        - Нет, - отрезала Мария. - Я умею стрелять не хуже тебя, Ави.
        - Я ничего другого не умею, - признался Ави. - Во всяком случае, лучше… А вот ты умеешь самое важное, что недоступно мне…
        - Что? - спросила она настороженно.
        - Рожать, Мария. Эх, если бы я мог рожать…
        Грохот наверху усиливался, с потолка посыпалась бетонная крошка. Мария видела, как Ави открывает и закрывает рот, но ничего не услышала.
        Грохот не умолкал, на экране ноутбука видно, как танки проходят такими массами, что с большой высоты выглядят мигрирующими леммингами.
        Ави собрал оставшиеся заряды и, обвязавшись ими, набросил на плечи изорванную и перепачканную куртку. Мария вскрикнула:
        - Ты что задумал?
        - Бери рабби, - ответил Ави, - и уходи.
        - Здесь еще Йошуа, Рувен и Малахи!
        - У Рувена разворочен живот, - ответил Ави сухо. - У Малахи перебиты ноги. Йошуа, по-моему, уже не дышит… Только вы двое еще можете уйти.
        - Нет!
        - Уйти и рассказать, как все было. Уходите, это приказ!
        Он начал подниматься по бетонным ступенькам. Сзади раздался хриплый стон. Рувен, придерживая рукой повязки, которые не дают вывалиться наружу кишкам, поднялся на ноги и слабеющей рукой взял автомат.
        - Ого, - сказал Ави. - Да ты просто железный.
        - У одного тебя не получится, - прошептал Рувен. - А мне все равно крышка, ты сказал верно.
        Они отодвинули крышку люка, тяжелый грохот удалялся, танки уходят широким фронтом, иногда какая громадина содрогается, доносится эхо выстрела из танкового орудия.
        - Мы не одни, - прошептал Ави. - А вот еще… Да какой роскошный!
        Танк не выглядел роскошным, обычный серийный, но Ави чутьем военного угадал танк еще не командующего вторжением, но одного из высших офицеров. Постанывая от боли, он начал отползать в сторону, чтобы оказаться у него на пути, наконец затаился.
        Рувен прохрипел в спину:
        - Зачем…
        - Нам отступать некуда, - ответил Ави.
        - Знаю… Но зачем… так архаично?
        Ави ответил, не оборачиваясь:
        - А напомню просто… А то все твердят, что только один народ способен с гранатами под танки! Может, раскопают, кто именно вот так самым первым…
        Грохот приближался, Ави высчитал момент, выскочил и, лавируя между обломками, бросился к танку наперерез. Тот внезапно остановился, огромная башня начала поворачиваться. Наблюдающий за схваткой человека и танка Рувен понял, что в танк мгновенно поступила через наблюдающий за полем боя спутник картинка о человеке, бросившемся к танку, вроде бы в руках пусто, но на всякий случай…
        Хлестко ударила очередь из крупнокалиберного пулемета. Бетонные плиты лопались и превращались в крошево удушливой пыли под градом разогнанных чуть ли не до световой скорости пуль; Рувен замер - на мгновение показалось, что Ави убит. В танке, похоже, решили так же, громадная стальная махина сдвинулась и поползла, кроша развалины, вминая в землю, оставляя за собой ровную мертвую поверхность с двумя широкими следами траков.
        Сгорбленная фигурка вынырнула прямо перед танком. Стальная коробка поспешно остановилась, но чудовищные траки уже подмяли тело человека. Рувен застонал сквозь зубы, раздался страшный взрыв, танк тряхнуло, он подпрыгнул и застыл. Через мгновение открылся люк, оттуда повалил дым, а затем, кашляя и судорожно хватаясь за стальные края, показался человек.
        Рувен срезал его одной экономной очередью. Человек сполз обратно, а Рувен, глотая слезы, выметнулся из убежища, подбежал к танку и, уже не обращая внимания на вываливающиеся из изорванного живота внутренности, с натугой закинул в широкий, как жерло ракетной шахты, люк гранату. Еще раз рвануло.
        - Чтоб вы сдохли, - прошептал он. - Сдохните все, все…
        Он отступил к развалинам, понимая, что уходить бесполезно, у многих кружащих над разбомбленным городом вертолетов сейчас на экране картинка, как он ковыляет, услужливые компьютеры высчитывают его скорость, степень усталости, мощные приборы сканируют развалины на предмет подземных ходов…
        Грохот сразу трех боевых вертолетов, заходящих с разных сторон, он услышал в тот момент, когда с высотного самолета вертикально вниз обрушилась бомба точного наведения.
        Только бы Мария успела, мелькнула мысль. Женщины не должны погибать…
        Мощный взрыв превратил в пыль бетонные глыбы в радиусе двадцати метров и оставил на теле земли тридцатиметровую воронку.
        Тугая волна сжатого воздуха ударила в спину. Стивен взмахнул руками, будто хватался за невидимые поручни, но тут же сориентировался, упал, перекатился и вскочил, собранный и готовый к бою.
        Натренированный взгляд командира сразу ухватил брешь в цепи коммандос и огромную дымную дыру на том месте, где только что видел человека в бронежилете и с автоматом в руках.
        Коммандос сразу залегли, прозвучало несколько неприцельных выстрелов, Стивен прокричал зло:
        - Прекратить огонь!.. Если кто и был здесь, то уже ушел. Раненые есть?
        Он отпрыгнул, прямо на него сползала широкая бетонная плита с обломком подоконника. Справа и слева торчат металлические балки, с остатков зазубренных стен сыплется бетонная крошка, раскачиваются провода и кабели, сверкают искры высоковольтных разрядов.
        С кучи обломков сползают глыбы камня, бетона, штукатурки. Ему показалось, что падают бесшумно, и тут понял, что слышит только крик о помощи и стоны, бросился со всех ног, под подошвами холодно хрустит стекло: оконное, витринное, а также осколки стаканов, фужеров, бутылок, не мог предположить, что их столько, он перепрыгивал через разбитые столы и стулья, даже неподвижные тела. Наконец увидел одного из коммандос: скафандр вскрыт, как гигантским консервным ножом, лицо залито кровью.
        Стивен поспешно ввел обезболивающее, чтобы сердце не остановилось от болевого шока, подбежал Крис и спешно начал накладывать жгуты на пробитые осколками руки.
        - А с тобой что? - спросил Стивен.
        - Со мной? Все в порядке…
        - На тебе кровь.
        Крис оглядел бронедоспехи, Стивен видел, как побледнело его лицо.
        - Господи, это же так из Нормана брызнуло… Сволочи!
        - Еще бы, - сказал Стивен. - Ты в самом деле цел? Не контузило?
        Крис огрызнулся:
        - Не терпится отправить меня в тыл? Нет уж, хрен тебе.
        Через семь минут приземлился вертолет, медики выпрыгнули и, уложив раненого на носилки, подали в вертолет. Тут же машина оторвалась от земли и стремительно пошла в сторону моря.
        Стивен проводил их взглядом.
        - Удвоить осторожность, - велел он хмуро. - Мы еще никогда не вели такой войны. Остерегайтесь… всего.
        В Дрездене после ковровых бомбардировок не осталось, судя по кинохронике тех лет, ни одного целого дома. Везде торчали куски стен с выбитыми окнами, улицы превратились в узкие тропки, а здесь и этого нет: все, что могло бы торчать вертикально, сметено страшными ударными волнами, что рушат стены домов, как ураган тростниковые хижины, а человеческие тела расплескивают, как медуз.
        Под ногами то и дело хрустят осколки посуды или мебели, только так можно угадать, что здесь был жилой квартал. Хотя в офисных центрах, подумал Стивен, тоже хватает и мебели и даже посуды. Но кто думал, что корпоративные вечеринки закончатся так вот… неожиданно?
        Иногда находили полузасыпанные бетонной крошкой человеческие тела, изуродованные так страшно, что даже Дэн перестал ликовать, что проклятому царству жидов пришел такой жуткий конец.
        Двигались прямо через развалины, медленно и осторожно, используя их как укрытия. Вайс, он в последнее время вел себя слишком неадекватно, решил перепрыгнуть одну слишком уж высокую кучу, красиво и мощно взмыл на ранцевом двигателе, и уже когда начал пологий спуск, далеко впереди блеснуло, Стивен закричал: «Все в укрытие!», потом раздался негромкий взрыв.
        Когда обогнули груду обломков, Вайс был еще жив, в грудной пластине бронежилета дымилось аккуратно прожженное отверстие, через которое можно просунуть большой палец.
        Крис торопливо снял верхнюю бронеплиту, побледнел. Стивен, и не заглядывая на рану, знал, что там внутри скафандра. Любая пуля или снаряд, пробив оболочку скафандра, мечется там внутри, не в силах найти выход. Еще чудо, что иссеченный на куски Вайс какое-то время жил…
        Дэн вытянул руку:
        - Похоже, там они приняли бой.
        За холмами бетонных развалин дымятся три танка нового поколения. Которые, как уверяли специалисты, поразить невозможно, так как у них на вооружении у каждого не только сверхмощный компьютерный мозг, но и собственная противоракетная оборона, автоматически сбивающая вертолеты противника и даже противотанковые ракеты.
        Через полчаса осторожного подкрадывания они взяли догорающие танки в кольцо. У одного люк был открыт, Крис вскарабкался на еще горячую броню, заглянул, покачал головой.
        Когда он спрыгнул с гусеничных траков, лицо было суровое и злое.
        - В Германии, - сказал он, - в танкисты шли только дворяне… Всякие там бароны! Теперь я понимаю, почему.
        Остальные два танка присели, вплавившись в горячую землю. Люки открыть не удалось, приварило страшным жаром к броне.
        Стивен быстро огляделся еще раз.
        - Место для засады не совсем удобное, - сказал он. - Они что-то защищали…
        Крис возразил:
        - И смылись, как обычно.
        - Возможно, - ответил Стивен. - А возможно, нет.
        Крис быстро переспросил:
        - Будет настоящий бой?
        - Не уверен, - ответил Стивен после паузы. - Иначе нас бы уже обстреляли.
        - Значит…
        - То ли у них патроны кончились, то ли еще что, но на этот раз стараются сделать вид, что их нет. Включить аппаратуру на полную мощность! Обращать внимание на даже самые слабые сигналы!.. Проверять дважды, а то и трижды каждый дюйм!
        Глава 10
        В наушниках раздался возглас, то ли радостный, то ли испуганный. Стивен поспешил на зов: у одного коммандос на мониторе ясно проступила багровая щелочка. Из-под бетонных плит вытекает тепло. Явно не техническое, у того другой спектр.
        Стивен поменял параметры, тепло идет от живого существа, а если сузить, то… от человека! От животных цифры совсем другие.
        Крис и Дэн уже деловито достали гранаты с наркотическим газом. Стивен взялся за край плиты, сервомоторы услужливо включились в работу, он чувствовал, что поднимает нечто, но если не рывком, тяжести нет вовсе…
        Гранаты заняли свое место, Стивен плиту опустил, все щели быстро засыпали, чтобы наркотический газ не вышел наружу, а без остатка просочился в ту предательскую щель, выдавшую людей тепловым излучением. Ждали, затаившись за соседними плитами, оружие наготове.
        Стивен видел, как бронекостюм Криса принял желтовато-серый цвет, на нем проступили изломы бетонных глыб, ржавые прутья арматуры, через шесть секунд взгляд не в состоянии вычленить его на том фоне, где он застыл. Только когда шелохнулся, Стивен увидел, что длинная балка вдруг в одном месте сдвинулась, словно ее выломили, но тут же расплылась и поспешно - за те же шесть секунд - соединилась с отрезками.
        За эти шесть секунд можно успеть многое, подумал Стивен. Недаром спецы ломают голову, как сократить до секунды. А еще лучше до пикосекунды, тогда можно скользить вдоль меняющегося пейзажа абсолютно невидимым, костюм будет успевать принимать окраску и расцветку.
        Он взглянул на часы:
        - Начали!
        Крис первым ухватился за край плиты.
        - Подействовало?
        - Узнаем, - огрызнулся Стивен.
        Несколько человек быстро разгребали щебень и мелкие обломки, Стивен держал автомат наготове и бдительно следил за экраном. Поднялась пыль, но и без фильтров увидели щель, а потом, когда убрали еще пару плит, открылся круглый лаз.
        Стивен еще раз проверил по всем параметрам: далеко внизу в помещении трое, не двигаются, температура у всех ниже нормы, первый признак, что усыпляющий газ сработал.
        - Противник без сознания, - сказал он, - но мины не спят! Опускаться с осторожностью.
        Мелькнула безумная мысль, что в бункере может оказаться Мария. И сам не понял в шквале обрушившихся эмоций, возликует или ударится в панику.
        Первым полез Дэн, вовремя отпихнув Криса, тот заворчал и тут же заспешил следом. Стивен с остальными оставался наверху, приборы постоянно сканируют окрестности, перехватывают все сообщения, отсеивают ненужное, а потенциально полезные раскладывают по ящикам для просмотра.
        Через пару минут в наушниках раздался ликующий голос Криса:
        - Здесь генерал!.. Настоящий генерал!.. Командир, мы захватили генерала!
        Стивен спросил быстро:
        - А еще двое?
        - Один раненый… он при смерти, а второй - дряхлый старик… Похоже, что раввин…
        - Чем похоже? - потребовал Стивен.
        - Да всем, - ответил Крис. - Всем похоже!
        - Ждите, - ответил Стивен. - Сейчас спущусь…
        Он отключил связь, начал опускаться в колодец, хватаясь за железные скобы. В наушниках щелкнуло, послышался обеспокоенный голос Дугласа:
        - Ты где? У тебя все порядке?
        - Какое там, - ответил Стивен зло. - Еще двоих потерял… Сейчас вот вроде бы генерала захватили.
        В голосе Дугласа послышалось сильнейшее недоверие:
        - Живым?
        - Да, - ответил Стивен. - Правда, в бессознательном виде.
        - Чудесно, - пробормотал Дуглас. - Я сейчас к тебе со всех ног… и даже крыльев. Все бросаю и лечу. У нас ни одного пленного.
        - У нас трое, - ответил Стивен, сам удивился, что не чувствует гордости. - Еще раненый и какой-то раввин. Будем приводить в чувство…
        - Лечу! - выкрикнул Дуглас и оборвал связь.
        Колодец, в диаметре не шире заводской трубы, уходил на небольшую глубину, там его встретила канализационная труба, в которой даже высокому Стивену почти не пришлось нагибать голову.
        Крис посветил издали фонариком.
        - Я вас вижу!.. - раздалось в наушниках. - Не потеряйтесь!..
        - Остряк, - проворчал за спиной кто-то. - Теперь точно нашивки получит, гад.
        - Тебя тоже отметят, - утешил Стивен.
        - Правда?
        - А как же, генерала захватили…
        - А можно соврать, что захватили в бою?
        Стивен буркнул:
        - Президент врет, сенат врет, конгресс врет… почему сержанту Томменсу нельзя?
        - Спасибо, сэр! Я ведь конформист, как и все…
        Дальше туннель привел в небольшое помещение с низким потолком, Крис похлопывал по щекам человека в офицерском мундире израильской армии, рядом с ним спит, откинувшись на лавке к стене, старик с окладистой бородой…
        Стивену он показался знакомым, порылся в памяти, вот уж в самом деле мир тесен: его сосед по креслу в самолете. Третий мужчина в окровавленных бинтах, дышит тяжело, наркотический газ на него подействовал слабее всех.
        Когда Стивен подошел ближе, раненый поднял веки. На Стивена взглянули жуткие глаза с полопавшимися кровеносными жилками. У него было квадратное лицо с тяжелой челюстью, курносый нос и настолько пронзительно синие глаза, что Стивен ощутил оторопь.
        - Имя? - спросил он. - Звание?
        Раненый ответил на ломаном английском:
        - Пшел вон, гнида юсовская…
        Стивен снова опешил, спросил, ориентируясь по акценту:
        - Никак русский?
        - Угадал, - прохрипел раненый. - Битый гад…
        - Чистый русский? - переспросил Стивен. - Чистокровный?
        - Ну… - ответил раненый хрипло, - насколько можно быть русским и… чистокровным…
        - Странно, - сказал Стивен. - Я слышал, что русские все - антисемиты.
        - Как и американцы, - прошептал раненый.
        Стивен оглянулся на Криса, тот уже почти привел в чувство генерала, снова повернулся к раненому.
        - Но почему вы, - спросил он, - русский националист… я говорю правильно?.. Вы ведь националист?
        - Да, - прохрипел раненый. - Сейчас все, кто не твари дрожащие, националисты…
        - Почему вы, русский националист, ненавидящий евреев… это ведь правда?..
        - Еще бы, - прохрипел раненый. - Это не евреи, это жиды пархатые… Всех их, гадов…
        Стивен вскрикнул:
        - Так почему же? Почему? Зачем вы приехали, дрались за них, проливали кровь?
        Раненый закашлялся, изо рта пошла кровь. Он выплюнул сгусток, сказал с усилием:
        - Дурак. Тебе не понять… никогда. Мы ненавидим этих гадов, потому что… потому что они делают то, что должны делать мы… Это мы, русские, должны были нести миру свет… Это наша свеча должна была гореть!
        Стивен переспросил:
        - Какая свеча?
        - Дурак, - прошептал раненый, - я ж говорил, тебе не понять… Это наш народ - богоносец… Но они гады… свои гады… а вы для нас, и русских, и жидов, - вообще марсиане… жукоглазые…
        Кровь хлынула изо рта, он захрипел, дернулся и застыл. Напряженное тело медленно вытягивалось, застывало. Стивен стиснул челюсти, оглянулся на Криса. Он помог пленному сесть, тот медленно оглядывал чудовищные суставчатые фигуры в бронедоспехах, похожие на жутких сколопендр.
        - Кто…
        - Здесь спрашиваем мы, - ответил Стивен.
        Он рассматривал пленного внимательно и без всякого почтения. Это Крис ликует, как же - настоящего генерала взял в плен, не знает, что в армии Израиля существует только один генерал - начальник Генерального штаба, других нет и быть не может, хотя в бытность начала создания армии Израиля в самом деле их было двое, Стивен спросил с явной насмешкой:
        - Генерал?
        Пленный, однако, не подумал раскалываться при таком пренебрежении, смерил его презрительным взглядом.
        - Да.
        - Тат-алуф?
        - Да.
        Дэн спросил всезнающего Криса:
        - А что это?
        - Уровень бригадного генерала, - объяснил Крис гордо.
        - Ура! - воскликнул Дэн. - Теперь нам обеспечены медали конгресса!
        Стивен повернулся к пленному:
        - А какое ваше звание было до того, как вы стали тат-алуфом?
        Тот помолчал, в темных, как маслины, глазах мелькнула ирония.
        - На этот вопрос я отвечать отказываюсь.
        - Спасибо, - ответил Стивен хмуро. - Томлинсон, уведите задержанного. Наверх, там его заберут те… кому он интересен. Не думаю, что у него звание выше самаля… это сержант, чтоб вы знали.
        Пленного увели, Крис вытаращил глаза, смотрел то вслед пленнику, то на Стивена.
        - Как?… Командир, почему?
        - В армии Израиля есть звания, - объяснил Стивен с усмешкой, - для понта. Для хвастовства.
        Крис совсем ошалел, проблеял:
        - Как это?
        - А так. Их так и называют - «представительские звания». Ну, скажем, когда штатского ставят представлять интересы армии перед прессой или дипломатами. Для важности ему дают высокое звание. Сам понимаешь, генерала слушают внимательнее, чем солдата или даже сержанта.
        Стивен пробормотал с отвращением:
        - Сумасшедшие. Так позорить воинские чины!.. А потом?
        - Потом отбирают, - хладнокровно ответил Стивен. - Походил в павлиньих перьях - и хватит. Марш в сержанты.
        - С ума сойти, - пробормотал Крис. Подумал, вдруг вздохнул мечтательно: - А вообще-то неплохо бы и у нас такое… Во всяком случае, в нашем отделении. Приехал бы я в отпуск полным генералом, весь наш район лег бы!.. И все бабы были бы моими.
        Дэн сказал саркастически:
        - А потом?
        - Что потом?
        - Больше домой хоть не показывайся?
        Крис изумился:
        - Это почему же?
        - Да ведь все увидят, что ты все так же сержант…
        Крис сказал великодушно:
        - А пусть видят! Я скажу, что разжаловали. Мол, когда нас собрали, в смысле, собрали высших чинов, чтобы мы поучили президентов всяких стран, как обустроить мир и цивилизацию, я встал и сказал им всем, как надо… Вот меня и разжаловали! За правду.
        Дэн покрутил головой, в глазах появилось уважение.
        - Да, так твоими будут не только бабы, но и грузчики. Даже шоферы.
        - А почему шоферы? - спросил Крис озадаченно. - Зачем мне шоферы?
        - Ну…
        - Нет, ты скажи!
        - У них задницы толще.
        Крис фыркнул:
        - Тогда уж лучше менеджеры. У них тоже сидячая работа. Но задницы нежнее, нежнее…
        Глава 11
        В ожидании Дугласа он сел на лавку и закрыл глаза. Усталость нахлынула с такой силой, что едва не застонал от боли. Уже не молод бегать по развалинам, прислушиваясь к каждому шороху, нервы натянуты так, что скажи кто над ухом «гав» - порвутся…
        Он провалился в короткий сон, десантники все обучены за пару минут вздрема восстанавливать силы, однако сразу же привиделся унылый однообразный мир, где по раскисшей от дождя глинистой дороге идут оборванные босоногие люди. Изможденные женщины несут на руках детей, мужчины толкают перед собой тележки с каким-то рваньем, которым любая помойка побрезгает. Стивен решил было, что где-то вооруженный этнический конфликт, беженцы идут в укрытия, но гулкий голос сверху сказал сурово, что войны здесь как раз нет, это не беженцы, таков мир есть и таким пребудет вовеки.
        Стивен чувствовал страшную жуть и опустошенность, безнадежность, всю глубину которой можно ощутить только во сне, когда всякая критика отключена, из груди рвались рыдания, он захлебывался в слезах, и, когда проснулся, грудь все еще судорожно вздымалась.
        Дэн сидит рядом и негромко говорит по внутренней связи, двое коммандос охраняют вход, Стивен вздрогнул, наткнувшись на прямой взгляд старика.
        Тот уже очнулся, и, хотя на лице еще следы наркотического забвения, в глазах уже понимание, где он и что с ним.
        Стивен буркнул:
        - Здравствуйте, Исраэль Лейбович… Вот уж не думал, что встретимся? Неужели мир настолько тесен?
        Старик чуть наклонил голову:
        - Господь ничего не делает зря.
        - И я на это надеюсь, - пробормотал Стивен. - Вы когда летели в Израиль, чувствовали, что здесь готовится?
        - Старые люди многое чувствуют, - ответил старик со вздохом. - Только сделать мало что можем. Остается только уповать на Господа, который все сделает правильно.
        Стивен сказал язвительно:
        - Ну да, а как же!.. И, конечно же, именно на благо иудеев, а остальных пошлет в задницу. Вы же избранные! То сам Бог заговорил с Авраамом из огненного куста, то Моисей к нему поднимался на гору, где сам Бог вручил ему для вас десять заповедей…
        Раввин смотрел почти с жалостью. Стивен наконец это уловил, спросил сердито:
        - Что не так?
        Раввин мягко улыбнулся, как улыбается мудрец опасному безумцу с работающей бензопилой в руках.
        - Разве это важно? Ну почему все спорят, был ли полет Мухаммада на Бураке в действительности, слышал ли Авраам глас Господа, видел ли Мартин Лютер ангела?.. Важно ведь не то, были эти явления в действительности или не были…
        - А что важно? - огрызнулся Стивен сердито.
        - Важно то, - ответил раввин с терпением учителя, объясняющего азы арифметики самому тупому из учеников, - что из полета Мухаммада возник ислам, из видения Авраама - иудаизм, из глюков Лютера - лютеранство или современное протестантство, которое создало Америку. Они преобразили человеческую жизнь и общество, так что надо изучать то, что создали… а вы ломаете головы над чем?
        Стивен смотрел ошалело, показалось вдруг, что это он, крутой и не ломавший голову над сложными вопросами коммандос, замшелый схоласт-книжник, что как червь роется в пыльных свитках ненужных книг, отыскивая какие-то погребенные значения, а этот старик - современный продвинутый деятель, что стоит у руля современного корабля…
        Он потряс головой, отгоняя смутившие душу видения. А то еще и с ним получится, как с этими, у которых глюки стали реальностью, да еще такой, что все еще определяет судьбы человечества.
        А старик, словно прочел его мысли, сказал вдруг:
        - Никто не знает пути Всевышнего. Вы истый американец, потому уверены, что ваша линия жизни ясна и пряма. Но если на то будет воля Господа, даже вы свернете с пути, который вам кажется прямым и правильным, и встанете на трудную и тяжкую дорогу… ибо дорога к истине не бывает легкой.
        Стивен сказал яростно:
        - Я все понимаю… и признаю все ваши заслуги в деле прогресса, культуры и вообще цивилизации! Но какого хрена объявлять себя высшими существами?.. Почему? Разве нельзя было иначе?
        Раввин кротко взглянул подслеповатыми глазами.
        - Как? - спросил он печально. - Пробовали. Тайные общества жрецов, уединенные группы мудрецов, общины тянущихся к знаниям… Может быть, объявить один народ богоизбранным и заставить его доказывать это постоянно своим стремлением к истине, знаниям, законам - не лучший вариант, но кто предложил лучший? Мы принесли целый народ в жертву. Их за это ненавидит весь свет, зато они вывели мир из бесконечной тьмы античного мира…
        Стивену неожиданно стало душно, велел Крису не сводить глаз с раввина, сам пошел к трубе. Скобы поскрипывают и шатаются, он пытался думать о том, чтобы не сорваться и не брякнуться с высоты: доспехи не дадут поцарапаться, но проклятую гравитацию никто не отменил еще…
        Иудеи, мелькнула злая мысль, все время подчеркивают, что выжили не благодаря силе оружия, а силе связующих их идей. Нам, неевреям, абсолютно по фигу, выживут евреи или нет. Даже лучше, если передохнут, исчезнет постоянный раздражитель среди всех племен и народов: не зря же их не любят, не зря погромы и не зря их изгоняли из всех стран. И не по одному разу. Но тогда потеряем то важное, что евреи несут из глубины веков. Хуже того, никто другой даже не брался нести эту ношу.
        Да, верно, не брался. Жили себе и жили. Века, тысячелетия. Когда Аменхотеп пытался внедрить идею единого незримого бога, его вообще свергли за такое кощунство, а евреи подхватили эту идею, приняли и начали развивать.
        Он вывалился наверх, жадно хватая открытым ртом воздух. Сильные руки подхватили, он увидел встревоженные лица коммандос.
        - Случилось что?
        - Все в порядке, - прохрипел Стивен. - Как вертолет?
        - Джон и Гонсалес… вон они затаились, ждут. А мне велено охранять вход в этот бункер. Передали, что вертолет уже вылетел.
        - Подождем, - сказал Стивен.
        Коммандос снова лег и полностью слился в окраске с руинами, Стивен перевел дыхание, а мысль уже пошла дальше, разматывая нить, что идеально было бы, если бы какая-то группа, большая или малая, это для задачи не так важно, взялась бы нести тот факел духовности, что несут евреи. Это сразу бы сняло все обвинения, которые бросают евреям. Увы, ни одна организация, ни один масонский орден, ни одна структура не выдерживает этого испытания.
        Да, человек слаб и корыстен. Чтобы его заставить делать что-то полезное, но не приносящее ему немедленного удовлетворения, нужно искать, на какой козе к нему подъехать. В древности один египетский жрец по имени Моисей придумал, вернее, воспользовался готовой реформой Аменхотепа, который пытался внедрить идею единобожия. Египтяне воспротивились, тогда Моисей пообещал группе иудеев освободить их и вывести из рабства, если они откажутся от многобожья и воспримут единого бога.
        Заслуга иудеев в том, что оказались восприимчивы к этой идее, в то время как самый просвещенный народ того времени египтяне не поняли и не приняли. Чтобы общаться с выводимыми из Египта иудеями, пришлось взять толмача Аарона, который знал иудейский и египетский, и вот так, через Аарона, Моисей руководил группой беглецов, проповедовал им. Правда, евреи так и не признали Моисея своим, сволочи неблагодарные. Ни одно событие его жизни не стало праздником, и хотя он их освободитель, вывел из плена, даже имя упоминается всего один раз в Хаггаде, которую евреи читают каждую Пасху в память о своем исходе. Даже единственный памятник Моисею сделали не евреи…
        Послышался далекий рокот, из-за руин вынырнул низко летящий на огромной скорости вертолет, завис на долю секунды и приземлился с такой точностью, как может сделать только компьютерный мозг, у которого все двигатели под контролем.
        Из темного проема выпрыгнул Дуглас, в бронедоспехах, также похожий на инопланетянина. Защитный щиток поднялся, Стивен увидел смеющееся лицо.
        - Привет, - сказал Дуглас и сердечно обнял его с такой силой, что обшивка костюма заскрипела. - У тебя, как всегда, меньше всего потерь, больше всего трофеев!
        - Да какие там трофеи, - ответил Стивен с досадой. - Это оказался генерал для представительства. А на самом деле какая-нибудь мелочь. Вряд ли выше капитана.
        Дуглас воскликнул:
        - Ты не понял? Все группы несут тяжелые потери!.. Некоторые уничтожены начисто. Никому, кроме тебя, не удалось захватить пленных!..
        - Просто повезло, - ответил Стивен.
        Дуглас покачал головой:
        - Знаешь, может раз повезти, два повезти, три повезти… но потом все-таки такое везенье нужно называть другим словом: умение. Тебе удается делать все, Стивен, за что берешься!..
        - Да ладно тебе!
        - Ну хорошо, где твои пленники?
        - Там внизу.
        Вслед за Дугласом из вертолета вылезли двое могучего сложения десантников, и хотя в бронекомплекте не очень-то разглядишь мускулы, но двухметровый рост и широкие плечи не спрятать. Еще Стивен заметил, что один - негр, другой - латинос: Дуглас всегда придерживается всех нужных мелочей, благодаря чему и взобрался так высоко по служебной лестнице, хотя, честно говоря, ни на одной ступеньке не показал себя, как не блистал и в операциях.
        Первым спустился негр, Дуглас выждал, пока от него пришел сигнал, что внизу чисто, полез в трубу, а за ним, вежливо отстранив Стивена, покарабкался латинос.
        Стивен криво усмехнулся, Дуглас не там осторожничает, кивнул Крису, будь начеку, полез следом.
        Дуглас огляделся в бункере, смерил долгим взглядом старого священника, его охранник-негр тут же взял того на прицел, оглянулся на Стивена:
        - А где пленный?
        Стивен кивнул в темное жерло трубы.
        - Дэн отвел подальше. Нечего слушать наши переговоры.
        - Разумно, - одобрил Дуглас свысока, в присутствии своих коммандос он старался держаться покровительственно, подчеркивая свой более высокий ранг, что выглядело несколько смешно: в боевых условиях настоящие командиры так никогда не делают. - А этот… который в бинтах?
        - Умер уже при нас, - сообщил Стивен. - Не поверишь, русский. Нет, не русский еврей, а именно русский. Антисемит, конечно! Оказывается, для них жиды, с которыми они всегда воевали, лучше, чем мы, американцы…
        Дуглас отмахнулся:
        - Идиот.
        Латинос двинулся за ним в проем, а негр остался в бункере, автомат не выпускает из рук, огромных, как у гориллы, поводил по сторонам налитыми кровью глазами, всхрапнул, сел на лавку. Что сразу затрещала под неимоверной тяжестью.
        Стивен прикинул, что в самом негре живого веса не меньше чем килограммов двести пятьдесят - триста, тут уж точно без экзоскелета не обойтись.
        В наушниках раздался голос одного из коммандос:
        - Командир, пилот вертолета спрашивает, долго ли ему ждать.
        - Трусит? - спросил Стивен недобро.
        - Еще как, - ответил голос без привычной веселости, с которой начинали кампанию. - Мы ж тут как на Луне после столкновения с астероидами…
        - А почему не спрашивает у своего командира?
        В наушниках хмыкнуло:
        - Боятся Дугласа. Честно говоря, он уже не тот, не тот… с той поры, как оставил нас и ушел в управление…
        - Пусть вертолет ждет, - оборвал Стивен. - Мы сами заинтересованы, чтобы Дуглас побыстрее убрался.
        За его спиной негр рассматривал в упор старого священника, тот вздыхал и отводил взгляд, а негр втолковывал ему свысока:
        - …вроде бы с виду не совсем дурак, а не понимаешь такой элементарной вещи, что, борясь за Добро, тем самым порождаешь и Зло…
        Он сыто рыгнул, посопел, вспоминая, что хотел сказать, продолжил:
        - Так же, как когда я, например, делаю ионизатором живую воду - у меня получается еще и мертвая в соседнем сосуде, иначе невозможно… Ага, невозможно, взыскуя добра, не получать и зла. И вообще: тебе сколько, старик? Шестьдесят пять? Ого! Ну, если в шестьдесят пять человек не понимает, что не существует абсолютного добра и абсолютного зла, то это склероз или маразм. Другого объяснения нет. По-моему, делить все и вся на Добро и Зло, черное и белое - ошибочная точка зрения, простительная только незрелым, по-юношески максималистским умам.
        Раввин печально кивнул, соглашаясь. Да, верно, у него этот самый по-юношески незрелый, а этот тридцатилетняя сопящая гора мяса - уже зрелый, мудрый, и все такое, что скажет, ведь у него в руках автомат, а это значит, что и жизни, как его, старика, так и того, с которым еще не решили, что делать.
        - Природе, насколько я знаю, - сказал негр наставительно, - свойственно не деление на черное и белое, а свойственен… во какое трудное слово!.. свойственен, скажу еще раз, спектр цветов, андастэнд? В смысле, доступна такая мысль? Так вот и природе человеческих отношений такой спектр весьма… да, весьма.
        Раввин вздохнул, но негр-интеллектуал в кои веки встретил собеседника, которого, впрочем, надо поучить мыслить по-американски, возможно, поймет глубокую философскую мысль, которую до этого невежественного дикаря благосклонно готов донести американский солдат.
        И он учил, учил, наставлял, а раввин только печально кивал, вздыхал, явно признавая правоту человека с автоматом в руках.
        Из туннеля вышел латинос с автоматом наготове, осмотрелся, что-то сказал, не поднимая щитка, Стивен видел только двигающиеся губы.
        Через полминуты вышел пленник в наручниках, за ним с обнаженным пистолетом Дуглас. Лицо довольное, но в глазах озабоченность, сообщил с ходу:
        - Первый захваченный! Как думаешь, нас отметят?
        - Не уверен, - ответил Стивен суховато, привычка Дугласа успехи отряда приписывать лично себе уже вызывала насмешки. - Все-таки война ведется на истребление. А ты, по сути, спасаешь иудея…
        Лицо Дугласа вытянулось.
        - Так что же… не убивать же теперь?.. Гонсалес, выводи его наверх. Там разберемся.
        Он со злостью посмотрел на священника, латинос толкнул пленника в спину, тот ушел по тоннелю к вертикальной шахте. Дуглас хмурился, Стивен задал нелегкую задачу, сказал раздраженно:
        - Надеюсь, после дозачистки с вертолетов этих дотов останется меньше.
        Стивен буркнул:
        - Удивительно, что с самолетов все не разрушили.
        - Тогда эти бункеры были пустыми, - объяснил Дуглас. - Их успели занять во время первой бомбардировки. Но все равно, все равно… Я сам не ожидал, что наши возьмутся так круто! Вот что значит остаться единственной страной на планете и не иметь соперников! Никто не посмеет раскрывать пасть про права человека… А ты чего такой злой?
        Стивен ответил и сам ощутил, что его голос вздрагивает от злости, даже от сдерживаемой ярости:
        - Эта война… когда большинство уничтожает то, что не любит и чего боится… большинство всегда не право… но если большинство не так уж право… то, может быть, не так уж и право было, когда изгоняло иудеев из своих стран? Ты же сам говоришь, что ритуальные убийства христианских младенцев лишь предлог?
        Дуглас покровительственно улыбнулся:
        - Дело не в том, право или не право. Стивен, ты дожил до таких лет, а все еще веришь в такие понятия… Лично мое мнение, конечно, не право. Всегда!.. И во всем. Но весь наш социальный институт построен на праве большинства определять политику государств, работу социальных институтов и вообще всю жизнь общества. Так что у нас большинство хоть по большому счету и не право, но в обыденном, повседневном плане, увы, за ним решающее слово. В смысле, право по факту большинства. Потому мы здесь. И потому стираем с лица планеты остатки Израиля.
        Глава 12
        В командном бункере все толпились вокруг Файтера. Президент в очередной раз доказал свою мудрость, теперь он обводит всех усталым отеческим взглядом и все никак не может почему-то рассказать, как именно разгадал сложнейший ребус, как сумел перехитрить МОССАД, кнессет, правительство Израиля и даже всех его раввинов… как Израиля, так и всего мира.
        - И все-таки, - сказал Гартвиг настойчиво, - вроде бы и нехорошо в такой ситуации ликовать, когда целая страна фактически уничтожена… однако я как патриот больше ликую, что цела моя страна! И я счастлив, не стыжусь в этом признаться, счастлив, что на корню уничтожена страна, которая заложила в наших городах сорок атомных бомб!
        Все хлопали, выкрикивали подбадривающее, Файтер видел на лицах восторг и обожание.
        Он вздохнул, развел руками. Все мгновенно умолкли.
        - Евреи, - сказал он негромко, но в мертвой тишине его услышали все, - слишком много рассказывают о том, что их МОССАД - самая лучшая разведка мира. Хотя сам… как его, забыл, лучший разведчик МОССАДа, на его счету масса удачных дел, хотя помнят только из-за поимки Эйхмана, так вот он честно и откровенно признался, что МОССАД ничуть не лучше других, что это только деза, умело запущенная в массы… Такая же деза насчет тех жестокостей, на которые идут иудеи, уничтожая своих врагов…
        Он видел, как наступило короткое замешательство, Гартвиг нашелся первым:
        - Простите, господин президент, но разве в Ветхом Завете не рассказано, как иудеи уничтожали всех в Палестине? Женщин и детей убивали на месте, сжигали посевы, рубили сады, убивали скот…
        Олмиц добавил:
        - А как насчет того, что жителей захваченных городов живыми укладывали под молотилки, бросали в горящие печи?
        Файтер развел руками:
        - В наших интересах сказать, что все так и было. И что мы, уничтожая Израиль, уничтожили самый кровожадный и самый извращенный народ на свете. Но здесь все свои, верно? Во-первых, кто тогда не был жесток, вот культурные и просвещенные римляне, от которых ведем римское право, от них у нас сенат, Капитолий, именами их богов и героев называем ракеты, самолеты… один «геркулес» чего стоит!.. так вот римляне тысячами распинали людей на крестах вдоль дорог, чтобы все проезжающие, значит, любовались этой рекламой римского образа жизни…
        Он умолк на миг, все смотрят жадно, он сказал уже тише и без улыбки:
        - Во-вторых, почему не предположить, что это было поэтическое преувеличение? Так сказать, зачатки информационной войны. Дескать, вот какие мы звери, так что опасайтесь с нами задираться. Писали тексты не историки, это вам всякий скажет!.. К тому же Тора дополнялась и дописывалась, а ее положения со временем сдвигались все больше в сторону, как ни странно, гуманности. И, скажем честно, нередко обгоняя в гонке к справедливости соседние народы. Однако и мы, и евреи ноздря к ноздре поднимали на щит цитаты об исключительной жестокости иудеев… и о верности их традициям Торы.
        Он умолк, посмотрел на всех смеющимися глазами, только Бергманс увидел в них боль и стыд, снова развел руками, уже как-то беспомощно.
        Гартвиг сказал первым:
        - Вы хотите сказать… они раньше нас успели с операцией устрашения?
        Файтер кивнул:
        - Вы всегда отличались быстрым умом, Джордж.
        - Раньше на несколько тысяч лет, - проронил Юмекс задумчиво.
        Гартвиг прошептал в страхе:
        - Но ведь им чуть-чуть… еще бы самую малость… и они бы преуспели! Я ведь ни секунды не сомневался, что раз бомбы заложены, то их взорвут!.. Взорвут, как не взорвать?
        Файтер сказал медленно:
        - На это и был расчет. Кто бы ни заложил столько бомб под города противника - взорвал бы. Обязательно! Русские рванули бы и просто так, чтобы стереть Америку с лица земли, а все остальные народы - попади в такое отчаянное положение, в каком был Израиль…
        Он видел по разгоряченным победой и шампанским лицам, что в опьянении сладкой победой не поняли, что победа не такая уж и сладкая. Что, когда пройдет хмель, многим икнется.
        Кому-то даже станет стыдно.
        Дуглас проводил взглядом латиноса с пленником, повернулся к Стивену. Он хотел что-то сказать, но взглянул на раввина, нахмурился, затем злая улыбка искривила его тонкие аристократические губы.
        - Суть в том, - сказал он, - что любой человек, обожравшись траханьем и развлечениями, начинает томиться в поисках чего-нить возвышенного, духовного. Если это не временная блажь, то начинает углубляться в это дело все больше и больше. И самое неприятное, что рано или поздно такой человек обязательно приходит к евреям.
        Стивен сказал с недоверием:
        - Почему это?
        - Они первые и единственные, - объяснил Дуглас и покосился на притихшего раввина, - измыслили бога, который не трахает чужих жен, коров, коз, кур, не дрочит на крыше, как делал Зевс на башне Данаи… Помнишь, «в ее лоно пролился золотой дождь» и она, забеременев, родила Персея… У них изначально бог, который не умирает и не воскресает, как всякие собакоголовые осирисы. У евреев, если ты не понял. Значит, все ритуалы умирающего и воскресающего - пошли на хрен. Понятно, нет никаких красочно дикарских войн и драк между богами, он же один, а с собой драться как-то странно. Так в мусорку идет вся мальчишечье-драчливая мифология, кто кого из богов как трахнул, кто у кого коров угнал, кто на кого зуб имеет за то, что тот его жену поимел в облике коня или лебедя.
        Стивен смотрел пристально, Дуглас умен, даже очень умен, только ум его какой-то всегда очень узконаправленный. А сейчас говорит настолько общо, что как будто и не Дуглас.
        - Да, - сказал он, - ты обрисовал их веру очень точно.
        Дуглас ухмыльнулся:
        - Я всегда точен, не заметил? Словом, если их бог - чистая духовность, то какая у него сексуальная жизнь? Поклоняться такому богу приходится совсем иначе, чем тем, которые трахаются на каждом углу, дерутся и воруют друг у друга коз и коров. Так что неудивительно, что у евреев вся литература - занудно духовная, возвышенная. Но когда и нас начинает тошнить от траханья, а голые бабы уже мельтешат в глазах, то ничего лучшего, чем еврейский взгляд на мир, уже не бывает.
        - Ну да, - сказал Стивен саркастически, - у них там записано: нельзя изготовлять «изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли». Так что медным тазом накрылась вся их живопись, скульптура, архитектура… Конечно, они могли тренироваться только в абстрактных идеях, ничего другого уже не осталось. Считаешь, стоило?
        - Нет, конечно, - ответил Дуглас. - Недаром же ни одного художника, скульптора, архитектора или вообще ученого не было среди евреев. Я имею в виду, ортодоксальных, настоящих. Кто не рисовал в детстве собачек или лошадок, тот начисто лишен воображения и не может совершать открытия.
        Стивен посмотрел на него нерешительно, несколько сбитый с толку.
        - Ты имеешь в виду…
        - Да, именно. Те евреи, которые сыграли какую-то роль в живописи или науке, они все эллинизированные. Принявшие христианство. Ну, не обязательно в церкви, я имею в виду, принявшие христианский тип мышления. Ведь все открытия созданы христианами! Китайцы придумали порох и бумагу, но тысячи лет только и делали из бумаги фонарики, а из пороха - фейерверки! Паровую машину изобрел Герон в Древней Греции, но поигрался и бросил, те же древние греки знали, что Земля - шар, вычисляли расстояние до Луны и Солнца, но астрономическими таблицами не пользовались и плавали только у берегов, всегда держа глазом береговую линию, чтобы не потеряться!
        Он повернулся к раввину, тот смотрел на него со скорбью и жалостью. Дуглас сказал победно:
        - Да, вы, евреи, многое сделали для прогресса! Вообще для цивилизации. Если честно, здесь посторонних нет, никто не подслушает, скажу честно: все, что сделано в плане цивилизации, - пошло от идеи незримого и неосязаемого Бога. Однако сейчас… миссия евреев завершена.
        Раввин вздохнул, сказал слабым голосом:
        - Иногда и мне так кажется. Иногда - нет. Кто мы, чтобы судить о планах Всевышнего?
        - Вы нет, - согласился Дуглас. - А вот мы, американцы, можем.
        Он вытащил пистолет, раввин бестрепетно смотрел в черное дуло.
        - Почему? - спросил он.
        - По праву сильного, - ответил Дуглас. - Рим все-таки победил вас, старик.
        Грохнул выстрел, слишком громкий в тесном помещении, раввин откинулся на лавке. Во лбу небольшая дыра.
        Стивен оцепенел, кулаки сжались. С великим трудом заставил взять себя в руки, спросил хриплым голосом:
        - Но… зачем?
        - А ты как думаешь? - ответил Дуглас по-еврейски вопросом на вопрос.
        - Понятия не имею, - ответил Стивен. - Я понимаю, почему Дэн рвется убивать даже младенцев, особенно - девочек, чтобы не нарожали новых евреев… но старика?
        Дуглас ответил зло:
        - Потому что этот раввин тоже может рожать евреев! Ими, чтобы ты знал, не только рождаются, но и становятся. И потому раввины опаснее, чем израильские «меркавы» или «узи» с ракетными пулями… Стивен, не смотри на меня так. Я же вижу, как ты смотришь! Мы страшимся это признать, но истина такова, что всем современным миром мы обязаны именно этим вот самым пейсатым, что так упорно держатся за свои проклятые книжки! Мы обязаны им христианством и мусульманством, всем католическим миром! Да-да, который создал науку и вообще научный метод… все эти компьютеры, авианосцы и сверхзвуковые самолеты ведут начало отсюда, из их гребаной Библии…
        Стивен вскрикнул, чувствуя, как земля зашаталась под ногами:
        - Дуглас! Ты что говоришь?
        Дуглас раздраженно помотал головой:
        - А ты разве не… хотя да, круг лиц, допущенных к проекту, был очень невелик. Это было засекречено намного больше, чем эта война.
        - О чем ты?
        - На «Блю Джин-2» несколько раз моделировали развитие человечества с того момента, как эллинствующие взяли Иерусалим. Было сделано одно-единственное допущение: тупой деревенский староста Мататьягу не решился поднять нож на левита, совершающего жертвоприношение эллинским богам.
        Стивен смотрел непонимающе.
        - Ну и что? Почему из этого делать тайну?
        Дуглас сказал со злостью и горечью:
        - А потому что все расчеты… будь они прокляты!.. показали, что сейчас в лучшем случае мы жили бы в мире, где все так же на конях, мечами и копьями, а рабы ковыряют землю мотыгами. И здесь, и во всем мире… Про наш континент никто в Европе, как и в Азии, и не догадывается. Конечно же, никаких Штатов, только индейцы гоняются за бизонами да сдирают друг с друга скальпы!
        Стивен пробормотал:
        - Это что, всерьез? Что за чушь…
        - Увы, - ответил Дуглас зло, - буддизм, индуизм, как и все прочие восточные или не восточные, - это застывшие религии. Им всем важно сохранить статус-кво, они все нацелены на сохранение старых взглядов в незыблемости, и только иудаизм жадно изучает окружающий мир. Развиваясь, он породил христианство и мусульманство, едва не истребившие его, но с ними как-то ужился, а эти ветви: христианство и ислам, пошли развиваться уже сами. Первые выбрали дорогу ума, хотя вовсю твердили о вере, вторые - путь сердца, хотя их пророк Мухаммад сразу же заявил, что для Аллаха чернила ученого так же ценны, как и кровь мученика…
        Стивен сказал напряженно:
        - Но если так… не рискованно ли уничтожать евреев как нацию? Не остановится ли прогресс сейчас?
        Дуглас отмахнулся:
        - Ну и что? Сейчас мир - лучше не надо. Америка правит планетой, все армии распущены, террористы истреблены, наука и техника процветают. Даже если и остановится… хотя я в этом сомневаюсь, разве не стоит остановиться именно в этом счастливом времени? Как восклицал Гете: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!» И только нам, американцам, удалось осуществить эту вековую мечту человечества.
        Он повернул руку дисплеем на манжете вверх, видно, как крохотный латинос сажает крохотного пленного в вертолет.
        - И мир навсегда изменился, - сказал Дуглас победным голосом.
        Бог пообещал, напряженно пронеслось в мозгу Стивена, что иудеи будут избранным народом, если станут вкалывать до потери пульса, будут учиться, будут развивать извилины, а не мускулы. И он, Бог, поставит их над всеми народами, ибо только они люди, а остальные - говно, но им свое превосходство придется постоянно доказывать, чтобы и другие поверили, что иудеи, да, лучше других. И вот иудеи из кожи вон лезли и лезут, стараясь быть достойными того, что Бог отметил именно их, а не каких-нибудь египтян, вавилонян или хеттов. Вряд ли так же лезли и доказывали свое превосходство члены масонских орденов или политических партий. А жаль.
        Если вырезать на фиг всех евреев… их не жалко, хрен с ними, достали, но кто попрет факел дальше в будущее? Эх, была бы уверенность, что наше технологическое общество будет двигаться только вверх и вверх, можно бы всех евреев под корень… А так, черт бы их побрал, если уж человечество не может без вирусов, то что делать, что делать? Простому народу только дай остановиться и, без надрыва, наслаждаться тем, что есть. И никуда не лезть выше. Ну разве что телевизоры сделать шире, телеканалов больше, создать лекарства, чтобы не болеть и жрать все, не толстея, и - можно остановиться.
        Нет, хочу прогресс. Чтобы и на Сириусе яблони цвели. На Марсе зацветут и без евреев, туда все равно доберемся, уже по инерции, прогресс так быстро не остановится, но до Сириуса - доберемся ли?
        Он оглянулся на безжизненное тело раввина. Пальцы сами нащупали пистолет. Дуглас направился к выходу, надо бы окликнуть, но, когда убиваешь животных, кто соблюдает ритуалы? Хрен с нею, некошерностью…
        Он натренированным жестом вскинул пистолет, палец привычно нажал курок. Грохот выстрела показался щелчком. Отдача легко тряхнула кисть, тело Дугласа с расколотым черепом рухнуло на пол.
        Стивен вынул из рук старика крохотную книжку и сунул за пазуху. Мозг работает четко, руки не дрожат, а сердце бьется хоть и сильно, но без сбоев. Раз без проклятых евреев не двигаться, если в самом деле нужны, то они будут.
        Старые, новые или сверхновые, какая человечеству, на хрен, разница?
        И последняя война - не последняя.