Семь смертных Генри Лайон Олди
Тени моего города #6
Генри Лайон Олди
Семь смертных
Вторник. Гнев
Люська опять ела арахис.
Какое там ела - жрала, давилась, чавкала. Ухватит пальчиками, и давай жмакать, шелуху лущить. И в рот, в рот! - один желтоватый катышек за другим… Запах - от стены до стены. Ошметки шелухи - где ни попадя. На клавиатуре, на полу, у нее на коленках, туго обтянутых колготочным ажуром; у меня, блин, в печенках!
- Корова! - не выдержал я. - Жвачное, растудыть!
Люська не откликнулась.
- Я тебе сколько раз? Сколько, я спрашиваю!
Молчит. Жует.
- Щас по морде размажу! Жрешь, как не в себя…
Хлопнув ресницами - точно, коровьими! угадал… - Люська ткнула остреньким маникюром в эмо-карту, висевшую у нее над столом, между видом на гребаный Колизей и конопатой мордой Сеньки, ее дебила-сына, заключенной в рамку, как в тюрьму.
Я пригляделся.
Делать мне нечего, как ее карту помнить. Ну да, точно. Людмила Марковна Нечувалова. Вторник: Ч-62 %. Подпись доктора, закорючка астролога-аналитика; печать клиники. Дата последнего освидетельствования. «График недельных колебаний без существенных отклонений…» У этой буренки по вторникам чревоугодие, да еще и выше среднего. Сегодня разве вторник? Вечно забываю, чтоб ее, дуру… Потому как у меня по вторникам Г-71 %. Гнев, значит. И процент выше Люськиного. Натянуло бы до восьмидесяти пяти, подал бы заявление. На отгулы. Отгулов, ясен пень, не дали бы, пожлобились, зато позволили бы работать на дому.
Гнев от 85 % - социально опасен.
- Убью, - буркнул я, душевным усилием гася ярость до приемлемой.
- Я в столовую, - доложила Люська. - Тебе принести бутерок?
- Пошла в жопу!
- Иду, уже иду…
Цок-цок, каблучки. Задом виляет, торопится. Шалава.
- Виктор Павлович, вас шеф зовет.
- Какого черта?!
- Придете-узнаете…
У секретарши Валечки по вторникам Л-47 %. Она от лени на ходу засыпает. Ко мне еле дотащилась. Зевает во всю пасть. Хоть бы рукой прикрылась, лимита деревенская. Когда на работу брали, вторничная лень у Валечки фиксировалась не выше тридцатки. Еще год-два, и с такими темпами роста…
Ничего, шеф ей напарницу подыщет. Это у него, козла, быстро.
Когда я вошел, шеф быстро шаркнул мышкой.
Это он зря. А то я не в курсе, какое окошечко он сейчас свернул. Sexopilochka, новые видеоролики. Черненькие, беленькие, желтенькие. Деточки, развратницы, толстухи. Горы совокупляющегося мяса.
- Репортажец, - буркнул шеф.
Он сопел и пыхтел, с трудом восстанавливая дыхание. Узкий лоб взмокрел, покрылся блестящими каплями пота. Бисер, значит. Сам перед собой мечет.
- «Княжий двор», новый ресторан в парке. Оператором возьми Генчика, он в курсе.
- Генчик? - я сжал кулаки. - Генчик идет лесом. Он у меня полтинник занял.
- И что?
- Ничего. Не отдает. На фиг Генчика.
- Не морочь мне голову.
- Я ему морду разобью. И объектив.
Шеф сощурился, вглядываясь в меня.
- А-а… Забыл. Ты ж сегодня полное Г. В четверг сходи. У тебя что в четверг? Чревоугодие? - он вывел на дисплей эмо-карты сотрудников, нашел мою. - Ага, хорошо. Вот и поешь от пуза. Княжата обещали, от щедрот.
Он все глядел и глядел на меня, словно впервые видел.
- Слушай, как тебе Валька? - вдруг спросил он. - Ну, с утра?
- Дырка с ручкой, - честно ответил я. - Гнать поганой метлой.
- Вот и я так думаю. Томная, теплая. Драть метлой. Скажи ей, пусть зайдет. Я ей кое-что продиктую.
- Глубже диктуй. С подтекстом.
- А ты не хами, не хами. Забуду, что друг детства, вставлю по самое… - взгляд шефа лип к телу, как мокрое белье. - Без вазелина… Короче, возьми Генчика. Возьми его за это… за самое…
Еще минута, и я дал бы ему в дыню.
- Я пошел?
- Что? Да, иди, - туманный глаз моргнул. - Вальку позови.
По вторникам у шефа похоть. П-47 %+. Плюс означал непредвиденные колебания в сторону роста.
- Толик?
- Нет, уголовка!
Тупость жены доводила до бешенства. Человек открыл дверь своим ключом, разувается в прихожей, а эта дура из комнаты интерересуется: муж, или нет? Ясное дело, это Чероки, наш мопс. Сам выгулялся, сам вернулся. Тапочки берет - жевать.
Идиотка!
Чероки прятался на балконе. Он, гад, хуже барометра. Чует, когда у меня гнев или алчность. Его тогда ничем не приманишь. Однажды руку прокусил, до кости. Я хотел его, падлюку, за шкирку. Он мою барсетку сгрыз.
Зато по четвергам ходит за мной хвостом. А за женой - по воскресеньям.
- Ужин есть?
- Макароны…
- Опять макароны?!
- В шкафчике. Ты свари их, Толик…
Лежит на диване, сволочь. На лбу - мокрое полотенце. Мигрень, депрессия, мировая скорбь. Л/У-54 %. Если у Вальки сегодня чистая лень, то у моей - с вариациями. Лень/уныние. На днях была передача, какой-то профессор разъяснял, почему эти грехи - двойняшки. Источники цитировал, на авторитеты ссылался.
Мудозвон.
С трудом удержавшись, чтобы не рассказать жене все, что я думаю про ее неваренные макароны, я пошел на кухню. Лучше так. В мае не сдержался, врезал. Назавтра стыдно было - хоть вешайся. Она на шее виснет, целует, в постель тащит. «Бьешь, значит, любишь!» Ну конечно, у нее в среду - похоть. А у меня-то - зависть. Отцеловываюсь, лишь бы отстала, а сердце колотится. Хорошо, мол, тебе, родная. Фингал под глазом - и тот в радость.
Мне бы так…
- Толик?
- Ну что?
- Сделай мне чаю… умираю, Толик…
Ага, умирает она. Еще меня переживет.
Ничего. Бывает хуже. Вон у Авраменко по вторникам чистый цирк. У него - гордыня, у нее - гнев. Весь дом ходуном ходит. Менты через раз. Меня как-то позвали успокаивать. А у меня тоже Г. Чуть не сел лет на пять. Хорошо, Авраменко утюг отобрал. Здоровый, собака. Сказал: никто иной, как я, ее убью. И в позу встал.
Я дверью хлопнул и больше к ним - ни ногой.
Четверг. Чревоугодие
…и что мы имеем с холодильника?
Гуся, увы, не наблюдается. Опа-на! Балычок-с! Горбуша? Она, родимая. Сейчас мы ее на хлебушек, да с маслицем, да сверху - лимончиком… Где у нас лимончик? И веточку укропа… Сыр? «Дор-Блю», «зеленая марка»? Любимый мой! Нет-нет, мы никуда не торопимся. Мы медленно спустимся с горы… На ломоть батона - «толстым-толстым слоем», как правильно учит нас реклама - и в микроволновку. Тридцать секунд. Ага, кофе подоспел. Ветчинка, помидорушки, шпротики - «Рижское золото», с медалями! - тортик на сладкое…
Заморим червячка?
- Толик, ты сдурел?
- Ыгм?
- Тут еды на неделю! Нам обоим! А ты!.. ты…
С сожалением откладываю бутерброд. Надо прожевать. Надо ответить. Внятно и убедительно. Иначе благоверная не отстанет.
- Какую неделю, Лидок! Оно ж испортится! Укроп вянет, ветчина сохнет. Про балык я вообще молчу. Пропадет! Жалко…
На «пропадет» супруга покупается. У нее, красавицы, по четвергам А-38 %. Алчность, или жадность, если по-простому. Уровень так-сяк, терпимо.
Запасы в холодильнике - со вчера. Похоть по средам - это кстати. Именины сердца! А путь к сердцу мужчины лежит, как известно, через желудок. Наша похоть - не только безумный секс, но и полный холодильник.
Эту истину жена усвоила.
- Балык - ладно… и правда, пропасть может. А сыр?
- Ну, сыр…
- А шпроты зачем открыл?!
- Я?! Это ты их вчера открыла! Я только доедаю. Чтоб не пропало… Присоединяйся! Это я для нас двоих приготовил.
Вру, разумеется. Для себя старался. Скромный завтрак волка-одиночки. Но мне не жалко! У меня обжорка, а не алчность.
Я себе потом еще сделаю.
- Я открывала? Быть не может!
- Ты, ты, лапочка…
- У них же срок годности… Еще полгода лежать могли!..
Супруга вздыхает и подсаживается к столу. Ф-фух, пронесло! Можно целиком отдаться процессу… М-м! Вкуснотища! Чревоугодие - мой любимый грех. Нет, похоть тоже ничего… Жалко, мы с женой по дням не совпадаем. Зато похоть с завистью совмещается.
«Зеркалка»: у меня похоть - у жены зависть, у меня зависть - у жены похоть…
Мог ли я такой кайф от еды получить до эпидемии «Синнера»? Как мы вообще до нее жили? Вспомнить страшно. Паника тогда по всему миру поднялась. Новый вирус! Не лечится, караул! Грипп птичий, свиной; чертячий. Температура, все тело ломит…
Обошлось без жертв.
Переболело 99 % населения шарика. А как начались последствия, так грипп и окрестили «Синнером» - «Грешником». «Семь смертных» - по дням недели. Поначалу опять двадцать пять: ужас, кошмар, явление Антихриста! Телевидение слюной захлебывается, интернет трещит, газеты пестрят… Ничего, приспособились. Года не прошло - службы пооткрывали. Бесплатные. Врачи, астрологи, тесты, эмо-карты…
Мракобесы упирались: эмо-карта от дьявола! Ни за что, никогда! Поскулили - утихли. А куда денешься, если при поступлении на работу требуют эмо-карту? В обязательном порядке. Мне даже нравится! По крайней мере, точно знаешь, в какой день чего от себя ждать.
Кто предупрежден, тот вооружен!
Лидок ест аккуратно, стараясь не уронить ни крошки. Тщательно прожевывает, чтобы лучше усваивалось. Темнота! Тут смаковать надо… Она ж не ест - питается! Смотреть больно.
Еще и бормочет под нос:
- …Жрешь в три горла… если б ты так деньги зарабатывал… скажи шефу, пусть тебе зарплату прибавит…
- Угу, - жую в ответ. - Умгу-ухм…
В дверь осторожно лезет Чероки. Косится на Лидку, кряхтит. Ждет, когда я один останусь. Пока благоверная рядом, шиш ему что обломится. Все понимает, зверюга… Дождался! Лидка в ванную ушла. Лови ветчинки, друг человека.
А это, извини, мне.
- …снимай крупный план. Фасад, столики на веранде. Вывеску - обязательно. Потом интервью с вами, Борис Павлович.
Генчик по-волчьи зыркнул на меня. И взялся за камеру, бурча: «Учитель нашелся! Бондарчук хренов…» Зря я ему про тот полтинник напомнил. У него ж сегодня алчность. Как у моей супруги.
Борис Павлович прихорашивался. Чиркнул по лысине расческой, поправил на галстуке заколку с бриллиантом. Сделал значительное лицо с уклоном в торжественность. Гордыня! Век пончиков не видать: она, родимая. Значит, обед закатит на славу - чтоб в грязь лицом не ударить. А поскольку обед халявный, Генчик тоже оценит.
Тьфу-тьфу, удачно складывается.
Хорошо бы и у шеф-повара гордыня оказалась… Я не выдержал: извлек из сумки пакет чипсов с паприкой. Сунул в рот хрусткий кругляш. Надеюсь, ресторатор все поймет правильно - и проявит снисхождение.
Ох, грехи наши тяжкие…
- Снято.
Черт, быстро он! Я даже чипсы доесть не успел.
- Борис Павлович, встаньте сюда, - раскомандовался Генчик. - Толик, ты напротив. Чуть правее… Чтобы вывеска в кадр попала. Внимание… Снимаю!
- Добрый день, Борис Павлович.
- Здравствуйте.
Гусарский разворот плеч. Вздернутый подбородок. Орлиный взор.
- Как я понимаю, ваш ресторан не зря носит название «Княжий двор»? Сразу возникают мысли о старине, о знаменитых пирах Владимира Красно Солнышко… И, разумеется, об уникальной кухне наших предков. Я угадал?
- Более чем! Интерьер моего ресторана выдержан в истинно славянском духе. Благодаря моему чуткому руководству он ненавязчиво сочетается с достижениями современной цивилизации, обеспечивающими комфорт…
Блин! Это надолго.
- Что же касается кухни, то она воспроизводит блюда упомянутых вами пиров. К примеру, черные грузди, состав рассола и режим засаливания которых я разработал лично. Рецепты старины глубокой, знатоком коих я по праву являюсь…
Живот сводит. Слюна течет.
- …приглашаю зайти внутрь. Покорно следуйте… э-э…
Борис Павлович с трудом берет себя в руки.
- Короче, все, кто любит меня - за мной.
Лестница ведет на второй этаж деревянного терема. Скрип-скрип! Лакированный этно-гламур. Столы, лавки - из досок. Резные наличники. Официанты в свитках и шароварах. Официантки в кокошниках. Жидкокристаллический «Sony» в серебристом корпусе. Забрали бы его в дубовый короб, что ли?
- Меню.
Береста. Натуральная.
- Девушка, записывайте. Мне: уху «Стерляжью», кулебяку по-древлянски, грузди «Чернобог». Это для начала. Поросенок молочный с кашей «Хрюндель». Жбан «кваску домашнего». И водочки…
- Тмин, анис, облепиха? Кедровка, можжевеловая, лимонная?
- А что еще есть?
- Смородина, клюковка? Калган?..
- Графинчик облепихи.
- И графинчик можжевеловой! - глаза Генчика алчно горят. - Осетринку «Волга-матушка», суп из белых грибов с олениной «Беловодье»…
Надо и себе «Беловодье» взять. Если место останется.
По телевизору шел чемпионат по боксу. Уголовного вида громила - сразу видно, наш! - долбил защиту быковатого негра. У спортсменов жеребьевка к недельным графикам привязана жестко. Особенно в единоборствах. Надо, чтобы у бойцов гнев совпадал. На лени или чревоугодии много не навоюешь. Если финал чемпионата, гормональными допингами циклы корректируют. Дорогое удовольствие. Потом восстанавливаться замучаешься.
Хотя при чемпионских гонорарах…
- …правый хук Бугаева… Латомба поплыл! На экране вы можете видеть эмо-карты чемпиона и претендента. Гормональная корректировка не проводилась, бойцы работают на естественных ресурсах. У Латомбы это, как и следовало ожидать, гнев. У Бугаева… Потрясающе! Бугаев работает на жадности! 76 % черного гнева против 81 % нашей, родной алчности! Блестящая серия… апперкот Бугаева… Латомба на полу ринга! Восемь… девять… десять! Это нокаут! Алчность сильнее гнева! Призовой фонд чемпионата составляет…
В голосе комментатора звучала зависть.
Суббота. Лень
…по ряду макроэкономических позиций Индия догнала развитые государства. Благодаря значительному превышению экспорта над импортом стране удаётся поддерживать положительное сальдо платёжного баланса как в целом, так и по текущим операциям. Этот фактор способствует накоплению золотовалютных резервов. Поскольку валовой национальный продукт на душу населения в Индии стабильно растёт быстрее, чем численность самого населения, она позволила себе такую неслыханную роскошь, как программу повышения рождаемости.
Ведущие экономисты связывают этот скачок в развитиии «азиатского слона» с тем, что эмо-карты индусов формируются из смертных грехов, определенных еще Махатмой Ганди:
- богатство без работы;
- удовольствие без совести;
- наука без гуманности;
- знание без характера;
- политика без принципов;
- коммерция без морали;
- поклонение без жертв…
Газета, шурша, упала на пол.
Ну ее. Глаза слипаются. Наверное, я еврей. Врала мне бабушка, что хохол. Лень по субботам - чисто еврейская удача. Лежи, сопи в две дырки.
Выходной.
- Анатолий! Я кому говорю?
У Лидки по субботам - гордыня.
- Почему мусор не выбросил?
Почему-почему. По кочану.
- Я что, одна должна пахать? Весь дом на мне…
Сплю.
- С утра до вечера… как белка в колесе… Лида - туда, Лида - сюда…
Главное - не отвечать.
- Ты бы без меня в грязи утонул… с голоду бы опух…
На балконе скулит Чероки.
- Тля ты бездельная… тряпка…
Ничего. Дождешься ты вторника. Будет тебе тряпка.
А сейчас - лень.
- Если б не ты, я уже кандидатскую… докторскую… меня Эдик сватал…
Это что-то новое. Обычно Лидку сватал Вахтанг.
- Эдик мне до сих пор звонит. Уговаривает: брось ты своего кретина…
Не-а. Не подловишь. Молчу.
- Озолочу, говорит. Такую красавицу, умницу, чистый брильянт…
- Лидок, мне бы чайку. С бубликом.
- Чтобы я тебе, огрызку, чай заваривала? Не дождешься!
- Ну, Лидок…
- Я? Тебе?! Я арабскому шейху, и то не заварю…
- Твой чай - самый вкусный.
- Не подлизывайся!
- Самый крепкий… самый-самый… гениальный чай…
- Смотри, в последний раз…
Баю-баюшки-баю. Спи, Толясик, мать твою.
…Данте Алигьери в «Божественной комедии» помещает грехи на высший уровень (ближе к раю) и на низший (ближе к аду) в зависимости от их угрозы любви. В категорию отступничества от любви он зачислил гордыню, зависть и гнев. Лень он считал симптомом недостаточного проявления любви, и отправил её на промежуточный уровень; а грехи, отмеченные чрезмерным увлечением земными страстями (жадность, чревоугодие и похоть), поместил в высший уровень, подальше от ада и поближе к раю.
Надоело.
Дурак этот Данте. И Беатриче его дура.
Лень есть любовь. К себе.
Зря я поднял газету.
…группа французских рестораторов обратилась с петицией к Римскому Папе Бенедикту XVI. Они предложили понтифику упразднить чревоугодие, как грех. По их мнению, чревоугодие - всего лишь простительная слабость. Вкусная еда в разумных количествах, считают французы, смягчает нравы и изгоняет уныние.
Здравая мысль.
Хорошо бы ее додумать.
Завтра.
…обозреватель газеты «Гардиан» пишет, что список смертных грехов сократился, учитывая самоустранение из этого списка жадности. «Жадность, - пишет он, - оправдана и переименована в стимул к работе (incentive). Вспомним девиз Гордона Гекко, антигероя фильма „Уолл Стрит“: „Жадность - это хорошо!“ Зрители приветствовали этот девиз восторженными возгласами. Согласно такой философии, грешниками являются те, кто жалуется на жадность генералов большого бизнеса. Ведь недовольные обуреваемы другим грехом - завистью…»
- Пей чай, убожество!
- С бубликом?
- Я тебе когда-нибудь лгала? Хоть раз в жизни?
…профессор Кембриджского университета Саймон Блэкберн подверг сомнению правомерность нахождения в «чёрном списке» похоти. Сладострастие, считает профессор, нельзя осуждать, так как «восторженное желание сексуальной активности и сексуального наслаждения ради него самого - вовсе не грех, а жизнеутверждающая добродетель.» Да, время от времени похоть может выходить из-под контроля. Поэтому «лишь то сладострастие добродетельно, которое взаимно и контролируемо.» Своё мнение профессор выразил в рамках проекта, осуществляемого издательством Оксфордского университета «Oxford University Press», цель которого - позиционирование семи смертных грехов в современной жизни…
Размачиваю бублик в чае.
А то его еще грызть…
…Ватикан обновил список «семи смертных грехов», приведя его в соответствие с требованиями современности. Новые смертные грехи были перечислены архиепископом Джанфранко Джиротти в ходе проходившего в Риме семинара для священников. Выступая перед участниками семинара, Римский Папа Бенедикт XVI выразил свою обеспокоенность тем, что люди «перестали понимать суть греха». На вечные страдания в аду теперь обречены наркоторговцы, бизнесмены, обладающие «богатством неприличных размеров», а также ученые, манипулирующие с генами человека.
В интервью ватиканской газете «L'Osservatore Romano» архиепископ Джиротти заявил, что самыми опасными областями - с точки зрения смертного греха - являются биоэтические науки и экология. Также архиепископ зачислил в «величайшие грехи нашей эпохи» аборты и педофилию.
Бывший преподаватель моральной теологии в Папском университете, иезуит Джеральд О'Коллинс, приветствовал изменение списка «смертных грехов». «Мне кажется, что современные священники не вполне отдают себе отчет в том, что касается зла в нынешнем мире, - говорит О'Коллинс. - Они должны лучше представлять социальную составляющую греха и зла, а не думать о грехе лишь на уровне конкретного человека…»
Воскресенье. Алчность
Хоронили Шурку Литвина.
Я знал, что он долго болел. Даже знал, чем. Все собирался зайти, навестить - и медлил, откладывал. Словно боялся заразиться. Вот, навестил.
На 13-м городском кладбище.
Густая компания провожающих топталась у ямы. Рыдала Шуркина мать. Ее успокаивали две дочери. Отца, строительного воротилы, не было - свалился с микроинфарктом. Пьяненький кузен хотел произнести речь. Очень хотел. Его урезонивали шепотом. Шурка лежал в гробу спокойный, деловитый. Казалось, он собрался на работу, и только ждал, пока все уйдут поминать.
Отличный гроб. Двухкрышечный. Из азиатской вишни. Тонировка красная, глянец. Модель «WASHINGTON E-8-62 HR». Я специально подошел ближе, посмотрел на табличку. Такой гроб на хорошие бабки потянет. Тыщи три баксов. Надо было все-таки проведать Шурку при жизни. Венки, опять же. Гвоздика, роза, хризантема. Пятьсот баксов. Ирис, хризантема. Триста баксов. Дальше - искусственные. От тридцати до сорока.
Ленты вроде бы бесплатно дают. В нагрузку.
- Не подскажете, ленты дармовые?
- Какое там! - небритый дядька аж вскипел от зависти. - Пятнадцать долларов! Вы поняли? Пятнашка зеленью, и текст не более восьмидесяти символов. Жируют ритуальщики! Золотое дно…
Я быстренько посчитал в уме. 13-е кладбище - в центре города. Плюс поминки. Выходила очень привлекательная цифирка. Жаль, не моя. Мне на такие похороны пахать - не напахать. Зароют в сосновом, за окружной. Сотни за три на круг.
Эх, Шурка. Нет чтоб друзьям помочь. Взял и умер.
Земля тебе пухом.
- …сайт правительства, - шушукались сзади не по теме. - Зашел, гляжу…
- Что ты там забыл?
- Они ежегодно свои эмо-карты публикуют. Согласно закону.
- Знаю. Вместе с декларациями о доходах.
- Смотрел?
- Я и так в курсе. Усердие, щедрость, любовь. В дни заседаний - самоконтроль и воздержание. По выходным - смирение. Доброта - ежедневно. От 80 % до 101 %.
- Ага. А как в отставку, так все, как у людей. Жадность, гордыня, гнев.
- Ну не скажи. Процентовка остается. На прежнем уровне…
Попик затянул отходную. Узкогрудый воробышек, он басил Шаляпиным. Откуда и бралось? С другой стороны, мне его гонорар, я Карерасом запою. Кастратом Фаринелли. «Мерин» на въезде с Пушкинской - зуб даю, батюшкин. Там не панель - иконостас.
Я специально заглянул, когда мимо шел.
Надо было не «кулёк» заканчивать, а семинарию. С красным дипломом. Отбасил бы, подтянул рясу, врубил кондишн - и с ветерком… Стоп. Как-то оно сегодня заносит. У меня жадность, а завистью отдает. И еще чем-то попахивает.
Унынием?
Пощупал лоб - нет, здоров. Не хватало еще заболеть. Сейчас на лекарствах разоришься. Упаковка «Фервекса» дороже бутылки коньяка. Антибиотик - вообще караул. В больнице дерут, как с сидоровой козы. Медсестре дай, доктору дай, санитарка за так стакан воды не принесет.
Надо было в детстве закаляться.
- …грипп, - сказали сзади. - Новый.
- Ерунда, - возразили там же.
- Точно говорю. Из Сомали. Ихние пираты первыми заразились. А там пошло-побежало. Матросня в заложниках сидела, подхватила. Воздушно-капельным путем.
- Не половым?
- Хихоньки тебе… Выпустили заложников, те и разнесли: Швеция, Мексика, Венгрия. Уже до нас добралось.
- И что?
- Циклы сбивает. Недельные. Кто переболел, жалуется: не поймешь, что когда. По карте лень, а тебя от похоти трясет. Завалил бабу, снял штаны - глядь, уже гордыня. Не хочу об всякую шваль мараться. И лень опять же.
- Врут.
- Ну, не знаю. По телику сообщали. Мол, сперва крутит, путает, а дальше вообще лажа. Последствия, значит. Все невовремя, не по расписанию. Иногда вообще ничего.
- Это как?
- Я и сам не понял. Ведущий - идиот. Рекламная, говорит, пауза…
- Шурик не от этого умер? Не от гриппа?
- Не-а…
Я еще раз пощупал лоб. На всякий случай.
Нищий попался настырный. Он тащился за мной от самого кладбища. Простирал руки, точил слезу. Канючил, тряся кудлатой, отроду не мытой головой:
- На пропитание! Не местные!
Молчу. Прикидываюсь шлангом.
- Погорельцы!
Прибавляю шаг.
- Мама в больнице! Папа в тюрьме…
Не выдерживаю. Останавливаюсь.
- Жадность?
- Ага, - кивает честный нищий.
- Уровень?
- 33 %.
- А у меня - 42 %.
- По воскресеньям?
- Сам не видишь?
Нищий плюет мне под ноги и уходит прочь.
Понедельник. Гордыня
Хорошо, что мы не Авраменки. У них тоже гнев с гордыней - в один день, как у нас с Лидкой. Только процентовка - закачаешься! Найдут Анькины 79 на Славкины 84+ - туши свет, сливай воду! Наши жалкие 26 на 31 - курам на смех.
Зато ссоримся реже.
Хрен бы Авраменко в такой день согласился пса выгулять! А я - ничего. Я не гордый. То есть, гордый, конечно. Чероки - лучший пес в мире! Смотрите, завидуйте. Фу, Чероки! Брось гадость! Как тебе не стыдно? Учись у Дика: он никогда…
Куда?! Стой, животное!
Внял, зараза. Взял пример с Дика. Кошку, понимаете ли, Дик увидел! Ты ж вчера с Брыськой только что не лизался, кобелина! Или у тебя тоже циклы? Ну, загнали на дерево - дальше что? Так и будем скакать и лаять до вечера? Ой! Это не Брыська… Это ж Лярва! Ко мне, Чероки! На поводок - и домой, пока Эсфирь Львовна не объявилась. За свою Лярву она нас с тобой обоих на дерево загонит!
Что-то у меня гордыня сегодня не очень… Подкачала.
Дверь квартиры распахивается настежь:
- Я кого просила мусор выбросить?
Становлюсь в позу:
- Пушкина!
- Я тебе покажу Пушкина! Я тебя, в гроб сходя, благословлю! Ты у меня сам застрелишься, бездарь! Марш на помойку!
Пререкаться со вздорной бабой - ниже моего достоинства. И пойду! И выброшу! Пальцы стальным захватом смыкаются на пакете с мусором. Рвется тонкий полиэтилен.
- Еще на пол мне рассыпь!..
Лидка хмурит брови. Нетушки, актрисуля. Не верю. Одарив жену надменной улыбкой, я покидаю отеческий дом. Хлопаю дверью. Шествую по лестнице. С чувством собственного превосходства.
Начинаю гнусно хихикать. Индюк надутый! Придурок-муж из «семейного» ток-шоу для дебилов. Как жена меня терпит? Верно сказала: бездарь! И место мое - на помойке…
Самоуничижение - паче гордыни?
Возле мусорного бака стояли туфли. Черные. Лак, кожа «под чешую» - итальянские. Каблуки всего на треть стоптаны. В доме завелся олигарх? Сорит деньгами? Подарил бы мне… В последний момент я все-таки отдернул руку. У меня не жадность! И не зависть. Чтоб я туфли с помойки взял?! Гордыня, где ты? Ау! Да что ж это, блин, творится?!
В квартире было тихо. До звона.
- Лидок? Ты дома?
Тишина сгущается, ватой лезет в уши. Собственное дыхание кажется громом. Кто-то скулит. На кухне. Чероки? Кто тебя обидел?!
За столом сидела Лидка. Плакала, закрыв лицо ладонями.
Какие у нее тонкие пальцы…
- Что с тобой?
- Отстань.
- Ну извини меня, дурака. Я ж не нарочно…
- Не трогай меня… Пожалуйста.
Хоть бы вызверилась, что ли? Я б понял.
- Чего ты, Лид? Все нормально, все хорошо…
Она вдруг отняла руки от лица. Взглянула на меня в упор, смаргивая слезы. Будто впервые увидела.
- Ничего не нормально, Толя. Ничего не хорошо.
«Новый грипп. Интервью у Хачатуряна. Вирусолог, профессор. Адрес - ниже. Бегом!!!»
SMS-ка от шефа.
- Ну? - спросил профессор вместо «здравствуйте».
- Интервью, - напомнил я.
- Ну-ну…
И профессор убрел в недра квартиры.
Нервничая, я последовал за ним. Так меня встречали впервые. Попадались неврастеники, мизантропы, кретины, пижоны… Ноев ковчег. Вирусолог выбивался из общего ряда. Юркий, как ящерица. Мелкий, как разменная монета. Самодостаточный, как Мона Лиза.
А еще он был, что называется, выпивши.
С утра.
В кабинете царил мрак. Солнце без особого успеха тыкалось в задернутые шторы. Тени, силуэты; звяканье бутылки о рюмку. Мне профессор не предложил.
- Ну?
Разнообразием он не баловал.
- Угостите акулу пера?
- Легко.
Бутылка звякнула во второй раз. Нет, не жадность, понял я. Гордыня? Брезгует мелким репортеришкой? Вряд ли. Это у меня сегодня гордыня. Два гордеца сцепились бы еще на пороге. Хотя моя нынешняя гордыня…
Я задрал нос. Вышло не очень.
- Это лечится? - спросил я напрямик.
- Нет.
- Совсем?
- Абсолютно. Пейте, уже все равно.
Я сделал глоток.
- Бренди?
- Арцах. Армянская водка.
- Чем пахнет?
- Кизилом.
- Женщины такое любят.
- Такое люблю я, молодой человек.
И не похоть. Была бы похоть, среагировал бы на женщин. Или на меня, если гомик. Лень? Ишь какой живчик… И не гнев. Гнев я бы опознал сразу.
- Что теперь, Марк Эдуардович?
- Черт его знает. Приспособимся. Мы ж тараканы.
- В каком смысле?
- На нас дуста не изобрели.
- Думаете, пандемия?
- Я не думаю, молодой человек. Я знаю.
- Эмо-карты? Недельные циклы?
Профессор был краток:
- Плюнуть и растереть.
Вешайте меня, жгите огнем, лишайте премии, но лишь сейчас я сообразил, что за темный ангел встал на пороге. Это как же? Это что же? Значит, проснулся я во вторник, а гнева-то нет? Дал жене подзатыльник, и оправдаться нечем? Оторвался на Люське, а смягчающие обстоятельства - хрен с маслом? Что я скажу нищему в воскресенье, пройдя мимо? Мама родная - шпроты… Съел, и мучайся, да?
- Спасите, - шепнул я профессору. - Вы же специалист…
Горло свело, шепот сорвался.
- Работаем, молодой человек. На базе старого штамма вируса. Есть положительные результаты. В принципе, повторно заразиться «Грешником» - реально.
Хотите - верьте, хотите - нет, но я готов был руки ему целовать. При всей моей понедельничной гордыне. Жаль, на профессора сей порыв впечатления не произвел.
Он размышлял вслух.
- Реально, да. Но пики циклов «Грешника-2» - существенно выше. Придется вводить новую процентовку. Откалибруем за милую душу…
- Насколько выше?
- Раза в два. Что у вас с утра? Гордыня? Вот и прикиньте уровень.
Я прикинул. И содрогнулся.
- А если снова? Если опять циклы полетят к чертям?
- Разработаем «Грешник-3». Понадобится - и четвертый сделаем, и пятый. С такими пиками, что закачаешься. Наука, молодой человек, может все. Исследуешь, внедряешь, смотришь - все. Меняй белый халат на белые тапочки.
Его юмор мне не понравился.
- Скажите, профессор… Что у вас сегодня? По эмо-карте?
- Вам для интервью?
- Нет, просто так. Я вот наблюдаю за вами, и никак в толк не возьму… Ни одного ярко выраженного.
- Чего - ни одного?
- Ну, смертного. Греха. Порока. Разве что бытовое пьянство.
Звякнула бутылка.
- Нет грехов? Пороков? Это не беда, молодой человек. Добродетелей нет - вот это уже полный грипп…
- А что, и такое возможно?
- Для науки? Для науки, скажу я вам…
Весь дрожа, я ждал ответа.
Май 2009 г.
|
