Сквозь страх Альбина Нури
        Голоса тьмы
        Переезд на новое место не всегда означает перемены к лучшему. Лора убедилась в этом на собственном опыте, когда вместе с мужем и маленькой дочкой стала жить в доме в центре Быстрорецка.
        В некогда счастливой семье теперь разлад, долгожданная беременность протекает тяжело, а красивый, уютный дом пугает своих обитателей и превращается в ловушку.
        Новый роман Альбины Нури - это не одна из историй про дом с привидениями. Все окажется куда страшнее! Лоре предстоит разгадать тайну дома, спасти родных и узнать, что в мире есть вещи гораздо хуже смерти.
        Альбина Нури
        Сквозь страх
        Не мёртво то, что в вечности живет,
        Со смертью времени и смерть умрет.
        Говард Филлипс Лавкрафт
        Пролог
        Это было страшное место. Самое страшное из всех, где ей доводилось бывать. Да, она была совсем мала, но за короткую свою жизнь испытала и насмотрелась столько, сколько другим и за пятьдесят лет не доведется.
        Домишко, где она жила с родителями, братьями и сестрами, был тесный и темный, как собачья конура. Изуродованная нищетой и тяжелой работой мать по утрам смотрела на семерых детей хмуро и разочарованно, как будто надеялась, что за ночь их станет меньше: кто-то из отпрысков не проснется - и тогда еды нужно будет меньше.
        Три мальчика и две девочки умерли, исполнив тайное желание матери, но остальные цеплялись за жизнь, упорно не желая покидать этот мир. Хотя, видит бог, ничего хорошего тут для них не было, только изнурительный труд с утра до вечера, борьба за кусок хлеба, возможность забыться в хмельном дурмане по выходным, супружество с такими же несчастными и воспроизведение новых поколений, обреченных на беспросветную нищету и отупляющую работу.
        Девочка отличалась от других. Она была красивой - самой красивой не только в их семье, но и в кругу соседей, родственников, знакомых. Идеальные черты лица, волосы, струящиеся блестящей черной волной, фарфоровая кожа…
        «Откуда только взялась такая», - дивились родители.
        Соседка как-то сказала, что, как девочка немного войдет в возраст, ее надо отправить работать на улицу - там хорошие деньги получать можно, клиенты бывают щедры к таким куколкам, пока те молоды и хороши. Поможет семье!
        - Мы ей мужа отыщем богатого, - смеялась мать. - Так еще лучше.
        - Где его взять-то, такого? - сердился отец.
        Малышку ждала злая доля, и сияющие глаза, хрупкая фигурка и изящные руки не могли спасти от нее девочку, наоборот, усугубляли положение. Она старалась быть полезной, помогать матери по дому, присматривать за младшими, не перечить и быть услужливой, но знала, что ее старания напрасны.
        Девочка много раз видела уличных девиц: они ходили с непокрытыми головами и грубо размалеванными лицами, визгливо смеялись и крутили бедрами, зазывая мужчин.
        Ей не хотелось становиться похожей на них, а чего хотелось, она и сама не понимала. Должно быть, уйти отсюда, оказаться подальше от постылого дома, кривой улицы, серого жестокого города… Наверное, девочка хотела этого слишком сильно, ведь когда желаешь по-настоящему отчаянно, тебе это даруют. Неизвестно только, к добру или к худу.
        Девочку забрали из пропахшего грязным бельем, сыростью, кислыми щами дома на окраине. За ней приехал дорого одетый человек в красивой коляске, поговорил о чем-то с матерью и отцом - те были рады. В конце мать даже порывалась поцеловать руку тому господину, но он брезгливо отдернул ладонь.
        - Иди с ним, - сказал отец, повернулся и скрылся в доме.
        Мать вскользь глянула на дочь, погладила по волосам - это была первая и единственная за всю жизнь ласка, а после проговорила:
        - Будь послушна. Делай все, что тебе говорят, и содержи себя в чистоте.
        Братья и сестры толпились у окошка. Самые младшие, поняв, что девочку увозят, заплакали, не желая расставаться с нянькой, но их слезы остались без внимания, как и робкие вопросы девочки, которые она попыталась задать матери. Та ни слова больше не произнесла, молча ушла в дом вслед за отцом. Дверь за ней закрылась. А девочку усадили в коляску и повезли.
        Так она и очутилась тут, в месте, которое по прошествии нескольких дней стало казаться еще ужаснее отчего дома (а ведь, казалось бы, что может быть хуже?)
        Ее продали - это она поняла сразу. Не поняла только, кому и зачем.
        И не понимала до сих пор, хотя прошло уже больше двух недель, как она попала сюда.
        Как выглядел дом со стороны улицы, девочка не знала, как не знала и того, на какой улице он находится. Сюда не долетали звуки внешнего мира, окна в ее комнате не было, отчего помещение казалось похожим на подвал, хотя находилось на втором этаже. Раз в день девочку выводили на прогулку во внутренний дворик, на крошечный, огороженный со всех сторон пятачок. Она видела маленький цветник, старую яблоню, кусок белой стены.
        Внутри дома был прохладный коридор с толстыми коврами и картинами, тусклые светильники, тяжелая резная мебель. Богатое убранство, девочке раньше не приходилось видеть ничего подобного. Конечно, она бывала только в одной комнате из всех, видела темную узкую лестницу для прислуги и всего один коридор. В большом доме, конечно, было много коридоров, комнат и лестниц, но девочке никто не собирался все это показывать.
        Как не собирались с ней и говорить.
        Ни одного ответа ни на один вопрос.
        Ни единого слова, обращенного к ней.
        Ни улыбки, ни дружеского или враждебного жеста.
        Девочку словно не замечали, ее будто и не было, но вместе с тем вкусно и сытно кормили, мыли, застилали для нее широкую кровать с пологом. Возвращаясь с прогулки, она замечала, что в комнате прибрались: вытерли пыль, вымыли полы, вычистили отхожее место.
        В первый день ее осмотрел доктор. Ощупал живот, руки и ноги, заставил открыть рот. Проверил и внизу живота, между ногами. Это было немного больно, а главное, стыдно, очень-очень стыдно, и девочка съежилась, глотая слезы.
        Доктора, высокого и толстого человека с плоским лицом и вывернутыми губами, видимо, устроило то, что он увидел, потому что он коротко проговорил, засовывая в саквояж инструменты:
        - Все в порядке. Не обманули.
        Адресовал он эти слова женщине, которая стояла в углу. Позже девочка видела ее еще много раз: она заходила, чтобы поглядеть на пленницу, и, сделав это, молча покидала комнату. Девочка решила, что это хозяйка дома.
        Женщина была красивой, но красота эта не радовала, а, скорее, пугала: миндалевидные черные глаза смотрели холодно, гладкая кожа казалась чересчур бледной, а слишком яркие губы - окровавленными.
        Услыхав вердикт, женщина усмехнулась краем рта, изогнула бровь.
        - Попробовали бы они сделать это.
        Девочка, пусть и была мала, догадывалась, о чем идет речь. Все же она выросла там, где жили скученно и оттого бесстыдно, на виду у всех, не имея возможности скрыть самое интимное; где не делалось скидок на детский возраст.
        Она знала, что иногда мужчины и женщины проделывают непонятные вещи, а в результате у женщины начинает вспухать живот, из которого после появляются на свет дети. А еще порой мужчины хотят делать это не только с законными женами, но и с другими женщинами (теми самыми, бесстыжими, гулящими), и готовы платить им.
        Так что девочка понимала, о чем говорили доктор и хозяйка дома: родители не солгали в том, что прежде с их дочерью никто из мужчин этими вещами не занимался.
        После первого появления доктор появлялся в комнате девочки, но осмотр был не столь тщательным, он просто желал убедиться, что девочка хорошо себя чувствует, не больна, у нее нет лихорадки и простуды, не болит живот или голова.
        Итак, ее хорошо кормили, внимательно следили за тем, чтобы у нее было все необходимое, давали удобную и красивую одежду, держали в чистой и теплой комнате. Но с каждым днем девочке становилось все страшнее.
        Она от природы была наделена живым умом, чувствительностью и хорошим воображением, а потому не могла, как, возможно, многие другие на ее месте, просто радоваться тому, что в кои-то веки сыта, согрета, хорошо одета и обута. Не могла не думать, не волноваться, не представлять, что ждет ее в будущем, не спрашивать себя, чем ей придется расплатиться за предоставленные неизвестно почему блага.
        А в том, что это не дается ей даром, она была убеждена твердо. Девочка росла в безжалостном мире и четко знала: ничего на свете не бывает просто так, за все всегда нужно платить.
        Чем же заплатит она? Что потребуется отдать людям, которые держат ее в доме, взамен на еду и тепло?
        Однажды, когда ей принесли на ужин пирог из пышного теста со сладкой начинкой, а еще кисель и ароматные груши, девочке пришла в голову догадка, от которой она похолодела. Ладони сделались ледяными и влажными, а за шиворот словно насыпали снега.
        Она оказалась в плену у людоедов! Мать и отец продали дочь тем, кто собирается откормить ее хорошенько, а после съесть. Как-то раз она слышала сказку, которую рассказал детям старьевщик.
        Он был немного не в своем уме, соседские мальчишки смеялись над старичком с тележкой, полной всякого барахла, а взрослые не одергивали их, тоже считая старика сумасшедшим. Должно быть, если постоянно находиться в окружении выброшенных, сломанных, ставших ненужными своим хозяевам вещей, то и сам постепенно ломаешься, забываешь, кто ты, зачем родился на свет, о чем мечтал когда-то.
        Девочка не смеялась над стариком. Более того, он казался ей хорошим человеком, лучше многих, ведь он никому не делал зла, не кричал и не ругался, не пил водки, а еще знал много историй. Когда он появлялся на их улице, девочка подходила к нему, шла с ним рядом и слушала. Колеса тележки скрипели, глуховатый голос старика звучал успокаивающе, а его сказки открывали перед девочкой неведомые миры.
        Старик перестал приходить прошлой осенью. Должно быть, умер. Где он жил, девочка не знала, а то нашла бы возможность навестить его. Но старик просто пропал. Возможно, переместился в одну из своих сказок…
        Появившись в последний раз, старьевщик рассказал девочке самую страшную из своих историй. То был рассказ про девочку и мальчика с чужеземными именами, которые трудно было выговорить и невозможно запомнить. Они оказались в лесу и увидели красивый дом, сделанный из сладостей: окошки-леденцы, стены из печенья и пряников, наличники и дверь из шоколада и мармелада. Девочка, которая тогда еще не пробовала почти ничего из перечисленного, кроме, разве что, леденцов на палочке, была в восторге. Пока старьевщик не поведал, что в домике жила злая колдунья, которая заманивала в свой домик детей, а после пожирала их.
        Дети оказались запертыми в милом домике, откуда не было выхода. Их посадили в клетки, и от немедленной смерти несчастных спасала лишь смекалка: старуха не желала есть отощавших детей, ей хотелось побольше сладкого, сочного мяса, поэтому она кормила свой будущий ужин. А когда хотела убедиться, что жирок нарастает, совала в клетку руку, ощупывала пленников, как повар ощупывает мясо на рынке перед покупкой. Колдунья была подслеповата, и ей подсовывали косточку, а она злилась, что дети никак не желают набирать вес.
        Долго это продолжаться не могло, но дети оказались находчивы: когда ведьма собралась-таки полакомиться ими, сами отправили ее в печь. У сказки был счастливый конец, но девочка долго не могла оправиться от услышанного, ставила себя на место обреченных на съедение детей, ей даже снилось, будто это ее посадили в клетку.
        Глядя на стол, уставленный едой, девочка поняла, что та сказка и вправду оказалась про нее. Только теперь она знала, что у старухи нет уродливого горба, нечесаных седых волос и глубоко посаженных красных глаз, как рассказывал старьевщик. Нет. Ведьма была молода и хороша собой, однако намерения ее оставались точно такими, как описал старик.
        Девочка была так напугана, что не могла есть, а утром пришел доктор: решили, что она заболела, вот и отказывается от еды. Не спавшая всю ночь, трясущаяся от страха девочка от отчаяния решилась попробовать убежать: доктор был толстым и неповоротливым; молчаливой (вероятно, даже немой) коренастой служанки, которая кормила девочку и убирала комнату, не было.
        Бедняжка вывернулась из рук доктора и побежала по коридору, сама не зная, куда бежит, в какой стороне выход. Дворик, где она гуляла, окружал высокий забор, через него не перелезешь, а калитка заперта на замок. Значит, надо попробовать найти главный вход или окно, через которое можно выбраться, или…
        Ничего сделать девочка так и не успела. В конце коридора ее поджидала ведьма-людоедка, хозяйка пряничного дома.
        - Далеко собралась? - насмешливо спросила она, а после схватила девочку за плечо.
        Пальцы ее были холодными и твердыми, как каменные стены девочкиной темницы, а хватка цепкая и сильная. Девочка забилась в руках ведьмы, а тут уже и доктор подоспел, пыхтя и отдуваясь, и служанка, и еще какой-то высокий седовласый человек.
        Вернуть девочку в комнату им не составило никакого труда, а она изо всех сил старалась не расплакаться, чтобы не показывать им свой страх и слабость.
        - С чего тебе вздумалось бежать, глупышка? - спросила хозяйка. - Разве тебе плохо тут? Хуже, чем в доме твоих никчемных родителей? Тебя холят и лелеют, как принцессу, заботятся о тебе, как никогда и никто прежде.
        - Вы хотите меня съесть! - выкрикнула девочка, не давая ведьме договорить.
        На красивом лице той отразилось удивление, а после она рассмеялась - сухо и безрадостно, как зимний ветер, завывающий в трубе.
        - Надо же, - проговорила она, отсмеявшись, - да ты у нас выдумщица! Не волнуйся, детка, тебя не собираются есть.
        - А что тогда? Зачем я вам?
        Разумеется, ведьма не ответила. Повернулась и ушла. С того дня девочку охраняли еще тщательнее, но она и сама уже больше не пыталась бежать: понимала, что все бесполезно.
        Через несколько дней пленница проснулась утром и обнаружила, что в комнате полно людей. Тут были хозяйка, доктор, двое мужчин, а еще - старуха, сидевшая в кресле напротив кровати. Не понимая, как могла не услышать их шагов, скрипа открываемой двери, перешептываний, девочка открыла глаза и села, подтянув одеяло к груди.
        - Значит, вот она, - проскрипела старуха.
        На ней было темно-синее платье из плотной поблескивающей ткани, ворот застегнут тяжелой камеей. Цвет платья подчеркивал болезненную желтизну кожи, губы были настолько узкими и бесцветными, что казалось, будто их вообще нет. Полный неестественно белых и крупных зубов рот открывался и закрывался, как черная дыра. Гостья выглядела не просто старой, но ветхой и хрупкой, похожей на сухое дерево, лишившееся всех своих жизненных соков.
        - Велите ей встать и одеться, я хочу посмотреть, - продолжала старуха.
        Девочке пришлось делать все, как она сказала.
        Служанка действовала умело и ловко, и вскоре девочка была одета, умыта и причесана.
        - Хорошо, - кивнула старуха. - Очень хорошо. Она действительно красива. - Губы разъехались в улыбке. - И выглядит свежей.
        «Она говорит обо мне, точно я кусок мяса или рыбы, - подумала девочка. - И говорит так, будто меня тут нет».
        - Вы довольны? - осведомился мужчина, стоявший подле хозяйки дома. Та поглядела на него со скрытым недовольством, как будто он сказал что-то лишнее.
        Старуха поднялась с кресла.
        - Присматривайте за ней, - произнесла она. - Хорошенько за ней присматривайте.
        Наверное, это должно было означать, что старуха довольна.
        Вскоре посетители покинули комнату, и девочка осталась одна. Ей принесли завтрак, а потом вывели погулять. Крапал дождик - мелкий и бесшумный, похожий на водяную пыль, повисшую в воздухе. Девочка стояла во дворике, а служанка, вытянув руку, держала над ней раскрытый зонт.
        Вот в тот момент девочка и поняла окончательно, со всей очевидностью, что ей не спастись. Не покинуть этот дом, не вернуться в большой мир.
        Поняла и покорилась.
        Эти люди, кем бы они ни были, может, вовсе не людьми, сделают с нею то, что задумали. А ей придется подчиниться, ведь она мала, слаба и не сумеет противиться чужой воле.
        Некому помочь. Некого позвать на помощь. И ничего с этим не поделать.
        Дождь усиливался, и служанка увела свою подопечную в дом.
        Тяжелая дверь захлопнулась за спиной у девочки, как крышка гроба.
        Глава первая
        Я все еще не могу понять, как так вышло. Как все это случилось со мной, почему я позволила этому произойти.
        Беспомощные вопросы, ответы на которые нужно было искать раньше.
        Но, с другой стороны, это машина врезается в столб внезапно, а жизненные изменения происходят постепенно, исподволь, даже не заметишь.
        Я тоже не замечала, а когда раскрыла, наконец, глаза, было уже поздно. Впрочем, моя мама говорит, что никогда не бывает слишком поздно, всегда есть выход. Только вот мама не оказывалась в такой ситуации.
        И мало кто оказывался. Потому что ситуация…
        Ладно, лучше начать по порядку. Если сумею изложить все подробно, вспомнить малейшие детали, то есть вероятность, что получится составить в голове полную картину, разобраться.
        Получить шанс на спасение.
        Ведь у каждого должен быть шанс, верно? Это тоже мама говорила, и вот тут я с ней полностью согласна.
        … Все началось весной, в конце марта. Вернее, глобально-то началось, конечно, намного раньше, но именно с двадцать шестого марта пошел отсчет событий. Возможно, в тот день еще существовала вероятность все изменить, но мы ею не воспользовались.
        А скорее всего, даже тогда было уже поздно.
        - Лора! - голос Юры вибрировал от счастья. Кажется, он так не радовался, даже когда я согласилась выйти за него замуж. - Ты что, не поняла еще ничего? Или ты не рада?
        Лора - это производное от Лауры. Так меня назвали родители, и в этом нет ничего особенно удивительного. Я родилась в Казани, а там часто дают детям необычные имена, особенно детям от смешанных браков (как раз мой случай, папа у меня русский, а мама - татарка). В Казани (и в целом в Татарстане) никто не удивляется, когда слышит имена вроде Эвелины, Венеры, Луизы, Альбины, Рафаэля или Альфреда. Лаура - в том же ряду.
        Но в моем случае имя быстро переродилось в Лору, и мне хотелось официально закрепить эту перемену, только мама отговорила: возникнет путаница, придется менять слишком много документов, то и дело нужно будет подтверждать, что Лаура и Лора - один и тот же человек. Да и в целом имя Лаура ей очень нравилось, мама никогда не называла меня Лорой.
        Я решила, что эти сложности со сменой документов мне ни к чему. А потом окончательно выбросила эту идею из головы, потому что отправилась учиться в Быстрорецк (если честно, университетов и институтов много и в Казани, но мне захотелось перемен, самостоятельности, приключений), вскоре встретила Юру, с головой окунулась в наш бурный и прекрасный роман и вышла замуж.
        В тот мартовский день, когда Юра сообщил мне потрясающую новость, мы с ним стояли в тесной кухне нашей маленькой квартирки на шестом этаже девятиэтажного дома. «Зато своя» - этими двумя словами исчерпывались все достоинства нашего жилища.
        Девятиэтажка торчала в ряду своих братьев-близнецов на окраине города. Летом тут было пыльно и жарко, мало зелени и много машин. Зимой дворы заваливало снегом, и сломанная «семерка» нашего соседа, что стояла у подъезда, превращалась в гигантский сугроб, оттаивая уже по весне (вместе с пластиковыми бутылками, собачьими какашками, упаковками от чипсов и прочими «подснежниками»).
        Я люблю Быстрорецк, это большой город, шумный и оживленный, как и положено крупному мегаполису. Мне нравится смотреть на руку Быструю, что пронзает его серебристо-синей стрелой, я люблю гулять по старому центру, мне нравятся размах Быстрорецка и его беспокойный характер. Но спальные районы нагоняют на меня тоску. Безликие строения, захламленные балконы, однотипные детские площадки, ряды машин, припаркованных возле домов…
        Тут можно всю жизнь прожить, не зная, кто обитает в соседней квартире. На тебя обратят внимание, только если ты затопишь квартиру этажом ниже или будешь бузить и орать по ночам, мешая людям заснуть.
        Мы с Юрой, конечно, радовались, что имеем собственное жилье, но мечтали переехать за город, поселиться в большом доме. Особенно актуально это стало, когда появилась Ксюша: троим в однушке совсем мало места, не разминуться.
        А уж когда стало ясно, что нас станет четверо!..
        Материнский капитал - вот что должно будет спасти нас от тесноты. Продать эту квартиру, добавить предлагаемые государством сколько-то там десятков тысяч рублей - вот тебе и взнос за квартиру побольше. Или за дом в коттеджном поселке, если банк одобрит. Остальное мы выплатим, возьмем ипотеку, оба же работаем.
        Это был хороший план. Точнее, он казался хорошим, пока на смену ему не пришел лучший. Лучшее - враг хорошего, так ведь говорится. Но я в тот момент не понимала этого. А может, эту фразу вообще все неправильно понимают.
        Я немного сумбурно рассказываю, сбивчиво. Непросто собраться с мыслями, а ведь очень хочется донести все в точности, ничего не упустив.
        Так вот, Юра радовался. Сейчас объясню, чему именно, в чем заключалось то самое, «лучшее». Но для этого придется немного отступить в прошлое, буквально на три месяца.
        Мы встречали Новый год дома.
        Моя мама по-прежнему живет в Казани, у нее новый муж: вышла замуж через десять лет после смерти папы. Иногда мы праздновали встречу грядущего года у родителей Юры, но три года назад они развелись. Отец отчалил в счастливое будущее с молодой женщиной, а вскоре умер от инфаркта.
        Мать, погоревав, сколько положено (скорее, об измене, чем о скоропостижной кончине супруга), вдруг осознала, что жизнь проходит, и стала всеми силами останавливать ее, пытаясь замедлить ход времени: постоянно куда-то ездила, встречалась с подругами, похудела на пять килограммов и накупила, по мнению Юры, совершенно вызывающей одежды, а еще запретила Ксюше на людях называть ее бабушкой.
        Недавно у Татьяны Петровны появился поклонник. Говорю все это отнюдь не с осуждением: человек волен проживать жизнь так, как захочет! Я всего лишь объясняю, что встречать наступающий год в нашей тихой компании Юрина мама, внезапно обретшая вторую молодость, не собиралась.
        Наше трио вознамерилось традиционно поесть салатов, отведать пельменей, запустить салют, зажечь бенгальские огни, загадать желания и пожелать друг другу счастья под бой курантов, вытащить из-под елочки подарки, сделав вид, что содержимое пакетов и коробок - полная неожиданность, и улечься спать.
        Ксюша не ждала Деда Мороза, она перестала в него верить еще в прошлом году. Теперь ей семь, она первоклассница, взрослая дама, так что подарки заказала напрямую нам с Юрой, минуя посредника.
        Однако новогодний сюрприз нас всех все-таки ждал - в лице Агаты, которая завалилась в одиннадцатом часу вечера, взбудораженная, пьяная и несчастная, хотя пытающаяся это скрыть.
        Надо хорошо знать Агату, чтобы понять, до какой степени это непохоже на мою лучшую подругу. За все время нашего знакомства я ни разу не видела ее в таком состоянии.
        Агата - выдающийся человек. Она успешная - как бы банально и пошло это ни звучало. Выпускница одного из самых престижных вузов, диплом с отличием, стажировка за рубежом, английский, французский, немецкий в совершенстве. Моя подруга - в числе лучших юристов города; в самой крупной, солидной юридической компании Быстрорецка, где она работает, на Агату едва ли не молятся, вот уже пятый год она заместитель директора, а назначили ее, когда Агате было двадцать девять лет (надо понимать, что конкуренция была огромной, а желающих занять пост - десятки).
        Заметим в скобках, что всего этого она добилась сама, потому что богатеньких родителей у нее нет. Да и никаких нет: Агата выросла в детском доме. Так что жизненный старт у нее был куда менее выигрышный и многообещающий, чем у большинства. Про протекцию влиятельных любовников говорить смешно, Агата не из числа рыбок-прилипал.
        Внешне она тоже само совершенство: синие глаза, безупречные черты лица, густые темные волосы, фигура - все при ней. В сочетании с умом и прочими талантами ее красота производит сногсшибательный эффект. При этом Агата не тщеславна, не высокомерна, не дает всем на каждом повороте понять, что она уникум, поэтому обращаться с нею требуется соответственно.
        Познакомились мы случайно, на выставке модного художника, уже и не вспомню, как его звали. Мы были с Юрой, а Агата - с мужчиной, с которым тогда встречалась. Мужчина потом куда-то делся, а Агата осталась в нашей жизни. Теперь я и не представляю, как это было, когда ее не было. Хотя знаем друг друга всего три года, мне кажется, что дружим всю жизнь, с пеленок.
        Ясное дело, такая женщина - нарасхват. Желающих добиться ее внимания - толпы. Но в личной жизни Агате долгое время не везло, не складывалось как-то. А потом она познакомилась с Виталием.
        Он жил в Москве, но это не мешало влюбленным встречаться. Отношения их были похожи на голливудский фильм: обеды и ужины в лучших ресторанах, посещение громких премьер и концертов; путешествия в Австралию, Бразилию и Японию, отпуск на Мальдивах, выходные в Вене или Париже. Агата даже согласилась принять от Виталия в подарок рубиновое колье и серьги с бриллиантами (обычно не допускала этого, считала дурным тоном, говорила, что все необходимое может купить себе сама).
        Перед католическим Рождеством Виталий сделал любимой предложение, и они должны были вместе лететь в Италию встречать Новый год. Так что можно представить, каким шоком для нас с Юрой стало появление Агаты на пороге нашей скромной квартиры.
        На подруге было серебристо-белое вечернее платье, туфли на шпильке и шуба. Косметика размазалась, прическа растрепалась.
        - С праздником, - не совсем внятно сказала Агата, не делая попытки войти, привалившись к дверному косяку. - Не прогоните?
        Я втащила подругу внутрь.
        - Ты откуда взялась? Что случилось? А Виталий где? Он с тобой?
        Она картинно огляделась.
        - Виталий! Ау, милый, ты где? - Агата развела руки в стороны, и вот тут я и заметила, что она вправду много выпила. - А нету никакого Виталия, представляешь? И не будет.
        Дальше произошло событие совсем уж из ряда вон: Агата прижала ладони к лицу и расплакалась.
        - Так, девчонки, давайте-ка успокоимся, - решительно проговорил Юра, заметив мою растерянность.
        Он ловко помог Агате освободиться от шубы и принес стакан воды. После она с моей помощью сняла туфли, переобулась в тапочки и умылась, а ближе к двенадцати мы уселись за стол: надо проводить старый год и поприветствовать новый. Ксюша устала уже нас звать, а ведь для ребенка это самый долгожданный, самый волшебный праздник в году.
        Агата сумела взять себя в руки - характер у нее боевой и стойкий. Мы прослушали бой курантов, выпили шампанского (даже я пригубила). Ксюша заставила нас написать желания на бумажках, сжечь их, смешать пепел с шипучкой и выпить. Она хлопала в ладоши и смеялась, мы тоже делали вид, что нам очень весело.
        Позже, когда ребенок стал клевать носом, Юра уложил дочку спать, и мы снова вернулись к столу.
        - Что ж, ребятки, бросил меня Виталик, - сказала Агата, прикусив губу. Я испугалась, что она снова заплачет, но этого не случилось, подруга держалась, как стойкий оловянный солдатик. - Ни Италии, ни свадьбы. Ничего у нас с ним никогда не будет.
        Мы с Юрой переглянулись.
        - Как же так? Расскажешь, почему? - спросил он, а я поспешно прибавила:
        - Если тебе трудно, не говори. Просто посидим, на балкон можем выйти, воздухом подышать и…
        - Расскажу, конечно, - прервала меня она. - Вы мои единственные близкие люди. Родственники, можно сказать. - Агата грустно улыбнулась. - Какие у меня от вас могут быть секреты?
        Когда она закончила свой короткий рассказ, у меня в голове пульсировали две мысли. Первая - какая же скотина этот Виталик. Вторая - как я могла позволить себе хотя бы на минуту подумать об аборте (а я ведь подумала в первый момент, до того, как мы с Юрой стали обсуждать возможности по переезду в новое жилье). Я-то могу забеременеть и родить, еще и размышляю, стоит ли, а есть женщины, которым этого не дано.
        Мы с Юрой знали главную боль Агаты. Она не могла иметь детей. Проблема была настолько серьезной, что ее невозможно было решить ни в одной клинике, за все деньги мира. Агата мечтала о детях, обожала Ксюшу, всегда охотно возилась с ней и оставалась понянчиться, если мы просили, но самой ей было отказано в счастье стать матерью. Диагноз был поставлен еще в юности, а после подтвержден в ведущих клиниках, куда обращалась Агата.
        Виталию она сказала о своей беде, не стала скрывать, не такой человек. Боялась, как он отреагирует, но тот воспринял известие спокойно. Сказал, что любит, а ребенка можно будет усыновить, удочерить.
        Но сегодня сообщил, что еще раз все обдумал и понял: брак без детей невозможен. Причем нужен ему не приемный ребенок, которого он, скорее всего, не сумеет полюбить, а родной.
        - Я, говорит, считаю, что мы должны быть честны перед собой и друг другом. Все равно я начну винить тебя, так зачем доводить до такого? Не лучше ли расстаться сейчас, когда мы еще не связали себя узами брака?
        - Вот просто так взял и сказал? - Я не могла поверить. Такая была любовь!
        - Не просто так, - спокойно произнесла Агата. - По телефону. Он должен был прилететь сегодня утром. Решил не прилетать.
        Это было совсем уж за гранью, мы с Юрой потеряли дар речи.
        - Я сказала, что так и правда лучше, поблагодарила за честность и надралась как сапожник. Целую бутылку коньяка выпила в одно лицо, мне казалось, не берет. Не хотела к вам ехать, настроение портить, а потом как-то само собой вышло… Бац - и я уже тут как тут. Простите.
        - Прекрати извиняться! - возмутился Юра. - Надо было сразу к нам ехать.
        - Виталий тебя не заслуживает, - подхватила я. - Такой мудак с возу - кобыле легче!
        - Это я, что ли, кобыла? - усмехнулась Агата.
        Я тоже фыркнула от смеха - вечно умудряюсь ляпнуть, и минуту спустя мы все хохотали, не могли остановиться. Видимо, пережитое напряжение сказалось. А когда отсмеялись, Агата произнесла слова, которые стали судьбоносными.
        Глава вторая
        Говорила Агата не о нас, а о себе. Сказала, что ей так и не удалось сменить фамилию.
        - Навсегда, видно, останусь Летовой.
        Тут надо оговориться, что фамилия Агаты, если так можно выразиться, выдуманная. Возраст тоже приблизительный, а днем рождения считается день, когда ее нашли сидящей на лавочке на игровой площадке детского сада.
        Кто привел туда девочку, пришла ли она сама, было не ясно и так никогда и не выяснилось. Агата сказать ничего не могла, она вообще не говорила почти до семи лет. Возможно, пережила травмирующее событие, но что именно произошло, неизвестно; память заблокировала все, что с нею случилось.
        Словом, Агата, как она сама говорит, человек ниоткуда, без корней и без прошлого. Не узнать, кем были ее родители. Летова она потому, что нашли ее летом, а Агата - поскольку директор детского дома, куда оформили сироту, обожала писательницу Агату Кристи.
        Фраза про смену фамилии прозвучала грустно, но утешить подругу я не успела, потому что она внезапно сказала:
        - Кстати, про фамилии, корни и все такое. У меня клиент был, я ему кучу денег помогла сохранить. Он историк, директор компании, которая занимается восстановлением семейной истории, составляет для желающих генеалогическое древо. Прямо-таки детективная деятельность: копаются в архивах аж до семнадцатого века, выясняют для клиента, кем были его предки.
        - То есть за ваши денежки откопают в вашем роду «графьев», сделают из кучера дворянина? - Юра скептически хмыкнул.
        - Денежки немалые: цена исследования может доходить до полумиллиона рублей. Но ты не прав, ничего рисовать тебе не станут, у них каждый факт строго подтверждается документами. Этот дядька мне говорил, что, имея на руках отчеты их компании, человек может доказать свои права на наследство или гражданство, так что все серьезно.
        - Удивительное дело.
        - Он предложил мне нарисовать такое дерево бесплатно. - Агата сделала глоток сока и подцепила вилкой маслину. - Смешно, конечно. Со мной у них точно ничего не вышло бы, как ни бейся: нужно предоставить данные родителей, а у меня с этим, сами понимаете, все не как у людей.
        - Да и бог с ними, с предками. Ты сама по себе уникум. Инопланетянка, - сказала я.
        Агата улыбнулась мне и погладила по руке, а потом я увидела, что глаза у нее становятся еще больше, а брови ползут вверх. Это всегда знак того, что в голову подруге пришла идея.
        - Слушайте, ребята, а давайте я его запрягу, пусть ваших предков найдет! Вы знаете хоть кого-то дальше бабушки-дедушки? А мало ли кто окажется в глубине веков! - Агата говорила азартно, и я порадовалась, что она чем-то увлеклась, хоть на время позабыла о предательстве Виталия. - Это жутко интересно, а может, еще и важно!
        Меня такие вещи не занимали. Я знала, что папины предки - выходцы из деревни под Казанью; и деревня та до сих пор жива, там чуть не половина жителей - Плотниковы (это моя девичья фамилия). А мама - из казанских татар, обрусевших, толком не знающих татарского языка (как и я сама). Дед был школьным учителем, прадед - муллой, прапрадед - тоже. Без неожиданностей.
        Но Юра проникся. Он всегда был романтиком. А это же так интересно - обнаружить в своем роду великого ученого, поэта, художника или другую выдающуюся личность.
        - Слушай, давай! - оживился он. - А долго это?
        - Вроде до полугода обычно, но для меня, я уверена, будет сделано исключение, - улыбнулась Агата. - Учитывая, сколько бабла я ему спасла.
        Поговорив об этом еще немного, мы сменили тему, перешли на что-то другое, и я позабыла про детективные поиски родственников в тумане ушедших эпох. Думала, и Агата про это не вспомнит, учитывая, что она была пьяна. Кстати, пьет Агата мало и редко, почти не прикасается к алкоголю, считает, что это разрушает организм, в первую очередь, мозг.
        Однако Агата, как выяснилось, ничего не забыла. И в середине февраля ошарашила нас новостью.
        - Ребята, танцуйте! Юрка, ты у нас аристократ, голубая кровь, а Лора - жена аристократа!
        - Чего? Как это?
        Агата заехала к нам вечером, по телефону ничего объяснять не стала, сказала, что хочет посмотреть на наши лица, когда объявит новость. Мы в тот момент подумали, что она с Виталием помирилась (осознал, гад, какое сокровище потерял), но ошиблись.
        Историк, владелец фирмы и клиент Агаты, проделал по ее поручению исследование, составил фамильное древо Юры. Выяснилось поистине удивительное.
        - Кто там про «графьев» в новогоднюю ночь острил? Ты - самый натуральный граф и есть! Не просто какой-то там неизвестный Балкунов, а происходишь из древнего дворянского рода Балкуновых!
        Агата водрузила на стол пухлую папку, внутри которой были документы.
        - Пап, а я тоже граф? - спросила Ксюша.
        - Ты графиня, мое солнышко! - Агата расцеловала Ксюшу и вытащила из сумки огромную шоколадку с орехами и самую большую упаковку любимого Ксюшиного клубничного коктейля.
        - Ура! - завопила дочь. - Мам, я тогда не хочу картошку с котлетой.
        Агата виновато посмотрела на меня.
        - Я балда. Пусть бы сначала поела, да? Не подумала, что вы еще не ужинали.
        - Ладно, сегодня без котлет, раз уж такое дело, - великодушно разрешила я, и новоявленная «графиня» унеслась.
        Юра растерянно перебирал бумаги, доставая их из папки.
        - А другие родственники? Есть они у меня?
        - Вот тут интересно. - Агата придвинула папку к себе, выхватила из кипы один лист и, глядя на него, стала рассказывать. - Значит, так. Наш исследователь добрался примерно до середины семнадцатого века. В то время Балкуновых было трое: два брата и сестра. Сестра вышла замуж и умерла в родах, младенец женского пола родился мертвым, так что эта ветвь полностью зачахла еще несколько столетий назад. Один из братьев, Павел, совершил мезальянс, женившись на простолюдинке по имени Елизавета. Про эту ветвь расскажу чуть позже. Юра - прямой потомок второго брата, Петра. Линия прослеживается четко, смотрите.
        Мы с Юрой склонились над листом. Имена, фамилии, даты… Поначалу ответвлений было довольно много, но кого-то унесла смерть в младенчестве, кто-то не оставил потомства, и к двадцатому веку линия осталась только одна: прадед Юры, его дед, покойный отец и он сам.
        - Интересно, папа знал о своем дворянском происхождении? Теперь ведь не спросишь. Мне, во всяком случае, он ничего не говорил.
        - После революции многие скрывали, - сказала я, - из соображений безопасности. Может, ему и не рассказали.
        - В общем, Юра - единственный выживший, уцелевший потомок, - подвела итог Агата. - Идем дальше.
        - Куда уж дальше, - пробормотала я.
        - Ты удивишься, Лорик, но есть куда. Как говорила небезызвестная Алиса, «Все страньше и страньше! Все чудесатее и чудесатее! Все любопытственнее и любопытственнее!» Возвращаемся назад в прошлое.
        - Остается еще один брат, Павел.
        - Именно. Он был успешен, занимал должности на государевой службе, преумножал богатство, и таким же образом поступали и его потомки. К тому моменту, как в России произошла революция семнадцатого года, Балкуновы процветали. У них имелось огромное имение под Быстрорецком, роскошный дом в Быстрорецке и еще один дом, поменьше, здесь же. Но с приходом большевиков к власти все это было утеряно. Главу семьи расстреляли, имение под Быстрорецком сожгли, вся земля перешла советскому народу - был основан колхоз «Ильич». Особняк в Быстрорецке тоже разрушили и снесли. Между прочим, теперь на этом месте стоит кукольный театр.
        Мы с мужем дружно ахнули: ничего себе! А Агата продолжала.
        - Как именно погибла жена Балкунова, не вполне ясно, наверное, ее расстреляли вместе с мужем, а вот их дочь, тоже названная Елизаветой, как ее дальняя родственница, чудом сумела выехать из пылающей в огне революции страны и выплыла в Париже. Драгоценности она спасти не сумела, денег у нее не было, из всех богатств оставалось лишь имя и благородное происхождение. Впрочем, она не потерялась в чужой стране, не сгинула, воспитывалась у кого-то из друзей ее покойных родителей, получила образование и впоследствии удачно вышла замуж. Муж ее, Кристоф Габен, был обеспеченным и влиятельным человеком, не миллионером, конечно, но Елизавета прожила с ним рядом спокойную и безбедную жизнь. Правда, детей у них с мужем не было, и это, как вы сейчас увидите, важно, потому подчеркну данный факт особо. После смерти Кристофа вдова жила затворницей. А на старости лет Балкунова-Габен, судя по всему, испытывавшая ностальгию по оставленной Родине, выкинула фокус. Когда в России началась перестройка, от коммунистической идеологии официально отказались, перестали строить светлое коммунистическое будущее, Елизавета
Балкунова-Габен вернулась.
        - Серьезно? Но зачем? - поразилась я.
        Агата пожала плечами.
        - Это у нее надо спросить, в документах мотивы не указаны. В любом случае то был опрометчивый поступок, который не привел ни к чему хорошему.
        - Что случилось со старушкой? Сколько, кстати, ей было? Лет сто?
        - Девяносто два. Но держалась она бодрячком. Прилетела в Россию и стала пытаться вернуть утраченную в годы революции семейную собственность. Наверное, хотела прожить последние годы в Быстрорецке и быть погребенной на родной земле.
        - А что такое «быть погребенной»? - спросила Ксюша, которая, как выяснилась, тихонько подошла к дверям и слушала. - Я тоже так буду?
        - Ксюша! - возмутилась я, а Юра, который считает, что с детьми нужно быть честными, ответил:
        - Все мы будем, но не скоро. «Погребенный» - значит «похороненный». Человек умирает, его хоронят. А подслушивать нехорошо.
        - Я не подслушивала, - надулась Ксюша, - я попить хотела. Водички.
        Получив воду, дочь ушла, а мы услышали финальную часть рассказа.
        - Как я говорила, Балкуновы владели еще одним домом, поменьше. Он уцелел. Я навела справки, в разные годы там был детский сад, методический центр, ЖЭК. Графиня, вернувшись из изгнания, сумела возвратить дом себе (представляю, во сколько ей это обошлось), оформила все бумаги и начала ремонт, но потом произошла темная история. По всей видимости, наивная старушка то ли по ремонтным делам, то ли еще по какой надобности доверилась некому злоумышленнику, который облапошил и погубил ее. Я не узнавала, понятия не имею, что и как, но вот итог, который мы видим в документах. В милицию поступил сигнал, что в доме не то организован наркопритон, не то детьми или оружием торгуют, не то бордель держат, не то все сразу. В результате рейда были убиты два человека - милиционер и известный тогда в городе авторитет. Кроме того, в доме был найден ребенок, а сама Балкунова-Габен обнаружена мертвой. Умерла во вновь обретенном доме. Причина смерти - острая сердечная недостаточность.
        - Печально, - сказал Юра, - не надо было возвращаться, жила бы себе в своей Франции и горя не знала.
        Агата посмотрела на Юру. Мне показалось, в ее глазах промелькнуло что-то похожее на досаду.
        - Тогда не было бы самого главного. Слушайте дальше. Покойная Балкунова-Габен не оставила завещания, по закону ее имущество переходит к ближайшим родственникам. Судя по этим бумагам, - Агата постучала длинным ногтем с вишневым лаком по пачке документов, - единственный ее ныне живущий родственник - это ты, Юрий Сергеевич.
        В кухне стало тихо. Я не знала, как реагировать. Юра, кажется, тоже.
        - Не знаю пока, чем в точности владела твоя пра-пра, но одно несомненно: с помощью собранных документов мы легко сумеем доказать, что ты имеешь право все унаследовать. Предоставь это мне. - Агата весело посмотрела сначала на Юру, потом на меня. - Что притихли, благородные господа? Как вам новости?
        Глава третья
        Вот и пришла пора вернуться в двадцать шестое марта, в день, когда Юра сообщил мне радостную новость: его признали наследником умершей десятилетия назад Елизаветы Балкуновой-Габен.
        - Так ты рада? Почему такое лицо? - Юра обнял меня за плечи.
        - Рада, конечно, - ответила я. - Чем тебе мое лицо не нравится?
        - Или, может, тебе плохо? Как ты себя чувствуешь?
        Юра переполошился, стал усаживать меня на диван, и в этом беспокойстве было что-то чуточку ненатуральное. Нет, он любит меня, Ксюшу и будущего ребенка - в этом у меня нет никаких сомнений. Но в течение последних примерно полутора месяцев Юра с головой ушел в эту, как мне казалось, авантюру с доказательством своего родства с покойной графиней.
        На протяжении этого времени они с Агатой писали и подавали бесконечные заявления, обивали начальственные пороги, даже в судебных заседаниях участвовали. Агата представляла интересы Юры, и, конечно же, наотрез отказалась брать за свою помощь деньги.
        Благодаря опыту и связям Агаты и самого Юры (он все-таки в мэрии работает, начальником одного из отделов), дело продвигалось ускоренными темпами.
        Наследство было не сказать чтобы колоссальное. Точнее, ничего не было, кроме старого дома со всем, что внутри, и земли, на которой он стоял. Свою зарубежную собственность ностальгически настроенная графиня продала перед возвращением в Россию. Денег у нее при себе, видимо, было немало. Вещи, драгоценности тоже, наверное, имелись. Но большая часть средств ушла на покупку дома и восстановление прав. Да и мошенники, с которыми по неопытности связалась привыкшая к спокойной жизни во Франции Балкунова-Габен, обобрали ее как липку. У нее не имелось счетов, соответственно, и денег на них, не было и бриллиантов в банковских ячейках и сейфах.
        - Денежки, видать, перекочевали в карманы предприимчивых граждан, которые «помогали» бабульке с ремонтом и оформлением документов, а на деле крутили темные делишки, - рассказывала мне Агата.
        - Мы, может, в доме тайник найдем, - усмехался Юра, а Ксюша визжала от восторга: она будет искать клад!
        Беготня, суета с наследством задевала меня только по касательной. Я с двенадцатого марта лежала на сохранении. Ничего особенно серьезного, за границей, говорят, повышенный тонус матки вообще не считается отклонением от нормы, но мы с Юрой рассудили, что, во-первых, береженого бог бережет, а во-вторых, лучше в больнице под присмотром врачей, чем в пыльной конторе за компьютером пыхтеть.
        Тут, наверное, нужно сказать, что я работаю бухгалтером на одном торговом предприятии. Движение товаров, оплата счетов, складские остатки и прочие увлекательные вещи. Я, в отличие от Агаты и Юры, человек с заурядной судьбой и профессией.
        Пока я лежала в больнице, за Ксюшей помогали присматривать мама Юры и Агата. Юра отвозил дочку в школу, а они забирали ее оттуда. Хорошо еще, что художественная студия, куда ходила Ксюша, располагалась в здании школы, а после уроков была группа продленного дня.
        Ксюше больше нравилось, когда с ней возилась Агата. Удивительно (и очень горько), что человек, не имеющий детей (и возможности родить), настолько хорошо умеет обращаться с ними, так их понимает.
        Бабушка же, с вечным требованием звать ее Татьяной Петровной, а не бабулей, запретами есть сладкое и чипсы, а то будут в подростковом возрасте прыщи и лишний вес, с ее строгостью и подавлением любых попыток проявить инициативу, Ксюшу раздражала.
        Вчера меня выписали, сегодня Юра сообщил новость, а завтра…
        - Агата говорит, формальности еще нужно будет улаживать, некоторые документы - не столь важно, какие, зачем тебе голову забивать! - могут быть готовы через несколько месяцев, но это не имеет значения. Главное, мы можем переехать в любое время, хотя завтра!
        Вот тут я растерялась. Я знала, конечно, что Юре достался дом, понимала и то, что мы можем туда переехать. Но считала, что это будет уже после рождения малыша. А Юра, как выяснилось, собирается поселиться там так скоро.
        - Подожди, но я даже толком его не видела…
        Разумеется, как только стало ясно, что Юра - потомок Балкуновой-Габен, мы съездили к дому, но и ворота, и сам дом были на замке, так что полюбоваться получилось только с внешней стороны.
        - Увидишь, - откликнулся Юра. - Мы с Агатой туда на днях заглянули. Просто восторг! Поедем теперь все вместе, тебе понравится.
        - Юра! - Я встала с дивана и прошлась по комнате. - Как-то все это слишком быстро, не могу в себя прийти.
        - Это тебе «быстро», а у меня уже со всеми этими хлопотами такое чувство, что всю жизнь только наследством и занимаюсь.
        - А если нам не захочется жить в том доме? Отсюда и в школу Ксюшке два шага, и «художка», и моя работа…
        Муж не дал мне договорить.
        - Со школой и студией вопрос решим, два месяца осталось, можно и повозить, а с сентября переведем. Тут-то у нас что - окраина! А там - центр города, одна из лучших в городе седьмая гимназия под боком, я уже переговорил с кем надо, нас возьмут. С рисованием тоже все нормально, при гимназии есть художественная школа! Представляешь, как повезло?
        - И ты тоже договорился, нас возьмут? - Это прозвучало немного едко.
        Я была неправа. Надо радоваться, что Юра взял на себя все заботы, нашел отличные решения. Обо всем подумал, побеспокоился. Только у меня остался осадок: что же он со мной не посоветовался? Как будто мое мнение не имеет значения. Раньше у нас такого не было, все решения мы принимали вдвоем.
        А Юра, не заметив моей грустной иронии, несся дальше.
        - Что касается твоей работы, то перед декретным отпуском ты имеешь право взять очередной, и там еще майские праздники приплюсуются. Значит, остается всего один месяц, даже неполный. На это время, я думаю, мы тебе запросто снова больничный организуем. Не придется работать.
        - Но я не хочу опять лежать в больнице, - возмутилась я.
        - Не будешь, - успокоил муж, - кажется, можно оформить как дневной стационар. Сходила, полежала под капельницей - вернулась. Я все сделаю, как надо, не переживай.
        Видимо, он в конце концов заметил мое кислое лицо и сразу все понял. Подошел, обхватил руками, поцеловал.
        - Ты злишься, потому что думаешь, я давлю на тебя, да? «На том простом основании, что я мужчина», как этот Гога, он же Жора. Извини, если это так выглядит. Я хотел снять с тебя эти мелкие заботы. Я же теперь не просто муж и отец, я дважды отец. Хочу сделать все… - Он замялся. - Правильно. Тебе и без того тяжело: беременность, роды предстоят, могу же я в быту все устроить так, чтобы тебе было полегче? Это разве плохо?
        Разумеется, это было не просто хорошо, а очень хорошо.
        - Юрка, ты прав. - Я поцеловала его и улыбнулась. - Зря я накуксилась. Умница ты мой, лучший муж на свете. И для Ксюши все идеально, и для меня. Мне и самой не хочется в офис мотаться.
        Забегая вперед, скажу, что походить на работу мне все-таки пришлось: начальница слезно просила завершить дела и обучить девочку, которую взяли на мое место. К тому же почти до майских праздников, пока шел ремонт в новом (старом) доме, нам пришлось жить в квартире. Сразу перебраться в дом не получилось: он не был пригоден к тому, чтобы в нем жить, требовался ремонт.
        Посмотреть на хоромы мы отправились сразу после разговора с Юрой: забрали дочку из школы и поехали, как выразился муж, обозревать владения.
        Дом, который я еще не привыкла называть нашим, хотя Юре и Ксюше это уже удавалось без труда, находился, как уже и говорилось, в центральной части Быстрорецка.
        Я люблю эти места: здесь словно попадаешь в прошлое, в книги классиков девятнадцатого века. Дома не выше двух этажей, аккуратные и симпатичные, чем-то напоминающие шкатулки с секретом. Строили их не под копирку, у каждого здания - свое лицо и собственный характер; многие, правда, сильно осовременены, отреставрированы.
        Располагаются там в основном офисы небольших компаний, аптеки и магазины. Вот, например, «Центр йоги», а рядом - антикварный салон «Муза» и почтовое отделение.
        По соседству есть маленький безымянный сквер и огромный парк, который горожане называют садом Влюбленных, потому что в центре бьет фонтан Влюбленных. В этом же районе расположены выставочный зал, драматический театр, несколько старинных церквей, Дом актера, музеи и студии - музыкальные и художественные, а еще - художественное же училище, одно из лучших в стране.
        Улица, на которой стоял дом Балкуновой-Габен, была извилистая и довольно узкая, с однополосным движением. Она носила имя самого знаменитого русского баснописца Крылова и с одной стороны вливалась, как ручей, в длинную и широкую улицу Горького, а другим концом упиралась в небольшой овражек. На другой стороне овражка стояли большие современные здания: торговые центры, офис крупного предприятия, деловой центр «Вега». Там все кипело и бурлило, а здесь, на улице Крылова, время текло неспешно.
        Унаследованный Юрой дом и прилегающая к нему территория были опоясаны металлическим забором примерно полутораметровой высоты. Прутья не просто торчали рядами, но переплетались причудливо, образуя цветы и листья. Наверное, это было старинное литье, давно потускневшее от времени, черная краска облупилась и облезла.
        - Большие ворота для машинок, а калитка для нас, - прокомментировала Ксюша, пока Юра возился с замком.
        - Точно, - рассеянно сказала я.
        Мое внимание было занято домом. Был он довольно простой, в отличие от забора, без изысков, но добротный, прочный на вид. Крыша из металлочерепицы, дорожка до входной двери и козырек над нею явно были результатами проведенного Елизаветой ремонта. Когда-то белые стены посерели, как мякоть гриба, окна давно никто не мыл, и они глядели на мир подслеповато.
        Перед домом был палисадник, где росли кусты сирени. Аромат в сезон цветения, наверное, потрясающий, подумалось мне. За домом, как сказал Юра, есть небольшой дворик, туда можно напрямую попасть через вторую дверь, из кухни. Сад разбить негде, но это как раз не страшно, мы не садоводы-огородники.
        - Балконов нет, - сказала я. - Мне нравятся балконы и всякие террасы и веранды.
        - Зато увидишь сейчас, какая шикарная лестница, - сказал Юра, который уже отпирал дверь дома. - А беседку мы можем построить в саду, Лорик. Так что нет балконов - и бог с ними! - Он приглашающе распахнул дверь. - Добро пожаловать, мои дорогие! Вот оно, наше родовое гнездо!
        Пошутить хотел вроде бы, но я знала: Юра, хотя старается не показывать этого, гордится своим чудесным образом обнаружившимся происхождением, высокородными предками, тем, что у его семьи, оказывается, есть история.
        Внезапно я почувствовала себя простолюдинкой, девицей без роду и племени, но отогнала эти мысли: что за предрассудки! Какое значение такие вещи могут иметь в современном мире смартфонов, компьютеров, нейросети и полетов в космос?
        Ксюша уже забежала в дом вслед за отцом, и я, чуть замешкавшись, тоже переступила порог. Пора было знакомиться с местом, где нам всем предстояло жить.
        Глава четвертая
        Позже, когда возвращалась мыслями к тому дню, пыталась анализировать свое первое впечатление от встречи с домом, мне порой казалось, что я сразу поняла: тут что-то не так. Недоброе место, даже зловещее, не стоит нам здесь жить. Стоял дом запертым долгие годы - пусть стоит и дальше.
        Но в действительности это неправда. Ничего такого я не ощутила, разве что прикинула объем работ по ремонту и очистке помещения и ужаснулась.
        В доме пахло пылью, старым деревом, еще чем-то непередаваемо древним, сухим. Сырости не было, а значит, не стоило бояться и плесени, что радовало. Юра говорил, что водопровод и канализацию Балкунова-Габен распорядилась починить в первую очередь, и сейчас трубы и сливы должны находиться в приличном состоянии.
        Было прохладно и очень тихо, как будто толстые стены не давали проникнуть внутрь никаким городским звукам. Впрочем, почему «как будто»? Вправду не давали. Как и массивная, неприступная на вид дверь с несколькими замками - ни один грабитель не взломает.
        Воздух был застывшим, затхлым. Ничего удивительного, когда тут проветривали в последний раз? Всюду пыль, серые разводы на рамах, грязь на полу.
        - Уборка займет неделю, - уныло сказала я.
        - Ты же не думаешь, что сама будешь все отмывать? В твоем положении? - спокойно заметил Юра. - Главное - это решить, что и как мы хотим сделать, а сделают другие люди.
        - Разве у нас есть деньги нанять кого-то? - удивилась я. - Ты же говорил, что в наследство достался только дом!
        - Мы найдем клад, мамуль, - успокоила меня Ксюша. - В кладе будет миллион денег. Или миллиард.
        - Конечно, котенок. Ты погуляй немножко сама, - сказала я, глядя на мужа, который, кажется, был немного смущен.
        - Да, дочь, только аккуратнее, на второй этаж пока не ходи, вместе пойдем.
        Ксюша направилась в комнату, что была справа от входа.
        - Ты что-то хочешь мне сказать? - спросила я Юру.
        - У нас есть немного денег на ипотеку, так? А ипотека уже не будет нужна. Дом принадлежит нам. Так что мы можем их потратить.
        Я ждала. Не так много мы накопили, чтобы это обсуждать, и без того ясно, что логично потратить накопленные средства на ремонт.
        - Думаю, нам нужно продать квартиру. Погоди, погоди! - Муж вскинул руки, видя, что я хочу возразить. - Знаю, мы хотели сдавать ее, а сами попробовать пожить тут. Но это отличный дом! Зачем нам «пробовать»? Надо все устроить по вкусу и перебраться окончательно! Центр города, превосходное место. Дом просто восторг: просторные комнаты на первом этаже, четыре спальни на втором, кладовка и подвал. Все крепкое, в отличном состоянии.
        - Ты еще однажды сказал, что можно и продать - земля в центре дорогая, покупатель быстро найдется. Теперь даже подумать об этом не хочешь?
        - Да, поначалу думалось, что можно продать, а на эти деньги купить современную квартиру и еще останется немало. Но, знаешь, Агата говорит, продать всегда успеем, недвижимость в центре только дорожает. Зачем торопиться? Я хочу пожить тут, а уж если нам по какой-то причине не понравится, то продадим дом. Однако, чтобы нормально обустроиться, нужно вложиться. Не кредит же брать, когда можно продать «однушку»!
        И снова в словах мужа был резон, был смысл.
        И снова меня задело, что мое согласие нужно чисто формально. Юра уже все решил.
        Только что я могу возразить? Какой приведу аргумент против продажи квартиры?
        - Хорошо, давай подумаем об этом, - сказала я.
        - Вот и отлично. А теперь будем осматриваться.
        Осматривались долго, пока уставшая, проголодавшаяся Ксюша не начала капризничать.
        На первом этаже располагался просторный холл, прямо перед входом была лестница на второй этаж.
        Справа находилась кухня-столовая, огромное помещение, по площади равное всей нашей квартире. Здесь оказалось пусто, никакой мебели.
        «И хорошо, - подумала я, - есть возможность устроить все по собственному вкусу».
        Из кухни можно было попасть в задний дворик. Сейчас стеклянная дверь была грязной, стекло в разводах, дворик - неухоженный, запущенный, но я представила, как великолепно все будет выглядеть, когда стекло засверкает на солнце, во дворике появятся клумбы, стол, плетеные стулья…
        Настроение заметно улучшилось. Юра чмокнул меня в щеку и повел в другие помещения, слева от входа. Тут были две смежные комнаты, в дальнюю можно попасть, пройдя через ближайшую.
        В первой вернувшаяся из Франции графиня устроила гостиную. Я смотрела на старомодную мебель с тусклой обивкой, громоздкий стол, диваны-мастодонты, большие окна, бархатные шторы. Во второй, верно, планировалась библиотека. Сейчас шкафы и полки от пола до потолка были пустыми, а еще имелись пианино и зеркало в старинной раме, отражающее человека в полный рост.
        - Ух ты! - Ксюша была от него в восторге, вертелась и строила рожицы. - Я дома в нашем зеркале себя всю никогда не видела!
        - А теперь видишь, какая ты красавица? - Юра затормошил Ксюшу, защекотал, и она расхохоталась.
        Паркетный пол в обеих комнатах был застелен ковром, при одном взгляде на который хотелось чихать.
        - Ковры надо выбросить, - сказала я. - Там клещи, грязь и всякая зараза.
        Юра безропотно согласился. Участь ковров была решена.
        - А теперь - на второй этаж, будем занимать комнаты!
        - Я первая! - завопила Ксюша.
        Шикарная лестница с ажурными перилами упиралась в коридор, опять-таки застеленный ковровой дорожкой, место которой тоже было на свалке. Обои пожелтели и местами отвалились, кое-где глаз «радовали» надписи маркерами и граффити в стиле «Здесь был Вася». Все же, по-видимому, сюда порой попадали вандалы и прочие темные личности. В коридор выходили четыре двери.
        - Наша с тобой спальня, комната Ксюши, детская для будущего малыша, одна комната даже лишняя, - сказал Юра.
        - Кабинет можно было бы устроить, если бы кому-то из нас он был нужен, - заметила я, - жаль, мы не писатели или музыканты.
        - Придется заняться творчеством. А пока пусть гостевая будет, все согласны?
        - Тетя Агата там может спать или бабуля, - резонно заметила Ксюша.
        Она выбрала дальнюю комнату с левой стороны, мы с Юрой решили, что наша спальня будет в ближайшей к лестнице комнате справа: окно выходило в палисадник, я представляла, как буду любоваться цветущей сиренью. К тому же эта комната была побольше остальных.
        - Можем сделать ремонт в коридоре, столовой, холле и этих двух комнатах на втором этаже, а все остальное будем доделывать постепенно. Жить тут и ремонтировать. Как тебе такой план?
        Юра обнимал меня за плечи, Ксюша вертелась возле нас, и жизнь была прекрасна.
        - Отличный план, - благодушно ответила я.
        Мы ходили по комнатам, думая, как и что покрасить, где поставить кровать или шкаф, пока Ксюша не позвала нас из коридора.
        - Мам, пап! Я нашла клад!
        - Надо же, как быстро, - в один голос сказали мы, переглянулись и засмеялись этой синхронности.
        Мы с Юрой часто думали, делали и говорили что-то в унисон.
        Ксюша стояла у стены, которой заканчивался коридор. Поначалу нам всем показалось, что стена глухая, но в одном месте обои отвалились, и Ксюша, оторвав от них изрядную полосу, обнаружила дверь.
        - Что там, пап? - Дочка подпрыгивала от нетерпения. - Давайте откроем!
        Открыть мы не могли, ключа не было. Но Юра сходил и принес не то лом, не то гвоздодер, и внутрь мы все же попали.
        Только за дверью оказалась не комната. И сокровищ, к великому огорчению Ксюши, не было. Зато была лестница. Узкая, по спирали уходящая вниз. Юра спустился, Ксюша увязалась за ним, я осталась стоять наверху.
        - Что там?
        - Ничего. Она упирается в стену. Дверной проем заложили кирпичами, - отозвался муж. - Думаю, это была лестница для прислуги.
        - У нас будет прислуга? - с восторгом спросила Ксюша.
        Мы с Юрой засмеялись.
        - Нет, котенок. Придется справляться самим. Так вот, лестница эта вела, судя по всему, во внутренний двор.
        - Зачем было закладывать ее? Прятать?
        Мне это почему-то не понравилось, а почему, я сама не знала. Мысль о том, что в сердце дома есть никуда не ведущая лестница, показалась зловещей.
        Юра и Ксюша уже поднимались.
        - Почему сразу прятать? Наверное, в более поздние времена, после революции, лишний выход был не нужен, вот лестницу и закрыли. Сделали выход во дворик из столовой, так даже удобнее.
        - Наверное, ты прав.
        - А как же!
        Мы спустились на первый этаж.
        Близ лестницы находилась кладовая. За прочной дверью, которую Юра еле смог открыть (хорошо, что ключ имелся, эту дверь без него открыть не получилось бы), нас ждало уходящее чуть вглубь помещение, доверху заваленное барахлом: доски, ведра, куски железа и еще много чего. Оглядев этот склад, Юра поспешно захлопнул дверь и сказал, что позже со всем разберется, вывезет хлам.
        - Здесь будет храниться верхняя одежда и обувь.
        - Нужно очень много одежды и обуви, чтобы заполнить все помещение, - засмеялась я, и муж сказал, что намек понял.
        Рядом с дверью кладовой была еще одна дверца, которой я поначалу и не заметила, - низкая, зато с громадным замком. Оказалось, она вела в подвал.
        - Я открывал в прошлый раз, когда мы были тут с Агатой, - сказал Юра. - Смотрел вполглаза, но успел заметить, что ступени очень крутые, надо держать дверь запертой, а то как бы Ксюша или малыш не свалились.
        Перед моим внутренним взором мелькнула картина спотыкающейся и летящей в темноту Ксюши, и я содрогнулась.
        - Ты прав. Запереть и убрать ключ подальше. А внизу что?
        Юра пожал плечами.
        - Я не спускался. Говорю же, мы обошли комнаты за десять минут и все.
        У меня зазвонил телефон. Агата.
        - Привет, Лорик, - сказала она. - Как тебе дом? Скажи, круто! Входишь в роль столбовой дворянки?
        - Пытаюсь. Слишком много комнат, не представляю, как найти им применение.
        - Ты типичное дитя малогабаритного строительства, - фыркнула Агата, - были бы комнаты, а что там разместить, придумаете. - Она помолчала немного и прибавила: - Я так за вас рада, ребята. Вы заслужили этот дом, это наследство. Хорошим людям должно везти!
        - Это все ты, - сказала я, - одни мы бы не справились. И вообще…
        От полноты чувств я не могла найти слов, а Агата, которая не слишком жаловала сентиментальные сцены, громко проговорила:
        - Хватит мне дифирамбы петь! Жду приглашения на новоселье. И скажи Ксюшке, пускай тете Агате комнату получше застолбит, чтобы я с ночевкой оставалась!
        Последние слова она произнесла громче, чтобы Ксюша слышала, и та засмеялась и закричала, что комната Агаты будет рядом с ее собственной, они смогут вечером есть вместе черничное мороженое, которое тетя Агата, конечно же, принесет.
        Когда мы выходили из дома, я думала, что счастливее меня никого на свете нет и быть не может. Прекрасный дом на живописной улице, любимый муж, обожаемая дочь и малыш, который скоро появится на свет.
        Я не догадывалась, что пройдет совсем немного времени, и моя жизнь погрузится во мрак.
        Глава пятая
        Апрель пролетел в делах и заботах. В нашем новом доме я почти не бывала, мы с Ксюшей заглянули раза два. Чувствовала я себя отлично, порой даже и забывала, что беременна: ни токсикоза, ни сонливости, ни отеков, ни тяжести в ногах.
        Мы с Юрой по очереди отводили Ксюшу в школу, забирала почти всегда я. Зная, что скоро уйду в декретный отпуск, в офисе я относилась ко всему спокойно, не нервничала и иногда ловила себя на мысли, что мне нравится моя работа (хотя была уверена, что после декретного не вернусь туда ни за что).
        Юра с головой ушел в обустройство дома, проводил там каждую свободную минуту. Он нанял бригаду строителей и ежедневно контролировал ход работ, а по вечерам, даже если был очень уставшим, подробно рассказывал, как продвигается ремонт.
        - Ты не узнаешь дом! - каждый раз завершал он свой рассказ.
        Деньги, которые мы откладывали на ипотеку, давно закончились, и Юра взял в долг у матери и коллеги, пообещав вернуть, когда будет продана наша квартира.
        Мы выставили ее на продажу; риелтор, энергичная громкоголосая блондинка с обаятельной улыбкой, обещала, что проблем не будет.
        - Однокомнатные - самый ходовой товар, их чаще всего ищут, - говорила она. - К тому же у вас квартира с хорошим ремонтом, заезжай и живи.
        Мы решили оставить часть мебели, а ту, что хорошо впишется в интерьеры дома, плюс бытовую технику забрать с собой. Потенциальные покупатели приходили нередко, обещали подумать, но сделки пока не было.
        - Это даже хорошо, вам пока все равно некуда переехать, - успокаивала меня Агата.
        Вначале я не очень-то хотела расставаться с обжитой квартирой, потом смирилась с этой перспективой, а затем, видя, как много денег уходит на ремонт, как растут наши с Юрой долги, стала стремиться скорее продать недвижимость и рассчитаться.
        По вечерам мы с Ксюшей упаковывали в коробки и тюки вещи, которые отправятся с нами в новый дом, выбрасывали то, чему не нашлось места в новой жизни: одежду, которую не носили больше двух лет, обувь, что стала мала; старые цветочные горшки и рваные Ксюшины книжки, сломанные игрушки, компьютерные мыши, открытки и журналы, электронный будильник, который звенел когда угодно, только не в нужное время…
        Число коробок и мешков множилось, и иногда мне казалось, что они выживают нас из квартиры. Ксюша каждый день спрашивала, когда она сможет переехать в свою комнату, а я…
        Что-то беспокоило меня, хотя я прятала тревогу в бесконечной суете, не давая ей поднять голову. Я полагала, что это естественное волнение: удивительные новости о наследстве Юры, спешно спланированный переезд, беременность и скорое появление на свет ребенка. Когда делилась своими мыслями с Агатой, она всегда говорила именно это.
        - Сразу несколько поводов для стресса в одно время, что ты хочешь! Даже самые приятные хлопоты - это же все равно хлопоты.
        Однажды, во время разговора с мамой по телефону, я попыталась сказать, что переживаю, но она не восприняла мои слова всерьез.
        - Лаура, ты себя накручиваешь! - Мать всегда звала меня только Лаурой или «кызым» - «дочкой». - Вечно ты так. Другие были бы счастливы оказаться на твоем месте, а ты находишь поводы понервничать. Перестань, кызым, это вредно для ребенка.
        Мама подробно рассказывала, как дела у нее и отчима, обещала приехать к нам летом, когда родится малыш, чтобы помочь мне. Про мои опасения она уже забыла. Собственно, я и не ждала, что мать проникнется моими проблемами, мы никогда не были особенно близки.
        Переезд состоялся в последних числах апреля. Примерно тогда же я перестала ходить на работу и полностью сосредоточилась на семье и домашних делах.
        Если честно, как только мы с Ксюшей очутились внутри дома, дурные мысли и невнятные предчувствия вымело у меня из головы. Слыша восторженный визг дочки, видя радостную, немного неуверенную улыбку Юры (боялся, оценим ли мы его старания по преображению нашего будущего жилища), я сказала себе: «Это идеальный дом. И мы будем тут счастливы».
        Никакой пыли, затхлого запаха и грязных полов!
        Сверкающие чистотой окна пропускали потоки бесстыжего весеннего солнца. Рамы Юра решил не менять - они были качественные и прочные, изготовленные из какой-то правильной древесины (муж сказал, какой именно, но я забыла), смотрелись солидно и дорого. Их вычистили, смазали замки, починили ручки - куда там современному пластику!
        Паркет смотрелся как новый, стены выкрашены, в комнатах поклеены обои, похожие на шелк, а вместо старых облезлых ковров - дорожки и паласы строгих расцветок. Светлая краска подчеркивала высоту потолков, лестница будто парила в воздухе.
        Холл был просторным, а детская комната и спальня - уютными и как будто обжитыми: может, потому, что тут нас ждали наши вещи и часть мебели из квартиры.
        Особенно потрясла меня кухня. Она была новенькая (гарнитур и стол со стульями мы с Юрой выбирали вместе) и огромная, еще больше, чем мне показалось первоначально. Мечта любой хозяйки, думалось мне. Даже если терпеть не можешь готовить, на такой кухне полюбишь это занятие.
        - В левое крыло лучше пока не ходить, - сказал Юра, открывая дверь за дверью, - две комнаты на втором этаже тоже не готовы. Там лишь уборку сделали, получше стало. Как продадим квартиру, начнем их обустраивать.
        Юра не произнес этого вслух, но мы оба знали, что деньги - одолженные, отложенные, взятые в счет будущих Юриных отпускных - практически кончились.
        Рабочие освободили комнаты от мебели, почти все мы с Юрой заранее решили выбросить, но кое-что оставили: антикварный комод из розового дерева с вставками из бронзы и мраморной столешницей, старинное ореховое трюмо с зеркалом, пианино, большое зеркало, мягкую мебель.
        - Диваны и кресла можно перетянуть, обить бархатом - будет здорово, - говорил Юра, и мне тоже в итоге понравилась эта мысль.
        Работы во дворе и палисаднике еще не начинали, но это не горит. Подвал оказался пустым, лишь несколько полуразвалившихся столов и стульев, ржавые металлические спинки кроватей и ящики с бумагами. Стены, потолок и полы необходимо было обработать от грибка.
        - Кладовку мы освободили от прежнего хлама, но уже загромоздили своим, - сказал Юра, демонстрируя ведра с краской, кисти, рулоны обоев, валики, рабочую одежду, инструменты. - Поэтому пока верхнюю одежду пристраиваем на вешалки, а вот тут - обувница, хорошо? Постепенно все до ума доведем, но ведь уже и то, что сейчас, - огонь, да, девчонки?
        Мы с Ксюшей были полностью согласны с Юрой. Дочка носилась по всему дому, да и мне хотелось делать то же самое, настолько очаровало меня это место.
        - Как мы ребенка сегодня будем спать укладывать? - вздохнула я.
        Юра прижал меня к себе и спросил:
        - Скажи честно, ты довольна? Счастлива?
        - Честно? - Я сделала вид, что задумалась, а потом широко улыбнулась. - Очень довольна. Безмерно счастлива.
        - Видишь, я был прав, когда говорил, что нечего пробовать, - надо рвать с прошлым и начинать новую жизнь здесь!
        И мы начали.
        И первые недели две все было настолько хорошо, насколько это вообще возможно.
        Жизнь шла под девизом «Впервые на новом месте»: «первая ночь в новой спальне», «Ксюша впервые пошла в школу из нового дома», «первые выходные и первые майские праздники»…
        Потом суматоха постепенно улеглась, от происходящего перестало захватывать дух; я привыкала готовить еду и обедать в просторной кухне-столовой, спать в комнате с видом на палисадник, подниматься и спускаться по плавно изгибающейся лестнице с ажурными перилами.
        Дом впервые показал свое звериное, жуткое лицо одиннадцатого мая, но я этого поначалу не поняла.
        Юра был на работе, Ксюша в школе. Я застелила постели на втором этаже и спускалась на первый, обдумывая, что приготовить на обед, когда увидела человека.
        Я даже не успела сообразить, кто это был, во что одет тот человек, мужчина это или женщина. Кто-то быстро пересек холл и скрылся из виду. Было похоже, что человек прошел из нежилого левого крыла дома в столовую.
        - Эй, постойте!
        Мне подумалось, это кто-то из рабочих, они временами продолжали приходить, что-то доделывать. Иногда Юра забывал предупредить меня. Может, и сейчас произошло подобное?
        Но тогда муж, получается, дал рабочим ключи?
        Я спустилась вниз, продолжая звать незнакомца, еще не испугавшись, не подумав, что проникший в дом человек мог оказаться вором (и тогда мне грозит опасность).
        В столовой было пусто. Я проверила обе двери - заперты. В доме никого не было, только я. Выходит, мне показалось? Тень неудачно упала или какая-то оптическая иллюзия? В глубине души я не верила в это, но ведь других объяснений не существовало, и мне пришлось удовольствоваться этим.
        Через день все повторилось, только на этот раз было более определенно. Я вошла в столовую и увидела человека. Мужчину, стоявшего вполоборота в противоположном конце комнаты, возле стеклянной двери во дворик.
        На краткий миг мне подумалось, что это Юра, но я сразу поняла: нет, не он. Одежда - черный пиджак или сюртук, брюки, белая рубашка, шляпа - выглядела старомодно, лицо слишком бледное, к тому же мужчина был старше Юры.
        Я вскрикнула, а незнакомец, словно и не заметив меня, сделал шаг вперед, к большому холодильнику. В этот момент что-то грохнуло в холле, и я инстинктивно обернулась, а когда снова поглядела на странного гостя, его уже не было.
        Преодолевая страх, я подошла ближе к месту, где он стоял. Куда он подевался? Так быстро выйти во двор не мог… Или мог?
        Старинная одежда, молчаливость, бледность - это что, был призрак? Кто-то из предков Юры?
        Но я не верила в призраков. Была (по крайней мере, тогда) человеком здравомыслящим и рациональным. Все-таки это был кто-то из рабочих. Был - и вышел во двор.
        Нужно позвонить Юре, спросить, не давал ли он кому-то ключ, не договаривался ли, что придут мастера. Телефон оставался в спальне, и я пошла за ним. Оказавшись в холле, увидела очередную странность. Дверь в нежилую гостиную, обычно запертая на ключ, была нараспашку. Отсюда и грохот: она открылась, ударившись о стену.
        Через минуту я, слегка задыхаясь, рассказывала обо всем мужу. Вопреки моим ожиданиям, он оказался спокоен.
        - Я, кажется, оставил дверь открытой. Показалось, что батареи гудят, я зашел проверить и, видно, не запер на ключ. Просто прикрыл, а она распахнулась от ветра.
        - От какого ветра?
        - От сквозняка, наверное. Лора, успокойся. Привидений не существует. Дубликат ключа есть у бригадира, я еще не забрал. Наверное, один из ребят заходил, я узнаю сейчас.
        - Из ребят?! В сюртуке и шляпе, как из костюмерной драматического театра? Они всегда так одеваются, когда ремонт делают?
        - Не язви. Ты просто не разглядела. А вообще да, обычно одеваются во всякое старье, ты точно подметила. Прости, Лора, работы по горло, я побежал.
        Мне хотелось ему поверить - помните про мою рациональность, да? Настолько хотелось, что вечером, когда Юра вернулся с работы, я даже не стала спрашивать, в самом ли деле кто-то из рабочих приходил утром в наш дом, чтобы не получить отрицательного ответа.
        К тому же Юра был спокоен, и я сказала себе: если бы он считал, что нам с Ксюшей что-то угрожает, принял бы меры. Он не делает этого, не беспокоится, не просит подробнее описать утреннего гостя, следовательно, все хорошо. Все в порядке.
        А потом я увидела девочку.
        Глава шестая
        Это произошло через два дня после того, как я то ли увидела, то ли не увидела мужчину в нашем доме.
        День шел своим чередом, я снова была одна и готовила обед. Делала куриный рулет с грибами и черносливом по новому рецепту, а это требует полной сосредоточенности и внимания.
        Поставив противень в духовку, вымыла руки и бросила взгляд в окно.
        Она была там. Девочка.
        Стояла посреди дворика, который мы еще не успели привести в божеский вид. Девочке было лет семь или чуть больше, просто она выглядела младше, поскольку была очень хрупкой и худенькой. Большие печальные глаза, бледное личико с тонкими чертами… Ангельский лик, подумалось мне, девочка была безупречно и даже возвышенно красива, если можно так сказать.
        На ней было светло-голубое платье с белым поясом - длинное, с кружевной отделкой. Изящное, как на антикварной кукле ручной работы.
        В первую секунду я подумала, что это соседская девочка. Точнее, мой мозг выдвинул эту версию, отчаянно надеясь, что она окажется верной. Я медленно пересекла кухню и подошла к окну. Отвела в сторону занавеску и…
        И девочка исчезла. Ее как будто стерли ластиком. Когда я отдернула штору, двор был пуст. Повинуясь порыву, я открыла дверь и вышла наружу. Могла же девочка отбежать в сторону, скрыться с глаз, спрятаться?
        Солнце светило, вдалеке звенел летящий по рельсам трамвай, в чьей-то машине во всю мощь играл хит, успевший надоесть до тошноты. Обычная жизнь - люди, голоса, разговоры, песни, машины, трамваи. Девочка не вписывалась в эту реальность, она была…
        «Правильно, нездешней! Это призрак!» - подумала я почти спокойно. Обошла дворик, хотя очевидно было, что никого тут нет, кроме меня.
        А когда повернулась, чтобы вернуться в дом, мне будто пощечину дали. Таинственная девочка стояла в кухне, возле окна, где недавно стояла я сама, и смотрела на меня пристальным, тяжелым, недетским взглядом.
        «Нет. Не может быть. Так не бывает».
        Я прижала ладони к глазам, желая стереть эту девочку, этот жуткий взгляд.
        Когда отвела руки от лица, девочка снова пропала, но порадоваться этому факту я не смогла, потому что, подойдя к двери, обнаружила, что она заперта.
        Я дергала и дергала ручку, но открыть дверь не удавалось. Ситуация была патовая: в духовке стоит рулет, телефона у меня при себе нет, так что позвонить Юре я не смогу, обе двери заперты!
        На некоторое время мысли о призраке вылетели у меня из головы. Я заметалась по двору, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации. Как попасть в дом? Как открыть дверь? А ведь скоро за Ксюшей идти, я обещала забрать ее пораньше.
        Я уже готова была разбить окошко, но тут услышала веселый голос:
        - Воздухом дышишь? А я недалеко была, мне надо Юре кое-какие бумажки отдать, дай, думаю, завезу и тебя проведаю!
        Агата! Мой ангел-хранитель!
        Я бросилась к воротам, открыла их, чтобы подруга могла загнать машину.
        - Слава богу, ты тут! - тараторила я.
        - Я, конечно, надеялась, что ты мне обрадуешься, но не ждала такой горячей встречи, - сказала Агата, заглушив мотор.
        - Ты уж точно что-то придумаешь!
        - Что случилось? - улыбка исчезла с ее лица, уступив место тревоге. - Тебе нехорошо? Ребенок…
        - Все в порядке с ребенком! Просто я вышла в сад, а дверь захлопнулась, ключи внутри остались, телефон тоже.
        Агата шла со мной к дому. Взялась за ручку входной двери, потянула.
        - У меня тоже нет ключа. Говоришь, кухонная дверь закрылась? Как она могла? Там же не английский замок, насколько я помню.
        Я не ответила, ответа не было и у меня. Мы обогнули стену дома и вышли на задний двор. Агата решительно двинулась к двери, прикидывая, видимо, как будет ее открывать без ключа, но едва мы успели приблизиться к ней, как стало ясно, что открывать ничего не придется.
        Дверь была приоткрыта.
        - Но как же… Это же… Клянусь тебе, она была заперта, я пыталась ее открыть, но никак не получалось.
        Агата смотрела на меня.
        - Ты мне не веришь? Но все было именно так! И эта девочка… - Я осеклась. Про девочку говорить не собиралась, но теперь придется.
        - Что за девочка?
        - Маленькая. Лет шести или старше. Одета в старинное платье. Сначала она была снаружи, я вышла, но она пропала. Потом девочка оказалась внутри, а дверь закрылась.
        Я говорила и слышала, как это звучит. Как бред сумасшедшей.
        Агата, кажется, не верила мне. А кто поверил бы на ее месте? И все же я чувствовала, что во мне закипает раздражение. Почему проще решить, что я рехнулась, нежели попробовать представить, что потусторонние проявления существуют? Все кругом твердят, что верят в Бога, но разве он не явление того же порядка? Не выходец из мира, отличного от материального?
        - Пойдем-ка в дом, - сказала Агата и пошла первой.
        - Рулет! - воскликнула я и метнулась к плите. К счастью, он не подгорел.
        - Вот документы для Юры, - сказала Агата и положила бумаги на стол.
        Она принялась объяснять, что это такое, но я особо не вслушивалась. Поняла только, что дела идут хорошо, и час, когда все юридические формальности будут улажены, неизбежно приближается.
        - Отлично, - произнесла я, продолжая обдумывать произошедшее.
        - Ты что собиралась делать? - спросила Агата нарочито небрежным тоном. - В смысле, сейчас. Обедать?
        - В школу надо, Ксюшу забрать.
        - Давай-ка я сама ее заберу. У меня есть время, я на машине, мне нетрудно. А ты пойди и поспи, отдохни немножко.
        Я попыталась возразить, но не слишком категорично. Может, она права. Я неважно сплю в последнее время, а врач сказал, нужно больше отдыхать.
        Агата уехала, я пошла в спальню и легла. Никаких девочек в нарядных платьях и мужчин в сюртуках. Глаза закрывались сами собой. Заснула я быстро, а разбудил меня назойливый звук. Он доносился с первого этажа, и поначалу мне показалось, что это обрывок моего сна.
        Но, полностью проснувшись, я убедилась, что слышу все наяву: кто-то ударял пальцем по клавише пианино - по одной и той же, раз за разом, с тупым упорством, и низкий звон плыл по дому, был назойливым, неотвязным.
        Я встала с кровати. В чем дело? Ксюша уже вернулась, Агата привезла ее, и теперь дочка балуется в гостиной? Нет, не похоже. Она знает, что заходить в запертые комнаты нельзя, хотя ключи и торчат в дверях. И потом, долбить по клавишам, зная, что я отдыхаю, Ксюша не стала бы, и Агата ей не позволит!
        Значит?..
        Я встала с кровати и на цыпочках, зачем-то стремясь двигаться бесшумно, подошла к двери. Припала ухом к деревянной поверхности, прислушалась. В доме было тихо-тихо, только монотонное «бом-бом-бом» разносилось по комнатам.
        Внезапно пианино смолкло, зато хрустко повернулся ключ во входной двери, послышался звонкий Ксюшин голосок. Она что-то говорила, Агата вполголоса отвечала.
        Порадовавшись, что больше не одна в доме, я поспешно спустилась вниз.
        - Мамуль! - закричала Ксюша, увидев меня. - А мы ходили в пиццерию, я съела вот такой кусок и мороженое! И еще меня похвалили, потому что я быстрее всех в классе читаю!
        У дочки был такой довольный вид, что я не решилась заикнуться про рулет, с которым провозилась все утро. Он явно останется невостребованным. Что ж, Юра поест.
        Я бросила взгляд на часы. Ого, уже почти пять! Я проспала несколько часов.
        - Агата, пойдем чаю попьем и рулет…
        - Нет, спасибо, но мне пора, - отказалась Агата. - А ты посвежела, похорошела. Больше спи, мамочка!
        Она чмокнула меня в щеку. И тут звук раздался снова: кто-то баловался с пианино, изо всех сил ударяя по клавише.
        - А еще около пиццерии мы видели такого большущего кота! Да ведь?
        Агата с улыбкой кивнула.
        Дочка говорила еще что-то, но я не понимала слов.
        - Вы слышите? - быстро проговорила я.
        - Огромный полосатый кот! Я тоже хочу, чтобы у нас был…
        - Да погоди ты! - резко оборвала я Ксюшу - Помолчи хоть секунду! Слышите? Этот звук?
        Как назло, в этот момент все прекратилось.
        - Лора, о чем ты? - спросила Агата.
        Снова звон. Что за издевательство! Оставив дочь и подругу в холле, я подскочила к двери, отперла замок и влетела в гостиную. Вот оно, пианино. И никого возле него, хотя я могла поклясться, что звук раздавался еще секунду назад!
        Огромное зеркало, стоявшее в углу, было повернуто таким образом, что себя я в нем не видела. Там промелькнул силуэт, тень проскользнула!
        «Оно вышло из зеркала, а потом снова убралось обратно в зазеркалье», - подумала я. Жуткая мысль.
        - Лора, что с тобой?
        Я повернулась к Агате и Ксюше. Дочка стояла, прижавшись к Агате, обиженно глядя на меня. Ну конечно, я же практически велела ребенку заткнуться!
        - Все хорошо, просто… - Я подошла к Ксюше, присела перед ней на колени, обняла. - Прости меня, котенок. Пожалуйста, прости, я не должна была так говорить!
        Тело ее было напряженным, но вскоре она перестала сердиться, обняла меня в ответ. Ксюша была отходчива, не умела долго дуться.
        Она ушла в свою комнату, а мы с Агатой остались одни. Взгляд у нее был встревоженный и вместе с тем задумчивый. Гадает, наверное, что со мной не так.
        - Извини, - пробормотала я. - На Ксюшу сорвалась.
        - Тебе послышалось что-то?
        То привиделось, то послышалось…
        - Кто-то ударял по клавише. Снова и снова. Ты ничего не слышала? - Я спросила почти умоляюще, хотя и так ясно было, что нет. Звуки жили в моей голове.
        - Думаешь, стала бы врать? Но Ксюша громко говорила, может, и было что, только мы не слыхали.
        Агата сказала это, чтобы меня успокоить, ободрить.
        - Прости. - Не зная, как оправдаться, что сказать, я умолкла.
        - Это все гормоны, - твердо сказала Агата. - Кто-то мел ест, кто-то огурцы соленые с вареньем, а тебе мерещится.
        Я хмыкнула.
        - Все, выброси это из головы и живи спокойно. - Подруга открыла дверь и вышла из дома; я поплелась за ней к машине. - Мне в самом деле пора уже.
        - Не говори Юре, пожалуйста. Он будет переживать.
        При мысли о том, что Агата расскажет Юре про девочку и звуки из пустой гостиной, а он в ответ поделится с ней моим заявлением о появлении мужчины в костюме, мне стало дурно.
        Агата взяла меня за руку.
        - А вот сейчас обидно было. Думаешь, я передаю другим все, о чем мы с тобой говорим?
        Я поняла, что сморозила глупость.
        - Прости. - Только и делаю, что извиняюсь сегодня! - Конечно, нет.
        Агата открыла дверцу машины.
        - Лорик, до связи, я покатила. А то спорола бы твой рулет за милую душу, даже не сомневайся.
        - Хочешь, я тебе с собой дам? У меня пластиковый контейнер есть, - переполошилась я, спрашивая себя, почему мне раньше не пришло в голову это предложить.
        - Спасибо, но я наемся сегодня. - Агата чуть покраснела. - На ужин иду.
        Мне пришло в голову, что они с Виталием помирились. Подруга больше не говорила о бывшем женихе, и я, подчиняясь ее желанию забыть, тоже молчала с новогодней ночи, не задавала вопросов. Агата держалась стойко, а в последнее время вроде бы выглядела более радостной. Может, личная жизнь стала налаживаться? Я со своими заботами и не догадывалась поинтересоваться.
        - У тебя появился кто-то? - осторожно спросила я.
        Агата усмехнулась, убрала за ухо прядь волос и покачала головой.
        - Обычная деловая встреча. Ничего больше.
        - Но с мужчиной же? - уточнила я.
        - С мужчиной.
        - Так, может, очень даже «чего!»
        - Лора, ему сто лет, он весит центнер и называет всех женщин «цыпами».
        Я закатила глаза.
        - И тебя?
        - А я не просто женщина. Я его адвокат. Мне предстоит, как выражаются герои американских боевиков, спасать его задницу.
        Агата уехала. Ксюша возилась с куклами наверху, а я вернулась в дом и теперь стояла и смотрела на пианино. Ни единого звука, ни малейшего следа чужого присутствия.
        Я закрыла дверь и заперла ее на ключ, пытаясь отгородить себя от призраков, демонов и прочих ужасов.
        Если бы это было так просто…
        Глава седьмая
        Наступившие вскоре выходные мы провели дома в трудах и заботах, как сказал Юра. Он решил, что пора заняться обустройством заднего дворика. Дел было выше крыши: спилить старое сухое дерево и разросшиеся кусты, выкорчевать пни, сделать клумбу и высадить цветы.
        - Вот тут поставим маленький бассейн для Ксюши, - сказал Юра, и дочка захлопала в ладоши. - Посадим газонную траву. А вот здесь будет столик со стульями: тень от дома падает, в самое жаркое время должно быть прохладно.
        У меня вдруг мелькнуло в голове, что я не хочу сидеть в тени, которую отбрасывает дом, но я подавила эту мысль.
        Разумеется, весь объем работ мы осилить не смогли бы, Юра нанял рабочих, которые должны были пилить, корчевать, копать, а наше дело в общем-то сводилось к тому, чтобы путаться под ногами (Ксюша), осуществлять общее руководство (Юра) и заваривать кофе, предлагать сок и лимонад, угощать печеньем (я).
        Работы велись два дня, и все это время я была на кухне. Юра периодически спрашивал, не устала ли я, не нужно ли мне прилечь, но я отказывалась. По правде сказать, когда в доме было много людей, звучали голоса и смех, мне было спокойно; куда лучше верилось, что случившееся со мной ранее являлось лишь плодом буйной фантазии вкупе с разыгравшимися гормонами.
        Глядя, как рабочие возятся в саду, я подумала, что, возможно, они, в ходе своих раскопок, могут найти там что-то зловещее, загадочное, но вместе с тем объясняющее появление призраков.
        Я всегда любила мистические, страшные истории, фильмы и книги, и действие многих из них разворачивалось в старых особняках и заброшенных домах. У таких мест была история, за годы своего существования их стены становились свидетелями ужасных вещей: смертей, преступлений. Подобные места накапливали и генерировали опасную энергию, и люди, которых угораздило поселиться в таких домах, чувствовали ее влияние.
        Верила ли я в эти вещи? Скорее да, чем нет, но то была вера особого свойства, когда вроде и признаешь наличие сверхъестественного, но уверен, что тебя лично это обойдет стороной. Иными словами, можешь теоретически признавать, что иной мир существует, но предположить, что станешь непосредственным участником событий, - нет.
        Я оказалась в ситуации, когда вера в потусторонние явления проверялась на прочность, и предпочитала поступать, как самые раздражающие персонажи книг и фильмов: прятать голову в песок, уговаривать себя одуматься, прикрываться логикой, законами физики, игнорировать, пока это получается.
        И все же мысль о том, что дом таит в себе загадку, постоянно крутилась в моей голове. Здесь что-то происходило в прошлом, могло происходить, почему нет? И отголоски прошлого врывались в мое настоящее. Потому-то я подспудно ждала, что один из рабочих закричит: «Мать честная! Это еще что? Смотрите, что я нашел!»
        Что это окажется за находка?
        Сундук с личными вещами, важными документами, дневниками бывших владельцев? Оружие или драгоценности? Печальные останки девочки или мужчины? Раз их призраки блуждают здесь, возможно, их когда-то убили в доме и закопали тела на заднем дворе?
        Я так ярко представляла себе все, что была уже почти убеждена: это непременно случится. Однако ни в субботу, ни в воскресенье никаких сюрпризов никто не обнаружил.
        Рабочие ушли, оставив после себя ставший как будто бы больше пятачок расчищенного пространства, и мне оставалось признать, что перекопанный вдоль и поперек двор чист во всех смыслах: нет там давних захоронений и безымянных могил.
        Впрочем, оставался еще палисадник.
        В понедельник Юра ушел на работу, завезя Ксюшу в школу, и я вновь осталась в одиночестве. После шумных, деятельных выходных дом казался особенно тихим, пустым и…
        Хотелось сказать, похожим на склеп, но я велела себе не думать о таком.
        - Это лишь старый дом, - громко сказала я себе. - Он очень уютный, красивый. Это мой дом! И мне здесь хорошо.
        Мантра прозвучала весьма уверенно. Я прислушалась к себе и поняла, что не испытываю страха или смятения. Занявшись привычными домашними делами, я совершенно успокоилась. Включила маленький телевизор на кухне, готовила обед, а с экрана неслись музыка и взрывы хохота: ведущие усиленно развлекали, смешили свою аудиторию, шутили, рассказывали забавные вещи.
        Заканчивая с готовкой, я обычно заваривала себе травяной чай или наливала морс в высокий красивый стакан, усаживалась на кухонный диванчик - отдохнуть, почитать, полазать в Интернете.
        Но на сей раз, наливая чай, я услышала в глубине дома стук.
        В дверь стучат?
        Я выключила телевизор. Стук раздался снова, мне не послышалось.
        «Конечно, в дверь! Почтальон пришел или соседка навестить решила», - сказала я себе, в глубине души не веря ни в то, ни в другое. Почтальон оставлял редкую корреспонденцию в почтовом ящике, а соседи не знали друг друга и не имели привычки являться с визитами. Да и не было на нашей улице жилых домов, как я и говорила, магазины да офисы, а их сотрудники не стали бы ходить по гостям среди рабочего дня.
        В груди ожил и заворочался страх, тоскливое предчувствие, что это продолжается.
        Я вышла из кухни и подошла к входной двери, упрямо пытаясь убедить себя и еще неизвестно кого, что все в порядке, обычная ситуация: посетитель не заметил звонка и принялся стучать. Сейчас я открою дверь, а на пороге будет стоять курьер с бандеролью, дружелюбная хозяйка антикварного магазинчика по соседству, заглянувшая поздороваться, или еще кто-то - нормальный, обычный человек, чей приход вернул бы меня в мир столь же нормальных и обычных людей и явлений.
        Вот только за дверью никого не было.
        А за спиной моей раздался требовательный стук.
        Я резко обернулась и крикнула:
        - Кто здесь?
        Мне не ответили. Я шагнула обратно в дом. Меня неожиданно обуяла злость: что за шутки, кто смеет пугать меня в моем собственном доме?!
        Снова постучали, и я поняла, что звук идет не из пустующего левого крыла, как я подумала. Стучали в дверь, ведущую в подвал!
        «Там никого быть не может», - подумала я. Юра давно запер дверь, ключ висел в ключнице. После того как оттуда вынесли всю рухлядь и обработали от грызунов и грибка, в помещение никто не входил.
        Словно сообразив, что я поняла, откуда доносится стук, неведомый обитатель подвала (которого не могло там быть!) стал колотить сильнее, громче.
        Я замерла, не зная, что предпринять.
        Подойти и спросить, кто там?
        Отпереть дверь и посмотреть?
        - Уже скоро! - произнес женский голос. - Немного подождать и…
        Дальше послышалось невнятное бормотание, голос словно бы смазался, зазвучал глухо. Я отметила это отстраненно, толком не отдавая себе отчета в происходящем. А после схватила сумку, ключи и вылетела из дома.
        Спустя примерно часа полтора я забрала дочь из школы. Она не ожидала, что я приду за ней так рано, но была рада и всю дорогу щебетала, рассказывая мне о том, как прошел день. Я старалась слушать, правильно реагировать, улыбаться и ахать в нужных местах, но мысли мои были далеко.
        Что происходит? Я схожу с ума, мне чудится то, чего быть не может? Возможно, виной всему беременность? Но мне не приходилось слышать, чтобы беременность провоцировала галлюцинации. Нет, все было на самом деле, и надо понять, почему это происходит. Посоветоваться с кем-то?
        - Мамочка, ты меня не слушаешь!
        - Извини, котенок! Задумалась.
        - Я сказала, давай зайдем в кулинарию и купим пирожное с кремом. Мы же можем?
        Конечно, мы могли и зашли. Чем дольше мы не появимся дома, тем лучше. Я уже думала, не отправиться ли нам на работу к Юре, но отринула эту мысль. Он будет недоволен. Что за дурацкая идея, заявиться к нему ни с того ни сего; что я сказала бы, как объяснила визит?
        Дом ждал нас, и впервые я подумала, что он не просто ждет, но поджидает. Подкарауливает, стережет, как охотник - добычу.
        Ксюша, похоже, не разделяла моих страхов. Я покормила ее обедом, помогла переодеться в домашнее, сделала с ней уроки, а она была беззаботна и счастлива. И никаких стуков, звуков клавиш, теней и призраков.
        Оставив дочку смотреть мультики в комнате, я решила предпринять хоть что-то, проливающее свет на утреннее происшествие. Я осмотрю подвал - вот что я сделаю. Ключ висел там, где его оставил Юра. Из-за двери не доносилось ни звука.
        «Замок, наверное, плохо смазан, ключ не повернется», - малодушно понадеялась я, но ключ звонко щелкнул и дверь легко открылась.
        Крутые высокие ступени спиралью уводили в темноту. Выключатель был с левой стороны, и я зажгла свет.
        - Есть кто? - спросила я, стыдясь того, как боязливо звучит мой голос.
        Слова покатились по ступенькам и замерли внизу. Надо идти.
        Держась за стену, я стала спускаться. Лестница оказалась неожиданно длинной, следовательно, подвал глубок. Я без приключений добралась до самого низа. Теперь передо мной было просторное, абсолютно пустое помещение без темных углов, освещенное желтым электрическим светом. Каменный мешок, иначе не скажешь. Спрятаться тут невозможно, даже если очень захочешь. Никто не мог стучать, говорить…
        «Никто живой», - сказал голос в моей голове.
        И вслед за этой мыслью пришла еще одна. Все-таки есть место, где можно затаиться, и место это находится позади меня. Осматривая подвал, я стояла спиной к лестнице, а там, за нею, было темное пространство.
        Я физически ощущала, что за мной наблюдают. Чей-то взгляд сверлил меня между лопаток, вдоль позвоночника словно ползали, перебирая лапками, крошечные муравьи. Не в силах больше выносить этого, я обернулась.
        «Там никого нет, это твои фантазии», - мяукнул голос разума.
        Но он ошибся. Она была там. Старуха в черном или темно-синем платье в пол с брошью у горла. Она словно сошла с портрета позапрошлого века, и бледное лицо, словно повисшее во мраке отдельно от тела, было странно плоским, безжизненным.
        Узкие губы шевелились, старуха шептала что-то, в упор глядя на меня. Почти теряя сознание от ужаса, я сумела все же разобрать отдельные слова: «Красивая… Недолго осталось».
        Меня буквально парализовало. За все сокровища мира я не смогла бы сейчас пошевелиться, убежать. Да и как бежать, куда? Мимо страшной обитательницы подвала? Я стояла, смотрела, и меня словно затягивало куда-то, в воронку, в омут, где так легко сгинуть, пропасть навсегда.
        Над головой грохнуло, и я, ничему уже не удивляясь, поняла: захлопнулась дверь подвала. Рот старухи раскрылся, став похожим на черный провал, и открывался все шире, шире. Я не могла оторвать взгляда от этой разрастающейся, увеличивающейся в размерах бездны. Было трудно дышать, ребенок забился внутри меня, заворочался, давая понять, что ему тоже тяжело, больно, трудно…
        Я открыла глаза. Надо мной склонилось искаженное Юрино лицо.
        - Откуда ты… Юра? - прошептала я.
        - Слава богу! Слава богу! - Я увидела, что глаза его блестят, и смятенно поняла: виной тому - застывшие в них слезы.
        - Мамочка! Ты нас напугала! - Ксюша плакала, не скрываясь.
        Я окончательно пришла в себя и обнаружила, что лежу на кухонном диване. Рядом - взволнованные муж и дочка.
        - Что случилось? - слабо спросила я.
        - Ты мне скажи, - в голосе Юры прорезались сердитые нотки. - Я вернулся домой, зову тебя - не отвечаешь. Ксюша прибежала, мы стали искать.
        - Сама говорила: нельзя ходить в подвал! - возмущенно сказала Ксюша. - А взяла и пошла.
        - Хорошо еще, я заметил, что в замке ключ торчит. Не понимаю, правда, как замок умудрился запереться.
        Я вспомнила грохот закрывшейся двери.
        - Тебя будто кто-то запер в подвале, но этого, разумеется, быть не могло. Ксюша этого не делала, а больше тут нет никого… Ладно, это не так важно. Важнее, что ты лежала внизу, на полу, без сознания! Я чуть с ума не сошел!
        В дверь позвонили.
        - Открыто! - крикнул Юра.
        - Кто это?
        - А ты как думаешь? Скорая! Нужно тебя осмотреть. Зачем тебя понесло в подвал, ты соображаешь, что могло случиться?
        От необходимости отвечать меня избавили вошедшие медики.
        Но поздно вечером нам пришлось вернуться к разговору. Осмотр не выявил ничего плохого: давление у меня было в норме, сердце ребенка билось ровно. Мне посоветовали пить успокоительные чаи, больше гулять и не забывать о приеме витаминов.
        Ксюша давно спала, а мы с мужем лежали в кровати и беседовали. Точнее, он пытался выведать, зачем я спускалась в подвал. Я не могла сказать ему правду. То ли боялась, что он сочтет меня чокнутой, не поверит, станет поглядывать с опаской; то ли мне не хотелось заново переживать все это, особенно сейчас, когда за окном ночь.
        И, конечно, всегда оставался шанс, что ничего, никого в подвале не было. Нервы в очередной раз расшалились, давление скакнуло, в голове помутилось.
        Поэтому я соврала, что мне послышалась возня в подвале, я пошла проверить, нет ли там мышей.
        - Ну ты даешь, - досадливо проговорил Юра. - Мыши!
        Мы помолчали немного, а потом я спросила, хотя секунду назад не собиралась этого делать:
        - Юра, можем мы узнать, что происходило в доме? Давно, в прошлом?
        - Ты о чем это? - Муж выглядел озадаченным.
        - Это старый дом, с историей. Наверняка много происходило… разного. Тебе не интересно, кто здесь жил, кто были эти люди?
        - Лора, ты не перестаешь меня удивлять. Мы с тобой знаем, кто. Мои предки. Да, дом с историей, и это история моей семьи!
        Я поняла, что мои слова звучат нелепо, выразить свою мысль не получалось, но я не собиралась отступать.
        - Это ясно. В доме жили твои предки, но кто? Мужчины? Женщины? Как их звали? Чем они занимались, как умерли?
        Юра приподнялся на локте. Он смотрел на меня, и в выражении его глаз читались одновременно раздражение и удивление.
        - Ты забыла, что существует генеалогическое древо моей семьи? С именами, датами рождения и смерти. Там есть все, что нужно знать. Прости, Лора, но ты городишь чушь. Насмотрелась обожаемых ужастиков? Это ведь в них люди переезжают в дома на отшибе, в глуши, и их начинают одолевать призраки прежних хозяев. Но мы переехали не абы в какой дом! Живем в центре города, история дома хорошо известна, не надо приплетать сюда свои фантазии, тревожиться самой и заставлять волноваться меня и Ксюшу. Договорились?
        Муж говорил со мною снисходительно, даже немного высокомерно, как с неразумной или малолетней, и его тон сильно задел меня, ранил. Юра ведь понял, что я имела в виду, но продолжал делать из меня идиотку.
        С другой стороны, что он должен был понять? Я не рассказала ему, что меня беспокоит, не поведала про старуху и девочку, про звуки клавиш и стук.
        И все же он мог проявить больше уважения ко мне, к тому, что меня тревожит. Он давно знает меня, должен понимать, что я никогда не была взбалмошной, без царя в голове. Видя отношение мужа, я подумала, что если и захотела бы во всем признаться, то теперь точно не стала бы.
        Больше ничего ему не сказав, я отвернулась к стене и вскоре заснула.
        Глава восьмая
        В пятницу в школе у Ксюши был праздник - выпускной для первоклашек, мы с Юрой собирались пойти. Учебный год для малышей завершился чуть раньше, чем для всех остальных, дети уходили на каникулы, прощаясь со школой больше чем на три месяца.
        Наша девочка была отличницей, ей должны были вручить грамоту, а еще Ксюша играла в спектакле вместе с другими детьми, так что у нее было много причин ждать этого дня.
        Правда, ночка накануне у нас выдалась та еще. Благодаря мне.
        После случившегося в подвале все немного устаканилось: потусторонние гости не беспокоили меня, хотя оставаться в доме одной было страшновато. Я вечно прислушивалась, присматривалась…
        Ладно, если совсем честно, старалась не слышать и не видеть: включала телевизор погромче, не подходила к дверям в подвал и в гостиную. Трусливая позиция, однако она давала плоды. Меня не тревожили - потому ли, что я всеми силами старалась игнорировать? Или потому, что все прекратилось?
        Однако в ночь с четверга на пятницу я поняла, что дарованный мне покой был всего лишь временной передышкой.
        В четверг Юра пришел с работы рано. Днем у него разболелся зуб, который давно уже его беспокоил, причем боль была нестерпима, так что поход к стоматологу сделался неизбежным. Я знала, что уже месяца три зуб у него периодически болел, Юра глотал таблетки, отгоняя боль, но ко врачу идти отказывался, невзирая на уговоры. Дело в том, что мой умный, уравновешенный муж до дрожи боится стоматологов, даже отлично зная, что лечить зубы уже давно не больно.
        Словом, сколько ни бегал Юра от дантистов, но пришлось идти сдаваться. Зуб, как оказалось, было не спасти. С удалением возникли сложности, по словам Юры, всю десну разворотили. В итоге, избавившись от зуба, Юра пришел домой, напился лекарств и заснул рано, еще до того, как я уложила в кровать Ксюшу, взбудораженную предстоящим праздником.
        Все случилось около часу ночи.
        Я заснула, хотя в последнее время у меня были проблемы со сном. В первые месяцы беременности спать хотелось постоянно, встать по звонку будильника было настоящей проблемой, на работе клонило в сон. Когда я носила Ксюшу, было то же самое. Наверное, так реагирует мой организм на беременность. Кого-то токсикоз мучает, у кого-то странные вкусовые пристрастия, а у меня - сонливость.
        Примерно месяца с четвертого на смену сонливости пришли сложности с засыпанием. Я не могла найти удобную позу, ворочалась, просыпалась среди ночи и не спала.
        В ту ночь мне удалось заснуть довольно быстро, но через час с небольшим я проснулась - не сама по себе, не из-за ощущения переполненного мочевого пузыря (тоже частой проблемы беременных). Меня разбудили.
        Кто-то ходил по коридору. Бродил туда-сюда, шаги были тихими, но отчетливыми. Муж похрапывал рядом. Может, Ксюша? Верилось с трудом. Дочка обычно всю ночь спит, не просыпаясь, а если и встала бы, чтобы сходить в туалет, то сразу вернулась бы в постель, с чего ей ходить по темному коридору?
        Я лежала, вслушиваясь в эти звуки, и словно бы ясно видела того, кто вышагивает в ночи. Судя по всему, это была женщина, потому что я слышала шелест платья и стук каблуков, и женщина молодая. Походка была не старческая: легкая, но твердая, энергичная.
        Шаги замерли перед дверью нашей спальни, и я почувствовала, как вспотели ладони, а сердце забилось так громко, что стук могла, наверное, услышать и незнакомка за дверью.
        «Сейчас она откроет дверь, войдет, я увижу ее, и мое сердце лопнет от ужаса!»
        Но никто не вошел, и мое дыхание постепенно выровнялось. Некоторое время в коридоре было тихо, а потом раздался совершенно невероятный звук. То, чего я не могла слышать, однако слышала.
        Ночной гость подошел к двери, что вела на старую лестницу для слуг. В ходе ремонта Юра решил оставить лестницу как есть, замуровав дверь на втором этаже так же, как был замурован выход на первом.
        Дверь заперли, сверху приделали гипсокартон, оштукатурили, покрасили, как и все стены в коридоре, и теперь не понять было, что это не просто стена, что за слоем гипса и краски скрывается выход на лестницу.
        Но сейчас я, пялясь в темноту, отчетливо слышала, как дверь открывается! Щелкнул замок, повернулась ручка, заскрипело-застонало, а после раздались негромкие голоса (точнее, два голоса, детский и женский) и шаги. Кто медленно и аккуратно стал спускаться по лестнице.
        «Невозможно», - подумала я.
        Этого не может происходить в действительности, но происходило же, как и многое другое в этом доме. Шаги и голоса на лестнице звучали то тише, то громче, не смолкая, не прекращаясь.
        Я повернулась к мужу, чтобы разбудить его.
        - Юра, - шепотом позвала я. - Юрочка!
        Он что-то пробормотал во сне и повернулся на другой бок. Принял сильные лекарства, успокоительное и обезболивающее, чтобы выспаться. Конечно, я могла бы разбудить мужа, но мне было его жаль.
        К тому же мне представилось, как я с трудом разбужу Юру, заставлю встать, проверить, что происходит в коридоре… За это время все прекратится, голоса и шаги пропадут, коридор окажется пуст, а я буду в глупом положении.
        Снова Юра поглядит на меня опасливо и с некоторой досадой, и на лице у него будет написано, что мои выверты начинают ему надоедать.
        Похоже, ничего другого не осталось: нужно встать и проверить самой. Я откинула одеяло и поднялась с кровати. Взяла с прикроватной тумбочки телефон и, подсвечивая себе путь, осторожно двинулась к двери.
        Перевела дыхание, повернула ручку.
        Вот и коридор - темный и пустой. Луч света скользил по нему, передо мною были закрытые двери комнат, гладкие стены. Вот светильник, а вот картина, которую мы с Юрой купили на новоселье.
        Стена, скрывающая лестницу, была все та же, что и днем, однако я продолжала слышать тихие разговоры и звук шагов. Постояв несколько секунд, я подошла к стене, припала к прохладной поверхности, прислушалась. Не могла понять, о чем говорят, голоса доносились словно издалека, но по интонациям мне показалось, что ребенок напуган, в голосе звучат слезы, а женщина говорит успокаивающе, размеренно.
        - Кто здесь? - негромко произнесла я и постучала по стене в том месте, где была дверь.
        Я представила, как выгляжу, стуча по глухой стене и разговаривая невесть с кем. Хорошо, что никто меня не видит.
        На мой вопрос не ответили, зато внизу я услышала звук распахнувшейся двери, словно бы женщина уговорила ребенка пойти прогуляться, они дошли до последней ступеньки, отворили дверь и вышли во двор.
        «Господи, в чем же дело? Люди, которых не существует, вошли в несуществующую дверь, спустились по лестнице и покинули дом через выход, который давным-давно заложен кирпичами!»
        Я стояла в темноте и чуть не плакала. Что происходит? Как долго будет продолжаться? Как мне поступить? С кем посоветоваться, поговорить, чтобы меня не сочли мистически настроенной курицей, у которой голова отключилась из-за бушующих в связи с беременностью гормонов?
        «Ксюша! Как она там?»
        Мне хотелось плакать, но я подавила слезы и поспешила в ее комнату.
        Нужно проверить Ксюшу, успокоиться и лечь спать. Кажется, в тумбочке есть беруши, я всегда их там держу, потому что Юра, бывает, храпит. Перед сном надо вставлять их в уши, чтобы никакие звуки меня не тревожили. А если Ксюша позовет, Юра услышит.
        Я шла в комнату дочери, светя себе под ноги. Вот и дверь, я открыла ее…
        Телефон выпал из моей руки с глухим стуком.
        В комнате дочки горел ночник в форме обожаемого ею Губки-Боба. Выключать его на ночь она категорически отказывалась, побаивалась спать в темноте. Это было объяснимо: прежде мы жили в однокомнатной квартире, Ксюша привыкла, что мама и папа днем и ночью находятся в комнате с нею рядом. Дочке было боязно ночевать в одиночестве, и мы договорились, что, пока она не привыкнет спать одна в своей комнате, ей разрешено оставлять ночник включенным.
        Замерев в дверях, я видела в приглушенном свете ночника сидящую на кровати дочки девочку.
        Я не знаю, ее ли видела в саду и на кухне. Разглядеть девочку я не успела, запомнила лишь светлое платье и распущенные по плечам волосы. Девочка сидела ко мне спиной, глядя на безмятежно спящую Ксюшу, а когда я вошла, стала поворачивать голову в мою сторону, и я с перепугу выронила телефон.
        Одновременно с этим погас ночник, в детской стало темно.
        Не сумев совладать с собой, я закричала.
        Дальше, разумеется, были кошмар и суета.
        Перепуганная Ксюша проснулась от моего вопля в полной темноте и принялась тоже кричать и плакать. Прибежал перепуганный, не вполне пробудившийся Юра, зажег свет, увидел сидящую в постели зареванную дрожащую дочь и трясущуюся от ужаса жену, которая пыталась что-то ему объяснить…
        Улеглись мы через час, напоив Ксюшу какао, успокоив ее и попытавшись обратить все в шутку. Мои бессвязные слова «тут кто-то был» мы неуклюже превратили в то, что мама пошла проведать Ксюшу и увидела мышь. Вернее, ей показалось, что она ее видит, вот ведь глупенькая мама!
        Оставшись вдвоем, мы перестали улыбаться.
        - Что с тобой? - сердито спросил Юра. - Кто мог быть в детской, по-твоему?
        Я была слишком потрясена и измучена, чтобы лгать, поэтому сказала правду: проснулась от звука шагов, подумала, что это Ксюша (ложь, но что делать). Вышла в коридор, услышала звуки на лестнице, зашла к дочери и увидела сидящего на ее кровати ребенка.
        - Бред. Никого нигде не было.
        - Знаю, - коротко ответила я, понимая, что упорствовать бесполезно.
        Ведь и правда все кругом дышало тишиной и покоем. Как я докажу, что еще час назад все было иначе?
        Или не было?
        Мне хотелось, чтобы муж обнял меня, прижал к себе, уговорил не переживать и лечь поспать. Так он повел себя с Ксюшей, но на мою долю выпало лишь недовольство.
        Говорить больше было не о чем. Юра принял еще одну дозу лекарства: десна разболелась, температура немного повысилась. Я, как и собиралась, засунула в уши беруши и допила оставленное дочкой в чашке какао.
        Остаток ночи прошел спокойно, но встали мы с трудом. К счастью, Ксюша уже забыла о ночном переполохе и светилась от радости, принимая поздравления, грамоту и сладкий подарок из рук учительницы, а потом с блеском исполнила свою роль в постановке.
        Мы с Юрой были как вареные, хотя и пытались вписаться в общую атмосферу оживления и веселья. У него ныл зуб, я чувствовала слабость и легкую тошноту.
        А вернувшись домой, обнаружила на нижнем белье кровь.
        Глава девятая
        Из больницы меня выписали примерно через две недели.
        Быть может, могли и раньше отпустить восвояси, ведь критическим мое состояние уж точно не было, крови - всего пара капель, чувствовала я себя хорошо. Но на выписке не настаивала; домой, как другие, не просилась.
        Неприятно признавать такое, но в глубине души была рада, что появился веский повод побыть некоторое время в другом месте. Мне требовалась передышка от… дома.
        Не знаю, как можно иначе сформулировать, но атмосфера постоянного напряжения, повисших в воздухе вопросов, сомнения в собственной адекватности, недоверие в глазах мужа - все это действовало угнетающе.
        В больнице же можно было не думать больше ни о чем, кроме самого важного, - жизни и здоровья будущего малыша. Мы, кстати, не знали еще, мальчик это или девочка. Решили, что увидим, когда ребенок родится.
        Юра договорился, чтобы меня поместили в так называемую «коммерческую» палату, посему я была одна, никто меня не беспокоил. Мне ставили капельницы, давали витамины, измеряли давление, но большую часть времени я была предоставлена сама себе и отдыхала: читала, смотрела фильмы, на которые дома вечно не хватало времени.
        А первым делом выспалась: удивительно, но тут, в больнице, бессонница моя отступила. Засыпала я легко, спала крепко и не просыпалась среди ночи. Как же это бесценно, думалось мне, сразу и настроение поднялось, и дурные мысли исчезли, и цвет лица улучшился.
        Конечно, то, что меня не было, усложнило жизнь моим близким. Ксюше уже не нужно было в школу, но оставаться дома одна она не могла. Юра работал, пришлось его матери взять на себя обязанность сидеть с внучкой. Татьяна Петровна не хотела «мотаться каждый день на другой конец города», поэтому Юра перед работой каждый день завозил к ней Ксюшу, а вечером забирал обратно. Пару раз она оставалась ночевать у бабушки и, когда звонила мне, с восторгом говорила, что они устраивают девичники.
        - Это как? - спрашивала я.
        - Мам, ты что, не знаешь? Это когда девочки могут оторваться по полной.
        - Ого, звучит пугающе!
        - Не бойся, - снисходительно отвечала дочь, - мы едим мороженое и конфеты прямо в постели, а после не чистим зубы. Пьем разные соки и газировку, можно даже смешать несколько, тогда получится коктейль! Смотрим допоздна фильмы и заказываем пиццу!
        Я со стыдом думала, что вполне счастлива вдали от дома.
        Юра навещал меня почти каждый день. Я смотрела на него и думала, что он расцвел в последнее время. Муж всегда был симпатичным, интересным мужчиной, но то ли сознание своего аристократического происхождения, то ли обладание новым домом придали ему дополнительный лоск, шарм, даже некую царственность.
        Он так гордился своим новым положением, так радовался, что я не могла отравить его счастье просьбой все-таки продать дом. Купить что-нибудь попроще, попонятнее, без тайн, теней, подвала и загадочных ночных шумов. Которые, впрочем, могли быть и плодом моего воображения. Тут, в светлой комнате, в здании, полном людей, в это верилось гораздо лучше.
        Поэтому, когда они с Агатой заявились ко мне вдвоем за день до выписки и сообщили, что на днях формальности будут улажены, мне ничего не оставалось, как сделать вид, будто я очень счастлива.
        - Наверное, ждешь не дождешься, чтобы домой вернуться, да? - сочувственно спросила Агата. - Потерпи еще чуточку.
        Я улыбнулась, надеясь, что улыбка получилась искренняя.
        - И еще одна отличная новость! - Юра лучился. - На нашу квартиру нашелся покупатель! Риелтор сказала, позвонит на днях, посоветуется с кем-то и скажет, но она уверена: ответ будет положительный. Тот человек в восторге, внесет залог как миленький!
        Я понимала восторг неизвестного мне человека. Ему достанется удобная, хорошая квартира, будет себе жить-поживать. А вот мы…
        Отогнав мрачные мысли, я сказала, что это великолепно.
        - Не то слово! - подхватил Юра. - Ремонт завершим, дом будет как конфетка.
        Да уж, конфетка. С непонятной начинкой.
        Юра забрал меня из больницы и привез домой в понедельник. Специально с работы отпросился, украсил прихожую шариками, цветы мне подарил. А Ксюша нарисовала картинку «Добро пожаловать домой, мамочка!»
        - В следующий раз мы будем встречать вас с Марком.
        - Ага. Или с Лидочкой.
        - Мне все еще не нравится это имя, - притворно надулся муж.
        Мы провели вместе чудный день. Со мной обращались, как с королевской особой: Юра заказал ужин в ресторане - мои любимые блюда, Агата прислала розы, Ксюша не отходила ни на шаг, поминутно обнимала и целовала.
        Я была счастлива и не подозревала, что счастья на мою долю не выпадет еще долго… Если оно вообще мне будет хоть когда-то отпущено.
        Последний хороший день, рубеж - вот чем был тот понедельник.
        Уже во вторник утром Юра, который только что уехал на работу, позвонил и обрадовал меня известием: за нашу квартиру внесли залог, сделка состоится через две недели.
        Квартира у нас с ним в совместной собственности, но я давно уже составила доверенность на мужа, поэтому ходить по инстанциям мне не придется. Это было рационально: что беременной женщине делать в Регистрационной палате и прочих учреждениях?
        Но у меня возникло ощущение, что все решается без меня, а я сижу на периферии, на обочине жизни и могу лишь наблюдать за происходящим, никак в нем не участвуя.
        - Я привезу роллы и пирожные, которые Ксюша обожает, не готовь ничего, - сказал Юра, - отметим!
        - Хорошо, - ответила я. - Как раз думала мясо разморозить. Значит, не буду.
        - Ты что-то невеселая.
        - Тебе кажется.
        Юра не стал больше расспрашивать. Мы попрощались, я пожелала ему удачи и задумчиво поглядела в окно. Я была в кухне-столовой, готовила нам с Ксюшей завтрак. Небо с самого утра собиралось расплакаться дождем, ветер толкал по небу тучи, словно тяжелые, груженые чем-то вагоны.
        На лестнице послышались крадущиеся шаги. Я улыбнулась: Ксюша решила устроить сюрприз. Обычно она спала примерно до половины десятого, а сегодня встала потихоньку и сейчас войдет неожиданно, заявит, что уже давно не спит, переделала кучу дел: оделась, умылась, прибрала комнату.
        Я приготовилась изобразить сначала изумление, потом восторг, похвалить дочку - какая умница, а потом спросить, чем она хочет заняться. Наверное, после завтрака мы почитаем немного (на лето учительница задала немало книг), погуляем в парке (если погода позволит), а потом Ксюша захочет порисовать. Читать она не слишком любила, а вот рисование было обожаемым занятием, и преподавательница в студии считала, что у девочки отличные задатки, которые надо развивать.
        Шаги - легкие, осторожные, почти неслышные - замерли возле двери. Давай же, заходи! Но Ксюша почему-то не спешила. Так и стояла в коридоре, выжидая непонятно чего.
        Мне стало не то чтобы тревожно, но…
        - Ксюша! - не выдержала я. - Я тебя слышу, выходи!
        Никакой реакции.
        - Уже неинтересно, я же знаю, что ты там!
        Я пересекла комнату, распахнула дверь и выглянула в коридор.
        Ксюши не было. Готова голову дать на отсечение, что слышала шаги! Сейчас белый день, я не сплю, померещиться мне не могло. Убежать дочка не могла тоже: вот как раз удаляющихся шагов я не слыхала.
        Но проверить надо. Я подергала ручку двери, ведущей в нежилое крыло, - заперто. В сторону кладовки и подвала смотреть избегала, но там Ксюши точно не будет, к тому же двери заперты.
        Она стояла на лестнице. Стояла и смотрела; терпеливо ждала, когда я обращу на нее внимание. Не Ксюша, нет. Другая девочка в длинном светлом платье. Убедившись, что я смотрю на нее, она развернулась плавно и изящно, как маленькая балерина, и пошла наверх.
        «Ксюша!»
        Я рванула вслед за призрачной девочкой. Бежала так быстро, как только могла, но, когда оказалась на втором этаже, увидела, что никого в коридоре нет. Призрак исчез, растаял, как и полагается призракам.
        Дверь в детскую была приоткрыта. Я не могла припомнить, была ли она прежде закрыта или нет. Дочка спала на спине, раскинув руки и ноги, как морская звезда. Одеяло неопрятной кучей валялось на полу. Краем сознания я отметила, что куча эта слишком велика, но тело действовало быстрее мысли. Желая закутать дочку, я взялась за одеяло и подняла его…
        Не должна была пугать Ксюшу, ребенок спал, это недопустимо, но что я могла поделать? Есть вещи кошмарные, невыносимые, и единственное, что ты можешь, - это кричать, плакать, исторгая из себя ужас.
        На полу передо мною сидел мальчик. Маленький, примерно лет трех или около того, очень бледный, отчего темные глаза его казались еще темнее, еще больше. Черные брючки, белая рубашка с кружевным жабо, черные башмачки - сидел он, съежившись в комок, прижав колени к груди, обхватив себя. Стоило мне убрать одеяло, мальчик резким, ломаным движением вскинул голову и открыл рот, точно собираясь завопить.
        Одеяло выпало из моих рук, я попятилась, пытаясь обуздать, побороть свой ужас.
        - Мамочка! - Ксюша подскочила в кровати. - Ты чего кричишь? Ты меня напугала!
        Она сонно терла глаза, а я приказывала себя заткнуться, обратить все в шутку, дышать ровнее… Но вместо этого пролепетала, ненавидя себя за эту сцену, за то, что пугаю ребенка:
        - Я видела мальчика. Он был здесь. - Я посмотрела на одеяло. Теперь это вправду было просто лежащее на полу одеяло, плоское, никакого бугра под ним. - А до этого была девочка.
        Дочка внимательно смотрела на меня.
        - Это правда, мамочка? Ты видела?
        Я молча прикрыла глаза, что должно было означать «да». Сил говорить не было. В горле пересохло, и мне казалось, что я грохнусь в обморок. Живот стал каменным, тяжелым, и я присела на край кровати.
        Ксюша погладила меня по руке, села ближе, обняла.
        За окном раздался перестук капель - сначала негромкий, как горошины по полу, потом все громче. Небо больше не могло удерживать потоки воды, и они низверглись, пригибая к земле цветы, деревья, травы. Мне тоже хотелось плакать, но я не могла позволить себе слез: говорят, что вид плачущей матери крайне губителен для маленького ребенка. Мама плачет - мир рушится.
        Мой мир разваливался на глазах, пусть хотя бы Ксюшин будет целым.
        Некоторое время мы сидели, обнявшись, и дочь гладила меня по спине.
        - Все будет хорошо, - проговорила она серьезно, как взрослая.
        - Папа привезет роллы и пирожные, которые ты любишь.
        - Круто!
        «О да, - подумала я, - настоящий праздник. Если еще вчера было куда отступать, имелся запасной аэродром, то теперь все. Наша квартира продана».
        Мне показалось, что я услышала щелчок, с которым захлопнулась дверь моей тюрьмы.
        Глава десятая
        Говорят, замах страшнее удара. В последнее время я жила, вжимая голову в плечи в ожидании очередной оплеухи. Но когда удар под дых был нанесен, все эти ожидания меня к нему не подготовили, не сделали его менее ощутимым.
        После того утра, когда я увидела сразу двух призраков детей, прошло два относительно спокойных дня. По крайней мере, никто больше не являлся, не пугал меня внезапным появлением.
        Как-то, проснувшись ночью, я захотела пить. Взяла с тумбочки стакан, сделала глоток, а потом вытащила из ушей беруши (без них уже и спать не ложилась). Не знаю, зачем. Может, потому что всегда лучше знать, чем не знать? Я снова услышала возню в коридоре, а потом тихие голоса на заколоченной лестнице.
        Не пытаясь убедить себя, что ничего нет (что толку, если оно было?), говорила себе: это тени, отзвуки былого, которые не могут навредить мне, живущей здесь и сейчас. Поэтому пусть делают что хотят: ходят, шепчутся, смеются, плачут, никакого влияния на меня это не окажет, если я сама не позволю.
        А я не позволю.
        Мне даже удалось уснуть, а когда я засыпала, на узкой тропке между сном и явью передо мной возникло лицо того мальчика, которого я видела в комнате Ксюши. Я поняла, что оно мне знакомо. Мальчик был немного похож на Юру, если точнее, на его детские фотографии, которые показывала мне свекровь. У призрачного ребенка были те же черты, форма губ (уголками вниз), разрез глаз.
        О чем говорит это сходство? О том, что ребенок - один из предков Юры. Ничего удивительного. В доме мог обитать призрак кого-то из Балкуновых? Мог. Кровь не вода, Юра может внешне напоминать одного из своих предков.
        Повернувшись на другой бок, я заснула окончательно.
        Кроме явлений из иного мира, беспокоили меня и вполне современные, текущие проблемы. Отношения с мужем.
        Мы всегда были близки, не просто супруги, родители, но и друзья. А в последнее время я ясно ощутила, как мы стали отдаляться. Проявлялось это в незначительных, на первый взгляд, мелочах. На каждый штришок в отдельности и внимания не стоило обращать, но вместе они складывались в весьма невеселую картину.
        Я позволяла себе не замечать ничего, но потом случилось кое-что, и крошечные звоночки зазвучали одновременно - громко, тревожно; кусочки мозаики собрались в единую картинку.
        Первое. Юра прекратил звонить мне с работы в течение дня. Оправдать это занятостью не получалось: он работал там же, в прежнем ритме. Но если раньше мы перезванивались раза два или три за день, то теперь он не звонил мне вообще, а когда звонила я, неизменно оказывался то не в мэрии, то на совещании, то «с рабочей группой», то на приеме, то сам вел прием граждан.
        Второе. Муж перестал говорить со мной. То есть он произносил, конечно, «спасибо», когда вставал из-за стола, здоровался и прощался, хвалил мои блюда, делал комплименты (не вполне искренние, думаю).
        Некоторые пары никогда особенно-то не разговаривают, некоторые люди попросту молчаливы, что вовсе не говорит об отсутствии любви и привязанности. Только это не наш случай. Прежде мы постоянно болтали о чем-то, обсуждали все подряд, но теперь это прекратилось. Юра больше не спрашивал моего мнения, не советовался, не пересказывал новости, не рассказывал свежие анекдоты, не подшучивал, не подкалывал меня.
        Третий пункт не выразить словами, зато он очень хорошо ощущается. В том, как Юра смотрел на меня, появился холодок. Нет, это не было полное отчуждение, равнодушие или неприязнь. Однако ушел некий живой импульс, огонек, желание следить за мной взглядом. Если мы смотрели друг на друга, то в его взоре я не читала интереса, вопроса, ожидания или чего-то еще.
        То был вежливый взгляд на едва знакомого человека, что-то сродни проверки эффективности. Так можно смотреть на стиральную машину, которую привезли из ремонта: станет работать, как раньше, или нет? На новую мебель: удобно ли сидеть на диване, не будет ли дискомфорта? Даже на собаку или кошку люди смотрят с большими эмоциями, чем Юра глядел на меня.
        Но все это можно было как-то растолковать себе при желании, списать на мнительность, излишнюю восприимчивость (ясное дело, вызванную пресловутыми гормонами, чем же еще!) А вот того, что произошло в четверг вечером, уже ничем было не оправдать.
        Когда мы уложили Ксюшу и уже лежали в кровати, собираясь выключить свет, я потянулась к Юре, чтобы обнять, поцеловать. Заниматься любовью мне не хотелось, хотелось просто тепла. Не знаю, как у других женщин в подобной ситуации, но у меня желание близости пропало, когда врачи стали говорить об угрозе прерывания беременности. Менялись приоритеты, появлялся страх за ребенка, опасения сделать что-то не так и навредить ему.
        Приникнув к Юре, я вовсе не помышляла о сексе, однако он подумал иначе. Его реакцию нельзя было трактовать иначе, как ни старайся. Он едва не отпрянул от меня, лишь в последний момент немного затормозив. Лицо его исказилось не то страхом, не то брезгливостью.
        Я опешила, а Юра, поняв, что среагировал слишком откровенно, нацепил на лицо выражение заботы.
        - Милая, ты же знаешь, я всегда с радостью, но нужно думать не о себе, а о ребенке. Не обижайся, но… Доктор ведь запретил, помнишь?
        - Помню, - холодно ответила я. - О ребенке я думаю не меньше, чем ты. Собиралась просто обнять тебя. Думаешь, это повредит малышу?
        Юра, судя по всему, был раздосадован на себя за ошибку, которая повлекла за собой недоразумение. Он опять заговорил о том, как мы должны быть аккуратны, ведь я уже дважды ложилась в больницу на сохранение, но все это не имело значения. Уболтать меня ему не удавалось.
        Слишком красноречиво он повел себя; я теперь знала наверняка, что муж меня не хочет, сама мысль об интимных отношениях со мной его пугает, выбивает из колеи. Тут-то и вспомнились прочие признаки, к которым следовало отнести еще и то, что Юра больше не подходит ко мне, чтобы обнять, прижаться, не целует на ночь и приходя с работы, старается держаться на расстоянии, не касаться.
        Беременность - это лишь повод отказаться. Но ведь она закончится родами, и что же будет дальше? Юрин интерес ко мне вернется или…
        Тут меня осенила еще одна мысль. Живот. Он не гладит меня по нему, не пытается понять, что там делает ребенок, ощутить толчки и движение. С Ксюшей он вел себя именно так, а этот малыш, кажется, был ему безразличен. Или это уже перебор, я себя накручиваю?
        Так или иначе, в голову приходило только одно логичное объяснение. У Юры появилась другая женщина. Есть мужчины, которые во время беременности жены заводят интрижки на стороне, однако Юра точно таким не был.
        Вы скажете, что жены всегда узнают обо всем последними; никогда нельзя быть уверенной в том, что партнер тебе верен, любой человек в определенной ситуации способен обмануть и так далее. Но я все же знала Юру больше десяти лет. Знала его характер, мироощущение, привычки.
        Он не был ходоком, ловеласом, любителем гульнуть. Не оглядывался жадно на идущих мимо красоток, даже украдкой не следил взглядом. Темперамент его не был огненным: Юра не из тех мужчин, которым ежедневно, а то и несколько раз в день необходимы сексуальные упражнения.
        Нет, тут другое, не просто физиология, не просто пар, который требовалось спустить. Я уже открыла рот, чтобы задать прямой вопрос, но передумала. Может, смалодушничала.
        Что я стану делать, если Юра покраснеет, опустит глаза, примется бормотать что-то лживое и жалкое? Как мне себя вести? Даже уйти некуда - квартира уже продана. И потом, есть Ксюша, которая обожает папу. Есть нерожденный ребенок.
        Мне было больно и гадко, но я не стала рубить с плеча. Отвернулась, погасила свой ночник. Сегодня и призрачные шорохи, стуки, голоса не могли отвлечь меня от горестных, тяжелых мыслей о возможном предательстве мужа.
        Проснулась я с чугунной головой, никак не могла перестать прокручивать в голове вчерашнюю сцену и ее возможные последствия. Юра, даже при его нынешнем прохладном отношении, заметил и встревожился.
        - Ты неважно выглядишь. Спала плохо? Что-то беспокоит? - спросил он. - Живот болит?
        - Ничего, все нормально.
        - Может, ко врачу тебя свозить?
        Я смотрела на Юру и думала: «Неужели это правда? Ты предал меня, врешь мне в глаза, встречаешься с кем-то?»
        Громко думала, отчаянно; странно даже, что он не услышал.
        Когда муж ушел, я поплакала немного, а потом занялась привычными утренними делами: Ксюша скоро встанет, обязанностей матери с меня никто не снимал. Пусть тебе очень плохо, ребенок требует внимания и заботы.
        После обеда позвонила мать, и я, неожиданно для себя, спросила, сталкивалась ли она с изменой - папиной или нового мужа.
        - Кызым, что за вопрос? - удивилась мама. - У тебя проблемы с Юрой? Подозреваешь, что у него кто-то появился?
        - Мам, ты можешь просто ответить? Я не хочу сейчас это обсуждать.
        Она вздохнула.
        - Был период, всего один, когда отец твой налево посмотрел. В точности я так никогда и не узнала, но почти уверена… Была у них на работе одна… Вертлявая такая, губки бантиком. Если бы я стала скандалить, требовать, заставлять его выбирать, кто знает, чем бы закончилось. Может, ушел бы к ней и потом просился обратно. Но я видела: для него это увлечение, а увлечения проходят. Оно и прошло, через полгода примерно. А был бы ультиматум, он бы, может, из упрямства выбрал ее, развелись бы мы, я бы его обратно не приняла.
        - Почему не приняла бы, мам? Ты же, получается, измену простила, раз знала и молчала.
        - Это другое, Лаура. Пока об этом не говоришь, пока вслух ничего не сказано, подозрения одни, то, считай, ничего и нет. Правильно люди говорят: меньше знаешь - крепче спишь. Да и муж молчал, значит, хотел со мной остаться, меня выбрал с самого начала, просто дурь взыграла.
        - Но это же так трудно, мама!
        - Трудно, обидно, а ты перетерпела - и в итоге при своем осталась, семью сохранила. Отец твой потом еще долго совестью мучился, подарки мне покупал, на море мы поехали, любить даже сильнее стал. Так и не узнал до самой смерти, что я догадалась.
        Я не знала, что ответить. Мысль о том, что отец мог быть неверен матери, прежде не приходила мне в голову, и я чувствовала себя обманутой. Хотя это было так давно, какой смысл переживать?
        Беспокоиться следовало о собственном браке.
        - Если что-то заметила, Лаура, лучше не подавай виду. Послушай моего совета. Думай о ребенке, о Ксюше, сосредоточься на себе. А он пускай перебесится. Мужики грубее нас. Не переживай, думай: это всего лишь физиология.
        Мама говорила примерно то, о чем думала и я. Это была та самая причина, по которой я вчера не спросила Юру в лоб, изменяет ли он мне. Именно потому, что боялась честного ответа, я и струсила. Промолчала. И, кажется, готова была молчать и дальше. Но слышать от матери подтверждение, оправдание собственной трусости было неприятно.
        - Не все могут проглотить обиду, как ты, - резко сказала я. - Что же Юра за человек, если предает меня в то время, когда я особенно уязвима, во время беременности? Я же нашего общего ребенка ношу, а он, выходит, развлекается на стороне? Как мне жить с ним, как ему доверять? А если нет доверия, то зачем быть вместе?
        Мать снова вздохнула.
        - Ты всегда упрямая была, кызым. И книжек начиталась. А жизнь-то на книжки не похожа. Больше ничего говорить не буду, сама решай, ты взрослая женщина. Но прошу: не руби с плеча. Разобьешь - склеить трудно будет.
        Мы попрощались, недовольные друг другом. Точнее, я была зла на мать, хотя и понимала, что она желает мне добра. Просто мы по-разному смотрим на многие вещи.
        Мысли о Юре весь день не шли у меня из головы, и ближе к вечеру я позвонила Агате: привыкла быть с ней откровенной. Как я уже говорила, мы знакомы всего-то около трех лет, но я чувствую родство с ней, словно мы кровные сестры.
        Не считаю себя открытым, общительным человеком, сближаться с людьми мне непросто, поэтому друзей у меня всегда было мало. В юности такое единение душ, как с Агатой, было всего однажды: мою подругу звали Лелей. Мне казалось, мы будем дружить всю жизнь, до старости, но вышло иначе… Надеюсь, что с Агатой нас жизнь не разведет.
        Подруга как раз была неподалеку, и мы с Ксюшей отправились на встречу с нею, в кафе возле сада Влюбленных. Там была детская игровая комната, и, пока Ксюша резвилась на горках и в бассейне с разноцветными шариками, мы с Агатой смогли спокойно поговорить.
        - Ой, ну ты и параноик, - покачала головой подруга.
        - Как известно, если у вас паранойя, это еще не значит, что за вами не следят, - парировала я. - Думаешь, ошибаюсь?
        - Уверена, - твердо проговорила Агата. - Ты же знаешь, мы с Юрой, пока домом занимались, часто вместе были… - Она вдруг осеклась. - Надеюсь, ты не думаешь, что эта «сучка крашеная» - я?!
        Абсурдная мысль не приходила мне в голову. Я знаю, что по статистике мужья (возможно, в силу природной лени) чаще всего изменяют с теми, кто находится в зоне досягаемости: коллеги, соседки, подруги жены. Но Агата была совсем не тем человеком, который мутит темные делишки за спиной у подруги.
        Я даже отвечать не стала, мотнула головой, точно отгоняя муху.
        - Ну слава богу. Лора, мы с Юрой часто бывали вместе, пока шли дела с происхождением, наследством и домом, и я ни разу не заметила, чтобы он звонил кому-то, прикрывая трубку ладошкой, получал эсэмэску и улыбался с глупым видом или еще что-то такое.
        - Боялся, ты мне расскажешь, - упрямо сказала я, уже больше для того, чтобы Агата произнесла нечто успокаивающее, что окончательно разубедило бы меня в наличии у Юры любовницы.
        - Правильно боялся, - хмыкнула Агата, - но вообще-то я бы не тебе стучать побежала, а ему мозги вправила. Если серьезно, не думай о таких глупостях. Прости уж, но ты беременна, перепады настроения и прочее. Надумала себе, раздула из мухи слона. Сама придумала - сама обиделась. Он стал поздно возвращаться, работает по выходным и в три смены? Нет. Духами от него несет, помада на воротнике, засосы на шее? Тоже нет. Чего ты себя тогда терзаешь?
        Общение с Агатой всегда действовало на меня благотворно, и я в который раз порадовалась, что у меня есть такая подруга. Утренний разговор с матерью всю душу разбередил, а с Агатой поговорила - как меду поела.
        Не скажу, что она полностью развеяла мои сомнения, все-таки есть вещи, которые понимаешь не умом, а шестым чувством, инстинктом. На подсознательном уровне я чувствовала: что-то не так. Однако решила пока не копать глубоко.
        Глава одиннадцатая
        Итак, с того дня, как я увидела детей, минуло два дня, и в эти дни я больше была погружена в мысли о своем браке, о его настоящем и будущем, нежели в страхи, связанные с домом. А потом наступила пятница, и случилось сразу два события, которые выбили меня из колеи.
        День прошел спокойно (во многом потому, что нас не было дома). Мы с Ксюшей решили пойти на выставку кошек, а потом сходить в кафе.
        Увести дочь с выставки было делом почти невозможным. Она обожала кошек и собак, просила котенка, и мы с Юрой были не против. Тем более сейчас, когда мы живем в большом доме. Кстати, кошки вроде бы чувствуют присутствие потусторонних сущностей, интересно, как отреагировало бы животное, очутившись у нас.
        Вдоволь налюбовавшись на пушистых красавцев и красавиц, мы отправились в кафе. Ксюшу прямо-таки разрывало от впечатлений, а еще она составила список пород, которые понравились ей больше всего, и теперь рассуждала о том, кота или кошку какой породы нам завести.
        Домой мы вернулись в пятом часу. Через пару часов должен был прийти с работы Юра, и я занялась ужином. Управилась быстро: решила приготовить еду из замороженных полуфабрикатов. В мясном магазинчике неподалеку от нас был большой выбор. Когда нет сил и времени готовить - самое то.
        Поставив все на огонь, я отправилась наверх, чтобы посмотреть, чем занимается Ксюша. Она притихла, и я полагала, что дочь умаялась и спит.
        Но Ксюша не спала. Она сидела за своим столом (правым боком ко мне) и рисовала. Моего появления не заметила, была увлечена своим занятием.
        Окинув взглядом ее комнату, я шумно втянула носом воздух, чтобы не закричать, не напугать дочку снова. Ксюша была не одна. Знала она об этом или нет, но в детской, кроме нее, были еще несколько детей.
        Красивая девочка. Мальчик в темных брючках и рубашке с жабо. Еще одна, новая гостья: девочка лет десяти, старше остальных детей. Уже известные мне призраки сидели на Ксюшиной кровати. Старшая девочка стояла прямо за спиной моей дочери, чуть наклонившись через ее плечо, глядя, что она рисует. На ней была темная юбка и блузка с длинными узкими рукавами, волосы уложены в прическу корзинку.
        Для них мое появление незамеченным не осталось: все трое повернули головы в мою сторону. Пугающая, механическая слаженность, синхронность, словно и без того было недостаточно жути!
        Три пары глаз уставились на меня. Бледные лица, бескровные губы, наряды, которые перестали носить за много десятилетий до моего рождения.
        - Что вам нужно? Зачем вы здесь? - прошептала я, не сумев промолчать.
        Ксюша тоже повернулась и поглядела на меня.
        Мертвые дети и моя дочь буравили меня взглядами, и это был кошмар, настоящий кошмар. А потом они улыбнулись - снова одновременно, точно сговорившись, только теперь к ним присоединилась и моя девочка.
        Я не могла этого вынести. Бросилась к дочке, обхватила ее, прижала к себе. Мне хотелось орать от ужаса и плакать от боли, я должна была защитить Ксюшу - и не могла понять, от чего.
        - Мамочка, - говорила она, - ты меня так сильно прижала! Мамуль!
        «Не могу отпустить ее, не могу! Что угрожает ей в этом доме? Кто хочет причинить ей вред?»
        Наконец я разжала руки и посмотрела на Ксюшу. Быстро оглянувшись, увидела, что призраки исчезли, мы снова были одни.
        - Здесь были дети, - сдавленно сказала я. - В детскую опять приходили привидения.
        Ксюша некоторое время молча созерцала меня, словно прикидывая, стоит ли говорить. Я ждала, и мой взгляд упал на рисунок дочки, над которым она трудилась, когда я вошла. Была убеждена, что Ксюша рисует кошек, которых видела на выставке, однако ошибалась.
        С белого листа на меня смотрела девочка, которая только что стояла возле Ксюши. Я узнала строгую юбку, блузку с длинным рядом маленьких пуговок, прическу. Ксюше удалось изобразить ее весьма похоже, а это могло означать лишь одно: дочь тоже видела призраков. Я не сошла с ума! Теперь я знала, что нет!
        Рука моя потянулась к папке с Ксюшиными рисунками. Обычно дочка не позволяла нам с Юрой рыться в ее работах, показывала лишь те, что считала удачными, и нам казалось слегка забавным ее тщеславие художника. Но сейчас Ксюша не остановила меня, и я быстро рассматривала ее работы одну за другой.
        Были здесь и кошки, и другие животные, и наш двор, и супергерои из мультфильмов, и рисунки, выполненные по заданию преподавателя студии.
        А на самом дне папки притаились они. Призрачные дети. Старуха. Не хватало только мужчины в сюртуке. Я узнала мальчика, маленькую красавицу, были и еще два незнакомых ребенка. Ксюша запечатлевала их по одному и группой, почти всегда они были изображены находящимися в детской. На двух рисунках я узнала задний дворик.
        - Ксюша, - голос мой сел, - дочка, ты видела их. Давно ты их видишь?
        Она пожала плечами.
        - Где-то недели две. Или три. В первый раз увидела, когда ты была в больнице.
        - Но почему ты не рассказала нам с папой?
        Дочка прикусила губу, взгляд стал виноватым.
        - Папа сказал не говорить тебе.
        Я почувствовала себя так, точно меня отхлестали по щекам.
        - Выходит, папа их тоже видит? Но почему тогда…
        «Почему он врал? Зачем делал из меня дуру?» - чуть не сорвалось с языка.
        - Нет, мамочка, ты не поняла, - торопливо проговорила Ксюша, - папа не видел их! Он нашел мои рисунки. Вот как ты. И спросил, кто это. Он немного рассердился, когда я сказала, что вижу детей, которые тоже живут в нашем доме. Папа сказал, что я выдумываю, никаких детей нет, даже рисунки мои порвал и выбросил. - Ксюша обиженно поджала губы. - Только папа ошибается, дети тут есть! Их много, я вижу их и хочу рисовать! Учительница говорит, что художник должен честно изображать мир, в котором живет.
        Я оставила без комментария несомненно справедливые слова учительницы.
        - Ксюша, что за дети? Ты знаешь? Они говорят с тобой?
        - Нет, - грустно ответила дочь. - Они ведь неживые. Хотят говорить с живыми, но не могут. Наверное, не знают, как. В страшных фильмах привидения могут говорить, но это не фильм. Поэтому они молчат, но я понимаю, что они жили в нашем доме давным-давно, а потом умерли. А когда умерли, не ушли на небо. Остались.
        У меня голова шла кругом, я не знала, что сказать, как отреагировать. С губ сорвался вопрос, который в данный момент мучил меня больше всего:
        - Почему папа велел тебе не рассказывать об этом? Почему нельзя сказать мне?
        - Он переживает за тебя. Говорит, ты можешь расстроиться. А если ты расстраиваешься, то и малыш тоже. Ему становится плохо.
        Внизу хлопнула дверь.
        - Девочки, я дома! - крикнул Юра.
        В этот момент я ненавидела его. Ответить ему не могла: все силы ушли на то, чтобы не наброситься на мужа с упреками и обвинениями.
        - Где вы? - Это прозвучало обеспокоенно, послышались шаги.
        - Мы тут, пап, - отозвалась Ксюша, и через минуту Юра возник на пороге.
        - Я нашла рисунки! - звенящим голосом произнесла я.
        - Ксюша, погуляй во дворе, нам с мамой нужно поговорить.
        Юра дружелюбно улыбнулся дочке, но я видела, что он напряжен и растерян. Она подчинилась. Едва Ксюша спустилась вниз, я ринулась в атаку, уже не в силах сдерживаться.
        - Зачем ты велел ей молчать? Раз она видела то же, что и я, значит, они существуют! Я была права, с домом что-то не так!
        - Или что-то не так с тобой! - выкрикнул он.
        - Я… Да как ты смеешь? Ты хочешь сказать…
        Юра понял, что ляпнул лишнее. На лице появилось виноватое выражение.
        - Прости. - Он шагнул ко мне. - Пожалуйста, извини, я не то имел в виду.
        - Интересно, что же?
        Я чувствовала себя униженной. Гнев куда-то исчез, на смену ему пришло желание плакать, но я не собиралась позволять себе разреветься.
        - Посмотри на эту ситуацию под другим углом. Возможно, Ксюша не видела этих людей или призраков, если угодно. Просто она стала рисовать все это под влиянием твоих рассказов.
        - Я не говорила с ней об этом! - отрезала я.
        - С ней нет. А со мной говорила. И она могла слышать, Лора. Наша дочь - впечатлительная, ранимая девочка, даже спать без света боится. Вдобавок очень переживает за тебя. Зачем педалировать тему призраков и того, что дом представляет опасность? Нам всем тут жить! Пойми же, я не хотел ничего плохого, не просил Ксюшу что-то скрывать от тебя. Попросил только не поднимать эту тему, не заводить таких разговоров, не рисовать этих рисунков. Так ведь лучше для вас обеих.
        - Ты не можешь знать, что для меня лучше. Я взрослый человек.
        Неожиданно навалилась усталость. Не хотелось больше препираться, спорить. Я понимала, что ни в чем мне его не убедить, да и зачем? К тому же Юра, вероятно, прав. И действовал из лучших побуждений.
        - Конечно, милая, - мягко сказал он и обнял меня, совсем как раньше. - Ты взрослый человек, но сейчас нуждаешься в защите, мне все время хочется уберечь тебя, и я злюсь, если не получается. И вчера я… - Юра запнулся. - Я повел себя не лучшим образом, ты имела право обидеться. Это выглядело по-идиотски - то, как я шарахнулся. До сих пор простить себя не могу, представляю, что ты обо мне подумала.
        Он посмотрел на меня, отвел выбившуюся прядь от моего лица, убрал за ухо.
        - Ты меня простишь?
        Глядя на Юру, я понимала, какими надуманными были мои подозрения. Гораздо лучше было откровенно поговорить с ним, мы всегда все обсуждали, муж никогда не давал мне повода сомневаться в нем. Отчего же я с такой легкостью поверила в его неверность, в то, что он злоумышляет против меня? Еще и с матерью об этом говорила, и с Агатой…
        «Может, Агата позвонила ему, устроила выволочку насчет вчерашнего?»
        Нет, вряд ли. Но даже если и да, что в этом плохого?
        Главное, мне не о чем волноваться.
        - Я не сержусь, - искренне сказала я. - Но ты прав: повел себя, как настоящий придурок. Еще перекрестился бы, когда я хотела тебя поцеловать.
        Он засмеялся (мне показалось, немного натянуто).
        - Внизу сюрприз для тебя.
        Мы пошли на первый этаж, и я увидела большой букет цветов и мое любимое ореховое мороженое с вишневым сиропом.
        - Ты прощен, - сказала я.
        - И обещай больше не говорить про призраков.
        Пообещать я не успела: прибежала из палисадника Ксюша, и мы отвлеклись на нее.
        Выходные прошли спокойно (мы провели их вне дома, уехали на Быструю, Юра снял домик на два дня), а в понедельник муж огорошил меня заявлением о том, что купил Ксюше путевку в санаторий.
        - Это вроде детского лагеря. Там все по высшему разряду: питание, тематические занятия с детьми, всякие развлечения, спортивные игры и соревнования, профилактика инфекционных заболеваний - закаливание, витамины, свежий воздух. На реке, в лесу, отличное место, прекрасные условия. Многие мои коллеги отправляют детей, все довольны.
        Я была ошарашена.
        - Юра, погоди, я правильно поняла, ты уже все оплатил?
        - Да. Смена начинается в среду. Три недели.
        - Сколько?! Ксюша уезжает послезавтра и вернется только в июле?
        Я никогда так надолго не расставалась с дочкой, не предполагала, что придется, да еще так скоро.
        - С чего тебе это в голову пришло?
        - Как это - «с чего»? Ксюше нужно хорошенько отдохнуть на каникулах, не сидеть же все лето в городе! А там отлично организованный отдых. Мы не можем никуда поехать, тебе в августе рожать, но Ксюша-то страдать не должна.
        - Прекрати эти дешевые манипуляции, - фыркнула я. - Отдых ребенку нужен, но мы не обсудили с тобой ничего, ты не счел нужным посоветоваться! - Меня распирало от возмущения. - Юра, у нас же никогда так не было, мы все всегда решали вместе, а сейчас ты берешь и ставишь меня перед свершившимся фактом. Черт возьми, это нечестно!
        - Над было решать быстро, - оправдывался муж, - я был уверен, что ты не будешь против. Чему тут можно противиться, Лора?
        Формально он был прав, но на меня снова обрушилось чувство, что я не у дел, с моим мнением не считаются, мой номер - шестнадцатый.
        - Тебе и самой будет легче. Не нужно готовить трижды в день, у плиты стоять. Свободного времени будет больше, можно почитать, посмотреть что-то, просто полежать, отдохнуть. Не понимаю, что тебя так возмутило.
        - Я уже сказала, что. Ты мог бы позвонить.
        Юра раздраженно хлопнул себя руками по бокам.
        - Хорошо, давай откажемся. Ты будешь теперь смотреть на меня, как на врага? Нет уж, увольте. Я позвоню и…
        «Он манипулирует. Шантажирует меня», - подумала я.
        Сам принял решение и хочет, чтобы я одобрила его уже по факту.
        Никуда Юра, конечно, не позвонил. Я нехотя сказала, что поездка - это хорошее решение. Остаток понедельника и весь следующий день мы провели в хлопотах и разъездах, готовясь к поездке.
        В среду Ксюша укатила. Мы проводили ее, и я еле сдерживала слезы, глядя, как моя маленькая девочка садится в большой автобус вместе с другими детьми и воспитателями.
        Это был еще один шаг к взрослению, еще один шаг от меня. Естественный ход вещей, смириться с которым родителям порой непросто: вчера ребенок представить себе не мог, каково это - разлучиться с мамой и папой хотя бы на день, а сегодня машет рукой на прощание и радостно бежит к друзьям, едва оглянувшись.
        - Ей будет очень хорошо. Не переживай, Лора. Вот увидишь, Ксюша отлично проведет время, - сказал Юра.
        Я не сомневалась в этом.
        Но мысль о том, что я теперь буду целыми днями одна в доме, с утра и до вечера, наводила на меня оторопь.
        Глава двенадцатая
        Когда я вернулась, было около шести вечера. Мы с Татьяной Петровной, мамой Юры, ходили на литературное мероприятие - презентацию журнала, о существовании которого я узнала непосредственно в ходе его представления публике.
        Татьяна Петровна должна была пойти со своим новым мужчиной, однако тот не смог: срочно вызвали на работу (посетив презентацию «Литературного вестника Быстрорецка», я не удивилась бы, если бы он просто оказался умнее меня и вовремя придумал предлог для отказа). Татьяне Петровне не хотелось, чтобы пропало приглашение, вдобавок ее подруга писала стихи и издавалась в «Вестнике».
        Промучившись три часа, я была отпущена на все четыре стороны, взяла такси и вскоре подходила к дому. Вечер был тихий и теплый, дневная жара спала, и мне подумалось, что можно прогуляться по парку, посидеть на лавочке. Однако я устала и хотела в туалет, так что открыла дверь и вошла.
        Юра был дома и позвал меня из кухни:
        - Привет, Лорик! Я купил нам японской еды, будешь?
        Муж был в курсе, что я сегодня культурно развивалась вместе с его мамой, так что ужином не занималась. Уже три дня, как Ксюша в лагере, и, хотя страшно по ней скучала, я не могла не признать, что была избавлена от значительной части домашних обязанностей, больше отдыхала. В этом Юра оказался прав.
        - Буду, - ответила я, разуваясь.
        - Как презентация? - Муж вышел навстречу, вытирая руки полотенцем.
        - Тебе ответить честно или вежливо?
        Юра засмеялся и ушел накрывать на стол. Я поднялась по лестнице и вошла в нашу комнату, чтобы переодеться. На ходу расстегивая пуговицы на платье, подошла к шкафу, в первый миг ничего не заметив. Но потом посмотрела по сторонам и вслух произнесла:
        - Что за ерунда?
        Комната была такая, как всегда, но вместе с тем многое в ней изменилось.
        Изменилось в мелочах.
        Светильник с абажуром в форме тюльпана, который стоял возле кресла, теперь находился около окна. Само кресло с правой стороны переместилось на левую. Покрывало на кровати, которое прежде было бежевого цвета, стало светло-сиреневым. Изменили цвет и шторы, и коврики возле кровати. Ночник был матового стекла, а теперь стекло стало прозрачным. Картина была другая: вместо морского пейзажа - натюрморт с ромашками и яблоками.
        Я распахнула шкаф, осмотрела вешалки со своей одеждой. Тут все без изменений. Что касается остального… Я не могла сообразить, что произошло.
        - Юра!
        - Да?
        - Поднимись сюда, пожалуйста.
        Я слышала, как напряженно звучит мой голос, и Юра, наверное, тоже это заметил, потому что примчался быстро.
        - Думал, ты спустишься, я уже все разложил.
        - Юр, что ты устроил? - спросила я.
        - Что устроил? - Он недоуменно смотрел на меня.
        Я обвела рукой комнату.
        - Вот это. Покрывало, ночник, шторы, картина и все остальное.
        Муж послушно осмотрелся, и я надеялась…
        Сама не знаю, на что. Думала, он тоже удивится тому, как все изменилось, и мы вместе станем гадать, в чем причина. Или был вариант, что Юра скажет: решил, дескать, устроить тебе сюрприз, мне давно хотелось все тут поменять.
        Это я была готова принять, а вот того, что произошло дальше, предвидеть не могла.
        - А что не так? - спросил Юра.
        У меня слегка закружилась голова.
        - Сам не видишь? Покрывало было бежевым, еще утром. На картине было море. Все другое тоже поменялось. Разве это не ты сделал?
        Юра подошел ко мне и взял обеими руками за руки, как будто мы собирались кружиться.
        - Лора, прости, но я правда не понимаю, о чем ты. Все как обычно. Так всегда было. Никакого моря, покрывало и шторы мы вместе выбирали, чтобы в тон… Ты забыла?
        - Я не забыла, - раздраженно ответила я, - в тон, но только тон был другой - бежевый! Все же изменилось.
        - Послушай, милая…
        От его успокаивающей, терпеливой интонации у меня снесло крышу.
        - Прекрати обращаться со мной, как с душевнобольной! - рявкнула я. - Привидения, голоса и шаги в этом чертовом доме мне, по твоему мнению, чудятся из-за беременности. Хорошо! Но я отлично помню, что находится в моей спальне! Ты передвинул кресло и светильник, поменял тут все, а теперь делаешь вид, что ничего не изменилось! Зачем тебе это? Чего ты добиваешься?
        Юра побледнел и прикусил губу.
        - Чего я добиваюсь? Наоборот, чего ты от меня хочешь? Твои дикие идеи меня скоро с ума сведут! Говорю тебе, в нашей спальне все осталось по-прежнему!
        Я вырвалась из его рук, оттолкнула Юру и побежала в комнату Ксюши. Не обнаружив никаких перемен, развернулась к мужу и хотела сказать, что это ничего не значит, пусть он объяснит остальное, как вдруг Юра торжествующе улыбнулся.
        - У меня есть доказательство! До и после ремонта я фотографировал комнаты, чтобы была видна разница. Сейчас, погоди.
        Он вытащил из кармана телефон и стал искать нужные снимки. Я пожалела, что не сделала того же, поэтому нет у меня ни одного снимка, доказывающего мою правоту. Юра нашел то, что искал, и сунул телефон мне под нос.
        - Полюбуйся.
        Он был прав. Он прав, а я нет.
        - Надеюсь, ты не думаешь, что я подшаманил что-то, изменил даты и цвета, еще чего-то сделал.
        Я не могла произнести ни слова. Чувствовала себя больной, безумной, раздавленной. Настаивать не имело смысла, я уже и сама во всем сомневалась. Взяла свое домашнее платье и ушла в ванную.
        Вечер прошел в напряженном молчании. Я была погружена в свои мысли, пытаясь разобраться, понять, что случилось, и не находя ответа. Юра поначалу сердился, потому что говорил отрывисто, хмурил брови, а потом, похоже, решил для себя, что я чокнулась, и сделался подчеркнуто предупредительным, улыбка так и сочилась медом. Видимо, по Юриным представлениям, так следовало обращаться с теми, кто не в себе.
        Ночью я долго лежала без сна. Беруши не использовала: мне и без того казалось, что я нахожусь в тупике, в плотном коконе, откуда не выбраться, и в этой ситуации отсекать один из органов чувств, обрекать себя на глухоту было страшно.
        Юра заснул, хотя тоже не сразу, а я все ворочалась, не могла найти удобную позу. Большой живот мешал, ребенок внутри меня не мог угомониться: толкался, поворачивался, должно быть, чувствовал мою тревогу.
        Услышав около часу ночи шаги в коридоре, я не удивилась, у меня не оставалось сил на эмоции. Кто-то шел от главной лестницы по коридору мимо комнат, останавливаясь время от времени, бормоча и касаясь пальцами стен. После скрипнула дверь - та, что была наглухо заколочена и вела на лестницу для слуг. Голоса - детский и женский - переговаривались в ночи, а после я услышала стук каблуков по ступеням запертой лестницы.
        «Вот так и сходят с ума, - подумала я. - Чудятся призраки давно умерших людей, тревожат их шаги и голоса. Потом кажется, что вещи и предметы становятся другими, а что дальше? Я перестану узнавать родных и в результате меня запрут в палате с мягкими стенами?»
        Чувство жалости к себе охватило меня, слезы подступили близко-близко, и я не сдержала их. Лежала и плакала в темноте, не могла успокоиться. Мои всхлипы разбудили Юру, он обнял меня, прижимая к себе, баюкая, как ребенка. Я хотела попросить его прислушаться: услышит ли он происходящее за дверями? Но поняла, что все уже стихло, привидения сгинули, ушли за границу миров.
        Заснув под утро, проснулась я поздно. Юра давно ушел на работу. Спустившись вниз, я увидела, что он приготовил для меня завтрак: тосты с повидлом, омлет. Это было мило, хотя омлет остыл, пришлось подогревать его в микроволновке.
        Я сварила себе какао, а потом долго сидела за столом, завтракая без особого аппетита и глядя в окно. Позвонила Ксюша, и я на время забыла о своих неприятностях. Юра тоже позвонил, говорил осторожно, тихо, словно боясь меня вспугнуть.
        «Как же мне это надоело», - подумала я и не сразу сумела изобразить оживление, когда муж пригласил меня на ужин.
        - Заеду за тобой в шесть, столик забронировал. Ресторан «Плавучий дом» возле набережной Быстрой. Он ведь тебе нравится. Устроим романтический вечер, что скажешь?
        «Что скажу? Молодец, стараешься», - подумала я.
        Теперь мне грех жаловаться на отсутствие внимания со стороны супруга. Что за жизнь пошла? То я боюсь Юриной измены, то меня беспокоит собственное душевное здоровье. Полгода назад ничего этого не было, жила себе и жила, жизни радовалась.
        Вечер получился отличный. Мы давно никуда не выбирались вдвоем, оказалось, что мне этого не доставало. Удалось забыться, расслабиться, почувствовать себя, как раньше. Юра заказал наши любимые блюда, смешил меня, старался всячески развлечь, и я была благодарна ему за эту передышку.
        - Надо почаще устраивать такие вылазки, - сказала, когда садились в машину, чтобы ехать обратно. - Спасибо тебе.
        Юра странно посмотрел на меня, и я подумала, что он не может понять, как вести себя со мной. Должно быть, я кажусь ему взрывоопасной, словно бутыль с нитроглицерином: тряхни посильнее - и взрыв обеспечен.
        Дом встретил нас тишиной и запахом книжной пыли (как в библиотеке) вкупе с ароматом лимонного освежителя воздуха, который нравился Юре. Здесь всегда так пахло, я уже привыкла.
        «Пусть будет обычный вечер, - подумала я. - Переодеться в домашнее, принять душ, лечь в постель. Больше никаких приключений».
        Но мне снова не повезло.
        Открыв дверь, Юра вернулся во двор: ему показалось, в машине что-то стучит, и он решил проверить. Я хотела пойти на второй этаж, но увидела, что дверь в левое крыло, которая всегда была заперта, приоткрыта. Стоило мне обратить на это внимание и задаться вопросом, почему, послышался звук музыки.
        Никаких сомнений: кто-то играл на пианино, причем играл умело, а инструмент был не расстроен, звучал отменно. Я не стала говорить себе, что кто-то пробрался в дом. Кто-то живой. Знала уже, что дело не в этом.
        Переведя дух, подошла к двери и открыла ее. Музыка немедленно прекратилась, возле пианино никого не было, но меня занимало даже не это. Комната. Господи, даже сейчас, рассказывая об этом, я понимаю, до чего нелепо звучат мои слова. Особенно после того, как Юра доказал мне, что в прошлый раз перемена обстановки мне померещилась…
        Комната была другой! Я будто попала в декорации исторического фильма: портьеры, обитые шелком стены, старинные столики с гнутыми ножками, хрустальная люстра, до блеска натертый воском паркет, бархатная обивка диванов. За приоткрытой дверью в библиотеку виднелись книжные полки, доверху забитые книгами, на полу я увидела толстый зеленый ковер.
        Попятившись, я вышла из комнаты. Но холл, в который вернулась, тоже преобразился. Только передо мной были не интерьеры девятнадцатого века, а вестибюль детского сада: на стенах - плакаты и план эвакуации в случае пожара, письменный стол в углу, а на нем - черный дисковый телефон и настольная лампа. Стены выкрашены казенной зеленой краской, пахнет молочной кашей и тушеной капустой, сверху доносится шум детских голосов. На лестнице - лысый ковер, на двери справа висит табличка: «Кухня. Посторонним вход воспрещен!»
        Ступни мои вросли в пол - не двинешься с места. Я стояла, ожидая, когда кто-то из персонала или детей спустится вниз. Прошлое и настоящее сместились, переплелись, а я запуталась в паутине времен, повисла вверх ногами, как муха, и не могла выбраться. Не могла сообразить в точности - где я? Кто я?
        Черный телефон, стоящий на столе, разразился пронзительным звоном. Звук полоснул меня по ушам, по нервам, как бритва, и, зажав уши руками, я выбежала из дома, вопя во все горло.
        Глава тринадцатая
        - Вот, выпей, - сказал Юра, присаживаясь возле меня на кровать.
        - Что это?
        - Успокоительное на травах. Не бойся, Лора, никакой химии. Корень валерианы, пустырник и еще что-то. В аптеке сказали, ребенку не повредит.
        Лицо у Юры было усталое и, я бы сказала, хрупкое. Словно он в любой момент может закричать или разрыдаться. Гостиничный номер, где мы сейчас находились, был тесноватым, но зато окна выходили на Быструю. Смотришь на водную гладь и хотя бы на время чувствуешь себя свободной, не запертой в комнате, в доме. В собственной жизни.
        - Зачем ты уговорил меня продать квартиру? - плакала я в машине пару часов назад, когда мы ездили по городу в поисках временного пристанища. Можно было поехать к Агате или Татьяне Петровне, но не хотелось стеснять людей, сваливаться им на голову. Не откажут, конечно, но вряд ли обрадуются. Да и не хотелось полночи объясняться, ловить на себе сочувственные взгляды и убеждать кого-либо в собственной нормальности.
        - Но ты была не против, мы все решили, - отбивался Юра.
        - Ты решил! А я, дура, согласилась! Что это за место? Что за дом?
        Юра тоже взорвался, не выдержал.
        - Превосходный дом! Я ничего такого не вижу! Ничего нет, никаких скачков во времени, привидений, барабашек! Ни-че-го! Все в твоей голове, Лора, пойми это уже!
        Мы кричали друг на друга, чудом не разругавшись окончательно. Потом нашелся номер в гостинице «Берег Быстрой», Юра уложил меня в кровать, я немного успокоилась. Муж сходил в аптеку, купил мне лекарство, попросил принести в номер чай.
        - На какой срок ты забронировал комнату?
        - На ночь, - ответил Юра. - При желании мы сможем продлить или найти что-то более подходящее, но…
        Я знала, что он хочет сказать. Но зачем мотаться по гостиницам и съемным квартирам, если у нас собственный прекрасный дом. Дом, в который я не желала возвращаться.
        - Лора, послушай. Ты можешь какое-то время пожить у Агаты или моей мамы. Немного придешь в себя, обдумаешь ситуацию, - голос звучал просительно, - надеюсь, все будет казаться не таким ужасным.
        Я не хотела жить у Агаты или его матери. В любом случае, это не выход, а временная мера. Потом-то что? Я рожу, в какой обстановке будет расти ребенок? А Ксюша? Голова шла кругом.
        - Мы должны продать дом. Другого выхода я не вижу.
        - Нет! - Это прозвучало как вскрик. - Прости, не хотел повышать голос, но ты должна понять! Дом нравится мне, Лора, он хороший. В нем просторно, удобно, есть сад, детям будет хорошо.
        - Это эгоистично с моей стороны - сходить с ума там, где все настолько замечательно, - едко произнесла я.
        - Перестань! Но мы же можем подождать, пока ты родишь? Может, это гормональные скачки, все пройдет! Господи, ну давай священника позовем, гадалку, экстрасенса, я на все готов, лишь бы ты успокоилась и выбросила из головы мысль избавиться от дома.
        Мы пререкались еще какое-то время, но так ни к чему и не пришли. Мне захотелось спать, глаза слипались, и я сказала, что мы вернемся к разговору позже. Собственно, и говорить было не о чем: у каждого из нас своя позиция и точка зрения; пока обстоятельства остаются прежними, что изменится?
        Я быстро заснула, но в какой-то момент проснулась. Была ночь, Юра тихо говорил с кем-то по телефону, закрывшись в ванной. До меня долетали обрывки фраз: «что с ней делать», «я ничего такого не вижу», «как быть, ума не приложу», «уговорить вернуться». С кем это он? Наверное, с матерью. Жалуется на плохую жену.
        Мне хотелось спать, и я не додумала эту мысль, снова провалившись в дрему. Второй раз проснулась уже под утро. В голове прояснилось, созрело решение. Я вернусь в дом: не желаю, чтобы Юра и остальные считали меня сумасшедшей истеричкой. Привидения и прочие «радости» не причиняют мне вреда, надо реагировать спокойнее, принять их как данность.
        Но не просто принять, а попробовать докопаться до сути. Постараться выяснить что-то об этом доме, узнать, что там произошло. Если верить книгам и писателям-мистикам, призраки не берутся из ниоткуда. В том месте, где они появляются, что-то их держит. Я должна понять, что именно. Узнаю - расскажу Юре, четко и аргументированно, после и будем решать.
        Приняв решение, я заснула в третий раз и проспала до тех пор, пока Юра не разбудил меня, сказав, что нам пора съезжать, освобождать номер.
        Пока мы собирались, муж смотрел на меня с опаской, как на «неведому зверушку», от которой только и жди неприятного сюрприза. Меня это задевало, но я постаралась подавить обиду. В конце концов, эмоции Юры вполне объяснимы.
        - Тебе не нужно на работу?
        - Поеду к двенадцати, я предупредил… - Он откашлялся. - Сказал, что в семье небольшие проблемы.
        «Еще какие проблемы! У жены фляга свистит. Все отнеслись с пониманием», - подумала я.
        - Юра, я согласна вернуться домой.
        - Отлично, - с облегчением ответил он.
        - Ты с мамой ночью говорил? - вспомнила я его разговор в ванной.
        Муж слегка смутился.
        - С Агатой. Позвонил посоветоваться.
        - Ты бы еще консилиум собрал, - не сдержалась я. - Решил попросить Агату повлиять на меня?
        - Лора, что ты сердишься? Это твоя лучшая подруга, я не с посторонним человеком наши дела обсуждал.
        - Ладно, позже я ей позвоню.
        Похоже, для нас обоих Агата превратилась в жилетку, куда можно поплакаться.
        Я боялась, что дом приготовил к моему возвращению очередной сюрприз, но, как говорится, бог миловал. Остаток дня и ночь прошли спокойно. Укладываясь спать, я запретила себе задумываться о причинах перемен, постигших комнату, сознательно не смотрела на натюрморт и поменявшие цвет шторы и коврики.
        Утром, проводив Юру на работу, я задумалась, с чего начать поиски.
        Пока завтракала и пила травяной чай (кто бы знал, как я соскучилась по вкусу кофе со сливками! Когда рожу и перестану кормить, выпью целое ведро), пробовала поискать информацию в Интернете.
        Однако ничуточки не преуспела: информации о Балкуновых и этом доме я не нашла. Никаких преступлений, в том числе связанных с детьми, не описывалось. Даже истории последней владелицы, Елизаветы Балкуновой-Габен, отыскать не удалось. Все случилось до эпохи повсеместного распространения Интернета, а в более позднее время злоключения старушки, обуреваемой ностальгией, ничьего внимания не привлекли, никаких статей на эту тему не было.
        Сведения, которые раскопал знакомый Агаты, - вот и все, что было в моем распоряжении. Но они помочь мне не могли. Получается, надо попробовать поискать в самом доме.
        Я задумчиво огляделась. Где я видела призраков чаще всего? По одному разу - в саду, на лестнице, в подвале, еще были звуки музыки из гостиной. Чаще всего неведомые обитатели дома появлялись на втором этаже, но две комнаты там уже отремонтированы: ни в стенах, ни в полу ничего нет, иначе Юра сказал бы мне о находке.
        «Или не сказал бы?»
        Я отбросила эти мысли, они никуда меня не приведут. Размышляем дальше. Есть две пустые комнаты. Но там я никого ни разу не видела. Хотя можно простучать стены и полы.
        Методом отсечения я подводила себя к единственному возможному варианту. Запертая, исчезнувшая из поля зрения лестница.
        Дверь туда открывалась практически каждую ночь. Именно там отчетливее всего слышались голоса, кто-то спускался и поднимался. Я должна осмотреть ее. В любом случае, больше никаких идей о том, где узнать что-то важное о прошлом дома, у меня не было.
        Выход на лестницу с первого этажа был давно заложен кирпичами, оттуда не попасть. Я поднялась на второй этаж и осмотрела стену. Там, за слоем краски и гипсокартоном, пряталась дверь. Нужно ее открыть, и это не так уж сложно (к слову, вернуть все, как было, тоже будет не особенно трудно, рабочие справятся).
        Провернуть все до вечера, до возвращения Юры, чтобы он ничего не заметил, я, разумеется, не сумею. Выходит, он вернется с работы и… Я представила себе лицо мужа, когда он увидит, что я разломала стену. Увидит пыль, обломки, грязный пол и окончательно уверится, что я сбрендила.
        «Если только я не найду что-то по-настоящему важное, проливающее свет на происходящее», - подумала я.
        А найти там я могу многое. Не думаю, что рабочие тщательно обыскивали пространство под лестницей. Кому это пришло бы в голову и зачем? Юра в тот день, когда мы с Ксюшей впервые осматривали дом, при мне спускался по лестнице, уперся в стену и вернулся. Я жалела, что не сделала того же, - могла ведь что-то заметить!
        Делать нечего. Если хочу докопаться до ответов, надо с чего-то начать, а больше, судя по всему, не с чего. Решив, что хватит уже уговаривать себя и мучиться сомнениями, я снова спустилась вниз, теперь за инструментами. Они лежали в кладовке, и, поразмыслив о том, что мне пригодится, я взяла ножовку. Не знаю, чем еще можно воспользоваться, не топором же прорубать выход на лестницу.
        Я старалась действовать аккуратно, но все равно это была катастрофа. Однако ничего уже не изменить, поэтому о том, как буду объясняться с разгневанным мужем, я постаралась не думать.
        Дверь показалась в образовавшейся дыре быстро, проблема была в том, что она оказалась заколочена. Вспомнив, как Юра орудовал гвоздодером, открывая ее в прошлый раз (дверь была заперта, а ключа не нашлось), я принесла инструмент.
        У меня получилось не так ловко, как у мужа, но все же через несколько минут дверь поддалась. Оставалось шагнуть внутрь и узнать, что меня ждет.
        Я включила фонарик на телефоне. Рука немного дрожала, я волновалась. Ребенок мягкой волной перекатился внутри.
        - Не бойся, малыш, все будет хорошо, - сказала я и погладила себя по животу. - Твоя мамочка со всем справится.
        Сделав глубокий вдох, я шагнула в темноту.
        Ступени были крутые, и я шла медленно, держась за стену, не доверяя тонким металлическим перилам. Каждую ступеньку пробовала ногой, прежде чем перенести на нее вес своего погрузневшего тела. Кстати, ступени были металлические, спрятать ничего нельзя, а стены - гладкие, тоже никаких тайников. В случае, если ничего не окажется и под лестницей, придется признать, что я зря устроила погром.
        Без приключений добравшись до низа, я, как Юра и говорил, уперлась в стену. Слева от меня тоже была глухая стена, а вот справа - небольшой квадрат пустого пространства. Если попасть туда, можно будет заглянуть под лестницу.
        Не без труда перебравшись в нужное место (большой живот мешал свободно поворачиваться), я увидела несколько поставленных друг на друга коробок. Возможно, в них-то и ждала меня тайна дома Балкуновых.
        Глава четырнадцатая
        Как я и ожидала, Юра был в бешенстве. К тому времени, как он вернулся с работы, я сделала все, что собиралась, и даже успела потушить мясо на скорую руку. Но это, конечно, не спасло меня от скандала.
        - Ты чего тут устроила? Что это за… за…
        - Перестань кричать и выслушай меня.
        - Какая идиотская мысль на сей раз посетила твою голову?
        Это было оскорбительно, но я постаралась пропустить его слова мимо ушей, списав на потрясение и расстройство.
        - Я уже позвонила мастеру, который делал ремонт. Нашла визитку. Они приедут завтра и все починят.
        - Интересно, что ты ему сказала? Что у тебя видения, поэтому ты раздолбала стену? Конечно, пускай все узнают, что у моей жены крыша поехала!
        Этого я стерпеть уже не могла.
        - Значит, больше всего тебя волнует, что подумают о твоей жене посторонние люди? А что думаю я, тебя не беспокоит?
        Юра, видимо, сообразил, что перегнул палку, потому что ответ его прозвучал уже спокойнее:
        - Извини, я не то хотел сказать. Но сама подумай, я прихожу с работы и вижу, что ты разрушила стену! Сложно сохранять самообладание.
        - Я сказала мастеру, что меня беспокоит шум по ночам, возможно, крысы. Сказала, что мы решили проверить, нашли внизу кучу документов, все очистим от грызунов и мусора, можно будет заново установить стену. Ты доволен? Прозвучало логично и похоже на правду.
        Юра выпил воды (мы были на кухне), посмотрел на меня и спросил:
        - А на самом деле? Что ты там обнаружила?
        Он старался говорить небрежно, будто его совсем не волновало, что я отвечу. Однако мне показалось, что за нарочитой небрежностью скрывается тревога. Юра тоже видит и слышит что-то, но не говорит мне из-за упрямства?
        Я взяла с полки и подала ему листы бумаги.
        - Полюбуйся.
        Муж стал рассматривать тронутые временем страницы. Листы были вырваны из ученических тетрадок и альбомов.
        - Это детские рисунки, - сказал он. - И что?
        - Смотри внимательнее, - посоветовала я. - Приглядись, кто нарисован. В здании, как тебе известно, находился круглосуточный детский сад. Дети жили с понедельника по пятницу и явно что-то видели по ночам. И днем, наверное, тоже.
        В коробках и ящиках под лестницей я обнаружила, по правде сказать, горы хлама. По всей вероятности, после закрытия детского сада и передачи здания методическому центру все ценное и важное увезли, а вот старые меню, какие-то мелкие распоряжения, расписание занятий, детские рисунки, рваные книжки и прочее просто свалили под лестницу, собираясь выбросить. Но руки так и не дошли.
        Я несколько часов разбиралась с этим барахлом, пристроив на лоб Юрин фонарик (такие используют шахтеры и строители, муж тоже купил, на мое счастье). Таскать коробки наверх, чтобы разобрать все при свете дня, я не рискнула: они были тяжелыми.
        Ничего ценного найти не удалось. Кроме двух вещей. Первое - рисунки, которые рассматривал сейчас Юра. Второе…
        Это была тетрадка в клеточку, которую я спрятала в комнате Ксюши, среди ее игрушек: запихнула в мягкое брюшко плюшевого медведя. Знаете, бывают такие мягкие игрушки, с замочком.
        Записи делала одна из нянечек, молодая девушка. Почему я не показала записи Юре? Пока была не готова сделать это, прежде хотела прочесть сама. Если там ничего полезного нет, это одно. Но если есть, я должна узнать первой, обдумать, подготовиться к разговору. Глупо, быть может, но это было мое собственное расследование, Юра мне никогда не верил. Так что, если доказательства моей правоты существуют, я сама преподнесу их ему.
        Прочитать тетрадку я не успела, слишком много времени убила, разбирая документы, поэтому решила сделать это завтра, когда Юра отправится на работу. Пусть изучит рисунки, тем более что они тоже весьма красноречивы.
        Всего их было шесть. В коробках нашлось много образцов детского творчества, но нечто напоминающее увиденных мною гостей из прошлого оказалось только на этих шести. Нарисовали их три разных ребенка, судя по манере рисовать.
        Подписан был только один рисунок, весьма схематично изображающий старуху в черном длинном платье с брошью возле ворота. Старуха стояла с поднятыми кверху руками, подпись гласила: «Калдуня». Некий Саша нарисовал колдунью, и он видел ее, иначе откуда брошь? Это характерная деталь.
        Два следующих изображения были нарисованы другим ребенком, использовал он только черные и красные карандаши, рисовал ломаными линиями. Будь я психологом или педагогом, задумалась бы о его психической стабильности.
        Юный художник изобразил целый ряд фигур: на первом рисунке - три, на втором - четыре. На первом был мужчина в высокой шляпе, женщина в длиннополом одеянии, а между ними - ребенок, девочка. У всех были красные губы, красные глаза и красная обувь, а еще была алая надпись «Миртвицы». Второй рисунок примерно такой же, только ребенка посередине - два, мальчик и девочка. Взрослые были показаны маленькими, а дети - огромными. Второй рисунок назывался «Луди умирли».
        Три последних картинки были нарисованы то ли страшим по возрасту воспитанником, то ли просто более одаренным в плане изобразительного искусства. Пользовался художник всем спектром красок, который был в арсенале: изображения когда-то были яркими, хотя сейчас сильно выцвели.
        На первом рисунке была девочка, похожая на принцессу - пышный наряд, волосы до пояса, большие глаза. Она стояла на верхней ступеньке лестницы, и можно было подумать, что это просто фантазия, но подпись не оставляла сомнений: «Девочка Дама жывет унас в садики».
        Еще был рисунок той же «Девочки Дамы» рядом со старухой - уже знакомое темное платье и брошь. Желтое лицо, похожее на череп, скалится в улыбке, открывающей зубы. Жуть жуткая. Совершенно не обладаю талантом художника, но, если бы потребовалось нарисовать ту старуху, что я видела в подвале, изобразила бы ее похожим образом. Захотела бы подчеркнуть неестественный цвет кожи, черную дыру безгубого рта, худобу. Никаких сомнений: ребенок рисовал не ведьму из своих фантазий, а то, что видел в реальности.
        Последний рисунок изображал опять-таки «Девочку Даму». Она была в комнате, где тесными рядами, почти вплотную друг к другу, стояли восемь кроватей (должно быть, одна из спален). Девочка как бы парила над ними, а на кроватях лежали дети (ручки и ножки-палочки, овальные тела и круглые головы, тут художник в подробности не вдавался).
        - И что это за чепуха? - спросил Юра, перебирая листы бумаги. - Что это доказывает? Что у детей богатая фантазия?
        - Если бы ты видел этих призраков, то сразу понял бы: дети нарисовали именно их, я сразу узнала!
        В глазах мужа мелькнуло выражение жалости, смешанной с раздражением.
        - Вот видишь, ты сказала: «Если бы видел». Но я не видел. И с какой стати… - Он умолк, но я и так поняла, что Юра собирался произнести.
        - Договаривай, - горько сказала я. - С какой стати ты должен мне верить? Я понимаю, одного моего слова недостаточно. Того, что я говорю: эти рисунки похожи на тех… сущностей, что бродят по нашему дому, тебе мало. Какие доказательства требуются? Что может убедить тебя, что я не вру и не схожу с ума? Ты решил, что этого нет - и точка!
        - Но ты должна понять, что это звучит безумно! - Юра запустил руку в волосы и взъерошил их.
        - Согласна. Такое не каждый день случается. Но вот случилось! Почему ты даже предположить не можешь, что я могу видеть нечто? И Ксюша тоже. Ты утверждаешь, будто я внушила ей, но это не так. Может быть, мы более восприимчивы. Ты не хочешь мне верить, и я не понимаю, почему. Мы всегда доверяли друг другу, а теперь тебе легче посмеяться надо мной, выставить безумной, чем допустить мысль, что я могу быть права!
        Все, что накопилось за последнее время, выплескивалось из меня, я кричала, краем сознания радуясь, что дочь не слышит, и не могла остановиться. Даже мысль о том, что агрессивное поведение лишь убеждает Юру в моей ненормальности, не могла меня остановить.
        В довершение всего в дверь позвонили, и Татьяна Петровна, когда Юра открыл, вплыла в дверь со словами: «Что за шум, а драки нет?»
        Юрина мать пришла не одна, с нею была Агата. Они встретились во дворе, и на лице подруги было написано: «Что стряслось?»
        Все видели, что я сама не своя: волосы растрепаны, лицо красное.
        - Ты тут какими судьбами? - отрывисто спросила я, и подруга немного обиделась.
        - С Юрой говорила, - сказала Агата, - он волновался. Я думала, ты позвонишь, потом сама набрала, но ты не ответила, вот я и решила проведать.
        - Извини, я собиралась позвонить. А твоего звонка не слышала, была…
        - Лора была занята, разнося наш дом, - ядовито заметил Юра.
        В итоге все узнали, что я устроила. Посмотрели на дыру в стене, потом на рисунки. Покачали головами, спасибо еще, пальцем у виска не покрутили. Выслушали невнятные рассуждения (я старалась говорить кратко, спокойно и четко, но не очень-то получилось) про увиденное мною в доме. Все это выглядело и звучало дико даже на мой взгляд, что уж говорить про других.
        - Ну я не знаю, - пробормотала Татьяна Петровна, - всякое, конечно, бывает. Лорочка, ты вот спишь, говоришь, неважно. Может, специалисту показаться? - Она изобразила оживление. - У моей приятельницы муж - травник. Или гомеопат. Неважно. Он может осмотреть тебя и безопасное лекарство посоветовать. Хочешь, позвоню?
        - Спасибо вам, - еле выдавила я, - возможно, позже.
        Только травника-гомеопата мне не хватало.
        - Как хочешь, - поджала губы свекровь.
        После все пили чай, пытаясь вести светскую беседу, затем цирк завершился: гости ушли. Агата перед уходом отвела меня в сторону.
        - Почему ты мне не позвонила, не рассказала? - зашептала она. - Прости, я от неожиданности отреагировала не так, как следовало бы.
        - Тоже считаешь, что я выдумываю… - без обиняков начала я.
        - Прекрати!
        - … или умом тронулась?
        - Нет, конечно! - горячо ответила Агата после крошечной заминки. Почти незаметной, но я все же заметила.
        Как тяжело, когда никто не верит. Пусть и любят, и хотят помочь, и из лучших побуждений стараются убедить тебя, что ты не права. Но ждешь ведь от близких совсем другого.
        - Мы с тобой позже все обсудим, хорошо? Пока постарайся успокоиться и не думать обо всем этом.
        Слова, слова…
        Зачем произносить их, колебать воздух, множить и множить эти глупости в пустоте? Агата и Татьяна Петровна ушли. Подруга взялась подвезти маму Юры, и я была готова поспорить: всю дорогу они обсуждали, что со мной происходит, рассуждали о степени моего безумия и его истоках. Может ли беременность так повлиять на психическое состояние или же это всегда было в бедной Лоре, только ждало повода проявиться?
        Фу, гадко.
        С Юрой мы до конца вечера так больше не перекинулись ни единым словом. Он посматривал на меня, прикидывая, стоит ли вернуться к разговору, но решил, что не стоит.
        А утром, едва дождавшись, когда муж уйдет на работу, я пошла в комнату Ксюши, взяла тетрадку и углубилась в чтение. Оказалось, это нечто вроде дневника, только записи велись нерегулярно, с перерывами, вперемешку с рецептами, записями расходов, номерами телефонов, нарисованными фасонами платьев и юбок. Первая и несколько последних страниц были вырваны, так что все обрывалось на полуслове.
        Я приведу только те записи, которые касались дома Балкуновых, бывшего в ту пору детским садом круглосуточного пребывания. Автор этих записей, чьего имени я так и не узнала, недолгое время работала здесь и, как и многие ее коллеги, быстро поняла, что старинный дом на тихой улице - необычное и весьма зловещее место.
        Глава пятнадцатая
        Записи из тетради, найденной под лестницей
        «…уже три с лишним месяца. Теперь я почти всегда работаю «в ночь». Не одна, конечно, со мной еще воспитательница дежурит. Но почти всегда это бывает Клавдия Матвеевна, она пожилая, уже пенсионерка, постоянно жалуется на здоровье, высокое давление и сердцебиение. Поэтому она почти ничего не делает, приходит, проверяет детей, чай пьет, стелет себе на диванчике и спит всю ночь.
        Я не жалуюсь, вовсе нет. Зато Клавдия Матвеевна добрая, не ругается, замечания не делает. А подежурить я могу и за двоих, мне не трудно.
        Ночные смены мне нравятся больше, чем дневные: начальства не бывает, все спокойно, уложила детей спать - и свободна. Нет, я эту свободу использую с толком! Не для каких-то глупостей. Некоторые (я знаю, между прочим, кто!) нет-нет да и приглашают сюда своего жениха (хотя какой он жених, разве нормальный парень такую в жены возьмет?) Безобразие, стыд.
        А я готовлюсь к поступлению. В прошлом году завалила сочинение, мне не хватило всего лишь два балла, так обидно. Весь год я готовилась, сколько книжек перечитала, всю школьную программу наизусть знаю. Математику тоже повторяю, хотя за нее не боюсь, всегда была лучшей в классе. В этом году уж точно поступлю в педагогический, а если вдруг нет, то решила, что пойду тогда в педагогическое училище, после него берут лучше. Это моя цель - быть учительницей, как мама.
        Она меня, конечно, не ругала, что я завалила, но была разочарована и огорчилась, я знаю. Был бы папа жив, тоже бы переживал. Ничего, теперь все будет по-другому. Мама говорит, я стала серьезнее, ответственнее, она рада, что я на работу устроилась. До мая поработаю, а там, перед вступительными экзаменами, на курсы похожу, говорят, преподают учителя, которые принимают экзамены! Это шанс себя показать в лучшем свете. Ой, то есть не учителя, а преподаватели, учителя в школе.
        28 ЯНВАРЯ
        Холодно сегодня, просто жуть. Минус тридцать было утром, а сейчас термометр минус тридцать два показывает!
        Хотела почитать, но ничего в голову не лезет. Пришла сегодня на работу, а у новенькой девочки, Нади, припадок. Плачет, кричит, бьется. Еле успокоили. Медсестра укол поставила, думали, может, скорую придется вызывать, но вроде обошлось. Сейчас она спит в медпункте, там кровать стоит для подобных случаев, и мне нужно будет за ней отдельно присматривать, и, если что, звонить медсестре, она домашний телефон оставила.
        Проверила, девочка спит. Лоб не горячий, температуры нет. Когда я спрашивала, что стряслось, все рукой машут. Клавдия Матвеевна не удивилась: понятное дело, дети же, то ссорятся, то мирятся. У нас тут малыши совсем, дошколята.
        Но только я знаю, что дело не в детской ссоре. Надя тихая, сама бы не полезла, и ее тоже никто не обижал. Дело в Пиковой Даме.
        Я тут не так давно работаю, но уже знаю, что в здании есть свое привидение. Или кто она там, эта самая Дама. Ясное дело, я над такими вещами просто смеюсь, я же комсомолка, в разные там религиозные и околонаучные бредни не верю.
        Но дети - другое дело. Дети перешептываются, боятся.
        - Почему вы не скажете им, что никакой Пиковой Дамы не существует, это все выдумки? - спросила я одну из воспитательниц, Елену Петровну.
        А она мне:
        - Нам даже хорошо, пусть боятся. Главное, что в подвал и на вторую лестницу не сунутся, а там опасно, ступени крутые, не ровен час, пойдет кто-то и шею свернет.
        А то, что я потом ночами хожу и успокаиваю, уговариваю их не бояться, что в туалет некоторых за ручку водить приходится, это пустяки!
        Вот и Надя, бедняжка, напугалась.
        Откуда я знаю, что это из-за Пиковой Дамы? Дети сказали, когда я их укладывала. Вроде как Надя эту Даму на лестнице встретила, и та на нее посмотрела.
        - Ну и что, пусть смотрит, - сказала я.
        - Да вы что! - Одна из девочек, Нина, так вытаращила глаза, что я испугалась, как бы они у нее из орбит не выкатились. - Все же знают, что если она на кого посмотрит, то станет потом постоянно являться и с собой заберет.
        Я им сказала, что это чепуха, стыдно в такое верить.
        Ушла, верхний свет погасила, но маленький ночник оставила - пусть уж, а то не уснут. Велела не перешептываться, но они не послушались. Пришлось зайти и сказать, что иначе ночник погашу. Подействовало. Теперь все спят, Клавдия Матвеевна храпит, я отсюда даже слышу, а мне как-то не по себе, ничего не могу с этим поделать.
        Ой, я же не написала еще, что это за легенда такая, откуда Пиковая Дама взялась. Уж не из сочинений Пушкина, ха-ха. Как говорит Клавдия Матвеевна, это городские байки. Вроде как дети вызывают эту Даму из зеркала, а она приходит и бродит по дому, ищет, кого забрать.
        В здании, где наш садик расположен, раньше буржуи жили. Кровопийцы-дворяне. Потом, после революции, дом заброшенный был: хозяева бывшие, наверное, удрали за границу или их покарало революционное правосудие, я не знаю. После войны решили отремонтировать дом, теперь тут мы.
        Так вот, про легенду. Говорят, однажды ночью группа старших детей решила вызвать Пиковую Даму. Зеркало тут есть старинное (оно сейчас в музыкальном зале стоит), вот из него ее будто бы и вызвали. А как обратно прогнать, никто не знает. С той поры Пиковая Дама выходит по ночам и ходит по коридорам и комнатам, ищет жертву. Ребенка.
        В первый раз Пиковая Дама на него просто посмотрит. Во второй - улыбнется зловещей улыбкой. В третий - пальцем поманит. А в четвертый раз уведет за собой. Иными словами, убьет, и после смерти убитый ребенок присоединяется к ее свите, тоже превращается в привидение и обречен вечно быть запертым в проклятом дома, блуждать здесь до скончания времен.
        Поэтому несчастная Надя так перепугалась: Дама приметила ее, еще две встречи - и заберет. Чушь собачья, но много ли ребенку надо, чтобы нафантазировать всякого?
        Пиковую Даму описывают как высокую худую старуху с горящими глазами и бледным лицом. На ней длинное черное платье, какие богачи носили до революции, возле ворота большая старинная брошка приколота. А еще от нее веет холодом, как из раскопанной могилы. Ну разумеется. Она же привидение. Ха-ха.
        Но сейчас мне не до смеха. За окном ветер завывает, рвется внутрь, как дикий зверь. Мне холодно, хотя поверх белого халата на мне теплая кофта, носки шерстяные, колготки теплые. Кругом темно. Как только люди раньше жили в таких огромных домах, неужели им страшно не было?
        Так и кажется, что вон в том коридоре стоит кто-то, смотрит на меня из темноты. И по углам тени затаились. А еще скрипы эти. Мне иногда кажется, кто-то шебаршит в подвале или в коморке под лестницей: звуки идут с той стороны. И, если уж совсем честно, я терпеть не могу вторую лестницу.
        Она узкая, еле пройдешь, дверь выходит в «тамбур», как его все называют, а оттуда - в сад. Детей раньше водили по этой лестнице на прогулку. Это еще за несколько лет до меня было. А потом один мальчик оступился, стал падать, идущие впереди дети тоже повалились друг на друга, и в результате один ребенок ногу сломал, другой - руку, не считая бесчисленных ссадин и царапин. С той поры детям запрещено близко к той лестнице подходить, ее заделать собираются, но все никак не соберутся.
        Сейчас там редко кто ходит. Хотя так быстрее в сад можно попасть, не надо обходить через весь двор, поэтому воспитатели пользуются все же. Но я - нет.
        Все равно никто не прочитает, могу и написать… Два раза я слышала на лестнице шаги и разговоры. Один раз решила, что кто-то из детей шалит, разозлилась: им спать надо, а они хулиганят! Случись что, кто виноват?
        Я подошла, дверь распахнула, свет включила. Кто, говорю, прячется, вот я вам задам! Только на лестнице не было никого. Никаких детей. Но я точно слышала, показаться мне не могло.
        Все же я убедила себя, что послышалось, постаралась забыть. А потом все повторилось. Недавно было, после Нового года. Я сидела, читала Достоевского (трудно мне через него продраться, но надо). Около полуночи слышу разговоры. Взрослый голос и детский. На лестнице! Не может быть никаких взрослых, тут я и Клавдия Матвеевна, она спит давно. Я заглянула в спальни к детям - все на местах, пустых кроватей нет. А голоса звучат.
        Я на цыпочках подкралась к двери, ухо приложила, слушаю. Ходит кто-то вверх-вниз. Что говорят, не разобрать, но ребенок будто бы расстроен, голос слезливый, грустный.
        Признаюсь, так страшно стало. В голову полезла Пиковая Дама, убивающая детей. Что делать? Пока думала, стихло все. Я решилась дверь приоткрыть, но там опять никого не было.
        Такая история. Сама не разберу, что это было.
        Дверь скрипнула! Неужели сызнова началось?
        Пишу через полчаса. Чуть не померла с перепугу! Заскрипело, а потом - шаги по коридору шаркают, движение какое-то! Кто-то идет ко мне!
        Оказалось, Клавдия Матвеевна встала. Не спится, говорит. Посидели немного, поговорили. Пиковую Даму вспомнили. Клавдия Матвеевна говорит, выдумки, но один раз, года два назад, она видела в старинном зеркале тень.
        - Подошла посмотреться, юбку себе новую сшила. На Восьмое Марта. Зал пустой был, дети скоро должны прийти на занятие, к празднику концерт репетировать. И вот я стою, гляжу на себя, юбка хорошая получилась. А сзади меня чернеет что-то. Мне показалось, уборщица стоит, в черном халате. Я ей говорю: рано, мол, вы пришли мыть; репетиция пройдет - вот пол и помоете, а то натопчут же. «Уборщица» не отвечает, стоит молча. Я повернулась - никого. Снова в зеркало смотрю - черная тень. Нехорошо мне стало, ушла скорее из зала, больше в то зеркало не смотрюсь. Если рядом стою, отвернусь, если мимо случается пройти, шаг ускоряю.
        - Вы думаете, это Пиковая Дама была?
        Клавдия Матвеевна фыркнула и промолчала. Пошла в столовую, молока попила, к детям заглянула и опять спать.
        15 ФЕВРАЛЯ
        Разговоры про Пиковую Даму то утихают, то разгораются. Надя (та новенькая девочка, которая якобы видела ее) больше в детсад не ходит. Ей еще раз привиделось что-то, причем в первой половине дня, всех детей на прогулку повели, а она замешкалась и в коридоре одна осталась. И вот будто Пиковая Дама стояла возле двери на лестницу, а рядом с нею был маленький мальчик в черном костюме. Дама улыбнулась Наде.
        Снова, конечно, крик поднялся, суета. Позвонили матери, потому что Надя ни в какую не желала оставаться в садике. Мать ее забрала, а после девочку перевели куда-то в другое место.
        Все на время успокоилось, я и сама забыла про Пиковую Даму. Нет, вру… Не забыла, но хотя бы была возможность не думать, ничего не напоминало, не происходило.
        А вчера с тетей Зиной разговорилась, она поваром работает. Очень хорошая женщина, чем-то на мою маму похожа. Она сразу ко мне хорошо отнеслась, мы по-доброму с ней общаемся, даже дружим, можно сказать. Не помню, с чего началось, но вывернулась беседа на Пиковую Даму. Слово за слово - я осторожно про голоса на лестнице упомянула. Боялась, тетя Зина на смех меня поднимет, но нет, она не стала смеяться.
        - Дом странный. Я который год работаю, навидалась разного. Пиковая Дама или нет, но что-то точно есть неладное. Идешь иной раз, а за спиной будто есть кто. Идет за тобой, в затылок смотрит. Голоса, бывало, слышала, разговоры в пустой комнате, за запертыми дверями, где и говорить-то некому. Не все видят. Ты, я, Надя, еще некоторые. В основном, дети. Но большинство ничего не замечает.
        - Так она вправду существует?
        - Я не видела ни разу, - ответила тетя Зина, - а вот детишек видела, было дело. Маленькие, примерно, как наши. Мальчики, девочки. В первый раз девочку увидела на лестнице, подумала в первую минуту, из старшей группы. Потом гляжу - платье длинное, как у барышни старорежимной. Неоткуда такой одежде взяться. Она поднимается, на меня не смотрит, потом оглянулась - батюшки святы! Бледная, чисто молоко, глазищи, как нарисованные, кругами темными обведены. Зажмурилась я, а как открыла глаза - девочка пропала. И после еще приходилось видеть.
        Тетя Зина улыбнулась, по волосам меня погладила.
        - Ты не бойся, безвредные они. Несчастные только. Сами не рады, что шатаются тут.
        - А зачем они это делают?
        Глупый вопрос задала. Думала, тетя Зина удивится, мол, почем мне-то знать. Но она ответила, не удивилась.
        - Я кое-что слыхала от мужичка одного, помер он несколько лет назад. Дворником был, а в прежние времена, говорил, отец его работал у местных господ, которые в доме жили до революции. Мужичок тот пил крепко, в сугробе замерз в конце декабря, аккурат перед Новым годом. Можно ли верить его словам? Сказать не возьмусь.
        - А что он говорил? - поторопила я.
        - Сказал, в доме есть потайная комната. Что в ней, не спрашивай. И еще говорил, что дом напичкан «мертвяками», а выбраться эти «мертвяки» оттуда не могут, потому что не могут найти ту комнату. Не знаю, зачем уж она им понадобилась.
        Я думаю, старый пьяница все выдумал. Но, с другой стороны, вдруг это правда, потайная комната существует? Но тогда где же она?
        Глава шестнадцатая
        Записи из тетради, найденной под лестницей (продолжение)
        10 МАРТА
        Счастье какое - весна! Конечно, и снег еще, и морозы, а вчера вообще метель была, но ведь ясно, что зима огрызается напоследок, время ее ушло.
        Скоро экзамены, я поступлю (непременно поступлю!) в институт, перестану работать здесь.
        Мне нравится работа, дети послушные, умненькие, хорошие, но… Не нравится дом. Ругаю себя, мракобесие это, поповские выдумки про разную бесовщину, ведь не существует ничего такого. А все-таки страшно иногда.
        Последние две недели зимы и до Восьмого Марта я работала днем, а теперь опять в ночные смены буду ходить. Днем суматохи больше, постоянно чем-то занимаешься, потому и сюда не было времени написать.
        А сегодня первая ночная смена, запишу кое-что. Рассказать некому: не со всяким человеком такими вещами поделишься, а тетя Зина, с которой мы несколько раз говорили про Пиковую Даму, уволилась и теперь в другом месте работает. Зарплата, говорит, там выше. И спокойнее. Когда мы в последний раз виделись, она мне сказала:
        - Ты поступишь, ты умница. Но если вдруг нет, здесь работать не оставайся. Как и хотела, уйди в мае и не возвращайся. Дурное место.
        - Вы поэтому увольняетесь? - вырвалось у меня.
        Она потемнела лицом, глаза опустила. Нет, дескать, что ты! Но я не поверила. Тетя Зина снова что-то увидела, и это «что-то» стало последней каплей.
        Слухи ходят, что наш садик закроют, так как детей немного, места маловато. Поэтому объединят с другим детским садом. И будто бы это уже летом произойдет. Я не знаю, может, вранье. Но пусть бы так было.
        Да, я же хотела записать кое-что. Это не про тетю Зину, про другое.
        Занятие было по рисованию, и одна девочка, Поля, нарисовала такой рисунок… У меня ноги подкосились. Думала, дети после ухода Нади перестали бояться Пиковой Дамы, а оказалось, нет.
        Мы с воспитательницей смотрели на рисунок, не знали, что и сказать.
        Там была изображена Пиковая Дама: черное платье, брошка, руки костлявые, рот широкий, как у жабы. Поля хорошо рисует, ее картинки к 7 ноября, на Первомай и Новый год, просто на свободную тему на стенах в группе висят, талантливая девочка. На том рисунке Пиковая Дама как живая стояла. И не одна - дети рядом.
        С одной стороны, слева, дети были нарисованы черным карандашом, больше никаких красок. Две девочки и мальчик в старинных одеждах. А справа - тоже дети, они изображены маленькими, их много, целая толпа, нарисованы схематично, но зато яркими цветами.
        Сразу понятно, что слева - мертвые дети, а справа - живые.
        - Что ты нарисовала? - растерялась воспитательница.
        - Это Пиковая Дама, - спокойно объяснила Поля. - Тут дети, которых она уже забрала. А этих потом заберет. Скоро. Они пока еще живые, но тоже умрут. Это мы.
        Я до сих пор слышу ее голос. Размеренный, как у учительницы на уроке. Воспитательница принялась кричать, дескать, с чего ты это взяла, что за глупости, нету никакой Дамы, не бывает. Некоторые дети плакать начали, я бегаю, успокаиваю. Поля набычилась, чуть не ревет тоже, но на своем упорно стоит…
        Воспитательница рисунок порвала, а Полю наказала.
        Меня потом весь день трясло.
        14 МАРТА
        Работаю по-прежнему во вторую смену. Стараюсь о страшном не думать. Пиковую Даму или детей не видела, голосов не слышала.
        Все думаю про потайную комнату. Вот бы отыскать ее!
        Я потихоньку ото всех осматриваю здание. Ночью никто моих вылазок не видит. Запишу, где уже была и что видела.
        Устроено все так: как войдешь, перед тобой, в глубине вестибюля, будет кладовка (уборщица и дворничиха там хранят ведра, швабры, тряпки, лопаты, инструменты разные и все прочее), лестница, под лестницей подвал. Подвал заперт, ключа у меня нет, но я там была, никакой комнаты нет, стены каменные, толстенные.
        Дальше. От входной двери слева - две просторные комнаты, в одну через другую попасть можно, они проходные. Там у нас столовая и музыкальный зал (одновременно и комната для занятий с детьми). В этих помещениях еще мебель господская сохранилась и зеркало то, про которое мне Клавдия Матвеевна рассказывала (я теперь смотреть в его сторону боюсь, мерещится мне Пиковая Дама). Я походила, по стенам постучала, вдруг пустота где-то? Вроде нет ничего. Никаких скрытых дверей.
        Справа от входа - кухня. Тоже ничего необычного. Повариха теперь новая, злая, как оса, не дай бог без разрешения кому войти - съест живьем. Я ее Бабой-Ягой зову. Она и есть Баба-Яга: на носу бородавка, глаза желтые, как у кошки.
        На втором этаже - спальни, кабинет директора, тут же и бухгалтер сидит, комнатушка для персонала плюс медицинский кабинет.
        Где могла, посмотрела, но ничего не нашла.
        Так что потайная комната, видимо, все-таки просто выдумка.
        18 МАРТА
        У нас ЧП произошло. Дети отравились. Шестерых даже в больницу увезли. Хорошо еще, ничего серьезного в итоге не случилось, все живы, из больницы быстро выписали.
        Виновата во всем не Пиковая Дама, а новая повариха. Вот сразу она мне не понравилась! Да и никому. Что-то напортачила, в результате дети пострадали и одна воспитательница. Приезжала комиссия. Клавдия Матвеевна говорит, ругались на тесноту, скученность, неподходящее здание. И еще про антисанитарию на кухне - тут уж Баба-Яга постаралась. При тете Зине никогда ничего такого не было, все чисто и вкусно.
        Говорят, теперь точно нас закроют.
        И преотлично, я так думаю.
        Конечно, Пиковая Дама детей не заберет, потому что не существует никакой Дамы, но все равно в доме не ладно, тетя Зина тоже так считала. Плохое это место для детей.
        24 АПРЕЛЯ
        Детский сад будет работать только до тридцать первого мая, потом его объединят с садиком номер тридцать четыре, он тоже круглосуточный. Меня это уже не беспокоит. Экзамены на носу.
        Работаю то в дневную смену, то в ночную. Настроение «чемоданное».
        Я спрашивала, что будет в этом здании. Толком никто не знает. Может, вообще ничего. Некоторые считают, что библиотека, а Клавдия Матвеевна говорит, поликлиника.
        Был субботник, мы убирались на территории. Листья сухие сгребали в кучу, подметали, мусор жгли. Дети радовались, помогали (хотя больше мешали). Солнечный день, тепло совсем, лето близится.
        Я тоже была во дворе, в какой-то момент подняла голову и посмотрела на окно. Не сдержалась, вскрикнула. Потому что там человек стоял. Женщина в темной одежде. Лица было не разглядеть. Мне показалось, она смотрела прямо на меня, но, может, и нет. А после исчезла. Наверное, шаг назад сделала, отошла от окна. Не растворилась же, да?
        «А почему нет, если это…»
        - Вы тоже ее видели?
        Я опять чуть не закричала от неожиданности. Поля! Подошла неслышно, как кошка, смотрит серьезно и строго, как взрослая.
        - Кого? - Я дурочкой хотела прикинуться, но Поля головой покачала.
        - Пиковую Даму. Она в окошке была. Не врите, вы видели и закричали.
        Я по сторонам посмотрела, вроде никто нас не слышит. Услышали бы, проблем и разговоров не оберешься.
        - Возможно, кого-то, - говорю, - и видела. Просто женщину какую-то. Это воспитательница была. Или бухгалтер.
        Поля скривила рот.
        - Это окошко спальни. Воспитатели и нянечки тут.
        Она была права. Все на улице, в здании - никого. И никто сегодня не пришел в темном. Ни один человек! А на той женщине было черное или темное-синее платье.
        - Можете не верить, но она существует. Пиковая Дама и мертвые дети живут в доме, - сказала Поля и пошла прочь.
        Вот такой субботник получился.
        12 МАЯ
        Нам велели прибираться, разгребать залежи в шкафах, сортировать бумажки, как выразилась директриса. Она ходит грустная: в новом садике свой директор, так что она будет в лучшем случае заместительницей.
        Но это не мое дело.
        Нам велели всякий хлам, то, что придется выбрасывать, складывать в одни коробки, а то, что может пригодиться в будущем, - в другие. Коробки с нужными вещами стоят в холле, их постепенно вывезут вместе с кое-какой мебелью, игрушками, посудой и всем прочим.
        Несколько дней мы этим занимались, а сегодня, пока я в ночь дежурю, напишу, что нашла, выгребая вещи из шкафов.
        Очередные подтверждения существования Пиковой Дамы отыскались!
        В бумагах мне попались детские рисунки. Старые, потрепанные. Я их потихоньку отложила, чтобы рассмотреть потом. Конечно, можно подумать, что дети все выдумали из-за слухов и разговоров о Пиковой Даме, которые оказывались живучими, никуда не девались с уходом одних детей и приходом новых воспитанников.
        Еще можно решить, что Пиковая Дама - персонаж городских легенд, которых много (я, например, слышала истории про Черный Гроб, про Красное Пятно), поэтому дети и продолжают ее рисовать.
        Но почему именно эта легенда тут так прижилась? Не другая, а именно эта? И я ведь сама кое-что слышала и видела, от этого никуда не денешься.
        Необычных рисунков я нашла около десяти, на многих - Пиковая Дама, все дети рисуют ее одинаково: бледное узкое лицо, черное одеяние, брошка. Есть рисунки, на которых «Девочка Дама» (это подпись такая). По-моему, это та самая девочка, про которую тетя Зина рассказывала. Некоторые рисунки подписаны страшно: «Мертвецы», например.
        Кроме девочки в старорежимном наряде, есть и другие дети, а еще - мужчина в шляпе. Такие цилиндрами называют. Про него я не слышала никогда.
        Если вдуматься, если поверить, то мороз по коже. Дом битком набит призраками! Тут тебе и Пиковая Дама, и дети, и мужчина….
        Как разобраться, что здесь произошло, что сейчас происходит, я не знаю. И лезть в это уже не хочу. Хорошо, надо правду говорить: не «не хочу», а попросту боюсь.
        Хорошо, что совсем скоро меня здесь не будет. Здание это (я дала себе слово!) стану обходить по широкой дуге. Немного потерпеть осталось.
        14 МАЯ
        У меня сегодня дело одно есть. Важное.
        Дежурство началось, дети спят, но Клавдия Матвеевна еще ворочается, кашляет. Мне немного страшновато делать то, что я задумала, поэтому я медлю и пишу. Надеюсь, успокоюсь немного. Услышу, как Клавдия Матвеевна храпит, тогда уж пойду и проверю свою догадку.
        Суть вот в чем. Мне кажется, потайная комната все-таки существует, покойный дворник не лгал. Может, все плохое впрямь с комнатой связано, я не берусь предположить. Пока главное - узнать, права я или нет.
        Если найду, что мне делать? Попробовать открыть? Скорее нет, чем да. В этом случае дождусь утра и сообщу всем - директору, воспитателям. Самой открывать нельзя. Вдруг там труп или даже трупы? Убили людей, замуровали мертвецов, вот они и стали привидениями, блуждают… Это же было бы логично (если в принципе верить в загробный мир).
        Сейчас скажу, почему я решила, что комната есть. Потому что я, вроде бы, догадалась, где она может находиться. Буквально сегодня и поняла, когда шла из внутреннего двора, проходила мимо боковой стены и посмотрела на окошко музыкального зала. Тут меня прямо торкнуло!
        Окно расположено слишком далеко от края! Я пишу немного сумбурно, но ведь если представить размеры комнат, кухни и то, где находится…»
        Глава семнадцатая
        Запись, по законам жанра, обрывалась на самом интересном месте. Я словно бы находилась внутри триллера, и мне предстояло разгадать загадку, которую примерно полвека назад загадала неизвестная девушка.
        Сколько ей сейчас лет, жива ли она? Как сложилась ее жизнь? Поступила ли в институт, стала ли учительницей? Как ее записи оказались в той коробке? Она сама сунула их туда, желая оставить все в прошлом, не забирать с собой? Этого мне не узнать, и, собственно, это не имеет значения. Куда важнее другое: была ли девушка права насчет потайной комнаты?
        Мне не терпелось понять, что она могла иметь в виду, когда говорила, что догадалась, исходя из размеров дома, где может находиться это помещение. Но позвонила мама, а потом раздался звонок от Юры.
        - Прости, Лора. Я вчера погорячился. Не хочу, чтобы мы ссорились, - сказал он, едва поздоровавшись.
        Голос звучал настороженно, будто он боялся задеть меня неосторожным словом и спровоцировать новый скандал.
        - Я тоже этого не хочу.
        Коротко ответила, хотя хотелось сказать ему много чего, обида так и грызла. Однако сейчас не время ссориться. В чем-то я готова понять мужа: Юра - человек, привыкший верить собственным глазам, а не ощущениям, чувствам и интуиции.
        «И не сбрендившей на почве беременности жене», - прозвучал в голове ехидный голосок.
        Но теперь все будет иначе. Обстоятельства изменились, у меня появились доказательства. Когда Юра прочтет записи, когда мы вместе отыщем потайную комнату, это, я уверена, прольет свет на все странности, творящиеся в стенах дома. Муж снова поверит мне, убедится, что я не выдумщица, и мы вместе найдем выход из ситуации.
        - Ты хорошо себя чувствуешь? - спросил Юра.
        - Более чем, - машинально ответила я.
        Однако слукавила. У меня побаливал живот, а еще утром я заметила более сильные отеки, чем обычно. Кольца носить давно перестала, даже обручальное уже не налезало. Лицо в последние недели выглядело немного одутловатым, отекли ступни и лодыжки: надавишь - ямка остается. Но сегодня всего этого стало как будто больше.
        Ничего, завтра мне как раз нужно идти сдавать анализы; если что не так, врач скажет, пропишет таблетки. Я отбросила эти мысли.
        - Послушай, Юра, я тебе вчера не все рассказала.
        - То есть? - спросил он все тем же встревоженным тоном.
        - Кроме рисунков, я нашла в коробках кое-что еще. Тетрадь с записями.
        Муж слушал, и я как будто воочию видела, как он хмурится и сжимает в руке телефон.
        - Это что-то вроде дневника. Девушка, которая работала здесь нянечкой примерно в конце сороковых или в пятидесятых годах, пока в доме был круглосуточный садик, оставила записки. Я прочла. В основном это всякие мелочи вроде рецептов и выкроек, но есть и крайне любопытные строки. Про дом. Точнее, про то, что она и другие люди видели здесь. Прочтешь их и поймешь, что я ничего не выдумала, многие видели то же самое. Это не может быть совпадением.
        Я чувствовала, что говорю слишком много, начинаю горячиться, хотя собиралась быть невозмутимой и спокойной.
        - Все это слишком… - начал Юра, очевидно, не зная, что сказать.
        - Не спеши отрицать. Вообще ничего не говори. Приезжай и прочти сам. В дневнике сказано: в доме есть потайная комната. Я уверена, это имеет отношение…
        Договорить я не успела.
        - Надеюсь, ты не собираешься сверлить стены в моем доме, начитавшись каких-то писулек? Это уже ни в какие ворота не лезет!
        Юра так и сказал: «мой дом». Словно я была ни при чем. Словно я - досадная помеха. Только и умею, что создавать проблемы и путаться под ногами.
        Я почувствовала, что расплачусь, если скажу еще хоть слово. Поэтому сбросила звонок и отключила телефон. Руки подрагивали, на душе было тошно. Почему Юра ведет себя как скотина, думалось мне, он же не был таким бездушным, таким злым.
        Заболела голова. Не очень сильно, но ощутимо. Надо бы прилечь, иначе боль разойдется на всю катушку, еще и живот неспокойный какой-то… Прилягу, но прежде сделаю то, что хотела.
        Я вышла из дома, медленно двинулась вдоль стены по направлению к заднему дворику. Записи неизвестной мне девушки были у меня в руках, я еще раз перечитала последние строки.
        «Окно расположено слишком далеко от края!»
        «От края»… То есть от угла дома?
        Я стояла и смотрела на окошко. Голова соображала плохо, я могла думать только о том, что головная боль усиливается. К тому же сегодня жарко, на часах - половина первого, самый солнцепек. На меня сверху словно лились потоки расплавленного золота. Если стоять на жаре, немудрено и солнечный удар заработать.
        Пришлось уйти обратно в дом: толстые стены не пропускали зной, тут было прохладно. Я пошла на кухню выпить воды. Налила полный стакан, добавила лед и дольку лимона, присела, стараясь осмыслить прочитанное и увиденное, когда услышала характерный шум: во двор заехала машина. Слышно было чересчур хорошо: по всей видимости, я неплотно прикрыла входную дверь.
        Со мной, как правило, такого не случается. Лишнее доказательство того, что мне в самом деле нехорошо. Кто мог приехать? Или Юра, или Агата, все остальные позвонили бы в дверь, попросили разрешения припарковаться.
        Опираясь на стол, я поднялась и пошла в коридор. Не хочу, чтобы увидели оставленную открытой дверь, это вызовет новую волну упреков в мой адрес.
        Подойдя к двери, я распахнула ее - упреждающий маневр! - и увидела идущего к крыльцу Юру. Вид у него был сосредоточенный, даже мрачный, но вместе с тем немного испуганный. За меня переживает, точнее, за ребенка.
        - Сбежал с работы? - спросила я. - Боишься, испорчу твое имущество?
        - Прекрати ерничать. - Он подошел вплотную. - Не придирайся к словам. Ты же отлично поняла, что я имел в виду.
        Я усмехнулась.
        - Еще недавно сказала бы, что поняла. Что мы близкие люди, изучили друг друга за эти годы. Мало ли, сорвалось словечко, ерунда какая. Но теперь… - Я пристально смотрела на Юру, и он почему-то покраснел, словно его уличили в плохом поступке. - Теперь мне думается, что не так уж хорошо я с тобой знакома.
        Он потер лоб рукой, в которой были зажаты ключи от машины.
        - Давай зайдем в дом. Жарища, тебе вредно, ты вся красная. Болит что-то?
        - Ничего не болит, - снова солгала я о своем самочувствии.
        Голова раскалывалась, живот неприятно потягивало. Стоять было трудно, хотелось присесть, поэтому я подчинилась: отступила вглубь дома, пошла на кухню, села на диван.
        Юра шел за мной. Я сделала глоток из своего стакана. Лед растаял, вода успела согреться. Надо бы льду добавить, но вставать не хотелось, а мужа просить - тем более. Он подошел к окну, потом открыл холодильник, взял банку газировки. Юра выглядел неуверенным, но в то же время задиристым - странное сочетание. Я молча ждала, когда он начнет разговор.
        - Что ты говорила о записях?
        Тетрадка была все еще у меня в руках, и я протянула ее мужу.
        - Закладки положила в нужных местах, посмотри сам.
        Юра взял записки, при этом лицо у него было брезгливое, опасливое, точно я предлагала ему прикоснуться к ядовитой змее или бородавчатой жабе.
        Некоторое время он читал, я пила воду, пытаясь угадать его реакцию. Никак не могла сообразить, почему Юра так сильно нервничает: под мышками появились темные круги, губы сжаты.
        - И что все это доказывает?
        - Ты даже не дочитал.
        - Чего дочитывать? Без того ясно: впечатлительная барышня наслушалась страшилок, вот ей и стало мерещиться.
        К горлу подкатил ком, в глазах потемнело от разочарования.
        Он не верит! Все равно не верит мне, как я ни бейся!
        - Как же доказать тебе… - начала я.
        - Что доказать? - Юра сорвался на крик. - Зачем? Лора, хватит разыгрывать из себя детектива, хватит выдумывать, рыться в бумагах, искать то, чего нет! Уймись уже, отдыхай, спи, вынашивай ребенка спокойно! Если бы ты знала, как я устал.
        Я вскочила на ноги.
        - Поняла уже, что ты устал от меня! - крикнула я.
        Голову пронзила новая вспышка боли, я прикусила губу.
        - Не от тебя, а вот от этого! - Муж вскинул руку, в которой была зажата тетрадка, и потряс ею перед моим носом. - Если человек вбил себе что-то в голову, он всегда и во всем будет искать и находить подтверждение своим убеждениям. Ты невзлюбила это место, уперлась рогом и не желаешь тут жить, поэтому везде ищешь подтверждения, что дом плохой, опасный. У тебя галлюцинации, дорогая моя! И ты раз за разом подпитываешь свои бредовые идеи.
        - То же самое можно сказать о тебе, - возразила я. Говорила, сжав челюсти: боялась, если слишком широко раскрою рот, меня вырвет. В висок будто сверло ввинчивалось, затылок ломило. - Ты влюблен в этот дом, потому и не хочешь замечать, что он дурной.
        Мы уставились друг на друга. Повезло, что Ксюша этого не видит, не слышит, как родители орут друг на друга.
        - Юра, прошу тебя, - сделала я еще одну попытку спокойно объясниться, - прочитай внимательно, без предубеждения. Ты увидишь, таких совпадений попросту не бывает. Я не говорю, что дом плох, ты не прав. Просто хочу разобраться. Если мы поймем, что здесь случилось, почему люди видят в здании… нехорошие вещи, то сможем предпринять что-то. Всегда ведь лучше знать, чем оставаться в неведении. - Муж молчал, и я расценила это как хороший знак. Приободрившись, продолжила: - Записи обрываются, но в конце девушка написала интересную вещь, оставила подсказку.
        - Вот как? - холодно спросил Юра.
        Я сделала вид, что не замечаю его неприязненного тона.
        - В доме есть еще одна комната. Мы ее не нашли, но она есть. Необходимо узнать, что там, Юра. Та девушка пишет, что поняла, где она находится. Записи обрываются, место не указано, но можно догадаться, как ее искать. Она сообразила, и мы сообразим.
        - Сообразим, - повторил Юра, постукивая пальцами по столешнице.
        - Да, нам нужно…
        - А тебе не пришло в голову, - вкрадчиво проговорил он, - что девушка ошиблась? Ведь если бы потайная комната существовала, если бы девушка нашла ее, то сейчас и мы бы ее видели!
        Действительно, такое могло быть.
        - Но ей могли помешать. Или она нашла ее, но не сумела открыть. Или не стала открывать сама, позвала кого-то, а этот человек запретил вскрывать проход. Мало ли причин!
        Но Юра меня уже не слышал.
        - Вот и я запрещаю! Запрещаю, ясно тебе?
        Он, можно сказать, визжал на меня, капли слюны вылетели изо рта и попали на меня, я отшатнулась. Это взбесило мужа еще сильнее, и он сделал то, чего я никак не ожидала.
        Нет, не ударил меня. Юра порвал тетрадь. Пополам, потом сложил половинки вместе и снова порвал. Старая желтая бумага поддавалась легко, клочки падали на стол, летели на пол, а он все кромсал и кромсал записки. А мне казалось, что и во мне что-то рвется.
        Боль в голове достигла апогея, стала уже нестерпима. И, словно мало мне было мучений, живот тоже резануло горячим ножом. Тошнота, которую я долго пыталась побороть, взяла верх, и в следующую секунду меня вырвало на чисто вымытые полы моей новой шикарной кухни.
        «Врач, - подумала я. - Мне срочно нужен врач».
        Глава восемнадцатая
        В больнице я провела две недели. Поначалу врачи даже вставать не разрешали, я попала в круговорот процедур, капельниц, уколов, осмотров. Юра договорился об индивидуальном уходе, нашел отличного врача, медсестра прибегала по первому зову. Я была благодарна ему за заботу обо мне и ребенке, но…
        Да, всегда есть «но».
        В глубине души я ощущала исходящий от мужа холодок. Наверное, слишком много прежде было тепла, поэтому остро чувствовалось охлаждение.
        Точно так же Юра вел бы себя, если бы сломалась его машина: лучшие специалисты, деликатный подход и прочее. Он не сидел возле меня, держа за руку, не бросался ко мне с вопросами, не баловал, не успокаивал.
        Пару лет назад я попала в больницу с пневмонией. Юра приходил каждый день. Варил для меня супы, которые я люблю, делал пюре без комочков, покупал киви, мармелад и любимые пирожные, приносил книги, писал трогательные записки, присылал сообщения.
        Теперь же… Он навещал меня через день, ссылаясь на огромную занятость. Приносил продукты по списку. Его звонки были прилежными. Хорошее слово - «прилежный». Юра поступал правильно, и окружающие видели то, что ожидали бы видеть в подобной ситуации: заботу, внимательность, тревогу о здоровье жены и ребенка. То, как много было в этом наигранного, прописанного правилами, сухого, небрежно отштампованного, замечала только я.
        Сначала все мои мысли были о ребенке, о том, что могло с ним случиться. Но после, когда очевидная опасность отступила, я стала задумываться и обо всем прочем, что составляло мою жизнь.
        Конечно, Юра сердился на меня. Я-то вела себя вовсе не так, как полагается женщине, которая носит ребенка. Его бесили мои страхи, претензии, нелепые подозрения, мое доморощенное расследование, и я готова это понять.
        Вместо разговоров о будущем малыше, выбора имени, обустройства детской, хлопот по дому, радости от его приобретения (или обретения Юрой своего родового гнезда) я впадаю в истерику, порчу стены в доме, выдаю чудные сентенции.
        Но, понимая, внутренне не принимаю. Мне кажется, Юра мог бы спуститься с сияющих вершин своей непогрешимости, логичности и практичности и прислушаться ко мне, ведь я его жена, мать его детей и женщина, которую он любит уже много лет, на которой счастливо (вроде бы!) женат.
        Отношений с ним я не выясняла - это было бы глупо. Не скандалила и не спорила (явных причин нет, муж вел себя безупречно). Когда приходили Агата и мать Юры, я не жаловалась и не поднимала опасных тем. Мы вообще не говорили о доме, о моих «идеях» (по выражению Юры), обходили эту тему стороной, благо, есть о чем поговорить и без этого: беременность, ребенок, состояние моего здоровья.
        Мы с Юрой старательно делали вид, что безобразной сцены, завершившейся вызовом скорой, не было. И тетради с записями не было тоже - теперь мне не на что ссылаться. Полагаю, и рисунки Юра выбросил, так что никаких доказательств того, что другие люди наблюдали то же, что и я, не осталось. Я была наедине со своим «умопомрачением», а лестница снова замурована, дверь надежно спрятана - мне муж рассказал. Я равнодушно кивнула.
        Юра намекает, что прошлое (читай - мои фантазии о доме) надо оставить в прошлом, двигаться дальше, забыть, не возвращаться к скользким темам. Что ж, имеет право желать этого. Но я устроена иначе. Нерешенная задача для меня вроде заусенца: я вечно «задеваю» ее, она мешает мне жить, не дает покоя.
        О выписке, в отличие от большинства пациентов, я не мечтала, но вернуться нужно. Юра разозлился бы, если бы узнал, что я полна решимости докопаться до ответов. Это жизненно важный вопрос: происходящее в доме не отпустит меня, не даст нормально жить.
        - Рожать тебе через пять недель, - сказал Юра позавчера.
        «Когда я носила Ксюшу, ты говорил «нам рожать», - некстати вспомнила я. Разумеется, не стала ничего говорить.
        Ксюша, к слову, охотно осталась в санатории на вторую смену. Судя по тому, как она ведет себя во время видео звонков, дочка всем довольна, нашла кучу друзей и ничуть не скучает по родителям. От этого немного грустно, но хуже было бы, рвись она домой, проводи дни в слезах и тоске по дому и маме с папой.
        - Твой доктор считает, оставаться здесь смысла нет: ты и ребенок вне опасности. Но за пару недель до родов, говорит, все-таки нужно лечь в клинику. Учитывая твое психическое состояние…
        - Мое - что?!
        Юра обсуждал наши семейные дела с доктором?
        - Не заводись. Ты нервничаешь в последнее время, разве нет? Они просто считают, что ты будешь чувствовать себя спокойнее под присмотром врачей, не придется спешно ехать в роддом, когда схватки начнутся.
        - Хорошо, - не стала спорить я.
        Мы подписали договор на оказание медицинских услуг. Там сказано, когда меня ждут в роддоме, кто будет принимать роды и прочее. Прежде такого не было, но Ксюшу я рожала бесплатно, теперь все иначе.
        - Ты довольна? - спросил Юра, и я ответила, что вполне.
        Меня выпишут послезавтра. Юра недавно ушел, а напоследок сказал, что взял отпуск на то время, когда я буду дома.
        - Но мы планировали, что ты возьмешь отпуск после выписки из роддома, чтобы в первый месяц помочь с малышом, - растерялась я. - И с Ксюшей так было.
        - У меня останется еще неделя. Потом приедет твоя мать, ты сама говорила. Моя мама тоже может помочь.
        - Почему ты раньше не сказал? Мы решили…
        - Не начинай, пожалуйста, Лора, - поморщился Юра. - К чему лезть в бутылку? Ты будто ищешь повод для очередной склоки. Это целесообразно!
        - Целесо… Боже! Зачем тебе брать отпуск сейчас? Сидеть со мной дома?
        - Буду помогать, чтобы ты не перетруждалась, возьму на себя все хлопоты по хозяйству. Будем гулять, съездим на природу, проведем время вместе… Почему у тебя кислый вид, что опять не так?
        Очень кстати появился мой лечащий врач, и Юра повторил свои доводы, призывая доктора поддержать его. Тот, конечно, не подвел, принялся говорить, как мне повезло с мужем, как прекрасно он себя проявляет.
        Мне пришлось улыбаться, соглашаться, с благодарностью принимать заботу, но все сильнее я ощущала, как вокруг меня сжимается что-то, не давая свободы. Решения принимались за меня, мое мнение все меньше учитывалось, а мысли и ощущения виделись несущественными, вздорными.
        Как все-таки беспомощна и уязвима женщина, которая ждет ребенка, думалось мне. Страх за маленького человечка, за то, что твой собственный организм подведет тебя в самый неподходящий момент; боязнь того, как пройдут роды и послеродовой период; невозможность позволить себе многое из того, к чему ты привыкла, неповоротливость и изменения во внешности… То тошнота, то боли, то отеки, то бессонница, то вечная усталость. Господи, даже спать на животе не получается, не говоря уже об остальном!
        Ни один мужчина не в состоянии понять, что испытывает беременная женщина. То, как обращается со мной сейчас Юра, - будто с больной, недееспособной, вернее, не способной понять, что для меня же лучше, его вечная демонстрация моего бессилия - это просто жестоко.
        И не любовью, не волнением все продиктовано! Я беременная, но не тупая, вижу это прекрасно. Учитывая последние события, я никак не могла расценить желание Юры провести дома три недели, пока не придет время вернуться в клинику, как возможность побыть со мной в тишине и покое до рождения малыша. Что бы Юра ни плел, я понимала: он хитрит, им движет не трогательная забота обо мне, а необходимость присмотреть за полоумной женушкой.
        Он знает, что я упрямая и весьма целеустремленная особа. Понимает, что уничтожение рисунков, записей и запечатывание двери не остановят меня, я буду пытаться выяснить правду, найти потайную комнату. Для этого муж и взял отпуск: присматривать за мной, не дать, как он уверен, наделать глупостей.
        Если Юра будет дома, я ничего не смогу предпринять, не пойдя с ним на открытый конфликт. Да если и пойду, он все равно не позволит мне сделать то, что я собираюсь.
        Мои размышления прервал звонок Агаты. Мы поговорили немного, она порадовалась, узнав, что меня выписывают.
        - Прости, что не пришла сегодня. Завтра тоже не получится: уезжаю в Москву, вернусь к выходным и сразу приду к тебе.
        Я не говорила Агате про тетрадь, но, если получится узнать, где комната, расскажу сразу все. Она умная, трезвомыслящая, вместе мы убедим Юру. Правда, я еще не знала, в чем именно его придется убеждать. Переехать? Продать дом?
        - Все в порядке, не волнуйся, - сказала я. - Юра только что был. Мне ничего не надо, зачем тебе было бы приходить? Ты и так на разрыв, работы полно. Ни к чему меня так часто навещать.
        - Я сама решу, что мне делать, - притворно ворчливо отозвалась Агата. - Все, мне пора. Посмотрю в Москве кое-что для нашего будущего красавца или красавицы.
        - Хватит тебе, ты и так…
        - Я же Ксюше и малышу тетушка, или ты против? А тетушкам положено покупать горы подарков племянникам!
        В ее голосе прозвучала тщательно скрываемая грусть. Агате хотелось бы баловать собственных детей, а не быть названной «тетушкой» детям лучшей подруги.
        В десять часов я легла спать, но заснуть не могла. Ворочалась, пытаясь найти удобную позу, живот мешал, ребенок толкался, было жарко.
        Наконец я сумела устроиться, стала проваливаться в тягучую сонную патоку. А проснувшись, поняла, что нужно делать.
        Завтра меня выпишут, возможности разузнать что-то Юра мне не даст. Значит, остается всего один день, чтобы побыть одной, попробовать понять, где комната, спокойно во всем разобраться. Сообразить, как поступить.
        Решено: я уйду после завтрака. Меня никто не хватится до вечерних процедур. А к тому времени я вернусь.
        Юра позвонил, голос у него был утомленный.
        - Спал неважно, - отговорился он.
        «Интересно, не видел, не слышал ли чего-то? Ни за что не признается, самолюбие не позволит», - подумала я.
        - Придешь сегодня после работы? - спросила я и замерла, скрестила пальцы. Только бы не явился, чтобы мне не пришлось нервничать, спешить.
        - Прости, Лора, никак не смогу. Запланирована поездка в район, я в числе рабочей группы. Никак не отговориться, к тому же там будет мэр.
        Я с трудом сдержала ликование. Вот так удача! Дом в полном моем распоряжении.
        - Не переживай, - изобразила я вздох, - у меня все есть, никакой необходимости приезжать. Мы с тобой с завтрашнего дня каждый день будем вместе, успеем порядком надоесть друг другу.
        Раньше я сказала бы это легко, потому что твердо знала: это шутка. А сейчас сказала - и слова меня саму покоробили. Ведь я, скорее всего, если и не надоела Юре, то уж точно немало раздражаю в последние месяцы.
        После переезда в проклятущий дом.
        Мы немного поговорили, а после простились: Юре пора было ехать, у меня тоже были планы. Я позавтракала, приняла лекарство, оделась и положила в сумку ключи, телефон, кошелек.
        Выходить пациентам разрешалось: недалеко был парк, где можно гулять, многие ходили в магазины, сидели в больничном сквере на лавочках. Я спокойно ушла, а спустя полчаса уже сидела в такси, которое везло меня к дому.
        Глава девятнадцатая
        Небо низко нависло над городом: солнечное утро резко сменилось непогодой. Стало заметно холоднее, тучи сгустились, ветер разгонялся все сильнее; воздух, наполненный влагой, был тяжелым и сырым. Предчувствие близкого дождя было сродни предчувствию беды, и я нервничала, как перед сдачей важного экзамена, когда провал означает отчисление из университета и крах всех надежд.
        Я открыла калитку, вошла во двор и теперь смотрела на дом, который всего за несколько месяцев сломал мою жизнь. Сейчас, стоя на ветру в ожидании дождя, я осознала это в полной мере.
        Не было больше любящих, доверяющих друг другу Юры и Лоры, потерялись где-то. Мы подозревали, умалчивали, сердились, раздражались, старались обойти другого на повороте - разве это похоже на прежние отношения?
        «Мы с тобой не просто муж с женой, но еще и лучшие друзья», - сказал Юра на пятилетии нашей свадьбы, и это была чистая правда.
        Сейчас, продолжая оставаться супругами, мы перестали быть друзьями, и это больно ранило меня. Дом, окаянный дом, наполненный секретами и страшными тайнами, как бездомный пес - блохами! Вот где крылись истоки нашего (моего так уж несомненно) несчастья.
        Хватит жалеть себя, нужно действовать!
        Я пошла к дому. Я продолжала верить и надеяться на лучший исход…
        Записей девушки, которые можно было перечитать, у меня не было. Но это ничего, я хорошо помнила содержание последнего сохранившегося отрывка.
        В тот день, перед тем, как попасть в больницу, я стояла возле окна библиотеки, единственного окна на этой стене. Мою предшественницу, желающую отыскать скрытую в недрах дома комнату, навело на мысль именно окно музыкального зала и расстояние, какое-то расстояние.
        Поглядев на окошко, я перевела взгляд на угол дома. Потом прикинула мысленно размер зала… Вроде бы все сходилось, ничего необычного. Почему, почему страницы оказались вырваны, ведь дальше же девушка все объяснила!
        Ладно, молоденькая нянечка, которой, в сущности, двигало простое любопытство, догадалась, значит, догадаюсь и я - для меня это жизненно важный вопрос.
        Я медленно пошла вдоль стены, завернула за угол, оказавшись во дворике. Вот тут - закрытая, спрятанная лестница, расстояние вроде бы нормальное. Дальше - кухня: дверь, окно, но это уже другое крыло дома, а мне нужно держаться…
        И вдруг меня осенило. Господи, как же все просто! Почему эта мысль не пришла мне в голову раньше?!
        Пазл сложился идеально, я поняла, что подразумевала девушка. Дело вовсе не в окне библиотеки (или музыкального зала). Она писала: «Если представить размеры комнат, кухни и то, где находится…», и я дополнила недостающее слово - «кладовка».
        Большой холл все же недостаточно велик, он чересчур короткий по сравнению с длиной кухни-столовой или комнат левого крыла. Не то, чтобы это резко бросалось в глаза, но при должных размышлениях и расчетах становится очевидно: если размер кладовки такой, каким он видится, то за нею должно располагаться еще примерно два (или чуть больше) метра пустого пространства.
        Это расстояние может быть «съедено» мощной, толстой стеной, но зачем было ее возводить? Нет, объяснение только одно: за стеной кладовки есть еще одно помещение.
        Я обнаружила, где спрятана потайная комната! Надо же, я столько раз открывала дверь кладовки, ставила и доставала оттуда пылесос или ведро с тряпкой, но ни разу не подумала, что за стеной может находиться еще что-то.
        Оставалось подтвердить свою догадку, что я и собиралась сделать.
        Занятая своими размышлениями, я не заметила, что уже начался дождь. Пока он только слегка накрапывал, это была мелкая крупа-сечка, которая витала в воздухе, но скоро начнется ливень. Вдалеке громыхнуло, словно неведомый великан откашливался, прочищал горло.
        Я очень ко времени окажусь в доме, пережду непогоду, не промокну. Уже собравшись покинуть дворик, я замерла на месте, услышав шум мотора и скрип ворот. Во двор заезжала машина! Видимо, Юра. Кто еще будет загонять сюда автомобиль?
        «Вот засада», - подумала я.
        Муж должен быть в рабочей поездке с мэром, он не мог очутиться дома! Наверное, забыл что-то важное, заскочил за документами или чем-то еще, сейчас уедет обратно, надо только дождаться этого.
        «А машину зачем парковать?» - резонно возразил внутренний собеседник.
        Я осторожно выглянула из-за угла. Так и есть, машина Юры заехала во двор. Вот и он сам, запирает ворота.
        - Приехали, - весело сказал муж.
        Значит, он не один. Кто с ним? С того места, где я стояла, не видно, кто находится в салоне. Дверца пассажирского сиденья открылась, из машины вышла…
        Агата.
        Я перестала понимать что-либо. Она-то что здесь делает? Агата позвонила и сказала, что уезжает в командировку, будет в Москве, про подарки говорила…
        У меня мутилось в голове. Прежде я не понимала значения этого выражения, но теперь оно стало мне ясно: липкий серый туман заполнил голову, и сквозь эту муть пробивались осколки мыслей.
        «Все как-то связано с домом. Документы новые нужно подписать? Но вроде все уже давно подписано… Это случайность? Но почему они вместе в машине? Решили устроить мне сюрприз к возвращению из больницы?»
        А мгновением позже все прояснилось. Наверное, и было понятно, но мне хотелось отгородиться от правды, отодвинуть ее от себя, не сознавать, пока это возможно…
        Но вот уже и нет, нет этой возможности!
        Она растаяла в тот миг, когда муж подал Агате руку, и моя красавица-подруга изящно выпорхнула из машины (некстати вспомнилось, как неуклюже я выбиралась в последнее время из салона), а после они поцеловались.
        В этом поцелуе было столько страсти, жадного нетерпения и взаимного притяжения, что смотреть на это было неприлично. Юра запустил руку ей в волосы, а она приникла к нему всем телом. Меня они видеть не могли, но, даже если бы я встала прямо перед ними, то не заметили бы моего появления.
        Эти двое были поглощены друг другом.
        Дождь припустил с удвоенной силой, и капли воды, падающей с неба, немного отрезвили любовников. Они засмеялись и, не разнимая объятий, быстро пошли к крыльцу. Пропали из виду, но я продолжала видеть их в своем воображении.
        Вот Юра достает ключ, дверь распахивается, мой муж и лучшая подруга оказываются в холле. Снова начинают целоваться, и он ногой, не глядя, захлопывает дверь. Поворачивает ключ (никто не может прийти, глупая Лора лежит в больнице, но осторожность не помешает). Впившись губами друг в друга, они поднимаются наверх, в нашу спальню, на ходу сбрасывая одежду.
        Этого не может быть.
        Не может!
        Может. И есть.
        Я была права в своих подозрениях. Абсолютно права. А Агата…
        «Надеюсь, ты не думаешь, что эта «сучка крашеная» - я?!» - прозвучал в голове ее голос.
        Яркая, потрясающая, восхитительная Агата. Верная подруга. Друг нашей семьи. «Тетушка» моих детей - Ксюши и нерожденного малыша.
        «Как они могли так поступить со мной?»
        Фраза, говорящая о твоей никчемности. Именно никчемности, ведь с тем, кто дорог, так никогда не поступают.
        Я читала у Данте, что «обманувшие доверившихся» мучаются в последнем, самом страшном круге Ада. Но пока в аду находилась я. Казалось, весь мир смеется надо мной, тычет пальцем в глупую Лору. Даже призраки этого дома, и те хохочут, глядя, как мой любимый муж трахает мою подругу, а я стою во дворе, под дождем.
        Гроза усиливалась: гром гремел уже совсем близко, молнии скакали по небу на тонких, как спички, ногах. Крупные капли барабанили по листьям, по крыше, по капоту блестящей Юриной машины, по моей несчастной голове, давая мне подзатыльники. Потоки воды изливались с разверзшихся небес, но мне не мнилось, что природа рыдает вместе со мной. Нет, никакого сочувствия, никакой жалости. Наоборот, капли дождя были гвоздями, которые жестокий к слабым окружающий мир вколачивал в крышку моего гроба.
        Ветер трепал кусты, клонил к земле ветви деревьев, словно стараясь сорвать с них листья. Меня трясло от холода и горя; все, чего я желала в ту минуту, - умереть. Даже не так, это слишком пафосно. Мне хотелось, чтобы меня не было, никогда не было на свете.
        Но я была. И не только я. Ребенок внутри меня заворочался, толкаясь и, наверное, сердясь на маму за такие мысли. «А как же я? Ты забыла обо мне?» - словно бы говорил он.
        Горе способно закрыть для человека небо. Но даже оно не заслонит от матери ее детей, разве что ненадолго. Есть малыш в моем животе, есть Ксюша. Вот что важно, вот что имеет значение.
        Я больше не могла здесь оставаться и поспешила прочь. Пересекла двор, бросила взгляд на машину, отворила калитку, вышла на улицу. Никто не заметил ни того, что я была здесь, ни того, что покинула это место.
        И что дальше? Куда мне идти? Вернуться в больницу, сделать вид, что ничего не было, позволить Юре забрать меня завтра домой? Вести себя, как обычно, говорить с ним, смотреть ему в глаза, принимать еду из его рук, стелить постель, ложиться в нее, зная, что она осквернена? Последовать совету мамы, быть разумной и практичной; принять тот факт, что в жизни мужчины могут случаться романы и увлечения, но возвращаться он будет к жене, матери его детей?
        Юра любит Ксюшу и второго ребенка, который скоро родится. Что может дать ему Агата? Бесплодное чрево? Да, Агата чудо как хороша, ощущения остры и свежи, но красота не вечна, эмоции гаснут, а острота притупляется. У них нет будущего, зато у нас с Юрой есть прошлое и настоящее. Он вернется, если проявить выдержку и мудрость.
        Я даже вздрогнула: слова, которые мать произнесла бы, расскажи я ей о том, что произошло, прозвучали четко, словно мама стояла рядом и говорила со мной.
        Меня передернуло от отвращения. Может, я слепая, слишком легковерная, наивная, идеалистически настроенная дура. Но я не смогу жить с человеком, который походя, легко предал меня, растоптал.
        - Катись к черту! - громко сказала я, и мужчина, шедший по тротуару навстречу, прячась под огромным черным зонтом, опасливо посмотрел на меня.
        Мне хотелось убежать подальше от дома, который я и прежде не любила, а теперь так и вовсе ненавидела. Я не знала, куда иду: бывают в жизни моменты, когда бежишь не куда-то, а откуда-то.
        Остался позади сквер и сад Влюбленных, одна улица перетекала в другую, а я все шла. Народу было немного: гроза и дождь загнали людей под крышу, в тепло. Я представила, чем прямо сейчас, в эту минуту занят мой муж, и меня пронзила такая боль, что я остановилась, не в состоянии идти дальше.
        Вроде бы в потоке мыслей забываешься, эмоции захлестывают, а после осознаешь - и тебе точно вены вскрыли, жизнь по капле вытекает.
        «Перестань себя жалеть! Сейчас же!» - велела я себе, но это не помогло. Я прислонилась к стоящему рядом дереву и почувствовала вибрацию: телефон звонит.
        Не хотела отвечать, но звонила Ксюша, и мне пришлось взять себя в руки. Из трубки полились самые-самые важные в жизни новости: что Ксюша ела, во что играла, какую песню выучила, что сказала подружка.
        Слушая родной голосок, я не могла отделаться от мысли о глобальности катастрофы. Что ждет нас дальше? Развод, расставание с мужем и отцом, новая реальность. Захотелось плакать, сдерживаться было сложно.
        - Мамочка, ты где? - вдруг спросила Ксюша.
        - Прогуляться вышла.
        - Дождик идет, я слышу. И гром гремит. Ты под дождиком гуляешь?
        - Иногда хочется пройтись под дождем, дочка.
        - Смотри только не простудись.
        Я пообещала не простужаться, мы с Ксюшей послали друг другу поцелуи, попрощались, и я убрала телефон. Дочь права: не хватало заболеть для полного счастья. На улице почти осенний холод, а я в платье с коротким рукавом. Вдобавок и ноги промочила.
        Впереди маячила вывеска «Пиццерия «Венеция», и я направилась туда.
        Внутри было пусто, я выбрала столик в углу, возле окошка, полистала меню и сделала заказ: горячий шоколад, пицца «Четыре сезона». Думала, кусок в горло не полезет, однако взглянула на перечень блюд и поняла, что голодна.
        - Пицца наша фирменная, очень вкусная, - гордо сказала молоденькая официантка.
        - Не сомневаюсь. Где можно помыть руки?
        Мне показали. Руки я мыла горячей водой: мама говорит, это помогает не заболеть, если замерзла. А я замерзла и только тут, в теплом зале пиццерии, поняла, насколько сильно.
        Вернувшись в зал, обнаружила, что шоколад уже ждет меня, и выпила сразу полчашки. Пиццу тоже принесли быстро, и некоторое время я просто сидела и наслаждалась едой, стараясь не думать о плохом.
        Между тем плохо было все.
        Идти мне некуда, обратиться за помощью не к кому.
        Дом отпадает. Больница отпадает. Мама далеко, я решила пока ничего ей не говорить. Лучшая подруга… Тут все ясно. Хорошо, хоть сумка при себе, в ней паспорт, медицинский полис, кошелек с деньгами и карточками. Можно снять номер в гостинице или хостеле, для экономии. Переночевать, обдумать все.
        Я достала телефон, чтобы найти сайт по поиску жилья. Надо еще и юриста найти, мне ведь предстоит развод, нужно проконсультироваться. Однако единственный юрист, которого я знала, - Агата.
        Агата. Такое чувство, что все в моей жизни замыкается на ней. Даже подруг, кроме нее, не осталось. Тотальное, всеобъемлющее одиночество. Агата и Юра были самыми близкими, самыми родными, во многих смыслах единственными. И теперь они вместе, а я сижу на руинах своих иллюзий о жизни.
        - Еще шоколада? - спросила подошедшая официантка.
        - Ромашковый чай, пожалуйста. Если у вас есть.
        - Конечно, - улыбнулась девушка. - Сейчас принесу.
        На бейджике значилось имя: «Ольга».
        Одну мою подругу звали Ольгой, правда, она предпочитала, чтобы ее называли иначе. Лелей. Официантка ушла, не подозревая, что натолкнула меня на мысль.
        Я нашла в списке контактов нужный номер и позвонила.
        Глава двадцатая
        - Ты хочешь восстановить отношения, помириться с ним? - спросила Леля, и я наконец заплакала.
        На протяжении этого нескончаемого, трудного, самого кошмарного в моей жизни дня не пролила ни слезинки, как будто внутри все пересохло, вместо живых человеческих чувств осталась выжженная пустыня. Пожарище.
        Теперь же я расплакалась, плакала некрасиво, икая, хлюпая носом, задыхаясь. Выла, словно по покойнику, по своей счастливой семейной жизни, которая на поверку оказалась фальшивкой, подделкой, муляжом.
        Мы были у Лели, в ее громадной четырехкомнатной квартире, где она жила одна с четырехлетней дочерью Ритой. Правда, сейчас девочка гостила у бабушки в Италии: мама Лели жила там уже много лет.
        Леля взяла трубку сразу же, словно и не удивившись моему звонку. Выслушала сбивчивые пояснения и уже через полчаса приехала в пиццерию, забрала меня к себе.
        - Прости, неправильно это. Я не давала о себе знать - сколько? Не меньше четырех лет, а теперь мне понадобилась помощь, и ты примчалась.
        Я была так тронута, так благодарна, не могла выразить всего словами. Но Леля поняла, она всегда была умницей.
        - Справедливости ради, я не объявлялась столько же. Но если бы мне потребовалось, чтобы ты помогла, ты бы ведь помогла? Да. Так что все нормально. Для того и нужны друзья.
        «Некоторые думают, они нужны для того, чтобы сподручнее было пробираться в постель к мужу подруги», - подумала я.
        Леля - моя университетская подруга. Правда, факультеты разные, у меня был экономический, а Леля училась на архитектора, но дружили мы очень близко. Леля и Лора - наши имена постоянно произносили в связке.
        Она была, можно сказать, представительницей «золотой молодежи»: ее дядя был (а может, и сейчас есть) крупным городским начальником, мать замужем за богатым итальянцем, денег куры не клюют, связи, возможности. Но в Леле не было ни капли заносчивости, высокомерия, осознания собственного превосходства перед другими. Леля была доброй, остроумной, щедрой и очень независимой.
        Я любила свою подругу, мне казалось, что мы будем дружить всю жизнь. Однако, учась на четвертом курсе, познакомилась с Юрой, быстро вышла замуж, и постепенно мой мир замкнулся на нем. Леля вскоре познакомилась с Мишей, за которого впоследствии вышла замуж, и… Как говорится, жизнь развела. Кажется, в последний раз мы виделись на Лелиной свадьбе.
        - Как ты? Как дела? - неловко спросила я, когда мы сели в Лелину машину.
        - Нормально все. После вуза в крупном архитектурном бюро работала, опыта набралась - в свободное плавание отправилась, свое небольшое дело открыла. - Леля немного помолчала, делая вид, что отвлеклась на что-то на дороге. - С Мишей мы вместе не живем уже третий год. Официально не развелись, он нам помогает, дочку полностью обеспечивает. У него свой бизнес, частное охранное предприятие. «Щит» называется, может, слышала.
        Я несколько раз видела на городских улицах баннеры с рекламой «Щита».
        - Да, слышала. Из полиции Миша ушел, значит, - сказала я, чтобы поддержать разговор.
        В голосе Лели слышалась затаенная грусть. Почему они расстались? Такая чудесная пара, оба красавцы - просто голливудские звезды, достаток, перспективы, взаимная любовь… Впрочем, не мне удивляться превратностям судьбы.
        - Давно уже уволился, еще до рождения Риты. Не спросишь, из-за чего мы расстались?
        - Не спрошу, - слабо улыбнулась я. - Зачем к человеку в душу лезть?
        - А я сама до конца не понимаю, почему. Отдалились друг от друга, перестали понимать. Двинулись в разных направлениях и… Кажется, у Миши недавно появился кто-то. Он сейчас в отпуске, на Бали. Вроде бы не один.
        - Но если ты его любишь, может, еще можно…
        - Не знаю, - перебила Леля. - Я привыкла жить без него.
        - Мне очень жаль, - сказала я. Это прозвучало вымученно, наигранно, но мне в самом деле было жалко, что любящие друг друга люди не могут найти общий язык и расстаются.
        - Сейчас это неважно. - Леля убрала прядь волос за ухо. - Ладно, хватит обо мне. Лучше расскажи, что у тебя стряслось. Ты сказала, что ушла от мужа и идти тебе некуда.
        Я знала, что этот момент наступит, объяснять придется, но как же оказалось тяжело! Слова имеют волшебную силу. Можно заговорить беду и отвести ее. А можно словами все разрушить. А еще кажется, пока не облек событие в слова, его как бы и не существует.
        Рассказывать о своей глупой доверчивости и пережитом унижении было горько, трудно, но пришлось. К моменту, как мы добрались до Лелиного дома, я поведала старой подруге о сегодняшних событиях, но картина, конечно, была неполной, и Леля закономерно спросила чуть позже, когда мы устроились в ее гостиной:
        - Слушай, я не очень поняла, зачем ты поехала домой, что хотела найти? И как вышло, что вы живете чуть ли не в музее? - Леля хотела пошутить, но у меня не хватило сил даже улыбнуться.
        - Я сейчас расскажу, только сразу предупреждаю, в итоге ты можешь счесть меня сумасшедшей.
        - Ничего, сейчас всё лечат, - хладнокровно отозвалась Леля, и мы засмеялись.
        Этот смех, спустя много лет и пережитых событий, снова сблизил нас, мы будто вернулись в те времена, когда у одной из нас не было секретов от другой, когда нам было весело и свободно вместе. Рассказывать стало гораздо проще, и чугунная тяжесть, что лежала у меня на сердце, сделалась чуть легче.
        Рассказ вышел долгим. Вначале я старалась говорить короче и лаконичнее, но потом махнула рукой, рассказывала, как есть, как мне запомнилось.
        Леля не перебивала, не задавала уточняющих вопросов, лишь очень внимательно слушала. Я не видела на ее лице недоверия, сомнений в моем здравом рассудке, и это было невероятным облегчением.
        - Считаешь, я все выдумала, ничего не происходит, за исключением того, что у меня больное воображение и гормональная буря? - спросила я, завершив свою исповедь.
        Если Леля будет уговаривать успокоиться, предложит попить успокоительное, я… Я не успела решить, что стану делать в этом случае.
        - Ничего такого я не думаю, - спокойно сказала Леля. - Более того, я уверена, что все именно так, как ты говоришь, но об этом чуть позже. Пока нам надо прояснить одну вещь, чтобы двигаться дальше.
        Тут-то она и задала вопрос, после которого я разрыдалась. Леля засуетилась, сбегала за водой, принесла мне салфеток. Я сморкалась, стучала зубами о край стакана, тряслась, как какая-нибудь мелкая собачонка вроде левретки или чихуахуа, никак не могла унять дрожь.
        Когда немного успокоилась, Леля присела на корточки перед диваном, на котором я сидела, и мягко произнесла:
        - Сейчас вечер, скоро твой муженек станет тебе звонить. Не дозвонившись, может начать трезвонить в больницу, там поймут, что тебя не было на обеде и вообще ты куда-то пропала. Поиски начнутся, беготня. А уж когда ты не явишься в больницу ночевать… Нужно продумать все, решить, что делать, понимаешь?
        Я понимала, что ж непонятного.
        - Сообщение ему отправлю, что видела их. Напишу, что в безопасности, у подруги, а больницу не вернусь. Пусть меня не ищет.
        Следующие минут пятнадцать мы с Лелей придумывали подходящую формулировку, стараясь писать коротко, сухо, четко. В итоге, отправив сообщение, я почувствовала опустошение, но вместе с тем странное удовлетворение. То-то вытянутся у них с Агатой лица, когда они узнают, что дурочка Лора, которую проще пареной репы обвести вокруг пальца, все знает.
        Телефон я выключила, чтобы отсечь от себя всякую связь с Юрой. Я не готова была читать его сообщения и тем паче отвечать на звонки.
        - Ты сказала, что веришь мне, потому что сама сталкивалась с чем-то подобным? - спросила я.
        Леля прикусила губу.
        - Можно сказать и так. Только не я одна, а… - Она быстро взглянула на меня. - Еще и Миша, и его лучший друг Илья, может, ты его помнишь, он у Миши свидетелем на свадьбе был, и невеста Ильи Томочка.
        Илью я помнила хорошо. Худощавый, интеллигентного вида темноволосый парень напоминал известного писателя - то ли Блока, то ли Чехова. Насколько я знала, он тоже работал со словом, был журналистом.
        - Так Илья женился?
        Леля тяжело вздохнула.
        - Томочка погибла. По-настоящему жуткая, трагическая история. Илья… Нет, кажется, он все еще холост, но мы давно не виделись, что-то могло измениться. - Леля потерла лицо ладонями. - Да, мы дружили, но связывала нас не только дружба. Так вышло, что все мы не раз оказывались… Ох, как же тяжело рассказать обо всем правильно! В двух словах не опишешь. В общем, мы несколько раз сталкивались с проявлением темных, потусторонних сил, и не просто сталкивалось, нам приходилось с ними бороться (подробнее об этом рассказывается в серии романов Альбины Нури «Тайны уездного города» - прим. ред.). Я видела такое, во что и сама бы не поверила, если бы не очутилась с этим нос к носу. Те события изменили меня, будто дыру во мне просверлили. Мир перестал быть таким, как я привыкла о нем думать. Да что я! Бедная Томочка заплатила куда дороже! Думаю, все это повлияло в конечном итоге на наши отношения с Мишей, разрушило их. Мне хотелось оставить все в прошлом, вычеркнуть, забыть, как страшный сон, но Миша считал, что случившееся было предопределенностью, судьбой, а наши жуткие приключения - сродни предназначению.
        Леля взяла со стола стакан с водой, сделала глоток, поморщилась, словно это была водка, и договорила:
        - Лора, когда-нибудь я, может быть, расскажу тебе, что нам пришлось пережить, только не сейчас. Но знай, я верю тебе и убеждена: все, что ты видела в доме, существует. Ты не сумасшедшая, не припадочная, не жертва своих фантазий. В том доме что-то происходит - и знаешь, что еще?
        - Что? - Я еще не отошла от потрясения после Лелиных откровений. До чего же здорово было сознавать, что есть на свете человек, к тому же твой друг, который верит тебе и не считает ненормальной.
        - Очевидно, что ваш разлад с мужем начался с того момента, как вы переехали в дом. И подруга твоя за столько лет ни разу не была замечена флиртующей с Юрой, верно?
        Я усмехнулась.
        - А если ключевые слова «не была замечена»? Как выяснилось, я слепа, как летучая мышь.
        Леля обдумала мои слова.
        - И все же я так не думаю. Ты сама говорила, что охлаждение мужа заметила не так давно, прежде все было отлично.
        - По правде, я и сама так считаю. Это все дом. Узнать бы, что в потайной комнате! Я уверена: если найти ее, мы получим ответы.
        - Знаешь, Лора, возможно, лучше оставить все как есть. Жить в том доме ты не будешь, шут с ними, с призраками. Найду через дядю лучшего адвоката, которому Агата твоя в подметки не годится, отсудит он тебе и положенную часть имущества, и дети с тобой останутся, а Юру так ославит, что его карьера медным тазом накроется. Только есть одно «но».
        Я внимательно слушала.
        - Если виной всему сила, обитающая в доме, то, может статься, Юра и не виноват ни в чем. И мне, и Мише, и остальным пришлось столкнуться с ситуацией, когда твари из Нижнего мира вмешивались в нашу жизнь, разрушая ее, влияя на близких, а мы поняли это слишком поздно. Вдруг и тут так же? Надо попытаться установить истину.
        Посмотреть на события с такой точки зрения мне на ум не приходило. Но Леля могла оказаться права. Утешительная мысль о том, что вины Юры может и не быть, согрела меня. Действительно, муж никогда прежде не подводил меня, не обманывал, не заводил интрижек с кем попало. Вполне вероятно, что он находится под влиянием неведомой силы. Если получится его от этого влияния избавить, то не все для нас с ним потеряно.
        - Ты права. Подать на развод я всегда успею. Нужно попробовать во всем разобраться, - твердо сказала я. - Только как это сделать?
        - Надеюсь, что знаю, кто нам поможет, - проговорила Леля и достала сотовый.
        - Куда ты звонишь? Кому?
        - Миши нет в Быстрорецке и не будет еще две недели, но я не уверена, что стала бы просить его, будь он в городе, - словно говоря сама с собой, тихо произнесла Леля. - Илья. Я буду звонить Илье.
        Глава двадцать первая
        Илья сильно изменился с того дня, когда я видела его в последний раз. На свадьбе Лели и Миши это был худощавый юноша с тонкими чертами и застенчивой улыбкой. Теперь же передо мной был мужчина, на челе которого отражались годы сомнений, раздумий и потерь. Он стал красивее, возмужал, черты лица приобрели чеканную четкость. Темные волосы Ильи, забранные в хвост, прорезали серебристые нити, он отпустил небольшую бородку, которая ему очень шла, и носил очки в тонкой золотой оправе.
        На нем были синие джинсы и черная футболка, запястья украшали часы и несколько кожаных и серебряных браслетов. Увидев Илью, я принялась разглядывать его, удивляясь переменам и думая о том, что на такого мужчину, наверное, оглядываются девушки на улицах. Потом сообразила, что мой интерес не вполне приличен, и поспешно отвела глаза.
        Пришел он в одиннадцать, как и обещал Леле накануне. Вчерашний вечер прошел тихо: вымотанная до предела, я упала в кровать и сразу заснула. Перед этим включила телефон, чтобы проверить, не звонили ли мама или Ксюша. От них ничего не было, зато Юра позвонил восемь раз. Сообщений не оставил.
        Телефон я снова выключила на ночь, как делала это частенько, и предпочла бы вообще его не включать, но это было невозможно. В мире ведь существовал не только Юра.
        Утром мы поговорили с Ксюшей, потом я позвонила матери. Ни та, ни другая ничего о происходящем не знали, у Юры хватило ума никого пока в это не посвящать. Я обрадовалась: мне не хотелось, чтобы он изложил свою, выгодную для него версию событий. Во избежание недопонимания, матери я все-таки рассказала обо всем. Без подробностей, коротко и сухо.
        Она была шокирована, не ожидала от Юры. Как, впрочем, и я.
        Или Юра и не был виноват? Нам предстояло выяснить, но с матерью, разумеется, я этого не обсуждала.
        - Ты постарайся успокоиться, кызым, - непривычно робко сказала мать. - Как же все это… Юра был хорошим мужем, отцом, тебе рожать скоро, а…
        - Мам, давай сейчас не будем об этом. Я сказала, чтобы держать тебя в курсе.
        После я умылась, оделась (Леля вчера подарила мне свои «беременные» вещи: сарафан и платье, моя одежда отправилась в стирку), мы позавтракали, а потом пришел Илья.
        Я видела, что Леле и Илье непросто общаться. Как непринужденно беседовать с лучшим другом бывшего мужа, даже если вы прежде отлично ладили и дружили? Не зная обстоятельств расставания Лели и Миши, всего, что им пришлось пережить (сказанное Лелей трудно было правильно толковать, общая картина ускользала), я видела, что они старательно строят фразы, продумывают каждое слово, а в улыбках больше вежливого внимания, чем искренности.
        Илья отказался от завтрака, кофе и чай тоже пить не стал.
        - Чем я могу помочь вам, Лора? - спросил он, усаживаясь в кресло напротив и внимательно глядя мне в глаза.
        У меня перехватило горло. Простое человеческое участие - доброе, бескорыстное. Вчера - Леля, сегодня - и вовсе почти не знакомый мне человек.
        - Спасибо вам. Я… - «Господи, не разреветься бы!» - Я вам очень признательна.
        Глаза Ильи излучали теплый свет, я почти физически ощущала его на коже. Бывают люди, которым и говорить не нужно, достаточно взглянуть, и ты сразу понимаешь, что можешь им довериться.
        Что я охотно и сделала, рассказав свою невеселую историю во второй раз. Илья слушал вдумчиво, задавал вопросы по ходу моего повествования, переспрашивал в некоторых местах, делал пометки в черном кожаном блокноте. В процессе мы перешли на «ты», и мне уже стало казаться, что я знаю этого человека очень давно.
        Вчера Леля рассказала, что, будучи блестящим журналистом, отлично владея пером и прилично зарабатывая, из профессии Илья ушел. Окончил аспирантуру: как говорила Леля, изучал что-то в области истории мифологии и религии, точно она не помнила. Защитил диссертацию, написал несколько научных работ, снискавших ему популярность в академической среде, успешно преподавал, ездил по стране и миру с лекциями.
        - Илья - кладезь знаний и информации. Он непременно во всем разберется, - так завершила свой рассказ Леля, и сейчас мне (знаю, очень по-детски) казалось, что Илья выслушает меня, ударит ладонями по коленям и скажет: «Что ж, ясно! Знаю, что это за комната, в чем проблема дома!»
        Само собой, этого не произошло.
        Выслушав меня, Илья молчал некоторое время, изучая свои записи. Потом посмотрел поочередно на нас с Лелей и сказал:
        - В этой истории есть один настораживающий меня момент.
        - Потайная комната? - не удержалась я. - Ты знаешь, что там может быть?
        Илья чуть виновато улыбнулся.
        - К сожалению, нет. Разумеется, поищу у себя, пороюсь в архивах. Леля, быть может, говорила, что от нашего с Мишей старого друга, известного ученого Семена Ефремовича Кравченко, ныне покойного, мне досталась солидная библиотека, в которой множество редких, старинных изданий по теологии, эзотерике, парапсихологии, истории культуры и религии. Я по мере возможности пополняю библиотеку и… Простите, это неважно. Не могу сказать со стопроцентной уверенностью, но ничего про Балкуновых, про ваш наследственный дом и потайную комнату мне не попадалось. Хотя я, конечно, проверю.
        На моем лице отразилось разочарование.
        - Мне не кажется, что это обычный дом с привидениями, каких, на самом деле, немало. Некая тайна есть, и мы с вами ее разгадаем. Когда я говорил про настораживающий момент, то подразумевал…
        - Агату, - сказала Леля.
        Илья посмотрел на нее.
        - Тоже считаешь, что она - ключевое звено в этой цепи?
        - На ней в конечном итоге слишком многое замыкается, - пожала плечами Леля. - Я слушала историю Лоры снова и поняла это со всей отчетливостью.
        - Смотри, Лора, - сказал Илья, - сначала Агате выпало работать с клиентом, специализирующимся на составлении генеалогического древа, предложившим ей свои услуги в качестве благодарности. Потом она ненавязчиво, очень к месту говорит об этом и убеждает Юру попробовать составить такое древо. Меня настораживают сроки. Насколько я понимаю, обычно на составление уходит до полугода, если браться за дело серьезно, но Агата говорит, для нее сделают быстро. Так и вышло. Ушло полтора месяца!
        - Думаешь, она уже знала, когда предлагала? - медленно спросила я.
        - Не исключено. Попробую проверить. Идем дальше. Все приятнейшим образом сбывается: Юра - потомок Балкуновых, его родство доказывается документально, он наследует недвижимость. Агата задействована во всем, от оформления документов до продажи вашей квартиры (очень похоже на лишение вас отступного маневра). И теперь эта же Агата - ради бога, прости, Лора! - оказывается в постели твоего мужа.
        Доля истины в подозрениях Ильи была, но мне трудно было полностью с ним согласиться.
        - Конечно, Агата все время находилась рядом, она же считалась моей лучшей подругой, другом семьи, вдобавок она классный юрист.
        - Все так, ты права, - согласился Илья. - Но мне не дают покоя эти поразительные совпадения. Давно не занимаюсь журналистской работой, журналистскими расследованиями, но охотно вспомню навыки. - Он улыбнулся. - Наведу справки и выясню, что за птица эта несравненная Агата.
        - Зачем это ей? В чем выгода? - спросила я, хотя мне уже было ясно, что выгода просматривается весьма отчетливо. Но не хватало духу произнести это вслух. Слишком больно.
        - Возможно, эта дрянь давно была влюблена в твоего мужа, ты об этом не думала? - озвучила мои мысли Леля. - Потому-то никак не могла найти себе пару. Зато теперь она имеет все шансы получить не только Юру, но еще и шикарный старинный дом.
        - А то, что я видела в доме? - беспомощно спросила я.
        - Могло быть хитрым образом подстроено. Не знаю, заметили вы или нет, но в рассказах Лоры о привидениях и загадках дома есть одна деталь, которая выбивается из общей картины. Или, напротив, доказывает фальшивость всего остального. Пока не знаю, что за этим стоит.
        - Понимаю, о чем ты, - проговорила Леля. - Изменившаяся спальня, так?
        Илья одобрительно посмотрел на нее, и я почувствовала нечто сродни уколу ревности. Мне тоже хотелось поразить Илью сообразительностью, проницательностью, оригинальным ходом мысли. Потом я вспомнила, что он видит перед собой раздувшуюся беременную тетку с отечным лицом и опухшими лодыжками, и неуместная мысль о том, чтобы понравиться Илье, оставила меня.
        - Сменить шторы, поменять картины, передвинуть мебель, а потом утверждать, что так и было, - нет ничего проще. Ремонт делал он, поэтому мог сфотографировать заранее необходимый вариант, чтобы в нужный момент продемонстрировать тебе в качестве доказательства, что так было всегда. Возможно, остальное тоже срежиссировано Агатой и исполнено Юрой. Может статься, Агата - опытная мошенница.
        - Опытная мошенница? Она юрист с безупречной репутацией! Не вяжется одно с другим, - упрямо проговорила я.
        - Думаю, скоро все станет понятнее, - примирительно сказал Илья. - Я займусь этим, а заодно пороюсь в своей библиотеке. Но на это потребуется время: день или два. Как только узнаю что-то, сразу позвоню, буду держать вас в курсе, - пообещал он, уже обуваясь в прихожей.
        - Спасибо, что откликнулся, пришел. Лора пока поживет у меня, - сказала Леля.
        - Неудобно это! Свалилась как снег на голову. Может, я лучше сниму…
        - Ничего не лучше, прекрати, - резко оборвала меня Леля. - Глупости какие, ты меня не стесняешь. Я тебе рада. Мне нужно будет завтра уйти по работе, останешься за хозяйку. Если хочешь, можешь чизкейк приготовить, я помню, у тебя здорово получалось!
        Илья взялся за дверную ручку, но не спешил открывать дверь, и я поняла, что он хочет сказать что-то, только не решается. Я вопросительно посмотрела на него.
        - Леля, может, стоит позвонить Мише? У него большие связи в полиции, и если Агата…
        Она не дала ему договорить.
        - Илья, давай так. Если у тебя не получится узнать о ней, я позвоню. Но лучше бы все-таки получилось. - Подруга криво улыбнулась.
        - Понимаю. Я буду стараться, Леля.
        - Не хочу просить его и… отвлекать от отдыха, - в ее словах прозвучала тщательно скрываемая боль.
        Илья откашлялся.
        - Я только хотел сказать… Миша уехал один.
        Леля отвернулась и обхватила себя руками.
        - Это его дело, - ломким голосом произнесла она. - Меня Мишины отношения с кем бы то ни было не касаются.
        Однако я видела, что Лелю обрадовало это известие. И Илья тоже увидел. Лицо его немного просветлело, он попрощался и ушел.
        Я надеялась, что Леля и Миша обязательно будут вместе, простят друг друга, сойдутся. Найти своего человека среди нескольких миллиардов живущих на Земле - редкая удача, а потерять - трагедия. Или великая глупость. Верю, что Леле и Мише удастся исправить эту ошибку.
        А может быть, и для нас с Юрой не все потеряно?..
        Глава двадцать вторая
        На следующий день Леля ушла по делам. С вечера она тоже работала, до поздней ночи сидела за компьютером, и я чувствовала себя бесполезной лентяйкой. Поговорила с дочкой, проигнорировала звонки от Юры, лежала, прислушиваясь к ребенку в животе, и все силы мои уходили на то, чтобы окончательно не впасть в тоску.
        Чем стала моя жизнь?
        Что со мной и детьми будет дальше?
        Проводив Лелю на работу, я занялась домашними делами. И мне отвлечься полезно, и подруге, приютившей меня, помогу. Пропылесосила, вымыла полы, вытерла пыль, взялась за приготовление обеда.
        Хотелось позвонить Илье, узнать, нет ли новостей, но я себя останавливала. Незачем отвлекать его, он обещал сообщить, когда что-то отыщет.
        Около трех позвонила Леля, и я бодро отрапортовала, что ее ждут медальоны из говядины, рис с овощами и чизкейк. Леля сказала, что я сумасшедшая, велела успокоиться и отдыхать, пообещала прийти около шести. Нет, Илья не звонил. Нет, пока ничего нового, но хватит волноваться, все будет хорошо.
        Мы попрощались. Когда в ту же секунду телефон зазвонил снова, я подумала, что Леля забыла что-то сказать.
        Однако это была не Леля, а мой муж.
        Я не стала отвечать, сбросила. Через пару минут пришло сообщение.
        «Лора, прошу тебя, умоляю, возьми трубку, это важно! Мне очень нужно поговорить с тобой, ради Ксюши, ради всего, что было у нас хорошего, ответь на звонок!»
        Я прикусила губу, боясь расплакаться. Тон письма был отчаянный, я ни разу не слышала, чтобы Юра так говорил со мной (впрочем, ему и незачем было). Что делать? Поговорить? В конце концов, чем я рискую! Не понравится что-то, повешу трубку. Но если Юру вправду заморочили, околдовали, не знаю, что еще, то ему, возможно, нужна помощь.
        Телефон снова зазвонил, и я ответила на вызов.
        - Лора, слава богу!
        Мне было больно слышать его голос, сама не ожидала от себя такой реакции. Хотелось одновременно плакать, кричать, послать его матом и начать спрашивать: «Как ты мог?» При этом я не могла произнести ни звука, горло словно запечатали.
        - Только не бросай трубку, прошу тебя, - муж говорил быстро, боясь, что я отключусь. - Я понимаю, как все выглядит, знаю, кем ты меня считаешь, но, пожалуйста… Поверь, все совсем не так. Ты была права, что-то происходит! Со мной происходит! Ты была права, слышишь? Ты тут, Лора?
        Я облизнула пересохшие губы и сглотнула колючий ком.
        - Да.
        - Лора, нам нужно поговорить. Я хочу показать тебе кое-что. Это важно, это… Невероятно! Теперь я знаю, ты не выдумываешь, прости, что не верил!
        В моей душе, простите за штамп, бушевала буря. Юра тоже видел что-то!
        - Ты поэтому стал спать с Агатой? - собственный голос показался мне чужим.
        Послышался сухой всхлип.
        - Знаю, ты не простишь. Не веришь мне, как я не верил тебе. Посчитаешь сумасшедшим, лгуном, бог знает кем еще. Но ты же на себе испытала, как это ужасно, когда все кругом не верят, а ты знаешь, что прав? Лора? Пожалуйста, приезжай в наш дом и взгляни своими глазами! Комната существует, и там…
        - Что? - выкрикнула я. - Ты нашел ее?
        - В кладовке под лестницей. Там не сплошная стена, за ней дверь.
        - Я была права! Была уверена, что она там! В тот день пришла, чтобы… - Я осеклась и умолкла.
        - Лора, приезжай, ты должна это увидеть. Ты приедешь? Сейчас? Пока не стало слишком поздно.
        Раздумывать было некогда. И я решилась.
        - Да. Приеду.
        Он принялся благодарить меня, и в голосе слышалось такое облегчение, что мне стало неловко. Не прощаясь, я нажала отбой и стала собираться.
        Переоделась, убрала волосы в хвост, намазала губы гигиенической помадой, схватила сумку - вот и все сборы. Я уже шла к дверям, когда мне пришла в голову мысль оставить Леле записку. Можно было позвонить, но я подумала, что подруга станет меня отговаривать.
        Все верно, мы договорились, что я сижу и жду известий от Ильи. Но я не могла больше ждать. Леля не слышала голоса Юры, его слов, безнадежности и муки в интонациях. Он мой муж, и я не оставлю его. Кто знает, что таила в себе обнаруженная им комната?
        Надо ехать. Без вариантов. Я не желала, чтобы меня отговаривали.
        На стене кухни был прикреплен блокнот для записей, я оторвала листок и поискала ручку или карандаш, но в специальной ячейке ничего не оказалось. В сумке есть, я всегда ношу с собой кучу всего, в том числе и авторучку.
        Взяв сумку, я уронила ее, та раскрылась, и содержимое рассыпалось по полу. Чертыхнувшись, я принялась подбирать все, потом взяла ручку, нацарапала несколько слов и оставила записку на кухонном столе, Ляля сразу ее увидит. После этого я вызвала такси и вышла из квартиры.
        Возле дома, который у меня язык не поворачивался назвать «нашим», я была примерно через полчаса. Пока ехала в такси, пропустила звонок от матери, послала сообщение, что не могу говорить, занята. Мама просила перезвонить, желала узнать, как мои дела. Но ведь я ничего не могла сказать ей, потому что и сама еще не знала.
        Юра стоял на крыльце.
        «Он что, все это время так меня и ждал?» - подумала я.
        Увидев подъехавшую машину, муж сбежал с крыльца, протянул руку, чтобы помочь мне выйти, но я ее проигнорировала. Пока не разберусь, в чем дело, не разрешу ему прикоснуться ко мне.
        - Ты не представляешь, как я рад тебя видеть, - сказал Юра.
        Я промолчала.
        Мы пошли к дому. Он спрашивал меня, как я себя чувствую, где была, что это за подруга такая.
        - Ты позвал меня, чтобы говорить о моей подруге? - С языка в связи с этим просились не вполне приличные слова, но я не стала их произносить.
        Юра смешался, забормотал что-то и, пропустив меня в дом, запер за мной дверь.
        - Лора, дорогая…
        Повернувшись, я взглянула на него. Мы стояли так близко, что я чувствовала запах его шампуня и лосьона для бриться. Меня охватило смятение, но я постаралась не подать виду.
        - Наконец мы можем нормально поговорить, - произнес Юра.
        - Ты хотел показать мне комнату, - ответила я. - С этого и начнем.
        - Да-да, конечно, как скажешь. Я только подумал, что мы могли бы…
        - Покажи мне комнату.
        Юра больше не возражал, двинулся вперед, в сторону кладовки. Открыл дверь и отошел, давая мне заглянуть внутрь.
        Я так долго пыталась разобраться во всем, понять, что за тайну скрывает дом, что сейчас, посмотрев вглубь кладовки, увидев подтверждение своих догадок, забыла обо всем, даже об измене Юры.
        Все, что обычно хранилось в кладовке, пестрой грудой валялось в углу. Деревянное полотно задней стенки было вскрыто, а за ним обнаружилась толстая каменная стена. В этой стене была низенькая, мощная на вид дверь.
        - Ты открывал ее? - тихо спросила я и тут же поняла, что задала нелепый вопрос. Он ведь сказал по телефону, что там нечто необъяснимое. - Покажи, что за дверью.
        Юра сунул ключ в скважину.
        - Откуда он у тебя?
        - Давно нашел, еще до ремонта. Здесь была куча ключей от всех дверей и еще не пойми от чего. Я хотел выкинуть те, что уже не пригодятся, но как-то не собрался.
        Ключ повернулся легко, будто замок был смазан. Дверь открылась, но я ничего не видела: в потайной комнате было темно.
        - Электричества там нет. Погоди, сейчас включу беспроводную лампу. Она яркая, обычным фонариком не обойдемся.
        Я прислонилась к стене в ожидании, пока муж принесет переносной светильник и зажжет его.
        - С тобой все нормально, Лора? Ты бледная. Хочешь воды?
        Пить хотелось, но желание посмотреть, что скрывает комната, было сильнее.
        - Потом, все потом.
        - Давай помогу тебе, - предложил Юра.
        - Я вполне способна без посторонней помощи преодолеть дверной проем, - раздраженно ответила я. - Иди первым.
        Юра послушно шагнул в темное помещение, для этого ему пришлось пригнуть голову. Я двинулась следом. В небольшой комнате было довольно светло.
        Не зная, к чему мне следует быть готовой, я вошла - и обмерла: в глубине комнаты были люди. Много людей!
        Я вскрикнула, рука непроизвольно взметнулась к лицу. Юра обернулся ко мне. Люди в комнате делали то же самое: прижимали ко рту ладони, оборачивались…
        Десятки копий - моих и Юры - разбежались по комнате.
        - Это зеркала! - ахнула я, сообразив, в чем дело.
        - Не просто зеркала. Смотри внимательнее.
        Он был прав. Зеркала покрывали всю поверхность стен, потолок и пол. Даже на обратной стороне двери было зеркало. Кусочки зеркал - больших, средних и маленьких - имели разную форму, соединялись между собой причудливым образом, тесно примыкая друг к другу гранями. Сколько их было? Не счесть. Я подошла ближе, боясь поскользнуться, пригляделась и увидела, что узенькие, едва заметные стыки, швы между зеркалами украшены диковинными узорами. Это были значки, напоминающие клинопись или руны (Илья бы разобрался). Как их наносили? Под лупой? Тончайшая, филигранная работа.
        Комната выглядела фантастически, зеркала создавали волшебную атмосферу: мне казалось, я лечу куда-то, никаких границ нет, комната огромна, бесконечна, как Вселенная, и в глубинах ее таится нечто непостижимое человеческому разуму, нечто древнее и вечное, как космос.
        Голова у меня закружилась. Я огляделась по сторонам, ловя растерянные взгляды своих многочисленных отражений. Юра стоял спокойно, чуть в стороне, глядя на меня изучающим взглядом.
        Когда он звонил, то говорил, насколько шокирован увиденным, - и я его сейчас отлично понимала. Однако в эту самую минуту муж выглядел невозмутимым, ничуть не растерянным. Разумеется, Юра оказался здесь не впервые, он побывал в зеркальной комнате раньше, но… Он не был похож на человека, который недоумевает, размышляет над тем, что видит, задается вопросами.
        Нет.
        Юра выглядел как тот, кто прекрасно все знает и лишь забавляется чужой реакцией. По губам его порхала насмешливая улыбка, а затем он сказал:
        - Нам лучше выйти, Лора. В зеркальной комнате нельзя находиться долго, это опасно.
        - Откуда тебе знать? - Вопрос прозвучал немного задиристо.
        Он снова усмехнулся и подтолкнул меня к двери, погасив лампу. Я старалась убедить себя, что ничего особенного не происходит, но поведение мужа мне все больше не нравилось.
        Его дрожащий голос в телефонной трубке, мольбы, страх - все было похоже на спектакль, который он разыграл, чтобы заставить меня прийти. Но необходимость притворяться отпала, и Юра обрел уверенность.
        Я вышла из зеркальной комнаты назад в кладовку, Юра - следом.
        - Что думаешь о комнате? Для чего она? - спросила я, пытаясь собраться с мыслями, преодолеть головокружение и найти объяснение изменившемуся поведению Юры.
        - Ему нет нужды задумываться об этом, дорогая, - пропел знакомый голос, - он уже знает. Скоро узнаешь и ты.
        На пороге кладовки, перекрывая мне выход, появилась Агата.
        Юра был за моей спиной.
        «Это ловушка», - подумала я, не успев испугаться, и ощутила укол в шею.
        - Тихо, Лора, не дергайся, - произнес мой муж.
        Предательница Агата улыбалась приторно-сладкой улыбкой.
        А потом меня проглотила чернота.
        Глава двадцать третья
        Илья налил себе бог знает какую по счету чашку кофе со сливками, потом вспомнил, что уже почти сутки ничего не ел, и вытащил из шкафчика плитку шоколада. Он не пил алкоголь, не курил, но не мог отказаться от сладкого, в особенности от шоколада. Да и необходимости особой не видел.
        Разместив на маленьком подносе чашку кофе, плитку шоколада, после недолгих раздумий добавив к ним две груши, Илья понес все это обратно в библиотеку, которая служила ему и кабинетом. Еще в одной комнате, самой маленькой, он спал, третья была гостиной.
        В этой квартире должна была начаться его семейная жизнь, но после случившейся двойной трагедии, о которой Илья старался не вспоминать, он остался здесь один. Хотя нет, не один, конечно. В обществе книг.
        «Я постепенно превращаюсь в Семена Ефремовича, - думал порой Илья. - Старый ученый говорил, что книги - его друзья и родственники, советчики и помощники. Никогда не предадут, не подведут; если что-то знают, то поделятся знанием, а если нет - не станут вводить в заблуждение».
        Илья был согласен с этими мудрыми словами, книги именно таковы, вот только иногда становилось тоскливо: неужели ему тоже суждено провести всю жизнь в одиночестве?
        Годы шли, но человек, с которым хотелось бы разделить свои дни, свои мысли и чаяния, не встречался. Ничто не нарушало внутреннего спокойствия, и Илье стало казаться, что душа его зарастает льдом, как полки морозильника, который давно не размораживали.
        Тем удивительнее было то, как мячиком подпрыгнуло сердце при виде Лоры. Сама она наверняка считала, что выглядит ужасно: беременные женщины часто строги к себе. Огромный живот, немного одутловатое лицо с размягченными, расплывшимися чертами, неуклюжая походка - какая уж тут красота? Они ошибаются, конечно. Это красота, но другого свойства.
        Однако речь не о какой-то абстрактной красоте, а о Лоре.
        Большие прозрачно-зеленые, как горные озера, глаза, небрежно забранные в хвост пышные волосы… Когда Илья смотрел на нее, в памяти всплывали строгие и нежные, божественно прекрасные мадонны Рафаэля.
        Лора была уязвимой, несчастной, хрупкой - дама в беде, если следовать кинематографическим и литературным штампам. При этом поражала ее готовность бороться, нежелание плыть по течению, подчиниться слепой волей обстоятельств.
        Илья приказал себе не думать о ней в этом… в совершенно невозможном смысле. Лора - замужняя женщина, у нее есть дочь, она ждет ребенка. Нужно просто помочь ей, вот и все. Если в голову просачивались иные мысли, Илья их гнал.
        Разгадать тайну дома Балкуновых пока не получалось, хотя кое-какие наметки были. Илья постепенно приходил к мысли, что разбираться нужно на месте. Дистанционно, копаясь в книгах, он ответа не найдет.
        Он подумал, как ему не хватает Миши - посоветоваться, обсудить детали, устроить мозговой штурм. Но о том, чтобы испортить другу первый за три года отпуск, речи быть не могло. Пусть отдыхает.
        После страшных событий, которые Илье и Мише довелось пережить в юности, у обоих были мысли посвятить изучению и борьбе с потусторонним злом все свое время, но оба поняли, что путь братьев Винчестеров - не их путь.
        Жизнь не кино, в нормальной жизни люди не разъезжают по стране в поисках монстров. Впрочем, им несколько раз приходилось сталкиваться с решением паранормальных задач (к счастью, в переплет попадали уже не они сами и не их близкие).
        Ломать голову над загадкой потайной комнаты Илья принялся сразу же, как вернулся от Лели. Корпел над книгами остаток дня и целую ночь, продолжил на следующий день. Он ощущал знакомый азарт, но с каждым часом все больше убеждался, что информации не было. Вернее, количество полезных сведений стремилось к нулю.
        Илья привык, что в книгах можно найти ответы практически на все вопросы. Колоссальная библиотека Семена Ефремовича, регулярно пополняемая стараниями Ильи, содержала массу текстов о привидениях, посмертных отпечатках человеческой души, о жизни после смерти, но все это сейчас не годилось.
        Не было конкретики.
        О Балкуновых удалось раскопать ровно то, что уже поведала Лора со слов Агаты: три ветви рода - сестра, умершая во время родов (таким образом ветвь прервалась еще несколько столетий назад), старший брат Петр, потомком которого был Юра, и чрезвычайно успешный Павел. Имелись также скудные данные о злоключениях последней из прямых потомков Павла - Елизаветы Балкуновой-Габен.
        Приехать на историческую Родину и найти скорую смерть… Печально. Но Илью в короткой заметке, где пунктиром обозначались обстоятельства гибели пожилой дамы, насторожила одна вещь.
        Он долго вчитывался в несколько коротких предложений, потом решил, что это нужно проверить. Снова подумалось о Мише. С его «прихватом» в правоохранительных органах, с помощью аппарата сотрудников Мишиной фирмы «Щит» собрать данные можно было бы куда быстрее, но…
        Придется самому. Илья поглядел на часы. Оказывается, уже половина двенадцатого, а он и не заметил. Разгар дня, вполне можно беспокоить людей звонками.
        Илья взялся за телефон. Первое, что нужно сделать, - запрос в городской архив. Там у Ильи были свои связи, и ему пообещали в течение двух часов прислать сканы газетных вырезок за указанный период.
        Второе - связаться с тем человеком, который занимался составлением генеалогического древа. Лора не назвала фамилию, она ее не помнила, но название фирмы звучало как-то вроде «История» или «Память».
        Оказалось, что фирма носит название «История семьи», а составлением семейного древа Балкуновых занимался Егор Петрович Осипов. Разговор он начал несколько странно. Услышав, что Илью интересуют сведения об этом дворянском роде, хмыкнул:
        - Надо же, в который раз Балкуновы.
        - Что, простите?
        - Ничего, - нервно ответил Осипов. - Мысли вслух. Вы тоже потомок?
        - Нет, речь о моем друге, Юрии. Вы составляли для него…
        - А что такое? У меня все точно, никогда никаких нареканий! Гарантия на каждую бумагу, за каждый документ могу ответить.
        - Что вы, никаких проблем. Всего лишь хочу спросить кое о чем.
        - Простите, но говорить я стану исключительно с клиентом. Это конфиденциально. А вас я не знаю.
        Собственно, вопрос у Ильи был всего один, и Осипов, в какой-то мере, уже ответил на него первой своей фразой.
        - Я правильно понимаю, родом Балкуновых уже интересовались задолго до января нынешнего года? Кто? Женщина по имени Агата? Агата Летова?
        На том конце повисло молчание.
        - У вас уже были все документы, вся информация, оставалось только окончательно оформить бумаги, именно поэтому процесс занял гораздо меньше времени? Вместо шести или семи месяцев понадобилось всего полтора?
        - Слушайте, кто вы такой? - Осипов взорвался. - У нас серьезная фирма!
        - Я вам представился, - напомнил Илья.
        - Не буду я вам ничего говорить.
        - Что ж, ваше право. Но, думаю, вы уже ответили на мой вопрос.
        Итак, Илья был прав. Агата действительно не случайно завела тот разговор в новогоднюю ночь. К тому моменту она уже знала, кто такой Юра, какое отношение он имеет к древнему дворянскому роду. Оставалось мягко подвести его и Лору к желанию это узнать, а иначе все будет выглядеть подозрительно: с чего вдруг Агата стала копаться по собственной инициативе в чужом прошлом? С этой целью и была сочинена легенда, разработан план.
        А Виталий, бросивший Агату перед Новым годом вероломный жених, - тоже ее выдумка? Илья решил убедиться в этом. Требовалось составить детальный портрет Агаты.
        Виталий Фомин, однако, существовал в реальности. Кроме его имени и фамилии, Лора знала, что он работает коммерческим директором в крупной московской фирме, и через некоторое время Илья нашел его профиль в соцсети. Сомнений в том, что роман у Агаты был именно с ним, не оставалось: Илья увидел несколько фотографий, где Фомин был запечатлен с яркой синеглазой брюнеткой небесной красоты. Это была Агата Летова, вчера Лора показала ее фотографии. Женщина вправду была на диво хороша.
        Профиль свой Фомин забросил, но в «шапке» были указаны контакты. Илья набрал номер, не сомневаясь, что нарвется на секретаршу, но ответил сам Виталий.
        - Фомин. Слушаю, - коротко буркнула трубка.
        Илья представился.
        - Что от меня нужно ученому из славного города Быстрорецка? - спросил Виталий, и по некоторой вальяжности и вместе с тем невнятности речи Илья понял, что его собеседник пьян.
        - Мне нужно задать вам несколько вопросов личного характера, - ответил Илья. - Вы, конечно, можете и не захотеть…
        - Ладно тебе ходить вокруг да около, спрашивай. - Собеседник перешел на «ты».
        - Вы были знакомы с Агатой Летовой?
        Послышалось сдавленное кряхтенье. Илья понял, что это смех.
        - Ты тоже, да? Повелся? Как не повестись. Красивая, стерва.
        Дальше последовал поток брани вперемешку с рассказом о том, как Агата тянула из Виталия душу, а перед Новым годом махнула хвостом.
        - Так это она вас бросила? - уточнил Илья.
        - Она, она. Не я же! Я землю был готов целовать, по которой она ходила. - Фомин засопел в трубку. - Как тебя там? Илья? Илюха, ты подальше от нее держись. Гнилая баба. Хотя красотка, конечно, как с обложки. Но таких по широкой дуге обходить надо, если жить хочешь.
        Илья молчал, думая, как свернуть разговор. Он узнал, что было нужно.
        - У меня все под откос пошло. Ушла она - я запил. Ты не думай, я не алкаш. Сегодня просто… Событие одно. Отметил маленько.
        «Ага, двух часов нет, а ты уже нарезался», - сочувственно подумал Илья.
        - С работы ушел. Свою фирму открыть хотел, у меня опыт, каждую собаку знаю… - Снова бессвязное бормотание, Фомин раскисал на глазах. Повисла пауза, а потом Виталий произнес строгим начальственным голосом, каким, вероятно, говорил прежде с подчиненными: - А откуда у тебя мой номер?
        Илья объяснил про профиль в соцсети.
        - Ну да, - с прежней интонацией сказал Виталий. - Давно собирался удалить. Надо убрать.
        Илья кое-как попрощался с Фоминым. От разговора остался неприятный осадок. Судя по рассказу Лоры, Виталий Фомин был богат, успешен и безумно влюблен в Агату. Ее поступок сломил его - так бывает. Одно дерево, пусть и тонкое, гнется, держится, а другое, сильное и мощное, ломается пополам.
        Хотелось бы верить, что Виталий найдет опору в жизни, восстановится. Что же до Агаты… Выходит, она запросто могла выйти замуж, переехать в Москву и безбедно жить. Вместо этого предпочла гоняться за женатым мужем подруги.
        Почему?
        Ясно, почему: у Фомина не было того, что было у Юры.
        Юре в будущем светил дом, и Агата знала о правах на наследство. Ей нужно было заполучить именно дом! Но зачем?
        Это снова возвращает нас к потайной комнате.
        Илья допил остывший кофе, съел грушу и несколько кусочков шоколада. Потом встал и прошелся по комнате. Хотелось позвонить Лоре, но он не стал делать этого. Нужно дождаться письма из архива. Будем надеяться, оно что-то прояснит.
        Письмо пришло через пятнадцать минут. Илья углубился в изучение материалов. В сохранившихся в архиве выпусках местных газет писали примерно одно и то же, уделяя происшествию не так много места на полосе. Время было такое: криминальная хроника пухла от новостей.
        С усиливающимся разочарованием Илья читал о том, что уже было ему известно: в милицию поступили сведения, что в доме устроили притон, торгуют наркотиками и оружием. Провели рейд, в результате не обошлось без жертв: были застрелены милиционер и небезызвестный в городе криминальный авторитет. В доме обнаружили тело покойной хозяйки Елизаветы Балкуновой-Габен, скончавшейся от сердечного приступа.
        Кроме того, была обнаружена маленькая девочка, личность ее пока не удалось установить. Сама девочка, которой на вид было лет шесть, не могла ничего объяснить, она вообще не произносила ни слова, возможно, от шока и потрясения. Или же была глухонемой от рождения.
        Упоминание о девочке как раз и подвигло Илью запросить архивные материалы. Лора вчера сказала, что Агата упомянула о ребенке вскользь, но ей, матери девочки примерно того же возраста, это запало в память.
        Илья надеялся, что в газетах того времени о загадочной девочке писали чуть более развернуто, но ему не повезло. Последний файл он открывал, уже ни на что не надеясь, но ему все-таки повезло.
        Одна из газет опубликовала снимок с призывом откликнуться тех, кто располагал сведениями о ребенке. Фотография была черно-белая, тусклая, зернистая, но Илья не унывал.
        Сначала он «скормил» снимок нейросети, которая улучшала качество старых фото и видео. Затем пропустил уже обработанный нейросетью снимок через приложение, которое состаривало лица, показывая, как человек мог бы выглядеть через десять, двадцать, пятьдесят лет.
        Илья с волнением смотрел на экран, ожидая результата, в глубине души уже зная, что именно ему предстоит увидеть. Приложение выдало несколько вариантов. Один из них потряс Илью, хотя он и подозревал правду: с экрана на него смотрело вполне узнаваемое лицо.
        Девочкой, которую нашли в доме, была Агата Летова.
        Илья схватил телефон, чтобы позвонить Леле или Лоре, но его опередили.
        - У нас проблема, - запинающимся голосом произнесла Леля. - Лора пропала.
        Глава двадцать четвертая
        Я открыла глаза, и в первую секунду мне показалось, что я в больнице, лежу на операционном столе. Холодно, жестко, в глаза бьет яркий свет лампы.
        Повернув голову вправо, я увидела стоящего рядом Юру.
        «Да, я в больнице, - пронеслось в голове, - наверное, что-то с ребенком, мне делают операцию…»
        Стоп. Если это операционная, откуда тут взяться мужу?
        Следом вспомнилось, что произошло перед тем, как я очнулась: зеркальная комната, Агата, укол. Я попыталась приподняться и обнаружила, что не могу этого сделать. Мало того, что во всем теле ощущалась невиданная доселе ватная слабость, так еще руки и ноги были привязаны!
        Я рванулась, забилась на жестком столе.
        - Развяжи меня немедленно! Что происходит?
        Оглядевшись, я сообразила, что нахожусь в подвале. Только теперь тут стоял стол, на котором я лежала, сбоку от меня торчал штырь для капельницы, а еще имелся столик, где громоздились пузырьки, шприцы и прочие медицинские инструменты. Помимо тусклой лампочки, помещение освещалось светильниками.
        - Очнулась? - Юра избегал моего взгляда. - Это для твоей же пользы. Чтобы ты не могла себе навредить.
        - Прекрати нести чушь! С чего мне это делать?
        - Юра хочет сказать, что все пройдет гораздо безболезненнее и легче, если ты будешь послушной девочкой и не станешь нам мешать.
        Последние месяцы были очень тяжелыми. Мне пришлось увидеть многое, узнать о мире и людях то, о чем я и помыслить не могла. Пора бы уже привыкнуть. Но сейчас, глядя на некогда любимого мужа, отца моих детей, на лучшую подругу - на людей, которых любила всем сердцем, на которых привыкла опираться, кому доверяла, у кого искала утешения, я понимала, что не могу принять, уместить в голове происходящее. Мне легче было поверить, что я больная, сумасшедшая, потенциально опасная, какая угодно, и только в этом все дело.
        А никак не в том, что эти двое хладнокровно сговорились против меня.
        Сердце не желало смириться, но разум все прекрасно понимал. Я чувствовала, что раздваиваюсь, разваливаюсь на две половины, разрушаюсь… Скорбь, обида, ложные надежды, мысли, что я сама виновата или неправильно оцениваю происходящее, рано или поздно уничтожат меня, раздавят мою личность.
        Я перестану быть, если буду колебаться между очевидным вещами и желанием, чтобы все стало, как когда-то: крепкая семья, близкая подруга, счастье и покой.
        В ту самую минуту, лежа на столе, привязанная, беспомощная, одинокая, я поняла: если буду слабой, они меня уничтожат. Я рассыплюсь в прах. Спаять меня воедино и дать силы бороться может только одно: ненависть.
        Иногда не любовь, а именно ненависть способна спасти человека.
        И, почувствовав, как сильно я ненавижу этих людей, я дала себе слово, что выберусь. Что накажу их. Что они не смогут меня сломать.
        Мне стало легче. Пусть чуточку, но легче.
        - Что вы хотите со мной сделать? - спросила я, отметив, что голос не дрожит.
        Агата подошла ближе. На ней были потертые джинсы и черная футболка. Одета немарко, как и Юра.
        - Убить собираетесь?
        Юра поперхнулся и закашлялся, неловко взмахнул руками, точно собрался взлететь, но не смог. Совесть, что ли, подняла голову?
        - Нет, можешь не волноваться, - улыбнулась Агата.
        Как я прежде не замечала, что, даже если она широко улыбается, глаза остаются серьезными? Холодными. Или раньше такого не было?
        - Мы не тронем тебя. В этом нет необходимости. Не нервничай.
        - Спасибо, я спокойна, - огрызнулась я, резко повернула голову и в упор поглядела на Юру.
        Он не успел отвести взгляд, стушевался.
        - Значит, все было ложью? Я догадалась, что у тебя кто-то появился, не думала только, что она! Вы соврали, все подстроили - с твоей родословной, с наследством?
        - Нет, все правда, - ответила за него Агата. - Юра - действительно потомок нашего славного древнего рода.
        - Я не ослышалась? Ты сказала «нашего»? Ты тоже из Балкуновых?
        Она проигнорировала мою реплику.
        - Юра не знал о своем происхождении, для него это стало сюрпризом (надеюсь, приятным!) Как и для тебя.
        - Но не для тебя, верно? Ты-то знала заранее!
        Агата негромко засмеялась мелодичным, рассыпчатым смехом.
        - Разумеется. Впоследствии мы с Юрой обсудили все и пришли к согласию, поняли, что наши интересы совпадают.
        Пока я лежала на сохранении, они и спелись, подумалось мне. Агата соблазнила его не только роскошным телом, но и грядущими возможностями. Устоять он не смог.
        Агата улыбнулась Юре. У меня в груди клокотала ярость, но я решила, что это хорошо: лучше злиться, чем бояться.
        - Ваши интересы совпали - чудно! Я в схему не вписываюсь, а как насчет Ксюши?
        Я попыталась снова поймать взгляд Юры, но он благоразумно отошел в угол, где я не могла его увидеть.
        - С Ксюшей все будет хорошо, - отвечала мне снова Агата. Человек, которого я долгие годы называла мужем, молчал. - Мы заберем то, что нам нужно. Ксюша останется с нами. Ты будешь свободна.
        - А что вам нужно? Что?
        - Разве ты до сих пор не поняла?
        Конечно, я догадалась. Не хотела и мысли допускать, но что еще это могло быть? Вернее, кто?
        - Мой ребенок? Вы хотите забрать моего ребенка?
        - Все очень просто, - снова улыбнулась Летова, и я почувствовала, что готова убить эту тварь. Если бы у меня был нож или пистолет, я не задумалась бы ни на секунду.
        «Роды примерно через месяц, за это время я что-то придумаю! Илья и Леля помогут, забьют тревогу!»
        - Вы будете держать меня здесь целый месяц? В подвале?
        - Нет, глупышка. У нас нет времени. Ты все испортила, некстати решив сыграть в частного детектива. Ускорила процесс, так что нам пришлось слегка подкорректировать планы. Поэтому рожать тебе придется здесь и сейчас. Не буквально сию минуту, но в ближайшие часы.
        Ужас, который я испытала, было уже ничем не задавить - ни гневом, ни ненавистью, ни презрением.
        - О чем ты? Как? Я не готова… Нужен врач, - запричитала я, завертев головой в поисках Юры. - Юра! Ты ей позволишь? Это же твой ребенок!
        - Не нервничай, дорогая, иначе придется вколоть тебе сильное успокоительное. А это может навредить малышу, - сказала Агата.
        Я призвала на помощь остатки мужества. Мне нужна ясная голова, чтобы сражаться.
        - Объясни мне. Я заслуживаю хотя бы знать, зачем вам мой ребенок.
        - Ты все равно не поймешь, Лора. Это слишком сложно. Но я скажу тебе, что будет дальше. Насчет врача не беспокойся. Мне приходилось принимать роды, сделаю все, что будет необходимо.
        «Когда ты успела научиться? Откуда эти навыки?» - хотела спросить я, но не стала.
        - Мы вызовем искусственные роды. Ребенок появится на свет, большего тебе знать не нужно. Что касается твоей судьбы, решение за тобой. Станешь орать на всех углах, что произошло, винить мужа и меня - закончишь дни в психушке. Тебе никто не поверит. Врач, который тебя наблюдает, документально подтвердит, что произошел выкидыш. Ничего странного, угроза прерывания беременности у тебя была несколько раз, все записано в медицинской карте. Твой муж ждал ребенка не меньше тебя, оплачивал лечение, взял отпуск, чтобы помогать жене, заключил договор на оказание платных услуг родовспоможения - это тоже зафиксировано, аванс внесен. Твои обвинения будут выглядеть бредом, и многие люди подтвердят, что у тебя были безумные идеи: врачи, которым Юра рассказывал о твоих выходках; рабочие, заделывавшие проход на лестницу, после того, как ты его разломала; мать Юры пришла и…
        - Вы все подстроили! - Как же я была зла на себя, на свою доверчивость. - Призраки, звуки пианино, изменившаяся комната - это ваших рук дело!
        Илья был прав! Абсолютно прав!
        - На самом деле, нет. - В самоуверенном тоне Агаты впервые прорезались ноты сомнения. - Насчет вашей спальни все ясно. Безусловно, это устроили мы. И звуки клавиш, мелодия - ничего сложного. Современная техника и не такое позволяет провернуть. Убрать следы тоже было проще простого, Юра сделал это без труда. Что же до призраков…
        - Лора, честное слово, ты нездорова, - вступил в разговор Юра. - Я иногда не мог взять в толк: то ли ты троллишь нас, раскусила и пытаешься вывести на чистую воду, то ли у тебя с головой неладно, ты страдаешь галлюцинациями!
        - К появлению призраков вы отношения не имеете? - уточнила я.
        - Лора! - Юра сделал несколько шагов и теперь стоял рядом со своей любовницей. - Нет никаких призраков! Их не существует!
        Только он ошибался. Да, они с Лорой и вправду не видели их, но это не означало, что призраков и не было.
        Прямо сейчас, в эту минуту, они наполняли помещение. Из-за лестницы, единственного темного пятна в подвале, вышла старуха в черном платье, с брошью. Следом за ней появился мужчина.
        Дети. В подвале было множество мальчиков и девочек, они стояли возле моего стола, рядом с Агатой, около Юры. Это было поразительно, еще недавно здесь не было никого, кроме нас троих, теперь же - целая толпа, десятки детей разного возраста.
        Все взгляды были устремлены не на меня.
        Они смотрели на моих мучителей.
        Мертвецы. Призраки. Потусторонние сущности. Сегодня впервые они не пугали меня, мне не хотелось закрыть глаза и завопить, убежать, спрятаться. Звучит безумно, но я чувствовала родство с ними: они, как и я, не могли выбраться из гиблого места. Десятилетиями, веками не могли покинуть эти стены.
        Я не знала, кто они и как тут очутились, что их здесь держит, зато понимала: призраки явились не затем, чтобы навредить мне. Быть может, они никогда не хотели этого, наоборот, желали прогнать меня из дома, чтобы спасти?
        Эта мысль не казалась глупой. То, что считалось злом, могло обернуться добром. Почему нет, если те, кого я считала друзьями, превратились во врагов?
        В подвале стало заметно холоднее, и Агата с Юрой почувствовали это. Я видела, как они ежатся. Пусть они не замечали окруживших их призраков, но ощущали присутствие, что лишний раз подтверждало мою правоту: потусторонние гости существовали!
        - Вы не видите их, да? - усмехнулась я. - Ничего, главное, что они видят вас.
        Это прозвучало зловеще, и подбородок Юры дернулся. Я поняла, что он напуган, хотя скрывает это. Агата оставалась невозмутимой.
        - Хватит этого бреда. Надеюсь, ты уловила все, о чем я говорила. Нет смысла сопротивляться и обвинять нас. Сама же и поплатишься. Лучшее, что ты можешь сделать для себя, когда все будет позади и ребенок появится на свет, это дать Юре развод и оставить Ксюшу с отцом, поскольку твое психическое состояние нестабильно. Поверь, мы все организуем правильно, по закону, я юрист. Ты уедешь из дома, тебе тут никогда не нравилось, а лучше - из города. Останешься цела и невредима, начнешь новую жизнь. Деньги у тебя будут - мы позаботимся.
        - Я должна продать вам детей, обоих своих детей, и убраться прочь.
        - Грубовато, но в общих чертах верно. Ничего другого тебе не остается. Второй вариант - ты делаешь то же самое, но только новую жизнь начнешь в психиатрической клинике. Выбирай.
        - А вы не боитесь, что, оставшись на свободе, я начну мстить вам? - сквозь зубы проговорила я. - Что терять мне будет нечего, и я вас достану?
        Юра прерывисто вздохнул и отвернулся, очутившись лицом к лицу со старухой, которой не видел. Сюрреалистическая картина.
        Агата открыла рот, собираясь ответить мне, но в этот момент раздался звонок. Через секунду - снова. Кто-то настойчиво звонил в дверь.
        Сообщники переглянулись.
        - Кто это может быть? - спросила Агата.
        - Без понятия. Может, не открывать?
        - Свет горит, ясно, что хозяева дома. Гости так просто не уйдут.
        - Это Леля, моя подруга, - злорадно проговорила я. - Ты надеялась, что я одна как перст, других подруг у меня нет, лишь ты, как солнце на небосводе? Я оставила Леле записку, она знает, что я пошла сюда!
        Агата наморщила лоб, соображая, как поступить.
        - Я останусь с ней. Стены толстые, наверху ничего не будет слышно. Но для гарантии… - Агата глянула на меня, взяла скальпель и прижала к моему животу. - Мы будем вести себя тихо, верно, Лора? Мы же не хотим, чтобы моя рука дрогнула?
        Я сжала челюсти.
        - Юра, иди и скажи этой курице, что Лора в больнице. Придумай что-то, неважно что, лишь бы она ушла. Сегодня ночью все кончится, утром будет уже неважно.
        Он бросил беглый взгляд на меня, потом посмотрел на Лору и кивнул.
        - Хорошо. Я все сделаю.
        Звонок прозвенел в третий раз. Юра двинулся к лестнице, пройдя при этом прямо сквозь ангельски красивую девочку в нарядном светлом платье.
        Девочка повернула голову, посмотрела на меня и… улыбнулась.
        Агата, не замечая ее, скривила губы в усмешке.
        - Да, Лорик, Юрочка наш, - последнее слово она выделила голосом, - слабоват, эгоистичен и ищет, где послаще. Доверия к таким, конечно, быть не может. Что ж поделать. Но, думаю, ради себя любимого он все сделает, как надо.
        Глава двадцать пятая
        Леля открыла Илье дверь, не успел он убрать руку от звонка.
        - Проходи скорее. Ты быстро приехал.
        - Хорошо, что пробок не было, - ответил он, разуваясь в прихожей. В руках у него была черная папка, которую он пристроил на столик.
        Старая подруга мерила шагами гостиную. Илья вдруг вспомнил, как Леля с Мишей и Томочкой спасли его от Мортус Улторем (события описаны в романе Альбины Нури «Узел смерти» - прим. ред.), подумал, что, если бы не Леля, его и в живых бы не было. Как же так вышло, что они, столь близкие друзья, повязанные, если так можно сказать, самой смертью, вдруг отдалились, потерялись в потоке жизни? Хотя, конечно, это произошло вовсе не «вдруг».
        Илья отмел невеселые мысли о прошлом - в настоящем творилось черт-те что. Женщине, которая (чего уж от себя скрывать) стала ему дорога, грозила опасность.
        - Можно взглянуть на записку?
        Леля протянула ему листок бумаги. Крупным, торопливым, не очень красивым, но четким и разборчивым почерком было написано: «Лелечка, не волнуйся, пожалуйста! Позвонил Юра, просил о встрече, я решила, что нужно сходить. Он сказал, что нашел потайную комнату. Говорил нервно и испуганно. Буду на связи, целую. Л.»
        - Когда она ушла?
        - Мы созванивались часа в три. Лора была тут. Наготовила всего, уборку, смотрю, сделала. - Леля улыбнулась уголком рта. - Бесполезно говорить, чтобы отдыхала, такой уж человек. Я вернулась примерно в половине шестого. Ее не было. Значит, Лора ушла в промежутке между пятнадцатью и семнадцатью часами. Торопилась, видно, сумку уронила. Ключи от дома выпали, она не подобрала, не заметила.
        Илья взглянул на часы.
        - Сейчас семь двадцать. Ты ей звонила?
        - Поначалу решила, что, может, ничего страшного, пусть они поговорят. Муж и жена все-таки. Через некоторое время не выдержала. Она не взяла трубку и не перезвонила. Я подождала еще немного и позвонила тебе. А она так и молчит, я звоню каждые пятнадцать минут.
        Илья снял очки и помассировал веки.
        - Чисто теоретически, она может не слышать звонка, потому что отключила звук. Увлеклась разговором и забыла телефон в сумке, что-то в этом роде. Но не думаю, что дело в этом. Лора в курсе: ты будешь переживать. Поэтому она проверила бы, не звонила ли ты, дала бы о себе знать…
        - Если бы могла! - Фразу они закончили хором, глядя друг на друга.
        - С Лорой случилась беда, я чувствую, - сказала Леля. - Илюша, что нам делать?
        «Когда ты в последний раз называла меня так?» - подумал он.
        - Она беременна, и беременность протекает непросто, Лора была на сохранении. Может, возникла проблема, и она в больнице?
        - Лора говорила, где наблюдается. Можно позвонить туда.
        Леля схватила телефон. Как следует погоняв с одного номера на другой, в итоге ей ответили, что Лоры в больнице нет.
        Илья тем временем пробил, какая больница сегодня дежурит (ведь Лору могли забрать по скорой). Результат оказался тот же: пациентка с таким именем и фамилией не поступала.
        - Только время потеряли.
        - Нам нужно было проверить. - Илья постучал пальцами по столу. - Теперь настала пора навестить ее муженька.
        Он пошел к двери, но понял, что Леля стоит на месте, и обернулся.
        - Что такое?
        - Думаешь, нам стоит идти безоружными?
        Илья приподнял брови.
        - У тебя есть оружие?
        - Вспомни, кто мой… - она запнулась, - мой бывший муж. Конечно, у меня есть пистолет и разрешение есть тоже.
        - Ты умеешь стрелять?
        - Миша показывал. Но я оказалась туповатой ученицей. Впрочем, если буду стрелять в упор, не промахнусь. А ты?
        - Примерно такая же ситуация. Надеюсь, нам не придется применять оружие, но взять его с собой лишним не будет. - Илья спохватился: - Ты еще не знаешь, что мне удалось выяснить!
        - Насчет Агаты? По дороге расскажешь!
        Леля ушла и через минуту вернулась с пистолетом. Засунула его в сумку, как расческу или зонтик. Илья взял свою папку. Они на всякий случай прихватили Лорину связку ключей от дома и вышли из квартиры. Ехать решили на машине Ильи. Он вел автомобиль и попутно рассказывал Леле, что ему удалось узнать.
        - Это Агата Летова, ее нашли тогда в доме, - закончил Илья. - В папке есть фотография, посмотри.
        - Резюмируем, что нам известно. - Леля перебирала отсканированные вырезки из старых газет, смотрела на фотографию Агаты в детстве и предложенный приложением вариант того, как эта девочка будет выглядеть в тридцать. - Агата имела отношение к Балкуновой-Габен или криминальному авторитету, который обманул старушку. Она выжила и выросла в детском доме - эта часть ее биографии соответствует истине, хоть она и соврала, как туда попала. Ей зачем-то нужен был этот дом, но заполучить его она не могла иным способом, кроме как через законного наследника, каковым является Юра.
        - Да. Не сомневаюсь, что она давно выяснила это, потом втерлась в доверие к Лоре и Юре, чтобы все выглядело предельно естественно. Заметь, готова была выжидать несколько лет, чтобы никто ее ни в чем не заподозрил! Потом тонко и элегантно подкинула идею про наследство - и вуаля. Юра наследует дом, Агата прибирает к рукам Юру.
        - Какая роль отведена Лоре?
        - Это нам и надо выяснить. Кстати, вон он, этот дом.
        Илья нашел место для парковки (на некотором отдалении, незачем маячить перед окнами), и они стали думать, как поступить. Время шло к девяти вечера, сумерки мягко обвивали город, и во многих окнах горел свет. Освещены были и окна дома Лоры и Юры.
        - Во дворе стоит машина. Горит свет на втором этаже. Дома кто-то есть, - сказала Леля.
        - Можно пойти, позвонить и узнать. Только, боюсь, нам не скажут правды.
        - Давай дождемся темноты, недолго осталось, потом пройдем во двор. Лора говорила, что калитка не запирается. Можно заглянуть в окно кухни.
        - У меня план, - сказал Илья. - Если мы пойдем вдвоем, Юра - мало ли что они задумали на пару с Агатой! - может приоткрыть дверь, подержать нас на пороге, отговориться каким-то пустяком и выставить вон. Не будем же мы вламываться силой, размахивая пистолетом. Лучше иди одна, а я…
        Илья изложил свой план, они обговорили детали. Когда стемнело, вышли из машины и пересекли улицу. Фонари на тротуаре горели ярко, но двор нужного им дома не освещался. Слава богу, у Юры и Лоры не было и уличного освещения, которое включалось бы, реагируя на движение.
        - Не волнуйся, сюда выходит окно пустующей гостиной и пустой же комнаты второго этажа. Вряд ли там кто-то притаился и следит за улицей.
        Илья успокаивал Лелю, хотя сам волновался не меньше. Если их обнаружат, весь план насмарку.
        Они осторожно открыли калитку и вошли во двор. Постояли. В случае, если их увидели, Юра выйдет и спросит, в чем дело, что им нужно.
        Но он не вышел.
        - Удачи, - шепотом сказал Илья и сжал ладонь Лели.
        - И тебе. Илья… Я рада, что ты рядом.
        Он улыбнулся, и они разошлись: Леля направилась к крыльцу, а Илья завернул за угол дома.
        Леля постояла немного, стараясь выровнять дыхание. Почувствовав, что готова, надавила кнопку звонка. Прислушалась. То ли дверь была толстенной, то ли в доме действительно очень тихо.
        Она позвонила второй раз. Снова ничего.
        «Неужели нет никого?»
        Но машина - вот она. Возможно, не слышат или не желают открывать.
        - Так просто вам от меня не отделаться, голубчики, - пробормотала Леля и принялась давить на кнопку снова и снова.
        Наконец дверь отворилась. На пороге выросла мужская фигура. В широком коридоре позади мужчины горел свет, Леля бросила взгляд в глубину и увидела, что дверь кладовки в конце холла открыта. Юра увидел, куда она смотрит, и встал так, чтобы своим телом полностью закрыть обзор.
        - Чем могу помочь? - вежливо осведомился он.
        - Добрый вечер, - поздоровалась Леля, - вы ведь Юрий, да?
        - Он самый, а с кем имею честь?
        - Меня зовут Ольга, можно Леля. Я подруга вашей жены. Мы встречались на вашей свадьбе и на моей тоже, помните? В последнее время мы с Лорой виделись не так часто, но все же оставались на связи.
        Юра переступил с ноги на ногу. Общество невесть откуда взявшейся подруги жены ему явно не пришлось по душе.
        - Видите ли, Ольга…
        - Леля.
        - Леля. Я немного спешу, так что не могли бы вы…
        - Конечно, - притворно заторопилась Леля, в чью задачу входило задержать Юру у входной двери как можно дольше, пока Илья будет выполнять свою часть плана. - Простите меня, Юра, но я немного волнуюсь из-за Лоры.
        - Вот как?
        - Да. Понимаете, она недавно позвонила мне и рассказала, что вы… что у вас… - Леля старательно изобразила смущение. - Словом, вы изменили ей. И что ей нужна поддержка. Понимаете?
        - Допустим, - прохладно ответил Юра.
        - Ну вот. - Леля стиснула руки. - Лора ночевала у меня. Она была очень расстроена, поскольку вы…
        - Простите, но я сейчас не хотел бы обсуждать наши с ней дела.
        Леля сделала вид, что раздосадована.
        - Хорошо, но вам придется обсудить это со мной!
        Как там дела у Ильи? Леля говорила, а сама прислушивалась к звукам внутри дома. Но ничего не было слышно.
        - Я ушла на работу, Лора оставалась дома. Когда я вернулась, ее не было. Она сказала, что пошла сюда, к вам, что вы позвонили и пригласили ее прийти, сказали, это важно.
        Юра выглядел все более раздраженным.
        - Так и было. Я позвонил, Лора приехала домой.
        - Но она обещала перезвонить мне! Почему же молчит и не отвечает на мои звонки? - Леля добавила в голос стервозных, истерических ноток. - После того, что я узнала от Лоры о вашем поступке, я переживаю! В ее положении нужно беречь себя.
        - Уверяю вас, все отлично. С Лорой все хорошо. Я ее муж, знаю, что лучше для моей жены. Мы поговорили, пришли к согласию, Лора решила остаться дома. Спасибо за участие, но не думаю, что вас это касается.
        Юра хотел закрыть дверь, но Леля не дала ему такой возможности, выставив вперед ногу.
        - Дайте мне поговорить с подругой, и я уйду со спокойной душой. Вы знаете, кто мой дядя? - Она назвала фамилию. - Вы же, Лора говорила, работаете в мэрии! Так что не обманывайте меня!
        Удар попал в цель. Юрино лицо перекосилось. Фамилия одного из первых лиц в городском управлении была ему хорошо известна. Леля почти видела, как вращаются шестеренки в Юрином мозгу. Если грубо отфутболить племянницу такого человека, это может обернуться проблемами. Откуда Юре знать, что Леля никогда, ни при каких обстоятельствах не просила дядю вмешиваться в свои дела и помогать ей.
        - Что вы, Леля, я не пытался вас обманывать, - заговорил Юра куда более любезным тоном. - Но это семейные дела, наши с Лорой, и мне немного неловко. Вижу, вы переживаете. Право, не стоит. С моей женой все в порядке, она отдыхает.
        - Могу я войти и поговорить с ней? - не уступала Леля.
        - К сожалению, это невозможно. - Юра скроил грустную мину. - Лоры здесь нет, она в больнице.
        - Как? Вы же только что сказали: с ней все отлично!
        - Так и есть, просто мы решили, что все эти события могут… Словом, Лора чувствовала себя немного утомленной, и я отвез ее в клинику.
        - Почему ее телефон не отвечает?
        - Вероятно, она спит. Не нужно ее тревожить. Леля, дорогая, оставьте мне номер телефона, я завтра утром поеду к жене, а позже свяжусь с вами. И, конечно, попрошу ее перезвонить вам.
        Леля будто бы заколебалась, а на самом деле лихорадочно соображала, что делать. Повода оставаться тут больше нет. Куда же запропастился Илья?
        - Значит, Леля у доктора, который ее наблюдает, - уточнила Леля.
        - Совершенно верно. - Юра приготовился попрощаться и закрыть дверь. На лице было написано облегчение.
        - А в больнице нам почему-то сказали, что Лоры там нет. Удивительно, не правда ли? - спросил Илья, появившись рядом с Юрой бесшумно, как кот.
        В руке у него был пистолет, дуло прижато к голове Юры. - Не советую кричать и делать резкие движения. Пистолет заряжен.
        Юры побелел и вытаращил глаза.
        - Ну наконец-то! - выдохнула Леля, быстро вошла в дом и закрыла за собой дверь. - Я уже заждалась.
        Глава двадцать шестая
        Илья чувствовал себя странно в этом доме. Ему не удавалось подобрать точного определения своему состоянию… Это не боль, не тревога, не боязнь. Скорее, напоминало толчки, маленькое землетрясение в отдельно взятом человеке.
        Его словно касалась невидимая сила: сначала слабо, но все сильнее и сильнее стучалась в виски, в сердце, пытаясь пробиться внутрь него, и при этом он ощущал дрожь, волнами пробегавшую по телу. Было похоже на то, как мы порой стараемся подавить гнев или слезы: эмоции подступают к горлу, если не совладать с ними, крышку с котла срывает и происходит настоящий взрыв.
        Случилось так, что довольно давно Илья открыл в себе способности медиума. Это произошло против его желания, он никогда не верил в подобные вещи и тем более не подозревал в себе дара. Собственно, это и не внутренний талант был, доставшийся от природы, а именно дар - нечто, данное ему извне, к тому же в результате кошмарной череды трагедий (все события описаны в романах Альбины Нури «Другие хозяева» и «Вернувшиеся» - прим. ред.).
        Илья не был этому рад, поначалу не мог управлять видениями, которые спонтанно, бесконтрольно возникали в его мозгу и часто отравляли ему жизнь. Однако с годами научился держать их в узде, управлять ведениями. К дару своему он прибегал крайне редко, а сейчас подозревал, что взятая под контроль способность общаться с миром мертвых как бы пробуждается в нем. Просится наружу, не желая подчиняться силе воле.
        Обойдя дом, Илья подошел к двери кухни, открыл ее ключом из связки Лоры. Никаких проблем не возникло. Он затворил за собой дверь, прислушиваясь к тому, что происходит в доме, но слышал только голоса Лели и Юры. Следов присутствия Лоры в доме не было. Может, ее здесь нет?
        Он сделал шаг в сторону двери, ведущей в холл, и вот тут-то непонятное ощущение впервые и появилось. В этот момент Илья касался стены, за которой находилась замурованная ныне лестница для прислуги.
        Послышался не то шепот, не то стон. Илье показалось, что в кухне есть кто-то; он испугался, что его вторжение обнаружено. Однако он по-прежнему был один.
        «Иди, Леля ждет! Хватит копаться в себе!» - Голос, прозвучавший внутри него, напоминал голос Миши.
        Да, надо идти.
        Вскоре он вышел из кухни, прижал к голове Юры пистолет. Все прошло как по маслу. Но напряжение нарастало: Илья понимал, что должен не только контролировать Юру, но еще и удерживать внутри себя нечто, жаждущее выбраться. Впрочем, с Юрой проблем не было.
        Леля заперла входную дверь. Она действовала решительно, держалась уверенно, как человек, который полностью сознает, что правда на его стороне, - и выглядела в этом полной противоположностью Юре.
        Муж Лоры побледнел, лоб покрылся испариной. От него исходил запах пота, пробивавшийся сквозь ароматы дезодоранта и лосьона для бритья. Запах страха, который ничем не замаскируешь. Стоя почти вплотную к нему, Илья чувствовал брезгливость: помыкать Лорой, использовать ее в своих целях, обманывать жену сил хватало, а стоило на горизонте возникнуть опасности, как Юра сдулся.
        Трус и ничтожество. Илье захотелось, чтобы Лора увидела это, поняла. Как могла такая умная, отважная женщина, как она, выбрать в мужья этого мерзкого типа?
        «Эге, голубчик, это что же - ревность?» - снова раздался голос Миши.
        Илья приказал другу помолчать и обратился к Юре:
        - Где Лора?
        - Я не…
        - Юра, я не врала насчет своего дяди. Или ты говоришь, где Лора, или я сию секунду звоню, куда надо.
        Это был откровенный блеф. Если бы Юре было нечего скрывать, кроме романа с Агатой, то он и не подумал бы купиться. Ведь это Илья и Леля действовали незаконно: проникли в чужой дом, угрожали оружием.
        Но Юру пустая угроза проняла, он окончательно потерял лицо и перестал отнекиваться.
        - Лора здесь, - выдавил он.
        - Где именно? - Илья легонько надавил дулом, и Юра затрясся.
        - Внизу, в подвале.
        - Сволочи, - выругалась Леля. - С ней твоя любовница?
        - Что? А… да, Агата.
        Леля быстро подошла к двери подвала, покосилась на кладовку.
        - Если ты врешь, и они в кладовке, я прострелю тебе голову, - ласково сказал Илья. - Веришь мне?
        Говорить было нелегко: неведомое «землетрясение» внутри сознания и тела набирало обороты, руки слегка подрагивали, начала кружиться голова. Плохо, очень плохо. Надо скорее завершать все и убираться отсюда.
        - Говорю же, они в подвале! - тонко вскрикнул Юра.
        Илья и Леля обменялись взглядами. Опыта в подобных делах у них не было, приходилось руководствоваться фильмами и книгами.
        - Сейчас Леля откроет дверь и отойдет в сторону. - Леля кивнула, давая понять, что поняла, как следует действовать. - Мы с тобой будем стоять перед дверью. Если твоя боевая подруга вздумает стрелять, то попадет в тебя. Ты меня прикрываешь.
        Илья говорил громко, не зная, слышит ли его Агата.
        - У нее нет оружия! Она не будет стрелять!
        - Отлично. Приступаем.
        Леля быстро открыла дверь, отойдя от проема в сторону.
        В подвале горел свет, Илья увидел лестницу, ведущую вниз.
        - Лора! - крикнул он. - Ты меня слышишь?
        - Мы пришли забрать тебя! - вторила ему Леля.
        После небольшой паузы раздался голос Лоры.
        - Я здесь. Со мной все в порядке.
        - Агата, ты меня слышишь? - Илья не был знаком с нею, но вежливое «выканье» в подобной ситуации было не вполне уместным, ему не хотелось проявлять уважение к этой женщине. - Меня зовут Илья, я держу пистолет возле головы твоего сердечного друга. Чтобы я не совершил непоправимого, ты должна выпустить Лору. Вы с ней сейчас осторожно, без резких движений поднимитесь по лестнице и выйдете из подвала. Все ясно?
        - Вполне, - спокойно ответила Агата. - Мы идем.
        - Леля, подойди ко мне, встань рядом, - сказала Илья, и та послушалась.
        Послышалась возня, потом шаги, и обе женщины показались на пороге. Агата - высокая, красивая, с улыбкой Снежной Королевы - держала скальпель возле живота Лоры.
        - С тобой все хорошо? Они ничего тебе не сделали? - взволнованно спросила Леля.
        Агата усмехнулась, старательно сохраняя невозмутимый вид, но Илья видел, что Летова вне себя от ярости.
        - Все отлично, - слабо улыбнулась Лора и перевела взгляд на Илью. - Спасибо вам.
        На Юру она не смотрела.
        Теперь они стояли друг напротив друга, как враждующие армии, у каждой из которых есть заложник: Леля, Илья, Юра - и Лора с Агатой.
        - Что теперь? - процедила Агата.
        - Причинишь вред Лоре - в теле твоего любовника появится лишняя дырка, - сказал Илья.
        Он говорил резко, но не из желания казаться круче. Просто с появлением Лоры и Агаты то, что бушевало внутри него, усилилось многократно. Сознание раздваивалось. Он удерживал пистолет у головы Юры, говорил, но другая его часть была занята сдерживанием бури, попытками понять, в чем дело.
        - Фи, звучит пошловато, - заметила Агата, - киношно.
        - Потерпишь, - отрезала Леля. - Лора, иди сюда.
        Агата поколебалась, взвешивая что-то, опустила скальпель, подтолкнула Лору.
        - Давай, иди.
        Когда Лора оказалась рядом с Лелей, Илья немного расслабился: скоро они будут в безопасности, пора уходить. Главное не поворачиваться спиной к преступникам. Юра слабак, но от Агаты можно ждать чего угодно.
        - Сейчас мы пойдем к двери, затем… - начал Илья, но внезапно его перебила Лора.
        - Нет, - громко сказала она.
        - Что? Почему? - в один голос спросили Илья и Леля.
        - Я не уйду отсюда, пока не узнаю правду. - Лора глубоко вздохнула. - Я хочу знать, из-за чего моя жизнь пошла прахом. - Она отошла чуть в сторону и впервые посмотрела прямо в глаза Юре. - Ради чего ты меня предал. Меня и наших детей.
        Илья не ожидал такого поворота. Лора, конечно, имела право знать. Вот только сам он словно бы висел над пропастью, удерживаясь из последних сил, чтобы не свалиться в пустоту. Голова будто распухла, все тело наполнилось… чем-то, какой-то энергией. Сколько еще он сможет удерживать это в себе?
        И что - «это»?
        - Илья выяснил, что Агата давно все спланировала, несколько лет назад. Вошла к вам с Юрой в доверие, потом сделала вид, что ее бросил жених, хотя на самом деле было все наоборот, и выступила с идеей…
        - Ей - точнее, им - нужен мой ребенок, - перебила Лелю Лора. - Я видела потайную комнату. Там всюду зеркала: на стенах, потолке, на полу. - Лора смахнула с глаз слезы и коротко пересказала друзьям, что услышала в подвале от Агаты. - Теперь скажите, зачем вам ребенок? Причем тут зеркальная комната?
        Она смотрела на Агату. Леля была шокирована: наверное, как мать, невольно ставила себя на место Лоры. Илью переполняла ярость - и это было опасно, потому что клокочущая сила набирала обороты, подпитываясь гневом.
        Агата ядовито засмеялась.
        - Неужели думаешь, что я сейчас начну изливать вам душу? Как злодей в каком-нибудь дурацком фильме, усядусь в кресло и примусь рассказывать о своей жизни, раскладывать по полочкам, объяснять мотивы своих поступков? - Красивое лицо ее исказилось. - Довольно с вас и того, что вы, кучка придурков, сумели расстроить мои планы. Временно, разумеется.
        - Прости, - сказал Юра, и злость - обжигающая, горькая, как кора дуба, охватила Илью.
        Этот червяк извинялся не перед своей женой, а перед этой… этой…
        Тогда все и случилось.
        Пропасть, над которой Илья висел весь последний час, разинула пасть и проглотила его. Последняя опора оказалась выбита из-под ног, и больше он не мог сопротивляться. Падал в неведомую бездну и не мог остановить падение. Все чернело и кружилось, вспыхивали и гасли искры. Илья ничего не видел и не замечал, колени подогнулись, тело пронзила холодная бриллиантовая молния, кто-то ударил его по затылку.
        «Никто не делал этого, я упал и ударился сам», - с неожиданной ясностью подумал Илья, а после все кончилось.
        Пистолет выпал из его руки и отлетел в сторону.
        Случившееся потрясло всех. Никто не ожидал, что Илья, который только что стоял, смотрел, говорил, внезапно содрогнется, выгнется дугой, будто под воздействием электрического тока, и рухнет на пол, как подстреленный.
        Минуту назад все было иначе - а теперь они смотрели на раскинувшего руки Илью, без сознания лежавшего на спине.
        Агата пришла в себя первой и сразу кинулась к пистолету.
        - Хватай его! Юра! Что застыл!
        Почти одновременно с нею Леля бросилась на колени возле Ильи, пытаясь понять, что с ним, позабыв об опасности.
        Юра, еще не вполне придя в себя, но сообразив, что его жизни больше ничего не угрожает, тоже стал разворачиваться, чтобы подобрать пистолет, и они с Агатой оказались возле него практически одновременно.
        Однако Лора опередила их. Она оказалась ближе всех к пистолету, который упал прямо возле нее, но понимала, что нагнуться и поднять его не успеет: слишком неуклюжей она сейчас была, слишком неповоротливой. Лора быстро сообразила, что нужно делать, и пнула пистолет, не давая парочке сообщников схватить его.
        Пистолет отлетел к стене.
        Юра и Агата, которые уже протянули к оружию руки, не удержали равновесия и столкнулись друг с другом. Юра упал на одно колено, потянув за собой Агату. Воспользовавшись этой заминкой, Лора шагнула к пистолету и хотела поднять его, но Юра оказался проворнее.
        Отпихнув жену, он метнулся вбок и в следующее мгновение стоял, держа пистолет в вытянутой руке, как герой боевика с глупого постера.
        «Умеет ли он стрелять?» - подумала Леля, злясь на свою нерасторопность. Илья, слава богу, дышал, но долго ли им троим дышать, если Юра умудрился завладеть оружием?
        Дуло пистолета было нацелено в грудь Лоры.
        - Ты сможешь убить меня? - спокойно спросила она Юру.
        - Не он, так я, милочка, - произнесла Агата, вставая рядом с ним. По красивым полным губам ее порхала довольная улыбка. - Итак, возвращаемся к тому, с чего начали. К чему была вся эта суета?
        Глава двадцать седьмая
        Ребенок внутри меня бился и толкался, как будто предчувствуя беду. Мне казалось, он знал, что с ним скоро случится страшное, и умолял, требовал, чтобы я сделала что-то, помогла, спасла, ведь я мать, а защищать своего ребенка - это долг каждой матери.
        Я готова была отдать жизнь, чтобы спасти его, и проклинала себя за то, что сунулась в змеиное гнездо. Подставила себя, малыша и друзей, которые попали в переплет, желая мне помочь.
        Когда сидишь перед телевизором и следишь за злоключениями героев, угодивших в смертельно опасную ситуацию; когда устроишься в уютном кресле и читаешь остросюжетный роман, то всегда лучше всех (уж точно лучше бестолковых героев) знаешь, что делать, как поступить.
        Кинься на своих мучителей, пни как следует, попытайся прорваться к двери, доберись до телефона, позови на помощь, обмани, обхитри…
        Сейчас я сама угодила в капкан, все происходит стремительно, события валятся на нас одно за другим, как фишки домино, помощи ждать неоткуда, а противник более силен и жесток, что дает ему преимущество.
        Мы с Лелей сидели на полу, у противоположных стен, в двух шагах от кладовки. Илья лежал на полу, все еще не придя в себя.
        Агата велела Юре приставить дуло пистолета к виску Лели. Если я попробую выкинуть фокус, ее убьют, и я буду виновата, сказала Летова. Моя и Лелина сумки, телефоны, ключи - все вне досягаемости, двери заперты. Любое мое неосторожное движение может привести к смерти Лели и Ильи.
        Я ждала. Я все еще ждала и надеялась, хотя уже не понимала, на что.
        Агата вернулась со шприцами в руках.
        - Вас поймают, - быстро проговорила я. - Со мной вы все продумали, это могло бы прокатить, но теперь у вас еще два свидетеля. Чтобы заставить их замолчать, вам придется убить! - Я обратилась к Юре, хотя меня тошнило от одного его вида: - Очнись! Одумайся! Ты же не убийца!
        - Ты права, сложностей прибавилось. - Агата говорила спокойно. Она положила один шприц в карман и, держа второй наготове, приблизилась к Леле. - Но это не критично. Планы, касающиеся тебя и младенца, реализуются. Тут без неожиданностей, твои перспективы остаются прежними. Когда комната будет по-настоящему открыта, Леля и Илья отправятся туда. Не знаю, как комната сработает, когда в ней окажутся души двух взрослых людей, вот и проверим. - Агата растянула губы в хищной улыбке. - Но прежними эти двое уже не станут, для нас они будут не опасны, в этом я уверена.
        Она приблизилась к Леле, не выпуская меня из поля зрения. Илья по-прежнему лежал без сознания, я не представляла, что с ним. Юра держал пистолет у Лелиной головы, и Агата ловко сделала ей укол.
        - Что это? - сжав зубы, спросила Леля.
        - Крайне полезное средство, - усмехнулась Агата. - минут через пять оно лишит тебя возможности совершать опрометчивые поступки. Твоя мышечная активность окажется на нуле. Будешь лежать тихо, как мышка, не сможешь пошевелиться и помешать нам. При этом будешь находиться в сознании, разве не прелесть?
        Мы с Лелей смотрели друг на друга.
        - Прости, - одновременно сказали обе.
        Мне хотелось плакать, но я не могла позволить себе слабость.
        - Что это за комната? Ты уверена, что мы не угрожаем вашим планам, так можешь ответить?
        Леля говорила чуть медленнее обычного. Я видела, что она пошевелила ногой и рукой, напрягла мышцы, прикусила губу от напряжения. Похоже, препарат начал действовать.
        Агата достала из кармана предназначенный для Ильи шприц.
        - Для чего вам зеркальная комната, Агата? - Я специально назвала ее по имени, стараясь привлечь ее внимание, пробудить в душе хоть какие-то воспоминания о нашем былом общении. - Чего вы добиваетесь? Ради всего святого! Эту малость ты можешь мне подарить в обмен на то, что отняла.
        Я хотела знать - да, это так.
        Еще больше я хотела выиграть хоть немного времени для….
        Не знаю, для чего. Я смотрю те же фильмы, что и все. А герои там всегда стараются выиграть время.
        Агату было не пронять этими воззваниями, но она внимательно посмотрела на недвижимого Илью и решила, что может потратить пару минут на объяснения.
        - Зеркальная комната - это нечто уникальное, единственное в своем роде. Аналогов ей не существует, ее невозможно воспроизвести в другом месте, поскольку погибли схемы, по которым она сконструирована, заклинания на стыках зеркал, а также рецепты материала, из которого изготовлены зеркала, и состава, соединяющего их. Поэтому так важно было завладеть этим домом: не сам дом важен, это лишь коробка. Важна комната.
        - Это портал? - с трудом выговорила Леля.
        - Не будь дурочкой, - засмеялась Агата, - поменьше читай бредовые статейки в Интернете. Зеркальная комната - нечто вроде обменного пункта. Или места встречи. Люди веками искали рецепт бессмертия, а моя мать нашла его.
        - Мать?! - Я спросила громко, а Леля шепнула немеющими губами.
        - Ты говорила, что выросла в детдоме и не знаешь ее, - сказала я, потом вспомнила, что Агату нашли в этом доме, возле мертвой графини, и меня осенило: - Твоя мать - Балкунова-Габен?
        К моему изумлению, Агата и Юра расхохотались, будто я удачно пошутила. А потом Летова произнесла нечто невообразимое.
        - Я и есть Балкунова-Габен. Боюсь, ваши маленькие убогие мозги не в силах понять истинного величия. Чтобы понимать, надо жить долго - куда дольше, чем вы.
        Юра облизнул губы и посмотрел на Агату со странной смесью жажды, вожделения, восторга и ужаса.
        - В чем заключается рецепт? - спросила я, хотя уже начала догадываться.
        - В переходе, - ответила Агата. - Добиться того, чтобы человеческое тело было вечно молодым, невозможно. Это мифы и сказки. Тело рано или поздно постареет, как бы ты ни заботился о нем, как бы ни лелеял. Есть лишь один способ: перемещать бессмертную душу из одного сосуда в другой. Переходить из тела в тело. Сделать это можно в зеркальной комнате. Ты сбрасываешь с себя старое, изношенное тело, как вышедшие из моды туфли или рваное платье, и облачаешься в новое, не теряя ни обретенных знаний, ни опыта.
        Я слушала, позабыв о том, где нахожусь, что происходит. Немыслимо!
        - Когда я рассказывала вам с Юрой, что один из братьев Балкуновых, Павел, совершил мезальянс, женившись на простолюдинке по имени Елизавета, я говорила о себе и своем муже. Елизавета Кочкина, в замужестве Балкунова, это я. Павлу повезло куда больше, чем его братцу, взявшему в жены дочь немецкого барона. Вступая в брак со мной, он обрел власть, вечную жизнь, богатство, которое преумножалось веками. Все это, не говоря уже о любви, дала ему я. Он был храбрым, мой Павел. - Глаза Агаты затуманились, в них впервые появилось живое выражение - боль, смешанная с нежностью. - Мы встретились случайно. Едва взглянув в глаза друг другу, безошибочно поняли: вот моя судьба! Павел не испугался своих чувств, не побоялся пойти против отца и связать жизнь с женщиной, которая была гораздо ниже его по положению. И ни разу не пожалел об этом! Ради него я была готова пойти на что угодно. Мы любили друг друга, переходя из века в век, сменяя десятилетия. Мы были богаты, красивы, влюблены, как в первый день. У нас были деньги, драгоценности, виллы и особняки, возможность иметь все самое лучшее. И мы хранили эту тайну -
этот маленький дом, где было заключено средоточие нашей мощи.
        - Смерть Кощеева, - сказала я.
        Агата развернулась и ударила меня по щеке. Юра, которого я когда-то любила, чьего ребенка носила, и не подумал возразить, заступиться, попросить не трогать меня. Но чему удивляться?
        - Не смей ерничать, - неприязненно проговорила Агата. - Секрет комнаты передала мне мать. Она была Знающей. Ведуньей. Ведьмой, назови как хочешь. Не одной из ряженых кукол с магическими шарами и картами, нелепыми обрядами и отварами. Мать владела даром, и ей открывались тайны бытия. Одной из них был секрет зеркальной комнаты. Она учила меня, приобщала к знаниям, но все передать не успела: я была еще мала, когда она умерла. Однажды ушла и не вернулась в нашу хижину, где мы жили вдали от всех. По доброй воле мама не сделала бы этого. Говорила, что, если однажды такое случится, я не должна оставаться дома, нужно убежать и спрятаться в лесу, но взять с собой холщовую сумку. Туда мама положила самое важное: книги, артефакты, записи. Этакий «тревожный чемоданчик». Я сделала, как она велела, отошла подальше в лес. Спрятавшись в чаще, видела, как злобные, тупые людишки сожгли хижину. Дым поднимался к самому небу. Я стояла и плакала. - Агата посмотрела на меня. - С той поры я не знаю жалости.
        Она посмотрела на Лелю:
        - Не можешь двинуть ни рукой, ни ногой? Слова не идут с языка, а головушка не поворачивается? Бедняжка, - с издевкой проговорила Агата. - Потерпи, милочка. Скоро мы отведем твою подружку в подвал, где она исторгнет плод из своего чрева. Периодически, в особенности, если зеркальная комната давно не использовалась, требуется подношение, жертва. Дар, если угодно. Таким даром становится душа новорожденного некрещеного младенца. Это необходимо, чтобы открыть новый цикл перерождений. Не будь Лора беременна, пришлось бы что-то решать, но все сошлось, как надо. - Агата ткнула пальцем в мой живот, глядя на Лелю. - Лора будет рожать в подвале, а ты и твой приятель - валяться тут, как колоды, а почему? Потому что нечего вставать у меня на пути!
        Юра убрал пистолет от виска Лели. В этом не было необходимости, она уже не могла им противостоять. Лишь глаза жили на бледном лице, в них читался ужас, но пошевелиться Леля не могла, лежала сломанной куклой, и смотреть на это было невыносимо.
        - В сумке, которую оставила тебе мать, были схемы зеркальной комнаты. Выйдя замуж, ты и твой муж создали комнату. И все было хорошо, но что-то случилось. Ты напортачила?
        Я сказала это, увидев, что Агата подошла к Илье со шприцем. Мне хотелось задеть ее, разозлить, отвлечь, и это получилось. Агата была взбешена. Великолепная Агата (точнее, Елизавета) что-то испортила, ошиблась в чем-то?! Неслыханная дерзость!
        - Не я, идиотка! Это революция! - прошипела бывшая подруга. - Поганые ублюдки уничтожали все, к чему прикасались. Я говорила Павлу: надо перебраться во Францию, воссоздать комнату там, но он медлил. Россия, корни, предки, сам воздух родной, путешествуя по миру, мы всегда возвращались домой… Когда решился, было уже поздно. Моего мужа убили, наше имущество уничтожили. Да черт бы с имуществом, но смерть Павла разбила мне сердце, к тому же уничтожены были данные, все записи, по которым можно воссоздать комнату! Я смогла бежать. Одна. Очередной переход я совершила недавно, тело мое было совсем юным. Мне повезло встретить хорошего человека, я вышла замуж, получила возможность жить вполне достойно по общечеловеческим меркам, хотя эта жизнь не шла ни в какое сравнение с тем счастьем, которое подарил мне Павел. Несмотря ни на что я долгие годы ждала возможности вернуться, чтобы возродить былое могущество. И получила шанс на закате дней, уже перестав надеяться. Все шло отлично, но я долго не жила в России, не знала реалий и была обманута проходимцем. Убогий, алчный человечишка! В результате его жалких
махинаций за моей спиной все планы пошли прахом. Я успела заполучить новое тело. Но дом, вернее, зеркальная комната вновь ускользнула от меня, не удалось оформить бумаги. Опять пришлось начинать с нуля. Я выучилась на юриста, стала лучшей. Всегда и во всем была первой, зная языки, обладая знаниями и умениями, накопленными за века. Я искала возможность вернуть свое, но легко ли пробиться детдомовской девчонке без денег, связей и родных, даже если она чрезвычайно умна? Однако я сумела!
        Агата посмотрела на Юру.
        - Купить дом я не могла, другого способа перевести недвижимость в свою собственность не существовало, я изучила вопрос вдоль и поперек. Временные набеги туда меня не устроили бы. Привлекать к дому излишнее внимание с помощью богатых покровителей было опасно. Тогда я решила поискать наследника или попытаться сфабриковать бумаги, если наследников не окажется. Однако мне повезло. Наследником был Юра, а дальше уже известно. Когда я впервые увидела его, едва не упала в обморок. Он был копией моего погибшего мужа, я вновь увидела его таким, как в тот день, когда мы познакомились больше трех веков назад! - Агата обратила ко мне полный неприязни взор. - Это не я завладела твоим мужем. Наоборот, ты забрала то, что принадлежало мне.
        - Говоришь так, будто это мебель. Юра - не реинкарнация Павла, а другой человек, похожий внешне. Не ищи оправданий своему вероломству.
        - Мне это ни к чему. - Агата воткнула шприц в руку Ильи. - Ты мелкая вошь, с какой стати мне перед тобой оправдываться?
        Она надавила большим пальцем на поршень.
        Я закрыла глаза, отказываясь на это смотреть. Сейчас все будет кончено. Я не знала, что произошло с Ильей, почему он упал замертво, но верила, что он очнется… Теперь надежды нет. Мои друзья ничем не смогут помочь ни себе, ни мне. Зло будет торжествовать, остается лишь подчиниться.
        - Перед ней, может, и не надо. А как насчет меня?
        Я распахнула глаза. Кто это произнес? Голос был незнакомый и звучал, я бы сказала, противоестественно. Как будто одновременно, синхронно говорили сразу несколько человек, а звук шел из глубины и обладал скрипучим металлическим призвуком.
        - Как насчет всех нас, Елизавета? Не хочешь попросить прощения у нас?
        Юра вскрикнул и попятился. Я бы тоже отпрянула, если бы могла, но и так уже сидела у стены.
        Илья крепко держал Агату за запястья обеими руками, глаза его были открыты. Очков на нем не было, я не заметила, в какой момент они слетели.
        Те слова произнес он, но ровно в том смысле, что они вылетали из его рта.
        И глазами Ильи будто смотрел кто-то другой. Сосуды лопнули, белки глаз залила кровь, это выглядело страшно. Во взгляде Ильи не было уже привычной мне мудрости, понимания и доброты - их сменили ярость, мстительная радость и ненависть.
        - Мы долго ждали - настал твой черед платить по долгам, Елизавета!
        Глава двадцать восьмая
        Произнося это, Илья вскочил на ноги пружинисто и стремительно, как гимнаст, увлекая за собой Агату. Она извивалась, пытаясь вырваться, но тщетно. Шприц выскользнул из ее руки и хрустнул, когда Илья наступил на него.
        - Стреляй, что ты стоишь! - завопила Агата.
        Юра вскинул руку. Он попал бы, с двух шагов промахнуться невозможно, даже если захотеть. Но я ему не позволила.
        Пока сознание мое продолжало осмыслять произошедшие с Ильей перемены, тело бросилось вперед. Я вцепилась в руку Юры, дернула ее - и сделала это как раз вовремя. Он выстрелил, но пуля ушла вбок, не коснувшись Ильи.
        Юра попытался стряхнуть мою руку, оттолкнуть меня, но я не отпускала. Мы боролись, и ему плевать было, что я беременна: он толкнул меня прямо в живот. Но я не сдалась.
        «Прости, малыш! Мы должны постоять за себя!»
        - Отцепись, сука! - прорычал он.
        Ну уж нет!
        Почувствовав, что эффект неожиданности от моего броска проходит, Юра сильнее и скоро одержит верх, я вцепилась ему в руку зубами, сомкнула челюсти изо всех сил, как будто от этого зависела моя жизнь (скорее всего, так и было). Юра взвыл от боли, рванулся, но я повисла, как бульдог, чувствуя во рту солоноватый привкус его крови.
        Он отшатнулся от меня, ударившись спиной о стену, едва не вывихнув мне челюсть, и я разжала зубы. Но тут же, не давая ему вздохнуть, ударила в пах, вложив в этот удар всю свою обиду, все разочарование. Юра согнулся пополам, а я, не дожидаясь, пока он очухается, вырвала у него пистолет.
        За моей спиной раздался грохот, следом - женский вопль, но я не стала оборачиваться. Юра поднял голову. Лицо было искажено болью и яростной, бурлящей злобой, густо замешанной на страхе смерти.
        - Выстрелишь? Убьешь? - спросил он меня, как недавно я спрашивала его.
        - Убивать - это по вашей части, - выплюнула я и с размаху ударила его рукояткой по голове.
        Он не успел отвести удар. Я еще раз размахнулась и снова ударила. Глаза его закатились, и Юра мешком рухнул у моих ног.
        «Поверженный», - пришло мне в голову.
        Долго ли он будет так лежать? Скоро ли очнется?
        Не так уж важно. Теперь я была уверена, что смогу одолеть его. Да и кого угодно смогу одолеть, ведь я справилась, я смогла! Мне захотелось издать боевой клич американских индейцев, вскинуть руку в победном жесте или сделать еще что-то подобное, но вместо этого, держа пистолет в руке, я развернулась к Илье и Агате.
        Мне показалось, я сражалась с Юрой очень долго, но на самом деле прошло не более пары минут. Однако за это время произошло многое.
        Дверь кладовки была сорвана с петель и валялась на полу - вот что за грохот я слышала. Часть стены кладовки была разворочена, точно от взрыва, так что образовался большой пролом.
        В этом проломе виднелась дверь в зеркальную комнату. Растрепанная, обескураженная, растерявшая свой апломб Агата сидела на полу, неловко подогнув одну ногу под себя, прислонившись к двери: похоже, некая сила швырнула ее, приложив затылком и спиной о толстую поверхность.
        Я повернулась и посмотрела на Лелю.
        - Как ты? - прошептала я.
        Она прикрыла глаза в знак того, что слышит меня.
        - Все будет хорошо, - сказала я и, прижимая левую руку к животу, пошла к Илье, который стоял, не сводя с Агаты своего жуткого кровавого взгляда.
        Он превратился в чудовище, но я не боялась его. Встала рядом и сказала:
        - Пистолет у меня.
        - Он не понадобится, - прозвучал ответ. - Поговорим, Елизавета?
        Илья резко вздернул подбородок, и Агата, как его зеркальное отражение, сделала то же самое, застонав от боли.
        - Смотри на меня, - приказал он. - Кто я?
        Агата не могла опустить голову, глядя в лицо Ильи. Я тоже смотрела на него. Дальше произошло нечто, равного чему я не видела и не увижу, наверное, никогда.
        Сквозь красивые, благородные черты Ильи проступило другое лицо. Пергаментная кожа, глубоко посаженные черные глаза, тонкогубый щелеобразный рот… Старуха!
        Агата задохнулась от шока. Как выброшенная на берег рыба, она открывала и закрывала рот.
        - Зеркальная комната отнимает у того, кто владеет ею, возможность иметь детей. В любом своем воплощении ты бесплодна.
        «В этом Агата не солгала», - подумала я.
        - Поэтому вам с муженьком приходилось искать подходящих детишек, чтобы в нужный момент переселять в их тела свои гнилые души, а потом оформлять нужные бумажки, завещать имущество «приемным детям». Но это еще не все, верно? Зеркальная комната дарила бессмертие не только тебе и мужу! Вы зарабатывали миллионы, торгуя этой возможностью! За баснословные деньги отдавали молодые «сосуды» богатым старцам; переселяли души умирающих детей в здоровые тела: любой родитель отдаст все за возможность отвести от края могилы неизлечимо больного ребенка. Устроили настоящую ярмарку: выбирай на вкус, в чьем теле хочешь продолжить жизнь!
        - Не припомню, чтобы ты жаловалась, старая ведьма! Ты тоже готова была платить! - прохрипела Агата.
        - Но ты подвела меня, дрянь!
        - Я не виновата! Это Пантелей, - в отчаянии завопила Агата.
        - Твой дворовый пес взбунтовался…
        В этот миг сквозь черты старухи проступила внешность мужчины в костюме, которого я видела в доме и сначала приняла за одного из рабочих. Выходит, его звали Пантелей.
        - Я годами делал все, что ты желала. Ты никогда не узнала этого, но дело было не в деньгах. Я любил тебя и ради тебя не знал жалости. Однако та девочка… Она была похожа на ангела, спустившегося на землю. Я не смог погубить ангела! Захотел спасти, но ничего не вышло.
        - Твой муж убил твоего пса, - лицо старухи вновь вытеснило лицо мужчины. - Но ненароком пострадала и девчонка. В зеркальной комнате что-то пошло не так, хотя ты уверяла: все хорошо, все в порядке!
        - Девочка погибла, я тоже! - Это снова был Пантелей.
        - И теперь мы обречены блуждать тут вместе со всеми, - завопила старуха.
        Голоса, что рвались из горла Ильи, стали такими мощными, оглушительными, что мне пришлось зажать уши. Сила, звучавшая в этом многоголосом хоре, сбивала с ног. У Агаты пошла носом кровь. Она сучила ногами, хотела отвести взгляд от Ильи, прижать ладони к ушам, но не могла сделать ни того, ни другого.
        - По твоей милости все мы застряли здесь - и я, и Пантелей, и дети! Ты думала когда-нибудь, куда деваются души детей, десятки, сотни душ, которые проклятая магия зеркальной комнаты вырывала из тел, чтобы подселить вместо них души тех, кто платил тебе звонкой монетой? Не знаешь? Так я скажу! Мы все тут! Мы не можем уйти! Ты не видела нас, но мы видели тебя. Ненавидели и ждали, когда сможем отомстить. Пока ты жива, мы не можем освободиться!
        - Врешь! Ты сумасшедший, псих! - завизжала Агата. - Ничего этого нет!
        - Спроси ее. - Илья указал на меня. - Она слышала и видела. Ее дочь тоже. Есть люди, которые могут чувствовать таких, как мы. А есть и другие люди…
        Илья широко ухмыльнулся.
        - Медиумы. Люди, которые не только видят и слышат мертвых, но могут стать нашими голосами, нашими руками.
        Я понятия не имела, что Илья - медиум!
        Интересно, знал ли об этом он сам?
        Агата содрогнулась всем телом. Я видела, как страстно она стремится освободиться, встать, но у нее не получалось, как не получалось у Лели, которую она обездвижила препаратом. И кто скажет, что все в мире не возвращается сторицей?
        Злорадствовала ли я? Еще как. Ни секунды не сомневалась, что души погубленных Агатой людей говорят с нею через Илью, и надеялась, что ей воздастся по заслугам.
        - Что ты мне сделаешь? - Агата хотела, чтобы вопрос прозвучал высокомерно, дерзко, уверенно, но голос выдал ее страх.
        - Как что? Ты испытаешь действие зеркальной комнаты на своей шкуре.
        - Но ведь она не…
        - Оставь это! Мы не собираемся проводить «таинство обмена» - так ты это называла? Войдешь туда одна. Можно было прихватить твоего сообщника, - Илья небрежно махнул в сторону Юры, все еще лежащего без сознания, - но он нам не навредил. У нас к нему нет счетов. Придется тебе отправиться одной.
        И тогда железная Агата сломалась окончательно. Лицо ее дрогнуло и исказилось.
        - Пожалуйста, нет! Не надо! - Она поглядела на Юру и крикнула, хотя и знала, что он не слышит: - Помоги же мне! Бесполезный идиот! Павел никогда не позволил бы, чтобы со мной что-то случилось, а ты…
        Она задохнулась. Похоже, Юра разочаровал не только меня, но и Агату. Ясное дело, она не любила его, как своего драгоценного Павла, но он был ей необходим.
        - Что с ней произойдет? - спросила я и прислушалась к себе.
        Нет, мольбы Летовой меня не тронули.
        - Человек не может провести в запертой зеркальной комнате более шести минут, - ответили мне. - Произойдет полный распад…
        - Лора! - вскричала Агата. - Лора, прошу тебя, не позволяй ему! Ты добрая, хорошая, я знаю. Спаси меня, это же будет на твоей совести!
        О совести вспомнила, смотрите-ка!
        Я подошла к ней, взглянула сверху вниз.
        - Ты собиралась отправить в зеркальную комнату моих друзей. Разрушила мою семью, отняла мужа, собиралась отобрать дочь и убить моего нерожденного ребенка. Я не ослышалась, Агата? Ты только что попросила меня о помощи?
        Мне хотелось плюнуть ей в лицо, но я сдержалась. Лежачего не бьют.
        - Ключи от комнаты у нее в заднем кармане. Достань их, открой комнату и отойди, - скомандовал Илья.
        Я нагнулась к сидящей на полу Агате и сделала все, что нужно. Ключ повернулся. Агата прижималась спиной к двери, и я не могла отворить ее.
        - Отойди, - повторил Илья, и я послушалась.
        - Нет, пожалуйста, я не хочу! - выкрикнула Агата, собрав остатки сил. - Я проклинаю вас, слышите меня? Будьте вы…
        - Проклятие падет на голову проклинающего, - проговорил Илья.
        Стремительным движением выбросил перед собой вытянутые руки ладонями вверх, а после резко сжал кулаки. Агату швырнуло вперед, дверь в зеркальную комнату распахнулась.
        - Прощай, Елизавета, - сказал Илья и разжал ладони.
        Женщина, которую я знала как Агату Летову, влетела в комнату спиной вперед, и сразу после этого тяжелая дверь захлопнулась. Ключ сам собой повернулся в скважине. Последний вопль Агаты замер, когда дверь оказалась заперта: по всей видимости, зеркальная комната хоронила в себе звуки.
        В наступившей тишине я услышала, как застонал, завозился Юра. Наверное, скоро он придет в себя. Пистолет по-прежнему был у меня, но я не думала, что мне придется обороняться от бывшего мужа. Без Агаты этот человек не был опасен: чего стоит пешка, если нет королевы?
        Илья опустил руки, и они поникли вдоль тела, точно у него не хватало сил поднять их. Голова свесилась на грудь, и я не видела его лица. Казалось, что у тела Ильи нет опоры, и он в любой момент может упасть.
        - Илья, - тихонько позвала я, - с тобой все хорошо?
        Он не отвечал. Я увидела, что холл наполняется людьми. Не понимаю, откуда они появлялись, и не могу этого описать. Люди материализовывались прямо из воздуха, который стал густым и вязким.
        Господи, сколько же их было! В основном - дети. Совсем крошки и постарше, мальчики и девочки; все как на подбор, миловидные. Но одна девочка в белом платье выделялась даже среди них: она вправду напоминала ангела. Та самая девочка, которую я видела чаще остальных, та, которую не смог погубить Пантелей.
        Он тоже был здесь, как и старуха, которая больше не пугала меня.
        «Их ждет дальняя дорога», - подумала я, и мысль эта словно была вложена в мою голову, принадлежала не мне. Однако я знала, что это правда: теперь все они смогут уйти. Это последние минуты их заточения в доме.
        Я смотрела на призрачных людей, на очевидные, неоспоримые доказательства существования иного мира, который порой открывается еще до того, как нам предстоит отправиться за пределы нашей реальности. Мне не было страшно. Грусть, печаль - вот что я ощущала. Сколь долгими были их мучения, как тяжко страдали ни в чем не повинные дети… Я долго крепилась, не позволяла себе слез, но теперь заплакала.
        - Вы свободны, - прошептала я.
        Призрачные фигуры одна за другой стали поднимать головы вверх, точно видели в вышине нечто прекрасное. А после начали таять. Так роса высыхает на цветке, согретом лучами солнца.
        Дом, прежде полный теней, больше не мог удерживать своих пленников, отпускал их - и одновременно это означало, что Агаты, из-за которой несчастные души не знали покоя, больше нет.
        Когда пропал последний призрак, Илья покачнулся и упал бы, но я оказалась рядом и подставила плечо, удержала его. Он поднял глаза, которые больше не были багряно-алыми, и взглянул на меня. Пошевелил губами, желая сказать что-то, но не сумел.
        Я чувствовала, как тело его обмякло. Силы покидали Илью, и я помогла ему сесть на пол, возле Лели. Она все еще была недвижима, но я надеялась, что это ненадолго. Сама тоже уселась рядом, вытянула ноги, чувствуя, как они гудят.
        - Спасибо, - шептала я, обнимая своих друзей, перед которыми была в неоплатном долгу, - спасибо.
        Больше не могла выговорить ничего, словно разом позабыла все слова.
        Так мы и сидели, приникнув друг к другу, а тем временем за стенами дома заканчивалась ночь и начинался новый день.
        Эпилог
        Десять месяцев спустя
        Апрель подходил к концу, а вместе с ним и учебный год. Я ждала летних каникул не меньше (а может, и больше) Ксюши. Два ребенка и одна мама, без папы, бабушек и дедушек - это ох как непросто, но я привыкла, постепенно наладила нашу жизнь.
        Мы с детьми живем в двухкомнатной квартире, в обычной девятиэтажке - никакого больше исторического фонда и антиквариата! В этом же районе, только ближе к центру, живет Илья. Это не было решающим фактором при выборе квартиры, но стало дополнительным аргументом.
        Ксюшина новая школа рядышком, художественная студия - тоже. Поблизости есть красивый парк, где мы любим гулять. Дочери нравится здесь, у нее появились друзья и подруги. А еще кот по имени Гарри. Огромный, пушистый и нахальный. Мы его обожаем, и, думаю, Гарри во многом помог Ксюше принять перемены.
        Да, она толком не успела привыкнуть к дому, где мы ненадолго поселились, переезд не стал для нее ударом. Что было действительно непросто, так это смириться с тем, что папа больше не живет с нами. Я объяснила Ксюше все в той мере, в какой может понять случившееся восьмилетний ребенок. Возможно, когда-то она узнает больше, но не сейчас.
        Запрещать Юре видеться с Ксюшей я не планировала, хотя больше всего на свете мне хотелось полностью вычеркнуть этого человека из собственной биографии. Я и по бракоразводным делам общалась с ним исключительно через адвоката, не могла преодолеть отвращения.
        Но адвокат, которого порекомендовала Леля, сказал, что если Юра был хорошим отцом, они с Ксюшей привязаны друг к другу, то было бы жестоко полностью лишать дочь папы.
        Я скрепя сердце согласилась, однако Юра решил по-другому. После развода он почти сразу уехал из Быстрорецка. Куда? Не спрашивайте, не знаю. Так что с дочерью он не видится. А к сыну я и сама бы его не подпустила, если бы он и захотел, тут уж меня никакие адвокаты не заставили бы передумать.
        Наш единственный разговор с бывшим мужем состоялся как раз тогда, когда он позвонил сообщить об отъезде. Юра не стал просить прощения, не каялся и не говорил, что ему жаль. Ничего подобного.
        - Агата говорила, я особенный. Такова моя судьба. Обещала, что у меня будет жизнь, о которой я не мог и мечтать. Без страха нищеты и бедности, без проблем со здоровьем, без сложностей и забот. Деньги, путешествия, роскошь, власть, свобода. Ведь что меня ждало прежде? Кем я был? Чиновник средней руки, так и просидел бы всю жизнь на невысокой должности, пресмыкаясь перед вышестоящими. Выше головы не прыгнул бы.
        - А хотелось, чтобы пресмыкались перед тобой, - хмыкнула я.
        - Да! Еще как! - зло сказал он. - И что такого? Я мог получить это, а цена всему - ребенок… Лора, это, должно быть, ужасно звучит, но отцовская любовь отличается от материнской. Мать любит ребенка в полной мере еще до его рождения. Они единое целое! А отцовская любовь приходит позже, отцу нужно познакомиться со своим сыном или дочкой. Для меня этот ребенок во многом был незнакомцем, и…
        Он говорил, а я вспоминала, как Юра в какой-то момент перестал обнимать меня, гладить по животу, отстранился, отдалился. Мой муж все решил, сделал выбор в пользу Агаты. Циничная, меркантильная сволочь. Про любовь и брачные обеты даже упоминать неловко.
        - Скажи честно, ты бы устояла? - спросил он.
        - Я бы даже не задумалась.
        - Вот видишь!
        - Ты не дослушал. Не задумалась, променять ли мужа и детей на что бы то ни было. Нет ничего, что могло бы заменить мне семью. Говоришь, ребенок для тебя был незнакомцем? А для меня незнакомцем оказался ты. Я не знала тебя, Юра. И не хочу больше знать.
        Больше мы никогда не разговаривали и, надеюсь, не поговорим.
        Солнце сегодня светило, как сумасшедшее, погода стояла летняя. Я катила коляску по парку: мы с сынишкой каждый день в это время забираем Ксюшу из школы. Илюша спит, а то вертелся бы, не желая спокойно сидеть.
        Конечно, я назвала сына в честь того, кто его спас.
        Родилась бы дочь, назвала бы ее Ольгой.
        Все, что произошло минувшей весной и в начале лета, перевернуло мою душу и представления о мире. Многое было у меня отнято, но, парадоксальным образом, многим меня и одарили. Двое людей ушли из моей жизни - а вошли сразу трое. Сын, вновь обретенная подруга и…
        Пока здесь многоточие. Но, думаю, мы с Ильей движемся в правильном направлении. Не нужно торопиться. Как говорит моя мама, что по-настоящему твое, то от тебя не уйдет.
        Кстати, мама приезжала пожить с нами пару месяцев, когда родился Илюша. Спасибо ей, не упрекала, не сетовала о разводе. Уже уезжая, неожиданно сказала, что Юра никогда не нравился ей, просто она молчала.
        - Скользкий он тип, кызым. За таких мужчин и бороться не стоит, и останавливать их. Правильно ты поступила, хотя я тебе другое советовала. Ошибалась, прости. Ушел он - и хорошо.
        Знала бы она…
        Вправду ли мама поняла все про Юру раньше меня? Или ей стало казаться так уже постфактум?
        Уроки у Ксюши закончатся через двадцать минут, мы с Илюшей пока побудем в парке. Я села на скамейку и услышала телефонный звонок.
        - Привет, не помешала? - спросила Леля.
        - В парке, Ксюшу ждем. Илюша спит, - я говорила коротко, вполголоса, чтобы его не разбудить.
        - Все-все, поняла, я только спросить хотела, на завтра все в силе?
        В субботу мы собрались ехать за город большой компанией: Леля, я, трое детей, Илья и Миша. Я ответила, что планы не изменились.
        Надеюсь, что Леля и Миша снова сойдутся. По крайней мере, все к тому идет. Однажды Леля сказала мне, что наша с Юрой история многому ее научила.
        - Я поняла, что люди делятся по одному лишь главному признаку: способны они на подлость, на предательство, могут ли подставить подножку - или нет. Если повезло встретить того, кто так не поступит, надо благодарить судьбу и беречь такие отношения.
        Леля сто раз права. Что же до разногласий и проблем, с ними можно справиться. Если любишь, конечно. А эти двое друг друга любят.
        Мой рассказ подходит к концу, но я не могу завершить его, не поведав, что стало с Агатой.
        Она провела в зеркальной комнате гораздо больше шести минут. Когда мы открыли дверь, я и предположить не могла, что с нею стало.
        На полу лежала женщина. Она была жива, хотя, зная Агату, думаю, она предпочла бы смерть тому, во что превратилась. Пребывание в зеркальной комнате состарило ее лет на пятьдесят, а то и больше. Перед нами была старуха - седая, ссохшаяся, как сухая ветка, сгорбленная и совершенно безумная.
        Она облизывала мокрые трясущиеся губы, смотрела в одну точку и беспрерывно бубнила себе под нос. Когда мы вывели ее из комнаты, принялась визжать и вырываться, но быстро успокоилась и снова забормотала.
        Доктора в больнице, где Агата с того времени находится, не могут понять, что с нею стало, не видят никакого прогресса в ее состоянии: периоды апатии и буйства перемежаются, нет и намека хоть на малейшее просветление.
        Зеркальной комнаты больше не существует. Мы с Лелей и Ильей, выведя оттуда Агату, разбили все зеркала до единого на мелкие кусочки. Больше никто не сможет восстановить дьявольскую комнату и воспользоваться ее магией.
        Как Юра объяснял состояние Агаты полиции и скорой, я понятия не имею. Когда мы вывели его подружку, он глянул на нее и убежал в ванную; я слышала, как его рвало. Пока мы громили комнату, Юра сидел в холле, не делая попытки воспрепятствовать нам.
        До приезда полиции и скорой мы ушли, оставив его разбираться со всем, что случилось. И прямо в тот же день я подала на развод.
        Полагаю, Юра сумел задействовать свои связи, боясь, чтобы я не сболтнула лишнего, поэтому меня никогда никто ни о чем не спрашивал. Ни меня, ни Лели, ни Ильи будто и не было в доме.
        Дом, кстати, Юра продал, охотники приобрести его нашлись быстро. Мы с детьми получили свою долю - об этом я уже говорила. Словом, я отряхнула прах с ног своих, и это произошло даже легче, чем мне думалось.
        … Я наклонилась, поцеловала спящего сына в бархатную щечку. Встала со скамьи и покатила коляску к выходу из парка. С минуты на минуту прозвенит звонок, и моя дочь вместе с другими ребятишками выйдет из школы. Я обниму ее, спрошу, как прошел день, и мы все вместе пойдем домой. Купим по пути мороженое и фруктовый йогурт для Илюши, дети перепачкаются, будут резвиться, смеяться, и я стану смеяться вместе с ними.
        Позже позвонит Илья. Мы договоримся, что он заедет за нами завтра, я буду слушать его голос и улыбаться, и сердце мое будет петь.
        Да, будущее вовсе не безоблачно, туманно и непредсказуемо, но этим оно и прекрасно.
        И если все это нельзя назвать счастьем, то я ничего не понимаю в жизни…