Сохранить .
Золотой воин Алекс Орлов
        Золотой пленник #2 Уцелев в жестокой битве и попав из-за предательства в галерные рабы, Питер Фонтен отправляется на сказочный остров, где рубины родятся в реках, а берега усеяны жемчугом. Чудом избежав участи всей команды, он и его товарищ Крафт выбираются на обитаемые берега, но спасение превращается в новое рабство - могущественный маг пленяет Питера и передает оркам-гигантам…
        Алекс Орлов
        Золотой воин

1
        Третий день новой жизни Питера Фонтена выдался особенно жарким, солнце так нагревало доски, что из дерева вытапливалась смола и стекала по стенкам дощатого узилища, приклеиваясь к спинам сидевших в синдоне обнаженных узников. Помимо Питера и Крафта, в их отделении находились еще трое рабов - надорвавшиеся на галере гребцы, которым дали последний шанс доказать свою нужность. У двоих из них дела шли на поправку, а третий продолжал слабеть, и по поводу его участи уже ни у кого не возникало сомнений. Обессилевших рабов выбрасывали за борт.
        Предатель Густав сидел в другом отделении синдона, за частой деревянной решеткой. Он старался не смотреть в сторону Питера и Крафта, понимая, что, окажись с ними в одной ячейке, не прожил бы и часа. Компанию ему составляли два чернокожих раба-канкийца. Они совсем не знали яни, и Густаву не с кем было перекинуться даже парой слов.
        Впрочем, в тесном синдоне в такую жару никто итак ни с кем не разговаривал. Узники тупо таращились в одну точку, ожидая лишь одного - когда принесут теплой воды. О еде думали меньше, есть совсем не хотелось.
        - Ум! Ката-а! Ум! Ката-та! - доносилось с нижней палубы. Галера вышла на быстрое течение, и капитан решил скорее этим воспользоваться. До этого галера двое суток шла под парусом.
        Проникавшие через щели между досок лучи стали прочерчивать по стенам синдона и вспотевшим телам узников длинные дуги - галера разворачивалась. Солнце попало в глаза Питеру, и он зажмурился.
        Послышался шелест полотна: парус убирали - течение властно увлекало галеру за собой.
        Протопал в деревянных башмаках кок. Перекинувшись с кем-то парой слов, он засмеялся, потом вернулся к синдону и, позвенев цепями, снял деревянный засов. Распахнув дверь, заглянул в темную нору узилища и спросил:
        - Живы еще, мерзавцы?
        Разумеется, ему никто не ответил, это было вроде одностороннего приветствия.
        - Получите свое дерьмо…
        С этими словами он забросил в синдон несколько кусков зачерствелого хлеба, который узники сразу же разобрали, однако есть не торопились - ждали воды.
        - Первый - держи… - объявил кок, подавая мерку с водой. Вылить ее было некуда, поэтому следовало набрать воду в рот и потом постепенно глотать - так жажда утолялась лучше. Питер и Крафт были с этим хорошо знакомы, им уже приходилось выживать в тяжелых условиях.
        Первый, второй, третий… Узники без задержки возвращали пустую мерку, не давая коку повода для наказания, и это злило его. Отвесить затрещину любому из них он мог вполне безбоязненно, однако больше ему нравилось выискивать какой-то повод.
        Так вели себя почти все члены команды, это давало им возможность почувствовать себя вершителем судеб, даже самым никчемным из пиратов, трусивших при виде каждого встречного паруса.
        Разобравшись с одной ячейкой, кок обошел синдон и открыл клетушку со стороны Густава.
        - Живы еще, мерзавцы? Получите свое дерьмо…
        Все как обычно, кок не блистал разнообразием. Те же фразы он говорил и узникам другого синдона, расположенного на корме. Туда отправляли проштрафившихся, поскольку из-за сильной качки уже через несколько дней тошнить там начинало даже бывалых моряков.
        - А ты что зенки выпучил?
        Питер повернул голову - через частую деревянную решетку ему не было видно, к кому обращался кок.
        - Ты не с севера, случаем, уж больно морда знакомая?
        - Я литонец, ваша милость, из Пярту! - торопливо заговорил Густав, ему показалось, что более близкое знакомство с коком принесет послабления.
        - У меня свояк из тех же краев, такая же сволочь…
        С этими словами кок заехал кулаком в лицо высунувшемуся Густаву и захохотал.
        Крафт с Питером переглянулись, и на их лицах появились улыбки, ведь это Густав продал их в рабство на пиратский корабль. Хотел заработать денег на дорогу в родной Пярту, поближе к коровкам, но прогадал и попался в сети сам, разделив участь своих жертв.
        Кок ушел. Питер вытянул занемевшую ногу, а другую подложил под себя - вытянуть одновременно обе ноги возможности не было, в ячейке не хватало места.
        - Они уже воняют, Зеб, почему ты не достанешь воды? - Это был голос неугомонного кока, который не оставлял в покое даже матросов.
        - Я смываю их после полуденных склянок…
        - Но сегодня же пекло - смой, прошу тебя, я не могу готовить похлебку, запах дерьма забивает запах чечевицы!
        Питер внимательно прислушивался к этой перепалке; более ранняя смывка их дерьма, которое падало сквозь решетчатый пол на деревянный поддон, приносила недолгую прохладу от морской воды. Однако Зеб, похоже, к словам кока не прислушался.
        Питер вздохнул: значит, придется жариться в этом пекле еще целый час. Между тем ослабевший узник уже едва дышал, и ему небольшой душ совсем не помешал бы.
        - Эй, Зеб, достань воды, - раздался голос капитана, гросса Эрваста, того самого, который торговался с Густавом. Питер заметил, что капитана на галере боялись как огня, хотя он никогда не повышал голос - любой матрос исполнял его приказания бегом.
        Послышался плеск упавшего за борт ведра, затем торопливые шаги, и, наконец, из-под решетчатого пола в ячейку попали освежающие брызги.
        Питер прикрыл от удовольствия глаза, наслаждаясь короткими мгновениями прохлады, Крафт растер попавшую на ладони влагу по лицу. Неожиданно зазвенели цепи, узкая дверца в ячейку открылась, и в проеме показался сам капитан. Питеру показалось, что слегка выпученные глаза этого страшного человека смотрят прямо на него.
        - Эй, ты, подайся в сторону, - негромко приказал капитан, и Питер вжался в стенку, поняв, что главного пирата интересует не он.
        Находившиеся в ячейке узники затаили дыхание, ведь от одного слова главного пирата зависела их жизнь.
        - Да, похоже, он уже не выкарабкается, - произнес капитан, не обращаясь ни к кому.
        - Ну-ка, давайте его сюда - ты, молодой, тащи его сюда!
        На этот раз капитан, без сомнения, обращался к Питеру, и он, не желая искушать судьбу, схватил ослабевшего узника за руку и стал торопливо подталкивать к дверце. Крафт и двое других рабов начали ему помогать.
        Снаружи обреченного подхватил Зеб, и через мгновение легкое тело полетело за борт. Негромкий всплеск - и дверцу закрыли, ячейка снова погрузилась в полумрак, оставшиеся в ней с облегчением распрямили ноги - теперь места хватало.
        Ни Питер, ни Крафт, ни другие узники не думали о том, что следующими могут оказаться они - это подразумевалось самим статусом раба, человека без имени, человека-вещи.

2
        Капитан спустился в свою каюту и, подойдя к столику, вынул из медной оплетки стеклянную колбу с розовой водой, снял войлочную шапочку и брызнул на лысую голову несколько капель. Потом освежил лицо и бережно вернул колбу на место.
        И сам сосуд, и его содержимое стоили немалых денег, хватило бы, пожалуй, на полдюжины хороших гребцов, но роскошь и комфорт были тем немногим, что помогало капитану Эрварсту мириться с жарой, немытыми матросами и жестокостью порядков на Савойском море. Здесь можно было взять хорошего «купца», набитого шелками и шоколадом, а на другой день стать жертвой пиратской флотилии гунсегов, орков с западного побережья, промышлявших на скоростных скрогах по всем торговым путям.
        С императорскими галерами еще можно было как-то разойтись миром, выдав себя за добропорядочного купца, однако с орками приходилось драться - уйти от них, если уже те «сели на корму», никогда не удавалось. Спасало лишь то, что галера Эрваста имела команду из сорока человек да шестьдесят гребцов на нижней палубе. Разумеется, она проигрывала легким скоростным судам, зато команда могла отбиваться от врага, а судно при этом не теряло ход.
        В схватках с гунсегами это было особенно важно, поскольку троих орков на палубе было достаточно, чтобы захватить всю галеру, они дрались каждый за десятерых.
        В стойку перегородки дважды ударили - это был условный сигнал от Салима, помощника капитана, ведавшего порядками на нижней палубе. Видимо, у него было что сказать капитану, но Эрваст не отвечал, пауза затягивалась. Салим знал, что капитан его слышит, и в конце концов тот ударил в ответ, давая понять, что примет помощника с докладом.

«Что там могло случиться? Идем по течению - гребцы отдыхают…» - подумал капитан и, скинув мягкие юфтевые туфли, вытянулся на тахте. Потом потянулся и оглядел каюту. Она ломилась от излишеств - ковров, шелковых накидок, резных ларцов и шкафчиков, заставленных серебряными и золотыми статуэтками. Скорее так подобало бы обустраивать дамскую спальню, нежели жилище предводителя пиратов, но Эрваст провел восемь лет на скамье галеры, а до этого прожил десять лет в услужении у мукомола, поэтому тяга к богатой жизни и красивым вещам была в нем безгранична. При захвате трофеев он пропускал через свои руки каждую безделушку в надежде найти для нее место у себя в каюте, но там уже был заставлен каждый дюйм, и время от времени Эрвасту приходилось избавляться от шелков, мехов, дорогих халатов и громоздкой мебели, продавая их в очередном порту.
        - Разрешите, хозяин? - спросил Салим, приоткрывая тонкую решетчатую дверцу.
        - Заходи, - отозвался капитан, надевая шапочку и садясь на кушетке.
        Получение доклада подразумевало и приличествующую позу. Эрваст держал своих людей в черном теле, однако демонстрировал им свое уважение. Иногда это ценилось дороже золотых дукатов, и за пять лет, что галера Эрваста бороздила Савойское море, у него было только два бунта, в то время как у других пиратских капитанов таких случалось по два за год.
        Салим вошел и остановился возле двери - дальше была территория капитана.
        - Кровавый понос, хозяин.
        - Сколько человек?
        - Четверо.
        - Давно заметил?
        - С ночи. Барабан первым определил - слишком часто до ветру отпрашивались.
        - Где они?
        - На палубе.
        - Хорошо. За борт их, рисковать мы не можем.
        - Как скажете, хозяин.
        - Воду давай только из серебряной посуды и гребцам, и охранникам.
        - Уже даю.
        - Тогда - все.
        Салим повернулся и собрался уйти, но капитан остановил его одной фразой:
        - Ты, конечно, слышал о Голубом Суринаме?
        Салим замер, словно парализованный змеиным укусом, затем медленно повернулся. Его лицо было перекошено сильнее обычной страшной маски, оставшейся после пережитого сабельного удара.
        - Хозяин… но ведь это верная смерть… - произнес он севшим голосом.
        - Почему - верная? - уточнил Эрваст. Мнение Салима было для него важно, ведь, объяви он команде о походе к Голубому Суринаму, почти неизбежно вспыхнет мятеж.
        - Потому что никто не вернулся оттуда живым!
        - Ты считаешь, что Голубого Суринама не существует?
        - Нет, хозяин, как раз в его существование я верю. Мой земляк Йохим на галере капитана Сарьера доплывал до острова и видел его свечение, однако течение снесло их на запад. Йохиму я верю, но также я помню многих из тех, кто уходил к Голубому Суринаму и не возвращался.
        Эрваст поднялся с кушетки и, подойдя к Салиму вплотную, спросил:
        - Кто помешал им вернуться?
        - Гунсеги, хозяин, они закрывают к нему все подходы!
        - Можно подумать, Салим, это не ты стоял на борту и всаживал стрелы из барийского лука в борта их скрогов.
        - Это совсем другое дело, капитан, за нами увязывались два-три скрога, а за Линией Луны их десятки, и все они ждут охотников за сокровищами Голубого Суринама! А еще эти чудовища - морские змеи…
        - Откуда такие сведения? - усмехнулся Эрваст. - Йохим сказал?
        - Нет, - смутился Салим, - моряки говорят.
        - Моряки говорят… Слышал я, что они говорят, особенно после трех четвертей пива.
        Эрваст прошелся по каюте и вернулся к молчавшему Салиму.
        - Сколько ты собираешься сидеть на нижней палубе с пятью дюжинами вонючих рабов? Или того серебра, что я тебе даю, достаточно, чтобы осталось на безбедную старость?
        - О старости я не думаю, хозяин, моряки до нее не доживают.
        - Но раз и так все предопределено, почему не рискнуть? Рано или поздно орки вцепятся в нас по-настоящему, или падем под канонами имперских галер - нам не может везти бесконечно… А тут такая возможность, мы ведь ходим всего в двух недельных переходах от острова! Разве ты не замечал, что я вожу галеру все ближе к Лунному Поясу?
        - Замечал. Но боялся говорить вам, хозяин.
        - Я присматривался, Салим… - Эрваст быстро снял шапочку и промокнул лысину платком. - Я присматривался, я старался определить, как далеко мы можем продвинуться.
        - Но морские змеи, хозяин! Они пожрут нас всех! - в панике закричал Салим.
        - Заткнись!
        Эрваст прижал ладонь к губам помощника и прислушался: как будто снаружи было тихо.
        - Мы купим белых ягнят, и змеи пропустят нас…
        - Но… орки…
        - Я куплю второй канон и «горящие горшки», вот тогда и посмотрим, как горят скроги.
        Салим замолчал, представляя себе, что из всего этого выйдет. Второй канон, конечно, дело хорошее, а уже если хозяин раскошелится на «горящие горшки», галера станет неприступной крепостью. Одного горшка со смесью достаточно, чтобы сжечь большую галеру, не говоря уже о скрогах. Это было новое оружие, и стоило оно немалых денег, однако хорошо снаряженная галера могла пробиться даже сквозь орков - те полагались только на крючья и мечи.
        - У тебя будет своя галера, Салим, а может быть, и две. Разве не стоит ради этого рискнуть? Неужели лучше сдохнуть на нижней палубе во время бунта гребцов?
        - Бунт гребцов? Но ведь вы исправили замок, хозяин, теперь его никто не сможет открыть!
        - Я исправил замок, а какой-то раб придумает, как его снять. У них ведь много времени, и каждый думает о том, чтобы сбежать, а если не сбежать, то хотя бы выпустить кишки охранникам. И тебе, Салим, тоже.
        - Но ведь у нас хорошая кормежка! Иногда я даже даю им фрукты!
        Эрваст горько усмехнулся, вспоминая свою невольничью жизнь.
        - Никакая кормежка не примирит человека с цепью и скамьей, Салим, они могут улыбаться тебе, заискивать перед тобой, но стоит нам зайти в Кармер или Досу, как замки могут оказаться открытыми, а гребцы бросятся душить цепями охранников.
        Салим кивнул. Закон в Кармере и Досу не признавал рабства, и чтобы доказать свое право на раба, хозяину предлагалось схватиться с ним голыми руками. Нечего было и думать о том, что кто-то из рабовладельцев согласился бы на такое испытание, ведь руки у гребцов были как из железа.
        Гребцы знали о законах Кармера и Досу, поэтому подгадывали бунты ко времени захода в эти порты, а хозяева, напротив, старались избегать их. Впрочем, бунт рабов был возможен в любых портах, и относительно защищенными от этой напасти рабовладельцы могли чувствовать себя только в открытом море.
        - Ну так что ты скажешь? - спросил Эрваст, прислушиваясь к голосам матросов, которые растягивали для просушки новый парус.
        - Я согласен, хозяин.
        - Что ж, я в тебе не ошибался, - широко улыбнулся Эрваст и подал помощнику руку. Такой жест был нетипичен для хозяина, и Салим с чувством ее пожал, однако, когда он ушел, Эрваст тщательно вытер руку платком. Он предпочитал не касаться ничего, что напоминало бы ему о жизни на нижней палубе.

3
        От духоты, царившей в синдоне, Питер был как в полусне. Мысли о бегстве, и те покинули его, не хотелось ничего, казалось, приди за ним сейчас палачи, он пошел бы с ними, даже не дрогнув.
        Внезапно зазвенела цепь, и Питер встрепенулся, разом выйдя из забытья. Неужто правда палачи? Но за что?
        Они с Крафтом обменялись тревожными взглядами.
        - Отсиделись, теперь снова на скамейки, - обронил один из давнишних сидельцев, который знал здешние порядки.
        - Выходи, дармоеды!
        Поскольку Питер сидел к дверце ближе других, он осторожно высунулся наружу, но рослый пират схватил его за плечо и рванул на себя так, что узник свалился на палубу под радостный смех еще двоих пиратов.
        - Ну-ка ты, Рваный, поосторожнее с ними, если не хочешь сам за весло подержаться! - прикрикнул на него появившийся Салим.
        - А я чего? Он сам скопытнулся, ноги его не держат! - стал оправдываться грубиян и тут же помог Питеру подняться.
        За первым узником выбрались и трое оставшихся, щурясь и прихрамывая - после долгого сидения ноги у них ходили плохо. Вдобавок палубы была так разогрета, что стоять на ней босыми ступнями было невозможно.
        - Возьмите, прикройтесь, - сказал Салим, подавая узникам застиранные тряпки. Питер не знал, что с ней делать, но двое бывалых гребцов быстро «оделись» сами и показали, как правильно наматывать тряпки на бедра, пропускать между ногами и затыкать за пояс. Получалось что-то вроде коротких штанов.
        - Пошли за мной! - скомандовал Салим, и все четверо двинулись следом. Поначалу Питер думал, что их ведут в трюм, однако это оказалось прогулкой вдоль борта галеры. За узниками следовали трое пиратов с кривыми мечами, чтобы рабы не подумали бунтовать.
        Питер почувствовал себя значительно лучше, чем в синдоне. Горячие доски нестерпимо жгли ступни, зато набегавший морской ветер охлаждал тела узников и давал насладиться этой краткой свободой.
        Убедившись, что рабы двигаются нормально, Салим повел их к трапу, ведущему на нижнюю палубу.
        Питер спускался по нему третьим, после двух бывалых, и заметил, как они набирали полные легкие воздуха, как будто собираясь нырнуть.
        Дюжина истертых ступеней трапа, затем двое охранников с неприветливыми взглядами - одна рука на рукояти меча, другая сжата в кулак. Они были готовы к любым действиям новичков и на глаз оценивали их, предугадывая, какие неприятности могут доставить эти гребцы.
        За небольшим помещением, где стояли охранники, следовал короткий коридор с одной боковой дверью справа и выходом на нижнюю палубу.
        В нос ударил резкий запах пота от шести десятков немытых тел, и Питеру показалось, что здесь так же темно, как и в синдоне.
        - Эй, Парнис, никак очухался? - крикнул кто-то одному из вернувшихся гребцов. - Мы без тебя скучали!
        - Значит, дождались, - без особой радости ответил Парнис.
        В дальнем конце казавшейся бесконечной нижней палубы Питер увидел еще двоих охранников, а перед ними на невысокой деревянной банке сидел человек с барабаном. Питер уже знал, что именно он носит прозвище Барабан.
        С низкого потолка свисали крючья, на них, поперек палубы, были уложены весла. Они оказались довольно длинными - во всю ширину палубы. Пока судно тянуло морское течение, необходимости в них не было, но если бы пришлось идти против ветра, а еще хуже - бежать от преследователей, гребцы устанавливали весла в срубы.
        - Ты - загребным на двенадцатую скамью, - начал распределять Салим, указывая место одному из бывалых. - А ты - загребным на седьмую…
        - Хозяин, у нас уже есть загребной! - отозвались с седьмой.
        - Нет у вас загребного, - отрезал Салим, который знал лучше, и подтолкнул второго бывалого к месту.
        - Так, теперь совсем зеленые. - Салим посмотрел на Питера и Крафта, прикидывая, какой с них выйдет толк.
        С одной стороны, они не выделялись ни особой статью, ни ростом, с другой - их спины были исполосованы плетьми, а значит, порядок знали.
        - Ты, Малой, пойдешь на одиннадцатый серединным, вместо Рыжего, а тот станет загребным.
        - У меня руки коротки, ваше благородие! - стал жаловаться Рыжий.
        - Ничего, сдюжишь, - отмахнулся Салим. Он хорошо разбирался в том, кто из невольников с какой работой лучше справлялся, поскольку находился на своем месте третий год.
        Это только с виду все казалось просто - ори на них да бей кнутом, и станут грести, а на деле каждую тройку гребцов следовало притирать, а троек на галере было двадцать. Вот и побегай, послужи капитану Эрвасту. Да еще болеют гребцы кто поносом, а кто и взаправду - три дня в синдоне и за борт, а новых где взять? В крайних случаях на помощь приходила команда, для этого весельные оглобли оканчивались шишаками, на которые набрасывали кожаные петли. За эти петли тянули
«четвертные» - четвертые гребцы, обычно члены команды или запасные гребцы, имевшиеся на больших - сорокавесельных и более - галерах.
        - А ты, Солдат, давай основным - на восьмую скамью…
        - А я в середку, хозяин? - ощерился щербатый гребец.
        - Нет, Повитель, ты сядешь загребным, а Карась будет серединным.
        Сделав все назначения, Салим обернулся к судовому кузнецу и кивнул, чтобы тот приступал к работе.
        Питер дожидался своей участи, сидя между двумя гребцами. Кличка одного была ему уже известна - Рыжий, другой, со шрамом на лысой голове, следил через сруб за перекатом зеленоватых волн. Обоих он как будто видел впервые.
        - Ну-ка… - произнес кузнец, оттесняя Рыжего. Потом подвел под железную петлю подхват, ударил по его лапке и выдернул из петли замок - хитро изогнутую железку, которая удерживала цепь в петле.
        - Оп! Разженили! - прокомментировал Рыжий.
        Кузнец переставил его цепь на другую петлю, затем взглянул на Питера и усмехнулся:
        - Не окольцованный еще, но у нас это быстро… Ну-ка встань!
        Питер поднялся.
        Помощник подал кузнецу цепь, тот обернул ее вокруг пояса нового гребца, свернул спереди в узел и оставшийся конец заправил в петлю. Сверху поставил новый замок и забил его коротким ударом.
        - Все, Малой, поженили тебя! - произнес Рыжий и похлопал по деревянной скамье: - На деревяшке поженили, а ты небось раньше только на девках женился?

«Основной» отвлекся от созерцания волн и, вздохнув, добавил:
        - Все одно пропадем мы здесь.
        - Ладно тебе, Бычок, может, сбегем еще.
        - Сбегешь ты… за борт, когда кровавый понос накатит, - с тоскою произнес Бычок и снова вздохнул, рассматривая свои жилистые, словно сделанные из веревок руки.
        - Не жри гнилого хлеба и не задристаешь, это и к тебе относится, Малой.
        - А это от хлеба бывает? - решился на вопрос Питер.
        - Никто не знает, - признался Рыжий, и от его бравады не осталось и следа. - Может, от воды или от колдовства какого. Наш капитан не один скрог на дно пустил, опять же орки-гунсеги с западного побережья, где каждый ворожбу знает…
        - Ты за веслом когда-нибудь сидел? - спросил Бычок, меняя тему. Видно было, что ему хочется отвлечься от тяжких дум.
        - Нет, но за рогатку держался…
        - А чего такое «рогатка»?
        - Орудие такое, чтоб кавалерию сносить. Или еще для охоты.
        - Где ж ты успел, малый такой? - удивился Рыжий.
        - В казенных людях был и в солдаты попал.
        - Ладно, Малой, неделю тебе на учебу, а потом спуску не дадим, - сказал Бычок, - нам за тебя кнута получать не надобно.
        - А чему же здесь учиться? - спросил Питер, поудобнее устраиваясь на жесткой скамье и при этом звеня цепями. Для него это было непривычно.
        - А вот, к примеру, заднице привычку нажить. Если до крови сотрешь задницу-то, можешь потраву подхватить и тогда вскорости за борт, такое уже случалось, - сообщил Рыжий.
        Где-то на верхней палубе закричали, потом затопали, галера качнулась с борта на борт, и на нижней палубе тотчас наступила тишина. Все замерли, ожидая команды.
        - Весло в сруб! - закричал от входа Салим. Загребные вскочили со скамеек и стали снимать с крюков весла, передавая их к срубам. В одно мгновение нижняя палуба наполнилась криками и стуком. Питер торопливо передавал весло Бычку, тот просунул его в окно, называемое срубом, еще несколько мгновений - и все гребцы оказались по местам, а весла замерли в воздухе по обоим бортам, готовые взбить пену по первой же команде.
        Питер оглянулся на Крафта, тот подмигнул ему - дескать, где мы только не бывали.
        И то правда, побывали много где и пока целые.
        - Правый - дай! - закричал Салим, и десять весел по правому борту ударили по воде.
        - Дай, дай, дай! - ускорил их Салим. Барабанщик не сводил с него глаз, ожидая, что начальник кивнет, и тогда ритм будет поддерживаться барабаном, однако пока судно маневрировало и Салим отдавал приказы из «колодца», в свою очередь, получая указания от самого капитана.
        По палубе бегали матросы, готовясь отразить возможное нападение - слева показались две галеры, на полных парусах и веслах они двигались наперерез галере Эрваста. Капитан стоял у борта, силясь определить, кому принадлежат суда, но символы на парусах были замазаны мелом.
        - Кто-то хочет обмануть нас… Борхель, полный парус!
        - Слушаюсь, капитан!
        - Салим! Средний темп, попытаемся уйти по течению…
        - Есть, капитан!
        В дело вступил барабан, начав четко отбивать темп, галера перестала раскачиваться и обрела устойчивость, однако неизвестные преследователи приближались.
        - Сорок весел, капитан, нам от них не уйти, - заметил стоявший рядом с Эрвастом пират по кличке Пожар. Свое прозвище он получил за сокрушительные действия на палубах атакуемых судов. Пожар первым перепрыгивал на борт жертвы и принимался рубить охрану, отвлекая на себя все внимание и давая возможность остальным прорваться на борт.
        - Парус - на борт! - потребовал Эрваст, нервно перебирая агатовые четки, больше он ничем не выдавал свое беспокойство.
        До преследователей оставалось не больше сотни ярдов, скоро в дело должны были вступить лучники, а он все еще не мог определить, с кем имеет дело. Экипажи укрывались за бортами и парусом, однако их гребцы отбивали бешеный темп, и никто не беспокоился, что после такой гонки нижняя палуба поляжет вся разом.
        - Как будто галера Базилерса, хозяин, - произнес Пожар, поглядывая из-под ладони на приближающегося противника.
        - С чего ты взял?
        - Две подшивы на борту совсем свежие, он их месяц назад в Порт-Барке менял. На рифы налетели.
        - Но почему же никого не видно? У нас с Базилерсом никаких трений не было…
        Набежало полкоманды - принесли старый парус и сбросили его с кормы, потом за веревки стали вытягивать на борт, намокший и потяжелевший, зато делавший борт судна невосприимчивым к зажигательным стрелам.
        И хотя пираты редко поджигали суда, за которыми охотились, ведь в таком случае им ничего или почти ничего не доставалось, однако на всякий случай капитан Эрваст не пренебрегал никакими средствами защиты.
        Наладив движение галеры, выбрался из своего погреба Салим, при нем уже был барийский лук, с которым он неплохо управлялся и мог достать до цели на расстоянии в двести ярдов. С близкого расстояния стрела барийского лука могла пробить борт скрога, отчего тот набирал воды и тяжелел. Борт сорокавесельной галеры был значительно толще, однако и у большого корабля имелись свои уязвимые места.
        - Ну что, попробовать их? - спросил Салим, когда до преследователей оставалось каких-то пятьдесят ярдов.
        - Давай, - кивнул Эрваст.
        - Бей их, Салим! Бей! - закричали другие пираты, уже готовые к контрабордажу.
        Салим растянул огромный лук и замер; на палубе чужой галеры по-прежнему никого не было, хотя кое-где над бортами выглядывали лохматые головы.
        Щелкнула тетива, тяжелая стрела взвилась в воздух. Все затаили дыхание, гадая, куда она угодит, и мгновение спустя разразились криками радости - стрела пригвоздила к мачте парус судна-преследователя.
        Тут уже его матросы не могли больше прятаться - их галера теряла ход и управление. Несколько человек выскочили из-за бортов и бросились к мачте. Чтобы им не мешать, из-за паруса вышли новые хозяева галеры, и их появление вызвало у команда Эрваста ужас.
        - Молоканы, - прошептал один из пиратов, глядя на уродливых гигантов - орков из сырых и туманных западнобережных земель. Про них мало что знали, поскольку попадавшие к ним в плен назад не возвращались. Эти обитатели болот с ядовитыми испарениями были людоедами из сумерек, боявшимися солнечного света, но что-то изменилось в мире, и теперь они ухмылялись, безбоязненно стоя на самом солнцепеке.
        - Бейте по ним! Все бейте по ним! - первым нарушил молчание капитан Эрваст. Он понимал, что в абордажном бою у него не будет никаких шансов: молоканы были сильнее орков-гунсегов, которые могли выпрыгивать из своих скрогов прямо на палубы галер. Чего же было ожидать от этих покрытых грязными лохмотьями чудовищ? Как далеко прыгнут они - на десять ярдов, на двадцать?
        Два десятка пиратов принялись обстреливать противника из луков, однако на палубе галеры никого уже не было, а двое молоканов укрылись за надстройкой.
        - Дайте огня! Несите огня, Балтус, Оперт! - распоряжался Эрваст.
        На носу его галеры трое пиратов расчехлили канон и торопливо крутили ворота, взводя тетиву железного лука. Канон использовался для стрельбы каменной шрапнелью по команде противника и каменными ядрами по корпусу судна. Пробить его каменное ядро не могло, но от удара расконопачивалась обшивка и в корпусе появлялась течь.
        Кок принес углей, и от них стали разжигать обернутые просмоленными тряпками зажигательные стрелы - церемониться с преследователями капитан Эрваст не собирался.
        Неожиданно послышался сильный удар и треск, Эрваст перегнулся через борт и увидел торчавший чуть выше ватерлинии дротик. Вне всякого сомнения, он пробил обшивку, и его наконечник теперь торчал на нижней палубе. Не успел Эрваст дать какие-то распоряжения, как из-за надстройки галеры противника вылетел еще один дротик и воткнулся на два фута ниже верхней палубы. Он угодил в шпангоут, отчего загудел весь корпус галеры.
        Салим в ответ выпустил еще одну стрелу, целясь в надстройку, однако барийскому луку не хватило мощности, чтобы пробить обе стенки, и молоканы остались целы.
        Зажженные стрелы разгорелись, и с полдюжины их одна за другой впились в борт галеры противника. Еще две угодили в парус, но он не загорелся.
        С носа галеры Эрваста ударил канон, ядро попало в одно из весел и вышибло его из сруба.
        - Отлично, молодцы! - похвалил их капитан, высматривая вторую галеру, которая пока пряталась за ближней.
        Салим снова попытал счастья, и его стрела расщепила доску на надстройке вражеской галеры. В ответ прилетели два дротика и проделали еще две дыры в борту - к счастью, далеко от ватерлинии.
        Салим сбегал на нижнюю палубу, чтобы посмотреть, целы ли гребцы, но там пока все было в порядке и барабан отбивал средний темп.
        Когда между галерами осталось каких-то тридцать ярдов, их курс выровнялся, а затем преследователи стали увеличивать ход, чтобы выиграть полкорпуса для резкой смены курса и абордажного броска. Эрваст это понял.
        - Салим, не давай им обойти нас!
        - У них сорок весел, капитан!
        - Хотя бы немного помешай им!
        Салим убежал на нижнюю палубу, и вскоре барабан застучал чаще. Галеры стали идти нос к носу, но с судна Эрваста на преследователей продолжали сыпаться горящие стрелы. Они ударялись в раздутый ветром парус, однако, повисев на нем, падали, оставляя на полотне черные пятна.
        - Почему он не загорается?! - в отчаянии кричал Эрваст. Он понимал, что спрятавшиеся за надстройкой молоканы готовятся начать абордаж - их топоры уже торчали над крышей надстройки.
        Снова ударил канон, но из-за качки ядро перелетело через первую галеру и угодило в ту, что следовала за ней. Было слышно, как взревели от негодования несколько молоканов, на второй галере их оказалось больше.
        Под прикрытием борта бывший экипаж Базилерса начал готовить абордажный мост - новый, сколоченный из витого вязового бруса. Эрваст такого никогда не видел, обычно абордажные мосты делали легкими, чтобы в любой момент повернуть туда, где противник не ждет нападения.
        Одна из стрел настигла матроса-установщика, и тот свалился за борт, доказывая, что подневольные матросы молоканов уязвимы. На палубе преследователей что-то дымилось, однако открытого огня видно не было. Еще пять ударов веслами, и, несмотря на стрелы, противник приблизился на два десятка ярдов. Скоро весла галер должны были начать сшибаться и тормозить ход друг друга. Преследователям это было лишь на руку, у них имелась запасная галера, а для Эрваста означало смерть или рабство. Впрочем, на нижнюю палубу он никогда бы не согласился - лучше в море.
        - Гляди! - крикнул Эрваст, призывая команду к вниманию, и в тот же момент на носу вражеской галеры кто-то хлопнул по палубе доской. Все отвлеклись - всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы из-за пристройки выскочил молокан и, разбежавшись, ловко подпрыгнул на пружинящем мосту. Темный силуэт распластался в воздухе, летящий орк был похож на большую птицу.
        - Пропали! - заголосил кто-то из пиратов, а Салим вскинул барийский лук и, не целясь, послал верную стрелу. Она с треском вошла в костистую грудину монстра, и тот рухнул на палубу головой вниз, прошибив своим весом настил верхней палубы и показавшись на второй разбитой мордой.
        В это время к мостку бросился второй молокан, но теперь пираты не дремали: прежде чем тот успел оттолкнуться, в него вонзилось с десяток стрел, и молокан с ревом свалился через борт на весла. Преследователи потеряли ход, галера Эрваста как будто стала отрываться от погони, однако это только казалось: за схваткой с двумя молоканами Эрваст и его команда совсем забыли о второй галере, которая набрала ход под прикрытием первой и как будто выпрыгнула из ее тени сразу к бортам жертвы.
        Предотвратить столкновение было уже невозможно, с выскочившей галеры полетели крючья и стрелы - на палубе второго судна оказалось не менее двадцати молоканов.
        - Порвем им, порежем! - истерично закричал Пожар, распаляя себя перед схваткой. Несколько веревок с крюками удалось срезать, но взамен прилетели полдюжины новых. Еще немного - и весла ударились друг о друга, упали мостки, и команды двух галер бросились друг на друга.

4
        Новая работа была Питеру непривычна, но он изо всех сил пытался помочь своей тройке и слушал барабан. Поначалу казалось, что держать ритм просто, но потом он поймал себя на мысли, что барабана совсем не слышит, а вместо этого старается разобрать доносившиеся с верхней палубы голоса.
        Должно быть, что-то там было не в порядке: капитан давал отрывистые команды, матросы метались с кормы на нос и с борта на борт. Потом возле кормы громко плеснула вода и по борту что-то зашуршало.
        - Ну вот… - отрывисто проговорил Рыжий. - Парус мочат.
        - А зачем?.. - тут же спросил Питер.
        - Тяни весло, не спрашивай! - приказал Бычок.
        - Должно, опять… скроги привязались… - ответил Рыжий обыденно, и Питер стал успокаиваться. Видимо, угроза была совсем незначительна.

«Лучше грести, лучше учиться правильно грести, - начал внушать себе Питер. - Вот только задница совсем онемела… Но я привыкну, обязательно привыкну и… потом сбегу».
        За двигающимся силуэтом Бычка в срубе что-то мелькнуло, Питер не удержался, чтобы не посмотреть, но едва не получил по лбу весельной оглоблей.
        Выбрав момент, он все же выглянул и увидел взбивающие воду весла чужой галеры. Вне всякого сомнения, это был враг капитана Эрваста, а значит, и его, Питера, враг, ведь если галера пойдет на дно, с ней уйдут и все шестьдесят прикованных к петлям гребцов.
        - Не верти башкой! - прикрикнул Бычок, и в поддержку его слов по спине Питера хлестнула плеть надсмотрщика.
        - Греби, щенок, а не то полетишь за борт!
        Питер зажмурился, ожидая новых ударов, но надсмотрщик ушел, оставалось только налегать на весло.
        Суета и крики на верхней палубе все усиливались, затем раздался неожиданный удар, и футах в трех от Бычка из обшивки показался наконечник острого орудия.
        - Вот это привет! - нервно воскликнул Рыжий. - Должно, из канона пустили!

«Бум!» - загудело судно от нового удара.
        - В шпангоут врезали! - прокомментировал кто-то.
        - Всем заткнуться! Работай веслами! - закричал надсмотрщик и забегал по проходу, бросая на гребцов яростные взгляды. Однако все внимательно прислушивались к тому, что происходит наверху: похоже, кто-то крепко взялся за галеру Эрваста.
        Один за другим в борт галеры врезались еще два дротика, они никого не задели, но их острые жала торчали из обшивки на добрый фут. Спустя мгновение по трапу сбежал Салим.
        - Все целы? - спросил он.
        - Целы, начальник! - почти хором ответили гребцы. Салим убежал, но вскоре вернулся и хриплым голосом потребовал увеличить темп. Барабан застучал чаще, надсмотрщик побежал вдоль троек, замахиваясь плетью и крича, чтобы гребцы шевелились. Впрочем, его угрозы были излишни, все и так понимали, что дело худо, а «основные» возле срубов видели, что рядом идет сорокавесельная галера.
        Новый темп оказался Питеру не по силам, у него еще не было необходимого навыка, поэтому Рыжий и Бычок работали за троих.
        - Брось… Палку отпусти… - выдохнул Рыжий, поскольку новенький с его попытками помочь только мешал им. Питер это понял, и, едва он отпустил весло, раздался такой грохот, что показалось, будто падает вся верхняя палуба. Однако палуба уцелела, но в ней образовался пролом, из которого торчала половина тела жуткого чудовища.
        - Молоканы… - выдохнул кто-то.
        - Грести, дармоеды, грести! - перешел на визг надсмотрщик, перепуганный не меньше других.
        Питер в ужасе уставился на монстра. Голова гиганта была величиной с огромную тыкву, приплюснутые черты лица еще более смялись от удара о палубу. Из открытых ран струилась тягучая коричневая кровь, а из оскаленной в предсмертной муке пасти торчали клыки.
        Одна рука молокана свисала почти до настила, и на пальцах его огромной пятерни были обломанные, похожие на звериные, когти.

«Надеюсь, с живыми такими я никогда не встречусь», - подумал Питер, напрочь позабыв про усталость и натертый на скамье зад.
        Другие гребцы тоже смотрели на чудовище; было все еще не ясно, мертво оно или сейчас откроет глаза и полезет в пролом, чтобы сожрать прикованных узников. Страшно.
        - Страшно, - произнес Питер.

«Страшно», - повторило чудовище и, открыв глаза, ухмыльнулось разорванным ртом. Питер встряхнул головой, и наваждение ушло.
        - Прор…вемся!.. - попытался приободрить его Рыжий, и в этот момент сверху стали доноситься громкие крики.
        - Абордаж! - высказал догадку Бычок и покосился на сруб, следя за тем, как приближаются весла другой вражеской галеры. - Хорошо идут, мерзавцы!
        Эта гонка длилась совсем недолго, скоро весла скрестились, и грести стало невозможно, наверху затопали, закричали, и началась свалка. Зазвенели мечи, заревели молоканы, было слышно, как ухают по надстройкам их топоры и молоты.
        Оставив гребцов, охранники бросились на верхнюю палубу, чтобы помочь своим, однако тщетно - сражение быстро шло на убыль, торжествующие выкрики молоканов свидетельствовали о том, что они одерживают победу.
        На нижней палубе молчали, готовясь к смерти, и только барабанщик продолжал неистово отбивать ритм.
        Вскоре наверху стало тихо, под чьей-то тяжестью заскрипели ступени трапа, и спустя мгновение из «колодца» на нижнюю палубу вышел первый из молоканов.
        На его уродливом, забрызганном кровью лице играла снисходительная улыбка победителя, в одной руке он держал окровавленный топор, а в другой - шапочку капитана Эрваста. Чтобы войти в проход между скамьями, ему пришлось пригнуться - монстр был на три головы выше обычного человека.
        Следом за первым спустились еще двое молоканов. Питер был единственным, кто пытался рассмотреть их лучше, остальные гребцы сидели, потупившись в пол, в надежде, что на них не обратят внимания. В конце концов, тем, кому была нужна галера, пригодились бы и гребцы.
        И только обезумевший барабанщик продолжал удерживать высокий темп, выполняя последний приказ Салима.
        Молокан с топором обошел свисавшие с потолка останки своего товарища и двинулся к барабанщику, который при виде монстра все ускорял ритм, как будто надеялся этим защитить себя.
        Вот молокан навис над барабанщиком, гребцы затаили дыхание, ожидая кровавой развязки. Орк взмахнул рукой и сорвал голову несчастного. Стук барабана прекратился, молокан под хохот двоих собратьев двинулся обратно, поигрывая новым трофеем и орошая деревянный настил кровью.
        Вскоре они поднялись на верхнюю палубу, и гребцы остались одни, не веря, что остались живы.
        - Обычно орки убивают всех людей… - сообщил озадаченный Бычок. - Так поступают даже гунсеги, а уж молоканы…
        - Значит, мы им нужны! - с надеждой произнес Рыжий.
        - Теперь у нас новые хозяева, - сказал кто-то сзади.
        Питер обернулся, Крафт встретился с ним взглядом и подмигнул, хотя выглядел очень бледным.
        В потолочной пробоине дернулось тело, последовал рывок, и в освободившуюся брешь полился солнечный свет, а тело спустя мгновение ухнуло в воду рядом с бортом.
        - Вот и все похороны, - покачал головой Рыжий. - Павшие герои у них не в чести.
        Вслед за убитым молоканом за борт стали падать тела пиратов - новые хозяева расчищали палубу.

5
        В этот день гребцов не кормили, по верхней палубе кто-то ходил, велись разговоры на непонятном языке, эти голоса, скорее всего, принадлежали молоканам. Пару раз они заглядывали на нижнюю палубу через пролом, и тогда гребцы замирали. Под вечер пришел незнакомый кузнец, перепуганный, с исцарапанным лицом, и молча оставил молот и обечайку, с помощью которой можно было расковаться.
        - Это чтобы сами в отхожее место ходили, - догадался один из гребцов и принялся себя расковывать. Освободившись, отдал инструменты другому, а сам побежал по нужде.
        Один за другим вскоре освободились все гребцы, однако они понимали, что это никакая не свобода, просто присматривать за ними было некому.
        На воду решили установить строгую норму, ведь никто не знал, скоро ли пополнят запас новые хозяева. А выйти наверх и спросить молоканов никто не решался, уже то, что гребцы еще дышали, было большой удачей.
        У Питера появилась возможность поговорить с Крафтом, и они общались вполголоса, то и дело посматривая на дверь «колодца» и в пролом в верхней палубе.
        - Что, думаешь, с нами будет? - спросил Питер.
        - Наверное, загонят до смерти, - со вздохом сказал Крафт. - В порт нас не повезут, им куда-то плыть надо.
        Спать легли, едва спустились сумерки, постелью стал настил, забрызганный кровью барабанщика, да своя рука под головой. Другой рукой Питер придерживал цепь, что опоясывала его, снять ее он не решался, ведь Рыжий, Бычок и другие тоже ходили перепоясанными, опасаясь показаться новым хозяевам излишне дерзкими.
        На другой день с самого утра на палубе началось какое-то движение.
        - Должно, перегружают чего-то, - предположил Рыжий, поглядывая на пролом. Галера, с которой вчера атаковали судно Эрваста, находилась совсем рядом, было слышно, как поскрипывают наведенные с нее мостки.
        Причина этого шума вскоре стала понятна - пара незнакомых матросов, столь же перепуганных и немногословных, что и вчерашний кузнец, спустила на нижнюю палубу бочку со скверно посоленной рыбой и два джутовых мешка с земляными орехами.
        После голодных суток эта еда была принята с благодарностью, гребцы разобрали рыбу, но много не ели и вскоре половину вернули обратно в бочку - рыба воняла. А вот орехи пришлись кстати, должны быть, их сняли с какого-нибудь «купца».
        Целый день галера дрейфовала на солнцепеке в сцепке с другой галерой. На нижней палубе дремали, здесь было прохладней, чем наверху. Питер поспал с полчаса, потом сходил в нужник и, вернувшись на скамью, принялся вспоминать, как жил с дядей в Гудбурге, как учился в малкуде. Теперь это казалось ему жизнью другого человека, настолько сильно все переменилось.

«Для чего я живу, если все так плохо? Наверное, по привычке. Я привык жить и выживать».
        Очередная ночь прошла в дрейфе вместе с сорокавесельной галерой, наутро опять принесли рыбу и орехи, хотя вчерашние еще не кончились, но отказываться никто не стал, невольники лучше других знали, что запас никогда не помешает.
        Еще до обеда стали поднимать парус, было слышно, как рычит на малочисленных матросов какой-то молокан. Скрипнув, заработал руль, галера качнулась и пошла поперек волн.
        - Наконец-то, - с облегчением выдохнул Бычок. И он, и остальные гребцы с охотой приняли бы прежние порядки с кормежкой по часам и понятными действиями охраны. Сейчас все пребывали в состоянии неопределенности, и это было самое тяжелое.

6
        До следующей ночи еще дважды меняли курс, и приходилось ненадолго вставать на весла. Командовать приходил какой-то матрос, однако голос он имел слабый, дрожащий, и за скрипом весел и ритмичным дыханием шестидесяти гребцов его было почти не слышно. Однако работа была в радость, за годы неволи гребцы привыкали к ней и без весла чувствовали себя, как застоявшиеся лошади.
        К ночи стало ясно главное направление - галера шла на юго-восток, в открытое море. До самого утра шли на парусе - Питер дважды просыпался и слышал шуршание волн, когда они перекатывались вдоль бортов галеры.
        Второй день плавания с новыми хозяевами не принес никаких новостей, правда, с утра вместо рыбы появились два мешка мелкой брюквы - овоща в этих местах довольно редкого.
        Вторая галера держалась неподалеку, иногда ее можно было разглядеть в окошко сруба. После завтрака гребцы прогуливались по настилу, негромко переговариваясь и понемногу успокаиваясь, никакой опасности для себя они пока не видели.
        Так продолжалось целую неделю - ночью шли под западным ветром, наутро завтракали и садились за весла, чтобы выправить набранное за ночь курсовое смещение. На восьмой день путешествия встали на якорь у отмелей, где уже находились несколько галер.
        - Кто там на них? - спросил Рыжий у Бычка. Тот только отмахнулся, из чего Питер сделал вывод, что хозяева всех галер молоканы.
        На якоре простояли часа два, становилось так жарко, что невозможно было находиться даже на нижней палубе, не то что наверху. Вдруг посреди сонной полудремы послышалось блеяние.
        Поначалу Питеру показалось, что он бредит. Это было неудивительно при такой-то жаре, однако, открыв глаза, он заметил, что и другие вертят головами, пытаясь понять - не бред ли это.
        - Как будто овцы, а? - спросил Рыжий. - Бычок, чего там?
        Бычок выглянул в сруб и, зевнув, сообщил:
        - К нам лодка-полторушка идет, за веслами люди, а в лодке клетки с маленькими белыми барашками.
        - С ягнятами, что ли? - спросил кто-то с другого борта.
        - Точно, беленькие такие…
        - Так это же… - От другого борта поднялся рослый загребной. - Они же нас на верную погибель тащат! На Голубой Суринам, братцы!
        - Да с чего ты взял, Лаврик? - пытались одернуть его товарищи.
        - А с того, что этими белыми ягнятами от морских змеев откупаются, чтобы те на остров пропустили!..
        На нижней палубе воцарилась тишина. Морские змеи были самой популярной страшилкой среди моряков, и хотя очевидцев, видевших этих чудовищ, никто не знал и все свидетельства сводились к рассказам «брата свояка соседа», в существование кровожадных морских змеев верили все.
        О Голубом Суринаме также слышали многие, об этом сказочном острове мечтали многие капитаны Савойского моря. Сидя за кальянами в тенистых садах приморских городов, они могли часами обсуждать усыпанные жемчугом берега и заваленные золотыми слитками горные разломы, россыпи крупных рубинов на дне сбегавших в море ручьев и забытые под соснами горки изумрудов.
        Было известно много способов проскользнуть на Голубой Суринам, отведя глаза морским чудовищам, однако вернуться обратно было уже не так просто - отяжелевшие от сокровищ галеры становились медлительными и отправлялись мстительными змеями на дно.
        За долгие годы было множество попыток - удачных и не очень - пробраться на остров. За это время скопилось множество сведений и карт, которыми в портах торговали даже оборванцы. Однако состоятельные люди шли за картами к известным навигаторам, у которых хранились экземпляры даже двухсотлетней давности. Эти считались наиболее правдивыми, но и стоили они полновесного золота.

7
        С этого дня настроение гребцов изменилось, их не радовали ни послабления, ни дополнительная еда - помимо орехов и рыбы они теперь получали инжир и козий сыр. По ночам, когда судно шло под парусом, многие просыпались и прислушивались к шелесту волн, опасаясь, что где-то поблизости уже кружит морское чудовище.
        Блеяние ягнят, которых разместили на верхней палубе, спокойствия в такой обстановке не прибавляло и звучало как напоминание о предстоящих испытаниях.
        Через пару недель плавания под флагом новых хозяев один из них снова посетил нижнюю палубу. Это случилось сразу после обеда, во время короткого перерыва, к которым уже привыкли раскованные узники.
        Скрип ступеней заставил всех обернуться - из «колодца» выглянул косматый молокан и, выждав, шагнул на деревянный настил.
        Гребцы затихли и опустили глаза - встретиться взглядом с этим чудовищем никто не решался. Гулявший по нижней палубе сквозняк доносил исходившее от засаленных тряпок молокана зловоние. Трудно было разобрать, во что именно он одет - поверх истлевающих штанов и рубах этот орк надевал новые трофеи. Его нижняя челюсть выдавалась далеко вперед, обнажая кривые желтоватые клыки. Развитые надбровные дуги придавали лицу излишнюю строгость, а подвижные брови - переменчивость выражения.
        Обувь орк носил простую - что-то вроде коротких морских сапог, но пошитых значительного грубее. А единственной прилично выглядевшей деталью во всем его облике был широкий изогнутый меч в добротных ножнах.
        Пройдя через всю палубу, молокан повернулся и, подождав мгновение, вернулся к трапу и поднялся наверх.
        Гребцы с облегчением перевели дух - и на этот раз никого не сожрали, хотя за молоканами была закреплена слава людоедов.
        До вечера гребли не останавливаясь, спустившийся с палубы матрос взялся держать темп голосом, но так частил, что люди начали роптать. Охрипнув, он ушел, и тогда стали держать счет сами.
        Когда объявили «ночь», уснули все разом, будто провалились в забытье. Питер немного поворочался на дощатом настиле, выбирая удобную позу, - у него с непривычки побаливали мышцы. В конце концов он уснул и даже видел какие-то сны, не связанные с его теперешним положением. Вроде бы что-то про малкуд, где он учился, но даже во сне Питер понимал, что видит сон, и от этого хотелось плакать.
        Он проснулся от собственных слез: они обильно текли по лицу и капали на дощатый настил. Шмыгнув носом, Питер сел и огляделся - вокруг все спали, но привычного шелеста волн, когда галера шла по морю под парусом, слышно не было. Полосы неправдоподобно яркого лунного света проникали в срубы и большой пролом в потолке. Галера слегка покачивалась, и было слышно, как поскрипывает, натягиваясь, якорная цепь.
        Питер стал прислушиваться, ему показалось, что он слышит какой-то мелодичный звон, словно кто-то роняет камешки в стеклянную конфетницу. В богатом доме дяди было много стеклянной посуды, и в детстве Питеру нравилось стучать по звучащим вазам серебряной ложечкой.
        Придерживая свою цепь, чтобы не звенела, Питер стал пробираться к «колодцу» по нужде. Нужник находился на лунной стороне галеры, и из него странный звон слышался еще отчетливее.
        Справив нужду, Питер толкнул стоявшее на подоконнике узкого сруба ведро. Оно упало за борт, плеснув так громко, словно в воду свалился человек. Питер подивился такому явлению, но решил, что это из-за штиля, который образовался на море, недаром же они стояли на якоре, вместо того чтобы плыть под ветер.
        Ухватившись за веревку, Питер стал подтягивать ведро. Застучал, закрутился деревянный блок, помогая поднимать груз, но внезапно ведро как будто зацепилось. Питер дернул раз, другой, но высвободить его не получалось. Бывало, на него наматывались водоросли, но стоило стравить пару футов и снова дернуть, как травянистая канитель разрывалась, однако сейчас ничего не помогало: что-то крепко удерживало ведро, не давая втащить его в сруб.
        Питер не успел еще испугаться, как ведро освободилось и пошло. Вот оно уже в срубе - Питер привычно слил его на отхожий трап и, не слишком задумываясь о случившемся, вышел в «колодец».
        Постоял, глядя на затянутое туманной дымкой ночное небо, из которой лунный свет свивал длинные золотистые нити.

«Чудно», - подумал Питер, удивленный такой невиданной красотой. Нити переплетались, гасли и загорались с новой силой.
        Питер не заметил, как поднялся на две ступени трапа, желая увидеть больше. Он уже поймал себя на этом и хотел поскорее вернуться на нижнюю палубу, когда заметил краем глаза большую тень. Она пронеслась неслышно, но ветер от нее рванул плохо подвязанный парус. Где-то ударила дверца, скрипнула якорная цепь, и снова стало тихо.

«Что это было?» - спросил себя Питер. Ему вдруг показалось, что, кроме гребцов, на судне никого нет. А вдруг их бросили? Но зачем?
        Он снова ступил на трап и стал подниматься, стараясь ступать так, чтобы доски не скрипели. Еще немного - и он смог осторожно выглянуть на верхнюю палубу.
        Света от луны было достаточно, чтобы осмотреться - здесь повсюду царило разрушение. Почти все настройки были снесены, а доски от них либо забрали, либо выбросили за борт. Возле левого борта валялось какое-то тряпье, наверное, забытое временной командой перепуганных моряков.
        Тут же валялись несколько мешков с орехами, черепки от горшков. Очевидно, порядок на этом судне молоканов не интересовал, а сорокавесельной галеры нигде видно не было.

«Они нас действительно бросили!» - поразился Питер, уже смелее поднимаясь по трапу.
        Он прошелся по палубе, немного пьянея от кажущейся свободы. Неужели конец рабства и можно, подняв парус и якорь, вернуться к вольной жизни?
        Снова зазвучавший мелодичный звон заставил Питера вернуться к реальности. Он подошел к правому борту и, взглянув на луну, замер. В ее сонных, струящихся лучах парили десятки морских змеев. Они почти не двигали своими не слишком развитыми крыльями и, опустив длинные хвосты, висели над морской гладью, уставив морды на луну.
        Время от времени кто-то из них срывался и, сложив крылья, стремительно летел вниз, чтобы почти без брызг исчезнуть в темной воде, но спустя мгновение выныривал и снова поднимался к остальным, чтобы опять обездвиженно повиснуть на лунных лучах и искриться серебристой чешуей. Должно быть, волшебный звон исходил от этих прекрасных и в то же время ужасных существ - Питер знал, что одного удара хвоста змея достаточно, чтобы развалить галеру надвое.
        Очарованный и перепуганный, он стоял и не знал, что предпринять - закричать и поднять своих собратьев по несчастью, чтобы ударить веслами и уйти назад, в море, или оставить все как есть - кто знает, что предпримут морские змеи, если что-то потревожит их?
        - Что это такое? - прошелестел позади севший от страха голос.
        - Это морские змеи, Крафт, - узнал товарища Питер.
        - Но что они делают?
        - Они пьют лунный свет, - уверенно заявил Питер, хотя понятия не имел, что именно делают эти существа.
        Крафт замолчал, проникаясь значительностью увиденного. Немногие из смертных могли поведать о таком приключении.
        - А где молоканы? - спустя несколько минут поинтересовался Крафт.
        - Не знаю, когда я сюда пришел, никого уже не было. Сначала я подумал, что нас бросили, но теперь полагаю, что причины тут иные…
        - Какие же?
        - Они проверяют, не сожрут ли нас змеи, чтобы завтра с утра получить ответ - двигаться дальше к Голубому Суринаму или отступить. Поверь мне, Крафт, они бы ни за что не оставили нас в живых, если бы решили просто бросить.
        - Да, я согласен с тобой, Питер. - Крафт встал рядом и посмотрел на освещенное луной лицо товарища. - Ты как будто изменился.
        - В чем же? - спросил Питер, не в силах оторваться от созерцания парящих змеев.
        - Ты стал иначе говорить… Смелее, что ли.
        - Наверное, это оттого, что нас сейчас никто не охраняет, - пожал плечами Питер. - Давай не станем возвращаться на нижнюю палубу и ляжем здесь, у борта.
        Он указал на оставшиеся на палубе тряпки.
        Рядом с галерой раздался громкий всплеск, судно закачалось на пробежавшей волне.
        - Нет, Питер, нужно вернуться. Если молоканы застанут нас здесь, бросят на корм змеям.
        - Пожалуй, ты прав.

8
        Пара лошадей из последних сил тянула отяжелевшую от пыли кибитку. За ней едва плелись две нагруженные поклажей лошади - еще вчера они имели седоков, но сегодня даже возницу хозяин заменял сам, обстоятельства вынудили его избавиться от этих троих.
        Его собственные силы были на пределе, он не знал, как поступить в следующую минуту, не говоря уже о более далеких планах. Ситуация заставляла Карцепа и его спутницу двигаться по проселочным дорогам, избегая трактов, на которых теперь встречалось множество разбойников. Это были уже не прежние малочисленные шайки воров: по дорогам провинции сновали отряды туранов, прибывших из-за реки Тивир.
        По договору с императором Рамбоссой Лучезарным туранский тиран Шарындасай получил право собирать дань между Арумом и Гойей, и теперь на всей территории южных провинций империи поднимались черные столбы дыма: вместо дани тураны собирали иную повинность, они разоряли города и деревни, освобождая территорию для прихода новых хозяев этой земли - орков-молоканов из Хиввы.
        Пять недель назад Карцеп выехал из Дацуна с дюжиной охранников и пятью кибитками, потом были две схватки на дороге и недельное бегство через степь и пески. Тураны здесь были повсюду. Карцепу самому приходилось брать меч в руки, поскольку охранники падали с лошадей быстрее, чем он успевал их пересчитать.
        Но туранов Карцеп не боялся, устоять против него не мог ни один смертный, а если их было много - что ж, тогда ему требовалось лишь чуть больше времени. В этих схватках Карцеп крепчал, вспоминая былую силу и собственное предназначение. И чем больше он вспоминал, тем более странным ему казались собственные поступки - куда и зачем он вез эту женщину? Кто она, зачем она рядом с ним?
        Нет, разумеется, он помнил свой эксперимент, когда ему хотелось узнать, каково это - быть смертным, иметь множество чувств, слез, разочарований, смеха, счастья. Он попробовал и был так очарован, что не удержался от того, чтобы не испробовать любовь. Кто же предполагал, что на его пути встанет не просто женщина - раба мужчины и хозяйка домашнего очага, а ведьма Юлия, оказавшаяся к тому же проводником испепеляющей Хиввы?
        Десятилетия пронеслись, словно сны сумасшедшего, маг Карцепос превратился в смертного Карцепа, неизменно угождавшего ненасытной Юлии. Ей хотелось вечной молодости, и он придумывал заклятия, вылавливал жертв для кровавых подношений духам разрушения, чтобы те пощадили, дали новую отсрочку для дряхлеющего тела Юлии.
        Сам того не заметив, Карцеп забыл, кем был когда-то, и без счета тратил силу на прихоти ведьмы. Только теперь, на пыльной дороге южной провинции, под ударами преследователей он как будто вдохнул свежего воздуха и взглянул вокруг другими глазами. Случись это вчера - и двое последних охранников и погонщик остались бы живы, но он уже принес их в жертву духам, чтобы хоть немного освежить черты стареющей Юлии.
        Кибитка вкатилась во двор старого постоялого двора, выглядевшего так, будто его давно забросили, однако Карцеп чувствовал, что здесь еще теплится жизнь. Он уже сталкивался с подобной маскировкой, когда хозяева не восстанавливали постройки после набегов туранов, чтобы те думали, будто поживиться в этих местах уже нечем.
        - Что такое? Почему мы остановились? - проскрипела Юлия сквозь прикрывавшее ее лицо покрывало. Сейчас она выглядела как сорокалетняя женщина, но и этого ей, вечносемнадцатилетней, казалось мало.
        - Нас ждет Хивва! Я припаду к священной Каиппе, и Хивва простит меня! Живее гони лошадей, мы опаздываем!
        - Уймись, - буркнул Карцеп и, бросив поводья, сошел на землю. - Лошадям нужен отдых, кормежка и вода. Если они падут, тебе придется идти к Хивве пешком.
        Юлия зарычала и забилась в кибитке так, что лошади стали храпеть, как будто почуяли шакала.
        - Вы с добром к нам, господин? - спросил высунувшийся из пролома в стене трактирщик.
        - Да, милейший, я заплачу серебром. Примите лошадей, к утру они должны быть в полном порядке.
        - Конечно, господин, - кивнул трактирщик, выбираясь из пролома. - Ульмар, Олафут, выходите!
        Из-за угла показались двое рослых селян, угрюмо глядевших из-под косматых бровей. Один был вооружен вилами, другой самодельным кистенем.
        - Забирайте лошадей, а я провожу господина в покои, - распорядился трактирщик и, улыбнувшись новому постояльцу, добавил: - У нас тут кое-что еще осталось.
        - Я не один, там, в кибитке, женщина.
        - Женщина? Ваша жена, господин?
        - Э-э… - Еще вчера Карцеп ответил бы утвердительно, но теперь в нем что-то переменилось. - Нет, просто знакомая, дальняя родственница. Она больна…
        - Она ходит, господин? - спросил трактирщик, заглядывая в темноту кибитки.
        - Юлия, тебе нужно сойти.
        - Я останусь здесь! - резко выкрикнула та, чем напугала лошадей и трактирщика.
        - Иди сюда, дорогая… Дай мне руку. - Карцеп попытался дотянуться до закутанной в тряпки Юлии, но она неожиданно укусила его, да так, что на пальцах проступила кровь.

«Если ей не полегчает, я ее убью», - пообещал себе Карцеп и почувствовал от этого необыкновенное облегчение. Он даже засомневался: может, сделать это прямо сейчас, однако, почувствовав взгляд трактирщика, взял себя в руки и, встав на ось колеса, схватил Юлию за одежду.
        Не дожидаясь протестующих воплей, свободной рукой он отвесил ей оплеуху. Юлия зашипела, как кошка, однако позволила снять себя с телеги.
        - Этот человек проводит нас в комнаты, чтобы мы могли отдохнуть, поэтому веди себя прилично, - отчитал ее Карцеп, не обращая внимания на злые слезы, наполнявшие глаза Юлии.
        Первый работник уже увел за угол лошадей с поклажей, второй, подождав, пока сойдут хозяева, потянул туда же запряженную в повозку пару.
        Трактирщик нырнул в пролом и, поклонившись оттуда Юлии, сделал приглашающий жест, всем своим видом демонстрируя радушие. Дождавшись, когда она, подобрав края одежды, двинется за трактирщиком, Карцеп пошел следом.
        Небольшая тропинка, натоптанная поверх обломков саманного кирпича, привела их к скрытым в высоком кустарнике постройкам.
        Трактирщик распахнул крашенную глиной дверь и пропустил вперед Юлию, сказав:
        - Прошу вас, госпожа.
        Карцеп опасался, что та снова устроит скандал, однако его спутница покорно вошла в просто обставленную чистую комнату и опустилась на обшитую овечьими шкурами тахту.
        Карцеп вошел следом и огляделся. Саманные стены были побелены изнутри и хорошо держали прохладу. Пара старых шкафов, накрытая ковром скамья, выскобленный стол и скрученные шерстяные одеяла на заменяющем кровать возвышении.
        - Мне здесь нравится, - признался Карцеп и подал хозяину несколько медных монет. - Это аванс.
        Трактирщик поклонился и смиренно принял медь, хотя рассчитывал, что постоялец заплатит вперед.
        - Я принесу вам чай, свежий мед и хлеб. Баранина будет позже - мясо мы готовим только для постояльцев.
        - Много постояльцев? - спросил Карцеп, выглядывая в узкое, не больше бойницы, оконце.
        - С севера почти никого - за полгода вы единственный, а вот с юга бегут. Говорят, возле Арума жить невозможно, тураны губят людей без повода.
        - М-да, нехорошо это, - покачал головой Карцеп, хотя участь каких-то людей его мало интересовала. - Ну ладно, несите свой чай, хочется освежиться.
        - Уже иду, господин…

9
        Трактирщик ушел, Карцеп закрыл дверь на задвижку. Потом снова оглядел комнату, его взгляд уперся в неподвижную фигуру Юлии.
        - Ты можешь лечь на одеяла, дорогая, путь был не близок, и ты устала. Если хочешь, я прикажу принести ширму, за ней тебе будет спокойнее.
        Юлия лишь зашипела в ответ, не желая разговаривать.
        Карцеп хотел проверить мягкость одеял, но, сделав шаг, почувствовал за спиной чье-то присутствие. Резко обернувшись, он увидел стоящего в углу незнакомца в низко опущенном на лицо черном капюшоне.
        Карцеп выхватил из-за пояса короткий меч, однако тотчас заметил слева второго незнакомца.
        - Нас предали! - завизжала Юлия и, выпустив когти, бросилась на того, что стоял в углу, однако его ответ был страшен: одежды Юлии с треском разошлись на длинные ленты и рука незнакомца, словно трезубец, прошла сквозь тело ведьмы, а затем отшвырнула его прочь.
        Вспомнив силу, Карцеп атаковал сам, пытаясь рассечь существо пришельца косым заклинанием. Однако сказалось отсутствие практики, и противник ускользнул Карцепу за спину, а второй резким возгласом вышиб из руки Карцепа меч.
        Прыгнув в освободившийся угол, Карцеп скрестил на груди руки и уставил взгляд в пол, закрывшись от дурных воздействий и собираясь с силами. Было ясно, что на него напали маги, но он не собирался сдаваться, желая противопоставить им все, что помнил.
        Карцеп пытался остановить собственное время, чтобы его тело нельзя было разрушить, но чей-то знакомый голос вывел его из состояния глухой обороны:
        - Полно, Карцепос, мы не хотим выбрасывать тебя из этого мира. Ты нужен нам здесь. Подними глаза и вспомни прошлое…
        - Я тебе не верю, ты убил Юлию.
        - Я убил Джул, ведьму, которая превратила мага Карцепоса в ничто. Я сделал то, о чем ты мечтал еще несколько минут назад.
        Карцеп перевел дух и медленно поднял глаза. Незнакомец сбросил капюшон, но лицо его все еще казалось Карцепу незнакомым.
        - Кто ты?
        - Вспоминай.
        - Кто ты?! - повторил вопрос Карцеп, с трудом сдерживая дрожь. - Я не вижу!
        - Ты - видишь, и ты - помнишь.
        С этими словами незнакомец раскрыл ладонь, и на ней заплясали языки искрящегося пламени.
        - Ты… Ты… Ты… - начал задыхаться Карцеп, пытаясь выразить еще не до конца сформировавшуюся догадку. - Ты - огонь! Ты - Вендор!
        - Да, это так. А вот кто ты?
        - Я… Я… - Карцеп снова стал задыхаться. - Я - Карцепос, я - воздух…
        - Правильно.
        По лицу Вендора скользнула улыбка.
        В дверь постучали.
        - Откройте, господин, я принес для вас чай! - раздался голос трактирщика.
        - Я открою, - сказал Карцепос.
        - Конечно, - согласился Вендор.
        Карцепос отворил дверь и впустил трактирщика, который, казалось, не видел находившихся в комнате посторонних людей.
        - Вот - чай, а вот - мед и свежий хлеб, - приговаривал хозяин, снимая с подноса и расставляя на столе принесенное угощение. - А что же госпожа, она не желает чаю? - поинтересовался трактирщик, махнув в сторону упавших возле одеял останков Юлии.
        - Дорога была дальняя, и она устала.
        - Если хотите, я принесу ширму, там госпоже будет удобнее…
        - Спасибо, нам и этого достаточно, - отказался Карцепос, открывая перед трактирщиком дверь.
        - Хорошо, господин, отдыхайте.
        Трактирщик ушел. Карцепос поднял с пола меч и спрятал за пояс под широкий плащ. Незваных гостей он больше не боялся.
        - Кто это? - спросил он Вендора, кивнув на второго гостя.
        - Это - Харар, мой ученик.
        Харар поклонился.
        - Ученик? Ты взял ученика, чтобы он убил тебя?
        - Если в небесных скрижалях так написано - этого не избежать. И потом… - Вендор пожал плечами, - маг-учитель может уйти сам, не вступая в поединок с претендентом.
        - М-да… - Карцепос вздохнул и опустился на тахту. Потом провел ладонью по мягкой обивке из овечьих шкур. - Я думал, ты привел Гильгума или Энверсая.
        - А я надеялся от тебя узнать хоть что-то. Но теперь вижу, что ошибался.
        Вендор сел рядом с Карцепосом.
        - Выпьем чаю? - предложил тот, потянувшись к прикрытому войлочной шапкой чайнику.
        - Харар, возможно, выпьет, а я этого не практикую.
        - Иди сюда, Харар, мне пока еще требуется общество смертных.
        - Я стану магом! - возразил ученик, присаживаясь прямо на ковер рядом со столом.
        - Может быть. Но меня это не интересует, просто я привык пить горячую воду.
        - Что еще ты практиковал? - спросил Вендор. Теперь он был седобородым старцем, отрешенно глядящим сквозь стену.
        - Юлия… То есть Джул, хотела, чтобы я чаще занимался с ней всем тем, что помогает рожать детей.
        - Какая мерзость. Разве можно магу опускаться так низко? Вы родили хотя бы одного ребенка?
        Карцепос не стал отвечать сразу, сначала он разлил чай по фаянсовым кружкам.
        - Нет, мы никого не родили, даже напротив - убили множество молодых людей, чтобы Джул снова могла привлекать меня.
        - Какая глупая трата сил, - покачал головой Вендор.
        - Что ты знаешь о воде и земле? - спросил Карцепос, пробуя напиток - теперь он не казался ему таким ароматным, как прежде. Маг возвращался к своей сути, теряя человеческие качества и привязанности.
        - Совсем немного. Гильгум хотел убить меня…
        - Убить? - Карцепос распрямился. - Зачем ему это?
        - Теперь он служит Хивве. Помнишь, что это такое?
        - Еще не вспомнил, хотя именно к ней мы с Юлией и направлялись. Это какая-то черная пропасть.
        - Вот именно. Гильгум отчаялся встретить кого-то из нас и пошел в услужение к Хивве, как многие маги-одиночки.
        - Но зачем ему убивать тебя?
        - Наверное, Хивва боится, что Круг Четырех соберется вновь и тогда ей придется оставить этот мир. Гильгум - лучшее оружие для ее целей. Он искал тебя и Энверсая.
        - Если бы нашел - убил бы, - произнес Карцепос.
        - Разумеется, но я тоже искал тебя, потому что однажды сумел увидеть эту встречу с тобой, правда, меня сбил с толку связанный с тобой человек.
        - Связанный со мной человек?
        Карцепос поставил кружку на стол.
        - Да, связанный с тобой человек, - подтвердил Вендор, грея руки на появившемся в его руках посохе с синеватым кристаллом.
        Со стороны возвышения послышался треск, Карцепос оглянулся. Останки Юлии и ее искромсанная одежда приходили в движение. Подрагивая, словно на мельничном решете, они вращались, как водяная воронка, сжимаясь все сильнее и превращаясь в иссиня-черный шар. Еще мгновение - и шар рассыпался в тонкий пепел, который взметнулся к потолку и просочился наружу через щель в стене.
        - Хивва взяла ее к себе, - сказал Вендор.
        - Туда ей и дорога, - бесстрастно отозвался Карцепос. - О каком человеке ты говорил?
        - Это юноша, скорее мальчик. Он состоял на казенном довольствии без прав и пожеланий.
        - Ты говоришь о рабе?
        - Да. Сначала я подумал, что ты нашел для себя новую оболочку, но потом догадался, что этот юноша лишь носит в своей жизни твой след.
        Вендор пристально посмотрел на Карцепоса, ожидая объяснений.
        - Да, он был моим рабом. Я купил его для жертвоприношения, но он оказался не тем, кто был нужен нам с Юлией. Я искал потомственного торгаша, однако он оказался приемным сыном купца, к тому же довольно беспокойным - он пытался бежать.
        - И ты продал его казне?
        - Да. К тому времени я уже присмотрел другую жертву.
        - Значит, этот раб ни при чем? - не удержался от вопроса Харар.
        Карцепос уже собрался подтвердить это, однако заметил движение посоха Вендора.
        - Самый простой ответ еще не значит самый верный, - произнес тот.
        - Ты хочешь сказать, что мой бывший раб…
        - Бывший раб имперского чиновника по имени Карцеп, - поправил его Вендор.
        - Да, конечно. Так что же необыкновенного в этом рабе?
        - Я еще не знаю. Он слишком закрыт, возможно, это последствие его прошлой нелегкой судьбы или тяжкого заклятия. Мы с Хараром подбирались к нему совсем близко, но тогда не было полной ясности.
        - У тебя хороший посох, - неожиданно заметил Карцепос. - Это ламидиан?
        - Да, ламидиановое дерево, - сдержанно ответил Вендор. Среди магов было не принято оказывать внимание чужим предметам силы, но Карцепос долго оставался без практики, и ему были простительны некоторые промахи. - Уверен, твой был ничуть не хуже.
        - Наверное, - кивнул Карцепос. - Мне кажется, мои руки вспоминают его, однако куда он делся, я не помню.
        - Уверен, что ты вспомнишь, когда накопишь больше силы.
        - Хорошо бы… - качнул головой Карцепос и вздохнул: - Какая звезда была на нем?
        - Горный хрусталь. Иногда он становился серым, как пасмурное небо, иногда источал зимний холод. Случалось, принимал опаловый оттенок.
        - Это был цвет силы.
        Карцепос поднялся, достал из кошелька пару серебряных монет и положил на стол.
        - Мы ведь уйдем прямо сейчас, я правильно понял?
        - Правильно, - кивнул Вендор.
        - Гильгум уже спешит сюда, - заметил Харар и, опершись на собственный посох, поднялся с пола.
        - Ты можешь видеть это? - удивился Карцепос возможностям ученика.
        - Он всего лишь предположил, - пояснил Вендор. - Но это предположение близко к истине. Мы уходим.

10
        Молоканы вернулись с рассветом, Питер услышал плеск весел и, привстав, сумел разглядеть через сруб большую галеру.
        Вскоре о борт грохнул трап, и первой по нему пробежала исчезнувшая накануне команда - несколько моряков и четверо молоканов. Питер легко сосчитал их по тому, сколько раз скрипнул прогибавшийся под ними трап.
        Пробудившиеся гребцы стали быстро занимать места, чтобы предстать перед хозяевами в лучшем виде, однако никто из них на нижнюю палубу не спустился - пришел матрос с мешком орехов, оставил его на настиле и ушел.
        Гребцы разделили орехи и начали их старательно пережевывать - брюхо следовало беречь, поскольку даже безобидный понос мог стать поводом к немедленному увольнению за борт.
        Вскоре моряк вернулся, и гребцы, без команды, установили весла в срубы.
        - Ум! Ка-та! Ум! Ка-та! - начал отсчитывать ритм моряк.
        В пролом сверху заглянул молокан, встряхнул грязными лохмами и исчез. Галера плавно набирала ход, но сорокавесельной рядом видно не было - порядок движения поменялся, и она шла позади, на приличном расстоянии. Экспедиция молоканов вступала в район обитания морских змеев, и орки осторожничали, чтобы в случае чего не потерять весь отряд.
        - Ум-ката! Ум-ката!
        Моряк разгонял галеру несколько нервно, забывая, что за веслами сидят живые люди и их мышцам требуется разогрев. Гребцы стали обмениваться сердитыми взглядами - что толку гнать, ведь при таком темпе они скоро выдохнутся.
        Наверху невнятно рявкнул молокан, и моряк стал считать медленнее.
        Рыжий ухмыльнулся, Бычок, приподнявшись, выглянул в сруб. Становилось светлее.
        Следующие два часа гребцы работали в привычном среднем темпе, а галера продолжала двигаться на восток. На нижней палубе становилось все жарче, что свидетельствовало о полном дневном штиле.
        Пока гребцы, обливаясь потом, отбивали средний темп, на верхней палубе царила напряженная тишина. На носу галеры, рядом с возвращенными клетками с белыми ягнятами, стояли один из моряков и двое молоканов. Этот человек был единственным, к кому они относились с долей уважения, поскольку он бывал в здешних водах и знал многое из того, что помогло бы галере пробиться через обиталища змей к вожделенному Голубому Суринаму.
        - Что там-м, боцман? Что ты видищ-щ? - спросил молокан с обезображенной шрамом мордой.
        - Кажись… искрится чего-то. Звона не слышите?
        Боцман приложил ладонь к уху и всматривался в гладкую поверхность моря. Отсутствие волнения в районе морских змей было делом обычным, и появление спинного оперения чудовища можно было увидеть издалека.
        - Я не слыщу никакого звона, да? - произнес второй орк и посмотрел на командира. Тот пошевелил ушами, строя разнообразные гримасы, однако расслышать звона тоже не смог.
        - Как пойдет звон, нужно бросать ягненка. Главное - не проспать, - пояснил боцман.
        - Не проспать, - кивнул командир и, заметив, что другой молокан берет клетку с ягненком, толкнул его в плечо. - Зачем берещ, да? Убери руки, да?
        - Я - не проспать, - пояснил тот, поднял клетку и вдохнул запах ягненка. - Вкусн-а-а.
        - Звон! Я слышу звон! - вдруг завопил боцман. - Бросай!
        Орк поднял над головой клетку и швырнул по ходу галеры, в то время как под водой уже мелькали быстрые росчерки пробудившихся змеев.
        Вода вокруг галеры вдруг разом вскипела, по бортам несколько раз ударило, будто гигантским хлыстом, отчего в воздух полетели обломки весел. В панике закричали гребцы.
        Клетка с блеющим ягненком покачивалась на образовавшихся волнах, а под ней, будто молнии, проносились серебряные тела змеев, однако жертву они не трогали, пугая и озадачивая этим молоканов.
        - Пач-чему они не берут жертву? Пач-чиму? - закричал главный молокан, хватая боцмана за горло.
        - Я не знаю, хозя… ин! Не… знаю! - завопил тот, пытаясь разжать когтистые пальцы молокана. - Человека нужно… Человека!
        Хвост змея хлестнул через всю палубу и сшиб за борт кого-то из моряков. Остальные попадали на доски и стали расползаться в поисках укрытия.
        - Какого чилавэка?! - спросил молокан и отпустил хрипящего боцмана.
        - Нужно… нужно найти самого молодого… ваше благородие, я это так понимаю… И бросить змеям, другого средства я не вижу!
        - Бумо, ты слышал? - спросил орк на яни.
        - Слышал, командир, - кивнул второй орк и поспешил на нижнюю палубу, пока змеи не разнесли галеру в щепки.
        Их стремительные, сверкающие на солнце тела свивались в воде кольцами, хвосты рубили воздух, и вокруг стоял несмолкаемый звон, тот самый, который вначале силился услышать боцман. Это звон заглушал треск бортов галеры, крики моряков на палубе и доносившийся с нижней палубы вой, где перепуганные гребцы прощались с жизнью.
        За кормой со всей доступной ей резвостью поспешно разворачивалась сорокавесельная галера, там уже решили, что передовое судно обречено.
        Вскоре Бумо появился на палубе, волоча за цепь молодого гребца. Тот почти не сопротивлялся и выглядел подавленным - это был Питер.
        - Этот годытся? - указал на невольника главный орк.
        - Я не знаю! - прокричал в ответ боцман. - Наверное, годится, ведь он довольно молод!
        - Там сказали, что это Малой, - подтвердил Бумо, указывая когтистым пальцем на пролом в палубе.
        - Бросай! - скомандовал главный. Бумо легко подхватил начавшего упираться Питера и швырнул его прямо в свивающиеся клубки обеспокоенных змеев.
        Питер летел и кричал так, как никогда раньше. Он был так испуган, что даже не ощутил изменений, когда погрузился в морскую воду. Краешком ускользавшего сознания невольник надеялся, что смерть его будет легкой и ему не придется задыхаться в темной утробе морского чудовища. Детские игрушки, малкуд, лицо дяди и нескончаемые порядки туранской конницы - все в один миг пронеслось перед его глазами.

«Все, я готов. Готов. Ешьте меня», - мысленно согласился Питер и крепко зажмурился.
        Что-то коснулось его ног.
        - Ой! - закричал Питер и поджал ноги, при этом глотнул морской воды и закашлялся.

«Бе-е-е-е!» - жалобно блеял белый ягненок, его клетка качалась на волнах совсем рядом, но змеи никак не хотели брать этот подарок.
        Питер плохо плавал, но тут он ухитрялся держаться на воде, боясь нахлебаться до того, как дождется скорой расправы. А змеи проносились совсем близко, закручивая водовороты и затягивая страшные минуты ожидания…

«Бе-е-е!» - снова проблеял барашек. Мелькнула серебристая чешуя, лязгнули огромные челюсти, и змей ушел на глубину, а вместе с ним убрались и другие чудовища.
        - Они взяли барашка! Они взяли барашка! - стал кричать боцман, приплясывая на палубе.
        Питеру бросили канат, он вцепился в него, как перепуганный котенок в руку нашедшего его человека. Никаких мыслей в голове не было, радости Питер тоже не испытывал. Даже поднявшись на палубу, он шел, не чувствуя ее разогретой поверхности.
        - Малой - счастливий! Уррма! - пророкотал орк, еще минуту назад бросавший Питера на съедение змеям.
        - Пастой! - позвал главный орк и, подбежав к Питеру, с почтением дотронулся до его мокрого плеча. - Счастливый какой, уррма!
        Моряки стали сигналить большой галере, чтобы та возвращалась, - змеи ушли, и можно было двигаться к сокровищам Голубого Суринама.
        Совершенно онемевший, Питер спустился на нижнюю палубу, где столкнулся с жарким приемом своих товарищей, кое-кто из которых был свидетелем выпавших на его долю испытаний.
        - Мы видели, как ты упал в воду! Видели! - кричал Рыжий.
        - Думали, каюк тебе, Малой! Думали, все! - вторил ему Бычок.
        - Питер, ты живой! Питер! - радовался Крафт, и по его лицу катились слезы. Он уже считал себя «осиротевшим», а тут - такая неожиданность.
        За этой радостью уже никто не обращал внимания на двух зашибленных насмерть и троих покалеченных гребцов, пострадавших, когда змеи ударили по веслам.
        Весла уже заменили, для этого имелся специальный запас, но вот людей поменять было невозможно, теперь они лежали на настиле, и живые, и мертвые, ожидая своей очереди оказаться за бортом. Больные и раненые на нижней палубе были бесполезны.

11
        После короткого обеда гребцы снова налегли на весла.
        Раненых с ними не было, их вынесли моряки молоканов. Загребные заново перераспределились, чтобы оба борта гребли одинаково, и поход продолжился. Грести пришлось до полуночи, пока морякам не удалось промерить лотом глубину, чтобы бросить якорь.
        - Завтра, должно, Суринам увидим, - сказал кто-то в темноте, укладываясь на настил.
        - Неужто там и правда сокровищ видимо-невидимо? - спросил другой.
        - Должно, так и есть.
        - Есть-то они есть, - раздалось из другого конца, - да только змеи с ними никого не выпускают!
        - А хорошо бы домой вернуться да с полным карманом жемчугов, - со вздохом стал мечтать Рыжий.
        - Ты громче ори, - оборвал его Бычок. - Тогда тебя хозяева прямо сейчас за жемчугом отправят.
        Его замечание подействовало на всех, разговоры прекратились.
        Питер лежал на спине и через пролом в верхней палубе смотрел на звезды. В здешнем небе они были необыкновенно яркими.
        После нескольких часов тяжелой работы чувства постепенно вернулись к нему, и теперь он вспоминал, как барахтался в воде и как выглядели проносившиеся рядом змеи. Запомнить удалось только серебристые многогранники, из которых были составлены шкуры чудовищ.
        Устав от нелегких воспоминаний, Питер вздохнул и, перевернувшись на бок, хотел по привычке придержать цепь на поясе, чтобы не звенела. Но ее не было - должно быть, потерял, когда барахтался в воде.

«Ну и ладно, это не я снял, это - змеи, - сказал он про себя, чувствуя, как погружается в сон. - А с них и взятки гладки».
        Питеру снилась лунная ночь и струившиеся в лунном свете морские змеи. Только смотрел он на них не с палубы галеры, а как будто летал неподалеку. Во сне змеи не казались столь ужасными, как тогда - среди волн. У них были большие блестящие глаза и огромные, как парус сорокавесельной галеры, спинные оперения.

«Возьмите меня к себе, змеи, я тоже умею летать!» - попросил их во сне Питер.

«А кто ты такой?» - спросил змей, на длинной шее которого болталась потерянная цепь Питера.

«Я - Питер Фонтен, я гребец на галере».

«Ты не Питер Фонтен», - ответил змей. И тотчас налетела буря, тучи заслонили луну, и стало темно. Питер открыл глаза и увидел, что все гребцы торопливо занимают места, а в проходе «колодца» стоит вчерашний знакомец - молокан Бумо.
        - Пошевеливайся, Малой, если не хочешь, чтобы башку откусили, - прошипел Рыжий, и Питер тотчас очнулся. Он перепрыгнул через колени Рыжего и приземлился на свое место.
        - Ум-ката, ум-ката! Наддай! - закричал в пролом боцман. Питер поднял голову, но не узнал его. Лицо боцмана посерело, а одного уха как не бывало.

«Может, у него и не было этого уха?» - подумал Питер, налегая на весло. Потом зажмурился и посмотрел снова.
        - Ум-ката, ум-ката! - командовал боцман, однако теперь он был и румянее, и с ушами у него все было в порядке.

«Вот это да! Выходит, я сплю?» - поразился Питер.
        - Эй, Малой, да ты спишь, что ли? - начал сердиться Бычок.
        - Извини, это я после вчерашнего, - ответил Питер и стал внимательнее следить за темпом.
        - Ум-ката, ум-ката! Ум!
        - Ум-ката, навались! Ум-ката!
        Питер греб и греб, следя за дыханием - в первый час следовало налаживать легкие. Это уже после, в разгоне, можно и парой слов перекинуться, а первый час - разогрев. Это было железное правило всех галерных.
        - Куда ж… гребем-то?… - спросил Рыжий, не обращаясь ни к кому.
        Питер скосил на него глаза и от ужаса едва не потерял темп - из груди Рыжего торчала позеленевшая медная рукоять старинного кинжала.
        - Должно совсем… уже близко… - продолжал разговаривать Рыжий.

«Дышать, главное - дышать, - начал уговаривать себя Питер. - Это после вчерашнего, это пройдет».
        - Малой, уррма! Малой! - прохрипел совсем рядом молокан. Питер повернул голову и едва не закричал - к нему обращалась отрубленная голова орка, которую тот держал в руках.
        - Малой, уррма! Уррма, Малой!
        Питер зажмурился крепко, как мог. «Дышать, главное - дышать… Это пройдет…» А голова расхохоталась, ее хозяин повернулся и пошел к «колодцу».
        - Ты им… понравился, - заметил Рыжий. Питер осторожно приоткрыл один глаз и с облегчением убедился, что Рыжий цел и невредим.

«Это пройдет…»
        - Ох и болтлив же ты… Рыжий… - сказал Бычок. Галера катилась по воде, словно смазанная маслом, теперь можно было поговорить.
        - Эй, у срубов, куда катим, что там видно? - крикнули с середины нижней палубы.
        - Вода там! - ответил Бычок с какой-то злобой.
        - А у нас - сорокавесельная! - крикнули с другого борта. - Обходит, первой к жемчугам быть хочет!
        - Ага, как со змеями воевать, так мы, а за жемчугами они первые, - в том же тоне прокомментировал Бычок. - Поубивал бы всю эту сволочь.
        - Ты о ком, земляк? - усмехнулся Рыжий.
        - А хоть бы и о тебе. Надоел ты мне, сил нет.
        - Это ты зря, я ж тебя люблю, как родного! - начал дурачиться Рыжий.
        - Земля! Земля, так вас разэдак! - закричали с верхней палубы, Питер узнал голос боцмана. - Ваше благородие, он самый - Голубой Суринам!
        - Вах, уррма! - после некоторой паузы отозвался главный орк на галере.
        - Уррма!
        Это уже был голос Бумо. На верхней палубе начались какие-то пляски, стали раздаваться дикие выкрики. Потом в пролом просунулось лицо вконец обезумевшего боцмана.
        - Ум-ката, сукины дети! Ум-ката, ката, ката, ката!
        Не зная дистанции до суши, гребцы стали послушно разгоняться. Разговоры стихли, шутки остались позади, гребцы снова выкладывались по полной.
        Наверху и где-то еще - должно быть, на сорокавесельной, - кричали не переставая. Гребцы прислушивались к этим крикам и не заметили, как застучала под днищем галька, а затем последовал сильный удар, и судно село брюхом на песок.
        Наверху взревели еще громче, а потом и люди, и орки, судя по плеску воды, стали прыгать за борт.
        Неподалеку так же шумно высаживались с сорокавесельной.
        - Неужто прибыли? - недоверчиво сказал Рыжий, наклоняясь через Питера, чтобы заглянуть в сруб.
        - Так и есть - Голубой Суринам… - хрипло подтвердил Бычок. Его подбородок затрясся, на лице проступили капли пота, и он вдруг закричал тонким визгливым голосом:
        - Жем-чу-га, брат-цы! Жем-чу-га по все-му бе-ре-гу!
        Этот крик разом вывел из равновесия всех галерных, они соскочили со скамеек и бросились к единственному выходу. Питер тоже было вскочил, но, обернувшись, увидел Крафта, который сделал ему знак не спешить.
        - Вместе пойдем! - крикнул он.
        У трапа уже закипала драка - всем не терпелось выйти на палубу немедленно, ведь без них могли разобрать все сокровища острова.
        Наконец, с разбитыми носами и рассеченными лбами, галерные рабы вырвались на верхнюю палубу и, обгоняя друг друга, стали прыгать за борт.
        - Пошли? - спросил Питер.
        - Пошли, - кивнул Крафт. - Только быстрее, а то все расхватают!
        Они быстро поднялись на палубу и остановились, удивленные видом большого острова с лазурными горами и удивительной прибрежной полосой, засеянной крупными жемчужинами вместо гальки.
        - Возможно ли такое, Питер? - воскликнул Крафт.
        - Это похоже на сон. Даже если не искать рубины, а довольствоваться только жемчугом, мы станем богатеями, Крафт!
        В сорока ярдах стояла брошенная сорокавесельная. Судя по низкой осадке, она пробила о камни дно и теперь некрасиво завалилась набок, но это никого не интересовало - вся ее команда, вместе с гребцами, тоже убежала на остров собирать сокровища.
        - Ну, пошли! - нетерпеливо сказал Крафт и, перемахнув за борт, по пояс погрузился в морскую воду. Питер последовал его примеру. Дно было мягким из-за слежавшихся мелких жемчужин. Но стоило приятелям пройти несколько шагов, как им стали попадаться особенно крупные разноцветные жемчужины, каждая размером с голубиное яйцо. Некоторые имели опаловый оттенок, другие голубой. Попадались темно-синие или совсем черные - самые дорогие.
        Приятели быстро наполнили небольшие карманы в складках бахота, где обычно прятали небольшие запасы орехов. Теперь остатки орехов были выброшены, но карманов не хватало, и часть сокровищ пришлось держать в руках, а Крафт самые крупные жемчужины спрятал во рту.
        - Эй, посмотри, - сказал Питер, распрямляясь. Сразу за их галерой стояла еще одна, с остатками паруса и снастей. Должно быть, она находилась здесь не один год, но за ней виднелось еще одно судно, куда более ветхое. Мачта на нем еще держалась, но от паруса уже ничего не осталось.
        Питер посмотрел в другую сторону - и там, за сорокавесельной, по всему берегу виднелись брошенные суда в разных стадиях разрушения. Пять, десять, двадцать лет назад… Остовы одних едва виднелись над водой, о других напоминали лишь несколько выброшенных на берег фрагментов из почерневшего дерева.
        - А что ты удивляешься? Мы же здесь не первые! - воскликнул Крафт. - Хорошо бы найти какой нибудь мешок, а то мы так много не соберем.
        - Да. Может, пошарить на сорокавесельной, там наверняка много всякого добра? - предложил Питер, однако взглядом то и дело возвращался к скелетам кораблей прошедших эпох. Здесь было их древнее кладбище.
        - Ладно, пошли в гору! Наши-то все туда убежали!
        - Почем ты знаешь, следов-то нет!
        - Следов нет, но я нюхом чую, - сказал Крафт и быстро зашагал по жемчужной гальке. Питер поспешил за ним.
        - Тут ведь не только жемчуга на берегу, тут рубины в ручьях, изумруды в травах! Тут такое, что даже присниться не может! - громко рассказывал Крафт, возбуждаясь от собственных фантазий.
        - Откуда ты знаешь про рубины? - спросил Питер, оглядываясь на галеру.
        - О Голубом Суринаме моряки в каждом порту треплются, я много раз слышал!
        - Смотри, что это там?
        - Где?
        - Да вот же! - Питер отбежал на несколько шагов и среди редкой травы увидел разбросанные в беспорядке выбеленные солнцем человеческие кости.
        - Не отвлекайся на всякую чепуху! - сказал Крафт и прибавил шаг. Лес в предгорьях был виден очень хорошо, там, вне всякого сомнения, можно было набрать рубинов.
        Они заспешили дальше по осыпающемуся песку с крупинками золота, по островкам травы, среди которой поблескивали мелкие изумруды. Они спешили так, что стало сбиваться их крепкое дыхание.
        - Давай, Питер, не отставай! Лес уже рядом… Минуем низинку, а там…
        Крафт не договорил, поскольку в этот момент перед ними открылась низина, застеленная человеческими костями - и старыми, и недавними скелетами в кольчугах и шлемах, посеченных топорами и мечами, что валялись тут же.
        Среди проросшей травы лежали рассыпанные изумруды и крупные слитки золота. На дне разрубленной корзины тускло светилось несколько рубинов.
        - Видать, не поделили, - сделал вывод Крафт, перешагивая через распростертый скелет воина.
        - Да тут не один раз делили - ты посмотри, кости-то разного времени.
        - А нам какое дело?! - неожиданно нервно закричал Крафт. - Пока мы тут любуемся, другие самые крупные изумруды расхватывают! Давай бегом, а то с одним жемчугом останемся!
        Этот крик словно подхватил Питера, зажег его воображение. Действительно, чего прохлаждаться, если есть возможность взять все самое лучшее.

12
        Спустя короткое время они уже бежали под тенистыми кронами высоких деревьев. И сразу первая находка - огромный изумруд! Питер бросился к нему первым, но Крафт опередил его, выхватив сокровище из травы в мгновение ока.
        - Что, приятель, не успел? - усмехнулся он и злорадно расхохотался: - Не зевай, тут с тобой никто делиться не будет, что схватил, то - твое.
        Теперь Питер стал с утроенной энергией заглядывать под кусты, решив ни за что не отдать свою следующую добычу.
        Второй изумруд он успел схватить первым, вызвав недобрую ухмылку Крафта.
        - Слышь, нам их куда-то складывать нужно, давай сплетем из багульника по корзинке - это быстро.
        - Я не умею, - ответил Питер, продолжая поиски.
        - Я тебе сделаю, только ты мне потом отдашь один большой камень, понял?
        - Хорошо, - согласился Питер, уже решив, что обманет Крафта.
        - Опа! Вот и мой грибочек! - воскликнул тот, подхватывая из травы крупный изумруд редкой расцветки. - Ну-ка посмотри, деревенщина, видишь, как искать нужно!
        - Вижу, - процедил Питер сквозь зубы. Этот новый камень Крафта манил его, волновал, и ему очень хотелось стать единственным обладателем этой чарующей красоты.
        Взгляд Питера упал на сухую ветку. Если правильно надломить ее, один конец получится острым - как наконечник пики.
        - Не отставай, дальше их станет еще больше! - позвал ушедший вперед Крафт. - Скоро будет ручей, а в нем рубины и золото.
        - Откуда ты знаешь?
        - Водой пахнет!
        - Водой ему пахнет… - пробурчал Питер, догоняя соперника. - Ты когда мне корзину сделаешь?
        - Уже делаю… - отозвался Крафт. Он на ходу срывал тонкие ветки и быстро сплетал из них нечто наподобие грубого колпака.
        Питер внимательно приглядывался к каждой искорке в траве, но большей частью ему попадали маленькие изумруды, и он продолжал искать дальше. Странное дело, но среди травы ему не попадались насекомые. Птицы в этом лесу тоже не пели, и ветер не шевелил ветви деревьев. С другой стороны, часто встречались свидетельства пребывания здесь других людей - потерянная подковка от башмака, смятое медное колечко, фигурный обломок деревянной ложки.
        Лес стал реже, впереди посветлело.
        - Вон он, ручеек! - сказал Крафт, останавливаясь. - На, возьми, вот твоя корзинка.
        - А твоя?
        - И моя при мне, - усмехнулся Крафт, показывая вторую, почти вдвое большую, чем та, которую он приготовил для Питера. - Не забудь, с тебя большой камень, сам выбирать буду.
        - Хорошо, - кивнул Питер, отводя взгляд.
        Вдруг послышались быстрые шаги и хриплое дыхание. Из-за кустарника на другой стороны ручья выскочил кто-то из галерных и побежал вдоль воды, прижимая к себе снятый с кого-то бахот. На плече беглеца кровоточила рана.
        - Ух ты, наверное, там хорошая пожива!
        - Где? - деловито осведомился Питер.
        - Ниже по течению, откуда этот дурик сбежал. Только надо дубины заготовить, а то и убить могут.
        - Если сухую ветку правильно сломать - пика будет… - скороговоркой произнес Питер.
        - Это ты хорошо придумал, нам, копейщикам, это самое лучшее оружие.
        И они взялись ломать подходящие ветки. Получилось не с первого раза, однако вскоре у Крафта была почти настоящая пика с коротким острым наконечником. У Питера получилась покороче и покривее, зато с длинным щепкой - лезвием.
        Тишину молчаливого леса вдруг рассек тонкий, полный ужаса крик, который тут же оборвался.
        - Что это? - спросил Питер, не останавливаясь.
        - Дележка, приятель, видно, камушки там и впрямь огромные.
        - Смотри, рубины, - сказал Питер, указывая на сверкавшие на дне ручья камни.
        - Мелкотня, дальше больше будут.
        Они миновали поворот и за большим валуном обнаружили тело галерного без бахота. Эти линялые тряпки теперь ценились очень дорого - в них можно было складывать сокровища.
        - Я его узнал, это - Трунт, - сказал Питер.
        - Я тоже узнал. Стой! Тихо!
        Они остановились, стараясь дышать потише, но хриплое дыхание рвалось наружу. Откуда-то издалека доносился шум настоящего боя - звон мечей, крики и даже подобие команд.
        - Переждать надо, пусть перебьют друг друга, тогда нам достанутся их камешки, - подвел итог Крафт, и они стали взбираться по крутому склону - поближе к лесу.

13
        Пробравшись вдоль густого кустарника, Питер и Крафт вышли к небольшой, образованной ручьем запруде. По ее берегам в разных позах лежали бездыханные тела. Двое из них принадлежали матросам с галеры Питера и Крафта, еще четверо - гребцам с сорокавесельной. Те, кто напал на них, забрали одежду и засаленные бахоты, чтобы складывать богатства.
        Еще одно тело плавало посреди запруды лицом вниз, и замедленное течение ручья вращало его на месте.
        - Смотри, там, на дне, - огромные рубины! - закричал Крафт и побежал по склону, Питер последовал за ним. Азарт разгорался в нем все сильнее, и оба приятеля обрушились в запруду, подняв брызги и не обращая внимания на следы недавней трагедии.
        Рубины здесь были и впрямь крупные - некоторые даже побольше голубиного яйца. За особенно ценные экземпляры между Питером и Крафтом разгоралась борьба с толчками и ругательствами, а за редкий желтоватый камень они даже схватились не на шутку, но Крафт оставил свою пику на берегу, а Питер держал оружие при себе. Он направил острие на Крафта, и тот был вынужден отступить, переведя все в шутку.
        Когда все лучшие камни были собраны, Питер заметил, что у плававшего в воде трупа, помимо других ран, отсутствует ухо. Решив проверить догадку, он перевернул тело и узнал боцмана. Тот выглядел именно так, каким привиделся Питеру тогда, на нижней палубе.
        - Пойдем, здесь уже ничего не осталось, - позвал Крафт, уходя дальше по берегу.
        - Иду, - ответил Питер. Выбрался из запруды и с задумчивым видом пошел следом.
        Следующие пару часов они провели в лихорадочных поисках, однако каждая находка подстегивала не только азарт, но и соперничество, заставляя настороженно коситься в сторону друг друга. Брала свое и разыгравшаяся зависть - каждому казалось, что у другого в корзинке камни и крупнее, и искристее.
        Когда натыкались на жертв дележки сокровищ, ненадолго приходили в себя, считая тех, кого знали. Питер нашел здесь и Бычка, и Рыжего с кинжалом в груди, и орка Бумо с отсеченной головой - все подтверждало его прежние видения.
        Где они находились и в какую сторону шли, Крафт и Питер давно уже не понимали, волоча чужие корзины с сокровищами и поминутно что-то роняя. Когда переходили сырые балки или небольшие долины, обязательно натыкались на останки прежних охотников за сокровищами. Здесь были кости людей, орков и вьючных животных, на которых намеревались вывозить богатство на берег. Почерневшая сталь клинков, позеленевшая медь доспехов и оскаленные, в нелепых улыбках, черепа.
        При виде этих картин внутри Питера что-то вздрагивало, какая-то мысль пыталась пробиться, обратить на себя внимание, но все затмевалось новой гонкой, желанием собрать как можно больше драгоценностей.
        Схватки между приятелями-соперниками стали вспыхивать все чаще, и каждая последующая была жестче предыдущей. Приближалась развязка, которая должна была навсегда оставить их на этом «счастливом» острове. Местом, где бывшим товарищам суждено было убить друг друга, оказалась светлая роща, куда они пришли, уже выбиваясь из сил. Утопая в мягком мху, Питер и Крафт сгибались под тяжестью много раз перебранных и переложенных узлов.
        - Эй, смотри, там еще один, - сказал Крафт, заметив очередной скелет, который лежал, привалясь к широкому стволу дерева. Это был не простой солдат, а, скорее, владелец галеры или даже целой флотилии. На нем была кованая кольчуга, отделанный золотом шлем. Клочья потускневшей парчи указывали на то, что при жизни этот человек любил нарядные и дорогие платья. Устало привалясь к дереву, он и теперь обнимал три истлевших туеска с крупными синеватыми камнями и, должно быть, до последнего мгновения ощущал себя самым богатым на свете.
        - Самые большие - мои! - объявил Крафт, наставляя на Питеру свою пику.
        - Бери… - отмахнулся тот, хотя еще полчаса назад вступал в драку за каждый камешек, о чем свидетельствовали ссадины и порезы по всему телу - и у него, и у Крафта. Они должны были убить друг друга, но… Питер вдруг почувствовал странную апатию.
        - Вот и мы так… - сказал он, бросая ношу и опускаясь на траву.
        - Что?! - переспросил Крафт, одной рукой торопливо перекладывая синие камни в переполненный узелок, а другой крепко держа пику.
        - Этот человек надеялся, что выживет и вернется с богатством домой, но получил в спину стрелу…
        - Стрелу?
        Крафт осмотрел останки и увидел застрявший между ребер проржавевший наконечник.
        - А ты глазастый! Вот только самые большие камешки почему-то первым обнаруживаю я, а не ты, деревенщина!
        - Они мне больше не нужны, Крафт…
        - Чего?
        Напарник недоверчиво посмотрел на Питера, затем его глаза скользнули по оброненным узлам с камнями. Некоторые вывалились на траву и теперь не отпускали внимания Крафта.
        - Ты хочешь сказать, что я могу… взять твои камни?
        Задав этот вопрос, Крафт обеими руками ухватился за пику и наставил ее на Питера, ожидая какого-то подвоха. Ну мыслимое ли дело отказаться от такого богатства?
        - Забирай все, мне это больше не нужно, - подтвердил Питер и отошел на несколько шагов.
        - Ха-ха! Ну и дурак! - воскликнул Крафт и бросился к сокровищам Питера. Сначала он хотел выбрать лучшее, но лучшее было - все! Питер тоже отбирал все самое лучшее, так что Крафту невозможно было сделать выбор. Он стал подтаскивать узлы Питера поближе к своим, приговаривая:
        - Ну, дурак, ну, ненормальный… Деревенщина…
        - Скоро будет вечер, а у нас нет еды.
        - Я не голоден, - обронил Крафт, лихорадочно ощупывая новые поступления, словно юнец - прелести хмельной проститутки.
        - Я иду искать галеру, там остались орехи и курага, - сообщил Питер и, повернувшись, пошел прочь.
        - Скатертью дорога, придурок! - привычно ответил Крафт, но затем по-другому глянул вслед уходящему приятелю: - Эй, Питер, постой! Я возьму свои камни!
        - Я не буду тебя ждать - догоняй.
        - Нет, ну как же?
        Крафт стал растерянно оглядываться, пытаясь найти что-то, что помогло бы ему волочь на себе весь этот груз, но Питер уходил все дальше, а он оставался возле скелета.
        В конце концов Крафт взвалил на себя свой прежний груз и прихватил пару узелков Питера.
        - Постой, Питер! Постой, я уже иду!
        Однако напарник шел слишком быстро, и Крафт не поспевал. К тому же жадность Питера уже не подпитывала жадность самого Крафта, и та, в одиночку, начала сдавать позиции.
        Вконец вымотанный, Крафт остановился, посмотрел с тоской на удаляющегося Питера, а затем бросил с таким трудом собранные сокровища, оставив себе лишь небольшой узелок.
        Вскоре он нагнал Питера.
        - Я с тобой, - запыхавшись, сообщил он.
        - А как же сокровища? - ухмыльнулся тот.
        - Вот, - ответил Крафт, показав оставшийся мешочек с желтоватыми рубинами.
        - Брось, - сказал Питер, глядя перед собой.
        - Ты с ума сошел, это же последнее, что у нас осталось! - Крафт прижал камни к груди, боясь даже подумать, что и их придется оставить.
        - Неужели ты еще не понял, что эти сокровища - как пламя для мотылька. Они привлекают, но не позволяют овладеть собой. Этот остров - огромная ловушка, никто не уходит отсюда живым, пока остается во власти золота и цветных камешков. Крафт, неужели ты не понял этого, видя эти горы костей в каждой яме? Этот остров собирает свои жертвы столетиями, а может, и тысячелетиями, то, что мы с тобой еще не убили друг друга, - чудо!
        - Да. - Крафт опустил руку с мешочком и, вздохнув, уронил его в траву.
        - Идем, - сказал Питер и пошел вперед, туда, где в конце долины снова начинался подъем.
        - И что ты теперь думаешь делать?
        - Для начала нужно вернуться к галере, там есть хоть какая-то еда. Здесь я не видел ни ягод, ни рыбы в ручье, здесь ничего нет.
        - Да, я тоже это заметил, - вздохнул Крафт. Он все еще переживал о брошенных сокровищах.
        Выбранное Питером направление оказалось верным, и через какие-то полтора часа приятели вышли из леса недалеко от того места, откуда начинали поход за сокровищами.
        Теперь они спускались по песчаным наносам, оставляя позади заколдованный лес и бесчисленные сокровища. Внизу, совсем рядом, блестела жемчугом прибойная полоса, но приятели устали и кое-как плелись по песку и нагретым солнцем золотым слиткам.
        Потерявший все свои сокровища Крафт по привычке нагибался за особенно крупными жемчужинами, но, встречаясь со взглядом Питера, нехотя оставлял их.
        - Ну и что нам теперь делать? - спросил он, когда приятели остановились напротив своей галеры.
        - Поднимемся на борт, проверим запас воды, орехов, может, и еще чего-нибудь найдем.
        - А потом?
        - Будем ждать ветра. - Питер посмотрел по сторонам и вздохнул. Полуразрушенные остовы брошенных судов еще держались лишь потому, что никогда не испытывали настоящей силы ветра. Здесь всегда был штиль.
        - Здесь всегда штиль, - произнес вслух Крафт.
        - А водоросли откуда? Смотри. - Питер подошел к засохшей гирлянде и поддел ее босой ногой. - Вон как далеко от воды - значит, бывают волны…
        - А как нам поможет ветер, если галера на мели?
        - Ну… Если ветер будет с берега… Он может снять галеру с мели.
        - Это только мечты, Питер.
        - Давай хотя бы осмотрим кладовой трюм - определим, сколько у нас воды, сколько орехов.
        - Тогда можно и на сорокавесельную наведаться, - добавил Крафт. - Там всякого добра поболе будет. Может, даже лодка найдется, а?
        - Ты поплывешь на лодке через кольцо морских змеев? - искренне удивился Питер и стал заходить в воду. Воспользовавшись случаем, Крафт поднял несколько крупных жемчужин и спрятал в складках бахота.
        Помогая друг другу, приятели взобрались на борт по обрывку каната и обнаружили, что за время их отсутствия на палубе ничего не изменилось - те же тряпки, потерянные в спешке мелочи: пуговицы и кожаные шнурки. Несколько пятен крови - последствие подбитых носов галерных, когда те устроили потасовку у трапа.
        - Пойдем в кладовку, - сказал Питер, и они спустились по скрипучему трапу в кладовой трюм.
        Внутри было темно, жарко и пахло прогорклым оливковым маслом. Прежде здесь хранились сушеное мясо, рыба, фрукты и крупа, теперь же остались только пять мешков орехов и пара связок подточенной жучком сушеной рыбы.
        Однако больше всего Питера интересовала пресная вода. Она хранилась в двух огромных, поставленных в деревянные обоймы амфорах. Этого запаса команде хватало на два месяца, но сейчас воды оставалось меньше. Питер постучал по одной амфоре - она оказалась пустой. Другая была заполнена примерно на две трети.
        Помимо продуктов и воды, под нижними полками обнаружился большой запас дровяных щепочек, старательно наколотых коком. В прежние времена матросы каждый день ели горячее.
        - Порядок, - улыбнулся Крафт. - Значит, не пропадем.
        - Если выберемся с острова, - добавил Питер.
        Они снова поднялись на палубу, где не было теперь ни камбуза, ни любовно обустроенных покоев капитана, ни даже палубной тюрьмы - синдона. На его месте осталось несколько расщепленных досок, обильно политых обесцвеченной от времени и солнца кровью, что говорило об участи оставшихся в синдоне узников.
        - Ты думаешь о Густаве? - спросил Питер.
        - Да, - сказал Крафт, глядя на обломки. - Наверное, даже я не сделал бы ему хуже, если бы он попался мне в руки.
        - Продал нас в надежде добраться до своих коровок в литонском крае, а вышло вон как.

14
        Неожиданно по разогретой палубе пробежала волна прохлады. Легкий ветерок тронул незакрепленный конец паруса, и тот вздрогнул.
        - Ты чувствуешь это? - спросил Крафт, ловя прохладу раскрытыми ладонями и вдыхая ее полной грудью.
        - Если ветер окрепнет, он сможет снять нашу галеру с мели! - обрадовался Питер.
        - Ну конечно, разбежался… Это всего лишь этот, как его… легкий бриз!
        Новый порыв ветра так хлопнул уголком паруса, что Крафт воскликнул:
        - Вот это дал! Похоже, нам есть на что надеяться! Давай развернем парус, Малой!
        - Я никогда этого не делал, - развел руками Питер, наблюдая за тем, как над островом сворачиваются спиралями зарождающиеся грозовые тучи.
        - Тут и делать нечего! Ты лезь по этой снасти, а я по другой - нужно развязать концы веревок, и тогда парус сам развернется.
        - Ну, давай попробуем.
        То, что с палубы выглядело не столь уж сложным делом, оказалось не так просто. Растянутые веревочные лестницы скручивались, запутывали руки и ноги. Кое-как Питер все же приноровился, но, когда забрался на самый верх, у него закружилась голова.

«Спокойно, здесь каких-то двадцать футов!» - начал он успокаивать себя, однако усиливающийся ветер раскачивал лестницу все сильнее, а собранный парус начинал вибрировать и пузыриться, требуя отпустить его на волю.
        К счастью, освободить завязки оказалось несложно, они были завязаны специальным узлом и мгновенно распускались, стоило лишь дернуть за свободный конец.
        Ветер развернул освобожденный парус, и тот ударил по матросам-новичкам, словно доска. Питеру отсушило руку, и он едва не сорвался, а Крафт повис на руках, когда из-под ног вырвало лестницу.
        С большими трудностями, добавив себе синяков и ссадин, приятели все же сумели выпутаться из снастей и спуститься на палубу. Тем временем ветер окреп настолько, что мачта начала скрипеть и потрескивать, однако этого было мало, чтобы столкнуть галеру с мели.
        Вот задрожала палуба, в какой-то момент Питеру показалось, что галера начала двигаться, но нет, песчаное дно держало ее слишком крепко.
        - У нас не хватает паруса - надо бы развернуть его правильно, но мы в этом ничего не понимаем! - прокричал Питер сквозь свист трепещущих на ветру снастей.
        - Почему ты не отпускаешь нас, остров?! Мы же все оставили - ничего у тебя не взяли!
        Внезапная догадка заставила Питера повернуться к товарищу:
        - Ты ведь ничего не взял с собой, Крафт?
        - Ну… самую малость! Всего пять жемчужин, они помогут нам выжить, когда мы выберемся отсюда!
        - Крафт, мы никогда не выберемся, а если нас и отнесет от берега, морские змеи побеспокоятся о том, чтобы мы остались в море навсегда! Выбрасывай немедленно!
        Делать было нечего, Крафт размахнулся и забросил жемчуг так далеко, что он запрыгал по палубе низко осевшей сорокавесельной галеры.
        - Ну и что? - с вызовом спросил он, подставляя ветру руку - тот как будто начал стихать. - Мы зря выбросили наш жемчуг!
        Ответить Питер не успел, потому что порыв ветра ударил в парус с такой силой, что днище галеры заскрипело по песку и судно сошло с мели.
        Однако радоваться было рано: то, что помогло напарникам, теперь могло погубить их - галеру стало разворачивать, и она могла затонуть, если бы легла набок и набрала через срубы воды.
        - Нужно скорее развернуть ее! - закричал Крафт, стараясь перекрыть шум ветра. - Скорее к рулю!
        Они бросились к начавшей заворачивать корме и вцепились в болтавшийся ворот.
        - Давай влево, влево наваливайся! - командовал Крафт.
        Судно отозвалось на поворот руля и стало разворачиваться быстрее. Заскрипели шпангоуты, в срубы стала заливаться вода. Питер ухватился за край борта, чтобы не вывалиться. Казалось, еще немного - и судно ляжет на воду, но инерция помогла галере пройти опасное положение. Парус встал как надо и запел, завибрировал от страшной силы, что раздувала его и грозила сорвать вместе с мачтой.
        Прыгая с волны на волну, галера с огромной скоростью понеслась прочь от берега. Питер оглянулся, чтобы посмотреть, виден ли еще остров, но вместо берега перед ним предстала флотилия из всех галер, что когда-то приставали к Голубому Суринаму. Призраки истлевших у берега судов легко скользили над самой водой, а их команды, стоя на палубах, махали вслед уходящему судну.
        Видение длилось всего несколько мгновений, а потом Питер увидел утлые останки, которые несло в море. Одна за другой, разваливаясь на куски, галеры исчезали в бушующих волнах, дольше всех держалась сорокавесельная. Вскоре и она, содрогнувшись всем корпусом, погрузилась в пучину, махнув на прощание вершиной мачты.

15
        По пыльной пустынной дороге, что вела из горного урочища в портовый город Исфаган, опираясь на посохи, шли трое путников в темных истрепанных хламидах с низко опущенными на лица капюшонами. При виде всадников или редких экипажей они покорно освобождали дорогу и пережидали на пыльной обочине.
        Дорога эта, как и все другие в округе, была неспокойная, за каждым ее отрезком следила какая-нибудь банда.
        В основном это были тураны, их подвижные отряды, словно волчьи шайки, мелькали то тут то там. Карсаматы попадались реже - они слишком опасались более многочисленных конкурентов.
        И совсем уж редко дорогу путникам пересекали орки-молоканы, новые хозяева выжженных туранами земель.
        По договору императора Рамбосы Лучезарного с тиранами Хиввы три портовых города на Савойском море все еще оставались под властью императора и не подвергались разорениям, как все остальные селения в округе. Пока Хивве было достаточно и того, что отдал Рамбосса, и она накапливала силы, чтобы передвинуть священный камень Каиппу от крепости Арум в глубь территории империи.
        О намерениях Хиввы император, конечно же, знал, но, чтобы выиграть время и собрать войска из самых дальних гарнизонов, отдал часть владений на разграбление, а подданных на полное истребление. Однако очищенные от людей земли не пустовали, на них ставили свои хутора и поселения пришедшие из Хиввы орки-молоканы. Как и те, кто жил здесь прежде, они крестьянствовали, разводили свиней и поливали огороды, но это был народ Хиввы, и в каждом доме молоканов находился свой священный камень - маленькая копия Каиппы, опоры всеядной Хиввы.
        Распространяя свои дома, хутора и дворы, они создавали новую возможность для продвижения Хиввы.
        - Как долго нам еще идти? - спросил один путешественник другого, седобрового старца.
        - К вечеру будем в Исфагане.
        - Признаться, я думаю о чашке чая.
        - Как можно, Карцепос? Маг не должен стеснять себя требованиями плоти.
        - Я знаю, но еще недавно мне приходилось жить жизнью людей. Не так-то легко освободиться от их привязчивых привычек.
        - Попить чайку было бы не лишним, - согласился Харар.
        - Полагаю, ты не думаешь, что я потрачу часть силы, чтобы поставить на обочине караван-сарай? - поинтересовался Вендор.
        - И в мыслях не было, просто мы могли бы зайти в одну из придорожных таверн, а не ждать до самого Исфагана.
        - Все придорожные таверны разрушены - везде побывали тураны. Но, может, ближе к городу что-то и попадется, скажем, часа через два.
        Карцепос поднял голову и посмотрел на лишенное облаков небо. Горячий воздух струился по высохшей долине, в которой не было ни единой зеленой травинки.
        - Что ж, будем ждать, - сказал он.
        - Да, я тоже еще могу идти, - отозвался Харар.
        Впереди показалось облако пыли, а затем и несколько черных точек - всадников. Даже издали было видно, что это тураны, и путешественники отошли на обочину переждать, когда те проедут.
        Вскоре мимо пронесся отряд разбойников. Обычно привязываясь к каждому бродяге, в этот раз они в сторону путников даже не посмотрели и поскакали дальше по своим туранским делам.
        Не дожидаясь, когда осядет пыль, путешественники вышли на дорогу и продолжили путь.
        В Исфаган они шли по велению Вендора. Он сказал: я жду вестей с моря, мы пойдем в Исфаган.
        Карцепос не возражал, он пока не обладал никакой инициативой, поскольку находился по дороге от человека Карцепа к магу Карцепосу. Харар и вовсе смолчал, он проникался наукой Вендора и уже знал, что любопытство ослабляет мага.

16
        Как и рассчитывал Вендор, в порт Исфаган они прибыли, когда начало смеркаться. Несмотря на вечерний час, город-порт был наводнен веселыми горожанами и проезжими гостями. Почти в каждом доме здесь имелся трактир или увеселительное заведение с девицами. У дверей за небольшую мзду играли уличные музыканты, а коптящие смоляные факелы ярко освещали площади и улицы.
        Перекрикивая друг друга, хриплые трактирщики, как могли, зазывали новых посетителей: удачливых пиратов, рыбаков и разжившихся лишней монетой городских воров.
        В заведения подороже пускали только людей состоятельных и заезжих купцов, сумевших провести товар мимо дорожных грабителей.
        - Ну что, мы пойдем куда-то ночевать? - спросил Карцепос, оглядывая шумную улицу.
        - Не люблю я эту публику и смрад, исходящий от них, - поморщился Вендор. - Мне не нужны мягкие подушки, чтобы переждать ночь, однако если для вас в этом есть нужда…
        - Никакой нужды нет, подушки и перины мне без надобности, но от нескольких минут тишины я бы не отказался.
        - И от чая с медом! - добавил Харар, уже устав быть настоящим магом.
        - Что ж, выбирайте дверь, и я наберусь терпения, пока вы станете услаждать плотские прихоти, - ответил Вендор.
        - Я… грязи не люблю, - покачал головой Карцепос, с сомнением поглядывая на распахнутые двери трактиров.
        - Быть может, мы найдем другой приют, я знаю верно, что на причалах у самых лодок и воды торговцы чаем ищут рыбаков, тех, что приходят с моря. Усталые, пропахшие волнами, они пьют чай…
        - Едва ли это чай, Харар, - усмехнулся Вендор. - Уж я-то знаю человеческую природу.
        - Нет, правда, ведь им потом всю рыбу отвозить на ледники, чтобы поутру…
        - Довольно, мне понятно, идем к причалам. Ты согласен, Карцепос?
        - Надеюсь, это недалеко?
        - Совсем рядом, я чувствую, откуда тянет рыбой, ведь этот запах тут неистребим, - заверил Харар.
        - Ну что ж, идем, веди нас.
        И путники стали выбираться из центра города, петляя между нетрезвой и шумной публикой, но дорога к порту оказалось совсем не близкой.
        - Здесь слишком душно, - сказал Вендор, когда они забрались в узкие переулки.
        - Сейчас выйдем, мессир! - пообещал Харар.
        - Мы были здесь, я помню эту кошку.
        - Ну что вы, Карцепос, это другой дом.
        - Спроси дорогу вон у той старушки, - посоветовал Вендор.
        - Не нужно, мы почти пришли. Вот там, за поворотом.
        Едва свернув за угол, путники оказались на широкой улице, которая, без сомнения, вела прямо к пристаням, поскольку рыбой здесь воняло просто невыносимо.
        - Тут не слишком опрятно, всюду мусор, - заметил Вендор.
        - Пахнет мясом, кажется, это баранина, - повел носом Карцепос.
        - Ты пугаешь меня, неужто все действительно так плохо? Ты станешь есть мясо? - ужаснулся Вендор.
        - Нет, никакого мяса, это лишь воспоминания. Я сказал - чай.
        - С медом, - напомнил Харар.
        - Да, с медом, но и только.
        Обходя пьяных, они продвигались вперед, проходя через волны различных запахов: лаванды, горелого жира с трактирной кухни, кислого пива и вареной требухи.
        Где-то играла музыка - скрипка, флейта и барабан.
        - Это невозможно вынести - скорее на воздух, к морю! - потребовал Вендор.
        - Мы уже рядом, мессир! - успокоил его Харар. Вдруг публика стала расступаться и показались пешие тураны. Настрой их был мирным, они глазели по сторонам, поражаясь тому, как светло может быть в городе ночью и какие высокие дома строят в здешних местах.
        Едва миновали туранов, показалась группа молоканов. Тут улица и вовсе опустела, захлопали ставни, стали закрываться двери трактиров. Внутри тушили лампы - таких гостей нигде не ждали.
        Однако страшные орки вели себя спокойно. Их желудки были наполнены крепленым приморским вином и жареными бараньими ребрышками, оттого известные своей жестокостью молоканы никого не трогали, а их широкие тесаки в кожаных ножнах болтались на поясах без дела.
        Помимо хмеля, сытости и хорошего настроения, оркам не давал разгуляться договор Рамбоссы и Хиввы. Приморские города оставались под властью императора, это для него было очень важно, поскольку буйная прибрежная торговля приносила в казну много золота. Сейчас, когда он готовился к новой схватке с Хиввой, эти деньги были весьма кстати.
        - Смотрите, этто… этто колдуны! - произнес один из молоканов, останавливаясь напротив троих путников и указывая на них когтистым пальцем.
        В темных длиннополых хламидах, с прикрытыми капюшонами лицами и посохами в руках, эти трое действительно выглядели жутковато.
        - С чего ты взял, что это… колдуны? - спросил другой молокан и громко икнул.
        Орки были настолько пьяны, что, позабыв свой язык, разговаривали на яни.
        - Я чувствую, как от них исходит какая-то… опасность. Давай убьем их, Кем?
        - Нет, Бун, в городе это невозможно. Ты забыл, что тут действует договор? Если хочешь убить их, проследи за ними и оторви ноги за городской границей - это совсем недалеко.
        - Хорошая мысль, Кем, - согласился другой орк, покачиваясь и невпопад шевеля пальцами на своих лапах. - А когда?
        - Завтра. Вот пойдем еще выпьем, а потом выспимся и завтра… убьем.
        - Убьем, - кивнул Кем и вернулся к своим товарищам. Обнявшись, орки побрели прочь.
        Угроза миновала, и улица снова стала наполняться народом, а в притихших было трактирах зажглись огни и заиграла музыка.
        Трое путников продолжили движение и вскоре вышли к портовым складам и причалам, на которых, как и обещал Харар, стояли прикрытые навесами столы, а рядом с ними дымили обложенные камнями костры.
        На прутьях жарилось мясо, парили носики медных чайников, запахи меда и шербета перемешивались с ароматами пряных трав и дыма. Даже Вендор заметил, что такое сочетание ему совсем не мешает, если бы только не пахло еще и рыбой.
        - Пейте же свой чай, рабы ненасытных желудков, а я посмотрю на море. Может, это поможет мне увидеть то, чего я жду…
        Вендор скинул капюшон и стал немолодым человеком лет шестидесяти с коротко подстриженной бородой. Карцепос тоже сбросил капюшон и принял вид прежнего господина Карцепа - чиновника из обычного городка, а Харар не изменился никак, поскольку обходится одним-единственным лицом.
        Он подошел к ближайшему столу и попросил две кружки чая.
        - Одну минуту, господин, - ответил торговец, выхватил из-под прилавка кружки и бросил в них по щепотке заварного сбора.
        - Вам с марципаном? - уточнил он, замерев на половине движения.
        - Нам с марципаном? - переспросил у Карцепоса Харар.
        - Я люблю простой.
        - Нам простой, - повторил Харар.
        - Как прикажете, господа, - ответил торговец и снова задвигался, гремя чайником, заливая кипяток и накрывая кружки глиняными крышками.
        - Мед? Шербет?
        - Мед! - сделал выбор Карцепос.
        - И мне мед, - согласился Харар.
        Взяв свои кружки, они сели на лавку рядом с отрешенно смотрящим на море Вендором.
        Харар огляделся. Публики здесь хватало: прибывшие с уловом рыбаки и их грузчики, засидевшиеся за срочной работой плотники, весовщики и приказчики с портовых складов. Все они выходили перекусить, чтобы затем снова заняться работой, возможно до самого утра.
        Харар сделал глоток и вздохнул. Легкий ветерок приносил резкий запах рыбы, тощие портовые кошки бегали по натянутым канатам, отыскивая на лодках остатки улова.
        - Ваш мед, господа, - с поклоном произнес торговец, подавая две плошки с медом и деревянными палочками вместо ложек. - С вас четыре кадастра.
        - Возьми, любезный, - подал деньги Карцепос. Торговец ушел.
        - Вот ведь какая неприятность, казалось бы, сиди, Харар, да пей душистый чай…
        - Душистый, - подтвердил Карцепос.
        - А все равно как-то неспокойно.
        - Тебе неспокойно? - уточнил Вендор, продолжая смотреть куда-то вдаль.
        - Вот именно, мессир, мне как будто в спину кто-то смотрит.
        Харар даже обернулся, проверяя свои ощущения.
        - Маг всегда должен быть готов к неприятностям.
        - Но я-то еще не маг.
        - Думаю, все обойдется, - сказал Вендор, но в это мгновение ярдах в сорока справа от него полыхнул силуэт синего великана, однако едва тот размахнулся, как Вендора, Карцепоса и Харара будто сдуло налетевшим с моря шквалом, и сфера из синего пламени ударила в пустую скамью.
        Раздался грохот, по камням пристани побежали трещины, а стол со сладостями разметало в пыль.
        Вендор швырнул в синего великана столб пурпурного пламени и разом вырос до его размеров.
        - Он здесь не один! - предупредил своих Вендор, и тут из ближайшего проулка стали выскакивать орущие орки-молоканы.
        Размахивая широкими тесаками, они бросились к Харару, но тот вскинул посох, произнес заветное слово, и каменная сфера, сорвавшись с посоха, пробила насквозь четверых молоканов, а затем сделала круг и вернулась на место.
        Четверо орков повалились на мостовую, но остальных это ничуть не смутило, они стали метать в Харара топоры, заставляя беднягу то падать на мостовую, то высоко подпрыгивать. С пристани стали с криками разбегаться люди.
        Гильгум и Вендор сошлись в схватке, сотрясая округу громом тяжких ударов. Синие и красные искры разлетались по сторонам, с крыш портовых складов съезжала черепица, но, несмотря на обмен ударами, синий и красный великаны оставались на ногах.
        Стоявший в стороне Карцепос еще не решил, кому помогать, когда с другого конца причала появился слепленный из мостовых булыжников двадцатифутовый монстр. От его шагов сотрясались стены, рыбаки прятались на лодках и торопливо отвязывали канаты.

«Этот - мой», - понял Карцепос. Каменный монстр замахнулся и швырнул в него свою правую руку.
        Раскаленные камни запели в воздухе, Карцепос мгновенно сместился на несколько ярдов, однако рой щебня изменил направление и ударил точно в цель.
        От простого человека уже не осталось бы и следа, но Карцепоса лишь отбросило к лодкам, где он сломал борт баркаса и свалился в воду.
        Каменный монстр сделал еще шаг и, не видя цели, остановился, бегающий от орков Харар его пока не интересовал. Услышав всплеск, он швырнул вторую руку, и новый рой раскаленных камней ударил в воду, вспенив ее и подняв клубы густого пара.
        Однако Карцепос не сварился и выскочил на пристань в десяти ярдах дальше. Затем вскинул руку и образовал три воздушных вихря, которые стали вращаться вокруг него, набирая скорость.
        Быстрый взмах - и они, словно натравленные псы, рванулись к каменному монстру. Тот пытался остановить их полыхнувшим из глаз синим огнем, но это не помогло. Один за другим два вихря ударили в каменное тело монстра и, как показалось, не причинили ему вреда, однако удар третьего оказался для него роковым. Каменный монстр потерял несколько камней, покачнулся и обрушился, словно ветхие руины, образовав на пристани гору обломков и облака пыли.
        А Гильгум и Вендор продолжали свою дуэль, становясь то закованными в сталь рыцарями, то косматыми варварами. Их удары были все так же тяжелы, а руки полны сил.
        Семеро молоканов гоняли Харара, который истратил все силы на первый удар и теперь отбивался посохом, как обычной палкой. Прижатый к самой воде, он прыгнул на один из баркасов, и рычащие орки последовали за ним. Харар перепрыгивал с лодки на лодку, раскачивая их, чтобы преследователи падали в воду, однако орков было слишком много, и удрать от них совсем Харару не удавалось.
        Окинув взглядом общее поле боя, Карцепос решил помочь Вендору. Раскрутив до треска большой вихрь, он швырнул его в Гильгума. И, хотя прежней силы у Карцепоса еще не было, его вихрь потряс Гильгума настолько, что тот пропустил удар палицы Вендора и рухнул с причала в воду, разбив множество лодок в щепки.
        Синий огонь разошелся по волнам голубоватыми кругами, что означало победу Вендора.
        С треском и шипением красный великан Вендор сложился до обычных размеров, снова превратившись в благообразного старика.
        Переведя дух, он улыбнулся Карцепосу и сказал:
        - Ты подоспел вовремя, стихия - воздух. Я не ожидал от тебя такой прыти, а каково было Гильгуму, ведь и тебя, и Энверсая он считал давно ушедшими из этого мира.
        - Почему ты так думаешь?
        - Потому что он последовательно пытается убить меня, полагая, что я последняя помеха его служению Хивве.
        - А кто был этот каменный великан?
        - Исседол - маг из Хардада. Он давно служит Хивве, помогает туранам и вот теперь - Гильгуму.
        - А что же наш Харар? - вспомнил Карцепос и, обернувшись, увидел, как бедняга мечется среди горящих обломков лавок и столов, избегая ударов озлобленных орков. - Он еще не созрел для самостоятельности?
        - Нет, помоги ему.
        - Харар, сюда! - позвал Карцепос, и обессиленный ученик Вендора заковылял в их сторону. Орки побежали за ним, но были отброшены внезапно налетевшим шквалом.
        Харар добежал до своих и остановился, тяжело опираясь на посох.
        - Мессиры! - едва переводя дыхание, произнес Харар. - Вы могли бы сделать это раньше - они меня чуть не убили!
        - А что же сам, ты ведь так долго отрабатывал этот номер с летающим камнем? - спросил Вендор.
        - Я исполнил его в самом начале - зашиб четверых молоканов!
        - Но их было больше.
        - Я надеялся потрясти их своей силой и мощью, но недооценил их толстокожести, они слишком грубы, чтобы бояться, мессир.
        - Вместо того чтобы так ярко демонстрировать свою причастность к магическому искусству, ты мог заставить камень прыгать и бить орков по головам. Этого было бы достаточно, чтобы обратить их в бегство.
        - Спасибо за совет, мессир Вендор, в следующий раз я так и поступлю, - ответил Харар, вытирая со лба пот.
        - Значит, Гильгум снова станет нападать? - спросил он, поскольку был свидетелем их предыдущей схватки с Вендором.
        - Думаю, он сделает это, - ответил Вендор. - Правда, теперь он знает, что Карцепос вернулся.
        - Если бы еще встретить Энверсая, тогда бы он не рискнул, правильно?
        - Если появится Энверсай, Гильгум тотчас оставит Хивву и присоединится к нам. Круг Четырех для него важнее Хиввы.

17
        Разыгравшаяся буря трепала галеру остаток дня и целую ночь. Волны окатывали Питера с Крафтом соленой водой и разливались по палубе, гоняя по доскам оставшийся мусор. Галера подпрыгивала на волнах, проваливалась в ямы и водовороты, однако к радости двух гребцов вовремя уворачивалась от самых больших волн, грозивших навсегда похоронить ее в морских глубинах.
        На удачу крохотной и неумелой команды, ветер изорвал парус, сделав плавание не таким опасным, поскольку, потеряв стремительный ход, галера перестала зарываться носом. Во второй половине ночи ветер немного стих, в тучах появились промежутки, но волны продолжали бить в борта галеры, добавляя воды через открытые срубы. Требовалось принять решение, и Крафт взял управление на себя, пока Питер короткими перебежками пробирался по раскачивающейся палубе к трапу.
        Спустившись на нижнюю палубу, он в полной мере оценил своевременность своего прихода. Вода поднялась уже до щиколоток, самое время было закрыть срубы подвешенными на ремнях крышками. Это не занимало много времени, однако от воды настил и скамья стали скользкими, да и галера заваливалась то на одну, то на другую сторону.
        Питер уже заканчивал свою работу, когда раздался страшный грохот - казалось, будто на галеру обрушилась скала или она пробила дно о подводный утес. Питер на мгновение замер, готовый услышать шум прорывающейся воды, но ничего, кроме завывания ветра в снастях и скрипа ослабленных шпангоутов, различить не смог.
        Оставив нижнюю палубу, он торопливо выбрался наверх и остановился пораженный - поперек палубы, раскинув крылья почти на всю длину галеры, лежал морской змей. Прикинув его размеры, Питер решил, что это не самый большой экземпляр по сравнению с теми, какие плавали в море.
        Голова змея оказалась раза в три больше лошадиной, глаза были прикрыты, а длинный синеватый язык вывалился из раскрытой пасти на палубу. Вопреки ожиданиям Питера, зубы у змея оказались не слишком большими, но располагались они в несколько рядов.
        Судно бросало из стороны в сторону, но Питер никак не мог оторвать взгляд от этого монстра, большая часть хвоста которого свешивалась за борт, поэтому трудно было оценить подлинные размеры змея.

«Что нам с ним делать?» - скорее догадался, чем услышал Питер слова Крафта. Тот изо всех сил удерживал рулевой ворот и старался при этом как-то жестикулировать, чтобы донести до Питера смысл сказанного.
        Новый порыв ветра чуть шевельнул крылья морского змея. Они оказались перепончатыми, почти прозрачными и состояли из похожих на стекло восьмигранных чешуек. Длинное тело было обтянуто шкурой, составленной из тех же восьмигранников, только серебристых.
        На спине у змея имелся плавник наподобие рыбьего, усиленный острыми костяными пиками, правда, сейчас он был в сложенном положении.
        Неожиданно голова змея дернулась, он открыл глаза и судорожно ударил о палубу крыльями. Питер отскочил назад, а змей повторил попытку взлететь и, поймав крыльями ветер, рванулся вверх. Его хвост хлестнул по палубе, и в следующее мгновение чудовище растворилось в предутренних сумерках, среди клочковатого тумана.
        Еще не отойдя от потрясения, Питер нашел в себе силы спуститься на нижнюю палубу, чтобы закрыть оставшиеся срубы, после чего вернулся к Крафту.
        - Ну и как тебе эта штука? - спросил тот.
        - Я чуть на обгадился.
        - А мне каково? И бежать надо, и ворот бросать нельзя…
        - Куда тут побежишь?
        Питер огляделся: вокруг была все та же пенящаяся вода и перекатывающиеся по палубе отсыревшие тряпки.
        Примерно через полчаса ветер начал стихать, тучи разошлись, оставив после себя лишь редкие сероватые облака. В воздухе пощелкивало невидимое электричество, отчего покалывало уши, а на языке становилось кисло.
        - Что это? - трогая себя за ухо, спросил Питер.
        - В грозу такое бывает, не удивляйся.
        Крафт осторожно отпустил рулевой ворот, уже не боясь, что тот станет лягаться, как жеребец. Теперь можно было перевести дух.

18
        После выпавших на их долю испытаний приятели чувствовали себя очень уставшими и, чтобы отдохнуть, закрепили руль обрывками канатов. Отяжелевшая от балластной воды, галера вела себя спокойно, а свежий ветерок продолжал подгонять ее на запад, упираясь в порванный парус. Напарники сели у борта и стали дремать. К тому времени, когда начало всходить солнце, они уже крепко спали, растянувшись на мокрой палубе. Привыкшие к условиям жизни внизу, они и здесь чувствовали себя комфортно.
        Взошедшее солнце начало пригревать и постепенно высушивать палубу, волны окончательно успокоились, а ослабевший ветерок уже едва шевелил разорванный парус. Тем временем ярдах в двухстах западнее неуправляемой галеры разворачивали сеть рыбаки - владельцы большого рыбацкого баркаса.
        - Эй, Берт, давай же спускайся, разве ты не видишь, что мы и так опоздали? - жаловался хозяин лодки. - Смотри, как высоко поднялось солнце! Сусма уже уходит на дно, а если мы не выловим хотя бы двадцать ящиков, жена прибьет меня во цвете лет. Она сегодня ждет от меня хотя бы один рилли!
        - Успокойся, Ном, - отозвался помощник и дальний родственник хозяина Берт - он сворачивал канатную бухту, чтобы убрать в ящик. - Мы опоздали совсем чуть-чуть, сусма не опустится на дно раньше полуденного времени.
        - Эй, вы, свиньи, ну-ка пошевеливайтесь - мы стоим на месте, разве вы не видите? Как, по-вашему, ляжет сеть, если баркас стоит на месте? - прикрикнул он на четверых гребцов-невольников, изо всех сил наваливавшихся на весла.
        Не дождавшись Берта, Ном сам разобрался с сетью и вскоре спровадил за борт последние поплавки. Длинной цепочкой они растянулись на всю длину снасти, цепочка эта вздрогнула, когда баркас своей массой стал увлекать тяжелую сеть за собой.
        Закончив с сетью, Берт и Ном спустились к гребцам - на пол-яруса ниже. Им пришлось пригибаться, поскольку потолок тут был совсем низким. Набросив на весельные рукоятки кожаные петли, вольные члены команды стали помогать невольникам тянуть на веслах потяжелевший баркас. Началась обычная тяжелая работа: «раз-два, раз-два», даже в четыре весла протянуть двухсотфутовую сеть было нелегко.

«Раз-два, раз-два»… Стоять было нельзя, ведь тогда сеть могла опуститься слишком низко, где ее потянут донные течения.

«Раз-два, раз-два»… Железные вороты вёсел визгливо поскрипывали.

«Надо бы в них жиру влить», - подумал Ном, морщась от напряжения. Он думал об этом каждый выход в море, но потом почему-то забывал, замотанный повседневными делами и заботами. Ему было пятьдесят, а он женился на двадцатилетней. Бедняга не представлял, что ему придется пережить - и в койке служить, как молодому жеребцу, и в море лямку тянуть, как какому-нибудь галерному. Молодая жена требовала не только ласк, но и новых нарядов, которые стоили немалых денег. И если, случалось, он не мог принести ей серебра и ограничивался медными монетами, она устраивала скандалы, не желая знать о том, что следовало вовремя смолить баркас, каждый день кормить рабов и что-то отдавать помощнику Берту.

«Раз-два, раз-два», - отсчитывал Ном, поглядывая через сруб на море. Волны были небольшими и совсем не препятствовали движению баркаса. Иногда попадались обрывки донных водорослей - последствие ночной бури. Случалось, что ненастье разгоняло рыбу, но только не в это время года. Летняя буря поднимала со дна крили, которыми питалась сусма, и рыбе незачем было опускаться ниже.
        Судя по тому, что баркас двигался все медленнее и тащить его на веслах становилось все тяжелее, рыбы в сеть попадало все больше.

«Огрузимся, - мечтал Ном. - Не то что рилли, а и все три домой принесу и заткну рот этой… маленькой стерве».
        Команда упиралась в весла еще около получаса, пока не стало ясно, что, несмотря на все усилия, они не продвигают баркас ни на дюйм.
        - Все, Берт, поднимаем! - объявил Ном, сбрасывая с плеча петлю. Потом достал ключ и отстегнул двух рабов, чтобы они помогали ему на подъеме сети.
        Гребцы встали за ворот и по команде хозяина стали его вращать, дорожка притопленных поплавков вздрогнула и медленно поползла к баркасу.
        Вот и первый улов - сеть стала поднимать крупную рыбу. Сусма была отборная, чистая, словно отлитая из серебра. Пока гребцы накручивали сеть на барабан, Ном и Берт успевали выбирать рыбу.
        Один за другим быстро наполнялись ящики, появлялась усталость в руках и спине, но никто не останавливался - богатый улов заставлял забыть об усталости.
        - Очень неплохо… Неплохо… - приговаривал Ном, не находя времени отереть со лба заливавший глаза пот. На некоторых участках сети рыбы было так много, что Ному приходилось останавливать рабов, поскольку они с Бертом не успевали вовремя вытащить всю.
        Наконец сеть была выбрана на всю длину, и в дощатом поддоне скопилось столько рыбы, что отяжелевший баркас стал слегка зарываться в ленивые волны.
        - Да здесь все сорок ящиков! - заметил Берт.
        - Не меньше, - кивнул довольный Ном.
        - Все, ребята, грузите в ящики, - сказал он рабам и стал подниматься наверх, чтобы на ветерке перевести дух.
        Выбравшись из рыбной ямы, Ном прошел на нос баркаса и, едва глянув вперед, увидел судно. Это была средних размеров галера без весел и с порванным парусом, судя по всему, совсем без команды. Она дрейфовала уже в каких-нибудь пятидесяти ярдах, можно было рассмотреть царапины на ее бортах.
        Ном понимал, что, несмотря на заброшенный вид, в трюмах галеры могло остаться что-нибудь ценное.
        - Эй, Берт, пойди сюда! - позвал он.
        Помощник оставил сеть и стал подниматься по узкому трапу с износившимися ступеньками.
        - Что там?
        - А вот иди и увидишь.
        Заинтригованный Берт выбрался на палубу и удивленно покачал головой.
        - Вот тебе и фокус! Брошенная, видать, посудина, - сказал он, отряхивая с рук налипшую чешую. - Парус - в лоскуты. Если доставить ее в порт, можно продать, выглядит она неплохо.
        - Не говори глупостей, - возразил Ной. - Если потом найдутся хозяева, да еще окажутся пиратами…
        - Можешь не продолжать. Но проверить трюмы надо…
        - Вот и я об этом. Пойдем, сядем на весла и подгребем к ней - кто знает, может, выловим чего подороже рыбьих хвостов.
        Они поспешили спуститься на полуярус и вместе с двумя гребцами взялись подгонять баркас к ничейной галере.
        Тем временем двое других рабов закончили складывать рыбу.
        - Сорок шесть ящиков, хозяин, - доложил один из них.
        - О как! - воскликнул довольный Ном и хохотнул: - Сегодня не день, а сплошной праздник! Идите сюда, я вас в замки возьму, а то вы тот еще народец…
        Крепко заперев замки на цепях рабов, Ном с Бертом поднялись на палубу, чтобы ухватить галеру за борт - она была совсем рядом.
        Зацепив галеру багром, Ном закрепил ее к баркасу, потом оттолкнулся от палубы и перевалился через высокий борт ничейного судна. Поднялся на ноги и, подав руку Берту, помог ему забраться.
        Только после этого они огляделись.
        - Смотри - трупы! - сказал Берт, указывая на два распростертых у кормы тела.
        - Это рабы, - отмахнулся Ном. - Ты посмотри, какая разруха - все надстройки снесены, в палубе дыра и парус в лоскуты.
        - Ладно, это не наше дело. Я пойду в трюм, а ты давай на нижнюю палубу.
        - Хорошо, - согласился Ном и направился к трапу, ведущему на палубу гребцов. Однако едва он спустился, как тут же понял, что тут пусто - отделение для гребцов-невольников было частично затоплено, а срубы плотно закрыты, только падавший в пролом дневной свет позволял разглядеть несколько брошенных весел.
        Ном поднялся наверх, и в этот момент его позвал Берт:
        - Эй, Ном, здесь кое-что есть, спускайся!
        Ном поспешил в трюм и увидел помощника с мешком в руках.
        - Что тут?
        - Пять мешков с орехами и дрова. Думаю, нужно забрать все.
        - Заберем, нам все сгодится.
        Они перетаскали трофеи и сложили их у борта. Немного передохнули и уже собирались перебросить мешки на баркас, как вдруг Ному показалось, что одно из тел на корме шевельнулось.
        - Ну-ка, давай посмотрим, может, они живы, - предложил Ном.
        - Пара свежих рабов нам бы не помешала, - согласился Берт, передвигая на поясе морской нож.
        Ном тоже приготовил оружие, и они двинулись к спящим галерным.

19
        Питер проснулся оттого, что кто-то грубо ткнул его в живот. Он вздрогнул и, открыв глаза, в первое мгновение подумал, что это молоканы вернулись на галеру.
        - Вставай, скотина, пора работать! - сказал Берт, и они с Номом засмеялись.
        От шума проснулся Крафт, и, чтобы он понял, кто теперь главный, Ном ударил его ногой в живот. Крафт скрючился, ловя ртом воздух, - пробуждение было не из приятных.
        - Поднимайтесь, пока мы не наставили вам синяков! Быстрее, я сказал! - начал командовать Берт.
        Питер поднялся и помог Крафту, тот едва держался на ногах и никак не мог восстановить дыхание.
        - Иди к мешкам, или я тебе отрежу ухо, - пригрозил Берт, доставая рыбацкий нож.
        - Не нужно, мы уже идем, - ответил Питер и потащил Крафта к сложенным у борта мешкам с орехами.
        - Пошевеливайся, свинья! - крикнул Ном и хотел отвесить ленивому рабу пинка, однако тот неожиданно поймал его за башмак и, резко повернувшись, улыбнулся
«новому хозяину».
        - Отпусти, урод! Порежу! - закричал Ном, прыгая на одной ноге и размахивая ножом в надежде дотянуться до Крафта.
        - Пожалуйста, - ответил Крафт и, резко дернув ногу, опрокинул Нома на спину, а затем подобрал оброненный нож.
        Все произошло так быстро, что Берт немного растерялся, но затем бросился на Питера, надеясь справиться хотя бы с безоружным. Однако Питер ждал этого и, отпрыгнув к борту, схватил мешок с орехами и швырнул в Берта, выведя его из равновесия. Подоспевший Крафт огрел противника рукоятью ножа, и помощник Нома тоже оказался на палубе.
        Питер подобрал второй нож и встал рядом с Крафтом.
        - Давай убьем их, - сказал он.
        - Я как раз хотел предложить это, - кивнул Крафт.
        - Стойте! Стойте! - закричал Ном, закрываясь рукой. - Стойте, не убивайте нас, давайте договоримся!
        - О чем? - с наигранным удивлением спросил Крафт.
        - Мы доставим вас в порт Исфаган! Дадим одежду, ведь не можете же вы ходить в этих тряпках - в них всякий признает вас за рабов и может арестовать в свою пользу…
        - Да, в свою пользу, - подтвердил Берт, с ужасом глядя на свой нож в руках молодого раба.
        - Что скажешь? - спросил Питер Крафта.
        - Ну, если только у них найдется приличная одежда… - произнес тот с таким выражением, как будто мог еще передумать.
        - Я отдам вам лучшие рубашки! - затараторил Ном. - И еще у меня достаточно меди - кадастров двадцать. Серебра сейчас нет, будет вечером, когда продам рыбу…
        - Да, когда продам рыбу, - повторил Берт. - А еще у нас лепешки с мясом есть, утром были еще горячие.
        - Ну что же, - кивнул Крафт. - Так уж и быть, мы дадим вам шанс.

20
        Поначалу ощущение воли пьянило Питера и не давало сосредоточиться на его теперешнем положении. Коротко остриженные, исхудавшие, в одежде с чужого плеча и растоптанных рыбачьих башмаках, они с Крафтом слишком бросались в глаза, следовало придумать, куда им спрятаться, чтобы прийти в себя и оценить обстановку.
        - Может, снимем какой-нибудь подвал в доме победнее? - предложил Питер.
        - Снимем, только сначала нужно еды купить, - ответил Крафт, настороженно поглядывая на прохожих и оборачиваясь на редких всадников. Все вокруг казалось недавним рабам опасным и подозрительным. Окружающие платили им тем же, провожая долгими взглядами, а домохозяйки далеко высовывались из окон, чтобы лучше рассмотреть этих стриженых оборванцев.
        - Идем на базар, - тихо скомандовал Крафт.
        - А где он?
        - Видишь, из проулка тетки с корзинками идут?
        - Ага, это кухарки.
        Они проскользнули через узкий проулок и вышли на полупустую базарную площадь - основная торговля состоялась утром, а теперь здесь было довольно скучно. Полтора десятка торговцев да пара дворников, сметавших чешую между освободившимися рядами.
        - Давай хлеба купим и мешок с водой - на это у нас денег хватит, - сказал Питер, еще раз пересчитывая в кармане полученные от рыбаков крейцеры. Всего набиралось пятнадцать, мелочь, конечно, но, если не особенно тратиться, дней семь, а то и все десять протянуть на них можно.
        - Почем, тетенька, твои лепешки? - спросил Крафт, останавливаясь напротив полной немолодой торговки.
        - По два крейцера за штучку, сынок. Бери, лепешки свежие, сама пекла!
        - Да где же свежие, если даже не продавишь? - возразил Крафт, тыкая в лепешку грязным пальцем.
        - А поджаренная просто, с корочкой, - невозмутимо ответила торговка.
        - Женщина, хлеб у вас черствый, - вмешался Питер. - Вы здесь с самого утра стоите и до сих пор не распродались. Даю вам два кадастра за четыре лепешки. Если нет, мы возьмем хлеб в трактире - дороже, но зато мягче.
        Тетка сощурила на Питера маленькие глазки и покачала головой:
        - Ну чисто биндюги дорожные, последнее у бедной старушки отымают. Ладно уж, давай свои медяшки, уговорил.
        Питер отдал деньги, забрал четыре лепешки и едва сдержался, чтобы не вцепиться в них зубами тотчас.
        - Порядок, - негромко сказал Крафт. - Теперь правь к водяной лавке.
        Питер прошел вдоль разомлевших на жаре торговцев и остановился напротив навеса, где торговали горячим чаем, а также водой в кувшинах, кожаных мешках и в розлив.
        Заметив покупателей, худощавый усатый мужчина поднялся со скрипучего табурета и, строго посмотрев на оборванцев, спросил:
        - Надо чего или поглазеть просто?
        - Воды надо, - сказал Питер, снова забирая на себя инициативу.
        - Сколько?
        - Вон тот мешок, с залысиной.
        Питер прекрасно знал, что чем лучше выглядел кожаный мешок, тем больше за него брали денег.
        - Восемь кадастров за полмеры воды.
        - Даю два кадастра, потому что в этом мешке не наберется и полутора четвертей, - сказал Питер, сразу протягивая деньги. Он был хорошим учеником своего дяди, известного на севере купца, и умел на глаз определять объем воды, вес крупы в мешке или длину ткани в штуке. Питер учился быть пройдошливым купцом, а для этого требовалось иметь наметанный глаз и не полагаться на заверения торговых партнеров.
        Усатый недовольно засопел, почесал себя пониже живота и, смахнув с ладони Питера деньги, подал ему заказанный мешок.
        - …прямо хоть беги с этого города, - услышал он жалобу какой-то торговки. - Ночью такой грохот стоял, что стекла с черепицей сыпались.
        - Ой, я сама так перепугалась, что даже чай на стол пролила, - подхватила другая. - А чего там было?
        - Сказывают, сила неведомая лодки с пристани уносила - да с треском, да с огнем!
        - А куда ж уносила-то?
        - Про то никто не знает. Сказано же - неведомая сила.
        - Ой, страшно как, прямо хоть беги!
        - А куда бежать? За городом душегубцы, муку и масло только баркасами возят - дороги непроезжие…
        Питер отдал мешок Крафту и пошел к выходу с площади, но вдруг среди однообразного размеренного шума полуденной улицы раздалось несколько громких возгласов, а затем послышался торопливый звон шпор.
        Крафт с Питером замедлили шаг и переглянулись - похоже, их опасения подтверждались.

21
        Иоган фон Крисп проснулся от режущего слух звука, который раз за разом повторялся совсем рядом - над самой его головой. Фон Крисп приоткрыл глаза, но это не дало никакого результата - то, что он видел, ничего ему не напоминало.
        - Ш… Што это?.. Ш-што это такое? - прохрипел фон Крисп и, потянув носом, почувствовал запах куриного помета.
        - Я… где?
        Он попытался перевернуться на спину, но с первого раза ему этот не удалось. А затем над его головой снова прозвенел это мучительный звук - не устоявшийся голос молодого петушка, который снова начал свои тренировки.
        - Ах ты, каналья!
        Фон Крисп, не глядя, сшиб птицу с насеста, закричавший петух тотчас переполошил в курятнике всех кур. Они забегали, забили крыльями - теперь фон Крисп точно знал, где он.
        - Я в курятнике, - произнес он, с трудом садясь на загаженной соломе. - А… как я здесь ок… оказался?
        Звук собственного голоса заставил вибрировать череп, и это вызвало боль. Ощущение было такое, будто кто-то бил по голове, а она отзывалась точно колокол.
        - О-о… - простонал фон Крисп, прикладывая кулак к голове. - Это невозможно… Помогите кто-нибудь…
        Приоткрыв глаза, он обнаружил свою шляпу и, сориентировавшись, пополз на четвереньках к выходу.
        Фон Крисп чувствовал себя так скверно, что несколько шагов из курятника до свежего воздуха показались ему долгой извилистой дорогой. Наконец он вывалился в небольшой внутренний дворик, где сумел немного перевести дух.
        Теперь он точно знал, что у него похмелье, а стало быть, вчера он сильно напился. Не открывая глаз, фон Крисп начал себя ощупывать - меч на месте, хорошо. Кинжал - тоже. Сапоги загажены куриным пометом, но тоже оба на месте. Надо было что-то предпринять, но о том, чтобы подняться на ноги, не могло быть и речи.
        - Поттер… - позвал фон Крисп, но никто не отозвался. - Поттер! - позвал он громче, и приступ боли заставил его сжать кулаками виски.
        - Я здесь, ваше превосходительство, - осторожно произнес слуга, выглядывая из-за забора.
        - Где ты ходишь? Неси скорее вина, - потребовал фон Крисп, поудобнее устраиваясь у стены курятника.
        - Нет вина, ваше превосходительство.
        - Как нет? Сам выпил, подлец?
        - Никак нет, ваше превосходительство. Вы его еще на прошлой неделе выпили.
        - Ну так пойди в лавку, да поскорее, ты разве не видишь, в каком я состоянии?
        Фон Крисп схватился за голову и начал раскачиваться.
        - Немедленно неси вина!
        - Денег нет, ваше благородие.
        - Куда же они подевались?
        - Вы, ваше благородие, их проиграть изволили, - развел руками слуга и вздохнул.
        - А разве я играл? - искренне удивился фон Крисп.
        - Целую неделю, ваше благородие. Вас в заведении Петерсона все знают, вы там уже всем должны.
        - Да?
        Фон Крисп попытался вспомнить хоть что-то. Похоже, он опять сорвался и снова начал играть, а этого ему делать было никак нельзя. Игра в кости не раз доводила его до отчаянного положения, и он зарекся брать их в руки, но, видимо, сорвался.
        - Ты… вот что, Поттер… Поди в лавку и сменяй вина на что-нибудь…
        - Да на что же, ваше благородие? Вы за эту неделю все ценное из дому вынесли.
        - И лошадь? - попытался угадать фон Крисп.
        - Лошади у вас не было.
        - Так вот же - куры. Поди и сменяй на кур!
        - Это не наши куры, ваше благородие, - со страдальческим выражением лица начал объяснять слуга.
        - Как не наши?
        - Не наши. И курятник не наш, и дворик этот, где вы лежите, тоже нашего соседа.
        Фон Крисп обвел дворик мутным взглядом.
        - Выходит, я в гостях… М-да. Тогда вот что…
        Фон Крисп посмотрел на свой камзол и, помедлив, оторвал серебряную пуговицу. Еще немного поколебавшись, оторвал все пять и бросил через забор.
        - Неси вина, и знать ничего не хочу.
        Слуга собрал пуговицы и убежал, а фон Крисп впал в забытье. Временами он возвращался к пугающей реальности и пытался вспомнить - кому из заведения Петерсона, где собрались жулики и игроки, он задолжал деньги. Но это было нелегко. Вернее - невозможно.
        Чуть больше недели назад мэр Исфагана лично выдал ему два дуката и десять рилли жалованья, поскольку фон Крисп исполнял роль начальника городской стражи, на кою должность его приняли после того, как сбежал прежний. Тураны уже подходили к городу, когда их опередил курьер с сообщением о примирении императора и Хиввы, иначе бы и здесь уже были руины. Мэр лично выходил навстречу многотысячной армии убийц, чтобы продемонстрировать охранный документ.
        Однако не все в городе были такими смелыми - многие бежали на лодках и баркасах, среди них оказался прежний начальник городской стражи, а фон Крисп как раз скитался безо всяких планов и перспектив. Уцелев в битве на холмах при Аруме, он не знал, что теперь делать.
        Должность оказалась кстати, однако старая страсть - игра в кости - снова настигла его.
        Возвратился Поттер, который достался фон Криспу от прежнего начальника стражи вместе с его квартирой.
        - Принес, ваше превосходительство!
        - Молодец… Подавай сюда, сам-то я не подойду.
        Поттер перебрался через забор и подал хозяину кувшин с вином. Тот принял его дрожащими руками и стал пить большими глотками.
        Вино была холодное, но имело отвратительный вкус. В конце концов это заставило фон Криспа прерваться.
        Пожевав губами, он посмотрел на слугу:
        - Это что за дрянь?
        - Мне про то неведомо, ваша милость, лавочник сказал - херес.
        - И взял пять серебряных пуговиц за четверть меры этого пойла?
        - Сейчас все дорого, но если вино скверное, давайте я допью.
        - Не торопись, мерзавец, я еще проведу над тобой следствие.
        Фон Крисп вздохнул, снова приложился к кувшину и допил все.
        Несмотря на отвратительный вкус, вино подействовало на состояние начальника городской стражи самым положительным образом. В его окружающий мир вернулись краски, звуки и запахи.
        - Так ты говоришь, на пять пуговиц хереса дали? - вернулся к прерванному разговору фон Крисп и, опершись на стену, поднялся.
        - Ну, я же не могу ему перечить, ва…
        Договорить он не успел, получив звонкую затрещину.
        - За что, ваше благородие? - завыл Поттер, прикрываясь руками.
        - Живо давай сюда пуговицы и медь, что получил на сдачу. И не заставляй меня ждать!
        Шмыгая подбитым носом, Поттер выгрузил на ладонь хозяина оставшиеся пуговицы и сдачу.
        - Будем считать, что ты просто забыл мне их вернуть, - смягчился фон Крисп, поскольку чувствовал, что его отпускает. Ссыпав пуговицы и деньги в пустой кошелек, он поднял оброненные перчатки и огляделся - из окна своего дома выглянул сосед, но сейчас же спрятался. Третьего дня владелец мясной лавки напомнил фон Криспу о долге за свиной окорок и тут же лишился двух зубов.

22
        Едва фон Крисп добрался до своей квартиры и с помощью Поттера снял сапоги, как в дверь постучали.
        - Кого это там принесло? Поди открой.
        Поттер поспешил в прихожую и вскоре вернулся:
        - Вам на службу требуется, ваше благородие, пришли двое обиженных и сержант Пламб с ними.
        - Ну так скажи, что меня нет, я… Разве не видишь - мой костюм птицы обделали. Как там их?
        - Куры, ваше превосходительство.
        - Вот видишь - куры. Как я могу служить в таком виде?
        - Осмелюсь напомнить, другой костюм, который вы обещали харчевнику Моделю, еще в шкафу. Модель зайдет за ним только вечером.
        - Вечером? - Фон Крисп ухмыльнулся. - Вечером. Здесь, братец, как на войне, коли дал врагу передышку, не жди от него пощады. А этот Модель - мякина, костюма ему я теперь не отдам.
        Поттер вымученно улыбнулся. Прежний начальник стражи вел себя куда благопристойнее, хотя на деле оказался трусоват. Так вот, значит, каковы они, настоящие храбрецы?
        - Ладно, подавай переодеваться, да зови этих - обиженных. Мы еще с них прожект слупим, нам ведь, как я понимаю, очень деньги нужны?
        Поттер кивнул.
        Фон Крисп сел на кровать и стал снимать куртку без пуговиц.
        - Оно и правильно, не могу же я каждому кредитору морду бить?
        - Не можете, ваше благородие, - поддакивал Поттер, расправляя штаны и новую куртку.
        - Хотя почему не могу? Вполне могу!
        - Ваше благородие, я вам сейчас новую пару белья подам.
        - Зачем? - не понял фон Крисп. Потом посмотрел на желтоватые разводы на своих кальсонах. - Сожри их огры, а я-то думал, это куры меня уделали!
        - Оказалось - не куры, - со злорадством заметил Поттер, подавая чистое белье.
        - Какой позор! - Фон Крисп стоял со спущенными кальсонами и качал головой. - Дворянин обоссался в курятнике! Хотя, возможно, это случилось несколько раньше, например на улице.
        Когда переодевание было закончено, фон Крисп разрешил пустить обиженных и сержанта Пламба. Все трое ввалились в небольшую гостиную, фон Крисп принял их, сидя на расшатанном стуле.
        - Ваше превосходительство, спасите! - с ходу закричал один из страдальцев, судя по всему, рыбак, поскольку от него так и разило его ремеслом.
        - Стой, скотина, соблюдай очередность! - одернул его сержант и за шиворот оттащил назад.
        - Значит, тут дело такое, ваше благородие, - начал Пламб. - Эти двое подали жалобу, что другие двое - их рабы - сбежали с баркаса и обобрали своих хозяев. Забрали деньги - пятнадцать кадастров, одежду тряпочную - двое штанов и рубахи, а еще башмаки и пару ножей.
        - Понятно, - кивнул фон Крисп, с сожалением замечая, что целительное действие дешевого вина проходит. - Значит, вы хотите поймать беглецов?
        - Так точно, ваше превосходительство! Мое имя - Ном, я это мой родственник Берт, мы честные и добропорядочные граждане!
        - Признаться, у меня побаливает голова, если бы немного хересу…
        - Здесь недалеко лавка, мы могли быть угостить вас, - с поклоном произнес Ном.
        - Ну, тогда - вперед. - Фон Крисп встал со скрипучего стула и поправил на поясе меч. - Невольников нужно поймать и вернуть владельцам.
        - Истинная правда, ваше превосходительство, истинная правда! - наперебой затараторили рыбаки.
        Все вместе они вышли на улицу и двинулись в сторону винной лавки. Редкие прохожие при виде начальника стражи переходили на другую сторону улицы. За то недолгое время, что фон Крисп снова играл и пьянствовал, о его крутом нраве узнали во всем квартале.
        Заходить в лавку фон Крисп не стал, дождался, пока полчетвертной кувшин хереса ему вынесут на улицу. Вино было хорошее и стоило недешево, однако Ном и Берт надеялись получить двух здоровых и молодых рабов, так что на угощении можно было не экономить.
        - Ну вот, теперь я готов и побегать! - торжественно объявил фон Крисп, возвращая пустой кувшин. - Сержант, куда пойдут двое голодных рабов в первую очередь?
        - За жратвой, ваше благородие, беглых мы завсегда на базаре ловили - другого пути у них нету. Брюхо их подводит, вот какое дело.
        - Тогда вперед - я поведу вас… То есть нет. - Фон Крисп остановился, поскольку старый херес начал забирать власть над его измученным телом. - Первым пойдешь ты, сержант, ну а мы за тобой… Вперед… Ик! Вперед.

23
        Видя, что начальник снова пьян, сержант решил проявить инициативу, чтобы отобранные у бунтовщиков деньги хотя бы частично осели в его кармане. Такое случалось и прежде - кто первый, тот и делит добычу.
        Громыхая подкованными каблуками и распугивая прохожих, отряд бежал по улице, наводя панику на запряженных в повозки мулов и бродячих кошек.
        - Посторонись! - кричал сержант зазевавшимся погонщикам.
        - Посторонись, каналья! - вторили ему Ном и Берт, желая оказаться полезными господину начальнику стражи.
        Вот и проулок, который вел на базарную площадь. Показались пустующие ряды, несколько удивленных торговок и пара забредших не ко времени покупателей.
        - Вон, это они! - закричал Ном и, обогнав сержанта, бросился вперед. Беглецы заметались по площади - единственный путь бегства был отрезан.
        - Именем императора - сдавайтесь! - потребовал фон Крисп и остановился перевести дух. Его лицо раскраснелось, в висках стучало.
        Беглецы побросали покупки и побежали к невысоко расположенному окну одного из строений, окружавших площадь.
        - Отрезай их, а то уйдут! - закричал фон Крисп, указывая мечом направление. Ном и Берт послушно бросились наперерез беглецам. - Держи их, мерзавцев, именем импера…
        Договорить фон Крисп не сумел, что-то тяжелое сбило его с ног, и он полетел под деревянные ряды, роняя меч и шляпу, а мимо с рычанием проносились одетые в лохмотья молоканы. Их было не меньше десятка.
        Фон Крисп встряхнулся, подобрал меч, шляпу и, встав на ноги, огляделся - теперь его добычу загоняли другие охотники. Зачем этим людоедам двое худых невольников, фон Крисп задумываться не стал, его, дворянина, начальника стражи города, сбили с ног какие-то вонючие громилы, пусть даже и на три головы выше его. В другом случае фон Крисп безо всякого для себя позора покинул бы поле боя, но только не теперь, когда старый херес гулял по его жилам.
        - Всем стоять на месте! Именем императора - повелеваю всем остановиться! - потребовал он, вскидывая меч, однако его никто не услышал, на площади стоял шум, трещали опрокидываемые ряды, рявкали молоканы, визжали спрятавшиеся за товаром торговки. Перепуганные Ном и Берт, прижавшись к стенам, призывали на помощь
«господина начальника».
        Между тем двое несчастных беглецов не собирались сдаваться и отчаянно отбивались от орков палками от дворницких метел. Их проворство и хорошая солдатская выучка приносили плоды - то один, то другой молокан, преследуя вертких человечков, вдруг натыкался на поставленные в виде рогаток заостренные палки.
        Однако напор разгневанных орков был страшен, и к спасительному окну беглецам уже было не пробиться.
        - Эй, да я же знаю этих солдат! - сказал сам себе фон Крисп и тотчас вспомнил, как командовал казенными людьми и намеревался использовать одного из них для собственной корысти. Этот парень, по наблюдениям фон Криспа, происходил из состоятельной семьи и мог оказаться «золотым пленником», за освобождение которого полагалось немалое вознаграждение. И если раньше фон Крисп держался за свое звание и положение офицера, то теперь многое переменилось и он с удовольствием воспользовался бы подвернувшейся удачей, ведь не всю жизнь ему гнить в этом сыром Исфагане!
        - Ну-ка, ты, лохматый! Иди сюда! - закричал воодушевленный фон Крисп, указывая на обернувшегося к нему орка. - Иди сюда, вонючка, я тебе башку состригу!
        От удивления орк на мгновение замер, потом опустил голову ниже и с налитыми кровью глазами бросился на наглеца.
        - Оп-пля! - воскликнул фон Крисп, уходя от удара, тяжелый тесак молокана раскроил доски дощатых рядов. Орк еще не успел повернуться, как фон Крисп подскочил к нему и ударил в бок кинжалом, надеясь покончить с этим монстром, однако клинок смог войти в орка лишь на четверть, легко ранив, но не убив.
        Молокан взревел и резко махнул рукой, фон Крисп вовремя пригнулся, так что огромный кулак лишь смахнул с него шляпу. Проворство этих монстров оказалось для него полной неожиданностью.
        Фон Крисп поменял позицию и ударил повернувшегося орка по руке мечом, надеясь отсечь ее вместе с тесаком, однако даже его поставленный удар нанес орку всего лишь порез, заставив монстра зареветь и броситься на обидчика с утроенной яростью.
        Сопротивляться такому напору фон Крисп не мог и пустился наутек, невольно вступая в схватку и с остальными молоканами.
        Проскакивая под торговыми столами, запрыгивая на каменные пандусы и поскальзываясь на гнилых овощах, он и думать забыл о похмелье или скорой наживе. Такой трепки ему давно никто не задавал - приходилось вертеться.
        - Сержант, беги за подмогой! - крикнул фон Крисп, когда возникла короткая пауза. Однако едва его подчиненный выбрался из-под стола, как сейчас же был зарублен, а его тело молоканы отшвырнули к стене, испачкав ее кровью.
        Теперь, сам того не желая, фон Крисп отвлекал молокан от погони за беглыми рабами. Проворно работая то кинжалом, то мечом, капитан наносил пусть небольшой, но чувствительный урон разъяренным оркам. Истекая коричневой кровью, они становились тяжелее, в какой-то момент беглецам удалось проткнуть одного из них деревянной пикой и, воспользовавшись заминкой молоканов, забраться в вожделенное окно.
        Молоканы заревели и полезли следом, а фон Крисп, полоснув привязчивого орка кинжалом, проскочил под уцелевшими торговыми рядами и побежал к проулку, еще не веря, что сумел вырваться из окружения.

24
        Выскочив на улицу, фон Крисп остановился, прислушиваясь - нет ли погони. Вокруг было непривычно пустынно, кое-где валялась упавшая с повозок поклажа, на дверях лавок висели замки, на окна были опущены ставни. Зная крутой нрав молоканов, люди при их появлении прятались.
        Но фон Крисп сейчас никого не боялся, он только что избежал смерти, а стало быть, дела шли не так уж плохо. В Исфагане его ничто не держало, поэтому, встретив «золотого пленника», он снова был увлечен планом его поимки и возвращения богатым родственникам за хорошее вознаграждение.
        У склада, куда удалось проникнуть беглецам, был выход на другую улицу, и фон Крисп, не теряя времени, побежал в обход, надеясь перехватить пленника раньше молоканов.
        Тот факт, что его законную добычу пытались забрать орки, лишь добавлял ему решительности и азарта. Мышцы гудели от подзабытой работы, многочисленные ссадины горели огнем, но фон Крисп этого не замечал, у него была цель - захватить «золотого пленника».
        Миновав горстку перепуганных работников и перескочив через брошенного у привязи осла, фон Крисп выбежал из-за угла и понесся к крыльцу со стертыми ступенями - еще немного, и там появится «золотой пленник». Фон Крисп прибавил ходу, но неожиданно вокруг потемнело, земля ушла из-под ног, и он со всего разбега врезался в стену ярко-синего света.
        Отскочив и упав на спину, фон Крисп увидел над собой воина-гиганта, поднимавшегося до самых крыш.
        - Ах ты, червяк! - прогремел его голос. Снова вспыхнул яркий солнечный свет, начальника городской стражи вдруг закрутила и понесла неведомая сила. Он вышиб дверь в продуктовой лавке и, пролетев до самого прилавка, сломал его, обрушив стойки с товарами.
        Пока фон Крисп приходил в себя под слоем просыпавшихся круп и оливкового масла, Питер и Крафт, с высунутыми языками, метались в узких проходах между штабелями и длинными рядами полок. Огромным молоканам места на складе не хватало, и они шли напролом, рубя тесаками все вокруг и вздымая непроницаемую пелену из просыпанной муки.
        Тем временем у беглецов уже сложилась своя система обороны, которая давала результат. Один выполнял роль засады, другой - приманки. Питер вставал за очередным углом и упирал палку от метлы в щель между камнями, а Крафт «на хвосте» приводил за собой жертву. В последний момент он проскакивал мимо пики, предоставляя разъяренному орку наскочить на нее со всего маху.
        Молоканы ревели, истекали кровью, однако у них все еще хватало сил преследовать Питера и Крафта.
        Беглецам была непонятна причина упорства этих чудовищ. Ном и Берт, ясное дело, решили отомстить за свой позор, но зачем этим монстрам двое бывших гребцов? А то, что они не заодно с рыбаками, стало ясно еще на площади.
        - Питер! Там есть выход! - крикнул Крафт и, подхватив выпавший из стены кирпич, швырнул в появившегося из-за угла орка. Кирпич разлетелся на куски, однако молокан даже не охнул.
        - Вижу! - отозвался Питер, сплевывая кровавую слюну. - Уходим?
        - Уходим! Здесь нам не оторваться!
        Крафт разбежался и так врезал плечом в дверь, что она распахнулась, а сорванные замки и запоры запрыгали по булыжникам мостовой. Бросив последний взгляд на ковылявших по коридору орков, Питер собрался последовать за напарником, но огромная выросшая из стены рука вдруг схватила его за горло. Сильные пальцы так сдавили Питера, что он не мог дышать. Хрипя и выпучивая глаза, он тщетно пытался разомкнуть чудовищную хватку, чувствуя, что сознание вот-вот покинет его.
        Неожиданно пальцы на его горле слегка разжались, и Питер сумел вздохнуть и оценить обстановку.
        Он висел в нескольких футах над полом, вцепившись в державшую его руку гиганта. Подняв трофей повыше, страшный незнакомец стал внимательно всматриваться в его лицо, а Питеру казалось, что его собираются съесть.

«Кто ты?» - услышал он голос, донесшийся из ниоткуда.

«Я - Питер Фонтен», - так же про себя ответил Питер, полагая, что это уже предсмертный бред.

«Зачем Вендор ждал тебя?»

«Я не знаю никакого Вендора!» - ответил Питер, чувствуя, что безжалостные пальцы снова начинают его душить.
        Гильгум с сомнением разглядывал извивавшегося в его руке человечка и никак не мог понять, что особенного было в этом существе. Да, этот мальчишка действительно не знал Вендора, однако Гильгум чувствовал какую-то странность в этом лягушонке.
        Он отпустил добычу, и Питер рухнул на каменный пол, к ногам ожидавших молоканов.
        - Мы сможем сожрать его, мессир? - спросил вожак поредевшей команды.
        - Нет. Возможно, он мне еще пригодится. Отвезите его на какую-нибудь ферму, путь пока поживет там.
        - Слушаюсь, мессир, - поклонился вожак и остальные орки.
        - Поторопитесь, наши враги могут появиться здесь в любую минуту. Я чувствую их приближение…
        Кто эти враги, орки прекрасно знали - не подчинившиеся Хивве маги. Они еще имели силы сопротивляться, однако даже самый последний туран знал, что это ненадолго.
        Ослабевшего пленника подняли с пола, и один из орков закинул его себе на плечо, словно какую-то ветошь. Прихрамывая и ругаясь вполголоса, молоканы вышли на улицу через вышибленную дверь и поспешили прочь.
        Стало тихо. Гильгум принял вид обычного горожанина и шагнул к двери, но дорогу ему преградил седобородый старец.
        Несколько мгновений враги поневоле сверлили друг друга взглядами. Затем Вендор исчез, позволяя Гильгуму уйти без боя.

25
        На окраине Исфагана, у самого начала большой северной дороги, стоял трактир. Он находился в городской черте и потому оставался под защитой договора о перемирии. Возле него, в тени оливкового дерева, располагались несколько столов, пустовавших обычно в жаркое время суток, однако сейчас один из них был занят тремя скитальцами в просторных черных одеждах.
        Они ограничились чаем и медом, поэтому трактирщик посматривал на них с неудовольствием. Ближе к вечеру сюда подъезжали состоятельные купцы, хлеставшие старый херес, как воду, а с этих странников ничего, кроме медной монеты, не возьмешь, не доход, а одно только беспокойство.
        Трактирщик широко зевнул и, закинув на плечо грязное полотенце, пошел под навес, чтобы отдохнуть, глядя на дорогу.
        - Почему мы отпустили его? - спросил Харар, имея в виду Гильгума. - Можно было устроить ему теплый прием.
        - Твоим фокусом с насадкой для посоха его не проймешь, - сказал Карцепос. - Пока Хивва рядом, одолеть его мы не можем, к тому же неизвестно, скольких помощников, вроде Исседола из Хардада, он держит под своей властью.
        - Да, - подтвердил молчавший прежде Вендор. - Он собирает их со всех сторон света, обещая силу и власть.
        - Тогда почему мы не перехватили этого - Питера Фонтена, коль уж вы, мессир, ожидали от него какого-то известия?
        - Я не говорил, что ждал известия именно от мальчишки, я надеялся увидеть намек на метод прозрения…
        - И что, намека не было?
        - Я ждал, что Гильгум попытается отыскать этот метод, тогда бы я воспользовался его силой, но Гильгум слишком занят сейчас сбором под свои знамена сторонних магов. Ему в тягость разбираться в этом мальчишке, однако он оставил его жить, а стало быть, начнет понемногу терять силу…
        - Почему он будет терять ее, мессир? - тут же спросил Харар.
        - Потому что у него возникли сомнения. А это для мага страшнее незнания.
        Они помолчали, потом Харар не удержался от очередного вопроса:
        - А что теперь будет с этим мальчишкой?
        - Его будут истязать работой и плохим отношением, - ответил за Вендора Карцепос. - Когда мне нужно было лучше понять невольника или жертву, я подвергал его наказаниям.
        - Что значит - понять?
        - Прочитать, увидеть его прошлое и будущее, узнать предназначение. Когда у человека сломлена воля, он становится податливым и прозрачным, словно стекло. Однако не всегда телесные наказания могут лишить воли.
        - Так, может, нам убить этого мальчишку, чтобы Гильгум не разузнал чего-то, что потом сможет навредить нам?
        - Сделать это никогда не поздно, - ответил Вендор и вздохнул: - Но только в том случае, если мы будем точно знать, что мальчишка больше полезен Гильгуму, чем вреден. Пока что он играет на нашей стороне, и чем дольше он продержится и не растеряет воли, тем больше сил потеряет Гильгум.
        - А этот пьяница, мессир, чего хочет он?
        - Не слишком ли много вопросов, Харар?
        - Как скажете, мессир, я лишь хочу разобраться во всех хитросплетениях этой ситуации. Я не могу, как вы, прозреть внутренней силой, поэтому полагаюсь на свой разум.
        - Ну хорошо. Пьянице надоело жить в этом городе, и он желает заработать на мальчишке, вернув его родственникам, и зажить спокойно в доме у речки.
        - В доме у речки, - повторил Харар.

26
        Питер проснулся оттого, что кто-то ползал по его лицу. Махнув не глядя рукой, он отрыл глаза и увидел небо и несколько соломинок перед глазами. Сильный толчок отозвался болью во всем теле. Питер приподнял голову и увидел широкую спину возницы-молокана, погонявшего двух запряженных в длинную телегу быков.
        Чуть позади на вороных коротконогих лошадях неизвестной породы ехали двое молоканов. Они не заметили, что пленник пришел в себя, и Питер поспешил снова улечься на солому.
        Он вспомнил душившие его пальцы и попробовал глотнуть - горло болело, а во рту чувствовался привкус крови. Костяшки на пальцах были содраны, кожа на ладонях горела огнем.

«Где же Крафт? Удалось ли ему сбежать?» - подумал Питер и с трудом сглотнул. Очень хотелось пить, ведь им так и не дали попить купленной воды.

«Почему они оставили меня в живых?» - недоумевал Питер. Он помнил, как за ними погнались стражники, но потом примчались молоканы, причем они не пытались убить Питера и Крафта, в противном случае приятели не продержались бы и минуты. Эти монстры старались захватить их живыми, это было очевидно.
        Питер и так и эдак обдумывал причины поведения молоканов, но не находил ему никакого здравого объяснения.
        Дорога пошла под гору, но быки нисколько не ускорили шаг. Высоко в небе парил орел, и Питер завидовал его свободе. Когда-то он мечтал увидеть мир - что ж, теперь он повидал немало, но только не по своей воле.
        Вскоре стали попадаться встречные экипажи - такие же молоканские телеги. Некоторые были запряжены быками, другие - поставленными цугом двойками и тройками мулов, таких же страшных и коротконогих, как и молоканские лошади. Вместе с людьми из этих мест должны были исчезнуть и их животные, молоканы приносили с собой другой мир - небольшую часть Хиввы.
        Когда до поселения оставалось меньше мили, погонщик вдруг обернулся и, заметив, что Питер пришел в себя, одним ударом сбросил его с повозки. Пленник упал в пыль, ехавшие позади всадники засмеялись. Питер поспешно поднялся и пошел по обочине следом за телегой. Он не ждал от новых перемен ничего хорошего.
        Прихрамывая, он осторожно посматривал по сторонам, стараясь запомнить дорогу и ориентиры на тот случай, если ему придется бежать.
        На торчавших из земли скальных обломках сидели крупные отъевшиеся вороны. Ситуация в крае им благоприятствовала, еды хватало.
        Наконец показалось селение орков-молоканов. Это было подобие крепости, частично сложенной из камней, которые оставались на руинах человеческих поселений, а частью из саманного кирпича и просто формованной глины. Орки до основания разрушили все, что здесь было прежде, даже вспомогательные постройки и загоны для скота, и все перестроили на свой лад, вместо окон оставив узкие бойницы, а вместо двускатных крыш - плоские площадки. Все близлежащие деревья и кусты были вырублены, отчего жилье молоканов походило на слепленный из засохшей грязи термитник.
        Под стенами городка было заметно движение, люди-рабы укрепляли стены, а надсмотрщики-молоканы важно прохаживались мимо них и при случае стегали провинившихся плетками.
        Увидев эту картину, Питер вздохнул, угадывая приготовленную ему участь. Еще раз оглядевшись, он понял, что пустошь вокруг городка сделана нарочно, чтобы любой беглец был виден издалека.
        Поглядывая на изможденных, одетых в лохмотья рабов, Питер, шагая рядом с телегой, прошел за ворота. Не обнаружив самих створок, он поднял голову и нашел затвор, висевший в массивной раме из деревянного бруса. Затвор был сколочен из бревен с заостренными концами и держался на стопоре, от которого тянулась веревка. В случае необходимости ворота перекрывались в одно мгновение.

«И кого им здесь бояться?» - удивился Питер. Укрытые за поясом крепостной стены, огромные жилые строения молоканов казались незыблемыми. Даже внутри города каждая из усадеб представляла собой отдельную крепость. Кое-где на строительстве еще работали рабы, однако самые большие камни приходилось укладывать молоканам - человеку такое было не под силу.
        Улицы, по которым вели Питера, были частью мощены булыжниками, а частью - просмоленными деревянными брусками. От жары смола расплавилась и приклеивалась к башмакам Питера.
        Сделав очередной поворот, быки едва протиснули телегу между двумя столбами и остановились возле деревянных ворот, перекрывавших вход под каменную арку.
        Ехавшие на лошадях орки спешились и принялись разминаться, переваливаясь с ноги на ногу. Возница постучал в ворота и что-то крикнул на своем языке. Ему ответили, потом загремели засовы и створки стали открываться.
        За ними показался немолодой косматый орк, немного ниже ростом, чем другие, но зато значительно шире в плечах.
        - Эй, ты, это теперь твой хозяин, - сообщил Питеру возница, указывая на косматого орка. Питер тотчас ему поклонился, надеясь не попасть в немилость с самого начала.
        Схватив одного быка за рог, возница потащил повозку во двор, старый орк пошел следом.
        Питер чуть замешкался и, оглянувшись, заметил, что двое орков-молоканов смотрят на него, держа своих лошадей под уздцы.

«Караулят», - подумал он и, поспешив за новым хозяином, вышел на просторный двор, посреди которого стоял столб высотой футов в тридцать. На его вершине находился выкрашенный охрой небольшой ящик с окошком. Питер подумал, что там живут птицы.
        Двое рабов в дальнем углу двора строгали доски, еще один разводил в деревянном корыте известковый раствор для укладки камня. Большая куча его была свалена неподалеку, и двое молоканов выбирали из нее подходившие для стены - они наращивали одну из внутренних построек.
        Пахло лошадиным навозом, а из закопченного окошка одноэтажной пристройки поднимался дым - видимо, там была кухня. У ее стены на стуле сидел человек в простых штанах и рубахе. На вид ему было лет пятьдесят, но на раба он похож не был. Положив ногу на ногу, незнакомец со скукой на лице посматривал по сторонам.
        Питер осторожно покосился на хозяина, может быть, тот не видит вольностей этого человека, однако тот помогал орку-вознице распрягать быков. О новом невольнике, казалось, все забыли.
        Вскоре с улицы послышались шум и голоса, а затем во двор ворвалось еще с полдюжины орков. Они встали посреди двора и начали громко кричать, потрясая космами и размахивая руками. Питеру они все казались на одно лицо - словно собаки.
        Возница оставил быков и вышел навстречу незваным гостям - Питеру показалось, что он пытается защитить старого орка. Сзади подошли двое орков, что сопровождали пленника. Они остановились неподалеку от возбужденно жестикулирующих соплеменников, держа руки на рукоятях своих тесаков.
        Орк-возница резко осадил крикунов, указал когтистым пальцем на Питера и добавил на яни:
        - Вот этот человек. Это он убил ваших родственников.
        На серых лицах молоканов застыло удивление - им показывали худенького человечка, который якобы стал причиной гибели их родственников, полноценных воинов.
        - Я убью его! - поднял руку один из орков.
        - Почему ты? Я потерял зятя! - возразил ему другой, не отводя от Питера тяжелого взгляда.
        - Его нельзя убивать, - сказал возница и вздохнул: - Я сам потерял любимого дядю и получил рану.
        Тут он дотронулся до пропитанной кровью тряпки, что опоясывала его торс, и снова вздохнул.
        - Мессир Гами-Гамет сказал - пусть побудет в поселении. И он побудет. И останется живым, раз так сказал мессир, да придет к нам царство Хиввы.
        - Ты хочешь сказать, что наши родственники останутся неотмщенными? - воскликнул тот, что потерял зятя.
        - Только до того времени, когда мессир отдаст нам его.
        - Тогда я прямо сейчас хочу выкупить его жизнь! Убить его должен именно я!
        - Эй, не ссорьтесь, - подал голос новый хозяин Питера, выходя перед спорщиками. - Человек всего один, а вас много - если его убивать, все отомстить не смогут, но за серебряную монету я могу позволить вам колотить его кленовой палкой.
        - Тогда я буду бить первым! Вот твое серебро, - потерявший зятя подал хозяину раба монету. - Где кленовая палка?
        Хозяин спрятал монету в складках засаленной одежды и, подозвав строгавшего доски раба, приказал принести сырые кленовые палки, приготовленные для скармливания коротконогим лошадям.
        - Хозяин, простите мне мою дерзость, но я не убивал ваших… родственников, - сказал Питер, затравленно оглядываясь. - Я не убивал! Я просто не смог бы, посмотрите на меня, разве я справлюсь с одним из ваших?
        - Вот как?! - Возница хрипло рассмеялся и обнажил окровавленную повязку на боку. - А это ты видишь, невинный человечек? Ведь это ты проткнул меня колом, разве не так? Жаль, что твой дружок успел спрятаться среди лодок, будь вас двое, одного мессир наверняка отдал бы нам.
        - А еще тот солдат с мечом… Посмотри, как изранены мои руки!
        И возница выпростал из-под рваных рукавов свои жилистые конечности. Серая кожа на них была посечена во многих местах, где-то даже очень глубоко - кровь из порезов продолжала сочиться.
        - Но у меня не было меча, и я не знаю никакого солдата! - в отчаянии воскликнул Питер.
        - А вот и кленовые палки, - произнес его новый хозяин, заметив бегущего раба.
        Пришлые орки радостно загомонили, Питер стал пятиться. Приготовившийся мстить орк выхватил из связки самую толстую палку и, повернувшись к жертве, произнес на яни:
        - Враг и убийца, я, Кукас, отобью твое мясо от костей, а когда будет на то милость мессира Гами-Гамета, сварю тебя в жертвенном котле и сожру всего без остатка. Так будет!
        - Так будет! - хором повторили все орки, даже те, которые складывали из тяжелых камней недостроенную стену.
        Сказав это, Кукас с ревом бросился на Питера и принялся наносить удары, норовя бить с потягом, чтобы содрать кожу.
        Питер пытался закрываться руками, но палка была тяжела, и ему светила перспектива превратиться в калеку. Пришлось уворачиваться от ударов и начать бегать по двору, что вызывало оживление всех, кто следил за представлением.
        Питер перепрыгивал через камни, проскакивал под строительными козлами и прижимался к стене, вынуждая Кукаса бить по камням и расщеплять палку - ведь клен дерево хрупкое. Не попадая по жертве, Кукас злился и бил сильнее, но чаще промахивал и вскоре измочалил палку, а пленник все еще стоял на ногах, хотя и тяжело дышал.
        Нестерпимо хотелось пить, Питер не видел воды почти сутки - в жарком климате это было мучительно.
        - Хватит, Кукас, теперь моя очередь! - прорычал другой орк.
        - Я еще не закончил, рыло ты свиное! - вскинулся Кукас. Разъярившись, он был готов мстить кому угодно.
        - Нет, ты изломал палку, значит, настала очередь другого, - заметил хозяин Питера, показывая полученную от следующего соседа монету, так что Кукасу пришлось смириться.
        Недовольно сопя и нервно потрясая головой, он вернулся к группе зрителей, а к Питеру шагнул следующий охотник.
        - Я - Брохар, я буду мстить, - просто представился он, сдвигая на спину тесак в кожаных ножнах, чтобы не мешал. Питеру этот молокан показался опаснее предыдущего: он был спокоен и совершенно определенно собирался покалечить жертву.
        И снова закрутилась страшная карусель. Брохар бил по ногам, желая обездвижить жертву, и Питеру пришлось скакать и кататься по земле, подставлять руки и спину, лишь бы сохранить ноги. Но Брохар не спешил и бил очень расчетливо, чтобы каждый удар приходился по цели и палка не расщеплялась от бесполезных ударов о камни. Питер понял, что прежняя тактика больше не годится, нужно придумать что-то другое. В очередной раз проскакивая под козлами, он заметил, что одна из перекладин держится лишь на деревянных шипах и сорвать ее не составит труда.
        - Тебе не свалить меня, вонючая туша… - скороговоркой произнес он, но так, чтобы его услышал только Брохар.
        Молокан остановился - расчет Питера оказался правильным, орк стал наливаться яростью. Еще раз поправив на пояснице тесак, он получше перехватил палку, чтобы заняться наглым рабом как следует.
        - Ну-ну, давай, неповоротливая свинья, - подбодрил его Питер и сделал движение рукой, как будто собирался ударить. Брохар невольно отпрянул, чем вызвал безудержный смех своих соплеменников.
        - Эй, Брохар, будь осторожен, а то он надает тебе по заднице! - завопил Кукас, который радовался неудаче соседа.
        Забыв об осторожности, Брохар взревел, словно раненый зверь, и бросился на Питера, а тот отскочил в сторону и принялся удирать по двору. Брохар понесся за ним, а Питер проскочил мимо козел, сорвал планку и, резко повернувшись, встал в оборонительную позицию рогатчика. Не успевая остановиться, молокан взмахнул рукой, чтобы отбить деревяшку, но Питер совершил обводной маневр, и молокан промахнулся.
        Удар концом планки пришелся чуть ниже горла, ноги орка по инерции еще двигались вперед, а верхняя часть тела была остановлена. Мгновение тело Брохара висело в воздухе, а затем распласталось на земле, подняв облако пыли.
        Питер тотчас подхватил оброненную кленовую палку и переломил ее о колено, давая понять, что этот мститель тоже проиграл.
        Во дворе повисла тишина, орки были поражены исходом схватки, а Питер ждал новых неприятностей: он понимал, что нанес молоканам оскорбление.
        Неожиданно среди этой тишины послышался негромкий смех. Питер закрутил головой, неуверенный, что это ему не показалось. Выяснилось, что смеялся тот самый человек, статус которого был Питеру непонятен.
        - Эй, Даувпирт, дайте парню воды, он заслужил это.

«Это сумасшедший, сейчас они его убьют», - подумал Питер, с сожалением поглядывая на несчастного, произнесшего слова в его защиту.
        - Принесите ему воды! - крикнул хозяин, к удивлению Питера, выполняя просьбу странного человека.
        Прибежавший раб принес кувшин и подал Питеру, прошептав:
        - Не пей много, сейчас еще Лусх придет…
        Питер сделал несколько маленьких глотков и набрал в рот воды, это защищало от спазмов в желудке, когда хотелось выпить еще.
        Человек, обладавший на молоканском подворье неожиданной властью, поднялся со стула и, пройдя через двор, исчез за дверью жилого дома.
        - Ты думаешь, что всех перехитрил, маленький червяк? - недобро усмехаясь, спросил хозяин Питера. - Сейчас ты познакомишься с моим младшим сыном - Лусхом. Вот когда ты станешь мечтать о кленовой палке.
        Сказано это было таким тоном, что Питер невольно посмотрел на незакрытые ворота. Что, если попытаться сбежать? Однако, вспомнив о пустынном пространстве вокруг крепостной стены поселения, он оставил эти надежды - сбежать ему не дадут, поэтому следует принять то, что еще уготовлено.

27
        Во двор вышел Лусх, по меркам молоканов - подросток, однако по сравнению с Питером он был гигантом - на две головы выше его и почти втрое шире.
        Он не стал брать в руки никакого оружия и, подойдя к пленнику, лягнул его ногой в живот. Питер отлетел ярдов на пять и покатился по земле. Попытался подняться, но ему не хватало дыхания, а Лусх приближался с издевательской улыбкой на своем сером лице. Питер отползал сколько мог, попытался закрыться рукой, но Лусх ударил его с другой стороны - в ухо. Потом еще раз ногой в лицо, Питер врезался в стену и лишился чувств.

«Они добьют меня… - успел подумать он. - Они меня добьют».
        Однако орки добивать пленника не стали - ослушаться мессира Гами-Гамета они не могли. Рабы перетащили окровавленного новичка в погреб, где содержали невольников; очнулся он уже под вечер в абсолютной темноте, решив, что уже умер.

«Вот она какая - другая сторона», - подумал Питер, глядя в темноту. Он чуть пошевелился и застонал от боли - все тело болело от недавних испытаний. Казалось, на нем не осталось живого места.

«Нет, я еще живой», - догадался он и пошарил вокруг рукой, ему показалось, что он в сыром подвале своего прежнего хозяина Карцепа. Где-то здесь должны бегать крысы и валяться останки прежних жертв.
        - Если тебе по нужде надо, я провожу, - прозвучал совсем рядом чей-то знакомый голос.
        - Это ты подавал мне воду? - догадался он.
        - Я. Меня зовут Бриан, я из Беттерга.
        - А я Питер из Гудбурга.
        - Гудбург? Это же далеко на севере, разве молоканы и туда добрались?
        - Нет, меня захватили с обозом моего дяди. - Питер вздохнул: - Мы направлялись в Пешехар.
        - Давно в невольниках?
        - Даувпирт мой шестой хозяин.
        - Шестой?! - поразился Бриан. - Ты, видать, натерпелся, парень, я-то в невольниках всего второй месяц, а уж подумывал о петле. Тут пострашнее, чем на галерах будет.
        - На галерах я был, но обошлось…
        - Ты был на галерах?! - удивился Бриан.
        - Недолго - меньше месяца.
        - А что потом?
        - Слушай, ты не мог бы дать мне еще воды, а то… А то все внутри ссохлось.
        - Это я мигом, лежи тут!..
        Было слышно, как шаги Бриана прошуршали по соломе, а затем он вернулся.
        - Держи двумя руками, а то нас за каждую разбитую плошку секут.
        - Спасибо.
        Питер припал к воде и пил долго, пока хватило дыхания. Потом отдышался и допил все.
        Бриан унес плошку и, вернувшись, улегся на солому рядом.
        - Ну так чего там на галерах, скверно?
        - Скверно, но там много народу - люди все вместе, оттого не так страшно.
        - А грести-то небось сутками напролет приходилось?
        - Нет, нам давали спать и хорошо кормили - голодных не было, голодный плохо гребет.
        - Ясное дело - плохо. А потом как же, тебя продали?
        - Сбежал.
        - Сбежал?! - воскликнул пораженный Бриан.
        - Эй, вы бы заткнулись, а то нам завтра чуть свет камни таскать! - послышался из другого угла недовольный голос.
        - Ладно-ладно, я уже молчу, - поспешно согласился Бриан и перешел на шепот: - Как же ты сбежал?
        - В порту, - просто ответил Питер, опуская множество подробностей о путешествии на Голубой Суринам.
        - По воде или как?
        - По воде.
        - А сюда как?
        - В городе орки схватили. В Исфагане.
        - Это у них быстро, - согласился Бриан и вздохнул: - Нас тоже прямо на улицах похватали, как скот какой-нибудь. Меня и двух знакомых, на одной улице жили.
        - Где же они теперь?
        - А нигде. Съели их.
        - То есть… как съели? - не понял Питер.
        - Обыкновенно, как свиней едят.
        - А тебя не стали?
        - Наверное, случая подходящего не было. Они людей по праздникам едят, жертвы приносят. Столб посреди двора видел?
        - Да.
        - Вот возле него и убивают, а потом кровью этот столб поливают, он у основания уже черный от этой крови, а ведь они здесь чуть больше года живут. Честно говоря, я думал, они и тебя есть будут, а вышло вон как.
        Они помолчали, каждый думая о своем.
        - Слушай, а что это за человек, который на стуле у стенки грелся?
        - Не знаю. Может, их родственник?
        - Как это? Он ведь человек - по нему же видно, не может он им родственником быть.
        - Тогда не знаю. Может, выслужился?
        Бриан вздохнул:
        - Небось его никто есть не станет, не то что нас с тобой.
        - Меня вчера еще долго били?
        - Нет, как ты свалился, так и оставили.
        - А этот Лусх крепко лютый?
        - Ой, даже имя его произносить боюсь. Если мимо проходит, обязательно лягнет, да так, что потом кровью харкаешь, у нас его все боятся.
        - А много ли невольников у хозяина?
        - Всего человек двадцать, здесь семеро - ты уже восьмой, а остальные на свинарнике, это за городом у леса. Хозяин обещал и меня туда отправить - за свиньями ходить, думаю, это лучше, чем тут с Лусхом встречаться.
        - Далеко до свинарника?
        - Недалеко, с полмили.

28
        Проснувшись утром, Питер обнаружил в погребе только Бриана, других невольников в погребе не было.
        - На работу пошли, они усадьбу достраивают. Как достроят, их продадут или съедят, - сообщил тот. - Эх, и морда у тебя!
        Бриан подвел Питера к бочонку с водой, чтобы тот мог взглянуть на свое отражение. Света в погребе было немного - он попадал внутрь только через узкое окошко в потолке, поэтому Питер смог разглядеть лишь форму головы, ставшей совершенно круглой из-за распухшего лица.
        Во дворе их уже ждал хозяин. Он ни словом не обмолвился о произошедшем вчера, не сделал замечаний по поводу лица Питера и даже не посмеялся над ним.
        - Пойдете с Гурдом в свинарник.
        - Слушаюсь, хозяин, - с поклоном произнес Бриан.
        - Слушаюсь, хозяин, - прохрипел Питер и поклонился, чувствуя боль во всем теле.
        Хозяин ушел в кухонную пристройку, из дома вышел Гурд - вчерашний возница. Проходя мимо невольников, он швырнул на землю лепешку и кусок свиного нутряного сала. Бриан торопливо поднял еду и, разломив лепешку, сунул Питеру меньшую часть, затем так же поступил с куском вонючего жира.
        - Нет, - сморщился Питер. - Возьми это себе, а мне лучше верни большой кусок лепешки.
        - Хорошо, - сразу согласился Бриан. - Только учти, жир, конечно, воняет, но он очень сытный, с лепешкой не сравнится. Я первое время тоже брезговал, но потом привык.
        Бриан вцепился зубами в желтоватый кусок жира и принялся терзать его, как голодный пес.
        Питер отвернулся, на него накатывал приступ тошноты.
        - Идем! - крикнул Гурд, и Питер с Брианом заторопились. Шаги орка были огромными, за ним приходилось бежать. Ворота открыл незнакомый Питеру невольник, ссутуленный человек лет сорока с потухшим взглядом. От него сильно пахло конюшней. Прежде чем за Питером закрыли ворота, он оглянулся на одиноко стоявший стул, на котором вчера сидел человек с непонятным статусом.
        Следуя за Гурдом, Питер имел возможность лучше рассмотреть город изнутри. Стены внутренних усадеб были разной высоты - от шести до десяти футов, в каждом дворе торчал столб для пожертвований с коробкой на самом верху.

«Что же там в этих коробках?» - недоумевал Питер. Почему-то это интересовало его сейчас больше, чем собственная судьба.
        Дорога до свинарника вела через руины человеческой деревни, разобранные теперь до самых фундаментов. Камней и бревен здесь совсем не осталось, зато втоптанных в пыль костей хватало.
        Тураны накатились сюда неожиданно, уйти не успел никто, теперь на этих землях уверенно закреплялись орки-молоканы.
        Пока шли до свинарника, Гурд не проронил ни слова, а невольникам в присутствии хозяев тоже говорить не полагалось. Питер смотрел по сторонам, привыкая к местности, потом разглядывал свои трофейные башмаки. Несмотря на испытания последних дней, они выглядели хорошо - загнутые от морской соли носы, крепкая строчка из воловьих жил. Учитывая сложившиеся обстоятельства, такая обувь могла пережить даже своего хозяина.
        В свинарнике Питера встретили спокойно, никто не спросил, откуда он, никто не поинтересовался его именем.
        - Пусть чистит, - коротко сказал Гурд и ушел в лес по своим делам. Питеру вручили деревянную лопату и показали, откуда и куда нужно сгребать свиной навоз. Запах от него стоял такой, что, если бы не решетчатые стены, позволявшие гулять всем ветрам, можно было свалиться без чувств.
        Питер заметил, что свиньи здесь тоже привезенные. Они выглядели значительно крупнее тех, что он видел на ярмарках, мускулистее их, а клыки имелись даже у чуть подросших поросят. Эти животные не хрюкали, они рычали. Их мощные челюсти перемалывали все, что им подавали, - кашу из диких семян, зеленую траву, кленовые палки и даже сырую трухлявую древесину, которую доставляли от протекавшей неподалеку речки.
        Общее количество голов достигало двух сотен и требовало постоянного подвоза корма, поэтому все приписанные к свинарнику рабы дни напролет занимались его сбором в лесу и на берегах речки.
        Хотя никто не предупреждал Питера об опасности этих тварей, он и сам держался от них подальше, и все же пару раз его едва не подцепили за штанину, а уж в лопату свиньи вцеплялись зубами неоднократно.
        Примерно через час Питера с этой работы сняли. Бритый наголо раб поманил его пальцем и крикнул:
        - Эй, Малой, попей воды и иди в лес!
        Питер с радостью оставил опасное занятие, получил вдоволь холодной воды и пучок щавеля.
        - Спасибо, - сказал он.
        - На здоровье. Вот тебе две корзины - пойдешь прямо по тропинке в лес. Тропа заметная, ведет к речке, там, в камышах, будешь ловить лягушек вот этой малой корзинкой и перекладывать в большую. Вернуться должен до захода солнца с полными корзинками. Понял?
        - Понял, - кивнул Питер.
        - Сразу совет: черпай прямо с травой, лягушек потом выберешь, так получится быстрее.
        - Спасибо. А… как к вам обращаться?
        - Обращайся просто: Ланкер. И не нужно «выкать», мы здесь все в одном дерьме сидим и все друг другу ровня. И еще, Малой, свободой в лесу только пахнет, но это никакая не свобода. Вздумаешь сбежать, тебя поймают - хозяева очень хорошие следопыты. А потом скормят свиньям и даже косточек не останется. Понял?
        - Я понял, Ланкер, - кивнул Питер, ведь мысль о побеге его не оставляла.
        - Бегут всегда новички, им кажется, что у них получится. Советы я даю каждому из них, но до семерых они так и не дошли.
        - Свиньи сожрали семерых новичков? - уточнил Питер.
        - Они сожрали значительно больше, а семерых только при мне. И еще - у тебя, я вижу, морда битая, сразу угадывается рука хозяйского сынка.
        - Скорее нога… - Питер виновато улыбнулся.
        - В лесу растет вот такая трава - сиваш называется. - Ланкер показал завядший резной листочек с красноватой окантовкой. - Нужно собрать небольшой пучок, разжевать его и намазать синяки и даже открытые раны. Но жевать недолго, а потом водой рот пополоскать, не то уснешь.
        - Понял, Ланкер. Больше тебе спасибо за доброе отношение.
        - Ха, доброе отношение! Не принесешь полной корзины, я тебя так дубиной отделаю, что Лусх белой овечкой покажется. Все, иди.

29
        Ремесло сбора корма для ненасытных свиней Питер освоил успешно, это стало его основной работой. Больше его не заставляли чистить навоз и с самого утра выдавали корзины. Питера это вполне устраивало, ведь помимо лепешек, которые он получал каждое утро, удавалось найти что-то еще, а вонючее нутряное сало он есть так и не научился. В ход шли молодой чакан и рыба, она часто попадалась вместе с водорослями, и Питер научился разделывать ее острой щепкой. Есть рыбу сырой нужды не было, он завяливал ее на солнце, а уже потом съедал.
        Жизнь в здешней неволе могла показаться не такой ужасной, если бы не ежедневные встречи с Лусхом. Тот специально дожидался, когда Питер придет с работы, чтобы избить его во дворе усадьбы.
        Лухсу нравилось, что этот раб пытался закрываться и как-то защитить себя, в то время как других можно было сшибить одним ударом. Кроме того, новичок оказался выносливым и не харкал кровью, хотя Лусх избивал его те две недели, что раб жил у новых хозяев.
        - На тебе заживает быстрее, чем на собаке, - ухмылялся Лусх, прежде чем начать очередное избиение. Ему было невдомек, что Питеру приходилось ежедневно пережевывать по три пучка сиваша и смазывать следы побоев.
        Между тем Ланкер сообщил одному из хозяев - Гурду, что новичок хорошо справляется с работой и что к сбору на реке у него талант.
        - Я его за пустые корзинки ни разу не колотил… Вот только слабеть он стал, того и гляди кровью захаркает.
        К мнению Ланкера Гурд прислушивался. Это был хороший раб, неплохо руководивший хозяйством на свинарнике, поэтому Лусху было приказано… не бить новичка так сильно, как он это делал прежде.
        - Малой должен нормально ходить за лягушками, на своих ногах и не задыхаться, - сказал Гурд своему младшему брату.
        Тот был недоволен, его лишали главного развлечения, однако в следующий раз ограничился несколькими затрещинами и уже не валял раба в пыли, проверяя крепость его ребер.
        Легко отделавшись в этот вечер, Питер спустился в погреб, где держали рабов. На сегодня вся его работа была сделана и все удары получены.
        - Сегодня он бил тебя не так сильно, - заметил Бриан, разглядывая лицо Питера.
        - Наверное, настроение было хорошее, - без улыбки ответил тот и, попив воды, лег спать.
        - Это тебя за лягушек пожалели…
        - Что? - Питер приподнялся с соломы.
        - Я на свинарнике слышал, как Ланкер хвалил тебя перед Гурдом. Сказал, что ты слабеешь и можешь помереть, а это жаль, поскольку лягушек таскаешь больше всех.
        - Что ж, хорошо, если так, а то уже мочи нет терпеть этого… - Питер умолк, ему показалось, что двое рабов-строителей внимательно прислушиваются с разговору. - Ох, нелегка наша жизнь.
        - Твоя правда, - кивнул Бриан и подвинулся ближе. - А скажи, Малой… То есть Питер. Или как тебя лучше называть, чтобы не обидно?
        - Называй, как хочешь, а Малым меня и на галере звали.
        - Вот как? Очень хорошо. Так вот, Малой, ты мне расскажи - у тебя есть какой-то секрет? Как ты ухитряешься столько лягушек набирать?
        - Обыкновенно, иду и собираю. Если поглубже зайти, там их больше и они крупнее, - заплетающимся языком пояснял тот, уже проваливаясь в сон.
        - Но ведь бывают дни, когда они прячутся - ни одной не найдешь, а ты две недели носишь и все больше большего. Ты расскажи, может, мне тоже когда носить придется.
        - А раньше не носил?
        - Носил… - Бриан вздохнул. - Лысый меня дубинкой два раза учил, больше не захотелось. Я теперь траву собираю и премного доволен.
        - Нет никакого секрета, просто везет. - Питер глубоко вздохнул и окончательно провалился в сон, а разочарованный Бриан пошел пить воду.

30
        На следующее утро все происходило, как обычно: плошка воды натощак, брошенная в пыль лепешка и кусок жира, а потом быстрая прогулка до свинарника в сопровождении Гурда.
        - Ты сегодня получше выглядишь, - заметил Ланкер, выдавая Питеру его корзины.
        - Должно быть, Лусх потерял ко мне интерес, вчера бил без особой злости, я даже удивился.
        - Наверное, ты ему разонравился, - предположил Ланкер, пряча улыбку.
        - Хотелось бы, чтобы совсем.
        Подхватив свои корзины, Питер зашагал прочь от свинарника - лес давал ему почувствовать хотя бы условную свободу.

«Отстал бы от меня это урод Лусх, я бы тогда горя не знал», - размышлял он, шагая по тропинке.
        В кустах защебетала какая-то птица, Питер помахал ей рукой. Настроение улучшалось, он пошел быстрее.
        Небольшой пригорок, спуск, поворот за высокие заросли репейника - под его широкими лопухами можно было спрятать даже лошадь. Питер сошел с тропы, развел лопухи руками, шагнул и исчез.
        Предчувствие его не обмануло, вскоре послышались торопливые шаги, и мимо зарослей репейника пробежал Бриан. Он не поверил Питеру и пытался выследить его, чтобы узнать секрет.

«Ну, беги-беги», - усмехнулся тот и вернулся на тропу. Прошел еще ярдов сорок и свернул на другую, едва проторенную тропку, в лесу таких было множество. Однако далеко уходить не потребовалось. Остановившись возле молодого дубка, Питер внимательно осмотрел его крону - она была усыпана сотнями зеленоватых гусениц. Схватившись за тонкий ствол, Питер дважды резко встряхнул его, и гусеницы полетели вниз.
        За несколько минут он собрал две большие горсти, завернул весь «урожай» в лопухи и, положив на дно маленькой корзинки, отправился к реке, до которой было уже рукой подать.
        Выйдя на крутой берег, постоял еще немного, чтобы удостовериться, что поблизости никого нет, а затем стал спускаться по сыпучему красноватому песку.
        Речка была неширокая, всего ярдов двадцать, почти везде ее можно было перейти вброд. На небольших отмелях росли камыши и куга, а также вились длинные заросли из водорослей, в которых жили лягушки. Если бы он охотился за ними, кочуя от отмели к отмели, на это уходил бы весь день, но Питер прикармливал улов, и не он бегал за лягушками, а они собирались на те отмели, куда он бросал свою прикормку.
        Горсть гусениц на одну отмель, горсть на другую - это назавтра две корзинки улова, а собрав норму, Питер мог отдыхать и как угодно тратить свободное время.
        Разбросав гусениц в этот раз, он побрел по течению к отмелям, на которых прикармливал вчера. Дело спорилось, за пару часов он набрал две корзинки крупных лягушек. Покрепче увязав прикрывавшую их мешковину, он двинулся к берегу, преодолевая быстрое течение.
        Когда же Питер поднялся на то место, где оставлял под бревном башмаки, ему встретился тот самый человек, что имел над молоканами необъяснимую власть. Он сидел на бревне и улыбался, однако было в этой улыбке что-то настораживающее.
        - Здравствуйте, сэр… - сказал Питер и поклонился.
        - Здравствуй, Питер из Гудбурга.
        - Вы… знаете как меня зовут и… - Питер поставил корзины на траву.
        - Это не трудно, Бриан докладывает хозяину все, о чем говорят другие рабы, а если знает хозяин, знаю и я.
        - Я догадывался…
        - Разумеется, догадывался, потому и провел Бриана, спрятавшись от него в лопухах.
        У Питера от изумления округлились глаза.
        - Не удивляйся. Я умею ходить неслышно и видеть то, что не видят другие. Так что мне стал известен твой секрет в добыче лягушек, но я не проболтаюсь…
        Тут незнакомец позволил себе более теплую улыбку, и Питер улыбнулся тоже.
        - Этот фокус с подкормкой лишний раз подтвердил, что из тебя выйдет толк.
        - Я бы не хотел все жизнь заниматься этим, - честно признался Питер, не боясь, что этот человек доложит хозяину. И не потому, что добряк и пожалеет раба, нет. Питер видел, что этот человек стоит выше молоканов и наверняка презирает их - такой докладывать не станет.
        - Помнишь, как тебя били кленовыми палками?
        - Да, сэр, кто же такое забудет.
        - У меня сложилось впечатление, что это не самый страшный день в твоей жизни.
        - Увы, сэр, это так.
        - А каким был самый страшный?
        - Когда моего дядю зарубили в обозе, а меня взяли в плен. С тех пор я невольник.
        - А другой страшный день?
        - День битвы с туранским войском на трех холмах при Аруме.
        - Ты был солдатом?
        - Казенным человеком, сэр. Стоял во втором ряду рогатчиком.
        - Готовили вас недолго?
        - Так точно, сэр. Торопились, чтобы остановить туранов, но, как видите, зря.
        - Много вас спаслось?
        - Малая горстка, а сейчас, возможно, я один.
        - Что ж, - человек поднялся с бревна. - Давай малую корзину, я помогу тебе переправиться вон на тот остров.
        - Зачем? Простите, сэр.
        - Я хочу кое-что рассказать тебе, попробовать что-то вылепить из той глины, которой ты сейчас являешься. А о башмаках не беспокойся, если их украдут, я подарю тебе свои.
        Питер невольно посмотрел на ноги незнакомца: тот был в новых сандалиях из свиной кожи.
        - Годится, сэр, а как мне к вам обращаться?
        - Меня здесь знают под именем Корнелий, полагаю, этого тебе будет достаточно.
        - Да, сэр.
        - Ну, тогда хватай корзину и идем, времени до заката осталось не так много.

31
        Почему-то Питер думал, что Корнелий хочет рассказать ему свою историю, ведь это по-настоящему занимало его. Как может обычный с виду человек пользоваться авторитетом у таких чудовищ, как орки-молоканы?
        Но когда они в мокрой одежде выбрели на большой остров, расположенный посреди реки, Корнелий велел оставить корзины в кустах и повел Питера на небольшое глинистое плато, укрытое от посторонних глаз зарослями разросшихся ив.
        - Встань здесь, - указал Корнелий место и, обойдя вокруг Питера, остановился напротив него. - Зол на Лусха? - спросил он.
        - Он - хозяин, - уклончиво ответил Питер.
        - Ты думал о том, почему он так ловко тебя сбивает, хотя ты парень не из простых?
        Питер кивнул.
        - Ну, и чего надумал?
        - Он здоровее меня, в смысле - выше.
        - И все? - усмехнулся Корнелий.
        - У него ноги длиннее и руки. И еще он обманывает меня и расталкивает - то в одну сторону ткнет, то в другую, а потом сразу - в ухо.
        - Хотел бы так научиться?
        - Конечно, кто ж от такого умения откажется.
        - Никто не откажется, тут ты прав. - Корнелий замолчал и, оглядевшись, вдруг с неожиданной, пронзительной тоской в голосе продолжил: - Да только платить иногда приходится слишком дорого.
        - Вы это о чем, сэр?
        - Корнелий… Говори мне ты.
        - Извини, Корнелий. Я не совсем понял, о чем ты говоришь.
        - О том, что на учебу требуются силы и терпение, хотя в тебе все это есть. Жизнь заставила, ты ведь уже шестого хозяина холоп?
        - Так точно.
        - Тогда учись, чтобы их в твоей жизни не было еще полдюжины.
        - Я готов, Корнелий.
        И Корнелий преподал Питеру первый урок. Он заставил его драться на пределе своих возможностей, однако не глушил ученика, как это делал кровожадный Лусх, а лишь сбивал изредка на землю и пояснял ошибки, которые допускал Питер.
        К моменту, когда солнце стало клониться к закату, Питер высушился и снова промок от пота, но был доволен оттого, что кое-что у него начало получаться.
        - Иди первым, корзинки потащишь сам.
        - Да, Корнелий, спасибо…
        - И не будь дерзким с Лусхом, рано тебе еще.
        - Хорошо, Корнелий.
        Они разошлись, и Питер отправился в свинарник - сдавать улов, а потом вместе с Брианом и еще одним невольником пошел назад - в поселение.
        Зная, что его ждет вечерняя взбучка от Лусха, он, в отличие от прошлых вечеров, ждал ее с нетерпением и любопытством. Корнелий многократно повторил на нем все те приемы, которыми так здорово владел хозяйский сын, и научил, как им противостоять. Но напоминание не быть с Лусхом дерзким Питер понял правильно, он и сам не стал бы раскрываться, уж чему-чему, а осторожности за время своей невольничьей жизни он научился.
        По улицам невольники шли, прижимаясь к стенам и глядя себе под ноги, чтобы не оскорбить неосторожным взглядом прохожих молоканов.
        В воздухе пахло перегоревшим жиром, в этот час молоканы жгли у жертвенных костров подношения Хивве, вступавшей ночной порой во владение миром.
        Когда невольники подошли к воротам своего хозяина, Лусх уже поджидал Питера.
        Равнодушно пропустив мимо двух других рабов, он ударил Питера наотмашь. «Нырять» было поздно, и Питер лишь втянул голову, чуть приподняв плечо, - как учил Корнелий. Удар тяжелого кулака Лусха пришелся в плечо, скользнул по голове, и, повинуясь толчку, Питер забежал во двор. Лусх рыкнул от досады и, закрыв створку, последовал за объектом своих садистских развлечений.
        Питер никуда не убегал, идти в погреб он мог только по разрешению своего истязателя.
        - Ну что, лягушонок, будешь харкать кровью? - улыбнулся Лусх, демонстрируя кривые клыки.
        Питер молчал и лишь чуть приподнял руки, собираясь защищаться. Впрочем, это не смутило Лусха, ведь именно попытки раба защитить себя вызывали в нем еще больший интерес к истязанию. Орк быстро атаковал, нанося удары справа и слева, но не в полную силу: он знал, как продлить удовольствие. Невольник пошатнулся и отступил на пару шагов, хотя вся атака Лусха пришлась на руки и плечи.
        Лусх атаковал снова, добавляя своим хитросплетениям сложности. В конце концов он
«поймал» лягушонка и крепко приложил его по уху, зная, что этот удар наиболее болезненный. Питер не удержался на ногах и, упав, прокатился по земле, чтобы тотчас подняться. У него получилось! Корнелий говорил: пропустив удар, не пытайся удержаться любой ценой, а лучше последуй за его силой - упади и покатись, как камень.

«Если будешь стараться выстоять, сила удара пойдет на твое разрушение, а если покатишься - она истратится на то, чтобы перекатывать тебя».
        Питер перекатился и поднялся, чувствуя себя совсем неплохо. Да, в ухе звенело, но не более чем от шуточной оплеухи.
        Лусх почувствовал, что контроль за избиением ускользает от него, и бросился наверстывать упущенное, но Питер не давал ему зацепиться и падал при каждом ударе, укатываясь все дальше, так что Лусху приходилось бегать за своей жертвой.
        Наконец ему это наскучило, и он отпустил Питера в погреб, где его встретил встревоженный Бриан.
        - О, Малой, я думал, он тебя убьет! - воскликнул тот с наигранным волнением.
        - Значит, обошлось, - ответил Питер. Он чувствовал боль в плечах и руках, попавших под тяжелые кулаки Лусха, однако голова его была ясной.
        Попив воды, он умылся, отчего ссадины на коже стало жечь, однако это не могло затмить чувства радости в ожидании нового урока Корнелия.

32
        На следующий день сбор лягушек и подкормка завтрашнего улова заняли у Питера значительно меньше времени, чем обычно, а когда он вернулся к дереву, под которым прятал башмаки, Корнелий уже ждал его.
        - Вчера ты показал, что неплохо усвоил первый урок, - сказал он вместо приветствия. - Однако ты не удержался от дерзости.
        - Не удержался? - поразился Питер, ставя корзины на землю. - Но в чем была моя дерзость, Корнелий?
        - Ты слишком подчеркивал свое новое знание, и Лусх почувствовал это. Он понял, что ты изменился.
        - Как же я должен был поступить?
        - Ты должен играть побежденного, дольше оставаться на земле и позволить немного пустить тебе кровь. Посмотри, твое лицо неприлично чисто.
        - Это от сиваша, я каждый день мажусь жвачкой…
        Корнелий молчал, и Питер почувствовал себя виноватым.
        - Но я могу снова стать прежним и, как вы говорили, поиграть с ним.
        - Нет, в этом будет еще большая дерзость, ведь он запомнил тебя измененным.
        - И что теперь?
        - Постарайся повторить себя таким, каким ты был вчера, и держись пока этого поведения, чтобы он думал, что ты не изменяешься.
        - Хорошо, Корнелий, я приложу все силы!
        - Тогда вперед - на остров.
        Когда они снова пришли на глиняный пятачок, Корнелий преподал Питеру новый урок, длиною в несколько часов, заставив его атаковать и защищаться только ногами.
        - Забудь, что у тебя есть руки. Лягайся, как это делают лошади, подсекай, годится все, что ты можешь использовать против врага.
        Питер терпел удары, падал, поднимался и пытался атаковать сам. К закату он едва чувствовал под собой ноги, зато, казалось, мог бы ими завязать веревку или выхватить из водорослей лягушку.
        С долгими перерывами на отдых Питер сумел дотащить улов до свинарника, а потом побрел с Брианом в селение.
        - А знаешь, как называется город, где живем мы и наши хозяева? - спросил тот, когда они шли мимо руин разоренной деревни.
        - Нет, не знаю.
        - Вангор.
        - Что это значит?
        - Понятия не имею. Название и название…
        Бриан посмотрел по сторонам, на много раз виденные пустынные холмы и торчавшие из красноватой земли скальные обломки.
        - А знаешь, Питер, иногда я думаю о том, чтобы сбежать. А ты?
        - Сначала думал, на новом месте всегда кажется, что убежать проще.
        - А теперь что же? - торопливо спросил Бриан и даже затаил дыхание, чтобы не пропустить чего-нибудь важного.
        - Теперь я прижился, и бежать мне не хочется.
        - Да? - с недоверием произнес Бриан. - И к тумакам Лусха ты прижился?
        - К тумакам привыкнуть сложно, но тоже случается. Я ведь не сравниваю нашу жизнь с волей, ее я уже и не помню, я сравниваю жизнь у молоканов с тем, как мне приходилось у других хозяев. По сравнению с прошлым нынешнее житье не такое уж и плохое.
        - Ну… тебе, конечно, виднее, - произнес Бриан разочарованно.
        Питер мысленно посмеялся над попытками товарища по несчастью добыть для хозяев
«горячих» новостей. Что ж, в неволе каждый выживал, как мог. Питер был смышленым от рождения и талантливым в военном ремесле, а Бриану приходилось искать собственные пути.
        У ворот невольников, как обычно, ждал Лусх. Однако в этот раз он не набросился на Питера сразу и начал атаку не спеша, внимательно анализируя реакцию жертвы на каждый удар.
        Питер постарался полностью повторить свое вчерашнее поведение. Закрывался от ударов немного невнятно, как бы случайно, пропускал и катился камнем. А когда Лусх ударил покрепче, откатился совсем далеко и полежал на земле, чтобы подтвердить ожидание молодого орка.
        Убедившись в своем очевидном преимуществе, Лусх отпустил невольника в погреб.

33
        На следующий день Питер поспешил переделать все свои дела быстрее и с прежней радостью и предвкушением получения новых умений прибежал с полными сумками к поваленному дереву, но каково же было его удивление, когда он застал там самодовольно улыбающегося Бриана.
        Тот сидел на дереве, положив ногу на ногу, и посматривал на Питера с видом победителя.
        - Ты сегодня особенно скор, Питер. Недавно только полдень миновал, а ты уж при полных корзинах. Не иначе как колдовство пользуешь, а?
        Питер растерянно огляделся. Неужели из-за этого дурачка расстроится сегодняшний урок?
        В этот момент из кустов вылетел зеленый желудь и ударил Бриана по голове. К удивлению Питера, у того закатились глаза, и он повалился вперед, уткнувшись лицом в траву. Оставив квакающие корзины, Питер первым делом подбежал к тому месту, куда упал отскочивший желудь, и, подняв его из травы, стал внимательно разглядывать.
        - Ничего необычного, так ведь? - спросил появившийся из кустов Корнелий.
        - Совершенно обыкновенный желудь, - согласился Питер и для верности раскусил его надвое. Желудь был обыкновенным, горьким - ничего особенного.
        - Как же ты смог сбить им человека?
        - Если ты сопровождаешь брошенное оружие мысленной силой, оно бьет так, как ты того желаешь.
        - О-о! - только и смог произнести Питер.
        - Переверни его и привали к дереву, - сказал Корнелий, указывая на бесчувственного Бриана.
        Питер тотчас выполнил приказание, потом быстро сорвал несколько лопухов и сделал для пострадавшего небольшую подушку.
        - Что я ему скажу, если он спросит, как это случилось?
        - Скажи, что прямо на твоих глазах у него началась падучая. Такие люди легковерны, он озаботится своим здоровьем и перестанет бегать за тобой… Ну, идем, а то мы и так задержались.
        Когда они прибыли на остров, Корнелий начал очередной урок.
        - Сегодня, Питер, мы объединим руки и ноги. Они должны работать заедино, да так, как будто вокруг тебя образовалась неприступная для противника стена. Понял?
        - Как будто да.
        - Тогда приступим. Сегодня я буду жалеть тебя меньше, чем прежде, - берегись…
        И они начали учебную схватку.
        Корнелий набросился на ученика, как ураган, нарочно, широко размахивая руками, чтобы тот пока видел все угрозы. Потом стал бить короче и жестче, заставляя Питера собираться и уходить в оборону, но не желая сбить его кураж, снова нарочно мешкал, чтобы ученик пытался атаковать.
        В один из таких моментов Питер раскрылся и получил сокрушительный удар в грудь, остановивший его полет, однако вместо того, чтобы покатиться и рассеять силу пропущенного удара, Питер распластался в воздухе и плашмя, с раскинутыми руками, шлепнулся на твердую глину, а в следующее мгновение снова вскочил на ноги.
        - Сам придумал? - улыбнулся Корнелий, видя, что ученик применил быстрый способ рассеяния разрушающей силы.
        - Даже не знаю, Корнелий, само как-то получилось.
        - Ну что ж, продолжим.
        После окончания длинного урока, едва переведя дух, Питер спросил:
        - Я пришел на этот остров всего в третий раз, а мне кажется, что с нашего знакомства прошло больше времени, чем есть на самом деле, и мы провели много уроков, а не три, отчего это?
        - Оттого, что уроков действительно было много. Мы трудимся с обеда до заката, и я что есть сил, так сказать, тяну тебя за волосы, поэтому ты перешагиваешь сразу множество рубежей, оттого и кажется, будто ты бывал на этом острове сотни раз.
        - Именно - сотни раз! - с готовностью подтвердил Питер, радуясь, что учитель подобрал такое точное сравнение.
        - Все зависит от того, в какой ситуации находится ученик, каковы его желания и возможности. Ежедневно ты ходишь под угрозой твоей собственной жизни, которая принадлежит не тебе, а хозяевам. Каждый день ты добываешь лягушек, чтобы не быть битым дубинкой Ланкера. Каждый день ты ловишь рыбу, чтобы насытиться, обходясь лепешкой и отвергая вонючий жир. Все это сильно отличается от того, какой жизнью живет Лусх. Ему ничто не угрожает, он ест сколько хочет, он считает себя вправе распоряжаться жизнью других. Зачем ему учение, если он и так чувствует себя властителем?
        - Значит, ты учишь Лусха?
        - Учил. Но, как я уже сказал, учение проникает в него неохотно, потому что Лусх не нуждается в нем.
        - А он знает, что ты учишь меня?
        - Знает. Он сам попросил меня об этом, чтобы дольше и крепче бить тебя. Правда, натолкнул его на эту мысль именно я, сказав ему: посмотри на это жалкое существо, ты можешь переломить его, как тростинку, и уже никогда не получишь от схватки никакого удовольствиям. Что, если бы он мог показать зубы, тогда твои забавы стали бы куда интереснее.
        - И что он?
        - Он тут же ухватился за эту мысль, ведь ему надоело побеждать всякого, кого он и так выше на три головы. Невелика честь. Но довольно болтовни, хватай свои корзинки и иди. Да не забудь главное…
        - Не нужно удивлять Лусха - я помню, Корнелий.

34
        В свинарнике, снедаемый тревогой, Питера дожидался Бриан. Едва завидев его, он побежал ему навстречу, выхватил малую корзину и пошел рядом.
        - Спасибо, приятель, признаться, я едва волоку ноги.
        - Долго собирал лягушек-то?
        - Да уж не валялся на травке, как некоторые, - усмехнулся Питер.
        - Ты видел? Видел, что со мной произошло?! - воскликнул Бриан, загораживая дорогу.
        - Не кричи так, - перейдя на шепот, одернул его Питер. - Если Ланкер услышит, тебя могут того… отправить на корм свиньям.
        - Мы пошли, старшой? - спросил он у Ланкера, ставя корзинки.
        - Валяйте, - отмахнулся тот, занятый своими делами, и Питер с Брианом пошли в сторону городка.
        - Ну рассказывай же, рассказывай! - начал наседать тот, едва они отошли от свинарника.
        - Да чего там рассказывать, должно, падучая у тебя.
        - Как это - падучая?
        Питер остановился, огляделся и, снова перейдя на шепот, стал пояснять:
        - Болезнь такая, незаразная. Вот только ты сидел на дереве, болтал чего-то, а потом раз - и носом в траву, да еще и биться начал.
        - Как это, биться?! - перешел на фальцет перепуганный Бриан.
        - Ну как бьются? Ясное дело, об землю всем телом. Я даже испугался очень, а когда ты малость успокоился, положил тебя к дереву и лопухов под голову сунул, чтобы помягче…
        - Да-да, лопухи были, когда я очнулся… Спасибо тебе.
        - Не за что. Я бы рядом посидел, да мне лягушек собирать нужно было.
        - Постой, но ведь ты пришел к дереву с полными корзинками, я это отлично помню! - воскликнул Бриан, забегая перед Питером и пятясь. В глазах его горела надежда, что сейчас все разрешится в шутку.
        - Э-э, приятель… - Питер покачал головой и, обойдя Бриана, пошел дальше.
        - Что, что «э-э», Малой? Говори, я уже и так запуган! - начал требовать ябеда и трясти товарища за плечо.
        - А то, что у тебя даже видения случились, ведь корзинки на тот момент были пусты. Я пришел к дереву, чтобы забрать башмаки и перейти на другое место - на старом улов никакой оказался.
        Остаток пути они прошли молча. Питер был рад, что Бриан больше не пристает к нему с расспросами, а тот, бедняга, раздумывал о своей доле.
        - Слышишь, Малой, а что же мне теперь делать - пропадать совсем? Ведь скормят меня свиньям, ей-ей, скормят! - проговорил он, хныча, когда они уже входили в город.
        - Я так думаю… - Питер замолчал и встал к стене, пропуская запряженную быками повозку с двумя насупленными молоканами. - Я так думаю, ты не такой уж и больной, просто тебе на жарком месте дурно делается.
        - Но… я же весь день корешки копаю, и ничего - солнце меня не валит! - возразил растерянный Бриан.
        - То в лесу, а то у реки. Про тайную силу воды слышал?
        - Нет, - покачал головой Бриан.
        - Ну вот видишь… Ладно, пришли уже. Вон Лусх меня дожидается.
        Молодой молокан действительно стоял на своем прежнем месте и поигрывал короткой плетью с заплетенным грузом. Такой осаживали непокорных зуманов - своенравных коротконогих уродцев, служивших молоканам верховыми животными, их Питер поначалу принимал за лошадей.
        На лице орка застыла зловещая ухмылка. От этой ухмылки Бриан весь словно онемел и на негнущихся ногах, с замиранием сердца протиснулся мимо Лусха во двор, но тот даже не заметил трусливого раба. Все внимание молокана были занято изворотливым и быстрым новичком по кличке Малой.
        Питер остановился, понимая, что сегодня Лусх настроен очень серьезно, и страшное оружие в его руках лишь подтверждало эти намерения. Может, лучше бежать прямо сейчас, пока он еще крепок и не калека?

«Ну подумаешь, плеть… - начал уговаривать себя Питер. - Это же просто… Это же просто длинная рука! Я буду считать, что у Лусха одна рука длиннее другой!»
        Орк чуть подался назад, чтобы дать Питеру пройти во двор, потом закрыл воротную створку и двинулся на свою жертву, желая сегодня одержать абсолютную победу.

35
        Его напор был страшен, наверное, с такой же яростью он раньше забивал насмерть не понравившихся ему рабов. Плеть жгла и сдирала кожу, стучала по костям, угрожая переломать Питеру руки и ноги. Никакие прежние навыки не помогали -
«длинная рука» Лусха разила издалека, заставляя Питера вскрикивать. И сколько он ни катался по земле, раскаленная боль из тела никуда не уходила, начиная зажаривать его изнутри. Каждый новый удар Питер теперь ощущал всем телом, не зная, что предпринять в следующий момент.
        В конце концов Лусх навис над упавшей жертвой и начал бить его со всей силы по подставленным рукам, которыми невольник из последних сил пытался закрыть голову. Питер понимал, что в этот раз Лусх не остановится до самого конца. Отбитые руки совсем онемели, особенно левая, в которой скопилось так много разрушающей силы, а Лусх все поддавал и поддавал огня. Видя, что не может сбить руки плетью, он решил ногой снести защиту дерзкого раба, но едва размахнулся, Питер понял, как рассеять сжигавшую его разрушительную силу.
        Легкое прикосновение Питера заставило Лусха взвыть так, будто его ногу пронзили раскаленным гвоздем. Он протяжно закричал, но тут же подавил крик и, бросив тяжелую плеть, заковылял к дому, подтаскивая ногу.
        Хлопнула дверь, с лестницы донеслись стоны Лусха, переходящие в утробное рычание. Находившиеся в доме члены семьи сбежались на шум, однако на все расспросы Лусх отвечал только злобным фырканьем: не мог же он признаться в том, что получил этот непонятный сокрушительный удар от худенького человечка, которого донимал каждый день.
        Последним с невозмутимым лицом на лестницу вышел Корнелий. Он сделал знак, и домочадцы вернулись к своим делам, зная, что Корнелий все уладит.
        - Что случилось, ты кричал так, будто тебя поджарили?
        - Этот… он… - Лусх пытался говорить на яни, но срывался на оркские ругательства. - Моя нога, она словно… Она горит огнем, разве ты не видишь?
        Корнелий подошел ближе и, присев на корточки, легонько коснулся голени Лусха. Через мгновение лицо молодого орка прояснилось.
        - О, отпустило! - с облегчением произнес он.
        - Сущий пустяк, должно быть, эта боль тебе только пригрезилась.
        - Пригрезилась? Я думал, что останусь калекой, вот как это пригрезилось!
        - Ты плохо контролируешь себя, возможно, в запале ударил по собственной ноге, а удар в голень всегда болезнен.
        Это был выход для самолюбия Лусха: не жалкий раб поразил его, а он сам - случайно нанес себе этот удар.
        Молодой орк успокоился и перевел дух.
        - Я не хотел браться за эту плеть, но ты настоял…
        - Согласен, это была не лучшая идея, а теперь иди отдыхать, на сегодня достаточно.
        С этими словами Корнелий развернулся и стал подниматься в свою комнату, где жил под самой крышей.
        - Корнелий! - окликнул его Лусх.
        - Что? - спросил тот, полуобернувшись.
        - Ты слишком хорошо его учишь!
        - Он слишком хороший ученик… Но, если тебя это пугает, - Корнелий повернулся к Лусху полностью, - я прекращу эти уроки.
        Орк опустил глаза и покачал головой:
        - Нет, если он станет хорошим защитником, мы сможем выгодно его продать.
        - Что ж, приятно видеть, что ты можешь рассуждать здраво. Иди отдохни, ты достаточно пережил сегодня.

36
        Питер поднялся с земли и огляделся. Работавшие допоздна строители спрятались, вид необычно жестокого избиения напугал их, однако Питер чувствовал себя удовлетворительно. Ссадины и глубокие царапины на руках, конечно, донимали, однако мышцы и кости были в порядке.
        Подняв оброненную плеть, Питер отнес ее на крыльцо хозяйского дома и направился к погребу, стараясь не думать, какое наказание могут придумать за его сегодняшний проступок.

«Что поделаешь - я защищал свою жизнь. Он собирался меня убить», - оправдывал себя Питер.

«Питер!» - окликнул его кто-то, он скорее почувствовал это, чем услышал.

«Эй, Питер!» - повторил другой голос.

«Обернись, мы тут», - прозвучал третий.
        Питер остановился у входа в погреб и медленно повернулся. В нескольких шагах от него стояли три фигуры в темных развевающихся хламидах.
        - Кто вы? - спросил он, холодея от страха и делая шаг назад.
        - Мы, это - мы. А вот кто ты, Питер? - спросил тот, что стоял слева, и в спускающихся сумерках его лицо озарилось светом красного пламени.
        - Я… Питер Фонтен, невольник, - пролепетал Питер, не зная, явь это или видение.
        - Нет, ты скажи - кто ты? Кто ты на самом деле? - спросил второй незнакомец, и его одежды затрепетали от набежавшего ветра.
        - Я - Малой, я был галерным, вот и все!.. - в отчаянии воскликнул Питер, желая избавиться от страшных видений.
        - Не хочет он нам ничего рассказывать, затаился, - сделал вывод третий, и вдруг совсем рядом кто-то испустил душераздирающий вопль:
        - А-а-а-а!
        Питер резко обернулся и увидел широко распахнутый рот Бриана.
        - Замолчи! - приказал он и снова посмотрел туда, где стояли незнакомцы, но там никого не было.
        Бриан перестал кричать и только часто дышал.
        - Да что ж такое, орут и орут, - пробурчал один из работников-строителей, укладываясь на солому.
        Питер подхватил Бриана под локоть и проводил в погреб, где уложил на солому и принес воды.
        Лишь осушив целиком большую плошку, тот смог говорить:
        - Малой, похоже, со мной действительно что-то не так…
        - С чего ты взял? - притворно удивился Питер, который и сам еще не отошел от видения.
        - Я только хотел выйти из погреба, чтобы посмотреть, что с тобой. Честно говоря, я думал, с тобой покончено - ты так кричал!
        - Это не он кричал, это хозяйский сынок, - внес ясность строитель-ворчун.
        - Да? А мне показалось, что это Малой кричит, и я пошел посмотреть. Поднялся, вижу - ты, хотя знал, что ты лежишь, окровавленный, на земле!
        - Это не он кричал, а хозяйский сынок! - снова напомнил строитель.
        - Неважно, я-то думал иначе! - возразил Бриан, увлекшись собственным рассказом. - А потом еще эти таинственные и жуткие фигуры со светящимися лицами! Ужас!
        Бриан сел и, закрыв лицо руками, прогундосил:
        - Малой, пинеси мне воды…
        Питер принес полную плошку, и Бриан снова опустошил ее.
        - Только не говори мне, что ты не видел никаких фигур, Малой.
        - Я ничего не видел, Бриан…
        - И ты с ними не разговаривал?
        Голос Бриана сорвался, и он всхлипнул.
        - Увы, дружище, я ни с кем не разговаривал. Просто шел в погреб, а тут ты начал орать.
        - Ну все… - Бриан всхлипнул громче. - Значит, я погиб и меня скормят свиньям.
        Под сенью остывающих древесных крон, в двадцати милях к юго-востоку от оркского поселения Вендор, Карцепос и Харар остановились на отдых. Место было дикое, уже опустошенное туранскими племенами, но еще не заселенное орками.
        - Смотрите, - произнес Харар, выдергивая из ствола дерева старую стрелу.
        - Что же здесь удивительного? - спросил Карцепос, устраиваясь на большом валуне и с облегчением вытягивая ноги.
        - Людей уже нет, их селения разрушены, а стрела - вот она, символ… чего-то там.
        - Чем без толку болтать, лучше сразу спроси, что тебя интересует, - сказал Вендор, видя, что Харар снова ищет повод, чтобы поговорить.
        - Благодарю, мессир, за ваше внимание ко мне.
        Харар отбросил ненужную стрелу и сел на глиняную кочку напротив Вендора.
        - Зачем было терзать несчастного узника этими вопросами? Мне кажется, мы только смутили его, но ведь вы не этого добивались, правильно?
        - Мальчишка получил крепкую встряску, этот орк едва не убил его.
        - И что?
        - В момент испытания сознание человека раздваивается, ему становится трудно скрыть то, что в другом состоянии он делает без труда.
        - Мессир, вы не заставите меня поверить, будто какой-то мальчишка, за которым мы по каким-то причинам приглядываем столько месяцев, может скрыть от вас хоть какую-то малость.
        - Харар, ну сколько можно задавать одни и те же вопросы?
        Вендор поднялся и направился в глубь рощи, оставив любознательного последователя наедине с Карцепосом.
        - Ответьте вы, мессир Карцепос.
        - Изволь, Харар, - пожал плечами Карцепос, запахиваясь в длиннополую хламиду. - Вендор ведь сказал тебе, что сознание человека раздваивается, поэтому мы пытались воспользоваться этой слабостью, чтобы выведать у мальчишки то, о чем он, возможно, даже не догадывается. В каждом существе спрятано множество бессознательных тайн.
        - И даже внутри мага?
        - Разумеется, в противном случае маги являлись бы существами совершенными, лишенными желаний и мотиваций к действиям. Но вернемся к нашему мальчишке: Вендор полагает, что в мальчишке есть что-то такое, что можем быть нам полезно. Какое-то новое знание, значимая весть, назидательное откровение.
        - Но это еще не все, - продолжил Вендор, возникая, как всегда, из ниоткуда. - Не нужно забывать о нашем неприятеле - Гильгуме. Он обязательно узнает о нашем визите, мы все сделали для того, чтобы он узнал.
        - Постойте, мессир, дальше я попытаюсь сам… Э-э, поскольку Гильгум уже связан с мальчишкой нитью сомнения, наш визит это сомнение только усилит и заставит Гильгума без толку терять еще больше силы, поскольку сомнение для мага страшнее незнания. Правильно?
        - Браво, Харар, - произнес Карцепос. - Ты хорошо заучил урок.
        - Может, теперь ты станешь не так часто изводить меня своими вопросами, - добавил Вендор.

37
        После выполнения своей обязательной работы Питер с полными корзинами прибыл к поваленному дереву, где его уже ждал Корнелий.
        - А Бриан? Он не может прятаться где-то неподалеку? - спросил Питер.
        - Бриан копает коренья и собирает желуди, стараясь держаться подальше от реки. После всего произошедшего с ним вчера он боится нового приступа падучей.
        - Хорошо, - Питер улыбнулся. - А что это у тебя в руках, Корнелий?
        - А ты разве не видишь?
        - Вижу, это трава сиваш.
        - Почему же тогда спрашиваешь?
        Корнелий поднялся с дерева и картинно поправил пучок травы, словно это был букет прекрасных цветов.
        - А зачем тебе так много сиваша? - осторожно спросил Питер, когда они спускались к реке.
        - Это не мне, это для тебя. Давай скорее, на острове объясню.
        Все то время, пока они преодолевали реку вброд, Питер не отводил глаз от пучка сиваша в руке Корнелия. Оказавшись на острове, он поставил корзины в кусты, и они с Корнелием вышли на огороженный ивами глиняный пятачок.
        - Вот смотри, - сказал Корнелий, показывая Питеру две сухие, очищенные от коры палки длиной в три фута каждая.
        - О! - удивился ученик. Лечебная трава из рук Корнелия уже куда-то подевалась.
        - Как думаешь, что это за дерево? - спросил учитель, подав Питеру одну из палок.
        - Акация?
        - Правильно. Сегодняшний урок мы проведем с оружием.
        - Тяжелая, - заметил Питер, взвешивая палку в руке.
        - Зато хорошо звенит, - ответил Корнелий и, постукав палкой о палку, продемонстрировал этот мелодичный звук.
        - Это важно?
        - Важно. Во время боя ты должен слышать этот звук и понимать, что эта мелодия, то ускоряющая, то замедляющая свой ритм, ни в коем случае не может прерваться.
        - А если она прервется?
        - Тогда ты проиграешь бой. Начнем!
        И Корнелий быстро ударил, заставляя ученика сразу вступить в дело. Палки замелькали с неразличимой для глаза быстротой, и спустя несколько мгновений Питер выронил оружие, выбитое точным ударом Корнелия.
        - Почему ты выронил палку? - строго спросил тот.
        - Ты выбил ее!
        - Потому что ты забыл про мелодию.
        - Я? Да, кажется, я перестал ее слышать.
        Питер поднял оружие.
        - Я готов.
        И снова замелькали палки, зазвучала мелодия, то ускоряясь, убегая вперед, то замедляясь, почти исчезая.
        Внезапно Корнелий остановился, сделал паузу и… ударил. Оружие Питера снова отлетело в сторону.
        - Где твоя мелодия? Ты опять уснул?
        - Но ты ведь остановился, - стал оправдываться ученик. - Ты остановился, и мелодия оборвалась.
        - Оборвалась, значит, ты проиграл. Поэтому держи ее, крепче держи, для тебя она должна только замедляться, но не останавливаться. Повторим!
        Так они продолжали около двух часов, без единой передышки. Питер успел получить несколько синяков и большую шишку на лбу, однако был готов продолжать учение и очень удивился, когда Корнелий сделал перерыв.
        - Что, конец урока? - спросил он, вытирая пот.
        - Ни в коем случае, просто смена оружия.
        Корнелий отошел к ивам и вернулся с двумя сверкающими мечами.
        - Э-э… - Питер был смущен, он помнил силу удара палкой, но острая сталь куда страшнее.
        - Что, прямо вот так, сразу?
        - Не сразу, Питер, держи.
        Корнелий подал ученику меч рукоятью вперед.
        - По весу они почти одинаковы, сбалансированы отлично, да и звон куда приятнее. С палками у тебя уже неплохо получается, зачем же нам стоять на месте?
        Корнелий сделал несколько взмахов, демонстрируя, как сталь рассекает воздух.
        - Пожалуй, начнем, и помни о мелодии.
        Питер уже собрался отразить первый удар, когда Корнелий вдруг опустил меч.
        - Забыл предупредить о самом главном. Ты ведь, кажется, получил несколько раз палкой, или мне показалось?
        - Пустяки, Корнелий.
        - Не пустяки, когда ты пропустишь удар мечом, это уже не пустяки. Однако я буду внимателен и обещаю не сделать тебя калекой, хотя от болезненных порезов, увы, защитить не смогу. Именно на этот случай я и собрал для тебя сиваш.
        - Но, Корнелий… - Питер был напуган. - Может, обойдемся без меча, ведь…
        - Что значит обойдемся? Ты собираешься бить врага кулаками или палкой? Ну, сумеешь ты одолеть двоих, троих, в конце концов, у тебя есть талант и ты одолеешь палкой семерых врагов, но что ты будешь делать, когда дорогу тебе преградят двадцать воинов в доспехах?
        - Ты полагаешь, что один человек с мечом в руках может одолеть двадцать воинов?
        - Если нет возможности избежать схватки, ему придется сделать это.
        - Но ведь шансы на победу совсем малы.
        - Если сомневаешься - убегай, в этом нет ничего зазорного.
        - А как же гордость?
        - Мастер не может позволить себе гордости, спеси, вспыльчивости, подобная роскошь - удел любителей.
        - А сам ты часто убегал, Корнелий?
        - Почти всегда, кроме тех случаев, когда отвертеться от драки было никак невозможно. Итак, ты готов?
        - Готов, - ответил Питер, подавляя вздох. Он старался не думать о том, какой быстрый, длинный и остро отточенный меч держит в руках Корнелий.
        Учитель начал не спеша, давая время Питеру отбить удар и унять волнение. Потом стал действовать быстрее, сильнее, не позволяя клинкам разомкнуться. В воздухе висела звонкая песнь оружейной стали, Питер слышал ее и прилагал все силы, чтобы она не прекратилась.
        Как будто начинало получаться и с мечом, быстрые удары и выпады Корнелия удавалось сбивать, да так, что оставалось время на контратаку. Питер и не подозревал, что можно получать такое удовольствие от игры столь опасными предметами, однако его радость была пресечена жгучим касанием клинка. Меч Корнелия рассек штанину на бедре, и она окрасилась кровью.
        - Ой! - вскрикнул Питер, хватаясь за рану.
        - Где твоя мелодия? Если она прекратится, тебе не выжить! Нельзя сдаваться из-за простой царапины!
        И Питеру пришлось продолжить схватку. Странное дело, но, получив первый порез, он стал чувствовать себя намного спокойнее. Более деловито парировал удары, хватался за рукоять второй рукой, когда видел, что одной не поспевает.
        Непрекращающаяся битва длилась уже не менее двух часов, Питер получил еще несколько жгучих порезов, а его рубаха и штаны превратились в окровавленные лоскуты, однако он не чувствовал боли, только жар, который овевал все его тело.
        - Довольно! - наконец сказал Корнелий, опуская меч. - Тебя еще нужно привести в порядок. Снимай свои лохмотья, а я сейчас вернусь.
        С этими словами он оставил свой меч под деревом и исчез в зарослях ив, а Питер стал снимать испорченную одежду. Теперь к нему возвращались боль и переживания из-за того, как в таком виде он покажется хозяевам.
        Вскоре появился Корнелий. Он держал кожаное ведерко с речной водой и тот самый пучок сиваша.
        - Жуй, - сказал он, подавая Питеру траву. - И подними руки, чтобы я промыл твои порезы на ребрах.
        - Жжется, - пожаловался Питер.
        - Пустяки.
        Когда все порезы на теле Питера были промыты, он с помощью Корнелия смазал их жеваной травой. Жжение значительно усилилось, но Питер знал, что теперь оно идет на пользу.
        - Я мог бы сполоснуться и в реке.
        - Раненому в реку нельзя. Быстрая вода отнимает силы.
        - Что значит быстрая?
        - Река, ручей, бурное море.
        - А озеро?
        - В озере можно и в спокойном море тоже - это даже на пользу, но недолго. Опускай руки, уже подсохло.
        Питер опустил и увидел, что Корнелий держит свежую льняную пару - рубаху и штаны.
        - Вот тебе обновка, но выглядит она такой же поношенной, как и твоя пропавшая одежка.
        - Спасибо, Корнелий.
        Когда он оделся, Корнелий разрешил присесть:
        - Отдохни, касание стали обессиливает посильнее реки.
        Они перешли под иву.
        - Корнелий, я совсем ничего не чувствую. Все мои мысли испарились, ощущения пропали, я - пустой.
        - Ты перешагнул через страх перед смертоносной сталью, а это дается нелегко.
        Они помолчали. Питер пытался осознать свое новое состояние, а Корнелий ждал новых вопросов ученика.
        - В настоящей сечи я бы долго не продержался. Будь рана посерьезнее, я бы спасовал.
        - Даже при серьезных ранах настоящий воин не пасует. Слабость приходит только тогда, когда ты сам допускаешь ее. Мне известны случаи, когда мастер получал смертельную рану, но доводил поединок до победы.
        - А потом умирал?
        - Нет.
        - Почему?
        - Потому, что это не входило в его планы.
        - Ты шутишь? - заулыбался Питер, но Корнелий не ответил.
        Они помолчали еще немного.
        - Как долго ты собираешься учить меня? Пока я не стану таким мастером, как ты?
        - В ученье мастером не станешь. Мастером тебя сделает только твой путь воина, твой собственный жизненный опыт.
        - Ну хорошо, а я смогу сбежать отсюда? Стать настолько сильным, чтобы одолеть Лусха или другого молокана?
        Корнелий улыбнулся, как показалось Питеру, очень грустно.
        - Придет время, и ты просто уйдешь. И никто не посмеет встать у тебя на пути.
        - А почему не уходишь ты? Неужели тебе нравится жить с молоканами? - задал Питер вопрос о том, что давно волновало его.
        - Я не могу уйти, я защитник семьи.
        - Что это значит?
        - Я защищаю эту семью молоканов. Между орками часто вспыхивают ссоры, драки, случаются нападения пиратов, туранских племен и зеленых орков из долин.
        - И ты всех убиваешь?
        - Не всегда это нужно. В межсемейных и межродовых спорах достаточно провести справедливый суд.
        - И это тоже делаешь ты?
        - Это работа любого защитника.
        - Но… - Питер вздохнул. - Но, Корнелий, неужели тебе нравится жить среди молоканов? Ведь это же не люди, даже жулики в наших городах выглядят лучше приморских орков.
        Корнелий снова улыбнулся и посмотрел на реку, где на мелководье резвились два кулика.
        - В какой-то мере я такой же невольник, как и ты. Тебя удерживают силой, а меня моим прошлым злом.
        Поняв, что говорит слишком сложно, Корнелий решил пояснить:
        - Я пытался уйти несколько раз, но все мои дороги закрыты, я подхожу к первому перекрестку и не знаю, куда повернуть. У меня забрали память о моем прошлом.
        - Кто?
        - У приморских и горных орков есть свои колдуны, которые умеют привязать к семье невольника, которого невозможно удержать силой.
        - Так ты заколдован?
        - Что-то вроде этого. Я много лет убивал без меры: сначала был солдатом в армии прежнего императора, отца Рамбоссы, потом ушел в наемники, но мне все время казалось, что я должен достигнуть большего. Все закончилось в землях орков титулом «всадник Хиввы».
        - Всадник Хиввы… - зачарованно повторил Питер.
        - Я был страшнее самого кровожадного туранского князька, которые кичатся друг перед другом количеством отрубленных голов.
        - И что же, теперь ты никогда не найдешь своих родных и свой дом?
        - Дом? - Корнелий вздохнул. - Нет, едва ли я найду дом или каких-то родственников. Мне уже много лет, Хивва платила мне за верность молодостью.
        - Сколько же ты живешь, Корнелий?
        - Наверное, уже больше ста лет.
        Он вздохнул и принялся чертить на песке какие-то фигуры.
        - А ты говоришь - дом. Мой дом едва ли уцелел, но вот земля должна остаться, может быть, там такая же речка, холмы и лес. Ну, и самое главное - память. Если прежняя, ранняя память вернется ко мне, я стану другим человеком. Я увижу небо над головой и облака.
        - А что ты видишь сейчас? - осторожно спросил Питер, невольно посмотрев на небо.
        - Я вижу черные тучи, которые вот-вот обрушатся, и тогда мне себя уже никогда не вспомнить. Год назад мне было видение, будто я стою в центре лабиринта и не могу вспомнить, как из него выбраться. Долго стоял, а потом появился какой-то мальчик. Он подошел, молча взял меня за руку и повел по коридорам.
        - И что потом?
        - Потом я увидел солнце. А этот мальчик… Думаю, это был ты, Питер.
        - Я?
        - Конечно. Если я дам тебе в руки способность защитить себя, это будет благое дело, возможно, за это небеса приоткроют мне нужную дверь, укажут путь из лабиринта.
        Они посидели еще, потом Корнелий поднялся.
        - Как твои раны?
        - Я уже ничего не чувствую.
        - Тогда тебе пора идти в реку.
        Питер встал и поспешил за своими корзинами. Когда он уже заходил с ними в воду, Корнелий сказал:
        - Это я предложил Лусху взять плеть.
        - Я знаю, - ответил Питер. - Догадался позже.
        - И что ты об этом думаешь?
        - Я думаю, ты знаешь, что делаешь.
        Сказав это, Питер стал заходить на глубину, чувствуя, как теплые струи треплют штанины и полы рубахи.
        Перебравшись через реку, он пришел к поваленному дереву и, достав из-под него башмаки, принялся обуваться.
        На мгновение ему показалось, что он падает назад, в какую-то бездонную пропасть. Ощущение было таким отчетливым, что Питер закричал и, упав, покатился по траве, чтобы поскорее почувствовать твердую землю и… рассеять разрушавшую его силу страха.
        - А ты смышленый, Питер Фонтен… - прозвучал голос незнакомца, стоявшего с другой стороны поваленного дерева. Он был похож на тех троих, что так неожиданно появились вчера во дворе и до беспамятства напугали Бриана. Те же длинные одежды, тот же опущенный капюшон, скрывающий половину лица.
        - Кто вы? - спросил Питер, с беспокойством поглядывая на оставленные возле дерева корзины.
        - О, твои лягушки! - Незнакомец улыбнулся, по его длинному плащу побежали синие искры. - Я не трону их, обещаю.
        - Что вам от меня нужно?
        - Просто скажи - зачем к тебе вчера приходили гости?
        - Они напугали моего товарища и все время спрашивали, кто я такой.
        - И что ты ответил? - спросил незнакомец, и Питер почувствовал, как мокрая одежда на нем начинает сдавливать тело.
        - Только то, что уже знаете вы - я Питер Фонтен. И отпустите меня, пожалуйста. - У Питера стеснилось дыхание - мокрая рубашка пеленала его все туже. - Я ничем не могу вам помочь! - в отчаянии закричал он и схватился за ветку куста. В то же мгновение со всего куста осыпались листья, а кора полопалась и стала сворачиваться в жгуты.
        Одежда сразу просохла и стала свободнее.
        - Кто научил тебя этому фокусу?
        - Корнелий, - нехотя ответил Питер.
        - Этот убийца теперь творит добрые дела? - Незнакомец усмехнулся. - Что ж, прощай, Питер, может, в другой раз я снова навещу тебя. И… не пытайся мне лгать, никогда не пытайся, я всегда достану тебя, где бы ты ни прятался - у меня длинные руки.
        - Я помню, - ответил Питер, невольно дотрагиваясь до горла. - Мы ведь встречались.
        - Не думал, что запомнишь меня.
        Незнакомец повернулся и, сделав шаг, растворился среди кустов.
        Питер подождал еще немного, осторожно приблизился к корзинам и, подхватив их, заспешил по тропе в сторону свинарника. Он то и дело оглядывался и решил больше не прятать башмаки под этим деревом.
        У свинарника его, запыхавшегося от спешки, встретил улыбающийся Бриан.
        - Ты знаешь, Малой, сегодня был жаркий день, но все обошлось! Я не падал, не видел никаких страшных фигур, полагаю, моя болезнь отступила, а может, ее и вовсе не было. Что ты на это скажешь?
        Питер поставил корзины под навес и, утерев со лба пот, оглянулся на темнеющий лес. Все время, пока он шел по тропе, ему казалось, что незнакомец продолжает следить за ним из чащи.
        - О чем ты? - спросил он рассеянно.
        - О своем недуге, который ты во мне приметил.
        - Ах вон ты о чем! - Питер сел на скамью. - Думаю, это временный недуг, просто недомогание.
        - Правда? Вот спасибо!
        Бриан был счастлив, теперь ему не грозило быть съеденным свиньями.
        - Принес? - спросил Ланкер.
        - Принес, - ответил Питер.
        - Ну, идите.
        Невольники пошли в город, и всю дорогу радостный Бриан говорил не переставая, объясняя Питеру, почему болезнь оказалась не болезнью и как вредно находиться у реки в жаркую погоду.
        Тот только кивал, погруженный в собственные мысли. Опасные неведомые личности преследовали его на каждом шагу, и, что самое неприятное - он даже не понимал, чем так заинтересовал их.
        Было время, когда Питер считал волшебником балаганного фокусника, но теперь он столкнулся с чем-то куда более серьезным. Рассказы Корнелия, подкормка лягушек, назойливые визитеры - все это перемешалось в голове, требовалось как следует выспаться, чтобы беспокойные мысли наконец улеглись.
        - А что это с твоей рубахой, она как будто чище стала? - услышал Питер, едва очнулся от собственных мыслей.
        - Это от воды и песка, я же каждый день в речке, - пояснил он.
        - Правильно, а я подумал, что ты где-то обновку раздобыл, - продолжал болтать Бриан. - Мне бы тоже не помешало, моя-то рубаха, смотри - совсем ветхая стала, я ее чиню-чиню, а толку никакого… Такую одежку не латать надо, а сразу выбрасывать, но другую-то где взять? Ох, жизнь наша невольная.
        Они вошли в город, и Бриан наконец замолчал, здесь это было небезопасно. Перешагнув через бычий навоз, они свернули за угол и не увидели у ворот Лусха.
        - Ты смотри, молодой хозяин куда-то подевался, - сказал Бриан. - Может, и ворота закрыты?
        Они подошли ближе, Бриан толкнул створку, и она подалась. Невольники зашли во двор, но и там не увидели Лусха, хотя все вокруг происходило как обычно: дымила кухонная пристройка, рабы-строители убирали инструменты и леса.
        - Что-то не видать молодого хозяина, - снова повторил Бриан. - Может, заболел? Ну, я пойду, а ты постой здесь, вдруг он просто запаздывает. А то нехорошо получится.
        - Иди, я подожду, - согласился Питер. Он понимал Бриана - если разгневанный Лусх пойдет искать Питера в погреб, тогда и другим может не поздоровиться.
        Бриан торопливо скрылся, а Питер прошелся вдоль построек, перекинулся парой слов со строителями и направился к погребу. Он знал, что Лусх против него больше не выйдет.

38
        Закончилось жаркое и пыльное лето, пошли осенние дожди, и на сбор лягушек Питер отправлялся теперь, прикрываясь просмоленным мешком. Совсем от сырости это не избавляло, ведь ему все равно приходилось лезть в воду, однако приходить к реке промокшим до нитки было неприятно.
        По осени лягушек в реке становилось меньше, и Питер мог приносить меньший улов, но он научился прикармливать рыбу, поэтому доставлял все те же корзины, а в свинарнике под навесом Гурд и Ланкер сами решали, что свиньям, что рабам, а что и хозяевам, ведь иногда Питеру удавалось наловить крупных линей, которых орки ценили особенно высоко.
        Занятий с Корнелием Питер не прекращал, правда, встречались они теперь реже, зато далеко ходить не требовалось - Корнелий подобрал для занятий удобную полянку недалеко от лесной тропы.
        Питер осваивал двуручные мечи, топоры, стрельбу из арбалета и барийского лука, растягивать который учился целый месяц.
        Отношение хозяев к нему тоже изменилось, теперь он получал еду на плошке, а вместо вонючего жира к куску свежей лепешки ему полагался копченый окорок. Бриану же его долю по-прежнему бросали в пыль.
        Вечером повар-невольник приносил ему в погреб горячий отвар из трав и сушеных ягод, а постелью ему служила не рассыпанная солома, а набитый сеном тюфяк и мягкая подушка из пакли.
        Питер принимал это как должное и нисколько не смущался перед другими невольниками, положение которых не изменилось. Глава семьи Даувпирт называл его отличным работником, а другие орки, встречая на улице, замолкали при его приближении и долгими взглядами провожали худенькую, но несгибаемую фигурку ценного невольника. Те же, кто когда-то мечтал с ним разделаться и отомстить за родственников, разговоров на эту тему больше не заводили. Построенный на чужой земле город нуждался в защитниках, а из этого человека, по слухам, получался крепкий воин.
        Наиболее зажиточные семьи орков, владельцы самых больших усадеб в глиняном городе, уже начинали соперничать за право выкупить у Даувпирта молодого защитника, когда тот будет готов. Речь шла о сотне-другой золотых дукатов, в таких случаях мелочиться было не принято.
        Началась зима, которая в южных краях почти не отличалась от осени. С деревьев облетели листья, корни купыря затвердели и высохли, сборщики перешли на молодые ветки и носили их к свинарнику огромными вязанками. Питер продолжал свой промысел, похолодевшая вода его не смущала, а для подкормки он научился разводить земляных червей, поставив для них корыто с перегноем прямо под навесом у свинарника.
        Работники свинарника берегли корыто Питера и не решались сунуть нос под крышку. Только Ланкер знал, что в нем, но не считал нужным рассказывать остальным. Больше других страдал от неудовлетворенного любопытства Бриан.
        Придя в очередной раз на поляну, где они с Корнелием продолжали занятия, Питер увидел высокий, крытый ветками и травой навес. Он занимал почти всю поляну, под ним на сухом островке сидел Корнелий.
        - О, это ты велел построить навес? - спросил Питер, садясь рядом.
        - Нет. Хозяин так решил. Они ждут, что ты станешь защитником.
        - Вместо тебя? Ты что, собрался уходить?
        - Я попытаюсь уйти, но не теперь. А защитника можно выгодно продать - торговля за тебя уже идет.
        - Но ведь они должны еще суметь удержать меня.
        - Они применят старый способ. - Корнелий поднялся. - Позовут колдунов, и ты полюбишь орков-молоканов, как своих собственных братьев.
        - Я… Я не сдамся. Как мне противостоять колдовству, Корнелий?
        - Мне это неизвестно, я ведь не маг и не травник. С оружием - изволь, научу всему, что знаю, об остальном позаботься сам. Что выберешь сегодня для урока?
        - Меч. Мне нравится, когда получается.
        - А что неприятно, с чем ты не дружишь?
        - Барийский лук. Не хочу за него даже браться, все мои стрелы летят вкривь и вкось. Не мое это оружие.
        - Что ж… - Корнелий вздохнул. - Значит, сегодняшний урок мы целиком посвятим барийскому луку. Ты достаточно силен, чтобы растянуть его и послать стрелу, но, отпуская тетиву, ты расслабляешься.
        - Почему же не расслабиться, ведь стрела уже в полете?
        - Потому что стрелы любят строгость.
        До самого вечера, до дрожи в руках и ногах, Питер «держал позицию», растягивая лук высотой с него самого, и посылал в деревянные щиты стрелу за стрелой. Но как ни старался, как ни выдерживал все тонкости прицеливания, его стрела била четыре доски, а у Корнелия выходило шесть насквозь.
        - Я не могу понять, вроде и лук один, и стрела одна и та же, почему же у меня в четвертой вязнет, а твоя шесть насквозь проходит? - недоумевал Питер.
        - Я все повторяю, но ты не слышишь - стрела строгость любит, ее до шестой доски вести нужно, а ты воткнул в первую и зеваешь.
        Питер вздохнул и опустился на сухую траву. Потом подставил руку под бежавшую из худой крыши струйку воды.
        - Скажи, Корнелий, а зачем молоканам защитники? Они ведь и сами здоровые, проворные, да и пикой их не пробить, как будто они мешки с камнями. Тесаки у них в фут шириной, такой штукой лошадь с полумаху рассечь можно.
        - У них своя жизнь. Вот - свинарники, продвижение камней Каиппы, тех, что они на столбах держат… Ну и не каждый годится быть защитником, для этого мало быть здоровым и сильным, нужно уметь пройти сквозь строй врагов и уцелеть.
        - И ты можешь пройти сквозь строй и уцелеть? - тут же спросил Питер.
        Корнелий вздохнул:
        - Случалось.
        - И что, в защитники только люди годятся, молоканов-защитников не бывает?
        - Бывают. И молоканы, и орки из долин, и даже горные карлики. Дело не в происхождении, а в пути, который предначертан человеку. Если дано ему быть воином, он им станет, и тогда держись за этого человека, он будет тебе защитником. Вот наши молоканы и держатся.
        Корнелий подошел к своему кожаному мешку, в котором носил к урокам разное оружие, и достал длинный, завернутый в чистую холстину сверток.
        - Вот, - сказал он, возвращаясь к Питеру. - Хозяин передал для тебя.
        Питер поднялся, взял увесистый сверток и, развернув холст, увидел старые кожаные ножны и торчавшую из них деревянную рукоять меча.
        Вынув меч, он осмотрел потускневший от времени металл, потрогал затупившиеся кромки. Поскреб ногтем несколько пятен ржавчины.
        - Сколько же ему лет?
        - Много, - уклончиво ответил Корнелий.
        - Кому он принадлежал, какому-нибудь прежнему защитнику?
        - Скорее всего. Три фута - самое быстрое оружие, я подскажу тебе, как привести его в порядок.
        - Это означает, что меня забирают из свинарника? - усмехнулся Питер, взвешивая на руке меч и привыкая к нему.
        - Это означает, что наступают тревожные времена.
        - Для молоканов?
        - Для нас, защитников.
        - Я еще не защитник и не хочу быть им.
        - Ты еще и не воин, но из всех, кто есть в свинарнике, единственный умеющий постоять за себя. Рамбосса нарушил перемирие, и его легионы двинулись отвоевывать захваченные туранами и карсаматами земли.
        - И он не боится магии и всех этих монстров? По ночам в Аруме нас окружали жуткие чудовища - порождения Хиввы. Они убивали всех живых, до кого могли дотянуться, а часовых подбивали открыть двери, говоря голосами их родителей или детей.
        - Я слышал, Рамбосса - тоже маг. Может, он и не самый сильный, но под его плечо становятся многие, кто владеет тайными силами. А его солдаты, конная гвардия, в открытом бою могут сокрушить любого врага.
        - И строй орков им нипочем?
        - Конный манукар разрубает молокана надвое, как тыкву.
        - Кто такой этот манукар?
        - Манукары - воспитанные в императорских корпусах дети туранов. Они учатся держать меч раньше, чем ходить. Их мать - империя, их отец - император. Ростом они лишь немногим уступают молоканам, носят сто фунтов стальных доспехов, машут шестифутовым мечом, как ты палкой. Гвардейский конный корпус императора насчитывает пятьдесят тысяч. Кто устоит против такой силы?
        - Ого, - только и смог произнести Питер и покачал головой.
        Они помолчали, прислушиваясь к шелесту зимнего дождя.
        - А может, не нужен мне этот меч, я ведь человек, а не орк, - меня-то они не тронут.
        Корнелий улыбнулся:
        - Ты не человек, ты - рабочая скотина, приносящая доход молоканам. Если всех рабов города убить, дела здешних поселенцев покатятся под гору.
        - Так, может, и не дойдут еще до нас?
        - Полтора десятка таких поселений уже разрушены, сожжены, стоптаны лошадьми. Манукары и пехотинцы убивают всех, на кого могут опереться орки. Это те же тураны, только под императорскими флагами. Они спешат выжечь земли, которые не смогут удержать, ведь Хивва, собравшись с силами, снова вернется сюда.

39
        К вечеру дождь прекратился, и Питер с Брианом возвращались, держа пустые мешки в руках.
        На поясе у Питера теперь был меч, пусть еще не почищенный и не приведенный в порядок, но он в корне менял статус Питера в городе, ведь оружие в руках раба - это почти воля.
        - Давай, я понесу твой мешок, Малой, - предложил Бриан.
        - Возьми, - согласился тот. - Но я для тебя больше не Малой. Ты ведь знаешь, как меня зовут?
        - Конечно, Питер, я никогда и не забывал. Всегда помнил, просто…
        - Хватит об этом, - одернул его Питер, и Бриан послушно замолчал.
        У ворот городка их ждал сюрприз - частокол оказался опущен ниже обычного, так что рослым молоканам приходилось нагибаться, а снаружи вход охраняли пятеро молоканов и двое вооруженных палками рослых рабов.
        Увидев Питера с мечом на поясе и семенящего позади Бриана с двумя мешками, молоканы переглянулись. В городе все знали, что этого молодого раба обучает сам Корнелий, однако пока его статус защитника не был закреплен официально, приветствовать его как вольного свободным молоканам не следовало.
        Во дворе усадьбы Даувпирта царила суматоха, рабы и хозяева выносили из дома все самое ценное и грузили на две длинные, запряженные парами зубанов телеги.
        Парадная одежда семейства, награбленная у людей мебель, мешочки с серебряными и перламутровыми пуговицами, срезанными с убитых, столовое серебро из множества разрозненных наборов, штуки крашеной шерсти и шелка… К моменту прихода Питера с Брианом почти все было погружено и конюшенный раб держал под уздцы еще двух зубанов на тот случай, если придется запрягать другие возы, но, видимо, Даувпирт решил пока ограничиться этим и бегал вокруг возов, проверяя, как увязывают имущество, рычал и ругался, раздавая подзатыльники всем подряд - и рабам, и вольным молоканам.
        Заметив Питера, он неожиданно подбежал к нему и, дотронувшись до меча на его поясе, ощерился, демонстрируя кривые клыки.
        - Я знал, что он тебе подойдет.
        Внезапно выражение лица Даувпирта изменилось, он положил свои огромные лапы на плечи Питера и, заглянув ему в глаза, сообщил:
        - Они сожгли Пратц и Рогебу, Малой, это всего в двадцати милях к северу!.. Я отправляю кое-какие вещи к родственникам в Паурсит. Что с нами будет, Малой, если эти изверги прорвутся и сюда?!
        Не дождавшись ответа от ошеломленного Питера, Даувпирт оставил его и, переваливаясь, побежал давать новые указания.
        В ночь - Питер это слышал из погреба - обоз тронулся со двора. Молоканы хорошо видели в темноте и полагались на скрытность, чтобы проскочить небезопасные днем дороги.
        - Что же теперь будет, господин Питер? - спросил Бриан, который тоже не спал и прислушивался к тому, что происходит во дворе.
        - Не знаю, - ответил тот. - Теперь всего можно ожидать.

40
        На следующее утро Питер позавтракал из плошки, не выходя из погреба, подпоясался поясом с мечом и вышел во двор, где его уже смиренно дожидался съевший жир с лепешкой Бриан.
        - Ну что, господин Питер, уже идем? - спросил он с заискивающей улыбкой.
        - Да, пора на работу.
        Во дворе после вечерней суматохи было тихо, о ней напоминали лишь следы от колес да помет зубанов, который еще не успели убрать.
        - Ваш мешочек при мне, господин Питер. Я его просушил, так что если дождик начнется - извольте, он готов.
        - Спасибо, Бриан, - ровным тоном ответил Питер, хотя поведение бывшего товарища по несчастью начинало его раздражать.
        В свинарнике их встретил Ланкер:
        - Малой, ты больше не будешь собирать корм - хозяин приказал. Расскажи о червях и прикормке Бриану, теперь это будет его работой.
        - А что же мне потом делать?
        - Отправляйся к Корнелию.
        - Ну ладно, пойдем, Бриан, примешь все мое промысловое хозяйство, - сказал Питер и, подойдя к корыту с перегноем, поднял доски.
        - Я так рад, так рад, господин Питер! Вот только вода в реке холодная…
        - Нормальная вода - привыкнешь. Это лучше, чем корешки выкапывать.
        - Ой, лучше, ой, лучше, господин Питер, - с готовностью закивал Бриан.
        - Тогда так: это земляные черви, их будешь использовать для подкормки. Для этого нужно делать следующее…
        За полчаса Питер передал Бриану все свои познания, пообещав впоследствии давать советы, если что-то пойдет не так. Бриан слушал внимательно, а потом стал тараторить о своей бесконечной благодарности. Расставшись с ним, Питер почувствовал себя значительно лучше.

«Если снова пристанет - дам в морду», - решил он, сбегая под горку по утоптанной тропе.
        В мокром лесу новые запахи распространялись далеко, и вскоре Питер ощутил запах свежего навоза и конского пота, так что, когда вышел к навесу и увидел привязанных к столбу двух зубанов, ничуть не удивился.
        - Зачем они здесь? - спросил он Корнелия.
        - Ты должен научиться хорошо держаться в седле, - ответил тот, поправляя дождевую накидку. - Случалось раньше ездить верхом?
        - Совсем немного.
        Питер обошел зубанов кругом, опасливо на них посматривая. Вблизи они выглядели еще страшнее.
        - Почему немного?
        - Мне хотелось бы больше, но дядя не поощрял никаких увлечений, кроме торгового дела, поэтому меня даже драться научить некому было, уличные мальчишки на два-три года младше меня, случалось, били меня по дороге в малкуд.
        - А что же дядя?
        - Когда это случилось, он выделил мне охранника.
        - Вот как? Но судьбу не обманешь: кому предстоит стать воином - он им становится, невзирая на малкуд, цифирь и древние языки.
        - Как же мы поедем, Корнелий, если я боюсь даже подойти к ним? - признался Питер, продолжая ходить кругами. - Эти зубы…
        - Потому и зовутся зубанами, - пояснил Корнелий. - Животные они, конечно, упрямые. При случае стараются отомстить хозяину и признают только силу. Держи.
        Корнелий подал Питеру короткую плеть с заплетенным грузом, такую же, какой Лусх едва не забил его до смерти.
        - Бить ею нужно между глаз, другие места у них нечувствительны, шкура толще бычьей.
        - А если в глаз попаду?
        - Не попадешь, глаз у зубана, сам видишь, маленький, злой, глубоко посаженный. Плетью его не повредишь.
        - Ну и башка, на свиную похожа…
        - Скорее на лосиную. Ну что, сам в седло сядешь?
        - А если куснет или лягнет?
        - Они не лягаются, при таких зубах это лишнее. Но если тебе что-то не понравится, даже в его взгляде, - бей. Плеть зубану только на пользу.
        - Пожалуй, - произнес Питер и осторожно двинулся к ближайшему животному. Зубан скосил черный зрачок и, когда человек сделал еще один шаг, сделал стремительный выпад, желая укусить, но Питер был настороже, и тяжелая плеть врезалась в череп зубана.
        Удар получился хороший, зубан даже сделал шаг назад, но потом тряхнул головой, и даже по осанке его стало заметно - успокоился.
        - Хорошо, теперь смело садись. Он запомнил твою крепкую руку и впредь будет вести себя осмотрительнее.
        Питер вдел ногу в стремя и быстро сел. Ширина и основательность спины зубана поразила его. Толстая шкура животного была в мозолях и потертостях, неудивительно, что он был почти нечувствителен к боли.

41
        Весь день Питер провел в седле. Никакого оружия, кроме тяжелой сырой жерди, Корнелий ему не давал и никаких упражнений с этой жердью делать не заставлял.
        - Пока просто привыкни, что у тебя в руке какой-то груз, сырой, скользкий, неудобный, - сказал он и пустил своего зубана рысью. Скакун Питера тотчас устремился следом, приходилось следить, чтобы жердь не врезалась в кусты, не задевала веток и стволов деревьев.
        - А что они едят, кроме сена и овса?
        - Практически все. Любое мясо, старые кости, падаль, птиц, рыбу… Если ничего нет, может нажраться даже трухлявых пеньков, при этом будет сыт, бодр и подвижен.
        - Ценная скотина, - сделал вывод Питер и свободной рукой похлопал зубана по жесткой шее.
        - Ценная! - согласился Корнелий. - Если бы не упрямство и злобный нрав.
        На обратном пути вдоль длинного маршрута они остановились у реки. Питер сбегал к одному из старых прикормленных мест и прямо у берега руками выхватил двух крупных линей. Этот улов он скормил обоим зубанам и улыбался, глядя, как те с треском пожирают редкое для них угощение, закрывая глаза от удовольствия.
        - Уверен, они впервые закусывают свежей рыбой, - сказал Корнелий. - Трухлявые пеньки им попадаются значительно чаще.
        Вернувшись к навесу, Питер под присмотром Корнелия занялся восстановлением старого меча. В этой работе не было ничего сложного, за пару часов его удалось наточить и отшлифовать до зеркального блеска. Рукоять, по совету Корнелия, Питер натер канифолью и в один слой обмотал мокрым шнурком, свитым из кожаного ремешка и льняной нити.
        - Когда высохнет, лен стянет шнурок туже, а кожа все равно останется мягкой, - пояснил Корнелий. - Так всегда делают, если рукоять тонковата для руки.
        - А что с ножнами делать?
        - Ничего, ножны нормальные. Но если хочешь, чтобы они смотрелись поновее, намажь сработанным дегтем, подержи недолго и вытри досуха.
        - И что будет?
        - Будет смотреться, как старое лаковое дерево. Но это в другой раз, сегодня пора заканчивать - поедем в город верхом.
        - Верхом? - поразился Питер, ведь он все еще был невольником, а всадник являлся символом свободы.
        - Ничего странного в этом нет. В другое время это могло вызвать в городе недовольство, но теперь, когда враг почти под стенами, на многое смотрят иначе.
        Корнелий оказался прав, все орки были заняты собственными неотложными делами: когда они с Питером подъехали к воротам города, из них выезжали повозки, груженные вещами и детьми молоканов. Под небольшой охраной и в сопровождении нескольких растрепанных и сутулых женщин-орков все это богатство переправлялось в более спокойные южные поселения.
        Пропустив повозки, Корнелий и Питер проехали в город и благополучно добрались до дома Даувпиртов. Один из рабов открыл им ворота, и они въехали во двор верхом, как подобает господам.
        Но на этом сюрпризы для Питера не закончились. Принявший у него зубана раб сообщил, что для господина Питера имеется отдельная комната.
        - Хозяин приказал почистить и побелить отгородок в пристройке. Мы с Троком все сделали, так что извольте в новое жилище, мы и топчан вам сколотили, и постелю вашу перенесли.
        Питер отдал поводья и пошел посмотреть конюшенную пристройку. Все оказалось так, как говорил конюх: и топчан с тюфяком, и выбеленные, почти просохшие стены, а на маленьком, затянутом бычьим пузырем окошке стояла плошка с сыром.
        Притворив дверь, Питер уселся на заботливо взбитый тюфяк и огляделся. За все время невольничьей жизни это было первое жилье, которое он заслужил.

42
        Вот уже целую неделю Питер с Корнелием отправлялись на уроки верховой езды прямо со двора - верхом на зубанах. Шутки вроде сырой оглобли остались позади, теперь Питер выглядел как тяжелый рыцарь при доспехах, мече и кинжале. Пусть старые смятые накладки и выглядели ненадежно, а избитые налокотники и наколенники топорщились во все стороны, зато весила эта амуниция, как полноценные доспехи. От тесноватого шлема побаливали уши, а сквозь узкую смотровую щель почти ничего не было видно, но Корнелий говорил, что для учения так лучше.
        - Ты должен чувствовать врага, даже когда не видишь его. В быстром бою на все глаз не хватит, поэтому приучайся не видеть, а чувствовать.
        Под навесом он нагружал Питера деревянным щитом, добротно сколоченным, но сырым и оттого неподъемным, и длинной пикой с камнем на конце.
        - Хорошо сидишь? - спрашивал он после этого.
        - Да как же с этим ехать можно? - негодовал ученик.
        - Не то что ехать, а и вовремя оборачиваться, не то стянут крюком и топором измочалят. У пехоты с кавалерией разговор короткий.
        - Да уж, - соглашался Питер, которому приходилось в строю рогатчиков принимать удар туранской конницы.
        Потом Корнелий пускал своего зубана вперед, между деревьев и по кустарнику, а Питер должен был поспевать за ним и по команде учителя атаковать пикой какую-нибудь ветку или подцеплять с земли сгнивший гриб.
        Учение давалось тяжело, но Питер справлялся, радуя своей смышленостью Корнелия.
        - Ну-ка, стой! - командовал он.
        Питер останавливал зубана и смотрел на учителя через прорезь в шлеме.
        - Дерево проехал? Теперь это противник, что преследует тебя сзади. Ну-ка, сшиби его концом пики!
        И Питеру приходилось не глядя атаковать невидимого противника «тупым концом» пики.
        - Помни: ни прицелиться, ни нащупать его у тебя времени нет. Он уже замахнулся мечом или нацелил в тебя свою пику. Промаха быть не должно! Бей!
        И Питер бил, сильно бил, так что учебная пика звенела.
        - Неплохо, он свалился, - улыбаясь, говорил Корнелий и снова пускал зубана по тропе, вынуждая ученика менять упражнения.
        - Что слышно о манукарах? - спросил Питер, когда они вечером ехали в город.
        - Молоканы говорят, что император отводит войска на запад, где тураны угрожают его крепостям.
        - Значит, у нас теперь будет спокойно?
        - Я надеюсь на это, махать мечом мне давно уже не в радость. Завтра сделаем перерыв, твое тело должно запомнить все то новое, что ты узнал за последние несколько дней.
        - Тело? Разве тело может запоминать?
        - Может и должно. Голова может оказаться занята другими заботами и что-то забыть, а с телом такого не случится.
        - Что же мне делать, не шляться же по двору без дела, я к этому не привык!
        - Отправляйся в лес, подыши. Пусть тело запоминает, а свежий воздух тем временем прочищает мозги.

43
        Питер решил последовать совету Корнелия и на другой день, после завтрака в своем роскошном для невольника жилище, отправился в лес «прочищать мозги».
        Свинарник он обошел стороной, ему было неприятно слышать все эти бесконечные
«доброе утро, господин Питер», а также замечать, как все ниже становятся при виде его поклоны его вчерашних товарищей-невольников.
        В зимнем лесу было, как обычно, сыро, но дождь прекратился ночью и тропинки успели подсохнуть.

«Если я просто уйду, меня никто не кинется искать», - подумал Питер и оглянулся. Он некстати вспомнил о тех незнакомцах в темных капюшонах, которые не так давно навещали его. Что, если они опять прячутся за облетевшими кустами, чтобы снова спросить: кто ты, Питер?
        - Если бы я только знал - кто я теперь? - начал он рассуждать вслух. - Неволя меняет людей, вот и я кажусь себе каким-то незнакомым. Иногда вроде бы я - это я, а в другой раз - иначе…
        Он вздохнул, остановился перед большой лужей и, оттолкнувшись, перепрыгнул на другой ее берег.
        Несмотря на то что он придержал меч, ему послышался звон железа.
        Питер остановился, потряс ножнами, но больше ничего не зазвенело. Он постоял еще немного, прислушиваясь к тишине леса. Вот по макушкам пробежал ветер, сорвал старый пожелтевший листок и принялся крутить его, не давая упасть на землю.

«Надо прочистить мозги», - сказал себе Питер и пошел дальше, отмечая, что опять по привычке идет к реке.
        Снова зазвенел металл, звук разлетелся по всему лесу. Затем последовал приглушенный удар о землю и крик сорвавшейся с ветки перепуганной птицы. Она, как стрела, пронеслась над головой Питера, напугав и его тоже.
        Присев на корточки, он вытянул из ножен меч и стал прислушиваться. Как будто эти звуки донеслись откуда-то с запада, но сказать точнее было трудно, отсыревшие ветки, что валялись на земле, ломались почти беззвучно, и чужих шагов было не разобрать.
        Питер сошел с тропы и, углубившись в голый кустарник, затаился. Вот появился человек с мечом в ножнах и арбалетом, который держал вдоль тела. Дойдя до тропы, незнакомец остановился, давая Питеру как следует разглядеть себя.
        Вне всякого сомнения, это был солдат императорской армии, об этом говорил вышитый на кожаном панцире герб. Голова солдата была прикрыта легким кожаным шлемом, усиленным осаженными по колодке стальными пластинами, короткий плащ синего сукна был заброшен на спину, сапоги потемнели от сырости.
        Ярдах в тридцати от него на тропу вышел еще один солдат, а с другой стороны - еще двое.
        Они стали жестами переговариваться друг с другом, выясняя, куда подевался тот, кто шел по тропе.

«Поймают - убьют», - подумал Питер и стал осторожно пятиться. Он действовал почти безупречно, не выдавая себя ни одним шорохом, однако взлетевшая вдруг из-под его ноги птица наделала немало шума и сразу привлекла к нему внимание.
        Можно было не сомневаться, что теперь он обнаружен, и Питер помчался прочь от тропы - в глубь леса. Он ожидал услышать голоса загонщиков, однако те преследовали молча. Лишь приглушенный треск сучков и быстрые шаги за спиной говорили о том, что они не отстают.
        Щелкнул арбалет, болт вспорол землю под ногами, Питер с опозданием отскочил в сторону и принялся петлять, боясь, что его вот-вот подстрелят. Судя по шуму, охотники пытались его окружить, но тут, на счастье Питера, кустарник закончился, сменившись дубовым лесом со старыми основательными деревьями.
        Пробежав еще немного, Питер спрятался за одним из них и стал прислушиваться, стараясь наладить дыхание. Вот послышался шорох, потом тяжелое сопение.
        Охотник сделал еще один шаг, и Питер увидел поднятый арбалет. Ударив по нему мечом, он выбил оружие и, выскочив из-за дерева, ударил еще раз, но солдат отпрянул, и кончик меча лишь оставил царапину на кожаном панцире.
        Подхватив тяжелый арбалет, Питер с размаху швырнул его в другого солдата. Удар был сильным, солдат упал и стал отползать на четвереньках, путаясь в плаще.
        Один, два, а где еще двое?
        Даже не услышав, а почувствовав движение, Питер резко развернулся, и меч в его руке описал полукруг, врезавшись в сталь другого меча.
        Получив внезапный отпор, третий противник отпрянул, помешав четвертому. Теперь Питер был один против двоих, и один из них достал кинжал.
        - Попробуешь бросить - убью, - пригрозил Питер.
        - Думаешь, напугал? - криво усмехнулся тот, но кинжал в ножны убрал.
        Это послужило для Питера сигналом, он атаковал другого, чередуя удары сверху с быстрой подсечкой по бедрам. Это сразу принесло преимущество, противник получил порез на ноге. Второй бросился ему на помощь, но Питер быстрым выпадом заставил его отступить, а затем снова атаковал раненого и, прижав его к дереву, ударом кулака в висок вывел из игры.
        Видя, что он не стал добивать раненого, второй солдат убрал меч в ножны.
        - Мы пойдем своей дорогой, а ты своей, идет?
        - Идет, если ваша не будет пересекаться с моей.
        - Нам это не нужно, - заверил солдат, обходя кругом, чтобы оказать помощь своему товарищу.
        Оставив их, Питер побежал прочь, чтобы предупредить тех, кто был в свинарнике. Вне всякого сомнения, это были разведчики - легкая поступь, кожаные панцири и короткие мечи свидетельствовали об этом. Но разведку высылают перед основными силами, значит, следовало ждать кавалерию.
        Несколько раз Питер оборачивался, ему казалось, что его все еще преследуют. Но погони не было, и он бежал снова, следя за тем, чтобы не заблудиться. Вереди показалась просека, пришлось сбавить шаг, чтобы преодолеть открытое пространство с наибольшей осторожностью.
        Топот копыт предупредил Питера об опасности, он упал на землю и вскоре увидел с десяток всадников, которые вертели головами во все стороны, а вел их тот самый разведчик, что доставал кинжал.
        Вот и все - никого нет. Питер выждал еще немного и, пригибаясь, перебежал просеку, но не прошел он по лесу и нескольких шагов, как снова услышал топот - всадники возвращались. Должно быть, они нарочно спешились где-то неподалеку и наблюдали за просекой, поджидая добычу.
        - Эх, надо было ползком… - с запозданием укорил себя Питер и помчался со всех ног.
        Лес в этом месте оказался редким, и всадники неслись за ним следом. Дело близилось к развязке, это было очень обидно - победить четверых, чтобы потом так глупо попасться!
        Питер перемахнул через русло ручья, проскочил под кустами терновника - лошади в колючки не пошли - и услышал, как ругаются кавалеристы, выводя их в обход. Они не соблюдали тишины, были уверены в своих силах.

«Догонят ведь!» - сокрушался Питер и, чтобы бежать быстрее, выскочил на тропу, определив, что где-то неподалеку стоял на поляне навес.

«Вот и прочистил мозги! Эх, Корнелий…»
        Кавалеристы выскочили на тропу и понеслись во весь опор. Можно было выиграть еще полминуты, снова побежав в лес, но и там повсюду могли пройти конные, Питер знал это.
        Топот совсем рядом, звон упряжи и дыханье лошадей…
        Потом удар, громкий вскрик, и шум падения тела. Недовольные выкрики, ругательства и снова падение!
        Не понимая, что происходит, Питер обернулся и увидел скучившихся всадников, сверкающие мечи и мелькающего между лошадиными ногами человека. Вот еще один всадник свалился с лошади, потом еще.
        - Да рубите же его, рубите! - кричал кто-то.
        - Поддень его, поддень! Он уже с другой стороны!
        Всадники крутились на узкой тропе, дергали поводья и мешали друг другу, а Корнелий появлялся словно из ниоткуда, сдергивал их за пояса и добавлял дубинкой, чтобы не мешались.
        Один сумел развернуть лошадь и погнал ее в лес, но Корнелий подхватил упавший шлем и так бросил его, что сбил и этого. Лошадь пробежала еще немного, а затем вернулась к остальным, караулившим своих обездвиженных наездников.
        - Ты почему убегал? - строго спросил Корнелий, направляясь к Питеру.
        - Я… Я испугался, они меня издалека гонят!
        - Так они же на лошадях, а ты худенький, быстрый. Режь подруги да и вали их с седлами, в лесу они тебе неопасны. Понял?
        - Теперь понял, - кивнул Питер, глядя на обыкновенную палку в руках Корнелия. - Это что - манукары?
        - Это? - Корнелий обернулся и посмотрел на разгромленный отряд. - Нет, брат, манукаров так просто не возьмешь. У них и подпруги на цепочке, и на ногах подхваты.
        - А что такое подхваты?
        - Пойдем, по дороге расскажу, - сказал Корнелий и зашагал по едва приметной тропинке, направляясь к навесу. Питер догнал его и пошел рядом.
        - Подхваты - это вроде шпор, они также цепляются на сапоги особым замком, но выходят сбоку и немного вперед. Бывают подхваты просто шипом, бывают клинком. Когда пехота бросается под ноги лошадям, чтобы ножиком повредить или кол подставить, тут можно и подхват применить. Некоторые умельцы подхватом и голову снести могут - вот такое это оружие.
        - Здорово! - покачал головой Питер, затем обернулся.
        - Не бойся, они за нами не пойдут. Прочухаются и назад - доложить, что тут засада.
        - А ты откуда знаешь?
        - Ну не станут же они рассказывать, что их побили мальчишка и мужик с палкой? - Корнелий улыбнулся. - В военном деле, помимо оружия и выучки имеется особая политика.
        - Эй, это же наши зубаны! - воскликнул Питер, увидев привязанных к столбу навеса животных.
        - Ну конечно, ты думал, я сюда пешком пришел?
        - А как ты узнал, что на меня напали? - спросил Питер, осторожно подходя к зубанам, чтобы определить своего знакомца.
        - Я ничего не узнавал, я тут с самого утра был - прямо за тобой и поехал.
        - Ты узнал, что солдаты уже в лесу?
        - Да что ты заладил - узнал да узнал?
        Корнелий потянул зубана за уздечку, тот было начал сопротивляться, но хозяин показал ему кулак, и зубан все понял.
        - Я об этих солдатах еще вчера известие получил, - продолжал Корнелий, забравшись в седло. - Ну и отправил тебя, чтобы ты с ними познакомился…
        - Они же могли меня убить, Корнелий! - негодующе закричал Питер.
        - Как же, интересно, они могли тебя убить? Я что, ради забавы с тобой через речку ходил?
        Растерянный Питер попытался развернуть зубана, но тот показал зубы и зарычал, не желая подставлять седло.
        - Врежь ему между глаз! - напомнил Корнелий.
        - Так плети нет!
        - Ударь ладонью, чтобы он искры увидел!
        Питер ударил что было сил. Щелчок получился звонкий, зубан замотал головой, а потом прикрыл глаза и жалобно застонал.
        - Проняло мерзавца, - усмехнулся Корнелий.
        Питер запрыгнул на покоренного скакуна и следом за Корнелием поехал из леса.
        - А что же люди в свинарнике - мы будем им сообщать? - спросил он, когда они проезжали недалеко от построек хозяйства.
        - Там давно никого нет, даже всех свиней за ночь перетащили. Визг был - за пять миль слышно, удивительно, что ты не знаешь.
        - Я спал крепко… На новом месте да в чистоте.
        Питер вздохнул. Только его дела пошли на лад, причем безо всяких побегов и путешествий на гибельные острова, как появились императорские солдаты. И снова все меняется, и снова ожидается война, которая наверняка лишит его маленькой, чисто выбеленной комнатки в пристройке у конюшни.
        Подъезжая к глиняному городку, Питер подивился внешним переменам - крепости было не узнать. Повсюду на кривеньких башенках и отсыревших стенах стояли вооруженные пиками молоканы, а у ворот громоздились каменные завалы, и орки-каменщики торопливо возводили второй ряд створа ворот, чтобы те не выпали от первого же удара.
        Работавших охранял отряд из молодых молоканов, все как на подбор богатыри, с дерзкими ухмылками и обнаженными тесаками в руках. Их поколению еще не приходилось видеть войны, и они были уверены, что опрокинут любого врага.
        Тем не менее они с уважением пропустили двух всадников - немолокан, признавая силу и умение Корнелия, правда, только по рассказам старших. При их жизни защитник в больших столкновениях не участвовал.

44
        Ворота оказались распахнуты, а во дворе Питера с Корнелием дожидался только один из конюхов. По красноватой земле то тут то там были разбросаны пучки соломы, потерянные колышки и пустые мешки. Все свидетельствовало о панике и скорых сборах.
        - Это хозяева на войну собирались, - пояснил Корнелий и, обращаясь к конюху, сказал: - Выноси мешки, зубанов мы сами поставим.
        Работник побежал в дом, а Корнелий взял у Питера поводья его зубана и обоих увел в конюшню, в то время как ученик стоял посреди двора, не вполне понимая, что делать.
        - Сейчас в амуницию облачаться будем! - пояснил Корнелий, появляясь из конюшни. - Я уже все приготовил, сейчас взнуздаемся и на стены… Сегодня будет много дел.
        Работник вынес два тяжелых мешка, распертых изнутри какими-то непонятными конструкциями, и убежал за следующими.
        Корнелий быстро снял веревку и вытащил кожаный панцирь, шитый из трех слоев бычьей кожи, потом достал накладки для рук - на шнурках и с медными наклепками - и для ног - на широких мягких ремешках с медными пряжками.
        - Надевай, время дорого!
        Питер просунул голову в отверстие на панцире, и Корнелий стал застегивать ремешки.
        - Главное, чтобы под ним рубаха не морщила… Не морщит?
        - Да вроде ровно все, только жестковато малость, - пожаловался Питер.
        - Это ничего, просто он новый, три дня как от мастера… Но в размер, похоже, попали… Вдохни до верха!
        Питер выполнил указание, и Корнелий затянул ремешки.
        - Все, выдыхай, теперь он тебя не удавит.
        - А это что за жилетик? - спросил Питер, указывая на другую часть амуниции, тоже с медными клепками.
        - Это, брат, не жилетик. Накидка называется… Ну-ка, просунь руки.
        Питер повиновался, и его плечи, шея и верхняя часть спины получили дополнительную защиту.
        - Он без застежек?
        - Да, эта часть защиты должна двигаться свободно, - пояснил Корнелий.
        Мимо открытых ворота прогрохотал груженный камнями воз - молоканы разбирали усадебные постройки, чтобы укрепить стены.
        - Вот, господин, и вся поклажа, - сообщил конюх, ставя еще два мешка.
        - Хорошо. Займись зубанами.
        Конюх ушел, а Корнелий продолжил свой очередной урок:
        - Накладки надевай сам, но чтобы у рукавов и штанин был небольшой выпуск.
        - Понял, это чтобы не терло…
        - Молодец. Вот тебе еще шлем-ерихонка.
        Питер тотчас примерил головной убор с множеством квадратных наклепок.
        - Зачем же я в железе ездил, если можно кожаную амуницию надевать? - спросил Питер.
        - Для учения полезно.
        - Так железо же все равно крепче, почему же мы в этом? - снова спросил Питер, глядя на то, как быстро и сноровисто облачается в доспехи Корнелий. Его амуниция была не нова, но оттого выглядела более серьезно и значительно.
        - От меча манукара или арбалетного болта железо не защитит, а драться в нем совсем неловко. Твое главное оружие - и нападения, и защиты - меч. Вот его и используй. А легкая амуниция нужна, чтобы царапины не донимали да обломки камней синяков не наделали.
        - А откуда на стене обломки?
        - Ты не стой, там на дне мешка еще рукавицы и чистые обмотки. Башмаки у тебя еще хорошие, разношенные, но босым на войну нельзя, - сказал Корнелий, пропуская вопрос про обломки.
        - Почему босым нельзя? - тут же поинтересовался Питер, вытряхивая из мешка поклажу.
        - В другое время можно разуться и ноги просушить, а на войне порой неделю бегать приходится, пока появится такая возможность.
        Вскоре обмундировка была закончена. Помимо чистых обмоток и рукавиц Питер получил пояс - широкий сзади, защищающий поясницу, и сужающийся спереди - чтобы носить оружие. А еще кинжал в деревянных ножнах, как пояснил Корнелий: вещь не новая, но в деле проверенная.
        Собранные и готовые, они вышли со двора и отправились к воротам. Питер чувствовал себя неуязвимым, ему казалось, что теперь он непобедим.
        - Вот это тоже подцепи на поясок, - сказал Корнелий, подавая большой, похожий на сумку кошель.
        - Что в нем?
        - Хлеб, ветчина, чистая тряпка для перевязки и немного серебряных денег.
        - А деньги зачем?
        Корнелий вздохнул:
        - Когда стена рухнет, начнется паника и убийства. В этом случае мы уже ничем не сможем помочь, придется уносить ноги.
        - Ты думаешь, что крепостные стены не выдержат натиска врага?
        - Увы, они слишком слабы. Во время постройки все камни растащили на усадьбы, да еще дрались, когда делили, а на стену осталась глина да солома гнилая - чистый саман. А надо бы камень.
        - Но ведь стена высокая, как же ее разрушить-то? - удивился Питер, глядя на расхаживающих по стене орков.
        - Сам все увидишь. Тут и орудия стенобитные не потребуются.
        - И когда же нам ждать подхода неприятеля?
        - Думаю, через час-другой будут здесь. Дождя нет, для них это самое лучшее.

45
        Корнелия на стене ждали. Питер видел, как улучшалось настроение огромных молоканов, когда они замечали этого человека в полном боевом облачении.
        - Ну что, Корнелий, устоим против врага? - cпросил старый Даувпирт.
        - Мы с Питером приложим все силы, - сказал Корнелий. - Лишь бы стены выдержали…
        - Стены - да, - согласился орк, поправляя стальной шлем со следами былых баталий. - У нас сейчас триста двадцать четыре молокана, восемь сотен рабов - все при луках, да оружия всякого запасного - пропасть. Неужто не выстоим?
        - Все корнунги распределены? - прервал Корнелий ненужный разговор.
        - Конечно. Как прошлым летом обучались, так все и сделано.
        - Ну и хорошо. Я должен проверить стену - везде ли порядок.
        - Ясное дело, проверь, чтобы порядок был. Камня, как видишь, много, народ постройки разбирает, лишь бы город выстоял. - Даувпирт указал со стены на небольшую площадь, куда подъезжали обозы и молоканы вместе с рабами сгружали стройматериал.
        Оставив старого Даувпирта, Корнелий и Питер пошли по стене вокруг города, ненадолго останавливаясь напротив самых слабых, по мнению Корнелия, мест.
        - Сюда нужно положить камни, - говорил он, показывая на впадины в глине.
        - Сделаем, - кивали корнунги, командиры оборонительных отрядов. Корнелий и Питер шли дальше, а на обозначенных местах закипала работа.
        - Эти стены кажутся такими крепкими - тут же все три фута, - негромко сказал Питер, когда они миновали очередной изъян.
        - В основании все семь футов, но, как я тебе говорил, это саман, не камень. Вот посмотри…
        Корнелий подобрал оброненный кем-то гвоздь и, коротко замахнувшись, вогнал его в стену по самую шляпку.
        - А теперь вспомни, как стрела барийского лука бьет шесть досок разом.
        Тут до Питера начало доходить.
        - Если пятьдесят стрел уложить в пятно фут на фут, может получиться такая же сквозная дыра.
        - То-то и оно. А если стрел будет тысяча!
        Питер вздохнул и посмотрел на затуманенный горизонт. Оттуда, из молочной пелены, следовало ждать появления неприятеля.
        - Скорее бы уж они пришли, а то как-то… зябко, - признался он и поежился.
        - Не спеши, нас не минуют. Как закончим обход, так они и заявятся.
        Корнелий оказался прав, едва они с Питером завершили круг и оказались над воротами, как с ближайшей башенки, поднимавшейся над стеной еще на десять футов, подал голос наблюдатель:
        - Они идут! Они уже в полумиле!
        Все, кто был на стене, сейчас же бросились смотреть, однако пока ничего видно не было, а корнунги стали ругаться и требовать, чтобы работы по укреплению продолжались. Подача камней возобновилась - их передавали по длинным цепочкам, в которых стояли и хозяева, и рабы.
        Вскоре Питер смог увидеть появившихся из тумана всадников. Издали они казались не такими уж большими, а их вереница совсем не длинной.
        - Их там не более двух сотен, Корнелий! - воскликнул он обрадованно.
        - А манукаров и того меньше - едва сотня наберется.
        - Так, может, еще выстоим? - с надеждой спросил Питер. - Всего сто манукаров, а нас - вон сколько!
        И он обвел рукой стоявших на стенах молоканов и копошащихся среди них невольников.
        Корнелий усмехнулся:
        - Посмотрим, что ты скажешь, когда они подъедут ближе. И еще: нельзя, чтобы они видели нас вместе.
        - Что значит нельзя, чтобы видели?
        - Они должны знать, что защитник здесь только один - это я. Понял?
        - Понял. Но почему?
        - Потому что защитник - основа сопротивления города и на него ведется особая охота, как во время осады, так и после проникновения в город.
        - Я буду за тебя сражаться, Корнелий! - с чувством произнес Питер.
        - Я тебе, конечно, благодарен, но каждый человек и молокан в этом городе выполняет приказы защитника.
        - Я сделаю, как ты скажешь.
        - Вот и отлично. Пойдешь на западную стену, скоро они подойдут ближе и ты сумеешь рассмотреть их лучше.
        - Но в стороне от тебя.
        - Совершенно верно. Чтобы тебя не приняли за второго защитника.

46
        Отряд противника остановился ярдах в трехстах от городской стены. Вперед выдвинулся небольшой разъезд из легкой кавалерии, а императорская гвардия - манукары и вспомогательные силы отряда - занялась обустройством небольшого лагеря.
        Возов при них не имелось, все необходимое везли на себе мулы и вьючные лошади, поэтому привычной организации в лагере не было, лишь небольшое кольцо, ограниченное сваленными узлами.
        - Что там у них? - спросил кто-то из молоканов, обращаясь к Питеру. Он теперь стоял на стене в стороне от защитника.
        - Припасы. Еда, воды, стрелы, тряпицы для перевязок. Много всего…
        - Ясное дело… - вздохнул орк и с уважением посмотрел на худенького защитника.
        Тем временем разведывательная группа легкой кавалерии пронеслась мимо стены в каких-нибудь пятидесяти ярдах, однако не было в них ничего такого, чего Питер еще не видел. Именно с такими Корнелий разделался в лесу одной лишь палкой. Правда, здесь был не лес и у кавалерии имелся простор для маневра.
        Свободно проехать разведке не дали, щелкнуло несколько арбалетов, однако никто из стрелков не попал. Потом выстрелил еще один, и Питер видел, как вылетел из седла один из всадников.
        Орки радостно закричали и стали поздравлять соплеменника с точным выстрелом. Питер привстал на носочки, чтобы рассмотреть его, и неожиданно узнал Лусха. В последнее время они почти не пересекались, и временами Питер даже забывал о существовании своего бывшего мучителя.
        Потеряв одного из своих, отряд разведчиков поскакал дальше, но лошадь раненого развернулась и побежала к хозяину, низко опустив голову. Тот ухватился руками за повод, и умное животное потащило его в сторону лагеря - подальше от вражеских позиций.
        На Питера это произвело большое впечатление. Раньше он не задумывался, насколько хорошо могут быть подготовлены к войне лошади.
        - Небось зубан бы не вернулся, - покачал головой орк, который задавал Питеру вопросы.
        Пришлось ждать еще не менее двух часов, пока несколько манукаров верхом решились приблизиться, однако они не рисковали и не подъезжали ближе рубежа ярдов в восемьдесят, однако и с такого расстояния можно было определить их стать и размеры по сравнению с легкими кавалеристами.
        Пригнувшись, чтобы его не видел противник, Питер подобрался поближе к Корнелию.
        - Послушай, но ведь я видел туранов, они были куда меньше этих гигантов!
        - А как близко ты их видел?
        - На длину рогатки!
        - Это разные тураны. Те, которых видел ты, пришли из-за реки Тивир, где одни лишь сухие пустоши. Пропитания там никакого, многочисленные туранские племена живут впроголодь. Только и спасаются набегами на другие, более благополучные земли. Дети растут плохо, часто болеют, вот и вырастают невысокие ростом и кривоногие. Совсем другое дело тураны из императорских казарм, их забирают из дома еще малыми детьми, часть захватывают силой, но в большинстве своем родители сами продают их императорским рекрутерам. Их хорошо кормят, учат читать, писать, понимать цифирь и теоремы. Присматривают за ними, обучают военным премудростям и упражнениям на силу, в результате вырастают богатыри ростом в шесть-семь футов. Вот тебе и другие тураны.
        - А из карсаматов тоже можно высоких откармливать?
        - Наверное, можно, но карсамат при хорошей жизни в торговлю идет. Сытыми они воевать не станут. Тураны же - прирожденные воины.
        - А зачем туранам цифирь, неужто без цифири они воевать не смогут?
        Корнелий улыбнулся:
        - С цифирью, чистописанием и знанием древних языков человек даже меч держит иначе. И сила у него другая - умная. Императоры манукаров не одну сотню лет выводят, у них уже все просчитано - чему и сколько учить, чтобы для войны полезно было. Тот, кто сталкивался с манукарами, понимает разницу.

47
        В этот день отряд императорских войск никаких активных действий не предпринимал, только разведчики крутились вокруг стен до самой темноты, собирая сведения о самых слабых местах. Впрочем, Корнелий не сомневался, что атаковать будут с западной стороны, поскольку земля там была посуше, а на подступах с других сторон стояли лужи, и в размокшей глине вязли лошади и люди.
        Ночевал Питер в своей комнатке и даже без амуниции - Корнелий разрешил ее снять, сказав, что ночью ничего не случится. Поначалу не спалось, донимали мысли о том, что будет завтра, но потом Питер все же уснул, и поутру, когда пришел будить конюх, вставать совсем не хотелось. Однако война есть война. Питер поднялся с топчана, встряхнулся и пошел умываться во двор, чтобы посмотреть, что там происходит.
        Но во дворе было так же пустынно, как и накануне. Все молоканы оставались на стенах или рядом с ними, под кожаными пологами от дождя. Небо под утро прояснилось, вместо туч пришли облака. Подсвеченные первыми солнечными лучами, они имели нежно-розовый цвет.
        Через несколько минут Питер был собран. Он хорошо запомнил последовательность действий и сумел надеть доспехи без посторонней помощи.
        - Сегодня будет сухо, Корнелий! - бодро отрапортовал он, торопливо дожевывая свой завтрак - лепешку с ветчиной.
        - Да, сегодня будет суше, чем вчера, но за пару часов стена не просохнет, если ты это имел в виду, - осадил его учитель, и Питер вздохнул. Он так надеялся узнать с утра какую-нибудь хорошую новость: что стена за ночь вся просохла и теперь ее не сломать или что противник отступил и отправился воевать более важные крепости. Такое с ним уже было перед битвой у Арума, когда все происходящее казалось чем-то нереальным, впрочем, не ему одному.
        - Настраивайся на битву и не ищи убежища в малодушных выдумках, - строго произнес Корнелий, поправляя свою амуницию. В отличие от Питера, он спал не раздеваясь, ведь на нем лежала совсем другая ответственность. Единственное, что он мог позволить себе в такой ситуации, - чуть-чуть ослабить ремни.
        Из погреба появился Бриан и словно тень приблизился к Питеру. По нему было видно, что от страха он не сомкнул ночью глаз. Лук и колчан со стрелами смотрелись в его руках нелепо.
        - Доброго вам утра, господин Питер.
        - Здравствуй, Бриан. Ты, я вижу, готов к обороне?
        Питеру хотелось подбодрить бывшего товарища по неволе, но тот подошел не за этим.
        - Мне кажется, я сегодня умру, господин Питер, - сообщил он и пошел к воротам, где его уже ждали двое рабов-строителей, также вооруженных луками.
        - Пойдем и мы, - сказал Корнелий. - Скоро станет светло, и манукары начнут делать брешь.
        - И ты вот так просто об этом говоришь? - поразился Питер, забегая перед Корнелием.
        - А что же тут удивительного? Они для того и пришли. Небось не первый город берут, знают, что к чему.
        Некоторое время они шли по улице молча. Было непривычно тихо, прежде в этот ранний час невольники со всех поместий отправлялись за город - в свинарники, а теперь никто никуда не спешил, и улица была завалена оброненными с возов камнями, втоптанными в грязь тряпками и раздавленными корзинами.
        - Как все будет на самом деле? - решился спросить Питер. Прежде он боялся задать этот вопрос, но дальше откладывать было невозможно.
        - Сначала сделают брешь под одного человека и пойдут в атаку, станут прорываться внутрь и одновременно делать брешь шире. Мы пару раз отобьемся, потом они прорвутся в город частью пешими, а частью верхом.
        - И всех нас убьют?
        - Мы с тобой должны уцелеть. Я рвану через ворота на зубане и отвлеку внимание, а ты спустишься со стены у юго-западной башни и поспешишь в лагерь противника. Там будут только обозные, и ты сможешь захватить хорошую лошадь. У них имеются запасные строевые лошади для манукаров.
        - А что будет со всеми остальными?
        - Я должен отвечать и на этот вопрос?
        - Нет, - сказал Питер.
        На стене их уже ждали. Молоканы провели ночь в охранении и выглядели встревоженными.
        - Корнелий, они стучали всю ночь - сколачивали что-то! Может, стенобитное орудие? - беспокоился Даувпирт.
        - Не думаю. Скорее всего - арпаши. Когда совсем рассветет, мы их увидим.
        Как всегда, он оказался прав. Вместе с солнечными лучами к осажденным пришло понимание, что враг за ночь сумел хорошо подготовиться. Всего в сорока ярдах от западной стены стоял ряд из пятидесяти арпашей, сколоченных из отсыревших досок и жердей, привезенных с окрестных свинарников. О том, чтобы поджечь сырое дерево стрелами с просмоленными тряпками, не приходилось даже мечтать, пробить арпаши стрелой можно было только из барийского лука, но скольким было под силу сделать такой выстрел?
        - Корнелий, - Питер вынырнул у правого плеча защитника и встал так, чтобы от арпашей его видно не было, - Корнелий, а ты можешь пустить стрелу, чтобы она пробила этот, как его…
        - Арпаш…
        - Да, арпаш. Ты же тогда, под навесом, шесть досок насквозь бил!
        - Мы стреляли с четырех ярдов по сухим дюймовым доскам, отставленным друг от друга на пару дюймов. А здесь, посмотри, сырые доски, сбитые вместе, да на расстоянии вдесятеро большем. Ну, я могу постараться, подсмотреть пару арпашей послабее и продырявить их, но что за толк будет с этого? Разве манукару повредит ослабевшая стрела, ведь на нем доспехи из отличной стали?
        - Что теперь делать, Корнелий? - спросил Даувпирт.
        - Заводите лучников, пусть разберутся напротив каждого арпаша и стреляют в тех, кто будет подносить припасы.
        - Понял! - обрадовался Даувпирт и стал передавать приказ защитника дальше, однако Питер заметил безразличие во взгляде Корнелия. Что могут четыре или пять сотен лучников, учившихся стрелять лишь последние несколько дней?
        - Если бы у нас была сотня хороших стрелков, - заговорил Корнелий, адресуя сказанное Питеру, - все могло бы повернуться иначе. А так - они станут беспрепятственно разрушать стену.
        - Но чем?
        - Тяжелыми стрелами из знакомого тебе барийского лука. За каждым арпашем по два стрелка-манукара, при них запас стрел и еще пара помощников пехотинцев. Возможно, и арбалетчики, чтобы защитника выслеживать, сорок ярдов для хорошего арбалета - пустяк. Яблоко прострелят.
        - Почему же ты еще не прячешься?
        - Ты уйдешь, и я спрячусь.
        Питер тотчас пригнулся, ужасаясь при мысли, что из-за него Корнелий подвергал себя опасности.
        По выстеленным досками глиняным ступеням стали подниматься лучники, если так можно было называть перепуганных невольников с дрянным оружием. Следуя приказам корнунгов, они кое-как распределились в группы, чтобы противостоять тем, кто скрывался за арпашами.
        Кто-то со стены решил проверить прочность арпаша и выстрелил из арбалета. Болт вонзился в сырые доски с глухим, едва слышимым звуком, сырое дерево поглотило всю его мощь без остатка.
        Из рядов прикрывавшихся стеной молокан раздались возгласы разочарования.
        - Даувпирт, пусть они постреляют в арпаши для пробы! - крикнул Корнелий, и вскоре в сторону врага полетели первые стрелы.
        Смотреть на это без слез было невозможно: некоторые стрелы пролетали на двадцать футов выше цели, другие, напротив, падали сразу под стеной. Теперь Питер лучше понимал Корнелия и его отношение к оборонительным возможностям города. Впрочем, через несколько минут упражнений большинство стрел начали вонзаться в арпаши, что вызвало оживление среди молокан. Он стали смелее выглядывать из-за стены, с интересом обсуждая успехи невольников. Особенно радовали их удачные выстрелы своих собственных рабов.
        Питер тоже следил за происходящим, осторожно выглядывая из-за глиняного вала. Вдруг он услышал какой-то возглас, что-то вроде команды, потом протяжный крик, и из-за арпашей взлетела волна стрел. Едва Питер пригнулся, как по стене замолотили острые наконечники. Над стеной взметнулись фонтаны сырой глиняной крошки, где-то обвалил целые пласты, в другом месте стрела прошибла стену и сбила со стены молокана.
        Действие этого залпа было настолько потрясающим, что все попадали на дощатые настилы и боялись выглядывать.
        Внизу ругался и хрипло хохотал сбитый орк. Даже рухнув с высоты в двадцать футов, он лишь слегка отбил себе задницу и вскоре снова вернулся на стену, показывая всем сбившую его огромную стрелу и вмятину на ржавой кирасе.
        Последовал новый залп, и снова всех засыпало глиняной крошкой. Парочка стрел перелетела в город.
        Рабы-лучники прижались к настилу и даже думать забыли о том, чтобы снова в кого-то стрелять. Корнунги пытались их поднять, однако и сами не спешили подниматься.
        Смахнув со шлема глину, Питер посмотрел в сторону Корнелия и обмер: тот стоял в полный рост и растягивал огромный лук. Спустив тетиву, он тут же пригнулся и отполз в сторону, а в стену, напротив места, где он только что стоял, врезалось не меньше двадцати тяжелых стрел, и Питер увидел, насколько слаба крепостная защита - на настил вывалился большой кусок глины, сделав стену втрое тоньше.

«Наверху толщина - три фута, у основания - семь. Высота футов двадцать, - начал составлять задачу Питер. Ему было необходимо успокоиться, ведь потрясения следовали одно за другим. - Какая толщина стены на уровне головы?»
        Снова последовал залп по всей стене, и опять на настил стали сваливаться куски глины.
        Стряхнув комья со шлема, Питер снова вернулся к задаче. Когда-то в малкуде он щелкал такие, как орехи.

«Итак, если рост человека три фута, тогда…»
        Очередной удар в стену пришелся где-то совсем рядом с Питером. После первого раза ударило еще, и еще раз, а затем эти удары слились в непрерывную дробь, то замедляющуюся, то снова торопливую.

«Они нашли слабое место», - догадался Питер и стал отползать в сторону, чтобы в случае обрушения его не завалило сырой глиной.
        - Несите камни к стене! - услышал Питер голос Корнелия. Тот уже был внизу и определил место, в которое манукары монотонно долбили тяжелыми стрелами.
        Занявшись этим участком, они перестали обстреливать верхний защитный вал, и его стали торопливо восстанавливать, укрепляя каменной кладкой разбитые участки.
        Разумеется, противостоять новым ударам тяжелых стрел наскоро сложенные камни не могли, зато защищали от легких стрел и арбалетных болтов.
        Спустя час разбитые участки наверху стены были восстановлены, настроение у защитников улучшилось. Лучники оживились и стали постреливать через стены, однако не так дружно, как прежде.
        А тяжелые стрелы тем временем продолжали монотонно бить в крепостную стену, и временами слышались звуки обрушения, когда падали большие пласты глины.
        Чтобы посмотреть, какие меры предпринимает Корнелий, Питер спустился со стены. Напротив готовящегося пролома стену укрепляли камнями, досками и подпорками. Впрочем, уже сейчас было видно, что эта конструкция слаба, и стоит ударить в нее торцом бревна, как все ряды камней начнут съезжать и рассыпаться, даже несмотря на подпорки. Питер понял главное - Корнелий дает обороняющимся работу, которая отвлекает их от осознания тщетности собственных усилий. Крепость уже была обречена, и защитник только помогал всем этим оркам и рабам проиграть достойно.
        Ближе к полудню удары в стену прекратились - манукарам потребовался отдых и перерыв на обед. Со стены было видно, как к арпашам проскакивают помощники, поднося медные судки с горячей едой. На территории их лагеря был виден дым от костра.
        В осажденной крепости тоже обедали. Рабы ели жир с сероватыми жесткими лепешками, орки и Корнелий с Питером - ветчину с лепешками белыми.
        Запивали все водой, настоянной на свежем тертом щавеле. Считалось, что она хорошо восстанавливает силы и помогает залечиваться ранам.

48
        После обеда манукарам доставили за арпаши новые вязанки стрел, и те снова принялись за работу. Стук ударов в стену был слышен до темноты, потом Корнелий отправил Питера спать.
        - Иди к себе и ложись спать, но амуницию не снимай. Можешь ослабить ремешки и снять башмаки.
        - А ты?
        - Я останусь, под кожаным пологом так же хорошо, как и в доме. Утром тебя разбудит конюх, я ему сказал. И еще - приготовь веревку.
        - Да, я помню.
        На площади появились огни, рабы разносили факелы, чтобы и ночью продолжать работы по укреплению стен.
        Один из невольников осторожно приблизился к Корнелию и Питеру, это оказался Бриан.
        - Прошу прощения, хозяин приказал мне сопровождать вас до дома, - сказал он, оставаясь на почтительном расстоянии. - На улицах много камней…
        - Я остаюсь, а Питера проводи.
        Корнелий вернулся к стене, а Питер в сопровождении Бриана отправился домой. По дороге тот несколько раз пытался завести разговор о дальнейшей судьбе крепости, чтобы выяснить у Питера, устоят ли стены.
        - Все покажет завтрашний день, - ответил тот, и Бриан от него отстал.
        Во дворе «господина Питера» встретил конюх с масляным светильником в руках, и Бриан поплелся обратно.
        - Мне нужна веревка, - сказал Питер, когда конюх затворил ворота.
        - Какую желаете?
        - Футов тридцать длины, да потолще.
        - Есть такая, новая совсем, думаю, хозяин ругаться не будет, раз это для вас…

«Скоро хозяину станет не до веревок…» - подумал Питер и обнаружил, что уже давно не сердится на старого Даувпирта, хотя тот когда-то хотел забить его палками и даже продавал за серебро это право другим оркам.
        Уснуть Питеру удалось сразу. Спал он крепко и не видел никаких снов, а проснулся, едва конюх шагнул через порог его жилища.
        - Я уже не сплю… - сказал Питер, поднимаясь.
        - Я вижу, господин Питер, - ответил конюх и поставил на подоконник масляный светильник. - Это чтобы вам сподручнее было собираться.
        - Спасибо, братец.
        При свете фитиля Питер тщательно накрутил обмотки, надел свои рыбацкие башмаки и крепко завязал их растянувшиеся ремешки. Затяжку остальной амуниции оставил на потом и вышел умываться на погруженный в ночной туман двор. Заря на востоке только занималась, но Питер чувствовал себя отдохнувшим и полным сил, никаких мыслей в голове не было.
        - Ваша веревка, господин Питер, - сказал конюх, поднося моток веревки нужной толщины. Питер потрогал ее, помял в руке и остался доволен. Спуститься по такой не составляло труда, а дальше… Дальше, как получится.
        К стене он пришел, когда начало светать. Невольники уже работали под стенами, сооружая все новые ряды заграждений, а орки, почесываясь после сна, ходили вокруг и изредка поднимались на стены, чтобы вскоре снова спуститься - в утренних сумерках можно было получить стрелу.
        Приходили орки с другой стороны, чтобы поглазеть на то, что здесь происходит - на других направлениях ничего не происходило, и стоять на стенах там было скучно.
        Заметив Корнелия, Питер подошел к нему.
        - Выспался? - спросил тот.
        - Да.
        - Хорошо, - нейтральным тоном ответил Корнелий. - А наши враги времени зря не теряли, всю ночь по грязи шлепали, должно быть, чем-то нас удивят.
        - Может, стрелы приходили собирать, они их вчера целый воз выпустили?
        - Стрелы, ясное дело, подобрали. Но там должно быть что-то еще…
        В этот момент раздался крик часового на стене.
        - Пойдем посмотрим.
        Вместе с набежавшими орками Питер с Корнелием поднялись на стену и увидели результат ночной работы императорских пехотинцев - вся раскисшая глина и грязь на подступах к стенам, почти до самых арпашей, оказалась замощена досками, заборами и снятыми с петель дверями. Благо строительного материала на брошенных фермах было вдоволь.
        - Ну что ж, умно, - произнес Корнелий посреди всеобщего молчания. - Этой полосы вполне хватит, чтобы подходить шеренгой по пять, а то и шесть солдат. Даувпирт!
        - Я здесь, Корнелий, - отозвался старый орк, нависая над плечом защитника.
        - Пусть корнунги поставят лучников так, чтобы по наступающим стреляли с флангов. Там они будут менее всего защищены.
        - Понял, сейчас расставим.
        - Не торопись, время еще есть, - сказал Корнелий и спустился со стены.
        Скоро послышался звук первого за этот день удара тяжелой стрелы, а через пару минут они замолотили с прежней частотой.
        Больше ничего не происходило, если не считать, что лучники продолжали упражняться, расстреливая по арпашам скверные стрелы, и им в этом никто не препятствовал: императорские солдаты понимали, что эти вояки им не страшны.
        Ближе к полудню случился обвал, из стены вывалилась огромная масса отсыревшей глины, звук был похож на тяжкий вздох великана. Питер с Корнелием поднялись на стену и осторожно, с разных мест выглянули, чтобы оценить ущерб. Впрочем, далеко высовываться не было необходимости - комья красной глины раскатились на много ярдов вокруг, а некоторые из стрел, продолжавших обрабатывать пролом, с грохотом ударялись в обнажившийся столб каркаса стены - деревянной обрешеченной конструкции, которую обкладывали глиной.
        - Долго еще? - тихо спросил Питер, подойдя к Корнелию.
        - Я не знаю, насколько большой пролом там образовался, ведь с нашей стороны все заложено камнем. Но есть верный признак, как определить их намерения и состояние стены…
        - Какой же?
        - Скоро у них время обеда, если они его отменят, значит, скоро штурм. На полный желудок наступать не станут.
        - Да вроде костер у них в лагере горит…
        - Горит-то горит, да и похлебку наверняка готовят, только будут обедать или штурмовать - вот в чем вопрос…
        - Корнелий, куда лучников ставить, если в пролом полезут?
        Это был Даувпирт, он был деловит и спокоен. Питер заметил, что чем ближе к развязке, тем меньше орки нервничали. Совершенно определенные перспективы открытого боя беспокоили их куда меньше, чем неопределенность.
        - Лучшие пусть остаются на стенах, остальным раздайте палки, топоры или что там у вас найдется. Пусть воюют в строю.
        - А может, поставить их стрелять по бреши?
        - Нет, с их умением они больше по своим попадут, чем по неприятелю. Двадцать молоканов с арбалетами принесут больше пользы.
        - Как скажешь, Корнелий.
        Даувпирт ушел.
        - А где находиться мне, когда в пролом полезут? - спросил Питер. В отличие от молоканов, его волнение нарастало.
        - Ты должен видеть мою спину в нескольких ярдах впереди себя.
        - Чтобы прикрыть тебя?
        - Нет, чтобы вовремя получить от меня знак.
        - А где будут орки?
        - Они будут повсюду - у стены, встречая первых солдат противника, на стенах, бросая в них камни. Но ты будешь делать то, что скажу я, что бы вокруг ни происходило.
        - Я все сделаю, Корнелий. Послушай, если у нас так много молоканов, может, выпустим из ворот отряд, когда противник полезет в пролом?
        - Да ты просто военачальник, - улыбнулся Корнелий. - Мы бы так и поступили, если бы два десятка верховых манукаров не стояли в запасе у лагеря именно на этот случай.
        - Эх, а я не заметил!
        - Ничего, теперь будешь замечать.

49
        Корнелий, как всегда, оказался прав. Манукары пренебрегли обедом и позади трех ближних к пробоине арпашей стали собирать штурмовые колонны.
        Орки тоже готовились, поднимая на настилы тяжелые камни, чтобы было чем громить врага. Рабы-лучники, словно перепуганные птицы, то и дело менялись местами, пересчитывали стрелы и осторожно выглядывали из-за каменной кладки восстановленного вала. На левом фланге их набралось около пятидесяти человек, на правом - всего десять, поскольку большее их количество мешало движению на лестнице.
        Распевая имперские гимны и укрываясь щитами, колонны стали выходить из-за арпашей. Корнунги отдали приказ стрелять, и в наступающих полетели стрелы. Они отскакивали от обитых железом щитов и пока не приносили противнику никакого вреда.
        Гимны зазвучали громче, а укрытые за арпашами барабанщики стали отбивать ритм чаще. Первые ряды, состоявшие из пехотинцев, ступили на мощенную досками дорогу.
        Фланговый обстрел усилился, стрелы молотили по щитам, отскакивали и ломались, но пока не находили ни одного неприкрытого участка. В каждой колонне было около трех десятков воинов: пехотинцы, пешие манукары и арбалетчики, ожидавшие своего часа в самом хвосте. За арпашами готовились к работе стрелки. Лучники противника их вовсе не интересовали, они ждали появления над стенами орков и, если повезет, защитника.
        Когда до стены оставалось несколько ярдов, вниз полетели огромные камни. Они с грохотом ударялись о щиты, но крепкие манукары выдерживали эти удары, а в появившихся на стене орков из-за арпашей полетели стрелы.
        Результат их скорой стрельбы стал заметен сразу, несколько подстреленных орков, роняя камни, попадали на настил, другие свалились со стены внутрь крепости. Раненые поднимались вновь и опять брались за камни, но тут в последних рядах колонн поднялись щиты и в упор - с нескольких ярдов - орков стали расстреливать из двулучных арбалетов.
        На стене началась паника, камни летели невпопад, и первые ряды наступавших сумели добраться до стены.
        Сразу после этого колонны неожиданно стали отходить, орки не сразу поняли, что часть нападавших, целые и невредимые, остались у пролома.
        - Они оставили рабочую команду! - сообщил Корнелий, который, периодически выглядывая из-за укрытия, следил за происходящим. Вот и теперь он заметил, что в отходящих колоннах не хватает солдат, даже учитывая то, что несколько раненых ковыляли вне строя, а на досках осталось с десяток неподвижных тел.
        - Какая команда, Корнелий? - откликнулся Даувпирт. Из его плеча торчал обломок стрелы, однако он, казалось, не обращал на это внимания.
        - Под стеной в проломе осталось несколько солдат, они станут расширять пролом.
        - Как же нам достать их?
        - Привяжите к длинным веревкам камни и бейте ими через стену!
        - Понял! Очень хорошо понял!
        Орк хрипло захохотал и, сбежав по лестнице, принялся созывать невольников, чтобы готовить оборонительные приспособления.
        Питер сражения не видел, он нервно мерил шагами площадь - Корнелий до поры велел ему держаться подальше.
        Вокруг сновали невольники, поднося перевязочные тряпицы, воду, оттаскивая тех орков, которые, получив стрелу, еще и падали со стены.
        Питер знал, что орки необычайно живучи, но его не переставало удивлять то, что, даже упав с такой высоты, они все еще были живы, а некоторые ругали нерасторопных рабов, которым не хватало силы выдернуть засевшую в ребрах стрелу или арбалетный болт.
        Пока молоканы готовили камни на веревках, солдаты из подрывной команды вовсю трудились, разбрасывая первый ряд кладки, расковыривая рыхлую глину и даже взявшись рубить попавшийся им столб, что было особенно опасно, ведь в этом случае они могли обрушить весь участок стены - сверху донизу.
        Вскоре веревки с камнями были готовы, и ими начали хлестать через стены, стараясь при этом не высовываться. Орки прикладывали все силы, и у них начало получаться. После того как камень угодил в одного из скрывавшихся в проломе солдат, тем пришлось держать перед собой щиты, и работа у них пошла не так быстро, как вначале. Впрочем, остановить приближение решительного штурма небольшие успехи оборонявшихся уже не могли, им противостояли настоящие профессиональные военные, которые осаждали города меньшим количеством солдат, чем имелось в местных ополчениях и гарнизонах. Вот и у этого отряда за спиной был не один разрушенный глиняный город, и в своих действиях они придерживались давно отлаженной схемы.
        По мере того как солдаты-диверсанты продвигались в своей работе, достать их камнями на веревках становилось все труднее, а столб, который рубили лазутчики, уже начал потрескивать, поскольку держал на себе уложенный на мостки толстый слой глины - от пожара да еще пару десятков орков и груду приготовленных для метания камней.
        Видимо, поняв, что обрушение пролома только осложнит задачу, лазутчики перестали рубить столб и все силы бросили на разборку. Они так быстро продвигались, что скоро оркам пришлось ширять пиками в промежутки между камнями, чтобы поразить кого-то из лазутчиков, однако свою работу те уже сделали.
        Питер видел, как заволновались лучники, забегали по стене орки. Противник начал продвигать вперед дюжину арпашей, одновременно смыкая их ряды, а за ними уже выстраивалась штурмовая колонна, которую пытались осыпать стрелами лучники крепости, но без видимых успехов.
        - Скорей бы лезли, что ли, а то надоело камешками перебрасываться, - сказал стоявший рядом с Питером незнакомый ему молокан. На его груди была пропитанная коричневой кровью тряпка, однако он уверенно сжимал рукоять широкого тесака.
        Кроме него, напротив прикрытого каменной кладкой пролома полукругом стояло еще не менее сотни молоканов, угрюмо смотревших на своих суетившихся на стене товарищей. По их реакции было видно, что происходит перед стеной.
        Вот колонна противника пошла вперед, лучники стали лихорадочно выпускать стрелы, а наученные горьким опытом орки пока не выглядывали и только взвешивали в руках заготовленные булыжники. Когда до колонны осталось несколько ярдов, орки стали бросать вниз огромные валуны. Загрохотали обитые железом щиты, где-то удалось свалить пару рядов нападавших, и орки обрадованно закричали, поднимая руки. Некоторые, забывшись, высунулись больше положенного и сейчас же полетели со стены, нашпигованные стрелами и арбалетными болтами.
        Подтащив арпаши ближе, хорошо натренированные стрелки противника били без промаха, а убойная сила их оружия увеличилась.
        Пехотинцы сумели подтащить бревно, и всего один его удар сдвинул с места наспех сооруженные стенки, из которых посыпались камни.
        Орки не переставая бросали вниз валуны, те грохотали о щиты, но, по-видимому, штурмующие принесли с собой подпорки, в противном случае они бы давно уже были раздавлены. Шум стоял такой, что не слышно было, о чем переговариваются находящиеся рядом с Питером молоканы.
        Корнелий спустился со стены и что-то сказал Даувпирту, левая рука которого висела на перевязи из обычной пеньковой веревки, однако в правой старый орк держал свой тесак, не собираясь отсиживаться в дальних углах города.
        Промелькнул Лусх, он помогал оттаскивать от стены сбитых жестоким обстрелом молоканов. С близкого расстояния стрелки противника почти не оставляли оркам шансов - теперь они разили их наповал.
        После очередного удара из пролома показался конец бревна. Еще удар - и орки заорали, увидев своих врагов совсем близко. По пролому хлестнул залп из арбалетных болтов, снаружи кто-то упал. Еще мгновение, и в ответ влетело несколько стрел, которые также нашли свои жертвы.
        В пролом рванулись пехотинцы, прикрываясь щитами и пригибаясь как можно ниже, они влетали в крепость, словно пущенные из пращи камни, и с яростью бросались на огромных орков.
        Казалось, масса огромных молоканов должна была раздавить горстку просочившихся смельчаков, однако разбросанные камни и напиравшие сзади боевые товарищи заставляли передовых орков падать, в то время как легкие и проворные пехотинцы действовали успешнее, ухитряясь наносить удары и вовремя смотреть под ноги. Они были вооружены короткими мечами и большими надежными щитами, которыми отбивали удары тесаков, и тут же контратаковали, всякий раз нанося оркам ранения.
        Питер покосился на Корнелия - тот вытащил из ножен меч, но в дело пока не вступал, дожидаясь задачи по силам. Питер тоже достал свой меч и судорожно вздохнул. Его била нервная дрожь, ладони вспотели. В пролом протиснулись еще несколько пехотинцев, и двум из них удалось заскочить на лестницу.
        Бой завязался на стене, и оркам пришлось прекратить швырять камни, но стоило им подняться в полный рост, как их стали расстреливать из-за арпашей.
        Это была коварная и безупречная тактика - двое пехотинцев начали теснить огромных молоканов, пользуясь узостью фронта на стене и поддержкой своих стрелков.
        Теперь уже в крепости было не менее двух десятков пехотинцев, которые пытались разорвать фронт, но дальше пятачка с рассыпанными камнями орки их не пропускали, методично ухая по щитам тесаками так, что от них летели щепа и склепки.
        Внезапно что-то переменилось, Питер понял это по быстрому движению Корнелия - тот поспешил к переднему краю, а через пролом уже вваливались первые манукары.
        Теперь Питер сумел по достоинству оценить их внешний вид и стать. Они были на голову ниже орков, однако выглядели куда опаснее со своими длинными мечами, зачерненной броней и узкими прорезями смотровых щелей. Их налокотники были снабжены острыми отточенными крюками - прихватами, о которых рассказывал Корнелий, такие же прихваты, только побольше, были пристегнуты к сшитым из бычьей шкуры, проклепанным железом башмакам.
        Глядя на длинные мечи манукаров, Питер подумал, что в плотной схватке с орками они будут неудобны, однако он и не предполагал, каково мастерство этих воинов. Едва сойдясь с орками, первый императорский гвардеец перехватил свой меч посередине второй рукой и, словной косой, одним ударом снес головы двум молоканам. Тем временем второй нанес разящий удар сверху еще одному орку и ударом ноги сорвал прихватом панцирь с другого.
        Манукары работали, словно мельницы, без опасения хватаясь за свой клинок кольчужными рукавицами и при случае вырывая из рук молоканов их тесаки. Своими мечами они владели великолепно, пользуясь ими, как пикой, алебардой и даже дубинкой, когда вдруг наносили удар тяжелым шишаком у основания рукояти.
        В пролом полезли новые пехотинцы, уже без массивных щитов, они не спешили помогать манукарам, которые справлялись и без них, а разбегались во всех направлениях, разгоняя лучников, опрокидывая воду для раненых и рубя каждого, кто попадался навстречу. Это было частью тактики атаковавших, позволявшей расстроить тылы противника и его общую войсковую организацию.
        Питер бросился наперехват одного из таких вредителей. Тот увидел преследователя и принял вызов, первым атаковав щуплого парнишку в новеньких кожаных доспехах.
        Короткий меч дополнялся дагой в левой руке противника, но Питер решил не отступать и навязал плотный бой, не размыкая клинков. Пехотинец не был готов к такому темпу и стал пятиться, не заметив подскочившего орка. Взмах тесака - и Питер побежал искать другого противника, но вокруг царила такая свалка, что приходилось уворачиваться даже от своих. Многие орки в горячке боя ранили друг друга, в то время как манукары деловито продолжали свою жатву, расширяя занятый пятачок и ступая по трупам поверженных молоканов.
        Наконец за мечущимися фигурами Питер увидел Корнелия. Он вел бой сразу с тремя манукарами, однако в этом случае их манера значительно отличалась от шквальной атаки против молоканов. Императорские гвардейцы поочередно делали быстрые выпады, стараясь издали поразить защитника. Их осторожность была понятна: неподалеку лежали двое их товарищей, в пылу боя не распознавших в очередном противнике защитника.
        Пехотинцев и манукаров в крепости становилось все больше, они уже не только держали все расширявшийся круг на площади, но и бегали по крепостной стене, сбрасывая орков и освобождая место для своих стрелков. Стоило тем забраться на стену, и падение города было бы ускорено, ведь они смогли бы выбивать цели на выбор.
        Питер стал пробираться к Корнелию, ему показалось, что учителю нужна поддержка, однако, когда он оказался в нескольких шагах, Корнелий стремительным ударом распорол кирасу одного из манукаров и успел крикнуть:
        - Не лезь сюда, лучше придержи стрелков, чтобы они на стену не вышли!
        Место упавшего манукара тут же занял новый, и они продолжили свою опасную игру, а Питер огляделся: из бреши уже выбирались лучники с полными колчанами стрел. Пробиться к ним через строй махавших мечами манукаров было невозможно, и Питер помчался к другой лестнице - она находилась всего в пятидесяти ярдах.
        Однако солдаты императора действовали безупречно, лестницу уже караулил пехотинец.
        - Убью! - закричал Питер, замахиваясь мечом. Пехотинец чуть подался назад, готовясь отбить сильный удар, но Питер быстро ударил его ногой в наколенник, потом мечом вышиб его меч и добавил ногой по левой руке, чтобы выбить кинжал, но солдат вовремя подался в сторону, оставшись при кинжале и пропустив Питера.
        Понимая, что опаздывает, тот стремительно взбежал по лестнице и помчался в сторону пролома.
        Заметив несущегося по стене чужака, стрелки снаружи крепости оживились, защелкали тетивами, разряжая луки и арбалеты, но взять нужное опережение никто не сумел, Питер бежал все быстрее и быстрее.
        Он уже представлял себе ужасную картину, когда вражеские лучники станут выцеливать Корнелия. Учитель в этом городе был единственным, за кого Питер готов был рисковать жизнью.
        Первые лучники уже выбегали на стену, на ходу вкладывая стрелы в луки, еще немного - и начнется хладнокровное истребление, но Питер несся, как ветер, и был уже в нескольких шагах. Еще мгновение, и он, как ураган, врезался в скопление лучников, работая мечом, кинжалом, ногами и локтями. Раненые с криками падали со стены, скатывались по лестнице, увлекая за собой тех, кто поднимался, а Питер продолжал наступать сверху, не давая противнику опомниться, ведь, получив передышку, они могли достать его метким выстрелом.
        Но стрелкам было не до этого, те, кто уцелел, выбегали через брешь наружу, а им на смену тотчас прибыли двое манукаров, которые сразу двинулись к лестнице.
        Питер окинул взглядом поле битвы - манукары уверенно одолевали орков. Сумев по стене выйти на одну из улиц, они рассекали массу молоканов с двух сторон.
        Корнелия теснили в угол пятеро, но рисунок боя был тот же, а следом за этой группой тянулась вереница поверженных манукаров с однообразно рассеченными кирасами. Казалось, Корнелий совершенно не уставал, хотя теперь ему приходилось работать мечом чаще. Питер заметил, что учитель похлопывает себя свободной рукой по бедру то быстрее, то медленнее.

«Мелодия, он помогает себе слышать ее», - догадался Питер.
        Все эти мысли и наблюдения промелькнули в его голове в один миг, а потом он вновь оказался один на лестнице перед двумя поднимавшимися манукарами.
        Питер отметил спокойствие и деловитость, с которой те приближались к нему, уверенные в своем превосходстве. Они и Корнелия загоняли с полной уверенностью, что рано или поздно убьют его, каких бы жертв им это ни стоило. Помимо тех, кто уже участвовал в битве, у гвардейцев еще оставался резерв в сорок-пятьдесят пеших воинов, но они не пускали его в ход, полностью придерживаясь плана сражения и не вводя в бой новые силы, если для них во фронтовой полосе не хватало места.
        Питер оглянулся: на несколько ступеней выше него лежал брошенный лук и несколько выпавших из колчана стрел. Сунув меч в ножны, убрав кинжал, он подхватил лук, потом стрелу и, прицелившись в первого манукара, стал растягивать тетиву, однако императорский гвардеец не принял угрозу всерьез и даже похлопал себя по кирасе, давая понять, что он не против того, чтобы мальчишка испытал ее крепость.
        Такое поведение смутило Питера, рука дрогнула, и пущенная стрела сломалась, ударившись о крепкую сталь.
        Внутри шлема манукара загугукало - он смеялся. Смеялся и второй гвардеец, поднимаясь вслед за товарищем.
        Питер вставил в лук вторую стрелу и поднялся на несколько ступеней - манукары были близко, еще пару шагов - и они достанут его своими длинными мечами.

«Я все повторяю, но ты не слышишь: стрела строгость любит, ее до шестой доски вести нужно, а ты воткнул в первую и зеваешь…» - возникли в памяти Питера слова Корнелия.

«Доводим до шестой…» - мысленно произнес Питер, представляя себе заднюю стенку кирасы манукара.
        Удар! И белое оперение задрожало на пробившей сталь стреле. Манукар покачнулся, однако устоял - ранение было неглубоким, но чувствительным, Питер видел это и, отбросив лук, выхватил меч.
        Раненый манукар не думал отступать и, положив меч клинком на левую перчатку, стал ждать.
        Питер уже догадался, что станет делать гвардеец - подсекать ноги, поэтому был наготове. Едва ступив на следующую ступень, он тут же отдернул ногу, и острая сталь прошла мимо, стесав со ступени стружку.
        Не давая манукару опомниться. Питер тут же ударил его ногой в забрало, а когда тот качнулся, обрушил сверху свой меч. Разрубить шлем ему не удалось, но этого уже не требовалось. Раненый гвардеец полетел вниз и сбил своего неудержавшегося товарища. Грохот был такой, что многие обернулись, услышав его даже сквозь шум боя. И в этот момент Питер увидел Корнелия, который убегал в сторону ближайшего переулка, двигаясь как-то неспешно, словно нехотя. За ним, перепрыгивая через распростертые тела, бежали трое манукаров. Четвертый пытался составить им компанию, но едва ковылял, опираясь на меч, после удара защитника он едва переставлял ноги.
        Поняв, что настал момент отступления, Питер быстро поднялся на стену и, старательно пригибаясь, поспешил к дальней лестнице, спускавшейся к переулку, где стоял дом Даувпирта.
        Не считая нескольких запоздалых стрел, пущенных вдогонку, на стене ему никто не помешал, но возле нужной лестницы околачивались двое пехотинцев. Идти Питеру было некуда, и он стал спускаться, держа наготове меч и кинжал.
        - Защитник… - сказал один солдат другому, и они стали пятиться, отходя все дальше и прикрываясь щитами, словно опасались, что Питер внезапно выстрелит в них.
        Быстро найдя переулок в запутанных лабиринтах узких улочек, Питер подбежал к воротам дома Даувпирта и, осторожно заглянув в прикрытую створку, увидел убитого стрелой конюха.
        Корнелия нигде видно не было, дверь в дом оказалась распахнута, привалившись к ней, на крыльце неподвижно сидел манукар.
        Питер вошел и прислушался. Издалека доносился шум боя, орки отступали с площади на улицы, во дворы усадеб, схватка распространялась уже на половину города. Но тут пока было тихо. Возможно, Корнелий находился в доме, однако Питеру следовало выполнять его приказ - спуститься со стены и захватить в лагере лошадь.
        Он поспешил к двери своего жилища, в конюшне зарычал и ударил копытом зубан. Питер остановился и прислушался, но во дворе по-прежнему было тихо. Он уже взялся за ручку двери, когда почувствовал позади какое-то движение, быстро присел, и пущенная стрела угодила в дверь.
        Кувырком вкатившись в жилище, Питер захлопнул дверь и тотчас припал к щели: возле крыльца стоял лучник и укладывал в лук новую стрелу.
        Питер оглянулся на стену - на гвозде висел приготовленный для бегства моток веревки. Правда, теперь следовало подумать, как обмануть стрелка.
        - Питер, ты здесь? Выходи, не бойся.
        Это был голос Корнелия. Питер осторожно приоткрыл дверь и совсем рядом увидел учителя, а чуть дальше, раскинув руки, на земле лежал лучник.
        Питер подхватил веревку и вышел. В глаза ему бросилось большое пятно крови, выплывавшее из-под рассеченной кирасы на правом боку Корнелия.
        - Ты ранен?
        - Ничего страшного, это не помешает мне добраться до родины.
        Несмотря на ранение, голос Корнелия звучал бодро. Он быстро вошел в конюшню, Питер стал его ждать.
        - Я вспомнил все, Питер! - донеслось оттуда, потом показался Корнелий с зубаном на поводу.
        - Ты вспомнил, где твоя родина?
        - Представь себе, как только железо манукара воткнулось в меня, я как будто переменился. Теперь помню все: и детство, и семью, и братьев!
        - Тебя нужно перевязать!
        - Я уже сделал перевязку, просто дыра большая, вот и течет, - пояснил Корнелий, деловито расправляя упряжь.
        - Но с такой раной нельзя верхом, ты должен отлежаться!
        - Зачем? Чтобы выжить? - Корнелий усмехнулся. - Доехать до дому сил хватит, а большего ничего и не нужно. Ты, главное, следи за конными манукарами. Как только они сорвутся с места и помчатся вслед за мной, смело беги к их лагерю. Ты теперь защитник, поэтому лошадь заберешь без проблем.
        - Но как же ты прорвешься к воротам, они же узнают тебя?!
        - Сразу не узнают, я надену шлем и кирасу манукара…
        - Лошади проворнее зубанов, Корнелий, они догонят тебя!
        - Я поскачу прямиком в холмы, там лошадям с зубаном не тягаться. Все, Питер, иди, пока они не перекрыли выход к лестницам.
        - Прощай, Корнелий.
        - Прощай.

50
        С мотком веревки в одной руке и мечом в другой, Питер выскочил в переулок и побежал к башне на юго-западном углу крепости. Где-то рядом, за ближайшей стеной, раздавались крики и звон мечей, а у лестницы, где он только что спускался, ждала засада из двух лучников, однако Питер поспешил к другой.
        Добежав до очередного угла, он осторожно выглянул и увидел бродившего по улице мула, а у лестницы возле башни - четверых пехотинцев.
        Перекинув веревку на плечо, Питер вынул кинжал и, выскочив из-за угла, побежал навстречу новой схватке.
        Заметив опасность, пехотинцы дрогнули, однако развернулись в боевой порядок и достали мечи. До них оставалось ярдов сорок, и Питеру пришло в голову попытаться прямо сейчас услышать мелодию, которую должен отбивать меч. Он стал на бегу притопывать левой ногой и ударять кинжалом о меч. Шаг, другой, третий, внешний мир поплыл и стал раскачиваться в такт отбиваемому ритму. Вот и четверка пехотинцев, напряженные лица, широко раскрытые глаза. Питер был уже в двух шагах, но они даже не пошевелились.
        Вот один что-то закричал и замахнулся мечом, но Питеру не составило труда отбить его - солдаты были такими медлительными.
        Питер ударил крайнего рукоятью кинжала, и тот повалился на бок, увлекая с собой других. Оставив пехотинцев барахтаться на земле, Питер преодолел двадцать ступеней и оказался на стене.
        Налетевший ветер освежил его разгоряченное лицо, дав почувствовать запах новой свободы. Свободы, которую не мог даровать хозяин-рабовладелец, свободы, которую он мог получить сам и отстоять ее, если потребуется, с мечом в руках.
        Внизу, возле лестницы, потирали ушибленные бока пехотинцы. Они и не думали преследовать защитника, второй раз могло и не повезти.
        А Питер тем временем привязал веревку к балке, взглянул на лагерь императорского отряда, и в этот момент оттуда сорвалась и понеслась во весь опор резервная группа из двадцати конных гвардейцев, заметивших выскочившего из крепостных ворот одинокого всадника.
        Сомнений быть не могло, это - защитник, уничтожение которого являлось делом большой важности.

«Спасибо тебе, Корнелий», - мысленно поблагодарил Питер и, перевалившись через стену, стал спускаться. - Не, ну ты видел? Как молния, я даже не заметил, как он меня долбанул! - жаловался пехотинец, получивший удар по шлему. Теперь он снял его и тряс головой, пытаясь унять непроходящий звон.
        Появился запыхавшийся сержант с красным лицом и запачканным кровью мечом.
        - Ну что, упустили, мерзавцы?! - закричал он издалека.
        - Дык защитник, господин сержант, такого разве удержишь! - стали оправдываться солдаты.
        - Какой защитник? Защитник через ворота ушел - только его и видели!
        - Ну и этот был защитник, как дал кулаком, так все и повалились! - начал объяснять солдат без шлема. - Как молотом, честное слово!
        - Этот еще времени пожалел, - со вздохом сказал другой. - Мог бы и жизни лишить, как есть всех до одного. Это ведь он самый двух господ офицеров с лестницы скинул, как детей малых… Страх просто.
        - Истинная правда, - поддержали другие. - Повезло нам.
        - Ну и где он сейчас, куда делся, это вы видели? - начал выходить из себя сержант.
        - За стену пошел, - сказал пострадавший и надел шлем.
        - Вот придурки. За мной, быстро!
        И сержант стал торопливо подниматься по лестнице, увлекая за собой четверых солдат.
        - Во, веревка! - воскликнул один из пехотинцев, когда они оказались на стене.
        - Веревка, а сам-то он вон уже где… - сказал другой, указывая на далекий силуэт бегущего человека.
        - Ну все, пропали наши в лагере.
        - И ведь знаку им никакого не подашь - далеко.
        - Может, еще разбегутся, - сказал сержант и вздохнул: - Мало нам молоканов, еще эти защитники в каждом городе.

51
        Небольшой сундук лежал на подрессоренном возке и был тщательно прикрыт кожаными пологами, да еще завален разной поклажей, не имевшей к сопровождавшим его двадцати всадникам никакого отношения. Вне всякого сомнения, там было золото, которое доставляли из императорского казначейства для выплаты жалованья войскам. Фон Крисп понял это с первого взгляда, ему и самому случалось сопровождать такие грузы в далекие времена лейтенантской юности.
        - Что скажешь, хозяин? - спросил сидевший рядом с фон Криспом карсамат Мукат, присоединившийся к шайке капитана всего неделю назад.
        Всего под началом фон Криспа состояло пятнадцать человек, в том числе два-три карсамата. Основную же часть составляли стражники из разрушенного портового города Исфагана, в окрестностях которого все еще происходили столкновения войск императора Рамбоссы с посланниками Хиввы - туранами и орками-молоканами.
        - Что скажу? Нужно заставить их поделиться.
        - Зачем делиться? Давай убьем всех и эта… заберем все золото!
        Фон Крисп посмотрел на Муката, в глазах которого светилась алчность, а на лбу от волнения даже выступил пот, хотя к жаре карсаматы были привычны.
        - И что, прикажешь за это золото весь отряд положить? - строго спросил капитан. - Мы ведь не тураны, это для них важно подраться, а для нас жизнь у дороги - заработок. Понял?
        - Понял, - после некоторой паузы ответил карсамат.
        - Тогда - в седла, нужно приготовиться. Возок идет быстро, времени у нас совсем мало.
        Они выбрались из кустарника, откуда вели наблюдение за дорогой, пробежали через пустошь и спустились в балку, где были спрятаны их лошади.
        - Ты, Мукат, слушай меня и запоминай: когда мне надоест шляться в этих местах, я оставлю отряд тебе.
        - Вай-мей! - воскликнул пораженный Мукат.
        - Вот именно. Но к тому времени ты должен познать все военные хитрости, иначе потратишь людей зазря.
        - Я буду учиться, хозяин! - горячо заверил карсамат и как был - сидя в седле - поклонился, приложив руку к груди.
        - Ладно, поехали.
        В двух милях к востоку, там, где дорога делала крутой поворот и почти утыкалась в склон мелового холма, в зарослях цветущего иргиса дожидалась своего командира маленькая армия дорожных разбойников.
        Они лежали в тени и, вдыхая ароматы весенних цветов, пожевывали придорожный щавель. За всю зиму им не попалось ни одной хорошей добычи, а того, что удалось добыть, хватало лишь на сухари и кленовый сахар, сильно вздорожавший из-за непрекращавшейся войны.
        - Капитан едет! - сообщил наблюдатель, и разбойники стали обуваться. Появление командира давало надежду на то, что в их жизни что-то изменится.
        Они все вместе поспешили с пологого склона навстречу фон Криспу и Мукату, скакавшим на единственной паре переживших зиму лошадей. Других съели еще осенью, поскольку кормить их было нечем.
        Бросив поводья подскочившему разбойнику, капитан подошел к основной массе своих солдат и, оглядев их, сказал:
        - Итак, господа, сейчас сюда едет обоз с казной для выплаты жалованья. Попрошу не орать! - тут же добавил он, предупреждая бурное выражение радости. - Они могут услышать ваш вой, и дело будет сорвано.
        Те, кто уже собирался закричать, испуганно прикрыли рты ладонями.
        - В охране двадцать кирасир, без боя они не сдадутся. Поэтому будем блефовать. Завалим дорогу старыми деревьями, что приготовили накануне, а потом я начну переговоры и заявлю, что у меня под началом сотня арбалетчиков. После этого скажу: «Первое отделение - поднимись!» И тогда из кустов выглянут наши арбалетчики - все пятеро. Понятно?
        - Понятно, капитан, - отозвался бывший сержант-стражник из Исфагана.
        - После этого офицер отдаст мне часть денег, и мы убираем деревья. Все поняли?
        - Хозяин, пачиму мы не убьем всех и не заберем себе все, а? Гафар хочет пустить им кровь! - воскликнул земляк Муката, но тут в разговор вступил сам Мукат и, выразительно жестикулируя, протараторил несколько фраз на карсаматском.
        - А-а-а, - протянул Гафар. - Панятна.
        - Сержант, ты со своими людьми закрываешь дорогу деревьями, арбалетчики пусть прячутся в акацию, остальные на обычных местах.
        Маленькая, но уже обученная армия фон Криспа тотчас разбежалась, и стало тихо.
        Фон Крисп удовлетворенно хмыкнул, сорвал распустившийся тюльпан и пошел в гору, чтобы потом спуститься у самого поворота - там, где, выйдя на дорогу, он будет прикрыт от остальных кирасиров их лейтенантом.

52
        Сидя на скатившемся со склона валуне под прикрытием ствола засохшего дерева, фон Крисп наблюдал за приближавшейся колонной, дожидаясь момента, когда едущий первым лейтенант увидит на дороге завал. Вот тогда следует выйти и объяснить путникам, что упавшие деревья вовсе не случайность.
        Лейтенант увидел завал и натянул поводья, лошадь недовольно заплясала на месте. Сержант поднял руку, остальные кирасиры стали останавливаться, беспокойно вертя головами. Правивший экипажем солдат положил на колени кавалерийский арбалет.
        В таких местах разбойники любили организовывать засады, и кирасиры держали руки поближе к арбалетам, уже заряженным именно для такого случая.
        Пришло время выходить на сцену фон Криспу.
        Он поднялся с валуна, отряхнул штаны и, сделав несколько шагов, показался на обочине.
        - Приветствую вас, лейтенант!
        Офицер схватился за меч, а сержант вскинул арбалет, но Каспар поднял руку:
        - Не стоит спешить, господа, иначе каждый из вас получит по полудюжине стрел. Этот участок дороги под моей полной властью.
        Офицер и сержант переглянулись.
        - Ну что ж, я докажу вам. Эй, первое отделение первого взвода - покажись!
        Из зарослей акации на склоне поднялись пятеро арбалетчиков и, продемонстрировав свое оружие и готовность к стрельбе, снова спрятались.
        - Итак, лейтенант, предлагаю обсудить размер выкупа, после которого вы не только беспрепятственно отправитесь прежним маршрутом, но и получите дельный совет, благодаря которому довезете казну в целости и сохранности.
        - Он блефует, ваше благородие! Их всего-то пятеро! - крикнул сержант.
        - Нас здесь достаточно, чтобы заставить вас бросить свой груз и ретироваться. Вы ведь не утащите его туда. - Фон Крисп кивнул на противоположную обочину, за которой начинались заросли терновника и завалы из осыпавшихся со склона камней.
        - Что же ты предлагаешь, отдать тебе груз без боя?! - воскликнул лейтенант и нервно дернул головой. Его лошадь нетерпеливо перебирала ногами, поднимая с дороги белесую пыль.
        - Совсем нет, лейтенант. Спуститесь, и мы спокойно поговорим, не могу же я, пеший, вести беседу с конным. Это неприлично.
        - Это ты, разбойник, будешь говорить мне о приличиях?
        - У вас нет другого выхода, лейтенант. Даже если я просто отпущу вас, не тронув пальцем, без моих советов вы лишитесь не только груза, но и жизни.
        Лейтенант заколебался, слишком уж уверенно выглядел этот разбойник в добротной одежде с замашками офицера.
        - Хорошо, Робертс, мы ничего не теряем, если я сойду с лошади. На конокрада этот человек не похож, - сказал лейтенант сержанту, выбираясь из седла.
        - Как скажете, ваше благородие, но мой арбалет наготове.
        Лейтенант поправил пояс и, сделав несколько шагов в сторону фон Криспа, остановился.
        - Выкладывайте ваши условия.
        - Там, в черном сундучке, на самом его дне, под слоем серебра, лежат мешочки с дукатами. Одного мне будет достаточно, я даже напишу вам на него расписку.
        - Расписку на сто дукатов от разбойника? Вы хотите, чтобы надо мной весь гарнизон смеялся?
        - Гарнизон не будет смеяться, если узнает, что вы провезли казну через туранские заслоны, заплатив за это всего сто дукатов.
        - Почему я должен вам верить, вы что, станете нас провожать?
        - Нет, лейтенант, провожать вас я не стану, но укажу правильную дорогу, по которой вы обойдете туранов.
        Лейтенант молчал, напряженно размышляя. Это мог быть обман, однако туранские засады на дорогах не такая уж редкость, пятая часть казны для снабжения войск оседала в их карманах - лейтенант знал об этом, его предупреждали перед отправкой.
        - Откуда вы знаете, в каких ячейках лежит золото? - спросил он, делая к фон Криспу еще один шаг.
        - Сам когда-то сопровождал такие сундучки и тоже когда-то был лейтенантом.
        - Кем же вы подпишетесь в своей разбойничьей расписке, уж, наверное, не собственным именем?
        - Подпишусь наместником императора в здешнем районе.
        - Наместник приморской области - генерал-граф Форвиц! Он честный дворянин и достойный человек! - с вызовом произнес лейтенант, желая поддеть фон Криспа, но тот на эту попытку только улыбнулся.
        - Ну и где же этот дворянин и человек? Постойте, сейчас я угадаю - в Кронслабе, что в семидесяти милях на запад. Правильно? Что же он замещает там, в прохладе и безопасности?
        Лейтенант смутился, он не знал, насколько осведомлен незнакомец.
        - Хорошо, - согласился он. - Сейчас я принесу золото и бумагу. Ждите.
        Оставив лошадь, он направился к возу. Там обменялся с возницей несколькими словами и, сняв с шеи ключ, стал открывать спрятанный под фальшивыми узлами сундук.
        В ожидании выкупа фон Крисп улыбался сержанту, а тот презрительно кривился и отворачивался.
        Вскоре лейтенант вернулся с заветным мешочком из черной кожи.
        - Будете пересчитывать? - спросил он.
        Фон Крисп взял мешочек, взвесил на руке и покачал головой.
        - Нет, по весу - это золото. Давайте бумагу.
        Лейтенант подал гербовый листок, обрезанное перо и открыл крышку походной чернильницы.
        Фон Крисп был знаком с канцелярским слогом, поэтому быстро написал несколько подходящих случаю строк, указал сумму и подписался: Себастьян фон Штеттер, советник дорог его императорского величества.
        - Хм, смешно, - заметил лейтенант, перечитав документ. - Теперь давайте свои хваленые советы.
        - Что ж, извольте. Проедете поворот, через триста ярдов с правой обочины будет крутой съезд, камней там поменьше, возок не развалится. Дальше все под горку, и через полмили упретесь в овраг, пройдете вдоль него сотню ярдов вниз и увидите обвал, по нему легко спуститесь на дно оврага.
        - Так ты в овраг нас завести хочешь?! - негодующе воскликнул сержант.
        - Вот именно. По дну оврага можно ехать, там всюду плотный песок, ручей не глубже, чем по колено. Но есть две запруды, человеку примерно по горло, других трудностей нет, через два дня вы выйдете к разрушенному селенью в двадцати милях от берега моря. Там проходит дорога на Ямс. Это место вам знакомо?
        - Туда мы и идем, - ответил лейтенант, внимательно слушавший наставления разбойника.
        - Но мы потеряем лишний день в дороге, - напомнил сержант, впрочем, лейтенант даже не стал ему отвечать - сохранность груза была важнее.
        - По верху может проехать всадник, поэтому можно пустить по краю одного наблюдателя, только не по ближнему берегу оврага, а по дальнему. Перебраться туда можно там же - у обвала.
        Фон Крисп сделал знак своим людям, те выбежали на дорогу и стали оттаскивать деревья, а освободив ее, снова скрылись в зарослях. Фон Крисп тоже попятился к обочине и, пока лейтенант взбирался в седло, исчез в кустах.

53
        Новая неделя выдалась для фон Криспа успешной: помимо полученных от лейтенанта-кирасира ста дукатов удалось потрясти двух дерзких торговцев, попытавших счастье на открытой дороге. Но особенное удовольствие фон Крисп получил от захвата туранской казны, собранной ими на северных дорогах.
        За три тысячи серебряных рилли пришлось развернуть настоящее сражение, но место было выбрано верно, и армия капитана потеряла всего троих человек, полностью уничтожив отряд из двадцати восьми туранских всадников.
        Видимо, оказавшись в южных, формально управлявшихся Хиввой провинциях, тураны расслабились и утратили осторожность, за что и поплатились, а войско разбойников оказалось при деньгах, и у них появилась своя казна, которую теперь приходилось охранять.
        Не доверяя бывшим городским стражникам, фон Крисп назначил хранителями денег Муката и Гафара, отдав под их охрану серебро, а при себе оставив золото. Карсаматы отличились в схватке с туранами, поэтому капитан счел возможным довериться именно им. Он хорошо знал, что, когда дело касается денег, обласканный чужак всегда вернее, чем самый близкий родственник.
        Теперь отряд находился на отдыхе подальше от дорог, поскольку тураны ждали казну и, без сомнения, станут искать тех, кто ее перехватил. Они были упрямы и мстительны, поэтому следовало подождать, пока у них появятся другие дела, и только потом вернуться.
        - Ваше благородие, лазутчика поймали! - доложил сунувшийся в шалаш бывший сержант стражников.
        - Что?!
        Фон Крисп вскочил с топчана, сразу хватаясь за меч. После обеда он задремал, а тут этот сержант.
        - Что случилось, ты чего орешь?
        - Дык… - сержант смутился. Он надеялся получить поощрение, а вышло наоборот. - Ваше благородие, я говорю, лазутчика поймали, видать, нас выискивал, чтобы туранам сообщить.
        - Ну так и прибили бы, чего ж меня будить?
        Фон Крисп сел на топчан и растер ладонями лицо. Только что ему снился чудесный сон, будто он женится на молодой красавице. В большой зале полно гостей, и богатые, уважаемые подданные императора рукоплещут блистательной паре.
        - Подумать только - какая чепуха…
        - Что? - подался вперед сержант.
        - Это я не тебе.
        Фон Крисп зевнул и поднял припухшие глаза на сержанта.
        - Так что там с лазутчиком?
        - Сначала хотели убить, но он не дался. Только Мукат с арканом помог, но убить не дал, сказал - какая нам с этого выгода…
        - Ишь ты! - Капитан засмеялся. - Быстро учится, молодец.
        - Ну так что с ним делать?
        - Что делать?
        Фон Крисп вздохнул, он хорошо запомнил лицо невесты из этого странного сна и даже исходящий от нее запах розового масла.
        - А веди его сюда, посмотрим, что за лазутчик.
        - Слушаюсь, ваше благородие!
        Сержант выскочил из шалаша, и фон Крисп ненадолго вернулся к воспоминаниям о своем полуденном сне.
        - Вот чепуха-то, даже неловко как-то, - произнес он вслух. Случалось, ему снились выигрыши в кости, дуэли, сражения, но чтобы женитьба…
        Послышались шаги, двое конвоиров втолкнули в командирский шалаш лазутчика. Им оказался молодой, крепкий с виду человек. Бритый, в поношенных холщовых штанах и рубахе, связанный тем же арканом, в который его поймал Мукат. Под глазом у него наливался свежий синяк, губы были разбиты.

«Небось связанного били, герои», - догадался капитан.
        - Кто таков, откуда пришел и кто послал тебя нас выслеживать?
        Неожиданно лазутчик радостно заулыбался, что в его положении было странно.
        Сержант ткнул его в бок и сердито повторил:
        - Ну-ка, говори его благородию, кто таков!
        - Меня Крафтом зовут, господин капитан. Я бывший копейщик фальшивого Колдстринского полка и стоял с вами на холмах у Арума, а до этого пришел с маршем из-под Лонгрена, где ваше благородие обучали нас, казенных людей, боевым приемам.
        - Так ты мой однополчанин?! - воскликнул фон Крисп, вскакивая с топчана.
        - Так точно, господин капитан.
        - А как же здесь оказался?
        - Бреду куда глаза глядят, собирался на север прорываться, вот и пошел лесом. Всюду тураны, несколько их лагерей я обошел, а вот тут попался.
        - Ну, ясное дело, заплутал человек! Развяжи его скорее, сержант, не каждый день мне родной солдатик встречается.
        Сержант торопливо развязал узел и стал распутывать лазутчика, неожиданно оказавшегося однополчанином командира.

«Кто ж его знал, что он однополчанин! - переживал про себя сержант. - Я б его тогда и по морде не бил».
        - Все, ребята, идите, - сказал фон Крисп, отпуская конвоиров, и сержант с облегчением выскользнул из командирского шалаша.
        - Ну что же, в хорошее время ты к нам попал, Крафт, присаживайся.
        Фон Крисп придвинул к топчану перекошенный столик и освободил гостю место рядом с собой.
        - У нас и жизнь сытая, и, вот видишь, крыша над головой.
        Фон Крисп достал из-под топчана кожаный мешок, где хранил продуктовые припасы - сыр, вяленое мясо, несколько луковиц и закупоренный пробкой кувшин вина.
        - И много вас с холмов разбежалось? - спросил он, разливая вино в оловянные кружки.
        - Человек тридцать, ваше благородие. Но почти всех в перелеске тураны порубили, к морю нас только трое вышло, да и тут беда приключилась - третий наш товарищ сволочью оказался, усыпил нас сонной травой и продал на галеры.
        - Это худший из поступков. Чтобы боевых товарищей, с которыми в одном строю перед туранской кавалерией стояли, продать на галеры… Худший из поступков. Давай за павших.
        Они подняли кружки и выпили. Крафт взялся закусывать, он давно не видел таких деликатесов, но не спешил, чтобы не растерять атмосферу дружеской встречи. Там, на холмах, он был одним из тысяч солдат, а фон Крисп одним из сотен орущих и командующих офицеров. А теперь, возможно, они остались единственными, кто уцелел в той страшной битве.
        - Ну и как же ты с галеры сбежал?
        Крафт улыбнулся:
        - На галеру мы с другом попали, да еще с предателем, который нас продал. Пираты его в соседний синдон затолкали - это такая тюрьма на палубе.
        - Вот и поделом этой сволочи! - развеселился фон Крисп и снова налил вина. - Давай - за солдатское братство!
        Они выпили за братство, Крафт забросил в рот ломтик вяленого мяса и стал жевать.
        - После синдона нас с приятелем перевели в трюм и приковали к скамейкам с веслами, но только мы стали обвыкаться, как нашу галеру захватили пираты-молоканы. Они перебили всю команду и тех, кто остался в синдонах, в том числе и того, который нас продал.
        Фон Крисп быстро плеснул в кружки и слегка заплетающимся языком объявил:
        - За высшую справедливость!
        Они выпили.
        - Ты закусывай, закусывай, у нас этой снеди целые мешки, - угощал фон Крисп. - Что же было потом?
        - Потом, в это даже трудно поверить, но мы побывали на Голубом Суринаме!
        - О, сказочное место! Там же вместо песка - жемчуг!
        - Это так, ваше благородие, но с этими богатствами оттуда еще никто живым не ушел! Нам с приятелем повезло, что мы ничего не взяли и ураган унес нашу галеру в море и гнал до самых прибрежных вод Исфагана!
        - Тост! За счастливое избавление! - провозгласил фон Крисп, наполняя кружки.
        - Ой, я уже ничего не соображаю, отвык от вина, - пожаловался Крафт.
        - Отставить, солдат, как старший по званию, я приказываю!
        - Слушаюсь, господин капитан! За избавление…
        Они выпили, закусили, и Крафт продолжил рассказ:
        - Неподалеку от Исфагана нас попытались захватить рыбаки - владельцы баркаса, но мы же солдаты, а не какие-нибудь хуторяне. Надавали им как следует, взяли одежду, немного меди и двинули в город.
        - Молодцы! Моя выучка! - воскликнул фон Крисп и хлопнул Крафта по плечу. - Слушай, а как звали твоего товарища, с которым вы через огонь и воду?
        - Питер, сэр. Питер Фонтен.
        - Питер Фонтен? Так я же знаю этого парня, я помню его лицо! Это ж мой золотой пленник!
        - Золотой пленник? - недоуменно переспросил Крафт.
        - Да это я просто прозвище ему такое дал, - отмахнулся фон Крисп, жалея, что проболтался во хмелю. Не рассказывать же первому встречному о том, как он планировал при случае умыкнуть казенного человека и вернуть его богатеньким родственникам. А в том, что Питер Фонтен принадлежал к сословию людей состоятельных, фон Крисп не сомневался.
        - Так где же он теперь, надеюсь, цел?
        - Об этом мне ничего не ведомо, - грустно ответил Крафт и шмыгнул носом. - Его молоканы поймали, может, и сожрали уже, у них это быстро…
        - За вами молоканы гонялись?
        - Дык сначала стражники в Исфагане, должно, их рыбаки натравили, это которые нас поймать хотели, а получилось - мы их.
        - Ну да, ты говорил.
        - И вот только мы собрались воды купить да лепешек, а тут стража…
        - Постой-постой, это на базарной площади, что ли?
        - Так точно.
        - Так это же я вас ловил, дурья моя башка, я в Исфагане должность начальника стражи исполнял! Прибежали какие-то рожи, говорят, обворовали, унесли и все такое… А я, признаться, с сильного похмелья мучился. Ну, поднесли мне щедро, я и пошел, так меня эти же ваши орки на базаре чуть не уделали, право слово. Я было вокруг побежал, но не успел.
        - Я со склада сбежал, а Питер задержался. - Крафт снова всхлипнул.
        - Ну, не будем о грустном, давай лучше выпьем за его здоровье.
        Капитан налил полные кружки и поднял свою.
        - Я его очень хорошо помню, он рогатчиком стоял. Ну а рогатчики, они и против кавалерии стоят, такие просто так не сдаются.
        И они выпили.

54
        Третий день Питер уверенно направлял своего трофейного жеребца в сторону моря. В окрестностях Исфагана он намеревался выбраться на большую дорогу, одну из тех, что во множестве покрывали пространство приморских провинций, отличавшихся хорошими торговыми связями со всей империей. Продвигаться приходилось по непроезжим местам, поскольку в приморье еще продолжались бои, войска императора преследовали переселенцев и разрозненные силы туранов, армия которых разжирела на убийствах и грабежах и окончательно потеряла боеспособность.
        В ответ на нарушение императором договоренностей о перемирии Хивва послала из-за реки Тивир новые армии, которые разрушили Исфаган и Ямс, но быстро отошли назад, а вместо себя оставили лишарей и убуйнов, подчищавших руины городов от остатков всего живого.
        В одном из трактиров, наспех поставленном у придорожной кузницы, Питер слышал рассказы нескольких очевидцев, которым удалось пережить первые несколько ночей в Ямсе, а затем бежать при свете дня.
        - Разными голосами живых выкликивают, то детьми бездомными прикинутся, то девицами-красавицами! Дескать, пусти в дом, не обижу, - рассказывал собравшимся в трактире бывший пекарь, и от вновь переживаемого ужаса у него тряслись руки. - Поутру пошел к соседу, он один в большом доме оставался - других-то тураны раньше перебили, а у него дверь нараспашку, и сам он внутри лежит, как будто листок пергамента или мешок какой. Одна кожа осталась, убуйны его дочиста высосали… Вот тогда я и побежал с малыми пожитками, да и рад был, что ушел. На подаяния жить буду, а туда не вернусь, живому человеку там делать нечего.
        Хозяин трактира, он же помощник в придорожной кузнице, вел со своими постояльцами тонкую политику - проезжим туранам говорил о приближении императорских войск, кирасиров предупреждал об опасностях от туранов. Кyзницу же не трогали ни тураны, ни императорские солдаты, поскольку лошадей ковать требовалось и тем, и другим.
        - Вашу милость от кого предупредить надо? - спросил он у Питера, как только его увидел.
        - То есть? О чем ты?
        Питер приехал к трактиру через полдня после бегства и плохо соображал.
        - Наружности вы не туранской, но конь у вас из полка угнанный.
        - Ах, вон ты о чем, - понял Питер. - Предупреждай и о тех, и о других. Коню дай овса. Найдется?
        - У нас все найдется, если плата подходящая, - двусмысленно ответил трактирщик.
        Пришлось Питеру в первый раз заглянуть в сумку, что дал ему Корнелий. Помимо слипшегося с ветчиной куска хлеба там оказалась скрутка чистого бинта и небольшой тряпочный кисет, в котором позвякивали монеты. Питер высыпал их на ладонь и был немало удивлен - Корнелий утверждал, что отдал серебро, но в кисете оказались пять дукатов и только две серебряные монетки по одному рилли.
        - Вижу, что с деньгами у вас все в порядке. Коника спрячем, напоим, накормим, вычистим. Забрать сможете в любое время, у нас для всяких посетителей отдельные конюшни. Да и покои тоже в разных местах.
        Впервые за много времени Питер снял кожаную амуницию и помылся водой с щелоком и настоянным на травах льняным маслом. Побрился, снова став похожим на подростка, и купил у трактирщика чистую холстяную пару.
        Спать пришлось на чистых простынях и подушке, однако рисковать Питер не стал и прежде облачился в амуницию поверх чистой пары, оставив башмаки на полу возле топчана, а шлем на столе.
        Уехал он с первыми лучами солнца, попросив хозяина сменить роскошное офицерское седло на простое.
        Потом был день пути и постоянные остановки, едва впереди показывался пыльный шлейф. Чаще всего это была одна или две телеги с беженцами, нагруженные домашним скарбом и влекомые выбивающимися из сил лошадьми, но пару раз попадались разъезды императорских кирасиров.
        На ночлег Питер остановился в скальном гроте, коня накормил взятым в запас овсом, а воду добыл в озерце, питавшемся от собиравшегося на скалах тумана.
        С утра он продолжил путь и к полудню выехал к небольшому торжищу, стихийно возникшему на месте разрушенного туранами поселения. Здесь торговали продуктами, ношеными вещами со следами крови, давно не чищенным оружием и кривыми стрелами, пролежавшими под дождями целый год. Питеру требовалась передышка, а еще он опасался заблудиться, ведь в город к молоканам его вели другой дорогой.
        На торжище было около сотни человек, примерно треть из них торговала, остальные были проезжими путниками или беженцами. Хватало тут и разбойников, их цепкие взгляды обшаривали потенциальных жертв, определяя, водятся ли у них деньги. На некоторых, за небольшую долю, работали продавцы, рассказывая, у какого покупателя какой кошелек.
        Питер остановился возле нагруженного поклажей воза и заговорил с хозяином, бородатым мужиком, выясняя, как проехать к Исфагану.
        - Да ты что, ваша милость, город давно сгорел, а людей там чудища поели! - сообщил мужик.
        - Это я знаю, но мне не сам Исфаган нужен, я хочу на северную дорогу выйти.
        - Ну, тогда так и ехай, дальше Малбург будет, а за ним, миль через пять, поворот на северную дорогу.
        - Спасибо тебе.
        - Не за что, ваша милость.
        Оставив возницу, Питер прошелся вдоль рядов, держа коня на поводу. Красивое строевое животное привлекало внимание, другие лошади на торжище выглядели поскромнее.
        - Коня не продашь, ваша милость? - остановил Питера какой-то широкоплечий грязнуля гораздо выше его ростом.
        - Не продам, самому нужен.
        - Тогда за так отдай, я тебе ослика сменяю!
        И грязнуля хрипло захохотал, откидываясь назад и обнажая из-под короткой рубахи грязный живот.
        - Пройти дай, - сказал Питер, замечая, что к ним стягиваются другие оборванцы. Он уже не сомневался, что это банда дорожных разбойников.
        Торговцы смотрели на происходящее равнодушно, видимо, подобные сцены не были здесь редкостью.
        - А то чего, мечом зарубишь?
        Разбойник пододвинулся ближе, чтобы не дать Питеру выхватить меч или кинжал. От его давно не мытого тела исходила жуткая вонь. Питер поморщился, а затем вогнал кулак оборванцу под ребра, да так быстро, что никто ничего не понял.
        Лицо разбойника позеленело, и он осел на землю. Собравшиеся разбойники попятились и стали доставать кинжалы. Питер положил руку на рукоять меча:
        - Если вы станете мне мешать - убью всех.
        Над торжищем воцарилась тишина, разбойники обменивались взглядами, но, несмотря на свой явный численный перевес, нападать не решались. Слишком уж уверенно выглядел этот молодой путник, стоя перед двенадцатью противниками, да и лошадь у него непростая, не у дороги купленная.
        - Это ошибка, ваша милость, мы вас не за того приняли, - произнес один из разбойников, демонстративно убирая кинжал за пояс.
        Остальные последовали его примеру и стали расходиться, словно позабыв про своего товарища, который все еще корчился от боли.
        Поняв, что отдых не задался, Питер забрался в седло и, развернув коня, вернулся на дорогу, чтобы через пару сотен ярдов спрятаться в кустах у обочины.
        Ждать пришлось недолго, вскоре появились четверо разбойников верхом на плохоньких лошаденках, но, увидев пустую дорогу, повернули назад, должно быть, решив, что их обидчик уже далеко.
        После этого Питер продолжил путь, однако и здесь не изменял своей привычке и съезжал с дороги, как только видел, что впереди поднимается пыль.
        Этот день закончился благополучно, а ночью в роще, где Питер встал на ночлег, оказалось неспокойно. Кто-то рыскал между деревьев, тяжело вздыхал и пугал коня, который мелко подрагивал и успокаивался, лишь когда Питер клал ему на морду ладонь.
        Так он и простоял полночи, а уснуть удалось только под утро, когда посторонний шум в роще прекратился.
        С рассветом Питер поднялся и, чтобы размяться, прошелся по роще. В свете нарождавшегося дня он заметил на влажной земле глубокие следы и отметки от когтей на коре деревьев.
        Кто здесь ходил? Медведи тут не водились, вот разве что… Питер вспомнил то ужасное существо, что служило предводителю карсаматов в качестве охотничьего пса. Увидев его впервые в двух шагах от себя, он едва не лишился рассудка.
        - Ну что же, обошлось, и ладно, - произнес Питер и вернулся к коню. Сегодня он собирался увидеть Малбург, купить на тамошнем торжище припасов в дорогу и отправиться на север, в сторону родного Гудбурга. Может быть, к осени он увидит знакомые крыши… или сложит голову в схватке с придорожными разбойниками, коих вдоль путей империи водилось великое множество.

55
        К Малбургу Питер прибыл еще до полудня и был приятно удивлен размахом здешнего торжища и его хорошей организацией.
        Для проезжих здесь имелась приличная гостиница, окруженная стеной, сложенной из собранного на руинах камня. Вход охраняли полдюжины хорошо вооруженных стражников, а на возведенной на крыше гостиницы сторожевой вышке сидел наблюдатель, который видел дороги до самого горизонта и мог вовремя оповестить о приближении туранов.
        Имелась при гостинице и хорошо охраняемая конюшня, где брались присмотреть за лошадьми в отсутствие хозяев, правда, просили за это немалые деньги - по рилли за день. По нынешним неспокойным временам цена не казалось Питеру завышенной, и он, не раздумывая, разменял дукат, чтобы поставить своего скакуна на хорошее место.
        - Извольте сдачу, ваша милость, - с поклоном произнес хозяин лошадиного заведения, подавая Питеру гость серебра. Прислужник с бегающими глазками принял у него поводья и отвел коня в стойло, а затем, улучив момент, помчался через базар, сбивая корзины и вызывая негодующие крики торговок.
        Оказавшись среди руин, где уже не было людей, он негромко свистнул, вызывая сообщников.
        После первого сигнала никто не появился, и прислужник позвал:
        - Морелис, ты где? Морелис, выходи, дело есть!
        На крик из пролома в стене вышел человек в расстегнутом мундире городского стражника. Когда-то эта форма блестела начищенными пуговицами и дважды в неделю запаривалась утюгом, теперь же мундир был грязен и помят.
        - Ну, чего орешь, я же говорил - никаких имен! - сердито проворчал вышедший и, подтянув штаны, стал застегивать пояс с коротким мечом в ножнах.
        - Ты же на свист не отзываешься… - развел руками конюх.
        - Чего пришел? Говори, у меня времени мало.
        Из пролома в стене выглянула растрепанная девица, торговавшая на базаре своими прелестями.
        - Ха, вон он чем занимается! - воскликнул конюх. - Эх, Мелинда, вот узнает твой туран, что ты тут с посторонними обнимаешься, голову отрежет!
        Нарвавшись на неподвижный взгляд разбойника, конюх осекся.
        - Я это в шутку, Морелис. Там, на площади, клиент появился денежный, хорошо бы его потрясти.
        - Для тебя всякий с медью в кармане - денежный клиент.
        - А вот и нет, при нем вот такой кошелек. - Конюх показал руками размер кошелька, приврав при этом совсем немного. - И он в него серебро ссыпал, которое в сдачу получил с золотого дуката!
        Морелис оглянулся на девицу, должно быть, продолжения сегодня уже не получится.
        - Что за человек? - спросил он, решительно поправляя мундир.
        - Молодой, в плечах не шибкий, в кожаной кирасе, при мече и кинжале. Конь у него строевой, хороший конь, так что если вы его - того, то и лошадку продать можно.
        - Того или не того, это не тебе решать.
        - Я же только на вдруг сказал, я вам тут не командую.
        - Ну так я пошла, что ли? - подала голос Мелинда.
        - Иди, чего уж, - вздохнул разбойник. - Но только помни, ты мне только половину денег отработала - должок за тобой.
        Девица пожала плечами, стряхнула с юбки мусор и пошла в сторону базара, покачивая пышными бедрами. Мечтавший о ней конюх засмотрелся ей вслед.
        - Ну, ты проезжего будешь показывать или на шлюху смотреть пришел? - одернул его Морелис.
        - А? Это… пошли, конечно! - очнулся от сладких грез конюх и засеменил в сторону торговых рядов, туда, где, по его мнению, уже должен был оказаться проезжий.
        Проезжего они нашли скоро, тот стоял у воза с сухарями и проверял качество, должно быть, собираясь взять их в запас.
        - Что скажешь? - спросил конюх, когда они с Морелисом выглянули из-за телеги с горшками.
        - Ничего, нормальный клиент. Непростой, конечно, все же меч при нем, но пары дубин на такого достаточно. С виду-то он не богатырь.
        - А с конем что - брать будете?
        - Чего нам конь? Денежки стрясем, и пусть катится.
        - А мою долю?
        - Получишь пять медяшек…
        - Пять - мало! - возразил конюх, прелести Мелинды стоили десять.
        - Если в сумке есть золото, получишь два рилли.
        - Вот за это спасибо, это - по-нашему! - обрадовался конюх. - Не боись, денежки при нем - сам видел. Ну так я побежал за остальными?
        - Беги.
        Конюх исчез. Под остальными подразумевались еще трое дружков и бывших сослуживцев Морелиса, нарочно для такого случая ждавших вызова в одной из развалин.
        Проезжий выбрал небольшой мешок с сухарями, заплатил за него и оставил у продавца, чтоб забрать после.
        Морелис двинулся за ним, сопровождая от прилавка к прилавку. Скоро подошли трое его товарищей.
        - Ну и где он? - спросил один, рослый и широкоплечий, ходивший с дубинкой, как с посохом.
        - Вон, седла смотрит.
        - Этот? Не шибко здоров.
        - Разом уделаем, - добавил другой разбойник.
        - Главное, чтобы шуму не поднимать.
        Подбежал запыхавшийся конюх.
        - Морелис, там еще дураки набиваются! - выпалил он.
        - Что значит набиваются, кто им сказал? - спросил разбойник, строго глядя на осведомителя.

«Дураками» кормившиеся на торжище разбойники называли трех дезертиров-туранов, не пожелавших отправляться в гибельные походы на север империи.
        Работать тонко тураны не умели и даже воровство старых порток сопровождали убийством. Спорить с ними никто не хотел, тураны были упрямы и не склонны к переговорам, сразу хватаясь за мечи.
        - Кто им сказал, я тебя спрашиваю? - повторил вопрос Морелис.
        - Ну… сами увидели, глаза-то есть, хоть и дураки. Подошли и сказали - мы коня берем.
        - Коня берут, значит, зарезать хотят, - сказал один из дружков Морелиса. - А мы думали - по-тихому…
        Разбойники прекрасно знали, как ведет себя жертва ограбления, если у нее отбирают только кошелек, и как она начинает себя вести, защищая жизнь. Шуму будет на весь рынок, прибегут охранники от гостиницы, а с ними шутки плохи, они через одного бывшие кирасиры.
        - Что уж тут говорить, возьмем свое и уйдем, а эти пусть сами колупаются, - сказал Морелис. Он не поверил, что тураны подошли сами, скорее всего, это конюх решил получить долю с продажи коня.
        Оставив клиента, разбойники в обход двинулись к тропе, соединявшей две части торжища. Она проходила через проломы в двух стенах бывшей прачечной, почти все на торжище пользовались ею. Именно там, среди обломков бочек, разбойники и грабили свои жертвы, не выходя с базара.
        На переходе в руинах они оказались вовремя, клиент только-только отошел от прилавка, купив сахарный шарик на палочке, и неспешно шел в руки грабителей, облизывая сладость.
        - Ну чисто дите малое, - сказал Морелис, наблюдая за ним.
        - Тураны уже возле бочки с патокой, - сообщил другой разбойник, заметив нежеланных сообщников.
        - Лишь бы все не испортили, а то поспешат из жадности, он и сбегет.
        Подойдя к натоптанной среди мусора тропинке, клиент на мгновение задумался, а затем свернул к прачечной.
        - Ну вот и все, считай, попалась птичка… Локар, готовь дубинку.
        Самый здоровый из группы встал к стене, чтобы огреть проезжего, когда тот войдет. Остальные рассредоточились чуть поодаль, чтобы перекрыть дальний выход.
        Уже слышны были шаги клиента, Локар поднял дубинку и затаил дыхание. Вот показалась тень, а затем и сам проезжий - роста невысокого, такого бить работа легкая.
        Локар махнул дубиной, но проезжий резко подался назад, и дубина врезалась в замусоренный пол, а согнувшийся за ней Локар получил удар по затылку и рухнул в пыль, даже не вскрикнув.
        - Ах ты, сука! - закричал Морелис и бросился на проезжего с обнаженным мечом, но тот резко крутанулся и ударил нападавшего ножнами в ухо. На место отлетевшего грабителя бросился следующий, но получил страшный удар ногой в пах. Четвертый напал слева, ударил мечом, надеясь снести наглецу голову, но тот пригнулся и, проскочив под рукой, полоснул нападавшего кинжалом по ребрам.
        Бедняга взвыл и, схватившись за раненый бок, свалился к стене вместе с остальными.
        В проломе показались тураны. Они не скрывали своих намерений, их кривые мечи были готовы к убийству.
        Питер перепрыгнул на свободное место, двое туранов метнулись за ним, а третий встал в проломе и вскинул арбалет. Питер толкнул ближайшего турана ногой, тот качнулся в сторону и получил в спину арбалетный болт.
        На смену упавшему бросился второй туран, но его удар был отбит, а встречного удара кинжалом он даже не заметил.
        Оттолкнув падающего, Питер шагнул навстречу неудачливому арбалетчику. Быстрый выпад мечом, и туран отлетел к стене, чтобы сползти по ней с угасающим взором.
        Схватка была закончена. Питер подобрал в углу тряпку со старой кровью и, вытерев оружие, с задумчивым видом уставился на державшегося за ухо Морелиса.
        Тот по-своему понял этот взгляд и заплакал.
        - Ваша милость, не убивай. Мы только кошелек забрать хотели, а вот эти - тураны собирались вас резать, чтобы лошадку забрать… А мы только… Только кошелек, ваша милость.
        - Что за мундиры на вас? Украли? - спросил Питер, убирая в ножны меч и кинжал.
        - Нет, ваша милость, это наши, - морщась, ответил другой грабитель, осторожно проверяя рукой, уцелело ли у него между ног хоть что-то.
        - Наши это мундиры, - ответил Морелис и, высморкавшись, сел. Он уже понял, что убивать их проезжий не станет. - Мы раньше в Исфагане в страже служили, а как город порушили - в разбойники подались, чтобы пропитание добывать.
        - Постой, как-то раз и за мной в Исфагане стражники гонялись…
        - Так мы же не по своей воле, ваша милость, а только службы ради, - торопливо заговорил Морелис.
        - Ох, как жжет! Ох, до чего же жжет! - начал жаловаться тот, что получил кинжалом. - Ваша милость, клинок-то у вас не с ядом?
        - Не помню, - с мстительной ухмылкой ответил Питер. - Ладно, вставайте, убивать вас я не буду.
        - Вот спасибо-то, вот спасибо! - затараторил Морелис и стал сидя кланяться. - А насчет того, что гонялись за вами, не извольте сердиться, у нас новый товарищ появился, и того, как выяснилось, по Исфагану прежде гоняли.
        - Это ты про Крафта? - морщась, спросил тот, что сверял в паху наличность.
        - Как ты сказал? Как его имя? - спросил Питер, делая шаг к пострадавшему. Тот стал испуганно отползать к стене.
        - Не бойся, у меня друг пропал, Крафтом звали, не он ли у вас приблудился?
        - Он или не он, мы, ваша милость, не знаем, - развел руками Морелис. - А только пьют они с капитаном третий день кряду.
        - А кто таков этот капитан?
        - Дык однополчане они с этим Крафтом. - Морелис встал на ноги и осторожно указал на свой валявшийся в пыли меч, дескать, можно ли поднять.
        - Капитан фон Крисп?! - воскликнул Питер, не замечая жеста.
        - А вы-то откуда его знаете, ваша милость?
        - Я был в том же полку, что и Крафт, а командиром у нас был капитан фон Крисп, чего же здесь непонятного?! - радостно пояснил Питер. - Ведите меня к ним скорее, я уж и не надеялся с Крафтом встретиться!
        - Вона как все закрутилось, - усмехнулся Морелис и покачал головой, но тут же схватился за ухо, которое распухало на глазах и приобретало лиловый оттенок.
        Пошевелился и замычал Локар. Морелис подошел к нему, чтобы помочь, но тут увидел на тропе группу посетителей торжища.
        - Эй, люди! - крикнул он. - Не ходите сюда, идите в обход!
        - А чего там такое? - спросили его.
        - Да тут… - Морелис обвел взглядом тела туранов. - Тут человеку плохо! - нашелся он, и посетители пошли в обход.
        Наконец пришел в себя Локар, он сел на замусоренном полу и стал тупо таращиться на то, как Питер перевязывает его товарища.
        - Поднимайся, Локар, давай утащим этих в яму, а то нас стражники сюда больше не пустят за безобразия! - начал расталкивать его Морелис.
        Локар поднялся, и вдвоем они перетаскали тела туранов в соседнее помещение, где побросали в сливную яму и завалили мусором.
        Пока они делали эту работу, двое других пострадавших присыпали пылью кровь и все время заворачивали пытавшихся пройти по краткому пути людей, повторяя довод Морелиса: не ходите, здесь человеку плохо. Это действовало.

56
        Лагерь отряда капитана фон Криспа находился всего в двух милях от Малбурга, на поросшем молодым лесом холме. Это место было удобно и для проживания, и для наблюдения за проходящими мимо двумя дорогами, а обдувавший возвышенность ветер быстро рассеивал дым от костра, не давая обнаружить его разбойникам из соперничающих группировок.
        Своего коня Питеру пришлось тащить на поводу, подъемы здесь были слишком крутыми. Лагерь оказался небольшим и малозаметным, поскольку шалаши были сделаны из живых, связанных вместе молодых деревьев.
        Шалаш фон Криспа находился на отшибе, рядом с кустами терновника, надежно прикрывавшего тылы и не позволявшего окружить ставку командира в случае мятежа или нападения конкурентов.
        Разбойники проводили гостя к командирскому шалашу, но Морелис предупредил:
        - Вы, ваша милость, осторожнее будьте, а то его благородие вчера одного из наших зарубил, когда тот хотел кошелек стащить. Пьяный-то пьяный, а как хватил мечом, так человека почти напополам. И снова спать.
        - Хорошо, я это учту, - сказал Питер и, оставив Морелису коня, вошел в шалаш.
        На столе и по всему земляному полу были разбросаны объедки - следы трехдневного загула. Возле топчана валялись черепки четвертных и получетвертных кувшинов. Питер насчитал восемь горлышек. А полдюжины четвертных кувшинов под колченогим столом обещали продление праздника еще на пару дней.
        - Эй, капитан! - позвал Питер и, подойдя к фон Криспу, потряс его за плечо. Тот приоткрыл один глаз, потом второй и вдруг поднялся и сел на топчане.
        - Вот ты и приснился мне, мой золотой пленник, - четко произнес он. - А звать тебя Питер Фонтен.
        Фон Крисп погрозил Питеру пальцем:
        - Я все помню. А где мой меч?
        И, не успев получить ответа, снова улегся на топчан и мгновенно захрапел. Питер не стал его беспокоить, понимая, что в таком состоянии капитан ни на что не годен. Затолкав на всякий случай его окровавленный меч под топчан, Питер подошел к спящему на ложе из веток Крафту.
        - Эй, Крафт! Дружище, проснись, это я - Питер!
        Ему пришлось крепко потрясти спящего, чтобы тот наконец открыл глаза. Крафт с полминуты всматривался в склонившееся над ним лицо, а затем заплакал, приговаривая:
        - Питер, прости. Прости меня, я думал, ты за мной следом выбежишь, но ты не успе-е-е-ел…
        - Ладно, прощаю, спи.
        - Я знал, что ты мне приснишься, - сказал Крафт, шмыгнул носом и тут же уснул.
        Питер вышел к разбойникам, те ждали новостей и не расходились.
        - Так, Морелис, нужно спрятать вино.
        - Куда же его спрячешь, ваша милость? - растерялся разбойник. - У нас же народ какой - не сдержатся, вылакают, а потом их капитан наутро и порешит.
        - Тогда мы выкопаем яму - вот здесь, под кустом, уберем туда кувшины, так что никто не сможет утащить их незамеченным. А чтобы надежнее было, вот тут, напротив, свяжите для меня шалаш.
        - Будет сделано, ваша милость. А лошадку мы в балочку поставим, это с другой стороны холма. Там у нас и две другие стоят.
        - Хорошо, поставь в балочку. А пока будете вязать шалаш, я бы чаю выпил, найдется у вас кипяток?
        - Как не найтись, ваша милость?! - расплылся в улыбке тот, что получил удар между ног. Ходил он немного враскоряку, но уже знал, что его добро уцелело, оттого и был радостен.
        Питер пошел за радушными хозяевами, но, шагнув с тропки в сторону, сорвал какую-то травинку, показал разбойнику, попавшему под его кинжал, и сказал:
        - Вот эта травка называется сиваш. Собери ее пучок, хорошо пережуй и смажь рану. К вечеру порез затянется.
        - Спасибо, ваша милость.
        - На здоровье. А для остальных у меня другие подарки - во! - И Питер достал из поясной сумки две пригоршни конфет. - На, Локар, тебе самая большая, от головы помогает.
        Разбойники засмеялись, все уже знали о приключениях четверых своих товарищей в Малбурге.

57
        В шалаше Питеру спалось хорошо, и он наверстал все недосыпания последних дней. Не помешали даже забравшиеся в рукав муравьи, Питер вытряхнул их, не просыпаясь.
        Наутро он пробудился от шума и, выйдя из шалаша, увидел капитана фон Криспа, трясшего попавшегося ему разбойника.
        - Где вино, собака туранская?! Говори, кто украл?! - кричал он и так сильно тряс беднягу, что тот даже при желании ничего не смог бы сказать.
        - Вино я спрятал, господин капитан, - сказал Питер, выходя вперед.
        - Ты?
        Фон Крисп недоуменно уставился на невесть как попавшего в расположение лагеря незнакомца и отпустил разбойника.
        - А кто ты таков?
        Последовала пауза, за которой напряженно следили спрятавшиеся в кустах другие члены отряда.
        - Сожри меня огры, это же он, Питер Фонтен! - воскликнул капитан. - Иди, я обниму тебя, мой второй блудный сын!
        И они обнялись, хлопая друг друга по спинам. От капитана разило кислятиной и еще не перегоревшим вином, он все еще был немного пьян, но похмелье уже брало верх над весельем и легкостью.
        Из шалаша показался Крафт. Увидев Питера, он не поверил своим глазам и встряхнул тяжелой головой, однако это было не видение, и Крафт снова заплакал, в непосильной борьбе с вином он стал слезлив.
        Питер сам подошел к нему и обнял друга, а тот все приговаривал:
        - Я чувствовал, я чувствовал, что ты придешь - я тебя во сне видел!
        - Я тоже, сожри меня огры, видел его во сне! - признался фон Крисп.
        - Вы оба видели меня наяву, потому что я пытался поднять вас, но вы были слишком пьяны…
        - Да-а, мы тут празднуем встречу однополчан уже… - Капитан попытался посчитать, но, видимо, потерялся во времени. - Давно празднуем, одним словом. И, по-моему, я зарубил какого-то мерзавца, что лез за моими деньгами… или мне это тоже приснилось?
        - Никак нет, ваше благородие, не приснилось, - подал голос Морелис. Он и другие разбойники повылазили из шалашей, поняв, что никого наказывать капитан не собирается.
        - Все потому, что у меня чуткий сон и, каким я ни бываю пьяным, лазутчика почувствую завсегда! И р-раз! - Капитан рубанул воздух ладонью. - Нет подлеца!
        И он хрипло засмеялся, затем вдруг сделался серьезным:
        - Так ты говоришь, спрятал все вино?
        - Спрятал, - подтвердил Питер.
        - И как же я при этом не проснулся?
        - Я старался не шуметь, господин капитан.
        - Вот, моя школа! - с гордостью произнес фон Крисп и хлопнул Питера по плечу. - Только нам теперь за встречу выпить нужно, зачем же ты вино спрятал?
        - Я спрятал не все вино, господин капитан, полчетверти оставил, чтобы выпить с вами за встречу, но большего дать не могу…
        - Почему? - удивился фон Крисп.
        - Потому что у меня к вам дело.
        - Дело?
        Фон Крисп наморщил лоб, чтобы лучше соображалось. С одной стороны, ему хотелось снова напиться до беспамятства - это была единственная возможность спрятаться от чувства собственной ненужности и жизненного неустройства, а с другой - дело, которым можно заняться, это и было то, в чем он нуждался больше, чем в вине.
        - И что, серьезное дело? - переспросил он, чтобы принять верное решение.
        - Да, господин капитан.
        - Ладно, тогда я сначала спущусь к источнику, потом снова поднимусь в лагерь, мы немного выпьем и… поговорим о деле. Что скажешь, Крафт?
        - Отличный план, сэр.
        - Ты идешь со мной к источнику?
        По лицу Крафта было видно, что он с удовольствием поспал бы еще часика три.
        - Понимаешь, дружище, я не хотел бы тебе приказывать… - Фон Крисп обнял Крафта за плечо, и они оба покачнулись. - За эти несколько дней мы стали как братья, поэтому я просто призываю тебя пойти со мной к источнику.
        - Как младший брат я п-повинуюсь, - согласился Крафт.
        - Вот и хорошо, и еще, эй, кто-нибудь… - Фон Крисп повернулся к стоявшим неподалеку разбойникам: - Вот ты, Морелис, не соблга… не со-бла-говолишь ли ты пойти с нами?
        - С удовольствием, ваше благородие.
        - А чего это у тебя рожа так перекошена?
        - По дороге к источнику я вам все расскажу, ваше благородие. Идемте.

58
        Пока капитан и Крафт ходили к источнику освежиться, в командирском шалаше навели порядок и Питер принес получетвертной кувшин с вином, а также велел сделать кипяток, чтобы после вина пить чай.
        - Травки клади побольше, чтобы горечь была, - пояснил он разбойнику, который взялся вскипятить воду.
        - Понимаем, ваше милость, не извольте беспокоиться, - заверил тот. Это был пострадавший от кинжала Питера.
        - Как твой бок?
        - Уже рука поднимается, ваша милость! Сиваш этот очень мне помог! - обрадованно сообщил тот и продемонстрировал, как поднимается рука.
        Вскоре вернулись с источника Крафт и фон Крисп. Оба были румяны и благоухали запахом мыльной полыни, пригодной в качестве мочалки, а также как средство от блох.
        - Ну как там наш стол, уже готов?! - с порога шалаша поинтересовался фон Крисп и, увидев кувшин с вином, хлопнул себя по животу. - Что может быть лучше стаканчика вина после помывки в студеной водичке?!
        - И не говорите, ваше благородие, я как заново родился, - поддержал его Крафт и, подойдя к Питеру, обнял его еще раз, все еще не веря, что друг нашелся.
        Они сели, и капитан, как хозяин, разлил вино по кружкам.
        - Больше мы сегодня пить не будем, - сразу предупредил Питер. - Я уже и чай заказал - покрепче.
        - Чай, значит, чай, я же помню, у тебя ко мне дело, - согласился капитан. - А теперь выпьем за большую встречу однополчан. Эх, бывает же такое…
        И, сделав большие глаза, он выпил всю кружку глоток за глотком. Потом подхватил со стола пучок дикого лука и забросил в рот.
        - Ну, давай о деле, я теперь готов слушать… Бр-р-р-р!
        Капитана передернуло, он встряхнул головой и, казалось, полностью пришел в себя.
        Крафт выпил полкружки, Питер едва пригубил.
        - Дело мое простое, ваше благородие, я собираюсь домой ехать - в Гудбург.
        - Значит, ты из Гудбурга? Так я и думал!
        - Мой дядя, Нух Земанис, погибший при нападении карсаматов на обоз, владел в городе и окрестностях большими активами. Согласно завещанию, до моего совершеннолетия его делами должны управлять банкиры Нарстад и Хикле.
        - Но теперь-то ты совершеннолетний! - заметил капитан и стал наливать себе еще.
        - Да, сэр. И я смогу вступить в права наследства, если мне удастся живым добраться до своего города. В этом я рассчитываю на вашу помощь, за что щедро расплачусь, когда получу доступ к дядюшкиным средствам.
        Капитан залпом выпил следующую кружку, однако выглядел трезвее прежнего.
        - Заманчивое предложение, - сказал он, взяв ломтик козьего сыра. - И дело тут не только в деньгах, но и в том, что я больше не могу находиться в этих краях. Эта пыль, грязь, войны, убийства. Даже такому черствому и жестокому…
        - Я протестую! - поднял руку захмелевший Крафт.
        - Ты просто мало знаешь меня, дружище. Но это неважно, мне нужно уехать отсюда, поменять свою жизнь, иначе я сопьюсь. Раньше я думал, что самая большая моя беда - это игра, но оказалось, что есть еще масса разных премерзких занятий, могущих довести человека до скотского состояния. Пожалуй, я выпью еще, но, господа, последнюю порцию.
        Капитан снова выпил и решительно отодвинул от себя кувшин.
        - Эй, Морелис!
        - Я здесь, ваш благородие! - заглянул в шалаш разбойник.
        - Там, кажется, чаю нам приготовили?
        - Так точно! Желаете в глиняных гружках?
        - Ну разумеется. И сушеных ягод не забудь.
        - Как можно? Все положу, что требуется.
        Морелис убежал, стало тихо. На живом шатре шалаша запела какая-то птица.
        - Я ведь и сам собирался тебе предложить это еще тогда, на марше, но как-то неловко было… И потом, я же императору присягал и должен был исполнить долг, вот и решил повременить, а у Арума вон как вышло…
        - Питер, как же ты жил все это время? Весь этот год? - спросил Крафт, до этого сидевший молча.
        - Был невольником у молоканов.
        - Это ужасно. Небось было хуже, чем на галерах?
        - Сначала хуже, но потом я встретил одного хорошего человека, хотя сам он считал себя злодеем.
        - А где он теперь?
        - Отправился на родину - умирать. Он получил серьезную рану и благодаря этому вспомнил дорогу домой.
        - А до этого не помнил?
        - Не помнил. Ни дома, ни детства, ни семьи.
        - А кто же нанес ему эту рану? - поинтересовался фон Крисп.
        - Манукары.
        - Манукары? Ты имеешь в виду императорскую гвардейскую кавалерию? Манукарами их называют тураны.
        - Да, я ведь жил у молоканов.
        - Почему же этот хороший человек воевал против императорских войск?
        - Мы все воевали против них, потому что жили в городе молоканов, а они этот город захватывали.
        - Но какой смысл воевать за хозяев, Питер? - удивился Крафт.
        - Захватчики не щадят никого, для них не имеет значения, кто перед ними - молоканы или их рабы, убивают всех. К тому же Корнелий, мой наставник, не был рабом.
        - Кем же мог быть человек среди молоканов, если не рабом?
        - Он был защитник.
        - Защитник?! - воскликнул фон Крисп. - Я слышал о защитниках, но я думал, это легенды! Они что, действительно охраняют поселения орков?
        - Да, но защитниками могут быть и орки, и люди, и даже горные карлики. Корнелий рассказывал мне, а он повидал много.
        - И ты видел, как он дрался с гвардейцами? - не унимался капитан.
        - Да, видел.
        - И что, у него получалось?
        - Их тела устилали его путь, они знали, что он очень опасен, но все равно преследовали его.
        Они помолчали. От неожиданно поднятой темы у фон Криспа улетучился весь хмель.
        - Там, у источника, Морелис рассказал нам, как ты их в Малбурге вчера отделал, - сказал Крафт, задумчиво покусывая сорванный лист. - А когда рассказывал, как ты убил туранов, его благородие от смеха даже в грязь упал.
        - И катался там, и хохотал, - улыбнулся фон Крисп и вздохнул: - Подумать только, а ведь речь шла об убийствах.
        - Они напали на меня, - пояснил Питер.
        - Да я не об этом. Я о собственной реакции. Мне смешно то, что для других ужасно, и это омерзительно. Пора уезжать, господа. Пора.
        Фон Крисп поднялся из-за стола, прошелся до выхода, вернулся и снова сел.
        - Эй, Морелис, что там с чаем?
        - Уже несу! - отозвался тот.
        - Я разрешаю им ходить в Малбург, чтобы они тратили жалованье, которое я им выплачиваю. Какой смысл в деньгах, если их невозможно потратить? Но они и там ищут способа подзаработать, вот и тебя пытались ограбить. Буду уезжать, раздам им тысячу рилли на всех, пусть гуляют сколько хотят.
        - Лотар все прожрет, - усмехнулся Крафт, который уже знал, что рослый разбойник отличался неуемным аппетитом.
        - Скорее всего. А Морелис все изведет на баб. А вот и он!
        Появился Морелис с парящими глиняными кружками.
        - А у меня еще конфеты остались, - сказал Питер.
        - А вот это кстати, я ведь в детстве сладкоежкой был, - сообщил фон Крисп. - Послушай, Морелис, скажи нашим, что я скоро уезжаю. Раздам хорошее жалованье, и только меня и видели.
        - Бросаете нас, ваше благородие?
        Пораженный известием, Морелис замер с кружками в руках.
        - Отбываю на север, но если кто-то захочет составить мне компанию - милости просим. Ты ведь не против, Питер?
        - Не против. Люди нам понадобятся.
        - Я скажу нашим, ваше благородие, - очнулся Морелис. - Пусть сами думают, как быть.
        И он ушел, а компания принялась за чай, нахваливая приготовлявших его разбойников.
        - Я вот еще какой вопрос осветить хотел, Питер. Что, если эти банкиры не захотят расставаться с деньгами твоего дяди, суммы-то ведь немалые? - спросил фон Крисп, кроша зубами сахарную конфету и прихлебывая чай.
        - Это исключено, Нарстад и Хикле честнейшие люди, дядя всегда имел дело именно с ними и отзывался о них очень хорошо, - возразил Питер.
        - Ну что же, приедем, посмотрим и будем рады в этом убедиться. А на какую сумму я могу рассчитывать, если все удачно разрешится?
        - Полагаю, две тысячи дукатов будут вам достойной оплатой.
        - Две тысячи дукатов! - Капитан хлопнул ладонью по столу. - Помнится, чтобы выкупить свое небольшое имение, моему отцу нужно было всего-то пятьсот дукатов. Но теперь уже слишком поздно.
        - А что же ты, Крафт, поедешь с нами в Гудбург?
        - Моя родина в другой стороне, но… Ежели ты и мне предложишь денег, я - с вами. Мне бы тоже хотелось начать новую жизнь, но пока не с чем.
        - Не переживай, возьмешь такое жалованье, какое захочешь. Уж мне-то твои заслуги доподлинно известны.
        - Значит, я тоже еду с вами.
        Капитан сделал несколько глотков чая и утер со лба проступивший пот.
        - Теперь, я полагаю, самое время составить план передвижения. У нас хоть и не полк, но определенный порядок все равно потребуется.
        - Продумать весь путь? - спросил Крафт.
        - Вот именно - маршрут следования. У меня тут и чернила имеются, и бумага. А еще составим план, чтобы определиться с количеством амуниции и припасов.
        - Сейчас даже лошадь хорошую купить сложно, - заметил Питер. - За все приходится переплачивать.
        - Не беда, - отмахнулся капитан. - Уйдем на чем есть, а в северных провинциях, где порядку побольше, купим что полагается. Ты какими деньгами располагаешь, Питер?
        - Пять дукатов, четыре рилли и горстка кадастров.
        - Неплохо для человека, выбравшегося из рабского ярма, - заметил Крафт.
        - Да. Но этого будет мало, впрочем, признаюсь вам, что, кроме той тысячи рилли, которую я планирую раздать своим людям, у меня останется серебра на сто дукатов.
        - Кого из своих людей вы думаете взять с собой? - спросил Питер.
        - Я бы их всех взял, все же они неплохо натасканы, но все не поедут. Полагаю, мы сможем рассчитывать на пятерых.
        На том и порешили. Капитан достал из небольшого сундучка письменные принадлежности и скоро набросал на пергаменте неплохую карту, в которой сумели разобраться и Крафт, и Питер.
        Крайней границей здесь была река Тивир, за которой начинались степи и владения Хиввы, далее на север следовали города Арум, Гойя, потом, за длинным переходом и горами, - Пешехар, а с другой стороны пергамента, в самом углу, последняя точка маршрута - Гудбург.
        - Эх, даже страшно стало, - признался Крафт. - Как вспомню тот марш, даже мороз по коже.
        - Да, проходить через горы придется в другом месте, - согласился фон Крисп. - После того, что мы там пережили, я к этим местам и близко не подойду.

59
        После того как Морелис оповестил разбойников о готовящихся переменах, возле командирского шалаша стала собираться вся шайка. Когда собрались, наружу вышел Крафт и объявил, что его благородие будет проводить расчет, поэтому следует разобраться в очередь, не шуметь и по одному заходить в шалаш.
        Разбойники загудели и принялись выстраиваться в очередь, тут же возникла потасовка, но Морелис сунул одному-другому в зубы, и порядок был восстановлен.
        - Прозвище? - спрашивал Крафт, когда очередной разбойник заходил в шалаш.
        - Глюка!
        - Глю-ка… - старательно выводил в составленной ведомости Питер как самый грамотный и знакомый с финансовой дисциплиной человек.
        - Получи, Глюка, - говорил фон Крисп и выкладывал на стол столбик из семидесяти серебряных монет. После этого Питер ставил напротив прозвища галочку, поскольку, кроме Морелиса, грамоте среди простых разбойников никто обучен не был.
        - И скока же тута? - обычно спрашивал очередной расчетный, хотя уже знал, по скольку выдает капитан.
        - Семьдесят рилли, - говорил фон Крисп.
        - Эх-ма! Ну и загуляю!
        - Без разрешения лагерь не покидать, как всех рассчитаю, объявление сделаю.
        - Так мы ждем, ваше благородие! Не расходимся! - обещал очередной счастливчик, не в силах скрыть распиравшей его радости. Шутка ли дело - семьдесят рилли, при том, что в самые сытные времена капитан выдавал разбойникам по три рилли в неделю.
        Последним, как и положено хорошему сержанту, зашел Морелис. Ему фон Крисп выдал целую сотню монет, чем вышиб из сержанта благодарственную слезу.
        - Я так понимаю, ты с нами не поедешь? - сразу спросил фон Крисп.
        - Не могу, ваше превосходительство, баба у меня здесь, в Малбурге. Присушила, видать, даже ночью снится.
        - Ну, дело вольное. Баба так баба. Собери людей, я кое-чего сказать хочу.
        - Никто не расходился, ждут.
        - Ну, пойдем.
        Капитан вышел вслед за Морелисом и окинул взглядом солдат своей армии, похожих теперь на детей в праздник. Одни со счастливыми лицами пересчитывали свое богатство, другие с завистью посматривали на чужие деньги, спрятав свои подальше.
        Кроме карсаматов, Муката и Гафура, здесь были все.
        - Солдаты мои! - произнес капитан, и все, притихнув, повернулись к нему. - Расчет вами получен, больше нас ничто не связывает. Я понимаю, что вам не терпится начать скорее тратить свои деньги, поэтому сильно не задержу. Скажу лишь, что, если кто-то из вас хочет отправиться со мной в дальний поход, пусть завтра к вечеру будет в лагере. Вот и все, прощайте.
        Капитан повернулся и шагнул в шалаш, а разбойники, радостно гомоня, стали разбегаться по холму. Кто-то желал спрятать часть денег на черный день, другие сразу поспешили в Малбург.
        - Ну и сколько из них вернутся к завтрашнему вечеру? - спросил Крафт.
        - Думаю, пятерых наберем, - безо всякой уверенности сказал фон Крисп, но не успел он сесть на топчан, как откуда-то со склона донесся крик:
        - Зукеля зарезали-и-и! Зарезали Зукеля!
        - Ну вот, а я-то надеялся на их порядочность! - воскликнул фон Крисп. - Где мой меч?
        - Да вот же он! - указал Питер.
        Капитан схватил оружие и скомандовал:
        - Питер - за мной! Крафт - охраняй казну!

60
        Несмотря на трехсуточное пьянство, фон Крисп неплохо ориентировался в сплошных зарослях и с ходу перемахивал через упавшие деревья и попадавшиеся валуны.
        - Звери! Не люди, а звери! - то и дело приговаривал он, временами переходя на рычание.
        Вскоре им встретился Морелис, он тоже бежал к месту происшествия с мечом в руках.
        - Это на спуске, ваше благородие, на тропе! - крикнул он на бегу, и фон Крисп изменил направление, побежав за сержантом.
        Вскоре появились еще двое разбойников, они первыми прибежали к распростертому на тропе телу, над которым голосил приятель погибшего, тоже получивший ранение в шею.
        - Не ори, кто напал? Кто? - стал трясти его капитан.
        - Макут, Макут, сволочь! И Гафур с ним, ваше превосходительство!
        - Куда побежали?
        - По тропе-е!
        Капитан оставил пострадавшего и помчался вниз, Питер едва поспевал за ним. Пробежав шагов пятьдесят, фон Крисп неожиданно взял правее, Питер двинулся следом. Они углубились в заросли и вскоре наткнулись еще на два трупа.
        - К балке нужно, ваше благородие! - крикнул подбежавший Морелис.
        - Да уж понял… - обронил фон Крисп, и снова началась гонка по лесу с прыжками через валуны и поваленные деревья. Питеру это напомнило его недавний бег по лесу, когда его преследовали всадники.
        Скоро впереди замелькали тени - это были карсаматы.
        - Самолично убью! Самолично! - хрипел фон Крисп.
        На какое-то время беглецы исчезли из поля видимости, Питер, не задумываясь, толкнул капитана в спину.
        - Ты со… шел… с ума… сожри меня огры! - прорычал фон Крисп и покатился по склону, где ударился о большой камень и остановился. - Что ты делаешь?! - крикнул он Питеру, но тут же увидел в стволе дерева дрожавшую стрелу и все понял. - Ты их видишь?
        - Да, они уходят! - ответил Питер и побежал вперед. Фон Крисп поднялся с земли и, прихрамывая, побежал следом. Вскоре с ним поравнялся Морелис.
        Ближе к основанию холма деревьев на склоне почти не оказалось, и Питер увидел обоих беглецов в каких-нибудь двадцати ярдах. Гафур бежал первым, Макут отставал, то и дело поскальзываясь на осыпи и вздымая облака пыли.
        Гафур добежал до лошадей, запрыгнул на ближайшую и, обходясь без седла, начал понукать ее криками и ударами каблуков в бока.
        Тем временем Питер почти догнал Макута. Тот выхватил кривой карсаматский меч и приготовился защищаться.
        Питер достал свой, выждал паузу и, когда разгоряченный степняк бросился в атаку, быстрым ударом вышиб у него меч, а затем кулаком сбил на землю.
        Обрушая с сыпучего склона камни, подбежал фон Крисп.
        - Уйдет? - спросил Питер, указывая на Гафура.
        - Не должен.
        В ту же минуту из зарослей выскочил Морелис и бросился всаднику наперерез. Видя, что не успевает, он бросил меч и выбил карсамата из седла. Тот свалился на землю, а подоспевший сержант с разбегу ударил его ногой в лицо.
        - Вот и все, - сказал фон Крисп и шагнул к сидевшему на траве обезоруженному Макуту.
        Питер сунул меч в ножны и стал подниматься по склону. Это судилище его не касалось, сверху торопливо спускались двое разбойников, спешивших насладиться картиной мести. Карсаматов в шайке недолюбливали.
        - Сколько волков ни корми, овцами они не станут, - услышал Питер напутственные слова капитана. - Морелис, заканчивай с ними!
        Питер оглянулся: оба карсамата неподвижно лежали на траве, а Морелис обыскивал их, забирая награбленное серебро. Собрав пять кошельков, отдал их капитану, но тот вернул ему один.
        - Это тебе за проворность и службу. А вы двое, коли не преуспели в погоне, так закопайте этих двоих и троих наших. Как закончите, явитесь ко мне и получите еще по пять монет.
        - Все сделаем, ваше благородие.
        - Морелис, ты сейчас куда?
        - Я в Малбург двину, лошадку только привяжу…
        - Ну и ладно, а мы с Питером в лагерь.

61
        По лесу шли молча, капитан вел Питера кратчайшей дорогой, и ничто в этом лесу уже не напоминало о недавней погоне и нескольких ужасных убийствах.
        В кронах деревьев пели птицы, на полянках благоухали цветы, над ними вились деловитые шмели.
        - Не любишь крови? - спросил фон Крисп.
        - В моем мече сегодня не было надобности.
        - Согласен. А крепко ты меня сбил сегодня, я так коленом приложился, что даже искры из глаз, но ничего, вроде разошелся понемногу…
        - Времени предупредить уже не было.
        - Я понял, когда увидел стрелу в дереве. Ты что же, заметил, как Макут в меня целился?
        - Они куда-то подевались, тут уж все ясно было.
        - Молодец, Питер, хороший ты солдат. Вы с Крафтом меня радуете.
        - Наверное, вы хорошо нас учили, сэр, - улыбнулся Питер.
        - Учить-то учил, старался, но за то время, что дали на обучение, только и можно было, что научить вас палки правильно держать. Так что все вы были заранее обречены, да и я относился к вам, как к расходной позиции. М-да, вот она какая, жизнь.
        Крафта они застали дремлющим на топчане капитана.
        - Вон как ты службу-то несешь? - усмехнулся фон Крисп.
        - Все в порядке, - возразил тот, доставая из рукава кинжал. - А вы быстро обернулись. Что там было?
        - Степняки троих зарезали и отобрали серебро. Мы преследовали их до балки, они лошадей прихватить хотели, да Макут меня подстрелить пытался. Хорошо, Питер в спину сшиб, а то бы тот мерзавец меня продырявил.
        - И что же, вы их схватили?
        - Да все уж кончено, - отмахнулся фон Крисп. - Подвинься.
        Крафт освободил топчан, и капитан принялся заворачивать штанину, чтобы посмотреть на колено.
        Питер вышел из шалаша, за несколько минут собрал пучок сиваша и, вернувшись, подал его капитану.
        - Это нужно хорошо разжевать, а затем смазать колено.
        - Жевать, а потом мазать, - повторил капитан, морщась. - Какая гадость. Но твоему совету я последую, ты плохому не научишь.
        Когда уже стало темнеть, в лагере появились двое разбойников с руками, перепачканными землей.
        - Мы все сделали, ваше благородие, - сказали они, останавливаясь у костра, рядом с которым сидели фон Крисп, Питер и Крафт.
        - Хорошо сделали? - спросил капитан, доставая кошелек.
        - Как для себя старались, ваше благородие.
        - Ну, тогда вот ваши денежки.
        - Премного благодарны, ваше превосходительство! Премного благодарны! - стали благодарить они, кланяясь и отступая к тропе, что вела из лагеря.
        - А вы разве не переночуете, куда же на ночь глядя? - спросил капитан.
        - Не извольте беспокоиться, мы люди привычные! - отозвались те уже из темноты, и вскоре их шаги стихли.
        - Конечно, удержишь их, - усмехнулся Крафт, помешивая в котле кулеш и прикрывая лицо от дыма. - У них небось уже с девками все налажено.
        - Или винокур пообещался червивки продать подешевле, - добавил фон Крисп и вздохнул. Он бы сейчас и сам выпил чего-нибудь, хоть бы и червивки, но спрашивать у Питера, где спрятано вино, не хотел, сам ведь уже сказал, что пить больше не будет. А хотелось, ох как хотелось!
        Прилетел филин и уселся на ветку молодого деревца, отчего оно стало раскачиваться.
        - Угу-у-у! Угу-у-у-у-у! - закричал он неожиданно резко, и сделалось так жутко, что трое у костра стали невольно оглядываться.
        - Эк его треплет, болезного, - сказал Крафт. - Может, сбить его палкой, чего он тут накликает?
        - Нельзя их пугать, только хуже будет, - возразил фон Крисп и обреченно вздохнул.
        Вдруг издалека - со стороны тропы - раздался страшный крик. Ему стал вторить другой, но затем они оборвались.
        Сидевшие у костра вскочили на ноги.
        - Неужто и этих зарезали? Что за напасть?
        - Ваше благородие, вы идите с Крафтом в шалаш и захватите оружие, а я к тропе, прикрою ваши сборы.
        - Меч и так при мне!
        - Арбалеты, лук, стрелы - все может пригодиться. Предчувствие у меня, - пояснил Питер и с обнаженными мечом двинулся через лагерь к тропе, прислушиваясь к каждому доносящемуся из леса шороху.
        Однако было тихо. Филин то ли затаился, то ли улетел, по лесу тоже никто не шастал, иначе бы выдал себя треском сучьев и стуком скатывающихся по склону камней. Оставалась только тропа, земля там была притоптана, а все камни убраны на обочину.
        Питер остановился, весь превратившись в слух. В какой-то момент ему показалось, что он почувствовал движение, но не со стороны тропы, а совсем рядом - в нескольких шагах слева.
        - Ты стал видеть в темноте, Питер? - спросил знакомый надменный голос, и Питер резко повернулся в его сторону.
        Среди ветвей в голубоватом свечении стоял силуэт - втрое выше обычного человека.
        - Зачем ты меня преследуешь, что тебе нужно?
        - Я хочу, чтобы ты рассказал мне все.
        Лицо незнакомца вдруг оказалось совсем рядом, Питер отпрянул и поднял меч.
        - Мне нечего сказать тебе, мне непонятны твои вопросы! Отстань от меня, Гильгум!
        - Ха!!! - раздался над лесом громкий вскрик незнакомца, он вырос до самых макушек деревьев, затем сложился до прежней высоты. - Откуда ты знаешь мое имя? Это Вендор сказал тебе?!
        - А хоть бы и Вендор! - начал блефовать Питер.
        - Какие у вас уговоры с Вендором?! - загрохотал незнакомец. - Я раздавлю тебя, как муравья, если ты посмеешь запираться!
        - Я не буду запираться и скажу тебе всю правду, - произнес Питер, интуитивно поняв, что нужно говорить.
        Синий гигант замер, заинтригованный словами человека.
        - Я не знал твоего имени, и Вендор ничего мне не говорил о тебе.
        - Откуда же ты его знаешь?! - давил незнакомец, листья с деревьев начали осыпаться.
        - Я не знаю, почему произнес твое имя, просто слетело с языка.
        - Так я вырву твой лживый язык! Вендор надеется, что я тебя уничтожу и обреку себя на вечное сомнение! Но я не так прост, так ему и передай, жалкая марионетка! А теперь посмотрим, насколько ты храбр и силен на самом деле!
        Гильгум разразился хохотом и исчез. В лесу снова наступила тишина, Питеру показалось, что самое неприятное позади, однако он ошибался.
        Со стороны тропы послышались сопение и частый топот. Первое, что пришло Питеру на ум, - к лагерю поднимается дикий кабан, однако вскоре он различил светящиеся желтым глаза, а потом вторую их пару.
        Это были эртадонты! Одно из этих чудовищ когда-то преследовало Питера, а теперь их было целых два!
        - Питер, как ты тут? - раздался голос Крафта.
        - Мы слышали какой-то гул! - добавил фон Крисп.
        - Назад, нужно скорее отступать к костру! - крикнул Питер, толкая спиной Крафта.
        - Что там? - спросил фон Крисп, по голосу Питера понимая, что дело нешуточное, но, увидев светящиеся глаза, вскинул арбалет. Лязгнул замок, болт унесся в темноту. Окрестности огласил звериный рев.
        - О нет, только не это! Я знаю этих тварей, от них не спастись! - закричал фон Крисп, отступая вместе с остальными.
        - Крафт, там тоже глаза!
        Крафт выстрелил из лука, но на этот раз эртадонт лишь недовольно зарычал.
        Вот и костер - единственный рубеж обороны. Питер, Крафт и фон Крисп похватали горящие головни и встали кругом, готовые отражать атаки гарцующих вокруг монстров. За их стремительными движениями трудно было уследить, они совсем не боялись стали, хватаясь за клинки когтистыми лапами без особого для себя вреда.
        У одного из них из бока торчал пущенный капитаном болт, но чудовище не обращало на ранение никакого внимания. Опьяненные убийствами и перепачканные кровью, они стремились приумножить количество своих жертв и сожрать упрямых человечков.
        - Нам тут долго не продержаться! - прокричал фон Крисп, яростно размахивая головней, отчего пламя на ней гудело. Только огонь удерживал эртадонтов на дистанции, оттягивая неминуемую развязку - силы были слишком неравны.
        - Что вы… предлагаете? - спросил Крафт и тут же воскликнул «ах, гадина!», когда эртадонт полоснул его когтями.
        - Здесь… в сорока ярдах… - Капитан сделал удачный выпад и увидел на кончике меча черную кровь. - Получил, мерзавец?
        Эртадонт заревел и, стремительно атаковав, опрокинул фон Криспа в костер, Крафт бросился его поднимать, и Питер остался один против двоих.
        Вращать головней ему было неудобно, она сковывала движение меча, поэтому Питер бросил ее рядом и левой рукой выхватил кинжал.
        - Подними головню, они боятся огня!
        Но Питер играл свою игру.

«Меч - кинжал! Меч - меч - кинжал!» - наигрывала слышимая им мелодия.

«Меч - меч, еще меч - кинжал!»
        Раненый эртадонт взвыл и отдернул лапу, второй бросился в атаку и получил клинком по морде. Раны, наносимые Питером, были для чудовищ неопасны, но они приносили им необъяснимые страдания и боль.
        - В сорока ярдах позади нас большой дуб, мы могли бы на нем укрыться! - прокричал фон Крисп и, видя, что Питер занимает все внимание чудовищ, стал лихорадочно наваливать в затухающий костер дрова. Крафт бросился ему помогать и ухитрился подтащить неподъемную колоду.
        - Отходим, приятель! - крикнул капитан, коснувшись плеча Питера, но тот как будто ничего не слышал, увлеченно фехтуя с эртадонтами и временами заставляя их реветь и отступать.
        - Питер! Капитан! Там другие скачут! - не своим голосом завопил Крафт.
        Со стороны тропы по лагерю веером разбегались новые чудовища.
        Питер очнулся и следом за Крафтом и фон Криспом бросился в чащу - к заветному дубу, а по лагерю, нарезая круги, носились прибывающие эртадонты.
        Первая пара приветствовала их трубным ревом и, видимо, жалобами на трех наглецов, не позволявших сожрать себя.
        К чести капитана, он ловко взобрался на дуб, пока Крафт и Питер караулили снизу. Следом за ним стал подниматься Крафт и, усевшись на удобную ветку, сразу приготовил лук.
        - Давай, Питер, я прикрываю! - крикнул он, и Питер стал карабкаться на дерево. В это время через чащу стал ломиться один из эртадонтов. Заметив карабкающегося на дерево человека, он бросился на него, но Крафт спустил тетиву, и стрела угодила чудовищу точно в голову. Для эртадонта это было настолько неожиданно, что он потерял ориентацию и врезался в дерево значительно ниже ускользнувшего Питера.
        - Отличный выстрел, Крафт! - похвалил фон Крисп сверху.
        - Спасибо, дружище, - поблагодарил Питер, поудобнее пристраиваясь на соседней с Крафтом ветке.
        - Промахнуться я не имел права, - ответил тот. Между тем обозленный промахом эртадонт стал выть и крушить деревья помельче, чем сейчас же привлек внимание остальной стаи. Ломая ветки, чудовища бросились на выручку соплеменнику, горячась все сильнее и даже вступая в короткие потасовки друг с другом, но их сейчас же прекращал вожак, возвышавшийся над остальными на целую голову и имевший такие челюсти, что с легкостью мог бы перекусить человека.
        Вдруг вожак подпрыгнул, да так высоко, что едва не дотянулся лапой до ног Крафта, пришлось им с Питером подняться на один ярус выше, а вожак стал с яростью грызть дерево и рвать его кору когтями, в то время как остальные чудовища поддерживали предводителя ревом и срывали кору и ветки с окружающих деревьев.
        - Надеюсь, днем они уберутся? Помнится, в Аруме похожие твари появлялись только с заходом солнца!
        - Не хочется тебя разочаровывать, но мне приходилось видеть этих чудовищ среди бела дня, - сказал фон Крисп.
        - И мне тоже, - подтвердил Питер. - К тому же их здесь столько, что они могут поочередно караулить нас и ходить кормиться.
        - Чем, кстати, они кормятся, если им не удается поймать людей?
        - Полагаю, им годится любая пища, это те же волки, - предположил фон Крисп. Тем временем эртадонты перестали выть и стали совершать какое-то ритуальное действие, бешено скача вокруг дерева. Теперь они почти не кричали, только хрипели и доламывали последние оставшиеся в округе деревца.
        Питер заметил, что во время этого кружения дуб, на котором они скрывались, начал мелко подрагивать, и чем быстрее бегали вокруг него эртадонты, тем заметнее была эта дрожь.
        - Если они не перестанут бегать, меня стошнит! - сообщил фон Крисп. - У меня уже голова кружится!
        - Не смотрите вниз, капитан! - посоветовал Питер.
        Однако вскоре чудовища убедились в тщетности своих усилий. Вожак остановился, а вместе с ним встали и другие. Они опустились на землю и загрустили, изредка поднимая головы и лязгая оставшимися без работы челюстями.
        - Однажды мне удалось убить одного такового, - сообщил капитан.
        - И каким же образом? - поинтересовался Питер.
        - О, я просто схитрил. Купил у одного травника колдовской порошок и распылил его перед этой тварью…
        - И он упал замертво? - попытался угадать Крафт.
        - Нет, он стал слегка запинаться и потерял ориентацию, но и после этого мне пришлось немало потрудиться, чтобы прикончить его.
        - У вас сколько болтов, капитан? - спросил Питер.
        - Четыре штуки. А у Крафта в колчане еще двенадцать стрел.
        - А «козью ножку» вы не забыли?
        - Этот арбалет на винте - система совсем новая.
        - Очень хорошо. Можно попробовать подстрелить этого здоровяка, может, это потрясет остальных и они уберутся?
        - Не думаю, что это возможно, - покачал головой Крафт. - Ты же видел, их шкуру даже меч взять не может, а этот урод просто огромный. Однажды на ярмарке я видел племенного быка, но этот покрепче будет.
        - В любом случае нам нужно чем-то заняться, так почему бы не повоевать с ними тем, что у нас есть?
        - Кстати о средствах, эта беготня таки сделала свое черное дело, - сообщил капитан, - мне нужно срочно отлить. Чтобы мне тебя, Крафт, ненароком смертельно не оскорбить, давай поменяемся местами.
        - Извольте, ваше благородие, - отозвался Крафт, и они стали взаимно перемещаться.
        Заметив на дереве движение, эртадонты оживились. Их вожак испустил грозный вопль и вплотную подошел к дереву. Остальные последовали его примеру.
        - Эй, вы, господа внизу! Как честный человек и дворянин, не могу не предупредить вас о том, что я собираюсь отлить, поэтому во избежание недоразумений предлагаю вам отойти!
        Эртадонты, видимо, догадались, что обращаются именно к ним, однако содержание речи то ли неправильно поняли, то ли решили проигнорировать, а фон Крисп встал на ветке поудобнее и начал поливать всех, кто собрался внизу.
        В первые мгновения эртадонты не понимали, что льется на них сверху, и лишь недоуменно пофыркивали, но затем до них стала доходить вся глубина оскорбления, которому их подвергли, и под деревом снова закрутился хоровод из воющих и рычащих монстров.
        Они вырывали с корнем молодые деревца, швыряли в людей землей, высоко подпрыгивали в отчаянных попытках дотянуться до обидчиков и исступленно бились о ствол дуба. Этот штурм продолжался не менее получаса, и все это время трое людей изо всех сил держались за ветки и прикрывали глаза, чтобы их не запорошило землей.
        И снова первым прекратил орать вожак, а за ним замолчали и все остальные. Неожиданно для укрывавшихся на дереве, вся банда оставила окрестности дуба и вернулась в лагерь, чтобы занять место возле костра.
        - Ужас какой, я уже думал, они в ответ дерьмом начнут бросаться, - поделился опасениями капитан.
        - Хорошо, что это не пришло им в голову, - заметил Крафт.
        - Они что, собрались возле костра? - спросил Питер у Крафта, который теперь сидел выше всех.
        - Представь себе, стоят и смотрят на огонь, а вожак стоит ближе всех.
        - Он стоит отдельно от других?
        - Да, горбатая спина, морда длиной как у лошади, и зубы скалит.
        - Капитан, вы можете зарядить арбалет?
        - Разумеется. Я не уверен в успешности твоей затеи, Питер, но просто так сидеть и ожидать на этом дубе голодной смерти я тоже не хочу. Если мы и умрем, то умрем достойно, в бою, как и полагается солдатам.
        Застрекотал винт, этот звук был бы единственным в ночном лесу, если бы не ворчание эртадонтов, которые толклись неподалеку от костра, а их длинные тени метались по лагерю.
        Раздался щелчок, тетива встала на стопор.
        - Еще немного… - сказал капитан, вставляя в арбалет болт. - Пожалуйста, друг мой, попытай счастья.
        - Сначала я должен поменяться с Крафтом местами…
        - Что ж, я готов.
        Оказавшись на самом верху, Питер увидел совсем другую картину. Лагерь был виден по всем его границам, и ветви не мешали рассмотреть вожака эртадонтов, стоявшего напротив костра.

«Всего пять футов, а какая разница», - подумал Питер и поднял арбалет. На фоне костра мушка была видна отменно, Питер перевел ее на спину самого крупного чудовища.

«Неужели это Гильгум их послал? - размышлял он. - Конечно, Гильгум, он же сказал: теперь посмотрим, какой ты храбрый… И появились эти…»
        Прицелившись, Питер затаил дыхание, стараясь представить эртадонта спереди достаточно подробно. Чуть качнул арбалет, чтобы лучше почувствовать его тяжесть в руках. Оружие было хорошее, лук из трех слоев стали - капитан понимал в этом толк. При правильном прицеле никакая кираса не устоит, но тут другое - эртадонты покрепче молоканов будут.

«Есть!» - Питер четко представил переднюю часть вожака чудовищ, увидел его клыкастую пасть, вытянутую морду и глубоко спрятанные в череп глаза.
        Фон Крисп и Крафт на нижних ветках боялись дышать, опасаясь помешать Питеру.
        Раздался удар тетивы, и болт сверкнул в пламени костра.
        - Ну? - нетерпеливо спросил Крафт. - Попал?
        Питер не отвечал, видение все еще не отпускало его. Висящая клочьями шерсть, опущенные длинные лапы, и вот он - торчащий из туши наконечник болта!
        Питер очнулся и снова почувствовал движение воздуха и легкие ночные звуки. Вожак эртадонтов все также стоял возле костра, но вот он покачнулся, помедлил мгновение и рухнул в огонь, взметнув к небу хвосты гаснущих в темноте искр.

62
        Сидевшие на дубе беглецы ожидали, что оставшиеся без вожака чудовища снова попытаются как-то отомстить им, но те лишь подняли вой и стали в панике носиться по лагерю, срывая ветки и разнося уцелевшие шалаши.
        Так продолжалось минут десять, но потом эртадонты затихли и собрались вокруг чадящего в костре тела вожака. Посидели тихо еще пару минут, затем разом вскочили и с воем помчались к тропе.
        Какое-то время еще были слышны их жуткие, разносимые эхом крики, треск сучьев в лесу и тяжелый топот, но вскоре и эти звуки затихли и лес понемногу начал успокаиваться. В траве стали попискивать мыши, деловитые ежи отправились по своим делам, а маленькая сова возобновила охоту.
        - Думаю, что на лошадей мы рассчитывать уже не можем. Так, ваше благородие? - спросил Крафт.
        - Боюсь, что так, друг мой, теперь там не найти даже целой уздечки. Кстати, Питер, я в жизни бы не подумал, что из этого арбалета можно сразить такого здорового, мощного зверя.
        - Я и сам не был уверен, но настроился и выстрелил.
        - Молодец, что и говорить, - поддержал капитана Крафт. - Вот только повалил ты его не в ту сторону, ветра почти нет, и мы здесь скоро совсем задохнемся.
        - Да, запах от него премерзкий, - согласился фон Крисп и закашлялся.
        - Можно спуститься и оттащить его в сторону, - предложил Питер.
        - Нет уж, лучше мы немного потерпим. Скоро начнет светать, а там и ветер поднимется, тогда будет проще. Вот я сейчас пристегнусь поясом к ветке и попробую подремать.
        - Подремать в такой вони? - поразился Крафт.
        - Если нет другой возможности, дремать приходится и в вони.
        - В трюме галеры, бывало, и похуже пахло, - вспомнил Питер.
        - Это - да, - согласился Крафт и стал привязываться к ветке.
        Вскоре все трое уже спали. Прилетевший с востока ветерок слегка разогнал зловонный дым, и дышать стало легче.
        Беглецы проспали на ветках часа три, жизненный опыт приучил их отдыхать в любых условиях. Когда небо на востоке чуть посветлело, первым проснулся фон Крисп.
        - О-хо-хо! Я даже ног не чувствую! - пожаловался он.
        - А они есть? - зевнув, поинтересовался Крафт.
        - Есть, я их вижу, но не чувствую.
        Наверху зашевелился Питер и тоже принялся со стонами растирать онемевшие ноги и поясницу.
        - Ужасно, давно не спал в таких условиях, - жаловался фон Крисп. - Ой, теперь еще хуже стало, кровь побежала по жилам, и ой, как колет в ногах!
        Несколько минут прошли в стонах и кряхтении, наконец капитан признался, что ему сильнее, чем накануне, требуется отлить.
        - Но я не хочу больше повторять этот опасный трюк, стоя на ветке. Мы же люди, господа, мы не воробьи. Я предлагаю спуститься.
        - Хорошо, ваше благородие, но вы - первый, - заметил Крафт.
        - Что ж, подам личный пример, а храбрость мне заменит желание облегчиться.
        Капитан стал осторожно спускаться и вскоре оказался на земле. Посмотрел по сторонам и, отойдя от дуба, принялся справлять малую нужду.
        - Вроде спокойно, а, Питер? Тебе там сверху лучше видно? - поинтересовался Крафт.
        - Все в порядке, спускайся.
        Вскоре все трое оказались на земле, стоять на ней после полуночного сидения на ветках было как-то непривычно.
        - Нужно забрать казну и поскорее убираться отсюда, - сказал капитан.
        - Еще лошадей купить, - напомнил Крафт.
        - Никаких лошадей мы здесь теперь не достанем, нужно прямиком, безо всяких обходов, двигаться на север, только там мы сможем найти и лошадей, и припасы.
        Прислушиваясь к каждому шороху и держа оружие наготове, они стали выбираться на территорию лагеря из переломанного эртадонтами леса.
        В потухшем костре тлел вожак, дым от него поднимался над деревьями. Питер направился к нему.
        - Эй, зачем он тебе? - спросил Крафт.
        - Я сейчас…
        Питер подошел к распластанному на земле гиганту, но входной раны в сумерках было не разглядеть, тогда он сел на корточки и там, где тлеющие угли еще распространяли красноватый свет, увидел острые грани торчавшего из тела чудовища острия. Еще немного - и болт прошел бы навылет.
        - Вот это выстрел! - послышался голос капитана, который тоже присел рядом, чтобы рассмотреть наконечник. - Должно быть, болт прошел мимо костей, такое редко, но бывает.
        - Должно быть, - согласился Питер.
        Они поднялись и поспешили к командирскому шалашу, который, как и другие шалаши, был полностью разрушен.
        - Какое варварство, - покачал головой фон Крисп и принялся разбирать остатки своих пожитков.
        - К сожалению, запасов солонины и вяленого мяса уже нет. Однако серебро… - Капитан ухватился за мешок и выдернул его из земли. - Серебро сохранилось, господа.
        - А ведь его много - в смысле, тяжелый мешок, - заметил Крафт.
        - Каких-нибудь четырнадцать фунтов, если распределить на троих, нести будет не так уж и тяжело.
        - О да, - согласился Крафт, принимая у капитана мешок с казной, а тот снова принялся рыться в мусоре, вылавливая то погнутый болт, то сломанную стрелу.
        Мешок для воды оказался вспорот когтями, запасная пара штанов изорвана в клочья. Сыр исчез вместе с вяленым мясом, зато уцелела одна-единственная конфета из кленового сахара.
        - Вот, Питер, это твое, - со вздохом произнес капитан, отряхивая руки. - Итак, должен вам заметить, что запасов у нас негусто. Три болта на единственный арбалет, двенадцать стрел для нашего лука и никаких запасов еды и воды.
        - Зато полно денег, - заметил Крафт.
        - На которые в округе ничего не купить, - добавил Питер. - К тому же и не у кого, ведь эти твари подчистят в руинах даже бродячих собак.
        - Итак, господа, - на север, а север - это… - Капитан покрутился, посмотрел на светлеющее небо и, наконец, указал верное направление: - Нам туда, вперед!

63
        Первые несколько часов идти пришлось по холмистой, заросшей лесом местности, то спускаясь с одного склона, то поднимаясь на другой. Везде, где попадались тропы, в пыли отчетливо виднелись следы ночных чудовищ - эртадонтов. Особенно много их встречалось в низинах, возле источников и даже небольших лужиц, из чего капитан сделал вывод, что в вечернее время от воды лучше держаться подальше.
        После долгого марша, когда стало слишком жарко, чтобы двигаться, они остановились в редколесье, на вершине небольшого холма.
        - Уф, после этого мешка я прямо летать могу! - сказал Крафт, оставив нелегкую ношу. Мешок с казной тащили по очереди, но на холм снова выпало нести Крафту, тем не менее он не сел отдыхать и решил налегке побродить по лесу, чтобы собрать земляники.
        - Я видел несколько кустиков, когда мы поднимались, уж где-нибудь здесь она должна расти.
        Пока Крафт ходил в поисках ягод, Питер и фон Крисп сняли обувь и обмотки, чтобы просушиться. Питер путешествовал налегке, завязав амуницию в узел, иначе он давно бы сварился заживо - солнце жарило совсем по-летнему.
        Между тем фон Криспу тоже не сиделось. Выбрав дерево покрепче и повыше, он босым забрался наверх и попытался определиться с направлением.
        - Что там? - спросил Питер.
        - Как будто дальше протяженная долина, там могут оказаться селения, а стало быть, еда и питье.
        - А ваше вино осталось закопанным под кустом, - вспомнил Питер. - Всего в нескольких шагах от шалаша.
        - Признаться, я об этом вине даже не вспомнил!
        Капитан спустился и, стряхнув с костюма несколько прилипших листочков, показал на одежде порезы - следы от когтей эртадонтов.
        - Слышал бы ты, как скрежетали их когти по моей кирасе! Там даже следы остались, как от наконечников стрел, - сказал он, указывая на свои увязанные с пожитками доспехи.
        Вернулся Крафт и принес сплетенную из прутиков маленькую корзинку, полную ежевики.
        - Вот, земляники не оказалось, зато этой - хоть завались.
        - А сам чего же? - спросил Питер, пробуя на вкус ягоду.
        - Не хочу, что-то у меня с брюхом не в порядке. Мы водой из источника не могли отравиться?
        - Вода в источнике показалась мне необыкновенно свежей, - сказал фон Крисп, также отдавая должное спелой ежевике.
        - Но там были следы этих тварей…
        - Следы были на берегу, возле тропы, а мы пили в другом месте, - напомнил Питер.
        - Что я точно знаю, так это то, что пить из следов этих чудовищ категорически нельзя. Последствия могут быть самые ужасные, - сказал капитан.
        - Я, пожалуй, присяду.
        Крафт расположился под деревом и снял сапоги, подаренные ему капитаном.
        - Эх, хорошо! Так бы и сидел здесь, если бы не знал, что наступит ночь и повсюду станут рыскать эти людоеды.
        - Ты бы снял накладки, - предложил ему Питер. - Спаришься ведь.
        - Не, я к жаре привычный. Постромки ослабил, и мне нормально… Спокойнее даже. Лазутчик, он ведь как жертву выбирает? Смотрит, кто в доспехах запарился и снял их на привале, чтобы прохладнее было…
        - Какой лазутчик? - недовольно спросил фон Крисп.
        - Известно какой - с арбалетом. - Крафт прикрыл глаза и задремал, но спустя пару минут очнулся. - А сколько мы миль отмахали, ваше благородие? - спросил он.
        - Четыре-пять, не больше. По холмам особо не разбежишься.
        - До ночи еще столько одолеем?
        - До ночи идти не будем. - Капитан пожевал травинку и посмотрел на дерево, с которого осматривал окрестности. - Пока существует опасность встречи с чудовищами, о месте ночлега нужно побеспокоиться заранее.
        - Наверное, это снова будет дерево, - усмехнулся Питер.
        - Увы, этого исключать тоже нельзя, но я надеюсь найти ночлег в приличном месте. Ну, хотя бы в крепком сарае.
        Посидев на траве еще с полчаса, они собрались и стали спускаться в разведанную капитаном долину. Близкая с высоты холма, она оказалась довольно далеко, и идти до нее пришлось около четырех часов, попутно обходя заросли колючего терновника и небольшие промытые в глине овраги.
        Но труды путников были вознаграждены. Дорога пошла под уклон, глиняные кочки с жесткой травой сменились настоящими луговыми цветами, а вместо колючих зарослей стали попадаться рощи с плодовыми деревьями, явно посаженными человеческой рукой.
        - Дым, я чувствую запах дыма! - сообщил фон Крисп, принюхиваясь. - Я был прав, где-то здесь должно быть поселение.
        - Надеюсь, это не дым остывающих пожарищ, - сказал Крафт.
        - Нет, друг мой, огонь разрушающий и огонь созидающий имеют разный дымный запах.
        - Вот уж никогда бы не подумал, - признался Питер.
        - И тем не менее это так. Поверьте старому солдату, я всегда отличаю запах очага. А стало быть, мирного и спокойного места.

64
        Солдатское чутье фон Криспа не подвело, вскоре, за очередной рощей, показался хутор, состоявший из большого добротного дома с пристройками и помещениями для скота.
        По периметру хутор был окружен невысокой, футов в пять насыпью, на которой был установлен частокол высотой еще в десяток футов.
        Сторожевая вышка не требовалась, дом был достаточно высок, и с его верхних башенок можно было видеть всю прилегающую территорию до самых рощ.
        Охранять владения хозяевам помогали несколько больших свирепых собак, одна из них была привязана возле перехваченных железными лентами ворот, по виду мало отличавшихся от крепостных. Увидев незнакомцев, она залаяла и стала рваться с цепи, а с внутренней стороны частокола ее поддержали другие собаки.
        - Неплохая оборона для обычного хутора, - сказал фон Крисп. - Держу пари, заметили нас давно.
        - Но не слишком рады, - добавил Крафт.
        - Здесь никому не рады, если только ты не располагаешь звонкой монетой.
        - Не нравится мне это место, - сказал Питер, оглядываясь. - Мы здесь как на блюдце, кругом холмы, а от рощи к роще можно подобраться совсем незаметно.
        - Друг мой, но не хочешь же ты сказать, что тебе нравится ночевать на дереве? Кстати, вон и хозяин.
        Открылась створка ворот, и из-за нее, натягивая поводки, стали рваться четыре огромных сторожевых пса, шеи собак были прикрыты широкими ошейниками, чтобы защищать их от взаимных склок и нападения врага, а зубы могли соперничать с клыками эртадонтов.
        Злобных псов сдерживал бородатый широкоплечий мужчина лет пятидесяти. Его глаза смотрели из-под косматых бровей недоверчиво и даже враждебно. Чуть позади него стоял мужчина помоложе, внешне похожий на старшего, и держал заряженный арбалет.
        - Кто такие и чего вам здесь надо? - крикнул хозяин, едва сдерживая рвущихся в бой собак.
        - Мы мирные путники, идем на север. Хотели воспользоваться вашим гостеприимством, разумеется, за деньги.
        - Знаем мы ваши деньги! Наобещаете, а потом с ножиком к горлу! - подал голос молодой.
        Фон Крисп, Крафт и Питер остановились в нескольких шагах от лающих псов, старательно демонстрируя выдержку и доброжелательность.
        - У нас есть серебро, - сказал фон Крисп и, достав кошелек, демонстративно высыпал на ладонь несколько монет. - Мы готовы заплатить вперед, а спать где-нибудь на соломе. На ваш красивый дом мы не претендуем!..
        - Но у вас оружие, не похожи вы на мирных путников! - возразил хозяин, однако уже без прежней категоричности в голосе. Вид серебра смягчил его.
        - Сейчас без оружия никак нельзя, - развел руками капитан. - Вон и вы, мирные хуторяне, и то при арбалете, да еще вон за каким забором.
        Хозяин прикрикнул на собак, они перестали лаять и уселись на землю.
        - Сколько вы заплатите?
        - По рилли за человека - нам только на одну ночь.
        - Платите за всех пять рилли или идите дальше.
        - Хорошо, мы согласны, но за это вы нас покормите.
        - Покормим, жратвы у нас полные погреба… правда, толку в этом мало. - Последние слова хозяин произнес тише и, потянув за поводки, увел собак во двор.
        - Заходите, - скомандовал молодой хозяин, опуская арбалет и беря за ошейник собаку, что караулила снаружи.
        Гости прошли во двор, и молодой хуторянин затворил за ними ворота. Двор оказался просторным, помимо двух мужчин, которых видели путники, здесь был еще один молодой мужчина, вооруженный сделанной из косы пикой, и две женщины. Одна по возрасту подходила на роль снохи хозяина, а другая, красивая девушка лет семнадцати с сияющими черными глазами, видимо, приходилась ему дочерью.
        Женщины были вооружены топорами на длинных рукоятках. Старшая выглядела весьма неприступно, младшая же обратила внимание на Питера.
        - Спать будете в старом хлеву, там чисто и есть солома. Еду принесу туда же, так что сидите тихо и никуда не высовывайтесь.
        - Как скажете, хозяин, - во всем соглашался фон Крисп.
        - Давай серебро.
        Капитан подал заготовленные пять монет, хозяин внимательно перебрал их на ладони и лишь после этого убрал в потертый кошель.
        - Ардер, проводи их.
        Человек, вооруженный пикой, кивнул и направился в сторону хлева, находившегося в самом углу двора. Гости пошли следом.
        Сняв с ворот массивный засов, Ардер открыл хлев и пропустил постояльцев внутрь.
        - А здесь чисто, - сказа Крафт, оглядывая два небольших загончика, разделенных дополнительной дверью.
        - Тута теленок жил, а тута - две коровы, - зачем-то сообщил Ардер.
        - Хорошо. Солома вроде свежая, - сказал фон Крисп.
        - Свежая, до вас на ней еще никто не спал. Сейчас еще Джелика мешки с соломой принесет, мягко будет, как на подушке.
        Пока гости раскладывали свои вещи, Ардер внимательно следил за ними, должно быть, выполняя приказ отца. Вскоре тот пришел сам, доставив кожаный мешок с продуктами и бочку, которую вкатил в более просторную часть хлева и поставил посередине в качестве стола.
        - Вот все, что сами вырастили, выкормили, приготовили… - стал перечислять он, выкладывая ветчину, брынзу, лепешки и несколько крупных прошлогодних яблок.
        Потом добавил дюжину холодных, варенных вкрутую яиц.
        - Нам бы света какого, если можно… - попросил капитан.
        - Джелика фонарь принесет, но с ним не балуйте, а то спалите все.
        - Мы будем осторожны, - заверил фон Крисп.
        Хозяин и его сын вышли из хлева, однако далеко не уходили, второй сын устроился у ворот с арбалетом.
        - Не доверяют они нам, - сказал Крафт, приметив все это через открытую дверь.
        - Да тут одних банд в округе с десяток наберется. Будь этот хутор поближе к дороге, одни бы головешки уже остались, - сказал капитан. - Давайте, что ли, поближе к столу, а то скоро совсем стемнеет и ничего видно не будет. Я после вчерашних посиделок на дереве спать очень хочу, как лошадь на ходу засыпаю.
        - Хозяин обещал фонарь, - напомнил Питер.
        - И подушки, - добавил Крафт, присаживаясь на солому рядом с бочкой, на которой капитан уже резал кинжалом ветчину и брынзу.
        - Надо будет завтра выторговать кожаный мешок для воды, - сказал он.
        - А вон девушка воду несет и фонарь - в зубах… - сообщил Питер и засмеялся.
        - В зубах? - не поверил капитан, но тут створка ворот открылась шире и появилась дочь хозяина Джелика, с двумя деревянными ведрами, полными воды, и фонарем, кольцо которого она держала в зубах.
        Питер поспешил ей на помощь и подхватил ведра.
        - Пашиба, - сказала она и, разжав, наконец, зубы, повесила жестяной фонарь на вбитый в стену гвоздь. Потом вытащила из-за пояса пучок мыльной полыни и подала Питеру.
        - Это тоже вам, - сказала она. - Мойтесь, вы ведь давно в дороге. В дальнем углу - слив, туда и по нужде ходить можно.
        Сказав это, Джелика ушла, чтобы через минуту притащить три набитых соломой мешка.
        - Вы двое, - она указала на Крафта и фон Криспа, - ляжете в большой половине, а ты, - ее пальчик уткнулся в грудь Питера, - в маленькой.
        Еще раз оглядев хлев деловитым взглядом, она сказала:
        - Ну, все, я пошла.
        И, проходя мимо Питера, снова напомнила:
        - Мыться!
        После ее ухода снаружи загремел тяжелый засов, и ворота накрепко заперли.
        - Эй, хозяин, ты зачем нас закрыл? - крикнул капитан.
        - А чего вам? - раздалось снаружи. - Пожрать-попить дали, спать есть где, оправляться тоже. Чего еще надо?
        - Но зачем же на засов?
        - А чтоб целее были. Утром отопру.
        Питер вздохнул и, подойдя к ведрам с водой, проверил ее пальцем.
        - Ух ты, прямо из колодца - холодная!
        - Ну тогда не мойся, - пряча улыбку, сказал фон Крисп и попробовал ветчину.
        - Как же он может ослушаться, если ему такая хозяйка присоветовала? И спать отдельно положила, может, еще и навестит, а, Питер? - усмехнулся Крафт.
        - Девчонка хорошенькая, это признаю даже я, старый игрок и пьяница, - сказал капитан.
        - Я и без девчонки знаю, что мыться хорошо, - пробубнил Питер и, взяв ведро и порцию мыльной полыни, отошел к сливу и стал раздеваться.
        Пока он мылся, ухая от холодных струй, Крафт и капитан отдавали должное деревенской еде. Все было свежее и готовилось для себя.
        - Следующий, - вскоре объявил Питер. - Полведра воды еще осталось.
        По хлеву поплыл аромат мыльной полыни. В стену стукнула корова и протяжно замычала.
        - Тоже мыться хочет, - сказал Крафт и захихикал, но подавился лепешкой и стал кашлять. Фон Крисп хлопнул его по спине и пошел раздеваться.
        - Мы возле источника регулярно мылись, я даже карсаматов заставлял, хотя им это дело и вовсе непонятно. Но солдату без мытья нельзя, блохи с вошками загрызут прямо в собственном лагере.
        Сложив одежду на соломе, фон Крисп зачерпнул плошкой воды и стал поливать себя, продолжая говорить:
        - Мне не раз приходилось замечать, что изморенный вшой солдат слаб на марше и неустойчив в бою.
        - Если бы так было, карсаматы, и в особенности тураны, несли бы сокрушительные потери и сражений не выигрывали, - заметил Крафт, старательно обгладывая оставшийся от окорока мосол.
        - Тут ты прав, но лишь отчасти. - Фон Крисп стал натираться мыльной травой, и ее аромат в хлеву стал гуще. Во дворе залаяли собаки.
        Питер сидел на соломе возле бочки и задумчиво жевал брынзу, черноглазая Джелика не выходила у него из головы.
        - Тураны мыться не любят, это так, но от вшей и блох носят на теле кисеты с душистыми травами и таким образом спасаются от этой напасти.
        - Выходит, с соображением люди.
        - А то как же! - Капитан вылил на себя остатки воды из первого ведра и стал отфыркиваться. Затем надергал у стены сухой соломы и стал вытираться ею, как полотенцем.
        - Уф, хорошо! Тебе, Крафт, целое ведро досталось. Хочешь - мойся, а хочешь - так выпей!
        Крафт отложил мосол и поднялся. Во дворе снова залаяли собаки, и что-то пронеслось под самой стеной.
        - Эдак они нас всю ночь развлекать будут, - сказал капитан, проводя рукой по подбородку и проверяя, достаточно ли велика щетина и надо ли бриться. - Нет, не буду, устал.
        - Я спать пошел, - сказал Питер, поднимаясь и стряхивая с рубахи крошки.
        - Ты почти не ел, - заметил ему фон Крисп.
        - Завтра наверстаю, а сегодня спать надо - едва ноги таскаю.
        Он ушел и притворил за собой дверь, разделявшую две части хлева.
        - Сразила его красавица, - усмехнулся Крафт, берясь за ведро.
        - Ему еще и двадцати небось нет. Самое время о романтических амурах думать. Тебе-то, наверное, скоро тридцать?
        - Да уж. Вроде только вчера без штанов по двору гонял, а куда все эти годы подевались, так и не понял.
        Крафт решительно облил себя водой и стал растираться полынью.
        - Удивительное дело, я старше тебя лет на десять с лишком, а про свою жизнь могу сказать то же самое: куда подевались годы, так и не заметил. По молодости бился на турнирах, защищал честь бедного дворянина - нет богатства, так восполнял отвагой и деланым бесстрашием. Потом, из-за безденежья, пошел в армию, жалованье офицера было побольше, нежели в чиновниках. Да и продвиженье можно быстрее заслужить, чем в присутственных местах. Там первые двадцать лет нос в чернилах при полном бесчестье.
        Снова залаяли собаки, замычала корова.
        - Лягу, - сказал капитан и принялся сбивать в углу постель. - Ты куда головой любишь спать, на восток или на запад?
        - А мне все равно, - отфыркиваясь ответил Крафт. - Лишь бы не будили…
        - А я, когда есть такая возможность, на восток предпочитаю. У меня тогда сон спокойнее - давно заметил.
        Капитан лег и, сладко зевнув, потянулся.
        - Туши фонарь, Крафт.
        - Уже… тушу…

65
        Слабый свет фонаря, падавший сквозь щели, наконец погас, Крафт и капитан легли спать. Питер поправил мешок с соломой, повернулся на бок и попытался уснуть, но сон не шел, мешали разыгравшиеся собаки и мычавшие за стенкой коровы.
        Наконец веки смежились, и Питер стал видеть какой-то сон, однако вдруг он услышал шорох. Сна как не бывало, рука сама легла на рукоять меча.
        Шорох повторился, потом еще и еще раз. Скрипнув, в раме поднялось крохотное, затянутое бычьим пузырем окошко, и на фоне чуть более светлого, чем ночь, неба Питер разглядел силуэт.
        - Кто здесь? - спросил он шепотом, все еще не веря, что ему грозит опасность.
        - Возьми это. - В окошко просунулась рука, держащая какой-то узел. - Бери, смотри не урони.
        Голос принадлежал Джелике, и Питер взял у нее узелок с торчавшим из него фонарным кольцом. Глухо гавкнула и стала поскуливать собака, подлизываясь к хозяйке.
        - Пошел, Кулак, пошел, гуляй сам! - приказала она, и пес умчался в темноту.
        Еще мгновение, и онемевший Питер услышал, как Джелика встала рядом на солому, а затем опустила окно.
        - Я к тебе.
        - Я… я понимаю, - ответил он, чувствуя, как стучит сердце.
        - Ждал меня?
        Джелика взяла у Питера узелок.
        - Что там? - спросил он.
        - Фонарь.
        - Зачем?
        - Я хочу, чтобы ты видел меня, милый.
        Джелика размотала плотную шаль, и крохотный закуток осветил желтоватый свет фонаря, его хватило, чтобы глаза Джелики заиграли искорками.
        Повесив фонарь на гвоздь, она отошла на два шага и сказала:
        - Смотри, я хочу, чтобы тебе все понравилось…
        С этими словами она скинула через голову длинную рубашку, и Питер судорожно сглотнул.
        - Ты прекрасна, Джелика.
        - Я знаю, милый.
        Она приблизилась к нему и, привстав на носочки, поцеловала. Руки Питера скользнули по ее горячему телу, и он почувствовал, что неуверенность отступает. Эта девушка была лекарством от долгого, страшного периода в его жизни, свидетельством того, что он все еще оставался человеком.
        - Я люблю тебя, - сказал Питер. Она не ответила и потянула его к себе.
        - Джелика…
        Потом они еще долго лежали, отдыхая.
        - Как тебя зовут? - спросила она.
        - Питер.
        - Питер? Как смешно.
        - Почему?
        - Потому, что так звали нашего батрака - я тогда еще маленькой была, но помню, что этот Питер был полный неумеха. То ведро с водой уронит, то свиней в огород выпустит…
        - Я тоже неумеха?
        - Нет, ты молодец.
        Джелика склонилась над его лицом, ее длинные волосы стали щекотать Питеру уши. Она поцеловала его, потом еще раз, он начал отвечать ей и вскоре почувствовал, как снова загорается страстью.
        - Подожди-подожди, - придержала она его.
        - Почему?
        - Солома мешает, - пояснила Джелика и тихо засмеялась. - Все, теперь можно.
        А потом они снова отдыхали, глядя на мерцающий огонек фонаря.
        - А ты не боишься, что твой отец узнает? - спросил Питер.
        - Нет, не боюсь, ведь это он подослал меня.
        - Он подослал тебя ко мне? - поразился Питер, приподнимаясь.
        - Вообще-то не к тебе, а к твоему товарищу, - просто ответила Джелика. - Он и покрепче, и постарше.
        - К Крафту, что ли?
        - Ну, значит, к Крафту.
        Неловкие сюрпризы для Питера никак не заканчивались.
        - А ты что? - осторожно спросил он, опасаясь еще какой-нибудь новости.
        - А мне ты понравился. Я как тебя увидела, так сразу решила - только с тобой.
        - Но зачем вам это, то есть твоему отцу?
        - Ему нужны помощники. Мой брат с женой бездетные, семь лет вместе живут, а ничего не получается, вот отец и пытается что-то сделать. Говорят, колдовство на нас наложено, может, и правда. Ты уже третий, кто мне ребеночка пытается сделать, у тех других ничего не вышло.
        Джелика вздохнула, а Питер подавил возглас и свалился на солому, глядя в потолок. Он-то думал, что эта встреча - следствие взаимной симпатии, может, даже любви с первого взгляда, но оказалось, что все намного проще - им нужен ребенок, а он, Питер, всего лишь ее третья попытка.
        - А кто были эти двое… до меня? - спросил он. Почему-то это казалось ему очень важным.
        - Ой, это давно было.
        - Что значит давно?
        - Первый был, когда мне только пятнадцать исполнилось, но он потом уже признался, что бездетный, хотя и женат был. Второй только через год нашелся, в смысле - приличный. Других-то хватает, да только отец их и за порог не пускает. Чтобы приличный нашелся, долго ждать нужно.
        - А я, значит, приличный?
        - Нет, не ты, отцу этот Крафт показался… А мне - ты.
        - Что же на вас за колдовство такое? - спросил Питер, чтобы сменить тему.
        - Не знаю, я ведь самая младшая. Меня отец от прохожей женщины прижил.
        - Что значит от прохожей женщины? Это ты свою мать так называешь? - снова поразился Питер.
        - Я ее совсем не помню, мне лет восемь было, когда отец ее выгнал…
        - За что?
        - Она на нашу скотину порчу наводила.
        - Но зачем, ведь это была и ее скотина?
        - Уехать хотела, не нравилось ей тут, а отец говорил - здесь наше хозяйство, здесь и жить будем. Вот она и решила скотину перевести, чтобы мы отсюда съехали.

«Ну и обычаи», - подумал Питер, сдерживая вздох.
        - Только я думаю, убил он ее, - продолжала Джелика, глядя в потолок и пожевывая соломинку.
        - Почему ты так думаешь, ты же сказала - выгнал?
        - А непохоже это на нашего отца, чтобы за четыре павших коровы он ее просто выгнал. Убил - это точно, к тому же братья, как ни расспрашивала, молчат, только глаза отводят и мычат что-то невнятное.
        Они замолчали, каждый думая о своем. Вдруг Джелика приподнялась и, в упор взглянув на Питера своими черными глазами, сказала:
        - Знаешь что, милый, давай еще разок, чтобы уж наверняка, а то мне семнадцать уже - очень ребеночка хочется.
        Под окошком словно наперегонки залаяли два пса и, сорвавшись, понеслись куда-то прочь.
        - Чего они? - спросил Питер, чувствуя на себе настойчивую руку Джелики.
        - Да мало ли, они так всю ночь гоняются… Все им… неймется…
        Дыхание Джелики становилось все горячее, и Питер почувствовал, что для него уже не имеют значения все эти неприятные открытия и откровения.
        Только она и он, только он и она, и больше ничего вокруг.

66
        Джелика ушла тем же путем, каким и приходила - через окно. Оставшись один, Питер попытался как-то осмыслить произошедшее с ним, но не мог, все мысли куда-то улетучились, осталась одна пустота и изнеможение.

«Нужно поспать, завтра нас разбудят рано, и мы пойдем своей дорогой, а Джелика - останется».
        Питер глубоко вздохнул, закрыл глаза и стал засыпать. В углу застрекотал сверчок, но ему это уже не мешало. Собаки зарычали и стали носиться вдоль частокола, корова ударила рогом в ясли, однако даже эти звуки Питер не различал, его молодое тело набирало силы, потраченные за день и половину ночи.
        Вот понеслись во сне морские змеи, Питер вспомнил, что они ему уже снились - тогда, на галере. А вот старый хозяин Даувпирт, весь израненный, бросается на стену манукаров, но те машут мечами, как мельницы, и тела молоканов оседают у их ног.

«Это сон или я вижу былое?»
        А вот стремительный поток туранской конницы и всадник, повисший на рогатке Питера.

«Сбрось его, сбрось!» - над самым ухом кричит капитан фон Крисп, который мечется вдоль строя и своими громкими командами возвращает решимость близким к панике солдатам.
        - Питер! Питер, проснись!
        Это уже не сон. Питер открыл глаза и сразу схватился за рукоять меча.
        - Кто здесь?
        Неужто все это приснилось и Джелика только сейчас лезет в окно?
        - Кто здесь?
        - Да я это, твой командир! - раздраженно ответил фон Крисп. - Поднимайся!
        - Уже утро?
        - Нет, не утро, но что-то нехорошее тут творится. Собаки притихли, коровы замолчали.
        За спиной капитана стал разгораться фонарь.
        - Вставай и разбери ясли, потом оглоблями дверь подопрешь. Давай скорее!
        - Да что могло случиться? - спросил Питер, торопливо наматывая обмотки и шнуруя башмаки.
        - Не знаю, возможно, тут под утро всегда такое оцепенение, но что-то подсказывает мне, что мы на хуторе одни остались.
        - Как одни, а Джелика? - первым делом спросил Питер, вскакивая.
        - Ну вот, одну ночь с бабой провел и уже расклеился. Ты же солдат, Питер!
        Строгий командирский голос фон Криспа заставил Питера действовать быстрее. В несколько мгновений он набросил на себя всю защитную амуницию, оставалось только затянуть шнурки и ремешки, и взялся разбирать ясли, держа меч поблизости.
        Окно, через которое приходила Джелика, было теперь самым уязвимым местом в их оборонительной позиции. Его нельзя было закрыть наглухо - один удар, и оно вылетит вместе с рамой.
        Выбросив собранные брусья и жерди в большую, освещенную часть хлева, Питер захлопнул дверь в перегородке и стал подпирать ее собранным материалом. Тем временем кусками попавшейся под руку бечевы фон Крисп вязал к засову дополнительные жерди. Сломать их вместе было невозможно, как и снять с петель или выломать ворота, сбитые из двух слоев двухдюймовых досок.
        Наконец дверь перегородки была надежно подперта несколькими опорами.
        Питер перевел дух и огляделся - Крафт лихорадочно вязал из соломы факелы, а фон Крисп, стоя перед воротами, оценивал результаты своей работы.
        - Что вы думаете, капитан, кто там снаружи? - спросил Питер, начав шнуровать амуницию.
        - Определенно это не люди, обычных разбойников собаки не пустили бы, в любом случае устроили бы свалку. А тут они как будто пропали, да и коровы за стеной перестали шуметь.
        - И вы полагаете, что эти факелы нам помогут?
        - Наверняка я ничего не знаю, но нужно постараться предусмотреть все.
        - Все, навязал двадцать штук! - сказал Крафт, поднимаясь с колен.
        - Хорошо, держи фонарь поближе, чтобы зажечь вовремя.
        - И воду, чтобы самих себя не спалить, - добавил Питер.
        - Это ты верно заметил, - согласился фон Крисп, переходя на шепот.
        Они стали прислушиваться. Где-то неподалеку звучали голоса - два мужских и один женский.
        - Это Джелика! Нужно позвать ее! - обрадовался Питер.
        - Там может быть кто угодно, - возразил капитан, отступая на шаг от ворот.
        - Как будто шаги… На крыше… - прошептал Крафт.
        - Да, на крыше, только не над нами, а дальше, - согласился капитан и посмотрел наверх. - К счастью, здешний хозяин строил хлев вполне основательно, думаю, и крышу покрыл с расчетом, чтобы не оторвали.
        Питер также прислушивался к шагам наверху, однако он все еще надеялся, что это какое-то недоразумение и собаки с коровами просто уснули, оттого и стало так тихо.
        Снова кто-то заговорил, потом засмеялась девушка.
        - Джелика… - заулыбался Питер, он узнал ее голос.
        Потом раздался резкий удар и за перегородкой что-то упало. Улыбка моментально исчезла с лица Питера.
        - Раму выбили… - прошептал он.
        - Дверь выглядит надежно, - сказал фон Крисп. - Спасибо хозяину.
        Доски двери заскрипели, стали негромко потрескивать, как будто кто-то мягко, чтобы не привлекать внимания, нажимал на нее.
        - Слабину ищут, - тихо сказал Крафт. - Обложили.
        Через мгновение раздался страшный удар в дверь, и несколько подпорок выскочили. Питер бросился ставить их на место, а Крафт схватил запасную оглоблю и, сделав дополнительную подпорку, навалился на нее всем телом.
        Это было сделано вовремя, последовал новый удар, Крафт даже подпрыгнул на своей оглобле, однако натиск они сдержали. Стало тихо. Питер укрепил все подпорки заново и поднялся. Сдвинув шлем, утер со лба пот, потом подошел к ведру и, зачерпнув воды, сделал пару глотков.
        - Который, интересно, час? - спросил Крафт.
        - Скоро начнет светать, - сказал фон Крисп. - А с восходом они уйдут, если, конечно, это то, о чем я думаю.
        - Чудовища из Арума? - спросил Питер.
        - Они самые. Хотя за рекой всякой нечисти хватает.
        Заскрипели жерди, из которых был связан внутренний засов, кто-то тянул створки снаружи. И вдруг под самыми воротами раздался голос Джелики:
        - Питер, спаси меня! Питер, они меня убьют! Спаси, миленький!
        И что-то начало биться о ворота, имитируя истерику перепуганного человека.
        - Не предавай меня, Питер! Не предавай нашего будущего малыша, я люблю тебя!
        Питеру стало жарко, его рассудок раздваивался. С одной стороны, он понимал, что, скорее всего, это порождения Хиввы кричат голосом Джелики, чтобы прорваться в хлев. Но с другой, этот голос был так похож на голос живой Джелики, что Питер почти наяву видел маленькую беззащитную девушку, бьющуюся о ворота в поисках спасения. Возможно, чудовища уже смыкают кольцо и через мгновение начнут рвать ее тело…
        - Пи-ите-е-е-ер!!! - раздался снаружи страшный, душераздирающий визг, как будто началась эта кровавая вакханалия. - Помоги-и-и-и!!!
        Питер шагнул к воротам, он был не в силах выдерживать эту пытку.
        - Нет, приятель, ты этого не сделаешь! - сказал фон Крисп, загораживая дорогу.
        - Вспомни Арум, Питер, сколько солдат погибло, попавшись на этот обман.
        Крики прекратились, и Питер отошел к стене, чтобы прийти в себя.
        Возникла небольшая пауза, в отдалении снова стали раздаваться голоса, Питер зажал ладонями уши, однако фон Крисп указал ему на дверь, давая понять, что послушать следует.
        - Опять этот голос, который разыгрывал из себя жертву. Теперь он смеется.
        Питер прислушался: действительно, теперь «Джелика» смеялась.
        В ворота ударили топором, звук был именно такой. Потом еще и еще раз, вскоре на ворота обрушились десятки топоров, заставив их трястись так сильно, что казалось, будто они сейчас развалятся.
        Со стен посыпались куски глины, в воздухе повисла пыль, а топоры все грохотали. Сначала они молотили по всей площади ворот, но потом все удары стали приходиться на небольшую область на левой створке. Она уже начала трещать, стало ясно, что те - снаружи - хотят прорубить окно напротив засова.
        - Откуда у них топоры? - прокричал Питер, чтобы капитан услышал его сквозь грохот. - Неужели здесь в хозяйстве было столько топоров?
        - Это не топоры, это клешни. Они у лишарей острые и хорошо заточенные, чтобы рыть норы.
        - Вы думаете, там лишари?
        - Боюсь, что и убуйны тоже!
        Питер кивнул, теперь он понял, зачем капитан приказал Крафту вязать из соломы факелы - рубить убуйнов было нельзя, их кровь выделяла ядовитые испарения.
        Вскоре все удары стали сопровождаться треском - толстые доски ворот начали поддаваться, еще немного, и в узкий пролом просунулась клешня лишаря. Питер подался вперед, но капитан остановил его:
        - Не спеши, пока я сам справлюсь.
        - Но ведь он уже здесь, рубите!
        - Рано, друг мой, - невозмутимо ответил фон Крисп, держа меч на плече.
        Наконец лишарь справился с последними щепками, и ему удалось просунуть клешню вместе с лапой. Фон Крисп замахнулся и сильным ударом отсек ее.
        Брызнула белесая кровь, конечность чудовища упала на земляной пол и забилась в конвульсиях, словно самостоятельное существо, а с другой стороны ворот раздался приглушенный стон.
        - Зря ты так, Пите-е-е-ер! - закричал кто-то голосом Джелики. - Зря ты так с нами, Пите-е-е-ер! Теперь тебе смерть, Пите-е-е-ер! Все!
        И уже другим голосом, принадлежавшим хозяину хутора:
        - Взялись, ребятки, взялись!
        И снова десятки топоров обрушились на ворота.
        - Ну все, конец нам, - сказал Крафт.
        - Подожди, - поднял руку Питер. - Капитан! Как выглядят убуйны?
        - Нам говорили - не больше собаки, похожие на зеленый студень, но рубить их нельзя.
        - Это я помню, их - только огнем! Крафт, возьми вот эту палку, намотай на нее какое-нибудь тряпье, да покрепче, и вылей на него все масло! Поживее!
        - Ага! - кивнул Крафт и одним движением оторвал у своей рубахи рукав. Он не знал, чем может помочь один факел, но уверенность в голосе Питера оставляла хоть какую-то надежду.
        - Что ты задумал? - спросил фон Крисп.
        - Я постараюсь остановить их. Меч - против лишарей, факел - против убуйнов.
        - Но… убуйны очень проворны, Питер!
        - Учту! Становитесь позади меня - в самый угол, чтобы я вас не задел!
        - Ну… - Капитан оглянулся на трещавшие ворота. - Как прикажешь, может, что и выйдет.
        - Готово! - крикнул Крафт. Питер повернулся и принял разгорающийся факел. Его длина была удобна - такими палками они с Корнелием проводили немало учебных боев. Но как услышать мелодию боя, ведь рукоять факела деревянная? Клинок о клинок не ударишь.
        Питер повел факелом из стороны в сторону, пламя отозвалось нарастающим ревом: у-оу-у-оу! Потом рассек мечом воздух - с-с-с! Получалась новая мелодия, от которой по телу Питера побежали мурашки. Теперь все звуки отошли на второй план, осталась только мелодия.
        Вот сразу несколько лап лишарей просунулось в проломы, чтобы сбросить засов. Соскочили жерди, распахнулись створки ворот, Крафт взвыл от ужаса, увидев в свете факела десятки уродливых голов и торчащие клешни лишарей.
        Озадаченные видом пляшущего человека с факелом в руках, у их ног замерли убуйны.
        Один из них прыгнул первым, но быстрый выпад факела заставил его зашипеть и отпрянуть к наступающим лишарям.

«Ничего необычного, лишари - как манукары, а убуйны - быстрая пехота», - объяснял себе Питер. И в этот момент все стена врагов бросилась на него разом.
        Меч, меч, факел! Факел - направо! Вниз! Меч, меч, меч!
        Огонь и сталь в руках Питера слились в одно целое, в сплошной ревущий и свистящий поток. Нечисть наступала сплошной стеной, но меч и факел безупречно находили свои цели.
        Визжали на разные голоса обожженные убуйны, стонали, теряя конечности, закованные в броню лишари.
        Тряпка факела сгорела и упала в толпу врагов, однако рукоятка уже разгорелась, стала легче и быстрее. Питер начал пронзать ею замешкавшихся убуйнов, сообразив, что это безопасно. Его меч тоже стал быстрее, и головы лишарей покатились по соломе, словно черные камни.
        Внезапно бой прекратился, и вся нечисть разом рванулась из хлева через распахнутые ворота. Было видно, как побитое войско бежит к высокому частоколу. Питер ожидал, что они сейчас подпрыгнут или что-то в этом роде, но… они прошли сквозь ограждение, как будто его не существовало.
        Стало тихо, через мгновение туман над равниной прорезали первые лучи нарождавшегося солнца.
        - Удержались! У-дер-жа-лись! - закричал Крафт, потрясая поднятыми руками.
        Питер сел на пол и выпустил головню. Упав в натекшую с лишарей клейкую жидкость, она зашипела.
        - Крафт, возьми воду и отмой его - на него смотреть страшно! А я пока осмотрюсь! - распорядился фон Крисп и с мечом в руке выскочил из хлева.
        Крафт оторвал второй рукав и, обмакнув его в ведро, принялся смывать с Питера загустевающую кровь чудовищ. От них в хлеву осталось только несколько срубленных голов и конечностей, а сами покалеченные и обезглавленные лишари сбежали вместе с обожженными убуйнами.
        Отмывать Питера пришлось довольно долго, за это время к хлеву несколько раз наведывался фон Крисп.
        Наконец Питер поднялся и вышел во двор. Было уже совсем светло, из долины доносился запах просыпающихся трав.
        - Вот здесь еда, тут - вода, а сюда я собрал кое-какую одежду, - перечислял фон Крисп, сваливая набитые котомки.
        - Вы были в доме, капитан?
        - Был, Питер.
        - И что там?
        Капитан вздохнул:
        - Ничего хорошего. Я бы не советовал тебе смотреть на это, одно могу сказать - они почти не мучились.
        - Она… тоже там?
        - Тоже.
        - Вот и котомки появились, - заметил Крафт, разбирая вещи. - Теперь серебро можно натрое рассыпать и нести всем разом, а то такая морока с этой очередью.
        - Признаться, я об этом серебре даже забыл, - сказал капитан. - Ты как себя чувствуешь, Питер, можешь идти?
        - Да, я в полном порядке, - ответил тот, однако выглядел каким-то стеклянным.
        - Дружище, то, что ты сегодня совершил, это грандиозно. Я, как ни силился, не мог разглядеть твой меч в работе, только блеск огня и разлетающиеся клешни этих уродов… Это грандиозно!
        - А я испугался, когда ворота пали, - признался Крафт и нервно хохотнул: - Думал, сожрут и косточек не оставят.
        Фон Крисп бросил на Крафта сердитый взгляд, он и так, где возможно, припрятал сморщенные шкуры собак, а тут еще Крафт.
        Тот уже понял свою оплошность и прикрыл рот рукой, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.
        - Ну, раз Питер может передвигаться, давайте разбирать вещи и отправляться дальше.
        - Откуда же взялись здесь эти чудовища? - спросил Питер, с задумчивым видом навешивая на себя поклажу.
        - Так ты же сам говорил - император разорял поселения молоканов, вот Хивва и нанесла ответный удар. Замирение нарушено, и неизвестно, сколько времени пройдет, пока они замирятся и как далеко на север продвинутся посланники Хиввы… Ты слишком много на себя навешиваешь, Питер, оставь что-то и нам с Крафтом.
        Поделив вещи, они подошли к воротам и сняли бесполезные запоры.
        - Думаю, за сегодня мы отмахаем миль десять и к вечеру придем туда, где можно купить лошадей, - сказал капитан. - В противном случае мои ноги просто откажутся идти дальше.

67
        До обеда путники шли скоро, преодолев оставшуюся половину долины и перевалив через две гряды плотно стоявших пологих холмов, но затем стало настолько жарко, что пришлось укрыться в дубовой роще, чтобы набраться сил для преодоления пустынного участка.
        - Это все из-за ветра! - сказал капитан, снимая с плеча котомку и мешок. - Он стал дуть со стороны моря, принес мокрый воздух и теперь валит нас.
        - Ох и жара! - простонал Крафт, валясь рядом с капитаном.
        Питер привалился к дереву, так ему казалось прохладнее.
        - Предлагаю воспользоваться случаем и поесть, чтобы потом не тратить на это время.
        - Да разве можно в такую жару есть? - мученически скривился Питер. - После этого хутора у меня совсем нет аппетита, отупение одно и горечь.
        Он вздохнул.
        - А вот это ты зря, еда помогает пережить всякие жизненные невзгоды, а грусть свойственна только пустому брюху.
        - Полностью поддерживаю его благородие, - сказал Крафт, отпивая из кожаного мешка немного воды. - Попить хочешь?
        - Нет, - мотнул головой Питер.
        - Вот, он уже и от воды отказывается! - возмутился капитан, раскладывая на тряпице ветчину, две луковицы и половину большой лепешки - все это он добыл в опустевшем доме.
        - Пойми, Питер, мы ушли бы в любом случае, и ты эту подружку никогда бы не увидел. Такова жизнь, поэтому как старший по званию я настаиваю, чтобы ты съел кусок ветчины или брынзы, если хочешь, чтобы к тебе вернулась твоя прежняя бодрость. Сегодня ты подарил своим боевым товарищам возможность жить, а за себя бороться не хочешь - разве это правильно?
        - Полностью согласен с его благородием, - поддержал капитана Крафт. - Однажды, в возрасте шестнадцати лет, я влюбился в дочку цирюльника. А она гуляла с сыном булочника Шнайса. Таскался за ними повсюду, ну, и застал их в леске за прелюбодеяниями. И что вы думаете? Я решил покончить с собой едва ли не у них над головами. Нашел подходящее дерево, сплел из ветки петлю, но тут, на мое счастье, мимо проходил сосед и попросил меня помочь ему довезти тележку с продуктами, которые он доставлял к свадьбе. Я не мог ему отказать, довез эту тележку, а он в награду всучил мне круг свиной колбасы и сказал: ешь сейчас, пока свежая. И вот я, пребывая в таком ослабленном состоянии, сел прямо на мостовую и стал есть эту колбасу. И по мере того как я набивал ею брюхо, ко мне возвращалось желание жить, несмотря на непотребное поведение цирюльниковой дочки. Доев колбасу, я пошел домой и лег спать, а к вечеру от такой жирной пищи меня крепко пронесло, но это только утвердило меня в желании жить.
        - Очень поучительная история, - заметил капитан, смахивая набежавших на
«обеденный стол» муравьев.
        - Выпить воды могу, а есть - извините, пока не в состоянии, - покачал головой Питер.
        - То есть, если я приготовлю для тебя холодную похлебку, ты не откажешься? - поймал его на слове Крафт.
        - Ну… - Питер пожал плечами. - Не откажусь.
        - Очень хорошо, ваша благородие, где-то там у нас была деревянная плошка.
        - Есть такая. - Капитан подал плошку. Крафт срезал ветку и быстро сделал из нее короткую толокушку, которой потолок в плошке кусок брынзы и половинку луковицы. Затем добавил воды, тщательно все перемешал, выбросил выжатые куски лука и подал получившееся блюдо Питеру.
        - Бери и пей сразу, не раздумывая.
        Питер покосился на капитана, ожидая хоть от него какой-то поддержки, но тот оказался на стороне Крафта.
        - Пей разом, как лекарство, - это приказ! - сказал он, и Питеру ничего не оставалось, как подчиниться. Осушив плошку в три глотка, он закашлялся, а из его глаз потекли слезы.
        - Ох… хорошо. Мне стало лучше, - признался Питер.
        - Ну вот, совсем другое дело. Крафт, ты просто волшебник! - обрадовался капитан. - Признаться, нечто подобное мне наводил мой слуга, не переживший битвы при Аруме. Он подавал мне это пойло наутро, когда следовало ехать в казначейство или отвозить рапорт и об освежении вином не могло быть и речи. И всегда эта штука помогала, хотя продирало до кишок, право слово! Действенная бурда, весьма действенная!
        - А ветер-то переменился, - первым заметил Питер.
        - Значит, скоро станет посуше. Мое чутье подсказывает мне, что за этой пустыней должна начаться обитаемая земля.
        - А до Гойи отсюда далеко? - спросил Крафт, старательно пережевывая ветчину. Есть ему не хотелось, но тяжелый переход требовал много сил.
        - Гойя осталась слева от нас, там, - махнул рукой капитан. - Даже боюсь подумать, что там сейчас происходит.
        - А Арум?
        - Арум далеко левее и давно позади. Он стоит на линии Исфагана.
        - Пора идти, - сказал Питер, уловив на лице дуновение северного ветра.
        - Да, как будто полегчало, - согласился фон Крисп. - Хватайте мешки, господа, обоз трогается… Крафт, заряди-ка арбалет, место впереди открытое, мало ли что.
        - Сейчас сделаем, ваше благородие.
        Через четверть часа они уже шагали по выжженной солнцем местности, заросшей редкой жестковатой травкой, тонкой как нить, да колючими кустарниками, на которых грелись саранча и мелкие змеи.
        - Настоящая пустыня, - выдохнул Крафт, когда перестал спасать даже северный ветер.
        - Это разве пустыня? - проворчал в ответ Питер. - Вот когда нас гнали на невольничий рынок в Дацуне, нам пришлось пересечь Савойскую пустыню - вот это было испытание. Дошли немногие, хотя воды нам все же давали.
        Глинистая почва сменялась мелом, мел - песком, а конца и края этой пустоши видно не было.
        - А мы не могли заблудиться, капитан? - спросил наконец Крафт.
        - Я смотрю по тени, мы идем правильно, - безо всякой уверенности ответил капитан. - Я же видел тот край с холма - там были зеленые деревья.
        Под ногами захрустели черепки, шедший первым капитан нагнулся и поднял один из них.
        - Эй, да это же кости!
        Он огляделся: все пространство вокруг было усеяно чьими-то останками.
        - Наверное, когда-то здесь была сеча, - предположил Крафт. - А может, они умерли, не добравшись до воды…
        Капитан бросил свою находку и двинулся дальше.
        - Мне это место напомнило Голубой Суринам, - сказал Питер. - Там тоже целые поляны были засеяны костями…
        - Так это… правда, про Голубой Суринам? То есть вы действительно там были? - спросил капитан, поправляя шляпу, чтобы солнце не попадало в лицо.
        - Правда, - ответил Крафт, стараясь шагать по следам капитана. - Но иногда мне кажется, что это был страшный сон.
        - А сокровища, там были сокровища, о которых все только и говорят?
        Капитан поднял голову и увидел кружащего в небе падальщика.
        - Были там и сокровища, только их нельзя унести - остров не выпускает никого живым, - пояснил Питер и, посмотрев вперед, добавил: - А вон и деревья, кажется, мы пришли.
        - Точно деревья? - вытягивая шею, спросил Крафт. - А то, может, это мираж?
        - Я вижу летающих птиц, разве в миражах бывают птицы?
        - Стойте! - скомандовал капитан, и все остановились. Поперек их курса, извиваясь зигзагом, ползла крупная змея с затейливым рисунком на шкуре. Когда она удалилась, путники продолжили движение и вскоре убедились, что видят не мираж, а настоящую рощу.
        Впрочем, это была еще не обитаемая местность, а лишь остатки старых садов. Добравшись до них и немного отдохнув в тени, путники двинулись дальше и уже к исходу дня вышли к большому поселению. Оно насчитывало около полутысячи глинобитных домов, однако обитаемыми оказалась лишь четверть из них, хозяева остальных уехали на север - подальше от войны.
        С появлением незнакомцев те из немногих селян, кто находился на улицах, сейчас же попрятались, и путникам пришлось стучаться в ворота, чтобы получить ночлег. Однако никто с ними даже не разговаривал, в лучшем случае ответом был лай собак, в худшем - полное молчание.
        Наконец, после дюжины неудач, в разговор через ворота с ними вступил хозяин одного из домов. Он плохо говорил на яни, поэтому все время приходилось повторять по нескольку раз.
        - Мы заплатим деньги, хозяин! - охрипшим голос втолковывал фон Крисп.
        - Моя не пускать! Кушать нечива!
        - Мы заплатим тебе деньги, и ты купишь еду у соседей, понимаешь?
        Питер дремал, привалившись мешком на спине к шершавым воротам, и совсем не слушал эту перепалку, повторявшуюся за вечер уже не один раз. Но стоило ему закрыть глаза, как он видел лицо Джелики, правда, теперь, вечером, она уже не плакала, как это было в дневных видениях.
        - Эх, придется на улице располагаться, - со вздохом произнес Крафт. - Но это не улица, а каньон какой-то, тут, наверное, и змеи водятся.
        Питер отстранился от двери, достал свой кошелек и, выудив пару медных крейцеров, перебросил их через ворота. Было слышно, как они звякнули о глиняный пол. Хозяин дома это тоже услышал, он моментально прекратил свой отповедальный речитатив и бросился открывать ворота.
        - Ищо маленько дай, да? Дениги люблу шибка! - выпалил он, высунувшись из ворот и протягивая ладонь.
        - В дом пустишь - дам еще, - пообещал капитан, не веря удаче. - Много дам денег, шибка много! Любишь деньги?
        И он позвенел целой пригоршней крейцеров.
        - Ой, дениги люблу, да!
        Хозяин распахнул скрипучие ворота и посторонился. Фон Крисп шагнул во двор первым, покосился на пустующую собачью будку и прошел к дому. За ним вошел Крафт, а последним, предварительно осмотревшись, ушел с улицы Питер.
        Хозяин дома - немолодой грязный человек в войлочной шапочке и драном халате - торопливо запер ворота и побежал за фон Криспом, чтобы получить еще денег.
        - Бери-бери, заслужил, - сказал тот, ссыпая медь на потную ладошку. - Ну, показывай свой дворец.
        - Пажалиста, хатиб, пажалиста, прахидити! - засуетился хозяин, подогретый щедростью гостей.
        В его доме оказалось три просторные комнаты - видимо, он знал и лучшие времена. Имелась какая-то мебель, старая и рассохшаяся, побитые молью и давно не чищенные ковры.
        - А блохи у тебя есть? - спросил Крафт, с подозрением поглядывая на валявшиеся повсюду старые смятые тряпки.
        - Кто такой? - развел руками хозяин.
        Фон Крисп поплевал на ладонь и провел ею в углу по полу, а затем посмотрел на нее и выдал заключение:
        - Нету тут блох, должно, с голоду передохли. Встаем на ночлег, господа солдаты, эта крепость нам сгодится. А ты, хозяин, согрей гостям чаю.
        - Вода шибка плахая, нильзя чай! Сахар нету, щербет нету, савсем бедный, да.
        - Значит, так, зови сюда лавочника. Лавка у вас есть?
        - Лавка эта? - не понял хозяин.
        - Ну, где можно купить что-то за деньги. Чай, сахар…
        - Есть лавка, есть сахар, есть чай. Толька шибка дорога. Ай, шибка!
        - Пойди и позови сюда лавочника, мы купим у него что-нибудь и оставим тебе - чай и сахар, понял?
        - Мине чай и сахар? Понял, чай и сахар, хорошо понял. Пазаву лавочник - Марнуз называэца…
        Хозяин выскочил во двор, хлопнули ворота, и стало тихо.
        Крафт огляделся и осторожно присел на попавшийся стул. Тот скрипнул, но вес выдержал. Крафт с облегчением вытянул ноги.
        Питер присел на продавленную тахту.
        - Я вот о чем подумал, сэр, почему там, на хуторе, вся эта нечисть сквозь частокол проходить могла, а к нам в хлев через ворота рубилась?
        - Дался тебе этот хутор, давно бы забыл о нем, - с досадой произнес Крафт. Даже воспоминания о пережитом ужасе вызывали у него боль.
        - Нет, этот феномен требует какого-то объяснения, - заметил капитан. - Но думаю, все дело в особом состоянии человеческого жилища. Пройти сквозь ограду они смогли, а стены жилища являются для них чем-то непреодолимым.
        - Наверно, это так, - согласился Питер. - Хотя с куда большим удовольствием я бы переночевал во дворе, а не в этом доме.
        Откинувшись на скрипучем стуле, Крафт стал похрапывать. За окном, затянутым сеткой из конского волоса, быстро темнело. Наконец послышались торопливые шаги, и во двор, обгоняя хозяина, вбежал невысокий полный человечек в шапочке из черного бархата и в новом синем халате. Судя по тому, как спешил лавочник, хозяин дома во всех красках расписал ему богатство и щедрость постояльцев.
        - Вот! Эта лавачник - Марнуз называэца! - торжественно объявил хозяин дома, представляя торговца.
        Крафт вздрогнул и проснулся.
        - Добрый вечер, господин Марнуз, - поздоровался капитан. - Мы бы хотели сделать заказ, чтобы вы принесли нам сюда некоторые продукты и вещи.
        - О, я тожи хатель, ошинь хатель! - расплылся в улыбке Марнуз. - Изволити чиго?
        - Изволим шербет - пару фунтов, полфунта меда свежего. Далее, чайной травы две мерки, белые лепешки…
        - Эта и… Есть гулькар - белий булочка! - с важностью сообщил Марнуз.
        - Отлично, вместо лепешки неси полдюжины булок и к ним сливочное масло. Масло у вас имеется?
        - Канещна, у нас у лавки - все есть! - заверил торговец.
        - Прекрасно, тогда еще чистой воды, а то у хозяина только поганая.
        - Должно, со шкур выпаривает, - высказал предположение Крафт.
        - Не иначе… Так, что еще? Ах да, темно тут, лампу надо и масло в нее. Все, больше ничего не нужно, как принесешь, я сейчас же расплачусь…
        Капитан показал блеснувший в полумраке рилли, и Марнуз едва не подпрыгнул на месте. Видимо, серебро в этих местах водилось редко.
        - Сичас! - воскликнул он и пробкой вылетел из дома.
        - Приятно видеть, как люди стараются ради своего заработка, - сказал капитан. - В других же местах так избалованы, что с медью к ним теперь и не сунуться.

68
        Когда лавочник возвратился со всеми заказанными товарами, чтобы расплатиться с ним, хватило одного рилли, но перед тем, как довольный торговец ушел, фон Крисп пообещал назавтра дать ему еще столько, если тот найдет человека, который продаст трех лошадей.
        - У вас в селении есть лошади?
        - Сапсем нету и-и… Каприк - осел есть, много есть, а лошадь сапсем нету и-и… - развел руками торговец. - Другой ехать нада, я пакажу завтра.
        - Как рассветет, приходи сюда, и пойдем искать лошадей, хорошо?
        - Да, хорошо.
        На том и условились.
        Путешественники плотно поужинали и улеглись спать, забаррикадировав перед этим незапиравшиеся двери и узкие окошки, чем привели хозяина дома в немалое удивление.
        Ночь прошла благополучно, даже собаки и те лаяли лишь у соседей, своих у обедневшего хозяина дома не было. Блох в доме также не оказалось, поэтому впервые за последнее время путешественники проспали всю ночь, не отвлекаясь на оборону.
        Утром, с первым лучом солнца, Марнуз начал стучать в дверь. Должно быть, мысли об еще одном рилли не давали ему уснуть.
        Путники наскоро собрались, перекусили и, попрощавшись с хозяином, вышли на улицу, где их ожидал лавочник с одноосной повозкой, запряженной осликом.
        - А вот это кстати, - сказал фон Крисп. - Хотя до сей поры я на таких животных не ездил.
        Немного беспокоясь за прочность экипажа, все трое с вещами устроились на повозке, спереди сел Марнуз, и ослик бодро потащил все это по неровной дороге, чем вызвал немалое удивление путников.
        - И все же мне бы хотелось купить лошадей, - спустя какое-то время сказал фон Крисп.
        За очередным поворотом за экипажем увязались несколько босоногих детей, они что-то кричали и протягивали руки. В конце концов капитан бросил им крейцер, и дети устроили из-за монеты такую безобразную драку, что он пожалел о своем поступке.
        Как оказалось, селение, в которое они направлялись, располагалось милях в четырех от места ночевки, все это время ослик исправно тащил повозку в гору и с горы, ухитряясь самостоятельно держать направление, поскольку на большей части пустынного пространства ничего похожего на дорогу видно не было. Лишь там, где в низинах росли деревья, можно было разглядеть следы от других экипажей.
        Соседнее селение оказалось не таким большим, как то, из которого путешественники приехали, но зато заселенным полностью. Дома здесь выглядели куда опрятнее, а по улицам во множестве попадались прохожие.
        Почти все они знали Марнуза и здоровались с ним, а тот приветливо отвечал. В предвкушении получения еще одного рилли настроение у него было прекрасное.
        Вскоре повозка остановилась напротив дома, выгодно отличавшегося от соседних построек. Он был на один этаж выше и по обычаям северных народов крыт черепицей. Его стены и глиняный забор вокруг оказались густо побелены, что придавало всему подчеркнутую аккуратность.
        Ворота были сколочены из настоящих пиленых досок с коваными петлями внахлест, что свидетельствовало о состоятельности хозяина.
        - Издеся! - объявил Марнуз и, соскочив с повозки, принялся стучать в ворота плетью.
        Со двора о чем-то спросили, Марнуз ответил. Лязгнули железные засовы, рядом с воротами открылась дверца, через которую на улицу выглянул слуга. Они с Манкузом обменялись еще несколькими фразами на горсугском языке, при этом лавочник указывал на привезенных им гостей.
        Слуга кивнул и убежал докладывать, однако дверцу оставил открытой.
        Вскоре появился сам хозяин богатого подворья. Им оказался чуть седоватый мужчина лет пятидесяти. Несмотря на горсугские черты лица, одет он был как горожанин с севера.
        - Добро пожаловать, господа! - произнес хозяин на чистом яни. - Всегда рад приветствовать людей с севера!
        Фон Крисп, Питер и Крафт были приятно удивлены манерами конеторговца.
        - Чувствую я, что без лошадей мы сегодня не останемся, - громко сказал капитан.
        - О да, господа, у меня большой выбор, на любой кошелек и достаток.
        - Ну, вот тебе твой рилли, - сказал фон Крисп и подал сияющему лавочнику монету.
        - Прощай-да свиданья! Большой спасиба! - зачастил тот, поклонился и, запрыгнув на повозку, стал разворачивать ослика обратно.
        Гости зашли во двор, оказавшийся лишь частью просторного подворья. Здесь были разбиты клумбы с цветами, росло несколько плодовых деревьев, а на специально вбитых в землю столбиках висели клетки с молчаливыми, но красивыми птицами, имевшими необычайно яркую раскраску и причудливое оперение.
        - Меня зовут Бринн, - представился хозяин и поочередно пожал всем прибывшим руки. - Это имя для северян, горсугское же звучит излишне длинно. Предлагаю сразу заняться делом, а потом, пока мои слуги будут готовить и седлать выбранных вами лошадей, мы выпьем чаю и немного поговорим. Вы не представляете, как редко стали появляться в нашей глуши люди с севера!
        - Мы готовы, господин Бринн, ведите нас к лошадям, - сказал капитан, и гости вслед за хозяином двинулись к дверце, которая вела во вторую часть домовладения, состоявшую из большого прогулочного круга и тянувшихся от него четырех рядов конюшенных мест. По прикидкам капитана, в них располагалось около сотни лошадей.
        - Мардиганцев я вам предлагать не буду - нет их у меня и спроса в наших местах на них тоже нет. Но степнячки есть очень хорошие, имеются даже высокие, вроде бахолдинцев.
        - Бахолдинские лошадки нам бы подошли, - за всех ответил капитан. - Покажите нам их.
        Несколько слуг, стоя у конюшен, ожидали распоряжения хозяина. Тот сказал им что-то на горсугском, и вскоре покупателям вывели пятерых лошадей, бывших на несколько дюймов повыше обычных степнячек. Животных провели по кругу, и стало видно, что никаких ходовых изъянов у них нет, однако капитан осмотрел копыта и зубы. Все оказалось в порядке.
        - И почем такие? - спросил он, еще ни разу не похвалив лошадей при продавце. В капитане чувствовался опытный покупатель.
        - Сущий пустяк - восемь рилли за голову и по одному рилли за седло. Для вас, разумеется, гнутое, на степняцких вы не ездите.
        - Ну… - Капитан для проформы нахмурился, обменялся многозначительными взглядами с Питером и Крафтом. - Хорошо, нам это подходит. Только нужны еще седельные сумки и запас овса.
        - Насколько большой должен быть запас?
        - Насколько это возможно.
        - Тогда - на пять дней, больше они не потянут, у вас же еще поклажа…
        - Пусть будет на пять дней. Сколько с нас за добавку? Пару рилли хватит?
        - О, это было бы прекрасно! Значит, торговые дела решили, теперь - в дом. Пока лошадям подберут седла да потники, вы обязательно выпьете со мной чаю, и не отказывайтесь, пожалуйста, я настаиваю!
        Отказываться никто и не собирался.
        Покупатели вернулись в цветочный дворик и поднялись по ступеням в дом, обставленный столь же добротно и красиво, как было принято на севере в состоятельных семьях.
        Стол уже был накрыт, чай - заварен. Никаких оловянных кружек, только дорогой фаянс. Гости расселись на крепких стульях работы мебельных мастеров с севера, однако свои мешки положили под ноги - при каждом была часть разделенной казны.
        - Я ведь учился в Тестеле! - сообщил хозяин за чаем.
        - Так далеко от этих мест? - удивился Питер.
        - Мой отец был торговцем куда большей руки, чем я, и продавал лошадей сотнями. Пригонял самые разные породы, даже мулов. Бывал в разных местах, но более других городов его поразил Тестель, поскольку сильно отличался от юга. Ну, вот он и решил отправить меня учиться в тамошний малкуд. Так что я теперь даже по-литонски говорить умею.
        Очень скоро лошади были готовы. Они стояли на улице перед воротами конеторговца, каждую держал под уздцы слуга. Капитан отсчитал хозяину положенное серебро, и путники вышли раскладывать по сумкам свою поклажу.
        - Может, узнать у него дорогу? - тихо спросил Крафт.
        - Не стоит, - так же тихо ответил фон Крисп. - Лучше никому не знать, куда мы направляемся.
        - А по нас не видно?
        - Видно. Но дорогу мы станем выбирать сами. Так надежнее.

69
        Придерживаясь одних только направлений и не находя дорог, путешественники тем не менее ухитрились в первый день преодолеть около тридцати миль.
        Уже темнело, когда они въехали в небольшой городок, уцелевший лишь потому, что он стоял в предгорьях на берегу озера, защищавшего от визитов туранских и карсаматских банд.
        По центральной, мощенной камнем улице они подъехали к двухэтажному зданию гостиницы, построенному по моде полувековой давности. Заслышав гостей, к ним вышел хозяин со слугой, чтобы принять лошадей.
        - Господа, а вы не военные? - с некоторой опаской поинтересовался он.
        - Нет, милейший, мы уже не военные, - ответил фон Крисп.
        - Это очень хорошо, добро пожаловать.
        - А что, папаша, хулиганят военные? - спросил Крафт.
        - И хулиганят, и девушкам не платят - разное бывает.
        - А у вас тут и девушки имеются? - поинтересовался капитан.
        - Имеются, и весьма чистенькие. Ежели господам будет угодно, я позову.
        - Мне не надо, я в таких местах опасаюсь, - отказался Крафт, снимая со своей лошади сумки.
        - Я не для тебя… - сказал капитан, и, хотя он не договорил, Крафт понял, что таким образом тот надеялся вылечить от тоски Питера, который молчал всю дорогу и на адресованные ему вопросы отвечал односложно.
        Лошадей перевели в гостиничную конюшню, а гостям выделили два номера - на двух и одного постояльца. Одноместный фон Крисп взял на случай, если Питеру придет охота уединиться с девицей.
        - Хорошо бы заплатить что-нибудь вперед, - сказал хозяин, когда капитан в его присутствии осматривал номера.
        - Изволь, - ответил тот и подал рилли.
        - Премного благодарен, - закивал хозяин, спрятав монету за широкий пояс.
        - Воры у вас тут водятся?
        - Воры? Да ни в коем случае. Два года назад двух заезжих утопили в озере, так с тех пор даже домов не запираем, но в номерах резные замки - к каждому свой ключ.
        - Это хорошо. Я люблю спать в надежности, - сообщил фон Крисп, вышагивая по просторному номеру. - Горячая вода у вас имеется?
        - Когда прикажете?
        - К примеру, наутро. Для всех троих.
        - Будет сделано, ваше милость.
        - Девок позвал? - спросил фон Крисп, останавливаясь напротив небольшой картины, где был изображен всадник.
        - Еще нет, но сейчас же сделаю. Обеих прикажете?
        - Пусть будут две, может, хоть одна нашему товарищу приглянется. - Капитан поскреб картину ногтем. - Кто это?
        - Не могу знать, ваша милость, от отца досталась, как и вся эта гостиница.
        - Старой постройки, потолки высокие, - заметил капитан, запрокидывая голову.
        - Тогда так строили, воздуху больше. Ежели хотите, могу сегодня так воды подать - в тазике.
        - Не нужно, мы недавно мылись.
        Капитан перевел взгляд с потолка на хозяина гостиницы и повторил:
        - Девки - на сейчас, три горячие ванны - наутро. Вели подать еду в зал, мы сейчас спустимся.
        Хозяин убежал, а фон Крисп вышел в коридор и, свесившись через перила, махнул рукой Питеру и Крафту, которые дожидались на первом этаже:
        - Поднимайтесь, я подобрал хорошие номера!

70
        Едва гости умылись, пришли девицы. Выглядели они довольно аппетитно, хотя на вкус фон Криспа были слегка пышноваты.
        Вместе с девицами в зал пытались проникнуть несколько рыбаков, но хозяин выпроводил их, понимая, что напьют они на крейцер, а шум поднимут такой, что гости уйдут к себе в номера, и тогда уж никакой выручки, кроме этих рыбацких крейцеров.
        - Меня зовут Брена. А я - Далара! - представились девушки, смело садясь за стол вместе с гостями. - Мы берем по восемь крейцеров, так что готовьте денежки!
        - А мы их уже приготовили! - сообщил капитан. - Хозяин, давай нам лучшего хереса!
        - Сию минуту, ваша милость! - отозвался тот и, прибежав на кухню, оттолкнул слугу от плиты. - Херес неси, дурья башка!
        - Сколько?
        - Давай две бутылки, а там видно будет!
        Слуга бросил колпак на скамью и побежал в погреб, а хозяин захлопал в ладоши, радостно повторяя: «Началось! Началось!»
        К тому времени, когда принесли херес, потребовалась смена блюд, девицы съели всю ветчину, жареную рыбу и кашу с мясом.
        - Теперь мне понятно, дамы, откуда у вас такие замечательные формы! - сказал фон Крисп и, наклонившись к Брене, пошептал ей, чтобы они с подругой занялись Питером: - Он у нас загрустил, а лечить молодого порошками - только портить. Понимаешь меня?
        - Как не понять? - ухмыльнулась Брена и, словно подушку, подбила свой огромный бюст.
        Принесли херес и разлили по высоким стеклянным бокалам. Девицы настояли, чтобы Питер выпил вместе с ними, очень умело его подначивая. Им не раз приходилось спаивать клиентов, чтобы те побольше платили, поэтому они знали множество хитростей и теперь этим пользовались.
        После хереса Питер стал больше есть и живее отзываться на реплики девиц. После второго бокала у него заблестели глаза, и он позволил девицам проводить себя в номер, откуда фон Крисп заранее вынес все серебро.
        - Ну, ваше благородие, надеюсь, они его вылечат, - сказал Крафт, поднимая бокал.
        - Уверен! - кивнул фон Крисп. - За медицину!
        - За медицину, сожри их огры! - поддержал его Крафт, и они выпили.
        - Хозяин, жаркое!
        - Какой прикажете, ваша милость? - Хозяин выбежал в зал и склонился с полотенцем в руках.
        - А какое мясо у тебя есть?
        - Можем из барашка сделать, можем из поросеночка, а также из гуся!
        - Гуся хочу! - признался Крафт.
        - Будь по-твоему. Хозяин, давай жарь гуся! Да, и хересу нам неси, чего ты - две бутылки всего, как украл… Мы за все заплатим!
        - Сейчас принесу!
        Хозяин убежал, а фон Крисп повел осоловелыми глазами и, указав на пробки на другом конце стола, сказал Крафту:
        - Ну-ка, подай их сюда.
        Тот подал и спросил, зачем они его благородию.
        - А-а-а, потом увидишь!
        В зал выскочил хозяин и принес следующую пару бутылок. Быстро откупорил одну и, налив дорогим гостям, как бы невзначай бросил:
        - Херес - вино дорогое, хорошо бы вы немного вперед дали, хоть что-нибудь…
        - Вот тебе пять крейцеров, каналья, и не приставай больше с такими глупостями, разве ты не видишь, что мы приличные люди?
        - Вижу, ваша милость, конечно, вижу, но и дезертиры попадаются разные, иные и выглядят, как…
        - Что?! - перебил его фон Крисп, поднимаясь из-за стола. - Как ты нас назвал, свинья?
        - Ваша милость! Ваша милость, даже и в мыслях не было! - затараторил перепуганный хозяин. - Что ж тут оскорбительного, ныне дезертиры косяками, как рыба в нашем озере! Время, видать такое, ваша милость!
        Но капитан его не слушал. Сделав шаг вперед, он длинным ударом послал невежу через стол и четыре стула, в самый дальний угол зала.
        - Хороший удар, ваше благородие!
        - Да, есть такое! - согласился капитан, возвращаясь на место. - Будем считать, что вражеская кавалерия натолкнулась на непреодолимые построения рогатчиков с копейщиками и, понеся потери, позорно откатилась…
        - В угол! - добавил Крафт, и они с капитаном расхохотались. Потом выпили еще по бокалу, и капитан жестом указал на пробку, которую Крафт сейчас же ему подал.
        - Потом-потом, - погрозил ему пальцем фон Крисп, пряча очередной трофей за пояс. - Всему свое время, и ты узнаешь, для чего я это делаю!
        Из угла со стонами стал подниматься хозяин.
        - Чи-ла-эк! Где наш гусь?! - крикнул капитан.
        - Скоро бу… дет… ваша милосц… - отозвался хозяин и, прихрамывая, а также держась за нос, заковылял на кухню. На платежеспособных клиентов он никогда не обижался.
        - Новый тост… ст… - за наст… стоящих ст… солдат! - заплетающимся языком провозгласил фон Крисп. - Ты кем был?
        - Копейщиком, ваше благородие, - ответил Крафт и попытался встать, но капитан крикнул «Вольно!», и Крафт шлепнулся обратно на стул.
        - А Питер? Кем был… л-л… этот… хм… - Высокие бокалы и старый херес сделали свое дело, капитан с большим трудом подбирал уже не только слова, но и буквы. - Это талантли… вый юноша, кем он был?
        - Рогатчиком, ваш брдие…
        - Люблю рогатчиков… И копейщиков люблю… Выпьем…
        Они снова выпили, и тут выяснилось, что бутылка закончилась, однако открыть следующую у них не было сил.
        - Чи-ла-эк! Бутылку откр-рой! - закричал капитан. Вместо хозяина явился слуга и принялся возиться с пробкой.
        - Одного я не могу понять: или мы много выпили, или я слишком сильно дал ему в морду, а, Крафт? Иначе с чего бы этот человек так сильно изменился?
        - Наверное, он колдун… - предположил Крафт, с трудом наводя на слугу фокус. - Интересно, а как убивают колдунов, ваше бродие?
        - Это скверная тема… Давай лучше выпьем… Чи-ла-эк, налей нам. А пробку давай сюда - это же мои деньги!
        Слуга в недоумении подал капитану пробку, и тот сунул ее за пояс - к остальным.
        - Ты вот что, принеси еще одну бутылку, и… нам хватит.
        Слуга ушел, фон Крисп с Крафтом чокнулись и выпили.
        - А где Питер? - спросил вдруг Крафт.
        - Ушел Питер. Бросил нас, старых пьяниц, и ушел, - ответил ему фон Крисп, и на душе у него сделалось горько. Он шмыгнул носом и хотел было сказать что-то о своей нелегкой судьбе, как вдруг со второго этажа донеслись громкие крики девиц, а затем они сбежали одна за другой по лестнице, тряся телесами и прижимая к себе пожитки. Обе не переставали повторять: «Он огромный! Он огромный!»
        Хлопнули двери, и стало тихо.
        Фон Крисп развел руками:
        - Я в полном недоумении. Чтобы напугать этих рыбачек, нужно показать им… что-то уж совсем неординарное… Пойду проведаю Питера, уже не заболел ли он?

71
        Быстро, насколько это было возможно в его состоянии, фон Крисп взбежал по лестнице и, опираясь на стены, поспешил к двери номера на одну персону, куда поместил Питера.
        Дверь была плотно прикрыта, но капитан и не думал стучаться. Он толкнул дверь и крикнул:
        - Питер, друг мой! А почему…
        И, не договорив, замер с открытым ртом, пораженный увиденным, несмотря на свое состояние.
        Питер Фонтен стоял полностью одетым и снаряженным в амуницию, как будто готовился к битве, но самое страшное - он был огромного роста и упирался головой в потолок.
        - Питер, друг мой… - снова попытался заговорить фон Крисп, но опять не сумел докончить фразы. Немигающий взгляд и исполинский рост Питера смущали его.
        Пробормотав «извините», капитан закрыл дверь и, постояв немного в коридоре, вернулся к столу.
        - Что там? - спросил Крафт, поднимая полный бокал.
        - Там-м-м… - Капитан осторожно опустился на стул и какое-то время смотрел куда-то мимо своего хереса. - Там, понимаешь ли, Крафт, происходят странные вещи…
        - Какие, ваше благородие?
        - Весьма странные. Либо этот каналья кабатчик подмешивает в херес какую-то дрянь, либо… я отказываюсь что-то понимать.
        - Выпьем за разум, ваше благородие! - предложил Крафт, держа в одной руке бокал, а в другой горсть капустного салата.
        - Правильно, за разум и науку!
        - И за цифирь! - добавил Крафт и икнул.
        - А почему бы и не за циф-фирь? Выпьем за всю науку с-скопом, чтобы уже разом…
        Они выпили, Крафт закусил с руки салатом и вытер пальцы о рубаху.
        - Еще пол… бок-кала, и я бы пошел… вздремнуть, - признался он. - Душно здесь…
        - А гусь как же?
        - Гусь придет к нам завтра… - Крафт погрозил пальцем куда-то в пространство. - И пусть попр… бует не прий… ти.
        - Тогда - по половинке.
        Они разлили по половинке, а небольшой остаток капитан вылил на пол.
        - Это зач-чем? - спросил Крафт.
        - Не знаю, - признался капитан, пожимая плечами. - Просто захотелось… По половинке!
        - По половинке!
        Они допили херес, и фон Крисп решил позвать кабатчика, чтобы рассчитаться.
        - Эй, ты, хозяи-и-и-ин!
        - И-и-и-и-и-ин! И-и-и-и-и-ин! - вторил ему Крафт, уже плохо соображая, что делает.
        С кухни опасливо выглянул слуга, затем исчез, и вместо него появился хозяин. Он осторожно приблизился к столу и остановился.
        - Посчитать! - приказал капитан.
        - Так это… Все уже посчитано, ваша милость, - проблеял хозяин.
        - Ну и сколько?
        - Пятнадцать рилли.
        - Так, - произнес капитан и кивнул с таким видом, словно бы говорил: я ждал этого.
        - У нас все честно, ваша милость, если изволите, я объявлю перечень блюд.
        - Изволь, объявляй.
        - Хозяи-и-и-и-ин! - не к месту закричал Крафт.
        Хозяин начал перечислять множество закусок и салатов, которые якобы подавались к столу. Когда все названия, которые он знал, заканчивались, он начинал заново, а капитан все кивал и кивал, как будто слушал и принимал к сведению.
        - Сколько бутылок хереса ты подавал к столу? - спросил он, хитро улыбаясь.
        - Девять, ваша милость! Самое лучшее вино!
        - Допустим, вино неплохое, хотя мне показалось, что в нем… э-э… Но оставим это. А теперь посмотри сюда, мерзавец.
        И капитан начал доставать из-за пояса пробки:
        - Одна… Две… Три… Четыре и вот пятая. Все, больше нет ни одной! Почем за бутылку дерешь, обманщик?
        - Полрилли, ваша милость! Себе в убыток! - драматично воскликнул хозяин.
        - Хорошо, не ори так, нормальная цена, - согласился капитан и, достав кошелек, вынул четыре рилли и положил на стол. - Изволь, вот твои деньги и больше не дам, что бы ты мне ни врал.
        - Премного благодарен, ваша милость, - поклонился хозяин и быстрым движением сгреб со стола монеты. - Желаете, чтобы вам помогли подняться в комнату?
        - Мне не надо, а вот ему помогите… - указал он на Крафта, который лежал лицом на тарелке.
        В зал выбежал слуга, вдвоем с хозяином они подняли гостя из блюда, сняли с его лица прилипшую ветчину и, взяв под руки, потащили по лестнице наверх. Капитан пошел следом.
        Проследив за тем, как Крафта уложили в кровать, он выпустил слугу, а хозяина придержал за локоть:
        - Гуся подашь нам в дорогу. Или ты думаешь, я про него забыл?
        - Как прикажете, ваша милость. Положим в дорогу, не извольте беспокоиться.
        - Как рассветет, стукнешь мне в дверь, - добавил капитан, выпуская хозяина из номера.

72
        Утром фон Крисп проснулся от лая собаки, когда небо на востоке только начинало светлеть. После вчерашнего он никак не мог попасть ногой в сапог, потом все же обулся и, взяв меч, вышел в коридор.
        В гостинице было темно и тихо, но где-то на кухне уже потрескивал в печи огонь - слуга готовил для господ горячую воду.
        Капитан потоптался на месте, пытаясь вспомнить, с какой стороны коридора отхожее место, и, вспомнив, зарысил в этом направлении.
        Справив нужду, фон Крисп вышел в коридор и почувствовал себя хуже, похмелье неотвратимо подминало его всей тяжестью выпитого накануне.
        - О-о-о… - простонал он и, придерживая исподние штаны, направился к лестнице.
        Увидев постояльца в исподнем и с мечом в руке, слуга перепугался и выронил дрова, наделав шума. А капитан сел на замасленный табурет и сказал:
        - Давай полбутылки хереса и… кисленького чего нибудь. Ну, ты знаешь.
        - Сейчас будет, ваша милость! Я мигом!
        Слуга сбегал в холодный подвал, принес все необходимое и, подав постояльцу, отступил к печке.
        Фон Крисп вылил вино в большой кувшин с мочеными ягодами терна, разболтал смесь ложкой и тут же отпил едва ли не половину получившегося напитка.
        Посидел немного и вскоре почувствовал некоторое облегчение.
        - Спасибо, братец, выручил, - сказал он и, поднявшись, пошел к себе наверх.
        Не успел капитан дойти до комнаты, как из нее выскочил Крафт и помчался в нужник.
        Фон Крисп подождал в коридоре, пока тот вернется, и, вручив ему кувшин, сказал:
        - Попей сам и занеси Питеру. Посмотри, как он там.
        Крафт запрокинул голову и стал жадно пить, прерываясь, чтобы сплюнуть в сторону терновую косточку. А капитан пошел одеваться, не решившись лично заглянуть к Питеру после вчерашнего случая. Кто знает, может, это были лишь пьяные видения? А если не видения?
        Однако все обошлось, вскоре Питер появился в коридоре вместе с Крафтом и выглядел не страннее обычного.
        - А ты чего вчера девушек распугал? - спросил его капитан.
        - Я распугал? - искренне удивился Питер.
        - Ну да, - подтвердил Крафт. - Они выскочили от тебя с юбками в руках и кричали:
«У него вот такой!»
        И Крафт продемонстрировал придуманный им жест.
        - Я ничего не помню.
        - Что значит не помню, ты и выпил-то меньше всех!
        - Господа, вода для ванны готова, кто пойдет первым? - спросил снизу слуга.
        - А вот Питер первым и пойдет, а то мы еще не в форме, правильно, ваше благородие?
        - Не возражаю, - ответил капитан.
        Еще до завтрака все трое приняли горячую ванну, а затем фон Крисп потребовал оставшуюся половину бутылки хереса и почти в одиночку выпил ее за завтраком - Крафт ограничился парой глотков.
        После завтрака капитан объявил хозяину, что они съезжают.
        Тот сделал расчет, получилось, что за постой и услуги с гостей причиталось полтора рилли, за завтрак и бутылку хереса - полный рилли, а также еще один рилли за «битье лица владельца гостиницы».
        Почти со всеми перечисленными пунктами фон Крисп согласился, но последний очень его рассердил.
        - Да где же тут целый рилли, я вас спрашиваю? - требовал он ответа.
        - Так вот же, ваша милость, я вам и показываю свое лицо - синяк под глазом и нос набок. Разве мало рилли за такое увечье? - плачущим голосом жаловался хозяин.
        - Да как же можно за такую-то харю и целый рилли? Я в жизни таких цен не видел! Извольте, за побои дам пять крейцеров!
        - Дайте хотя бы семь, ваша милость, это все же нос! - гнусавил пострадавший.
        - А что нос? Нос, он отрастет! Бери пять и не лезь больше, а то я тебе его поправлю. Вчера и вовсе обсчитать пытался, не знал, дурак, что я пробки прячу.
        - Девушкам нужно денег оставить… - напомнил Крафт.
        - Девушкам - да, оставим, - согласился капитан. - На тебе рилли и давай полрилли сдачи, а разницу отдашь рыбачкам. Не утаишь?
        - Как можно, ваша милость?
        - Ладно, пусть седлают лошадей…
        - Уже оседланные стоят, ваша милость, мой слуга уже все сделал.
        - Тогда спасибо этому дому - пойдем к другому.

73
        Утренний херес смешался в капитане с хересом вчерашним, и он был необыкновенно приветлив с прохожими. Девушкам желал богатых женихов, рыбакам - семь футов под килем, а еще у каждого второго спрашивал, закрыт ли перевал.
        - Это смотря какой, ваша милость, - путано отвечали рыбаки. - Какой закрыт, а какой и очень даже наоборот…
        - А какой же наоборот?
        - Наоборот дальний - Цусканский, стало быть.
        - А сколько же миль до него будет?
        - Сколько миль, не скажем, но ежели бы озеро поширше было, так до него по воде да при попутном ветре, за день к вечеру после ужина непременно бы пришли. Сомненьев нету.
        - Спасибо, добрые люди.
        На выезде из городка дорога свернула на берег озера, и капитан поинтересовался, можно ли баркас под парусом перевести в лошадиную рысь.
        - Питер, ты у нас человек грамотный - в малкуд ходил, посчитай, сделай милость.
        У Питера это заняло пару минут.
        - Ну, если рысь взять как две скорости парусного баркаса, да учесть немалый крюк, чтобы нам озеро объехать, да еще затаиться надо, чтобы дорогу перейти…
        - Затаиться надо, - согласился фон Крисп. - Если там тураны поблизости, так лучше нам не спешить.
        - Тогда после обеда к перевалу прибудем, иначе и быть не может.
        - Вот, Крафт, что значит образование! - подняв кверху палец, изрек капитан. - Вот они науки - р-раз, и все посчитал. Я вообще большой поклонник разных научных дисциплин и всяких прочих бутафорий.
        С минуту они ехали молча, каждый по-своему постигая произнесенные капитаном слова, а потом Крафт поделился:
        - А я сегодня утром чуть не обоссался.
        - Я видел, как ты из комнаты выскочил, - ответил капитан и, оглянувшись на городок, добавил: - Со мной однажды похожий случай был, в Крангелле, в бытность мою зеленым лейтенантом. Взяли мы с ходу кряжский городок - Судогля называется. Ну, гарнизон - по норам, никакого сопротивления. Кому девки, кому лавки с добром, а мы с еще тремя молодыми офицерами за пивоварню зацепились. И ведь напиток-то плебейский, стыдно дворянину им наливаться, но день был жаркий, а потому ограничений не знали. А тут, как назло, императорский генерал-губернатор Рульф Преа-Монтгомери въезжает в какую-то неподалеку расположенную усадьбу, покинутую кряжскими господами, и желает, огры его задери, отпраздновать свой день рождения. У него, видите ли, юбилей. Начальству дан приказ, чтобы было все офицерское собрание, знамена и прочее. Мы прыгаем в седла и несемся пять миль к этому генерал-губернатору. А там уже все почти началось, и мы прямо из седел в главную залу, там нам подают знамена - и сразу в первые ряды, перед дамами, некоторые были чудо как хороши. То было время, когда я еще интересовался женским полом, а не только
хересом, игрой и лошадьми.
        И вот стоим мы, красавцы, даже некоторую приятность испытываем оттого, что на нас дамы смотрят, но спустя четверть часа речи все продолжаются, а очередь поздравляющих все не уменьшается, губернатору ведь каждый хочет засвидетельствовать… А мне уже невмоготу, пиво кряжское назад просится. В общем, не буду утруждать вас перечислением всех моих мучений, но целый час мне в такой неудобной диспозиции выдержать пришлось, а потом мы с моими товарищами стали разбегаться по залам в поисках отхожих мест. Скандал! Я наткнулся на лакейский нужник, выбросил оттуда какого-то дурака и уж отлил так отлил, прямо воспарил потом от такого облегчения. Выхожу из нужника, а этот, которого выбросил, плачет, бедняга, и штаны поддерживает. Так я ему за обиду целый дукат отвалил и даже не пожалел.

74
        Лошади бежали крупной рысью, ровная дорога и утренняя прохлада бодрили их. На озерной глади бороздили водные угодья баркасы, проснувшиеся чайки разминали крылья на первых за день порывах ветра. В это раннее время навстречу не попался ни один экипаж, ни один пеший прохожий, и за неполный час путешественники одолели объезд вокруг озера и приблизились к большой дороге, прежде соединявшей северные и южные провинции через перевал Гаррота. Однако теперь переход через горы был закрыт, а отдельные смельчаки, решавшиеся воспользоваться им, пропадали без следа. Говорили, будто огры, чье захоронение было растревожено пару лет назад, прямиком отправляют всех прохожих в нижние миры.
        - Что там? - спросил капитан, выглядывая из-за куста.
        - Солдат нет совсем, видел несколько повозок, в одну и другую сторону. Идут часто, но бояться их нечего, это обычные крестьяне.
        Питер вернулся из короткой разведки, куда его пешим посылал капитан. Своих лошадей они спрятали в небольшой яме и решили разведать обстановку, прежде чем выехать на открытое пространство перед оживленной дорогой.
        - Что ж, надо ехать, сидеть здесь до темноты едва ли правильно - в потемках мы можем сбиться с пути и забрести в другую сторону.
        Они вывели лошадей и поехали к дороге, объезжая огромные валуны и островки жесткого кустарника. Ближе к обочинам земля стала напоминать сплошное отхожее место.
        - Даже лошади ступить негде, - заметил Крафт.
        - Что ж ты хочешь, по этой дороге прошли десятки тысяч солдат, тут никаких нужников не напасешься, - сказал фон Крисп.
        Они выехали на дорогу и пустили лошадей рысью, вскоре впереди показалась телега поздних беженцев.
        Поверх небогатых пожитков сидели двое мужчин, женщина и двое маленьких детей. Мужчины подозрительно косились на обгонявших их всадников и держались за тесанные из вяза дубины, а из-под рогожи у них торчал колчан со стрелами.
        - Хорошо приготовились! - сказал Крафт Питеру.
        - Жизнь заставит, - ответил тот и больше не проронил ни слова. Крафт вздохнул, несмотря на все их с капитаном попытки как-то расшевелить младшего товарища, Питер оставался немногословным, погруженным в собственные мысли.
        Через час скорой рыси путешественники подъехали к развилке двух дорог. Одна вела прямо к пользовавшемуся дурной славой перевалу Гаррота, другая сворачивала налево и тянулась к следующему перевалу вдоль изломанной линии гор.
        - Какое здесь небо синее! - сказал вдруг Питер. Крафт и капитан посмотрели на небо, потом друг на друга. Что-то в этом синем небе было особенное, раз Питер сам нарушил молчание.
        - Да, ни облачка.
        Капитан оглянулся. Позади цепочкой скакали всадники - десятка два. Они могли скакать по любому поводу, но фон Крисп везде видел опасность. Их могли принять за дезертиров, тогда не миновать суда. Даже если все разъяснится, просидеть в холодной придется не один месяц, капитан знал, как медленно вращаются шестеренки имперской судебной системы.
        - Там вроде кирасиры… - сказал он.
        - Много? - напрягся Крафт, боясь обернуться.
        - Пара десятков. Спешат очень.
        Питер, словно нехотя, стал подтягивать шнурки на амуниции. Топот становился все отчетливее, всадники действительно спешили, вот только куда? Сейчас кто-нибудь крикнет: «Именем императора, остановитесь!» И что тогда, драться с ними на дороге, где с любой стороны может появиться целый полк на марше?
        Но выкрика не последовало, всадники один за другим пронеслись мимо и, подняв пыль, исчезли за очередным поворотом. Путешественники с облегчением перевели дух и, несмотря на пыль, повеселели.
        Не встретив больше ничего опаснее крестьянских подвод, они прибыли к перевалу вскоре после обеденного времени.
        Остановив группу возле пустовавшего поста - небольшого, сложенного без извести каменного форта, фон Крисп предложил укрыться в разросшемся у подножия гор кустарнике, чтобы перекусить и дождаться темноты.
        - На перевале на каждом шагу будет по разъезду, ведь он перекрывает туранам выход в северные провинции, поэтому лучше проскочить незаметно. Мы, чай, не полк, можем, как мышка, без шума.
        Они свернули на тропу вдоль стены форта, потом сошли с лошадей и по промытым весенними ручьями руслам пробрались в заросли саманника - густого кустарника с короткой и колючей хвоей.
        - Так что, теперь и поспать можно? - спросил Крафт, когда лошади были надежно укрыты.
        - Поспи, а мы с Питером пока пообедаем, - усмехнулся капитан.
        - Так и я после обеда, а пока - со всей компанией.
        Они разложили снедь, неспешно поели и все поглядывали на солнце, которое, казалось, не торопилось спускаться к горизонту.
        Установив дежурство, путники поочередно выспались и к наступлению темноты были бодры и полны сил. Между тем ближе к вечеру движение у перевала совсем прекратилось, и, выехав на дорогу, фон Крисп, Питер и Крафт оказались на ней совершенно одни. Ни скрипа колес, ни стука копыт, только ветер в вершинах гор да свист горных сусликов, созывавших сородичей.

75
        Через четверть мили дорога решительно повернула на север, и начался подъем, продолжавшийся еще четверть мили. Потом он стал более пологим, повеяло горной прохладой, как будто и не было начала лета.
        Вскоре пришлось достать из сумок шерстяные плащи, которые фон Крисп так удачно подобрал на опустевшем хуторе, а проехав еще с полмили в гору, путешественники стали различать на склонах снежные и ледяные полосы.
        - Кто такие? - вдруг раздалось из темноты, отчетливо лязгнули удила.
        - Мы проезжие путники, а вы кто? - вопросом на вопрос ответил фон Крисп, желая выиграть время. Требовалось определить, кто перед ними, чтобы знать, как себя вести.
        - Мы - разъезд горских латников, смотрим здесь, чтобы туранов не наехало.
        - Ну и мы слуги императора. Домой возвращаемся.
        Из темноты показался силуэт всадника, за ним еще два. Трое латников в длинных войлочных накидках подъехали ближе.
        - Дезертиры? - уже строже спросил главный. Из-под его накидки тускло блеснули сержантские «медные волки».
        - Не гони коней, сержант, - осадил его фон Крисп. - Мы не дезертиры, а то, что осталось от войска барона Литтара. Про битву на холмах у Арума слышал?
        - Слышал, ваше благородие, - ответил сержант, узнавая в незнакомце офицера. - Только давненько это было, подзадержались вы, видать, в дороге.
        Из темноты стали выезжать новые всадники, их здесь было не меньше полусотни.
        - Может, и подзадержались, только с кандалами да на скамейке галерной по дорогам не шибко поскачешь!
        Резкий тон дворянина и его уверенность в себе сделали свое дело, сержант пошел на попятную.
        - Так вы, значит, хлебнули лиха?
        - Со мной обошлось, а два моих солдата прошли всю комедию, я такой никому не пожелаю.
        - Да я что, ваше благородие, по мне, так проезжайте, только мне направление ваше спрашивать надобно и из каких соединений будете…
        - Уходили из Лонгрена, как сводный полк. Туда же и возвратимся, хотя не уверен, что нас там ждут, - ответил капитан как можно более грустно, а потом перешел в наступление: - А ты, сержант, что-то шибко на яни разговариваешь, горцы же, бывает, и двух слов связать не могут.
        - Я не настоящий горец, ваш благородие, просто жил поблизости, меня в горцы и записали. Теперь я при них и толмачом, и сержантом. - Сержант сделал паузу и уже другим голосом продолжил: - Ваше благородие, у вас никакого излишка покушать не найдется, а то люди мои уже сменились, только я бессменный и совсем пустой остался, на кураге сижу…
        - Этой беде мы поможем, пусть даже нет лишку, но служивый человек своего товарища всегда выручит.
        С этими словами капитан выудил из сумки недоеденный кусок ветчины и подал сержанту:
        - Бери, приятель, кушай.
        - Спасибо, ваше благородие! Выручили!
        - Тебя как звать-то?
        - Сержант Круссель, ваше благородие!
        - Ну, бывай, Круссель!
        - И вам всего хорошего!
        Латники остались позади, и путешественники с явным облегчением продолжили путь по каменистой дороге, но через пару сотен ярдов их встретил новый пост.
        - Стой на месте, кто такие будете?
        - Да ладно вам, сержант Круссель нас уже проверил.
        - Так его не сменили? - удивленно спросили из темноты.
        - Как же, дожидайся, разъезд сменился, а бедолага Круссель на одной кураге остался! Хорошо - мы выручили!
        Такое знание деталей местной караульной жизни помогало проезжать не останавливаясь, поскольку на каждом последующем посту полагали, что это кто-то из своих.
        Когда дорога пошла, наконец, под уклон, небо стало светлеть.
        - Неужто минули, ваш благородие? - боясь поверить удаче, спросил Крафт.
        - Ну, если под горой никого не будет, считай - минули.
        Они спустились с перевала и у подножия гор не встретили никаких разъездов и постов. Небо продолжало светлеть, уже можно было немного разбирать дорогу.
        - Ну что, ваше благородие, на ночь встанем или поедем, пока ноги держат? - спросил Крафт.
        - Поедем, авось не упадем. Чем дальше от перевала, тем больше дорог, а там, глядишь, и до Гринвальда доберемся. Презабавнейший городок, да что я вам говорю, мы же вместе через него проходили.
        - Вы-то, может, и проходили, а мы с Крафтом в овечьем загоне отдыхали, - усмехнулся Питер.
        - Да? Ну, это так, простите, братцы, запамятовал. Предлагаю в него и не соваться, там ведь только мерзость одна. Девки, кальяны, да и разъездов, полагаю, по нынешним временам немало.
        - До него еще Карамиз будет, - напомнил Питер, который немного повеселел, оказавшись по другую сторону гор.
        - Вот туда мы точно не поедем, на яни там вообще не говорят и ждут прихода туранов.
        - Зачем это? - спросил Крафт.
        - Потому что тураны им ближайшие родственники, хотя пару деревень у них пришлые родственники, конечно, вырежут, но все равно обвинят в этом императора.
        - Поганый, видать, народец-то? - уточнил Питер.
        - Сволочной, - подтвердил фон Крисп.
        - А что, ваше благородие, разбойников здесь больше нет? - спросил Крафт.
        - Ну почему же нет? Найдутся, но уже небольшие шайки, до полусотни карсаматов, а туранов сюда и вовсе не пускают.
        - Вот это правильно.

76
        Как ни претило фон Криспу связываться с жителями Карамиза, но поутру, следуя по малопроезжей дороге в предместьях этого городка, они остановились возле чайной, владельцем которой был туземный хозяин - пожилой фунгуз.
        - Добра пожаловать, хатиб! Добра пожаловать! - приговаривал он, распахивая скрипучие двери и делая руками приглашающие жесты.
        - Рахтан, турганзы сыдык! - приказал хозяин худому босому мальчишке, и тот выскочил из помещения перевязывать лошадей, чтобы стояли поплотнее на случай, если прибудут другие гости.
        - Присаживаетысь, сейчас все будет - кучнак, свежий чай, свежий барашек - уже через час…
        - Часа у нас нет, приятель, но вот этот твой куч…
        - Кучнак, хатиб! - подсказал хозяин.
        - Да, что это такое?
        - Теста кипит в масле, да? А потом мажут медом и еще немножко кипит! Вкюс, просто пальчики аткусиваищ, да? Я тибе говорю!
        - Звучит неплохо! - сказал Питер и, бросив возле стола свой мешок, уселся верхом на покосившийся стул. - Хорошо, давай кучнак. Он большой?
        - Такой маленькие шарики! - ответил хозяин, показывая на пальцах примерные размеры.
        - Давай каждому по десятку и чаю, конечно.
        - Адин минута, сичас все будит! - пообещал хозяин и выскочил через узкую закопченную дверцу, крича: - Рахтан! Рахтан, кучнал артабазы бючел!
        - Ишь, забегал, по такому и не скажешь, что враг, - произнес Крафт, снимая под столом сапоги.
        Капитан и Питер последовали его примеру, и по небольшому помещению стал распространяться жесткий солдатский дух. Однако скоро со стороны кухни начал проникать другой, весьма приятный аромат - пахло жареным тестом, медом и подожженным сахаром.
        - А что, неплохо нас тут принимают, - снова заговорил Крафт.
        - Если только яду не подадут, - серьезно заметил Питер, а когда на лице Крафта проявилось беспокойство, засмеялся. Вместе с ним засмеялись капитан и сам Крафт.
        Дверца открылась, и хозяин внес большое медное блюдо, на котором красовалась горка поджаренных булочек с темными потеками меда.
        - Ай, карашо, ай, весело! - воскликнул он и поставил блюдо перед гостями. - Ищо нимножко чай, я помню, - добавил фунгуз и вновь скрылся на кухне.
        А спустя полчаса путешественники уже снова были на дороге, удаляясь от Карамиза сытыми и вполне довольными. Выспавшись накануне вечером, они чувствовали себя бодро и надеялись где-нибудь в живописной роще найти место для продолжительной дневки.
        - В Гринвальде, конечно, условия можно сыскать получше, чем на природе, но эти разговоры про дезертиров мне очень не нравятся, - рассуждал в седле фон Крисп, прищуриваясь на набиравшее силу солнце.
        - Могут и в холодную бессрочно, пока дела не подойдут, - поделился Крафт, которому тема дезертирства была хорошо знакома. - А там припаяют чужой приговор, чтобы в бумагах сходилось, и милости просим - снова в кандалы. Спасибо - ученые уже.
        - Вот и я о том. Еще часика четыре - и солнце в зенит встанет, вот тогда самое время затаиться где-нибудь в роще, среди свежей зелени…
        - Природа, ваше превосходительство, имеет во сто крат большее значение и пользу, чем гостиница с разнообразными девками в Гринвальде, - поделился соображениями Крафт.
        - Истинная правда, и значение, и польза. Хорошо сказал, Крафт, ты просто поэт! Питер, ты согласен?
        - Очень живописно, - согласился Питер. - А ты, Крафт, откуда знаешь про гостиницы в Гринвальде и девок разных?
        - Ну я же не всю жизнь в бегах да дезертирах! Бывали у меня свободные и счастливые годы. - Крафт вздохнул и добавил: - У каждого человека в жизни после долгих невзгод должна начинаться счастливая и светлая жизнь. По-другому и быть не может.
        - Хороший тост! - заметил фон Крисп. - Эй, что это там, уже не карсаматы ли?
        Все трое привстали в седлах, но вскоре успокоились - через дорогу пронеслись несколько мальчишек на степных лошадках.
        - Ложная тревога, - сказал фон Крисп. - Места здесь спокойные.
        Пока трое путешественников наслаждались покоем и тишиной на заброшенной дороге, к перевалу подъезжал экипаж - казенная черная карета с золотым императорским гербом, что говорило о присутствии в ней важного государственного сановника.
        Экипаж был подготовлен для путешествия по неспокойным дорогам юга империи, его дверцы и стенки мастера усилили клееным дубом, их не брала стрела барийского лука. На окнах имелись стальные жалюзи, а в осях - стальные сердечники, отчего те не ломались даже при столкновении с булыжником или пеньком. В колесах присутствовали два ряда спиц, а ободья были вдвое большей ширины, чем обычные, чтобы не вязли в песке и на пыльной дороге.
        Сопровождение у важного лица было соответствующее - двадцать панцирных лучников, метавших по двенадцать стрел в минуту хоть в воробья, хоть в юркого карсамата, и тридцать тяжелых кирасир, рубивших полуторным мечом с любой руки и имевших при себе по два двулучных кавалерийских арбалета, с которыми они управлялись не хуже, чем лучники со своими луками.
        В тучах поднятой пыли влекомая четверкой лошадей карета вкатилась на перевал и остановилась напротив первого поста, где командовал сержант-латник Киссель.
        Соскочив с лошади, он подбежал к дверце и замер от ужаса, поняв, что карета принадлежит департаменту надзора за армией, печально известному своими скорыми расправами по поводу и без повода.
        Чуть приоткрыв дверцу, сановный пассажир поставил черный, шитый придворным мастером сапог на подножку, на нем тускло блеснула серебряная шпора.
        - Сержант латников Киссель, ваше сиятельство! - хрипло прокричал сержант и, заметив на черном мундире державшего змею орла, потерял способность дышать. Перед ним была особа из самого карательного отдела в департаменте: бюро имперской безопасности.
        - Чем занимаетесь, сержант? - каким-то кислым, скучным голосом поинтересовался граф Авентир.
        - Стоим на дороге, ваше сиятельство! Бдим!
        Сержант щелкнул каблуками и даже лязгнул от старания зубами.
        - Хорошо ли стоите, сержант?
        - По мере сил! Не покладая, ваше сиятельство!
        Из полумрака кареты показалась рука в черной перчатке с белым платком и смахнула с сапога невидимую пыль.
        - Как ночью?
        - Ночью все в порядке, ваше сиятельство!
        - Кто?
        - Две телеги с оборванцами, ваше сиятельство! На яни разговаривали, я их пропустил, но ежели что…
        - Это все?
        - Еще, чуть пораньше, трое верховых при оружии!
        - Дезертиры?
        - Никак нет, ваше сиятельство, я сам так думал, а оказалось, они из разбитой армии барона Литвара, что на холмах у Арума!..
        - Подробнее!
        - Один офицер, дворянин, судя по голосу. Двое других - его солдаты, все из сводного полка из-под Лонгрена!
        - Из-под Лонгрена?
        В голосе графа появился интерес. Открыв дверцу пошире, он на мгновение засомневался, ступать на землю или нет: здесь повсюду были пыль и старый навоз. Однако требовалось размяться, он был в дороге уже четыре часа.
        Сойдя на землю, Авентир подошел к сержанту ближе.
        - Какого чина офицер?
        - В темноте видно не было, ваше сиятельство, да и мундир был не по форме, но никак не ниже капитана!
        - Не ниже капитана. Хм. Кажется, я догадываюсь, кто это может быть. Из-под Лонгрена…
        Граф отвернулся от сержанта и, обойдя карету, махнул сопровождающим платочком, что означало: можно облегчиться. И сразу несколько кирасиров соскочили с лошадей и побежали к отвесной стене, уже отмеченной мокрыми разводами.
        - А что за люди были при нем? - спросил граф, не поворачиваясь к сержанту.
        - Двое солдат верхом, ваше сиятельство! Солдаты простые, но прихватистые, это заметно!
        - Прихватистые, - кивнул граф и, повернувшись к сержанту, спросил: - А ты откуда такой бойкий? Из горцев, а на яни вон как треплешься. Уж не шпион ли?
        Граф пристально посмотрел на сержанта и страшно, по-змеиному, прошипел:
        - Ежели шпион - повешу…
        - Как можно, ваше сиятельство! Я же… верой и правдой двенадцать лет! Я же… не покладая, ваше сиятельство…
        Сержант уже готов был разрыдаться, но граф вдруг потерял к нему интерес, вскочил на подножку кареты и, взмахнув платком, крикнул:
        - Едем!
        Хлопнула дверца, кавалькада сорвалась с места и понеслась по неровной дороге, создавая невероятный шум и поднимая облака пыли.

77
        В полдень на пустынной дороге стало по-настоящему жарко. От нагретых трав поднимались сладкие ароматы, которые навевали сон и заставляли разморенных жарой всадников клевать носами.
        - Дальше так дело не пойдет, - сбросив сонливость, объявил фон Крисп. - Приказываю искать рощу! Всему личному составу!
        Питер и Крафт привстали в седлах и начали смотреть по сторонам, однако вблизи ничего гуще невысоких кустарников обнаружить не удавалось.
        - А если нам на холм? - предложил Крафт, указывая на зеленоватую гору почти у самого горизонта. На ней пышной шапкой высился густой лес.
        - Давайте на холм, - согласился фон Крисп, и они свернули в высокую траву. Полноценной рыси на такой местности было не добиться, однако лошадки не жаловались, и через полчаса езды между песчаных ям и редких кустов терновника путешественники оказались на пологом склоне, измученные не меньше своих лошадей.
        - Ох и духотища! Хуже чем на юге! - пожаловался Крафт, таща лошадь за повод.
        - Мне кажется, дымом пахнет, - сказал Питер и остановился.
        Фон Крисп сдвинул на затылок шляпу и потянул носом. Потом еще раз.
        - Ничего не чувствую, у меня от этих трав напрочь нюх отбило. Но ты, Питер, давай, держи нос по ветру.
        - Эй, теперь и я чувствую, - признался Крафт. - Откуда сейчас ветер?
        - Из-за холма, - сказал Питер. - Давайте обойдем справа по склону и выглянем, может, с той стороны кто-то есть?
        - Идем, - согласился фон Крисп.
        Со всеми надлежащими случаю предосторожностями они начали обходить холм, хотя теперь запаха дыма уже никто не чувствовал.
        - Стойте! - скомандовал шедший первым Крафт и, пригнувшись, стал разворачивать свою лошадку.
        - Что там? - спросил фон Крисп.
        - Похоже, лагерь…
        Капитан оставил лошадь Питеру и прошел вперед. Через минуту он вернулся.
        - Карсаматы - сотни две, среди кустиков отдыхают.
        - Ваше благородие, вы же обещали карсаматов не более полусотни, - решился пошутить Крафт.
        - Ну что тут поделаешь, - пожал плечами фон Крисп. - Я давно здесь не был, должно, порядки поменялись.
        В лагере заржала лошадь, и ей сейчас же ответила лошадь Крафта.
        - Тихо, дура!
        Крафт схватил предательницу за повод и бегом потащил назад, а капитан решил посмотреть - не обеспокоились ли карсаматы, но, едва выглянув, рванул назад.
        - В седла! В седла - уходим! Там двое на лошадей садятся!
        - Куда же мы теперь? - спросил Крафт, живо забираясь в седло.
        - А вон - другой холм, нужно долететь до него и заскочить с ходу! Давай скорее!
        И они понеслись во весь опор, сначала под гору, потом через те же ямы и кустарники. Видимо, чувствуя свою вину, лошади несли всадников безропотно, преодолевая препятствия одним прыжком, как какие-нибудь строевые мардиганцы.
        Беглецы успели вовремя, и казалось, что опасность осталась позади, но, едва выскочив за другой холм, фон Крисп, Питер и Крафт оказались в лагере расположившихся на отдых туранов.
        Их было меньше, чем карсаматов, однако участь путешественников была бы немедленно решена, остановись они хоть на мгновение, а так пришлось лишь пришпоривать лошадей и кричать с перепугу, переполашивая туранский лагерь.
        Где-то перевернули котел, где-то сорвали шатер и затоптали часового. К тому моменту, когда беглецы обогнули холм, за ними поднялись в седло все тураны, визжа и радуясь возможности развлечься.
        - Куда ты правишь, там же карсаматы?! - прокричал капитан вырвавшемуся вперед Питеру.
        - Я к ним и правлю! Иначе нам не уйти, наши лошади уже спотыкаются!
        Фон Крисп понял задумку Питера и ниже пригнулся к лошадиной гриве. Это уже было за пределами храбрости, это была чрезмерная дерзость.
        Где-то высоко пролетели стрелы - тураны сокращали расстояние и примерялись к стрельбе. Даже на излете стрела могла поразить любого, ведь из-за жары вся амуниция была уложена в сумки.
        Роняя с губ пену и теряя остатки сил, лошади внесли беглецов в лагерь карсаматов, где начался тот же переполох, что у туранов. Питер, фон Крисп и Крафт кричали здесь еще громче, боясь, что ослабевшие лошади упадут, запутавшись в веревках, или споткнутся о подвернувшегося карсамата.
        - Туда! Туда - в терновник! - надрываясь кричал капитан, ему казалось, что Питер его не слышит. Но Питер услышал, и вскоре, обдирая бока о ветки кустарника, степнячки сумели пробиться к балке.
        Наездники попрыгали на землю и стали спускаться по отсыревшей земле, волоча за собой испугавшихся кручи лошадей.
        Наверху кипела яростная схватка давнишних врагов и формальных союзников, а путешественники уходили все дальше. Балка тянулась на добрые четверть мили, затем начались кустарники и, наконец, долгожданный лес.
        - Я больше не могу идти, ваш благородие, - пожаловался Крафт. Его рубаха была располосована колючками, лицо исцарапано. Питер выглядел не намного лучше, а капитана спасла кожаная жилетка. Однако рукава сорочки тоже ни на что не годились.
        - Давайте сиваш искать… - предложил Питер, все еще пытаясь отдышаться.
        - Давай, а как она выглядит? - спросил Крафт.
        - Я знаю, я жевал… - вспомнил фон Крисп, и они принялись искать.
        Оказалось, что и в этих местах ее хватало. Травы набрали много, ведь жевать пришлось и на лошадиную долю, на бока степнячек страшно было смотреть.
        Нажевавшись до боли в скулах, принялись за лечение. Сначала лечили себя, потом - лошадей. Несмотря на легкое пощипывание, которое поначалу вызывал сиваш, степнячки держались на удивление спокойно. Еще через полчаса им дали немного воды - последнюю, что оставалась.
        - Нужно найти какой-нибудь ручей, - сказал фон Крисп. - Или яму. Тут должна быть вода, здесь ею пахнет.
        Они углубились в лес и вскоре нашли круглое, подпитываемое родниками озерцо. Пополнив из него запасы воды, путешественники двинулись дальше, ведь по их следам в балке могли прийти враги.
        Лес вскоре кончился, отдыхать пришлось у небольшой опушки. Через пару часов, когда солнце перестало палить так нещадно, а царапины у людей и лошадей начали затягиваться, путники снова отправились в путь.
        - Ну, и куда теперь? - спросил Питер, когда они выбрались на едва заметную и давно не обновляемую колею.
        - Полагаю, мы движемся к Пешехару, - сказал капитан.
        - Я так и не побывал там. Мой дядя говорил, что по сравнению с Гудбургом это другой мир.
        - Может, и так, но я бы не особенно расстраивался. Мир там, может, и другой, но в том же Индзоре на улицах куда чище.

78
        Как ни пытался фон Крисп подальше обойти шумный и многолюдный Пешехар, но нагромождение холмов с востока постепенно сдвигало все дороги на запад, ближе к основным торговым путям, что вились вокруг этого города. Поэтому через два дня после преодоления перевала путешественники остановились в придорожном трактире, в трех милях восточнее Пешехара.
        Трактир представлял собой старую крепостную постройку времен зарождения империи, нечто вроде сторожевого форта при подъезде к городу. Со временем что-то в ней разрушилось, что-то пристроили, и получился трактир с толстыми каменными стенами и полукруглым обеденным залом.
        - Вам повезло, господа, - такими словами встретил их хозяин гостиницы, седой урмиец в грязной феске. - В Пешехаре начинается летняя ярмарка, так что через день у нас не сыскалось бы места даже в дровяном сарае, а так просторная комната на троих имеется. По полрилли с человека.
        - С харчеванием? - уточнил фон Крисп.
        - Что вы? С харчеванием у нас значительно дороже, - хозяин развел руками. - Ярмарка!
        - Нам это подходит. А как у вас с воровством?
        - С воровством отлично - что ни положишь, сейчас же сопрут, - с серьезным видом пояснил хозяин. - Но на окнах имеются решетки, во дворе собаки - чужого не пропустят, а с вора штаны со шкурой спустят.
        - А как же они узнают своих и чужих, если в первый раз их видят? - спросил Крафт, с опаской оглядываясь на бегавших по двору здоровенных псов.
        - Собаки, - пожал плечами хозяин. - Кто их поймет? А только подойдет какой оборванец близко, так сейчас же его прогонят. Эцалот, забери лошадей! - крикнул трактирщик конюху, и тот, прихрамывая, поспешил навстречу гостям.
        - Оставляйте их конюху, не бойтесь. А сами милости просим в залу. - Трактирщик распахнул тяжелую дверь и прошел первым.
        В зале оказалось немноголюдно, однако еще только вечерело, а с приходом темноты в таких заведениях посетителей становилось все больше. Поскольку все слуги были заняты, трактирщик взялся лично отнести вещи новых постояльцев в комнату, но ему доверили только мешки с амуницией - казну путешественники держали при себе.
        Открыв старый замoк большим висевшим на поясе ключом, хозяин распахнул дверь в номер, и гости увидели свое временное жилище: небольшую комнатку с четырьмя кроватями и единственным окном - бывшим когда-то узкой бойницей.
        - Это еще ничего, на первом этаже и таких окон нет, потому внизу у нас только хозяйственные нужды, а постояльцы все здесь.
        - Окошко можно было и побольше сделать, - проворчал Крафт.
        - Пробовали, да только инструмент зря сточили. Стены толстые, камень хороший и раствор с рыбьим клеем. Умели предки строить, не то что сейчас. Так что, господа, обходитесь тем, что имеется.
        Питер сел на жесткую кровать, она жалобно скрипнула.
        - Попрошу небольшой аванс, - прервал хозяин неловкую паузу.
        Капитан подал ему рилли, тот поблагодарил и вышел, но уже из коридора позвал в залу - откушать жаркое из барашка.
        Питер подошел к окну, решетка на нем оказалась редкая, но взрослый человек пролезть не мог. А внизу, как на ладони, был виден весь двор с подъезжавшими гостями, работниками и посыльным от мясника, привезшим на возке бараньи туши в холщовых тряпках. Собаки провожали его грустными взглядами.
        - Дальше дорога будет хорошая, за три дня в Индзоре окажемся, - пообещал фон Крисп.
        - Здесь я еще не чувствую себя на родной земле, но в Индзоре, наверное, будет иначе, - сказал Питер. - Пойду поищу нужник, а вы прихватите мой мешок с серебром, когда обедать пойдете.
        Питер вышел, фон Крисп подошел к окну и, выглянув во двор, сказал:
        - Все же он какой-то странный, ты не находишь? Хотя при его способностях… Ведь то, что он устроил на хуторе с этой нечистью, понять никак невозможно.
        - С тем, что ему пришлось пережить, любой будет странным. Молоканы его на кормление морским змеям сбрасывали.
        - Это как? - поразился фон Крисп.
        - Я же вам вроде рассказывал…
        - Наверное, я был пьян. И что же, как ему удалось спастись?
        - Змеи выбрали белого ягненка.
        - Постой, про обряд с ягненком я слышал, неужели это правда?
        - Да, ваше благородие. - Крафт опустился на свою кровать и осмотрелся. - Ягненка в клетке бросают плыть по волнам, чтобы задобрить морских змеев, но в этот раз они не хотели принимать жертву, и тогда бросили самого молодого на галере, а это был Питер.
        - С другой стороны, он же обучался быть защитником, а это тоже немалое испытание. Я тут вспомнил и о другом случае, когда его рыцари мечами кололи, помнишь, они тогда присоединились к нашему полку?
        - Помню.
        - Он был для меня никто, один из многих казенных человечков, но, увидев, как они с ним обращались, я был просто взбешен, я был готов атаковать их, если бы в моем присутствии они тронули его хоть пальцем… Возможно, и тот случай добавил ему странностей.
        Капитан вздохнул:
        - Ну ладно, что мы все о грустном? Бери казну, и пойдем есть жаркое.
        - При здешних порядках нам пить никак нельзя, без серебра останемся.
        - Пить не будем, в Гудбурге наверстаем, надеюсь, повод еще будет.

79
        Оказалось, что жаркое стоило того, чтобы его попробовать. Питер и Крафт заказали себе добавки, а фон Крисп отдавал должное печенным в черносливе курам.
        - У меня изжога от баранины, - пояснил он, вгрызаясь в сочащуюся жирным соком курицу. - Должно быть, это от возраста, прежде я мог съесть половину жареного барана…
        Народу в трактире набралось уже под завязку: завсегдатаи, приезжие купцы, не дожидаясь ярмарки, они прямо в зале заключали сделки и то и дело выбегали к обозам, посмотреть и показать товар.
        И слуги, и сам хозяин с женой сбивались с ног, но не роптали - в такие дни они зарабатывали на месяцы вперед. А к трактиру тем временем прибывали новые постояльцы, их размещали уже в пристройках.
        Тем, кто приходил в трактир со стороны, отказывали, а постояльцам, которым не хватало места в зале, выносили еду во двор, где тоже стояло несколько столов.
        Вот появился очередной заезжий в одежде полувоенного покроя. Остановившись на пороге, он подождал, пока хозяин обратит на него внимание.
        - Нету! Нету места совсем, разве не видишь?! - стал кричать тот, отмахиваясь, но незнакомец не уходил и словно от скуки посматривал на лица счастливчиков, которым досталось место.
        Наконец хозяин подошел к нему сам, чтобы выпроводить недотепу, но тот, прикрывшись полой мундира, показал медальон с орлом, и это сразу изменило к нему отношение. Хозяин бегом унесся на кухню и вскоре появился со стряпухой, волоча стул к отдельно стоявшему, занятому стопками тарелок столу. Для важного гостя было организовано чистое место, хозяин не переставал кланялся, пока тот не одернул его и не пошептал что-то на ухо.
        Трактирщик кивнул, быстрым взглядом окинул зал и стал о чем-то докладывать незнакомцу, который посматривал то на одну компанию, то на другую.
        Наконец трактирщик со стряпухой ушли, оставив гостя с полубутылкой розового вина и какой-то незатейливой закуской.
        - Смотри, народу полно, а для своего местечко освободил! - заметил Крафт.
        - Это ты о нем? - уточнил Питер, мимо которого тоже не ускользнула забавная пантомима. - Что-то слишком они перед ним стелились…
        - Если родственник, то - богатый, - предположил фон Крисп, с тоской поглядывая на бутылки с вином на чужих столах. Он понимал, что сейчас пить нельзя, но выпить ему хотелось до крику.
        Переполошивший хозяина человек помахал кому-то рукой, поднялся из-за стола и с бокалом в руке, пошатываясь, стал пробираться на другой конец зала. Проходя мимо фон Криспа, он споткнулся и пролил вино тому на рукав.
        - Ах ты, морда! - вскипел капитан, хватая невежу за ворот.
        - П-прошу простить, ваше бл-лагородие… - залепетал тот совсем как пьяный, и фон Крисп отпустил его, после чего «невежа» быстро вернулся за свой стол.
        - Ну вот, теперь от меня будет нести этим кислым пойлом! - негодовал фон Крисп. Крафт тут же понюхал его локоть.
        - Не, не воняет. Это какая-то клубничная вода.
        Капитан нагнулся к локтю, потянул носом и подтвердил:
        - Действительно, клубникой пахнет! Ну хорошо хоть не кислым вином!
        Он повернулся к столу, который занимал беспокойный посетитель, но того уже не было.
        - Ишь, сволочь, испугался! - усмехнулся капитан. - Ладно, солдаты, идемте спать, а то мне уже выпить хочется. Не сдержусь - быть скандалу.
        А в это время, оглядываясь и огибая подводы, через двор спешил обливший капитана
«невежа». Выскочив со двора, он перешел на бег и вскоре добрался до места, где его ждал пособник, державший за уздечку двух лошадей.
        - Ну что? - спросил тот нетерпеливо.
        - Нашел! Они это! - ответил напарник, взбираясь в седло.
        - А как узнал?
        - Я на него воду сладкую пролил, будто бы случайно. Ты бы видел, как он в меня вцепился, сразу видно, офицер и рожа такая - капитанская… У нас в роте такой же был, два зуба мне выбил, сволочь. Поехали!
        - Его сиятельство будет доволен.
        - Еще бы!

80
        Едва в курятнике при трактире в третий раз пропел уцелевший петух, Крафт поднялся с кровати и, пританцовывая, стал обувать сапоги на босу ногу. Нужник находился на улице, а терпеть уже не было сил.
        - Должно… зас-студился… - приговаривал он, спускаясь по лестнице. Затем выбежал во двор и, заметив сложенное из старого камня отхожее место, заспешил к нему, охая и мыча, задевая некстати понаставленные телеги.
        Заметив его подозрительное поведение, сторожевые псы зарычали.
        - Да пошли вы! - ответил им Крафт. В таком состоянии он их совсем не боялся.
        Благополучно облегчившись, Крафт вышел из нужника, посмотрел на небо и, вдыхая прохладный предутренний воздух, пошел в трактир - досыпать.
        Поднявшись в комнату, он добрался до своей кровати и с ухмылкой отметил, что фон Крисп спит в обнимку с мечом.

«Чего тут бояться? Уже, считай, в Гудбурге…»
        Прежде чем лечь, Крафт подошел к окну, чтобы еще раз вдохнуть утренней свежести, но тут послышался частый стук копыт, и с дороги во двор, ряд за рядом, стали сворачивать всадники. Да много! Не один десяток!
        - Ваше благородие! - негромко позвал Крафт, затем подскочил к капитану и толкнул его в бок. - Ваше благородие!
        - Чего голосишь? - спросил капитан, приподнимаясь.
        - Солдаты во дворе - кавалерия!
        - Какие солдаты? - спросил фон Крисп, но уже в следующее мгновение отшвырнул пыльное одеяло и оказался возле окна. - Буди Питера, похоже, у них здесь что-то вроде привала. Нужно выбрать подходящий момент и сбежать, а то начнут выяснять, кто да откуда… Стой!
        Фон Крисп увидел, как во двор заворачивает черная карета. При ее появлении кавалеристы стали спрыгивать на землю и расталкивать спавших на возах людей. Половина двора была заставлена подводами, и они мешали проезду сановного экипажа, запряженного четверкой лошадей. Видно было, что кирасиры пытались будить людей без лишнего шума, однако из этого ничего не вышло, сбитые с толку собаки окружили их и подняли лай.
        - Вот и все… - сказал фон Крисп. - Это за нами.
        - Кто за нами? - спросил надевавший сапоги Питер.
        - Мой старый враг, граф Авентир. Судя по сопровождению, он за эти годы преуспел. А вот и он сам - мерзавец.
        Крафт сунулся к окну и увидел выходящего из кареты человека в черной одежде с выпущенными поверх черных перчаток белыми манжетами.
        - Мы могли бы покончить с ним выстрелом из арбалета.
        - Это так, но тогда весь остаток жизни нам придется провести в бегах.
        - Мы и так в бегах, ваше благородие.
        - Нет, приятель, это еще не настоящие бега, это только прогулка. А вот когда мы подстрелим одного из высочайших чиновников имперской прокураторской системы, вот тогда под нашими ногами загорится земля. Питер, пойди запри двери, да так, чтобы ни одна крыса не смогла проскочить!
        - Слушаюсь, капитан!
        Питер подхватил свой меч и выскочил в коридор. Здесь уже было неспокойно, разбуженные постояльцы выходили в исподнем и спрашивали друг у друга, что случилось и откуда во дворе солдаты.
        Питер сбежал по лестнице и перехватил хозяина, собиравшегося выйти во двор.
        - Стой! - приказал ему Питер. - Другие выходы из трактира есть?
        - Нет, ваша милость, это единственный, - ответил озадаченный трактирщик.
        Питер с лязгом задвинул крепкий засов и потребовал веревку.
        - Но зачем, ваша милость? Я как раз хотел выйти, чтобы узнать, что за важные люди при…
        - Веревку тащи! - закричал Питер, и хозяин убежал на кухню.
        Со стороны улицы кто-то дернул за ручку. Дверь не поддалась, тогда в нее стали стучать - сначала кулаками, а потом, судя по звону шпор, в ход пошли каблуки.
        - Открой, сволочь! Именем императора мы требуем открыть эту дверь!
        - Ваша милость! Ваша милость! - забормотал трактирщик, подавая Питеру веревку. - А может, не надо? Ведь именем императора… Они же нас… Это же государственная измена!
        Но Питер не обращал на его стенания никакого внимания, он деловито заматывал петли засова, чтобы никто не смог открыть его быстро.
        Сделав дело, Питер повернулся к собравшимся на лестнице постояльцам и трактирщику со слугой и, достав из ножен меч, сказал:
        - Если кто-то попытается открыть - я его убью. Поэтому лучше спрячьтесь подальше, всякий, кто появится в коридоре или зале без моего ведома, будет заподозрен в попытке неповиновения!
        И для подкрепления своих угроз Питер одним ударом разрубил дощатый стул.
        На лестнице охнули, трактирщик попятился в сторону кухни, и через минуту в зале и на лестнице стало пусто.
        Питер поднялся в комнату и успел к началу представления во дворе. Поняв, что попытки взломать или хотя бы поколебать крепкую дверь трактира ни к чему не привели, граф Авентир решил сказать свое веское слово:
        - Йоган фон Крисп! Отзовитесь, я же знаю, что вы здесь!
        - Да, ваше сиятельство, я здесь, - отозвался капитан, впрочем, не особенно высовываясь из окна, так как у ограды за телегой двое арбалетчиков заняли позиции.
        - Сэр рыцарь, вы должны спуститься и дать себя допросить.
        - По какому поводу, ваше сиятельство?
        - Ну, старым приятелям всегда есть о чем поговорить, - с усмешкой произнес граф Авентир.
        Возле нужника залаяла собака, но один из кирасиров замахнулся на нее, и та убежала. Другие псы вели себя тихо, видимо, понимая, что здесь решаются серьезные человеческие проблемы.
        - Не нужно паясничать, граф, у вас против меня нет никаких обвинений, за исключением личной обиды! Неужели вы желаете при своих подчиненных обсуждать наши обиды?
        - Полно, сэр рыцарь, - отмахнулся граф Авентир, прохаживаясь перед запрудившими двор кирасирами. - Вы же знаете за собой вину.
        - Ах вот как? В чем же она? В том, что я не сгинул при Аруме?
        - О нет, уверен, что при Аруме вы вели себя как настоящий герой!
        Здесь Авентир сделал паузу, на его бледном лице появилась издевательская улыбка.
        - Но вот после битвы вы, то ли попав в плен, то ли пойдя на поводу своих порочных устремлений, вызвались служить врагам его императорского величества и подробно рассказали визирям туранского мурпазы о военном устройстве наших крепостей и количественном составе их гарнизона.
        - Но вы же понимаете, что это полнейшая чепуха, граф! - отозвался фон Крисп. Несмотря на попытки сдерживать себя, он начинал злиться.
        - У нас есть свидетели, - театрально развел руками Авентир с выражением крайнего сожаления на лице.
        - Но я служил начальником стражи в городе Исфагане! И тому тоже могут быть свидетели!
        - А вот об этом я тоже хотел с вами поговорить, сэр рыцарь. Исфаган разрушен, жители истреблены, какая роль в этом отводилась мурпазой именно вам? А, сэр рыцарь?
        Чувствуя свое преимущество, граф Авентир уже откровенно издевался над фон Криспом.
        - Вот что я вам скажу на это, ваше сиятельство, идите в задницу или попытайтесь взять меня!
        - Первое - едва ли, - покачал головой Авентир. - А вот второе - вернее. У меня здесь пятьдесят отборных солдат, они все равно возьмут вас живого или мертвого, сэр рыцарь. Так зачем устраивать эту комедию? Или вы не верите в справедливость суда его императорского величества? Ну посидите немного в холодной, пока разберут ваше дело, а потом с честью отправитесь в отставку, если вы действительно чисты перед законом.
        - Вы забыли упомянуть, граф, что в ожидании суда в прокураторских застенках можно провести десять лет!
        Авентир смущенно улыбнулся и, посмотрев себе под ноги, признался:
        - Ну, может, пару раз такое случалось, но это же случайность - просто кому-то не повезло…
        Граф не удержался, чтобы не скосить взгляд, и фон Крисп приметил это.
        - Скажите своим слугам, чтобы они слезли с крыши, граф, потому что, если им помогу я, они могут покалечиться!
        Произнося эти слова, фон Крисп показал в оконный проем свою шляпу, и тотчас метко пущенный болт вырвал ее из рук.
        Ударившись в стену, болт согнулся и застрял между камнями.
        - Никто не пострадал? - быстро спросил фон Крисп, вставая к стене.
        - Мы… вроде в порядке, - отозвался Крафт. Он с потерянным видом сидел на кровати, а Питер стоял в дверном проеме и поглядывал, чтобы никто не приближался к трактирной двери.
        - Ну что, Гриппен, ты покончил с ним? - донеслось со двора. Это был голос Авентира.
        - Не знаю, ваше сиятельство, но я попал в него - это точно.
        - Я тоже видел, что ты попал… Эй, фон Крисп, вы живы?
        - А если мертв, вы уедете?! - спросил капитан.
        - Нет, конечно, я должен буду убедиться в этом. Но вы хотя бы ранены, сэр рыцарь?
        - Увы, граф, мне нечем вас порадовать, однако стрелки у вас хорошие.
        - Ну так, может, выйдете? Не хотите же вы, чтобы мы выкуривали вас огнем и дымом, как крыс?
        В других комнатах при этих словах загомонили. На дороге перед трактиром стали скапливаться зеваки, а также те, чьи телеги с товаром еще оставались во дворе. Все пространство перед трактиром теперь занимали стрелки и кирасиры, державшие на прицеле окна.
        - А что, ваше благородие, наши лошадки сейчас под седлами? - спросил Питер.
        - Чего ты о лошадках печешься, с нами сейчас знаешь что будет? - произнес Крафт трагическим голосом.
        - Думаю, что никто их не расседлывал, возможно, лишь слегка отпустили подпруги. Приезжих здесь хватает, поэтому обслуга не напрягается, - сказал капитан. - А у тебя что, план есть?
        - Есть. Подождите, я сейчас вернусь…
        - Ты куда? - крикнул ему вслед Крафт.
        - На кухню! Сейчас буду!
        Питер бегом спустился по лестнице, вбежал в кухню и застал там только стряпуху.
        - Старые тряпки собирай!
        - Чего? - переспросила та, испуганно пятясь.
        - Старые тряпки, которыми со столов вытираете, - жирные, сырые, драные!
        - Дык вона, в углу.
        - Веревку какую-нибудь…
        - Хозяин забрал - дверю закрутили.
        - Это я знаю, но давай поищи другую - сгодятся любые обрывки!
        На мысль о методе успешной обороны Питера натолкнул сам Авентир, и вот теперь он взялся за дело, поливая старые тряпки оливковым маслом и сворачивая их в плотный клубок. Каждый новый слой укреплялся обрывками веревок, что подносила стряпуха, размеры шара росли, а перепачканные маслом руки Питера так и мелькали.
        Вскоре получился увесистый, пропитанный маслом тряпочный шар размером с арбуз, и Питер тотчас отправил его в печку, сбросив с нее чугунную плиту.
        Перепуганная стряпуха убежала, кухню стало затягивать дымом и копотью. Шар горел жарким пламенем, Питер торопливо прокалывал его огромным кухонным ножом.

«Пора!» - скомандовал он себе. Сунув под мышку лопату для закладки пирогов, Питер подхватил ухватом огненный шар и, роняя искры, побежал через зал на второй этаж, где капитан еще пререкался с графом.
        - Питер, ты что?! - испуганно воскликнул Крафт, вскакивая с кровати. От пылающего шара исходил жар, как из кузнечного горна.
        - Держи ухват! - крикнул Питер, передавая ему огненный снаряд.
        - Какой с него толк, он даже через решетку не пролетит? - возразил Крафт, однако ухват взял.
        - Капитан, посторонитесь… - сказал Питер, поудобнее перехватывая деревянную лопату. - Давай, Крафт, поднимай его на уровень головы!
        Сощурившись от сильного жара, Крафт выполнил приказание, и Питер со всего размаху ударил по пылающему шару лопатой плашмя. От сильного удара тот разбился на сотни пылающих осколков, и они, вылетев из окна, стали падать во двор огненной ревущей лавиной, оставляя в воздухе дымные следы.
        Не ожидавшие подобной атаки кирасиры бросились врассыпную, но лишь посбивали друг друга. Лошади стали рвать поводья, верховые полетели на землю. Каретная четверка понесла через двор, налетела на телегу и, шарахнувшись в сторону, опрокинула карету. Люди, лошади, собаки заметались в сплошном дыму, обжигаясь и рассыпая искры.
        - Уходим, господа! - скомандовал фон Крисп, и, похватав мешки, все трое выскочили из комнаты.
        - Что там с товарами? - обеспокоенно спросил кто-то из постояльцев, выглянув в коридор.
        - Спасайте товары, горят товары! - крикнул им Питер. - Бегите скорее, я открою дверь!
        Купцы только того и ждали, они разом выскочили из своих комнат и побежали вниз беспорядочной орущей толпой. Едва Питер успел рассечь веревки и распахнуть дверь, они вылетели на дымный двор, смяв пятерых поджидавших под дверью солдат и обожженного графа Авентира.
        Питер, Крафт и фон Крисп выскочили за ними следом, первые двое побежали к конюшне, а капитан задержался.
        - Ну что, ваше сиятельство, кончено дело? - спросил он, приставив острие меча к горлу графа.
        - Пощади, Йоган… Пощади, - стал просить тот, судорожно сглатывая.
        - Ладно, но это последний раз. В другую нашу встречу, если она состоится, я снова увижу тебя первым и просто убью из арбалета - как вора.

81
        Через минуту путешественники уже неслись по дороге, погоняя застоявшихся лошадок и часто оглядываясь. Так продолжалось до тех пор, пока лошади не утомились и не перешли на рысь, только тогда беглецы перевели дух и поверили, что сумели спастись.
        - Ну и Питер, ну и мастак! - восхитился фон Крисп. - Я бы до такого в жизни не додумался! Бах лопатой, и весь двор в огне!
        - А я-то думал, он сбрендил! - отозвался Крафт. От радости и восхищения произошедшим у него по щекам текли слезы. - Держи, говорит, и эдакое пламя мне в морду тычет! Я и понять ничего не успел, как уже бежать надо!
        - Скажите спасибо графу, - признался Питер, - как он про дым с огнем заговорил, так у меня вся эта картина прямо перед глазами нарисовалась. Я даже ухват и лопату увидел прежде, чем сыскал их на кухне!
        - Весело получилось! - не унимаясь, радовался капитан. - И даже изысканно, я бы сказал - благородно, никакой тебе крови, сечи могучей, а просто умственный фокус и несколько поджаренных задниц!
        Путники расхохотались, сбрасывая нервное напряжение последних часов.
        - Больше никаких трактиров. В полях будем жить, как дикие звери, - сказал капитан.
        - Так и нужно, - согласился Крафт. - Мне эти сечи уже надоели, как будто мы не домой едем, а в стан врага пробиваемся. Ни дать ни взять - авангардная операция!
        - Твоя правда, - согласился Питер, видевший не только очевидное, но и преследовавших его магических незнакомцев.
        Двое суток они держались подальше от больших дорог, выбирая объездные либо вовсе непроезжую местность. Воду добывали у источников или в забытых колодцах, лепешки покупали в селениях, не показываясь втроем, чтобы не навести погоню, если граф Авентир задумает ее устроить. Уже под самым Гудбургом путники решили остановиться в придорожной гостинице с очень строгим хозяином, не державшим своего спиртного и не позволявшим распивать привезенное.
        - Комнаты есть, хозяин? - спросил его фон Крисп, когда они под вечер заехали на подворье.
        - Есть, но лишь для людей разумных и трезвенных. Если только о вине думаете, поезжайте дальше, через пять миль трактир, там всяких безобразий полным-полно.
        - С собой ничего нет, да и твоего не надо, мы до места терпеть будем.
        - Тогда заезжайте.
        Последние переходы были особенно тяжелыми, ведь приходилось одолевать большие расстояния по обочинам и через овраги. Путешественники очень устали, да и их лошадям теперь требовалась передышка, ведь в рощах и лесах им не давали покоя комары.
        Едва разложив вещи, фон Крисп, Питер и Крафт вышли в чайную, как называл обеденную комнату сам хозяин, и им сейчас же были поданы свежие пироги, булки, варенье пяти сортов и мед.
        - Эх и хорошо! - признался фон Крисп, посидев за чаем с четверть часа. - Ни тебе ругани, ни вони обносков, ни кислятины какой, а только ароматы и спокойствие.
        - Как в детстве, - согласился Крафт. - Моя мама пироги пекла и варенье варила… А теперь уже не знаю, жив ли кто из моих.
        - Ничего, война закончится - съездишь домой, может, кто и сыщется, - сказал Питер.
        - Когда она закончится, эта война? - Крафт покачал головой. - Ни конца ей не видно, ни края.
        Со двора донесся стук копыт и звон шпор. Путешественники тревожно переглянулись.
        - Уж не за нами ли? - сам у себя спросил фон Крисп.
        - Да как-то они быстро, мы же из леса только выбирались, - удивился Крафт.
        - Давайте сидеть тихо, если за нами - побежим к оружию, наша комната совсем близко, - сказал Питер.
        - И то верно - подождем, - согласился капитан. - Мало ли войск на дорогах, время такое.
        Открылась дверь, и в обеденный зал вошли трое военных - лейтенант и два унтер-офицера.
        - Уланы, - выдохнул фон Крисп. Военные выглядели усталыми, а их мундиры были покрыты дорожной пылью.
        - Господа, приглашаю вас в нашу компанию, - сказал им капитан, желая за беседой выяснить их намерения. - Напитков не обещаю - здешний хозяин строг, но чай с медом и пирогами - к вашим услугам.
        - Что ж, я присоединюсь, - отозвался молодой лейтенант. - А унтер-офицеры должны вернуться к солдатам, наш отряд разместился у конюшни, на солдат, сами понимаете, денег для гостиницы не предусмотрено.
        Унтер-офицеры получили большую корзинку со сдобой и ушли, а лейтенант воспользовался гостеприимством фон Криспа и его компании. Подождав, пока он утолит голод и откинется на спинку стула, фон Крисп решился приступить к расспросам.
        - Что, лейтенант, длинные переходы? На вас лица нет.
        - О, не столько длинные, сколько путаные. Сегодня тут, завтра на двадцать миль севернее, потом снова на юг и тут же на запад.
        - Что же за надобность так метаться?
        - Банда злодеев в этих местах объявилась. Уже три месяца безобразничают.
        - Грабят? - спросил Питер. Находясь поблизости от дома, он не мог не интересоваться тем, что здесь происходит.
        - Если бы так… - Лейтенант вздохнул и поскреб небритый подбородок. - Людей они убивают, всех без разбора, а дома сжигают вместе со всем имуществом.
        - Да откуда же такие взялись, чтобы без грабежа безобразничать? - удивился фон Крисп. - Задаром лютуют, что ли?
        - Начальство об этом старается не говорить, но офицеры в нашем полку считают, что они из-за реки Тивир, подарочек от Хиввы.
        - Так почему же вы до сих пор не прикончили этих мерзавцев? - спросил Питер, которому уже не сиделось на месте.
        - Они не так просты. Сначала за ними тридцать всадников послали, так ни один не вернулся. Потом полусотню - та же история. Теперь мы идем двумя сотнями и держимся отрядами по пятьдесят, чтобы захватывать для проверки большую территорию…
        - Умно, - согласился капитан. - А что же с теми, кто пропал - нашли их?
        - Нашли. Изрубили их, вот и все дела. А офицеров, что командовали этими отрядами, так от головы до пояса - одним ударом, вместе со шлемом и кирасой.
        - Виданное ли дело! - еще больше поразился фон Крисп.
        - Вот и мы так думаем, что невиданное, - угрюмо ответил лейтенант, задумчиво скребя ногтем по кружке. - Обычный человек так не сумеет, тут без колдовства не обошлось.
        - И что же, никто их не видел? - спросил Крафт.
        - Кое-где некоторые селяне в лес убежали. Потом говорили о страшном человеке, который рубил всех подряд и того же требовал от своих подручных.
        - Кто же он? - тихо спросил Питер, чувствуя, как пересохло у него в горле. - Что-нибудь о нем известно?
        - Он молод и имени своего совсем не скрывает, его зовут Ретип Нетноф…
        Питер вскочил с такой поспешностью, словно сел на раскаленную плиту.
        - Ты что? - удивился Крафт.
        - Вам знакомо это имя? - спросил улан.
        - Нет, я слышу его впервые, но… - Питер даже не знал, как описать свои ощущения. Это была смесь страха, боли, обиды и желания немедленно что-то предпринять. Но что и где?
        - Я могу вам чем-нибудь помочь, господа? - спросил подошедший хозяин заведения.
        - Нет, все в порядке, - ответил за всех Питер. - Просто мне нужно… выйти на воздух.
        Оставив встревоженных его поведением товарищей, Питер вышел во двор, где готовились к ночлегу полсотни улан. Их лошади не поместились в конюшню и были привязаны вдоль забора. Там же, у забора, имея немного соломы, уланы сооружали место для ночевки, подсвечивая себе походными фонарями.
        Обойдя гостиницу, Питер оказался рядом с амбаром и загонами для скота. Где-то вздыхала корова, повизгивая, устраивались на ночлег свиньи, сонно поквохтывали куры.
        С севера подул прохладный ветер, принеся запах влажной земли. Питер уже забыл этот запах, на юге земля пахла иначе - резче и горше.
        Как ни старался он отвлечься, но названное уланским офицером имя не давало ему покоя. В его звучании Питер чувствовал какое-то собственное участие, как будто в действительности был знаком с этим ужасным человеком.
        - Что, Питер Фонтен, не спится тебе? - раздался знакомый голос Гильгума.
        Питер обернулся. В обрамлении свечения синей мантии маг стоял всего в нескольких шагах от него и смотрел с усмешкой.
        - Ты готов сказать мне, кто ты? - спросил Гильгум, и в его голосе прозвучала угроза.
        - Не знаю, - честно ответил Питер.
        - Хороший ответ. Но мне он не подходит. Я принял решение, мальчишка: либо ты сейчас под страхом смерти говоришь мне, кто ты, либо я разрежу тебя живого на множество маленьких лживых кусочков.
        Последние слова Гильгум произнес, грохоча словно камнепад, и вырос до размеров дерева. Он показал свою открытую ладонь, и на глазах Питера из пальцев мага выросли длинные лезвия. Они заиграли голубоватым пламенем, по их острым кромкам побежали белые искры.
        - Ну, что ты выбираеш-ш-шь? - прошипел Гильгум, поднимая свое ужасное оружие.
        - Я выбираю бой, - ответил ему Питер и сам не узнал этого рокочущего баса. - Я выбираю бой, - повторил он, доставая меч и вырастая до уровня Гильгума. Его клинок загорелся огнем тысяч самоцветов, издавая треск и низкое гудение.
        Реакция Гильгума на такое изменение была неожиданной.
        - Ну вот еще! - произнес он и исчез.
        Питер очнулся спустя минуту, стоя в трех шагах от нужника с обнаженным мечом в руке.
        - Как я тут оказался? - произнес он вслух и огляделся. - Ах да, кажется, снова приходил Гильгум… А я, видимо, пытался его напугать?
        Питер убрал меч в ножны.
        - Очень глупо с моей стороны, когда до дома уже рукой подать…
        Он вернулся во двор, где уже было совершенно темно и тихо, уланы спали у забора, их лошади дремали стоя, а единственное освещенное пятно было возле двери, над которой висел старый закопченный фонарь.
        Питер толкнул дверь, вошел в зал и… остолбенел. За столом, напротив фон Криспа и Крафта, сидел уланский лейтенант, разрубленный до пояса. Собеседники не замечали его страшного состояния и продолжали о чем-то говорить с ним, задавать вопросы, однако он не отвечал и, залитый кровью, медленно сползал со стула.
        Питер встряхнул головой, и наваждение исчезло. В зале все так же пахло сдобой, а на столе, в плетеной вазочке, высилась новая горка пирогов.
        - О, Питер, ты где пропадал, прихватило, что ли? - спросил фон Крисп.
        - Я вроде недолго… - ответил тот, возвращаясь на место.
        - В сортире время течет медленнее, это я давно заметил, - философски изрек Крафт.
        - Ладно, давайте не за столом, - вмешался капитан.
        - А мне уже пора проверить солдат, - сказал лейтенант, поднимаясь. - Сколько я должен?
        - О чем вы? - отмахнулся фон Крисп. - Угостить военного человека - честь для меня.
        - Ну, тогда прощайте, завтра мы уйдем чуть свет.
        - Удачи, лейтенант, - напутствовал офицера фон Крисп.
        После ухода гостя они расплатились и отправились в свою комнату.
        - А ты знаешь, Питер, мне нравится твоя родина, - признался капитан, когда они укладывались спать. - Какой-то в ней особенный колорит присутствует, взять хотя бы этого чудака-гостиньера. Запрещает пить в его заведении. С одной стороны - чушь, а с другой - принципы. Я таких людей уважаю, это тебе не потворщики пороков из Гринвальда: желаете кальян, хотите, чтобы девушка оленихой кричала, а может, хатиб предпочитает юношей? Тьфу, гадость какая!
        Когда они уже улеглись и Питер задул фитиль в масляной лампе, Крафт вдруг сказал:
        - А мне сегодня странное привиделось…
        - Что значит странное? - спросил капитан.
        - Я лейтенанта этого прямо за столом разрубленным увидел. Все, как он и говорил, от головы и до самого пояса. А кровищщи!
        - Избавь нас от этих подробностей, я сейчас совершенно на другое настроен. Пусть лучше мне снова приснится, будто я женюсь на красавице, чем эти бесконечные битвы.
        Однако Крафт не успокоился и через минуту спросил:
        - Питер, а у тебя такое бывает?
        - О чем ты? - спросил тот, хотя сразу понял вопрос Крафта.
        - Видения у тебя бывают?
        - Нет, - ответил Питер после паузы и повернулся на бок.

82
        К конечной цели своего путешествия - городу Гудбургу - путешественники прибыли задолго до обеденного времени. Миновали последнюю рощу, и вон он, город, с обновленными стенами, восстановленным рвом и высоко надстроенными башнями, над которыми полоскались полотнища флагов - городского и императорского.
        - Прямо как праздник, а, Питер? - произнес фон Крисп, любуюсь на город.
        Питер не ответил, он только широко улыбался и покачивал головой, как будто не веря, что вернулся в родной город спустя столько времени и пройдя через многие испытания.
        Было ясно, что все эти изменения на городской стене связаны с непрекращавшейся войной императора с Хиввой. То ли отцы города не верили в способность императора защитить их, то ли на то было специальное указание, но все указывало на то, что к возможности нападения в Гудбурге относились более чем серьезно.
        Впрочем, даже столь неспокойные времена не изменили характер горожан, они, как и прежде, спозаранку отправлялись на дешевые рынки за крепостной стеной, чтобы купить товар оптом, а затем вернуться на центральный рынок для торговли с собственным барышом. Вот и сейчас приезжие из окрестных сел распродавали городским остатки товара и спешили в обратный путь. А горожане с ручными тележками вереницей шли к городским воротам.
        - Чего они везут? - спросил Крафт, когда путешественники ехали вдоль вереницы.
        - Перекупщики, товар везут, - пояснил Питер.
        - Здесь что, все барышники?
        - Почти, - улыбнулся Питер.
        Путешественники въехали под воротную арку и миновали стражников, которые проводили чужаков внимательными взглядами. В прежние времена таких для выяснения намерений тянули в околоток, теперь же вооруженные иноземцы появлялись в городе довольно часто.
        - Северяне, растудыть их так и эдак! - восторженно произнес фон Крисп, оглядываясь на каменные цоколи домов, закопченные барельефы и ребристую черепицу. - Люблю я северные города, их размеренность и порядок.
        - Мне тоже нравится, я в Гудбурге впервые, - признался Крафт.
        - Ну что, сразу за дело или как? - спросил фон Крисп, поглядывая на основательную «корму» прохожей молочницы.
        - Сначала устроимся в гостинице, поставим лошадей в стойла и пойдем пешком, каждым шагом выражая свою основательность, независимость и крепкие тылы. Тогда любой разговор будет происходить иначе, ведь мы будем чувствовать за собой уютные комнаты в каменном доме, а не ждущих у коновязи лошадей.
        - Прямо-таки изощренная логика прожженного торгаша! Но до чего же верно сказано, а? - воскликнул потрясенный фон Крисп. - Ты сам это придумал, Питер?
        - Нет, конечно, так мой дядя говорил. Он учил, что приезжий торговец не должен идти на переговоры с местными тотчас - прямо с дороги. Те, которые торопятся, думая, что выгадают лучший барыш, - ошибаются, местные их все равно обойдут. А чтобы противостоять им, нужно снять комнату в хорошей гостинице, пообедать и прийти на переговоры в удобном платье, тогда переговоры останутся за тобой.
        - Насчет пообедать и хорошей комнаты я полностью согласен, а вот платья у нас, хоть и удобные, но чистый срам, - сказал Крафт.
        - Он прав, - согласился капитан. - Нужно потратиться на одежду, ведь мы идем к самым богатым банкирам этого округа, я уже не говорю о городе. Правильно, Питер?
        - Совершенно верно. Остановимся в «Белой лилии», и торговцы там сейчас же объявятся - заказывай что хочешь. Правда, за сутки постоя там берут по два рилли с носа.
        - Это же грабеж! - для порядка возмутился фон Крисп, и они свернули к «Белой лилии».
        Респектабельность гостиницы произвела на капитана приятное впечатление. Ему приходилось бывать в разных городах и гостиницах, но «Белая лилия» поразила его своим великолепием и вышколенностью прислуги. Даже застилать кровати здесь посылали специально обученных служанок, а не заспанных, вечно почесывающихся лакеев.
        На троих они сняли двухкомнатные апартаменты, в которых, помимо нужника, присутствовала даже отдельная ванная, куда с чердака по медной трубе спускали нагретую воду.
        Через пять минут после заселения в апартаменты наведались лавочные приказчики и поинтересовались нуждами новых постояльцев. Питеру, фон Криспу и Крафту оставалось лишь расписать костюмы своей мечты, и спустя четверть часа им были доставлены весьма похожие.
        Нарядившись и обувшись в новые тесные сапоги, гости сдали свою казну в надежное гостиничное хранилище и отправились в дом банкира Августа Нарстада, где у него с партнером Ральфом Хикле была общая контора.
        Несмотря на тесноту сапог, настроение у всех троих было отличное. На них посматривали девушки и быстроглазые молодки, возчики через одного предлагали их подвезти, а всякие враги и думать забыли, чтобы искать их так далеко.
        Дом Нарстада Питер узнал издали - все те же львы под аркой, гранитное крыльцо и важный лакей у входа, разодетый, как генерал кавалерии.
        - Здравствуй, приятель, доложи хозяину, что пришел Питер Фонтен. Я вернулся из дальних краев и хочу побеседовать с господин Нарстадом о делах.
        С высоты крыльца лакей смерил Питера презрительным взглядом и, глядя в сторону, проворчал:
        - Не велено беспокоить…
        Питер и фон Крисп переглянулись.
        - Ты не понял, твой хозяин будет рад меня видеть. Поди и сейчас же доложи обо мне!
        Лакей тяжко вздохнул и, глядя на Питера сверху вниз, повторил:
        - Мэтр Нарстад занят! И будет занят до самого вечера! Коли есть на то необходимость, приходите послезавтра, будет присутственный день, в другие дни никаких посторонних мы не принимаем! Тем более, молодой человек, не следует начинать с вранья, в городе каждый знает, что юноша Фонтен и дядя евойный Земанис приняли мученическую смерть на торговой дороге! Подите вон, пока не позвал сторожа, он с вами разговаривать вовсе не будет!
        Питер снова посмотрел на фон Криспа, тот пожал плечами, словно говоря: я это предвидел.
        - Ну что ж, я дал тебе возможность выполнить свой долг, - сказал Питер и стал подниматься по крыльцу.
        - Фистерн! Фистерн! - начал стучать в дверь лакей. Питер схватил его за ворот и сбросил на мостовую. В этот момент распахнулась дверь и в проеме показался сторож в тесной ливрейке. Его лицо было опухшим ото сна, а кустистые брови сдвинуты к переноснице.
        - Кто тут? - только и успел спросить он и, получив толчок в грудь, полетел внутрь.
        - Вот так-то оно вернее будет, - сказал фон Крисп, поднимаясь на крыльцо вслед за Крафтом, а на мостовой, держась за поясницу, жалобно стонал пострадавший лакей.
        В полутемном холле пахло канифолью, ею натирали деревянные полы. Возле лестницы, опершись на перила, кашлял Фистерн, рядом валялась его дубинка.
        - Ты же вроде не бил его, Питер? - удивился фон Крисп.
        - Не бил… но я рассердился.
        Непрошеные гости стали подниматься по лестнице, эхо их шагов отражалось от стен, густо завешенных картинами и старинными инкрустациями. Высокие окна обрамляли шторы из тяжелой, шитой золотом ткани, все свидетельствовало о чрезмерном богатстве хозяина дома, но многое из роскоши совсем не сочеталось друг с другом и было привезено из разных домов в качестве уплаты за просроченные векселя.
        На втором этаже от лестницы расходились два коридора, но Питер уверенно выбрал нужный, поскольку не раз посещал банкиров в компании со своим дядей.
        Убранство коридоров было ничуть не скромнее лестницы, все те же бесчисленные картины, бра и старинные гобелены.
        - Прибежище жуликов, - сказал фон Крисп, когда они остановились возле двустворчатой двери из красного каштана, также вывезенной из дома одного должника.
        - Это здесь, - сказал Питер, дотрагиваясь до бронзовой ручки в виде головы льва.
        - Ну, тогда вперед, - сказал фон Крисп, а Крафт, напротив, вжал голову в плечи и простонал:
        - О-хо-хо…
        Ему, человеку простому, встречаться с настоящим банкиром было боязно.
        Стучаться Питер не стал, он толкнул дверь и вошел в вечно сумрачное помещение, пропахшее бумагами, клеем и визельскими чернилами, делавшимися из жженой шерсти.
        Нарстад стоял, облокотившись на бюро, и что-то диктовал секретарю, а тот сосредоточенно выводил каждую букву. Мэтр любил идеальную каллиграфию, поскольку это уменьшало возможность разночтений документа, что в финансовых делах имело большое значение.
        - Кто вы, что вам здесь нужно? - воскликнул Нарстад и решительно пошел на невесть оттуда взявшегося постороннего.
        - Мэтр, вы не узнаете меня? - спросил Питер, делая шаг навстречу.
        В глазах банкира промелькнула искра догадки, но он быстро взял себя в руки.
        - Не имею чести быть знакомым! Уходите, господа, так нельзя, сюда не ходят с оружием! - начал он давить голосом столь властным, что не раз изменял им судьбы влиятельных людей.
        Однако незваные гости не сдвинулись с места, Питер смотрел на Нарстада с пристальным вниманием, ожидая признания, а более опытный фон Крисп - с усмешкой, уж он-то прекрасно понимал этого разбойника.
        - Я - Питер Фонтен, мэтр Нарстад, я долго пробыл в плену и теперь вернулся.
        - Но… этого не может быть, Питер Фонтен погиб вместе со своим дядей.
        - Нух Земанис погиб, а меня взяли в плен и продали в рабство. Но теперь я освободился и вернулся в родной город. Если хотите, мэтр, я в подробностях опишу свой последний визит к вам, когда мы пили чай с засахаренными орехами в вашей комнатке на третьем этаже. Оттуда видно часовую башню, и вы рассказывали мне, что…
        - Пи-тер! Пи-тер! - со слезой в голосе воскликнул Август Нарстад и заключил Питера в объятия. - Маль-чик мой! Каких же мучений ты, должно быть, натерпелся! Через какие испытание прошел! А мы-то…
        Разжав объятия, банкир достал из-под накидки кружевной платок и с шумом высморкался.
        - А мы-то, с партнером…
        - С Ральфом Хикле, - подсказал Питер.
        - Вот именно, мальчик мой, бывало, думали-гадали, что же с вами случилось…
        Нарстад снова высморкался и, потупив взгляд, спросил:
        - Как умер Нух, ты видел?
        - Его обезглавили, мэтр.
        - Какой ужас! На твоих глазах?
        - Увы, мэтр.
        - А кто эти достойные господа? - спросил банкир, поглядывая из-за плеча Питера на фон Криспа и Крафта.
        - Это мои друзья, они помогли мне вернуться.
        - Прекрасно! Ты, наверное, пришел узнать, как обстоят дела с наследством Нуха Земаниса?
        - В общем, да, мэтр, - признался Питер.
        - Я так и знал! Узнаю хватку старого Нуха Земаниса! Что ж, Питер, должен сказать, что мы с партнером блюли твои интересы, как могли, и хотя былого расцвета состояния достигнуть не смогли, но зато ничего не приуменьшили!
        Секретарь кашлянул, и Нарстад резко обернулся, как будто его уличили в нечестном поступке.
        - Знаешь, Питер, то, что ты вернулся, для нас большая радость. Я сегодня же извещу партнера, и мы примемся за подготовку документов для введения тебя в законное наследство. Работы там много, ведь перечень активов твоего дяди огромен, там ведь… - Нарстад перешел на заговорщицкий шепот, - целые миллионы дукатов…
        - Я помню, мэтр, - сказал Питер.
        - М-да, - Нарстад вздохнул. - Ну а где же ты остановился?
        - В «Золотой лилии».
        - О, отличный выбор, видно, что вы не бедствуете! Ну что же…
        Секретарь снова кашлянул.
        - Ну что же, пока возвращайтесь в апартаменты или погуляйте по городу - у нас здесь большие изменения, вон стену надстроили…
        - Да, я видел.
        - А мы начнем работу прямо сегодня и станем извещать тебя о том, что уже удалось сделать.
        - Спасибо, мэтр Нарстад. Я был уверен в вашей честности. Разумеется, ваш процент не будет забыт и банк получит сполна за все время управления имуществом Нуха Земаниса.
        - Благодарю, Питер, ты такой же, как твой дядя… Такой же… - Нарстад шмыгнул носом и вздохнул.

83
        Едва за Питером и его товарищами закрылась дверь, Нарстад подкрался к ней на мысочках и приник к дереву ухом. Постоял так с полминуты, потом распрямился и, переведя дух, сказал:
        - Ушли…
        - Это правда, что он сказал, мэтр Нарстад? - спросил секретарь.
        - Ты о чем это, прохиндей? Да я тебя… без суда и следствия!..
        Нарстад подбежал к бюро и схватил секретаря за перепачканный чернилами нос.
        - У-у-у-йя-я! Польно, бэтр! Очеть польно!
        Нарстад с рычанием оттаскал секретаря за нос, потом отпустил и стал вытирать руку о платок.
        - Бегом к Хикле, лоботряс! Одна нога здесь, другая - там!
        - Понял! - ответил секретарь и обежал бюро с другой стороны, чтобы Нарстад больше не дрался.
        - Скажешь - дело особой важности и чтобы… немедленно! - От ярости и волнения Нарстад задыхался. - Чтобы… ни полслова об услышанном… ни ему, ни кому другому!
        - Уже бегу, мэтр! - воскликнул секретарь и поспешил к двери, увидев, что Нарстад потянулся за тяжелой тростью. Случалось, мэтр прохаживался ею по ребрам работника, если тот сажал кляксу.
        К тому моменту, когда Нарстад добрался до трости, секретаря уже не было, и банкир выскочил в коридор, чтобы выместить досаду на ком-то еще.
        - Фистерн, Барт! Ну-ка идите сюда, дармоеды! Это так-то вы службу несете, воплощения уродства?!
        - Мы не виноваты, хозяин! Мы не виноваты!
        - Не сметь убегать, оба ко мне! Ко мне, я сказал!
        К тому времени, когда Ральф Хикле прибыл на возчике к конторе, Нарстад уже сидел за своим столом, обложившись документами.
        - Что за спешка, почему у Торбуля синий нос, ты опять оттаскал его?
        - Где ты шляешься, почему все неприятности узнаю я один, в то время как ты дома булочки с молоком кушаешь?
        - Да что такое, Август, ты сам не свой, а от Торбуля я ничего не добился…
        Хикле остановился возле стола, где работал с делами, провел по столешнице пальцем и остался доволен - пыли не было.
        - Ну, что случилось, говори, гринвальдские менялы опять обесценили серебро? - не без иронии спросил Хикле, садясь на стул. - Граф Перьони раздобыл денег на выкуп всех трех имений?
        - Питер Фонтен вернулся… - безжизненным голосом произнес Нарстад.
        - Как вернулся? Живой? - спросил Хикле, снимая вышитую речным жемчугом шапочку.
        - Живой и невредимый. Повзрослевший, с мечом и кинжалом на поясе.
        - Да откуда ты узнал? Небось враки какие-нибудь! - отмахнулся Хикле. Его партнер паниковал по любому поводу и видел беду и разорение там, где можно было обойтись убытком в горсть серебра.
        - Я видел его собственными глазами, когда он нанес мне визит в компании двух друзей! Они были здесь менее часу назад, понимаешь?! - закричал Нарстад, срываясь на визг.
        - Ты… Надеюсь, ты сделал вид, что не узнал его и понятия не имеешь, кто этот интриган и жулик? - спросил Хикле, поднимаясь из-за стола.
        - Я пытался, Ральф, я пытался сыграть дурачка, но он сказал: здравствуйте, я Питер Фонтен, хотите, я опишу подробности своего последнего визита к вам. Я помню, как мы пили чай в башенке! Что прикажешь делать в таком случае? Говорить, что не было такого? Так он еще и не такого порассказать может, мальчик был первым учеником в малкуде. Талантливый, наблюдательный, отличная память! А если он в суд, а?
        - Перестань орать!
        Хикле вышел из-за стола и начал нервно расхаживать по конторе.
        - Что он рассказал, что с ним было?
        - Говорит, дядю обезглавили…
        - Ну, хоть тут мы не ошиблись. Как выглядит?
        - Как выглядит - обыкновенно, ему ведь сейчас девятнадцать или что-то вроде того. Подрос изрядно, стал шире в плечах… На лице - шрамы.
        - Шрамы? Значит, приходилось ему не сладко. Наверное, испробовал неволи.
        - Да, так он сам сказал.
        - Кто с ним был?
        - Двое каких-то… - Нарстад пожал плечами, не зная, как охарактеризовать спутников Питера Фонтена. - Один по виду дворянин, офицер, другой, наверное, тоже какой-нибудь солдат. Одеты добротно и тоже при оружии.
        Хикле остановился и посмотрел на партнера.
        - Что? Что ты придумал, Ральф? - спросил тот, привставая.
        - А что тут думать, ведь не считаешь же ты, что процент с обслуживания - это лучшая награда за нашу тяжелую работу, Август?
        - Значит… того? - севшим голосом уточнил Нарстад.
        - Разумеется. Подходящих людей в наше время достать несложно.
        - Что ж, я и сам хотел предложить, но ты помог мне, Ральф… - Нарстад промокнул платком взмокший лоб.
        - На то мы и партнеры, Август. Я сейчас же отправлюсь искать подходящих людей - один на примете у меня уже есть, кажется, у него имеется и ватага.
        - Они остановились в «Золотой лилии».
        - Вот как? Выходит, юный Фонтен и в дальних краях сумел неплохо зацепиться. Забавным он был мальчуганом… - На лице Хикле появилась человеческая улыбка, но он сейчас же взял себя в руки. - Но дело есть дело, и никаких сантиментов!
        - Нужно купить всей ватаге приличную одежду, иначе из «Золотой лилии» их сразу завернут в околоток…
        - Купи, в таком деле экономить нельзя, и еще хорошо бы проделать все прямо вечером, а, Ральф? Неизвестно, где они завтра окажутся и чего понарассказывают.
        - Разумеется, партнер. - Хикле надел шапочку, расправил накидку и вздохнул: - Пойду.

84
        Крафт вышел из ванной, закутанный в серое шконтное полотенце, и, сев в кресло у окна, вытянул ноги в новых сапогах.
        - До чего же хороша бывает жизнь, а, Питер? А, ваше благородие? - спросил он, светясь от простого человеческого счастья.
        - Ты почему в сапогах? - поинтересовался капитан.
        - А что? Сапоги хорошие, у меня таких в жизни не было.
        - Ну чтобы из ванной да в сапогах - некрасиво это.
        - А я, ваше благородие, этих ванн раньше и не видел, да, можно сказать, и не знал об них…
        Крафт поднял ноги и стал поворачивать их и так, и эдак, любуясь обновкой.
        - Мечта, а не сапоги.
        Потом встал и, сбросив полотенце, начал надевать новое белье.
        В дверь постучался лакей и, когда его впустили, принялся убирать в ванной и готовить воду для следующего постояльца.
        В медной трубе загудело, фон Крисп покачал головой и, встав из-за стола, за которым чистил свой кинжал, прошелся по комнате.
        - Вот ведь до чего механика шагнула, сидим себе в доме, а тут по трубе горячая вода шурует!
        - Впервые такая труба появилась в доме у купца Леондера лет десять назад, потом другие стали перенимать, - заметил Питер, вращая в руках кинжал и перебрасывая его из руки в руку.
        - Сделай милость, Питер, оставь эту игру, у меня уже в глазах рябит, - попросил капитан.
        - Извольте. - Питер убрал кинжал в ножны.
        - Надеюсь, ты понимаешь, что этих твоих банкиров нужно ежедневно подталкивать? - спросил фон Крисп, возвращаясь на место.
        - Да, сэр, понимаю. Если нет на то серьезных оснований, меняла ни за что не выпустит чужих денег из рук - это слова моего дяди. Так что напоминать я буду, мало того, завтра отправлюсь к мэтру Дорвилю - он держит в городе нотариальную палату - и попрошу у него завещание дяди в пользу наследника, то есть меня. На том документе приложены два моих больших пальца.
        - Ха! Да твой дядя был не глуп! - воскликнул фон Крисп. - Это ж надо догадаться - пальцы на документ пропечатать!
        - Дядя слишком хорошо знал людей, среди которых вращался, - пояснил Питер. - Оттого-то мы и будем всячески беспокоить Нарстада и Хикле и напоминать о себе.
        Из другой комнаты показался Крафт. Он был разодет как церемониймейстер, если бы не красные штаны с рюшами, делавшими его похожим на сержанта городской стражи.
        - Вот вы говорите: беспокоить, напоминать, а они возьмут да и первыми напомнят о себе, - сказал он. - Пришлют двадцать стрелков и нашпигуют нас, как бекасов. За те деньжищи, что Питеру полагаются, можно не только убийство, войну состряпать.
        Капитан подошел к окну и стал обшаривать глазами улицу.
        - Ты, Питер, у нас главная персона, так что к окнам не подходи вовсе, - сказал он. - И на улицу выходить тоже не стоит. Проще всего им тебя убить, тогда даже в бумагах ничего менять не нужно, все будет идти прежним чередом.
        Из ванной появился лакей.
        - Извольте к воде, кто пожелает, ваши благородия, - произнес он, кланяясь.
        - Пожалуй, я пойду, - сказал фон Крисп. - А ты скажи мне, чьи фонари напротив булочной?
        - Евойные, ваше благородие, булочника, - ответил лакей.
        - А до какого часу он масло жжет?
        - До девяти часов, ваше благородие, как закрывает торговлю, так и гасит.
        - Ты вот что. - Фон Крисп достал кошелек и, выудив несколько крейцеров, подал лакею. - Это тебе. - А вот это - булочнику, - добавил он, подавая серебряный рилли. - Скажешь, что господа хотели бы видеть его фонари всю ночь, как на день рождения императора. Понял?
        - Как не понять, ваше благородие, все скажу и деньги передам.
        - Давай прямо сейчас.
        - Слушаюсь, ваше благородие, - поклонился лакей и вышел.
        Капитан закрыл за ним дверь и задвинул щеколду.
        - Хлипковата задвижечка, - сказал Крафт.
        - Следи тут, пока я мыться буду, - сказал ему капитан и красноречиво кивнул в сторону Питера, который временами терял интерес к наследству и заводил разговоры о банде непобедимых разбойников, рубивших уланские отряды.
        Поначалу фон Крисп думал, что, получив свои несметные богатства, Питер сразу забудет про эдакую чепуху и займется делами, однако, понаблюдав за ним полдня, был готов изменить мнение. Питер все больше погружался в мысли о поимке злодея.

85
        Мылся фон Крисп недолго, а когда, розовый и распаренный, вернулся в комнаты, там уже горели настенные фонари и люстра.
        - Вот удивляюсь я, ваше благородие, фонари горят, а копоти на потолке нету, - сказал Крафт, который вынашивал этот вопрос, пока капитан был в ванной.
        - Так масло перегонное, очищенное, оттого и не коптит, - пояснил капитан и осторожно выглянул в окно: фонари напротив темных окон булочной светили в полную силу.
        - Какой толк в эдаком сиянии, ведь фонари эти и разбить можно, - сказал Крафт, пристегивая ножны к новому расшитому поясу.
        - Вот тогда мы и поймем, что нужно ждать непрошеных гостей, - сказал молчавший до этого Питер и, поднявшись со стула, тоже подошел к окну, однако выглядывал осторожно. - Скорей бы уж пошли, не люблю я ждать.
        - А-а, мой друг, - растираясь полотенцем, усмехнулся фон Крисп. - Вот и ты стал смотреть на своих банкиров с полной реальностью!
        - Заряди арбалеты, Крафт, - сказал Питер.
        - Сейчас сделаю, - ответил тот и выволок из-под кровати два арбалета, куда уже были заложены болты, оставалось лишь натянуть луки.
        Пока велись военные приготовления, капитан надевал чистое, купленное накануне белье. Оживление Питера заставило его поверить в скорое столкновение.
        - Однако… Места здесь достаточно, - заметил он, торопливо надевая штаны. - Есть где побегать, и коридоры путаные, самая для нас выгода… Как арбалеты, Крафт?
        - Второй докручиваю! - отозвался тот.
        - Фонарь разбили… - ровным голосом заметил Питер.
        - Один? - спросил капитан, натягивая мундир и ногой подтаскивая брошенную на пол кирасу.
        - Пока один.
        - Хорошо, кабы у нас два кавалерийских арбалета было! - высказался Крафт. - Тогда бы вдвое больше настрелять могли!
        - А если они в железе будут, тогда как? Кавалерийский арбалет хорош против пехоты - ежели в упор или против неприкрытых, - комментировал фон Крисп, застегивая ремешки на кирасе. - Нет, лучше уж… Двух, но - наверняка! Как там второй фонарь, Питер?
        - Давно уж разбили - темно.
        - Так чего же ты молчишь?
        - А зачем лишний шум поднимать, и так ясно. Они уже с охранниками драку затеяли, сейчас прорываться будут.
        - Так ты слышишь? - удивился фон Крисп.
        - Разумеется, слышу, - ответил Питер. - Вон как они орут, должно, воров набрали - люди необученные.
        - Я готов! - объявил Крафт, появляясь в полной защитной амуниции, от голенных накладок до шлема. Фон Крисп тоже не пренебрег защитой, не упустив даже перчатки.
        - Давай арбалеты! Я первым пойду, а вы меня в коридоре ждите!
        Крафт подал Питеру заряженные арбалеты, и тот выскочил в коридор, капитан с Крафтом последовали за ним. Они видели, как Питер дважды выстрелил с лестницы и побежал обратно, а за ним, с опозданием, ударили в стену три арбалетных болта.
        - Что там? - спросил его фон Крисп.
        - Человек двадцать, но двоих я подстрелил. Трое побежали вокруг, так что ждать их нужно слева, - сказал Питер, забрасывая в апартаменты пустые арбалеты. - Капитан, возьмите этот фланг на себя, а мы с Крафтом…
        Договорить он не успел, с правого крыла выскочила ревущая орда, сверкая мечами и развевая полы новых одежд. Питер и Крафт встали у них на пути, а капитан побежал в противоположную сторону, чтобы подальше перехватить «засадной отряд».
        - Помогите, помогите! - кричали из-за какой-то двери.
        - Охрана, сюда! - кричали из-за другой.
        На капитана выскочили двое воров с церемониальными мечами, и он разбросал их по стенам, одного взяв на кинжал, второго пронзив мечом.
        Позади звенел мечами Питер, а Крафт прикрывал его тылы. Капитан уже подумал, чтобы пойти им на помощь, но тут из-за угла выскочил третий злодей.
        У него была бритая голова, усы - подковой, в руках он держал два кривых карсаматских меча, а вся его амуниция состояла из легких кожаных доспехов.

«Трудный противник», - успел подумать капитан, уже по походке видя сноровку. Они скрестили мечи, острое жало полоснуло капитана по боку чуть ниже кирасы. Несмертельно, но обидно - почти унижение.
        Фон Крисп сделал полшага назад, собрался и атаковал, приложив все свое умение и опыт. Пока его меч связывал быстрые ходы противника, кинжал наносил «удары скорпиона», однако противник легко парировал все выпады, да еще легался с таким усердием, что не помогали стальные накладки и наколенники.
        Еще одна контратака - и фон Крисп не успел пригнуться, шлем спас его, однако тяжелый удар отбросил к стене. Иноземец сделал шаг для последнего удара, и фон Крисп прикрыл глаза.

«Все», - подумал он.
        - Оставь его!
        Звонкий голос Питера заставил иноземца отменить удар и посмотреть на нового соперника.
        Это был невысокий, стройный молодой человек в легких кожаных доспехах, а позади него в разных позах валялись опрокинутые воры из шайки.
        - Меня зовут Мускат, я - инычер, - представился боец с бритой головой.
        - Я - Питер, защитник.
        На лице Муската появилась недоверчивая улыбка. Он слышал о защитниках, но никогда с ними не встречался.
        Они сошлись, и коридор наполнился звоном стали. Клинки замелькали с быстротой молнии, а когда противники разрывали дистанцию, кинжал Питера продолжал постукивать по мечу, выбивая такт слышимой им мелодии.
        Еще столкновение и… оно прервалось внезапно, когда Мускат пропустил удар и отлетел к стене.
        - Я ухожу… Питер… - прошептал он.
        - Я вижу, Мускат.
        - Что передать… там?
        - Его зовут Корнелий. Скажи, что я помню его…
        - Скажу…
        Питер сделал шаг назад и выдернул кинжал, а Мускат, с тускнеющим взглядом, сполз по стене, оставив на ней алую полосу.
        - Кончено? - решился спросить фон Крисп.
        - Да, - ответил Питер.
        - Что теперь?
        Из апартаментов выглянул Крафт, при нем был заряженный арбалет.
        - Так быстро? А я думал подстрелить его…
        - Нужно прямо сейчас ехать к мэтру Дорвилю и вместе с ним навестить Нарстада и Хикле, - сказал Питер. - Покончим с этим сразу.

86
        Небольшой холл «Золотой лилии» выглядел разоренным, кадки с растениями были разбиты, стулья переломаны, однако стоявший в глубокой нише железный шкаф не пострадал.
        Распуганные служители осторожно выбирались из своих укрытий, избитые охранники вытирали с лиц кровь, а дежурный служитель все еще лежал без чувств возле стойки.
        Окинув все это быстрым взглядом, Питер выскочил на улицу, но возчиков поблизости не было, их тоже распугали налетчики.
        - Вон там, я вижу! - крикнул Крафт, указывая в дальний конец улицы, где виднелись тусклые фонари экипажа.
        - Эй, возчик, кати сюда - двойная плата за срочность! - хрипло прокричал фон Крисп, все еще страдая от боли в ноге.
        Фонари качнулись, экипаж покатился к гостинице. Вскоре возница натянул вожжи и остановился.
        - Воры разбежались, ваша милость? - спросил он у Питера.
        - Разбежались, куда ж им деваться… Давай к дому нотариуса.
        - К местному или питожскому?
        - К местному - мэтру Дорвилю.
        - Понятно!
        Пассажиры быстро расселись, возчик щелкнул кнутом, лошадь резко взяла с места. Замелькали сонные дома, выхваченные из темноты фонарями экипажа. Где-то залаяла собака, с дороги посторонился пьяный и свалился у стены. Питер ехал стоя, держа шлем в руке и ощущая на лице свежий ветер. Вот и знакомый дом.
        - Ждите, я быстро! - крикнул он, соскакивая с экипажа.
        Подбежав к дому, он требовательно постучал в оконную раму - при особой срочности дел нотариуса часто вызывали среди ночи.
        Вскоре за стеклом зарешеченного окна загорелась лампа. Скрипнула рама, и наружу выглянул мэтр Дорвиль в ночном колпаке.
        - Это я, мэтр, Питер Фонтен!
        Дорвиль поднес лампу поближе к лицу ночного гостя и кивнул:
        - Вижу, что Питер Фонтен. А дядя?
        - Дяди не будет.
        - Понятно. Куда нужно ехать, полагаю, к Нарстаду и Хикле?
        - Вы необыкновенно догадливы, мэтр! - обрадовался Питер.
        - Тут и догадываться нечего. Но учтите, за ночной выезд я беру дорого - четыре рилли.
        - Хорошо, мэтр!
        - Причем вперед.
        Питер выдернул из-за пояса кошелек и не глядя высыпал все его содержимое на ладонь Дорвиля, однако тот аккуратно выбрал четыре серебряные монеты, а остальное вернул Питеру.
        - Я сейчас выйду.
        Питер был готов подождать, но старый Дорвиль собрался быстрее, чем за пять минут, и вскоре показался на улице со своим саквояжем.
        - Что, удивлены? - усмехнулся он. - У меня на такой случай всегда все приготовлено. У нас, как у коновалов, время решает все…
        Питер подсадил мэтра на повозку, и они поехали к банкирам, ничуть не сомневаясь, что застанут их на месте.

87
        В помещении конторы Нарстада и Хикле ярко горели лампы, и партнеры громко выясняли отношения:
        - Я не могу понять, Ральф, как такое могло случиться, ведь ты говорил, что подобраны верные люди, а какой-то там Мускат стоит целого войска? Ты потратил на них почти пятьдесят дукатов, а теперь выясняется, что при первой же опасности они разбежались?!
        - Прекрати орать на меня! - оборвал Нарстада Хикле, который сидел на столе прямо на бумагах, что в их конторе никогда не допускалось. - Для меня и самого это оказалось полной неожиданностью, однако эти пятьдесят дукатов не пропали, те, кто еще не убит, охраняют нас внизу возле лестницы.
        - О чем ты говоришь, Ральф? Да от них самих охраняться нужно, это же воры! Для них человека убить - раз плюнуть!
        Они помолчали, где-то за шкафом застрекотал сверчок.
        - Что будет делать Питер Фонтен, если он уцелел? Придет нас убивать? - спросил Нарстад.
        - Видимо, так. Если он носит при себе меч, то пустит его в ход без промедления.
        - На этот случай у меня найдется чем ответить…
        С этими словами Нарстад открыл один из шкафов и из-под толстых папок с позабытыми бумагами вытащил, кряхтя, старинный арбалет.
        - Но воров-то… зачем ты притащил сюда воров? - не унимался он, сметая с арбалета пыль. - Они уж, наверное, орудуют в кладовых.
        - Кладовые я закрыл на замок, а на лестнице поставил Фистерна.
        - Замки! Фистерн! Да как они могут удержать воров? Тоже мне сказал - замки! Ты случайно не знаешь, как его заряжать? Снаряд у меня есть, а вот куда его вложить и как натянуть эту штуку…
        Внизу послышался шум.
        - Вот! Должно быть, они уже начали грабеж, Ральф! Нужно немедленно вызвать стражников, а то они, чего доброго, еще и нас поколотят!
        Однако вызвать стражников они не успели, шпоры звенели уже на лестнице, вскоре дверь распахнулась, и в контору шагнул Питер Фонтен с мечом в руке, а за ним фон Крисп и Крафт.
        - Не подходите! Не подходите, я будут стрелять! - закричал Нарстад, потрясая арбалетом.
        В воздухе просвистел капитанский кинжал и с треском пригвоздил плечо банкира к дверце шкафа.
        - А-а-а-а!!! - завыл тот от боли и ужаса, выронив незаряженный арбалет.
        Побелевший от страха Хикле остался сидеть на столе.
        - Почему здесь всюду так много кричат? - раздался тихий старческий голос мэтра Дорвиля. Он заглянул из коридора в комнату и удовлетворенно кивнул: - Да, кажется, я не ошибся дверью.
        - Ай-ай! Больно-о-о!!! - продолжал выть Нарстад.
        - Сейчас будет легче, - сказал фон Крисп и, обойдя стол, выдернул кинжал, отчего Нарстад свалился на пол и начал стонать громче.
        - Если здесь будет так шумно, я не смогу работать, - предупредил мэтр Дорвиль, устраиваясь за столом, под которым корчился мэтр Нарстад.
        - Эй, ты! - крикнул ему фон Крисп. - Если будешь мешать уважаемому мэтру, я буду вынужден добить тебя. Имею полное право.
        Нарстад пискнул и затих.
        - Хикле, принесите какую-нибудь тряпку, чтобы перевязать его, - приказал Питер.
        - Одну минуту, господин Фонтен, только одну минуту! - оживился банкир и, спрыгнув со стола, выбежал в смежную комнату. Вскоре он вернулся с мотком холстяного бинта и баночкой настоянной на хересе манкойи.
        - Да у вас тут все подготовлено! - заметил фон Крисп.
        - Это… на случай порезов, - угодливо улыбаясь, ответил Хикле. - Бывает, перо чинишь и - раз… Порезался…
        Склонившись над раненым коллегой, он попытался что-то сделать, но это было не так просто.
        - Крафт, перебинтуй его, - сказал капитан. - Знал бы, что у него арбалет пустой, я бы, конечно, воздержался… Хотя…
        Тем временем мэтр Дорвиль уже выложил из саквояжа все необходимое - даже собственные чернила. Другим он не доверял, поскольку случалось, что через неделю подписи на документах исчезали напрочь.
        - Ну что же, господа, давайте начинать! - объявил нотариус, подслеповато щурясь на привезенные бумаги. - Наследник Нуха Земаниса здесь?
        - Здесь, - ответил Питер.
        - Представители банкирского дома «Нарстад и Хикле» здесь?
        - Да, мэтр, оба здесь, - кивнул Хикле.
        - В таком случае объявляю последнюю волю покойного: опуская перечень указанных активов в золоте и недвижимости, все свое имущество Нух Земанис завещал своему, присутствующему здесь, племяннику - Питеру Фонтену. А потому с сегодняшнего дня, данного часа вам, Ральф Хикле, надлежит передать управление всем имуществом Нуха Земаниса Питеру Фонтену.
        - А это точно Питер Фонтен, мэтр Дорвиль? - решился на дерзкий вопрос Хикле. Он немного успокоился и решил не сдаваться.
        - Конечно, он, почему вы спрашиваете?
        - Но ведь все экземпляры завещания уничтожены, не так ли, а значит, определить Питера Фонтена по отпечатку большого пальца нет никакой возможности.
        - Ах ты, сволочь… - Капитан шагнул к Хикле, но Питер остановил его.
        - Вы ошибаетесь, господин Хикле, в моих руках находится подлинный экземпляр того самого завещания, и на нем имеются все подписи и печати большого пальца присутствующего здесь Питера Фонтена.
        - Но ведь вы отдали два экземпляра нам с Нарстадом и сказали, что других нет, и получили за это вексель на двадцать дукатов из нашего банка!
        - А вот об этом вы очень кстати вспомнили, мэтр Хикле. - Дорвиль выудил из своих бумаг вексель и протянул банкиру: - Возвращаю вам вексель, как видите, на ваше золото я его не поменял.
        - Но ведь вы уже нарушили закон, приняв его!
        - Ничуть, - пожал плечами Дорвиль. - Я взял вексель, чтобы оставаться с вами в хороших отношениях, но сохранил экземпляр завещания, чтобы выполнить свой долг перед клиентом, ведь именно это и только это имеет для нотариуса значение. Клиента я не обманул, ваш вексель вернул - хотя это и необязательно. Если бы я был так жалок, как предполагали вы с Нарстадом, я бы не смог на протяжении пятидесяти лет заниматься практикой в одном городе. Все, мэтр Хикле, пишите распоряжение на передачу прав.
        Под столом застонал приходящий в себя Нарстад.
        - Перевязал, как родного! - доложил Крафт, поднимаясь с пола. - Ему еще повезло, рука будет работать.
        - У меня верный глаз, - усмехнулся капитан.

88
        Лошади стояли под седлами, высокие, холеные, хоть сейчас на военный смотр. Фон Крисп давно не видел таких мардиганцев и прохаживался вдоль рядов, любуясь ими.
        - Пожалуй, я возьму вот этого, - сказал он, забирая поводья из рук конюха.
        - А ты, Крафт? - спросил Питер.
        - Мне вот этот понравился - вороной.
        - Забирай.
        - Сумки сразу навешивать, господин Фонтен? - спросил коннозаводчик.
        - Да, навешивайте, - согласился Питер.
        - Ты бы себе хоть железа подобрал - легкого, заирского. Умно ли в этой кожанке на такое дело идти? - заметил Питеру фон Крисп. Утром они побывали у лучших оружейников города и покупали, не глядя на цену. Капитан впервые мог позволить себе доспехи за триста дукатов, тонкие и легкие, но почти непробиваемые. Такие брали только по размеру, подрезать их под другой рост было невозможно.
        Крафт тоже поддался этой лихорадке, приобретя, помимо лучших доспехов, два двуручных арбалета с винтовым взводом. Четыре оборота ручки - и винт ставил на стопор обе тетивы, ну разве неудивительно?
        Питер не платил ни серебром, ни золотом, а только подписывал счета, которые с поклонами подносили хозяева лавок. Непостижимым образом все торговцы города уже знали о возвращении наследника самого большого состояния в округе.
        Однако фон Крисп обещанные Питером дукаты решил получить наличными, и теперь его деньги лежали в сейфе «Золотой лилии», банку «Нарстад и Хикле» он не доверял.
        Крафт золото брать не стал и получил свои пятьсот дукатов векселем. Для него это было в диковинку: чтобы золото и на бумаге, поэтому он каждый час вытаскивал вексель и, глядя на каллиграфический писарский почерк, в восхищении повторял:
        - Ишь ты, зараза какая!
        Идея отправиться на поиски злодея, лютовавшего на родине, как где-нибудь на юге, не покидала Питера с момента знакомства с уланским лейтенантом. Крафт и фон Крисп об этом догадывались, но и они были немало удивлены, когда Питер заговорил о походе, едва выйдя из конторы «Нарстад и Хикле».
        Впрочем, он не настаивал на том, чтобы его товарищи ехали с ним, с его средствами он легко мог собрать отряд, однако на это требовалось время, а злодей тем временем продолжал опустошать северный край.
        Фон Крисп согласился сразу, потому что больше заняться ему было нечем, если только не пить херес до упаду или играть в кости, но все это с ним уже случалось и наносило ущерб куда больший, чем участие в самых кровопролитных кампаниях. А уж после того, как капитан увидел в коридоре гостиницы схватку Питера с неизвестным мастером, он окончательно уверился в его возможностях и уже не сомневался в успешном исходе новой акции.
        После капитана согласился и Крафт, оставаться в Гудбурге одному ему не хотелось - северный город был для него непривычен, и без капитана с Питером он чувствовал себя в нем одиноко.
        - Я тоже поеду, вместе веселее, - сказал он, и отряд состоялся.
        Вскоре после обеда трое всадников выехали из города и направились по виленской дороге туда, где еще вчера, в пяти милях от Гудбурга, стоял городок Маленц, а теперь над горизонтом поднимались черные дымы. Горел сам городок и его маслобойка, благодаря которой зарабатывало на жизнь большинство маленцев.
        За уезжавшими всадниками наблюдали трое незнакомцев в темных одеждах. Они долго смотрели им вслед, потом Вендор спросил:
        - Что вы об этом думаете, Карцепос?
        - Мне нечего сказать, мы с вами в одинаковом положении. Чем больше мы вникаем в жизнь и поступки этого мальчишки, тем меньше мы понимаем происходящее с ним.
        - А ты, Харар?
        - Что я могу, мессир? Мне просто страшно, я вижу обрыв, за которым ничего нет, и это меня пугает. А вы, мессир?
        - Промолчу, ибо мои догадки слишком по-человечески скандальны. Промолчу.

89
        Впервые за последнее время Питер снова увидел беженцев. Эти люди уцелели во время разгула душегубов и теперь кто пешком, кто на телеге двигались в сторону Гудбурга в надежде найти там приют и защиту. При виде трех всадников некоторые из них бросали пожитки и убегали в придорожные заросли, пережидая, пока незнакомцы не скроются из виду. Питер и его спутники списывали это на последствия сильного испуга, отчего в каждом встречном беженцы теперь видели опасность.
        За милю до границы Маленца всадников остановили на посту алебардистов. Это были гудбургские стражники, о чем свидетельствовал изображенный на их кирасах городской герб.
        Алебардистов было десятка два, командовал ими лейб-капрал. Выглядели они напуганными и были рады увидеть на дороге троих хорошо вооруженных людей.
        - Вы куда едете, ваша милость? - спросил у Питера лейб-капрал, виновато улыбаясь.
        - В Маленц, приятель.
        - Там же злодеи, ваша милость, ужас, что творится!
        - Так они еще в городе?
        - Вроде ушли, но люди говорят - обещали вернуться, чтобы дорезать тех, кто остался. Уланов как есть всех порубили, до сотни, а то и больше. Мы только сунулись, да как увидели, что там, сразу назад. Здесь только и остановились - ближе подступиться мочи нет. Мы же не железные. Так что езжайте обратно, ваша милость, это мы люди подневольные…
        - Как полагаешь, где они сейчас?
        - Кто, ваша милость?
        - Злодеи.
        - Да где ж им быть, как не на реке? По ней к холмам, а оттуда весь Маленц как на ладони, когда захотят - вернутся, им все видно, все ведомо.
        - На холмах, говоришь?
        - Так точно, ваша милость!
        - Тогда нам туда, - сказал Питер и дал мардиганцу шпоры.
        Один за другим всадники проскакали мимо поста и вскоре скрылись из виду.
        - Да куда же они? - шепотом произнес лейб-капрал.
        - Должно, из императорской службы люди, - высказал предположение один из стражников.
        - Какая же это служба?
        - Кто ж ее знает, должно быть - тайная.

90
        Маленький отряд несся к Маленцу по опустевшей дороге. На обочинах стали попадаться убитые люди и скот, а осиротевшие повозки с домашним скарбом оставались нетронутыми.
        - Они возвращались совсем недавно! - на скаку крикнул Питер. - Они где-то рядом!
        Окраина Маленца встретила их перепуганными бездомными собаками. Они лаяли из-за дымящихся руин, еще не зная, что их жизнь безвозвратно переменилась.
        Где-то мычала уцелевшая корова, несколько куриц деловито разрывали остывающие угли.
        Всадники выехали на середину сгоревшей улицы и двинулись вдоль нее, ужасаясь жестокости пировавших здесь душегубцев. Некоторых из своих жертв они развешивали на заборах, и те оставались там, поскольку снять их было некому - все, кто не погиб, сбежали.
        - Страх-то какой, может, вернемся? - предложил Крафт, нагоняя Питера.
        - С чего ты взял, что страшно? - откликнулся тот, оставаясь во власти собственных мыслей.
        - Так я же это чувствую, Питер, это, может, вы с капитаном голубых кровей, а простой мужик - трус! Мне свой живот дороже!
        - Не беспокойся, когда мы их настигнем, тебя к битве никто принуждать не будет, делай что захочешь.
        - А вот и нет, я тоже трушу, признаюсь вам честно! - прокричал сквозь стук копыт капитан фон Крисп. - Сам воздух здесь пропитан страхом, и эти тучи… Их не было на горизонте еще минуту назад.
        - Бояться - не стыдно! Я уже чувствую их, вперед! - крикнул Питер и пришпорил своего мардиганца. Крафт и фон Крисп были вынуждены последовать его примеру.
        Вот и главное пожарище - склады маслодавильной фабрики. Они уже догорали, и всадники понеслись дальше.
        На дороге замелькали уланские мундиры, где-то здесь лежал и лейтенант. Почти всех уланских лошадей злодеи убили, лишь некоторые уцелевшие оставались возле своих хозяев, грустно глядя вслед проезжающим.
        Отряд проскакали через весь город, и вскоре показалась окраина.
        - Я дальше не поеду, мочи нет как страшно! - крикнул Крафт, придерживая лошадь.
        - А я поеду! - возразил фон Крисп. - Хотя и у меня подводит брюхо, а спину морозит так, что шпоры звенят!
        С холмов налетел ветер и засвистел в конских гривах.
        - Не бойтесь, развязка скоро! - крикнул Питер. - Никто не гонит вас в бой, это будет только мой спор!

«Мой спор!» - отозвалось эхо откуда-то из-за руин.
        Ветер стал крепчать, от холмов спускался густой туман.
        - Мы едем правильно! - прокричал фон Крисп, чтобы не онеметь от страха. Еще никогда он не чувствовал себя таким маленьким, жалким и беззащитным.
        За Маленцем оказалось пустынное место. Ветер немного стих, а впереди показались всадники.
        - Это они! - торжествующе воскликнул Питер и первым достал из ножен меч.
        - Да их там сотня! - закричал Крафт, едва сдерживаясь, чтобы не повернуть назад. - Уедем, Питер! У нас хорошие лошади - они не догонят!
        - Езжай, теперь мне никто не нужен! - прогремел над окрестностями чей-то голос, и, пришпорив коня, Питер поскакал навстречу врагу.
        Однако встречи со всем отрядом не получилось, едва различимые в спустившемся тумане всадники отступали все дальше, и лишь один из них оставался на месте, дожидаясь вызова.
        Когда его черты стали различимы, Питер придержал коня и поехал медленнее, и чем ближе он подъезжал, тем понятнее ему становилось поведение беженцев на виленской дороге - злодей напомнил лицом самого Питера. Да что там напоминал, он был его точной копией!
        - Не ожидал увидеть здесь себя? - усмехнулся знакомый незнакомец, и его черный конь ударил в землю копытом. - Меня зовут Ретип Нетноф! Знакомое имя, не правда ли?
        - Я слышал это имя… И сразу понял, что это вызов для меня, - ответил Питер.
        - Да в чем же вызов, мы ведь братья! - насмешливо ответил злодей.
        - Ты мне не брат, я пришел убить тебя, - решительно сказал Питер, с трудом удерживая беспокойную лошадь.
        - Об этом даже и не думай, меня коснешься - сам умрешь! И ты, я думаю, об этом догадался, ведь я же - ты, но лишь наоборот!
        - Ты порождение Хиввы, и ты умрешь сегодня, неважно, за какую цену!
        - Зачем же нам такой скандал? - с насмешкой спросил злодей. - Ведь мы могли бы вместе рубить сплеча и напиваться кровью, два близких… существа. Ведь мы как братья, я же говорил!
        - Ты - порожденье Хиввы, и я пришел тебя убить! Готовься к смерти!
        - Только не сегодня, братец…
        Злодей сцепил перед собой пальцы рук, в глазах его сверкнула вся злобы Хиввы, а затем его руки извергли страшный разрушающий поток, который ударил в строптивого всадника и его лошадь, моментально испарив их, превратив в туман и слабый ветер.
        Битва закончилась, не начавшись.

«Что я теперь? Ничто», - подвел итог Питер, своим рассыпающимся сознанием зацепившись за огромный валун, лежавший неподалеку от места схватки. Лишь эта глыба могла вместить всю разрушительную силу, что принял на себя хрупкий человек.

«Я дотянусь, как учил Корнелий… Я дотянусь…»
        Удовлетворенный своей победой, злодей уже разворачивал коня, когда гранитная глыба вдруг полыхнула яростным огнем и расплавленный камень ударил фонтаном до самых облаков.
        - Я недооценил его, он возвращается! - воскликнул Ретип и достал из ножен не очищенный от крови зазубренный тесак.
        Когда куски расплавленного камня обрушились на землю и раскатились, дымясь, по сторонам, на месте камня остался пеший воин.
        - Не ждал меня, Ретип? - спросил он громовым голосом.
        - Не ждал, - признался злодей и слез с лошади.
        Питер двинулся ему навстречу, лишенный всяких мыслей и сомнений. Нужно лишь ударить, всего один раз…
        Подойдя ближе, он остановился.
        - Ты собираешься убить брата! - воскликнул злодей с обидой в голосе.
        - Нет, я убиваю зло.
        С этими словами Питер размахнулся и нанес мечом разящий удар. Злодей пытался прикрыться собственным мечом, но клинок Питера прошел через него, как сквозь воздух.
        Грянул гром, содрогнулись холмы, с пепелищ Маленца поднялись тучи черного пепла. Питер покачнулся и, раскинув руки, упал на спину.

«Наконец-то ничего не должен. Теперь - покой».
        - Замечательно! Великолепно! - воскликнул Вендор, перешагнув через упавшее тело.
        - Примите и мое поздравление, мессир Энверсай! - произнес Карцепос.
        - И я, разумеется, тоже присоединяюсь! - поддержал двух магов появившийся Гильгум.
        - Это было так необычно, мессир Энверсай! - вторил им Харар, стоя поодаль.
        Энверсай, маг стихии земли, стоял в кругу поздравлявших и не скрывал своего хорошего расположения. Его длинные волосы струились водопадами самоцветных искр, глаза светились желтыми опалами, одежды трепетали, словно под сильным ветром. Все разрешилось как нельзя лучше, и он неожиданно для магов Круга Четырех получил долгожданную свободу.
        - Но как это случилось, расскажите нам! - попросил Вендор, теперь его накидка полыхала красным огнем и бояться было нечего - Гильгум снова находился среди них.
        - О, должен повиниться перед вами, друзья мои, - совсем по-человечески развел руками Энверсай. - Хивва сумела обмануть меня, воспользовавшись тем, что я был самым молодым и малоопытным среди вас! Она смутила меня вестями, что можно единолично управлять этим миром, а не в составе Круга Четырех. Нет, я не хотел этой власти, меня устраивала сила Круга, но испробовать, вкусить!.. Против этого я устоять не смог и отрыл ларец, который якобы достали для меня ценой неимоверных жертв горные карлики. Однако, едва открыв крышку, я понял, что пропал - в ларце отказалась дорога в бездну. В одно мгновение я растерял силу, и Хивва пустила по моим следам своих пожирателей.
        - Духов холода и разложения… - произнес Харар.
        - Вот именно! Они настигли меня у небольшого городка, но я успел спрятаться в маленьком мальчике, что играл во дворе своего дома. Желая как-то выделить меня из числа смертных, они навели на город мор, и почти все жители, кроме малыша, в котором я скрывался, погибли. Потом мне удалось поставить дело так, что мы оказались в семье одинокого купца Нуха Земаниса - также пострадавшего от страшного поветрия.
        Спустя время, когда Хивве стало известно о моем убежище, она решила навсегда заточить меня в теле Питера Фонтена и создала Ретипа, который одним своим существованием должен был заставить Питера держаться подальше от войн Хиввы… Возможно, со временем Фонтен мог получить бессмертие, и тогда Круг Четырех никогда бы не воссоединился.
        - Встреча для двойников - всегда обоюдная смерть! - заметил Харар, понемногу смелея.
        - Именно так! Но Хивва давно бы владела этим миром, если бы все ее планы воплощались. Началась война, император оказался не такой легкой добычей, как ожидали злодеи, и всем стало не до Питера Фонтена и укрывавшегося за ним мага. Как видите, не испугала этого юношу и угроза жизни, Хивву подвело его человеческое стремление к справедливости.
        - Любой ценой! - подсказал Харар.
        - Именно так - любой ценой! Благодаря этому я с вами и Круг Четырех снова ожил!
        - Круг снова ожил! - повторил Харар.
        - Нам остается замкнуть его, - сказал Вендор.
        - Мы сделаем это, но сначала - пара неотложных дел, - проговорил Энверсай и повернулся к маячившим неподалеку силуэтам.
        - Капитан Йоган фон Крисп, подойдите ко мне!
        Один силуэт качнулся и стал неуверенно приближаться к Энверсаю.
        - Довольно! - сказал тот и поднял руку. - Йоган фон Крисп, вам давно следовало навестить своего отца, тем более теперь, когда у вас есть деньги, чтобы выкупить замок!
        - Но… мой отец…
        - Ваш отец жив, Йоган! А вон и Ренсант. - Маг указал на высокую лошадь под седлом, вышедшую вдруг из сгустившегося тумана. - Ваш первый конь, теперь он тоже жив. Садитесь и езжайте домой и не забудьте навестить имение графа Розгеля, у него прекрасная дочь, это ваша судьба. Однажды вам уже снилась свадьба с ней.
        - Но… мои средства, они сейчас… - начал было объяснять фон Крисп, язык едва повиновался ему.
        - Ваши деньги в кошеле на поясе - проверьте…
        Фон Крисп проверил, маг был прав.
        - Я могу ехать?
        - Езжайте, Йоган, теперь на дорогах спокойно.
        Фон Крисп на негнущихся ногах подошел к Ренсанту, осторожно дотронулся до его шеи и облегченно выдохнул: это действительно был Ренсант.
        - Да возможно ли такое? - воскликнул капитан.
        - Возможно, но не слишком часто, - ответил Энверсай.
        Вскоре фон Крисп уже скрылся в клочковатом тумане, носимом по пустоши северным ветром.
        - Крафт, сын медника, подойди ближе.
        Пришла очередь Крафта брести сквозь текущий туман.
        - Твоя сестра ждет тебя, Крафт. У нее все благополучно, садись в повозку и поезжай домой.
        Энверсай указал на одноосную повозку, запряженную пегой лошадкой с длинной гривой.
        - Но это…
        - Да, повозка, о которой ты мечтал еще ребенком. Сиденья - синий бархат, как ты и хотел. Твои деньги тоже при тебе - на поясе.
        - Спасибо! - обрадовался Крафт. - Но как я поеду, ведь там война?
        - Войны уже нет, поскольку Круг Четырех теперь в полном составе.
        - Понятно, - кивнул Крафт, ничего не понимая. И, не дожидаясь нового приглашения, забрался в повозку, крикнул «и-и-ха!», и лошадка бойко затрусила сквозь стену тумана. Скоро их не стало видно.
        - А что же с этим, мессир Энверсай? - осторожно спросил Харар, указывая на распростертое тело Питера Фонтена.
        - Увы, оживить погибшего после встречи с двойником нельзя, однако… можно дать ему другую попытку.

91
        Не видя никакой опасности, Нух Земанис повел обоз в рощу. Она оказалась довольно большой, а деревья в ней старыми и высокими.
        Светило солнце, ветер стих, однако птицы в роще не пели, как будто их здесь вовсе не было. Скрип колес и звон упряжи были единственными звуками среди тревожной тишины, однако люди в обозе себя успокаивали - сверху их прикрывал дозорный Ниман.
        И вдруг, в одно мгновение, все переменилось, роща будто ожила, между деревьев замелькали всадники.
        Телега наехала на камень, и Питер проснулся от сильного толчка. Привстав, он ничего не мог понять, всадники-карсаматы появлялись как из-под земли, их обученные лошади умели лежать и быстро подниматься, когда следовало идти в атаку.
        - К оружию! Занять оборону! - прокричал телохранитель Земаниса Рудвар, однако нападавших оказалось не менее полутора сотен. С сорока ярдов карсаматы начали стрелять из луков, в воздухе запели десятки стрел, они со стуком впивались в борта телег и валили людей.
        В ответ защелкали арбалеты, несколько карсаматов полетели кубарем на землю, однако остальные сошлись с защитниками обоза врукопашную.
        Заметив богатые одежды купца, к нему поскакали пятеро всадников. Первого из них срубил рослый охранник из Гудбурга, однако стрела с белым оперением вонзилась ему в шею, и он упал. Другой охранник увернулся от стрелы, но был заколот подоспевшими карсаматами.
        Питер перемахнул через край телеги, разбежался и, подпрыгнув, сдернул с лошади ближайшего степняка. Тот покатился по земле и закричал, ему на помощь бросились другие, однако теперь у Питера был меч.
        Запрыгнув на воз, он оказался с разбойниками на одной высоте. Три удара - и три всадника покатились в пыль. Питер перескочил на другой воз и сшиб еще двоих.
        Один карсамат на скаку вспорол полог телеги и ловко выдернул штуку шелка. Еще мгновение - и он наткнулся на меч Питера, а штука упала в пыль.
        Оседлав осиротевшую степнячку, Питер пустил ее в самую гущу схватки, туда, где охранники под предводительством Рудвара пытались оттеснить разбойников от Нуха Земаниса.
        - Прочь, грабители! Оставь, это не твое! - кричал тот и бесстрашно вырвал из рук карсаматов свое добро. Его ударили мечом плашмя, и купец упал в пыль, под ноги пляшущих лошадей.
        Питер подоспел вовремя, он подхватил второй меч у раненого карсамата, и клинки запели в его руках, сплетая звонкую мелодию битвы. Степняки посыпались на дорогу, как мешки со старым тряпьем, лошади вставали на дыбы, давили их и шарахались прочь от несущей смерть песни мечей.
        Это избиение длилось всего несколько мгновений, но карсаматы быстро поняли, что нужно спасаться, и, отчаянно вопя, бросились по сторонам.
        Кто верхом, кто пешим, прихрамывая и зажимая раны, они замелькали между деревьями, разбегаясь все дальше.
        - Не преследовать, всем оставаться у обоза! - громовым голосом прокричал Рудвар, а потом озадаченно посмотрел на Питера. Тот сидел на присмиревшей степнячке с устало опущенными руками, в которых держал карсаматские мечи.
        Нух Земанис, без шапки, побежал вдоль обоза, негодуя на устроенный карсаматами беспорядок.
        - Как же можно? Ну как же так можно? - приговаривал он и требовал, чтобы уцелевшие в схватке охранники и возницы немедленно собрали товар.
        Вскоре он вернулся, подошел к племяннику и, посмотрев на него с некоторым недоумением, сказал:
        - Питер… на тебе кровь…
        - Это не моя, дядя, - ответил племянник и, соскочив с лошади, положил мечи в телегу.
        - Рудвар, это ты выучил его всем этим фокусам? Вот этому. - Купец сделал рукой неопределенный жест.
        - Нет, хозяин, как можно, вы же сами запретили! - пожал плечами главный охранник и стал рассматривать небольшой порез под рассеченной перчаткой.
        - Но как же тогда все это? Питер, как ты сумел? - обратился Нух Земанис к племяннику.
        - Посторонитесь, хозяин… - попросил возница и, когда купец отошел, стал вытаскивать из-под колес тела карсаматов.
        - У мальчика талант, вот и весь разговор! - сказал Рудвар.
        - Ну какой же это талант - людей убивать?! - возмутился Нух Земанис. Ворча, он взобрался на телегу, чтобы оттуда посмотреть, как идут дела в обозе. Дела шли хорошо, товар уже уложили, пологи быстро восстанавливали, а убитых, своих и чужих, стаскивали на обочины.
        Раненых, в том числе Нимана, уложили на воловьи шкуры. Скоро можно было трогаться.
        - Ну что же, возможно, я был в чем-то не прав, - продолжал рассуждать Нух Земанис. - Может быть, мне и в самом деле стоит купить ему меч, лошадь или что там еще полагается. В конце концов, верховые прогулки полезны для здоровья…
        - Хозяин! - закричали спереди. - Готово, можно трогаться!
        - Пошли! - крикнул Нух Земанис, забираясь на телегу рядом с Питером, и обоз снова тронулся.
        - Ваша шапочка, дядя, - сказал племянник, подавая Нуху Земанису запыленную кипу.
        - Спасибо, Питер. Ты… устал, давай приляг.
        - Я уже выспался.
        - Все равно приляг, - настаивал дядя, и Питер лег.
        Он лежал на спине, смотрел в небо и на верхушки проплывавших мимо деревьев. Ему совсем не хотелось вспоминать то, что осталось где-то… в прошлом ли времени, в прошлой ли жизни. Питер был уверен, что теперь все будет только хорошо. По-другому и быть не может, когда тебе шестнадцать лет и впереди вся жизнь.

 
Книги из этой электронной библиотеки, лучше всего читать через программы-читалки: ICE Book Reader, Book Reader, BookZ Reader. Для андроида Alreader, CoolReader. Библиотека построена на некоммерческой основе (без рекламы), благодаря энтузиазму библиотекаря. В случае технических проблем обращаться к