Волчонок Генри Лайон Олди
        ОйкуменаДикари Ойкумены #1
        Марк Кай Тумидус, гражданин Великой Помпилии, с детства мечтал о карьере военного. Разрыв с отцом, слезы матери, молчаливый укор деда - ничто не могло изменить решения юноши. Карьера сложилась, но не так, как рассчитывал юный Марк. Курсант училища абордажной пехоты; удачливый дуэлянт, неудачливый узник гауптвахты.
        Рядовой боец, гроза «дедов» с мечами в петлицах, завсегдатай лазарета; убийца атамана Гната. Младший офицер внешней разведки, третий навигатор «Дикаря», сменивший имя на прозвище Кнут. Человек с двумя жизнями, и обе, кажется, подходят к концу…
        Гвардии легат Тумидус, дядя Марка, мог бы гордиться племянником. Может ли племянник гордиться дядей - изменником родины, лишенным расового статуса?
        «Волчонок» - первая книга нового романа-трилогии Г. Л. Олди «Дикари Ойкумены». Это долгожданное продолжение цикла, начатого романами «Ойкумена» и «Городу и миру». Читателя ждет уникальный космос, населенный энергетами, варварами, техноложцами и антисами, исполинами Вселенной. Героями предыдущих эпопей были артист Лючано Борготта и врач Регина ван Фрассен. Герой «Дикарей Ойкумены» - солдат Марк Кай Тумидус. Можно сказать, герой-профессионал. Вам все ясно, Кнут?
        Так точно!
        Буктрейлер к этой книгеБуктрейлер к этой книге( Генри Лайон Олди
        ДИКАРИ ОЙКУМЕНЫ.
        ВОЛЧОНОК
        
        
        
        ПРОЛОГ
        «Всем известно гордое высокомерие, с каким помпилианцы относятся к людям иных рас. Отметим: к свободным людям. Чужую свободу они воспринимают иначе, чем мы - для Помпилии это нефть и газ, ядерный распад, энергия для промышленности. Но стоит свободному человеку стать рабом, как он больше не может рассчитывать на высокомерие помпилианца. Он вообще ни на что уже не может рассчитывать. Равнодушие - толстая, могучая корка льда, под которой колышется черная бездна, скрывающая чудовищ.
        Собственно, тут - в уникальном симбиозе помпилианца и раба - кроется суть нашего взаимонепонимания. Здесь же зарыт корень всех неврозов и комплексов, лежащих в основе психики здорового (подчеркиваю: здорового!) помпилианца…»
        Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии
        - Удав? - не поверил мальчик.
        Глаза его горели от восторга.
        - Огромный, - подтвердил дед. - Тигровый. Метров семь, не меньше.
        Он не стал объяснять внуку разницу между удавом и питоном. Подрастет - узнает, если захочет.
        - А как его звали?
        - Катька.
        Мальчик подпрыгнул от удивления:
        - Это была удавиха?
        - Точно так, парень. Тигровая удавиха Катька. Добрейшей души тварь…
        - А что она ела?
        - Вальтер давал ей крыс. Еще - голубей, уток. Однажды недосмотрел, и Катька сожрала обезьянку клоуна Гомеля. Вальтер долго извинялся перед Гомелем, даже купил ему новую обезьянку, но ничего не получилось. Гомель послал Вальтера…
        - В задницу!
        Ладонь деда шлепнула сквернослова по губам:
        - Куда подальше. А Катьку он просто возненавидел.
        - Ну и дурак!
        Одним прыжком мальчик перемахнул через перила веранды. Внизу, на земле, лежала бухта пеньковой веревки - дед третий день собирался укрепить загон новыми жердями, да все откладывал. Ухватив веревку за разлохмаченный конец, мальчик обмотался пенькой с ног до головы. «Катька! - вопил он, вертясь мелким бесом. - Эй, Катька!» Мальчик еще не решил, кто он: укротитель Вальтер или генерал Ойкумена, спаситель Галактики, схватившийся с могучим удавом-модификантом в джунглях Канцуны. Пряча улыбку в густых усах, дед следил за внуком. По мнению старика, больше всего парень напоминал сейчас ту самую злополучную обезьянку, подвернувшуюся Катьке в скверную минуту.
        Но скажи об этом герою - обид не оберешься.
        - Дальше! - потребовал мальчик.
        Кряхтя, дед достал из кармана куртки флягу. Отвернул пробку; кругом запахло крепчайшей ракией. Глоток, другой - зная цену паузе, дед не торопился с продолжением рассказа. Лицо его сморщилось от удовольствия. Подвижное, забавное лицо, словно маска, сделанная из пористой резины - брови домиком, нос картошкой, губы оладьями. Казалось, старик удивляется всему на свете.
        - Вальтер работал с хищниками. Леопарды, ягуары. Трое лигров…
        - Тигров, дедушка.
        - Лигров. Ты когда-нибудь видел полосатого льва? И грива у них короткая, будто стриженая. Лигры, парень: самец и две самки. Еще махайрод-альбинос с Целии-II. Спал, красавец, сутки напролет. Клыки, что кинжалы; зевнет, и публика ревет от счастья. На манеж Вальтер выходил с ягуаром на плечах. Между прочим, тот еще рюкзачок. Сто десять килограммов живого веса. Вальтер был голым по пояс, в шароварах из красного шелка. Женщины при виде его мышц…
        «Писали кипятком», - беззвучно шевельнулись губы деда.
        - …устраивали овацию, - закончил он. - Кланяясь, Вальтер незаметно подбрасывал ягуара, и зверюга кувырком слетала на заранее установленную тумбу. Случалось, если Вальтера забирал кураж, он брал на плечи не ягуара, а Катьку…
        И Катька дралась с махайродом!
        - Вынужден тебя разочаровать…
        В небе, время от времени прячась за облаком, плыла надменная Лукреция - спутник Октуберана. Пылевые облака вокруг млечно-желтой красотки сверкали вуалью, густо усыпанной алмазами. Из-за холма тянуло зябкой свежестью реки. Оттуда доносились странные звуки: скучающий великан, сложив ладонь лодочкой, лениво хлопал по воде. Это плескались бегемоты, устраиваясь на ночлег.
        - Ни с кем Катька не дралась. Но Вальтер сутулился, когда выходил с удавом. Лицо его делалось красным. Пройдя на центр манежа, он начинал вертеться волчком. Небыстро; так, для вида. Живой шарф сползал с Вальтера в опилки, Катька поднимала голову и внимательно осматривала партер. На самом деле она ничего толком не видела. У змей вообще слабое зрение. Но когда здоровенный удав, поднявшись на хвосте, вглядывается в тебя… Слабонервные дамочки из первых рядов падали в обморок. Потом Катька обвивалась вокруг тумбы с махайродом и дремала до конца номера. Смотай веревку в бухту, парень…
        - Дедушка!
        - Смотай, или я не стану рассказывать дальше.
        Ворча, мальчик подчинился. Они были похожи: старик и ребенок. Худощавые, жилистые; в движениях мальчишки сквозила порывистость, которая с годами станет обдуманной, возможно, жестокой резкостью. В расслабленности деда таилась резкость, которая с возрастом научилась беречь силы, не расходуя их попусту. Еще глоток ракии - если бы не сумерки, стало бы видно, что кончик дедова носа слегка покраснел.
        - Молодец, - сказал дед, когда задание было выполнено. - Итак, что ты понял?
        Мальчик задумался.
        - Сколько весила Катька? - спросил он после долгого молчания.
        - Молодец, - повторил дед. - Девяносто два килограмма.
        - А ягуар - сто десять?
        - Точно так, парень.
        - Тогда почему Вальтер сутулился? Если ягуар…
        - Ты уже знаешь ответ. Остался последний шаг.
        - Меня учили в школе: чем больше вес, тем тяжелее…
        Дед ждал.
        - Важно, кого несешь? Да, дедушка?
        - Да, - кивнул старик. - Змея тяжелее кошки, даже если она легче. Не понял? Ничего, со временем поймешь…
        - Покойник тяжелей живого, - добавили с дальнего края веранды.
        Груда одеял зашевелилась. Человек, подавший реплику, хрипло захохотал. Сидя, он мог сойти за богатыря. Плечи борца-тяжеловеса, грудь, похожая на бочку, лапы гориллы. Пальцы уцепились за резной столбик перил, человек рывком встал - и превратился в карлика, ростом едва ли выше мальчика. Торс гиганта несли коротенькие, выгнутые колесом ноги. Еще один рывок, и карлик уже сидел на перилах, поджав ноги под себя. Как он не падает, оставалось загадкой.
        - Выпивка? - бросил карлик деду.
        - Годится, - одобрил дед. - Три месяца выдержки?
        - Обижаешь! Полгода…
        - Больше в бочке не держи. Испортишь…
        Ракией дед был обязан Паку. Карлик гнал ее из всего, что росло в округе. Инжир и слива, вишня-дичка, виноград - мелкий, терпкий, пахнущий земляникой; кизил, горная груша - все превращалось в благословенный нектар. Гости, наезжая к деду, хвалили Пака что есть сил. Карлик кивал и ухмылялся.
        Сам он спиртного в рот не брал.
        - Слушай Пака, - дед указал внуку на карлика. - Пак знает, что говорит. Все, урок окончен, продолжим рассказ. В принципе, Вальтер мог вполне обойтись без Катьки, и клоун Гомель знал это. Однажды, проходя мимо змеи, Гомель споткнулся. Потом он говорил, что споткнулся случайно. Может, и правда. Люди, случается, не глядят себе под ноги. С другой стороны, клоуну споткнуться - плевое дело. Я-то знаю…
        - Ты знаешь! - крикнул мальчик. - Ты же сам был клоуном, дедушка!
        - Точно так, парень. Короче, Гомель споткнулся, а в руках у него был горячий чайник. Полтора литра кипятка выплеснулись на голову Катьки. Гомель заверещал и удрал, а Катька даже не стала дергаться. Она заползла в угол, свернулась кольцами и замерла. Я побоялся подходить к ней близко. Я просто сообщил о случившемся Вальтеру. Он бросил репетицию на середине, оставил кошек на ассистента - и кинулся к своей удавихе. Не поверишь, он плакал, когда бежал.
        - Она умерла? - тихо спросил мальчик.
        - Нет, - вместо деда ответил Пак. - Она ослепла.
        - Ее вылечили?
        - Нет. Ветеринары не лечат слепоту у змей.
        Мальчик подошел к перилам. Карлик опустил ладонь на плечо ребенка и крепко сжал. Огромная, косматая голова Пака склонилась ниже, жесткие волосы упали на лицо.
        - Ее глаза, - сказал Пак, вспоминая. - Они стали похожи на сваренные вкрутую яйца. Позже, когда Вальтер выходил с Катькой на манеж, и она двигала головой, притворяясь, что смотрит на ряды зрителей - в обморок падали не только слабонервные дамочки. Случалось, не выдерживали и крепкие мужчины.
        Речь карлика была правильной и ясной, выдавая не только хорошо подвешенный язык, но и умение строить фразу, свойственное образованному человеку. При чужих людях, особенно тех, кому Пак не доверял, он говорил иначе. Многие даже считали карлика умственно отсталым.
        - На Рурре легат штурмовиков выскочил из зала прочь, будто за ним гнались все дьяволы пекла. Ты не представляешь, Марк, какие потом были аплодисменты…
        - Я бы убил Гомеля, - мальчик по имени Марк ударил кулаком в ладонь. - Убил! Или взял бы в рабство! И пусть меня судят…
        Дед пожал плечами:
        - Человек есть человек, а удав есть удав. Ты хочешь отомстить Гомелю за змею, а Гомель хотел отомстить змее за свою обезьянку. Чем вы отличаетесь?
        - Всем!
        Внук с вызовом уставился на деда. Белобрысый - на седого.
        - Брось, парень. Проехали. Мне рассказывать дальше?
        - Да!
        - Поначалу все шло, как раньше. Вальтер делал вид, что не замечает Гомеля. Клоун тщательно скрывал, что доволен. Но однажды Гомель проснулся от того, что был в постели не один. Уж не знаю, как Катька удрала из террариума…
        - Она задушила его! Правда, дедушка?
        - Неправда. Она обвилась вокруг клоуна, но давить не стала. Просто лежала с ним в одной постели и смотрела на Гомеля белыми, слепыми глазами. Лежала и смотрела, даже не шипела. Гомель чуть не помер от страха. Он хотел крикнуть, но потерял голос. К утру Катька уползла, а Гомеля я отпаивал джином. Я зашел к нему в комнату, уж не помню зачем, и увидел, в каком он состоянии…
        В конюшне заржал Тайфун - злой, могучий жеребец, не признававший никого, кроме деда. Кобыла Лира ответила Тайфуну громким фырканьем. Сунув два пальца в рот, дед пронзительно свистнул. Кобыла еще раз фыркнула - и в конюшне воцарилась тишина.
        За рекой рокотнул гром - близился сезон дождей.
        - Гомель остался жив. Он всего лишь перестал быть смешным.
        - Как это?
        - Клоун должен быть смешным. Это закон профессии. Сейчас ты не поверишь мне, парень, но быть смешным - это талант, а не беда. Редкий, уникальный талант. Гомель выходил на манеж, корчил те же гримасы, произносил те же репризы, что и раньше… В зале не смеялись. Перешептывались, скучали. Ждали, когда он уйдет. Гомель из кожи вон лез, а смеха не было. Он придумывал новые выходки, завел лохматого фокстерьера, менял грим и костюмы - впустую. Над ним не смеялись. Катька украла у Гомеля его талант. Страх выжег клоуну сердцевину. Так молния выжигает дерево изнутри. Спустя полгода Гомель оставил труппу. Я не знаю, что сталось с ним после.
        - А Катька?
        - Катька осталась с Вальтером. Он называл Катьку своим талисманом. Через семь лет она умерла от старости. Тигровые питоны в неволе не живут больше четверти века. Ослепла Катька в шестнадцать, так что ей выпала долгая и счастливая жизнь.
        - Счастливая?!
        - В целом, да. Ты не согласен со мной?
        Мальчик напряженно думал. Морщил лоб, чесал затылок.
        - Дедушка, - спросил он, - а ты был смешным клоуном?
        - Да, - вместо деда ответил Пак. - Очень.
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
        ТРЕНГ
        Глава первая.
        Оп-ди-ду-да, или Мы завалим настоящего монстра!
        I
        - Подъем, сволота! Вас ждут великие дела!
        В голове взорвалась атомная бомба. С оглушительным звоном разлетелись стекла - Игги готов был поклясться, что осколки градом сыплются у него из ушей. Порыв ветра хлестнул по щекам, окропив лицо соленым крошевом брызг. В ноздри ворвался йодистый запах моря. Запах фальшивил - чуткий нос Игги уловил в нем синтетические нотки вэйк-тоника. Фальшь взбесила Игги, человека тонкой душевной организации. Бранясь так, что смутились бы и грузчики в варварском порту, он разлепил веки. Аларм-система отреагировала без промедления: ядерный взрыв сменился шлягером «Оп-ди-ду-да», популярным в этом сезоне, а ураганный ветер - свежим бризом. Лишь псевдо-морской аромат с примесью тоника никуда не делся.
        Кажется, решил Игги, мы с Глюком вчера перестарались. Выставить аларм во всем компэйн-коттедже сверху донизу - это прикол! На полседьмого утра - это суровый прикол! В режим экстрим-побудки - это прикол приколов! После двойной дозы имаджайзера и грибного супчика, что забодяжил Лат, в голову лезут исключительно клевые идеи. Выдернуть «сволоту» из тепленьких лежбищ ни свет ни заря - супер, оп-ди-ду-да! Но Игги, брат, на хрена ты устроил побудку самому себе?
        Или это Глюк удружил?!
        Сна не осталось ни в одном глазу. Жаль, они с Глюком не догадались натыкать камер по апартаментам. Взглянуть бы сейчас на рожи приятелей - сразу б настроение поднялось! Хотя… Игги Добс с удивлением отметил, что настроение у него и так - ди-ду-да, оп-оп! Боевой бодрячок. И отходняка нет - ура натуральным препаратам! Прав Лат: синтетика - дерьмо. Мозги выжигает, и кумар от нее чернушный…
        - Раздолбаи, подъем! Брейтесь-мойтесь-похмеляйтесь!
        Система бдительно отслеживала реакции «клиента», не позволяя впасть в прострацию. Текст для побудки Глюк сочинил, больше некому. Крепко вчера задвинулись, с душой. Странно, что башка не трещит. Ну да, оп-ди-ду-да, об этом Игги уже думал: натуральные препараты. Это постал, это нас циклит. Ладушки, сам отследил, значит, все в норме, все под контролем… Лат велел: наутро быть в форме. Расслабляемся, но без фанатизма. У нас завтра сафари…
        Сафари!
        И не завтра, а сегодня!
        Сбросив одеяло, Игги с решительностью бывалого охотника принял сидячее положение. Покрутил головой, разминая затекшую шею; сфокусировал взгляд. Оп-ди-ду-да! - рядом безмятежно посапывала куколка Мира, радость наша. Если бы за талант сладко дрыхнуть в любом аду платили деньги, Мира ворочала бы триллионами.
        - Эй, лисичка! - сунув руку под одеяло, Игги дернул подругу за пушистый хвост. - Бегом в ванную!
        По телу девушки прошла волна сладкой дрожи. Демонстрируя раздражение, шевельнулись острые ушки. Мира перевернулась на живот, обеими руками обхватила подушку. Вдоль позвоночника вздыбилась полоска нежной золотистой шерсти.
        - Отстань, дурак, - сонно мурлыкнула Мира.
        - Вставай!
        Одеяло улетело в угол. Игги замер, любуясь обнаженной Мирой. Казалось бы, тысячу раз ее видел - в бассейне, в постели, на пляже. Скоро два месяца, как они вместе. Сумасшедший срок для Игги, менявшего пусечек трижды в сутки; для Миры - еще круче.
        Может, это любовь?
        Игги фыркнул. Любовь! Скорее, профессиональная заноза в заднице. Желание любоваться чужим совершенным творением. Тот мастер, что проводил Мире эро-вульпинарную модификацию, определенно был гением! Элит-визажист Игги Добс знает толк в таких вещах. Он и сам гений, оп-ди-ди! И пусть Игги никогда не работал с модификациями тела - лицо, прическа, общий имидж… Плевать! Нам ли, гениям, считаться заслугами?
        Один взгляд на тело Миры мог довести девственника до инсульта. Бархат кожи; шелковистая поросль на спине. Шерсть густела к ягодицам, превращаясь в роскошный мех. Из копчика рос пышный хвост. О, Мира, солнце мое, что ты вытворяла хвостом, когда была в настроении! Пламя волос; разумеется, рыжих. Мордашка человеческая, симпатичная, без лишних кукольных красот. Но разрез глаз, хитрый прищур, высокие скулы, чуть вздернутый носик, солнечная россыпь веснушек…
        Лиса! Дикая лисица, оп-ди-ду-да!
        Игги, сколько себя помнил, западал на модификантов. Встречался с одной киноидной сучкой, потом была фелина… Увы, первая была «заточена» под пастушьи дела, вторая - под телохранителя. Не те повадки, какие Игги Добс предпочел бы для интима. Зато Мира, лукавая хитрюга Мира…
        - У нас сафари, детка! Где твои охотничьи инстинкты?!
        Мира шевельнула ухом:
        - Охотничьи?
        С ленивой грацией она взмахнула хвостом: давай, я жду!
        - Извини, не сейчас!
        Игги торопливо выбрался из постели, едва не упав при этом. Углядел трусы на ручке шкафа, поспешил натянуть их на себя. Он прекрасно знал, что будет, если Мира добьется своего. До обеда они из номера не выберутся, и после обеда - не факт. Сафари накроется медным тазом. А ради чего, оп-оп-оп, Игги Добс приперся на этот долбанный Тренг?
        - Вставай!
        - Сафари! - вдруг плотоядно оскалилась Мира, сделавшись как никогда похожа на хищницу, и прыгнула на Игги. Добс чудом увернулся, схватил подушку и запустил ею в шутницу. Девушка с хохотом повалилась обратно на кровать, выгнулась, словно в экстазе. Нет, Игги не поддался на провокацию. Он искал штаны и нашел. Искал рубашку и тоже нашел. Мира надула губки, но быстро передумала, смирилась и, вздохнув с воистину лисьим притворством, отправилась в ванную комнату.
        - Сафари, - напевала она из-за двери, - сафари!
        - Оп-ди-ду-да, - вторил Игги.
        - Мы едем на сафари…
        - Ду-да, да-да-да…
        Одевшись, он уставился на свое отражение в «зеркальной» голосфере визаж-модуля. Первое правило Игги Добса: имидж должен соответствовать ситуации. Только придурок, не имеющий понятия о стиле, попрется на бласт-концерт, в ресторан и на стадион в едином концепте. Костюм сменит, а толку?
        В обычное время растительность на лице Игги, включая брови и ресницы, отсутствовала - не вписывалась в базовые концепты. Но за день до полета на Тренг опытный Добс сменил крем-депилятор на интенсив-лосьон «Коко Труди». Сизая щетина - воплощенная мужественность, можно сказать, воинственность. Волосы взлохмачены в художественном беспорядке номер семь. Лицо после вчерашнего чуть помято - замечательно! Косметики - ноль, не тот случай… Ну, разве что носогубные складки чуть глубже обозначим. И последний штрих - по капле флюоракса в каждый глаз. Теперь мрачный лихорадочный блеск обеспечен.
        Ну-ка, проверим…
        Из голосферы на Добса глядел суровый оп-ди-ду-да. Он был старше Игги лет на десять, потрепан жизнью, хмур с похмелья и готов свернуть шею голыми руками любому, кто придется ему не по нраву. Ей-ей, любому, от нерасторопного официанта до десятиметрового мегалозавра! В глазах бывалого парня - рейнджера, вернувшегося из джунглей - сверкали опасные искры безумия.
        - Котик, - Мира вернулась из ванной. - Где мои…
        И вдруг завизжала.
        II
        - Ты кто? Проводник?
        - Ну?
        - Это ты тарарам устроил, придурок?!
        Игги развернулся всем телом, так, чтобы говоривший хорошо рассмотрел тяжелую кобуру на поясе - и торчащую из нее рубчатую рукоятку «Ангстрема».
        - Кажется, ты назвал кого-то придурком, сынок? Повтори-ка, я не расслышал.
        И двинул челюстью, перебрасывая «черуту» из левого угла рта в правый.
        - П-простите, сэр, это я не вам… Игги?!! Ты?!
        - А это ты кому сейчас говоришь, сынок?
        Глюк судорожно икнул, попятился, щурясь: неужели все-таки обознался? Игги не выдержал, расхохотался в голос. Следом прыснула Мира, в восторге колотя хвостом по «таблетке» антиграв-табурета.
        - Купился!
        - Ну ты крут, Игги! Не признал!
        Хмыкнув, Игги выпустил в Глюка клуб дыма. Потертый камуфляж - специально не стал новьё брать - сидел на Добсе, как родной. Пояс-патронташ, подсумки, кобура с «Ангстремом» - имидж оп-ди-ди! Глюк в своей проклепанной куртке с черепами и гидрофобных штанах-«питонах» смотрелся на фоне приятеля жалким туристом. А люминесцентные патлы, торчавшие острыми «сосульками», и вовсе превращали Глюка в дешевого шута.
        Сказать по правде, Эрни М. Глюк был очень дорогим шутом. Король дюжины вирт-шоу, транслирующихся через гипер по всей Ойкумене, Глюк селезенкой чуял тренд и фокус-группу, доводя зрителей до оргазма. Купить такого на новое лицо - что в лотерею миллиард выиграть.
        - …А тарарам, Глючара, ты устроил. При моем участии…
        - Я?!
        - Память отшибло? Кто вчера алармы ставил?
        - О да, белые хозяева любят пошутить!
        В баре объявился Латомба, за ним, матерясь на пяти языках - Диззи с новой подружкой, имени которой Игги не мог запомнить, как ни старался. Последним топал человек-гора, толстяк Хью, рекордсмен поедания блинов на скорость. Он волочил за ремень антикварный лучевик с длиннющим стволом.
        - Хай, сволота! - рык Игги перекрыл общий гам. - А ну, встряхнулись!
        - В такую рань… - простонал Хью, маявшийся отходняком.
        Игги проигнорировал блиноеда:
        - Лат, сваргань-ка нам допинг! Прочистим мозги…
        - Нет проблем, большой бвана! Латомба все сделает.
        - И побыстрее!
        - Три минуты! Бвана будет доволен: мозги аж закипят…
        Чернокожий вудун Лат, как обычно, валял дурака. Стриптизер экстра-класса, он выступал на приват-вечеринках для миллионерш, потерявших вкус к жизни, и пресытившихся «звезд» эстрады. После его танца миллионерши, подвывая от вожделения, пускались во все тяжкие, а «звезды» давали благотворительные концерты в десантных частях. Были тому причиной вудунские хитромудрые штучки или личный гений Лата, Игги не знал. В любом случае, гонорары Латомбы не уступали его собственным.
        Гибкие, словно каучуковые пальцы нырнули в сферу кавтомата, сыграв пассаж. Из недр аппарата выехал поднос с семью чашками кофе - такого крепкого, что он был готов сплясать качучу. Латомба распылил над чашками щепотку остро пахнущего зелья, добавил гранулы, похожие на речной жемчуг, и перемешал кофе палочкой из слоновой кости.
        - Угощайтесь, бвана! Угощайтесь, бвани!
        Кофе отдавал горечью осенних листьев.
        Действие допинга Игги ощутил сразу. Мир распахнулся, наполнившись светом и звуками, оттенками и ароматами. Жизнь обрела резкость и глубину. В теле, игристым вином в бутылке, бурлила энергия - колючая, бесшабашная. Она требовала выхода. Вот-вот сорвет пробку - крышу? - фонтаном выплеснется наружу и пойдет куролесить!
        - Круто! - оценил Диззи, приплясывая.
        - Лата в президенты!
        - Спасибо, мудрый вождь! Латомба рад, что вождю понравилось!
        - Ну что, всех вставило?!
        Ответом был восторженный рев.
        - Оружие? Батареи?
        - Порядок!
        - А проводник? - заикнулся было Хью.
        - Дрыхнет, небось!
        - На хрена нам проводник?
        - Координаты в автопилот вобьем - моб сам долетит!
        - А на месте?
        - А что на месте? Сканер зверя засечет, а там знай, пали!
        - Сегодня мы завалим настоящего монстра!
        - Махайрода!
        - Тираннозавра!
        - Оп-ди-ду-да!
        - Мы всех завалим!
        - Вперед!
        В дверях возникла давка. Диззи бранился, его подружка визжала, хохотала Мира, Лат рассыпался в извинениях перед «храбрыми, но горячими бвана»… Гогочущий, вопящий клубок вывалился на свежий воздух и, распадаясь по дороге на отдельные тела, устремился к крытой платформе аэромоба.
        Глюк успел первым. Он уже вводил в автопилот координаты, сверяясь со своим коммуникатором.
        III
        Внизу, под аэромобом, бежали барашки волн. Зелень океана - и белые росчерки пены. Я прикоснулся к Вечности, решил Игги. Твою мать, я философ! Так было миллион лет назад, и так будет через миллион лет. Плевать, какие расы к тому времени будут населять Ойкумену, чего они достигнут, откроют и сотворят. Океан останется прежним: движуха на поверхности - и мрачняк глубин, где обитают жуткие твари.
        Жутких тварей на Тренге хватало. Планету открыли полвека назад, и ее биосфера свернула набекрень мозги яйцеголовым умникам. Такого разнообразия видов не было ни в одном из известных миров Ойкумены. Рай для биологов; рай для любителей сафари и экстрим-рыбалки.
        В уши ворвался грохот бласт-синта - Диззи врубил музон на полную катушку. «Последний альбом Мортал Макса,» - определил Игги. Еще бы не определить! Кто делал Максу сценический концепт? - он, Игги Добс. Трехслойный грим, меняющий лицо в поляризованном свете: злой пупс, киборг-убийца или мертвец разной степени разложения, в зависимости от освещения. Набор быстрорастущих париков, трико-«хамелеон», шляпа-трансформер… Это в занюханной древности визажист отвечал лишь за лицо клиента. Теперешний визажист - мастер на все руки. Лицо клиента - личность, единый стиль, а где личность, хо-хо, там и наличность…
        - Смотри, смотри! Там, под нами!
        - Где?
        - Да вот же! - Мира с трудом перекрикивала бласт-синт.
        - Ни черта себе!
        В глубине, под суматохой волн, скользила гигантская тень.
        - Метров семьдесят, клянусь!
        - Не медуз жрет, нет, не медуз…
        - Кажется, смелый бвана предлагал подводную охоту?
        - На фиг, на фиг, без меня!
        - Да выруби ты свою камнедробилку!
        Диззи внял: убавил громкость.
        - А на суше таких нету?
        - Справочник пишет: нет. Тираннозавры, максимум…
        - Такому тираннозавр - на один зуб!
        - Эй, земля! Впереди земля!
        Разлапистая туша острова росла на глазах. Прибой вскипал на скальных клыках бухты. Мнилось: исполин жадно пьет соленую воду, не в силах утолить жажду. Береговые утесы вздымались спинным гребнем дракона. Аэромоб набрал высоту, замедляя ход. За скалами начиналась буро-зеленая грива джунглей - она уходила к горизонту, желтея редкими проплешинами.
        - Ничего себе, островок!
        - На меньших стрелять некого, - Игги вернулся в образ бывалого охотника. - Мелюзга одна.
        - Как мы найдем добычу в этой чащобе?
        - Сканером…
        - Глюк, переходи на ручник и врубай тепловизор…
        Аэромоб тряхнуло. Подруга Диззи взвизгнула - обычная ее реакция на все раздражители мира. К счастью, Глюк быстро выровнял машину. Игги выбрался из кресла и, хватаясь за спинки, направился к пилотской кабине. Приятель нуждался в чутком руководстве. Еще напортачит чего… Прозрачность корпуса Глюк выставил на 100 % - идти по невидимому полу над зарослями, проносящимися внизу, было страшновато. Ускорив шаг, Игги плюхнулся в свободное кресло дубль-пилота. Сунулся в контрольную сферу сканера: так и знал! С настройками Эрни налажался. В глазах рябило от пунцовых точек и пятнышек: тепловизор старательно показывал всю живность, какая имелась в округе.
        От полевой мыши до бронтозавра.
        - Все, блин, самому делать надо, - вздохнул Игги. - Ты давай рули, а я сканерить буду. Сейчас фильтры выставлю…
        Он шумно потянул носом, принюхиваясь. Обоняние редко подводило Игги, а Глюк отличался редкой щедростью.
        - Будешь?
        - Давай.
        Приняв раскуренный косяк, Игги сделал пару добрячих тяг. Ну-ка, что у нас с фильтрами? Выставляем по размеру: все, что меньше двух метров - отсекаем! Пунцовых пятен в сфере стало на порядок меньше. Теперь был виден один крупняк. Эй, вот это зверюга! Игги дал приближение. Диплодок? Нет, не прикольно. Травоядный увалень, в такого и слепой не промахнется. Даешь хищников! Злых, опасных, увертливых. Чтоб уж трофей - так трофей!
        - Долго еще? - заворчал Диззи из салона. - Где наши монстры?!
        - Бвана хочет крови? Не терпится?
        - Когда стрелять будем?!
        - Глюк, бери левее. Там кто-то метется, как припаленный!
        Аэромоб заложил крутой вираж. С третьей попытки Игги поймал шуструю зверюгу в «захватник» сканера. Открыл суб-сферу в оптическом диапазоне, запустил компиляционное наложение. Программа знакомая, в визаж-модуле такая же…
        - Есть! Махайрод!
        - Где?!
        Игги сбросил изображение на большую сферу в салоне.
        - Глюк, жми!
        - Догоняй!
        - Дайте, дайте я его!
        Зверюга была - зашибись. Вытянутое от бега тело бугрилось чудовищными мышцами. Они перекатывались под желто-бурой шкурой при каждом стремительном движении. Четыре с лишним метра в длину, не считая короткого хвоста. Полтонны живого веса, если верить сканеру. При одном виде влажных от слюны клыков, выпиравших из-под верхней губы, по хребту Игги метнулись толпы мурашек. За кем гонится махайрод? Игги расширил обзор, вызвав крики возмущения в салоне, но никакой потенциальной добычи не обнаружил. Великий Космос! Если не за кем, то от кого эта тварь так мчится?! Игги прошиб холодный пот: ему страшно было даже представить, от кого может удирать махайрод! Однако погони тоже видно не было. Спустя пару секунд Игги от души расхохотался, хлопнув себя ладонью по лбу.
        Зверь удирал от аэромоба.
        Палить на лету по бегущему махайроду, целясь сквозь полог ветвей и лиан - гиблое дело. Высаживаться на пути хищника, чтобы встретиться с ним на земле - поищите дураков! Игги был знатным торчком, но не идиотом. На счастье, впереди, примерно в полукилометре, природа воздвигла естественную стрелковую трибуну - бурая россыпь валунов вокруг отвесных скал смахивала на друзу гигантских кристаллов, которую выперло из-под земли давним катаклизмом.
        - Обгоняй его и метись к тем скалам. Там развернись и зависни.
        Двигун надсадно взвыл, аэромоб дернулся, как норовистый конь. Игги с опозданием сообразил, что хищник после их маневра может рвануть в другую сторону, а то и повернуть обратно. Нет, обошлось. Махайрод ломился в прежнем направлении, не сбавляя хода.
        - Вруби автостабилизацию, чтоб нас не болтало. Открывай все, что можно. Нам нужен оп-ди-ду-да…
        - Кто?
        - Сектор обстрела!
        - Тут борта убираются, и крыша…
        - Убирай по пояс, чтоб не выпал никто. Хватай оружие, сволота!
        Зверь был уже рядом. В кобуре на бедре Игги висел «Ангстрем» с полным боекомплектом, но это для понта. На охоте надо палить из чего-нибудь длинномерного. Ага, вот и «Стрела»; между сиденьями завалилась. Игги едва успел снять ружье с предохранителя, как кусты на опушке с треском раздались, будто волны растительного моря - и оттуда сухопутным глиссером вылетел махайрод.
        - Огонь! - завопил Игги, бледнея от азарта.
        Поймав зверя в прицел, он надавил на спуск. Антикварный лучевик Хью полыхнул миниатюрной сверхновой. Взвизгнул импульсник в руках Миры. Треск разрядов, и валун под лапами махайрода оплавился, частично разлетевшись фонтанами каменной крошки. В кустах, как по волшебству, возникли изрядные прорехи. Зверь в панике прянул в сторону и подставил под выстрелы бок. Торопясь, почти не целясь, Игги всадил в клыкастую тварь с полдюжины зарядов. Срезанный в прыжке махайрод задергался в агонии. Кривые когти скребли край валуна, оставляя на камне глубокие борозды. А охотники все продолжали палить, не в силах остановиться.
        - Хватит! Готов уже! - орал Игги.
        Тщетно.
        - Вы от него мокрого места не оставите, придурки!
        Он охрип от крика, когда компания наконец угомонилась.
        - Видели? Как я его завалил!
        - Ты гонишь! Это я его!
        - Нет, я!
        - Я тоже попала!
        - Ага, когда он уже сдох!
        - А вот и нет!
        - Пошли, посмотрим!
        - Говорю, это я!
        Аэромоб посадили метрах в ста от убитого хищника. Ближе не позволяли скалы и осыпи. Прежде, чем покинуть машину, Игги бросил взгляд на голосферу сканера. Ничего крупного поблизости не наблюдалось. Но когда Игги ступил на шуршащую под ногами осыпь, сердце колотилось, как после двойной порции Латова кофейка. Ладони, сжимавшие «Стрелу», вспотели. Терзала идея-фикс: зверюга не сдохла, она лишь притворяется. Стоит подойти к ней на расстояние прыжка… Говорят, махайроды крайне живучи.
        Кто это говорил, Игги не помнил.
        - Он мертв, - шепнули в самое ухо.
        Добс дернулся, оборачиваясь. Рядом стоял Латомба. Против обыкновения, вудун не паясничал, за что Игги был ему благодарен.
        - Уверен? - так же шепотом спросил Игги.
        Латомба кивнул.
        - Ну, спасибо, утешил…
        И впрямь попустило. Если Лат говорит, значит, так оно и есть. Вудуны зверей чуют. Тут стриптизеру можно доверять на все сто.
        - …я ж говорил! Моя работа!
        Ногой, обутой в остроносый сапог, Диззи попирал косматую башку махайрода. От нажима страшные клыки хищника кончиками воткнулись в рыхлую землю. Зверь был огромен, но мертвый смотрелся жалко. Шерсть местами свалялась в грязные колтуны. Ярость угасла в желтых глазах, из пасти медленно стекала тягучая, вязкая слюна, мешаясь с кровью.
        И запах…
        Мира не выдержала, отвернулась. Вслед за ней - подруга Диззи.
        - Все видели? Моя отметина!
        Диззи ткнул стволом в дырку на шее махайрода, обрамленную глянцевым венчиком запекшейся крови.
        - Я сюда и целился! Наповал!
        Спорить Игги не хотелось, хотя он видел минимум пять отверстий в боку зверя, проделанных его «Стрелой». И еще одно, в груди - от импульсника Миры.
        - Шкуру попортили… - буркнул Хью.
        - На хрен шкуру! - взвился Диззи. - Главное, башка цела! Велю выделать чучело - и на стенку повешу. Цыпа, ты где? Иди сюда, Игги нас снимет! На память!
        Игги кивнул на махайрода:
        - Башку ему ты резать будешь? Ножик дать?
        - Я?! Твою мать! - до тугоумного Диззи наконец дошло. - Надо было проводника дождаться… Он бы и отрезал!
        - Твой трофей, - ухмыльнулся Игги. - Ты и режь.
        Глюк заржал молодым жеребцом, Лат расплылся в улыбке. Настроение улучшилось у всех, кроме возмущенного Диззи.
        - Становись к туше! Снимемся и летим дальше!
        - Все трофеев хотят!
        - Давай, не тормози!
        Диззи облапил подругу, тиская ей грудь. Хью нацелился камерой, вспыхнул контрольный индикатор - запись пошла. Крупный план в кадре сменился средним, захватывая часть джунглей…
        - Что за гадство! - Хью нахмурил брови. - Настройки полетели…
        IV
        Джунгли ожили; вернее, расслоились. В мешанине листьев, ветвей и лиан проступили зыбкие силуэты. Так бывает, когда сбоит голопроектор. Объемные фигуры превращаются в призраков, плоских, как лист оформительской пленки, и сквозь них просвечивает «задник».
        «Вот это меня вштырило! - восхитился Игги. - С чего бы?»
        Два призрака шагнули ближе, обретая материальность. Шесть суставчатых лап возносили выше человеческого роста раковину - глянцевый, витой, сильно наклоненный вперед конус. Раковины были наискось срезаны на концах. Из срезов, из темно-красной перламутровой глубины, словно мясистые опухоли, выпирала лоснящаяся, розовая масса. Если красота раковин приводила в восторг, то их содержимое - сухопутные моллюски - вызывало инстинктивное омерзение. Игги попятился, поднимая «Стрелу». Руки онемели, ружье грозило выпасть из пальцев. Воздух, горячий и влажный, комом блевотины застрял в глотке. Игги судорожно икнул - раз, другой. Приклад «Стрелы» ткнулся в плечо. Паук, подумал Игги. Моллюск. Паллюск, оп-ди-ду-да! Шестиногая дрянь в прицеле рябила, расплывалась. Неприятно подергиваясь, паллюск шел цветными пятнами. Из последних сил Игги боролся с икотой. Я промажу, знал он заранее.
        Однозначно промажу!..
        Студень паллюска дрогнул. Миг, другой, и на Игги уставились два жемчужно-мутных бельма. Они сидели на кончиках слизистых рожек. Вокруг бельм наскоро формировалось безволосое лицо - судя по чертам, вполне человеческое.
        Мое, хихикнул Игги. Чтоб мне сдохнуть, мое!
        Истошно завизжала подруга Диззи. Эхом взвизгнул импульсник Миры. Вспышка, и Игги, отчаянно заорав, тоже нажал на спуск.
        - Мое! - крик рвал горло. - Отдай мое лицо, мразь!
        Палец занемел, разряжая батарею ружья.
        - Ди-ду-да! Ди-ду-да, чтоб ты сдох!
        Рядом палили, визжали и матерились. Раковина ближайшего паллюска разлетелась на куски, обдав охотников гейзером белесой жижи. Остро, вызывая тошноту, запахло креветочным супом с цитронеллой. Суставчатые ноги твари разъехались, скрежеща когтями по камням; дымясь, останки рухнули наземь.
        - Есть! Мы ее завалили!
        Игги развернулся ко второму паллюску и ослеп, как от огня плазменной сварки. Не целясь, он выстрелил в этот огонь. Сквозь багровые, сводящие с ума круги он видел, что на него надвигается зеркало. В зеркале полыхало неистовое солнце Тренга, а за буйством плазмы проступало еще одно, смутно знакомое лицо. Мира, подумал он. Мира, лисичка моя! Они и тебя обокрали… Отшвырнув разряженный лучевик, рыдая от рези под веками, Игги бросился прочь, не разбирая дороги. Нога подвернулась, угодив в трещину между камнями, Добс упал, до крови ободрав колени, снова вскочил, не чуя боли - бежать, бежать!
        На карачках, на четвереньках; ползти…
        - Скалы! - надрывался с небес баритон Латомбы. - Все на скалы!
        Джунгли рождали все новых паллюсков. Они сияли на солнце, будто их облили жидким металлом. Отступая, Диззи и Хью продолжали стрельбу, но раковины-зеркала отражали лучи. Плавились камни, вспыхивали кусты и деревья. Впереди, в тридцати метрах от Игги, обогнав всех, взбирался на скалу Латомба. Распластавшись по камню, он перетекал с места на место, как клякса. Только кляксы обычно сползают вниз, а упрямец-стриптизер тёк вверх. Впервые в жизни прекрасно развитые мышцы Латомбы пригодились вудуну не для того, чтобы бесить гормонами мозги богатых климактеричек.
        За ним, подменяя ловкость страхом смерти, карабкались Глюк и обе девушки.
        Подруга Диззи добралась до плоского уступа. Привстала на цыпочки, ухватилась за жилистую, выглядевшую крепкой плеть скального вьюнка. Плеть лопнула, два вопля слились в один: сорвавшейся девушки и толстяка Хью. Подруга Диззи бестолково копошилась у подножия скалы, вытирая о плечо рассеченную до крови щеку. Она больше не кричала, только скулила, как покалеченная собака.
        Зато Хью орал, как резаный.
        Поздно, слишком поздно он внял совету Латомбы. Зазубренный коготь паллюска насквозь пробил икроножную мышцу толстяка. Хью корчился раздавленным слизнем и вопил благим матом, брызжа слюной. Он не видел, что сверху на него уставилось его собственное лицо, вылепленное из скользкой плоти. Паллюск изучал человека с любопытством энтомолога, насадившего на булавку редкого мотылька.
        Обернувшись на бегу, Диззи выстрелил. Луч полоснул по сочленению лапы, пригвоздившей толстяка, и срезал ее, словно ножом.
        - Оп-ди-ду! - бормотал Игги, взбираясь на скалу. - Оп-ди-да!
        Время от времени он выворачивал голову так, что в шее опасно хрустело. Не для того, чтобы узнать, далеко ли паллюски, гонятся ли они за беглым элит-визажистом. Игги Добсу было интересно. Интересно, долбись оно слоном!
        Хью ухватился за обрубок паучьей лапы, торчащий из окровавленной икры. С хриплым ревом толстяк вырвал пакость из раны. Вскочив, он с неожиданной резвостью заковылял прочь, оставляя за собой след, привлекательный для любого хищника. Впрочем, паллюск не стал гнаться за пожирателем блинов. Задрав раковину, тварь уставилась вверх. Там, на вершине скалы, приплясывал дуреющий от возбуждения Латомба. Зрелище заворожило паллюска. Псевдо-лицо Хью, далеко выдвинутое из раковины, заколебалось, подернулось рябью. Миг, и розоватая плоть сделалась темной, почти черной.
        На стриптизера глядела его копия.
        - Пляши! - взвыл Игги. - Пляши, Лат!
        И сорвался вниз.
        Перед глазами замелькали каменные сколы. Игги попытался за что-нибудь уцепиться, но только сорвал два ногтя на правой руке. Природный наждак с палаческим удовлетворением мазнул по лбу, и Игги оказался на исходной позиции: у подножия скалы. Он помотал головой, пытаясь избавиться от звона, но тот лишь переместился из одного уха в другое. Лоб отчаянно саднил. Забыв о паллюсках, Добс тронул его ладонью, взвыл от острой боли - и тупо уставился на пальцы, окрашенные красным. Охотничий костюм был изодран в клочья. К счастью, армированная ткань сражалась до конца. Если бы не прочность одежды, клочьями свисала бы сейчас кожа Игги.
        Сил для второй попытки не осталось.
        Паллюски разбрелись по округе. Двое - самые крупные, с лицами Игги и Миры - склонились над махайродом, заплевывая хищника в два рта. Чуть выждав, они вытянули губы трубочкой - дальше, еще дальше, пока рты не превратились в морщинистые хоботки - и присосались к туше. Еще один, мелкий, с раковиной, треснувшей по краю, лакомился останками своего же растрелянного приятеля. Искалеченный паллюск с физиономией Лата, за неимением иной поживы, высасывал содержимое из обрубка собственной лапы, валявшегося на земле. Остальные бродили вокруг, как бы в раздумьях, забыв о горе-охотниках. Звуки, которые издавали паллюски, странным образом напоминали человеческую речь. Игги даже показалось, что он разбирает свистящие и булькающие слова:
        - Завалилл… завалиллли…
        - …мрасссь…
        - Вшшштырилло…
        - Помогите! На помощь!
        Нет, понял Игги. Это не паллюски.
        Кричал Глюк, оседлав горбатый уступ. Король вирт-шоу склонился к коммуникатору, уткнувшись носом в ярко-алое мерцание сферы, активированной в аларм-режиме, и повторял призыв, как заклинание. В трех метрах выше, на вершине, рядом с упавшим на колени Латом, рыдала бледная, дрожащая Мира. Под ними, обходя паллюсков по широкой дуге, ковылял к джунглям Хью. Кровь из ноги толстяка продолжала течь, но Хью упрямо шел, пока не исчез за деревьями. Диззи нигде не было видно; его подруга, отчаявшись встать, ползла в сторону аэромоба. С такими темпами она добралась бы до цели к вечеру. От вида ее развороченной щеки Игги едва не сблевал.
        Один паллюск обернулся к Игги:
        - Сссдоо? Сдоооххни…
        - Ооп-ди, - поддержал второй. - Ду-ду-ддааа…
        Мертвыми пальцами Игги нащупал рукоятку «Ангстрема». Он еще колебался, не зная, что разумнее - стрелять в тварей или застрелиться самому - когда в зарослях раздался громкий треск. Из кустов выломился Хью, ковыляя заметно быстрее, чем раньше. Толстяк от кого-то удирал; от кого-то, кто пугал его больше отвратительных паллюсков. Тут с Игги случился краткий приступ deja vu. Джунгли за жирной спиной Хью расслоились во второй раз. Сквозь листву и плетеные занавеси лиан проступили зыбкие силуэты: много, больше десятка. Игги всмотрелся - и захрипел от рези в многострадальных глазах. Опушка полыхнула диким, убийственным пламенем; казалось, из кустов по Игги Добсу ударила батарея плазматоров.
        Паллюски проявили неожиданную прыть. Они кинулись к засевшим в джунглях стрелкам, стремительно сокращая дистанцию. Но добраться до врага тварям не удалось. Шквал огня смел их на бегу, отсекая паучьи ноги, разнося раковины в куски, выжигая из панциря склизкую плоть. Самый шустрый метнулся в сторону, но прожил лишь на секунду дольше остальных.
        Игги глянул на «Ангстрем», который держал в руке. Затолкать оружие в кобуру удалось с третьего раза. Он вытер о штаны ладонь, скользкую от пота и крови, встал и, спотыкаясь, направился к спасателям.
        - Где вы шлялись, дармоеды?! Нас чуть не сожрали!
        Молодой спасатель слушал Игги с каменным лицом.
        - Да ты знаешь, урод, кто я?! Ты в курсе, какая у меня страховка?!
        Спасатель не пытался вставить хоть слово в свое оправдание, и это доводило Добса до белого каления.
        - Ты должен на спутнике верхом сидеть! День и ночь! Бдить за мной, идиот! Я тебя по судам затаскаю! Всю твою сраную контору! По миру пущу! Будешь дерьмо жрать и ботинки мне лизать…
        Правый бок взорвался черной, оглушающей болью. В глазах потемнело. Игги хотел выдохнуть, но вместо воздуха, спекшегося в легких, его мучительно вывернуло желчью; и еще раз. Когда он наконец смог дышать, а тьма поредела, Игги обнаружил, что лежит, скорчившись, в луже паллюсковой слизи. Рядом с виском Добса качался с пятки на носок пыльный армейский ботинок.
        - …жаловаться, - простонал Игги. - Я иск подам…
        - Это ваше право, - согласился ботинок.
        - Кто вы… такой?
        - Курсант Тумидус, 17-е высшее военное училище либурнариев ВКС Помпилианской Империи. Четвертый курс, первая манипула. Личный номер 172843PQL. Запомнили, или вам записать?
        Оп, мертвея, понял Игги. Полный оп, и ди-ду-да. Помпилианцы! Чужая планета, безлюдный остров, кругом одно зверье… Ни адвокатов, ни телохранителей, ни просто свидетелей! Высший разум, лучше бы нас сожрали…
        - Вы знаете, где находитесь? - допрашивал неумолимый ботинок.
        - Н-на Тренге…
        - А точнее?
        Возьмут в рабство, сказал себе Игги. Точно, возьмут. Буду болтаться за хозяином до конца жизни. Безвольная кукла, живая батарейка. Сдохну на заводе или в ходовом отсеке галеры…
        - На острове… На острове Андин!
        - Вы уверены?
        - Да!
        - Вынужден вас разочаровать. Вы на острове Сколарис. Этот остров сдан Лигой в аренду Помпилии сроком на девяносто девять лет. Посторонним здесь находиться запрещено.
        - Глюк! - заплакал Игги. - Глюк, сволота… Ты вводил координаты?
        - Где ваш проводник? - ботинок отступил на шаг. - Представитель туркомпании?
        - Нету…
        - Ваш транспорт в порядке?
        - Наверное…
        - Гельвий, Секст! Окажите помощь раненым.
        V
        - Курсант Тумидус, вы идиот!
        - Так точно, господин дисциплинар-легат!
        - Вы - безмозглый кретин!
        - Так точно, господин дисциплинар-легат!
        - Вы - позор военно-космического флота Помпилии!
        - Так точно…
        Начальник училища замолчал, глядя на проштрафившегося курсанта. Марк стоял навытяжку и преданно ел глазами командира. Стройный, молодцеватый, широкоплечий; берет либурнария, согласно традициям абордажной пехоты, лихо сбит на затылок. Белокурый чуб, вырвавшись на волю из-под резинки берета, закрывал часть лба до левой брови. На лице парня читалось раскаяние - такое же искреннее, как обещание волка сделаться вегетарьянцем.
        Девки, подумал начальник. Дуреют, небось, девки-то.
        - Этот извращенец, - тихо сказал дисциплинар-легат Гракх, - эта слизь…
        И поправился:
        - Этот Игги Добс, которого вы оскорбили рукоприкладством - сам по себе он никто. Дрянь и сволочь. Но среди его клиентов встречаются люди с положением в обществе. Госпожа Ташри, старшая жена премьер-министра Нутарана, даже в сортир не ходит без консультаций своего стилиста. Вы слышали о патриархе Олоферне VI, Человеке-с-тысячей-обликов? Разумеется, слышали. Его святейшество - звезда желтой прессы. Тоже, кстати, Добсова работа. Поп-дивы, сенаторы, любовницы диктаторов и финансовых воротил… Как вы думаете, курсант Тумидус, что произойдет, если Добс начнет жаловаться? При его-то связях? Вольно! Я жду ответа.
        - Полагаю, что ничего особенного, - Марк расставил ноги на ширину плеч и заложил руки за спину, как велел устав. - Я бил господина Добса по корпусу. Даже если, вернувшись на базу, он зафиксирует побои в местном лазарете - будет трудно доказать, что это моя работа. В форс-мажорной ситуации Добс вполне мог удариться о камень или ветку дерева. Я не говорю о том, что он мог получить травму при контакте с опасным животным.
        - С опасным, значит? С животным?
        - Так точно!
        - Насчет животного вы правы, курсант…
        Начальник училища прошелся по палатке. В жилом офицерском корпусе, расположенном за медблоком, у дисциплинар-легата были три комнаты, которые большую часть времени пустовали. Гракх предпочитал палатку; здесь он ночевал, здесь проводил совещания, благо место позволяло. На груди начальника поблескивали орденские планки, тугой воротник мундира был скреплен посередине Глазом Бури I степени - наградой за личную храбрость в бою. Иногда, в минуты слабости, Гракх думал, что рукопашная - детский лепет в сравнении с педагогической деятельностью.
        - Я видел записи со спутника, - он встал у «бойницы». Металлизированная ткань палатки в этом месте была прозрачной. Блики солнца играли на глянце планок. - Лицо вашего… м-м-м… вашего протеже, курсант Тумидус, носило явные следы повреждений. Царапины, ссадины, кровоподтеки. Вы готовы прокомментировать?
        - Так точно, господин дисциплинар-легат! - Марк снова вытянулся в струнку. - Спасаясь от хищников, господин Добс был крайне неуклюж. Если вы видели записи со спутника, вы могли убедиться в этом сами. Когда же я… э-э… вступил с господином Добсом в физический контакт, мы находились в тени скалы. Там есть такой козырек… Короче, в данном случае спутниковая съемка вряд ли даст конкретный результат. Наш разговор с господином Добсом был сугубо конфиденциальным.
        На столе запиликал уником. Дисциплинар-легат взмахнул рукой, позволяя системе наблюдения считать код его личной татуировки. Миг, и над уникомом всплыла сфера локальной связи. В «пузыре» смешно колыхалась голова Сергия Туллия, обер-манипулярия медицинской службы. Связь барахлила, нос Туллия то сползал на щеку, то раздваивался на два хоботка.
        - Инъекции, - сказал медик. - У меня все готово.
        - Хорошо, - начальник училища кивнул. - Ждите, Туллий. Я приказал вести четвертый курс к вам. Курсант Тумидус подойдет отдельно, чуть позже. У нас с ним частная беседа.
        - Четвертый курс уже у меня, - сварливо бросил медик. Нос Туллия стабилизировался, зато левый глаз начал аритмично подмигивать. Казалось, медик на что-то намекает. - У них сегодня первая «офицерская». Я хотел напомнить, что вакцина в распечатанном состоянии нестабильна. Пусть курсант Тумидус не опаздывает. Вы же в курсе, Гракх…
        - Я в курсе. Не торопите меня, Туллий.
        - Вы его что, разносите? Едите поедом, ставите клизму? Хорошее дело. Скажите, пусть в следующий раз бьет по почкам. Это я вам говорю, как врач…
        - Туллий!
        - Все, все…
        Сфера погасла. Гракх бросил быстрый взгляд на курсанта. Тот превратился в камень, в мраморную статую - хоть сейчас ставь перед Академией генштаба. Лишь уголок рта дрожал, выдавая мучительную борьбу со смехом.
        - Зря, курсант Тумидус, - Гракх сел к столу. - Зря веселитесь. Разумеется, я мог бы наказать вас. Но мы оба понимаем: наказание - шар в пользу Игги Добса. Если я наказываю вас, значит, вы заслужили, и он прав.
        - Разрешите обратиться, господин дисциплинар-легат?
        - Обращайтесь, курсант.
        - Вы без проблем можете найти сотню нейтральных причин для наказания. Прикажете идти на гауптвахту?
        - Нет, не прикажу. По большому счету, вы заслуживаете поощрения за спасение этих придурков. Я хотел сказать, за спасение группы туристов, попавших в экстремальную ситуацию. И все же… Учитесь сдержанности, Марк. Я старше вас, я знаю, что говорю. Уверен, то же самое вам сказал бы ваш дядя, гард-легат Тумидус…
        Дисциплинар-легат осекся, понимая, что брякнул лишнего. Он видел, как изменилось при его словах лицо курсанта. Казалось, парню без предупреждения отвесили оплеуху. С дядей Марка, гард-легатом Гаем Октавианом Тумидусом, Гракх учился в академии, после чего участвовал в ряде кампаний. Домой легат Тумидус вернулся кавалером ордена Цепи и малым триумфатором, а легат Гракх - кавалером Глаза Бури. И что? У судьбы есть чувство юмора: она сама шутит, сама и смеется. В данный момент Тумидус-старший решением сената Помпилии лишенный чинов, званий и наград, считался предателем Отечества и врагом помпилианского народа - по причинам, о которых начальник училища предпочел бы не вспоминать.
        Уверен, подумал он, парень пошел во флот из-за дяди. В детстве восхищаться бравым героем, лихим воякой, образцом для подражания, чтобы в юности узнать: твой герой - изменник… Чего ты больше хочешь, курсант Тумидус? Стать таким, как дядя в минуты его триумфа - или искупить дядину вину? И то, и другое - глупость. Впрочем, сейчас ты этого не поймешь. Даже начни я вколачивать это тебе в мозги со всей флотской прямотой - нет, не поймешь. Годы твои не те, чтобы понимать. Гракх знал, что отец Марка, видный энергетик Октуберана, был категорически против решения сына стать офицером. И дед, в прошлом - известный артист цирка, возражал как мог. Что ж, парень, упрямства тебе не занимать. Характер - оружие; главное, не стрелять по своим…
        - Скажите, курсант, - начальник училища забарабанил пальцами по пластику столешницы. Дурная привычка: Гракх всегда начинал барабанить, затрагивая в разговоре скользкие темы. Наверное, поэтому остался холостяком. - Почему вы решили стать либурнарием? Я имею в виду, почему именно абордажная пехота? Если вы хотели посвятить жизнь военному флоту, вы могли бы стать связистом, пилотом истребителя… Десантником, наконец! Абордажная пехота, скажу вам прямо, не самый популярный род войск…
        Посвятить жизнь, подумал Гракх. Штамп из агитки.
        Кажется, я все испортил.
        - Основой энергетической независимости Великой Помпилии, - Марк выкатил грудь колесом, барабаня как по писаному. Глаза парня превратились в оловянные пуговицы, - является рабовладение. Страна нуждается в притоке новых рабов. Абордажная пехота, чьей задачей и почетной миссией является захват живой силы потенциального противника…
        - Отставить, курсант.
        Гракх смотрел на Марка до тех пор, пока молодой человек не опустил взгляд. Такие поединки дисциплинар-легат научился выигрывать с давних пор, еще когда был молодым обер-центурионом с тремя орлами в петлицах.
        - То же самое вы говорили на собеседовании, подав заявление с просьбой принять вас в наше училище. Эти слова повторяют все будущие курсанты. Проклятье! Я заучил их назубок. Они снятся мне по ночам. Это правильные слова: и по форме, и по содержанию. Но я хотел бы услышать вас, курсант Тумидус, а не профессионального идеолога, мастера составлять брошюры «Служу Отечеству!». Вы удивлены?
        Марк пожал плечами:
        - Мне нечего добавить, господин дисциплинар-легат. Энергетика нашей расы базируется на использовании рабов. Обеспечивать рост их количества - функция абордажной пехоты. Да, невольничьи рынки. Да, варварские царьки, меняющие подданных на бусы и лучевики устаревших моделей. Но либурнарии берут рабов по-нашему, по-помпилиански - в бою. Как и тысячи лет назад. Если я хочу служить во флоте, мое место на либурне.
        Отец, подумал Гракх. Я чую след отца. Парня хотели сделать энергетиком, отцовским преемником; позже, когда парень удрал во флот, отлучили от дома. Теперь курсант Тумидус - отсюда, за тысячи парсеков от Октуберана! - доказывает отцу, что в какой-то мере следует заветам родителя. Вряд ли он сам это осознает, и тем не менее… След дяди виден еще ярче. Надеюсь, парень перерастет дурацкий комплекс - служить искупителем. Иначе ему будет трудно. У нас, военных, хватает своих неврозов, чтобы тащить еще и чужие.
        - По плечу ли ноша? - спросил Гракх.
        Марк улыбнулся:
        - Мой дед однажды сказал: «Важен не вес. Важно, кого несешь.» Я запомнил.
        Проникая в «бойницы», солнце расчерчивало пол палатки на длинные прямоугольники. Молчал уником - с укоризной, словно медик Туллий напоминал: «Пусть курсант Тумидус не опаздывает. Вы же в курсе, Гракх…» Вдалеке, за периметром лагеря, раздался рев зверя - и смолк.
        - Вернемся к спасению туристов, - сказал дисциплинар-легат. - Значит, козырек? Вы были в тени скального козырька?
        - Так точно!
        - Вас не могли заснять со спутника?
        - Так точно!
        - Лицо Игги Добса к тому времени уже носило следы повреждений?
        - Так точно!
        - И ты, болван, ударил его в печень? Туллий, клистирная трубка, тоже хорош - по почкам… Чем ты думал, позор военно-космического флота?!
        - А куда надо было бить, господин дисциплинар-легат?
        Гракх молчал. Молчал и Марк.
        В глазах курсанта медленно возникало понимание.
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (двадцать два года тому назад)
        Раньше в цирках убивали.
        Ну да, в седой древности. И что? Умелые бойцы вставляли друг дружке меч в печень. Еретиков жрали львы. Детей еретиков - леопарды. Метатели ножей демонстрировали свое мастерство на приговоренных к смерти. Врагов народа - особая честь! - рвали на части упряжками коней. Публике нравилось, публика хотела еще.
        В паузах выходили клоуны.
        Это свойственно человеку. После острого тянет на кисленькое. После смерти - на смех. Клоуны кувыркались, обменивались пощечинами, ездили задом наперед на деревянных лошадках. Случалось, срывали аплодисменты. Насмеявшись вдоволь, публика гнала клоунов прочь.
        Возвращалось время клыков и крови.
        Сейчас, тысячелетия спустя, я не думаю, что многое изменилось. Глядя на акробата, творящего чудеса под куполом, партер с замиранием ждет: когда же он сорвется? Хлопая укротительнице, смиряющей тигра, ряды втайне надеются, что однажды хищник вспомнит, кто он, и превратит красотку в сочную отбивную. Люди не злы, о нет! Просто чужая смерть - лучшее в мире зрелище. О ней можно вспоминать годами, чувствуя собственную значимость. Рассказывать друзьям и близким: помнится, имел я удовольствие видеть…
        В паузах по-прежнему выходят клоуны.
        В паузах между надеждой, от которой пахнет кровью, и надеждой, в которой звучит похоронный оркестр. Вся история Ойкумены - эта надежда, которая сбывается чаще, чем хотелось бы, и клоуны в паузах.
        И не говорите мне, что я - мизантроп.
        Просто я не сразу стал клоуном.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Внук, - сказал Луций Тумидус со счастливой улыбкой.
        - Сын, - сказал Юлий Тумидус.
        - У меня родился внук.
        - У меня родился сын.
        Мужчины переглянулись. Строгий, сдержанный Юлий - двубортный пиджак, белая сорочка, тугой узел галстука. Раскованный, свободный в движениях Луций - клетчатая рубашка расстегнута до пупа. Ничего общего. Семейное сходство раскопал бы, пожалуй, лишь археолог, мастер восстанавливать кувшины по черепкам.
        Дед достал флягу.
        Отец покачал головой: не здесь.
        Пожав плечами, дед сделал глоток.
        Без одобрения глянув на Луция, Юлий тронул пульт связи. Миг, пока запрос обрабатывался, и стена перед мужчинами растаяла, открыв палату с роженицей. Валерия кормила малыша грудью. Головка ребенка лежала на сгибе материнской руки; пальцами свободной руки женщина легко проводила по щеке сына, ближе к губам, стимулируя сосательный рефлекс. Она знала, что за ней наблюдают - информателла оповестила роженицу, кто находится в «комнате свиданий» на первом этаже - и нисколько не смущалась этим. Захоти Валерия Тумидус избавить себя от контактов с семьей, она бы сделала это без труда. Одно слово возражения, и связь мгновенно прервется.
        «У нас рожают королевы!» - девиз Родильного дворца № 1 Управления здравоохранения Юго-Восточного админокруга города Нум, планета Октуберан. Стоимость услуг - продай звездолет, роди сына. Впрочем, семья Тумидусов жила в достатке. Они могли позволить себе солидный контракт на ведение беременности.
        - Дорогая, - Юлий откашлялся. - Я счастлив сообщить…
        И замолчал.
        Валерия тихонько засмеялась, стараясь не потревожить ребенка. Она знала, как муж умеет выражать свои чувства словами.
        - Хорошая грудь, детка, - Луций отсалютовал невестке флягой. - Поверь старику, у меня большой опыт. Когда мой скромный сын уйдет, я расскажу тебе про одну крошку с Хиззаца. Высший разум, что мы вытворяли! Юлий, заткни уши, тебе рано слышать о таком. А может, поздно…
        И подмигнул.
        - Отец! - возмутился Юлий, багровея.
        - Не смешите меня, - сказала Валерия. - Вы мешаете кормлению.
        На щеках ее играли очаровательные ямочки.
        - Я назову его Марком, - Юлий все не мог успокоиться. Поведение отца он считал возмутительным. - В честь моего деда.
        - Марком Каем, - поправила Валерия. - Мы назовем его Марком Каем. У меня тоже есть дед, дорогой.
        - В честь живых не называют, - возразил Юлий. Он полагал себя тактичным, но прямым человеком. - Хотя… Пусть будет по-твоему. Марк Кай Тумидус - звучит неплохо. Как ты думаешь, отец?
        - Отлично звучит, - согласился Луций. - Я уже люблю этого парня. Я любил бы его, даже если его звали бы Диджестив Карпалахендра. У нас был эквилибрист-эксцентрик с таким именем.
        - Папа!
        - Что - папа? Ты не любишь эквилибр, Юлий?
        Валерия снова засмеялась. Приподняв ребенка, она дождалась, пока маленький Марк срыгнет, вытерла ему рот - и снова уложила рядом с собой.
        - Кого он у тебя оторвал? - деловито осведомился Юлий.
        - Восемнадцатого, - ответила Валерия.
        - Ты уверена?
        - Разумеется, дорогой.
        - Я распоряжусь, чтобы восемнадцатого пометили.
        - Конечно, дорогой.
        Не прерывая визуальной связи с палатой, Юлий достал уником. Пальцы его тронули сенсоры. Вскоре в голосфере всплыло лицо дежурного по 2-й городской энергостанции. Дежурный жевал - вызов застал его во время обеденного перерыва.
        - Это я, - сказал Юлий. - У меня родился сын.
        - Мои поздравления! - дежурный вытер рот салфеткой. - С вас причитается!
        - Велите пометить раба номер восемнадцать, принадлежавшего моей жене, Валерии Тумидус. Теперь он принадлежит моему сыну, Марку Каю Тумидусу. Остальные распоряжения я сделаю позже.
        Дежурный наклонился вперед:
        - Ресурс восемнадцатого исчерпан на 87 %. Имейте в виду…
        - Насколько его хватит?
        - Около двадцати месяцев в обычном режиме использования. В режиме «экстра» - три месяца. В экономичном режиме…
        - Достаточно. К тому времени я позабочусь, чтобы мой сын обзавелся свежими, более энергоемкими рабами. На курсах молодых отцов меня предупреждали об этом…
        Юлий не был молодым отцом. Младенец Марк, первенец четы Тумидусов, родился поздним ребенком. В остальном Юлий, главный инженер 4-го окружного энергокомплекса, куда входила и 2-я городская станция, сказал правду. Мужчина-помпилианец и без курсов отлично знал, что своего первого раба ребенок отрывает у матери, во время родов. В утробе дитя воспринимает себя и мать, как единый организм, а рабов матери, как своих собственных. Клеймо плода - пси-орган, итог эволюции помпилианской расы, дающий возможность превращать свободных людей в рабов, в безвольный придаток хозяина - дремлет, подавленное материнским клеймом. Если беременная женщина страдала тяжелыми неврозами или была психически неуравновешена, случалось даже, что клеймо матери целиком поглощало клеймо плода, и ребенок рождался рабом. К счастью, такие чудовищные отклонения были редкостью. Наблюдение опытных врачей за течением беременности позволяло предвосхитить трагедию и заранее принять необходимые меры. В обычной ситуации при отсечении пуповины - разрыве прямого контакта с матерью - младенец в состоянии стресса, нуждаясь в рабах, как в воздухе
или питании, хватался за тех рабов, что принадлежали матери, и отрывал одного, присваивая его себе. Процесс этот был болезненным для роженицы, но не слишком. Главное, что мать сразу определяла, какого именно раба присвоил себе ее малыш.
        Первый вдох; первый рывок клейма. Это называлось: «хватательный альфа-рефлекс». Для помпилианца - естественный, как рефлексы вздрагивания, зевания или кашля.
        Слабый, испуганный ребенок хватался за слабого раба. Ресурс добычи, как правило, был исчерпан на 70 - 90 %. Запасы внутренней свободы, перерабатываемые на станциях Великой Помпилии в энергию, у «детских» рабов не могли быть велики - иначе младенец с едва проснувшимся, вышедшим из-под материнской опеки клеймом не справился бы с объектом захвата. По мере взросления сына или дочери родители приводили к детям более энергоемких рабов - тренируя юные клейма, выводя их на полную мощность.
        Приводить к подросткам свободных, не знавших рабства людей начинали с тринадцати лет. Иногда - раньше, если на то были рекомендации врачей и психологов.
        - Дежурный прав, дорогой, - вмешалась Валерия. - Доктор Целия сказала мне, что клеймо нашего сына чуточку недоразвито. Нет повода для беспокойства, сказала она. Большинство сильных клейм в начале жизни проявляет себя точно так же. Доктор Целия рекомендует провести повторный захват, выбрав раба с ресурсом в районе 70 - 75 %. Это стимулирует…
        - Я понял, - перебил жену Юлий. Ему не понравилось, что Валерия вслух признала правоту дежурного, а значит, ошибку Юлия. - Когда можно провести повторный захват? Так, чтобы не повредить тебе и нашему Марку?
        - Доктор Целия говорит, когда угодно. Как только раб будет здесь, она придет контролировать захват. Доктор Целия - опытный врач, я в ней уверена.
        - Как ты себя чувствуешь, дорогая?
        - Отлично.
        - А наш сын?
        - Спит. Он такой милый, когда спит.
        - Может, лучше провести повторный захват, когда он проснется?
        - Доктор Целия сказала, что это непринципиально. Поступай, как знаешь, дорогой.
        - Хорошо.
        Юлий повернулся к сфере. Голова дежурного была повернута к нему затылком. Тарелка грибного супа с тефтелями занимала дежурного много больше, чем проблемы новорожденного Марка Кая Тумидуса.
        - Я выведу наружу своего раба номер тридцать пять, - раздраженно бросил Юлий. Его всегда раздражало, когда кто-то ел в его присутствии. То, что дежурный находился на другом конце города, ничего не меняло. - Предупредите, чтобы его выпустили без проблем. Какой у тридцать пятого ресурс? По-моему, 72 %…
        - Семьдесят один с половиной, - уточнил дежурный, скосив глаз на уником. Речь его была невнятной из-за набитого рта. - Не беспокойтесь, я распоряжусь. Я могу закончить обед?
        - Приятного аппетита. Благодарю за содействие.
        И Юлий отключился.
        - Таким тоном, - вмешался Луций, помахивая наполовину опустевшей флягой, - желают сдохнуть от пищевого отравления. Надеюсь, у него крепкий желудок. Юлий, сын мой, не нервничай по пустякам. Валерия, солнышко! Как он сделал тебе сына, этот зануда?
        - Сделал, и неплохо, - засмеялась Валерия.
        Далеко отсюда, на минус девятом этаже 2-й городской энергостанции, человек с пустыми глазами убрал руки от контактных пластин трансформатора. На рукаве его серой робы была нашита желтая полоска с номером «35». Под номером располагалась надпись: «Принадл. Ю. С. Тумидусу». Человек с пустыми глазами вышел из зала, где сидело полторы сотни таких же, как он, миновал длинный коридор и вызвал лифт. Поднявшись на нулевой этаж, он подошел к дверям, ведущим на улицу, и замер. Луч сканера мазнул по нашивке; миг, и двери открылись. Дежурный не соврал - суп с тефтелями не помешал ему отдать распоряжение на вахту. Человек с пустыми глазами прошел на стоянку аэротакси и сел в свободную машину.
        «Принадлежу Юлию Сергию Тумидусу, - голосом блеклым, как небо над голыми, облетевшими деревьями, сказал он. - Следую в Родильный дворец № 1 Управления здравоохранения Юго-Восточного админокруга. Оплата рейса по безналичному расчету. Номер кредитной карты «Romul»: 3498-75А-740Е9-31. Спасибо, у меня все.»
        Шофер не обернулся. Такси взмыло в воздух, сделало круг над комплексом и умчалось на юго-восток. Через восемнадцать минут в банке «ИнтерКассий» со счета Юлия Тумидуса было снято три сестерция и два асса в пользу транспортной компании «Ветерок».
        - Ты пошляк, отец, - сказал Юлий, нимало не заботясь оплатой такси и человеком с пустыми глазами. Пси-поводок, с помощью которого он управлял рабом номер тридцать пять, действовал рефлекторно, не нуждаясь в сознательном участии хозяина. - Мне больше нравилось, когда ты работал наездником. Почему ты перешел в клоуны? Ты мог остаться руководителем группы…
        - Возраст, - отмахнулся Луций. - Проклятые годы.
        - А для клоуна ты что, молод?
        - Пока я клоун, я молод. Хочешь, я забабахаю тебе братика?
        - Мама умерла три года назад, - сухо ответил Юлий.
        - Есть куча юных курочек, готовых приласкать старого клоуна. Это нос у меня накладной. А все остальное - натуральное. Если бы не моя врожденная порядочность, я бы давно отбил у тебя жену. Не так ли, Валерия?
        Юлий с осуждением взглянул на отца. Он был уверен, что отец нарочно злит его. Дразнит, выводит из равновесия. По природе не склонный к сильным чувствам, Юлий не замечал, что прячет Луций за клоунской маской. Возраст? - Луций Тумидус перешел из наездников в клоуны сразу после того, как узнал о болезни жены и услышал от врачей: «Безнадежно…» С другой стороны, даже сопоставь Юлий эти факты - он все равно не понял бы поступка отца, и не увидел бы в нем ни малейшего смысла.
        - Ты неисправим, - вздохнул Юлий.
        И ослабил узел галстука, что в его представлении о приличиях граничило с танцем на столе.
        Повторный захват прошел успешно. Во время захвата Валерия помогала сыну, стимулируя клеймо маленького Марка - точно так же, как раньше поглаживанием стимулировала сосательный рефлекс. Доктор Целия сказала, что для беспокойства нет причин.
        Человек с пустыми глазами вернулся на станцию и сел к трансформатору. Вечером на его робе сменили нашивку. Теперь там стояла цифра «2» и надпись: «Принадл. М. К. Тумидусу». Номер «1» значился на нашивке другого человека с пустыми глазами - того, который до рождения Марка принадлежал Валерии Тумидус, в девичестве Альфен.
        Глава вторая.
        Первая офицерская, или Сбор ботвы в полевых условиях
        I
        - Садитесь, курсант. Нет, не сюда. В седьмое кресло…
        - Слушаюсь, господин обер-манипулярий!
        - Застегните манжеты.
        - Разрешите обратиться! В манжетах нет никакой…
        - Отставить, курсант. Застегните манжеты: ручные и ножные. Воротник я зафиксирую сам. И можете без чинов. Обращение «доктор» меня вполне устроит…
        Вздохнув, Марк сел в кресло. Палец коснулся сенсора, и рука успела вернуться на подлокотник за миг до того, как из пазов выползла манжета. Запястья и щиколотки обвили черные, лоснящиеся змеи, подмигивая глазками-огоньками. Кроме сбора данных о состоянии здоровья - пульс, частота дыхательных движений, артериальное и внутричерепное давление, анализ крови - манжеты надежно удерживали Марка на месте, не позволяя делать резких движений.
        Прежде чем зафиксировать воротник, удерживающий голову курсанта, доктор Туллий сменил музыку. В медбоксе, пожалуй, не бывало ни минуты тишины. Лютневые и флейтовые концерты, сонаты для клавесина, скрипичные дуэты… Над этой странностью доктора потешалось все училище, но за глаза. Шутникам, рискующим подпустить Туллию шпильку, доктор спокойно разъяснял, что под флейту даже коровы лучше доятся. Каким-то чудесным образом с этого момента все процедуры становились для шутников очень болезненными. Обычная проверка коленного рефлекса превращалась едва ли не в удаление зуба мудрости уличным цирюльником из нищих кварталов Раджамудры.
        - Давит. Слишком тесно…
        - Потерпите, курсант.
        - Зря вы это, доктор. Я давно привык к вашим инъекциям.
        - К обычным - да. Сегодня у вас первая «офицерская», и хватит пререкаться. Если бы вы явились ко мне на полчаса раньше, увидели бы, что я фиксировал на креслах весь ваш героический курс. И каждый считал своим долгом спорить со мной до хрипоты. Такова инструкция, и закрыли тему.
        Над камерным оркестром всплыл тенор - 6-я кантата Мамерка. Под ликование певца доктор Туллий закончил возиться с воротником. Теперь голова Марка была неподвижна, удерживаемая на месте парой лент: шейной и лобной. Взгляд курсанта Тумидуса пылал укоризной, но доктор лишь подмигнул в ответ. Он прекрасно знал, как реагируют его соотечественники, в особенности - военные, на ограничение личной свободы. Собственно, эта реакция и была причиной того, что курсанты пять лет сидели на инъекциях, готовясь к службе.
        - Первый укол неприятный. Потерпите.
        - Вы, доктор, прямо как с ребенком…
        Не договорив, Марк напрягся. Игла, выскользнув из левой манжеты, впрыснула в вену порцию вакцины, и Марк сразу почувствовал это. Слова Туллия оказались чистой правдой: чтобы вытерпеть боль, пришлось сцепить зубы. Офицерская, подумал Марк. Первая офицерская. Это не инъекция, это орлы в моих петлицах центуриона. Один или даже два орла, если повезет. Клювы и когти; терпи, парень, сказал бы дед. Терпи и улыбайся.
        Улыбается, подумал доктор Туллий. Юноша с характером.
        - Как вы себя чувствуете, курсант?
        - Отлично, господин обер-манипулярий!
        - Ну и ладушки…
        В петлицах Сергия Туллия, придя на смену орлам, сверкали одинокие молнии. Сказать по правде, доктор был молод для чина обер-манипулярия. Но у медиков продвижение по служебной лестнице шло быстро. Конкурировать с ними в этом плане могли разве что пилоты-истребители. Шесть месяцев назад, собирая материал для диссертации, Туллий подал рапорт о переводе с Октуберана на Тренг, в училище либурнариев. Меняя теплое местечко в лаборатории вакцин и сывороточных препаратов на хлопотную должность врача-адаптатора, Туллий знал, что делает. Новая «офицерская» вакцина, позволяющая сократить срок инъекций в полтора раза, была его детищем. Год-другой на краю Ойкумены? - пустяк, когда можешь пощупать результат руками.
        - Вы меня слышите, курсант?
        - Так точно…
        - Как вы себя чувствуете?
        - Все в порядке…
        На лбу Марка, выдавливаясь из-под фиксирующей ленты, выступила испарина. Реакция нормальная, отметил Туллий. Он учел подергивание сомкнутых век и движение глазных яблок под ними. Аналогичным образом курсанты-первогодки реагировали на первую «солдатскую», также болезненную инъекцию.
        - Вы что-то видите?
        - Никак нет…
        Любая армия - это подчинение, думал Туллий. Копья и плазматоры, мечи и лучевые ружья, штурм крепости и захват орбитальной станции - принцип не меняется. Приказ; выполнение приказа. Безусловное, безоговорочное подчинение нижестоящих вышестоящим. В сущности, облегченный аналог рабства - как его понимали испокон веков. Нам, помпилианцам, повезло - управление рабами у нас в крови. Нам, помпилианцам, не повезло - у нас в крови управление, но не подчинение. Тут на помощь приходит химия. Нет спасения, кроме химии, и я, Сергий Туллий, слуга ее.
        Он тихонько засмеялся.
        Туллий никогда не подвергался инъекциям, подобным той, какая сейчас бродила в венах курсанта Тумидуса. Даже во время боевых действий медслужба подчинялась командованию в обычном режиме - приказы озвучивались вербально или передавались по коммуникационным сетям. Но либурнариев - как все рода войск, ориентированные на прямой контакт с противником - готовили к иному подчинению: ослабленному рабству. Связь такого рода, когда командир чувствовал бойцов, как единый организм, не смущаясь расстоянием, и мог отдать приказ волевым посылом, была незаменимой в полевых условиях.
        Фактически речь шла о частичном клеймении: от 3 % у офицеров до 10 % в максимуме у нижних чинов.
        Вся сущность помпилианца протестовала против этой формы взаимоотношений. Доводы разума не служили вескими аргументами для физиологии, вышколенной веками эволюции. Едва командир пытался взять солдат под контроль своего клейма, он сталкивался с рефлекторным сопротивлением чужих клейм. Более того, у командира возникали дополнительные трудности. Его собственное клеймо не могло взять в толк, что значит частичное рабство. Клеймо честно пыталось довести дело до конца, превратив солдат в полных, абсолютных рабов, а командира - в их хозяина. Возникал конфликт, где победа любой из сторон означала поражение для вооруженных сил Помпилии.
        - Повторяю вопрос, курсант: вы что-то видите?
        - Да.
        - Что именно?
        - Равнина. Снег. Пять солдат.
        - Кто они?
        - Я.
        - Все, как обычно?
        - Да.
        - Очень хорошо. Попробуйте расслабиться…
        На первых двух курсах будущие либурнарии учились подчиняться. Инъекции подавляли протест личных клейм, позволяя старшим офицерам училища - опытным, подготовленным командирам - взять курсантов под контроль. Со временем нужда в инъекциях делалась меньше - психика адаптировалась, частичное рабство входило в привычку, не вызывая сопротивления. К четвертому курсу либурнарий переходил на следующую ступень. Теперь его учили командовать другими людьми, строго дозируя мощь клейма. «Офицерские» инъекции служили незаменимым подспорьем, стимулируя выработку особых гормонов.
        - Что делают солдаты, курсант? Те, которые вы?
        - Строятся…
        - Опишите строй!
        - Две шеренги по два человека, и один - впереди…
        Норма, отметил Туллий. Первая «офицерская», провоцируя активизацию клейма, создавала у объекта вторичный эффект Вейса, иначе «срыв шелухи». Помпилианцы редко сталкивались с раздвоением реальности на ментальном уровне - только когда брали кого-то в рабство или отпускали на свободу. В такие моменты представитель помпилианской расы видел себя, как пятерку легионеров, а будущего раба - как пленника, которого клеймили раскаленным железом.
        Сейчас, при отсутствии потенциального кандидата в рабы, рассудок курсанта Тумидуса «держал строй» - пускай строй был лишь плодом воображения. Если строй нарушался, и это происходило несколько раз подряд, курсант считался непригодным для несения воинской службы в качестве офицера.
        - Я… Больно!
        Марк дернулся. Доктор ясно услышал скрип зубов. Тело курсанта напряглось, на шее вспухли вены. Не открывая глаз, Марк пытался порвать манжеты - вряд ли осознавая, что делает.
        - Держите строй, курсант!
        - Я…
        - Держите строй! Это приказ!
        - Так точно…
        Норма, еще раз отметил Туллий, глядя, как расслабляется тело курсанта. Такая вспышка была в порядке вещей. Двадцать минут назад Туллий имел удовольствие наблюдать ее у целого курса. Вот если бы вспышки не было… Доктор обождал еще с минуту - и, когда Марк окончательно успокоился, похлопал курсанта по щекам.
        Марк открыл глаза.
        - Что вы помните, курсант?
        - Я спал?
        - Вам что-то снилось?
        - Нет.
        - Равнина? Снег? Солдаты?
        - Никак нет.
        - Отлично. Вас что-то раздражает?
        - Кроме музыки, ничего.
        Норма, в последний раз отметил Туллий. После первой «офицерской» их всегда раздражает музыка. Вокал - в особенности. Он вспомнил, как после инъекции курсант Катилина едва сдержался, чтобы не запустить уникомом в акустическую линзу, и тихо засмеялся.
        II
        - Третий - Первому. Вышли на исходную.
        Пауза.
        - К выполнению задачи готов!
        Третий - курсант Сулла - из кожи вон лез, лишь бы отрапортовать раньше других. Сфокусировав взгляд на индикаторе связи, Марк дважды моргнул, переключив канал. С помощью вирт-сенсора сделать это было проще, но визуальное управление Марку давалось туго. Он дал себе зарок упражняться при всякой возможности.
        - Второй - Первому. К выполнению задачи готов.
        - Первый - Второму. Доложить подключение к местным средствам оповещения!
        - Подключение обеспечено. Сообщение скомпилировано.
        - Первый - Третьему. Доложить готовность транспорта!
        - Транспорт - готовность один. Время прибытия на точку - четыре минуты тридцать секунд.
        - Первый - Второму-Третьему. Общая минутная готовность! Повторяю: минутная готовность! Синхрон.
        - Третий - есть синхрон.
        Марк выругался про себя. Опять Сулла его опередил…
        - Второй - есть синхрон.
        - Минутная готовность! Отсчет пошел.
        Рой персонал-индикаторов в «макушке» сферы откликнулся зеленым мерцанием. Бойцы приказ приняли и подтверждали готовность. А разнобой - обычное дело. Кто-то торопится, как Сулла, кто-то тормозит… Все как у людей. В ожидании сигнала Марк вывел панораму с камеры сопровождения. Его декурия, рассредоточившись, заняла позиции на северо-восточной окраине туземного городка. Камуфляж-«хамелеон» позволял бойцам слиться с местностью: Марк и сам не сумел бы их разглядеть, если б не контурные метки с личными номерами и контрольками. За декурией, в зарослях серого от пыли бурьяна, под веерами разлапистых листьев-ладошек, притаились две грузовые антиграв-платформы. От досужих глаз платформы скрывала оптическая иллюзия.
        Впереди располагались «оборонительные сооружения». Рассохшийся забор вокруг огорода с чахлой, темно-фиолетовой капустой, и дальше - полуобвалившаяся кирпичная стена, за которой начинался город. Дома и домишки с узкими окнами-бойницами громоздились друг на друга, словно в пароксизме свального греха. Террасами и уступами они лезли к небу, образуя целые конгломераты - безумные пирамиды за миг до обрушения. Плоские крыши нижних строений служили импровизированными двориками для верхних. Там сушилось цветастое белье, играли, вопя дурными голосами, грязные до изумления дети. Чинно восседали на табуретах старухи - все, как на подбор, жирные, усатые, в мешковатых платьях цвета мокрой земли, в смешных беретах с помпонами. По ущельям улиц, куда редко заглядывало солнце, муравьями сновали пешеходы. Чадя и громыхая, примитивные мобили с двигателями на бензине норовили задавить каждого, кто замешкался хоть на миг.
        Ботва, подумал Марк. Ботва, и я - сборщик ее.
        Ближе к центру города хаос приобретал слабые черты порядка. Улицы становились шире и с видимым усилием выпрямлялись, сходясь к центральной площади. Здесь высился монумент: нагромождение кубов венчали три бычьих рога, раскорякой устремленных в небеса.
        Сигнал!
        - Вторая декурия - начали!
        Дублируя команду голосом, Марк привел в действие местную систему оповещения, к которой подключился загодя. Он чуть не свернул мозги набекрень, стараясь дистанционно перенастроить древнюю лампово-релейную аппаратуру. Спецкурс «Техника связи и оповещения переходных цивилизаций» нуждался в дополнительном закреплении практикой.
        - Внимание! Общая тревога!
        Громадины-репродукторы, похожие на мятые кастрюли из жести, скрежетали на чужом языке. Марк знал текст сообщения наизусть. Он сам его и сочинил, использовав запись голоса здешнего диктора - «звезды» региональных новостей. После слов «Общая тревога!» Марк дал десять секунд сирены - мощной, с оглушительным подвывом.
        - Говорит Главное управление по делам гражданской обороны и чрезвычайных ситуаций! Всем дееспособным гражданам немедленно собраться на площади Возрождения! Населению покинуть здания! Повторяю…
        С первыми воплями динамиков бойцы Марковой декурии, действуя строго по инструкции, врубили инфразвуковые «паникёры». Сперва на минимум - и постепенно выводя мощность на расчетный уровень. Эффект не заставил себя ждать. Крыши-дворики опустели, улочки заполнил суматошный поток ботвы. Малышей несли в забавных, подвешенных на грудь рюкзачках; стариков вели под руки. Как знал Марк из вводной, в туземцах еще жила память о недавней, разрушительной войне. Бомбежки, оккупация; штурм при освобождении… А где память, там и привычка реагировать на тревогу, не размышляя. Марк дал бойцам время выждать, наблюдая за исходом местных - и наконец отдал приказ наступать. Зашевелившись, бойцы двинулись вперед. Остались позади развалины забора, вытоптанный огород, груда кирпичей, когда-то бывших стеной… Декурия втянулась в лабиринты окраины: шестнадцать бойцов, по четыре в группе, четыре точки входа. Следом плыли антиграв-платформы, следуя программе, заложенной в автопилоты.
        Все шло по плану. Разве что B-3 излишне торопился, норовя оторваться от группы, а B-11 то и дело отставал, проявляя дурацкое любопытство. Таращился по сторонам, совал нос во все закоулки, какие попадались по дороге - турист на экскурсии, а не солдат на боевой операции!
        Одернуть бы их через корсет, со злостью подумал Марк. Чтоб знали! После «офицерской» инъекции ему не терпелось опробовать координирующую сетку в деле. Он знал, что требуется время, что одной инъекции мало для появления навыка контроля над группой людей с помощью ослабленного клейма… Да, знал, и все равно - считал дни до первой пробы своего собственного корсета. К счастью для Марка, сейчас ему приходилось довольствоваться обычными голосовыми командами и целеуказателями. Иначе молодой курсант мог бы и пустить корсет в ход раньше времени, угодив под тяжелую руку начальства.
        - B-3, не отрывайтесь от группы! Как поняли?
        - Есть не отрываться. Жду.
        - B-11, подтянитесь! Не отставать! Не отвлекаться!
        - Есть не отвлекаться!
        - Выполняйте поставленную задачу. Как поняли?
        - Вас понял, командир. Я только…
        - Отставить разговорчики!
        - Есть отставить разговорчики…
        - Второй-Третий! - ожил канал связи с центурионом. - Доложить о продвижении…
        Марк ткнул в вирт-сенсор: теперь не до моргания, за этими оболтусами нужен глаз да глаз. Наскоро сверился с картой, вызвав ее поверх панорамы в командной сфере.
        - Докладывает Второй. Продвижение ботвы в секторе - штатно. Декурия отстает от графика на полторы минуты.
        Наконец удалось ответить первым. Но отставание, пусть и небольшое, раздражало.
        - Второй, принято. Подтянитесь! Третий, что у вас?
        - Продвижение ботвы - штатно. Декурия идет по графику.
        - Так держать, Третий! До начала следующего этапа операции - тридцать семь минут. Второй, соблюдайте график!
        - Есть соблюдать график!
        Переключив канал, Марк от души оттянулся на бойцах. Получив новый приказ, B-3 радостно урвал вперед, и группе пришлось его догонять. Все припустили рысцой, и даже B-11 бросил шастать по закоулкам. Отставание сокращалось. Минута, полминуты; ноль. График восстановлен, происшествий нет.
        Марк выдохнул, расслабившись. Секундой позже началась стрельба.
        III
        - B-1, доложите обстановку!
        - У нас огневой контакт! B-3 ранен, вышел из строя «паникёр». Разрешите открыть огонь на поражение!
        Марк дал приближение с камеры, оценивая обстановку. Туземцы засели на перекрестке, прячась за углами домов; еще двое залегли на крышах первого яруса. Всего - около десятка. Четверо в полицейской форме, остальные - гражданские. Почему на них не подействовал инфразвук? Не важно! Два автомата, винтовка, у остальных - громоздкие многозарядные пистолеты. Если первая группа переведет «Универсалы» в режим непрерывного огня, ответный залп испепелит ополченцев в считанные секунды. Но Помпилии нужны рабы, а не трупы. Из этих вольных стрелков, раз они готовы сражаться за свою свободу, выйдут качественные, энергоемкие рабы. С другой стороны, нельзя допустить, чтобы вверенная Марку декурия несла потери…
        - Огонь в паралич-режиме! Повторяю: в паралич-режиме! Занять оборону! К вам идет подкрепление. Как поняли?
        - Вас понял, командир…
        - Вызываю B-5. Вторая группа!
        - B-5 на связи.
        - Выдвигайтесь на соединение с первой группой! Задача: выйти во фланг противнику и подавить сопротивление. Огонь вести в паралич-режиме. Как поняли?
        - Вас понял, командир.
        - Даю маршрут и целеуказание.
        - Принято. Выполняем.
        Мерцая, зеленые паутинки протянулись от второй группы к месту боя. Первая группа тем временем укрылась в тёмной арке, ведущей в утробу жилого конгломерата. B-3 вкололи «живчик», рану на плече залепили регенерином. Марк вгляделся в контрольку раненого: «Опасности для жизни нет. Мобильность - 87 %, боеспособность - 71 %.» Собственно, B-3 уже вовсю палил из «Универсала», наглядно демонстрируя свою боеспособность.
        Трое ополченцев без движения лежали на брусчатке. Парализованных сочли убитыми, и уцелевшие туземцы стреляли с удвоенной яростью, горя желанием отомстить за товарищей. Улочка тряслась от грохота; из стен, затрудняя обзор, градом летела каменная крошка. Марковы бойцы огрызались трескучими разрядами, стараясь не высовываться. Плотность огня впечатляла, схлопотать пулю никому не хотелось. Марк переключился на другую камеру, следя за подкреплением. Продержимся, решил он. Третья и четвертая группы продвигались без происшествий - не сглазить бы! - и успели уйти далеко вперед.
        Краем глаза он заметил движение в сквере, в двух кварталах от места боя - и, не раздумывая, дал приближение. К перекрестку, где звучали выстрелы, спешил толстый мужчина в грязно-белых, развевающихся одеждах. Бежал он резво: запыхался, но не слишком. К удивлению Марка, оружия у бегуна не было. Позади, на расстоянии ста метров, его сопровождали двое с кургузыми автоматами.
        Парламентер?
        На втором курсе Марку показывали документальный фильм. Похожий толстяк, тоже безоружный, в черной, подпоясанной веревкой рясе и с повязкой на лбу, расписанной варварскими символами, бежал босиком к пятерке либурнариев. Он истошно орал. Разобрать можно было только: «А-а-а-а-а!..» Рот, распяленный в крике. По-рачьи выпученные глаза. Клочковатая, крашеная хной борода. Пятки смешно шлепают по раскаленному булыжнику.
        Псих. Городской сумасшедший.
        Либурнарии так и решили. Стояли, зубоскалили, указывая на психа пальцами. Толстяк был уже рядом, когда декурион что-то заподозрил. Он вскинул «Универсал» - и толстяк, взревев еще громче, хотя это казалось невозможным, рванул веревку, служившую ему поясом.
        На вспышке фильм оборвался. Камеру разнесло взрывом. Из либурнариев выжил один: врачи чудом собрали его буквально по кусочкам.
        «Цирк!» - после фильма сказал курсант Катилина. И с вызовом покосился на Марка: обидится ли? Марк промолчал. Он знал, что такое настоящий цирк.
        - Вторая группа! Приближается смертник со взрывчаткой. Приказ: уничтожить. Даю целеуказание. Держите дистанцию!
        - Вас понял, командир.
        - B-7 - импульсник в режим рассеивания. Стреляешь первым…
        - Есть первым!
        - «Универсалы» - на непрерывный огонь. Приготовиться!
        Пыхтя и кашляя, толстяк вылетел на перекресток в тот момент, когда вторая группа, подобравшись с фланга, изготовилась для стрельбы. Под прикрытием ополченцев смертник имел все шансы добежать до первой группы. Если бы Марк опоздал дать панораму, прозевал «гостинец»…
        Цирк, еще раз вспомнил он. Парад-алле.
        Взвизгнул импульсник. В толстяка ударил таран-невидимка, швырнул в сторону, в боковую улицу. Следом полыхнул залп «Универсалов». На месте смертника вспух багрово-рыжий клубок взрыва. Ахнуло так, что даже у Марка заложило уши. Ближайшая стена обвалилась, витрина магазина брызнула градом осколков. Улицу заволокло серо-желтое облако, насквозь прошитое черными шнурами дыма.
        - Паралич-режим! Огонь!
        Дыма становилось все больше. Облако расползалось, закрывая обзор. Марк переключился в инфракрасный режим. Проступили контурные метки бойцов и пунцовые фигуры туземцев. Большинство последних лежало без движения. Трое отстреливались: вслепую, наугад. Бойцы тоже переключили шлемы в ИК-диапазон - и через минуту стрельба прекратилась.
        - B-1, доложите обстановку и потери.
        Марк прошелся сканером по окрестностям: чисто. Впрочем, это не значило, что засад больше не будет.
        - Сопротивление подавлено. У нас трое легкораненых, считая B-3. Оказываем первую помощь.
        Контрольки показывали: раненые могут передвигаться и сохраняют частичную боеспособность. Это хорошо. Главное - все живы.
        - Потери ботвы?
        - Двое убитых, один тяжелораненый.
        Потери ботвы не должны были превышать 10 %. Но это в целом по операции. Марк надеялся, что итоговый «урожай» все окупит.
        - Тяжелого добить.
        - Есть добить!
        - Я подгоню платформу. Грузите ботву и продолжайте движение к точке сбора. Второй группе по завершении погрузки вернуться на прежний маршрут!
        - Есть вернуться на маршрут!
        На брусчатке, прижав руки к животу, скорчился туземец в полицейской форме. Из-под пальцев сочилась кровь. Под раненым натекла лужа, над ней жужжали мухи. В лазарете на либурне туземца поставили бы на ноги за пару дней - и вперед, рабом в ходовой отсек. Но, скорее всего, он откинет копыта еще по пути на орбиту. Проще добить, чтоб не мучался, а главное - на случай, если чудом выживет. Помпилии ни к чему свидетели высадки либурнариев.
        Луч «Универсала» прожег туземцу висок. Бойцы, торопясь, грузили парализованную ботву. Платформа ушла к десантному боту, откуда Марк командовал своей декурией. Группы вернулись на маршруты; к точке сбора бойцы успели вовремя. Две с половиной минуты - люфт в пределах нормы, учитывая боевое столкновение.
        Даже Первый не стал за это пенять курсанту Тумидусу.
        Площадь Возрождения устилали лежащие вповалку тела. Над ними высились бычьи рога монумента, тщетно пытаясь забодать небо. Тысячи четыре, на глазок прикинул Марк. Умная система высветила точную цифру: 4786. Минус отбраковка, как раз четыре тысячи и выйдет. Потери - три мертвеца - на этом фоне смотрелись смехотворно. Фальш-тревога и «паникёры» сработали в лучшем виде, а над площадью ботву уже ждали каскадные парализаторы «Каптус». Дюжина бойцов рассредоточилась по периметру, ведя наблюдение; остальные занимались отбраковкой, помечая негодную ботву маркерами, которые саморазрушатся через пару часов, и грузили «урожай» в транспорты.
        Когда либурнарии уберутся прочь, не останется ни свидетелей, ни следов. Кто-то подал ложную тревогу, согнавшую народ на площадь. Там на туземцев нашло затмение. А когда дряхлые старики и калеки очнулись, оказалось, что их здоровые сограждане исчезли. Наверняка местная религия все объяснит. Праведников боги забрали живьем на небеса, грешников - в преисподнюю. С крупными городами, особенно - с милионниками, такие штучки не проходят. На вокзалы прибывают поезда, в аэропортах садятся самолеты; с десятков внешних магистралей в город едут орды мобилей. Средства коммуникации; телевышки, радиостанции… Без свидетелей не обойдешься. Зато мелкие, депрессивные городишки в глуши, в дремучем захолустье, чуть ли не сами просят либурны Великой Помпилии: добро пожаловать! Вот мы, ботва, ждем вас…
        B-11 снова замешкался. Марк вывел в контрольный сегмент изображение с нашлемной камеры B-11. Боец стоял над женщиной, прижавшей к груди трехлетнего ребенка. Безмятежность на лице спящего малыша; тревога на лице матери - женщина, наверное, о чем-то говорила с соседками, когда попала под парализующий луч.
        - B-11! Выполнять задачу!
        Детей до пяти лет клеймить без толку: их ресурс внутренней свободы заканчивается слишком быстро. Младенцы, старики, калеки, тяжелобольные - это все отбраковка. Помпилии нужны здоровые рабы, способные отдавать энергию годами. Проконтролировав выполнение приказа, Марк вновь переключился на панораму - и тут мир поблек, осыпался рассохшейся штукатуркой…
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Как вы оцениваете выполнение задания?
        Любимое развлечение дисциплинар-легата Гракха: съешь себя сам. Нет, не развлечение - еще один тест.
        Марк глянул на капсулу имитатора, откуда выбрался минуту назад.
        - Курсант Тумидус с заданием справился удовлетворительно!
        Голограмма начальника училища прошлась по залу. Скорее всего, настоящий Гракх в своем кабинете и пальцем не пошевелил. Дисциплинар-легат встал у окна:
        - Удовлетворительно? А должно быть отлично!
        Ага, подумал Марк. Ты «отлично» и консуляр-трибуну Назону не поставишь.
        - Проанализируйте свои ошибки, курсант Тумидус.
        - Я был неосмотрителен, господин дисциплинар-легат! Нельзя было ограничиваться визуальным наблюдением. Следовало задействовать ИК-режим с начала операции и периодически сканировать маршруты групп. Тогда мои бойцы не попали бы в засаду, не были бы ранены, и продвижение декурии не замедлилось бы.
        - Еще ошибки?
        - Неравномерность движения групп. Она привела к отставанию от графика…
        - Это мелочи! - прервал Марка начальник училища. - Не отнимайте у меня время зря! Какова ваша главная ошибка?
        Марк лихорадочно соображал. Главная? В чем он еще прокололся? Или Гракх проверяет: не запаникует ли курсант? Не станет ли придумывать себе мнимые провинности? В мозгу стучал метроном, отсчитывая секунды. Гракх ждал, его лицо становилось все более хмурым.
        - Никак нет, господин дисциплинар-легат!
        - Конкретизируйте, курсант Тумидус!
        - Других ошибок в моих действиях я не обнаружил, господин дисциплинар-легат!
        - Плохо. Очень плохо, курсант Тумидус.
        Начальственная голограмма вновь прошлась по залу, давая возможность Марку осознать собственное ничтожество.
        - Разъясняю для умственно отсталых. Для тех, кто ловко бьет морду безобидному стилисту, но бездарен при осуществлении профильных наземных операций. Вступив в огневой контакт с противником, вы приказали своим бойцам вести огонь в паралич-режиме. Какова была ваша основная задача, курсант?
        - Максимально вытеснить ботву из вверенного мне сектора!
        - Куда вытеснить? В какие сроки?
        - К точке сбора урожая согласно графику!
        - Вот именно: согласно графику! - дисциплинар-легат воздел палец к потолку. - Своими действиями вы поставили под угрозу выполнение основной задачи! Каковы были приоритеты операции?
        - Выполнение поставленной задачи. Сохранение личного состава.
        - Продолжайте.
        - Сохранение ботвы…
        Марк замер: руки по швам, грудь колесом. Губы плотно сжаты, глаза неотрывно следят за начальством. На первом курсе Марку нравилось «косить» под дурковатого служаку. Позже - вошло в привычку. С некоторыми офицерами это помогало. С дисциплинар-легатом Гракхом - через раз.
        - Совершенно верно, курсант Тумидус. Сохранение личного состава и выполнение поставленной задачи имеют более высокие приоритеты, чем сохранение ботвы. Вам следовало открывать огонь на поражение! Потери среди ботвы в данном случае были несущественны. Даже перестреляй вы всех, это не составило бы и 0,3 % от общего сбора! Вам ясно, курсант Тумидус?
        - Так точно, господин дисциплинар-легат!
        - Не слышу!
        - Виноват! Больше не повторится!
        - Надеюсь, курсант Тумидус. Почему во время операции сразу не было задействовано тотальное обездвиживание ботвы?
        Это было в манере Гракха: огорошить неожиданным вопросом - и наблюдать за реакцией. К счастью, ответ был прекрасно известен Марку.
        - Поиск и сбор ботвы, рассредоточенной по территории, требует дополнительных усилий и времени. Эффективность операции падает, растет риск, что наше присутствие будет обнаружено. Тактика превентивного тотального обездвиживания применяется только при наличии дополнительного подсобного ресурса по поиску и сбору ботвы, - Марк дословно цитировал «Тактико-специальную подготовку либурнария». - Подобную тактику, как правило, используют каперы - частные лица - задействуя в качестве подсобного ресурса личных рабов…
        - Достаточно, курсант Тумидус. Зачет. Свободны.
        - Разрешите идти…
        Спрашивать разрешения было уже не у кого: дисциплинар-легат растворился в воздухе. Щелкнула, открываясь, крышка третьей капсулы. Внутри зашевелился Гельвий Сулла - командир третьей виртуальной декурии. Две соседние капсулы пустовали. Командовавший учебной операцией курсант Катилина успел отчитаться первым.

* * *
        «Хорошо, что он видит только мою голограмму, - Гракх закурил сигарету. - Парень должен думать, что я раздражен. Что я готов съесть его живьем! Особенно после инцидента со стилистом…»
        Дисциплинар-легат был доволен. Нет, не учебной операцией, хотя ошибку курсанта Тумидуса начальник училища полагал не критичной. Более того, реши парень сжечь ополченцев к такой-то матери - Гракх велел бы доктору Туллию присмотреть за курсантом. Снизить дозу, или что там делают медики в таких случаях. После первой «офицерской» - и потом, в течение двух-трех месяцев, но в начале сильней всего - курсанты превращались в бойцовых петушков. Склонность к излишнему насилию, конфликтность, решение проблем нахрапом…
        Гракх улыбнулся.
        Из парня выйдет славный офицер, подумал он. И реакция адекватная. Та женщина с ребенком на площади… Дисциплинар-легат лично вывел уровень эмоционального давления на критический, желая оценить устойчивость психики курсанта Тумидуса. И еще раньше, когда над раненым в живот туземцем роились мухи. Два косвенных фактора; две ловушки.
        Этот зачет курсант сдал на отлично.
        IV
        - Что у меня в руке? - спросил обер-декурион Гораций.
        - Лопата, - сострил курсант Катилина.
        Как и все, Катилина был голым по пояс. В одних штанах, заправленных в ботинки с высокими голенищами, он стоял рядом с Марком - рослый, крепко сбитый, лоснящийся от пота после вечерней пробежки. Чувство юмора Катилины хорошо знал весь курс. Хуже того, его знали преподаватели, включая обер-декуриона Горация, смеявшегося два раза в год, на сдаче зачетов по рукопашному бою.
        - Лопата, - задумчиво повторил обер-декурион.
        Предмет в руке Горация был копьем. Ужасным, варварским копьем - гибкое древко высотой до подбородка взрослому мужчине венчал мощный наконечник в форме листа ивы. Длиной в полтора локтя, очень широкий в средней части, наконечник и впрямь напоминал своеобразную лопату. Сходство усиливалось тем, что острый конец копья в целях безопасности был затуплен, сведен на полукруг; режущая кромка также была тупой.
        - Первый курс! - скомандовал Гораций. - Становись!
        Первогодки вихрем слетели с турников и брусьев. Миг, и строй «желторотиков» встал напротив «матерых», как называли в училище четвертый курс. Кое-кто из юнцов ухмылялся, предвкушая потеху.
        - Это не лопата, - разъяснил Гораций. - Это аз-загай.
        Курсанты переглянулись: до более подробных объяснений обер-декурион не снизошел. Обычное дело - Гораций обожал притащить на занятие что-нибудь убийственное, чем древнее, тем лучше, и выставить «матерых» с голыми руками против вооруженных «желторотиков». Арсенал Горация был неисчерпаем. В прошлый раз он дал первому курсу цепы для обмолачивания зерна.
        - Первый курс! Разобрать оружие!
        Юные либурнарии кинулись к стойке с аз-загаями. Смеясь, испуская воинственные кличи, они схватили копья и вернулись в строй, заранее примеряясь к будущим противникам. Шепотом, дабы не злить Горация, озвучивались части тела, которые сейчас будут отрезаны, и внутренние органы, годные на продажу.
        - Курсант Катилина!
        - Я!
        - Два шага вперед!
        - Курсант Сцевола!
        - Я! - рявкнул могучий первокурсник.
        - Атакуйте курсанта Катилину!
        Богатырь Сцевола ринулся вперед, как бык. Набегая на Катилину, он сделал резкий выпад. Ужасное жало аз-загая, казалось, взвизгнуло от огорчения, когда Катилина с грацией тореро развернулся боком, пропуская удар мимо себя. Левой рукой «матерый» прихватил древко, рядом с трубкой наконечника, правой же наотмашь, тыльной стороной ладони, хлестнул Сцеволу по лицу. Хлюпнув кровью из разбитого носа, богатырь отшатнулся, утратил равновесие и чуть не упал - за миг до контратаки Катилина всем весом наступил Сцеволе на ногу.
        Аз-загай остался у Катилины.
        - Примерно так, - кивнул обер-декурион. - Разбились по парам!
        Марку достался мелкий, невероятно юркий «желторотик». Уворачиваться от его атак - проще было бы проскользнуть между капельками дождя. Вскоре стало легче: в действиях «желторотика» наметилась схема. Он колол в горло и, промахиваясь, рубил - вернее, старался резануть лезвием на прежнем уровне. Укол в грудь, в живот, и всякий раз после промаха делалась попытка режущего удара, не меняя уровня. Отследив это, Марк наловчился сближаться с первокурсником в самый последний момент. Стоило тому после неудачного выпада отвести аз-загай в сторону, как Марк хватался за древко обеими руками - и пинал мелкого, пользуясь разницей в росте, ногой в живот. С третьего пинка «желторотик» упал на колени, хрипя. Каблук пришелся ему под дых.
        - Клоун! - ухмыльнулся Катилина, дерущийся рядом.
        И мотнул головой, уточняя: под клоуном он имеет в виду Марка.
        - Ты еще кувыркнись…
        У этой насмешки за годы, проведенные Марком в училище, выросла длинная борода. В первый же день после зачисления, за пару минут до приветственной речи дисциплинар-легата Гракха, Катилина назвал Марка клоуном. И спросил: любит ли курсант Тумидус подсрачники? Он, курсант Катилина, ребенком ходил в цирк и видел, что дед Марка любит. Значит, внук тоже должен любить. Марк проглотил обиду: началась речь. Дождавшись команды «Разойдись!», он предложил Катилине встретиться в укромном месте - и выяснить все о любви к подсрачникам.
        В укромном месте драчунов ждал обер-декурион Гораций.
        Позже, в лазарете, он навестил курсантов Тумидуса и Катилину. Разъяснил, что драки между курсантами караются дисциплинарными взысканиями. Уточнил, что раз драка не состоялась, то и взыскания еще не было. Все действия обер-декуриона следует рассматривать, как превентивное отеческое вразумление. Ешьте яблоки, в них много железа.
        Марк так и не понял, при чем тут яблоки.
        - …клоун!
        Катилина был из тех, кто повторяет насмешку раз за разом, с упрямством педанта. От деда Марк знал: рассказав анекдот трижды, вымываешь из шутки всю соль. Дед Катилины был губернатором Дидоны, богатой области на побережье Лентийского моря. Когда Катилина-старший шутил, смеялись без вариантов. Даже если шутка навязла в зубах - скалились, растягивали рот до ушей, надрывали животики. Внук усвоил дедовы манеры, не вникая в подоплеку.
        - А вот так?
        Раздраженный Марковым безразличием, Катилина присел, крутнувшись на левой ноге. Ловкая подсечка сшибла мелкого первокурсника на землю. Марк тоже чуть не упал. Живчик, сбитый во время атаки, неуклюже сел на задницу, и Марк вместо древка аз-загая схватил воздух. Он и впрямь бы кувыркнулся, если бы не восстановил равновесие в последний момент.
        Пострадал и Катилина. Садясь, «желторотик» судорожно взмахнул копьем - так прачка всплескивает руками, поскользнувшись на мокром полу - и широкий металлический наконечник плашмя ударил Катилину по лбу. Это действительно напомнило удар лопатой - пластмассовым совком на длинной ручке, каким играют дети в песочнице. Вряд ли удар причинил Катилине реальный вред; скорей, изумил и обидел. Схватившись за голову, под хохот будущих центурионов, разъярён до потери самоконтроля, курсант шагнул к мелкому - и тут в дело вмешался богатырь Сцевола. С уморительно серьезным выражением лица он сделал выпад. Затупленный конец аз-загая пришелся Катилине в левое подреберье, чуть ниже селезенки. Будь жало острым, губернатор Дидоны лишился бы внука. Рухнув на колени, Катилина хватал ртом воздух. Лицо его налилось дурной кровью, из глотки несся удушливый хрип. Багровое пятно на лбу расползалось, обещая к завтрашнему утру превратиться в роскошный синяк.
        - Кувыркнись, - посоветовал Марк. - Будет легче.
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Отставить разговоры! Продолжайте занятие…
        Обер-декурион Гораций встал над страдающим Катилиной. Гибким стеком приподнял курсанту гладко выбритый подбородок, обратив несчастного лицом к себе. Кивнул в ответ каким-то своим мыслям и убрал стек.
        - Это правильно, - сказал обер-декурион. Он пожевал губами, словно хотел сплюнуть, и разъяснил: - Сам погибай, а товарища выручай. Курсант Катилина!
        - Ы-ы…
        - Не слышу!
        - Я…
        - Надеюсь, вы ставили себе целью помочь сокурснику? Вы видели, что курсанту Тумидусу приходится туго, и решили прийти на помощь товарищу. Я верно понял?
        - Д-да…
        - Похвально. В следующий раз, когда вам захочется подставить товарищу плечо, постарайтесь остаться невредимым. Взаимовыручка - дело хорошее. Но она не должна выглядеть, как размен одного либурнария на другого. Продолжайте занятие!
        - Есть продолжать!
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Ваш прием против аз-загая меня заинтересовал. Представим, что это аз-загай, - Гораций взмахнул стеком. - Защищайтесь!
        От выпада Марк ушел без труда. Схватившись двумя руками за стек, он пнул ногой в живот обер-декуриона. Стек был короче аз-загая, пинать с такого расстояния было не слишком удобно. Впрочем, как ни странно, Марк попал. Живот Горация - твердый, будто каменная стена - вошел в соприкосновение с подошвой ботинка. В колене отдалось болью и легким хрустом.
        - Допустим, - кивнул обер-декурион.
        В его устах это было высшей похвалой.
        - Еще раз!
        Выпад, уход, захват. Пинок. Марк взвыл - предыдущая боль в колене оказалась легким развлечением. Сукин сын Гораций подался вперед, встречая пинок, и нога Марка угодила в брюхо обер-декуриона под самым неудачным углом.
        - Ногу, курсант Тумидус, надо держать так…
        Обер-декурион изобразил пинок - и держал «шлагбаум» до тех пор, пока курсант Тумидус, кряхтя и охая, не повторил урок с воображаемым противником.
        - Закрепите, - велел Гораций. - В конце концов, не всегда вас будет спасать курсант Катилина…
        Волчата, думал обер-декурион, закуривая.
        Гораций, не стесняясь, курил во время занятий. После Хордадской баталии, когда три эскадры помпилианцев сгорели, как спички, в огне вехденского лидер-антиса, Горацию заменили легкие. С тех пор он нуждался в стимуляторах, каждые два часа обрабатывая дымом ткани искусственно выращенных легких. Это мешало ему спать ночью, но обер-декурион привык.
        «Волчата. Им хочется пробовать клыки и когти. Сейчас - друг на друге. Позже их выпустят на охоту. Эти инъекции… На первом курсе клейма волчат учатся подчиняться. Нужна компенсация; надо поднимать парням самооценку. Например, давать в руки оружие. С оружием против безоружного, даже получая по морде, они чувствуют себя героями. С четвертого курса им надо сбивать спесь. Химия в венах учит клейма командовать, приспосабливает к корсету. Значит, чистый рукопашный бой. Безоружный против вооруженного - даже давая по морде, они чувствуют себя уязвимыми. Ущербными, вторыми в очереди. Армейские психологи засмеяли бы меня за такие теории…»
        Чихать хотел обер-декурион Гораций на армейских психологов.
        V
        - Берите оливки, доктор.
        - Благодарю.
        - Октуберанские. Из нашего родового поместья…
        Оливку доктор Туллий взял из вежливости. Закусывать ягодный бальзам с Сеченя не было ни малейшего желания. Бокал, наполненный до середины, источал аромат свежей малины и смородины, хотя в составе присутствовала добрая дюжина различных ягод. После третьего глоточка Туллий различал на вкус половину из них. Цвет насыщенный, темно-рубиновый. И ни капли химии! Все-таки, решил доктор, в напитках с варварских планет есть особенная прелесть. Цивилизация уводит нас от истинного пиршества плоти. Хочешь вкусно пить-есть? - родись в глуши.
        - Вы не стесняйтесь…
        Оливка и впрямь пришлась кстати. После нее бальзам раскрылся полным букетом. Брусничная кислинка; вяжущая, сладковатая терпкость прихваченного морозцем терна…
        - Замечательно! - Сергий Кезон Туллий был искренен.
        Он взял еще одну оливку.
        - Рад, что вы оценили.
        - Любой на моем месте…
        - Не скажите, доктор. Многие считают бальзам «Девятое небо» женским.
        - Многие с юности выжигают себе вкусовые пупырышки дешевым ромом. Многие пьют коллекционный бренди стаканами, залпом. Под наслаждением они понимают опьянение. Способна ли толпа оценить богатство оттенков? Разумеется, нет.
        - Да вы, доктор, просто враг демократии…
        Пройдясь по палатке, дисциплинар-легат Гракх остановился у «бойницы». Заложил руки за спину, любуясь пейзажем. Небо Тренга уже налилось вязкой смолой ночи в тропиках. В черноте тонули - и все никак не могли утонуть слюдяные блестки звезд: непривычно крупных, угловатых. Звезды подмигивали друг другу, меняя окраску: голубая вода, желтая, красная… Особенности «слоистой» атмосферы Тренга; плюс дополнительная рефракция - ее давал купол силового барьера, накрывший территорию училища. Вдалеке, по периметру, мерцали столбики эмиттеров. Синеватые, дрожащие и в жару, и в холод призраки охраняли вверенный им участок.
        - Как вам служба, доктор?
        - Служба?
        - Наверное, мало общего с вашей работой в лаборатории?
        Гракх любил огорошивать внезапными вопросами не только курсантов. Впрочем, доктор был благодарен начальнику училища: Гракх сам перевел разговор в интересующее Туллия русло.
        - Непривычно, вы правы. Интересно.
        - Продолжайте. Я же вижу, вы не закончили. Что еще?
        - И странно.
        - В чем заключается странность?
        Гракх отвернулся от «бойницы». Он был весь внимание.
        - Распорядок, - доктор поставил бокал на стол. - Дисциплина.
        - Ну, это обычное дело. Флот стоит на дисциплине.
        - Только ли флот?
        - Вся армия, если угодно.
        - Мне казалось, что в армии она должна быть… - Туллий щелкнул пальцами, подыскивая нужное слово. - Более жесткой, что ли? А тут каждый день - свободное время…
        - Личное, - поправил дисциплинар-легат.
        - Хорошо, пусть личное. Сути это не меняет. Релакс-центр. Регулярные увольнения; чаще, чем я предполагал. Курсанты носят «фенечки», как выражается молодежь. У каждого - какие-то талисманы, память о доме. Я представлял себе флот иначе. Тем более училище, где готовят боевых офицеров, а не тыловиков-интендантов! Поймите меня правильно, я ни в коем случае не критикую здешние порядки…
        - Подводим итог, доктор. Вы удивлены.
        - Я удивлен, и сильно.
        - Что ж, придется разъяснить, - Гракх хитро прищурился. - Хотя вы могли бы и сами догадаться, при вашей-то специальности…
        Под взглядом начальника училища доктор Туллий ощутил укол уязвленного самолюбия. Он понятия не имел, что имеет в виду дисциплинар-легат. При чем тут его специальность?
        - Вы ведь не просто врач. Вы - биохимик, военный вакцинолог. Значит, не хуже меня знаете, что такое подавление естественного сопротивления клейма и адаптация его к нуждам армии и флота.
        Туллий не сдержался - фыркнул, едва не брызнув слюной в бальзам. И это Гракх говорит ему, чья диссертация… В следующий миг доктора обжег стыд. Дисциплинар-легат знал, что делает, начав с фразы: «Вы могли бы сами догадаться». А Гракх продолжал, словно не заметив конфуза доктора:
        - Мы, помпилианцы, рождены для подчинения других. Мы - хищники, которым удалось создать социум. Солдаты и офицеры Помпилии - волки. Да, мы охотимся стаей, и наша охота успешна. Но нас так и подмывает скалить зубы и рычать на вожака. Каждый день, каждую минуту. В армии это недопустимо. Доктор, ваша химия - чудо. Она превращает стаю в безукоризненный, единый организм. Тем не менее, для успешной адаптации курсанты нуждаются в отдушине. Ряд вольностей, послабления вне занятий, видимость личной свободы…
        Доктор кивнул:
        - Психологическая компенсация на уровне подсознания.
        - В особенности это актуально для будущих боевых офицеров, которым предстоит не только подчиняться, но и командовать другими. Снятие комплексов, противоречий между природой и дисциплиной… Отсюда и личное время, и талисманы с фенечками, и увольнения…
        - Кстати, об увольнениях.
        - Да?
        Теперь, подумал доктор, надо быть осторожным. Главное, не сболтнуть лишнего. Во рту пересохло. Туллий потянулся к бокалу, отхлебнул, не чувствуя вкуса. Бдительный дисциплинар-легат в три шага оказался рядом. Широкая ладонь легла на бутыль с печатью, оттиснутой в стекле, ниже горлышка; жидкий рубин хлынул в бокал, наполняя его вновь.
        - Благодарю.
        - Не за что. Как вы говорили, доктор? Коллекционный бренди стаканами, залпом? Полно, не краснейте! У меня дурная привычка острить за чужой счет…
        Гракх активировал голосферу своего уникома, порылся в ней - и в дальнем углу палатки мигнул огоньками индикаторов мультимедийный центр. Печальный голос трио-скрипки поплыл по палатке: «Звездный ноктюрн» Альберто Соретти.
        - Вы любите классику? - изумился доктор.
        - Нет. Но я вижу: вы нервничаете. Соретти подойдет?
        - Более чем! Вы угадали на редкость точно…
        - Так что насчет увольнений?
        - Понимаете…
        Туллий отпил из бокала. Тянуть дольше было уже неприлично. Ирония ситуации: доктор ставил классическую музыку курсантам, чтобы задать нужный эмоциональный тон. Сейчас Гракх проделал с ним то же самое.
        - Вчера четвертый курс получил первую «офицерскую» инъекцию. Завтра они пойдут в увольнение…
        - Да. И что с того?
        - Вы в курсе, какие побочные эффекты вызывает «офицерская» инъекция? Особенно на первых порах?
        - Повышенная агрессия. Склонность к насилию. Гипертрофированное чувство собственного достоинства.
        - Вы понимаете, что это может привести к нежелательным эксцессам?
        Дисциплинар-легат улыбнулся. Глядя на его улыбку, Туллий с трудом подавил желание вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
        - Сразу видно, доктор, что вы у нас недавно. Эксцессы - обычное дело, это в порядке вещей. Ну, подерутся парни с местными старателями или еще какой швалью. Если не будет официальных жалоб, я даже взысканий накладывать не стану. «Что у вас с лицом, курсант?» «Упал с лестницы, господин дисциплинар-легат!» «Впредь смотрите под ноги, курсант.» «Есть смотреть под ноги, господин дисциплинар-легат!» И так из года в год. Скоро вы привыкнете, доктор.
        - Дело может не ограничиться синяками!
        - Может, - Гракх пожал плечами. - Сломанная рука, челюсть, пара ребер. Сотрясение мозга. Пара дней в регенераторе, и бегом в строй. Если придет иск от гражданских, возместим ущерб за счет виновного и наложим взыскание. Посидит «на губе» - в следующий раз будет умнее. Обер-декурион Гораций не зря учит курсантов рукопашному бою. Оглушать, а не убивать. Обездвиживать, а не калечить. Пусть практикуются. В общем, не вижу проблем.
        - А я, извините, вижу!
        Туллий осекся. Гракх умен. Стоит перегнуть палку - и начальник училища вцепится в него, клещами вытащит правду. И немедленно примет меры. Перестрахуется. Чистота эксперимента будет нарушена…
        - Что вы предлагаете?
        - Отложить увольнение. Я бы хотел еще неделю понаблюдать за четвертым курсом. Если все будет в порядке, пусть летят расслабляться.
        - Не вижу причин ломать график подготовки.
        Гракх отвернулся. В палатке повисла гнетущая пауза. Лишь трио-скрипка плыла сквозь ночь, возносясь к черным небесам. Не мудрствуя лукаво, Гракх поставил ноктюрн на «повтор».
        Может, сказал доктор себе, я зря нервничаю? Пусть все идет, как идет. Эксперимент в условиях стандартного режима - не этого ли ты хотел, Сергий Кезон Туллий? Чего же ты паникуешь? С согласия начальства испытания твоей новой вакцины были засекречены. Ты сам на этом настаивал, и добился своего. Дисциплинар-легат не знает, что вакцина - экспериментальная. Никто в училище не знает, кроме тебя.
        Пей бальзам и помалкивай.
        Но разве отсрочка одного-единственного увольнения нарушит чистоту эксперимента? Зато ты, нервный доктор Туллий, будешь спокоен. Да, вакцина с блеском прошла первичные испытания на добровольцах. Срок адаптации испытуемых сократился в полтора раза. Эффективность «офицерского клейма» осталась на прежнем уровне, точность регулировки увеличилась на 14 %. Первичное повышение уровня агрессии - в пределах нормы, существенных побочных эффектов не выявлено.
        К «несущественным» относилось частичное изменение мотиваций конфликтов. Доктор часами беседовал с испытуемыми, разбираясь в нюансах. В контрольной группе, получавшей стандартные инъекции, среди мотивов рукоприкладства превалировали «комплекс лидера», конкуренция из-за женщины и личная обида. «Этот ублюдок посмел назвать меня…» В экспериментальной группе эти мотивы никуда не делись. Но наряду с ними проявились другие, более тонкие; можно сказать, архаичные. Не просто обида, но задетая честь. Личная, семейная, честь женщины - и даже честь Помпилии! Убежденность в собственном превосходстве; боязнь прослыть трусом…
        Несло ли изменение мотиваций какую-либо опасность? Туллий не знал. Доктор понимал: заявись он со своими сомнениями к руководству лаборатории - его бы через пять минут выперли взашей. Испытания прошли успешно? Ну и чудненько! А мотивации твои, доктор Туллий - обман зрения и смущение умов! Какая разница, расквасил испытуемый F господину N нос, ощутив в поведении господина N ущерб своей чести - или просто рожа господина N ему не понравилась? Может, эта рожа оскорбляла чувство прекрасного испытуемого F! Испытуемые стали чаще бить морды? Нет. Испытуемые стали бить морды с особым цинизмом? Нет. Запускаем полевые испытания новой вакцины! Тем более, что вы сами на этом настаивали, доктор Туллий…
        - Вы правы, Гракх. Я новичок в училище, и потому волнуюсь. Не хочу, чтобы парни влипли в историю.
        - Влипнут, и непременно! - махнул рукой начальник училища. - Иначе как они перебесятся? А потом все войдет в норму. Не тратьте нервы зря, господин обер-манипулярий медицинской службы! Да, инъекции толкают курсантов на подвиги. Но герой, как вам известно, должен быть один. Что сделает наш герой в увольнении? Распушит хвост, схватится с местным силачом, утомит девку, доказывая свой могучий ресурс. Еще не было случая, чтобы декурия курсантов сцепилась с компанией горняков, устроив натуральное смертоубийство. Остальное - пустяки. Как говорят штатские, издержки производства.
        Доктор вздохнул:
        - Искренне надеюсь, что так и будет.
        Он возвращался к себе через освещенный плац. Каждая шероховатость, каждая щербинка под ногами отбрасывала миниатюрную угольно-черную тень. Мерцали звезды, тусклыми гнилушками светились столбики эмиттеров силового поля. И лился из палатки Гракха, следуя за доктором по пятам, «Звездный ноктюрн» Соретти, скорбный и величественный.
        Дисциплинар-легат прав. Все пройдет штатно. Ну, подерутся курсанты «с какой-нибудь швалью» - так они каждый год дерутся. Это нормально.
        Нормально.
        Заснул доктор только под утро.
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (шестнадцать лет тому назад)
        Мы любим благородных разбойников. Неблагородных - тоже, если у них хороший вкус и чувство юмора. Мы ценим элегантных аферистов, рукоплещем ловким ворам, восхищаемся мошенниками, блестящими, как новенькая монета. Авантюрист в кружевном жабо? - ты наш кумир!
        Мы сочувствуем киллерам, попавшим в трудную ситуацию. Если киллера хотят убить бывшие заказчики, а его дома (в отеле; на берегу моря; в бомбоубежище) ждет верная жена - сочувствию нашему нет предела. Если киллер плачет украдкой, плачем и мы.
        Мы интересуемся войнами. Залп, штурм, артподготовка.
        Когда дерутся, мы забываем обо всем. Крюк справа, ногой в челюсть, бросок через бедро. Тот, кого бьют, непременно воспрянет. И отомстит, чего уж там. Захват, болевой, удушающий. Титры на фоне заката.
        Таково наше искусство, духовная пища обывателя.
        Тех, кто боится темных подворотен. Кто двумя руками держится за кошелек. Трясется от ужаса в кабинете дантиста. Страдает поносом при звуках тревожной сирены. Скорее сломает себе шейку бедра, чем бросит через бедро пятилетнего ребенка. Разучился принимать решения, не способен на поступки.
        Титры на фоне заката нам заменяют две даты на надгробии. Думаете, между этими датами - жизнь? Не смешите меня. Это ведь я - клоун, а не вы.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Деда, а деда!
        - Что, парень?
        - А что девочка делает?
        Дед смеется. Он очень хорошо смеется. Подвижное лицо его делается мягким-мягким. Тысяча морщинок, две тысячи складочек. И все радуются. В углах рта, растянутого до ушей, пляшут веселые смешинки. Танцуют на кончике носа. «Гусиными лапками» разбегаются от краешков глаз. Марк любит, когда дед смеется. Любит, когда дед называет его парнем. Обожает, когда дед повторяет вечное Марково «деда, а деда!» так, словно это волшебное заклинание. Деда-а-деда-а-деда…
        Но сейчас Марк злится, потому что дед не отвечает на вопрос.
        - Деда, ну деда же! Что девочка делает?
        - Работает.
        - Работает?
        Пятилетний Марк изумлен. Он смотрит на девочку и ничего не понимает. А девочка совсем-совсем не смотрит на Марка. Она старше на четыре года. У нее рыжие косички с бантиками. И веснушки на щеках и переносице. А еще у девочки две высоченные лестницы. Она держит их руками. Если девочка отпустит лестницы, они упадут.
        Девочка ловко карабкается по лестницам вверх. Марк не знал, что так бывает. Теперь он знает, но не верит.
        Тут какой-то подвох.
        - Ты обманщик, деда! Разве это работа?
        Работает папа. Он встает рано-рано, умывается, завтракает и уходит на свою станцию. Надолго, до позднего вечера. Работает мама. К ней в кабинет приходят тёти с большими животиками. У тёть в животиках сидят мальчики и девочки. Мама следит, чтобы никто не выпрыгнул раньше срока. Мама строгая, у нее не попрыгаешь. Работает воспитательница в детском саду. У нее много-много работы, потому что Марк балуется, и не только Марк. Работает водитель аэротакси, повар в столовой; генерал Ойкумена спасает Галактику - это вообще самая главная работа…
        А девочка лазит по лестницам. Залезет, спрыгнет, улыбнется. Вверх, прыжок, улыбка. Ну, еще поклон. Тоже мне работа!
        - Деда, ты шутишь?
        - Нет, парень.
        - А как называется эта работа?
        - Эквилибр на свободно стоящих лестницах.
        - Квилибр? Бр-р-р!
        Девочка прилетела вчера, с родителями. А Марк - позапозавчера. Он вел себя хорошо и заслужил неделю у деда. Ферму дед купил недавно и еще не обжился здесь. «Конец карьеры» - так зовёт дед ферму. «Старость» - зовёт он ее. «Чулан клоуна», «Тихий уголок», «Богадельня» - у фермы сто названий, большей частью непонятных Марку. А еще тут есть река, а в реке - бегемоты, и дед водит Марка смотреть на них.
        Девочка тоже любит бегемотов, решает Марк. Она закончит квилибр, и я отведу ее к реке. Бегемот разинет пасть, девочка испугается, а я - ни капельки. Он вспоминает, что одного его - даже вместе с девочкой - никто к реке не отпустит, и огорчается до слез.
        - Марина сломала руку, - ладонь деда ложится Марку на плечо. - Двойной перелом: в локте и запястье. Руку срастили, но она еще болит. Видишь? Когда Марина хватается правой рукой за перекладину, ей больно.
        - Не вижу, - отвечает честный Марк.
        - А ты приглядись.
        Марк приглядывается. Трёт глаза.
        - Все ты врёшь, деда. И ничего ей не больно. Вот, она улыбается…
        - Ага, - карлик Пак, бывший акробат, вспрыгивает на перила веранды. - Сто раз ага, лопни мои уши! У тебя острый глаз, малыш. Маринка улыбается!
        Дед беззвучно смеется, сжав пальцы на Марковом плече.
        - Ей больно, - вслух думает Марк. - Она улыбается.
        - Вперед! - ободряет Пак. - Шевели мозгами!
        - Когда мне больно, я плачу. Или злюсь.
        - Ну! Еще шажок…
        - Она улыбается. Потому что больно. Нет, не поэтому.
        Марк размышляет. Впервые в жизни. Это мучительно - размышлять, искать решение. Ему вспоминается драка с врединой Помпеем. Помпей обижал девочку - не эту, с лестницами, а другую, из детского садика. Марк дал Помпею по шее, а Помпей - вот ведь дурак! - дал по шее Марку. Они катались по полу, пыхтя и стараясь оказаться сверху, а потом была равнина, укрытая снегом, костер, где калилось железо, а они все дрались, пятеро против пятерых, в доспехах, с оружием в руках, не в силах выяснить, чья победа, кто кого заклеймит, но равнина быстро исчезла в снежной круговерти, и пришла воспитательница Цецилия. Она разбранила драчунов, даже дала по попе, что делала редко. Клеймить друг друга нельзя, сказала воспитательница. Драться на клеймах нельзя. И сейчас нельзя, когда ваши клейма еще слабенькие, и потом нельзя, когда они станут сильными, а вы, забияки - взрослыми. Помпилианцы не клеймят помпилианцев. Марку показалось, что воспитательница Цецилия чего-то не договаривает, но он побоялся спросить. Нельзя, кивнул он. И вытер злые слезы. А вредина Помпей стоял и ухмылялся. Он и позже ухмылялся, когда родителей
вызвали в детский садик. А девочка, которую обижал Помпей, сказала, что Марк - балбес. Что Помпей ее вовсе не обижал. И вообще ей Помпей нравится больше Марка. Она будет дружить с Помпеем, а с Марком не будет…
        - Почему она улыбается, деда?
        Дедовы пальцы сжимаются сильнее. Не пальцы - клещи. Марку больно. Я не буду плакать, думает он. Я не стану злиться. Я улыбнусь. Почему? Потому что дед, и Пак, и девочка, и мама девочки - вон она, у конюшни. Вредина Помпей тоже ухмылялся, хотя у него был разбит нос. Слушал выговор воспитательницы Цецилии и ухмылялся…
        - Она улыбается, потому что на нее смотрят!
        - Ура! - завопил Пак.
        И сделал стойку на руках.
        У карлика было чудесное настроение. Вчера, в пивном клубе, какой-то долговязый красавчик - явно приезжий - обозвал Пака лягушкой. И прибавил, что честная девушка удавится, а не ляжет под такую образину. Рядом с долговязым стояла честная девушка - из местных - и хихикала. На днях они с Паком весело провели время. Пак тоже захихикал, ухватил дылду за мотню и с презрением фыркнул. Дылда ударил с левой, потом с правой. Это была его ошибка. Пак здорово повеселился. Мало кто знает, сколько радости можно получить от неуклюжего дылды, двух кружек пива, полных до краев, одной метлы из ореховых прутьев и фартука честной девушки, одолженного на пять минут.
        Пак знал.
        Вернувшись на ферму, он рассказал о потехе деду Марка, а позже - самому Марку, из приличия опустив ряд деталей. Для этого карлик разбудил Марка глухой ночью, что строжайше воспрещалось. Они сидели на балконе третьего этажа, Марк - на табурете, Пак, по обыкновению, на перилах, и зажимали себе рты ладонями, чтобы хохотом не разбудить весь дом.
        Все равно разбудили, чего там.

* * *
        - Улыбайся! - часто с тех пор повторял дед.
        Это звучало как приказ.
        - Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит…
        И дед закуривал трубочку.
        - А друзей? - рискнул однажды спросить Марк. - Друзей, дедушка?
        - Друзей? - дед размышлял в облаке дыма. - Друзей радует.
        - Тогда почему ты не говоришь мне об этом?
        - О чем?
        - О друзьях. О том, что моя улыбка их радует. Все о врагах и врагах…
        Дед хлопал внука по плечу:
        - О друзьях, парень, ты должен все узнать сам. Тут я тебе не подмога…
        Глава третья.
        Дуэль, или В вопросах чести нет компромиссов
        I
        - Спасибо, добрый барин!
        - Бармен, - поправил Родни.
        - Трижды спасибо, добрый бармен! Ты не забыл сюда плюнуть?
        - Плюнуть?!
        У Родни от изумления отвалилась челюсть. Набычившись, он уставился на болтливое недоразумение, сморщенное как сушеная фига. Перед Родни на стойке внаглую разлегся карлик-вудун. Формально карлик восседал на высоченном табурете, чья ножка была вывинчена вверх до упора. При этом б?льшая часть карлика оккупировала стойку, а длиннющая, похожая на обезьянью лапу, рука свесилась на другую сторону, в опасной близости от Родни, а главное - от батареи разномастных бутылок.
        За шаловливой лапкой требовался глаз да глаз.
        - Скверно жить без дырки в заднице, - философски заметил карлик, поправляя темные очки. - Еще хуже иметь дырку в голове. О, добрый бармен, неужели ты забыл, как делается «Чики-Чака»?
        С проворством лисы карлик сунул нос в бокал, где бурлила зловещая серо-багровая смесь, и шумно вдохнул, раздувая ноздри. Родни готов был поклясться, что часть коктейля проходимец всосал носом.
        - Мне жаль тебя, добрый бармен! В твоей голове живут осы бже-дже! Их личинки выжрали твои мозги… Да будет тебе известно, что в «Чики-Чаку» идет вытяжка из коры дерева лимбали, черный ром «Барон Суббота», щепоть сушеного лотоса, настойка на печени гиены мбола-мбола, не знавшей самца…
        - Ром и лотос там есть! - возмутился Родни.
        Карлик отмахнулся от его жалких оправданий:
        - …бренди из бузины и сок манго. И еще туда надо плюнуть! Смачный плевок - вот залог вкуса «Чики-Чаки»!
        - Ну, - сдался Родни, - если вы так настаиваете…
        - Настаивать надо печень гиены! На водке. А раз печени нет, плевать уже бесполезно, - в пронзительном голосе карлика звучала вселенская скорбь. - Пей это сам, добрый бармен. А мне дай рому. Черного рому, чтобы залить тоску Папы Лусэро. Никто в Ойкумене не умеет готовить «Чики-Чаку»! Даже ты, друг мой… Что ты суешь мне стакан! Бутылку давай!
        Ухватив за горлышко литровую бутыль «Барона Субботы», карлик слизнем - казалось, он утратил все кости - сполз с табурета. Марк готов был биться об заклад, что вудун растечется по полу. Судя по всему, карлик успел набраться под завязку. Но, против ожидания, знаток экзотических коктейлей встал на ноги и потопал к своему столику «противоторпедным зигзагом». Налетая на чужие столы и стулья, карлик ругался:
        - Чего расселся на дороге? А ну, убирайся!
        «Да он слепой! - дошло до Марка. - Вот Родни и терпит его выходки. Рука на калеку не поднимается. А он, скотина, пользуется…»
        В жизни Марка Кая Тумидуса уже был карлик - душа скандалов, фитиль потасовок, весельчак и хулиган. Но если акробат Пак, друг деда, был гориллой, способной пересчитать зубы толпе забияк, возомнивших о себе, то слепец, тощий и вертлявый, напоминал наглую макаку.
        «Прибьют ведь дурака…»
        Добравшись до места назначения, карлик выдернул зубами корковую пробку и нахлюпал себе рому. Минутой позже к дебоширу присоединилась пара девиц в боевой раскраске. Птица и змея - ядовито-розовый плащ первой, сшитый из синтетических перьев, чудесно гармонировал с шелестящей «чешуей» подруги. Птица щебетала без умолку; змея была глухонемой, объясняясь на языке жестов. Как для Марка, змея вполне могла скрасить увольнение будущему офицеру. Но тот факт, что она польстилась на пьяницу-калеку, ронял девицу в глазах курсанта ниже плинтуса.
        Что такое «плинтус», Марк не знал. Так говорил дед, когда имел в виду: дальше падать некуда.
        Пригубив пиво, он окинул взглядом бар в поисках любви. Снять шлюху проблемы не составляло. Курсанты так и делали, гоня прочь сомнения: плати, солдатик, и не парься. Когда приходил денежный перевод от матери или деда, Марк проводил ночь с двумя куколками, за разумную плату готовыми вознести клиента в рай. Сейчас же ему хотелось большего. Трех куколок? - нет. Душа искала взаимной симпатии, а не секса за деньги. Деньги - ерунда, речь о другом…
        Он и сам не знал, что на него нашло.
        Через два столика, в уютной нише, выполненной в виде пасти пещерного льва, сидела молодая вудуни. Девушка разглядывала на просвет бокал, где пенилось игристое золото. В бокале вспыхивали искорки - драгоценная пыль в луче солнца. Блики играли на бархате шоколадной кожи. Казалось, лицо девушки излучает мягкий свет. Поймав восхищенный взгляд Марка, вудуни улыбнулась уголком рта: «Нравлюсь?» «Еще как!» - едва не выпалил Марк на весь бар. Щекам сделалось горячо. Марк покраснел - он с детства легко краснел - и выругал себя за дурацкое смущение. Эй, парень! Опомнись! Сейчас она подойдет и мурлыкнет тебе, балбесу, на ухо:
        «Сто экю за ночь, красавчик!»
        Вудуни осталась на месте. Она лишь тронула губами край бокала, словно поцеловала, и отвернулась. Нет, не шлюха, уверился Марк. Та бы уже спешила к клиенту - рвать созревший плод. Чего ты ждешь, бестолочь? Сделай комплимент, завяжи разговор. На абордаж! Он уже начал вставать, подыскивая нужные слова, как вдруг…
        - Спаситель! Я нашел тебя!
        В баре сделалось шумно и тесно. Тишиной и недостатком посетителей заведение Родни не страдало и раньше, но все познается в сравнении. В двери - оп-ди-ду-да! - вломился пестрый балаган во главе с элит-визажистом Игги Добсом.
        - Слава Высшему Разуму!
        «Лучше бы тебя сожрали!» - успел подумать Марк. Миг, и Добс пал перед ним на колени:
        - Ты - герой! Мой герой!
        Слюна летела с ярко-красных губ Игги, слюна восторга.
        - Я преклоняюсь! Все слышите?
        Слышали все, отсюда до Бычьей туманности.
        - Он спас меня! Всех нас! Презрев опасность! Армия - наша защита! Армия и флот Помпилии - лучшие друзья Игги Добса! От кого еще ждать помощи в трудную минуту?
        Не осталось и тени сомнения: в крови Игги бурлит гремучая смесь. На них с Марком смотрел весь бар. Наглый карлик хохотал басом, хорошенькая вудуни смеялась звонко, как колокольчик. Очень хотелось от души врезать стилисту по морде, как прозрачно рекомендовал дисциплинар-легат, но Марк сдержался. В джунглях было, за что. А сейчас Игги его до небес превозносит. Вон, лезет ботинок поцеловать. А Марк его - по морде. Форменное свинство получится…
        - На колени, дети мои! Вознесем хвалу спасителю!
        Девица-модификант, помахивая рыжим хвостом, с радостью откликнулась на призыв Добса - и одним прыжком оказалась на коленях у Марка. Обвила шею руками, прижалась грудью, зашептала на ухо сладкую чушь. Хвост ее проник между пуговицами мундира и уже лез под пряжку пояса. Щекотно, подумал Марк.
        Он хихикнул, сам того не желая.
        Балаган оккупировал Марков стол, притащив недостающие стулья. Бармен Родни достал из-под стойки биту для лапты, утыканную гвоздями. На языке Родни это означало: «Чего изволите?»
        - Лучшее пойло для лучших людей!
        Глотка у визажиста была что надо. Такой «Центурия, подъем!» по утрам командовать.
        - Двойную «Мамочку» всем! Шевелись, бармен!
        И без паузы, перегнувшись через стол, жарким шепотом:
        - Я сделаю тебя знаменитым! Кто, если не ты? Эксклюзив от Игги Добса. Генерал Ойкумена сдохнет от зависти! У нас будет генерал Тумидус. Генералиссимус! Мужество и выдержка. Суровое благородство. Одухотворенный милитари-стайл - гвоздь сезона! Я договорюсь с модельным агентством Зизи. Мы запустим линейку: «Моя война». Плюс концепт личного имиджа. Куча плюсов, дружище! И в основе всего - твое обаяние! От тебя нужна только подпись на контракте - и десять процентов прибыли твои!
        - Какой контракт? На что?!
        - На титул Героя Галактики! - шустрый язык модификантки облизал Марку ухо.
        Перед глазами курсанта Тумидуса промелькнула картина: миллионы богатых бездельников, и все на одно лицо. Обрюзгший Марк. Одышливый Марк. Чернокожий Марк. Морщинистый старикан-Марк. Марк - юнец из высшего света. Модные костюмы - пародия на форму либурнариев, с фазанами в петлицах. Десять процентов прибыли - и вечный позор на весь военный флот Помпилии! Герой Галактики живо представил себе реакцию дисциплинар-легата Гракха. Мнение обер-декуриона Горация по поводу. Глумливый восторг Катилины. Гнев отца на презентации «Моей войны». Разве что дед, с его клоунским прошлым, оценил бы ситуацию по достоинству.
        Застрелюсь, понял Марк. Клянусь честью, застрелюсь.
        - Я не согласен! - закричал он.
        - Почему, котик? - изумилась хвостатая оторва.
        Ответить Марк не успел.
        - О, цирк на гастролях! Клоун клоуна видит за два парсека. Верно, Тумидус? Да ты целое созвездие вокруг себя собрал! Браво!
        Стоя в дверях бара, Катилина аплодировал. За спиной Маркова недруга надрывались от хохота сокурсники. В сияющих глазах Катилины читалось счастье. Он и преположить не мог, что ему так повезет.
        II
        - Тумидус? Знавал я одного Тумидуса!
        В созвездии обнаружился черный карлик. Когда слепой вудун успел затесаться в компанию, Марк не уследил. Впрочем, приятели Игги приняли карлика, как родного.
        - Знатную попойку мы учинили на его галере!
        «Врет! - вскипел Марк. - Врет, сволочь! Чтобы дядя пригласил на свою галеру этого пьяницу? Сел с ним за стол?! Да он бы его в рабы взять побрезговал…»
        «…да, но я-то сижу с ним за одним столом?!» - с опозданием дошло до Марка.
        К счастью, курсант Катилина пропустил мимо ушей слова карлика, дававшие такой простор для чувства юмора. Слепец Катилину не интересовал. Марк, и тот утратил его расположение. Катилина узрел настоящую цель. Он включил форсаж, распушил хвост и решительно устремился на сближение.
        Ради этого он даже нырнул в пасть льва.
        Десять секунд, и в нише воркуют двое. Катилина машет бармену, заказывая выпивку, склоняется к вудуни, что-то шепчет ей на ухо… И прелестная шоколадка, вместо того, чтобы отшить наглеца, звонко смеется, по-детски прикрывая рот ладошкой.
        «Шлюха!» - зло подумал Марк.
        У тебя нет никаких прав на эту девушку, напомнил рассудок.
        Ну и что? - возразила ревность.
        Окрыленный Катилина спешил закрепить успех. Он был в ударе! Воздух в нише искрил от мужских гормонов. Кажется, вудуни это льстило. Возле столика возникла пышная официантка с подносом - Родни всегда слал Толстуху Марго к парочкам, балансирующим на грани обоюдной симпатии. Марго наклонилась, открыв взгляду Катилины ложбинку между могучими грудями, поставила поднос - и взвизгнула, получив смачный шлепок по заднице. Прелести Марго сотрясли стол. Из бокалов плеснуло: на брюки Катилины, выглаженные до бритвенно-острых «стрелок», на рукав мундира. На молодую вудуни не попало ни капли.
        Черный карлик оказался вездесущ.
        Цепкая лапка ухватила ближайший бокал. Золотистый напиток с бульканьем исчез в глотке слепца. Рыгнув, карлик без лишних церемоний взял себе добавки.
        - Запиши на мой счет, добрый бармен! И налей моим подружкам!
        Подружки - змея и птица - кинулись целовать благодетеля.
        Катилина побагровел:
        - Уродец! Ты что себе позволяешь?
        Когда курсант встал из-за стола, вудуни попыталась удержать его. С тем же успехом она могла удерживать подъемный кран.
        - Жить надоело?!
        - Что я наделал, сын осла! - запричитал карлик, с проворством блохи прячась за девиц. - Я рассердил большого белого бвана! Благородного бвана! Горе мне, горе!
        Ситуация сложилась патовая. Катилина готов был лопнуть от ярости, не находящей выхода. Не бить же слепого уродца смертным боем? Карлик укрылся от курсанта за живым барьером, подталкивая девиц в упругие зады. Но змея с птицей и без поощрений грудью встали на защиту «сына осла». Грудь обеих проигрывала рядом с чудесами Марго, но для обороны хватало.
        - Прости меня, гроза врагов! - голосил карлик. - Не делай рабом! Из Папы Лусэро скверный раб! Ленивый, пьющий… О, мои верные жены! Рыдайте по мужу, коровы моего крааля…
        Как слепец, не видя имперского орла на значке, определил в Катилине помпилианца, осталось загадкой. По запаху, что ли?
        - Папа, прекрати, - сказала вудуни. - Хватит издеваться.
        И пояснила в ответ на изумленный взгляд Катилины:
        - Это мой отец, Лусэро Шанвури.
        Тишина сковала бар. Даже Игги Добс прикусил язык. Все лица обернулись к карлику. Еще минуту назад курсант Катилина, чистокровный представитель расы помпилианцев, понимал, что нельзя бить калеку, как нельзя в присутствии свидетелей сделать рабом полноправного гражданина Лиги. Секунду назад он понял, что смерти подобно делать рабом человека, способного в ответ на агрессию превратить бар в груду пепла и уйти, смеясь, из звездной системы Тренга. Пьяница, буян, калека - перед Катилиной стоял Папа Лусэро, лидер-антис расы Вудун.
        Тот, кто ходил по космосу пешком.
        Антисы!
        Живая легенда Ойкумены. Одно упоминание о них рождало целый букет чувств. Восторг и трепет, зависть, гордость и надежду. Бывало, что и ненависть, густо приправленную страхом.
        Люди, способные усилием воли «уйти в волну», чтобы прогуляться по Космосу, как по аллеям парка - без скафандров и кораблей. Бродить по Галактике, улыбаясь туманностям губами силовых линий. Подмигивать звездам вспышками чистой энергии. Скользить по тоннелям червоточин, как с горок в аквапарке. Купаться в протуберанцах красных гигантов, мчаться наперегонки с потоками нейтрино…
        Звездные исполины, рожденные на хрупких шариках планет, матерями из плоти и крови. Единицы, исключения, кому было дано ощутить единство тела и разума, поля и вещества.
        Сосуды истинной свободы.
        В юном возрасте открывали в себе антисы способность к выходу «в большое тело». И горе окружающим, коль не распознали в ребенке скрытую мощь! Бесконтрольный выход в волну мог испепелить целый город. На заре Звездной Эры - когда, по преданию, появились первые антисы - такое случалось не раз. Города обращались в руины, гибли тысячи невинных, и никто не мог понять, что происходит. Страны собирались идти войной друг на друга, принимая старт антиса с планеты за ядерный удар противника. Историки Ойкумены гадают до сих пор, каким чудом ни одна из рас не истребила в итоге сама себя.
        Но факт остается фактом. Двенадцать веков назад, с разницей в пятьдесят-семьдесят лет, на просторы Галактики вышли пять рас энергетов. Вехдены - Хозяева Огня; духовидцы Вудун; гематры - живая математика бытия; брамайны, черпавшие силу в телесных страданиях личности; и помпилианцы, трансформировавшие свободу, отнятую у рабов. Им сопутствовали техноложцы с Ларгитаса - эти использовали не внутренние ресурсы организма, но достижения науки: энергию аннигиляции и кварк-глюонной плазмы.
        Нет конца спорам ученых: есть ли связь между выходом в Дальний Космос и появлением антисов? Нет числа гипотезам: связан ли «парад антисов» с обнаружением иных, родственных им, нечеловеческих сущностей - флуктуаций пространственно-временного континуума, сгустков полей, корпускул и лучей. Гроза звездных трасс: «гидры», «драконы», «сирены» - и «пенетраторы», вершина извращенной эволюции флуктуаций, чье поведение выглядело пугающе разумным.
        Что вызвало из небытия эти странные, непостижимые формы полевой жизни? Проколы пространства, гноящиеся раны бытия? - их оставляли за собой корабли, уходя в РПТ-маневр. Или флуктуации обитали во Вселенной со времен Большого Взрыва, а люди - лишь случайность на их долгом пути? Так или иначе, на космических дорогах людей встретили опасные хищники, готовые досуха высосать энергию корабля, а вместе с нею - разум, души и жизни экипажа. Волновые деструкторы, батареи плазматоров и даже мощнейшие межфазники, способные распылить врага на отдельные кванты, спасали не всегда. И тогда в космическую ночь вышли могучие охотники. Те, кто сражался с флуктуациями, что называется, голыми руками.
        Антисы.
        Защитники.
        Надежда и гордость человечества.
        Вудуны и брамайны, вехдены и гематры. Единицы из миллиардов. Число антисов в Ойкумене росло, но было ничтожно мало. На сегодняшний день - триста двадцать девять. Три с лишним сотни бойцов на всю Галактику. В целом, они справлялись. Спешили на помощь. Успевали. Спасали в большинстве случаев. Благодаря им, звездолеты гибли не чаще, чем аэромобили - в воздушных авариях. Но разведчикам, первопроходцам - и, конечно же, контрабандистам - приходилось рассчитывать только на себя.
        Ирония судьбы: «антис» - помпилианское слово. Оно значит: «исполин». Слово с легкостью вошло в унилингву, его приняла Ойкумена. Но у самих помпилианцев антисов не было. Так же, как у варваров и техноложцев, сделавших ставку на науку. «Энергеты ли помпилианцы? - мечом над головой гордячки-Помпилии висел болезненный, оскорбительный вопрос. - Ведь они пользуются заёмной энергией, отнимая свободу у рабов. Вот и антисов у них нет…»
        Ни о чем не мечтали помпилианцы с такой силой, как о собственных антисах. Что, если это просто досадный вывих эволюции? Что, если вывих можно исправить?!
        Ойкумена же с замиранием сердца следила за подвигами исполинов. Топы новостей вирта, документальные программы головидения, блиц-месседжи по гиперсвязи, тиражируемые ордой СМИ от Хиззаца до Кемчуги, эксклюзивные интервью; бесчисленные художественные фильмы «по мотивам реальных событий»… Очередная серия «Генерала Ойкумены», и та меркла перед экстренным сообщением:
        «Семнадцать минут назад на входе в систему Сигмы Змеи прогулочный лайнер «Асогве» был атакован флуктуацией континуума класса 2D-17+. Сигнал «Спасите наши души!» приняли на Китте, в ближайшем центре безопасности Лиги. На помощь «Асогве» стартовал находившийся в четырех парсеках от места происшествия Папа Лусэро, лидер-антис расы Вудун. Внимание! На борту лайнера находится наш специальный корреспондент! Смотрите прямой репортаж с места событий!»
        И человечество прилипает к сферам визоров, затаив дыхание, следит за мельканием призрачных пятен, вихрящейся тьмой, зыбкими силуэтами, содрогающимися в горячке боя, и лиловыми вспышками среди звезд.
        Можно ли заснять, увидеть, осознать грандиозность битвы между антисом, ушедшим в волну, и квантовым чудовищем? Но людское воображение с лихвой компенсирует ущербность техники и ограниченность средств коммуникации. В пронизанной излучениями пустоте не место привычным телам и формам. Здесь сияющий концентрат полей и энергий, похожий на гиганта-паука, без жалости рвет горящими хелицерами облако мрака, озаряемое ярко-голубыми сполохами. Облако выгибается в конвульсиях, бьет драконьим хвостом, силясь подсечь пауку ноги, но Папа Лусэро, волновой арахнид, мертвой хваткой вцепился в хищную флуктуацию. Клочья врага летят по закоулкам Вселенной, тают, распадаются, исчезают…
        Спасенный лайнер на форсаже ушел прочь, спеша достичь планеты, где люди будут в безопасности.
        Захлебываясь от восторга, комментатор новостей умолчал об одном: Папа Лусэро стартовал на помощь «Асогве» прямиком из киттянской тюрьмы, где отбывал наказание за злостное хулиганство. Впрочем, срок - сроком, а работа - работой. В условиях заключения антиса были заранее предусмотрены «экстренные командировки». Разделавшись с флуктуацией, Лусэро Шанвури вернулся в тюрьму - досиживать положенное. Через неделю его выпустили по персональной амнистии, объявленной Бугваном Кечвайо, президентом Китты.
        В благодарность за спасенные жизни, надо полагать.
        …А знаменитая зачистка трассы вокруг созвездия Слона? Три брамайнских антиса - Вьюха, Набхиджа и Капардин - стартовали с материнской Чайтры, шестой планеты оранжевого карлика Атман в области Хобота. Они двигались по космосу в своих волновых аватарах: лев, орел и буйвол. Противоестественный союз, невозможный в животном мире, давно стал привычным для побратимов, триады велетов, как звались антисы на языке брамайнов. Они скользили по краям гравитационных полей, повторяя изгибы разгонного участка трассы, и всё «зверьё» на парсек кругом спешило убраться прочь, забиться в норы червоточин, дабы не выдать своего присутствия. Те, кто не успел удрать, или был настолько отважен и глуп, чтобы вступить в бой, разлетались фейерверком фотонов, угодив в львиную пасть, истаивали полевым туманом под копытами буйвола, и клюв орла рвал в клочья волновую плоть дерзких.
        Надолго запомнили уцелевшие флуктуации великий поход. Тридцать лет после этого окружная трасса созвездия Слона слыла безопаснейшей из дорог Галактики.
        К слову, все подвиги меркли перед тем, что совершила Рахиль Коэн, гематрийский антис. Женщины среди антисов встречались редко, но они были, и ни в чем не уступали мужчинам. Когда поступил сигнал бедствия с экспедиционного рейдера вехденов «Тахион», спасатели не усомнились ни на секунду: у рейдера нет шансов. Убийственная, как вирус-мутант, ошибка в расчетах - и точка выхода из гипер-спатиума оказалась шагом на эшафот. Среднемассивная черная дыра BH24-16M3 класса «извечных», расположенная в районе окраинного созвездия Двух Пальм, возникла прямо по курсу. Погасить скорость вехденам не удалось. Чудовищное притяжение захватило «Тахион». Мощность двигателей спасовала перед воронкой мироздания. Рейдер падал в сверхплотное ничто, приближаясь к горизонту событий, из-за которого нет возврата.
        Приговор обжалованию не подлежал.
        Рахиль Коэн, оказавшаяся ближе других к месту трагедии, считала иначе. Гематры вообще считают иначе, чем люди и компьютеры. Как? Об этом знают только сами гематры. В существующей метрике континуума Вселенной «Тахион» был обречен. Его могло спасти только чудо. И Рахиль совершила чудо. Вынырнув близ дыры, она изменила метрику пространства. Континуум расцвел безумным спектром дополнительных, дробных измерений. Какое-то из них приняло в себя угасающий трансверсальный вектор скорости рейдера, дав «Тахиону» шанс - один на миллиард! - ускользнуть из смертельных объятий.
        На волосок от гибели, пилоты в ходовой рубке слышали голос. И не сомневались: с ними говорит Вселенная. Никто не посмел ослушаться, выполняя указания - предельно точные и ясные. «Тахион» выбросило в тридцати семи парсеках от Двух Пальм. Лишь двое суток спустя, добравшись домой, в родную систему Йездана-Дасты, экипаж рейдера узнал, кому обязан жизнью.
        Галактика узнала об этом раньше.
        Кто хоть раз в жизни не мечтал стать антисом? Увы, мечта лишь дразнила романтиков. Антисом нельзя было стать - им можно было только родиться.
        III
        - Жарко, - вдруг сказал Папа Лусэро.
        Растолкав подружек, он вышел вперед и добавил, расстегивая пуговицы:
        - У тебя становится жарко, добрый бармен…
        Цветастая рубашка слетела на пол, под ноги собравшимся. Карлик остался в брюках из черного шелка и кожаных сандалиях на босу ногу. Маленькая рука, похожая сейчас не на лапу макаки, а на ручку ребенка, медленно сняла темные очки.
        «Удав, - бледнея, вспомнил Марк дедов рассказ. - Слепой удав Катька.» Карлик не врал. Он действительно мог пьянствовать на галере Маркова дяди, надменного гард-легата Тумидуса. И попробовал бы гард-легат выставить антиса, что называется, за дверь! Если перед этим карлик спас галеру от атаки хищных флуктуаций…
        В глазницах Папы Лусэро блестели два яйца, сваренных вкрутую. Никто в баре - возможно, за исключением молодой вудуни - не знал, был ли чернокожий антис, исполин Космоса, слепым от рождения, или потерял зрение вследствие несчастного случая. Но от блеска этого искалеченного взгляда хотелось бежать сломя голову. Грудь и живот карлика покрывали шрамы, сплетаясь в сложную композицию. Б?льшая часть рубцов была ритуальной, но кое-что, вне сомнений, Папа Лусэро заработал в драках.
        - Большой бвана, - сказал антис. - Ты же не станешь клеймить меня?
        - Я не самоубийца, - хрипло ответил Катилина.
        - Мудрый бвана. Это хорошо. Бить калеку ты тоже не станешь?
        - Это…
        Катилина откашлялся:
        - Это ниже моего достоинства.
        Обветренное личико карлика сморщилось от улыбки:
        - Дерзишь. Мне нравятся дерзкие. Жаль, я не вижу тебя так, как видят остальные люди. Мне кажется, ты хорош собой. Н’доли, он хорош?
        - Хорош, - кивнула вудуни по имени Н’доли.
        - По-моему, он сильно изменился. Н’доли, он по-прежнему хорош?
        Вудуни присмотрелась к Катилине.
        - Меньше, - бросила она. - Уже меньше.
        Катилина и впрямь изменился. Перед ним, без пяти минут офицером абордажной пехоты, стояла заветная мечта - и ужас Помпилии. Хранители межзвездных трасс, антисы не участвовали в войнах человечества. Но если армады одной расы, вооруженные до зубов, вторгались в исконные системы другой расы, ставя своей целью захват планет и массовое порабощение - вместе с флотом защитников их, случалось, встречал местный антис. Папа Лусэро был чист, он ни разу не жег боевые корабли захватчиков. Но дисциплинар-легат Гракх мог многое рассказать о битве при Хордаде, где Нейрам Саманган, лидер-антис расы вехденов, распахнул огненные крылья перед эскадрами ВКС Помпилии.
        Живой вызов уставился на курсанта Катилину вареным взглядом. Что ж, Катилина принял вызов. Рот либурнария искривила волчья усмешка. Он сорвал с головы берет, скомкал в кулаке. Нельзя заклеймить антиса? Нельзя взять в рабы стихию? Отлично! Теперь ход был за Катилиной. На войне все средства хороши, подумал он. В вопросах чести нет компромиссов.
        - Сто экю, - сказал Катилина.
        - Что? - не поняла вудуни.
        - Сто экю за ночь, крошка. И двадцатка сверху, если ты постараешься.
        Кожа Н’доли сделалась цвета пепла. Она вскинула подбородок, словно ее ударили плетью. Пальцы сжали бокал так, что тонкое стекло грозило лопнуть. Если вудуни и собиралась плеснуть вином в лицо курсанту, она сдержала порыв.
        - Сотня? Дешево ты меня ценишь, красавчик…
        - Согласно прейскуранту.
        Катилина сел, откинулся на спинку кресла. Достал из кармана сигарету; легонько щелкнул по файр-наконечнику, воспламеняя табак. В курении он подражал начальнику училища, о чем знали все.
        - У Родни не работают дешевые шлюхи. Вот, - он указал на змею с птицей. - Сотня за ночь, двадцатка в час. Если ты здесь, значит, даёшь как поёшь. Раскрути меня на дорогую выпивку, и Родни отстегнет тебе долю со счёта. Я что, должен учить тебя? Если хочешь, прихватим моих друзей. Обслужишь троих по повышенному тарифу? Я не жадный.
        Он нахмурился:
        - Надеюсь, ты чистенькая? Трипперная справка есть?
        Катилина знал, что делает. Как он не мог ударить калеку и заклеймить антиса, что бы карлик ни вытворял, так и Папа Лусэро не мог сжечь бар дотла вместе с обидчиком дочери, выйдя «в большое тело». Да что там бар! При горячем старте антиса в космос от всего городка, единственного на острове Тангамак, с его казино, борделями, кабаре, притонами и ресторанами, остались бы одни развалины. Так рушится выстроенное людьми, если безумец-капитан прямо с космодрома бросает грузовой звездолет в РПТ-маневр.
        «У меня связаны руки, но и ты в цепях, - ясно говорил весь облик Гнея Луция Катилины. - Что же нам дозволено, антис? Тебе - безнаказанно оскорблять меня. Мне - безнаказанно оскорблять твою дочь. Терпи, как стерпел я. Глотай обиду. А лучше кинься на меня с кулаками. В физическом облике я скручу тебя, как прачка - мокрую тряпку. В пределах разумной самообороны, без телесных повреждений. Курсант урезонивает раздухарившегося калеку? Помпилианец приводит в чувство черную обезьяну? Мне это нравится, Папа…»
        Катилина ждал реакции и дождался.
        - Извинись, - сказал Марк. - Немедленно извинись.
        - Не лезь, - предупредил Катилина. - Добром прошу, не лезь.
        - Извинись перед госпожой Шанвури.
        Смех был Марку ответом.
        - Как вас зовут, молодой человек? - спросила вудуни.
        - Курсант Тумидус, к вашим услугам.
        Марк и сам не знал, откуда взялось это старомодное «к вашим услугам». Свалилось, как снег на голову; языком пламени вспыхнуло в крови.
        - А по имени?
        - Марк Кай. Можно просто Марк.
        - Спасибо, Марк. Не продолжайте, прошу вас, - Н’доли выбралась из ниши, подошла к Марку. От нее пахло ландышем, сандалом и вином. - Вы подеретесь, а мне не хотелось бы этого. Вы же видите, он хамит не мне. Он хамит моему отцу. Обычная история. Дома, на Китте, Папа Лусэро по шесть месяцев в году сидит за решеткой. Драки, скандалы; когда нет туристов, он колотит жен.
        - И вас? - спросил Марк.
        И покраснел, как никогда в жизни.
        - Меня? - Н’доли улыбнулась. - Меня - нет. Только маму.
        - А если вы пытаетесь заступиться за маму? Вы же пытаетесь?
        - Раньше - да. Мама закатила мне такой скандал, что я зареклась на всю жизнь. «Бьет - значит, любит, - сказала мама. - Ты что, дура, хочешь, чтобы он меня разлюбил?!»
        - Дай ей в морду, клоун, - посоветовал Катилина. - Чего не сделаешь ради любви? Это у них семейное. Вижу, ты ей нравишься больше. Пускай, я всегда рад поделиться с другом. Могу и деньжат подкинуть, если ты на мели. С одним условием: ты принесешь мне её трусики. На память.
        Он выпустил пять колец дыма, забавно чмокая ртом.
        - Договорились? Трусики за сотню экю!
        - Договорились, - кивнула Н’доли.
        О пластике вудунов слагали легенды. Компания Игги Добса зааплодировала, когда дочь Папы Лусэро исполнила краткий, исполненный страсти танец. Движение бедер, подол платья задирается вверх, выше, чем диктуют приличия; молниеносное движение руки, наклон, ноги переступают через белоснежную пену, платье возвращается на исходные позиции…
        - Лови, красавчик!
        Комок кружев полетел в лицо Катилине.
        Машинально он поймал трусики, под хохот собравшихся. Игги Добс, человек без комплексов, уже строил догадки, что будет делать курсант после отбоя, в долгие ночные часы, с такой прелестной добычей. Бармен Родни в восторге стучал битой о стойку. Девица с лисьим хвостом сокрушалась: модификация не позволяла ей повторить подвиг Н’доли. Громко завидовал прославленный стриптизер Латомба. Личико карлика-антиса сморщилось в потешной гримасе. Не в силах сдержать чувств, Папа Лусэро вцепился в свои седые, на редкость курчавые волосы. Весь вид карлика говорил о полном одобрении поступка дочери.
        - Денег не надо, - сказала вудуни. - Это подарок.
        И за руку увела Марка из бара.
        IV
        Поздний вечер.
        Ветки магнолии стучатся в окно.
        Крупные, мясистые листья отблескивают глянцем. Идет дождь: мелкий, теплый. Листья мокрые, качаются, стряхивают капли. Частный отель на окраине: десяток двухэтажных бунгало, разбросанных в кажущемся беспорядке. Берег моря окаймлен густыми зарослями. Сделай шаг, и линия белого, искрящегося под ранней луной песка сменится взгорком, похожим на кромку джунглей.
        Сделай шаг, и все изменится.
        Сделай шаг, и вернуться не удастся.
        - Подожди.
        - Почему? Ты не хочешь…
        - Хочу. Иначе зачем бы я привела тебя сюда?
        - Тебе нравится мучить меня?
        - Не приписывай мне склонность к извращениям. Я даже своих пациентов не мучу. У меня узкая специализация - реанимация. Я или спасаю, или даю спокойно умереть.
        - Значит, если бы я, весь в крови, кричал: «На помощь!»…
        - Я бы подошла не раньше, чем у тебя закатились глаза. Говорю же, реанимация. Остальное - к хирургу или к психиатру. Дай руку. Вот, приложи сюда…
        - Что это?
        - Медицинский анализатор.
        - Ты решила взять у меня анализ крови?
        - И скажи спасибо, что я не беру анализ мочи и кала. Твой приятель назвал меня шлюхой. Он мог угадать, мог и ошибиться. Я же ясно вижу, что ты курсант. Надеюсь, ты не станешь меня уверять, что я у тебя первая…
        - Н'доли…
        - Вот и славно. Скажешь, я цинична? Издержки профессии, дружок. Ты хорошо знаком со здешними шлюхами. Я хочу быть уверена, что ты не наградишь меня какой-нибудь случайной радостью. Или у тебя есть справка из военного диспансера? Как сказал твой приятель, трипперная справка?
        - Хватит вспоминать моего приятеля!
        - Не сердись.
        - Он мне вовсе не приятель! Он что, произвел на тебя впечатление? Ты не в силах его забыть? Закроешь глаза и будешь воображать, что здесь - он?!
        - Ревнуешь? Великий Замби! Как мне это нравится…
        - Я…
        - Замолчи. Анализ закончен, реакция отрицательная. Ты здоров, как бык, курсантик. Это мне тоже очень, очень нравится. И твой белобрысый чуб…
        - Ай!
        - Да, я дернула. И дернула больно. Будешь задавать дурацкие вопросы - я вырву его по волоску. Все, хватит. Иди ко мне…
        Дождь усиливается. Звук поцелуев почти не слышен. Ветер ерошит крону магнолии. Время бродит по берегу. Шорох волн - метроном. Где-то плачет ночная птица. Вокруг луны - млечная вуаль облаков.
        Стоны; вскрик.
        Время, листья, дождь.
        - Когда ты должен уйти?
        - Не позже четырех. Без четверти пять уходит первая «телега» на Сколарис. Утреннее построение в шесть тридцать. Я успею.
        - Я закажу тебе аэротакси.
        - Я уже предупредил портье. Ты брала ключи, а я сказал, чтобы он вызвал мне машину на утро. Этот хлыщ не страдает склерозом?
        - Он помнит фамилии всех постояльцев за тридцать лет. Не волнуйся, такси прибудет вовремя. Как поживает твой чуб?
        - Хочет, чтоб за него дернули.
        - Славный чуб. С пониманием. Думаю, дружок, ты полюбишь ошейник и плеть. У тебя прекрасные задатки.
        Стоя у окна нагишом, Н'доли Шанвури проводила взглядом аэротакси. Когда машина скрылась в тумане, унося Марка Тумидуса к утреннему построению, молодая вудуни занялась делом. Результаты анализов курсанта были записаны на «микрон», защищенный фул-блокадой, и внедрены в ноготь Н'доли. Капсула с кровью, покинув отсек анализатора, разместилась в полом изумруде - камень блестел в розетке кольца на левой руке Н'доли. Занявшись тем, что посторонний зритель мог бы счесть мастурбацией, вудуни извлекла вторую капсулу - с семенной жидкостью Марка. Идти в ванную дочь Папы Лусэро не спешила. Ее кожа, обработанная молекулярным «скребком», дала образцы пота и слюны будущего офицера ВКС Помпилии; простыня, еще хранившая следы любовной битвы, дала дублирующие образцы.
        Межрасовый генетик, доктор биохимии Н'доли Шанвури знала, что делает. Насчет реанимации она тоже не соврала - в жизни молодой вудуни было место многим специальностям. Даже таким, о каких не принято говорить вслух, тем более в постели.
        - С задирой было бы проще, - Н'доли подмигнула своему отражению в зеркале. - И быстрее. Я бы успела выспаться. С другой стороны, малыш приятнее. Гораздо приятнее…
        Отражение согласилось: да, малыш ничего.
        - Полагаешь, он нам еще пригодится?
        Берегись, предупредило отражение. Малыш с характером.
        - Это верно. Очень даже с характером. Завидую крошке, которая разбудит его сердце. Мне досталось кое-что пониже, не больше.
        Берегись, повторило отражение. Те, что с характером, опасней задир.
        - Да ну тебя… Перестраховщица!
        Ближе к семи дочь Папы Лусэро покинула отель.
        V
        Кто хоть раз в жизни не мечтал стать антисом? Увы, мечта лишь дразнила романтиков. Антисом нельзя было стать - им можно было только родиться.
        Но…
        О, это благословенное, проклятое, будоражащее «но», дарящее сладкий ужас и надежду!
        Семь лет назад Ойкумену всколыхнула сенсация: антисом стать можно! Да, не в одиночку, в экстремальных обстоятельствах, но можно! Их было восемь - первых. Лючано Борготта, контактный имперсонатор-невропаст. Двое близнецов-гематров из банкирской семьи Шармаль. Вехден. Техноложец. Киноидная модификантка. Женщина-вудуни. Еще одна женщина - помпилианка Юлия Руф. Спасаясь из орбитальной тюрьмы «Шеол», они сумели уйти в волну, создав единое «большое тело». В космос вышел первый коллективный антис. Коллант, как вскоре окрестили его с легкой руки профессора Штильнера, доктора теоретической космобестиологии.
        Мечта обитателей Ойкумены, как и любое грандиозное событие, стала реальностью внезапно - и совсем иначе, чем ожидалось. Но кого интересовали нюансы? Прямая дорога в космос открыта для всех и каждого! Долой громоздкие жестянки кораблей! Флуктуации континуума? Тьфу! Плюнуть и растереть. Перелеты, отнимавшие кучу времени, у колланта займут считанные часы. Дом человечества - Вселенная! Невиданная доселе свобода, прекрасный новый мир без границ…
        Ойкумена стояла на пороге перемен. Казалось, еще одно, последнее усилие… Ожидание затягивалось, но люди ликовали в предвкушении. Помпилианцы - в особенности. Выяснилось: создание колланта невозможно без участия уроженца Помпилии! В коллективном антисе помпилианец выполнял роль коммутанта. Ментальные нити клейма связывали участников, позволяя сверх-организму «уйти в волну». На планетах же «малые тела» и личности коллантариев без потерь возвращались к исходному состоянию.
        Ближайший аналог - армейская дисциплина Помпилии.
        Для создания колланта требовались и другие компоненты: невропаст-инициатор, энергеты разных рас, техноложцы… Но это было уже непринципиально! Монополии на антисов пришел конец. В новом мире, мире коллантов, помпилианцы сыграют ключевую роль!
        Помпилия ликовала.
        Антический центр «Грядущее» под руководством профессора Штильнера, с головным офисом на Октуберане, в самом сердце Помпилии; курсы невропастов; колланты рождались трудно, в боли и муках - на то они и роды… Одним из первых помпилианцев-коммутантов, вслед за Юлией Руф, стал гард-легат Гай Октавиан Тумидус - дядя будущего курсанта Марка Тумидуса. Будущий курсант тогда учился в школе и гордился дядей - героем и первопроходцем - на всю Галактику.
        Минул год. Второй. Невропастов катастрофически не хватало. Совместимость коллантариев не удавалось просчитать даже гематрам. После скрупулезной подготовки удавалось одно слияние из двадцати. Прекрасный новый мир отодвигался в туманное будущее. На всю Ойкумену насчитывалась дюжина действующих коллантов. Мощь их в большом теле заметно уступала мощи природных антисов. Флуктуаций коллантам следовало опасаться…
        Увы, главной бедой оказалось другое.
        Проблема обнаружилась не сразу: за эйфорией первых успехов никто не отследил побочные эффекты. Впрочем, кое-кто наверняка заметил - не мог не заметить! - и предательски умолчал о них.
        Именно это - преступное замалчивание фактов и предательство интересов Помпилии - было вменено в вину гард-легату Тумидусу. Помпилианцы-коммутанты, входившие в состав коллантов, после выходов в «большое тело» теряли способность клеймить людей, превращая их в рабов! Ментальное клеймо, плод эволюции, основа самого существования Помпилии, перерождалось в рудимент. Теперь оно годилось лишь для объединения участников в колланта - и больше ни на что!
        Разве мог помпилианец не заметить утрату собственной сути?! Ощутив роковые изменения, всякий истинный гражданин Великой Помпилии обязан был немедленно доложить, уведомить, предупредить…
        Почему вы не сделали этого, гард-легат Тумидус?
        Почему вы не сделали этого, манипулярий Лентулл?
        Почему вы не сделали этого, обер-центурион Аттиан?
        Почему вы не сделали этого, гражданин Спурий?
        Почему вы не сделали этого, госпожа Руф?
        Государственная измена. Предательство интересов империи. Хуже того, предательство своей расы! Потеря расовой идентичности на психофизиологическом уровне. Помпилианец, лишенный клейма, больше не помпилианец. Обезрабленный помпилианец умирает. Почему вы до сих пор живы, легат Тумидус?!
        Головной офис «Грядущего» сожгли возмущенные граждане. Октуберан всегда был легок на расправу. Близилась очередь предателей. По этому поводу состоялась парочка факельных манифестаций - внушительных и многолюдных.
        Прокуратор-обвинитель настаивал на смертной казни; все шло к расстрелу. Кто из владык Помпилии вмешался в судебный процесс, настояв на смягчении приговора, осталось тайной. Лишение титулов, званий, наград и привилегий. Лишение гражданства. Лишение расового статуса. Лишение земельных владений и иной недвижимости. Пожизненная высылка за пределы империи, с запретом посещения планет, принадлежащих Великой Помпилии либо находящихся под ее протекторатом.
        Говорят, бывший гард-легат Тумидус продолжил работу в антическом центре «Грядущее», в филиале на Китте. Нашлись и другие предатели-ренегаты. К счастью, их оказалась горстка. Лучезарная мечта Помпилии - собственные антисы - сгорела дотла, разлетевшись хлопьями серого, горького пепла. Вместе с ней сгорела мечта остальных рас Ойкумены, но это заботило помпилианцев в последнюю очередь. Если не нам, то никому!
        Впрочем, сгорела ли мечта?
        Сейчас, по прошествии семи лет, коллантов было все еще ничтожно мало. Собирать их оказалось сложно, дорого, зачастую - болезненно. И все же, все же…
        Число коллантов в Ойкумене росло.

* * *
        На «телегу», как называли в училище регулярный рейсовый аэробус «Пушта-Тангамак-Сколарис», никто не пришел. Большинство курсантов вернулось в лагерь из увольнительной заполночь. Марк, ранняя пташка, ничуть не жалел, что лишил себя возможности урвать часок-другой сна. Счастливо улыбаясь во весь рот, он ткнул пальцем в сканер турникета. Училище оплачивало транспорт для будущих либурнариев и преподавательского состава. База отпечатков пальцев была доступна местной гильдии перевозчиков, заменяя предъявленный билет. Исключение составляли частные такси. «Бомбилы» упрямо требовали наличные, а палец предлагали засунуть куда поглубже. Прилетев на стоянку, Марк хотел рассчитаться с водителем, но выяснилось, что Н'доли заранее оплатила полет. Ограничившись щедрыми чаевыми, Марк подумал: не обидеться ли?
        Еще никогда женщины не платили за него.
        Он встал у закрытого бронированными жалюзи киоска - днем здесь торговали лапшой с креветками и супом, острым как бритва - прислонился спиной к раздаточному подоконнику и зажмурился. Марк вспоминал Н'доли. Возбуждение снова охватило его. Умея подчиняться, вудуни умела приказывать. Чередуя одно с другим, она показалась Марку лучшей любовницей в мире. Нельзя сказать, что у Тумидуса-младшего был большой опыт. Конопатая Мирна, дочка конюха - рыжая кошка затащила Марка на сеновал дедовой фермы, где наскоро обучила азам «перепихона», как Мирна называла любовь во всех ее видах. Две-три чистенькие шлюшки, обслуживающие курсантов. Ну, еще та туристочка, в белом платьице, с кисточками на ушах…
        Все они и в сравнение не шли с Н'доли.
        - Господин Тумидус?
        Марк открыл глаза. Напротив стоял Катилина. Тоже нашел себе подружку до утра, решил Марк. Молчание затягивалось, напряжение между курсантами росло: вот-вот заискрит. Сменив позу на случай нападения, Марк пригляделся к Катилине. Выражение лица, осанка, поза… Обращение «господин Тумидус». Другой, непривычный, до мозга костей чужой Катилина кусал губы и размышлял. Казалось, он заранее продумал разговор и сейчас собирается с духом.
        - Я оскорблен, господин Тумидус. Я требую удовлетворения.
        - Что? - глупо переспросил Марк.
        В крови зажегся огонь. Пламя быстро распространилось по телу, волной ударило в голову. Руки задрожали; впрочем, дрожь быстро унялась. Тело горело, зато в груди с уверенностью метронома билась подтаявшая ледышка.
        Марк вспомнил отца. Строгого, чопорного отца. Персонал дрожал от страха, когда главный инженер объезжал станции с проверкой. Человек слова, отец не написал сыну ни строчки, не сделал ни единого вызова по гиперсвязи после того, как Марк вопреки отцовской воле связал свою жизнь с военно-космическим флотом.
        Марк вспомнил деда. Дед не сразу стал клоуном. Цирковую специализацию Луций Тит Тумидус, руководитель группы наездников, сменил после перелома ноги: третьего, открытого со смещением. Конное шоу «Оракул» - джигитовка плюс акробатика - восхищало зрителей смертельно опасным риском. Возраст, сказал дед, выезжая из лазарета на антиграв-коляске. Проклятый возраст. Все ожидали, что он перейдет в администрацию, но дед быстро восстановил форму. Все ждали, что он опять возглавит свою конную группу, но пришло известие о тяжелой болезни бабушки - и дед внезапно бросил джигитовку, став коверным.
        Марк вспомнил дядю. Легата гвардии Тумидуса, героя и предателя. Марк удивился бы, скажи ему кто правду, но в эту минуту он был сильнее всего похож именно на дядю. Люди, знавшие гард-легата лично, говорили, что лучше целоваться с разъяренным львом, чем беседовать с «бешеным психом», когда псих в дурном настроении.
        - В любое время, - сказал Марк. - Сейчас?
        Катилина засмеялся.
        - У ларька, воняющего кислой лапшой?
        - Завтра? Когда?
        - В училище, едва мы уединимся для выяснения отношений, нам помешает обер-декурион Гораций. У него нюх на такие вещи. Я из хорошей семьи, господин Тумидус. У нас не привыкли решать вопросы чести наспех. В следующее увольнение я жду вас у лагуны Ахойя. Там, где три заброшенных коттеджа. Знаете, где это?
        Марк кивнул.
        - Оружие? - спросил он. - Хотите стреляться, господин Катилина?
        - Я? Нет.
        - Оружие выбирает оскорбленная сторона.
        - На чем здесь можно стреляться? На парализаторах? - Катилина с презрением выпятил нижнюю губу. - На полис-шокерах? Из лучевика слишком просто убить. Победителя отдадут под трибунал: приговор, каторга. Холодное оружие, господин Тумидус. Легкое холодное оружие. Такое, каким сложно убить или искалечить. Деремся до первой крови. Я не ищу вашей смерти. Мне будет достаточно поставить вас на место. Оружие каждый подбирает сам. Если угодно, - он фыркнул, - попросите Горация. Обер-декурион даст вам аз-загай. Или цеп для обмолота.
        Марк еще раз кивнул. Он мучительно вспоминал - и никак не мог вспомнить архаичное, забытое, крайне необходимое в данный момент слово.
        - Секунданты! Нам понадобятся секунданты.
        - Я возьму с собой господ Секста и Гельвия. Они согласны секундировать обоим. У вас нет возражений?
        - Нет.
        - Парное оружие. Для двух рук.
        - Хорошо.
        - Хотите что-то добавить? Принести извинения?
        - Нет. В вопросах чести нет компромиссов.
        - Превосходно! Честь имею…
        Катилина щелкнул каблуками и быстрым шагом пошел к садящемуся аэробусу. На ходу он обернулся. «Клоун!» - насмешка искривила узкие губы курсанта. А может, это был просто нервный тик.
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (одиннадцать лет тому назад)
        В молодости я смотрел фильм «Двойная звезда». Главный герой фильма, профессиональный артист, вспоминал, как его отец, тоже артист, часто повторял: «Шоу должно продолжаться!» Подразумевалось: любой ценой, что бы ни произошло. Герой, уже в возрасте, задумался: а, собственно, почему? И пришел к выводу, что отец был прав. Зритель купил билет и явился в зал, значит, артист должен дать зрителю лучшее, что он скопил за годы работы на сцене.
        Иногда я думаю, что у этой правоты есть оговорка.
        Если зритель вломился в зал бесплатно, оттолкнул капельдинера, плюхнулся на чужое место в первом ряду, шуршит фольгой от шоколада и во всю глотку комментирует шоу, не стесняясь в выражениях - что я, артист, должен ему?
        И зритель ли это?
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - На пляже, - сказал дед.
        - На спецпляже, - уточнил Пак, болтая кривыми ногами.
        - Да, на спецпляже. Для артистов цирка и театральных деятелей. Есть на Хиззаце такой богемный пляж. Вход только по пропускам. Помню, оформлял я этот пропуск - ей-богу, проще попасть на аудиенцию к его высочеству Пур Талеле XVI! Анкета - тысяча и один пункт…
        - Качок, - напомнил Марк. - Деда, ты говорил про качка.
        - Ага, качок. Завелся такой на пляже. Бицепсы-трицепсы, поперек себя шире. Жрёт гормоны с протеином, срёт…
        - Какает, - поправил вежливый Марк.
        - Не знаю я, чем он какает, - отмахнулся дед. - Блинами от штанги, наверное. Короче, выходит на пирс, в плавках-шнурках, и качает эспандер. Наступит ногой, петлю в кулак и ну работать. Мышца аж лоснится! Весь женский контингент как подурел. Думают, у него в плавках сплошной мускул…
        Дед сегодня хлебнул лишнего. Дед увлекся.
        - У меня тоже будет бицепс, - Марк ткнул Пака кулаком в бок. - Я тоже накачаю. Папа обещал купить мне абонемент в тренажерный зал. Если я буду по утрам делать зарядку…
        - Делаешь? - спросил беспощадный Пак.
        Марк промолчал.
        Незадолго до каникул отец взял Марка к себе на работу. Специально попросил, чтобы в школе Марку дали отгул на день - случай небывалый для Юлия Тумидуса, поборника дисциплины. Утром Марку, хочешь - не хочешь, пришлось делать зарядку: целых полчаса. Обычно с утра отец был, как говорила мама, вещью в себе, корректируя в уме план на день. Такого легко обмануть. Пыхтишь в комнате, топаешь, а сам смотришь без звука «Генерала Ойкумену». В идеале лежа на полу - вроде как отжимаешься или пресс качаешь. А тут отец каждую минуту заглядывал к сыну, напоминая, что после зарядки следует принять душ. Дался ему этот душ! Небось, думает, что у него на работе все сбегутся нюхать Марка. После душа и завтрака Марк и вовсе расстроился - на него надели галстук. Натуральную удавку в горошек! И белую сорочку, и пиджак, и черные туфли с узкими носами.
        Позорище!
        На работе у отца Марк скучал. Больше всего запомнились тапочки. Белые, ворсистые тапочки - их следовало надеть у входа. Туфли Марку жали, тапочки показались улыбкой фортуны. Дальше началась тоска зеленая. Здравствуйте, господин Тумидус! Какой у вас чудесный сынок! Небось, отличник, весь в папу… Да-да, мы все покажем в лучшем виде. Тут у нас, хороший мальчик, двухконтурный реактор. Энергия, выделяемая в активной зоне реактора, передаётся теплоносителю первого контура. Вот ведь какая штука, круче «Генерала Ойкумены». Хочешь знать, что дальше, умный мальчик? Ну конечно же, хочешь! Дальше теплоноситель поступает в парогенератор и превращает воду второго контура в кипяток. Ты дома чай пьешь? Считай, здесь у нас чайник… Пар поступает в турбины, турбины вращают электрогенератор. Вот мы и с электричеством! Ты понял, разумненький мальчик? Ага, кивнул Марк, тщетно надеясь, что на этом его мучения окончатся.
        «А вот активная зона реактора,» - вернувшийся отец указал на монитор: огромный, в полстены. Марк повернул голову. В активной зоне сидели рабы: рядами, уходящими в глубину зала, похожего на ангар.
        - Короче, - продолжил дед, набивая трубочку табаком, - подходит к качку один карлик. Морда кирпичом, ножки вензелем…
        - Врешь, - обиделся Пак.
        - Подходит и давай восхищаться. Ох и ах, как я вам завидую! Это ж, наверное, очень трудно… Очень, кивает качок. И эспандер тугой? Тугой, да. А можно, я попробую? Ну, попробуй, кивает качок. Взял карлик эспандер, ножкой наступил, ручкой уцепился. Качает и вопросы задает.
        - Умные, - уточнил Пак.
        - Разные, - согласился дед. - Главное, много их, вопросов. Качок от внимания разомлел, поет соловьем. График тренировок, сушка, режим питания… И тут до его спинного мозга доходит, что карлик все качает и качает. Замолчал качок, смотрит. На пляже хохот, девчонки с комментариями лезут. А карлик качает. Так и остался с чужим эспандером. Качка мы больше не видели…
        - Я еще сальто сделал! - Пак вспрыгнул на перила. - Классное!
        - Ну, покажи.
        - Вот такое…
        Марк ахнул, когда Пак взвился в воздух, крутя двойное сальто-мортале. Миг, и ножки карлика мягко ударили в траву. Пак вскинул руки, приветствуя зрителей, и раскланялся, ухмыляясь.
        - Я им всем показал! С пирса в воду…
        Кемчугское сальто, боковое. Пируэт. Тройной твист в группировке. Колесо без рук. Пак был в ударе, вспоминая день своего триумфа. Аплодируя, Марк отбил себе ладони. Дед посмеивался, глядя на разошедшегося приятеля.
        - Я! - орал Пак. - Им…
        - И тут, - дед поднес к трубке древнюю зажигалку, - подходит к нашему герою одна девчоночка. Тощенькая, мозглявая, ни кожи, ни рожи. Одни глазища в пол-лица. Очень уж ей наш герой к сердцу припал.
        - Хватит, - Пак прекратил трюки. - Конец истории.
        - Ну почему же конец?
        - Потому что конец. Хватит, старый хрен…
        Дед помахал рукой, разгоняя дым:
        - Ты вульгарен, Инь Чи Пак, друг мой. Сказал бы: молодой хрен… На худой конец, моложавый. Тебе все равно, а мне приятно…
        Пикировка взрослых была Марку неинтересна. Активная зона, вспомнил он. Рабы - рядами. Сидят, держатся за контактные пластины трансформаторов. Кое-кто двигает рычаги, словно лыжными палками орудует. Серые робы, желтые нашивки.
        Вот, сказал отец. Истинная мощь Помпилии. Ты думаешь, что сила - это армия? Военно-космический флот? Ерунда. Тебя ослепил блеск орденов. Смотри и убеждайся. Мы не держим рабов дома. Зачем? Чтобы они вертели домашний генератор? Проще подключиться к городской сети. Мы, помпилианцы, сдаем рабов на энергокомплексы. Каждый раб - акция. Ты получаешь доход с их энергии. Ты, я, мама. Но главное, это перегной, на котором растет наша цивилизация. Флотские держат рабов на галерах. Армии нужна энергонезависимость. Это понятно. Но армия - малая часть нашей расы. Смотри и понимай: где нет показного блеска, там есть опора и фундамент.
        Ага, согласился Марк. Он готов был согласиться с чем угодно, лишь бы поскорее уйти домой. Тут и мои рабы. Да, я понимаю. Рабов у Марка было двенадцать, он никогда о них не думал, но чувствовал, как собственные пальцы. Двух он заклеймил при рождении. Остальных ему приводили родители, по одному в год. Марк не интересовался, где родители их берут. Одноклассники говорили, что есть специальный рынок. Марк клеймил новых рабов и, дернув поводок, приказывал идти туда, куда велит отец. Теперь он знал, что с каждого раба ему идет доход.
        Ну и что?
        Рассказы дяди о сражениях были куда интереснее.
        Будь Марк старше, он заметил бы, что равнодушным согласием оскорбил отца до глубины души. Будь Юлий Тумидус менее замкнутым, он бы показал сыну свою обиду. Возможно, это спасло бы их от дальнейших конфликтов.
        - Девчоночка, - упорствовал дед, игнорируя возмущение Пака. - Ах, вы такой ловкий! Ах, вы такой умелый! И сильный какой… Помнишь, Пак? Ты раздул грудь, как лягушка в брачный сезон. Ты пел, как тенор в Сенаторской опере. Ты же любишь тощеньких? Ты рассказывал ей, как надо делать сальто, как это сложно, каких требует усилий и подготовки. Ты показывал, ты чуть из плавок не выскочил… Ну же, вспоминай! Что она у тебя спросила напоследок?
        Пак мрачно нахмурил брови:
        - Она спросила: «Это делается так?»
        - Великий Разум! - дед расхохотался. - Как она прыгала! Я никогда не видел, чтобы так прыгали. Томинда Чакчель, лауреатка секторального конкурса в Монте-Фарри. Верхняя гимнастка в Малых Сатурналиях. Я потом справлялся у знакомых…
        - А я не обиделся, - сказал Пак. - Я ни капельки не обиделся.
        - Это да, - согласился дед. - Ты не обидчив.
        Глава четвертая.
        Корсет либурнария, или Психология ботвы в кризисных ситуациях
        I
        Курсант Сулла угодил в заросли пилолиста. Курсант Сулла порезался. Курсант Сулла помянул заблудшую женщину и ряд действий, совершаемых с особым цинизмом. Листья сволочного кустарника, зазубренные по краям, в остроте давали фору биокерамическим скальпелям. Стоит ли удивляться, что Сулла забылся? Нарушил радиомолчание? Остановился, прекратив выполнять задачу: продвигаться вперед?
        - Зар-р-раза!
        Ментальный поводок дрогнул, уведомляя о проблеме. В ответ Марк рефлекторно усилил давление - и спохватился, давая откат. Он еще плохо управлялся с тонкими настройками корсета. Работа с ослабленным клеймом превращала боевое подразделение помпилианцев в единый организм - степень взаимодействия, недоступная другим армиям Ойкумены. Ведущий к Сулле поводок слабо пульсировал: конфликт установок. Повиноваться приказу без оговорок - или задержаться, обработав порез? Следовало одернуть курсанта, скорректировав маршрут. Но выходить в эфир, усугубляя нарушение режима - последнее дело.
        Марк потянулся к Сулле и двум курсантам рядом с пострадавшим. Трио-картинка сложилась в обзорную панораму. Кусты пилолиста - со всех сторон. Угрожают тысячами серо-зеленых лезвий: попробуй, сунься! Шипя от боли, Сулла рылся в медпакете: искал пластырь-антисептик. Легкий, едва ощутимый «подзатыльник», и Сулла перевел связь в ждущий режим.
        Вроде как сам вспомнил: нельзя засорять эфир.
        Соседи Суллы оказались предусмотрительнее. Они обходили заросли по широкой дуге, отклонившись от маршрута, но в целом сохраняя направление. Каменистый склон, перед глазами в такт шагам подпрыгивает горизонт - гребень холма. Над гребнем маячат верхушки далеких деревьев и несутся табуны облаков. Слишком большой крюк для Суллы. В двадцати шагах от него адский невод пилолиста перемежался безобидным папоротником. На Тренге папоротник мог вымахать вдвое выше человека. Залепив порез, Сулла огляделся, повинуясь внешней стимуляции, и устремился к папоротнику. Выполнение боевой задачи возобновилось.
        Напряжение поводка ослабло.
        Все это время Марк продолжал идти по маршруту, отслеживая обстановку перед собой - и в секторе продвижения декурии. Слоистым восприятием помпилианцы овладевали с раннего детства. Иное дело - полноценный корсет. Вторая «офицерская», четыре дня адаптации - и полевые учения. Хватит на плацу прохлаждаться, лодыри! Тут вам курорт или абордажная пехота?!
        Прикусив сенсорный загубник шлема, Марк включил климатизатор. Под камуфляжем пронесся свежий ветерок, задувая к воротнику, на шею и лицо. Со временем, обнадежил себя Марк, корсет встанет на рефлекс. Со временем…
        Четверо суток кипящих от напряжения мозгов. Ручьи пота. Дрожь в коленях. Сердце грозит проломить клетку ребер. Курсант Тумидус! Взять в корсет декурию! Минута десять. Плохо, курсант Тумидус. Очень плохо! Распустить! Минута отдыха. Взять в корсет! Распустить… Взять! Распустить… Взять! Минута ровно. Пятьдесят две секунды. Сорок семь. Тридцать одна. Двадцать восемь. Зачет! Следующий! Курсант Катилина! Взять в корсет! Курсант Сулла…
        - Отработка движения строем по плацу. Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Взять в корсет декурию! Командуйте!
        - Декурия, равняйсь! Смиррр-на! Прямо шаго-о-ом - арш!
        Едва заметная пульсация корсета задает ритм. Марк ощущает себя единым целым с десятком бойцов. Дыхание - общее, пульс выравнивается…
        «Налеее-ву!..»
        Он не произносит команду вслух. Нужда в «ать-два» отпала, утратила смысл. Декурия, гигантская сколопендра, движется с проворством насекомого. Без внешнего насилия она не способна распасться на сегменты. Бьют в плац подошвы десантных ботинок. От ударов содрогается земля. Декурия поворачивает, не сбиваясь с шага, ни на сантиметр не нарушив строй…
        - Стой! Раз-два! Курсант Тумидус?
        - Я!
        - Зачет. Курсант Катилина…
        - …преодоление полосы препятствий. Курсант Тумидус…
        - …курсант Катилина…
        Марк не знал, почему Катилину вызывают вслед за ним. Изредка - наоборот, меняя очередность. Но всегда друг за другом. Враг за врагом. Случайность? Совпадение? Или офицеры-преподаватели в курсе назначенной дуэли? Неужели вызов был провокацией, согласованной с командованием?! Дуэль началась, их ставят «встык», в пару - кто кого? Кто первый? Лучший? Кто не выдержит, сорвется…
        - …форсирование водной преграды. Курсант Тумидус!
        Вот и сейчас: второй декурией, участвующей в учебной операции, командовал Катилина. Выдвинуться по назначенным азимутам в режиме радиомолчания. Скрытно подобраться к обнаруженной разведчиками грядке с ботвой. Окружить, синхронным ударом обездвижить, создав условия для мобильного сбора урожая. Задание из простых, но даже куцый опыт Марка подсказывал: без накладок не обойдется. И тогда все будет зависеть от быстроты и точности принятых им решений.
        От него - и от Катилины.
        Дуэль?
        Несмотря на климатизатор, густые испарения джунглей проникали под шлем. Ароматы хищных цветов, похожие на запахи экзотических пряностей. Грибная прель; миазмы трупного разложения, тлен. Открытый участок остался позади: декурия вступила под сень дождевого леса. Сквозь многослойный полог веток никогда не пробивались лучи солнца. Влажно чавкало под ногами кладбище слизней, сдобренное кашей прелых листьев. Хрустели под ботинками раковины моллюсков и хитин пустых панцирей. Время от времени меж деревьев скользило гибкое лоснящееся тело толщиной с ногу взрослого мужчины. Марку почудилось: змея - или червь-исполин? - преследует его, сужая круги. Едва он об этом подумал, как в чаще раздался рев. Яростное шипение, треск, хряск, и в узком просвете мелькнула, содрогаясь в конвульсиях, несчастная змея. В последний раз свилась тугими кольцами, обмякла без сил: охотник стал добычей.
        Марк благоразумно не стал выяснять, чьей.
        Он ускорил шаги. На ходу подтянул корсет, проверяя поводки. В иной ситуации Марк запустил бы камеру-разведчика, но по условиям операции использовать камеры запрещалось. По этой же причине курсанты хранили радиомолчание, исключая «закрытый» командирский канал для крайнего случая. Техника может отказать, и что вы будете делать, господин либурнарий?! Рыдать? Звать мамочку? Да вы и вашу мамашу не вызовете, если коммуникатор сдох! Итак, ваши действия? Смелее! Продолжите выполнять поставленную задачу? Да вы герой! И каким же образом вы собираетесь ее выполнять, утратив связь с подразделением? Через поводки координирующей сетки? Отлично! Сейчас и проверим, как вы осуществите это на практике. Даю вводную…
        Тремор поводков вернул Марка к действительности. Мигом позже земля дрогнула под ногами. Сквозь джунгли ломился великан. Лес колыхался, словно от первых ударов бури. Почва превратилась в студень. Так ощущалось в учебном транс-фильме приближение гематрийского шагающего танка «Нефилим» - штурмовой дурынды с чудовищной огневой мощью. Откуда на Тренге гематрийский танк?! Начальство решило проверить курсантов на вшивость? Против «Нефилима» декурии не выстоять. Оставалось два выхода: рассредоточиться и затаиться - либо спасаться бегством.
        Лучше провалить задачу, но сохранить людей…
        II
        Для нового приказа требовалось нарушить радиомолчание. Это рабу можно приказать что угодно. Корсет, годный для синхронизации действий, такого не позволял даже на максимуме - десятипроцентном форсаже. Марк переключил шлем в режим ИК-сканирования. «Нефилим» должен был излучать тепло, полыхая сквозь джунгли, как разогнанный реактор…
        Оп-ди-ду-да! - воскликнул бы Игги Добс.
        В инфракрасном диапазоне за деревьями проступил силуэт, не имевший ни малейшего сходства с танком. Расхохотавшись, Марк хлопнул себя ладонью по шлему. Идиот! Нервы и проклятая мнительность… Через джунгли ломился ящер. Имменсозавр, или как его там? Ну, хищный. Ну, здоровенный. Что сканер говорит? Девятнадцать метров, двенадцать с половиной тонн. Нет, не танк. Хотя топает на зависть семидесятитонному «Нефилиму». Как это чудище охотится? От него ж все за километр разбегутся!
        Сообразив, с кем имеют дело, курсанты изготовились к стрельбе. Перенастраивать паралич-режим «Универсалов» на нервную систему великана было некогда. Стволы задрались вверх, отыскивая цель. В подсказке бойцы не нуждались: вводную перед операцией получили все. Никакого огня и шума, по которым декурию можно засечь.
        Значит, импульсники.
        Вершины псевдопальм и гигантских хвощей содрогнулись. Над ними возникла морда цвета мокрой речной глины, размером с гоночную «Комету». Под нижней челюстью шкура, бугристая и покрытая мелкой чешуей, свисала неопрятными складками, как у резко похудевшего толстяка. Ковшом карьерного экскаватора распахнулась пасть. В ответ завизжали импульсники. Курсанты били очередями. Марк видел, как из затылка ящера вылетают скользкие, брызжущие пеной клочья вперемешку с крошевом черепных костей. Морда качнулась, исчезла за деревьями. Имменсозавр рухнул, булькая глоткой. В чаще трещало, ломалось - ящер в агонии крушил лес могучим хвостом. Выждав с минуту, декурия продолжила движение, двумя группами обходя поверженного монстра. Дальше шли без происшествий - имменсозавр распугал зверье, расчистив курсантам путь - и к точке встречи выбрались с опережением графика, на четверть часа раньше контрольного времени.
        Сказать по правде, Марка мучила легкая досада. Ему хотелось корректировать подчиненных, в полной мере чувствуя себя командиром. Но затягивать корсет без нужды он не рискнул. Последние тридцать метров, вверх по склону, заросшему жесткой травой, Марк прополз по-пластунски. Добравшись до гребня, глянул вниз - и замер, усилив скрытность камуфляжа до максимума. Вот ведь дерьмо! Внизу, в воронке, смахивавшей на кратер потухшего вулкана, кишели стайные хищники размером с человека - целурозавры. Сотни три, если не больше.
        Влажная земля здесь парила горячими сернистыми ключами, и ящеры устроили гнездовье.
        Хороша ботва, ахнул Марк. Дисциплинар-легат Гракх превзошел самого себя в изобретательности. Если ящеры раньше времени заметят гостей из абордажной пехоты… Стрелять придется на поражение, из всех стволов. В итоге миссия будет провалена. А если твари доберутся до курсантского мясца…
        По спине пробежал мерзкий холодок. Где же Катилина со своей декурией? Накрыть кубло паралич-сетью - и выдохнуть с облегчением. На краю кратера с ящерами Марк, мягко говоря, нервничал. Он скосил глаз на часы-татуировку: еще тринадцать минут. Медленно, стараясь не делать резких движений, достал ультрафиолетовый приемопередатчик с маячком, выдвинул телескопический держатель, зафиксировал и воткнул в землю. Проверил связь: норма. Больше делать было нечего, и Марк принялся наблюдать за ящерами, дав приближение оптикой забрала.
        Целурозавры бродили по дну, огибая кладки грязно-серых яиц. Кое-кто совокуплялся, задрав к небу острые полосатые хвосты, похожие на толстые копья. Любовнички разевали зубастые пасти, шипели от наслаждения. На первом курсе в качестве ботвы «желторотикам» поручали сгонять и обездвиживать травоядных скутеллозавров. Позже - минми, тупых и безобидных. Теперь волчата подросли, отрастили клыки и когти.
        Настал черед серьезной дичи.
        Вспоминая прошлые задания, Марк не сразу засек копошение в кустах. Повернув голову, он потянулся за оружием. Что-то мешало, сковывало движения, но Марк уже раздумал стрелять. Велик подвиг: разнести в клочья пушистый комочек! Ага, еще один. И еще…
        Видя, что человек не проявляет вражды, зверьки осмелели. Выбрались из кустов, зашуршали в траве. Пушистиков одолевало любопытство. Они ни мгновения не оставались на месте. Шиншиллы? потешные котята? Мурчат, ластятся, норовят лизнуть пальцы. Один пушистик осмелел, подлез под руку. Густой шелковистый мех был приятен на ощупь…
        Резкая боль привела Марка в чувство. Казалось, в ладонь воткнули раскаленную иглу. Он со свистом втянул воздух сквозь зубы, попытался отдернуть руку и с ужасом понял, что не в силах шевельнуться. Ладонь окрасилась кровью. Марк сжал кулак - это он мог. Зверек отпрянул, скаля острые зубки.
        «Я парализован? Отравлен?!»
        Марк прекрасно чувствовал свое тело, мог напрячь и расслабить мышцы. Его просто лишили возможности изменить позу. Приклеился, прирос к земле… Перед глазами качались травинки - жесткие, серо-зеленые, как яйца целурозавров, с оттенком ржавчины. Проклятье! Кажется, пакостная трава проросла сквозь камуфляж. Марк рванулся: без видимого результата. Трава впилась мертвой хваткой, прошила стежками полимерную ткань.
        Вокруг фыркали, шуршали зверьки.
        Без паники, курсант Тумидус. Бойцы рядом. С помощью виброножа любой освободит командира за считанные секунды. Надо только позвать… Марк застонал от бессилия. Выполняя приказ, он выставил связь в ждущий режим! Пленен мерзавкой-травой, он не мог дотянуться до сенсоров. «Моргунчик» в шлеме отсутствовал. А корсет - не телепатия, словами не объяснишься…
        Заорать?
        Привлечь внимание курсантов - и ящеров?
        - Второй - Первому. Вышли на позицию. Прием.
        Если бы пять минут назад кто-нибудь сказал курсанту Тумидусу, что он будет счастлив услышать голос курсанта Катилины - Марк расхохотался бы шутнику в лицо. В наушниках шипел голосовой преобразователь системы оптической связи, и шипение это звучало для Марка лучшей музыкой в Ойкумене.
        - Первый - Второму! Мы на позиции. Нужна помощь. Я обездвижен и окружен мелкими хищниками. Связаться со своей декурией не могу.
        Три секунды паузы показались Марку вечностью.
        - Первый, вас понял. Иду на помощь по пеленгу.
        - Жду вас, Второй. Устройство связи - в метре от меня.
        - Ждите, Первый.
        Сколько времени понадобится Катилине, чтобы добраться до него в обход кратера? Марк живо представил Катилину, рапортующего дисциплинар-легату: «Я сразу поспешил к курсанту Тумидусу. К сожалению, я опоздал…»
        На коже возник зуд, усилившись до жжения. Марк заерзал, мешая траве внедриться в тело. Перед забралом шлема возникла мордочка пушистого зубастика. Зверек с интересом заглядывал жертве в лицо: «Как поживаешь? Готов стать обедом?» Оскалившись, Марк зарычал. Любым способом надо выиграть время!
        Хотя бы пару минут…
        Зверек ткнулся носом в забрало - и вдруг порскнул прочь, исчезнув из поля зрения. Сухой шелест травы. Шуршат, осыпаясь, камешки под чьими-то ногами. Или под лапами?!
        - Лежите смирно, господин Тумидус, - шепнули из-за спины. - Сейчас я вас освобожу. Не тревожьтесь, все будет в лучшем виде. Вы нужны мне живым и невредимым.
        В руке курсанта Катилины зажужжал вибронож.
        Клоун, подумал Марк. Это я - клоун.
        III
        - Основа модели - Дхатрапур. По брамайнским меркам, народу мало: около двух миллионов. Нищета и голытьба. Вдоль западной окраины протекает река Турха, загибаясь к югу…
        Вода в реке была цвета толченого кирпича. Голограмма занимала половину учебного класса, река текла перед носами курсантов, сидящих за первыми столами. Молодые люди кривились: им воняло. Запахов модель не передавала, но отвратительная река и город, раскинувшийся над ней чудовищной опухолью, создавали точную иллюзию помойки. Чувство омерзения усугубляло то, что в Турхе купались люди. Часть народа без стеснения справляла нужду, присев на мелководье. Остальных это не смущало. Они приседали, погружаясь до подбородка, потом резко вставали, вскидывали руки к небу и разевали рты в крике.
        Звук легат Квинт выключил.
        - Известный центр паломничества. На берегу Турхи в седой древности брамайнский демон отрезал себе девять голов из десяти. Вселенная содрогнулась от такого подвига. Ей грозил энергетический коллапс. Чтобы восстановить равновесие, богам пришлось щедро наградить демона. В Дхатрапур идут за увеличением внутреннего энергоресурса. Пешком, сбивая в кровь босые ноги. Натощак, в рубище. Иначе не помогает…
        У берега плясали на привязи лодки. Выше сгрудились тенты, похожие на драные зонтики нищих. Под тентами торговали, сидя на ящиках. Местами дрались, не сойдясь в цене. Еще выше начинались дома, похожие на штабеля керамической посуды. Между зданиями приютились мелкие святилища. Купола больших храмов, похожие на закудрявившиеся шапки из войлока, торчали в просветах на заднем плане - и дальше, над крышами домов.
        - Смотрите внимательно. Сейчас я поставлю задачу. Тема сегодняшнего занятия: «Поведение ботвы в кризисных ситуациях», - легат Квинт, военный психолог, обождал, пока все усвоят тему. Седой, тощий, он сильно потел и все время вытирал лицо платком. - Курсант Катилина!
        - Я!
        - Пульт управления перед вами. Вы командуете высадкой группы десантных ботов. Задача: создать панику. Высадка уже началась. Приступайте!
        Пальцы Катилины забегали по сенсорам. Над окраинами Дхатрапура, выше облаков, возникли десантные боты. Пилоты без нужды форсировали двигуны: рев стоял такой - хоть уши затыкай. Звука по-прежнему не было, в классе царила тишина, нарушаемая сопением будущих либурнариев. Но рев двигателей ощущался физически, по поведению брамайнов на модели. Люди вскакивали, задирали головы, вглядываясь вверх; оживленно переговаривались. На балконах домов появились обитатели квартир. Многие - с детьми на руках.
        - Неплохо, - кивнул легат Квинт. - Это все?
        С ботов раздался залп. Били болванками по реке. Столбы воды закрыли обзор, обрушиваясь вниз каскадами брызг. Купающиеся паломники ринулись на берег, топча друг друга. Они неслись прочь по лестнице, между двух розовых башенок. Изображенные на башнях божки - темно-синий и ярко-красный - благословляли бегунов, улыбаясь.
        Второй залп накрыл город по периметру.
        - Отлично, - легат Квинт с удовольствием наблюдал за паникой. Модель Дхатрапутра превратилась в кипящий котел. - Высаживайтесь, курсант Катилина.
        Десантные боты сели.
        - Задача: сбор ботвы. В кратчайшие сроки. Где, по-вашему, расположены места максимального скопления народа?
        Катилина задумался.
        Дуэль, подумал Марк, глядя, как мучается Катилина. Следующим вызовут меня. Куда бегут все эти брамайны? В убежища? Прочь из города? Марк вспомнил, как вчера вечером к нему подошли Секст и Гельвий. Гордясь миссией секундантов, они из кожи вон лезли, стараясь быть полезными. Мы знаем славную лавочку в Тангамаке, сказал Секст. Оружейную, уточнил Гельвий. С хозяином оговорено заранее, сказал Секст. Дали задаток, уточнил Гельвий. Тебе надо подобрать оружие, сказал Секст. Мы поможем, уточнил Гельвий. Мы уже прикинули, что тебе подойдет.
        «Спасибо, не надо,» - отказался Марк.
        Я понимаю, сказал Секст. Мы тебя чудесно понимаем, уточнил Гельвий. Ты не хочешь встретиться с Катилиной раньше времени. Я все продумал, сказал Секст. Катилина придет в лавочку первым. Мы продумали, уточнил Гельвий. Катилина выберет оружие, уйдет, и мы свяжемся с тобой. Вы не встретитесь в лавочке. Ага, сказал Секст. Вы встретитесь уже на дуэли. Я гарантирую соблюдение правил. Мы гарантируем, уточнил Гельвий. Дуэль состоится в лучшем виде.
        «Спасибо, не надо,» - вторично отказался Марк.
        Оружие, сказал Секст. Ты должен выбрать оружие.
        Марк пожал плечами:
        «У меня есть оружие.»
        Покажи, хором сказали Секст и Гельвий. И удивились, когда Марк отказался в третий раз. Оружие должно соответствовать условиям, напомнили они. Легкое, для двух рук. Такое, чтоб до первой крови. Без лишнего членовредительства. Мы хотим видеть заранее. Мало ли что ты себе подобрал?
        «Если вы забракуете мое оружие, - Марку надоел этот разговор, - я буду драться с Катилиной голыми руками. Так устраивает?»
        Да, сказал Секст.
        Гельвий промолчал: уточнять было нечего.
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Помогите курсанту Катилине. Вы же видите, у человека затруднения. Где, по-вашему, следует собирать урожай в первую очередь?
        Яростный взгляд Катилины был предупреждением Марку. Ничего на свете не хотел Катилина меньше, чем этой помощи. Я вчера смотрел на него так же, подумал Марк. Он освободил меня от проклятой травы, а я уставился на него, сжимая кулаки… Клоун, читал я на его лице. Клоун, шут, тебе к форме прилагается красный нос. Что сейчас читает он на моем лице?!
        - В храмах, - сказал Марк.
        Курсанты расхохотались.
        - Зря смеетесь, - легат Квинт подошел ближе. За спиной легата паника трясла Дхатрапур. Люди бежали кто куда. Мало-помалу в их бегстве начала вырисовываться система. - В храмах, конечно же. Запомните: паникуя, брамайны ищут убежища в храмах. У вас вопрос, курсант Катилина?
        - Так точно, господин легат!
        - Слушаю вас.
        - Это же глупо: прятаться в храмах. Там нет ни защитных сооружений, ни арсенала, где можно вооружиться. В храмах нет войск, способных организовать оборону. Там что, есть подземные хода, ведущие за город?
        - Вряд ли, курсант Катилина. Даже если в отдельных храмах и есть такие хода, у них ничтожная пропускная способность. Толпа закупорит их намертво.
        - Тогда в чем дело?
        - Тема сегодняшнего занятия, - повторил легат Квинт, окидывая класс строгим взглядом, - «Поведение ботвы в кризисных ситуациях». Что такое кризисная ситуация, вам известно. Что такое ботва - тоже. Остановимся на поведении. Оно зависит от психологии расы. Брамайны - энергеты. Они черпают свою внутреннюю энергию, способную поднять звездолет или запустить двигун мобиля… В чем, курсант Тумидус?
        - В физических страданиях тела, господин легат!
        - Что значит смерть для тех, кто с детства привык страдать? Для аскетов и мучеников? Если смерть навсегда, это конец страданиям. Если смерть - шаг к новому рождению, как верят брамайны… Подскажите, курсант Катилина!
        - В таком случае, - буркнул Катилина, - смерть ничего не значит.
        - Что из этого следует?
        «Что?» - без слов спросил класс.
        - Брамайны не будут спасаться от смерти. Не будут искать оружие, прибегать к помощи войск. Они и от рабства-то не очень спасаются. Запомните: брамайны - фаталисты. Единственное, что имеет для них значение - милость богов, которых у брамайнов тьма тьмущая. Поэтому они ринутся в храмы. Милость богов - удача в следующем рождении. Убьют брамайна захватчики, умрет ли он рабом в ходовом отсеке галеры; сейчас или позже - это не слишком принципиально для них. Главное: следующее рождение в лучшем теле, в лучших условиях. Берите брамайнов на коленях у их богов, и не ошибетесь…
        Квинт коснулся сенсора на пульте.
        Модель изменилась. Грязный, яркий, сказочный Дхатрапур сменился ультрасовременным полисом. Паника никуда не делась. Дороги запрудили машины, в воздухе кишели аэромобы. На город садились десантные боты, форсируя двигуны и стреляя по окраинам.
        - Ларгитас, - объяснил легат Квинт. - Техноложцы. Итак, места максимального скопления граждан? Где будете брать ларгитасцев, курсант Катилина?
        - В бомбоубежищах, господин легат!
        - Разумная мысль. Где вы будете брать гематров в аналогичной ситуации?
        - Дома, господин легат. Гематры хладнокровны.
        - Ошибаетесь, курсант. Хладнокровие не означает пассивности. Напротив, с гематрами вам придется повозиться. Какие еще есть мнения?
        - На пунктах эвакуации? - предположил Марк.
        - Именно! На космодромах и в аэропортах. И поторопитесь - гематры в секунду просчитают, успеете вы взять их тепленькими или опоздаете…
        Модель схлопнулась.
        - Записывайте, - объявил легат Квинт. - Средства создания кризисной ситуации. Точечные бомбардировки и пожары, инфразвук; оптические иллюзии для направления бегства в нужную сторону…
        IV
        - Докладывает 1-й навигационный пост. Цель следует прежним курсом, ускорение - без изменений. Время сближения расчетное.
        - Докладывает 2-й навигационный пост. Сопровождение не обнаружено. Тактическая сфера - чисто.
        - Докладывает 3-й навигационный пост, - отрапортовал Марк Кай Тумидус, навигатор-3 по боевому расписанию либурны. - Сфера дальнего обнаружения - чисто.
        Каждый офицер абордажной пехоты осваивал в училище две смежных специальности. На корабле не только все системы имели дублирующие контуры. Члены экипажа тоже были взаимозаменяемы, как стандартные блоки. В этом, утверждал дисциплинар-легат Гракх, кроется залог живучести либурны. Марк обучался на навигатора и второго пилота, а еще по собственной инициативе записался на факультатив «Специальные системы вооружения» - самый популярный в училище.
        Он перепроверил данные систем слежения. Наблюдение велось больше часа. Космос в радиусе сферы дальнего обнаружения - двадцать световых минут - был девственно чист. Лишь в одиннадцати с половиной световых минутах болтался планетоид LZ-1243, унылый и безжизненный, сто раз просканированный вдоль и поперек. На границе сферы плоскость эклиптики пересекал блуждающий метеорный поток.
        Ну и, конечно, цель.
        Круизный лайнер «Огнедар» вехденской туркомпании.
        Вводная операции была проста: Великая Помпилия вступила в военное противостояние с Вехденской империей. Ведутся локальные боевые действия. В связи с официальным объявлением войны все транспортные средства противника - военные и гражданские - становятся законной добычей помпилианских ВКС. Вперед, либурнарии! У вас развязаны руки!
        Отечеству нужны рабы.
        Поскольку лайнер мог оказаться приманкой, капитан либурны осторожничал. В капитанах ходил курсант Сулла, чуть не лопавшийся от гордости. Боясь облажаться, он, против обыкновения, не спешил, всюду ища подвох. Навигаторы обшаривали космос, сканируя его во всех диапазонах в поисках вражеских крейсеров, притаившихся в засаде. Либурна тем временем, включив режим скрытности, подбиралась к лайнеру. Скрытность жрала чертову прорву энергии, но в случае удачи урожай обещал окупить затраты сторицей.
        - Внимание всем постам! Доложить готовность! Начало операции - через минуту тридцать. Отсчет пошел!
        Сулла решился.
        Вперив взгляд в вирт-сигнализатор, Марк дважды моргнул, подтверждая готовность - время голосовых рапортов закончилось. Силуэт лайнера рос: либурна включила форсаж, идя на сближение. На миг Марк пожалел, что не может видеть со стороны, как их корабль, сняв экранирующее поле, возникает из мрака в километре от «Огнедара», словно приговор судьбы. Изображение в контрольной сфере пошло рябью: континуум лихорадило. Это Сулла включил локальные искривители пространства, сбивая настройки гиперсвязи, лишая лайнер возможности вызвать помощь.
        - Внимание, «Огнедар»! Приказываю немедленно заглушить двигатели и лечь в дрейф! В противном случае открываю огонь на поражение. У вас шестьдесят секунд. Повторяю…
        И - предупредительный залп из плазматоров по курсу.
        На лайнере имелись вооружение и защита, предназначенные для встречи с хищными флуктуациями. Но против либурны «Огнедар» был бессилен, как лис против ягуара. Капитан лайнера это отлично понимал. Тридцать секунд, сорок, и ионный выхлоп из кормовых дюз «Огнедара» угас.
        - Принимайте на борт абордажную команду! Не оказывайте сопротивления, и всем будет гарантирована жизнь.
        Сулла переключился на внутреннюю связь:
        - Абордажная команда - по местам! Старт ботов через две минуты!
        Дождались, подумал Марк, чувствуя, как вскипает в жилах адреналин. Горите огнем, имитаторы! В пекло ящеров! Реальная операция в условиях, приближенных к боевым. И пусть «Огнедар» - гражданская посудина, арендованная для учебных целей… Отстегнувшись от навигаторского ложемента, он ногами вперед нырнул в «слив». Краткое скольжение, и подошвы ботинок ударили в термосил шлюзового отсека либурны. Рядом из «сливов» с молодецким уханьем выпадали сокурсники. Либурнарии разбирали оружие и карабкались в темное нутро десантных ботов, распахнувших широченные пасти с языками-аппарелями.
        Упасть на свое место. Пристегнуться. Проверить снаряжение. Над головой сверкала праздничная иллюминация - огоньки индикаторов.
        - Готовность тридцать секунд!
        Тихое подвывание сервоприводов. Аппарель закрылась.
        - Слышали? До двадцати процентов валить разрешили!
        - Да ты гонишь!
        - Сам ты гонишь!
        - Спать на вводной меньше надо!
        - Это ж просто праздник какой-то!
        - С порога валим полнормы. Живые обделаются и сами сдадутся!
        - Точно!
        Никто не собирался валить условную ботву всерьез. «Универсалы» курсантам выдали «усеченные»: паралич-режим без переключателей огня. Зато рукопашную разрешили в полном объеме. «Держись, ботва!» - Марк расплылся в ухмылке. В груди сладко замирало от предвкушения потехи. Сегодня он был под корсетом, в подчинении, что избавляло Марка от лишней ответственности. Курсант Тумидус не подведет, а насчет операции пусть у командира голова болит!
        Щеки обжег стыд. Такие мысли - позор для будущего офицера! Для помпилианца! Мы рождены командовать и подчинять! Боишься ответственности? - иди в рядовые, в «десятинщики», как презрительно зовут солдат цивилы. Не ты ли еще утром страстно желал, чтобы тебя назначили капитаном либурны? Центурионом абордажной группы? Где твои амбиции, курсант Тумидус?!
        - Двадцать секунд.
        Стыд сменился обидой. Все не могут быть командирами. Но почему не я?! Жребий, судьба, прихоть начальства - какая разница! Умом Марк понимал: это ребячество, недостойное либурнария. И все равно трясся от возмущения. Сегодня их манипула впервые вышла на учения в ступенчатом корсете! Капитан контролирует центурионов абордажных групп, те - декурионов, декурионы - рядовых бойцов. А я, Марк Кай Тумидус, в этой вертикали оказался низшим из низших, в основании пирамиды… Да, будут другие учения. Да, я хлебну центурионовой доли полной ложкой. Дослужусь до легата; может быть, даже до консуляр-трибуна. Но первый, почти настоящий бой в космосе…
        - Десять секунд.
        Марк не знал, что в его крови конфликтуют, тщась прийти к консенсусу, две сыворотки. «Солдатская» - она три с лишним года дрессировала клеймо курсанта Тумидуса, обучая ходить под корсетом - и «офицерская», дающая возможность самому затягивать в корсет подчиненных. Перестройка психофизиологии, момент перелома. Корень скачков настроения, взрывных эмоций и испепеляющих страстей. Это нужно было пережить, перетерпеть…
        - Старт!
        - Поехали!
        - Хэй-я!
        - Прекратить засорять эфир! Тридцать секунд до стыковки.
        Борт либурны озарили вспышки: шесть огненных плевков в пустоту. Стайка кургузых металлопластовых жаб выпрыгнули из чрева корабля-матки - и понеслись к лайнеру, расходясь в стороны, ныряя под брюхо исполинского кита, чтобы вынырнуть с другой стороны. Пилоты действовали грамотно, по всем правилам абордажного маневрирования. Первое из правил гласило: ни при каких обстоятельствах не перекрывать сектор обстрела кораблю-матке! Добыча опасна, пока она не взята под контроль изнутри. И то, бывали случаи…
        - Пятнадцать секунд до стыковки.
        Кружатся в обзорной сфере звезды: далекие, колючие. Надвигается выпуклый бок колоссальной туши лайнера. Вспыхивает пара огоньков - зеленый и красный. Все остальное погружено во тьму. Как тут отыскать место для стыковки? Но объемная схема «Огнедара» загружена в бортовые компьютеры десантных ботов, места стыковки отмечены, и пилоты безошибочно выводят «летучих жаб» в нужные точки.
        Лязг металла, едва ощутимое содрогание корпуса.
        - Есть стыковка!
        - Приступить к вскрытию.
        - Есть приступить к вскрытию!
        Двойная труба абордажного шлюза впилась, присосалась к жертве, обильно извергнув пену герметика. Когда пена затвердела, в трубе включился карусельный резак с тридцатью шестью плазменными головками. Гудение и вибрация были слышны даже в десантном отсеке, проникая сквозь обшивку бота. Страшно было представить, какой ад бушевал внутри стыковочной трубы. На вскрытие гражданского корабля, не оснащенного усиленной композитной броней, отводилось до двух минут. С «Огнедаром» справились за полторы.
        - Есть вскрытие!
        - Анализ атмосферы?
        - Давление в норме. Кислород в норме. Опасные примеси не обнаружены.
        - Средства личной защиты?
        - Можно работать без средств защиты.
        - Входите синхронно. Готовность десять секунд. Даю отсчет…
        V
        Курсанты ныряли в шлюз. Не было привычных криков декуриона: «Быстрей, не отставать! Шевелитесь, обезьяны!» Задача ясна, приказ отдан; под корсетом слова утратили цену. Момент входа опасней всего. Узкая труба, где можно двигаться лишь по одному, в затылок друг другу. Если у места проникновения либурнариев встретят опытные бойцы с мощными лучевиками - шлюз превратится в крематорий, а там и в братскую могилу.
        Для страховки вперед запускали «крота». Обнаружив засаду, выжигали плацдарм гранатами. Сегодня обошлись без гранат. Коридор, куда выводила шлюзовая труба, был пуст. Авангард рассредоточился; занял круговую оборону, прикрывая товарищей, выскакивающих из шлюза.
        - Вектор «нос» - чисто.
        - Вектор «корма» - чисто.
        Объемная схема возникла перед лицом Марка. Наехала, укрупнилась, высвечивая сектор.
        - Наша задача: зачистить продольные коридоры C3 и C4, двигаясь по вектору «нос», и выйти к казино, на схеме - SD2. Первая декурия зачищает коридор C3, вторая - C4. По пути проверять все каюты. Обнаруженную ботву сгонять в казино. Задача ясна?
        - Так точно!
        - Встречаемся в казино. Контрольное время - семь минут.
        Казино SD2 - промежуточный сборный пункт. Оттуда и из других сборных пунктов ботву погонят в трюм, где и запрут. Потом, после смены пилотов, захваченный лайнер проследует на базу ВКС Помпилии.
        Дорогой, хотя изрядно вытертый ауропласт пружинил под ботинками. На потолке теплились «солнышки» холодной плазмы. Часть сбоила: плазма в «солнышках» нервно мерцала, меняя цвет. Два, словно испугавшись, вообще погасли при приближении либурнариев. Двери кают с золочеными номерами были утоплены в бархатистое покрытие стен. Местами покрытие уже начало крошиться от времени. Когда-то «Огнедар», без сомнения, был роскошным лайнером экстра-класса. Полная загрузка - четыре с половиной тысячи богатеньких бездельников. Здесь и сейчас развлекалось тыщи три туристов - урожай, стоящий внимания - но лайнер походил на вышедшую в тираж примадонну. Как ни старайся сохранить былой лоск, время не знает пощады.
        Запертые двери без церемоний взламывали грави-отбойниками, вышибая замки. Вламывались внутрь. Пусто. Пусто. Пусто…
        Первой встреченной на пути ботвой оказалась троица секьюрити в черной форме. Увидев либурнариев, они побросали на пол разрядники и дружно подняли руки.
        - Не стреляйте! Мы сдаемся!
        - Где пассажиры?! Отвечать!
        Декурион ухватил за шиворот самого крутого на вид охранника. Встряхнул; у парня лязгнули зубы.
        - Т-там… - охранник указал в сторону носа.
        Капитан лайнера проделал за них работу? Согнал пассажиров в одно место, чтобы либурнариям было сподручнее? Марк едва не расхохотался. Рвение капитана забавляло. Надеется, это ему зачтется, и его оставят свободным?
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        - Отвечаете за пленников. Следовать в середине группы.
        - Есть конвоировать и следовать в середине!
        Марк повел стволом «Универсала», демонстрируя ботве, что с ними будет в случае неповиновения.
        - В колонну по одному! - скомандовал он. - Руки за спину.
        - А… - заикнулся крутой охранник.
        - Молчать! Смотреть в пол! Шаго-о-ом - арш!
        Хлопки выбиваемых замков. Пустые каюты. Из одной либурнарии выволокли голую шлюху, визжащую громче сирены, и насмерть перепуганного старика. Из одежды на старике были наручники и шелковый шарф с бахромой. Под хохот курсантов сладкую парочку тоже перепоручили Марку. Шлюха спотыкалась на каждом шагу. Пришлось рявкнуть на нее, подражая обер-декуриону Горацию. Шлюха ойкнула, втянула голову в плечи и засеменила вперед.
        - Что с нами будет? - причитала она, хлюпая носом.
        Эту фразу шлюха повторяла, как заведенная.
        На перекресток выскочил мужчина в атласных бриджах. При виде абордажной команды глаза его округлились. Мужчина развернулся, намереваясь дать деру, но опоздал. Парализующий разряд заставил его ткнуться носом в ауропласт и застыть без движения.
        - Взяли! - приказал Марк двоим секьюрити. - Понесли.
        И придал ускорение:
        - Шевелись, ботва!
        Они отставали от графика на сорок секунд.
        Холл, украшенный лепниной. Двустворчатая дверь с вензелями. Из акуст-линз пела скрипка в сопровождении арфы. Доктор Туллий оценил бы. Музыке вторил звон монет и жетонов. Шуршание фишек, стук шарика рулетки, гул голосов…
        «Они что, - удивился Марк, - не в курсе, что лайнер взят на абордаж? Капитан им не сообщил?! Впрочем, какая разница…»
        Пассажиры, фланировавшие в холле с бокалами в руках, при виде либурнариев опрометью бросились в игорный зал. Беглецы толкали друг друга, расплескивая вино на дорогие костюмы.
        - Вперед! - Марк пнул в зад охранника, оставшегося без ноши. - Не отставать!
        Декурия ворвалась в казино.
        Сполохи «полярного сияния». Блики - на стенах и барельефах, на лицах, на длинных столах, покрытых зеленым сукном. Взгляды. Сотни взглядов сошлись на незваных гостях. Никто не кричал, не визжал, не пытался бежать. Ботва стояла и смотрела. Даже скрипка умолкла.
        - Это что, обещанное шоу?
        Томный женский голос прозвучал в тишине на весь зал.
        - Шоу! Шоу!
        - Просим!
        На либурнариев обрушился гром аплодисментов. Разъяренный декурион выстрелил в потолок, и аплодисменты превратились в овации.
        - Браво!
        - Еще!
        - Это не шоу! Лайнер захвачен силами ВКС Помпилии!
        - О-о, какая экспрессия!
        - Браво, маэстро!
        - На пол! Все на пол, я сказал!
        - Браво! Бис!
        - Все на пол! В противном случае…
        Акуст-линзы взорвались бравурным ритм-н-вальсом, хитом маэстро Глясса. Рык декуриона безнадежно потонул в звуках музыки. Вихрь пятен радужной пургой закружил по залу, превращая лица в маски клоунов, а форму - в карнавальные костюмы.
        - Так это было шоу? Розыгрыш?!
        Шлюха больше не плакала. Нагая среди одетых, она с трудом перекрикивала вальс, улыбаясь Марку.
        - Потанцуем, красавчик?
        - На пол! Лицом вниз!
        - Это мой любимый танец! Ну пожалуйста-а-а…
        - Лицом вниз! Буду стрелять!
        Зверея, Марк вскинул «Универсал».
        - Какой ты горячий! Ты любишь, когда лицом вниз?
        Она скользнула ближе, намереваясь обнять курсанта. Рука шлюхи, вцепившаяся в ствол «Универсала», оказалась неожиданно сильной. Оружие повело в сторону; твердое, как камень, колено воткнулось Марку в пах. От боли Марк согнулся в три погибели. Перед лицом колыхнулись полные груди, твердый сосок мазнул по щеке. «Кувыркнись - полегчает!» - оскалился из подступающей тьмы кто-то, похожий на Катилину. Когда Марк попытался уйти кувырком, на его затылок опустился шлюхин локоть. Вместо кувырка вышел неуклюжий перекат; Марк сделал попытку встать на ноги…
        Вокруг кипел цирк: парад-алле. Бестолково паля в потолок, рушился на ломберный стол курсант Клавдиан. Фишки летели фейерверком. Старик в шарфе избивал курсанта Плиния, орудуя наручниками, как кистенем. Курсант Рутилий лежал на полу; на Рутилии верхом сидел крупье. Время от времени крупье подпрыгивал. Курсант Эбурн…
        - Лицом вниз, - мурлыкнули у Марка над ухом. - О-о…
        И все погасло.
        VI
        - Центурион Май!
        - Я!
        Шлюха, чьи локти и колени запомнились Марку на всю жизнь, сделала шаг вперед. Голая вчера, сегодня она надела легкомысленное мини-платьице. Высоченные каблуки-шпильки не мешали прелестному центуриону «тянуть ножку».
        - Встать в строй!
        - Есть!
        - Обер-декурион Конвин!
        - Я! - откликнулся старик, любитель наручников.
        Он по-прежнему был в шарфе с бахромой, поверх сетчатой майки.
        - Встать в строй!
        - Есть!
        - Манипулярий Реститут!
        - Я! - гаркнул крупье.
        - Встать в строй!
        - Есть!
        - Центурион Амплиат!
        - Я!
        - Манипулярий Секунд!
        - Я!
        - Обер-центурион Везоний! Обер-декурион Саллюстий…
        Марк умирал от стыда. Их курс выстроили на плацу, напротив строя «туристов». Дисциплинар-легат Гракх не комментировал провал операции, не устраивал разноса. Он просто вызывал «туристов» по одному. Таким тоном, что в каждом слове ясно слышалось: «Благодарю за службу!»
        Лучше бы меня убили, подумал Марк.
        Он не знал, что подобные операции проводятся на четвертом курсе в обязательном порядке, после первых «офицерских» инъекций. И никто из офицеров не позволит себе рассказать курсанту заранее, что его ждет. Стыд - великий стимул. Но злорадство - величайший.
        Если меня, то и других - тоже.
        Кроме того, однажды и нас пригласят в «туристы».
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (четыре года тому назад)
        Природа смеха - единственное, что непостижимо во Вселенной.
        Господин Х хохочет, видя старушку, упавшую в лужу. Господин Y всплескивает руками и кидается на помощь. Вечером господин Y смеется над проделками Мистера Колено из шоу Барри Робустера. Господин Х угрюм и раздражителен: Мистер Колено выводит его из себя. Выключив опостылевший визор, господин Х читает «Вверх по эскалатору» и периодически улыбается тонким шуткам лорда Априори, главного героя романа.
        И господин Х, и господин Y смеются, когда их щекочут.
        Мы кричим: «За что?» - когда приходит беда. Спрашиваем «Почему я?» - когда судьба поворачивается задом. Возмущаемся: «Что за бред?» - оказываясь перед выбором. Все эти вопросы риторические, они не требуют ответа. Ответа требует один-единственный вопрос: «Почему я смеюсь?» И, как следствие: «Почему не смеешься ты?»
        Задайте этот вопрос.
        Если у мира есть создатель, он рассмеется вам в лицо.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Ее звали Настасьей Егоровной, - говорит дед.
        - Кого? - не понимает Марк. - Медведицу?
        - Нет, дрессировщицу. Если с фамилией, то Настасья Егоровна Рябушинская. У них на Сечене в смысле имен полный швах. Пока запомнишь, мозги сломаешь. А медведицу звали просто Машкой.
        - Ну и что?
        - Ничего. Работали близнецами: Настасья Егоровна и Машка. Обе в сарафанах, на головах - кокошники. Бусы, серьги, вязаные шали. Настасья Егоровна была женщиной видной, фактурной. Любить - не перелюбить. Но рядом с Машкой… Ты когда-нибудь видел самку кодьяка?
        - Нет.
        - Тебе повезло, парень. На задних лапах - метра три, честное слово. Триста килограммов любезности. Говорят, медведи-кодьяки плохо поддаются дрессуре. Ну, не знаю. Машка была чудом. Главное, не давать ей лизаться…
        Марк злится.
        Дед говорит не о том.
        Два месяца назад сенат Великой Помпилии принял решение лишить гард-легата Тумидуса, Маркова дядю, расового статуса. В семье Тумидусов ждали, что триумвират диктаторов - вершина исполнительной власти - наложит вето на решение сената. Ничего подобного: триумвират одобрил единогласно. Отец Марка принял это, как катастрофу. Подписал отречение от брата. Заставил маму подписать тоже. Взял месячный отпуск: ему было стыдно показываться на работе. Стыдно за брата-изменника. Марк устроил отцу скандал. Отрекаться от дяди отказался наотрез. Кричал, что Помпилия еще поймет, кого лишила статуса. Еще на коленках приползет… Отец дал Марку пощечину. Марк взъярился и улетел к деду. Второй день он ждал, что дед вступится за сына, наказанного по ошибке. Сын все-таки. Старший. Герой, боевой офицер. Первопроходец-коллант. Гордость семьи - не позор, а гордость!
        А дед болтает о какой-то медведице…
        - И вот приходит Настасье Егоровне приглашение. Не куда-нибудь, а в Раменглоу, к его святейшеству патриарху Олоферну. Выступать надо на площади святого Глио, перед собором Тысячи Лиц. Патриарх намерен смотреть на Машкины фокусы с балкона. Гонорар предложили - ого-го! Прилетела Настасья Егоровна в Раменглоу, поселилась в отеле, ждет. Машке отдельный номер забронировали, с ионным душем…
        Марк жалеет, что Пака нет. Карлик всегда умел поднять ему настроение. Уж Пак точно бы навел деда на правильный, нужный разговор. Но коротышка-акробат умотал принимать лошадь. Время от времени дед брал лошадей на выездку и дрессуру. Дедова школа славилась у цирковых, недостатка в заказах не было.
        Марк садится на перила, как делал Пак.
        Он зол, как тысяча чертей.
        - За день до представления являются в отель телохранители его святейшества…
        Дед не смотрит на внука. Он чинит шамберьер. В телескопической рукояти бича разболтались фиксаторы. И крепежное кольцо ходит ходуном. Пальцы деда работают сами по себе, ловко подхватывая то отвертку, то пассатижи; язык - сам по себе.
        - Говорят: никакого оружия. Днями на патриарха было покушение, к счастью, неудачное. Охрана теперь бдит. Никакого оружия, и даже безобидная палочка - ни-ни. Мало ли, что у вас за палочка? Настасья Егоровна в слезы. Она этой палочкой Машке команды дает. Ткнула под пузо - Машка встала. Махнула налево - Машка кружится. Что ж теперь, рукой командовать? А если Машка заартачится?
        История увлекает Марка. Он представляет огромную медведицу на площади. Ясное дело, без намордника. С неподстриженными когтями. И что прикажете делать, если чудо-Машка пойдет вразнос?
        - Ладно, слезами горю не поможешь. Вышли они на площадь. Патриарх с балкона улыбается. В центре - помост. Поднялась Настасья Егоровна по лесенке, Машку за шкирку вытащила. Толпа вокруг - тысяч двадцать. Гул, рев; Машка перепугалась. Поднялась на дыбы, рычит. Вот-вот деру даст. А палочки нет. Волшебной, значит, палочки… Был у Настасьи Егоровны платочек. Взмахнула она платочком, мазнула концом дуре-Машке по лбу…
        Дед беззвучно смеется.
        - Есть, парень, такая штука: гайка для болтов рельсовых стыков. На Сечене кое-где железные дороги сохранились, ну и пользуются. Тяжелая, зараза, скажу я тебе. Вот Настасья Егоровна и зашила одну гаечку в конец платка. Влепила она своим кистенем Машке - жизнь сразу и наладилась. Пляшет Машка, кружится, кланяется. Патриарх ладоши отбил, хлопая.
        В голосе деда появляется трещинка.
        - Где ж на всех дураков гаек взять? - говорит он.
        И Марк понимает, что ему ответили.
        Глава пятая.
        Дуэль (продолжение), или Хочешь, я выпишу тебе справку?
        I
        - Нам сюда, - сказал Секст.
        - Ага, налево, - уточнил Гельвий, сверяясь с навигатором.
        Лавку секунданты нашли через вирт. Для поисков по Тренгу гиперсвязь - удел богачей - не требовалась, а планетарный вирт для курсантов был бесплатным. Удалось и с хозяином связаться, и задаток перевести. В итоге, топая по окраине городка, Секст с Гельвием то и дело чесали в затылках. Курс ориентирования на местности - прошлой осенью все сдали его на «отлично» - помогал слабо. На карте все выглядело проще простого. В действительности же…
        Дома и домишки - камень, полипласт, дерево, плексанол, нанобетон - стояли в художественном беспорядке. Кучкой хулиганья заступали дорогу; струсив, разбегались в стороны. Лепились друг к другу: один это дом? два? три?! Между строениями возникала прореха: улица? площадь? бесхозный пустырь?
        - В джунглях проще! - вздохнул Секст.
        Гельвий кивнул.
        Час блужданий, и они вышли к нужному месту. Катилина, против обыкновения, молчал, хотя поводов для шпилек в адрес приятелей было хоть отбавляй. Он шел хмурый, глядя под ноги. На прежнего Катилину, острослова и насмешника, это было непохоже.
        - Ты уверен?
        Секст с сомнением уставился на вросший в землю бункер: ядовито-зеленый, с серебристыми разводами. Дверью бункеру служила плита из армейского бронекомпозита - такие ставят в шлюзовых камерах. Окна отсутствовали; их, наверное, заменяли скрытые камеры. По мнению Секста, оружейная лавка должна была выглядеть иначе.
        Дотошный Гельвий сунул нос в навигатор:
        - Все верно! Переулок Второго Освоения, 37.
        В ответ над входом замигала, искря, архаичная вывеска:
        РЕТРО-АРСЕНАЛ.
        ХОЛОДНОЕ ОРУЖИЕ ВСЕХ ВРЕМЕН И НАРОДОВ.
        ТОЛЬКО У НАС!
        Моргнули индикаторы, раздалось басовитое гудение - и арсенал отворился.
        - Добро пожаловать, молодые люди. Я вас ждал.
        На пороге возник коренастый бородач с трубкой в зубах. Он походил на художника из детской сказки. Борода, берет, трубка. Длинные, черные с проседью волосы рассыпались по плечам; клетчатая рубашка, жилет с кучей карманов… Не хватало только древнего мольберта с кистью.
        - Проходите. Осторожно, тут ступеньки.
        Винтовая лестница уводила под землю.
        - Обалдеть!
        Секст замер в дверях. Катилине пришлось от души хлопнуть его по плечу, чтобы вывести из ступора. Секст посторонился, и теперь застыл уже сам Катилина. Подземная часть бункера являла собой разительный контраст с уродливым горбом наверху. Никаких пластмасс, только натуральное дерево. Темное, полированное. Шкафы, стойки, витрины, стеллажи.
        А в них…
        Вывеска не врала ни на полслова. Допотопные орудия убийства ближнего заполняли подземелье до отказа. Ножи и кинжалы, мечи и сабли, алебарды и копья заговорщицки поблескивали в витринах и стойках. Умоляли: возьми меня! Нет, меня! Пусти кровь врагу - я не подведу! Бородач тактично не спешил с советами, давая гостям возможность насладиться зрелищем. Словно под гипнозом, курсанты двинулись вдоль стеллажей - три сомнамбулы. В глазах метались хищные отблески стали. Катилина остановился первым, у витрины с ножами. Прямые, изогнутые и иззубренные, вороненые и с муаром на клинке; рукояти из кости и дерева, обтянутые кожей, любовно, виток к витку, обмотанные медной проволокой…
        Внимание Катилины привлек нож-монстр. Скорее это был боевой наруч: металлическая накладка на предплечье, крепления из кожи, рукоятка-поперечина. Вперед на две ладони выдавалось широкое лезвие с зубастой прорезью внутри. Вверх торчал изогнутый «плавник». По форме нож напоминал акулью голову с оскаленной пастью.
        «Кемчуга», - прочел Катилина на табличке. Что ж, дикарям с Кемчуги, поэтам и людоедам, нельзя было отказать в изобретательности.
        Гельвий тем временем кружил у стойки с двуручными мечами, облизываясь, как кот на сметану. Он вздыхал так, что мог растрогать скалу. Двуручники были ростом с Гельвия, а некоторые - выше. Дорогие, небось. Даже если в кредит. А главное, в училище не разрешат. Как «талисман» или «память о доме» такое двухметровое счастье точно не прокатит.
        - Помнится, в вирте вы интересовались этой парой…
        Секст с сожалением оторвался от коллекции рапир. Катилина с Гельвием тоже обернулись на голос. Хозяин ждал их у стола, куда выложил сильно изогнутую саблю и кинжал-дагу - с защитной чашкой, крестовиной и двумя кольцами-захватниками. Дага выглядела во сто раз страшней сабли.
        - Ага, - кивнул Секст.
        - Интересовались, - уточнил Гельвий.
        Катилина взял дагу. Ткнул перед собой, едва не разбив витрину. Сабля ему тоже не приглянулась. С молчаливого согласия хозяина он взмахнул клинком в проходе. Вес нормальный, руку не ведет… В саблях Катилина разбирался слабо. Не нравилось, и все тут.
        - Более прямой у вас нет?
        С трудом он сумел облечь претензию в слова. И сам искренне уверился, что вся проблема - в кривизне клинка.
        - Поглядим, - меланхолично кивнул хозяин.
        Секст и Гельвий кинулись к разочарованному Катилине. Да, секунданты должны быть нейтральны и беспристрастны. Но разве где-нибудь в Дуэльном кодексе написано, что они не имеют права помочь одному из дуэлянтов в выборе оружия? Они бы и обоим помогли, но Марк отказался. Дуэльного кодекса Секст и Гельвий отродясь не видывали. Но что это меняло?
        - Смотри, смотри! Как тебе, а?
        - «Шпага дуэльная», Террафима, - прочел вслух Гельвий.
        - Дуэльная! - поддержал Секст. - То, что надо.
        Узкий клинок трехгранного сечения. Маленькая, «детская» рукоять слегка изогнута на конце. Ажурная чашка. Катилина вспомнил, как Марк уворачивался от аз-загая. Сумеет ли он увернуться от шпаги? Если сумеет, этой штукой особо не рубанешь.
        Он молча покачал головой.
        - А это? - не отставал Секст.
        - Выбирайте…
        Вернулся хозяин с дюжиной сабель.
        «Маловато у него покупателей, - отметил Катилина. - И расхваливать товар не спешит. С чего он живет? Кому нужны его мечи? Старателям? Биологам? Шлюхам? Разве что турист на сувенир купит. Ну да, прямо толпами сюда туристы валят…»
        Словно в опровержение его мыслей, наверху прозвучал мелодичный звонок. Бородач встрепенулся, но опоздал. По лестнице, с ловкостью гимнаста повторяя ее изгибы, ссыпался красавец-вудун. Цветом кожи гость неприятно напомнил Катилине карлика-антиса. Кажется, этого вудуна он тоже видел у Родни, в компании расфуфыренных гомиков…
        - Привет, Кэмп! Перья есть?
        Хозяин показал вудуну кулак.
        «Ну, перья, - вяло удивился Катилина. - Тут перьев - целые витрины. Пришел черномазый ножик купить, как раз по адресу… Нам можно, а ему нельзя?»
        - Перья нужны! - настаивал вудун. - Лучше киттянские.
        - Лат, я занят! - сказал бородач нарочито громко. - Позже зайди.
        - Позже?
        Лицо вудуна расплылось в белозубой улыбке:
        - О, белые бвана! Грозные бвана! Латомба уходит, уже уходит…
        Обождав, пока вудун сгинет, хозяин обернулся к курсантам:
        - Вы что-нибудь выбрали?
        - Нам нужна ваша консультация, - буркнул Катилина.
        - Консультация? Охотно. Что вас интересует?
        - Что-нибудь легкое. Для двух рук. Так, чтоб не сильно калечило.
        - Желаете потренироваться? Взяли абонемент в фехтзал?
        - Драться желаю! - глаза Катилины налились кровью.
        - Драться, - повторил хозяин. - Чтоб не сильно калечило.
        Кажется, гостям удалось его удивить.
        II
        Угольно-черный песок лагуны Ахойя ярко блестел на солнце. В этой части острова побережье густо окаймляли мангровые леса. Лучшее их время наступало в период отлива - надземные корни мангров обнажались, и над грязевыми отмелями выстраивались целые аркады, достойные дворца богов. В аркадах, галдя, суетились макаки-крабоеды. Дальше, в скалах, начинались гроты - сырые, полузатопленные, кишащие летучими мышами.
        - Идет, - сказал Секст.
        - С оружием, - уточнил Гельвий.
        Марк спускался от коттеджей, неся под мышкой два длинных футляра. Над головой Марка, раздраженная вторжением чужака, по веткам мускатного ореха скакала чета пятнистых голубей. Когда-то здесь был мелкий гостиничный комплекс, на который возлагались большие надежды. Хозяин прогорел, с проклятьями оставив разорительный Тренг, коттеджи сгнили, превратившись в руины, покрытые влажным лишайником, а лес, облагороженный ландшафтными дизайнерами, вернулся к состоянию джунглей: заросли пандануса, лиан и папоротника. Тигровый питон, юный и мелкий, скользнул в кусты перед самым носом Марка. Курсант остановился, проводил змею взглядом, словно что-то вспоминая, и продолжил путь.
        - Шпаги, - сказал Секст. - Точно, шпаги.
        - Две шпаги, - уточнил Гельвий.
        - Сам вижу, что две, - взорвался Катилина. - Хватит ерунду молоть!
        Секунданты ему осточертели. Катилине хотелось быстрее покончить с дуэлью. Он уже бранил себя за то, что не начистил Марку рыло прямо на стоянке «телеги». Это избавило бы от дальнейших хлопот. Если по правде, дуэль страшно напоминала Катилине цирк. Был один клоун, стало два; четыре, считая с секундантами.
        Выйдя на берег, Марк холодно поздоровался. Взгляд его был прикован к легчайшей сабле и кинжалу с пламевидным лезвием, выбранными Катилиной. Оружие держали Секст и Гельвий; из-за этого получалось, что и приветствие, и внимание Марка адресовались секундантам. Меня словно и нет, подумал Катилина. Злоба распирала его, злоба на весь свет. Изувечу, решил он. Нет, нельзя. Ладно, по обстоятельствам…
        - Что там у тебя? - кривя рот, спросил он. - Тростника по дороге нарвал?
        Уложив футляры на песок, Марк откинул крышки.
        - Что это? - удивился Секст. - Палки?
        - Шамберьер, - ответил Марк. - Шамберьер и фарпайч.
        - Что?! - Секст побагровел.
        - Кнуты, - разъяснил Гельвий. - По-моему, это кнуты.
        И добавил без дурного умысла:
        - Катилина, он думает, что ты лошадь.
        Лицо Катилины превратилось в маску демона. Казалось, ладонь-невидимка смяла черты курсанта, исказив внешность, ранее привлекательную, до неузнаваемости. Лоб усеяли бисеринки пота, пальцы сжались в кулаки. От молодого человека пахло зверем; хищным зверем. Ярость затопила пляж: в манграх усилился гвалт макак, над зарослями ротанга вспорхнула стайка желтокрылых бульбулей. На рифе, оттеняя ситуацию незыблемым спокойствием, без движения замерла темно-серая цапля, изящней танцовщицы.
        - Подарок деда, - сказал Марк. - Мои талисманы. Я решил…
        И замолчал.
        - Ты пожалеешь, - тихо пообещал Катилина. - Ты еще очень пожалеешь…
        Пожав плечами, Марк достал свое оружие из футляров. Шамберьер он взял в правую руку, фарпайч - в левую. Гибкие рукояти слегка пружинили. Хвост шамберьера, сплетенный из мягкой кожи, был длинным; конец его украшал узел из шпагата, с расщепленными концами. Рядом с этой кожаной змеей хвост фарпайча выглядел куцым огрызком, бедным родственником.
        - Все по правилам, - сказал Секст. Он видел, как бесится Катилина, и боялся, что тот кинется в бой, не дождавшись отмашки. - Каждый выбрал, что хотел. Теперь я хочу предложить вам кончить дело миром.
        - Да, миром, - кивнул Гельвий.
        Он боялся, что дуэлянты согласятся.
        Марк отрицательно мотнул головой и отошел от Катилины подальше, метров на пятнадцать. Дед, думал Марк. Деда, а деда… Я помню, что ты делал с подброшенным яблоком. С цветком, любым из клумбы, на выбор. У меня так никогда не получалось. Пак рассказывал мне, что ты до полусмерти отколотил клоуна из чужой труппы, который бил шамберьером жену-акробатку. Справедливости ради, заметил Пак, после побоев у девчонки пошел трюк. «А у клоуна? - спросил я. - Что пошло у него после побоев?» Кровь из носа, расхохотался Пак. Деда, а деда, я совершаю ошибку?
        Вытянув правую руку вперед, Марк сделал легкий взмах - словно бросал камешек, зажав его кончиками пальцев. Шамберьер ожил, раздался громкий щелчок. В том месте, куда ударил конец хвоста, взвился смерчик песка. Марк повторил взмах с большей силой. Камень в пяти метрах от него взлетел в воздух. Невысоко, буквально на ладонь, но это вызвало у секундантов вопль восторга. Из курсантов Секст и Гельвий превратились в мальчишек, чудом попавших в цирк.
        Мрачней ночи, Катилина забрал у них свои клинки. Удар, еще удар. Лезвия со свистом рассекли воздух. В капусту, говорили клинки. В лапшу. Ненавижу цирк.
        - Твой дед, - сказал, как плюнул, Катилина. - Твой дядя. Это у вас семейное. Кувырки на потеху инорасцам. Ты и в либурнарии пошел, лишь бы доказать, что ты другой. Хочешь, я выпишу тебе справку? У меня есть, чем писать…
        - Начинайте! - крикнул Секст.
        Успел он или опоздал, но Катилина будто с цепи сорвался. Быком на красную тряпку, он ринулся к Марку, сокращая дистанцию. В ответ хлестнул шамберьер. Дед Марка, в бытность руководителем группы наездников, курировал на манеже конную шестерку - и мог попасть по уху лошади, заслужившей наказание, не зацепив остальных. Внук такого не умел. Максимум, что удавалось Марку из дедовой науки - сшибать мячики и бумажные фантики, разложенные по кругу, в пределах досягаемости. Он целился Катилине в колено, но, охваченный возбуждением, промахнулся, угодив по бедру - впрочем, изо всей силы.
        Хвост шамберьера рассек штаны, кожу и латеральную мышцу бедра. Последнюю, к счастью, неглубоко. Охвачен бешенством, Катилина не почувствовал боли. Второй удар - фарпайчем - он парировал саблей и уже готов был рубить противника, когда Марк отскочил в сторону и поднял вверх бичи, как если бы решил сдаться.
        - Кровь, - он мотнул головой, указывая на ногу Катилины.
        - Дерись! Дерись, трус!
        - Первая кровь. Все, дуэль закончена.
        - Ну ты и кнут, - невпопад бросил Секст. - Гельвий, ты видел? Ох и кнут…
        - Крут, - уточнил Гельвий.
        - Кнут, - впервые в жизни Секст восстал против уточнений приятеля. - Катилина, он прав. Договаривались до первой крови…
        Опустив клинки, Катилина трясся от бессильной злобы.
        - Щёлкни, - попросил Секст. - Щёлкни еще разик.
        - Ага, - Гельвий расплылся в улыбке. - Или сбей вон тот камешек…
        III
        Бывают минуты, которые решают твою судьбу на много лет вперед. Минуты-диктаторы, минуты-завоеватели. Они не спрашивают, не взвешивают; они приказывают и выставляют условия. Со стороны может показаться, что человек, попавший во власть такой минуты, сошел с ума. Так случилось и сейчас, с Катилиной. Он вдруг начал хохотать, утирая слезы плечом - в руках Катилина держал оружие. От смеха у него началась икота. «Истерика?» - подумал Марк. Нет, Катилина смеялся искренне, самозабвенно. Секст с Гельвием заулыбались в ответ, решив, что дело кончилось ко всеобщему удовольствию. Юности свойственно ошибаться. Господа секунданты в силу возраста надеялись на лучшее, тогда как надежды Катилины украшал рубец от удара шамберьером.
        - Благодарю тебя! - крикнул он Марку.
        Сунув кинжал за пояс, Катилина левой рукой схватил саблю за конец клинка. Крепко сжал пальцы; по ладони - ниже, к запястью - потекла кровь. Плюнув на безвинную сталь, Катилина изо всех сил ударил саблей об колено. Он чуть не упал: сабля сломалась легко, как тростинка, с еле слышным протестующим визгом. Восстановив равновесие, стараясь не наступать на рассеченную ногу, внук губернатора Дидоны зашвырнул обломки далеко в воду. Следом полетел кинжал. Ломать его Катилина не захотел.
        - Спасибо, дружище!
        Спотыкаясь, он шагнул к Марку. Ухватил «горстью», как говаривал обер-декурион Гораций, за затылок, притянул к себе; уперся лбом в лоб. Опустив кнуты вниз, Марк не знал, что делать. Вырваться? Это значило снова обозлить Катилину. На лицо брызгала слюна противника; жаркое дыхание обжигало щеки.
        Буду терпеть, решил Марк. Лишь бы дело кончилось миром.
        - Помпилианец! - шептал Катилина. Изо рта его пахло мятой и еще чем-то, не слишком приятным. - Настоящий помпилианец! Стопроцентный! Я тоже… Ты молодец, ты напомнил мне, кто мы такие. Оружие? Ерунда, бред. Кровь? - чушь, жидкий супчик. Первая? Вторая?! Ха! Наша кровь - другая. Мы - помпилианцы, я и ты…
        - Вот и славно, - сказал Секст.
        - Ну, не знаю, - уточнил Гельвий.
        Он чуял подвох.
        - Ты же волк? - закричал Катилина, не слушая приятелей. - Волк?!
        Речь его становилась все более бессвязной. Когда тебе едва за двадцать, а ярость, не прибавляя мудрости, делает тебя стариком, толкает подвести черту под прожитой жизнью - логика идет на дно, уступая место иной связи причин и следствий: убийственной.
        - Отвечай: ты волк? Как твой дед? Отец? Как твой дядя-орденоносец?! Ты любишь цирк? Хорошо, пусть будет цирк. Ты да я: два клоуна, два волка… Когти и клыки. Зачем волку чужое оружие? Цирк, только цирк! Наши предки отлично знали, что такое цирк…
        И, прежде чем секунданты сообразили, что вот-вот произойдет, прежде чем они успели кинуться вперед, наброситься на безумца, оттащить, повалить на песок лицом вниз, Катилина вцепился в Марка всей природной мощью своего клейма, пытаясь сделать врага рабом.
        - Твою мать! - ахнул Секст.
        - Все, приплыли, - уточнил Гельвий.
        - Идиоты, что ж вы творите…
        - Поздно, - Гельвий встал между Секстом и дуэлянтами. - Не трогай их.
        Секст кивнул. Он знал, что разрыв прямого - и даже просто визуального - контакта может привести к тяжелейшему кровоизлиянию в мозг. В четырех случаях из десяти это заканчивалось смертью. В трех - параличем. Делать ставку на благополучный остаток Секст не рискнул. Он судорожно соображал, что надо предпринять в подобной ситуации. Доложить начальнику училища? Секст потянулся за уникомом. Сообразив, что секундантам не удастся остаться в стороне, он отдернул руку от коммуникатора, словно от ядовитой змеи. Проклятье! Может, просто обождать? Один из этих дураков заклеймит другого, а потом сразу отпустит на свободу… Секст прекрасно знал, что даже краткосрочное рабство наносит помпилианцу неизгладимую психотравму. Он лишь надеялся…
        Секст и сам не ответил бы, на что он надеется.
        На кукушкин чих, мог бы уточнить Гельвий.
        Дуэль на клеймах была категорически запрещена в вооруженных силах Великой Помпилии. Ее пытались запретить и на общем законодательном уровне, для граждан империи, проведя решение через сенат. Ничего не вышло: законопроект сочли ущемляющим неотъемлемые права личности. Впрочем, среди офицеров всегда находились отчаянные сорвиголовы, плюющие на запрет. Честь превыше всего! Забияки готовы были впоследствии предстать перед трибуналом. Да хоть на эшафот! Мы же волки, как наши отцы и деды…
        Двое молодых людей сели на песок, ожидая конца дуэли. Напротив них двое молодых людей стояли на песке: лоб в лоб, словно пара бычков. Солнце шло в зенит, и под его лучами прославленный черный песок лагуны Ахойя отливал золотом.
        Каждая песчинка - сама по себе.
        …песок.
        Марк огляделся. На трибунах бесновались рабы. Требовали зрелищ: в первую очередь, крови. Его рабы, рабы Катилины. Зрители? - какие там зрители… Симбионт-энергоресурс, о котором Марк никогда не забывал. Живые батарейки, о которых Марк никогда не вспоминал. Даже получая извещение о перечислении квартального дохода, причитавшегося ему, совершеннолетнему гражданину Помпилии, за использование его рабов государственным предприятием. Парадокс? Нет, будни для чистокровного помпилианца. Ну, деньги. Ну, рабы. Что тут вспоминать?
        Он знал, что на трибунах будут рабы; знал с детства.
        А с возрастом забыл.
        Ребенком, не осознавая последствий, Марк пробовал свое клеймо на сверстниках. Пробовал и на взрослых: родителях, друзьях родителей, воспитательнице в садике. Поди объясни крохотному волчонку, что кусаться нельзя! Молоко на губах не обсохло, а клыки-то режутся… Так дети инорасцев суют пальцы в огонь и играют с острыми предметами. Обжегся, укололся, глядишь - с третьего раза запомнил: бо-бо, не лезь! Силы детского, слаборазвитого клейма не хватало, чтобы поработить свободного инорасца, если тот не был вначале в рабстве у кого-то из совершеннолетних помпилианцев. Что же говорить о сверстнике, оказывающем рефлекторное сопротивление, или взрослом сородиче, всегда готовом «отшлепать» самонадеянного малыша? Отпор ровесников был болезненным, отпор старших - мучительным.
        Бо-бо, не лезь!
        Что ж, Марк запомнил, и не он один.
        Еще он запомнил песок. Всякая попытка состязания двух клейм выбрасывала помпилианцев в цирк, где рабы на трибунах ждали с нетерпением: когда же двое хозяев сойдутся в поединке?! Схватка господ - праздник для рабов.
        Не поэтому ли дуэли на клеймах случались так редко?
        …бравурное крещендо.
        Доктор Туллий наслаждался увертюрой к «Триумфу» Гнея Ашнера. Пальцы доктора ласкали виртуальную клавиатуру. Впору было подумать, что Туллий подыгрывает оркестру. Увы, лишен музыкальных талантов, доктор делал наброски к четвертой главе диссертации:
        «…вторичный эффект Вейса, иначе «срыв шелухи», проявляется у энергетов других рас при каждом активном энергетическом действии организма. Этот галлюцинативный комплекс становится для них практически второй реальностью, полноправным конкурентом действительности, не в последнюю очередь из-за частоты проявления. Мы, представители помпилианской расы, сталкиваемся с эффектом Вейса намного реже. Это происходит при форсированной работе клейма: порабощении объекта, ранее бывшего свободным, и конфликте клейм, происходящем во время ментальной схватки между двумя помпилианцами. Хотелось бы отметить наличие эффекта Вейса в начале курса специализированных инъекций, чье назначение - подготовка молодого бойца для пси-взаимодействия в воинских частях. Со временем, даже при продолжении инъекций, комплекс галлюцинаций сходит на нет.
        Повседневный контроль рабов, совершаемый хозяином, эффектом Вейса не сопровождается. Трансформация личной свободы раба в энергию вызывает галлюцинации у раба. Хозяина это не затрагивает. Вторичная реальность для нас - скорее исключение, чем правило. Не крайность, но золотая середина. Итак, на основании вышесказанного можно смело декларировать превосходство помпилианской расы не только перед техноложцами, как бы ни была развита их цивилизация, но и перед остальными энергетами…»
        Скрипки пошли на взлет.
        …Катилина был страшен.
        В правой руке он держал меч с полуметровым клинком. Тяжелый, с широким лезвием, меч выглядел жутковато. Левая рука, от локтя закованная в железо, заканчивалась стальным крюком. Укреплена рядом с крюком, заточенным под пробойник, вниз свешивалась тройная цепь. Было неясно, протез это - или глухой, закрывающий предплечье и кулак, наруч. Голову Катилины целиком скрывал мощный шлем: крошечные прорези для глаз, низкий гребень на макушке. В шлеме Катилина походил на ящера. Сходство усиливала броня - масса блях из серебристого металла, скрепленных кожаными шнурами.
        Казалось, ящер готов вспороть врагу брюхо кривым когтем - и, вывалив на песок дымящуюся требуху, начать ее пожирать под шумное одобрение публики.
        Марк был практически голым, если не считать набедренной повязки. Форма его шлема рождала в памяти морду жабы. Правую руку, от плеча до запястья, защищала чешуйчатая кольчуга; левую ногу - понож с козырьком выше колена. Вооружение курсанта Тумидуса составлял меч, такой же, как у Катилины. Вместо крюка с цепью ему достался большой щит овальной формы.
        Записные дуэлянты на клеймах - те, кто выжил - утверждали, что оружие и доспех, возникая «под шелухой» вне желания бойцов, отражают характеры и темперамент противников во внешнем, реальном мире. Выстраивались сложные зависимости; случалось, писались научные монографии. Впрочем, никто окончательно не доказал правоту этих гипотез. Краем уха Марк слыхал о таких предположениях, но ему и в голову бы не пришло сопоставлять норов Катилины с крюком и цепью, а собственный характер - со щитом и высоким поножем.
        Сейчас он жалел, что не узнал больше о дуэли на клеймах.
        От Пака Марк слышал, что его дядя, легат гвардии Тумидус - выйдя в отставку, как частное лицо - имел честь участвовать в такой дуэли. Пак утверждал, что легат убил своего противника. Вряд ли Марк усматривал в поступках дяди и племянника семейное сходство. Тумидус-старший дрался по собственному желанию; Тумидуса-младшего вынудили, не оставив возможности для отказа.
        Марк закрылся щитом и стал ждать.
        - …алле!
        Луций Тумидус тушировал Орлика шамберьером: левая задняя нога в третьем темпе галопа. Конь попался молоденький, нервный. Приходилось ждать, пока он научится спокойно переносить вмешательство шамберьера. Тогда можно будет заменить туше легкими взмахами, и не на одном месте, а где угодно. Коня доставили на ферму вчера, под конкретный заказ: шанжирование, иначе перемена ног на галопе в воздухе.
        За срочность платили вдвое.
        Вчера доставили Орлика, а позавчера Луций Тумидус составил завещание, отписав ферму и все свои сбережения внуку. После сеанса с Орликом он ждал другого сеанса - связи с нотариусом, готовым заверить документ. Умирать дед Марка не собирался, но и тянуть с оформлением наследства не стоило.
        В отпуск приедет, подумал Луций.
        Тогда и скажу.
        …цепь ударила в щит.
        Прыжком, несмотря на тяжесть доспеха, сократив дистанцию, Катилина взмахнул наручем-протезом. Он метил в голову, стремясь оглушить Марка. Отразив цепь щитом, Марк шагнул вперед, вплотную. Меч его ядовитой гадюкой ринулся в атаку. Выпад, еще один; третий угодил Катилине в бок, разрезав часть шнурков, скреплявших бляхи. Это едва не стоило Марку глаза. Крюк Катилины скрежетнул по шлему; не будь выпуклые глазницы забрала прикрыты железной сеткой, бой мог бы закончиться на этом. Крюк сорвал сетку с правой глазницы. От резкого сотрясения у Марка заболела шея. Казалось, в основание черепа воткнули раскаленную иглу.
        Рыча диким зверем, он толкнул противника щитом.
        Присев, Катилина полоснул клинком по ногам Марка. Взвизгнул козырек поножа. Ударить второй раз Катилине не дали - убрав щит влево, Марк рукоятью меча изо всех сил громыхнул по шлему противника, рядом с гребнем. Удар оглушил Катилину. Он упал на колени, раскручивая цепь.
        На трибунах ликовали рабы.
        - Да, - сказал дисциплинар-легат Гракх. - Сейчас буду.
        Не вставая из кресла, он помассировал виски. С утра болела голова. Ночью Гракх плохо спал, то и дело просыпаясь. Лежал, глядел в потолок; проваливался в мутную дрему. Такое случалось с ним в период первых «офицерских» инъекций на четвертом курсе. Держа курсантов на постоянном микро-контроле - легатские 0,3 % - Гракх мучился бессонницей, пока клейма четверокурсников, подстегнутые вакциной, не стабилизировались.
        Что-то с вакциной, предположил он. Слишком быстро. Слишком активно. Парней плющит; такое впечатление, что у них постоянный экстрим. Раньше я чуял проблемы раньше, чем они возникнут. Доктор сказал бы: так дирижер чует оркестр. Сейчас я оглох: какофония, и всё. Мы - не телепаты, не эмпаты; мне не уловить мыслей и чувств курсантов. Но конфликты клейм… Проклятье, у всего курса сплошной конфликт! Надо пожаловаться доктору…
        И он даст мне снотворное, вздохнул Гракх. Если с вакциной все в порядке, кому какое дело, болит ли голова у начальника училища?
        …Марк подпрыгнул.
        Прыжок спас его ноги от цепи. В противном случае толстые звенья раздробили бы ему голень. Держа щит на отлете, прежде чем приземлиться на песок, Марк брыкнул, словно жеребенок. Подошвы сандалий угодили Катилине в шлем, опрокинув врага навзничь. Вырвав руку из щитовых ремней, Марк взмахнул щитом, как огромным блюдом.
        Край, окованный металлом, пришелся Катилине в шею.
        - Хорошо, я задержусь, - сказала Н'доли.
        Ей не нравилось изменение задания. Молодая вудуни вообще не любила случайных, незапланированных перемен. Образцы, полученные у красавчика-курсанта, час назад улетели с Тренга на яхте «Жемчужина Гаалы». Стюардесса яхты, стройная пигмейка, назвала пароль, забрала добычу Н'доли - ноготь пришлось удалить, заменив искусственным - и вернулась на яхту, не прибавив ни слова. Что ж, дочь Папы Лусэро меньше всего собиралась болтать со стюардессой о капризах моды. Билет на «Молнию» ждал ее, билет первого класса. Три дня роскоши, и Н'доли вернется на Китту.
        И вот - задержка.
        Не трудитесь сдавать билет, сказали ей по закрытому каналу связи. Потраченные деньги вам компенсируют. Оставайтесь в отеле и ждите дополнительных указаний.
        …в последний момент.
        Тяжело дыша, Марк стоял над поверженным Катилиной. Тот возился у ног Марка, будто жук, побывавший под солдатским сапогом. Пробовал встать и не мог. Жалко бряцала цепь, крюк чертил в песке однообразные письмена. Если бы Марк не задержал меч на взмахе, Катилина бы уже не шевелился. Я чуть не перерезал ему глотку, подумал Марк.
        Он стянул шлем, и его стошнило.
        Рабы охрипли от воплей. К Марку тянулись руки - сжатые кулаки с оттопыренным большим пальцем. Пальцы указывали вниз, на песок. Добей, кричали эти пальцы. Добей раненого!
        - Вот вам! - заорал в ответ Марк. - Вот вам всем!
        Как обиженный мальчишка, он тыкал в трибуны кукишем.
        - Я вызову аэротакси, - сказал Секст.
        Бледней смерти, он старался не смотреть на бесчувственного Катилину. Глаза неудачливого дуэлянта закатились, тело била мелкая дрожь. В горле что-то булькало. Через раз Катилина всхрапывал, будто загнанная лошадь. Щекой в песок, лишен слуха и зрения, внук губернатора Дидоны лежал в позе зародыша, сунув в рот большой палец, и трясся, как от озноба. Лежал и трясся. Лежал и…
        Ничего страшнее Секст не видел.
        - Не возьмет, - вздохнул Гельвий. - Бомбила не возьмет. Побоится, что раненый по дороге копыта отбросит. Ходи потом в полицию, объясняйся…
        - Где он раненый? Он целый. Он просто…
        - Это ты бомбиле растолкуешь: целый, мол. Просто хрипит и без сознания. А что пена на губах, так это пива перепил. Бомбила тебе поверит. Даром отвезет, еще и приплатит…
        - Вызывай, - велел Марк. - Отвезет, никуда не денется.
        - А если…
        - Главное, не дать ему сразу улететь. Если упрется, захватим такси. Потом заберет на училищной стоянке. Вызывай, чего тянешь!
        Он еле держался на ногах.
        IV
        Дисциплинар-легат Гракх мерял шагами кабинет. Из угла в угол, туда и обратно. Очень хотелось закурить. Но отвечать на вызов по гиперсвязи с сигаретой в зубах, или с унизительной поспешностью гасить окурок в пепельнице…
        Нет, лучше потерпеть.
        Начальник училища ждал вызова от Мамерка Эмилия Катилины, генерального инспектора имперских верфей на Квинтилисе. Отца пострадавшего дуэлянта. Сеанс связи с матерью курсанта Гракх уже пережил и вспоминал о нем с содроганием. В данный момент Цецилия Катилина мчалась спецрейсом на Тренг - с бригадой врачей экстра-класса и тоннами новейшего медоборудования на борту. Над курсантом день и ночь колдовал в санчасти доктор Туллий, уверяя, что делает все возможное, и прогноз в целом благоприятный. При упоминании о докторе Туллии госпожа Катилина брезгливо поджала губы, ясно давая понять, что она думает об эскулапах училища, где с ее сыном произошло такое. Пожалуй, Гракх склонен был с ней согласиться.
        Он прекрасно помнил разговор с доктором накануне предыдущего увольнения старшекурсников. Тогда Туллий показался Гракху новичком-перестраховщиком. Трусоватым - «Как бы чего не вышло?» - но безобидным. Сейчас начальник училища изменил свое мнение. Доктор чего-то не договаривал. Слишком уж беспокоили его возможные последствия «офицерских» инъекций. И, что характерно, как в воду глядел! Конфликт между курсантами вылился в дуэль на клеймах, чего в училище не бывало отродясь. Доктор, вы о чем-то знали? Догадывались? Предполагали? И не сочли нужным поделиться своими соображениями с начальником училища? Как же вам после этого доверять?!
        Дисциплинар-легат дал себе зарок: учинить обер-манипулярию медицинской службы Сергию Туллию приватную беседу с пристрастием - и вытрясти из скрытного докторишки все его тайны.
        Вспыхнул контрольный индикатор системы гиперсвязи. Сигнал дублировался писком зуммера. Гракх шагнул к рамке, наливающейся перламутровым свечением. Машинально сунул большие пальцы рук под ремень, разглаживая и загоняя за спину несуществующие складки мундира, и лишь потом ткнул в сенсор приема, устанавливая контакт.
        Он ощущал себя виноватым. Такое случалось с Гракхом крайне редко; тем омерзительней было чувство вины. Да, дуэль случилась вне территории училища. Да, в увольнении. Никто не мог предвидеть… И все равно, виноват начальник. Так заведено в армии. Гракх давно усвоил: если твой легион одержал победу - победили солдаты. Это их заслуга. Если легион потерпел поражение - побили тебя, легата Гракха. Это твоя вина. Теперь, когда в училище произошло ЧП…
        - Дисциплинар-легат Гракх?
        - Генеральный инспектор Катилина?
        Именно так. Без всяких «добрый день» или «здравия желаю». Из рамки на Гракха смотрел его ровесник в строгом темно-сером костюме, при галстуке. Седина успела лишь слегка тронуть виски генерального инспектора. Узкое, костистое лицо, тонкие губы; льдистый взгляд из-под густых, сросшихся на переносице бровей. Мамерк Эмилий Катилина выглядел поджарым и подтянутым, чтоб не сказать, подобравшимся, как хищник перед прыжком. Человек, привыкший отдавать приказы - и выполнять приказы. В этом они с Гракхом были схожи.
        - Каково состояние моего сына?
        Голос инспектора звучал ровно и невыразительно. Гракх чувствовал, каких усилий это стоит Мамерку Эмилию.
        - Доктор Туллий утверждает, что непосредственной опасности для жизни вашего сына нет. Потребуется курс пси-реабилитации, в том числе медикаментозной. Доктор надеется, что в итоге здоровье вашего сына полностью восстановится.
        - Полностью?
        Катилина-отец позволил себе приподнять левую бровь.
        - Так говорит врач. Я не медик, могу лишь передать его слова. Надеюсь, доктор Туллий прав. Но даже при самом благоприятном исходе… К сожалению, ваш сын не сможет продолжить учебу и дальнейшую службу в корпусе либурнариев или в иных строевых частях. Я искренне сожалею, господин инспектор. Это моя вина.
        Приставку «генеральный» Гракх опустил: для краткости.
        - Мы оба знаем, чья в этом вина, господин легат. По уставу вы отвечаете за вверенных вам курсантов. Но настоящий виновник - не вы.
        «Руку даю на отсечение: он служил в армии,» - уверился Гракх. Приставку «дисциплинар» Катилина-старший тоже опустил: для краткости или с намеком. Дисциплинка у вас, господин легат…
        - Вы говорите о курсанте Тумидусе?
        - Ровно наполовину. Мой сын виновен не меньше.
        Уважаю, подумал Гракх. Сведи нас судьба при иных обстоятельствах…
        - Но пострадал в итоге ваш сын, а не курсант Тумидус.
        - Окажись клеймо Гнея сильнее, в лазарете лежал бы его противник. А моего сына ждал бы трибунал. Я верно понимаю ситуацию?
        - Да, господин инспектор.
        - Позвольте один приватный вопрос, господин легат. Вы успели сообщить об этом… инциденте своему начальству?
        Гракх не обязан был отвечать. Это его, Гракха, дело. Пусть не личное - дело училища, дело вооруженных сил Помпилии - но никак не отца пострадавшего, кем бы оный отец ни являлся. Но Гракх по-прежнему терзался виной. Муки усугубляла неожиданная симпатия к человеку по ту сторону гипер-рамки. В конце концов, это ведь не военная тайна?
        - Нет, господин инспектор. Я еще никому не успел сообщить.
        - В таком случае, у меня к вам убедительная просьба. Оформите все так, будто никакой дуэли не было.
        - Простите, не понял?
        - Думаю, вы тоже не заинтересованы в огласке. Дуэль на клеймах - серьезное ЧП. Вас и других офицеров училища ждут крупные неприятности. А если курсант угодил в лазарет не в результате дуэли, а в результате, скажем, шокового потрясения, случившегося в увольнении… Вам ясна моя мысль?
        - Кажется, да…
        «Не хочет выносить сор из избы. Из-за сына. Если делу дадут официальный ход - будет разбирательство, трибунал, приговор… В курсе дела по долгу службы окажутся десятки людей. Кто-нибудь проболтается, пойдут слухи. За них ухватятся репортеры. О, шакалы! - им только дай ниточку! В итоге - скандал, позор. «Отпрыск знатной семьи едва не был заклеймен на дуэли! Лишь благодаря великодушию его противника он не стал рабом! В данный момент Катилина-младший непригоден к армейской службе, проходит курс реабилитации. Неизвестно, восстановится ли когда-нибудь его психическое здоровье…» Как с этим жить?! Смотреть в глаза соотечественникам? Отец, мать, дед-губернатор…»
        - Хорошо, - генеральный инспектор кивнул. - Я вижу, вы разумный человек. Кто знает о реальных подробностях случившегося?
        - Я. Практически все офицеры. Врач.
        - Кто еще?
        - Оба… м-м-м… дуэлянта. Их секунданты. Кажется, все.
        - Секунданты из курсантов?
        - Да.
        - Они не проболтаются?
        - Я отправил их «на губу». Они ни с кем не успели переговорить после возвращения. Уверен, моего внушения будет достаточно.
        - Офицеры? Врач?
        - Вы сами сказали: ЧП не в наших интересах. Они будут молчать.
        Гракх умел быстро принимать решения.
        - Очень хорошо. Поговорите с ними. В первую очередь - с врачом. Сейчас к вам летит моя жена. Она заберет Гнея на Квинтилис. Пусть к ее прибытию подготовят два заключения: настоящее и… гм… официальное. Диагноз, симптомы и рекомендации одни и те же, подлинные. Причины пусть будут разные. Со своей стороны я позабочусь, чтобы официальное заключение было принято в инстанциях без лишних вопросов. У моего отца достаточно влияния для этого. Мы договорились?
        - Остается одна проблема.
        - Какая именно?
        - Курсант Тумидус. Если дуэли не было, он не сможет понести заслуженное наказание. А он должен быть наказан!
        - Вы правы. У вас есть решение?
        - Максимум, что я могу сделать, не предавая дело огласке - исключить курсанта Тумидуса из училища. Скажем, за злостное нарушение дисциплины.
        - Меня это вполне устроит. Я не сторонник излишне жестких мер. Тем более, как я уже говорил, мой сын разделяет вину с курсантом Тумидусом.
        «Если бы не позор для сына, ты говорил бы сейчас по-другому,» - подумал дисциплинар-легат. Уважение к генеральному инспектору подтаяло, но менять принятые решения и идти на попятный Гракх не привык. Пожалуй, так лучше для всех. Альтернатива - сломать жизнь двум парням и огрести в придачу кучу неприятностей. Тут Катилина прав на все сто.
        - Надеюсь, вы объясните курсанту Тумидусу, что к нему было проявлено снисхождение. Помалкивать о том, что произошло, в его же интересах.
        - Разумеется, объясню.
        - Он поймет?
        - Я найду самые убедительные объяснения.
        - Что ж, я рад нашему взаимопониманию. Честь имею, господин дисциплинар-легат.
        - Честь имею, господин генеральный инспектор.
        Рамка гиперсвязи погасла. Гракх глубоко выдохнул и с наслаждением закурил. Запищал уником; не глядя, дисциплинар-легат сбросил вызов. Докурив сигарету, он достал вторую, но передумал. Усевшись в кресло, Гракх проверил блокировку линии и вызвал доктора Туллия.
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (три с половиной года тому назад)
        Свобода выбора - проклятие или благословение?
        Задайте этот вопрос десяти случайным прохожим. Девять из них воскликнут: «Конечно, благословение! Как минимум, благо, которое дарит нам цивилизация. Возможность выбрать мобиль, медийный центр, сорт пива и сыра. Музыку, фильм, профессию. Спутника жизни, наконец! Все, что угодно, насколько позволяют финансы и фантазия!»
        Лицемеры!
        В действительности, встав перед выбором, они впадут в ступор. Тридцать три раза они мысленно проклянут «благословенное» право выбора. Вот если бы кто-нибудь подсказал, дал совет… Еще лучше - приказал! Тогда все встало бы на свои места, и не надо было бы мучиться сомнениями.
        Мы редко выбираем. Выбор делают за нас. Родители, друзья, коллеги. Люди, к чьим советам мы прислушиваемся. Общественное мнение, реклама - они формируют наши привычки и вкусы. Дальше мы плывем по течению. Этот сыр я пробовал в гостях, и он мне понравился. Это пиво очень хвалил приятель. Этот покрой сюртука сейчас в моде. Этот мобиль рекламировали по визору - у него замечательные ходовые качества, маневренность и безопасность…
        Иллюзия. Самообман.
        Мы выбираем без выбора из тысяч вариантов, сортов и моделей. Боимся признаться в этом самим себе. Столкнувшись с необходимостью выбирать по-настоящему, мы умираем от страха. Не привыкли. Не умеем. Паникуем. Как бы не прогадать? Ведь выбрав, мы - о ужас! - теряем тьму нереализованных возможностей, получая взамен одну-единственную. Верную? ошибочную? - в любом случае, с ней нам жить дальше.
        Выбор для человечества - потеря.
        А должен быть находкой.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Деда, а деда… Ты в армии служил?
        Дед долго не отвечает. Все его внимание приковано к дурацкой деревяшке. Дед аккуратно снимает с нее ножом стружку. Ножик у деда короткий, несерьезный, но острый, как бритва. Чуть отвлечешься, зазеваешься, глядь - полпальца нету. Легкий смолистый аромат плывет над верандой. Марк уже решает, что дед не ответит, когда тот, глянув на внука, наконец кивает:
        - Служил. Срочную.
        - Долго?
        - Два года.
        Сегодня дед немногословен. Ему не нравится, что внук разругался с отцом. В сердцах хлопнув дверью, Марк удрал из дома и примчался на ферму в уверенности: уж дед-то его поймет, поддержит! А дед вместо этого молчит и хмурится. Сейчас он совсем не похож на клоуна. И на циркового наездника. И на деда - привычного, знакомого, ехидного. Сейчас он похож на отца. Марк уже жалеет, что приехал. Но если не к деду - то куда?
        Больше некуда.
        - Я не служил, - подает голос Пак. - Медкомиссия забраковала.
        Карлик сидит в углу веранды, прислонившись спиной к перилам. До сих пор Пак не вмешивался в разговор. Марк даже успел о нем забыть. Место карлика - на перилах, а в углу, на полу - какой же это Пак?
        - Я расстроился - дальше некуда! Всех берут, а меня не взяли?! Дурак был, сопляк. Теперь не жалею. Что я в той армии не видел?
        Ну вот, и Пак туда же! Отец, когда Марк заявил, что собирается поступать в военное училище, сначала не поверил. Решил, что ослышался. Что это глупая шутка. А едва понял: дело заваривается всерьез… Куда только делась его обычная холодность! «Мальчишка! Подвигов захотелось?! Фильмов для дебилов насмотрелся?! В генерала Ойкумену поиграть решил?! «Десятинщиком» стать хочешь? Ать-два, пустая голова! Я второго позора в семье не допущу…»
        Тут отец осекся, сообразив, что сболтнул лишнего. Красный, как рак, Марк воспользовался паузой и перешел в наступление: «По-твоему, армия - позор Помпилии?! Так, что ли?! И консуляр-трибун Марцелл, герой войны - позор?! И первый консул Спуринна? И…»
        В запале он напомнил о тех, кто до конца исполнил свой долг, погибнув в огне недавнего конфликта с вехденами. Лучше бы он вовремя прикусил язык! Отец сразу ухватился:
        «Хочешь геройски сдохнуть, дурак?! Сперва дослужись до консула!»
        «И дослужусь, не сомневайся!»
        «Только через мой труп!»
        Отец не мыслил для сына иного будущего, кроме факультета энергетики в Имперском Университете Помпилии, в метрополии. Солидная, уважаемая профессия. Продолжить семейную династию… Но Марк уже завелся. Он и сам не понял, как у него вырвалось: «Ничего, переживешь!»
        «Как ты смеешь так с отцом разговаривать, сопляк!»
        «А чего ты на меня орешь?!»
        Марк несколько раз глубоко вдыхает и выдыхает, пытаясь успокоиться по дедовой методике. Воспоминания о безобразной ссоре слишком свежи.
        - Деда, расскажи про армию? Ты раньше никогда не рассказывал. Только про цирк…
        Дед пожимает плечами:
        - Нечего там рассказывать. Давно дело было…
        - Ты в каких частях служил? - не отстает Марк.
        - В 1-м отдельном вексиллационе по охране Сената.
        - Ух ты! Вексиллацион? Это же кавалерия?
        - Точно так, парень.
        Дед усмехается. Веселее от его ухмылки не делается.
        - А разве у нас есть кавалерия?! Древность какая…
        - Армия - тоже древность. Есть пять частей, вроде нашей.
        - И что вы там делали? Сенат охраняли?
        Дед орудует ножиком. Но Марка не остановить:
        - От террористов? На лошадях?
        Он живо представляет конный разъезд во главе с дедом. Дед - верхом на вороном жеребце, скачет по улицам столицы. От деда в ужасе бегут прочь террористы-вехдены с бомбами за пазухой. С ядерными, вакуумными, аннигиляционными бомбами…
        - Сенат и без нас было кому охранять. В парадах участвовали. В показательных выступлениях, - мало-помалу к деду возвращается его обычная разговорчивость. - В фильмах снимались. В исторических… Меня после циркового училища призвали. Это после университета бронь дают, как твоему отцу. А мы университетов не кончали… У нас там все были: или цирковые, или спортсмены. В самоволку бегали: забор метра три высотой, и еще «сигналка» поверху. Так мы «пирамиду» строили. Или Квинт Прастина - нижний в Сатурналиях - всех через забор перебрасывал. А когда он сам лез, Маний «сигналку» на пять секунд отрубал. Если больше пяти секунд, на пульте тревога. Маний - иллюзионист, потомственный. У него и реквизит был…
        Марк ожидал другого. Парады, съемки, самоволки… Тот же цирк, по большому счету! Но дед хоть не ругается, не зовет военных «десятинщиками». Марка не отговаривает, хотя и не одобряет. Ну и ладно!
        - Перед дембелем остаться предлагали. Милитар закончить, по сокращенному курсу. Офицером в тот же вексиллацион, по контракту. Офицеров часто на роли в фильмах приглашали. Не главные, конечно, но и не массовка…
        - Так остался бы! Тебя б по визору показывали, или в арт-трансе…
        - Его и так показывали, - хмыкает из угла Пак. - Сто раз. Нет, армия - не для цирковых. И вообще…
        Он крутит в воздухе ладонью с растопыренными пальцами. Понимай, как хочешь: что - вообще? Вообще не для нормальных людей? Или наоборот?
        - А я решил поступать в военное училище, - угрюмо заявляет Марк.
        И понимает, что повторяется.
        - В десант? - дед наконец проявляет слабый интерес.
        - Нет. В либурнарии.
        Пак свистит. Пак запрыгивает на перила.
        - Ну вот. Порезался, - говорит дед.
        И, как мальчишка, сует в рот окровавленный палец.
        Кровь, думает Луций Тумидус, старый клоун. Великое дело - кровь. Парень уверен, что ни капли не похож на своего отца. Парень хочет быть похожим на дядю. Желает искупить его позор; восстановить честь семьи. Если я скажу ему, что у меня два сына, и они похожи друг на друга характерами, поступками, а главное, ослиным упрямством, как близнецы - парень мне не поверит. Решит, что старик впал в маразм. Хорошо, я ничего ему не скажу. Ты разучился говорить, Луций? Нет, просто он еще не научился слышать.
        - Я за пластырем, - Марк кидается в дом.
        Дед смотрит вслед внуку.
        - Весь в тебя, - смеется Пак. - Ничего, с годами поумнеет.
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
        СНОРР - ОКТУБЕРАН - СЕЧЕНЬ
        Глава шестая.
        Ловушка для кроликов
        I
        …сто сорок один, сто сорок два…
        Мышцы были уже деревянными. Они молили о пощаде, но Марк запретил себе останавливаться. Стиснув зубы, он продолжал «дубль-кач». Руки вдоль тела, пальцы, как корни, намертво вросли в рукоятки тренажера: не отодрать. Плечи - вперед и вверх. Дотянуться подбородком до висящей в воздухе голо-отметки. Ноги, отягощенные силовой подвеской - на себя, за голову, до второй светящейся отметки. Прямые ноги! Не сгибать! Не сгибать, мать твою! Вот так. Теперь - распрямиться: медленно, не расслабляя мышц. Медленно, я сказал! Вытянуться. И еще раз - плечи вперед, ноги на себя…
        Дерево не должно болеть. У Марка болело все: грудь, пресс, спина. Вот такое он неправильное дерево. Ему казалось: волокна натруженных мускулов со скрипом трутся друг о друга. Растягиваются и сокращаются на последнем пределе. Того и гляди, лопнут. Нет, врешь, это еще не предел! Сто сорок девять… сто пятьдесят…
        Одни деревья гнутся. Другие ломаются.
        И не только деревья.
        Что чувствует сломанная игрушка?
        В детстве у Марка был зеленый монстр: гибрид динозавра со спрутом. Марк без затей назвал монстра Виридисом - Зеленкой. Виридис имел двадцать режимов: шипел, рычал, щелкал зубами, зловеще хохотал и даже произносил членораздельные фразы: «Я тебя съем!», «Не уйдешь!» и еще почему-то «Держись, я иду на помощь!» Монстр ползал, смешно перебирая по полу щупальцами, бегал вразвалку, огибая препятствия, но чаще натыкаясь на них, подпрыгивал на одном месте, вытягивая шею - и даже плавал. Плавал Виридис лучше всего. Марк верещал от восторга, когда Виридис спешил к нему с другого конца ванны, разевая зубастую пасть: «Держись, я иду на помощь!». Поймав друга в объятия, Марк смеялся: монстр щекотал ему живот.
        Однажды Виридис сломался. Что только Марк не делал! Теребил, гладил, уговаривал, совал палец в пасть, плакал и требовал. Монстр хрипел, кося печальным глазом, в котором больше не вспыхивали золотистые искорки. Наверное, Виридиса можно было починить. Но Марк не помнил: пытались ли это сделать, и если да, чем дело кончилось. Виридиса он помнил. Как играл с ним - помнил. Поломку - ясней ясного. А вот удалось ли починить зеленого друга…
        Не помнил, хоть убей.
        После злополучной дуэли Марк Тумидус стал Виридисом, Зеленкой, порченым барахлом. Арест; карцер-одиночка на «губе». В соседние камеры угодили секунданты: Секст и Гельвий. К начальнику училища его отвели под конвоем. Стыд жег лицо хуже едкой щелочи. Марк смотрел под ноги, боясь встречаться глазами с другими курсантами. Он шел, куда велели, слушал, отвечал на вопросы. Копошение на месте; бессмысленный хрип. Приказ об отчислении зачитали назавтра, перед всем личным составом, на утреннем построении.
        Жалкий хлам, Марк Тумидус ремонту не подлежал.
        Всё!
        В изнеможении он откинулся на жесткое ложе тренажера и выключил подвеску. С минуту лежал, тупо глядя в потолок, ни о чем не думая. Перед глазами гасли огненные круги. Наконец Марк сел и, скривившись, зашипел сквозь зубы. Ручейки пота, прежде стекавшие к затылку, чтобы собраться там в лужицу, сменили направление. Природные заграждения - брови и ресницы - не справились с соленым половодьем, в глазах отчаянно защипало. Марк потер глаза кулаком; стало только хуже.
        Ругаясь, он вслепую зашлепал в душ.
        По дороге, споткнувшись, Марк треснулся локтем о стену. Руку словно пронзил электрический разряд. В кабинке он на ощупь ткнул в первый попавшийся сенсор - на голову хлынул кипяток. По-быстрому смыв с лица пот и проморгавшись, Марк отрегулировал душ на «контраст» с циклом в десять секунд. Стащил трусы-«боксёрки» и майку, сунул в приемник автомата экспресс-стирки. И целую вечность, не меньше, стоял под контрастными струями, ощущая, как уходит боль, из мышц вымывается жалящий, ядовитый песок, и дерево по имени Марк превращается в человека.
        Ничего, пообещал он себе. Это ненадолго.
        «Выберите прическу или укладку из иллюстрированного перечня» - вспыхнула перед лицом объемная надпись. Каждую букву украшали образцы причесок. Рыкнув горлом, Марк рубанул по рекламе рукой, будто саблей. Надпись погасла и больше не появлялась. Местная техника была на удивление понятливой.
        Экспресс-стирка звякнула в удачное время. Кабинка высохла, высох и Марк, исхлестанный горячим воздухом с ароматом лаванды и камфорного дерева. Натянув трусы и майку - еще теплые, стерильно чистые - он с решимостью самоубийцы вернулся в зал. Десять минут на вибро-ресумпторе показались ему незаслуженным раем. Облепив жертву датчиками, аппарат подстраивал частоту и интенсивность вибраций под усталые мышцы, возвращая им тонус.
        А теперь - добро пожаловать в ад!
        - Вам все ясно, господин Тумидус?
        Перед словом «господин» начальник училища сделал едва заметную паузу. Последнему идиоту это говорило: да, я хотел по привычке сказать «курсант». Но я исправился раньше, чем ошибка успела слететь с губ. Вы больше не курсант. Вы отчислены.
        - Вы меня слышите?
        - Да.
        - Вам все ясно?
        - Мне все ясно, господин Гракх.
        Марк едва не ответил: «Так точно!» Но, подражая Гракху, не позволил уставным словам сорваться с языка. Вы мне больше не начальник, господин Гракх. Я отвечаю вам, как цивил, гражданский человек, которому никакой дисциплинар-легат не указ.
        - Повторите.
        - Я отчислен за злостное нарушение дисциплины. Драки с гражданскими лицами. Систематические опоздания из увольнений, - оловянным взглядом Марк уперся в стену. - Самовольные отлучки из расположения училища. Грубость по отношению к преподавателям…
        Дисциплинар-легат - настоящий, не голограмма - прошелся по кабинету. Встал напротив Марка. Бывший курсант Тумидус смотрел сквозь него.
        - И как же вас угораздило… - пробормотал Гракх.
        Вопрос был риторический.
        - Мне не оставили выбора, - сказал Марк.
        - Знаю! - взорвался Гракх, ударив кулаком по столу. - Знаю! Потому вас и не отдали под трибунал. К вам проявили снисхождение! Это вы понимаете?
        - Понимаю, - Марк кивнул. Ему было все равно: говорить или молчать. - Трибунал, приговор. Дисциплинарная когорта. Клиника для душевнобольных, окажись Катилина сильнее. Я легко отделался. Я благодарен вам и отцу курсанта Катилины.
        - Рад такому здравомыслию. А теперь забудьте все, что наговорили мне. Этого не было. Помните главное: злостное нарушение дисциплины. Так будет проще для нас всех. Вот планшет. В нем обходной лист, бланки подписок о неразглашении… Ознакомьтесь, заполните, распишитесь, где положено. Сдайте казенное имущество, завизируйте подписи. Порядок действий там указан. Идите, господин Тумидус.
        Взяв планшет, Марк развернулся через левое плечо - и, забыв попрощаться с начальником училища, направился к двери. Все силы уходили на борьбу с собой. Не тянуть ногу. Не печатать шаг.
        Монстр, ты сломался. Ты больше не курсант.
        В углу ритмично пыхтел человек-гора.
        Мульти-тренажер опутывал гиганта сетью силовых растяжек и полимерных тросов. Отягощения, набухая тут и там, смотрелись морскими узлами или, если угодно, суставами насекомого. Внутри этой паутины вспухали и опадали бугры лоснящихся мышц, перевитые канатами вен. Бицепсы, трицепсы, широкие и широчайшие (вот уж воистину!); икроножные, ягодичные, пресс… Толчок, жим, тяга. Ноги в стороны, ноги вместе, согнуть, распрямить; присед, прогиб. Когда Марк явился в зал, человек-гора уже успел здесь обосноваться. Марк сменил четыре тренажера, умаялся, сбегал в душ, восстановился на «вибраче», а гигант всё пахал в своем углу. В сравнении с ним Марк выглядел мышью рядом со слоном. Ну хорошо, не мышью - крысой.
        «Да, крыса, - зло оскалился Марк. - Одинокая крыса, вся в лишаях. А кто же? Вот-вот сбегу в родную нору, зализывать раны…»
        Кроме силача и Марка, в зале тренировался лысоватый старичок в широченных шортах-«колоколах». Фыркая, как тюлень, он резво сучил ногами на беговой дорожке. Слон, крыса; поблекший от времени кузнечик. Больше желающих хорошенько вспотеть не наблюдалось.
        Штанга, вынес приговор Марк.
        Штанга, чтоб я сдох!
        Опцион Левий, интендант училища, отсутствовал.
        Зверея, Марк мерил шагами узкий коридорчик. Куда подевался интендант, и когда объявится, оставалось военной тайной. Связаться с Левием не представлялось возможным. Даже присесть было некуда. На единственном имевшемся стуле громоздилась внушительная стопка «казенного имущества»: три комплекта влагопоглощающего белья, два комплекта формы - парадная и полевая, комбинезон, рюкзак, пилотка, фуражка, шлем, комплект запасных аккумуляторов, портупея, подсумки…
        Под стулом стыдливо прятались армейские ботинки.
        Старую одежду Левий выдал без разговоров. Пока Марк бегал складывать вещи, опцион исчез. Специально, думал переодевшийся в «гражданку» Марк. Хочет помурыжить. Рубашка, раньше мешковатая, жала в груди и подмышками. В брюки он едва влез. Они похабно обтягивали задницу, словно у какого-нибудь «вертилы». Туфли не ощущались на ноге, словно Марк был босым. Хорошо хоть, не жали…
        - Ты еще здесь? Какого рожна?!
        Вежливостью Левий не страдал и на «вы» не разменивался.
        - Тебя жду! - окрысился Марк.
        - Ты б еще в сортире меня ждал! Бери вещи и за мной, на склад.
        На лестнице шлем кувыркнулся на пол. Марк чудом его поймал. Тут же, как сговорившись, упали фуражка и два подсумка. Марк едва не свалился со ступенек, борясь с рассыпающейся грудой имущества. Клоун, вспомнил он. Жалкий клоун. Интендант свернул в узкий коридор. Люминесцентный потолок разгорался в пяти шагах впереди Левия - и гас за спиной Марка. Когда Марк уже решил, что коридор никогда не кончится, путь преградила массивная бронедверь с кодовым замком. Левий набрал код, лихо крутанул штурвал запорного механизма - изнутри пахнуло железом, ружейной смазкой и дезинфекцией.
        Марк закашлялся.
        - Всё? - спросил он, когда опцион перебрал сдаваемое имущество, сверяясь с неким перечнем и делая пометки в планшете.
        - Ключ-карта.
        - Какая ключ-карта?
        - От твоей комнаты.
        - Там же мои вещи! Личные…
        - Бегом собирать! Жду здесь, - опцион ткнул пальцем в часовой браслет-татуировку, - через пятнадцать минут. И не опаздывать!
        Марк рванул по коридору. Сукин сын Левий все рассчитал точно. На ругательства времени не осталось.
        II
        Металлопластовый гриф весил девять килограммов. Активировав гравитационный вариатор, Марк начал выставлять общий вес штанги. Соточка; сто десять, сто двадцать… Индикатор с цифрами моргнул, сменив зелень на желтизну. Марк зафиксировал результат. На краях грифа возникли голограммы древних «блинов» - для наглядности. Нижние края «блинов» уходили в подставки, на которых покоился гриф, разрушая иллюзию материальности. Плевать! «Блины», гравитация - какая, к бесу, разница?!
        Вес-то реальный.
        Он начал с толчка. Подсел, беря штангу на грудь и делая разножку. Задняя нога поехала, Марк едва удержал равновесие, чувствуя, как опасно натягиваются мышцы и сухожилия. Скрипнул зубами, выровнялся на чистом упрямстве, подобрав ногу. Выжал штангу над головой, выпрямился: нормальный вес. Рабочий.
        Десять раз.
        Круги перед глазами стали черными. Шутник-невидимка бросил камень в асфальтовое озеро; от места падения шли и гасли концентрические волны. Что, слабак? Скис?! Ладно, минута отдыха. И еще дюжина рывков. Марк плохо понимал, зачем истязает себя нагрузками который день подряд. Кому мстит? Чего хочет? На седьмом рывке штанга скользким удавом вывернулась из рук. Отчетливо представилось: сто двадцать килограммов рушатся на выставленное колено, снаряд дробит сустав в костяное крошево… Гриф огладил колено легче падающего перышка - и без шума лег на пол. В воздухе зажглась раздражающе-пунцовая надпись: «Включен режим безопасности! Настоятельно рекомендуем прекратить выполнение упражнения или существенно снизить вес! Повторяем…»
        На индикаторе, издеваясь, горела ядовито-зеленая цифра: 0,003.
        Три грамма.
        - Это третья, последняя. Ознакомьтесь.
        - Уже.
        - Подпишите.
        Как много нового узнаешь об училище, когда тебя отчисляют! Формальности, о которых никогда не знал. Кабинеты, где никогда не бывал. Люди, которых видишь в первый и последний раз в жизни. Штандарт-вексиллярий из Особого отдела - ему Марк дал подписки о неразглашении. Три штуки, одна другой страшнее. Особист смотрел на Марка, как на вражеского лазутчика, но визу поставил.
        Теперь еще медосмотр. При поступлении - понятно. А при отчислении зачем?
        Диагностическая капсула гудела, убаюкивая. Перед глазами светилась, меняя конфигурацию, матрица из зеленых, желтых и красных квадратиков. Зеленых было больше всего. Красные появлялись редко: вспыхивали и гасли. Предплечья и бедра зудели от уколов анализаторов. Их комариные хоботки проникали под кожу без всякой видимой системы. Но система была, в этом Марк не сомневался. Просто он не в силах ее постичь. Как не в силах постичь логику и устройство более сложной системы, что извергла его из себя, будто полупереваренный кусок мяса.
        - Одевайтесь.
        - Я здоров?
        Марк с трудом застегнул рубашку. Пальцы отвыкли от цивильных пуговиц. Пластмассовые кругляши выскальзывали из петель.
        Доктор Туллий едва заметно вздрогнул:
        - В целом, да.
        - А в частностях?
        - Здоровы.
        Доктор чувствовал себя не в своей тарелке. Переживает? Знает за собой вину? Туллий-то здесь с какого боку? К доктору у Марка претензий не было.
        - Показатели в норме. Но ваша психика находится сейчас в угнетенном состоянии…
        - Что вы, доктор! Я просто лопаюсь от счастья!
        - Лопаться не надо. Попейте с недельку вот эти таблеточки… Легкий пси-стабилизатор, продается без рецепта. По одной таблетке два раза в день: утром натощак и перед сном. Если что…
        Туллий порылся в карманах халата, достал визитку со стандартным разъемом.
        - Связывайтесь со мной в любое время суток.
        - Спасибо, доктор. Вы подпишете?
        Марк протянул Туллию планшет.
        - Ах, да, конечно!
        Три грамма.
        Соломинка, сломавшая спину верблюду.
        Очень хотелось с размаху зашвырнуть гриф куда подальше. Чтобы врезался в стену, треснул посередине. Так ведь дудки, останется целым. Металлопласт - штука прочная. Выключив вариатор, Марк уложил гриф на подставку и зашагал к «боксерскому уголку», который приметил с самого начала, но оставил напоследок.
        Перчатками он пренебрег. Груша? - баловство. А вот мешок сгодится. Центнер инерции и равнодушия; черная «колбаса» из синт-кожи. Марк бил и бил: с яростью, остервенением, забыв об усталости. Сериями и одиночными. Руками и ногами. Коленями. Локтями. Из захвата и с расстояния, разрывая и сокращая дистанцию. Катилина? Дисциплинар-легат Гракх? Придурок Добс? Нет! Под потолком тренажерного зала висел он сам, Марк Кай Тумидус, бывший курсант 17-го высшего военного училища либурнариев ВКС Помпилианской Империи. Висел тупым, безучастным мешком, годным лишь на то, чтобы болтаться на цепях, сполна огребая удары судьбы. Висел, неспособен ударить в ответ. На глянцевой поверхности мешка Марк видел свое отражение - стоп-кадр из сломанной жизни.
        Ненавижу!
        Два прямых, боковой. Проход локтем на сближении. Коленями из захвата. Справа-слева, справа-слева; печень-селезенка, печень-селезенка…
        - Крутой, - констатировали за спиной.
        Сразу и не поймешь: уважительно или с издевкой?
        - Орёл!
        Теперь сомнений не осталось.
        На стоянке рейсовых аэробусов Марка поджидал неприятный сюрприз. В ответ на приложенный большой палец турникет угрожающе загудел. Загорелся багровый глаз: «Стоп!» Ну конечно! Если ты больше не курсант, льготы военнослужащих на тебя не распространяются. Марк сунул кредитку в щель приемника, и турникет, поворчав для порядка, сменил гнев на милость. Ближайший аэробус до Тангамака ожидался через два часа семнадцать минут. Рабы, вспомнил Марк. Надо что-то решать.
        Каждый курсант предоставлял училищу квоту персональных рабов - для обеспечения энергокомплекса. Личный вклад в энергетику вооруженных сил Помпилии, за символическую плату со стороны государства.
        - Вы можете забрать своих рабов, а можете оставить у нас. Теперь вы - гражданское лицо, и плата за их использование станет адекватной.
        Флавий, сервус-контролер училища, назвал сумму.
        - Мне надо подумать, - буркнул Марк. - Сравнить расценки. Сбросьте мне ваш номер. Я свяжусь с вами позже. Мы сможем заключить контракт дистанционно?
        - Да.
        - Пусть мои рабы пока остаются в училище, с оплатой по новым расценкам. Впишите в контракт пункт, по которому я смогу прервать его действие и забрать рабов в любой момент.
        - Вам стоило бы заняться энергобизнесом. У вас есть все задатки.
        - Это у меня наследственное.
        Поиск вариантов скрасил Марку ожидание на стоянке. Вирт, даже планетарный, был теперь платным, но выхода не оставалось. Энергетика. Помпилианский сектор. Запросы на аренду рабов. Расценки; дополнительные условия…
        Он едва не прозевал аэробус. Упав на сиденье, продолжил яростный торг сразу с двумя менеджерами компаний. На подлете к Тангамаку зубами выгрыз надбавку, плюс оплату перелета рабов за счет компании, с погашением в течение года из причитающихся ему выплат. Когда он вновь связался с Флавием, манипулярий огорчился: ему прибавилось забот - искать недостающих рабов для училища.
        «Неужели отец был прав?» - мелькнула гаденькая мысль. Марк задавил ее в зародыше. Идти к отцу на поклон? Как он тогда орал? «Не желаю видеть этого идиота-десятинщика!» Значит, и не увидит! В любом случае, надо лететь домой, на Октуберан.
        «По прилету свяжусь с мамой…»
        - Я его помню, - первый голос сместился левее.
        Марк не реагировал, обняв мешок. Ему нужно было восстановить дыхание. Он лишь скосил взгляд из-под полуприкрытых век. Слева возник мужик лет сорока в «спортивных» трусах по колено и майке-переливайке. Мужик щурился и вытягивал шею, как любопытный гусак, пытаясь заглянуть Марку в лицо.
        - Точно, он!
        Узнал? Ошибся? Какая разница? Гусака Марк не помнил, но решил, что теперь можно и обернуться. Их оказалось четверо: работяги с Тренга, сменная вахта. Строители или нефтяники. Болтаются на спутнике в ожидании рейса, как и он сам. Марку доводилось схлестываться с такими. Правда, тогда силы были равны…
        - Полгода назад. В баре у Родни. Помнишь?
        - Точно! - усатый коротышка расплылся в ухмылке. - Знатно помахались!
        Марк не поддержал разговора. Мало ли с кем он дрался в увольнениях?
        - Память отшибло?
        Дылда с мятым лицом потрогал левую скулу.
        - Да ладно, Йохан! - вмешался увалень с пивным пузом, мявшийся позади приятелей. - Ты, что ль, всех помнишь, с кем дрался?
        - Всех! Слышь, курсант, а ты чего тут потеешь? В увольнении? - гусак-Йохан по-свойски подмигнул Марку. - Или в самоволку сбежал, а?
        - Во псих! - хохотнул усатый. - Со службы удрал, и нет, чтоб по бабам…
        - Или по пиву!
        - Так он же крутой! Ну чё, крутой, клин клином? Раз по уху дали - память отшибло. Еще раз дадим - вернется?
        - Сейчас проверим, - сказал Марк.
        Он отлепился от мешка и пошел на Йохана.
        В баре Родни черепаховый суп стоил гроши. Рагу из местной фауны и флоры. Пиво. Вирт. Космопорт. Рейсы. Цены на билеты. Рейсов обнаружилось два, а по большому счету - один. Транзитный люкс-лайнер «Гиммель» был Марку не по карману. Оставалось грузопассажирское корыто 2-го класса «Протей»: в расписании оно тоже гордо звалось «лайнером». «Протей» ожидался через семнадцать суток, с пометкой: «Возможна задержка прибытия». Раздел «Места в наличии» светился парой жалких огоньков. Выругавшись сквозь зубы, Марк оформил заказ.
        Он боялся застрять на Тренге до конца жизни.
        Семнадцать суток! Надо где-то жить все это время. Чем-то питаться. Марк сунулся на гостиничный ресурс. В глазах зарябило от рекламы фешенебельных отелей. После ознакомления с расценками цензурных слов у Марка не осталось. Есть тут нормальное жилье, мать их в черную дыру?! На «пятачках» гостиниц с вменяемыми ценами неизменно обнаруживалось примечание: «Только для сотрудников компании». Марк зарычал от бессильного бешенства, поперхнулся пивом и закашлялся.
        - Проблемы?
        Бармен Родни знал все. Благослови его Высший Разум! Он даже знал, где можно окопаться на две с половиной недели, не будучи миллионером или командировочным. Развернув объемную спутниковую карту Тангамака, Родни уверенно ткнул в нее пальцем, давая увеличение. Вот, вот и еще вот. «У них есть «пятачки» в вирте?» - спросил Марк. Бармен посмотрел на него, как на идиота. Ага, понял Марк. Знаем, видели. В увольнении он однажды забрел в эти трущобы - и чудом унес оттуда ноги.
        - Еще на спутнике, - пожал плечами Родни. - Космопортовская.
        - Спасибо!
        Марк нырнул в голосферу. Есть! Цены, условия; билет на челнок до Снорра, спутника Тренга… Ему все равно туда лететь - «Протей» на Тренг не сядет. Денег хватало в обрез. Придется затянуть потуже пояс, как говаривал дед. Марк в два глотка допил пиво и, кивнув Родни, выскочил из бара.
        На спутнике ему повезло: угодил на акцию. В стоимость проживания включалось посещение спортзала.
        - Эй, ты чего? - усатый выставил перед собой ладони. - Шуток не понимаешь?
        - Давай лучше по пиву, - предложил увалень, с внезапным проворством оказавшись на безопасном расстоянии от психа-курсанта. Йохан тоже попятился, но дальнейшее отступление счел для себя позорным. Он поднял руки перед грудью, сжимая кулаки:
        - Эй, крутой! Пуп не развяжется?
        Краем глаза Марк заметил, как дылда шагнул левее, заходя сбоку. Кровь гулкими толчками долбила виски. Острый запах мужского пота - своего и чужого - будоражил ноздри. Ну же, Йохан! Замахнись, ударь! Это казалось очень важным: дождаться первого удара, бить в ответ, на опережение. Глупость, конечно. Ввязался в драку - бей первым. Нет, сейчас Марку требовался повод. Чужая агрессия, спусковой крючок для ярости, который позволит ей наконец сорваться с поводка.
        Почему так?
        Он и сам не знал.
        Усатый заходил справа, бормоча: «Псих! Натуральный…» Увалень подобрал гантель - не гравитационную, обычную. Он держал снаряд неумело, как кастет, и осторожно приближался, огибая Марка по широкой дуге.
        - Эй, молодые люди! Да-да, я к вам обращаюсь!
        Через зал к ним спешил старичок-кузнечик.
        - Прекратите немедленно!
        Голос у старичка оказался резкий, неприятный, как у школьного учителя на пенсии. Пух на лысой голове стоял дыбом. Ускоряя шаг, старичок грозил драчунам мосластым пальцем.
        - Как вам не стыдно! Вчетвером на одного?
        Прошмыгнув между дылдой и Йоханом, старичок встал рядом с Марком. В дальнем углу зала пыхтел человек-гора, равнодушный ко всему, кроме своих замечательных мускулов.
        - Держитесь, юноша! - глаза старичка блеснули подозрительным задором. Он подтянул шорты и запрыгал на носочках. - Нас теперь двое…
        - Третьей возьмете?
        В дверях стояла Н'доли Шанвури с коммуникатором в руке. Палец вудуни завис над сенсором экстренного вызова.
        III
        Кафе «Парадайз» располагалось двумя этажами выше тренажерного зала. Н'доли сразу прошла на балкон, в VIP-зону. Марк задержался: раньше он довольствовался стандарт-классом, ближе ко входу. Народу в кафе было мало, но все, как казалось Марку, с интересом наблюдали за ним. «Что станешь делать?» - читалось в их глазах. Придав лицу выразительность бетонного надолба, он двинулся на балкон.
        - Садись, - Н'доли указала на кресло напротив. - Я закажу кофе.
        Балкон был накрыт иллюзатором. Складывалось впечатление, что они здесь одни. Пять-шесть соседних столиков исчезли, растворились в кипении джунглей. Косые лучи солнца рассекали зелень; в них - в клинках, выкованных из света - клубился муар пыли. На ветвях могучего гинкго скакали райские птицы, время от времени скрываясь в веерах листьев. Местность неприятно напомнила Марку подходы к кратеру с зубастой ботвой - целурозаврами. Если чего и не хватало, так это чешуйчатого гиганта, похожего на штурмовой танк, и декурии курсантов, готовящейся к залпу.
        Солнце, подумал он. Там не было столько солнца. И под ногами чавкало.
        - Чего изволите? - спросила официантка.
        Хорошенькая, в кружевном передничке, похожая на статуэтку из фарфора, она улыбалась Марку. Улыбка была дежурной, строго выверенной, чтобы не рассердить спутницу молодого человека. Возникла официантка из двери, ведущей на балкон - единственного, что противоречило иллюзии джунглей. За дверью смутно, как в тумане, виднелась ближайшая часть зала. Кое-кто из клиентов нервничал, когда исчезали последние ниточки, связывавшие их с цивилизацией. Случались скандалы, вплоть до истерики. Администрация «Парадайза» не хотела проблем.
        - Кофе, - велела Н'доли. - «Kopi Luwak», мягкой обжарки.
        - У госпожи прекрасный вкус, - одобрила официантка.
        Судя по ее реакции, заказанный кофе стоил на вес платины.
        - Мне со взбитым яичным желтком. Да, и ликер «Курумаа».
        - Сколько добавить ликера?
        - Чайную ложечку.
        - Сахар?
        - Без сахара. Марк, хочешь «Kopi Luwak»?
        - Одну минуту, - сказал Марк.
        Вначале, увлечен иллюзией, он не заметил, что Н'доли, играя с сенсорами меню, вошла в раздел «Экстра-люкс». Это стало ясно при появлении официантки. Живая обслуга - дорогая, очень дорогая прихоть. Большинство пользуется автоматическим заказом и экспресс-доставкой. Марк слышал про кофе, зерна которого жрет какая-то пальмовая белка. Потом из ее дерьма выгребают непереваренные зерна, обогащенные уникальными ферментами, сушат и поджаривают. Ну да, еще чистят перед сушкой. Или не чистят? Он не удивился бы, узнав, что Н'доли заказала именно этот - редчайший, для гурманов - сорт кофе.
        - У меня мало денег, - он смотрел на вудуни, игнорируя официантку. Казалось, девушка в передничке - андроид или голем. - Мне следует экономить. Я должен был предупредить тебя сразу.
        В метре от его лица качалась гроздь цветущих орхидей. Цветы пахли дикой розой и пряностями. Падаль, вспомнил Марк. В настоящих джунглях орхидеи пахли тухлятиной. Это привлекало мясных мух для опыления.
        - Пойдем отсюда. У входа есть эконом-места…
        Еще недавно Марк откусил бы себе язык, но не произнес бы этих слов. Истрать последнее, командовала гордость. Влезь в долги! Главное, сохранить лицо… Сейчас он носил другое лицо. Новое, малоприятное. Вряд ли Игги Добс принял бы такое лицо в качестве образца для своей коллекции. Кому его продашь? Записным неудачникам?
        - Я угощаю, - сказала Н'доли.
        - Нет.
        - Да. И не вздумай спорить. В конце концов, это я виновата, что тебя выгнали из училища.
        - Ты?!
        - Один «Kopi Luwak», - терпеливо повторила официантка. - С желтком и ликером, без сахара. Что-то еще?
        - Два «Kopi Luwak», - отмахнулась Н'доли. - Несите!
        Марк проводил официантку взглядом. Ему все больше хотелось встать и уйти.
        - Я связалась с твоим училищем, - Н'доли барабанила пальцами по столу. Нет, не пальцами - ногтями. Звук получался сухой, раздражающий. - Желала узнать, когда у вашего курса намечается следующее увольнение. В информации мне отказали. Я… Извини, случайно я назвала твою фамилию. Они сразу заинтересовались. Начали выяснять, не журналистка ли я. Спросили, что мне известно. Кем я прихожусь Лусэро Шанвури. Как давно знакома с тобой. Не знакома ли я также с курсантом Катилиной… Скинули мне его голограмму; чуть не рехнулись, когда я опознала красавчика. Проклятье! Они мне всю душу вымотали. Настаивали на личной встрече; я послала их в задницу.
        - В задницу?
        - Я похожа на пай-девочку? Именно туда, и со всеми подробностями маршрута. Это произвело впечатление. Меня уведомили, что ты исключен за дисциплинарные нарушения.
        - Это правда, - согласился Марк. - И при чем тут ты?
        - Ты опоздал на утреннюю поверку, - палец Н'доли обвиняющим жестом ткнул Марку в грудь. - Ты задержался со мной и опоздал. Думаю, это случилось не впервые. Какая разница? Я была последней, и я чувствую себя виноватой.
        Марк расхохотался. Он корчился от смеха, понимая, что оскорбляет Н'доли, и не мог сдержаться. Перед внутренним взглядом стояло лицо дисциплинар-легата Гракха - в тот момент, когда Гракх узнал, что бывшим курсантом Тумидусом интересуется не пойми кто. Бесстрашный, суровый начальник училища если и боялся кого-нибудь в Ойкумене, так это репортеров, взявших след злополучной дуэли на клеймах. Как же Гракх, должно быть, обрадовался, выяснив, что дуэлянту звонит его подружка на час, озабоченная ближайшим свиданием!
        - Дурак, - Н'доли пожала плечами. Кажется, она не сердилась. - Дурак и сопляк. Ходил бы меньше по девкам, стал бы офицером. А так… Я тебя еле отыскала.
        - Как?
        - Не скажу! Ты летишь домой, дурачок?
        Марк молчал. Не слыша вопроса, он смотрел в зал - в ту часть, которая открывалась с балкона. Полускрыт туманом иллюзатора, за ближайшим столиком в одиночестве сидел пожилой гематр. Перед ним стояла чашка кофе, вряд ли дешевле заказанного Н'доли. Взглядом снулой рыбы гематр уставился перед собой. Пальцами левой руки он вертел обручальное кольцо, надетое на безымянный палец правой. Марк запомнил гематра по прошлым визитам в «Парадайз». Всякий раз этот человек брал кофе и замирал надолго, отключившись от внешнего мира. Изредка он словно просыпался, делал глоток и записывал что-то на длинной ленте. Бумага? Писчий пластик? Хорошо выделанная кожа? Чем бы лента ни была, на ней прибавлялся один знак. Марк не сомневался, что присутствует при создании знаменитой гематрицы. Наклей ленту на двигун звездолета, в гнездо принимающего контура, и энергии хватит, чтобы поднять корабль на орбиту или даже сделать РПТ-маневр. Наклей ленту на лоб, подумал Марк. Наклей, взорви мозг - и больше ни о чем не придется беспокоиться.
        - Ты что, оглох? Я спрашиваю: ты летишь домой?
        Марк кивнул.
        - Когда?
        В нагрудном кармане куртки запиликал уником. Не глядя, Марк хлопнул по карману, вынуждая аппарат умолкнуть. Меньше всего ему хотелось сейчас читать рекламные сообщения. Едва уником перевели на обычную местную сеть, сняв «военное» подключение, к Марку начали градом сыпаться предложения сафари, массажа и экстрим-дайвинга. Он ставил фильтр за фильтром, но это не помогало.
        - На следующей неделе.
        - У тебя есть деньги? Давай, я тебе одолжу.
        - Ты угостишь меня кофе, - твердо сказал Марк. - Этого достаточно.
        - Волчонок, - Н'доли накрутила локон на палец. - Злобный, голодный волчонок. Из стаи прогнали, задали трепку… Как же ты похож на своего дядю! Я не видела твоего отца, но полагаю, это у вас семейное сходство. Весь мир против нас, клыки блестят, слюна течет…
        - Ты знаешь моего дядю? Откуда?
        - Легат Тумидус работает в киттянском филиале «Грядущего». Он не первый год знаком с моим отцом. Мне доводилось сотрудничать с медблоком их филиала. Что здесь удивительного?
        - Легат Тумидус, - повторил, как плюнул, Марк. - Изменник Тумидус. Тумидус, враг Отечества. И я - злостный нарушитель дисциплины. Исключенный из училища. Позор ВКС Помпилии. Ты права, мы очень похожи с дядей. Нет, это не семейное: мой отец - образец добропорядочного гражданина. И дед - тоже. Ты любишь клоунов?
        - Клоуны? - удивилась Н'доли. - Когда была маленькой, любила.
        - Значит, все в порядке.
        - Ваш кофе…
        Они молчали, пока официантка сервировала стол. Две хрупкие чашечки: в черных, ароматных озерцах плавали солнышки взбитых желтков. Блюдечки с печеньем, словно вышедшим из мастерской миниатюриста. Серебряный молочник с узким клювом журавля. Салфетки-кружева. Все это было из другой жизни. Сон, случай; эпизод фильма. Марк не мог связать происходящее ни со своим прошлым, ни с будущим. Ему хотелось, чтобы это скорее закончилось. Ему хотелось затащить Н'доли к себе в номер. Он знал, что умрет от стыда, едва Н'доли окажется в его номере - клетушке с узкой, солдатской койкой.
        В смятении, чувствуя, как сердце закипает от беспричинной злобы, он готов был вцепиться в глотку, да не знал - кому.
        - Пойдем, - сказала Н'доли, вставая.
        Ногти вудуни отстучали на столе быстрое стакатто, оплачивая заказ.
        - Пойдем к тебе. И ничего не говори.
        Она наклонилась вперед:
        - Слышишь? Ничего.
        К кофе она так и не притронулась.
        IV
        Окно; белый пластик подоконника.
        День, вечер - не разберешь. Вечные сумерки Снорра. Мерцание силового купола, накрывшего поселок. Вдалеке, за рядами грузовых ангаров - свеча стартующего корабля. Рев не слышен, в гостинице хорошая звукоизоляция. Если закрыть глаза, складывается впечатление, что здание качается. Возможно, так оно и есть. Двенадцатый этаж, эконом-класс, пчелиные соты, набитые людьми - в первый день качка пугала, мешая заснуть. Что ж, со временем привыкаешь ко всему.
        - Где у тебя душ?
        - Двумя этажами ниже. От лифта налево по коридору. Душевой бокс на двенадцать персон. Гель и шампунь - бесплатно. Не забудь одеться. Здесь не приветствуются прогулки голышом.
        - А в номере?
        - Могу предложить «гроб».
        - Что?
        - «Гроб». Видишь дверцу? За ней - узкий пенал. Там биотуалет. То, что легко принять за бачок унитаза - мойка. При должной ловкости можно даже вымыться целиком. Говорят, у вудунов чудесная пластика…
        - Говорят?
        - Чудесная. Подтверждаю. Ты сумеешь помыться в моем «гробу».
        - Нет уж! Ты любишь потных женщин?
        - В моем положении не приходится выбирать.
        - В его положении! Жалкий нытик! Если не ошибаюсь, именно ты лежишь на кровати. На койке для подростков-дистрофиков. На жесткой, дрянной, отвратительной…
        - А ты - на мне. Доминируешь и подавляешь.
        - Тебя подавишь… Что ты собираешься делать дома, на Октуберане?
        - Не строй из себя заботливую мамочку.
        - Учиться? Работать?
        - Ты собралась за меня замуж?
        - Щенок. Волчонок. Кусаешь протянутую руку? Я не выйду за тебя и под угрозой расстрела. Во-первых, я намного старше…
        - Так уж намного?
        - Достаточно, чтобы не совершать безумств. И недостаточно, чтобы воспылать страстью к колючему мальчишке - злостному нарушителю дисциплины. Отвечай тете Н'доли и не брызгай ядом. У тебя есть работа на Октуберане?
        - Нет.
        - Сделаешься студентом?
        - Вряд ли.
        - Родители?
        - Не думаю, что меня встретят с энтузиазмом.
        - Девушка?
        - Все девушки Ойкумены в моем распоряжении. Это теоретически. И одна - практически. Ее можно шлепнуть по заднице. По дивному месту, куда она послала дисциплинар-легата Гракха. Можно…
        - Перестань. Дай отдохнуть. В моем возрасте опасно так кувыркаться. Если тебе все равно, куда лететь, лети со мной на Китту. Твой билет сдадим. Если у тебя вылет на той неделе, тебе вернут полную стоимость. Остальное я доплачу. Вернешь при случае.
        - Ты делаешь мне предложение?
        - Деловое. Я предлагаю тебе работу.
        - Курортный жиголо? Эскорт для пресыщенных дам? Крошка, ты не оригинальна. Мне уже предлагали стать моделью для «милитари-стайл». Я отказался.
        - Увы, дружок. Модельный бизнес - не по моей части.
        - А что ты хочешь мне предложить? Должность санитара в психушке? Всю жизнь мечтал буйных скручивать…
        - Мой двоюродный брат Харут Бабем - исполнительный директор фармкорпорации «Мбеле Лонга». В этом году они открыли четыре новых лаборатории. Им нужны охранники. Твоя подготовка плюс моя протекция…
        Трель уникома. Назойливая, дребезжащая. Полет подушки, и уником смолкает. За окном - сразу две свечи. Челноки идут к грузовику на орбите. Качка усиливается. В каком-то смысле это даже приятно.
        - Охрана? Стоять столбом за гроши…
        - Будешь умненьким столбом - выбьешься в начальники. Сядешь в кабинете к мониторам. Еще можешь в тестах поучаствовать. Оплата сдельная, по двойным ставкам…
        - Что за тесты?
        - Понятия не имею. Не бойся, это безопасно.
        - Подопытный кролик?
        - Захочешь стричь капусту - пойдешь в кролики. Я тебе что, пожизненную каторгу предлагаю? Заключишь контракт на год, поработаешь. За это время прикинешь, как жить дальше. Понравится - останешься. Не понравится - подашь документы в какой-нибудь институт. Или сменишь работу. Домой вернешься, наконец!
        - Ты будешь забегать ко мне на пост? Скрасить дежурство?
        - Все будет зависеть от твоего поведения.
        - Мне надо подумать. Меня впервые вербуют в кролики…
        - Тебя вербуют в волки. Встанешь на дверях, щелкнешь клыками… Эх ты, помпилианец! Хищник, мясоед, рабовладелец…
        - Да, я волк. Хорошо, волчонок. Я родился хищником. Виноват ли я в этом? Нет. Могу ли я перестать быть волком? Сделаться собакой? Оленем? Нет. Современная наука не знает таких средств. Могу ли я отказаться от мяса и перейти на капустную диету? Тоже нет. Моя природа берет свое в любом случае. Так в чем ты меня упрекаешь? Я, мой отец, мать, дед - никто из нас не в силах измениться. Где же выход? Самоуничтожение расы? Это мы, значит, волки, а вы - гуманисты?!
        - Перестань вертеться. Ты чуть не сбросил меня на пол. Между прочим, твой любимый дядя, на которого ты так похож, прекрасно нашел выход из положения. Ваш зубастый талант клеймить людей гаснет по мере участия в коллективном антисе. Шесть-семь выходов в «большое тело», и он пропадает совсем. Координатор колланта - чем не перспектива? Безболезненное обезрабливание, взаимовыгодный симбиоз - чем не будущее?
        - Потерять себя?! Всей расе отказаться от того, что является нашей сутью? Нашей природой? Коллантарии - не помпилианцы! Вы не теряете своих способностей, побывав в колланте, а мы - теряем! Это противно нашей природе. Ты предлагаешь нам роль расы «космических извозчиков»? Сколько их, твоих коллантов, сейчас? Два десятка? Три? Пусть даже сотня! А сколько миллиардов помпилианцев в Ойкумене? Придется вам терпеть нас такими, какие мы есть. Мы - волки, но мы соблюдаем законы Лиги. Во всяком случае, большей частью. Если есть претензии - вперед, в суд!
        - Лучше в гроб…
        - Куда?!
        - В твой гадский «гроб». Рискну помыться, даже если мне доведется свернуть шею. И закрою дверь поплотнее. Иначе ты обвинишь меня в геноциде, помпилиофобии и оккупации Октуберана. Уймись, волчонок! Я всего лишь предложила тебе работу. Тебе, а не твоей замечательной расе. Ненавижу обобщения в постели. Мы, мы, мы - я словно с целой империей переспала…
        - Извини. Нет, правда, извини.
        - Ладно, проехали. Если надумаешь - звони.
        - Я не знаю твоего номера.
        - Я запишу его на твой уником. Тут у тебя какое-то сообщение…
        - Убей. Опять реклама…
        Стук двери. Журчание воды. Сдавленные проклятия. Что-то падает - наверное, флакон с гелем. За окном - мерцание силового купола. Взлетная свеча - узкая, блестящая, как шпага. Это круизная яхта «Тариэл». Теперь часа три будет тихо. Если Н'доли вымоется и уйдет - будет тихо.
        Она не уходит.
        Во всяком случае, не сразу.
        - Каково это? - спросил Марк, спускаясь с Н'доли в лифте.
        - Что?
        - Каково быть дочерью антиса? Ребенком Папы Лусэро?
        Н'доли пожала плечами:
        - Никаково. Я ни разу не видела отца в большом теле. Это, как ты понимаешь, самоубийство. А в обычном состоянии… Ну, ты сам видел. Удовольствие ниже среднего. К счастью, он шесть месяцев в году сидит в тюрьме…
        Портье за стойкой - черные зализанные волосы, щеточка усиков над верхней губой, «червяк» бородки - проводил их взглядом. У портье сегодня случился разрыв шаблона. Он никак не мог взять в толк, что может связывать такую приличную женщину с таким мрачным парнем. Секс? Парень был хорошо сложен - еще бы, не вылазит из спортзала! - но портье не сомневался, что стоит приличной женщине бровью повести, и ей обеспечат выбор белозубых улыбок в одном флаконе с грудой мышц. Бандит, уверился портье. Натуральный бандит. Он ее шантажирует. Ну конечно, шантажирует.
        Даже не поцеловал на прощанье.
        V
        В номер возвращаться не хотелось. Что там делать? Тупо пялиться в окно? Перебирать бесплатные каналы? - боевики-малобюджетки, новости региона… За время вынужденного безделья Марк истоптал поселок вдоль и поперек. Здешние улочки были унылыми до тошноты. Стандартной ширины, идеально прямые, они пересекались под углами в девяносто градусов. Покрытие-поглотитель создавало ощущение стерильности: ни соринки, ни камешка. Застройка - типовая для лишенных атмосферы планетоидов: коробки жилых блоков повышенной герметичности. Даже при отключении купола любой дом на Снорре мог поддерживать автономный режим жизнеобеспечения в течение месяца.
        Достаточно, чтобы дождаться спасателей.
        Чтобы случайный прохожий не заблудился в лабиринте улиц-близнецов, два ориентира были видны отовсюду. Плексаноловая спираль космопорта подпирала купол с севера. Серо-стальная башня гостиницы - с юга. Два электрода батареи, скрытой под землей; в какой-то мере так оно и было - в зданиях располагались эмиттеры, поддерживающие силовое поле.
        Перед мэрией росли три чахлых ёлки. Над ними парили оранжевые «солнышки» холодной плазмы, давая необходимый деревьям свет естественного спектра, а вернее, продлевая агонию. Фронтон мэрии украшал диффузионный барельеф «Первопроходцы Тренга». Слои скульптурной группы сменяли друг друга, являя зрителю очередной эпизод освоения планеты. Дальше - жалкий вызов монотонности поселка - начиналась вереница магазинчиков. Здесь продавались фрагменты, вытяжки и готовые изделия из всего, что бегало, летало, плавало или росло на Тренге. Клыки махайрода, когти тираннозавра; плащи из перьев эпиорниса, куртки из шкуры трицератопса. Пятидесятиградусные дистилляты из папоротников, хвощей и плодов псевдопальм…
        Дальним концом улица, мигая аттракт-витринами, упиралась в светло-розовый куб поликлиники. У входа в кожно-венерологическое отделение нервно курил гусак-Йохан. Узрев Марка, Йохан глубоко затянулся, икнул, бросил окурок мимо утилизатора - и нырнул внутрь.
        Н’доли не зря перестраховывалась, беря у Марка анализы. На Тренге легко было подхватить всякую дрянь, начиная с гонореи. Странно, что сегодня вудуни об анализах и не заикнулась. Доверяет? Забыла анализатор? Сколько они не виделись? - три недели. На спутнике он десять дней. Откуда ей знать, с кем он за это время успел переспать?
        «Ни с кем не успел!» - рыкнуло мужское эго самца.
        Марк досадливо отмахнулся. Ей-то откуда знать? «Можешь в тестах поучаствовать, - вспомнил он. - Оплата сдельная, по двойным ставкам…» На Китте удалось бы повидаться с дядей. Неужели бывший гард-легат Тумидус тоже участвует в тестах? Подрабатывает от случая к случаю? О, им бы нашлось, о чем поговорить: изгнаннику, лишенному расового статуса - и курсанту, выпертому из военного училища! Хотя вряд ли дядя нуждается в подработке. Коллантариям хорошо платят. Особенно - уроженцам Помпилии. Ведь коллантарии - больше не помпилианцы.
        …неужели он это сказал?!
        «Мы, волки! Это противно нашей природе…» А дядя, значит, не волк? Беззубый пес?! Тот, кем Марк восхищался, от кого не захотел отречься; тот, кого он сегодня предал. Легко и буднично, мимоходом, споря в постели с инораской. Предал - и даже не заметил!
        Кто ты, парень, после этого?
        Он остановился, едва не упершись лбом в стену. Тупик. Глухой, беспросветный тупик. За его спиной из «трипперного цеха» вышел усатый коротышка - приятель Йохана. Увидев Марка, коротышка уныло развел руками: вот, мол, такие дела. Чуть не привез жене подарочек от шлюхи… Марк кивнул, делая вид, что сочувствует, и пошел, считай, побежал обратно. Возле мэрии он свернул налево, не желая возвращаться прежним путем.
        Другие улочки; дешевое эрзац-разнообразие.
        Мир - несправедливый, но в целом понятный - рушился в сознании Марка. Н’доли ставит его дядю в пример. Он становится на защиту сенаторов, превративших Гая Тумидуса во врага Отечества. Он упирается, Н’доли предлагает выход… Не важно, что для помпилианца в обычной ситуации такой выход неприемлем. Дочь Папы Лусэро судит со своей точки зрения… Дяде не оставили выбора, вышвырнув за пределы Помпилии. Марка тоже лишили выбора - и в итоге выгнали из училища. Из жизни, без которой он не мыслил себя. Дядя обосновался на Китте. Н’доли звала Марка туда же…
        «Очнись, придурок! Никто не тащит тебя в коллантарии. Тебе предложили работу. А дядю Н’доли привела в пример, потому что с ним знакома. Она считает, что колланты - это выход. Для нее это не предательство расы, а решение проблемы…»
        Из ангара раздался скрежещущий вопль птеранодона. Казалось, рвали в клочья ржавое железо. От неожиданности Марк споткнулся на ровном месте. Здесь начинался грузовой сектор космопорта, где пойманные обитатели Тренга томились в ожидании отправки в зоопарки и институты Ойкумены. Динозавры, махайроды, паллюски - подопытные кролики, материал для лабораторий.
        «А ты сам?»
        Почему Н’доли не взяла у него анализы сегодня? Гвоздем застряв в голове, эта мысль не давала покоя. Марка зациклило, рассуждения шли по кругу, и круг состоял из бесконечных, болезненных уколов: «солдатские» и «офицерские» инъекции доктора Туллия, вудуни со своим анализатором, медосмотр при отчислении, тесты «по двойным ставкам»… Временами из круговерти выныривал штандарт-вексиллярий, которому Марк давал подписки о неразглашении.
        «Неужели меня вербовали? В охрану фармкорпорации? Держи карман шире! На Китте что, своих парней мало, чтобы с Тренга приглашать? Как Н’доли меня нашла? Наняла частного сыщика? Сама бегала, всех расспрашивала? Так потрахаться приспичило, причем со мной, и больше ни с кем?»
        Мужское эго с гордостью расправило плечи. Марк больно щелкнул его по носу, и эго увяло. Все одно к одному: и брат-фармацевт образовался, и вакансия в охране, и тесты для побочного заработка, и кувыркание в номере… Опасайся Н’доли триппера - притащила бы анализатор на Снорр! Или все, что нужно, она получила от дурака-курсанта в первый раз?
        Что?!
        Медосмотр. Хмурый взгляд особиста. Игла анализатора. Игла инъектора. Крик птеранодона. Крылатый хищник хотел на волю: убивать, жрать, плодиться. Кроличья перспектива его не устраивала. Игла. Крик. Взгляд. Подписки о неразглашении…
        Инъекции! «Солдатская» и «офицерская» сыворотки в его крови! Военная биохимия Помпилии. Как долго она держится в организме? Им говорили - до полугода. Ему ничего не пришлось бы разглашать. Все разгласили бы тесты. Не случайно Н’доли звала его охранником в фармкорпорацию! Но если его собирались исследовать, Н’доли могла бы взять анализ и сегодня - небось, пригодился бы! Почему не взяла? Побоялась спугнуть, черная сука?
        Проходившая мимо женщина средних лет шарахнулась от Марка в проулок - последние слова он выкрикнул вслух. Кожа у женщины была белой, это лишь усугубило страх. Еще кинется следом, псих…
        «Я могу ошибаться. Что, если я ей симпатичен? Что, если Н’доли действительно хочет мне помочь? У меня нет прямых доказательств. Анализ? Она врач, помешана на инфекциях. Профессиональный пунктик. А во второй раз? Забыла, наплевала; поверила, что после нее я ни с кем не был! И я в ответ на доверие…»
        Марк ткнулся лбом в колонку рекуператора воздуха. Холодный металл; сосчитать до ста. До пятисот. До тысячи. Легче не стало. Предать женщину, которая стонала в твоих объятиях? Оставить все, как есть? Пусть Н’доли окрутит другого сексуально озабоченного болвана, пусть фармацевты Китты создадут антидот, который позволит вудунам сопротивляться клейму помпилианцев, превратит волков в сторожевых собак, в кроликов…
        - Что ты делаешь со мной, хитрая ведьма?!
        Он задыхался, как после марш-броска по джунглям в полной выкладке. Он запутался. Плохо понимая, где находится, Марк огляделся и выяснил, что вернулся к гостинице. Со стоном молодой человек опустился на скамейку у входа - и замер, сдавив ладонями виски.
        Контрапункт.
        Гай Октавиан Тумидус, изменник Родины
        (десять дней тому назад)
        Аплодисменты. Весь зал хохочет. Балаган сотрясается от смеха. И вдруг, в третьем ряду - кислое лицо. Все, день испорчен. Умом ты понимаешь, что радости больше, что реприза имела успех. Что у кисляя может просто болеть живот. Нет, доводы разума не помогают. Арифметика бессильна - радуются сотни, кривит нос один, и единица напрочь вычеркивает тонну радости из твоего сознания, клоун.
        Я бездарен, думаешь ты.
        Я старею, думаешь ты.
        Черт бы его побрал, скотину, думаешь ты; его - и меня заодно.
        Расы, нации, народы - в этом мы одинаковы. Гром похвал, единственный упрек, и вот, забыв обо всем, мы схватываемся с упрекающим не на жизнь, а на смерть. Мы забыли о тех, кому доставили удовольствие. Если мы и аппелируем к ним, так только в качестве бойцов, способных выступить на нашей стороне.
        Всю жизнь я боролся с этой заразой, и проиграл.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Полковник?
        За фонтаном начинались заросли бамбука. В зеленых султанах играл ветер. Тонкие, коленчатые стволы раскачивались, ударяясь друг о друга с сухим, еле слышным стуком. Эскадрильи стрекоз - изумруд с сапфиром - атаковали бамбук с упорством, достойным лучшего применения, но в гущу листьев не лезли. Поодаль возвышался ряд пальмовых колонн, отягощенных гроздьями плодов, похожих на виноград - мелкий, в пятнах, уже начавший вялиться под солнцем.
        - Полковник?
        Человек у фонтана обернулся. За годы, проведенные на Китте, Гай Октавиан Тумидус привык, что его называют полковником. Вернее сказать, смирился. Помпилианские военные звания были неприятны для вудунов. «Легат Тумидус» - это звучало вызывающе. Для соотечественников Тумидус был изгоем, лишенным чинов и званий. Можно выгнать человека из армии, но можно ли выгнать армию из человека? Осанка, выправка, льдистый взгляд из-под вечно нахмуренных бровей. Голова, выбритая до блеска, похожа на бильярдный шар. Раздражительность, идущая рука об руку с надменностью - даже одетый в гражданское, Тумидус производил впечатление офицера. Что ж, гибкость вудунов славилась среди рас Ойкумены, позволив им вывернуться и на этот раз. Они без особых трудностей превратили бывшего гвардии легата в абстрактного, символического «полковника».
        Игра: мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем…
        - Профессор, - вежливо кивнул Тумидус.
        - Как вы себя чувствуете? - спросила горилла в махровом халате.
        - Отлично. А вы?
        - Прескверно. Вы изломали меня вдребезги. Так дикий кабан ломает кусты ройбоса. Мои колючки известны коллегам, но ваша шкура, полковник… Вас не изодрать и шипами огненной акации!
        - Вы поэт, профессор.
        - А что мне остается? Когда все болит, находишь утешение в метафорах…
        Кряхтя, профессор Нода Мваунгве присел на край фонтана. Тщательно, с аккуратностью хирурга перед операцией, сполоснул руки в кристалльно чистой воде. В мытье не было никакой необходимости - после спортзала профессор принял душ.
        - Меня всегда изумляла ваша идея бороться, - Тумидус пожал плечами. - Я понимаю: тесты, анализы, исследования. Всякий раз, когда я с моими партнерами по колланту возвращаюсь из большого тела, меня загоняют в вашу клинику. Я скучаю здесь неделю, чаще - полторы. Мое дерьмо разбирают на молекулы. Мою мочу перегоняют в спирт. Пункция костного мозга, томография мозга головного. Кровь, слизь, желчь… Это что-то дает, профессор?
        - Накопление материала.
        - Допустим. Но зачем вам понадобилась борьба?
        - Вам скучно со мной?
        - Да. Я в курсе, что вы много лет посещаете занятия по какой-то вашей национальной борьбе. У вас руки до колен. У вас грудь, как у грузчика. И все равно вы мне не соперник, уж извините за прямоту. Я сделаю вас в любое время и в любом месте. Я - десантник, штурмовик; таких любителей, как вы, я ем на завтрак. Фаг сожри ваши хитрости, профессор! Вы что, нарочно злите меня?!
        Нода Мваунгве с удовольствием наблюдал за этой вспышкой. Подметив интерес профессора, Тумидус замолчал. Ему было неловко за приступ гнева. Кулак Тумидуса легонько постукивал о кору молодой гвиалы, красноватую, словно глина. В ритме ударов пробивалось то, что помпилианец не разрешал произнести языку.
        - Вот, - кивнул профессор. - Вот и результат. У каждого свои методы, полковник. Я - психиатр со стажем, у меня наработались определенные, как сказал бы грузчик, ухватки. Старый Нода - доминант, альфа-самец. Пациентам рядом со мной комфортно - они чувствуют себя защищенными. Вы - не пациент. Хоть всю желчь из вас выкачай, вы не почувствуете себя пациентом. Таков ваш Лоа, ваша природа, дорогой полковник.
        - Что из этого следует? - хмуро спросил Тумидус.
        - Если вы не пациент, я вас злю. Раздражаю, заостряю наши отношения. Это дает мне преимущество в разговоре: когда собеседник злится, видны его слабые стороны. Но вы и здесь обошли меня! Вы раздражены всегда. Это ваше обычное состояние. Значит, я опять лишился преимуществ: конфликт двух доминант для вас - естественное состояние. Он не дает мне способов проникнуть в вашу душу.
        - А бросок через бедро дает?
        - Как ни странно, да. На ковре наш конфликт принимает материальную форму. Ваше тело ломает моё, крутит руки, душит… Я терплю, выигрывая в другом. В момент насилия ваш Лоа открыт для меня больше, чем в иной ситуации. Не знаю, надолго ли меня хватит, полковник. Возраст, травмы. Но если вы не отправите старого Ноду в реанимацию, мы соберем пакет роскошных данных!
        Тумидус сел на бордюр фонтана рядом с психиатром:
        - Зачем вы мне это рассказываете? Это же нарушит чистоту эксперимента!
        - Не нарушит. Уж поверьте мне…
        - В следующий раз я отвинчу вам… Проклятье! Профессор, чтоб вы сдохли! Вы нарочно рассказали мне про все это! Теперь я буду думать, правду вы сказали или солгали; буду мучиться вопросом, как выглядит мой дух на борцовском ковре… Очередная стадия эксперимента? Я прав?!
        Профессор беззвучно смеялся, перебирая пальцами в воде. Обезьянье лицо Мваунгве превратилось в сплошной ком морщин. Халат распахнулся, открывая могучую грудь, поросшую курчавыми, рано поседевшими волосами. Мелкая мошка нырнула в эти заросли - и забилась, запуталась, не в силах найти выход.
        - И что открыл вам мой Лоа в момент насилия? - Тумидус с трудом подавил гнев. Он не в первый раз попадал в ловушки хитреца-психиатра, и всегда злился, как мальчишка. - Надеюсь, он был вежливей своего носителя?
        - Вы обеспокоены. Вас что-то мучит, полковник. Родственники?
        - Я расстреляю свой Лоа, - Тумидус достал уником, вывел в сферу текстовое сообщение. - Предателей надо расстреливать. Читайте, профессор.
        - Вы уверены? Полагаю, это личное…
        - Читайте-читайте. Это от моего отца.
        - Тут вписан отправитель. Какой-то Инь Чи Пак…
        - Это друг отца, акробат. Отец воспользовался его коммуникатором.
        «Первая весточка за все время изгнания, - мысленно добавил Тумидус, пока главврач клиники «Пальмовая ветвь» внимательно читал сообщение. - Поговорить не захотел, клоун. Решил написать…»
        Он выучил письмо отца наизусть:
        «Марка выгнали из училища. Говорят, дисциплина. Я не верю. Валерия плачет. Юлий замкнулся, на контакт не идет. Сына видеть не хочет. Понимаю, что тебе не до того. Мне просто не с кем поделиться. Если что, связывайся с Паком. Запрос на меня могут блокировать. Я - гражданин Помпилии, со всеми вытекающими. Твой Луций.»
        - Твой Луций, - вслух повторил Мваунгве. - По-моему, это значит больше всего остального. Если бы ваш отец написал «твой папа», это прозвучало бы… Это вообще не прозвучало бы. Марк - ваш племянник?
        - Да.
        - Вы виделись после вашей опалы?
        - Нет.
        - Вы верите, что парня выгнали из-за нарушений дисциплины?
        - Нет.
        - Родство с вами могло повлиять на его исключение?
        - Нет. Я не знаю, за что его выгнали, но не за то, что он - мой племянник.
        - Вы в силах ему помочь?
        - Нет. Любое мое вмешательство только усугубит ситуацию.
        - И ваш отец это прекрасно понимает, - ласково подвел итог Мваунгве. Его вопросы были точны, как скальпель, и беспощадны, как приговор трибунала. - Вряд ли он ждет от вас помощи в судьбе внука. Он растерян, огорчен; он не знает, что делать. Напишите ему несколько общих слов. Поддержите, скажите, что все образуется. Что карьера военного - не единственный путь…
        Профессор осекся. Живое, подвижное лицо его выразило самое искреннее сожаление:
        - Простите меня, полковник. Я сморозил глупость, обидную для вас. Уверен, ваш сенат еще опомнится. Вам вернут все с лихвой. Статус, чин, награды. Это вопрос времени…
        Тумидус остановил его жестом:
        - Хватит, профессор. Каждое ваше слово лишь ухудшает впечатление от первой глупости. Видите, рядом с вами я тоже делаюсь светилом психиатрии. Вернемся к моему болтливому Лоа. Вы действительно в силах загнать мой дух в двигун аэромоба?
        Мваунгве кивнул.
        - И мой дух поднимет машину в воздух?
        - Ваш? В космос, на орбиту!
        - Да, это повод для гордости. А что станет с моим телом?
        - Вы затронули сложную тему, полковник. Вы ведь тоже не сумеете показать мне на пальцах механику действия помпилианского клейма? Если ваш дух поместить в двигун, его энергия станет питать машину. Ваше тело в это время останется жить. Оно даже сможет выполнять простейшую работу. Скажем, рубить тростник и плести циновки. Когда дух иссякнет, выработает ресурс, тело умрет. Ваши рабы умирают аналогичным путем. Вы удовлетворены?
        - Если пересадить мой дух в клона или голема, мы получим Тумидуса-дубль?
        - Ни в коем случае. Вы совершаете ошибку, характерную для не-вудунов. Вы путаете Лоа и сознание, дух и личность. В принципе ваш дух - в сочетании с практиками расы Вудун - способен оживить голема. Это все, что он может. Голем не станет вторым полковником Тумидусом. Ваша личность умрет вместе с вашим телом. Мы не в силах пересадить ее на другую почву. Замечу, что раса Вудун не использует энергию Лоа живых людей в качестве топлива для машин. Только Лоа мертвецов. Труп в духе не нуждается, а катер на воздушной подушке - вполне! У вас есть еще вопросы, полковник?
        - Да. Если переселить мой Лоа…
        - Помилуйте! Я меньше всего покушаюсь на ваш драгоценный Лоа!
        - Хорошо. Если переселить Лоа абстрактного помпилианца в тело варвара или, скажем, техноложца…
        - Вынужден вас разочаровать. Ваше клеймо - физиология, итог долгой эволюции. Одной пересадкой Лоа тут не отделаешься. Нужна химия, неизвестная современной науке - или тысяча лет селекции. И то я не возьмусь предсказать результат. Стоп, полковник! Минуточку… На что это вы намекаете?
        Мваунгве резко встал и скривился от боли. Полковник его помял от души. Психиатр был рад возможности спрятаться за болью. Он засопел, потягиваясь, скручиваясь, делая наклоны и прогибы. Чувствовалось, что он недоволен предательским взрывом эмоций. Тумидус, напротив, с нескрываемым удовольствием наблюдал за гориллой, разминающей косточки. Он был рад, что поддел оппонента на крючок.
        - Вы незаменимы, полковник, - наконец сказал Мваунгве. - Не знаю, как в масштабах Ойкумены, а в колланте помпилианца никем не заменишь. Ваше клеймо… При обычных обстоятельствах оно связывает вас с вашими рабами, формируя сложный симбиоз. В большом теле оно связывает коллантариев. Замечу, без подавления личной свободы каждого участника коллективного антиса. Это похоже на…
        - Корсет, - с насмешкой подсказал Тумидус.
        - Корсет? - профессор провел ладонями вдоль своей могучей талии, втянул живот: так он представлял корсет. - Нет, на корсет это ни капли не похоже.
        - Еще как похоже! Вы просто не в курсе, профессор, что такое - корсет. Славный, крепко скроенный, хорошо подогнанный корсет. Вы когда-нибудь носили корсет?
        - Я? Никогда.
        - Ах, как жаль! А вот я, к вашему сведению, нашивал…
        Тумидус наслаждался двусмысленностью ситуации.
        - Значит, я незаменим? Такие, как я, незаменимы? Спасибо, вы порадовали меня. Услуга за услугу: я дам вам добрый совет. Смените тренера, профессор. Наймите помпилианца - помца, как вы зовете нас за нашей спиной. Старого декуриона, штурмовика в отставке. Тертого, битого, грубого, как солдатский ремень. Когда я в следующий раз попадусь вам в лапы, вы, возможно, сумеете меня чем-нибудь удивить.
        Рассмеявшись, он отошел к бамбуку. Тронул ладонью ближайший ствол, взмахнул рукой, сбив стрекозу на лету. За спиной Тумидуса журчал фонтан: тройка дельфинов, скрученных в замысловатую фигуру - то ли венчик цветка, то ли деформированный кукиш.
        - Полковник?
        Тумидус молчал.
        Нет, мысленно поправился Нода Мваунгве, мастер интерпретировать чужое молчание. Не полковник. Гай Октавиан Тумидус, гвардии легат ВКС Помпилии, малый триумфатор и кавалер ордена Цепи.
        Бывших легатов не существует.
        - Мальчик, - сказал Тумидус. Слушая его, психиатр ни на секунду не усомнился, что речь идет о далеком племяннике. - Он пошел в армию из-за меня. Знаете, профессор, я никогда не считал себя родственным человеком…
        Глава седьмая.
        О воинской обязанности и воинской службе
        I
        С «телегой» Марку не повезло. В рейсовом аэробусе «Пушта-Тангамак-Сколарис», как сказал бы дед Луций, сегодня был аншлаг. Из увольнения, от девочек и выпивки, к утренней поверке возвращалось десятка три курсантов, а может, больше. Все они не спешили влезть в салон: топтались на стоянке, переговаривались шепотом и косились на угрюмого Марка, забившегося в глухой угол между турникетом и кассой-автоматом. Стоило кому-то встретиться взглядом с бывшим товарищем, как бедняга краснел, бледнел и выяснял, что ужасно хочет курить. Угроза пилота, крикнувшего, что сейчас улетит - «без вас, олухов!» - не сдвинула курсантов с места. Лишь когда Марк первым влез в брюхо аэробуса и сел на заднее сиденье к окну, парни хлынули следом.
        Летели низко, над самой водой.
        Следя за мельканием барашков на гребнях волн, Марк боялся, что сейчас уснет. Дорога заняла у него чертову уйму времени. Челнок со спутника на Тангамак - регистрация за полтора часа до вылета. Маршрутка от космодрома до стоянки «телеги» - ходит круглосуточно. И вот - аэробус… Он мог бы лечь пораньше и урвать хотя бы часок-другой сна, но вместо этого до полуночи просидел на скамеечке у гостиницы. Там его и нашел памятный по тренажерному залу старичок-кузнечик, обрадовавшись такой приятной встрече. Марку пришлось выслушать сто уникальных способов, с помощью которых они бы «накидали хамам пачек», если бы хамы не оказались жалкими трусами. Исчерпав варианты мордобития, старичок представился. Известный зоолог, профессор шести университетов, он пребывал в восторге от фауны Тренга. Паллюски, махайроды, имменсозавры - чем убийственней была тварь, тем больше она нравилась лысому кузнечику.
        «Кролик, - невпопад сказал Марк. - Что вы думаете о кроликах?»
        Профессор рассердился. Ему показалось, что Марк презирает кроликов. Спич в пользу ушастых пожирателей морковки был долгим и возвышенным. Особенно профессора восхищала случка кролей: оплодотворение в любое время года, охота к этому архиважному делу - каждые восемь-девять дней. «Знаете ли вы, юноша, что один самец в день может покрыть четыре самки!» Уважаю, кивнул Марк. «А знаете ли вы, что является признаком состоявшегося спаривания у кроликов?» Марк пожал плечами. «Вот! И вы еще позволяете себе насмешки! Признаком является падение самца с самки на бок с легким урчанием или характерным писком…» С легким урчанием, повторил Марк. С характерным писком. Спасибо, профессор, я запомнил.
        Извините, мне пора.
        Внизу пенилось море. Вдали смеялась Н'доли. Знать бы, как она смеется: с издевкой - или с сочувствием. Упал, сказал себе Марк. На бок. С характерным писком. Лежи, дурак, и помалкивай. Или покрой еще трех самок.
        Он опасался, что у него не хватит духу. Что при виде дисциплинар-легата Гракха он онемеет. Пожалеет, что не открыл аварийный люк и не бросился в зеленую, похожую на жидкое бутылочное стекло, воду. Смейся, Н'доли. Смейся! Посмотрим, кто будет смеяться последним.
        Перед ним сидел богатырь-первокурсник Сцевола. Спина Сцеволы превратилась в камень, шея - в броневой кронштейн. Больше всего на свете первокурсник хотел обернуться. Больше всего на свете он боялся обернуться.
        Я заразный, подумал Марк. Носитель инфекции.
        Когда аэробус сел, он выбрался наружу последним. Силовой купол, накрывавший территорию училища, был почти не виден в лучах восходящего солнца. Так, сизая дымка с отливом цвета голубиного яйца. Встав под цветущей плюмерией, Марк следил, как поток курсантов втягивается в ворота. Затем подошел ближе; еще ближе. Ворота остались открыты, но едва Марк ступил за ограничительную линию, проведенную в двух метрах от входа - между створками заискрило, намекая на парализующий разряд. В базе данных пропускного пункта, дающей право на свободный вход, стерли информацию о курсанте Тумидусе. Сетчатка глаза, отпечатки пальцев, геометрия руки, форма ушных раковин, энергомозаика пульса - ничего, что бы отличило Марка от любого другого чужака.
        Он шагнул к переговорному устройству.
        - Курсант Тумидус…
        Голос сорвался. Марк проклял себя за слабость.
        - Марк Тумидус хотел бы видеть начальника училища.
        С ответом не торопились.
        - Причина? - наконец откликнулся механический баритон.
        - Личная.
        - Отказано.
        - Это очень важно.
        - Отказано.
        - Я неверно выразился. Причина не вполне личная. Мне необходима встреча со старшим офицером ВКС Помпилии. Я больше никого не знаю на Тренге…
        - Ждите. К вам выйдет дежурный офицер.
        Ждать пришлось долго. Утренняя поверка, развод на занятия. Обер-декуриона Горация, идущего по дорожке, посыпанной желтым песком, Марк засёк издалека. Это было не то, на что он рассчитывал, но лучше, чем ничего.
        Выйдя за ворота, Гораций расстегнул крючок воротничка. Это была такая вольность, что у Марка захватило дух.
        - Глупо, - сказал обер-декурион. - Не поможет.
        - Здравия желаю, - по привычке отрапортовал Марк.
        - Не поможет, говорю. Уходи, не позорься.
        - Вы считаете, я пришел за восстановлением? - кровь бросилась Марку в лицо. - Буду просить, умолять? Унижаться?! Ах ты, чугунная болванка…
        - Ударь меня, - равнодушно посоветовал Гораций. - Ударь, и я подам на тебя в суд. За нанесение тяжких телесных.
        Марк остолбенел. Он готов был к чему угодно, кроме шутки.
        - Вторая телега - через полтора часа. Посиди на берегу, остынь, - вздохнув, обер-декурион хлопнул Марка по плечу. - Лети домой, сынок. Деньги есть? Могу одолжить.
        - Спасибо, мне уже предлагали.
        - Девушка?
        - Девушка.
        - И ты не взял?
        - Не взял.
        - Ну и правильно. В девушках главное зло. Бери у меня, не ошибешься.
        - Вот, - Марк достал из кармана визитку доктора Туллия. - Передайте обер-манипулярию Туллию от моего имени. Скажите, что я сижу на берегу, любуюсь морем. Пусть выйдет на пару минут. Это важно. Это действительно важно.
        - Ты болен?
        - Я здоров.
        Не говоря ни слова, Гораций повернулся и пошел прочь, под купол.
        - Эй, - окликнул его Марк. - Господин обер-декурион! Вас когда-нибудь вербовали?
        - На службу, - кивнул Гораций. - Давно.
        - А меня в шпионы. Недавно.
        II
        - Дочь Папы Лусэро, - сказал легат Квинт. - Это проблема.
        Обеими руками он пригладил седой бобрик. Ладони остались мокрыми. В палатке было жарко, несмотря на работающий климатизатор, и легат Квинт сильно потел. Тощий, сутулый, он нахохлился, став похож на воробья - специалист по психологии ботвы, глава Особого отдела училища.
        - Почему? - моргая, спросил доктор Туллий.
        Рядом с воробьем-Квинтом доктор был совой, которую вытащили на свет из спасительной тьмы дупла.
        - Допустим, это правда, - вместо Квинта ответил дисциплинар-легат Гракх. - Допустим, интерес Н'доли Шанвури к нашим курсантам небескорыстен. Допустим, мы захотим разобраться в причинах этого интереса. Разобраться плотно, не стесняясь в средствах. Если на Тренге исчезнет просто туристка Шанвури, вряд ли это станет сенсацией. В джунглях масса хищных достопримечательностей. Но дочь киттянского антиса… Папа Лусэро уже покинул Тренг?
        - Да, - кивнул Квинт.
        - Антис гостит на Тренге. После конфликта с нашим курсантом он возвращается домой, на Китту. Немного погодя исчезает его дочь. Проклятье! Сюда хлынет орда репортеров. В любой щели будет торчать любопытный нос. Каждый третий из акул пера будет агентом тайных служб Китты. Каждый второй - комиссаром по особым поручениям, командированным к нам Советом Лиги.
        - Никаких «мы», - возразил Квинт.
        - Что?
        - Вы сказали, Гракх: мы захотим разобраться. Я предупредил вас: никаких «мы». Училище останется в стороне. Этим делом займутся специалисты.
        - Вы полагаете… - надменно начал дисциплинар-легат.
        Квинт остановил его вялым взмахом руки:
        - Все понял. Вы не хуже других, вы в деле, вы оскорблены недоверием. Теперь поймите и меня. Я не вмешиваюсь в то, как вы командуете училищем. Когда вы согласились на предложение инспектора Катилины, - легат Квинт бросил быстрый взгляд на Марка, скорчившегося в углу палатки на хлипком табурете, - я промолчал. Хотя имел особое мнение на сей счет. Гракх, дружище, останьтесь и вы в стороне. Н'доли Шанвури займусь я, ваш покорный слуга, и мои люди.
        - Кто? - Гракх шагнул ближе.
        - К чему вам знать их имена? Они не находятся в вашем подчинении. Если угодно, они вообще не из училища. Вы найдете мне замену? Боюсь, у меня не останется времени для лекций…
        О Марке забыли. Взгляд Квинта - не в счет. Так могли бы посмотреть на предмет мебели. Горбясь, Марк старался превратиться в мышку. Еще лучше - в комара. Он и не подозревал, что предавать так легко. Хорошо, не предавать. Выполнять гражданский долг, сообщая отцам-командирам о шпионаже. Легко, очень легко; легче легкого. Едва оказавшись в палатке Гракха, он с трудом дождался, пока придут доктор и Квинт, вызванные дисциплинар-легатом по внутренней связи. Слова жгли язык. Откровенность кислотой бултыхалась в желудке, провоцируя приступ рвоты. Выговорившись, Марк впал в странную апатию. Ему хотелось, чтобы о нем вспомнили и выгнали, но хотелось не слишком - скорее умом, чем сердцем.
        - Доктор, - Квинт повернулся к медику, - ваша вакцина может представлять интерес для врагов Помпилии? Я имею в виду, ваша новая вакцина?
        - Вы! - задохнулся доктор. - Откуда вы…
        - Полно, доктор. Разумеется, я в курсе вашего эксперимента. Я одобрил его еще тогда, когда ваша бухгалтерия спала спокойно, не подозревая, что ей придется оплатить дорогу Сергию Кезону Туллию, обер-манипулярию медицинской службы, на далекий, экзотический Тренг…
        Квинт перевел дух. Длинная, сложно выстроенная, трудная для языка фраза была намеренным приемом. За это время, бездумно подчиняясь ее ритму, доктор успокоился и смирился с тем фактом, что модификация «офицерской» вакцины - не секрет для воробья-Квинта.
        - Что можно создать на базе анализов курсанта, прошедшего экспериментальную вакцинацию? На базе последующих анализов, оформленных как безобидные тесты фармкорпорации?
        - Не знаю, - угрюмо буркнул доктор.
        - Контр-вакцину? Блокаду, позволяющую инорасцу противостоять клеймению? Аналог корсета для инорасцев-телепатов?
        - Не знаю. Вопрос требует тщательного изучения.
        - Извините, доктор. Я поторопился. Конечно же, у вас нет ответа. У меня тоже нет однозначного ответа на вопрос, что делать с госпожой Шанвури. Арест? Если мы не сумеем доказать обвинение в шпионаже, нас съедят без соли и хлеба. Нелегальный захват, серия допросов; ликвидация в случае необходимости? Дочь антиса, тут надо быть аккуратным. Слежка? Тайный надзор? Сложности, кругом сплошные сложности! Давайте так, доктор. Я буду размышлять о Н'доли Шанвури, вы же - о новой вакцине…
        Гракх впервые услышал о новшествах. Он кусал губы, стоя у «бойницы». У Гракха имелось много вопросов к доктору Туллию. И куча соображений по поводу злополучной дуэли на клеймах. Как сказал легат Квинт? «Когда вы согласились на предложение инспектора Катилины, я промолчал. Хотя имел особое мнение на сей счет…» Будь Гракх в курсе эксперимента с новой вакциной, он бы тоже пришел к другому решению.
        Поздно, подумал Гракх. Судьбы сломаны. А шпионы - не твое дело, старый конь.
        - Курсант Тумидус!
        - Я!
        Марк вскочил и вытянулся по стойке «смирно» раньше, чем оба - Гракх и он сам - осознали свою ошибку.
        - Молодой человек, - ледяным тоном сообщил Гракх, забыв напомнить Марку об исключении. - Полагаю, вам правильней будет выбросить из головы все, что вы услышали здесь. От начала до конца. Я благодарю вас за бдительность. Идите и помните… Верней, не помните. Забудьте и считайте, что отделались малой кровью.
        - Вы уже давали мне подобный совет, - с великолепной наглостью Марк сунул руки в карманы брюк. Судя по очертаниям кулака, в левом кармане прятался кукиш. - Вы говорили: «Забудьте! Ничего не было. Помните главное: злостное нарушение дисциплины…» Я прав?
        Гракх молчал, ожидая продолжения.
        - Завтра, господин Гракх, вы посоветует мне забыть еще о чем-нибудь. Вы не боитесь, что так я заработаю склероз? Провалы в памяти?! Доктор, его советы опасны для моего психического здоровья?
        - Хамите, - констатировал Гракх. - Понимаю.
        Марк пожал плечами:
        - Вряд ли.
        - Вы обижены. Полагаете себя без вины виноватым. Я, господин Тумидус, далек от желания обсуждать с вами, так ли это. Я просто отмечаю, что вижу причины вашего хамства - и вижу причины оставить хамство без внимания.
        - Тогда, - Марк улыбнулся. Комар язвил, пил кровь, и это доставляло комару удовольствие, - добавьте в ваш список еще одну причину. Вы - офицер ВКС Помпилии. Вы все здесь, господа - офицеры. Я - цивил, вольная птица. Надеюсь, вы в курсе, что цивилы-помпилианцы частенько относятся к военным соотечественникам без должного уважения? Дразнят их десятинщиками? Если нет, обратитесь к моему отцу. Он вас просветит, что думают цивилы про армию и флот…
        Монолог был прерван трелью уникома. Трелью? - воплем, трубным гласом, сиреной. Это мой уником, в ужасе подумал Марк. Что происходит? Аппарат бился в конвульсиях, ничуть не похожих на обычный виброрежим. Аппарат - урод-младенец - хотел выбраться на свет. Роды шли трудно, с криком, рвущим глотку. Так кричат в аварийной ситуации. Дрожащими руками Марк дернул «репей» сумочки, выхватил уником, зашарил в поисках сенсора, отключающего питание.
        Ничего не получалось. Сенсоры, один за другим, отказывали хозяину в подчинении. Вопль, судороги, трезвон; казалось, этому не будет конца. Марк запустил бы проклятым устройством в стену, но стены в палатке были мягкими.
        - Дайте сюда, - сдерживая смех, велел легат Квинт.
        Марк подчинился.
        Он не заметил, в каком порядке Квинт нажал сенсоры, но уником замолчал. Активировав сферу, легат с минуту изучал текст, бегущий в глубине. Губы Квинта кривила еле заметная усмешка.
        - Цивил, - наконец сказал седой легат. - Вольная птица. Летите сюда, вольная птица. И соизвольте приложить кончик перышка…
        Покорный, как баран в загоне, Марк приложил палец, куда указал Квинт. Задор пропал, воинственность сгинула, как не бывало. Он боялся, что уником вновь развопится, но аппарат молчал.
        - Не бойтесь, - его страх не укрылся от главы Особого отдела. - Вы только что подписали повестку, теперь все в порядке. Уверен, вам уже пару раз слали повестку, но вы не обратили внимания на сообщение из военкомата. Смею заметить, зря. Третье уведомление - экстренное. Сами имели счастье убедиться…
        - Откуда? - глупо моргая, спросил Марк.
        - Читайте!
        Вместо ответа Квинт сунул ему голосферу прямо в лицо.
        - Гражданину Тумидусу Марку Каю, - запинаясь, прочел Марк вслух, - проживающему на планете Октуберан, город Нум, проспект…
        - Дальше, - отмахнулся Квинт.
        - Повестка, серия МК-НР/А номер 46509321. В соответствии с законом «О воинской обязанности и воинской службе» Вы обязаны в течение двадцати календарных дней явиться в военный комиссариат Юго-Восточного административного округа города Нума по адресу…
        - Адрес можете опустить.
        - …для прохождения призывной комиссии и отправки к месту прохождения срочной военной службы. При себе иметь документ, удостоверяющий личность, справку с места жительства и о семейном положении, справку с места работы или учебы, документ об образовании, медицинские документы о состоянии здоровья; имеющим первый спортивный разряд или спортивное звание по военно-прикладному виду спорта - квалификационные удостоверения, прошедшим подготовку в военно-патриотических молодежных и детских объединениях - справки (удостоверения) о прохождении подготовки в этих объединениях…
        Господа офицеры наслаждались, не перебивая.
        - Вольная птица, - сказал Гракх. - Лети, боец, служи. Деньги на билет есть? Могу подкинуть. Помни мою щедрость…
        - Я участвую, - вмешался доктор.
        - За счет училища, - возразил Квинт. - По отчетности я проведу, не беспокойтесь. Быстро они, не ожидал. Думал, в следующем месяце пришлют.
        III
        С каютой Марку повезло. Второй класс: четыре гелевые койко-люльки с возможностью «закукливания», встроенные шкафы с фиксаторами для одежды и ручной клади, откидные сиденья, сферовизор. «Удобства» - в обоих концах палубы. Роскошь в сравнении с «общаком» третьего класса на восемь-десять пассажиров. Или убожество в сравнении с «сотовым» номером эконом-класса на Снорре. Все зависит от точки зрения.
        «Терпимо. В казарме будет хуже. Привыкай, солдат!»
        Три места из четырех были заняты - «Протей» шел через систему Тренга транзитом. Свободной оставалась левая верхняя койко-люлька.
        - Милости просим! Приветствую вас на борту! Давайте знакомиться: Спурий Децим Пробус, наладчик навигационных систем…
        Юркий человечек заполнил собой всю каюту. Он мелькал перед Марком, справа, слева; он хлопал по плечу, извлекал термосы, пакеты, гермет-контейнеры с едой - и тараторил без умолку. Опешив от такого напора, Марк пожал протянутую руку - узкая ладонь была неприятно влажной - и представился в ответ, чем вызвал у Пробуса новый приступ словоизвержения.
        - Рад знакомству! Искренне рад! Вы с Октуберана? Замечательно! Просто замечательно! Как приятно встретить соотечественника! Вы, душа моя, не откажетесь разделить со мной скромную трапезу? Кормят тут паршиво, скажу по чести, но Спурий Децим Пробус - человек предусмотрительный! Я часто летаю в командировки - я вам непременно расскажу, где успел побывать! - и привык запасаться… Вот, попробуйте этот паштет! Рекомендую! И еще эти мясные палочки. Господа, присоединяйтесь!
        Грузный техноложец с Тилона - его происхождение выдавала серовато-глянцевая, с металлическим отливом кожа - угрюмо зыркнул на Пробуса и вновь уткнулся в коммуникатор. Четвертый обитатель каюты вообще не отреагировал на приглашение: он «закуклился» в своей койко-люльке, полностью отрезав себя от внешнего мира. Сейчас в его кокон могли пробиться лишь сигналы первого и высшего приоритетов от бортовой информателлы и от аларм-системы корабля.
        - Мое дело предложить, - Пробус ничуть не обиделся. - А мы, душа моя, с вами, как земляки… Ба! Чуть не забыл! У меня есть капелька сякконской настойки на гекконах. Изумительная вещь, доложу я вам! Тонус, настроение, потенция - все взлетает до небес! Отметим наше знакомство - без фанатизма, чисто символически… Вы не подумайте, я не злоупотребляю. Но по такому случаю…
        Есть хотелось так, что живот сводило, но Марку было стыдно. Он не имел возможности чем-нибудь угостить соседа в ответ. Кроме того, молодой человек справедливо полагал: разделив трапезу с Пробусом, он будет вынужден до конца рейса слушать болтовню наладчика.
        - Спасибо, я не…
        - Молчите! Умоляю, молчите! Иначе я обижусь!
        Мясные палочки оказались едкими, как щелочь, и с душком, хотя Пробус уверял, что «так и положено». Зато паштету из древесных моллюсков Марк, отбросив стеснение, отдал должное. «Гекконовка» пошла на ура, хотя крепкие напитки Марк употреблял редко, предпочитая пиво. После третьей стопки (стопки у запасливого наладчика тоже нашлись!) даже бесконечный монолог Пробуса стал восприниматься терпимо.
        - …представляете, душа моя? Этот надутый от гордости дикарь демонстрирует мне их навигационное, с позволения сказать, оборудование. И что я вижу?
        - Что?
        - Вы не поверите! Ламповый вычислитель! Прикинули? Ламповый! Они называют этот хлам компьютером. Каменный век! Я такой только в музее видел!
        - А я и в музее не видел…
        - Вот! Вот! Вы меня понимаете! Но это еще не всё! Смертельный номер - двумерные экраны! И - внимание! - механическая координатная сетка!
        - Это как?
        - Я вам покажу! У меня есть файл, я заснял на память! Они меня чуть не арестовали - я шпион, я украду их секретные технологии! А я давлюсь от хохота… Вот, смотрите!
        - Высший Разум!
        - Я ж говорю: антиквариат! А у них это стоит в диспетчерском центре космопорта! Ну, космопорт - одно название. Планетарные лохани без субсвета и РПТ-привода…
        - И оно работает?!
        - Представьте себе! Сейчас я вам покажу. Вот: местный диспетчер за работой. Видали? А каково было мне, душа моя?! Мы ведь прилетели ставить им новое оборудование! Чего нам это стоило: совместить их системы с нашими, переконвертировать кодировки, синхронизировать, настроить… А главное - вдолбить в тупые головы туземцев…
        От еды и выпивки Марка клонило в сон, несмотря на обещанный «тонизирующий эффект». Голос наладчика доносился, как сквозь слой пеногерметика…
        - О, новенький! Привет!
        Из «кокона» выбрался вихрастый парень одних с Марком лет. Техноложец, но, в отличие от тилонца, непонятно, с какой планеты. Жесткие патлы торчат во все стороны; оливковый загар - или природный цвет кожи? - не разберешь. Высокие скулы, хитрый, чуть раскосый прищур. В карих глазах плясали искры-бесенята.
        - Привет. Зовут Марком, лечу до Октуберана.
        Марк счел эту информацию исчерпывающей. Он собирался залезть в «кокон» и вздремнуть. Но у соседа были другие планы. Хорошо выспавшись, тот жаждал общения.
        - Помпилианец, - кивнул патлатый с таким видом, словно Марк подтвердил его худшие подозрения. - Вас теперь двое.
        «Прилетим на Октуберан, нас будет куда больше,» - едва не огрызнулся Марк, заводясь.
        - Двое. Что с того?
        - Ничего, - пожал плечами наглец. - Просто констатирую факт. Дуглас Мохерро, с Бисанды. Учусь на Октуберане, в юридическом. С каникул возвращаюсь - домой летал. А ты?
        Видимо, на Бисанде было принято обращение на «ты» к незнакомым людям.
        - А я лечу домой.
        - С Тренга, - Мохерро задумался. - На рабочего ты не похож. Для инженера молод… Погоди, дай, угадаю! Турист? Нет, туристы люксом мотаются. Помпилианец, с Тренга, молодой… Курсант! Военное училище. Я угадал?
        - Угадал, - кивнул Марк, надеясь, что теперь Мохерро оставит его в покое.
        - Какие войска?
        Грузный тилонец в мрачном ожидании уставился на Марка.
        - Либурнарии.
        - Кто-кто? Либру…
        Марк открыл рот, чтобы объяснить, и закрыл без единого слова. Если тилонец уяснит, кто такие либурнарии, и что такое ботва - дорога домой может сильно осложниться.
        - Пехота, - махнул рукой Пробус. - Типа морской.
        Утратив к беседе интерес, тилонец вернулся к коммуникатору.
        - Спасибо за угощение, - пробормотал Марк, пряча глаза. Он видел, как Пробус подмигивает ему, и не хотел отвечать тем же. - Извините, я - спать. Устал, как собака…
        IV
        Выход из системы Тренга, разгон и РПТ-маневр Марк благополучно проспал. Разбудило его бархатное контральто информателлы: пассажиров приглашали на обед. Пробус не соврал: кормили на «Протее» паршиво. Но Марк умял и суп-пюре, отдававший синтетикой, и горку рыбогриба в кляре, и салат. На Снорре, питаясь завтраками, входившими в стоимость номера, он нагулял волчий аппетит.
        Не объедать же весь рейс разговорчивого соседа?
        После обеда выяснилось, что спать не хочется, а делать решительно нечего. Часа три кряду Марк слушал иллюстрированные байки Пробуса: каждые пять минут наладчик лез в коммуникатор, демонстрируя снимки и видео. Наконец Пробус охрип, взяв тайм-аут на восстановление голосовых связок, а Марк отправился бродить по кораблю.
        Смотреть на «Протее» было не на что. В узкий коридор выходили дверные мембраны кают, различавшиеся только номерами. Откидные сиденья обозначали места индивидуальных кабинок для курения и ароматерапии. Обзорники под потолком демонстрировали заставку: прибой у Катамаро. Стены покрывал новенький биопласт светло-бежевого цвета - «Протей» недавно ремонтировали. Это внушало оптимизм, повышая шансы благополучно добраться до Октуберана. Марк искренне надеялся, что ремонт затронул не только внутреннюю обшивку палуб.
        «Наслаждайся свободой, дуралей! Последние деньки гуляешь. Через неделю будешь тянуть лямку в какой-нибудь вселенской заднице… Тренг за счастье покажется!»
        Наслаждаться не получалось. Свобода выглядела куцей, обшарпанной, второй свежести. Марк постоял у стационарного авто-стюарда, изучая выбор бесплатного кофе, но ничего не выбрал. Едва он шагнул прочь, как коридор заполнил голос бортовой информателлы:
        - Уважаемые пассажиры! Через десять минут наш лайнер совершит выход из гиперпространства в расчетную реперную точку трехмерного континуума для коррекции курса и совершения следующего РПТ-маневра. Просьба занять ложа-компенсаторы. Повторяю…
        «Все равно бы кофе выпить не успел…»
        Марк приложил ладонь к мембране своей каюты, давая контрольной системе считать папиллярный узор. Мембрана с шипением ушла в пазы и сомкнулась за спиной, едва Марк оказался внутри. Тилонец с бисандидом уже упаковались в «коконы». Их койко-люльки скрутились в гигантские сигары, укутав пассажиров гелевым «одеялом» - виток за витком. Вспыхнули индикаторы систем жизнеобеспечения: «коконы» закрывались герметично. Без подачи воздуха, а также ряда других сервис-функций, люди внутри долго не протянули бы. Пробус сидел за столом, погрузив кисти рук в сферу коммуникатора. Забраться в «кокон» он не спешил.
        - Мы выходим из гипера. Сказали, всем в люльки.
        - А толку? - отмахнулся наладчик. - Если выход пройдет нормально, мы ничего не заметим. Ну, свет мигнет. А если сбойнут компенсаторы инерции… Всех ровным слоем, душа моя, по стенкам размажет. Никакие люльки не спасут.
        - Положено… - растерялся привыкший к дисциплине Марк.
        - Вот я и положил, - хохотнул Пробус. - С прибором.
        При инорасцах он себе подобных шуточек не позволял. Земляк - другое дело. Опять же, военный. Армия Помпилии - не Академия эстет-конформистов, это каждый знает. Марк почесал в затылке и уселся напротив Пробуса. Хотел наслаждаться свободой? Вот, пожалуйста! Когда еще представится случай внаглую забить на прямое распоряжение?
        Пробус одобрительно кивнул.
        - Хочу вас поблагодарить, - вполголоса сказал Марк. - И за угощение, и за либурнариев. Ляпнул, не подумав…
        - Ерунда, - Пробус свернул голосферу. - Не стоит благодарности. На будущее рекомендую в подобных случаях отвечать: «Военная тайна»! И морду утюгом: «А вы зачем интересуетесь? Вы шпион?» Сразу отстанут, проверено.
        - Спасибо, учту.
        - Я сам - человек штатский. Университет, военка, месяц лагерей. Формально - обер-центурион войск связи. Ну какой из меня обер-центурион? Цивил, как у вас говорят. Ничего, «коммерческая тайна» тоже неплохо звучит. Меня коллега по работе научил - любопытных отваживать…
        Свет в каюте мигнул.
        - Вот и вышли из гипера. Что я говорил?
        Марк включил визор в режим обзорника - хоть какое-то разнообразие. Разнообразие вышло таким же, как и свобода: сферу визора заполнял прибой у Катамаро. Вскоре прибой сменился мраком космоса и редкими искорками звезд. За кормой «Протея» в пространстве зияла рваная дыра. В ней клубился еще более плотный, противоестественный мрак. Сочился наружу лепестками, истаивал, вливаясь в окружающий континуум…
        Точка выхода из РПТ-маневра.
        Марку сделалось не по себе. От разрыва веяло инфернальным холодом. Холод этот пробрал Марка от пяток до кончиков волос. Молодой человек тряхнул головой, и наваждение сгинуло. Разрыв затянется, целостность континуума восстановится - обычное дело! Люди бороздят Космос не первый век…
        - Мы меняем курс.
        Пробус тоже прилип взглядом к визору.
        - Так реперная точка… коррекция…
        - Я что, душа моя, коррекций не видел? Не нравится мне это. Больно смахивает на маневр уклонения…
        - Уклонения от чего?
        Наладчик, против обыкновения, не ответил. Но Марк уже и сам понимал, от чего. Или от кого - ученые до сих пор не пришли к единому мнению: считать ли флуктуации континуума живыми существами?
        - Набираем скорость, - отметил Пробус.
        Марк понятия не имел, как наладчик сумел это определить. Компенсаторы инерции работали исправно, движение корабля не ощущалось. Картинка в голосфере оставалась без изменений.
        - Сейчас…
        Пробус схватил коммуникатор, вытянул из него шнурок интерфейс-кабеля - и точным движением вогнал разъем в гнездо бортовой сети, активируя сферу управления.
        - Сейчас узнаем, что у них творится…
        - Вы хотите взломать корабельную сеть?!
        - Взломать? - Пробус ухмыльнулся. - Я законопослушный гражданин. Я плачу налоги и исправно хожу голосовать. Я просто войду без стука, и все.
        - Как?
        - Элементарно. Я ведь не самый плохой наладчик… совсем неплохой… можно сказать, хороший…
        Он бормотал себе комплимент за комплиментом, с каждым словом повышая градус похвалы. С ловкостью опытного карманника Пробус шарил руками в голосфере. Казалось, маленький человечек монтирует в вирте многомерную конструкцию, соединяя, переставляя, прикручивая, разглаживая и выпрямляя.
        - …это не военный корабль… не лайнер люкс-класса… Значит, коды-пароли стандартные. Чтобы нам сподручней было… это хорошо, душа моя, душенька… это правильно… очень правильно. Это специально для нас сделано!.. ничего я не нарушаю… не взламываю… Есть!
        Внутри сферы побежали ряды цифр, замелькали таблицы, диаграммы, объемные снимки. В каюту ворвался гомон голосов:
        - …объект определить не удается!..
        - …сближение… угол - тридцать один градус…
        - …в реестре Шмеера-Полански отсутствует…
        - …ближайшее совпадение… класс… двадцать четыре процента…
        - …пятьдесят секунд до ухода в гипер…
        И вдруг:
        - …Он меняет курс!
        - Поворачивает! Он поворачивает!
        - Уходит!
        - Это…
        - Я уже понял. Отставить экстренный уход в РПТ. Отставить, я сказал! Произвести перерасчет координат…
        Пространство в визоре исказилось, пошло складками, словно плохо натянутая ткань. Заморгали в растерянности далекие звезды. Во тьме космоса скользнула, неярко опалесцируя, смутная фигура. Она искрилась, переливаясь радужным перламутром. Словно компания приятелей-исполинов, обнявшись, шла пешком по Галактике, слившись в единое, многоногое и многоглавое существо.
        Миг, другой, и странный гость исчез.
        - …это коллант! - запоздало донеслось из уникома.
        - Это мой дядя, - сказал Марк.
        - Откуда вы знаете?!
        - Военная тайна, - ответил Марк.
        И сделал морду утюгом.
        V
        - Мальчик мой, - сказала Валерия.
        И заплакала.
        Марк сделал вид, что целиком занят кофейной картой. Он старался не дышать, не отсвечивать; он чувствовал, как в носу предательски щиплет; боялся моргнуть, стряхнув постыдную слезу - и слеза побредёт по щеке, медленно, как напоказ… Мама была маленькой и жалкой. Он помнил ее другой. Веселой, шумной, неутомимой; мама была убежищем, а стала перекрестком на семи ветрах. Глаза Валерии покраснели, она терла их платком, не думая о макияже - вон, тушь уже потекла с ресниц…
        - Извини, - сказала Валерия. - Извини, я больше не буду.
        Кафе, куда они зашли, считалось самым старым заведением космопорта. Три столика, темные панели на стенах, в акуст-линзах медитирует рояль в сопровождении струнного квартета. При толике воображения легко представить, что за дверью - аэропорт, вокзал или даже почтовая станция, где кучера дилижансов меняли лошадей и согревались крепким грогом. Дурень, подумал Марк. Какие кучера? Про дилижансы ему рассказывал дед. Вряд ли кучер мог соседствовать с акуст-линзой…
        Он согласен был думать о чем угодно, лишь бы не видеть плачущую мать.
        - Ты голоден? - спросила Валерия. - Хочешь супа?
        - Я сыт, - Марк улыбнулся через силу.
        - Ты всегда любил суп. Не садился обедать, если не было супа. Копия отца, - Валерия осеклась. Губы женщины затряслись, но она справилась с нервами. - Взять тебе порцию бульона с яйцом? С гренками? В бульон порежут укроп, как ты любишь…
        - Кофе, мама. Кофе, и хватит.
        - Кофе, - с сомнением повторила Валерия. - Ну да, конечно. Представляю, какой бурдой тебя поили на Тренге…
        - Почему бурдой? - Марк обиделся. - Разным поили. Например, «Kopi Luwak», мягкой обжарки. Ты в курсе? Им еще белки какают.
        Не отвечая, Валерия долго смотрела на сына. Словно знакомилась заново. Кажется, она была в курсе, что за кофе «Kopi Luwak», и сколько такой кофе стоит. Чисто курсантский напиток. Прядь волос упала Валерии на лицо, превратив маму, озабоченную проблемами блудного сына, в усталую девчонку.
        - Кофе, - махнула она бармену, дремавшему за стойкой. - Два эспрессо и ромовый бисквит. Марк, я утром перевела тебе денег. Отец не возражал. Проверь счет, уже должны были прийти.
        Отец не возражал, мысленно повторил Марк. Это значило, что сумма перевода превышает размер обычных маминых подарков. Деньгами в семье распоряжался отец, зная все расходы до последнего гроша - с педантичностью, свойственной Юлию Тумидусу. В два слова - «не возражал» - вкладывалось больше смысла, чем казалось вначале.
        Сделай шаг навстречу, велел себе Марк. И ответил, горбясь: не могу. Может быть, позже. Два человека бились в его душе не на жизнь, а на смерть, словно во время дуэли на клеймах. Один хотел схватить маму в охапку, взять аэротакси - и полететь домой, дождаться отца с работы… Второй знал, что никуда не полетит. Злопамятный упрямец, второй наслаждался своей обидой на весь белый свет - так расчесывают болячку.
        - Тебе есть, где остановиться?
        Валерия все поняла без слов. Не дожидаясь ответа, она заговорила с прежней, знакомой Марку деловитостью:
        - Я договорилась с тетей Агнией. Ты помнишь тетю Агнию? Детский врач, она лечила тебя, когда ты был маленький. Тетя Агния улетела на Квинтилис, к внучке. Вот ключи от ее квартиры, - на стол лег брелок с чип-ключом. - До конца месяца. Если задержишься, предупреди меня заранее. Я что-нибудь подыщу…
        Марк взял ключ. Отказ был бы оскорблением.
        - Рабы, - вспомнила Валерия. - Тебе хватает?
        Марк кивнул. Перед поступлением в училище, по совету отца - Юлий в те дни уже разругался с сыном, но делал, что мог, через жену - он по максимуму выбрал свой рабский ресурс. За прошедшее время из рабов умерло всего трое, и Марк не испытывал потребности заклеймить кого-нибудь еще. До конца срочной службы, подумал он, я не буду испытывать недостатка в рабах. А там - как жизнь сложится.
        - Это хорошо, - поглощенная заботой о сыне, Валерия расцвела. Она чувствовала себя нужной, необходимой. - Служи тихо, не высовывайся. Без этих твоих… если у тебя с дициплиной не очень…
        Почуяв, что вступает на хрупкий лед, Валерия замолчала. Она уловила напряжение, охватившее сына при ее словах, и боялась порвать тонкую ниточку доверия. Потянувшись через стол, Валерия погладила Марка по руке:
        - Женщины, да? От нас, мальчик мой, все беды…
        Не вдаваясь в подробности, Марк кивнул еще раз.
        - Как дед? - спросил он.
        - Стареет. В целом, держится, но сдает. За деда не бойся, с ним Пак, - Валерия поджала губы. Пака она терпеть не могла. Считала нахалом и прохиндеем, опасалась, что старый Луций отпишет ушлому карлику ферму в завещании. Впрочем, неприязнь не мешала Валерии отдавать Паку должное: в случае чего Луций не сыскал бы лучшей няньки. - Я летала к нему, когда тебя исключили из училища. Отец как онемел, а мне надо было хоть с кем-то поговорить…
        Хоть с кем-то, повторил Марк. Слова, произнесенные матерью, горчили. Женщины, подумал он. «У тебя мужская судьба, - смеялся дед, давая внуку шуточный подзатыльник. - Кругом сплошные мужики. Друзья, враги, попутчики. Женщины - случай, эпизод, и вон из судьбы. Будь ты книгой, дамы бросили бы читать тебя еще в самом начале. Где любовная линия? Где страсти-мордасти?! Эх ты, вояка, ать-два…»
        После дуэли с Катилиной Марк сомневался, что все беды - от женщин.
        - Ваш кофе, - сказал бармен.
        VI
        - Марк Кай Тумидус прибыл согласно предписанию!
        Кабинет, куда Марка направил дежурный, был огромен. Двадцать шагов в ширину, пятнадцать - в глубину. Построения здесь проводят, что ли? Пол - наборный буковый паркет. Имитация, но качественная. Из мебели - стол с парой мониторов и тремя эмиттерами голосфер. Ближе к двери - жесткий стул. Окно за спиной военкома отрегулировали на частичную прозрачность, но свет яркого октуберанского полдня все равно слепил Марка, мешая рассмотреть человека за столом.
        Зато для хозяина кабинета Марк был как на ладони.
        Военком не спешил отвечать. Марк замер по стойке «смирно», украдкой бегая взглядом вправо-влево. Темное золото патинированного ауропласта. Правую стену оккупировали голограммы боевых штандартов и портреты консулов. В центре композиции растопырил когти имперский орел. Левая стена была девственно чиста. У Марка закралось подозрение, что это демонстрационная панель - просто сейчас она выключена.
        - Вольно, боец. Ко мне!
        Пять шагов до стола. С каждым шагом фигура военкома проявлялась, обретая характерные черты. Темно-синий мундир с орденскими планками. Гвардейские нашивки; по две молнии в петлицах. Гард-примипил, считай, армейский полулегат. Лицо военкома вытесали топором из дубового полена: прямые линии и углы, резкие складки. Сухая кожа туго натянута, хотя примипилу за семьдесят. Нанопластика? Вряд ли…
        Сесть военком не предложил.
        - Дисциплинка? - лязгнул он, словно затвор передернул.
        - Так точно.
        - Бардак и разгильдяйство?
        - Так точно.
        - Дисциплинку тебе подтянут. Что, боец? Готов послужить Родине?
        - Так точно, господин гард-примипил!
        - Господин военный комиссар.
        - Так точно, господин военный комиссар!
        - Готов искупить?
        - Не понял, господин военный комиссар!
        - Вину свою искупить готов? Не слышу, боец!
        Лицо Марка застыло. Каменный идол уставился в глаза деревянному:
        - Никак нет.
        - Что значит - «никак нет»?!
        - Служба в вооруженных силах Великой Помпилии является священным долгом и почетной обязанностью каждого гражданина Империи, господин военный комиссар! Но никак не наказанием! Поскольку искупление вины есть наказание за проступок…
        - Умник, - лязгнул затвор.
        Военком сверлил взглядом строптивого призывника, но Марк знал, что одержал маленькую победу. Возразить по существу военкому было нечего.
        - Какие военные специальности успел освоить?
        - Навигатор либурны, второй пилот. Специальные системы вооружения - факультативно.
        - Факультативно! - фыркнул военком, выбираясь из-за стола. - Навигатор и второй пилот - офицерские должности, боец! На срочной службе они тебе не пригодятся. Солдатскими специальностями владеешь?
        - Никак нет.
        - Оно и видно…
        Сцепив руки за спиной, военком прошелся по кабинету, давая Марку время осознать свою никчемность. Сейчас он до боли напоминал дисциплинар-легата Гракха, особенно со спины. Вернувшись обратно, военком садиться не стал, лишь оперся о столешницу.
        - Родина дает тебе выбор, боец. Ты этого не заслуживаешь, но Родина любит даже таких обормотов, как ты. Тебе известно, чем отличается служба в частях вероятного контакта от службы в частях второго эшелона?
        - Так точно, господин военный комиссар!
        - Доложить отличия, боец.
        - Части вероятного контакта призваны первыми вступить в бой с противником в случае войны. Служба в частях вероятного контакта проходит под ступенчатым ослабленным клеймом, иначе «корсетом», для обеспечения лучшего взаимодействия частей, подразделений и отдельных бойцов. Военнослужащие таких частей утрачивают часть личной свободы - до десяти процентов максимум в режиме так называемого «корсажа», иначе форсажа координирующей сетки. В частях вероятного контакта служат контрактники или военнослужащие срочной службы, добровольно давшие письменное согласие…
        Память у Марка была хорошая. Он барабанил точно по тексту «Уложения о родах войск, воинских частях и воинских специальностях», местами позволяя себе небольшие вольности: «корсет», «корсаж»…
        - Чем отличаются части второго эшелона от частей вероятного контакта?
        - Для частей второго эшелона боевой контакт с противником предусмотрен лишь в особых случаях. Основная задача частей второго эшелона - тыловое обеспечение успешных боевых действий частей вероятного контакта. К частям второго эшелона относятся войска связи, интендантские, строительные и другие вспомогательные части, подразделения и службы. Службу в таких частях военнослужащие проходят в режиме обычного подчинения, без утраты части личной свободы…
        - Достаточно. Тебе ясно, боец, зачем я задаю тебе вопросы? Чтобы убедиться: ты понимаешь, о чем идет речь, и сделаешь осознанный выбор. Тебе оказана честь! Военный комиссар округа лично тратит на тебя своё драгоценное время!
        - Рад стараться, господин военный комиссар!
        - Старайся, боец. А выбор таков: два года срочной во втором эшелоне. Натаскают тебя в учебке на связиста или экскаваторщика, и вперед, в стройкогорту: траншеи рыть. Без «корсета», как на гражданке. Срок оттрубил - свободен. Это первый вариант. Уяснил?
        - Так точно.
        - Вариант второй: часть вероятного контакта. Полтора года под «корсетом». Там тебе жизнь мёдом не покажется, это я обещаю. Учился на либурнария?
        - Так точно.
        - Курс «солдатских» инъекций прошел?
        - Так точно.
        - Значит, учебка по сокращенной программе - и в строй! Рядовым на либурну. Это тебе не в навигаторском кресле сидеть, сенсоры околачивать! Зато через полтора года…
        Военком взял паузу. Марк ждал, забыв дышать.
        «…через полтора года, - думал военком, меряя шагами кабинет, - у парня будет шанс. Если снова не облажается. Вон, ершистый какой! Перебесится, окажется на хорошем счету - подаст документы на восстановление в училище. Срочная в общую выслугу пойдет…»
        Военком был доволен. Парень ему глянулся. В молодости Тит Нумериус Клавдий был таким же: сердитый дурак, борец со вселенской несправедливостью. Что ж, жизнь - бравый командир - макает дураков мордой в грязь. Существуй в мире справедливость, сейчас Клавдий служил бы не примипилом на должности военного комиссара, а консуляр-трибуном или даже вторым консулом…
        Мелкие радости, подумал военком. Бренди, свиной шницель, карты по вечерам. Услуги приятелям. Вот что мне осталось: мелкие мужские радости. Клавдий был рад исполнить просьбу старого знакомого, дисциплинар-легата Гракха, при этом не злоупотребив властью и служебным положением.
        Контрапункт.
        Гай Октавиан Тумидус, изменник Родины
        (семь дней тому назад)
        Родина сжимается с каждым днем жизни.
        Страна. Город. Улица. Дом.
        Мама. Отец. Жена.
        Дети. Внуки.
        Друзья.
        Нужна ли большая родина? Пожалуй, нужна.
        Можно ли жить в ней до конца?
        Пожалуй, нельзя.
        И все равно - пальцы сжимаются в кулак,
        Такой, что впору забивать им гвозди.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        Тенты - легкие, перистые облака из древопены - стайкой альбатросов парили над плотом для пикника. Предлагали себя, бросали краешек робкой тени на обнаженное плечо, голень, руку, расслабленно свесившуюся в воду. Внизу, по еле заметной зыби, растаскивая дар теней, словно рыбы - крошки хлеба, бежали дорожки искр. Солнце плюшевым орангутаном висело над побережьем Йала-Маку. Со щедростью богача, осыпающего благодеяниями любимое дитя, оно заливало скалы, песок и море потоками света. Здесь, в курортной полосе, востребованной туристами, было трудно найти безлюдную бухту для отдыха в уединении. Лишь за горбатым, далеко выдвинутым вперед мысом Коринам укрывалась целая россыпь таких бухточек, сдаваемых в аренду почасово - за бешеные, между прочим, деньги.
        - Брысь! - стройная брюнетка погрозила тентам кулаком.
        Юлия Руф, единственная женщина среди помпилианцев-коллантариев, не боялась солнца. Она вообще мало чего боялась в этой жизни. Особенно после того, как ее, доктора социостратегии, руководителя группы лабораторий имперского значения, дочь Тита Макция Руфа, второго консула на Октуберане, позднее - наместника на Квинтилисе… Сколько ни перечисляй заслуги и титулы, заработанные честным трудом или обретенные по праву рождения, а факт остается фактом. Горькая отрава, холодный душ: Юлию Руф лишили расового статуса.
        - Брысь, говорю!
        Юлия перевернулась на бок.
        - Итак, легат Тумидус, - она потянулась, как кошка, и сладко простонала, нервируя мужчин, - мы здесь. Все, кого вы пригласили для конфиденциальной беседы между небом и водой. Мы вас слушаем.
        - Называйте меня полковником, - сказал Гай Октавиан Тумидус.
        - Хорошо.
        Юлия осталась невозмутимой. Хотя ей до смерти хотелось узнать, почему гордец Тумидус, чей ослиный норов служил темой для анекдотов, попросил ее о таком странном одолжении. Да, попросил, и надо было быть Юлией Руф, чтобы уловить в вечно раздраженном, каркающем голосе Тумидуса оттенок просьбы.
        - Значит, полковник. Если следовать этой логике, вы, Лентулл, станете капитаном. Манипулярий - это ведь капитан, я не ошибаюсь?
        Белобрысый Лентулл кивнул. Ответить он не мог - только что Лентулл откусил большой кусок от бутерброда с тунцом. Маринад тек обжоре на подбородок и грудь.
        - Вы же, Аттиан, из обер-центуриона превратитесь в старшего лейтенанта…
        - Так точно! - отрапортовал хмурый не по годам Аттиан.
        - Что до вас, мой милый Антоний… Вам не повезло. Как вы были Антонием Гракхом, начальником моей личной охраны, так и останетесь. Без чинов и званий. Вас это не оскорбляет?
        Антоний Гракх, крепко сбитый мужчина лет пятидесяти, молча плавал вокруг плота. Берег дыхание? Нет, просто знал Юлию лучше всех - самая неудачная мишень для шпилек госпожи Руф. Гражданин, кого Великая Помпилия оставила в числе законных сыновей, человек, который не был коллантарием, Антоний не покинул Юлию в изгнании. Поговаривали, что наместник Руф, публично отрекшись от дочери, как того требовало положение высокопоставленного чиновника, в тайной беседе взял с Антония Гракха клятву по-прежнему хранить Юлии верность. Служить особе, лишенной расового статуса, закон не запрещал. Каждый зарабатывает, как умеет. А мнение толпы интересовало Антония в последнюю очередь.
        - Я не вижу Спурия, - Юлия театрально оглядела море из-под козырька ладони. - Где наш милый, наш дорогой Спурий?
        - Я его не пригласил, - буркнул Тумидус.
        - Почему?
        - Он цивил.
        - Он закончил срочную обер-декурионом. Со спецподготовкой.
        - Это было давно. Я пригласил людей, знающих толк в дисциплине. Людей, способных командовать и подчиняться. Людей, которым я доверяю всецело. Если мы придем к общему решению, я переговорю со Спурием и остальными.
        - Спасибо за комплимент, полковник, - блестя жемчугом зубов, Юлия расхохоталась. - Как вам известно, я тоже не служила в армии. Антоний, а вы?
        Антоний фыркнул - вода попала в рот.
        «Стерва, - подумал Тумидус. - Стерва, язва, умница. Мне без нее не обойтись. Разлеглась, кошка! Нет, это не купальник, это какие-то шнурки. Лучше бы она загорала нагишом. После родов Юлия слегка располнела, но, клянусь Высшим Разумом, ей это идет. Дети, как я понимаю, с няньками. Муж улетел домой, на Борго, проведать тетушку. Это кстати. Притащи Юлия на плот мужа…»
        Супруг Юлии, невропаст Лючано Борготта, всегда вызывал у Тумидуса самое неприятное расположение духа. Говорят, общие приключения сближают. Тот, кто изобрел эту сентенцию, не был знаком ни с гард-легатом Тумидусом, ни с Лючано Борготтой, мастером контактной имперсонации. Тумидус даже втайне радовался, что Юлия, выходя замуж, осталась на девичьей фамилии. Называть Юлию госпожой Борготтой было выше его сил.
        - Ладно, - Юлия села, скрестив ноги. Жестом подозвала тент, укрылась в тени. - Оставим шутки. Полковник, вы собрали нас, помпилианцев-коллантариев, знающих толк в дисциплине. Собрали на плоту, в море, подальше от чутких ушей. Возможно, узко наведенный микрофон с берега уловил бы наши разговоры… Но я сомневаюсь, что кто-то заинтересуется нашей встречей. Пикник изгнанников! Что может быть естественней? Мы слушаем вас, друг мой.
        - Что нужно, чтобы собрать колланта? - спросил Тумидус.
        Вопрос напоминал удар под дых: резкий, внезапный.
        - Помпилианец, - Аттиан перебрался ближе. - Помпилианец, как связующий центр. Невропаст, контактный имперсонатор, как наладчик системы. Группа энергетов в разных сочетаниях. Вехден, гематр. Вудун, гематр. Брамайн, вудун, брамайн. Закономерность сочетаний не обнаружена. Наконец, варвары и техноложцы. Шесть-девять человек общим числом. Почему вы спрашиваете, господин легат?
        - Полковник, - напомнил Тумидус.
        Он присел рядом с Аттианом на корточки:
        - Потому что меня мучат подозрения.
        Наголо бритая, загорелая голова Тумидуса блестела начищенной бронзой. Кожа туго обтянула лицо, превратив щеки во впадины, а скулы - в утесы на берегу. Казалось, с Аттианом разговаривает живой череп, полномочный представитель смерти.
        - Потому что я не сплю ночами. Потому что, как мне кажется, вудунские хитрецы решили обойтись в этом деле без нас. Я имею в виду, без помпилианцев.
        - Бред, - пожал плечами Аттиан. - Это невозможно.
        - Я тоже так думал, - ответил Тумидус.
        Из-за мыса вывернул глиссер, рванул было к плоту, но ушел в крутой разворот. Хозяева бухты не зря брали высокий гонорар за аренду, вернее, за уединенность. Идиот на глиссере наверняка удивился, когда автопилот перехватил управление, возвращая машину в разрешенную зону. Идиот будет вдвойне удивлен суммой штрафа, которая автоматом уйдет с его счета в пользу хозяев бухты. Захоти Тумидус подать жалобу на нарушение границ арендованной акватории - компенсация жалобщику превзойдет самые смелые ожидания.
        - Обойтись без нас, - повторила Юлия. - Коллективный антис без помпилианца. Парашют без строп, кварц без кристаллической решетки. Я бы повторила вслед за Аттианом, что это невозможно. Но я давно знаю вас, полковник. Вы не из паникеров. Если вы так говорите, значит, у вас есть аргументы. Мы готовы их выслушать.
        «Мы, - отметил Тумидус. - Юлия, несравненная Юлия, ты захватываешь лидерство, как автопилот - управление глиссером-нарушителем. Что ж, так проще. Антоний примет любое твое решение. Даже если ты нырнешь в горнило звезды, он последует за тобой. Остальных ты убедишь сама - если, конечно, мне удастся убедить тебя.»
        - Все помнят гибель колланта в области Хобота? Колланта, где невропастом шел Степан Оселков?
        - Да.
        Справившись с бутербродом, Лентулл вмешался в беседу. Рядом с другими мужчинами - поджарыми, мускулистыми, резкими в движениях - Лентулл смотрелся рыхлым тюфячком. Мало кто знал, как обманчиво это впечатление. Во всяком случае, Тумидус предпочел бы сойтись на борцовском ковре с тремя профессорами Мваунгве сразу, нежели с одним обжорой Лентуллом.
        - Кто-нибудь из вас был на похоронах?
        - Нет.
        - А я был, - сказал Тумидус. - У меня крепкие нервы…
        …в сфере визора бились волны и поля. Было красиво, сулило смерть.
        - Ракшаси, - вздохнул координатор Умсла. - Она вынырнула из-за астероидного пояса Малой Виманы. Хищная флуктуация класса 4R-10+ согласно реестру Шмеера-Полански. Бой был коротким. Схватку зафиксировала следящая орбитальная станция «Карттика». Коллант погиб быстро: распался на малые тела. Что-то нарушилось в связке коллантариев… Флуктуация сразу утратила интерес к продолжению контакта. Когда она ушла, челнок со станции подобрал замерзшие трупы.
        В холодной мгле космоса кружились ледышки - шесть тел. Мертвецкий хоровод расширял кольцо, словно желал напоследок захватить как можно больше пространства, негостеприимного к белковым существам. Жизнь кончилась, время вышло, так хоть пространство… К телам приближалась искорка - челнок «Карттики».
        - Вечная память, - Юлия нахмурилась. Между бровями госпожи Руф залегла жесткая складка. - Степка был хорошим парнем. Лючано очень огорчился, узнав о его гибели. Даже плакал, когда думал, что я не вижу. Он знал Степку еще мальчишкой. С остальными мы знакомы не были.
        - Это не все, - сказал Тумидус. - Я не закончил.
        - …ракшаси, - координатор Умсла виновато развел руками. - Высокий класс. Будь на месте колланта кто-то из природных антисов… Папа Лусэро, Нейрам Саманган, Буйвол Капардин - любой из них порвал бы флуктуацию в клочья. Мне жаль, что сила коллантов ограничена. Мне очень жаль, полковник.
        - Кто погиб из помпилианцев? - спросил Тумидус.
        - Валерий Флавий, с Квинтилиса. Вы знали его?
        - Нет.
        Ракшаси, думал Тумидус, глядя, как в сфере танцуют покойники. Коллант. Бой лучей, полей и волн. Умсла ничего не понимает. Никто не понимает, кроме нас. Тумидус ясно представлял, как это видится изнутри, из-под шелухи. Вторичный эффект Вейса, галлюцинативный комплекс был для коллантариев ярче любой реальности. Степь, опаленная зноем. Море ковыля. Скачка к далеким холмам. Чешуйчатая броня, шлем с пышным султаном. Меч тяжко хлопает по бедру. Отряд - единое целое, и ты - центр его, центр и связующие нити. Так идет в бой центурия под корсетом. Из-за холма выходит женщина. Она смеется. Она меняется - выше любого из всадников, больше слона. Из пасти течет густая слюна. Блестят клыки, способные испугать тигра. Когти-кинжалы тянутся к незваным гостям. «С флангов! Обходим с флангов…» Маневр не удается. Свалка, пыль, хрип. С седла наземь летит один всадник, другой. Связь теряется. Единство распадается, люди превращаются в мясо, в добычу. Холмы гаснут, степь выгорает, чернеет, дышит убийственным холодом…
        Трупы в космосе.
        Хищный сгусток полей удаляется прочь.
        - Ничего нового, - Юлия любовалась своими ногтями, выкрашенными в ярко-алый цвет. - Одни эмоции. Я понимаю вас, полковник. Я сама очень переживала. Но сейчас я хочу аргументов.
        Остальные молчали.
        - Ничего нового? - криво улыбнулся Тумидус. Он напоминал ворона, слетевшего на падаль. - Ошибаетесь, милейшая госпожа Руф. Помпилианец Валерий Флавий, с Квинтилиса, участник погибшего колланта. Кто-нибудь знаком с покойным господином Флавием?
        - Нет, - сказал Аттиан.
        - Нет, - сказал Лентулл.
        - Нет, - берясь рукой за край плота, сказал Антоний Гракх.
        - Кто-нибудь, кроме меня, присутствовал на похоронах?
        - Нет.
        - Продолжайте, полковник, - в глазах Юлии зажглись искорки интереса. Рука сжалась в кулак, ногти впились в ладонь. - Я прошу у вас прощения. Я зря перебила вас. Честное слово, зря.
        …тела.
        В гробах с позументом, с кружевами по краю.
        Военный оркестр, траурный марш.
        Салют из древних карабинов.
        Коллантариев хоронили по высшему разряду. Как офицеров, погибших при исполнении воинского долга. Первым с краю, открыт для прощания, лежал Валерий Флавий - связующий центр колланта. Тот, от кого отказалась родина, принимал почести благодарной Китты.
        У гроба, склонив голову, стоял Гай Октавиан Тумидус. Все видели, что полковник скорбит. Но кое-кому показалось, что полковник принюхивается. Напрасно, что тут говорить - от трупов не пахло разложением. Сандал, амбра, фиалка. Сухие ароматические травы. Бальзамировщики в морге позаботились о консервации покойных.
        - Его клеймо…
        Тумидус обвел присутствующих мрачным взглядом. На бритой голове обильно выступили капельки пота, словно тяжесть, лежавшая на плечах рассказчика, разом возросла.
        - Наши клейма - клейма коллантариев - меняются после выхода в большое тело. Мы теряем способность к клеймению новых рабов. Теряем возможность удерживать рабов прежних. Сила наших клейм, трансформированных «уходом в волну» - лишь часть былой мощи. Это позволяет связывать колланта воедино без подавления личной свободы коллантариев. Господа офицеры, вы еще помните, что значит служить под корсетом?
        Господа офицеры кивнули, не сговариваясь.
        - Но это не значит, что наши клейма атрофируются. Все помнят, что происходит с клеймом покойника?
        - Да, - за всех ответила Юлия Руф. - Пока тело не разложилось в достаточной степени, клеймо отчасти функционирует. Оно больше не способно удержать рабов. Но хватательные движения… Клеймо мертвеца пытается вернуть рабов. Это рефлекс. Его легко почувствовать, стоя рядом с трупом. Легко, если ты помпилианец…
        Тумидус встал над Юлией:
        - Совершенно верно. Я чувствовал остаточные судороги клейма Валерия Флавия. Угасая, оно искало потерянных рабов. Не коллантариев - рабов. И замечу, потерянных недавно. Что скажете, госпожа скептик?
        - Это естественно.
        - Для обычного помпилианца. Но не для коллантария! Мы живем без рабов. Умри мы сейчас, нашим клеймам некого будет искать.
        - Первый выход? - предположил Лентулл.
        - Я спросил об этом у Умслы. Он ответил: нет. По его словам, погибший Флавий был опытным коллантарием. Но я стоял над телом Флавия и чуял ложь. Вудуны не могли знать, что мы, помпилианцы, слышим клейма наших мертвецов. А тело Флавия отлично сохранилось…
        - Вывод? - хрипло бросила Юлия.
        - Нам подсунули липового коллантария. Валерий Флавий был помпилианцем, но он никогда не бывал в колланте. Его убили и подложили к остальным мертвецам для комплекта. Возникает вопрос: какой же помпилианец был в составе неудачливого колланта?
        - Или не помпилианец, - Юлия умела быстро строить логические цепочки. - Нашу роль в колланте выполнял кто-то другой. Возможно, поэтому коллант и распался. Никакой ракшаси не было и в помине. Дымовая завеса, отвлечение внимания. Эксперимент - коллант без помпилианца - закончился крахом. Вы правильно сделали, что собрали нас, полковник.
        Глава восьмая.
        Крысобой бьет первым
        I
        - Рядовой Антоний!
        - Я!
        - Рядовой Аврелий!
        - Я!
        - Рядовой Балбин…
        В училище такой архаичной дурью, как перекличка, никто не маялся. Там курсанты выходили на построение через турникет со сканером. Командир, глянув в служебный планшет, сразу видел, кто отсутствует. Проще, быстрее и надежней. Здесь, в учебке либурнариев на варварском Сечене, сканер был один - на КПП. В остальном - «условия, максимально приближенные к полевым», как выразилась обер-декурион Ливия Метелла, зачисляя Марка в учебную манипулу. Стылый, насморочный ветер продувал плац насквозь. По небу неслись грязно-серые клочья облаков, цепляясь за верхушку флагштока. Имперский штандарт с орлом громко хлопал: огрызался, как мог. Над орлом, отменяя полет на веки вечные, клубилась беспросветная муть. Мир тонул в мороси, дурной и зябкой. Марк поежился. В выданной ему форме имелся примитивный контур обогрева, но включать его при плюсовых температурах запрещалось. Экономия энергии? Чтобы жизнь медом не казалась, как обещал военком?
        - Рядовой Кацелий!
        - Я!
        - Рядовой Ноний!
        - Я!..
        Глотка у обер-декуриона Ливии Метеллы была луженая. На месте начальства Марк давно бы охрип. А ей хоть бы хны! Суровая женщина. Окажись Ливия родной сестрой обер-декуриона Горация, Марк бы не удивился. Клонируют их, этих обер-декурионов? Что мужчины, что женщины: на вес чугуна, плац под ногами прогибается. Скрутит в бараний рог и лба не утрёт. Слабый пол, он же прекрасный - нет, такие глупости не про Ливию. Рядом с Метеллой военком, рубленый топором, сошел бы за скрипача в шестом поколении. Марк рискнул представить декурионшу в вечернем платье - декольте, рюши, брилианты. Затем в постели - пеньюар, страсть, жаркие объятья. Воображение отказывало. Иные рождаются в сорочке, Ливия Метелла родилась в мундире.
        - Декан Прастина!
        - Я! - гаркнули Марку в ухо, обдав мелкими брызгами слюны.
        Брезгливо поморщившись, Марк чуть-чуть повернул голову. За его спиной пыжился от наглости декан Прастина, худосочный жлоб. В армии Сеченя, приютившего учебку, или, скажем, в пехотных частях Борго деканов звали ефрейторами. Уши Прастины, оттопыренные на манер локаторов, были лиловыми от холода. На кончике носа повисла мутная капля. Дрогнули узкие, обметанные простудой губы:
        - Чего пялишься, придурок? Стоять смирно!
        Делать замечания в строю не положено. Даже если ты старше по званию, а боец действительно нарушает дисциплину. На то есть командир, стоящий перед строем. Но декан Прастина не мог упустить случай. Решив, что одних слов недостаточно, он пнул Марка в щиколотку носком армейского ботинка. Стоишь, боец? Правильно, стой и терпи. Привыкай. А попробуешь вякнуть…
        - Рядовой Тумидус!
        - Я!
        - Головка от штыря, - второй пинок в щиколотку.
        - Центурия, ррравняйсь! Смир-р-на! Ррравнение на середину!
        Четко печатая шаг, обер-декурион Метелла двинулась на доклад к обер-манипулярию Фульгинию, начальнику учебки, ждущему в центре плаца. Получив третий пинок, Марк удостоверился, что в его сторону начальство не смотрит, и повернулся к лопоухому декану.
        - Молодой человек, - внятно, как слабоумному, сказал Марк. - Сделайте так еще раз, и я сломаю вам нос. Вам все ясно?
        Он отвернулся прежде, чем до Прастины дошел смысл сказанного. Спиной Марк чувствовал, как растерянность декана сменяется осознанием невозможности, фантастичности проступка новобранца, как горло Прастины перехватывает от гнева, возмущения и, чего греха таить, страха…
        - Господин обер-манипулярий! Первая центурия построена. Отсутствующих нет. Докладывала обер-декурион Метелла.
        - …вторая центурия… Отсутствующих нет. Докладывал…
        - Виват, бойцы!
        - Виват, господин обер-манипулярий!
        Ливия Метелла что-то почуяла. Стоя навытяжку рядом с обер-манипулярием - справа и на шаг позади - она буравила взглядом строй. Прастина сдулся: шарик, из которого выпустили воздух. Рыпаться на глазах у чугунной декурионши, было смерти подобно. Марку послышалось бессильное шипение: «Ничего, урод! Сквитаемся…»
        Квитайся, подумал Марк. Размажу тебя по стенке, и будем квиты.
        - Первая центурия! В медблок шаго-о-ом марш!
        - Опять колоть будут, м-мать!.. - зло процедили сквозь зубы.
        - Достали уже. Все руки в синяках…
        - Вторая центурия! Приступить к занятиям по строевой подготовке!
        - Везет, блин…
        Марк припомнил свои первые «солдатские» инъекции. В сравнении с болезненными уколами муштра казалась за счастье.
        - У них - после обеда. Никуда не денутся…
        - Ррразговорчики в строю! Левой! Левой!
        Маршировала центурия через пень-колоду. Солдаты сбивались с шага, выравнивались - подошвы гулко впечатывались в плац - и сбивались вновь; звук дробился, горохом отскакивал от нанобетона…
        - Подтянись, слизняки! Ногу! Ногу держать!
        Мальчишки, думал Марк. Маменькины сынки. Сколько они в учебке? Два, от силы три месяца. Против моих трех лет в училище; даже больше, чем трех. Рядом с салагами Марк видел себя мужчиной - взрослым, пожившим. Съел пуд соли, стоптал уйму ботинок…
        Хотя ботинки из армированного скиноморфа еще попробуй, стопчи!
        II
        - Рядовой Тумидус!
        - Я!
        - Сюда.
        Сразу видно - врач. Да, военный, в чине обер-центуриона медслужбы. Ну и что? Строевой офицер скомандовал бы: «Ко мне!» Марк прошел мимо солдат, ожидавших своей очереди и, раздвинув пластиковые занавеси, вошел в медицинский бокс. Подумать только! - ни тамбура, ни мембраны. Проём и два больших куска пленки, свисающих с перекладины. Куда он попал? В каменный век? Ладно, казарма. Но медблок?!
        - Тут сказано, - врач «листал» служебный планшет, - что ты прошел полный курс «солдатчины».
        - Так точно.
        - Четыре инъекции из «офицерского» курса. Это правда?
        Марк напряг память. Верно, четыре.
        - Так точно.
        - Тогда продолжим «офицерский» курс. Раздевайся по пояс и садись.
        Врач указал Марку на кресло: такое же, как у доктора Туллия, только вытертое в хлам. Левый край сиденья раскрошился, щерился зубцами.
        - Я же рядовой! - изумился Марк.
        - Родина в тебя средства вложила, рядовой! - врач рассердился, но вяло, без огонька. - Что теперь, все - коту под хвост?! Так, рядовой? Садись и прикуси язык. Офицера из тебя не вышло. Может, хоть декурион получится? Я думаю, вряд ли, но у меня приказ. Понял?
        - Так точно…
        Марк поискал, куда бы положить одежду, и наткнулся на взгляды сослуживцев. Парни его центурии, по-птичьи выворачивая шеи, глазели на Марка из соседних кресел. Во взглядах горела злая, растравляющая душу зависть. «“Офицерскую”? Этому?! За какие заслуги? Небось, и не больно совсем…» Бросив одежду на скамейку у стены, Марк сел, куда было велено, и ткнул пальцем в сенсор, активируя манжеты. Врач хмыкнул, но промолчал. Марк закрыл глаза, постарался расслабиться. Рядом застонали сквозь зубы, пытаясь сдержать крик. «Солдатчина» - тот еще подарок, особенно в первые месяцы.
        Дальше - легче.
        Укол оказался не больнее комариного укуса. Врач точно ничего не перепутал? Впрочем, последний укол в училище тоже был не слишком болезненным. Правду говорили: к «офицерской» организм адаптируется быстрее, чем к «солдатчине». Это в нашей природе: подчинять, а не подчиняться. Почему вакцину вводят иглой? К чему эта архаика? Есть безигольные инъекторы… Все, поздно. Спрашивать надо было у доктора Туллия. Тут тебе не училище. Рядовому лучше держать язык за зубами.
        - Как самочувствие, боец?
        - Нормально.
        - Слабость? Головокружение?
        - Никак нет.
        - Тошнота? Галлюцинации?
        - Никак нет, господин обер-центурион.
        - Контрольные пять минут сиди здесь.
        - Есть сидеть здесь.
        За стеной оглушительно загремело. Ругнувшись, врач поспешил вон из бокса.
        - Видал? «Офицерку» колют!
        Шепот, полный возмущения, не предназначался для ушей Марка.
        - Слышал, что ему доктор сказал? Декурионом будешь!
        - Этот декурион у меня из сортирных нарядов не вылезет!
        Знакомый голос. Декан Прастина, как и предполагалось, не угомонился.
        - Что он тебе в строю вякнул?
        - Он? Мне?! Этот салабон?!
        - А знаешь, за что его из училища поперли?
        - Ну?
        Марк навострил уши. Ему стало интересно.
        - Троих отметелил. В лазарете еле откачали.
        - Врешь!
        - Его в дис-когорту хотели. Папаша отмазал.
        - Откуда знаешь?
        - Знаю.
        - Гонишь ты все…
        Уверенности в голосе Прастины не было. «В открытую не полезет, - понял Марк. - Жаль. Теперь какую-нибудь подлянку втихаря подстроит.»
        - Раздолбаи! На минуту оставить нельзя!
        Врач орал по инерции. Раздолбаи, которыми он возмущался, остались за стеной и уже получили нагоняй по полной. Но врач все кипятился:
        - А вы чего расселись?! Брысь отсюда! Гоните следующих…
        - Есть гнать следующих!
        - Живо, живо!
        Приказ «брысь!» и фиксирующие манжеты вступили в явное противоречие. Раздраженный врач быстро прошелся вдоль кресел, тыкая в сенсоры. За его спиной черные змеи манжет разворачивались с шипением и уползали в норы-прорези.
        III
        - Положение для стрельбы лежа принять!
        - Курсант… Рядовой Тумидус к бою готов!
        Парень на соседнем номере хмыкнул, словно Марк сморозил глупость. Марк знал, что ответил строго по уставу. Или это из-за его оговорки? Почему все остальные молчат? Еще не готовы?
        - Поясняю для умников, в первый и последний раз, - голос Ливии Метеллы звенел металлом. - Тут не училище, тут армия. Бойцы на рубеже о готовности не докладывают. Командир сам определяет готовность подразделения и подает следующую команду. Все ясно, рядовой Тумидус? Не слышу!
        - Так точно! Виноват, больше не повторится!
        - К бою!
        Обер-декурионша выдержала паузу.
        - Снайперский режим. Дистанция двести метров, грудная мишень. Снять с предохранителя!
        «Баловство, - Марк поймал себя на том, что злится. - Тут и слепой не промахнется. Вот по «бегущей», с колена, да с полукилометра…» Он поймал мишень в прицел. Черный контур на грязно-белом пластике. Концентрические круги. Пять сантиметров «яблочка». Солдатский «Универсал» был тяжелее офицерского. Увеличение прицела не регулировалось. Все равно: лежа, с упора, из оружия, не дающего отдачи и баллистического снижения…
        - Пять одиночных. Беглый… Огонь!
        В прицел было хорошо видно, как лучи выжигают центр мишени. После пятого на месте «яблочка» образовалась дыра с обгорелыми краями. «Рядовой Тумидус стрельбу закончил!» - хотел по привычке отрапортовать Марк, но вовремя прикусил язык.
        - Поставить оружие на предохранитель. Встать. Стройся!
        Вот так. Не успел отстреляться - твои проблемы. Незачет, наряды вне очереди. Метелла внимательно изучала мишени, управляя с планшета «летучим глазом».
        - Всем зачет, кроме второго и одиннадцатого номеров. Номер второй!
        - Рядовой Аврелий!
        - Номер одиннадцатый!
        - Рядовой Ноний!
        - Незаряженное оружие, норматив прицеливания лежа. Отработать в личное время. Пересдача боевого норматива - послезавтра в 15:00. Встать в строй! К следующему упражнению - готовсь! Стрельба с колена по грудной мишени. Дистанция двести метров…
        …три часа стрельбы. Лежа, с колена, стоя. Из укрытия; на бегу. С кратких остановок; не прекращая движения. Преодоление полосы препятствий с поражением мишеней. Полигон казался бесконечным. Он уходил к горизонту, растворяясь в густом, как гороховая похлебка, тумане. Земля, раскиснув от дождей, жадно чавкала под ногами. На каждый ботинок налипло по центнеру грязи. К ногам, считай, подвесили вариаторы гравитации, каждую минуту увеличивая силу тяжести. Форму по возвращении в казарму надо будет сунуть в стиральный автомат. Хвала судьбе, стирмат здесь имеется. Зато не холодно. Даже жарко, безо всякого подогрева.
        Вон, впереди. Маячит. Завал из растрескавшихся бетонных блоков, дубовых балок, черных от сырости, и покореженной арматуры. Навернешься на такую дрянь - насквозь пропорет. По уму эту груду следовало бы обойти. Но команда плетью хлестнула в спину, бросив солдат на штурм. Марк забрался наверх в числе первых, ухитрившись по дороге счистить грязь с ботинок о бетонные ребра. Следом, пыхтя и обливаясь потом, карабкался рядовой Ноний. Парень до одури боялся отстать и заработать очередную пересдачу.
        Марк протянул ему руку:
        - Давай!
        - Отставить! - визгливо пролаяли рядом.
        Ноний испуганно вздрогнул - и едва не сверзился прямо на арматуру. К счастью, удержался; вернее, Марк удержал. Когда Ноний утвердился на гребне завала, дрожа всем телом, Марк оглянулся на лай. Ну конечно, крутой декан Прастина. Кто б сомневался?
        - Каждый! Должен! Сам!
        Прастина запыхался, ему не хватало воздуха. Слова он выталкивал из глотки по одному, словно вышибала пьяниц из бара на улицу.
        - Тебе. Ясно. Рядовой?!
        Ливия Метелла наблюдала за происходящим, не вмешиваясь. Вспомнив совет соседа по каюте «Протея», Марк сделал морду утюгом:
        - Так точно, господин декан! Разрешите продолжить выполнение упражнения?
        Прастина побагровел. Он прекрасно понимал: над ним издеваются. Увы, придраться было не к чему. Боец ответил строго по уставу. Сказывалось отсутствие опыта у декана: бывалый служака на месте Прастины кровь из носу нашел бы, к чему прикопаться.
        - Продолжай! - буркнул лопоухий декан.
        Громкое ржание застало всех врасплох. Следом грянул выстрел. Даже Марк дернулся, вскидывая оружие, и чуть не свалился с гребня завала. Что тогда говорить об остальных? Судьба оглянулась: «Универсалы» стояли на предохранителях. Первое, что бросилось в глаза - облако порохового дыма. Густое, сизое, оно расползалось в стороны. Над облаком брызнула темно-зелеными осколками бутылка, ранее подброшенная в воздух сильной рукой. В облаке хохотали всадники - семеро конных забияк. Бирюзовый атлас доломанов, золотое шитье, ментики оторочены мехом, султаны на киверах. Высокие сапоги начищены до зеркального блеска. Кони - лоснящиеся, холеные красавцы…
        В детстве Марк коллекционировал солдатиков. Целый стеллаж сверху донизу был заставлен вояками разных армий Ойкумены. По тем давним раскрашенным фигуркам он и опознал свою гордость, ценнейший экспонат, привезенный дедом с гастролей - сеченских гусар.
        Повинуясь умелым наездникам, кони картинно танцевали в жидкой грязи, сразу за колючей проволокой, ограждавшей полигон. Из-под копыт летели бурые ошметки, чудом не марая щегольскую форму. Один из гусаров подкрутил усы, завитые на концах, и извлек из седельной сумки вторую, закупоренную бутылку.
        Обер-декурион Метелла громко откашлялась.
        Держа бутылку на весу за донце, гусар с лихостью опытного рубаки взмахнул саблей - наискось, снизу вверх. Часть горлышка с пробкой, засевшей внутри, кувыркнулась в воздухе. Ударил пенный фонтан.
        Обер-декурион Метелла оправила на себе форму.
        Гусар отсалютовал либурнариям, хлебнул из горлышка - и пустил бутылку по кругу. Когда бутылка опустела, ее настигла участь первой. Полет, выстрел, осколки. Под общий хохот из сумки явилась третья бутылка. Усач выразительно махнул озябшим помпилианцам: эй, солдатушки, бравы ребятушки! Как насчет согреться? Мы добрые, мы угостим…
        - Не стрелять, - приказала Метелла. - Всем оставаться на месте.
        Она зашагала к гусарам.
        Интересно, подумал Марк, это парни в увольнении гуляют? Или у них служба такая? С варваров станется…
        - Живут же люди… - вздохнул рядовой Аврелий.
        Он вытер лоб ладонью, но лишь сильнее размазал грязь по лицу.
        Полторы сотни метров земли: кочковатой, глинистой. Пучки жухлой травы. Деревянные колья с провисшей, ржавой проволокой. Ни силового барьера, ни камер наблюдения, ни аларм-сигнализации… Условия, приближенные к полевым.
        Куда уж ближе? Одно поле вокруг.
        Ливия Метелла остановилась, не дойдя трех шагов до «колючки». Гусары, как по команде, отдали ей честь, вскинув руки к киверам. Усач, рисуясь, взял саблю «на караул». Что госпожа обер-декурион сказала усачу в ответ на его демонстрацию, бойцы не услышали. Гусары рассмеялись, жестикулируя:
        «Пожалуйте к нам в компанию, сударыня!»
        Ливия Метелла повысила тон. Слов по-прежнему слышно не было, но это ясно чувствовалось даже на расстоянии. Гусары расхохотались, впрочем, без прежней уверенности. Обер-декурион включила полную мощность и продолжила монолог. Можно было лишь догадываться, что Метелла сообщает гусарам о них самих, их лошадях, их родственниках - и сложных сексуальных отношениях между всеми вышеперечисленными; куда велит отправиться, дабы не угодить под залп лучевиков во время полевых учений - и тем сохранить свое бесценное, насквозь пропитое здоровье. Но факт оставался фактом: бойцы нутром ощутили мощь акустической волны, похожей на удар инфразвукового «паникера». Мигом позже гусары, дружно развернув коней, пустили их в галоп. Они мчались прочь, не оглядываясь, и через три минуты скрылись из виду.
        - Ворон ловим? Продолжить выполнение упражнения!
        Оказывается, госпожа обер-декурион уже вернулась.
        IV
        Ужин на время примирил Марка с новым местом службы. Свиная тушенка с картошкой, свежий, еще горячий хлеб… Без изысков, зато сытно и вкусно. Что еще тебе надо, боец? Кормили здесь не хуже, чем в училище. А может, и лучше - свинью Марк однозначно предпочитал динозавру.
        После ужина солдатам полагалось личное время. Марк сунулся к стиральному автомату, глянул на табло. Оставалось еще полчаса: аппарат был древний. Он никуда не торопился, сыто урчал, переваривая добычу, и содрогался от удовольствия. В комнате отдыха гремела восхищенная брань: по визору крутили старый боевик. Фильм не вдохновлял; комментарии - тем более. Торчать в казарме до отбоя запрещалось. Да и что там делать? Мять койку, протирать взглядом потолок? На улице тоже ловить нечего…
        Заблудшей душой Марк бродил по кишкам жилого комплекса.
        Коридор отблескивал унылой, казарменной чистотой. Под потолком, вместо привычных «солнышек», лепились газоразрядные лампы. Их свет резал глаза. Пользы от ламп было с гулькин нос: большая часть коридора оставалась в тени. Кулаком Марк легонько постукивал в запертые двери. Кладовки? Подсобки? Табличек на дверях не было. Вскоре он вышел в гулкий холл - бетонную коробку без окон. Отсюда коридоры расходились по комплексу буквой «Т». Торцевую стену холла украшал имперский орел, покрытый свежим слоем «золота». Запах эмали еще не выветрился. В правом коридоре свет не горел, и Марк решил туда не соваться. Левый «рукав» привел его в гигиенический блок: умывальная, душевые, сортир… В умывальной обнаружилась дверь, не замеченная ранее. За ней что-то едва слышно шелестело.
        Марк сунулся внутрь - и замер на пороге.
        Десяток длинных столов. Обернутые сукном доски на «ногах»-раскладках. Стойки с валиками и прижимами. За третьим с краю столом трудился рядовой Ноний. На столешнице распласталась полевая форма, и Ноний, высунув от усердия кончик языка, старательно утюжил ее… Великий Разум! Утюжил! Вне сомнений, странный предмет в руках солдата являлся утюгом. Тем самым, которым советовал Марку делать морду наладчик Пробус.
        Марк в теории знал, что такое утюг. Видел на картинке в детстве. Позже - в музее. Пару раз, мельком - в исторических фильмах. Но чтобы взаправду использовать этот антиквариат для глажки одежды?!
        Ноний поднял взгляд на Марка, и все понял правильно.
        - В автомате глажка не работает, - вздохнул он. Лицо парня раскраснелось, щеки были пунцовыми. - Пятую неделю. Обещали починить…
        - Когда? - спросил Марк.
        - Вчера обещали. И шесть дней назад. Идве недели назад… Вот, приходится вручную.
        - А эти штуки? Тоже для глажки?
        - Ага. Барахло. Все время что-нибудь застревает. Утюгом надежнее.
        Что ж, подумал Марк. Будем осваивать технологии каменного века. Когда он вернулся с мятой, но чистой формой, в гладильной по-прежнему торчал один Ноний. Остальные бойцы не спешили приводить одежду в порядок. Марк взял с полки утюг, взвесил на руке. Тяжелый, зараза. Включил нагрев - индикатор показал 85 % заряда - и пристроился по соседству с Нонием. Пару раз с непривычки обжегся, но вскоре приноровился, и дело пошло на лад.
        Ноний вздыхал с удручающей частотой. Хотел что-то сказать, но не решался.
        - Я не кусаюсь, - подбодрил его Марк.
        - Слушай, ты бы это… ну, перед начальством…
        - Что - перед начальством?
        - Не прогибайся так, да?
        - Это я прогибаюсь?! - изумился Марк. Мазнув рукой по раскаленному боку утюга, он зашипел от боли. - Где?!
        - Везде! С самого утра…
        - Например?
        - Ну, на плацу. Когда маршировали. Ты ж как на параде вышагивал! Все нормально идут, а ты…
        - Это ты не видел, как на параде маршируют. Обычный строевой шаг. Я ж не виноват, что тут половина в ногу не попадает!
        - А на турнике? Подъем переворотом - двадцать раз! Я считал. На «отлично» десяти достаточно. Подтягивание - тоже десятка. А ты тридцать отпахал. На фига выделываться?
        - Сделал, сколько мог…
        Марк мог больше. Когда его вызвали к турнику, он как раз решил «не выделываться». Выходит, не спасло.
        «Проклятье! Я что, оправдываюсь?! Перед кем?!»
        - У нас многие и десяти не могут. Я, например… - Ноний потупился. - У вас в училище другие нормативы были?
        - Другие. Там все другое было.
        - В общем, ты лучше… Не лезь вперед всех. Ребята неправильно поймут. Решат: в декурионы метишь. На тебя и так уже косо смотрят…
        Некоторое время Марк молчал.
        - Ладно, учту, - он криво усмехнулся. - Спасибо, что просветил. Тебя как зовут? Меня - Марком.
        - Кезон.
        - Не трясись, Кезон, - Марк протянул Нонию руку. - Прорвемся.
        V
        - Центурия, подъем! Тревога!
        Сирена орала, как роженица. Под потолком казармы взбесились багровые зарницы «алармов». С двухъярусных коек горохом сыпались бойцы в исподнем. Босые пятки с маху ударяли в пол. Сюрреалистическими крыльями нетопырей мелькала спешно надеваемая форма.
        - Шевелись! Стройся!
        - Проснуться, живо!
        - Ты, сонная муха!..
        Норматив - пятьдесят секунд. Рассудок Марка еще прозябал во власти сна - тело действовало само, на голых рефлексах. Сколько у него их было, учебных тревог! В том, что тревога - учебная, Марк ни секунды не сомневался. Война на мирном, патриархальном Сечене? Высадка десанта с дикой Кемчуги?! Гусары умирают, но не сдаются, ждут подмоги от союзников-помпилианцев…
        В такой экстрим верилось с трудом.
        Он уложился в сорок три секунды. Посредственное время для курсанта-выпускника, отличное - для рядового в учебке. Опять решат, что выслуживается. Ну и хрен с ними! Пусть думают, что хотят. Уже стоя в заполняющемся строю, Марк наскоро проверил форму и амуницию. Мундир застегнут, портупея подогнана, подсумки и поясные аккумуляторы на месте. «Универсал» на плече, в походном положении - заряжен и на предохранителе.
        - Ррравняйсь! Смиррр-на!
        Строй окаменел.
        - Деканам приступить к осмотру личного состава!
        Командовал незнакомый декурион. Ливии Метеллы видно не было. Вдоль строя двинулись четыре декана, придирчиво осматривая бойцов. Они напоминали таможенных псов, вынюхивающих наркоту.
        - Почему воротничок нараспашку?!
        - Где подсумок, боец?!
        - Оружие к осмотру! Не заряжено?! Рядовой Кацелий?
        - Так точно!
        - Два наряда вне очереди!
        - Есть два наряда вне очереди…
        Декан Прастина возник перед Марком, как бес из табакерки. Осматривал долго, с въедливостью заклятого врага. Потребовал предъявить оружие. Марк предъявил. Прастина скрипнул зубами: придраться снова было не к чему. Кусая губы, он двинулся дальше, не задерживаясь возле других бойцов.
        - Вольно. Отбой учебной тревоги. Р-р-разойдись!..
        И через час:
        - Центурия, подъем! Тревога!
        Сирена, багровые сполохи, топот ног, сдавленная брань… Карусель, подумал Марк. Знаем, проходили. В училище, на первом курсе. Спать хотелось до одури. Кружилась голова. «Р-разойдись!»; мутная, беспокойная дрема; «Центурия, подъем!..» Декан Прастина скользнул по Марку бессмысленным взглядом сомнамбулы и протопал дальше на деревянных ногах. Не узнал спросонья? Вряд ли. Лопоухому было уже все равно - лишь бы скорее упасть и отрубиться. Марку хотелось того же. Мысли путались, в груди под сердцем копилась тупая злоба. Тыкалась в ребра, искала выход. Салабона нашли? Примерного? Подъем-отбой, упал-отжался? Значит, выслуживаюсь? Штык вам в очко, чтоб голова не болталась! Буду, как все. Раздолбаем, по меткому определению врача.
        Прав Ноний, не хер прогибаться…
        Четвертая серия сорвала Марка, что называется, с нарезки. Плохо соображая, что делает, дрожа от липкого, дурманного куража, он ужом ввинтился под собственную койку - благо спал на нижней - свернулся калачиком и провалился в сон. Жесткий пол показался ему мягче перины. Идите в задницу с вашими тревогами! Мы свое в училище «откаруселили». Он беззастенчиво продрых и сирену, и команду «Центурия, подъем!», и отбой, и суматоху, начавшуюся в пятый раз. Скорее всего, никто бы его не хватился, если бы из-под койки в самый разгар проверки не высунулась босая нога. Об нее споткнулся декан Прастина, едва не упав. Лопоухий тупо уставился на препятствие, заморгал, пытаясь навезти резкость - и вдруг оскалился с волчьим энтузиазмом.
        - Подъем, боец! Подъем, я сказал!
        Марк не реагировал. Ему снились щелчки кнута. Только звук, похожий на свет; острые вспышки в кромешной темноте. Иногда контрапунктом наслаивался топот копыт. Это началось недавно, вскоре после дуэли с Катилиной. Кнуты, подарки деда, Марк взял с собой на Сечень, как личное имущество. Сдал опциону под расписку, понимая, что до конца службы кнутов ему не видать, как собственных ушей. Зачем брал? Талисман?! - какой, к бесу, талисман… Вот: каждую ночь - шамберьер. Терпи, боец! Сон отступал, возвращался, делался громче или тише, но никогда не исчезал совсем. Шамберьер, стоило смежить веки, задавал ритм, куда-то вел, что-то приказывал. Марк не знал: что именно. Он мучился этим вопросом, когда Прастина ухватил его за щиколотку и потянул на себя, выволакивая под мигающий багрянец «алармов». Кнут щелкнул над самым ухом, Марк рефлекторно брыкнул свободной ногой, попытался сесть, стукнулся головой о днище койки - и проснулся.
        В проходе на четвереньках - вернее, на трех точках - стоял декан Прастина. Тихонько поскуливая, лопоухий зажимал ладонью нос. На пол с дробным звуком падали тяжелые, черные капли. Пятка Марка тоже была измазана в крови.
        - Сссука! - просипел Прастина.
        Декан встал и, сгорбившись, пошел прочь между койками.
        - …Рядовой Тумидус!
        - Я!
        - Четыре наряда вне очереди!
        - Есть четыре наряда вне очереди.
        - Марк!
        Из-за поворота коридора воровато выглядывал рядовой Ноний. Он был первым, кто заговорил с Марком. Весь день, с утреннего построения и до ужина, рядового Тумидуса окружал кордон отчуждения. Казалось, Марка накрыл колпак гасящего звуки конфидент-поля. Поле отличалось дивной избирательностью: приказы обер-декуриона Метеллы и центуриона Ульпия оно пропускало без препятствий. Как и ответы Марка: «Так точно!», «Никак нет!», «Есть!». Все остальное колпак глушил намертво. Солдаты Марка сторонились, а случайно встретившись взглядами, спешили отвернуться.
        - Иди сюда!
        Марк подошел.
        - Ты в наряд? Сортир драить?
        Марк кивнул.
        - Тебя в сортире учить будут.
        - В смысле?
        Ноний опасливо оглянулся. В коридоре никого не было.
        - В смысле, бить.
        - Прастина? Пусть учит.
        - Старики. Деканы. Первым Крысобой зайдет. Декурион, здоровый такой. Он всегда первым заходит. С одного удара валит. Потом остальные набегут… Главное, не отбивайся, понял? Только разозлишь. Они попинают и отстанут. Ты это… все нормально будет…
        VI
        Из крана текло.
        Кто-то подвязал кран тряпкой, серой и волокнистой. Тряпка набухла, нижний край свесился до мойки - и вода, капля за каплей, с раздерганной бахромы падала в слив. Временами капли превращались в тонкую струйку. Ее журчание раздражало горше комариного зуда.
        К слову, это был не единственный текущий кран.
        Марк поставил ведро к стене. Прислонил рядом швабру, оперся плечом о холодный кафель. Плитка местами выщербилась - и на стенах, и на полу. Сколы неприятно блестели: такие дорожки оставляют слизни. От сырого, пахнущего хлоркой воздуха першило в горле. Из писсуаров воняло. Двери кабинок держались на честном слове. Где-то далеко, в другой жизни, люди шли в ионный душ, раздумывая, какую заказать модельную стрижку. Далеко, не здесь. Здесь солдат учили жизнь понимать. Это значило: обходиться без даров цивилизации.
        Крысобой бьет первым, вспомнил он. Не сопротивляйся. Крысобой бьет, ты падаешь, и вбегают деканы. Свернись клубочком и терпи. Так будет лучше. Значит, клубочком. На мокром, захезанном полу. Колени к подбородку, голову втянуть в плечи. Локти прикрывают ребра, ладони - челюсть. Поза зародыша. Мне помогут родиться заново: другим человеком.
        Терпи, солдат, легатом будешь.
        Скрипнула дверь. Марк никогда не видел Крысобоя, но сразу уверился: это он. На голову выше Марка, вдвое шире в плечах. Брюхо Крысобоя свисало через ремень. Гора плоти, и над ней - лицо невинного младенца, скорее девочки, чем мальчика. Крысобой улыбался. Как Марк ни старался, он не мог уловить в улыбке декуриона даже тень злорадства или насмешки. Так улыбаются умственно отсталые, когда им дарят сладости.
        - Ты, - сказал Крысобой. - Службы не знаешь.
        Вразвалочку он подошел к Марку и взял провинившегося солдата за грудки. Плотная ткань гимнастерки затрещала. Марк решил, что сейчас его ударят спиной о стену. Нет, Крысобой не торопился. Улыбаясь, он смотрел на добычу с ласковостью, от которой делалось страшно. Подбородок декуриона мерно двигался: Крысобой жевал жвачку. Изо рта великана пахло ментолом и кислятиной изжоги.
        - Ты… службы не знаешь…
        За дверью, в коридоре, смеялись. Ждали. Давали событиям прийти к логическому концу. Войдя, Крысобой закрыл дверь за собой, но это не мешало Марку слышать смех деканов, как если бы они веселились прямо здесь, в сортире. Еще он слышал, как щелкает кнут. Раньше это случалось только во сне. Галлюцинация, плод нервного расстройства. И все равно: кнут, кожаный шамберьер, щелкал раз за разом. Кони бежали по кругу, ускоряя ход. Планеты вращались вокруг звезд - кони, цирковые кони по краю манежа…
        У Марка клацнули зубы. Крысобой встряхнул его вполсилы, но этого хватило. Рот наполнился кровью: Марк прикусил язык. Ногой он задел ведро; опрокинувшись, ведро с влажным металлическим стуком откатилось к окну, замазанному белилами. Упала швабра. Крысобой подцепил древко носком ботинка и откинул вслед за ведром, к окну.
        Кнут, слышал Марк. Щелкает.
        - Не знаешь…
        На младенческом лице отразилось сочувствие. Наслаждайся Крысобой мучениями жертвы, продлевай удовольствие от чужого страха - было бы легче. Во всяком случае, привычнее. Но декурион, похоже, и впрямь уверился в своей миссии. Солдат должен знать службу. Солдату надо помочь. То, что Крысобой знал всего один способ помощи, миссии не мешало.
        - Ты…
        - Я, - сказал Марк.
        И ударил с левой, в печень.
        Брюхо декуриона оказалось неожиданно рыхлым. Кулак вошел глубоко под ребро, не встретив ощутимых препятствий. Марк ударил еще раз, с тем же результатом. Хватка Крысобоя сохранила силу. Он мерно встряхивал солдата, не знающего службы. Брови изломались домиком: это означало удивление.
        - Ты…
        Из уголка рта Крысобоя вытекла струйка крови. Он захрипел и начал сгибаться, не выпуская Марка. Ноги декуриона подломились в коленях. Из позвоночника, казалось, вынули стержень, заменив его мокрой тряпкой, как в текущем кране. Марк отступил на шаг. Руки Крысобоя опустились, но пальцев он не разжал - и неминуемо увлек бы Марка на пол, не сдай тот назад. Лишь теперь декурион отпустил кусачую добычу. Медленно, боясь упасть ничком, Крысобой встал на правое колено: рыцарь перед королем. Захрипел, словно ему пережали глотку удавкой; судорожными толчками стал втягивать воздух. Похоже, великану не было больно. Даже когда нога подвернулась, и Крысобой лег на щербатую плитку, храпя загнанной лошадью - декурион корчился не от боли, а от невозможности дышать.
        Бывает такая боль, что и не узнать.
        Дверь распахнулась. Гурьбой ворвавшись в сортир, деканы остановились, будто ударились в прозрачную стену. Бледные от изумления, они смотрели на Марка, отступившего к стене, на Крысобоя, сражающегося с удушьем, на ярко-алую полоску крови - стекая изо рта декуриона, темная кровь смешивалась с водой, разлитой на полу, теряя насыщенность цвета.
        - Сука, - выдохнул Прастина. - Ты, сука…
        И кинулся первым.
        Марк встретил его прямым в скулу. Под кулаком хрустнуло. Прастина заорал, стараясь кончиками пальцев на отмашке чиркнуть Марка по глазам. Крысеныш, подумал Марк. Второй удар отбросил декана к умывальнику; толпа подхватила Прастину, не дав упасть, вернула обратно, семикратно усилив. Какое-то время удавалось держаться, прижавшись к стене спиной, отмахиваться, разбивая носы, пиная податливые колени; Марк даже сумел завалить неугомонного Прастину на Крысобоя, но кругом вертелась бешеная карусель рук и ног, было тесно, очень тесно, в бедро ткнулся край писсуара, стена выскользнула из-под лопаток, по затылку ахнули твердым и тяжелым - кастетом? ведром? пряжкой от ремня?! - и все кончилось, как и предполагалось: холод щербатого кафеля, колени к подбородку, голову втянуть в плечи, локти прикрывают ребра…
        Поза зародыша.
        «Alles!» - в последний раз щелкнул кнут.
        Его били долго, пока он не потерял сознания. Наверное, били и потом, но это уже было неважно.
        VII
        Лестница, думал врач. Все беды от лестниц.
        Декан Прастина поскользнулся и упал с лестницы. Выбиты два зуба, перелом скуловой кости со смещением. Подкожные гематомы на бедре. Вывихнут мизинец на левой руке.
        Декурион Строфус поскользнулся и упал с лестницы. Надо полагать, следом за деканом Прастиной. Повреждена печень. Подкапсульная стабильная гематома, не менее 10 % поверхности. Прогрессирующее падение гемоглобина и эритроцитов. Боль локализована в правом подреберье, иррадиирует в правое плечо и лопатку. Декурион Строфус утверждает, что вначале боли не было.
        Задыхался, и все.
        Рядовой Тумидус поскользнулся и упал с лестницы. Прямо на декана Прастину и декуриона Строфуса. Надо заметить, очень неудачно упал. Множественные переломы ребер. Околопочечная гематома, кортикальный разрыв без экстравазации мочи. Ушиб передней брюшной стенки. Субкапсулярный разрыв селезенки.
        На лицо даже смотреть не хочется.
        Остальные падали с лестницы удачно, без серьезных последствий. Разбитые губы, ушибы мягких тканей, ссадины на костяшках пальцев. По всей видимости, та троица, что падала первой, сыграла роль соломки из известной пословицы.
        Запретить лестницы, думал врач. Ходить только по ровному. Лучше строем. Бес их забери, сопляков! Хоть пытай, не признаются. Кто зачинщик драки, из-за чего сцепились - молчат. Лелеют мечты о мщении. А ты чини их, придурков…
        Солдаты в учебке и раньше падали со ступенек. Как правило, по одному; реже - по двое. Без серьезных травм. Нынешний случай подозрительно смахивал на вспышку эпидемии. Врач даже подыскал специальное название. «Этажная болезнь» - это когда военнослужащие спускаются с этажа на этаж кувырком…
        Мрачная ирония помогала слабо. Врачу было не до смеха, хотя состояние пострадавших не вызывало тревог. Солдатики бегом шли на поправку. В лазарете сейчас куковал единственный пациент: рядовой Тумидус. Да и тому пора на выписку. Пять суток интенсивной регенерации с дополнительной медикаментозной поддержкой и коррекцией режима - более, чем достаточно. За такое время новую задницу вырастить можно.
        Жаль, новую голову не вырастишь и не пришьешь.
        Своими регенераторами врач гордился. За них он насквозь проел плешь опциону, интендантской крысе, выгрызая финансирование сверх лимита. Опцион шипел, пузырился, но флюс есть флюс, а угроза лечить флюс методами уличных цирюльников на нищей Пхальгуне - прием запрещенный, но эффективный. Регенераторы поступили на склад ровно через месяц после того, как опцион перестал маяться зубной болью. «Resumptor-RI-1240-a», новейшая модель. Интенсивность повышена на 30 %, плюс блок ручных регулировок.
        Врач любовно огладил прозрачный колпак. Отличная машина! Жаль, содержимое капсулы, мать его, портило всю радость от чудес прогресса. Под колпаком безмятежно дрых рядовой Тумидус. Дыхание ровное, на щеках - румянец, ресницы едва заметно трепещут. Не знал бы, с кем имеем дело - умилился бы!
        Все они хороши, когда спят зубами к стенке.
        Индикаторы капсулы горели зеленым. Здоров, как бык, чтоб ему из нарядов не вылезать! Вчера Тумидусу впрыснули очередную «офицерскую»: по графику. На процесс регенерации инъекция не влияла. У этого обормота даже частота пульса не изменилась! Как с гуся вода. Хорош ему тут прохлаждаться, пора выписывать.
        Врач потянулся к сенсорам панели - и в раздумье опустил руку. Не нравился ему рядовой Тумидус. Ой, не нравился! Во время плановых пробуждений врач имел удовольствие общения с парнем. Сколько было положенных вопросов, столько и задал. Об инциденте, о самочувствии - и, не удержавшись, еще пару-тройку сверх программы. Отвечал рядовой Тумидус без энтузиазма. Умирающим не прикидывался, но и героя - «К марш-броску готов!» - из себя не корчил. Училище вспоминал скупо или старался уйти от ответа. Вполне понятно: тема до сих пор болит.
        Реакция нормальная, придраться не к чему.
        Неважно, подумал врач, что он отвечал. Важно - как. Голос. Интонации. Взгляд. Мимика. Жесты. Ты, обер-центурион медицинской службы - ты не психиатр. Можешь ошибаться. Но «лестничной падали» ты за свою службу насмотрелся вдоволь. Чуешь, где жареным пахнет. Это все «офицерские» инъекции. Нельзя рядовому «офицерку» колоть. Надо прекратить курс. Средства в подготовку вложены? Глядите, экономисты-умники! Потом дороже обойдется. Конфликт приоритетов: солдат должен подчиняться. Хоть под «корсетом», хоть так. А «офицерка» стимулирует прямо противоположное поведение. Модифицированное? - все равно. Отправить рапорт по начальству? Держать парня в лазарете нет никаких оснований…
        Указательный палец лег на сенсор пробуждения.
        VIII
        Марк зашел в умывальную, из нее - в гладильную.
        За столами утюжили форму шесть человек. Ближе к окну трудился декан Прастина. Марк подошел к лопоухому, взял за шкирку и, не говоря ни слова, ударил лицом об край стола. Прастина завизжал: тонко, по-заячьи. Губа лопоухого треснула; брюки, выглаженные до «стрелок», измарались кровью. Марк пнул декана в колено. Бестолково размахивая руками, Прастина вывернулся, но кулак мстителя догнал его - с правой, в челюсть.
        Марк еще бил Прастину, когда на него кинулись. Нет, не солдаты - двое деканов. Кто-то выскочил из гладильной, разинув рот в беззвучном крике. Миг, и в драку вмешался молодой, незнакомый декурион - судя по всему, он проходил мимо, и беглец врезался в него, будто снаряд. Стол опрокинули, раздался истошный вопль: горячий утюг мазнул по голому телу. Молодой декурион схватил утюг, замахнулся - и, рыча от разочарования, швырнул оружие в угол. Утюгом можно было убить, и декурион не желал рисковать. Вернувшись в свалку, он еще долго рычал.
        Лестница, думал врач. Гори ты огнем, лестница!
        Он еще не знал, что это надолго.
        Контрапункт.
        Н'доли Шанвури, дочь Папы Лусэро
        (три дня тому назад)
        Сонет комика
        И впрямь пора. Счастливого трамвая
        Нам не дождаться. Где он, тот трамвай?
        Я взял с фуршета водки. Разливай.
        Тут у меня стаканчики… Кривая,
        Пожалуй, нас не вывезет. Вай-фай
        От сердца к богу - прочен, будто свая,
        И хрупок, как мечта. Всю жизнь взывай,
        Чтоб к смерти отозвались. Убивая
        В себе ребенка, юношу, скота,
        Любовника, бродягу, я в конце
        Стою с пустой ухмылкой на лице
        Под ливнем, за которым - темнота.
        А как хотелось, чтобы тот, в венце…
        Мы - комики, нам имя - суета.
        Впервые я услышал эти стихи, как песню. Когда старый шталмейстер Донни Фуцельбаум был не в духе, он брал гитару. Одну песню он пел чаще других. Играл Донни отвратительно: скорее ритм, чем музыка. Но голос… В прокуренной уборной я узнал, что это стихотворение называется «Сонет комика». Что его написал Вениамин Золотой, поэт с Сеченя. Что «Сонету комика» предшествует «Сонет трагика», но Донни его не поет. Что трамвай - это такая электрическая таратайка с рогами…
        Я был молод. Я еще многого не знал.
        Мы - комики, нам имя - суета…
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Я ошибался! Солнце мое, вы не представляете, как я этому рад!
        - Я тоже рада вас видеть, майомберо Зикимо.
        Н’доли не обернулась. Она и так знала, с кем говорит. Кто еще, завидев коллегу, мог с полуслова продолжить спор трехмесячной давности, даже не поздоровавшись? Впрочем, надо отдать должное майомберо Зикимо - проигрывая, он честно признавал поражение, нисколько не расстраиваясь при этом.
        Н’доли замедлила шаг, позволяя догнать себя.
        - Образцы с Тренга крайне интересны. Вы живы-здоровы, все замечательно… И все равно, солнце мое, не стоило так рисковать!
        Зикимо зашагал рядом, смешно выворачивая массивную голову на короткой шее, чтобы взглянуть на Н’доли. Низкорослый, коренастый, руки заросли рыжим волосом - если профессор Мваунгве походил на гориллу, то Зикимо смахивал на орангутана, облаченного в белый халат. Халат Зикимо давно стал притчей во языцех. Его ткань сияла чистотой горных снегов, какие бы эксперименты ни ставило неугомонное содержимое халата.
        - Отбор образцов! Неужели для этого одно из светил Центра должно было подвергнуться ужасному риску?!
        - Вы мне льстите, майомберо Зикимо. Светило? Я всего лишь делегированный сотрудник Института межрасовой генетики.
        - Солнце мое, оставьте официоз для консилиума! Должность, степень, статус… У вас, между прочим, такая же степень майомберо. Мы что, станем величать друг друга, как на конференциях в Академии Хиззаца? Доктор Шанвури, доктор Зикимо… Великий Н'куйя, как я за вас переживал!
        - Я тронута, коллега. Но вы преувеличиваете опасность…
        - А если бы вас разоблачили? Арестовали?!
        - Я прошла курс подготовки.
        - Подготовка! - Зикимо всплеснул руками. Рыжие бровки-тучки вспорхнули на лоб. - Курс шпионажа за четыре месяца? Они что, насмотрелись дешевых боевиков, эти умники из научной разведки?! Четыре месяца! Люди учатся годами, а потом раз! - и томись до конца дней в застенках вражеских контрразведок… Как они сумели вас уговорить?!
        - Вы несправедливы. Это мне пришлось их уговаривать. Кстати, а вы-то откуда в курсе? Про четыре месяца и научную разведку?
        - Элементарно сопоставил факты. Наши запросы на новые образцы. Ваша регулярная занятость по вечерам в течение четырех месяцев. Раньше вы не отказывались сходить на Джа-фестиваль или на мара-кату-пати. Командировка на Тренг. Доставка образцов… Нельзя было поручить это дело профессиональному агенту? Отбор образцов, солнце мое - это…
        Зикимо умолк, не закончив фразу, что случалось с ним крайне редко. Н’доли улыбалась, боковым зрением отслеживая реакцию «орангутана». Зикимо был давно и безнадежно влюблен в дочь Папы Лусэро. Кажется, он ревновал к далекому донору.
        - Те образцы, - Н’доли ласково тронула собеседника за плечо, - что вы видели, действительно мог получить любой агент. Но дело не только в них. Терпение, коллега! Скоро вы сами все увидите. Думаете, зачем Умсла собирает нас на консилиум?
        В зале для конференций их ждали ведущие специалисты антического центра «Грядущее» во главе с куратором Умслой. Собрались только вудуны. Профессора Штильнера, номинального руководителя центра, пригласить «забыли». Едва Зикимо упал в легкое бамбуковое кресло, как, повинуясь жесту Умслы, зал накрыл кокон конфидент-поля. Наружное остекление сделалось матовым. Взвилась, зудя на грани слышимости, стая комаров: второй контур акустической виброзащиты глушил лучевые сканеры. Да, консилиум собрали на Китте, на минус седьмом этаже тщательно охраняемого Первого корпуса: датчики движения, температуры, массы и объема, бронированные двери с папиллярными идентификаторами, кодами и паролями, посты наблюдения, вооруженная охрана… Но куратор Умсла без устали повторял: «Береженого Н'куйя бережет!».
        - Майомберо Шанвури, - Умсла обернулся к Н’доли, - я вынужден сделать вам замечание. Не стоило обсуждать в коридоре с коллегой вашу недавнюю командировку. Да, я все понимаю: вы вернулись домой, вздохнули с облегчением, расслабились… И тем не менее: даже коридоры Первого корпуса - не место для опасных разговоров. Вы меня поняли, майомберо Шанвури?
        Н’доли холодно кивнула.
        - А вы, майомберо Зикимо? Впредь я попросил бы оставлять при себе ваши умозаключения, подобные сегодняшним. Или, по крайней мере, высказывать их коллегам с соответствующей степенью допуска в помещениях, специально оборудованных для таких бесед.
        - Вы имеете в виду пыточные камеры, солнце мое?
        Зикимо сверкнул глазами и закинул ногу за ногу, с вызовом развалившись в кресле. «Солнцами» он называл всех собеседников без исключения, включая царствующих особ. Интонации же ясно почеркивали, кого Зикимо считает голубым гигантом, а кого - красным карликом.
        - Комнаты для допросов? Секретные казематы? Уточните, баас Умсла!
        Унылое лицо Умслы, похожее на морду верблюда, осталось невозмутимым.
        - Я искренне надеюсь, что до этого не дойдет, уважаемый майомберо Зикимо. Но если вы будете настаивать… - Умсла развел руками. - А теперь я хотел бы поздравить майомберо Шанвури с успешным выполнением… э-э… миссии, на которой майомберо Шанвури так настаивала. Как я понимаю, у вас есть, что нам сообщить. Прошу вас.
        Умсла сел в одинокое кресло, стоявшее сбоку от остальных.
        - Ваш выговор, баас Умсла, был искреннее поздравлений, - Н’доли поднялась на возвышение для докладчиков. - Тем не менее, спасибо на добром слове. Дайте затемнение!
        В зале сгустились сумерки. Н’доли поколдовала над эмиттерной панелью голопроектора - и под потолком вспыхнула демонсфера. Молодая женщина опустила сферу ниже, чтобы коллегам не пришлось задирать головы; отрегулировала размер…
        - Баас Умсла! Конференц-зал относится к категории специально оборудованных?
        - Безусловно.
        - У всех присутствующих есть соответствующий допуск?
        - Иначе они бы здесь не присутствовали.
        - Вы меня успокоили, баас Умсла. Итак, коллеги, небольшая вводная к тому, что я хочу вам продемонстрировать. Как вы знаете, я недавно вернулась из командировки. Кроме биохимических и генетических образцов, переданных майомберо Зикимо и профессору Чилонгола, я получила и другие данные - возможно, даже более существенные для нашего проекта. Параллельно с отбором образцов, мне удалось снять динамический слепок с Лоа объекта - помпилианца, прошедшего полный курс «солдатской» вакцинации и находящегося под прогрессирующим воздействием «офицерской» вакцины.
        - Вы сказали: динамический?
        - Совершенно верно. Два мнемослепка, с интервалом по времени в три недели. За это время объект успел получить не менее двух дополнительных инъекций. Мы имеем возможность отследить картину в относительной динамике.
        - Экстраполяция по двум точкам? Не думаю, что это корректно.
        - Простите, но это не формальная математика! Это динамика изменений Лоа! В данной области майомберо Шанвури - один из лучших специалистов!
        - Давайте сперва посмотрим, коллега!
        - И послушаем!
        - Я, с вашего позволения, продолжу? - жестом Н'доли прекратила наметившийся было спор ученых мужей. - У нас есть и другие данные: не по этому объекту, но в целом по помпилианцам. Набрана статистика: точек больше, чем две. Речь идет не об экстраполяции, а об интерполяции. Начальная, конечная и близкие к ним точки у нас имеются. До сих пор нам не хватало существенного фрагмента из центральной части кривой. Теперь он есть! Прежде чем приступить к демонстрации, я хочу выразить благодарность отсутствующему здесь профессору Мваунгве за неоценимую помощь в упорядочивании и визуализации мнемослепков Лоа, которые вы сейчас увидите. Увы, как приглашенный консультант, профессор Мваунгве не имеет допуска и не посвящен в детали проекта. Что не умаляет его заслуг…
        В сфере плавно сфокусировалось изображение. Случайный зритель принял бы странную тварь за неизвестного науке глубоководного монстра с Тренга, где ученые что ни день открывали новые виды. Или за персонажа высокобюджетного фильма ужасов, ибо монстр был более чем реалистичен.
        Пульсировало тело - золотистое, в пурпурных прожилках. Витая колонна из лоснящейся упругой плоти расширялась на концах двумя кольчатыми воронками-раструбами. Нижний раструб кляксой расплескал по сторонам дюжину псевдоподий. Над верхней воронкой победно вздымалась густая грива щупальцев. Ни дать ни взять, хищная актиния. Ядовито-багровые щупальца были у основания толщиной с большой палец. Они истончались, уходя в бесконечность - и там, в невообразимой дали, на концах их качались призрачные фигурки людей. Щупальца намертво вросли в человеческие тела. Свободные конечности твари с завораживающей медлительностью шарили вокруг в поисках новой добычи.
        Симбионт? Паразит? Хищник, высасывающий из жертв жизненную силу, как паук сосет соки из пойманной мухи?
        - Это изображение знакомо всем нам. Лоа среднестатистического помпилианца, слепок-компиляция. Обратите внимание на стрекательные нити…
        Н’доли дала увеличение. Каждое щупальце оканчивалось тонкой колеблющейся нитью. Двойное увеличение показало, что нить наполнена темными шариками капсул с ядом, как стручок - горошинами.
        - Как известно, щупальца помпилианского Лоа поражают жертву ментально-паралитическим пси-токсином. Это ведет к подавлению воли жертвы и подчинению ее духа более активному Лоа-агрессору. Помпилианцы называют этот процесс «клеймением». Смотрим далее…
        Следующая тварь на первый взгляд мало чем отличалась от предшественника. Витое тело-колонна слегка вытянулось. На увеличении стало видно: стрекательная нить разлохматилась бахромой. Среди наполнявших ее капсул появились желтовато-серые, похожие на речной жемчуг.
        - Исследуемый объект - курсант военного училища после первой «офицерской» инъекции. Хорошо видна начальная стадия мутации стрекал. Также обратите внимание на появление светлых капсул. Это коннектоксин, обеспечивающий более мягкое, то есть, частичное и легко обратимое подчинение. Военнослужащие Помпилии называют его координирующей сетью, или «корсетом». Перейдем к новому слепку…
        Тело третьего Лоа выглядело плотнее, чем раньше. Оно словно бы ссохлось: не плоть моллюска, а перекрученный стволик деревца, какие растут в пустынях. Стрекало разлохматилось еще больше, выбросив тонкие отростки-волоски. Внутри них угадывались совсем миниатюрные капсулы. Один волосок был заметно темнее остальных.
        - Объект прежний. Между снятием слепков прошло три недели. Мутация стрекательных нитей продолжает развиваться. Уплотнение основного тела Лоа обусловлено тем, что существенную часть его витальной силы забирает на себя означенный процесс мутации. Это временное явление: как вы увидите на другом образце, по завершении мутации тело Лоа полностью восстановится. Но не это главное. Фактически каждая нить разделилась на «кисточку». Есть все основания предполагать, что это обеспечивает тонкое взаимодействие с объектом захвата. Обратите внимание: лишь один волос из «кисточки» наполнен темными капсулами с пси-токсином. Все остальные имеют более светлый цвет и предназначены для контролируемых «корсетных» взаимодействий. Смотрим дальше…
        Четвертый Лоа вновь сделался упругим и лоснящимся, утратив следы одеревенения. Из стрекательных нитей росли пучки желто-серых волосков. Один волосок в пучке был черным. Он мрачно колыхался отдельно от светлых собратьев - в гордом одиночестве, сам по себе.
        - Вы видите слепок Лоа другого объекта, но это не имеет принципиального значения. Объект - кадровый офицер помпилианской армии, полностью прошедший курс инъекций. Так выглядит его Лоа по завершении мутации. Пучки светлых стрекательных волосков обеспечивают высокую точность «корсетного» взаимодействия. Темный волосок оставляет Лоа возможность производить обычное клеймение. Продолжим…
        Тело образца номер пять блестело глянцем хитиновой брони, как у скорпиона. По хитину пробегали фосфоресцирующие сполохи, складываясь в замысловатые узоры. Щупальца светло-кофейного цвета утратили хищный багрянец. Призрачные человечки исчезли. Часть щупальцев обмоталась вокруг тела Лоа, скрадывая пульсацию. Остальные без движения зависли в пространстве, словно застыв в янтаре. Оканчивались щупальца белесыми клешнями, мягкими даже на вид.
        - Перед нами Лоа коллантария-помпилианца. Не суть важно, кого именно - принципиальных отличий между Лоа коллантариев не обнаружено. Да-да, я знакома с вашими исследованиями, профессор Чилонгола! Я не собираюсь опровергать ваши выводы. Даем увеличение…
        Клешня заполнила всю сферу. Внутреннюю поверхность клешни покрывали десятки круглых присосок. Проявилась тонкая фактура: и клешня, и присоски были скручены из множества белесых нитей. Внутри нитей угадывались утолщения - горошины в стручке.
        - Да ведь это же…
        - Смелее, майомберо Зикимо!
        - Это похоже на волоски, которые возникли на концах стрекательных нитей!
        - Это они и есть.
        - В таком случае, - Зикимо вскочил с кресла, всплеснув полами белого халата, словно крыльями, - перед нами процесс эволюции!
        - Или мутации.
        - Если мутация удачна и полезна, она признается эволюционной! Это эволюция от обычного помпилианца, способного «клеймить» рабов, через военные инъекции, дающие возможность ставить «корсет» с частичным клеймением - к симбиотическому колланту! От подавления к симбиозу!
        - Браво, коллега! Я бы сама не сказала лучше. Нет-нет, выводы я, с вашего позволения, озвучу сама. Потом вы меня дополните, если сочтете нужным. Баас Умсла, вы нас слушаете?
        - С огромным интересом.
        - Замечательно. У меня к вам просьба. Поднимите, пожалуйста, досье всех коллантариев-помпилианцев. Отдельно - тех, кто успешно вышел в «большое тело»; отдельно - тех, кто пытался, но без результата.
        - Какая конкретно информация вас интересует?
        - Служба в армии.
        Позади остался фейерверк огней, оратория шумов - проспект Ботиумело. Н’доли свернула в боковую улочку. Затихли ритмы мара-кату: еще минуту назад они сладко отдавались в животе. Сгинули толпы веселых туристов, исчез смех, раздраженные гудки мобилей, реклама грибного ресторана «Л’Нага», сквозь которую стаей стрекоз пролетали аэротакси… Здесь, в сотне метров от проспекта, было на удивление тихо. Неярко горели матовые шары в кронах «корзинных» деревьев. Внутри стволов - полых, словно плетеных из лент коры - были устроены беседки: гнездышки влюбленных парочек. Свет шаров не мешал видеть усыпанный звездами бархат ночного неба. Такого неба, как на Китте, нет больше нигде. Ты дома, девочка. Не нужны сотни предосторожностей, явки и пароли, встречи со связными, «жучки» и нанокамеры, аппаратура контр-слежения… Не надо жить «на взводе», в любую минуту ожидая разоблачения. Прав Зикимо: ты ввязалась не в свое дело. Какая из тебя шпионка? Вся извелась, теперь нервы лечить придется…
        Рядом затормозил мобиль - длинный лимузин с тонированными стеклами. Машина подкралась, не зажигая фар. Все четыре дверцы мобиля втянулись в корпус. Перед Н’доли возникла женщина в черном облегающем платье. Ближайший светильник висел шагах в двадцати, не меньше - лицо женщины скрывала густая тень.
        - Добрый вечер, биби Шанвури. Рада видеть вас живой и здоровой.
        Голос показался Н’доли знакомым. Это было плохо. Очень плохо. Лучше бы женщина носила маску, а голос звучал абсолютно чуждо. Потому что…
        Рядом с женщиной объявился мужчина. Обманчиво рыхлый, он двигался, как крупный кот, одним своим присутствием оттесняя Н’доли к мобилю. Вудуни затравленно оглянулась. За спиной маячили еще две темные фигуры, перекрыв улочку. Н’доли видела их Лоа - смутные контуры, словно в тумане. На более точную визуализацию не оставалось ни времени, ни сил. Витые колонны, щупальца, стрекала, клешни - какая разница? Мы не в конференц-зале, за семью запорами, посмеиваясь над перестраховщиком-Умслой. Мы в вольных водах Ойкумены, где всяк плавает, как умеет. Что, глупая рыбка? Думала, ты дома, в безопасности? Все закончилось если не победой, то по крайней мере успехом? И вот - хищные актинии сомкнули кольцо.
        - Вы не откажетесь прокатиться с нами, биби Шанвури?
        Бежать было некуда.
        Глава девятая.
        Выбор рядового Тумидуса
        I
        - Воротничок, - сказала Ливия Метелла. - Почему расстегнут?
        И протянула руку к горлу Марка.
        Он перехватил ее руку в десяти сантиметрах от ямочки между ключицами. Тело реагировало быстрее разума. Не горло, с опозданием понял он. Воротничок. Но было поздно: во взгляде обер-декуриона Метеллы зажегся недобрый интерес. Она сжала пальцы. Марк ответил тем же. Ладонь в ладонь, руки застыли в воздухе парой любовников в тесном объятьи.
        - Волчонок, - сказала Ливия Метелла. - Кусаешься?
        Так говорил дед: «Скаль зубы, волчонок! Врагов это бесит…» Так говорила Н'доли: «Злобный, голодный волчонок. Весь мир против нас, клыки блестят, слюна течет…» Марк оскалился: теперь это у него называлось улыбкой. Не всем позволено, уведомлял оскал. Деду - можно. Н'доли - ладно. А обер-декуриону Метелле лучше придержать язык.
        Он усилил хватку.
        Пустое дело - Ливия не уступала ему в силе. Ниже Марка на полголовы, в плечах она, пожалуй, была шире рядового Тумидуса. Марк ясно чувствовал ее мозоли: твердые, шершавые. Еще он чувствовал странное возбуждение. У него давно не было женщины. Ноздри Марка раздулись. Соприкосновение ладоней. Напряжение мышц. Усилие каменеющих пальцев. В воздухе стоял острый запах насилия и чего-то еще, чему лучше не подбирать названия.
        - Ну? - поощрила Ливия. - Валяй, рядовой!
        Ее рука - медленно, так, что это почти не ощущалось - пришла в движение. Вправо от Марка, влево от обер-декуриона Метеллы. Единство противоречий: Марк проигрывал. Ливия хотела быть сверху. Еще чуть-чуть, и она достигнет цели.
        - Дудки, - сказал Марк. Губы его затряслись. - Не дождешься.
        Он только что вышел из медблока. Врач проводил его напутствием: «Чтоб ты сдох, идиот!» Случайные соперники, Марк Тумидус и Ливия Метелла встретились в коридоре: пустом, сумрачном. Ни души; место, избавленное от чутких ушей и любопытных глаз. Жизнь, подумал Марк. Коридор из лазарета в казарму. Ты сам выбрал, волчонок. Не жалуйся. Ливия никогда не участвовала в коллективных избиениях Марка. Марк никогда не посягал на старший декурионский состав, ограничиваясь деканами и декурионами из молодых.
        Что ж, все однажды случается впервые.
        - Дудки, - повторил он.
        Локоть сел на опору, как учил другой обер-декурион - угрюмый молчун Гораций. Бицепс налился жидким чугуном. Натянулись сухожилия - тросы из металла. Она берет «в крюк», сказал себе Марк. У меня длинный рычаг. Я пойду верхом. Согнув ноги в коленях, он поймал равновесие - и единым рывком вернул себе проигранные сантиметры.
        - Вот так, - оскал сверкнул ярче.
        Марк надавил во второй раз - и уперся в стену.
        - Волчонок, - свободная рука Ливии сбила с него пилотку. - Где твой чуб, волчонок? Вырвали в драках? Ваши курсантские чубы…
        Она говорила трудно, с натугой. Слова складывались в предложения, как бетонные блоки в пирамиду. Лицо обер-декуриона побагровело, на лбу выступил бисер пота. От Ливии пахло диким зверем. Волчицей. Она опустила подбородок, как кулачный боец. Шея вздулась синими канатами. Туго застегнутый воротничок впился в кожу, грозя задушить хозяйку.
        - Сбрили, - прохрипел Марк. - На полгода.
        Курсантам-либурнариям разрешалось носить чубы. Щенячья гордость: лихая прядь из-под берета. Перед тем, как отправить в учебку на Сечень, Марка обрили наголо. Парикмахерский шлем остановил рост волос на шесть месяцев. За это время рядового Тумидуса уже перевели бы в часть. Там и решили бы: достоин рядовой Тумидус послаблений в виде жесткого бобрика - или пусть ходит лысым.
        - Похож, - черты Ливии исказила странная гримаса. - Копия…
        - Кто?
        - Ты. На дядю своего похож.
        - Врешь!
        - Легат Тумидус всегда брил голову…
        Она старше меня, увидел Марк. Он знал это и раньше, но сейчас возраст Ливии проявился резко, с болезненной прямотой. Морщинки в уголках глаз. Складки от носа к губам. Мешки под нижними веками. Макияж? пластическая хирургия? - Ливия Метелла была далека от таких игр со временем. Сорок, сорок пять лет. Вдвое старше Марка. Да, она могла знать дядю. Даже могла служить под его началом. Многие декурионы из десанта с годами переходят в либурнарии.
        - Похож? - в горле клокотала ярость. - Меня тоже надо изгнать?
        Ярость придала сил. Сантиметр за сантиметром, стена поддалась. Марк уже ликовал, плохо понимая, что будет делать в случае победы, когда Ливия сделала короткое, трудноуловимое движение запястьем. Пятипалые любовники сменили позу. Марк охнул: он продолжал давить, но в его собственное запястье впилась раскаленная игла.
        Чем больше он усердствовал, тем больнее ему было.
        Игла ворочалась, огонь бежал дальше, вдоль пястных костей. Марк боролся на два фронта: с силой Ливии - и с болью, вызванной неудачным положением кисти. Закусив губу до крови, он готов был сдохнуть, но не уступить.
        - Волчонок, - голос Ливии треснул, сорвался. - Скажи, волчонок…
        - Что?!
        - Ты учился на Тренге. Ты учишься на Сечене…
        - Ну!
        - Почему либурнариев никогда не учат на Квинтилисе?
        - О чем ты говоришь?
        - На Октуберане? Юниусе? Почему абордажную пехоту не учат на родине?
        - Где?
        - На родине! В созвездии Волчицы!
        - Не знаю!
        - На коренных планетах Помпилии! Почему?
        - Не знаю!
        - Почему в глуши? Среди варваров? Среди чужаков?!
        - Не знаю…
        Воспользовавшись замешательством Марка, обер-декурион Метелла уложила его руку, что называется, на обе лопатки. Отдышавшись, она потянулась и, не встретив сопротивления, застегнула воротник рядового Тумидуса на крючок, как положено по уставу. В ее поступке не было ничего материнского. Так оправляют петлю на шее осужденного.
        - Иди за мной, - приказала Ливия. - Тебя ждет обер-манипулярий Назон.
        II
        - Рядовой Тумидус по вашему приказанию…
        - Вольно, рядовой.
        Обер-манипулярий Назон обошел вокруг Марка: словно экспонат в музее разглядывал. Из самого обер-манипулярия экспоната бы не получилось. Не вышел Назон ни ростом, ни статью, ни лицом. Гладкая кожа, белесые бровки. Взгляд цеплялся за эти бровки, а остальное ускользало.
        Забыв спросить разрешения, обер-декурион Метелла уселась на стул в углу кабинета. Стул скрипнул. Хозяин кабинета на такую вольность не отреагировал.
        - Скажите мне, рядовой…
        У Марка ёкнуло сердце. Он успел отвыкнуть от обращения на «вы». Перемена не сулила ничего хорошего. Впрочем, ничего хорошего он и не ждал.
        - Сколько раз вы падали с лестницы за последние два месяца?
        Густой, оперный бас - единственное, чем судьба наградила Назона. Когда начальник учебки повышал голос, звук пробирал виноватого до печенок.
        - Не могу помнить, господин обер-манипулярий!
        - Провалы в памяти, - сочно прогудел Назон, заставив дрожать оконное стекло. - Последствия черепно-мозговых травм. Что ж, я напомню. Шесть раз, рядовой.
        - Так точно, господин обер-манипулярий!
        - Может быть, - Назон в задумчивости поскреб подбородок, заходя на второй круг, - мне отправить вас на медицинское освидетельствование?
        - К строевой службе годен, господин обер-манипулярий!
        Марк вытянулся по стойке «смирно».
        - Годные со ступенек не падают. Еще и с такими последствиями, как у вас, рядовой. Неужели медкомиссия проглядела у вас врожденное нарушение координации движений?
        Инфразвук, подумал Марк. Он сканирует меня инфразвуком. Этот его бас… У меня внутри все вибрирует, а датчик считывает вибрации. Мысль попахивала бредом.
        - Никак нет, господин обер-манипулярий!
        - Вы же не считаете меня идиотом, рядовой?
        - Никак нет…
        - Только идиот поверит в ваши сказки! Ваши - и ваших сослуживцев. Вот вы в них верите, обер-декурион Метелла?
        Начальник учебки обернулся к Ливии, оккупировавшей стул. Встать обер-декурион и не подумала. Пожала плечами, и все.
        - У солдат скудная фантазия, - сказала она. - Падение с лестницы - это максимум. Средний уровень - скользкий пол в умывальной и край рукомойника. Девять раз подряд. Впрочем, бывают исключения. В моей учебке парился один талант, так он целый боевик сочинил. Вышел, значит, ночью в сортир по нужде и встретил человека в маске. Вражеского шпиона-диверсанта. И вступил с ним в неравный бой.
        - Почему неравный? - заинтересовался Назон. - Ведь они дрались один на один?
        - Шпион был лучше подготовлен. Он владел неизвестными солдату приемами рукопашного боя. Несмотря на героические усилия рядового, шпион одолел его и скрылся в неизвестном направлении.
        - Это уже настоящее ЧП… - задумчиво резюмировал Назон.
        - Рядового пытались вразумить. Придурок стоял на своем и был очень убедителен. Пришлось сообщать по инстанции. Прибыла комиссия из Особого отдела… Когда все вскрылось, четверо загремели в дис-когорту: талант и троица деканов, учивших его службе. Начальника учебной части понизили в звании…
        - Да уж, - Назон почесал в затылке. - Пожалуй, отсутствие фантазии у солдат - благо для начальства. Только комиссии мне тут не хватало! Рядовой Тумидус, видите ли, объявил войну младшему командному составу! Он ведь у нас без пяти минут центурион! Тянет лямку, считай, четыре года… А тут какие-то салабоны с одним мечом в петлице пытаются его строить неуставными методами. Так мы дождемся падения с лестницы со смертельным исходом. И что прикажете с вами делать, рядовой?
        Обер-манипулярий ждал ответа, качаясь с пятки на носок.
        - Дис-когорта! - рявкнул Марк.
        - Не слышу!
        - Отправить в дисциплинарную когорту!
        - За что? - изумился начальник учебки. - За акробатику на ступеньках? У меня нет никаких формальных оснований отправить вас в дис-когорту. Комиссовать вас на гражданку? Не имею права. Или вы не против покинуть армию по состоянию здоровья? А, рядовой?
        - К строевой службе годен!
        - Ждать, когда вы кого-нибудь убьете, или кто-нибудь убьет вас? Нет, исключено. У нас есть еще варианты, обер-декурион Метелла?
        Расстрелять, подумал Марк. К счастью, у него хватило ума промолчать.
        - Целых два, - Ливия Метелла встала.
        Плечом к плечу с начальником учебки, она смотрела на Марка, как на досадное насекомое в складках пилотки. У Марка засосало под ложечкой. Казалось, обер-декурион знает о нем все. Может быть, даже то, чего Марк сам о себе не знает.
        - Шутки кончились, рядовой, - Назон говорил тихо, свистящим шепотом. Это было хуже, чем купаться в волнах могучего баса. - Итак, вариант первый. Вам присваивается звание декуриона, и вы отправляетесь служить в часть № 17247 - отдельную когорту либурнариев на Прецилле. Полтора года срочной службы. Если за этот срок вы не получите взысканий, у вас будет возможность подать документы на восстановление в училище. Вам все ясно, рядовой Тумидус?
        - Так точно… Никак нет!
        В мозгу Марка ревел торнадо, быстро набирая обороты. Он ослышался. Его обманывают. Он видит сон. Он сходит с ума - последнее сотрясение мозга не прошло без последствий. Да и предыдущие тоже…
        - Вопросы, рядовой?!
        - Так точно! Меня повысят в звании?
        - У вас проблемы со слухом?
        - Никак нет!
        - Тогда не морочьте мне голову. Вы все прекрасно слышали! Считаете себя недостойным? Командованию виднее. Вы меня слышите, рядовой?
        - Так точно!
        - Вы меня понимаете?
        - Так точно!
        - Тогда излагаю второй вариант. Слушайте, повторять не буду. Вам присваивается звание декуриона, и вы отправляетесь служить в часть № 17247 - отдельную когорту либурнариев на Прецилле…
        Обер-манипулярий замолчал, следя за новоиспеченным декурионом. Издевается, уверился Марк. Нарочно повторил все слово в слово. Ждет, когда я задам вопрос. Хочет рассмеяться в лицо. А потом зашлет «на губу» до конца учебки… Не дождется! Буду молчать.
        - Вы никогда не прибудете в часть № 17247, - Назон выдержал долгую паузу. - Вам будет присвоено звание унтер-центуриона, и вы приступите к несению службы на либурне внешней разведки Помпилии. Впрочем, на Прецилле в любой момент подтвердят, что декурион Тумидус служит в части № 17247, и никак иначе. Подтвердят устно, письменно и документально. Это уже не ваша забота - и, хвала небесам, не моя. Через девять месяцев службы вам будет предоставлена возможность экстерном сдать выпускные экзамены по программе училища…
        - Если к тому моменту ты еще будешь жив, - закончила Ливия Метелла.
        III
        Подморозило.
        Когда Марк шел через плац, голый и безлюдный, под ногами хрустело. Казалось, некий шутник привез на Сечень с Тренга гору пустых хитиновых панцирей - и тайком разбросал по плацу. Ветер шуршал, гоня по бетону изломанные пластинки льда. Над головой рвался в небо имперский орел. На контрольно-пропускном пункте дежурный точил лясы с ребенком из местных. Мальчишка, по виду - лет десяти, сидел к Марку боком, прямо на «вертушке», поджав ноги в расшитых валенках. Он чудом не падал со своего насеста, укутанный, как мерзляк на северном полюсе - тулуп с косматым воротом, собачья шапка-ушанка. Уши были спущены и завязаны на шнурок. Дежурный хихикал, вставляя краткие реплики, мальчишка горячился, размахивая руками.
        Нарушение, отметил Марк. Разговорчики на посту.
        А, ну их.
        За «колючкой» три гусара потешались над стариком. Двое, умирая от смеха, качались в седлах: вот-вот выпадут. Третий спешился, держа коня в поводу. Спиной к Марку, старик - лисья шуба до пят, папаха из мелкого каракуля - что-то втолковывал пешему гусару, указывая пальцем на коня. Гусар возражал, хохоча. Старик приседал, подпрыгивал, хлопал себя по ляжкам - точь-в-точь петух при виде соперника - и наскакивал на гусара. В гардеробе бойкого старца было много общего с одеждой вертлявого пацана. Старая кровь не греет, подумал Марк. Дед зябнет, вот и вырядил внука не по сезону…
        - Врешь! - донеслось от КПП.
        Что ответил мальчишка, Марк не разобрал.
        Ему глянулся конь. Крупный, свыше полутора метров в холке, жеребец изабелловой масти весь блестел, словно выточенный из платины. Горбоносый профиль, челка цвета сухого песка; настороженно торчат широко расставленные уши. Сухостью сложения животное напоминало борзую собаку. Марк не слышал, что доказывает старик гусару, но на его глазах упрямец в шубе внаглую перехватил повод у кавалериста, изумленного такой прытью - и птицей, едва коснувшись стремян, взлетел в седло. Гусар ахнул, старик же подобрал поводья и бросил коня вдоль «колючки», к полигону. Своенравный жеребец заартачился, грызя удила и вскидывая задом, но быстро смирился под властной рукой. Шаг, пиаффе на одном месте. Рысь тихая, рысь резвая; галоп «на трех ногах»… Обратно конь возвращался изящным пассажем, медленно вскидывая передние ноги, а задние сильно подведя под корпус. Левой рукой старик сорвал папаху и салютовал ею гусарам, а может быть, и не гусарам.
        - Браво! - взревели гусары.
        - Деда… - прошептал Марк.
        - Он тебя еще в дверях приметил, - сказал Пак, спрыгивая с «вертушки». - Ну и давай выделываться. Как маленький, честное слово. Тебя выпустят, или где? Если что, бежим в самоволку. С дежурным я договорюсь, мы с ним теперь кореша…
        - Кореша, - согласился дежурный.
        От него шел мощный выхлоп яблочного самогона.
        - Это еще что? - не в силах сдержать улыбку, Марк дернул карлика за ворот тулупа. - Шапка, папаха, шуба… Вы куда собрались, балбесы? На зимовку?
        Пак лихо заскакал на одной ноге, хвастаясь обновкой:
        - Сувениры! По прилету в «Duty Free» взяли. Натуральный мех, ручная работа. Ты в курсе, сколько стоит на Октуберане тулуп из натуральной овчины? Зашибись, парень…
        - Так спрятали бы в багаж…
        - Не успели. Ничего, пар костей не ломит.
        Дежурный высунулся из будки.
        - Эй, Тумидус, - заорал он, сорвав пилотку и тыча головным убором в Пака. - Это правда твой дядя? Он сказал, что дядя…
        - Сводный, - ответил Марк. - По деду.
        - Ага, ясно, - дежурный осклабился. - А ты чего гуляешь? Перед расстрелом?
        - Увольнение. До двадцати двух ноль-ноль.
        - Тогда не в службу, а в дружбу… Сбегай за обер-декурионом Метеллой! Скажи, - дежурный кивнул на гусаров, - ее тут ждут. Ротмистр Зеленский, поручик Ахилло и этот, как его… Забыл, короче.
        - Ждут? - опешил Марк.
        - Ты что, оглох? Ждут, да. В ресторан хотят пригласить…
        Между столами ходил скрипач. Наклоняясь то к одному посетителю, то к другому, он выводил щемящую, пронзительно-грустную мелодию. Длинную, до середины бедра, жилетку скрипача украшали два кармана, расшитые бисером. Туда предлагалось совать деньги: монеты и мелкие купюры.
        - Колбаски, - заказал Пак. - Свиные с чесноком. И горячего пива со сметаной. Безалкогольного…
        - Ребра в меду, - выбрал Марк. - И пива тоже.
        - Безалкогольного?
        - Нормального. Без сметаны и покрепче.
        Дед подмигнул грудастой официантке:
        - Соточку рябиновой. Зажевать - на твой вкус, родная.
        - Пива ему, - нахмурился Пак. - Как всем.
        И трагическим шепотом рявкнул деду в ухо:
        - Соточка у меня с собой! Даже пять соточек. Чего зря деньги переводить?
        Лапа Пака исподтишка гладила официантку по ляжке. Девица не возражала. Обаяние карлика перевешивало суровость правила, начертанного в меню: «Приносить с собой и распивать спиртные напитки категорически запрещается!» В этой компании Марк, несмотря на молодость, чувствовал себя лишним. Однажды Пак признался ему, что дед - монстр. Что деду шлюхи с Хиззаца, готовые удавиться за грош - и те, случалось, давали даром, по любви. Марк не стал рассказывать карлику, что дед говорил то же самое про Пака.
        «Стареет, - вспомнил он слова матери. - Но держится…» Марк-курсант, беззаботный герой с Тренга, усмехнулся бы. Списал бы материнское резюме на общую бестолковость женщин в вопросах мужской бодрости. Дед стареет? Спросите у гусаров, они вам растолкуют… Марк-рядовой, дрожжи неуставных драк, завсегдатай лазарета, смеяться над матерью не стал. Он видел, как запали дедовы глаза, как тот морщится, тайком берясь за поясницу. Бодрится, вздохнул Марк. Ради меня. Летел за тридевять парсеков, куролесил с чужим жеребцом… Долг, который мне никогда не выплатить. Хоть всего себя распродай…
        - Вот, - не дожидаясь, пока принесут заказ, дед выложил на стол уником. - Тебе письмо, боец…
        В голосфере возникло статичное изображение Юлия Тумидуса. Юлий осунулся, отчего выглядел еще более суровым, чем раньше. Он был при галстуке, затянутом туго, как удавка. Когда отец заговорил, не шевеля губами, Марк отрегулировал громкость.
        - Надеюсь, у тебя все нормально, - голосом манекена сказал Юлий. - У нас тоже все в порядке. Очень скучаем. Мама передает тебе привет. Она здорова. Я связался с нашим филиалом «Нумэрга». Ты передал им своих рабов, улетая с Тренга. Хороший контракт, одобряю. У них сейчас акция лояльности, я оформил тебе бонусы. Ты будешь получать на полтора процента больше. Они не хотели оформлять, требовали доверенность. Я нажал, где нужно. Обошлись без доверенности…
        - Деда, - Марк остановил воспроизведение. - Это что же, деда?
        Дед молчал, раскуривая трубочку.
        - Он же просит прощения? Он извиняется, да?
        - Как умеет, - хмыкнул Пак. - Хреново умеет, сухарь…
        - И еще от Гая, - дед тронул сенсор уникома. - Ну, тут два слова, и все…
        - От кого? - не понял Марк.
        - От дяди твоего, с Китты. На Пака пришло…
        Юлий Сергий Тумидус уплыл на задний план. Вместо него сфера двинула вперед бравого офицера-десантника. Фуражка с высокой тульей, петлицы легата с тремя молниями. Гвардейские нашивки, на груди - штурмовой «клин». Воротник скреплен золотой цепочкой с кулоном-мечом - орден Цепи, знак малого триумфатора. Все, что родина отобрала у Гая Октавиана Тумидуса, подарив взамен тавро изменника, было здесь, на снимке. Марк не знал, специально ли дядя снялся в парадной форме, чтобы послать снимок племяннику, или просто взял кадр из архивов. Ему хотелось верить, что специально.
        - Служи, парень, - хрипло каркнул уником.
        Марк кивнул: служу.
        - Служи честно. Остальное - шлак…
        А скрипач все вел мелодию, или может, она водила его по залу, как девочка-поводырь ведет слепца от ноты к ноте, от стола к столу, от звезды к звезде, выпрашивая у пьяниц шальную денежку, а нет, сыграем за так, в расшитой жилетке, с печальной улыбкой, застывшей на худом, скуластом лице, и несли от кухни шипящую сковороду с колбасами: сало шкворчало, шкурка треснула в разных местах, обнажив дымящуюся, сочную мякоть, а чесноком за пять шагов шибало так, что слюнки текли не только у Пака…
        IV
        - Над дорогами-проселками
        Пучеглазая луна.
        Кони засветло оседланы,
        Хлопцы выпили вина…
        В отличие от обер-манипулярия Назона, гусарский поручик Ахилло басом не обладал. Так, жидкий тенорок, шибающий в козлетон. Нехватку голоса, а временами и слуха, поручик компенсировал большим чувством. Гремучая, знаете ли, смесь в сочетании с кавалерийской пронзительностью.
        Плясали лошади, сдерживаемые твердой рукой денщиков. В деревне на взгорке брехали собаки. С подворья ресторации неслись аплодисменты. Там, над костром, насажен на вертел, подрумянивался молодой бычок, и самые нетерпеливые гурманы толпились вокруг. Песня Ахилло скрашивала им время ожидания. А у распахнутых настежь ворот все длился спор:
        - Детское время! - умолял ротмистр Зеленский. - Останьтесь!
        Ливия Метелла развела руками: увы, не могу.
        - Останьтесь! Госпожа подпоручик! - ротмистр упал на колени. - Вы разбиваете мне сердце! Я еще не рассказал вам про баталию под Трептовом! На пушки, в конном строю…
        - В другой раз, ротмистр, - Ливия тронула безутешного вояку за плечо. Только что Зеленский произвел ее - вахмистра, если мерить гусарскими мерками - в офицерский чин. Обер-декурион Метелла ценила такие знаки расположения. - Вызовите мне такси.
        - Такси? - кажется, ротмистра осенила удачная идея. - Вы шутите? Такси в этих дебрях, в этой глуши? Мы поедем верхом, бок-о-бок! Мы будем пить вино в седлах! Мы проводим вас…
        Ливия улыбнулась:
        - Хорошо, верхом. Полагаю, так будет быстрее.
        - Через лес! Напрямик!
        - Найдите мне лошадь, ротмистр. Я поеду в часть, а вы с друзьями - на ваши квартиры. И не спорьте! Вы старше меня по званию, но я умею предвидеть будущее. Путешествуя через лес в компании буйных гусаров, я не скоро доберусь до родного КПП. Выехав подпоручиком, я вернусь через неделю полковником, не меньше…
        - Филька! - благим матом заорал Зеленский. - Коня даме!
        И, вспомнив главное:
        - Ни за что! Я еду с вами…
        - Меня, - Ливия огляделась, - проводит рядовой Тумидус. Боец, ко мне!
        Марк бегом кинулся к обер-декуриону. Уже минут пять они с дедом и Паком делали вид, что прощаются, исподтишка наблюдая за шумной компанией. Деда слегка развезло, Пак давным-давно велел официантке вызвать такси до частного пансионата, где они сняли номера. Но, похоже, ротмистр был прав: машина опаздывала. Шофер звонки игнорировал; диспетчер клялась, что вот-вот, с минуты на минуту… Браня разгильдяев, хозяин ресторации предложил гостям крытый возок, запряженный парой гнедых.
        - Рядовой Тумидус по вашему приказанию прибыл!
        - До которого часа вы в увольнении, рядовой?
        - До двадцати двух ноль-ноль!
        - Отлично. В седле держитесь?
        - Держится, - за Марка ответил дед.
        И показал, за что.
        Гусары захохотали. Пьяненький дед смешил их. Впрочем, подумал Марк, он смешил их и трезвый. Его покоробило от вульгарности дедовой шутки. Рядом ухмылялся Пак. Акробат, выросший в опилках, знал: шутки зависят от слушателей. То, что одному - ниже пояса, другому - выше головы.
        - На посошок!
        Зеленский выхватил саблю. Взмах, и обушок клинка въехал под зеленое «кольцо» - утолщение на краю бутылочного горлышка. «Кольцо» отлетело, унося с собой пробку. В небо ударил фонтан пены, забрызгивая людей.
        - Эй, хозяин! Еще вина!
        Денщик Филька уже бежал к конюшне. Вслед ему неслось:
        - Вьюга бесится от хохота,
        Хвост от инея длинней,
        Грянем Дикою охотою
        По хрустящей целине!

* * *
        Луна - мертвая невеста в фате облаков. Редколесье тянется ввысь, хватает воздух черными сучьями. Под копытами хрустит наледь, в дубраве откликается филин. Земля еще не промерзла до зимнего звона. Впереди - факел денщика. Качается, зовет.
        - Ты уже выбрал, боец?
        - Так точно, госпожа обер-декурион!
        - Что?
        Марк молчит. Ливия Метелла кивает: она верно истолковала его молчание.
        - Почему? У внешников выше звание, да?
        Марк молчит.
        - Приятно быть офицером? Орел в петлице, девки в обмороке?
        - Никак нет, госпожа обер-декурион!
        - Кончай драть глотку. И не ври мне. Я вранье за парсек чую.
        - Никак нет, не вру.
        - Хорошо, плевать на звание. Любишь риск? Рвешься в герои?
        - Никак нет, госпожа…
        - Оставь чины до завтра. Не на плацу. Отвечай кратко и по существу.
        - По существу? Без чинов?
        - Да.
        - А если без чинов, так это не ваше дело. Выбрал, и все.
        Ливия смеется.
        - Волчонок, - отсмеявшись, говорит она. - Кусаешься. На развед-либурнах любят задир. Сперва любят, потом в мусорный шлюз спускают. Думаешь, ты - сорвиголова? Ужас деканов? Ты - пай-мальчик, трусы с кружевами. Вякнешь, прыгнешь, уйдешь в шлюз. А с Прецилла сообщат семье, что ты погиб в результате несчастного случая. Открывал консервы, не совладал с управлением. Нравится?
        - Так точно, госпожа обер-декурион! Разрешите вопрос?
        - Спрашивай, боец.
        - Почему либурнариев не учат на коренных планетах Помпилии?
        - Смотри-ка, запомнил…
        Ветер бродит меж стволов. Боится выйти на грунтовку, угодить под лошадь. В свисте ветра слышится: «Над дорогами-проселками…» Осторожно так, не в пример поручику Ахилло. Поздняя осень, холодрыга. На ветках корявого, расщепленного молнией вяза прыгает ворона. Скажи ей про магнолии на Тренге - не поверит.
        - Инъекции, боец. Солдатчина, офицерка. Под инъекциями мы - комок нервов, пока не привыкнем. А тут - цивилы с их любовью к «десятинщикам». Зачем дома лишние проблемы? Практически все военные училища, где готовят кадровых офицеров, выводят с Октуберана и Квинтилиса куда-нибудь подальше. Это первое. Что же до нас, абордажной пехоты…
        Марк ждет.
        - Либурнариев учат в среде варваров. Техноложцев. Гематров, брамайнов, вехденов. Кого угодно, только не помпилианцев! Что, еще не въехал?
        Марк молчит.
        - Тебе дают время узнать, что вокруг - люди. Инорасцы, свободные граждане Ойкумены. И в то же время они - ботва. Чуешь парадокс? В баре - люди. На стоянке - люди. На занятиях в училище - ботва. В супермаркете, на пляже - люди. Во время операций по захвату - ботва. На Сечене, Тренге, Китте, Серафиме - люди. При абордаже - ботва. После клеймения - рабы. Шаг, и люди становятся ботвой. Еще шаг, и ботва превращается в рабов. В фундамент энергетики Помпилии. Тебя учат, как маленького ребенка: нельзя клеймить объект где угодно, направо и налево. Абордажник, ты учишься жить рядом с инорасцами. Терпеть, любить, ссориться. Пить пиво в их компании. Соблюдать законы Лиги, нарушать законы Лиги. Сознательно выбирать время нарушения и время соблюдения. Видеть грань, за которой инорасец становится ботвой! Владеть этой гранью, как оружием. На Октуберане, среди своих, ты этому не обучишься. Сорвешься там, где не следует. Волков натаскивают не кусаться попусту. Или ты хватаешь за глотку, или не скалишь клыки. Понял?
        - Так точно, госпожа обер-декурион!
        - Вот же дурак на мою голову…
        Впереди - огни КПП. В кармане Ливии Метеллы пищит уником.
        - Слушаю вас, господин обер-манипулярий! - канал связи закрытый, Марку не слышно, что говорит Назон. - Так точно! Сейчас буду… Рядовой Тумидус! Бегом в казарму…
        Уником булькает. Ливия вслушивается в беззвучный монолог начальника учебки.
        - Отставить, боец, - наконец говорит она. - Сопровождайте меня.
        - Есть сопровождать! - козыряет Марк.
        V
        - Банда Гната Кожемяки, - сказал Назон.
        Глаза обер-манипулярия были красней, чем у кролика. Знаменитый бас гудел приглушенно, как из бочки, но в нем слышалось рычание. От невзрачного, ничем не примечательного офицера, сосланного командовать учебной частью в захолустье, не осталось и следа. Назон бродил по кабинету, словно волк по клетке.
        - Жандармы выбили их из Кучарской пущи. Это так говорится: из пущи. На деле Гнат квартировал по тамошним селам. Кое-кому платил; остальные боялись. Гнат был скор на расправу. Банду взяли во сне, тепленькими. Тех, кто сбежал в пущу, искали с собаками - и добивали. Целый день…
        Назон помолчал, глядя в стену.
        - Атаман Гнат ушел. С ним - ближний круг, десятка полтора головорезов. Три часа назад они ворвались в город, в дом предводителя здешнего дворянства. Юго-западная окраина, над Мышлей. Предводитель устроил бал к шестнадцатилетию дочери…
        - Заложники, - кивнула обер-декурион Метелла.
        Марк помалкивал в углу. Он чувствовал себя лишним.
        - Заложники, - подтвердил Назон. - Человек семьдесят, в бальной зале. Больше половины - женщины. Гнат требует деньги, много денег. И вертолет, или что у них тут летает, до границы с Кышыном. Если к рассвету атаман не получит требуемое, он начнет убивать заложников. Со мной связался полковник Трубячинский, командир гусар. У него в распоряжении полк кавалерии, и он бессилен. Его люди могут штурмовать дом. Но штурм не спасет заложников…
        Мелкий, быстрый в движениях центурион Плиний встал:
        - Разрешите вопрос?
        - Спрашивайте, центурион.
        - Почему Трубячинский обратился за помощью к вам?
        - У него нет выбора. Время не ждет. Кроме того, полковник Трубячинский плохо понимает нашу специфику. Для него абордажная пехота - что-то вроде десанта. Хочу сразу предупредить, во избежание недоразумений. Ни один солдат не покинет пределы учебной части. Это же относится к деканам и декурионам, не нюхавшим плазмы. Я собрал здесь только офицеров и декурионов с боевым опытом. Я не приказываю. Я излагаю ситуацию. Кто сочтет нужным, пойдет со мной добровольцем. Если вы откажетесь, я пойму.
        - Только офицеров, - Плиний выразительно глянул на Марка. - И декурионов с боевым опытом…
        Назон подошел к центуриону вплотную.
        - Декурион Тумидус, - обер-манипулярий нажал на слово «декурион», как на педаль органа в нижнем регистре, - не новобранец. Тренг, джунгли, четыре года. Приказ о присвоении воинского звания «декурион» рядовому Тумидусу уже подписан. Полагаете, я делаю ошибку?
        - Никак нет, - отрапортовал центурион Плиний.
        Он знает, уверился Марк. Назон знает о моем выборе. Он знал еще раньше, когда я и сам не догадывался. Это меняло все. Тренг, джунгли… Уверенность начальника учебки. Согласие упрямца-Плиния. Одобрительное молчание остальных. Знание Назона делало Марка Тумидуса кем-то другим, кем Марк не был.
        Далеко-далеко щелкнул кнут:
        «Alles!»
        - Разрешите вопрос? - сказал Марк.
        - Спрашивайте, декурион.
        - Почему нельзя подвести аэроплатформу под видом запрошенного вертолета - и накрыть дом стационарным парализатором?
        - Тренг, - без насмешки бросил центурион Плиний. - Училище.
        - Да, - согласился Назон. - Училище.
        - Я учился на Хиззаце…
        - Какая разница? - обер-манипулярий повернулся к Марку. - Декурион Тумидус, училища, готовящие кадровых офицеров, снабжаются всем необходимым согласно приказу № 32/654. У вас на Тренге были и аэроли, и стационарные парализаторы. Учебная часть вроде нашей снабжается согласно другим нормативам. У нас нет в распоряжении необходимой техники. Она будет в тех частях, куда солдаты отправятся после окончания учебы. Вам все ясно?
        - Так точно!
        - Вот дом предводителя дворянства, - Назон поднял голограмму, точный макет здания, на полметра выше стола. - Бальная зала на третьем этаже. Пять человек держат заложников под прицелом. Возможно, шесть. Часовые - балкон пятого этажа, выходит на Мышлю, балкон четвертого этажа, выходит на Ерзов тракт. Остальные рассредоточены по дому. Окна, входные двери…
        - Заклеймить кого-то из часовых, - предложил опцион Геганий. - Воспользоваться им, как рабом.
        - Не выйдет. Я уже продумывал этот вариант. Клеймение требует времени, потому что объект сопротивляется. Но не это главное. Для клеймения необходим тесный визуальный контакт с оптимального расстояния, не осложненный плохой видимостью. Мы лишены такой возможности. Темно, далеко; нереально. Возвращаемся к необходимости скрытного проникновения в дом. Со стороны Мышли балкончики - на каждом этаже. Плюс шум реки. К сожалению, нас это не спасает. Чтобы подняться наверх, не потревожив часового, нужен опытный скалолаз или дрессированная обезьяна…
        - Разрешите?
        Марк ждал приказа заткнуться, но его не последовало.
        - Слушаю вас, декурион Тумидус.
        - Кажется, - сказал Марк, - у меня есть дрессированная обезьяна.
        VI
        Хата, подумал Грыць Кочумай.
        Он так ясно представил ее - беленую хату с мальвами на подворье, с сизым дымком над трубой, с гавкучим кобелем на цепи - что даже чуточку согрелся. Грыць торчал на клятом балконе третий час, сменив промерзшего насквозь Зеленку. Скурил чуть ли не весь кисет, проклиная холод и сырость. Ничего, скоро прилетит винтокрыл. Погрузимся и - гайда на Кышын. Гнат обещал денег, много денег. Гнат держит слово, ей-богу, держит. Куплю хату, сказал себе Грыць. Женюсь, возьму девку с гарбузами-цыцьками. Может, мельницу поставлю…
        - Ой, не ходи, Грыцю, - еле слышно запел он, притоптывая, - тай на вечорныцю…
        - Эй? - спросили снизу. - Выпить хочешь?
        - Шо? - не понял Грыць.
        - Самогонки хочешь? Держи, командир…
        Грыць подошел к перилам, наклонился. Внизу, в люльке предрассветного тумана, уцепившись левой рукой за чугунный вензель, болтался хлопец. Малой, придурочный, в косматой шапке. У хлопца было лицо старого чорта. Смеясь, чорт-хлопец протягивал Грыцю открытую флягу, откуда шибало ядреным первачом. Такой гнал дед Охрим, из палых яблок.
        У Грыця аж слюнки потекли.
        - Лезь сюды, - велел он, кидая окурок вниз. - Самогонку не урони, дурка…
        Луч «Универсала» прожег Грыцю голову, и часовой полетел вниз - к беленой хатке с мальвами на подворье.
        - Дурак, - Пак ловко вскарабкался на балкон. - Ой, дурак! Аж жалко…
        Опцион Геганий убрал палец со спуска.
        Он наблюдал в ИК-прицел, как штурмовая пятерка взбирается по тросу, спущенному карликом-акробатом, на балкон. Нет, не пятерка - шестерка. Связавшись с гусарским полком, обер-манипулярий Назон затребовал добровольца. Доброволец - поручик с квакающей фамилией Ахилло - Геганию не понравился. Явился, красавец, в попугайском мундире с золотым шитьем… Самое то для скрытной вылазки! Из оружия имел саблю и револьвер; глушителем не озаботился. На инструктаже стоял, подбоченясь, дышал перегаром. Узнав задание, гаркнул: «Сделаем!» - и панибратски хлопнул по плечу новоиспеченного декуриона Тумидуса, грозу джунглей. Полковник Трубячинский заверил, что пришлет лучшего. Если этот - лучший…
        Ну, что он там копается?
        Опцион навел прицел на поручика Ахилло. Зеленоватые, словно подсвеченные «болотными огнями», фигуры людей были предельно четкими. Лица, и те можно разглядеть. Чувствительность прицела едва не подвела Гегания. Бандит на балконе курил, глубоко затягиваясь, взмахивая папиросой, словно дирижерской палочкой. В прицеле огонек вспыхивал ослепительной белизной, кометой носился взад-вперед, скрадывая очертания человека. Опцион не был уверен, что уложит часового с первого выстрела. Спасибо карлику - выманил болвана к перилам, заставил выбросить окурок, а тут уж Геганий не оплошал.
        Наконец поручик оказался на балконе, а карлик с ловкостью макаки спустился обратно. Опцион проводил взглядом штурмовую группу, втягивающуюся в балконную дверь, и повел прицелом по окнам в поисках целей.
        Раздеть убитого оказалось непросто.
        Барышень поручику, быстрому в амурах, раздевать доводилось, а вот мертвяков - ни разу. Сняв мундир, он пристроил его на ветку вишни, дабы не испачкать. Оставшись в нательной бязевой рубахе, Ахилло продрог на ветру - и одновременно взмок, ворочая грузного покойника. Хорошо еще, чужое оружие запекало раны: одежда убитого была чистой. Поручик не отличался брезгливостью, но измараешься в крови - бандиты заметят.
        Меняться с убитым штанами и сапогами Ахилло раздумал. Длиннополая свитка доходила до колен, скрывая обтягивающие чакчиры. А сапоги - они и есть сапоги. Кто их разглядывать станет? Подпоясавшись кушаком, поручик накинул поверх свитки воняющий кислой овчиной полушубок. Сунул за кушак саблю в ножнах и револьвер. Обрез убитого брать не стал: там, небось, картечь - заложников зацепит. Вместо кивера нахлобучил папаху бандита - поглубже, чтоб завитки меха упали на самые брови.
        Порядок!
        Взбираться по веревке для поручика было не впервой. Случалось, и по связанным простыням лазили. А тут умница-карла узлов накрутил - плевое дело!
        - Вот и я!
        Крутнулся, раскинув руки. Каблуком притопнул - любуйтесь, каков башибузук! Госпожа Метелла, суровая дама, нахмурилась. Белобровый майор кивнул: похож. А карла с ухмылкой оттопырил большой палец.
        - Благодарю вас, господин Пак, - тихо сказал майор. - Вы нам очень помогли. Спускайтесь, дальше мы справимся без вас.
        Карла без возражений полез через перила.
        - Стой! Флягу дай…
        Поймав вопросительный взгляд Метеллы, Ахилло пояснил:
        - Для убедительности.
        Во фляге булькнуло. Карла махнул рукой на прощанье - удачи! - и без звука канул во тьму.
        - Все готовы? Заходим.
        На лестничной площадке было темно, хоть глаз выколи. Умный шлем сам переключился в ИК-режим. Впереди возникла зеленоватая фигура Ахилло и контуры перил. По ступенькам поручик спускался, как по трапу парусника в шторм. Его мотало из стороны в сторону, Ахилло отчаянно взмахивал руками, ловя равновесие, но, как ни странно, не падал.
        «Артист, - Ливия Метелла держала дистанцию в четыре шага. - Тебе бы в шоу выступать…»
        Снизу пробился желтый свет. ИК-картинка вспыхнула, зарябила. Метелла вручную переключила режим: с промежуточной освещенностью шлем справлялся плохо. Словно в подтверждение ее мыслей про шоу, поручик загорланил:
        - Загулял я, загулял,
        Заплутал в трех сосенках,
        Начинаю от рубля,
        Продолжаю сотенкой!
        Он плясал на ступеньках: шумный, лихой. Только сейчас до обер-декуриона Метеллы дошло: раньше шагов поручика она не слышала, несмотря на все лестничные кунштюки Ахилло.
        - Грыць, ты? - окликнули снизу.
        - Внимание! - прошелестел в наушниках бас Назона.
        Ахилло вопрос проигнорировал. Он был занят важным делом: выводил песню. Или это песня вела поручика?
        - Был барыш, стал кураж,
        День вокруг божественный,
        Ах, возьму на абордаж
        Что-нибудь поженственней!
        - Пьяная харя! Ты где набрался-то?!
        В голосе звучала зависть. Еще один пролет. Сделалось заметно светлее. Стала видна бордовая с желтой каймой дорожка, полированное дерево и затейливая ковка перил. Дорожку пятнали грязные следы. Местами уродливо чернели пропалины; тут же валялись раздавленные окурки.
        - Даль пуста и синь густа
        Над Отчизной нищею,
        Как с куста, начну от ста
        И продолжу тыщею!
        Навстречу затопали шаги. Ливия вскинула руку, подавая знак, и припала на колено у края площадки. Ствол уставился вниз - сквозь фигурную прорезь, меж чугунными завитками. Только бы поручик не оказался на линии огня! Только бы не заслонил…
        - Эй, да ты…
        Похоже, поручик спиной чуял Метеллу - и ствол ее «Универсала». На ступеньках возник небритый детина в пальто нараспашку. В руках он держал тупорылый автомат. Не прекращая петь, Ахилло качнулся вправо. Луч, посланный Метеллой, прожег бандиту переносицу. Детина еще падал, а поручик уже был рядом, уже придерживал тело, валящееся набок, перехватывал автомат, чтоб не лязгнул о ступеньки.
        Полковник Трубячинский сдержал слово. Он прислал лучшего.
        - Третий этаж. Приготовиться. Сорок метров до залы, где держат заложников. Входим через три секунды после поручика Ахилло. Метелла, Плиний, Апроний - правый фланг. Тумидус и я - левый. Вы, поручик, - центр. По верху залы идет галерея, там могут быть стрелки. Огонь только прицельный. Не зацепите заложников. Задачи ясны? Вперед!
        Гулкий холл украшен лепниной. Наборный паркет под ногами - мореный дуб, не имитация, как в кабинете у военкома. Кофейного цвета стены с орнаментом из стилизованных роз. Высокая двустворчатая дверь с вензелями. Все это было, было! Казино лайнера «Огнедар». А внутри - засада. Нет лишь музыки: арфы и скрипки. Зато сбоку разверзлась пасть древнего лифта. Складная решетка-«гармошка» с позолотой, панели красного дерева, ряд кнопок. Теплится матовый плафон под потолком кабины…
        Это не учения. Это…
        - Свет! - шепчет Метелла.
        Ее шепот громом гремит в наушниках.
        Две люстры под потолком - виноградные лозы и гроздья. Бронза листьев начищена до блеска. Десятки примитивных лампочек накаливания на белых столбиках - подобие свечей. Метелла права. Лучше входить из темноты в свет, чтобы бандиты не увидели их раньше времени. Марк вскидывает «Универсал»; поручик машет ему: нет!
        Ахилло делает два шага к стене.
        Щелчок выключателя. Свет гаснет.
        Дробный перестук каблуков по паркету.
        Ахилло разошелся не на шутку. Кому придет в голову, что штурмовой отряд идет вызволять заложников с песнями и плясками? Гуляем, братва! Однова живем! Грыць Кочумай хлебнул лишку, бросил пост, сучий сын…
        - Все портки в петухах,
        А рубаха - в горлицах,
        Ах, погрязну во грехах
        Во девичьих горницах!
        Узкая, желтая полоска меж створок дверей. Ближе, еще ближе. Тьма - и золотая стрела. Бесплотный дух буянил во мраке и пустоте. Дух хотел к свету.
        - Не пижон и не бастард,
        Выпивший и нервный,
        С тыщей выползу на старт -
        Кто к мильону первый?!
        Двери с грохотом распахнулись. Стрела превратилась в сияющий проем, в волшебный портал. Он вел в другую, лучшую жизнь. И на пороге между светом и тьмой, крестом раскинув руки, встал Вестник с флягой в шуйце.
        Избавитель? Ангел Смерти?
        Все сразу?!
        - Кто первый?! - громко переспросил поручик. - К мильону, а?
        Он встряхнул флягу, чтобы слышали: не пустая. Фигура Ахилло частично перекрывала обзор, но и так было видно: в зале полно народа. Дамы в бальных платьях, кавалеры в мундирах и фраках, дрожащие лакеи в ливреях. Людей согнали в центр залы, заставили сесть на пол, не считаясь с сословиями. Гигантская клумба из цветов-человеков: сирень и жасмин, маки и горицвет, черные тюльпаны, темная зелень…
        Клумбу сторожили бдительные садовники: двое справа, один слева. И еще: на балконе, на галерее. Взгляды садовников сошлись на незваном госте. Широкий взмах руки, булькает фляга, собирая внимание в точку…
        Время!
        Поручик расслоился, выстрелив из себя пять мерцающих фигур - штурмовиков в камуфляже «хамелеон». Вбегая, врываясь, вкатываясь в зал, они открыли огонь сходу, не остановившись ни на миг. На груди ближайшего бандита вспыхнула ослепительная звезда. Рябой верзила ткнулся лбом в пол, даже не поняв, что произошло. У другого звезда полыхнула на плече; синий, богато расшитый жупан загорелся, выбросив бледные язычки пламени.
        - Ррр-р-а-а-а-а!!!
        Рев? вопль?! Лицо искажено болью. Рот распялен в крике. Уцелевшей рукой щеголь в жупане вскинул автомат. Барабанная дробь очереди раскатилась по зале. Автомат дергался, плевался свинцом. Пули летели вкривь и вкось, впивались в стены, в пол, вслепую нащупывая жертву.
        - На пол! Все на пол!
        Бас Назона перекрыл даже грохот пальбы.
        Куда там! Тесная компания офицеров, а с ними - часть штатских помоложе, уже накатывала волной на балконную дверь. Бежать? Прыгать с третьего этажа?! Грохнул выстрел, кто-то из офицеров упал, обливаясь кровью, но волна уже выплеснулась на балкон. Крик, брань; через секунду, снаружи - едва слышный хряск тела, упавшего наземь.
        С галереи, захлебываясь, визжал импульсник - охотничий длинноствол. Ливия повела «Универсалом», включив режим «непрерывного огня». Балюстрада взорвалась гипсовым крошевом, визг смолк. Не снимая пальца со спуска, обер-декурион осмотрелась. Плиний. Назон. Тумидус. Апроний. Вроде, все живы…
        На пороге залы лежал поручик Ахилло. Широко раскинув руки, он уставился в потолок блестящим, стеклянным взглядом. Папаха отлетела прочь, фляга укатилась вслед за папахой.
        Мертвый поручик улыбался.
        За миг до смерти он услышал, как внизу, в туманной мгле, поет труба. Спешенные гусары полковника Трубячинского пошли на штурм дома.
        - Сюда! Быстрее!
        - Дайте мне оружие! Я полковник драгунского имени Его Величества…
        - Я с вами, господа! Штабс-ротмистр…
        Обер-манипулярий Назон скрипнул зубами. Он изо всех сил старался не сорваться. Грубость, крик только озлобила бы этих гордецов, рвущих отомстить за пережитое унижение.
        - Отставить, полковник! Отставить, ротмистр! Здесь женщины и цивильные. Они нуждаются в защите. Внизу идет бой. Мы - их последний рубеж обороны. Задача ясна?
        - Так точно!
        - Возьмите оружие убитых. Сопровождайте женщин.
        Либурнарии теснили заложников, направляя толпу к малоприметной дверце в дальнем конце залы, возле низкой эстрады. Согласно схеме здания, там, в глухом тупичке, располагались уборные артистов и музыкантов. У пожилой толстухи от потрясения отнялись ноги, ее вели под руки двое мужчин. Другую, упавшую в обморок при виде трупов, несли, словно мертвую. Мало-помалу толпа всасывалась в дверцу. Так сгоняют ботву на пункты сбора урожая.
        Время, подумал Назон. Надо спешить. Внизу кипит бой, в любой момент здесь могут объявиться отступающие бандиты.
        - Апроний, Плиний! Проверьте, нет ли там другого выхода.
        - По схеме - нет, господин обер…
        - Проверить, я сказал! И оставайтесь с заложниками. Распределите по помещениям и прикрывайте. Метелла! Оцените возможности обороны и займите позицию внутри.
        - Слушаюсь.
        - Тумидус - со мной.
        - Есть!
        - Мы будем держать оборону снаружи. Присмотрите позицию. Когда все покинут залу, приказываю занять позицию и держать вход под прицелом. При появлении противника - огонь на поражение, без команды. Не ошибитесь: в доме еще и гусары. Все ясно?
        - Так точно!
        В дверной проем втягивались последние люди. Плечом к плечу, Назон с Марком пятились следом, не сводя взглядов со входа. Снизу неслась пальба и крики. Обер-манипулярий сделал шаг, еще один. Чутье подвело Назона: в последний момент он поднял голову к галерее, раскуроченной залпом Метеллы, но опоздал.
        Смерть прыгнула раньше.
        Марка швырнуло на пол.
        «Универсал» ожил, вырвался из рук, заскользил по натертому паркету. От удара затылком в глазах потемнело. Если бы не шлем… В шаге от Марка вздыбилась черная бурка, плеснула войлочными крыльями. Выстрел с пола; левое крыло вспыхнуло, задымилось. Сверкнула сталь: хищная, наглая. Марк услышал всхлип - густой, чавкающий; затем - влажный хруст. Так мясник разделывает тесаком свиную грудинку. Новый высверк стали рывком бросил Марка вперед. Навстречу метнулось дымящееся крыло бурки. Дважды бахнуло; боль ослепила, швырнула на колени. В ребра с размаху воткнулся лом. Правая лодыжка отвратительно хряснула; между костями вбили раскаленный штырь.
        Пороховая гарь терзала ноздри.
        Обезумев от ярости, Марк с рычанием прыгнул. Слепым снарядом он врезался в бурку, рухнул на пол, каким-то чудом оказавшись сверху. Зрение вернулось, Марк в последний момент перехватил руку с кривой саблей, прижал к паркету. Ему повезло: револьвер атаман Гнат выронил при падении. Свободная ручища Гната вцепилась Марку в горло, давя на кадык. Марк хрипел, борясь за каждый глоток воздуха. Изо всех сил он рубил ребром ладони поперек чужого лица, искаженного дикой гримасой. Зубы вбивались в рот. Сломалась переносица: в хлам, в кашу. Клочковатая борода Гната тряслась, намокала, слипалась в колтуны. Там дышала яма, пузырилась кровью: атаман кричал.
        Хватка на горле ослабла.
        Марк сорвал корявые, жесткие пальцы. Атаман сипел, булькал, выдувал из ноздрей красные пузыри; с упорством безумца тянулся к заветной глотке. Он без замаха резанул саблей, едва Марк на миг отпустил Гнатову правую руку. Придавив коленом жилистое запястье, Марк выдернул из ножен на бедре десантный нож. Клинок на треть вошел атаману в глаз; всем телом упав вперед, Марк вогнал нож глубже, по рукоять. Затылок Гната треснул, острие ножа ткнулось в пол, испортив паркетину.
        Рядом стонали. Марку казалось, что он сползал с убитого целую вечность. Ребра дергало так, словно кто-то пытался клещами извлечь их из живого человека. Костер в правой лодыжке бушевал, пожирая плоть. Берцовая кость плавилась от боли.
        - Господин обер…
        - Аптечка… - дрогнули белые губы Назона.
        Сил командира едва хватило на шепот. Какой уж там бас…
        - Сейчас… Я сейчас…
        Марк нашарил на поясе обер-манипулярия аптечку, забыв, что у него самого есть такая же. Голова кружилась, перед глазами плясали звезды. Держись, велел он себе. Держись, иначе Назон истечет кровью. Вытащив из аптечки жгут, Марк туго перетянул рассеченное бедро командира выше раны. Что еще? Предплечье? Анестезия, антисептик, «замазка», регенерант…
        Закончив с Назоном, он вколол анестезию себе.
        В доме продолжали стрелять. Втащить Назона на эстраду удалось лишь с третьего раза. Анестезия притупила боль, но теперь Марк не чувствовал правую ногу. Бесполезная обуза, нога волочилась за ним - колода колодой. Через каждые пару метров приходилось отдыхать. В мозгу щелкал кнут, все громче, настойчивей: «Alles!.. alles…»
        - Сюда! Скорее! Они ранены!
        Лица. Где-то он их видел.
        Назон открыл глаза:
        - Кто разрешил вам оставить пост, господа офицеры?
        Бас, улыбнулся Марк. Будь я проклят, бас.
        И потерял сознание.
        Контрапункт.
        Н'доли Шанвури, дочь Папы Лусэро
        (шесть дней тому назад)
        Пак обожал торчать в вирте. Впрочем, не без странностей. Иногда мне казалось, что он приносит из вирта в клюве сплошные похороны. Сообщал он мне о чужих смертях в самое неподходящее время: за завтраком, во время выездки Орлика, под вечернюю трубочку. «Ты в курсе? - спрашивал Пак, а я уже знал, что где-то оркестр сыграл траурный марш. - Умер Джонатан Харпи. Ну, Хомяк, помнишь? Трубач, ты его знал…»
        Я кивал и слушал.
        Пак затевал бесконечный монолог. Он вспоминал, как клёво Хомяк лабал нью-джезз на сейшне с «Братвой из Мизери», как он поставил на место лощеного скрипача Косту, лауреата всякой байды, сперва набив Косте морду, а затем сыграв Костину «Звездную сонату» на трубе вместе с оркестром Дюка Леннона; как Хомяк ездил на шефские по рыбозасолочным сейнерам, а потом расплачивался в борделях и кабаках брикетами черной икры; как потешно раздувались Хомячьи щеки на блюзе «Солнце село за горою»…
        Зачем, спросил я у Пака однажды. Зачем ты вылавливаешь смерть за смертью? Большинство этих людей мы знали шапочно. Кое-кого не знали вовсе. Что за странный лейтмотив? Ворон, зачем ты скачешь по свежим могилам?!
        Он удивился.
        Я же не о смерти, сказал Пак. Я о жизни. Ты что, не понимаешь?
        И я понял.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        Сенсор тревоги.
        Н'доли могла нащупать его с закрытыми глазами. Сигнал на пульт службы безопасности Центра. Дубль - на личный уником куратора Умслы. Определить местоположение абонента - дело трех секунд. Группа быстрого реагирования вылетит пулей.
        Коммуникатор лежал в сумочке.
        Не успею, поняла Н'доли. А если они решат, что в сумке - оружие… Время. Надо тянуть время. Они отвлекутся, и у нас появится шанс. Какой шанс, дурочка? Помпилианские «контры» не дают шанса скверным девчонкам, возомнившим себя Генералом Ойкуменой.
        - Куда же вы меня приглашаете?
        Она очень старалась, чтобы голос не дрогнул.
        - Это зависит от вас, биби Шанвури. Вы ужинали?
        - Нет.
        - Отлично, - пунцовые губы собеседницы изобразили улыбку. Даже под угрозой расстрела Н'доли не рискнула бы воспользоваться такой вызывающей помадой. Впрочем, женщине в черном этот цвет был к лицу. - Милочка, я приглашаю вас в ресторан.
        Усыпляют бдительность, подумала Н'доли. Что ж, подыграем.
        - Мы знакомы?
        - Мы, можно сказать, коллеги. Работаем на «Грядущее», - женщина сделала один, точно рассчитанный шаг. Серебристый отблеск упал на ее лицо. - Меня зовут Юлией. Юлия Руф, к вашим услугам.
        Высокий лоб. Черные, как смола, волосы гладко зачесаны назад. На висках - спираль локонов. Эталон помпилианской красоты - огонь во льду. Разница в возрасте если и чувствовалась, то не в пользу Н'доли. Она была шапочно знакома с госпожой Руф: встречались пару раз в Центре. Кто в «Грядущем» не знал Юлию Руф - первого помпилианского коллантария?
        Неужели Юлия, лишенная расового статуса, работает на имперскую контрразведку?!
        - Извините моих друзей, - госпожа Руф развела руками, - за небольшое представление. Господа офицеры питают слабость к театральным эффектам.
        - Если мы испугали вас…
        Из лимузина вышел бритый наголо мужчина средних лет, в светлой рубашке и брюках. Он коротко, по-военному поклонился:
        - Я прошу прощения.
        У Н'доли отлегло от сердца. Полковника Тумидуса она знала лучше. Случалось, полковник захаживал в гости к отцу Н'доли.
        - Готов искупить вину! - полковник щелкнул каблуками, словно на нем были не сандалии, а сапоги. - Если, конечно, у вас нет других планов…
        Делая вид, что колеблется, вудуни отступила от мобиля. Ее не преследовали, не хватали, не тащили обратно. Н’доли расстегнула сумочку. Пальцы нащупали коммуникатор. Вот он, сенсор тревоги. Одно касание… Никто не двинулся с места, чтобы ей помешать. Н’доли перевела дух и вынула руку из сумочки. Сердце колотилось в груди, как после долгого заплыва, но в дочери Папы Лусэро уже проснулось любопытство.
        - Чем обязана такой чести?
        Юлия по-птичьи склонила голову. На лице помпилианки читалась уверенность: мы уже едем в ресторан. Мы просто кокетничаем, ломаем комедию, чтобы наше согласие выглядело милостью, одолжением, а не сдачей крепости.
        - Нам есть, о чем поговорить, биби Шанвури, - сказала она.
        И любопытство победило.
        «Эта королева права, - с легким раздражением отметила Н’доли, ныряя в салон. - Я сама согласилась. Добровольно…»
        Мобиль тронулся с места.
        В ста метрах от лимузина, скрыт тенью деревьев, стоял «Скарабей» эконом-класса. В его тесной кабине переглянулись два человека. Тот, что сидел на пассажирском сиденье, моргнул - «фасеточный» глаз сменил режим восприятия.
        - Ты что-нибудь понял?
        - Нет.
        - Кто это был? Наши?
        - Не знаю. Почему нас никто не предупредил?
        Они говорили на помпилианском.
        - Надеюсь, вы не вегетарианка, милочка?
        В том, что сама Юлия - хищница, не было ни малейших сомнений.
        - В еде у меня нет предрассудков.
        - Замечательно! Мы с вами найдем общий язык. Рекомендую зайчатину под соусом «гарум» из макрели…
        С небрежностью, выказывающей большой опыт, Юлия пролистала меню - увесистый том, отпечатанный на тонированной бумаге, в переплете из телячьей кожи. Н’доли огляделась: она впервые была «У дядюшки Марция». Ресторан - скорее элитный клуб, с входом по карточкам - прятался в «тихом центре», сторонясь буйства ночной жизни и сияния рекламы. Приглушенный свет, минимализм старомодного интерьера, отдельные кабинеты. Живая обслуга - и, судя по всему, цены первой звездной величины.
        - Пока несут основное блюдо, возьмем соленых улиток. Их тут чудесно солят, с оливками и сыром.
        - Полагаюсь на ваш вкус.
        - На вкус Юлии можно положиться, - серьезен, как на совещании Генштаба, подтвердил полковник Тумидус. В кабинете они были втроем. - Вина? Чего-то покрепче?
        - К улиткам пойдет белое. К зайцу - красное, - Юлия размышляла вслух. - Я за золотую середину. Розовое сухое «Аттенато», Гай. С виноградников моего отца.
        - Хорошо.
        - Тогда я зову официанта.
        Госпожа Руф позвонила в серебряный колокольчик. Официант - черная рубашка, белый жилет - возник в кабинете. Юлия продиктовала заказ: зайчатина для Н’доли, фрикасе из мурены - для себя, улитки - всем. Полковник, как мужчина, заказал вино для дам. Свой интерес Тумидус тоже не забыл: свинина с миндалем, тушеная в хмельном меду, и графинчик тутовой водки. Вино, водка, улитки и хлеб - пышный, еще горячий - объявились на столе через минуту. Наполнив бокалы, официант испарился.
        Юлия включила конфидент-поле.
        - За нашу вторую родину, - она подняла бокал. - За Китту.
        Вкус у вина был изумительно свежий. «С виноградников моего отца,» - вспомнила Н’доли. Она бы дорого дала за возможность бросить такую фразу - мимоходом, как что-то малозначащее.
        - Полагаете, я слишком пафосна? Играю на вашем патриотизме? - яркие губы Юлии улыбались, но глаза оставались серьезными. - Родина отреклась от нас. Да, это несправедливо. И что? Забыть родину трудно. Скажу больше: невозможно. Она - всегда первая, даже в изгнании. А Китта - вторая.
        Полковник кивнул.
        - Вот и ходим к дядюшке Марцию…
        Юлия умолкла, задумчиво изучая улитку, насаженную на тонкую двузубую вилку. Она вертела улитку и так, и эдак. Казалось, деликатесный моллюск полностью завладел вниманием госпожи Руф. На миг Н’доли ощутила себя улиткой на вилке. Ее рассматривали с холодным интересом исследователя перед тем, как отправить в рот.
        - Уютный ресторан, - сказала вудуни. - Тут все аутентично?
        - Более чем. Маленький кусочек Помпилии, откуда нас не гонят. А вокруг - целая планета, которая нас приняла. Чувствуете разницу? Приняли - и не гонят. Всего лишь не гонят… Я не привыкла оставаться в долгу, милочка. У меня есть подарок для вас.
        - Для меня?
        - Для вас. Мы ведь коллеги? Делаем общее дело. Считайте, что подарок и для вас лично, и для Центра. А в перспективе… Впрочем, не будем лететь впереди звездолета.
        Последняя фраза в устах помпилианки-коллантария прозвучала тонкой издевкой. Уж кто-кто, а Юлия Руф, выйдя в «большое тело» коллективного антиса, могла играючи лететь впереди любого корабля!
        - Не буду скрывать, - продолжила Юлия, съев наконец улитку, - что этот подарок в перспективе может пойти на пользу и нам. В выигрыше будут все. Увеличение числа действующих коллантов - одна из главных задач «Грядущего». Вы согласны?
        - Да.
        - Не буду больше томить вас прелюдиями, милочка. Вам известно, что такое «корсет»? Иными словами, «координирующая сеть»?
        Н’доли стоило большого труда не вздрогнуть. Она выпила вина, не спеша с ответом. Информация, по большому счету, открытая. Вряд ли кто-то поверит, что межрасовый генетик, работающий с коллантами, никогда не интересовался особенностями помпилианского клейма.
        - Известно. Ослабленный вариант клейма. Применяется для ступенчатого иерархического управления в вашей армии. Для улучшения координации действий частей, подразделений и отдельных бойцов.
        - Вы знаете «Уложение о родах войск…»? Оно, между прочим, «для служебного пользования»!
        Похоже, Н’доли удалось удивить полковника Тумидуса.
        - Спецслужбы Помпилии плохо работают, - вудуни щелкнула ногтем по бокалу, слушая тонкий звон. - Наберите запрос в вирте. Ваше «Уложение…» лежит в открытом доступе.
        - Р-р-растяпы! - рявкнул Тумидус.
        Свой гнев он яростно запил тутовой водкой.
        - Это хорошо, что вы в курсе, - вспышку полковника Юлия проигнорировала. - Для нас важен общий принцип: ослабление клейма для координации и управления, но не для полного подчинения. В армии Помпилии есть две категории воинских частей: части вероятного контакта и части второго эшелона. Никаких тайн я не выдаю, это открытая информация. Так вот, под «корсетом» служат в частях вероятного контакта. Офицеров, а также младший командный состав, прошедший спецподготовку, учат управлять «корсетом». Рядовые, как и в любой армии, должны лишь подчиняться. Исходные данные понятны?
        - Вполне, - Н’доли позволила себе сарказм. - Объяснения для школьников?
        Юлия достала пачку «Perfectum» и мундштук из янтаря. Прикурив от зажигалки - миниатюрной копии лучевика - она глубоко затянулась и выпустила струю ароматного дыма. Из стола выехала пепельница, под потолком включилась фильтр-вытяжка принудительной рециркуляции.
        - Переходим к объяснениям для докторов наук, - сказала госпожа Руф. - Все коллантарии-помпилианцы, кому удалось выйти в «большое тело», служили в армии. В частях «вероятного контакта». Офицерами или старшими сержантами со спецподготовкой. Повторяю: все без исключения.
        «Разрешите смену блюд?» - текстовым запросом поинтересовалась голосфера над столом. Юлия дала подтверждение. «Они не могли знать о сегодняшнем консилиуме, - думала Н’доли, пока официант заново сервировал стол. - Не могли знать, что мы движемся в этом направлении. Они опередили Умслу. Координатор обещал результаты только завтра. В конце концов, это их раса, их психофизиология… Кому, как не помпилианцам, разобраться раньше других, что к чему? Они - изгои, лишенные всего. Им нечего терять. Если создание коллантов существенно облегчится, у них появится надежда…»
        Официант исчез. Дольше тянуть с ответом было нельзя.
        - Роскошный подарок, госпожа Руф.
        - Я подняла биографии тех наших соотечественников, кто пытался стать коллантарием и не смог. Либо они вообще не служили в армии, либо служили рядовыми. Двое служили офицерами в частях второго эшелона. Теперь вы имеете готовый «входной фильтр». Ешьте зайца, вам понравится…
        - Почему вы затеяли этот разговор со мной? - спросила Н'доли. - Почему не обратились к куратору Умсле? Это называется: действовать через голову начальства…
        Юлия рассмеялась:
        - Ничего подобного, милочка. Через голову начальства - это значит, минуя Умслу, обратиться к его шефу в планбезе. Полагаю, вы еще не чиф-вождь Департамента планетарной безопасности Китты? Если да, то я сильно рисковала, приглашая вас в ресторан. Кроме того, у Умслы очень твердая голова - и куча неотложных дел. Он положит мои выкладки под сукно, чтобы вспомнить о них через пару лет. Как вы зовете Умслу за его спиной?
        - Черепаха, - машинально ответила Н'доли.
        - Вот-вот. Поэтому, милочка, сделайте из информации, полученной от меня, конфетку. И когда у Умслы будет аппетит, накормите его досыта. За ваш успех!
        Юлия отхлебнула глоток вина. На губах остались капли: красные на красном. Промокнув рот салфеткой, помпилианка скомкала клочок бумаги, похожий на пластырь, снятый с раны, и с меткостью снайпера кинула в утилизатор. Н'доли следила за ней, пытаясь хранить невозмутимость. Эта женщина выводила Н'доли из равновесия; да что там! - она била дочь Папы Лусэро на всех фронтах, несмотря на разницу в возрасте. Н'доли была хороша, Юлия была великолепна. Н'доли рано научилась привлекать внимание мужчин, Юлия родилась с этим талантом в крови. Играя первую скрипку в любом разговоре, Н'доли столкнулась с дирижером. Лидер по природе, вудуни тратила уйму сил, чтобы не попасть под влияние госпожи Руф.
        Дочь буяна и пьяницы - и дочь знатного вельможи.
        Дочь антиса - и первая женщина-коллантарий.
        Она руководила сетью лабораторий, вспомнила Н'доли. Дома, на Квинтилисе. Она была в той же должности, что и Умсла, если не выше. Доктор социостратегии… Проклятье, эта женщина все утратила, упала с горы в болото! Почему в ней нет надлома? Где хотя бы намек на трещинку? Или это я ничего не вижу?
        - Умслу зовут Черепахой, - сказала Н'доли. - Как подчиненные звали вас?
        Юлия отсалютовала бокалом:
        - Стерва. Меня звали Стервой, милочка.
        - И вы не обижались?
        - Поживите с мое, и вы будете гордиться таким прозвищем.
        - Вы неподражаемы, госпожа Руф. Обычно мы, женщины, не любим поминать свой возраст. А уж в смысле старшинства…
        - Ах, оставьте! - Юлия сыграла престарелую кокетку, и удачно. - Я не о возрасте. После процедуры обезрабливания возраст - это такой пустяк… Я ведь, к вашему сведению, не только лягушек резала на Квинтилисе. Я еще и была подопытным кроликом. Вы - межрасовый генетик. Вы должны понимать, что испытывает помпилианец, насильно лишенный рабов.
        - Он погибает, - Н'доли почувствовала, что мёрзнет. - Смертью мученика.
        - В целом, да. Если не считать того, что я выжила…
        Докурив, Юлия загасила сигарету. Пепельница скрылась в недрах стола. Полковник Тумидус выпил молча, без тоста, словно по покойнику, и не стал закусывать.
        - Как? - у Н'доли пропал аппетит. - Как вы выжили?
        - Чудом. Вы ощущаете свой Лоа?
        - Конечно. Он - часть меня.
        - А теперь представьте, что от вашего Лоа начинают отрезать по кусочку. Режут, пока не останется одна голая сердцевина. Живое сердце без тела. Представили?
        - Но зачем?!
        - Двигали науку вперед. Новые качества, новые типы взаимодействий, в чем-то сходные со способностями антиса. Антиса из меня, увы, не получилось. Зато я сделалась координатором колланта без службы в армии. Но я - уникум. Второй Юлии Руф в Ойкумене нет и не предвидится.
        Юлия занялась фрикасе. Одна мурена поедала другую.
        - У нас, - Н'доли съела кусочек зайца, не чувствуя вкуса, - ставились прямо противоположные опыты. Мы пытались создавать «искусственных» энергетов. Ну, не то чтобы мы - я тогда была совсем девчонкой. Брали добровольцев - варваров, техноложцев - и искали способ перепрыгнуть через временной барьер эволюции. Наложение донорского Лоа, частичная репликация функций, психофизиологический импринтинг… Плюс фармакологическая поддержка.
        - Я читала об этих экспериментах, - кивнула Юлия. - Вы получили результат?
        - Нет. В итоге интенсивной перестройки у добровольцев развивались частичные энергетические способности. Итог: пятипроцентные недо-гематры, шестипроцентные недо-брамайны, недо-вехдены на три с половиной процента… Игра не стоила свеч. Затрат на каждого - как на космическую яхту, а на выходе - способности в районе статистической погрешности. При более интенсивных методиках результат повышался до восьми-девяти процентов, но добровольцы умирали. «Брамайны» - от страданий, непереносимых для их тел. «Гематры» впадали в кому - мозг не справлялся с нагрузкой. Двое «вехденов» сгорели… В итоге эксперименты свернули.
        Юлия подняла бокал:
        - Хватит о грустном! Я предлагаю тост. За Грядущее!

* * *
        - Вудуны делают недо-помпилианца, - сказала Юлия. - Теперь я в этом уверена. Шесть-семь процентов, игра не стоит свеч… Делают, черномазые колдуны. Из варваров, техноложцев; из кого попало. Шесть-семь процентов? Только в нашем, помпилианском случае минус оборачивается плюсом. Девчонка сама не понимает, о чем проболталась. Я купила ее на сострадание. Самая, если вдуматься, востребованная наживка…
        - Это серьезно, - Тумидус нахмурился. - Это ствол у нашего виска.
        Из-за лимузина вынырнула тень. Антоний Гракх, телохранитель Юлии, ненадолго отлучился: проследить за отъездом Н'доли.
        - Ее пасут, - доложил Антоний.
        - Кто?
        - Двое в «Скарабее». Хорошо работают, я их еле срисовал…
        - Охрана? - предположила Юлия.
        Антоний дернул уголком рта. Так он смеялся.
        - Охрана зашла бы в ресторан. Или вмешалась еще в переулке.
        - Тогда кто?!
        - Вы не поверите, госпожа Руф. Кажется, это наши…
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ.
        ЛИБУРНА «ДИКАРЬ»
        Глава десятая.
        Вниз по неприятности
        I
        В ушах грохотал камнепад.
        Казалось, в бурной стремнине Дамбадзо ярилась не вода, а поток щебня и булыжников. Дамбадзо на местном наречии значило «Неприятность». Что ж, туземцы польстили гадской реке. Рев воды отражался от стен ущелья, уходивших ввысь, и многократно возвращался, наслаиваясь. Расслышать команду было трудно даже в наушниках. Командиру приходилось орать во всю глотку. К счастью, обер-центурион Крыса мог поберечь горло: в каждой лодке имелся опытный кормчий. Сплавлялась центурия не впервые: когда надо, подгребали без команды, перевешивались на борт, выравнивая лодку. Новичком был один Марк. Два учебных сплава по сонным речушкам Тренга не в счет. По сравнению с Дамбадзо - детский сад, ясельная группа. Разве что сканер все время держали включенным - засекали и отстреливали аллигаторов, прятавшихся под зеленым ковром ряски, и водных серпентозавров.
        Выяснив Марков куцый опыт, Крыса проинструктировал: «Сиди тут, держись здесь. Перевернулись - герметизируй шлем и цепляйся за леер…» Вот Марк сидел и держался: правой рукой за леерный трос, левой - за ручку из рифленого пластика. Хвала удаче, второй половиной инструкции воспользоваться пока не пришлось.
        Вокруг царила белая кипень. Бурление слюны; летящий плевок великана. Брызги тяжкими плюхами рушились со всех сторон. Воздух полнился колючей водяной пылью. Ее наискось пронизывали лучи солнца: пляска сотен радуг. Справа и слева вихрем неслись отвесные скалы. Бурые жилы железняка прорезали серый гранит, в изломах трещин лезла к свету вездесущая зелень. Сверху, в полусотне метров, над краями ущелья свешивались резные веера - листья пальм и какой-то неопознанной флоры. На плато царили их величества джунгли, ждали своего часа: возвращаться должны были сушей.
        Обратный путь считался более опасным.
        Марк хмыкнул. Ага, сплав по Дамбадзо - увеселительная прогулка! Стены скользкие, уцепиться за выступ не даст течение. А если туземцам вздумается уронить пару глыб или попрактиковаться в метании копий по движущимся мишеням… Одна надежда: никому и в голову не придет, что либурнарии рискнут спускаться на лодках по Неприятности. Здешним племенам до них дела нет.
        Кроме вождя Афолаби, разумеется.
        За спиной остался «Дикарь» - либурна села на луг, подходящий по размеру. За спиной остались дни, проведенные младшим офицером Тумидусом на борту «Дикаря». В их числе - день, когда он впервые увидел либурну…
        Возле «Дикаря» жужжал трап-эскалатор: шла погрузка рабов в энергоотсек. За погрузкой наблюдал хмурый сервус-контролер. Временами он шумно сморкался в клетчатый платок. Чуть дальше, спиной к взлетному полю, разговаривала по коммуникатору женщина в форме обер-декуриона.
        Марк шел к либурне, чувствуя себя призраком. Настоящий Марк остался в части № 17247, раздерганный на тьму фрагментов. Сразу по прибытии на Прецилл в него вцепились клыками и когтями. Тысячи объемных снимков со всех ракурсов: Марк в форме, Марк в полосатом тельнике, Марк, голый по пояс. Марк на построении, Марк у навигаторского пульта, Марк на стрельбищах. Марк у холодного, неприветливого моря. Марк в скалах. Марк в сортире: по малой нужде - отдельно, по большой - отдельно. Марк в увольнении - бар, улица, парк с аттракционами. Бордель, постель с голой девкой. Девка оказалась бойкой: поначалу Марк стеснялся, но скоро ему стало не до оператора. Впрочем, от бравого либурнария требовалось немного: лечь, повернуться, прижаться, привстать. «Хорош, боец, - махнул оператор. - Не увлекайся. Остальное я тебе сам нарежу…» Краем глаза Марк заглянул в операторскую сферу: там творился полный бардак. Марк-иллюзия вытворял такое, что краснели уши. Поймав его взгляд, оператор переключил видео: теперь Марк палил из «Универсала» в скалах над холодным морем. Бой выглядел устрашающе. Орали чайки, орал Марк - натурально
до колик.
        - Вот так, боец, - оператор подмигнул. - Монтаж правит миром. Ну и скажи: на хрена ты теперь нужен живой?
        Давая расстрельные подписки, одна другой страшнее, Марк вспоминал слова оператора. Хуже того, он готов был поверить, что попал в лапы Игги Добса, стилиста-наркомана. Что из Марка Тумидуса делают линейку «милитари-стайл». Завтра жирные ублюдки растиражируют его облик по всей Ойкумене, а оригинал на всякий случай распылят в утилизаторе. Когда пасмурным, ветреным утром - «Подъем! Полчаса на сборы!» - Марка отвезли на космодром, он не поверил своему счастью.
        - «Дикарь», - мучитель-оператор указал на одинокую либурну. - Иди, служи…
        Ну, Марк и пошел.
        Лодку подбросило на перекате.
        У всех лязгнули зубы. Днище с мерзким скрипом проехалось по камням. Марк напрягся, ловя равновесие. К скрипу он привык. Нанопластовое волокно баллонов, изготовленных умельцами Ларгитаса, выдерживало пистолетный выстрел в упор. Лодку швырнуло еще раз, и еще. Левый борт опасно вздыбился; Марк бросился на него, карабкаясь, как на стену. Остальные тоже навалились, и лодка с неохотой выровнялась. Хорошо, что груз был принайтован намертво, иначе лишились бы снаряжения. Рядом мелькнули блестящие, хищные клыки камней - и убрались прочь. Лодка пошла плавнее, движение замедлялось.
        Встряхнувшись мокрым псом, Марк огляделся. С поднятого забрала шлема стекали прозрачные капли. Искрясь на солнце, они слепили глаза. Стены ущелья в этом месте понижались и вскоре сходили на нет. Река величественно растекалась вширь, умерив безумный бег. Вода еще бурлила, швыряясь клочьями пены, но уже стало видно дно - каменистое, с языками песчаных намывов.
        Впереди по правому борту виднелась широкая коса. За ней вставала темно-зеленая стена с багровыми подпалинами. Шесть узких тел уткнулись в косу острыми носами, до половины выбравшись на песок. С опозданием Марк сообразил: это не аллигаторы и не пресноводные акулы. Это лодки дикарей. А из джунглей уже бежали чернокожие туземцы в травяных юбках, кричали, призывно махали руками. Один воздел над головой блестящий цилиндр. Опустив забрало и дав увеличение, Марк опознал в цилиндре стандартный термос на шесть литров.
        Условный знак от вождя Афолаби.
        II
        Туземцы с живым интересом наблюдали, как либурнарии спускают воздух с лодочных баллонов. Когда раздалось громкое шипение, стоявшие ближе всех попятились, показывая руками: змеи! Смех и подначки сородичей вернули их на место. Кто-то сунулся помочь, но Крыса, включив коммуникактор в режим перевода, погнал доброхотов: как бы не стащили чего-нибудь! Впрочем, едва снаряжение было разобрано, тот же Крыса нагрузил туземцев по полной программе, велев нести и упакованные лодки, и груз, предназначавшийся в подарок великому царю Афолаби.
        Ослушаться «звездного вождя» никто не рискнул.
        Марк отметил, что при местных Крыса именует Афолаби царем. Две сотни головорезов с копьями, собирающих дань с двух десятков мирных деревенек - царство, больше похожее на бандитский террор, и все же титул есть титул.
        Психология, вздохнул Марк. Психология ботвы, чтоб её…
        Поклажу туземцы уложили на древки копий, как привыкли носить охотничьи трофеи. Водрузив копья на плечи, дикари гуськом двинулись по уходящей в джунгли тропе. Колонна либурнариев - сорок восемь человек - пошла следом. Тропа оказалась натоптанной: чистый хайвей по здешним меркам. Вряд ли какая-либо тварь отважилась бы напасть на многолюдную толпу: Ломбеджи - не Тренг, динозавров нет. Тем не менее, Марк бдительности не терял. Он вглядывался в сумрак, переплетенный лианами и воздушными корнями; время от времени переключал шлем в ИК-режим. Живность размером больше зайца в радиусе видимости так и не появилась.
        До деревни, которую Афолаби именовал «столицей», добрались через четверть часа. Похоже, любимой геометрической фигурой ломбеджийцев был круг. Деревня состояла из сотни круглых хижин на толстых сваях. Хижины отличались размерами: больше, меньше, совсем мелкие, считай, игрушечные. В центре возвышался дворец - пятнадцать метров в диаметре. От некрашеных «трущоб» дворец отличался тем, что был старательно выкрашен в ярко-малиновый цвет. Крышу его покрывали не пальмовые листья, и даже не связки тростника, а прозрачная гидрофобная пленка, натянутая на каркас из дерева.
        Поле за деревней радовало глаз светлой зеленью всходов. Оно тоже имело форму круга. Защищала поле ограда, хлипкая на вид, на которой что-то шевелилось и дергалось, издавая глухой рокот. Сторожевых обезьян там посадили, что ли? Марк опустил забрало, дал увеличение: на изгороди красовались ряды высушенных тыквочек, колышущихся под ветром. Внутри тыкв, рокоча, перекатывались орехи или мелкие камешки - шумовой барьер от лесных мародеров.
        Земля между ростками была странно черная, словно присыпанная золой. Да это и есть зола! Помнится, Крыса еще на совещании спрашивал: почему бы не сесть возле деревни? Хорошо, сядем не «Дикарем» - двумя ботами… Зачем сплавляться по реке, а потом бить ноги обратно через джунгли?! Крысе передали привет от Афолаби - царь категорически не желал, чтобы ему опять сожгли все поле. Один раз такое уже произошло, и Афолаби отлично представлял себе последствия посадки «летающей черепахи» рядом с деревней.
        Поле, подумал Марк. Поле с ростками. Поле с кораблями…
        - Здравия желаю!
        Сервус-контролер отмахнулся: не до тебя, парень.
        - Здравия желаю! - упорствовал Марк.
        Женщина в форме обернулась, выключив уником.
        - Разрешите обратиться, госпожа обер-декурион! - радостно взревел Марк. Скажи ему кто раньше, что он возликует при виде Ливии Метеллы, в жизни бы не поверил. - Обер-декурион Тумидус для несения службы…
        - Вольно, боец. Как нога?
        - Отлично, госпожа обер-декурион!
        - Болит?
        - Никак нет!
        - Не ври мне. Болит, да?
        - На погоду. Доктор говорит: скоро пройдет.
        - Что у тебя под мышкой? Удочки?
        Марк половчее ухватил футляры:
        - Шамберьер, госпожа обер-декурион. Шамберьер и фарпайч.
        Ливия молча смотрела на него. В глазах ее не было и тени понимания.
        - Кнуты, - упростил Марк. Личные вещи он отправил автопогрузчиком, а дедовы подарки прихватил с собой, как ручную кладь. - Длинный и короткий.
        - Два кнута?
        - Ага, два. Мои талисманы. Это разрешено?
        - Кнут, - повторила Ливия. И добавила со странной интонацией: - Что ж, значит, так тому и быть. Господин унтер-центурион, разрешите обратиться?
        Марк не понял. А когда понял, вспотел. Он до сих пор считал, что это шутка.
        - Обращайтесь, - кивнул он.
        - На «Дикаре» забудьте про звания. Меня зовут Ведьма. Ведьма, и на «вы».
        Ливия шагнула ближе:
        - Вам все ясно, Кнут? Кстати, вас хочет видеть капитан.
        - Кнут!
        - Я!
        - Ворон ловите?
        - Никак нет! Изучаю обстановку!
        - За мной. Не отставать.
        - Есть не отставать…
        К ним с любопытством придвигались туземцы, быстро образовав живой коридор из черной плоти. Одежды на дикарях было минимум. Дети бегали нагишом. Трое стариков щеголяли в соломенных шляпах: надо полагать, последний писк моды и признак социального статуса. К счастью, дикари держали дистанцию. Ближе, чем на два шага, не подходили, дружелюбно улыбались, скаля ослепительно-белые зубы. Задние вытягивали шеи, желая получше разглядеть чужаков. Большинство оживленно спорило между собой. Когда Марк включил коммуникатор в режим перевода, галдеж смолк. Толпа попятилась, туземцы стали опускаться на колени, пригибая головы к земле. Волной накатила барабанная дробь. Барабанщики выстроились у входа в малиновый дворец. Здоровенные чурбаны в их руках, пустотелые и лишенные коры, были отполированы тысячами прикосновений. Низкий, грозный звук напоминал грохот ярящейся Неприятности. Ладони мелькали с такой быстротой, что казалось: у барабанщиков по шесть рук, как у брамайнских божеств.
        Могучее крещендо; тишина.
        Бамбуковая циновка, закрывавшая вход во дворец, поползла вверх, как жалюзи на двери открывающегося магазина. Из темного проема опустился короткий, на четыре ступеньки, металлический трап.
        - Слон! Черный Бык! Гроза земли и неба!
        - Куум! - гаркнули туземцы.
        - Великий царь Афолаби!
        - Куум!
        - Слон приветствует гостей со звезд!
        Орал тщедушный, тощий как глист, глашатай. Он стоял у трапа, поднеся к губам мятый рупор из жести. Имя царя - Афолаби - коммуникатор перевел, как «Рожденный-в-богатстве». Марк пожал плечами. Тут не поспоришь: по местным меркам Афолаби, несомненно, богач.
        На трап, в сопровождении двух слуг с опахалами, ступил лоснящийся от жира толстяк. Переносицу царя пронзала зубочистка из пластика. Татуировка на щеках, в ноздрях - золотые кольца. На макушке - шапочка, вышитая цветным бисером. И стандартная коммун-гарнитура за левым ухом.
        Юбочкой Афолаби пренебрег, почесываясь в паху.
        Марк представил капитана «Дикаря» на месте его величества - и чудом удержался от хохота.
        - Курсант Катилина здоров, - сказал капитан.
        И уточнил:
        - Бывший курсант Катилина. В целом, здоров.
        - Я рад, - искренне ответил Марк. - Честное слово, рад.
        - Врачи обещают свести последствия дуэли к минимуму.
        - Какой дуэли? - спросил Марк.
        - Вы не в курсе?
        - Никак нет!
        Капитан «Дикаря» был уроженцем Квинтилиса. Черный, угрюмый ворон с горбатым клювом, на голову ниже Марка, вдвое ?же в плечах. Таких даже седина боится. Длинные, до лопаток, волосы капитан перехватывал на затылке резинкой. Когда он ходил по каюте, роскошный хвост хлестал его по плечам. Марк чуть глаза не протер. Да ну, правда же! - хвост жил сам по себе, мало сообразуясь с походкой хозяина.
        - Умеет держать язык за зубами, - капитан размышлял вслух, забыв о Марке. - Это плюс. Добровольно пошел на сотрудничество с контрразведкой. Доложил о шпионке: плюс. Развит физически: третий плюс. Недоразвит умственно: минус. Вспыльчив, дерзок; склонен к рукоприкладству… Деканы - ладно. Но стилист? Безобидный стилист на сафари! Кто вам ставил удар в печень?
        - Обер-декурион Гораций!
        - Это плюс. В остальном - сплошные минусы. Вы меня слышите, Кнут?
        - Так точно!
        Марк понятия не имел, откуда капитан знает его прозвище.
        - По штатному расписанию вы - третий навигатор. Мой третий вышел в отставку. Во время полевых операций на почве, - Марк отметил непривычное «на почве», - вы идете с оперативной центурией. Подчиняетесь Крысе; обер-центуриону Крысе, если так вам легче привыкать. Остальное - позже. Ко мне обращайтесь: «господин капитан». И на «вы»…
        Он строго, не моргая, смотрел на Марка. Словно подозревал в новеньком желание обратиться к господину капитану на «ты» и пресекал эту дурость на корню.
        - Все, свободны. Что за штуки у вас под мышкой?
        - Кнуты… Талисманы.
        - Цирк, - каркнул ворон. - Ненавижу цирк.
        Крыса выступил вперед:
        - Долгих лет жизни великому царю! Богатство, слава, изобилие!
        И прошептал по закрытой линии:
        - На счет «три» - левую руку к груди, короткий поклон. Один, два… Три!
        Поклон либурнариев больше смахивал на кивок. Зато синхронность действий впечатлила Афолаби. Он даже задумался, топчась на трапе: как добиться подобного совершенства от своих нерадивых подданных? Но вскоре царь вспомнил о гостях, вернее, о подарках, и чело его разгладилось.
        - Дары! - толстяк обладал завидной глоткой. В рупоре он не нуждался. - Радость Черного Быка выше гор! Она вырастет до облаков, когда я увижу дары!
        - Звездные вожди держат слово. Мы привезли все обещанное и даже больше.
        - Счастье Слона затмило солнце! Где мои дары?!
        Носильщики принялись сгружать перед дворцом ящики, тюки и контейнеры. Жестом ярмарочного зазывалы Крыса пригласил царя ознакомиться с ассортиментом. Афолаби не заставил себя долго ждать. С прытью, мало подобающей царственной особе могучего телосложения, он слетел с трапа и ринулся к предметам своих мечтаний.
        Крыса комментировал:
        - Вода грёз. Украшения из лучей солнца для царя царей. Украшения из лучей месяца для жен царя царей. Сосуды, хранящие тепло и холод…
        - А это я знаю! - возликовал Афолаби. - Это еда для Болтливого Уха! Черный Бык умеет кормить Болтливое Ухо!
        «Аккумуляторы, - Марк чуть не подавился. - Питание для уникома…»
        - Восемь больших лодок, которые надувают воздухом. Наконечники для стрел и копий. Твердая одежда…
        - Как у звездных вождей?! - глазки толстяка загорелись.
        - Самая лучшая, - подтвердил Крыса.
        - Слон желает видеть!
        Царь ткнул пальцем в ближайшего носильщика. Подбежав, тот упал перед владыкой на колени.
        - Наденьте на него чудо-одежду!
        Крыса облачил носильщика в старенький, списанный с производства бронежилет. Проверил застежки, молча кивнул: порядок.
        - Стань туда!
        Носильщик безропотно проследовал на указанное место. Выхватив копье у воина, гордого такой честью, Афолаби с молодецким выкриком метнул оружие в грудь жертвы. Лицо носильщика посерело, но он не сдвинулся с места. Бросок царя был точен: прямо в сердце. Если бы не жилет, копье пронзило бы несчастного насквозь. Носильщика отбросило назад, он пошатнулся, чудом сохранив равновесие. Рыдая от ужаса, туземец ощупал себя, поднес к лицу руки, ожидая увидеть кровь. Ладони были чистыми. Ужас на лице носильщика возрос стократ; человек захрипел и упал в обморок.
        Толстяк повернулся к Крысе:
        - Слон доволен. Слон очень доволен. Я дам тебе самый лучший кнут.
        «Кнут, - вспомнил Марк. - Я таскал их по всей либурне…»
        - Кий, - сказал большой.
        - Тарара, - сказал маленький. - И на «вы», без вариантов.
        - Кнут, - представился Марк. - Третий навигатор.
        - Первый навигатор, - Кий ткнул себя большим пальцем в грудь, как если бы разговаривал с дебилом. - Тарара, ты второй. Зачем нам третий?
        - Чай заваривать, - Тарара почесал ухо. - Я много чаю пью.
        - Могу еще ритм задавать, - предложил Марк. - К чаю. Чтоб считалось лучше.
        - Ритм? - не понял Кий.
        - Ага. Я кнутом хорошо щелкаю. Одни, значит, клювом, а я - кнутом.
        Марк постучал ногтем по футлярам. Еще минуту назад он жалел, что не сдал талисманы в автопогрузку, а вот теперь не жалел ни капельки.
        - Клювом, - Кий сладко потянулся, загромоздив собой весь проход. - Слышишь, Тарара? Это он на капитана намекает. Гадом буду, на капитана.
        - Сработаемся, - кивнул Тарара. - Эй, Кнут, пошли. Я тебе нашу каюту покажу.
        - Нашу? - не понял Марк.
        - А ты думал, тебе одиночный люкс предоставят?
        - Я храплю, - предупредил Кий. - У тебя как с нервами?
        III
        - Хорошая еда. Много.
        Афолаби важно поцокал языком:
        - Надолго хватит.
        Переводчик барахлит, решил Марк. Или в примитивном языке ломбеджийцев нет слова «энергия»? Перевели, как «еда», и ладно.
        - Жирные! - не унимался царь. - Вкусные! Много мяса!
        Переводчик не ошибся. Афолаби был уверен: звездные вожди, как и сам Черный Бык, едят пленников. Иначе зачем они нужны? Другое решение вопроса не укладывалось у царя в голове. Марк подошел к загородке, сделанной из заостренных жередей, переплетенных лианами. В круглом, как все здешние сооружения, загоне толпилась ботва. Мужчины, женщины, подростки. Не такие жирные и мясистые, как уверял толстяк, но дорогу до либурны осилят. Дети и старики отсутствовали: правила торговли Афолаби уяснил давно. На той стороне изгороди Ливия Метелла устанавливала штатив с портативным дискрет-сканером. Штанга поползла вверх, вознеслась над головами ботвы. Сканер начал медленно поворачиваться. Вспыхнуло вирт-табло, замелькали цифры. «1543», - прочел Марк результат подсчета. С запасом, подумал он. Договаривались на полторы тысячи. То ли Афолаби расщедрился, то ли его головорезы плохо умеют считать.
        - Слон мудр, - кивнул Крыса. - Славная еда. Мы их забираем.
        - Ты заберешь их завтра. Сегодня будет праздник! Пиво, мясо, танцы! Много огня, много женщин! Черный Бык знает: звездные вожди любят праздники! Афолаби тоже любит праздники. Пьем, едим и веселимся!
        - Благодарю, - Крыса вежливо поклонился. - Мое сердце скорбит.
        - Почему?!
        - Я не могу остаться. Мне нужно спешить.
        - Хочешь обидеть Слона отказом?!
        Толстяк нахмурился. Марк бросил взгляд по сторонам, оценивая обстановку, и заметил, что Ливия Метелла идет к Крысе.
        - Я ценю приглашение Слона! - Крыса развел руками. - Я бы праздновал со Слоном тысячу лет подряд! Но мои братья на звездах голодают. Им нечего есть. Если я задержусь, они умрут. Путь до звезд неблизкий, я тороплюсь. Но я вернусь и выпью все пиво, какое есть у Черного Быка! Клянусь!
        - Хо! - возликовал Афолаби. - Ты лопнешь, хвастун!
        Крыса не врал. Он просто изложил ситуацию доступными дикарю словами. Подводный поселок на Акварре. Глубина - 9411 метров. Буровая станция, энергокомплекс. Сервисные службы, жилые отсеки, грузовой питатель, связывающий поселок с поверхностью океана. Богатые залежи урана и руд редкоземельных элементов. Персонал - 423 человека. Все - помпилианцы. Энергоресурс - 3750 рабов, плюс резервные накопители.
        Эпидемия.
        Неизвестная болезнь поразила рабов две недели назад. Похоже, возбудителя подняли на станцию вместе с порцией проб, вскрыв новый горизонт залегания. Вирус оказался безопасен для помпилианцев. Зато для рабов, особенно тех, чей энергоресурс был выработан более чем на 50 %, он нес смерть. Итог: за восемь дней поселок лишился половины энергоресурса. Из выживших треть не подлежала эксплуатации, по крайней мере, в течение месяца. Защитный купол поддерживала энергия резервных накопителей - и тысяча с небольшим уцелевших рабов. При жесточайшей экономии этого хватало на полторы недели.
        А потом…
        Эвакуация персонала исключалась: на поселок был наложен жесточайший карантин. Да, возбудитель выявлен, его действие объяснено, и даже создана вакцина. Все равно, рисковать никто не хотел. Постройка станции обошлась в сотни миллионов сестерциев. Добыча руды обещала сторицей окупить вложения. Поставка в поселок ларгитасского реактора или других альтернативных источников энергии исключалась: оставшийся срок не позволял перестроить всю энергосистему.
        Поселку требовались свежие рабы. Опоздай Крыса, и четыреста двадцать три его соотечественника погибнут на дне акваррийского океана, раздавленные массами соленой воды. Расчеты показали: сумма отрезков «Прецилл - Ломбеджи - Акварра» - кратчайшая из возможных.
        Либурна «Дикарь» стартовала без промедления.
        V
        - Допустим, ты ранен, - сказала Ливия Метелла. - Допустим, тебя вылечили. И еще допустим, что на борт тебе еще рано, а цивилы осточертели до смерти. Представил?
        Марк кивнул. Они с Ливией сидели на скамейке в спортзале: ждали, пока Крыса с Тарарой освободят душевые кабинки. Кивать было больно. Говорить было больно. Жить было трудно: полчаса ада по имени «учебный спарринг» давали себя знать. Если у Ведьмы и имелись какие-то мягкие части тела, на Маркову долю их не досталось.
        Минутой раньше Марк спросил, что обер-декурион Метелла, член экипажа «Дикаря», делала на Сечене. Предположить, что она явилась в захолустную учебную часть специально за рядовым Тумидусом, он боялся. Это накладывало слишком большие обязательства.
        - Как ты поступишь в таком случае?
        - Уеду к морю, - вздохнул Марк. - На необитаемый остров.
        - Остров? Тоска зеленая. Ты поедешь в учебку либурнариев. В самую что ни на есть глушь. Ты будешь высматривать подходящего идиота. Иногда тебе заранее скажут, что есть идиот, и кажется, подходящий. Твое слово будет решающим. А потом тебя отдадут в подчинение этому идиоту, чтобы он не наломал дров.
        - Мне нравится, - сказал Марк, - как это звучит. Сколько идиотов на твоем счету? Скольких ты нашла?
        Метелла встала:
        - Лучше спроси, скольких я похоронила. Все, пошли мыться. Я выбрасываю Тарару, ты - Крысу. Нет, Крыса тебя убьет. Крыса и меня убьет. Короче, я выбрасываю Тарару, а ты сиди тут грязный.
        - Еще один вопрос, - Марк тоже встал. - Зачем весь этот карнавал? Клички, двойник на Прецилле… Что такого особенного в нашей службе?
        - Я же говорила, - пожала плечами Ведьма. - Натуральный идиот.
        «Талия, - тихо сказала она в душе, намыливая грудь. - Хочу талию. И мягкий живот.» Марк сделал вид, что не расслышал. Он тоже хотел, чтобы у Ливии был мягкий живот. Сегодня он дважды пускал в ход науку обер-декуриона Горация, и чуть не вывихнул себе запястье.
        - У тебя много братьев?
        Жирное лицо царя выражало живейший интерес.
        - Много, - кивнул Крыса. - И все хотят есть. Наши угодья истощились.
        - Хорошо. Мы устроим праздник в другой раз.
        - Благодарю Черного Быка.
        - Мы дадим вам веревки. Колодки. Копья. Кнуты. Иначе еда убежит. Эй, вы там! - царь обернулся к свите, ожидавшей поодаль. - Несите все!
        Крыса улыбнулся:
        - Щедрость Слона выше гор. У нас есть свое оружие и колодки.
        - Еда глупа, - ответная ухмылка толстяка была вдвое шире. - Она не знает, как убивают огненные палки. Слон знает, еда - нет. Не знают - не боятся. Видят кнуты и копья - боятся.
        Дикарь прав, отметил Марк. Проклятая спешка! Нет времени просчитывать каждую мелочь. Конечно, проще всего заклеймить ботву на месте, превратив в рабов. Тогда отпадет нужда в «спецсредствах». Но у либурнариев не хватит свободного ресурса клеймения. Больше тридцати дополнительных рабов на каждого… Нет, не хватит. Сроки истекают, клеймить некогда. Процедура передачи на Акварре тоже отнимет время. Придется вести так: через джунгли до либурны, ожидающей на плато.
        - Слон мудр, - согласился Крыса. - Мы возьмем твое оружие.
        - Тебе - лучший кнут! Слово царя крепче камня!
        Кнут, доставшийся Марку, был тяжелее дедовского шамберьера. Костяную рукоять украшала резьба, заодно не позволяя рукояти скользить в потной ладони. Плетеная сыромять из кожи бегемота; на конце - узкий ремешок-фол и крекер из жесткого волоса. Марк взмахнул кнутом для пробы. На второй раз кнут оглушительно щелкнул, сбив верхушку-зонтик с двухметровой ферулы, росшей в трех шагах.
        Афолаби цокнул языком, одобряя. Впервые толстяк обратил внимание на кого-либо, кроме Крысы.
        - Лузала!
        - Кнут! - перевел коммуникатор.
        - Кнут, - согласился Марк.
        Загородку открыли. Либурнарии образовали у выхода живой коридор. Сперва ботва не желала выходить, но импульсы «паникера», выставленного на минимальную мощность, живо образумили упрямцев. Пришлось даже сдерживать напор желающих покинуть загон вне очереди. Талант Марка пришелся кстати: громкие «выстрелы» кнутом над головами - плюс дюжина рассеченных щек - привели ботву в чувство. Ощутив руку хозяина, туземцы покорились. Лишь женщины продолжали скулить, опасаясь возвысить голос.
        Ботву сбивали в колонну по два, по тридцать голов в колонне. Четверка либурнариев проходила вдоль строя, защелкивая на шеях пленников металлопластовые ошейники. Соединялись ошейники попарно, тонкими поводками из нановолокна. Головную и замыкающую пары скрепляли между собой отдельным сквозным поводком, который превращал колонну в единую многоножку.
        Норматив - полторы минуты на колонну.
        Следующие!
        - Плохие веревки, - озабоченно сообщил Афолаби, наблюдавший за процессом. - Очень тонкие. Еда порвет веревки и разбежится.
        Крыса расхохотался:
        - Пусть Слон порвет нашу плохую веревку!
        Толстяк принял вызов. Нановолокно слегка растягивалось в могучих лапах царя, но рваться отказывалось. Поводок толщиной в два миллиметра выдерживал нагрузку до пяти тонн.
        - Хорошая веревка, - признал наконец Афолаби. - Крепкая.
        - В следующий раз я привезу такие веревки в подарок Слону.
        - Черный Бык рад! И не забудь жгучую воду…
        - Не забуду. Да, мне сообщили, что у Слона гостит еще один человек со звезд. Он болен и хочет вернуться обратно на звезды. Там его вылечат.
        - Белый Страус? Очень смешной, очень неуклюжий. Сломал ногу!
        - Покажи мне хижину Белого Страуса. На звездах он исцелится.
        - На звездах живут колдуны и знахари, - важно согласился Афолаби. - О, пройдохи! Они излечат и труп своей бабушки! Что им нога Белого Страуса?
        Всем видом толстяк давал понять: великого царя ничем не удивишь.
        VI
        Эта тропа была заметно ?же той, что вела от реки к «столице». Авангарду - десятку либурнариев и шести проводникам-ломбеджийцам - приходилось то и дело пускать в ход широкие ножи, расчищая путь. Шли медленно: солнце, мелькавшее в прорехах листвяного полога, клонилось к закату, а они еще не выбрались на плато, продолжая подъем. Стена джунглей по обе стороны тропы исключала возможность побега. Колонне из тридцати связанных поводками дикарей не проломиться сквозь заросли. Ботва это уразумела быстро. Как и то, что поводки прочнее веревки, а блестящие ошейники снимаются разве только вместе с головой. Туземцы плелись нога за ногу, спотыкались на каждом шагу, замедляя продвижение. Марк взмок: он носился вдоль конвоя, растянувшегося по тропе, подхлестывая ботву и наскоро «ставя руку» сослуживцам.
        Многому ли научишь людей на ходу? По крайней мере, самые азы либурнарии усвоили. Марк мог бы собой гордиться, но он слишком вымотался для этого.
        Внезапно конвой встал.
        - В чем дело? Привал?
        Якоб Ван дер Меер, маркиз этнодицеи с Ларгитаса, приподнялся, опершись руками о носилки. Когда он вытянул шею, тщась разглядеть, что происходит впереди, стало ясно, за что маркиза прозвали Белым Страусом. На Ломбеджи он собирал материал для академии и на свою беду увязался с местными на охоту. При наличии регенератора охромевший маркиз бегал бы по джунглям уже через неделю. Но вот незадача: у царя Афолаби, Рожденного-в-богатстве, не нашлось регенерационной капсулы. Лубок маркизу наложил шаман, обезболивающее Ван дер Меер вколол себе сам. Перспектива проваляться в лубке месяц-другой, наслаждаясь первобытным гостеприимством, ларгитасца не прельщала. Вдруг кость неправильно срастется?
        Шаману маркиз доверял слабо.
        Регулярных рейсов на Ломбеджи не было. Академия слать корабль не спешила. Зато она исключительно вовремя связалась с помпилианскими ВКС, прося забрать исследователя с планеты - что наводило на мысли о хорошей работе ларгитасской разведки.
        Все это, кроме последнего вывода, неунывающий маркиз успел поведать своим носильщикам: опциону Змею и декуриону Жгуну. Складные носилки были оснащены антиграв-контуром, для Змея со Жгуном ларгитасец весил не больше пятнадцати килограммов, но вызвать угрюмых либурнариев на ответный разговор маркизу не удалось. Похоже, обоих тяготила не столько ноша, сколько болтовня Ван дер Меера.
        - Так в чем же дело?!
        - Не могу знать, - Марк поспешил в голову конвоя.
        «Этот трепач нас сдаст, - думал он по дороге. - Вернется на Ларгитас или в миссию Лиги здесь, на Ламбеджи… И растрезвонит на всю Ойкумену. С другой стороны, начальству виднее. Приказали забрать Ван дер Меера - забираем и не паримся лишнего. Пусть у командования голова болит. Наверняка они все утрясли заранее…»
        - Что у вас тут?
        - Сидят, - констатировала очевидное Метелла.
        И указала на головную колонну ботвы, полным составом сидевшую на тропе. Марк, зацикленный на своем, хотел спросить, пробовали ли поднять ботву кнутом, и понял, что вопрос глупый. Конечно, пробовали.
        - Сейчас встанут.
        К ним подошел обер-центурион Крыса.
        - Был у меня похожий случай, - Крыса снял с пояса «паникер». Отрегулировав излучатель, он переключил уником на общую связь. - Авангард, внимание. Скоро вас догонит головная колонна. Организуйте следование в прежнем темпе.
        И нажал на спуск.
        Конвой остановился на закате, выбравшись на плато.
        Проводники отыскали ручей, и ботву повели на водопой. Либурнарии набрали воды и себе, прогнав ее через портативные биофильтры. Сбив ботву в плотную группу, соорудили загон, подключив переносные эмиттеры силового поля к армейскому накопителю. Накопитель был заряжен под завязку, энергии с запасом хватало до утра. Самый любопытный из проводников коснулся искрящей «стены» - и заорал, схватившись за обожженную руку.
        Удачно вышло, оценил Марк. Теперь не сунутся.
        Назначенные Крысой дежурные отконфигурировали узкий проход в заграждении и стали кормить ботву - одну тридцатку за другой - пищевыми брикетами. Ботва рыдала и есть отказывалась. Либурнарии были вынуждены продемонстрировать съедобность брикетов, непривычных для дикарей, и вскоре дело пошло на лад. Спасибо антигравам: без них кормильцы не унесли бы такую уйму провизии.
        Марк протянул маркизу саморазогревающуюся банку с армейским интенсив-пайком.
        - Пользоваться умеете?
        Маркиз фыркнул: не учи ученого.
        - Я буду охранять вас до двух часов ночи. После двух меня сменят.
        Марк присел возле костра, расправляясь со своим пайком. За спиной деликатно чавкал Ван дер Меер. Чувствовалось, что ему не впервой ночевать под открытым небом. Маркиз, подумал Марк. Я - Марк, а ты - маркиз. У нормальных людей ты бы звался профессором. Или доктором. Марк кое-что знал о Ларгитасе, поведенном на аристократизме светил науки.
        - Этнодицея, - спросил он. - Что это значит?
        - Этнодицея, - забросив пустую банку в кусты, маркиз удобней пристроил сломанную ногу и застегнул спальник на две трети. Наружу торчали плечи Ван дер Меера и голова, - это наука о правах народов. Вы в курсе, молодой человек, что ваши действия противоречат законам Лиги?
        - Я выполняю приказ, - отрезал Марк.
        - Приказ, - маркиз еле слышно рассмеялся. Белый Страус был похож на квохчущую курицу. - Конечно же, приказ! Вы неверно меня поняли. Меньше всего я собираюсь вас воспитывать или препятствовать вашей службе. Я - наблюдатель, исследователь. Я и сейчас исследую - например, вас.
        Марк подбросил веток в костер:
        - Вы выбрали неудачный объект. Я вполне зауряден.
        - Не скажите! Вы уникальны, как любой помпилианец. Вы дважды уникальны, как профессиональный военный. В юности я писал работу о вашем трехступенчатом уровне восприятия себе подобных…
        - Что вы имеете в виду?
        Маркиз подался вперед:
        - Почему бы вам не изнасиловать одну из пленниц? А, молодой человек? Уверяю, среди них есть хорошенькие. Она не будет сопротивляться. Здесь это не принято…
        - Что вы себе позволяете?!
        - Извините, это был маленький эксперимент. Демонстрация разницы в восприятии. Вы оскорбились моим предложением, потому что видите во мне равного. Вас разозлил я. Само предложение вас не оскорбило. И не потому, что вы - офицер. Не потому, что вы - носитель высокой морали. Для вас идея переспать с пленной ламбеджийкой и идея совокупиться с дуплом дерева - примерно одно и то же. Бред, не заслуживающий внимания. Я для вас свободен, а значит, достоин ответных эмоций. Чернокожая пленница - ботва. Не удивляйтесь, я в курсе вашего жаргона. Ботва - переходная стадия между человеком и рабом. Живое, как дерево, и не более того. Трахнуть деревяшку и пленницу - для вас это равнозначно. Знаете, как вы орудуете кнутом? Деловито, умело; равнодушно. Вы работаете с ботвой, а не издеваетесь над людьми. Увидь вы ботву во мне, и я не сумею вас обидеть самыми дикими предложениями.
        Марк зевнул:
        - Это вы называете ступенями восприятия?
        - Да, молодой человек. Свобода делает меня равным вам. Плен превращает ламбеджийку в ботву. Клеймение превратит ее в раба. Во всех трех случаях ваше отношение к объекту будет принципиально разным. Вы не в силах это изменить. Эволюция научила вас видеть в человеке раба, но лишила возможности видеть в рабе человека. Освободив кого-то, вы просто вернетесь на первую ступень. Позвольте, я вам процитирую из Штильнера…
        Маркиз прикрыл глаза, вспоминая:
        - «Отношения помпилианцев и их рабов - разговор отдельный, и всегда болезненный. Нам, знающим из собственной истории, что рабство - это боль и насилие, кнут и плеть, трудно понять, а главное, принять ледяное равнодушие помпилианцев к своим рабам. Это не маска, не поза. Можно ли применить насилие к абсолютному подчинению? Вернее, останется ли оно насилием в таком случае?»
        Он вытянул шею, вгляделся в собеседника:
        - Я не утомил вас? Наш разговор вам неприятен?
        - Ничуть.
        - Это еще раз подтверждает мою правоту - и вашу уникальность.
        - Полагаю, в миссии вы сообщите о нашей противозаконной деятельности?
        - И не подумаю.
        - А как же мораль? Ваша мораль?
        - Мораль? Допустим, я сообщу инспектору Паулю Рамбайну: Афолаби продал полторы тысячи рабов за термосы и водку. Начнется разбирательство. Оно ни к чему не приведет, как миллион разбирательств до того. В итоге я не смогу вернуться к берегам Дамбадзо…
        - Вы?
        - Я. Все здешние царьки во главе с Афолаби, скрежеща зубами, будут жаждать моей крови. Я циник, молодой человек. Это залог выживания при работе с туземцами. Такие же циники сидят в Совете Лиги. Они прекрасно знают ваши штучки. Мелкие города на захолустных планетах остаются без населения. Пропадают корабли на звездных трассах. Ваша либурна повисает на дальней орбите, вне секторов слежения; три бота-хамелеона кружат над океаном, где нет оживленных торговых путей. Случайные суда исчезают вместе с экипажем. На волнах качается яхта с пустой палубой. Два-три островка обезлюдели. Кракен? Катастрофа? Мистика?! Все давно известно, молодой человек, зафиксировано и положено под сукно. Даже то, что вы клеймите военнопленных, нарушая Панвельское соглашение, не вызывает у Лиги желания утвердить закон силой…
        - Почему?
        - Нельзя оставить вас без рабов. Нельзя в принципе: хоть на уровне вашей экономики, хоть на уровне вашей физиологии. Утвердить закон силой означает геноцид, войну на полное уничтожение. Помпилианцев - к ногтю, всех до единого? Учитывая военную мощь Помпилии, для Ойкумены это станет кровавой баней. Даже в случае победы Лига окажется в яме, полной гноя и мертвечины. Выкарабкаемся ли? Плюс мораль, как вы изволили мне напомнить. Гибель целой расы… Чьи плечи выдержат такую ответственность? Такой груз?! Вот Совет и закрывает глаза на подвиги абордажной пехоты. Существование Помпилии - само по себе конфликт. Но это давний, привычный конфликт для Лиги. Он грозит меньшим злом, чем радикальное решение конфликта. Ну да, расчет. Политика! Худой мир лучше доброй ссоры, и все такое…
        Рядом с пяткой маркиза в землю воткнулась стрела.
        VII
        - Боевая тревога! Атака туземцев!
        Забрало шлема - на лицо. Коммуникатор - в режим общей связи. Прицел «Универсала» - в ИК-диапазон. Полоснуть лучом по зарослям, откуда прилетела стрела. Где маркиз? Белый Страус, похоже, имел опыт поведения в стычках такого рода: шустро перебирая руками, маркиз отползал под защиту дерева. В спальнике, с ногой в лубке, выпиравшей из-под утепленной материи, Ван дер Меер казался насекомым, которое спешит вылупиться из кокона.
        - Занять круговую оборону, - в голосе Крысы, звучавшем из наушников, чувствовалось напряжение. - Центр - загон с ботвой. Держать позиции. Плотный огонь на подавление…
        Марк хорошо понимал, что значит: «на подавление». Не дать противнику высунуться, сделать прицельный выстрел. Не позволить сократить дистанцию, сойтись в рукопашной. Давить огнем, выжигая все, что шевелится. «Универсалы» либурнариев пластами нарез?ли тьму джунглей справа и слева. Черный шоколад ночи, струйки огненного крема. Прицелы слепли; мигали, с трудом восстанавливая видимость. В окуляре мелькали сполохи ядовитой зелени. Марк бил по ним, не жалея батареи, выжигая сектор перед собой. Тлеющие обрубки веток и лиан, срезанных лучом, плясали сияющими фейерверками, вынуждая щуриться. Из глаз текли слезы. Проклятье, он никого не видит! Все полыхает и кружится. В этой свистопляске целая армия подберется незамеченной!
        Словно в подтверждение, по шлему чиркнула стрела. Другая ударила в грудь, отскочив от армированной ткани ЛБК - легкобронированного комбинезона. Не «черепаха», но стрелу, хвала Космосу, держит. В ответ Марк полоснул зигзагом, задирая ствол выше обычного. Раздался отчаянный вопль, зеленая клякса рухнула откуда-то сверху, на лету разваливаясь надвое, превращаясь в две неравные кляксы.
        Вопль послужил сигналом. Джунгли взорвались оглушительным боевым кличем.
        - Стрелки на деревьях! - заорал Марк в уником.
        С колена он завалил двух-трех ламбеджийцев, скачущих по веткам не хуже обезьян. Пучки тростниковых стрел туземцы держали в зубах. Легкие, куцые луки совершенно не мешали воздушной акробатике. Пак, старина Пак смотрелся бы среди ночных сорвиголов, как родной. Перекатившись, Марк сменил позицию. Рядом упала - нет, приземлилась очередная клякса, обретая человеческие очертания.
        …копье.
        В рост человека, с широким листом наконечника.
        Копье Марк видел смутно - в ИК-спектре оно не излучало. Зато туземца он видел прекрасно. Тело откликнулось само: вбок и навстречу, как на тренировке, пропуская выпад мимо себя. «Универсал» повис на ремне, когда Марк обеими руками перехватил древко. Каблук армейского ботинка впечатался дикарю в живот, швырнув хрипящего врага в груду листьев. Марк выдернул копье из ослабевшей хватки, перевернул его наконечником вперед. С неожиданной легкостью острие пробило тощее, извивающееся тело насквозь, пригвоздив к земле. Казалось, был убит не человек, а странная змея.
        Второго копьеносца он застрелил в упор, с трех шагов.
        Тьма мерцала, ворочалась. Из нее выламывались все новые кляксы. Марк повел стволом - и услышал тонкий писк. «Универсал» сигнализировал, что батарея иссякла. Перезаряжать было некогда, а умирать - нельзя. Акварра, вспомнил он. Поселок на дне. Океан только и ждет, когда рухнет силовой купол.
        «Alles!» - щелкнул кнут.

* * *
        - Они хотели их освободить? - спросит Марк позже.
        Маркиз печально улыбнётся:
        - Они хотели их съесть.
        - Сородичей? - усомнится Марк. - Это ведь их сородичи!
        - Еда, - ответит маркиз.
        VIII
        Из новостей гипер-канала «Гладиус»:
        «…те наши слушатели, кто с волнением следил за трагедией бурового поселка на Акварре, могут вздохнуть с облегчением. Жизни четырехсот двадцати трех человек, оказавшихся в ловушке на дне океана, ничто не угрожает. Энергоснабжение поселка восстановлено полностью, силовой купол обеспечен питанием в штатном режиме. Возобновлены буровые работы на всех скважинах. Сенатом Помпилии рассматривается вопрос о снятии карантина. Как сообщил корреспонденту «Гладиуса» источник в Министерстве энергетики…»
        Контрапункт.
        Гай Октавиан Тумидус, изменник Родины
        (пять дней тому назад)
        Сонет трагика
        Пора, мой друг. Разъехались кареты,
        Унылый дождь висит на проводах,
        Под башмаками - стылая вода,
        И кончились, как н?зло, сигареты.
        Пора, пора. В финале оперетты
        И ты, и я сплясали хоть куда.
        А знаешь, мне завистник передал,
        Что у тебя несвежие манжеты,
        И фрак мой - с нафталиновым душком,
        И оба мы потрепаны и лысы,
        Два сапога, две театральных крысы.
        Смеешься? Ах, брат комик, в горле ком,
        А ты смеешься. Кто мы? Пыль кулисы,
        Да рампы свет… Ну что ж, пойдем пешком.
        «Сонет трагика» я нашел много позже, чем услышал «Сонет комика» от Донни Фуцельбаума. Собственно, тогда я понял две вещи. Первое: почему Донни никогда не пел песню на эти стихи. Я измучился, представляя, как бы он мог это сделать - и пришел к выводу: никак. Не получилось бы. И второе: случается, мы сперва находим финал, а уже потом начало.
        Не скажу, что это откровение сильно облегчило мне жизнь. Но вскоре я понял еще кое-что. Разница между комиком и трагиком не в артистах, а в зрителе. С тех пор я сплю спокойно.
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        - Честь имею! Нам надо поговорить.
        Полковник Тумидус шагнул к «Скарабею». Он чувствовал себя неуверенно, как голый на званом приеме. С утра ему хотелось надеть форму - хотелось до одури, аж скулы сводило. Мундир, фуражка, пояс с кобурой, увы, пустой. Орденские планки. Он сохранил все это. Иногда доставал, раскладывал на кровати; смотрел, хмурился. И прятал обратно в шкаф, не надевая. Вот и сегодня Тумидус обошелся строгим летним костюмом. Он понимал, что ищет одежду, хоть в чем-то напоминающую военную форму, знал за собой такую слабость и мучился этим.
        - Выйдите из машины, пожалуйста.
        Они вышли: блондин и брюнет. Оценивающе глянули за спину Тумидусу - там ждали Лентулл и Антоний Гракх. Мешковатый комбинезон превращал Лентулла в ходячую грушу. Рядом с ним Антоний казался жгутом, свитым из медных струн. Блондин улыбнулся, когда спутники Тумидуса тоже двинулись вперед, заходя с боков.
        - Представьтесь, - сказал брюнет.
        - Вы следите за Н'доли Шанвури, - Тумидуса раздражал взгляд брюнета: сонный, черепаший. - Вы из нашей…
        Ему стоило больших усилий исправиться:
        - Вы из помпилианской контрразведки. Не отпирайтесь, это правда. И не беспокойтесь. В наши планы не входит препятствовать вашей работе. В какой-то мере мы даже хотим вам помочь. У нас есть важные сведения. Вы слышите меня?
        - Представьтесь, - повторил брюнет. - Я не желаю разговаривать с анонимом.
        Блондин улыбнулся еще шире:
        - Мы - рекламные агенты. Ни один рекламный агент не говорит с анонимом. Профессиональная, знаете ли, деформация…
        - Гард-легат Тумидус, к вашим услугам.
        Полковник и сам не знал, как это вырвалось. Казалось, лопнул нарыв, и гной потек наружу, вместе с болью неся облегчение. Он не знал, что облегчение - мнимое.
        - Припоминаю, - брюнет кивнул. - Изменник родины, да?
        Блондин развел руками:
        - У вас есть другие рекомендации? Боюсь, у нас нет вакансий для изменников.
        Кровь ударила Тумидусу в голову. Вспыльчивость - вот что губило его еще в те дни, когда родина числила гард-легата в своих верных защитниках. Вспыльчивость и гордыня. Забыв о благих намерениях, о необходимости наладить контакт с контрами - забыв обо всем на свете, Гай Октавиан Тумидус рухнул в красную, хрустящую мглу. Крюк с правой. Колено в живот. Едва согнется, локоть под ухо… Он еще плавал в красном хрусте, уверенный в итоге схватки, когда нижние ветки черешни, растущей в двух шагах, оказались близко-близко, а желтый корпус «Скарабея» - внизу. Это длилось краткий миг. Тумидус упал боком, на капот; кашляя, сполз на землю. Плечо дергало, в ребрах, стремясь наружу, колотился хищный птенец.
        - Десантура, - сказал брюнет. - Чуть что, в морду, да?
        И шагнул к Лентуллу.
        - Да, - согласился Лентулл. - Если сильно просят.
        Амебой он перетек вперед. Руки Лентулла превратились в «когти» скалолаза. Толстяк вбивал их в брюнета, как в скальные трещины, одну за другой, кончиками плотно сомкнутых пальцев. Мягкие лапки, твердые пальчики: если бы существовала премия за убийственное изящество, ее вручили бы манипулярию Лентуллу, мастеру расставлять точки над «i». Ямочка между ключицами. Едва брюнет отшатнулся - глаза и еще раз глаза. Комбинацию завершил носок туфли: сегодня Лентулл был в туфлях с очень узкими, очень твердыми носками. Брюнет скорчился, держась за промежность; из глотки контра несся лошадиный храп.
        Лентулл ждал рядом, не трудясь добивать.
        - Старею, - вздохнул Тумидус, поднимаясь. - Пора в богадельню.
        Лентулл пожал плечами:
        - Не грустите, легат. Он прав: десантура. Его учили вязать вашего брата. Не знали? Этих красавцев натаскивают на десантниках. Вы для него - подарок на день рождения. А меня учили брать таких, как он. Антоний, отпустите парня! Вы его задушите к чертовой матери…
        Блондин, согнувшись в три погибели, слабо дергался. Шея блондина была зажата в локтевом захвате Антония Гракха. Когда рывки усиливались, что означало: блондин оживает - Антоний равнодушно менял угол давления, и все возврашалось в исходное состояние.
        - Меня никто не учил, - буркнул Антоний, мрачней ночи. - Я самородок.
        Тумидус оправил костюм.
        - У нас есть важные сведения, - повторил он. - Вам придется нас выслушать.
        - Мы уступаем силе, - просипел брюнет.
        Блондин издал натужный булькающий звук. При некоторой доле воображения это можно было счесть согласием. Антоний сбоку заглянул блондину в лицо. Похоже, увиденное удовлетворило Антония: он отпустил жертву. Блондин закашлялся, судорожно глотая ртом воздух, и стал массировать горло.
        - Слушайте внимательно, господа рекламные агенты. Слушайте и запоминайте. Информация для вашей торговой компании, прямиком из «Грядущего»…
        …когда раздался вой сирены, брюнет уже садился в «Скарабей».
        Драка научила брюнета благоразумию - он замер без движения. Остальные последовали его примеру. Голубое солнце Китты полыхнуло в зеркальных стеклах полицейского мобиля, ослепив всю компанию. Поднялись-распахнулись дверцы - хитиновые надкрылья жука-исполина. Чрево мобиля извергло из себя двух патрульных в форме: алые рубашки и шорты, золото пуговиц, радуга значков и нашивок. На поясных ремнях - силовые наручники, подсумки со «спецсредствами», разрядники «Тарантул» в открытых кобурах. Ладони блюстителей порядка лежали на рубчатых рукоятях оружия. На лицах - черных, лоснящихся от пота - ясно читалось: «Мы при исполнении!»
        - Руки на капот!
        Никто и не подумал ослушаться. Лишь полковник Тумидус скривился, как от оскомины, но, прикусив язык, уперся ладонями в нагретый солнцем металлопласт. Капота на всех не хватило, помпилианцы облепили «Скарабея», словно муравьи - дохлого навозника.
        - Идентификация личностей!
        - Не делать резких движений! Выполнять команды офицера!
        Возражений не последовало. Только дурак в таких случаях начинает качать права: «В чем дело? Какие-то проблемы, офицер? Я ничего не нарушал!» На то он и дурак, чтобы получить силовой дубинкой по горбу: «Заткнись и не умничай! Вопросы здесь задает полиция. Разберемся!»
        - Поднимите левую руку. Приложите ладонь…
        Пока один патрульный обходил дебоширов с портативным идентификатором, считывая папиллярные узоры, второй, сохраняя дистанцию, «прозванивал» пятерку сканером. Оружия сканер не выявил, и патрульный поскучнел.
        - Это я вас вызвал, братья! Я!
        От музыкальной лавчонки, чью витрину украшали голограммы барабанов и клавинол, к «Скарабею» спешил дылда-вудун в наряде обкуренного попугая. Гребень красно-белых волос на голове усиливал сходство с птицей. На бегу попугай вихлялся так, словно тело его состояло из одних шарниров.
        - Хвала Джа, братья, вы вовремя! Это я вам звонил! Я, М’беле Хонга!
        - Что здесь произошло, баас Хонга?
        Называть попугая «братом» полисмен не торопился.
        - Драка! Ужасная драка!
        - Вы уверены?
        - Эти белые головорезы чуть всю улицу не разнесли!
        - Баас Хонга…
        - Мой магазин! Мои клиенты! Кошмар!
        - Баас…
        - Они всех распугали! Клянусь Лоа бабушки Тунды, я говорю правду! Драка, братья! Хонга свидетель! Арестуйте их! Пусть хлебнут тюремной баланды!
        - Кто был зачинщиком драки?
        - Эти! - длинный, как смычок виолончели, палец попугая задергался, «расстреливая» Тумидуса, Лентулла и Гракха. - Они напали на тех двоих! Убивали, душили! В глаза ногтями! С носка по яйцам… Они психи! Бандиты! Клянусь…
        Патрульный с сомнением оглядел молчащих, прилично одетых помпилианцев.
        - Повернитесь, - велел он. - Медленно.
        Помпилианцы отлепились от мобиля. Десяти секунд осмотра полиции хватило, чтобы оценить: ни крови, ни синяков. Одежда в порядке, дыхание ровное. Первый патрульный активировал сферу идентификатора. Он глядел на задержанных сквозь призрачный шар - изучал результаты проверки.
        - Баасы Тумидус и Лентулл, антический центр «Грядущее»?
        - Так точно, офицер.
        - Баас Гракх, личный телохранитель биби Руф, сотрудницы указанного центра?
        - Да. У меня сегодня выходной, - упредил Антоний следующий вопрос.
        - Проверим.
        - Как вам будет угодно, офицер.
        - Баасы Децидий и Корнут, рекламные агенты фирмы «Сигнум»?
        - К вашим услугам. Групповые и персональные галактические туры, экскурсии, сафари, круизы…
        - Потрудитесь объяснить, что между вами произошло.
        - Ненавижу рекламу, - буркнул Тумидус. - С детства.
        - Мелкое недоразумение, офицер, - вмешался блондин. - Лавочник преувеличивает. Да, мы разговаривали на повышенных тонах. Да, активно жестикулировали. Но не более того, заверяю вас! Недоразумение улажено, мы как раз собирались уезжать.
        - Он врет, брат! - возопил попугай, беснуясь за спинами полиции. - Не слушай его, слушай меня! Хонга свидетель!
        Патрульные оставили его вопль без внимания.
        - Значит, драки не было?
        - Не было, офицер.
        - У вас есть претензии друг к другу?
        - Ни малейших.
        - Не слушайте их, братья! Вы уедете, а они опять начнут! Доберутся до бедного Хонги! До моей лавки…
        - Простите, офицер, можно вас на минутку?
        - Зачем?
        - Я бы хотел вам кое-что пояснить в приватном порядке…
        Антоний Гракх с патрульным отошли к служебному мобилю. Разговор занял пару минут. Когда оба вернулись, лицо блюстителя порядка сияло новенькой монетой. Надвинувшись на попугая, он шумно втянул носом воздух, раздувая ноздри. Ухмыльнулся, кивнул с пониманием - и развернулся к напарнику.
        - Едем.
        - Братья! Останьтесь!
        Упали дверцы-надкрылья. Сирена взвыла, поперхнулась, умолкла. Мобиль сдал задом, развернулся и укатил прочь. Не двигаясь с места, помпилианцы мрачно смотрели на попугая.
        - Не подходите! Я за себя не ручаюсь!
        - Стукач, - констатировал Антоний.
        - Не подходите! Психи!
        - Расист-стукач. Дивное сочетание…
        - Все бросили бедного Хонгу! Братья бросили! Братья…
        Попугай опрометью влетел в лавку, захлопнув за собой дверь. Секунда, и витрина погасла. С надрывным скрипом опустились бронированные жалюзи.
        Тумидус обернулся к брюнету:
        - Вы знаете, как с нами связаться. Честь имею…
        Он ждал подлой шутки. Ее не было.

* * *
        - Что мы за люди? - вздохнул Тумидус.
        Полковник до сих пор тяжело переживал свой позор в стычке с брюнетом. Он побледнел, лицо Тумидуса, загоревшее под солнцем Китты до цвета темной бронзы, приобрело пепельный оттенок. Глаза налились кровью. Казалось, полковник не спал пару суток.
        - Пока шею дураку не намылишь, дурак и слушать тебя не хочет! Когда бы не вы, парни…
        Антоний, размышляя о чем-то, кусал губы.
        - Боюсь, наши таланты здесь ни при чем, - сказал он наконец. - Если я прав, дураки позволили намылить себе шею. Цирк, мать его… Лентулл, ты как думаешь?
        Лентулл кивнул.
        - Позволили? - опешил Тумидус. - Зачем?
        - Не просто позволили. Спровоцировали ваше нападение, чтобы выглядеть пострадавшей стороной. Вынудили нас вступиться… Короче, поймали на «слаб?». И я, старый осел, купился…
        - За ними могли следить, - объяснил Лентулл. - Если следят они, это не значит, что за ними самими нет внешнего наблюдения. Выслушай они нас без конфликта, это было бы подозрительно. Наводило бы на мысли о сотрудничестве, о сборе информации. А так… На двух рекламных агентов напали хулиганы-единорасцы. Рекламщики сопротивлялись, но не выстояли. Под давлением силы, боясь за здоровье, были вынуждены слушать всякую чушь. При появлении стражей закона решили замять дело. Не сдавать же своих вудунам? Алиби сто процентов.
        Тумидус ударил кулаком в ладонь:
        - Проклятье! Нет, я все-таки десантура…
        Глава одиннадцатая.
        Лайба на орбите
        I
        «…на обед нам сегодня давали суп гороховый с грудинкой и гренками. Не такой, как варишь ты, мама, но тоже очень вкусный. Помнишь, я вечно клянчил у тебя гороховый суп? А ты говорила, что это тяжелая, вредная еда… Оказалось, не такая уж и тяжелая. Я съел большую тарелку и не отказался бы от добавки. Но вместо добавки супа мне дали свиную отбивную с зеленым горошком. И компот из вишен. Короче, не беспокойся за мой растущий организм. На побывку я приеду толстый-претолстый, с двумя подбородками…»
        Компот, подумал Марк. Из вишен, значит.
        Хорошо служить на Прецилле.
        Вместо компота он за обедом пил клюквенный морс. Вместо горохового супа хлебал уху из трески. Тоже, кстати, ничего, с перчиком. Свинину заменила лапша с курятиной. Добавки дали бы без проблем, только Марк наелся так, что едва дышал. После уроков навигации в компании Кия и Тарары его неизменно «пробивало на хавчик». Марк сам удивлялся: три часа сидишь в кресле, а кажется, что бревна ворочал. В столовку бегом бежишь; пока ждешь своей очереди, точишь хлебушек с горчичкой…
        Навигация давалась ему тяжело. Кий словно издевался, зараза! Сектора для прокладки маршрутов выбирались все дальше и дальше, на крайних рубежах Ойкумены. Марк ломился вслепую, как медведь сквозь бурелом. Смена реперных ориентиров системы, еще одна смена - лети туда, не знаю куда. Расчет координат либурны по четырем пульсарам; по трем, определив время задержек импульсов первых двух относительно третьего; по двум и мнимому «маяку»; по одному и двум мнимым…
        «Давай! - торопил Тарара. - Гони, улитка!»
        Кий ухмылялся.
        Экстренный выход в РПТ-маневр. На разгон - полторы минуты. Две - в пределах допустимого. Три - критично. Марк посчитал - ужаснулся. Форсированный двигун либурны позволял рвануть в требуемом режиме хоть с места, но проблема упиралась не в двигун. Компенсаторы инерции не справлялись с такой задачей полностью. Получалось, что все время разгона экипаж проведет при перегрузке в пять-шесть «g» минимум.
        «Зачем? - спросил он. - Что за спешка?»
        «Флуктуация, - Тарара чистил ногти кривым ножичком. - Хищная, аж пищит. Вынырнула неожиданно, бой нежелателен. Спасаемся бегством. На тебя, брат, вся надежда…»
        «Где мы находимся?»
        Тарара разъяснил, где.
        «Если флуктуация, - упорствовал Марк, - может объявиться с такой внезапностью… Сектор что, не проработан разведчиками Лиги? Антисами? Здесь нет регулярных трасс?!»
        «Трассы, - с тоской, непонятной Марку, протянул Кий. - Как же я люблю, мать их, регулярные трассы… Ты считай, Кнут, считай. Полторы минуты на разгон. Надо рвать когти, а ты языком треплешь. Считай, душа моя…»
        «И так, - добавил Тарара, - чтобы нас не угробить…»
        Марк считал. Потом уроки навигации заканчивались - и начинались уроки пилотирования. Запершись в тренажере, пилот Кнут вел либурну по маршруту, который часом раньше проложил третий навигатор Кнут. Лети туда, не знаю куда…
        «Мать их, душа моя,» - добавлял он в особых случаях.
        У Кия научился.
        «…зима здесь в целом теплая, но сырая. Не волнуйся, мама, нам выдали шерстяные кальсоны. Ага, из натуральной шерсти. Представляешь? Я надеваю их под форменные брюки. Простужаться нельзя, служба. Помнишь, ты пыталась надеть на меня кальсоны, когда я ходил в первый класс? Конечно, помнишь. Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца: если чего-то не хочу, хоть палкой бей, не заставишь. Ну, про палку ты преувеличивала. Разве что мокрое полотенце…
        Передай папе от меня привет…»
        Марк вычеркнул «в целом». Оставил просто: «…зима здесь теплая…» Иначе получалось слишком навороченно, не в его стиле. И поставил точку, сделав из одного предложения два: «Ты еще говорила, что я упертый, весь в отца. Если чего-то не хочу, хоть палкой бей, не заставишь.»
        Перечитал.
        Да, так нормально.
        Он не знал, какой особист составляет за него письма домой. Флотская гипер-почта Прецилла не позволяла военнослужащим говорить с родными - слишком дорого даже для младшего командного состава. Щедрости начальства хватало на самые простые, самые дешевые пересылки. Текст письма плюс два-три снимка. На снимках обер-декурион Тумидус неизменно был молодцеват и улыбчив. Из-под резинки берета выбивался отросший чуб. Грудь колесом, равнение на середину. Марк на плацу, марширует в первой шеренге. Марк на скале: встал над морем, подбоченился. Марк на стрельбищах, садит с колена.
        Смотри, мама, гордись, папа.
        Кадров, где Марк всаживал бы копье в извивающегося туземца, или, скажем, сплавлялся вниз по ревущей Дамбадзо, маме не посылали.
        С письмами дело обстояло сложнее. В обязанности Марка входила правка стилистики: как ни старался далекий особист, местами текст выглядел неестественно. В свободное время унтер-центурион Кнут забивался в угол кают-компании - и по три раза перечитывал письма обер-декуриона Тумидуса, исправляя то одно, то другое. Это напоминало шизофрению: разговор с самим собой. Чистый текст Марк сбрасывал обратно на Прецилл - и был уверен, что вскоре письмо дойдет до адресата.
        «Гипер-почта? Ха! Знала бы мама, что «Дикарь» последний месяц стоит на Октуберане… До Нума - четыре часа лету. Сбежать в самоволку, взять билет на рейсовый аэробус: здравствуй, мама!»
        Марк мечтал о таком, заранее понимая: никуда он не сбежит. Разве что ночью, во сне. Когда ему снилась самоволка, он просыпался в холодном поту - и долго лежал, вслушиваясь в храп Кия. Марку чудилось, что мать не узнает сына. «Кто вы? - спросит Валерия Тумидус у чужака, лжеца, самозванца. - Кто вы, унтер-центурион? Мой сын, мой Марк служит на Прецилле в чине обер-декуриона. А вас я, извините, не знаю…»
        Он считал дни до того момента, когда оба Марка - центурион на «Дикаре» и декурион на Прецилле - сравняются хотя бы в звании. Знать бы, почему, но Марку казалось, что это сведет раздвоение личности к минимуму.
        «…как дед? Надеюсь, он здоров. Скажи ему, что шамберьер со мной, как талисман. Конечно, я не могу носить кнут при себе. Но я изредка беру шамберьер у интенданта, где кнут лежит на хранении, и вспоминаю деда…»
        Из всего абзаца Марк оставил: «…как дед? Надеюсь, он здоров.» Остальное вычеркнул без жалости. Похоже, на особиста нашел сентиментальный стих. Или фрагментом о шамберьере он на что-то намекал Марку, только Марк не понял, на что именно.
        Поразмыслив, Марк приписал:
        «Передай от меня Паку, что он - лучшая в мире обезьяна. Будь спокойна, Пак не обидится. Или, если ты по-прежнему стараешься Пака избегать, скажи деду. Он передаст без проблем.»
        Марк знал, что особист вычитывает текст еще раз, после правок. На всякий случай, чтобы не пропустить лишнего. Ну, Пак нигде не лишний… Марк был уверен, что в следующих письмах обязательно появится Пак. Особист с лету ловил такие фишки.
        «…скажи отцу: в смысле размещения рабов я ему доверяю полностью. Если считает, что нужно треть перевести на оборонку, пусть так и делает. Доверенность на его имя я выслал с прошлым письмом. Надеюсь, вы все получили благополучно…»
        Рабы, подумал Марк. Почему их забрали?
        Он размышлял не о своих рабах - акциях, удачно вложенных Юлием Тумидусом. Марк не кривил душой, когда говорил, что доверяет отцу. Его беспокоило другое. На прошлой неделе он собственными глазами видел, как рабов с «Дикаря» в полном составе вывели из энергоотсека, погрузили в три аэробуса и куда-то увезли. Медосмотр, предположил Марк. Перед дальним рейсом. К вечеру рабов не вернули на корабль; не вернули и завтра, и послезавтра, и вообще. Вместо этого на обезрабленную либурну привезли термоядерное топливо. Двигун прекрасно работал на любом виде энергии, и все равно это выходило за рамки привычного.
        «Что с нашими рабами?» - спросил Марк у Тарары.
        «Расстреляли,» - ответил Тарара.
        Марк не сразу понял, что это шутка.
        На следующий день ему приказали сопровождать капитана. Марк был удивлен, когда согласно особому распоряжению ему пришлось вооружиться до зубов. Удивление достигло апогея, когда выяснилось: капитана сопровождает целая декурия под командованием Крысы. В мелком захолустном космопорте, куда они прилетели на десантном боте, их ждал корабль без опознавательных знаков. У спущенного трапа стояли трое гематров в окружении боевых големов. Старший гематр вышел вперед, неся в руках две небольших шкатулки. Капитан двинулся навстречу. Они встретились на середине пути от големов до абордажных пехотинцев, словно две высокие договаривающиеся стороны - или два главаря преступных группировок. Гематр откинул крышку одной шкатулки, затем другой; капитан кивнул и выписал чек.
        Марк видел, что лежало в шкатулках: гематрицы.
        На таком сумасшедшем количестве гематриц «Дикарь» мог трижды облететь всю Ойкумену по периметру. Было трудно даже предположить, сколько стоит это сокровище. Марк вздрогнул, огляделся. Вокруг царило спокойствие, которое в любой момент могло взорваться бойней. Големы? - нет, големы не нарушили бы перемирия. Скорее уж либурнариям плечом к плечу с големами пришлось бы отбиваться от тех сорвиголов, кто, случайно узнав о сделке, решил бы рискнуть ради сказочного куша.
        Старший гематр смотрел прямо на Марка. Взгляд снулой рыбы, пальцы левой руки вертят обручальное кольцо на безымянном пальце правой. Шкатулки с гематрицами были уже у капитана, освободив руки гематра для привычного жеста. Марк вздрогнул во второй раз: он узнал гематра. Ну да, конечно: Снорр, отель, зал кафе - часть, видимая с балкона. Живой компьютер пьет кофе, время от времени записывая что-то на длинной ленте…
        Узнал ли гематр Марка? Такие, как он, ничего не забывают. «Тебе-то что за дело? - спросил себя Марк. - Ну, узнал. Сопоставил мальчишку на балконе с бойцом сопровождения. И что?» Тревога не уходила. Марк понятия не имел, какие выводы может сделать ужасающий мозг гематра из горстки разрозненных, в сущности, бесполезных фактов.
        На «Дикарь» вернулись без происшествий.
        «…теперь о главном. Вчера в лазарете случился пожар. Ничего особенного, потушили. Мне исключительно повезло: я помог выбраться наружу штандарт-вексиллярию, страдавшему от расстройства желудка. В итоге мне вручили медаль «За доблесть». Представляешь, мама? Я и не знаю, гордиться мне или смеяться. Вот, смотри…»
        Со снимка глядел бравый обер-декурион Тумидус. Грудь молодого вояки украшала медаль: серебристый кругляш с орлом и надписью. Все в письме было враньем от начала до конца: пожар, лазарет, спасение штандарт-вексиллярия, взятого теплым на толчке. Особист сработал мастерски. Между строк ясно читалось: «Правды, мама, я написать не могу, не имею права. А медалью похвастаться хочется. Пишу, что разрешили; в остальном - гордись сыном…»
        «Неужели правда? - подумал Марк. - За доблесть…» В его воображении встал горящий лазарет. Мигом позже явился туземец, пронзенный копьем. Ламбеджиец извивался, пригвожден к земле; память чудила, превратив человека в издыхающего удава. Катька, вспомнил Марк. Дед рассказывал историю о слепой удавихе Катьке…
        Знали, подумал он о команде «Дикаря». Ну точно, знали. И молчали, сволочи. Ждали, пока я получу письмо на правку и прочитаю сам. Надо бы проставиться, обмыть награду. Небось, только и ждут, когда Кнут ринется выпячивать грудь… Марк ухмыльнулся. Он уже понимал, что промолчит о медали.
        Вчера он в шестой раз спросил Ведьму: чем занимаются либурны внешников, подобные «Дикарю»? И в шестой раз не получил ответа. Кий, Тарара, Крыса - все уходили от разговора на эту тему. Марк не обижался. Он и сам прекрасно понимал, что высадка на Ламбеджи - случайность. Рано или поздно ему отдадут приказ: ясный, объясняющий ситуацию. А пока не хотят, чтобы новичок перегорал заранее.
        Лети туда, не знаю куда…
        Вчера сервус-контролер спросил унтер-центуриона Кнута: «Какой у тебя свободный резерв клейма?» Вопрос был из личных, на гражданке за такой интерес могли и в морду дать. Марк ответил, не чинясь. Он видел, что контролер опрашивает всех, составляя ориентировочный список: сколько рабов сумеют заклеймить члены экипажа «Дикаря», буде возникнет необходимость?
        Лица сослуживцев подтверждали: опрос проходит не впервые.
        II
        «…Звезда AP-738412… оранжевый карлик… спектральный класс… интенсивность излучения… координаты… раскладка азимутального конуса… расстояние…»
        Взгляд легата Варена зацепился за цифру. Ого! Так далеко его «Дикарь» еще не забирался. Другие корабли внешней разведки - тоже, насколько было известно капитану «Дикаря». А теперь, значит, добрались. Варен углубился в чтение. Со стороны могло показаться: дрессированный ворон скользит взглядом по строчкам, всплывающим из глубин дисплея, не вникая в смысл. В действительности же легат извлекал из скупых строк едва ли не больше информации, чем в них содержалось, выстраивая многомерную картину событий во времени и пространстве.
        «…оконечность третьего внешнего спирального рукава… Астрономической службой дальнего поиска у AP-738412 была обнаружена система из семи планет…»
        Четвертая планета с вероятностью 87 % находилась в «поясе жизни». Удаленная спектрография атмосферы показала наличие кислорода, азота, водяных паров, углекислоты и ряда инертных газов. Планета занесена в каталог под номером… Поставлена в очередь на исследование… Отправлен стандартный автоматический прыжковый зонд модели SAS-437 «Стилус». От зонда получено пакетное сообщение по гиперсвязи. Пакет пришел поврежденным, не всю информацию удалось декодировать…
        Такое было в порядке вещей. Мощности передатчиков и энергоресурса зондов отчаянно не хватало. Ретрансляторов на окраинах Галактики, за пределами обжитой Ойкумены, практически нет, а кривизна континуума плохо предсказуема, что сбивает настройки гиперсвязи. Удивительно, что пакет вообще дошел - из этакой-то дали!
        Зонд передал уточненный состав атмосферы, результаты дистанционных замеров температуры на поверхности и ряд других данных. Также зонд зафиксировал множественные структурированные радиосигналы явно искусственного происхождения. Далее шла фраза из стандарт-формы: «Цивилизация поздне-варварского типа с технологическим вектором развития…». На этом сообщение обрывалось. В течение месяца зонд передал еще два инфо-пакета, но оба оказались повреждены настолько, что декодировать их не удалось. Оставалось неясным: действительно на планете обнаружена цивилизация, или имеется некая вероятность ее существования. В систему AP-738412 был отправлен малый пилотируемый разведчик класса «Игла», бортовой номер S-1632…
        На «Игле» Варен начинал. Трехместная жестянка: минимум комфорта, минимум жизненного пространства, минимум вооружения. Минимум всего. За счет этого - максимум удельной энерговооруженности, скорости и маневренности, максимальная дальность полета. Плюс самые совершенные системы слежения. Служба внешней разведки Помпилии; группа свободного поиска. Месяцы в дальнем космосе, в черном безмолвии, сводящем с ума, вдали от населенных планет и накатанных трасс.
        Разведчики. Первопроходцы.
        Астрономическая служба дальнего поиска часто ошибалась. Данные удаленной спектрометрии были неточны, давая слишком большой допуск. Зонды пропадали без следа, сообщения терялись в гипере или доходили в виде бессмысленных обрывков цифро-кодов. Тогда к обнаруженным планетным системам отправлялись корабли ГСП. «Иглы» прокалывали пространство: два-три ухода в РПТ-маневр, и цивилизованная Ойкумена оставалась за кормой. Ни рассчитанных реперных точек, ни навигационных станций, ни маяков. Наведение по азимутам, навигация по засечкам светил. Бесконечные перерасчеты, уточняющие поправки, коррекции курса.
        Вход в целевую систему. И жесточайшее разочарование: «планета надежд» оказывалась безжизненной.
        Дважды на планетах обнаруживалась пригодная для дыхания атмосфера - и примитивная жизнь, не успевшая развиться до разумных форм. Такие планеты Помпилия честно «сдавала» Лиге, получая премиальную концессию первооткрывателей. Славный гонорар, чего уж там…
        Но родине требовалось другое.
        Однажды фортуна улыбнулась Варену, чтобы вскоре показать голую задницу. Астрономы попали «в яблочко», зонд передал уточненные данные. Обитаемый мир на окраине Галактики: разрозненные племена варваров, каменный век. Знай, собирай урожай! Но когда «Игла» уже уходила из системы, аппаратура слежения засекла поисковый корабль гематров, выходящий на орбиту грядки. Не только у Помпилии имелись астрономы и обсерватории. Не одни помпилианцы искали новые обитаемые миры.
        Совет Лиги узнал о находке одновременно с командованием внешней разведки Помпилии. Возможность отработать грядку по полной программе была потеряна навсегда. Локальные вылазки - не в счет. Капля в море, песчинка в пустыне…
        Нередко офицеры из группы свободного поиска переводились на другую службу или увольнялись в запас, не солоно хлебавши. Большинству так и не удавалось обнаружить неизвестную Лиге грядку с ботвой. Но Ретию Нерону Варену - тридцатилетнему обер-центуриону, любимчику стервы-судьбы - повезло во второй раз.
        Очередная «пустышка» - четверка мертвых планетоидов вокруг голубого гиганта, ослепительно полыхающего в пустоте. Куда смотрели астрономы, сообщая о вероятности существования жизни на четвертой планете, оставалось загадкой. Зато экипаж «Иглы» в полном составе уставился на навигационный сканер дальнего радиуса действия. В сфере красовалась звезда - желтый карлик, не отмеченный в атласе. Карлик «прятался» за голубым гигантом, невидимый из населенных районов Ойкумены.
        Шесть с половиной световых лет. Один РПТ-маневр.
        В конце концов, что мы теряем?
        Они не потеряли - нашли. Сорвали куш, как говорят игроки. Лига по сей день знать не знает про обитаемую планету, что вращается вокруг карлика-невидимки. Два десятка лет Помпилия собирает с этой грядки богатый урожай. Вслед за «Иглой», вернувшейся с координатами и проложенным маршрутом, в полет ушла либурна внешней разведки, согласно стандартной процедуре. Пробная партия ботвы превзошла все ожидания. Энергоемкость туземцев оказалась выше среднестатистической. Социологи утверждали, что причиной тому - либеральный общественный строй и специфические верования туземцев. К грядке «зигзагом», чтобы не выдать направления, отправилась первая эскадра сборщиков урожая. А Ретий Нерон Варен получил звание манипулярия, благодарность начальства, солидную премию - и был переведен из ГСП на либурну внешней разведки с повышением по службе.
        Воспоминания таяли, исчезали. Легат Варен вернулся к чтению: передача с «Иглы», подтверждение данных зонда. Обнаружена цивилизация поздне-варварского типа с технологическим вектором развития. Несколько крупных городов; множество мелких поселений, погрязших в дикости. Примитивные спутники связи на орбите…
        Передача с «Иглы» прервалась на середине, шесть суток назад. Больше экипаж разведчика на связь не выходил.
        - Господа офицеры!
        - Вольно, господа. Прошу садиться.
        Все дождались, когда консуляр-трибун Рутилий, командующий службой внешней разведки сектора, займет свое место во главе стола. По знаку командующего его секретарь поспешил включить конфидент-поле и активировал средства дополнительной защиты. Над столом вспыхнула голосфера, в которой капитан «Дикаря» легко узнал изображенине третьего внешнего рукава Галактики.
        - Начнем совещание, господа. Все успели ознакомится с материалами? Отлично. Значит, обойдемся без вводной.
        На стол с тихим стуком лег трибунский жезл.
        III
        - Ваши версии, господа?
        - Разрешите?
        - Прошу вас, трибун.
        Военного трибуна Матиена капитан «Дикаря» знал хорошо. Педант и зануда; за глаза - начанал. В глаза - начальник аналитического штаба.
        - По результатам анализа ситуации имеются три версии произошедшего с S-1632. Привожу их по мере понижения вероятности. Версия первая: техническая поломка, которую экипаж «Иглы» не в состоянии устранить собственными силами. Версия вторая: нападение флуктуации континуума. Версия третья: нестандартные параметры пространственно-временного континуума в системе AP-738412, препятствующие штатному прохождению сигналов или уходу в РПТ-маневр.
        Легат Варен прокрутил в голове возможные причины молчания разведчика. И был вынужден признать: Матиен прав. Иные объяснения - истощившийся энергоресурс, столкновение с блуждающим метеором, атака чужого корабля - выглядели нереально. На их фоне даже «нестандартные параметры континуума» звучали правдоподобней.
        - Есть другие версии?
        Других версий не было.
        - Какие действия считаете целесообразными? Прошу высказываться.
        - Следует готовить спасательную экспедицию! Либурна класса триремы, не меньше. Можем ли мы бросить наших людей?! Почему мы вообще ждали почти неделю?!
        Легата Стаберия лишь недавно перевели в «штабные крысы», как, не стесняясь, выражался сам легат. Увы, последствия тяжелой контузии лишили его пространственной ориентации во время РПТ-маневров. Лучшие медики оказались бессильны. Стаберий больше не мог командовать либурной. Но и на штабной должности он оставался боевым офицером.
        - Мы не ждали, легат.
        Консуляр-трибун Рутилий редко снисходил до объяснений. Обычно он выслушивал мнения, принимал решение и отдавал приказ. Сейчас капитан «Дикаря» имел сомнительное счастье присуствовать при историческом моменте: Рутилий объясняется.
        - Все шесть суток мы пытались связаться с S-1632. Штаб анализировал ситуацию и варианты наших действий. Еще есть желающие высказаться?
        - Разрешите? Считаю, что лучше послать вторую «Иглу». Разведчик доберется до системы быстрее триремы. И, в случае невозможности отправить сообщение через гипер, он быстрее вернется обратно с докладом.
        - Спасибо, легат Ульпий. Еще мнения?
        Варен понял: пора вмешиваться.
        - Разрешите? Считаю, что посылать следует либурну с усиленным энергозапасом и боекомплектом. Могу обосновать, почему.
        - Обоснуйте, легат Варен.
        - В случае, если экипаж S-1632 жив, но не в силах выбраться из системы, мы эвакуируем людей на борт либурны. Другой разведчик этого сделать не сможет. Все мы знаем, что такое «Игла». Троих она не возьмет.
        - Продолжайте.
        - Если S-1632 был атакован флуктуацией континуума, вторая «Игла» также рискует подвергнуться нападению. У разведчика недостаточно огневой мощи для противостояния флуктуации. Трирема, вооруженная межфазниками и волновыми деструкторами, справится с флуктуацией любого класса, кроме пенетратора. В случае «нестандартных параметров континуума» у либурны также больше шансов выбраться в открытый космос и разогнаться до РПТ-маневра, или отправить сообщение. Двигатели и гиперпередатчик триремы намного мощнее. И последнее: по завершении спасательной миссии либурна может произвести более детальную разведку и контрольный забор ботвы на грядке согласно стандартной процедуре.
        Садясь, Варен поймал взгляд легата Стаберия. Новоиспеченный штабист едва заметно кивнул ему.
        - Разрешите? Я категорически возражаю! Срочная подготовка и отправка триремы в систему AP-738412 привлечет внимание разведок других рас Лиги. Высока вероятность, что о наличии обитаемой планеты в системе AP-738412 станет известно Совету Лиги в течение ближайших шести месяцев. Мы рискуем потерять ценнейшую грядку. Вспомните случай с Риолой! Гематрийская разведка и обсерватории Ларгитаса на основании нашей активности вычислили грядку - и данные ушли в Совет Лиги. Такое не должно повториться.
        - Что вы предлагаете, трибун Матиен?
        Слово «военный» командующий опустил. Старшему по званию это дозволялось.
        - Предлагаю ждать. Есть вероятность, что экипажу S-1632 удастся устранить предполагаемую поломку и выйти на связь - или вернуться на базу. Если этого не произойдет в течение тридцати дней, мы отправим в систему AP-738412 вторую «Иглу», соблюдая максимальные меры предосторожности. За это время мы организуем отвлекающую активность в другом секторе…
        - Вы предлагаете бросить наших людей без помощи?! Это измена! Нет, хуже, это подлость!
        - Не забывайтесь, легат!
        - Хочу напомнить вам…
        - Сядьте, легат. И вы, трибун. Немедленно сядьте!
        Консуляр-трибун Рутилий взял жезл:
        - Есть еще мнения? Хорошо. Приказываю: отправить в систему AP-738412 либурну «Дикарь» под командованием легата Варена. Задача: поиск и спасение экипажа S-1632 с последующей разведкой грядки и контрольным забором ботвы. Докладывать по гиперсвязи о прохождении каждого этапа операции, начиная с прибытия в систему. В случае возникновения непредвиденных обстоятельств легат Варен действует согласно обстановке с докладом по мере физической возможности. Секретность и оперативное прикрытие операции обеспечивает военный трибун Матиен. Готовность к старту - двое суток. Совещание окончено.
        Офицеры замерли по стойке «смирно», ожидая, пока командующий покинет помещение. Проходя мимо Варена, консуляр-трибун на миг замедлил шаг. Варен знал, что это означает.
        Готовить «Дикаря» к отлету Рутилий приказал еще пять суток назад.
        IV
        - У вас есть вопросы, Кнут?
        - Так точно!
        - Спрашивайте.
        Все части паззла встали на свое место. Все, кроме одного. Марк сделал шаг вперед. Он еще не знал, что у паззла есть второе дно.
        - Почему с «Дикаря» вывезли всех рабов?
        - Хороший вопрос, - капитан прошелся по каюте. Чувствовалось, что легат Варен ждал другого вопроса и доволен услышанным. - Разумный. Жилые трюмы энергоотсека не безразмерны. Либурна, полностью укомплектованная рабами, не сможет взять на борт контрольный забор ботвы. Надеюсь, вы не планируете делить с ботвой свою каюту? Мы пойдем по маршруту на термояде; в случае нужды - на гематрицах. Если забор ботвы не состоится, мы вернемся тем же способом. Если же состоится…
        Капитан умолк, давая Марку шанс понять все без объяснений.
        - Сервус-контролер, - тихо сказал Марк, - интересовался свободным ресурсом клеймения у экипажа. Если контрольный забор состоится, мы заклеймим часть ботвы и пойдем обратно на новых рабах. Это станет частью проверки.
        - Еще вопросы есть?
        - Никак нет!
        - Тогда последнее. Слушайте внимательно, Кнут. У вас есть возможность выбора; сегодня - или никогда. Захоти вы, и вас завтра же отправят на Прецилл. Унтер-центурион Кнут и обер-декурион Тумидус сольются в одно. Вернее, унтер-центурион Кнут исчезнет. Это никак не повлияет на вашу дальнейшую военную карьеру. Все обещания будут выполнены: восстановление в училище, экзамены экстерном, присвоение офицерского чина… «Дикарь» исчезнет из вашей биографии.
        - Я уже выбрал, господин легат!
        - Вижу, вы в курсе моего звания. Кто проболтался? Тарара? Ладно, пустяки. Разуйте уши и закройте рот: я не закончил. На обратном пути нас могут перехватить. Такое случалось, и не раз. Гематры, вехдены, ларгитасцы. Эскадра рейдеров, окружение, приказ заглушить двигатель - и либурна проклятых помпилианцев, доверху набитая рыдающими пленниками, берется на абордаж. Захват населения с планеты, не зарегистрированной в канцеляриях Лиги - серьезное преступление. Вы должны понимать: если нас используют как аргумент, демонстрирующий коварство Помпилии - родина откажется от нас.
        Экстренный выход, вспомнил Марк. Экстренный выход в РПТ-маневр. На разгон - полторы минуты. Две - в пределах допустимого. Причины спешки встали перед ним во всей своей неприглядной красе.
        - Повторяю: родина откажется от нас. Марк Тумидус? Что вы, господа! Марк Тумидус благополучно служит на Прецилле! Доказательства? В любом количестве! Если понадобится, на сцену выйдет живой и здоровый обер-декурион Тумидус, выйдет и даст показания. Заверяю вас, что найдется и легат Варен, который знать не знает о каком-то капитане «Дикаря»! Они продолжат службу, а мы с вами пойдем под суд за каперство. Пойдем, как цивилы, как авантюристы, решившие подзаработать. Кнут, Ворон, Ведьма, Крыса… Теперь вам ясно, чем вы рискуете?
        - Так точно!
        - И что вы скажете на это?
        - Скажу, что буду не первый в семье, от кого отказалась родина!
        Капитан долго молчал.
        - Родина откажется, - наконец сказал он. - Официально. Это значит: на словах. На деле же сотни людей будут жилы рвать, лишь бы выручить нас. Помните об этом, Кнут. С вашим дядей тоже все не так просто. Гард-легат Тумидус… Гордитесь дядей, Кнут. Гордитесь, а не искупайте его вину. Кстати, в отставке ваш дядя, как частное лицо, не брезговал каперством. На планетах, не зарегистрированных Лигой, в том числе. Удивлены?
        - Никак нет!
        - Еще вопросы?
        - Никак нет!
        - Можете идти.
        За дверью его встретили. Тьма народа - казалось, весь экипаж «Дикаря» выстроился в два ряда, вдоль стен коридора, и дальше, за поворотом. На лицах читалось ожидание.
        - Вольно! - скомандовал Марк. - Разойдись!
        - Хрена тебе разойдись, - возразила Ливия.
        Она хлопнула Марка по плечу:
        - А за медаль проставиться? Теперь можно!
        V
        - Докладывает 1-й навигационный пост. Предварительные данные по системе подтверждаю. Передаю уточненные орбиты и массы планет, параметры кривизны пространства и диаграмму напряженности гравитационных и магнитных полей. Угол входа в плоскость эклиптики - расчетный.
        - Докладывает 2-й навигационный пост. Тактическая сфера - чисто. Флуктуативной и метеорной опасности не обнаружено. Расчетное время выхода в коридор 4-й планеты - 3 часа 17 минут. Передаю данные для коррекции курса и график ступенчатого торможения.
        - Докладывает 3-й навигационный пост. Сфера дальнего обнаружения - чисто. Искусственных объектов и полевых аномалий в межпланетном пространстве не обнаружено. Принят сигнал радиомаяка зонда «Стилус». Сигнал идет с орбиты 4-й планеты. Уточняю координаты зонда и начинаю орбитальное сканирование.
        Позади - шестнадцать суток полета. Если, конечно, язык повернется назвать полетом безумную чехарду по задворкам Ойкумены. Разгон - РПТ-маневр - гипер - выход - коррекция курса - маневр… Марк сбился со счета: сколько раз они уходили в гипер и выныривали обратно. Пусть компьютер считает, у него мозги кристаллические! Рваный ритм выматывал, отшибая чувство времени и пространства. Короткая вахта - длинная вахта - две коротких… Серая муть гипера в сфере. Вынужденное безделье: «на изнанке» нет ориентиров для засечек и коррекций. Вся надежда - на точность предварительных расчетов.
        Выход.
        Навигационная сфера обретает глубину и объем. Вокруг либурны разверзается бездонная чернота космоса. Чудится, что тьма берет корабль на абордаж, врывается в рубку, окутывает тебя хищным одеялом. Ужас и восторг - со временем они притупляются, но никогда не уходят до конца. Алмазное крошево звезд: в снах, кратких и беспокойных, видишь, как этот наждак сдирает с человека кожу.
        - Навигатор-3, доложить наличие сигнала с S-1632.
        - Сигнал с S-1632 не зафиксирован. Сам S-1632 также не обнаружен. Веду орбитальное сканирование 4-й планеты на предмет обнаружения.
        - Навигатор-3, продолжать орбитальное сканирование. Навигатор-2, дополнительное задание: сканирование коридора солярной орбиты 4-й планеты на предмет обнаружения S-1632. Навигатор-1, дополнительное задание: общее сканирование системы на предмет обнаружения S-1632. В случае обнаружения всем докладывать немедленно.
        - Навигатор-1, принято.
        - Навигатор-2, принято.
        - Навигатор-3, принято…
        Для навигатора звезды - система ориентиров. Запуск координатной сетки. Совмещение расчетов с реальностью. Поправки. Вычисление истинной точки выхода. Коррекция курса… Для рассудка, скользкой улитки в раковине черепа, звезды - искушение, собеседники, морок. Сразу после гипера звезды спешили обступить Марка со всех сторон. Окружали, перекрывая пути отхода, пронзали зрачки серебряными иглами. Вскоре звезд стало меньше. Еще меньше. Исчезли сигналы станций. Пропали маяки. Осталась лишь редкая россыпь блесток - всякий раз новая, незнакомая. Расчеты по семи точкам. Шесть, пять, три…
        Марк не уставал мысленно благодарить Кия с Тарарой, своих мучителей, за то, что они часы напролет гоняли его на имитаторе. Сейчас, в рейде, он укладывался в отведенное время. Со скрипом, впритирку, но успевал.
        - Докладывает навигатор-3. Закончил сканирование. S-1632 в околопланетном пространстве не обнаружен. Передаю текущие координаты и параметры орбиты зонда «Стилус».
        - Докладывает навигатор-2. Закончил сканирование коридора солярной орбиты. S-1632 не обнаружен.
        - Докладывает навигатор-3. Продолжаю сканирование системы. S-1632 не обнаружен.
        - Навигатор-1, продолжать сканирование. Навигатор-2, провести повторное сканирование коридора. Навигатор-3, пересылаю вам коды доступа к зонду. Установите связь с зондом по направленному лучу, передайте код и дождитесь подтверждения. Затем отдайте команду на пересылку всей собранной информации в бортовой компьютер «Дикаря». По исполнении доложить и приступить к повторному сканированию околопланетного пространства.
        VI
        Планета приближалась, вырастая на глазах. Сине-желто-зеленый шар тонул в пене облаков. Обычная картина: большинство кислородных планет с развитой биосферой и океанами выглядело так же. Менялись лишь оттенки цветов и очертания материков. Иногда желтый и зеленый не просматривались - весь спектр забивала грязно-белая голубизна. А здесь, напротив, имелся полный набор. Даже с довеском: планету окружала едва различимая пурпурная дымка. Феномен местной атмосферы? Капитан «Дикаря» моргнул: раз, другой - и дымка исчезла.
        Настройки сбоят, что ли?
        Настройки мало волновали капитана. Подумаешь, мелкие погрешности цветопередачи! Его не волновала даже сама планета. Это было странно, но легат Варен не испытывал никаких чувств в отношении новой грядки. Казалось бы: такая удача! Источник энергии, которого Помпилии хватит надолго. Капитан припомнил свой давний восторг, когда его «Игла» нашла никому не известную грядку. Ретий Нерон Варен, ты разучился радоваться? Болеть душой за отечество? Не за этим ли ты пошел служить во внешнюю разведку? Не за этим ли отправился в нынешний рейд?
        Нет, сказал себе капитан. Я пришел спасать людей: трех разведчиков с пропавшей S-1632. Остальное - потом.
        «Найти иглу в стоге сена,» - вспомнил он древнюю поговорку. Отыскать крохотный кораблик в планетной системе - задача не из сложных. Если, конечно, S-1632 не включил режим «невидимки». В такое верилось с трудом: от кого здесь прятаться? От флуктуаций «невидимка» не спасёт, чужих кораблей поблизости нет. А туземцы едва-едва выбрались на орбиту… От них простенького щита в радиодиапазоне за глаза хватит. Куда же подевалась «Игла»? Или прав Матиен: отремонтировались и ушли домой, на базу? «Тюльпанов» после РПТ-маневров в системе не обнаружено, но «тюльпан» затягивается за пару часов. Однако локальные возмущения континуума остаются на пять-шесть суток. Если «Игла» ушла недавно, есть шанс засечь остаточный след.
        Мысленно встряхнувшись, Варен отдал распоряжение о смене диапазонов и радиуса сканирования.
        - Поставить радиощит!
        - Есть поставить радиощит!
        В командной сфере всплывали и гасли параметры курса, время до выхода на орбиту планеты, данные сканирования. В любое мгновение Варен мог изменить приоритеты, выведя важную информацию на первый план, но сейчас в этом не было необходимости. Все шло штатно; два донесения по гиперсвязи уже отправились на базу. Найти бы еще «Иглу»…
        Вокруг планеты светились желтые точки - спутники туземцев - и одна зеленая: автоматический зонд «Стилус». Информацию с зонда «Дикарь» уже скачал. Резервный борткомпьютер занимался декодированием и сортировкой. Если повезет, там отыщутся сведения о S-1632. Варен ткнул в метку ближайшего спутника, давая увеличение. В космосе плыл металлический ёж: тускло отблескивающий шар был утыкан иглами примитивных антенн. За «ежом» тянулся хвост данных: масса, размеры, параметры орбиты, активность в радиочастотных диапазонах.
        Спутник связи, оценил капитан. Фактически, орбитальный ретранслятор с единственной функцией. Для наблюдения не приспособлен.
        Варен шевельнул пальцами: изображение провернулось, выводя в окно увеличения второй спутник. Кургузая бабочка растопырила крылья фотоэлементов по бокам бочкообразного тельца. Усики антенн лишь добавляли сходства. Спутник связи… Орбитальные жестянки туземцев поражали разнообразием. Никакого понятия о стандартизации! Или это экспериментальные образцы, ни один из которых не пошел в серию?
        - Ну и лайба! - хмыкнул из соседнего кресла первый пилот. - Умора!
        Третья конструкция и впрямь напоминала корыто - «лайбу» на жаргоне либурнариев. «Летающий гроб,» - пришло на ум капитану. Метка вспыхнула красным; противно запищал зуммер. Над лайбой возникла надпись: «Внимание! Неопознанный пилотируемый корабль внутрисистемного радиуса действия. Предполагаемый экипаж - от 3 до 7 человек. Вооружение неизвестно. Сканированию препятствует энергетическое поле неизвестной природы!»
        - Боевая тревога!
        Реакция Варена была мгновенной.
        - Режим невидимости! Штурман - захват цели! Передать целеуказание всем постам. Включить направленные радиопомехи, держать цель в конусе. Навигатор-1, рассчитать курс сближения с выравниванием скоростей. Навигатор-2, сканировать цель во всех волновых диапазонах; задействовать гравитационное зондирование. Включить автосканирование околопланетного пространства. Приоритет - поиск аналогичных пилотируемых объектов.
        В контрольном секторе командной сферы быстро разгоралось созвездие зеленых огоньков: все распоряжения приняты и выполняются. Время голосовых подтверждений закончилось. Через тридцать две секунды пошли данные гравизондирования. Масса объекта, общая схема конструкции… Капитан позволил себе немного расслабиться. Все-таки лайба, вершина туземных технологий. Примитивный внутрисистемник с маломощными движками. Ни гиперпривода, ни компенсаторов инерции, ни термоядерного реактора… Поле? Что с того? Да, мешает детальному сканированию. Простейший электродвигатель тоже дает полевые наводки.
        - Других аналогичных объектов в околопланетном пространстве не обнаружено.
        Через пятьдесят четыре секунды от навигатора-1 пришел расчет траектории сближения. Три варианта, подумал Варен. Первый: оставить лайбу в покое, уйти из зоны радионаблюдения и оптической видимости, после чего продолжить выполнение задания. Второй: уничтожить корыто, учитывая вероятность, что оно успело засечь «Дикаря». Сейчас их радиосвязь с планетой блокирована, но стоит либурне уйти, убрав помехи - экипаж немедленно доложит о чужаке в центр управления полетов. Ну, и третий вариант - взять лайбу на абордаж. Три-семь членов экипажа - ничтожно мало для пробной партии ботвы. Все равно придется отправлять боты на грядку. С другой стороны, есть время провести предварительные анализы и замеры…
        Главным доводом за абордаж было не это. Если «Игла» совершила аварийную посадку на планету, если разведчики в плену - туземные космонавты могут об этом знать. Легат Варен найдет способ извлечь из них информацию.
        - Расчетный курс на сближение. Начинаем операцию захвата. Абордажной команде № 1 занять места в боте. Готовность к старту - две минуты. Схему объекта - на компьютер бота. Технику-координатору определить точку стыковки.
        Секунду Варен колебался. Если абордаж, глупо тратить энергию впустую. Пусть туземцы увидят либурну. Внезапное появление «Дикаря» напугает экипаж лайбы…
        - Отключить режим невидимости!
        - Есть отключить!
        - Объект передает сигналы. Пытается установить с нами связь в радиодиапазоне.
        - Ответьте стандартным контакт-пакетом по направленному лучу. Продолжайте радиообмен до момента стыковки.
        - До уравнивания скоростей - тридцать секунд…
        - Объект включил световую сигнализацию!
        - Ответить тем же. Копировать их последовательность сигналов.
        Корыто в сфере росло. Стали различимы выступы обшивки, три круглых иллюминатора, «рога» антенн, хаотично торчащие из корпуса. По борту шли ряды выпуклых знаков: орнамент? иероглифическая надпись? Варварам, подумал Варен, свойственно украшательство. Распишут все, до чего дотянутся руки. Космический корабль - не исключение. На лайбе отчаянно мигали четыре багровых глаза прожекторов, на манер аварийной сигнализации. «Дикарь» отвечал тем же. Пусть ломают голову, что это значит.
        - Точка стыковки определена. Данные - в компьютере бота.
        - Бот к старту готов.
        - Есть уравнивание скоростей.
        Лайба зависла в километре от «Дикаря». Вернее, это «Дикарь» завис рядом с туземной жестянкой на орбите, уравняв скорости.
        - Боту - предстартовый отсчет!
        Включился таймер: «Десять… девять… восемь…»
        На корпусе лайбы отъехала в сторону ребристая заслонка. Из темного провала выполз блестящий бутон, распустился восьмилепестковым лотосом из металла. Черное жерло уставилось на либурну.
        - Защита!
        Варен был спокоен. Силовое поле «Дикаря» выдерживало залп батареи плазматоров.
        «…два… один…»
        Из жерла полыхнуло рыжее, как лисий мех, пламя. «Порох!» - презрительно скривился капитан за мгновение до того, как «Дикарь» содрогнулся всей своей тушей. От вспышки легат едва не ослеп. Сфера погасла. Заморгали, просыпаясь, огоньки аларм-индикаторов.
        - Попадание! Защита пробита!
        - Разгерметизация корпуса!
        - Аварийная ситуация в энергоотсеке!
        - Реакция вышла из-под контроля!
        - Экипажу - срочная эвакуация! Повторяю: экипажу - срочная эвакуация! Всем покинуть корабль!
        Пилот, спотыкаясь, уже спешил к выходу из рубки.
        «Шестьдесят секунд. Великий Космос, шестьдесят секунд! Дай их мне! Тогда они успеют…»
        Варен переключился на дублирующую систему. Командная сфера вновь окутала капитана. Изображение сбоило, дергалось, но это было не важно. Центральное управление огнем. Захват цели. Пятьдесят секунд… Сорок девять… Есть захват цели. Наведение. Синхронизация. Сорок пять секунд… сорок четыре… «Проклятый термояд! Надо было лететь на гематрицах,» - успел подумать легат Варен, ударяя кулаком по сенсору общего залпа.
        Миг спустя на месте либурны возник шар бушующей плазмы. Вспышка взрыва затмила звезды; впрочем, ненадолго.
        Контрапункт.
        Марк Кай Тумидус по прозвищу Кнут
        (сегодня и сейчас)
        Старость - не состояние, а процесс. Ты заново идешь в школу, где тебя учат искусству отказываться. Излишества. Резкие движения. Лишние нервы. Ночи без сна. Молодые женщины. Дураки, на которых жаль тратить время. Прожекты, требующие многих лет работы. Планы на отдаленное будущее. Отказываешься, отказываешься, отказываешься…
        Для чего? Чтобы прожить дольше?
        Нет.
        Для того, чтобы старость не превратилась в дряхлость.
        И все-таки я скверный ученик для такой школы…
        (из воспоминаний Луция Тита Тумидуса, артиста цирка)
        ВЫДЕРЖКИ ИЗ ОПЕРАТИВНОЙ СВОДКИ СЕКТОРАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ СЛУЖБЫ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ ПОМПИЛИИ
        «…В ходе боевых действий по урегулированию конфликта на Ассомпте-2 легат Р. Н. Варен, находившийся при генерале Ломбиере в качестве милитар-консультанта, получил тяжелое ранение с контузией головного мозга. В настоящее время легат Варен находится в реанимационном отделении местного военного госпиталя. Состояние пациента стабильно-тяжелое. Все попытки вывести легата Варена из комы пока не увенчались успехом…»
        «…На Халори в ходе операции по зачистке столичного округа от боевых групп сепаратистов пропали без вести обер-центурион К. Р. Салоний и опцион Г. А. Тапсенна, прикомандированные к сводной когорте спецназначения. Ведутся поиски пропавших…»
        «…Во время разведоперации в джунглях Каутли обер-декурион М. К. Тумидус был укушен ядовитой змеей неизвестного вида. Штатная сыворотка оказалась недейственной. В состоянии тяжелого общего паралича организма обер-декурион Тумидус доставлен на базу ВКС Помпилии в низовьях Формизары. Врачи предпринимают все возможные меры по нейтрализации яда, но воздерживаются от каких-либо прогнозов…»
        «…малый разведывательный корабль класса «Игла», бортовой номер S-2419, при возвращении с задания не вышел из гиперпространства в заданной точке. Ведется поиск, в точку предполагаемого входа корабля в гиперпространство направлена бирема «Проксима» с поисково-спасательной группой на борту. В состав экипажа пропавшего S-2419 входили центурион Д. Ф. Пассиена, унтер-центурион Л. М. Фуринф и обер-декурион Л. С. Метелла…»
        ИЗ ПРИКАЗА НАЧАЛЬНИКА АНАЛИТИЧЕСКОГО ШТАБА СЛУЖБЫ ВНЕШНЕЙ РАЗВЕДКИ СЕКТОРА ВОЕННОГО ТРИБУНА А. Т. МАТИЕНА № 00001734/2. СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО.
        «Приказываю начать подготовку к ликвидации дублирующего состава экипажа либурны «Дикарь». Подготовить к уничтожению все футур-пролонгированные материалы по членам экипажа, начиная с 14 числа текущего месяца. Подготовку завершить в течение трех суток. По завершении подготовки доложить условным кодом по закрытому каналу и ждать дальнейших распоряжений по проведению акта ликвидации…»
        ЭПИЛОГ
        В отношении антисов мы:
        - Гордимся;
        - завидуем;
        - восхищаемся;
        - используем в своих интересах.
        Что мы знаем об антисах:
        - Ничего;
        - ничего;
        - еще раз ничего.
        Вывод: в отношении антисов мы ничуть не лучше пещерного дикаря, заполучившего в свои руки зажигалку фирмы «Oniki» с дарственной надписью «Любимому Пусику. Твоя навеки».
        Адольф Штильнер, доктор теоретической космобестиологии
        - Ну как?
        - Я с тобой сопьюсь…
        В кроне акации клубились светляки. Желто-зеленый беспокойный рой, фейерверк ночной жизни. Выше, над резным пологом листьев, висели звезды на ниточках из белого серебра. Тоже, если задуматься, фейерверк. Какая разница, жить тебе дни или тысячелетия, если светишься?
        У реки фыркали бегемоты: что-то снилось.
        - Тебе нравится? - упорствовал Пак.
        - Из чего это чудо?
        - Из черешни. Белая черешня, год в дубовой бочке.
        - Пак, ты извращенец…
        Смеясь, Пак вьюном крутанулся на перилах. Веселье карлика было напускным. Он изображал беспечность, играл, ломал шута - и понимал, что Луций, король шутов, видит его насквозь. Последняя неделя не задалась. Старый клоун своей раздражительностью достал Пака до самых печенок. Все нервировало Луция Тумидуса, все вызывало тихое, бессловесное бешенство. Воздух искрился вокруг старика, намекая: не подходи! Пак знал, в чем дело. Где-то далеко у Луция умерло сразу двое рабов, выжатых энергосистемой Помпилии досуха, и Тумидус-старший почувствовал, что балансирует на краю нормы. Что организм требует, и ослушаться диктатора значит умереть в мучениях. Такое случалось не в первый раз за долгую жизнь клоуна, и не впервые даже на памяти Пака. Иногда маленький акробат думал, что это похоже на состояние тигра, очутившегося в голодном краю.
        Иногда он думал, что это ни на что не похоже.
        Шесть дней подряд он старался реже попадаться Луцию на глаза. Страх? Нет, Пак не боялся друга. Вряд ли Луций утратил бы самообладание настолько, чтобы сделать Пака рабом. И все равно в глубине души звериное чутье подсказывало карлику: берегись! Исподтишка, стыдясь своего любопытства, словно мальчишка, подглядывающий за голыми тетками, он следил, как старик связывается с невольничьим рынком, уточняет расценки, наличие подходящих кандидатур, скидки, льготы; потом, разругавшись вдребезги - с сыном; как Юлий перезванивает отцу, чтобы сообщить - конфликт улажен, замена найдена, деньги перечислены, к субботе будем, жди утром…
        Пунктуальность Юлия была сродни вечным законам вселенной. Он прилетел в субботу, в десять часов, с менеджером рынка, деловитым и услужливым щеголем, и двумя молодыми женщинами «под кайфом». Женщины шли, куда скажут, делали, что велят - химия властно кипела в их жилах, аналог рабства, но еще не рабство. Пак ушел к реке и сел на гнилую корягу, прислушиваясь.
        Он хотел знать, когда аэромоб взлетит.
        Карлик боялся видеть клеймение. Он мало чего боялся в этой жизни, а от клеймения его мутило. Со стороны могло показаться, что ничего особого не происходит, что Луций Тумидус просто изучает проституток из эскорт-агентства - обычное дело: девок привезли ублажить старика! - глядит на них по очереди, долго, внимательно, а после, разочаровавшись, отсылает прочь, вместе с менеджером. Карлику доводилось присутствовать при наложении клейма. Он знал, как это бывает. Дыша речной свежестью, Пак смотрел на воду, которую нельзя заклеймить, и ждал. Аэромоб взлетел, а Пак не двинулся с места.
        Вернулся он поздним вечером.
        Женщин - рабынь - увезли. Луций отдыхал в кресле-качалке, утомленный и благодушный. Курил трубочку, улыбался. Нервозность последних дней как ветром сдуло. Пак сбегал за водкой, завел разговор о пустяках. Узнал, что Валерия получила свежее письмо от Марка, что копия письма - у Луция, и старик уже письмо прочитал.
        - Парень пишет, что я обезьяна? - спросил Пак.
        - Пишет.
        - Лучшая в мире?
        - Лучшая.
        - Когда он забудет написать про обезьяну, - хмыкнул Пак, - я не огорчусь. Третий раз подряд… Что еще?
        - Ничего особенного. Служит…
        Нервничает, подумал Пак, знавший старика, как облупленного. Все еще нервничает. Мимика, голос, жесты… Остаточные явления. Он был прав: Луций беспокоился, но рабыни не имели к его беспокойству никакого отношения.
        - Ты рассказывай, - подбодрил друга карлик. - Язык проглотил?
        - Про кнуты пишет. Таскает шамберьер, как талисман. Ну, не таскает - хранит у интенданта. Иногда берет, вспоминает меня…
        - Славный парень, - сказал Пак.
        - Славный…
        Луций Тумидус сделал большой глоток. Ему хотелось напиться. Вдрызг, вдрабадан, до поросячьего визга. Никогда раньше внук не писал ему про кнуты. Никогда - в таком сентиментальном, нарочитом, неестественном тоне. Старик боялся признаться самому себе, но ему казалось, что в их переписку с внуком вмешался чужак.
        Что Марк - в беде.
        Я смешон, подумал старый клоун. Седой паяц с дурацкими предчувствиями.