Истребивший магию Юрий Александрович Никитин
        Трое из леса #19
        От эпохи магического дождя остались только волшебные мечи, кольца власти, чародейские амулеты и талисманы, джинны в кувшинах, браслеты колдунов, олени с золотыми рогами, серебряные гуси и еще много дивных вещей и зверей.
        А еще уцелели хранилища магической воды в подземных пещерах. Кто находил - становился могучим магом.
        Но появился странный человек, зачем-то не только убивает колдунов, это понятно - все воины воюют с ними, - но и уничтожает запасы волшебной воды.
        Зачем?
        Юрий Никитин
        Истребивший магию
        Часть I
        Глава 1
        В комнату неслышно вошла, шлепая босыми ступнями, низкорослая девушка в слишком просторном для нее сарафане. Ее простое лицо миловидно самой молодостью, она мягко и чисто улыбнулась, заметив пристальный взгляд гостя, тут же скромно потупила глаза. В ее руках покачивался большой расписной глиняный кувшин и, судя по напряжению ее рук, полный.
        Благоухающее вино полилось в чаши тугой струей, настолько ярко-красное, что походило на изогнутый раскаленный прут.
        Ушла с прямой спиной, гордая и красивая, длинная русая коса толщиной в руку дразняще покачивается в такт шагам. Хозяин с ласковой насмешкой поглядывал, как гость провожает ее долгим задумчивым взглядом.
        - Хороша?
        Гость, молодой и нездешнего сложения мужчина с красными волосами, прищурил в усмешке глаза. Он держался скромно, хотя, как только перешагнул через порог, хозяин ощутил в нем силу, что проступает не только в развороте могучих плеч и длинных, обвитых толстыми жилами рук, но и в осанке, прямом взгляде удивительно зеленых, ярких до оторопи глаз.
        - На редкость, - отметил он.
        Хозяин приглашающе кивнул на чаши с вином:
        - Старое доброе вино. Не люблю молодого, слишком будоражит кровь и бьет в голову.
        - Не всем старое по карману, - заметил гость.
        Хозяин оскалил рот в широкой усмешке. Зубы желтые, но все крепкие, целые, даже не сточенные возрастом, хотя, на взгляд гостя, уже разменял пятый десяток.
        - Ты прав, - ответил он с самодовольством человека, что добился всего сам, а не получил по наследству от престарелых родителей. - Остальные пьют молодое. Во всем селе только я покупаю старое, доброе, выдержанное. И не из бочки, а в кувшинах.
        - Слава о тебе ширится, - проронил гость. - Потому мой господин и нуждается в твоих услугах.
        Хозяин смерил гостя откровенно ощупывающим взглядом. Кто же у него господин, если сам выглядит человеком, способным подчинять и распоряжаться толпами. Могуч, в лице властность и сила, рубашка распахнута на груди, на шнурке поблескивают невзрачные камешки амулетов. Поверх рубашки на плечи наброшена волчовка, укрывающая только спину и бока, и, судя по выделанной коже, волчище был просто гигантский.
        - Мои услуги стоят дорого, - предупредил он.
        Гость кивнул, широкая ладонь опустилась к поясу. Хозяин не успел мигнуть, как на столе заблистал золотой самородок размером с крупный орех.
        - Задаток, - предупредил гость. Он провел пальцами по оттопыренному поясу. - Здесь золотые монеты, алмазы. Мне дано право платить любые суммы, которые… сочту приемлемыми.
        Хозяин не сводил с него испытующего взгляда.
        - Твой господин щедр…
        - Но и строг, - ответил гость. - Увы, строг.
        Хозяин наконец взял самородок, тяжелый металл приятной тяжестью давил на пальцы, холодил, хотя в поясе мог бы нагреться.
        - Хорошо, что ты хочешь?
        Гость не успел ответить, вошла другая девушка, подросток, но пухленькая, с темными маслеными глазами, круглым личиком, вся сдобненькая, как свежевыпеченная булочка.
        Хозяин перехватил взгляд гостя, подмигнул, сказал весело:
        - Даже старый конь молодую траву ищет!
        Девчушка даже приподнялась на цыпочки, чтобы поставить на стол поднос с жареным мясом и печеной птицей, подняла на гостя масленый взгляд, у нее оказались крупные влажные губы, нежные и созревшие, улыбнулась хитренько, словно понимая, что у него на уме, ушла, мягко двигая из стороны в сторону легкой юбкой. На пороге оглянулась и улыбнулась еще раз, полненькая и сочная, да, как свежая горячая булочка с хрустящей корочкой и свежей мякотью внутри.
        - Да, - проронил гость, - у тебя неплохое пастбище.
        - А разве не этого добивается любой мужчина? - спросил хозяин. - Дом, достаток, уважение соседей, и главное, чтоб вот такие всегда на расстоянии протянутой руки.
        - Ого!
        Хозяин хохотнул довольно.
        - Если можешь себе такое обеспечить, почему нет? Всякий бы так сделал, будь даже вдвое моложе.
        - Да, - проговорил гость странно равнодушным голосом, - наверное…
        - Уже не тот возраст, - сказал зачем-то хозяин, он чувствовал, что начинает нервничать рядом с таким человеком, слишком в нем много скрытой силы, а сильные, как известно, не считаются с людскими жизнями, - чтобы куда-то за ними ходить, а то и вовсе бегать… Так что ты хочешь?
        Гость посмотрел ему прямо в глаза и сказал четко:
        - У моего господина закончилась магическая вода. Он послал добыть для него кувшин.
        Хозяин не изменился в лице, только дыхание остановилось на миг, в следующее мгновение уже вздохнул, проглотил то, что собирался сказать, пробормотал только:
        - Кувшин?
        - Да, - подтвердил гость, - такого вот размера, как у тебя, под вино.
        Хозяин медленно покачал головой, он смотрел на гостя уже с опаской.
        - Это… вообще-то… немного.
        Гость кивнул. Лицо его не изменилось, он сказал все так же бесстрастно:
        - Да. Но у него и так все есть. А вода нужна… для забав. Ему нравится делать то, чего нельзя ни при каком богатстве. Или власти.
        - И с малым количеством магии можно сделать многое, - заметил хозяин.
        - Только не ему, - заверил гость.
        - Почему?
        - Магией заниматься, - обронил гость, - тоже надо долго учиться. А он уже стар, учиться не хочет. Умеет делать безобидные трюки, что умеют все новички. Но ему это нравится. Одно дело велеть слугам подать к столу целиком зажаренного вепря, другое - перед изумленными гостями взмахнуть руками, и вепрь появится на столе!
        Хозяин поморщился.
        - Прости за резкие слова в адрес твоего господина, но это глупо. Тратить драгоценную магию на то, что можно сделать и так?
        - Он такое делает очень редко, - заверил гость. - Только чтобы удивить кого-то. И побахвалиться.
        Хозяин наконец позволил улыбке появиться на губах.
        - Да, это понимаю. Старого пса новым трюкам не научишь, потому он лишь забавляется по мелочи. Но когда у человека и власть, и достаток, что ему еще? Только жить в удовольствие. Он себе это нашел… Но только, увы, я бы очень хотел тебе и твоему господину помочь, однако…
        Он умолк и горестно вздохнул. Взгляд его упал на золотой самородок посреди столешницы, глаза стали тоскующими.
        Гость поинтересовался:
        - Что мешает?
        Хозяин развел руками:
        - Дело в том, сказать по правде, у меня самого этой самой чародейской водицы в кувшине на донышке. Да и было не больше половины. Я берег, расходовал только в крайних случаях, но сейчас подошла к концу. Сказать по правде, за последние три года не истратил ни капли! Хорошо, что она в отличие от простой не испаряется.
        Гость нахмурил брови, подумал, вскинул на хозяина требовательный взгляд:
        - А попытаться зачерпнуть еще? Если ты знаешь где?
        Тот ответил, не задумываясь ни на минуту, словно давно этот вопрос уже решил для себя:
        - Нет, этого я не сделаю.
        - Почему?
        Хозяин вздохнул:
        - Не из-за особой честности. В среде колдунов ее нет, она признак слабости. Но такие места огораживаются особыми заклятиями. Мне их не пройти. Если бы я был колдуном, что-то да сумел бы… может быть. Увы, я освоил пару самых простых заклятий, что облегчают мне жизнь, только и всего! С настоящими колдунами не тягаться.
        - Лучше синица в руке? - спросил гость.
        Хозяину почудилась в сдержанном голосе насмешка, но сдержался и ответил спокойно:
        - Я уже немолод, у меня нет детской пылкости в голове. Не стану надувать щеки и ссылаться на звезды, что встали ну прямо не вот так, как надо. Понимаешь, каждый поднимает свою ношу. Что мне по силам, то по силам. Если бы я мог делать то, что хочешь ты, я бы жил во дворце. И у меня было бы не две таких девчушки, а сотня.
        Он протянул руку и толкнул пальцем самородок в сторону гостя. Золотой камешек прокатился полдороги с мягким металлическим стуком и замер.
        Гость взглянул на самородок, на хозяина, сказал ровным голосом:
        - Я человек новый в этих краях. Это золото твое, если подскажешь, у кого сумел получить кувшин магической воды. Я не спрашиваю, за что ты ее получил.
        Глаза хозяина вернулись к камешку, тот зазывающе блестит всеми гранями.
        - Твой господин, - произнес он осторожно, однако толстые губы сами по себе расплылись в довольной усмешке, - в самом деле щедр!
        - Но строг, - напомнил гость. - И хочет, как видишь, очень много.
        - Да, - согласился хозяин. - Это в самом деле немало. Но, если на то пошло, могу подсказать этого сильного колдуна… хотя, конечно, тем самым я себя лишаю заработка. Я не знаю, где он хранит воду, не знаю, сколько ее у него, но хозяина укажу.
        Гость повторил так же ровно:
        - Это золото твое. Если тот, о ком ты говоришь, в пределах досягаемости…
        - В соседнем городе, - поспешно сказал хозяин. - Правда…
        - Что?
        - …он очень осторожен, - закончил хозяин. - Никому не рассказывает, откуда у него сила и влияние. Одевается скромно, а когда пользуется магией, то всегда находит ей… другое объяснение. Чаще всего меняет одежду и даже лицо, потому его не узнают даже близкие, если он того не хочет.
        В ладони гостя появился второй самородок, почти такого же размера, только чуть вытянутый и ноздреватый.
        - Получишь вот это, - сказал гость, - если не просто назовешь адрес, но и отведешь к этому человеку.
        - Твой господин необыкновенно щедр! - воскликнул хозяин.
        - Просто он торопится, - пояснил гость. - Уже немолод.
        Неслыханно ярко и страшно полыхает предвечернее солнце, огромное и косматое. Насыщенным пурпуром блестит все, что может блестеть на земле, а в небесах пышно и сказочно прекрасно пламенеют горы облаков, в которых угадываются то лики дивных существ, то невероятной красоты дворцы.
        Они приехали в город на повозке, запряженной двумя молодыми быстрыми лошадьми. Их не приходилось подгонять, обе неслись с превеликим удовольствием, радуясь возможности мчаться, а не уныло жевать овес в конюшне.
        - Вон тот дом, - сказал хозяин негромко и пугливо огляделся. - Но не спеши…
        Гость сидел позади, спокойный и выпрямленный, за спиной короткий лук из рогов горного козла, в руках толстый посох, гладкий и блестящий от частого прикосновения. Зеленые глаза смотрят вперед спокойно и равнодушно, словно не первый раз покупает для своего господина магическую воду.
        - Ловушки? - обронил он.
        - Не знаю, - ответил хозяин честно, - я там не был.
        - Понятно, - ответил гость. - Побродим по базару? Больно богатый здесь…
        - Люди работящие, - похвалил хозяин. - Хотя, конечно, часть уходит искать сокровища, но большинство все-таки работают…
        - На них мир держится, - обронил гость.
        - Но королями они не становятся, - сказал хозяин.
        Гость усмехнулся.
        - Ну, не все же находят пещеры с сокровищами, золотых рыбок или джиннов в медном кувшине… Я имею в виду тех, кто ушел на поиски легкого счастья…
        Базар бурлит, хаотичный и беспорядочный, коз продают рядом с рядами оружейников, а возле благородных торговцев цветными тканями устроился зеленщик с чахлой морковью и мелкой репой, больше похожей на крупный чеснок.
        - Соблазн велик, - заметил хозяин.
        - Чересчур, - пробормотал гость.
        Хозяин сказал с усмешкой:
        - Да, это даже вредит. Каждому хотелось бы, чтобы сокровище нашел только он, а остальные работали, работали… Но, к сожалению, никого силой работать заставить нельзя. Если хочет отправиться искать закопанные клады, он отправится…
        Гость, совершенно не интересуясь выставленными товарами, равнодушно посматривал на прилавки, там среди в самом деле полезных вещей слишком много и таких, что найдены при раскопках древних могил. В основном совершенно бесполезные штуки, что кладут в гроб или в склеп к умершему. Чаще всего полусгнившие или проржавевшие насквозь… Но кто-то купит, понадеявшись на «волшебность» старых вещей, ведь в старину «усе было лучше».
        Хозяин шепнул тихонько:
        - Тебе везет!.. Вон идет по второму ряду…
        Гость быстро повернулся.
        - Который?
        - В одежде столяра!
        Гость ощутил, что без подсказки хозяина вряд ли сумел бы вот так с ходу увидеть в этом невзрачном человеке могучего колдуна, у которого магической воды столько, что может даже делиться с другими. Среднего роста, в серой, называемой «немаркой», одежде, идет неспешно между рядами и вроде бы равнодушно поглядывает, кто что выложил на прилавок. Даже сапоги на нем простые, изрядно поношенные. Не дурак, значит. Дураки в первую очередь стараются выделиться одеждой, это даже им под силу, потому дураков можно высматривать в толпе уже по яркой и тщательно подобранной одежке, рассчитанной впечатлить других.
        Хозяин заулыбался, увидев в полураскрытой ладони своего странного гостя золотой самородок.
        - Твой господин щедр!
        Гость молча переложил в его пальцы золото, его зеленые глаза неотступно держали взглядом спину колдуна. Хозяин поклонился и поспешил обратно к повозке. Олег пошел за своей целью так же медленно, поглядывал краем глаза и на разложенный товар. Колдун, судя по его жестам, старается не привлекать внимания, отчаянно торгуется, сбивает цену, а когда покупает, делает вид, что совсем разорен, отдал последние деньги, которые копил всю жизнь.
        Глава 2
        Олег неспешно двигался по узкой улице, плотно заставленной домами, поглядывал по сторонам, как всякий приезжий, прикидывающий, как будет обживаться на новом месте. Под ногами плотно утоптанная земля, кое-где лужи, базар остался за спиной, колдун идет впереди, за плечами полная сумка покупок, но древности прикрыл пучками пышной зелени, пусть все видят, что домовитый, продукты ходил покупать, явно бедный вдовец, а дети если и были, то оперились и выпорхнули из родительского гнезда.
        Молодец, мелькнула мысль, не выставляет богатство напоказ, как сделал бы юнец. Понимает, соседи воззавидуют настолько, что кто-то и красного петуха может со зла подпустить. И вообще, у богатого свои сложности: со всех сторон просят помочь, дать денег, сделать за них какую-то работу…
        Тем более стоит помалкивать, что владеет какими-то запасами магической воды. Этому завидуют куда больше: почему повезло ему, а не им?
        Город очень стар, но все еще по улице не проложили даже бревна или доски, не говоря уже о брусчатке, только утоптанная земля, как в большом селе.
        Над головой широкая яркая голубая лента с белыми барашками облаков, но и небо часто перекрыто вывешенным для просушки бельем: жители протягивают веревки поперек улиц, нимало не стесняясь выставлять на обозрение рваные подштанники.
        Колдун подошел к калитке, просунул руку в отверстие и долго двигал там ею, отодвигая запоры. По ту сторону высокого забора видны только вершинки деревьев да чуть-чуть высовывается флюгер на высоком шесте.
        Олег приблизился все той же неспешной походкой прогуливающегося человека, в руке посох, на лице мирное и почти сонное выражение.
        - Добрый день, - сказал он доброжелательно.
        Колдун настороженно оглянулся, плечи его сжались, будто ждет удара, лицо затравленно-тревожное.
        - Ты кто?
        - Просто иду себе, - сказал Олег с усмешкой, - а на «Добрый день» раньше отвечали «День добрый»…
        - Нечего со спины подкрадываться, - огрызнулся колдун. - Идешь, ну и топай дальше.
        - А я к тебе, - ответил Олег. - Тихо-тихо, не начинай здесь на улице, народ смотрит… Мне только поговорить.
        Лицо колдуна посерело, он зыркнул по сторонам обреченно, голос его прозвучал совсем тускло:
        - Кто ты?
        - Просто любопытный, - ответил Олег, - но зачем на улице?
        Колдун тяжело вздохнул:
        - Хорошо, пойдем в дом.
        - Спасибо, - ответил Олег. - Люблю в гости ходить. Кормят, угощают, песни поют…
        Колдун скривился, но смолчал, отворил калитку и посмотрел на Олега. Тот улыбнулся широко и жестом показал, что только после хозяина, ибо вежливость вежливостью…
        Во дворе огромный злобный пес метнулся навстречу, но взглянул на Олега, заскулил и попятился к будке. Колдун нахмурился, быстро прошел по выложенной мелкими камешками дорожке.
        Деревья расступились, дом громадный, в два этажа, но запущенный и неухоженный, явно хозяин не в силах его содержать в порядке и лишь доживает в нем свои годы, а вместе с ними их доживает и сам дом.
        Колдун поднялся на крыльцо, замков много, Олег терпеливо дождался, когда все двери будут открыты, вошел вслед за хозяином. Сени просторные, а дальше двери привели в скромных размеров комнату, скудно обставленную мебелью, в середке стол с минимумом посуды и всего три стула.
        Олег выждал, пока хозяин опустился за стол, придвинул стул и сел напротив. Колдун угрюмо уставился на гостя.
        - Ладно, - сказал Олег, - угощения, как вижу, здесь не дождаться.
        - Говори, - напомнил колдун, - кто ты и зачем.
        - Нужны услуги, - сказал Олег.
        - Тебе?
        - Нет, моему хозяину.
        Колдун смерил его недоверчивым взглядом.
        - Ты не похож на тех, у кого есть хозяин.
        - Хозяин есть у всех, - ответил Олег кротко. - А нужны услуги, которые… гм… не получить обычным способом.
        Колдун проговорил осторожно:
        - Гм… если не получить обычным, то такие наверняка стоят дорого. Если ты про магию, то ее почти уже и нет… Магические дожди, говорят, прекратились и не вернутся.
        - Но ведь ты ею попользовался? - спросил Олег очень спокойно, даже лениво. - Это вот все… как добыто?
        Колдун позволил себе чуть-чуть расслабиться, даже улыбнулся одними уголками рта. Солнце врывается золотыми лучами в окна, посуда под ними переливается яркими бликами, дорогая, изящная, сделанная без крикливой пышности, но руками очень умелых мастеров. И сам стол из дорогих пород дерева, и вся мебель в комнате, как и дом изнутри совсем не таков, каким выглядит снаружи. Можно предположить, что остальные комнаты, куда гостей вряд ли пускают, сверкают настоящей роскошью.
        - Умом, - ответил он, - и… удачей, конечно.
        - Удача, - заметил Олег, - капризная штука.
        - Есть удачливые.
        - Раз повезет, - заметил Олег, - два, но не десять раз подряд?
        Колдун усмехнулся:
        - А если человек удачливый сам по себе? Другим вообще не везет, а ему везет все время.
        - Враки, - сказал Олег равнодушно.
        - Ты не веришь в удачу?
        - Нет.
        - А во что?
        - В успех, - ответил Олег.
        Его рука как выстрелила от плеча, пальцы только что постукивали по столу, но мгновением позже сжали горло колдуна железной хваткой. Глаза колдуна начали выпучиваться, губы беззвучно шевелились, Олег покачал головой.
        - Тебе не повезло, - сообщил он ровным голосом. - У меня на это заклятие есть защита. А твой заслон, как видишь, мне ну совсем не помеха.
        - Кто… - прохрипел маг полузадушенным голосом, - кто… тебя нанял…
        - Ты не поверишь, - буркнул Олег. Его пальцы безжалостно сжимали горло противника. - Не поверишь…
        - Поверю… - прохрипел маг, - или не поверю… какая тебе разница… Но я могу заплатить тебе намного больше…
        Олег чуть ослабил пальцы.
        - Да что ты говоришь?
        - Правда…
        Олег сказал предостерегающе:
        - Не пробуй призвать магию!.. Сверну шею. На это у меня силы хватит.
        - Хватит, - поспешно согласился колдун. - Я не двигаюсь… Скажи, что ты хочешь. Назови любую цену!.. Я все выполню…
        Олег перепросил скептически:
        - Все?
        - Ну, - проговорил колдун уже осторожнее, - почти все… Я не могу тебя сделать равным богам, но моя мощь, даже без хвастовства, поистине безмерна. Я даже сам еще не знаю ее границ… Просто ты застал меня врасплох…
        Олег поиграл пальцами на горле, давая вдохнуть воздуха, ибо лицо мага совсем посинело, но не позволял собраться с силами.
        - Откуда черпаешь свою мощь?
        Маг промолчал. Олег сжал пальцы, тряхнул с силой. Голова мага ударилась в каменный пол. Звук был глухой, похожий на щелчок расколотого ореха. Однако глаза мага не погасли, в них только мелькнула боль и тут же погасла.
        - Откуда? - повторил Олег.
        - Зачем это тебе?
        - Надо, - отрезал Олег.
        - У тебя… наверняка… да не дави так!.. своей не меньше… На твой век хватит…
        Олег тряхнул сильнее, ударил затылком снова. В глазах мага вспыхнула боль, но сумел погасить, молодец, и тогда Олег начал бить головой и приговаривать:
        - Ты ведь не знаешь, как я собираюсь тратить… тратить… тратить!.. Может быть, для моих целей надо много… много… много… У тебя выбор… выбор… выбор… Или покажешь… или разобью твою голову сейчас… выбирай…
        Лицо мага стало багровым, глаза вылезали из орбит. Он не успевал гасить боль, тем более - заживлять, Олег чувствовал, как мощь уходит из слабо сопротивляющегося тела.
        - Хо…ро…шо, - послышался слабый хрип, - я все сделаю… Мертвому магическая вода не нужна…
        - Хорошо сказано, - одобрил Олег.
        - Что ты… хочешь?
        - Покажи мне ее запасы.
        - Может быть… лучше… желание? Говори… я все исполню…
        - Мое желание, - сказал Олег неумолимо, - увидеть запасы твоей воды. Показывай!
        Колдун прохрипел:
        - Хорошо… Только не дави… Я сейчас умру…
        Олег убрал пальцы, но сразу сказал жестко:
        - Учти, я к этой встрече приготовился. А ты - нет. По крайней мере, ты не готов встретить именно меня, а простые воры не в счет. Понял?
        Колдун ощупывал распухшее горло, где уже начали проступать красные пятна кровоподтеков. Глаза блеснули из-под приспущенных век испуганно, злобно и непримиримо.
        - Понял…
        - Иди на шаг впереди, - предупредил Олег. - Не пытайся ничего… еще раз говорю. Я не знаю твоих заклятий, но едва услышу хоть слово, а слух у меня как у тушканчика, сразу же - в пепел. Чтобы не рисковать, понял?
        Маг ответил угрюмо и устрашенно:
        - Да понял я, понял. Ты сам только… не истолкуй как-то иначе.
        - Я очень подозрительный человек, - напомнил Олег.
        - Да вижу…
        - И трусливый, - добавил Олег. Маг взглянул на него искоса, смолчал. Олег пояснил: - Храбрый на моем месте тебя уже не боялся бы, а я вот, трус, буду следить за тобой все время. Как только не так взмахнешь рукой… или что-то шепнешь… ты сразу - обугленный труп! Нет, даже пепел на месте трупа.
        - Да понял я, - повторил испуганный маг. - Но там камни, всякий начнет размахивать руками…
        - Старайся размахивать поменьше, - напомнил Олег. - Для тебя лучше упасть на ровном месте, чем я что-то не то подумаю. Помни, я - человек подозрительный и очень трусливый.
        Колдун смотрел злобно и затравленно, но послушно поднялся, Олег взглядом напомнил, чтобы двигался медленно и осторожно. Так и пошли в другую комнату, потом еще в одну.
        Наконец колдун остановился и сказал хрипло:
        - Вон там лаз в подвал.
        - Где?
        - Под тем большим сундуком…
        - Отодвигай, - велел Олег.
        - Слишком тяжелый…
        - А ты попробуй, - предложил Олег.
        Колдун послушно приблизился, уперся в сундук руками, тот не сдвинулся, затем пригнулся и попробовал надавить плечом. Лицо побагровело, в самом деле пытается сдвинуть, Олег наконец сделал шаг и уперся одной рукой, ладонь другой опустил колдуну на спину.
        У сундука нет ножек, что и понятно, никто да не увидит под ним крышку лаза под толстым слоем пыли. Днище же как будто вросло в пол. Олег ощутил, что и его сил не хватает, нажал уже всерьез, напрягая все мышцы, внизу неохотно скрипнуло, заскрежетало. Он с новыми силами надавил плечом, не забывая следить за колдуном.
        Сундук медленно пополз с облюбованного места. Под скопившейся пылью не видно даже досок пола, колдун неохотно нагнулся и нащупал утопленное в пол кольцо.
        - Тяни-тяни, - посоветовал Олег.
        - Я так давно не лазил туда, - пробормотал колдун, - там уже все вросло в пол…
        - А сейчас полезем, - сообщил Олег. - Давай, не медли. Сам понимаешь, мы обязательно там побываем.
        Колдун ухватился обеими руками, Олег видел, как лицо колдуна побагровело, жилы напряглись, а руки вытянулись. Наконец сухо треснуло, квадратная крышка поднялась, выпуская сырой и затхлый воздух.
        - Хорошо, - сказал Олег. - Там лестница?.. А-а, даже ступеньки?.. Это еще лучше. Солиднее. А то по стремянке как-то не совсем прилично взрослому человеку…
        Колдун кивнул на отверстие:
        - Все там. Можешь забирать.
        - Подумаю, - ответил Олег. - Ты в самом деле веришь, будто вот так полезу, очертя голову?
        Тот пожал плечами:
        - А кто бы не попытался?
        - Иди вперед, - велел Олег. - Только не вздумай, понял? Я подготовился, помни! Защита на мне, как на черепахе панцирь, а ответный я успею… Так что не рискуй зря.
        Колдун ответил сухо:
        - Зря не буду.
        Олег взял со стола свечу, колдун оглянулся и, уловив кивок, медленно двинулся вниз, в темноту. Олег шел следом, опустил ладонь на шею торговца.
        Ступеньки привели в просторный подвал, пахнет сыростью и плесенью, в два ряда под стенами справа и слева громоздятся сорокаведерные винные бочки.
        - Неплохо устроился, - проговорил Олег озадаченно. - Судя по запаху, это же вино из Ализии!.. Вино королей…
        Колдун сказал быстро:
        - Бери, все твое!.. Здесь на несколько жизней хватит!
        - Ну, - проговорил Олег задумчиво, - это смотря чья жизнь… Иди дальше. Сам знаешь, что меня интересует.
        - Иду…
        - И двигайся медленно, - напомнил Олег. - А то я что-то начинаю дергаться…
        Колдун втянул голову в плечи и шел, шаркая подошвами, между рядов с бочками, но Олег уже чувствовал, что магической воды здесь нет. Хозяин постанывал и подволакивал ногу, дышит чересчур хрипло и жалобно, но это понятно, усыпляет бдительность, от едва живого и к тому же парализованного страхом не ждут сопротивления…
        Его пальцы сильнее сжались на шее колдуна.
        - Не хитри, - предупредил он. - Я тебе не верю. Смотри, сдавлю… и ты уже мертв.
        - Понял, - прохрипел тот. - Нет-нет, какие хитрости в моем положении!
        Ряды с бочками закончились, впереди стена, колдун остановился, Олег спросил резко:
        - За этой стеной, так? Как открываешь?
        Тот тяжело вздохнул, этот чужак слишком быстро соображает, прошептал тихо:
        - Там вверху веревка.
        Олег вскинул голову.
        - Так просто?
        Он вздохнул тяжелее.
        - Да…
        Олег вскинул свободную руку и легонько потянул. Ничего не случилось, он потянул сильнее. Когда снова ничего не изменилось, он хотел дернуть, но понял, что веревка попросту оборвется.
        - Врешь, - сказал Олег с сожалением, - я же сказал, это слишком просто. Любой, кто зайдет в подвал, может потянуть за нее.
        - Хожу только я один, - запротестовал колдун.
        - Да? - спросил Олег скептически. - Даже бочки сам выкатываешь наверх?.. Ладно, умри, а загадку я разгадаю и сам…
        Он сдавил шею, колдун из последних сил прохрипел:
        - Скажу…
        - Говори, - предложил Олег, но пальцы оставил стиснутыми.
        Тот прохрипел еще слабее:
        - Там слева третья от нас плита… Надо наступить…
        - Это тоже просто, - сказал Олег. - Кто-нибудь наступил бы даже нечаянно.
        - Нет-нет, - прошептал колдун раздавленно, - там в самом деле плита, на нее нужно наступить, но сразу же потянуть и за веревку… Откроется, только если одновременно…
        Олег молча отодвинулся, дотянулся ногой до нужной плиты, а кончиками пальцев до веревки. Она подалась неохотно, чувствуется, как поднимает груз. Плита скрипнула и опустилась на два пальца. Немного, но достаточно, чтобы высвободить клинья засова.
        Часть стены медленно и неохотно повернулась, встав боком. Открылась просторная комната, сами собой загорелись светильники. Олег втолкнул колдуна, не разжимая пальцев на шее.
        Помещение не так велико, как выглядит с той стороны двери, но чисто, ухоженно, и чувствуется, что колдун бывает здесь часто. Значит, пылью под сундуком присыпает из осторожности, с таким надо держаться в самом деле начеку каждое мгновение…
        Посреди комнаты огромный чан из толстого чугуна, но внутри покрыт нежно-голубой эмалью. Темная маслянистая поверхность кажется твердой, как окаменевшая смола. Чан заполнен больше чем наполовину.
        - Вот, - прошептал колдун, - она… Теперь отпусти… Клянусь, буду молчать…
        - Отпускаю, - ответил Олег.
        Пальцы его сжались, тихонько хрустнули позвонки. Он выпустил обмякшее тело, оно еще не успело рухнуть, как сделал два быстрых шага и нагнулся над одной из плит пола. Пальцы подцепили с трудом, подалась неохотно, земля под нею влажная, сырая, во все стороны шмыгнули потревоженные уховертки.
        Он отодвинул плиту, снизу отчетливо пахнет сыростью и словно бы даже тянет воздухом, будто совсем близко проходят водяные ключи.
        Колдун от пинка перевернулся на спину, Олег заглянул в остекленевшие глаза, в самом деле не прикидывается, теперь ничто его не оживит, вернулся к чану и, подставив под край плечо, начал с усилием разгибать ноги. Внизу затрещали потревоженные кирпичи, днище вмуровано в глину, что уже окаменела, кровь ударила в голову, но он продолжал разгибаться, чувствуя, как от непосильной нагрузки подрагивают мышцы спины.
        Чан наклонялся, наконец маслянистая жидкость хлынула через край. Он перевел дыхание, дальше стало легче, а когда вылилось больше половины, уже руками ухватился за край и перевернул чан вверх дном. Жидкость залила пол, не успевая впитываться через открытое для нее место, но уровень быстро падал, а когда последняя струйка ушла, Олег носком сапога придвинул плиту на место.
        В подвале тихо, пустынно, он закрыл за собой потайную дверь, отряхнул ладони и пошел по ряду винных бочек в сторону лестницы.
        Глава 3
        Деревья сдвинулись плотно, как ратники в готовом к бою войске, на которое вот-вот ринется конница. Ровная, как стол, степь - раздолье для конных, зато лес может дать от них защиту и убежище.
        Может, подумал он мрачно, но не даст. Еще не вступил под сень деревьев, а уже шибает запах недоброй магии. Ну, еще не шибает, но он наловчился улавливать и самые легкие оттенки. Злой магии, нерассуждающей, хотя что за дурь - делить магию на злую и добрую?
        На плечи и голову пала густая тень. Он сразу ощутил облегчение, жгучие лучи солнца остались там, в степи. Первый ряд деревьев как на подбор: высокие и толстые, кора окаменевшая, в расщелинах копошатся жуки, поглощая вытекающий из трещины сок, в дуплах чувствуется шевеление, но ему не нужно даже заглядывать, чтобы знать, где угнездилась сова, где куница или белки, а где зверь поопаснее…
        Впереди лесной полумрак, воздух влажный, за спиной меркнет сверкающий мир солнечного полдня, Олег начал углубляться в лес, как вдруг по телу сыпнуло холодом. Мышцы на кратчайший миг свело и тут же отпустило, он насторожился, пальцы крепче сжали посох.
        За спиной послышались торопливые шаги, чуть позже пахнуло смрадное дыхание. Олег с разворота нанес быстрый удар сверху, еще не видя противника, но уже нарисовав его в воображении.
        Тяжелый посох с сухим треском проломил толстый череп зверя: массивного, как медведь, только, в отличие от хозяина леса, покрытого не то крупной рыбьей чешуей, не то зачатками перьев. Но такой летать не сможет, зело тяжел, так что чешуйки уже начали превращаться в ящеричьи…
        Олег покачал головой, явно здесь близко источник с магической водой, если даже звери наловчились ею пользоваться. Здесь зверь хоть и сильный, но слишком медлительный, не догонит никакую добычу, но научился обездвиживать ее на некоторое время, достаточное, чтобы подойти и ухватить за горло. Хорошо, что в своей осторожности, которую Олег называл презрительно трусостью, он наложил на себя все доступные ему защитные заклятия и звериная магия не подействовала.
        Он пересекал лес по прямой, за это время еще трижды отбивался от зверей, что пробовали на нем свою магию, а обычные волки и медведи чувствовали в нем противника посильнее и сами уходили с дороги. На одной из полянок увидел, что солнце, уже не оранжевое, а красное, словно слиток металла, медленно сползает по небосводу, ускорил шаг и тут же услышал совсем близко скопление крупных хищников.
        Ноги сами понесли его неслышно, все чувства обострились, а когда далеко слева между деревьями мелькнуло нечто серое, он уже знал: собралась большая волчья стая. Идут либо выборы нового вожака, а это означает лютую схватку старого вожака с сильным волком помоложе, либо волчья свадьба, либо…
        Он сделал несколько осторожных шагов влево, деревья расступались так же неслышно, волки его не чуяли, ветер на него, зато он мог охватить взглядом всю картину, даже не выходя из-за деревьев.
        Стая крупных волков окружила высокий дуб. Если бы тот вырос на просторе, был бы невысок и зело широк, а ветви пошли бы в стороны, чтобы принимать больше солнца, но среди себе подобных приходится тянуться ввысь в борьбе за солнечные лучики, и Олег долго скользил взглядом вверх по стволу, пока наткнулся на первые ветки.
        На первой же нижней ветке у самого ствола видны женские ноги в изящных сапожках. Миниатюрная женщина, больше похожая на ребенка, прижала к стволу небольшой, но тяжелый мешок, над головой еще ветка с удобной рогулькой, где можно сесть, как в гнездышке, и выждать, пока волки разойдутся. Только в женских рассказах волки караулят сутками, на самом деле в подобных случаях расходятся довольно скоро.
        Он оценил обстановку, сделал шаг назад, повернулся, чтобы уйти, как ощутил, что его увидели, и тут же донесся дрожащий женский возглас:
        - Слава небесам, человек!.. Беги скорее в деревню, приведи помощь!.. Меня уже руки не держат…
        Олег обернулся. Женщина перехватила его взгляд, лицо отчаянное, в голубых, как небо, глазах страх и надежда.
        Он крикнул:
        - Залезь на ветку выше. Там удобно, а волки скоро уйдут!
        - Не могу, - прокричала она. - Меня всю трясет, я вот-вот свалюсь…
        - Но как-то залезла?
        Она крикнула жалобно:
        - Если бы я знала как!.. Я так испугалась, что откуда и силы… Но скоро упаду…
        Он коротко усмехнулся, уже встречался с такими, в минуты ужаса перепрыгивают пропасти и голыми руками душат львов.
        - Иду, - крикнул он. - Не брякнись, а то зря буду лесных собачек пугать.
        Волки повернули головы в его сторону. Трое сразу поднялись и пошли за ним, остальные остались, будто страшатся, что жертва расправит крылья и улетит. Олег насторожился, сразу ощутив, что волки тоже умеют замедлять движения жертвы. Это объяснило, почему пошли только трое, хватило бы и одного. А стаей они потому, что просто стая…
        Он остановился, опустил руки с посохом, притворился вообще застывшим. Волки подошли неспешно и прыгнули, но прыжки тоже небрежные, от излишней уверенности. Посох, поднимаясь, со страшной силой ударил одного снизу в челюсть, второго тотчас же встретил острым концом в пасть, а сам Олег отступил на шаг, спасаясь от прыжка третьего, отмахнулся. По лесу разнесся неприятный хруст разбиваемых костей, словно волчий череп разлетелся на сотни просушенных на солнце кусков.
        Когда он пошел к дереву, волки в растерянности поднялись, одни бросились, рыча и щелкая зубами, этих он быстро и точно бил посохом, ломая хребты, разбивая головы, другие попятились и, жалобно завывая, ринулись в чащу.
        Женщина вскрикнула, Олег успел увидеть, что пальцы ее разжимаются. Тело скользнуло по стволу, он быстро шагнул в ту сторону и вытянул руки, роняя посох. Она падала с красиво развевающимися волосами цвета темной меди, густыми и пышными, а когда он поймал ее на лету, подивился легкости ее тела.
        Лицо ее оставалось смертельно бледным, он чувствовал, что ее душа убежала в спасительный обморок, чисто женское спасение от неприятностей. Ладони ободраны в кровь, на щеке и скуле широкая глубокая ссадина с запекшейся кровью.
        Миниатюрная, хрупкая и нежная, совсем не приспособленная для жизни в лесу и вообще на свежем воздухе, она казалась ему нежной канарейкой, что не проживет и дня, если выпустить из золотой клетки на волю.
        Довольно скоро он ощутил, что спасенная очнулась: чаще забилось ее сердце. Тело напряглось самую малость, он видел, как медленно поднялись веки с изумительно длинными ресницами, густыми и загнутыми, на него взглянули непонимающе дивные глаза цвета светлого солнечного неба, даже золотые искорки в синеве радужной оболочки.
        - Ой… Я упала с дерева?
        - С дуба, - уточнил он. - С дуба рухнула.
        Она спросила с недоверием:
        - И что, поломала ноги?
        - Вроде бы нет, - ответил он.
        - А чего ты меня несешь?
        Он пожал плечами.
        - Не знаю. Дурак потому что. Но ты права…
        Он поставил ее на ноги, придержал, чтобы не упала. Она тряхнула головой, отбрасывая волосы со лба, оглянулась. Темный лес далеко за спиной, лишь верхушки горят золотом, затем и они погасли, остались только над ними воспламененные красные облака.
        - Ого, - сказала она с уважением, - это ты меня столько нес? Да ты здоровенный, как бык!
        Он хмыкнул.
        - Чтоб тебя нести, хватило бы силы и теленка. А то и вовсе… поросенка.
        Она обиделась:
        - Почему поросенка?
        - Не знаю, - ответил он. - Идти сможешь?
        - Смогу, - ответила она.
        Он кивнул и пошел в направлении села, уже и забыв о ней. Через пару минут послышался дробный стук каблучков. Женщина пошла рядом, поглядывала искоса, на лице искренние удивление и обида. Олег шагал широко, она пыталась идти рядом и то и дело переходила на бег.
        - Я что, - сказала она неожиданно, - в самом деле похожа на поросенка?
        - Что ты, - ответил он с недоумением, - откуда ты взяла?
        - Ты же сам сказал! - обвинила она.
        - Правда?
        - Это ты с дуба рухнул, - заявила она, - прямо на темечко!
        Он на ходу потрогал в задумчивости голову.
        - Правда? А то я как-то не заметил…
        Она смотрела вытаращенными глазами.
        - Ты кто? Почему такой… рассеянный? И как ты, весь такой задумчивый, можешь драться так… невероятно? Я никогда не думала, что простой палкой можно вот так целую стаю. Или она железная?
        - Стальная, - бросил он коротко.
        - Ого! А с виду из простого дерева…
        - Вот и хорошо, - заверил он.
        - Почему?
        - А зачем, чтобы все знали, какая она? Пока думают, что деревянная, у меня больше шансов.
        Она подумала, кивнула, вид у нее важный, словно решила невесть какую трудную задачу.
        - Верно, - сказала она. - Это если скрываешься. Или хочешь кого-то застать врасплох. Зато если все сразу увидят твою стальную палку, то и забияк будет меньше?
        Он покосился на нее, она смотрела на него пытливо и с какой-то надеждой. Он коротко усмехнулся.
        - А ты умненькая, - сказал он одобрительно, - соображаешь. Все верно, зависит от намерений. Но лучше, когда меня считают слабее, чем я есть. Конечно, больше желающих напасть, зато больше шансов отбиться.
        - А когда будут знать, - продолжила она, - что палка у тебя железная, но все-таки нападут…
        - То мне придется туго, - ответил он серьезно. - Но ты же никому не скажешь?
        Она сказала обидчиво:
        - И все ты врешь!.. Ничего у тебя палка не железная. И не для драк вовсе.
        - А для чего?
        Она сказала обвиняюще:
        - Ты в села заходишь, опираясь на нее, как немощный старик, кряхтишь, вздыхаешь, а тебя жалеют, дают еду и кров.
        - Молодец, - сказал он поощрительно. - Умеешь говорить приятные вещи.
        Шел он размеренным шагом, вроде бы не торопился, но ей то и дело приходилось бежать, чтобы догнать, а когда все-таки догоняла, задирала голову.
        Когда идешь рядом с таким высоким и статным и чувствуешь, как он огромен, еще больше презираешь свою хрупкость и малый рост, страстно завидуя крупным статным женщинам, у которых на бедрах достаточно сладкого молодого мяса для жадных мужских ладоней.
        Правда, этот человек совсем не смотрит на нее как на женщину, уж она-то хорошо узнает эти взгляды. Шагает ровно и сильно, на пальцах блестят кольца, слишком простые с виду, чтобы быть простыми. В том смысле, что когда делают волшебные, то не заморачиваются тем, чтобы украсить драгоценными камнями, затейливой резьбой или дивной огранкой. Кольца магов обычно проигрывают в красоте немагическим, а у этого все три кольца - два на правой и одно на левой - выглядят очень даже скромно.
        А еще на шее под самым горлом амулет, там в самом деле недобро поблескивает красным огнем рубин, но мелкий, вряд ли в нем большая сила. Похоже, больше всего силы в посохе. Она сама чувствует исходящую от него мощь.
        Ворот рубашки широко распахнут, на могучей груди тускло поблескивают амулеты попроще, аккуратно нанизанные на толстый шнурок. Обычно их с почтением носят каждый отдельно, но иногда и вот так на одной веревочке, это когда их много. У этого десятки, все мелкие, плотно подогнанные так, что выглядят, как бусы.
        Деревья расступились и очень неохотно выпустили их на свободу. Он чувствовал острое сожаление лесных великанов, но не удосужился даже помахать им рукой.
        Женщина сказала внезапно:
        - Ты всегда такой молчун? Почему даже не спросил, как меня звать? И как зовут тебя?
        Он в изумлении оглянулся.
        - Ты еще здесь?
        Она спросила обиженно:
        - А где мне быть?
        - Ну… улепетывать от волков.
        - Меня зовут Барвинок, - сказала она.
        - Красивое имя, - произнес он вежливо. - Что-то такое цветное… вроде бабочки-капустницы. Нет, та вся белая… а ты вроде мотылька на троянде.
        Она кивнула, милостиво принимая похвалу своему имени.
        - А тебя?
        - Олег, - ответил он.
        - Олег? Просто Олег?
        - А тебе мало?
        Она пожала плечами.
        - Обычно у мужчин имена подлиннее. И еще всякие прозвища… ну там Ужасный, Непобедимый, Победоносный, Блистающий, Молниеносный… У тебя какое прозвище?
        Он поморщился.
        - Обойдешься.
        Она снова пожала плечами.
        - Как хочешь. Мне даже проще, если тебе в самом деле все равно… а тебе не все равно, только не признаешься. С такой статью ты не мог не заработать прозвища.
        Он хмыкнул, но смолчал, мужчины должны быть или хотя бы казаться неразговорчивыми, это, по их мнению, добавляет им суровости и мужественности, а этот здоровяк с зелеными глазами все-таки мужчина, хоть и старается выглядеть чем-то особенным.
        Впереди поднялась небольшая и буйно заросшая сухой травой каменная гряда, Барвинок услышала ропот волн, а когда перевалили через невысокий гребень, перед ними открылась широкая река с быстрой водой.
        - Эх, - сказал ее спутник с досадой, - вон же дорога! А мы ломились через кусты, как двое лосей…
        - Это ты лось!
        - Да я бы сообразил, - ответил он с непонятной интонацией, - если бы меня некоторые тут не отвлекали…
        - Чем?
        - Чириканьем…
        - Тебе не нравится мой голос?
        - Если бы. А то нравится.
        Укатанная колесами тысяч телег дорога, выйдя из леса, сперва петляла, потом увидела мост и радостно понеслась к нему по прямой. Деревянный, но широкий и надежный, две телеги разъедутся, он соединил, как скоба, оба берега.
        Барвинок довольно взвизгнула, не нужно искать брод или лодочника, Олег кивнул и пошел быстрым шагом.
        Она первая начала замедлять шаг, на середине моста двое крепких мужчин расположились в чересчур вольных позах. Один прислонился к перилам стоя, другой сидит, расставив ноги, и мерно втыкает нож в деревянный настил.
        Глава 4
        Олег шел неторопливо и уверенно, мужчины повернули к нему головы. Барвинок ощутила их оценивающие взгляды. Когда приблизились шагов на пять, тот, что стоял, отклеился от перил и сказал лениво:
        - За топтание нашего моста… плата.
        А сидящий, он постарше и покрупнее, добавил мирно:
        - Если нечем платить, можешь оставить лук.
        Олег ухмыльнулся:
        - Рассмотрел?
        - У меня глаз острый, - сказал мужчина довольно. - Лук хорош…
        Первый хохотнул и сказал молодым, задорным голосом:
        - А мне так лучше оставь девку!
        Олег сказал уважительно:
        - Хорошее дело. В самом деле… Мост требует ласки и ухода. Вы построили, ремонтируете, молодцы! Без присмотра и домашняя скотина дичает. За такой мост, понятно, вам и должны платить, это все правильно.
        Барвинок выглянула из-за его спины, пискнула гневно:
        - Неправильно!
        Он удивился:
        - Почему?
        Она прокричала так, будто он находился на другом конце света:
        - Потому что они не строили этот мост!
        - Не может быть, - не поверил Олег, он повернулся к молодцам: - Разве это не вы построили мост?
        Тот, что постарше, кивнул утвердительно, выбрав этот путь: да, построили, второй весело расхохотался, гордо выпятил грудь и сказал победно:
        - Мы что, дураки? Мост уже был. Мы просто собираем деньги за проход по нему. Кто отказывается платить - сбрасываем в воду. А тут глубоко… И река широкая.
        Олег в великом недоверии повернулся к старшему.
        - Он что… врет?
        Тот с неудовольствием поморщился.
        - Не совсем.
        - Это как? Построили вы мост или нет?
        - Не строили, - объяснил старший, - зато собираем совсем понемногу. Потому люди платят. Если бы требовали много, через мост никто бы не ходил. Там ниже лодочник, но берет больше. Да и не перевезешь на лодке коня с повозкой.
        Олег пробормотал:
        - Потому и берете ровно столько, сколько могут дать… Ладно, ребята. Вы ищщо молодые, дурь играет. А жить нужно праведно, честно. В смысле, своим трудом! Вы могли бы землю пахать, плотничать, лес валить. Еще, слышал, каменщики везде нужны…
        Оба смотрели угрюмо, набычившись, но старший смолчал, только всем видом показывал, что без оплаты не пропустит, а молодой вскричал:
        - Он совсем дурак!.. Ты слышал, ты слышал, что он говорит?
        Старший пробурчал:
        - Он дело говорит. Но кто уже попробовал этой сладкой жизни, другой не захочет.
        - Я знавал таких, - возразил Олег голосом строгого, но справедливого наставника, - закоренелых злодеев, что раскаивались, проливали слезы и возвращались к честному труду. Но, правда, таких случаев мало, а жаль, правда? Потому правы те цари, что просто вешают всех разбойников сразу, даже не пробуя исправить. Людей на свете много, плодятся хорошо, земля дает хлеб и траву, только потом саранча и засухи…
        Барвинок оцепенела, но кулачки ее сжимались, а сердце в страхе колотится, как пойманный воробышек о прутья клетки. Разбойники уже хмурятся, этот прохожий с его рассудительностью раздражает: плати и топай дальше, не хочешь платить - возвращайся, а этому все расскажи и объясни…
        - Ладно, - сказал Олег со вздохом, - вон там далеко белеет шатер вашего вожака?
        Старший сказал уважительно:
        - У тебя хорошие глаза. Да, он там.
        Олег обернулся к Барвинок:
        - Пойдем, объясним тому человеку, что нехорошо брать деньги за мост, которого не строили. Почему-то думаю, что собранные они потратят совсем не на ремонт…
        Старший впервые скупо усмехнулся.
        - Ты прав. Совсем не на ремонт. Но через мост не пройдешь. Даже к нашему вождю.
        - Вожаку, - поправил Олег кротко. - У разбойников не бывает вождей, а только вожаки.
        Младший уже кипел гневом и, едва Олег сделал шаг, резко и коротко замахнулся. Олег моментально перехватил руку, дернул. Барвинок услышала скрип и хруст ломаемых суставов. Рука разбойника вывернулась в неестественном положении.
        Он жалобно вскрикнул. Второй разбойник зарычал и, выдернув из-за пояса длинный нож, быстро вскочил на ноги. Олег перехватил руку тем же приемом, тоже вывернул, но ломать не стал, а посмотрел в побелевшее лицо и сказал задумчиво:
        - Говоришь, кто попробовал этой сладкой жизни, другой не захочет?
        Он вынул нож из безжизненной ладони, Барвинок не успела слова сказать, как швырнул через перила в реку. Разбойник стонал от боли, Олег повернул его спиной к себе и дал пинка в поясницу. Снова зловещий хруст, разбойник упал ничком и раскинул руки.
        Молодой выхватил левой рукой нож. Глаза горели лютой злобой, на лице стыд и унижение, на молодую женщину старался не смотреть.
        Олег сказал мирно:
        - Одумайся, парень.
        Разбойник прыгнул, волхв шагнул в сторону и взмахнул рукой. Несчастный проскочил мимо, Барвинок услышала негромкий треск, когда ладонь ребром ударила сзади в шею.
        Он рухнул, Олег сказал с печалью:
        - Пойдем. Скажем вожаку, что так поступать нехорошо.
        Она пошла за ним, вся дрожа от страха и возбуждения, уже вблизи берега оглянулась. Оба разбойника остались распростертыми в тех же позах.
        - Не погонятся?
        - Нет, - ответил он сумрачно.
        - Ты крепко врезал, - сказала она, - не скоро встанут.
        - Уже не встанут, - ответил он лаконично.
        Она еще раз оглянулась. Оба лежат, как брошенные на камни мокрые тряпки. Похоже, молодому волхв перебил шею, у основания черепа позвонки самые тоненькие, она, как лекарь, знает, их надо беречь. Зверь, что прыгает на человека с дерева, старается их сразу перекусить, тогда жертва не может шелохнуть и пальцем…
        Но старшего волхв ударил ногой в то место, где позвоночник самый толстый. Правда, с такой силой, что тот все равно переломился, она узнала этот неприятный хруст…
        Они вышли на берег, выше в тени деревьев шатер, у костра трое играют в кости, еще один водит с неприятным звуком точильным камнем по острию меча. Пятый привязывает к конским мордам торбы с овсом. Все не сразу обратили внимание, что через мост на их сторону перешли мужчина с женщиной, потом кто-то взглянул на мост, охнул, закричал:
        - Кабан и Хорек!.. Что с ними? Эй вы, стойте!
        Барвинок дрожала и старалась держаться к Олегу поближе, хоть и понимала, что ему для замаха может понадобиться пространство. Олег шел прямо к шатру. Люди у костра заинтересованно подняли головы, а тот, что с мечом, поднялся и лениво пошел им навстречу.
        - Стой!.. Ты хто?
        - Мирный человек, - ответил Олег смиренно. - Хочу вашему старшому дать совет…
        Один от костра вопил:
        - Да посмотрите, что с Кабаном и Хорьком!.. Чего они там разлеглись?
        Тот, который с мечом, упер его в грудь Олега.
        - Стоять!
        - Грубый ты, - укорил Олег.
        Взмах руки, выбитый меч взлетел в воздух, короткий удар с другого плеча, разбойника унесло шагов на десять. Олег вскинул руку и растопырил пятерню. Меч впечатался точно рукоятью, вскочившие у костра остановились в нерешительности.
        Олег укоризненно покачал головой.
        - Ох, ребята… Прибыльное у вас дело, но больно рисковое…
        Полог шатра распахнулся, на пороге появился громадный свирепый мужик, лицо перекошено жутким шрамом, в плечах косая сажень. Мгновенно оценил обстановку, рявкнул:
        - Убить их! Быстро.
        Трое бросились с обнаженным оружием, четвертый оставил коней и тоже кинулся в схватку, выхватывая из-за пояса дубинку. Олег отпихнул Барвинок себе за спину. К ее удивлению, он выронил меч, сам шагнул навстречу набегающим, чем явно смешал их планы, она видела вихрь движений, слышала звук глухих ударов, хряск, стоны, а когда Олег замер, все четверо лежали на земле, распростертые и стонущие.
        Вожак взревел и пошел вперед, в руке его появился широкий меч с загнутым лезвием.
        Олег сказал с укором:
        - Тебе мало, что все твои люди… уже на земле?
        Вожак прорычал с презрением:
        - Вчерашние крестьяне!.. Их еще долго бы пришлось учить!
        - А тебя?
        - Я двадцать лет дрался в разных войнах, - сообщил вожак, - я убил многих, так что это умею.
        Олег сказал скорбно:
        - Значит, сейчас умрешь.
        Вожак коротко хохотнул:
        - Многие так говорили…
        Он сделал выпад, двигаясь так быстро, что Барвинок успела увидеть только смазанное движение. Олег сумел уклониться, вожак ударил снова и отпрыгнул, Олег покачивался из стороны в сторону на расставленных ногах, руки все время двигались перед ним.
        Вожак прорычал с уважением:
        - Молодец… но я видел и таких…
        - Таких не видел, - возразил Олег.
        Он отшатнулся, Барвинок не успела увидеть короткий взмах, но вожак дернулся и процедил сквозь зубы:
        - Хороший удар… Но все-таки меч у меня…
        Олег быстро шагнул к нему, Барвинок увидела два коротких удара и услышала голос:
        - Уже нет.
        Меч отлетел в сторону, вожак ухватился пальцами другой руки за поврежденную кисть, но пересилил себя и выхватил из-за пояса длинный нож.
        Олег спросил мирно:
        - Что написать на твоей могиле?
        - Еще и писать умеешь? - изумился вожак. - Совсем мир с ума сошел, если такие по дорогам бродят…
        Барвинок охнула, услышав тяжелый удар, словно падающий с вершины горы тяжелый камень обрушился на спину быка. Вожак не взлетел в воздух, но вздрогнул с головы до ног, глаза вылезли из орбит. Он даже не пытался ухватить воздух расплющенной грудью, стоял неподвижный, а потом, не двигаясь, рухнул лицом вниз.
        Олег прошел мимо к шатру, но входить не стал, с порога осмотрел, что там внутри.
        - Убого… - произнес он невесело. - Но если таких не останавливать как можно раньше… в конце концов могут стать и царями.
        - Да ну, - сказала она недоверчиво.
        - Точно-точно, - заверил он. - Случаев много. Даже не случаи, а… нормальный рост неглупого разбойника.
        Барвинок сказала нервно:
        - Ты как будто оправдываешься!
        - Оправдываюсь, - согласился Олег. - Хоть и без пролития крови, но жизней лишил… Хотя ладно, их еще много по земле бегает. Пойдем, нечего из-за каждой ерунды останавливаться.
        - Ты хотел похоронить, - напомнила она язвительно.
        Он отмахнулся.
        - Он же не сказал, что написать на могиле?
        - А ты бы написал?
        - Ну… вряд ли.
        Он сразу же вышел на дорогу и зашагал уверенно и размашисто, а она семенила за ним, иногда переходя на бег, то и дело оглядывалась на оставленные пустяки. Или ерунду, как он сказал. Без пролития крови, ага. Как будто пару оплеух раздал, совесть чиста. Лицемер поганый… Все мужчины идеализируют себя, приукрашивают, даже себе не признаются, что свиньи поганые и гады полосатые.
        - Я даже не знаю, - сказала она нервно, - кто так умеет драться. Ну ладно, они не воины, но их вожак… он точно не вчерашний крестьянин!
        - Недостаточно, - ответил он коротко.
        - Разве?
        - Для этого края, - согласился он, - неплохо. Но я видел и другие земли.
        Она забежала сбоку, чтобы лучше видеть его суровое лицо.
        - Ты много странствовал? А почему без меча?
        - Не люблю оружия, - ответил он кротко.
        - Почему?
        Он скорбно вздохнул.
        - Я мирный мыслитель, разве по мне не видно? Я же весь из себя думающий, а не дерущийся. Потому не беру в руки… такое. Не выношу даже вида крови… Мне становится так грустно, так грустно.
        Она не верила своим ушам.
        - Не выносишь крови?
        Он кивнул.
        - Я же сказал.
        - Но… кто залил кровью там весь берег?
        Он поморщился.
        - Разве весь? Ты преувеличиваешь. И вообще… было бы больше, если бы взял меч. А так… гм… зуботычины, пинки, кого-то отпихнул, кого-то толкнул… Все по мелочи. Это, можно сказать, не в счет. Вся жизнь у нас толкательная и пихательная. А еще и зуботычная. У нас, у людей. Это муравьи помогают друг другу, потому так люблю на них смотреть…
        - А людей не любишь?
        - Не люблю, - признался он. - Но других нет, потому приходится работать с тем матерьялом, что есть.
        Он умолк, впереди на лесной тропе белеет человеческий череп. Олег замедлил шаг. Смотрел он, как обратила внимание Барвинок, не на череп, а по сторонам, особенно всматривался в заросли кустов в двух десятках шагов.
        - Что, - спросила она задиристо, - страшно?.. Но это всего лишь кости.
        - Да, - согласился он, - только где остальные? Кто-то принес и положил здесь. Какой-то знак. Возможно, дальше идти запрещено? Как думаешь?
        Она запнулась, как-то о таком и не подумала, просто лежит череп и лежит, и только сейчас понятно, что мог бы лежать в сторонке, но не на тропке, где всякий отшвырнул бы пинком.
        Барвинок присела и осторожно взяла череп в руки.
        - Ладно, - сказала она решительно, пора постепенно брать инициативу в свои руки, - пойдем, а то и ночевать придется в лесу…
        Она сделала несколько шагов, смотрела не столько под ноги, сколько прислушивалась, идет ли он следом, мужчинами нужно руководить умело, подошва соскользнула по влажной глине, она взмахнула руками, удерживая равновесие, но не поймала и обрушилась в скопище прелых листьев…
        …брызги затхлой воды взлетели вместе с этими листьями, как ей показалось, выше вершин деревьев. Зловоние ударило в ноздри и отозвалось болью в черепе. Она отчаянно забарахталась, эти прошлогодние листья покрывают не твердую землю, как ожидала, а поверхность мелкого лесного болотца. Лягушки прыгали уже и с дальних коряг, руки облепила тина, что прячется под опавшими листьями, ряска попала в рот.
        Отплевываясь, она принялась вопить, голос казался ей слабеньким, однако кусты затрещали, Олег появился, могучий и великолепный, как буй-тур.
        - Ты чего, - охнул он в патетическом изумлении, - туда полезла?
        Она сразу ощутила себя спасенной, ответила раздраженно:
        - Как это чего? Не понимаешь? Живу я здесь, живу!
        Он остановился, почесал затылок.
        - В смысле… это ты домой, значитца, пришла?
        Она снова выплюнула ряску, вонючая темная вода уже поднялась до ее губ, приходится закидывать лицо.
        - Да-да! - крикнула она сердито. - Но я здесь не хочу… дай же наконец руку!.. Или что-нибудь…
        Он пробормотал:
        - Руку не дам… а то еще укусишь, но вот что-нибудь… чего не жалко, стало быть…
        - Да поскорее же!
        Он нагнулся, она видела, как напряглись его могучие мышцы, когда ухватился за выпирающий над землей толстый корень. Затрещало, земля начала вздыбливаться, корень полез наверх, обрывая мелкие белесые волоски.
        Она из последних сил держалась на поверхности, раскинув руки и упираясь ладонями. Заплечный мешок тащит вниз, но сбросить его нет возможности. Наконец он взмахнул, как плетью, длинным корнем, гибкое корневище ударило по макушке, заставив погрузиться и хлебнуть от неожиданности отвратительной жижи. Плача от ненависти к этому чурбану, она поймала липкими от грязи пальцами и без того скользкий от подземной влаги корень. Олег тут же потянул на себя, сперва легонько, проверяя крепость, потом сильнее.
        Барвинок ощутила, как липкая топь медленно и очень неохотно отпускает ее, всхлипнула в облегчении, однако из-за кустов с шумом и криками выметнулись мохнатые фигуры, то ли такие люди, то ли двуногие звери.
        Глава 5
        Олег сперва отбивался от них одной рукой, не выпуская корень, но его ударили сзади дубиной по голове, свалили целой толпой, Барвинок видела, как на него навалились в азарте схватки большой кучей.
        Он исчез под горой тел, она в ужасе снова раскинула руки, чувствуя, как погружается опять в эту отвратительную смердящую топь. На поляне усиливался шум, крики, доносились звуки ударов дерева по живой плоти, затем вдруг всех расшвырнуло, словно медведь разбросал набросившихся на него мелких собачонок.
        Олег поднялся, нападавшие еще были в воздухе, когда он в прыжке ухватил уползающий корень. Барвинок сразу цапнула его обеими руками и вцепилась бы даже зубами, если бы не страшилась снова зачерпнуть ртом жидкой грязи и так поползти, черпая ее нижней губой еще и еще, до края ямы, а тот еще так далеко.
        Олег дотащил ее почти до берега, но на него сзади бросились сразу трое. Он как чувствовал, резко присел, один с криком перелетел через его голову и едва не обрушился на перепуганную Барвинок, но разбег был слишком велик, нападавший перелетел через нее. Болото всколыхнулось, будто в него обрушилось дерево, и нападавший сразу же ушел камнем в глубину под тяжестью усеянных металлическими вставками кожаных доспехов.
        Олег вынужденно выпустил корень, еще двух сбил на землю ударами кулаков, третий замахнулся мечом. Барвинок сжалась в ужасе, что кулаки против меча, волхв молниеносно пригнулся, разбойник с силой вогнал меч в дерево над головой непонятного противника. Олег, не разгибаясь, нанес ему короткий удар в живот. Судя по тому, как глубоко кулак погрузился в тело, Барвинок поняла, что у того будет сломан и хребет.
        - Ты еще там? - спросил он, не оборачиваясь.
        Разбойники ползали по тропке, стараясь уползти в кусты. Олег проводил двух мощными пинками, после которых те сразу же исчезли, только ветви затрещали и заколыхались, указывая прямую, по которой их унесло.
        - Я… тону… - прохрипела она.
        - В болоте утонуть невозможно, - сообщил он и повернулся.
        Корень он бросил ей, как показалось, с отвратительной неспешностью. Барвинок ухватилась скользкими пальцами, сжала, а волхв потащил медленно, деликатно, за что Барвинок молча поблагодарила, иначе просто выдернул бы из ее слабеющих рук.
        Она выползла и осталась лежать вниз лицом, жадно хватая живительный воздух. Запахи гадостные, смрад, что за мерзости разлагаются в этой яме-ловушке, она чуть не всхлипнула от жалости к себе, такой красивой и такой беспомощной.
        Она чувствовала, как волхв задумчиво осматривает ее, похожую на сосульку из грязи, укоризненно качает головой.
        - Может быть, - раздался над ее головой нерешительный голос, - стоит все-таки помыться? Или теперь женщины, как великие отшельники, не обращают внимания на такие досадные мелочи?
        Она все еще хватала ртом воздух, слишком обессиленная, чтобы спорить, наконец прохрипела покрытым грязью ртом:
        - Помыться? Просто помыться?
        - Странная идея, правда? - спросил он.
        Злость на этого гада нахлынула и наполнила ее измученное тело хоть какой-то, но силой.
        Она привстала и прошептала:
        - Ты совсем дурак? Здесь даже ручья нет!
        - В ручье не отмыться, - сказал он так, словно сделал открытие, до которого она бы не додумалась, - может быть, лучше озеро?
        - Озеро? Где?
        Он повел рукой.
        - Вон за теми деревьями. Но хватит ли… Сейчас больше бы подошло море. Или окиян…
        Она не смела мечтать даже о ручье, а тут целое озеро, потому не ответила на гнусный выпад этого гада, что еще гнуснее потому, что вовсе не выпад, сказано очень серьезно и доброжелательно. Вот уж подлец так подлец. Как можно даже подумать, что она согласилась бы остаться в такой грязи даже для достижения самой высшей мудрости? Зачем женщине мудрость, да еще такой красивой…
        Она бежала, мчалась, летела, как ей казалось, на самом деле едва ковыляла, собирая на себя весь мусор по дороге, к ногам приклеились горы листьев, а когда споткнулась и упала, на липкую грязь нацеплялись не только придорожные листья и слой пыли, но даже мелкие веточки.
        Поднялась она таким страшилищем, что даже не решилась оглядываться на волхва, тупо двигалась к деревьям, те злорадно отступали, но она победила, и они остановились, раздвинулись, сразу за ними блеснула восхитительно чистая вода.
        Плача от изнеможения и облегчения, она спустилась по берегу, за спиной услышала доброжелательный голос:
        - На глубокое не заходи!
        - Да лучше утону, - прошептала она, - да лучше…
        Мелькнула мысль, что лучше бы в самом деле утопнуть, чем снова ему на глаза. Этот гад видел ее в таком непристойном виде, что просто невозможно, порядочная девушка не должна так выглядеть никогда и ни в каком случае…
        Прохладная вода поднялась до колен, Барвинок торопливо вошла до пояса и сразу же, не оглядываясь на берег, набрала в легкие побольше воздуха и окунулась с головой, а там с остервенением принялась взлохмачивать волосы. Прозрачный мир вокруг нее моментально стал черным. Она передвинулась в сторону, там тоже вода вскоре стала болотистой, и так передвигалась вдоль берега несколько раз, не рискуя заходить глубже, до тех пор пока вокруг ее тела перестало колыхаться мутное облако.
        После этого сволокла с себя всю одежду, долго терла и вышкрябывала ногтями забившуюся в мелкие складки грязь, наконец с облегчением побросала на берег, там широкие крупные камни, пусть сохнет, а сама с величайшим наслаждением поплавала еще в спокойной воде.
        День вообще-то жаркий, парит, как перед грозой, и солнце светит особенно ярко. На противоположном берегу озера зеленеет трава, там мотыльки и стрекозы, деревья у самой воды, но солнце в зените, и все озеро спешно прогревается жарким теплом.
        Особенно теплый верхний слой, будто парное молоко, а вот если опустить ногу, там уже чувствуются холодные воды, и Барвинок поплавала немножко медленно и спокойно, держась на самой поверхности, а потом так же медленно пошла к берегу, чувствуя себя чистенькой, как рыбка.
        Остановившись в воде до колен, придирчиво провела ладонями по коже, гладкой и ровной, как круто сваренное и очищенное яичко, все чисто, красиво отбросила за спину волосы и распрямила плечи, так ее маленькая грудь выглядит крупнее. Этот гад должен смотреть вон из тех кустов, оттуда вид лучше всего, ветви опускаются прямо к воде, даже заходят краешком в озеро, пустив корни по песчаной косе.
        Солнце по-мужски жадно и нетерпеливо целует ее нежную белую кожу, останутся некрасивые красные пятна, Барвинок выходила из воды, двигаясь медленно и грациозно. Как только увидит его, ахнет, начнет закрываться ладонями и кричать возмущенно, что это нечестно, он же сказал, что подглядывать не будет, ну что за свинство, почему все мужчины такие, порядочной девушке нельзя искупаться без наблюдателей…
        Мысленно проверила, прямо ли спина, обнаженной недостатки скрыть трудно, но у нее все в меру, только груди маловаты. Другие девушки в таких случаях подкладывают в платье свернутые платочки, но она никогда так не делала, это же подстраиваться под мужские вкусы этих свиней, а такое недопустимо… хотя, конечно, хотелось бы, чтоб эти штуки были покрупнее. Хотя бы вдвое. Втрое еще лучше…
        Она поднялась на сухое, где на камнях сохнет, но все еще не высохла ее одежда. Краем глаза бросила взгляд на то место, где должен таиться наблюдатель… Сердце дрогнуло, там пусто, а трава даже не примята мужскими сапогами. Кузнечики скачут по вершинкам стеблей непотревоженно, бабочки пьют сладкий сок из цветов, гудят довольные, как медведи, шмели…
        Встревоженная и недоумевающая, она натянула мокрую рубаху и поднялась на берег.
        Далеко за массивными стволами мелькают, часто исчезая, багровые блики. Она пошла в ту сторону, начиная почему-то сердиться, деревья расступились, на уютной полянке рвется ввысь пламя костра. Крупные красные угли уже вываливаются из горящих поленьев, что значит, горят давно, а толстые сучья в огонь подбрасывают постоянно.
        Олег уже отгреб в сторону россыпь багровых углей и поворачивает над ними куски мяса на очищенных от коры прутьях. Рядом на плоском камне распростерся широкий лист лопуха, а на нем целая горка еще горячих коричневых ломтиков, от которых такой удивительный запах…
        - Что-то долго, - проворчал он, - еще чуть, я бы все тут пожрал сам.
        - Какой ты… быстрый, - выдавила она с таким разочарованием, что самой стало горько во рту, будто пожевала лист полыни. - И шкуры снял, и разделал, и поджарил…
        Он наконец оторвал взгляд от быстро темнеющих ломтей мяса.
        - Да и костер успел. У меня богатая практика… Ух ты!
        Она встрепенулась, наконец-то заметил, что намокшая рубашка облегает ее тело так, словно той нет вовсе, очень удобно: и приличия соблюдены, и показать себя можно.
        - Что? - спросила она с живейшим интересом.
        - У тебя хорошая фигурка, - сказал он с изумлением и окинул ее оценивающим взглядом, словно готовился тоже разделать и самые лакомые кусочки поджарить сразу. - Никогда бы не подумал… Ого, даже сиськи есть! Правда-правда! Вон там они… вроде. Даже две! Это вот то у тебя они самые, правда?
        Она стиснула зубы, начиная ощущать, что в мокрой рубашке вообще-то прохладно, даже холодно, дрожь пробирается в тело, а зубы начинают постукивать.
        Рубашка все так же плотно облегает ее тело, обрисовывая каждую жилку и каждую выпуклость, как и впуклость, но сейчас остро захотелось, чтобы повисла на ней широким колоколом.
        - Благодарю, - буркнула она. - Ты умеешь говорить женщинам приятное.
        - Правда? - спросил он польщенно. - Я слышал, надо говорить это самое, которое приятное… даже если его нет, вот и того… следую.
        Она с превеликим достоинством села не напротив, а то поза слишком откровенная, рубашка все-таки коротковата, и не рядом, а то этот гад может подумать, будто она не против некоторого сближения, а на строго отмеренном воспитанием расстоянии, чтобы дружба дружбой, если она даже есть, но не ближе, чем на дистанции вытянутой руки.
        - Люблю зайчатину, - сказал он. - Что-то в ней особенное…
        Она взяла предложенную часть тушки, обожгла пальцы и перебрасывала с ладони в ладонь, пока не сумела ухватить за торчащую косточку. Мясо в самом деле тает во рту, она жадно откусывала и, стараясь жевать красиво и с закрытым ртом, бросала на него короткие взгляды. Неужели в самом деле не только не подсматривал, но даже ни разу не привстал, чтобы пойти и посмотреть… и даже мыслей таких не было? Нет, мысли наверняка были, но другие бы не утерпели, а вот этот…
        Острая мысль ужалила, как плеча. А что, если ему было неинтересно? Что, если ему и не хотелось посмотреть на нее голенькую? Или, как мама говорила, обнаженную?
        - Ну давай, - сказала она.
        Он посмотрел с удивлением.
        - Что?
        - Бахвалься, - пояснила она.
        - В чем?
        - Что предупреждал, - выпалила она зло, - а я, как дура, не послушалась и пошла прямо в болото! Что на тебя напали разбойники, а ты их всех перебил… Или просто побил. Что ты вот такой герой, что ты вообще…
        Он хмыкнул.
        - Было бы чем хвалиться. Что ты пошла в болото, это же ясно, женщина. Что побил этих дурачков… А как иначе?
        - Могло быть иначе!
        - Правда? - переспросил он с недоумением. - Гм… Интересно…
        - Они ждали нас? - спросила она. - Вообще у них там засада?
        Он кивнул, лицо мрачное, сжал и разжал кулаки. Она ждала, что после таких сокрушительных ударов там хотя бы лохмотья кожи на костяшках, однако суставы пальцев лишь недобро покраснели.
        - У кого мозоли на ладонях, - сказала она саркастически, - а у кого на кулаках.
        - Это не мозоли, - ответил он. Посмотрел на пальцы задумчиво, покачал головой. - Хотя, может быть, уже в самом деле…
        Она ощутила тихую радость от маленькой победы, он признал ее правоту, как же это сладостно, за такое готова простить ему многое, почти все, не такой уж он и грубый кабан, иногда что-то в нем проглядывает и почти человеческое…
        Он посмотрел на нее задумчиво, взгляд потеплел, но вместе с тем посерьезнел. Ей показалось, что пытается сформулировать какую-то сложную мысль, уложить в понятные слова, наконец он проговорил деревянным голосом:
        - Ты прекрасна… гм… как эта… ну, собственно, роза…
        - …и так же умна? - закончила она.
        Он раздвинул губы в доброжелательной улыбке.
        - Нет-нет, что ты! Ты умнее. Правда умнее.
        Она спросила ехидно:
        - Насколько?
        Он подумал, ответил уверенно:
        - Вдвое!.. А то и втрое. Вообще ты молодец. И фигура у тебя замечательная. Ты бы сняла рубашку, замерзнешь.
        - Размечтался! - сказала она победно, вставая на привычный путь, когда ей говорят комплименты, а она может в ответ вставлять острые шпильки. - На мне быстрее высохнет.
        Олег не стал интересоваться, насколько же она горячая, хотя дала такой шанс и даже подтолкнула к нему, хорошо бы попался, у нее есть прекрасный хлесткий ответ, что покажет ее острый и невероятно изобретательный ум, а его повозит рыжей мордой по земле…
        Он взял ломоть мяса, осмотрел, быстро сжевал, затем ухватил жареного гуся и с треском разорвал пополам.
        - Иногда, - сказал он под хруст костей на крепких зубах, - все-таки гусь вкуснее… В другое время на гусей смотреть не могу. Как думаешь, почему?
        - Знаю, - отрезала она, - на что вы все смотрите!
        - На что? - спросил он.
        Она быстро перебрала горсть ответов, ни один не подходит, они для остроумных людей, а этот туп, как пробка, всегда задает самые простые вопросы.
        - На горизонт, - выдавила она наконец, - вы не замечаете, что у вас под носом, вам нужно туда, вдаль!
        Он подумал, кивнул.
        - А ты умная. Как-то сообразила. Или кто-то подсказал. Правда, за горизонт можно уходить, и не выходя из комнаты… Мысль скачет быстрее любого коня.
        Она посоветовала:
        - Ты ешь, ешь! Не умничай. Эти побитые не вернутся?
        Он покачал головой:
        - Ни за что.
        - Почему? Побил сильно?
        - Поняли, что у нас в самом деле ничего нет. Идти сможешь?
        Она посмотрела с возмущением.
        - А что мне помешает? Разве что запросишься отдохнуть!
        Глава 6
        Олег шел теперь напрямик, огибая только завалы, даже неглубокие овраги, заросшие высокой травой, проскакивал с разбегу. Барвинок запыхалась, разогрелась так, что начала светиться, словно железо в горне, но старалась не слишком отставать, а то этот гад не оглядывается, а ей зазорно попросить сбавить шаг, чтобы не тешить мужское самолюбие признаками женской слабости.
        На просторной полянке он на ходу закинул руку за голову и ловко вытащил лук. Она вертела головой, не понимая, куда собирается стрелять, а он быстро согнул, уперев в землю, и набросил на рог петлю тетивы, затем вроде бы неспешным движением, но на самом деле очень быстро вынул из колчана стрелу.
        Она все еще не понимала, а он вскинул обе руки кверху, резко отвел тетиву к уху и отпустил в одно мгновение. Из-за деревьев показалась стая низко летящих гусей.
        Один, последний, дернулся, будто клюнул что-то невидимое, крылья затрепыхались неуверенно, а тело устремилось по дуге вниз. Олег измерил взглядом расстояние, сделал три шага в сторону, тяжелое тело гуся ударилось перед ним в землю.
        Барвинок ошалело смотрела, как он с самым равнодушным видом, словно такой меткий выстрел не чудо, подхватил добычу и, на ходу привязывая к поясу, зашагал дальше.
        - Хорошо стреляешь, - сказала она, удерживая голос спокойным и даже чуточку язвительным. - А когда стреляешь в воздух, часто промахиваешься?
        - Я не стреляю в воздух, - ответил он. - Я вообще редко стреляю.
        - А сейчас?
        - Тебя же кормить надо? - ответил он мирно.
        Возмущенная, она гордо вскинула носик и пошла вперед, но, хотя волхв вроде бы идет спокойным, неспешным шагом, она вскоре отстала, запыхалась.
        Сквозь редкие деревья корабельных сосен уже видно, как вдали на темнеющий лес медленно опускается красное солнце. Небо стало тоже красным, словно и там некто зажег исполинский костер, скрытый то ли за облаками, то ли за горизонтом.
        За его спиной прозвучал капризный голос:
        - Ты собираешься идти и ночью?
        Он в удивлении оглянулся:
        - Ты еще здесь?
        Она вскрикнула возмущенно:
        - А где же мне еще быть? Среди волков в лесу?
        Он буркнул:
        - Признавайся, откуда сбежала? И почему?
        - Почему сбежала? - вскрикнула она. - Почему именно сбежала? Ниоткуда я не сбежала!.. А если и сбежала, какое тебе дело?
        - Никакого, - буркнул он.
        - Так чего тебе еще? - потребовала она.
        Он прошел еще довольно долго, пока сообразил, чего она добивается, покрутил головой по сторонам и проворчал:
        - Ладно уж, дотемна не успеем до села. Придется заночевать здесь.
        Барвинок ожидала, что «здесь» означает здесь, но он шагал и шагал, наконец она не выдержала:
        - А почему не останавливаемся? Скоро совсем стемнеет!
        - Воды нет, - сообщил он. - А во-о-о-он там, похоже, есть и ключик.
        Она вздохнула и заковыляла из последних сил. Олег ушел вперед, к ее прибытию уже обошел вокруг намеченного им для ночлега старого дуба, вернулся с огромной охапкой сухих сучьев. Костер развел тоже удивительно быстро и умело, она только рот раскрыла в удивлении, когда склонился над сложенными шалашиком веточками и всего пару раз чиркнул огнивом. Искры упали на узкие полоски бересты, вспыхнуло крохотное пламя, впилось в них мелкими желтыми зубешками, следом тут же загорелись тонкие веточки.
        - Отдыхай, - велел он, - посмотрю, что тут за звери.
        Она вскрикнула испуганно:
        - Ты куда? Уже темнеет.
        - Костер разгорается, - сказал он успокаивающе, - никакой зверь не подойдет.
        - Много ты знаешь, - огрызнулась она. - Звери тоже бывают разные… наверное. Ты пойдешь собирать яйца по кустам? Или надеешься подстрелить добычу? Ты же вон какого гуся подстрелил! А еще у меня в мешке еды на три дня. На ужин нам хватит.
        - Да? - спросил он. - Ладно, выкладывай.
        Она с готовностью вытряхнула все, опустошив мешок, разложила на чистом полотенце хлеб, сыр, мясо, отдельно в платочке завязана драгоценная соль.
        - Ого, - сказал он одобрительно, - хорошо живешь.
        Она удивилась:
        - Это хорошо?
        - Хорошо, - повторил он. - Даже соль!.. И хлеб пропечен, и мясо не пережарено. Сразу видно, не ты делала.
        Она поджала губы.
        - Конечно, не я. Но почему я должна делать хуже?
        - Больно ручки белые, - сказал он неодобрительно. - И нежные. Ты вообще ни за что не бралась. Тебя няньки одевали и раздевали. Даже от солнца прятали.
        Она молчала, смотрела, как он разламывает краюху хлеба, режет сыр, движения точные, экономные, полные сдержанной горделивой силы. У слабых мужчин суетливости больше, а у этого ни одного лишнего жеста.
        - Почему не носишь меч? - спросила она и вспомнила, что уже спрашивала.
        Он не стал указывать, что у нее что-то с памятью, снял с пояса гуся. Она настороженно смотрела, как он умело обдирает кожу, потрошит и вообще готовит для насаживания на вертел.
        - Просто не ношу, - ответил он наконец.
        - Почему?
        - Не люблю, - ответил он мрачно. - Мечом можно убить.
        Она сказала саркастически:
        - А твоей палкой?
        - Тоже можно, - ответил он мирно, - но острое железо наносит раны. Слишком легко. А палка… только ссадины да кровоподтеки. Чтобы убить - надо постараться. И очень захотеть. А меч… убивает слишком легко.
        Она возразила:
        - Но и мечом можно плашмя, как дубиной!
        Он покачал головой, глаза стали печальными.
        - Слишком велик соблазн… не плашмя. Да и вообще меч в руке - соблазн. Нехороший.
        Пока он ломал сучья и бросал в костер, она осмотрела его посох. Как бы ни уверял в миролюбии, мол, у него не меч, а эта безобидная штука, в умелых руках эта оглобля куда опаснее меча. Во-первых, намного длиннее, во-вторых, больше возможностей: можно и легким кровоподтеком украсить, можно и голову вдрызг, как глиняный горшок. А меч, увы, если рубит, то рубит.
        Потому мечами, мелькнула у нее неприятная мысль, вооружают простых воинов. Мечом пользоваться просто, а вот чтобы таким шестом… гм… надо быть и очень сильным, чтобы убивать с одного удара, и поупражняться дольше. Она снова украдкой смерила взглядом его плечи и спину. В этой волчовке не видно мышц, он, как нарочно, их скрывает, но теперь, когда дважды расшвырял разбойников, можно догадаться, что есть, есть…
        Она спросила с интересом:
        - Зачем тебе столько амулетов?
        - Я волхв, и я запасливый, - сообщил он.
        - И все настоящие? Или есть для красоты?
        Он посмотрел с недоумением:
        - А что, бывают и такие?
        Она кивнула с чувством полнейшего превосходства, улыбнулась одними глазами, у нее это всегда получается просто очаровательно, пусть этот гад получит под дых.
        - Некоторые, - сообщила она покровительственным тоном, - цепляют вот так побольше просто для важности. Чтобы все видели, какие они… защищенные.
        Он подумал, сдвинул плечами.
        - Ну, наверное, есть смысл носить и такие, ты права. Но у меня в самом деле настоящие. Вот этот, к примеру, предупреждает об опасности. Даже когда я сплю, стоит кому-то подойти ко мне с обнаженным ножом или мечом, сразу же будит… А просыпаюсь я очень быстро.
        Она зябко повела плечами. Страшно и представить, что натворит, когда проснется среди ночи и решит, что вокруг враги.
        - Амулетов все меньше, - сказала она горестно. - А еще они все слабее… Почему прекратились магические дожди, остались только простые? Сколько бы людям можно было сделать добра…
        Он хмыкнул, но смолчал, лишь ломал и подбрасывал в огонь короткие сухие палочки. Она помолчала, спросила тоскливо:
        - Знать бы, вернется ли когда-то такое время…
        - Какое?
        - Чтобы снова прошли магические! А лучше, чтобы они шли так же часто, как обычные. От магических трава оживает точно так же. Это мы знаем, что в такой воде есть магия, а народ пользовался ею всегда, как простой.
        Он помолчал, буркнул:
        - Когда-то пройдет снова.
        - Когда?
        - Лет так тысяч через десять, - ответил он с кривой усмешкой. - Или через сто.
        Она ахнула.
        - Сто тысяч лет?
        - Да.
        - Почему?
        - Наш год, - напомнил он равнодушным голосом, - для богов что день. А то и минута. Дождик через каждые сто тысяч лет - это все равно для них что раз в неделю для нас.
        Она сердито поджала губы, глаза рассерженно сверкали в отблесках костра.
        - Я тебе не верю!
        - Правильно делаешь, - сказал он спокойно. - Люди всегда верят тому, чему хотят верить, а при чем тут истина? Она может оказаться горькой, острой, неудобоваримой. Спокойнее, да и приятнее верить, что вот будешь идти по дороге… глядь - старый медный кувшин торчит из песка! Если вытащить и попробовать оттереть от грязи, появится могучий джинн и скажет, что отныне он твой раб и будет выполнять все твои желания…
        Она отшатнулась, смотрела на него расширенными глазами.
        - Ты знаешь эту историю?
        Он скривился.
        - Да кто не знает… Наперебой рассказывают друг другу. Взахлеб. Помню, один при мне перестал даже пахать, выпряг вола, лег под деревом, закинув руки за голову, и начал мечтать, что сделает, когда найдет такой кувшин… Даже не если найдет, а когда найдет!
        Она посмотрела с неуверенностью:
        - А что плохого, если усталый человек помечтал чуток?
        Он пожал плечами.
        - Я сказал, что плохо? Нет. Просто его соседи продолжали пахать. Поняла?
        Оранжевые языки плясали над толстыми прутьями, что медленно превращаются в пурпурные угли, лицо Барвинок в багровых бликах неуловимо быстро меняется, а когда Олег подбросил новую порцию хвороста, и огонь ухватил их жадно, словно озарилось внутренним светом.
        - А кто ты? - спросил он. - Почему в лесу на дереве? Ты там живешь?
        - В дупле? - изумилась она.
        - Ну, может быть, - предположил он, - у тебя там гнездо…
        - Я лекарь, - объяснила она надменно и вздернула голову, - шла в деревню, где все заболели.
        Он кивнул.
        - Все так. Но как вдруг стала лекарем? Это дело не женское. Женщины лечить не умеют. А ты вообще неженка.
        - Это я неженка?
        Он покрутил головой.
        - Погоди-погоди. Со мной не хитри. Или молчи, или реки правду.
        Она посмотрела испуганно.
        - Почему?
        - Я вижу, - пояснил он с самодовольством, - когда человек врет. У него такое лицо…
        - Какое?
        Он усмехнулся.
        - Хочешь знать, как хитрить? Но оно само делается. Скрыть просто не получается. Так что либо не говори вовсе, либо изрекай правду.
        Она пытливо посмотрела на него, лицо погрустнело, а в синих глазах проступила глубокая печаль.
        - Ты прав, - произнесла она с глубоким вздохом, в глазах заблестели слезы, - я неженка. И выросла… в очень богатой и знатной семье. Но меня хотели отдать замуж за нелюбимого, я взяла и сбежала.
        Он хмыкнул.
        - И все так просто?
        Она покачала головой, глаза погрустнели, запруда в глазах начала заполняться, и Барвинок гордо подняла голову.
        - Нет, - ответила она. - Совсем не просто. Сто раз было так тяжело, что хотела вернуться. Несколько раз уже подходила к воротам своего дворца… дома, но заставляла себя повернуть обратно. И в конце концов сумела приспособиться. А теперь вольной пташкой нравится больше, чем в золотой клетке!
        Она сказала с вызовом, заранее готовая к жаркому спору и доводам, что женщина так себя вести не должна, тем более - добропорядочная, но волхв сидел, задумавшись, словно пропустил мимо ушей ее страстное заявление.
        - Ты молодец, - проговорил он спустя долгое время. - Сильная пташка. Живучая. Хоть и красивая.
        Она перестала сдерживать слезы, взглянула на него блестящими и недоверчивыми глазами. Нос и губы сразу распухли, словно уже ревет давно, веки покраснели, во взгляде безмерное удивление.
        - Ты чего?
        - А что не так?
        - Ну ты вдруг сказал… ты хоть помнишь, что сказал?
        Он пожал плечами.
        - Что ты красивая. А что тут обидного? И умненькие бывают красивыми, хоть и очень редко. Но тебе вот повезло, так что без обид.
        Она сказала торопливо:
        - Да я не обижаюсь, совсем наоборот! Но почему ты за все время ни разу этого не сказал?
        - Чего?
        - Ну, что я…
        - Красивая?
        - Ну ты же так сказал!
        Он произнес с некоторым раздражением:
        - Когда бы я успел? Мы что, сто лет живем вместе? И вообще, что ты так прицепилась к этому слову? Ничего обидного в этом нет. Ты в самом деле красивая, хоть и умненькая, не всегда же одно другое вытесняет. Я вовсе не хотел тебя оскорбить!
        Она перестала всхлипывать, смотрела на него с широко раскрытым ртом и распахнутыми глазами.
        - Э-э… ну… я не знаю…
        Он сказал великодушно:
        - Это ничего. Не все же на свете ты должна знать. И еще ты молодец, столько прошла со мной и не хныкала. Молодец! Что умеешь, то умеешь. Настоящая женщина, хоть и маленькая.
        Сидя, она оскорбленно выпрямилась:
        - Я? Это ты здоровенный!.. Откуда только такой взялся. Ты знаешь, мы с тобой, похоже, идем в одну деревню. Не боишься?
        Он насторожился:
        - Чего?
        - Там что-то очень нехорошее.
        Она аккуратно собрала в узелок остатки еды, сунула в мешок. От костра вкусно тянет сладковатым дымком, словно сгорают вишневые сучья, еще у некоторых яблонь бывают такие пахучие, вокруг сплошной мрак, и она пыталась представить, как это выглядит для обитателей леса: страшное багровое пламя взметывает быстрые хищные языки, которые жалят любого зверя, а сами ничего не боятся, неуязвимые и бессмертные, там двигаются жуткие черные силуэты, смутно похожие на человеческие, но от них огромные черные тени стремительно прыгают на деревья, когда их выхватывают из тьмы языки огня…
        Волхв широко распахнул глаза, когда она вздохнула и поднялась.
        - Ты куда?
        - Надо идти, - ответила она просто. - В той деревне начали умирать люди. Слишком много. Почти половина сельчан лежит при смерти.
        - А ты при чем?
        - Я лекарь, - объяснила она. - Я могу их спасти!
        - В самом деле можешь?
        - По крайней мере, - ответила она с вызовом, - попытаюсь. Пока сейчас отдыхаю, там кто-то умирает. Так что придется идти и ночью.
        Он все еще рассматривал ее удивленно, но поднялся, от него пала такая густая тень, что ей почудилось, будто там сразу исчезает все на свете, даже земля.
        Лунный свет осыпал серебром вершинки деревьев, внизу чернота, однако глаза привыкают быстро, и если не влезать в дебри, то идти можно и ночью, света достаточно.
        Она видела по его лицу, что он думает, мужчины - существа бесхитростные, и этот сказал именно те слова, к которым она его подтолкнула:
        - Ну что ж, пойдем. Не могу же я, отобрав у одних волков, позволить съесть тебя другим! Это было бы несправедливо по отношению к первым.
        Глава 7
        Она фыркнула и пошла по лунному следу, но волхв догнал и заставил взять чуточку левее. И дальше вел уже он, она не спорила и даже не бурчала, прекрасно помня, что сама в состоянии заблудиться в собственном доме.
        Он шел быстро, искоса посматривал на ее разогревшееся от быстрой ходьбы лицо. Чтобы не отставать, ей приходится часто-часто перебирать не такими уж короткими ножками, вся подалась вперед, глаза горят азартом.
        - А что там? - поинтересовался он, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально и даже лениво.
        - Я же говорю, - объяснила она, - без всяких причин начали умирать люди. Какая-то новая болезнь. А у тебя там дело или идешь мимо?
        - Мимо, конечно, - ответил он. - Мне надо в Коростень, это такой большой город. Даже очень большой по здешним меркам. А в том селе собирался переночевать… Ну, если бы тебя не встретил, уже спал бы в доме.
        Она сказала твердо:
        - На твоем месте я бы вообще обошла стороной все село.
        - И ночевать под открытым небом?
        Она скосила на него глаза:
        - Вообще-то к тебе не только волки побоятся подойти! Даже к спящему.
        - Спасибо, - буркнул он.
        - А что, не правда? Ты страшный…
        Он поморщился:
        - А что значит «начали умирать люди»? Там что, жили бессмертные?
        Она сказала чуточку сконфуженно:
        - Я неточно выразилась, а ты сразу к словам цепляешься! Другой бы сразу все понял. Начали умирать и здоровые. Без всяких причин.
        Он подумал, кивнул:
        - Понятно. Но ты при чем? Собираешься пошарить в карманах померших?
        Ее ушки вспыхнули от негодования:
        - Ну какой дурак, какой дурак!.. Говорю же, я - лекарь. Это село, как и еще семь вокруг, входит в круг, где я врачую. Меня оскорбляет, если на моей земле кто-то заболевает. А если умирает молодым…
        Он покосился на ее лицо, ссадина на щеке уже покрылась кровавой коркой, на молодых заживает быстро, но все же можно и одним словом или одним движением…
        - А что харю свою не полечишь? Исцарапалась, а если грязь или комочки коры попали в кровь…
        Она сердито мотнула головой.
        - Некогда. Надо воды вскипятить, травы растереть…
        - А взмахом руки?
        Она горестно вздохнула.
        - Если бы могла! Всегда завидовала тем, кто вот так… Увы, только травами, корешками, порошком из крыльев жуков.
        Он кивнул, сказал чуть подобревшим голосом:
        - И много трав знаешь?
        Она посмотрела на него удивленно:
        - Шутишь? Конечно же, все, что растут в нашем лесу, в степи и в оврагах. И еще покупаю те, что привозят из дальних стран.
        - Ты молодец, - пробормотал он. - Молодец. А с виду дура дурой.
        Она обиженно нахмурилась, потом посмотрела недоверчиво, спросила с надеждой:
        - Это значит, что я… красивая?
        Он осмотрел ее заново, подумал и сказал с удивлением:
        - А вообще-то да. Гм, в самом деле. Так ты и вправду что-то умеешь?
        - Увидишь, - пообещала она сердито. - Если не помрешь первым.
        Месяц еще ярко сиял на черном, но уже медленно светлеющем на востоке краешке, когда в нещадном лунном свете холодно заблистали крыши деревенских домиков.
        На околице их встретили лаем собаки. К удивлению Олега, дорога в село перекрыта высоким частоколом, у ворот трое молодых парней у костра, что-то молча жарят, коротая ночь, но четвертый, крепкий мужчина с суровым лицом, сразу поднялся навстречу гостям.
        - Кто такие?
        Голос был суровый, резкий и почти враждебный. Олег не успел раскрыть рот, как из-за его спины вышла его спутница, сказала сердито:
        - Я Барвинок, ты меня разве не знаешь?
        Мужчина сказал торопливо, сразу меняясь в лице:
        - Прости, Барвинок, я тебя не заметил сразу… У нас беда.
        - Знаю, потому и пришла, - бросила она. - Где больные, Утес?.. Олег, пойдем, он проведет нас.
        Утес бросил на Олега извиняющийся взгляд, мол, прости, я не знал, что ты в услужении у нашей лекарши, быстро повел их к самому большому дому.
        Олег вошел последним, в доме окна завешены тряпками и одеялами, душно, пахнет гниением и смертью. На широком ложе, на лавках и даже на полу люди на подстеленных под них старых одеялах. Кто скорчился в клубок, кто вытянулся, словно уже мертв, кто постанывает сквозь зубы.
        Утес сказал за их спинами:
        - Эти слегли сегодня.
        - Принесите горячей воды, - сказала Барвинок отрывисто. - Чистых тряпок… Нет, сперва прокипятите и высушите.
        Утес выбежал на улицу, а Барвинок быстро прошлась вдоль окон и сразу же посрывала одеяла, а створки распахнула настежь. В комнату ворвался свежий воздух.
        Лечит она, как сразу определил Олег, быстро и умело. Лишнего времени не теряет, что могло показаться равнодушием, но ее ждут другие больные, все понимают и сами торопят, чтобы не возилась с ними больше, чем нужно. Олег посетил с нею две хаты, затем незаметно отстал, вышел во двор.
        Звездное небо выгнулось высоким куполом, но бледная луна уже опускается за верхушки деревьев. Воздух наконец-то прохладный, над головой бесшумно проносятся летучие мыши. Он не обращал на них внимания, хотя, если начинал вслушиваться, мог уловить момент, когда челюсти маленького хищника раскрываются, чтобы схватить комара.
        В воздухе ощутимо пахнет магией. Раньше он ее не слышал, даже находясь рядом с могучими колдунами или чародеями, но сейчас, став охотником за любым проявлением колдовства, отыскал в себе способность чуять, развил до такой степени, что заметит даже в деревенском мужичке, умеющем разве что сдвинуть с ее помощью ложку на столе.
        Он остановил бегущего с веселым воплем мальчугана:
        - Эй, герой!.. Ты чего по ночам не спишь?
        - А у нас мамка заболела, - радостно сообщил мальчишка. - Встать не может и даже не ругается!
        - Давно эта чума?
        Мальчишка покачал головой:
        - Недавно.
        - Ты не болел?
        - Нет.
        - А другие мальчишки?
        Он потряс головой энергичнее:
        - Нет.
        - А девочки?
        Он дернулся, высвобождая плечо из пальцев незнакомца.
        - Только взрослые!
        - Беги, - разрешил Олег.
        Хотел посоветовать больше помогать родителям, чем играть впустую, учиться, работать на огороде, но мальчишка умчался с такой прытью, что все равно бы не услышал. Да и что толку, если бы и услышал? Нужно, чтобы вся деревня, даже соседние вот так… а то если где будут мучить, как дети решат, а в соседней свобода, то и от родителей убегут. В этом возрасте все родители - злобные мучители и ограничители свобод и удовольствий…
        Светящаяся лодочка ныряла в темные тучи, мужественно боролась там, не давая себя утопить, выныривала и снова плыла над деревьями, приноравливаясь к их скорости. В домах везде темно, только у самого дальнего между плотно притворенными ставнями пробивается слабый лучик света.
        Олег подошел неслышно, щель расширилась, когда припал к ней глазом. Комната небогата, но чувствуется, что хозяин мог бы жить достойнее: медная и бронзовая посуда вперемешку, трехрогий подсвечник старинной работы на середине стола, вместо грубых лавок или табуреток настоящие стулья со спинками. Все остальное как и у других: огромная печь, полати, полки с посудой, горшки из глины, а один из темного чугуна, в этих краях именуемый просто чугунком.
        Тревожное чувство кольнуло иголочками, он так и эдак изгибался, стараясь увидеть краешек второй комнатки, где видна спинка кровати, но щелочка как будто еще сузилась, он вздохнул и так же тихо пошел к крыльцу, но узкий лучик из дальнего окна привлек внимание.
        На этот раз увидел часть маленькой комнаты, под стеной грубо сколоченная кровать, на полу вытертое старое одеяло, в селах это заменяет ковры, а на лавке у стены мужичонка, дряблый и плюгавенький, согнулся, уперев локти в колени, и тупо таращит глаза на колченогую табуретку.
        Олег сперва не сообразил, с какой стати у мужичка вздуваются жилы на висках и течет пот по лицу, но табуретка вдруг сдвинулась и даже попыталась повернуться вокруг оси, но передумала. Мужичок перевел дыхание, набрал в грудь воздуха и, заперев дыхание, натужился снова.
        Теперь понятнее, сказал Олег мысленно. Вернувшись к крыльцу, он поднялся по ступенькам и постучал громко и уверенно. В доме стало совсем тихо, он постучал громче. Почудилось, что с той стороны кто-то приблизился и слушает. Постучал еще раз и сказал раздраженным голосом:
        - Открывай!.. Я знаю, кто ты и что ты.
        За дверью вроде бы завозилось, но дверь осталась запертой. Затем послышался глухой голос:
        - Хто там?.. Я уже спал… Ходют тут всякие…
        - Открывай, - повторил Олег. - Или хочешь, чтобы я сказал всем, кто ты есть? И что натворил?
        Щелкнуло, дверь распахнулась. Мужичонка испуганно смотрел на Олега снизу вверх, щуплый и тщедушный. Козлиная бородка, впалые щеки, лихорадочный румянец на бледных щеках, в глазах страх, неприязнь и желание то ли ударить, то ли как-то еще избавиться от странного и настойчивого гостя, что вообще-то должно быть несвойственно таким вот тщедушным, ударить человека вдвое сильнее себя может либо сумасшедший, либо человек с топором в руках, а его противник крепко привязан к дереву…
        - Ты кто?
        - Тот, - произнес Олег четко, - кто знает.
        Он толкнул легонько хозяина в грудь, тот поспешно отступил на три шага, чтобы не упасть, а волхв вошел в сени и захлопнул за собой дверь.
        Мужичок отступил еще, глядя затравленно снизу вверх в грозное лицо незнакомца.
        - Что ты хочешь? Ты грабитель?
        - Веди в комнату, - велел Олег.
        Хозяин послушно отворил дверь, Олег вошел следом, быстро огляделся. Не слишком богато живет колдун, не слишком. Значит, не хапает все себе, такие еще опаснее…
        - Давай, - сказал он, - рассказывай.
        Он прошел к столу, ногой отодвинул табуретку и сел. Хозяин смотрел исподлобья, глаза суетливо бегают из стороны в сторону, наконец собрался с духом и заговорил как можно тверже:
        - Кто ты, что врываешься вот так?
        - Я же сказал, - ответил Олег, - я знаю. Ты влез в дела, которые тебе не по уму. Вот за что и ненавижу этих… удачливых! Когда сваливается на плечи удача, все вы теряете способность соображать… Тебя как зовут?
        - Остап… Я не понял, о чем ты говоришь!
        - Колдовство, - произнес Олег веско. - Будешь отнекиваться? Вся деревня болеет!
        Мужик отступил к стене.
        - А я при чем?
        - При том, - сказал Олег. - Никакой заразы нет. А люди вдруг заболели! Чем тебе не угодили? Кто-то наступил на ногу?.. Чья-то жена отказала?
        Мужик пробормотал:
        - Если чья-то жена, то при чем тут вся деревня? Я бы только ее…
        - А потому что еще пользоваться не умеешь, - объявил Олег безжалостно. - Только пробуешь, дурак. Где у тебя магическая вода?
        Хозяин прижался к стене, лицо стало бледным.
        - Какая вода? Никакой магической воды не знаю!
        Олег поднялся и неспешно пошел к нему, угрожающе поводя плечами. Мужик выставил перед собой руки.
        - Не подходи, душегуб! Закричу!
        - Кричи, - предложил Олег. - Кричи громче, я с удовольствием посмотрю, что с тобой сделают односельчане.
        Мужик сглотнул слюну, глаза зыркнули по сторонам, сказал слабо:
        - Погоди… Все не так, как ты думаешь. Я никому не собирался вредить…
        - Получилось нечаянно, - согласился Олег. - Ты их хотел только помучить чуть. Тебе ж неведомо, что у одних здоровье крепче, а у других слабее?.. Или просто забыл?
        - Да как-то не подумал сразу…
        - А подумал потом, - сказал Олег безжалостно. - Все вы задним умом крепки. Я сам такой, потому останавливаюсь и сперва долго думаю. А ты умный, ты сразу…
        Мужик развел руками:
        - Я стараюсь все поправить…
        - Но пока не получается? - спросил Олег безжалостно. - Где прячешь воду? Где взял?
        Только что он стоял неподвижно в двух шагах от колдуна, и вдруг тот ощутил сильную руку на своем горле. В страхе ухватился за нее обеими руками, пытаясь отогнуть хоть палец, но те, как железные, впились в его плоть, прогибая и не давая дышать.
        - Ты сейчас умрешь, - сказал Олег раздельно, - а воду я все равно отыщу. Понял?
        Колдун кивнул, лицо его уже стало синим. Олег чуть ослабил пальцы, тот прошептал:
        - Под полом… Там погреб… Тайник в правой стене…
        Олег кивнул:
        - Хорошо. От кого взял?
        Колдун сипел, синел, Олег придавил сильнее, лицо стало злым и неумолимым. Несчастный понял, что сейчас умрет, если не скажет, просипел:
        - От Назара… Это в городе…
        Олег сказал с отвращением:
        - Не буду допытываться, чем ты ему заплатил, это неважно. Но ты поступил недобро к односельчанам…
        Его пальцы сжались сильнее, колдун захрипел, забился в его руках, но Олег не отпускал, пока жертва не затихла. Не выпуская из рук, он перетащил к столу, усадил и, сунув в рот огромный кус мяса, опустил лбом на столешницу и вышел.
        Глава 8
        Барвинок цвела, глаза сияют, как самое чистое и безоблачное небо, щечки раскраснелись, а сварливый голосок стал щебечущим, как у веселой и всем довольной птички:
        - Все получилось!..
        - Что? - переспросил Олег. - Что у тебя получилось?
        - Все выздоровели, - сообщила она радостно. - Просто чудо! У меня никогда не получалось так быстро!
        Он кивнул, лицо оставалось равнодушным.
        - Это хорошо. Растешь.
        Она сказала обиженно:
        - Ты хотя бы порадовался!
        - Я рад, - ответил он так же равнодушно. - Сколько народу сегодня выйдет в поле! Да и в домах много работы.
        Она посмотрела с упреком:
        - А за меня не рад?
        - И за тебя, - сообщил он. - Теперь будешь лечить еще лучше, хорошо. Полезно. Нужно людям!
        По деревне радостно кричали петухи, словно тоже раньше болели, из труб пошли дымки. От соседних дворов справа и слева стал доноситься радостный говор.
        По двору медленно уползает лиловый туман, такой бывает только на восходе. Олег набрал в ладони воды из таза и поплескал в лицо, вздрагивая от свежести. За окнами трепещут на проснувшемся ветерке веточки с мелкими листочками, воздух с утра прозрачный, холодный, будто тоже из родника.
        Хозяйка внесла в комнату и тихонько разложила на столе краюхи черного хлеба с крупной солью, затем выложила из-под полотенца жареное мясо, рыбу и сыр.
        - Кушайте на здоровье, - сказала она счастливо. - Что б мы без вас делали!..
        - Да не так уж и помогли, - сказал Олег и посмотрел на Барвинок. - Вы бы и сами выкарабкались…
        - Не знаю, - ответила хозяйка. - Много народу померло.
        - Но сегодня уже никого?
        - Никого, - подтвердила она. - Правда, Остап утром преставился, но он, говорят, удавился куском мяса…
        - Ну и хорошо, - сказал Олег, - что последний. Можно компота?
        Хозяйка улыбнулась.
        - Для вас можем принести даже вина! У старосты целый бочонок.
        - Вина не надо, - ответил Олег. - Правда, если Барвинок жаждет напиться на радостях…
        Хозяйка улыбнулась и вышла, не дожидаясь ответа лекарши. Ее вкусы знают, понял Олег, хорошо быть везде желанным человеком. Впрочем, в мире людей кто-то должен делать и очень нежеланную, но необходимую работу…
        Барвинок сердито сопела, но ела с аппетитом, только зло косила в его сторону глазом, больно умильно смотрит, будто подобрал голодающего облезлого котенка, налил в мисочку молока и радуется, жрет он, жрет, значитца, не издохнет…
        Во дворе у коновязи бьет копытом и с недоверием косится огненным глазом рослый конь с роскошной гривой и широкими массивными копытами. Олег протянул ему на ладони сахар, конь подумал, осторожно взял мягкими бархатными губами.
        Олег похлопал великолепное животное по шее.
        - Не грусти по селу, подружимся. Зато увидишь земли, помимо этой деревни.
        Барвинок смотрела, как он принялся седлать коня, когда только и успел купить, спросила торопливо:
        - Ты сейчас куда направляешься?
        - В Коростень, - буркнул он, не оборачиваясь.
        Она ощутила раздражение, мужчина должен быть вежливее, но заставила себя сделать голос веселым и щебечущим, мужчины любят именно щебетанье:
        - В Коростень?.. Как здорово!
        - Чем же? - проворчал он.
        - А всем, - ответила она уже в самом деле бодро, этот гад мог вообще не ответить, - мне тоже в Коростень. Просто здорово!..
        - Чем? - повторил он, затягивая подпругу туже. - Если хочешь напроситься в спутники, то зря.
        Она спросила обиженно:
        - Почему?
        Он повернулся и посмотрел ей в глаза. Она закинула голову, стараясь смотреть в колдовские зеленые глаза смело и бесстрашно.
        - Почему? - повторила она.
        - Я еду быстро, - объяснил он сумрачно. - Еду напрямик. Понимаешь, мужские дороги несколько отличаются от женских.
        Она тряхнула головой, раздражение начало подниматься быстро, но заставила себя мило улыбнуться и прощебетать как можно беспечнее:
        - Ты будешь удивлен.
        - Чем?
        - Я не отстану, - заявила она уверенно. - Я не буду помехой. А полезной в дороге быть смогу.
        - Чем?
        - А всем. Погоди только, я сторгую и себе коня.
        Он покачал головой:
        - У них больше нет свободных для продажи.
        Она фыркнула:
        - Даже для меня?
        - А ты при чем? Когда нет, то просто нет.
        - Я проверю, - ответила она независимо, - если не получится, разве не подвезешь на своем до соседнего села? Оно как раз по дороге.
        Через полчаса поисков пришлось признаться, что волхв прав: благодарные крестьяне готовы ей отдать всех своих коней, но эти смирные лошадки годятся только медленно тащить за собой соху, и если такая кляча пойдет вскачь, всех удивит больше, чем идущий снизу вверх дождь.
        - Ладно, - сказала она рассерженно, - придется с тобой.
        Он поморщился:
        - Да я вроде бы не настаивал…
        - Как не настаивал? - ответила она. - Еще как настаивал! Я же по глазам видела!..
        Он ухмыльнулся насмешливо, вроде бы поколебался, у нее замерла душа, но руку протянул. Она ухватилась, он поднял ее с такой легкостью, словно щенка, она оказалась впереди в кольце его рук, сладостное чувство разлилось по телу с такой силой, что тут же сказала рассерженно:
        - И вот так сразу обниматься?
        - Хочешь сзади?
        - Еще бы!
        Он молча взял ее, как куклу, и пересадил сзади себя. Конь переступил с ноги на ногу, Барвинок инстинктивно ухватилась за волхва, он и здесь кажется надежной скалой, которую не пошатнут даже землетрясения, но больно ударилась лицом о его чересчур твердый лук за плечами.
        - Готова? - спросил он.
        - Да, - ответила она, сердитая на себя, что поменяла такое место на это, и на этого бесчувственного чурбана, что послушался с такой легкостью. Все-таки мужчина должен настаивать на своем, чтобы утверждать свое превосходство. Тем более в таком деле. Одно дело держать ее почти в объятиях, такую маленькую и хрупкую, другое - забросить за спину. - Если ты, конечно, не возражаешь!
        - Ничуть, - ответил он. - Держись крепче!
        - Не упаду, - ответила она независимо. - А ты лук не хочешь перевесить поближе к посоху?
        - Чтоб он не скучал?
        - Как ты хорошо все понимаешь!
        - Как тебе удобнее, - ответил он.
        К ее радости и несказанному облегчению, он в самом деле снял лук и колчан со стрелами, повесил у седла, только не справа, где посох, а слева, не такой уж и чурбан, если учитывает ее пожелания.
        Тут же он по-разбойничьи свистнул, конь рванулся совершенно неожиданно. Ее откачнуло почти на круп, она кое-как выровнялась и ухватилась за его пояс, не понимая, что за травы дал лошади, почему вдруг понесла так резко.
        Утро очень быстро перетекало в знойный и слишком солнечный день, когда на солнце трудно взглянуть, а снизу в глаза стреляют узкими острыми лучиками пластинки слюды и кварца.
        Волхв сразу от деревни пустил коня по дороге, та вышла на еще более широкую и протоптанную. Копыта стучат гулко и часто, в ушах свистит ветер, сеет навстречу тончайшую дорожную пыль, справа от нее проплывают развалины древних сооружений… Уже тысячи лет как постепенно разрушаются, заброшенные и покинутые, а когда-то, подумала она с грустью, здесь кипела жизнь, слышался веселый говор, скрипели нагруженные телеги, ржали кони, звенели подвески в женских ушах, хлюпала холодная вода в ведрах…
        Олег помалкивал, пришлось начинать растормашивать его самой, но о себе вроде бы неприлично вот так сразу, пришлось начать интересоваться руинами. Волхв отвечал сперва нехотя, потом вроде бы ощутил, что самого захватили воспоминания, и начал рассказывать о древних царствах, давних народах, явившихся ниоткуда и сгинувших в одночасье… Хотя, конечно, больше таких, что зарождаются медленно и неспешно, а потом так же степенно угасают, давая место другим, молодым и уверенным.
        Она слушала, иногда вставляла какие-то реплики, чтобы показать, что да, интересно, еще как интересно, как здорово, ух ты, да не может быть, ну никогда бы не подумала, неужто правда так было, и все не могла найти удобный переход, чтобы заговорить о себе, такой замечательной, красивой и умнице…
        Ну, если нет перехода к ней, то хотя бы кое-что узнать и о нем от него самого, но волхв, как нарочно, говорил только о древних народах, а знает о них удивительно много и никак не дает перейти на личности, что всегда так интересно, так увлекательно…
        Конь мчался без устали, она уже устала болтаться за спиной волхва, а солнце едва-едва вскарабкивается к зениту. К счастью, этот чурбан, похоже, проголодался, а от скачки всегда есть хочется быстрее, повертел головой и обронил небрежно:
        - Вон там передохнем малость.
        Она сразу же сказала радостно:
        - Что, устал?
        Он хмыкнул:
        - А ты нет?.. Полдня вот так мчаться…
        Она почти пропела сладеньким голоском:
        - А ты коню своему скажи, что это ты так мчался.
        Конь оглянулся на нее и, как ей показалось, ухмыльнулся. Она ощутила себя бодрее, как всегда, когда удается укусить одного из этих рослых и сильных мужчин, уверенных, что они хозяева всего на свете.
        Впереди густая роща, но Олег забираться вглубь не стал, остановил коня на опушке, расседлал и, забросив повод на спину, похлопал по боку:
        - Ты хорошо потрудился. Отдохни малость…
        Она наблюдала критически, как он складывает в шалашик сухие ветви для костра.
        - Может быть, - предположила она ядовито, - ты покормишь коня? Или ему этой травки хватит?
        Он повернулся к ней, на лице удивление:
        - А что, их и кормить еще надо?.. Вот уж не думал… Ну тогда покорми, раз знаешь как.
        Раздосадованная, она молча взяла сумку с овсом и пошла к коню. За спиной вскоре затрещал костер, а она надела сумку коню на морду и привязала, чтобы он сам встряхивал ее и доставал зерна.
        Олег разложил еду, солнце сверкает в его красных волосах, из-за чего голова кажется объятой жарким пламенем, но зеленые глаза говорят о холоде внутри этого странного человека. И голос его прозвучал прохладно, когда он сказал:
        - Справилась? Садись, ешь. Как только дожуешь последний кусок, сразу едем дальше.
        - Ну, а как же, - отозвалась она и напомнила себе, что нужно не торопиться, как она ведет себя всегда за столом, не пожирать еду, а вкушать, как ее всегда учили родители. - Это и понятно. Странно, что это ты мне говоришь, а не я тебе!
        - Действительно, - проворчал он.
        Она взяла в руки хлеб и сыр, посмотрела на волхва искоса.
        - Мне кажется, - заметила она осторожно, - ты не очень любишь женщин?
        Он сдвинул плечами:
        - Просто остерегаюсь. Разбойники требуют кошелек или жизнь, женщины и то и другое.
        - Кошелек жалко?
        - Ничуть, - возразил он. - Чего жалеть то, чего нет? Женщины, как и сны, никогда не бывают такими, какими хочешь их видеть. А это уже опасно.
        Она победно расхохоталась, стараясь держаться так, чтобы рассмотрел ее и в профиль, у нее потрясающая линия от переносицы, через кокетливо вздернутый нос и пухлые губы к выступающему подбородку, изящное такое соединение красоты и силы духа. Да и грудь так кажется крупнее…
        - Опасно, - сказала она с нажимом, - потому что боишься поражения?
        Он ел молча, пережевывал медленно и старательно, как корова жвачку, ответил не сразу и чуточку невпопад, как будто уже думал о чем-то другом:
        - Не спорю, самая глупая женщина сможет сладить с умным мужчиной. Но чтобы сладить с дураком, нужно быть самой умной… А ты какой себя считаешь?
        Она замешкалась лишь на долю мгновения, но красивые женщины за словом в карман не лезут, их чириканье всегда звучит приятно:
        - Конечно же, умной!..
        - Понятно, - пробормотал он. - Ты ешь, ешь.
        Она некоторое время ела молча, потом внезапно хихикнула, брови взлетели вверх.
        - Смешинка в рот попала? - спросил он.
        Она затрясла головой:
        - Нет, вспомнила, как уезжала из города… Там всех магов трясло, прослышали о некоем воине, что поклялся истребить все их племя! Они не то убили его жену, не то всю семью, и потому воин люто мстит им и не успокоится, пока…
        Ее голос утих, смех исчез из глаз, а лицо стало серьезным и задумчивым.
        - Пока что? - спросил он.
        - Пока не убьет всех, - закончила она. - И хотя это невозможно, но… убить может многих. По слухам, невероятно хитер, коварен, злобен и все продумывает на много шагов вперед.
        Волхв подумал, кивнул.
        - Ты права, - проговорил он, - ерунда какая-то. Когда, говоришь, это началось?
        Она ответила послушно:
        - Давно. Лет тридцать тому.
        Он махнул рукой:
        - Любая боль за годы забывается. Как бы ни любил жену и детей, но горечь постепенно уходит. Человек снова начинает жить… а если бы помнил все так же ярко, как и в тот день, когда его родных убили, он бы свихнулся. Все мы свихнулись бы. Так что это брехня про мстящего воина.
        Она сказала независимо:
        - Но говорят же… А если он дал великую клятву? И теперь раб своего обещания? В смысле, преступить не может?
        - Сам дал, - буркнул он, - сам и взял обратно. Мало ли какие клятвы мы давали в детстве? Годы идут, начинаешь видеть, что был дурак и клятвы дурацкие. Не-е-ет, тебя обманули.
        - Но слух…
        - Слухи бывают всякие, - сказал он с невеселой усмешкой. - Сколько я слышал про деревья-людоеды! Указывали даже места, где хватают людей и жрут. Но что-то никогда их там не находил. Так что брехня все это. Брехня.
        - Ну и хорошо, - сказала она рассудительно, - а то чуть не удавилась, когда вот подумала только про такое чудовище! Как можно убивать магов?
        - Убивать можно всех, - ответил он и вздохнул, словно тащил на себе гору. - Увы, можно.
        Глава 9
        После трапезы она вытащила расческу с редкими короткими зубчиками и старательно причесывалась, глядя в небо, как в зеркало. Олег начал хмуриться, она оглянулась через плечо и объяснила, как ребенку:
        - Если женщина выглядит менее красивой, чем может, это считается преступлением.
        - Это в какой стране? - удивился он.
        - В какой-какой… В любой. Не знал? Да что ты такой дикий? Из леса вышел, что ли?
        - Гм, - сказал он мрачно, - в самом деле…
        Она дочесалась, он видел, с каким усилием продвигается расческа, и понял, что для таких густых волос зубчики можно было бы сделать и еще пореже.
        Конь уже сожрал весь ячмень и подбрасывал мордой сумку больше для игры, чем пытался выловить последние зернышки.
        Она надеялась, что волхв как бы забудет, где она сидела, всякий мужчина пустился бы на эту хитрость, но он не додумался до такого чисто мужского поступка, и она снова села позади, сердитая и разочарованная настолько, что даже забыла чирикать, чего всегда мужчины ожидают от женщин.
        На этот раз конь чаще шел рысью, чем галопом, но все же не останавливался, в степи то и дело возникали рощи, небольшие островки леса, на такой же скорости проносились мимо озер, а ей так хотелось снова искупаться и на этот раз так показать фигуру, чтобы у него глаза на лоб повылазили, однако конь и волхв одинаково смотрели вперед, ветер свистел в ушах, а земля одинаково мелькала под копытами.
        Солнце долго жгло голову и плечи, наконец все-таки начало склоняться к далеким зеленым холмам. Сизые слоистые облака потемнели, стали похожими на ржавую жесть, по земле пролегли темные красноватые тени.
        Слева пошла гряда древних гор, ей показалось, что стена испещрена гнездами птиц, что селятся в таких стенах, но когда промчались вблизи, поняла со смятением, что это бесчисленные катакомбы, трудолюбиво вырубленные в этих горах.
        - Как они здесь живут… - пробормотала она.
        - Ищут, - буркнул он.
        - Какие тут могут быть сокровища?
        Он вздохнул:
        - Женщина, лучше молчи.
        Очень не скоро солнце, наполовину перечеркнутое жестяными облаками, узкими, как лезвие меча, коснулось края земли, красное и огромное, распухшее. Ей показалось, что пульсирует, как живое усталое сердце, торопясь погрузиться там внизу в темный сон, чтобы утром, хорошо отдохнув, подняться свежим, веселым и сияющим.
        Перед ними простиралась степь, заросшая жесткой травой, Олег вздохнул тяжело и повел рукой.
        - Вон там подземелье, - сказал он мрачно, - великого царя скифов Ариаласа. Стены его выложены чистым золотом в два пальца толщиной, гроб из чистого хрусталя, а постамент под ним из дорогого малахита. Весь зал занимает его личное оружие и доспехи, на которых драгоценных камней столько, сколько не видели все нынешние цари мира…
        Она жадно приподнялась, держась за его плечи, как за скалу.
        - Где-где его закопали?
        Он мотнул головой:
        - Вон там. Но вряд ли найдут…
        - Почему?
        - Подземелье на большой глубине. И, как видишь, везде пески… Сейчас все ориентиры потеряны, как и было задумано.
        Она сказала насмешливо:
        - Но ты-то знаешь?
        - Знаю, - ответил он.
        - Так почему не раскопаешь? Понятно, одному такое не по силам, но собрать людей побольше, договориться…
        Он буркнул:
        - Ну и зачем мне эти мелочи?
        Она умолкла озадаченная, волхв явно говорит серьезно, но мужская логика слишком проста и примитивна, чтобы ее понять, она спросила сердито:
        - Мы и ночь будем вот так?
        - Что вот так? - переспросил он. - Все-таки восхотела вперед?
        - Размечтался, - отрезала она. - А как насчет того, что порядочные люди ночью спят?
        Он подумал, начал придерживать коня.
        - Так то порядочные… Ладно. Вон неплохое местечко.
        Три огромных дуба, как богатыри, высились среди долины, могучие и размашистые, под ветвями можно укрыться целой деревне. Конь прошел, хрустя желудями, еще за пару сот шагов до деревьев. Олег соскочил, легко снял маленькую женщину, она благоразумно запротестовала, когда он уже держал ее в руках, не посадит же снова, хотя от прямолинейных мужчин ожидать можно всего, а когда ее ноги коснулись земли, снова не стала возмущаться такой бесцеремонностью, а то поверит и больше снимать с седла не станет, мужчины вообще-то звери бесхитростные, часто верят не тому, чему надо.
        Он начал расседлывать коня, она сказала ему в спину:
        - Здесь вода где-то есть?
        - С той стороны, - ответил он, не оборачиваясь. - Там и кусты, кстати. В сторонке.
        Когда она вернулась, он уже сидел у жарко пылающего костра на толстом сухом бревне с гладко ободранной корой. За его спиной громоздится куча крупных сухих сучьев, на три ночи хватит.
        - Быстро ты, - сказала она. - И бревно откуда-то притащил.
        - Это ты долго, - обронил он.
        - Я? Я всегда собираюсь быстро!
        - Ну да, - согласился он, - вы все собираетесь… даже очень быстро. Полководец Гилас за это даже убил, осерчав.
        - За что?
        - Быстро собиралась, - объяснил он.
        - Но я в самом деле быстро!
        Он промолчал, потыкал толстым прутом в костер. В середке уже пурпурные угли, с веселым треском взвился рой красных искр, закружился и унесся ввысь к холодным, как льдинки, звездам.
        Далеко в полумраке раздался тоскливый волчий вой. Олег не повел и бровью, Барвинок вздрогнула, зябко повела плечами. Костер горит ярко, потому темнота темнее тьмы, и лишь здесь не только жизнь, но и весь мир, а там дальше хаос, бесформенный ужас, небытие.
        Волчий вой раздался ближе, уже с другой стороны. Олег снова не шелохнулся, Барвинок придвинулась ближе к огню и пугливо посмотрела по сторонам.
        - Это правда, - спросила она с надеждой, - что волки огня боятся?
        - Огня боятся все, - равнодушно ответил он. - А ты не боишься?
        - Ну, если не лезть в самую середину, - возразила она.
        - Волки тоже хватают только тех, кто возле, - успокоил он.
        Она сказала саркастически:
        - Ну, спасибо!
        Он прислушался, обронил тихонько:
        - Только это не волки.
        Жуткий вой приблизился, но странно стал тише, в нем уже не звучала звериная ярость. Олег сидел все так же спокойно, Барвинок вздрагивала, надеясь, что звери, кем бы они ни были, увидят такой огромный костер и нападать не решатся.
        - Вроде бы ушли? - спросила она с надеждой.
        - Нет, - обронил он.
        Она прислушивалась изо всех сил, однако вой постепенно затих, деревья стоят могучие и уверенные, прикрывая их сверху ветвями от любой напасти. Ночь звездная, ясная, луна изо всех сил доказывает, что она тоже солнце, пусть не для людей, но для кого-то упыри, призраки и мертвецы - вполне люди, за неимением получше.
        Постепенно она осмелела настолько, что, когда пламя опустилось до раскаленных пурпурных углей, поднялась и перенесла несколько сухих веток к костру. Самые толстые и длинные переломить не удалось, а Олег все так же задумчиво наблюдает за перебегающими по багровым углям ярко-алыми искрами, похожими на быстрых огненных муравьев.
        Рассердившись, она обронила ядовито:
        - Говорят, мужчина никогда не устанет смотреть на то, как горит огонь, бежит вода и работает женщина. Как думаешь, это правда?
        Он подумал, кивнул:
        - Не знаю. Ложись.
        Она сказала еще саркастичнее:
        - Вот так сразу?
        - Ложись, дура, - велел он грозно.
        Она раскрыла рот для возмущенной отповеди, да за кого он ее принимает, да кем считает себя, да кто ему дал право, но кусты затрещали и оттуда выметнулись крупные серые тела. Сильно и страшно пахнуло волчьим духом. Олег уже с посохом сам неуловимо быстро шагнул навстречу и чуть в сторону, в его руках через мгновение уже вращается сверкающий в огне костра круг, багровые блики швыряет в темноту, и там слышится злое шипение.
        На него бросились сразу с трех сторон. Она услышала два резких удара, третий успел ударить его дубиной, совсем не волк, как она думала, но Олег подставил плечо, и тут же нападавший согнулся в поясе, упал и задергал ногами. Двое ухватили оцепеневшую Барвинок, почти сразу перед ее глазами мелькнул конец посоха, глухой удар, словно по дереву, на нее брызнуло теплым.
        Последний еще не понял, что случилось, и потащил ее по направлению к кустам, однако обмяк, руки разжались, а когда Барвинок с отвращением освободилась, тяжело завалился лицом вниз. Между лопатками холодно поблескивает резная рукоять ножа, лезвия не видно совсем.
        - А где волки? - возопила Барвинок.
        - Их и не было, - ответил он.
        Она оторопело смотрела, как он выдернул нож, тщательно вытирал темный от крови клинок, пока не заблестел, сунул в ножны.
        - А кто был?
        - Может быть, - поинтересовался он сумрачно, - сама догадаешься? Ты же у нас умная.
        - Грабители, - озадаченно произнесла она. - Но почему так пахло волчьим духом?
        - Чтобы думали на волков, - сообщил Олег. - И готовились отбиваться от них. Непонятно?
        Она смотрела на разбросанные тела с отвращением и страхом. У всех на головах шапки из волчьей шкуры, штаны и сапоги оторочены волчьим мехом, а на плечи наброшены волчьи шкуры. Никто не сдвинулся с момента, кто как рухнул, она преодолела страх и отвращение, ее дело - лечить, пугливо опустилась возле одного, осмотрела голову.
        - Что скажешь? - спросил Олег.
        Голос его звучал насмешливо и одновременно грустно.
        - Ты его убил, - ответила она сердито.
        - А вот этот?
        Она оглядела второго и ответила еще рассерженнее:
        - И этот мертв!
        - Хорошо, - сказал он удовлетворенно и, ухватив их за ноги, тут же уволок в темноту. Она проводила его злым взглядом, но тут же ощутила, как страшно и одиноко одной, хотя и костер уже не просто горит, а довольно ревет, с щелканьем зубов пожирая новые ветви, и волхв ушел явно недалеко.
        Вернулся Олег в самом деле скоро, поинтересовался деловито:
        - Как остальные?
        - Мертвы, - сказала она глухим голосом.
        Он ухватил за ноги еще двух и утащил по земле так же просто, как муравей тащит большого жука. Она чувствовала, что ее трясет все меньше, холодный ужас испаряется, обратила внимание на свежую кровь на рукаве…
        Когда Олег вернулся за последним трупом, его спутница в ярости пинала труп, стараясь сделать ему побольнее. На появление волхва даже не обратила внимания.
        Он в удивлении покачал головой:
        - Ты чего вдруг такая злая?
        Она изумилась, красная от гнева:
        - Я? Злая? Да ты знаешь, что этот гад сделал?
        - Материк опустил в океан? - поинтересовался он озадаченно. - Или сжег полстраны?
        - Хуже! - прокричала она. - Я из-за него обломила ноготь! Ты видел, какие у меня красивые ногти? Не бреши, ты не мог не заметить!
        Он спросил с недоумением:
        - Ну и что? Отрастет…
        Она взвизгнула негодующе:
        - Ты не понимаешь? В самом деле не понимаешь? Ну откуда такие дикие берутся? У женщины всегда должны быть красивые ногти! Ежедневно!
        Он сдвинул плечами.
        - Да какая разница, какими царапаться.
        Ее ярость была так велика, что лишь распахнула огромнейшие, как высокогорные озера, и дивно синие глазищи, грудь приподнялась, набрав воздуха для возмущенного вопля, но так и застыла, не понимая глубины такой дикости.
        Он ухватил последнего убитого разбойника опять же за ногу и уволок в темноту. Некоторое время трещала галька, слышались шаги и шорох, потом все затихло.
        Олег вернулся спокойный, отряхнул ладони:
        - Ну, а теперь…
        - Значит, - прошипела она, как рассерженная змея, - ногти только для царапанья?
        Он хмыкнул:
        - Когда я такую дурь говорил?.. Нет, конечно. Ногти в основном для чесания. Правда, это у нас, мужчин. У прочих - не знаю, не задумывался… Есть хочешь?
        Она приготовилась завопить, но ощутила, что в самом деле сильно и уже давно хочет есть, спросила помимо воли:
        - А разве у нас что-то есть?
        Глава 10
        У него, конечно, оказалось и мясо, и сыр, и хлеб, все аккуратно завернутое в чистое полотно, хлеб свежий и мягкий, сыр пряный, мясо будто только что со сковородки, а в отдельном узелке мелкая белая соль, совсем не похожая на обычно серую и крупнозернистую.
        Она думала, что после пережитого неделю в рот ничего не возьмет, однако еда выглядит так аппетитно, а этот грубый человек уже принялся жрать, именно жрать, да с таким аппетитом, что она не выдержала и, сдерживая себя, замедленными движениями взяла ломтик сыра и положила на скибку хлеба.
        В ноздри ударил дразнящий запах, она так же медленно откусила, все еще пытаясь соблюдать манеры, но решила, что дикарь все равно не оценит, глупо перед ним стараться, и дальше вела себя достаточно искренне.
        - Волки не набросятся? - спросила она с набитым ртом.
        Он спросил с удивлением:
        - С какой стати?
        Она сказала саркастически:
        - Да-да, с какой! Они и на живых охотятся, а тут вблизи пять трупов! А запах свежей крови слышно далеко…
        - Ешь, - сказал он мирно. - Я их сбросил в глубокую щель тут поблизости. Пусть достают оттуда, если решатся.
        Она сказала озадаченно:
        - Я не заметила никакой щели…
        - Это с той стороны, - объяснил он.
        - Сколько же у этих деревьев сторон, - пробормотала она. - Слушай, ты такой предусмотрительный. У тебя даже соль… Часто странствуешь?
        - Почти всю жизнь, - сообщил он.
        Она помолчала, такая глупость не укладывается в голове, но у мужчин дури много, кивнула на его амулеты:
        - Зачем?
        Олег посмотрел с вопросом в глазах.
        - Обычно их прячут, - пояснила она. - Либо дома в потайных местах, а если в дороге - под одеждой.
        Олег пожал плечами:
        - Не люблю ссор. Когда видят, что у меня их вон сколько, сразу смирнеют.
        - Наверное, - сказала она задумчиво, - это тоже хорошо. Хотя и непонятно.
        - Что непонятно?
        - Почему избегаешь драк, - пояснила она. - Мужчины с такими кулаками обожают подраться.
        - Драки ничего не дают, - сообщил он.
        - А тебе надо, чтоб давали?
        - Да.
        Она фыркнула.
        - Посмотрите на него. Какой мирный!.. Хотя да, камешки у тебя очень непростые. Я половины даже и не знаю. Если бы вот те не были на почетном месте, я бы решила, что в самом деле простая галька.
        - Лучше всех поет, - заметил он, - самая простая и невзрачная птичка. Соловей, если о такой слыхала.
        Она сказала задиристо:
        - Это я слыхала! Удивительно, что и ты слыхал. Тебе же медведь на ухо наступил.
        - Зато ничего больше не оттоптал, - сообщил он скромно.
        Она сказала радостно:
        - Но-но, не намекивай!.. Я девушка гордая. И твои зеленые глаза на меня не действуют. Не вздумай лезть ко мне ночью.
        - Хорошо, - согласился он оскорбительно легко. - Не вздумаю. И ты тоже.
        - Что-о?
        - Не лезь ко мне, - объяснил он. - У меня обет целомудрия.
        Она охнула в великом возмущении:
        - Я лезть к тебе?.. Да что ты о себе возомнил? Я вообще рыжих не выношу!
        Она легла поближе к костру, хотя не зябко, но страшно, вдруг из темноты протянется хищная лапа и цапнет ее за ногу, потому она старательно подгибала их, подтягивала к подбородку и скручивалась так, что только спина горбиком со всех сторон, а она внутри, как свернувшийся клубочком еж.
        Олег, к ее разочарованию, лег по другую сторону костра, хотя ничто не мешало лечь рядом, а там мог бы словно невзначай, якобы во сне, закинуть на нее руку, и тогда бы она могла с возмущением ее сбросить, как отвратительную змею, и покричать о мужском скотстве, о грубости, о дикости…
        Правда, потом и она, уже в глубоком сне, во сне можно, могла бы прижаться к нему, сильному и надежному, этого у него не отнимешь, несмотря на все его недостатки, и даже если бы обнял ее за плечо, сделала бы вид, что крепко спит и не чувствует, зато так намного защищеннее и уютнее, чем сейчас, когда от костра слишком жарко, можно вообще загореться, а со спины не только холодно, но и страшно.
        И все-таки даже на расстоянии она чувствовала исходящую от него уверенность и защиту, повозилась, заворачиваясь в одеяло, как гусеница в кокон, а уснула быстро и неожиданно.
        Проснулась, чувствуя себе свеженькой, отдохнувшей и даже не голодной. Что-то есть в присутствии большого сильного мужчины, когда если умом и страшишься, но верный женский инстинкт говорит, что на такого можно положиться, все сделает и обо всем позаботится.
        Даже конь спокойно дремлет, как только его не увели эти разбойники. У них же расчет был и на то, что от волчьего запаха кони в ужасе безумеют и разбегаются, обрывая любую привязь.
        От костра идет надежное сухое тепло. Толстый слой серого пепла, легчайшего и просто невесомого, покрывает крупные комья углей, и когда легкий утренний ветерок сдул с боковых серое покрывало, обнажились с кулак размером пурпурные раскаленные комья.
        Послышались шаги, волхв вышел из-за дуба, такой же широкий в плечах, невозмутимый и вообще чем-то похожий, хотя, конечно, назвать его дубом - обидится. Так что надо попробовать.
        - Доброе утро, - сказал он.
        - Утро доброе, - ответила она. - Ты что, на охоту ходил?
        - Не люблю зверей бить, - ответил он. - Да и зачем?
        - Как зачем? - переспросила она. - А ваши звериные мужские инстинкты тешить?.. Заодно и на жаркое добыть…
        - По ночам сплю, - сообщил он. - А еды у нас хватит.
        Она кивнула:
        - Да, после вчерашнего застолья как раз осталось на скромный завтрак…
        Он молча вытащил из мешка и развернул сверток с едой. Она широко распахнула глаза: вчера казалось, что опустошили припасы больше чем наполовину, но сегодня все цело.
        - У тебя что, - спросила она с тайной надеждой, - волшебная сума?
        Он коротко усмехнулся:
        - Это из второго мешка. Будь повнимательнее, ты бы заметила, что у меня их два.
        Она промолчала. Вообще-то видела оба, равномерно с двух сторон позади седла, но полагала, что там только одеяла, огниво и прочие необходимые в путешествии вещи.
        - Ты запасливый, - похвалила она. - Хозяйственный даже.
        Он изумился:
        - Я?
        - Что, никогда не слышал?
        - Впервые, - признался он. - Как только меня не обзывали, но чтоб еще и хозяйственным…
        Он не стал бросать в костер оставшийся хворост, только взмахнул широкой ладонью, и пепел послушно улетел, обнажив крупные алые угли.
        Она смотрела, как он умело разогревает мясо, по скупым движениям чувствуется опыт, долгие годы путешествий и ночных бдений перед костром.
        - Тебе хорошо, - сказала она со вздохом.
        - Хорошо, - согласился он, посмотрел на нее и поинтересовался: - Чем мне так хорошо?
        - Не сидишь на месте, - пояснила она. - А вот меня хотели заставить. Уже и жениха нашли… Родовитого, богатого. Отвертеться никак не удавалось…
        - Пришлось удрать? - поинтересовался он с сочувствием.
        Она кивнула.
        - Как ты догадался?
        - Да ты вся удратая, - пояснил он. - Бери вот сыр, пока свежий. И мясо… а то клюешь, как воробей.
        - Спасибо, - ответила она польщенно.
        Он добавил:
        - Вчера жрала в три горла, как свинья ненасытная, а сегодня какая-то вялая. Не заболела?
        - Я сама лекарь, - огрызнулась она.
        - Болеют и лекари, - сказал он рассудительно.
        Остатки завтрака не стал бережно собирать в узелок, а разложил вокруг костра. Пусть, дескать, муравьи полакомятся, а там и другие зверушки попробуют городской еды, надо делиться с малыми и сирыми…
        Конь подошел на свист, Олег взгромоздил ему на спину седло, Барвинок собрала и завязала потуже мешки. Наконец Олег поднялся в седло, протянул ей руку, и снова она удивилась, с какой легкостью он поднял ее, хотя, увы, даже не сделал вид, что забыл, где она сидит, и не попытался посадить впереди себя.
        Сердитая, она молча держалась за его пояс, конь сперва шел неторопливой рысью, а потом она обнаружила, что встречный ветер ревет справа и слева с такой мощью, словно она, уцепившись за волхва, падает с ним с горы.
        Ее подмывало спросить ехидно, как он заставляет коня мчаться так шибко, бедное животное падет скоро, не жалко ли такому сердобольному, что даже муравьев жалеет, но волхв выглядит таким серьезным и сосредоточенным, что так и не решилась раскрыть рот.
        Впереди выросла гряда зеленых, как лягушки, холмов, приблизилась. Она рассмотрела множество овец, покрывающих подножья, как снег. Конь бодро промчался между двумя изумрудными горами, пахнущими свежей травой и цветами, она за спиной Олега ахнула и приподнялась, стараясь рассмотреть через плечо.
        За холмами цветущая и широкая долина, а в ней богатейшее село, что уже не село, а город, хотя возле каждого дома немалый огород, роскошный сад, во дворе из сараев выглядывают коровы, козы, овцы. Посреди села большое озеро, берега выложены камнем, утки и гуси плещутся на одном конце, на другом - детвора визжит и брызгает друг в друга водой.
        Дома все как один каменные, с трубами, крыши из празднично-красной черепицы, у многих по стенам взбирается виноград. Конь все еще двигался ровным галопом, она рассмотрела крупные, налитые соком гроздья. Между домами широкие дорожки, одни вымощены камнем, другие просто посыпаны песком золотистого цвета. Немногочисленные люди на улице одеты непривычно богато. Богато и чисто, словно и не в селе живут, где коровы, навоз, работа с землей, а в прекрасном краю сплошного праздника…
        - Прекрасно, - выдохнула она, - просто прекрасно! Это еще лучше, чем то село, которое ты так хвалил!
        - Да, - ответил Олег без улыбки, - село просто изумительно. Это же надо так…
        Она с некоторым сомнением смотрела в его прямую спину, как-то сказал без восторга, хотя такого в самом деле замечательного села она еще не видела.
        Олег начал придерживать коня, вертел головой, она дышала глубоко и мерно, наполняя легкие чистым воздухом, пропитанным ароматом цветов.
        - И люди, - сказала она. - Наконец-то увидела счастливых людей! И счастливую жизнь.
        - Счастливой жизни не бывает, - пробормотал он. - Бывают только счастливые дни.
        Она отмахнулась и первой соскочила на землю.
        - Думаю, - сказала она уверенно, - здесь и я смогу купить коня.
        - Да, - согласился он, - село выглядит, да.
        Из домов выходили люди, деликатно останавливались на крыльце, на пороге, давая гостям осмотреться. От группы рассматривающих немолодых крестьян, которых и крестьянами не назовешь, отделился плотно сбитый мужчина средних лет, чисто и опрятно одетый, выбритый до синевы, волосы тщательно промыты и аккуратно подстрижены. На входящих в село посмотрел со странным выражением удовольствия, надежды и ожидания.
        - Приветствую гостей, - сказал он приятным уверенным голосом, - я Кондратий, деревенский староста.
        Она сказала весело:
        - Деревня такая большая, что вы уже сельский староста, а не деревенский!.. Меня зовут Барвинок, а этого молчуна - Олег. Мы едем в Коростень, но будем рады переночевать здесь…
        Староста вежливо поклонился, голос его прозвучал бархатно, в нем слышались сила и достоинство:
        - Будем рады. Добро пожаловать в Цветущий Край.
        - Цветущий Край, - повторила она счастливо. - Это ваше село так называется?
        Он ответил с поклоном, полным достоинства:
        - Да, так называется наша деревня.
        - Даже название какое милое, - сказала она с чувством. - Ох, как я вам завидую!
        Староста сдержанно улыбнулся. Олег наконец спрыгнул на землю, за ним наблюдали с интересом. Она ревниво бросила взгляд по сторонам, но местные женщины смотрят тепло и дружески, однако ни одна почему-то не строит ему глазки, что вообще-то как-то даже не по-женски.
        Олег поинтересовался:
        - Кто может принять гостей на одну ночь?.. И еще, было бы просто замечательно, если бы в селе нашлась свободная лошадь для продажи.
        Староста покосился на его спутницу:
        - Для вашей… попутчицы?
        - Да, - подтвердил Олег. - Ездит она просто замечательно, так что ей можно и дикую, необъезженную!
        - У нас есть всякие, - заверил староста. - Вас будут рады принять в любом доме, гостей у нас любят, но я бы советовал дом Феофила, видите, с двумя флюгерами на крыше?.. Феофил сейчас один, а дом просторный…
        - Спасибо, - ответил Олег, - мы сошлемся на вас…
        - Да, - ответил староста, - конечно… хотя и не обязательно, Феофил вон идет… Феофил, быстрее сюда! К тебе гости!
        Феофил, высокий и худой, одетый в умопомрачительно дорогие ткани, почти подбежал, сразу заулыбался с таким теплом, что даже недоверчивый Олег ощутил, как тает ледок недоверия и подозрительности.
        - Я рад, - сказал Феофил быстро. - Пойдемте, пойдемте!
        - Да, - сказал староста уже без улыбки, - а то другие перехватят.
        Олег двинулся следом, ведя коня в поводу, Барвинок счастливо щебетала, радовалась, хихикала, ей тоже улыбались по дороге и отвечали радостными голосами.
        Дом у Феофила в самом деле просторный, чистый, с хорошей, добротной мебелью, большая печь, а через широкие окна хорошо виден роскошный огород. Чуть дальше - сад, ветви гнутся под гроздьями яблок, груш, налитых соком слив, а между деревьями бродят толстые сытые гуси и лениво поклевывают упавшие груши, сливы.
        - Располагайтесь, - сказал Феофил, - я во второй половине за стеной. Если что нужно, зовите без стеснения.
        - Спасибо, - ответил Олег степенно и добавил медленно, как бы с сомнением: - Добрый человек.
        Барвинок бросила взгляд, полный раздражения, а сама сказала самым сладеньким голоском:
        - Спасибо, Феофил!.. Мы не привередливые.
        - Через час ужин, - сказал Феофил уже от порога, - не набивайте желудки своим дорожным харчем.
        Он вышел, она сказала восхищенно:
        - Какой деликатный! Не лезет с расспросами, но намекнул, что ужин у него будет получше того, что путники носят в мешках.
        - Деликатный, - согласился Олег. - Мне такие тоже нравятся. И кровать здесь широкая…
        Она оглянулась, глаза расширились при виде отделенной широкой занавеской части комнаты.
        - Там кровать? Вот что вы все в первую очередь замечаете!.. И не мечтай, я не терплю, когда рядом сопят, храпят и чешутся.
        Олег хмыкнул, но смолчал, прошелся по комнате. Зеленые глаза без всякого выражения осматривали мебель, отделку стен, широкие добротные подоконники, похожие на добавочные столы, открыл окно и выглянул в сад.
        - До ужина час, - напомнила она.
        Он кивнул.
        - Да, иди пройдись. А я посмотрю коня для тебя.
        - Я сама выберу!
        - Разбираешься? - спросил он. - Не возьмешь такого, что с виду бодр, а через версту падет бездыханным?
        Она поморщилась.
        - Ладно, посмотри ты. Тебе с твоим конем повезло. Вот деньги, возьми.
        Он отмахнулся:
        - На мелочи у меня всегда при себе.
        Вышел, чуть согнувшись под не для его роста низкой притолокой, а она сердито смотрела вслед. Снова этот гад показал себя небрежно великодушным, не только взявшись заплатить за нее, но и заранее отвергнув любые благодарности.
        Глава 11
        Она вышла на порог и сразу ощутила себя радостной и счастливой в таком селе и среди таких людей, умеют же люди жить, не то что в других, здесь даже дорога уложена крупным и мелким камнем, не пожалели труда, зато после любого дождя можно пройти из одного конца села в другой конец, не переходя глубокие лужи, не пачкая грязью башмаки и подол платья.
        Даже чуточку жаль, что совсем нет больных, ее умение лечить осталось невостребованным. Все здоровые, румяные, сытые, хорошо одеты, у всех ухоженные огороды и сады, заборы не высокие, а только чтоб козы не перепрыгивали, по улицам ходят к озеру неподалеку и обратно большие стада откормленных гусей, им почтительно уступают дорогу даже коровы, тоже упитанные, с отвисающим до земли раздутым от молока выменем.
        Волхв исчез, однажды только слышала его сильный, размеренный голос. Он выбирал коня, но даже торговался слишком уж равнодушно, хотя говорил то громче, то тише, однако она чувствовала, что цена его вообще-то заботит мало, хотя не могла понять почему.
        Потом увидела его издали, как он входит в местную корчму, небольшой и тоже очень опрятный домик. Удивительно, никто не валяется пьяным сбоку от крыльца, а сверху никто не мочится на них, нет слишком громкого гвалта, когда никто не слушает других, а только талдычит свое, даже подумала насчет того, чтобы и самой войти вслед за Олегом, нечего все интересное присваивать мужчинам, но заколебалась: не чересчур ли, такую отважную перестанут воспринимать как женщину…
        А Олег в корчме огляделся с порога, удивления чистотой и вкусными запахами не выразил, за двумя широкими столами всего трое, два за одним и один, лохматый и с неухоженной бородкой, за другим.
        Он подсел к одинокому.
        - Не помешаю? - спросил он дружелюбно.
        Селянин взглянул на него исподлобья. Перед ним уже пустой кувшин и большая чашка, тоже пустая, но выглядит трезвым и несчастным.
        - Мне? - переспросил он потерянным голосом. - Мне уже ничего не мешает. А вот тебе…
        - А что мне? - спросил Олег. Он оглянулся, помахал рукой в сторону кухни. Вышел крепкого сложения мужчина. Олег снова повернулся с бородачу: - Чем мне тут плохо?
        Бородач внезапно поморщился, словно дико заболели все зубы.
        - Хорошо, хорошо, - проговорил он сипло, - здесь всем хорошо. Тебе здесь понравится.
        Его багровая рожа стала белой, он некоторое время тяжело дышал, но боль отпустила, посмотрел на Олега хмуро и с непонятной злостью.
        Подошел хозяин, Олег сказал строго:
        - Жареного мяса мне и моему другу. И вина. Кувшин.
        Хозяин поклонился:
        - Все будет через минуту.
        Олег повернулся к бородачу, тот с несчастным видом вертел в пальцах кружку.
        - Сейчас принесет, - сказал Олег успокаивающе.
        - Уже несет, - сообщил тот безучастно.
        Олег в удивлении обернулся. Хозяин с широчайшей улыбкой приближался с огромным подносом в руках, на нем две широкие тарелки с горками поджаренного мяса, аромат, просто сшибающий с ног, и медный кувшин с сургучной печатью на горлышке.
        - Быстро, - пробормотал Олег.
        - У нас так, - ответил хозяин гордо.
        Бородач посмотрел на него почти с ненавистью, поморщился.
        - Сами откроете? - спросил хозяин Олега. - Могу помочь, но многие любят сами…
        - Не доверяют, наверное, - пробормотал Олег.
        Он взял кувшин, зажал горлышко в ладони. Послышался треск, а когда убрал руку, весь сургуч осыпался, пробка торчит наполовину. Хозяин вскинул брови, когда Олег пару раз хлопнул ладонью по донышку и пробка послушно выползла наверх.
        - Я так не пробовал, - признался он. - Здорово! Хочешь, возьму в напарники?
        - Спасибо, - ответил Олег, - но дела зовут в дорогу.
        Хозяин ушел, Олег налил вина бородачу и себе, тот с безучастным видом пригубил, больше из вежливости, лицо оставалось хмурым.
        Олег отпил сразу половину, вино просто удивительное, поинтересовался:
        - Не нравится вино?
        Бородач пробормотал:
        - А что толку, если не пьянеешь… Какое удовольствие от такого вина? Тот же компот. Ты в самом деле проездом?
        - Да, - ответил Олег. - Утром отправимся дальше. Дела, дела… Но все равно жаль, что побудем у вас одну ночь. Тут у вас замечательно. Моя спутница вообще в восторге!
        Бородач кивнул.
        - Здорово, - сказал он, хотя лицо говорило обратное. - Замечательно! У нас все хорошо.
        Олег отхлебывал вино, наблюдая за бородачом и поглядывая на двух других. Эти не только в богатой и опрятной одежде, но и чисто выбриты, волосы блестят маслом, аккуратно подстриженные и приглаженные.
        - Приятно встретить такое богатое село, - заметил Олег, - и счастливых людей. Даже трудно поверить, что все сами, без магии.
        На него посматривали с интересом, как на всякого нового, но и с некоторой непонятной Олегу опаской. Один из-за соседнего стола проговорил во вздохом:
        - Цены поднялись, поднялись… Старики говорят, раньше за одну серебряную монету можно было все тучи перегнать со своего поля на огород соседа, а теперь что?.. Кончилась магия, кончилась…
        - Но есть счастливцы, - заметил Олег очень спокойно, даже лениво, - все еще пользуются?
        Мужики переглянулись, лица довольные, только бородач за столом Олега оставался мрачным. За окном сгущались сумерки, длинно и голосисто пропели петухи.
        - Сейчас, - произнес один из аккуратных, - про магию стало и говорить опасно…
        Олег удивился:
        - Почему?
        - По слухам, - пояснил его сосед, - появился некий злодей неслыханной силы и ростом с дерево… убивает колдунов.
        Олег спросил недоверчиво:
        - Воин? Таких огромных не бывает. А вообще-то ничего удивительного, герои всегда дрались с колдунами. Это у них дело чести. Сначала колдунов, потом драконов.
        - Не совсем воин, - проговорил мужик с неуверенностью. - Вроде бы не воин и вовсе.
        - А кто?
        Мужик ответил со вздохом:
        - Непонятно.
        - А что хочет?
        - Тоже непонятно. Просто убивает колдунов. А еще уничтожает запасы колдовской воды.
        Олег задумался.
        - Колдунов - понятно, это у воинов принято. А запасы колдовской воды… зачем?
        Мужик сказал чуточку раздраженно:
        - Чтоб другой кто колдовать не стал! Когда есть волшебная вода, научиться легко.
        - А-а-а, - протянул Олег, - тогда ты прав, то не воин. Воин не додумается еще и воду спустить в землю.
        - Я и говорю! Воин убил, пограбил и пошел дальше. Нет, это не воин, не воин… А вот кто - непонятно. И зачем?.. Воду-то зачем портить?.. Это ж найти сундуки с золотом и превратить все добро в свинец! Даже не в свинец, а… даже не знаю, в сухие листья! Или вообще в дым. Дурак какой-то.
        Его собеседник прислушивался и кивал, потом заговорил тоже, поддерживая друга, что дурак, ясно, что дурак.
        Олег слушал-слушал, тоже кивал, наконец сказал:
        - Да, вы правы. Раз непонятно - то дурак.
        - Вот-вот, - сказал первый одобрительно, - наконец-то ты все понял!
        - Ты хорошо объяснил, - ответил Олег вежливо. - Я вообще-то понятливый, только до меня доходит медленно. Я не понимаю, если объясняли мало или всего один раз.
        Мужик сказал понимающе:
        - Мы все здесь такие. Зато основательные. Когда что поймем - уже никаким поленом не выбьешь.
        На этот раз выпили за то, чтобы магия никогда не кончалась, но Олег наконец-то ощутил, что прекрасное вино хоть и обладает дивным вкусом, совсем не туманит голову.
        Барвинок вернулась в дом с ворохом цветов и фруктами в плетенной из свежих прутьев корзинке, довольная и счастливая. Олег явился позже, все такой же неторопливый, и не подумаешь, что может двигаться стремительно и точно. Сейчас чуть ли не засыпает, настолько ушел в свои мысли, хотя о чем может думать мужчина?
        Следом за ним, застенчиво улыбаясь, в комнату вошла моложавая женщина, полная, но очень приятная лицом и голосом, в руках корзинка из прутьев лозы.
        Пожелала доброго здоровья и начала выкладывать на стол свежий хлеб и сыр. Аромат потек по комнате и заставил желудок Барвинок радостно квакнуть и в нетерпении завозиться, довольно потирая лапки.
        - Сейчас принесу борщ, - сказала хозяйка. - А вы пока попробуйте с нашего огорода…
        - Куда уж разжигать аппетит, - сказал Олег то, о чем подумала и Барвинок. - И так готовы сожрать целую лошадь! Вот моя спутница слопает и копыта…
        Женщина исчезла, а спустя минуту внесла две глубокие миски, полные до краев наваристого борща. Барвинок, забыв ответить колкостью на бессовестное предположение волхва, едва дождалась, пока посудина опустится перед нею на стол, торопливо схватила деревянную расписную ложку.
        - Как вкусно пахнет!
        - Еще не то скажете, - ответила женщина с мягкой улыбкой, - когда отведаете…
        Исчезла она тихо и неслышно, деликатно оставив гостей наедине. Барвинок торопливо хлебала борщ, восторгалась, нахваливала, Олег ел молча, не смаковал, что слегка задело Барвинок, будто она сама все приготовила и потому ждет заслуженных похвал.
        Он посмотрел на нее поверх миски, на губах проступила улыбка, но глаза остались строгими и серьезными.
        - Вообще-то мне село тоже понравилось, - произнес он задумчиво. - Ни единой шуточки… Люблю сурьезных.
        Она едва не уронила ложку.
        - Что?
        Он пожал плечами.
        - Да меня упрекали как-то, что шуток не понимаю. А здесь, как вижу, никто не понимает. Или все не понимают, как правильнее?
        Она старательно работала ложкой, едва нашла момент, чтобы возразить быстро и уверенно:
        - Да какая разница? Говоришь, ни единой шуточки не услышал? Ну ты и чурбан…
        - А ты?
        - Я? - спросила она обиженно и опустила ложку. - Я похожа на чурбан? Это у меня фигура, по-твоему, чурбанистая или я вся чурбан? Что ты хотел сказать?
        Он напомнил сдержанно:
        - Говоришь, шуточки слышала?
        - Ну конечно! - воскликнула она.
        - Например?
        - Да пожалуйста!
        Она запнулась на полуслове, нахмурилась. Он наблюдал, как на ее лобике собирались морщинки, теснили одна другую, брови то поднимались, то сдвигались на переносице.
        - Ну-ну, - подбодрил он.
        Она сказала растерянно:
        - Я просто не запомнила. У меня такая память, шутки люблю, но запомнить не удается.
        - Так-так…
        - Не может быть, - заговорила она горячо, - чтобы не было шуток! Я просто не запомнила, вот и все. У меня память такая, особенная.
        - Ты ешь-ешь, - сказал он и указал взглядом на тарелку. - А то остынет. Я тоже не запомнил, но еще и не слышал. А память у меня, знаешь ли, как у большого и очень голодного слона. Еще много поместится в такую голову. Не отвлекайся, не отвлекайся. Как-нибудь потом объясню. Это такие звери, единственные на белом свете, что не умеют прыгать. Даже подпрыгивать. Так вот, шуток не было вовсе. Хотя в таком богатом и сытом селе… гм…
        Она сказала в тарелку:
        - Глупости! Вот выйдем сейчас на улицу, сам убедишься.
        После борща было жареное мясо только что со сковородки и с ароматно пахнущей гречневой кашей, а потом охлажденный в глубоком погребе компот из яблок.
        Из-за стола поднялись настолько отяжелевшие, что Барвинок украдкой посмотрела на роскошно широкую кровать. Если волхв предложит отдохнуть после такой обильной трапезы, отказываться глупо, все-таки они не только что с постели, а проделали долгий путь, устали, как набегавшиеся волки…
        - Ну вот, - произнес он с удовлетворением, - наконец-то закончили. Жаль, уже темнеет, а то бы самое время в дорогу.
        Она поежилась, здесь так тепло и уютно, а за окном словно бы поплыл незримый туман, все теряет четкость, краски, становится серым и размытым, оттого опасным и пугающим.
        - Что ты так рвешься в дорогу?
        - Дорога, - ответил он нравоучительно, - это жизнь. Самая короткая обычно самая грязная, да и длинная немногим чище. Но идти надо.
        - Какой ты скучный!
        - И не остроумный, - согласился он. - Но вешаться пока не буду. И топиться.
        Она не успела ответить ехидностью, он потянул носом, поморщился.
        - Что тебе опять не так? - спросила она сердито.
        - Свечи, - буркнул он. - Светильники с маслом надежнее. Слышишь, одна упала прямо на пол?
        Барвинок насторожилась, тоже потянула носом, но запахи в комнате все те же.
        - Не слышу.
        - А она все-таки упала, - сказал он равнодушно. - Если не докатилась до ковра, ничего не случится.
        Барвинок вскочила, распахнула дверь в соседнюю комнату и только там уловила слабый запах гари. Свеча в самом деле, выпав из подсвечника в стене, докатилась до ковра, там от нее тлеет краешек, несколько ворсинок уже ярко-красные, как накаленная проволока для кольчуги.
        Поплевав на кончики пальцев, она прижала чадящий сизым дымком фитиль, тот зашипел едва слышно и стих, а она взобралась на сундук с погасшей свечой в руке, зажгла ее от второй, туго вбитой в заплывшую воском чашечку, другая лунка уже успела остыть, воска там почти нет, пришлось наклонить свечу так, чтобы воск покапал туда и чтоб его хватило для удерживания свечи, когда застынет…
        Наконец, вдавив свечу в горячий воск основанием, она соскочила на пол и подумала, что в самом деле много суеты для тех, кому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы во всем доме появился яркий свет.
        Олег лениво рассматривал в окно дома на той стороне дороги, на лбу собрались глубокие морщины.
        - Все наладила? - спросил он, не поднимая головы. - Молодец…
        - Да уж не стала ждать пожара, - огрызнулась она.
        - Его бы не было, - хладнокровно сказал он. - Свеча бы погасла, ковер от такой не загорится.
        - Почему?
        - Грязи слишком много, - объяснил он. - Ты к стенке ляжешь или с краю?
        Она расправила плечи, так лучше видна ее изумительная грудь, и сказала грозно:
        - Опять?
        - Опять или снова, - ответил он рассеянно. - Всегда путался, как правильно?.. Это Таргитай чувствовал слова и так их прилаживал одно к другому, что сверкали - куда там самоцветам… А от меня этот дивный дар ускользает…
        Она ощутила разочарование, он так легко менял тему, даже не ухватившись за прекрасную возможность поторговаться насчет постели, кому где и зачем, у нее на все случаи заготовлены хлесткие ответы, настолько отточенные, что… ну попадись, гад, попадись, пожалуйста!
        Он все прихлебывал компот, откуда только и берется в его кружке, поглядывал в окно. Погасли огни уже во всех окнах домов на той стороне улицы, но Олег что-то выжидал, высматривал в темноте, а она уже извертелась на табуретке.
        - Ладно, - сказала она наконец, - раз ты все не решаешься предложить мне спать на кровати, а сам ляжешь на полу, то я, подумав, принимаю твое твердое и такое благородное решение. Здесь два одеяла, но мне хватит и одного.
        - Спасибо, - произнес он безучастно.
        Она сказала с разочарованием, мог бы и побороться за место рядом с нею в постели, там трое поместятся:
        - Отвернись!
        Он спросил с удивлением:
        - Зачем? Фокус покажешь?
        - Никаких фокусов. Я раздеваюсь.
        - А-а-а, - протянул он и уставился в окно, хотя и так сидел спиной к кровати. - Давай…
        Глава 12
        Она раздевалась медленно, но этот гад даже глаз не скосил, чтобы ее рассмотреть хоть мельком. Она разочарованно скользнула под одеяло и натянула его до подбородка. Оставалась надежда, что хотя бы попытается полезть к ней, и тогда она врежет, как она умеет, выскажет все, что думает о мужском хамстве, их надуманном чувстве превосходства…
        Когда ее глаза начали слипаться, хотя старательно не давала себе заснуть, чтобы не пропустить момент, когда начнет укладываться на полу он сам, волхв вздохнул и поднялся, огромный и мрачный в пламени свечи.
        Черная тень заметалась по стенам, прыгая с одной на другую и жутко изламываясь на потолке. Волхв дунул, пламя свечи испуганно присело к фитилю, в комнате стало темно, словно в наполненном угольной пылью подвале.
        - Пора, - услышала она в темноте глухой голос, а затем тяжелый вздох, словно волхв очень не хотел того, что последует за этим «пора» или «надо».
        Она проворчала:
        - Конечно, давно пора спать…
        По незаметному движению спокойного воздуха она ощутила, как он оглянулся в ее сторону.
        - Ты еще не спишь, - раздался его тихий голос, - воробышек?.. Спи. А я пройдусь немного.
        Она заставила глаза приноровиться к слабому лунному свету, попадающему краешком в окно. Олег, как облитый светящимся клеем, взял перевязь с тулой и колчаном стрел, лицо задумчивое, словно решает, брать - не брать, перебросил через плечо. Она, застыв от негодования, смотрела, как его руки подняли широкий пояс и застегивают на животе, два ножа в чехлах послушно заняли свои привычные места.
        - Ты что задумал? - зашипела она.
        - Надо пройтись, - сообщил он.
        - Зачем?
        - Не все здесь гладко.
        - Но тебе какое дело?
        - Мне до всего есть дело, - ответил он кратко.
        - Почему?
        - Это мои люди, - ответил он непонятно. - Это мой мир.
        Она поспешно вскочила, уже не заботясь, что он увидит ее во всей ослепительной наготе, тем более что луна светит как раз на нее, но он все равно не воспользовался и даже не повел взглядом, вздохнул и пошел к двери.
        Барвинок зашипела разъяренно:
        - Погоди!
        - Чего?
        - Я иду с тобой!
        Он проворчал:
        - Не спится? Я недолго. К утру вернусь.
        Она сказала рассерженно:
        - Это и мои люди! И я не позволю тебе творить глупости в таком прекрасном месте среди таких прекрасных… даже прекраснейших людей!
        - А-а-а, - протянул он, - не позволишь… Тогда пойдем. А то луна сейчас снова выйдет.
        И, не дожидаясь ее реакции, вышел, бесшумно отворив дверь. В комнате стало угольно-черно, словно это он унес весь свет.
        Она торопливо выскочила на крыльцо, небо в рваных тучах, звезды блещут тускло, а луна угадывается только по тусклому пятну, что медленно перемещается вдоль чего-то огромного и неопрятного с растрепанными краями.
        Фигура Олега на мгновение выступила из тьмы в десяти шагах, Барвинок поспешно нагнала, он шагает быстро, но настолько бесшумно, под его сапогами не хрустнула ни одна веточка, просто хыщник какой-то, а не крупный мужчина, хотя все мужчины еще те хыщники…
        - Раньше я думала, - прошипела она саркастически, - люди по ночам спят…
        - Наивная, - буркнул он.
        Она насторожилась:
        - Что ты имеешь в виду? И на что намекиваешь, бесстыдник?
        Он отмахнулся:
        - Не шуми так.
        - Что ты задумал? - потребовала она. - Куда мы идем? Куда ты меня тащишь?
        - Да вот тащу, - пробормотал он, - а ты все пищишь и упираешься… Надо посмотреть, зачем все так. Нехорошо это. Так, мне кажется, не совсем хорошо…
        Он обогнул дом, дальше пошли темными задворками, оставив село с его великолепной улицей в сторонке. Под ноги полезли неудобные камни, жуткие коряги, ямы, пни, а высокая колючая трава сразу искусала ей ноги.
        Луна выглянула на мгновение и снова погрузилась в тучу настолько плотную, что не осталось даже светлого пятнышка. Волхв шел уверенно, хотя постоянно вертел головой, прислушивался, даже нюхал воздух, как голодный волк.
        - И куда мы идем? - спросила она раздраженно. - В то время как все нормальные люди спят…
        - То нормальные, - ответил он безучастно.
        - Я тоже нормальная?
        Он покосился на ее стройную фигурку, в его голосе прозвучала сдержанная насмешка:
        - Ты?
        - Ну и что, - возразила она, - я же не сама иду, а ты меня тащишь! Разбудил среди ночи, и вот теперь я, вся искусанная травой, иду и не понимаю, куда и зачем…
        - Так и должно, - утешил он. - Настоящая женщина должна идти за мужчиной, не спрашивая, куда и зачем. Ты уже почти настоящая!
        Луна опасливо высунулась из тучи и нацелилась перебежать открытое звездное пространство до следующего укрытия. Верхушки деревьев сразу осыпало серебром, но над миром остался легкий туман и некая непонятная печаль.
        Олег внезапно остановился, прислушался. Она тоже встала как вкопанная, мучительно пыталась поймать хоть один подозрительный звук. Волхв несколько мгновений вертел головой, потом решительно перепрыгнул низкую изгородь, прошел, как дикий кабан, по огороду и цветам. Она поспешила следом, но пошла кругом по усыпанной белым песком дорожке, из-за чего пришлось бежать.
        Волхв вышел на улицу, с двух сторон прикрытые плотными ставнями окна домов, в щелочках между ними тьма. Барвинок охнула, когда Олег подошел к одному и бесцеремонно громко постучал в ставни, сильно и требовательно.
        - Зачем?
        - Надо, - ответил он.
        - Что тебе нужно?
        - Ничего.
        - Так зачем будишь людей?
        - Они не проснутся, - ответил он. Подумал и уточнил: - Так мне почему-то кажется.
        - Ты сумасшедший! - заявила она и спросила сердито: - Можешь сказать, куда ты меня тащишь?
        Он кивнул:
        - Могу.
        Она помолчала, но он шагал молча, еще дважды громко стучал в ставни, но даже не останавливался дождаться отклика.
        Она сказала сердито:
        - Так скажи!
        Судя по его лицу, он готов был ответить «могу, но не скажу», однако вместо этого лишь указал на отдельно стоящий дом, самый дальний, на краю деревни.
        - Видишь?
        - Ну и что? Дом как дом…
        - Чем отличается?
        Она пожала плечами.
        - Ничем. Только свет еще горит.
        Он кивнул, она видела, как на лице волхва появилось довольное выражение.
        - Хорошо. Не только себя замечаешь. К хозяину этого домика и зайдем. Не спит, так что не погонит.
        Она не успела возразить, хотя и не знала, что возразить, но поспорить надо, слишком уж уверен и безапелляционен, однако волхв быстро поднялся на крылечко и громко постучал.
        Почти сразу с той стороны донесся удивленный голос:
        - Это кого там несет?
        - Гости, - ответил Олег громко. - Вечером приехали, утром поедем дальше.
        - Так чего не спите?
        Олег ответил так же громко и приподнято:
        - Да перед дорогой хотелось бы пообщаться с человеком, который на своих плечах несет такую гору. Даже о себе забывает…
        Она ничего не поняла, однако загремел засов, лязгнули замки, дверь распахнулась, изнутри ударил яркий, сильный свет. Олег тут же шагнул и уже собирался закрыть за собой, но она взбежала на крыльцо и сердито отбросила его руку, словно загораживающую дорогу ветку дерева.
        В сенях чисто и светло, в комнате горят четыре больших свечи, но свет, как показалось Барвинок, идет не от них, нет теней, даже самых слабых. Хозяин, немолодой мужчина с худым лицом и усталыми глазами, уставился на неожиданных гостей настороженно и в тревожном ожидании. Под глазами темные мешки в два ряда, белки глаз покраснели от полопавшихся кровеносных жилок.
        Олег сказал сочувствующе:
        - Тяжело?.. Меня зовут Олег, я путешествую. А это вот существо - лекарша.
        - Лекарь, - отрезала она, - а не какая-то лекарша!
        Хозяин криво улыбнулся.
        - А я - Кривой Корень, сын Ясеня, едрена вошь… Садитесь за стол, могу принести поесть и выпить.
        - Не стоит на ночь, - ответил Олег. Он опустился на лавку у стола, локти опустил на столешницу. - Да и поужинали мы на три дня вперед…
        Барвинок села на дальний от него конец стола, подчеркивая независимость. Кривой Корень посмотрел на нее, на Олега, улыбка исчезла, а взгляд стал настороженным.
        - Что ты сказал насчет, - проговорил он нерешительно, - насчет тяжелой ноши?
        Она тоже повернула голову и во все глаза рассматривала Олега. Тот развел ладони, посмотрел задумчиво на них, потом на хозяина. Кривой Корень, перекосив рожу, с наслаждением чесал макушку.
        - Село слишком, - произнес волхв, - слишком… зажиточно. И люди чересчур сытые, веселые, довольные. Огороды ухожены… у всех, а такое ну просто немыслимо. Всегда найдется лодырь… да не один!.. что загадит и дом, и огород, и свою часть улицы… А глядя на таких, и остальные тоже… Мол, им можно, а мы будем за всех спину гнуть?.. Так что редкостью выглядит хороший дом и огород, а не наоборот…
        Кривой Корень слушал молча, Барвинок непонимающе переводила взгляд с одного на другого, наконец Кривой Корень ответил очень осторожно:
        - Едрена вошь, кто ж спорит! Это село получше всех прочих в округе. А то и дальше.
        - Заметно отличается, - подчеркнул Олег.
        - Заметно, - согласился Кривой Корень.
        - Очень заметно, - сказал Олег с некоторым нажимом. - Сами люди так бы не сумели. Я имею в виду, без подталкивания со стороны. Люди у нас такие…
        Кривой Корень не сводил с него настороженного взгляда.
        - И чё? Едрена вошь, это ты в меня тычешь пальцем? Это я, значитца, творю всякие перемены?
        - Твой огород самый неухоженный, - произнес Олег мерным голосом. - Сад вообще запущен. Даже крыльцо прохудилось, любой другой хозяин давно бы заменил ветхие доски на новенькие. Или, скажем точнее, у него крыльцо… обновилось бы. Кроме того, все спят, как по команде, а только у тебя горит свет. Многое надо обдумать, верно? Дел все больше, хотя должно быть меньше, не так ли? Странно, да?.. Забот не меньше, а больше. Непонятно даже…
        Кривой Корень застыл в нерешительности, Барвинок видела по его лицу, как он пытается выбрать верную линию поведения, явно нелепые слова волхва что-то зацепили, хотя и непонятно, почему и что, наконец произнес с великой осторожностью не желающего прогадать в торге крестьянина:
        - Дел в самом деле многовато…
        - И все прибавляются? - спросил Олег понимающе.
        - Прибавляются, - согласился Кривой Корень. - Едрена вошь, прибавляются!
        Они смотрели друг на друга через стол в непонятном для нее поединке, наконец Олег сказал с сочувствием:
        - Может, бросишь эту затею?
        Кривой Корень ответил тут же быстрым нервным голосом:
        - Ни за что!
        - Почему?
        - Они счастливы, - заявил Кривой Корень. - Знаешь, что здесь было? Да самое худшее село в округе! Раз в десять лет - мор, через каждые пять - засуха. А саранча? Народ бедствовал, едрена вошь!
        - И ты?
        - И я, - подтвердил Кривой Корень. - Это же мое село, я здесь родился и жил. Но когда… когда вот так смог, а чё не?.. я не стал хапать все себе, хотя мог бы! Я взялся помогать людям. Я такой.
        Олег кивнул.
        - Понимаю. Очень благородно. Сперва занялся огородами и садами, потом пошли дома, наконец и все это друг за другом… Может быть, надо было остановиться только на огородах?
        Кривой Корень сказал быстро:
        - Но я мог больше, едрена вошь! Почему должен останавливаться? Я мог им дать щастье!
        Олег сказал с сочувствием:
        - Дал много. Даже чересчур. Да только счастья все равно нет. Здесь даже улыбаются через силу. Смеха не слышал вовсе… только детский. Но за детей ты еще не брался?
        Кривой Корень помотал головой.
        - Руки не дошли. Но займусь ими тоже. Позже. Людей надо воспитывать с детства.
        - Верное замечание, - заметил Олег. - Твои родители померли рано, как я понимаю?
        Она видела, как Кривой Корень весь ощетинился, словно еж при виде хищного зверя.
        - На что киваешь? Что меня не воспитали? Так мало кого воспитали. Все с детства в огороде, в поле, работа всегда найдется и для самых малых!
        - Верно, - согласился Олег. - Словом, ты занялся сельчанами, а свой дом остался запущенным?
        Кривой Корень сказал с достоинством мученика:
        - Неважно. Главное, могу помочь другим. Меня родители всегда учили помогать другим.
        - Учили тебя хорошо, - проговорил Олег задумчиво.
        Глава 13
        Она наконец поняла в страхе и благоговении, что богатство и зажиточность людей села - дело рук этого невзрачного человека в невзрачном доме, который даже сейчас, когда все дрыхнут, думает о том, как всех сделать счастливыми.
        Олег проговорил в задумчивости:
        - Хорошо, что ты наткнулся на небольшой запас магической воды. Сейчас хватает на заботу о селе, но хуже было бы… займись ты городом. Или страной…
        Кривой Корень сказал нервно:
        - Тьфу-тьфу!..
        - Да, - согласился Олег, - тьфу-тьфу… Ладно, спасибо за беседу. Нам надо идти. Барвинок, не спи, тут все равно есть не дадут.
        Кривой Корень подхватился:
        - Как не дадут? Да что пожелаете!
        - Нет-нет, - сказал Олег. - Нам уже пора. Извини, и… спасибо за откровенный разговор.
        Хозяин проводил их до двери, Барвинок вышла за Олегом, она чувствовала на спине встревоженный и чуточку испуганный взгляд Кривого Корня.
        Олег уже на улице обернулся, глаза загадочно мерцают в лунном свете.
        - Никому не скажем, - пообещал он. - Прощай!
        Кривой Корень стоял на крыльце долго, провожая их взглядом, потом Барвинок услышала звук захлопнувшейся двери и лязг задвигаемых запоров. Колдун, еще раз подумала она с горячим сочувствием, не стал тратить магию на свой дом, самоотверженно отдавая все односельчанам. Ну разве есть еще что-то благороднее?
        Олег шагал быстро, снова под ногами полная тишина, хотя Барвинок будто идет по тонкому льду: все трещит и прогибается, будто прямо корова какая неуклюжая…
        - И куда идем?
        - По делу, - ответил он сумрачно.
        - Как ты сразу все понял? - спросила она. - Наверное, потому что всегда злобный и недоверчивый? А я вот такая доверчивая, добрая, меня всякий обманет, и как хорошо, что ты даже не стараешься! А то меня обмануть так просто, так просто!
        Он буркнул хмуро:
        - Опыт.
        - Часто приходилось драться? - спросила она понимающе.
        Он ответил все так же мрачно:
        - Чаще, чем хотелось бы. Но мне кажется… и, боюсь, не случайно, именно сейчас я на передней линии величайшей битвы… самой страшной и тяжелой, хотя и незримой… А все прочие кровавые сражения, когда истреблялись и все еще истребляются целые народы, исчезают страны и государства, пустяки в сравнении…
        Она спросила зло:
        - И что это за битва?
        Он внимательно посмотрел на нее.
        - Еще не поняла?
        Крыши домиков еще серебрятся далеко за спиной, а впереди уже выросла темная полоса деревьев, только на верхушках лежит призрачное покрывало лунного света.
        Барвинок поежилась и поняла по свежести, что за этими деревьями уже река, такие растопыренные великаны растут почти всегда по берегам. Олег сразу бездумно углубился в чащу, дальше над водой такой туман, что ее не видно вовсе. Она видела, как Олег вошел в это белое месиво по колени, нагнулся, некоторое время можно было рассмотреть только могучую спину, затем разогнулся и помахал ей рукой.
        - Иди сюда!
        - Я не полезу в воду, - заявила она твердо.
        - Почему?
        - Там жабы!
        - Жабы в огородах, - ответил он, - а здесь только лягушки.
        Она огрызнулась:
        - А есть разница?
        Он ответил с недоумением:
        - Огромная! Во-первых…
        Она прервала:
        - Не надо! Я и лягушек боюсь. Они противные.
        Он задумался, она затаила дыхание, пошлет ее обратно или не пошлет, повод есть, но волхв, похоже, не сообразил, какой удобный момент упускает, сказал мирно:
        - Здесь лодка.
        Она поспешно спустилась по крутому берегу, а в белую муть вообще вступила с превеликой опаской. Олег, судя по его нетерпеливому виду, стоит уже возле лодки. Пугливо нащупывая перед собой дорогу, она наткнулась на твердый влажный борт, ага, это и есть то, на чем поплывут куда-то, кое-как перелезла и поспешно села на дальнюю скамеечку, стараясь не двигаться и не раскачивать лодку. Олег нагнулся, она услышала скрип песка под днищем, затем мир колыхнулся, это Олег на ходу вскочил в эту ненадежную посудину.
        Барвинок не двигалась, а он сел впереди и взялся за весло. Туман течет только по речной глади, ощущение странное, словно вода светится или горит бледным пламенем, зато берега темные, пугающе мрачные, лишь верхушки деревьев все так же посеребрены недобрым лунным светом.
        Лодка иногда натыкалась на что-то, обычно мелкое, Барвинок уговаривала себя, что это просто плывущие ветки, но однажды увидела, как снизу в ее сторону потянулась мертвая рука со скрюченными пальцами, вскрикнула и едва не выпала через другой борт.
        Олег греб одним веслом, забрасывая лопасть то справа, то слева по борту. Двигался неспешно, но лодка не просто скользит по водной глади, а летит, как торопливый стриж. Барвинок поглядывала на его могучие мышцы и понимала устрашенно, что на такой скорости, если наткнутся на плывущее навстречу бревно, лодку пробьет насквозь, а в воде их сожрут чудовища.
        - Уже скоро, - сказал Олег, он поглядывал на нее со спокойной насмешкой.
        Она огрызнулась:
        - Откуда знаешь?
        - А ты не чувствуешь?
        - Нет!
        - Странно… будто и не женщина.
        Она огрызнулась:
        - У меня что, нос собачий?
        Он внимательно посмотрел на ее нос. Она уже ждала, что согласится, что да, собачий, но он покачал головой:
        - Вообще-то нет.
        - Тогда почему? - спросила она сердито.
        Он сдвинул плечами, продолжая работать веслом.
        - Женщины, по слухам, лучше чувствуют, чем думают. Вот я и подумал…
        - …что можно меня использовать вместо охотничьей собаки? - спросила она саркастически.
        Он пробормотал:
        - Ну почему женщины так любят скандалы?.. Или что-то хочешь выпросить?.. Тогда лучше поплакать.
        - Нет, - прошипела она. - Слез от меня не дождешься!
        И сразу ощутила, что они уже близко, пора гордо закинуть голову, вроде бы любуется звездами, а на самом деле - чтобы удержать эту быстро появляющуюся влагу. К счастью, волхв отвел от нее взгляд и настороженно всматривается в пелену тумана. Справа весло опустил в воду, тормозя, затем пару раз гребнул с другого борта, и лодка, круто повернув, пошла к берегу.
        Туман за это время успел осесть и даже прижаться к воде, иногда удавалось увидеть верхушку борта лодки. Олег убрал весло и ждал. Они неслись к берегу, через минуту под днищем скрипнул песок, их качнуло вперед.
        - Прибыли, - сказал Олег бодро.
        - Там же темно!
        - Разве?
        Он перешагнул через борт, она услыхала хлюпанье, но, судя по реакции волхва, воды там разве что по колено. Он подал ей руку, она прошла к носу, стараясь двигаться гордо и красиво, и с облегчением перевела дух, когда удалось с достоинством перешагнуть прямо на сухую землю, не споткнувшись и не запутавшись в своих же длинных и таких стройных ногах.
        Чуть выше по берегу от тумана не осталось и следа, однако, когда оглянулась, плечи передернулись сами по себе. Оставленная за спиной река выглядит так, словно превратилась в медленно текущую белесую слизь. У самых берегов высовываются жесткие прутья камыша, но ни одна жаба не квакает, ни одна выпь не кричит гулким голосом, за что их прозвали водяными быками…
        - Жутковато, - сказала она неестественно бодрым голосом и сама устыдилась прозвучавшей в нем фальши.
        - Разве?
        - Слишком тихо, - проговорила она.
        - Здорово, да? - спросил он.
        - Так бы и убила, - шепнула она совсем тихо.
        Волхв, к счастью, по своей толстокожести не уловил ее ужаса, прет через кусты, как лось, даже по сторонам не смотрит, все ему ясно, все ему знакомо, гад с зелеными глазами.
        Они прошли под толстыми деревьями, ветви склоняются до самой воды, дальше уже растут реже, там светло, все залито мертвенным лунным светом. Туман едва заметен, иногда только сбивается в плотные комья и надвигается настолько пугающе, словно навстречу бежит стадо овец, что она всякий раз отпрыгивала в сторону.
        Волхв, по ее мнению, слишком уж всматривается в землю, не заметит, если что прыгнет на них с дерева или нападет из кустов. Под ногами чисто и сухо, разве что какой сучок хрустнет, заставив ее подпрыгнуть, но Олег даже не насмешничает, она с грустью допустила такую дикую мысль, что ему все равно, боится она или нет.
        - Что-то ищешь? - спросила она напряженным голосом.
        - Да, - ответил он.
        - Что?
        - Истину, - ответил он. Она заподозрила насмешку, но сообразила, что он совершенно серьезен. - Главное, что мы все ищем так старательно, это истина.
        - Ты сумасшедший, - сказала она убежденно, - искать истину здесь?
        - Истину нужно искать везде, - сказал он нравоучительно. - И всегда. Правда, не со всеми.
        Она фыркнула:
        - Со мной, значит, можно?
        Он удивленно оглянулся через плечо:
        - А-а-а, ты еще здесь?.. Я думал, уже убежала.
        - Я здесь, - прошипела она мстительно. - И тебе будет не до поисков истины.
        Он ответил со вздохом:
        - Чувствую. Но настоящий мужчина должен уметь не обращать внимания на препятствия. Я имею в виду чудовищ, врагов, погоду и женщин.
        - А я кто?
        Он промолчал, что прозвучало еще оскорбительнее. Впереди за кустами показался полуразрушенный домик, как почудилось вначале, но подошли ближе, к хатке с той стороны пристроены просторные сараи, тоже с выбитыми окнами, дом с ними составляет одно целое. Олег ускорил шаг, но всматривался в землю еще внимательнее, а на домик лишь бросал осторожные взгляды. Дорогу к обвалившемуся крыльцу преграждает густой бурьян, окна выбиты, вместо двери черный прямоугольник.
        Она ощутила холодное прикосновение ужаса. Сердце затрепетало, она с трудом разомкнула застывшие губы.
        - Не ходи…
        Он оглянулся:
        - Предчувствие?
        - Нет, - отрезала она, - просто… зачем?
        - Настоящая женщина, - пробормотал он. - Не нужно, вот и не пойду…
        Сам, видимо, был настоящим мужчиной, потому что совершенно глупо и бесцельно сунулся в этот темный лесной домик, где может подстерегать все, что угодно. Она упрямо оставалась вне дома, но прислушивалась изо всех сил. Волхв же, как назло, и там ухитрялся ходить совершенно бесшумно, она вытягивала шею, стараясь проследить за его фигурой через окно, однако он как в воду канул…
        Рассердившись на себя, она же делает именно то, что хотел он, быстро и решительно вошла следом, остановилась, моргая. За спиной хотя бы лунный свет, а здесь сплошная тьма, разве что редкие лучи сквозь дырявую крышу, глазам трудно привыкать к еще более скудному свету…
        Волхв в дальнем углу остановился над чем-то темным на полу, что показалось ей сперва густой тенью, затем лужей, а когда подошла ближе, зябко передернула плечами. Почудилось, что смотрит в черное бездонное небо под ногами. Если голова закружится, как уже начинает сейчас, легко упасть туда и оказаться между звезд…
        Тяжелая рука Олега опустилась на ее плечо, пальцы сжали крепко, но равнодушно, как держал бы древко лопаты.
        - Колодец, - сообщил он равнодушно. - Разумно. Хотя и странно.
        - Зачем колодец в доме? - спросила она.
        - Чтоб далеко не ходить, - ответил он. - Очень удобно, если дом в осаде… А зимой можно штаны не надевать.
        - А что странно?
        - Да многое… Не чувствуешь?
        - Н-нет…
        - А еще женщина!
        - А что, муравей? Это они лесной пожар за сутки вперед чувствуют!
        - Да, до муравья тебе далеко…
        Неподвижная и темная вода задрожала, пошла кругами. Олег не двигался, а она охнула и, отступив на шаг, спряталась за его спину.
        В середине темной лужи поднялся влажный холмик, похожий на голову с прилипшими волосами. Волхв ждал, вода стекает с неизвестного медленно, тягуче, словно не вода, а жидкая глина. Темный человек поднялся до пояса, уперся обеими руками в невидимые под водой края колодца. Барвинок пугливо отступила, у существа нет лица, а только словно намечено грубым инструментом, где должны быть глаза, нос и рот.
        Наконец существо из колодца выбралось наверх и распрямилось во весь рост. Барвинок сделала еще пару шагов назад, странный человек показался громадным, хотя и ниже Олега, и пугающе опасным.
        Медленно и неотвратимо он протянул обе руки к Олегу. В его движениях чувствовалась завораживающая сила, так змея неспешно приближается к замершим в оцепенении лягушкам и пожирает их.
        Барвинок вздрогнула, когда жуткую тишину нарушил недовольный голос волхва:
        - Эй-эй, убери грабли!.. С тебя течет. И дурно пахнет.
        В темноте она никак не могла рассмотреть лица незнакомца, только видела, что он весь мокрый и блестящий, словно натерт слизью. Олег сделал шаг, человек двинулся за ним.
        - Убери, - повторил Олег. - Третий раз повторять не стану.
        Человек сделал к нему еще шаг. Она не успела заметить молниеносное движение, но раздался шлепающий звук сильного удара. Голова человека из колодца дернулась назад, он невольно отступил и рухнул в темную воду. Барвинок ожидала брызг, но вода лишь медленно колыхнулась, словно не вода, а густой кисель.
        Неизвестный медленно погрузился с головой. Олег посмотрел вслед и сказал вдруг:
        - Быстро на выход!
        - Но ты уже…
        - Быстро! - повторил он. - Он не один.
        Она побежала на ярко освещенный, как теперь показалось, прямоугольник дверного проема, выметнулась на залитую лунным светом поляну. За спиной треск, шум, злое рычание, затем дом зашатался, стены с грохотом повалились вовнутрь. Остатки крыши обрушились, подняв облако пыли.
        Барвинок в ужасе прижала к груди кулачки, сердце замерло, но спустя пару минут затрещало, из сверкающей в лунных лучах мрачным светом пыли появилась могучая фигура волхва.
        Он деловито отряхнул ладони, одежду, посмотрел на нее со странным одобрением.
        - Молодец.
        - За что?
        - Послушалась, - сообщил он. - Все в порядке, никто туда теперь не сунется.
        Она вскрикнула:
        - А что… те?
        - Колодец накрыло бревнами, - ответил он. - И землей. Не вылезти… А ты чего стоишь? Пойдем.
        Она потащилась следом, прожигая взглядом такую широкую, но равнодушную, как и ее хозяин, спину. Как хорошо, что удержалась и не бросилась навстречу с ликующим воплем, что цел, жив, все благополучно! Нельзя так ронять себя женщине в мужских глазах, уважать перестанет.
        Правда, этот гад, похоже, уважать и не начинал.
        Глава 14
        Они не прошли и пары сот шагов, темные и пугающие в ночи деревья расступились, открывая залитую лунным светом полянку. В самой середке расположился аккуратный домик из свежеоструганных бревен, картинно красивый, гордо приподнятый на высоком фундаменте, вокруг земля выложена толстыми плитами из темного камня.
        В окнах темно, что и понятно, полночь, однако Олег взошел на крыльцо уверенно, сразу пинком отправил долой толстый кол, подпирающий двери. Барвинок хотела спросить, можно ли так в чужой дом, но волхв щупал веревку, ею замотана щеколда, рванул, натужно заскрипело, дверь распахнулась.
        - Заходи! - сказал он бодро.
        Она в испуге отступила на шаг.
        - Там темно! Уверен, что хозяин там не спит?
        - Дверь была подперта снаружи, - напомнил он. - Да и не будет здесь хозяина. Это его первые попытки…
        Не закончив, сам шагнул в темноту, и почти сразу там вспыхнули свечи. Она подивилась, как быстро он их отыскал и зажег, с сильнейшим биением сердца переступила порог этого странного домика.
        Комната просторная и удивительно чистая, даже опрятная. Что удивило ее сразу же - огромный стол из красного дуба, в этих краях такие деревья не растут, вокруг семь искусно сделанных кресел, высокие резные спинки, много накладок из серебра и, как ей показалось, даже из золота. На столе кувшин, две богато украшенные чаши, пустые тарелки, тоже слишком вычурные и дорогие для лесного домика, сложный подсвечник с множеством рожков.
        - Что за чудо в лесу… - прошептала она.
        Он с тяжелым вздохом снял перевязь с луком и повесил на крюк в стене, поставил в угол посох. Она от порога все еще осматривалась, осторожная, как мышь в чужом доме, а он опустился в ближайшее кресло, лицо мрачное, в глазах глубокое раздумье. Не глядя, цапнул кувшин и плеснул в чашу себе, потом налил этой светло-коричневой жидкости и ей, не то вина, не то травяного настоя, судя по сильному аромату, а в конце долил себе почти до краешка.
        - Ты права, - обронил он. - Найдя магическую воду, первым делом создал вот это… ну, домик, мебель… Но тут же спохватился, совестливый наш, что вроде бы нехорошо хапать все самому, вернулся в село и начал там людей мучить…
        Она смотрела, как он поднес чашу к губам и осушил с такой скоростью, словно три дня шел по жаркой пустыне.
        - Ты о ком?
        - О Кривом Корне, конечно… Вот уж прозвище точно прилеплено.
        - Почему мучить? - перепросила она с возмущением. - Разве он людей мучил?
        - Именно, - подтвердил он. - Не только заставил их работать, что вообще-то хорошо, но велел им быть счастливыми! Это хуже, чем на каторге в каменоломне. Ты пей, это травяной чай.
        Она заколебалась, у волхва слишком уверенный вид и твердый голос, в таких случаях возражается само собой, чтоб не задавался, но смирила бунтарство, села напротив и сказала рассудительно:
        - Он хороший человек!
        - Хороший, - согласился Олег.
        - Так в чем его вина?
        - Что дурак, - сообщил он мрачно.
        Она не успела возразить, донесся приглушенный гул, сперва ей показалось, что далеко-далеко идет мимо гроза, однако на столе задребезжала посуда, а подсвечник закачался. Олег, даже не послюнив пальцы, взялся за фитиль ближайшей свечи, та тут же погасла, со вздохом поднялся и прошелся вдоль стен, погружая комнату в полутьму.
        Гореть осталась одна последняя у входа, Барвинок следила за ним удивленными глазами.
        - Ты чего? - спросила она встревоженно.
        - Чтоб пожара не было, - сообщил он буднично. - Люблю на огонь смотреть, но поджигать - нехорошо.
        - Кто бы говорил, - сказала она саркастически.
        - А что?
        - Мне кажется, ты просто обожаешь ломать и рушить. Значит, и поджигать любишь.
        - Я и ломать не люблю, - сказал он, - ладно, пора уходить и отсюда. А я только собирался перевести дух…
        - Почему уходить? - вскричала она. - Зачем уходить? Подумаешь, где-то гроза… Пусть даже подземная!
        - Боюсь, - сказал он совсем небоязливым голосом, - это не совсем гроза. Лучше уйти. Безопаснее.
        Посуда подрагивала все сильнее. Кувшин, покачиваясь, придвинулся к краю стола. Барвинок не успела указать на него волхву, как кувшин свалился. Этот гад не смотрел в ту сторону, но рука моментально сдвинулась, пальцы ловко ухватили за горлышко и водрузили кувшин на место.
        Тот упрямо пополз снова к краю, но Олег уже поднялся и начал собирать на себя перевязь, лук, колчан со стрелами, взял в руки посох.
        Барвинок в недоумении озиралась по сторонам.
        - Ты можешь сказать, что тебя так страшит?
        - Гости, - ответил он лаконично.
        - Мы тоже гости!
        - Мы хорошие, - сообщил он. Посмотрел на нее и уточнил: - По крайней мере, я.
        Она бросила сердито:
        - Ну, спасибо!.. Я не думала, что ты такой трус!
        - Зря, - обронил он непонятно. - Впрочем, я уже не трус, а предусмотрительный. Весьма. И осторожный, конечно. Так что не копайся, уходим.
        Назло ему она нарочито долго допивала настой из трав, жалуясь, что слишком горький. Олег уже стоял у порога и прислушивался к тому, что происходит за дверью.
        - Ладно-ладно, - крикнула она. - Дай пару минут, я все-таки соберу свои вещи!
        - Какие?
        - Ну… сама соберусь.
        Оставив на столе немытую посуду, что вообще-то непорядок, хотя бы сполоснуть, она кое-как поднялась, пожаловалась, что устала, и вообще-то сейчас ночь, если он уже забыл, в это время все люди спят…
        Пара минут превратились в двадцать, Олег все тревожнее зыркал по сторонам, наконец она сказала:
        - Вроде бы ничего не забыла. Пойдем…
        Жуткий грохот заглушил ее слова. Пол под ними качнулся. Под столом, за которым только что мирно пили настой, прочный дубовый пол вздыбился, дерево затрещало, стреляя в потолок мелкими злыми щепками. Следом выбросило наверх сухие и почему-то дымящиеся комья земли.
        Барвинок вскрикнула:
        - Что это?
        Из дыры в земле поднялась массивная фигура закованного в стальные латы плотного человека с узкой клиновидной головой в металлическом шлеме. В следующее мгновение Барвинок с ужасом поняла, что никакие не латы, это твердая, как у жуков, кожа. Голова, спина и даже живот - в плотном хитиновом панцире.
        Земля еще осыпалась с гладкого тела, а человекозверь быстро подошел к столу, осмотрел посуду, столешницу, затем подбежал к стене и потрогал глиняные миски на полке. Барвинок с ужасом видела, как странное существо, все еще не видя их, принюхивается, ощупывает посуду.
        - Отходим, - прошептал Олег. - Тихо-тихо.
        - Прости, - сказала она тихонько, - это я прокопалась…
        - Ладно, в другой раз будешь… осторожнее.
        Она отступала, не отрывая от чудовища испуганного взгляда. Олег неслышно вышел в сени, придержал створку для Барвинок. Пятясь, она споткнулась о порог. Олег моментально выбросил вперед пятерню и подхватил падающую, но Барвинок от неожиданности громко вскрикнула.
        Зверь из подземных глубин моментально повернулся. Барвинок вскрикнула громче, встретившись с горящим, как раскаленные угли, взглядом пурпурных глаз. Олег что-то процедил сквозь зубы и, выдернув ее наружу, тут же выпустил и покрепче ухватил посох двумя руками.
        Барвинок, рухнув на землю, поспешно откатилась в сторону. Зверь с ревом прыгнул прямо из дверного проема. Ростом он был почти с Олега, но шире и явно тяжелее. Олег готовился встретить грудь в грудь, но в последний момент быстро шагнул в сторону и нанес удар уже не в лоб, а в затылок.
        Чудовище с хриплым ревом пролетело по воздуху три шага и рухнуло на землю. Когти глубоко зарылись, как в мягкую глину, в камень плит, что так красиво идут вокруг домика.
        Олег бросил быстрый взгляд на Барвинок.
        - Вставай. И держись за мной.
        - Он поднимается! - вскрикнула она.
        - А ты чего ждала? - бросил он зло.
        Она не успела подробно рассказать, чего она ждала, чудовище со скрежещущим ревом поднялось и бросилось на противника. Снова волхв отступил в сторону и ударил человека-жука в то место, где голова крепится к плечам. У зверя шеи нет, толстая пластина головы заходит краем на широченную литую пластину спины и корпуса, Барвинок видела, как посох с силой и тяжестью толстого железного прута врубился в это место.
        Хрустнуло, по краям хитина пробежали трещины. Зверь развернулся, но не прыгнул на Олега, а начал приближаться медленно, расставив громадные крючковатые лапы. Барвинок передернуло от лютой ненависти в красных глазах. Олег отступил, ноги ставит осторожно, и когда попался камешек, легонько отодвинул в сторону, ступня встала на твердое плотно и надежно.
        Зверь неожиданно выбросил вперед обе лапы. Олег отшатнулся, не давая ухватить себя за горло. Конец посоха, как копье, с силой ударил чудовище в морду. Оно отшатнулось, Олег перехватил посох и нанес сильный удар сбоку по голове.
        К ужасу Барвинок, чудовище лишь качнулось, хотя таким ударом можно сбить и быка, горящий взгляд ни на миг не покидал человека.
        Олег процедил:
        - Заговоренный…
        Чудовище что-то прорычало, когти на лапах удлинились. Земля справа и слева от дома вздыбилась, словно огромные кроты выбираются на поверхность.
        Вылезли еще такие же чудовища. Барвинок дергалась, наконец подхватила с земли сучковатую палку и отважно бросилась на помощь. Один из монстров просто отмахнулся, не глядя, жестокий удар чуть не сломал ей плечо.
        Звери с разбега набросились на Олега. Барвинок в страхе видела, как все повалились на землю, несколько долгих мгновений она видела только их спины, слышала довольный рев и сильные удары, что просто должны переломать ему все кости…
        …затем всех подбросило в воздух. Волхв поднялся разъяренный, взлохмаченный. Резко и быстро ударил по разу каждого из чудовищ, быстрее других вскочивших на ноги. Они попадали, он снова подхватил свой посох, один зверь пригнулся и мощно прыгнул на него с неожиданной для такого тела ловкостью.
        Олег встретил его быстрым и сильным ударом концом посоха в грудь. Раздался треск, словно проломили деревянную стену дома. Барвинок вскрикнула и прижала ладонь ко рту. Посох пробил грудь чудовища и высунулся на две ладони из спины между лопаток. Олег тут же рванул обратно, пригнулся, избегая удара набежавшего монстра сбоку, тот споткнулся о него и упал, перекатившись через спину, а Олег, выдернув посох, снова бил во все стороны, успевая замечать опасность, глаза горят даже не боевым азартом, это бы Барвинок поняла и простила, а тем холодным блеском недовольства, с которым опрятная хозяйка давит тараканов.
        К ее ужасу, монстр с пробитой грудью постоял, качаясь, затем широкая дыра затянулась, он бросился на Олега снова, будто ничего не случилось. И другие, что уже должны лежать бездыханными, поднимались с земли и кидались с тем же упорством, что и в самом начале.
        Она закричала в страхе:
        - Они бессмертные!..
        Он ответил, с тяжелым вздохом сбрасывая с себя прыгнувшего на спину:
        - Бессмертны только идеи… Да и то не все.
        - Но они неуязвимы!
        - Неуязвимы, - прорычал он, - пока не уязвишь… как следует… И бессмертны, пока живые…
        Одного он с ревом поднял над головой и резко бросил на землю, но подставил колено. Монстр ударился спиной, как о валун. Сочно хрустнуло, Барвинок отпрянула и стояла, трепеща всем телом, а Олег уронил на землю половинки чудовища, что еще дергаются, живут, а он тут же встретил пинком другого, ударом наотмашь свалил третьего, пригнулся и подбросил снизу набежавшего зверя так, что тот обрушился еще на двух подбегающих сзади и повалил их.
        Дрался Олег, как она заметила с изумлением, хладнокровно и так точно, словно и не человек, а богомол, предельно правильно хватающий добычу, или паук, что никогда не промахивается. Чудовища же, напротив, толкались и мешали один другому, каждый стремился наброситься на волхва, не обращая внимания на соратников.
        Отбросив посох, он ухватил одного за ногу и начал вращать вокруг себя, сбивая остальных. Когда осталось чистое пространство, а другие держались за пределами круга, он сделал два шага к домику и с силой шарахнул об угол чудовищем.
        Сильный треск заставил Барвинок снова вздрогнуть. Тело зверя разломилось на части, потекла зеленая жидкость. Голова откатилась дальше всех, руки и ноги остались при корпусе, но тот разделился пополам в том месте, куда пришелся удар.
        - Это лучше, - прорычал Олег.
        Он хватал их, вскидывал на воздух, разбрасывая остальных телом пойманного, а его самого с силой бил об угол дома. Когда их осталось двое, оба попятились. Олег сам резко подался вперед, ухватил одного и, взмахнув над головой, как топором над поленом, с силой ударил о землю.
        Человек с хитиновым телом развалился на части. Последний кувыркнулся в воздухе и прыгнул головой в почву. Барвинок не успела сказать «мама», как тот, быстро-быстро дергаясь всем телом, ушел в землю, словно в болото.
        Она со страхом посмотрела себе под ноги, впервые ощутив, что твердь, по которой ходит, не такая уж и незыблемая.
        Олег присел на корточки перед последним, у того от удара оторвались обе руки и голова, с интересом рассматривал, а когда Барвинок робко приблизилась, сказал задумчиво:
        - Наверное, из жарких стран…
        У нее зверски болело ушибленное плечо, кружилась голова и слегка подташнивало.
        - Почему? - пискнула она только для того, чтобы дать понять, что она существует и помощи не требует.
        - Хитин, - пояснил он.
        - И что?
        - Не дает испаряться влаге, - пояснил он. - Такой зверюке кружки воды хватит на месяц. В пустынях, где нет колодцев, это весьма, даже очень…
        - Вижу, - сказала она раздраженно, - тебя даже не покусали!
        Он покачал головой.
        - Жалеешь?
        - Тебе не помешало бы!
        - Зачем?
        - Чтобы нос не задирал!
        - Не люблю, - буркнул он, - когда кусают. А ты чего такая злая?
        - Мог бы посочувствовать, - сказала она обвиняюще. - Мне выбили плечо, я ударилась головой, на меня плюнули… вроде бы я порвала платье… а тебе интересно, из каких они стран?
        - Знание, - сказал он значительно, - сила. Никогда не знаешь, когда и где пригодится. Но я уже убедился, что обычно пригождается. А платье… что платье? Ты все равно красивая. Только волосы вот… Ты их растрепала нарочито?
        Она вспыхнула от злости.
        - С чего бы?
        - Чтобы мне понравиться, - ответил он настолько мирно, что прозвучало хуже любой наглости. - Растрепанные женщины… интереснее. Что-то в них есть, есть…
        Она фыркнула.
        - Я знаю, что вам всем нравится в растрепанных, но ты молчи, чурбан!.. Один убежал, ты видел?
        Он пожал плечами.
        - Пусть…
        - Приведет других!
        - Вряд ли, - обронил он.
        - Почему?
        - Эти не справились, - объяснил он тяжеловесно, - так что в следующий раз пришлют нечто иное.
        Она вскрикнула:
        - Что?
        - Я пока не провидец, - ответил он сухо. - Пойдем. Чем скорее доберемся до главной сволочи, тем меньше перебьем слуг.
        Она отшатнулась, на него смотрела в ужасе:
        - Кто ты?
        Он пожал плечами:
        - Человек. За которым ты увязалась.
        Она возразила горячо:
        - Я ни за кем не увязывалась!.. Ты спас меня от волков, я решила, что с тобой безопасно пройти часть пути, такой и от медведей отобьется с легкостью…
        - Медведи не ходят стаями, - напомнил он.
        - Зануда, - сказала она. - Значит, эти звери напали не случайно? Они искали тебя?
        - И нашли, - уточнил он.
        Она все еще вздрагивала, страх остался в огромных глазищах, а щеки бледные, но голос почти не дрожал, когда она сказала торопливо:
        - Значит, ты с кем-то ведешь борьбу?
        - Ни с кем не веду борьбу, - ответил он.
        - Но почему тогда…
        - Я веду борьбу с чем-то, - уточнил он.
        Она всплеснула руками:
        - Тебя не понять!.. Но я… ладно, до города уже близко. Дойдем все-таки вместе, без тебя будет еще страшнее. Надеюсь, теперь нападут не скоро.
        - Кто знает, - ответил он задумчиво. - Кто знает…
        - Ну ты же сам сказал!
        - Я сказал, - уточнил он, - эти не нападут. А вот другие…
        - Нападут?
        - Обязательно.
        - Ты умеешь говорить приятное!.. Когда нападут?
        Он сдвинул плечами.
        - Если окажутся под рукой, то прямо сейчас. Если далеко…
        Глава 15
        Она с надеждой смотрела в темное звездное небо, скорее бы рассвет, в ночи везде черно и везде страшно, из-за деревьев высовываются костлявые руки, из кустов кто-то неотрывно смотрит, в траве что-то сопит, а над головой пролетело нечто огромное и жуткое…
        Олег на обратном пути вслушивался, иногда опускался на корточки и щупал землю, взгляд становился отстраненным, словно в этот момент волхв уходит мыслью в неведомые дали.
        Однажды он что-то проворчал, лицо стало довольным, выпрямился и взялся за амулеты на груди. Барвинок внимательно следила, как он вытащил один, зажал в ладони и произнес короткое заклинание.
        Земля под ногами дрогнула, Барвинок услышала далеко-далеко в глубине сочный треск, словно лопнул переспелый арбуз, мощно загудело, донесся неясный шум.
        Олег прислушался, лицо прояснилось.
        - Ну вот и все, - произнес он довольно. - Все!
        Она смотрела, как он небрежно отшвырнул камешек, теперь этот амулет бесполезен, поправил лук за плечом.
        - Что все? - спросила она почти враждебно.
        - Это сделано, - пояснил он. - Берем коней и едем в город. Хотя можно и поспать остаток ночи, если хочешь.
        - Хочу, - сказала она. - Глаза слипаются, и я устала. Но лучше поедем. Я не желаю быть с тобой ни минуты больше, чем необходимо.
        - Тогда в путь, - согласился он.
        - Чем раньше выедем, - сказала она уже без надобности, - тем быстрее расстанемся.
        Он кивнул, хотя мог бы и поспорить немного, бесчувственный чурбан, для приличия или вроде того, хотя вообще-то с такой красоткой не должен бы расставаться добровольно. Тем более так равнодушно. Чурбан, настоящий чурбан.
        Обратный путь показался втрое короче, к тому же небо за это время на востоке посветлело, впереди заблистали крыши домиков села. Из некоторых труб уже вьются синеватые дымки, рачительные хозяйки пекут хлеб, чтобы свежий к завтраку, горячий и с подрумяненными корочками, потом успеть сварить борщ, мужчина должен уйти в поле сытым и готовым к работе.
        Дальний край земли заискрился, показался оранжевый краешек солнца. По темной земле побежали радостные золотые ручейки, выжигая остатки тумана и сырость отступающей ночи.
        Ее ноги подгибались, она тащилась из последних сил, уже ничего не видя и не слыша, но перехватила его взгляд, с удивлением отметив сочувствие и даже вроде некое расположение.
        - Чего уставился?
        - Устала? - спросил он.
        - Нисколько, - отрезала она.
        - Гм, - произнес он задумчиво. - Так идем спать или нет? Или, как ты настаиваешь, все-таки поедем?
        - Поедем, - проговорила она с трудом. - Видеть тебя не хочу…
        Он усмехнулся, к ним начал приближаться добротный дом, хотя здесь все добротные и примерно одинаковые, словно Кривой Корень старался, чтобы из жителей никто не превосходил друг друга.
        Только шуток в самом деле нет, мелькнуло у нее, этот зеленоглазый заметил сразу. Неужели жители такого богатого села несчастны, как намекает противный волхв? Только потому, что их сделали богатыми, добрыми и честными?
        Олег отворил калитку, нет даже щеколды, любой заходи и рви яблоки, золотой песок искрился и вкусно поскрипывал под ногами, когда он прошел на крыльцо и постучал в дверь.
        - Открыто, - донесся голос.
        Олег крикнул:
        - Прости, но мы торопимся.
        Феофил вышел не скоро, заспанный и с всклокоченными волосами. На гостей посмотрел привычно приветливо и спросил совсем не сонным голосом:
        - Так сразу и уедете? Хотя бы позавтракать!.. Моя жена готовит очень хорошо…
        Олег пробормотал:
        - В селе все готовят очень хорошо. Верно?
        Хозяин кивнул, подтвердил с готовностью:
        - Да, это же хорошо?
        - Замечательно, - ответил Олег. - Только теперь будете готовить по-разному.
        Они вместе спустились с крыльца, Барвинок дождалась, когда вдвоем вывели под уздцы лошадей: могучего битюга волхва и стройную поджарую лошадку с умными глазами и красивым телом скакуна.
        - Ой, - сказала она восхищенно, - это ты?
        Олег посмотрел на нее, на коня, снова на Барвинок.
        - Нет, - объяснил он обстоятельно и терпеливо, - это лошадь.
        Она отмахнулась.
        - Я говорю, это ты сам выбрал такую?
        - Не нравится?
        - Что ты, просто чудо!
        - Да, - согласился Олег, - я такой.
        - Вообще-то, - уточнила она, - я говорила про лошадку, но и ты, ладно уж, тоже чудо. Хоть и не такое.
        - Всякий человек, - изрек он невозмутимо, - чудо. И других чудес ему не надо.
        Феофил помог оседлать лошадку для женщины, на Олега посматривал тревожно, наконец спросил шепотом:
        - А что значит, что бабы снова начнут готовить… по-разному?
        - То и значит, - ответил Олег.
        - Ну что, что?
        - Ты понял правильно, - ответил Олег.
        Феофил пугливо огляделся по сторонам, спросил еще тише:
        - Неужели…
        Олег кивнул.
        - Ты не дурак, все понял. Только почему боишься говорить вслух?
        Феофил прошептал:
        - Когда начинаешь думать, что раньше было лучше, голова болит просто жутко. И чем больше думаешь, тем болит сильнее. Иногда просто раскалывается! А как только решишь, что сейчас лучше, сразу перестает.
        Олег спросил хмуро:
        - Смертные случаи были?
        Хозяин сразу потряс головой:
        - Нет, боги миловали. Да сейчас уже все приловчились, никто особенно и не страдает.
        Олег подошел ко второй лошади, а Барвинок, в ужасе, что начнет помогать ей влезать в седло, унижая тем самым мужским превосходством, что просто отвратительно хуже некуда, поспешно вставила ногу в стремя и с усилием взобралась наверх.
        - Я только хотел подтянуть подпругу, - пробормотал Олег. - Ну да ладно, езжай. Только при сильной скачке седло съедет на брюхо. Хотя, думаю, тебе и там будет удобно.
        Он вернулся к своему коню, она со злостью потыкала взглядом в широкую спину, мог бы и настоять на своем, она бы милостиво согласилась, в этом случае нет такого уж унижения и мужского превосходства, но рыжий чурбан с зелеными глазами не понимает тонкостей.
        - Поехали, - сказал ей Олег, - пока народ спит.
        Хозяин сказал живее:
        - Может, все-таки позавтракаете?.. Хорошо-хорошо, я быстро вынесу харчей на дорогу!
        Олег покачал головой, но Барвинок воскликнула:
        - Спасибо, добрый человек! Мы не откажемся.
        Олег что-то проворчал, но терпеливо ждал, высясь на огромном коне, как скала на горе, а она соскочила на землю, показывая ему, какая она легкая и грациозная в движениях, вбежала почти вприпрыжку за Феофилом в дом.
        Потом, конечно, раз уж слезла, она сама затянула подпругу, чуть не порвала мышцы, так трудилась. Они были на окраине и проезжали мимо дома Кривого Корня, когда дверь распахнулась, он выбежал на крыльцо, бледный, взъерошенный и с покрасневшими от бессонницы глазами. Темные мешки под ними стали еще массивнее и отвисают на щеки..
        Увидев Олега и его спутницу на конях, вскинул руки со стиснутыми кулаками, но посмотрел на волхва и уронил бессильно.
        - Это ты… - донесся до них слабый голос, - ты все… сделал?
        Олег промолчал, проезжая мимо, Барвинок спросила непонимающе:
        - Что ты сделал?
        Олег пожал плечами:
        - Не знаю, о чем он.
        Кривой Корень сбежал с крыльца и ринулся за ними, злой, несчастный и взъерошенный.
        - Ты зачем это сделал?
        Олег посмотрел недовольно, хотел пустить коня в галоп, но Барвинок ухватила за повод и придержала.
        - Погоди, чего он хочет?
        - Да какая разница…
        - Ты невнимателен к людям!
        - А это не ты зануда? - спросил Олег.
        Кривой Корень добежал до них, уже запыхавшись, хотя всего ничего, ухватился за стремя Олегова коня. Волхв посмотрел хмуро сверху вниз, как на мелкое и гадкое животное, что может без предупреждения вонзить острые зубки в ногу.
        - Ты зачем это сделал? - прокричал он снова.
        Она не поняла, в чем он обвиняет волхва, но тот, к ее удивлению, отнекиваться не стал, грубо отпихнул его ногой.
        - Умолкни, дурак, - произнес он брезгливо. - И лучше… сам убирайся отсюда. Пока остальные не поняли.
        Он посмотрел строго на женщину, она невольно с непонятным испугом выпустила узду его коня. Волхв пустил его в сторону околицы, Кривой Корень побежал за ними следом, Барвинок видела его разинутый в беззвучном крике рот и блестящие слезы на щеках.
        - Да что это с ним…
        Волхв не ответил, а Кривой Корень прокричал, страдальчески кривя рот:
        - Что ты наделал, что ты наделал!..
        Он снова догнал и с неожиданной силой вцепился обеими руками в стремя, костяшки пальцев побелели.
        - Вернись! И все верни… Верни, иначе я тебя убью!
        Олег высвободил ступню из железной дуги, Барвинок ахнула, когда он без всякой жалости с силой ударил ногой в лицо мужика. Кровь моментально брызнула из разбитого носа, Кривой Корень упал на спину и остался так, раскинув руки.
        Барвинок закричала:
        - Ты зачем это сделал?
        - Из милосердия, - ответил Олег холодно.
        - Какое это милосердие?
        - Не убил же, - ответил он с некоторым сожалением. - Добрый я шибко, сам себе удивляюсь.
        Она оглянулась, тело в белой рубахе и белых штанах сиротливо белеет на обочине красиво уложенной камнем дороги, лицо уже все в крови, красные струйки стекают на землю.
        Она закричала яростно:
        - Ты его убил? Ты его убил, да? Зачем ты это сделал? Зачем?
        - Это был колдун, - буркнул Олег, - а ты не заметила?
        - Это был хороший колдун! - прокричала она в бешенстве. - Замечательный! Добрый!.. Он помогал людям! Он ничего для себя, а все для них…
        Ей показалось, что снова он очень долго думает, хотя над чем тут думать вообще, но оказалось, что волхв вообще над этим не думал, а почесывает коня, разговаривает с ним шепотом, а конь оглядывается с некоторым недоверием и легонько фыркает.
        - Тебе даже конь не верит, - крикнула она с отвращением. - Что ты за человек? Или не видишь разницу между добром и злом?
        - Он был добрым, - проговорил он наконец. - Ты права.
        - Тогда зачем? - вскрикнула она. - Ты не похож на человека, что убивает вот так сразу, не подумав! Ты вообще сгоряча ничего не делаешь, а это просто ужасно!.. Даже не знаю, можешь ли горячиться, как все люди…
        Он кривился, морщился, она надеялась, что его терзают жуткие муки совести, что ему хотя бы очень стыдно, но когда он заговорил, голос звучал все так же ровно:
        - Он делал добрые дела… потому что нашел запасы магии недавно. Плохие люди сразу начинают все для себя и только для себя, а то и вовсе не создают - отнимают у тех, у кого уже есть. А хорошие стараются для других…
        - Так почему тогда убил? - выкрикнула она.
        Морщась, он вскинул руку, не глядя ей в глаза.
        - Дай договорить…
        - Ты всегда говоришь слишком длинно, - обвинила она. - Стараешься вывернуться, да? Умные люди вообще умеют говорить кратко.
        - Я не умный…
        - Ага, сам признался!
        - …я мудрый. Во-первых, я его не убил. Оклемается, поймет, что стряслось, и потихоньку уберется из деревни, пока мужики не прибили в отличие от меня, доброго и милостивого. Во-вторых, ты не думала, делал бы он добрые дела с помощью своей магии и через год, через пять, через десять лет?
        - Делал бы, - ответила она уверенно.
        Он печально смотрел ей в глаза колдовскими зелеными глазами.
        - Ты всегда хорошо думаешь о людях.
        - А ты плохо!
        - Я… как они того заслуживают. Я навидался этих… он не один, кто сперва начинает стараться для людей. Не совсем бескорыстно, правда, взамен получает восторги, восхищение, любовь односельчан, женские улыбки и готовность пойти навстречу его желаниям…
        Она вскрикнула:
        - Нечего свои грязные мысли приписывать другим!
        Он продолжил, словно не слыша:
        - А потом у каждого наступает момент, когда все чаще приходит мысль: а оно мне надо - стараться для этих людишек? Ничего от них, кроме спасибо, не слышишь, а тратиться приходится ого-го! Да еще если запасов магической воды не слишком… гм… то вскоре такой вот «хороший» не только перестает помогать другим, но и у них отбирает. По праву сильного, умелого или удачливого - как ни назови, все верно, а оправдание себе находит каждый. И тогда, даже по твоему определению, такой добряк становится «плохим».
        Она сказала зло:
        - Вот тогда и можно! Да и то сперва нужно во всем разобраться, взвесить, сколько сделал хорошего, сколько дурного!
        Он вздохнул.
        - Надо бы, но… некогда. Я не могу задерживаться. И потом, когда возвращаться? Впереди столько дел… Я не хочу опоздать, пока главная сволочь за это время наберется сил. Так что…
        Он пришпорил коня. Барвинок стиснула челюсти, но послала свою лошадку вдогонку. Ничего, придет время, этот гад за все заплатит.
        Глава 16
        Он ехал погруженный в думы, а она вздрагивала и косилась по сторонам, смотрела на небо, откуда могут появиться какие-нибудь хищные птицы, и даже пугливо поглядывала на землю, что с такой готовностью бросается под конские копыта, там тоже могут, как теперь известно, прятаться жуткие чудовища.
        Затем мысли незаметно вернулись к пережитому. Она ощутила, что снова начинает накаляться, злость откуда и берется, а этот гад едет с каменным лицом, равнодушная такая скотина.
        - Все равно, - сказала она сердито, - Кривой Корень хороший человек. Даже замечательный!
        Волхв даже не повернул головы, едет ровный, как столб, лицо неподвижное, только губы шелохнулись самую малость:
        - Только дурак.
        Она сказала разъяренно:
        - И что? Все мы смотрим только на то, хороший или плохой!
        - Да ну?
        Она выкрикнула:
        - А с кем бы сам предпочел бы дружить, с честным, но глупым, или с умным, но хитрым и подлым?
        Он поморщился.
        - Это понятно с кем, но здесь другое…
        - Что?
        - Он не просто человек, - сказал он медленно, словно в голове у него жернова, - а этот… ну… взявший на себя слишком многое.
        Она замотала головой:
        - Что бы ты ни придумывал насчет его потом, но он все делал для людей! Ты сам сказал, что для себя совсем не старался!
        - Как делал? - спросил он.
        - Как мог!
        - В том все и дело, - буркнул он. - А как дурак может? Вот именно, по-дурацки. В лоб. Потому самое худшее, когда дураку приваливает могущество. Потому магию и нужно уничтожить полностью.
        Она воскликнула:
        - И что, тогда не будет могущественных?
        - Если все по-честному, - буркнул он, - дураки могущества никогда не получат. Никогда! Дурость есть дурость. Силу могут обрести люди подлые, нечестные, но дураки - никогда. А подлые у власти хоть и плохо, но все-таки лучше, чем дураки.
        Она прикусила губу, не находя сразу, что возразить. Простой женский визг и обвинения, что он ее не понимает, в этом случае не пройдут, ума не надо, чтобы ощутить его серьезность, а на серьезное хорошо бы ответить еще более серьезным и весомым…
        Он слегка покачивался в седле, мрачный и угрюмый, как нависающая над речными порогами скала, она тоже умолкла и ехала рядом, лишь изредка поглядывая на его грозное лицо.
        А он исподлобья бросал взгляды по сторонам, вспоминая, как однажды через эти земли ехал некий Корнейчук с женой и детьми. В болоте телега завязла, затем треснула ось. Пришлось выпрячь коней, телегу вытаскивали всей семьей, но, даже выволокши на берег, убедились, что вот тут не починить: кроме тележной оси, сломались оба задних колеса.
        Лето было в разгаре, Корнейчук разослал всех четырех сыновей рубить ветви на шалаш, придется ночевать, маленькая дочь собирала ягоды на краю болота и на опушке леса, а он взял лук и пошел осторожно в лес в поисках какой-нибудь дичи. Так задержались на две недели, пока там же не проехали еще две телеги искателей свободных земель. Но, увы, у них не нашлось хорошей походной кузни, зато дали одно колесо.
        К концу лета проехали еще одни, с их помощью телегу удалось починить, но уже подступала осень, пошли дожди, и решено было перезимовать здесь, благо работящие дети срубили просторный и теплый домик, а сам Корнейчук набил дичи столько, что по снегу вообще можно было бы не выходить из дому.
        Впрочем, за зиму он набил белок, лис, куниц и еще каких-то зверей с роскошным мехом, каких не встречал в тех краях, которые покинули. Весну переждали, а за это время мать, никого не спрашивая, насадила целый огород, успела урожай собрать летом и насадила снова.
        В конце концов Корнейчук распахал свободный от леса участок земли и засеял рожью. Уродилось столько, что он ошалел, вот что значит нетронутые земли, осенью засеял озимой пшеницей, снова богатый урожай. Сыновья начали уходить далеко в лес, приносили много мяса и мехов, а старший однажды отлучился на две недели и вернулся с милой, застенчивой, но очень работящей девушкой.
        Прошло еще три года, женились и остальные три сына. Хозяйство Корнейчука росло, к ним начали прибиваться и другие переселенцы, и вот уже целая деревня, а потом и настоящее село: крепкое, добротное, люди все работящие, сумевшие отодвинуть лес, наполовину осушить болото и занять те земли, проложили дорогу к озеру, тоже отыскалось вблизи, рыбаки там наловчились вылавливать множество крупной и дивно вкусной рыбы.
        Сейчас там уже не село, а настоящий город Новые Корнейчуки, хотя народ по-прежнему больше живет хлебопашеством, охотой, рыбной ловлей, но все больше местных умельцев куют лучшие во всем крае ножи, косы, мечи и доспехи. Другие ремесленники делают луки, что партиями сплавляют на плотах вниз по реке, где в городе Коростень их сразу раскупают, почти не торгуясь.
        Когда в лесу появились невиданные по росту и силе волки, пришедшие из других мест, в Новых Корнейчуках только первые дни дали им таскать коз, овец и коров, а затем сперва сумели обезопасить себя и детей, потом собрались всем миром и прочесали лес так, что перебили всю стаю, а маленьких волчат взяли с собой и воспитали, как громадных и преданных собак.
        Однажды в их лес забрели трое огров. Эти великаны столетние дубы ломали, как прутики, однако новокорнейчушники сумели быстро наделать громадных волчьих ям. Так переловили одного за другим всех троих, а потом за кучи золота продали их кости и черепа в городе Коростень, там власти и лекари купили с большой охотой: одни для похвальбы, другие для создания новых лекарств.
        Даже дракон, опустошивший соседние окрестности, ужас всех сел и деревень, когда однажды опустился в деревне Корчуки, принадлежащей городу Новые Корнейчуки, и унес из стада корову, распугав остальных, не знал, что жители там совсем не те, кому надо желать удачи. На другой день он прилетел за другой коровой: первая очень уж понравилась: сочная, ухоженная, с нежным мясом, что таяло во рту…
        Стада, правда, на прежнем месте не оказалось, однако одинокая корова паслась на лугу. Дракон налетел, ухватил… но его дернуло книзу. Оказалось, корова прикована толстыми цепями к вбитым в землю железным кольям. Вытащить их дракон не смог, слишком уж глубоко вогнали, рассвирепел и, убив корову одним взмахом лапы, начал пожирать на месте.
        Конечно, он посматривал по сторонам, не отыщутся ли дураки, что попытаются к нему подобраться, однако место голое, десяток охотников он убьет сразу, а если набежит сотня, то можно и взлететь… Он глотал сочные нежные куски мяса, насыщался, чувствовал, как все тело наливается сытной тяжестью, быстро соловел… и когда в самом деле увидел, как со стороны далекого села в его сторону движется толпа, уже не мог не только взлететь, но и шевельнуться.
        Мясо дракона оказалось вполне-вполне, он же был не отравлен, корову просто-напросто накачали сонным зельем, а он, сожрав ее, заснул: кто-то вычитал в старых книгах, что на летающих ящериц снотворное зелье действует в тыщи раз сильнее.
        Дракон был настолько огромен, что его пришлось расчленить, иначе не помещался даже на самый огромный плот, на котором перевозили через реку каменные глыбы для постройки первого каменного здания. На городской пристани собрался весь народ, дивились чудовищу, его огромности, могучим лапам и крыльям, снова и снова переспрашивали, как же удалось убить такого немыслимо огромного зверя.
        На вырученные деньги купили столько украшений, что, когда выстроили первое каменное здание-крепость, его внутри отделали и украсили празднично и с тех пор все свадьбы и дни возмужалости отмечали только там. Попутно, ломая камень для крепости, обнаружили железную руду, принесли образцы Корнейчуку и старикам, те объяснили, что это даже лучше, чем если бы нашли золото. На поиски золота съехалась бы масса пришлого народа, падкого на быстрый заработок, начались бы грабежи, убийства, пьянства, женщинам стало бы опасно выходить из дому, а вот железо - да, это для тех, кто любит и умеет работать.
        С того дня открыли одну за другой три штольни, пошли плодиться плавильни, выросли кузницы. Сперва ковали косы, серпы, плуги, затем появились оружейные, бронные, щитовые, научились изготавливать мечи и панцири высшего класса. На рынке за них давали хорошие деньги, а затем, когда пошла слава, стали поступать крупные заказы для богатых людей.
        Олег долго разговаривал со старым Корнейчуком, с которого и начался этот город, старик рассказывал с усмешкой, хоть и горделиво, хвалил жену, работящих сыновей, прекрасную дочь. Когда люди работают, как он объяснял Олегу, никакие колдуны не понадобятся. Абсолютно все на свете можно сделать своими руками. А если сидеть на берегу реки и ждать, когда же сверху по течению приплывет сундук с сокровищами, то, может, и приплывет, а скорее всего - нет, но если работать упорно - получишь все то, что мог бы выручить за сто сундуков с сокровищами.
        Олег так отчетливо вспомнил этого мудрого старца, что пробормотал вслух:
        - Но это если человек работает… однако кто из нас любит работать? Да откуда таким сумасшедшим взяться… Потому надо, чтобы припирало рогатиной к горлу…
        Барвинок, слыша его бормотание, пустила коня вплотную, так что ноги в стременах касались друг друга. Олег ощутил на себе взгляд ее небесно-синих невинных глаз, посмотрел вопросительно.
        Она объяснила:
        - Ты что-то бормочешь, но на заклятия не похоже.
        Он отмахнулся.
        - Да какие заклятия!
        - А что? Призывы к богам?
        - К человеку, - буркнул он. - К тому, что внутри его. Что заставляет его делать нужные вещи, совершать нужные поступки. Смотрю на него и… не понимаю.
        Она посмотрела озадаченно:
        - На человека?.. А ты кто?
        - Двуногая птица без перьев, - ответил он нехотя. - Только не ощипывай петуха.
        Она удивилась:
        - Зачем буду ощипывать?
        - Диоген же ощипал.
        - Придурок какой-то! Зачем?
        - Принес Платону и сказал, что это его человек.
        Она сказала с возмущением:
        - Что за дурак! И второй не лучше.
        - Философы, - ответил он с непонятной усмешкой. - Странный народ.
        Прогремел дробный конский топот. В их сторону, поднимая облако пыли, несся по желтой выжженной дороге одинокий всадник. Олег смотрел с интересом, помахал рукой, и всадник круто повернул коня в их сторону.
        Пыльное облако осталось позади, медленно рассеиваясь, всадник уже несся по зеленому косогору. За ним словно вьется стая ворон, комья земля, выброшенные широкими копытами, взлетают на высоту дерева.
        Устрашенная Барвинок во все глаза смотрела, как всадник резко осадил коня перед Олегом. Молодой, красивый, в кожаных доспехах, смелое лицо с резкими чертами, отважный взгляд, меч с одной стороны седла, щит с другой, за плечами лук и стрелы в расписном колчане.
        - Как я рад тебя видеть! - воскликнул он, сияя лицом и глазами. - И как точно ты сказал, где тебя встретить! О, с тобой снова женщина… И тоже молодая и красивая…
        Олег предостерегающе кашлянул, поморщился, потянул носом:
        - Приветствую тебя, Колоксай… Но откуда такая вонь?
        - От меня, - ответил Колоксай горделиво.
        Он подбоченился, смотрел красиво и с достоинством, Барвинок поняла, что старается больше для нее, это так естественно, хотя почему-то этот статный красавец-воин решил, будто она принадлежит этому дикарю в волчьей шкуре.
        Олег вскинул брови:
        - Что случилось? Испугался кого-то и… гм… ну так смени портки!
        Колоксай нахмурился:
        - Как ты можешь такое! Я нарочито все это время не мылся.
        - Зачем?
        - Чтобы быть достойным.
        - Кого?
        - Тебя, конечно. Быть достойным когда-то пойти с тобой рядом.
        Олег принюхался к себе, задрал руки, ноздри его раздувались, как у нюхающей дичь собаки.
        - От меня тоже такой смрад?
        Колоксай развел руками:
        - Нет почему-то. Но я знаю, отшельники и мудрецы, чтобы достигнуть совершенства, не моются годами. А то и всю жизнь. К нам заходил один… После его ухода две недели окуривали дворец благовониями, но его благочестие пересилило. Пришлось новый дворец строить… Видать, высшего совершенства достиг!
        Он говорил убежденно, глаза сверкали, весь выпрямился, взор устремлен вдаль, и Олег спросил без всякой надежды:
        - Аламандрит, конечно же, не достал?
        Колоксай оскорбленно вскинул красивые брови:
        - Как это? Разве я не за ним ездил?
        - За ним, но…
        - А почему такое сомнение в моих силах?
        - Да ты вроде бы ударился в поиски истины… по-своему, конечно, - признался Олег. - А ежели искал в пещерах или в чаще…
        - Ну вот еще, - оскорбился Колоксай. - Я искал ее, как и должен искать царский сын и воин - с мечом в руке. Аламандрит, конечно же, отыскал, добыл, привез.
        Барвинок видела, как глаза волхва зажглись, явно хотел спросить про этот непонятный аламандрит, но пересилил себя и поинтересовался как бы вскользь:
        - Но как тебе… там во дворце, не было несколько… странновато? Ты же заехал туда… когда уже искал истину?
        - Они меня не поняли, - ответил Колоксай с презрением. - Сказано же, простые люди! Хоть и цари. Зажимали носы, двух-трех вынесли… У жены царя была собачонка, мне сразу не понравилось… Издохла! Больно нежная. Но аламандрит в моей седельной суме. Так, говоришь, уже можно мыться?
        - Можно - не то слово, - сказал Олег с чувством. - Ты должен мыться, даже если начнется пожар, война или нападут соседи. Долго мыться! И хорошо.
        Суровый, как берег северного моря, Колоксай с достоинством поклонился. Глаза его сверкали мрачным блеском подвижника. Он понимал, как и Олег, что заставить себя мыться настоящему мужчине, тем более - герою, куда труднее, чем не мыться месяцами.
        - И этот обет выполню! - повторил он.
        Он вытащил из потертой кожаной сумки завязанный в узелок платочек, пальцы кое-как распутали веревочку. Барвинок вытянула шею, стараясь не пропустить мгновения, когда на свет появится нечто особо драгоценное, витязь наконец развернул сверток, и она разочарованно прикусила губу.
        На ладони героя сиротливо горбится, сознавая свою никчемность, камешек, серый и невзрачный, таких у Олега на груди с десяток, но, едва волхв взял его в руку, сразу засветился, засиял дивными красками. Она ахнула, там выдвинулись грани, превращая голыш почти в алмаз, нет, в бриллиант, затем чистый свет стал зловеще розовым, пурпурным, багровым, сменился недоброй лиловостью, как на закате солнца, и наконец стал абсолютно черным, даже полыхающие отблески жаркого солнца погасли на его гранях.
        - Это он, - произнес волхв задумчиво. Он протянул Колоксаю, тот принял бережно в обе ладони. - Береги! Пока у тебя, ничего злого не случится.
        - Буду беречь, - пообещал Колоксай.
        - Не убирай даже на ночь, - предупредил Олег. - Ты не землепашец, а сын могущественного царя! Врагов у тебя больше, чем думаешь. Здесь, одинокий и в чужой стране, ты в большей безопасности, чем когда вернешься в свой дворец. А сейчас езжай!.. Еще успеешь спасти друзей. Помни, доблестный Мизгирь уже висит над пропастью…
        Колоксай круто повернул коня.
        - Спасибо!
        Он сразу пустил в галоп, волхв некоторое время смотрел вслед, потом лицо омрачилось, он повернул коня в сторону дороги.
        - Поехали. У нас работа не такая… красивая.
        - Зато и не такая пахучая, - возразила Барвинок. - Тоже мне, искатель истины!
        Олег поинтересовался мирно:
        - А ты знаешь, как ее искать?
        - Ну… нет…
        - Тогда не тычь пальцем в тех, - посоветовал он, - кто ищет.
        Она сказала независимо:
        - Люди все разные, потому истина у каждого своя. Искать общую для всех - глупо.
        Он кивнул.
        - Ну… считай так, если тебе удобнее… ребенок.
        Она сказала сердито:
        - Так опровергни!
        Он ухмыльнулся:
        - И не подумаю.
        - Почему?
        Он сдвинул плечами:
        - Может, сама догадаешься?.. Нет? Ну и ладно.
        Часть II
        Глава 1
        В спину дул, подгоняя нетерпеливо, сильный ветер, нес траву и листья, поднимал высоко в небо, где те порхали и метались, как встрепанные воробьи в драке. В глубоком небе очень медленно, но неостановимо ползут плоские облака, их грани не просто горят, а искрятся, выдавая спрятавшееся за ними яркое солнце.
        Олег время от времени бросал на них задумчивый взгляд, лицо становилось все отрешеннее.
        Барвинок не вытерпела, спросила:
        - Что, будет дождь?
        Он покачал головой:
        - Нет.
        - А что? Гроза?
        - Нет, - ответил он снова.
        - Так что? Буря?
        Он повернул голову и оглядел ее внимательно.
        - С чего ты решила?
        - Ты так смотришь на небо!
        Он хмыкнул, она внутренне съежилась от его снисходительного взгляда, но расправила плечики и посмотрела с горделивой снисходительностью к примитивности мужчин.
        - На небо, - проронил он, - смотрят… гм… не только ради погоды.
        - А зачем еще?
        Он сдвинул плечами.
        - Ну, как тебе объяснить, чтобы подоступнее. Можно, к примеру, любоваться звездами и луной, если ночью, а днем - облаками. Просто любоваться. Можно, опять же к примеру, предположить, что настоящая жизнь где-то там, очень высоко, а мы все ходим по дну мирового океана. Видишь, вверху вот плывут льдины…
        Она поежилась, мгновенно представив себя на дне океана, мокрой и почти утопшей.
        - Это облака! - возразила она гневно. - И вообще… где ж тогда твоя вода?
        Он повел рукой вокруг:
        - Здесь. Мы едем в ней. Только есть вода тяжелая, в ней плавают рыбы, а есть легкая, в ней плавают птицы и стрекозы. В легкой плавают намного быстрее, мы говорим - летают. Понимаешь, если бы не было этой воды, они бы все попадали! Как рыбы упадут на дно, если убрать воду.
        Она расхохоталась.
        - Ну ты и учудил!..
        - Мы живем на дне великого океана, - сказал он настойчиво, - что покрывает все-все, даже простые моря.
        - Никакого моря нет, - возразила она. - Мы мчимся в полной пустоте!
        - А почему воздух дует навстречу?
        - Не воздух, - объяснила она с чувством полнейшего превосходства, - а ветер. Тебе объяснить, что такое ветер?
        Он поморщился.
        - А сможешь?.. Ладно, оставим. Скажи, если это ветер, почему всякий раз стихает, когда останавливаешься? Проверь!
        Она смолчала, такое проверять глупо, и так помнит, но насчет океана - полная чушь…
        - Должно быть другое объяснение, - сказала она не так уверенно. - А наверху плывут не льдины, а облака!
        - Можно называть и так, - согласился он. - Чтоб отличать от тяжелых льдин, что в реке. А мы на дне воздушного океана…
        Она перебила:
        - Если там льдины, то сейчас зима! И мы все должны замерзнуть!
        Он покачал головой.
        - Подо льдом в реках тепло. И рыба спокойно плавает, живет… Ты о подледном лове не слыхала?
        Она сказала саркастически:
        - Что за чушь! А когда же лето?
        - А тут не бывает лета, - отпарировал он.
        - Как это?
        - А так. Есть страны, где круглый год - лето, а есть - где всегда зима, льдины не тают. Мы в такой стране…
        Она говорилась возразить, надо только собраться с доводами и стереть его наглую улыбку с самодовольной рожи, но Олег привстал на стременах, ладонь козырьком как приклеилась ко лбу, он всматривался в даль старательно и напряженно.
        - Что там? - спросила она. - Прикидываешься или что-то в самом деле?
        Он пробормотал:
        - Да-а… Поехали.
        Внизу зеленая долина, извилистая желтая дорога выглядит как гигантская песчаная змея, далеко блестит поверхность небольшого озера… Кони несутся под уклон, как ветер, наконец Барвинок увидела небольшую рощу, на опушке вроде бы повозка…
        Из-за большого костра не сразу рассмотрела сидящих за ним, вроде бы троих взрослых и троих детей. Олег, не слезая с коня, вежливо поклонился.
        - Приятно увидеть дружную семью, - произнес он.
        Его рассматривали с интересом, без настороженности, двое взрослых, мужчина и женщина, юноша и трое детей помоложе. Мужчина поднялся, еще крепкий, несмотря на легкую седину в волосах, ответил приветливо:
        - Спасибо на добром слове. Дайте отдохнуть своим коням, да и сами переведите дух. У нас есть чем угостить самых привередливых.
        - Мы не привередливые, - заверил Олег. Он соскочил с коня, забросил повод на седло, потом подумал и быстро расседлал своего коня. - Хорошо, малость отдохнем. Моя спутница спешит дотемна добраться в места, где будет крыша над головой. Но за приглашение спасибо!
        Он повернулся к спутнице, она торопливо соскользнула на землю, не дожидаясь, пока подаст руку, ишь чего о себе возомнил, бахвал, все мужчины бахвалы.
        - Спасибо, - сказала она и улыбнулась как можно дружелюбнее. - Мы в самом деле с удовольствием переведем дух.
        - В вашем обществе, - уточнил Олег педантично.
        Мужчина кивнул жене, та бросилась к повозке. Барвинок заметила, с каким жадным восторгом на нее смотрит юноша, сердце взыграло, пусть этот дикий волхв увидит, как надо смотреть на красивую женщину.
        - Меня зовут Остап, - сказал мужчина. - Это Назар, старший сын, а дальше Кукень, Сирко, Шменрдрик. Жена - Горпина.
        Олег присел у костра на корточки.
        - С женой повезло, - сказал он вполголоса, - я бы подумал, что сестра этим ребятам, но они пошли в нее, как две капли воды.
        Барвинок посмотрела на него в злом удивлении. Вот же гад, умеет же говорить приятное! Но почему всегда чужим, а ей - никогда? Что ему мешает?
        Женщина вернулась со скатертью, плотной, тяжелой, расстелила на траве, словно кольчужную сеть, Барвинок даже почудился тихий металлический звон. Олег тоже ощутил нечто, она видела, как насторожился, замер, глядя на скатерть неотрывно.
        Хозяин поинтересовался очень довольным голосом:
        - Что вам хотелось бы?
        Барвинок хотела выпалить свои пожелания, но сдержалась, это все-таки пока еще мир мужчин, действуют их правила, ладно уж, пусть первым этот тугодумец…
        Олег произнес мирно:
        - Да какие могут быть разносолы в пути? Что есть, то и хорошо.
        Остап покачал головой.
        - Нет-нет, говорите! Может быть, какое-то редкое вино?.. Винегрет из соловьиных языков?.. Блюдо жареных дроздов?.. Жаркое из дикого поросенка?
        Барвинок распахнула глаза. Этот человек явно не шутит, вид у него слишком торжествующий, глаза горят победным восторгом, есть перед кем похвастаться. Мужчины без этого не могут… хотя и женщины, конечно, да, но мужчины все равно хвастливее, у них это от брачных плясок перед самками…
        Олег проронил так же мирно:
        - Ну хорошо-хорошо… Жареную оленину.
        - Молоденького олененка, - сказал Остап деловито, - ребрышки?.. Филе? Грудинку? Заднюю часть?
        Олег отмахнулся.
        - Пусть будет грудинка…
        - Хороший выбор, - согласился хозяин. - Ну да ладно, остальное добавим по своему вкусу.
        Он протянул руки в сторону скатерти, сосредоточился, закрыл глаза. Барвинок замерла, страшась поверить в чудо, с минуту ничего не происходило, затем дружный вопль восторга вырвался у детей, хозяйка счастливо и гордо заулыбалась, Остап хвастливо подбоченился.
        Вся скатерть оказалась заставлена серебряными блюдами, где горой громоздятся, распространяя одуряющие запахи, куски жареного мяса, на других - рыба, жареная, вареная и печеная, сыр, творог, широкие чаши с очищенными ядрами орехов, а в самом центре высится простой глиняный кувшин, но запечатан странной красной глиной с выдавленными знаками, от которых даже на Барвинок повеяло седой древностью.
        - Удивительно, - пробормотал Олег, Барвинок видела, насколько он ошеломлен, - скатерть-самобранка… Я думал, перевелись совсем…
        Хозяйка улыбалась, Остап сказал весело:
        - Не новая, как видите, но и до ветхости еще далеко. Пожалуй, лет сто еще как-то прослужит. Даже если меньше, все равно хорошо!
        Олег кивнул:
        - Да, вам до конца жизни хватит. Да и детям перепадет!.. Повезло вам, повезло…
        Он взял мясо, с удовольствием жевал, а Барвинок раздиралась от желания все попробовать и все понадкусывать, здесь же столько такого, чего никогда не видела. Это волхв к чудесному равнодушный, взял то, к чему привык, что знакомо, как можно быть таким равнодушным, это же просто превратиться из человека в чудовище…
        - Рискуете, - заметил волхв, - такую ценность разве можно напоказ? Много найдется таких, кто захотел бы отнять.
        - Она слушается только нас, - заверил Остап. - И все знают, что такие скатерти подчиняются только одному хозяину. Отнимать бесполезно… Попробуйте вот эту рыбу! Я не знаю, откуда она, и рыба ли это вообще, но пальчики оближете…
        Олег сказал задумчиво:
        - Чересчур хорошая жизнь часто портит характер, чересчур обильная еда портит желудок… Что делать? Увы, и тело, и душу с успехом исцеляют лекарства не только неприятные, но даже весьма противные на вкус.
        Остап расхохотался:
        - Верно!.. Но мы теперь путешествуем, как всегда мечтали. А эту жизнь не назовешь чересчур удобной.
        Олег кивнул:
        - Верно, по себе знаю. Вы многих угощали, верно?
        Хозяин сказал гордо:
        - Ни один не ушел от нас ненакормленным!
        А хозяйка подбоченилась и тоже смотрела на Олега гордо и победно. У костра дети дурачились с огнем, бросая в него сухие ветки, Назар солидно останавливал, покрикивал, на взрослых внимания не обращал вроде бы, хотя Барвинок счастливо ловила на себе его жадный взгляд, еще полудетский и уже наполовину мужской.
        Все казались заняты своим миром, все счастливо улыбаются с чашками вина в руках, везде полный покой и уют, как хорошо здесь, как замечательно…
        Олег допил, бросил чашку, к негодованию Барвинок, за спину. Она взлетела высоко в небо, перевернулась несколько раз, блестя расписными боками, упала на землю и, к изумлению Барвинок, исчезла с легким хлопком.
        Хозяин посмотрел на волхва с уважением.
        - Ты многое знаешь про эту скатерть.
        - Встречался, - обронил Олег.
        Хозяин покачал головой.
        - Мы уже лет двадцать ею пользуемся, но вот такое случайно открыли только в прошлом году. А раньше аккуратно складывали всю посуду обратно.
        Горпина вставила строго:
        - Я и сейчас детей приучаю ставить все на скатерть! Нечего разбрасываться. Нехорошо.
        - Правильно, - одобрил Олег. - А то и простую посуду начнут швырять. Эх, хорошо у вас… но ехать надо. Дела-дела. Спасибо за царское угощение!
        Остап развел руками.
        - Жаль, не могу предложить вам и ночлег, разве что место на голой земле у костра… Увы, скатерть умеет только кормить.
        Олег уже поднялся, сладко потянулся.
        - Спасибо, - сказал он снова. - Так бы всю жизнь сидел с чашей вина у костра… скоро ночь, смотрел бы на звезды… Увы, надо!
        Женщина заботливо скатала скатерть и унесла в повозку. Олег отправился к коням, они обнюхиваются и о чем-то негромко сплетничают, Барвинок обалдело смотрела вслед волхву.
        Он не оглянулся, пришлось догнать, он поднял седло из высокой травы и сказал негромко:
        - Поехали.
        Она запротестовала:
        - С чего вдруг? Скоро вечер, а я в темноте ничего не вижу. У меня, может быть, куриная слепота!
        - Скорее, - определил он, - куриные мозги. К ночи как раз приедем в какое-нибудь село, переночуем под крышей.
        - Можно подумать, - заявила она, - тебя пугают ночевки под звездным небом, ха-ха! Давай хоть после ужина?
        Он сказал неумолимо:
        - Ужина не будет.
        Она широко распахнула глаза.
        - Как это? Почему? Скатерть-самобранка подаст все, что нам восхочется!
        - Что восхотят хозяева, - поправил он. - Но, увы, скатерть больше не подаст даже им. Но если хочешь, оставайся.
        Он в самом деле взгромоздил седло на конскую спину и начал затягивать ремни. Злая, непонимающая и перепуганная, она таращилась в его спину, наконец потащила свое седло к лошадке. Сжалившись, он быстро оседлал и ее коняшку, хотел даже забросить в седло, но Барвинок гордо отказалась, а он, невежда, не проявил настойчивости, тупица, ничего не понимает, даже за ногу не подержал…
        Красное солнце в самом деле сползает по вогнутой стене небосвода слишком быстро, усталое и распухшее, но кони после краткого отдыха с удовольствием разогнались во весь опор. Барвинок чувствовала, как слетают остатки раздражительности, волхв вообще строгий и собранный, словно никогда не устает.
        Она спросила живо:
        - Но что случилось? Почему так внезапно?
        Он буркнул:
        - Не хотел ставить их в неловкое положение.
        - А в чем?
        - Скатерть, - объяснил он. - Я видел, как скатерть превратилась в обычную. Больше волшебства от нее ждать не придется.
        Она охнула:
        - Ой… какое несчастье!
        Он покосился на нее в удивлении.
        - Правда?
        - Ну да, - огрызнулась она. - А ты считаешь не так?
        - Тысячи и тысячи людей, - напомнил он, - живут без всяких скатертей-самобранок. Многие вообще не знают, что такое скатерть… И, поверишь ли, счастливы.
        Она сказала сердито:
        - Не понимаешь, да? У них никогда и не было такой роскоши! А у этих было. И вот - потеряли. Разве не трагедия?
        Он кивнул.
        - Да, работать уже разучились. Теперь разве что милостыню просить… Или все же попробуют зарабатывать честно, как думаешь?
        - Честно? - переспросила она. - Говоришь так, будто пользовались скатертью нечестно! Или у кого-то украли?..
        Он отмахнулся.
        - Да какая разница! Они пользовались магией, а это нечестно. И даже преступно. Я вообще мечтаю о таком времени, когда люди поумнеют настолько, что начнут всех колдунов и ведьм сжигать прямо на городских площадях, чтобы все видели!.. Правда, поумнеть мало, решимости бы побольше… А то понимать понимают, а сами клады ищут, древние гробницы раскапывают…
        Она зябко передернула плечами.
        - Такие ужасы рассказываешь. Надеюсь, такого никогда не будет.
        - А я надеюсь, - сказал он со вздохом, - что будет… хотя и сам в это верю с трудом. Просто хорошо бы… Чтобы люди поняли, только трудом и талантом нужно добиваться всего на свете, а не проклятой магией…
        - Она не проклятая, - возразила она живо, - это белая магия.
        Его рыжие брови сошлись на переносице с такой силой, что могли бы раздавить корабль, проскакивающий между сдвигающимися скалами, такие где-то разбойничают в море.
        - Глупости, - сказал он резко.
        - Правда, белая! - сказала она горячо.
        - Не бывает белой…
        - Еще как бывает!
        - …не бывает белой, - повторил он зло, - не бывает черной, серой или розовой!.. Вся магия - зло. И потому вся темная. И потому нужно изжить всю. Как эти бахвалились, что кормили всех встречных-поперечных! Как же, гостеприимство!..
        Она возразила с сердитым непониманием:
        - А что, не кормили?
        - Да кормили, кормили…
        - Так что плохого? В то время как другие стараются кусок прямо изо рта выхватить…
        Он поморщился, во взгляде промелькнула некая беспомощность, Барвинок было прибодрилась, но Олег произнес тихо:
        - Наверное, я сам виноват, заглядываю слишком далеко… Сейчас в самом деле надо бороться с теми, кто грабит просто и без затей… таких уйма.
        Она сказала быстро:
        - Вот я об этом и говорю!
        Он кивнул.
        - Да, верно. Но с этими понятно, так что справиться могут и другие. И кое-как справляются. А увидеть беду на горизонте… а то и за ним, это потруднее. Я могу видеть. И что, должен заниматься днем сегодняшним?
        Она прокричала рассерженно:
        - Я не понимаю! Где ты, чудовище, узрел нехорошесть в этих замечательных людях? Они с таким радушием угощали нас!
        Он морщился, как от зубной боли, глаза потемнели, то и дело отводил взгляд.
        - А что угощали, - проговорил он наконец, - не своим, это как они не понимают… так и ты не поняла.
        - Как это не своим? Это их скатерть!
        Он пояснил невесело:
        - Одно дело угощать вот таким, что само возникает на скатерти, другое - подавать на стол каравай хлеба из того зерна, что вырастил своими руками. Но сперва надо распахать землю, засеять, дождаться молодых всходов, оберегать от зайцев и оленей, потом спасать поспевающее зерно от птиц, скосить, собрать в снопы, отвезти на ток, выбить зерно, ссыпать в закрома, смолоть, испечь из той муки наконец-то хлеб… Еще неизвестно, подали бы такой хлеб гостям или же захлопнули двери перед носом всяких бродяг, что шатаются по дорогам!
        Она помолчала, потом сказала с прежним убеждением:
        - Подали бы! Угостили бы!
        - Тоже надеюсь, - пробормотал он, но в глаза ей не смотрел. - Хорошие люди всегда поделятся и последним. Но сейчас им придется затянуть пояса и… работать. Но станут ли? После такой жизни самим добывать хлеб покажется занятием трудным, унылым и тягостным… А значит, скорее всего, пополнят армию тех, кто ворует или грабит…
        - Ну да, - возразила она, - обязательно ворует! Как же. Скорее всего, отправятся на поиски другой скатерти-самобранки. А заодно и других вещей…
        Он посмотрел на нее искоса, во взгляде было недоверие.
        - Считаешь, это хорошо?
        Глава 2
        За длиннющий летний день солнце распухло от усталости, но упорно держится за твердь небосвода и сползает по нему к краю земли очень неохотно. Барвинок опьянела от блеска, зноя и яркого багрянца, бьющего прямо в глаза, волхв же как будто ничего не чувствует, даже не обращает внимания на огромных бабочек, гигантских стрекоз, дивные цветы, красочные озера, окаймленные высоким камышом.
        - Я их спас, - сказал он так, словно продолжал разговор, - я спас этих наивных дураков!
        Она вздрогнула.
        - Кого?.. Ах да… От кого?
        - От сильных, - сказал он. - Они думают, их спасение в том, что скатерть слушается только их! Наивные… А если их связать, привезти во дворец короля и заставить заказывать только то, что велит властелин?.. Вот и будут всю жизнь… королевскими поварами в лучшем случае. Король будет пировать, а они питаться объедками.
        Она не успела ответить, он соскочил с коня и припал ухом к земле. Барвинок насторожилась, но везде тихо и пустынно, только кузнечики в траве да длинная полоса кустарника далеко впереди.
        - Что-то чуешь? - спросила она после долгой паузы.
        Олег поднялся, отряхнул ухо, лицо задумчивое, покачал головой. Глаза грозно заблистали.
        - Лучше бы не чуял.
        Она пугливо огляделась.
        - Где-то враги?
        - Где-то, - согласился он.
        Она ждала, что вспрыгнет на коня…
        …однако волхв сказал что-то коню на его языке, тот мотнул головой, то ли соглашаясь, то ли высказывая неодобрение, но двинулся следом, когда его хозяин пошел в сторону длинной полосы кустарника. Барвинок сердито пустила свою лошадку следом, здесь их правила, надо подлаживаться, чтобы не оставили в ближайшем селе, вот уж вечная женская доля, приходится заботиться и о таких пустяках, как мужское отношение…
        Оказалось, полоса кустарника окаймляет берег реки, неширокой и настолько медленной, что вот-вот превратится в болото.
        Олег остановился, ноздри расширились, как у хищного зверя.
        - Что? - спросила она нетерпеливо. Оглянулась на коня, тот покорно идет следом, хотя волхв не тянет за повод. - Не знаешь, как перебраться? Да здесь по колено!.. Только тина противная… И лягушки с пиявками…
        - Переправляться не будем, - решил Олег после долгого и странного раздумья. - Пойдем.
        Он повернулся и двинулся вдоль берега вниз по течению. Она пожала плечами, иногда мужчины полагают, что их должны понимать вообще без слов, а этот хоть что-то вымямлил, спасибо!
        Берег реки густо зарос камышом. Взлетела потревоженная утка, давая ложный след, а тем временем утята затаились, дожидаясь, пока мама сделает круг и вернется. Олег шагал широко, ей приходилось почти бежать, она видела, что он при всей внешней невозмутимости все замечает, уже знала, почему у людей бывает вот такое лицо, вроде бы отстраненное, но это лишь потому, что стараются видеть и схватывать взглядом сразу все.
        Олег в самом деле видел и шныряющих в небе коршунов, и деловитых муравьев, и затаившихся богомолов, и даже усердных тлей. Что-то во всем этом многообразии не так, он чувствовал тревогу, но еще не понял, откуда несет угрозой. И хотя явной вроде бы нет, но хочется перестраховаться, за что бывалые охотники в родной деревне считали трусом.
        По широкому стеблю, прорвав водяную пленку, выполз толстый и неуклюжий червяк. Медленно взбираясь, он добрался до самого верха. Олег замедлил шаг. Барвинок заворчала, но он, не обращая внимания на женские капризы, остановился. Червяк подполз к сидящей на вершине стебля красивой мухе с радужными крылышками, она деловито умывается, червяк раскрыл рот, моментально схватил. Муха отчаянно забилась, но, когда половина туловища уже в пасти хищника, не помогут и крылья: червяк плотно вцепился всеми десятью коротенькими лапками в стебель, а муха билась все слабее и слабее.
        Барвинок тоже остановилась, ее взгляд в недоумении скользнул по поверхности реки, остановился на сосредоточенном лице Олега, а уже потом с трудом отыскала то, что он рассматривает с таким напряженным вниманием.
        - И что?
        - А вот смотри…
        Он дождался, когда муха полностью исчезла в пасти хищника, вдохнул и пошел снова так же размашисто-неторопливо. Конь послушно шел за ним, как утенок за мамой.
        Она поторопилась его обогнать, чтобы идти рядом с волхвом, а не с его конем. Волхв прокладывал путь через камыши, как большой крупный кабан, весь в себе, Барвинок так и не дождалась ответа, решила, что ее вопрос слишком сложен для прямолинейных мужчин, спросила то, что проще:
        - Мы не заблудились?
        - Нет, - ответил он коротко.
        - Но вроде бы ты взял резко влево!
        - Так надо, - ответил он коротко.
        Она некоторое время шла молча, но любопытство сверлило дыру в желудке, наконец возмутилась:
        - А чего вдруг? Что-то увидел?
        - Да.
        - Что особенного?
        Он буркнул, не оборачиваясь:
        - Ничего особенного не заметила?
        - Нет, конечно!
        Он фыркнул, как большой боевой конь:
        - Еще бы.
        - Почему с таким сарказмом?
        - Вот если бы там были разложены сережки, кольца, брошки - ты бы запомнила их хоть тысячу, верно?
        Она бросила в спину:
        - А ты хочешь сказать, что на противных мокрых червяков смотреть интереснее?
        Камыши остались сзади, дальше берег ровный, даже кусты исчезли, только низкорослая трава до самой воды. Волхв шагает широко, но Барвинок всякий раз отставала, хоть и верхом, но спохватывалась и пускала коня рысью.
        Он всматривался в берег, взгляд его то и дело скользил по воде, но вдруг волхв повернулся к маленькой рассерженной женщине и посмотрел на нее с веселой насмешкой.
        - А ты не догадываешься, - спросил он с непонятной интонацией, - что тот червяк не должен хватать мух?
        Она удивилась:
        - Почему? Кто ему запрещает?
        - Не знаю, - ответил он загадочно, - кто запрещает, но у этого червяка вообще не должно быть рта.
        Она изумилась всерьез:
        - А как же он ест?
        - Никак, - ответил он хладнокровно и, не дожидаясь ее очередного вопроса, понятно какого, объяснил занудно: - Он вообще не ест. Выползает из воды, обсыхает на солнышке. Потом высохшая шкура лопается, из нее выползает стрекоза. Да-да, все эти стрекозы раньше были этими червяками. Вот стрекоза уже и жрет этих мух! Да так жрет, что непонятно, как столько в нее влезает…
        Она замолчала, ошарашенная, откуда он такое знает, мужчины ничего мельче коровы не замечают, а этот червяков рассматривал, странный какой-то, но на юродивого не похож, хотя иногда и кажется странствующим дурачком, но частенько в его движениях проскальзывает нечто такое, что перед ее внутренним взором тут же мелькают в бешеном темпе дворцы, троны, короны, дивные звери…
        Далеко впереди на берегу реки из-за веселой зелени деревьев выступил добротный деревянный дом в два этажа. Бурный ручей бежит в трех шагах, но прежде, чем влиться в реку, падает с небольшого обрыва и старательно крутит большое деревянное колесо с широкими лопастями.
        По мере того как водяная мельница приближается к ним, все сильнее пахнет свежестью мелкой водяной пыли и цветами. Барвинок рассмотрела вокруг дома пышные ухоженные клумбы. Цветы все яркие, свежие, над ними порхают бабочки и стрекозы, гудят толстые шмели. Вообще дом выглядит очень новеньким и чистым, словно только что срублен, вычищен, а хозяева все еще любуются своей работой.
        - Заглянем, - коротко бросил волхв. Добавил, мрачно усмехнувшись: - Когда живут так счастливо, не откажут в кружке воды путникам.
        Она сказала недовольно:
        - При чем тут счастливо или несчастливо? Доброта от этого не зависит.
        Подумав, он кивнул с тяжеловесностью быка.
        - Хоть и женщина, а права. Бывает, бедняк всем делится, а богач прочь гонит…
        Двери приближались, Олег уже приготовился постучать, но там открылось. В темном проеме появилась коренастая фигура мужика с немалым животиком. Он смотрел с интересом и, как сразу определила Барвинок, с предельным доброжелательством.
        - Вечер добрый, - сказал Олег, - вот идем мимо…
        - …но нехорошо, - прервал хозяин, - если пройдете, не заглянув! Заходите, моя жена быстро накроет стол. Да и переночевать у нас есть где, а то уже ночь надвигается.
        Барвинок покосилась на небо, до ночи в самом деле рукой подать, самое время перевести дух в чистой горнице, все-таки не женское дело трястись на конской спине, пусть даже в удобном седле, хотя она может улыбаться и уверять всех, что это женское занятие и что они это умеют делать не хуже вконец обнаглевших без всякой меры мужчин.
        - Спасибо, - ответил Олег, и снова она удивилась, как тепло и сердечно может звучать его обычно суховатый и равнодушный голос. - Это кстати. Вон моя женщина с коня валится.
        Она чуть не завопила, что она вовсе не его женщина, ни один мужчина не посмеет такое сказать, да как он решился такое брякнуть, но успела подумать, что вдруг это он сказал нарочно, этот волхв чуть ли не единственный мужчина на свете, чьи мысли и желания словно за высокой каменной стеной.
        Хозяин перевел взгляд на нее, она слабо улыбнулась и вдруг ощутила, что в самом деле выдохлась до крайности, тело гудит, ноги налились чугуном, а конь под нею какой-то весь неудобный.
        - Меня зовут Власом, - сказал хозяин. - Слезайте, у нас найдется и для коней зерно.
        Он хотел сойти с крыльца и помочь ей слезть, но Барвинок бурно запротестовала, она не слабая женщина, а по меньшей мере достойная спутница, хотя она не спутница вообще-то, а сама по себе человек, все умеющий в дороге.
        Олег наблюдал насмешливо, как она слезла и под оценивающими взглядами мужчин быстро достала сумку с овсом и подвесила к конской морде.
        - Помочь расседлать? - спросил хозяин. - Седло под вами тяжеловато. Не женское.
        Как будто существуют женские, подумала она сердито. Мужчины себе захапали весь мир. Все подстроено под них…
        Она промолчала, когда мужчины позаботились обо всем остальном, все-таки иногда удобнее, что ни говори, быть женщиной.
        Олег набросил поводья на крюк коновязи, кивнул в сторону ручья:
        - Место удобное… Всегда мечтал быть мельником!
        Хозяин улыбнулся:
        - Скажу честно, жизнью доволен. Хотя и не мечтал молоть зерно. Но… пришлось, и не жалею.
        А Барвинок сказала льстивым голоском:
        - Завидую, кто вот так натыкается на счастье!
        Мельник взглянул на нее остро, на секунду запнулся с ответом, затем широко улыбнулся.
        - Да, это счастье… наткнуться на счастье.
        Олег произнес задумчиво:
        - Самое большое испытание для человека - устоять не столько против неудач, сколько против счастья.
        Барвинок не поняла, к чему Олег такое брякнул, но мельник насторожился, взгляд стал острым и недоверчивым. Она постаралась улыбнуться ему как можно более мило, он растянул губы в ответной, пусть и несколько натужной улыбке, жестом пригласил войти.
        Из просторных сеней пахнуло густым ароматом трав, Барвинок заметила на стенах под потолком пышные пучки трав, как лечебных, так и для приправ в супе, это сейчас зелень свежая, а для зимы нужно подготовить…
        Комната просто огромная, мебель простая, но добротная, ее вдоволь, а в открытую дверь видна еще одна комната, такая же просторная.
        Барвинок огляделась, сказала довольным голосом:
        - А я всегда мечтала, чтобы у меня была такая же светлая горница, такие комнаты, такой вид из окон… Вам повезло!
        - Еще бы, - ответил мельник. - Я как увидел это место, так сразу… Можете помыться, воды у нас много… ха-ха!.. а потом сразу к столу.
        - К столу - это хорошо, - заметил Олег, - к столу - это я люблю. А уж моя спутница… ее вообще из-за стола не вытащишь.
        Барвинок улыбнулась мельнику, не стоит обращать внимания на дурака, что мелет все, что взбредет на язык, тот слегка подмигнул ей, мол, понял, таких везде хватает, а Олег рассеянно прошелся по комнате, выглянул в окно, потрогал стулья за спинки, вообще выглядит, как человек, который все еще не пришел в себя после хорошего удара дубиной по голове.
        Хозяйка, скромная, тихо улыбающаяся женщина, неслышно подавала на стол, и было видно, как ей приятно угощать гостей, не так часто они сюда забредают.
        У мельника разносолов диковинных на столе нет, зато все то, что растет на местных огородах, - в изобилии, все отборное, налитое соком. А мяса, птицы, рыбы и творога едва ли не больше, Барвинок сразу заметила и говядину, и телятину, и баранину, и множество жареных птиц, от крупного молодого гуся до коричневых комочков скворцов.
        Только вино не местное, но были бы деньги - торговцы доставят любое и куда угодно.
        Барвинок ликовала, хозяева скромно улыбались, очень довольные, хорошо угостить гостей - это молча побахвалиться достатком, Олег против обыкновения не молчал, нахваливал как еду, так и гостеприимство, заметил, что вообще-то у мельников нелегкая жизнь, нужно следить за таким сложным хозяйством, что у простого крестьянина руки бы давно опустились.
        Мельник довольно кивнул.
        - Работы много, - согласился он. - Но если вовремя все замечать - работы почти никакой. Это нерадивые хозяева ждут, когда поломается, а тогда хватаются за голову. Тогда - да, непросто.
        Хозяйка сказала:
        - Он у меня всегда мельницу два раза в день смотрит сверху донизу до последнего колесика!
        - Лучше сразу подправить, - пояснил мельник, - где треснуло, чем потом поднимать все, когда и жернова рухнут.
        - Мудро, - согласился Олег. - Как у вас хорошо… Можно, мы посидим снаружи перед сном?
        Хозяйка расплылась в довольной улыбке.
        - Заметили, - спросила она счастливым голосом, - какие у нас места? С крыльца нагуляться можно!.. И река, и лес, и ручей, и гора… Сама до сих пор насмотреться не могу…
        - Давно здесь? - поинтересовался Олег.
        - Весной уже двадцатый год пошел!
        - Да, - согласился Олег, - за это время можно прикипеть сердцем к такой красоте…
        Барвинок посматривала на него искоса, волхв обычно не столь разговорчив, что-то выясняет, вопросы вроде бы ни о чем, но что-то он старается узнать. Либо уже узнал и отыскивает подтверждение…
        Хозяйка пошла готовить им комнату для ночлега, Олег вышел на крыльцо, сел на нижнюю ступеньку. Лицо его оставалось задумчивым и немножко печальным.
        Глава 3
        Сосны далеко за домом вспыхнули огнем, но внизу уже темень, что значит, солнце за их спинами наконец-то опустилось к самому краю. Ветерок умолк и зарылся под землю, фиолетовый вечер тих и загадочен.
        Деревья любуются красными облаками, снизу под ветками уже почти черно, но округлые подстриженные вершины еще полыхают червонным золотом. Цветы на клумбе, не дожидаясь полной темноты, сложили лепестки и уже спят, как куры.
        Она села на ступеньку выше, подчеркивая тем самым неравенство, но не акцентировала, кто понятливый - поймет, проговорила задумчивым голосом:
        - Наверное, хорошо вот так жить. Вдали от города… даже от села в сторонке. Крестьяне привозят зерно, а увозят муку, а все остальное время они наедине с природой, лесными птицами, зверьем, что приходит на водопой…
        - Да, я заметил, - обронил он. - Там хорошо протоптанная зверьем тропа к воде… Странно, мельник их не бьет.
        - А точно не бьет? Откуда же столько мяса?
        - Крестьяне везут, - пояснил он. - Заметила, на столе не было лосятины или оленины? Даже птица вся домашняя. Если бы на водопое убил, звери бы сразу почуяли кровь и стали бы ходить в другое место.
        Она сказала счастливо:
        - Хорошо! Завидую и радуюсь за людей, что живут мирно и счастливо. Не всем выпадает удача, но кому выпадает - должен за нее держаться. Второго раза может не быть. Счастье… оно такое капризное…
        Он подумал, проговорил медленно, в своей чуть ли не засыпающей манере, что ее особенно бесило:
        - Не предназначенное тебе счастье, необоснованное приобретение, не уготовленная Творцом удача… это все западни, расставленные для людей слабых и никчемных. Вообще для всех людей! Но слабые в них попадают, а сильные обходят и топают дальше.
        Она фыркнула:
        - Ты загнул что-то уж слишком сложное. И вообще, кто дал тебе право решать за других людей, что им надо, а что не надо?
        Он подумал, указал пальцем наверх:
        - Оно.
        - Кто?
        - Создавшее нас, - объяснил он, - создавшее весь мир и все вокруг мира. Я за справедливость, лапушка.
        Она окрысилась:
        - Я не лапушка!
        - Извини, зверюка.
        - И не зверюка! Я - женщина. Красивая, между прочим. Мог бы и заметить. Ты уничтожил запасы магии Кривого Корня ради справедливости?
        Он кивнул.
        - И ради нее тоже. Все-таки нехорошо, когда одни великим трудом чего-то достигают, а другой просто так получает вдвое больше. От золотой рыбки или джинна из кувшина.
        - А еще ради чего?
        Он зевнул, потянулся, сладко захрустели суставы.
        - Женщина, давай спать.
        Она сказала с вызовом:
        - Ты не ответил!
        - А твои вопросы никогда не кончаются, - сказал он мирно. - Если бы хоть один оказался хоть в чем-то интересным…
        - Ты хочешь сказать, я дура?
        - Зато красивая, - утешил он.
        - Мужчина, - сказала она с презрением. - О чем ты еще можешь думать?
        Он усмехнулся и устремил взгляд на просторный двор, на удаленный лес, на небо, где звезды позванивают тихо-тихо, почти неслышно, а сруб колодца во дворе напоминает горлышко гигантской бутыли с вином, закопанной в древности великанами.
        Она перевела взгляд на его широкую грудь, амулеты на шнурке держатся смирно, мелкие и неказистые, стараются не привлекать к себе внимания.
        - Ты их и на ночь не снимаешь?
        Он покачал головой.
        - Не мешают.
        - Мне бы помешали, - сказала она с вызовом.
        Он подумал, кивнул.
        - Уже надумала? Хорошо, подумаю. Может быть, и сниму.
        Она ощутила, как к лицу прилила жаркая кровь, этот гад так сумел перевернуть ее слова, что можно подумать, можно представить… ах ты мерзавец, да я тебя и близко не подпущу к своей постели, размечтался, вот уже глазки блудливые поблескивают знакомыми огоньками…
        Олег молча наблюдал, как крохотный месяц, словно котенок, медленно полез на дерево, по которому совсем недавно прыгала белка. Барвинок что-то пыхтит и бурчит про себя, но ведет себя смирно, тени длинных густых ресниц на щеках лежат загадочные, глубокие, что-то скрывающие от всех и от него в особенности…
        Он поднялся, медленно поднялся на крыльцо, Барвинок все так же задумчиво смотрит в темную даль, где слышится тоскливый крик какой-то ночной птицы, наклонился к ней и сказал над ухом страшным голосом:
        - Гав!!!
        Она от неожиданности съехала спиной по ступенькам, больно задевая хребтом, перевернулась на живот и отбежала на четвереньках, только тогда вскочила, бледная и трепещущая. Лицо ее было искажено ужасом.
        - Ч-ч-ч-что-о… - пролепетала она, лязгая зубами, - что… это… было?
        - Это я, - честно ответил Олег. Пояснил: - Гавкнул у тебя над ухом.
        - З-з-з-з-зач-ч-чем?
        Он развел руками.
        - Ну, ты же твердила, что я чересчур серьезный… Что совсем не понимаю юмора… Вот я и…
        Она отшатнулась, глаза полезли на лоб.
        - Так это был… юмор?
        - Ну да, - ответил Олег довольно. - Понравилось?
        - Т-т-т-ты… ты… ты…
        - Ага, - согласился Олег, - я. Я рад, что ты довольна, как… сытый лось.
        Не слушая, она очень быстро побежала в кусты, ломая их, в самом деле как озверевший лось. На том месте, где она сидела, осталась небольшая, скромная такая лужица. Олег пожал плечами, вот теперь ей не так скучно, углубился в мысли.
        Барвинок вернулась злая, надутая, села на другом конце и, нахохлившись, долго смотрела в темноту, где время от времени пролетают светлячки, стрекочут кузнечики.
        Чувствовалось, что собирается сказать что-то злое и ехидное, уесть, но волхв медленно заговорил, речь потекла густо, неспешно, пахучая и густая, как патока, и ее сердце перестало трепыхаться в великом возмущении, успокоилось, она ощутила, как в самом деле начинает проникаться красотой и величием ночи…
        И тут он сказал деловито:
        - Вообще-то спать пора. Думаю, постель нам приготовили давно. Ты ляжешь к стенке или с краю?
        Она прошипела, как разъяренная кошка:
        - Вот так сразу? Ты с ума сошел?
        - А что я сказал? - удивился он. - Невинный вопрос…
        - Оскорбительный, - прошипела она тише, вспомнив, что в ночной тиши все слышно очень далеко. - И не подумаю!
        - Это как? Ляжешь посередке?
        Она сказала злым шепотом:
        - Кровать для двоих слишком узка, не находишь?
        Он просветлел лицом, сказал обрадованно:
        - Так ты не собираешься лезть ко мне? Фу, от души отлегло… Тогда лягу на полу, если ты не очень против, хорошо?
        - Очень даже не против, - прошипела она зло. - Еще как не против! Ишь, размечтался.
        Он поднялся и распахнул перед нею дверь, унизив этим жестом еще больше, словно безрукая какая, лось противный, все делает, чтобы обидеть, ну да ладно, она еще покажет…
        В комнате слабо горит одна свеча, волхв молча сбросил волчовку, она задержала дыхание, не в состоянии оторвать взгляд от перекатывающихся под гладкой кожей мышц. Ни капли жира в сухом теле, но мускулов столько, и все объемные, рельефные, выпуклые, что худым назвать волхва никто не сможет.
        Он лег на пол у самой двери, закинул ладони за голову и устремил взгляд в потолок.
        - Хороших тебе снов.
        - И тебе, - отрезала она, - хор-р-роших! Свой хваленый обет целомудрия, надеюсь, держишь крепко?
        - Пока держу, - сообщил он.
        - И давно?
        Он подумал, сообщил:
        - Давно. Я его дал, как только тебя увидел.
        Она ахнула.
        - Да, для мужчины это вечность! Но почему я… Почему?
        - Женщины с такими глазами приносят беды, - объяснил он тяжеловесно. - А я человек пугливый. Стараюсь избегать потрясений.
        - Трус!
        Он подумал, кивнул:
        - Ага.
        - Что «ага»? Согласен, что трус?
        Он развел руками.
        - А что делать, если в самом деле трус? Всегда избегаю драк и вообще любых неприятностей.
        Она сказала ядовито:
        - Ну да, ну да! А те мертвяки из подземного колодца, разбойники на мосту?
        Он пояснил со вздохом:
        - Но что делать, кто-то же должен? И ни на кого не сложить, хотя и хотелось бы.
        Она процедила со злости к такой неслыханной гордыне:
        - Все, я уже сплю.
        Он молча дунул на свечу. В комнате стало темным-темно. Она укрылась одеялом до подбородка и долго прислушивалась, когда же он встанет и пойдет к ней. А пойдет обязательно: либо придумает, что хотел во двор, да вот в темноте заблудился, либо накинется молча, но ее странный спутник дышит тихо и мерно, наконец она ощутила, что веки отяжелели, душа отделяется от тела и начинает летать над цветущим лугом…
        Проснулась свеженькая, как выспавшаяся в уютном гнездышке молодая птичка, повернулась на странный звук льющейся воды. Олег, обнаженный до пояса, умывается над деревянной бадьей. Она сразу поняла, что старается двигаться тихо, чтобы ее не разбудить, даже наклоняется к самой воде, дабы не слишком хлюпала, из-за чего его мускулатура вырисовывается во всей мужской красе.
        Она отбросила одеяло, не на шутку разочарованная, что он так и не попытался к ней лезть. Конечно, шуганула бы, да еще и посмеялась, но все-таки жаль, что не дал ей возможности поглумиться над переразвитым мужским самомнением.
        - Доброе утро, - сказала она сладеньким голоском.
        Он оглянулся, повернулся, она поперхнулась, глядя на широкие и вздутые пластины его груди. Широко расставленные плечи увенчаны толстыми шарами из мышц, кожа блестит, как у искупанного коня, на животе шесть кубиков, нет, даже восемь, на боках ни капли жира, и сам он чересчур хорошо сложен даже для циркового борца. Вчера при скудном свете рассмотрела только, что он весь в мускулах, но сейчас видит - в каких, дыхание перехватывает…
        - Доброе, - ответил он мирно, - хорошо спалось?
        Ей почудилась каверза, спросила задиристо:
        - А тебе? Что-то вода грязная… Может, ночью рыскал по округе, искал, где в прошлом году косточку закопал?
        Он в задумчивости посмотрел на широкие ладони, повернул так и эдак. Ей показалось, что под ногтями по-прежнему полно набившейся грязи.
        - Зачем мне искать косточку? - спросил он в недоумении. - Нет, я не искал косточку.
        Она закусила губу, а он опустил ладони в воду и, похоже, старался выковырять там въевшуюся грязь. Внизу послышались голоса, женский смех, она узнала жену хозяина.
        Олег ухмыльнулся, а она сказала с едва заметной ноткой зависти:
        - Хорошо живут! Счастливо!.. Никаких забот. Вода сама крутит колесо, только подсыпай зерно…
        Олег хмыкнул.
        - Да и то не они подсыпают, - сообщил он серьезным голосом. - Сами же крестьяне и засыпают сверху зерно, а внизу подставляют мешки под муку. Он только присматривает… да отбирает свою долю за помол.
        - Я и говорю, хорошо живут.
        - Очень, - согласился Олег. - Столько лет, никакого ремонта! Даже жернова не стерлись, вот что интересно.
        - Да? - удивилась она.
        - Ты на такие мелочи внимания не обращаешь, женщина. Для тебя куда важнее проблемы, хорошо ли уложены волосы, не слишком ли загустились брови и что за новый прыщик на носу…
        Он говорил с такой убежденностью, что она невольно потрогала нос, тут же рассердилась на себя за такое доверие, и к кому, бесчувственному чурбану, который даже не попытался залезть к ней в постель, что за оскорбительное отношение!
        - Подумаешь, проблемы.
        Он пожал плечами.
        - Да-да, конечно. Ладно, пойдем. Думаю, нас не оставят на завтрак.
        - Почему так думаешь?
        - Предполагаю, - ответил он сумрачно.
        Глава 4
        Хозяин, мрачный и расстроенный, стоял на крыльце и, упершись кулаками в бока, смотрел на ползающую на коленках жену среди еще вчера роскошных цветов, а сегодня поникших, потерявших яркие краски, словно крылья бабочки, с которых стерли пыльцу.
        Олег бросил быстрый взгляд через его плечо. Водяное колесо вращается все медленнее, да и то дивно, что такая тонкая струйка воды крутила такую махину. Но это разве что красотка с ее кукольным личиком не обращает внимания на такие мелочи, но он заметил еще вчера, когда подходили к дому.
        - Доброе утро, - сказал он вежливо. - Нигде так хорошо не спалось, как под вашей крышей!.. Счастливые вы люди, как говорит моя женщина.
        Барвинок снова зло зашипела, даже попыталась наступить ему побольнее на ногу, какая она ему женщина, она ничья женщина, но Олег даже не заметил, тяжелый и бесчувственный, как мельничные жернова.
        Мельник ответил, не отрывая от жены взгляда:
        - Да-да… Но сейчас у нас неожиданная напасть… Вас не обидит, если я вам дам на дорогу сыра и хлеба? А то мы не скоро сядем за стол.
        Барвинок закусила губу, а Олег ответил степенно:
        - Премного благодарствуем. Я и моя женщина.
        Она стиснула зубы и, сладенько улыбнувшись, попыталась хотя бы ущипнуть этого нахала за бок, но проще ущипнуть валун. Она вспомнила, какие у него тугие мышцы, нахохлилась.
        В комнате хозяин быстро собрал им в чистый платок две ковриги хлеба и круг сыра, Олег снова поблагодарил, а Барвинок поулыбалась и пощебетала, как им было у них приятно, как приятно, как восхитительно….
        Когда они, оседлав коней, начали отдаляться от мельницы, Барвинок украдкой оглянулась. Колесо перестало вращаться, вода все еще бежит по нему, но лопасти уже не сдвигаются с места. Дом разом постарел, одряхлел, Барвинок вообще показалось, что вот-вот рухнет, рассыплется гнилой трухой.
        - Что случилось? - прошептала она. - Мы как будто какую заразу занесли…
        Он похлопал своего коня по шее, посмотрел на нее внимательно.
        - Близко, - сказал он одобрительно, - близко…
        Она дернулась, как ужаленная. Глаза сверкали яростью.
        - Не шути над людскими несчастьями!
        - Какие несчастья? - удивился он.
        - Ты видел, у них и цветы разом завяли, колесо перестало крутиться, дом разрушается…
        Он хмыкнул.
        - У них рук нет, что ли? И он, и его жена - здоровые еще, сильные, крепкие. Потрудятся - все будет. Никакого несчастья я не увидел.
        - Грубый ты. И бесчувственный.
        - Я?
        - Да, ты. Что глазки делаешь? Все равно у совы круглее.
        Он пробормотал:
        - Да это я как-то все обвинял в бесчувственности одного лохматого… Но чтоб меня… гм… Хотя, может быть, кто-то по дури мог, мог…
        Она задохнулась от возмущения.
        - По дури? Это ты считаешь дурью? Может быть, ты даже чуткий и нежный?
        Он удивился:
        - А как же? А самый он и есть.
        Она умолкла, решив, что издевается, но его лицо оставалось абсолютно спокойным и уверенным в своей правоте, словно он скала на пути ветров, а те вместе с мусором несут всяких мелких птиц, на писк которых обращать внимания не стоит.
        Кони идут весело, отоспались, сами без побуждения срываются на рысь, а затем и в галоп, если не остановишь, далекие холмы двигаются навстречу все быстрее.
        Когда и они приблизились вплотную, а потом расступились, с одного из них открылся вид на зеленую долину, расчерченную полями и огородами. Почти посредине просторно раскинулся город, где среди высоких старинных зданий зияют проплешины пустырей, лугов и даже пастбищ.
        Кони шли галопом, скоро Барвинок рассмотрела, что дома добротные, каменные, деревянные только на окраине, крыши блестят тускло, в городе ни деревца, только небольшой пруд да две высокие башни со следами времени.
        - Ну вот, - сказал Олег с удовлетворением, - Коростень. Добрались наконец-то. Какой же я все-таки молодец!
        - Чего вдруг? - спросила она враждебно.
        - Довез в целости, - объяснил он. - Не прибил… ни разу.
        - А хотелось?
        - Еще бы, - ответил он.
        - Очень?
        - Да когда как…
        - А чего ж не прибил?
        Он подумал, объяснил честно:
        - Добрый я. Терпеливый. Все вынес, как видишь. Когда другие будут тебя лупить, как сидорову козу, вспоминай мое неслыханное терпение и несказанную доброту.
        Она не нашлась с ответом, молча пустила коня следом. Город приближался медленно, стена вокруг деревянная, простой частокол, хотя жители могли бы раскошелиться и на каменную, а то как в большом селе…
        - Место для мудреца, - обронил Олег. Заметив ее недоумевающий взгляд, пояснил благосклонно: - Уединение нужно искать в больших городах.
        Она поморщилась:
        - Ты меня уже замучил прописными истинами!
        - Полезные истины, - сказал он нравоучительно, - следует говорить и повторять как можно чаще.
        Ее передернуло, словно хлебнула вместо яблочного сока крепкого уксуса.
        На воротах стражи взимают плату с хозяев нагруженных телег. Барвинок начала придерживать коня, ее лицо стало серьезным, очень серьезным, такой волхв ее еще не видел. Глаза трагически расширились, брови сдвинуты, а пухлые и всегда слегка приоткрытые губы, словно в постоянной готовности к поцелуям, сейчас плотно сжаты.
        Конь волхва пошел было вперед, но Барвинок перехватила его за повод и удержала.
        - Погоди, - произнесла она напряженным голосом. - Как это я раньше не догадалась… Но слишком уж было невероятно! А сейчас, когда вспоминаю, все как на ладони… Что я за дура? В деревне ты едва не убил Кривого Корня, но магию у него отобрал точно. Так? Дальше… Нас угостили на скатерти-самобранке, но после нашего появления и она… потеряла всю магию.
        - Не после появления, - поправил он. - А потом. Перед нашим уходом.
        - Значит, - сказала она торопливо, - не отрицаешь. Потом мельник… Это не случайно после нашей ночевки и цветы завяли, и колесо перестало крутиться, и сам дом сразу постарел?
        Он смотрел на нее серьезными зелеными глазами, но она не могла понять их выражения, хотя обычно мужчин читает, как открытую книгу, где мало букв, а одни картинки.
        - И что?
        Она перевела дыхание и выпалила:
        - Так это ты и есть?
        - Кто, - осведомился он, - я есмь?
        - Воин, - прокричала она обвиняюще, - что убивает магов? А ты мне нагло врал, что это брехня! Ты сам брехло!.. Как можно врать? Это нехорошо! Ты смотрел мне в глаза и врал?
        Она задыхалась, не находя слов от великого возмущения, от обиды, едва не бросилась на него с кулаками, а потом просто разревелась. Он с минуту смотрел, как она всхлипывала, размазывая кулачками слезы по щекам, придвинул коня вплотную к ее лошадке и дружески обнял за узкие плечики.
        - Я не врал, - сказал он мягко. - Вспомни мои слова. Любая горечь с годами забывается, и если тот человек начал убивать колдунов из-за мести, то уже прекратил бы. Человек не может страдать так долго. Вернее, у него будут новые причины страдать. А если еще и старым ранам болеть, он сойдет с ума. Вообще род людской прекратится.
        Она, все еще вздрагивая всем телом от бурного плача, прокричала:
        - Так почему же?
        - Месть, - проговорил он мягко, - это мелко. И не совсем достойно, хотя и… понятно. Даже оправданно… почти всегда. Но чувство мести выгорает быстро. А вот другое чувство…
        - Какое?
        - Чувство справедливости, - ответил он. - Только оно может расти и укрепляться всю жизнь. И пускать корни в мысли и поступки.
        Она подняла голову, глаза красные, как у карасика, отчаянные, но взглянула с некоторой надеждой:
        - Значит, ты не мстишь за убитую жену?
        - Жену? - переспросил он с недоумением. - Нет, конечно. У меня нет жены… У меня совсем другие причины воевать с колдовством, магией, волшебством и любым чародейством. Я бы сказал, более… высокие, что ли, если бы сам не чурался слишком красивых слов.
        Она ощутила, что жизнь возвращается к ней не струйкой, а бурным потоком, всхлипнула еще разок, вытерла лицо ладошками.
        - Как это нет жены? У тебя - и нет?
        - Нет, - ответил он. - Была, но в прошлом году ушла к богатому и красивому купцу.
        Она ахнула:
        - И ты ее отпустил?
        Он посмотрел с недоумением:
        - А почему нет? Он хороший человек, к тому же может дать ей все, что она хотела: богатый уютный дом, покой, приличных соседей, всю жизнь на одном месте… женщины, как догадываешься, не любят таскаться с места на место вслед за мужьями…
        Она возразила почти весело:
        - Ты за всех женщин не говори! Это мужчины все одинаковые, а мы, женщины… ну, почти все, но все-таки не все.
        Он соглашался, кивал, этот зайчик ожил, машет лапками, стрекочет, на время даже забыл про главное обвинение, но это ненадолго, вот-вот спросит…
        …а он не знает, как ответить, как объяснить, если сам даже для себя не сформулировал, просто твердо знает, что так надо, что ему велено Тем, Кто создает и лепит род людской, что иначе всему роду людскому то ли сгореть дотла в небесном огне, что падет на землю, то ли утонуть в воде, что покроет все земли, то ли умереть от мора, который истребит человечество, забывшее, что перед ним есть Цель и к ней надо идти.
        Часовые на воротах лишь покосились недовольно на двух всадников. С таких пустышек надо бы драть вдвое, да власти не велят, могут оказаться важными гонцами, ладно, проезжайте…
        Волхв в городе так же невозмутимо взирал с высоты седла, как и в степи. Она поглядывала на него со страхом и осторожностью, это совсем не тот человек, который поймал ее, падающую с дерева, который везде защищал и берег, хотя и не показывал виду, такие мужчины тоже есть, хотя и великая редкость, настолько великая, что и не верится, каждую минуту ждешь, что прикидывается, а на самом деле уже мысленно тащит ее в постель…
        За его бесстрастностью, похоже, кроется нечто иное, пару раз она отчетливо ощутила идущий от него странный жар, словно в его груди разгорается жаровня, полная углей, но тут же спохватывается и запахивается в плотный доспех с головы до ног, ничто не выскальзывает наружу.
        Когда городские ворота остались за спиной, а подковы вместо сухой земли звонко застучали по булыжникам мостовой, Барвинок ощутила, как волхв неспешно скосил глаза в ее сторону.
        - Ну вот, - прозвучал его отвратительно спокойный голос, - и приехали. Твой город!
        Она кивнула:
        - Спасибо, что скрасил мне дорогу. Поедешь дальше?
        Он покачал головой:
        - Дальше три дня по голой степи. Переночую здесь, а с утра и отправлюсь. Прощай!
        Она повернула к нему голову. Он чувствовал ее взгляд, но продолжал смотреть вперед, инстинктивно оттягивая неприятный момент, однако Барвинок заехала чуть вперед, чтобы видеть его лицо, ее глаза стали требовательными.
        - Тебя оболгали, - произнесла она совсем не щебечущим голосом, - что убиваешь из-за мести. Но все-таки ты и есть то чудовище, которые истребляет магов.
        Она говорила почти шепотом, чтобы не слышали прохожие, он кивнул и с великой неохотой разлепил губы:
        - Наверное. Если я такой один.
        - Один, - подтвердила она. - Вообще-то магов ненавидят многие, но все из зависти. Каждый хотел бы стать магом. Но вот чтобы начать их истреблять холодно и безжалостно… Почему?
        Он тяжело вздохнул, в груди словно огромная льдина, что медленно тает и продавливается в желудок, чувство потери растет, но Барвинок смотрит требовательно, и он проговорил с великой неохотой:
        - Я же сказал, чувство справедливости… Неловко об этом говорить, будто чем-то бахвалюсь, вот я какой замечательный, а все остальные дураки и воры, но… что делать, меня ведет именно оно… сейчас, по крайней мере. Потом, может быть, что-то другое завладеет мною, но сейчас, гм…
        Вдали на перекрестке улиц показался высокий просторный дом, огороженный невысоким забором, коза перепрыгнет, Барвинок покосилась по сторонам, все заняты своими делами, да и далеко, прошипела зло:
        - Какая может быть справедливость в убийстве?
        - Нет справедливости, - согласился он, - но есть необходимость.
        - Убивать?
        - Делать нужное, - ответил он. - Знаешь, как делать без убийств? Скажи. Я с радостью обойдусь без них.
        Она прошипела:
        - Да кем ты себя считаешь?
        Он снова задумался, эта манера думать над каждым ответом дико раздражает, мыслитель нашелся, с такими мышцами умных не бывает, ответил рассудительно:
        - Да как-то все равно, кем считаю. Главное, что делаю.
        - А что делаешь?
        Он снова задумался, потом ответил очень серьезно:
        - Истребляю колдунов.
        Она добавила ядовито:
        - А также волшебников, магов, чародеев…
        Он равнодушно отмахнулся:
        - Да какая разница? Все одинаковы.
        Она произнесла с ужасом:
        - Не могу себе представить, что ты и есть человек, которого ненавидят все!
        Он пожал плечами.
        - Ну, уж и все…
        - Все, кто о тебе слышал, - сказала она с нажимом. - Или вообще слышал о некоем человеке, который зачем-то… или в своем сумасшествии уничтожает не только колдунов, магов, чародеев и волшебников, но и все источники магии!
        Он покачал головой.
        - До источника никому не добраться. К счастью. Я уничтожаю только запасы! Хранилища.
        - Пусть так, - согласилась она. - Кроме того, уничтожаешь волшебные вещи. Мечи-кладенцы, скатерти-самобранки, кольца, браслеты, доспехи, ковры-самолеты, шапки-невидимки, дудочки, молодильные яблоки, зеркала… убиваешь жар-птиц, а по слухам, ты Сирина и Алконоста тоже убил… чудовище!
        - Птичек жалко?
        - Чудовище, - повторила она с ужасом. - Ты уничтожаешь у людей надежду на лучшую жизнь!
        - Да? - переспросил он. - А я думал, даю.
        - Надежду?
        - Лучшую жизнь, - уточнил он. - Ладно, мы едем или нет? Мой конь исстрадался, глядя на постоялый двор. У тебя есть в городе где остановиться?
        - Нет, - ответила она быстро.
        - Тогда и тебе сюда, - рассудил он.
        Глава 5
        Они оставили коней у коновязи, слуги сами отведут в конюшню, если, конечно, для хозяев найдется свободная комната, Барвинок поднялась вслед за волхвом по ступенькам крыльца в сени, пахнет вином и мочой, а дальше в комнате с лестницей наверх и большой дверью направо расположился за стойкой широкий в плечах мужик с хитрой широкой мордой и веселыми разбойничьими глазами.
        Она сразу ощутила его цепкий ощупывающий взгляд, но к этому привыкла, мужчины все так смотрят, только этот волхв упал с луны, сдержанно улыбнулась, хозяина нужно расположить к ним с первой же минуты.
        - Здравствуйте.
        Он поднялся, крупный, улыбающийся, в распахнутой на груди рубашке и с закатанными выше локтей рукавами.
        - Что желаете? - поинтересовался он самым доброжелательным голосом. - Комнату, стол, вино?
        - Всё, - ответил Олег.
        Хозяин посмотрел на маленькую женщину рядом с Олегом. Зубы коротко блеснули в мимолетной улыбке.
        - Еды и питья вдоволь, но комнаты заняты, сожалею.
        - Все? - спросил Олег с недоверием.
        Хозяин виновато развел руками:
        - Кроме одной под самой крышей. Не знаю, жалеть, что комнат нет, или гордиться…
        Олег махнул рукой.
        - На чердаке? Сойдет. Мы не жить сюда приехали.
        - Там одна постель, - сообщил хозяин. - И вообще… должен предупредить, в ней никто не селится.
        - Почему?
        Он снизил голос:
        - Говорят, там появляется иногда… совсем-совсем редко!.. нечто.
        - Как это нечто?
        Хозяин развел руками:
        - Одни говорят, привидение, другие - оборотни. Народ не очень верит в такие россказни, мало ли что пригрезится после хорошей выпивки! Но селиться туда не хотят. Потому сдаю только самым отважным. И за полцены.
        Барвинок бросила на Олега короткий взгляд. На что волхв купится: захочет показаться отважным, польстится на сниженную цену или просто не поверит в призраков?
        - Сойдет, - повторил Олег.
        - Правда, - добавил хозяин озабоченно, - комната несколько холодновата. Труба идет мимо.
        - Ничего, - ответил Олег, Барвинок заметила, как он бросил взгляд в ее сторону, - мы согреться сумеем.
        Хозяин даже не повел глазом в ее сторону, но Барвинок ощутила, что этот ушлый жук все понял верно, но не позволил себе выпустить похабнейшую улыбку на гадкую мужскую рожу, некоторые клиенты не любят вольностей, все-таки он слуга, хоть и хозяин, только вежливо поклонился и сказал довольно:
        - Тогда деньги вперед… и вот вам ключ!
        Барвинок решила, что пора показать свой независимый характер и напомнить, что не все даже в этом мире решают мужчины.
        - А как насчет второй кровати? - спросила она. - Можно принести из кладовки еще одну и поставить в другом углу?
        Хозяин раскрыл рот и уставился на нее с удивлением. Потом перевел обалделый взгляд на Олега.
        - Что это с вашей спутницей?
        Олег отмахнулся:
        - Это она так шутит. Поспит, как обычно, на полу. У кровати, раз уж у меня нет с собой собаки. Внизу там есть чем перекусить?
        - Моя жена только что сварила хар-р-ррошую баранью похлебку. А на горячее есть бараньи ребрышки.
        - Люблю бараньи ребрышки, - сказал Олег. - Тогда сперва пообедаем, а комнату пусть приведут в порядок.
        Хозяин поморщился, явно не понимает, что такое наводить порядок, комната же есть, что еще, а Олег кивнул рассерженной лекарше, толкнул дверь в харчевню.
        За столами подняли головы, едва они переступили порог. Барвинок ощутила на себе оценивающие взгляды, в корчме почти одни мужчины, грубо одетые, с грубыми лицами и грубыми голосами. Даже смех грубый, жестокий, неприятный, но смеются только за одним столом, за другими же сидят и пьют угрюмые, нахмуренные, бросающие по сторонам злые неприязненные взгляды.
        Женщины, их здесь три, сразу обратили внимание на Олега. Барвинок ревниво зашипела, когда они подобрались, заулыбались, начали принимать соблазнительные позы, выпячивая то переднюю часть, то жирные задницы.
        Олег окинул зал безразличным взглядом и, сойдя на две ступеньки, пошел между столами. Из-за одного кто-то из гуляк подставил ему ногу, Олег смотрел прямо перед собой ничего не выражающим взглядом, но его тяжелый сапог с металлическими подковками опустился очень точно. Барвинок не услышала хруст тонких косточек, стопа вообще легко повреждается, но гуляка взвыл не своим голосом.
        Волхв остановился и, продолжая стоять на ноге несчастного всем весом, поинтересовался:
        - Чё, ты хочешь что-то сказать?
        Тот стонал, хватался за край стола и пытался выдернуть ногу, но Олег словно превратился в каменную скалу, стоит неподвижно и смотрит с вялым интересом.
        Остальные за столом притихли и зыркали непонимающе то на одного, то на другого. Наконец Олег махнул рукой и сказал Барвинок:
        - Странные здесь люди…
        Она шла за ним, не дыша, выпрямившись и стараясь выглядеть так же грозно, как и эти люди. Олег сел за дальний столик, выбрав место так, чтобы видеть и входящих, и дверь кухни.
        Барвинок брезгливо потрогала свой край стола, тут же подошла молодая женщина с чистой тряпкой и старательно вытерла столешницу, обещающе улыбаясь Олегу и наклоняясь так, что из низкого выреза вот-вот вывалятся белоснежные и жаркие груди…
        Олег, к ее негодованию, в самом деле засмотрелся с явным удовольствием.
        Барвинок сказала резко:
        - Нам жареной баранины!.. Лучше ребрышки. С кашей.
        Женщина улыбнулась, проворковала ласково:
        - А вина?
        - И вина, - сказала Барвинок, стараясь, чтобы голос звучал твердо. - Лучшего!
        - Будет исполнено, - ответила женщина и на всякий случай улыбнулась и Барвинок, но не так, как Олегу, увы, совсем не так. - Ребрышки как раз жарятся, ждать недолго. А вино принесу сейчас…
        Она снова улыбнулась Олегу и удалилась, старательно двигая из стороны в сторону толстым задом.
        - Корова, - прошипела Барвинок. - Толстая корова.
        Олег ответил мирно:
        - Ну и что? Главное, чтобы молоко было.
        - У нее есть, - заверила Барвинок. - Даже кофта на груди промокла!.. Еще кормит. Рожает и кормит, рожает и кормит. Не переставая.
        Олег зевнул.
        - Может быть, у нее это первый ребенок.
        - Первый? - изумилась она. - Да такие начинают рожать с тринадцати лет!.. И не перестают до старости. Потому что никому не отказывают.
        - Хорошие женщины, - сказал он одобрительно. - Добрые. Дают людям ту радость, которая им доступна.
        Женщина вернулась, начиная улыбаться еще с полдороги, и поставила на стол кувшин и две чаши. Снова упершись руками о край стола, она игриво подвигала плечами, в глазах приглашение к более тесному знакомству.
        - Что-нибудь еще?
        Барвинок сказала сухо:
        - Я же сказала, мяса!
        - Сейчас снимают со сковороды, - заверила она с теплой улыбкой на широком лице. - А пока могу предложить пирожки, блины, оладьи с медом…
        - Оладьи с медом, - сказал Олег. - Люблю оладьи с медом. И вообще сладкое.
        Она замедленно повернулась, чтобы он получше рассмотрел ее крупную грудь сбоку, бросила многозначительный взгляд и удалилась, еще мощнее двигая бедрами.
        Барвинок прошипела еще злее:
        - Ишь, оладьи с медом! На сладкое потянуло?
        - Я всегда любил сладкое, - ответил Олег в недоумении.
        - Это я поняла!
        - С детства, - сказал Олег.
        - Ага, даже с детства!
        - У нас в лесу пчел много, - сказал он мечтательно.
        - Эта корова не такая уж и сладкая, - сказала она сдавленным от негодования голосом. - И на оладьи с медом совсем не тянет!
        - Не тянет, - согласился Олег. Она с облегчением вздохнула, а он добавил: - Разве что на пирог… Большой, с медовыми сотами внутри…
        Она сказала саркастически:
        - Размечтался! Вон слюни потекли. Ну что ты за человек? То занудный до невозможности со своими ученостями, то просто я не знаю кто!
        - Сложный, значит, - сказал Олег с удовлетворением. - Богатая натура. Да, я сам иногда вижу, какой я мудрый и вообще. Сижу и думаю: это я от природы такой или сам себя обучил?
        Она задохнулась от возмущения.
        - Ты высокомерный зануда!.. И ничего больше.
        - Правда? - переспросил он. - Не… все-таки думаю, во мне есть что-то еще.
        - Кроме вина и мяса с бараньих ребрышек? - уточнила она.
        Молодая женщина, где бы ни находилась, игриво поглядывала в их сторону. Олег насыщался молча, ничего не замечая, а Барвинок злилась, впереди еще не один заказ, а потом она еще увяжется показывать им комнату, где толстая дура с мощным выменем постарается угодить понравившемуся мужчине насчет постели и прочего.
        Олег без стука опустил на удивительно чистую столешницу чашу, Барвинок отметила этот непривычный здесь жест, за всеми столами мужчины словно бьют ими разбегающихся тараканов, разговаривают громко и вызывающе, рассматривают всех нагло и вообще стараются выглядеть большими и опасными.
        - Неплохо, - заметил он. Перехватив ее взгляд, пояснил: - Неплохо кормят. Ладно, отдыхай, я пройдусь перед сном по городу.
        Он поднялся, отодвинув стул, Барвинок поспешно вскочила.
        - Я с тобой!
        Он посмотрел с сомнением:
        - Стоит ли?
        - А в чем дело?
        - Да мало ли куда восхочу…
        В его сильном голосе прозвучала насмешка. Барвинок сразу ощетинилась, ответила резче, чем хотела:
        - Прослежу, чтобы не восхотел.
        Он усмехнулся как-то непонятно, она и раньше не могла истолковать эту загадочную улыбочку, пошел к выходу, и снова его все провожали взглядами. Ее тоже, она это знает, но сейчас впервые смотрели больше на ее спутника, что и злило, и странным образом льстило.
        Во дворе народ толпится у самых ворот, галдит, некоторые подпрыгивают, стараясь увидеть нечто через головы. Олег собирался пройти равнодушно мимо, Барвинок взмолилась:
        - Что ты как чурбан, для тебя ничего интересного на свете вообще нет?
        - Здесь нет.
        - Да откуда ты знаешь?
        - А ты не чувствуешь?
        Она, не слушая, пролезла между двумя мужиками, Олег с неодобрением посмотрел вслед, подумал, вдвинулся следом. Ему поспешно уступили, никто не хочет быть затоптанным или раздавленным.
        В середине круга худой и похожий на ворона человек держал за руку одного из толпы и, глядя на ладонь, нараспев рассказывал, кто тот такой, что с ним было и что будет. Тот, кому гадают, время от времени ахал и делал большие глаза, а в толпе восторженно орали.
        Барвинок смотрела, затаив дыхание. Гадальщик отпустил ладонь, из толпы тут же вышел здоровенный мужик, настоящий великан, и требовательно протянул ладонь.
        - Гадай мне!.. Со мной не пожульничаешь!
        Гадальщик усмехнулся, взял гиганта за руку.
        - Не боишься? - спросил он, улыбка на губах проскользнула коварная. - А то бывает гадание и опасным…
        - Я ничего не боюсь, - сказал великан с вызовом. - Меня здесь знают, сразу увидят, если врешь.
        Гадальщик усмехнулся шире.
        - Что ты, зачем мне обманывать. Ты…
        Он начал рассказывать медленно и нараспев, не сводя взгляда со здоровяка. Олег морщился, это же нечестно, у того все на лице написано, а на каждое слово гадальщика он реагирует так, что сразу можно понять, кто он, откуда, кем работает, женат или нет и даже что его ждет…
        Барвинок слушала завороженно, толпа то и дело взрывается восторженными воплями, что значит, гадальщик все говорит точно, а когда начал сообщать замогильным голосом, что ждет гиганта, все благоговейно затихли и внимали в торжественной тишине.
        В какой-то момент гадальщик бросил взгляд в сторону, Барвинок видела мгновенное замешательство, даже голос дрогнул, а щеки побледнели, однако кое-как собрался с собой и сказал утомленным голосом:
        - Все… благословенное прикосновение богов покинуло меня… Нужно собраться с силами, потом… продолжу… может быть… позже…
        В толпе разочарованно заговорили, со всех сторон предлагали зайти к ним, отдохнуть, покормят хорошо, но гадальщик мотал головой. Постепенно все разошлись, он поднял усталый взгляд на Олега.
        - Мир тесен, - проговорил он невесело.
        - Еще как, - подтвердил Олег, - снова за старое?
        Гадальщик пожал плечами.
        - Разве это одно и то же? Я давно не ворую, если ты это имел в виду.
        - Не это, - возразил Олег. Он бросил быстрый взгляд на удивленную донельзя Барвинок. - Закрой рот, ворона влетит… Нет, это не тебе. Воруешь ты или гадаешь - это все равно. Может быть, воровать - честнее, чем вот так… Там хоть без обмана, человек сразу же начинает работать больше, чтобы вернуть потерянное, а тут… развешивают уши и ждут незаслуженного счастья с неба.
        Гадальщик тоже бросил взгляд на Барвинок, стоит ли говорить при женщине, но волхв, похоже, ей доверяет, и сказал с натянутой улыбкой:
        - Ты же умный человек, ну как такой простой вещи не понимаешь…
        - Какой?
        - Люди, - сказал гадальщик, - по природе своей - твари ленивые и тупые, хотя все считают себя хитрыми. И чем тварь тупее, тем больше на себя берет! Царями готова командовать, чтобы научить их, как жить… Но сами верят в то, что можно предсказать будущее. В предначертанность, в пророчества, в избранность, и, конечно, все мечтают быть избранными.
        Говорил он правильно, даже по-книжному, совсем не так, как обычно разговаривают бродячие гадальщики, люди хитрые, но недалекие. Она быстро переводила взгляд с Олега на него и обратно, стараясь уловить, что же между ними было и что произошло, почему волхв настолько враждебен, а гадальщик лишь выглядит спокойным, но она чувствует его сильнейший страх.
        - Верят, - согласился Олег, - пока что. Но когда-то перестанут. Мы должны приближать это время, а не потакать слабым и неумным.
        Гадальщик покачал головой.
        - Не перестанут.
        - Не сегодня, - согласился Олег, - но когда-то?
        - Никогда не перестанут, - возразил гадальщик. Она видела, что он боится спорить с Олегом, однако и соглашаться не позволяет гордость. - Люди не меняются, Богоборец.
        - Сами нет, - сказал Олег, - но их можно менять.
        - Пока что это никому не удавалось, - сказал гадальщик. - И не удастся.
        - Их нужно просвещать, - сказал Олег, - а не наживаться на их невежестве.
        - Они сами жаждут быть в невежестве, - возразил гадальщик. - Грамотных не любят, сам знаешь. Зато красивую дурость всегда предпочтут правде. Любую правду затопчут, когда к красивой брехне бросятся.
        - Когда-то перестанут бросаться.
        - Никогда, - заверил гадальщик.
        - Так и останутся идиотами?
        Гадальщик посмотрел почти с сожалением:
        - Где ты видел, чтобы люди поступали по уму? Ими всеми двигают страсти, страстишки, заблуждения, суеверия, желания, хотения. Что твоя магия дает? Счастье?.. А моя обещает о-о-о-о-громное счастье. Такое огромное, что ни в одни ворота не влезет.
        Олег бросил резко:
        - Но моя в самом деле дает!
        - Ну и что? А моя намного больше… обещает. И человек пойдет за моей, потому что вера в чудо лежит в нашей природе. Каждый хочет без труда вытащить рыбку из пруда. В этом твое поражение, Олег. Ты всегда ставил на разум человека, но человек - тварь неразумная. И разумных поступков от него ждать - что козла доить.
        Олег развел руками:
        - Другого человечества у нас нет. Я предпочитаю тащить и подпинывать хоть такое, чем махнуть рукой и жить, пользуясь его дуростью.
        Гадальщик, как видела Барвинок, настолько чувствовал себя правым, что перестал страшиться волхва, хотя Барвинок не понимала, почему его вообще следует бояться.
        Олег покачал головой:
        - Прощай. Рано ты сдался.
        Барвинок все-таки уловила вздох облегчения со стороны гадальщика, когда они пошли прочь.
        Глава 6
        На соседнем перекрестке народ толпился возле наперсточника. Барвинок с детства знала эту игру: под один из трех наперстков кладется горошина, нужно быстро так подвигать наперстки, меняя местами, чтобы запутать наблюдающих.
        В нее играют во дворах, в доме, на улицах, а самые ловкие сделали это работой: кто угадает - получает монету, кто не угадывает - отдает две.
        Казалось бы, невыгодно, но все так уверены, что угадают, что снова и снова вступают в игру, тем более что у профессионалов-наперсточников правило: менять местами наперстки не больше трех раз. Ну как не запомнить, где горошина!
        Олег посмотрел брезгливо как на самого наперсточника, так и на галдящих возбужденно людей, потные и с горящими глазами, сжимают в ладонях монеты, делают ставки, орут, толкаются…
        Барвинок посмотрела на них, на волхва, спросила воинственно:
        - И здесь тебе не так?
        Он пробормотал задумчиво:
        - Войну, что ли, затеять?.. Враз эта дурь вылетит… Или саранчу напустить…
        - Ты что? - вскрикнула Барвинок. - О чем ты?
        - Да клин клином, - ответил Олег. - Жаль, иное лекарство горше самой болезни.
        - Ты их ненавидишь, - определила Барвинок. - Я же вижу. Откуда в тебе столько злости? Лучше бы орал и ругался. Несешь в себе океан злобы… Смотри не споткнись! А то выльется, отравит полмира… Это же просто люди, нормальные, не преступники…
        - Они могут стать лучше, - отрезал Олег.
        - Могут, - согласилась она. - И что?
        - Значит, - сказал он еще резче, - должны!
        Она вздохнула и возвела очи к небу.
        - Скажи, - спросила она неожиданно, - ты готов их убить всех?
        Он посмотрел на нее в некотором удивлении:
        - А этих за что?
        - За то же самое, - сказала она. Увидев, что волхв не понял, сказала терпеливо: - Они верят в удачу! Они жаждут чуда… ну не чуда, а того, что именно вот он угадает, под каким наперстком горошина, и сразу станет богатым. Они хотят получить, как и все люди жаждут, много и сразу… не истязая себя тяжким и долгим трудом.
        Они уже прошли мимо, но Олег остановился, оглянулся. На лице проступило суровое выражение, а она, испугавшись, что странный человек в самом деле послушается ее подсказки, с силой потянула его за рукав.
        - Пойдем-пойдем, здесь ничего интересного!
        Он пошел нехотя, но еще дважды оглянулся, и она видела, что его мысли заняты наперсточником и толпой вокруг него.
        Несмотря на вечер, торговые лавки все открыты, Олег прошел мимо целого ряда, лицо становилось строже и серьезнее, Барвинок с жалостью видела, как в зеленых, как молодая трава, глазах растет тоска. На него заглядываются все женщины, от подростков до зрелых матрон, другой бы шел петухом, горделиво и хвастливо поглядывал бы по сторонам и выбирал самых лакомых для утех, а этот даже непонятно о чем думает.
        - Богатый базар, - заметила она громко. - Как думаешь, в других городах есть что-то подобное?
        - К сожалению, - буркнул он.
        Она переспросила:
        - Что к сожалению? Есть или нет?
        - Есть, - сказал он тоскливо и пояснил тяжеловесно: - Если бы только в этом городе! Тогда можно бы залить огнем с неба… или опустить на дно озера, чтоб никто не выбрался…
        Она ахнула.
        - О чем ты говоришь? Что тебе не так?
        - Посмотри, - буркнул он, - чем торгуют.
        Она бросила взгляд на широкий прилавок лавки, мимо которой шли. Все то же самое, что и в других: изделия местных умельцев, кое-что из привозного, а еще множество амулетов на все случаи жизни, от самых дешевых до очень дорогих.
        - И что? - переспросила она в недоумении. - Так везде, ничего особенного!
        Он вздохнул:
        - В том все и дело.
        - В чем?
        - И что ничего особенного, - пояснил он, - и что так везде.
        - А должно быть?
        - Должно, - громыхнул он так, что прохожие отскочили в испуге, - должно быть не так! А так быть не должно.
        Она не решилась донимать вопросами, он злится, когда приходится объяснять нечто ему хорошо понятное и ясное, никак не может понять, что другие не видят того, что происходит в его перевернутых мозгах, и не могут ему помочь выправить странные мысли, чтобы стал здоровым, как и все.
        Окончательно его добила огромная толпа народу на главной городской площади. Некогда просторный луг, оставленный для выпаса общественного скота, заполонили возбужденно галдящие мужчины, женщин почти нет, а те немногие, что пришли, держатся стеснительно сзади и только с мольбой поглядывают на мужчин.
        Барвинок впервые столкнулась с таким видом развлечения, как она сперва решила, подпрыгивала и заглядывала через головы, как там раздают металлические кружочки с выдавленными цифрами. Один из мужиков, которому напрыгнула едва ли не на плечи, оглянулся, на нее посмотрел с улыбкой, но увидел Олега, и улыбка исчезла.
        - Что там? - спросила Барвинок.
        Мужик ответил:
        - Нечто получше женитьбы. В лотерее все-таки есть шанс.
        Он отвернулся, Барвинок толкнула Олега.
        - Что молчишь? Что это?
        - Лотерея, - буркнул он, - самый точный способ учета дураков, верящих в удачу.
        - Опять ты нападаешь на удачу!
        Он пожал плечами.
        - Считай, что это такой налог на дураков. За то, что ленятся пошевелить мозгами. Хотя бы сложить два и два.
        Он заметил в сторонке дородного человека с золотой цепью на груди и знаками отличия, за спиной два городских стража в доспехах и при оружии, явно из городских властей. Барвинок не успела придержать Олега, как он шагнул к ним и спросил зло:
        - Почему власти не запретят это жульничество?
        Человек с золотой цепью ответил мирно:
        - Это не жульничество.
        - А что?
        - Налог, - объяснил он. - Самый справедливый на свете. Как видите, его выплачивают только желающие.
        Олег подумал, вскинул брови.
        - Значит, городские власти в этом участвуют?
        Человек от властей понизил голос:
        - Чуть-чуть. Мы предоставили место и защиту. За определенную часть от вырученной суммы.
        Олег стиснул челюсти, Барвинок смотрела сочувствующе, хоть и не понимала, из-за чего так переживать.
        - В погоне за добавочным доходом, - произнес Олег, - можно ли забывать о душах?
        Человек с цепью посмотрел на него искоса.
        - Свинья грязь найдет. Все равно все пропьют, так лучше уж часть попадет в городскую казну. Дорогу к соседнему городу вести надо? А на какие деньги? А там еще мост прохудился, даже люди проваливаются, а телеги вовсе не ходят…
        - А без этой пакости нельзя? - спросил Олег.
        Тот посмотрел почти с сочувствием.
        - Увы, городские власти опираются на население, а в нем всегда ничтожных людей больше. Их не простое большинство, а их… ну, почти всякий - ничтожество. Увиливает от работы, обязанностей, долга, хотел бы получить много и сразу, но воровать боится… Что остается? Да, именно лотерея!.. Это шанс для ничтожного человечка моментально стать богатым. Очень богатым!
        Олег сказал горько:
        - Все-то понимаете… Не дураки правят городом, как считают извозчики, сами презираете эту гнусь… эти забавы полных идиотов и для еще больших идиотов… но вам важнее урвать деньги отовсюду, где удается! А на то, что человек превращается в животное, плевать?
        Человек с цепью ответил сухо:
        - Делать их людьми - забота пророков, а не власти. У нас своих хлопот хватает. Вон старые колодцы пересохли, надо новые копать, поглубже. Где взять деньги?
        Барвинок тронула волхва за локоть.
        - Перестань… На тебе лица нет. Из-за чего переживаешь, не понимаю.
        Он дал себя увести, они пошли дальше по улице, от него шел жар, как от накаленного в огне куска железа. Ответил с большим опозданием, словно спорил еще и с собой, она ощутила в его сильном голосе тоску и сильнейшее разочарование:
        - Гадальщики, прорицатели, устроители лотерей, наперсточники… Сколько этих паразитов? И все потому, что человек глуп и легковерен. Ну никак его не заставить работать честно, если видит хоть малейшую возможность украсть, обмануть, схитрить…
        Она переспросила горячо:
        - Украсть?
        Он посмотрел на нее хмуро.
        - А ты заметила, на что в лавках наибольший спрос? Вон посмотри, что в той… Или вон в той!
        - Что?
        - Награбленное, - ответил он зло. - Уворованное.
        Она запнулась, посмотрела на разложенный на полках товар, горячо возразила:
        - Что ты мелешь? Это все из раскопок и старых захоронений!
        Его глаза странно блеснули, она ощутила себя почему-то виноватой, хотя повода не видела.
        - А грабить могилы - хорошо? Или хотя бы допустимо?
        Она не ответила, сделала вид, что разглядывает товары на прилавках, мимо которых идут. В самом деле, немалую часть составляет выкопанное из древних захоронений, то есть могил. Но могилы раскапывать все-таки нехорошо, а захоронения - можно. Потому что могилы со временем начинают считаться захоронениями, а они как бы ничьи. Свежие могилы к тому же охраняют родственники, а древние - никто, так что раскапывать можно безнаказанно…
        Вообще-то, если подумать, то логика волхва не кажется такой уж странной. По крайней мере, понять можно. Однако с другой стороны… ну не могут же все люди ошибаться, а вот он, такая цаца, все видит и понимает правильно?
        С третьей стороны, мелькнула мысль, такое как раз и бывает чаще всего, но дело в том, что простой народ видит только две стороны, а третью вообще не признает и полагает, что ее не бывает вообще.
        - Знаешь, - проговорила она наконец нерешительно, - ты закапываешься слишком глубоко… Или взлетаешь. Люди так глубоко не роют. А мы - люди.
        Он прорычал:
        - А человек, как говорят все сволочи, чтобы легче сволочничать, - животное. Самый подлый зверь на свете! От остальных отличается только хитростью да умением разговаривать. Больше ничем. Ты тоже считаешь, что люди - подлые твари?
        Она проговорила торопливо:
        - Нет, не считаю! Но простые люди просто большего не видят.
        - Значит, надо, - сказал он, - чтобы видели. Чтобы было заметным!
        Она спросила настороженно:
        - Что заметно?
        - Отличие от зверя, - пояснил Олег.
        - Так уже отличаются!
        - Как видишь, - сказал он тяжело, - этого мало. И это не главное. Надо что-то еще, что-то еще…
        Он нахмурился, на лбу собрались морщины, он шевелил пальцами, словно пытался нечто ухватить из воздуха, но смутные образы уплывают, не давая оформить себя в слова, и он зло сверкал темнеющими глазами и едва не скрежетал зубами.
        Она услышала сказанное тихо, будто для самого себя:
        - Когда-то мир станет цивилизованным…
        - Когда? - поинтересовалась она скептически.
        Он вздохнул:
        - Как только откажутся от лотерей, так и станет!
        Глава 7
        В окнах загорались светильники, Барвинок поняла, что в домах наступает ночь, хотя здесь на просторных улицах еще светлый вечер, тихо и торжественно, птицы уже умолкли и отправились до утра в гнезда, бродячие собаки неслышно скользят от тени к тени, подбирают выброшенные из окон кости с лохмотьями мяса.
        В темнеющем, но все еще пронзительно синем небе остро и четко сверкает отточенное лезвие месяца. Над далекими горами тревожно застыла лиловая тьма, это оттуда поднялся блестящий серп, оставив внизу мутные тающие облака.
        Волхв посмотрел на небо, на горы, лицо стало мрачным.
        - Вернемся, - произнес он. - Надеюсь, мы уже достаточно наследили.
        Она спросила настороженно:
        - Это как?
        - Оставили следы, - пояснил он.
        - Зачем нам оставлять следы?
        - Чтобы меня отыскали, - пояснил он.
        - Кто?
        - Враги, конечно.
        Она вздрогнула, но заставила себя улыбнуться.
        - Да, у тебя должно быть много врагов.
        - Даже больше, - заверил он, - чем ты думаешь.
        Вернувшись на постоялый двор, он сразу поднялся наверх в их комнатку. Барвинок поскрипела, но подчинилась, хотя хотелось сперва посидеть в зале, где мужчины едят и пьют, пусть этот угрюмый молчун увидит, как на нее смотрят, хоть что-то да поймет.
        - Спать, - буркнул он. - Думаю, если меня не отыщут ночью, утром пойду искать сам.
        - Ты злой.
        - Ага. Кто не спрятался, я не виноват.
        - Сразу с утра? - спросила она. - Мы только прибыли… А город такой огромный, ты и трети не успел осмотреть…
        Он сдвинул плечами.
        - Зачем? Еду мимо и дальше. Это тебе больше никуда не нужно… А говоришь так, будто тяну тебя с собой. И вообще… оставь эти замашки избалованной дочери знатного князя.
        Она села за стол, тряхнула головой, освобождая пышные волосы от множества заколок.
        - Князя? Знатного?.. Откуда ты взял?
        - Да больно из тебя выпирает, - буркнул он. - А теперь падай и спи. Утром меня уже не увидишь.
        Она возразила:
        - Я что, сплю, как бревно? Прости, это не мое дело, конечно, но… зачем ты это делаешь?
        Он не уловил такой быстрой смены разговора, в недоумении смотрел, как она собирает и складывает в кучку заколки.
        - Что именно?
        - Уничтожаешь источники магии. Вернее, хранилища.
        Он поинтересовался:
        - А если подумать? Ты же неглупая, хоть и красивая.
        - Наконец-то сказал что-то приятное женщине!
        Он тяжело сел на край кровати, сдвинул плечами.
        - Ты сама знаешь, что неглупая. Редко кто даже из мужчин сумел бы сразу определить болезнь и так умело вылечить жителей всей деревни. Без всякой магии.
        - Да нет, я о другом…
        - О чем?
        - Ну вот, сказал приятное, а теперь сам не понимаешь! Для женщины куда приятнее быть красивой, чем умной.
        Он отмахнулся.
        - Ерунда. Если умная, то и красивая. В смысле, умная всегда сумеет стать красивой.
        Она раскрыла рот, чтобы возразить, видно по ней, но поперхнулась от другой влетевшей в рот мысли, закашлялась, махнула рукой.
        - Сам не догадываешься, - сказала она нехотя, но явно стараясь сгладить раздражение, - насколько ты прав. В самом деле, умная сумеет стать красивой, если постарается, какой бы ни была раньше. А вот дура…
        Он пробормотал:
        - Ну, если дура красивая, то она все равно некрасивая. Женщина должна быть умной, мне так кажется. И сильной. Тогда она и красивая.
        Она посмотрела на него в удивлении, как если бы лошадь вдруг начала рассуждать о мудрости.
        - А ты рухнул с какого дуба? Все мужчины боятся умных женщин!.. А сильных - тем более.
        - Я не боюсь, - буркнул он.
        - Правда?
        - Правда. Они мне вообще не встречались.
        Она опустила подбородок на стиснутые кулачки. Глаза ее с таким изумлением обшаривали его лицо, что он ощутил неловкость.
        - Ладно, - произнесла она после паузы, - ты довольно ловко ускользнул от вопроса.
        - Какого?
        - У тебя что-то с памятью? Я спросила, зачем ты уничтожаешь источники магии! Можно бы разом накормить этих несчастных, выстроить… нет, мановением руки создать им жилища.
        Он буркнул:
        - Ну, положим, подземный ручеек слишком мал, чтобы накормить хотя бы большое село, тем более - город. Да еще создать им жилища!
        - Не увиливай, - уличила она. - Ты скажи!
        Он зевнул, потянулся.
        - Это слишком долгий разговор. Слишком. А сегодня день был тяжелым. Давай лучше спать. Ты уверена, что не хочешь ко мне?
        Она фыркнула.
        - Ни за какие пряники!
        - Хорошо, - ответил он с улыбкой. - Тогда марш в постель и спи. Носом к стенке.
        Она сделала вид, что раздумывает и колеблется, хотя внутри все от радости скачет и ходит на ушах, настало ее время, сейчас они как раз на том поле, где растет ее трава, где она умеет и рвать, и щипать, и косить, сказала медленно и размышляюще:
        - Нет, так не совсем правильно…
        - Что?
        - Ты среди нас двоих, - сказала она с прежним колебанием в голосе, - ведущий… Значит, тебе и спать на кровати.
        - А ты?
        - Я тут, - заверила она, - никуда не уйду. В этой же комнате! Только на другом конце.
        Он поморщился, комнатка тесная, любой другой конец - это на расстоянии вытянутой руки от кровати. Ночью встанет, обязательно наступит на нее в потемках.
        - А если ночью придет это нечто? - поинтересовался он хмуро и без тени иронии.
        Она ответила храбро:
        - Я завизжу, ты проснешься! И убьешь.
        Он снова поморщился.
        - Ну вот сразу «убьешь»… Какая ты кровожадная. Это потому, что мелкая? Крупные люди всегда добрее. Ладно, спи на полу, если так хочешь.
        Она умолкла, обиженная и даже оскорбленная до глубины души. Снова он повел себя неправильно. Должен был долго отказываться, предлагать кровать ей, а он, дескать, ляжет на полу, он мужчина, обязан уступать слабой женщине… ну пусть не слабой, если она так возражает, то красивой, даже прекрасной, и грудь у нее в порядке… нет, про это не надо, слишком явно, в общем, должны долго уступать друг другу и настаивать, даже горячиться, потом ее озарит внезапное решение, и она скажет деловито, что в таком случае ладно уж, лягут вместе, кровать достаточно широкая, чтобы спать, не прикасаясь друг к другу.
        Олег начал раздеваться, она поспешно отвернулась. Потом под ним заскрипела и застонала кровать, Барвинок медленно повернула голову. Он уже повернулся к ней спиной, широкой, как дверь, в могучих мышцах, узким клином уходящей к пояснице, закрытой одеялом.
        Она задохнулась от возмущения, когда он с великим облегчением вздохнул и укрылся одеялом. Ничего у тебя не выйдет, сказала она мстительно. Надеешься, что ночной холод заставит меня подползти к тебе, прижаться? Ты обнимешь меня крепче, якобы согреть, прижмешь, а там наше животное начало возьмет верх над разумом…
        Грубый ты и примитивный, мелькнула мысль. Ничего не понимаешь… Мужчины все грубые. Может быть, отчасти за это женщины их и любят? Что у них есть то, чего недостает самим женщинам: тонким, нежным, деликатным, чувствительным, благородным, отзывчивым, ласковым…
        Она медленно и красиво сняла через голову рубаху, неужели этот чурбан не догадается сделать вид, что забыл что-то спросить важное, и не повернется, сейчас самое время, рубашка у нее на лице, что-то застряло, ах да, забыла расстегнуть пуговицу, в этой позе с поднятыми руками она выглядит особенно мило и беззащитно, мог бы все увидеть и повосхищаться, а то и оценить, пень бесчувственный.
        Рука Олега поднялась, Барвинок затаила дыхание, сейчас он повернется, посмотрит, сделает вид, что ничего особенного, можно разговаривать, а сам будет пожирать ее глазами…
        Пальцы волхва дрогнули, он со скрежетом поскреб затылок, довольно хрюкнул и снова убрал руку, скотина.
        Ладно, проползло в засыпающем мозгу, подождем, как ты будешь вести себя ночью….
        Глава 8
        Проснулась она, чувствуя себя посвежевшей, открыла глаза, взгляд уперся в стену прямо перед носом. Начала поворачиваться и поняла, что спала, заботливо укрытая подоткнутым со всех сторон одеялом, на кровати.
        Олег на той стороне комнаты смотрит в единственное окошко, руки его сами по себе затягивают веревку на горлышке уже собранного дорожного мешка.
        Барвинок воскликнула возмущенно:
        - Ты меня обманул!
        Он обернулся, смерил ее оценивающим взглядом.
        - О чем ты?
        - Ты перенес меня беззащитную и сонную к себе в постель! И что?
        Он ответил хладнокровно:
        - А ничего.
        - Где спал ты?
        Он поморщился.
        - Это не важно. Важнее то, что сейчас ухожу. Считай, что я тебе сказал «до свидания», когда ты спала.
        Она ахнула, проследив за его взглядом и обнаружив, что сидит с опущенным до пояса одеялом. Жар прилил к лицу, он подняла одеяло до подбородка, хотелось закрыться вообще с головой, но такое слишком, она же храбрая и самостоятельная женщина, сумела переломить себя и в свою очередь уставилась на него с суровым возмущением.
        - Как… как ты мне это сказал?
        - Издали, - ответил он. - Я осторожный. Чтоб не укусила спросонья.
        - Гад!
        Он хмыкнул и повернулся к выходу.
        - Будь здорова, красотка.
        Дверь за ним закрылась, Барвинок перевела дыхание и несколько мгновений сидела неподвижно, сотрясаемая только бешено стучащим сердцем.
        Первое, она заснула моментально, а он перенес ее на свою постель. А не спорил насчет кому где спать, потому что видел, как она измучена, хоть и храбрится. Заранее все просчитал и не тратил усилий на бесполезные споры, на которые она так рассчитывала.
        Второе: он не воспользовался ее беспомощным состоянием, что должно бы радовать, но почему-то не радует. Сейчас даже трудно сказать, почему нет радости, ведь наверняка помучился соблазнами, у нее очень хорошее тело, она знает, а мышцы покрыты нежным женским жирком. Тонким, но достаточным, чтобы выглядеть очень соблазнительно.
        Третье… она не могла с ходу сказать, что именно третье, хотя наверняка есть и четвертое, и пятое, у нее к нему больший список обид, но надо спешить…
        Харчевня внизу почти пуста с утра, волхв перед дальней дорогой трудится над большим жареным гусем, жрет его, как кабан сочные желуди, ничуть не озаботившись подождать ее. Впрочем, она сейчас не женщина и даже не спутник, так что ладно, простим невежду.
        Она приняла как можно более независимый вид и гордо прошла через зал к столу.
        Олег поднял голову, она сказала мимо:
        - Доброе утро!
        - И тебе, - буркнул он. - Еще раз.
        - Как спалось?
        - Прекрасно, - сообщил он. - Ешь, рыба великолепная, а мясо чуть пережарили.
        - Ничего лишнего не снилось?
        - Нет, - ответил он коротко.
        Она спросила наконец с запинкой:
        - Я спала так крепко… ничего не произошло?
        Он пожал плечами, проглотил кус мяса и ответил хриплым голосом:
        - Ты насчет ночного нечто?
        - Ну… да, - ответила она, хотя как раз про ночного гостя и забыла вовсе, озабоченная, как всякая нормальная женщина, взаимоотношениями с мужчинами больше, чем с чудовищами и призраками.
        Олег снова долго прожевывал, даже запил глотком вина, наконец ответил равнодушно:
        - Ничего интересно. Да, приходил. Даже приходили.
        Она вздрогнула, это нечто могло и ее цапнуть, решив, что самое важное лежит в постели, а неважное - на полу.
        - И… что?
        - Ешь молча, - сказал он раздраженно. - Я из-за тебя полз, как черепаха! Давно бы уже на месте был. Теперь надо наверстывать.
        Она умолкла и поспешно глотала мясо, почти не прожевывая, страшась, что в самом деле оставит здесь, как надеется, и уйдет. Бунтовать и выказывать неповиновение женщина должна все-таки в определенных рамках, которые мужчины соглашаются терпеть, но если палку перегнуть, все бросают и уходят за горизонт.
        - А кто приходил? - спросила она после точно рассчитанной паузы.
        Он в самом деле уже то ли остыл, то ли забыл про наказ молчать в тряпочку, отмахнулся.
        - Тебе неинтересно.
        Она сказала с внезапным подозрением:
        - Ах, это была женщина?.. С крыльями?.. Говорят, есть суккубы. Спят с мужчинами и пьют их кровь…
        Он промычал с набитым ртом:
        - Враки.
        - Что враки? Что с крыльями?
        - Что пьют кровь. Ничего не пьют… кровь. Что за брехня? Зачем им кровь? Не вампиры же…
        Она задержала дыхание, сердце колотится, как бешеное, что она за дура, нужно было сразу лечь с ним, тогда бы никакая суккубина…
        - Но все равно, - сказала она фальшивым голосом, - ты берегись. Чем-то же опасные?
        Он пробормотал:
        - Кому как. Ты ешь-ешь. У тебя будет чем платить? А то могу оставить пару монет.
        - Не беспокойся, - отрезала она решительно. - Могу и за тебя заплатить. Хочешь? А вообще-то за красивую женщину всегда мужчины платят.
        - Гм, - пробормотал он, - но некоторые требуют потом расплачиваться. Уже… гм… слыхал и даже слыхивал.
        Она ощутила, как ее щеки залил жаркий румянец. Дура, расхвасталась, вот сейчас надо признаваться, что либо дура и жизни не знает, сидела себе в золотой клетке и чирикала, либо побывавшая в мужских руках бессчетное количество раз и уже знающая, что и почем.
        Олег искоса посматривал, как она опустила голову и лихорадочно придумывает ответ, но так и не сумела, любой ведет к пропасти, и тогда он, сжалившись, поинтересовался:
        - Компот из вишен будешь? Тут здорово варят… Даже не знаю, какие травки добавляют, но вкусно…
        Она торопливо отозвалась:
        - Да-да, закажи!..
        В голосе ее была жаркая благодарность, что вот сам же и спас, Олег заботливо налил ей, а то у нее и пальцы дрожат, и сама глаз поднять не смеет.
        В корчме постепенно появлялись посетители, некоторые заспанные, раздраженные, с одутловатыми лицами и мешками под глазами. По другим в первую очередь видно, что после вчерашней пьянки мучаются головной болью, на всех зыркают злобно.
        Олег пробормотал:
        - Надо уходить. Сейчас начнется драка…
        - Так уж и обязательно? - спросила она.
        - Вот увидишь…
        Он не договорил, как у самой стойки один с размаха двинул собеседника кулаком в зубы. Тот упал, но на победителя набросились двое, на них накинулись пятеро, и через пару минут дорога к выходу оказалась перекрыта дерущимися.
        Олег посматривал с гадливостью, заговорил с нею, отвернувшись и стараясь не обращать внимания, но на спину ему обрушилась табуретка, запущенная кем-то из другого конца зала.
        Барвинок никогда не видела, чтобы человек мог озвереть вот так моментально. Чувствовалось, что злость в нем копилась уже давно: наперсточник, гадальщик, лотерея, а теперь еще пьяные дураки, и он словно взорвался холодной молчаливой яростью.
        Гуляки сперва даже не поняли, что изменилось, а он бил коротко и страшно, а когда допустил по небрежности или оплошности пару размашистых ударов, противников унесло, как сорванные листья ветром. Остальные же распростерлись на полу среди перевернутых столов, и Барвинок с ужасом чувствовала, что никакие лекари им уже не помогут.
        Похоже, волхв сам это понял, сказал коротко:
        - Все. Ухожу. Прощай, мне надо поскорее прочь…
        Она подхватилась с места, вся дрожа.
        - Да-да! Конечно.
        Она выскользнула следом, оставив драку дотлевать в другом углу, там даже не заметили, что стряслось, а на улице Барвинок вскрикнула с великим возмущением:
        - Они просто пьяные!..
        - Пьянство, - сказал он, - добровольное сумасшествие. А сумасшедшие кусаются…
        - И ты заранее решил им повыбивать зубы?
        - Ну…
        Она сказала с отвращением:
        - Ты просто нечеловек! Откуда ты пришел?
        Он ответил хмуро:
        - Я - человек. А вот они…
        - Человек не может проливать столько крови!
        - Человек может, - ответил он мрачно. - Человек может все!.. Человек… широк. Ладно, я пошел к коню. После этой драки задерживаться никак уж…
        Разговаривая, они вошли в конюшню, волхв принялся седлать коня. Она ухватила свое седло и с натугой потащила к своей лошадке. Олег в недоумении оглянулся.
        - А ты куда?
        Она сказала решительно:
        - Я с тобой! Всегда хотела посмотреть мир. И… увидеть, насколько, как ты говоришь, человек широк.
        Его брови приподнялись, хотя, как ей почудилось, он не очень удивился.
        - Даже после того, как я сказал «гав»?
        - Что делать, - ответила она сердито, - только женщины бывают идеальными.
        Он продолжал затягивать подпруги, конь хитрил и надувал пузо, обычная игра, но Барвинок чувствовала, что волхв посматривает на нее очень внимательно:
        - А чего вдруг?
        - А ты?
        - Я не вдруг, - пояснил он. - И вообще… я мужчина. И у меня есть цель.
        Ей показалось, что он по неосознанной мужской привычке напряг плечи и поднадул грудь, чтобы выглядеть значительнее, хотя как раз ему этого и не требуется, будет вообще чудовище.
        - И что?
        Он сказал мирно:
        - Посмотри внимательнее, если все еще не поняла. Мне проще справляться с дорожными… случайностями.
        Она фыркнула:
        - По-твоему, все женщины сидят дома?
        - Это не по-моему, - ответил он. - Так есть.
        Он закончил со своим конем, повернулся, огромный и нависающий над нею, как гора. Зеленые глаза стали пронзительно строгими.
        - Скажи, чего вдруг увязалась за мной? Хороший момент сказать правду.
        Она опустила голову, несколько мгновений колебалась, кусала губы, наконец он услышал прерывистый шепот:
        - Мне в самом деле надо убраться подальше…
        - Почему? - спросил он. - Убила кого-нить? В смысле, залечила?
        Она покачала головой.
        - Нет-нет, я в самом деле, ты угадал, из знатной семьи… И мне надо убраться подальше, а то отыщут и все-таки выдадут замуж…
        - Замуж, - сказал он, - это хорошо.
        - Но не за того, - возразила она, - кого мне суют, не спрашивая!
        Он подумал, поднял ее седло и взгромоздил на лошадку. Барвинок следила с огромным облегчением, как он быстро и умело затянул ремни. А когда подал ей руку, она машинально оперлась, чувствуя надежность скалы, и так поднялась в седло, и только там рассердилась на себя за допущенный промах и принятую помощь, так унижающую женское достоинство.
        - А как же царства амазонок? - спросила она с высоты коварно. - Что глазки потупил?
        Он вздохнул, отвел взгляд, но она смотрела требовательно, и он наконец проговорил нехотя:
        - Да как тебе сказать, чтобы не сразу за уши и об стенку… Никаких царств амазонок нет.
        Она охнула:
        - Нет? Уже нет?
        Он взял обоих коней под уздцы, в конюшне низкий потолок, а на выходе даже кони пригибают головы, поморщился.
        - И никогда не было, - сказал он с сочувствием. - Прости, но… это все придумки распаленных похотью мужчин.
        Она прижалась к конской гриве, почти распласталась, сверху проплыла, слегка задев за волосы, низкая балка входа, мир осветился ярким огнем утреннего солнца.
        - Я слышала, - запротестовала она, - это от женщин!
        Он остановил коней, как только миновали порог, скупо улыбнулся одной половинкой рта.
        - Еще бы… Мечта о независимости от наглых и захвативших весь мир мужчин! Конечно, женщины охотно подхватывают такие слухи и распространяют дальше, приукрашая и расписывая всеми красками. Ну, добавляя все то, о чем грезится. Это понятно…
        Вид у него был настолько серьезный и доброжелательный, что она на миг поверила, дрогнувшим голосом переспросила:
        - Но… слухи… на чем-то же основываются? Вот так из ничего не бывает?
        Он как-то странно и подчеркнуто лихо вскочил в седло, она такого никогда не видела, с места, не касаясь вообще стремени. Барвинок смотрела искоса, стараясь не подать виду, что впечатлена.
        - Бывает и так, - ответил он, разбирая поводья, - именно из ничего. Но насчет амазонок… Знаешь, после кровавых набегов часто убивают только мужчин, а женщин оставляют. И чтоб насиловать, и вообще… Женщины как бы не враги, хоть и жены врагов, но…
        Он повернул и пустил коня к выходу на улицу. Она держала свою лошадь рядом, зыркала на него зло и растерянно.
        - Понимаю. Дальше!
        - Оставшись без мужчин, - сказал он, - женщины, чтобы не погибнуть от голода, вынуждены сами не только пахать, но и ловить рыбу, стрелять из лука оленей, учатся ездить верхом… Это длится недолго, за это время подрастут младенцы и возьмут на свои плечи мужскую работу, но слух о таких вот местах, где одни женщины, распространяется среди мужчин быстро. Вот тебе и начало слухов об амазонках. А дальше рассказы растут, ветвятся, приукрашиваются… Никто нигде и никогда не обнаруживал никаких амазонок. Их царства. Или хотя бы племен.
        Она пробормотала:
        - Но слухи такие упорные…
        - Потому что всем этого хочется, - пояснил он почти ласково. - Как мужчинам, так и женщинам. Хоть и по разным причинам.
        На улицах все так же мало народу, спят долго, наверное, во сне находят пещеры с сокровищами, лампы с древними богами, мечи-кладенцы, скатерти-самобранки и золотых рыбок…
        - Не отставай, - посоветовал он. - Надо выбраться из города до того, как стражам станет известно о такой драке.
        - Да-да, - согласилась она послушно. - Как скажешь!
        И хотя это послушание далось с трудом, но приходится твердить себе, что согласился взять ее с собой, хотя может и отказать… хотя согласился подозрительно легко. Она ожидала сопротивления посерьезнее, но ворох заготовленных доводов оказался ненужным, а она так старалась подобрать самые убедительные! Значит ли это, что нравится этому загадочному человеку больше, чем он выказывает?
        Глава 9
        Город остался позади, приплюснутые своей тяжестью зеленые холмы расступились, за ними распахнулась прекраснейшая долина. Она, как спокойное озеро, лежит в чаше с бортами из невысоких гор, сейчас золотых в прямых солнечных лучах.
        Волхв едет молчаливый, Барвинок поглядывала на его хмурое лицо и старалась понять, о чем думает этот странный человек. К примеру, долина просто чудо, почему нет сел с их садами и огородами? Либо людей на земле все еще мало, либо здесь такие чудовища, что пожирают все живое…
        Она зябко передернула плечами. Вот так часто бывает, что понапугивает себя, а потом страшится ноги опустить с кровати на пол.
        - Это жаворонок поет? - спросила она. - К счастью!
        Он переспросил хмуро:
        - Что, новая примета?
        - Нет, старая. А ты что, в приметы не веришь?
        Он отмахнулся.
        - Все приметы к счастью. Только одни к твоему, а другие к чужому.
        Она сказала обвиняюще:
        - Ты ни во что не веришь! И людей, похоже, не любишь вовсе.
        - Их хорошо любить, - сказал он, - где-нибудь в пустыне. Уйти хотя бы на сорок дней… а лучше - лет, вот тогда любишь и людей, и человечество. А когда вернешься в город… повбывав бы!
        - Ты злой, - сказала она в очередной раз и сама поймала себя на повторе, надо бы уже лягать другими словами, хотя все равно лягать и бодать, мужчин нужно держать в тонусе, да и чтоб привыкали, что это вообще-то норма общения с женщиной. - Как ты таким стал?
        - Когда нет выбора, - пробормотал он, - именно тогда и приходит самое правильное решение…
        Кони идут мелкой рысью, мимо проплыла роща, показался густой и очень высокий кустарник. Волхв прислушался, его рука медленно поднялась к плечу, неспешно достал лук.
        Такими же замедленными движениями набросил на рог петлю тетивы, уперев в луку седла, взял стрелу.
        Не успела она глазом моргнуть, как он вскинул лук, моментально натянул тетиву. Сухой щелчок показался чересчур громким, стрела исчезла, волхв тут же выхватил вторую, послал ее в кусты, затем третью, четвертую, пятую…
        В зелени раздался дикий рев, у Барвинок от ужаса задрожали колени, что-то упало, ломая ветки, затем еще, а спустя мгновение оттуда поднялся во весь громадный рост великан, широкий и с дубиной из корня цельного дерева.
        Он тяжело шагнул в их сторону.
        Олег проворчал:
        - Ну и ладно…
        Две стрелы сорвались одна за другой с тетивы, как темные молнии. Великан вздрогнул, одна стрела пробила горло, вторая вонзилась в глаз. Кони дрожали и пятились, Барвинок едва удерживала свою лошадку, Олег вообще управляет только ногами, лук наготове, дышит учащенно, ноздри раздуваются, как у зверя.
        - Все, - сказал он коротко и, сняв тетиву, сунул лук обратно в тулу. - Это был последний.
        Барвинок пролепетала:
        - Были… еще?
        Он кивнул.
        - В кустах еще двое. Нехорошо.
        Она вскрикнула:
        - Откуда ты знаешь?
        - Запах, - буркнул он. - Ветер в нашу сторону. Такой смрад несло, что уже и не знаю, как ты не почуяла. Или ты вообще запахи… не ловишь?
        Она прокричала оскорбленно:
        - Я все ловлю!.. Но я не слышала никакого запаха! Я с тобой разговаривала, это отобьет любые запахи! А как ты их… через зелень?
        Она заставила упирающуюся лошадку приблизиться к кустам, та храпела, дико вращала глазами и упрямилась, наконец Барвинок приподнялась на стременах и рассмотрела среди обломанных веток два грузных мускулистых тела. Эти истыканы стрелами чаще, три в одном, четыре в другом. Барвинок снова поразилась, с какой мощью они вонзались в тела. По самое оперение, словно великаны не из тугого мяса и костей, а из снега, что ли.
        Олег не стал дожидаться, пустил коня мимо и дальше, угрюмый и молчаливый. Она догнала, некоторое время ехала рядом, поглядывала искоса. Сейчас должен не выдержать и, раз уж ни о чем не расспрашивает и не восторгается, сам начинать скромно бахвалиться, как он их всех, однако волхв помалкивал, она наконец ощутила, что он в самом деле уже не думает о них, странный человек, другому бы на всю жизнь хватило хвастать и ходить в героях.
        - О чем думаешь? - спросил она.
        Он буркнул:
        - Плохо это.
        - Великаны?
        Он покачал головой.
        - Не сами великаны.
        - А что?
        - В кустах, - ответил он. Она продолжала смотреть с вопросом в глазах, он поморщился: - Кто видел великанов в кустах? Они никогда не прячутся.
        Она подумала, кивнула.
        - Я тоже о таком не слышала. И что? А эти спрятались.
        - Им велели, - пояснил он.
        Она посмотрела широко распахнутыми глазами.
        - Зачем?
        Он досадливо поморщился.
        - Потому что в открытом бою, - сказал он раздраженно, - у них не было бы против меня шансов! Не понятно?
        Она сказала саркастически:
        - Ах-ах, какой ты… Прости, это из меня все еще дрожь выходит. Мы на конях, могли бы ускакать! Подумать только, проехали бы совсем рядом… Им было бы достаточно руку протянуть. Или дубиной… У тебя нос, как у собаки!
        Он пробормотал:
        - По форме?
        Она спросила радостно и недоверчиво:
        - Это что было? Ты пошутил?
        Он посмотрел с удивлением:
        - А что, получилось?
        Она покачала головой:
        - А ты сам еще не понял?
        - Нет.
        - Тогда, наверное, это не юмор. Хотя вообще-то шуточки чаще именно так получаются. Нечаянно. Может быть, и юмор. Хотя какой-то не такой…
        - Почему? - удивился он. - Я понимаю, могло получиться или не получиться. А что еще?
        Она пожала плечами.
        - Ну, многое еще… Ты мне лучше про великанов расскажи. Сами великаны тебя не пугают, вижу. А что в засаде спрятались, значит, им велел кто-то, кого даже великаны слушаются.
        Он кивнул.
        - Женщина, а что-то понимаешь. Даже бить не пришлось. Думаю, та сволочь уже знает о моем приближении. И догадывается, что я у него спрошу.
        Она зябко передернула плечами.
        - Знаешь, что он о тебе знает… и все-таки едешь?
        - А как иначе?
        Она снова передернула плечами.
        - Сумасшедший. Все мужчины немножко сумасшедшие. А ты… множко!
        Кони на удивление идут так хорошо, что Барвинок начала присматриваться к волхву, не подгоняет ли магией, но тот ни разу не коснулся амулетов, смотрит только вперед, лицо высечено из камня, даже не морщится от встречного ветра, а вот ей сразу влетела в раскрытый рот крупная мошка, хорошо, хоть не жук, и то чуть не задохнулась, кашляла долго и отплевывалась, а потом дважды ударили в лоб не то стрекозы, не то бабочки, точно синяки останутся, ужас, нужно чем-то замазать, чтобы этот каменномордый гад не скалил зубы…
        С галопа на рысь кони перешли, как ей показалось, сами, а потом и вовсе побрели шагом, к ним медленно приближается роща из десятка деревьев, где вокруг могучих дубов рассыпались кокетливые березки, тонкие и белокожие.
        Волхв хмурился и смотрел с недоверием, ей тоже показалось нечто не так, все-таки березняк и дубровник обычно держатся друг от друга поодаль, но коням все равно, остановились и начали задирать морды, стараясь ущипнуть листья с нижних веток.
        - Передохнем, - сказал волхв коротко.
        - Я не устала, - сказала она на всякий случай.
        Он поморщился.
        - Еще бы!
        - Что еще бы?
        - Ты ехала, - сказал он недовольно, - а не везла. Еще бы устала!
        И хотя она чувствовала себя еще как усталой и разбитой от дикой скачки длиной в полдня, задрала нос и сделала вид, что ну вот нисколечки, еще и на костер сейчас сама соберет…
        Правда, ветви принес он, да и поджег бересту сам, зато она достала еду и разложила на чистой тряпке. Расседланные кони дружно хрумали овес и фырканьем обменивались впечатлениями, в ветвях сплетничали спрятавшиеся птицы, от костра приятный сухой жар, волхв отошел в сторону и внимательно рассматривал, как муравьи тащат брыкающуюся гусеницу.
        Неладное Барвинок ощутила в момент, когда волхв внезапно отпрыгнул, подхватил с земли посох, а сверху на него обрушилось нечто металлическое, блистающее на солнце, составленное, как показалось, из тысяч лезвий ножей.
        Он успел уклониться, чудовище пронеслось над самой землей, вывернулось, перекувыркнувшись в воздухе через голову, и набросилось снова. Волхв отпрыгивал и отмахивался посохом. Когда странная птица задевала древко крылом, раздавался звон, лязг, сыпались искры. Барвинок трепетала, не понимая, что происходит, Олег с хмурым лицом все чаще опускал руки, а огромная птица набрасывалась яростнее.
        Барвинок вскрикнула испуганно, когда он, запнувшись, упал, птица тут же налетела с яростным клекотом. Он откатился в сторону и с силой обрушил на нее удар посоха сверху. Хрустнули тонкие кости, птица затрепыхалась, он быстро и резко ударил еще дважды. Птица вскинулась, дико выгибая шею, из горла вырвался хриплый крик, затрепыхалась, пытаясь взлететь, но крылья бессильно тащились по земле.
        Барвинок с неимоверным облегчением увидела, что Олег поднимается, зато вытаращенные глаза птицы начало застилать кожистой пленкой.
        - Ты цел?
        - Нет, - ответил он зло.
        Она в испуге оглядела его и торопливо ощупала, она же лекарь, но даже волчовка цела, воскликнула негодующе:
        - Ты даже не ранен!
        - А самолюбие? - осведомился он.
        Она фыркнула:
        - Ах, это ваше самолюбие, знаменитое мужское чванство!.. Почему она… такая?
        Он осторожно поднял сбитую птицу за шею, сейчас не крупнее гуся, а в небе казалась устрашенной Барвинок размером с дракона. Птица как птица, только маховые перья блестят металлом.
        - Хорошо продумано, - заметил он хладнокровно. - Перья тонкие и хрупкие, иначе не смогла бы вообще взлететь. Легко сломать или согнуть даже несильным ударом… но смотри, какие острые! Острее бритвы.
        Она зябко передернула плечами. Если бы волхв попал под взмах такого крыла, страшно и представить, проще под удар топора, кто только и сотворил такое чудовище…
        Олег посмотрел на нее внимательно.
        - Чего побледнела? Находишь в одном, теряешь в другом. Хотя такие перья почти не тяжелее обычных, но все же умнику пришлось убавить прочность и без того хрупких косточек. Теперь этих птичек нетрудно перебить пополам простым прутиком…
        - То-то размахивал своей оглоблей! Ею быка можно убить!
        - Я не знал, - возразил он, - насколько живучи… Либо маг не умеет укрепить их получше, либо бережет водицу.
        - Значит, ее мало?
        - Или собирается жить вечно, - ответил волхв хмуро.
        Он осторожно выдернул перо, солнце ярко метнуло ей в глаза лучики. Барвинок невольно прикрыла глаза ладонью. Олег с задумчивым видом взял толстую хворостину и начал нарезать пером, как ножом, аккуратные дольки. Барвинок со страхом видела, что режет без особого усилия, словно огурец.
        Она передернула плечами, представив, как эта птица бросилась бы не на волхва, а на нее.
        - Если выпотрошишь, - предложил он, - можем поджарить. Думаю, мясо не хуже, чем у гуся.
        - Потрошить этот ужас?
        Он пожал плечами.
        - Зато будешь рассказывать, какую птицу ела. Я даже не знаю, как она называется. Ни разу еще встречал. Разве что совсем далеко, на пути к Колхиде… Ладно, не хочешь, как хочешь. Набери свежей воды в баклажку, да поедем дальше. Надо спешить.
        - Кони еще не отдохнули!
        - Отдохнут по дороге, - отрезал он.
        - Какие мужчины жестокие, - сказала она с возмущением. - И грубые. И вообще… Ты даже не заметил, что мы тоже не поели?
        Он как будто впервые заметил разложенные в сторонке на полотенце ломти хлеба, сыра и мяса.
        - Гм, в самом деле… Все забываю, что человек привык есть почти каждый день. А то и по несколько раз, прорвы… Хорошо, только побыстрее.
        Она, очень довольная, что настояла на своем, торопливо вернулась к костру. Веточки все полыхают, запаса нет, углей ждать не приходится, этот костер - просто дань привычке, волхв долго задерживаться и не собирался, так что нападение диковинной птицы ни при чем…
        Он в самом деле ел мало и невнимательно, все время прислушивался, и она тоже поторопилась побыстрее все закончить, чтобы не чувствовать себя виноватой.
        И снова ветер в лицо, теплое солнце на плечах и спине, аромат трав на ровной, как столешница, степи, мелкие стайки деревьев, клочья распаханной земли, неожиданно белые холмы среди сплошной зелени - это стада овец двигаются медленно и неудержимо, как тли, срывая верхушки травы.
        Но это лучше, подумала она невольно, чем вот те козы: эти копытами выбивают и корни, так что после них остается только черная земля, которую тут же размывают дожди и разносит ветер.
        Встречный ветер заставлял ее пригибаться в самой гриве, это волхв держится в седле так, словно конь стоит на месте, а ее вот-вот выдернет из седла и понесет, как сухой листок…
        Она увидела, как волхв напрягся и быстро посмотрел по сторонам. Но конь тоже прянул ушами, Барвинок тоже повертела головой, но ничего особенного не видать…
        - Туда, - сказал Олег коротко.
        Конь под ним резко повернул, Барвинок не успела глазом моргнуть, как они стали удаляться. Сцепив зубы, сдавила ногами лошажьи бока, кобылка фыркнула обиженно и с галопа перешла в карьер.
        Глава 10
        Мелкая роща ушла в сторону, за нею глубоко пробитая в желтой земле дорога в одну колею, а там далеко группка людей. Сухая земля гремит под копытами, Барвинок наконец рассмотрела пятерых мужчин в ветхой одежде, настоящих обносках. Они окружили женщину, она кричит и плачет, но крепко сжимает в руках вилы и тычет ими в сторону пятерых оборванцев. За ее спиной трясется широкая плетеная корзина, но, судя по легкости, с какой женщина двигается, в корзине ничего тяжелого.
        Мужчины нападать не торопились, хохотали, дразнили жертву, это же так сладко - чувствовать полную власть и возможность делать с нею все, что пожелают.
        Олег начал придерживать коня, Барвинок догнала и поехала рядом, прожигая наглецов ненавидящим взглядом.
        - Как я хочу их всех убить!.. - прошипела она. - Ты в самом деле умеешь стрелять из этого лука?
        - Ну, - пробормотал он, - в великанов вроде бы не промахнулся…
        - А здесь цели помельче, - возразила она.
        Он поморщился:
        - Не убивать же за такое. Подумаешь, позабавятся. А ее тряпки им не нужны.
        Она вскрикнула:
        - Позабавятся? Да после такого порядочная женщина может покончить с собой!.. Как ты можешь?
        Олег вздохнул.
        - Ну что ты такая злая? Маленькая, а просто зверюка…
        Он подъехал к ним шагом, Барвинок следом. Их наконец заметили, но продолжали хохотать и дразнить женщину.
        Олег сказал мирно:
        - Здравствуйте!.. Это дорога на Коростень?
        Один из мужчин сказал недружелюбно:
        - Пошел вон!
        Другой быстро оглядел Барвинок.
        - Ого!.. Да тут еще одна. И хорошенькая… Эй ты, рыжий! Оставь женщину, а сам можешь идти в свой Коростень. Вот по этой дороге, а там на развилке возьмешь влево.
        Олег взглянул на Барвинок с укором.
        - Вот так всегда с тобой неприятности.
        Она сказала ехидно:
        - Какие? Тебе же сказали: иди-иди-иди. По этой дороге, а там возьмешь влево. На развилке. Все правильно?
        Мужчина подтвердил:
        - Точно. А ты, цыпленочек, иди сюда. Рад, что ты выбираешь настоящих мужчин.
        Олег вздохнул тяжело, сказал негромко, все еще морщась, словно вынужден вступить в грязное смердящее болото:
        - Ладно, ребята. Позабавились, хватит. Оставьте женщину в покое. А сами идите-идите-идите… Куда меня послали. Или в другую сторону, мне вообще-то все равно. Я-то знаю, куда в конце концов придете…
        Женщина с вилами часто дышала, слезы все еще бегут по впалым щекам, но смотрела на Олега с такой надеждой, что Барвинок стало завидно.
        Мужчины рассматривали его с интересом. Один сказал насмешливо:
        - Впервые вижу, чтобы после пьянки в глазах не двоилось, а… уменьшалось. Нас пятеро, понял? Пятеро, а не один!
        Олег развел руками.
        - Это хорошо, что только пятеро. Разозлиться не успею. Я человек очень мирный, разозлеваюсь медленно…
        Он легко соскочил на землю. В тот же миг самый крупный из мужчин, явно вожак, замахнулся. Олег не сдвинулся, только молниеносно вскинул руку и перехватил кулак в растопыренную ладонь. Послышался чмокающий удар, затем волхв сжал пальцы. Лицо вожака перекосилось, он побледнел и опустился на колени.
        Барвинок показалось, что услышала тихий хруст. Олег выпустил кулак вожака, там теперь кровавое месиво, и сказал грустно:
        - Идите, а?.. Пока я не разозлился.
        После минуты оцепенелости все заорали и бросились на него кучей. Барвинок снова смотрела во все глаза, не понимая, как можно так предвидеть все удары, чтобы уклоняться с непостижимой точностью, а в ответ бить метко и сильно. Они все еще набрасывались на странного чужака, не замечая, что их на ногах все меньше, а распростертых больше, наконец остался один, он успел понять, что они потерпели неожиданное поражение, попятился, повернулся и бросился бежать.
        Олег поднял камень, Барвинок показалось, что метнул не слишком сильно, однако убегающий вздрогнул, ноги подкосились, он так и рухнул с наполовину погрузившимся в затылок камнем, словно тот попал в мягкую и вязкую глину.
        Барвинок сказала язвительно:
        - Что, успел рассердиться?
        Олег покачал головой.
        - Нет.
        - А зачем?
        - Простая предосторожность, - объяснил он мирно. - Мало ли где тут еще такие же стервецы… Добрая женщина, дорога свободна. Хотя зачем рисковать, отправляясь в такую дальнюю дорогу в одиночку, не понимаю.
        Женщина выронила вилы, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Барвинок тоже спрыгнула на землю, обняла спасенную и похлопала по спине.
        - Все хорошо, - сказала она, - все уже закончено. Вот возьми монету. Это поможет тебе в первые дни.
        Женщина охнула, хотела опуститься на колени, Барвинок не позволила. Олег нетерпеливо покряхтывал, Барвинок виновато улыбнулась спасенной и поспешила к нему.
        Он вскочил в седло, снова не коснувшись стремени и как бы без усилий, нахмуренный и сосредоточенный, разобрал повод и пустил коня уже по дороге.
        У него это получилось удивительно красиво и эффектно, явно бахвалится перед нею, такой красивой и таинственной незнакомкой, все еще незнакомкой, хотя в другое время при ней же взбирался на коня в глубокой задумчивости медленно и величаво, как древний старик…
        Барвинок догнала и прокричала одобрительно:
        - Не люблю, когда мужчины дерутся, но здесь было необходимо. Ты поступил очень благородно.
        - Колдун, - ответил он невпопад. - Вот видишь, к чему ведет находка даже небольших запасов магической водицы. Сразу обнаглел, людские законы и порядки ему не указ, бесчинствует, как сам хочет…
        - Это же разбойники, - возразила она и осеклась. - Думаешь, они у него на службе?
        Он кивнул.
        - Совсем не требуется везде и все магией. Достаточно платить вот таким. И еще позволять им развлекаться за счет бедных крестьян и беззащитных путников.
        Она помолчала, но он думал уже о своем, совершенно забыв про стычку на дороге.
        Барвинок проговорила наконец:
        - Вообще-то ты был хорош… Даже не представляю, как ты смог их так легко и просто.
        - Мельчает народ, - проворчал он. - Ну просто стыдно за такое…
        - Да, - согласилась она. - В старину народ был сильнее! Великаны были!
        Он посмотрел на нее искоса.
        - Ну, вообще-то народ в старину был мельче, если уж правду. Это мы крепчаем.
        Она решила не спорить, хотя всякий знает, что это сейчас люди мельчают, скоро всемером одну соломинку будут поднимать, а раньше горы ломали.
        - А я бы, - сказала она осторожно, - никого не нанимала. Зачем, когда все можно магией?
        Он жестоко ухмыльнулся.
        - Тот мерзавец теперь старается обходиться без магии. Вообще.
        Она широко распахнула глаза.
        - Почему?
        - Спохватился, - объяснил Олег с недоброй ухмылкой. - Когда наткнулся на озеро с такой водицей, ошалел от счастья и сразу начал создавать дворцы, кучу слуг, драконов, василисков, редких птиц, дивных рыб… Тогда озеро казалось бесконечным, но за пару лет уменьшилось его усилиями… наверное, на две трети, если не больше. Сейчас осторожничает, относится бережливее, но…
        Он умолк, она спросила нетерпеливо:
        - Но вода у него еще есть?
        - Есть, - согласился он. - Но на поддержание дворца тоже, наверное, требуется. Не знаю, но, когда станет совсем мало, переселится в башню. На ее поддержание можно будет тратить меньше.
        Она сказала практично:
        - Но сейчас, значит, у него еще много?
        - Много, - подтвердил он. - Но уже бережет…
        Он погрузился в раздумья, она смотрела с надеждой. Раньше, когда у него становился вот такой тупо бараний вид, что-то да придумывал. Мужчины, если признаться честно, горазды на придумки во внешнем мире. Они, женщины, лучше ориентируются во внутреннем, а эти чурбаны - когда вот такие вызовы… Надо только не мешать, дать ему сосредоточиться.
        И сразу же она спросила живо:
        - Значит, все те гарпии, птицы с острыми перьями, великаны и все остальное, что нападало, это не им послано?
        Он проворчал:
        - Это брошенные.
        - Почему?
        Он отмахнулся:
        - Я ж говорю, сперва наделал, ошалев от возможностей, потом одних бросил, другими занялся. Потом и тех бросил, нашел способы защититься получше.
        - Почему не уничтожил отбракованное?
        Он пожал плечами.
        - Зачем? На людей ему наплевать. К тому же уничтожать - тратить магическую воду, запасы которой тают быстрее, чем он думал. Да и вокруг его крепости теперь дополнительный пояс защиты… пусть даже ему и неподвластный.
        Позади осталась кремнистая долина и гряда неопрятных холмов, с последнего увидели вдали красные от черепицы из обожженной глины крыши.
        Она заметила, что волхв все озабоченнее посматривает на приближающийся город. Барвинок он показался даже меньше по размерам предыдущего, хотя этот явно богаче, но все-таки не сказать, что в нем живет могущественный колдун…
        - Не любишь, - поинтересовалась она, - когда много людей? Не боись, не каждый же захочет тебя ударить… Правда, если бы узнали, кто ты есть…
        Он поморщился, не ответил, его глаза бросали по сторонам быстрые цепкие взгляды. По обе стороны проползают серые неухоженные дома, улицы узковаты, а через некоторые даже протянуты веревки, на которых сушится белье.
        Плохо отжатое к тому же, мелькнула у нее раздраженная мысль, когда на голову и плечи сорвались тяжелые капли. Бедный Олег, его такое вообще должно приводить в бешенство…
        Он едет с виду безучастный, в пустынях привык терпеть и не такие неудобства, но все равно должен беситься: там ничего не изменишь, а в городе люди могли бы жить аккуратнее…
        Он поворачивал трижды, и, когда впереди показалось высокое здание постоялого двора, Барвинок лишь поморщилась, волхв даже в незнакомых местах чувствует, где тут можно поспать и поесть…
        Ворота распахнуты, они приближались, Барвинок всем существом чувствовала близость беды, зябко ежилась, пугливо поглядывала на сурового волхва.
        - Зачем, - спросила она безнадежным голосом, - тебе уничтожать магическую воду? Она же все равно кончится!
        Он буркнул:
        - Народ успеет вконец испохабиться. И так уже дальше некуда… но все равно еще можно. Вниз - всегда можно. И легко. Когда вниз, то никаких остановок, задержек… да, легко. Но даже потом…
        - Что?
        - Кончится вода, - сказал он с тоской, - лягут и будут ждать нового дождика… даже не знаю, что с такими делать. Может быть, надо снова перетопить? Выбрать чистую и здоровую семью, а всех остальных… либо утопить, как уже делалось, либо сжечь… Можно еще болезнь какую-нибудь, только боюсь, слишком много выживет. И не самые лучшие…
        Она смотрела в ужасе.
        - Ты так серьезно говоришь… Я чуть не поверила, что ты всерьез!
        Он посмотрел на ее чистое личико с круглыми, как у совенка, глазами и вздернутыми красивыми дугами бровей, вздохнул и пригнул голову, сверху проплыла дуга ворот.
        Во дворе привычные колодец, неизменные телеги с задранными кверху оглоблями, из распахнутых дверей конюшни доносится конское фырканье, в трех шагах от колодца и ближе к коновязи высится массивный кусок серого гранита, так называемый седальный камень. С него на коня влезают люди пожилые или слишком грузные, а то и отягощенные массивными доспехами и оружием.
        Мужчины - существа хвастливые, Барвинок давно заметила, что хотя с камня залезать удобнее, но к его помощи прибегают только те, кто уж никак иначе, а остальные, даже самые толстые, сопят и багровеют мордами, но вскарабкиваются на коня с помощью стремени, а это все равно что подниматься по лестнице, ступая через три ступеньки.
        Волхв, как она помнит, к ее недоумению, иногда поднимался в седло, как отягощенный немалым весом старик: ставил стопу в стремя, хватался за луку седла, другой ногой отталкивался от земли и тяжело усаживался, зато в другое время запрыгивал на коня, совершенно не прикасаясь ни к стременам, ни даже к седлу. Барвинок не могла понять, почему так по-разному, это же как можно постоянно бахвалиться удалью и молодечеством, но у волхва все зависит, наверное, насколько тяжелые или легкие мысли застряли в черепе.
        Постоялый двор ничем не отличался от остальных, все строятся одинаково, даже еда везде все то же мясо, жареное и вареное, сыр, рыба, птица, хлеб и немного зелени, зато вина много и разного, что и понятно, основной источник дохода.
        Барвинок все время думала о своем, на волхва поглядывала когда со злостью, когда с сочувствием. Он заметил эти странности, помалкивал.
        Она вяло работала ложкой, вылавливая в супе куски разварной баранины.
        - Переночуем, - после долгого молчания спросила она, - а утром отправишься искать беду на свою голову?
        - Ты переночуешь, - пояснил он, - я отправлюсь сейчас. Сразу после ужина.
        - Что-о?
        - Время на исходе, - пояснил он. - Может быть, я уже опоздал.
        - Скоро ночь!
        - Никто не запрещает ездить и ночью.
        - Сумасшедший!
        - Точно, - согласился он. - Только мое сумасшествие более здраво, чем рассуждения о богатстве гробокопателей. Так что сумасшедшему… сумасшествие. Ну, ты поняла.
        - С трудом, - отрезала она. - Не сумасшедшей понять трудно!
        Доужинали в молчании, Олег не стал дожидаться, пока маленькая женщина справится с большой рыбиной, бросил монету на стол и вышел.
        Хозяин вырос тут же рядом со столом, будто все время пребывал в невидимости. Монета исчезла в его ладони, на женщину посмотрел вопросительно. Барвинок ответила виноватой улыбкой, запихнула в рот последний кусок и бегом выбежала за волхвом.
        Волхв уже вывел коня, Барвинок закричала с крыльца возмущенно:
        - Без меня?
        Он в удивлении оглянулся.
        - Женщина, скоро ночь!
        - Вот и присмотрю за тобой, - ответила она дерзко, - чтоб не потерялся!
        Он покачал головой.
        - Зачем это тебе? Может быть, хоть сейчас скажешь?
        Она посмотрела хитренько.
        - А вот догадайся.
        - Да разное в голову лезет, - пробормотал он. - Разное. Ладно, поиграем и в твои игры.
        Оставив своего коня, он вывел лошадку загадочной спутницы, протянул маленькой женщине руку, но она лишь покосилась на его широкую ладонь, такую толстую и надежную, вставила ногу в стремя и поднялась легко, как молодая стрекозка.
        Пока разбирала повод, он сам оказался в седле, лишь сделав быстрый шаг к коню и сильно толкнувшись ногами. Барвинок смотрела во все глаза, вот бы ей так управлять конями.
        - Готова? - спросил он.
        - Не беспокойся, - ответила она. - Не отстану.
        - Теперь верю, - пробормотал он, и она не поняла, с какой целью он это произнес. - Ты такая…
        Глава 11
        Внезапное чувство опасности стегнуло по ее телу, словно пучком крапивы по голой коже. Раздался сухой треск, злобное шипение, яркая вспышка выжгла глаза. Барвинок вскрикнула и прикрыла лицо ладонями, но и под ними видела жуткий ветвистый ствол белого огня, что возник между небом и землей.
        Со всех сторон раздавался крик, она с усилием отодвинула трепещущие руки, перед глазами плавают яркие и темные пятна вперемешку, мелькают неясные тени.
        Голос Олега раздался совсем рядом:
        - Ты как?
        - Что это было? - спросила она.
        Зрение наконец очистилось, она потрясенно видела, как огромная глыба седального камня стала багровой и медленно расплывается, как воск на жарком солнце.
        Со двора народ кто умчался в дом, кто выглядывает в страхе из-за сараев, только двое городских стражей, которым бежать никак нельзя, отступили к стенам и забору, смотрят в ужасе, а массивный обломок скалы на глазах теряет очертания, расползается, оседает к земле, продолжая все еще гореть странно легким синеватым огнем, несерьезным для такой глыбы.
        - Молния? - спросила Барвинок. - С ясного неба?
        - Молния, - подтвердил Олег. - С ясного неба. Поехали?
        Она зябко передернула плечами.
        - Да-да…
        Алость быстро уходила из камня, вместо глыбы посреди двора осталась огромная толстая лепешка, все еще пышущая жаром. Затем цвет сменился на багровый, люди начали робко приближаться, закрывая лица от жара.
        Олег поехал к воротам, Барвинок пустила коня рядом и спросила быстро:
        - Это нам?
        - Конечно, - ответил он.
        - Зачем?
        - Предупреждение.
        - Настолько милосерден?
        Они выехали на улицу, Олег направил коня в сторону городских ворот.
        - Не мальчишка, - ответил он медленно, - что жаждет драки. Он не станет тратить магию по любому поводу. Это была демонстрация. Он полагает, что этого может быть достаточно. Для умного человека.
        Она фыркнула.
        - Для умного!
        Он поморщился.
        - Разве не так?
        - А что, - спросила она быстро, - ты умный? Тебе этого хватит?
        - Умному бы хватило, - произнес он невесело, - но дело в том, что я - мудрый. Это дело другое. Умность - одна из частей мудрости. Там еще много чего, женщина…
        - Ну да, - сказала она саркастически, - мне совсем не понять. Как и не понять, как ты собираешься бороться с магом такой мощи. Это тебя не убедило, что твоего умения махать кулаками здесь мало?
        Он покачал головой:
        - Нет.
        - Думаешь, твои амулеты спасут?
        Он кивнул:
        - Да, я так думаю. Во всяком случае, надеюсь. А вот он побаивается.
        Она изумилась:
        - Тебя?
        - Иначе, - начал объяснять он так терпеливо, что ей почудилось, что объясняет сам себе, ему ж надо все подробно и на пальцах, а потом еще и повторить пару раз, - иначе бы не показал свою предельную мощь. Конечно, впечатлило. Он сильнее, чем я думал. И в этом его ошибка.
        Она широко распахнула глаза от таких резких поворотов мужской мысли, что нет никакой логики.
        - В чем?
        - Не показывал бы, - объяснил он, - мог бы застать врасплох. А так я теперь знаю его пределы. А вот он очень уж хочет, чтобы я ушел из этих земель и никогда не возвращался.
        Она долго думала, морщила лобик, а когда раскрыла ротик, голос ее прозвучал нерешительно:
        - Но… зачем ударил в камень? А не мог бы…
        Он договорил:
        - Прямо в меня? Если бы - давно бы. Он может метать молнии только в те точки, которые посетил лично и чем-то отметил. Он и так долго ждал, пока приблизимся к какой-то… Конечно, для него было бы счастьем, если бы я залезал на коня с этого камня…
        Она вздрогнула, поежилась. А в самом деле хорошо, что предпочла сесть в седло без этого камня.
        Да и не стал бы маг ее обижать, женщины вообще-то никому не противники. Их бьют в последнюю очередь, когда уже не бить никак нельзя, хотя и это вообще-то мужское свинство.
        Закат полыхает на полнеба, страшный и красочный, словно напоминание о битвах богов с чудовищами, от поступи которых дрожала и проваливалась, как молодой ледок, земля.
        Но краски наконец померкли, на землю пала, как невесомый пепел, печальная тень. Кони галопом идут по равнине, почти вся серебрится, кроме крохотных низин, скрытых легким туманом. Он поднимался все выше, и устрашенная Барвинок перестала видеть конские копыта, нереальное ощущение, будто скачут по ровному протяженному облачному полю высоко над землей.
        Олег покосился на бледное напряженное лицо, очень уж перепуганное на нем выражение, бросил участливо:
        - Уже скоро. Как только проскочим вон ту деревню…
        - Какую? - огрызнулась она. - Нет никакой деревни. И вообще там ничего нет…
        Он промолчал, а через несколько минут бешеной скачки из тумана выдвинулись крыши, заборы, вершинки фруктовых деревьев. Туман, казалось, прижался к земле и втискивается во все щели и ямки, стараясь остаться незамеченным.
        Барвинок холодно молчала, она человек, а не нюхочуйная борзая, только животные могут ощутить деревню на таком расстоянии, а все мужчины, понятно, животные еще те, настоящим животным такая животность и не снилась…
        Дома расположились по обе стороны дороги, большая деревня, чаще бывает, что хватает только на одну сторону. Барвинок послышался неясный гул, в домах начали вспыхивать огни, захлопали двери, в освещенных проемах появились угольно-черные силуэты.
        Загрохотало снова, Барвинок в тревоге посматривала по сторонам, из домов выбегали люди и бросались к сараям, где тревожно мычала скотина.
        - Не туда смотришь, - сказал Олег.
        Она снова повертела головой, кони под ними тревожно прядали ушами и фыркали.
        - Вверх, - проронил он. - Проехали! Уже близко.
        Она вскинула голову, успев за мгновение до его слов сообразить, что на этот раз грохот идет вовсе не из-под земли, охнула и ощутила желание вжаться в седло и вообще распластаться на нем.
        Из темного неба в их сторону несется, быстро увеличиваясь в размерах, огненный шар. Он казался невесомым, но с тяжелым грохотом ударил в большой дом. Раздался треск ломаемых бревен, досок, земля вздрогнула от тяжелого удара и подпрыгнула. Со всех сторон понеслись крики, в черноту небосвода взметнулся столб огня.
        Дом вспыхнул, как стог сухой соломы. Олег успел увидеть, как с крыльца в воздух подбросило двух охваченных огнем людей. Одежда полыхала, как облитая горючим маслом, оба упадут на землю уже умирающими, спасать нужно тех, кто был вблизи и не попал под прямой удар.
        Барвинок вздрогнула, когда волхв сказал громким злым голосом:
        - Это ты напрасно, Перевертень…
        Барвинок спросила пугливо:
        - Думаешь, услышит?
        - На всякий случай, - обронил Олег. - Я не знаю его возможностей.
        Она быстро огляделась по сторонам.
        - Погоди, здесь есть раненые…
        Он отмахнулся:
        - Не дергайся, нам нужно дальше, а здесь свои лекари!
        Прямо под ноги его коня упал бегущий, весь в огне, человек. Одежда полыхала, как факел. Он кричал и пытался зарыться в дорогу, словно в песок, но под ним была твердая до плотности камня земля. Барвинок соскочила с коня и с криком бросилась к несчастному, принялась сбивать пламя.
        Огонь погас на нем неожиданно быстро, а когда Барвинок сорвала с несчастного горящие лохмотья, ожогов, к ее облегчению, оказалось раз-два и обчелся.
        Олег сказал нетерпеливо:
        - Все, уходим!.. Хочешь их спасти - лечи причину болезни, а не признаки.
        Его конь быстро пошел вперед, перед ним разбегались, словно это он все вызвал, Барвинок стиснула зубы и послала свою лошадку следом, удивляясь, откуда это чудовище знает основное правило лекарей.
        Темная фигура волхва мелькнула на окраине и пропала, только слышался тяжелый стук копыт его могучего коня. После багрового зарева пожара мир казался темным, глаза привыкали к тьме медленно, и если бы не лошадка, что упрямо мчалась за конем волхва, то потеряться здесь было бы совсем легко…
        «Все-таки он меня переоценивает, - мелькнула у нее быстрая мысль, - я все-таки городская неженка».
        Впереди на звездном фоне выросла гигантская фигура на коне, Барвинок охнула в страхе, но это оказался волхв, он ждал, а когда обратил на нее свой взор, глаза его загорелись, как две звезды.
        - Здесь придется коней оставить, - сказал он ровным голосом.
        Она охнула:
        - Прямо в степи?
        - Перед нами уже не степь, - ответил он.
        Ей показалось, что он повел рукой, дунул злой ветер и словно унес некий черный туман, всего в двух шагах высятся огромные деревья, высокие, мрачные, чем-то особенно пугающие, и деревьев этих сплошная стена, загородившая весь мир.
        - Ой, - сказала она, - откуда они взялись?
        - Они тут и были, - буркнул волхв. - Слезай и топай следом. Или возвращайся.
        Сам он соскочил на землю, ослабил подпругу, забросил повод на седло. Конь остался на месте, только посмотрел под ноги в поисках травы. Барвинок постаралась зажать страх в кулачке и тоже покинула седло. Под ногами хрустнул камешек, в сердце начал заползать непонятный ужас.
        - Кони подождут, - сказал волхв и уточнил: - Эту ночь. Если не вернемся… утром уйдут.
        Ее сердечко затрепыхалось, как птичка в кошачьих лапах.
        - А почему мы не вернемся?
        Он буркнул:
        - Советую вернуться прямо сейчас.
        - И не мечтай, - ответила она с вызовом, но отвага покинула моментально, голос на последнем слове жалобно пискнул.
        - Хорошо, - сказал он, - тогда запомни! Ни в коем случае не касайся ни одного из деревьев. Ни в коем случае!.. Иначе… иначе это все. Запомнила?
        - Запомнила, - ответила она ошарашенно.
        - Тогда не отставай, - сказал он резко. - Я не могу их вечно держать видимыми.
        Он пошел быстро и не оглядываясь. Барвинок почти побежала за ним, волхв на ходу сорвал с груди один из амулетов и швырнул на землю. Появился слабый рассеянный свет, Барвинок чуть воспрянула духом, иначе как ночью в лесу да не удариться лбом о дерево, а фигура волхва уже мелькала далеко впереди.
        И, лишь углубившись за ним, она с ужасом поняла, почему ее сердце замерло при одном виде этого леса. Деревья все превращены в камень, даже мелкие веточки, что кое-где уже отвалились под собственной тяжестью.
        С некоторых стволов сползла кора, тоже каменная, устрашенному взгляду не во что упереться: совершенно прозрачные, если бы не пыль и грязь, их бы не увидеть вовсе, а в тех местах, где кора отвалилась только что, сквозь дерево можно смотреть насквозь и жутко видеть его висящим в воздухе над корявым пнем, где кора уцелела.
        Она торопливо шла за волхвом, напуганная и жалкая, чувствуя себя мелкой мышкой, что всего боится, все старалась догнать, страшась задеть деревья даже рукавом, но он все равно оставался далеко впереди.
        Она вспомнила, что этот жуткий лес нужно проскочить как можно быстрее, а то либо оживет и схватит их, либо что-то еще случится страшнее, все-таки сумела наддать, догнала и спросила в спину:
        - Что же это такое?
        Он то ли не понял вопроса, то ли понял по-своему, буркнул:
        - Защита.
        - Такая простая?
        Он ответил нетерпеливо:
        - Она очень непростая. Но у меня как раз на такую есть амулет. Потому идем здесь, а не с другой стороны.
        - А что там?
        Он отмахнулся:
        - Привычный набор. Ловушки, западни, проваливающиеся плиты, ножи из стен, звери…
        - Страсти какие!
        - Ему жизнь дорога, - сказал он недобро.
        - А кому не дорога? - возразила она.
        Он пожал плечами.
        - А ты не слышала о самоубийцах?
        Впереди между деревьями замерцала лиловая стена. Олег повел рукой, призрачный свет исчез, потемнело, но теперь они шли на эту странную лиловость, что заливает мир мертвенным светом с каждым шагом все ярче.
        - Теперь ни звука, - шепнул Олег.
        - Молчу, - прошептала она, - но я не могу идти, как ты, бесшумно!
        - Он ловит только человеческую речь, - ответил он, едва шевеля губами. - Все!
        Она шла за ним, трепеща всем телом, лиловый свет становился все ярче и зловещее, двигаться становилось труднее, будто шла через воду, грудь сдавило, дышать вся тяжелее, но волхв не останавливается, только наклонился вперед, продавливаясь сквозь плотный, тяжелый и вязкий воздух.
        Глава 12
        Тяжесть исчезла разом, Олег лишь ускорил шаг, а она едва не упала, перестав ломиться через незримую стену. Перед ними выросли массивные ворота из толстых досок, широкие железные полосы скрепляют их в единую стену. Барвинок даже не успела повести глазом, чтобы увидеть стены, как волхв поднял руку, ворота дрогнули под незримым напором, там затрещало, створки подались вовнутрь, выворачивая петли.
        Олег перешагнул через обломки упавшего на пол толстого деревянного засова, помещение мрачное и хмурое, Барвинок опять не успела ничего рассмотреть, как впереди вспыхнул багровый свет.
        Ощущение такое, что кто-то спускается по невидимой лестнице с огромным пылающим факелом в руке, только огонь неподвижен, свет не колышется, не пляшет по стенам.
        Ее сердце в тревоге запрыгало и затряслось. Свет стал ярче, к ним приближается человек в темной, добротно сшитой одежде, которую она четко рассмотреть не сумела, вместо лица страшно горит сгусток пурпурного огня.
        Нет, даже не лица, вместо головы яркий багровый шар, она вроде бы иногда улавливала очертания глаз, носа или губ, потом понимала, что это кажется. Человек спустился в самом деле по лестнице, теперь Барвинок ее увидела, ровный и спокойный, излучающий не только багровый свет, но и уверенную силу, величие, мощь.
        Олег сказал громко:
        - Приветствую тебя, Перевертень!.. Смени личину.
        Из огненного сгустка прогремел нечеловеческий голос:
        - Но я таков…
        - Я знаю, - отрубил Олег, - каков. А разговаривать, не показывая своих глаз тому, с кем общаешься, свинство.
        Голос прогремел властно и мощно, но Барвинок уловила в нем сильнейшее изумление:
        - Ты пришел говорить?
        - Сам видишь, - ответил Олег.
        - А как я должен увидеть?
        - Я ничего не разрушил, - пояснил Олег.
        В его спокойном голосе была такая убежденность, что даже Барвинок поверила, будто они вдвоем пришли к могучему магу только пообщаться. Возможно, и волхв тоже верит, что поговорят, и все, умные ж не дерутся, а они оба ух какие умные.
        - Хорошо, - прозвучало из огня, - хорошо. Но только…
        - Знаю, - ответил Олег, - как я только, ты сразу.
        - Точно, - прозвучал нечеловеческий голос, - читал про нас?
        - Я больше практик, - сообщил Олег.
        Она затаила дыхание, после недолгого колебания огненный шар начал тускнеть, черты лица проступили, как камни на отмели. Олег смотрел ровно и уверенно, а возможно, он и чувствует себя так, а не только старается казаться.
        Маг медленно превращался в человека, на Барвинок взглянули острые и круглые, как у птицы, хищные глаза.
        - Я тебя таким и видел, - произнес Олег. В голосе чувствовалось удовлетворение. - Плохую защиту поставил?
        - От всего не укроешься, - ответил маг сухо, в голосе Барвинок уловила нотку презрения. - Не знал?
        - И все еще многое не знаю, - сказал Олег. - А вдруг можно?
        Свечение исчезло, Барвинок во все глаза смотрела на высокого мужчину в плаще с откинутым на плечи капюшоном. Худой, костлявый, взгляд пронизывающий, рот плотно сжат, во всем облике предельное напряжение, в то время как Олег, напротив, спокоен и расслаблен, хотя она сомневалась, что это так.
        Колдун медленно взялся обеими руками за края капюшона, поднял и надел на голову, надвинув на лоб, даже на глаза. Так он мог смотреть разве что на пол, однако Барвинок не сомневалась, что видит их отчетливо.
        Олег поинтересовался:
        - Зачем ты взял из Хранилища записи Ортенги?
        Маг произнес холодным тоном:
        - Ты только что прибыл, а уже знаешь так много?
        Олег сдвинул плечами:
        - Представь себе, что буду знать завтра.
        Маг ответил резко:
        - Ты уверен, что у тебя завтра будет?
        - Нет, - ответил Олег, к удивлению Барвинок. - Всякое может случиться… Камни с неба падают не только по нашей воле. Ты умный человек, Перевертень. И должен знать, что у тебя сейчас неверный путь.
        Барвинок ждала, что маг резко возразит, однако тот сказал равнодушно:
        - Возможно, ты прав. Что это тупик, и без тебя знаю. Разгадывание древних тайн ничего не даст человеку… гм, человеку вообще-то даст, но людям - нет.
        - Так почему же?
        - Кто вступил на этот сладкий и порочный путь, - объяснил колдун снисходительно, но в то же время с ноткой горечи, - уже с него не сходит.
        - Обладание властью? - спросил Олег с пониманием.
        Маг кивнул.
        - Даже не само обладание, - произнес он, - обещание власти тоже много… Огромной, которую человеку никогда не обрести, даже если станет императором. Потому так много народу ищет старые города и роется в развалинах… Согласен, самое подлое для них и особенно остальных, что иногда все-таки находят. Это подстегивает других, заставляет бросить пахать поле, строить дома или корабли, плавить железо, ткать или кожевничать… все слабые духом устремляются на поиски такого дармового счастья. Но чтобы оправдаться перед теми, кого оставили, именно себя называют храбрецами, романтиками и прочими хвалебными именами.
        Олег уточнил:
        - Это дармовое счастье достанется не тому, кто умнее или работоспособнее, а тому, кому больше повезет.
        - Хорошее уточнение, - одобрил Перевертень.
        - Несправедливо, - сказал Олег таким отвратительно правильным голосом, за что Барвинок всегда готова была разорвать его на части. - Это несправедливо, ты согласен? Блага должны доставаться только тем, кто больше работает.
        - И кто работает лучше.
        - И кто работает лучше, - согласился Олег.
        - Мало ли, - возразил маг, - как надо. Когда мы действовали по уму?
        - Такое бывало, - ответил Олег.
        - Уверен? - спросил маг. - А если покопаться, то оказывалось, что уму подсказывали наши страстишки, желания… Человеческий дух слаб. Никто не заставляет этих людей бросать работу и всю жизнь таскаться по опасным землям в поисках сокровищ. Но таскаются же!
        Олег сказал педантично:
        - Это надо прекратить.
        - Да хватало этих прекращателей, - ответил маг устало. - Но как только дорывались сами… сам знаешь, кем становились.
        - Знаю, - ответил Олег. - Но не все. Потому призываю тебя отказаться от случайно добытого и направить усилия на изучение доброго, вечного…
        Маг поморщился:
        - До чего же ты зануден!
        - Знаю, - ответил Олег ровным голосом. - Правильность и добродетель не настолько интересны, как порок и распущенность. Хоть тела, хоть мыслей. Но мир создает правильность, а не стремление к хаосу.
        - Правильность занудна, - возразил маг. - А вот пороки… Мы живем здесь и сейчас. Так почему я должен таскать камни в фундамент цивилизации, которую не увижу, если могу просто лежать в холодке, пить вино, щупать женщин и свысока смотреть на тех, кто строит?
        - Ты не должен лежать на виду у всех, - пояснил Олег, - дабы не служить дурным примером.
        Маг кивнул.
        - Вот мы и пришли к выяснению. Ты велишь мне….
        - Предлагаю, - поправил Олег и пояснил тяжеловесно, что тоже ненавидела в нем Барвинок: - С моей стороны невежливо приказывать столь мудрому и знающему человеку.
        Маг отмахнулся.
        - Дело не в словах. Пусть предлагаешь. Но если не приму твое любезное предложение, сотрешь меня в песок. Об этом ты умолчал так красноречиво, чтобы не было никаких сомнений? Я, в свою очередь, предлагаю оставить меня в покое и никогда больше не появляться в этих землях… Согласен?
        Барвинок быстро зыркнула на волхва. Маг говорит то, что он предсказал, и даже теми же словами.
        - Нет, - ответил Олег.
        Они одновременно выбросили навстречу друг другу руки. Барвинок вскрикнула и присела. От ладоней мага и волхва разом ударили, как горящие бревна, столбы тяжелого и одинаково зловеще-лилового огня. Воздух моментально нагрелся. Фиолетовый огонь, ударившись о такой же, образовал фонтан пламени до самого свода. Там страшно закричали жуткие голоса, на землю посыпались крупные обгорелые перья и пластинки чешуек размером с ладонь.
        Волхв и колдун, стиснув челюсти, стояли друг против друга с вытянутыми руками. Жуткое пламя подсвечивает их напряженные лица, делая из них нечеловеческие раскрашенные маски. Струи огня, сбиваясь, прожгли землю, образовав там узкую и непонятно какой глубины щель, а сверху посыпались мелкие камешки, и стало видно звездное небо.
        Перевертень опустил одну руку, пальцы сорвали с пояса крупный камень, яркий и блистающий. Сильным и злым голосом он громко и яростно выкрикнул три слова, прозвучавшие страшно и зловеще. В них было столько обрекающей силы, что Барвинок застыла, как вмороженная в лед рыбка.
        Олег тоже некоторое время не двигался, глаза его мрачно поблескивали под сдвинутыми бровями.
        - Тебе не повезло, - проговорил он буднично. - Как раз от этого заклятия у меня есть амулет.
        Барвинок не успела глазом моргнуть, волхв оказался прямо перед магом, в руке нож с длинным лезвием, кончик уперся колдуну в горло. Тот замер, страшась шевельнуть губами, зеленые глаза противника смотрят с яростью, ждут малейшего шевеления, тут же велит руке дернуться вверх.
        - Не люблю длинные поединки, - пояснил Олег. - Смотреть со стороны интересно, но я ж не зритель.
        - Что… - прошептал маг совсем тихо, - ты хочешь…
        - Немного, - ответил Олег, - всего лишь покажешь, откуда черпаешь магию.
        - Ни за что…
        Нож Олега чуть сдвинулся, на горле появилась красная полоска, выступила кровь, тяжелые капли потекли медленно, щекоча кожу.
        - А так? - спросил Олег. - Тоже теряешь.
        - Но и ты не получишь…
        - Не получу, - согласился Олег, - сразу. Придется искать, искать, в конце концов найду. Но тебе будет все равно, верно?
        Маг прошептал:
        - Как будто потом не убьешь…
        - У тебя будет шанс, - пояснил Олег очень обстоятельно. - Либо умрешь вот сейчас, либо потом… разницу видишь? И проживешь дольше, пока будешь вести к своей кладовке, и можешь попытаться сбежать, обхитрить…
        Маг прошептал:
        - Ты не дашь мне сбежать.
        - Постараюсь не дать, - согласился Олег. - Но шанс всегда есть? Даже когда нет шансов.
        Маг прошептал раздавленно:
        - Хорошо… Я покажу тебе магическую воду.
        - Не шевелись, - предупредил Олег.
        Барвинок затаила дыхание, наблюдая, как волхв прижимает лезвие к горлу мага, а другой рукой методично снимает с него шнурки с амулетами. У него, как и принято, каждый амулет на отдельной цепочке или шелковом шнурке, пальцы Олега сперва прикасаются к каждому, он что-то определяет, потом стаскивает и сует себе в карман.
        Маг не двигался, но, судя по напряженному лицу и застывшему взгляду, думает не только об остром, как бритва, лезвии у самого горла.
        - Вот теперь веди, - велел Олег, - но лишних движений не делай, понял?.. И вообще ничего резкого. Я человек подозрительный, если не так истолкую…
        - Я понял, - ответил маг угрюмо.
        - Вот и хорошо…
        Барвинок потихоньку пошла следом, стараясь не отставать и не приближаться слишком, волхву может потребоваться простор, если маг попытается… что-то попытается.
        Так подошли к проступившей из странного тумана двери, Олег напомнил:
        - С дороги убери всех.
        - Там никого, - пробормотал маг.
        - Пусть и не появится, - сказал Олег. - Никто. Даже смазливая служанка.
        Барвинок пробормотала:
        - Особенно голая.
        Олег услышал, сказал одобрительно:
        - Соображаешь. И вообще чтобы ничего не попалось. Даже кошек.
        Маг буркнул:
        - У меня нет кошек.
        - Странно, - сказал Олег озадаченно, - все вы держите кошек, сов и прочую гадость…
        Барвинок задержала дыхание, дверь открылась бесшумно, но Олег с магом вышли без задержек. Так прошли три комнаты, Олег начал выказывать признаки беспокойства, наконец в последней увидели узкую каменную лестницу, ведущую вниз.
        Олег взял другой рукой мага сзади за шею, продолжая удерживать лезвие возле артерии.
        - Там?
        - Да, - ответил маг. - Не дави так…
        - Ничего, - успокоил Олег. - Простая предосторожность… Пошли.
        Барвинок держалась от них в трех шагах, лестница уходит вниз все глубже и глубже, не видно конца. Справа из стены торчат крохотные светильники, огоньки слабые, освещают только ближайшие ступеньки, а дальше идет уменьшающаяся цепь огоньков.
        Олег сказал с подозрением:
        - Что-то дышишь часто… Задумал что?
        - Ты больно давишь, - прохрипел маг. - Сейчас упаду… В глазах совсем темно.
        - Врешь, - сказал Олег, но Барвинок догадалась, что жесткую хватку чуть ослабил. - Лучше не падай, понял?.. А то, сам понимаешь…
        Маг промолчал и шел дальше, уже не останавливаясь и не раскачиваясь.
        Барвинок устала спускаться, когда снизу повеяло бодрящим холодом. Еще с полсотни ступенек, далеко внизу появилось некое прерывистое свечение, словно роятся и носятся друг за другом светлячки. Она опустилась за мужчинами ниже и сообразила потрясенно, что это блики от горящих светильников на темной поверхности спокойной воды.
        Ступеньки кончились, Олег с магом спустились до самой воды. Барвинок затаила дыхание. При слабом свете вода кажется черной, тяжелой, маслянистой. От нее и запах поднимается похожий на аромат земляного масла. Главное же, это не лужа, как она ожидала, а настоящее подземное озеро.
        Маг произнес с надеждой:
        - Видишь?.. Здесь не то что на двоих, на десятерых хватит. До конца дней!
        Олег с трудом оторвал взгляд от созерцания такого богатства. Сердце стучит чаще обычного, в горле пересохло.
        - Да, - проговорил он тяжело, - какое счастье, что ты не настоящий маг… и не сумел воспользоваться этим в полную мощь!
        Колдун сказал обидчиво:
        - Я маг!.. Ну, пусть еще не все умею, но обучался быстро. И мог бы научиться намного большему.
        - Да, - подтвердил Олег, - в том-то и дело, что смог бы.
        Колдун сказал, чуточку ободренный:
        - Ты сильнее меня, я понимаю. И - принимаю. Ты же один, видно!.. Я мог бы стать твоим помощником. Твоим учеником. Я признаю твое старшинство и… обязуюсь слушаться.
        Глава 13
        Последние слова он произнес с трудом. И хотя явно брешет, при первой возможности попытается взять реванш, но даже выговорить такие слова вслух - невероятно трудно для человека, привыкшего считать себя сильнейшим, видеть свою власть над жителями окрестных деревень и успевшего вкусить от сладости этой власти.
        Олег убрал руку с его шеи, Барвинок поглядывала, как он разминает пальцы, но взгляд все еще не отрывается от поверхности озера. Даже нож убрал наконец, а голос прозвучал почти буднично:
        - Ты готов принести клятву верности?
        - Да, - ответил колдун поспешно.
        - Нерушимую?
        - Да!
        Олег сказал хмуро:
        - Учти, я знаю те, которые нарушить в самом деле нельзя. Иначе гореть в вечном огне в страшных муках.
        Колдун кивнул, в голосе звучало полное поражение:
        - У меня нет выбора. Быть твоим помощником или… умереть.
        - Верно, - сказал Олег. - Говори.
        Он поднял из-под ног камень размером с яблоко. Колдун охнул от святотатства, когда его мучитель швырнул камень на середину подводного озера.
        Даже Барвинок засмотрелась, как ровная, словно застывший черный лед, поверхность чуть дрогнула, камень погрузился до половины, взлетели на диво редкие и вялые брызги, вода пошла было кругами и так застыла, будто превратилась в камень.
        Все трое смотрели на место падения камня, колдун быстро присел, избегая ножа в руке волхва, ударил его, не глядя, локтем в живот, развернулся и ударил уже кулаком.
        Барвинок видела искаженное лицо волхва, нож выскользнул из ослабевших пальцев, а кулак колдуна устремился в его лицо. Олег отшатнулся, с силой ударил в ответ прямо в скулу, но колдун только тряхнул головой.
        Они обменялись быстрыми, но тяжелыми ударами, затем колдун ухватил Олега за горло, лицо волхва посинело, а жилы на висках вздулись. Она почти ощутила, с какой силой колдун сжимает пальцы, Олег задыхался, слепо шарил по его груди, словно искал еще амулеты, потом ухитрился снизу подбить его руки.
        Колдун отшатнулся и выпустил жертву. Олег, не переводя дыхание, ударил его в лицо. Барвинок не поверила глазам, колдун только отшатнулся, хотя других волхв таким ударом не просто сшибал с ног, их уносило, как ветром листья.
        Она не успела увидеть, кто из них сделал подсечку, оба рухнули так, что вздрогнула вся пещера. Колдун оказался сверху, а Олег тщетно пытался удержать руку, вооруженную его же кинжалом. Острое лезвие медленно приближалось к его глазам. Колдун злорадно скалил зубы, тяжелое дыхание рвется из раскрытого рта со свистом, руки трясутся, превозмогая сопротивление волхва.
        Барвинок закричала отчаянно:
        - Олег! Держись! Не сдавайся!
        Олег прохрипел:
        - Он… сильнее…
        Она вскрикнула:
        - Не сдавайся, я пропаду без тебя!
        Он прошептал сквозь стиснутые зубы:
        - Правда?.. Ну… тогда…
        Острие кинжала, что почти касалось века его правого глаза, так же медленно начало отодвигаться. Колдун хрипел, сопел, тужился, на висках и лбу вздулись багровые вены, похожие на перепивших крови пиявок, Олег молчал, только смотрел в упор ненавидящими глазами.
        Движение кинжала замедлилось, Барвинок с ужасом поняла, что Олег истратил все силы, но ничья долго не продлится, вот снова начинает неумолимо двигаться к лицу Олега…
        - Держись! - прокричала она. - Ты же герой!.. Ты самый сильный… Я в тебя верю!
        - Хорошие слова, - прохрипел Олег, - нужные…
        Лезвие снова начало отодвигаться. Колдун застонал, лицо стало страшным, все жилы вздулись и застыли, превратив его почти в звериную морду. Барвинок видела, как лопнули его рукава, обнажая вздувающиеся мышцы, что растут и превращаются в чудовищные нагромождения тугого мяса.
        - Олег! - прокричала она. - Ты победитель!.. Все женщины мира - твои!..
        - Эти слова… - прохрипел Олег, - еще… лучше…
        Лезвие пошло от его лица быстрее. Колдун в отчаянии оглянулся на Барвинок и закричал затравленно:
        - Женщина, не вмешивайся! Это мужское дело!
        - Я тоже имею право, - крикнула она.
        - Ничего ты не имеешь… - прорычал колдун. По глазам поверженного волхва он понял, что тот с ним согласен, оба хрипели и напрягали мышцы из последних сил, у колдуна из носа пошла кровь, Олег брезгливо отстранился, из-за этого нож приблизился к его горлу.
        Барвинок пришла в голову безумная мысль подбежать и поцеловать Олега, у любого мужчины должно сразу прибавиться сил, но это у простого, а этот совсем не такой, как остальные, хоть она его и обзывает постоянно…
        - Олег! - прокричала Барвинок.
        Колдун повернул голову в ее сторону и прошипел люто:
        - Убирайся… иначе я тебя, дура…
        Олег краем глаза увидел справа камень, быстро ухватил одной рукой, пользуясь моментом, что нажим врага чуть ослабел, и с силой ударил им его в висок. Колдун дернулся, нож выпал, Олег с отвращением скинул с себя обмякшее тело.
        - С женщинами нельзя так разговаривать, - прохрипел он. - Хоть они и дуры, ты прав…
        Барвинок подбежала и жарко поцеловала его в щеку.
        - Спасибо!
        Он посмотрел на нее с подозрением.
        - За что?
        - Ты спас меня!
        Он пробормотал:
        - Вообще-то я дрался, если без брехни, не за тебя… Но если нужна милостыня… то есть милосердие…
        Она чувствовала, как ее щеки вспыхнули жарким огнем.
        - Ничего мне от тебя не нужно!
        - Это хорошо, - сказал он с облегчением. - А то всегда требуете, требуете, требуете… Даже когда не требуете. Ладно, надо закончить с этим делом…
        Колдун не двигался, руки раскинуты в стороны, из пробитого виска вытекает темная кровь. Олег постоял над ним, всматриваясь с подозрением, вдруг да притворяется, а его пальцы методично перебирали на груди амулеты.
        Барвинок обратила внимание, как аккуратно и ловко, что говорит об отточенности и этого движения, снял со шнурка серый камешек. Она смотрела во все глаза, стараясь уловить, что же в нем особенного, увидеть ничего не успела, волхв размахнулся и швырнул вслед за булыжником.
        Вода всколыхнулась, будто в озеро обрушилась целая скала. Барвинок в испуге отпрыгнула, волна жадно лизнула ее сапожки и отступила. И продолжала отступать. И отступать. Воздух стал влажным, а вода уходила и уходила, обнажая камни на дне.
        - И что, - прошептала она, - вот так… исчезнет?
        - Нет, конечно, - удивился волхв. - Как это исчезнет? Мне кажется, в мире вообще ничего не исчезает, только изменяется. Странно, правда?
        - А эта вода?
        Он наморщил лоб.
        - Тот камешек должен был прожечь дырку на дне. Вот вода и…
        Она вытаращила глаза.
        - Дырку? Какую дырку?
        - Такую. Подходящую.
        - Но… какая должна быть дырка?
        Он сдвинул плечами.
        - Достаточно широкая, как видишь, вода уходит быстро. И, конечно, глубокая. Не обязательно до самого панциря той черепахи… Раньше попадутся слои с подземными реками. По ним вся и уйдет.
        - А на поверхность?
        - Не выйдет, - заверил Олег. - Тяжеловата, будет вообще стремиться вглубь. Подземные реки и ручьи чаще всего идут по глине, для простой воды она непроницаема, а для непростой…
        Он говорил обстоятельно, уже спокойный, будто за его спиной не лежит труп могучего колдуна, будто только что не было смертельной схватки, когда жизнь висела на волоске, она смотрела в его колдовские зеленые глаза и вдруг потрясенно ощутила, что это крохотный эпизод в его полной приключений жизни, а вообще ему приходилось встречать противников и пострашнее.
        Дрожь прошла по ее телу, стало страшно, и очень захотелось прижаться к нему и спрятаться там от него же, сильного, жестокого и непримиримого.
        - И тебе, - прошептала она, - не жалко? Мог бы сам воспользоваться. Здесь и богатство, и власть… и вообще все.
        Он покачал головой.
        - Как раз не все. Синица в моих руках бывала не раз. Теперь хочу журавля с неба… Пойдем.
        Подниматься ей показалось даже легче, чем когда спускались, нет страха и предчувствия беды, что холодили ноги, да и волхв идет прямой и собранный, не чувствуется в нем ни сожаления, ни раскаяния.
        Она вспомнила начало схватки, зябко передернула плечами. Олег лишь покосился, когда маленькая женщина догнала и пошла рядом, поглядывая большими глазами.
        - Ты что, - спросила она дрогнувшим голоском, - в самом деле надеялся, что он вот так возьмет и откажется от… как ты говоришь, случайно добытого? И ринется изучать доброе, вечное?
        Он поморщился.
        - Нет, конечно.
        - Это хорошо, - сказала она с облегчением, - а то думала, что совсем дурак. Кто по доброй воле откажется от сокровищ и пойдет изучать это самое доброе, вечное?
        - Я таких знавал, - ответил он коротко.
        Она изумилась:
        - Правда?
        - Точно, точно.
        - Странные люди, - проговорила она задумчиво. - Интересные, наверное. Ну а ты зачем ему это говорил? Если знал, что откажется?
        - Давал шанс, - объяснил Олег. - Человеку нужно всегда давать шанс. Конечно, не тогда, когда распростерт под тобой, а ты уже замахнулся мечом… Тогда за любой шанс ухватится! Не-е-ет, надо вот так, когда он еще уверен в своей мощи…
        - Свинья ты, - сказала она с упреком. - Ты давал не шанс, а видимость! Нет, конечно, шанс давал, но подстраивал так, чтобы он его не принял!.. И тогда твоя совесть как будто бы чиста.
        Он помолчал, к чему-то долго прислушивался. Барвинок забеспокоилась и начала оглядываться по сторонам, смотрела на стены, какие-то не такие, а он наконец вздохнул с облегчением.
        - В самом деле чиста.
        Она вздрогнула.
        - Кто?
        - Совесть, - объяснил он. - Сейчас поговорил с нею, спросил, и она ничего, не возражает.
        - Гибкая, - сказала она саркастически. - Податливая! Всегда уговорить сможешь.
        Он возразил с недоумением:
        - Ничего я не уговаривал…
        - Она к тебе на лету подстраивается, - объяснила она. - Угодливая.
        - Это ж хорошо, - сказал он важно. - Как женщина! Я имею в виду, настоящая женщина.
        Она буркнула:
        - Много ты видел настоящих.
        Разговаривать с ним враз расхотелось, она смотрела перед собой надменно, абсолютно не замечая его, что идет рядом сосредоточенный на чем-то важном, как он полагает, на ерунде какой-то, брови сдвинуты, лицо внимательное, щеки слегка запали, скулы красиво и четко вырисовываются на удлиненном лице, нижняя челюсть тяжеловата, губы прорисованы красиво, ничего не скажешь, но трудно себе представить, что они могут делать еще что-то, помимо хлебания супа…
        Обращенное в ее сторону плечо блестит в тусклом багровом свете, выглядит то как шар размером с ее голову, то при шевелении в нем проступают толстые мышцы, а ниже под кожей перекатывается могучий бицепс, толстый, как сытый удав, даже когда лениво расслаблен. На предплечье широкий стальной браслет, ей вполне подошел бы вместо пояса, а на запястье браслет настолько широк, что уже почти и не браслет.
        Ее плечи передернулись, когда она вспомнила, как он совсем бесстрашно принимал на это железо удары мечей и топоров, ничуть не беспокоясь, что рука переломится.
        - Ты силен, - проговорила она, - ты чудовищно силен…
        Он подумал, заметил с тяжеловесной объективностью:
        - Он был силен тоже.
        - Нет, - возразила она, - я не о мышцах… Ты силен своими убеждениями! Но они у тебя какие-то повернутые, жестокие, бесчеловечные!
        Он проворчал:
        - Это у меня бесчеловечные?
        - У тебя!
        - Почему?
        - Не понимаешь? Да тебя, если узнают, что творишь, проклянут все люди на свете!
        Он поинтересовался с той же неуклюжестью:
        - Почему?
        Она остановилась, он тоже замер, удивленный ее вспышкой, а она прокричала отчаянно ему в лицо:
        - Ты отнимаешь у них надежду! Жизнь тяжела… а у кого не тяжела, то сера и беспросветна. Каждый селянин, одурев от однообразия работ, мечтает найти что-нибудь чудесное. Говорящую щуку, палочку-выручалочку или хотя бы ковер-самолет. Если нет, есть надежда, что повезет хотя бы в лотерее!
        Он смотрел на нее с удивлением. Хорошенькая куколка, и когда раскрывает свой хорошенький ротик, то ожидаешь услышать сладкое пение или сладкое щебетание, но когда слова идут умные и резкие, даже не замечаешь ее бесстыдно огромных глаз и роскошных золотых волос.
        - Ты права, - сказал он. - Ну, а как иначе?
        Барвинок шла за ним, опустив голову, сглупила, не выдержала, с языка сорвалось то, что не должно бы, и лишь одна надежда, что волхв, как и все мужчины, слишком самоуверен, чтобы обращать внимание на ее мелкие промахи. Мужчины больше всего любуются собой и своими поступками, на замечания не реагируют, а уж если что-то говорит женщина, то слышат только воробьиное чириканье, а не связную и осмысленную речь…
        Ступеньки вывели к двери, она показалась Барвинок плотно закрытой, но Олег пнул ногой, и отворилась легко, будто из тонких досок.
        За воротами распахнулась все та же ночь, необъятная и властная, звезды блещут холодными льдинками, ярко-оранжевый месяц висит грустный, медленно тающий, как леденец, от него идет едва заметное тепло. Страшный странный лес исчез куда-то…
        - Кони на месте, - сказал он довольно.
        - Ночь еще не кончилась, - возразила она.
        Он сдвинул плечами.
        - Я не сказал, чтоб ты не тревожилась, здесь было полно всякого зверья…
        - И ты оставил в таком месте коней?
        - Как видишь, защита устояла.
        Она пугливо огляделась.
        - А теперь? Не набросятся?
        Он отмахнулся.
        - Когда колдун не слишком… силен, все им созданное вскоре исчезает.
        Лошади тихонько заржали, приветствуя хозяев, Барвинок погладила свою по длинному носу и поцеловала в бархатные губы, мстительно поглядывая на волхва, смотри и завидуй, морда занудная, тошнит от твоей правильности..
        Глава 14
        Крыша постоялого двора нещадно блещет в лунном свете так, словно вся из чистейшего золота, небо черное, даже звезды померкли, а двор освещен так ярко, что можно рассмотреть каждую оброненную соломинку.
        Барвинок чувствовала себя голодной, но крепилась и не ныла, раз уж волхв даже не заикается о еде, однако Олег, словно чувствует ее так же, как она себя, сказал потеплевшим голосом:
        - Перекусим сперва, а потом и в постель…
        Он смотрел серьезными глазами, она смятенно подумала, что когда-то перестанет возмущаться и просто ляжет. У края или у стенки, где сама выберет. Все-таки у нее есть выбор! Но что-то не чересчур уж… с размахом.
        Она подавила толчок радости, но поморщилась и спросила язвительно:
        - Вот так сразу?..
        Он фыркнул:
        - Еще полночи впереди, не заметила?.. Поужинаем, а выезжаю я на рассвете.
        - Ты? - спросила она. - А я?
        - И ты, - ответил он, - если проснешься.
        Она сказала сердито:
        - Что за мужской эгоизм? Все «я» да «я»! Почему не «мы»?
        Он кивнул.
        - Мы выезжаем на рассвете.
        - Почему ты всегда решаешь за обоих? - спросила она с нотками дозированного возмущения в голосе. - Потому что самец?
        Ворота постоялого двора гостеприимно распахнуты даже ночью, жизнь здесь не затухает. Однако к воротам как раз шел зевающий во весь рот мужик с большим засовом в руках.
        Олег въехал во двор первым, бросил мужику поводья.
        - В стойло, - распорядился он. - Овса и ключевой воды.
        Барвинок смотрела на волхва злыми глазами, он мирно пожал плечами.
        - Ты чего?
        - А ничего! - отрезала она с вызовом.
        Он ответил со вздохом:
        - Хорошо, не буду решать.
        - Что? - удивилась она. - Разве ты не мужчина? Ты должен! Почему увиливаешь от обязанности решать за женщину и вести ее за собой, а потом выслушивать, что не туда завел?.. Это у тебя осторожность, что уже переросла в трусость? Или слабость? Если ты мужчина, а ты по ряду признаков он самый, то ты должен, обязан…
        Он подставил ей руку, она была настолько увлечена обличениями, что забылась и машинально оперлась, по телу прошла сладкая волна, ладонь волхва широка, как плоскогорье, а еще горячая и крепкая, словно скала, прогретая на жарком солнцепеке.
        Опустив голову, чтобы он не увидел внезапный румянец на ее щеках, она сунула повод заспанному слуге, заикающимся голосом повторила то, что говорил волхв, а потом взяла себя в руки и шла за ним, размахивая передними конечностями, и снова обличала, обличала.
        Олег слушал милое щебетанье и думал, что мир нужно изменять, иначе он неконтролируемым образом начнет изменять нас самих. Даже самые лучшие из людей только вначале, когда натыкаются на запасы магической воды, пещеру с сокровищами, золотую рыбку, - готовы делиться богатством с другими, облегчать им жизнь, лечить, но все сильнее становится соблазн не переубеждать упрямого соседа или пытаться с ним как-то ужиться, а превратить в жабу или что-нибудь не менее гадкое, чтобы избавиться раз и навсегда. Или даже не навсегда, редко кто сразу вот так… но потом всякий решает: а почему бы и нет? Власть портит людей очень быстро. Потому, наверное, власть нужно давать на время, а потом отбирать… Но как отобрать?
        В харчевном зале на диво полно народу, толстая девка с глупым, но добрым лицом и широкой довольной улыбкой разносила в кувшине вино. Ей подставляли кружки, кто деревянные, кто глиняные, у одного даже настоящая бронзовая, очень дорогая. У многих не кружки, а чаши, пусть из дерева, но все же не кружки, что значит, гости зажиточные.
        Кто-то наигрывал нехитрую мелодию, за столами шумно разговаривали, веселились, сыпались шутки, девку с кувшином часто хлопали по толстой заднице, на что она только улыбалась шире и двигала ягодицами.
        Олег заказал ужин, им принесли и поставили мясо и парующую гречневую кашу. Он принялся за еду, Барвинок еще не выдохлась, но что-то заподозрила, волхв смотрит на нее зеленущщими глазами и равномерно кивает, явно признавая ее правоту, свою вину, и даже согласился, что ему надо пойти и немедленно утопиться.
        - Что ты, гад полосатый, - прошипела она, - все соглашаешься?
        - С тобой нельзя не согласиться, - сказал он серьезно.
        - Почему?
        - Ты ешь-ешь, а то остынет.
        - Почему нельзя не согласиться?
        - Ты права, - сказал он с убеждением.
        - А о чем я говорила?
        Он подумал, подвигал кожей на лбу.
        - Разве это важно? Ты хорошо говорила. С жаром, убедительно. Чувствуется, что веришь в свои слова, а не просто прикидываешься, как вы все умеете. Это здорово, я так редко вижу, чтобы кто-то не рвал и хапал только для себя!.. Ты бьешься за всех, это просто невероятно. Глазам не верю, но… ты такая.
        Она фыркнула.
        - А ты? Отказаться от озера с магической водой! Надо быть каким упертым человеком идеи!.. Хоть и какой-то странной, причудливой. Надеюсь, пойму.
        Он спросил с любопытством:
        - Зачем?
        - Лечить буду, - сообщила она. - Я же лекарь, забыл? Сперва нужно понять, на чем свихнулся. Потом лечить намного проще. Может быть, тебе нужно всего-то несколько кольев обтесать на голове… или мешок орехов поколоть? Ну, пусть два или три.
        Он ел неторопливо, зеленые глаза задумчивы, хоть и смотрит ей в лицо, снова кивнул, выражение не меняется, она ощутила, что начинает злиться.
        - Почему ты взялся за это?
        Он взял кувшин, налил ей в широкую чашу. Судя по насыщенному цвету, красное вино, явно желает подпоить, чтобы стала посговорчивее, однако ноздри уловили аромат свежего компота.
        Волхв проговорил задумчиво, абсолютно проигнорировав выражение острого разочарования на ее хорошеньком личике:
        - Почему я? Потому что все, кому было сказано насчет дороги… и кого даже ткнули носом, куда идти, все равно ухитрились сбиться с пути. То начали искать истину в похоти, то башню до неба строили, до богов добраться восхотелось, то решили, что Творец вообще махнул рукой на род людской, и потому самое время подсуетиться и постараться понравиться Его Врагу… Мол, вся земля теперь принадлежит ему, так что надо славить Тьму и все, что к Тьме принадлежит…
        Она переборола себя и слушала внимательно, он видел, как поблескивают ее глаза.
        - И ты решил…
        Он ответил с неудовольствием:
        - Не я.
        - А кто?
        - Тот, кто во мне.
        - Не понимаю, - ответила она искренне.
        Он хмыкнул.
        - Да, это тебе не «гав» над ухом, что тебе так понравилось. Это понять непросто.
        - Объясни, - попросила она смиренно, - может быть, я все же пойму… бабьим умом своим?
        Он проворчал:
        - Если бы я сам понимал. Я только чую… Как вон ты чуешь красивость тряпок, сапожек и чем покрасить ногти, так я чую зов Творца. Он терпеливо ждет, что придем к нему. Но не такими, как сейчас… Такие ему не нужны, такие не придут, да он и побрезговал бы такими сопливыми.
        - А каких допустит?
        Он пожал плечами.
        - Этого не знаю. Знаю только, каких не допустит.
        Она сказала печально:
        - Полагаешь, ему не нужны хорошие честные люди, что верят в удачу?..
        - Верить нужно только в свои силы, - ответил он снисходительно. - Это, кстати, и есть единственная правильная вера в Творца. Ведь это он нас создал! А если не дойдем до цели, это наша вина, а не Его.
        Она сказала настойчиво:
        - А кто не может идти? Ты уничтожишь этих слабых?
        Он поморщился.
        - Нет, конечно. Слабые в Царстве Божьем не нужны, этих дурачков только пожалеть нужно и… оставить, пусть копаются в своем дерьме и дальше, как жуки навозные. Даже если они хорошие и честные. А тех, кто соблазнит малых сих, - я буду уничтожать люто и нещадно.
        - Ты злой, - сказала она убежденно.
        Он задумался, повторил:
        - А кто соблазнит малых сих… гм, хорошо звучит, надо запомнить на будущее. Когда-нибудь запишу в книгу правил.
        Она фыркнула:
        - Если тебя не прибьют раньше.
        - Да, - согласился он, - желающих прибить… тьма. Не понимаю, почему люди такие злые?
        Она сказала саркастически:
        - Ну да, ты же ходишь по свету и всем раздаешь цветы и пряники!
        Он допил из чаши, лицо слегка раскраснелось, она заподозрила, что у него совсем не компот, но все-таки наливал из одного кувшина, мерзавец, как же это делает…
        - Закончила? - поинтересовался он. - Пей, и пойдем.
        - Как тебе не терпится, - буркнула она, но послушно поднялась. - Так и быть, идем.
        Их провожали долгими взглядами, к этому она уже привыкла, шла красиво и гордо, только косилась на волхва, замечает ли, как на нее смотрят, но тот двигается через зал, словно большой корабль к дальнему острову, даже глазами не поведет в стороны, хотя ей все чаще кажется, что видит и замечает гораздо больше, чем показывает. Но все-таки хотелось бы более заметных знаков внимания, чурбан несчастный.
        По скрипучим, рассохшимся ступенькам поднялись в свою комнатку. Барвинок задержала дыхание, волхв направился к кровати, ясно, все они такие, однако прошел мимо и остановился у окна.
        Взгляд его, направленный вниз, стал еще угрюмее. Барвинок вздохнула, слишком непредсказуем этот человек, откуда только и пришел, спросила, не особенно рассчитывая на ответ:
        - Кто ты вообще? Сам по себе или кому-то служишь? Если так, то кто твой хозяин?
        Он продолжал смотреть в окно, лицо оставалось угрюмым и задумчивым.
        - Вообще-то служу…
        - Кому? - спросила она живее.
        Он пожал плечами.
        - Если бы я знал!
        Она широко распахнула глаза.
        - Как это?
        Он снова пожал плечами, она успела подумать, что хотя не первый раз видит у него этот жест и не первый раз он вот так выражает свое незнание или неумение, но у него это все равно признак силы, а не признание в слабости.
        - Если бы я знал, - повторил он в некотором раздражении. - Но я когда-то дознаюсь!.. Понимаешь, а ты должна понимать, люди вообще-то быстро достигают того предела, когда ими уже не помыкают ни князья, ни короли, ни даже императоры. Ну, могут достигать… и некоторые достигают. Но что тогда заставляет нас совершать нелепости, если смотреть трезво? Мы всесильны, но ведем себя так, словно за нами следит строгий… учитель? Хозяин?
        Она прошептала, глядя на него во все глаза:
        - Совесть…
        Он спросил уже раздраженно:
        - Что это?
        Она пожала плечами, поймала себя на этом нелепом жесте, засмеялась, словно заразилась от него, а ведь и она раньше не знала этого движения.
        - Не знаю, не задумывалась.
        - Дура, - сказал он беззлобно, но с презрением в голосе. - Хоть и красивая. Даже очень красивая, согласен. Да и зачем задумываться, если красивая?.. А я вот не могу без задумывания.
        Она осмотрела его критически.
        - Ты тоже… можно сказать, красивый. Только не той красотой, что считается ею.
        Он отмахнулся.
        - Я не дурак, вот что главное. А красивый или некрасивый - для мужчин это несущественно.
        - Да? - сказала она саркастически. - Посмотрела бы я на тебя, если бы ты был низкорослым сморчком с впалой грудью и большим животом! Не обращаешь внимания на себя потому, что мужчины и так расступаются, когда ты идешь, а женщины начинают дышать чаще!
        Он снова отмахнулся, уже раздраженнее, эта интересная для нее тема, может говорить до бесконечности, ему просто противна, спросил:
        - А почему тебя это интересует?
        - Ты необычен, - объяснила она. - Такие люди могут быть очень полезны миру, но чаще бывают очень вредны. Ты, как мне кажется, бесспорно вреден. И очень опасен. Ты выбрал себе роль борца с колдунами, волшебниками, магами… зачем? И вообще, как ты их находишь?
        Он наконец отвернулся от окна и взглянул в упор.
        - Нахожу просто, - сказал он хмуро. - Каждый, кто занимается колдовством, распространяет вокруг себя…
        Он замолк, в затруднении покрутил головой, подыскивал слово.
        - Запах? - подсказала она.
        Он подумал, кивнул.
        - Да, хотя это больше похоже на крик… или шум. Словом, я иду в сторону усиливающего шума, пока тот не начинает удаляться, и тогда понимаю, что только что прошел мимо. Так обычно и нахожу. Но иногда удается сократить поиски, узнав имя колдуна и где он живет, так что не пренебрегаю и расспросами…
        - О тебе уже наслышаны, - напомнила она. - По всем базарам говорят злорадно про убивающего колдунов воина.
        Он сказал безучастно:
        - Все воины воюют с колдунами. Извечная война меча и магии. Об этом сказки, песни, легенды.
        - Нет, - возразила она, - на этот раз все верят в то, что говорят! А колдуны, думаю, слушая эти разговоры, начинают строить свою защиту так, что муха не пролетит… Интересно, чем они тебя так обидели, что ты мстишь всем сразу?
        Он посмотрел на нее почти ласково, но она ощутила себя под этим взглядом особенно маленькой, глупой и униженной.
        - Давай спать, - сказал он, - где ляжешь, к стенке или с краю?
        У нее вертелось на языке, что ляжет к стенке, это чтоб у нее не было шанса вырваться, когда полезет к ней, но нечто в ней сказало громко и с возмущением:
        - С ума сошел? Я порядочная девушка!
        Дура, сказала она себе злобно, могла бы уже не прикидываться, ну почему думаешь одно, а говоришь другое, что положено?
        - Как знаешь, - ответил он и зевнул. - Я, пожалуй, лягу… Только среди ночи не подползай, а то испужаюсь. Я такой пугливый, такой пугливый…
        Она, окаменев от злости, смотрела, как он сбросил волчовку и портки, оставшись в набедренной повязке, и лег в постель, поставив в изголовье посох и лук.
        Она прошипела злобно:
        - Почему правильные люди такие зануды?
        Он пробормотал:
        - Встречный вопрос: почему порок всегда так ярок, интересен и привлекателен?
        Она вскинула брови, красиво изогнула шею и вывернула плечо, стараясь заглянуть себе за спину.
        - Я ослышалась или ты меня назвал привлекательной?
        - А ты меня занудой?
        - Но ты и есть зануда!
        - А ты, - сказал он, - как вот сама определила… да, есть в тебе кое-что, есть…
        Она ждала с нетерпением, но он пошевелил пальцами в затруднении, в некоторых случаях у зануд кончаются слова, в то время как у беспечных гуляк в такие моменты как будто прорывается мешок с комплиментами и красивостями.
        - Есть, - согласилась она милостиво, - не буду спорить. Еще как не буду!.. Но я не порочная. Я вообще само совершенство!
        - Ага, - сказал он и широко зевнул. - Оно самое. Ладно, я сплю.
        Глава 15
        И снова она, заснув на полу, пробудилась в кровати, заботливо укрытая по самые ноздри одеялом. Сон выветривался медленно, она долго лежала неподвижно, нежась и наслаждаясь покоем, уже поняла, что снова он, избегая пререканий, которые неизвестно до чего доведут, поступил по-своему.
        - Свинья, - заявила она, вылезая из-под одеяла. - Отвернись, я одеваться буду!
        Олег ответил сухо:
        - Кони сытые бьют копытами. В смысле, уже оседланы. Я вернулся взять мешок.
        - Даже не позавтракаем? - спросила она сердито.
        - Нет.
        - Ну ты и свинья!
        - Повторяешься, - напомнил он.
        - Ну и что? Мне можно.
        Через несколько минут она уже покачивалась в седле, все еще чуточку сонная, еще даже не голодная, желудок не понял спросонья, что его бессовестно обманули. Низкое утреннее солнце бьет в глаза и заставляет некрасиво жмуриться, мир яркий и блестящий, оглушительно пахнет сеном, свежим хлебом, а ветер принес сладкие запахи цветущего шиповника. Олег пустил коня в галоп сразу же, как миновали ворота постоялого двора.
        За городской стеной некоторое время шли деревни и ухоженные огороды, а дальше потянулась зеленая степь с проплешинами выжженной земли.
        Барвинок вертела головой, замечая курганы, оставшиеся от древних народов, имена которых давно и прочно забыты, почти сравнявшихся с землей могильников, расспрашивала волхва, а тот, к ее удивлению, отвечал подробно и даже охотно, будто самому такое интересно.
        На горизонте то появлялись, то исчезали таинственные призраки гор, синеватые, тающие в дымке. Несколько раз на полном скаку проносились через дикие рощи, где не ступала нога человека, множество сухого бурелома, строевые деревья, а когда выскакивали, горячее солнце злорадно било в бок огненными стрелами.
        Она вспомнила яростную схватку с магом Перевертнем, плечи сами собой передернулось, а внутри похолодело.
        Волхв едет суровый и погруженный в думы, она догнала и прокричала обвиняюще:
        - С тем озером ты мог бы стать королем!
        Он посмотрел на нее в удивлении.
        - Всего-то?
        Она поперхнулась, словно в рот влетел большой майский жук.
        - А что… тебе мало?
        Он сказал безучастно:
        - Один мой знакомый, я его знавал еще атаманом запорожских казаков, стал им недавно… Вроде бы добился своего, простой варвар из Киммерии - и вдруг на королевском престоле!.. Правда, не вдруг, долго к этому шел, но дело не в этом. Что-то на троне не стал счастливее сам и людей не смог сделать лучше, чем они есть… Вот так-то. Еще один, близкий друг детства, не раз мою шкуру спасал, сейчас королем в Барбусе, но только и думает, как улизнуть оттуда… Так что мечта стать королем - это как мечта голодного о куске хлеба. Наелся наконец и думает: как, это все?..
        Она вздрогнула.
        - А тот… который не мылся… он что, в самом деле царский сын?
        - Колоксай?
        - Да!
        - В самом, - подтвердил он. - Кроме того, он герой, а это повыше, чем царский сын или даже царь. И уже знает, что есть власть и повыше, чем царская…
        Он выглядел таким самодовольным и вещающим только непреложные истины, что злость заполнила ее всю и едва не выплеснулась из ушей, что было бы весьма некрасиво, она перевела дыхание, успокаивая разбушевавшееся сердце, и спросила ехидно:
        - Старый вопрос, так до сих пор и не разрешимый… В общении с женщинами мужчины умнеют или глупеют?
        Он пожал плечами.
        - Есть и другой вариант.
        - Другого нет!
        - Есть.
        - Какой?
        Он проворчал:
        - Остаются такими же. Не понимаю, почему в вашем присутствии надо меняться? Мне вот без разницы. Вон, смотри, синичка прыгает, червячков клюет… Хорошенькая какая, верно?
        - Ну, милая… - пробормотал она, - и что?
        - А то, что я вот посмотрел, - объяснил он насмешливо, - и не стал ни умнее, ни глупее. А она может сколько угодно думать, что я меняюсь, глядя на нее…
        Она прошипела:
        - Ну ты и свинья…
        Он ухмыльнулся, взгляд устремлен вперед, лицо суровое, красиво жесткое, словно умело вырезано из камня, а она чувствовала, что у нее от жары взмокли подмышки, и старалась оттопыривать руки, когда волхв не смотрит, чтобы встречный ветер успевал высушивать, это ужасно, когда мокрые пятна, а еще и запах, неприятно постельный…
        Олег время от времени бросал на нее взгляд, однажды коротко бросил:
        - Привал. Ненадолго.
        - Хорошо, - прошептала она и почувствовала, что еще вот так версту - и она свалится с коня. - Если устал, то отдохни. И кони пусть переведут дух…
        - Да-да, - ответил он. - Главное, кони.
        - Конечно, - шепнула она упрямо.
        Он спрыгнул, протянул к ней руки. Она не успела возразить, как он снял с седла, словно ребенка, поставил на землю и сказал отечески:
        - Присядь. Будешь веточки в костер подбрасывать.
        - Какой костер? - спросила она.
        - Будет, - пообещал он.
        Она без сил опустилась на землю, а буквально через минуту волхв принес целую гору отборных сухих веток. Дважды ударил кресалом о кремень, искры полетели прямо в просушенный солнцем мох и тут же взвились веселыми огоньками, а следом принялись расщелкивать мелкие прутики, лизать средние и жадно поглядывать на крупные.
        Она огляделась, место совсем дикое, хотя рядом мелкий ручеек, с десяток деревьев, странно перемешанных: два дуба, один клен, остальные все ясени, крупные, но держатся со скромным достоинством, даже не колышут ветками, как простонародный клен.
        С другой стороны нечто грозное, настоящее ущелье, даже отсюда чувствуется, что глубокое, а та сторона удалена почти на полверсты. К счастью, дорогу не загораживает, если только не свернет там дальше и не протянется на сотни верст…
        Она с трудом поднялась и сходила к ручью, он весело скачет по галечному ложу, устраивая крохотные водовороты, вода холоднющая и такая прозрачная, словно ее и нет вовсе, а только обжигающий холод. Она присела на корточки, жадно напилась, зачерпывая в обе ладошки. Надо бы вернуться, но не удержалась, села и опустила в холодные струи голые ноги.
        Через несколько минут холод охватил от кончиков пальцев и до головы, начала стучать зубами, но, как ни странно, ощутила себя почти отдохнувшей.
        Когда вернулась, на небольшой скатерке уже разложены свежий хлеб, мясо, сыр, соль, две печеные рыбины. Мясо только что прожаренное, ноздри уловили аромат.
        Она спросила виновато:
        - Это сколько я там проторчала?
        - Недолго, - утешил Олег. - Это я быстрый.
        - Не мог не похвастаться, - буркнула она.
        Он смолчал, всматриваясь в даль. Вскоре она тоже увидела, как из-за холмов вынырнули всадники. Сперва ей показалось, что проедут мимо, но вожак повернул в их сторону, и все послушно последовали за ним. Она насчитала шесть человек, еще три лошади плетутся сзади, тяжело нагруженные тюками.
        - Олег, - позвала тревожно.
        - Вижу, - ответил он.
        - Их шестеро, - напомнила она. - Все мужчины.
        - Пятеро, - поправил он. - Одна женщина.
        Она покосилась на него краем глаза.
        - Вот уж не думала, что ты и в женщинах разбираешься… Да, похоже…
        Отряд приближался безбоязненно, однако она видела, что перестроились в широкую дугу, так смогут действовать разом. Впереди высокий красивый мужчина с синими улыбающимися глазами, пухлыми губами и тяжелой нижней челюстью, такой тип всегда нравится женщинам. Еще широк в плечах, поджар, оголенные руки толстые и сильные.
        Справа и слева в седлах покачиваются такие же крепкие, прожаренные солнцем мужчины. У всех рукава рубах завернуты выше локтей, на лицах выражение полного превосходства, что не понравилось даже Барвинок, а уж на Олега она страшилась и взглянуть, мужчины сразу ощетиниваются, когда на них смотрят вот так.
        Да еще в присутствии женщины… двух женщин, поправила она себя: один из всадников хоть в мужской одежде, но неуловимо отличается от остальных. Под пристальным взглядом Барвинок женщина сняла шляпу, тряхнула головой, и на плечи обрушился водопад черных, как смоль, волос.
        Эта стерва еще и красива, подумала Барвинок зло. Смуглое лицо с длинными загнутыми ресницами, пышные и зловеще ночные волосы, длинные и блестящие, как мех соболя; угольно-черные глаза, крупные и нечто таящие в глубинах; губы полные, налитые горячим соком…
        Она с трудом оторвала от нее взгляд, страшась даже увидеть, как смотрит на нее волхв.
        Мужчина, что ехал посреди цепи, вскинул руку.
        - Мы с миром, - сказал он громко и растянул рот в широкой улыбке, показывая ровные зубы. - Мы знаем это место. В этом ручье просто чудесная вода! Вы правы, что остановились здесь. С вашего позволения мы пополним бурдюки и отправимся дальше. Меня зовут Прямой Коготь, я вожак нашего не очень дисциплинированного отряда.
        Он обращался к Олегу, но неотрывно смотрел на Барвинок и улыбался все шире.
        Олег ответил так же мирно:
        - Вежливые люди, учтивая речь - что может быть лучше при встрече?.. Располагайтесь. Под этим дубом можно провести ночь, а перед сном потешить себя беседами и умными разговорами…
        Мужчины и единственная женщина уже покидали седла, поводья набросили на сучья дуба, из тюков на свет появились кувшины, двое сняли и баклажки с поясов.
        Прямой Коготь проследил за ними взглядом и с запозданием ответил Олегу:
        - Нет-нет, насчет ночи нет и речи. У нас другая цель. А там, куда отправляемся, и днем темно, так что разницы нет.
        Олег поинтересовался очень равнодушным голосом, предельно равнодушным:
        - Это секрет, куда направляетесь?
        Прямой Коготь мотнул головой.
        - Уже нет. Но сперва можно спросить, куда направляетесь вы?
        Голос его, несмотря на широкую улыбку, звучал напряженно, а во взгляде таилось что-то скрытое и жестокое.
        - В Тержок, - ответил Олег. - Утром выехали из Коростеня, ночь проведем здесь, а затем снова в путь.
        Прямой Коготь кивнул.
        - Разумно. До Тержка как раз день пути. К вечеру будете там. Даже чуть раньше, если вы от Коростеня доехали за день. До Тержка чуть ближе, чем до Коростеня. Ну, а мы отправимся к гробнице Геаганга.
        Олег смотрел в ожидании продолжения, но Прямой Коготь только улыбался.
        Барвинок сказала торопливо:
        - Геоганга? Легендарная усыпальница королей исчезнувших гикцев?.. Но разве она не в Транбералее?
        Он улыбнулся ей снисходительно и по-мужски привлекающе.
        - Все так считают. Но нам удалось достать древнюю карту. Теперь мы знаем, где гробница расположена на самом деле.
        Олег окинул взглядом их измученных лошадей.
        - Вы проделали долгий путь. Ваши кони падут через пару верст.
        - Не падут, - ответил Прямой Коготь весело. - Они останутся здесь.
        - Здесь?
        - Да, - ответил он и повернулся к одному из мужчин: - Климандр, ты побудешь с лошадьми.
        Невысокий крепкий мужчина, самый молодой из них, живо возразил:
        - Почему я? Пусть Цветок Ночи останется!
        Прямой Коготь развел руками.
        - С нею трудно спорить. Да и негоже оставлять женщину одну. К тебе никто не пристанет, а вот она, хоть как ни сильна…
        Климандр возразил:
        - Пустыня!.. Никого и близко нет! Мы обчистим и вылезем раньше, чем кто-то появится!
        - Нет, - сказал Прямой Коготь твердо. - Она идет с нами. Но если хочешь ее заменить, попробуй сам переспорь. Ее, не меня.
        Климандр безнадежно отмахнулся и побрел к коням.
        Глава 16
        Барвинок впервые за много дней и недель наслаждалась разговором с умными и смелыми людьми, отважными и разносторонними, с широкими взглядами и большими запросами.
        Даже присутствие второй женщины не так уж испортило ужин, хотя, понятно, обошлись бы и без нее. Правда, она держалась сравнительно скромно, волхву глазки не строила и вообще не старалась его заинтересовать, хотя было чем, Барвинок не могла смотреть без зависти на ее развитую фигуру, где на месте и пышная грудь, и тонкая талия, и длинные ноги, мускулистые, но вполне женские.
        После короткого отдыха мужчины набрали воду в кожаные мешки, переложили вещи, забирая с собой самое необходимое, остальное оставили грудой под охраной опечаленного Климандра.
        Прямой Коготь самолично поил коней, остальные доставали из тюков веревки, обвязывались, на свет появились крюки, железные клинья. Прямой Коготь уже успокоился, определив наконец, что Олег с женщиной не соперники, все время довольно похохатывал, рисовался перед Барвинок и объяснял излишне словоохотливо:
        - Все мы когда-то вели скучный образ жизни!.. Климандр был плотником, вот те двое работали в кузнице, Вырвидуб вообще лесорубом, Цветок Ночи - прачкой, а я, стыдно сказать, пахал землю… Но как-то раз до того все осточертело, что бросил соху, плюнул на невспаханную землю, поругался с родителями и ушел куда глаза глядят…
        Барвинок спросила сочувствующе:
        - Но недолго ходил? Сейчас у вас и кони лучше не бывает, и сами одеты…
        Он горделиво оглянулся.
        - Кони? Да, это наша гордость. Но нам как раз и нужны сильные и быстрые. Бывает, от них зависит жизнь. Не раз спасала их скорость… Конечно, мы и сами орлы, но сперва пришлось хлебнуть и горя, и просто неурядиц. Зато сейчас вот уже лет пять занимаемся только поисками сокровищ.
        - И как?
        - Несколько раз попадалось всякое по мелочи, - ответил он скромно, но с выступающей наружу гордостью, - только теперь вот наконец-то жирный кус…
        Она кивнула.
        - Если у вас подлинная карта, вам повезло просто неслыханно.
        - Подлинная, - заверил он.
        - Проверили?
        - Я не новичок, - ответил он гордо, - в молодости попадался на фальшивках, теперь знаю все трюки, заодно и способы, как не дать себя надуть.
        - Амулеты? - полюбопытствовала она.
        Он улыбнулся с чувством полнейшего превосходства.
        - Это для новичков. Только они станут расходовать драгоценные вещи, где можно обойтись опытом и смекалкой. Словом, на этот раз мы наткнулись на подлинные сокровища! Там, судя по описаниям, сундуки с монетами, ларцы с драгоценными камнями, горы золотой посуды, целые комнаты завалены золотыми кольцами и перстнями дивной работы, серьгами, ожерельями, брошами… Мы станем богаче всех королей мира!
        Ему крикнули, что все готово. Прямой Коготь поднялся, красивый и молодцеватый, несмотря на легкую седину на висках, поджарый, кивнул Олегу и еще раз очень по-мужски улыбнулся Барвинок.
        - Прощайте! Еще увидимся.
        Олег пробормотал:
        - Вряд ли.
        Прямой Коготь усмехнулся, кивнул:
        - Вообще-то мы в самом деле после этой находки собираемся купить дорогие дома, нанять по сотне слуг и больше не скитаться вот так. Так что да, скорее всего, уже не увидимся.
        Олег, невозможный педант и зануда, угрюмо подтвердил, не обращая внимание на тихое бешенство Барвинок:
        - Точно не увидимся.
        Прямой Коготь приложил пальцы к шляпе красивым и молодцеватым жестом, остальные дождались, когда он подойдет к ним и возьмется за оставленный ему мешок, только после этого Цветок Ночи встала с камня и тоже вдела руки в широкие лямки своего заплечного.
        Барвинок смотрела с завистью, как они уходят навстречу закатному солнцу. Подсвеченные пурпуром горы облаков, пышные и многоэтажные, громоздятся так, что не помещаются даже в небе, мир затих в ожидании прихода ночи, исчезли птицы, эти ложатся рано, но рано и встают, а на другой половинке неба медленно начал проступать из темной синевы бледный, почти прозрачный месяц.
        Искатели сокровищ исчезли, а взбитая их сапогами пыль улеглась, покрыв и стебли травы рядом со звериной тропкой.
        Олег неотрывно смотрел в огонь, лицо задумчивое, иногда без необходимости помешивал прутиком в костре. Всякий раз с веселым треском взлетали искры, а в крупных багровых углях появлялись и быстро-быстро перебегали крохотные оранжевые и желтые огоньки.
        Барвинок сказала с восторгом:
        - Вот что значит мужчины!..
        Он промолчал, все так же нечто высматривал в огне и тыкал в это прутиком. Красные языки огня подсвечивали снизу его лицо, превращая в странную раскрашенную маску.
        - Чего молчишь? - спросила она задиристо. - Завидуешь?
        Он чуть-чуть сдвинул плечами.
        - Нет.
        - В самом деле? - переспросила она. - Лихую жизнь ведут!
        - Лихую, - согласился он. - Наверное, ты не знаешь, что «лихая» от слова «лихо». Беда, как говорят в здешних племенах.
        Он хмурился, она посматривала покровительственно, в ее удивительных голубых глазах, ясных и невинных, как у ребенка, вместе с сочувствием медленно проступала насмешка.
        - Удача улыбается смелым, - напомнила она с лицемерным сочувствием.
        Он кивнул:
        - Да. А потом долго ржет над ними.
        Она нахмурилась, уязвленная, этот зеленоглазый не выглядел быстрым и сообразительным.
        - Это шутка?
        Он удивился:
        - Шутка? Нет, конечно. Я шутить не умею.
        - А что же это?
        - Наблюдение, - ответил он коротко. Подумал, пояснил несколько тяжеловесно: - Не путай успех с удачей. Свой собственный или чужой. Первое - закономерный плод усилий, второе - случайность.
        Она возразила живо:
        - В том-то все и дело!
        - В чем?
        - Успех, - объяснила она, - это нечто долгое и трудное, а когда он приходит, человек ему даже не радуется… или радуется совсем немного, потому что он его ждал, его добивался. И видел, как успех все ближе и ближе. Это как вскопать огород: копаешь и видишь, как все больше вскопанного и как все меньше остается невскопанного. И точно знаешь, когда закончишь… А вот если бы однажды вышел утром на крыльцо, а огород уже вскопан!
        Олег нахмурился.
        - Как может быть вскопанным, если никто не копал?
        Она стиснула губы.
        - Это для примера! Я объясняю тебе, тупому, что удаче радуемся больше! Намного больше.
        Он нахмурился сильнее.
        - Это нехорошо. Это подачка слабому.
        Она злобно ощерила зубки.
        - Какая подачка, какая подачка? Куда ты залез? Надо просто жить и радоваться. А неожиданная удача, когда ее не ждешь, - это счастье!
        Он нахмурился, промолчал, потом вдруг сказал раздраженно:
        - Я не хочу, чтобы хоть кто-то получал… хотя бы крохотное преимущество над другими людьми только из-за того, что посчастливилось наткнуться раньше других на амулет, талисман или говорящую рыбу, исполняющую желания!
        Она, ошарашенная таким взрывом, спросила почти испуганно:
        - А тебе завидно?
        В тишине слышно было, как скрипнули его зубы. Он почти прошипел с той злобностью, какую она никак не ожидала от такого сильного и уверенного в своих силах человека:
        - Дура. Ты хоть понимаешь, во что лезешь?
        - Понимаю, - заявила она, сообразив, что по мордочке не получит. По крайней мере, сейчас и сразу. - Пока вот ты сильнее других! Но если кто-то найдет джинна и освободит, то станет сильнее тебя!.. Тебя это просто бесит.
        - Дура, - сказал он безнадежным голосом.
        - Зато красивая, - сказала она с вызовом.
        Он посмотрел на нее так, будто хотел в самом деле дать по мордочке, но вздохнул и отвернулся, признавая, что да, красивая, а красивых не бьют, красивым все можно.
        Под утро Барвинок проснулась от странного ощущения тревоги. Олег рядом спит, как бревно, уверенный в своей неуязвимости, охраняющий его амулет поблескивает на шее мертвенно и зловеще, переговариваясь с бледной луной. У нее зачесались руки ухватить и сильно дернуть, обрывая шнурок… этот надменный волхв сразу растеряет невозмутимость, но шнурок может и не порваться, а тогда… даже страшно подумать, что будет тогда, она горестно вздохнула и перевернулась на другой бок.
        Тревога не уходила, а тут еще в кроне дерева проснулись и сонно зачирикали птицы. Земля дрогнула, донесся неясный гул. Некоторое время ничего не происходило, Барвинок начала успокаиваться, как вдруг сильный толчок встряхнул землю. Гул повторился, но не затих, а начал разрастаться, глухой, далекий, но все равно страшный.
        Олег приподнялся и сел, опираясь сзади руками. На востоке небо светлеет, но облака в небе еще блеклые, и лицо волхва показалось ей серым, как пепел, покрывший угли от вчерашнего костра.
        - Похоже, - проговорил он совсем не сонным голосом, - ребята наконец-то доигрались.
        - Что? - вскрикнула она. - Что случилось?
        - В подземельях много ловушек, - произнес он хмуро. - Даже слишком. Мелкие обойти сумели, а на последней попались.
        Она сказала зло:
        - Даже это знаешь?
        - Знаю.
        - Был там?
        Он вяло помотал головой.
        - Да везде все одинаково. Сперва дорогу защищают мелочью вроде стреляющих из стен ножей, стрел или дротиков. Потом проваливаются плиты, а в конце, чтобы не отдавать сокровища чужакам, вообще рушат свод.
        Гул становился громче, на востоке небо наконец окрасилось розовым. Барвинок со страхом поняла, что восход солнца ни при чем, алый отблеск идет из ущелья.
        Превозмогая ужас, пусть волхв видит, что она совсем не трусит, поднялась и пошла в сторону провала. Древний, уже с осыпавшимися краями, он позволял спуститься довольно легко, стена уже не отвесная, дно очень далеко, она стояла на краю и всматривалась, наконец заметила у самого основания темный вход в пещеру.
        Сейчас оттуда идет черный дым, она даже на расстоянии ощутила его ядовитость, содрогнулась, а дым медленно заполнял дно ущелья, пока не скрыл целиком, а потом поднялся на высоту в два человеческих роста, вход в пещеру исчез за его завесой.
        Когда она вернулась, Олег лежал на спине, забросив ладони за голову, и смотрел в небо с тающим леденцом луны. Зеленые глаза кажутся темными и загадочными, лицо неподвижно, как сама земля, на которой они расположили свой ночной лагерь, а челюсти плотно сомкнуты.
        Она завопила издали:
        - Ты чего? Ты чего спишь?
        Он скосил в ее сторону глаза.
        - Пора ехать?
        - При чем здесь мы?
        - А что ты хочешь, женщина?
        - Им, может быть, нужна помощь!
        Он фыркнул и опустил веки.
        - Таким не помогаю.
        Она подбежала и встала над ним, уперев кулачки в бока.
        - А кому помогаешь?
        - Работающим, - ответил он, не размыкая глаз. - Или тем, кто не работает по крайней молодости или уже по старости. По глубокой старости и немощи. А бездельникам да ворам…
        Она вскрикнула:
        - Ворам? Это ты их назвал ворами?
        Послышался топот, от коней в их сторону мчался, грузно топая толстыми подошвами разношенных сапог, взволнованный Климандр.
        - Вы слышали? Вы слышали?
        Олег открыл глаза и с минуту всматривался в испуганного парня. Потом вздохнул и поднялся на ноги.
        - Вот что, дружище… Тебя Климаксером зовут?
        - Климандром…
        - Вот что, Климандр, - сказал Олег отечески. - Хотя и говорят, что нельзя радоваться гибели людей, но, по-моему, нельзя радоваться гибели хороших людей. А когда вот такие гибнут, уж извини, как твои друзья, то можно и нужно. Это даже гуманно, если смотреть издали…
        Барвинок подумала, что нужно спросить насчет этого слова, вечно волхв придумывает какие-то свои, а Климандр вытаращил глаза.
        - Что? Они погибли?
        - Да.
        - Это невозможно!
        - Возможно, - ответил Олег. - Земля сама иногда очищается от таких… Жаль, редко.
        - Но… как?
        Олег мотнул головой в сторону края пропасти:
        - Пойди посмотри. Я еще не смотрел, что там и как, но иногда верить можно и женщине. Посмотри на нее - и увидишь, что и как. Боги долго терпят, но больно бьют.
        Климандр ринулся к обрыву с такой резвостью, что едва не свалился, долго стоял там, а когда повернулся к ним, лицо было смертельно бледным.
        - Они не могли погибнуть! - прокричал он в отчаянии.
        Олег пожал плечами, подниматься и смотреть в провал и не собирался, а Барвинок сказала молодому парню печально:
        - Боюсь, этот человек прав. У вас опасное занятие.
        Климандр вернулся к ним, бледный и вздрагивающий. Глаза огромные, испуганные, только теперь стало видно, что он всего лишь ребенок, большой и крупный, с сильным телом и жилистыми руками, но ребенок.
        - Не могли, - повторил он убито. - Как же так? Всегда все было хорошо…
        - Повадился кувшин по воду ходить, - сказал Олег сочувствующе, - там ему и голову сломить. Знаешь, парень, вернись к своей работе плотника. Не потому, что там безопаснее, плотник может топор на ногу уронить или под бревно попасть, но есть работы достойные и недостойные. Быть плотником - достойно. Как и пахарем или каменщиком. А вот вором или грабителем могил…
        Климандр растерянно хлопал глазами, слишком оглушенный, чтобы понимать даже простые слова, а Барвинок шипела сквозь зубы от злости, нашел когда читать мораль, самому бы что-то сказать в ответ, но умные слова, как назло, не идут в разгоряченную голову.
        Наконец Климандр махнул рукой и потащился к оставленным коням. Олег мрачно посмотрел на Барвинок.
        - Прямо разрываешься от сочувствия! А он в самом деле выиграл.
        - Что?
        - Да хотя бы коней, - сообщил Олег. - Со всей поклажей. Теперь они его. И в хозяйстве пригодятся, и вообще… можно сказать, уже человек подпорчен. Может быть, не совсем, но червоточинка уже появилась.
        - Из-за чего? Что кони достались ему?
        - Что достались даром, - пояснил Олег.
        - И вот так сразу испорчен?
        - Не обязательно сразу, - объяснил Олег дотошно. - Но когда что-то достается легко, потом не хочется добывать с трудом. Ищешь путей, как бы тоже без усилий и… много. Ну там кто-то заработал несколько монет, а ты их р-р-раз и украл! Красиво, лихо, даже похвастаться можно потом. Перед такими же… Ладно, досыпать будешь? Или позавтракаем и поедем?
        Она смерила его холодным и вместе с тем удивленным взглядом.
        - Чего это ты стал вдруг таким заботливым?
        - Я всегда заботлив.
        - Раньше ты не спрашивал, - напомнила она зло, - что хочу я или не хочу.
        - Потому что лучше знаю, - пояснил Олег, - но сейчас это… как его… проявляю внимание. Хотя, ты права, уже не заснуть, так что лучше доставай еду, перекусим. Ехать по росе - самое милое дело. Птички… поют, кузнечики… это самое… скачут… и даже прыгают, представь себе…
        Она поморщилась, но послушно потащилась к сброшенным на землю седлам и мешкам. Олег проводил ее задумчивым взглядом, лицо оставалось очень серьезным.
        Глава 17
        Она разложила на скатерке съестные запасы, уже собиралась заново разжигать костер, это долго бить кресалом по огниву, у нее никогда сразу не получается, как у мужчин, но этот рыжеволосый лишь бросил на угли сухие прутики, мощно дунул, и под взлетевшими хлопьями пепла жара оказалось достаточно. Вот уж не подумала бы, чтобы пламя взметнулось яркое и жаркое. Веточки весело захрустели на молодых зубках огня, затрещали, пошли расщелкиваться, а волна тепла ударила ее в лицо и нежно окутала тело.
        - Ты злой, - сказала она с убеждением.
        Он подумал так основательно, что она снова начала потихоньку беситься, как можно над таким размысливаться, каждый отвечает сразу «да» или «нет», хотя отвечающих «да» надо еще поискать, наконец он проговорил:
        - Не думаю. Нет, я не злой.
        - А какой?
        - Не злой.
        - А зачем же тогда?
        Он взял кусок мяса в одну руку, хлеб в другую и сказал медленно, раздельно и веско, словно вбивал ей в темя большие гвозди огромным молотком:
        - Преимущество одного человека над другими допустимо только за счет его работы, трудолюбия, упорства, ума… воли… еще чего? Словом, только за счет личных качеств! Поняла?
        - Зануда, - сказала она.
        Он поморщился, но откусил от ломтя мяса, пожевал с задумчивым видом и поинтересовался:
        - А как тогда зовется человек внимательный, который вникает во все детали?
        - Вот я и говорю, - возразила она победно, - зануда! Какой мужчина станет вникать во все детали?
        Он пробормотал:
        - Мужчины все разные… Это женщины на одну колодку.
        - А ты все еще не понимаешь, что всякие простые вещи доказываешь мне, такой умнице?
        Он прожевал, нахмурился.
        - Не сообразишь? А кто доказывал, что надо сохранить магию? И что плавающие в море кувшины с засунутыми туда джиннами - хорошо? И говорящая рыба в проруби - замечательно? А чтоб разбогатеть, не обязательно учиться и трудиться, надрывая жилы, а достаточно в нужном месте сказать: «Сезам, откройся»?
        Она вскинула брови повыше, понимая, что так выглядит особенно красивой, хрупкой и беззащитной.
        - А это при чем? - прощебетала она милым голоском, что так обезоруживает мужчин. - Это другое!
        - Как другое?
        Она заявила уверенно:
        - Это уже удача. Это уже не от человека, а от стечения… обстоятельств, что ли.
        Он посмотрел так, словно горел желанием прибить ее на месте, процедил зло:
        - Так и не поняла? Я хочу убрать эти, как ты говоришь, обстоятельства. Вообще! Не потому, что лично мне угрожают, а потому что угрожают всему роду людскому.
        Она сказала саркастически:
        - Ах-ах, всему роду! Он, видите ли, о всем человечестве заботится!
        Он не стал отнекиваться, как она ждала, напротив, набычился и спросил хмуро:
        - Тебя это удивляет?
        Она ответила нагло:
        - Еще бы! Такой брехни еще не слыхивала.
        Некоторое время ели молча, за таким спором и удавиться недолго, а разогретый на горячих камнях хлеб хрустит и пахнет восхитительно, корочка получается тонкая и соблазнительная, а под нею пахучая мякоть. Мясо так вообще просто тает на губах, Барвинок только сейчас ощутила, насколько сильно проголодалась, а вчера так вымоталась, что заснула, почти не поужинав.
        Но чувство справедливости мешало просто жевать и наслаждаться простой человеческой радостью, еще не проглотила кус, но зло прошамкала:
        - А зачем брешешь? Или хочешь сам управлять людьми по непонятным своим правилам?
        Он ответил размеренно:
        - Тому, кто желает вести народ за собой, приходится идти за толпой. А ты видишь, иду против самой главной страсти толпы: получать всего и много… бесплатно, без труда! Так где отыскала жажду власти?
        - А вот отыскала!
        - Где?
        - Да вот в этом! - прокричала она. - Люди жизнью рискуют!.. А ты… А ты что о них сказал?
        Он проговорил строго:
        - Рисковать нужно только для защиты рода, племени, народа… а то и жертвовать. Вор тоже всегда рискует! И что? Риск - благородное дело?.. Воры благороднее тех, кто работает честно?
        - То воры, - возразила она, - а то искатели сокровищ!
        Он осведомился:
        - Они ищут в горах серебряную или золотую руду?.. Долбят камни, чтобы добыть алмазы?.. Не-е-е-ет, они хотят отнять уже готовое! Не вскидывайся, я тоже вижу разницу: отнять у живого или снять с мертвого. В первом случае это воровство, во втором - мародерство. А то, что человек умер не сегодня утром, а сто или больше лет тому, дела не меняет.
        - Еще как меняет! - возразила она, но вдруг ощутила, что, хотя правда на ее стороне, все-таки доводы ускользают, как рыбешки из пальцев. - А вот все не так!
        Олег проворчал брюзгливо:
        - Искатели сокровищ… Подлейшее, даже преподлейшее занятие. Но, ишь ты, как все сумели перевернуть в людских головах!.. Теперь эти дураки и бездельники, что не хотят ни работать, ни учиться, выглядят почти героями. Ишь, отправляются отыскивать и забирать сделанное или заработанное чужим трудом!
        Она запротестовала:
        - Ну что ты такое говоришь? Эти сокровища теперь никому не принадлежат.
        - И что, - поинтересовался он ядовито, - тем самым законно их отыскать и присвоить?
        - Ну да!
        Он сказал хмуро:
        - Да, конечно, по людским законам так. Но как насчет закона, который дан нам свыше?
        Она невольно посмотрела вверх.
        - Кем?
        Он пожал плечами.
        - Не знаю. Да это и не важно. Только чувствую, что такой закон есть. Человек должен работать, трудиться, создавать… а не подбирать чужое.
        Она запротестовала еще жарче:
        - Какое чужое? Или ты хочешь, чтобы оно попало в руки плохих людей?
        Он насмешливо скривил губы.
        - Плохих? В смысле, еще хуже?.. А что, есть разница?.. И те, и другие считают соперников плохими и недостойными. И как оправдание себе говорят, что надо поскорее прибрать это к рукам, чтобы не досталось тем сволочам.
        - А что, - съязвила она, - будет лучше, если разбойники доберутся до сокровища раньше?
        Он покачал головой, во взгляде была такая жалость, что Барвинок едва не заревела от обиды и возмущения.
        - Ладно, - сказал он так мирно, что она еще больше насторожилась, - предположим, разбойники добрались до сокровищ первыми. Понятно, что после этого разбойничать и рисковать жизнями, скрываясь в ночи под мостами, уже не обязательно. Можно купить себе дворец, нанять слуг, пить и есть вволю, устраивать празднества… То есть разбойники будут вести весьма мирный образ жизни. Кстати, так же точно вели бы себя твои хорошие, если бы добрались до сокровищ первыми. Прямой Коготь так и сказал, помнишь? Но теперь посмотрим на этих хороших, которые к закопанному сокровищу не успели…
        Он говорил все медленнее, словно давал возможность высказаться ей, но она только настороженно буркнула:
        - Ну и?
        - Не заполучив сокровище, - сказал он все так же медленно, - они не захотят возвращаться к унылой и постылой работе, что оплачивается так плохо. А оплачивается плохо, потому что это обычно отбросы общества, которые ничего не умеют! Умные не пойдут искать сокровища. Они занимают достойные места при королях, у них и так дворцы, а если пока нет, то понимают: могут их получить своим умом и трудолюбием.
        Она пробурчала настороженно:
        - Хочешь сказать, хорошие поменяются местами с плохими?
        - Я это уже сказал, - ответил он.
        - Ерунда, - возразила она с возмущением. - Какая ерунда!.. Ерундее ничего не слышала!
        Он пожал плечами.
        - Не хочешь признать, что вообще-то нет разницы между людьми или группами людей, отправившимися на поиски сокровищ. Они все плохие!.. Потому что ничего не создают, а хотят получить готовенькое.
        Она поморщилась.
        - Ты это уже говорил. И вообще, тебе кто-нибудь говорил, кроме меня, что ты - зануда?
        Она ожидала, что обидится и будет спорить, однако Олег спокойно кивнул.
        - Да. Много раз.
        - И что?
        Он посмотрел в удивлении.
        - Что «что»? Я должен опровергать?
        - Ну да, - сказала она, сбитая с толку. - Кому хочется слыть занудой?
        Он пожал плечами.
        - Мне все равно, что обо мне думают кабаны. Или пташки в лесу. Или люди, что по уму от них не отличаются. А умные не считают меня занудой.
        - Они сами зануды! - сказала она победно. - Вот почему! Скучные, серые, равнодушные… У вас у всех погас огонь в крови, у вас нет взлетов, вы предпочитаете синицу в руке, а не журавля в небе, а у людей яростных в жилах кровь кипит, им нужно все и сразу, у них души не спят, а требуют крыльев…
        Она в страхе отшатнулась, зеленые глаза волхва зажглись яростным огнем, сам он побагровел, тугие желваки едва не прорвут кожу, лицо окаменело, она впервые видела его таким и даже отпрянула в испуге.
        - Ты, - проговорил он так, словно грыз горло самого лютого врага, - ты не понимаешь…
        - Чего? - пискнула она отважно.
        - Я сам такой, - пролязгал он зубами. - Я сам хочу чудес!.. Даже многих чудес!..
        Она спросила трепещущим голоском:
        - Так в чем же дело?
        - Потому что так нельзя! - заорал он. - Нельзя!.. Во что человек превращается?.. Человек должен работать, а не лежать под деревом и ждать, пока яблоко упадет в рот!.. Он должен выкопать яму, посадить туда черенок, вырастить яблоню, а потом еще и ухаживать за нею, чтобы яблоки были крупные и сочные!..
        Она взмолилась:
        - Все так, кто спорит?.. Но и чудеса в нашей жизни должны быть!.. Хоть немного!
        - Нельзя, - отрубил он с такой силой, что зубы снова лязгнули, будто стальные клещи кузнеца. - Человек слаб и будет надеяться на это чудо, если поверит в него. И бросит работать. И начнет всю жизнь ходить по пескам, опустив свинячье рыло, искать кувшинчик с джинном. Или сидеть сутки напролет с удочкой у моря, авось да золотая рыбка клюнет!..
        Она сказала испуганно:
        - Но если найдет? Если в самом деле клюнет?
        Он стиснул челюсти, она видела, как борется с собой и подчиняет себя. Ее била дрожь, его вспышка ярости напугала и ошеломила, страсти в этом зануде, оказывается, хватит, чтобы испепелить гору, а полмира залить кипящей лавой.
        Он вздохнул, быстро переходя от вспышки ярости к смертельной усталости. Лицо его побледнело и осунулось.
        - Даже тогда… - проговорил он хриплым голосом, - каждый находит для себя. И пользуется сам. А вот если вскопает огород… или, скажем, придумает, как по-другому запрягать лошадь…
        Она похлопала непонимающе глазами.
        - Ты о чем?
        Он досадливо махнул рукой.
        - Не понимаешь…
        - Не понимаю, - ответила она сердито. - А ты, если умный, объясни. Ты же умный?
        - Да вот доумничался…
        - Объясни! Я женщина, понимаю плохо, зато запоминаю лучше!
        - Да как объяснить, - сказал он с досадой. - Ну вот, помню, один из скифов слишком уж набил задницу на своем коне, у того была чересчур костлявая спина. Сколько ни подкладывай войлока… вот и придумал особые петли для ног, чтобы упираться при скачке и беречь задницу. Да так удобно все получилось, что все вокруг начали делать такие же!
        Она спросила недоверчиво:
        - Это наши стремена, что ли?
        - Они самые.
        - Так они везде…
        - Все от него пошло! - заверил он. - Но если бы искал кувшин с джинном или золотую рыбку?..
        Она сказала язвительно:
        - А если бы нашел?
        - И что? - спросил он.
        Она сказала независимо:
        - Он мог бы пожелать, чтобы джинн сделал ему стремена! Ему и всем на свете.
        Олег покачал головой.
        - Нет.
        - Почему?
        - Джинн, - пояснил Олег, - как и золотая рыбка, как и все остальные волшебные вещи, могут дать только то, что уже есть на свете. Вспомни, ни джинн, ни рыбка никогда никому не дарили того, чего не существовало в природе. Они просто не в состоянии придумать ничего нового!.. Новое придумывает только сам человек. А придумывает только тогда, когда ему трудно, тяжко, плохо… желательно, вообще невыносимо. Потому что, когда просто трудно, мы еще терпим, такая у нас натура, а вот когда невыносимо… только тогда начинаем искать выход.
        Она сказала саркастически:
        - Хочешь, чтобы людям было невыносимо?
        Он сказал холодно:
        - Люди все выносят. В том-то и беда, что выносят все, терпят все. Но находятся такие, что не терпят. Вот они и тянут весь род человеческий… одни - к переворотам, завоеваниям, другие - к открытиям. Причем кто-то открывает новые земли, куда можно уйти и какое-то время жить счастливо, другие придумывают всякие ветряные и водяные мельницы, приручают коней, коров, собак, слонов, делают лопаты…
        - Лопаты всегда были! - возразила она.
        Он хмыкнул, вид у него был саркастический.
        - Да?
        Больше ничего не сказал, она ощутила себя пристыженной, считает умной именно себя, а ведет себя, как простая дурочка, те спорят ради самого спора и возражают, только бы не уступить, извечная бабья черта, как она ненавидит эти «милые женские слабости»!
        Чтобы не спорить, она полузакрыла глаза, наслаждаясь дивной тишиной, когда даже птицы умолкли, кузнечики не стрекочут, а пролетевшая в трех шагах стрекоза едва не оглушила неприятным шумом и скрежетом жестяных крыльев. Из-под приспущенных век видела, как волхв поднялся, взял посох и, расставив ноги в полушаге одна от другой, укрепил подошвы и замер.
        Часть III
        Глава 1
        Легкий шум возник сперва как будто в ее сознании, потом она сообразила, что в самом деле нечто приближается, и приближается быстро. Но, странное дело, звуки идут как будто из-под земли…
        Она подобрала опасливо ноги, еще не поняв, что встревожило, но вот так, упершись спиной в дуб, есть чувство надежности, да еще толстые корни выпирают из-под земли, охраняют…
        Шагах в пяти земля поднялась холмиком, осыпалась комьями. Там как раз близко стоит Олег, крепко упершись в землю. Справа и слева начали подниматься еще по одному. Олег резко и сильно ударил посохом, когда земля еще не ссыпалась полностью, а Барвинок только-только начала различать черные блестящие плечи и короткие мохнатые толстые лапы.
        Существо содрогнулось от удара, а Олег прыгнул к другому и снова ударил: сильно, жестко и с явным мужским желанием убить. Она увидела, как за его спиной поднимаются еще три таких же холмика, закричала изо всех сил:
        - Сзади!.. Берегись!
        Он обернулся не сразу, будто ждал, когда вылезут, но все-таки ударил первым. Она снова закричала, когда все набросились, он исчез под их черными блестящими телами, они толкались и свирепо рычали, Барвинок закричала и, схватив лук Олега, попыталась натянуть тетиву, но заревела от бессилия.
        Звери рычали громко и победно, но внезапно некая сила отбросила их назад. Олег поднялся с колен, посох в его руках начал вращаться со скоростью крыльев мельницы под сильным ветром, Барвинок видела только широкий размытый диск в его руках.
        То и дело слышался глухой удар, размытый диск на миг превращался в быстро вертящийся посох, лицо Олега становится все злее и сосредоточеннее, снова удар, еще и еще. Звери пробовали бросаться, пригнувшись, другие подпрыгивали, но первых бил в голову, другим перебивал задние лапы, Барвинок слышала частый треск, хриплое рычание, где ярость мгновенно сменяется болью…
        - Еще двое! - прокричала она. - Слева!
        Пятеро из странных зверей ползали на четвереньках, за тремя тянутся широкие полосы крови, Олег в раздражении отшвырнул посох, Барвинок охнула в ужасе, а он начал бить руками и ногами, получалось еще быстрее, а удары стали сокрушительными, словно жертва попадала под удар молота.
        Последние, что явились чуть запоздав, сперва двинулись в схватку, потом замерли и начали отступать. Один поспешно стал зарываться в землю. Олег подхватил и швырнул посох. Барвинок услышала треск, зверь вздрогнул и завалился навзничь, раскинув лапы.
        Второй почти скрылся в норе, но Олег нагнулся, ухватил, Барвинок охнула, когда он безжалостно вытащил таинственное существо на свет, обхватил его сзади и быстрым рывком сломал шею.
        Тело распласталось на земле и застыло, а он подобрал посох, лицо брезгливо искривилось. Она смотрела непонимающе, как он тщательно вытирает о шкуры убитых, существа чем-то похожи на гигантских кротов, и мех у них густой, хоть и короткий.
        - Что это было?
        Он отмахнулся.
        - Не знаю.
        - Это послали за нами?
        - Конечно, - ответил он. - Кто-то знает, что идем по его шкуру. А это очень нехорошо. Не люблю.
        Она сказала дрожащим голосом:
        - Да, конечно, лучше нападать исподтишка…
        - Лучше, - согласился он.
        - Но это нечестно, - возразила она.
        - А пятеро на двоих - это честно? - спросил он. - Оставь эти детские считалочки.
        Она спросила задиристо:
        - А зачем последнего убил? Он уже просто удирал!
        - А чтоб не удрал, - ответил он. - Удирать нехорошо.
        Он приставил ладонь к глазам козырьком, защищая от яркого солнца, долго всматривался в даль. Лицо стало задумчивым.
        Она нервно покосилась на разбросанные трупы, один прямо у кончика сапога волхва полураскрыл страшную зубастую пасть, вот-вот вцепится, а этот рыжий уже то ли парит мыслью ввысь, то ли унесся ею вдаль, никакой боевой ярости в зеленых глазках, только что-то вроде вселенской печали, даже жалко почему-то, так бы и прибила, чтоб не мучился… или прижала бы его голову к груди и почесала за ушами.
        Не выдержала, спросила грубо:
        - Что уставился?
        - Дальше места знаешь? - поинтересовался он.
        - Дальше, - сказала она, очень гордая познаниями, - идут племена дубарей, рыбунов, болотичей… А еще горбунов, еще их звали людьми ночи. Уж и не помню, как сейчас кличутся, все время именуют себя иначе… это все голая степь, а дальше страна вся из зеленых долин и пологих холмов… Что скажешь?
        Она все косилась на труп с угрожающе раскрытой пастью, хотя бы волхв отодвинулся, а то смотреть спокойно не может, ну вот такая она чуткая и чувствительная, только мужчина может вот так, убив человека или зверя, задумчиво смотреть вдаль и выглядеть почти поэтично.
        Лицо его оставалось задумчивым. Она ждала похвалы, так много знать даже не по-женски, она не только красивая, но и вот какая умная, однако он проговорил в затруднении:
        - Куда идут?
        - Кто? - переспросила она.
        - Племена, - объяснил он. - Ты сказала, они идут… В поход? Или простое переселение?
        Она уставилась в его неподвижное лицо, чувствуя гнев, досаду и жалость.
        - Ты что, не понял?
        - Нет.
        - Так говорится, - выкрикнула она. - Никуда они не идут, а стоят… ну, не стоят, а проживают на той местности. Не на местности, а на земле, почве! Каждый на своей. Так говорится!
        - А почему так говорится? - спросил он, потом, подумав, отмахнулся. - Ладно, все равно не поймешь, ты же красивая. Но серьезный колдун, с которым стоит считаться, ты права, может быть только дальше, намного дальше этих жалких племен и народностей…
        Все еще сердитая, она спросила невольно:
        - Почему?
        - Магическая вода, - напомнил он. - Где ей собраться здесь? А вот в горах…
        - Тот первый, - напомнила она, - жил в долине, если ты ничего не напутал в рассказе.
        Волхв отмахнулся.
        - Привез в кувшинах. Потому так и берег.
        - А Перевертень?
        - Единственное ущелье на тысячи верст вокруг, - сказал он. - Каменное ложе, много пещер. Еще удивительно, что только в одном месте скопилась такая вода. Нет, нам придется совершить далекое путешествие…
        Ей было безумно приятно услышать это сладостное «нам», но женская привычка противоречить мужчине тут же заставила сказать язвительно:
        - Нам? Никуда я не поеду!
        Он в свою очередь повел себя как настоящий мужчина, лишенный всяких чувств и понятия об истинной подоплеке женских слов: пожал плечами.
        - Ну ладно, - сказал он с легким, совсем легким, как летящая по ветру паутинка, сожалением, - как хочешь.
        Она сказала с тревогой:
        - Ты что задумал?
        Он зевнул, посмотрел на небо:
        - Эх, поспать бы… но кто спит в такое утро? Да и время терять - потом век не расплатишься. Ладно, отдыхай, я пошел. Было приятно попутешествовать вместе.
        Она остановившимися глазами смотрела, как он поднялся и пошел к коням, прямой и статный, с налитыми силой плечами и толстыми руками.
        - Ты с ума сошел?.. - завопила она. - Я же пошутила!
        У него не хватило соображения остановиться и подождать, а еще умный, а когда она поравнялась с ним, запыхавшаяся и злая, проронил мирно:
        - Я же не понимаю шуток.
        - Знаю, - отрезала она. - Но мог бы хоть притвориться!
        Он пробормотал в недоумении:
        - Зачем?
        - Чтоб сделать приятное женщине, - почти крикнула она. - Люди всю жизнь притворяются, будто не знаешь! Если бы не притворялись, все бы друг друга поубивали! Но жить надо вместе, вот и притворяются… А ты?
        Он не ответил, нагнулся и рассматривал зверя, что уполз с перебитым хребтом дальше всех и околел почти возле коней. Те сейчас храпели, нервно перебирали ногами и смотрели на людей с надеждой.
        Плотный хитин покрыт множеством царапин, некоторые и глубокие, и уже почти заросли, оставив сверху длинную цепь бугорков, словно плохая хозяйка небрежно сшила два куска мешковины, так что зверь немолод, опытен, бывал в серьезных переделках. Если умеет, как жук, прорываться сквозь землю, то блестящий панцирь станет всего лишь матовым, шероховатым. В самом крайнем случае, если прорывается и через острые камни, слегка поцарапает, но эти зарубины говорят, что бывал в драках посерьезнее.
        Барвинок со страхом понимала, что хотя плечи совсем узкие, но это для движения под землей, пробивая норы, а так зверь чудовищно силен, такое чувствовалось в каждом движении, а сейчас он и мертвый выглядит пугающе.
        - Прости, - сказала она с раскаянием, - это я виновата!
        Волхв отмахнулся.
        - Пустяки. Нормально.
        - Я сглупила, - сказала она.
        Он поморщился.
        - Стоит ли говорить очевидное? Я же говорю, все нормально.
        Она спросила настороженно:
        - Что нормально? Что сглупила?
        - Ну да, - ответил он мирно. - А как же иначе?
        - Нормально, что сглупила?
        - Я же сказал.
        Она зыркнула исподлобья.
        - Почему?
        Он сдвинул плечами.
        - Ну… ты же красивая. Вот у тебя глаза… ага… и губы. И вообще… есть на что посмотреть.
        Она невольно подала плечи вперед, стараясь спрятать грудь или хотя бы сделать это место незаметным. Подружки, у которых грудь росла быстрее, а у некоторых сразу наметилась не грудь, а вымя, мечта мужчин, дразнили ее с детства, а тут еще этот…
        - Дурак ты, - сказала она сердито. - Ничего не понимаешь.
        Он пробормотал:
        - Может быть, я тоже не понимаю, а только чувствую?.. Задним умом?… Не-е-ет, все-таки предпочитаю понимать. И стремлюсь не к тому, чтобы меня всякий понимал, а к тому, чтобы нельзя было не понять.
        - Ах-ах, - сказала она саркастически. - Это ты такой необыкновенный?
        - Да, конечно, - ответил он, но не гордо, а со вздохом. - Но не огорчаюсь, если люди меня не понимают. Горюю, если не понимаю людей я.
        Она наморщила лоб, стараясь понять, где же он ее уел, не может быть, чтобы не постарался куснуть или ущипнуть, она бы на его месте обязательно, явно где-то острая шпилька…
        - Зануда ты необыкновенный, - согласилась она. - Кто будет спорить, сама тому плюну в рожу.
        - Нехорошо, - обронил он.
        - Что?
        - Плевать в рожу, - сказал он с укором. - Это же лицо! Некрасиво. А еще женщина.
        Она пробормотала раздраженно:
        - Да не собираюсь я плевать! Что я, совсем?.. Так говорится.
        Он скорбно вздохнул.
        - Плохо говорится. Надо, надо язык менять.
        Она раскрыла рот для нового ехидства, да кем он себя возомнил, но волхв замер на полушаге с поднятой в воздухе ногой, прислушался и, пригнувшись, шагнул в сторону.
        Там идет невысокая гряда, похожая на окаменевший гребень огромной рассерженной ящерицы, волхв присел за ней и осторожно выглянул.
        Барвинок, все еще сердитая, приблизилась, стараясь не топать, а то у этого чудовища шаги получаются оскорбительно легкие и бесшумные, а у нее - как у плохо подкованного коня.
        В паре сотен шагов среди зелени приземистой травы чернеют ямы с валиками выброшенной наружу земли. Трое существ, ростом с человека, но толстых и покрытых плотной, как у кротов, шерстью, стоят, осматриваясь и нюхая воздух.
        Из нор вылезли еще двое, эти сразу пошли на четвереньках вокруг, щупали и нюхали землю, Барвинок замерла в ужасе, один начал сдвигаться в их сторону. Голова и плечи блестят, словно из металла, но дальше шерсть, тугие мышцы под нею перекатываются, как неспешные волны.
        Олег нахмурился и потащил из-за плеча лук. Барвинок нервно поглядывала, как он накладывает стрелу на тетиву, но одно из дальних чудовищ пронзительно свистнуло, все остановились и повернули к нему морды.
        Монстр буквально водил по земле мордой. Остальные подбежали к нему, тоже рухнули на четвереньки. До Барвинок донесся скрежет, который даже она расценила как крик радости.
        - Они напали на наш след!
        - Не на наш, - ответил он негромко.
        - Как это?
        - Я поменял свою обувь, - объяснил он, - с одним из тех гробокопателей.
        - Но я не меняла!
        - Я твою потер листьями полыни, - сказал он. - Все запахи отобьет.
        Она поморщилась.
        - То-то так гадко пахнет…
        - Гадко? - удивился он. - А в столице модницы за большие деньги перекупают такой отвар… Странно.
        Она принюхалась снова. Что-то не припоминает, чтобы волхв отлучался тереть какой-то гадостью ее башмачки, ну да ладно, не первый раз темнит и недоговаривает.
        - Тогда пострадает Климандр?
        Он покачал головой.
        - Нет, эти подземные звери полезут в ущелье. Может быть, их там тоже побьет или завалит в ловушках… Климандр в безопасности, не бойся. Если кто и кинется следом, то еще издали увидит, что не тот, сразу же повернет обратно. Им надо спешить, эти существа недолговечны.
        - Так это… - прошептала она в страхе.
        - Ну-ну, договаривай, - подбодрил он.
        - …и есть жуткие подземные волки, которыми нас пугают в детстве?
        - Они, - буркнул он. - Если бы не их дороговизна и короткий срок жизни, вызывающие их стали бы властелинами мира. Правда, таких властелинов было бы много… Так что ничего бы не изменилось, увы. Разве что войны стали бы злее. Ладно, пойдем.
        Она охнула:
        - Но они еще не…
        Глава 2
        Она прервала себя на полуслове. Люди-жуки, взяв след, ныряли в землю, словно в вязкое болото. Она различила, что их тела трясутся мелко-мелко и земля расступается, пропускает их в свои недра.
        Олег вернулся к коням, успокаивающе похлопал своего по шее, тот сразу же перестал пугливо прядать ушами, даже лошадка Барвинок вздохнула с облегчением и с укором посмотрела на припоздавшую хозяйку.
        - Все, - сказал он с досадой. - Поехали! Что-то я совсем ползу с такой спутницей… Прибить, что ли, чтоб всем было хорошо?
        - Кому это всем? - спросила она сердито. - Тебе уж точно не будет хорошо!
        - Почему?
        - Ты ж говорил, что у тебя есть эта… как ее… совесть!
        Он легко вскочил на коня и уже с седла ответил задумчиво:
        - Как раз она и говорит, что прибить пора, пора…
        Голос его прозвучал очень серьезно, она насторожилась, волхв шутить не умеет, а в этих словах есть и другой затаенный смысл, который она должна понять недвусмысленно…
        - Почему пора? - прощебетала она и улыбнулась как можно невиннее.
        - Потому что с каждым днем ты сильнее, - объяснил он и спросил: - Едешь или остаешься?
        Она поспешно вскарабкалась в седло, по спине как будто водят куском льда, а глаза волхва неспроста такие серьезные и загадочные. Однако он ничего больше не сказал, усмехнулся коротко и пустил коня от дерева прямо, спокойно, совершенно не обращая внимания на близость земляных волков.
        Барвинок крикнула вдогонку:
        - Сейчас увидят и вылезут!
        - Не увидят, - ответил Олег равнодушно.
        - Почему?
        - У кротов глаза слабые, - буркнул он.
        - Это не кроты!
        - У червей и вовсе нет, - отпарировал он. - Вообще-то под землей глаза не нужны.
        Она хотела спросить, при чем тут жизнь под землей, если эти звери созданы колдуном, но Олег уже пригнулся к конской гриве, посылая его в галоп, а если не догнать, то, как он предупредил в самом начале, нянчиться не будет, она останется одна.
        Его конь даже накренился набок, делая резкий разворот в сторону леса, она крикнула торопливо:
        - Это удлинит дорогу!
        - А ты как хотела? - спросил он через плечо.
        - Вон дорога по равнине!
        - А землеволки? - спросил он без всякого ехидства.
        Она посмотрела с недоверием.
        - А что они… Ах, не смогут через лес?
        - Смогут, - ответил он, - но намного медленнее. Им проще под самой поверхностью, лишь бы свет не жег их глаза и шкуры, а в лесу корни идут глубоко. Да и не трава же, корни дуба не прорвать, надо грызть, а оно им надо?.. Так что обойдут.
        - И на время потеряют след! - сказала она с энтузиазмом. - Олег, а ты, оказывается, умный!
        Он посмотрел с недоверием, в самом ли деле восхитилась или же каким-то образом хитро обругала. Подумав, решил, что все-таки обругала, потому что если это вот для нее признак ума, то ничего другого умного в нем не заметила. А он горы бисера рассыпал и расшвыривал, вещал о звездах, о строении мира, о черепахе, на которой земля, о Мировом Дереве, о сходящих днем на землю звездах в облике красивых женщин, что вообще-то такая же брехня, как и Мировое Дерево или мировая черепаха в бескрайнем океане…
        Деревья надвинулись и пошли навстречу, быстро исчезая за спиной. Барвинок с облегчением замечала толстые могучие корни, выползающие наверх, бугрящие толстый слой мха, под землей такие же крепкие, прочные, у одних деревьев широко расходятся под поверхностью, у других уходят на большую глубину, спасут, защитят, устроив для подземных хищников настоящие стены…
        - Ты от своего не отступишься? - спросила она. Ему голос ее показался странным, но смолчал, а она, не дождавшись ответа, повторила: - Не отступишь, не свернешь, не откажешься…
        Он буркнул:
        - Только сейчас поняла?
        - Убей колдуна, - проговорила она тем же странным голосом, - но… не уничтожай воду!
        Он в удивлении оглянулся.
        - Почему?
        - Тебя проклянут все!
        Он наморщил нос.
        - Ты это уже говорила. Это ты так обо мне заботишься?.. Или об этих «всех»?
        Она крикнула разозленно:
        - Да на что ты мне сдался! Но ты отнимаешь у людей надежду, неужели не понял? Жизнь тяжела… а у кого не тяжела, то сера и беспросветна.
        Ее конь мчится рядом, Олег покосился на нее с удивлением. Хорошенькая куколка, потому, когда раскрывает хорошенький ротик, ожидаешь услышать сладкое пение или сладкое щебетание, но когда слова идут резкие и вроде бы с каким-то непонятным смыслом, то смотришь больше с удивлением, как на говорящую козу, чем вслушиваешься в звуки.
        - Ты права, - сказал он, - мечтает. Ну и что?
        - У тебя есть хоть капля жалости к людям?
        Он буркнул:
        - Чаще детей порют заботливые родители, чем те, которым на них наплевать.
        - Но это взрослые люди!
        - Взрослые тоже… должны.
        - Что?
        Он подумал и ответил веско:
        - Все. До конца жизни. Без отдыха!
        Она сжала повод в кулачках, но промолчала. Когда пошел сосновый лес, Олег забеспокоился, поторопил коня, что и так шел крупной рысью. Барвинок сжалась в комок, у сосен корни расположены очень близко к поверхности, и потому ветер часто валит даже гигантские деревья, тогда выворотни образуют целые стены из корней…
        Но за соснами снова пошел дубравник, у нее отлегло от сердца. Чтобы добраться до сосен, надо сперва преодолеть стену из толстых корней дуба, что уходят чуть ли не до середины земли в поисках подземных вод и потому так часто выводят наружу роднички.
        Высоко над лесом прокатился гром, дождь посыпался яркий и блестящий, будто с неба падает жемчуг, а солнце просвечивает все капли насквозь. Они не успели промокнуть, как жаркое солнце все высушило, только воздух долго оставался горячим и влажным, как в бане.
        По дороге попалось громадное черное зеркало лесного озера, что решило превратиться в болотце и уже с берегов начало затягиваться ряской и тиной.
        Наконец деревья расступились, кони с удовольствием выметнулись на простор заросшей пожухлой травой степи. Узкая извилистая дорога, что опасливо обходит лес, где могут быть звери и разбойники, выпрямилась и пошла красиво и уверенно. На горизонте проступили синие вершины гор, настолько призрачные, что кажутся тающими облачками.
        Она догнала волхва и пустила коня рядом.
        - Магия, - заговорила она настойчиво, - это дар… это счастье!.. Нельзя отказываться от счастья.
        - Это проклятие, а не дар, - возразил он. - Если бы уничтожал только слабых и дураков, кто бы спорил? Но и сильные… увы, удержаться не могут.
        - Может быть, - предположила она, - недостаточно сильные?
        Он покачал головой.
        - Нет, сильные тоже… не совсем сильные. Потому магия должна быть уничтожена. Вообще. Вся. Чтобы не было соблазна. Все только трудом! И тогда дураки, что трудиться не любят, останутся на дне. У подножья великой горы.
        Она сказала с сомнением:
        - Считаешь, среди умных, которые с тобой заберутся на вершину горы, не будет злых, несправедливых? Загребущих и жаждущих захватить власть над миром?
        Олег ответил недовольно:
        - Ищешь средства, чтобы все и сразу? Такое не смогли даже боги. Сегодня покончим с магией. Завтра будем думать, как связать руки… или отсечь от вершины нехороших умных. А пока…
        Она вскрикнула и натянула повод. Им навстречу по земле несется холмик, словно земля не твердое и незыблемое, к чему привыкли, а туго натянутое полотно, по которому снизу ведут большой толстой палкой.
        - В сторону! - крикнул Олег. - Вон за те камни!
        Она послушно повернула лошадку в сторону от дороги, там у обочины громадные валуны. За спиной был треск, шелест, шипение. Она оглянулась в страхе.
        Олег соскочил с коня, тот в испуге отбежал, а к волхву быстро приблизился тот земляной холмик, вырос, и, прорывая почву, поднялся громадный человек-крот. Комья земли отваливались от его тела, обнажая блестящий гладкий панцирь головогруди и мохнатое черное тело ниже. Он отряхнулся всем телом, как пес, плотное тело заблестело во влажном воздухе, начал оглядываться, еще не видя добычу.
        Справа поднялись еще два холмика, расширились и, прорвав травяной покров, поднялись два чудовища, одного Барвинок узнала: тот, что тогда появился первым и нюхал землю.
        Все трое бросились на Олега, он сказал что-то злое и перехватил посох двумя руками. Первый чуть опередил остальных, Олег ударил его в лицо тупым концом, как копьем, тут же пригнулся и ударил оставшихся по ногам. Она не поверила глазам, тяжелые грузные монстры упали, как подкошенные. Первый подхватился и прыгнул на волхва, но кулак Олега встретил его на полпути и отшвырнул снова.
        Отступив, он дрался уже посохом, вращая его с такой скоростью, что она опять видела только смазанные круги, словно крылья летящей мухи. Посох стучал громко и сухо, будто Олег бил по дереву.
        Двигаясь быстро, он уклонялся от ударов и, хватая кого за руку-лапу, кого за плечо, а то и вовсе за голову, с силой толкал друг на друга, сталкивал лбами, сбивал с ног, давал подножки. Когда он так дрался в корчме, то многие просто не поднимались, а здесь все тут же вскакивали и бросались на него снова.
        Она видела, что его удары становятся все сильнее, вообще начинает серчать, но другой бы вообще пришел в ярость, а этот странный человек всего лишь добавил мощи в и без того сокрушительные удары.
        Наконец она услышала треск: кулак Олега впервые проломил прочный хитин. Она не видела, куда и кому досталось, все двигаются слишком быстро.
        Монстры падали и поднимались уже с большим трудом, но продолжали сжимать вокруг него кольцо. Однако и волхв уже пришел в бешенство, она видела его безумные глаза, в движениях появилась та звериная гибкость и даже красота, которой так гордятся воины.
        Он бил жестоко, свирепо, наслаждаясь треском проламываемого хитина, упавших протыкал острым концом посоха и даже поворачивал там в ране, заставляя корчиться в агонии. Последний отступил, поспешно начал зарываться в землю, Олег ударил в него, как копьем, вытащил, словно рыбу на остроге, и с силой швырнул о землю.
        Посох от последнего усилия переломился, зверь с оставшимся в груди обломком ударился и бессильно распластал лапы. Из широкой раны, огибая застрявшее древко, толчками полилась прозрачная жидкость.
        Барвинок ошалело оглядывалась, все пятеро зверей распростерты на земле, кто уже убит, кто умирает, солнце холодно блестит на плотных доспехах, все выглядят так, словно попали под катящиеся со стены замка бревна.
        Она сказала торопливо:
        - Я сейчас поймаю твоего коня!
        Он в раздражении отбросил обломок посоха.
        - Зачем?
        - Надо бежать, - выпалила она. - Колдун пришлет еще!
        - Уже прислал, - ответил он сухо. - Если бы мог, прислал бы больше.
        - Здесь других нет?
        - Здесь нет, - сообщил он, - но там будет намного больше.
        Он повернулся к убежавшему коню, оглушительно свистнул. Конь встал на дыбы, потряс головой, словно протестуя, но все же прибежал быстро и с услужливой покорностью.
        Олег вспрыгнул в седло, сказал нетерпеливо:
        - Поехали! У них нет ничего такого, что стоило бы забрать.
        Она ощутила, как жар опалил лицо.
        - Ты думал, буду обшаривать трупы? Да ни за что!
        - Зря, - сказал он бесстрастно. - Бывают интересные вещи.
        Он наклонился к обломку посоха, но не стал выдергивать из груди поверженного, подхватил с самой земли навершие, быстро выломал пылающий рубин и сунул за пазуху. Барвинок все еще осматривалась, слишком все произошло неожиданно и быстро, а волхв по-разбойничьи свистнул и пустил коня вскачь.
        Они снова неслись в сторону далекого леса, как можно быстрее пересекая открытое пространство. Сухая трава трещала, превращаясь в пыль, будто стоит так тысячи лет, земля звенит, как прожаренные на солнце доски, воздух горячий и такой невесомый, что почти не чувствуется даже на большой скорости.
        Волхв, как она поняла, пытается убить двух зайцев: и дорогу сокращает, и засад на дороге надо избежать, все правильно, только неудобно…
        На полдороге попался странный мост: древний, из массивных глыб, злобно выгнувший спину горбом, да так и застывший, словно в недоумении, а где же река, почему он здесь, куда делась…
        Даже Барвинок ощутила дыхание древних времен, когда-то здесь в самом деле текла река, но теперь шумят ветками деревья-великаны, задевающие вершинками облака, и даже от русла, где беспечно бежала вода, не осталось и следа.
        Волхв часто посматривал на небо, наконец потрепал коня по шее и сказал с сожалением:
        - Не успеваем. Придется заночевать здесь.
        Она возразила, скрывая радость:
        - В эти дни луна светит ярко! Может быть, если до города близко, поедем и ночью?
        - Лес подступает к самому городу, - сказал он хмуро. - Здесь даже днем бывает темно. Но дело не в этом. Как я уже говорил, маги создают тварей, чтобы служили, а потом разочаровываются и прогоняют. В этом городе живет еще один маг, и поэтому в окрестностях города этих монстров особенно много.
        - Но ты же их побьешь?
        - Не тогда, - возразил он сухо, - когда он соберет всех и бросит на меня разом.
        Она сказала с издевкой:
        - Ну хоть чего-то да боишься! А то я уже думала…
        - Думать вредно, - сказал он с холодком в голосе. - Морщины появятся.
        Она зябко повела плечами.
        - Ну, если морщины… Тогда да, ладно. Я могу в седле провести и всю ночь.
        - Всю ночь не потребовалось бы, - произнес он. - Черный Маг уже близко. Но не успеваем.
        Тьма в самом деле сгущалась с каждым шагом. Барвинок начала тихонько паниковать, но волхв звериным чутьем отыскал совсем рядом полянку, моментально развел костер, яркий свет оттеснил тьму, и Барвинок сразу ощутила в который раз, что за той чертой - грозный и враждебный мир.
        Олег ломал ветви и бросал в огонь, а она, помня, что первая обязанность женщины - кормить мужчин, выкладывала из мешка съестные припасы. Подивилась, что почти не уменьшились, волхв в самом деле запаслив, даже соль припасена в отдельном узелке.
        Олег посмотрел с ленивым одобрением, женщина всегда хорошо выглядит, когда готовится кормить мужчину. И щечки алеют, и глазки блестят, и вообще вся такая домашняя и теплая, такая вроде бы не укусит, не боднет, не лягнет, не поцарапает…
        - Ты уверен, - спросила она, - что сможешь без своего посоха? Как мог переломиться? Мне казалось, он был крепче железного!
        - Да, - согласился Олег, - служил верно.
        - Ты без него сможешь?
        Он повел плечами.
        - При чем здесь посох? Есть лук, есть острый нож… Да и вообще есть я.
        - Ну, - протянула она, - главное, ты…
        - Главное, - согласился он. - А как иначе?
        - А ты мог бы не бахвалиться?
        Он подумал, покачал головой.
        - Не мог бы.
        - Почему?
        - Откуда мне знать, где я бахвалюсь?
        Глава 3
        Желтый, а временами вообще бесцветный, словно призрачный, огонь костра превратился в ночной: красный, пурпурный, ощутимо тяжелый и вещественный, в сумрачном воздухе бесшумно проносятся летучие мыши, Барвинок чувствовала их только по дуновению воздуха, когда они пролетают слишком близко, стремясь получше рассмотреть ее, удивительную гостью их мира.
        Далекие горы вечером принимают странный синеватый облик, тени между ними фиолетовые, лиловые, потом плавно переходят в черные и сливаются с ночным небом, где зажигаются холодные звезды.
        На этот раз она легла с ним рядом, с той стороны костра неуютно и страшно, Олег кивнул, еще бы спорил, гад, но скрывает ликование, это же видно, а ночью вроде бы во сне подгребет ее ближе, да так, что она пискнет и не сможет брыкаться…
        Волхв в самом деле сразу же положил на нее руку, от ладони пошло такое уютное тепло, что сон пришел моментально. Очнулась от негромкого шарканья или чирканья, чувствуя все еще надежное мужское тепло и защищенность.
        Она лежит у полного красных угольев костра одна, уже рассвело, птички проснулись и мило чирикают, а волхв сидит на пне, сгорбившись, одна рука неподвижна, судя по плечу, другая мерно и ритмично двигается.
        Приподняв голову, она всмотрелась непонимающе. У волхва в одной руке новенький посох, другой срезает ножом мельчайшие, как опилки, стружки. Дерево скрипит и сопротивляется, будто не дерево, а топор под точильным камнем.
        - Ты что, - спросила она разочарованно, - так быстро нашел замену?
        - Нашел, - ответил он.
        - Здорово, - сказала она. - Просто поверить не могу! Волшебные посохи так быстро не получаются!
        Он скривился.
        - Ты умелец по этим штукам? А где у тебя свой?
        - Я не умелец, - возразила она. - Но это и так всем понятно!
        - Мне, - сказал он, - непонятно. Я вот смотрю и вдруг вижу подходящее деревцо… Да, редкое, верно. Но раз попалось, я что, дурак - отказаться?
        Она вздохнула.
        - А насчет того, что дуракам везет?
        Он довольно усмехнулся.
        - Это еще лучше.
        - Почему?
        - Значит, счастливый я, - объяснил он снисходительно. - Человеку, как ты твердишь, надо счастья хоть малость. Как компенсацию за те несчастья, что посылает.
        Она мгновенно ощетинилась.
        - А я и не просила меня спасать!
        Он поднял голову, некоторое время смотрел с недоумением.
        - А ты при чем?
        Она сказала язвительно:
        - А на что ты намекал?
        - Ни на что, - ответил он равнодушно. - Просто сказал о сути. А тебе бы неплохо поверить, что не всегда все думают только о тебе.
        Она ощутила, что он прав, говорил почему-то вовсе не о ней, дурак какой-то, стало еще обиднее, захотелось зареветь, размазывая слезы по щекам, чтобы ему стало стыдно, но вдруг не станет, а начнет злорадствовать, мужчины непредсказуемы, лучше мило улыбнуться и щебетать, щебетать, щебетать, это им никогда не надоедает, потому что не слушают.
        - Хорошо в лесу, - сказала она и улыбнулась.
        - Неплохо, - согласился он. - Только бы костер не жечь, на земле не спать… а еще чтоб муравьи не щекотали.
        Она возразила бодро:
        - Ты хочешь много, неженка! Уже поел?
        - Тебя ждал.
        - Смотрите, какой деликатный… К дождю, наверное.
        Он поднялся и повертел посох, а она торопливо раскладывала остатки вчерашней еды. Странное ощущение, что, когда убирала, вроде бы поменьше было. Почему так кажется, подумать не успела, волхв машет своим орудием быстро, очень быстро, не старается делать красиво, как обычно выпендриваются мужчины, но все равно получается жутко зрелищно, страшновато, жестоко даже, нет танца с оружием, чем обычно грешат мужчины, влюбленные в свои мечи, топоры, копья и прочее колюще-режущее.
        Прямо из вихря движений, после которого вроде бы должен высунуть язык от изнеможения, он разом застыл, посмотрел на посох и сказал буднично:
        - Неплохо. Разницы нет.
        - Так не бывает, - возразила она. - Ничего не бывает одинаковым!
        - Как не бывает? - спросил он мирно. - Бывает.
        Ей почудилась недоговоренность, тут же решила, что имеет в виду ту расхожую глупость, что все женщины одинаковы, но и не скажешь, тут же вывернется, он такого не говорил, хитромордый, все рыжие - хитрые, а он так вообще жук, каких поискать…
        - Долго жрешь, - сказал он. - Желудок больной?
        - У меня ничего не болит, - подчеркнула она, - а вот у тебя, если будешь такое брякать, кое-что заболит.
        - Что?
        - А по чему попаду!
        Он усмехнулся.
        - Ладно, пора. Хотя что-то у меня гадкое предчувствие…
        Она сказала быстро:
        - А на что ты надеялся? Он знает, придешь. И принимает меры. Выдвинутые вперед засады - цветочки.
        - Я бы обошелся без ягодок, - проворчал он. - Ладно, что будет, то будет. Не сворачивать же…
        Она посмотрела искоса. Большинство мужчин, даже изображающих перед женщинами героев, наверняка свернули бы, а то и отступили, отказались от такой опасной затеи. А этот слишком по-мужски туп, чтобы сворачивать, в мужчинах слишком много все-таки от быков, даже если они совсем не воины.
        - Если он ждет, - проговорила она совсем вроде бы не дрожащим голосом, - а еще сильнее тебя, как ты говоришь… то на что ты надеешься?
        - Не знаю, - проворчал он. - Но его остановить надо. Иначе цивилизация обречена.
        - Ах-ах, - сказала она едко, пусть лучше слышит иронию, чем страх. - Какие благородные слова!
        Он сдвинул плечами.
        - Что делать. В мире, когда все только о своем кошельке, кто-то должен и обо всех?
        - Это обязательно ты?
        Он снова пожал плечами, и хотя этот жест вовсе не связан с тем, какая она хорошенькая, ей нравилось смотреть, как медленно оживают и чуть-чуть сдвигаются эти живые скалы, слегка вздымая при этом и пласты грудных мышц.
        - Если бы этим занимались другие, - пробормотал он, - я бы с удовольствием сидел и смотрел на них. А еще и говорил бы, что не так, не то, можно изящнее…
        Она подумала, покачала головой.
        - Нет, это был бы уже не ты. Даже мне видно, что такие так не могут. Но ты уверен, что колдун не прихлопнет нас, как только увидит?
        Она посмотрел на нее внимательно:
        - А ты права. Надо, чтоб не увидел.
        Она на всякий случай мило и победно улыбнулась, она такая, замечательная, и вообще права всегда, а сама поспешно думала в полнейшем смятении, где же это она сказала такое, что убедило этого твердоголового в ее великой мудрости.
        Лес стал реже, дорога пошла вниз, стволы расступились, и в открывшейся долине распахнулся огромный город, разрезанный надвое рекой.
        С первого взгляда это все можно принять за огромный разросшийся сад, где поселились люди и выстроили дома с высокими острыми кровлями, только на другом берегу выступает над зеленью деревьев громада каменной башни да у самой воды, свободной от деревьев, угрюмо теснятся склады. Река судоходна для больших тяжелых барж и крупных кораблей.
        Олег ехал молчаливый и погруженный в тяжелые думы, именно тяжелые, видно по нему, и вообще он тяжелый человек, как Барвинок решила уже давно.
        Еще у городских ворот оба ощутили аромат оливкового масла, что вскоре превратился в смрад: в ближних домах жарят дешевую рыбу, пахнет кровью, ветер со стороны скотобойни, стадо коров прямо на дороге насторожилось и уперлось в землю копытами, не желая заходить в такой опасный город.
        Зато масса овец, одинаковых, будто пирожки из одной формочки, втискивается с азартом, теснится, не оставляя зазора даже в палец. Барвинок хотела переждать, но волхв пустил коня прямо через это волнующееся море и, чудо, сумел пробиться так легко, словно ехал через высокую траву.
        По ту сторону ворот сразу же лавки, тут лучшие места, всякий гость проходит мимо, колодец с воротом, дальше двухэтажный дом с понятным всем рисунком лавки и ложки.
        Чувствовалось, что город по каким-то причинам переживает тяжелые времена, и люди показались ей мрачными, угрюмыми, скупыми и очень недобрыми.
        На перекрестке их встретила целая группа крепких мужчин с решительными голодными лицами. Впереди, выступив на шаг, держался невысокий, но очень жилистый мужчина, с темными волосами и дочерна загорелым лицом.
        Его глаза, черные и блестящие, как у большой птицы, уставились на незнакомцев с откровенной враждебностью.
        - Кто такие? - спросил он требовательно. - Зачем прибыли?
        Она хотела ответить резкостью, явно же это не городская стража, но Олег придержал ее за руку и сказал мирно:
        - Просто едем мимо и дальше. Пообедаем здесь, заночуем… а утром отправимся дальше.
        Мужчина сказал без малейших колебаний:
        - День только начался. Вы можете дойти до Семитополья, это еще один город по этой же дороге.
        - Далековато, - заметил Олег.
        Мужчина сказал раздраженно:
        - Заночуете в поле! Сейчас лето, ночи теплые.
        - Хорошая мысль, - одобрил Олег. - Мы обдумаем. Но пообедать в вашем городе можно?
        Его конь повернул голову и посмотрел на чересчур вежливого хозяина с большим удивлением. Один из мужчин за спиной их вожака пробасил:
        - Пообедать можно.
        - Даже выпить, - сказал второй. - Но больше лучше не задерживаться.
        Олег ответил с поклоном:
        - Благодарю. Где у вас тут лучше всего кормят?
        Вожак сказал с раздражением:
        - Сверните налево, там в конце улицы постоялый двор Мизгиря, у него же и корчма самая надежная. К вечеру мы заглянем и туда. Надеюсь, вас там уже не будет.
        Олег ответил мирно:
        - Я тоже надеюсь.
        Барвинок вся кипела, когда он спокойно, будто разговор шел о погоде, пустил коня дальше по улице. Когда удалились достаточно далеко, она прошипела:
        - Что, струсил?
        Он спросил с удивлением:
        - А что, надо было?
        - Набить им всем морды! - выпалила она. - Они же трусы. Ты сам видел! Хорохорятся, а дать одному в зубы - разбегутся!
        Он пробормотал:
        - В зубы… за что? Они чем-то напуганы. Потому и боятся чужаков. Ты видела их лица.
        - Или не хотят делиться, - возразила она. - Возможно, уже услышали, что где-то близко закопаны несметные сокровища! И хотят быть не только первыми, но и единственными.
        - Сокровища, - пробормотал он. - Несметные… Ну да, если сокровища, то обязательно несметные… Уж если мечтать, то мечтать!
        Он вздохнул так тяжело, словно тащит тяжело нагруженный воз, решительно повернул коня в сторону указанного тем наглецом постоялого двора.
        Она сказала саркастически:
        - Как ты любишь спать и лопать! Чуть что, сразу на постоялый двор!
        - Хорошее место, - сообщил он.
        - Чем? Порядочные люди дома сидят!
        Он кивнул.
        - Верно. Но на постоялом люди отовсюду. Сразу узнаешь, что почему и вообще все новости…
        - Да, - согласилась она, - мужчины любят сплетничать.
        У ворот постоялого двора с десяток могучих дубов, как сторожа, встретили их и рассматривали молча и настороженно, но дальше охранять, собственно, нечего - двор на удивление пуст, большая и потемневшая от времени изба непонятного назначения, пара сараев, просторный овин и еще один дом, еще без крыши, но уже с бревенчатыми стенами, хотя и без окон.
        - Здесь неуютно, - заметила она.
        - Ну и что? - возразил он. - Не перебирай харчами.
        - При чем тут харчи? Грубый ты.
        Дом для проезжающих, как показалось Олегу, сделан на вырост, хотя похоже, что это время все еще не наступило. Нижний этаж почти целиком из огромного помещения с семью столами, да еще кухня, в середине деревянная лестница на этаж выше, снизу видно, что там ведет в обе стороны: направо и налево.
        Здесь же, внизу, добиваясь простора, хозяева сэкономили на высоте, Олег почти задевал головой за потолочные балки. Окна не столько маленькие, сколько неудобно глубокие из-за толстенных бревен.
        Светильник один у самой двери, еще два дальше под стенами напротив друг друга, Барвинок подумала, что хозяин не беден, если жжет дорогое масло даже днем.
        Глава 4
        Сонная стряпуха жарила для неожиданных гостей яичницу на огромной сковороде, а они торопливо ели давно остывшую гречневую кашу. Барвинок, как и Олег, не стала раздеваться, хотя и боролась с соблазном показать ему прекрасные плечи с удивительно ровной и гладкой кожей, такая бывает только у совсем маленьких детей, потом, увы, грубеет даже у принцесс, хотя те безуспешно купаются, как говорят, в парном молоке.
        К ним вышел не хозяин, как привычно ожидала Барвинок, а огромная неразговорчивая бабища, толстая, как корова, и донельзя угрюмая. Сообщила, что есть только баранина, а еще немного хлеба, хоть и позавчерашнего. Барвинок заикнулась о каком-то разнообразии, но женщина ответила недружелюбно, что разносолов здесь отродясь не было, а гости лопают, что дают. Когда человек в дороге, капризы оставляет до возвращения домой.
        - Мудро, - согласился Олег. Он посмотрел на Барвинок со злорадством в глазах. - Что, получила?
        Барвинок фыркнула, но промолчала. В таких случаях спорить - себя ронять, будет не спор, а перебранка, мухам понятно, одержит верх тот, кто наглее и больше привык к скандалам.
        После долгой паузы, пока ели молча, буркнула сердито:
        - А тебе все равно, что ешь?
        - Избыток пищи, - заметил волхв, - мешает тонкости ума.
        Она так ахнула, что выронила ложку в суп.
        - Тонкость?.. Ума?.. У тебя?
        - Ну да, - ответил он с самым скромным видом, - хоть я и мудр, а это выше умности, но тонкость… ага… а как же?.. А вот тебе можно не капризничать, ты и так полна кашей…
        - Кашей?
        - Ну да, - объяснил он тяжеловесно. - У тебя каша в голове.
        - Дурак!
        - Все мудрецы кажутся простому человеку дураками, - сказал он невозмутимо. - Ты ешь, ешь, а то вон какая худая.
        - А ты любишь толстых?
        Он подумал, лицо стало серьезным, тоже мне мудрец, самая тема для мудрецов поразмыслить и посмаковать, ответил с сомнением:
        - Не знаю. Мне кажется, я не слишком разборчив в такой ерунде.
        Она стиснула челюсти и процедила сквозь зубы:
        - Ешь молча, пока я тебя не прибила.
        Харчевня постепенно заполняется народом, приходили группами, явно мастеровые целыми артелями, за одним столом собралась целая орава, там один возбужденно рассказывает нечто, остальные лишь изредка прерывают восторженными вздохами и восклицаниями.
        Олег прислушался, ага, тот же рассказ, который уже слышал несколько раз про некоего Шмендру, который пошел в лес собирать хворост, а в это время высоко в небе пролетал бог богатства Улаплек. У него прохудился мешок, золотые монеты, слитки и драгоценные камни посыпались в прореху. Шмендра увидел, как они падают впереди на землю, начал подбирать, а они все падали и падали, постепенно устилая собой целую дорожку.
        Он торопливо собирал, но вскоре заполнил сумку, карманы и даже голенища сапог. Пришлось отыскать небольшую нору, сбрасывать все туда, но и ее вскоре заполнил полностью, после чего прятал найденное под ворохом травы. Наконец дорожка из золотых монет привела к морю и ушла под воду. Шмендра собрал все, даже заходил по колено в воду, а когда вернулся в село, он уже знал, что скоро переселится в город, купит самый роскошный дом, наймет много слуг…
        У этой истории, как помнил Олег, продолжения различались, рассказчики сочиняли каждый свое, сообразуясь с тем, что каждый считал полным счастьем: один - множество молодых и покладистых служанок, другой - власть и могущество, третий - песни и танцы лучших актеров в его дворе, но все истории пользовались бешеным успехом, потому что всякий слушающий представлял, что он бы сделал с неожиданно выпавшим на его долю богатством, а такие мечты всегда сладостнее прочих.
        Барвинок тоже прислушивалась, даже шею вытягивала, как утенок, стараясь понять, что же такого услышал волхв, что саркастически усмехнулся, но нахмурился и жует мясо без всякой охоты.
        Дверь распахнулась, в проеме появился коренастый мужчина, широкий в плечах и с коротким мечом на поясе. За ним маячат еще двое, но он не шагнул сразу, а дал полюбоваться собой, там на высоте выглядит внушительнее, знает, лишь потому неспешно сошел по ступенькам в зал.
        Барвинок напряглась, все неприятности обычно ведут к ним, и не ошиблась, троица направилась к ним. Старший еще от двери сверлил Олега взглядом, а когда остановились у стола, он взялся за спинку стула, явно намереваясь сесть.
        Олег придержал ногой за ножку стула и сказал мирно:
        - Мы никого не приглашаем.
        Мужчина бросил взгляд на Барвинок, на крупном лице проступила и начала шириться ухмылка.
        - А если мы хотим поговорить?
        - Говорите оттуда, - предложил Олег.
        Мужчина продолжал ухмыляться, снова бросил взгляд на Барвинок, она постаралась съежиться и стать незаметной, мужчины всегда ведут себя в присутствии женщин намного задиристее.
        - А если все-таки сядем?
        - То больше не встанете, - пояснил Олег почти ласково. - Впрочем, я предупредил. А у человека всегда есть выбор, правда?
        Мужчина поколебался, на Барвинок старался больше не смотреть, на лице жгучий стыд, наконец убрал руку от стула и даже чуть отступил, но теперь в глазах полыхнула лютая ненависть опозоренного перед женщиной сильного мужчины.
        - В нашем городе не любят чужаков, - сказал он с угрозой.
        - И давно? - спросил Олег.
        Тот переспросил настороженно:
        - Что давно?
        - Давно, - повторил Олег, - перестали любить чужаков? В прошлый раз, когда я здесь был, очень даже любили. Чужаки - это деньги, связи, возможности. Так что случилось?
        Мужчина отрезал:
        - Не твое дело. Просто ешь и убирайся отсюда.
        - С постоялого двора?
        - Из города!
        - Ах, - пробормотал Олег, - даже из города… И кто вас уполномочил? Городские власти? Или так решили сами?
        Тот сказал резко:
        - Тебе не все равно? Кто бы ни решил, тебе не выстоять ни против властей, ни против горожан!
        Барвинок держалась тихо, как мышь, вообще почти не дышала, чтобы не провоцировать накал страстей, а волхв подумал и сказал с привычной тяжеловесностью:
        - Я и не собираюсь… хотя вообще-то можно попробовать…
        Мужчина потребовал:
        - Чего ты явился?
        - Здесь хорошо кормят, - объяснил Олег. - И вино неразбавленное.
        Тот скривился, словно хлебнул ускуса.
        - Зачем явился в эти земли?.. Впрочем, в любом случае тебе совет, убирайся отсюда немедленно. И никогда не приходи больше.
        Барвинок замерла, ничего не понимая в этом поединке, Олег подумал, пожал плечами.
        - Я человек вольный, аки птица. Где хочу, там и летаю.
        - Обрубят крылья, - сказал мужчина.
        Олег снова пожал плечами.
        - Многие пытались. Теперь они сами без крыльев. И почти все без голов тоже.
        Барвинок зябко передернула плечами. Улыбка местного стала несколько застывшей, но в голосе прозвучала все та же угроза:
        - Если не уйдешь прямо из корчмы, увидишь, здесь умеют обрубывать не только крылья.
        - Спасибо, - сказал Олег вежливо, - что предупредил. А теперь можешь идти.
        На лице местного героя ненависть становилась все заметнее. Барвинок видела, как он колеблется между жаждой выхватить меч, а там будь что будет, и необходимостью выполнить чей-то приказ, а ему явно приказали только припугнуть незнакомцев и заставить уйти.
        Она очаровательно улыбнулась ему, тот угрюмо зыркнул в ее сторону, она запоздало поняла, что только подлила масла в огонь, как бы снова напомнив, что его унизили в ее присутствии, тем более в присутствии красивой женщины, она ж просто красавица, скромно говоря…
        - Хорошо, - прорычал он и убрал ладонь с рукояти меча. - Но мы еще увидимся!
        - Не советую, - ответил Олег. - Впрочем, это твой выбор.
        Медленно, почти со скрипом, главарь отступил на шаг, его соратники смотрели с недоумением то на него, то на Олега.
        Вожак сделал еще шаг, повернулся и быстро пошел к выходу. Барвинок провожала их перепуганным взглядом, пока за ними не захлопнулась дверь. Хотела вздохнуть с облегчением, но посмотрела на равнодушное лицо волхва, почувствовала прилив сердитости:
        - Странно!
        - Что? - спросил он мирно.
        - Как это ты, такая овечка, отпустил его без драки?
        Он сдвинул плечами.
        - Наверное, драка здесь была в другое время.
        - Как же, - сказала она едко, - в другое! Разве она ходит не с нами?
        Он угрюмо усмехнулся, но смолчал. Она долго думала, над чем же усмехается, наконец решила, что она сама дала повод, сказав «с нами» вместо «с тобой». Подумаешь, чуточку оговорилась, женщины часто говорят не то, что думают, он не должен так уж въедаться во все, что она скажет, он должен уметь понимать сказанное, а не услышанное…
        - Ешь, - напомнил он.
        - Ну да, - сказала она, - ну да! Ешь, и в постельку, да?
        Он кивнул с оскорбительным равнодушием.
        - Да.
        - Не слишком ли торопишься? - спросила она.
        Он покачал головой.
        - А что ночью здесь делать?
        Дальше в молчании покончили с жареной бараниной, выпили слабый травяной настой, Олег поднялся, Барвинок потащилась следом.
        Если жарко и душно даже на первом этаже, то на втором горячо, словно в пустыне. Воздух почему-то еще и влажный, словно они оказались на берегу моря, явно под ними прачечная, обслуживающая весь город.
        Барвинок прошла к окну, слышно было, как возится, пытаясь открыть, сердито сказала:
        - Они с ума сошли? Ставни закрыты!
        - Тут бывает ночь, - напомнил Олег.
        - Но сейчас день!
        - Потом будет ночь, - сказал он. - Они решили, что не стоит открывать, а потом снова закрывать. Да и безопаснее.
        - Но втором этаже!
        - Можно лестницу поставить, - сказал он. - Возможно, уже прошел слух, что у здешнего хозяина богатства. Или у проезжающих гостей. Трусливые роются в могилах предков, высматривают кувшины в песках, а смелые воруют у тех, кто нашел раньше их…
        - Здесь забито наглухо!
        - Ну, это вряд ли…
        Он взял прутик и, ловко орудуя им, поддел петли. Ставни распахнулись, в лицо ударил свежий ночной воздух. Небо странно светлое, без привычной голубизны.
        Прошлый вечер она невольно любовалась, одновременно ужасаясь, величественным закатом, чем-то напоминающим времена исполинских битв богов, но сегодня солнце тонет в неопрятной лиловой мути, там даже не облака, а нечто бесформенное, как зыбкий туман, слегка подсвеченный с той стороны красным.
        Олег за ее спиной лег, закрыл глаза и ушел в сон, глубокий и крепкий, и только крохотная часть сознания бдила, отметила и как легла маленькая женщина, долго ворочалась, сердито сопела и взбивала подушку, а потом он уловил легкое движение воздуха от чуть приоткрывшейся двери. Мгновение спустя уже по запаху определил себе входящего тайком как крепко сбитого человека среднего роста, быстрого в движениях, решительного, возрастом не больше тридцати…
        За ним в комнату проскользнули еще двое. Он выждал, когда рука с ножом пошла вниз, резко перехватил, выдрал оружие, одновременно ломая руку с жутким хрустом, вскочил и встретил оставшихся двух. Они растерялись только на мгновение, тут же в темноте заблистали ножи, но миг неуверенности стоил жизни обоим.
        Барвинок вскочила в страхе, когда двое с хриплыми криками опускались на пол, а первый, у которого сломана рука, попытался бежать к дверям.
        Олег дал ему подножку, тот грузно рухнул лицом вниз, застонал. Олег наступил ему на шею.
        - Кто послал?
        - Тебе… с ним… не справиться…
        - Справлюсь, - пообещал Олег.
        Барвинок услышала хруст шейных позвонков. Неизвестный вытянул руки, а ноги слегка дернулись и застыли.
        Она прошептала в ужасе:
        - Ты убил его…
        - Да, - согласился Олег. - А ты чего хотела?
        - Он был уже без оружия!
        - А полминуты тому у него был нож, - напомнил Олег. - Будем досыпать или как?
        Она взвилась в гневе:
        - Ты сможешь заснуть после такого?
        Он удивился:
        - После какого? Чего особенного? Ну напали… Ну, не получилось… Так это у них не получилось! А мы что? До утра еще далеко.
        - Ты свинья бесчувственная! - сказала она горячо.
        - Это я уже слышал, - ответил он и зевнул. - Иногда мне казалось, что я все-таки очень чувственный… потом понимал, что просто чувствительный, а когда начинал разбираться, то какая это чувствительность?.. Только непонятно, почему свинья? Хотя бы кабан…
        - Тогда кабан!
        - Вот это правильно, - одобрил он, натянул край одеяла на лицо и заснул.
        Утром, как он и сказал, взволнованный и перепуганный хозяин, постоянно извиняясь, с двумя дюжими помощниками убрал трупы, две женщины быстро и ловко замыли кровяные лужи и даже выскоблили скребками деревянный пол.
        В комнате так опрятно запахло свежей стружкой, что можно бы остаться еще на пару дней, Барвинок смотрела на волхва исподлобья, не зная, сказать ли пару одобрительных слов, вон как легко справился с тремя убийцами, или же промолчать, а то и так вот-вот лопнет от чувства собственной значимости.
        - Это не магия, - сказала она.
        Он посмотрел с некоторым непониманием.
        - И что?
        - Тогда, - сказала она победоносно, - может быть, зря думаешь именно на местного мага? Он же прошлый раз подослал тех чудовищных кротов, а не парней с длинными ножами!
        Он пробормотал:
        - Магия - дорогая штука. Проще послать пару десятков головорезов, пообещав каждому по золотой монете, чем вызвать колдовством одну гарпию.
        - Тогда почему тех кротов?
        - Там ничего больше не было. А здесь достаточно и продажных да жадных до денег людей. Тоже искатели сокровищ… только пооткровеннее. Не прикидываются благородными любителями старины.
        Она сказала независимо:
        - Люди дешевле, кто спорит, но почему не воспользоваться магией и здесь? Это красивее.
        - Потому, - сказал он трезвым голосом, - что собирается жить вечно. Или бесконечно долго.
        - Бережет?
        - Да. Пойдем завтракать.
        - Ну ты и жрун, - обвинила она, хотя в желудке уже голодно квакало, сама собиралась напомнить, что разговоры разговорами, а поесть надо. - И куда в тебя столько влезает?
        Он криво усмехнулся, она возвращает ему той же монетой.
        - Если не хочешь, пойдем натощак. Так даже удобнее.
        - Почему?
        Он объяснил хладнокровно:
        - Если на полный желудок, то при ударе копьем или мечом в живот все вываливается, как сама понимаешь, деньги пропадают задурно… Да и не заживают такие раны.
        Она зябко передернула плечами.
        - А на пустой?
        - Иногда заживают, - сказал он.
        - Тогда позавтракаем после, - ответила она дрожащим, несмотря на все усилия, голосом. - Я вообще-то ехать готова.
        Глава 5
        Во дворе она привычно направилась в конюшню, Олег ухватил за локоть.
        - Нет, - сказал он вполголоса, - кони отдохнут.
        Она спросила с непониманием:
        - А мы?
        - А мы нет.
        - Я не про то, - сказала она сердито. - А мы куда?
        - За город, - объяснил он почти на ухо. - Лес начинается прямо от городских стен, кони застрянут сразу.
        - Что, такой дикий?
        Он кивнул.
        - Похоже, в том лесу никто не собирает сучья.
        Она зябко поежилась.
        - Ну ты и жук! Нет чтобы куда на луг пригласить девушку, где много цветов и бабочек!
        Он в удивлении остановился:
        - Пригласить?
        Она в испуге затрясла головой:
        - Нет-нет, ни в коем случае, ни за что, да будь ты последним мужчиной на свете… Что я за дура, забыла, с каким занудой общаюсь!
        Он отмахнулся.
        - Знаю-знаю. Зануда - это человек, который говорит что-то умное, когда надо просто таращить на тебя глаза и любоваться твоим чириканьем. Так я, того, любуюсь, ага. Заодно. Одно другому не мешает.
        - Мешает, - отрезала она. Подумала, перенимая у него эту дурную привычку, и объяснила: - Мне мешает.
        Дома возвышались навстречу и пропадали позади, появилась городская стена, ворота широко распахнуты, неторопливо тянутся нагруженные битой птицей и свежепойманной рыбой телеги, блеют стада овец, спокойно идут рассудительные коровы, лохматые огромные псы, сами похожие на овец, не дают им отбиваться от стада.
        За воротами воздух свежее, хотя такой же теплый, пахнет пылью и жухлой придорожной травой, но уже приближается стена деревьев, от нее идет прохлада и обещание зеленой крыши над головой, спасающей от жгучего солнца.
        Первый ряд деревьев издали выглядит стеной без всяких зазоров, там впереди всегда плечом к плечу самые могучие воины, разница между высохшей землей со скудной травкой и полным прохлады миром леса настолько велика, что на той стороне чудится совсем другой мир.
        Барвинок поймала себя на том, что все чаще думает о магии, о волшебстве, о той радости, что они дают, и пыталась понять странное упрямство, с которым этот непонятный человек ведет со всем чудесным такую упорную борьбу.
        Олег шел впереди, тяжелый, как скала, но, странное дело, ни веточки не сломал, даже когда ломился через кусты, ни грибы не посшибал, хотя прошел прямо через их полянку…
        - Тебя возненавидят, - сказала она ему в спину. - Ты это понимаешь?
        Он буркнул, не оборачиваясь:
        - И что? Подстраиваться, чтоб, как говоришь, любили?.. И кем я тогда стану?..
        - Человеком, - сварливо заявила она. - Человеком!
        - Человеки не только подстраиваются, - возразил он. - Человеки против стада тоже идут!
        - Таких стадо сминает, - сказала она, - и вбивает копытами в землю. Мокрого пятна не остается!
        Олег произнес отстраненно:
        - Все так… Но они все равно становятся на пути стада. Как думаешь, почему?
        В ответ пришлось бы сказать комплимент или что-то на него смахивающее, что она позволить себе не может, потому фыркнула, как кошка на горячее молоко, обогнала его и пошла впереди очень решительно, двигая локтями и плечами, каждым жестом подчеркивая свою силу, живость и умение ходить по трудным дорогам.
        Олег усмехнулся в спину, так ходят только очень неуверенные в себе люди, что постоянно стремятся доказать что-то другим, ладно, пусть, она же ребенок, и он безропотно позволял вот так двигаться перед собой, но когда справа от тропки пошли густые зеленые кусты, догнал и пошел рядом, загораживая от зелени.
        - Не слишком ли уверена в незнакомом лесу? - спросил он.
        - Это же просто лес, - ответила она надменно. - Ты не заметил, думая о своем высоком?
        - Погоди, - сказал он наконец и придержал ее за руку.
        Она тут же резко освободилась, потерла запястье.
        - Мог бы и не показывать на мне свою силу!
        Олег настороженно осматривался. Слишком много сухих листьев, хотя деревья несколько в стороне. Конечно, ветер мог сдуть их оттуда, но очень уж аккуратно это сделал, словно сперва собрал в мешок, отнес на несколько шагов, а потом раскидал здесь, старательно укрывая землю.
        - Здесь что-то не то, - сказал он наконец. - Это место лучше обойти. Поверь мне…
        Она пренебрежительно фыркнула.
        - Тебе? Да ни за что!
        - Зря…
        Она заявила с презрением:
        - Ты какой-то… осторожный!
        - Трусливый, - переспросил он, - так хотела сказать?
        Она покровительственно улыбнулась.
        - Я всегда смягчаю выражения.
        - Ничего, - ответил он. - Я в самом деле трусливый. И неприятности стараюсь обходить.
        - Даже придуманные, - сказала она с чувством полнейшего превосходства.
        Фыркнув еще раз, еще презрительнее, она пошла вперед, Олег покачал головой, на третьем шаге покров листьев разом провалился под ее весом, она испуганно завопила, обрушиваясь в некую бездну, и продолжала вопить уже там, на глубине.
        Олег сперва огляделся, никто ли не выскакивает из кустов, не орет ликующе, что добыча вот она, неспешно подошел к краю ямы. Там не глубже чем в два человеческих роста, но стенки отвесные, а подпрыгнуть никому еще не удавалось так высоко.
        Барвинок, злая, как хорь в пустом курятнике, торопливо отряхивалась от облепивших ее сухих листьев.
        - Ничего не подвернула? - спросил он с сочувствием. - Твое счастье, что яма на человека, а не на хищного зверя.
        Она задрала голову.
        - Что?
        - Говорю, - сказал он, - пожалуй, обойду все-таки это местечко.
        Она прокричала зло:
        - А я?
        - Ты сама выбрала этот путь, - сообщил он. - Еще и меня облаяла.
        Она крикнула зло:
        - Это ты виноват, что не остановил меня! Ты мужчина, в конце концов, или нет?..
        Он сказал озадаченно:
        - Я?
        - Ну да, ты!
        Он почесал в затылке.
        - Да? Ну тогда, пожалуй, я тебя вытащу…
        - И поторопись! - крикнула она. - Тут червяки!
        - Щас…
        Он закинул руку за спину, пальцы перехватили кисть чужой руки, присел и сделал бросок через спину. Грузное тело перелетело через яму, ударилось о противоположный край и сползло вниз. Донесся испуганный женский вопль, но Олег уже не вслушивался, настороженно посматривал по сторонам.
        Кусты затрещали, оттуда выбежали люди с кольями, топорами, пиками, а двое с мечами.
        - Зря вы это, - крикнул он. - Я не враг… поговорим?
        Двигаясь быстро, он бил кулаками, локтями, от него отлетали, как скорлупки ореха из-под молотка. Редко кто поднимался, но и те уже не пытались бросаться снова, а поспешно уползали в сторону кустов. Когда на ногах никого не осталось, он крикнул в сторону ямы:
        - Эй, там!.. Подай мне женщину. Потом вытащу и тебя.
        Через пару минут над краем показалась рука Барвинок. Олег поймал за пальцы, выдернул наверх. У нее глаза округлились при виде разбросанных среди сухих листьев тел.
        - Это кто?
        - Должна знать, - сказал он.
        - Почему?
        - Это те, кто рыл для тебя яму. Или их сообщники.
        Из ямы донесся угрюмо безнадежный голос:
        - Ты обещал…
        - Лови, - сказал Олег.
        Он отломил от дерева длинную ветку и сунул концом в яму. Барвинок все еще оглядывалась ошалело, а из ямы выбрался здоровенный мужик с огромной дубиной за поясом.
        - Я тебя хотел только оглушить, - сообщил он торопливо.
        - Знаю, - ответил Олег любезно. - Потому я и не убил. Кто вы и чего хотите? Ты же старший, как я понял.
        Мужик насторожился.
        - Откуда знаешь? Люди Паука есть и среди нас?
        - Не знаю, - ответил Олег, - чьи люди у кого, но мы просто идем по своим делам и никому не служим.
        - Тогда вам бояться нечего, - заверил мужик. - Меня зовут Вырвилес, я старший этого отряда. У нас нет настоящих бойцов, это простые крестьяне.
        Олег отмахнулся:
        - Потом расскажешь. Где у вас местечко, чтобы посидеть у костра?
        Барвинок уставилась на него с возмущением. Вырвилес ответил нерешительно:
        - Там… дальше. Но без меня не пройти.
        - Веди, - сказал Олег.
        Вырвилес принялся тормошить лежащих, теребить, один наконец очнулся, Вырвилес велел ему привести в чувство остальных и доставить в лагерь, а они с этими… гм, гостями пойдут туда напрямую.
        Парень, хоть и распростерт на земле, посмотрел на могучего волхва непримиримо, выплюнул из разбитого рта струйку крови и процедил злобно:
        - Напрямую? Тогда позаботься, чтобы оттуда уже не вышли.
        Олег сказал кротко:
        - Делай, что велят старшие. А мы там разберемся сами.
        Барвинок молчала, все происходит слишком быстро, а мужчины при всей медлительности и тугоумности иногда принимают слишком быстрые решения, пропуская многие важные звенья и сразу устремляясь к результату.
        Вырвилес вел их через лес быстро, деревья с каждым шагом становились все мрачнее, и хотя из-за тесноты ветви уже не опускаются до земли, напротив - в далекой выси, но внизу сыро и тягостно, будто какая беда лежит на этой земле. Листья прелые, влажные, гниющие, словно лежат уже десятки лет, а свежие все не падают.
        Вырвилес шел споро, часто оглядывался, но Олег не отставал, а Барвинок послушно шла за волхвом, как гусенок за мамой. Завалы попадались часто, только некоторые из них дело рук человека, дважды прошли по дну заросших травой в рост человека оврагов, перебрались через полуразрушенную стену странной кладки, настолько древней, что среди руин не только многовековые деревья, но и полусгнившие от ветхости и уже рассыпающиеся в коричневую гниль стволы.
        Олег молчал всю дорогу, но все так же ни сучок не треснул под его сапогами, хотя Барвинок видела отчетливо, как наступает всей подошвой.
        - Ваш лагерь вон там, - буркнул он. - Человек семьдесят… Женщин мало, зато зачем-то дети…
        Вырвилес испуганно оглянулся:
        - Откуда знаешь?
        - Так умело скрываетесь, - проворчал Олег. - Были бы люди Паука посмелее, таких бы героев отыскали быстро.
        - Как видишь, - пробормотал Вырвилес, - не такие уж они и смелые…
        - Вам везет, - сказал Олег.
        Барвинок не поняла, о чем речь, но выставлять себя дурочкой не хочется, одно дело - спорить, другое - спрашивать о вещах, которые другим предельно понятны.
        Далеко за деревьями мелькнуло нечто пестрое, затем она увидела огонек костра, хижины, а спустя несколько минут вышли на широкую поляну.
        Люди, завидев Олега, хватались за оружие, но Вырвилес успокаивающе покрикивал, и они начинали таращить глаза на Барвинок. Она мило и победоносно улыбалась, женщины здесь чумазые, неопрятные и неухоженные, она здесь как лебедь среди гусей, даже среди перепачканных золой уток.
        Вокруг хижин десятки наскоро поставленных шалашей, на укрепленных на рогатинах длинных шестах сушится одежда, три вялых костра, у ближайшего сурового вида мальчишка подкладывает в огонь щепочки. Люди выглядят угрюмыми, безрадостными, подавленными.
        Вырвилес подвел гостей к самому крупному костру, вокруг него четыре толстых бревна со снятой корой, блестящие и гладкие от частого ерзания задницами.
        - Присаживайтесь, грейтесь, отдохните. Я сообщу вождю.
        - Не торопись, - разрешил Олег. - Мы тут пока перекусим…
        Вырвилес кивнул, поняв намек, что-то крикнул в сторону деревьев, там мелькнули и пропали наблюдавшие за ними люди с оружием в руках.
        - Сейчас принесут, - сообщил он. - Ждите.
        Он исчез, Барвинок с любопытством осматривалась, со всем возрастающим удовольствием замечая, как жадно ее рассматривают мужчины и как ревниво и злобно поглядывают женщины.
        Вырвилес вернулся с огромным, широким в плечах, но уже грузным мужчиной в кожаном панцире. Широкий пояс тщетно пытается удержать на месте выпирающее брюхо, слева позвякивают в такт шагам ножны с торчащей рукоятью меча.
        - Великий Камнебой Третий, - сказал Вырвилес торжественно. - Законный наследник на престол нашего королевства. Вот уже десять лет вынужден скрываться от злобных ищеек Паука, но постепенно силы его растут.
        - И недалек день, - закончил Олег, - когда узурпатор будет свергнут, а законная власть воцарится на троне. Так?
        Камнебой уставился на него исподлобья, а Вырвилес охнул.
        - В точности, - заявил он. - Так и хотел сказать. Мысли читаешь?
        Олег отмахнулся:
        - Зачем? Я же похаживал по свету, кое-кто повидал. По крайней мере, десятки подобных случаев я видел сам. А так, думаю, их сотни и тысячи. Благородный Камнебой, вы не против, что мы чуточку обогреемся у вашего костра?
        Камнебой кивнул, присел, кряхтя, напротив на свободное бревно. Глаза его с настороженностью, но и со скрытой надеждой изучали лицо Олега.
        - Кто ты? - потребовал он. - Вырвилес рассказал, как ты обошелся с ним и его людьми. Похоже, ты великий воин.
        Олег покачал головой:
        - Нет-нет.
        - Но ты победил столько моих людей!
        Волхв отмахнулся.
        - Это же простые крестьяне.
        - Вырвилес не крестьянин, - возразил Камнебой. - Он был моим начальником стражи, а до этого отличился в боях против туперцев, гигиев и дубарцев, а также всегда побеждал в поединках. Он сказал, что ты сильнее его. Даже намного сильнее.
        - Польщен, - ответил Олег, - но сейчас я занят весьма важным делом. Мне нужно пройти через лес на ту сторону, там должна быть очень плодородная долина. Хотя, я слышал, прямой дороги через лес нет.
        Камнебой жестко ухмыльнулся.
        - Паук и его прихвостни страшатся показываться в лес. Здесь наши стрелы отыщут их всюду!.. И ловушки на каждом шагу. Он может оставить здесь всю свою крохотную армию! У меня она была втрое больше, пока он хитростью и коварством…
        Из двух хижин одновременно вышли женщины с полотенцами на расставленных руках, Барвинок увидела мясо и рыбу, а также небольшие краюхи хлеба.
        Олег молча наблюдал, как перед ними положили только что зажаренное мясо оленей, коз, диких кабанов, косуль, а вот хлеба совсем мало, что и понятно. Зато съедобных листьев вдоволь, корешки, орехи, дикие груши и яблоки, сливы…
        Камнебой продолжал рассказывать, как он жестоко расправится с мерзавцем, захватившим принадлежащий ему трон, как упразднит все его подлые законы и введет свои, правильные и справедливые, даже снизит налоги, хотя для провинившихся введет новые, а старые удвоит, ничто не должно оставаться безнаказанным, на этом держится мир и справедливость в обществе…
        - Это правильно, - рассудил Олег. - Мир должен держаться на справедливости, а не на каком-то дурном милосердии, как тут доказывают некоторые…
        Барвинок заерзала, хотя волхв на нее даже не взглянул и тем более не указывал пальцем, но все почему-то поняли, что если речь о милосердии, да еще дурном, то надо смотреть на нее.
        Послышался шум, из-за деревьев показались, поддерживая друг друга, люди Вырвилеса. Он сам встречал их и, растопырив руки, не позволил идти в эту сторону. К ним вышли старцы в длинных плащах, похоже, лекари, увели на противоположный край поляны.
        Камнебой зыркнул в их сторону, нахмурился.
        - Это люди Вырвилеса. Надо расспросить, в чем оплошали.
        Глава 6
        Он поднялся и ушел, тяжелый, очень немолодой, но несгибаемый, полный силы и жажды отвоевывать захваченный подло трон. Олег проводил его задумчивым взглядом, потом перевел его на Барвинок.
        Она поежилась, быстро оглядела себя с головы до ног, вроде бы все в порядке, спина прямая, лицо уверенное, губы чуть раздвинуты, придавая вид милый и наивный, мужчины от этого в восторге.
        - Что это ты меня так рассматриваешь? - спросила она с подозрительностью.
        Олег ответил со всей искренностью:
        - Чтобы жизнь была счастливой, говорят мудрецы, нужно всегда стараться смотреть на самое красивое. Ну, из того, что в поле зрения. Не ходить же за этими красивостями куда-то?.. Сейчас смотрел вот на Камнебоя, зрелище невеселое, попробовал рассматривать вон те деревья и даже цветы, представляешь?
        Она повела из стороны в сторону изумительными очами, крупными и очень удивленными.
        - Нет, такое представить не могу.
        - Я тоже не мог. Но вот…
        - И что, - спросила она с недоверием, - в самом деле больше не на чем остановить взор?
        Он покачал головой.
        - Все тебе уступает.
        Она спросила настороженно:
        - У тебя голова не болит?
        - Нет.
        - Но я все дни у тебя перед глазами!
        - Да, - согласился он. - Но вот смотрю по сторонам и вижу, что смотреть не на что. В смысле, ты интереснее, красивее.
        Она пробормотала:
        - Что-то ты мне никогда такое не говорил…
        - Ты не спрашивала, - напомнил он педантично. - А сейчас спросила.
        Она посмотрела по сторонам.
        - Вообще-то не знаю… Деревья все одинаковые, как на них и смотреть, не понимаю. А цветы?.. Где здесь цветы?
        Он указал пальцем.
        - Да вон же! Мелкие, правда. Вон те бугорки и есть цветы. Этот бурьян именно так цветет.
        Она сказала сухо:
        - Я польщена. Ты ничего не ответил этому благородному королю. Он не сказал прямо, но очень хотел бы, чтобы ты помог ему вернуть законный трон.
        Он проворчал:
        - Я желаю ему успеха.
        Барвинок сказала настороженно:
        - И что? Это все?
        Он поинтересовался:
        - А что тебе еще?
        - Мы что, вот так и пойдем дальше?
        Он проворчал:
        - Именно это и собираюсь сделать. У меня намного более важная цель, чем низвергать с престола одного короля и возводить другого, что ничем не отличается.
        - Но как же, - вскрикнула она, - не отличается? Право наследования у Камнебоя!.. А Паук захватил престол нечестно!..
        - Может быть, - предположил Олег, - Паук лучший король? Хотя какая разница… Королем нельзя быть ни лучше, ни хуже. Король есть король. Для народа все одинаковы. Да и не только для народа, как догадываешься.
        Она вскричала возмущенно:
        - Ты трус!.. Ты ставишь себя выше всех!.. Ты ничего не понимаешь!.. Эти люди сражаются за свободу, за независимость, за волю…
        Он поморщился.
        - Так за свободу или за волю? И вообще… как можно сражаться хоть за то, хоть за другое, пытаясь поставить одного короля взамен другого? Ты сама это понимаешь?
        Она выпрямилась и ответила гордо:
        - Это не обязательно понимать! Это нужно чувствовать!.. А ты… ты… ты ничего не чувствуешь! Один не имеет права на трон, другой - имеет!
        Он пробормотал:
        - Право… гм… это такая вещь… А имеет ли право народ… или князья… свергать законного царя, если тот жесток и неправеден?.. Или надо терпеть, ибо занимает трон «по праву», которое сами же цари и установили для себя?.. Нет-нет, не задумывайся, от этого на лбу морщинки…
        Она поспешно расслабила мордочку, даже заулыбалась, чтобы не дать ей отвисать, как у зрелой женщины.
        - У тебя на все свое мнение?
        - У меня свое мнение, - согласился он. - А на все или нет… какая разница? И вообще…. Мне кажется, ты так упорно набиваешься ко мне в постель, что когда-то сумеешь сломить мое отчаянное сопротивление.
        Она охнула, застыла с набранным в грудь для вопля воздухом.
        - Я?
        Он кивнул.
        - Ты. Других тут нет.
        - А ты бы хотел других, гад?
        Он развел руками и умолк, в глазах смятение, не умеет вот так по-женски легко перепрыгивать с предмета на предмет, а прет к цели, как допотопное чудовище, сдвигая на своем пути даже горы.
        - Других нет, - повторил он тупо, - значит, и говорить о них не стоит. А от тебя пока что отбиваюсь.
        Она возопила:
        - Это ты отбиваешься?
        - Я, - подтвердил он, глаза его смотрели честно, а голос звучал искренне, - но мое сопротивление, увы, все слабеет…
        - Ах, - сказала она ядовито, - еще и увы? Да кем ты, гад полосатый, себя возомнил?
        Он вытер руки о полотенце и поднялся.
        - Тем, кто сейчас пойдет дальше.
        - Гад, - сказала она с чувством и тоже встала. - Нам еще компот собирались принести.
        - Не люблю из диких груш, - ответил он. - Да и вообще… сколько в тебя влазит?
        - Сколько надо, - отрезала она, - столько и влазит!
        И, закинув гордо голову, пошла через поляну между хижинами. Олег криво улыбнулся. Местные на него смотрели с ожиданием, он покачал головой, воздел очи к небу и вздохнул. Счастлив бы с ними за правое дело, но женщина, как видите, требует идти в другую сторону и добывать ей чешую дракона на брошки…
        Дорога через лес показалась ей бесконечной. Волхв двигался все так же ровно и мерно, словно не человек, а деревянный бычок по столешнице, что идет, качается, вздыхает на ходу, но то бычок, а она идет за быком, бычищем, что ломится напролом, мог бы и деревья ломать… наверное, а она скользит за ним, как легкая тень, но устала, как красивая лошадка, везущая в гору тяжело нагруженную телегу.
        Деревья расступились прямо перед городской стеной, так ей показалось, местным совсем недалеко ездить за дровами и строевым лесом.
        Она подумала с облегчением, что из лесу вышли как раз вовремя, на землю уже пал печальный сумрак, закат слабый и безжизненный, словно напуган чем-то, облака неопрятные и мутные застыли на месте, предпочитая дождаться утра, чем рисковать передвигаться ночью.
        Город уже почему-то спит, словно привык ложиться с курами, или у людей здесь птичья слепота, когда в гнезда нужно укладываться на закате, однако ей показалось, что даже дома только прикидываются спящими, а сами следят за ними темными окнами, провожают взглядами. Неладное в городе, все чего-то страшатся, но она чувствовала, что спрашивать бесполезно.
        Городские ворота заперты, Олег подошел к калитке в стороженной башенке, долго стучал, что-то объяснял, Барвинок уже и не верила, что их впустят, но вскоре он помахал ей рукой:
        - Пойдем! Везде, как видишь, отыскиваются добрые люди…
        Она проскользнула за ним, в караульном помещении трое угрюмых стражников, ее провожали жадными глазами.
        Когда они вышли с той стороны и пошли по городской улице, Барвинок спросила живо:
        - И во сколько тебе обошлась их доброта?
        Он посмотрел в удивлении:
        - Ты о чем?
        - Сколько ты им заплатил?
        Он отмахнулся:
        - Вот ты о чем… Да нисколько.
        Она спросила недоверчиво:
        - Что, вот так взяли и пропустили?
        Он сказал задумчиво:
        - Ну, не сразу… Я объяснил, что ты настаиваешь на теплой постели на хорошем постоялом дворе, а у костра в лесу тебе не совсем уютно… Они посмотрели на тебя и согласились, что такая красивая, конечно, достойна теплой постели…
        Она охнула, остановилась и вперила в него убийственный взгляд:
        - Что? Ты так и сказал, свинья?
        Он удивился:
        - А что не так? Что ты достойна спать в теплой постели? Или не понравилось, что и они считают тебя красивой?
        Она спросила невольно:
        - Они? А кто еще?
        - Я, - ответил он. - Разве я не говорил?
        - Говорил, - подтвердила она сердито, - но ты должен говорить это чаще!
        - Насколько чаще?
        - Чем чаще, - рассудила она, - тем лучше. Но мне не нравятся ваши мужские намеки… Знаю-знаю, ничего прямо не было сказано, да ты все равно бы вывернулся, но лучше слушать твои занудности о высоком, чем намеки на постельное…
        Улицы темные, однако он умело сворачивал, словно знал этот город вдоль и поперек, в одном месте сказал шепотом:
        - Стой. Я отлучусь ненадолго. Жди меня здесь.
        Она сказала быстро:
        - Я пойду с тобой!
        - Нет, - отрезал он.
        Она запротестовала:
        - Но я всегда ходила с тобой!
        - Да? - переспросил он. - А мне почему-то чудится, что ты пару дней тому или чуть больше рухнула с дуба мне на руки.
        Она прикусила губу, он смотрит насмешливо, но глаза очень серьезные. В груди предостерегающе тукнуло, сейчас решается очень важное, а умная женщина знает, когда уступить, чтобы потом одержать полную победу, и она сказала очень смиренно:
        - Как скажешь. Я буду тебя ждать здесь.
        Он кивнул, голос прозвучал несколько удивленно:
        - Я задержусь ненадолго.
        - Ничего-ничего, - заверила она. - Не торопись, делай все хорошо! Я подожду, обо мне не беспокойся.
        - Гм, - сказал он озадаченно, похоже, ожидал другую реакцию, - ладно, я все равно постараюсь побыстрее.
        Она мило улыбнулась, стараясь не показывать сильнейшее разочарование. За все время, когда она ходила за ним хвостиком, он ничего от нее не скрывал, но теперь выходит, что скрывать было нечего, а сейчас, когда вот да, хороший щелчок по ее носу и еще больший - по самолюбию. Не забывайся, ты еще не оседлала этого дикого зверя.
        В тишине прошмыгнула собака, большая и страшная, но увидела застывшую женщину, шарахнулась в испуге и умчалась со сдавленным воем так, что, будь впереди стена, расшиблась бы насмерть.
        Какой-то странный город, мелькнула мысль. Словно даже дома ждут каких-то неприятностей, которых ну никак не избежать, что всех наполняет особой тревогой и унынием. И слишком тихо, будто все позапирали ставни и делают вид, что их нет вовсе…
        Она чувствовала, что простояла так целую вечность. Волхв то ли испытывает ее, то ли попросту бросил, мало ли у него своих дел, и так удивительно, что берет ее с собой, она же только помеха - и сама это видит…
        Он появился неожиданно, когда она совсем измаялась, словно чувствовал, как лопается ее терпение, а сомнения начинают разрывать пополам.
        - Не спишь? - послышался голос из темноты. - Пойдем отсюда.
        - Все успел? - спросила она, стараясь, чтобы голос звучал беспечно и даже щебечуще.
        - Да, - ответил он, - все даже лучше, чем ожидал.
        - Это потому, - рассудила она, - что ты всегда ждешь худшего! Не знаю, кто тебя так обижал, что ты не веришь в доброе?
        Он не ответил, шел быстро, она едва успевала, глаза хоть и привыкли к ночному свету, но то и дело стараются обмануть, показывают ямку там, где ее нет, а на ровном месте прячут кочку…
        Далеко послышались крики, лязг оружия, остервенелые вопли, донеслась ругань, стоны и снова непрекращающийся лязг, звон и стук железа по деревянным щитам.
        Олег прислушался, лицо стало брезгливым, будто вступил в коровью лепешку.
        - Муравьи хоть ночью не дерутся, - буркнул он, в голосе чувствовалось предельное презрение к роду человеческому. - А эти…
        - Если за свои законные права, - сказала она твердо, - можно и ночью! Может быть, это люди свергнутого короля!
        Он хмыкнул.
        - Ну, за свои законные…
        - Да, законные!
        - А кто эти законы установил?
        Она сказала с достоинством:
        - Ну, знаешь ли! Кому нужно, тот и установил!
        - Вот именно, - согласился он хмуро. - Короли и установили. Для себя. Все остальные пусть идут лесом.
        Она огрызнулась:
        - Любые законы лучше, чем беззаконие!
        - Здесь ты права, - согласился он неожиданно. - Молодец, запомнила чьи-то умные слова.
        - Это мои слова, - заявила она с превеликим чувством достоинства. - Это я так сказала!
        Он оглянулся. Свет падает на волосы, лицо в тени, только глаза горят странным огнем, как у лесного зверя.
        - Да?.. Ишь, и ты вроде человека… Жаль только, что законы устанавливают люди. Вот победят эти, что свергают королей, и установят свои! Я вот, если бы не люди…
        - Этого никогда не было! - возразила она.
        Он подумал, кивнул.
        - Значит, надо, чтоб стало.
        От его облика повеяло такой несокрушимой волей, что она ощутила себя крохотным муравьем, вздумавшим прогрызть дорогу через загородивший ему путь горный хребет.
        - Сумасшедший!
        - Еще какой, - согласился он.
        - Ага, сам признался!
        - Люди все сумасшедшие, - объявил он. - Это звери нормальные. Почему они не дерутся друг с другом? Даже лютые волки не убивают один другого. Впрочем…
        Он задумался, Барвинок подождала, тоже краем уха вылавливая из тьмы крики и звон железа, но волхв ушел в мысли глубоко, она спросила нетерпеливо:
        - Что - впрочем?
        Он посмотрел на нее непонимающе.
        - Что, есть хочешь?
        - Уже нет, - отрезала она, - ты начал мямлить что-то очень умное, но заснул сам от своей скуки.
        - Тогда зачем тебе знать скучное? - спросил он в удивлении. - Впрочем, женщин понять трудно. Я подумал, что люди когда-то были такими же нормальными, как и все животные, но свихнулись и потому стали убивать еще и друг друга. Это было их первое отличие от прочих животных. Убивали и убивали, пока не научились говорить, думать, строить дома - это уже второе отличие… Убивают всегда слабых и глупых, так что порода все время улучшалась! И теперь, наверное, продолжает улучшаться… Хотя, гм… когда придумали луки, а из него слабый может убить сильного, а трус героя, то… войны, наверное, уже не нужны. Теперь они только во вред. А были ох как нужны!
        Она, не слушая, настороженно вслушивалась в крики, теперь вроде бы донесся и топот, а это значит, бегут в их сторону.
        - Нас не сомнут? - спросила она.
        Он покачал головой.
        - Далеко. Тихо по ночам, вот и слышно далеко…
        - Все равно ты сумасшедший, - сказала она убежденно.
        - Еще какой, - согласился он. - Иду с тобой, выслушиваю, а мог бы просто придушить без затей и топать себе легко и бесхитростно.
        - Куда мы идем?
        - Уже пришли, - ответил он.
        Глава 7
        Она сообразила, что, сделав небольшую петлю по улицам, они вернулись к городским воротам. Стражей не видно, явно дремлют в караулке, второй раз беспокоить их не решается даже волхв… или почему-то не хочет, ему зачем-то надо, чтобы о его прибытии в город знали…
        Подмывало спросить, что же он делал, с кем встречался, что такое важное его привело сюда, но с холодком понимала, что это будет означать конец их совместному путешествию. У мужчин, как и у детей, должен быть свой уголок, пусть совсем крохотный, но куда они не пускают женщин. А те глупые женщины, которые настаивают, в конце концов теряют этих мужчин. А чаще даже не в конце концов.
        Ворота в ночи выглядят массивными и страшными, в металлические скобы вложено чуть ли не цельное бревно, чего она никак не ожидала, порядочные женщины по ночам на улицу не выходят, откуда ей знать, что после захода солнца ворота запирают.
        Олег, по его виду, ничуть не изумился, сразу пошел вдоль городской стены. К ней с этой стороны прилепились кожевенные мастерские, запах прелых кож забивает дыхание.
        - Вернемся? - спросила она.
        Он отмахнулся.
        - Вон там перелезем.
        - Через стену? Ты с ума сошел?
        За лавками и складами обнаружилась огромная поленница дров, сложена так умело, что даже старуха поднялась бы на вершину без труда. Стена выступает над нею всего на локоть, Олег подмигнул Барвинок и пропал на той стороне.
        Она поспешно заглянула за край, там большая груда вывалившихся камней, перебраться в самом деле нетрудно, а ворота, как она поняла, больше для конных и телег.
        Фигура Олега на миг исчезла внизу, он уже достиг земли. Барвинок не успела вскрикнуть, на него с двух сторон бросились люди в лохмотьях. Он взмахнул обеими руками, они разлетелись, как сухие листья под ударами ветра, и остались лежать на земле недвижимо.
        Она торопливо спустилась, дрожащая и сразу озябшая.
        - Как ты легко…
        Он отмахнулся:
        - На меня не впервые бросаются с дубинками.
        Из темноты на него бросился еще один, волхв перехватил за руку, увернувшись от ножа, и с силой ударил головой о стену.
        - И с ножом не впервые? - крикнула она.
        - Да, - ответил он несколько рассеянно. - Все суета, суета…
        Они прошли несколько шагов, дорогу загородили двое с мечами. Она вскрикнула:
        - Вернемся?
        - Далеко, - ответил он.
        Вместо того чтобы остановиться или хотя бы замедлить шаг, он перешел на бег. Те двое со злорадными лицами подняли мечи для ударов, но Олег внезапно откинулся на спину. Упал, как ей показалось, его понесло по земле, как по льду, прямо на растерявшихся разбойников.
        Они не успели шевельнуться, как он быстро и жестоко ударил их чуть выше пояса. Почти сразу же выпрямился, уже за их спинами, Барвинок опасливо пробежала мимо, оба с искаженными болью лицами держались за пораженные места.
        Он оглянулся, лицо перекосилось в злом нетерпении:
        - Ты чего отстала? Побыстрее!
        - Я спешу, - прокричала она, задыхаясь.
        Луна светит ярко, но, когда вбежали в тень, она тут же начала отставать в непроглядной тьме.
        Он крикнул, не поворачивая головы:
        - Не спи, не спи!
        За спиной раздался топот. За ними гнались, как ей показалось, человек двадцать, а то и тридцать. Она оглядывалась на Олега, волхв морщится, кривится, она со страхом видела, как в нем борется его рассудительная мудрость и правильность, что вообще-то гнусное занудство, и чисто мужское желание не ударить лицом в грязь перед женщиной, а они сейчас, по глупой мужской логике, унижены и опозорены, так как убегают.
        - Да что же это за мир, - процедил он в сердцах, - когда же они отстанут!
        - Олег, - вскричала она, - не вздумай!
        - Да я и сам не хочу, - рыкнул он, - так заставляют же!
        Он остановился, уже взвинченный и злой, она видела, как вздулись тугие желваки, напряглись мышцы, а странная стойка хоть и не похожа на боевую, но явно же не для дружеских объятий.
        Они набежали радостной толпой, готовые свалить и затоптать, и волхв словно замерцал на месте, неуловимо быстро сдвигаясь, выбрасывая вперед и в стороны кулаки, делая захваты и броски через голову. Для бросков он даже не приседал, почти не приседал, и несчастные взлетали высоко в воздух, еще не понимая, что с ними случилось.
        Через минуту всю землю вокруг усеяли упавшие, сбитые с ног, оглушенные, но слишком тупые, чтобы понять такое. Они продолжали подниматься и набрасываться однообразно и тупо, уже с разбитыми в кровь лицами. Один вообще выплюнул пригоршню зубов, но в который раз поднимался и, нагнув голову, как бык, бросался в бой. Барвинок видела, как гнев Олега переходит в ярость, и наконец вместо того, чтобы пропустить его мимо, просто жестко и зло ударил кулаком в опущенную голову.
        Несчастный рухнул, словно ему отрубили ноги. Остальные ринулись с тупым однообразным ревом. Олег, стиснув челюсти, стоял на месте, прямой, как столб. И остался, когда эти неуклюжие люди разлетелись в стороны, как мешки с сеном, и там остались, неподвижные, как срубленные деревья.
        Он брезгливо отряхнул ладони.
        - Какая мерзость… И сколько ни убивай, всегда находится замена…
        Она вскрикнула:
        - Ты их убил?
        Он отмахнулся.
        - Кто-то выживет. Пойдем! Что за жизнь, задерживают и мешают уже не только женщины.
        Она взглянула сердито, но после такой жестокой драки всю трясет, и не нашлась с ядовитым ответом, а их у нее целый мешок на все случаи жизни, что этот гад о себе возомнил, изрекает глупости так уверенно, будто так и есть, и хотя так и есть, но ничего подобного!
        Луна выскользнула из-за черных, как уголь, облаков, призрачный свет упал на могильные камни и ровные холмики. Кое-где камни высятся огромные, с обтесанной стороной, где видны знаки, но в полутьме она их разобрать не могла.
        - Только не говори, - взмолилась она дрожащим голосом, - что надо идти через кладбище!
        Он оглянулся, поморщился, но в глазах она с изумлением уловила сочувствие.
        - Хорошо, - сказал он, - обойдем. Не настолько уж и дальше…
        - Нет, - возразила она, - пойдем напрямик!
        - Хорошо, - сказал он послушно, - как скажешь.
        Из темного неба страшно блеснуло ослепительно-белым огнем. Барвинок охнула и закрыла лицо ладонями, но и под опущенными веками отпечатался исполинский светящийся корень из сплошного огня, ветвистый и чудовищно уродливый.
        Донесся нетерпеливый голос Олега, она проморгалась и побежала к нему, почти ничего не видя. Еще пару раз страшно сверкнула молния, уже дальше, но затем одна ударила в землю совсем близко, там образовалась дымящаяся дыра с оплавленными краями, темно-вишневыми, бугристыми, словно нарыв.
        Олег шел наискось, глядя прямо перед собой, Барвинок зажала всю волю в кулак и пошла за ним следом, глядя только в спину и стараясь ничего не пугаться, ничего не замечать, ни на что не реагировать.
        В самом конце кладбища у забора двое могильщиков при свете факела копали яму. Один выбрался наверх, лохматый и страшный, будто пролежавший пару недель мертвец, второй из ямы посмотрел, как тот тупо шарит в мешке, словно ищет мышь в пещере, крикнул раздраженно:
        - Если снова все выпьешь сам - убью и закопаю здесь же!
        - Не надоело? - проговорил первый.
        - На этот раз закопаю поглубже!
        Он говорил громко, кося глазом на Барвинок, но она храбро вскинула носик и постаралась держаться ближе к волхву, с ним ничего не страшно, даже если это не шуточки такие грубые, а правда.
        Когда кладбище осталось за спиной, а впереди только залитая лунным светом равнина, она перевела дыхание, хотя все еще трясет, спросила как можно небрежнее:
        - А что, надо идти обязательно ночью? Кто он хоть такой, этот Черный Маг?
        - Хозяин большой части земли, - ответил Олег коротко.
        - Староста?
        - Хозяин, - повторил он. - Не знаешь разницы?
        - Знаю, - ответила она, - но как можно стать…
        Он бросил на ходу нетерпеливо:
        - Начал с магии и ею упрочил свое положение, но теперь у него армия головорезов, что держат в страхе все окрестные деревни. Налоги поднял втрое, к тому же начал забирать понравившихся ему девушек к себе во дворец. Раньше еще возвращались через два-три дня, измученные, порой битые, но теперь, по слухам, их вообще держат со скотом вместе…
        - Мерзавец! - вырвалось у нее.
        Он коротко и зло сверкнул во тьме белыми, как кипень, зубами.
        - Согласен. А началось, как видишь, с магии.
        Она возразила:
        - Началось с того, что он вообще нехороший человек! И без всякой магии вел бы себя так же…
        Он покачал головой.
        - Не дал бог свинье рог, иначе бы всех перебодала. А этому дал. Магию. Без нее он бы так и работал всю жизнь плотником. А плотник столько бед не натворит, даже если бы и сильно захотел. Потому и говорю, что нужно искоренить саму магию. Всю. Целиком! И чтоб даже мечтать о ней больше не могли.
        Она стиснула зубы, чтобы не наорать, но так ничего не добьется, уже поняла, некоторое время почти бежала за ним, едва поспевая, наконец выговорила с трудом:
        - Ты сумасшедший! Ты идешь против самой сути человека!
        Он подумал, двигаясь все так же неслышно и быстро, глаза мрачно блеснули.
        - Ага.
        Она завопила в бешенстве от такой дурости и непонимания:
        - Ты не понимаешь? Это невозможно!.. Ты обречен! Тебя даже не убьют, сам убьешься о те стены, которые пробуешь ломать! Страсть к магии в человеке неистребима!
        Он проворчал:
        - Суть человека… А какая она? Если ребенка не воспитывать, а отнести в лес, каким вырастет?
        - Погибнет, - возразила она.
        Она видела, как он поморщился, будто хлебнул вместо молока простокваши.
        - Ты можешь, - сказал он раздраженно, - не возражать на все просто потому, что возражать обожаешь? А если бы не погиб? Каким бы вырос?.. Точно - не человеком!
        - А кем?
        Он отмахнулся.
        - Не знаю. Человеком делают родители. И такие же дети на улице.
        - То ребенок, - возразила она и подумала, что в самом деле возражает просто автоматически, ну как можно не возразить, когда слышишь этот самодовольный занудный голос, полный грубой мужской уверенности. - А то - взрослые!..
        - Воспитывать нужно всех, - обронил он задумчиво.
        - Так не бывает, - сказала она.
        - А жаль, - медленно сказал он, - надо бы что-то такое придумать… чтобы и взрослого… всю жизнь…
        Прошли мелкий перелесок, затем и тот кончился, луна снова заливает мир серебряным неживым светом. Теперь она отчетливее видела волхва и его очень задумчивое лицо, будто вот сейчас взялся решать сложнейшую задачу, как воспитывать и взрослого, воспитывать всю жизнь, а под ногами ямы, коряги, острые сучья, все это перепрыгивает будто не он, а его тело, а он там внутри мыслит и решает какие-то сложные задачи, зануда полосатая.
        - Всю жизнь? - переспросила она. - И что это будет за жизнь?
        Он не ответил, прислушиваясь, лицо стало сосредоточенным. Она спросила сердито:
        - Что, снова умная мысль пришла? И никак не может продолбиться в твою литую голову?
        - Кричат, - ответил он. - Вон оттуда.
        Она прислушалась, в тишине слышно только, как верещат ночные сверчки да в дальних деревьях испуганно вскрикнула, увидев дурной сон, мелкая пташка.
        - Не слышу!
        - Но крик от этого не затих, - пробормотал он. - Пойдем быстрее!
        Она поневоле помчалась следом, потому что он даже не оглянулся, с ним ли она, так пронеслись через кусты, перемахнули через каменный гребень, и только теперь услышала пронзительный женский крик. А потом еще и еще. Кричали как женщины, так и орали мужчины, кто испуганно, кто в ярости.
        Последние деревья расступились, впереди долина с кучкой домов, крайние объяты огнем. В багровом свете ликующего пожара мечутся угольно-черные фигурки, одни с ведрами, другие с баграми, заливают огонь и растаскивают бревна…
        Олег вбежал в мечущуюся и галдящую толпу, с ходу начал распоряжаться быстро и умело. Его сразу же послушались, толпа мужиков разобрала сарай, на который перебросилось пламя, бревна залили водой и дорогу к другим домам пожару отрезали достаточно быстро.
        Потушить оказалось легко, чересчур легко, как решила Барвинок, сгорел всего один дом и четыре сарая, а скарб успели вынести почти весь.
        Она сразу же обошла раненых и обожженных, в ней мгновенно признали лекаря, а волхв расспрашивал мужиков, что стряслось, был ли пожар по дурости или по умыслу.
        - Какая дурость, - ответил один с досадой. - Четвертый раз за месяц! Кто-то пускает красного петуха.
        - Но выследить не удается, - добавил второй.
        Олег бросил на Барвинок выразительный взгляд. Она нахмурилась, везде у него происки колдунов, это уж слишком, всегда где-то да находится сумасшедший или обозленный, начинает поджигать соседей, пока не отыщут и не забьют на месте, не дожидаясь прибытия властей.
        Она зябко повела плечами, воздух посвежел, на востоке зловеще алеет, но уже не пожар, рассвет подступил незаметно, над головой пронеслась первая стайка громко чирикающих птиц.
        Олег взял ее за локоть, глаза очень серьезные:
        - Если хочешь остаться перевести дух и набить свою ненасытную утробу…
        Она поинтересовалась мирно:
        - Но идти надо сейчас?
        - Да.
        - Тогда пойдем, - сказала она. - Чего стоишь?
        Снова он выглядел удивленным настолько, что едва не отпрянул, не соображая, как это она вдруг превратилась в кроткую овечку, со всем соглашается, ни с чем не спорит, а это в мужской трактовке называется «она меня понимает». Еще лучше, когда звучит: «Только она меня понимает».
        - Гм, - произнес он как-то неуверенно, - ну, пойдем…
        «Ничего, - подумала она мстительно, - ты еще всю меня не видел! Я тебе, гад полосатый, такое покажу, что запрыгаешь, как рыба на сковородке. Я тебе отомщу за все свои обиды, ты еще не знаешь женщин. Мы - страшные зверюки…»
        Село осталось позади, Олег шагает, не оглядываясь, она хотела было спросить, почему бы не на конях, одних уже бросили на постоялом дворе, смогут бросить и следующих, если что не так, однако волхв свернул, перебрался через вздыбленный острыми камнями гребень, и Барвинок, догнав, увидела изрезанную широкими трещинами и заваленную упавшим лесом землю.
        Олег оглянулся, она снова увидела в его странных глазах сочувствие.
        - Видишь, на коне никак.
        - Я ничего не сказала! - запротестовала она.
        - Да? - переспросил он. - Значит, твоя хорошенькая мордочка говорила громко. Даже кричала. И топала лапками.
        Она тут же оживилась, переспросила жадно:
        - А у меня хорошенькая?
        - Мордочка? Да. Как у лисички.
        Она уцепилась за это лишнее уточнение, спросила снова:
        - Только мордочка?
        - Нет, - ответил он, - ты вся… это… ну… ага.
        - А почему как у лисички?
        - Хитрая, - объяснил он серьезно. - Лисичка тоже хитрая. Зайчиков дурит, волков, даже медведей…
        Он умолк, она уловила недосказанное, там кроется зловещее предостережение, что лисичка всех может обмануть, кроме человека, а вот он, волхв, человек, да еще какой у-у-умный…
        «Ладно-ладно, - подумала она мстительно, - я тебе покажу умного. Я тебе покажу человека, кабан несчастный. Я тебя в бараний рог скручу, гад подколодный…»
        Впереди россыпь роскошных цветущих кустов, пчелы и бабочки суетливо перелетают с цветка на цветок, ветерок донес приторно-сладкий запах. Олег бросил в их сторону недобрый взгляд, поднял руку, трогая торчащий из-за спины лук, Барвинок видела, как пальцы замерли, трогая отполированное дерево, словно волхв колебался: вытащить или не стоит, наконец вздохнул, убрал руку и решительно пошел дальше.
        Ветки резко распахнулись сразу в трех местах. Встревоженные пчелы взвились с сердитым жужжанием, навстречу выбежали загорелые оборванцы, все с оружием, злые и решительные.
        Барвинок запоздало сообразила, почему волхв трогал лук, а он, сцепив зубы, раздавал удары молча и зло. Бой получился коротким, нападавшие распростерлись на земле, и никто не пытался встать.
        - Пятеро, - сказала она дрожащим голосом, - а ты их…
        - Шестеро, - уточнил он.
        Тетива щелкнула звонко, стрела пронзила зеленый занавес и пропала. Мгновение спустя послышался сдавленный вскрик. Барвинок ждала в тягостном оцепенении, в кустах затрещало, слышно было, как повалилось грузное тело.
        Волхв даже не оглянулся, убрал лук и пошел дальше.
        - Кто там был? - спросила она пугливо ему в спину.
        - Вожак, - ответил он коротко. - Умная сволочь!
        Она догнала, спросила:
        - Что спрятался?
        - Впервые встречаю, - объяснил он, не поворачивая головы, - чтоб сам, как дурак, не лез в драку.
        Она сказала торопливо:
        - Может быть, увечен? Без руки или ноги?
        - Может быть, - согласился он. - Такие обычно умнее. Это сила уму могила.
        Она смерила его придирчивым взглядом:
        - Хорошо сказал!
        Он посмотрел непонимающе, Барвинок оглянулась, но они спустились в низинку, холмик скрыл место схватки. И хотя ничего не увидела, но не сомневалась, что ни один из разбойников так и не понял, что с ними случилось. Теперь уже не поймут, у мертвых с пониманием плохо.
        - А ты злой, - сказала она дрогнувшим голоском, - знаешь?
        - Знаю, - буркнул он.
        - А почему?
        - От доброты, - бросил он. - Добрый я чересчур, понятно?
        - Понятно, - ответила она торопливо, - еще как понятно!
        Глава 8
        Древняя дорога уходит вдаль резкими изломами, Барвинок устрашенно подумала, что подземные звери-великаны дрались друг с другом столь яростно, что вздыбили над собой землю. Одни участки выложенной камнями дороги поднялись на высоту в два копья, другие опустились во впадины, а кое-где дорогу пересекают глубокие трещины, никакой конь не перескочит.
        Волхв постоянно к чему-то прислушивался, она пошла рядом, косясь на его хмурое лицо.
        - Засада не случайна?
        Он поморщился.
        - Только сообразила? По-твоему, разбойники могли здесь сидеть годами, ожидая неизвестно чего?
        - Прости, - сказала елейным голоском, - сглупила. Тогда он знает больше, чем ты думал.
        - И умеет, - буркнул он. - Умен, сволочь. Сумел просчитать, как я пойду! Нехорошо.
        Она сказала заботливо:
        - Когда знаешь, что ты не самый умный и сильный, это хорошо. Будешь осторожнее. Может быть, и не получишь по голове палкой, как заслуживаешь.
        Он покосился неодобрительно, но смолчал, лицо стало серьезным, а затем неспешными, но очень экономными движениями, когда ни единого лишнего жеста, он достал лук и, резко согнув, набросил на рог петлю тетивы. Когда вытащил из колчана стрелу, Барвинок начала оглядываться по сторонам, где же поблизости жирный заяц или молодой гусь, и только сейчас услышала приближающееся хлопанье крыльев.
        С неба в их направлении быстро снижаются три громадные птицы, как показалось ей, потом с ужасом увидела вместо мелких птичьих голов на тонких шеях человеческие лица. Крылья не птичьи, хотя на концах блестят металлом перья, а туго натянутые кожистые, как у летучих мышей…
        Тетива звонко щелкнула, затем еще и еще. Чудовищные гарпии вскрикивали, Олег не сдвинулся с места, только руки со все увеличивающейся скоростью мелькали, а стрелы срывались и пропадали одна за другой.
        - Прячься! - крикнул он. - Под корягу!
        - Это ты меня так назвал жабой? - осведомилась она.
        Гарпии одна за другой начали суматошно бить крыльями, одна камнем пошла вниз, другая пыталась набрать высоту, а третья с хриплым карканьем ринулась на Олега.
        Стрела ударила в раскрытый рот. Олег сделал два быстрых шага в сторону, грузное тело ударилось оземь с такой силой, что Барвинок услышала хруст костей.
        - Они ж уже… - начала она и поперхнулась.
        Из-за леса вылетела на небольшой высоте стая, как ей показалось, крупных ворон, но все несутся в их сторону, нацеленные, как брошенные сильной рукой дротики.
        Вспикнув, она ринулась под упавшее и давно высохшее дерево-великан, оно зависло над землей на обломанных рогульках веток. Заползая на четвереньках, зацепилась воротником за сук и шипела, пытаясь вывернуться и освободиться, а за спиной слышались частые хлопки тетивы, дикие крики в небе, а потом сильные удары о землю.
        Одна из гарпий с размаху ударилась в щель, Барвинок увидела прямо перед собой дикое лицо с оскаленными зубами. Гарпия пронзительно визжала, но вдруг дернулась, изо рта хлынула кровь.
        Барвинок поджала ноги, страшась отползать дальше, ствол дерева не настолько огромный, к тому же с той стороны тоже рухнула на землю и трепыхается, пытаясь взлететь или хотя бы уползти, чудовищная полуптица-полузверь-получеловек.
        Барвинок, улучшив момент, с силой пнула ее ногой в морду и развернула в сторону.
        - Не вылезай! - донесся злой голос волхва.
        - Я здесь, - прокричала она. - Обо мне не думай…
        Прижавшись щекой к земле, все равно видела только его ноги, пришлось подползти чуть, и узрела во всем мужском великолепии, когда зверь в нем взял верх и с горящими глазами и оскаленной пастью с наслаждением бьет стрелами, двигаясь просто невероятно быстро, а оперенные древки со стальными остриями уходят веером, догоняя одна другую.
        Наверху звенел дикий крик, визг. У нее заломило в ушах, а в виски стрельнуло острой болью. Небо, как ей показалось, просто закрыто этими черными телами, хотя уже с десяток бьется, подпрыгивая в корчах, на земле.
        Снова какая-то в судорогах попыталась забиться к ней под корягу. Барвинок со страхом и омерзением вытолкала ее, бешено работая обеими ногами.
        Как из другого мира, прогремел полный ярости голос:
        - Не вылазь!..
        Она съежилась, ну зачем он так кричит, она женщина, к тому же красивая, на красивых вообще кричать нельзя, хотя да, это не на нее кричит, а за нее кричит, а голос у него сейчас грубый, потому что не успел поменять ради нее, пусть лучше покричит, сейчас для него важнее оставаться злым и собранным…
        Под дерево занесло спутанную шерсть, Барвинок отчаянно чихнула. Два окровавленных пера влетели следом, Барвинок от брезгливости едва не высунулась с другой стороны, но там нечто ударилось оземь с такой силой, словно упала с высоты не гарпия с тонкими птичьими костями, а корова с воробьиными крыльями.
        Пугливо выглядывая, она видела, как волхв все еще зло и точно бьет жуткими стрелами, что пронизывают летающих тварей, словно копья. Гарпии падали, как подстреленные вороны, яростные крики сменились воплями страха. В небе осталось три уродины, орали и в жутком страхе хлопали крыльями, набирая высоту, а когда превратились в едва различимые точки, сделали круг и начали быстро удаляться.
        Олег огляделся, упер лук рогом в землю, особых усилий Барвинок не заметила, снял тетиву деловито и легко. Барвинок поскорее вылезла, перепачканная землей так, будто рыла там нору для жилья, испуганная и трепещущая.
        На поляне не меньше полутора десятков этих гнусных тварей, одна даже повисла поперек ствола, под которым Барвинок пряталась.
        - Черный Маг прислал? - спросила она трепещущим, как бабочка крыльями, голосом.
        Он кивнул.
        - Конечно. Они на людей вообще-то не нападают. Разве что кучей на одного… А так отбиваться от них легко, они уже знают. Значит, им велено. Строго-настрого.
        - Но не волшебством, - уточнила она. - Иначе бы те трое не стали удирать.
        - Да, - согласился он, - им просто приказали. Значит, волшебством зря не разбрасывается. Это хорошо. У нас есть шанс…
        - У нас? - спросила она. - Вообще-то я все надеюсь тебя отговорить.
        - От чего?
        - От безумной идеи, - отрезала она, - здешнего мага мне совсем не жаль, этот гад еще похуже тебя. Но нельзя уничтожать магию везде, где на нее натыкаешься.
        - Можно, - ответил он. Подумал и добавил: - И нужно.
        Она сказала зло:
        - Не боишься, что однажды ударю в спину?
        Он подумал, очень серьезно посмотрел ей в глаза.
        - Вообще-то такую возможность допускаю.
        - И все-таки берешь с собой?
        Он кивнул.
        - Одинокие люди заводят собак, кошек, хорьков… Кто-то разговаривает с коровой или козой… Знавал одного, общался с рыбами в озере. Я вот завел тебя…
        Она сказала, сразу ощетиниваясь:
        - Я не рыба! Я кусаюсь!
        - А еще и царапаешься, - добавил он. - Ну, предполагаю.
        - Ты лицемер, - сказала она обвиняюще. - Сражаясь с колдунами, сам хватаешься за волшебство! У тебя лук чародея, будешь спорить? А эти амулеты на все случаи жизни?
        Он поморщился.
        - Предлагаешь выходить безоружным? Тогда зачем в той деревне бросала камни в собак? Подпустила бы и дралась на равных: зубами и когтями. Вон они у тебя какие.
        Она перехватила его взгляд на свои перепачканные землей руки, попыталась вспомнить смятенно, царапалась уже или еще нет, что это он о ее длинных ногтях, мог бы и заметить, что с ними красивее, какой грубый, другие только и твердят о том, какие красивые, знают, как женщине польстить и понравиться, а это сказал только сейчас, когда под ногтями земли больше, чем возле вырытой могилы…
        - Грубый ты…
        Она осеклась, нечто мелькнуло на периферии зрения. Она повела взглядом, охнула и вскинула голову. В зените по небосводу ширится кольцо странной зловещей радуги, просто невероятной, привычная радуга всегда коромыслом, обеими концами в землю, чаще - в воду, а в этой что-то от болезненного нарыва, хотя те же цвета, только нечто в них очень нездоровое…
        Радужное кольцо разрослось на полнеба, пурпурный край потемнел и стал фиолетовым, а затем и вовсе черным. Соседний цвет, оранжевый, сперва превратился в красный, побагровел и тоже стал черным. И все цвета, будто умирают на глазах, проходят через всю гамму, превращаясь в ночь среди ясного дня.
        Чернота сперва шла узеньким слоем, затем все шире и шире, захватывала радугу, пока вся не стала мрачной и зловещей. Барвинок тряслась от непонятного ужаса, солнце в недобром кольце, и даже оно не может разомкнуть эту смертельную хватку.
        Олег поглядывал больше на ее потрясенное лицо, на радугу лишь бросил короткий, но внимательный взгляд.
        - Держись, - посоветовал он.
        - Что… это?
        - Не знаю, - ответил он. - Все возможно. Ты ничего не чувствуешь?
        - Только страшно, - призналась она.
        - Была бы чудовищем, - сказал он с сочувствием, - если бы не испугалась. Ничего, мы и это ему предъявим…
        - Что?
        - Что напугал тебя, - объяснил он тяжеловесно. - Ишь, пугателей развелось… Хватит и меня, сам пугать умею…
        Дорожка привела на холм, а с вершины вдали открылся высокий дом на горе с плоской вершиной, красивый, словно игрушечный, чистые краски, башенки красные и золотые, карнизы серебряные, вокруг все выложено матово блестящими плитами, широкими и надежными даже с виду.
        Олег сказал задумчиво:
        - Та-а-ак, умная сволочь…
        Она удивилась:
        - А как это видно?
        - Домик, - объяснил он, - домик очень уж милый. Дураки сразу бросаются в зло, как они его понимают: одеваются в черное, напяливают рогатые шлемы, не моют уши, здание делают как можно отвратительнее, мол, нате, я плюю на общепринятые нормы, я выше, я над добром и злом, никто и ничто мне не указ… Если увидишь где мрачную крепость, над которой летучие мыши и всякая гадость, там колдун с мозгами подростка.
        - Молодой?
        - Не обязательно. Старики тоже… не всегда умнеют. Остаются, как говорят гордо, юными в душе, что значит - не умнеют. А этот, как видишь, поумнел. Детское бунтарство оставил, свой мрачный дворец перестроил в уютный.
        - Может, - предположила она, - он и не был мрачным?
        - Может, - согласился он. - Ладно, пойдем…
        Она зябко передернула плечами. Олег пошел ровным шагом, она догнала и поинтересовалась дрогнувшим голосом:
        - А почему не через подземный ход? Я слышала, всегда надо через него.
        - Не всегда, - ответил он с непривычной кротостью.
        - Почему?
        - Если укрыться за невидимостью, - сказал он отстраненным голосом, явно думая о чем-то еще, - ловушки все равно сработают. Им неважно, видно тебя человеческим глазом или нет. Наступишь на плиту - тебя пронзит стрелами или копьями. Или пол под тобой рухнет. А в подземном ходе это устраивать удобнее. Там идешь прямо, по бокам стены… Наступишь именно туда, где ловушка.
        Он объяснял, как всегда, очень обстоятельно, словно разговаривал с ребенком, она поежилась, спросила робко:
        - Но если переть через парадный ход… не пронзят стрелами и копьями стражники?
        - Пронзят, - согласился он мирно.
        - Так зачем же?
        - Надо, чтоб не пронзили, - ответил он. - К тому же… где ты видишь подземный ход?
        Она поперхнулась, посмотрела с раскрытым ртом.
        - А что, его нет?
        Он сдвинул плечами.
        - Может быть, и есть. Но я не вижу. А ты видишь?
        - Нет, - жалко пискнула она. - Не вижу.
        Он не ответил, шагал мерно и ровно, словно считал шаги. По мере того как спускались в долину, гора с домиком поднималась все выше, волхв идет спокойный, по крайней мере, с виду, а ее уже трясет, как медведь грушу.
        - Вот так прямо и пойдешь? - спросила она.
        - Пока не решил, - проговорил он, и она ощутила, что он в самом деле в глубоких сомнениях. - Можно вот там в норе дождаться темноты, видишь, чернеет?.. а потом рискнуть. Правда, здесь есть звери, что лютуют как раз ночью, а днем прячутся, не выносят дневного света. И вообще любого огня. Но днем другой зверь - маг…
        Глава 9
        Он раздумывал долго, кривился, морщился, наконец сказал с великой досадой:
        - Ничего не получается!.. Везде защита. Со всех сторон. Я ж говорил, эта сволочь умнее, чем я думал.
        Она пискнула:
        - Даже умнее тебя?
        Он отмахнулся.
        - Не знаю. Я мудрее, а это не совсем то. Иногда ум важнее мудрости. Мудрость, она, знаешь ли, не всегда годится в огороде.
        - Каком огороде?
        - Любом, - буркнул он. - Даже в этом. Эх, придется рискнуть, чего так не люблю…
        Она сказала встревоженно:
        - Если раньше не рисковал, как полагаешь, то я даже не знаю, что такое риск по-твоему!
        - Увидишь, - пообещал он недобрым голосом. - Останешься здесь?
        - И пропустить, - отрезала она, - как тебе зададут трепку? Да ни за что! Я от тебя не отстану.
        - Смотри, и тебе достанется.
        - Мне? - изумилась она. - Разве красивых женщин бьют?.. Вот так сразу?
        Он скривился, не ценит юмора, на ходу перебирал амулеты на груди, лицо, и без того мрачное, становилось темнее и озабоченнее. Амулетов, как она заметила, за время их путешествия стало вдвое меньше, явно волхв пользуется ими чаще, чем она замечает. А сейчас остались только самые невзрачные и мелкие…
        - Есть, - сказал он вдруг, - есть! Рискнем. Он может не ожидать нас с этой стороны.
        - Какой? - спросила она.
        - Пойдем через парадный ход, - сказал он, она уловила в его твердом вроде бы голосе сильнейшее колебание, но перед женщиной какой мужчина не выкажет себя неуверенным, и он повторил жестко: - У меня есть как раз подходящий амулет. Надеюсь, он сработает. И, надеюсь, здешний маг не ожидает нас с этой стороны…
        Она сказала пугливо:
        - Слишком много «если». Ты же сказал, что не любишь рисковать! И вообще ты человек осторожный, пугливый…
        Он кивнул.
        - Все так, но… что делать? Тебе лучше ждать здесь.
        - Щас, - ответила она язвительно.
        Он пошел вперед, она чуть отстала, но страх исчез, быстро покопалась в себе, изумилась новому чувству защищенности и предельной надежности. От этого гада веет таким мужским теплом, что она с ним и на краю пропасти чувствовала бы себя в полной безопасности, вот и сейчас идет, как утенок за мамой, а раньше умерла бы от ужаса…
        Странно, они подошли к горе, но никто на них не бросался, не нападал, не слышно даже воинственных криков, она втягивала голову в плечи, смотрела на волхва, но тот, не оглядываясь, начал быстро карабкаться наверх.
        Она взмолилась:
        - Погоди, я сейчас упаду!
        Он бросил, не оборачиваясь:
        - Амулет уже на две трети иссяк. Как только кончится, нас обнаружат.
        Он вспикнула и поспешила следом. Гора хоть и не отвесная, но приходится идти, сильно накренившись вперед и опираясь на колени, а в самых крутых местах передвигаться на коленях.
        Фигура волхва маячила уже далеко впереди, надеюсь, подумала она замученно, этот гад знает, что делает, а его амулет укрывает и ее, такую бедненькую и отставшую…
        Она не видела, что впереди, смотрела только под ноги и уперлась макушкой в волхва, словно пыталась его забодать с разгону. Он наклонился и шепнул ей на ухо:
        - Теперь ни звука!.. Пока не пройдем двор.
        Она кивнула, соглашаясь на все и безумно счастливая, что не бросил, все-таки есть в нем что-то надежно-мужское, спасибо, а мог бы еще и вдарить…
        Волхв протянул ей руку и начал погружаться в каменную стену. Осталась только требовательно протянутая рука. Барвинок не помнила, сама ли ухватилась за нее или же он поймал вслепую, но через мгновение очутилась в душном липком месиве, словно в вязкой глине, грудь сдавило, выталкивая остатки воздуха, она пыталась вздохнуть и не могла, начала задыхаться, но за руку продолжали тянуть, и через полминуты она вывалилась из стены во двор.
        Ноги уперлись в узорчатую плитку, безумно красиво, а дальше тот нарядный дом, что так понравился ей издали. Вблизи он еще красивее, все сделано с любовью и великой тщательностью.
        Из-за угла дома вышли пятеро закованных в стальные доспехи воинов, настоящие великаны, у фонтана стоят люди в черных плащах и с надвинутыми на глаза капюшонами. Ее сердце тревожно забилось, один повернулся и смотрит в их сторону.
        Олег больно дернул ее за руку, лицо злое, разжал кулак, она в ужасе увидела, как быстро истаивает его амулет, словно льдинка на жарком солнце, уже не больше горошины…
        Она побежала за ним со всех ног, не представляя, что будет, когда все их увидят…
        Ворота в дом из белого камня пропустили их очень неохотно, она в ужасе представляла, что камешек истает раньше, чем она протиснется, так и останется торчать, но Олег потянул, едва не выламывая руку, и она выпала на гладкие плиты синего цвета в большом роскошном зале с расписанными золотом и киноварью стенами.
        Олег шепнул:
        - Сюда! Быстро.
        Она вбежала за ним в ближайшую дверь, волхва впервые увидела таким бледным и с темными кругами под глазами. Он даже ухитрился похудеть за время, пока добирались до этой комнаты, а дышал хрипло и с надрывом.
        - Ну и… - прошептал он, - ну и… заслоны… Нет, я даже не представлял такой мощи…
        Она пропищала тихо, страшась отвлекать на себя внимание:
        - У тебя еще есть амулеты!
        - Может не хватить, - шепнул он. - Тихо, надо осмотреться…
        В комнате стол из глыбы серого гранита, поверхность отполирована до блеска, четыре камня по сторонам, явно сиденья, и торчащий прямо из пола странный ствол, усеянный шипами.
        Такие же шипы, только толще и длиннее, идут кольцом вдоль всех четырех стен. Все на уровне головы, Барвинок видела, как Олег покачал головой, лицо стало встревоженным.
        - Это что-то значит? - спросила она.
        - Еще бы, - буркнул он. - Это…
        Сухо треснуло, по стене напротив сверху вниз пробежала извилистая трещина. Барвинок замерла, а там уже образовалась щель, половинки стены загрохотали и пошли в стороны, массивные и толстые, целиком из каменных плит.
        Открылась огромная темная комната, узкий луч упал на нечто блестящее. Барвинок с трепетом увидела, как разгибается огромный железный человек, доспехи укрывают с ног до головы, даже для глаз нет щели, а когда сделал шаг в их сторону, от тяжелой поступи вздрогнуло все здание.
        - Эй, - проговорил Олег быстро, - мы не к тебе.
        Огромный человек прогрохотал, как говорила бы гора:
        - Здесь все… ко мне…
        - Мы к магу, - объяснил Олег. - Отойди.
        Огромный воин протиснулся к ним, от него повеяло несокрушимой мощью и нерассуждающей силой.
        - А ты, - проревел он страшным голосом, - сумей пройти…
        Олег ухватился за амулеты на груди, один сжал в пальцах и что-то сказал коротко и зло. Стальной гигант занес ногу для второго шага, его качнуло, Барвинок вскрикнула и отпрыгнула. Стальные доспехи с металлическим звоном лопались, по ним побежали во все стороны трещины, словно по пересохшему глиняному горшку. Железные пластины отваливались и падали на пол.
        Барвинок отодвинулась еще, стальные черепки и на земле ломаются еще и еще, превращаются в блестящие комья, словно лед, быстро тают, вот уже мелкие кристаллики песка…
        Через минуту на месте стального гиганта все так же высился полуголый мужик, огромный, жилистый, с толстой, как бочка, грудью и длинными толстыми руками.
        Он взревел страшно, Барвинок присела в ужасе, когда эта громадная туша с неожиданной ловкостью метнулась на волхва. Олег вытянул руки навстречу, но длинные лапы гиганта ухватили его за горло раньше.
        Барвинок видела, волхв начал задыхаться, но лицо оставалось злым и сосредоточенным. Здоровяк ревел, как зверь, и сжимал горло противника, не прибегая ни к каким хитрым уловкам, а волхв подгреб под себя ноги и с силой ударил гиганта подошвами в грудь. Барвинок не поверила глазам: исполин пролетел через всю комнату и с силой ударился о стену, та затряслась и затрещала.
        Волхв вскочил, на всякий случай изготовился к бою. Гигант почему-то не сползает вниз, ноги слабо болтаются на три ладони от пола, а из груди… торчит огромный окровавленный шип.
        Половинки каменной двери дрогнули и начали сползаться одна к другой. Барвинок жалобно вскрикнула, Олег обернулся так быстро, что Барвинок увидела только смазанное движение. Он моментально подхватил огромный валун-сиденье и вбросил между сдвигающимися половинками так ловко, что створки ударились в камень, отодвинулись и начали ударяться, тупо пытаясь сблизиться.
        Глыба упорно отстаивала свое право быть там, где она есть, а Барвинок сказала, шумно дрожа:
        - Какой он… жуткий.
        - Уже нет, - поправил Олег.
        - Как ты вовремя нашел нужный амулет!
        - Опыт, - ответил Олег. - Пойдем, пусть это повисит, как бабочка на стене.
        - Ты добр, - сказала она.
        Он посмотрел с удивлением.
        - Правда?
        - Не дал его раздавить…
        Он буркнул:
        - Вообще-то я оставил проход для нас. Нам туда.
        Барвинок вскрикнула, за их спинами каменные плиты пола затрещали и начали подниматься уродливым горбом. Олег ухватил ее за руку, Барвинок вскрикнула от боли, а он прыгнул в щель и вдернул ее за собой, как щенка на веревочке.
        Барвинок еще летела по воздуху, когда он развернулся и сильным пинком вышиб глыбу. Половинки стены торопливо пошли навстречу друг другу. Горб рассыпался, на его месте с грохотом поднялось, разбрасывая камни, нечто вроде огромного черного дерева, уперлось вершиной в потолок и начало быстро заполнять хищными ветвями-лапами комнату.
        Стены сблизились и закрыли щель. Одна ветвь успела просунуть отросток за добычей, но каменные плиты ударились друг о друга и, к великому облегчению Барвинок, срослись, не оставив и трещины.
        Отросток упал наземь, и хотя выглядел твердым и даже отливал металлом, но, отсеченный от родительского древа, превратился в мерзкую слизь и растекся грязной лужицей.
        Олег опустил Барвинок на пол, она так и висела на нем, обхватив руками и ногами, сказал быстро:
        - Не отставай! Теперь он уже знает, где мы.
        На той стороне дверь из золота, Олег вышиб ее с разбега, Барвинок вбежала за ним, и ей показалось, что попали в ад. Стены просторной комнаты в багровых языках огня, бешено мечутся и лижут жадно потолок, тот уже раскалился докрасна и дышит жаром. Барвинок начала задыхаться, не сразу поняла, что пламя хоть и скачет по стенам, но ненастоящее, воздух даже прохладный, а пол, весь из горящих пурпурных углей, не обжигает ноги.
        Олег сразу вперил взгляд в поднявшегося им навстречу из-за стола очень старого и худого человека в длинном, до пола роскошном халате голубого цвета. Халат шит золотом, но золотых нитей столько, что выглядит сшитым из золота целиком, с добавлением голубых вставок. На груди три связки амулетов и талисманов, покатые плечи переходят в широкие рукава, откуда торчат тонкие руки, капюшон за плечами откинут, большой и просторный. Его, как поняла она, маг набрасывает на голову и, скрыв лицо, бродит по своим владениям.
        Лицо мага злое, хищное, с сильно запавшими щеками и крючковатым носом, он проговорил ровным злым голосом, но Барвинок уловила сильнейшее изумление:
        - Как ты… сумел?
        Олег ответил так же ровно:
        - Я не стал тратить время на все ловушки, западни и обваливающиеся в преисподнюю плиты. Хотя да, это было бы красиво, героически, а ты следил бы с великим интересом… Но мы с тобой мыслители, нам ли драться примитивно, как простые крестьяне? Или даже как герои-воины, что для нас вроде муравьев?
        Колдун медленно приходил в себя, Барвинок видела, как он все еще ошеломлен, но изменения на умном злом лице говорят, что лихорадочно продумывает, что делать дальше.
        Перед ним на столе высокий кувшин из позеленевшей меди, два старинных кубка, изъеденных временем, явно из древних раскопок. Она видела, как его рука протянулась было к кувшину, но волхв следил за ним исподлобья, и колдун нехотя отдернул руку.
        - И что ты, - спросил он неестественно спокойным голосом, - хочешь?
        За его спиной на стене вспыхнула кровавым светом и медленно начала пульсировать огромная пентаграмма, заключенная в круг. Линии зловещей звезды изогнуты, пульсация становилась чаще, а цвет падал до темной багровости, затем нарастал почти до слепящей белизны.
        Олег покосился на нее бесстрастно, блики от страшной звезды падают на его лицо и то накаляют до вишневости, как железо в горне, то высвечивают до смертельной бледности.
        - У меня к тебе только один вопрос, - проговорил он. - Ты слуга Черного Мага?
        Колдун медленно раздвинул губы в мрачной ухмылке.
        - Я никому не служу, - прозвучал его холодный нечеловеческий голос. - Но власть Черного Мага признаю. Почему? Да хотя бы потому, что его сила во много раз больше моей.
        - Хорошо, - одобрил Олег, - хорошо, когда признается какая-то власть. Власть - это порядок.
        Колдун мерил его насмешливым взглядом.
        - Я даже знаю, что ты скажешь дальше, - произнес он.
        - Что? - спросил Олег.
        - Ты заявишь, что я должен признать твою власть, - сказал он размеренным голосом. - Ты это должен сказать, иначе бы сразу все начал крушить и рушить.
        Барвинок удивленно воззрилась на волхва, он кивнул с удивлением в зеленых глазах.
        - Ты умнее, - сказал он с почтением в голосе, - чем я думал. И прозорливее. Значит, ты заранее обдумал ответ?
        - Да, - ответил колдун. - Вот он…
        Барвинок охнула и закрылась рукой от внезапного огня, что охватил всю комнату. В лицо полыхнуло настоящим жаром, колдун с торжеством потрясал обеими руками. С потолка и стен выстреливались шипящие, как громадные змеи, струи оранжевого пламени, но, странное дело, Барвинок чувствовала жар, но не такой, чтобы обожгло кожу или воспламенило одежду.
        Олег недобро ухмылялся, медленно разжал кулак. На его ладони пульсирует, как крохотное сердце, амулет размером с лесной орех, багровый, словно раскаленный уголек из костра.
        - Тебе не повезло, - сообщил он без всякого злорадства, - как раз на этот случай у меня защита.
        Колдун напрягся, лицо его перекосилось, он дико вскрикнул:
        - Но от этого… нет!
        С потолка обрушилась огромная, сверкающая в багровом свете льдина, что должна заполнить всю комнату от стены до стены. Олег не сдвинулся с места, продолжал смотреть на колдуна насмешливо и даже с некоторой печалью.
        - Представь себе, есть, - ответил он.
        Льдина превратилась в облако шипящего пара, словно на огромную раскаленную сковороду плеснули воды. На Барвинок посыпались горячие капли.
        Олег сделал быстрый шаг к колдуну.
        - Мой ход, - сказал он.
        Он уже не опирался на посох, а держал его, как воин копье. И, еще не закончив говорить, с силой ударил тупым концом в живот. Колдун охнул и согнулся, Олег молниеносно развернулся вокруг своей оси, второй удар обрушился на голову.
        Колдун рухнул вниз лицом с таким грохотом, что вздрогнула вся комната, а стол подскочил. Из кувшина плеснула желтая жидкость, на столешнице заплясали зеленые огни, побежали по ножке стола на пол.
        Барвинок боязливо смотрела на этого грозного и величественного человека, сейчас раскинувшего беспомощно руки. Под ним быстро растекается темно-красная лужа, а волхв словно и не рад победе, смотрит все так же невесело, только отступил от странной жидкости, что растекается по плитам пола слишком быстро.
        - Как нехорошо, - произнес он с сожалением. - Умный же человек…
        - А ты? - спросила она нервно.
        Он виновато опустил голову.
        - Я еще умнее, что понятно… Но, как два дурака, деремся просто и по-мужицки.
        Она сказала ядовито:
        - А ты хотел по-женски?.. Что это течет под ноги? Я боюсь!
        - Не знаю, - ответил он невесело, зеленые глаза все еще не отрывали взгляда от распростертой фигуры. - Да и знать не хочу.
        - Какой ты нелюбознательный, - упрекнула она нервным голосом, только бы что-то говорить, иначе увидит, как у нее мелко-мелко трясутся губы, а колени дрожат.
        - Даже странно.
        Глава 10
        Тело колдуна задергалось, одежда на нем моментально истлела и рассыпалась серыми хлопьями пепла. Плоть испарялась медленнее, над нею клубился серый туман, Олег наблюдал очень внимательно, а когда на полу остался серый, изуродованный болезнями скелет, тяжело вздохнул и буднично отряхнул ладони.
        - Все то же, - буркнул он. - Как они любят ходить протоптанными тропками! Никакого воображения.
        Она проблеяла:
        - А что… должно… быть?
        Он сдвинул плечами.
        - Не знаю. Но хоть что-то! Почему все хватаются за самый простой вариант и не хотят хотя бы продумать дальше?
        - А тебе нужны неожиданности? - спросила она пугливо. - Неожиданное и так случается в жизни чаще, чем ожидаемое!
        - Это для кого как, - сообщил он. - Я вот давно уже не вижу ничего нового. А хочу!
        Струйка со стола продолжала сбегать на пол все так же бурно и безостановочно, словно он опрокинул не кувшин, а котел царя Арианта. Огоньки не казались опасными, но в этой странной луже, как устрашенно заметила Барвинок, тают даже камни, словно это не монолитные глыбы, а мед в горячей воде.
        Олег проследил за ее взглядом.
        - Ты права.
        - Ну да, - сказала она дрожащим голосом. - Как всегда!.. А в чем?
        - Надо выбираться.
        - Как? - сказала она испуганно. - Эта лужа перекрыла дорогу…
        - Вот так, - ответил он.
        Она вскрикнула, его сильные руки бесцеремонно ухватили ее, она ощутила толчок, а навстречу ринулась стена. Она в ужасе вытянула руки, решив, что волхв ее швырнул к выходу, однако ладонями все еще упиралась в его каменную грудь и сообразила, что он ухитрился перепрыгнуть широкую лужу непонятной и потому такой страшной жидкости, не выпуская ее из рук.
        Еще одна дверь, Барвинок надеялась, что волхв откроет, не опуская ее на землю, однако он опустил на пол, придержал заботливо, словно поставил столбик без опоры и не уверен, что тот сразу же не упадет, и лишь тогда с силой пнул дверь.
        Она с треском слетела с петель, ее пронесло почти до середины комнаты, но блеснул короткий огонь, и на пол с шипением вместо массивной двери обрушились горящие угли, соединенные раскаленными полосами металла, и оплавленная ручка.
        Барвинок сжалась в ком, волхв вздохнул:
        - Да, никакой выдумки…
        Она пискнула пугливо:
        - Это же хорошо?
        - Нет…
        - А зачем тебе неожиданности?
        - Чтобы не распускаться, - ответил он. - А то вот уже пузо начинает расти…
        Она посмотрела на его живот, плоский и в ровных кубиках, подумала с надеждой, что волхв сострил, но перевела взгляд на его скорбное и очень серьезное лицо, ну да, сострит, скорее начнет острить пол, по которому идут…
        Его пальцы снова нащупывали нужный амулет, Барвинок пошла за ним со страхом, при каждом шаге горбилась, как черепашка, и втягивала голову в плечи, но ни огня, ни вспышки. Из щелей в стене высунулись было острия дротиков, но Олег укоризненно покачал головой, и они стыдливо втянулись обратно в норы.
        - Все, - сказал он с облегчением, - все кончено.
        - А, - проблеяла она, - все те люди… воины, колдуны?
        - Их нет, - сообщил он равнодушно.
        - Как это?
        - Ну… если срубить голову, то руки и ноги уже драться не смогут. Или смогут?
        - Ладно-ладно, - согласилась она с облегчением. - Я только рада. Мы пойдем снова через ворота?
        - Увы, такой амулет был только один, - сказал он с грустью. - Придется идти там, откуда нас ждали.
        Она вскрикнула испуганно:
        - Ты шутишь?
        Он удивился:
        - Почему?
        - Но там все ловушки?
        Он хмуро улыбнулся.
        - Да.
        - Нас… не прибьет?
        - Они все смотрят в ту сторону, - пояснил он. - А с этой идти безопасно. Не трусь, существо.
        Она приосанилась и сказала обвиняюще:
        - Ты почему такой грубый?
        - Я предупреждал, - ответил Олег.
        Грудь его все еще слегка вздымалась, однако говорил сравнительно ровно, не хватая ртом воздух.
        - О чем?
        - Что я грубый, - напомнил Олег. - Ты сказала, что сама грубая.
        - Я не так сказала!
        Вместо долгих объяснений он мотнул головой.
        - Не отставай.
        - Ты мне не приказывай, - ответила она вызывающе, но послушно пошла следом, как хвостик за поросенком.
        Не оглядываясь, он пошел к выходу, а она бежала следом, бросая ему в спину обидные слова, что отскакивали, как горох от гранитной стены.
        - Не отставай, - повторил он. - Сейчас здесь все начнет рушиться.
        - Почему?
        Он даже не повернул головы, она только уловила в его сильном голосе удивление:
        - А ты не знала? Всегда со смертью колдуна рушится то, что он создал. Еще и поэтому магия… нехороша.
        …За спиной грохотало, земля вздрагивала и подпрыгивала, а тяжелые глыбы рушились и рушились. Когда Барвинок решила, что сейчас вместо прекрасного дворца гора безобразных глыб, не утерпела и быстро оглянулась.
        На месте дворца холм из старых, изъеденных временем камней, как ей показалось, однако и они становятся прямо на ее глазах все пористее, разламываются, превращаются в мелкие камешки, а те рассыпаются в песок.
        Она догнала, Олег шагает насупленный, брови тяжко сдвинуты над переносицей, но мышцы расслаблены.
        - Ты чего такой мрачный? - спросила она быстро. - Ты должен ликовать!
        - Почему?
        - Ты победил!
        Он пробормотал:
        - Таргитай в таких случаях отвечал, что не победил, а только убил. Я тоже не сразу начал понимать разницу. А вот Тарх умел и побеждать… Я же никак не могу понять: почему все умные люди не на одной стороне?
        Она спросила язвительно:
        - Конечно, на твоей?
        Он покосился с некоторым недоумением.
        - А как же иначе? Я же прав.
        - А не приходило в голову, что хоть некоторые из них считают правыми себя?
        - Но Черный Маг так не считает!
        - То Черный Маг. А другие могут и считать.
        Он нахмурился сильнее.
        - Они что, все дураки? Не понимаю. Мне всегда казалось, именно умные должны находить общий язык друг с другом. Но почему-то все наоборот: умные вообще не могут договариваться, а вот дураки сразу… да что там сразу, они вообще начинают дружить. Не понимаю.
        Она посматривала искоса, поражаясь и не понимая, только что он одолел сильнейшего мага, другому этого подвига хватило бы на всю жизнь для хвастовства, а этот морщит лоб над странным вопросом: почему умные не все заодно?
        Она оглянулась еще раз, нет не только прекрасного белого дворца на горе, но и сама гора опустилась, как тающий снег весной, превратилась в неряшливый рыхлый холм.
        - Вот и еще один могучий маг повергнут, - произнесла она, он посмотрел настороженно, не поняв интонации. - Олег, тебе этого не простят! Никогда.
        Он угрюмо поморщился:
        - Знаю.
        - Знаешь и делаешь?
        - Да.
        - Почему?
        - Надо, - ответил он тяжеловесно. - Люди должны работать, а не… Конечно, жажда разбогатеть ни с того ни с сего будет у людей всегда. Но когда такого шанса не останется, все будут работать.
        - Или воровать, - сказала она язвительно.
        Он поморщился.
        - Воровать и сейчас воруют. Но когда-то и с воровством покончат.
        - Как?
        - Не знаю, - ответил он раздраженно. - Пока не знаю. Но покончат. Человек - такая зверюка, рано или поздно находит решение для всего, что мешает жить. Что легко - решает сразу, что очень трудно - решает чуть позже, а что невозможно… решит потом. Но решит, это у нас в крови!
        Она покачала головой, голос прозвучал потерянно:
        - Тебя возненавидят. Тебя будут проклинать все поколения!
        Он развел руками:
        - Знаю. И хотя делаю это великое и благое дело для всего человечества, но умолчу о нем совсем не из скромности. Что делать, и через тысячи лет, когда про озера с магией забудут, все еще будут искать сокровища, зарытые клады, гробницы с древними вещами, надеяться на чудо, на везение, на так унижающую настоящих мужчин удачу… и от которой все равно никто не сможет отказаться!.. Все мы в глубине души слабаки, но только немногие держат свои слабости в железной руке… И кто, вот как я, пикнет, что грабить могилы нехорошо, свежие или древние - неважно, будет оплеван и забросан камнями. Жадные люди всегда найдут тысячи доводов, чтобы оправдать свой грабеж.
        Она ощутила его великую скорбь, сердце защемило от сочувствия, хотя сама все-таки из тех, кто хоть плевать не будет, но камень швырнула бы с охотой…
        - Древние могилы, - возразила она, - уже как бы и не могилы…
        - А где грань? - спросил он. - А мне кажется, кто грабит древние - готов грабить и свежие.
        - А почему не грабит?
        - За эти его либо в тюрьму, - пояснил он, - либо сразу на виселицу. Если рассвирепевшие родственники не забьют на месте. А древние грабят от безнаказанности…
        Она не выдержала, спросила быстро:
        - Ты… почему такой?
        - Какой?
        - Ты только что… совершил подвиг! Ты убил могучего мага, под чьей властью была почти целая страна! И ты говоришь не об этом, а о… даже не понимаю, из-за чего в тебе такая боль? Тебя вот прямо перекосило!
        Он на ходу отводил ветки кустарника, через который шел напролом, но все так же старался не хрустеть сучьями под ногами, даже придерживал, чтобы не хлестнули по ней, такой нежной и хрупкой, но все проделывал бездумно, глаза смотрят вдаль, а тоска в них только растет.
        - Что колдун… Это просто… Либо я его, либо он меня. И все. А вот из тысячи тысяч дорог выбрать верную, да еще других убедить идти именно по ней… вот это и есть подвиг! Подвижничество.
        Она покачала головой.
        - Ты выбираешь слишком трудные дороги.
        - Я за справедливость, - объяснил он.
        Она возразила:
        - А я - за милосердие! Мир на одной справедливости - жестокий мир. Не всякий там проживет. Да, ты сможешь, но много ли таких? Остальные - простые люди. Им надо одурманивать себя мечтами, грезами, надеждами. Они дорисовывают себе в этот мир чудеса… иначе сойдут с ума от безысходности.
        Он поморщился:
        - Понятно. И пьют для того, да? Как тебе понравилось, когда тебя в корчме начали лапать?
        Она передернула плечами, даже чуть побледнела, но возразила живо:
        - Да, это не нравится, но это… побочное! Зато человек попадает в мир своей мечты, ему сразу становится легче. Хотя наяву - да, ведет себя иногда, как свинья. Но не каждый. Большинство просто ложатся и мирно засыпают.
        - Засыпают, - передразнил он зло, - когда столько нужно сделать! И, главное, сделать можно. Когда многому можно научиться, многое суметь, многого добиться, понять, узнать, сотворить…
        Голос его дрогнул, она ощутила в нем такую безнадежность и тоску, что проглотила заготовленные возражения. Нельзя бить по больному месту, мужчины в самом деле иногда такие чувствительные, что у них все становится сплошной раной, а женщина в первую очередь должна быть лекарем, даже если и не лекарь, а сама гадина полосатая.
        Глава 11
        Деревья впереди расступились, в проеме засерела городская стена и распахнутые ворота с деловито выкатывающимися пустыми телегами. Возчики, распродав товар, возвращаются веселые и довольные, свистят, улюлюкают, переговариваются громко и радостно.
        Дорожка идет слегка вниз, Барвинок опередила тяжело шагающего волхва и, прыгая, как козленок, через выступающие корни, помчалась к выходу из леса.
        Олег шел в самом деле угрюмый, на лбу тяжелые морщины, а мысль свербит, как у простого и ленивого человека, в поисках чуда: вот бы как-то разом решить задачу, а не муторно ходить по землям и уничтожать запасы магической воды, заодно побивая колдунов…
        Погруженный в невеселые думы, он услышал испуганный женский вскрик, вскинул голову и невольно замер на месте. Лохматый мужчина захватил Барвинок локтем за горло и, прячась за нею, приставил нож к ее шее в том месте, где идет яремная жила.
        - Бросай лук! - закричал он страшным голосом.
        Олег спросил непонимающе:
        - С чего это вдруг?
        - А то зарежу!
        Он сдвинул плечами:
        - Ну и режь. Мне-то что?
        Разбойник шумно сглотнул слюну, повторил уже менее уверенно:
        - Я ее зарежу, вот увидишь!
        - Дык хоть прямо сейчас, - ответил Олег. - Мне обузы меньше. Не можешь? Тогда я сам ее пристрелю. А ее родне скажу, что убил ты…
        Он поднял лук, неспешно натянул тетиву, наложил стрелу. Лохматый согнул колени, присел за Барвинок, чтобы и на палец не возвышаться над пленницей, а то кто знает этого дурака, дикари стреляют метко, вдруг да решится, поговаривают же про умельцев, что с сорока шагов бьют прямо в глаз…
        Барвинок смотрела отчаянными глазами. Олег повел чуть кончиком стрелы, выбирая место. Она видела, что он готов разжать пальцы, хотела в ужасе закрыть глаза, но заставила себя смотреть этому гаду, этому предателю прямо в его бесстыжие зеленые глаза.
        Стрела исчезла с тетивы, донесся сухой щелчок и дикий крик за спиной. Она в ужасе дернулась, но что-то держало внизу. Она в страхе опустила взгляд, оперение стрелы торчит из ее платья, заткнутого ей между ног с такой силой, что стало больно в низу живота.
        Она рванулась, чувствуя между ногами твердое древко стрелы. Платье затрещало, Олег буднично повесил лук через плечо, а Барвинок с воплем освободилась и бросилась ему в объятия. Ногам стало прохладно, разорванное платье болтается, как крылья у взлетающей большой птицы.
        Олег погладил ее по голове. Она всхлипывала и хватала его за шею.
        - А ты длинноногая, - сказал он одобрительно. Посмотрел поверх ее головы на корчащегося в судорогах и добавил: - А вот он - нет.
        Она проследила за его внимательным и уже мужским взглядом, только сейчас поняла, что платье разорвано почти до пояса, застеснялась и, торопливо сведя колени, прикрылась руками, а потом ухватила кокетливо развеваемые ветром половинки и попыталась свести вместе.
        - Не смотри, - попросила она умоляюще. - Я стесняюсь.
        - Возьми в моей сумке иголку с ниткой, - предложил он.
        - У тебя и это есть? - спросила она изумленно.
        Он кивнул.
        - У меня есть не только иголка с ниткой.
        Разбойник упал на землю и, зажимая рану ладонями, сучил ногами. Олег брезгливо наступил ему на шею, влажно хрустнуло, он подвигал ногой, словно растирая что-то гадкое на подошве, потом отступил и в самом деле пошаркал ею о ковер.
        Ткань разорванного платья то и дело выскальзывает из умело дрожащих пальцев, Барвинок испуганно вскрикивала, а то вдруг волхв смотрит в другую сторону и не заметит, какие у нее чудесные длинные ноги изумительной формы, поспешно ловила трепещущие концы ткани и удерживала на месте.
        - Отвернись, - попросила она торопливо.
        - Чего?
        - Я стесняюсь!
        - А-а-а, - сказал он. - А что у тебя не так? А то я не заметил.
        - Это кто?
        - Один из слуг, - ответил он равнодушно. - Еще не знает, что его повелителя и благодетеля уже нет. Ничего, скоро все узнают и разбегутся. Да брось ты хвататься за платье!.. У тебя все хорошо, а что другие увидят… гм… мы сегодня все равно уйдем отсюда. Пусть мне издали завидуют.
        Она скромно шла за ним, как бы прячась, но время от времени как бы нечаянно выходила то справа, то слева, в ушах звучат чудесной музыкой его слова, что горожане ему будут завидовать, значит, оценил фигуру и вообще ее всю, наконец-то выбила из него признание, мужчины почему-то скупы на такие слова, не понимают, что ценность сказанного не уменьшается, как бы часто похвалу женщине ни говорили…
        Вечером, после сытного ужина на постоялом дворе, они поднялись в комнату. Олег одобрительно кивнул, чисто, большая двуспальная кровать и широкая лавка, даже стол и две табуретки, хорошо, не зря деньги плачены, а она разделась, долго и старательно зашивала разорванное платье, краем глаза поглядывая на волхва, но этот ничего не понимающий кабан в самом деле, как и обещал, отвернулся, дурак набитый…
        А потом она лежала на кровати с закрытыми глазами, делая вид, что крепко спит, а под опущенными ресницами разыгрывались непрошеные сцены, предлагая всевозможные варианты, начиная с того момента, как он посмотрел на нее очень по-мужски, а она заметила, что платье разорвано, и жутко покраснела. Наверное, это выглядело неплохо, все говорят, что она смущается и краснеет просто очаровательно.
        Или даже можно с того момента, когда стрела ударила разбойника в самое больное место, а она рванулась и, разрывая платье, бросилась к Олегу. Наверняка тоже выглядела очаровательно: трепещущая, испуганная, с большими глазами, полными ужаса, мужчины это любят, в таких случаях чувствуют себя вдесятеро сильнее и значительнее.
        Сон никак не шел, хотя картинки рисовались все причудливее, вплоть до самых непристойных, которые она тут же с негодованием отбрасывала, выгоняла, но они тайком возвращались и, меняя шкурки, снова предлагали именно эти особые варианты.
        Не надо было это жареное мясо на ночь, подумала с досадой. Да еще с острыми травами. И ночь такая жаркая, что прямо и не знаю!..
        Утром проснулась злая, как змея, которой на хвост наступили тяжелым грязным сапогом. Что это с ним, на этот раз она лежала совсем рядом, даже руку не надо протягивать, вот жар ее мягкого нежного тела, вот его твердые каменные мышцы, даже в расслабленном состоянии как из гранита… Правда, она позорно заснула, не дождавшись, пока он решится, хотя с его стороны щепетильность как-то не совсем уместна, даже напротив, ожидается некоторая сдержанная грубость, но все-таки мог бы как-то и проявить свое внимание и жадное мужское нетерпение…
        Олег у окна на лавке и в скудном свете хмурого утра менял тетиву на луке. Барвинок из-под приспущенных век наблюдала, как он заранее привязал один конец к рогу, а жилку накрутил на него, потом осмотрел пояс, попробовал, легко ли выходят и входят в ножны узкие клинки кинжалов.
        - Доброе утро, - сказала она сладеньким голоском и улыбнулась, как ясное солнышко. Мужчины не любят хмурых женщин, им нужно чирикать и улыбаться. - Как спалось?
        - Спасибо, - буркнул он. - Спал, как бревно.
        - Ну что ты себя так, - почти пропела она счастливым голоском, - не такое уж ты и бревно, если присмотреться получше. Хотя, конечно, во многом, да, самое настоящее, спорить не буду…
        - Вставай, - прервал он. - Надо завтракать и топать. Черный Маг, возможно, уже знает, что здешний колдун убит.
        - Значит…
        - Да, - прервал он снова, - знает, что иду за ним.
        Она торопливо выкарабкалась из постели, он деликатно отвернулся, негодяй, хотя она и так спит вовсе не голая, но в следующий раз придется, если он продержится еще хоть ночь, она испробовала все уловки, ну почти все…
        Завтрак прошел в молчании, Олег весь в задумчивости, ел рассеянно, как еще миску не сожрал в невнимательности, а она помалкивала, сердитая, что его мысли о великом так уж сумели подавить простенькие, но всегда такие сильные мужские чувства и поползновения.
        Поднялся он с тем же суровым выражением, Барвинок мило улыбнулась и тут же вскочила.
        - Я готова.
        - Хорошо, - одобрил он и добавил занудно: - Человечество надо возделывать, как и любой огород. И, конечно, выпалывать сорняки. Я вот этот самый…
        - Выпалыватель? - щебетнула она.
        - Да, он самый.
        Она с самым милым личиком огляделась по сторонам.
        - Мне уже кажется, здесь даже стены - зануды.
        - Сейчас уходим, - сказал он утешающе.
        Она ответила с сарказмом:
        - Ну да, и вся занудность останется здесь. Ты в самом деле умный, сразу видно.
        Он кивнул, ага, он такой, Барвинок вздохнула, такую каменную стену не пробить тонкими стрелами иронии, вышла за ним на крыльцо во двор. Там челядины и гости, стоя широким кольцом, с восторгом рассматривали двух великолепнейших коней, их гордо держит под уздцы крепкоплечий мужик.
        - Какие красавцы, - вскрикнула Барвинок. - Таких еще не видела…
        - Нравится? - спросил волхв. - Твой с белой гривой.
        - Что?
        - А мой темный, - сказал он и уточнил для женщины: - Вороной.
        Мужик бегом повел коней им навстречу, те весело вскидывали головы, и он беспомощно повисал в воздухе, дрыгая ногами. Олег кивнул, лицо довольное.
        - Да, именно такие… все хорошо.
        Мужик передал ему повод, поклонился и поспешно исчез. Барвинок, донельзя удивленная, подошла к своему, погладила, пошептала в бархатное остроконечное ухо, устанавливая дружбу, с конями общаться так же просто, как и с мужчинами, улыбнулась и поставила ногу в стремя.
        Седло дорогое, прошито шелковыми нитями, а сделано так умело, что моментально ощутила себя развалившейся в уютном кресле. Рядом фыркает конь Олега, крупный жеребец с огненными глазами, женщине он угрожающе показал крепкие зубы, способные сразу перекусить берцовую кость медведю.
        - Поехали, - сказал Олег коротко.
        - Ты не заплатил…
        - Заплатил, - буркнул Олег. - Намного раньше.
        - А-а-а…
        Больше спрашивать не решилась, волхв полон тайн, хотя иногда и кажется, что уже близка к полной разгадке их всех, но пока да, надо терпеть и подхихикивать, стараясь не раздражать мужское чванство.
        Глава 12
        За воротами города волхв пустил коня в галоп, Барвинок не успела послать свою лошадку следом, как та стрелой сорвалась с места и моментально догнала, а дальше мчалась рядом с жеребцом, злорадно кося на него хитрым глазом.
        Потом город остался далеко позади и вообще пропал, на горизонте в сизой дымке проступили далекие горы, белые пики ярко выделяются на синеве неба, а перед конями раскинулась холмистая и пестрая долина, где среди зелени угадываются темные рощи и голубые пятнышки мелких озер.
        - Тебе просто везет, - сказала она, - у тебя всякий раз находится именно тот амулет, что спасает твою шкуру.
        Он покосился на нее удивленно.
        - Ты чего вдруг?
        Он поморщилась.
        - Да вот никак не могу выбросить тебя из головы.
        - Тебе нужно, - посоветовал он, - выбросить гораздо больше.
        Она кивнула.
        - Знаю. Ты вообще-то мелочь, я тоже, может быть, о чем-то большом размышляю.
        - Ого, - сказал он с уважением. - Насколько большом? С этого коня или больше?
        Она фыркнула и отвернулась с достоинством. Кони срезали крутую дорожную петлю и снова вышли на укатанную колесами телег до твердости камня землю.
        Барвинок с удовольствием подставляла лицо встречному ветру, вскоре забыла, что поклялась больше не разговаривать с этим чудовищем, спросила что-то, но он не отвечал и очень внимательно смотрел в сторону от дороги. Барвинок прервала рассказ и тоже попыталась что-то увидеть в серых от пыли кустах, а когда ничего не получилось, раскрыла рот и хотела уж спросить язвительно, чем вызван такой интерес к бурьяну, не потому ли, что не выносит женского общества, но кусты раздвинулись, на дорогу вышла крохотная девчушка лет пяти, худая и с большими печальными глазами.
        Платьице старенькое, сшитое из лоскутков, уже ветхое. Она вздрогнула, увидев двух взрослых, остановилась в испуге, палец озадаченно сунула в рот и смотрела на огромных всадников с изумлением, но без страха.
        - Ребенок, - ахнула Барвинок, - какая милая малышка! Как она здесь оказалась?
        Она круто остановила коня, Олег тоже натянул повод, брови его сошлись над переносицей.
        - Да, действительно…
        - Разбойники напали, - предположила Барвинок. - Убили всю семью, а ее пощадили. Или она сама убежала и спряталась. Иди сюда, девочка!
        Она соскочила на землю, но лошадка тревожно переступала с ноги на ногу и норовила убежать, пришлось удерживать ее за повод обеими руками.
        Девчушка пропищала тоненьким голоском:
        - А вы меня не обидите?
        Барвинок чуть не всхлипнула от жалости и умиления.
        - Ни за что! Иди ко мне…
        Она присела и, удерживая конский повод, протянула руки. Девочка доверчиво пошла к ней. Когда Барвинок уже готовилась принять ее в объятия, сверху опустились мускулистые руки, девочка взлетела в воздух.
        Барвинок посмотрела вверх, Олег уже на земле, его конь стоит спокойно, а сам волхв держит малышку на вытянутых руках, словно первый раз в жизни взял ребенка на руки, рассматривает ее, как нечто удивительное.
        Она вскочила и сказала с раздражением:
        - Что это на тебя нашло? Вроде бы детей на руки не хватал по дороге…
        - В смысле, - переспросил Олег, - тебя не брал на руки? На то много причин.
        Она спросила язвительно:
        - Каких же?
        - Первая, - ответил он серьезно, - ты для меня уже не загадка. А вот этот ребенок… Почему в лесу, далеко от любых жилых мест? Почему у нее такое чистое платье?… Девочка, ответь мне, почему?
        Ребенок пропищал тоненьким голоском:
        - Мне страшно… а еще я потеряла куклу.
        - Найдется, - пообещал Олег. - Так почему?
        - Потому что, - протянула девочка протяжно, голос ее начал меняться, - потому что…
        Барвинок не успела насторожиться, смотрела все еще с умилением и жалостью, а на Олега с гневом, как руки девочки удлинились, она ухватила волхва за шею. Лицо страшно изменилось, вытянулось, превращаясь в волчью морду. Ее зубы звонко клацнули возле носа волхва, но он с усилием держал ее на вытянутых руках, затем наклонился, наступил на хрупкое тельце и начал разгибаться.
        Ее руки тянулись и тянулись, медленно истончаясь. Волхв наконец разомкнул их на своей шее, Барвинок не успела глазом моргнуть, как перехватил чудовищного ребенка за ногу и начал крутить им, как оглоблей. Безобидная девчушка быстро превратилась в огромного волка, Олег сделал два быстрых шага к придорожному камню и, прицелившись, хряснул о него чудовище головой.
        Сухо треснуло, словно лопнул в костре раскаленный валун. Во все стороны плеснуло красным, будто с высоты упал и разбился большой кувшин с густым вином.
        Олег выпустил из рук ногу чудовища, остановился и потряс головой. Глаза стали озабоченными.
        - Что-то слабею, - сказал он уныло. - Раньше мог часами крутиться. А теперь голова кругом идет.
        Барвинок дрожала и большими глазами смотрела на распростертое на дороге у камня мохнатое тело. Клочья детского платьица сорвало ветром, еще когда волхв вращал над головой, череп раздроблен, но мускулистые лапы с острыми когтями еще дергаются, оставляя в твердой земле глубокие царапины.
        Барвинок пропищала:
        - Это что… было?
        Он пожал плечами.
        - Меня мелочи занимают мало. Марш в седло… сердобольная!
        Она взобралась в седло униженная, прибитенькая и почтительная. Волхв вскочил в седло быстрый и уверенный, кони сразу пошли в галоп, спеша удалиться от неприятного места, наконец в ее красивой душе начала подниматься волна протеста. Ишь, разгордился, видя ее унижение, откуда она могла знать, мог бы и оценить ее доброту и ласковость, она - женщина, что любит детей, подбирает птенчиков, выпавших из гнезда, и не разрешает злому петуху топтать бедных курочек. А вот он - злой и жестокосердный, ничто в нем не шелохнулось при виде ребенка, потому и не попался на ее хитрость, так что умение все замечать вовремя не есть хорошо, если идет от недобрости…
        Впереди начал вырастать лес, веселый и солнечный, однако дорога опасливо свернула, стараясь не приближаться даже к опушке, мало ли чего, Олег же без колебаний пустил коня напрямик.
        Она хотела напомнить ехидно, что кто прямо ездит - дома не ночует, но вовремя прикусила язык, а то вдруг и в самом деле предпочтет дорогу, а ей самой хочется побыстрее добраться до мест, где много людей, особенно мужчин, где шумно и весело, много торговых лавок…
        Деревья стоят редко и проскакивают за спину быстро, на земле скользят призрачные кружевные тени, но постепенно веселый и солнечный остался далеко за спиной, кони с каждым скоком углублялись во все более темные и негостеприимные дебри. Деревья все чаще оказывались покрытыми мхом, сперва только снизу и с одной стороны, Барвинок тут же похвасталась знанием сторон света и даже объяснила тупому волхву, как их определять по мху, затем стволы оказались под слоем мха почти до веток, да и сам мох становился длиннее, неопрятнее, темнее, в нем появились трупные пятна разложения, а от деревьев шел запах гниения.
        Твердая и сухая земля под ногами сменилась влажной, чавкающей, затем под ногами зашуршали опавшие прошлогодние листья. Потревоженные уховертки выскакивали, но не убегали, как обычно, а пытались подпрыгнуть и вонзить крохотные жвалы в толстую кожу сапога. Барвинок с ознобом по спине чувствовала, что за нею следят злобно и неотрывно, даже успевала увидеть мелькнувшие в кустах глаза, но Олег держался невозмутимо, конь его идет ровно и без остановок, ее лошадка уже едва поспевала, в черепе стучала злая мысль: не дамся, не попрошу отдыха! Не насладишься мужским превосходством над якобы слабой женщиной…
        - Откуда столько паутины, - прокричала она, когда влетела в настоящую сеть, - тут и мух таких нет… да погоди, дай содрать с себя эту гадость…
        - По дороге обдирай, - ответил он, не оборачиваясь, словно не видел, что она просит остановиться не потому, что испачкала в паутине одежду, а не может оторваться, - надо выйти отсюда затемно…
        - А что, если не успеем?
        - Съедят, - долетел ответ издали.
        Она рванулась и, сорвав все паучью сеть, пустила лошадку следом в галоп, рискуя быть сбитой низкими ветвями.
        Еще не покинув лес, услышали грустный звон бубенчиков, по дороге навстречу идет караван нагруженных вьюками коней. Явно тоже предпочли напрямик, иначе бы воспользовались телегами, за ними, глотая пыль, едет старик на таком же старом муле с седой мордой.
        Олег вежливо поздоровался, прикладывая руку к сердцу, будто оно у него есть, старик ответил таким же старинным жестом, и снова копыта стучат по высохшей земле.
        Ближе к полудню дорога пошла вниз, странная такая впадина, словно исполинскую миску опустили с небес и вдавили по самые края, а потом убрали, оставив в земле абсолютно круглый овраг, в котором ничего не растет, везде только твердая красная глина, по крепости сравнимая с камнем.
        Олег обеспокоенно оглядывался по сторонам, Барвинок тоже начала прислушиваться, откуда-то доносятся слабые крики, конское ржание, а еще вроде бы звенит оружие…
        - Там дерутся, что ли?
        Он кивнул.
        - Еще как.
        - Из-за чего?
        - Кристалл Власти, - объяснил он. - Кто его вытащит из этой ямы, сможет стать властелином мира.
        - Ого, - сказала она пораженно, - это серьезно?
        - Очень, - сказал он. - К сожалению, дожди и ветры сделали свое дело… Тысячу лет вход был надежно закрыт, это недавно размыло, какой-то пастух отыскал открывшийся вход, рискнул туда залезть…
        - И не погиб?
        - Повезло дураку, - ответил он раздраженно. - Но разболтал, где был, а когда слух дошел до настоящих искателей сокровищ, тут-то и всколыхнулось все болото… Кто только не едет сюда! К счастью, сперва начинают драться друг с другом.
        Она смотрела с сомнением.
        - Что-то мне кажется, ты не зря сюда приехал…
        - Я только сделал небольшой крюк, - сообщил он. - А так вообще-то еду к Черному Магу. Не отставай!
        Кони и так неслись галопом, рискуя сломать ноги через упавшие сверху сухие деревья с торчащими острыми сучьями. Барвинок издали увидела темную щель, волхв соскочил на землю уже возле нее и сразу же, пригнувшись, вошел вовнутрь.
        Она с воплем бросилась следом, спотыкалась и падала, бежала, как ей показалось, бесконечно долго по длинному каменному ходу, а волхва обнаружила уже в большой комнате снимающим с каменной подставки блестящий кристалл.
        - Все обезвредил, - бросил он сухо. - Но все равно стой там!
        Он опустил кристалл на каменный пол, с усилием поднял каменную глыбу, служившую прежде подставкой, и, к изумлению и ужасу Барвинок, с силой обрушил на сверкающее чудо.
        Раздался треск, во все стороны из-под глыбы брызнули мельчайшие осколки. Камень медленно осел до пола, а фрагменты кристалла засверкали красным огнем, словно искупались в своей крови, и начали медленно гаснуть.
        Олег отряхнул руки, лицо мрачное, сказал быстро:
        - Все! Уходим.
        Кусочки кристалла таяли на глазах, не оставляя следа. Олег быстро пошел к выходу, Барвинок, не веря глазам своим, побежала следом.
        У выхода беспокойно переступали копытами кони, звон металла и яростные крики становились ближе.
        Олег вскочил на своего вороного, протянул руку Барвинок, но она сама вскарабкалась в седло быстро, как белка. Через мгновение они уже выметнулись прочь из котлована, и только тогда она прокричала в исступлении:
        - Идиот, что ты наделал?
        Он повернул к ней голову, лицо все такое же мрачное, но в глазах злой блеск.
        - И что я наделал?
        - Как ты, - прокричала она, - мог? Ты мог бы стать властелином мира!
        Он поморщился:
        - Всего-то?
        Она ахнула:
        - Тебе этого мало?
        Он кивнул:
        - Конечно, мало. Разве еще не поняла?
        Она поперхнулась обвинениями, а он несся впереди суровый и немногословный, и она вдруг в некоем озарении увидела, как его волчья шкура трансформируется в роскошную одежду немыслимого покроя, все в золоте и драгоценных камнях искуснейшей выделки, в руке не посох, а жезл власти, над которым в поте лица трудились лучшие ювелиры, на голове причудливая корона…
        - Мы успели, - сказал он. - Хорошо. Страшно и подумать, что какие-то авантюристы нашли бы…
        Видение исчезло, перед нею снова грубый и невежественный человек, тупо проводящий в жизнь дикую и бесчеловечную идею. Он покосился в ее сторону уже с нехорошей улыбкой.
        - Дурак, - сказала она.
        Он сдвинул плечами.
        - Да, тех ты понимаешь лучше. Может быть, вернешься?
        Она сказала зло:
        - Они остались с пустыми руками! А женщины выбирают только успешных.
        - Это да, - согласился он, ветер хватал его слова и пытался рвать на куски, но все равно она слышала ясно и четко. - Но они будут и дальше искать подобные вещи. А я вот - нет. Значит, я совсем не успешный.
        Его конь все набирал скорость, уже и не галоп, а бешеный карьер, ее лошадка начала отставать, Барвинок смотрела неверящими глазами, как он все удаляется, расстояние между ними растет, она яростно завопила:
        - Удираешь, гад полосатый?
        Он оглянулся, его конь не сбавил бег, но странным образом ее лошадка оказалась с ними рядом, и Барвинок снова ощутила себя маленькой и жалобной, когда мужчина вот так смотрит через плечо.
        - Я беде навстречу, - ответил он насмешливо. - А ты чего?
        Она огрызнулась:
        - Ты же сам сказал, я дура!
        Непрямой ответ, как водится, тут же сбил его с толку, он проговорил в затруднении:
        - Ну, сказал…
        - Так вот я в самом деле дура.
        Он снова задумался, дубина, ну над чем здесь думать, явно старается понять женскую логику, ага, щас, умнее тебя зубы обломали, а самые умные вообще пошли топиться.
        Глава 13
        Он коротко взглянул на небо, лицо стало озадаченным, будто и не он столько часов трясется в седле под жарким солнцем.
        - Пожалуй… небольшой привал.
        - Спасибо, - сказала Барвинок саркастически, - да что уж мелочиться? Поехали и ночью, пока кони не падут. Или мы с них не попадаем. Где попадаем, там и остановимся.
        Он подумал, глаза серьезные, в самом деле заколебался, но все-таки покачал головой.
        - Нет, отдохнем малость, но самую малость, а потом да, поедем. Ты права, нечего рассиживаться, как две вороны на дохлом лосе. А что ночь впереди… разве мы не ездили по ночам?
        Она стиснула челюсти, но сумела сползти с седла и не упасть, хоть и постояла, приходя в себя, держась за коня.
        - Да, - проговорила она с усилием, голос хрипел, как у простуженной вороны, - ездить по ночам… такое счастье, такое счастье…
        Он сказал одобрительно:
        - Ну вот, все понимаешь! Молодец. Будто и не женщина.
        - Женщина может дать счастье, - возразила она, - но мужчины обычно ищут его не на том уровне.
        Олег, несмотря на свою толстокожесть, сообразил, в кого направлена стрела, почесал в затылке и признался:
        - Многих женщин узнаем, может быть, не с лучшей стороны, ты права, зато… с самой интересной.
        Она спросила раздраженно:
        - Ты о чем?
        - У каждой части тела свой идеал счастья, - объяснил он ехидно. - Желудку - хорошо поесть, ногам - отдохнуть, спине почесаться…
        - Берегись, - сказала она, - убогая мечта может сбыться!
        Он снова подумал, мыслит, видите ли, покачал головой.
        - Не, что мечтать о таком, к чему только руку протяни?
        - Ко мне не вздумай протягивать, - предупредила она надменно.
        Он вскинул выгоревшие рыжие брови, зеленые глаза блеснули, словно в малахите отразился солнечный свет.
        - А ты при чем? - спросил он в великом удивлении.
        Она ощутила замешательство, опять попала впросак, но ответила, гордо задрав носик:
        - Это я на всякий случай. Вдруг у тебя хватит смелости.
        Он проворчал:
        - Нет уж, нет уж… На такое у меня никогда не хватит ни смелости, ни дурости.
        Он, однако, не спешил собирать хворост и раскладывать костер, хотя закатное солнце неуклонно опускается к темно-багровому краю земли. Барвинок уже подумала испуганно, что восхочет перекусить всухомятку и снова в седло, брякнула же ему такое, но он взял в руки посох и пошел в сторону груды обросших мхом массивных камней, руин чего-то древнего, огромного, но теперь там только уродливые камни…
        Из-за камней поднялась в рост человека огромная отвратительная ящерица. Удлиненная морда с блестящими зубами, вся в крупных костяных пластинках, показалась Барвинок просто ужасной и отвратительной.
        Олег перехватил посох поудобнее и пошел к ней, бросив Барвинок громко:
        - Смотри и учись, женщина! С чудовищами поступают вот так…
        Ящер раскрыл пасть и зашипел. Олег пригнулся, словно собирался броситься на ящера и свалить, внезапно резко развернулся и ударил… по воздуху позади себя, как показалось ей. Посох ощутимо вздрогнул, наткнувшись на некое препятствие. Барвинок ахнула: на землю рухнул, зажимая ладонями разбитое в кровь лицо, толстый человек в халате, расшитом звездами.
        Из его рук выпала чаша, на землю пролилось нечто зеленое, слетела шапка в виде короны, и покатился выпавший амулет. Олег упер конец посоха в затылок коленопреклоненному.
        - Кто ты? Что здесь хранишь?
        Барвинок смотрела то на Олега, то на ящерицу, что замерла неподвижно и смотрела непонимающими глазами на схватку двух людей. Колдун повернул голову в сторону Олега.
        - Как ты…
        - Сумел, - прервал Олег коротко.
        - А это ты суме…
        Обе руки колдуна с неожиданной ловкостью перехватили древко. Олег от неожиданности выпустил, как решила Барвинок, колдун поднялся с посохом в руках, кровь обильно стекает по лицу, но в глазах изумление и ярость непобежденного зверя.
        Он тут же замахнулся и нанес удар, однако волхв ловко уклонился и, шагнув вперед, с силой выбросил вперед кулак. Барвинок услышала треск, колдун откинулся на груде камней, застонал и начал сползать по ним, но собрался с силами и бросился на Олега снова. Барвинок не увидела даже, как он ухитрился сцепить пальцы на горле волхва. Тот побагровел, вздул жилы, сопротивляясь, затем ухватил колдуна за голову и с силой ударил затылком в камни.
        Снова Барвинок услышала хруст, будто разломилось большое куриное яйцо. Колдун сполз вниз, на камнях осталась кровавая дорожка, а под ним начала скапливаться лужа.
        Олег повернулся к ящеру. К удивлению Барвинок, он спросил спокойно:
        - А ты кто?
        Ящер начал вздрагивать, Барвинок не поверила глазам, когда Олег подошел к чудовищу вплотную и погладил по голове. Кривые лапы ящера подогнулись, он упал, Олег нагнулся помочь, Барвинок закусила губу, когда волхв нежно поднял молодую и, надо признать, хорошенькую девушку, хотя и крупноватую слишком, с непомерно широкими бедрами, неприлично крупной грудью, пухлыми губами и невинными голубыми глазами тупой коровы.
        Она сказала слабым голосом:
        - Благодарю тебя, мой спаситель… Меня зовут Инга, я дочь городского старосты. Ты убил злого колдуна, теперь его чары рассеялись. Ты спас меня, ты спас!
        Олег сказал с великолепной небрежностью:
        - Пустяки. Не стоит благодарности.
        Она сказала крепнущим голосом:
        - Нет-нет, я обязана отблагодарить! Что я могу для тебя сделать, герой?.. У меня ничего нет, кроме меня самой. Но ты можешь насладиться мною, как хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. Я все равно останусь перед тобой в неоплатном долгу…
        Олег бросил косой взгляд на застывшую Барвинок и сказал громко:
        - Хорошо сказано. Как и надлежит женщине. Но нас, как видишь, двое…
        Инга бросила быстрый взгляд в сторону Барвинок.
        - О, прости, я не знала…
        - Пустяки, - повторил Олег. - Она просто спутник. Мы с нею ничем… ну, ты понимаешь. Только идем вместе.
        Инга посмотрела на Барвинок уже без ревности.
        - Да? Тогда она не будет возражать, если мы проведем ночь вместе?.. Я хочу хоть что-то для тебя сделать, а раз не могу полезное, как предпочитают мужчины, то хотя бы приятное, как умеем мы…
        Барвинок задыхалась от злости, но мило улыбалась так, что щеки болели, и даже прощебетала:
        - Да-да, Олег, мы же ее спасли! Подумать только, та сволочь превратила ее в ящера… Бр-р-р-р! надеюсь, эта несчастная недолго им была, не набралась привычек…
        Олег осведомился:
        - А что у них за привычки? Как у пауков?
        Барвинок мило улыбнулась Инге и прощебетала весело:
        - Не знаю, но я же говорю, она такая милая, так что, надеюсь, ничего не случится.
        Инга тоже улыбалась Барвинок, но глаза ее сузились, а улыбка стала напоминать оскал.
        - У тебя очень милая спутница, - проговорила она воркующим голосом, от которого на земле выступил иней, а воздух похолодал. - И так много знает… Интересно, откуда?
        Барвинок сказала щебечуще:
        - О, я такая любопытная, и память у меня хорошая…
        Инга повернулась к волхву и кокетливо прощебетала:
        - Ты такой могучий, у тебя такие сильные руки, такая широкая грудь… Я чувствую жаркое пламя в тебе! Позволь, я погашу огонь в твоих чреслах…
        Гадина, стучало в голове Барвинок гневное. Дура тупая, ничего другого не знает и не умеет, не зря ее сдали в жертву тому колдуну. А этот дурак размяк, мужчины любят слушать, какие они сильные, могучие, и хотя он в самом деле не слаб, ничего нового эта дура не сказала, но все равно доволен, улыбается, как кот, стащивший с кухни большую толстую рыбу…
        Неужели этот дурак разомлеет настолько, что позволит ей это самое, гасить огонь в его чреслах, слова-то какие подобрала, дура! Не сама придумала, где-то услышала. С ее куриными мозгами ничего не придумать, но мужчинам от женщины и не надо, чтобы придумывала. Им хватает, чтобы лежала. Главное, молча…
        Барвинок поспешно достала еду, а то еще волхв этим займется, она вообще окажется задвинутой за край земли, а так хоть в чем-то хозяйка, волхв развел большой огонь, Инга просто сидела и глупо улыбалась, иногда вскидывала руки, поправляя прическу, это у всех женщин выглядит красиво, но, главное, ее исполинская грудь тоже приподнималась и опускалась, заставляя даже Барвинок смотреть на нее, а про волхва так и говорить нечего, Барвинок старалась даже не коситься в его сторону, опасаясь увидеть жадный мужской взгляд, направленный, увы, не в ее сторону.
        Еще Инга время от времени зябко поводила плечами, словно все еще холодно, и грудь призывно колыхалась в стороны, колыхалась и колыхалась. Барвинок держала на лице застывшую улыбку, в желудке тяжелая глыба льда, с ее крохотной грудью лучше отсесть подальше, да некуда…
        После ужина Олег основательно устраивался на ночлег, убирал сучки и веточки с земли, расстелил плащ, а когда лег, Инга сразу же с обворожительной улыбкой опустилась рядом.
        Барвинок поднялась и пошла к коням, без всякой нужды проверила овес в их торбах, но чувствовала, как ее уши выворачиваются, чтобы слышать все, что говорится за ее спиной.
        Олег бросил короткий взгляд в ее сторону.
        - Гм… - сказал он громко и зевнул, - вообще-то мне его недавно основательно погасили.
        - Кто? - спросила Инга с кокетливой улыбкой. - Это было еще в городе? Я сумею разжечь снова…
        - Нет, - сказал он. - Перед тем, как подъехали сюда. Моя спутница решила, что я не должен ни на что отвлекаться и… по-дружески, только по-дружески, как ты понимаешь…
        Барвинок застыла с открытым ртом от такой наглости. Она набрала в грудь воздуха, чтобы взорваться, как вулкан, в котором тысячи лет копилась лава, но в мозгу мелькнула новая мысль, и она поперхнулась, раздираемая противоречиями.
        Инга повернула голову, сияющие глаза нашли Барвинок.
        - Дорогая, так ты все-таки…
        Барвинок сказала резко:
        - Нет!.. Ни в коем случае!..
        - Но он сказал…
        Олег вставил:
        - Мы просто напарники, между нами нет тех связей, как между мужчинами и женщинами. Но иногда возникают ситуации, когда можем помочь друг другу и в таких случаях, понимаешь?
        Инга замедленно кивнула.
        - Кажется, понимаю. Когда уж совсем чересчур… Ну тогда в этот раз эту тяжкую обязанность помогания я беру на себя. А ты, воинственная Барвинок, ложись и спи. Не волнуйся, к утру твой спутник будет полностью чист от всяких отвлекающих мужчину мыслей. И будет думать только о деле и великих подвигах!
        Барвинок едва не скрежетала зубами, но улыбалась, улыбалась, даже сумела ответить таким же милым женским голоском:
        - Думаю, нашему могучему защитнику лучше хорошо выспаться и отдохнуть.
        - Он не устал, - возразила Инга. - Он справился с колдуном моментально!
        - Мы долго карабкались по горам, - пояснила Барвинок.
        Она легла с другой стороны волхва, взглядом и мимикой давая ему понять, что для нее отвратительно такое близкое расположение мужчины, лежащего и отдыхающего, но им в самом деле надо хорошо отдохнуть, только отдохнуть, и ничего больше. Он сам, если мужчина, а не просто самец, должен остановить эту наглую дуру с той стороны, что уже обняла его за шею, а ногу закинула, бесстыдница, ему чуть ли не на грудь!
        Делая вид, что начинает засыпать, она следила за движениями этой грудастой дуры из-под приспущенных ресниц, как кошка за резвящимся поблизости воробьем. Та сперва игриво щекотала ему обнаженную грудь длинными ресницами, потом начала медленно-медленно, шаловливо перебирая пальчиками, опускать ладонь по груди волхва, одобрительно и томно ощупывая и слегка массируя выпуклые и широкие пластины грудных мышц. Барвинок с холодком в груди сразу представила, как вот будет вести пальцы дальше, еще дальше, еще, а потом… высокое небо, понятно же, где остановит ладонь, промычала, будто в полусне, и сама вроде невзначай положила руку Олегу на живот, создавая баррикаду на пути продвижения поползновений наглой бабы.
        Мелькнула запоздалая мысль, что та достаточно тупая и бесцеремонная, не остановит свою ощупывающую ладонь, а просто перенесет через руку Барвинок, а там либо продолжит игривое сползание к уже разгоревшемуся пламени, даже она чувствует этот внутренний и рвущийся наружу жар, либо сразу… накроет ладонью этот огонь. Но самой решиться и перехватить инициативу или хотя бы полностью перекрыть доступ - понятно как - не решилась, чересчур для девственницы.
        И без того, хотя она и притворяется изо всех сил, что уже почти спит, даже ногой подергала, вроде нечаянно толкнув волхва в бедро, но тот вряд ли поверил. Лежит, гад, довольный, как стадо кабанов на поле с желудями.
        - Какой ты горячий, - услышала Барвинок жаркий шепот спасенной дуры, ну зачем они здесь остановились, зачем. - И какие у тебя могучие мышцы… И твердый, как из дерева, живот…
        Ее пальцы коснулись ладони Барвинок. Барвинок вздрогнула, сильно пнув коленями Олега, вроде проснулась от неприятного прикосновения, сонно пробурчала:
        - Давайте спать!.. Все!.. Слышите? Ночь скоро кончится.
        Инга притихла, Барвинок настороженно прислушивалась, однако дура в самом деле вскоре расслабилась и сладко засопела, удобно устроив голову у Олега на плече и обхватив его за шею. Барвинок с сильно колотящимся сердцем выжидала, но вскоре заснул и волхв. Она ощутила, как медленнее бьется его огромное сердце, мерное тепло разлилось по всему телу, он лежит расслабленный, но все равно твердый, как камень, за годы странствий растерявший последние капли жира.
        Глава 14
        Она так и не сомкнула глаз всю ночь. Точнее, веки опустила и даже зажмурилась, но слышала каждый шорох, каждый вздох, а когда огонь начал припадать к земле, поднялась и подбросила хвороста. Пламя отбросило тьму за деревья, там метнулись густые тени, затрещали веточки, а ветер донес запах хищных зверей.
        Она посмотрела на спящего волхва. Спасенная дура с большим коровьим выменем так и осталась с головой на его плече, прижалась грудью, обняла рукой и закинула на него ногу, а он спит с довольной ухмылкой на порочной мужской харе, что-то видит во сне. Возможно, продолжение, когда эта дура старается перед ним выполнить все свои обещания…
        Затем с другой стороны тьма сгустилась настолько, что даже слегка потеснила круг света. Там проступила человеческая фигура, стала четче, ярче, но неизвестный кутался в темный плащ, скрывающий фигуру, лицо спрятано под широким капюшоном.
        Она спросила дрожащим голосом:
        - Ты кто?
        Неизвестный молчал, но она чувствовала, что ее рассматривают пристально и бесцеремонно.
        - Кто ты, - повторила она. - Если с добром - иди к костру. Если с худом, то… уходи.
        Неизвестный постоял еще чуть, то ли не мог сам разобраться, с чем пришел и зачем вообще здесь, то ли показывал, что сам решает, что ему делать, наконец отступил в ночь, не поворачиваясь к костру спиной, и растворился в темноте.
        Она села, чувствуя, как бешено колотится сердечко. От костра волнами накатывает бодрящее тепло, но она зябко передергивала плечами и все не могла согреться.
        С Ингой решилось настолько просто, что даже обидно, чего так терзалась и зачем изгрызла себе все внутренности. В ближайшем городе Олег оставил ее на постоялом дворе, щедро отсыпав целую пригоршню золотых монет, и больше не вспоминал, хотя Барвинок на всякий случай несколько раз начинала о ней разговор, вглядываясь в него цепкими глазами.
        В одном крупном селе он продал коней, Барвинок ахнула, но он заявил неумолимо, что дальше только пешком.
        - Как долго? - спросила она в испуге.
        - Вон до той горы, - объяснил он и добавил злорадно: - До вершины, если ты не против.
        Она отрезала:
        - Всего лишь? Я просто счастлива!
        Он сказал довольно:
        - А все ломают головы, как сделать своих женщин счастливыми… Дураки.
        Она измучилась взбираться чуть ли не по отвесной круче, хотя Олег постоянно помогал, а дважды вообще ловил, когда опиралась не на тот камешек. Последний раз вообще ухватил чуть ли не за волосы, Барвинок завизжала, но он держал, давая возможность вцепиться в камни.
        - Ну что, может, хоть теперь привяжешься?
        - К тебе? - прошипела она измученно. - Ни за что!
        Он хмыкнул, она подумала запоздало, что может понять не так, мужчины все перевирают, но чувствовала себя слишком измученной, чтобы спорить, а он посмотрел на нее и сказал с сочувствием:
        - Ладно, уже близко.
        Она карабкалась, хватаясь уже не за камни, а за самолюбие, тело сперва ныло, потом вообще одеревенело. Она почти не чувствовала, как сильная рука ухватила ее и втащила на неровную каменную площадку. Уступ достаточно широк, но у нее не было сил отодвинуться, и она почти лежала на его ногах, судорожно хватая широко раскрытым ртом воздух. Потом подумала, что это может выглядеть некрасиво, мужчины любят, когда женщина часто дышит в других случаях, сползла и легла рядом, повернувшись так, чтоб он видел в профиль ее бурно вздымающуюся грудь и в изнеможении трепещущие длинные ресницы.
        Из щели потянуло запахами леса, болота и вроде бы рыбы. Ей показалось, что запахи начали усиливаться. Потом в темноте блеснула крупная чешуя, но не рыбья, как ей показалось сперва, а скорее крупной ящерицы, что уже и не чешуя…
        Следом выметнулась огромная страшная голова на толстой, как бревно, шее. Широкие ноздри с шумом втянули воздух, голова втрое больше, чем у быка. Пасть распахнулась, показывая три ряда острейших зубов. Барвинок застыла в ужасе, против такого чудовища нечего и думать бороться, а пока голова нюхала воздух, из пещеры выбежало и все тело.
        Ящер ринулся на Олега, подмял и пожирал целиком, как ей показалось, но Олег орал и отпихивался, а Змей снова и снова хватал его чудовищной пастью, однако Олег всякий раз оставался цел, а чудовище подпрыгивало на нем всеми четырьмя, но не попадало жуткими лапами с крепкими когтями.
        Барвинок трепетала, как листок на дереве под сильнейшим ветром, Олег извернулся и крикнул:
        - Не двигайся!
        Она хоть и понимала, что двигаться нельзя, но всю трясет так, что стучат не только зубы, но и ребра. Змей наконец повел на нее глазом, чудовищные зубы в пасти стали еще длиннее, приподнял верхнюю губу.
        Волхв крикнул из-под крылатого монстра:
        - Тихо-тихо, Ушастик!..
        Змей перевел на него горящий взгляд и снова опустил голову. Барвинок потрясенно сообразила, что всего лишь обнюхивает волхва. Из пасти выметнулся длинный змеиный язык, моментально скользнул по лицу ее странного спутника и втянулся обратно. Олег наконец выбрался из-под крылатого чудища, охнул, схватившись за поясницу.
        - Зверюка…
        Змей виновато опустил голову и помахал длинным хвостом, сбивая камни. Барвинок слышала, как покатились по склону, собирая внизу лавину. В глазах исполинской рептилии светились любовь и обожание. Олег потрепал по огромной, как скала, голове.
        - Ладно-ладно, я здесь…
        Барвинок пропищала, шумно дрожа за большим камнем:
        - Ты с ума сошел?
        Олег подумал, ответил замедленно:
        - Ну, если брать философскую категорию…
        Она вскричала:
        - Это же дракон!..
        - Дракон, - согласился он. - Правда, хорошенький? Посмотри, какие лапы!.. А пузо… И чешуйки блестят, как маленькие солнышки. Чудо ты мое глазастенькое…
        Дракон подставлял ему голову, Олег трепал по ней ласково, хотя, на ее взгляд, если бы даже дубиной колотил по такой башке, тот вряд ли заметил бы. Барвинок содрогалась, наблюдая со страхом, как чудовище сопит и умильно закрывает глазки, а Олег гладит так рассеянно, что то и дело попадает пальцами в зубастую пасть.
        - Выходи, - сказал он буднично, - я вас познакомлю.
        - Да? - прокричала она язвительно. - А он уже пообедал?
        - Посмотри на его пузо, - предложил он. - Видишь, сытый…
        Она начала медленно приподниматься, не спуская взгляда с чудовища.
        - Ну смотри, если он меня съест, я тебе этого не прощу…
        - Он пообедавший, - заверил Олег, подумал и добавил с сомнением: - Правда, от десерта ему отказаться трудно…
        Она застыла, страшась теперь и вернуться. Дракон поднял голову и уставился на нее в упор. В немигающих глазах начало разгораться пламя.
        - Ну вот, - сказала она с отчаянием. - Ну вот…
        - Да, - сказал он, - отказаться трудно, но придется. Не бойся, я его воспитывал так, чтобы он жрал все, кроме людей.
        - Какой заботливый, - сказала она, - не думала, что о людях так печешься.
        Он удивился:
        - При чем тут люди? Я о нем беспокоюсь. Пока будет жрать лесную дичь, а изредка корову какую утянет, да и то если та отобьется от стада и забредет в его владения, никто не будет беспокоиться. Живет себе дракон и живет!.. А вот если начнет пожирать людей, тогда либо сами соберутся большими толпами, либо попросят короля прислать войска…
        Двигаясь тихонько-тихонько, она подошла к ним, стараясь держать Олега между собой и драконом, осторожно присела на камень. Дракон ревниво посмотрел на нее и предостерегающе показал длинные зубы. Она поняла намек и отсела от волхва, пусть остается в полном распоряжении этой страшной рептилии.
        - Ты мое солнышко, - приговаривал Олег, лицо стало умильным, он чесал чудовище и чуть ли не сюсюкал, - ты мое самое замечательное… Ты просто чудо…
        Дракон довольно хрюкал, как огромная свинья, чем-то похожий на самого волхва, Барвинок после долгой паузы наконец осмелилась прошептать:
        - Но призвать такого Змея… Это великое колдовство! Даже чародейство! Ты сам - маг, а магов преследуешь…
        Он поморщился, сказал лениво, ей даже послышалось плохо скрываемое презрение:
        - Ну вот, сразу волшебство… А если подумать?
        Дракон нехотя повернул голову и посмотрел на нее, как человек на жабу.
        - А что думать? - сказала она робко, но не уступая. - Видно же, что волшебство!
        Он уже не морщился, а вообще кривил рожу, а на нее смотрел с брезгливой жалостью, как на вытащенного из воды почти утопшего котенка.
        - А что у человека в хозяйстве, - поинтересовался он, - приручены коровы, козы, кони, собаки?
        - Так то собаки! - возразила она. - Собака сама приручается!
        - Ну да, - саркастически возразил он. - Знала бы, как это сама… Даже не насмешила бы. Да и с конями, ага. Вообще одно зверье приручается легко, другое трудно, а третье - никак… Но дело не в этом…
        - А в чем?
        Он подумал, продолжая скрести дракона за ухом, тот закрыл глаза и расслабился так, что вывалил язык.
        - В надобности, - сказал он наконец тяжеловесно. - Коровы молоко дают каждый день, а потом и… того, их на мясо. С конями то же самое. Хоть молока дают мало, зато на них ездят, возят и пашут. Собаки и дом стерегут, и на охоте… А что Змей? Если бы молоко давал, как корова, приручили бы давно. Или пахать на нем можно бы… А то в сказках всю землю вспахали, а на самом деле… Дом стеречь? Так собака с этим делом хорошо справляется, а жрет меньше. Скажи, конуру для такого Змея какую надо? Больше получится, чем дом у самого хозяина…
        Она молчала, подавленная его безукоризненными рассуждениями, но от этого раздражалась еще больше, потому что логика - это мужское, а женщине достаточно всплакнуть, чтобы дважды два стало пять, а если пореветь, то будет равняться хоть вот тому булыжнику.
        - А как ты приручил? - буркнула она.
        - Нашел яйцо, - объяснил он довольно, - из него вылупилась симпатичная такая жабка. Росла, росла, всюду за мной бегала…
        - А что народ?
        - Какой народ? Я тогда в пустыне жил. Истину искал.
        Она спросила ядовито:
        - И чем кормил?
        Он вздохнул.
        - Сперва медом и акридами, как и сам, потом… из-за него и пришлось покинуть благостный мир раздумий и вернуться к мирской суете.
        Она робко покосилась на дракона, раньше мирскую суету понимала как-то иначе, но уж ладно, ему виднее, что для него мелочная суета. Страшно только подумать, что уже не считает суетой.
        Дракон положил голову на камни и наблюдал за ними сонными глазами, а волхв поднялся и деловито выкладывал ремни из мешка, скреплял, наконец сказал довольно:
        - В самый раз…
        Она спросила опасливо:
        - Сбруя на эту ящерицу?
        Он удивился:
        - Зачем ей сбруя?
        - А кому?
        - Тебе, понятно, - объяснил он добрым голосом, - чтоб не сдуло ветром. И чтоб сама не соскочила.
        - Я что, дура, соскакивать? Но ты меня на эту ящерицу с крыльями не затащишь!
        - Затащу, - пообещал он.
        Глава 15
        Сильный встречный ветер ревет и свирепо дует в лицо, но волхв заботливо накрыл ее шкурой, и Барвинок теперь робко выглядывала в щелочку, как мышка из норки.
        Дракон летит ровно и мощно, его даже не качает, как плот на волнах, слишком велик и широк, если провести взглядом от кончика правого крыла до кончика левого. Справа и слева небесная голубизна, а вниз она страшилась посмотреть, она даже с деревенского забора всякий раз падала, когда смотрела вниз, а тут и ремни не удержат, если увидит внизу землю с овчинку…
        Однажды Олег показал на стаю уток, Барвинок осмелилась посмотреть, утки летят усталые, перекрякиваются хриплыми голосами, дракон пронесся мимо них, как стрела мимо неподвижных камней.
        Барвинок невольно хихикнула, глядя, как они провожают вытаращенными глазами огромное чудовище, даже испугаться не успели, как оно пронеслось мимо и пропало далеко впереди.
        - В самом деле быстро, - пролепетала она. - Это же надо…
        - Главное, - ответил он, - по прямой. Меня всегда раздражали кривые дорожки. Петляют, петляют… Спрашивается, зачем петляют? Оказывается, там двести лет чудовище в яме сидело, вот и приловчились обходить, протоптали дорогу. А сейчас, спрашивается, почему? Отвечают резонно: так дорога же такая…
        Она не поняла, почему он потянулся за луком, стала уже смелее вертеть головой, высунувшись из укрытия, но нигде ничего, все та же синева, хотя…
        Впереди показалась темная точка, Змей быстро догонял, хотя должен пройти в сторонке, Олег приготовил лук.
        - Это кто? - спросила Барвинок.
        - Как видишь…
        Она рассмотрела наконец красно-золотой ковер с длинной бахромой по краям. В середине сидит человек, подогнув под себя ноги, смотрит задумчиво вдаль.
        - Ну как?
        - Ковер-самолет, - произнесла она зачарованно.
        - Он самый.
        Сухо и страшно щелкнула туго натянутая тетива. Человек на ковре подпрыгнул из положения сидя. Ковер заколыхался из стороны в сторону, как медленно опускающийся с дерева опавший лист, а сам колдун упал и судорожно вцепился в его края.
        Олег сказал громко:
        - Ушастик!.. Можешь сожрать. Можно-можно, не бойся. Бить не буду.
        Барвинок ахнула.
        - Ты… чудовище! Убить человека - это еще понятно, хотя и гнусно, но… вот так на съедение? И вообще… ты выстрелил в спину!
        - И что? - спросил Олег.
        - Нехорошо.
        Он осведомился:
        - Разве зверя не бьем так, как удобнее нам, а не зверю? Колдун - уже не человек.
        Дракон посмотрел на падающий ковер с уцепившимся человеком, но снижать скорость и сворачивать не стал ради такой мелочи, падающий колдун остался далеко за спиной.
        - Все равно, - сказала она твердо, - убивать самому одно, натравливать животных - другое!
        - Нехорошо, - ответил Олег, она видела по его лицу, что волхв морщится, признает ее правоту, - но я не могу следить и здесь… Пусть Ушастик не только гусей ловит, но и все, что летает. Человек не должен летать. А который летает, уже не человек. Такого можно. И даже нужно.
        - А почему нужно?
        - Чтобы других не соблазнял, - ответил Олег сумрачно. - Что плохо в магии? Даже не то, что нашедший уже больше не работает, не учится, не трудится, не становится умнее и лучше, ему и так хорошо, а то, что соблазняет тысячи других… Вот пролетит эта сволочь на своем ковре над селом, там все бросают работу и начинают мечтать, как бы тоже вот так, без трудов, даже коня запрягать не надо… И мостов через реку строить нет необходимости. И вообще дороги не нужны.
        Она сказала резко:
        - Ну, помечтают, и что?
        - Если бы только помечтали, - возразил он. - А то бросают работу и начинают бродить по всяким руинам, лесам, болотам, пещерам, пропастям… А когда не находят, начинают грабить тех, кто работает! Сперва утешают свою совесть тем, что это временно, вот найдут сокровище и все отдадут втрое, а потом… потом привыкают только грабить.
        Она покосилась на его злое и расстроенное лицо, возражать не решилась, слишком уж он взведен, как туго натянутая тетива на его луке, больное место затронули.
        - Мечты, - возразила она упрямо, - всего лишь мечты. Человек всегда будет мечтать.
        - И пусть, - согласился он. - Но когда колдовства не останется, он помечтает и пойдет работать. А сейчас намечтает горы золота и, бросив плуг, идет их искать.
        Она замолчала, злая и недовольная, он тоже прав, люди слишком слабые и легко поддаются своим слабостям, но как бы лекарство волхва не оказалось горше самой болезни…
        Стало холодно, она снова закуталась поплотнее и прижалась к спине дракона, что такая теплая в полете, как хорошо натопленная печка. Волхв остался сидеть на загривке, неподвижный, как один из шипов на спине гигантского Змея.
        Наступила ночь, а они все летели, наконец Олег постучал посохом по толстой шее дракона.
        - Давай ниже… Еще, еще… Вон к той горе. Ну, ты ее знаешь, мы тут уже бывали…
        Сердце Барвинок стучало все чаще и взволнованнее. Даже воздух тут другой: жаркий, пряный и напоенный ароматами дивных цветов, которых она еще никогда не видела и не знала.
        В животе время от времени появлялось неприятное сосущее чувство, это дракон снижается рывками, внизу темно и страшно, наконец она ощутила, что земля совсем близко, и тут все потяжелело, ее прижало к спине чудовища, но тут же тяжесть ушла, а рядом раздался бодрый голос волхва:
        - Все! Мы на месте. Сама слезть сумеешь?
        Она кивнула, однако он отстегнул ремни и взял ее на руки. Она чувствовала, как его ноги скользят по гладким чешуйкам, однако не упал, услышала хруст камешков под сапогами.
        - Все, - сказал он.
        Она заставила себя высвободиться из его рук, а то уважать перестанет, сейчас почему-то уважение этого человека стало дороже, чем возможность его соблазнить, спросила дрожащим голосом:
        - Мы… на вершине горы?
        Он засмеялся.
        - Нет, у подножья. Темно, таиться незачем. Никто не увидит.
        Он ушел в темноту, что-то говорил, потом она ощутила толчок воздуха. Над головой несколько раз мощно ударило по воздуху, как по воде веслом, и снова стало тихо.
        - Где твой колдун? - спросила она дрожащим от ужаса голосом.
        Он сказал одобрительно:
        - Рвешься в бой? Молодец. Но сперва в город.
        Она пугливо огляделась. Вокруг проступают из тьмы залитые лунным светом горбы песчаных холмов, тишина абсолютная, словно в гигантском могильнике, воздух сухой и жаркий, вдали невысокие скалы с тупыми вершинками, слишком одинаковые, чтобы их сотворила природа, с холодком пришло сознание, что это и есть могильники, надгробия над усыпальницами…
        Олег поправил мешок за плечами, лук там как торчащий край крыла, посох в руке, кивнул и отправился к блестящей в лунном свете стене из белого камня.
        Ворота распахнуты, много света, пахнет дорогим душистым маслом, похоже, бессовестно жгут в светильниках. Сам город показался ей бескрайним, к тому же здесь как будто не заметили, что пришла ночь: лавки открыты, торговля идет бойко. Темно только в самых узких проходах, там бродят собаки, подбирая корки хлеба и кости с остатками мяса и жил. Слышатся беспечные разговоры, смех, прошла городская стража, окна домов освещены, по занавескам мелькают фигуры, оттуда часто слышится музыка, смех, песни…
        Олег шел быстро, чувствуется, что и здесь бывал, либо же, как он говорил, все города одинаковы или очень похожи, заранее понятно, где поставят постоялый двор, городскую управу или скотобойню.
        Постоялый двор показался ей совсем не похожим на все предыдущие, как и люди, темноволосые и все смуглые, прожаренные солнцем до костей, черноглазые, в очень легких рубахах, которые и рубахами не назовешь, нет рукавов, спереди края не смыкаются, а по длине не дотягиваются даже по поясов.
        Олег, ни на кого не глядя, сел за свободный стол и заказал плотный ужин и вино. Барвинок сидела тихо, как мышь, украдкой поглядывала по сторонам.
        За одним из столов мужчины смотрели в их сторону все насмешливее и вызывающее. Пили там много, дважды пытались петь, но тут же сбивались, много хохотали и звучно хлопали один другого по плечам и спинам.
        Барвинок осмелела и начала тихонько выспрашивать, что это за земли такие, где даже ночью жарко, Олег неторопливо ел нарезанное крохотными ломтиками мясо, перемешанное с зеленью, запивал легким вином, отвечал нехотя, глаза отсутствующие.
        - Что будем делать? - спросила она.
        - Надо подумать, - ответил он нехотя.
        - Еще не знаешь?
        - Пока нет, - ответил он и поморщился. - Здесь что-то слишком… понимаешь, слишком. Надо сперва посмотреть по сторонам…
        Но посмотрел на нее, нахмурился, продолжал жевать с отсутствующим видом.
        Один из мужчин за столом удалых гуляк с грохотом отодвинул стул, поднялся, расправляя плечи, и, стараясь выглядеть повнушительнее, подошел к их столу.
        - У тебя задиристая женщина, - сказал он Олегу. - Люблю таких… Сколько за нее хочешь?
        Олег в задумчивости посмотрел на Барвинок.
        - А сколько дашь?
        - Две серебряных, - ответил тот с готовностью.
        Олег подумал, покачал головой.
        - Да ну, на ней платье стоит две.
        - Тогда три, - сказал мужик.
        - А серьги и два кольца? - спросил Олег. - Это все стоит четыре. А с платьем - шесть.
        - Хорошо, - сказал мужчина громко. - Даю шесть!
        Олег подумал еще, поколебался.
        - Пожалуй, это подойдет.
        Барвинок, задыхаясь от ярости, заставила себя ехидно улыбнуться.
        - Это цена моего платья, колец и сережек. А я сама?
        Олег посмотрел на нее с сомнением.
        - А что, Барвинок, и ты чего-то стоишь?
        Мужчина смотрел то на него, то на Барвинок, решительно махнул рукой.
        - Знаешь, забирай ее платье, кольца и вообще все, что на ней!.. Я беру ее и без них.
        - Бесплатно? - спросил Олег.
        - Ну да! Она же ничего не стоит?
        - Вообще-то да, - сказал Олег нерешительно, - я вот думаю только, доплатить тебе, что забираешь ее от меня, или нет?..
        Мужик расхохотался.
        - Вот это по-нашему! Сперва мы все готовы за них жизни отдать, а потом не знаем, как избавиться. Тебя зовут Барвинок, красавица? Пойдем, я уже горю от одного твоего присутствия, как сухая солома в лесном пожаре.
        Барвинок посмотрела на Олега, тот лениво отхлебывал вино, ответила чарующе:
        - Пойдем. Пусть думает, что это он от меня избавляется!
        Мужик захохотал, она грациозно поднялась, пустив неспешную волну от шеи вниз по всему телу так, что сгорающий от ее присутствия шумно сглотнул, хотел схватить ее за руку, но она убрала обе за спину.
        - Иди, - сказала она, - я пойду за тобой.
        Он подмигнул Олегу, тот оставался безучастным, и быстро пошел через зал, но все время нервозно оглядывался. Барвинок следовала за ним как тень, не обращая внимания на руки гуляк, пытавшиеся ее остановить.
        Поднимаясь по лестнице, торговец оглянулся и бросил на Олега победный взгляд, Барвинок едва не уткнулась ему в спину. Через мгновение они исчезли наверху.
        Олег допил так же неспешно, усталость уже выветрилась из могучего тела, а когда поднялся из-за стола, привыкшие к нагрузке мышцы требовали действий.
        Глава 16
        Утреннее солнце успело из-за горизонта кольнуть вдогонку лучами в спину, когда он вернулся к постоялому двору. По свежему воздуху сильнее запахи, его спутница в своем изумлении права, здесь на драгоценнейшем для Севера продукте жарят даже самую дешевую рыбу, а остатки небрежно выплескивают прямо из окон.
        Он вошел в запыленных сапогах и надорванной на спине острыми когтями волчовке. Колчан пуст, на посохе следы острых зубов, но сам он для всех все такой же собранный и сумрачный, словно ни на миг не перестает решать какую-то сложную и неприятную задачу.
        За столами почти пусто, только за дальним сгорбилась хрупкая фигура в плаще с низко надвинутым на глаза капюшоном. Половицы скрипнули под его могучим телом, посетитель резко повернулся. На Олега взглянули дивно синие глаза, усталые и рассерженные.
        - Ты где шлялся? - спросила она. - По бабам?
        - Ты сразу пошла в теплую постель, - заметил он, - а мне вот пришлось куда-то тащиться…
        Он опустился за стол, хозяин выглянул в окошко, Олег знаком показал, что еды и питья побольше.
        - Ты ж не возражал! - сказала она обвиняюще.
        - С какой стати? - удивился он.
        - Как это с какой?
        - Ты свободная женщина, - пояснил он.
        Она сжала губы, как этот идиот не понимает, что женщины вовсе не хотят быть свободными, мало ли что говорят вслух, все как раз наоборот, все жаждут быть несвободными от мужчины, которого выберут…
        - Да, я свободная!.. - сказала она резко. - И поступаю, как хочу.
        - Ну вот, а чего кричишь?
        - Я не кричу, - прошипела она, понижая голос. - Я дала тебе свободу на ночь, о которой ты не заикнулся, но я видела, что тебе необходимо побегать где-то, как всякому кобелю. А я, кстати, добыла очень точную карту этих земель… Хоть и не знаю, нужна ли.
        Он молча смотрел, как она вытащила из-под полы плаща трубочку пергамента. Придерживая край, он развернул, покачал головой. Все очень подробно и со знанием дела. Такая карта в самом деле как облегчит работу искателю кладов, так и поможет выбраться простому страннику из такого места.
        - Молодец, - произнес он. - Постаралась…
        Она быстро зыркнула на него, на щеках почему-то проступил румянец.
        - Ничего я не старалась!
        - Но…
        - Он заснул, - прервала она, - как только мы вошли в его комнату. Лег и сразу захрапел!.. И сейчас еще спит.
        Он посмотрел на нее с интересом.
        - И долго будет спать? Может быть, не стоит и завтракать?
        - Почему вдруг?
        - Ну, надо убегать побыстрее…
        Она сказала победно:
        - Он будет спать и весь день!.. Кто бы ни заглянул к нему, увидит, что спит крепко, храпит, как конь, и улыбается, как дурак.
        - Счастливый сон, - пробормотал он. - Молодец, умеешь. Хоть это и нечестно. С нашей, мужской точки зрения, у вас нормы другие, знаю, нечеловеческие. Ну что ж, попробуй вот это крылышко куропатки. Смотри, как умело зажарено в сухариках.
        Она огрызнулась:
        - Я эти крылышки уже четыре часа ем. Это ты проголодался…
        - Это верно, - согласился он.
        Она посмотрела, как он пожирает мясо, быстро, но без спешки, сказала ядовито:
        - Всех женщин здесь обошел?
        - Обошел, - согласился он честно. Сглотнул большой кус мяса и, не глядя в ее напрягшееся лицо, пояснил: - Стороной. Нужно было кое-что важнее, а на всех могло не хватить времени.
        Она проворчала, скрывая непонятное ликование:
        - Только потому?
        - Конечно, - ответил он серьезно.
        Она поджала губы, но лицо оставалось сияющим, хотя продолжала недовольно хмуриться и посматривать в недоумении. Он то ли не поверил, что не побывала в постели торговца, то ли ему все равно, а ей очень не хочется, чтобы ему было все равно. Наоборот, чтобы ему было очень не все равно, но этот гад даже не покажет виду, если ему даже не все равно, мужчины либо бесчувственные, либо страшатся показаться чувствительными, это на них как бы пятно позорной женственности, как будто каждая женщина - чума ходячая.
        Он быстро выпил вино, зеленые глаза стали очень серьезными.
        - Ну что ж, - произнес он со странной интонацией, - раз у тебя есть карта, то я должен напрашиваться к тебе в попутчики?
        Она милостиво кивнула.
        - Да. Напрашивайся!
        По его твердым, как дерево, губам скользнула и растворилась легкая, как дымок от костра, улыбка.
        - Ты возьмешь меня с собой, женщина?.. Или ты так устала за бессонную ночь, что пускаться в путь не готова?
        Она сказала быстро:
        - Я же сказала, в постели торговца я не была!
        - Ты спала здесь, - удивился он, - за столом? Бедняга.
        - Себя жалей, - ответила она с победными нотками. - Я хоть за столом поспала, а ты же совсем не спал… шляясь неизвестно где!
        - Я сказал, - ответил он, - где я был.
        - Так я и поверила! Вы все врете!
        Он поднялся, она тоже поспешно вскочила, чтобы он не нависал над нею, как горный хребет. Он бросил на стол серебряную монету, небрежным жестом показал хозяину за стойкой, что сдачи не надо, пошел к выходу, а Барвинок почти вприпрыжку бросилась следом.
        На выходе он столкнулся в дверях с одним из вчерашних гуляк, тот шарахнулся в сторону при виде улыбающийся Барвинок, правую сторону лица закрывает громадный и отливающий всеми красками кровоподтек.
        Олег сказал с сочувствием:
        - Ну и разделали тебя, парень… Что-то случилось?
        Гуляка зло посмотрел на Барвинок.
        - Ударился о дверь.
        - Как зовут эту дверь? - спросил Олег требовательно.
        Он поморщился.
        - Тебе не все равно? Тебя не ударит.
        Олег кивнул.
        - А-а-а, ну раз не ударит, тогда ладно. Я это и хотел узнать, каждый, когда спрашивает о других, спрашивает о себе… Пойдем, женщина.
        Они вышли во двор, Барвинок дробно стучала сзади каблучками, Олег озабоченно посмотрел на небо, в сторону конюшни, снова на небо.
        Она прошипела раздраженно:
        - Ты очень груб и напорист. Очень! Зачем ты еще и унижаешь парня?
        - Я?
        - Ты и еще раз ты!
        - В чем же?
        - «Как зовут эту дверь?» - передразнила она, повторяя его интонации. - А не мог бы спросить то же самое, но помягче, давая ему возможность выбора ответа?
        - Например?
        - Ты мог бы спросить: «У этой двери есть имя?» У него было бы больше места для маневрирования.
        Он нахмурился.
        - Это я и не хотел ему давать. Хотя… не все ли равно? У нас нет времени на глупости. Черный Маг набирает силу. Если верно то, что чувствую, уже могу не успеть. Так что не надо все эти… маневры.
        Она сказала, не сдаваясь:
        - Думаю, ты все равно не стал бы вести тонкую игру. Ни по мелочи, ни по-крупному.
        Он хмуро блеснул зубами.
        - Скорее всего. Но только потому, что меня всю жизнь что-то да подгоняет. А так вообще-то я очень тонкий и чувствительный. Наверное. Во всяком случае, мог бы стать этим самым тонким и чувствительным, если бы жизнь не огрубила.
        Она перебила:
        - Купишь коней?
        Он вздохнул.
        - Хорошо бы. Но туда нет дороги, придется на своих двоих. К счастью, сравнительно близко.
        Она проворчала:
        - Знаю эти твои «близко»!
        - Я же сказал, - напомнил он, - сравнительно.
        - Сравнительно с чем?
        Он чуть раздвинул губы в угрюмой усмешке и не ответил. Она догнала и пошла рядом, стараясь попадать в шаг, но для этого приходилось слишком широко расставлять ноги, а это смешно и неженственно, но если сократить, получается смешное и какое-то заискивающее семенение, что тоже не совсем для сильной и независимой женщины…
        Озлившись, начала придумывать, как бы где его уесть хоть в чем-нибудь для компенсации, нечего задаваться. Так вышли за город, а там волхв сразу свернул с дороги и полез через такие корчи, косогоры, нагромождения камней, что она только злилась, но не находила момента ну хоть как-то обидеть этого бесчувственного.
        В какой-то момент он пошел совсем тихо, почти крадучись, впереди густые кусты, он раздвинул осторожно и начал всматриваться. Барвинок приблизилась с величайшей осторожностью.
        - Что там? - шепнула, едва двигая губами.
        Он чуть отогнул для нее ветку. На очищенном от камней месте спиной к ним стоит на коленях обнаженная женщина с чашей в руках. Колдуна сперва не заметила, тот в черной одежде стоит неподвижно в сторонке, но Олег засопел зло и тихохонько вытащил лук.
        Из чаши медленно поднимался зеленый пар, Барвинок вздрогнула, там начала проступать уродливая женская фигура, такие нравятся подросткам, слишком в ней женское переразвито, а сзади извивается, как толстая змея, длинный хвост…
        Сухо щелкнула тетива. Колдун подпрыгнул, руки взметнулись, как крылья, Барвинок с ужасом и отвращением увидела между руками и телом кожу, как у летучих мышей.
        Вторая стрела ударила его в глаз, кровь брызнула во все стороны с такой силой, словно у волхва с тетивы с силой летят толстые колья. Колдун медленно опустил руки, из глаза торчит оперение стрелы, Барвинок даже страшилась представить, как из затылка высунулся стальной клюв, ноги подогнулись, он рухнул вниз лицом.
        Женщина все так же держит обеими руками чашу, Олег проломился через кусты, обошел ее вокруг, поводил ладонью перед глазами. Барвинок проскользнула следом, сердце колотится бешено, кровь шумит в ушах от страха и возбуждения.
        - Какой-то ритуал?
        - Да, - буркнул он. - Эта дура по своей воле… но, похоже, он собирался ее надуть и принести в жертву. Так что ладно, пусть живет.
        - Спасибо, - сказала Барвинок саркастически.
        - Пожалуйста. Пойдем.
        Она спросила удивленно:
        - Что, так ее и оставим?
        Он подумал, ответил задумчиво:
        - Вообще-то она хороша… Пожалуй, ты права. Надо ее взять с собой.
        Барвинок сказала резко:
        - Нет уж! Эта дура сама виновата. Ишь, поверила мужчине!.. Пусть остается. Такая не потеряется.
        Олег кивнул.
        - Да, с ее фигурой… Но, может быть, все-таки проявим милосердие? Женщина одна, голая, молодая, красивая… Нехорошо такой оставаться в ночи в одиночестве.
        - Какой ночи?
        - Ну… наступит же…
        Она отрезала еще злее:
        - Так она и будет здесь дожидаться! О чем она думала, когда шла на темную сделку? Что он ей пообещал, вечную молодость? Нас лучше всего ловить на этот крючок. Вот пусть теперь и расплачивается!.. А ты подбери челюсть, тебя ждут схватки за человечество, если в самом деле беспокоишься о нем, как распускаешь павлиний хвост, а не выискиваешь таких вот бесстыдниц…
        Он подумал, махнул рукой с тяжелым вздохом.
        - Ладно, уговорила. На какие только жертвы для тебя не иду!
        Она спросила злобно:
        - На какие?.. Чего глазки блудливые отводишь? На какие, скажи! Вот так всегда на подвиги выходите под звуки труб, а потом потихоньку сворачиваете к непотребным девкам!
        Он помалкивал, шагал широко и размашисто, заросли высокого кустарника уже скрыли женщину, что все еще оставалась коленопреклоненной с чашей в руках, а Барвинок, распалившись, обличала этих похотливых кабанов, что только и смотрят на толстые задницы, ну как не стыдно, а еще говорят о высоком, тоже мне - спасители человечества, истребители чудовищ, герои и подвижники!
        За гребнем небольшая зеленая долина, десяток домиков, сады, огороды, Олег сказал коротко:
        - Здесь все благополучно. Главное, сами работают.
        Она поморщилась, и здесь не обошелся без выпада в сторону магии, но насчет благополучия прав: зеленая, коротко скошенная трава, стадо коров под присмотром мальчишки-пастуха и двух огромных собак, множество гусей в пруду - лучшая примета, что здесь все тихо и мирно.
        - Зайдем?
        - Пройдем правее, - бросил он коротко. - Нам нужен мост. Река, к сожалению, не простая…
        Она удивилась:
        - Река?
        - Да, - ответил он почему-то хмуро. - Там… далеко. Внизу.
        Нагромождение камней постепенно переходило в нагромождение глыб, их сменили скалы, а спустя некоторое время она ощутила, что уже карабкается чуть ли не по стене, как муха по окну, вокруг одни голые камни, даже травы нет.
        Она замерла, когда на уступе, к которому двигались, появилась крупная ящерица размером с худого барана. Спина неприятно отливает металлом, иглы нехорошо блестят, а когда Барвинок присмотрелась, с ужасом поняла, что ящерица металлическая от кончика носа до хвоста. Она медленно повернула плоскую голову направо, налево, затем уставилась немигающим взглядом на застывшую в ужасе женщину.
        - Олег… - вырвалось у Барвинок жалобное, - Олег…
        Он карабкался шагах в пяти слева, повернул голову.
        - Да, чего тебе? Есть хочешь?
        - Да что ты… Вон смотри!
        Он посмотрел, улыбнулся, тихонько свистнул. Ящерица встрепенулась, посмотрела внимательно и убежала, вильнув длинным хвостом.
        - Спасибо, - пробормотала она.
        - Не за что, - ответил он. - Могла бы и сама свистнуть.
        - Я не умею…
        - Тогда, может быть, не будешь выказывать самостоятельность и пойдешь все-таки следом?
        - Ну, - сказала она, - если мне не надо будет тебя ловить…
        Становилось все круче, наконец она увидела такое, что сердце остановилось. В отвесной стене на огромной высоте над пропастью высечена узкая тропка. Пройти по ней и не свалиться немыслимо, потому там протянута толстая веревка. Стальные крючья кое-где вбиты в едва заметные щели, кое-где прямо в камень.
        Стиснув челюсти, она демонстративно обогнала волхва и пошла впереди. Тропка всего в одну ступню, приходилось крепко держаться за веревку и стараться не смотреть вниз. Она чувствовала, как ноги ноют от напряжения, а пальцы рук приходится разжимать волевым усилием. Организм страшится падения и хватается за веревку сам по себе, хозяйку не спрашивает. У той непонятные для него и непригодные для выживания принципы, что его совершенно не устраивает.
        - Дурак, - сказал она ему люто, - ты хоть неразумный, но я-то разумная? Не спорь…
        Но дурак и есть дурак, его трясет, он оглядывается, а как только она ему сказала, чтоб не смотрел вниз, тут же посмотрел, после чего и у нее похолодели внутренности, а их совместные пальцы начали разжиматься на веревке.
        За ее спиной послышался равнодушный голос:
        - Чё встала?.. Спишь на ходу? Давай пойду впереди…
        Она хотела ответить что-то красивое и гордое, но не получалось, горло пересохло, а язык прилип. Олег обогнал, ухитрившись даже в таком узком месте не прижать к стене, на что у нее не было бы права возразить и возмутиться, а если он и прижал, то было так мимолетно, что едва успела ощутить жар его тела, а ноги совсем ослабели, но волхв уже шел впереди, сумрачный голос его звучал ровно и немножко печально:
        - Никаких разбойников, драконов, великанов… Как хорошо! Чистый воздух, опрятные камни… Ты заметила, даже птиц нет!
        - И что, - прохрипела она за его спиной, - что тут хорошего?
        - Можно мыслить, - сказал он, - можно строить длинные логические цепочки, и никто не помешает. Это же замечательно, когда только ветра свист…
        Она с раздражением отряхнула кисть руки, где что-то резко зачесалось.
        - А муравьи?
        Он сказал уважительно:
        - Муравьи везде живут. Как и люди. Потому что - обществом. И законы соблюдают… А ты их так грубо.
        - Да уж, - отрезала она. - Для меня люди дороже.
        - А для меня смотря какие, - ответил он.
        Каменная дорожка впереди оборвалась, дальше ветхий мостик из толстых прутьев, но веревка все еще на месте, к камню прилегает так плотно, что кое-где перетерлась. Барвинок держалась за нее, как за спасение, но прутья под ногами сразу же заскрипели и даже затрещали, как только она сделала первый шаг.
        Дрожа и едва не закрывая глаза от ужаса, она шла вдоль стены, уже повернувшись к ней лицом и двигаясь бочком, как краб, и вдруг локтем уперлась в твердую, как дерево, спину. Олег стоял неподвижно и смотрел перед собой застывшим взглядом.
        Деревянный мостик обрывался у его ног. Далеко-далеко внизу белеют испачканные кровью клочья разорванной одежды. Барвинок разглядела обглоданный череп. Остатки грудной клетки угрожающе смотрят в небо заостренными ребрами, остальные кости звери растащили по норам.
        Олег сказал сухо:
        - Во всяком случае, ему не надо беспокоиться насчет мази от морщин.
        Она ахнула:
        - Ты бессердечный!
        Но странным образом ощутила себя легче, этот гад сумел вызвать у нее гнев и обратить на себя. Олег потрогал веревку, брови сдвинулись над переносицей.
        - Вон там снова мостик. Просто один пролет провалился. Видимо, у того парня задница была тяжеловата… Хотя это его не спасло.
        Она вскрикнула:
        - Пролет? Какой пролет, если тут начало, а там конец? Самого моста нет вовсе!
        - Зато сохранилась веревка, - обронил он.
        - И что?
        - Можно по ней.
        - Что?
        - Повторяю для глухих, можно по одной веревке.
        - Здесь одна и есть, - заметила она язвительно.
        - Я имею в виду, - пояснил он, - ручками, ручками…
        - А ноги?
        - Пусть болтаются в воздухе, - разрешил он. - Длиннее вырастут.
        - Я длиной своих довольна, - сухо сказала она.
        Он снова подумал, посопел и сказал решительно:
        - Не возвращаться же! Хватайся за меня, а я пойду по веревке. Ручками, как уже сказал.
        Дрожь пронзила ее с головы до ног, голос сорвался на писк:
        - Ни за что!
        Он пожал плечами.
        - Ладно, ты не ребенок, сама сказала. И у тебя своя дорога. Прощай, было весьма интересно, весьма…
        Он решительно взялся за веревку, но, прежде чем его ноги соскользнули с уступа, Барвинок прыгнула ему на спину и крепко обняла за шею.
        - Ладно! Но если убьемся, ты у меня наплачешься.
        - Хорошо, - согласился он.
        Глава 17
        Она закрыла глаза, ощутив, что он повис на руках и начинает двигаться, перебирая ими по веревке. Долго терпела, как показалось, наконец открыла глаза, руки волхва прямо над нею, ставит ладони близко одна к другой, потому и так медленно, а веревка дрожит, натянутая настолько туго, что…
        Холод пробрал ее до мозга костей, на веревке уже начали рваться мелкие волоконца. Как раз под руками Олега тихонько щелкают, но рвутся и рвутся, сперва медленно, потом чаще и чаще…
        Она открыла рот и хотела предупредить, но язык не желал поворачиваться, а пальцы занемели… к счастью, иначе бы уже разжались. Веревка сухо треснула, они полетели вниз, и тут Барвинок наконец-то завизжала. Их несло, несло, несло и наконец со страшной силой ударило, но почему-то ударило только Олега в правый бок, а она сумела удержаться на его спине.
        Олег все так же держался за веревку, теперь уже за один конец. Всхрюкнув недовольно, он начал подтягиваться и с усилием всползать наверх. Барвинок продолжала визжать, а потом до нее дошло, что они повисли, так и не долетев до дна страшной пропасти.
        Она сперва повернула голову и посмотрела опасливо вниз, сколько осталось до дна, потом взглянула вверх и пискнула в ужасе: им никогда не добраться так высоко!
        - Олег, - проговорила она дрожащим голоском, - я не могу разжать руки! Они… у меня не разжимаются.
        Он спросил хрипло:
        - А зачем… разжимать?
        - Вдвоем не подняться!
        - А я вот попробую, - буркнул он и продолжил подъем.
        Она висела на нем, как клещ на породистой собаке, Олег поднимался медленно, однако без остановок на отдых. Барвинок не верила глазам, но спасительный уступ приближался, приближался. У нее затеплилась надежда, что все обойдется, случится чудо и они спасутся, но Олег впервые остановился.
        Она прошептала ему на ухо испуганно:
        - Только не разжимай рук!.. Только не разжимай!
        - Не буду, - пообещал он. - Ты тоже… это… держись…
        Голос его был отстраненным, она спросила пугливо:
        - Что-то случилось?
        - Да, - ответил он задумчиво. - Не понимаю… почему за слоем песчаника идет слой базальта, хотя на том конце расщелины наоборот?.. В смысле, за базальтом сразу песчаник? Или там не эта часть ущелья? Тогда как это получилось?
        Она прошипела ему в ухо:
        - Ты с ума сошел?
        Он подумал и ответил с некоторым сомнением:
        - Вроде бы нет. А ты? Представь, твое платье разорвали пополам, ты смотришь на половинки, но одна из полотна, а вторая почему-то из сукна…
        - Поднимайся! - прокричала она ему в ухо. - Ползи вверх! Все потом…
        Он тяжело вздохнул и сказал с безнадежностью:
        - Когда? Мирские заботы ка-а-ак набегут… И только вот в такие минуты, когда прямо носом тычешься в загадку…
        Он еще раз вздохнул и в три могучих рывка поднялся на уступ, где Барвинок кое-как сползла на спасительно ровные камни. Ужас, что и как он о ней подумает, когда она, как последняя девка, висела у него на шее, словно предлагала свои услуги! Хорошо хоть платье еще цело, а то придумал насчет разорванного пополам… Наверное, наконец-то вспомнил, как она стыдливо и грациозно зажимала ладонями, старалась свести половинки воедино. Может быть, у него запоздалые реакции, и вот только теперь начинает проявляться чисто мужская реакция на то, как она тогда стояла перед ним, испуганная и восхитительно трепещущая, с разорванным от подола и до пояса платьем…
        Олег лег спиной на камни и, раскинув руки так, что одна свисает над краем пропасти, вперил тоскующий взгляд в небо.
        - Кучерявые, - сказал он задумчиво, - как взбитые сливки - к хорошей погоде. С рваными краями - к холодному ветру. А вон те раздерганные, что выше всех, - что означают? Они всегда одинаковые…
        Она прошипела раздраженно:
        - Не забыл, куда идем?
        - Как забыть, - ответил он грустно, - об этом только и талдычишь.
        Она задохнулась от негодования.
        - Я?
        - А кто же? - спросил он с недоумением. - Впрочем, может быть, внутренний голос снова начинает такие штучки… гм… Дело в том, что, когда начинаю думать над разными делами, он просыпается и начинает лезть с советами. Ну, как вот ты, только не такой наглый.
        - Ну ты и свинья, - сказала она искренне. - Я только хотела восхититься, какой ты сильный и благородный, а ты, свинья поганая, все испортил!
        Он небрежно отмахнулся.
        - Да что толку с силы… Бык еще сильнее. Я - умный, даже мудрый временами. Вот мыслю, мыслю… Ты вот не мыслишь, сразу глупости делаешь, а я сперва всегда мыслю, потому что мыслитель, а не дурак с крепкими кулаками. Ну ладно, если ты уже наотдыхалась, можно и дальше. Ты наотдыхалась?
        Она ответила злобно:
        - Да! Уже не влазит больше твое отдыхание!
        - Тогда пойдем, - сказал он со вздохом. - Я сам, понимаешь, больше люблю лежать и мыслить, мыслить, мыслить…
        Он легонько всхрапнул на последнем слове, вздрогнул, дико огляделся и быстро поднялся на ноги.
        В стене то и дело призывно чернели трещины, волхв проходил мимо, не поведя даже глазом, но возле одной вдруг замер. Барвинок смотрела с непониманием, как он что-то нюхал, двигал бровями, потом махнул рукой.
        - Может быть, там на другой стороне выход?
        - И что?
        - Сократим дорогу.
        - А если его нет?
        - Вернемся, - объяснил он. - Зато прогуляемся. По пещерам ходить так интересно… Не поверишь, но там часто живут такие дивные звери, вообще не вылезают наружу!
        - Какая жалость, - сказала она саркастически. - Я не переживу! А как ты такую потерю выносишь?
        Он ответил серьезно:
        - А я не выношу. Я люблю бродить по пещерам. Это успокаивает. И сразу чувствуешь, что все мелко в сравнении с вечностью. Такое умиротворение появляется, такая тишина в душе…
        Он вошел в пещеру медленно, Барвинок храбрилась и лезла вперед, но Олег бесцеремонно хватал ее за шиворот и ставил за спиной. Она злилась, но помалкивала, обижаться глупо, он даже не понимает, что обижает, по его понятиям это забота сильного мужчины о слабой и никчемной в таких делах женщине. Переубедить можно, она такая, но сейчас не время, к тому же в самом деле приятно, что заботится, ради этого вот сейчас снова полезет или сделает вид, что глупо прет вперед в опасное место…
        Вместе с ними пошел слабый рассеянный свет, Барвинок не увидела, какой из амулетов волхв пощупал, но такие и она видела в продаже…
        Под ногами привычно похрустывают занесенные ветром сухие веточки, потом исчезли, зато хрустели и рассыпались косточки мелких зверей и птиц. Затаскивала их сюда скорее всего лиса или что-то некрупное…
        Дальше почувствовалось присутствие человека: семь толстых бревен уперты в потолок, удерживая проседающую кровлю. Бревна не новые, но и не протрухлявели, хотя под тяжестью кое-где отлетела щепа.
        Впереди раздался грозный рев. Из темноты вышли два массивных получеловека с вытянутыми мордами, похожими на ящеричьи. Пасти распахнулись, Барвинок содрогнулась при виде острых зубов.
        Олег вскинул руку.
        - Мы с добром, - провозгласил он степенно.
        Чудовища зарычали громче и сделали по шагу в его сторону. Барвинок отважно вышла из-за его спины и проговорила дрожащим голосом:
        - Они нападут.
        - А вдруг не нападут? - ответил он с надеждой. - Всегда хочется верить в хорошее в человеке.
        - Это не люди!
        - Тем более.
        Оба монстра бросились, растопырив передние лапы. Олег хотел отступить, но из-за храброй дурочки пришлось сделать шаг вперед. Посох он держал поперек корпуса и, резко выбросив руки вперед, встретил чудовищ мощным толчком. Барвинок не поверила глазам, звери упали на спины, побарахтались, а когда вскочили, Олег одного свалил снова тяжелым ударом в голову, второй защищался лучше, но и он пропустил резкий тычок тупым концом прямо в переносицу.
        Олег укоризненно покачал головой.
        - Какие они… Это вместо «Здравствуйте».
        Он прошел мимо, Барвинок пугливо оглядывалась.
        - Они поднимаются!
        - Может быть, - сказал Олег задумчиво, - хоть теперь не станут драться?
        - Станут, - заверила она. - Это же мужчины!
        Он буркнул:
        - Много ты знаешь о мужчинах.
        - Больше, чем ты о женщинах, - огрызнулась она. Спохватилась, что может понять иначе, мужчины такие тупые, везде не тот смысл находят, добавила торопливо: - Ты о женщинах вообще ничего не знаешь!
        Чудовища поднимались, помогая один другому, осмотрелись, один поднял огромный камень, целую скалу, а второй из щели вытащил засохший ствол дерева, уже без веток и вершинки.
        - Ну что вы такие серьезные, - сказал Олег с тоской, - драться - нехорошо. Я же сказал, пришел с миром. Я вообще-то мыслитель и думатель…
        Он резко оттолкнул Барвинок. Она отлетела к самой стене, а на то место, где они стояли, грохнулся массивный камень с нее размером. Олег выронил посох и перехватил другой конец бревна, которым не успел замахнуться монстр. Некоторое время старались выдернуть друг у друга из рук, затем Олег натужился, побагровел, Барвинок не поверила своим глазам, когда начал поднимать сухой ствол дерева прямо с повисшим на нем чудовищем.
        - Ты сам этого хотел, - процедил Олег.
        Он натужился еще, размахнулся бревном и ударил. Не в стену, как ожидала Барвинок, а во второго зверя. Оба рухнули под бревном и остались там, недвижимо и раскинув лапы.
        Она смотрела, дрожа, как Олег присел на корточки перед одним из убитых. Тот раскинул руки и широко распахнул зубатую пасть, Олег сунул пальцы ему в рот и что-то там щупал. Глаза становились все задумчивее.
        - Странно, - проговорил он, - все зубы жевательные…
        - И что? - спросила она нервно.
        - Ты видела, какие у волка? - спросил он. - У собаки или кошки?.. А у этих как у коров. Не хищники, значит. Но дерутся. Почему?
        Она сказала рассерженно:
        - Потому что это люди! Понял, люди!.. Люди, даже если станут улитками, будут драться.
        Он вздохнул, вытер обслюнявленные пальцы о шкуру чудовища и поднялся.
        - Ну вот, а ты говоришь, не надо останавливать магию.
        - При чем тут магия? - завопила она разъяренно.
        Он удивился:
        - Как, ни при чем? Ну ладно, пойдем, некогда тут… И не вопи, опасно.
        - Ты мне рот не затыкай…
        Она осеклась, с потолка с тихим шорохом посыпались мелкие камешки, затем крупнее, наконец с грохотом начали валиться массивные глыбы.
        Он схватил ее за плечи и прижал к стене, прикрыв своим телом. За спиной продолжали рушиться целые скалы, а когда все затихло и земля перестала вздрагивать, пещера сократилась на две трети.
        Она жалобно вскрикнула:
        - Нам отсюда не выбраться!
        - Да? - спросил он. - Почему?
        Она мгновенно окрысилась:
        - Ты чего, такой тупой? Не выбраться, вот и все!.. Потому что мы в подземелье. Потому что обратную дорогу завалило! Потому что впереди… я даже не знаю, что на той стене за знаки! Может быть, это предупреждение… Мол, подойди - убью сразу.
        Он спросил:
        - И все?
        - Тебе этого мало?
        Он покачал головой:
        - Нет-нет, что ты. Даже много.
        Она проводила его непонимающим взглядом, когда он подошел к одному из бревен, что по-прежнему поддерживает кровлю, и обхватил его обеими руками.
        - Ты чего?
        - Проверяю, - сообщил он. - Насколько эта штука…
        - Не пробуй свалить, - предупредила она. - И здесь все рухнет.
        - При семи колоннах? - буркнул он. - Шести хватит…
        Затрещало, Барвинок охнула и подхватилась на ноги. Сверху сыпалась щепа, верх бревна медленно выползал из ямки в потолке, сминая и ломая край, а когда полностью выскользнуло, волхв сумел удержать в руках, а из ямки в полу вынул уже без особой натуги.
        - Ну ты и бык, - произнесла она пораженно. - Захотел силой похвастать, да? Сейчас потолок рухнет!
        - Не сейчас, - пропыхтел он.
        С бревном наперевес он тяжело побежал к стене, на которой Барвинок увидела испугавшие ее знаки. Разогнаться не успел в тесной комнате, но торец с такой силой ударил, что там затрещало, камни вывалились на ту сторону, Барвинок увидела, что там дальше пустота.
        Олег устало выронил бревно и обернулся к остолбеневшей женщине.
        - Ты останешься?
        Опомнившись, она проскочила в спасительно открывшуюся дыру раньше, чем подошел к ней он сам. За спиной недовольно загрохотало, земля вздрогнула и застонала.
        - Вот теперь рухнет, - сообщил он буднично. - Да и то не сразу.
        - Я же говорила!
        - Ты всегда права, - согласился он. - Потом.
        Помещение, в котором они оказались, внушало ей трепет размерами, неким величием, в нишах блестят металлом статуи в полтора роста человека, из-за таких находок и пошел слух, что в старину все были великанами.
        Волхв недолго осматривался, взял из стопки факелов в выемке в стене один и воткнул в пустое кольцо из бронзы, что сиротливо торчит рядом. Факел тут же вспыхнул чадящим багровым пламенем.
        - Мы здесь будем жить? - спросила она язвительно.
        - С чего ты взяла? - спросил он.
        - Устраиваешься надолго, - пояснила она и уела с удовольствием: - Как женщина.
        Вместо ответа он шагнул в сторону, она не поняла, что он там делает, только под ноги полетела рухлядь, истлевшая ткань, взвилась пыль, Олег что-то поворачивал с усилием, заскрипело. Яркий свет вспыхнул резко и неожиданно.
        Она вскрикнула и закрыла глаза ладонями. Свет померк, да и не настолько уж и ярок, просто все случилось неожиданно, теперь она сообразила, что он снял покрывало с зеркала и повернул его так, что огонь факела отразился в плоской поверхности, дальше другие зеркала поймали свет, усилили каким-то образом и передали от стены к стене по всему огромному помещению.
        - Как ты догадался? - спросила она невольно.
        Он буркнул с грустью:
        - Да не приходится догадываться, вот что грустно. А ты говоришь, магия хорошо… Ладно, не фыркай, пойдем!
        Глаза быстро привыкают, она сделала несколько шагов за волхвом, оглядывалась, наконец сказала в благоговейном трепете:
        - Какой огромный зал… Это же сколько труда!
        Он буркнул:
        - Делалось даже не на века. Под землей ни осени с ее дождями, ни жаркого лета, ни зим с морозами… Потому все будто только что вырублено. Что и плохо.
        Вывод был таким неожиданным, что она охнула, оступилась и едва не растянулась на ровном месте.
        - Почему тебе все плохо?
        - Мир застыл, - ответил он невесело.
        - Как застыл? - вскричала она. - Разуй глаза! Все кипит!
        - Бег на месте, - сказал он.
        - Какой бег! Жизнь идет!
        - Тебе кажется, - обронил он безучастно. - Жизнь остановилась. Даже не знаю… Я бы перетопил всех, а на развод оставил бы пару семей людей трудолюбивых и не помышляющих о поисках сокровищ…
        Она сказала злобно:
        - Не дал бог свинье рог! А то бы всех перебодала.
        - Перебодал бы, - согласился Олег. - Но на племя все-таки оставил бы горстку… Ладно, не отставай.
        Она торопливо семенила за ним, он двигался уверенно, движения скупые, но четкие, ни одного лишнего, а через зал шел так, словно уже десятки раз исходил его вдоль и поперек. Или бродил по таким же, только в других местах.
        В дальней стене широкий проход, настолько широкий, что стены как бы и нет вовсе, только пугающая тьма. Олег там остановился, в задумчивости покрутил головой.
        Глава 18
        Барвинок приблизилась, сердце трепыхнулось жалко, широкие ступени, едва освещенные здесь, уходят вниз в зловещую темноту. Оттуда донеслись некие звуки, она в страхе прислушивалась, пока не сообразила, что это не то шуршит у нее в ушах, не то скребется что-то в груди.
        - Вниз, - сказал Олег, - это не вверх. Пойдем.
        - Как глубокомысленно, - прошептала она, но сама не ощутила язвительности, слишком уж страшно. - Я могу взять факел… и пойти впереди.
        - Размечталась, - сказал Олег.
        Он начал неторопливо спускаться, она поворчала погромче, чтобы он заметил ее недовольство, но чувствовала дикую радость, что можно идти сзади.
        Хоть и с факелом в руке, но постоянно спотыкалась, оступалась, оставляя Олега в темноте, однако он не орал на нее, что с неохотой поставила сперва в заслугу, потом заподозрила, что он, как сова или летучая мышь, и без факела ориентируется в этой кромешной тьме, сразу же ощутила жгучее возмущение такой грубой мужской несправедливостью.
        Он внезапно остановился, она едва успела отвести факел в сторону, чтоб не ткнуть им в его широкую спину, вместо этого уперлась лбом.
        - Тихо, - сказал он напряженно. - Там кто-то за колонной.
        Она прошептала:
        - Где?.. Я и колонн не вижу!
        - За третьей справа, - пояснил он тихо.
        Она изо всех сил таращилась в темноту, а Олег шагнул вперед и тоже растворился в черноте. Она торопливо метнулась следом, под ногами затрещали черепки, она съежилась, теперь они обнаружены, но фигура Олега двигается вперед тем же ровным осторожным шагом. Трепещущий свет факела наконец вырвал из темноты толстую и удивительно не тронутую временем колонну, вся ярко-синяя, то ли камень такой, то ли облицована плитками, дальше еще одна, а по бокам тоже…
        Весь свод, поняла она устрашенно, покоится на этих толстых подпорках и все еще не просел, словно там наверху единая плита без малейших трещинок.
        Олег замедлил шаг, теперь и она увидела выступающее из-за колонны плечо и локоть. Олег приблизился неслышно, она видела, как он обошел и встал лицом к лицу с незнакомцем. Его лицо оставалось таким же суровым и угрюмым, губы не двигались, только зеленые глаза странно мерцают в свете факела.
        Человек не двигался, она тихонько подошла ближе, охнула и закусила губу. Из груди незнакомца торчит на длину локтя заостренный кол. Голова повисла на грудь, Барвинок отводила взгляд, страшась увидеть перекошенное лицо.
        Олег буркнул:
        - Не боись. Это было давно.
        - Не все ли равно? - огрызнулась она. - Мертвец и есть мертвец.
        - Я думал, - проронил он, - боятся только свежих мертвяков. Пойдем, там что-то интереснее.
        Она все косилась на несчастного искателя сокровищ, а он прошел мимо, тут же забыв о нем. Она торопливо двинулась следом, волхв на этот раз шагает медленно, осторожно, словно каждая плита под ногами вот-вот провалится и он готов отпрыгнуть вовремя. В пугающей тишине шаги звучат так громко и гулко, что у нее всякий раз дергается в ушах. Эхо от шагов носится по залу и бьется о стены, а возвращается усиленное, искаженное и еще более страшное.
        Она вскрикнула, еще не поняв, что случилось, а с потолка, как ей показалось, прямо перед ними тяжело соскочил огромный уродливый человек, непомерно толстый, как она решила в первый момент, но он распрямился, и она с ужасом поняла, что это чудовище вдвое выше волхва, вчетверо шире, а руки его толще, чем стволы дерева.
        Олег не двигался, то ли парализованный ужасом, то ли просто оцепенел, застигнутый врасплох. Великан, огромный и чудовищно уродливый, словно его небрежно собрали из разных кусков, взревел жутким грохочущим голосом:
        - Так вот ты, оказывается, каков?..
        Олег ответил, к изумлению Барвинок, недрогнувшим голосом:
        - А ты ждал другого?
        - Мне сказали, - проревел великан, - ты втрое больше меня, ха-ха!..
        Олег ответил мирно:
        - Я и есть больше. Не втрое, а впятеро. Так что мой совет, отойди. Я не связываюсь с мелочью…
        Великан радостно взревел:
        - Даже так? А если я связаться с тобой восхочу? Все равно погнушаешься?
        - Нет, - ответил Олег. - Понимаешь, я уже встречал таких.
        - Таких, как я, не встречал!
        Олег сказал еще печальнее:
        - И все именно так говорили. Даже утверждали… Было бы смешно, но я не смешливый, мне грустно.
        Великан захохотал.
        - Мне говорили, что у тебя странное чувство юмора… Га-га-га!.. Но сейчас тебе будет не до смеха.
        - Погоди, - сказал волхв, - есть идея. Тебе говорю первому. Что всякий раз драться? Присоединяйся ко мне! Даже к нам. Видишь, вон там еще одно существо трясется? Мы втроем хоть кого победим, нагнем и вообще горы свернем. Это же впервые будет такая команда: волхв, великан и женщина-лекарь!
        Великан захохотал так, что испуганное эхо заметалась в ужасе, пытаясь вырваться из чудовищной ловушки.
        - Что? Пытаешься обмануть?
        - Ничуть, - ответил Олег грустно. - Сам подумай, где бы мы ни появились, враги будут разбегаться от одного твоего вида. Не надо будет даже драться…
        - Что? - взревел великан. - А я обожаю драться! Для чего я и родился такой, как не для драки? И тебя сейчас убью, и твою женщину разорву…
        Он двинулся на волхва, тот выставил перед собой посох, великан расхохотался при виде такого оружия, запрокидывая голову и выставив брюхо.
        Олег ринулся вперед, великан оборвал хохот и чуть пригнулся, расставив огромные руки с толстыми, как поленья, пальцами. За два шага до великана волхв внезапно резко опустил конец посоха, его подбросило вверх, Барвинок замерла в ужасе, когда фигура волхва на миг почти прилипла к лохматой голове великана, затем упал на каменный пол, перевернулся через голову и, быстро вскочив, бросился под защиту стены.
        Великан ухватился обеими руками за левую сторону шеи. Оттуда бурным потоком хлестала темная кровь, заливала широченную грудь и стекала на пол. Он раскачивался, его взгляд отыскал неподвижного волхва, одна рука протянулась в его сторону.
        - Ты… меня убил…
        - А ты мог этого избежать, - ответил Олег вежливо.
        Великан прохрипел:
        - Втроем… команда… могли бы…
        Он рухнул вниз лицом, пещера вздрогнула, с потолка посыпались камешки. Олег вышел из укрытия, отряхнул ладони, лицо оставалось сумрачным.
        Барвинок смотрела, как он подобрал посох, оглядел и сунул в петлю за спину.
        - Невероятно, - прошептала она.
        - Что?
        - Ты не просто убил, - произнесла она с трепетом, - ты убил такое громадное чудовище…
        Он отмахнулся:
        - Просто у меня на них удар поставлен. А ты что, надеялась, будет глупая, долгая и безобразная драка?
        - Вообще-то да, - ответила она осторожно, - всегда так… И почему глупая?
        - Чтоб было на что посмотреть? - поинтересовался он. - Не-е-ет, я человек скучный, сама определила. Ничего лишнего, только по делу.
        Она сказала язвительно:
        - И ты хочешь, чтобы весь мир стал таким, как ты?
        Он подумал, кивнул.
        - Вообще-то да. Но когда все такие, то уже и не скучные… зато мир будет меняться быстро. А то живу как в одном дне, только морды мельтешат…
        Она ощутила, что ничего в нем не изменилось, вот так и будет переть дальше напролом, все сметая на пути, если даже такого гиганта одолел так просто, сказала с горечью, удивившей ее саму:
        - Ты… ты мудр… местами, и в то же время редкостный дурак!.. ты не понимаешь, не понимаешь!…
        Он сказал раздраженно:
        - Чего я не понимаю? Говори, только коротко. Сейчас не время для глупостей.
        - Ты не понимаешь, - почти простонала она, - что не все такие железные, как ты… Не все двужильные, не у всех такие могучие плечи, не у всех такая стальная вола и несгибаемая стать!.. Люди - слабые. Они слабые, Железный!.. Но нельзя их убивать только потому, что они слабые. А ты… ты убиваешь!
        Она задохнулась, смотрела на него отчаянными глазами. Он пожал плечами:
        - Почему? Почему слабых нельзя… убивать?
        - Подумай, что ты говоришь! Это же люди!
        Он в самом деле добросовестно подумал, впрочем, внимательно следя за ее руками, будто ожидал появления в них ножа.
        - Почему?.. - спросил он снова. - Если не убивать слабых, род людской выродится. Слабые птенцы всегда гибнут, давая дорогу сильным.
        Она прошептала в ужасе:
        - Ты так жесток?
        - Да, - ответил он. - Я люблю людей.
        - Не любишь, - выкрикнула она. - И не понимаешь, что люди все - слабые! Кто тебе дал право решать, кого оставить жить, а кого лишить жизни?
        Он буркнул:
        - Когда ты топила котят, кто тебе давал право?.. Почему оставила одного, а других в пруд?
        Когда ей казалось, что снова зашли в тупик, волхв обогнул огромную сосульку, торчащую из пола навстречу таким же, свисающим со свода, и на него пал яркий солнечный свет.
        Барвинок едва не сбила его с ног, Олег придержал вовремя, прямо от выхода обрыв в зеленую долину, где далеко внизу сады, распаханные поля, огороды, огромные стада скота.
        - Получилось, - сказал он с облегчением. - Сократили дорогу! Вон там, на той стороне долины, его крепость. Сейчас ее не видно, но она там. Можем дойти до прихода ночи, если поторопимся. Или нагрянуть в полночь.
        Она с бледной улыбкой смотрела в долину, дорога вниз не такая и трудная, камни крупные, стена не отвесная. Спускаться будет сравнительно легко.
        - Еще не передумал? - спросила она и ощутила, что голос подрагивает. - Ты все еще жаждешь уничтожить не только колдунов, но и магию?
        Он пожал плечами, в глазах и в движениях проступила настороженность.
        - А что изменилось? Твой скулеж должен был подействовать?
        К ее щекам прихлынула кровь, это оскорбление, раньше он так не говорил, значит, делает все нарочно, зачем-то старается вывести ее из себя, а он ничего зря не делает, сам же сказал….
        - Смотри, - сказала она печально. - Ты ведь знаешь, что это…
        У входа в пещеру с этой стороны справа камень удивительно ровный, но толстый слой пыли покрывает его, как серым мхом. Олег присмотрелся, провел пальцем по гладкой поверхности, за ним остался след.
        - Догадываюсь, - пробормотал он. - Зеркало дальних земель… Колдун поставил его здесь, чтобы не позволять простому люду заходить в его пещеру. Не буду спрашивать, как ты его сразу определила… будем считать, что у женщин чутье на зеркала, брошки и рюшки.
        Она спросила удивленно:
        - Что такое рюшки?
        - Не знаю, - сказал он. - Звучит подходяще. Так что ты хотела показать?
        Она все еще колебалась, он слишком быстро все понял, никаких угроз или возмущения, просто ждет, и она, вздохнув, повела рукой.
        Пыль сдуло, в блестящей поверхности появилась картинка, смазалась, другая расплылась, наконец проступило бескрайнее виноградное поле. Тысячи людей идут по рядам, срывают тяжелые гроздья, налитые сладким солнечным соком, укладывают в плетеные корзины, другие бегом носят к телегам, что вереницей подъезжают к краю поля. От далекого села в обе стороны двигается, похожая на цепочку деловых муравьев, вереница подвод, от поля - тяжело груженные, к полю - пустые.
        - Винограда только с этого поля, - сказала она за его спиной, - хватит, чтобы накормить всю страну. Но его в давильнях превратят в виноградный сок, а потом…
        Он сказал с отвращением:
        - В вино, дурманящее разум!
        - Да, - ответила она тихо. - А зачем, ты подумал?
        - Человеку нравится быть животным, - бросил он люто. - Нравится быть свиньей, падать рылом в грязь, рычать и сопеть, ронять слюни, блевать, терять связность речи…
        Он задохнулся, от него пошел яростный свет, она жалобно вскрикнула и протянула к нему умоляюще руки.
        - Не потому, что нравится! - прокричала она жалобно. - Но им страшно в этом огромном жутком мире!.. Страшно, понимаешь?.. Тебе, не знающему страха, этого не понять!
        - Да, не понять, - ответил он резко, даже излишне резко. Посмотрел на нее, поморщился: - Ну и что?.. Другого мира нет.
        - Есть, - ответила она торопливо и тоже поправила себя: - Они этот жестокий мир размывают, сглаживают, потому острые края этого мира не так ранят, не калечат, не убивают!.. Люди живут, а без вина, без забвения, без магии… они умрут!
        Он мотнул головой.
        - Не все. Те, что выживут, дадут здоровое потомство. Я уже видывал такое… Долину Аганды заселяло сорок тысяч человек, но после того, как туда занесло черную болезнь, выжило пять женщин и двое мужчин. И что?.. Когда снова побывал в той долине, заселена уже вся, там три города и двенадцать сел, и, самое главное, когда опять пришла эта болезнь, многие заболели, но почти никто не помер!
        Она прошептала потрясенно:
        - Ты… жесток, Железный. Ты не человек вовсе! Как ты можешь?.. Как можешь обречь всех-всех… почти всех, чтобы выжили только подобные тебе?
        - Потому, - сказал он резко, - что я, да - с болью в сердце, решаюсь перетопить слабых щенков один раз! Понадобится - еще и еще! Потому что не хочу видеть, как потом мрут тысячами, тысячами тысяч от любого сквозняка!.. А мир - ветреное место. И дует отовсюду.
        Измученная, обессиленная, она встала на колени, покорно склонила голову.
        - У меня нет больше доводов, - произнесла она тихо в пол. - Убивай, Железный… Признаю, я… слабая. Но я никогда не откажусь от магии.
        От него шел жар, она ощутила его приближение, взгляд захватил его стоптанные и запыленные сапоги. Над головой громыхнуло, она плотно зажмурилась, ожидая резкой боли, после которой все оборвется, однако сильные руки сжали ее хрупкие плечи, вздернули кверху, как ребенка. Она ощутила, что смотрит в пылающие бешенством ярко-зеленые глаза на злом решительном лице.
        - Я не железный, - прогремел его злой голос. - И вообще… чаще зови меня по имени, женщина.
        Она чувствовала, что еще миг - и твердые, будто вырезанные из дерева губы вопьются в ее рот. Внезапный жар наполнил ее тело, она вздохнула и поспешно начала освобождаться из его рук, пока сама не обхватила его за шею, еще чего, нельзя поддаваться женской слабости, она сейчас тоже боец и отстаивает свои убеждения.
        Олег выпустил ее с явной неохотой, она чувствовала, он молча принял ее позицию, только проговорил угрюмо:
        - Магии - не будет! Вообще. Все будет доставаться только трудом. И тогда дураки, что трудиться не хотят, останутся на дне. У подножья великой горы.
        Она вздохнула.
        - Ты такой наивный? Полагаешь, среди умных да работоспособных не будет несправедливых, жадных?
        - Сегодня покончим с магией, - отрезал он, - завтра подумаем, как отсечь от вершины нехороших умных. А сейчас я иду к Черному Магу!
        Она вздохнула.
        - Я с тобой.
        - Чтоб ударить в спину? - поинтересовался он.
        Она прямо взглянула в его серьезные зеленые глаза.
        - Боишься?
        - Да, - ответил он. - Да… мне моя шкура дорога, еще столько планов. Но… пойдем.
        Он спустился на шаг, подал ей руку, и она впервые приняла. Сейчас, когда нечто важное выяснили, они словно бы отдалились друг от друга, потому можно вот так, не опасаясь, что истолкует превратно, и в то же время сломана некая стена лжи, разделяющая их. Да, она его противник. Даже враг. Теперь это не тайна…
        Глава 19
        Спуск занял больше времени, чем она думала, в желудке голодно квакало, а солнце переползло на западную половину неба и начало медленный спуск.
        Волхв указал на деревню, Барвинок молча кивнула, он так же, не говоря ни слова, направился к ближайшим домам. Она шла следом, но молчать - это слишком, так можно превратиться в мужчину, она спросила враждебно:
        - Что такого сделал Черный Маг, что ты сразу избрал его мишенью?
        Не оборачиваясь, он пожал плечами:
        - Для меня достаточно, что он сильнейший из всех существующих на земле магов. Но ты можешь успокоить свою совесть тем, что, ошалев от нагрянувшей мощи, он начал превращать неугодных в каменные статуи в саду своего дворца. Ставил их в нужные ему позы… и делал каменными. Как по-твоему, такой заслуживает порки?
        Она возразила с жаром:
        - Это ничего не значит! Да, этот мерзавец заслуживает смерти, но колдовство не может быть плохим или хорошим! Это просто колдовство. Все зависит от того, в чьих оно руках!
        Он посмотрел на нее со снисходительной усмешкой.
        - Уверена?
        - Абсолютно, - отрезала она.
        - Гм…
        Она сказала быстро:
        - Это же бесспорно! Чего рожу перекосил?.. Это как палка в твоей руке! Она не плохая и не хорошая, просто палка. Что, и тут возразишь?
        Он покачал головой.
        - Нет.
        - А чего морда такая?
        - Другой у меня нет, - сообщил он. - А возражаешь постоянно ты. И споришь.
        - А как не спорить? - вскрикнула она. - Понятно же, что все в характере этого гада! Будь он хорошим человеком, расходовал бы магию на хорошее!
        Он покачал головой, но снова смолчал, у крайнего дома постучал в окно и, когда оттуда выглянул красномордый мужик, поинтересовался насчет кружки воды. Мужик ответил обидчиво, что у них найдется не только вода, что за разговоры такие, заходите, только ноги вытрите на крыльце…
        На нижней ступеньке прибита железная полоска, Олег поскреб по ней подошвами, очень удобно, после дождя вот так сразу очистишь, хитроумные здесь люди, и без всякой магии исхитряются…
        Барвинок прошипела в спину:
        - Ну что молчишь? Размолчался тут!.. Скажи мне, как может палка стать плохой?
        Он пробормотал тихо:
        - Палка подталкивает к драке. Без нее пришлось бы договариваться, а вот когда в руках дубинка - достаточно треснуть оппонента по голове. Все, спор решен в твою пользу!.. Не важно, прав ты или не прав. Или - хороший ты человек или плохой.
        Он поднялся по ступенькам, она сказала зло:
        - Хороший не ударит!
        Он изумился:
        - Правда?
        Она хотела автоматически возразить, но ощутила, что с бесспорным спорить - репутацию портить, сказала вынужденно:
        - Конечно, слишком упорного дурака всегда хочется палкой по голове… Тебя, например. Но одно дело - хочется, другое - делать или не делать…
        Он толкнул дверь, из сеней приятно запахло травами. На стенах развешаны хомуты, конская сбруя, Олег скользнул по ним одобрительным взглядом.
        - Когда можно, - ответил он, - и когда это безнаказанно, мы все делаем. Такая уж у нас натура. И у плохих, и у хороших. Это вне добра и зла. Потому и надо это… ограничивать. Обрезать крылышки! Что я и делаю, спуская магическую воду в землю.
        Миновав сени, вошли в комнату, мужик отложил молоток и сапожную колодку, протянул Олегу руку.
        - Меня зовут Кондрат, - сообщил он. - Жена в сарае, там две коровы. Сейчас принесет свежего молока. Дети выросли, живут отдельно, сейчас в этом доме живем только мы с женой.
        - Эту женщину зовут Барвинок, - сказал Олег, - она очень умелый лекарь, так что, если что, обращайтесь. Я бродячий волхв, странствую и познаю мир. Ночлег нам не нужен, зря не беспокойтесь. Но чуточку перекусить… не откажемся.
        Мужик сказал с широкой улыбкой:
        - Давно у нас гостей не было… Дабрава! Заканчивай, не мне же подавать на стол!
        Появилась улыбающаяся хозяйка, уже немолодая, но сочная и свежая женщина, с располневшим телом, однако ловкая и быстрая, умело и без суеты расставила тарелки. Кондрат тут же достал кувшинчик с вином, Барвинок бросила на волхва победный взгляд, Олег сделал вид, что не заметил, а когда отхлебнул из своей чашки, со злорадной улыбочкой показал ей взглядом на ее чашку.
        Она сделала осторожный глоток, вино совсем слабое, скорее даже не вино, а чуть-чуть перебродивший виноградный сок. Ну и что, ответила она злым взглядом, все равно это вино, а оно сродни магии: уводит от забот и дает возможность помечтать о том, чего не бывает…
        Несмотря на уговоры хозяев остаться на ночь, Олег отказался, и вскоре они шагали за околицу прямо в разгорающийся закат, на редкость кровавый, когда пурпуром залито полнеба, облака двигаются с трудом, отяжелевшие, как белые тряпки, пропитавшиеся кровью, а солнце разбухло втрое, остывшее настолько, что на нем можно рассмотреть темные пятна.
        - Что-то ты плохо ела, - заметил Олег. - Желудок болит?
        Она сказала сердито:
        - С тобой не только желудок испортишь. И вообще… аппетит отбил.
        - Снова я виноват, - протянул он. - Что за жизнь…
        - А кто еще? - удивилась она. - Конечно, ты во всем виноват.
        Он подумал, сказал неуверенно:
        - Ну, ты малость преувеличиваешь… Черепаху я не дразнил, только посмотрел, как она там в Мировом Океане… И Атлантиду не я, а Мрак… Ладно, скоро все решится.
        Она украдкой поглядывала на него, иногда готова была убить на месте, и тут же сердце сжималось от жалости. Волхв измучен, явно ночь без нее не прошла даром, почти выбивается из сил, но перед женщиной ни один мужчина не выкажет слабости, и вот упрямо идет впереди, бледный до синевы и с запавшими глазами…
        Яркие краски в небе потускнели, мир затих, на землю пала призрачная вуаль лунного света. Сама луна налилась жестяным блеском и с подозрительной настойчивостью двигалась вместе с ними, изредка ныряя за темные верхушки деревьев.
        Серебристые тени соскальзывали с ветвей и усеивали пестрыми пятнами дорогу. Сильно и пряно пахла свежая зелень, под ногами сочно похрустывала трава, потом ее сменило легкое поцокивание мелкой гальки.
        Она косилась на его лицо, устал, но смотрит вперед, лицо суровое, мужчине обязано нравиться вот так переться куда-то в ночи, оставив за спиной спокойный и сытый ночлег, накрытый стол, а он должен считать, что все замечательно, когда ветер в лицо, ночные звезды и постоянно ныряющая за темные верхушки деревьев серебряная луна.
        - Почему ты такой? - спросила она с болью в голосе. - Ты станешь самым ненавидимым человеком на свете!
        - Зато тебя будут восхвалять, - буркнул он, - как же, борец со злом!.. Хотя, думаю, тебя можно бы восхвалять и за другие достоинства.
        Она спросила подозрительно:
        - Это какие?
        Он на ходу оглядел ее с головы до ног, будто выставил голой на продажу.
        - У тебя неплохая фигура. Ноги, правда, длинноваты… зато вымя… ого… в порядке… ты ничего туда не подкладываешь?
        Она вспыхнула до корней волос, голос сорвался от крайнего возмущения на жалобный писк:
        - Вымя?.. Вымя?.. Ты сказал «вымя»? Я что, корова?
        - Скорее коза, - сказал он великодушно.
        Она смотрела расширенными глазами. Вид у него был такой, будто не оскорбил ее, а сделал комплимент.
        - А ты - свинья, - заявила она. - Большая рыжая свинья.
        Он подумал, предположил в задумчивости:
        - Тогда уж кабан?
        - Ну кабан! - крикнула она.
        Он снова подумал, кивнул.
        - Вот теперь правильно. И тебя, оказывается, обучать можно.
        Она тяжело вздохнула.
        - Ну почему так? Почему мы… вместо того чтобы… почему воюем, как двое родителей, что не поделят чадо?..
        Он ответил сумрачно:
        - Я хочу воспитывать его через труд, упорную учебу, а ты забегаешь вперед и убираешь все камешки с дороги, уговариваешь сесть и отдохнуть, постоянно суешь лакомства!.. Во что ты превратишь такого ребенка?
        - В доброго и отзывчивого! - парировала она. - А ты хочешь воспитать какого-то угрюмого зверя? Который везде видит препятствия? И всегда дерется, даже когда его не трогают?
        Он промолчал, только ускорил шаг. Они шли по обочине леса, здесь светло, а луна, уже пугающе огромная, как почти всегда в полнолуние, светит резко и ярко, хочется прищуриться, будто смотришь на солнце. Вокруг нее кольцо странно призрачного света, а если присмотреться, можно рассмотреть еще одно, почти исчезающее, но упорно не выпускающее яркое кольцо и луну из плена.
        Свежий ночной воздух старательно убирал мелкие капельки пота, Барвинок механически переставляла ноги, так же равнодушно поглядывала на далекие горные кряжи и темные деревья. Дважды дорогу перегораживали бурные ручьи, но Олег без остановки перепрыгивал, Барвинок ломала голову, как он по журчанию ухитряется определить, широк ли ручей и высок ли противоположный берег.
        Из темноты с отвратительно пронзительным визгом выметнулась стая летучих мышей. Барвинок завизжала и закрыла лицо ладонями. Олег пробормотал озадаченно:
        - Почему все колдуны так обожают летучих мышей?
        - Не знаю…
        - И еще кошек, - сказал он. - Как старая ведьма, так и кошатница…
        Она прошипела что-то злое, но дальше пригибалась молча и все прятала лицо, а когда мыши исчезли, Олег сказал с облегчением:
        - Никогда так не радовался рассвету…
        На восточной части неба медленно тускнеют созвездия, но запад еще переполнен сверкающими алмазами, среди которых изредка блеснут изумруды или еще более редкий рубин. Над краем земли появилась светлая полоска, пошла шириться в небо, где вспыхнули первые облака, подожженные всплывающим из темноты солнцем.
        Барвинок рассмотрела суровое лицо волхва. Щеки запали, глаза блестят лихорадочно, скулы торчат, словно не ел с неделю.
        - Легче? - спросил он, не оборачиваясь.
        Она крикнула в спину:
        - Еще бы!
        - Надо было пройти ночью, - ответил он, она с изумлением уловила новую нотку, словно он оправдывался перед нею. - Днем здесь… трудно.
        - Ну, - ответила она с натужной бодростью, - если это было легко, то я и не знаю!
        Дальше дорога шла достаточно прямо, что говорит о ее древности. Молодые всегда испуганно виляют, только с возрастом мало-помалу скругляют углы, вовремя замечают, как начинают пересыхать болота, и тут же срезают особо замысловатые петли.
        Олег и в розовом рассвете выглядел мрачным. Барвинок догадывалась, о чем думает, это же столько веков, а то и тысячелетий в этих краях ничего не случается, как и вообще в мире, а ему подавай перемены…
        Далеко впереди нечто заблистало, раздробившись на десятки блестящих точек. Барвинок напряженно всматривалась, Олегу объяснять не надо, впереди нечто иное, чем город, хотя и кажется, что это солнечные блики от окон…
        Олег резко остановился, Барвинок догнала и охнула. Впереди ущелье, с одного конца на другой переброшено исполинское дерево в пять обхватов, и хотя ширина ущелья не больше двадцати шагов, она легко прошла бы по такому мосту, даже не глядя вниз, дерево достаточно широкое, чтобы блокировать вид ужасающей бездны…
        …однако ствол снизу доверху покрыт толстым слоем зеленого мха. По коре пройти легко, шершавая и корявая, сцепление с подошвой надежное, но ее сожрал этот мох, а сам держится на гладкой и влажной поверхности, что у любого дерева под корой. Даже ветер уже давно бы оголил, но стена деревьев-великанов как с одной стороны ущелья, так и с другой обеспечивает вечную тишь.
        Она прошептала боязливо:
        - Нам идти по этому ужасному мосту?
        - Другого нет, - ответил Олег.
        - Я боюсь! - закричала она. - Я не пойду!.. в таком мху отвратительные муравьи…
        Издали донесся отвратительный скрип, похожий на звук трущейся о железную скобу колодезной цепи. Барвинок вздрогнула и зябко обхватила себя руками за плечи.
        - Летающие змеи, - определил Олег. - Не знаю, но мне вообще-то рептилии еще противнее. Хоть и с крыльями.
        Она прошептала с отчаянием:
        - Я их не люблю тоже. Пойдем, я закрою глаза.
        - Это по-женски, - согласился он.
        Но все-таки она смотрела во все гляделки, двигалась тихонько, как по тонкому льду, а когда оказалась на той стороне, упала от изнеможения и всхлипнула, как обиженный ребенок.
        - Мы уже рядом, - сказал Олег с сочувствием. - Все еще готова идти дальше?
        - Я пойду, - ответила она и поднялась. - И не надейся, я пойду!
        Он прошел некоторое время впереди, затем остановился так резко, что она уткнулась лицом ему в спину.
        - Ничего не бойся, - прозвучал его напряженный голос.
        - Да я и не боюсь… - ответила она озадаченно.
        - Иди ко мне, - сказал он и повторил: - Только не бойся!
        Недоумевающая, она обошла его… мир исчез, со всех сторон полная тьма, воздух холодный, а из темноты прозвучал голос волхва:
        - Постой на месте, дай глазам привыкнуть.
        - Что… - прошептала она, - что стряслось?
        - Не двигайся, - сказал он. - Прямо перед твоим лицом острый сук.
        Она поспешно подняла руку, пальцы наткнулись на гладкое изогнутое дерево, два острых отростка в самом деле напротив ее лица, даже уколола палец…
        - А ты что, видишь?
        Он сказал успокаивающе:
        - Твои глаза сейчас привыкнут.
        В темноте наверху проступило размытое светлое пятно, прошло еще пара минут, пока сообразила, что там луна, а вон и звезды… Острые сучья уже заметны глазу, пригорки впереди вообще серебрятся, но между ними черные, как преступления, впадины.
        Волхв стоит почти рядом, лицо - угольно-черное, серебряным огнем горят только волосы да еще кончики ушей, даже глаз не видно.
        - Как я испугалась, - сказала она чистосердечно.
        - Я тоже не ожидал, - признался он. - Вот так превратить ясное солнечное утро в непроглядную ночь… гм… даже не слыхивал о такой мощи.
        Она огляделась по сторонам.
        - И так… везде?
        Он покачал головой.
        - Нет, только вокруг дворца.
        - Значит, мы близко?
        - Ближе, - ответил он отстраненным голосом, - чем ты думаешь.
        Пальцы его перебирали амулеты, наконец один оказался в его ладони, Барвинок снова смутно подивилась, как это ему удается, шнурок цел, а должен бы порваться, но отогнала глупые мысли и жадно смотрела, как он мнет камешек, тискает, а потом с силой зашвырнул далеко вперед.
        Глава 20
        Несколько долгих мгновений ничего не происходило, она устала задерживать дыхание и до боли сжимать кулачки, как вдруг некая завеса начала подниматься перед ними. Вместо унылой пустыни с блестящими под луной ветвями чахлых кустарников появились невероятно огромные глыбы камня, уложенные так плотно, что не просунуть между ними и травинку.
        Занавес все поднимался, она устрашенно видела, как вырастает чудовищно высокая стена, камни уходят ввысь и ввысь, по ним разве что муравей вскарабкается, да и то не всякий, не всякая птица поднимется.
        Барвинок видела, как напряглось лицо волхва, а глаза сузились.
        - Это хуже, - пробормотал он, - чем я ожидал… Намного хуже.
        Черная крепость больше похожа на исполинский уродливый нарост из больного камня, с одного боку со сглаженными краями, с другой угловатая, со сдвинутыми пропорциями, словно строили некие чудовища, у которых и глаза смотрят по-своему, но главное для него, что это не дом или даже крепость, а целый город на горе. И все здания настолько высокие, что водоносы будут падать с ног, добравшись до пятого этажа, а здесь их не меньше десяти, а кое-где и по пятнадцать, просто чудовищные и невероятные по высоте башни…
        Небо над крепостью зловеще багровое, хотя везде безмятежно синее, а облака, подползая к багровости, исчезают в ней, будто их пожирает оттуда нечто незримое.
        - Что будешь делать? - спросила она.
        - Теперь уже не знаю, - пробормотал Олег. - Он настолько силен, что… не особо и скрывается. Счастье еще, что вовремя запрезирал людишек… Я бы тебе посоветовал не лезть в это опасное дело.
        Она упрямо потрясла головой.
        - Я пойду с тобой.
        Он посмотрел со странным интересом.
        - А как же мое занудство?
        Она поморщилась, вздохнула.
        - Каждый герой бывает занудой. Иногда чаще, чем иногда. Только простые и дураковатые гуляки всегда веселые и беспечные. Но почему-то с ними еще скучнее.
        - Человек, - сказал он наставительно, что она в нем так ненавидела, - доказывает свое превосходство над всеми тварями земными исключительно способностью к занудству.
        Она взмолилась:
        - Ой, только не начинай снова!
        - Молчу, - сказал он послушно, - но какая мощь, какая мощь… Вот что значит не считать кирпичи, не считаться со стоимостью, затратами, трудом…
        Она спросила за спиной с надеждой в голосе:
        - Может быть, передумаешь? Ты и не прав, и наконец-то встретил силу, что выше твоей.
        Он покачал головой.
        - Она не выше. Ее просто больше.
        - Какая разница! Ее не одолеть и армией. Никакой армией!
        Он подумал и обронил с той важностью, что так бесит ее постоянно:
        - Знание сильнее армий.
        - Ох, - сказала она с отвращением, - ну скажи что-нибудь еще умное!.. Например, вода - мокрая, кроты живут под землей. Или что мухи летают, а червяки - ползают. Вот я ахну!
        Он посмотрел на нее с сомнением.
        - Правда этого не знала?.. Ну, мне повезло…
        - В чем? - спросила она, не поняв.
        - Буду тебя, дуру, учить, - ответил он серьезно и как-то торжественно. Вздохнув, уточнил: - Надо учить людей.
        Она вздрогнула, прислушалась, далеко-далеко раздался протяжный вой, но приближается, как ей почудилось, слишком быстро.
        - Волки-оборотни, - произнес волхв быстро. - Самое худшее, что сейчас можно придумать…
        Она спросила с надеждой:
        - А лук? Ты бьешь без промаха.
        - Слишком много, - ответил он. - Все, отходим!
        Но побежал не обратно, а взял резко влево, не приближаясь к крепости, но и не удаляясь. Чтобы он не свернул шею, оглядываясь на нее, она побежала вперед, но замедлила бег, увидев ущелье, противоположная стена поднимается выше с каждым шагом, сердце похолодело, а когда осталось десятка два шагов, она поняла твердо, что им тут предстоит и умереть: та сторона чудовищно далеко, а ущелье…
        Она жалобно вскрикнула, от того места, где они оказались, скалистая земля отвесно ушла вниз и, судя по противоположной, уходит бесконечно далеко.
        Олег рыкнул:
        - Чего стоишь? Вон мост!
        Она не сразу рассмотрела, что шагах в двадцати слева в землю вбиты толстые колья, а через пропасть переброшена тонкая ниточка подвесного мостика, мосточка, по которому только муравьям переходить, да и то цепочкой, с интервалами, чтобы не обрушить своей непомерной тяжестью.
        - Ты чего? - вскричала она.
        - Быстрее, - рыкнул он.
        - Мы сорвемся!
        - Пройдем.
        - Он нас не выдержит!
        - Он даже меня выдержит, - заверил Олег. - Но ты все равно беги вперед.
        Она завопила:
        - Нет, ты!.. Если пройдешь, то и я не сорвусь…
        - Ни за что, - сказал он твердо. - Я буду падать, а ты вслед кричать оскорбления? Я тебе такой радости не доставлю.
        Из леса донесся приближающийся вой, затем радостный рев, оборотни напали на след. Она чуяла, как они ликующе ускорили бег, Олег ухватил ее за руку, она даже вспикнуть не успела, как оказалась у самого мостика. Под ногами зыбкие колышущиеся дощечки, некоторые сгнили настолько, что не смогли держать даже собственный вес. На их месте дыры, далеко-далеко внизу ужасающая тьма, а вместо перил одна-единственная веревка на уровне ее пояса.
        Он грубо развернул ее и с такой силой пихнул в спину, что она побежала на мост, там ухватилась за веревку и остановилась в ужасе. Дощечки кончились, внизу жуткая пропасть, теперь она различила, как оттуда идут зловещие звуки, словно гигантские насекомые трутся панцирными боками и щелкают челюстями.
        - Иди, - велел он чужим голосом. Она ощутила страшное напряжение. - Иди быстро!
        - Я не могу!
        - Тогда мы погибнем, - произнес он.
        - Мне страшно!
        - Если перейдешь на ту сторону, - пообещал он, - мне сражаться будет легче.
        - Ты ничего с ними не сделаешь!
        - Может быть, - ответил он резко. - А может, и сделаю. Если не будешь мешать.
        - Я не мешаю!.. Ладно-ладно, поняла.
        Завывая от ужаса, она пошла вперед, уцепившись за веревку, что сперва подрагивала, потом начала тихонько раскачиваться, наконец заходила ходуном. Барвинок заревела, присела, ухватившись руками за дощечки под ногами, и закрыла глаза, чтобы не видеть ужасающую бездну прямо внизу.
        Дикий вой раздался близко, Барвинок затрепетала, как последний листок на дереве под злым осенним ветром. В кличе оборотней столько ужасной мощи и звериной ненависти, что ее приподняло на четвереньки, так и пошла, выгибая шею кверху, чтобы не смотреть вниз, а только вперед, где дощечки, провисая под своей тяжестью, становятся все мельче, тоньше и почти исчезают вблизи той дальней стены ущелья.
        Олег, судя по треску и раскачиванию, тоже ступил на мостик. Она сжалась в ужасе, вдвоем точно обрушат вот прям сейчас, заторопилась, заставила себя подняться и пошла, уже не хватаясь обеими руками за веревку, а только удерживая равновесие.
        Веревочный мостик раскачивался, несмотря на ее отчаянные попытки, а сзади прогремел злой голос:
        - Чего остановилась? Еще два шага!
        В его злом голосе она впервые ощутила страх за нее и такую заботу, что всхлипнула и пробежала несколько шагов, но тут же в спину хлестнуло свирепое:
        - Куда, дура? Считать не умеешь?.. Три шага обратно!
        Всхлипывая уже от унижения, она вернулась, не понимая, почему слушается этого грубого человека. Волхв далеко от нее выхватил из ножен нож.
        - Держись, - донесся его крик, - за веревку! Держись крепче и не отпускай!
        Она ухватилась, еще не понимая, что он хочет делать, а лезвие его ножа тускло блеснуло. Веревка вздрогнула от косого удара и лопнула с сухим хрустящим звуком. Барвинок, не помня себя, держалась изо всех сил, ее понесло вниз, затем по дуге, как детскую игрушку.
        Страшная стена приближается стремительно, ужасная и ощетинившаяся острыми гранями камней. Барвинок закрыла глаза и задержала дыхание, пусть удар сразу превратит ее в лепешку, чтобы не ощутила боли.
        Ветер трепал ее волосы, в последний миг она не утерпела, глаза раскрылись как бы сами. Стена уже летит навстречу, и тут увидела широкое темное отверстие, каверну, поджала ноги.
        Ее внесло с размаху, а в самом конце, когда движение замедлилось, она выпустила веревку. Та, как змея, тут же ускользнула обратно, а она покатилась по горячему крупнозернистому песку пещеры.
        Он перерубил веревку. Стучало в голове. Перерубил веревку… Это значит, его точно так же понесло… но в обратную сторону! Туда, где крепость, где оборотни, хотя те наверху, а он тоже очутился внизу… если, конечно, сумел рассчитать верно и его не убьет о стену.
        Она долго выбиралась по узким щелям, наконец спустилась с той стороны горы, там пологий склон, заросший таким густым кустарником, что она сразу же завязла в нем, как муха в паутине.
        Усталая и голодная, она даже терзалась сомнениями, как поступить правильно, но когда уже все поняла, решила и решилась, нечто внутри возмутилось. Ведь женщины руководствуются не умом, кому этот ум нужен, разве что мужчинам. У женщин другой ориентир - сердце, и она твердо решила отправиться на ту сторону ущелья, где попытается выяснить, что сталось с этим сумасшедшим волхвом, так больно ранившим ее самолюбие, ее душу и ее сердце.
        Дальше события сплелись в сплошной сумбур, она торопилась, где-то хитрила, где-то надеялась на удачу, задействовала кое-какие свои умения, но уже к вечеру ее схватили и доставили связанной в крепость, где долго вели через роскошные залы, наконец они оказались в самом пышном, где на троне восседал грузный человек в расшитой золотом мантии, щеки на груди и плечах, толстый живот не помещается на коленях.
        Он всмотрелся в нее с интересом.
        - Это его спутница?
        Стражи вытянулись, главный доложил торопливо:
        - Она!
        Черный Маг захохотал, очень довольный, хлопнул себя ладонями по коленям, даже взвизгнул от восторга.
        - Она для меня угрозы не представляет, - сказал он со смехом, - но все равно приятно, что попалась. Как вы ее взяли?
        Начальник стражи помялся, переступил с ноги на ногу.
        - Честно говоря, - сказал он и посмотрел на хозяина преданным взглядом верного пса, - почти случайно. Она прошла все ловушки и магические стены. Я сам глазам не поверил, когда ваше колдовство обнаружило ее в Золотом зале.
        Черный Маг разом растерял веселье, лицо вытянулось, даже попытался вскочить на ноги.
        - В Золотом?.. Это в соседнем? Не может быть!
        Тот сказал несчастным голосом:
        - Она сильнее, чем мы считали.
        - Конечно, - сказал Черный Маг с нажимом, - сильнее. Иначе бы не была с ним. И драконов на цепи прошла?
        - Даже не заметила, - сказал начальник стражи убито. - И мы не заметили, что хуже всего.
        Черный Маг поиграл желваками, затем махнул рукой и натянуто улыбнулся.
        - Ладно, я там усилю защиту. И вообще… придумаю что-нибудь еще. А ее пока бросьте в темницу к тому отважному дураку, что вздумал тягаться со мной. Я сейчас занят, завтра займусь ими и придумаю что-то особенное для казни.
        Глава 21
        Олег сидел на полу, упершись спиной в каменную стену, и, казалось, дремал. Дверь из толстых металлических прутьев затряслась, стражник с руганью дергал замок, где застрял ключ, наконец отодвинул засов.
        В подвал впихнули Барвинок. Ее руки оказались скованы цепями, она удержалась на ногах, хоть и пробежала до стены. Лицо и одежда в грязи, на щеке кровь, но тут же бросилась к нему, опустилась на колени. Железо зазвенело, он ощутил на щеке нежные пальцы.
        - Ты жив?.. Жив… Ранен?
        Он проворчал:
        - Зачем?
        Она сразу поняла вопрос, слишком этот волхв прост, все у него на лице написано, зашипела в ответ яростно, сразу ощетиниваясь и готовая к спору:
        - Дура потому что!
        - А все-таки?
        - Разве дуры понимают, - отпарировала она, - что делают?
        Он покачал головой.
        - Да… влипла ты. Ладно, влип я, мужчины и должны влипать, это у нас на роду, великий отсев, чтобы потомство оставляли только те, кто сумеет выбраться… но дожить до такого позорного времени, когда женщины будут спасать попавших в беду мужчин… Жуть, стыд, ганьба. Надеюсь, такое время никогда не придет.
        - Придет, - прошипела она зло. - Мы своего добьемся!
        - Кто это «мы»? - буркнул он. - Женщины вполне довольны, что сидят дома.
        - Не все, - возразила она. - А в мире, если для тебя это новость, решается не большинством голосов!
        - Тьфу-тьфу, - сказал он. - Надеюсь, такое время никогда не наступит… Ладно, раз уж попала, надо выбираться.
        Она сказала язвительно:
        - А ты знаешь как?
        - Конечно, - ответил он.
        Она фыркнула.
        - Тогда почему сидел? Меня ждал?
        Она надеялась, что так и ответит, но он лишь пожал плечами.
        - Нужно было убедиться, - ответил он обстоятельно, - туда ли меня бросили, куда хотел.
        - И что, убедился?
        Она надеялась, что хоть сейчас ее голос прозвучит язвительно, а не жалобно, но волхв все равно не заметил, поднялся и ощупывал стены, что-то мычал, сопел, шлепал губами, чесался в задумчивости.
        - Ага, - проговорил он наконец, - ага…
        - Что «ага»? - перепросила она. - Убедился? Или меня ждал?
        - Точно, - подтвердил он отстраненным голосом, словно большая часть его работала в другой комнате. - Явился вот и сказал: вяжите меня, братцы. Проверю: придет ли меня выручать? Если придет, женюсь… может быть.
        Она в великом возмущении даже задергалась в цепях.
        - Что? Да как ты посмел?.. Да я тебе и пальцем не позволю… да ты самый гнусный… Да будь ты последним мужчиной на свете…
        Она еще многое говорила, он слышал ее чирикающий голосок, но слова скользили мимо, еще видел, как она возмущенно размахивает скованными передними лапками, то как хомяк в брачном танце, то подобно старательно взлетающему птенчику, но сам уже всматривался в слабо мерцающий рисунок на тяжелых глыбах.
        Барвинок умолкла озадаченно, переводила взгляд то на Олега, то на странное явление, наконец прошептала:
        - Это твои амулеты творят?
        Он покачал головой.
        - Я думал, это ты играешься.
        - Я? С чего бы я?.. Нет, это ты!
        Он буркнул:
        - Конечно, не я.
        - А кто?.. Если и не я?
        - Может быть, - проговорил он, - кто-то пожелал посмотреть на нас?
        Она возразила:
        - Это можно сделать и незаметно!
        - Тебе виднее, - сказал он. - Но, может, он по-другому не умеет. Ладно, пусть смотрит…
        Он закрыл глаза и притворился, что спит. Она тоже затихла, хотя глаза не закрывала. Сияние постепенно померкло, а когда все камни в стенах стали прежними, он медленно поднялся, подвигал плечами. Она широко распахнула глаза, сейчас это уже не волхв, не искатель истины, этот человек старательно пробуждает в себе воина, разжигает в себе гнев, даже ярость, в глазах загорелись искры, от них вспыхнуло пламя, лицо стало суровым и жестким, неумолимым.
        Она притихла, как робкая мышка. Такому, как он сейчас, лучше не попадаться. И, конечно, не перечить…
        Олег подошел к решетке и требовательно постучал. Стражник появился не скоро, в одной руке копье, в другой жареная куриная лапа. Он смачно хрустел косточками, на пленника посмотрел со злобной угрозой.
        - Тебе чего?
        - Принеси и мне курицу, - велел Олег. - И побольше. У меня здесь дама.
        Стражник хохотнул, взял курицу в зубы, а копье перевернул тупым концом вперед и покрепче сжал обеими руками.
        - А вот этого не хочешь?
        Он с неожиданной ловкостью выбросил руки вперед. Толстый конец древка должен был ударить пленника в живот, однако волхв ухитрился в последний миг сдвинуться, сам ухватил копье и дернул на себя. Стража, не ожидавшего такого подвоха, с силой бросило вперед. Решетка дрогнула от удара, Олег одной рукой ухватил его за голову и дернул на себя.
        Барвинок вскрикнула от отвращения. Толстые прутья чуть раздвинулись от такой жестокости, но уши стражника остались на решетке, а сам он, с головой по эту сторону, опустился на колени и сомлел от болевого шока.
        Олег снял с его пояса связку ключей, одним движением отпер замок на решетчатых дверях, потом быстро отыскал еще один и снял цепи с рук Барвинок.
        Она, не веря своим глазам, ринулась за ним следом.
        - За той дверью еще трое, - предупредил Олег. - Там караульная. Так что не шуми.
        Она прошептала:
        - Я совсем тихая…
        Он снял с пояса стража меч и нож, подумал и взял в руку копье.
        - Ерунда железо, - заметил он, - это у начальника стражи меч настоящий стальной.
        Несмотря на изумление легкостью и простотой, как он все проделал, она не удержалась от ехидства:
        - Так чего взял себе этот?
        - С ним быстрее получу тот, - пояснил он покровительственно, как прибитенькой дурочке.
        Даже здесь холодно и сыро, но она ощутила, как ее бросило в жар. Тяжелые гранитные глыбы проседают под собственной тяжестью, расплющивая не только проложенный между ними мох, но и друг друга, стены блестят от оседающей влаги, но волхв идет спокойно, ни одного суетливого движения, а лицо такое, будто и сейчас думает о судьбах племен и народов.
        Из-за двери караульной донеслись грубые мужские голоса, взрывы хохота.
        Он покачал головой.
        - Всякая жизнь творит собственную судьбу.
        Она прошипела:
        - Ты можешь хоть сейчас не умничать?
        - Не могу, - ответил он с достоинством.
        - Почему?
        - Я умный, - ответил он очень серьезно.
        Она сказала злобно:
        - Я тоже могу сказать про судьбу, что она не парит, как орел, а подкрадывается, как крыса.
        - С мечом в руке, - согласился он. - Но ты не жалуйся на судьбу. Ей, может быть, с тобой тоже не очень приятно.
        Он произнес это так, что никакого сомнения, кого называет судьбой, она в ярости только смотрела, как он рванул дверь караулки и, только что медлительный и задумчивый, ворвался в нее, словно превратился в вихрь.
        Она еще слышала смех, бросилась к двери, пальцы стиснуты в кулаки, а когда перескочила высокий порог, Олег, уже снова неспешный и величавый, как царь на престоле, осматривается посреди помещения, а среди перевернутых вместе со столом табуреток ворочаются, затихая, грузные мужчины в железных латах поверх кожаных доспехов.
        К ее ногам подкатился кубок, из распахнутого зева продолжает выливаться слабеющая струйка вина. Барвинок вздрогнула и только сейчас сообразила, что из людей на полу хлещет почти такое же, потому мужчины любой кровавый бой обожают сравнивать с пиром, где упились так, что и не встали, а вино расплескали по полу, по стенам, смотреть… гм… приятно, мол, погуляли!
        Волхв деловито снял с одного убитого роскошную перевязь с украшенными накладками ножнами, рукоять меча с красным рубином в навершии в самом деле отличается от других мечей, когда только и успел рассмотреть, хотя да, это понятно, мужчины в первую очередь смотрят на оружие, потом на самого человека.
        - Хорошо живут, - произнес он озадаченно. - У простого стражника такой рубин?
        - Это же начальник караула, - возразила она автоматически.
        - Все равно, - пробормотал он. - Камень больно велик. Пойдем, чего стоишь? Я понимаю, смотреть приятно, но идти надо.
        - Свинья, - прошипела она. - Тут крови по колено, а ему, видите ли, смотреть приятно!
        - Не мне, - возразил он мирно. - Тебе…
        - Почему мне?
        - Женщина, - ответил он непонятно. - За свободу борешься.
        И хоть вроде бы торопил ее, и вообще должны мчаться отсюда в панике и дикой спешке, оставляя клочья одежды на каждом углу, но сам как будто все делает замедленно, спокойно, чуть ли не сонно, хотя, надо признать, в какие-то моменты ускоряется так, что просто исчезал из виду, как прыгнувший кузнечик.
        Дорога из подвала показалась впятеро длиннее, чем когда ее тащили сюда. Сердце трепетало от ужаса, вот-вот обнаружат, но стоило ей взглянуть на волхва, как начинало успокаиваться.
        У него в самом деле спокойно-сосредоточенный вид, будто идет на базар покупать козу. На выходе из подвала встретился воин в добротных доспехах и с кувшином в руках. Он не успел вытаращить глаза, как тяжелый кулак ударил его в лицо.
        Олег поймал выпавший из рук кувшин и бросил его Барвинок.
        - Держи крепко!
        Она ухватила, охнула и опустилась с ним до полу, кувшин тяжел, вино хлюпает возле самого горлышка. Олег пошарил на поясе оглушенного, снял связку ключей. Барвинок вздрогнула, когда он безжалостно наступил на горло часового и подержал так, прислушиваясь к его конвульсиям.
        - Все, - сказал он наконец, - идем!
        Она спросила затравленно:
        - А что с этим делать?
        Он покосился на кувшин.
        - Выпить. Не хочешь? Тогда отнести наверх, прикинувшись служанкой.
        - Меня все видели!
        - Поставь на пол, - ответил он нетерпеливо, - осторожно, он хрупкий. И не отставай!
        Она поспешила следом и, чтобы так не трясло, заставила себя думать, было ли насчет выпить все вино в кувшине слабым проблеском юмора или же у волхва получилось нечаянно, он по своей занудливости все понимает прямо и на все дает прямые ответы…
        Глава 22
        Очередная дверь совершенно неожиданно для нее вывела во двор. В черном небе страшно полыхают багровые облака, их втягивает в жуткую круговерть на полнеба, где как в водовороте исчезают облака и даже звезды, а по залитой багрово-красным светом крепостной стене ходят люди в блестящих доспехах и с копьями в руках.
        Олег уставился на них немигающим взглядом, как гигантский удав, некоторое время шепотом, явно для нее, считал шаги. Барвинок не понимала зачем, эта мужская премудрость выше ее понимания, наконец он шепнул едва слышно:
        - Жди здесь.
        Она охнула, когда он поднялся во весь рост и побежал через двор к стене. Часовые медленно расходились в стороны, волхв мчался, легкий, как ночная тень. Барвинок с ужасом увидела, что он пробежал мимо ступеней, что ведут на середину стены, и понесся к дальним.
        Она затаила дыхание, ступеньки мелькали под его ногами, часовой как раз дошел до башни и повернул обратно. Олег выпрыгнул на стену, быстро ударил стража в затылок и заскользил, словно ветер, ко второму. Тот неспешно дошел до своей башни, развернулся и… оказался лицом к лицу с набегающим незнакомцем.
        Олег с разбегу ударил его о каменную башню. Громада не ощутила толчка, но часовой вздрогнул и закрыл глаза. Голова его упала на грудь, Олег разжал пальцы, и только теперь Барвинок поняла, почему он так старательно считал шаги.
        Он поманил ее знаками, она торопливо взбежала по темным в ночи ступенькам, испуганная и дрожащая, он сказал тепло:
        - Скоро. Уже скоро все кончится. Так или иначе.
        - А иначе, - пискнула она, - это как?
        Он ответил шепотом:
        - А ты как хотела бы, чтобы кончилось?
        Она прошептала:
        - Чтобы тебя убили, гад полосатый!
        - Может быть, - сообщил он, - так и получится. Эта сволочь сильнее меня.
        Он поднялся и побежал по стене в сторону башни. Она помчалась за ним, уже ничего не соображая, но если он не оставил ее там, а позвал на стену, то явно хотел, чтобы она была поблизости…
        Дальше был сплошной кошмар, она потом часто вздрагивала среди ночи и просыпалась, вспоминая, как волхв ломился через стену чудовищ, ломал стены, разбрасывал стражу, а когда ворвались в тронный зал великого мага, ее затрясло при виде страшной, безобразной и кровавой драки, что по мужской терминологии не драка, а доблестное сражение.
        Олег ревел, как страшный зверь, несся, прыгая по спинкам кресел, и рубил всех по дороге: мужчин, женщин, юных девушек, откуда они только там и взялись, но впервые Барвинок не ярилась, потому что все эти сытые и зажравшиеся от безнаказанности люди - уже звери, а не люди, они заслужили смерть…
        За волхвом остался прорубленный в рядах кресел проход, весь забрызганный кровью и заваленный трупами. Он все еще продвигался вперед и наверх, здесь его встретили уже плотные ряды закованных в доспехи воинов, ощетинились копьями, мечами, пиками, но он избегал выпадов, а сам разил быстро и страшно.
        Ее сердце рвалось на части, он просто должен погибнуть, потому что творит неправое дело, но другая ее часть властно кричала, что если он умрет, то и она… пусть не умрет, но что-то в ней умрет точно…
        Последние пали под его двумя мечами, кровь стекала с него ручьями, но Барвинок чувствовала, что он если и ранен, то все равно еще готов драться.
        Стена с грохотом рассыпалась, с той стороны тяжело вошел, опираясь на такой же, как у волхва, посох, очень грузный человек, который смеялся над Барвинок и велел бросить в подвал к ее спутнику.
        Глыба камня, услужливо рассыпавшись перед ним, растаяла, он шел по зеркальным, ровным и чистым плитам.
        - Так вот ты каков, - произнес он нечеловечески спокойно. - Я должен был заподозрить, когда ты попал в наши руки так легко…
        Олег дышал тяжело, но ответил хриплым голосом сразу:
        - Теряешь бдительность? Это от безнаказанности, Черный Маг.
        - Теряю, - согласился Черный Маг. - Но это ничего не значит. Моя сила со мной. А все эти мелочи, что ты разбил по дороге, восстановимо.
        - Легко, - сказал Олег, - знаю. Ответь на один вопрос… Ты ведь тот маг, что вылечил народ синегорцев от чумы? Это ведь ты поставил забор из скал перед городом Хрустальный, после чего морские ураганы перестали его сносить в воду? Это ты одним словом воздвиг маяк на мысе Скалистый Нос, и теперь корабли не разбиваются во тьме о подводные камни…
        Черный Маг кивнул.
        - Да, это было нетрудно.
        - Но как быстро, - продолжил Олег, - ты отошел от этих добрых дел? И как быстро стал считаться с людьми не больше, чем с насекомыми. Почему? Ты был мудрецом, ты должен был продержаться… хотя бы дольше.
        Черный Маг усмехнулся.
        - Все познается в сравнении, Богоборец. Моя мощь… а что могут они? Не больше, чем муравьи против лося. Но тебе ведь все равно, не так ли? Ты воюешь вообще против магии? Значит, тебе не важно, добрый или злой маг…
        Олег ответил медленно:
        - Да, конечно. Но все-таки легче убивать законченного мерзавца, чем еще не совсем… завершенного.
        Черный Маг захохотал.
        - А ты слабее, чем я думал! Тебе все еще нужны оправдания. А вот мне уже не нужны. Я делаю все, что считаю нужным. И люди для меня не больше, чем скот. Как вы поступаете с коровами, овцами, кроликами? Ха-ха, их мнение вас очень интересует?.. Послушай, я много знаю о людях, но ты для меня загадка. И проникнуть не могу: что за амулет тебя защищает?
        - В дальних странах нашел, - сообщил Олег.
        - Уверен, что надежен?
        - Уверен, - ответил Олег. - Жаль, ничего больше не может, но прочесть мои мысли, мое прошлое… не даст.
        Черный Маг сказал с недоброй улыбкой:
        - Я все же попытаюсь. Даже если тебе будет больно. Даже очень больно.
        - Рискнешь? - спросил Олег. - Я думал, ты в самом деле умный.
        - А что, по-твоему, умный?
        - Умный, - сказал Олег, - это прежде всего осторожный. Вот как я. И сперва подумаешь, стоит ли вот так с человеком, которого еще не понял.
        Черный Маг кивнул.
        - Уже подумал. Люди одинаковы. Одни слабее, другие сильнее, но из рамок никто не выходит.
        - Но ты вышел?
        - Так то я…
        Олег не ответил, смотрел на Черного Мага пристально, улыбка его тоже стала нехорошей. Барвинок тряслась, чувствуя, как быстро растет некое давление, словно сверху весь зал накрывает и гнетет незримый пресс. Черный Маг и волхв уже напряглись, выдерживая некую тяжесть, лицо Черного побагровело, а у волхва остановился взгляд, словно продолжает сосредотачиваться на некой мысли.
        Олег прохрипел:
        - Остановись…
        Черный Маг ответил таким же хриплым голосом:
        - Что, уже понял?
        - Я не хочу твоей смерти, - проговорил Олег, задыхаясь. - Ты так много сделал… Маг Синих Озер… вернись к Тайным…
        Черный Маг прошипел люто:
        - Они все… ничтожества…
        Олег вскрикнул, мечи выпали из его рук, а сам он упал на колени. Из носа у него потекла кровь, но он продолжал смотреть на противника, а тот с торжеством стиснул кулаки и потряс ими. В ответ в небе прогрохотало зловеще и обрекающе.
        - Вот где моя мощь! - выкрикнул Черный Маг. - У кого из вас есть такое?
        Олег прошептал:
        - Ты прав… Ни у кого…
        Его шатало, он пытался удержаться на коленях, Черный Маг подошел ближе, злое лицо кривилось в жестоком триумфе.
        - Ну, и где твоя мощь, Богоборец?
        Олег прошептал:
        - Мощь не в силе…
        - А в чем?
        Барвинок охнула, бессильно выпавшие на пол мечи подпрыгнули и с большой силой вонзились в тело Черного Мага. Он вздрогнул, перевел на них неверящий взгляд, пальцы ухватились за рукояти и стиснулись так, что побелели косточки.
        Олег вздохнул, поднялся.
        - Не вытащить, - сказал он почти с сочувствием. - Ты зря проговорился, где твоя мощь. Мне ее не одолеть, но блокировать могу. А вот ты мою не сможешь… даже если бы узнал, откуда она.
        Черный Маг все еще пытался выдернуть мечи, но те погрузились по самые рукояти, а острия вылезли из спины. Кровь хлынула у него изо рта, он упал на колени, потом вниз лицом.
        Олег сказал угрюмо:
        - Все. Уходим. Быстро!
        Она не поняла, почему нужно убегать, но под землей что-то начало ворочаться, рычать все громче, за спиной раздался грохот. Они выбежали на странно ровную, как столешница, местность, Олег начал замедлять шаг, Барвинок наконец оглянулась.
        Она впервые видела страшное и невероятное зрелище, когда разваливалась чудовищная крепость, но глыбы не рушились вниз, сотрясая землю тяжелыми ударами, а словно всплывали сквозь прозрачную воду вверх, а потом их движение все ускорялось и ускорялось.
        Крепость рушилась с башен, верхних стен, потом дошло до нижних, и все невероятным образом поднималось, как легкий дым. Она чувствовала тяжесть этих глыб, что не подчинялась земле, словно у нее совсем другой хозяин.
        Наконец под тем местом, где высилась черная крепость, осталась только выжженная и уплотненная до прочности гранита земля.
        Олег сказал измученно:
        - Наконец-то… Повергнут самый могучий… Осталась мелочь, но сама перемрет…
        Она стиснула кулачки, сердце колотится часто-часто, настал этот последний миг, ради которого она тогда залезла на дерево.
        - И что, - спросила она, - все твои амулеты сгорели?
        - Все, - ответил он. - Ничего, со временем насобираю еще…
        - Нет, - возразила она, - не насобираешь, убийца магов!
        Он взглянул с удивлением, а она, очень собранная и со сдвинутыми над переносицей бровями, вытянула в его сторону обе руки и резко разжала кулачки.
        Незримый удар тряхнул волхва, как падающий валун дерево.
        - Ты… - прохрипел он, - все-таки решилась…
        - Я не дам тебе уничтожить магию, - отрезала она. - Ей быть!
        Он покачал головой, но второй удар отшвырнул его на несколько шагов. Барвинок застывшими глазами смотрела, как тело волхва взлетело в воздух, затем с силой ударилось о землю. Он попытался встать, уже начал выпрямляться, но Барвинок снова сжала и разжала пальцы.
        Третий, самый тяжелый удар выбил из него дыхание. Кровь плеснула изо рта, он с хриплым вздохом упал на колени. В его зеленых глазах застыло патетическое недоумение, затем он медленно повалился на бок.
        Барвинок подошла к нему с великой осторожностью. Он с трудом перевернулся на спину и застыл, глядя неподвижными глазами в небо. Она опустилась возле него на колени, губы тряслись, она чувствовала, как закипают злые слезы.
        - Ну почему, - прошептала она, - ты такой упрямый, гад?.. Как я теперь жить буду?.. Ты мне всю жизнь испортил, сволочь…
        Он еще дышал, лежа на спине, изо рта медленно выползает красная струйка, но не мог шевельнуть и пальцем, в бессилии смотрел, как она всматривается в его лицо, тоже едва дыша, изнуренная, исхудавшая, глаза воспаленно блестят, скулы заострились, а губы стали совсем серыми.
        - Вот… - сказала она хрипло, - ты и повержен… и что делать теперь мне?
        Он смотрел снизу вверх, руки беспомощно раскинуты крестом, лицо тоже худое, только зеленые глаза горят необыкновенно ярко, а огненно-красные волосы, словно живое пламя, шевелятся под легким ветерком.
        - Ты сильнее, - едва слышно прошептал он хриплым задыхающимся голосом, кровь изо рта потекла сильнее, - чем я думал…
        - Ты тоже, - выдохнула она, - но ты повергнут, проклятый!
        - Да…
        - И ты умрешь!
        Его губы медленно разомкнулись.
        - Похоже…
        Она вытащила из ножен острый кинжал, опустилась коленом на его широченную грудь, лезвие блеснуло перед зелеными глазами.
        - Но ты еще можешь спасти свою шкуру.
        Он неотрывно смотрел в ее синие, как небо, глаза. Вот так, снизу вверх, можно представить, что это небо просвечивает через ее кудрявую головку.
        - Я бы не отказался, - проговорил он с трудом, грудь едва приподнималась под ее коленом. - Моя шкура… хоть и дырявая, мне дорога. Как реликвия.
        - Ты должен поклясться… ты должен поклясться, что перестанешь преследовать магов, колдунов и волшебников!
        Он переспросил:
        - Значит, можно будет убивать только чародеев? И всяких там ведьм?
        Она сердито повысила голос:
        - Не в твоем положении торговаться! Ты должен дать клятву, что прекращаешь преследовать все, что связано с магией. Абсолютно все!
        Он долго молчал, смотрел в ее прекрасное лицо. Барвинок, забеспокоившись, приложила острое лезвие кинжала к его горлу.
        - Да, - шепнул он с трудом, - ты права, это довод. Но я, увы, человек идеи. Я не могу дать такую клятву. Вся моя жизнь станет бессмыслицей.
        Она сказала с нажимом:
        - Ты сам выбрал смерть.
        - Да, - ответил он тихо, - да.
        Давление острого металла стало сильнее. Он ощутил, как лопнула кожа, теплая струйка побежала, щекоча, начала собираться в ямочку между ключицами. Она смотрела в его зеленые глаза, с него течет кровь, но чувствовала, как помертвело ее лицо.
        Рука ее дрожала, грудь часто поднимается и опускается, а губу, чтобы не разреветься, больно прикусила.
        Волхв не двигался, острое колено перестало давить ему на грудь, Барвинок поднялась, все еще с кинжалом в руке, кончик пламенеет, окрашенный его кровью.
        Глаза ее с ненавистью обшаривали его каменное лицо.
        - Ты… ты… не человек!.. Ты гад, ты сволочь, ты мерзавец, ты подлец и негодяй…
        Запруда в глазах прорвалась, слезы побежали по щекам, обжигая кожу. Волхв не двигался, глаза невидящим взором смотрят в небо, а красная струйка изо рта начала иссякать. Она присела рядом и, не помня себя, поцеловала в неподвижные губы. Слеза обрушилась ему на лицо, следом закапали еще и еще. Она чувствовала, как ее трясет в судорожном плаче, пыталась остановиться, не получается, потом решила выплакаться, выреветься, вдруг станет легче, как говорят, хотя, похоже, всю жизнь оставаться с этой тяжестью на сердце.
        Застывшие глаза смотрят без укора, но все равно она провела ладонью по лицу, закрывая ему глаза, и так осталась на коленях, подавленная и сокрушенная.
        Сколько прошло времени, не знала, но нет сил встать и уйти, вообще нет сил ни на что, только вот так бездумно сидеть, чувствуя внезапную страшную гнетущую пустоту.
        Над головой пронеслась стайка весело чирикающих птиц, в траве вовсю верещат кузнечики. Что-то шуршит, скребется, в сторонке прошел деловитый толстый хомяк, поддерживая отвисающие щеки лапками, далеко за лесом провыл волк.
        Надо похоронить, мелькнула вялая мысль. Скоро придут звери, и хотя мертвым все равно, но нехорошо вот так оставить…
        Она сделала движение подняться, тело тяжелое, как гора, в этот момент ресницы волхва затрепетали, веки раздвинулись.
        На нее взглянули зеленые глаза. Бледные губы шевельнулись, но она не расслышала, шепот прозвучал едва-едва.
        - Ты… - прошептала она, - ты… жив?.. Ты сможешь жить?
        Он ответил тихо:
        - Я - смогу.
        Она не успела в горестном недоумении и непонятной радости уловить зловещий подтекст, его бледное лицо порозовело, красиво вырезанные ноздри хищно раздулись.
        - Добей, - проговорил он, - пока еще можешь.
        Она покачала головой.
        - Не могу.
        - Зато я, - ответил он громче, - могу.
        Приподнимаясь с неожиданной легкостью, он толкнул и моментально навис над нею, а она, распростертая на траве, смотрела во все глаза в суровое лицо, в голове дикая смесь из облегчения, радости и недоумения, но почему-то нет ужаса, даже страха.
        - Что скажешь теперь, - проговорил он, - предательница?
        - Я не предательница, - ответила она тихо. - Я с самого начала твой враг. Но ты силен просто… несказанно. Я сперва хотела узнать твои слабые стороны. Или дождаться, когда истощишь амулеты.
        - Ну, - произнес он насмешливо, - истощил. Где твой завершающий удар?..
        Она все смотрела в его глаза и смутно удивилась, что страха нет, а только тихая радость, что не убила, что он жив.
        - Ты победил, - ответила она, - теперь твой удар. Будь милосердным, не мучай.
        - Не-е-е-ет, - возразил он, - так легко не отделаешься! Я буду мучить тебя долго, всю жизнь. Думаешь, провела деревенского дурачка, да еще так просто? Ишь, принцесса на дереве в окружении стаи чудовищ, вот-вот разорвут!
        Она сказала слабо:
        - Я не принцесса.
        Он буркнул:
        - Да какая разница?
        Ее ресницы захлопали, во взгляде проступила непривычная беспомощность.
        - Как это…
        - Ты вполне на нее тянешь, - пояснил он терпеливо, как разговаривают с детьми и красивыми женщинами. - Чуть поярче тряпок нацеплять, и вполне, вполне.
        - Спасибо…
        - …но стреляного воробья на мякине не проведешь. Я насмотрелся этих беспомощных девиц, что почти всегда служат приманкой…
        - Почти, - уцепилась она за словцо, - значит, не всегда?
        Он хмыкнул.
        - Думаешь, я не проверял и потом? Да уже то, как вскипала всякий раз, когда я уничтожал источники магии!.. Тебя раскусить очень просто. Ты еще бесхитростнее меня, а берешься…
        Он улыбнулся ей злобно и победно, медленно поднялся. Его ладони неспешно и как-то равнодушно отряхнули одежду. Барвинок чувствовала, как ее душат рыдания, хотя все так же совсем нет горечи, отвернулась.
        Земля загрохотала, затряслась. В сторонке вспучился холм, посыпались огромные комья. Поднялся сверкающий дворец из белого камня, вокруг моментально появились зеленые кустарники, на клумбах запестрели цветы, а вдоль дорожки в небо ударили хрустальные струи фонтанов.
        Олег небрежно повел дланью, дворец моментально надвинулся на них, обступил, Барвинок в испуге охнула и торопливо вскочила на ноги. Во все стороны дивный зал, под ногами толстые ковры, на стенах головы небывалых зверей, мечи, щиты, топоры - все искусно украшено золотом и драгоценными камнями. Сверху мягкий, но яркий солнечный свет, хотя над головой лишь круто выгнутый каменный свод, где на стыках стен и купола сверху с любопытством смотрят смешные драконы с ярко горящими глазами, это они освещают зал так ярко, что на полу она заметила бы любую соринку.
        Во всех четырех стенах массивные двери, окованные золотом. Волхв еще раз повел рукой, все бесшумно распахнулись, и Барвинок увидела массу залов, переходящих один в другой.
        Не веря себе, она осторожно подошла к стене и протянула руку. Кисть не прошла стену насквозь, кончики пальцев уперлись в неподатливый камень.
        Олег спросил насмешливо:
        - Что с тобой?
        Она прошептала:
        - Но… как?.. Откуда это все?
        - А ты как думаешь?
        Она вскрикнула жалобно:
        - Так ты что… сам колдун?
        - М-м-м, не совсем, - ответил он скромно.
        - А кто? Маг?
        - Ну… что за ерунда? - ответил он с некоторой досадой. - Чародей - ближе, хотя и это мелковато.
        Она отступала, под ноги сзади боднул край дивана, и она завалилась в его роскошные объятия, смешно задрав ноги. Олег спокойно рассматривал ее, лицо почему-то стало грустным.
        Она вскочила, яростная и злая.
        - Этого не может быть! Здесь нет озера с магической водой! А у тебя нет даже фляги! А еще… твои амулеты все сгорели!
        Он удивленно вскинул брови.
        - Амулеты? У меня их никогда не было.
        - Но… а что носил…
        - Просто камешки, - ответил он мирно. - Чтоб простаки думали, будто все от них. Не одной же тебе попадаться?
        Он щелкнул пальцами. На груди возникли и заблестели новые камешки - яркие, блестящие и, как она заметила, более красивые, чем в прошлый раз.
        - Так у тебя, - прошептала она потрясенно, - амулеты фальшивые?
        - Ты была права, - сообщил он, - когда сказала, что это простые камешки.
        Она сказала с отчаянием:
        - Почему я тебя тогда не прибила? И не мучилась бы теперь… Но… как? Где твое озеро с магической водой?
        Он поморщился.
        - Я что, деревенский колдун? Я, если на то пошло, и так пропитан этой водой. Да и не нужна она мне.
        - Но… как можно?
        Он вскинул глаза к звездному небу.
        - Я беру магию оттуда, откуда раньше капала всем этим невеждам.
        Она повернулась к нему, все еще неверящая, но уже злая, как кобра.
        - Такого не может быть!
        Он фыркнул.
        - Как хочешь.
        Она вскрикнула:
        - Прямо со звезд?
        Он кивнул.
        - Ну… в целом, да. Оттуда. Упрощенно говоря, со звезд.
        - Но ты же против магии! Как ты можешь?
        Он насмешливо смотрел на нее сверху вниз.
        - Мне можно, - ответил он нагло. - Кто-то должен надзирать? А здесь эту хатку не узрят. И не придумают какую-нибудь дурость про очередной кувшин с джинном.
        - Значит… ты прикидывался?
        - Это когда, - переспросил он, - ты набросилась?.. Нет. Честно, нет. Просто не мог ударить в ответ. Надо было, но вот не мог. Рука не поднялась. Так что я тоже местами слабый. Ты в самом деле могла меня убить.
        - Правда? - прошептала она.
        - Точно, - ответил он. - Я ж говорю, местами я умный, даже мудрый, а сейчас вот такой дурак, что сам шалею от своей дурости…
        Она ощутила сильнейшее желание прийти в его объятия и опустить голову на широкую грудь, где сердце, оказывается, совсем не железное, но переборола женскую слабость, огляделась в великом возмущении.
        - Ты даже ноги не вытер, зашел вот в такое, такое… У тебя там что на столе, печеные яйца керкенуса?
        Он отмахнулся.
        - Нет, яйца феникса, но какая разница…
        - Какая? - завопила она. - Ты устроил себе такую роскошь, какой не знают цари, короли и даже императоры!
        - Да ерунда, - ответил он равнодушно и рухнул на роскошнейше ложе, покрытое шкурами снежного барса и королевского тигра. - Если бы ты все это могла купить за стертую медную монетку, разве отказалась бы?
        - Ну, за одну монетку, - ответила она честно, - конечно, нет…
        - Ну вот, - ответил он, - так чего еще?
        Сброшенный сапог полетел в сторону, его тут же подхватили невидимые руки, мигом очистили от грязи, сделали новым и поставили у двери. Со вторым замешкался, и она видела с ужасом, как нечто незримое сняло с него бережно и даже нежно. Сапог сразу засиял, уже и не сапог, а нечто изысканно сложное и невероятно изящное.
        Она вскрикнула возмущенно:
        - Но это же нечестно!
        Он приподнял в удивлении рыжие брови.
        - Что?
        - Все это! - прокричала она. - Ты уничтожаешь магию, а сам ею пользуешься?
        - Ну да, - ответил он. - А что?
        - Я и говорю, - крикнула она так яростно, что едва не бросилась на него с кулаками. - Это нечестно! Другим запрещаешь, а сам?
        Он подумал, сдвинул плечами.
        - Так то другие.
        - И ты, свинья поганая, еще смел бороться против магии потому, что она дает столько наслаждений?
        Он удивился:
        - Разве эти наслаждения мною властвуют?
        - А что тобой владеет?
        Он посмотрел на нее, как ей показалось, насмешливо, но теперь в его взгляде она наконец-то увидела то, на что уже и не надеялась.
        - А ты как думаешь?
        - Ты все брешешь, - обвинила она.
        И бросилась в его объятия.