Фонтан Граниил Орлов
        Кажется, что в жизни Брюса Слэйна всё просто. Высокий пост в страховой компании, красавица-жена, роскошный дом… Если бы не какая-то одолевающая скука и тоска по чему-то, что Брюс не может до конца понять. Но что будет, если вдруг выяснится, что вся окружающая его действительность - лишь большая игра? А за то, чтобы вырваться из неё, придётся заплатить немалую цену…
        Граниил Орлов
        Фонтан
        Часть 1. Сны в летнюю ночь
        Соловью, глядящему с высокой ветки на своё отражение, кажется, будто он упал в реку.
        Он сидит на вершине дуба и все-таки боится утонуть
        Сирано де Бержерак.
        Вступление
        Страницы перелистываются…
        Слэйн открыл глаза в полнейшей темноте.
        Грудь сдавило, и от сильного удара о стену пещеры повредился позвоночник. Он попробовал на ощупь каменный пол рядом с собой и нашёл сумку, затем погасший, но ещё не истлевший факел. Медленными ползками приблизился к стене и, развернувшись, облокотился на неё. Найдя огниво в сумке, он зажёг факел и осветил пространство вокруг себя.
        Слэйн находился внутри таинственной пещеры, с двух сторон которой были плотно закрытые деревянные двери.
        Он толкнул ногой одну из них и пожалел об этом.
        В один момент неведомая сила ворвалась внутрь, и Слэйн упал обратно на каменный пол.
        Он знал только одно - с другой стороны находится выход.
        Несмотря на боль в позвоночнике, он кинулся к противоположной двери и, приоткрыв её, протиснулся сквозь небольшое отверстие.
        В момент он оказался снаружи.
        Стояла тёмная летняя ночь.
        Не видя в кромешной тьме ничего вокруг, он оглянулся.
        За ним сквозь полуоткрытую дверь устремилось что-то ужасное и невероятно сильное. Оно грозно рычало и выло как зверь. Послышался треск досок и громкий удар о каменную стену. Чудовище разрушило дверь.
        Слэйн попытался различить в темноте образ монстра, но попытки остались тщетными. Неожиданно, он почувствовал мощный удар, который отбросил его и сильно ударил о стену.
        Глава 1
        Каждый раз этот сон начинался и заканчивался одним и тем же: огромный луг, цветы и синее небо без единой белой нити, а ещё ручей, который журчал неподалеку.
        Рядом паслись лошади. Они щипали траву, пока большие бабочки так и норовили сесть на нос наблюдателя. Непривычно спокойный, он лежал под ласковым солнцем с травинкой в зубах, нога на ногу, или же бегал, пытаясь поймать бабочек, которые с видимым удовольствием поддерживали его детскую игру. Лошади, отвлекаясь от травы, смотрели на это развлечение непонимающим взглядом.
        Рядом бегал и также пытался поймать бабочек мопс по имени Фрэнк.
        Органы были расслаблены, но при этом чувствительны.
        Останавливаясь, чтобы отдышаться, наблюдатель слышал, как эхом передавался стук сердца под ногами. Он улавливал каждый взмах бабочки, словно поток ручья уносил лепестки ромашки.
        В этом сне, как и в других, наблюдатель был уверен, что окружающий его мир - единственный в своем роде, а другого никогда не существовало.
        Каждый раз в этом сне случалось одно и то же: наблюдатель бегал за бабочками и не замечал глубокой ямы, затем резко поскальзывался и падал в необъятный тёмный мир. Поднимая голову, он видел глубокую тьму.
        Внизу наблюдатель различал тёмную воду, в которой стоял по пояс. В воде плавало много змей. Казалось, ещё момент и они начнут окружать его со всех сторон.
        Наблюдатель ждал, когда они уже начнут обвиваться вокруг него, чтобы задушить.

* * *
        Внезапно он открывает глаза, и первое, что встречает его в настоящем мире - огромная дорогая люстра с золотым обрамлением, висящая над головой. Она напоминает по форме огромный фонтан.
        Несколько первых секунд наблюдателю продолжает казаться, что это вовсе не люстра, а действительно фонтан. К тому же с живыми змеями вместо водных струй. Он продолжает быть наблюдателем, меняя локацию.
        - Да… вот такие бывают сны, ну, ничего, они всем снятся, это нормально, - встаёт и успокаивает он себя. По известному сценарию подходит к гигиенической кабине, стучит ладонью о её гладкую поверхность и произносит как заклинание:
        - Включить режим ионоочищения тела, - с полной, обманчивой для себя уверенностью в том, что сон забудется прямо сейчас.
        Примечательно, что наблюдатель не был особо суеверным.
        Брюс Слэйн - самый обычный человек нового времени.
        Вокруг было столько мелочей, которые он тут же пытался встроить в привычный ритм жизни, чтобы соответствовать ему и не растворяться в страшном мире самосознания. В итоге всё заканчивалось полным крахом реальности.
        «И вот откуда я знаю все эти суеверия?» - Только стоило ему задаться этим вопросом, как вновь сбивала с мысли неожиданно зазвеневшая телеголограмма Вирт-реальности.
        - Я совершенно обычный человек, что со мной не так? - Слэйн вслух задавал вопросы и принимал входящую телеголограмму, легкими движениями пальцев раскрывая её перед собой в полный рост.
        На большом экране перед его лицом возникла большая надпись: «Любимый Джем».
        Выплыла голограмма красивой девушки-оператора с оранжевым платком на шее, которая тут же оповестила, что звонит его жена.
        «Мой Любимый Джем» или просто Дженни…
        Несколько секунд ожидания подключения заставляют Слэйна задуматься.
        Оригинальное название абонента женского пола, присылающего ему через Вирт-реальность по несколько сообщений утром, два раза днем и иногда вечером.
        Появляется голограмма очаровательной жены в белом классическом костюме с золотой цепочкой на шее, ласково и заботливо смотрящей на Слэйна. Приветливый, нежный по тональности голосок произносит:
        - Просыпайся, дорогой! Ровно через полчаса тебе надо быть на работе! Я понимаю, что твой отец - директор компании и всё простит, но работа есть работа, режим никто не отменял.
        - Диктаторский? Точно, его, наверное, никогда не отменят, - пародируя её ласковый тон, отвечает Слэйн.
        - Вставай, шутник! Да, и не забудь, что сегодня вечером мы идем в ресторан с твоими родителями. Будем обсуждать бизнес-план.
        - Да, я помню, милая! Уже одет! - сворачивая окно виртуальной реальности, он отвечает на её целующий смайлик воздушным поцелуем и затем, отвернувшись, выбирает на экране своего Виртуалика стандартный будничный костюм. Выдыхая из себя слова уставшего человека, заходит внутрь кабинки для переодевания и через минуту появляется в костюме и плаще.
        - Может, хватит уже? - Всё его нутро пытается сопротивляться естественным процессам.
        Слэйн сел в аэромобиль и, проговорив пароль, включил автоаэропилот и виртрадио в режиме двух ушей.
        Откинувшись в глубокое удобное кресло, он стал слушать вырезки из вирт-реальных новостей.
        Главные новости оператор доносил пошлым, натянуто деловым голосом:
        - НАД ЗАЩИЩЁННЫМ АЭРОБОТАМИ ОСОБО ОХРАНЯЕМЫМ ПРИРОДНЫМ ЗАПОВЕДНИКОМ АЛЯСКИ ПОТЕРПЕЛ КРУШЕНИЕ АВИАЛАЙНЕР J300. СПАСАТЕЛИ ПРОДОЛЖАЮТ ПОИСКИ ОСТАТКОВ АВИАЛАЙНЕРА И ТЕЛ ПОГИБШИХ, НО ПОКА БЕЗРЕЗУЛЬТАТНО.
        - ПОЛИЦИЯ ВИРТ-КОНТРОЛЯ НАШЕГО ГОРОДА НАКОНЕЦ-ТО ЗАДЕРЖАЛА ОДНОГО ИЗ УЧАСТНИКОВ ЭКСТРЕМИСТСКОГО ДВИЖЕНИЯ «СПАСЕНИЕ». ТЕПЕРЬ ПОЯВИЛАСЬ НАДЕЖДА ПОЙМАТЬ ИХ ГЛАВАРЯ, ПОСЛЕ ЧЕГО ОНИ ОТПРАВЯТСЯ НА ПСИХИЧЕСКОЕ ОБСЛЕДОВАНИЕ К ПРОФЕССОРУ ЭДИНСОНУ, КОТОРЫЙ С РАДОСТЬЮ ПОМОГАЕТ ТАКИМ ОБНИЩАВШИМ РАЗУМОМ ДЕТЯМ НАШЕЙ СТРАНЫ И ВСЕГО МИРА.
        - ВПЕРВЫЕ ЗА ДОЛГОЕ ВРЕМЯ СОСТОИТСЯ XV ВСЕМИРНЫЙ КИНОФЕСТИВАЛЬ «ЗОЛОТОЙ СИНТЕЗ», КОТОРЫЙ ПРОЙДЕТ В СТОЛИЦЕ МОСКОВИИ - МОСКВЕ.
        ЭТО ВСЕ НОВОСТИ К ЭТОМУ ЧАСУ, А СЕЙЧАС ПРОЗВУЧИТ НОВЫЙ ХИТ ОТ МИККИ АРАЛЕС О ПРИЛЮДНОМ СЕКСЕ В ВИРТ-РЕАЛЬНОСТИ.
        Слэйн задумался, ему было неприятно от очередного проявления реальности, в которой он пребывал, его тошнило и словно выворачивало наизнанку.
        - Что происходит?
        Слэйн начинал вслух задавать самому себе вопросы тихим и глухим голосом.
        - Что делать? Экстремисты совсем рядом.
        Он думал, и постепенно внутренние голоса в его голове начинали приходить к общему умозаключению.
        Прекрасный психосинтез.
        Может быть, они нормальные люди, зачем отправлять их на лечение к жуткому профессору Эдинсону?
        Неформалов, признающихся в своей нездоровой потребности в унижении со стороны Вирт-реальности, ведь не лечат! Хотя они мне больше напоминают психически нездоровых людей.
        Слэйн восклицал с возмущением в голосе:
        - Бред! Как надоела эта сплошная попса с новым стилем AeRo - Bi.
        И тут же называл команду для вызова оператора Вирт-реальности.
        Красивая оператор с белокурыми волосами вновь была готова принять его заказ.
        Слэйн спокойным и ледяным голосом, словно по слогам, произнёс:
        - Прошу занести все песни в стиле Aero-bi внутри моей музыкальной памяти в чёрный реестр.
        Блондиночка выполнила операцию, поводив своими аккуратными пальчиками по невидимому полю рабочего виртуалика.
        - Ваша заявка на рассмотрении. Хорошего дня, мистер Слэйн, - произнесла она, и Брюс, спародировав её миловидное личико, вновь вернулся к глубинности собственных размышлений.
        …Нет, конечно, неплохо каждому мужчине удовлетворять свои сексуальные потребности с голограммными проститутками Вирт-реальности у себя дома. А за отдельную плату можно получить невероятные по ощущениям телесные удовольствия посредством всевозможных магнитных примочек, прикреплённых к эрогенным зонам клиента.
        Слэйн недовольно повернулся в кресле и вновь тихонько добавил:
        - И всё-таки не до такой же степени!
        Три года прошло с того момента, как во всем мире произошли значительные перемены.
        Прежде всего в Московии и ряде других стран случились многочисленные бунты и волнения, в результате которых в США был избран президентом представитель сравнительно молодой партии Виктор Гринберг.
        Этот человек, в отличие от своих предшественников, имел под собой очень сильную опору. За какие-то полтора года своего правления он изменил всю Америку до неузнаваемости. В заголовках «Жёлтой прессы Вирт-реальности» ходили слухи, что Гринберг, как и все остальные лидеры большой восьмерки новоявленной партии, подчиняются тайной организации, во главе которой стоял некий подпольный московский олигарх благородного происхождения.
        Реформы Гринберга были значительными и ошеломляющими. Он начал с введения «виртуальной валюты» - деньги были не просто числами на экранах, а программируемыми чипами желаний в голове каждого человека, которыми управляли виртуальные банки. Простая процедура занимала несколько минут и далее управлялась через Виртуальную реальность личного аккаунта каждого из пользователей. Они «вкачивались» через импульсы в сам мозг.
        Оплачивать покупки стало проще простого: определенная сумма находилась в голове у каждого человека. Программа автоматически выбирала необходимое, находила это в потоке всевозможной информации и рассчитывалась. Любое действие в жизни человека фиксировала искусственная виртуальная память, которая находилась внутри чипа.
        Мозговая валюта стала распространённым явлением, таким же, как искусственная чёрная воронка в атмосфере.
        Ко всему прочему, во всей стране была запрещена классическая музыка, живопись и всё, что было связано с высоким искусством. Под всевозможные волнения археологов и историков закрытыми оказались все музеи и галереи. Происходили колоссальные изменения. Люди боялись сказать что-то против режима новой действующей власти. Любые волнения принимались за террористические акты. Наиболее тихо и спокойно стало после того, как «бунтарей» путем врачебных проверок начинали помещать в исправительные лечебницы чудесного профессора в области психоанализа и психосинтеза Эдинсона.
        Люди по своей природе имеют прекрасную особенность привыкать к тому, что теплее и мягче.
        Да, запретили.
        Но взамен этого очень высоко поднялась экономика, и каждый начал получать от государства то, чего у него раньше не было. Партии Гринберга удалось крепко захватить власть в стране.
        Пока Слэйн думал, аэромобиль быстро преодолел знакомый маршрут и остановился на подземной парковке.
        Самое лучшее упражнение для мозгов, когда они начинают чересчур усердно работать, - это игра рифмами. Впервые после аэрокатастрофы Слэйн полюбил это занятие.
        Аэрокатастрофа.
        Сколько с этим связано…
        Трудно представить, что это произошло буквально три года назад, когда на рынке начали появляться аэромобили.
        Слэйн вышел из аэромобиля и направился к лифту.
        - Как же порой хочется уйти, убежать, уехать куда-нибудь, где никого нет, и закрыв глаза, отдохнуть.
        Он продолжает тихое и порой безмолвное общение с самим собой.
        - И вот опять я вхожу в этот огромный стеклянный небоскреб. На 138-м этаже находится офис престижной страховой компании.
        Как же всё-таки удивительно, что после событий трёхлетней давности страховое дело во всём мире обрело новую волну популярности - страховаться вдруг начали все, решив, что это неплохой вклад в будущее своего именного аккаунта в Вирт-реальности.
        Отец Брюса был директором престижной страховой вирт-компании, которая очень крепко и уверенно держалась на рынке корпораций, сметая конкурентов «за обе щёки». Слэйн был скромным заместителем своего отца.
        Уже год как все важные вопросы он решал самостоятельно, и часто в его голове возникал один и тот же вопрос: «К чему стремиться дальше?»
        В ответ часто приходило одно и то же:
        - Сменить отца на его посту, а ему предоставить своё место. - Такой сюжет устраивал всех, но где-то в глубине души это было совсем не нужно Слэйну. Его от этого уже тошнило.
        Сегодня вечером с Дженнифер, или «Любимой Джем», как он привык её называть, они будут ужинать в ресторане вместе с отцом и матерью. Как же он устал ждать, когда старик скажет эти важные для них слова: «Брюс, пора мне пропустить тебя вперёд, ты этого заслуживаешь».
        В ответ прозвучат заученные слова: «Спасибо, отец, я не подведу тебя».
        - Хватит об этом думать, - упрекнул себя вслух Слэйн. В этот момент на 138-м этаже медленно раскрылись хромированные двери лифта, а он, впрочем как и всегда, прошёл мимо многочисленных столов.
        В этот момент к нему, словно бабочка, подлетает Мишель - молоденькая, стройная секретарша отца.
        Первое, что заметил Слэйн, - на Мишель коротенькая юбочка с боковым разрезом спереди. Её глазки с приятным, весёлым прищуром были так искусно выведены контурным карандашом, что делало их выразительными и большими.
        Когда она говорила, её маленькие губки оголяли белый ряд идеально ровных зубов. Её густые тёмные волосы блестели от офисного освещения так, что она казалась не девушкой, а светящейся куклой с обложки Вирт-реального плейбоя, который Слэйн частенько почитывал на запрещённом сайте.
        - Здравствуйте, мистер Слэйн. - Она говорила, заигрывая глазками. - Сегодня у вас важная встреча с представителем компании…
        Она не договаривает, Слэйн перебивает её.
        - Здравствуй, Мишель, - сказал он и подумал, что не запомнил названия, которое она произнесла. Наверное, потому, что в голове у него было слишком много мыслей.
        Не сказав больше ни слова, Слэйн принял пару виртуальных файлов от Мишель, без особого интереса отвернулся и направился к стеклянным дверям своего кабинета. Она недовольно фыркнула и обиженно села за свой стол. Чего она от меня ждёт? Что я буду слюни глотать, смотря на её кукольную красоту и короткую юбочку? Обдумывая произошедшее, он поправил свой пиджак. Когда раскрылись двери, Слэйн посмотрел на её обиженное лицо.
        Конечно, ему было заметно, что Мишель уже полгода как пыталась привлечь его к себе, вот ведь «хитрая обольстительница».
        Слэйн вошел внутрь своего обширного кабинета. Передав полученную от Мишель информацию на обработку, продолжил свои думы, стоя у окна и смотря на открывающуюся панораму.
        В этом что-то было но для него представлялось скучнее провалившихся в прокате фильмов про секси-бум-революцию прошлого века среди подростков. Каждый раз взглядом он пытался дать ей понять строки, передающиеся через поведение: «Мишель, ты красива, но мне это чуждо». Конечно, он не гомосексуалист, и она особенно привлекательна, и, как мужчина, он с удовольствием переспал бы с ней, но есть одно но - не хочется, очень не хочется, и дело тут даже не в какой-то супружеской верности, просто у него не было желания. Это дешевка с быстрой концовкой, ужаснее и не придумать для своего неугомонного аппетита, чем заменять подобное подобным.
        Привычки - они везде. Даже в Вирт-реальности.
        Слэйн продолжал думать.
        Правила, запреты. Как объяснить самому себе то, что утром ты отказался принять капсулу, которая помогает забыть про понятие «зависимости» на 24 часа. Уже много людей избавились от своих зависимостей именно таким образом, но тяжелее всего терпеть всякого рода правила и распорядки тем, кто устал от этого.
        Слэйн сел в кресло и вызвал виртуального оператора расслабленным голосом, глядя в пустоту:
        - Оператор, подключите меня к всемирной сети Вирт-реальности. Авторизация - Брюс Слэйн, пароль: «Империя Слэйна».
        Оператор, обработав данные, разрешила доступ к аккаунту.
        Слэйн тут же вспомнил, что сегодня его студенческий друг обещал прислать код на один запретный фильм. Слэйну было что скрывать - он состоял в секретной группе сети Вирт-реальности. Возможно, он вступил в неё во время учёбы в колледже или позже. Во всяком случае, он так думал. В этой группе его бывшие сокурсники, некоторые из так же были влиятельными них людьми, с молодёжной задорностью отыскивали, пересматривали, прослушивали и делились между собой всем удалённым и запрещённым за три года партией. К примеру, недавно он получил огромное удовольствие, послушав одного очень знаменитого в своё время джазмена. Впервые за долгое время ему не хотелось ничего анализировать. Он просто закрыл глаза и представил себе иной мир свободных фантазий, которые не сможет украсть новейшая цензура нового диктаторского режима. Но Слэйн знал, что это опасно. Год назад вышел указ, что за прослушивание и просматривание запрещённого наказывают на семь суток без сна, а за распространение посылают на лечение в один из лечебных центров профессора Эдинсона, где конкретно промывают мозги. Но как же не поддаться искушению, если
ты человек? Ведь это самая вкусная пища и самый лучший сон - идти против запретов, по тонкой линии, как говорится: «По лезвию бритвы».
        Это необыкновенное удовольствие от ощущения близости настоящего, истинного существования вокруг - такое ничем не заменить, будь то влияние различных партий и структур.
        Отлично, подумал Слэйн, как раз один его сокурсник под ником «Аль Капоне» скинул сейчас последний экземпляр интереснейшего фильма.
        Также к Вирт-файлу был прикреплён его комментарий:
        «Посмотрел и был поражён самим сюжетом. В этом фильме всё о нашем времени».
        Еще он прислал песню одного темнокожего исполнителя стиля хип-хоп.
        Слэйн включил трек, прибавил звук, выбрал режим «В голове» и окунулся в ритмичную, немного примитивную, но приятную музыку прошлых столетий. Песенка называлась «Dear Mama» (любовь к матери).
        Умершее явление неизвестной прошлой жизни: просто обрывки чувств. Не успел он подумать, как вдруг неожиданно всплывшее перед глазами голограммное изображение Мишель прервало его хождение по коридорам прекрасного прошлого.
        - Мистер Слэйн, вам пришло послание от представителя компании «KSP», вывести его на экран?
        - Соединяй, - со злостью и раздражением ответил он.
        Тут же на экране появилось лицо молодого человека в очках, с виду лет двадцати пяти, который посмотрел на Слэйна озабоченными, испуганными и при этом уставшими глазами. Он ничего не ждал и спешил, поэтому сразу же начал свой доклад. Его волосы напоминали выцветшую сухую солому, к тому же он явно не знал, что такое расческа. Мешки под глазами говорили о том, что он мало спит. Иногда его лицо изображало нервную гримасу, которая состояла из неудачно наигранной улыбки, желтых зубов и поднимающихся пышных бровей под цвет волос.
        Он выводил поля вокруг себя, потея показывал схемы, напоминающие сплошные зигзаги. Он волновался. Видимо, забыл с утра принять капсулу энергенов и витаминов, скорее всего они у него закончились.
        На манжете его белой рубашки располагалась почти незаметная кровавая точка - сигнал о том, что утром из-за давления у него шла кровь из носа и ушей. Это ещё раз доказывало, что несчастный не заметил свой исчерпывающийся запас энергенов.
        Слэйн загадочно закатил глаза, будто увидел что-то интересное на потолке.
        Есть ли в этом мире такой волшебник, который избавил бы меня от этого человека? - подумал он. Когда он уже закончит? Что ж, пора его прервать и сделать задумчивый, понимающий взгляд, резко перефразировать то, о чём он говорил в самом начале своего доклада. Мысленно вернуться назад и столкнуть его с очевидным фактом - это полный бред.
        Нахмурив брови, Слэйн резко перебил рассказчика вопросом:
        - А где же самое главное? Где ваши гарантии? Ответственность превыше всего!
        Слэйн раскладывает ему сложную систему процентов реальности и простого человеческого фактора, который умело маскируют под «Гарант». Он знает, что половина Гаранта по процентному соотношению человеческого фактора не реализуется в действительности. Он говорит чётко и без нервозности, чувствуя свою победу. В тот же момент он думает: «Ну что, заглотнул? Ну, теперь откашляйся и прими своё поражение. Иди, готовься по новой, студент».
        После всего сказанного он замолк и стал ждать его реакции.
        Представитель компании виновато опустил глаза, свернул последнее окошко со схемами своей мини-организации и начал обещать:
        - Мистер Слэйн, в ближайшее время наша компания разложит в этой схеме всё по полочкам, высчитает каждый процент и вышлет результат. Ваш Гарант теперь под нашей ответственностью. Завтра мы вышлем обновлённую версию на сайт вашей компании. Благодарю вас за уделённое нам время.
        - Буду ждать, - быстро ответил Слэйн и сразу нажал пальцем на размытые знаки отбоя вирт-реального вызова, свернув рукой изображение. Вот и приняли.
        Через мгновение Слэйн недовольно заёрзал в кресле.
        Как же достали, просто невыносимо, жутко болит голова и трудно дышать.
        Оттянув удушающий галстук, Слэйн набрал вызов Мишель.
        Через секунду перед ним всплыло изображение недовольной куклы с неестественно пухлыми губами. Она ответила незамедлительно:
        - Слушаю, мистер Слэйн.
        - Мишель, у меня на сегодня запланированы ещё деловые вирт-контактыв?
        - Ещё два клиента, мистер Слэйн. - Её искусственно подкачанные губки с неестественным цветом янтарного воска слегка сжимались в миниатюрный бантик.
        «Вот ведь чертовка», - подумал он и тут же ответил:
        - Перебрось, пожалуйста, эти встречи на завтра. Скинь пока им ссылку моей прошлой схемы проекта, пусть изучают. На сегодня все дела остаются без моего участия. Мне нужно съездить в медицинский центр, чтобы купить капсулы от зависимости и энергены, а то у меня жутко болит голова.
        По отработанной схеме делового общения он проговаривал быстро и без единой запинки.
        Мишель ответила таким же тоном:
        - Да уж, выглядите вы сегодня не очень хорошо, дорогой мой мистер Слэйн. Я сделаю всё, что вы мне прикажете, только назовите время, и я отправлю вам ссылкой треугольник в кубе с 25-кратным замедлением для лучшего освоения мысли. Когда вы зайдёте на портал Вирт-реальности, вам нужно вызвать меня с помощью моего кодового имени «Корпорация Мишель». Буду ждать вас на чашечку кофейного энергена. Заходите в гости. - Мишель встала со своего рабочего места и, обернувшись, прогладила рукой юбку. Она, округляя свои упругие бёдра, подошла к соседнему столу, где располагался кофейный аппарат с энергеном. Наблюдая за взглядом Слэйна, она немного прищуривается и, незначительно сворачивая губки бантиком, уже через мгновение моргает и закрывает окно вызова.
        Поправив стойку своей белой сорочки, Слэйн по привычке покрутил своими любимыми запонками с искусно выведенными чёрными сапфирами и направился в сторону лифта.
        В голове продолжали тараторить голоса, это раздражало и одновременно обессиливало.
        Это так просто, когда болит голова, выйти из небоскреба и прогуляться до охраняемого скверика, единственного в этом огромном мегаполисе.
        Сквер привлекал Слэйна своей уникальностью: несколько скамеек, немного деревьев и огромный фонтан в виде амурчика, пускающего свои стрелы в разные стороны. Ему вспомнилось, что фонтан хотели снести, а на его месте установить один из автоматов энергополя. Эти творения неунывающего профессора Эдинсона красовались уже во многих городах страны. Об этом писали в местных новостях, которые Слэйн читал с волнением, а ужасающие подробности он получал от виртуального друга Аль Капоне.
        «Кто это? - иногда спрашивал он сам себя. - Откуда я его знаю? Он не из моего колледжа, тем более фотографии, которые присылает этот тип, больше похожи на «качественную липу», чем на оригинал».
        Думы и сомнения разрывали голову несчастного Слэйна - на фотографиях был изображен человек, очень похожий на него, стоявший в обнимку с Аль Капоне. Но в памяти не сохранилось ни одного воспоминания, потому казалось неправдоподобным. В ответ Слэйн начинал писать, что это не он. В свою очередь Аль Капоне присылал хохочущие на всю комнату виртуальные смайлики. Примерно через год Капоне стал студенческим другом Слэйна. В самом начале Слэйн хотел разобраться во всём этом беспорядке, но как только он начал «копать глубже», то неожиданно осознал, что совершенно не помнит учёбу в колледже. Его личный врач доктор Мэйс уверял, что потеря памяти произошла из-за аварии и что со временем что-то может восстановиться.
        Да и ладно, успокаивал себя Слэйн. Интересный и загадочный тип этот Капоне, а жизнь настолько скучна и однообразна. Почему бы и не поиграть в подобные игры? Пожалуй, это одна из главных слабостей современного человека - просто и безгранично влюбляться в загадки и головоломки.
        Слэйн двигался к своему любимому месту, и мысли целиком охватывали его мозг, периодически сменяя друг друга. От этого начиналась жуткая мигрень.
        Автоматы для энергополя были как зарядка для батареек.
        - Но ведь люди - не роботы, - упорно твердил Слэйн. После просмотра одного запрещенного фильма он стал менять своё мнение по поводу всего, что его окружало. Например, про то, что профессор Эдинсон - не человек только потому, что все его методы основаны на гениально простом материально-энергетическом поле. Всё у него просто: человек выпил энерген и счастлив, оптимистически улыбается, доволен жизнью. Если не выпил - конец, финито, депрессия, которая ведет к полнейшему безумству.
        Когда Слэйн подошёл ближе к скверу, у него неожиданно что-то щёлкнуло в голове, словно маленькая помеха в передаче Вирт-реального изображения во время сильного ветра.
        - Слава Истине Величайшего Существования! - еле слышно прошептал Слэйн. Фонтан ещё не был тронут цепкими когтями органов контроля действий сторонней реальности.
        Он здесь, в нём амурчик, пускающий стрелы неизвестной любви. Сверкающая на солнце струйка воды, выходящая из его маленького достоинства, словно давала ему огромное превосходство перед миром наблюдателей. Видимо, именно это достоинство и спасло фонтан. Это же не классика, а всего лишь модернизм - писающий амурчик, полный любви.
        Слэйн часто останавливался. Ему нравилось наблюдать за маленьким микромиром, разворачивающимся перед его взором, рядом с фонтаном.
        Время было солидарно с его желанием, оно замедлялось, и он мысленно погружался в непонятное состояние невесомости.
        Он садился на одну из скамеек и начинал просматривать несколько кадров из человеческих жизней неизвестных ему людей через водные струи старого фонтана.
        Фонтан дышал своими загадками времени. В нём было нечто тайное, закрытое и психотропное.
        Когда у Слэйна появлялось желание вкусить сладкого плода свободы, он часто приезжал сюда, садился на одну и ту же скамейку, доставал энерген и, попивая его, закрывал глаза. Под мягкий шум плескавшейся воды фонтана он становился совершенно бесплотным, слегка ощутимым, лёгким и нежным облаком. Под закрытыми глазами скрывалось сонное успокоение, и лишь где-то в мозгу мелькала мысль: «Наконец-то я здесь».
        В этот раз Слэйн не взял энерген, а просто сел на свою скамейку. Смотря на переливающиеся струи фонтана, веки тяжелели, и в этот момент ему больше всего на свете хотелось спать. Слэйн закрыл глаза.
        В его затуманенной усталостью голове начала играть запретная музыка, совершенно ему незнакомая.
        Слэйн потихоньку открыл глаза и вдруг обнаружил, что вода в фонтане недвижима, люди вокруг остановились и замерли. Он спрыгнул со скамейки.
        «Вот уж странно», - подумал он, тихо ступая вдоль застывшего фонтана.
        Наконец, немного пройдя вперёд, он стал замечать людей на улице.
        Пожалуй, эта просто привычка современного человека - способность думать - не исчезла.
        Везде огромный механизм, и в подсознании люди как бы есть, но на самом деле их уже не существует. Слэйн тут же испугался.
        Он увидел вокруг себя людей, но они все как будто замерли, окаменели.
        Слэйн тихим, но дрожащим от волнения голосом еле выдавил из себя:
        - Не могу понять, что тут происходит?
        Пройдя через толпу застывших прохожих, ему стало жутко.
        Неожиданно он начал ощущать страх одиночества, обволакивающий всё тело, не выпускающий из своих цепких лап. Это ощущение продолжало держать его в сильнейшем напряжении. Страшнее всего для него было то, что все эти люди были на одно лицо, словно какие-то бесчувственные мертвые создания, манекены. Толкая одного за другим, Слэйн случайно повернулся лицом к витрине одного из супермаркетов.
        Онемев, с огромными от ужаса глазами, он тотчас откинулся назад. Всё тело парализовало, и ощущалось лишь неприятное щекотание ветра в ушах.
        Среди застывших однотипных людей в отражении витрины был молодой человек с длинными, блестящими, чёрными волосами, собранными сзади.
        Поверх чёрного похоронного костюма было надето чёрное пальто, ко всему облику в дополнение шло бледное, словно мертвое лицо и мрачные глаза со стеклянным, неживым взглядом. В целом парень был приятной наружности, можно смело утверждать, что он был красив, но особенно выделялись его глаза. Это были глаза без чувств, смеющиеся над миром, от них веяло холодным дыханием смерти. Невыносимо страшно было смотреть в глаза, полные желания бесконечной власти и насильственных способов для её достижения.
        - Кто это?
        Слэйн задавался вопросом и тут же мотал головой по сторонам, стараясь отогнать первую мысль.
        - Получается, что я, если отражение прямо напротив меня…
        Всмотревшись в лица похожих друг на друга людей, он с ужасом начал пятиться назад. Онемевшее тело охватила дрожь. Он падал на колени, и невыносимая мигрень начинала терзать его мозг изнутри. Пряча лицо за ладонями, Слэйн пытался закрыть глаза, чтобы они не видели этой страшной картины.
        В неживых глазах прохожих мелькали живые моменты, как будто в отражении зеркал из совершенно другого мира. Странного мира, пугающего своей пустотой, с некоторой знакомой ноткой из далёкого, скрытого за своей туманной пеленой прошлого. Обрывки неизвестной ему прошлой жизни.
        Слэйн продолжал смотреть в самую глубину отражения.
        В ней он видел множество различных сцен: маленькие дети играли в фонтане, девушка обнимала и целовала своего парня, старушка кормила собаку, на обочине у дороги ругались два таксиста.
        Все эти картины вспыхивали в глазах странного человека ярким огнём - от температуры этого внутреннего пламени сгорало всё живое.
        Слэйн чувствовал пламя догорающей свечи, которое обжигало руки, а горячие капли воска стекали по ним.
        Убрав руки, он по-прежнему видел застывших прохожих с одинаковыми лицами, но внезапно среди толпы заметил мелькающую тень и начал её отслеживать. Она приблизилась к нему, и когда он обернулся, вновь спряталась за его спиной.
        - Глупые игры с собственной тенью… не схожу ли я с ума? - задавался он про себя вопросом, но в следующий момент замечал, как тень в отражении продолжала приближаться к нему.
        Время неумолимо бежало вперёд, стоп-кадр, и она, обхватывая голову Слэйна, начинала с невероятно мощной силой её сжимать. Ощущалась жуткая боль, сопровождаемая его собственным стоном. Она загоняла его в самый угол. Сначала давила, затем резко отпускала, после небольшой передышки начинала новый разгон и снова зажимала.
        Непонятный сгусток, который образовался после такой давки, подкатил к горлу. Слэйна начало тошнить.
        Открыв глаза, продолжая извергать рвоту сквозь слезы, он постепенно стал различать текстуры перед собой.
        Немного успокоившись, Слэйн увидел размытые кружева огней большого мегаполиса.
        Наступили сумерки.
        Вокруг знакомого сквера с фонтаном всё ещё проходили незнакомые люди. Завитые ножки скамейки находились прямо у его измождённого бледного лица - Слэйн лежал на земле.
        Кажется, будто это предсмертные муки, испуганно думал он..
        Это ненормально, нужно срочно соединиться с доктором Мэйсом. В одно мгновение его накрыла паническая волна.
        Быстро настроив параметры для соединения с Вирт-реальностью, охрипшим голосом он прокричал:
        - Оператор, срочно соедините меня с доктором Мэйсом!
        На экране голограммы вновь появилось изображение девушки с платочком оранжевого цвета на шее.
        - Здравствуйте, мистер Слэйн, информация до доктора Мэйса дошла, через десять секунд я вас соединю.
        Слэйн молчал, настраивая для начала искусственную улыбку.
        - Здравствуйте, милый мой голубчик, Брюс, - с такого приветствия начал доктор Мэйс. - Что у вас случилось? - спросил он, и его лысая голова повернулась к Слэйну. Он был похож на сумасшедшего доктора из лагеря смертников времён войны прошлого столетия. Слэйн усмехнулся, подумав об этом, - подобного героя он видел в одном чёрно-белом запрещённом фильме.
        На блестящей голове Мэйса красовалось огромное родимое пятно, вокруг которого было несколько маленьких, похожих на капли, которые спускались ниже ко лбу. Лицо его было похоже на дряблую резиновую маску с красновато-жёлтыми оттенками. Его с неестественным металлическим блеском глаза были маленькими щёлками, которые пристально смотрели по всем сторонам. Их закрывали круглые очки, такие же маленькие, как и его уши, так сильно напоминающие поросячьи хвостики. В целом этот доктор своим видом и поведением не вызывал ничего, кроме отвращения.
        Слэйн начал рассказывать ему о своей проблеме со снами, о головных болях и тошноте. Мэйс слушал, а его седая бородка (прекрасное дополнение к его гадкому виду) покачивалась в такт его кивающей пятнистой голове.
        - Всё понятно. Всё, как и раньше. Вы принимаете энергены и капсулы, которые я вам прописал в прошлый раз?
        - Конечно же, принимаю, док, - неожиданно даже для самого себя, словно отчеканивая без запинки слова, произнёс Слэйн. - Я всё делал так, как вы мне говорили, - сказал он, повышая тон, и продолжил рассказывать о том, что с прошлого сеанса прошло три месяца, но сны и головные боли так и не прекратились, а лишь усилились. Сначала они повторялись с периодичностью раз в неделю, затем каждые трое суток, пока не овладели каждым утром, днём и вечером.
        Слэйн в открытой форме критиковал доктора и его метод с капсулами и энергенами. Искренне доказывая свою правоту - истину неизлечимо больного человека, он отмечал, что все средства, известные современной медицине, помогают лишь на некоторое время. Боли усиливались вдвойне и становились ещё сильнее. Холодным металлическим голосом он рапортовал Мэйсу о том, что привлечёт его к дисциплинарной, высшей мере наказания за обман.
        - Тише, ну что же вы, голубчик, так сразу? Хорошо, Брюс, я вас понял, в этом деле главное - без паники! - ответил доктор Мэйс, улыбаясь желейными губами. - Жду вас завтра у себя в любое время суток, начиная с обеда и заканчивая ночным энергеном. И настоятельно вас прошу не беспокоиться. Сегодня же примите энерген успокоения в двойной дозе. Пусть это и не самый лучший совет, но поспешу вас заранее успокоить, что это поможет, и за одну ночь ничего особенного не произойдет, доверьтесь мне.
        - Я вас понял, док. Что же, тогда до завтра, - лукаво оскаливаясь, Слэйн свернул голограмму.
        Как только голограмма доктора Мэйса исчезла, следом появилась голограмма оператора - той самой девушки с оранжевым платком. Слэйн задумался о том, как выглядела оператор в прошлый раз, и понял, что перед ним была уже не она. Эта очень похожа на предыдущую, практически точная копия.
        - К вам подключается миссис Дженнифер Лэддис, мистер Слэйн, соединить вас? - улыбаясь, спросила оператор.
        - Да, пожалуйста, - быстро ответил Слэйн, меняя лукавый оскал на спокойную безразличную улыбку.
        Сидя в аэромобиле, он принял голограмму от жены - «Любимый Джем».
        История их знакомства проста и особо не впечатляет. Так что же было?
        Слушая свою жену, Слэйн погрузился в воспоминания.
        Была корпоративная вечеринка компании, на которую один из любимейших сотрудников директора - Слэйна старшего - привёл свою дочку. Как и всегда на подобных мероприятиях, было очень скучно. В тот вечер, перепив антистрессовых энергенов, Слэйн был довольно разговорчив со всеми. Тут, как нельзя кстати, рядом оказалась Дженнифер, или просто Дженни.
        Вечер был скрашен общением и флиртом с молоденькой красавицей с интимным продолжением в её пентхаусе. Как позже выяснилось, Дженни была совершенно ни при чём. Во всяком случае, она так отшучивалась первое время. Их роман закрутился молниеносно. Хотя было очень странно, что подобное могло произойти с таким невыносимым снобом, как Слэйн. Ему верилось в это с трудом, он всегда думал, что встреча с Дженни была подстроена их родителями. Так это или нет, но одно ему было до сих пор непонятно: как он мог полюбить человека, к которому позже, после всех признаний, остался совершенно равнодушным и как бы даже сказать, пустым, что ли? Имелись какие-то доказательства этой любви - видеоматериалы, заложенные внутрь чипа Слэйна, но почему-то иногда ему казалось, что это больше похоже на игру или ток-шоу. Во всём чувствовался неудачный сюжет для любовного романа с оттенками дешёвого, бульварного чтива.
        Он устал от постоянного самообмана.
        Каждое утро, вставая с постели, Слэйн чувствовал себя истощённым от жизненных обстоятельств, сложившихся именно таким образом. Устал от того, что он муж, что эта совершенно чужая женщина - его жена.
        Между нами была любовь вселенского масштаба, и есть некоторые доказательства, но самое ужасное, что это нигде не запечатлено, в памяти ничего не отложилось, а сердце при виде её не начинает бешено колотиться, думал Слэйн, с интересом осматривая голограмму жены.
        «Да нет же! У меня всё отлично, я просто устал», - подумал он, улыбаясь собственным мыслям в ответ.
        - Дорогой, ты уже готов? - спрашивала её голограмма и мгновенно дополняла с более нервной тональностью в голосе:
        - Я уже выезжаю в ресторан. Звонила твоя мама. Она передала, что они с отцом уже ждут нас. Поторапливайся!
        - Жду тебя там, целую и до встречи. - Она говорила, а её губы искусственно подрагивали в такт её словам, и слегка закатывались неестественно красивые глаза.
        - Я тебя понял, - единственное, что произнёс Слэйн за всё время.
        Она всегда говорила ему, что её пугают подобные припадки.
        Однако человеку свойственно знать правду.
        Существует тип людей, которые живут и стараются её не замечать, будто правды нет в этом мире. Весь парадокс в том, что они же и борются с её проявлениями, хотя по-своему уверяют, что стопроцентной правды нет, при этом слепо, с безнравственностью и насилием навязывают своё правдивое мнение. Ещё есть редкий тип людей, их небольшое количество, которые верят в собственную правду, не распространяя её на других. Они здраво и логично утверждают, что правда у каждого своя и что это понятие - сугубо личное.
        Придя домой, Слэйн не переставал размышлять на эту тему, параллельно занимаясь другими делами: он провёл процедуру ионоочищения тела и… выпил две порции антидепрессанта-энергена и подобрал для себя костюм..
        Что есть правда для него? Мысленно он мог задавать себе подобные вопросы, но ни на один не находил достойных ответов.
        Это то, чего он не знает точно, так же как и все люди. Это то, что будет, возможно, завтра. А ещё правда в том, что он совершенно не любит и не хочет полностью знать все тайны, и поэтому ему настолько ненавистно значение слова «ЗАВТРА».
        Думы о завтрашнем дне постоянно приводят в один и тот же тупик, в который все так или иначе попадают снова и снова. Самый первый человек на Земле, видимо, был таким же наивным простаком.
        Если счастье существует, оно может быть только здесь и сейчас. Никак иначе.
        В раю или аду нет завтрашнего дня. Если эти места существуют, то у них в запасе есть вчерашние дни, и они тесно переплетены с действующим небытием.
        Пожалуй, это и есть настоящая свобода, чистая, ничем не разбавленная. Это и есть счастье - насладиться хотя бы одной драгоценной каплей существования в настоящий момент.
        Круговорот, или же просто вечная мельница? Скучный мир создан по схеме только одного круга - геометрической фигуры. Вспоминается капля воды, котора, я скатившись по руке, падает с кончика пальца в маленькую лужицу, при этом образуется круглый развод, а следом появляются всё новые и новые кольца.
        Необычные мысли - это словно выковыривать непонятно что из неизвестного тебе блюда.
        Слэйн думал о том, что он уже привык легко отвечать на сообщения других людей, при этом совершенно не напрягаясь. Беспочвенные ответы на бессмысленные вопросы - вот в чём состоит весь маразм и глупость современного общения, скрывающегося под красивой маской всеобщего прогресса.
        Тем же вечером они с Дженни и его родителями обосновались в изысканном дорогом ресторане, директором которого был её двоюродный дядюшка.
        Встреча в ресторане похожа на процесс съёмки какой-то рекламы, а единственно полезное действие выполняет только твой мозг, который показывает этот долгий ролик без звука.
        В этом ролике есть всё, что должно быть в подобной продукции для потребительского мира. Главное, это заученные простые фразы, до невозмутимости банальные и глупые. И, конечно же, неестественная и безобразная мимика будто нечеловеческих лиц.
        - И последнее, что я хотел бы сказать: сынок, с завтрашнего дня ты становишься полноправным директором нашей крупной компании, - наконец-то Слэйн старший выдавливает слова так, что они, проходя через призму его поднятого бокала, наполненного густым энергеном, медленно доносятся до ушей Слэйна младшего.
        Слэйн улыбнулся, поднял свой бокал и медленно встал со своего стула. Произнося заранее подготовленную речь, он вдруг почувствовал в ногах невероятную слабость, его слегка подкосило, но слова автоматически продолжали вылетать из его уст:
        - Это великий день! Именно сегодня произойдёт укрепление не только семейных позиций, но и деловых. Уважаемый и горячо любимый отец… спасибо тебе за веру. Дорогая мама, спасибо за любовь и поддержку. Благодаря вам я стал не только мужчиной, который любит и любим, но и состоятельным человеком, крепко стоящим на ногах. Ваши надежды на продвижение мной общего семейного бизнеса будут оправданны. Я обещаю, что сделаю всё, чтобы и при мне наша компания продолжала держать авторитетный статус и достигала всё новых и новых высот, - с испариной на лбу и дрожащей улыбкой Слэйн окончил свою речь и поднял бокал газированного энергена.
        - Выпьем же за это! - сказала Дженни и, поднимая бокал, одарила присутствующих блеском своей неестественно белоснежной улыбки.
        «Увидеть бы себя сейчас в зеркале», - подумал Слэйн.
        У него жутко разболелась голова. Не слыша, что ему говорят, он ответил с дрожью в голосе:
        - Спасибо, отец, - ещё раз вырвалось из его побледневших уст. Ему стало казаться, что вместо него отвечала автоматически запущенная машина, использующая его голос.
        Какой же превосходный выход, только он не учёл одного - это, возможно, последняя роль с отличным концом. О таком можно лишь мечтать - элита среди всевозможных смертей. Навязчивая идея мечтателя. Хотя чего скрывать, вся жизнь Брюса Слэйна - наигранная сцена, и удивительно, что при этом он ещё не совсем лишился мозгов, чтобы не заметить проникновения неизвестного и чуждого внутрь себя.
        Слэйн продолжал размышлять о происходящем.
        - Пора прекращать думать о подобном, смерть в таком случае - не избавление, а лишь мелочное пожертвование для неудачного калеки. Нужно собраться с духом. За всем этим скрывается некая безликая тайна - и вполне очевидно, что её власть всячески касается внутреннего стержня моей души.
        Слэйн пошатнулся и вновь опустился на свой стул. Вслед за этим он залпом опрокинул в себя бокал с тёмно-красным энергеном с бархатистым привкусом старинного вина.
        После короткой болтовни и нескольких бокалов винного энергена его разум словно накрыло кашемиром - занавес внутреннего театрального представления опускался, и вместе с ним его тело падало с одного стула на другой.
        Всё, что он помнил дальше, - это конец торжества. Изменчивый рисунок невыносимо гладкой, зеркальной поверхности пола этого жуткого ресторана. Отполированный до идеала термомодифицированный каменный уголь - непозволительная роскошь для современного мира.
        После этого Слэйн приходил в себя, облокачиваясь о дверь ресторана. Рядом с ним стоял странного типа человек в чёрном пальто, закрывающий лицо широкой чёрной шляпой. Брюс всё ещё находился в сознании, хотя с ним происходило что-то очень непонятное. Наполовину парализованное тело продолжало двигаться, им руководил мозг. Слэйн выглядел как человек, совершенно потерявший координацию. Каждый раз это состояние напоминало ему об одном значимом событии, которое он не мог вспомнить достоверно, имея в своём багаже лишь несколько обрывков из воспоминаний.
        Камикадзе с насмехающимся лицом и одновременно бесстрашными глазами прицелился в него из оптического семизарядного пистолета неизвестного происхождения.
        Всё произошло внезапно. На улице, у входа в ресторан, Слэйна встретила сильная пощёчина.
        Голова откинулась назад так, что он начал видеть всю прелесть звёздного неба. Боль стягивала все внутренности и как будто утаскивала его сознание на глубину невидимого колодца. Окружающая картина в один миг стала расплывчатой, в глазах потемнело, и он медленно, как ему показалось, стал терять сознание, впадая в непонятное состояние, схожее с крепким сном.
        «Вот так, заслужил всё-таки отдых…» - только он подумал, как вдруг внешний мир совсем исчез, а мозг уплывал куда-то по огромному коридору в неизвестном направлении.
        Глава 2
        Открыв глаза, первые несколько минут Колосов тщательно изучал окружающие стены небольшой комнаты.
        Некоторое время пытался ответить, казалось бы, на простые вопросы: кто я? И что тут делаю?
        Ему явно что-то снилось, и это был не самый приятный сон. Посмотрев на раздвижной диван, он неожиданно понял, что этой ночью спал один.
        - Марина! - Отчаянный крик неожиданно вырвался из его глотки с таким трудом, будто этому препятствовал плотный комок.
        Внезапно он вспомнил все вчерашние события. Вначале он поссорился со своей возлюбленной из-за проблем на её работе - это первое. После ссоры она собрала сумку, оделась и вышла на улицу, где было уже совсем темно, - это второе.
        Рядом с диваном лежал мобильный телефон, на нём тридцать пять исходящих звонков. Последний был в 4 утра - это третье.
        Он так и не дозвонился - четвёртое. Загнув ещё один палец, Колосов с красными от недосыпа глазами уставился на сжатый кулак.
        Схватившись за голову, он повернулся на другой бок и начал вспоминать вчерашний вечер во всех подробностях.
        Как же надоело возвращаться после трудной рабочей недели домой, в эту маленькую съёмную комнату, еле держась на ногах выслушивать все несчастья, которые случаются в жизни моей любимой второй половинки. Вчера всё происходило по такому же сюжету.
        Он вспомнил, как просил её успокоиться и попробовать провести сеанс медитации наедине. В этот же момент умом он ненавидел весь мир, свои слова и больше всего рабочий коллектив Марины, из-за которого она стояла перед ним. Заплаканная, она говорила, всхлипывая, что начальник по фамилии Исаковский однажды унизил её при всех, и теперь весь коллектив ждёт, когда он это повторит. Она говорила, что теперь каждый день он издевался над ней так же легко, словно выпивал чашку кофе, вдохновляясь страдающим блеском её глаз. Он ненавидел её из-за того, что она нравилась его покойному отцу - бывшему директору фирмы.
        Как бы ему хотелось его смерти, однако это слишком сладкий подарок. С самого первого раза, когда Марина рассказала о нём, Колосов затаил ненависть к этому человеку. Хоть он ни разу не видел Исаковского вживую, это не мешало ему в своих заветных мечтах проводить над ним изощрённые пытки. Колосов вкушал сладковатый привкус крови в воздухе, и всё, чего ему хотелось - повторять эти пытки до бесконечности.
        Он испытывал истинное разочарование, когда кто-нибудь или что-нибудь из реального мира развеивали все созданные им явления, когда всё одномоментно растворялось в воздухе как пар, выпущенный изо рта.
        Зачем это вспоминать?
        Колосов сам себе задавал вопрос и тут же, качая головой из стороны в сторону, возвращался обратно, в беспощадную реальность прошлого дня. Он вспоминал её светло-зелёные глаза, хладнокровно застывающие на одной воображаемой точке. Ещё через некоторое время он заметит, что она мертвецки спокойна.
        Она же никогда не была спокойной - вздрогнув, он неожиданно поймал себя на этой мысли. Страшные перемены происходили в ней в тот момент, и уже, как только он пытался что-то понять в сложившейся ситуации, она тихо и безмолвно обнимала его, как будто в последний раз.
        - Прошу, Марина, не надо, - повторял сквозь слёзы Колосов и чувствовал, как его сердце сжималось, словно клочок бумаги.
        - Сволочи! Как же я вас ненавижу! Как такие существа могут жить?!
        Он пытался её успокоить: приглаживал светло-русые волосы, обнимал и целовал в шею, как она любила. Затем покрывал легкими поцелуями её мокрые от слёз глаза.
        - Успокойся, дорогая, любимая моя, всё пройдет, - говорил он, а сам в то же время начинал про себя думать:
        «Что я делаю?»
        Сидя на кровати и вцепившись длинными руками в густые тёмно-русые волосы, Колосов промычал и опрокинулся лицом на подушку.
        Зачем-то он начал её успокаивать, прекрасно зная, что она этого не выносит.
        Резко прекратив рыдать, она оттолкнула его и выбежала в коридор коммуналки. Быстро взяв сумку, она накинула сверху пальто и надела сапоги. Всё произошло так быстро, что лишь на пороге он успел схватить её за рукав и прокричать хриплым голосом:
        - Куда же ты?! Не делай глупостей!
        Взгляд Марины был отрешённым, но она проговорила твёрдым голосом:
        - Глупо продолжать всё это. Мечты маленькой девочки по имени Мэри не сбылись. А это серьёзное нарушение моего внутреннего баланса. Я поеду к сестре, как только буду у неё, я тебе позвоню, - закончила Марина и развернулась к выходу.
        Она не сказала слов на прощание и не подарила последний поцелуй. Вихрем пролетев коридор, Марина громко захлопнула дверь. В тот самый момент Колосов, словно Кай из детской сказки, ощутил холодное дыхание рядом с собой. Впервые в жизни всё смешалось в его подсознании. Внутренний голос вопил, стараясь истошным криком донести важные слова:
        - Это Смерть!
        Леденящее дыхание, словно сквозняк, ощущалось от закрывающейся за Мариной дверью. Внутренний мир, как и тело, парализовало на целые сутки.
        Этот момент во всей жизни Колосова стал самым ужасным и невыносимым из-за нескончаемой боли, навечно нарушающей баланс между его прошлым, настоящим и будущим.
        Можно ли назвать это ссорой? - задавался он очередным вопросом.
        Он этого не знал.
        Уже утро. Он лежит в кровати и по-прежнему ждёт звонка. Все предыдущие тридцать попыток дозвониться на её мобильный телефон не увенчались успехом - на первые десять звонков она не брала трубку, а затем её телефон вдруг оказался вне зоны действия сети. Тогда он решил попробовать дозвониться до её двоюродной сестры Жени. Спустя несколько гудков наконец услышал её голос.
        - Алло, Женя, привет, это Ярик, а Марина сейчас у тебя? - спросил он дрожащим голосом.
        - Привет, Ярик. Нет, послушай, вчера она позвонила мне и сказала, что приедет сегодня днём.
        В голову Колосову резко вонзился невидимый острый осколок, но он продолжил задавать вопросы:
        - Странно, ты уверена в этом? Она же вечером собиралась к тебе. Где же она? - Он чувствовал, как еле шевелятся губы. Не выдержав, он начал нервно теребить волосы.
        Она старалась не паниковать и говорила спокойным тоном:
        - Послушай, я не знаю, что происходит и где моя сестра. Если ты сам что-нибудь узнаешь, то позвони мне обязательно, а пока я обзвоню родителей. Всё будет хорошо, Ярик, не переживай. - На том конце голос постепенно сужался, пока не начал полностью исчезать.
        - Хорошо, позвоню, слышишь? Позвоню! - крича в трубку телефона, Колосов только через некоторое время понял, что связь оборвалась и на том конце просто положили трубку. В уши ударил резкий звук прерывания связи, как будто это был его собственный крик в быстрой перемотке.
        Где же она?
        Надев куртку, он нервно ходит по комнате от одного угла к другому, спрашивая самого себя. Постепенно воздух становится спёртым, ему тяжело дышать.
        - Чёрт! Марина, что же ты наделала?!
        Колосов выбежал на улицу. Чистый, колючий и морозный воздух резко ударил в ноздри и будто предвещал беду.
        Дурные мысли надо отгонять, как тараканов метлой - так учил его преподаватель в художественном лицее. Достав сигарету, впервые за долгое время он решил закурить. Едкий дым табака медленно заполнял лёгкие и спасал его, хотя полгода назад он бросил эту пагубную привычку.
        - Всё нормально, Ярик, не бойся, всё будет хорошо, - сделав затяжку и выкинув сигарету, твердил сам себе под нос слова ободрения, как некое заклинание. Сжав до посинения кулаки и еле сдерживая слёзные потоки, Колосов широким шагом двинулся в сторону автобусной остановки. Ещё мгновение, и ужасный скрип будет то и дело звенеть в его ушах, как напоминание о молчащем мобильнике.
        Похоже, кто-то начинает сходить с ума.
        Марина, милая моя, где же ты?
        Следующие попытки найти её в этот день не увенчались успехом.
        Этим же вечером Колосов случайно наткнулся на старую телефонную книгу в кожаном потрёпанном переплёте. Она стала его единственным утешением за весь день, именно в тот момент, когда глаза покрылись красной паутинкой, а любое явление, событие, звук человеческого мира вызывали тошноту и раздражение.
        Колосов нервно перелистывал страницу за страницей, был озлоблен и раздражён, всякий раз задавал себе один и тот же риторический вопрос: «Ведь она не заслужила этого?»
        Он вскрикивал:
        - О чём я думаю? Вспоминай же!
        Наконец, он находит нужный номер.
        - Вот он! - обрывком вырывается из его уст.
        Он смотрит и медленно протирает руками глаза. Перед ним мелькают знакомые цифры, номер Гришки. Сейчас он - его единственная надежда. В этот самый момент, уже как по привычке, Колосов нервно начинает звонить другу детства Гришке Рощину. Он всегда готов был прийти ему на помощь, имея в себе те особенности и черты характера, которые были присущи величайшим лидерам всех свершённых революций. Рощин был таким ещё с тех далёких времён, когда они делили ворованные конфеты из столовой детского дома, в котором вместе росли.
        Ожидание, гудки… сердце начинало сжиматься в комок, холодная дрожь постепенно овладевала телом.
        - Алло, Гришка. Здравствуй, друг мой. Не занят? У тебя найдётся для меня свободная минутка? - быстро начал Колосов.
        - Аа… Май бразе Ярик… Гуд дэй, мой милый друг, для тебя у меня всегда найдётся свободное время, - весело ответил Рощин и тут же добавил:
        - Что случилось? А хотя, знаешь что, приезжай и всё расскажешь, по твоему голосу слышу, что дела плохи.
        - Хорошо, выезжаю, - коротко ответил Колосов, нажимая кнопку отбоя.
        Он даже не заметил, как быстро покинул здание полуразрушенной хрущёвки. По пути ему попался пьяный мужик, который, завидев Колосова, неожиданно нахмурил брови и, качаясь из стороны в сторону, нацелился идти прямо на него. Он всячески старался задеть Колосова своим плечом. Но тот уклонился от его выпада. Мужик с пеной на губах произнёс что-то невнятное. Колосов не стал вслушиваться и пошёл дальше.
        - Нет, нет, нет! - твердил он себе под нос.
        «Это всего лишь страшный сон, и всё, что мне нужно сделать, - это проснуться и открыть глаза», - думал Колосов, направляясь в сторону трамвайной остановки.
        Но кошмар был реальностью, похоже, что теперь он никогда не прекратится.
        Колосов сел в трамвай, включил свой старенький плеер и, прислонившись к окну, задремал под грустную музыку дождя.
        Сквозь сон ему было слышно, как диспетчер произносит названия остановок, как громко сморкается кондуктор, как сигналят машины, как колёса машин будто мягким лезвием разрезают кашицу из мокрой грязи и снега.
        Пока он был в пути, ему приснился очень странный сон. Длинный, непонятный, хотя дремал он всего лишь несколько минут.
        Начинался он так…
        Им с Рощиным было по семь лет. В тот день они оккупировали один из участков садоводства «Мирское», которое находилось в двух километрах от детдома. Время было уже позднее, около часа ночи, они сидели на ветвях яблони и собирали уже четвёртый мешок золотисто-жёлтого налива. Насытившись на день вперёд, ребята потихоньку готовились спускаться вниз.
        - Ярик, у меня есть кое-что для тебя, - шмыгая носом, сказал Гришка.
        - Что же?
        Рощин достал из военной кожаной сумочки пачку сигарет с иностранным названием и изображённым на ней верблюдом.
        - Закурим? - спросил он, улыбаясь.
        - А ты что, знаешь, как? - неуверенно переспросил его Колосов.
        - Да, естественно, меня Сипун, из старших, научил - весело ответил Рощин и тут же проинструктировал:
        - Берёшь, поджигаешь, затягиваешься, глотаешь дым и становишься увереннее и взрослее. Мозг подаст сигнал всему организму, нервные клетки изменятся, и ты становишься уже другим человеком. Интересно ведь?
        - Разве это не вредно, Гри?
        - Вредно, не вредно. Фигня! Наша жизнь вреднее. Представь себе, что под этим лунным светом ты прямо как величайший Аль Капоне. Достаёшь сигарету, смотришь спокойно по сторонам, оцениваешь обстановку, закуриваешь. После бросаешь взгляд на луну и слегка отдёргиваешь уголок своей шляпы, как будто приветствуешь её, красавицу, плавающую в волнах сливового ликера. Только представь. Почувствуй, как это круто.
        - Послушай, Гри, а кто такой Аль Капоне?
        Колосов посмотрел на своего друга, который стоял широко раздвинув ноги и, прищурив глаза, поправлял крылья невидимой шляпы.
        - Капоне - это такой гангстер, недавно по телевизору про него показывали фильм. Он был неуловимым. Кстати, как и у нас, его детство не сложилось. Он обитал в бедных кварталах Чикаго, где жили эмигранты из Италии. Позже, в годы Великой депрессии, он смог войти в мафию и подняться в ней так, что стал самым богатым и знаменитым человеком того времени.
        - Ты курить-то будешь? - неожиданно добавил Рощин, выпуская изо рта колечко дыма.
        Только Колосов начал затягиваться, как в сад вбежал сторож со своей овчаркой. Всё произошло так быстро, что Рощин, выронив из рук пачку сигарет, рванул в кусты.
        - Шухер! Беги! - прокричал он.
        Но Колосов не успел вовремя среагировать, и сторожевая овчарка одним прыжком сбила его с ног. Закрыв лицо, он начал кричать, чувствовалось, как онемела правая рука. Создавалось странное ощущение, будто сотня пиявок единовременно присосалась к руке. Собака изо всех сил крутила головой в разные стороны, словно пыталась вырвать его руку. Он закрыл глаза, слыша яростное рычание с горячим дыханием и ароматом свежей крови.
        - Пошла вон, дура!!
        Внезапно Колосов услышал глухой стук и визг, сопровождающийся новым рычанием.
        - Вот тебе, шавка!!
        Ещё удар, и рычание полностью сменилось визгом, который начал удаляться всё дальше и дальше от его ушей.
        - Ярик, ты как?
        Открыв глаза, Колосов увидел в темноте своего друга Рощина с лопатой в руке.
        - Вставай, нам надо бежать, - прокричал он.
        Но было поздно. За Рощиным выросла массивная фигура сторожа, который одной рукой выхватил у него лопату, а другой поднял его за шкирку так, что маленький Капоне повис в воздухе как тряпичная кукла. Это было последнее, что увидел Колосов. В глазах потемнело, и перед зрачками поплыли круги. Он пытался препятствовать этому, но мозг не поддавался. Колосов потерял сознание.
        Он проснулся в кабинете терапевта детского дома. Рука была перебинтована и слегка ныла от боли.
        Взгляд Колосова остановился на резиновой собачке, которая вместе с плюшевым слоном и другими игрушками стояла на полочке, рядом с лекарствами.
        «Я всегда любил эту игрушку», - подумал он и тут же вспомнил всё: и прошлую ночь, и пачку сигарет с верблюдом, и Аль Капоне, и Гришку, и овчарку сторожа, которая, видимо, хорошенько покусала его правую руку. Эта резиновая собачка ему нравится больше, чем живая. Она всегда его успокаивала и в трудные минуты уколов, и тогда, когда он заболел полгода назад.
        - Проснулся, воришка! - с такими словами в кабинет вошёл главврач Шнятко. Это был крупный мужчина, с маленькими рачьими глазками и неуклюжими ручищами, похожими на лопаты. Первое, что бросалось в глаза во всём его образе, - это торчащая из кармана пачка сигарет, точно такая же, как вчера была у Гришки. От него пахло табаком, а на носу от чрезмерного курения полопались капилляры. У него было мало волос на голове, остатки он пытался зачесывать набок, что вызывало ещё большее отвращение. Он не любил детей, многие его боялись, но Рощина и Колосова всегда смешили его пухлые щеки, которые тряслись как желе, когда он говорил.
        - Готовься, хулиган, сейчас пойдешь к директору, - продолжал он.
        Испуганный Колосов спросил:
        - А Гришка где?
        - Сейчас узнаешь. Вставай же, мелкий преступник, сейчас ты и Гришку увидишь, и директора, и воспитателя своего. Они все тебя уже ждут не дождутся. Вставай, вставай! - Он выговаривал слово за словом, немного запинаясь и краснея от напряжения.
        Пройдя по коридору, они зашли в кабинет директора детского дома. В тот момент, когда открылась дверь, Колосов зажмурил глаза.
        Всё, сейчас начнется, пронеслось в его голове. Каково же было его удивление, когда вместо кабинета директора они вошли в огромный зал, где было полно зрителей. Все аплодировали и смотрели на них так, будто они прилетели с другой планеты.
        Такого поворота Колосов точно не ожидал, ему стало очень страшно, захотелось упасть, зарыдать, попросить пощады, поклясться, что этого больше не повторится, что он исправится.
        Всё могло закончиться именно таким образом, если бы он не увидел в середине зала, под объективами больших камер развалившегося на мягком диване своего верного друга Гришку, который поедал с невероятным удовольствием мороженое.
        Что делать? Как себя вести? Этого Колосов не знал, просто шёл прямо, за руку его крепко держал Шнятко.
        Они подошли к подиуму, и он передал его мужчине в ярком разноцветном костюме с жёлтым галстуком. Тот, в свою очередь, бережно взял Колосова за руку и пригласил его сесть рядом с Гришкой, после чего, резко повернувшись в сторону камер и зрителей, громко и протяжно проговорил:
        - Ярослав Колосов, ещё один несчастный ребенок. Поприветствуем очередного сына потерянного поколения.
        Весь зал зааплодировал, и Колосову стало ещё больше не по себе. После этих слов мужчина в жёлтом галстуке достал из переносного холодильника, лежащего у одной из камер, мороженое и протянул ему.
        Колосов взял мороженое, уловив момент, повернулся к Гришке, чтобы спросить его:
        - Гри, где мы и что происходит? Что теперь будет с нами?
        - Всё нормально, друг мой, ешь мороженое. Им это нравится, они чувствуют себя спасителями мира. Ешь, не смотри по сторонам. Всё это шоу, а мы актёры. Всё будет хорошо до тех пор, пока ты изображаешь бедного, несчастного, избитого зверька, которого спасли добрые люди. Дай им насладиться тем, что они называют благотворительностью.
        Мужчина с жёлтым галстуком повернулся к Гришке:
        - Пришло время пообщаться с нашими несчастными малышами, и первый, кого мы спросим, будет этот превосходный мальчик по имени Григорий.
        Он приблизил свой микрофон ко рту Гришки и задал тому единственный вопрос:
        - Гриша, скажи всем нам, какая у тебя мечта?
        Все зрители притихли в ожидании Гришкиного ответа.
        - Мне всегда хотелось иметь велосипед, - всхлипывая, прошептал тот.
        Колосов от изумления раскрыл рот - он никогда не видел Гришку таким. И не подозревал, что он так может прикидываться, ведь тот натурально слезу пустил.
        Ведущий повернулся в сторону затихшего зала, изобразив на лице жалостливый взгляд, проговорил:
        - Несчастные дети потерянного поколения! Ооох… Смилуйтесь, господа! Этот чудесный ребенок, который не видел в жизни ни ласки матери, ни защиты отца, мечтает всего лишь о велосипеде… это очень трогательно.
        После этого разноцветный как попугай ведущий закончил, и заиграла грустная музыка. Половина женщин в зале зарыдали, да так слышно, что Колосов побледнел.
        В следующее мгновение на подиум с велосипедом в руках вышел молодой человек в таком же костюме, как и ведущий, только с красным галстуком. Рощин заулыбался во весь рот и со слезами на глазах кинулся к велосипеду, и как только он сел на него, ведущий поднес к нему микрофон и спросил:
        - Что надо сказать, Григорий?
        И Рощин неестественно шепелявым голосом ответил:
        - Спасибо большое, дяденьки и тётеньки, я буду беречь его очень-очень, буду протирать тряпочкой, поставлю на него звоночек и буду звенеть.
        В зале ещё стало больше всхлипов и умилённых улыбок. Затем ведущий в жёлтом галстуке повернулся к Колосову и поднёс микрофон к его рту:
        - А вот и Ярослав, о чём он всю свою маленькую жизнь мечтает, а?
        Тут, под пристальные взгляды, Колосов увидел, что все люди в зале смотрят на него словно манекены, неживыми взглядами. Гришка же, сидя на велосипеде, также смотрел на него, нахмурив брови и пряча грустное выражение лица.
        - О чём же мечтает Ярослав? - переспросил ведущий.
        Колосов поднял глаза к прожекторам и после, смотря в объектив камеры, выдавил из себя несколько слов:
        - Я мечтаю о том, чтобы она вернулась…

* * *
        Неожиданно он проснулся.
        Он проехал лишние две остановки, придётся пройтись пешком. Он делал всё как на автомате: вышел из трамвая, прошёл целый квартал, и лишь когда подходил к двери Рощина, нажимая на звонок, выпустил из лёгких:
        - Чтобы она вернулась…
        Рощин выглядел как всегда: непричёсанные волосы, небритое лицо, старая футболка и спортивные с заплатками штаны. На груди у него висел непонятный талисман, чем-то напоминающий шестерёнку от старых часов. Взгляд его был такой же, как у Сальвадора Дали, только без усов. В принципе, он и пытался быть похожим на того - так же увлекался живописью, только больше в графическом стиле, вёл такой же образ жизни.
        - Мир тебе, Бразе мой! - с улыбкой встретил его Рощин в дверях и тут же добавил:
        - Проходи быстрее, не задерживайся, а то я от хозяйки уже неделю прячусь. Должен ей за два месяца.
        Они прошли в его комнату, где был полнейший беспорядок. Тут можно было найти что угодно: камеру для мотоцикла, ложку, мухобойку с журналами, разобранную игровую приставку, паяльную станцию, пробки, зонтик, всевозможные штекеры и провода. Всё это богатство освещалось ярко-зелёной лампой, стоящей на столе, возле закрытого плотными шторами окна.
        - Проходи, чувствуй себя как на планете Земля, ну или как у себя дома, - съязвил Рощин.
        Открыв маленький холодильник, он достал две бутылки пива.
        - Возможно, с этим будет легче рассказывать, - сказал он и тут же подмигнул.
        Прошло около двух часов, всё это время Рощин слушал внимательно - не перебивал, раскуривал трубку, при этом периодически кивая.
        - Её уже со вчерашнего дня нет дома. Нет ни звонков, ни сообщений, ничего, полнейшая тишина.
        После непродолжительного молчания Колосов спросил:
        - Кстати, как продвигается твоё компьютерное искусство? Как последняя программа? Удачно разошлась по Сети?
        Опустив глаза, Рощин пододвинулся в кресле поближе к нему и ответил:
        - Купили за десятку, хотелось больше, но не давали. Хотя я над ней целых три ночи трудился, столько кофе выпил, уже прямо видеть не могу. Вот такая экономика, прибыль моя составила всего лишь половину, представляешь! - Он говорил, недовольно сжав губы, и качал головой. Прищуриваясь, он посмотрел на Колосова и спросил:
        - Ну а ты как, помимо этих проблем? Как работа в мастерской продвигается? Как там Мудак, или, как там его, - Рудак? Что у него нового? Ёрзает, наверное, боясь, что ты его прижмёшь?
        Немного поразмыслив, Колосов сделал глоток холодного пива и ответил:
        - Рудак недоволен последним заказом. Нужно было выполнить фигуру Богдана Левса, болгарского певца. Ты знаешь, какие у меня работы получаются, когда меня торопят в приказном порядке. Он увидел Левса и рассвирепел. Как кабан заметался по мастерской, сказав, что не заплатит мне ни копейки за весь месяц. Я уже привык, с самого начала он был таким, другого и не ожидал. Обмолвился о том, что, как только найдёт другого мастера, даст мне под зад.
        - И как, выдержал? - удивленно спросил Рощин.
        - Он начальник, а это моя мечта - работать мастером восковых фигур.
        Неожиданно, Колосов вспомнил последнюю картину и почувствовал, как скулы сжимаются сами по себе, он поморщился, как после укуса лимона.
        - А так я по-прежнему подрабатываю грузчиком в гипермаркете. А начальники, они везде начальники. Марину жалко, не выдержала подобного натиска. Мы-то с тобой ладно - уже с детства поняли, кто мы есть в этом мире. Она мечтала совсем не о такой жизни. Сначала школа, колледж. Везде хорошистка, а теперь вот начальник, почти её ровесник, по каким-то личным мотивам разрушает её жизнь. Все начальники - превосходные современные инквизиторы, они могут без малейших терзаний совести кого угодно спустить в унитаз, облив перед этим помоями.
        Самое ужасное, что я не могу ей ничем помочь. Я привык выживать один, и мне уже как микробу не страшна ни одна вакцина. Но она совсем другая - домашняя, семейная, милая, воспитанная любящими родителями. Для неё мир был красивой живой картиной. А тут такое…
        Гришка, выслушав Колосова, удивлённо поднял брови и проговорил:
        - Я всё понял, друг мой. Весь твой мир крутится вокруг одной мечты - о величайшей любви. Искренней любви ты ищешь всю свою жизнь, из-за этого тебе тяжело отпускать то, что не твоё. Всё течёт и меняется, поэтому оставь эти переживания. Если она любит, то вернётся. Если же нет, то прими это как должное. Я вот, например, человек простой. Для меня истина находится в обычном ритме жизни, если что-то ищу, то только ради самого поиска. Именно поэтому для меня любовь - наслаждение на один вечер, она замечательная, но, к сожалению, обречена на погибель. И этим она прекрасна вдвойне. Советую тебе продолжать лепить и не слушать никаких Рудаков. Не по приказу, а по состоянию души. Работай, откладывай, люби - но только целый мир, а не что-то определённое в нём, играя в непонятную игру полов. Всё будет хорошо, Маринка найдётся, а я приду к вам в гости. Возьму с собой что-нибудь эксклюзивное, и все мы счастливо погребём на лодке по течению реки нашей жизни.
        Подумав немного, он добавил:
        - Я часто вспоминаю один случай. Рощин посмотрел на Колосова и продолжил:
        - Помнишь, когда нам с тобой было по шестнадцать лет, мы впервые почувствовали и вдохнули глоток свободы, выйдя из стен интерната. В тот вечер мы на радостях тут же побежали в город и по пути к самому ближайшему ларьку между двух хрущёвок стали свидетелями неприятной картины. Трое молодых и наглых отморозков с усердной жестокостью избивали ногами престарелого бродягу. Тогда я решил заступиться за него, пытаясь решить конфликт без кулаков, просто попробовать отпугнуть их, хотя они были лет на пять старше нас. Помню, страшно не было, заступился, значит, так и должно было произойти - не мог я пройти мимо. Но после непродолжительной беседы их агрессия была переключена в мою сторону. Всё, что мне удалось тогда, - это ударить одного, но я тут же был сбит с ног, и затем меня избивали уже с бродягой за компанию. Помню, как я тогда бесился от того, что ты ходил за мной по пятам, прямо как бродячий щенок. После нашего выхода из интерната я не знал, как от тебя избавиться. Мне не нужен был такой попутчик, к тому же ты мало говорил. Тогда я решил, что подпоив тебя, смогу скрыться навсегда, подкинув тебе
напоследок денег.
        Рощин встал и беспокойно прошёлся по комнате. Затем, посмотрев на задумавшегося Колосова, вернулся и, взяв из холодильника вторую бутылку пива, продолжил:
        - Вот ведь что называется - «судьба». Ты вылетел тогда из-за угла, с доской в руке и бешеным звериным криком. Ты бесстрашно набросился на одного из них, ударил того по хребту, остальные тогда опешили от такой неожиданности. Ты смотрел на них с безумными глазами и продолжал рычать. Они тогда реально трухнули, чёртовы гопники, им действительно стало страшно. Дикарь ты, Ярик, хорошо хоть сейчас нормально разговариваешь, а тогда молчал постоянно.
        Колосов качнул головой и ответил:
        - Помню, Гри. Как потом нас этот бродяга портвейном поил и как ты пьяный ходил и кричал песню бременских музыкантов.
        Рощин засмеялся.
        - Точно. Портвейн. Судьбоносный напиток из Португалии, опять-таки раньше считался вином.
        Оба замолчали, погрузившисьна некоторое время в воспоминания.
        Затем Рощин вытащил из кармана портсигар, достал из него миниатюрный пакетик с табаком, забил трубку и, прикурив, спросил:
        - Будешь? Как в старые добрые времена. Это успокоит твой мозг, лишние клетки умрут, и ты станешь взрослее.
        Рощин скрутил небольшую папироску и протянул своему другу.
        - Не откажусь, - ответил Колосов, слегка улыбнулся, от чего губы задрожали. Когда же он улыбался в последний раз? Недолго думая Колосов решил задать своему другу давно интересующий вопрос:
        - Слушай, Гри, и всё-таки почему у тебя до сих пор нет постоянной девушки? Неужели твоя любовь не имеет лица? Неужели она безликая? Рождается по ночам и умирает по утрам.
        Рощин, потягивая трубку и щурясь от дыма, произнёс:
        - Точно сказал, лица у неё нет, порой лучше и не смотреть, кто с тобой утром в одной постели просыпается. Иногда от такой любви и седые волосы появляются. Конечно, шутки шутками, а если серьёзно, то знаешь, Ярик, моя недостающая частичка по какой-то ангельской случайности не выпала на Землю, а осталась там у них, наверху. Она сидит на облаке и с улыбкой наблюдает за моим жизненным процессом. Вот где моя любовь.
        Прервавшись на мгновение, он отпил холодное пиво и продолжил:
        - И знаешь что… Основное неизменное правило нашего мира гласит, что всё стремится к балансу. Загадочное слово, оно же составляет один из ингредиентов истинности нашего мира. Вот такая кухня. Ты только представь, что бы произошло, встреться однажды Гаутама Будда и Иисус. Разве они нашли бы общий язык? В том и загадка, что один нёс учение о любви, другой - о медитации и погружении в себя. Однако по раздельности у обоих вышло слишком всё не для людей. Божественность - это если бы людям удалось соединить учение обоих. Но ведь кто такое позволит? Христиане и буддисты в один голос будут твердить, что эта идея абсурдна. А вот лично моё мнение, что если совместить несовместимое - получится тот самый баланс, про который я тебе говорил. Так и со мной обстоит - мне нужна девушка, которая будет полной противоположностью. А таких мне ещё не удавалось встретить.
        Он потянул трубку с ароматным дымом и, задумавшись, замолк.
        - Чего-то я не улавливаю связь между девушками, чувствами и философией, которую ты тут мне описал. Получается, что твоя половинка - инопланетянка, не иначе. - Колосов рассмеялся и с непривычки у него разболелась челюсть.
        Рощин вопросительно посмотрел на него и, ещё немного подумав, ответил:
        - Вот и я говорю, что она где-то там. Здесь же, на Земле, в отношении меня всё просто - я настолько полноценен, завершён почти на сто процентов, что мне этого просто не нужно. Если я буду пытаться идти против воли своего предназначения, то просто нарушу баланс. Случись подобное, и даже такой маленький человек, как я, превратит мир в хаос, совершенно не желая этого. Мне лучше не любить никого такой любовью.
        Колосов затушил свою папиросу и добавил:
        - Интересная жизненная позиция.
        Рощин неожиданно встал с кресла и стал ходить по своей комнате, указывая руками на различные её углы, при этом говорил:
        - Посмотри на мою комнату. В ней беспорядок, но в то же время лично для меня в ней идеальный порядок, потому что это мой взгляд на материальный мир. Теперь представь, если я приглашу сюда девушку. Она изменит этот порядок. С утра до вечера будет рассказывать, что она уже многое поняла в жизни, узнала, увидела, и что теперь решила жить осторожно, дорожа каждой минутой. Чтобы просто любить и быть любимой, кусочек счастья, родная душа - у всех одни и те же фантазии и слова. Всё просто отлично - всем бы так. Но моё мнение таково.
        Тут он поднял вверх указательный палец и произнёс:
        - Это полная чушь! Мозг этих девушек будет всегда напоминать комнату, в которой они обитают, и что же я буду видеть для себя? Хаос! При этом они будут нарушать творческий беспорядок моего личного пространства, занимаясь уборкой, вместо того чтобы пребывать всецело в мире своих фантазий. Я понял, что не смогу смириться с этим. Нужно идти на уступки, чужое мнение таково, что ради любви нужно уметь уступать. Хорошо, я начну делать уборку не только у себя в комнате, но и в женской голове, тем самым пытаясь её понять. Я сильно устану, потом сяду отдохнуть, и в это мгновение откроется жуткая правда - что в этом деле не сдвинулся даже на миллиметр. Какая же благодарность, мне повезло, она это заметила. Но вот ведь парадокс - за мои труды она начнёт меня презирать, словно я тень, которая всегда мешается под рукой. Ты ведь знаешь, какой я чистоплотный и как люблю, когда все отсортировано по своим местам в моём личном пространстве.
        Выслушав, Колосов ответил с небольшим укором:
        - Гри, ты никогда не занимался уборкой. Ты даже не знаешь, как шваброй пользоваться.
        - Вот, наконец-то ты начинаешь приближаться к истине. Поэтому я и не хочу подобных перемен в своей жизни.
        - Гри, я ничего не понял.
        - Ничего страшного, друг мой, поймешь - со временем истина вклинивается в наши мозги.
        Их разговор прервал телефонный звонок. Это была двоюродная сестра Марины, Женя:
        - Алло, Ярик! Это я… Я должна тебе кое-что сказать, Марина… она… она погибла…
        На момент Колосов почувствовал, как ледяные иглы пронзили его нутро.
        - Что?! Где? Как это произошло?
        - На Сиреневом мосту, два часа назад её тело обнаружили под ним. Пока милиция теряется в догадках, предполагают, что самоубийство, но лично я не верю. Приезжай скорей! - Её голос резко растворился в тихих волнах невидимого туннеля связи.
        Колосов вдруг почувствовал, как рука отбросила телефон на пол, непонятные обои неожиданно ожили и начали движение с бесконечным переплетением цветов. Лицо Гришки, чуть расплывчатое и искажённое от слёз, приобрело вид, как из кривого зеркала, которое, как показалось Колосову, вплотную прижималось к его лицу. Слушая замедленный голос своего друга, он с трудом смог разобрать слова:
        - Ярик, ты чего, мужик? Ты бросай такого Коперфильда! Что происходит?
        Колосов пытался уловить у себя какую-то мысль, но она тщательно его избегала. Тёмные пятна, как будто на прожжённой киноплёнке, фрагмент за фрагментом исчезали. Он вдруг испугался, что больше никогда не соберёт этот пазл нужных мыслей.
        Наконец, из глубины этого тёмного пятна начинает вырываться наружу похоронная музыка. Ничего лишнего, только музыка и тёмные воды.

* * *
        В следующее мгновение он вздрогнул оттого, что на руку упала капля воска с горящей свечи.
        Они находились на кладбище. Рощин стоял рядом с Колосовым. Раздавался нескончаемый плач. Люди толпились, среди них Колосов заметил родителей Марины. Они смотрели в одну на двоих точку пустыми глазами. Траурная музыка давила на уши и была невыносимой во всей этой процессии.
        Колосов не мог тогда воспринимать всё, что происходило в реальности, - глаза видели, но мозг отказывался принимать действительность.
        Закрывая глаза, он представлял, что попал в небольшой сквер с прудом. Судя по погоде, в тот день стояла жара, на нём была надета приятная на ощупь хлопковая белая футболка, он был без обуви - сандалии остались в левой руке.
        Он помнит, как в одно мгновение начал разгоняться и бежать прямо к склону, чтобы прыгнуть в прохладную воду пруда. Помнит, как неожиданно почувствовал что-то тёплое и нежное в правой руке. Повернувшись, чтобы посмотреть, кто до него дотронулся, он заметил её лицо, развевающиеся на ветру кудрявые локоны, по-детски добрую улыбку. Он видел, как ласковое солнце отражается своими поцелуями в её глазах, она держит его за руку, а ветер подхватывает уголки её белого кружевного сарафана. Они смеются и, держась за руки, весело бегут к склону. Когда до воды остаётся несколько шагов, она радостно кричит:
        - Я люблю этот мир, люблю тебя!
        В ответ он кричит:
        - Люблю…
        Следующее за этим слово «тебя» проглатывает открывшаяся пасть пруда. Резкий холод в один момент охватывает всё его тело, душа словно уходит в пятки, и уже через несколько секунд он начинает ощущать присутствие тёмного, мёртвого мира.
        Его охватывает ужас - свет кажется слишком высоко. Ему остаётся плыть, грести до последнего руками. Всё, что он видит внизу - это уплывающую белую кружевную ткань, которая с непонятным спокойствием опускается на самое дно.
        Он кричит, чувствуя, как вода заполняет рот. Ему нечем дышать, он больше не может терпеть.
        Ему становится страшно за свою жизнь, он борется за неё, усиленно гребёт руками и плывёт наружу. Свет становится всё ближе и ближе. Он выплывает на поверхность и делает глоток воздуха.
        Великая радость, он улыбается, будто заново родился, страшное осталось позади. Он открыл глаза. Над ним, словно огромная чёрная пиявка, раскинулась полоска ночной тьмы.
        Перед глазами был тот же рисунок: мост и сливающиеся между собой точки фонарей вдалеке.
        - Трус! Трус! - доносился до его ушей странный звук плескающихся волн.
        Колосов закрыл лицо и громко зарыдал. В один миг он проиграл всю свою жизнь.

* * *
        Кто же такой Ганнибал? Известный карфагенский полководец, который пройдя через Альпы, подошёл к городу Каннам, для того чтобы после последней завершающей схватки против всех сил римских войск усмирить детей Ромула от их обманчивой идеи создания идеального мира путём порабощения других народов и уничтожения их древнейших культур. Рим напоминал огромного паука, который сплёл свою паутину для новых жертв. Он ненасытен, ему хочется больше и больше, его жадность не имеет предела. Ему нужно всё: деньги, власть, крики несчастных женщин и детей, нужны души. Хитрость и коварство были вплетены в его паутины. Ему были ненавистны варвары, египтяне, карфагеняне за их религиозность и патриотизм, ненавистны греки и македонцы за их боевой дух и культуру. Этот паук, раскидывая всюду свою мерзкую паутину, знал, что добьётся своей цели. И лишь один человек мог уничтожить паука. Что же мы знаем про величайшего карфагенского полководца Ганнибала?
        Из дипломной работы студентки 5-го курса Марины Волковой
        Глава 3
        Когда Слэйн открыл глаза, то прежде всего заметил расплывчатые стены очень странной комнаты. Цвет стен и потолка постоянно менялся: становился то красным, то белым, то синим.
        В ушах гудело, всё тело как будто парализовало, создавалось такое ощущение, что оно будто бы висит в воздухе.
        Ужасно хотелось пить, в горле застрял сухой комок.
        Что же произошло? И где я нахожусь?
        Он задавался вопросами до тех пор, пока неожиданно не услышал за стенами чей-то разговор:
        - Глава Протектората приказал вам избавить его от лишних воспоминаний, провести дополнительную чистку, и ввести его в обычный режим с последующей передачей профессору для психологической переподготовки, - говорил очень знакомый женский голос.
        С дрожью в голосе, также очень знакомом, другой собеседник отвечал:
        - Я всё понимаю, но его здоровье может резко ухудшиться, поскольку это уже третья чистка за весь год. Если проводить её так часто, то мы навсегда потеряем его разум, и он превратится в некое подобие растения, - это был голос мужчины, доктора Мэйса - Слэйн узнал его.
        Женский голос повысился на тон, отчего изменился цвет стен и стал багрово-красным.
        - Это приказ Протектората, исполняйте! Вы беспрекословно должны выполнять любое требование вышестоящего руководства, иначе вас ликвидируют.
        Доктор Мэйс заискивающе пропищал:
        - Будет исполнено, Госпожа. Я сделаю всё, что прикажете.
        Слэйн задумался.
        Ничего не понимаю.
        Глава Протектората, что за бред?
        - Что происходит? - Он задавал почти вслух терзающие его вопросы.
        Цвет стен и потолков окрасился в жёлтый цвет. Над его головой раздался тонкий и мелодичный девичий голос:
        - Доброе утро, мистер Слэйн, с вами говорит Эллина, палатный виртуальный бот. Я медсестра и готова ответить на все ваши вопросы, вызвать доктора или подключить вас к Вирт-реальности, выдать вам энерген.
        - Доброе утро, Эллина, - перебивает её Слэйн и добавляет:
        - Прошу выдать мне график общего состояния моего организма, а после этого прошу подключить меня к сети реальности для ознакомления с новой информацией.
        - Ваша заявка принята, мистер Слэйн. Высылаю графики и подключаю к сети.
        Не успел Слэйн получить график временного пояса, как тут же Эллина оповестила его о том, что к нему хочет подключиться голограмма доктора Мэйса.
        Войдя в свой привычный жизненный ритм, Слэйн недовольно буркнул:
        - Принимаю, подключай.
        В следующее мгновение его взору представилась нелицеприятная голограмма доктора.
        Слэйн поприветствовал его:
        - Доброе утро, Док, какие известия?
        - Добрый день, голубчик мой. Что же, вы попали ко мне несколько раньше, нежели мы договаривались, но этого никто не мог предусмотреть. Повстанцы, эти ужасные варвары, совсем обнаглели.
        Стены приобрели тёмно-серый цвет, Слэйн спросил:
        - Что же произошло со мной, почему я смутно помню всё происходившее после ресторана?
        Мэйс опустил глаза и как будто прочитал заготовленные заранее строки:
        - В вас стреляли информационным оружием. Внутри вашего головного мозга сейчас находится маленький чип с программой, которая должна, соединившись с клетками мозга, вкладывать в него определённую информацию. Этот чип временный, ваш основной чип был каким-то образом извлечён из вашей головы. Сегодня вечером мы попытаемся уничтожить ваш похищенный чип, а вам поставим новый.
        Слэйн засмеялся.
        - Вы уничтожите моего единственного друга на расстоянии? Разве такое возможно? Теперь у меня в голове будет коллекция различных жучков и чипов.
        Мэйс не обратил внимания на его слова и, не поднимая глаз, продолжил:
        - Чувство юмора в таком состоянии - это очень хорошо. Однако поспешу вас успокоить и огорчить одновременно. После установки чипа у вас вновь могут начаться серьёзные осложнения. Ваши боли в голове и потери сознания… они усилятся.
        - Если так, то лучше вовсе не ставить мне этот чип. Разве так нельзя? Поставите потом, после того как закончатся мои недомогания.
        После последнего произнесённого Слэйном слова лицо доктора немного сжалось и слегка поменяло форму.
        Слэйн заметил эту перемену и, ехидно ухмыляясь, съязвил:
        - Док, с вами что-то не так? У вас лицо перекосило. Мне кажется, у вас тоже проблемы с чипом… или с Протекторатом?
        Мэйс явно занервничал.
        - Что? А… да, конечно. Возможно, вы и правы. Мне надо срочно идти, я вас навещу через некоторое время.
        - До встречи, Док… привет Госпоже…
        Голограмма доктора Мэйса исчезла.
        «Весело всё-таки, забавный он, этот доктор», - подумал Слэйн.
        Настроение у него было на подъёме, он уже давно так не смеялся. Слэйн решил немного приподнять голову и чуть не упал, потому что, как оказалось, его тело пребывало в гравитационном состоянии и висело над полом метрах в полтора. Так вот почему было такое ощущение: он и вправду парил в воздухе, находясь в горизонтальном положении.
        - Ну и разработки, - проговорил он вслух.
        Док явно сумасшедший, хотя, конечно, и гений, этого нельзя не признать, подумал Слэйн и тут же вызвал на помощь голограмму палатной медсестры:
        - Эллина, перешли мне, пожалуйста, последнюю информацию с моего почтового ящика.
        - Слушаюсь, мистер Слэйн. - Через несколько секунд её взгляд вновь оживился, она стала перечислять:
        - У вас три голограммных сообщения. Одно от вашей жены Дженнифер, второе от вашего отца, мистера Эдварда Слэйна, и третье от господина Аль Капоне. Когда она закончила, её лицо замерло, глаза были устремлены прямо перед собой.
        - Спасибо, Эллина, доставь ещё, пожалуйста, мне бодрящего энергена.
        - Конечно, мистер Слэйн, высылаю.
        Ну что же, игнорировать жену и отца не было смысла, они уже оповещены о том, что он пришёл в себя, поэтому и прислали свои голограммы. Надо, так надо. Главное, притвориться, что ещё слаб и что говорить подолгу нельзя.
        Слэйн, обдумав свою речь, вновь вызвал голограмму палатной медсестры.
        - Эллина, соедини меня с голограммой Дженни.
        - Слушаюсь, мистер Слэйн, соединяю.
        Перед Слэйном возникла сначала фигура, а позже и сама голограмма жены. Её облегающая юбка с небольшим разрезом, перевязанная фиолетовой лентой сразу же бросилась ему в глаза. Весь наряд дополнял классический пиджак с фиолетовыми полосками и белая кружевная блузка.
        - Дорогой, как ты? Как себя чувствуешь? - нежным голосом спросила Дженни. - Доктор Мэйс сказал, что сегодня тебе предстоит операция. Как же я беспокоюсь и скучаю по тебе.
        Зажмурив глаза, как будто от испытываемой боли, Слэйн ответил:
        - Я тоже очень соскучился, любимая. Болит всё, и перед глазами всё мутно. Дженни, любимая, я так хочу домой, ты даже не представляешь.
        «Так это был твой голос», - чуть не проговорив вслух, подумал Слэйн.
        - Отдыхай, любимый мой, бедненький. Совсем скоро тебя выпишут отсюда. Я думаю, что через два дня ты будешь с нами. Главное, не забывай пить энергены и капсулы памяти, которые тебе даёт доктор. Как же я переживала. Эти повстанцы, куда только смотрела полиция и охрана?
        Открыв глаза, он острым, пронизывающим взглядом посмотрел на неё и спросил:
        - Того, кто в меня стрелял, не поймали?
        Поправив свою прическу, Дженни ответила:
        - Зафиксировали его голограмму, полиция сейчас в смятении, поскольку, как известно, голограмма не может производить никаких действий.
        - Всё, как я и предполагал.
        Дженни вопросительно подняла свои тонко подрисованные брови и спросила:
        - Дорогой, о чём ты говоришь?
        - Пожалуй, ты права, о чём это я? Эти соревнования между нашим правительством и повстанцами закончатся не скоро. Вот только непонятно, почему под огонь этой вражды попал такой обычный человек, как я, который политику всегда обходил стороной. Для каких целей я им понадобился?
        В этот момент Слэйн заметил, как забегали глаза у его жены.
        - Дорогой, не думай об этом, тебе нужен покой, это просто их очередной ход противостояния и не больше - ты просто оказался не в то время и не в том месте. Слава создателю, что всё благополучно завершилось. Появился повод иметь такому обычному человеку, как ты, при себе охрану. Всё, любимый, мне пора, жду тебя дома. - Посылая целующий смайлик, она поспешила отключиться.
        - До встречи, - ответил Слэйн и задумчиво посмотрел в сторону.
        Как только исчезла голограмма улыбчивой Дженни, наступила полнейшая тишина в комнате, стены приобрели серовато-свинцовый оттенок.
        Неожиданное резкое потемнение в глазах стало сопровождаться нарастающим гулом. В ушах шумел водопад, и поток его усиливался. Боль внутри головы начинала нарастать. В висках словно кто-то орудовал тяжёлым молотом. Слэйн зажмурил глаза и понял, что этого он не переживёт, боль становилась невыносимой.
        - Я не могу больше терпеть, Док, где вы? Эллина, приём! - прокричал он.
        Послышались шаги, всё ближе и ближе. С каждым шагом незнакомца становилось легче. Боль начала утихать, Слэйн открыл глаза и увидел перед собой своего виртуального приятеля Аль Капоне. Он был одет в длинный кожаный плащ черного цвета. Этакий герой из фильмов про бравых детективов старого времени.
        Слэйн полностью открыл глаза и убрал руки от головы.
        - Эл?! Ты как здесь очутился? Я ведь не успел сообщить о том, что со мной случилось.
        Перед Слэйном стояла точная голограммная копия живого человека, которого до этого он лицезрел только как голограмму Вирт-реальности. Он не знал, что ему сказать, как вести себя рядом с таким человеком. Для него подобное явление оставалось загадкой, которая теперь вышла из ящика, но при этом по-прежнему осталась нераскрытой.
        Улыбаясь, Капоне ответил:
        - Как я здесь оказался, милый друг, это совершенно не важно. Я пришёл, чтобы навестить тебя и спросить, как твоё самочувствие.
        - Как же ты узнал обо мне? - с недоумением спросил Слэйн и вдруг обнаружил, что может полностью использовать всё своё тело. Он попытался встать.
        Ему стало совершенно непонятно, как Капоне проник в его пространство.
        Капоне, словно прочитав эти мысли, сказал:
        - Брюс, ты недооцениваешь сетевую реальность. Ведь это такая секта, в которой есть любая информация о человеке, вплоть до его последнего завтрака. - Он говорил, прохаживаясь вокруг и держа руки в карманах плаща.
        Слэйн посмотрел на него подозрительно.
        - Значит, ты был в курсе всего. На меня напали, я совершенно не могу понять, почему в полиции работают такие тупицы?
        Капоне улыбнулся.
        - Действительно, это так. Ты прав, мне известно почти всё, до мельчайших подробностей.
        Слэйн встал в полный рост и снял с тела различные медицинские примочки.
        - Тогда у тебя точно есть своя точка зрения на всё произошедшее. Ответь мне тогда: на кой чёрт я пригляделся этим сумасшедшим повстанцам?
        Стены палаты по-прежнему меняли расцветку, из серого цвета они перекрашивались в фиолетовый, затем в оранжевый.
        Капоне, отойдя в задумчивости в сторону, достал длинную папиросу и закурил.
        В этот момент внутри Слэйна всё съёжилось, вновь закружилась голова и его затошнило.
        Повернувшись в его сторону, Капоне, покручивая тонкую папиросу в двух пальцах, неожиданно серьёзным тоном произнёс:
        - Есть у меня своё видение ситуации. Прежде всего их поведение имеет совершенно непонятный расклад. Неизвестно, что ими движет, и совершенно загадочны их дальнейшие действия. Одно известно, что ты им для чего-то нужен.
        Он ткнул в Слэйна указательным пальцем, нахмурил брови, не спуская с него глаз, сделал затяжку и продолжил:
        - Они уничтожили твой информационный чип. Сделали это, не скрывая ничего от службы Протектората. А уж Протекторат и его специалисты очень заинтересовались твоей личностью, теперь они будут изучать тебя как лабораторную крысу и прочистят тебе мозги основательно.
        Слэйн, еле передвигаясь, сделал пару шагов к Капоне.
        - Что же мне делать, Эл?
        Некоторое время Капоне молчал, затем, потушив папиросу о свой ботинок, ответил:
        - Я думаю, друг, для начала тебе срочно нужно на свежий воздух. А вообще, надо уходить в отпуск недели на две, и в этом я тебе помогу. Пора выбираться из этой коробки, подальше от этих сумасшедших стен.
        Слэйн запротестовал:
        - Если бы было так просто. Я не могу всё бросить, тем более что отец назначил меня на своё место, а это очень важно. Все эти информационные чипы, повстанцы, какой-то Протекторат!! Бред какой-то, не верю, что это происходит со мной. Ты уверен, что это лучшее решение для меня - бежать отсюда? Да и куда?
        Капоне подошёл вплотную к Слэйну и молча достал странного вида карманный виртуалик, на котором начал выполнять какие-то операции. При этом он резко скомандовал:
        - Вставай на ноги, и хватит уже болтать. Уверен ли я?! Да, я уверен, что тебе пора просто выйти из этой камеры. Ты совсем забыл про мир.
        В этот момент его голограммные руки становятся руками живого человека.
        - Что за ерунда?! - от неожиданности Слэйн откинулся назад.
        - Ты пил сегодня энерген? - спросил таким же спокойным голосом Капоне, смотря на Слэйна и прищуривая правый глаз.
        Вставая с пола, тот ответил:
        - Конечно, пил, сразу как очнулся.
        Капоне недовольно поцокал языком.
        - Плохо дело… ладно, сейчас перебьём…
        Он достал из кармана своего кожаного плаща жестяную банку, по виду напоминающую банку энергена.
        Принимая от него эту баночку, Слэйн уже полностью был уверен, что видит перед собой живого человека, а не голограмму. Это его очень насторожило, что же будет дальше? - мысленно задавался он вопросом. Десять минут назад он изумлялся тому, как голограмма повстанцев смогла произвести выстрел и уничтожить информационный чип. Тут же его друг по виртуалике сначала является к нему в палату в виде голограммы, а через минуту уже протягивает ему настоящий энерген. Стоит задуматься.
        Слэйн решил делать то, что предлагает Капоне, при этом быть во внимании и быть готовым в любой момент оповестить диспетчера Вирт-реальности о настигающей его опасности. Когда Капоне отвернулся от него, Слэйн проверил временный чип. Всё было на месте.
        Смотря сначала на Капоне, затем на банку, которую он дал, Слэйн спросил:
        - Что же это, ещё один энерген? Спасибо, но у меня норма - один в сутки, не больше.
        Капоне повернул голову и ехидно улыбнулся.
        - Это не энерген, друг мой, это натуральный продукт, называется апельсиновый сок, может, слышал о таком?
        Слэйн изумлённо посмотрел на баночку.
        - Сок? При чём здесь вообще сок?
        - Пей!
        - Ладно-ладно…сейчас, только без грубости.
        Отпив глоток, Слэйн неожиданно начал слышать голос своего приятеля уже у себя за спиной.
        - Слушай, есть ли какие-нибудь побочные эффекты от этого сока? - спросил он.
        Капоне по-прежнему стоял за спиной. Когда Слэйн повернулся, он увидел, что того нет. Но при этом он чувствовал присутствие этого человека за своей спиной.
        - Пять, четыре, три, два, один…
        Слэйн стал встревоженно осматривать комнату.
        - Слушай, Эл, это странно, но у меня мутнеет в глазах. Что-то не так! Что происходит?! Эл!
        Он слышал его голос, который замедленно и протяжно доходил до его ушей. Голос Капоне стал искажаться.
        Стены перестали изменять цвет, но перед глазами всё стало расплываться.
        Слэйн открыл и закрыл глаза, посмотрел вокруг. Увидев размытое изображение Капоне, он направился к нему, говоря:
        - Странное ощущение от этого сока. Куда ты пропал?
        Капоне повернулся к Слэйну.
        - Всё происходит внутри твоего сознания, он лишь нейтрализовал действие временного информационного чипа внутри твоей головы.
        Слэйн ещё больше задумался. Он не понимал, как Капоне смог попасть сюда, пройдя через персонал незамеченным? Он мысленно задавался вопросами, изумляясь при этом, с какой скоростью закончились привычные для него мучения - как по щелчку пальцев ушла боль, мозг функционировал нормально, тело двигалось. Ему даже стало смешно и грустно одновременно - для любопытства больше не было преград.
        Он понял, что человек, стоящий рядом с ним, является самой главной загадкой на действующий период времени. Нужно было предпринимать попытки, чтобы хоть что-нибудь разузнать. Но Слэйн решил, что для начала ему нужно спросить про лекарство.
        Он решил продолжить тему с восхваления чудодейственного напитка, который Капоне представил соком.
        - Надо будет сказать доктору Мэйсу, что все его энергены ничто, а лекарство, которое мне действительно помогает, - обычный апельсиновый сок. Представляю, как он за голову схватится, наверняка начнёт бегать и суетиться, кричать от радости. Я так думаю, для него это будет величайшим из открытий.
        Капоне, по-прежнему не отвлекаясь от своего виртуалика, безразлично ответил:
        - Настоящий апельсиновый сок, сделанный из настоящих плодов, растущих на настоящих деревьях и собранных руками настоящих людей. Он тебя не поймёт.
        Слэйн не понял его слов.
        - Отчего же не поймёт? Думаю, ему известно, что это такое.
        Капоне отвлекся от виртуалика, посмотрел на Слэйна и произнёс:
        - Знаешь что, не нужно тебе сейчас думать, это первое и основное. Иначе опять голова заболит. Второе: незачем тебе больше видеть и общаться с этим доктором. И третье: сейчас ты оденешься и проследуешь за мной.
        Он положил перед Слэйном огромный бумажный пакет.
        Слэйн запротестовал:
        - Подожди, что это значит? С чего ты решил, что я вот так возьму и начну выполнять твои приказы?
        Капоне, стиснув зубы и почти не шевеля губами, произнёс:
        - Потому что так и только так тебе следует поступать. Ты ведь хочешь знать, почему тебе снятся непонятные сны? Почему у тебя жуткие головные боли? Запомни, любопытство - не порок, а повод для сомнений. У меня есть ответы на эти вопросы, и я их тебе дам, когда придёт время. А сейчас настоятельно прошу, пожалуйста, одевайся, времени у нас немного.
        Слэйн был сражён наповал, кто он, этот Аль Капоне? Откуда ему известно про его сны? До сих пор он думал, что про это известно лишь родителям и жене, не считая доктора Мэйса. Он не удержался от следующего вопроса:
        - Откуда тебе всё известно?
        Капоне подошёл к стене, которая к этому моменту принимала изумрудный оттенок, прислонился и, закрыв глаза, стал водить по ней руками, как будто что-то нащупывал.
        - Тише… Всё, что тебе интересно, будет раскрыто, Брюс Слэйн.
        Фамилию он произносил так, будто растягивал, словно издеваясь над ней. Затем он повторил два раза одну и ту же фразу:
        - Одевайся, я пока найду дверь.
        Слэйн решил незаметно от Капоне вызвать диспетчера Вирт-реальности, и, к его изумлению, он просто не смог этого сделать. Как будто выход в реальность заблокировали. Непонятные сбои.
        Рядом он заметил тот самый пакет, который передал ему Капоне. В нём лежал чёрный костюм из плащевой ткани, военные ботинки и ещё один пакет.
        Усевшись на пол, Слэйн раскрыл пакет и достал брюки с чёрной футболкой. Благо, что всё чистое - единственное, что промелькнуло в его голове. Он сейчас же мог встать и вырубить с одного удара этого воображалу Капоне, выбрав стиль профессионального убийцы, но, увы. Вирт-реальность пропала.
        Он чувствовал себя беспомощным и жалким, которого какой-то повстанец заставляет одеваться в непонятную одежду и идти за ним.
        Какие у него есть варианты?
        Кричать? В надежде на то, что за психостенами его голос услышат?
        Одеваясь, Слэйн продолжал загружать мозг всё новыми мыслями.
        А может, всё-таки попытаться прижать этого неразговорчивого Капоне и заставить его говорить, попробовать узнать полезную информацию? Откуда ему известно про сны и вообще про всё. Он мухлюет, говоря про то, что в Сети распространена полная информация о каждом. На сайте Вирт-реальности он не раскрывал своих личных подробностей, там он был всего лишь…
        - Любознательным щенком, - неожиданно продолжил его мысль Капоне и тут же добавил:
        - Хах, да эта стена явно создана для тупиц, вот и ручка!
        Он потянул что-то из стены на себя, и в тот же момент открылась дверь.
        Любознательный щенок, что за ерунда?! Слэйн забеспокоился ещё больше.
        Он что, может читать мысли? Любознательный щенок…
        Какого чёрта?!
        А с другой стороны, ведь так оно и есть, и сам не понимая почему, но Слэйн принял такое положение и прозвище, как бы оно обидно ни звучало.
        Он уставился на только что надетые им брюки и ботинки. Так оно и есть - любознательный щенок!
        Неужели после того, как он захотел узнать правду, он просто так уйдёт от этого?
        - Нет!
        С такими словами, которые Слэйн уже произнёс вслух, он направился вслед за Капоне, который тут же приструнил его, говоря:
        - Старайся вести себя тише и следуй всюду за мной.
        Они вышли из комнаты.
        В этот момент Слэйн начал замечать эти непонятные коридоры - со всех сторон были уже известные психообои непонятного дымчатого цвета. Он помнил пол, пустые стены, потолок - все эти немые серые коридоры. Он уже видел их, вот только когда? Получается, пока его сюда везли, он всё же приходил в сознание.
        Говорят, такое часто случается с людьми, которых везли на воздушной каталажке в тот момент, когда они были без сознания. Каким-то образом они запоминали определённые места.
        - Я помню эти коридоры, - не выдержав, наконец сказал Слэйн.
        Капоне ответил не сразу и то, словно издеваясь:
        - Правда? Неужели? И что же ты вспомнил?
        Только сейчас ему удалось лучше разглядеть своего попутчика. Он был одет в чёрный кожаный плащ, на нем были чёрные военные ботинки, чёрные плащевые брюки, ростом он был чуть выше Слэйна, лицо было надменно улыбчивое.
        Глаза его показались Слэйну очень знакомыми - сверкающие, с искрами живого азарта. Смеющийся взгляд игрока.
        На обросшем худом лице работали мощные желваки, он иронично улыбался, и ко всему прочему, его наигранную иронию дополнял огромный шрам на правой щеке.
        Слэйн пытался вспомнить информацию о сайте, на котором они с Капоне познакомились.
        Лицо со шрамом, Аль Капоне, знакомый по запретному сайту культуры. Стены начали приобретать желтоватые оттенки.
        Слэйн с резкостью ответил Капоне, который продолжал спокойно идти вперёд, уставившись в свой виртуалик:
        - Я точно не знаю, но был здесь не раз и не два, такое чувство, что был здесь всегда, и твоё лицо мне тоже очень знакомо, особенно твой взгляд.
        Капоне, улыбнувшись, произнёс:
        - Приятно осознавать Ярик, то есть мистер Слэйн, что к вам потихоньку возвращается память. А то я уже боялся, что вы вконец отупели.
        Слэйн решил идти напролом, поэтому сразу же спросил:
        - Так откуда же тебе, Эл, известно про мои кошмары, про то, что в меня стреляли, и о моём местонахождении?
        Неожиданно Капоне остановился и встревоженно проговорил:
        - Тише! Делай, как я, и молчи в тряпочку, я тебе всё расскажу, будь уверен - На этих словах он с силой схватил Слэйна за руку и потянул в сторону. Он что-то начал быстро набирать в своём виртуалике и затем, повернувшись к Слэйну, левой рукой подтолкнул его к стене.
        Слэйн почувствовал, как сзади стукнули по ногам - его подкосило, он упал на колени. Ко всему прочему сверху на лицо ему упала холодная отрезвляющая кожа плаща.
        За спиной послышались голоса. Говорили двое мужчин. Один голос писклявый и очень знакомый, точно, это был доктор Мэйс. Второй же был грубый и немного с хрипотцой. Из разговора Слэйн понял, что тот человек, что говорил с грубыми интонациями в голосе, очень резко обращался к Мэйсу:
        - Почему вы до сих пор не ввели Слэйну дозу снотворного энергена? Почему вы медлите? Мне придётся дать своему руководству подробный отчёт о ваших возмутительных действиях.
        Мэйс оправдывался:
        - Помилуйте, я уже объяснял в рапорте профессору свою позицию. Категорически исключено прописывать новый вид энергена нашему Брюсу в добавление к уже имеющимся. Поймите, я занимаюсь им уже очень давно, и мне лучше это знать. Мы можем потерять его всего лишь по одной простой причине - он человек, а этот энерген не только избавит его от кошмарных видений, но и сделает из него пустышку. Вы хотите моими же действиями сделать из него неразумное существо. Знаете что, при всём моём уважении к вам…
        Он не успел договорить, потому что следующее, что последовало после его слов, был хрип. Человек с грубыми интонациями резко прорычал:
        - Я тебя ещё раз предупреждаю, мелкий сорт, если создатель начнёт что-то вспоминать и у него начнут проявляться бывшие навыки, то тебе будет объявлена высшая мера наказания от Протектората.
        - Хрр… Отпу…сти…те, я по…нял…
        От каждого слова, услышанного за спиной, Слэйну становилось не по себе.
        Он пробовал открыть глаза, но не мог. Под пеленой век мелькала неизвестность и темнота.
        - Ты как там, живой?
        Неожиданно он услышал голос Капоне.
        - Вставай, нам надо торопиться. Сейчас докторишка получит последние указания, после чего отправится к тебе. Ну и сморчок же он. Гадкие всё же создания.
        Слэйн обеспокоенно начал тереть глаза.
        - Какие создания? Мне трудно открыть глаза, вообще не вижу, что со мной?
        Капоне протянул ему руку и помог подняться.
        - Не паникуй, я этого не люблю. Вот, держи, выпей. Только делай всё быстрее, времени у нас нет.
        Слэйн почувствовал сначала тепло от руки, а потом холод.
        - Это энерген в моей руке? Опять этот сок, спасибо, но я не хочу…
        Капоне недовольно пробурчал:
        - Пей, если хочешь стать зрячим.
        Слэйн сделал несколько глотков и возмутился:
        - Создатель, апельсиновый сок, Протекторат, какие-то существа… - Что всё это значит? - Он стал чувствовать, как его язык начал заплетаться.
        Капоне спокойно ответил:
        - Да ты бредишь, друг мой, пей всё, без остатка.
        Слэйн поднял дрожащей рукой банку и, поднеся ко рту, сделал несколько глотков. На мгновение у него появилось ощущение безумной жажды. Рука тряслась, он ощущал холод.
        Послышался глухой стук.
        - Дурья башка, ты что шумишь? Допил? Вот молодец, - голос Капоне становился более разборчивым.
        Слэйн почувствовал, как по телу пронеслись миллион мелких капель - они бежали, сталкивались, впитывались и всасывались. Холод пропадал, руки перестали трястись. В один момент он ощутил, будто что-то массивное хватает и поднимает его в воздухе.
        «Как маленького ребенка поднял», - промелькнуло в голове у Слэйна.
        - Открывай зенки, - сказал ему Капоне. - Только не сразу, а то почувствуешь боль.
        Уже через несколько секунд перед Слэйном вновь замелькало улыбчивое лицо Капоне.
        На этот раз он увидел не только этот до глубины знакомый взгляд, но и добрую, слегка детскую улыбку.
        - Я определённо раньше где-то тебя видел, мне знакома твоя мимика, точно знаю твои глаза, кто ты? Такое ощущение, что мы пересекались где-то, ведь такое возможно?
        Капоне, довольно рассмеявшись, щёлкнул перед лицом Слэйна пальцами.
        - Скажу тебе больше, мы действительно встречались раньше. Можешь быть в этом уверен и называть это как угодно. Но про всё это тебе пока рано знать, забывчивый друг мой. Всему своё время. Сейчас же меня интересует твоё самочувствие. Всё нормально, идти можешь? Вижу, что можешь. Теперь пойдём, только пустую баночку из-под сока не забудь прихватить с пола.
        Посмотрев, как Капоне поворачивается к нему спиной, Слэйн заметил ещё кое-что, от чего ему захотелось протереть глаза. На чёрном кожаном плаще был изображён вышитый золотыми нитками месяц. Тот самый золотой месяц из его кошмаров. Он опустил глаза, его взгляд на мгновение застыл.
        Капли золотистой жидкости, вылившейся из банки, переливались яркими бликами, как будто игрались с его зрением.
        - Я помню это, такое уже было, - задумчиво проговорил Слэйн.
        Капоне, не поворачивая головы, продолжал идти вперёд.
        Прошло несколько минут. Они всё ещё шли по длинному коридору.
        Пройдя примерно с десяток шагов, Капоне остановился, вновь достал свой необычный гаджет, что-то опять в нём наколдовал, и в тот же миг за спиной Слэйна повеяло легким холодком.
        - Нам сюда, - сказал он, указывая на образовавшийся в стене размытый Вирт-портал.
        Капоне протянул руку Слэйну.
        - Миссия под названием «побег из Дурдома» выполнена. - Под эту его шутку они зашли в лифт Вирт-реальности.
        Неожиданно Слэйн вспомнил вечер в ресторане, когда его отец, Эдвард Слэйн, отправляя в рот кусок отборного крокодильего мяса и запивая его энергеном из хрустального бокала, произнёс свою великую речь.
        - Я вижу, Брюс, что ты готов, - с надеждой говорил он тогда.
        Он неудачно поставил бокал на самый край стола, резко повернулся, чтобы позвать официанта, и в этот момент опрокинул хрустальный бокал. Энерген разлился по столу. Капли платинового цвета жидкости издевательски перекатывались как шарики ртути. Они весело игрались с тусклым светом ресторанных ламп.
        Он вспомнил, что тогда почувствовал, как внутри него кровь начинала закипать и нагреваться, как перед глазами окружающие его цвета приобретали кроваво-красные оттенки.
        Раздражение заставило тогда Слэйна резко встать из-за стола.
        Он пытался стереть кровавую пелену перед глазами и под удивлённые взгляды, резко смахнув со стола капли энергена, выбежал на улицу.
        Первое, что он тогда увидел на выходе из здания, был яркий золотой месяц.
        По всему телу Слэйна пробежала лёгкая дрожь. Он вспомнил, как тогда в горло впилось что-то неприятное и холодное, как он стал терять сознание. Последнее, что он тогда увидел перед своим отключением, - озорную улыбку и блестящие карие глаза.
        Неожиданно Слэйн остановился.
        Это были его глаза. Глаза Капоне.
        Отпрянув от него на несколько шагов, он возмущенно прокричал:
        - Это был ты! Я тебя вспомнил, ты и есть тот повстанец, что в меня стрелял! Зачем я тебе нужен? Это похищение с целью выкупа?
        Он выкрикивал вопросы Капоне, пятясь назад и осматривая по сторонам место, в котором они очутились.
        Слэйну показалось, что это было какое-то заброшенное здание. Повсюду валялись обгоревшие картины, книги, где-то лежали почти целые скульптуры. В углу, рядом с разрушенной стеной, виднелась разбитая чаша фонтана с красивым орнаментом Амура.
        Пространство вокруг неожиданно стало заполняться густым газом. Слэйн потерял из виду Капоне, уже через небольшой промежуток времени понял, что задыхается. У него начался приступ паники.
        Откашлявшись, он пригнулся к самому полу, надеясь на то, что газ окажется легче воздуха и не начнёт опускаться вниз.
        У него кружилась голова. Лёжа на спине, он рассматривал, как молочного цвета объёмные потоки газа игрались между собой. Газ постепенно рассеивался. Слэйн увидел силуэт сидящего человека на подоконнике.
        Капоне всматривался в пустынную даль за окном. У него был серьёзный, задумчивый взгляд. Он закрылся от газа плащом, и это ему помогло.
        Слэйн заметил сверкающие точки на его щеках и понял, что он плакал. Это очень ошарашило его, он ни разу не видел плачущих людей.
        «Может, это реакция на газ?» - подумал Слэйн и приблизился к Капоне.
        - Что ты делаешь? - спросил Слэйн.
        Капоне, не посмотрев на него, тихим голосом ответил:
        - Ничего…
        Затем, спрыгнув с подоконника и обойдя Слэйна вокруг, он остановился.
        - Ты совершенно прав, Брюс Слэйн, это я в тебя стрелял.
        Словно взмах крыльев, веки Слэйна опустились, на втором взмахе они закрылись, в голове вновь помутнело, наверное, это последствия отравления газом, подумал он, и его тело качнулось в сторону. Слэйн вновь начал терять равновесие.
        Он проспал долгое время. Капоне поведал ему про совершенно другую, незнакомую жизнь. Он рассказал про их общее детство, проведённое в детском доме, про какие-то выставки восковых фигур. Слэйн слушал, и в его голове сложился весьма странный образ молодого человека из прошлого столетия, жизнь которого была сплошной трагедией - смерть затронула всех его родных и близких.

* * *
        На лугу резвился ветер, а несколько бабочек перелетали с цветка на цветок. Крылья одной из них, преломляясь в солнечных лучах, слабо поблёскивали. Наблюдатель старался достать бабочку рукой и неожиданно осознавал, что та находилась от него на довольно большом расстоянии. Ветер по-прежнему задувал. Все бабочки разлетелись, кроме той, которую он заметил.
        - Ты всё ещё любишь бабочек, - прозвучал мелодичный женский голос. - Посмотри, рядом с тобой самая красивая бабочка, а ты даже и не оборачиваешься, она уже устала крылышками махать.
        Кто это сказал?
        Наблюдатель повернулся на голос и увидел перед собой сидящую на примятой траве молодую девушку с яркими серо-зелёными глазами. На её загоревших гладких ножках, которые выглядывали из-под летнего бежевого сарафана, переливались лучи солнца. Она сидела вполоборота, смотрела, жмурясь, на наблюдателя и улыбалась. Он отметил её довольное личико. Затем начал щекотать её ножки травинкой, при этом медленно приближаясь к ней. Оглядевшись, он увидел на себе такого же цвета, как и её юбка, бежевые летние брюки. Уголок её платья слегка был загнут, отчего весь образ представлялся ещё более сексуальным. В сторону наблюдателя были обращены две прелестные коленки, под легкой тканью платья виднелись белые кружевные трусики. Необычайная красота её изливалась потоками молодости, доброты и неисчезнувшей детской радости. Больше всего ему нравилось смотреть в её глаза, наполненные живым блеском, словно маленькими незатухающими огоньками. Всё её лицо освещалось ласковой улыбкой на мягких губах.
        Девушка смеялась и что-то говорила, но ему не удалось разобрать её слов.
        Затем последовал долгий поцелуй. Наблюдатель открыл глаза и увидел перед собой её лицо, чувствовал, как на его щёки упали шёлковые пряди. Полуденное солнце игралось яркими полосками на её лице. Он чувствовал на губах слабозаметный сладковатый привкус её нежных губ. Он ощущал руками все её мурашки, пробегающие по молодому стройному телу. От каждого его прикосновения она легонько вздрагивала.
        Неожиданно он почувствовал, как внутри сжалось сердце. Наблюдатель видел, как девушка стала рассыпаться в его объятиях, словно песчаная фигура. В одно мгновение весь луг и небо - всё стало разрушаться. Огромные куски небес летели сверху. Девушка исчезала, на руках наблюдателя остался лишь белый пепел. В один момент упали небо, луг и солнце. Лишь одинокая бабочка с рассыпающимися на лету крыльями продолжала порхать вокруг. Но вскоре и от неё осталась лишь маленькая горстка пепла.
        Он задыхался, пепел засыпал его тело полностью.
        Ноздри заполнились, и наблюдатель не мог больше вздохнуть. Что-то вырывало его из этого сна, и от нетерпения он пытался как можно быстрее освободиться из этого рабства, но сил для сопротивления не было.

* * *
        Он очнулся и увидел рядом с собой разбитую чашу фонтана с амурчиком, тот же подоконник, разбитое окно и, что самое удивительное, сидящего в той же позе Капоне. Увидев, что Слэйн очнулся, он неожиданно спросил:
        - Ну что, вспомнил бабочку свою? Что, защемило в сердце? Я знал, твоё сердце сильнее твоих мыслей. Может, придёт время, и ты вспомнишь мой звонок, когда с тобой всё это началось. Это было после её смерти.
        Слэйн, хватаясь за голову, резко перебил его:
        - Сколько я был без сознания? Это из-за дыма?
        Капоне удивлённо поднял брови.
        - Какого дыма? Ты не терял сознания. Сказал, что устал и хочешь спать. После этого упал на старый матрас и уснул. Тебе хватило двух часов.
        Слэйн поджал ноги и задрожал всем телом.
        Капоне подошёл и накрыл его лежащим рядом плащом. Достав из внутреннего кармана несколько небольших рыжеватых пластин в вакууме, он отломил от одной из них небольшой кусок и протянул Слэйну.
        - Что это?
        Капоне, откусывая и пережёвывая, ответил:
        - Это модифицированный батончик из фруктов, злаков и орехов с добавлением нуги. Очень сытная штука. Ешь…
        Как только они перекусили, Капоне продолжил рассказывать:
        - Тода была ранняя весна, ты ушёл в себя после её смерти, сидел три месяца дома, выходил только по ночам в круглосуточный магазин. Вылазки ты делал по две ночи в неделю, при этом ты потерял мобильный телефон, отрезал дверной звонок от электросети и завесил плотными занавесками окно. Мне до сих пор непонятно, о чём ты тогда думал? Вспомни мой звонок тогда.
        Слэйн покачал головой.
        - Я ничего не помню!
        Капоне ехидно посмеялся и отвёл глаза в сторону окна.
        - Вспомнишь, поверь мне, у тебя получится. Я отследил тебя, мы как бы случайно встретились ночью. Я сказал, что иду из клуба. Рассказывал тебе, какая провальная была тусовка, а ты смотрел словно сквозь меня, будто видел во мне кого-то другого. В тот момент я подкинул тебе мобильный телефон и прижал к себе, от чего ты сильно смутился.
        - Но я заставил тебя тогда вспомнить меня по звонку. В тот же вечер я позвонил тебе.
        Капоне смотрел на Слэйна пылким взглядом вошедшего в азарт рассказчика, продолжающего своё необычное повествование:
        - В течение нескольких минут я разговаривал с тобой и уговорил встретиться следующей ночью. Твоя память всегда была паршивой. Я даже предложил весомый аргумент для встречи: передать тебе оставшиеся вещи Марины. Мне привезла их её двоюродная сестра, которая так и не дозвонилась до тебя после похорон. Подействовало, представляешь. Как только я произнёс имя твоей возлюбленной, ты вначале замолк, но затем, повторив несколько раз её имя, неожиданно уточнил место встречи.
        В момент, когда Капоне замолчал, Слэйн закрыл глаза и увидел, что в его сознании распускался большой бутон необычного цветка, внутри которого танцевала маленькая девушка.
        «Очень странное ощущение», - подумал он и продолжил слушать Капоне.
        Глава 4
        - Хорошо, я понял, до встречи. - Колосов нажал кнопку отбоя вызова, и экран телефона потух.
        Он взглянул на часы, на них было половина третьего ночи.
        Нужно собираться, так он думал и перевёл взгляд на свою комнату, которая почему-то на момент показалась ему совершенно чужой. Он наблюдал перед собой слепленную до разговора по телефону восковую маску, похожую на лицо начальника одной девушки.
        Какой девушки? Стоп… Это же лицо начальника Марины. Сергей Исаковский - так его звали. Именно про него она рассказывала ему.
        - Ненавижу! - Колосов откинул в сторону восковую маску. Нужно было выходить и идти на встречу. - Гришка, дружище, как я давно его не видел, - подумал он и стал одеваться.

* * *
        Дверь открылась. На пороге стоял Колосов.
        - Как дела, Ярик? - с такими словами Рощин кинулся к нему в объятия.
        «Он не изменился - тот же самый Гришка, друг детства», - осмотрев своего друга и улыбнувшись, подумал Колосов.
        - Нормально, Гри, ты как? - Он спросил его, и сам не понимая своей радости, ещё раз его обнял. - Я давно тебя не видел, куда ты пропал?
        Рощин изумлённо посмотрел на него и, подняв руки, возмущённо вскрикнул:
        - Это я пропал?! Алё, Церетели, это от тебя после похорон Марины никаких вестей. Исчез поэт, невольник чести, пал, оклеветанный молвой, с свинцом в башке и жаждой мести, поникнув гордой головой.
        Колосов закашлял.
        - Со свинцом в груди, а не в башке, Гришка. Это же строчки из Пушкина. Ты не изменился, чему я очень рад.
        Рощин остановился и выказал ещё большее недовольство:
        - Ну, извините, поправка. Ты, братишка, даже ни одного сообщения не написал за полгода, а я переживаю, между прочим. Сразу к делу. Вон пакеты в углу - это вещи Марины, которые мне передала её двоюродная сестра. Там её косметичка с зеркальцем, флэшка с какими-то документами, фильмами и парочкой сопливых песен и кулон с вашим изображением на цепочке. Мило, в общем, романтика со всеми специями, от которой мне плохо. Отдам эти вещи только после того, как мы прогуляемся, попьём пива и поговорим о старом и новом. Я соскучился по тебе, дружище, и пора бы уже вытащить тебя из той психологической западни, в которую ты себя загнал. Ну что, согласен?
        Колосов кивнул:
        - Согласен, Гри… конечно, согласен… только…
        Он не успевает договорить. Рощин перебивает его:
        - Вот и отлично, пойдём в бильярдную. Там я угощу тебя пивом и разгромлю в пух и прах в «Девятку» на зелёном бархатном столе.
        Колосов широко улыбнулся:
        - Ты никогда не выигрывал у меня, Гри…
        Надевая куртку, тот запротестовал:
        - А в этот раз дело будет за мной, - с этими словами он передал Колосову папиросу со своим любимым табаком. - Добро пожаловать в Гришколенд, - сказал он, и они вышли на улицу.
        По дороге он ещё несколько раз подумал о Марининых вещах. Рощин говорил без остановки, и Колосов всячески показывал ему, что вникает в каждое его слово.
        В его голове то и дело проскальзывали фрагменты из прошлого, постепенно он стал вспоминать многие забытые эпизоды, по кусочкам восстанавливая в памяти всё, что происходило с ним до этого момента. У него создалось впечатление, что он почти собрал этот своеобразный конструктор.
        Для начала - это косметичка с зеркальцем. Та самая, которую он подарил ей на Восьмое марта.
        Флэшка - вот что было самым ценным из всех вещей. На ней была дипломная работа Марины про карфагенского полководца Ганнибала. И, наконец, кулон в виде сердца - ещё один его подарок на их двухлетие.

* * *
        Они сидели с Рощиным в тёмном баре. Сыграв три партии в «Девятку» и отставив свои кии в сторону, они раскуривали вытянутые папиросы. Дым тонкой струйкой поднимался над ними, рисуя линии воображаемых гор и вулканов, затем уходил в самый тёмный угол потолка. Рощин пускал свои любимые колечки. После он взял свой бокал пива и протянул его к Колосову, приговаривая:
        - За нашу встречу, которая наконец-то состоялась.
        Он немного опьянел.
        Друзья чокались пивными кружками. Звон толстого стекла быстро пропадал из ушей.
        Отпив глоток, Рощин произнёс:
        - Слушай, Ярик, у меня скоро нормальная работка нарисуется. В ближайшее время я буду работать на один многопользовательский сайт. Как говорится, дослужился. Собираюсь представить им свой новый проект. Это будет сайт, созданный для простейшей передачи информации, для простого общения. Если всё будет хорошо, замолвлю и о тебе словечко. Ты же в редакторе умеешь рисовать?
        В этот момент обгоревшая капсула пепла с его сигареты упала на джинсы Колосова.
        - Вот, блин! - Он стряхнул пепел, затем, посмотрев на Гришку и задумавшись, мысленно представил, как через час ему придётся выносить его отсюда.
        - Ну, так ты рисуешь? Или после смерти Марины совсем зачах, а?
        Колосов растерялся и не знал, что ответить, язык непроизвольно выдал:
        - Редко, но рисую. Сейчас я вернулся к восковым маскам.
        Рощин, немного качнувшись на месте, продолжил свои расспросы:
        - Значит, снова занялся воском? Отлично, хотел бы я хоть раз глазочком посмотреть на твои творения. Это хоть деньги тебе приносит? Наверное, у тебя теперь вся комната в этих масках. Слушай, Ярик. Сделай мне маску, а?
        Нахмурившись, Колосов посмотрел на него и ответил:
        - Зачем же она тебе нужна? Тебе и без маски хорошо. У меня новый проект для одной музейной выставки восковых фигур. Нынешний начальник этого проекта и главный его вкладчик сделал мне заказ на несколько скульптур, которые я ему должен предоставить уже через две недели. Знаешь, Гри… нам уже скоро надо по домам. Мне предстоит ещё много работы. Завтра вечером нужно идти в мастерскую на первичный осмотр.
        Рощин недовольно пробурчал, еле стоя на ногах:
        - Вот, значит, как. Это, конечно, похвально, но послушай же, Ярик… сколько мы уже не виделись, не сидели вот так, как сидим сейчас. Сегодня я так рад, что мы с тобой снова вместе, друг ты мой бесценный.
        Рощин попытался сесть на барный стул и чуть не упал. Он был сильно пьян.
        - Сделаешь мне маску, а? Я надену её и буду скрывать ото всех своё смеющееся лицо.
        Перекидывая его руку через своё плечо, Колосов ответил:
        - Хорошо, Гри… сейчас пойдём ко мне, до тебя всё равно уже не ходит транспорт, но при одном условии. Сегодня ты больше уже не будешь пить.
        Рощин стал икать.
        - Клянусь орденом Феникса. У меня ещё есть заначка. Раскурим ведь ещё разок моего табачку?
        Колосов, обходя бильярдные столы, старался удерживать равновесие обоих.
        - Пойдём, Гри, по пути решим.
        Он двигался вместе с ним к выходу из прокуренного бара, в котором, как ему показалось, не осталось уже никого, кроме спящего завсегдатая и бармена. Бар был насквозь пропитан дымом и с неким отчаянием погружался в свою мёртвую тишину.
        Мысленно он представил себе необычную сцену: директор ночью умрёт от сердечного приступа, и его жена, позвонив в «Скорую помощь» под утро, слишком припозднится - её муж будет уже лежать грузной массой на спине и непонятным взором смотреть в потолок. Этот бар как одна большая декорация больше не примет своих актёров, и только жизнь расставит всё по своим местам. Всё изменяется, таково правило существования.
        Ему всегда нравилось представлять подобные картины, его естество протестовало.
        Колосов подумал и вздохнул.
        - К чёрту декорации. Только звёздное небо и долгожданные глотки свежего воздуха. Как же прекрасно это ночное небо, его созвездия Большой и Малой Медведицы. Прекрасен и тонкий месяц, с острыми, как лезвия, краями, который как заколка прикреплён к тёмной вуали ночи.
        Рощин остановился.
        - Как сегодня красиво - романтика чистой воды. Звёзд-то сколько! Ух… Вот скажи мне, Ярик, что нас ожидает дальше? Мне всю жизнь казалось, что ты точно можешь дать ответ на этот вопрос.
        Колосов не отвечал, он продолжал идти и смотреть на звёздное небо.
        - Вот, возьми, насладись вкусом…
        Рощин протянул ему скрученную папироску.
        На мгновение Колосов вдруг заметил, что они стояли прямо напротив нарисованного сердца на асфальте, в центре которого мелькала аккуратная с завитушками надпись:
        «Я тебя люблю».
        И чуть ниже:
        «Твоя Маринка».
        Да будут прокляты эти совпадения - первое, что промелькнуло в голове Колосова. В этот момент над их головами, каркая, пролетел чёрный ворон.
        Резкая головная боль пронзила мозг, будто бешеная пуля.
        У Колосова задёргало виски, его руки задрожали.
        Свист, раз, два, и всё - наступила глубокая тишина.
        Он открыл зажмуренные глаза и увидел перед собой освещённого фонарным светом Рощина, который серьёзным взглядом смотрел на него.
        Колосов слабо улыбнулся побледневшими губами. Он подумал о том, что полчаса назад в баре его друг еле держался на ногах, а сейчас уже стоял, не качаясь, и совершенно трезвым взглядом смотрел на него.
        Пока они шли по ночным улицам, Рощин в перерывах между молчанием продолжал задавать Колосову вопросы о его самочувствии.
        Остановившись у входа в парадное своего дома, Колосов произнёс:
        - Гришка, хочу заранее тебя предупредить, что спать придётся на моей маленькой кушетке, а ещё у меня очень душно. Поэтому, учитывая маленькие размеры моей комнаты, предупреждаю. Это мастерская, в которой полнейший беспорядок.
        Рощин открыл входную дверь и прошёл вперёд Колосова, отвечая с обидой в голосе:
        - Ну, прямо как принцессе объяснил. А я и не ожидал фешенебельного отеля с джакузи. Мне не привыкать, тем более я уже несколько раз был у тебя, если ты этого не помнишь.
        Поднимаясь по лестнице, он спросил:
        - Послушай, Ярик… ты хоть вспоминаешь Маринку? Я знаю, что ты очень сильно был к ней привязан, но всё же полгода прошло, а ты по-прежнему один, может, пора тебе переключиться, ведь жизнь продолжается.
        Немного подумав, Колосов ответил:
        - Пока что я не готов к подобному, я уже говорил, что у меня сейчас много работы. А по поводу того, скучаю ли я? Да… скучаю и безумно. Каждую ночь мне снятся всевозможные сны из нашего прошлого.
        Они остановились около двери, пока он открывал, Рощин, качая головой, говорил:
        - Ярик, Ярик… Ты вот когда-то говорил, что крысы живут по соседству с тобой и по ночам заходят в гости. Но люди даже страшнее крыс, потому что они изощряются своими больными разумами уничтожить то, что тебе дорого, называя это добром.
        Колосов открыл ключом дверь и вошёл в квартиру. Рощин проследовал за ним.
        - Проходи вперёд, тапочки находятся в самом углу. Я сейчас закрою дверь, свет не включай. С патроном какие-то проблемы, проходи сразу в комнату.
        Рощин, споткнувшись обо что-то, пожаловался:
        - Да я совсем ничего не вижу, Ярик.
        Колосов закрыл входную дверь, и неизвестный резкий запах ударил ему в нос. Эфирное масло, которое осталось в ароматической лампе, не испарилось, и поэтому за какие-то несколько часов квартира наполнилась смешанным запахом хвойных деревьев и воска.
        Рощин чуть не обнялся с мольбертом, заходя в комнату.
        Он пробурчал:
        - Хорошо, хоть здесь есть какой-то свет. Сколько же у тебя тут воска, и что за жуткий запах?
        Колосов вошёл следом за ним и закрыл дверь.
        - Это хвойное эфирное масло, оно помогает мне для работы. Чай или кофе будешь?
        Рощин снял кроссовки и поставил их в угол.
        - Ну, раз такое дело, давай чашечку кофе. Живешь ты, конечно, Ярик, прямо как духовный затворник.
        Рощин подошёл и сел на кушетку. Его взгляд сразу же устремился на стену, сплошь обвешанную восковыми масками. Его глаза расширились от невероятного сходства их с настоящими лицами людей. Это был страх, все лица с открытыми глазами смотрели прямо на него.
        - Ну и жуть, Ярик, какие ужасные вещи ты тут вытворяешь. Ты знаешь, меня нелегко запугать, но вот посмотрев на них, я чуть в штаны не наложил, признаюсь. Если честно, то это реальная жуть: маски, напоминающие живые лица.
        Пока Колосов разливал по двум кружкам остатки растворимого кофе, он неожиданно вспомнил про вещи Марины и спросил:
        - Гри, слушай, а вещи Маринки сейчас у тебя дома?
        Рощин, продолжая изучать восковые маски, ответил:
        - Ах, да, чуть не забыл…правильно сделал, что напомнил. Они в моем рюкзаке.
        Колосов подошёл к нему с двумя кружками дымящейся чёрной жижицы, называемой кофейным напитком. В этот момент Гришка вытащил из своего спортивного рюкзака небольшой свёрток в полиэтиленовом пакете.
        В полумраке комнаты на обоях светло-кофейного цвета начали проявляться всевозможные надписи, написанные карандашом. Протерев рукавом несколько надписей, Рощин стал читать вслух:
        - «Маленький Барка с изумлённым видом наблюдал, как жрец храма Мелькарта разрезал острым ножом внутреннюю сторону своей руки.
        Он сжал порезанную руку в кулак, и несколько капель крови упали в чашу, которая была переполнена кровью ягнёнка. Затем жрец схватил маленького царевича за руку и потянул за собой в небольшую пещеру.
        Как только жрец принёс полный крови кубок, он протянул его маленькому Барке. Он приказал опустить ему руки в кубок и прокричал:
        - Клянись быть вечным врагом Рима, не отказываться никогда от боя и всегда уходить достойно с поля битвы, мёртвым или живым, но победившим во славу своего Величайшего рода!
        В этот момент мощная волна сильного ветра ворвалась в священную пещеру Мелькарта.
        Жрец с обезумевшими глазами упал на колени перед маленьким Баркой и произнёс:
        - Это духи, они услышали твою клятву. Истинно, да будет так, во славу Великого Мелькарта! - в потоке ветряного свиста кричал обезумевший жрец.
        Ветер начинал задувать с ещё большей силой. К ногам маленького Барки упал жертвенный кубок, он опрокинулся, и перед испуганными глазами ребёнка из него выплеснулась багрово-алая кровь, которая омывая изогнутые края подножки, медленно спускалась к перевёрнутому изголовью с острыми краями.
        - О, Боги! - со взглядом глубочайшего душевного ужаса жрец отталкивал кубок ногой.
        - Это плохое предзнаменование, Барка!! Ты станешь Величайшим полководцем, и Земля надолго запомнит твои победы. Но твоё величие будет иметь и обратную сторону - ты разрушишь Карфаген и весь мир.
        После этих слов жрец нагнулся, чтобы поднять опрокинутый кубок, зарыдав, упал на колени перед алтарём посреди пещеры.
        Мальчик с нахмуренным, не по годам серьёзным лицом стоял и смотрел как будто сквозь стены пещеры. Через невидимую пелену своего сознания он проносил слова страшной клятвы, они впитывались во всё его естество, и древние боги были этому свидетелями…»
        Пока Рощин стоял и напряжённо читал текст на обоях, Колосов осматривал содержимое свёртка. Он взял флэшку и вставил во вход своего старенького, но ещё живого компьютера. Появился ярлык с надписью «FleshCard», подвигав мышью, он щёлкнул по папке. В этот момент, распахнув настежь окна, в комнату ворвался сильный поток ночного ветра.
        - Что за полтергейсты! Встревоженный, Рощин подошёл и закрыл ставни.
        Колосов повернулся обратно к компьютеру. На рабочем столе экрана высветилась папка «Мандаринки», и сердце его неприятно сжалось. Закрыв глаза, он кликнул по папке.
        Рощин подошёл к нему и, посмотрев на экран, сказал:
        - Да уж, Ярик, ты точно ненормальный, и самое странное, что у Маринки была дипломная работа на тему этого самого Ганнибала. Ты только не сердись, но я прочёл её. Огромный труд. Вы с ней были достойны друг друга - оба очень необычные существа. Это ведь не дипломная даже, а целый роман.
        Закрыв глаза, Колосов почувствовал, как внутри стало разжигаться сильное пламя ненависти. Он еле сдерживался, чтобы не закричать - перед глазами появлялся дымный занавес.
        В этот момент по стенам комнаты начали кружить тени, будто исполняющие загадочный танец вокруг нескольких свечей.
        Сквозь лёгкую дымку цвет стен стал изменяться, казалось, что маски начали качаться. Колосов смотрел по сторонам, но Рощина рядом не было видно, хотя он по-прежнему слышал его голос, выражающий полнейшее изумление и непонимание. Зажмурившись, он наблюдал, как одна из бабочек закрывала своими бархатистыми фиолетовыми крыльями пылающий горячим воском фонтан. В самом центре этого фонтана, склонившись, сидела плачущая девушка. Её волосы под цвет язычков пламени разливались струями по её хрупкому телу.

* * *
        - Ты всегда был фанатом этих бабочек.
        Слэйн услышал голос Капоне над собой. Открыв глаза, он увидел, как по старым стенам пробегали воспоминания из прошлого, извиваясь своими тельцами и оставляя после своих светящихся хвостов полоски яркой слизи.
        Слэйн закрутил головой по сторонам и протёр глаза. Он чувствовал невыносимую боль в голове.
        Он поднялся с бетонного пола и увидел рядом с собой костёр и лицо Капоне, освещаемое язычками пламени.
        Капоне поправлял дрова каким-то железным прутом, после чего наклонился над пламенем и закурил вытянутую папиросу.
        Увидев, что Слэйн открыл глаза, он сказал:
        - Проснулся. Ну, вот и хорошо, а я уже энергетический чай сделал…
        Он снял старинного вида турку с двух палок, наклонил над кружкой и влил в неё кипяток.
        После этого он размешал сероватую жидкость, ужасно пахнущую и не знакомую Слэйну.
        Капоне протянул Слэйну кружку и, улыбаясь краем губ, ехидно подмигнул одним глазом.
        Слэйн взял кружку в руки и сделал глоток. Его голова, ещё минуту назад гудевшая как несколько турбин аэродвигателей, неожиданно, с совершенно неестественной быстротой перестала болеть. Ему стало легче, в теле появилась необходимая энергия.
        Капоне сидел напротив и подкидывал мелкие щепки в костёр.
        - Полегчало? Ты пей, пей.
        Полы его шляпы слегка подпалились после прикуривания у костра.
        - Тебе опять снился страшный сон? Ничего, дружище, скоро всё прояснится, поверь мне, это только начало. А пока пей, пей, дружок.
        Глубоко затягиваясь, он выдувал несколько выпуклых колечек дыма.
        Где-то я это уже видел, - неожиданно подумал про себя Слэйн и резко произнёс, будто вспомнив:
        - Гри?!
        Капоне подавившись дымом, начал бесперебойно кашлять и лишь через некоторое время, продышавшись, повернулся в сторону Слэйна и совершенно изумлёнными глазами посмотрел на него. По его взгляду было видно, что он больше ничего не сможет сказать.
        Слэйн улыбнулся и добавил:
        - Кажется, я вспомнил твоё имя, мой дорогой друг…
        Глава 5
        Тёплый ветер с моря заботливо развевал тёмные кудри, торчащие из-под тяжёлого шлема.
        Высокий, мужественного вида человек стоял, и смотрел на полуразрушенные стены города Сагунта. Это был Ганнибал Барка. Ветер доносился небольшим шёпотом в его ушах:
        - Ты покоришь Рим…
        Неожиданно, к нему сзади подошёл стражник, который отрапортовал:
        - Генерал, к нам в стан прибыл дипломат сагунтийцев Алкон, просит начать переговоры.
        - Какие же переговоры могут быть, если судьба его города уже предрешена? - с такими словами, Барка резко повернулся и направился за стражником в шатёр.
        В шатре его встречали Магарбал, Гасдрубал и Магон - его верные братья и соратники. В центре шатра стоял мужчина среднего роста, на вид ему было около сорока лет. Он был одет в чёрный балахон и звали его Алкон. Этот человек являлся почётным гражданином города Сагунта.
        - Ганнибал, это Алкон, он пришёл с просьбой о мире. У него даже одеяние промокло, пока он добирался до нас, - сказал стражник.
        - Но отнюдь не от дождя, наивный дурак, - отвечал, смеясь Магарбал.
        Взгляд всех четверых устремился на несчастного сагунтийца.
        - Молви! - приказал ему Ганнибал.
        Испуганный до белизны кожи сагунтиец бросился ему в ноги и начал свою речь:
        - Всемогущий, величайший из рода Барки. Я пришёл просить тебя снять осаду с моего родного города. Мы отдадим всё золото, которое у нас есть, только при условии, если ты снимешь блокаду. Наши дети умирают с голоду, женщины сходят с ума, их мужья безумствуют и готовятся к самому страшному, они не сдадутся тебе, они будут биться до последней капли крови. Помилуй, Величайший из рода Барки, детей этого города - произнеся эти слова, явно исхудавший за время блокады человек стал всхлипывать и рыдать, касаясь лбом сандалий Ганнибала.
        Барка смотрел суровым взглядом на унижающегося перед ним врага и говорил:
        - Мне не нужны ваши дети, жёны и их слёзы. Судьба предрешена, твой город, сагунтиец, отныне принадлежит не Риму, а Карфагену. Твои просьбы пусты и не имеют никакой силы убеждения - он произнёс эти слова, и отойдя от него, направился к выходу. Перед тем, как выйти из шатра, он обернулся и сказал побелевшему как снег Алкону:
        - У тебя есть выбор. Ты был рождён сагунтийцем, им и останешься, но именно сейчас для тебя настало время выбора. Или ты преклонишь своё колено перед великим Карфагеном и примешь его власть, или же умрёшь вместе с остальными на рассвете, во время нашей завершающей атаки. - Произнеся эти слова, Ганнибал вышел из шатра.

* * *
        Светало.
        На осеннем небе забрезжил светло-розовый рассвет. Всего лишь два часа оставалось до начала битвы. На смелом, мужественном лице виднелся небольшой шрам, Ганнибал смотрел на самую дальнюю точку горизонта и думал.
        Рядом с ним стоял его верный друг Магарбал.
        - Сегодня будет великий день для нас, генерал. Сам Баал и Мелькарт наполняют мужеством сердца наших солдат. Но что же тебя беспокоит?
        Ганнибал глубоко вздохнул.
        - Магарбал, друг мой, я думаю о том, что после захвата Сагунта мы должны прорваться к римским землям. Нам нельзя останавливаться ни на шаг, ведь любая потерянная минута будет стоить нам ценных воинов.
        Магарбал запротестовал:
        - Я считаю, что это слишком необдуманный и поспешный шаг, Ганнибал. Нужно будет держать оборону на всей испанской земле, ведь скоро к разрушенным вратам Сагунта слетится огромная римская армия во главе со Сципионом. Послушай, Ганнибал, мы соберём флот только к весне, и то к этому времени сколько у нас останется солдат после защиты города от римлян? Не сочти за дерзость, но я считаю, что нужно сооружать новые оборонительные ряды и призывать новых наёмников.
        Ганнибал задумался и через некоторое время ответил:
        - Мы поступим по-другому, Магарбал. Мы не будем ждать римлян, а сами направимся к ним.
        - Но как?
        - Через Альпы…
        - Это безумная идея, через Альпы нет прохода!
        - Мы найдём проход, с нами вся мощь и сила. С нами боги, помни это.
        - Это безумство, прямое самоубийство. Но если ты так решил, конечно, я поддержу тебя и пойду до конца с тобой, но что будет с Испанией?
        - Буди воинов, пришло время для наступления, - произнеся это, Ганнибал развернулся и пошёл в свой шатер.
        - Надеюсь, боги нам действительно помогут, повелитель, - уже про себя проговорил его опытный командир кавалерии.

* * *
        В этот же день был захвачен Сагунт - город, принадлежащий союзникам Рима. Войска Ганнибала уже без особых усилий захватили стены последней противостоящей башни, находящейся в самом центре города.
        Когда карфагенские всадники вступили на главную площадь, звуками горна они оповестили оставшихся за стенами войска о том, что площадь захвачена.
        Вокруг пылали дома, оставшиеся гордые мужи Сагунта фанатично закрывались в своих жилищах и вместе со своими жёнами и детьми заживо сгорали в них.
        Крики детей переплетались с криками обезумевших женщин, которые бросались в огонь за своими чадами, некоторые защитники кидались в последний бой во имя чести своего города. Оставшиеся пленные просили пощады, но Ганнибал приказал всех до последнего умертвить. Несколько сагунтийцев ещё за несколько часов до завершающей битвы преклонили колено в знак повиновения и были отпущены на свободу. Среди них был испанец Алорк и сагунтиец Алкон. Вечером следующего дня после битвы в шатёр Ганнибала вбежал Магон - младший брат полководца с новыми известиями:
        - Великий мой брат, мы обнаружили темницу, в заточении которой находился старый жрец Магул, которого ты, может быть, помнишь. Когда-то давно он служил у нашего отца Гамилькара. Он совершенно ослеп, сагунтийцы хотели закопать его живьём, но мы нарушили все их планы. Его ноги прогнили, он медленно умирал. Когда его освободили от оков, он попросил, чтобы перед смертью ему дали встретиться с тобой. Он хочет что-то тебе передать, также он просил разыскать одного мальчугана в соседней деревушке, который был его учеником перед тем, как его поместили в темницу.
        Барка закрыл глаза, его стальные скулы стали нервно сжиматься.
        Полуденное солнце заходило за горизонт. Словно большой оранжевый шар, оно закатывалось в самую даль, как апельсин за край стола. Только всё это действие происходило как по природному закону магнетизма - монотонно, как-то даже издевательски медленно.
        Перед Ганнибалом всплывали обрывки из его детства. Опрокинутый на земляной пол Священной пещеры жертвенный кубок, пролитая кровь ягненка, клятва, данная на этой крови, и чудо, произошедшее после сказанных слов пророчества. Именно в тот момент, когда из опрокинутого кубка струёй начал бить фонтан, кровь из него с неестественной быстротой заполняла всё пространство вокруг.
        Он вспоминал, как отходил от надвигающейся к его ногам красной лужи. У него мутнело в глазах, и под безумный взгляд испуганного жреца Магула он падал и терял сознание. Его руки были в крови, он чувствовал это.
        Перед собой он видел бабочку с бархатными фиолетовыми крыльями, которая игралась возле пламени одного из факелов. Она словно пыталась затушить огонь мощными взмахами своих крыльев, становилась всё больше и больше, и вскоре её огромные крылья накрывали пламя. Крылья просвечивали некоторое время, но затем наступала полнейшая темнота.
        Когда Ганнибал открыл глаза, вырвавшись из цепких объятий воспоминаний прошлого, он последовал за своим младшим братом в самую глубь плохо освещённой узницы, из которой веяло спокойной прохладой, гнилью и смертью.
        Как же давно это было, - он вспоминал тот день постоянно.
        Почти каждую ночь ему снился чудодейственный фонтан, снилась бабочка с бархатистыми фиолетовыми крыльями, снились глаза Магула, полные ужаса. Он всё это уже видел в своих кошмарах. Совершенно чёрные глаза, полные ужаса, и ледяное дыхание смерти вокруг.
        - Где он находится? - спросил у брата Ганнибал.
        Магон ответил:
        - На выходе из темницы…

* * *
        Когда воины Ганнибала освободили узников, больше половины из них были уже на грани погибели. Некоторые были обречены в мучениях умирать от проказ, растянув свои страдания на долгие годы. Не было никого из тех, кто смог бы держать оружие, они стояли, опершись на палки, с грустными, почти мёртвыми, измученными лицами.
        Среди груд полуживых тел было обнаружено уже почти полусгнившее тело человека, которого все вокруг знали как знаменитого жреца по имени Магул. Вокруг него скопилось огромное количество мух, ноги этого бедняги настолько загноились, что в некоторых местах проглядывались кости серого цвета. Он лежал в яме, закрыв глаза, и цвет его кожи свидетельствовал о том, что тело этого необычного человека уже умерло, и лишь мозг продолжал жить. Как только к нему приблизились, Магул открыл глаза, которые словно как у какого-то дикого зверя огоньками засверкали в темноте. Он прохрипел:
        - Ганнибал, это ты?
        - Позовите мне его, умоляю, - кричал старик. Голос его был настолько страшным и отвратительным по звучанию, что некоторые из солдат заскрежетали зубами. Продолжая рыдать, он кричал:
        - Мне нужен только Ганнибал, передайте ему, что я не смогу умереть, пока не передам ему важное сообщение. Что же вы медлите?!
        - Я слушаю тебя, старик! - неожиданно, прервав его крик, грозно проговорил Барка.
        Магул затих, широко раскрыв свои ослепшие без зрачков глаза, стал жадно втягивать воздух вокруг себя.
        Перед своей кончиной Магул действительно попросил немного. Он хотел, чтобы Ганнибал позаботился о его слепом внуке, который проживал в соседней с Сагунтом деревушке, и чтобы ему дали умереть в священной для сагунтийцев роще Кастильяр, перед этим передав послание богов самому Ганнибалу.

* * *
        Этой же ночью в углублении небольшой скалы, где был старинный целебный источник, у которого старый жрец хотел закончить свои последние дни на земной службе, собралось большое количество народу.
        Давая последние указания Ганнибалу и своему внуку - молодому оракулу, он опускал свои сгнившие ноги в священные воды источника.
        Уважаемый жрец Магул готовился принять смерть.
        Ганнибал произнёс:
        - Я исполнил твою последнюю волю, старик. Ты заслужил это своими мучениями.
        Под ярким свечением факелов, расставленных вокруг, несколько карфагенских солдат обступили старика, который нагнувшись над источником, громко закашлял. Ганнибал и Магон прошли сквозь толпу солдат и подошли ближе к старику.
        - Величайший Магул, я прибыл по твоей последней просьбе, ты хотел мне передать важное сообщение, я хочу услышать его, - с такими словами обратился к нему Ганнибал.
        Кашляя и надрываясь, старик поднял совершенно седую косматую голову. Его мокрая борода была покрыта размокшими кусками грязи.
        Его облик поверг в ужас находившихся рядом солдат - на неживом лице еле шевелились уголки бледных губ. Совершенно белёсые глаза без зрачков были уставлены в ночное небо. Магул начал свою речь:
        - Ганнибал, величайший сын Карфагена…
        Прерываясь от непрекращающегося кашля, он продолжал:
        - Я был на службе у твоего отца, был верен ему и Карфагену, и теперь, когда у меня остаются последние минуты для открытия величайшей мудрости тебе, я хочу попросить, чтобы мне привели моего внука. У него мой талант, он великолепный провидец, возьми его к себе на службу, прошу тебя, величайший Барка. Мой род всегда был и будет верен тебе и твоим потомкам, повелитель.
        Где мой Аннуркам? Приведи же его, Ганнибал, я должен успеть предостеречь тебя перед тем, как встречусь со смертью лицом к лицу.
        Ганнибал скомандовал отыскать мальчишку и присел на камень перед телом старика. Из толпы в этот момент выбежал совершенно худой юноша, лет пятнадцати, который бросился на землю перед умирающим стариком. Глаза у молодого парня, так же, как и у его деда, были совершенно белёсые, как у слепых людей.
        - Иктамур, истуфа, Магул!! - Поднимая голову, звонким и чистым голосом паренёк обратился на неизвестном древнем наречии к умирающему старику.
        - Итсчхе, Аннуркам, итсчхе, - уже проглатывая слова, произнёс в ответ умирающий жрец Карфагена.
        Молодой оракул не вставая с колен, подхватил упавшую руку старика.
        Повисло холодное молчание, старик что-то мямлил губами, а парень, закрыв глаза, сидел перед ним на коленях.
        Неожиданно на глазах у всех стали происходить необъяснимые вещи: непонятно откуда поднялся ветер такой силы, что несколько факелов потухли.
        Испуганные солдаты начали отходить в ужасе от старика.
        - Что за трусость в строю! - кричал солдатам Магон.
        В этот момент старик стал сильно кашлять, поднимая косматую голову к небу, он жадно хватал ртом воздух.
        Он начал задыхаться.
        Из груди умирающего человека прозвучал глухой рёв. Он словно говорил последние слова в своей жизни:
        - Ганнибал, откажись от своей идеи мести, иначе ты разрушишь Карфаген навсегда…
        Эти слова старик произнёс на последнем издыхании. Он испустил дух, и его лёгкая косматая голова, словно набитая соломой, шлёпнулась в холодные воды священного источника.
        - Красивая смерть великого человека. Это величайший день для нас! Скоро Рим падёт во славу Карфагена! - Ганнибал кричал, повернувшись к Магону и остальным с совершенно обезумевшим взглядом. Он улыбался и смотрел как будто сквозь всех.
        Ко многому привыкший Магон вздрогнул, он был верен своему отцу и брату от кончика волос до пят, но неожиданно даже он испугался реакции Ганнибала. Он видел лицо брата, которое излучало страшную силу. Это была сила несокрушимой ненависти к Риму. Ганнибал ехидно улыбался, Магон успел заметить, что его брат стоял с горящим факелом в руке. Ганнибал протянул этот факел Магону со словами:
        - Нужно сжечь этого колдуна, а его отпрыску дайте золотых монет и отпустите. Пусть теперь сам выбирает себе судьбу, мне он не нужен.
        - Тебе плевать на мнение богов? - с некоторой укоризной спросил Магон и уже совершенно измученным взглядом посмотрел на старшего брата. Ганнибал повернулся к нему и хладнокровным тоном произнёс:
        - Мы победим, брат мой, я знаю, что мы победим.
        Отдав ему факел, Ганнибал покинул Священную рощу Кастильяр.
        Магон побежал вслед за ним.
        - Совсем забыл, брат, это тебе просила передать принцесса Эминола. - Из рукава Магон достал свиток с эмблемой иберийского благородного рода.
        Ганнибал, взяв в руки письмо от любимой жены, жадно втянул носом воздух.
        - Завтра будет дождь. Дай отдых солдатам, пока я не вернусь со встречи. Приготовьте слонов, накормите их. Через несколько дней мы выдвигаемся в поход.
        Магон, всматриваясь в лицо любимого брата, с покорностью поклонился ему.
        С самого детства старший брат был для него символом величия и силы, настоящим благородным карфагенским мужем, истинным Баркой - он так напоминал ему любимого отца.
        Ганнибал, подойдя вплотную к Магону, крепко обнял его и поцеловал в лоб.
        - Вы с Магарбалом остаётесь за старших. Готовьте людей.
        - Всё будет в полном порядке, брат, - ответил на это Магон.
        Уходя, Ганнибал через спину кинул ему последние за эту ночь слова:
        - И проводников в горы найдите, надёжных, золота на них не жалейте.

* * *
        В эту же ночь Ганнибал Барка спал крепким сном, как и все его люди. Город был захвачен, и солдаты, наевшись и изрядно напившись вина, смачно храпели в своих шатрах.
        Ночную тишину нарушала лишь изредка перелетающая с дерева на дерево птица. Среди привычных ночных звуков раздавался ещё один, похожий на лёгкое насвистывание, - это был сигнальный знак дикой шайки варваров, пришедших посмотреть на руины Сагунтума, торговцев которого они частенько грабили на подступах к городу.
        На следующий день Барка отправился в Новый Карфаген на встречу со своей возлюбленной Эминолой - иберийской принцессой, у которой были горячий нрав и страстный пыл.
        Она была жгучей ревнивицей, в порыве страсти такая женщина могла легко проткнуть кого угодно мечом. Королевская кровь с благородным оттенком её семейства так и бурлила в её жилах. Она искренне полюбила Ганнибала, именно как отца её детей, как будущего правителя испанской земли. Она злилась на своего мужа за дерзкую выходку с захватом города Сагунтума, что влекло за собой новую войну против Рима. Сразу же после полученных известий о захвате этого города она послала гонца с письмом, в котором просила Ганнибала срочно прибыть к ней. Она жаждала узнать, какие планы у мужа и зачем он начинает ненужную войну, которая совершенно не входила в планы её государственной внешней политики.
        - Эминола, жемчужина души моей, как же я соскучился. - Ганнибал подошёл к стоящей на летней террасе жене, и облюбовав её нежным взглядом, с чувством обнял сзади и поцеловал в шею. Слегка вздрогнув, она повернулась, а затем, погладив его щёки и волосы, с присущей ей страстью поцеловала его в губы. После этого она с серьёзным взглядом отстранилась от него, начав разговор такими словами:
        - Мне сообщили, что ты собираешь огромную армию, чтобы повести её через горы. Надеюсь, ты осознаёшь, что это полнейшее безумство?! Мне очень хочется узнать у тебя: думаешь ли ты, Ганнибал Барка, обо мне, о наших детях, и, самое главное, думаешь ли ты о своих землях?! Твои люди напуганы, они совершенно не ожидали от тебя подобных действий, и меньше всего им хочется войны с Римом. Позволь мне вмешаться, мой величайший муж! Вашему войску не пройти через неприступные горы. Давай соберём войска со всего южного побережья и встретим римлян здесь, в родных землях, где и застанем их врасплох. Бездумно атакуя Рим, ты рискуешь потерять Испанию. Я прошу тебя, подумай ещё раз и прими правильное решение.
        Ганнибал попытался ей возразить:
        - Эминола, постой…
        Но она не дала ему договорить:
        - Люди ждут, когда ты укрепишь эти земли к приходу римлян. Куда же ты рвешься, мой повелитель?!
        Последние слова она произнесла с дрожью в голосе.
        Ганнибал неожиданно закричал:
        - О, женщина! Оазис для моих уставших глаз. Пойми же, я не просто твой муж и не просто правитель испанских земель. Для своего народа прежде всего являюсь Ганнибалом Баркой, сыном своего отца, Величайшего Гамилькара. Наш величайший род уже давно ведёт кровавую войну с Римом. Мой отец проиграл в первой войне, из-за чего мы потеряли все наши острова, включая Сицилию. Моя жизнь с самого детства - это путь воина, который поклялся на крови, что отомстит Риму и сотрёт его с лица земли. У меня есть великая цель, и я должен выполнить предначертанное мне. Обещаю тебе, что так и будет. Ты, моя верная спутница жизни, поможешь мне править на Италийской земле.
        Эминола, повернувшись к Ганнибалу, ответила:
        - Мне не нужен Рим, я иберийская принцесса и останусь на своей земле до конца своих дней. Откажись от своей безумной идеи, прошу, не оставляй меня одну.
        Она обвивала своими руками его крепкий торс и с лёгким изяществом протиснулась под его могучую руку, после чего он осторожно прижал её к себе и, страстно обхватив в крепких объятиях, ласково поцеловал в губы.
        - Мне нужен только ты, Ганнибал! - неожиданно вырвалось из её уст. Она смотрела на него умоляющим взглядом, и в этот момент одна небольшая, словно жемчужина, сверкающая капля, блеснув, стремительно пробежала по её щеке.
        Смотря ей в глаза, Ганнибал ответил:
        - Прости, родная моя Эминола. Я должен выполнить предначертанную мне миссию и вернуть своей стране былое величие. Другого пути быть не может. Я вернусь к тебе сразу, как захвачу Рим. - Он слегка наклонился к ней, чтобы вновь поцеловать, а она, недовольно нахмурившись, всё равно покорно приняла его тонкие губы.
        В её взгляде без скрытности проявлялось чётко выгравированное благородство иберийской правительницы. Это был взгляд огненной страсти, безумной любви и необъятного бесстрашия, как к смерти, так и к поражению. Она ничего так сильно не боялась, как только потерять его. Никто не имел на Эминолу такого влияния, как Ганнибал. Со всем присущим ей женским обаянием она могла размягчить и даже переубедить его в любых вопросах, касающихся управления государством, но никак не в стратегии военного дела. Она знала, что её муж одержим своей идеей, и поэтому для себя решила, что не будет ему мешать. Будучи дочерью самого влиятельного иберийского вождя, привыкла к подобным поступкам воинствующе настроенных мужчин. Она женщина и одной из своих первостепенных задач ставила укрепить в будущем позиции правления их с Ганнибалом детей в стране, свободной от римлян.
        Серьёзным хладнокровным взглядом она провожала его рано утром, когда он выходил из её покоев.
        - Возвращайся с победой, - сказала ему на прощанье и крепко обняла.
        Ганнибал ничего на это не ответил. Он думал о походе, римлянах и безмолвности горных вершин Альп.
        Он вспоминал, как в глубоком детстве часто пытался разговаривать с морем, с пустыней и полями, а они постоянно отвечали ему, маленькому полководцу. Услышат ли теперь его горы, примут ли они его таким, какой он есть - величайшим разрушителем Рима?
        После того как он выехал от своей жены из Нового Карфагена, на пути ему улыбнулась удача. К нему примкнул знаменитый математик того времени, грек, путешествующий в поисках вдохновения по новым землям.
        Через несколько дней Ганнибал был уже в стане своего войска.
        За время его отсутствия Магарбал - главный командир кавалерии - полностью подготовил нумидийских наёмников и слонов к тяжелейшему походу. Была собрана провизия. В рядах воинов чувствовалось сильное напряжение. Около пятидесяти тысяч солдат были собраны на огромной смотровой площадке, в открытом поле, недалеко от Сагунтума.
        День выдался дождливым.
        В шатёр Ганнибала вошёл совершенно промокший Магон.
        - Воины готовы, брат мой. Но есть одна проблема, которую и следовало ожидать, - они боятся неизвестности. Она показывает внутри их умов свои острые клыки, им не хватает твоей уверенности, им нужны твоя вера и сила. Сказав это, Магон передал своему главнокомандующему лёгкую непромокаемую накидку из верблюжьей кожи с вышитым месяцем на спине.
        Ганнибал повёл себя нервно. Не взяв накидки, он ничего не сказал и вышел из шатра.
        Воины приветствовали его, земля начала дрожать от топота копыт и ног. От стучавших о землю копий отлетали мелкие капли дождевой воды, нервно ржали возбуждённые лошади, слоны кивали головами - армия приветствовала своего военачальника.
        Ганнибал резко поднял правую руку вверх, в один момент весь грохот утих. Фалькаты с глухим звоном опустились на промокшие щиты. Все приготовились слушать своего командира, за сумасшедшую идею которого некоторые были готовы поплатиться жизнью.
        Его глаза сверкали огненным блеском, встав перед воинами, он начал свою речь:
        - Величайшие сыны Карфагена и гордых испанских земель. Сегодня мы выдвигаемся в опаснейший поход, и я знаю, что для кого-то он станет последним, но во время войны не плачут, как и во время засухи, а действуют. Смысл жизни в том и заключается, чтобы умереть ради великого действия. И сегодня перед нами встаёт цель - перебраться через горы и разбить ненавистного врага, вернуть авторитет империи наших отцов, захватив главный центр - ненавистный Рим. Верьте, люди мои, мы сделаем это! Каждый из вас, кто сегодня взял оружие, будет биться во славу своей Великой империи, во имя богов Баала и Мелькарта, за восстановление поруганной чести отцов и дедов, за счастливое будущее своих детей. Пусть каждый приготовится биться насмерть. Гоните прочь страх из своих сердец, лишь вера поможет вам. Этот величайший поход прославит нашу непобедимую армию, и никто не сможет повторить нашего подвига. Впереди нас горы, через которые никогда не проходило войско таких размеров, как наше. Мы будем первыми, кто сделает этот шаг. Благодаря этому действию наше величие отпечатается на страницах истории. Я верю в ваши силы. Вперёд
же, величайшие сыны Карфагена и гордых испанских земель, следуйте за мной, за победой! За свободой! Пусть Рим падёт!
        Последнюю фразу Ганнибал уже выкрикивал, воины орали во всю глотку, обнажив свои острые серповидные мечи - фалькаты.
        Дождь лил с такой силой, что казалось, будто войско Ганнибала было собрано из представителей неизвестной древней цивилизации, вышедших из морских глубин, с огромными чудовищами, недовольно хлопающими ушами.
        Слоны не привыкли к таким изменениям, выросшие под африканским солнцем, они были совершенно не подготовлены к суровому и холодному климату гор.
        Ганнибал сел на своего коня и пробежался вдоль строя воодушевлённых его речью солдат. Его глаза сверкали безумными искрами, земля дрожала с ужасающей силой, воины кричали, и лишь взгляд Магона оставался беспокойным. С детства он привык видеть характер брата, его постоянное стремление к победе, самокритику и нечеловеческие усилия, которые тот прилагал, чтобы добиться успеха.
        Это была не просто цель, для Ганнибала это уже достигло уровня более высокого, чем божественное предназначение.
        Даже природа впитала внутрь себя его великую цель, и это стало настоящим катаклизмом. Воины всецело верили ему, видя, что даже боги не смогут помешать этому опасному походу. Огромнейшая сила одной идеи, всё ради мести - во всём этом был Ганнибал Барка. Это была его сущность, его жизнь.
        Магон помнил про предупреждение жреца Магула. Будучи суеверным и набожным человеком, он чувствовал, как горячая кровь обжигала его взволнованное сердце. Он боялся за брата, за Карфаген и за свой бесстрашный род Барки. Набожность и привычка защищаться перебарывали в нём воинственный дух древнего благородного рода.
        - Проводники уже ждут нас в лесу, - сказал он Ганнибалу, и сердце, неприятно скрипя, постепенно стало замедлять свой бешеный ритм.
        Ганнибал вдогонку спросил:
        - Можно ли им доверять, Магон?
        - Не знаю. Но золота они взяли много, и меня это настораживает. Ты же знаешь, как я отношусь к чужакам.
        Последние сказанные Магоном слова подхватывал ветер с дождём. Пронеся его куда-то вглубь поля, незаметно переварив, он оставлял эхом лишь глухие, мёртвые его остатки.
        Глава 6
        - Ты всё правильно понял, - сказал Капоне и тут же добавил: - Всегда был понятливым, тебе ещё многое предстоит узнать и вспомнить. Это будет нелегко, поверь мне. Скоро рассвет, и нам нужно собираться. Времени очень мало, поэтому вставай, выпивай уже любимый для тебя апельсиновый сок и пойдём, скоро агенты почувствуют твой запах и придут сюда.
        Слэйн спросил его:
        - Что ещё за агенты? Слушай, Эл, я очень устал от всевозможных загадок и ребусов. Прошу, объясни мне всё. Куда мы бежим, от кого и, главное, зачем?
        Капоне настороженно прислушался.
        - Всему своё время, друг мой, а сейчас выпей соку и заешь фруктовой пластинкой.
        Пока он курил, его взгляд был устремлён под ноги, где лежала старая пыльная картина с изображением какого-то старого домика с водяной мельницей на берегу изумрудной реки. Каждый выдох сладковато-терпкого дыма сопровождался его удовлетворённым причмокиванием. Капоне получал неописуемое наслаждение, пуская дымные колечки.
        Неожиданно он нагнулся прямо над картиной, продолжая выпускать дым, стал активно стряхивать пыль и прочий мелкий мусор с уже почти разорванной холстины. При этом он говорил:
        - Итак, ещё немного, вот так… и вуаля! Бесценный шедевр мировой живописи оживёт на ваших глазах. Интересно, кто это? Похоже на стиль Кинкайда, хотя вряд ли это он. Ещё немного, вот так, да чтоб его!
        Звук рвущегося полотна и ругающегося Капоне пронзили безмолвную тишину заброшенного здания. Эхо пробежало по стенам, по потолку, а затем исчезло в тёмном отверстии пола.
        Усердно стряхивая пыль с шедевра мировой живописи, которая в итоге стала ненужным обрывком холстины, Капоне слишком сильно надавил на поверхность и случайно проткнул домик на картине куском железной арматуры, торчащей из-под обломков.
        Он недовольно завопил:
        - Что за чертовщина?! Терпеть не могу этих големов. Смешно, блин, ей-богу, агенты… глупые пустышки!
        Что-то ещё выкрикивая на непонятном языке, Капоне оттолкнул картину ногой в сторону.
        «О чём он говорит? Големы?»
        Слэйн мысленно спрашивал себя и не находил ни одного похожего слова в своей памяти. Что за идиотское название?! Как будто запчасти от старого виртуалика.
        Он не удержался и задал этот вопрос Капоне:
        - Что такое големы? О чём ты говоришь?
        Капоне задумался и спустя некоторое время, повернувшись к нему, ответил:
        - Объяснить тебе, что такое големы. Это будет нелегко, ну хорошо, я попробую. Само слово «Голем» с одного древнего языка означает «слуга». А проще говоря, это древнейшее финикийское название оживлённой каменной статуи, которая обязана была служить у главного жреца и выполнять всю «грязную» работу, начиная от поисков существ, которых приносили в жертву древним богам, вплоть до уборки жертвенного костра. А ещё ты их создатель, Ярик.
        Слэйн вновь почувствовал приливающий поток раздражения, не выдержав, он прокричал:
        - Слушай, ты можешь прекратить называть меня чужим именем! Меня зовут Брюс Слэйн, а не Ярик…вообще, ты не думал о том, что, может быть, ошибся?
        Выпуская дым с глубочайшим удовольствием, щуря глаза и смачно причмокивая, Капоне задумчиво смотрел на Слэйна с какой-то непонятной детской серьёзностью, при этом периодически поглядывая в сторону. Он будто передразнил Слэйна, произнеся издевательским тоном:
        - Брюс Слэйн! Ну и имечко, чёрт меня подери! Да уж, нельзя, кстати, не отметить, что эти тупоголовые големы очень качественно промыли твои мозги. Они большие труженики - один сценарий чего стоит. Вот только имя для тебя они выбрали убогое.
        Он театрально поднял руки вверх, затем, закатив глаза, продолжил:
        - Смешно на самом деле, прямо-таки голливудский сюжет. Давай закончим на время разговоры и начнём двигаться, открою тебе ещё одну простую истину - в движении заключена жизнь. Нам нужно срочно найти аэропортал.
        Выслушав его, Слэйн ответил:
        - Аэропортал? Куда-то полетим?
        Капоне заглянул в свой виртуалик.
        - В эту прекрасную ночь нам необходимо найти здание самой фешенебельной гостиницы. И она уже совсем близко.
        Пока Капоне говорил, Слэйн подумал о том, что на самом деле за всё время их путешествия он стал восхищаться этим человеком.
        С самого начала ему понравилась интересная черта в Капоне - это умение даже в стрессовой ситуации оставаться с чувством юмора.
        Они по-прежнему находились на территории заброшенного музея. Капоне направился к одному из выходов и, смотря в виртуалик, произнёс:
        - Сейчас посмотрим, как быстрее пройти к гостинице.
        Изобразив на экране загадочную комбинацию чисел, он вдруг повернулся в сторону большой дыры в полу с торчащими из неё штырями арматуры. Из отверстия подуло холодным ветром, этажом ниже были полностью разбиты окна, а тяжёлая дверь была беспорядочно полуоткрыта.
        - Вот она, родимая, всего лишь в двух кварталах от нас, а сегодня как раз лётная погода. На крыше есть аэропортал. Туда мы и направляемся.
        Капоне рассмеялся, что-то сказав на неизвестном для Слэйна языке. Ну что же, это и хорошо, что иногда н понятно, о чём он говорил. Слэйн подумал, что от этого с ним становится ещё интересней.
        Неожиданно Капоне обратился к нему:
        - Кстати, всегда было интересно, Ярик, прости, то есть Брюсси, как ты спишь? Сколько лет уже нормально не высыпался?
        Капоне смотрел в упор своими смеющимися глазами с диковатым прищуром.
        Слэйн задумался и затем ответил:
        - Интересный вопрос. Честно, я сам этого не знаю. Доктор Мэйс утверждает, что раньше я спал крепче младенца и что нездоровый сон напал на меня совсем недавно, после какой-то аэромобильной аварии. Интересно то, что в жизни, сколько себя помню, я никогда не испытывал стресса. Бывало, конечно, что скучно до одури и совсем нечем заняться, но проблем со сном у меня никогда не было. Совершенно непонятное состояние совсем недавно начало преследовать меня - три года назад мне неожиданно стали сниться повторяющиеся кошмарные сны, появились жуткие головные боли. Постоянная рвота истощила мой организм до невозможности. Все болезни идут от нервов, это уже всем известно.
        Иногда мне кажется, что я вынужден жить вечно и страдать, что смерть для меня всего лишь миф из старых информационных источников запрещённых сайтов Вирт-реальности. Если это правда, значит, вокруг меня действительно искусственный мир с бездушными куклами? Объясни мне, пожалуйста, зачем? Неужели весь мир - фальшивка?
        Капоне спокойно выслушал и уже хотел что-то ответить, но замолчал, и Слэйн продолжил:
        - Знаешь, в самом начале, когда моя болезнь была ещё в начальной стадии, я боялся засыпать и если всё-таки ложился, то пребывал в постоянной полудрёме. Крутился с боку на бок, и лишь китайская старинная фарфоровая фаза с позолоченными краями давала мне на короткий срок чувство расслабленности, спокойствия и душевного равновесия, Инь и Янь. Часто вспоминаю эту вазу и мои тайные желания на её счёт - мне хотелось, чтобы после моей смерти в этой вазе хранился мой прах. От этих паршивых энергенов я стал сильнее забывать реальность и ещё больше путать её с выдумкой. Все мои точные воспоминания с самого начала жизни, видимо, так и стёрлись, я начал понимать одно - это страшная болезнь, и она была у меня всегда, родилась со мной, вместе с первой мыслью. Сейчас я могу лишь воспринимать, что всё есть одно целое. Мир вокруг живёт внутри меня, смотрит на всё будто со стороны. Это мир моих взглядов, проникающий сквозь внутреннюю призму в самый недоступный угол запутанного мира моих снов. Я не знаю, может, это и есть понятие души, которая хочет вырваться из бренного тела?
        Капоне занервничал и стал резким шагом ходить вокруг Слэйна, затем он остановился, поднял руки и громко, с возмущённой интонацией проговорил:
        - Твоя душа неразделима с общим миром, помимо единичных вещей ничего не существует, и нет ничего, что постигалось бы умом, не воспринимаясь при этом чувствами, нет знания ни о чем, если только это не есть знание, рождённое чувственным восприятием. Твой мир, мир вокруг, так же как и мир твоих снов, - это и есть одно объёмное целое. Так получилось, что я - очень важная часть этого созданного тобой мира - ты так захотел. Ты - создатель и разрушитель одновременно, прошлое и будущее тесно переплетены внутри тебя. Ты - огромное связующее звено в этой цепи. Неужели ты совсем ничего не помнишь?! Даже аварии, после которой ты чудом выжил и впоследствии пролежал долгое время в коме?
        Слэйн смотрел на Капоне изумлённым взглядом.
        В этот момент они спускались куда-то вниз по разрушенным ступенькам лестницы.
        Когда они оказались на улице, Слэйн воскликнул от ужаса. Его взору представилось то, что никогда не видел. Вокруг была огромная пустыня с лежащими повсюду обломками аэромобилей. Среди некоторых развалин были видны рекламные вывески с разбитыми экранами. Наступал рассвет, и сквозь толщу плотных коричнево-серых небес едва заметно проступал солнечный круг.
        - Где это мы? - спросил Слэйн.
        Капоне закрылся плащом.
        - В созданном больным эго мире. Лучше укройся и рот не открывай пока, а то он вмиг заполнится песком и пылью.
        Капоне дернул Слэйна за рукав и показал рукой, куда им идти. Он был прав, ветер был сильный и лицо лучше было бы спрятать.
        Пройдя несколько развалин, они зашли в одну из них. Капоне прошёл немного вперёд и открыл огромную железную дверь.
        - Сюда!
        Слэйн проследовал за ним. Они шли по длинному освещенному тоннелю, на бетонном полу было много песка и различного мусора.
        Слэйн, откашлявшись, спросил:
        - Почему мне раньше не доводилось этого видеть?
        - Наверное, потому что они старались не допустить этого. Всё, что ты видел, - только декорации. Не переживай, друг мой, для того я и прислан в этот мир, чтобы быть твоим хранителем, который поможет тебе всё вспомнить и решить эту запутанную задачу. Стоит признать, что кашу, которую ты заварил, ещё долго придётся расхлёбывать. Брюсси…
        Слэйн разозлился.
        - Брюс Слэйн - зови меня так, я пока не могу привыкнуть к новому имени.
        - Точно, прости, Брюсси, тебе тоже придется запомнить своё изначальное имя, данное тебе твоей настоящей матерью. Всё как в американской классике времён Великой Депрессии, где ты выступаешь в роли неудачливого клерка, став заложником отчаянного гангстера, который прикрывается тобой как щитом от прицельных стволов задиристых фараонов. Классический сюжет: в начале ты - мой заложник, затем - друг и сообщник. А вообще, я уже готов кричать от безнадёжности. Промыли же тебе мозги как следует, чёрт тебя подери! Порой мне кажется, что ничего не получится и ты так ничего и не вспомнишь. В прошлой жизни, до злосчастной аварии, ты был моим другом детства, Ярославом Колосовым. У твоих родителей была красивая история любви, которая обернулась трагедией. В один момент, при загадочных обстоятельствах, пропал без вести твой отец, после чего ужасной смертью погибла твоя мама. Это история о том, как тебя в шестилетнем возрасте отправили в детдом, в котором мы встретились. Ты был диковатым молчуном, всё время прятался от воспиталок в туалете. Если бы я знал тогда, что через каких-то полвека ты окажешься разрушителем
старого мира и создателем нового, то сбежал бы из детдома. Ты был необычайно талантливым скульптором и художником. После гибели твоей возлюбленной что-то в тебе переключилось. Твоё горе было настолько сильным, что ты полностью ушёл в мир своего творчества, потеряв связь с реальностью.
        Слэйн отрицательно покрутил головой и проговорил:
        - Я не помню ничего из того, что ты рассказал, совсем ничего - передо мной пустота. Помню только отношения со своей женой Дженни. Девушка, про которую ты говоришь, существовала только в моих снах.
        Капоне глубоко вздохнул.
        - Этого я совершенно не могу понять. Что-то ведь должно было остаться. Неужели только сны?
        - Послушай, но если всё было так трагично в прошлом, стоит ли его ворошить?
        Капоне раскрыл очередную железную дверь на их пути, и они переместились в другой тоннель. Освещение в нём было хуже, воздух был влажным, зато отсутствовали мусор и песок.
        - В том-то и дело, что ты не можешь этого вспомнить. Если бы ты не употреблял ту отраву, которой поили тебя големы, был бы шанс. В этом и заключается твоя трагедия. Но знай также, что ты не получишь освобождения даже в виде смерти до тех пор, пока не закончишь свою миссию. И именно поэтому тебе снятся непонятные сны. Твоё естество имеет великое предназначение, и поэтому оно производит необычные действия, например, восстанавливает твои повреждённые после аварии участки мозга, отвечающие за память, при этом заставляя работать другие на пределе своих возможностей. У тебя функционирует именно та часть мозга, которая отвечает за любовные переживания.
        Капоне, откашлявшись, прижал руку с виртуаликом к груди.
        - Чёртов кашель…
        В следующее мгновение они вновь стали спускаться по каменным ступенькам лестницы вниз, в совершенно тёмный тоннель.
        Слэйн следовал за Капоне, интересуясь на ходу.
        - Может, всё-таки проявишь чуточку уважения и ответишь на один из заданных вопросов?
        Капоне продолжал идти вперёд.
        - По поверхности сейчас двигаться опасно. Уверен, что ищейки големов сейчас маячат на каждом углу.
        Слэйн не выдержал, остановился и закричал:
        - Хватит уже ломать эту комедию! Всё, я повелся, сдаюсь, где камеры, где помахать рукой? Меня порядком уже достала эта игра. - Улыбаясь, он посмотрел из стороны в сторону в поисках скрытых камер Вирт-реальности.
        Капоне, резко повернувшись, с нахмуренным лицом подошёл к нему вплотную и грозно произнёс:
        - Хватит уже вопросов, ты начинаешь меня злить. Ещё слово, и тебе попадёт, головная боль у тебя уже будет обоснованной. Я просто не выдержу и ударю тебя по лицу. Серьёзно, так и сделаю, понял?
        Слэйн возмущенно развёл руками:
        - Прости, что? Ты меня ударишь? Да какое ты имеешь на это право?!
        В следующий момент он почувствовал обжигающий удар, словно хлыстом, по правой щеке. Капоне, с лёгкостью бабочки и молниеносностью дикой осы, дал ему пощёчину.
        - Ты что, с ума сошёл!
        Слэйн закричал и схватился рукой за покрасневшую щёку.
        Капоне широко улыбнулся, повернувшись, направился вглубь тёмного тоннеля, подсвечивая фонариком из виртуалика себе дорогу.
        Слэйн, раскрасневшись, вскоре пошёл за ним.
        - Предупреждаю, если ты ещё раз позволишь себе ударить меня, то я отвечу тем же.
        Капоне, задумчиво вглядываясь перед собой, тихо произнёс:
        - Всё понял. А теперь успокойся и начинай вести себя как особь мужского пола. У нас совершенно нет времени, нам нужно двигаться дальше.
        Пока он говорил, его виртуалик раз за разом подавал сигналы обнаружения точек открытого Вирт-реального портала.
        Они проходили вдоль длинного мраморного коридора, вдоль стен которого простирались автоматы пополнения запасов энергена и для подзарядки виртуаликов.
        Сейчас бы выйти в Вирт-реальность. Хотя бы на мгновение. Слэйн думал о том, что ему уже порядком стала надоедать сложившаяся ситуация.
        На физиономии Капоне блеснула стальная улыбка. Он развернулся и подошёл к Слэйну.
        - Убери это во внутренний карман своего костюма, - с такими словами он достал небольшой синий свёрток.
        - Это капсулы специализированной аскорбиновой кислоты. Они тебе пригодятся, особенно в моменты, когда опять начнёт штормить. Остался ещё один квартал, сейчас мы проходим под бывшим городом ангелов. Пока мы двигаемся к нашей цели, хотел бы, чтобы ты усвоил свод нескольких правил:
        Первое. Всё, что было до нашей встречи, забудь. Второе. Никому не доверяй, кроме определённых людей. Контакты я тебе передам, но только не сейчас. И, наконец, правило номер три - если действуешь, то поступай так, как велит тебе сердце, потому что с мозгами у тебя давно уже проблемы. Я надеюсь, ты всё понял?
        Слэйн нахмурился, о себе напомнила правая щека.
        Он подумал и решил не противоречить Капоне - одной пощечины ему было достаточно.
        - Я всё понял, - ответил он машинально, как солдат перед генералом.
        - Ну, вот и хорошо, - заулыбался Капоне. - А теперь нужно ускорить шаг. Мы уже на подходе.
        Город Ангелов.
        В каком-то фильме Слэйн слышал подобное название одного из богатейших городов того мира. Нынче это было лишь заброшенное захолустье мёртвого города, носящее грубое название «Грязная звезда».
        Название яркими буквами стало плясать на стене. Несколько букв не загорелись.
        В некоторых местах стены были видны рисунки уличных мастеров, украшавшие их шершавые поверхности. На одной из них виднелась надпись:
        «ВО ИМЯ ВЕЛИКОГО ПРОСВЕТЛЕНИЯ, ЛЮДИ! НЕ ОТЧАИВАЙТЕСЬ! НАДЕЖДА УМИРАЕТ ПОСЛЕДНЕЙ…»
        Далее шли многочисленные граффити неизвестных художников, уличных мастеров - ещё одних представителей повстанческого движения, которые, видимо, в неравной борьбе во имя свободы человеческого сознания навсегда ушли в безымянное прошлое, оставив лишь несколько строк на грязной стене подземного тоннеля.
        Слэйн задумался.
        Чего он мог не знать, что, возможно, знали они? Каков был их мир, какая была у них мотивация? В чём заключалась их вера и за что они боролись?
        Казалось, ещё одно небольшое усилие, и он смог бы взять себе кусочек от этого аппетитного пирога, представляемого в его сознании как безымянное прошлое, но все усилия были тщетны.
        Он ничего не мог вспомнить, и от этого становилось просто невыносимо. Неприятный холодок от тени сомнений пронизывал насквозь своими острыми иглами его исколотую как игольницу память.
        Внезапно Капоне остановился и, резко развернувшись, подошёл к стене. Прислонившись к ней, он стал к чему-то прислушиваться.
        - Что случилось? Почему мы здесь застряли и не идём дальше?
        - Тссс! Тише! У меня плохое предчувствие.
        Капоне достал из внутреннего кармана плаща виртуалик, изобразил пальцами на его экране незамысловатые конфигурации, затем, прищурив глаза и нахмурившись, заострил свой взгляд на поле разноцветных пикселей. Видимо, это была зашифрованная информация.
        - За нами погоня. Чутьё меня опять не подвело, профессиональные навыки, как говорится, не пропьёшь. Ну что ж, Ярик, пардон, Брюсси, рад тебе сообщить, что ищейки големов напали на наш след и теперь ждут нас при входе в гостиницу.
        - Что же нам делать?
        Слэйн увидел уже много странных вещей и открыл неизвестные для себя факты, поэтому ему только и оставалосьзадавать очевидные вопросы.
        Немного подумав, Капоне ответил:
        - Нужно зайти с запасного входа - со стороны подземной аэростоянки, потом проникнуть на лестницу, а оттуда уже на служебном лифте добраться до последнего этажа и выйти на крышу.
        Пока он говорил, датчик движения на экране его виртуалика зафиксировал недалеко от них чуть больше двадцати агентов.
        - Вот видишь, как я и говорил.
        Сказав это, он повернул к Слэйну экран своего виртуалика и показал несколько мигающих точек среди изменяющихся по расцветке пикселей, после чего добавил:
        - Ты посмотри, вот ведь неугомонные твари, так и прут. Сколько воска на них, неблагодарных, истрачено. Мне хотя бы одну свечку за упокой своей души поставить во славу Вселенского разума.
        Неожиданно совсем рядом с ними послышался сначала женский, а затем и детский крик.
        Капоне настороженно пригнулся и, продолжая отслеживать вновь появляющиеся точки на виртуалике, проговорил:
        - Они обнаружили маленький лагерь повстанцев. Дело дрянь, - он произнёс эти странные слова, слегка вытянув губы и сощурив глаза. Затем Капоне пошарил в кармане своего длинного плаща и достал оттуда маленькую жестяную коробочку.
        Всё больший интерес вызывал у Слэйна этот необычный человек. Аккуратным движением открыв заветную коробочку, Капоне достал из неё две разного цвета пилюли - красную и чёрную. На мгновение задумавшись, он ещё раз порылся во внутреннем кармане плаща и вытащил солнцезащитные очки. Через мгновение, закинув голову, он запивал очередной баночкой апельсинового сока две пилюли. После этого он лёгким движением надел очки и медленно двинулся вперёд.
        - Что ты собираешься делать? И что будет с повстанцами? Их должны арестовать. Может, даже есть за что. - Проговорив это, Слэйн наблюдал за Капоне, который, изящно пригнувшись, словно дикая рысь, направлялся к развилке между двумя туннелями.
        Капоне тихим голосом, но при этом чётко проговаривая каждое слово, произнёс:
        - Аресты уже давно не проводят. Тем более женщин и детей - их сразу ведут в крематорий и там сжигают без суда и следствия.
        Подобные слова шокировали Слэйна. Следуя за Капоне, он даже споткнулся и упал, больно ударившись коленкой о бетонный пол.
        Капоне тут же отреагировал, и повернувшись к нему, протянул руку, затем добавил спокойным и хладнокровным тоном:
        - Не шуми… понимаю, что шокировал тебя. Но ты обязан знать, что агенты Ордена беспощадные и бесчувственные убийцы. Это не люди, а обычные слуги, сделанные из искусственного воска. Я тебе позже расскажу, чем питаются големы и для чего нужны автоматы с энергенами вокруг. Мы для них всего лишь биомасса. Они действуют по приказу: безжалостно уничтожают всё живое вокруг, перед этим высасывая нужную им энергию. Осталось очень мало людей. Сейчас у меня нет времени что-либо объяснять, прошу лишь об одном: будь настороже. Как только мы подойдём к ним, я отдам тебе плащ, и ты укроешься им для того, чтобы они не видели тебя, иначе всё пойдёт прахом.
        - Хорошо, я понял тебя, Эл, - только и успел сказать Слэйн, услышав при этом дрожь в собственном голосе. Да и что скрывать, ему действительно стало страшно - в один момент, находясь за крепкой спиной своего нынешнего друга Капоне, он понял, что благодаря тому ещё жив.
        При этом ему очень понравилось это новое ощущение внутри себя. Ему безумно хотелось опасности, битвы. Внутри его сознания собирались картинки, на которых Капоне, как самый настоящий супергерой, спасает мир от грозного и безжалостного Ордена.
        Он чувствовал, что спокойствие и профессионализм этого человека заряжали его нужнойэнергией. Слэйну хотелось действовать как он, стать его учеником, который научившись всему, в определённое время превзошёл бы своего учителя.
        Всё произошло мгновенно, буквально через несколько минут после того, как они миновали развилку и зашли во второй тоннель.
        Капоне одним махом скинул свой плащ и откинул его Слэйну. Тот, накинув его на себя вместе с капюшоном, стал свидетелем необычайной битвы.
        Посреди тоннеля стояло около тридцати человек в тёмных плащах, таких же длинных, как у Капоне.
        За их спинами Слэйн не мог ничего различить, но были слышны детский плач и женский крик. Один из агентов произнёс что-то автоматическим голосом и зачитал приговор.
        Внезапно по тоннелю пронёсся оглушительный свист, Слэйн не выдержал и закрыл уши.
        Он видел, как несколько агентов, стоявших к нему спиной, начали падать, будто были костяшками в домино. С невероятной скоростью над их головами, словно две сверкающие кобры, извивались два изогнутых лезвия. Невидимый призрак сокрушал агентов, изящными и лёгкими движениями разрубая их тела на две половины. Головы некоторых из них летели в противоположную от тел сторону.
        Буквально через несколько минут на глазах Слэйна выросла целая гора из обезглавленных агентов. Самым удивительным и, пожалуй, даже пугающим зрелищем было то, что у них напрочь отсутствовала кровь. Неизвестный призрак убивал не людей: он просто потешался над обычными куклами.
        Когда оставшиеся десять агентов достали свои крупнокалиберные восьмизарядные пистолеты, призрак-убийца неожиданно исчез и где-то притаился.
        Только сейчас Слэйн смог разглядеть, что же произошло.
        Окружённые оставшимися в живых агентами, стояли две женщины и трое маленьких детей: две девочки и один мальчик. Все эти люди, по виду напоминающие беженцев из запрещённых фильмов, были сильно напуганы. Худощавые, измазанные углём или сажей, лица детей выглядывали из-под грязных юбок матерей.
        Агенты с опаской переглядывались из стороны в сторону, их необычайно глупые взгляды заставили Слэйна улыбнуться. Смотреть без улыбки на них было просто невозможно.
        Он ожидал вместе с ними, больше всего его интересовало, что же теперь предпримет Капоне и где он смог так ловко спрятаться. Действительно, стоило признать, что он профессионал своего дела, утончённый мастер по убийству этих непонятных кукол с тупыми лицами.
        Тем временем несколько агентов начали продвигаться сквозь тела своих убитых товарищей в сторону Слэйна.
        Что же будет дальше?
        Надеюсь, что Капоне контролирует ситуацию, поскольку теперь ему было совсем не до смеха - агенты подходили всё ближе и ближе, и если в следующее мгновение он не объявится, то один из них наткнётся прямо на него.
        Слэйн мгновенно начал обдумывать план дальнейших действий. Ему нужно аккуратно выхватить пистолет у этого агента и тут же выстрелить в него.
        Капоне…
        Почему же мне страшно? Слэйн приготовился.
        Возможно, Капоне был ранен, а последней надеждой на спасение этих несчастных женщин и детей был он.
        Он чувствовал свой страх, но в противовес ему, в глубине организма рождалась некая повстанческая сила. Будто дух самого Капоне вселился в Слэйна, и в этот момент он перестал думать обо всём - один из агентов приближался к нему.
        - Больше нет времени, Брюс, - скомандовал ему внутренний голос. - Пора действовать!
        Резко откинув плащ, Слэйн выбил пистолет из рук приближающегося агента. Толкнув его ногой, он подхватил оружие и выстрелил ему в голову.
        По тоннелю вновь пронёсся оглушительный свист, и несколько агентов, уже нацеленных своими пистолетами на Слэйна, обернулись и один за другим начали падать обезглавленными на бетон.
        Раздался пронзительный женский крик.
        Один из двух оставшихся в живых агентов злополучного Ордена выстрелил в одну из женщин.
        Помимо этого кричали Слэйн и кто-то ещё.
        Второго оставшегося агента два лезвия разрубили пополам.
        Оставшийся агент подхватил раненую женщину, оттолкнул плачущих детей и заслонился ей, как живым щитом.
        Он выкрикивал, что если невидимый убийца не проявит себя, то он убьёт женщину.
        Напротив него появился Капоне.
        Прозвучал выстрел, и раненая женщина вскрикнула.
        От звука выстрела у Слэйна резко закружилась голова, перед глазами всё расплылось, он пытался уловить фигуру агента, но дрожащие руки как назло ослабли, и у него совершенно не было сил нажать на курок.
        «Что же будет?» - только и успел подумать он.
        В следующее мгновение Слэйн увидел, как к нему приближается какой-то силуэт. Неужели это оставшийся агент? Он закричал и из последних сил нажал на курок, но сильная рука выхватила у него оружие. Он услышал строгий голос Капоне:
        - Хорош ты уже, крутой рейнджер. Отстрелялся, хватит…
        Слэйн почувствовал, как его подхватили на руки. В руке появилось что-то холодное - это баночка сока. Он сделал несколько глотков, и окружающая реальность вновь приобрела отчётливый вид.
        Капоне оторвал рукав своей рубашки и перебинтовал рану истекающей кровью женщине. Вторая женщина начала с ним разговаривать на неизвестном для Слэйна языке. Их разговор продолжался несколько минут, после чего младшая из двух девочек начала рыдать, и Капоне, качая головой, прикрыл лежащей женщине веки.
        Затем он резко встал и направился в сторону лежащих трупов агентов, которые, как показалось Слэйну, были ещё живыми. Их глаза оставались открытыми, на месте ранений не было крови.
        - Помоги мне снять с них одежду, - говоря это, Капоне перевернул тело одного из агентов и снял с него плащ. Он сказал что-то женщине с детьми, и они, не раздумывая, принялись помогать ему.
        Как только Слэйн дотронулся до тела одного из убитых агентов, обнаружилось, что у того совершенно отсутствовали внутренние органы. Это были полые куклы, с настоящими человеческими волосами, зубами и ногтями. Между тем он обратил внимание на маленького мальчика, который вместе с двумя сестрами снимал плащ уже с третьего мёртвого агента.
        Мальчик неожиданно вскрикнул, и когда все обратили на него внимание, он со слезами на глазах быстрыми движениями стал бить агента ногой по голове. Одна из подбежавших к нему сестёр отвела его в сторону и начала успокаивать.
        - Кто эти люди, и как мы можем им помочь? - спросил Слэйн у Капоне.
        - Они сказали, что они из пятой подземной сферы. Их мужчины готовились к заключительному теракту по подрыву нескольких зданий элитных особняков в Городе Ангелов. Но кто-то предал их и выдал позиции, буквально за сутки до выполнения этой миссии на них неожиданно напали агенты. Им пришлось бежать. Эти две женщины были сёстрами, две девочки и мальчик - дети погибшей. Они единственные, кому удалось сбежать из плена, оставшихся приготовили для сжигания.
        Договорив, Капоне собрал несколько плащей и подошёл к мёртвой женщине. Он стал заворачивать её в эти плащи. Женщина и старшая из девочек, собрав оставшиеся одеяния, перенесли их Капоне и, крепко обнявшись, сели рядом, внимательно наблюдая за его движениями.
        Слэйн мысленно представил себе картину, которую описал ему Капоне, и вздрогнул, по спине пробежал холодок, неприятно пощипывающий кожу.
        Глаза словно случайно посмотрели на маленького мальчика, сына убитой женщины, который к этому моменту совсем успокоившись, пустыми глазами смотрел куда-то в стену.
        Слэйну стало жаль этого ребёнка, он и представить себе не мог, через какой ад ему пришлось пройти в своей жизни.
        Мальчик словно почувствовал эту жалость, и когда он перевел на Слэйна свой пылающий от ненависти взгляд, у того сжалось нутро. Слэйну стало нечем дышать - он никогда ещё не видел такого яркого блеска в глазах. В них не было ни единого лучика детской радости, лишь ярость, которая словно молния, сверкающая в небе, всем своим видом внушала древний страх всему живому вокруг.
        Когда Капоне закончил заворачивать труп, он внимательно посмотрел сначала на Слэйна, а после на мальчика. Он подошёл к нему, и серьёзно вглядываясь в его глаза, протянул тому рукояткой вперёд один из своих изогнутых мечей.
        Он что-то начал говорить мальчику, и когда у того в глазах блеснули слёзы, Капоне слегка встряхнул его за плечи, после чего положил обе его маленькие ладошки на рукоять меча, сверху накрыв своими. Так они смотрели довольно долго друг на друга, будто бы общаясь на телепатическом уровне. Иногда Капоне что-то дополнял на неизвестном языке и почему-то кивал в мою сторону. Мальчик, слегка прищурившись, переводил свои не по годам серьёзные серые глаза с Капоне на Слэйна, со Слэйна на своих сестёр и обратно.
        Было интересно, что же будет дальше.
        Успокоив мальчика, Капоне обнял его и после этого передал в руки старшей сестры. Перекинувшись словами с женщиной, которая являлась детям родной тётей, он достал виртуалик и, выполнив несколько хитрых операций, стал что-то показывать женщине руками, словно изображал вьющуюся из одного тоннеля в другой маленькую змейку.
        После жестикуляции он вынул из кармана своего длинного плаща, который к этому времени вновь оказался на нём, две баночки сока и прозрачный пакет со странными корешками неизвестного растения. Затем он указал им рукой их дальнейший путь, противоположный нашему направлению по тоннелю.
        Женщина, благодарно кивнув, с немного растерянным взглядом обхватила своих детей и направилась в ту сторону, на которую ей указал Капоне. Она и маленький мальчик ещё несколько раз обернулись и уже через мгновение скрылись за крутым поворотом тоннеля.
        - Ты что, вот так просто отпустишь их, после того, как их чуть не убили эти чёртовы агенты?! Куда они направились, и почему мы не с ними?
        Вопросы, которые стал задавать Слэйн, словно лёгкие резиновые шарики визуально раздувались рядом с напряжённым лицом Капоне, который был вновь погружен в процесс изучения передаваемой ему информации. Немного помолчав, он неожиданно поднял руку и произнёс:
        - Я сделал всё, что в моих силах. В нескольких подземных кварталах отсюда находится база моего союзника - ирландца О'Брайана. Этих пострадавших я мог бы проводить до него и помог бы им найти для себя новое убежище, но это невозможно в нынешней ситуации. Просто потому, что ты сейчас со мной. Первостепенная моя задача - доставить тебя домой, как можно дальше от агентов. Времени осталось очень мало, я не могу так рисковать. Не беспокойся, с этими людьми всё будет в порядке…
        Капоне говорил уверенно, но при этом всё равно воровато скрывал от прямого взгляда Слэйна свои глаза, как будто пытаясь отделаться легкими полуправдивыми ободряющими фразами вместо прямой истины.
        Внутри Слэйна вскипела волна раздражения, которая тут же выплеснулась наружу, и он прокричал:
        - Послушай, Эл! Я не хочу убегать словно трус от пугающей меня действительности, которая прямо сегодня, буквально два часа назад во всей своей полноте открылась мне. Я уже счастлив оттого, что наконец-то начинаю просыпаться в своей реальности, а не в той, которую мне навязали эти големы. Я хочу помочь этим людям… прошу тебя, давай отведём их к твоему приятелю О'Брайану и после этого, обдумав ещё раз весь план, подготовимся отразить нападение Ордена и его агентов.
        Капоне выслушал Слэйна спокойно и, посмотрев на него с улыбкой, произнёс:
        - Так приятно наблюдать, как ты начинаешь возвращаться. Это лучший подарок для меня на сегодняшний день. Однако пойми, подготовленная мной аэрореактивная капсула уже заряжена, и нам хватит времени только на то, чтобы уже сейчас незамедлительно начать к ней движение. Пока что я могу её регулировать, но если мы не поторопимся, агенты заблокируют её, и тогда придёт конец всему. Прими эту жертву. Тебе необходимо вернуться домой. Именно в родных стенах ты сможешь спасти всех. Если ты останешься здесь, то погибнут все. У нас очень мало времени. Все големы связаны между собой, поэтому они сейчас знают, что мы здесь.
        Слэйн, округлив глаза, взял Капоне за руку и убедительным голосом произнёс:
        - Сколько же их? Разве мы вдвоём не сможем их всех перебить? Ты вон тридцатку положил одним махом.
        Капоне улыбнулся.
        - Могли бы, но мой ресурс тоже ограничен. Энергии осталось только для того, чтобы помочь тебе улететь отсюда. Я не могу рисковать.
        Продолжая улыбаться, он обнял Слэйна и после этого, похлопав по плечу, убрал внутрь своего плаща изогнутый, странной формы меч. Переключая что-то в виртуалике, Капоне направился вдоль груды тел агентов, говоря:
        - А ты ведь практически двоих уложил… Молодца…

* * *
        Перед тем как зайти за порог двери, Капоне дал Слэйну напутствие:
        - Слушай внимательно. Сейчас, когда выйдем на аэростоянку, не делай резких движений и постарайся не шуметь, поскольку мы там будем не одни. Однако не дрейфь, обязательно прорвёмся. Следуй за мной.
        Капоне, убрав обратно виртуалик, открыл железную дверь.
        Проскальзывая через дверь вслед за Капоне, Слэйн заметил большую, ярко освещённую парковку с различными марками аэромобилей.
        - Пригнись, - неожиданно сказал ему Капоне и тут же, дождавшись его у одного аэромобиля, добавил:
        - Нам нужно дойти до той лестницы незаметно, словно мы мыши. Вон она там, - он указал рукой в сторону двери, находившейся в другом конце стоянки.
        Держа перед собой виртуалик, Капоне, пригнувшись, ловко проскользнул между аэромобилей. Слэйн постарался действовать так же, как и он, и лёгким шагом двигался за ним.
        Глава 7
        Перед глазами Слэйна всплыла ситуация, произошедшая с ним два года назад.
        В тот день они вместе с Дженни отправились на аэромобиле за город, в зону элитной природной зоны. Это был заповедник, находящийся на берегу Тихого океана. Тогда ему захотелось устроить пикник на природе. Пусть это удовольствие для нынешнего экологически обнищавшего времени было достаточно дорогим, он всё же решил потратить на это часть своих сбережений. Так получилось, что после ряда всевозможных природных катаклизмов, вызванных серьёзным загрязнением окружающей среды, планета стала похожа на гнилое яблоко. Партия Гринберга начала активное восстановление природных ценностей искусственным путём, что привело лишь к «заморозке» уже необратимого процесса.
        Слэйн всё же решился потратить огромную сумму ценных цифровых единиц на подобное мероприятие - увидеть прекрасное своими глазами, без потусторонней помощи Вирт-реальности. К тому же побывать на берегу величественного океана.
        В тот день, как обычно, после пресного секса с Дженни, закончив, он откинулся на спинку огромной кровати. В этот момент по всему его телу пробежала мощная волна неизвестного, но весьма ощутимого удовольствия.
        Закрыв глаза, он увидел ночное небо со всевозможными мириадами звёзд и одинокой величественной луной.
        В ушах свистел приятный ветерок, Слэйн чувствовал, как он обдувал его волосы. В перерывах между ритмичными воздушными потоками его слуху открывалась необычайно красивая музыка волн. Прекрасное живое исполнение в лице природной стихии, которое звучало необычайно лёгко и непринуждённо. К нему, как бы в дополнение, добавлялись еле уловимые нотки запрещённой в современности классической сонаты одного из величайших композиторов человечества. Где-то в потоке мыслей, одновременно с завораживающей мелодией прибоя, до Слэйна доносились отдалённые звуки какой-то древней флейты. Волшебная музыка неизвестной и такой притягательной для него свободы.
        Тогда ему вспомнились строки из одного запрещённого фильма:
        «Если ты не видел моря, то умерев и оказавшись лицом к лицу перед всеми человеческими богами, ты будешь выглядеть очень нелепо. В этот момент они спросят тебя: «Видел ли ты море? Слышал ли сонату Бетховена ночью?». И ведь тебе ничего не останется, кроме как, пожимая плечами, честно признаться, что за всю жизнь ты так ни разу и не встретился и не услышал чуда. Ты будешь похож на мима, изображающего испуганное до ужаса лицо, и в дополнение к этому жалкому виду у тебя будут слегка вздрагивать брови, а невинные морщинки изумлённо расплываться на лбу.
        Там, на небе, они окрестят тебя лохом, и после этого ты начнёшь понимать, что прожил никчёмную жизнь».
        - Я очень хочу поехать на море, Дженни! - неожиданно вскрикнул Слэйн.
        Дженни посмотрела на него, как на полного идиота.
        - Что, дорогой?! На море? Интересно звучит, но давай посмотрим на это с другой стороны, более реалистичной. Попробуем, отбросив прочь всю романтику и юношеский порыв твоей души, оценить наши возможности. Понимаю, что ты очень устал от рутинной повседневности, которая окружила тебя со всех сторон. Я не против того, чтобы дремлющий вулкан твоей души вновь извергнул свою горячую лаву мнимой свободы и протестов. Ты прав. К чёрту обязательства!
        Дженни топала каблуком по паркету из модифицированной древесины и продолжала:
        - Однако, если посмотреть на твоё желание с разумной точки зрения, мне лишь хотелось бы тебе напомнить, что сейчас у тебя месяц серьёзных деловых встреч и презентаций. От них будет зависеть очень многое в твоей карьере. Вполне вероятно, что ты сам же себе не простишь своей проявленной слабости, идя на поводу у этого каприза. Согласись, это довольно глупо - из-за минутной слабости потерять дело всей твоей жизни. Ты давно и упорно шёл к своей цели - стать президентом страховой компании. Понимаю, что ты устал. Но это просто недопустимо, такому человеку, как ты, сдаваться перед финишем. Ни в коем случае не пытаюсь тебя отговаривать, лишь прошу закончить то, что тобой начато, и не заниматься именно сейчас переоценкой ценностей. Давай поедем на море через полгода, как раз к этому времени должны будут достроить дамбу и снизить цены на морской заповедник. Нынче такое удовольствие очень дорого стоит.
        Говоря довольно убедительным тоном, Дженни закатывала глаза с длинными ресницами кверху, и что его раздражало больше всего - надувала губы бантиком.
        - Я готов потратить все свои сбережения за всего лишь один пикник на берегу моря, - говорил ей Слэйн, подходя всё ближе и улыбаясь. - Мне нужна всего лишь одна ночь, прошу. Только ты, я и море. Это моё единственное желание, больше мне ничего не нужно.
        Задумавшись, Дженни ответила:
        - Хмм… А знаешь, я всегда мечтала заняться сексом на каком-нибудь экзотическом пляже.
        Она встала с кровати. Её округлённые до невозможной точности сосочки были похожи на два маленьких холмика. Они игриво выдавались вперёд, словно кончики ядовитой змеи.
        Пока она надевала халат, Слэйн успел заметить идеальные очертания её прекрасного упругого тела.
        Она и вправду похожа на змею, подумал он и сразу же решил задать ей отвлечённый вопрос:
        - Дженни, послушай, будет ли комплиментом, если я сравню тебя с Еленой Прекрасной?
        Повернувшись к нему, она ответила:
        - Если бы я знала, кто эта женщина…
        Посмотрев на Слэйна с искренним любопытством, она вопросительно подняла бровь: мол, продолжай.
        Слэйну это и было нужно. Улыбнувшись, он подошёл к ней ближе и сел рядом.
        - Сам не знаю, какая-то героиня из мифов Древней Греции, которая была настолько прекрасной, что разбила сердца всех великих царей, воинов и даже затронула самолюбие главного бога - Зевса, сказав… - В этот момент Слэйн поцеловал Дженни в её пухлые, покрытые жидким силиконом, блестящие губы.
        - Откуда только ты всё это знаешь?
        Задав вопрос, она с лёгким изяществом дотронулась своей ножкой сначала до его груди, затем до живота, ниже и ниже, и неожиданно остановившись, начала ласкать через брюки его мужское достоинство.
        Слэйн заметил ажурную полоску чулок, которая по всем законам сексуального соблазнения непринужденно выглядывала из аккуратного разреза её чёрной юбки. Чувствуя нарастающее возбуждение, он ответил:
        - Если ты помнишь, я учился в «Bridge Stones Garden» - самом престижном колледже нашей страны. Вот и доучился до того, что теперь умничаю и говорю такие загадочные комплименты. И знаешь, этой выдуманной красавице древности до тебя далеко. А ещё я думаю, что ты сексуальна как Софи Лорен, а это уже изысканный комплимент, ведь она была самой сексуальной брюнеткой двадцатого века.
        Дженни, продолжая ласкать его, ответила:
        - Ммммур… Что-то знакомое, Софи - очень красивое имя. Я хочу, чтобы ты показал мне её фотографии, ведь на них же нет цензурного запрета?
        Слэйна слегка разозлили её слова и для того, чтобы в очередной раз доказать, что он - мужчина, имеющий полную власть над ней, женщиной, парировал её выпад следующими словами.
        - Конечно, их можно посмотреть, но отмечу, что Софи хоть и была сексуальной женщиной, но только среди брюнеток. А вот среди блондинок лидером по красоте и сексуальности была и остаётся Мэрилин Монро. Но поверь мне, моя дорогая Дженни, что та древняя красотка по имени Елена действительно существовала и что по ней и вправду сходили с ума все мужчины того времени. И весь парадокс в том, что некоторые источники описывают её далеко не красавицей. Ну и конечно, интересно, что при среднем росте, имея довольно пышные формы, она могла не носить одежды. Елена просто прикрывала свою наготу густыми волосами, которые спускались до колен. Мужчины сходили с ума, когда видели, как поблёскивали в солнечных лучах её волнистые волосы необычного цвета. Древние авторы описывали, что примерно такого же оттенка была кора у оливкового дерева.
        Сработало.
        Закончив говорить, Слэйн посмотрел на Дженни, которую явно задело то, что муж считал кого-то сексуальнее её. В комнате воцарилось молчание, она обдумывала то, что он ей сказал, и уже прекрасно зная характер своей жены, он мысленно предположил, что она скажет следом.
        И оказался прав.
        В следующее мгновение она произнесла:
        - Любимый, а ты хотел бы, чтобы у меня были такие же длинные волнистые волосы, как у этой древней богини? И такого же цвета? Знаешь, ведь это совсем не трудно - достаточно лишь побывать у вирт-реального стилиста. Я даже знаю, какое платье подойдёт к таким волосам.
        Она сощурила глаза и обнажила неестественно белоснежные ровные зубки.
        - Ведь ты знаешь, мой шалунишка, как меня заинтриговать.
        Теперь самое время напомнить ей про море. Он думал об этом, для убедительности укутав её в своих нежных объятиях. В дополнение, закрыв глаза, он ласково целовал её в губы и говорил:
        - Дженни, мне бы очень хотелось любоваться тобой в новом сексуальном образе на берегу моря. В мини-бикини, с волосами как у древней богини. Прошу тебя, позволь мне, простому смертному, увидеть эталон сексуальности и красоты.
        Конечно же, назвать её богиней, а себя смертным - это победа.
        Иначе и не может быть, она ведь женщина.
        В комнате повисла минута молчания.
        Для большой убедительности он сделал сокрушительный приём - долгий и чувственный поцелуй. Наконец, она произнесла то, что ему и хотелось услышать:
        - Брюс, знаешь, по поводу поездки на море, я передумала… это превосходная идея! Как же я теперь хочу на море! Поверь мне, у тебя слюнки потекут, когда ты увидишь моё бикини с меняющейся под окружающую среду расцветкой. Сейчас попробую связаться с доктором Мэйсом. Думаю, ему твоя идея понравится, свежий воздух ещё никому не навредил.
        Ну, вот зачем?! К черту Мэйса!
        Слэйн еле сдержался, чтобы не выкрикнуть вслух своё изумление. Но тут же хладнокровно взял себя в руки. Притворно улыбаясь, он провёл рукой по её округлым бёдрам.
        В нём пробудился настоящий животный инстинкт. Он страстно развернул Дженни к себе спиной и овладел ею.
        Спустя несколько минут она, поправляя юбку, отпрянула от него. Подойдя к стене, нажала на голограммной клавиатуре подготовку ионно-джакузи. Взяв чистый халат и не обращая на Слэйна уже никакого внимания, она вышла из комнаты.
        В тот день он выспался как следует в последний раз. Засыпая, он думал о море, представляя его как нечто загадочное и космическое со своей величайшей тайной, которую он просто обязан был разгадать.
        Всё началось в тот момент, когда ему захотелось увидеть море - вечное пристанище погибших цивилизаций, хранителя всех тайн. Его солоноватый привкус собрал в себе всевозможные оттенки опасности, некоторые из них оказались скрытыми под глубиной внутреннего сознания. Это завораживало и притягивало, ведь прошлое человека похоже на море. Приятно посидеть на берегу, и, болтая ногами, смотреть на закат. Как же хорошо после жаркого дня окунуться в мягкие полутёмные завитки волн или, лёжа на спине, смотреть на необычайный танец облаков, делать бесценный глоток воздуха. В этот момент ты начинаешь осознавать, что освободился от всех внутренних оков и что твоя душа стала свободной. Но появляется самая главная опасность - твоё прошлое. Оно напоминает о себе и начинает тянуть ко дну.
        - Не заигрывайся, море глубокое, ты можешь утонуть, - словно голосом диспетчера Вирт-реальности внутри него неизвестный женский голос повторял эту фразу несколько раз.
        Спустя три дня Слэйн приготовил вместе с Дженни всевозможные деликатесы и несколько новых энергенов с новыми вкусами. Они рассекали с поста на пост, со станции на станцию на своём шикарном аэромобиле со встроенной мультибезопасностью.
        Слэйн чувствовал себя самым счастливым человеком во всей Вселенной, потому что его мечта начала сбываться: они ехали к морю.
        Пока он выбирал музыку из вирт-реального сайта, Дженни красилась. Позже он вспомнил, как в тот момент, улыбаясь, начал подпевать какую-то популярную пляжную песню.
        В тот момент он думал о том, что все современные песни построены на одном принципе - простота и запоминаемость. Учёными уже давно были разработаны особенности сочетания в правильных математических пропорциях ярко выраженных на эмоциональном уровне слов и музыкальных тональностей. Всё оказалось предельно просто. Для того чтобы создать идеальную музыкальную композицию, достаточно лишь решить уравнение: «Пляж, горизонт, лето, ночи напролёт. Бикини, текила, милая, шампанское, любовь. Только не забывай её, не забывай её…»
        Подпевая последние строки вирт-реальному певцу, Слэйн лучезарно улыбался и переводил свой весёлый озорной взгляд на жену. Она улыбалась ему в ответ, не отводя взгляда со своего отражения, при этом просила мужа внимательнее следить за дорогой.
        Дженни беспокоилась неспроста. Чем ближе они подъезжали к морю, тем хуже становилось дорожное покрытие. Из-за природных катаклизмов дорога оказалась сплошь усыпанной всевозможными обломками, огромными ветками и камнями.
        Он посмотрел в зеркало заднего вида, и вдруг его сердце резко сжалось, а головная боль волной ударила со всех сторон. Открыв рот, Слэйн начал задыхаться, жадно хватая воздух.
        - Что случилось, дорогой?! Брюс, что с тобой? - кричала Дженни.
        Он терял управление, и аэромобиль переходил в режим свободного автоматического управления. Выравнивая дорогу и снижая скорость, он остановился. Всё тело вмиг парализовало, и словно сквозь расплывчатую плёнку он видел силуэт Дженни, которая к этому моменту удачно сделала ему укол с сильнодействующим лекарством.
        Как только он пришёл в себя, она дала ему двойную порцию сильнодействующего энергена.
        Больше Слэйн ничего не слышал. Вокруг была тишина, и лишь ветер доносил до него неизвестный шелест непонятно откуда взявшихся фраз.
        - Дорогой, тебе стало лучше? - спросила Дженни уже через несколько минут, когда приступ, наконец, стал проходить. - Что случилось?
        Придвинувшись к нему вплотную, она ловко перевела сиденья в горизонтальное положение. Она обняла Слэйна и несколько раз протёрла его влажный лоб.
        Продолжая тяжёло вздыхать, Слэйн начал рассказывать ей про то, что увидел:
        - Мне было видение. Там, на заднем сиденье, была неизвестная мне светловолосая девушка со светлыми серо-зелёными глазами. На ней было необычное платье кофейного цвета с вышитыми цветочками и бабочками. Она видела, что я её заметил, и как только наши взгляды сошлись, слегка покраснев, улыбнулась и после этого потянулась ко мне, чтобы обнять. В этот момент меня и охватил новый приступ. Я не знаю, что делать, Дженни… мне очень страшно. Моя неизвестная болезнь прогрессирует, в этот раз боль была просто невыносимой, и теперь, помимо ужасных снов, у меня появились галлюцинации. Я видел ту девушку в зеркале заднего вида, она сидела там. - Обернувшись, он указал на пустые задние сиденья аэромобиля.
        - Кто же она? - Дженни недовольно нахмурилась.
        - Я не могу вспомнить точно, откуда её знаю, но она мне знакома. Эта девушка как бы часть меня самого. У меня даже создалось впечатление, что моё сознание находилось в тот момент в её теле, там, на заднем сиденье.
        - Дорогой, ты меня пугаешь. На заднем сиденье никого нет и не было, - обиженно надув губы, Дженни отвернулась к окну.
        Но он продолжал твердить своё:
        - Она была там, уверяю тебя. Девушка улыбалась и смотрела на меня таким взглядом, будто мы с ней очень близки.
        Не оборачиваясь и повысив голос, Дженни обиженно произнесла:
        - Всему виной сказки, мифы и прочая литературная чушь, которую ты читал в последнее время. Доктор Мэйс запретил тебе читать, сказав, что это очень сильно осложнит ситуацию с твоей болезнью. Дорогой, мне не нравится идея насчёт моря. Поехали обратно. Тебе нужно срочно на приём к доктору.
        Слэйн был ошарашен её безразличием, его терпение тогда лопнуло, и он возмутился:
        - Что случилось?! Почему ты мне не веришь? Я ещё даже на солнце не успел взглянуть ни разу, а вы уже хотите насильно затащить меня обратно в клетку! Мне просто нужен отдых, поймите!
        - Прошу тебя, Брюс, выпей ещё энергена, прими капсулу памяти, успокойся, и поехали домой, - всё таким же безразличным голосом отвечала ему кукла по имени Дженни.
        Именно тогда он понял, что ненавидит эту женщину всей душой, как и доктора Мэйса, как и весь мир, который его окружал.
        Вот так и закончилась его единственная встреча с морем. Всего лишь несколько километров до этого прекраснейшего заветного места. В тот день он увидел в зеркале заднего вида прекраснейшую, загадочную девушку, которая, в отличие от его жены Дженни, не обладала идеальной внешностью, но при этом была самым настоящим воплощением жизни.
        Вот когда всё это началось.
        Видимо, эту самую девушку звали Мариной, и теперь ему понятно, что с ней он был как-то связан. В тот день он вспомнил её именно благодаря бесконечной дороге, солнцу и морю.
        Это было воспоминание об аварии, которая чуть не произошла, и о загадочном море, глубина которого безмолвно хранила все свои величайшие тайны.

* * *
        - Остановитесь! - Резкий крик с металлическим тоном неожиданно прозвучал за спиной Слэйна. Он обернулся. Это помогло ему вернуться в реальность из глубин своей памяти.
        Он видел, как рядом стоял и отстреливался Капоне. На его левом предплечье виднелось пятно голубоватого оттенка. Лицо Капоне выражало недоумение, а вся левая рука приобретала такой же оттенок, как и рана.
        - Они задели меня своим замораживающим транквилизатором. У нас слишком мало времени! - Продолжая отстреливаться, Капоне спрятался за одним из аэромобилей. - Минут через пять я стану совсем неподвижным. Сейчас попробую продлить свои незабываемые ощущения.
        Дождавшись, пока стрелявшие прекратили стрельбу и стали медленно приближаться, он перезарядился. Капоне достал из внутреннего кармана своего плаща капсулу антизаморозки в транквилизаторе, воткнул иглу в плечо и ввёл содержимое.
        - Это позволит мне отстреливаться ещё пять дополнительных минут. Времени нет, дальше по сценарию ты действуешь один.
        Резко поднявшись, Капоне со скоростью дикой кошки сделал прыжок к другому аэромобилю и, приземлившись, подстрелил одного из агентов. После этого, посмотрев на Слэйна, кивнул головой и побежал к двери, ведущей на лестницу.
        Пробегая по его пути, Слэйн заметил, что отстрелянная рука одного из агентов болтается из-за угла как резиновая. Виднелась и половина лица этого голема, которое не выражало ни боли, ни страданий. Он вновь задумался над волнующей его темой: кто они такие? Что за монстры? Страх перед этими неизвестными существами возрастал в нём ещё больше.
        Забежав на лестницу, он прикрыл за собой дверь.
        Капоне ввёл себе ещё одну сыворотку и, облокотившись о стену, начал свою быструю речь:
        - Времени нещадно мало. Запомни, друг мой - на крыше, где летняя терраса пентхауса, недалеко от барной стойки рядом с красивым фонтаном находится аэрореактивная капсула. Всё, что тебе нужно сделать - это открыть с помощью моего виртуалика программу ввода данных и выставить конечную точку отправления.
        Пока Капоне всё это объяснял, половину его туловища парализовало.
        Смотря на его затвердевшие руки, Слэйн произнёс:
        - Без тебя я никуда не пойду. Уверен, что есть другое решение…
        Капоне, скривив недовольную мину, перебил его:
        - Не паникуй, всё у тебя получится, я в тебя верю. Дальше будешь действовать в одиночку. Сейчас ты поднимешься по лестнице на первый этаж, выйдешь и повернешь налево, там ты увидишь лифт. Когда ты сядешь в него и нажмёшь кнопку верхнего этажа на дисплее, не думай ни о чём плохом. Всё, что ты хотел узнать, скоро раскроется тебе как книга. Кстати, чуть не забыл.
        Вытащив из внутреннего кармана своего плаща потрёпанный дневник в кожаном переплёте, он передал его Слэйну уже двумя оставшимися работающими пальцами, при этом с трудом двигая губами и улыбаясь.
        - Это тебе пригодится, чтобы найти ответы на свои вопросы. Храни этот дневник около сердца, потому что теперь дороже его у тебя ничего нет. Прости, что не смог ответить на них сам, но такова моя судьба. К этому моменту я готовился двадцать лет. И если вспомнишь Гришку Рощина, то не грусти. Знай, я не люблю, когда близкие мне люди грустят.
        Всё произошло слишком быстро, Слэйн по-прежнему отрицательно мотал головой, отказываясь брать дневник у Капоне и пытаясь взять его под руки.
        - Постой же! Я не смогу без тебя, Эл. Они не имеют права так поступать. Они не знают, с кем связались.
        Капоне, он же Гришка Рощин, оттолкнув его, лишь проникновенно вздохнул:
        - Уходи…
        Это были последние слова Капоне. Его взор застыл, и он превратился в неподвижную статую. Закрытую дверь начали дёргать за ручку.
        Что же делать? Нужно было бежать. Слэйн изо всех сил пытался успокоиться.
        Сначала нужно было попасть на первый этаж, потом налево, затем к лифтам. Обдумывая, он ускорил шаг, не заметив, как через некоторое время был у цели.
        Что же было в этом дневнике?
        Раскрыв его, он вытащил изнутри сложенную вдвое записку.
        - Давай же! - Пока он нервно кричал, двери лифта распахнулись. Влетев внутрь, Слэйн нажал на высветившемся экране кнопку последнего, пятнадцатого этажа. Двери закрылись, и женский металлический голос оповестил его о возможности подключения к бесплатному узлу Вирт-реальности.
        - Заткнись уже! - В порыве гнева Слэйн ударил кулаком по экрану.
        Записка! Что в ней?
        Развернув листок, он прочитал лишь несколько строк, написанных ровным почерком:
        «Ну вот, здравствуй, Ярик. Если ты сейчас читаешь это письмо, то, значит, настала критическая ситуация, и меня, скорее всего, поймали ищейки Ордена, а может, даже и убили. Обидно, конечно, если всё-таки случился такой вариант, потому что я очень привык к роли неприкасаемого и неуловимого мстителя. На самом деле, самый страшный в мире мститель - это ты, мне до тебя очень и очень далеко, честно. Итак, хватит уже лирических отступлений, буду краток. Всё, что от тебя требуется - вспомнить свою прошлую жизнь, найти свои истоки, и разгрести ту свалку, которую ты, друг мой, сам же учинил.
        Я собирал этот дневник по кусочкам ровно пятнадцать лет, и поверь мне, всё, что смог, сделал. Не суди строго Гришку Рощина. С чего же начнём? Не могу точно предсказать твоё нынешнее положение, при котором ты читаешь эту записку, но уверен, что ситуация критическая. По-другому и не может быть: если дневник уже у тебя, значит, меня уже рядом нет.
        Орден безмозглых големов вовсю идёт по твоим следам. Самое главное - сохраняй спокойствие.
        Как только ты поднимешься в пентхаус, тебе останется лишь повернуть налево от крио бассейна, там ты увидишь красивый фонтан с подсветкой. Рядом с ним, под прозрачным навесом из акрилового стекла, находится аэрореактивная капсула. Не пугайся, с ней так же просто, как и с виртуаликом.
        Как только ты приблизишься к стеклу, высветится виртуальное окно. С этого момента тебе нужно будет действовать быстрее, потому что вирт-агенты засекут твой сигнал и начнут взлом созданного мной для этого действия закрытого аккаунта. Оператор будет приветствовать тебя как Ярослава Колосова, выполняй её дальнейшие инструкции. Для того чтобы успешно пройти авторизацию, просто построй глазки.
        Твой верный друг, товарищ и брат Гришка «Аль Капоне» Рощин.
        Замечательно, подумал Слэйн.
        Что же дальше?
        Четырнадцать, пятнадцать.
        Слэйн в нетерпении закрыл глаза. Неожиданно лифт встал на месте, и послышался резкий сигнал тревоги.
        Голос диспетчера произнёс:
        - Внимание, движение лифта заблокировано. Просьба оставаться на своих местах и ожидать прибытия спасательной группы.
        Слэйн запаниковал и начал стучать по потухшему экрану.
        - Что же делать? Неужели этим и завершится мой побег?
        В следующее мгновение он стал восстанавливать дыхание. Осмотрев весь лифт, он заметил в потолке тонкий лист металла. Немного подумав, он решил действовать.
        Упёршись ногами о стенки кабинки, ширина которой позволила ему это сделать, он начал медленно подниматься выше, шаг за шагом, передвигая в противовес остальное тело, упор которого приходился на поясницу.
        Медленным движением Слэйн достиг потолка, и стараясь держаться за счёт одной ноги, он стал выбивать другой тонкий металлический лист.
        Еле держась, став в упор уже верхней частью спины, Слэйн продолжал искать место на потолке, которое поддалось бы в итоге.
        Наконец, послышался скрежет, и это его необычайно обрадовало. Мешали только потные руки, которые предательски соскальзывали со стен кабины.
        - Ну же! Давай! - прокричал он и, зажмурившись, продолжил интенсивно выбивать уже погнувшийся лист металла.
        Он не сразу понял, что у него получилось его пробить. Слэйн упал на спину и пару минут приходил в себя - от напряжения у него кружилась голова и подташнивало. В ушах вместо звука аварийной сигнализации стоял непонятный гул.
        Повезло, что лифт был небольшим по размеру. «Служебный», - подумал Слэйн.
        Как только ему удалось выбраться на крышу кабины, он увидел, что ближайшие двери этажа были чуть выше. У них был простейший механизм, и для того чтобы открыть двери вручную, нужно было повернуть у каждой из них рукоятку. Слэйн снял плащ и просунул его через железную балку с небольшим выступом в стене. Это было у него вместо страховки. С ещё большим напряжением он надавил на рычаг и немного прокрутил. Двери разжали свои тиски; прокрутив ещё, Слэйн наконец-то смог получить достаточный для прохода разъём.
        Слэйн вышел из шахты лифта. Не теряя времени, с истёртыми покрасневшими руками и озабоченным от случившегося видом, он направился к лестнице. Ему предстояло пройти ещё несколько этажей.
        Капли холодного пота скатывались по спине, отчего он тут же вздрагивал, к горлу подкатывал рвотный комок, а головная боль заводила новую пластинку. Слэйна зашатало, словно маленькую лодку, брошенную в ненастную погоду в открытое море.
        Он нашёл его.
        В следующий момент, стоя напротив прозрачной капсулы, Слэйн нажимал на выплывшем экране пункты; дрожа всем телом, действовал по инструкции невидимого оператора. Он пытался контролировать собственное тело, которое снова стало охватывать новым приступом боли. Находясь уже почти в полуобморочном состоянии, он достал из внутреннего кармана своего пиджака последнюю баночку апельсинового сока.
        Оператор приняла всю информацию от Слэйна, и конечной фазой была проверка сетчатки глаза. Подставив под проверяющий Вирт-луч глаз, он открыл баночку с соком. Протерев глаза, он сделал несколько глотков.
        Ему вспомнилось, как буквально неделю назад он потерял сознание в парке, на одной из скамеек, сидя перед таким же фонтаном, только большего размера. Тогда, впервые за всё время его болезни, он увидел сон в столь кратчайший срок. Слэйн увидел страшный кошмар с непонятным сюжетом неизвестной для него истории жизни. Тогда он сильно перепугался, рассказав о случившемся доктору Мэйсу, после чего получил от него ещё одну идиотскую рекомендацию - держаться подальше от фонтанов. При этом, когда он перестал пить энергены, которые прописывал ему Мэйс, неожиданно стал ощущать рядом с собой присутствие невидимого, но очень ощутимого фонтана. Он был точной копией того фонтана, который снился ему в повторяющихся кошмарах.
        Капсула раскрылась.
        - Получилось, отлично!
        Проведя в последний раз пальцем по экрану, он сел в кресло. Оператор оповестила его о том, что капсула готова к вылету. Он закрыл глаза, пошёл отсчёт обратного времени.
        Сквозь плотное акриловое стекло он увидел несколько агентов, выходивших с лестницы.
        - Четыре, три, два, один…
        Улыбаясь и смотря на агентов, Слэйн показал им средний палец.
        Неизвестная мощная сила ударила сразу с трёх сторон, словно сильные волны.
        Голова резко закружилась, в ушах словно застрял тонкий и протяжный свист.
        Когда Слэйн открыл глаза, ему показалось, что кто-то стоит за его спиной.
        - Что за чертовщина?! - Он обернулся и неожиданно вскрикнул от удивления и ужаса. Перед его взором открылся полный коридор восковых экспонатов без одежды.
        В этот момент он вновь почувствовал, как через левое ухо стал проходить поток горячего ветра. Стоило ему обернуться, и струя горячего воздуха донесла до его слуха звериный рык.
        Во рту стало сухо, глаза заслезились, резкие удары маленького молоточка новой симфонией вновь начали звучать в его голове.
        Рыдая, он закричал:
        - Умоляю, только не это! Хватит уже, я больше так не могу!
        Он произносил слова, которые тут же появлялись перед ним как энергетические субстанции, чем-то напоминающие грозовые маленькие тучи. Картинка перед глазами начала расплываться.
        Его разуму открывалась уже до тошнотворности знакомая картина: горящий с искрами фонтан, из которого выплёскивались в разные стороны струи горячего воска, и посреди него плачущая девушка. Она сидела, закрыв ладонями лицо, и рядом с её ногами лежал перевёрнутый кубок, из которого выливались остатки крови.
        Большая бабочка с бархатными фиолетовыми крыльями, подлетая ближе и ближе к фонтану, начинала увеличиваться в размерах до тех пор, пока не закрывала огненный фонтан своими большими крыльями.
        Молоточки внутри головы делали своё дело всё активнее, разгоняя свой сумасшедший механизм до невыносимо пугающей скорости.
        В один момент вся происходящая картина пропала. Закрыв глаза, Слэйн стал ощущать, как из желудка выплёскивалась всё выше и выше по пищеводу горькая желчь.
        Глава 8
        Он не спал всю ночь, оставалось сделать завершающие штрихи у последней фигуры, той единственной, выполненной не по заказу, а для достижения собственной цели.
        Было около восьми часов утра.
        Подправив у лица фигуры специальным скребком уголок рта, Колосов отошёл на шаг назад и стал рассматривать собственное творение. Это была восковая копия его начальника, Рудака Александра Николаевича.
        - Александр Николаевич, вы весьма неплохо сегодня выглядите и поверьте мне, желтизна вам к лицу. - Смотря на восковую безжизненную фигуру, он представлял себе, что в этот момент ведёт диалог с настоящим Рудаком.
        - Можете не улыбаться, вам вредно, пожалуй, я сам за вас вдоволь посмеюсь. - Говоря это, удовлетворённый собственной работой мастер отошёл и взял со стола бутылку воды.
        Сегодня ему предстояло пережить выставку, к которой он готовился полгода.
        Нужно было доделать мимику лица у нескольких фигур и подготовить всю выставку в соответствии с идеалом. Точная копия человека - такой была его главная цель.
        Пятнадцать фигур голливудских персонажей, одетых в свои костюмы, томились в мастерской музея.
        Конечно же, самое главное - это фигура начальника, которая являлась великолепным дополнением к выполненным ранее старым фигурам.
        Он словно предвкушал запах собственной победы. Сюрприз был готов, заказ выполнен. У этого экземпляра была определённая цель.
        Пора позавтракать крепким кофе, а затем начать собираться. Выставка откроется в десять часов.
        Отпивая глоток чёрной, неприятно пахнущей жижи, именуемой кофейным напитком, Колосов впервые за долгое время готовился выйти на улицу при дневном свете. Стоило бы поискать солнцезащитные очки, а то с непривычки и от недосыпа будет напоминать кровососа из фильмов про вампиров, подумал он.
        Взяв в руки небольшую тетрадь, он стал записывать сведения о своём восковом манекене. Фамилия, имя, отчество, год и месяц рождения, семейное положение, должность - ему было совсем не трудно найти информацию про Рудака. В их небольшом городке он был весьма значимой фигурой.
        Настроение было на подъёме, хоть и не спал он уже около двух суток.
        Поглядывая на своё творение, Колосов произнёс удовлетворённым тоном:
        - Хороший план, Александр Николаевич, вы организуете вторую выставку после сегодняшней, где будете с необычайным рвением рассказывать про своих героев. Всё, что нужно - продумать шоу-программу с классической музыкой, шампанским и канапе.
        Победитель конкурса может сделать заказ на изготовление собственного воскового двойника.
        Колосов задумался и отхлебнул кофе.
        Как же давно он не спал, от недосыпа начинает периодически подташнивать. Лишь одного он боялся в этот день - упасть в обморок.
        Колосов подумал о том, что ему нужно бы что-то перекусить, и впервые за долгое время взглянуть на своё отражение в зеркале, может даже сбрить бороду.
        Сразу за этим он попытался вспомнить, когда последний раз что-нибудь ел. Вчера, когда наконец-то закончил дипломную Маринки про Ганнибала Барку. Именно тогда он съел несколько сухих бутербродов и запил их кофе.
        Как же это было на самом деле?
        Неизвестно почему, но лишь этот вопрос волновал Колосова.
        С того момента, как он услышал из уст своей возлюбленной повествование о величайшем полководце Ганнибале Барке. Воспоминания из прошлого постепенно обволокли сознание тонкой и клейкой плёнкой, новые мысли путались в ней, как насекомые.
        Только он успел подумать о том, что ему по-прежнему очень сильно хочется спать и что уже слишком поздно сопротивляться долгожданному сну, как внезапно закрыл глаза и провалился в успокоительную тишину своего подсознания.

* * *
        Опустив вниз единственный глаз и услышав неподалёку стук копыт, Ганнибал налил в свой кубок вино.
        - Они уже совсем близко! О, Мелькарт, за что мне это страдание! Я проклинаю навечно детей Рима за их подлый обман! Бедная моя Эминола, - кричал сгорбленный одноглазый старик, опершись на деревянный посох.
        В следующий момент он стал придерживать двумя худыми, сплошь в рубцах и ожогах руками кубок с вином; дрожа всем телом и взвывая как дикий зверь, он делал последнее усилие над истощённым организмом и затем выпивал залпом отравленное вино.
        - Нет, не может быть, это неправда, - продолжал шептать он, в отчаянии хватаясь за голову.
        - Я не могу проиграть! Прости, отец…я проиграл…
        Его пальцы разжали кубок, он сделал последний вздох, закрыв единственный глаз, упал с глухим стуком на земляной пол.
        Так пришёл конец величайшему полководцу в истории.
        Когда в хижину ворвались римляне, они увидели бездыханное тело их врага и жертвенный кубок из древнего храма Мелькарта.
        Один из солдат приподнял голову старика за волосы, и как только капитан Люциан взглянул на него, он лишь презрительно улыбнулся.
        Достав свой меч, одним ударом он отделил голову старика от его тела.

* * *
        Неожиданно Колосов проснулся. Он чувствовал, что тело судорожно вздрагивает. Протерев глаза, он посмотрел на часы и с приступом невыносимой жажды налил в кружку остатки воды из чайника.
        Подсчитав, он понял, что задремал на тридцать семь минут.
        Стоило ему встать в полный рост, как его сразу же вытошнило.
        Он уже совсем опаздывал, ему нужно было в срочном порядке одеваться и выходить.
        Скорее нужно на воздух, иначе опять усну. Благо, что на улице идёт холодный дождь, он позволит немного прийти в себя. Главное, чтобы на пути встретилось меньше народу, мне нельзя отвлекаться, нужно думать о выставке, ошибки непростительны.
        Действие непонятного кофейного напитка подходило к концу, и вот уже в следующей проекции он клал голову на оконное стекло старого автобуса и устремлял взгляд на стандартный механизм жизни окружающих людей, находящихся за стеклом.
        Перед лицом маячил огромный поток машин, лиц, вывесок, где-то уже мелькали поменявшие цвет листья деревьев.
        Грустная пора под названием осень.
        Хоть ехать оставалось совсем немного, всего две остановки, но эти пейзажи жизни, мелькающие за стеклом, со страшной силой усыпляли мозг.
        Стоило Колосову подумать, как все новые мысли слиплись и пропали в общей пустоте его подсознания. Он вновь отключился.
        - Молодой человек, проснитесь, конечная остановка! - говорил неизвестный Колосову хриплый голос.
        Щёлк…
        Он оторвал голову от стекла и посмотрел на кондуктора средних лет, с грубоватой физиономией, в очках с большими линзами.
        Неприятно скорчив рожицу, она пробурчала:
        - Что оглядываешься и зенками хлопаешь? Выходи или плати заново.
        - Спать ночью надо, а не пропадать, где попало, - вторила ей, выглядывая из-за спины, странного вида женщина, от которой жутко несло перегаром.
        Он проехал лишние две остановки.
        Сил, как и времени, не было совершенно, поэтому пришлось оплачивать проезд, отскрёбывая до последней копейки этому дикому представителю некой непонятной человеческой цивилизации в оранжевой жилетке.
        К сожалению, сегодня ужин будет без молока, опять придётся довольствоваться хлебом с горьким кофейным напитком, если и это ещё осталось.
        Взглянув на часы, Колосов ещё раз подумал о своей беззащитности по отношению к тому, что придумали люди, а именно о времени.
        Всё-таки смешно и при этом горько наблюдать за тем, как люди считают секунды и минуты. Как они постоянно что-то планируют, загадывают, но при этом, словно противореча самим себе, начинают панически пугаться скорости и бесконечного движения, которому они же и дали имя.
        В один момент они вдруг понимают, что их детская шалость оборачивается для них гибелью. Этого зверя больше не остановить - бессмертный механизм оживает для того, чтобы поглотить обленившихся паразитов.
        Люди сами же придумали конец и начало, из-за глупого страха, лишь для того, чтобы тешить себя одной надеждой, что, возможно, они ошиблись и их черед ещё не пришёл.
        Бездействие их уставших душ настолько сильно, что они начинают придумывать бредни про загробную жизнь, ад и рай, тем самым, ещё более вгоняя себя в тупик.
        Что они только не придумывают насчёт экономии ресурсов, пытаясь оседлать время, словно жеребца. Но, к великому сожалению, они будут вечно проигрывать этот родео-драйв. Просто из-за собственной невнимательности.
        И так будет всегда, и через сто и тысячу лет, и как бы это обидно ни звучало, но человечество есть прямое воплощение проституции времени. Всю жизнь люди пытаются укротить время, но в итоге, год за годом, лишь принимают суровую действительность - время имеет каждого индивидуально, причём во всех смыслах этого слова.
        Остановившись перед входом в музей, Колосов достал сигарету, прикурил, вдыхая противный дым.
        Ещё несколько раз крепко затянувшись, он выкинул окурок с одной лишь мыслью, что, возможно, этого больше не повторится. Пачка у него держалась около полугода, курил редко и только на улице, при этом не замечая самого процесса курения. Брошенный окурок - это была последняя сигарета из той самой пачки.
        Стоило ли оплакивать ушедшее, превращённое в пепел? Вновь задумавшись, Колосов поднял выброшенный окурок, исправляя свою ошибку донёс его до урны.
        Это бессмысленное желание с маленьким поступком во имя признания несовершенства своего существа, и ради чего? Ради великого бездействия во имя мрачной пустоты.
        Он задумался о том, курил ли вообще когда-нибудь? В его памяти сохранились воспоминания только об этой последней, а возможно, и единственной сигарете.
        - Ярик! Эй ты, бродяга!
        Из-за двери музея показался пожилой сторож, Иван Кузьмич - добродушный старик, лет семидесяти пяти отроду.
        Колосов поклонился и ответил:
        - Здравствуйте, Иван Кузьмич, как работается? Как здоровье? Сердце больше не шалит?
        - Да какое там, Ярик, сердце ни к чёрту. Главное для меня сейчас - дожить до свадьбы моего правнука Витьки. Ты с ним вроде бы знаком?
        Колосов, пожав руку сторожу, приветливо ответил:
        - Конечно, было время, он общался с Гришкой, ну и я был с ними за компанию. Передавайте ему от меня искренние поздравления, я на слова не особо падкий, просто пожелайте от меня счастья в предстоящей супружеской жизни. Хотел кое-что спросить у вас, Иван Кузьмич: скажите, пожалуйста, Александр Николаевич сейчас у себя?
        Кузьмич, громко высморкавшись в сторону, сказал:
        - У себя, как и положено. Тебя ждёт не дождётся, с самого утра кричит и беснуется. Зверь он, поверь мне, не человек. Как только таких людей, как он, земля ещё носит?
        Подавшись немного вперёд, Колосов подмигнул и повернулся в сторону входа в музей.
        - Может всё однажды изменится. Я пойду, Иван Кузьмич, очень надеюсь ещё с вами увидеться.
        Ему оставалось лишь попробовать изобразить некоторое подобие скромной улыбки, чтобы тот понял, что он шутит.
        - До встречи, Ярик, и не забывай, что ты мне бутыль огненной обещался подарить.
        - Помню, всё помню…
        Колосов открыл дверь и вошёл в холл первого этажа музея.
        - Действительно, как только земля может таких людей носить? - спрашивал он у себя уже на ходу.
        Эхо, отразившееся от стен огромного зала, донесло до его ушей голос Рудака, который прозвучал словно гром:
        - Какой сюрприз! Сам Ярослав Колосов пожаловал, и, главное, как всегда вовремя, без опозданий. Может, мне принести вам кофе, мистер «Слепи, что попало»? Вам со сливками или без них?
        Он увидел, как из другого зала навстречу ему двигалась фигура его непосредственного начальника.
        Произнося свою речь, Рудак выразительно поднял брови, и крылья его носа стали сильно раздуваться. Подходя ближе, он продолжил свой допрос:
        - Так что же за уродцы стоят на выставке? Может, попробуешь объяснить, Ярослав, как тебя там, Батькович, а?
        Не дождавшись ответа, в привычной для него манере, Рудак продолжил, смягчив тон:
        - Ну ладно, хорошо, может, для первой выставки это и сойдёт, но вот твои опоздания мне уже надоели. Прийти позднее меня на работу - это уже потолок, знаешь ли. Да и вообще, что ты о себе вообще возомнил, крендель? Спешу сообщить тебе наиприятнейшую новость - это твоя последняя выставка. Но даже не думай просто так уходить. Я тебя не отпущу до тех пор, пока ты не отработаешь деньги, которые я вложил в твоих восковых уродцев. И мне всё равно как, сегодня здесь должно быть не меньше пятисот человек, так что иди, рекламируй как хочешь. Через три дня я потребую половину своих потраченных на твоё мракобесие денег, бездарность ты тёмная.
        За всю свою жизнь он ни разу не слышал похвалы от своего начальства, и очередная негативная брань в его сторону уже настолько въелась во всё его естество, что если бы Рудак стал говорить с ним спокойным тоном, то Колосова стошнило бы прямо на его превосходные лакированные туфли.
        Он попытался оправдаться:
        - Александр Николаевич, я бы хотел объясниться. Сегодня я проспал потому, что всю ночь выполнял ваш дополнительный заказ.
        В этот момент звук голоса Рудака стал настолько мощным, что Колосову даже показалось, будто стёкла в оконных рамах трясутся, словно землетрясение в 5 или 6 баллов.
        - Повторяю ещё раз, могу по слогам, если нужно. Мне глубоко всё равно, что ты делаешь по ночам, но вот деньги, которые я потратил на эту выставку, ты отдашь в срок. Возможно, я дам тебе шанс отработать их, сделав ещё несколько фигур. А после всего этого чтобы духу твоего здесь больше не было! Ты отброс общества, скульптор-неудачник.
        Последние слова этот садист не просто выговаривал, он выплёскивал их вместе с жёлтой никотиновой слюной, которая, попав Колосову на кожу, мгновенно начинала её разъедать.
        Сумасшествие, безумие, полный бред…
        Как только начальник ушёл, Колосов вновь впал в задумчивое состояние.
        Нельзя сказать, что к этому человеку совсем не было подхода.
        Подход можно найти к любому, это всего лишь психологические аспекты, но, увы, его приспособляемость к морали не укладывалась в чьи-то нормы. Нельзя сказать, что Колосов не любил людей, в этом плане он был честен от природы.
        Он помнил, как говорила ему бабушка в то время, когда он был ещё совсем маленьким ребёнком, что критикуя других, нужно не забывать критиковать и самого себя, иначе появляется большая вероятность остаться в одиночестве.
        Он не понимал людей, их постоянную, неугомонную жажду власти, их вечный поиск мнимого счастья путём накопления огромных сумм нескончаемых и бессознательных материй.
        Его удивляли желания людей строить отношения на фундаменте лжи, их страхи признать своё несовершенство перед лоном природы - миром, который их создал.
        Ему казались излишними стремления людей к мнимой свободе, как и полнейшее самозабвение на уровне обыкновенного идиотизма - величайшее действие во имя ничего, ради лживого понятия, например, такого, как прогресс.
        Его смешила их боязнь побороть свои главные страхи для того, чтобы познать свою правдивую сущность и понять своё главное предназначение в этом мире. Они лишь прикрывали мир своим мнимым превосходством, поверхностно стараясь изучить всё вокруг. Они возвышали себя лишь для того, чтобы скрыть свои недостатки.
        Людей можно было легко купить и обмануть, один из этих способов он приметил уже давно, ещё в тот ужасный год, когда Марина приходила зарёванная домой.
        Колосов в несвойственной себе манере буквально клещами вытаскивал из Марины причину её слёз. Она страдала из-за её начальника, который измывался над ней, используя своё высокое положение. Начальник завидовал своему отцу и ненавидел его всем телом и душой. Эти чувства вызывали у него сильную боль внутри, ведь ненависть - самая главная слабость человеческого существа.
        Жизнь человека состоит из чувств. Все комплексы людей, а в дальнейшем и психические расстройства случаются именно из-за чувств.
        Парадокс: он ненавидел начальника Марины всем сердцем и этим же сердцем любил её. Любовь и ненависть - всего лишь две разные стороны одной монеты.
        Человечество существовало на Земле уже миллионы лет, эпохи всегда сменялись эпохами, люди рождались и умирали, наука продвигалась вперёд - всё это было лишь текстом одного сценария. Но важнее всего было само действие.
        Любой созданный образ в итоге оказывался пустой оболочкой. Настоящие чувства показывались в результате постоянных действий, но люди по своей природе не привыкли ничего делать, их чувства всегда оставались под знаменем неизменного существования, они так и остались на одном уровне.
        Люди создавали системы для разрушения, состоящие из собственных страхов, при этом им всегда было трудно скрыть то, что они всё уничтожают.
        Главный страх каждого человека - это признание своего полнейшего бездействия. Разве может кто-нибудь честно признаться самому себе в том, что он делает и ради чьего блага?
        - Я живу во благо себя и своей семьи, - таким будет ответ каждого, но разве это не открытое лицемерие перед самим собой?
        Весь наш мир можно представить в виде огромной кухни, в которой толпа голодных людей, но никто не готовит, хотя многие выкрикивают неплохие рецепты.
        Кухня заполнена продуктами, но у каждого есть огромный страх - остаться без заветного кусочка. Каждый человек, находящийся на кухне, отламывает кусок и передаёт его другому человеку, при этом повторяя одну и ту же фразу: «Приготовь».
        Всё то, что люди придумывали и создавали, всегда отдавало запахом лживости их трагического бытия.
        Они были похожи на неудачных актёров-каскадёров, считающих себя величайшими артистами только из-за того, что споткнулись на прямом месте и устояли. При этом они не забывали натянуть на себя искусственную улыбку и сделать необычайно глупое выражение лица. Дети выросли, игрушки тоже стали взрослыми, и ведь так будет всегда - жаль, что сочувствующих по минувшему не так много.
        Он ненавидел начальника Марины всем своим естеством и винил только его в её смерти.
        Ненавидел и ощущал себя очередным голодным человеком на кухне, который, отрывая кусок, требует: «Приготовь».
        После смерти любимой девушки он поклялся отомстить её начальнику любой ценой, чего бы ему это ни стоило. Но ведь не ради неё… только ради насыщения неугомонного аппетита внутреннего монстра.
        Это превратилось в безумную идею, и только такой же отчаянный человек, как он, мог приступить к реализации своей мести.
        Поначалу ему хотелось убить начальника Марины - Исаковского, к примеру подкараулив его у машины в тёмное время суток и пырнув несколько раз ножом в живот. Но это было бы слишком просто. Со временем Колосов понял, что обыкновенная смерть Исаковского не даст ему ничего, кроме признания собственной вины и ничтожного раскаяния.
        Взвесив все свои решения, он пришёл к выводу, что единственный способ отомстить за смерть любимой - уничтожить весь этот мир.
        В его голове зародилась идея захвата не просто всего мира, а именно душ людей - того, что помогает им чувствовать жизнь. Это была самая подходящая жертва для мести. Придя к такому выводу, Колосов начал изучать всевозможную литературу.
        При жизни Марина так и не закончила свою дипломную работу про Ганнибала Барку. Колосову просто необходимо было завершить начатое. Он всячески старался отгородиться от мысли о том, что больше никогда её не увидит. Колосов занимал себя разными делами, почти не прерываясь, даже на сон. По ночам, заходя в пустое помещение интернет-кафе, он продолжал искать нужную информацию. Днём, уже ближе к полудню, он приходил в ближайшую библиотеку и сидел там до закрытия.
        Однажды в его руки попала загадочная книга с таинственным названием «Мифы и легенды Древней Финикии», где помимо истории про финикийцев были описаны их ритуалы. В тексте постоянно упоминалась одна легендарная книга, в которой были собраны все древнейшие заклинания финикийских жрецов. Они записывались пурпурными чернилами на тончайших дощечках.
        Между собой любители древностей называли её «Пурпурной книгой». Она была мифом, но при этом её по-прежнему искали многие археологи. Среди их небольшого избранного круга ходила легенда, что книга действительно существовала. Её успели спасти до пришествия войск Александра Македонского в священной пещере, которая находилась в маленьком селении, неподалёку от бывшей Александрии.
        После прочтения одной из книг Колосов начал активно изучать все труды авторов, которые непосредственно занимались изучением письменности жрецов Древней Финикии.
        В некоторых источниках писали, что в те далекие времена жрецы могли оживлять с помощью определённых заклинаний и обрядов каменные статуи, которые назывались големами. Они использовали их в своих личных целях, как для выполнения грязной работы, так и для обеспечения личной безопасности.
        Открыв однажды одну из таких книг, он по привычке просматривал страницы с одними и теми же темами, как и в других пособиях, не ожидая увидеть в ней чего-то нового.
        Совершенно случайно Колосов наткнулся на главу под названием «Древние Големы» и мысленно возблагодарил именно то финикийское божество, к которому и следовало обращаться по великой просьбе в этом заклинании.
        Глава 9
        Однажды ночью, прочитав в очередной раз труд одного из известных историков, неожиданно для самого себя Колосов снова начал рисовать. Сначала на его картинках были всевозможные големы, а бумага нещадно расходовалась целую ночь.
        Творчество изливалось мощным освободительным потоком из его измученного и уставшего организма, но он уже не мог остановиться.
        Он даже не заметил, как перескочил в следующую ночь без предупреждения, и всё повторилось вновь.
        Ещё через неделю Колосов вдруг понял, что ему нужно что-то большее, и тогда он снова взялся за лепку из воска.
        На протяжении целого месяца он делал искусные восковые маски, ювелирно убирая лишнее. Договорившись со сторожем местного храма, он приходил каждый вечер за воском. Расплачивался бутылкой крепкого напитка. Однако через месяц пришлось прекратить это действие, потому что ежедневная порция сразила несчастного сторожа наповал: сердце не выдержало…
        Тогда Колосов понял, что ему было нужно что-то большее, чем маленький кусок воска на одну маску.
        Он почувствовал, что готов подняться на новую ступень.
        В тот момент Колосову улыбнулась удача.
        В местном краеведческом музее проходила выставка восковых фигур. Именно тогда он понял, что это его шанс. Договорившись и встретившись с руководителем проекта по фамилии Рудак, Колосов пообещал тому заменить несколько его старых фигур более новыми и вызывающими интерес у нынешней публики. Обновление выставки за небольшую плату. Условие было лишь одно - он хотел работать в музейной мастерской и жить в ней, что стимулировало бы творческий процесс.
        Уже тогда, наблюдая за этим человеком, он увидел его главный недостаток.
        Рудак был ярым поклонником всевозможной косметики, а это было для Колосова чуть ли не самым любимым делом в жизни.
        Запахам он отдавал отдельную роль, имея от природы великолепное чутьё, и несколько раз в жизни использовал этот талант для достижения своих целей. Так уж получилось, что совпадения не могут быть случайными, поскольку Маринка подрабатывала во время учёбы в магазине косметики и парфюмерии и все её знания об этих баночках с пробниками автоматически передались и ему.
        «У тебя особенное чутьё», - говорила она часто, когда подносила к его носу какой-нибудь цветок.
        Поэтому Колосову не составило проблем подобрать для Рудака мужские духи, которые придавали бы ему уверенности.
        Дальше всё развивалось по подготовленному сюжету.
        Сторож Иван Кузьмич, который первое время с недоверием поглядывал на новенького мастера, вскоре был «прикормлен» таким же образом, как и сторож храма.
        Спустя месяц Колосов изготовил ровно половину персонажей из выставки, при этом продолжая вычитывать новейшие очерки исследователей и археологов.
        В одном из своих интервью знаменитый русский историк и библиограф Данилов предположил, что возможно, легендарная «Пурпурная книга» хранится в тайной библиотеке «Либерии». Согласно некоторым сведениям, она находилась на достаточно большой глубине под Кремлём, в Москве.
        Подробно изучая финикийскую письменность и алфавит, Колосов лишь изредка прерывался по нужде и чтобы попить холодной воды, после чего продолжал работу над фигурами.
        Лишь иногда он начинал засматриваться на любимую Маринкину люстру, и его как будто уносило в далёкие просторы неизвестных галактик необъятной и бесконечной Вселенной внутри его подсознания.
        В прострации он мог находиться не больше часа, потом ему становилось неприятно. Это ощущение было похоже на то, как если бы невидимый стоматолог с Высшим Разумом выдёргивал ему больной зуб.
        Ему начинало казаться, что в таком состоянии он пробыл около недели, и не мог точно вспомнить, сколько спал за всё это время.
        В конце недели, ночью, а может и днём, с ним произошло нечто странное.
        Когда он перечитывал перевод одного из финикийских посланий богине Астарте, несколько букв в одной строке стали перемещаться от конца последнего слова в начало первого.
        Он пытался сосредоточиться, несколько раз протирая глаза, но буквы по-прежнему продолжали играть в игру «Последний догоняет первого». Постепенно нарастающее раздражение заполнило всё его сознание.
        Он пытался поймать несколько букв за их маленькие хвостики, чтобы вернуть их на место, но они лишь издевательски щекотали ему пальцы и убегали с удвоенной скоростью. Он не мог точно вспомнить, сколько терпел их невыносимую игру, но в один момент они собрались в общий круг и, уставившись на него своим безмерным количеством глаз, засияли, да так ярко, что Колосова в один момент ослепило.

* * *
        Его мозг впервые за долгое время решил передохнуть, и спал он около двух, а может, и трёх суток, и за это время ему приснился очень странный сон.
        Он показывал странное событие из жизни, которое показалось Колосову настолько явственным, что он помнил всё до малейших подробностей, но ему казалось, что оно не происходило с ним в реальности.
        Он совсем запутался.
        Всё началось с мостов…
        Именно с них, этих чёртовых мостов!
        В тот день произошло солнечное затмение. Древнее проклятие вырвалось из недр своего заточения в два часа дня и двадцать три минуты.
        Оно непросто вырвалось, всё накопленное за миллионы лет зло обрушилось на всех. Гадкие невидимые щупальца этого проклятия проникали внутрь каждого - через слизистую, кожу и волосы. Люди жадно его вдыхали, будто это был самый сладкий свежий глоток воздуха в их жизни. Именно в тот день случилась страшная природная катастрофа - солнечный ультрафиолетовый Армагеддон. В принципе, ничего особенного. Правда, если не считать несколько миллионов пострадавших людей и две тысячи триста погибших, то и вправду ничего нового. Это было действительно редкое природное явление, которое предсказали только двое: бесстрашный астронавт и талантливый Алхимик, который ко всему прочему был ещё и грамотным биологом. И то ли по чистой случайности, или же просто с кем-то перепутали, но из-за репрессий своего страшного времени они оба сгинули в небытие вместе со своими мыслями.
        С самого утра небо было закрыто воздушной прозрачной плёнкой - лучи солнца светили с удвоенной силой, становилось душно как в огромном парнике.
        У некоторых людей к полудню начало пропадать зрение, у кого-то из-за нехватки кислорода лопались сосуды в голове, и они умирали от мгновенного инсульта. Ещё через час началась настолько невыносимая жара, что приобрела страшный катастрофический облик с холодным дыханием смерти.
        По новостям и радио передавали сообщения, в которых всем настоятельно рекомендовали не выходить на улицу хотя бы до девяти часов вечера из-за возможности получить неприятные ожоги от убийственного солнца. Колосов в этот момент ловил солнечных зайчиков на тексте последнего листа дипломной работы про величайшего Ганнибала.
        Половину прошлой ночи он просматривал оставшиеся два листа с большой жаждой и нетерпением, но не смог даже приблизиться к ним: всё дело в чёртовых мостах. Как и прошлой ночью, он был лишь обычным наблюдателем.
        Больше всего он ненавидел мосты из-за обычного страха. Они соединяют то, что он хотел бы навсегда забыть. Это мосты его страхов, жизни и смерти.
        В прошлую ночь они ему снились - большие, каменные, древние мосты.
        Его качало на качелях от одного до другого моста. Иногда, взмывая вверх, он неожиданно резко начинал замирать от ощущения большой высоты и страха.
        Ноги начинало сводить судорогой, и лишь невиданной красоты чёрная смолистая мгла ночных вод с отражающимися в них звёздами и яркой луной, немного успокаивали охваченное паникой сердце. Спускаясь ниже, он глубоко вдыхал воздух, ощущая ногами холодную и лёгкую воду. Но это были всего лишь очередные кошмары - он был в этом уверен. И поэтому, когда он неожиданно ощутил себя на том же мосту, где произошла трагедия с его возлюбленной в опасный солнечный день, то искренне обрадовался смене обстановки.
        В последнее время его организм привык брать периоды отдыха тогда, когда ему это заблагорассудится, вот и сейчас его вырубило, видимо, на пару часов.
        Было даже как-то непривычно, что до него смогло достучаться сознание.
        Последнюю восковую маску он успел закончить до первых лучей убийственного солнца, и это его вдохновляло. Надев маску, он решил дойти до того места на мосту, с которого охранники Исаковского сбросили Марину. Он знал это место. Именно там они с ней дважды мирились после неприятных ссор. Странное совпадение. На этом мосту он собирался сделать ей предложение.
        Он дошёл до места и перелез через перила. Встав на парапет, он держал в кожаных перчатках два последних листа её дипломной работы под испепеляющими лучами убийственного солнца. Затем принялся громко читать заключение.
        Он смотрел на последние строчки, и невыносимая ярость разжигалась у него внутри.
        Восковая маска стала потихоньку расплавляться, она постепенно съезжала вниз.
        В этот момент он решил, что ему нужно как можно быстрее уйти под мост для того, чтобы спрятаться от прямых солнечных лучей как минимум до наступления ночи.
        Шевеля длинными усами, его встретил недовольным взглядом крысиный король. Пока Колосов отдирал с лица оставшиеся куски воска, неожиданно обнаружил вокруг себя огромное количество чёрных крыс. Их было настолько много, что ему пришлось ступать по мерзким грызунам, чтобы пробраться вперёд.
        Он чувствовал, как неизвестная сила мощно толкает его в спину. Крысы визжали, некоторые пытались укусить его за ногу.
        Тем временем он спускался всё ниже и ниже, в углубление какой-то пещеры, находящейся под мостом. Раскидывая крыс в разные стороны, он пробивался до самого конца, пока, наконец, не упёрся в темноте в земляную стену - в одном из её углублений он почувствовал холод железной ручки.
        Из последних сил, под ужасный крысиный визг, он начал тянуть на себя ручку что есть мочи, и в этот момент прозвучал щелчок древнего механизма.
        Яркий золотистый месяц, отражая один из мерцающих за ним тонких лучей солнца, бликом ударил ему в глаза.
        Он увидел перед собой маленький проход в пещеру, которая, осветившись на мгновение, раскрыла перед ним огромные стеллажи с золотым обрамлением. Практически все полки были заполнены книгами. В самой середине, на каменном монументе, поверх пурпурной ткани с золотистым месяцем, лежало огромных размеров золотое руно с выгравированными на нём иероглифами на древне-финикийском языке.
        Стоило Колосову дотронуться до книги, как он внезапно был отброшен в сторону той же силой, что затолкнула его в эту пещеру.
        Видимо, от сильного удара о стену он потерял сознание.

* * *
        Он совершенно точно помнил, что проснулся от того, что кто-то рядом с ним рычал словно зверь.
        Ещё через мгновение, открыв глаза, он увидел перед собой старика в непонятной хижине, смотрящего в его сторону совершенно обезумевшими, словно стеклянными глазами.
        - Нет, этого не может быть, это неправда, - шептал старик, в отчаянии хватаясь за голову. - Я не могу проиграть! Нет!
        Последние слова этот странный человек уже растягивал в полёте, и буквы протяжно неслись вслед за его падающим на земляной пол грузным телом.
        В хижину ворвался сильный ветер, и в глаза попал песок - Колосов инстинктивно стал протирать их и вдруг осознал, что видеть не сможет ещё долгое время.
        Ему нужно было бы промыть глаза, но он чувствовал себя совершенно обессиленным. Веки были настолько тяжёлыми, что после нескольких неудачных попыток их открыть, он решил прекратить. Оставалось только прислушиваться. Сердце чаще забилось, вокруг была могильная, пугающая своей скрытностью тишина.

* * *
        Он попытался сосредоточиться и вдруг, неожиданно для самого себя, резко открыл глаза, и в этот же момент к нему вернулся слух.
        Он слышал собственное частое дыхание и бешеное сердцебиение. Проснувшись от кошмара, почувствовал, как со лба стекают капли холодного пота.
        - Это очень страшный сон, нужно попробовать успокоиться, - приказал ему внутренний голос.
        Он осмотрелся по сторонам и понял, что пространство, в котором находится, видит впервые.
        Слегка приподнявшись, он заметил, что его спальное место состоит из многочисленных овечьих шкур.
        Вокруг был огромный зал. Посмотрев наверх, он заметил, как через многочисленные куски разноцветного кварца, из которого был собран купол, жадно пробирались внутрь солнечные лучи. Это было необычайно красивое явление, и он почувствовал, как в него вместе с лучами солнца вселяются жизненные потоки.
        Встав во весь рост, он оглядел свой наряд. Поверх золотых нагрудных пластин на нём было пурпурное одеяние с маленькими месяцами, вышитыми золотыми нитками.
        Поверх головы было надето что-то очень тяжёлое.
        Подняв руки, он снял с головы огромный золотой шлем с боковыми рогами и вставленным между ними огромным сверкающим фиолетовым сапфиром.
        Не понимая, что происходит, он лишь почувствовал эйфорию.
        Внезапно ему стало очень хорошо. Огромная жизненная энергия лилась ручьём из его естества.
        Услышав за своей спиной шелест морских волн, он улыбнулся и радостно побежал из своего огромного дворца по мраморным ступеням к берегу моря.
        Светило ласковое солнце, и прозрачные тёплые волны принимали его в свои объятия.
        Вдали от себя он замечал странного вида людей, расположившихся на вытянутой деревянной лодке. Они были смуглые, с совершенно чёрными волосами и глазами, которые переливались тёмно-бордовыми оттенками. У них были уродливые втянутые уши и длинные носы с круглыми концами. Они приближались к нему, и от неожиданности он даже начал махать им рукой, чтобы они остановились. Подчинившись и остановившись рядом, в следующий момент они упали ему в ноги и начали кланяться, при этом что-то произнося на непонятном наречии. Один из них, находящийся ближе других, не поднимая лица, протянул что-то к его рукам.
        Всмотревшись, он увидел в ладонях этого странного человека огромную ракушку с жемчужиной размером с оливку.
        В одно мгновение всё та же неизвестная сила начала отталкивать его в открытое море. Всё происходило с необыкновенной скоростью до тех пор, пока он не повис бездыханным мешком над тёмной гладью волн.
        Открыв глаза, он увидел, как его жемчужина выскользнула сквозь пальцы и навсегда скрылась в недрах безмолвного морского царства.
        Он успел лишь позвать её как первую любовь. Проклиная всё вокруг, он кинулся с отчаянием вслед за ней, выкрикивая:
        - Я не могу потерять тебя и в этом мире!
        Он выкрикивал оставшиеся слова уже на глубине.
        Всё та же сила стремительно толкала его всё глубже и глубже.
        Сознание постепенно переместилось в пещеру, в которой было много силуэтов различных теней. Увидев слабось, они стали окружать его.
        Он ощущал во всем теле мощную чужеродную энергетику. Она лилась настолько сильным потоком, что ему даже не удавалось схватиться воображаемой спасительной рукой за кусочек своего сознания. Великая противодействующая сила уносила его в тёмную глубину вечности.
        Он вновь проснулся от сильного гула ветра в ушах. Открыв глаза и всмотревшись в тьму, Колосов предпринял попытки встать.
        Обведя вокруг себя руками, он почувствовал около себя запах гниющих звериных шкур.
        Колосов попытался дойти до стены и, наконец, нащупав её маленькие ракушки, стал идти вслепую вдоль неё.
        Он двигался по направлению маленьких струй ветряных потоков до тех пор, пока не вышел на террасу своего огромного дворца.
        Было очень холодно, руки онемели.
        Стараясь не думать об этом, он продолжил идти дальше. Колосов спускался по мраморным ступенькам всё ниже и ниже.
        Он понял, почему вокруг была такая тьма. Прямо над дворцом повисла огромная чёрная волна, которая с угрозой смотрела вниз с внушительной высоты. В её волосах потерялась буря со сверкающими отблесками молний.
        Он вдруг понял, что эта волна - та самая необузданная древняя сила, которая выкинула его обратно на берег. Только она оказалась другой.
        Что-то произошло. Стоило ему разжать кулак, и его любимая жемчужина вновь засияла в руке.
        - Мы всегда будем вместе, - говорил он, закрывая глаза и целуя главную частицу своей души.

* * *
        Когда Колосов открыл глаза, то почувствовал, что они мокрые от слёз.
        Он проспал около двух суток в мастерской музея и теперь, очнувшись, помнил весь текст из золотых рун, находящихся внутри той самой пещеры из его сна. Он принялся без промедления заливать воск в специальные противни. Когда они остыли, он стал вырисовывать на нескольких из них странного вида древние иероглифы. Они были у него перед глазами, даже когда он их закрывал, оставались висеть в памяти, словно фотографии.
        Когда он закончил, у него на руках оказались три исписанные восковые руны.
        Он знает, что на них написано.
        Это были тексты из древнейшего заклятия «Пурпурной книги», - вдогонку своим мыслям он дал громкое подтверждение произошедшему феномену.
        Это был не просто сон.
        Глава 10
        Выполнив за три месяца пятнадцать фигур различных героев из всевозможных голливудских фильмов, Колосов наконец-то приступил к самому главному блюду - фигуре своего начальника Александра Николаевича Рудака. Поскольку в музее находился его кабинет, то ему не составило труда пробраться туда и узнать размеры костюма, который висел в шкафу.
        Опоздав на выставку, он зашёл в подсобку.
        Открыв антикварного вида шкаф с резными углами, он поправил галстук восковому двойнику Рудака.
        Всё шло по плану, и ему осталось лишь дождаться вечера.
        Дело в том, что Рудак испытывал слабость к женщинам. Самое примечательное, что его любовницей была секретарь Анжелика. Именно на этом путеводная ниточка заведёт Рудака в приготовленный специально для него капкан, и как всё-таки просто, оказывается, представить живого человека в роли невидимой приманки.
        На этом он и попадётся.
        Колосов придумал интересный ход: записал телефонный разговор с секретарём. Затем на компьютере он сымитировал речь Анжелики с заранее подготовленным текстом и, позвонив Рудаку, воспроизвёл запись.
        Осечки быть не могло, поскольку Анжелика много смеялась и назвала время и место встречи. Затем её голос замолчал, ещё некоторое время была тишина, после чего запись резко оборвалась. Колосов нажал отбой вызова и выключил мобильный.
        Абонент выключен или находится вне зоны действия сети.
        Как и ожидалось, Рудак хотел поговорить со своей «зайкой», но после её приглашения связь неожиданно пропала, и он, ничего не понимая, продолжал нажимать вновь и вновь кнопку вызова. Бедняга…
        Колосов улыбнулся, представляя разъярённое лицо начальника.

* * *
        Вчера, зайдя вечером в салон красоты, он незаметно украл телефон у Анжелики, когда та была в солярии.
        Сработала приманка, и теперь Рудак, забыв про него, уже через полтора часа помчит в супермаркет за шампанским и клубникой. После этого он позвонит жене домой и скажет ей, что из-за выставки ему придётся остаться на работе.
        Конечно же, его жена по привычке позвонит своему молодому любовнику.
        «ЧРЕЗМЕРНЫЕ ЛЮБОВНЫЕ ПРИХОТИ МОГУТ СТАТЬ ПРИЧИНОЙ МЕДЛЕННОЙ И БОЛЕЗНЕННОЙ СМЕРТИ ВАШЕЙ ПЛОТИ»
        Как любил выражаться Рощин.
        Поскольку Рудак очень любил предаваться любовным утехам со своей куклой Анжеликой, то его очень легко можно было вычислить и поймать на крючок.
        Колосов это знал и поэтому с легкостью выполнил всё по плану: капкан был приготовлен, сети расставлены. Впереди его ожидало сладостное предвкушение собственного триумфа - его никто никогда не отменит.

* * *
        Он видел её глаза.
        Постоянно.
        Они встречались ему повсюду - яркие, с холодным блеском, как две звезды, светлые серо-зелёные глаза.

* * *
        Как он и ожидал, Рудак выбежал из своего кабинета спустя полтора часа, нервно оглядываясь по сторонам.
        Со всей присущей ему начальственной строгостью он по привычке напал на сторожа Кузьмича, отчитав того за постоянные пьянки, и порекомендовал последнему присматривать себе новое место работы.
        Дело оставалось за малым.
        Взяв телефон Анжелики, Колосов включил его и быстро напечатал Рудаку сообщение:
        «Котя, я хочу увидеть твою выставку, ты мне обещал. Жди сюрприз от меня сегодня у тебя в кабинете в одиннадцать часов вечера. Твоя зая».
        После отправки сообщения он вновь отключил мобильный телефон.
        Пусть подумает, что она с ним заигрывает.
        С этим повезло, персонаж попался подходящий.
        Анжелика и вправду могла выкинуть всё что угодно, например, преподнести сюрприз любой формы и вида. Рудак это знал, хоть иногда и старался перевоспитать её на свой лад, но всё равно продолжал исполнять любые капризы своей отрады. Именно поэтому он продолжал игру по её сценарию.
        Оставалось дождаться вечера. Рудак будет злиться на Анжелику. Он будет обзывать её тупой стервой. Но, так и не дозвонившись в очередной раз и отреагировав на её сообщение с присущей ему природной осторожностью, он мгновенно отправится обратно в музей, где его будет ждать самый настоящий сюрприз.
        Сидя в любимом кожаном кресле своего начальника, Колосов курил одну из его элитных кубинских сигар, стряхивая пепел под ноги, прямо на его любимый персидский ковёр.
        В эту секунду он начал ощущать прилив свежих сил.
        Всё шло по плану. Копия Рудака была спрятана в шкафу, настоящий же примерно через два часа должен будет приехать в музей.
        Кузьмич, по его подсчётам, после второй бутылки водки должен был уже уснуть на своей сторожевой кушетке, как всегда с включённым на полную громкость старым телевизором «Восход».
        Колосов впервые за долгое время ощутил своё величие. От сегодняшней ночи многое зависело.
        Губы слегка онемели.
        Это было что-то наподобие улыбки…
        Как же давно он не улыбался.
        Колосов убрал сигару на край пепельницы и, положив ноги на стол, незаметно для себя закрыл веки.

* * *
        - Ярик, ну проснись же, сколько уже можно притворяться?!
        - Ну что за ерунда? Стоит только немного вздремнуть, а тебя уже прямо нацистскими методами будят, - недовольно бурчал Колосов себе под нос, по-прежнему лёжа на спине с закрытыми глазами.
        - Любимый, ну ты же обещал… Неужели, ты уже всё забыл? Мы сегодня едем знакомить тебя с моими родителями, давно уже пора.
        Открыв сначала один, а затем и второй глаз, он высматривает силуэт, отбегающий от кровати к двери.
        Он видит практически полностью обнажённую юную девушку с длинными светлыми волосами и с открытой сумкой, переброшенной через плечо. Она перепрыгивает через горы белья, лежащие на полу с прошлого вечера. С ещё сонными, но уже обеспокоенными глазами она пытается отыскать какие-то документы.
        - Неужели утро? - спросил Колосов и широко раскрыл рот, чтобы зевнуть.
        Зажмурив глаза, и улыбнувшись непонятно чему, как будто специально, он задавал один за другим провокационные вопросы:
        - Слушай, Мандаринка, а может, перенесём встречу на следующую неделю? - Потягиваясь на раздвижном диване и протирая глаза, Колосов подкидывает ей своё предложение, которое кажется ему заманчивым.
        Подняв изумленно брови, она отвечает с возмущением:
        - Ярик, ты что, прикалываешься?! Я готовила тебя к этой встрече целых полгода, и тем более мы уже трижды её откладывали, нет, больше не пойду на уступки. Вставай, или я сейчас же пойду в ванную комнату, и догадайся, что произойдёт? Кто-то из нас станет мокрым.
        - Прости, любимая, но в мою голову почему-то лезут только пошлые мысли, даже и не знаю, отчего это. - Говоря, Колосов начинает тихонько смеяться.
        Как же она прекрасна - вот о чём он думает, наблюдая за ней.
        Колосов не может отвести от неё свой взгляд.
        Она вдруг подходит к его торчащим из-под одеяла ногам. Хитро улыбаясь, достаёт из открытой сумки щетку для волос и начинает ей крутить из стороны в сторону. После этого, приняв строгий вид, она, прислонив щетку к губам, ехидным голосом говорит:
        - Сегодня мы находимся в гостях у величайшего лентяя современности - у самого Ярослава Колосова. Наконец-то наступил этот долгожданный момент, когда мы сможем взять интервью у такой выдающейся личности. Ой, а это, видимо, его величайшие ноги, которые так редко помогали нашей знаменитости на его нелёгком поприще. Что ж, спросим сначала их, - произнося эти, казалось бы, шутливые слова, она начала подносить щетку к его стопам.
        - Мандаринка, не смей! Ты знаешь, как я боюсь щекотки.
        - Если через пять секунд ты не встанешь с постели, защекочу, клянусь тебе. - Она пыталась говорить с серьёзной интонацией, но у неё это, как всегда, выходило ужасно, так как улыбка не сходила с лица.
        Колосов убрал ступни под одеяло и с невинным наигранным взглядом посмотрел на возлюбленную.
        - Маринка, вот скажи, в кого ты такая жестокая? В маму или папу?
        - Пять, четыре…
        - Вы же меня заклюёте. Неужели? Даже небритого и взъерошенного?
        - Не переживай, заклюём и такого, ты вкусненький. Три, два, один…
        - Маринка! Не надо!
        Едва только щётка касается его правой ступни, как в один миг, вскочив с постели, он хватает её на руки и, смотря на её сверкающие озорные глаза, нежно целует в губы.
        - Надо же, помогло… - издевательским тоном, улыбаясь, говорит она и целует его в ответ.
        Передразнив её, он также делает неожиданно серьёзное лицо, сжимает губы и нахмуривает брови.
        - Марина, постой… Я должен тебе кое-что сказать.
        Изменившись в лице, она смотрит на Колосова и обеспокоенно спрашивает:
        - Что случилось, Ярик? Милый, ты чего?
        В этот момент он снова широко улыбается и целует её.
        - Люблю тебя, но ты такая вредина, что я готов таскать тебя на руках до тех пор, пока вся твоя вредность не вытрясется. - Произнося эти слова, он продолжает целовать Марину в разрумяненные щёки и влажные губы, при этом слегка подбрасывает её вверх.
        Марина краснеет.
        - Если любишь, то должен одеться, сию минуту. Нам ещё нужно заехать в магазин за тортом и фруктами.
        Он продолжал наблюдать за ней.
        Какие же у неё прекрасные глаза - чистые как июньское небо. Её светлые длинные волосы частенько сводили его с толку, глядя на них, он мог мгновенно забыть обо всём и впасть в полуобморочное состояние.
        Он выделял её улыбку, в уголках губ которой скрывались робкие ямочки. Маленькая, как бисерный шарик, родинка над верхней губой, тонкая, с лёгким пушком шея, изящные кисти рук с тонкими пальцами. Восхитительная миниатюрность говорила о нежности и беззащитности её натуры.
        Колосов, жмурясь, словно от лучей солнца, продолжал:
        - Ты мой цветок, а я твой шмель, или же лучше будет сказать, пчёл мужского пола.
        Смотря на него с некоторой укоризной, качая головой, она ответила:
        - Не устал держать такой большой цветок, а, шмелёк?
        Опустив её осторожно на диван, продолжая улыбаться, он стал надевать рубашку, джинсы и куртку.
        Через некоторое время он стоял полностью одетым и причёсанным.
        - Всё… к бою готов, - всё ещё улыбаясь, сказал он ей.
        Собрав сумку, она с изумлением осмотрела Колосова.
        - Скажешь тоже. Они полюбят тебя, потому что уважают мой выбор.
        Колосов быстро рассортировал вещи на полу. Собрав свои, он положил их в комод.
        - Мандаринка, пойми, я не умею притворяться, ты это знаешь.
        Марина что-то отложила для стирки, затем подошла к комоду и достала оттуда некоторые вещи Колосова.
        - Вот и прекрасно, будь самим собой, именно за это я тебя и полюбила.
        Марина поцеловала Колосова, и они вышли на улицу, где игралась детвора в чистых лучах апрельского солнца, где бабушки решали на скамейках глобальные мировые проблемы и где птицы заливались радостным пением, репетируя свою новую тёплую песню.

* * *
        Они стояли перед дверью квартиры её родителей.
        Марина с серьёзным видом причёсывала его непослушные волосы, антеннами смотрящие в разные стороны.
        - Ну вот, теперь они не смогут устоять перед таким зятьком, - пытаясь таким образом разрядить обстановку, Марина произнесла ободряющую фразу и подарила Колосову глубокий, нежный поцелуй.
        Дверь неожиданно распахнулась, он не успел среагировать.
        На пороге появилась красивая женщина лет сорока, с красивой фигурой и волнистыми волосами цвета платиновый блонд.
        - Мооня… ну наконец-то вы приехали! - она перевела свои широкие светло-зелёные глаза в сторону Колосова, он заметил, что у неё так же, как у дочери, менялся цвет глаз в зависимости от яркости освещения.
        Она резко развернулась, встав боком между дверью и стенкой, и её уже серо-голубые глаза уставились на него с неким житейским, оценивающим прищуром.
        Повернувшись к ним спиной, она тоном школьной учительницы, делая при этом широкий хозяйский шаг в синих спортивных штанах, ушла в сторону кухни.
        - Проходите и дверь закройте. Запасные папины тапки ты знаешь, где находятся. - Не оборачиваясь и на ходу поправляя прическу, мама Марины лёгкой походкой ускользнула на кухню, откуда доносился запах свежеиспечённых пирогов.
        - Ну вот, видишь, а ты боялся. Ну как тебе моя маман? - спросила Колосова улыбающаяся Марина, доставая с нижней обувной полки домашние тапочки.
        - Такая же красивая и грациозная, как ты, - ответил он и, осматривая прихожую, добавил:
        - Осталось теперь увидеть твоего папу. Ты в него такая миниатюрная?
        - Угадал, именно в него. - Взяв его за руку, она ещё раз посмотрела на него, поймав уже знакомое ей выражение его смущённого лица.
        Марина вновь решила приободрить Колосова:
        - Не переживай, всё будет хорошо, продолжай быть самим собой. Пойдём, главное - познакомить тебя с папой.
        Взявшись за руки, они прошли по уютной прихожей к открытой двери. Из комнаты доносились песни русского шансона.
        Отец Марины представлял собой упитанного мужичка маленького роста, с заметным пивным животом, детскими нежными щеками и забавной лысиной на голове - этакий настоящий хоббит-семьянин. Примерно такой образ тут же промелькнул в голове у Колосова, и он улыбнулся.
        Главе семейства на вид было лет пятьдесят. Приветствуя молодых, он расположился в кресле перед телевизором, по которому шёл какой-то концерт, посвящённый памяти великого русского шансонье - Михаила Круга.
        Войдя в комнату, Колосов отметил, что она была в стиле обывательского советского консерватизма. На стене висел красивый ковер и фоторамка с изображением красивой девушки и молодого офицера с пышным чубом. Рядом стояла громоздкая стенка с несколькими книжными полками, на которых расположились собрания сочинений академика Павлова и несколько книг по классическому психоанализу.
        Как Марина и говорила, её отец был военным хирургом, а мать психологом.
        На подоконнике стояли несколько узорных глиняных горшочков с фиалками и маленькими китайскими розами. В углу, около большой плазмы, красовалось лимонное дерево около метра высотой. Во всём чувствовался семейный уют, и подобное казалось Колосову верхом совершенства совместной жизни.
        - Приятно познакомиться, Виктор Сергеевич, - с добродушной улыбкой приятного вида человек протянул ему свою пухлую руку.
        - Взаимно, Ярослав, для вас можно просто Ярик, - ответил Колосов и крепко, по-мужски принял его рукопожатие.
        Марина обняла отца и, поцеловав его в щёку, затараторила:
        - Вот видишь, папенька, совсем он на тебя не похож. А то я помню, как ты уверял, что я пойду по пути маменьки и выберу мужчину ниже себя ростом.
        Её папа, приятно улыбаясь, добавил:
        - Ну, рост - это не так важно, доченька. Главное - светлый ум и доброе сердце. И чтобы драться умел с кулаками. - Пока Виктор Сергеевич улыбался, Колосов успел заметить у него знакомые ямочки в уголках рта.
        Улыбнувшись в ответ, он перевёл взгляд на Марину и, показывая пальцами на свои щёки, подтверждал этим условным знаком своё наблюдение.
        - Знакомая улыбка, - сказал он ей.
        - А вы, Ярослав, наблюдательны, и видно, что уже очень хорошо знаете мою дочь, это приятно видеть её старику.
        Добродушный дяденька подошёл и похлопал его по плечу, тут же добавив:
        - Знаете, давно хотел с вами познакомиться. Маринка много мне рассказывала о вас.
        - Взаимно, Виктор Сергеевич, - не убирая с лица улыбки, ответил ему Колосов.
        Отец Марины выключил телевизор и произнёс:
        - Пойдёмте к столу. Думаю, матушка уже закончила со своими кухонными заклятиями и натворила нам своих кулинарных чудес.
        - Мам, мы торт купили со сливками, к чаю!
        Марина опередила двух мужчин и, держа в руках торт, вбежала на кухню к своей матери.
        Услышав возглас дочери, мама Марины отреагировала:
        - Торт - это замечательно, но съедим его позже. Сегодня я специально приготовила твой любимый медовик. А ты ведь так и не научилась печь, стрекоза.
        Марина с детским задором обняла маму и, улыбаясь, ответила:
        - Мама, в нашей семье будет печь Ярик, у него кулинарное призвание.
        Услышав это, её мама, резко прекратив свои занятия, строго сказала:
        - В семье? Запомни, родная, пока вы двое - это ещё не семья. Присаживайтесь, Ярослав, вам чай или кофе?
        Колосов уселся за стол и уже собирался ответить, как в этот момент Марина наступила своим каблуком ему на ногу.
        - Ему кофе нельзя, он его даже по утрам не пьёт, у него сердце болит.
        - Мооня, извини меня, а твой бойфренд сам за себя не может ответить?
        Её мама достала с верхней полки коробку зелёного чая, открыла верхушку и насыпала несколько ложек в пузатый фарфоровый чайник.
        - Большое спасибо, но мне подойдёт любой чай, - сказал ей Колосов, стараясь выглядеть уверенным и воспитанным.
        Маринина мать не ожидала подобной реакции и обратила на Колосова колкий, словно испытующий взгляд.
        - Извините, совсем забыла представиться, меня зовут Ангелина Фёдоровна. Хороший выбор, знаете ли… это великолепный зелёный китайский чай с ароматом спелых персиков. Я хотела бы узнать про ваших родителей, кто они?
        Такого прямого выпада он совсем не ожидал, и растерянно оглядев её хищный прищур, немного поёрзал на стуле. Нахмурив брови, он посмотрел на зазвеневшие часы с кукушкой, которая с обезумевшим взглядом прямо под стать вопросу принялась, словно бешеная, выпрыгивать из нутра механизма.
        - Мама, да как ты можешь?! Ты что! Я же просила тебя не задавать такие вопросы.
        Марина закричала, изменившись в лице и краснея. Непонимание и изумление застыли в её серо-голубых глазах.
        Её мама, будто готовая к таким выпадам, ответила:
        - А что? Извините меня, но я должна знать о своих будущих родственниках хоть что-то. Ты же говорила, что у вас всё серьёзно и дело идёт к свадьбе.
        Громко отпив чай, её муж деликатно поставил кружку на блюдце и кашлянул.
        - Ангелочек мой, прости меня, но вопрос неприятный. Марина тебе всё рассказывала про маму Ярослава, про их семейную трагедию.
        Нарезая медовик, она быстро отложила нож в сторону и с упрёком посмотрела на главу семейства. Через некоторое мгновение она продолжила в том же тоне:
        - Правда, некрасиво вышло. Что это я, действительно? Вы ведь сирота, так ведь, Ярослав?
        - Мама, перестань, что ты делаешь?
        Глаза Марины сверкнули влажным блеском.
        Колосов повернулся к ней и стал её успокаивать. Сделав ещё более серьёзное лицо и скрестив руки, он безразлично посмотрел на её мать и произнёс:
        - Всё в порядке. Я прекрасно понимаю твою маму, поэтому мне нетрудно ответить на этот вопрос.
        Немного отведя уголки губ и слегка улыбнувшись, он продолжил:
        - К сожалению, это правда. У меня нет ни матери, ни отца, ни братьев, есть только родной дядька, который живёт на Урале. Но мы с ним не поддерживаем общения, у него своя семья, свои заботы.
        - А что случилось с вашими родителями?
        Марина закрыла лицо руками и умоляющим тоном попросила маму замолчать, отчего та смущенно пожала плечами.
        - Хорошо, больше не буду спрашивать подобное, прости меня, моя Мооня. Но вы можете ответить, если вас не затруднит, - настойчивая женщина говорила это, и холодный стальной блеск мелькал в её глазах. Взгляд, обращенный на Колосова, застыл в ожидании его ответа.
        Немного замнувшись, он произнёс:
        - Извините, но я не знаю, где они. С мамой я рос до первого класса. После того как она заболела, её отправили в психиатрическую больницу на лечение, а меня отдали в сиротский дом. Позже мне сообщили, что она умерла от почечной недостаточности.
        - Какой ужас! Интересная у вас наследственность, однако. А как же отец, что случилось с ним?
        - А какая у вас профессия, Ярослав? - неожиданно в разговор вмешался её муж, пытаясь разрядить обстановку. - Вы где-нибудь учитесь?
        Не отводя взгляда от хитрых глаз Ангелины Фёдоровны, Колосов ответил ему:
        - Я учился после детского дома в художественной школе, но не смог закончить учёбу из-за небольших перемен в жизни. Сейчас работаю грузчиком в супермаркете, помимо этого занимаюсь лепкой скульптур.
        К нему, наконец, пришло долгожданное ощущение, что он освободился от острого взгляда настойчивой женщины.
        Это был переломный вопрос в разговоре.
        Налив ему чаю и положив большой кусок медовика, женщина вновь возобновила своё наступление:
        - Грузчиком?! В супермаркете? Что ж, достойное начало карьеры. И какие у вас планы по отношению к нашей дочери? Конечно, понимаю, что это звучит жестоко, но у вас, Ярослав, не видно просвета в будущем. Вы из проблемной семьи, у вас незаконченное образование, нестабильный заработок. Очень надеюсь, что вы хоть не употребляете алкоголь и наркотики. Как же вы собираетесь жить дальше без стабильности? Я так поняла, что с нашей дочкой у вас далеко не платонические чувства. Но вы ведь задумывались о серьёзности вашего союза и возможных последствиях? А вдруг дети пойдут? От одной ошибки может появиться ребенок. Молодые девочки жертвуют своим здоровьем ради объекта своей вожделенной влюблённости - я нахожу это отвратительным. Поймите меня, Ярослав, я лишь беспокоюсь за свою дочь. Мне совсем не хочется, чтобы она страдала и была несчастной.
        С ликующим взглядом она посмотрела на него, ожидая реакции.
        От этих слов её муж нервно закашлял, подавившись куском торта.
        Марина была белее снега - ещё никогда в жизни он не видел её такой.
        Колосов почувствовал, что ему стало трудно дышать, мышцы ног неприятно сводило судорогами. Ему хотелось резко встать и выйти из кухни, подальше от таких разговоров.
        - Хватит уже! Прекрати немедленно! Откуда в тебе столько цинизма и желчи?!
        Гневливо прокричав, Марина закрыла лицо и начала громко рыдать.
        Он больше не смог этого терпеть.
        Просто невыносимо находиться внутри этого помещения, воздух которого стал слишком сжатым.
        Встав из-за стола, Колосов резким шагом вышел из кухни, бросив на ходу лишь два слова:
        - До свидания…
        Неприятная ситуация.
        Стены прихожей обжигали своей теснотой, последние слова её мамы полностью выбили почву из-под ног.
        За своей спиной он услышал отчаянный крик Марины:
        - Ярослав, постой! Ну, подожди же меня, умоляю, Ярик, стой!
        После того как он, а затем и Марина выбежали из кухни, глава семейства, цокая языком, сказал своей жене всего лишь несколько слов:
        - Знаешь, ангел мой, это был перебор. Я совсем тебя не узнаю… право, они же любят друг друга, зачем делать несчастной нашу дочь?
        Его жена раскраснелась и громко запротестовала:
        - Значит, я жестокая, да?! Хорошо, пусть будет по-вашему, давай усыновим этого беспризорника, пропишем у себя, выучим. Конечно же, я забыла про благотворительность и мне нужно быть более гуманной. А ты случайно не подумал о том, что он потом возьмёт да и бросит нашу дочь, выжав из неё все соки. Из какой он семьи? Влюблённость проходит, знаешь ли. Внуков от такой партии я не хочу. Ты меня слышишь! Нет и ещё раз нет! Я против этого союза!
        Она кричала с очень искренней и страстной интонацией, раскрасневшись до предела. Но уже в следующее мгновение, успокоившись, она добавила:
        - Подумаешь, учёбу бросил, грузчиком работает в супермаркете. Я что, среди нас единственная, кто думает о благополучии нашей дочери?
        Он не любил с ней спорить, поэтому ещё некоторое время молчаливо посидел, не поднимая на неё своих глаз и периодически подливая себе кипятку в кружку чая. Доев медовик, он подошёл к жене и, поцеловав её в лоб, развернулся и вышел с кухни. Напоследок добавил:
        - Интересно, как же ты меня выбрала? Ведь я был обычным сержантом-контрактником, который приехал из глухой деревни. Не существует никакой стабильности, как можно за неё держаться и быть уверенным в завтрашнем дне? Не мешай нашей дочери наслаждаться своей жизнью. Настоящая любовь редко приходит, лишь раз в жизни, и те, кто её постигают, навсегда остаются самыми счастливыми людьми на свете. Позволь нашей дочке быть счастливой.
        Он произнёс свою речь чётко и без запинок, со спокойной интонацией.
        Женщина так и осталась стоять на месте с задумчивым взглядом.
        Она и полюбила этого маленького лысого мужчину за то, что тот никогда не вступал с ней в спор, не конфликтовал, умел выдержать паузу. Он мог спокойно всё хорошенько обдумать, не поддаваясь ненужным страстям, и после этого разумно расставить всё по своим местам. В любых ситуациях в итоге в их семье царила гармония. Как ни стремилась она верховодить мужем, однако полностью зависела от его стойкого мужского решения, с которым всегда соглашалась.

* * *
        - Ярик, ну стой же ты!
        Марина догнала Колосова уже на последних ступеньках парадного. Она взяла его за руку и посмотрела влажными от слёз глазами, говоря при этом:
        - Прости мою маму, не знаю, что с ней вдруг произошло. Она просто не поняла нас. Мне очень понравилось, как ты себя вел, и скажу, папенька тебя принял. Он уважает тебя, а это значит, что и маменька сможет.
        - Ну, что же ты?
        Она обняла и поцеловала его лицо своими влажными, солёными от слёз губами.
        - Я очень сильно люблю тебя и считаю, что это и есть самое главное.
        Колосов поднял на неё свои глаза, отвечая:
        - Я тоже тебя люблю. И знаешь… всё нормально, просто вышел подышать свежим воздухом. Я не держу ни капли обиды на твою маму.
        Подпрыгнув с верхних ступенек и обхватив его шею, она утопила его в своих нежных объятиях.
        - Ты сегодня совершил для меня настоящий подвиг, мой благородный рыцарь. Наконец-то я познакомила тебя со своими родителями, а значит, теперь можно оторваться на полную катушку. Поехали прямо сейчас на наше любимое озеро. Подожди меня здесь, я забегу ещё раз домой, возьму плед. Ты ведь не оставишь меня одну? Я пропаду без тебя, Ярик. - Кокетливо улыбаясь и стоя на носочках, она игриво поцеловала его нижнюю губу.
        Колосов обнял её стройную талию и с улыбкой, притягивая её к себе, спросил:
        - Чем же таким мы будем заниматься на нашем любимом месте, недалеко от которого прошло наше первое свидание?
        Просунув свою руку ему под футболку, она ущипнула его за живот.
        - Ты никогда не догадаешься, что за сюрприз я тебе приготовила. Неужели ты думаешь, что я не отблагодарю своего любимого, как полагается? Есть предположения?
        Отходя от него и поднимаясь по ступенькам, она дополнила:
        - Что ж… тем и лучше, значит, это будет настоящим сюрпризом.

* * *
        Это был самый лучший день в его жизни.
        Среди зарослей ещё не расцветшего иван-чая, лёжа под июньским солнцем, они распивали вино, смеялись неизвестно чему, одаривая тела нежными поцелуями, и вокруг не было ни души.
        - Сейчас в этом мире только я и ты. - Она брала его руку и, лаская, засовывала её себе под платье. Нежный и мягкий комочек чувств - бурлящее в крови вино давало о себе знать, и уже в следующее сладостное мгновение он вновь углублялся в пучину захлестнувшей их страсти. Он медленно целовал всё её тело. Её шелковистые волосы мягко упали на обнажённую упругую грудь. Обнявшись и закрыв глаза, они молча наслаждались музыкой в унисон бьющимся сердцам.
        Неожиданно он вздрогнул.
        Сердце словно пронзило что-то ледяное и острое.
        Открыв глаза, он повернулся к ней, чтобы снова поцеловать её, но вдруг произошло нечто страшное. С застывшими, неживыми глазами она стала утопать в тёмной бездне. Он начал в панике кричать. Дрожа всем телом, он бросился в пугающую пустоту вслед за ней.
        Колосов резко проснулся.

* * *
        - Анжелика, ты где? Я приехал, неужели ты не рада меня видеть?! - неожиданно прозвучавший резкий голос словно метлой смёл сон у спящего в кресле Колосова.
        «Ваше время пришло, Александр Николаевич, пора платить по счетам», - подумал Колосов и незамедлительно приступил к действиям. Достав из первого ящика стола готовый шприц с сильнодействующим снотворным, он встал и направился за дверь.
        Как он и ожидал, Рудак вошёл через чёрный вход, от которого недавно изготовил дубликат ключей.
        Встав рядом с дверью, Колосов стал прислушиваться, и уже через несколько минут дверная ручка повернулась. Через открытую дверь в кабинет вошёл Рудак.
        Вот он, долгожданный момент, от радости исполнения своего плана у Колосова даже перехватило дыхание и слегка онемели ноги.
        Главное, быть как кошка, ступать бесшумно, словно мягкими лапами по полу, подойти вплотную и выпустить когти. В его случае - просто всадить в тело жертвы шприц.
        Нужно было действовать молниеносно.
        Нервно закусив нижнюю губу, Колосов стал тихо приближаться к Рудаку со спины. Лишь одна потерянная секунда могла в один момент разрушить всё. Стараясь не дышать, он направил иглу шприца под нижнюю лопатку ничего не догадывающейся жертвы.
        Вот она уже коснулась его кожаной куртки. За секунду, длиной в вечность, он услышал биение сердца жертвы - оно панически стучало, будто предчувствовало опасность.
        Рудак повернулся к нему лицом.
        Колосов вовремя успел всадить в него шприц.
        Всё было сделано внезапно и быстро.
        У Рудака от неожиданности и изумления расширились глаза, они сразу приобрели холодный блеск ненависти. Он разъярённо прокричал:
        - Ты! Что ты тут делаешь?! Колосов, что за приколы, где Анжелика?!
        Колосов не мог скрыть своей удовлетворённой улыбки, говоря:
        - Она скоро придёт, Александр Николаевич. Знаете, я восхищаюсь вами, искренне. Вы настоящий герой-любовник.
        Слова, сказанные с издёвкой и иронией, задели его. Сжав кулаки, он двинулся на Колосова.
        Не поворачиваясь к нему спиной, Колосов стал отдаляться от него, продолжая ехидно улыбаться и всё ещё держа шприц в руке.
        Достав любимую сигару начальника, под взгляд ещё большего изумления Рудака, Колосов поджёг её от двух спичек, которые потушил туфлей, издевательски бросив их перед этим на ковёр. Он сделал это демонстративно, приманивая Рудака кивком головы.
        Тот, брызгая слюной, в бешенстве продолжал кричать, голос стал приобретать жалостливые оттенки.
        Тело Рудака покачивалось из стороны в сторону, словно он был на корабле.
        - Что за чертовщина, что ты со мной сделал?! - Рудак кричал, задыхаясь с выпученными глазами, затем достал мобильный и стал набирать номер.
        Колосов отреагировал мгновенно - одним ловким ударом он выбил из дрожащих рук Рудака телефон.
        - Это всё ты, теперь я всё понял. - Шипя как змея с вытянутой шеей, Рудак одним прыжком попытался настигнуть Колосова, но упал на колени, словно подкошенный.
        Глаза Рудака были полны ужаса и мокрые от слёз. Поднимаясь, он громким страдальческим голосом прокричал:
        - Сволочь, что ты с ней сделал, мерзавец?! Если с ней что-нибудь случится, я тебя из преисподней достану…
        Колосов продолжал ему улыбаться и в ответ молчаливо помахал рукой.
        Рудак в ту же секунду упал без чувств на свой любимый персидский ковёр, а следом за ним слетел пепел с тлеющей кубинской сигары в руке Колосова.
        Ликование мастера восковых фигур не имело предела.
        «Всё ушло в дым», - подумал он, удовлетворённый прошедшим событием.
        Теперь оставалось последнее. Положив бессознательное тело Рудака на письменный стол, Колосов проследовал в его кабинет и оказался рядом со шкафом, где находился голем - точная копия Рудака.
        На нём был надет строгий, классический костюм с белой рубашкой и чёрным галстуком - самый идеальный наряд для нынешней обстановки.
        Через некоторое время Рудак и его копия лежали рядом друг с другом на письменном столе, и Колосов готовился к обряду трансформации. Для этого ему понадобилась кровь.
        Взяв в руки большой нож, он острием провёл по внутренней стороне ладошки Рудака. Из ровно вырезанной раны потекла кровь. Сжав его руку в кулак и подставив под рану небольшую чашку, он принялся её наполнять.
        Закончив с кровавой процедурой, Колосов взял со стола приготовленные восковые руны и положил их рядом с телами.
        Прочитав заклинание на древнем языке, он выплеснул кровь Рудака из фарфоровой чашки на его восковую копию. У голема была открыта грудь. На месте, где должно быть сердце, Колосов растёр кровь.
        Отойдя в сторону, он повторил слова заклинания и стал выжидать.
        - Неужели ничего не получится?! - Схватившись за голову, Колосов опустился под стол и с безразличием и отрешённостью смотрел на струю дыма, исходящую от тлеющей кубинской сигары, оставшейся в пепельнице на журнальном столике. Он задумался.
        Этот дым - единственное, что сможет скрыть его явное поражение.
        Ему было очень трудно это признавать, но он проиграл.
        Только ему стоило так подумать, как тишина кабинета нарушилась упавшим со стола тяжёлым предметом.
        Колосов резко встал и отбежал.
        Вслед за этим со стола спустилась сначала одна, а затем и вторая полусогнутая нога.
        - Свершилось! Великие боги, свершилось! Неужели, ты ожил?! - кричал он в беспамятстве, падая на колени.
        Он почувствовал, как вся энергия внутри его тела стала выплёскиваться наружу сильным потоком.
        Его руки задрожали, и он истерично заплакал, продолжая кричать:
        - Я отомщу!
        Неожиданно у него потемнело в глазах и следом вытошнило. Когда он поднял свё лицо, то увидел перед собой созданного голема с мертвецки-бледным оттенком кожи.
        Восковой двойник перевёл на него свой пустой взгляд. Колосов кивнул в ответ, принимая мысль о том, что, вполне возможно, голем его слышал и даже понимал.
        Медленно повернувшись, он отыскал под столом свой рюкзак и достал из него две старые книги по планированию и управлению, заранее подготовленные для этого эксперимента. Открыв одну из них, он начал водить пальцем голема по буквам и строчкам, при этом читая вслух несколько строчек.
        У него кружилась голова и хотелось пить. Он прикусил кончик языка до крови, боясь отключиться и потерять сознание.
        Робкие слёзы стекали по худым щекам, и под бешеное биение собственного сердца Колосов слышал внутреннее ликование. У него перехватило дыхание, и на висках появились капли холодного пота.
        Он не заметил, как книга оказалась у голема, который взяв её из рук создателя, стал предпринимать попытки самостоятельного изучения.
        Внезапный женский крик разрядил пугающую тишину:
        - Котик, ты где?!
        Колосов попытался резко подняться с ковра, но как только он оказался на ногах, в голове его потемнело, и он камнем рухнул перед туповатым лицом голема.
        Восковой двойник тем временем продолжал водить пальцем по строчкам книги.
        Колосова лихорадило, и он, предпринимая усилия, наконец оказался около стола и, ухватившись за ножки рядом стоящего кресла, приподнялся и сел в него.
        Его сильно беспокоило состояние собственного организма. Колосов не знал, что с ним происходит, - казалось, что он умирает. Щуря глаза, он наблюдал за своим созданием, которое в этот момент продолжало сидеть как маленький ребёнок на ковре и водить пальцами по книге. Сквозь глухую тишину музея прорывался стук каблуков по мраморной лестнице, звенящих словно копыта. Анжелика вовремя пожаловала. Оставалось самое трудное.
        Тем временем женский голос раздавался всё ближе:
        - Мусик, ты здесь?
        Колосов, закрыв глаза, медленно стал сползать с кресла. В одно мгновение, испуганно озираясь по сторонам словно загнанный зверь, он спрятался под письменный стол.
        Всё пошло не так, что же делать.
        Он запаниковал.
        Голос Анжелики послышался уже у самой двери.
        Вспомнив, что тело настоящего Рудака находится на столе, Колосов потянул того за ноги и спустил к себе.
        Дверь внезапно распахнулась.
        - Мусик, вот где ты, так и знала, что найду тебя именно здесь. Почему ты молчишь? Как ты оказался на полу? Тебе плохо?
        Она подошла совсем близко к голему, который продолжал изучение книги, не обращая на её слова никакого внимания.
        - Саша, что случилось? Объясни, я не понимаю. Почему ты молчишь?
        Колосов пригнулся ниже и посмотрел на происходящее.
        Анжелика гладила голема по лицу и непонимающим взглядом смотрела в его бесчувственные глаза.
        - Хорошо! Если ты так хочешь, я уйду! - Оттолкнув от себя голема, она резко поднялась и, грозно хмурясь, с блестящими влажными глазами направилась обратно к двери. Она повернулась и злобно добавила:
        - Я не дура и всё поняла. Мог бы и в более простой форме бросить меня, подонок. Ненавижу тебя, будь ты проклят!
        Она повернулась и собиралась уже выйти, как неожиданно закричал Колосов. Анжелика опешила.
        Она изумлённо посмотрела на стол, затем на голема и вдруг развернулась и направилась резким шагом к столу.
        - Кто там у тебя?
        Колосов приготовился. Голем молчал.
        Анжелика не успела понять, в чём дело: пока она обходила стол, её сбили с ног и повалили на живот. Она успела крикнуть, но Колосов сразу же ударил её пепельницей по затылку. Любовница Рудака потеряла сознание и оказалась рядом со своим возлюбленным. По её красивому лицу стекала кровь.
        Колосов поднялся и, еле перебирая ногами, направился к голему. Взяв того за руку, он подтянул его к телам Рудака и его любовницы и, вытащив из рюкзака верёвку, стал завязывать им руки и ноги. Голем, наблюдая за ним, стал делать то же самое.
        - А теперь мы попробуем оживить и твою подружку. - Колосов посмотрел на голема Рудака и, выйдя из кабинета, направился в мастерскую. За ним проследовал его восковой слуга.
        Опасность происходящего подзарядила его новой энергией. Он истерично смеялся и шутил с восковым големом, как с лучшим другом. Они вытащили тела Рудака и Анжелики из кабинета и спустили их в мастерскую.
        Прошёл примерно час с того момента, как Анжелика потеряла сознание.
        Когда она пришла в себя, щурясь от включенных ярких ламп, то неожиданно поняла, что привязана к столу. Она попыталась сдвинуться, но руки и ноги были накрепко стянуты веревками, во рту был кляп. С сильнейшим ужасом в глазах она крутила головой по сторонам и когда увидела рядом с собой тело Рудака, ещё больше затряслась в паническом припадке и громко замычала.
        Из окон недавно открывшегося музея восковых фигур Александра Рудака глубоко в полночь прозвучал истошный женский крик. Он вылетел и заглох в уличной канаве. От этого крика во сне даже перевернулся с боку на бок мертвецки пьяный сторож Кузьмич.
        Рудак открыл глаза, и его взору предстала страшная картина - перед ним его двойник хладнокровно заматывал в плёнку труп его возлюбленной Анжелики.
        Не веря собственным глазам, он попытался закричать, но у него ничего не вышло. Рудаку было тяжело дышать, грудь была сильно сдавлена. Прокряхтев, он поднял голову и в этот момент увидел, что его собственное тело заворачивает в такую же плёнку, и кто… это была Анжелика…
        Истерично тряся головой, Рудак не успел ничего понять, потому что его двойник, закончив со второй Анжеликой, подошёл к нему.
        Ужасная картина, словно зеркало, отражающее страшную смерть этого человека. В испуганных человеческих глазах застыла невинность и раскаяние несчастной жертвы. Голем стал обматывать голову настоящего Рудака пленкой.
        Он даже и не успел подумать о том, чтобы как-то воспротивиться этому. Рудак задохнулся.
        Когда дело было закончено и големы закинули тела Рудака и Анжелики в багажник нового рудаковского БМВ, Колосов включил радио. На ночной станции играл транс. Как только големы уселись на задние места, машина тронулась.
        Глава 11
        - Вы проведёте нас и получите ещё два сундука золота, - сказав это, Ганнибал внимательно посмотрел на низкорослого мужчину-варвара, ибера по происхождению, который в этот момент с жадностью ощупывал золотые кубки, монеты и прочие украшения из открытого перед ним сундука.
        - Мы согласны помочь вам. - Оторвав свой алчный взгляд от сокровищницы, главарь варваров смачно плюнул себе под ноги, после чего с нескрываемым удовольствием протёр свою широкую грязную ладонь о висячую на плече лисью шкуру и протянул её с хитрой улыбкой Ганнибалу.
        Ганнибал не стал протягивать варвару своей руки в ответ, посмотрев на того грозным взглядом, полным презрения.
        - У нас нет времени на привалы, поэтому выдвигаемся прямо сейчас, - произнеся это, он махнул углом своей длинной накидки и повернулся спиной к варвару. Не оглядываясь, Ганнибал зашагал в сторону горной рощи.
        Окинув хитрыми глазами вышки деревьев, главарь иберов, говоря что-то своим людям, направился вслед за Ганнибалом в самую глубь рощи. Карфагенское войско продолжило за ними шествие.
        Всю дорогу Барка молчал, он то и дело переводил свой обеспокоенный взгляд на Магона, на главаря варваров, будто просматривал в своём мозгу различные сюжеты предстоящей схватки.
        Магон понял взгляд своего брата и, с присущим ему природным чутьём, ощутил опасность. Поравнявшись с конём Ганнибала, он с обеспокоенным взглядом неожиданно достал из ножен свой меч, говоря:
        - Что-то здесь не так, брат, я чувствую обман.
        Он не успел договорить, потому что в эту же самую секунду, рассекая воздух со скоростью молнии, в его лошадь вонзилась стрела. Бедное животное, истошно заржав, встало на дыбы и попыталось скинуть всадника.
        Со всех сторон посыпались стрелы, и несколько благородных воинов Карфагена упали замертво, не успев даже среагировать на внезапную атаку.
        Отовсюду пронеслись крики:
        - Засада!
        - Предательство!
        - Уничтожить всех, без пощады!
        Вопя, Ганнибал проскочил на своём коне небольшой ров и успел кинуть копьё в пробегающего между деревьев варвара.
        Всадники в подобной ситуации были совершенно бессильны, только идущие следом за ними пращники и лучники сумели вовремя среагировать. Правильно сгруппировавшись, они нанесли ответный удар, и следующий поток стрел приняла уже наступательная сторона.
        Профессионализм и опыт воинов Ганнибала уже через несколько минут сломили устроенную дикими варварами засаду. Неожиданно появившись, они так же быстро скрылись в лесу, оставив своих неудачливых товарищей умирать под сильными ударами разгневанных и освирепевших карфагенян.
        Ганнибал сидел на корточках и держался обеими руками за лицо. Крики умирающих сопровождались звуками рвущейся человеческой плоти, не успевших убежать варваров убивали, вонзая в их тела острые фалькаты.
        - Брат, вот этот предатель…
        Магон, с окровавленным лицом и руками, вытолкнул вперёд к центру войска раненого главаря иберов.
        - На колени! - с таким криком Магон, ещё раз толкнув варвара, взял его за длинные седые волосы и приставил к старческой шее острый клинок.
        Ганнибал поднялся с корточек, и все увидели его свежую рану на правой щеке.
        - Памятная метка варварского гостеприимства, - сказал он, вытирая кровь платком.
        - Позволь мне убить его, брат!
        Магон закричал, и лезвие его клинка слегка дёрнулось.
        Ганнибал подошёл ближе к проводнику-предателю. Смотря на того, как на корм для оголодавших псов войны, он ответил серьёзным тоном:
        - Если он захочет жить, то покажет нам дорогу. У него нет иного выбора. Иначе смерть.
        Магон возмутился:
        - Он нас опять обманет!
        Ганнибал посмотрел на белоснежные вершины Альп.
        - Сейчас он, может, и готов к смерти, но уже через некоторое время захочет жить, и ему придётся принять наши условия.
        Нагнувшись над окровавленной головой варвара, он сказал ему:
        - Если ты покажешь нам дорогу, то мы оставим тебя в живых и отпустим на волю.
        Убрав по приказу свой клинок, Магон недовольно толкнул старого варвара, тот, схватившись за горло, закашлял и еле слышно пробормотал:
        - Согласен…
        - В дорогу! - громким и властным голосом крикнул Ганнибал, отталкивая ногой от себя ибера и поворачиваясь к своему войску.
        Магон проследовал за ним, говоря:
        - Брат, перед походом нужно будет сделать небольшой привал и пополнить провизию. Предлагаю выдвигаться с утра.
        Ганнибал согласился с братом:
        - Ты, как всегда, прав, Магон. Сейчас мы устроим привал, а на рассвете начнем подъём в горы.
        Впервые за долгое время он посмотрел в упор на своего родного брата, кивнув в знак одобрения головой. По-отечески улыбнувшись, повернулся к сверкающим вдали вершинам гор. Рана на его лице продолжала кровоточить.
        Магон заметил это.
        - У тебя сочится рана, позволь мне послать за нашими целителями.
        Но Ганнибал будто не слышал его:
        - Мы сделаем это, и никто и ничто этому не помешает, - произнеся эти слова, он повернулся в сторону войска и дал приказ разводить ночные костры.
        Выпуская пар изо рта, он добавил:
        - Теперь по ночам будет очень холодно.
        Сделав на щеке некое подобие повязки, Ганнибал взял глиняный сосуд в руки и отпил несколько глотков вина.
        Тлели костры, и дым, исходящий от них, как будто скрывал тёмное ночное небо своей завесой тайн и загадок.
        Наступил рассвет, войско Ганнибала стало собираться.
        Лучи утреннего солнца пробивались через верхушки деревьев. Это осеннее хмурое утро напомнило солдатам об их домах.
        Уже к полудню войска карфагенян прошли сквозь опасное ущелье в горах. По единственной узкой тропинке продвигалась пятидесятитысячная армия со слонами, повозками и легковооруженной конницей.
        За всё время пути Ганнибал действовал как настоящий лидер, каждый раз при возникновении опасной ситуации он легко находил решение.
        За время перехода через Альпы рана на его щеке загноилась, и на всевозможные уговоры Магона остановиться, чтобы немного передохнуть, он отвечал резким отказом.
        Магон несколько раз пытался усмирить сумасшедший напор старшего брата, который продолжал подгонять своё войско, проскальзывая рядом со строем, тем самым всячески стараясь приободрить уставших солдат.
        После первой же остановки выявилось несколько дезертиров. Видя, как заметно уменьшается его войско, Ганнибал стал давать выбор каждому: или быть верным своему военачальнику и продолжать путь с ним, или же принимать позорную смерть.
        Простые правила строгой военной дисциплины.
        - Ни шагу назад! Отступают только трусы, позади остаются только мёртвые! - так кричал он ослабевшим и оголодавшим, не привыкшим к холодному климату людям и животным.
        Он высоко поднимал подбородок, сверкая обезумевшими глазами.
        - Впереди нас не только горы, но и победа над ненавистным Римом. Сыны Карфагена во славу Мелькарта не могут делать шаг назад и чего-то ждать. Они должны смотреть только вперёд, в лицо самой опасности, ради великой цели. Поверьте мне, у нас всё получится, и Рим падёт на колени перед нашей непреодолимой силой.
        Воины преданно смотрели на своего полководца, подняв вверх фалькаты, повторяли за ним:
        - Во имя Баала и Мелькарта, за Карфаген!
        На третьи сутки пути перед войском возникло препятствие - горной породой был завален проход между скал.
        Воины остановились, не зная, что им делать дальше. Среди рядов уже начинали перешептываться между собой, что это знак богов и что на этом великий поход против Рима окончен.
        Ганнибал, выйдя вперед, оценил всю сложившуюся ситуацию. Он приказал обложить камни сухими ветками, облить вином и поджечь.
        По его приказу на завале был разведён огромный костёр.
        Люди с интересом наблюдали, как под сильным давлением огромные валуны начали покрываться трещинами и осыпаться - несколько камней с треском раскололись на несколько мелких кусков, благодаря чему появился узкий проход.
        Воины возликовали, и Ганнибал впервые за долгое время улыбнулся.
        - Проход свободен, можем продолжать путь, боги на нашей стороне, - сказал он, и войска продолжили переправу.
        Улыбался он своей очередной победе, но в глубине его души затаился страх.
        Где-то он уже видел подобную картину, его уже выручало вино, сухие ветки и огонь.
        Это был сон, который однажды приснился Ганнибалу, и теперь он в точности по своему сюжету сбывался. Так или иначе, но Барка, встретившись лицом к лицу с проблемой, незамедлительно нашёл выход из сложившейся ситуации. Благодаря этому его люди ещё раз поняли, что их военачальник - посланник богов, и всё произошедшее для них было сравнимо с чудом.
        Именно после этого события Ганнибал впервые в жизни стал сомневаться в своей идее. Неожиданно для себя он узнал, что боги отслеживают каждый его шаг, видят любое действие. Его пугали суровая действительность и неизвестность в будущем, которые он никак не мог обойти стороной. Переводя испуганный взгляд на Магона, по-прежнему улыбаясь, он как будто передавал последнему свои переживания.
        Магон всё это видел, подойдя ближе, он спросил:
        - Брат, что с тобой происходит?
        Ганнибал, ожидая вопроса, ответил:
        - Любимый брат мой, Магон, помнишь ли ты предсказателя - слепого жреца Магула? Что, если он оказался прав, и мы действительно проиграем?
        Магон чуть не споткнулся.
        - Мы не проиграем, брат, боги помогут нам.
        Опустив глаза, он сказал:
        - Я всю свою жизнь очень серьёзно относился к предсказаниям, но согласившись пойти с тобой в этот сумасшедший поход, понял одну простую истину, - что это, возможно, и есть моё главное предназначение в жизни. Заключается оно именно в том, чтобы пройти этот тяжёлый путь вместе с тобой, мой брат. Если будет нужно, то я отдам свою жизнь только потому, что верю. Ты, брат, станешь величайшим полководцем всех времён и народов. Имя Ганнибала из семьи Барки будет жить вечно, так же как имя бога.
        - Спасибо за твою веру, Магон, - сказав это, Ганнибал крепко обнял своего младшего брата.
        К концу четырнадцатого дня воины Ганнибала завершили свой спуск, который оказался тяжелее подъёма.
        Обессиленные, изнурённые походом люди оставляли своих умирающих товарищей по дороге, без захоронения и похоронных ритуалов. Несколько телег с провизией скатилось в пропасть, поэтому при спуске у некоторых появилась ещё одна проблема. Помимо сильного холодного ветра и обвалов пришёл страшный голод.
        Карфагеняне убивали собственных лошадей, при этом почти не разводили костров и устраивали незначительные привалы.
        Уставшие и озлобленные люди, уже напоминавшие собой зверей, с жадностью накидывались на свежее сырое мясо.
        Всего пять привалов, три часа на сон, посменное дежурство - это была жестокая проверка на стойкость, которую выдержали немногие. Для людей, оставшихся в живых, уничтожение Рима стало не просто целью, а частью их жизни.
        В суровых условиях воины Карфагена стали обезумевшими фанатами великой идеи своего предводителя, эти люди перешли грань и с нетерпением ждали последнего кровавого боя.
        Предвкушая встречу с римлянами, они стали похожи на хищников. Им больше нечего было бояться, они ждали этого момента как избавления - как дети ждут игр.
        Из шестидесяти тысяч солдат с гор спустилось около тридцати. Именно эти, оставшиеся в живых, закалённые пятнадцатидневным походом через Альпы воины составляли основную мощь всего войска Ганнибала в дальнейших битвах.
        - Отправь наших разведчиков в ближайшие поселения, сейчас нашим солдатам нужен отдых, и не мешало бы пополнить провизию. Джиска, узнай, насколько близко подошли к нам римляне, ведь несмотря на усталость, нам нужно быть готовыми к битве.
        Ганнибал отдавал приказания, сидя верхом на коне, затем вместе с Магоном начинал осмотр оставшихся воинов.
        В тот же вечер карфагенян приютила небольшая галльская деревня, в которой расположилась пятитысячная армия варваров во главе с галльским вождём Тиджернаком.
        - Мы готовимся дать бой наступающей армии Рима, и нам нужны провизия и воины. Нам известно, какую ненависть вы испытываете к римлянам, поэтому предлагаем нам воссоединиться против нашего общего врага.
        Отпив глоток вина, Ганнибал внимательно посмотрел на рыжеволосого галла.
        Он продолжил:
        - Помогите нам в бою, римляне уже оповещены о моем переходе через Альпы, они хотят меня остановить как можно скорее. Мы не собираемся сдаваться, пусть и уступаем по силам нашему противнику. Нашей величайшей целью является дойти до ворот самого Рима, и мы сделаем это, убьём этих недостойных крыс во имя свободы нашего народа. Вы нам поможете?
        Рыжеволосый галл задумчиво молчал и почему-то смотрел на Магона, который сидел рядом со своим старшим братом. Осушив одним залпом стакан карфагенского вина, варвар резко расхохотался, так что капли стали разлетаться с его рыжей бороды в разные стороны.
        Ганнибал и Магон злобно переглянулись.
        В это время галл, вытерев бороду рукавом своей оленьей шкуры, прекратил смеяться и принял совершенно серьёзное и немного диковатое выражение лица.
        - Мы давно воюем против Рима и знаем силу нашего противника. Римские полководцы постоянно совершенствуют свою тактику ведения боя, у них слишком мощная армия и много союзников. Вы со своей обезумевшей шайкой не сможете им противостоять, даже если мы вам поможем. Публий Сципион - он же великий понтифик Сената, со своей двадцатитысячной тяжеловооруженной армией находятся в двух днях пути от нашей деревни. Вторая сорокатысячная армия с тяжёлой римской пехотой, под командованием капитана Семпрония Лонга, движется за ними, для воссоединения войск. Вам не одолеть их, даже если все ваши боги будут помогать вам в этом.
        Поленья в костре с треском разгорались всё сильнее, будто кто-то невидимый подливал вино в огонь.
        По лицу Ганнибала пробежали тени от костра. Бросив взгляд на нахмуренного Магона, он резко встал, затем, поправив своё оружие, сказал рыжебородому напоследок:
        - Вы в нас не верите. Что же, это ваше право, за провизию и наёмников мы заплатим золотом. Я чувствую запах приближающихся римских солдат, они воняют, как одна большая жирная свинья. - Сказав это, Ганнибал, с присущей ему благородной выправкой, покинул вечернее собрание. Магон, а за ним и Джиска с Магарбалом - его верные сподвижники, держа руки на клинках своих фалькат, резким шагом бесцеремонно покинули трапезничающих у костра длинноволосых галлов.
        - Магарбал, что у нас со слонами? - Ганнибал спрашивал у своего начальника кавалерии, идя вперёд и не оборачиваясь.
        - Слоны плохо пережили наш переход через горы, у нас осталось около восьми животных, но они ещё не полностью акклиматизировались, поэтому в ближайшей битве они практически бесполезны.
        - Около восьми? Нам нужно срочно дать бой Публию, не дожидаясь его слияния с Лонгом.
        Ганнибал тут же отдал приказание военачальнику пехоты:
        - Магон, прикажи воинам отдыхать, послезавтра предстоит битва: мы устроим её в низменности местной реки Тицин. Заманим римлян в ловушку, так как они хуже нас знают местность. Завтра нужно вновь послать разведчиков на точный осмотр спуска к реке.
        Ганнибал резко остановился и, жадно вдохнув осенний воздух, продолжил свою речь:
        - Этой победой мы докажем трусливым галлам, что римляне не бессмертны и что наши боги действительно нам помогают, пусть они все увидят нашу мощь. Время пришло.
        Стоящие поодаль его верный друг и двое братьев наблюдали странную картину - Ганнибал, закрыв глаза, с раздувающимися от волнения ноздрями, поднял руки кверху, и в этот момент неожиданно поднялся сильный ветер.
        На следующий день Ганнибал начал проверять своих воинов перед предстоящей битвой. К тому моменту местность была полностью изучена Магоном, Магарбалом и двоюродным братом Баркидов - Джиской. Посовещавшись, они решили прибегнуть к тактике внезапного нападения.
        Были наняты отряды галльских лучников, два отряда свободной варварской кавалерии и отряд легкой пехоты.
        Всё было готово к битве. Капкан, приготовленный для римлян, должен был скоро захлопнуться.
        Войска карфагенян решили поджидать врагов в низине реки По, находящейся между реками Сосны и Тицин.
        Путей для отхода римлян было всего два: либо через реку, что представляло бы для нихчрезмерную опасность, либо вдоль неё, но для этого могла понадобиться помощь быстрых всадников-нумидийцев.
        - Свинья, угодив в капкан, будет хрюкать до последнего, - отшучивался Магарбал, следуя за Ганнибалом и отсчитывая готовность конницы к бою.

* * *
        В ночь перед битвой Ганнибал спал очень плохо.
        Когда он всё же заснул, то увидел странный сон. Он оказался на горной тропе, посреди которой росло огромное дерево, по своему виду напоминающее огромный фонтан. Вместо листьев у дерева были язычки пламени, вместо веток - яркие лучи огненного потока.
        Сильный ветер подхватывал и разносил по сторонам огненные искры с дерева, они летели прямо в Ганнибала, обжигали его лицо, шею, руки.
        Он кричал, но вокруг была полнейшая тишина, он звал свою возлюбленную, которая сидела на вершине дерева.
        - Эминола! - Ветер уносил вдаль его крик.
        Ганнибал кричал всё сильнее, но вокруг по-прежнему царила тишина - всё пространство вокруг словно утопало в ней. Он не слышал собственного голоса. В это время волосы девушки сплелись с огненными язычками пламени, из её глаз потекли слёзы - они падали на ствол огненного дерева и испарялись.
        Из глаз Ганнибала градом полились слёзы с блеском охватившей его неистовой ярости.
        - Эминола! Нет! - Он кричал, надрывая голосовые связки, казалось, они лопались из-за большой температуры пламени огня.
        Он больше не мог терпеть. Упав на колени и закрыв лицо руками, он зарыдал.
        - Прошу… Эминола, вернись…
        Он чувствовал, как обжёг левый глаз - один из отскочивших язычков пламени попал в него. Глаз испепеляло изнутри, и он чувствовал невыносимую боль.
        Открыв другой глаз, Ганнибал увидел, что его руки были в крови.
        Посмотрев на корни дерева и резко закричав, он отскочил в сторону.
        У самых корней лежали жертвенные кубки, из которых наверх быстрыми потоками лилась красная жидкость, похожая на вино.
        Ветер доносил до Ганнибала шёпот знакомых ему людей, его лицо обжигало огнём, появлялись волдыри и сильные ожоги.
        - Боги предупреждали тебя, что, если ты не остановишься, ты уничтожишь Карфаген и весь мир! - громко произносил голос жреца.
        - Согласившись с тобой на этот сумасшедший поход, я понял, что моё предназначение - пройти этот путь вместе с тобой, и если надо, то отдать за это свою жизнь, - произносил следом голос Магона.
        - Зачем тебе Рим? Испании нужен сильный властелин, который сможет защитить её земли. Ты нужен Испании, ты нужен мне, - теперь звучал голос его жены Эминолы.
        Ветер продолжал доносить до его слуха слова из его прошлого:
        - Вся наша жизнь, как дерево. Если у тебя не будет великой цели, то ты никогда не сможешь удержать эту землю корнями. Воин сомневается и размышляет до того, как принимает решение. Но когда оно принято, он действует, не отвлекаясь на сомнения, опасения и колебания, - так говорил ему голос его отца Гамилькара.
        - Впереди ещё миллионы решений, которые предстоит принять, - молвил неизвестный ему голос, которого тут же, как и всех остальных, подхватывал ветер и уносил вдаль.
        Последний голос привёл Ганнибала к полнейшему безумию.
        - Я хочу, чтобы она вернулась…
        Не выдержав последней фразы, протягивая руки к девушке, он упал в горящую огненными бликами кровь, бурлящую в чаше корней дерева-фонтана.
        Неизвестный голос шёпотом произнёс последнюю фразу, и она обрывками осталась в ушах обезумевшего Ганнибала.
        Но сон не закончился.
        Неожиданно боль утихла, и Барка стал чувствовать лёгкие потоки морского бриза.
        Открыв без усилий оба глаза, он увидел над своей головой огромную бабочку. Она раскрыла свои большие фиолетовые крылья, словно красуясь.
        - Я хочу, чтобы она вернулась, - повторял последнюю фразу Ганнибал, и в этот момент тёмные крылья бабочки полностью завладели его подсознанием.
        Открыв глаза, Ганнибал протёр влажное от холодного пота лицо, вдыхая долгожданный глоток прохладного ночного воздуха.
        - О, величайший Баал, хранитель неба и земли, помоги мне захватить Рим и пережить этот кошмар, - шептал он, умывая лицо холодной водой.
        Встав и надев накидку, он покинул шатёр.
        Раннее утро бодрило свежестью. Вокруг словно мягкой периной расстилался туман.
        В воздухе витала холодная умиротворённость, ничем не схожая с запахом предстоящей кровавой битвы.
        Магон незаметно подошёл к Ганнибалу со спины. Пристроившись рядом, он начал активно протирать опухшие от недосыпа глаза. После, всматриваясь в утробу рассвета на горизонте, он промолвил:
        - Я много думал сегодня ночью. Брат, хочу сказать тебе о том, что наш отец Гамилькар гордился бы своими сыновьями только потому, что мы, как настоящие потомки богов, действовали в полную силу и не отказались от своей святой идеи. Я уверен, что наш величайший поход прославит род Барки и империю Карфаген на многие тысячи лет вперёд. Возможно, суеверия поменяются, изменятся облики и имена богов, города и армия. Многое преобразится, но неизменной останется светлая любовь к своей семье и родине - это будет жить вечно, и мы будем тому ярким доказательством. Спасибо тебе, брат, что дал мне величайшее право сопровождать и оберегать тебя.
        - И тебе спасибо, Магон, за верность. - С улыбкой, полной самых нежных братских чувств, Ганнибал обнял младшего брата.
        В шатер зашёл Магарбал и доложил, что главный разведчик вернулся с новостями.
        - Ганнибал, римские войска заняли оборонительную линию. Их гарнизоны разместились в небольшом галльском городке Таврин. Пехоты мало, в основном это наемники: около двух отрядов мечников, по двести голов в каждом, три отряда варварских лучников по сто голов и два отряда по восемьдесят италийских союзников, лёгкие гоплиты и наконец, три отряда римской и варварской кавалерии. Всего получается около полутора тысяч голов в военном гарнизоне. Главнокомандующего зовут капитан Юлий Турцион, бывалый воин и солдат, но не очень хороший стратег. Это всё, что удалось узнать.
        Обдумав, Ганнибал перевёл взгляд с Магарбала на Магона и произнёс:
        - Значит, Лонг готовится в дальнейшем принять оборонительную сторону, а затем контратаковать нас, в то время как Публий Сципион, обойдя нас, вторгнется в Испанию и нападёт на наши войска уже там. Эти римляне наивны и глупы, раз полагают, что мы попадёмся на их уловки. Публий движется нам навстречу и находится примерно в трёх днях пути от Таврина, римляне надеятся сдержать наш натиск до воссоединения их войск. Мне кажется, Магон, мы должны доказать глупым варварам, что римляне - не боги и скоро навсегда потеряют свою власть на этих землях. Каждый клочок земли, который мы отвоюем, - ещё один шаг навстречу нашей великой цели.
        - Как же будем действовать, брат? - спросил Магон.
        Ганнибал нарисовал прутом на тонкой дощечке с разноцветными камнями и песком их дальнейшую стратегию.
        - Пробив оборонительную стену поселения, мы пошлём внутрь нумидийскую конницу, которая атакует римскую. В ответ на это они пошлют галлов-наёмников. У самой стены галлов атакуют наши пехотинцы-иберы. Самая главная задача - вытащить их войска за линию города, к самим стенам. Тут они будут уязвимы, а варвары не смогут долго слушаться приказов, у этих диких воинов отсутствует дисциплина, и это пойдёт нам на пользу.
        Прерывая разговор, к Ганнибалу и Магону подошёл Джиска. Рядом с ним шёл седовласый, крепкого телосложения галл.
        - Ганнибал, этот человек - командир галльских наёмников, которые находятся сейчас в Таврине и несут службу у римлян. Он пришёл к тебе с предложением о союзе.
        Варвар поклонился и посмотрел на Ганнибала мудрым старческим взглядом, затем, откашлявшись, начал свою речь:
        - Приветствую, достопочтенный воин из величайшего рода Барки. Меня зовут Синнтигэрн, я пришёл просить, чтобы ты принял мои отряды в свои ряды. Мои воины уважают тебя больше римлян, поэтому если ты согласен, то в этой битве мы просто уйдём с поля боя для того, чтобы доказать тебе своё уважение, не нарушив при этом договора с римлянами, чтобы это не выглядело как предательство.
        - Это всё равно будет предательством, вы наёмники, и вы не исполните приказ. Откуда мне знать, что вы, предав римлян, впоследствии так же не поступите со мной? - грозно нахмурив брови, ответил Ганнибал.
        Синнтигэрн, качая головой, поклонился и затем, покорно подняв голову, сказал:
        - Понимаю твою обеспокоенность, но я лично клянусь тебе в том, что мы не предадим тебя. Мы работаем за деньги, но при этом наше право выбирать того, кому мы присягаем в верности. Рим издавна был нашим общим врагом, и поэтому мы предлагаем вам свои услуги.
        После слов Синнтигэрна наступила минутная тишина, Ганнибал подумал и наконец, подняв свои задумчивые глаза, ответил:
        - Враг нашего врага - наш друг.
        Услышав эти слова, седовласый галльский богатырь добродушно улыбнулся.
        Ганнибал окинул взглядом своих военачальников.
        - Тактика меняется…
        Подойдя к улыбающемуся галлу, он протянул тому руку со словами:
        - Вы не вмешиваетесь в эту битву, но при этом римляне должны быть уверены в вас до момента, когда в Таврин вбегут наши нумидийские всадники. Вы сделаете вид, что исполняете приказ и идёте в наступление, но при этом вы просто выйдете за ворота, обогнув город, зайдёте с тыла, где ударите в момент нашей атаки римлянам в спину. В войне против такого противника, как Рим, нужно использовать любые способы ради победы. Вы готовы принять такие условия?
        На момент улыбка исчезла с лица Синнтигэрна, остановив свои светло-зелёные глаза на Ганнибале, он принял протянутую руку.
        - Ваш приказ будет исполнен.
        Ещё раз улыбнувшись, Синнтигэрн поклонился и вышел из шатра карфагенян.
        Ганнибал приготовил хитрую ловушку для римлян.
        Его план был великолепен - галлы действительно ненавидели римлян, и поэтому он верил, что они не предадут и не подведут его в бою.

* * *
        Через несколько часов иберийская пехота Ганнибала под потоками стрел римских лучников тараном выбила крепостные ворота Таврина.
        Нумидийские всадники с дикими криками молнией влетели на вражескую территорию, всё было разыграно по продуманному сюжету. Услышав приказ преследовать конницу, около трёхсот галльских всадников вместе с двумя отрядами лёгкой пехоты застрельщиков вышли за стены Таврина и начали огибать город вдоль стены, направляясь к южным дальним воротам. Эти самые ворота открыл сам Синнтигэрн, похожий в этот момент на молодого галльского воина с голым торсом, распущенными длинными волосами и красно-зелёной боевой раскраской на теле.
        Римляне были схвачены врасплох, не успев понять, что произошло.
        Пустив на нумидийскую конницу своих римских всадников, они внезапно ощутили удар со спины от собственных наёмных варваров, ещё недавно стоявших в их рядах.
        Это был час кровавой резни - схваченные врасплох римляне отбивались из последних сил, словно попали в острую пасть капкана.
        Оставшиеся в живых в панике бежали из города. Преследовавшие нумидийские всадники пронзали насквозь их своими острыми копьями. По приказу Ганнибала не трогали только италийских гоплитов - союзников Рима.
        Ганнибал ликовал:
        - Вот и свершилось, ещё на один шаг мы стали ближе к воротам Рима.
        Сразу за этим он отдал поручение своему брату:
        - Магон, пора доставать вино и готовить много мяса - сегодня мы празднуем нашу первую победу на этой земле. Мы устроим показательные бои на выживание среди пленных варваров. Пора закатить пир, солдатам давно нужна разгрузка, они это заслужили.
        Ганнибал, сверкая единственным глазом, громко рассмеялся.
        - Послезавтра мы с новыми силами встретим римлян на реке По, между реками Сессией и Тицином.
        Изобразив на песке тонким прутом линию и два квадрата рядом, обозначающие два отряда, Ганнибал объяснил всю простоту и гениальность тактики его боя своим приближённым.
        В тот же вечер карфагеняне совместно с галлами праздновали победу, разведя огромные костры прямо перед палатой верховных старейшин, находящейся на центральной площади города.
        Красивые галльские девушки танцевали перед костром, прикрывая свои светлокожие тела оленьими шкурами. На трёх вертелах большого костра крутились аппетитные кабаны, бочки с вином опустошались одна за другой.
        Сам Ганнибал вышел из шатра, встал перед своими захмелевшими воинами, под крики всеобщего приветствия поднял вверх кубок с вином и произнёс:
        - Сегодня, в этот поздний прекрасный вечер, я поднимаю свой кубок с вином за нашу победу, за нашу веру и за величие Карфагена…
        Задумавшись на мгновение, он посмотрел на тёмное небо, а затем продолжил:
        - За вас, братья мои, с нами сила богов! - Жадными глотками, словно настоящий дикарь, допив вино, он отбросил кубок в сторону под всеобщие воодушевлённые крики своих воинов.
        - Пришло время для боёв с участием пленных варваров, которые имели неосторожность встать на нашем пути.
        Ганнибал перешёл на крик:
        - Пусть же знают все, что Карфаген - это не надменный Рим, что мы даём шанс каждому, даже пленному врагу, заслужить право бороться за свою жизнь и свободу.
        В центр образовавшегося среди толпы круга вышли два пленника. Оба были крепкого телосложения, но с разным цветом волос.
        Один из них был рыжий, веснушчатый плотный паренёк с длинными волосами, очень напоминающий галла, второй был стриженый, с тёмным цветом волос и худощавого телосложения ибер со светло-коричневым цветом глаз.
        Им подкинули фалькаты, не теряя времени оба кинулись в атаку. Рыжеволосый галл долго и упорно атаковал мощными ударами, сокрушая со всех сторон своего противника. Ещё один удар, и он выбил меч у ибера, но стоило ему только замахнуться, как тот ударил его ногой в паховую область. Из толпы кто-то подкинул в сторону ибера острый кинжал. Азарт от битвы стал сильнее.
        Всё произошло за каких-то несколько секунд - ибер, словно дикая кошка, одним прыжком очутился рядом с врагом, и в следующий момент зрители увидели, как в нутро рыжеволосого галла по самую рукоять вонзился кинжал. От неожиданности он начал пятиться назад, схватившись за живот, и затем упал замертво.
        Так прошло несколько боёв, и в итоге трое оставшихся пленных, снискав симпатию толпы, получили долгожданную свободу и право на жизнь. Проходя мимо них, Ганнибал похлопал каждого по плечу, объявляя, что теперь они присягнут на верность Карфагену и вступят в состав его войска.
        Он взял кувшин с вином и дал отпить каждому из освобождённых пленных победителей по глотку. В этом и заключалась присяга карфагенского войска времён правления семьи Барки.
        Ночь пролетела быстро.
        Охмелевшие воины разбрелись по своим шатрам, в это время Ганнибал и Магон, вместе с Джиской, ещё раз осматривали карту местности, продумывая план сражения до мелочей.

* * *
        Весь следующий день воины Ганнибала готовились к битве, и в это время их главнокомандующий совершал обход войск. Особый интерес у него вызвала конница, в предстоящей битве основной упор делался именно на неё. К этому моменту ещё несколько отрядов варваров из соседних деревень присоединились к ним.
        Холодным утром 18 октября 218 года до н. э. войска Ганнибала, спрятавшись в прибрежных лесах, ожидали появления римлян.
        Смотря вниз со склона на низменность реки, Ганнибал наблюдал лёгкую дымку над водами реки По. Рядом с ним стояли Магон и с опухшим от вина лицом Магарбал.
        Под ногами чуть слышно протекал небольшой ручей. Нагнувшись и сев на корточки, Ганнибал зачерпнул руками родниковой воды и умыл лицо.
        По небу, обретая светлые тона, пронеслась небольшая туча, напоминающая большой фонтан, из которого объёмными потоками разливались по всем сторонам утренние полоски света, сменяющие тёмные сумерки. Это было чудеснейшее зрелище. Наблюдая за подобным чудом, Ганнибал прищурил свой единственный глаз и произнёс:
        - Небо - это любимый источник богов, их воронка жизни.
        Рядом с ним, кряхтя и охая, умывался ледяной водой Магарбал.
        - Мы сделаем всё от нас зависящее, - произнёс он, приглаживая мокрые волосы и надевая шлем.
        Через некоторое время римляне перешли реку.
        Они подошли к возвышенному плато, где начинался лес, в сторону расставленной карфагенцами засады.
        Ловушка сработала.
        Подав знак рукой, Ганнибал дал приказ Магарбалу нападать.
        Основной задачей карфагенян было застать римлян врасплох, что им удалось.
        Со страшным боевым кличем несколько конных отрядов атаковали римлян. Влетев в строй варварских наёмников, иберийцы стали пробиваться к триариям, к основному центру, вглубь оборонительной линии римлян.
        В этот раз варварские наёмники бились без особого желания, и уже в следующее мгновение их отряды пустились в бегство, оставив тяжёлую пехоту римлян.
        Центр обороны был пробит, и нумидийские всадники, будто ожидая этого, начали атаковать римскую конницу, которая предприняла попытку напасть с тыла на иберийцев. На помощь нумидийцам Ганнибал выслал несколько пеших отрядов наёмных галлов.
        Битва затянулась, и римским триариям почти удалось отбить внезапное нападение.
        Но затем, после двух удачных маневров, нумидийские всадники, вместе с вернувшейся кавалерией Магарбала, окружили римлян кольцом, зажав в тисках оставшихся римских всадников и тяжёлую пехоту. Римляне отбивались из последних сил, бежать было некуда - это был полный провал.
        Завершающим моментом битвы стало ранение Публия Сципиона, отряд которого, после двух неудачных попыток пробить клином кольцо окружения, бежал с поля боя. Воины Ромула подались в бегство, и только триарии - элита тяжёлой пехоты римлян, бились до последнего. Бежавшие лучники и застрельщики с криками падали от копий разъярённых нумидийских всадников.
        Раненого Публия Сципиона спас его сын Публий Сципион младший. Уже вдалеке он обернулся и встретился взглядом с Ганнибалом - они посмотрели друг на друга, и если лицо римского полководца излучало страх и ненависть, то лицо Барки было полно удовлетворения. Он вновь одержал победу над ненавистным врагом, и это было для него наслаждением.
        Небо оставалось такого же дымчатого цвета, битва закончилась полнейшим разгромом римских войск.
        Битва на реке Тицин, как и захват Таврина, показала все сильные стороны Ганнибала как стратега: хорошее знание местности, великолепная работа разведчиков перед боем и умение командовать воинами других народностей. Римляне, уже привыкшие видеть галлов покорёнными, совершенно не ожидали, что те поддержат Ганнибала.
        Битва закончилась, и через несколько часов после победы карфагенского войска на поле боя появилась пятитысячная армия вооружённых галлов.
        Это были войска Тиджернака, отказавшие Ганнибалу в помощи.
        Сам Тиджернак стоял и с упоением смотрел по сторонам, будто получая удовольствие от того, что вдыхает запах смерти, тряся огненно-рыжей бородой.
        Под его ногами послышался стон - это был умирающий римский солдат. Тиджернак осторожно склонился над телом умирающего, недовольно причмокивая, приподнял того за волосы и со жгучей ненавистью в глазах перерезал врагу глотку.
        Глава 12
        - Эй, уродцы! - кричал Капоне, и в этот момент два агента ударили его одновременно с двух сторон по животу. Они тащили его по длинному коридору, держа за руки.
        От удара он сплюнул на каменный пол кровавую слюну, с перекошенным лицом продолжая язвить:
        - Что, не ожидали такого от меня? Я победил…
        После подобных речей один из агентов ударил его по виску дубинкой.
        Он был уже в полуобморочном состоянии, когда его поднесли к жертвенному алтарю. Пока его клали на большой операционный стол, он то и дело открывал глаза и продолжал, кривя губами, шептать различные ругательства.
        Он почувствовал, как его руки связали ремнями и в шею вонзилась острая игла.
        Капоне, теряя сознание, проговорил:
        - Вы меня боитесь…
        Закрыв глаза, он услышал шёпот.
        Когда он вновь открыл их, то перед его глазами прояснилось чёткое изображение. Он лежал на чём-то вроде койки, внутри камеры без окон, с высоким потолком и светло-жёлтыми сияющими стенами. Невидимые лампы заливали ее тёплым, но при этом тошнотворным светом. Больше всего Капоне ужаснула полнейшая тишина. Вдоль стен тянулась лазерная сетка. В камере не было видно дверей и вообще каких-либо отверстий.
        Он не знал, сколько прошло времени, блуждая по камере взад и вперёд, выкрикивая различные проклятия в адрес агентов, предпринял несколько попыток найти хотя бы одну щель в странной камере. Всё его тело было в ожогах от лазерной сетки, которая появлялась на стенах каждый раз, как он к ним подходил.
        Несколько раз он пытался уснуть, но как только закрывал глаза, лампы начинали гореть ещё ярче.
        Капоне чувствовал, что постепенно у него внутри накапливался страх. Он знал его, словно видел в лицо. К такому он был готов.
        - Эти големы изучили все способы пыток за всю их историю. Прямо-таки нацисты последнего уровня, однако, молодцы, - он думал, сидя посреди камеры словно йог, закрыв глаза, которые постепенно перестали видеть.
        Он ощутил свой страх сильнее, когда принял первую позицию для погружения в себя, поняв, что внутри его тела нет никаких звуков. Сердце молчало, ему хотелось пить и есть, но желание было лишь насильственно вызвано в голове. Он дышал, но собственного дыхания не слышал. В самом теле не было ничего слышно. Капоне, словно разворачивая внутри себя невидимое зеркало, принял вторую позицию, углубившись в наблюдение собственных мыслей. Но и тут его постигло жуткое разочарование - мысли, управлявшие его телом, были словно в чужой власти, когда он пытался раскрыть их сущность, они исчезали. Используя все известные ему методы для погружения в себя, Капоне понял, что каким-то образом агентам удалось проникнуть в его сокровенное естество.
        Не открывая глаз и не двигаясь, он предпринял последнюю попытку для самостоятельного погружения в своё подсознание.
        Вдруг он открыл глаза. Перед ним оказалась огромная зала со слабым освещением. Он выступал в роли наблюдателя и видел пространство вокруг себя с некоторым искажением, его мозг был повреждён - так он подумал. Рядом с ним стоял странного вида человек с седой козлиной бородкой, в пурпурной мантии, с опрокинутым на половину лица капюшоном. При тусклом свете была видна лишь его нижняя часть лица.
        Обойдя этого странного типа вокруг, он заметил, что рядом стоит стол. Подойдя, Капоне увидел самого себя. Поверх головы у него виднелось небольшое окно Вирт-реальности.
        - Всё ясно, копаются в мозгах, сволочи… значит, скоро и до подсознания дойдут, плохо дело.
        Поняв, что происходит, Капоне вспомнил про своё последнее оружие, которое он подготовил специально для такого случая. «Капсула Дамки» находится чуть выше дальнего ряда зубов - одна маленькая, умело впаянная в самый дальний зуб капсула синтетического расщеплённого адреналина. Только вот для того, чтобы она сработала, нужно зажать челюсть, а он этого сделать никак не мог. Он знал, что непроизвольное сокращение мышц начнётся через какое-то время, но сколько ему придётся ждать? Этого он не знал.
        Неожиданно Капоне открыл глаза. Он по-прежнему находился в камере.
        На стене и потолке перед его глазами мелькали кадры Вирт-реальности, в которых он был наблюдателем за самим собой, лежащим на столе без сознания.
        Он по-прежнему стоял за спиной у человека в пурпурной мантии, тот не показывал своего лица, однако Капоне слышал его голос:
        - В вашем восстановлении три этапа, - сказал он, - наблюдение в подсознании, понимание и восприятие внутри сознания. Пора перейти ко второму этапу. Рад нашему знакомству, мистер Капоне. Возможно, вы про меня слышали, - меня зовут профессор Эдинсон.
        Капоне, скривив лицо в недоброжелательную физиономию, попытался ответить, но ничего не вышло.
        Продолжая скрываться за капюшоном, Эдинсон, словно читая его мысли, ответил:
        - Не стоит пытаться разговаривать - в подсознании это невозможно. Вы очень интересный пациент, для меня величайшая радость, что мы наконец-то встретились. Кстати, ваша «капсула Дамки» очень заинтересовала меня по своему составу. Уверен, когда мы сможем прийти к общему знаменателю, вы окажетесь весьма полезным, раскрыв секрет этого энергетического восстановителя. Ну а пока продолжим…
        Капоне наблюдал, как его собственное тело неожиданно поднялось, не замечая перед собой Эдинсона, спустилось с операционной койки и направилось к двери.
        Когда он открыл дверь, то увидел длинный коридор, по которому побежал. При этом Эдинсон был рядом с ним, словно прикреплённым к камере, которая снимала это действие от первого лица.
        Капоне продолжал сидеть в позе йога и смотреть на огромное Вирт-реальное пространство вокруг.
        Его герой двигался вперёд, не замечая рядом с собой Эдинсона, который продолжал говорить.
        Он катился по гигантскому, в километр шириной, коридору, залитому чудесным золотым светом, громко хохотал и во всё горло что-то выкрикивал.
        Он рассказывал всю свою жизнь невидимой публике, которая, казалось, была со всех сторон. Воспитатели детского дома, друг Колосов, знакомый писатель Иммануил Громм, повстанцы, агенты шли толпой по коридору и громко хохотали. Что-то ужасное, поджидавшее его в будущем, ему удалось проскочить, и оно не сбылось. Всё было хорошо, не было боли, каждая подробность его жизни прояснилась.
        Вздрогнув, он встал с пола в камере в полной уверенности, что слышал голос Слэйна. У него появилось странное ощущение, что он тут, за спиной, просто его не видно. Это он всем руководит. Он транслирует ему эти мысли и не позволяет спрятаться от агентов. Он вспомнил, как тот задавал вопросы. Это была игра, первоклассная ловушка для него - неуловимого Гришки Рощина. Слэйн был всем - был мучителем, защитником, он был инквизитором и убийцей, он был другом детства.
        Он не помнил, было это во сне или наяву, поскольку совсем запутался - голос Слэйна прошептал ему на ухо: «Не волнуйтесь, Капоне, мы поможем забыть вам старый мир». Он не был уверен, что голос принадлежит именно Слэйну, но помнил, как они играли в шахматы и фигурки двигались сами по себе до тех пор, пока тот же голос не произнёс вновь: «Шах и мат».
        Он видел, как двигается Капоне по длинному коридору, заходит в некоторые камеры, в которых незнакомые люди.
        В одной из камер он заметил женщину с детьми. Они сидели, вплотную прижавшись к остальным, и рыдали.
        Когда Капоне задал им вопрос, они словно не услышали его. Тогда он вышел и закрыл за ними герметичную дверь, посмотрел через окошко, нажал на своём виртуалике команду и стал наблюдать, как внутри этой камеры появился мутный газ.
        Он двигался дальше по коридору и, подходя к каждой такой камере, по отработанной схеме устранял её обитателей.
        Он чувствовал эйфорию, совершенно не понимая, что происходит.
        Когда он встречал человека в пурпурной мантии, тот сообщал ему радостную новость о том, что его друг Слэйн очень рад выполненной им работе и что скоро они встретятся.
        Он продолжал выполнять работу, которую ему высылали через виртуалик. Идя по коридору, он заходил в камеры и видел различных людей. Он расспрашивал их. От одной молодой черноволосой девушки он узнал, что она - дочь лидера повстанцев. Она рассказала, где их лагерь и сколько в нём осталось людей.
        После допроса он вышел из камеры и с помощью виртуалика включил истребляющий газ.
        В другой камере ему встретился предатель агентов - писатель Иммануил Громм. Используя пытки подсознания, Капоне выведал у писателя о дневнике, в котором описывалась жизнь одного из пациентов - Колосова.
        После выполненной им работы Капоне отправлялся в дорогущий ресторан, под руку с ним шли две очаровательные женщины, он курил любимую кубинскую сигару. В ресторане его дружелюбно встречал несравненный профессор Эдинсон. Он передавал ему радостные известия от Слэйна, который был очень доволен выполненной им работой.
        Так продолжалось очень долго. Постепенно Капоне забыл, что когда-то был в какой-то камере со светло-жёлтыми яркими стенами, в которой не было ни окон, ни дверей. Он не помнил, что когда-то виделся со Слэйном, не помнил того, что они делали и для чего.
        Ему нравилось засыпать в дорогом номере пентхауса, в огромной кровати с двумя или тремя красавицами. Когда он засыпал, ему снился один и тот же сон - будто бы он и не покидал камеру, а оставался внутри неё, сидя в позе лотоса в самом её центре с закрытыми глазами. Он что-то делал, но при этом действие происходило где-то, но не с ним.
        Однажды, после того как профессор Эдинсон выписал ему новый энерген, позволяющий разобраться с собственным подсознанием, он оказался внутри камеры, рядом с самим собой.
        Этот сон запомнился ему особенно - когда он принялся трясти за плечи самого себя, то неожиданно тот «он» во сне проснулся и, ехидно улыбнувшись, сказал:
        - Передай профессору Эдинсону пламенный привет и заодно тот самый секрет «Капсулы Дамки» от Григория Рощина.
        Когда проснувшись, Капоне прибыл к профессору Эдинсону и рассказал тому о последнем сне, тот дал ему выпить заключительный энерген для восстановления памяти.
        Профессор Эдинсон - единственный друг для меня, так думал Капоне, лёжа на операционном столе, и в пустоте его мозга всплыл следующий вопрос:
        - Кто я?
        Профессор Эдинсон, одетый в пурпурный медицинский халат, нервно улыбнувшись, повернулся к Капоне и проговорил:
        - Всё отлично, друг мой, ваше лечение подходит к завершению - ваш мозг полностью излечен, виртуалик показывает, что остался ещё один процент, и всё.
        В этот момент, профессор Эдинсон недовольно вскрикнул - процесс очистки остановился на 99 %. Он повернулся к Капоне, тот в этот момент сидел на операционном столе и зачарованно наблюдал за стекающей изо рта слюной.
        - Чёрт! - закричал Эдинсон и неожиданно изменившимся голосом спросил у Капоне:
        - Что ещё?
        Капоне с совершенно отсутствующим взглядом, смотря в потолок, с трудом произнёс:
        - Дддааамка…
        На виртуалике отобразилось 100 %, и неожиданно произошёл мощнейший взрыв.

* * *
        Тук-тук, тук-тук, тук-тук - тише, неугомонное сердце, подумал про себя Колосов, стоя на остановке рядом с девушкой и ожидая автобус.
        Сначала он посмотрел на неё мельком, затем оценивающим и немного осуждающим взглядом.
        Она не заметила его, мёрзнущего уже полчаса на автобусной остановке.
        Ещё мгновение, и долгожданный автобус, наполовину заполненный народом, наконец-то остановился у бордюра.
        Он посмотрел на стоящий вдали храм и, мысленно перевернув крест, зашёл внутрь, в раскрытые автоматические двери.
        Пока он расплачивался, она пробежала за его спиной и села к окошку.
        Колосов вдруг почувствовал пробегающий по шее колкий поток морозного ветра. Нахмурившись, он услышал, как в груди бешено заколотилось сердце.
        Он совершенно не мог предположить, что с этого момента каждая секунда предстоящего дня начнёт захватывать мысли и чувства его хрупкого естества.
        Памятью этого мгновения пропиталась каждая клетка в организме.
        Его душа в этот день прекратила скитаться, словно бродячая собака, по свету в поисках своего счастья.
        Волшебство, которое он до сих пор в открытой форме высмеивал и отвергал, действительно существовало.
        Он его почувствовал - это невероятное ощущение.
        Его сердце, словно маленький, проснувшийся ребёнок, захотело впитать под каждый свой стук, как молоко у родной матери, тёплую и нежную любовь.
        Привыкнув к серости окружающего мира, сегодня он совершенно не ожидал увидеть на заднем сиденье автобуса ту, которую несколько минут назад сравнил со всеми остальными представительницами человечества.
        Но что-то случилось, и теперь он увидел её по-настоящему, будто ему удалось раскрыть полузакрытые глаза.
        Светлые локоны волнами спускались на её маленькие плечи, большие ресницы в такт детскому любопытству и любознательности хлопали раз за разом, открывая миру её прекрасные светло-серые глаза с зеленоватым оттенком.
        Смешно поджав тонкие губы, она всячески старалась придать своему виду как можно больше серьёзности.
        В тот момент, когда она достала из своей сумки небольшую книгу, внутри Колосова что-то треснуло - по своей природе он всегда был неловким, и поэтому не удивился, когда чуть не рассыпал всю мелочь из своего кармана.
        Она не выдержала и засмеялась, и вся её серьёзность осталась на остановке, от которой автобус в этот момент отъехал.
        Всё потеряно, но, с другой стороны, была ли в этом логика?
        Как можно потерять то, что тебе не принадлежит, Ярослав? Обдумывая, он задавался вопросами, не отвечая на них, так сказать, проходил свой каждодневный анализ привычных неловких ситуаций.
        Уже третий день у него ужасно болел зуб, именно в том месте, на котором ещё недавно так приятно было ощущать языком выпуклость пломбы. Теперь же там была огромная дырка, внутри которой доживал свои последние дни умирающий в муках нерв. В те моменты, когда с резкого холода он попадал в тёплое пространство, гримасы боли были настолько искренни, что людям, даже самым доброжелательным, смотря на него, становилось не по себе, им не хватало выдержки для сочувствия.
        Прошло всего лишь несколько минут, а злосчастный зуб уже почувствовал смену температуры. Нерв внутри него как будто зажимался в тисках, и ужасная боль продолжала своё движение, по нескольким наковальням били молоты, и сила ударов отражалась в висках. Маятник боли раскачивался и терялся в тяжёлом ритме биения его ожившего сердца.
        Гримаса боли будто являлась олицетворением всей его жизни. Привыкнув терпеливо уходить от боли, в очередной раз он предпринял попытку успокоить себя, признав тот факт, что боль - это как остановка, на которой задержался. Скоро придёт новый поток движения, и попав в него, боль пройдёт.
        Но впервые за долгое время Колосов обнаружил, что у него не получается сфокусироваться на потоке движения.
        В этот момент он почувствовал, что на него смотрят.
        Их взгляды, словно магниты, встретились, и ему даже показалось, что между ними блеснул еле заметный солнечный лучик. Это продолжалось всего лишь несколько секунд, но за это короткое время он испытал такое невероятное ощущение, что по всему телу пробежали мурашки.
        Сначала его бросило в жар, но при этом он почувствовал холод где-то внутри. Ему показалось, что именно тогда он вновь родился, и в глубине его естества жизнь заиграла всеми цветами радуги.
        Он зажмурился от зубной боли.
        Увидев перекошенное лицо, она тут же его передразнила, скорчив похожую гримасу.
        Затем, серьёзно поджав губы, изумлённо приподняла одну из бровей и отвернулась к окошку.
        Внутренний голос продолжал твердить Колосову правило про нарушение собственной зоны внутреннего комфорта.
        Ведь он уже привык к тому, что девушки не особо интересовались его персоной.
        И может, всё закончилось бы так же, как и всегда, но именно сегодня он был беспомощен: неизвестная сила подталкивала его к этой девушке.
        Он неловко расположился недалеко от неё.
        Надо признать, что хоть от природы он был высокорослым шатеном с зелёными глазами, казалось бы, мечта любой девушки, но прекрасная половина человечества всячески избегала любого контакта с ним. Неизвестное проклятие - в нём было что-то отталкивающее. Что именно? Возможно, его взгляд.
        Он вечно был серьёзным, словно какой-то учёный математик, с нахмуренными бровями, бегающими из стороны в сторону глазами и сжатыми до посинения губами. Этакий депрессивный меланхолик с пугающим негативным взглядом.
        Именно из-за этого взгляда девушки теряли к нему интерес, хоть и замечали его красивую внешность. Они пренебрежительно отводили глаза, будто перед ними находился самый главный неудачник планеты Земля.
        Со временем он перестал их замечать, даже не из-за того, что ленился подстраиваться под сюжет непонятных игр, а потому, что ни одна не пробудила в нём хоть малую долю интереса.
        Его друг Гришка Рощин называл его упёртым художником, жаждущим найти свою Джоконду.
        Он не мог не признать того, что в глубине души страдал от одиночества, его сердце кровоточило, мысли сужались от страха перед будущим.
        Он прекрасно понимал, что поиск девушки, подходящей под идеальный образ, обречён на провал. В реальности всё намного сложнее - бутерброд всегда падал маслом вниз, чудес не происходило.
        Так он думал и до сегодняшнего дня, пока не встретил её.
        В этот раз его будто пронзила молния.
        Девушка, которая так мило заулыбалась, когда увидела, как он неловко оплачивал проезд, показалась ему неземным созданием. Смешно звучит, но именно после того, как они пересеклись взглядами, она не потеряла к нему интерес, несмотря на первое впечатление.
        После того как он ещё раз посмотрел в её сторону, оказалось, что она также продолжает украдкой наблюдать за ним. Это его обезоружило.
        Её улыбка, отражаясь в стекле, сводила его с ума, он чувствовал, как сердце выдаёт бешеный ритм.
        Колосов пребывал в полнейшей растерянности.
        Ещё мгновение, и его зрачки расширились от ужаса - у него было ощущение, что если он ничего не предпримет, то сердце выскочит из своего заточения наружу, пробив грудную клетку.
        Словно плачущий ребёнок, оно было настолько хрупким, что, казалось, было сделано из живого фарфора. Колосов думал, что сердце просто обижается на него, отворачиваясь в другую сторону, а когда он случайно дотрагивался и будил его, оно лишь отмахивалось, прося при этом, чтобы ему не мешали спать.
        Но сегодня этот хрупкий ребёнок проснулся и попросил любви.
        Он чувствовал, что больше всего его сердцу хотелось упасть в руки этой прекрасной, милой девушки и спеть свою сладкую колыбельную.
        Я не могу.
        Это тот шанс, который я не имею права упустить.
        Она и есть та самая девушка, которую я хотел бы любить.
        В голове Колосова одна за другой проносилисьгромкие мысли.
        Теперь знаю, что могу любить - размышляя, Колосов поправил свою разлохмаченную причёску и пересел на свободное место, которое было рядом с ней.
        - Привет, давай познакомимся, меня зовут Ярослав, - сказав это, он постарался изобразить улыбку, но, видимо, это выглядело слишком жалостливо, однако она весело рассмеялась. Немного успокоившись, по-доброму заулыбавшись в ответ, Волкова Марина, так звали эту девушку, спросила:
        - Ты специально строишь мне такие рожицы, словно ты мим или клоун? Приятно познакомиться с человеком, который может подарить немного радости, меня зовут Марина.
        К такому открытому поведению он был совершенно не готов, но тут же, посмотрев в её серо-голубые глаза, ответил:
        - Я делаю это не специально, так выходит из-за моей неловкости.
        Будто ожидая такого ответа, она вновь спросила:
        - Можно называть тебя Яриком? Или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли полным именем? Просто не люблю всевозможную официальность в разговоре между простыми людьми. Ты ведь простой человек? Не из тех, кто является фанатиком какой-нибудь навязчивой сумасшедшей идеи? Вроде на сумасшедшего ты не похож. Я слишком много говорю - знаю. Так всегда со мной, это в некоторой степени из-за страха разонравиться. Кстати, друзья зовут меня Мандаринкой, но в принципе, если захочешь, можешь звать меня Мариной. Я не против своего обычного имени.
        - Мне нравится твоё имя. - Сказав это, Колосов замолчал, и после этого наступила мучительная минута тишины для обоих.
        Он боялся сказать что-нибудь банальное и глупое, и поэтому, закатив глаза, перебирал в мозгу всевозможные варианты продолжения разговора.
        Всё это время она наблюдала за ним, и потихоньку её улыбка перешла в радостный смех.
        Не сводя с него глаз, Марина проговорила:
        - Слушай, со мной так ещё никто из парней не знакомился. Ты практически ничего не говоришь, но мне уже хочется быть с тобой рядом и улыбаться. Мне скоро выходить, может быть, запишешь мой номер телефона, погуляем вечером? В восемь, на остановке, на которой я сейчас выйду, договорились? Тебе ведь недалеко будет?
        Колосов почувствовал, что где-то внутри сердце стало выбивать неопределённый ритм, будто пытаясь поймать мелодию из мозга, чудесно подобранную на саксофоне.
        Он посмотрел на неё изумлёнными глазами и наконец-то почувствовал, что ему уже совершенно безразлично, выглядит он глупо или нет, но на губах затаилась улыбка, и в такт ей одна бровь опустилась, а вторая осталась неподвижно лежать изогнутой змейкой.
        - Я буду вовремя, Марина. Ты мне очень нравишься, - вот и всё, что он смог из себя выдавить.
        Она изумилась.
        - Так сразу? Вот оно как, ну хорошо, напиши свой телефон, а то я сейчас передумаю, - мне уже действительно пора выходить.
        Порыскав в недрах своих карманов, Колосов достал единственную бумажку, на которой можно было записать её номер, - это был расчётный листок с работы. Непонятно откуда взявшаяся растерянность неожиданно совместилась с мыслью об уменьшении общей суммы - простой математический пример вычитания, минус раз, два, три, и всё, конечное зеро.
        В этот раз ему придётся отказаться от тёплых ботинок на зиму. О чём он вообще думает?
        Что же делать? Ведь раньше он никогда не дарил подарков девушкам, да, собственно, и девушки у него никогда не было. Растерявшись, он уже не знал, что делать дальше.
        Во время мысленных мучений он совершенно забыл о главном. Автобус остановился, и Волкова, не выдержав, взяла его расчётный листок. Быстро написав свой номер, легко поднялась со своего места и направилась к выходу, успев напоследокс улыбкой сказать:
        - До встречи, Ярик. Очень рада нашему знакомству.
        Не успев собраться с мыслями, Колосов выкрикнул то, о чём думал в этот момент:
        - Какие цветы тебе подарить?
        Выбежав на остановке, она встала напротив него и, улыбаясь лучезарной улыбкой, подошла к стеклу и написала пальцем «ХУНЛОСДОП». Только успела поставить в конце кривой смайлик, как автобус тронулся с места. Колосов обернулся - она стояла и провожала его своим нежным, девичьим, немного задорным взглядом.
        Он серьёзно задумался.
        Ведь до восьми осталось всего пять часов.
        Внутри у него возродился давно забытый интерес ко времени, оно вновь начало приобретать свою гордую осанку.
        Сможет ли он достать сейчас подсолнухи? - спрашивал он сам у себя, почесывая нос кончиком своего расчётного листка.
        Она любит подсолнухи. Подсолнухи. Почему?
        Потому что под солнцем, это явный намёк - впервые после долгого времени он неожиданно почувствовал лёгкое головокружение.
        Сердце крутилось волчком, вот так в один момент на остановке вся его жизнь изменилась.
        Весь накопленный груз одиночества и отчаяния исчез как щелок, залитый кислотой.
        В одно лишь мгновение ему вновь стало легче, а душа наполнилась свежестью, словно это был самый долгожданный глоток свежего воздуха за всю жизнь.
        Он даже забыл про зубную боль, как и про остановку, на которой ему нужно было выходить.
        Итак, нужно отдать деньги за комнату, сходить по-быстрому в магазин за хлебом и плавленым сыром. Дальше нужно будет поискать подсолнухи в цветочных магазинах и лавках городка.
        Но стоило ему всё распланировать, как в один миг все планы были нарушены по одной простой причине.
        В парадном своего дома он услышал, как на третьем этаже прозвучал знакомый звонок. Это звонили в его квартиру.
        Бесшумно поднявшись на этаж выше, Колосов сквозь лестничный проём увидел у своей двери хозяина, который уже доставал ключи.
        Думаю, вряд ли у него получится уговорить того продлить аренду ещё хотя бы на месяц, поскольку он задолжал уже за два.
        Выйдя обратно на улицу и спрятавшись за деревом, Колосов решил подождать, когда хозяин выйдет.
        Он думал о том, что ему скоро негде будет жить.
        Через полчаса, поглядывая в окошко в комнате, он собирал остатки денег и подсчитывал общий долг за комнату. Получалось только заплатить за прошлый месяц, но нужно было разрешить этот вопрос в ближайшее время, иначе ему придётся съезжать отсюда.
        К его глубокому сожалению, ни в одном из цветочных магазинов не оказалось солнечного цветка, который нравился Волковой.
        В углу одного стояли два пластмассовых муляжа, одна из продавщиц, посмеявшись, сказала, что в такое время уже семечки щёлкают, цветы же бывают только в августе и сентябре.
        Это был полный провал, если учесть, что он зашёл в последний из ближайших цветочных магазинов, которые находились от него в шаговой доступности. До всех остальных нужно было добираться на транспорте, а это намного дальше остановки, на которой она назначила ему встречу.
        Дойдя до перекрёстка, Колосов остановился посреди улицы.
        Он мог поехать на автобусе, но тогда точно опоздал бы на встречу, нужно что-то делать, - одна мысль сменяла другую в его голове. Он повернулся и пошёл в обратную сторону от перекрестка.
        В его памяти неожиданно проскочило имя - Гришка.
        - Точно, как же я раньше не подумал про него, - произнёс Колосов вслух.
        Гришка Рощин всегда был знатоком в делах, касающихся того, где и что достать. Может, это было как-то связано с его деятельностью хакера и программиста - таким он был неординарным человеком.
        Сам Рощин называл свою профессию пальчиковым онанизмом с вытекающими последствиями в виде артрита, геморроя и съехавшей крыши.
        Всё оборудование, что было у него, он называл просто «железом».
        У его дома находился общественный рынок, около которого старушки часто что-нибудь продавали, возможно там могли быть и подсолнухи.
        Возможно, ему повезёт, ведь у него больше не осталось вариантов куда-то идти.
        Колосов направился к старому детдомовскому приятелю, которого он уже давно не видел.

* * *
        - Вот так сюрпрайзы посыпались! Приветствуем, несравненный наш Ярослав Сальвадорович из дали, неужели собственной персоной. - Рощин, открыв входную дверь, съязвил и, широко улыбаясь, крепко обнял Колосова.
        - Привет, Гри, - уже на выдохе проговорил тот.
        - Ну, здравствуй же, Ярик, друг мой, проходи, обувь снимай, тапки вот, я как раз тибетский чай заварил, так что ты вовремя. Как же неожиданно, и как же я рад тебя видеть, - сказал одетый в старую жилетку Рощин и проследовал вдоль длинного коридора коммуналки.
        Сняв ботинки, Колосов отправился за ним.

* * *
        Заслушавшись, Рощин перелил в его кружку чай через край, при этом, артистично изобразив крайнее изумление, произнёс с вытаращенными глазами:
        - Вот оно как. Вот же чудеса творятся, мало того, что ты вдруг соизволил меня навестить, вон по какому делу - по делам амурным, так ещё и с подсолнухами.
        Колосов заметил, что по его лицу пробежала лёгкая ухмылка. Немного переждав, он ответил:
        - Со мной такое впервые. Когда её увидел, так вдруг как будто током дернуло, и сердце бешено застучало. Даже испугался, настолько сильно оно стало биться. Дыхание сбилось, представляешь, будто без подготовки пробежал стометровку. Она очень сильно мне понравилась, понимаешь? Ты сможешь мне помочь, Гри?
        Говоря, он по привычке скрестил от волнения руки.
        Рощин недовольно поёрзал в кресле, пытаясь найти удобную позу для раздумий.
        - А ты случайно не заметил, что по жизни только Гришка тебе и помогает, причём всегда и, главное, результативно. Прочь панику, не переживай, допивай чай, доедай печенье и собирайся, через пятнадцать минут мы выходим. Я как раз собирался сегодня навестить одну знакомую бабку-травницу, сто пудов в её оранжерее могут быть подсолнухи - у неё можно найти любое растение. А сейчас прошу, прояви немного уважения к старому другу и сыграй со мной две-три партии.
        Колосов почувствовал облегчение, подействовал тибетский чай, он расслаблял, при этом спать совсем не хотелось.
        Прошло около двадцати минут, и за это время, сидя в кожаном кресле напротив Рощина, он выигрывал у того в шахматы уже третью партию подряд.
        Об игре он не думал совершенно, представляя в голове её образ: прекрасные серо-голубые глаза, скромная улыбка с двумя тонкими изящными линиями в уголках рта, забавно переходящие в невинные ямочки и утончённые бледно-розовые губы.
        Марина. Она сказала, что её зовут Марина. Сердце словно выбило по слогам это имя.
        - Шах и мат!! Ну вот, наконец-то моя партия, - довольно фыркая, Рощин стал расставлять фигуры для очередной партии. Взглянув на Колосова, он остановился и разочарованно махнул рукой.
        - Что с тобой случилось, Ярик? Ты мне никогда раньше не проигрывал в шахматы - не верю, что я достиг этой победы какими-то неизвестными космическими усилиями. Влюбился, значит. Плохи дела, коли так.
        Склонив голову, Колосов посмотрел на Гришку так, будто видел его первый раз в жизни.
        - Даже не знаю, она такая необыкновенная. Знаешь, я никогда не ощущал что-то подобное, это какое-то необъяснимое чувство.
        Рассказав всю историю их знакомства, он взял в руки фигурку шахматного короля и поменял его местами с ферзём.
        - Приём с королём? Что ж, всё равно ты всегда побеждаешь, тебе даже влюблённость не помеха. Сказав это, Рощин отвернулся от него к окну, отхлебнул чай и, улыбнувшись, прищурил один глаз, пародируя теряющегося в догадках детектива из старых американских фильмов.
        Колосов повторил свой вопрос:
        - Так у этой травницы есть то, что мне нужно?
        Спросил и тут же обратил внимание на часы, вспомнив, что через какие-то несколько часов уже должен быть на той остановке с подсолнухами и ждать её.
        Прикурив, Рощин затянулся и, выпуская дым, ответил:
        - Поверь мне, у этой травницы есть всё. Она помешана на растениях, называет их своими детьми и относится к ним с настоящей искренней любовью, но вот от людей держится на расстоянии и ведёт затворнический образ жизни. Зовут её бабуля Апполинария, и мне кажется, что у неё не все дома. Но знаю точно, что для растений она как солнечный свет - у неё всё прорастает, цветёт и благоухает. Было дело, подрабатывал я у неё. Так уж устроена моя жизнь - постоянно с чудаками разными сталкивает. Допивай чай и пойдём, нам ещё минут пятнадцать в автобусе сидеть придётся, живёт эта бабулька в садоводстве, между посёлком и лесом.
        Закончив, Рощин залпом выпил свой остывший чай, встал со стула, и подошёл к старинному оружейному ящику и достал из его недр раритетный наган.
        - Мне действительно везёт на всяких чудаков по жизни, - сверкнув своими белоснежными зубами, ответил он и спрятал наган за спиной.
        Колосов совершенно перестал замечать, как движется время, когда он увидел её серо-голубые с игривым блеском глаза.
        Этот взгляд, улыбка - время замерло для него, он чувствовал себя художником, рисующим портрет своей натурщицы, периодически останавливая мгновения.
        Жизнь замедлилась.
        За окном автобуса пролетали похожие друг на друга машины, с деревьев слетали пожелтевшие листья, на ровной поверхности асфальта появлялась тонкая пленка изо льда. Время шло, лица людей сменялись, а в глубине его души саксофон вновь начинал играть свою лёгкую мелодию.
        Пока они шли с Рощиным до остановки, он представлял себе необычную картину. Капли дождя падали на клавиши старинного рояля, затем скатывались к их граням. Зависнув на миг, с отражающимися в них стрелками часов, они резко срывались вниз. От падающей капли появлялась впадина, и несколько брызг отлетали в разные стороны.
        Стоп.
        Он смотрел в окно автобуса и видел в отражении её, она была повсюду. Уже настолько близкая и родная, милая и очаровательная.
        Неожиданно автобус резко затормозил, отчего он чуть не ударился о ближайшую спинку пассажирского кресла.
        Рощин, держась за поручни, недовольно буркнул:
        - На что-то наехали, ну прямо полоса препятствий какая-то. Я вот задумался о том, как круто будет мне наблюдать за вашей встречей с бабулей Апполинарией. Она, как и ты, не из мира сего - он говорил и, тут же довольный своей идеей, смеясь, продолжал:
        - И вот сумасшедший скульптор и травница встретились…
        Неожиданно он замолчал и мечтательно закатил глаза.
        - Может, стоило на всякий случай каску с собой прихватить, а?
        Рощин рассмеялся, но видя, что Колосову совершенно не до смеха, резко прекратил.
        - Ты что-то стал ужасно молчаливым, меня это пугает. Неужели эта самая Марина так глубоко у тебя засела?
        Став серьёзным, нахмурившись, Рощин посмотрел на друга в упор.
        Смотря на его отражение в стекле, Колосов ответил:
        - Она не выходит из моей головы, это трудно объяснить. Такое чувство, будто я впервые в жизни увидел море и, окунувшись в тёмные воды, ощутил лёгкое прикосновение отражающейся в водах луны, незаметно умер и перестал дышать. Мне лишь остаётся слушать песню своего сердца о том, что я больше никогда не покину её и буду с ней вечно. Конечно, разум твердит, что нет ничего постоянного, однако же пройдут сотни, тысячи и даже миллионы лет, я по-прежнему буду верен нашей встрече. В любом мире, в разных обличьях я буду оставаться с ней. Это долгожданный вздох жизни - такой глубокий и затяжной, каждый раз, когда я буду делать его, она будет возвращаться.
        Рощин сморщился и резко перебил его:
        - Всё, баста! Послушай меня, дружище, хватит. Я всё понял. Нам нужно выходить уже на следующей остановке. Прекращай, Ярик, понимаю, это не лечится, ты настоящий псих и мазохист, раз настолько доверяешь ей. Даже представить ужасно, что с тобой будет, когда она поиграет и бросит тебя. Поднявшись со своего места, Рощин послал воздушный поцелуй сидящей в другом конце автобуса засыпающей рыжеволосой девушке.
        Колосов спокойно ответил ему:
        - Она меня не бросит, мы теперь будем двумя половинками одного общего целого. - Сказав это, он встал со своего места и, покачиваясь, направился к другому выходу.
        Рощин смотрел на него и крутил головой, подняв кверху одну из бровей.
        Автобус остановился, и небольшие створки дверей, неприятно скрипя, раскрылись, и они вышли на совершенно пустую полуразрушенную остановку.
        Поблизости начинались заборы местных садоводств.
        Перейдя через дорогу, хлюпая по грязи вдоль огромных болотистых луж, они направились в сторону садоводства «Мирное».
        Гришка шёл впереди, что-то недовольно бурча себе под нос.
        Он чуть не поскользнулся, обходя очередную лужу, но удержался. Закрыв глаза и сжав кулаки, он повернулся к Колосову и стал кричать всевозможные бранные слова в его сторону.
        Это рассмешило Колосова настолько, что он даже присел на корточки.
        Первое, что ему запомнилось в садоводстве «Мирное», - цвет изгороди был синий, с неизвестным успокаивающим эффектом.
        Где-то в душе становилось тепло и уютно - такое ощущение бывает, когда попадаешь в родные места, которые давно не посещал.
        - Ну, вот и пришли. Вот здесь и обитает эта сумасшедшая старуха, чтоб её. - Рощин, немного успокоившись, глубоко вдыхая полной грудью, стоял напротив калитки, и лицо его продолжало вызывать у Колосова приступы неудержимого смеха.
        - Слушай, Гри, а у вас с этой бабулей точно только деловые отношения? - Колосов шутил, краснея и облокачиваясь о калитку.
        Улыбнувшись, Рощин, обрадовался перемене настроения у друга и ответил в такой же манере:
        - А почему бы и нет? Зато моя женщина никому кроме меня не будет нужна. А всё из-за её исключительной красоты, подаренной самой природой.
        Он несколько раз крикнул, но ответа не последовало. Открыв калитку и пройдя через неё, они направились к маленькому домику.
        На участке бабули Апполинарии Колосов заметил идеальнейший порядок во всём - нигде ничего не валялось, вокруг было только огромное пространство с аккуратно подстриженным газоном и расставленными повсюду фигурками гномов и эльфов.
        Единственное, что его поразило - вокруг не росло ничего кроме газона. Не было ни цветов, ни кустов, а лишь ровный зелёный газон.
        Они двигались к небольшому одноэтажному домику по выложенной галькой дорожке, уже около входа внезапно обернулись на непонятный шум, исходящий за их спинами. Слышался звон цепей и цоканье когтей по гальке. Сосредоточенно, со спокойными хладнокровными взглядами по направлению к ним молниеносно двигались две огромные немецкие овчарки.
        - ОООПП!! - прокричал Рощин, подпрыгнув от неожиданности на месте и быстрым движением достав из-за спины наган.
        - Ну вот, опять, повторение сюжета, что за наваждение такое сегодня? Бабуля Апполинария! Ёп, баб Поля! Отгони собак, это я, Гришка, - прокричав, Рощин одним ловким прыжком перемахнул через деревянное крыльцо, после чего прицелился в одну из собак.
        Когда одна из овчарок была рядом с Колосовым и готовилась к прыжку, откуда-то послышался звонкий женский голос, благодаря которому обе собаки в один момент остановились.
        Женский голос настойчиво скомандовал:
        - Барон, Кардинал, отбой!
        Колосов прислушался и понял, откуда доносился голос.
        Из маленького затемнённого окошка торчала тонкая старушечья рука. Обе сторожевые овчарки со струящимся паром из ноздрей, недовольно фыркая и рыча, бесшумно скаля зубы, продолжали следить за каждым их движением.
        - Заходите, что встали как вкопанные? - вновь послышался голос бабули Апполинарии.
        Скрипнув тяжёлой дубовой дверью, ои вышли, и в лицо им ударил поток тёплого воздуха со сладковатым запахом сушёных трав, развешанных повсюду.
        На пороге предбанника, завернувшись в серый шерстяной платок, стояла сама бабуля Апполинария.
        Как всегда, Гришка оказался прав - эта женщина действительно оказалась неординарной личностью.
        Через полчаса старушка с вплетёнными в волосы всевозможными растениями разливала по кружкам душистый иван-чай с чабрецом и мятой. Вроде обычная женщина, но при изучении малейших деталей становилось понятно, что она действительно была необыкновенной. Стебли вьюна сплелись с её волосами уже так устойчиво, что, казалось, на голове совсем не осталось обычных волос.
        Несмотря на свой возраст, она выглядела довольно молодо. Её кожа будто не была тронута временем, осталась свежей и эластичной, лишь мелкие морщины застенчиво скрывались возле глаз и на лбу. Если бы не голос и худощавость, а также горб на спине, то этой загадочной и интересной женщине по виду нельзя было бы дать и семьдесяти восьми лет, как сказал Рощин.
        Апполинария начала разговор с критической позиции:
        - Григорий, ты опять пришёл за своим лекарством? Ещё и хвост за собой привёл. Ты в прошлый раз просто ужаснейшим образом выполнил порученную мной работу. Если происходят такие перемены в нашем сотрудничестве, то, может быть, я зря Барона с Кардиналом остановила? Они давно жаждут попробовать на вкус твою филейную часть.
        Женщина, оглядывая Рощина необычайно строгим взглядом, говорила настолько серьёзным тоном, что тому стало не по себе.
        - Ну что ты, баб Поля? А насчёт работы, ты уж прости, спешил в прошлый раз, поэтому и приехал, чтобы исправить все свои погрешности и помощь вот привёл. И, кстати, это не просто хвост - он такой, который оставит свой след в истории. Знакомься, бабуля, это Ярослав Колосов - мой детдомовский друг, товарищ и брат. Сразу скажу, что он уже много лет мой лучший, верный и единственный друг. Поэтому не переживай, твоим псинам не нужны лишние хвосты, у них свои есть, в следующий раз лучше им косточек принесу. Кстати, мой друг - человек творческий, одарённый художник и скульптор, он один из тех людей, которые умеют чувствовать то, что другим не дано.
        - Скульптор, значит. Что он щурит так глаза, будто у него зубная боль, и молчит?
        Она настойчиво продолжила спрашивать их обоих и, посмотрев на Колосова, обратилась к нему:
        - У вас проблемы, молодой человек? Вы говорить можете? Меня зовут Апполинария Сергеевна, а вас как?
        Резко подскочив со своего стула, она вплотную подошла к нему. Просверливая взглядом всё его нутро, не сводя глаз и не моргая, она пристально изучала его.
        Колосову стало не по себе - непонятное поведение Апполинарии предупреждало его о какой-то опасности.
        Он закрыл глаза и резко погрузился в темноту своего внутреннего сознания, где увидел маленького мальчика, который, сидя на корточках, что-то делал. Подойдя к нему ближе, Колосов увидел, что тот закапывает в маленькую ямку почерневшее семечко непонятного растения. Обернувшись и увидев его, он стал улыбаться и тянуть к нему свои маленькие ручонки. Колосов растерялся.
        Посмотрев на него, он замер - чувствовалось, как непонятная дрожь охватила всё его тело, он не выдержал и взял малыша на руки.
        - Он же не прорастёт, зачем ты хочешь его посадить? - чуть слышно прошептал ему Колосов, улыбаясь.
        - Милый малыш, Ярослав.
        Вдруг, он испугался от сказанных им слов.
        - Ярослав?
        Он не понял, чей это голос, так он был похож на его собственный. Он посмотрел по сторонам, вокруг был сплошной туман.
        Малыш улыбнулся и вдруг начал громко и радостно смеяться.
        Когда Колосов повернул голову обратно к малышу, оказалось, что на его руках никого нет.
        Он видел, как земля медленно стала уходить из-под его ног.
        Напротив, раскинув свои длинные, увесистые ветви в разные стороны, стояло огромное дерево.
        - Ярослав…
        - Ярослав…
        - Ярослав…
        Листья дерева медленно вздрагивали под лёгким ветром, и под их шелест Колосов слышал, как дерево глухим звоном звало его по имени:
        - Ярослав…
        - Ярослав…
        - Иди к нам, Ярослав…
        - Гуга, гуга, гугу…
        На руках у него вновь появился малыш, как будто он никуда и не пропадал.
        Он отзывался на имя, протягивая руки к дереву.
        Переливающиеся золотистым светом огненные листья развевались по ветру.
        Колосов подошёл ближе к дереву и дал радостному малышу дотронуться до него.
        Странный голос продолжал шептать и звать его по имени:
        - Ярослав…
        - Ярик, ты чего? Что с тобой, друг мой? - вместе со свистом ветра в его уши доносился очень знакомый голос.
        Подувший со спины сильный ветер сначала взлохматил ему волосы, а затем с резкой силой стал отталкивать его дальше и дальше от дерева.
        Малыш оставался сидеть у корней и наблюдать за движением ветвей.
        Колосов не выдержал и закрыл глаза для того, чтобы резко их открыть.
        Он обнаружил перед собой лицо бабули Апполинарии, смотрящее на него застывшим, словно неживым взглядом.
        Внезапно её стеклянные глаза ожили, она приятно улыбнулась и сказала:
        - Вот мы и встретились, Ярослав. А я давно уже тебя жду. Ты хочешь увидеть своё дерево?
        Его взгляд переключился на испуганного Рощина, стоящего в этот момент за спиной бабули.
        На момент ему стало очень одиноко, и неожиданно появился страх, что он больше никогда не увидит что-то очень родное и душевно близкое. С его уст сорвалось:
        - Да…
        - Тогда пойдём со мной, - продолжая улыбаться, бабуля Апполинария взяла его за руку и потащила за собой.
        - Куда вы, баб Поль, Ярик? Так и знал, что ничего хорошего от этого знакомства не выйдет, - беспокойно вздыхая, говорил Рощин и следовал за ними.
        Дерево дышало.
        Мощный ствол покачивался, огненно-красные листья переворачивались на ветру, и казалось, что всё дерево объято ярким и необычайно красивым пламенем.
        Бабуля, указывая на дерево, стала объяснять:
        - Это канадский клён, один из потомков великого древа жизни. Твоя судьба, Ярослав, - это семечко, которое ты посадил в детстве. Ты плохо помнишь, но оно… - Апполинария указала на дерево, - помнит всё в малейших деталях.
        - О чём вы, баб Поля? Вроде клён как клён. Может, сразу перейдём к кустарным? - сказав это, Гришка подошёл к Колосову и прошептал в самое ухо:
        - Походу бабка совсем из ума выжила. Ты давай, про подсолнухи узнай.
        Не замечая слов Рощина, Колосов продолжил разглядывать древо его жизни.
        Время замедлилось, Колосов медленно дышал, и дерево покачивалось в такт с ним. Листья шелестели и продолжали переворачиваться на ветру.
        Он слышал, как кто-то еле разборчиво позвал его по имени.
        От изумления он закрыл глаза и почувствовал странное ощущение по всему телу, по коже забегали мурашки.
        В ушах звучала непонятная музыка, будто неуловимый ветер, пробежав по струнам времени, вернулся на несколько тысяч лет назад. Залетев в заброшенный панцирь древней улитки и оставшись там внутри, он с неистовым наслаждением насвистывал свои любимые мотивы.
        На кончик его носа опустилось что-то хрупкое. Это была снежинка. Легонько соприкоснувшись с кожей, она превратилась в каплю и слетела вниз.
        Вдруг его словно выдернуло в другой мир.
        Он открыл глаза: ни Гришки, ни бабули Апполинарии рядом не оказалось.
        Оглядевшись по сторонам, Колосов увидел под ногами чистую белую гладь, совершенство белого фона.
        Присмотревшись, он заметил, что этот необычный мир находится на стыке двух цветов. Пространство было окрашено в чёрно-белые цвета, с чёткими прорисованными живыми линиями и с угловатым прищуром всех мелких деталей. С неба медленно падали на землю лёгкие зернистые кусочки снега, похожие на круглые семена редких цветов.
        Неужели пошёл первый снег?
        Только он задумался об этом, как его тело пробрало до дрожи.
        Этот злосчастный период зимы - холод обдал всё тело, оно вздыхало и отвердевало. Через кровь в венах начинал медленно протекать холодной поток, во рту чувствовался сладковатый привкус. Он посмотрел на собственные руки, и у него началась паника. Пальцы превращались в длинные ветки.
        Он кричал сильно, как только мог, но не слышал собственного голоса.
        Холодный поток достиг его сердца, и оно остановилось…
        - Ей нравятся подсолнухи, - неожиданно Колосов услышал за спиной знакомый женский голос.
        Это была Апполинария, она продолжала:
        - Это твой путь, не препятствуй ничему, что будет происходить.
        - Баб Поля, что с ним? Он придёт в себя? - прозвучал обеспокоенный голос Рощина.
        Колосов пытался поднять голову, но у него это не получилось.
        Он словно оказался парализованным, ему оставалось только слушать, что в этот момент говорили Рощин и Апполинария.
        - Всё будет хорошо, Григорий. А теперь пойдём, у меня для тебя уже всё упаковано. Ярослава нужно оставить наедине.
        Глава 13
        - Я же пошутила насчёт подсолнухов, - шагая навстречу и звонко смеясь, говорила ему Марина.
        Её развевающиеся локоны падали на слегка покрасневшие щёки.
        От неё исходил приятный запах духов с цитрусовым оттенком, лёгкий и воздушный, как замороженный фруктовый десерт.
        Она казалась такой хрупкой, что Колосову захотелось взять её за руку и не отпускать, чтобы она не улетела.
        Коснувшись её руки, он протянул к ней три солнечных цветка и сказал:
        - Это три солнца, три дня, три подсолнуха - именно столько времени я дам тебе, чтобы ты обдумала моё предложение стать моей второй половинкой. Я считаю, что так и должно быть, наша встреча произошла не случайно.
        Скромно улыбаясь, он вручил ей подсолнухи, и она, улыбаясь, приняла их.
        - Твоя улыбка мне ещё больше нравится. Я должна подумать, но, если честно, долой стереотипы! Я согласна, только при одном условии…
        Колосов задумчиво посмотрел на неё:
        - Каком?
        Обняв его, она сказала ему уже на ухо:
        - Будем жить и наслаждаться каждым моментом в настоящем, без будущего и прошлого, - сказав, она взяла его за руку и потянула за собой.
        - Пойдём, я тебе одно таинственное место покажу, там очень интересно. Как ты относишься к истории этих краёв?
        Колосов задумался и почему-то вспомнил картинку из детства - грязный двор с сараями и тополями, скамейка у трёхэтажного дома, на втором этаже которого жили его бабушка с мамой.
        Углубившись в воспоминания, он задумчиво ответил:
        - Мне интересно всё новое.
        Погладив его руку, с интересом смотря на него, она ответила:
        - Я так и думала, ну тогда держи меня крепче за руку, чтобы не потерять, и приготовься к приключениям.
        Она вновь улыбнулась, и в это мгновение лёгкие, почти невидимые облака стали неожиданно уносить его по своему нескончаемому течению в мир безмятежной свободы.
        Мир приобретал знакомые светлые оттенки: он чувствовал лёгкий запах сосновых веток. Казалось, что его подхватывает выше, а воздух становится холоднее и сквозь тонкую пелену облаков проглядывают острые верхушки гор.
        Они гуляли и разговаривали о многом, не замечая того, что уже наступила ночь.
        Он с большим интересом слушал, как она рассказывала про полководцев древнего мира. Особенно она выделяла Ганнибала Барку и его величайший поход через Альпы, как оказалось, это являлось темой её дипломной работы.
        Он наслаждался каждой секундой рядом с ней, в этом пространстве. Любой глоток воздуха в её присутствии становился необычайно ценным.
        Ему хотелось улыбаться без остановки, и самым огромным желанием было продлить эти мгновения. Рядом с ней, с Мариной. Она была такой естественной и энергичной, он любовался ей.
        Он узнал, что она учится на историка-краеведа. Помимо этого, её большим увлечением были путешествия и фотография.
        Она невероятная девушка.
        Рядом с ней его сердце удовлетворённо посапывало, улыбаясь во сне, словно под хорошую музыку.
        Пока они поднимались всё выше и выше в гору, она продолжала рассказывать про свою жизнь.
        Оказалось, что в детстве она жила на берегу моря с бабушкой и дедушкой, и когда ей исполнилось семь лет, родители забрали её к себе в большой город.
        Поскольку её отец был военным, то их семья часто переезжала из города в город, из одной воинской части в другую.
        Рассказывая про различные удивительные места, в которых ей довелось побывать, Марина старалась делать некоторые паузы между словами. Она шла впереди Колосова и, часто оглядываясь, смеялась невероятно открытой и красивой улыбкой над его усердным старанием идти с ней вровень.
        Наконец они пришли.
        Таинственным местом оказался заброшенный военный госпиталь с прилегающей к нему каменной башней-часовней. Неподалёку находилась братская могила героев Великой Отечественной войны.
        По рассказу Марины, здание уже несколько раз пытались восстановить, но постоянно откладывали на неопределённый срок. Выделенные на реставрацию деньги просто не доходили до строительных подрядчиков, причиной было неудобное положение здания - на самой вершине горы.
        Вечно несчастные и угрюмые служители православных храмов били низкие поклоны перед администрацией города, чтобы те в угоду местному священнику отдали здание под его руководство. Но местный чиновничий подряд откладывал с разрешением, задумывая в дальнейшем выкупить это здание и прилегающие горные склоны для устройства Туттари-парка.
        - Ты веришь в Бога? - неожиданно спросила его Марина.
        - Не знаю, я никогда его не видел. Вообще, до встречи с тобой ни во что не верил. А теперь верю.
        Посмотрев на него наивно играющим взглядом и слегка прищурившись, она улыбнулась тонкой линией губ и спросила:
        - И во что же?
        - Верю в нас, - проговорил Колосов и получил порцию удовольствия от того, что она немного покраснела и смущённо отвела глаза.
        - Доверие лучше веры. Вера слепа, нужно быть живым и доверять своей жизни, которая, если начать её замечать, несёт в себе божественность. Возможно, это и есть бог, хотя вряд ли. Для меня человеческое понятие бога звучит как мёртвое и недвижимое, а в мире всё меняется и постоянно развивается. Бесконечный живительный поток дал всему рождение и заключил свой программный код. Я считаю, что мы не просто часть природы, а нечто большее. У каждого существа есть свой код, подаренный существованием. Во всём есть определённый порядок. Как у пчёл - они собирают нектар и заполняют соты сладким мёдом, и в этом весь смысл их существования. В мире есть равновесие и величайшая гармония во всём, бесконечное действие и порядок.
        Закончив своё интересное повествование, пожав плечами и закатив на мгновение глаза, она повернулась к кирпичной стене башни и провела рукой по старой кладке здания, добавив разочарованным тоном:
        - Я опять умничаю. Не обращай внимания, у меня из-за этого не получается с парнями.
        Опустив глаза, она неожиданно замолчала.
        Создалось неловкое положение, нужно было брать ситуацию под контроль, Колосов понял это, но он совершенно растерялся и поэтому не знал, что ответить.
        В следующее мгновение она повернулась к нему и спросила:
        - Хочешь перекусить? У меня с собой термос с морсом и банановое печенье, которое немного подгорело, но не потеряло свой вкус. - Её глаза неожиданно зажглись приятным притягивающим блеском, и всё, что ему оставалось, так это кивнуть в знак согласия. Она только этого и ждала.
        Один, всего лишь один поцелуй именно сейчас или никогда, - он не знал, как сделать это, но мысль из головы не вылетала.
        Она стояла совсем рядом, всего лишь в двух шагах от него.
        С лёгкой застенчивостью Марина достала из своего рюкзака небольшой термос и пластиковый контейнер с печеньем.
        Поправив свои волнистые волосы, Марина сосредоточенно открыла термос и деловито проговорила:
        - Чудесно, у нас с тобой ночной пикник.
        Она налила в кружку ароматный горячий морс, когда он подошёл к ней вплотную.
        Чуть не опрокинув дымящуюся кружку и термос, она приняла его лёгкий и ненавязчивый поцелуй.
        Колосов, касаясь её нижней губы и закрыв глаза, лишь коротко ответил:
        - Я согласен…
        Ветер покачивал в разные стороны её светлые локоны, играясь с ними в некую, известную только ему игру.
        Колосов был окрылён - тело и душа, воссоединившись, впитывали лёгкий нектар любви, он чувствовал, как немного тряслись его колени и немели руки.
        Лаская пальцами её уши, он тихонько мурлыкал в них, целовал тонкую шею, улыбаясь, чувствовал, как всё его естество наполнялось счастьем. Обнимая её, он словно пытался передать ей одним потоком всю захлестнувшую его любовь.
        Пребывая в растерянности и смущённо улыбаясь, она будто увидела перед собой солнце, зажмурилась и тихо сказала:
        - Думала, никогда не дождусь. И вот, теперь ты рядом…
        Он заметил, как увлажнились её счастливые глаза, - она подтянулась к нему, и они вновь слились в нежном поцелуе.
        На землю упали укутанные в упаковочную бумагу подсолнухи и термос с кружкой.
        Они стояли и обнимали друг друга, целуясь, как будто в последний раз, со страстью и просто еле касаясь губ.
        Закрывая глаза, как по единой струнке, они забывали их снова открывать. Время безмолвно замедлилось.
        Сверху плавным танцем на землю опускались девственно-чистые, белоснежные хлопья первого снега.
        Она прервала тишину, по-детски сощурив глаза, стала приглаживать его волосы.
        - Я хочу узнать о тебе всё. Что тебя интересует? Я читала в одном журнале, что в отношениях главное - понять, к чему стремится каждая из половинок, и вместе, гармонично дополняя друг друга, упрямо добиваться своих целей.
        Немного помолчав, он подумал и ответил:
        - Я начинающий скульптор и художник. Стремлюсь заниматься любимым делом так, чтобы это приносило мне удовлетворение. Я мечтаю о своих выставках, признании, об обеспеченной и счастливой жизни.
        Она не скрыла своего изумления, вопросительно подняв бровь, и следом спросила:
        - А родители как относятся к твоему выбору? Мама до сих пор критикует мой выбор. Ты сам пришёл к этому или кто-то направил? - Она спрашивала, и последние слова как будто задержала в себе, увидев его нахмуренное лицо.
        Колосов отвернулся и тяжело задышал.
        - Мама. Она умерла, когда мне было пять лет.
        После сказанных им слов стена из старого красного кирпича странным образом вдруг стала расплываться перед его глазами - будто была из воска. Невидимое пламя расплавляло острые углы кирпичной кладки.
        Старое здание заброшенного госпиталя постепенно оживало. Кирпичи сжимались, воск цвета алой крови стекал слезами от кирпичика к кирпичику, ниже и ниже.
        Он почувствовал, что с ним что-то произошло. В глазах помутнело, лёгкие крылья ветра еле слышно донесли до его слуха непонятные слова Марины.
        Она кричала и звала его по имени, перед глазами всё плыло в странной последовательности, тело обрело воздушную лёгкость. Падая на мягкую гладь мокрой осенней травы, Колосов потерял сознание.

* * *
        СССР. Конец 80-х.
        Кто такая Виктория Колосова?
        Молодая девушка, студентка дневного отделения гуманитарного вуза.
        А кто же он? Тот, кто стоит рядом и обнимает её?
        Он тот, кого она так сильно полюбила.
        Этот человек так и останется загадкой.

* * *
        В полдень почувствовался приход весны.
        Была середина апреля, пели птицы, и текли ручьём растаявшие снега.
        Вика Колосова радостно переступила порог своего дома, счастливая и весёлая, на вопрос матери о том, всё ли у неё хорошо, она лишь задорно посмеялась и на лету схватила со стола румяное яблоко.
        - Влюбилась, что ли, глупышка? - спросила её мать, необычайно притягательная для своих лет женщина, с некоторым отпечатком страдания на утончённом лице. Вытирая руки о бежевый фартук, она добавила:
        - Пирожков хотя бы захвати. Я тут как раз твоих любимых испекла. Совсем ничего не кушаешь, а ведь для любви силы нужны.
        - Спасибо, мамуля, но мне и яблочка хватит. - Счастливо подпрыгивая, словно маленькая девочка, Вика поцеловала в щёку обеспокоенную её поведением женщину. Откусив яблоко, развевая красивыми волосами, она вылетела в коридор коммуналки. Среди бранного шума у соседей, из одной комнаты доносилась её любимая песня:
        - Там, где клён шумит, над речной водой, говорили мы о любви с тобой…
        - О любви давно спеты все слова… - напевала Вика, сбегая вниз по лестнице.
        Очаровательная, молодая шатенка с серо-зелёными глазами - такой была она, Вика Колосова.
        Весёлое настроение было у неё по одной простой причине - она влюбилась.
        Простая арифметика жизни.
        Он - паренёк с кучерявыми светлыми волосами, в разноцветной рубашке и кожаной куртке. Когда он играл на гитаре, сидя на скамейке перед её университетом, то все девушки растерянно кидали в его сторону влюблённые взоры, как будто он заколдовывал их.
        Но именно Виктория оказалась той, которой он посвящал свои песни - вскружив этим самым голову будущей учительнице.
        В этот день у них должна была произойти вторая по счёту встреча, он не переставал удивлять её.
        Каждый раз, когда он встречал её после университета, то дарил её любимые белые розы. Прогулки по живописным местам, походы в музеи - этот молодой человек был жизнерадостным, улыбчивым и неунывающим оптимистом.
        Его улыбка освещала тёмные улочки, его оптимизм дополнял этот мир бесценной радостью, он был не просто личностью, а поистине добрым человеком.
        На пятом их свидании он сделал ей предложение. Необычайно просто и романтично.
        Это произошло на озере, в солнечный майский день.
        Они прогуливались вдоль берега и наблюдали за двумя белыми лебедями.
        Всё было необычайно красиво: солнечные блики переливались на поверхности озера, влюблённая парочка белых лебедей, не обращая внимания на людей, ласково изливала свои трепетные чувства, лёгкий ветер доносил запах молодой травы и полевых цветов.
        За всё время пути оба молчали, лишь изредка произнося с улыбкой что-нибудь беззаботное.
        Он пребывал в задумчивости и как ни старался скрыть это - ничего не получалось. Цитируя строчки Тютчева и Фета, он всячески пытался совладать с переполнявшими его чувствами.
        Они дошли до высокого берега, где две склоненные над водой молодые берёзы слегка поглаживали своими стройными и тонкими ветвями старенькую иву. Они словно подпитывали свою соседку в знак великой благодарности.
        Вся окружающая их действительность была пронизана теплом и светом бесконечной любви всего существования.
        Он легонько обхватил её за талию, и их лица, освещенные озорными лучами солнца, сблизились для чувственного и глубокого поцелуя. Его улыбка была таким же лучиком тёплого солнца, который проникал внутрь их душ, воссоединяя их в одно большое и сладостное мгновение.
        Он процитировал великолепные строчки поэта:
        Здесь великое былое
        Словно дышит в забытьи;
        Дремлет сладко-беззаботно,
        Не смущая дивных снов
        И тревогой мимолётной
        Лебединых голосов.
        Процитировав строчки Тютчева, он выждал и нежно на нее посмотрев, спросил:
        - Вика, выходи за меня. Позволь мне каждый день дарить тебе свою любовь и делать тебя самой счастливой.
        Она посмотрела ему в глаза так, будто пыталась найти в них ответ. Затем, после непродолжительного молчания, ласково поглаживая его руку, она ответила:
        - Ты очень мне нравишься, но сегодня я не могу дать тебе ответ. Я большая трусиха, признаюсь, и мне нужен такой мужчина, как ты. Я очень хочу любить и быть любимой, разве не в этом заключается женское счастье? Лишь прошу тебя, только не обижайся, и дай мне время, чтобы всё обдумать.
        Он улыбнулся своей открытой и искренней улыбкой.
        Смотря на неё чувственным взглядом, глазами, сверкающими блеском большой мужской любви, с нежностью погладив её по щеке, вновь процитировал строчки уже другого поэта:
        Когда ты решишься в любви открыться
        Однажды и навсегда,
        Возможно, вначале она смутится
        И сразу не скажет «Да».
        Ну что же, не надо обид и вздохов!
        Тут только не спорь и жди.
        Смущение - это не так уж плохо,
        Все главное - впереди!
        Она рассмеялась и тут же добавила:
        - Превосходные стихи. Я очень люблю поэзию Эдуарда Асадова.
        Поправив съехавшие на лицо волосы, она продолжила:
        - Люблю классику, особенно на тему природы и любви.
        Последние слова она произнесла с дрожью в теле.
        Сняв свою кожаную куртку, он заботливо укутал её, после чего обнял и проговорил:
        - С детства я мечтал быть рядом с такой девушкой, как ты… Меня воспитывал дед, этот человек многому меня научил. Самое главное качество, которое он ценил в людях, была доброта. Он считал, что добрые люди - самые счастливые на свете, потому что умение дарить миру любовь и счастье было, по его мнению, величайшим благом. Ты необычайно добрый человек, и для того, чтобы ты оставалась такой, тебе нужен защитник. Ты сделаешь меня невероятно счастливым человеком, если позволишь мне любить, доверять и защищать тебя. Я прекрасно понимаю и не тороплю тебя с ответом. Хочу лишь сказать тебе, чудо, большое спасибо, что ты есть.
        В этот день они гуляли до поздней ночи, смеясь и наслаждаясь каждым моментом.
        С тех пор, как они встретились, прошло полтора месяца. Они ждали этого, как и природа долгожданную весну, которая в том году пришла с очень заметным опозданием.
        Через несколько дней она решила дать согласие.
        В тот день, пока её мама готовила по своей любимой традиции кулебяки, она готовилась к очень важному свиданию.
        Пока профсоюзы медленными темпами выплачивали компенсации рабочим, стояли большие очереди от одной улицы к другой, от одного ларька к другому, от магазина к магазину.
        Для того чтобы показать талоны, людям приходилось отстоять немалое количество времени. Иногда продавщица громко кричала о том, что колбас, сосисок и шоколадных конфет осталось очень мало, чтобы люди не стояли попусту.
        Привыкнув к подобным ситуациям в жизни, люди приучились обращаться к перекупщикам импортного. Среди таких же коммерсантов, как и он, Александр Колосов уже всячески налаживал свои связи с западным миром. Действуя через своего друга-переводчика, он переправлял через Прибалтику всевозможные изысканные товары: сигареты Marlboro и Camel, джинсы Montana, видео - и аудио-магнитофоны и итальянские колготки.
        Дела его продвигались быстрыми темпами. Уже через год, он основал свою фирму и начал снимать склад, имея несколько хороших точек на местном рынке. Это и составляло основной бюджет ушлого молодого человека спортивного телосложения, с озорными глазами и красивой, доброй улыбкой.
        - «До чего же ты была красива», - такие строки пел Валерий Залкин в своей песне, которая с легкостью доносилась с кассетной записи его новенького магнитофона «VEF 287».
        В самом конце мая, в тёплый солнечный денёк пришла настоящая любовь.
        Эта весна была по-своему необыкновенна.

* * *
        - Ярослав! Прошу тебя, милый, очнись! - сквозь тёмную пустыню проносился ветром очень знакомый голос.
        Яркие звёзды освещали серебристую гладь барханов, которые возвышались среди огромных просторов. На одной из засохших веток потрескавшегося от времени большого дерева сидел странного вида человек.
        Его лица не было видно, опустив голову и обхватив руками коленки, он сидел неподвижно. Застыл в этой позе он, видимо, уже давно, потому что на стыке скрещенных рук у изголовья накопилось изрядное количество песка. Его длинные волосы устало вздымались силой ветра.
        - Ярослав!
        Ветер доносил до древесного хранителя чей-то голос.
        - Ярослав, милый, не умирай! Я люблю тебя, слышишь?!
        Последние слова ветер поднял вверх и начинал ими жонглировать над головой давно уснувшего мёртвым сном древесного хранителя.
        - Ведь я полюбила тебя…
        Голос стал стихать.
        Неожиданно, одно из слов, против воли ветра, словно светящийся луч молнии блеснул в небе и, рассекая воздух, пронзил древесного хранителя. Это разбудило его.
        Тяжело поднимая голову к небесам, открыв глаза и рот, он с упоением впитал в себя падающие сверху долгожданные капли дождя.

* * *
        Придя в сознание, Колосов заметил у себя на груди плачущую Марину.
        Её светлые, длинные волосы почти полностью вылезли из съехавшей набок синей шапки.
        Вспоминая, что произошло, он всё ещё представлял себе картину из сна, который ему приснился.
        В детстве часто было нечто подобное. Сердце замерло, из воспоминаний ему также представлялось огромное дерево, объятое пламенем. Около него стоял плачущий человек в древнем одеянии воина. С обожжённых трещин, вниз к губам и подбородку, обильным потоком у него текла кровь. У этого воина всё лицо было в крови. Один глаз его был закрыт повязкой, которая обуглилась, охваченная пламенем. Человек рыдал и выкрикивал что-то на непонятном языке.
        Через мгновение пламя огня сжигало нутро кричавшего.
        После этого во сне огонь исчезал, в безликой темноте время замедлялось, дожди сменяли снега, иногда светило солнце, и ветер разносил по пустыне пепел обгоревшего дерева. Казалось, он то и дело обвивал это своеобразное Древо Жизни, словно змей. Во сне время останавливалось.
        - Ярик, пожалуйста, открой глаза!
        Он поднял руку и коснулся её волос.
        Резко вскочив, Марина закричала:
        - Ты жив! Что это было?
        Смотря большими от изумления и страха глазами она попятилась назад, затем поскользнулась и упала. Отталкивая ногами скопленную кашицу грязи, она стала двигаться назад, подальше от ожившего «мертвеца».
        Колосов попытался её успокоить, сказав:
        - Марина, я должен тебе открыть одну тайну. История моей семьи необычна. Выслушай меня, прошу.
        Ярослав почувствовал, что на его глазах появились круглые зеркальные капли слёз, через призму которых он смотрел на окружающую реальность.
        Марина не выдержала.
        Перекинувшись на коленки, она подползла к нему, обняла и, разглаживая его промокшие волосы, стала покрывать лицо страстными поцелуями.
        Она целовала его и говорила:
        - Не важно, что было и будет. У меня никогда в жизни не было ничего подобного. Я так испугалась, что потеряю тебя. Никогда не думала, что испытаю это превосходное чувство так внезапно. Мне кажется, я знала тебя всегда. Сколько раз мы уже были вместе, как такое может стереться из памяти?
        Он помог ей встать, отряхнул её и себя, немного подумал и ответил:
        - И у меня такое впервые. В детстве мне очень часто снились сны, где я находился в телах совершенно других людей и другого времени. Бывало такое, что, проснувшись, я забывал сон за несколько секунд, а потом, в течение какого-то времени, вспоминал весь сюжет до малейших подробностей и деталей. Мне кажется, что мне снились мои прошлые жизни, потому как некоторые сюжеты я не мог видеть нигде - ни в фильмах, ни в книгах. Но не уверен.
        Как только он договорил, она взяла его за руку и сказала:
        - Это невероятно интересно, но я подумала, может, пойдём и осмотрим внутреннее убранство этого госпиталя. У нас осталось ещё немного печенья, выпитый наполовину термос с горячим морсом и тёплый плед у меня в рюкзаке. Мы могли бы поискать там место, развести костёр и продолжить эту интересную беседу. Она достала из внутреннего кармана куртки пачку спичек и протянула ему.
        Погода резко изменилась, и вместо снега пошёл холодный косой дождь, подхватываемый сильным ветром.

* * *
        - Как вовремя решили мы укрыться в здании заброшенного госпиталя, - сказала Марина, пока он разламывал ножки двух старых стульев.
        - Ещё и старенький диван оказался кстати. Тут, видимо, кто-то из бродяг частенько находит себе приют.
        Постелив сверху облезлого дивана свою куртку, Колосов пригласил Марину присесть, но она запротестовала:
        - Ты же простынешь, надень обратно куртку, прошу тебя.
        - Обязательно надену, но позже, когда разожгу костёр. Не хочу, чтобы она пропахла дымом.
        Спустя некоторое время, сидя у костра, они продолжали беседу, распивая морс и доедая остатки печенья.
        Они составляли различные сюжеты для придуманного театра теней, которые отходили от пламени костра и резвились в весёлой пляске на разукрашенных стенах.
        Марина с яркими от пламени глазами, войдя в азарт игры, продолжала жестикулировать и показывать на стену.
        «Когда Гамилькар вошёл в священную пещеру, его взору предстала страшная картина. Маленький Ганнибал игрался с небольшим скорпионом, задевая его длинной палкой. Рядом с алтарём лежал жертвенный кубок с остатками крови.
        За алтарём, закрыв лицо руками, рыдал сам Магул, в безумстве выкрикивая непонятные проклятия».
        Прервав свой рассказ, она повернулась к Колосову и шутливо произнесла:
        - Мы заигрались, это всего лишь тема моей дипломной работы. Я бы очень хотела, чтобы ты рассказал мне про себя и свою жизнь.
        Прижимаясь к нему, она вернула его в реальность, запустив свои холодные руки ему под свитер.
        Он старался сделать вид, что для него это обычное явление, что ещё больше её позабавило, хитро улыбаясь, она принялась его щекотать.
        Колосов не выдержал её атаки, и уже через мгновение они игриво боролись, словно маленькие дети, кусаясь и щекоча друг друга.
        Успокоившись, они улеглись, прикрывшись пледом и вслушиваясь в симфонию задувающего ветра. Каждый задумался о своём.
        Он размышлял, как преподнести свой рассказ, и в итоге решил ничего не утаивать.
        Она нарушила тишину, сказав:
        - Жду твоего рассказа.
        Он встал, чтобы подкинуть пару досок в костёр, и начал свою историю:
        - Всё, что мне известно про своё детство - это рассказы бабушки. Родился я в самом начале девяностых годов в этом городе, когда среди новогоднего снега, сонно выпавшего во время празднования, стало немного теплее. Дымящиеся трубы заводов и фабрик покрывали небеса копотью, вокруг с грустным скрипом ходили трамваи, именно тогда из одного открытого окна коммунальной квартиры доносился грустный мотив одной очень известной песни группы «The Beatles».
        Продолжая рассказывать, он даже не заметил, как через некоторое время закрыл глаза и заснул.

* * *
        В следующее мгновение он проснулся от того, что кто-то с сильным запахом перегара громко прокричал ему в лицо:
        - С Новым годом!
        Открыв глаза, он увидел большое скопление народа на проспекте, по которому двигался. Рядом находилась центральная площадь, на которой с фейерверками и салютами проходило всеобщее празднование…
        - С Новым годом, с новым счастьем!
        Так кричали вокруг, и взгляды людей были настолько неестественно радостными, что казалось, ещё момент, и их лица поплывут, как тающий от пламени свечи воск. Все смеялись и веселились, создавалось впечатление, что они хотели жить в это тяжёлое время только ради одного праздника.
        Все были счастливы, кроме одной девушки.
        Её звали Виктория.
        Слушая бой курантов, с сильной болью в сердце она закрыла глаза, и крупные слезы тихонько падали на белую скатерть.
        В эту ночь она готовилась родить у себя дома, под присмотром собственной матери.
        Куранты отбили, она просто встала из-за стола и выпила стакан воды. У нее были красные, опухшие от слёз глаза.
        Там её ждала мать. Приготовив постель для принятия родов, эта миловидная старушка, разрывая старую простынь на тряпки, с тоской посматривала на свою дочь.
        Обе молчали.
        Одна Виктория не чувствовала ничего, кроме большой, разъедающей всё нутро боли. Словно кислота эта боль проникала во все частицы её тела, блокируя эмоции и расшатывая всю её нервную систему.
        Она думала только об одном - ровно три месяца назад она потеряла своего любимого мужа.
        Когда он родился, был тусклый свет в комнате - всего лишь несколько свеч освещали её. Ему было сладко спать на мамином животике, словно выйдя из своего чудного домика, он продолжал быть рядом с его стенами.
        В следующее мгновение его, словно как перо, подхватывал ветер и уносил сквозь ярко освещенные улицы. Сутки сменялись за секунды, день, ночь - ему казалось, что кто-то невидимый включал и выключал свет.
        Вдруг картинка перед глазами прояснилась, и он вновь увидел перед собой лицо той же девушки.
        Она изменилась: глаза впали, осунувшееся лицо покрылось морщинами, тело исхудало, руки стали узловатыми.
        Небольшие кубики зданий уныло расплывались в серой однотонной массе.
        Её уставшее лицо мёртвым, словно стеклянным взглядом безразлично смотрело сквозь окно автобуса.
        Её звали Виктория Колосова. И он знал её. Но вот откуда? Этого он никак не мог вспомнить.
        Радость жизни у этой несчастной женщины давно закончилась, не имея своего дальнейшего продолжения с определённого момента - когда пропал без вести её муж Александр.
        Его отбрасывало из стороны в сторону, словно он находился внутри барабана стиральной машины.
        Сознание пролетало через коридоры времени, без остановок, и в этом, казалось бы, бесконечном потоке он ощущал то, что чувствовала эта молодая женщина.
        Её боль отдавалась в сердце как своя, его словно замораживало, он не дышал, каждый стук сопровождался для него следующим переходом.
        Перед глазами мелькали различные ситуации из её жизни после рождения ребёнка.
        Сердце чувствовало, когда в него с жуткой болью втыкались острые иглы потери, которую она испытала.
        Перенося унижения и издевательства со стороны непонимающего социума, она молчала, терпеливо трудясь без выходных дней, не зная отдыха и сна.
        У людей, окружающих её, не было жалости, она раздражала их. Такая позиция часто принималась для всех вдов. Как в известном выражении: спасение утопающего - дело рук самого утопающего.
        Он смотрел её глазами, чувствовал внутреннюю боль и переживания так, будто находился с ней в одном теле.
        Пролетали недели, месяцы, прошёл целый год, каждый стук сердца перебрасывал его в какой-то из переломных моментов её жизни.
        В новый год произошла её первая попытка самоубийства.
        Чуть ли не в самый последний момент, словно по воле каких-то сил, проснулся её коммунальный сосед. Поняв, что праздник проходит мимо него, из-за недостатка компании, выпивки и, главное, внимания он решил одним разом всё изменить и напроситься в гости к соседке-вдове.
        Он частенько приставал к ней с глупыми пьяными разговорами, считая, что ей необходимо мужское внимание. Но было в нём и некоторое благородство - он защищал её. Когда он слышал, что кто-то начинал распускать сплетни по поводу того, что «чёрная вдова» из-за горя связалась с какой-то страшной сектой, занимается чёрной магией и разрушает счастливые браки, он выкрикивал матерные слова в сторону этих людей. Порой его буянство доходило до такой степени, что вызывали участкового милиционера.
        В глубине души ему очень хотелось, чтобы у неё всё было хорошо.
        - Что же делаешь, дура! - крикнул он, вытаскивая её тело из петли.
        - Помогите, люди, сюда! - на крик прибежала престарелая мать девушки, которой очень сильно нездоровилось из-за разыгравшегося давления.
        - Боженьки, родненькие, доченька, что же ты делаешь? - Разрезая электропровод, на котором висела Виктория, рыдала несчастная женщина.
        Он чувствовал, как грудь сжимало будто прессом.
        Не в состоянии вздохнуть, его сжатое естество оставалось пустым - холодное, пронизывающее дыхание обволакивало шею и лицо.
        В одно мгновение он перестал чувствовать.
        Тогда пришло успокоение.
        Мир молчал, сознание также оставалось безмолвным. Будто став холодным камнем, он лишь наблюдал бесконечную пустоту, в которой парил в поисках долгожданного тёплого света любимой звезды.
        Он не имел формы, не зависел от времени и движения - но лишь одна тонкая, почти невидимая нить обвивалась вокруг него, превращая в клубок.
        После первой попытки суицида Виктория всячески старалась скрывать свои чувства от других людей.
        Она просто «стала тенью самой себя» - так говорили про неё знакомые. После первой попытки суицида её стали ещё больше сторониться - маятник был раскачан, и запущен механизм деструктивного разрушения.
        Её считали проклятой.
        Большинство, кто не желал жить рядом с подобным, дабы не накладывать на свою жизнь заразительных как вирусы лент неудач, решили избавиться от очага.
        Теперь «две заправляющие» по дому женщины только и ждали момента её новой попытки уйти из жизни, чтобы вызвать «кого надо».

* * *
        Весной через взгляд её уставших и немного высохших глаз он питался лучами тёплого солнца.
        Он слышал, как шептала природа, и это было необычайно чудесное явление.
        - Боль проходит…
        - Смерть - тоже гостья, как и каждый из нас, но она всегда непрошеная, - шептала ему с откровением яркая дневная звезда по имени солнце, изливая в его пустоту поток заботы и любви.
        Мир нашёптывал:
        - Вечности нет, начало поглощает то, что создаёт. Оно, как сердце, сжимается и впускает в себя новые потоки.
        Реки продолжали течь в бесконечном движении, иногда затрагивая застоявшуюся гниль болота, словно пробуждая тьму умирающей пустоты пронзительной и светлой энергией.
        Он наблюдал её глазами и другое чудо - её маленького сына.
        Возможно, из-за действия некоторых, ещё неизвестных закону равновесных сил всеобщего баланса, этот маленький мальчик за один год своей жизни стал для всего сущего таким же ценным, как первый весенний лучик солнца.
        Вселенная, вместе со своими загадками и тайнами, изливала всю мощь своего существования через маленького принца. Она принимала на себя роль его мамы, словно в знак раскаяния за допущенную ошибку.
        - Ярослав рождён от величайшего чувства, его родила сама любовь, - так говорила его бабушка, приглаживая волосы своей любимой дочери, пока та спала.
        В детский сад ребёнок не ходил, довольно странное было время - каждый день его воспитанием занималась бабушка, потому что Виктория с утра и до позднего вечера пропадала на тяжёлой работе.
        Это оказалось единственным фактом, который отвлекал её и возвращал к жизни.
        Она постоянно чем-то занималась, устраивая перерывы на вынужденный сон.
        Постепенно он стал находиться не только внутри неё, но, параллельно, и в теле маленького мальчика.
        Это были два совершенно разных мира, но от их союза он получал нужную подпитку.
        Они прекрасно дополняли друг друга, создавая свою структуру взаимодействия.
        Невероятно сильная энергия священной чистоты детского сознания оставалась в полнейшей гармонии с миром природы и была защищена от нападения энергетических маятников внешнего мира. Так было со стороны маленького мальчика по имени Ярослав.
        И мощное нарушение душевного равновесия, невероятное переутомление и затянувшаяся пневмония с выраженным отказом от гармонии жизни. Одновременно быстрый и медленный самоубийца в одном флаконе. Жертвой странной ошибки в естестве мира вокруг являлась Виктория Колосова.
        Их связь была необычайно крепкой, и именно Ярослав дарил своей матери бесценную радость жизни.
        Она очень сильно любила его и всячески старалась дать ему всё самое лучшее.

* * *
        Приближалась его четвёртая по счёту зима.
        Для маленького Ярослава она стала роковой.
        Всё было замечательно - декабрь, крупные снежинки в плавном танце медленно опускались на землю.
        Оставалась ровно неделя до нового года. Тот вечер для Ярослава стал знаменательным, его словно скрепкой надолго прикрепило к памяти. Он впервые увидел, как его мама улыбалась.
        Всё произошло случайно, как это часто случается.
        В этот вечер он был очень разговорчив, что было для него редкостью.
        Он то и дело донимал маму вопросами, спрашивая:
        - Почему снег падает только вниз? Где живёт завтра и тот, кого люди называют богом?
        Виктория, периодически давая неполные ответы, с интересом и еле заметным восхищением смотрела на своего сына.
        Неожиданно, буквально на ровном месте, она поскользнулась и в следующее мгновение упала на спину.
        Ярослав, вскрикнув от испуга, тут же подбежав к матери и начал обеспокоенно спрашивать:
        - Мамочка, тебе больно?
        Поглаживая и поправляя её волосы, склонившись над лицом, он заботливо продолжал:
        - Мама, где болит?
        Она смотрела на него с неистовой любовью.
        По глазам текли слезы, на лице сияла счастливая улыбка.
        Открыв рот от изумления, Ярослав медленно протянул руку к её губам. Серьёзным, совсем недетским тоном он произнёс:
        - Что происходит?
        Сразу после его вопроса она резко поднялась на ноги.
        Набрав охапку снега, радостно смеясь, словно маленькая девочка, она осыпала им недоумевающего сына.
        Такой счастливой он её никогда не видел.
        Засмеявшись и сделав кувырок вперёд, он начал в ответ откидываться снежками.
        Это был невероятно красивый фрагмент из их жизни, казалось, что весь мир принял эту радостную и добрую игру любящей матери и сына.
        Он смотрел на них со стороны, и его переполняло счастьем.
        Каждый раз, когда яркий, светящийся снежок летел в его сторону, сердце замирало от сладостного предвкушения игрового азарта. Оно, раскрасневшееся от пылкости чувств, начинало наигрывать свою мелодию.
        Весь мир кружил в радостной пляске, и он растворялся в этом действии. Перед глазами мелькали улыбающиеся лица Виктории и маленького Ярослава.
        Он слышал её голос, произносящий:
        - Как же ты красив, мой мальчик. Ты так похож на него…
        На этом фраза обрывалась, и в одно мгновение невиданная сила утягивала за собой улыбающуюся Викторию. Вместе с маленьким Ярославом он кричал и пытался удержать её, но тщетно.
        Она исчезла во тьме, словно канула в бездну.
        Он продолжал звать её, но в ответ слышал только собственное эхо, доносившееся ветром.

* * *
        Колосов вздрогнул от холода и неожиданно проснулся.
        Марина проснулась вместе с ним. Зевая, она протёрла глаза, затем, вытянувшись словно кошка, поцеловала его и улыбнулась.
        Пока она разливала остатки морса из термоса, спрашивая про его предпочтения в еде, он наблюдал за её действиями и ощущал рядом с собой нечто очень близкое и родное.
        Она была рядом, и он мог любить её - это было самое ценное.
        - Спасибо тебе, - неожиданно сказал Колосов.
        - За что? - спросив, она улыбнулась, затем взяла его за руку и сказала:
        - Тебе спасибо, чудо, за то, что ты рядом со мной в этот прекрасный момент. Но, как ты успел заметить - я за бесконечное движение, поэтому нам пора собираться. Вчера мама звонила мне бесчисленное количество раз, я написала ей сообщение о том, что осталась на ночь у однокурсницы, чтобы она не беспокоилась. После этого телефон разрядился - поэтому мне срочно нужно домой.
        Взявшись за руки, они вышли из заброшенного военного госпиталя.
        Природа затихла, с тёмного утреннего неба словно отламывались кусочки и медленно опускались на землю в форме снега.
        Посмотрев наверх, Колосов тихонько произнёс:
        - Спасибо тебе за твою любовь…
        «СНЫ В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ»
        - Борис Аркадьевич, какие указания будут по поводу пациентки Колосовой? - Медсестра с азиатскими чертами лица, с круглым, овальной формы подбородком, недоброжелательным взглядом и тонкими сжатыми губами отчётливо проговаривала каждое слово, задавая вопрос главному врачу психиатрической лечебницы.
        - Красавица вы моя, Дианочка. Вы сегодня завораживающе одеты, прямо как по теории Фрейда.
        Улыбаясь неестественно прямыми и ровными зубами, он продолжил:
        - А что с Колосовой? У нас есть серьёзный заказ от наших щедрых спонсоров из-за границы на две здоровые почки. Виктория - девушка молодая, с весьма красивым организмом изнутри и помутневшим рассудком. К глубокому сожалению, её тяжёлую стадию шизофрении уже не излечить, наука бессильна. Но мы можем ей помочь.
        Он подошёл к окну, достал сигарету, и прикурил.
        - Я так скажу вам: всё в этом мире должно делаться во благо, во имя всеобщей удовлетворённости и комфорта.
        Довольно причмокивая губами, он добавил:
        - Через несколько часов попрошу вас приготовить операционную. Пора творить добро.
        Посмотрев на медсестру сверкающими поверх круглых очков маленькими чёрными глазками, он расплылся в «желейной» улыбке:
        - Да поможет нам бог!!
        Часть 2. «Мир, которого не было…»
        Глава 14
        Забвенный! Это слово ранит слух,
        Как колокола глас тяжелозвонный;
        Прощай! Перед тобой смолкает дух -
        Воображенья гений окрыленный.
        Джон Китс. «Ода Соловью»
        Мой самый первый в жизни серьёзный поступок - первый роковой шаг.
        Именно он, одинокий, но, как и положено, со сладостным привкусом сомнений и завораживающим ароматом любопытства, оказался влажным как лягушачий головастик. Он, единственный, оказался настолько скользким, что мой ещё, не обретший даже начальной фундаментальности внутренний мир поскользнулся на нём, и этот неповторимый шаг окунул меня в невероятный и странный мир, где я, возможно, мог бы стать вторым Льюисом Кэрроллом, если бы мне позволили писать левой рукой.
        Шаг в самые недра бесцветной, с лёгким оттенком мутности бездну - именно в неё, тихую, безмолвную и такую же непорочную, как и призрак девственницы-утопленницы. Падая вниз головой, я несколько раз цеплялся за нечто, более напоминающее корни редкого кустарника, так продолжалось довольно долго, до того неожиданного момента, когда я вдруг понял, что очень медленно карабкаюсь вверх, словно Джек из доброй английской сказки.
        Что ж, если я вполне ощущаю себя живым, вновь чувствую своё тело, то пусть даже такой коротышка сможет покорить огромные и величественные воздушные замки. Открыв царственные врата, пройду через них с такой же гибкостью, как и чёрная кошка. Легко и беспрепятственно завладею всеми богатствами небесной империи для того, чтобы, забыв горькое падение, разменять всё это на кружку лесной земляники.
        Вокруг не было ничего лишнего, лишь солнечные блики продолжали играться в огромнейшей империи моих любимых солдатиков - головастиков. Я отрываюсь от своего любимейшего занятия и встаю с четверенек. Что это было?
        Окинув немного грустным взглядом свои совершенно мокрые сандалии, я снова понимаю, что сегодня придётся идти босоногим на обед, да так, чтобы этого не заметила мама. Чего уж тут поделать, любимая канавка в этот раз настолько увлекла меня, что я забыл про всё на свете.
        Осматриваю свой любимый пригорок, именно на его солнечной стороне прорастает так горячо любимая мне земляника, чуть поодаль решётчатый железный забор, за которым находится старинный, заброшенный парк. Каждый раз, заканчивая осматривать великую империю своих головастых солдатиков, проглотив сладкую слюну желания, я поднимался на пригорок, и там, наевшись земляники, лежал, подставив измазанные сладким соком пухлые щеки ласковому солнцу.
        Именно там я постоянно сглатывал ещё раз - от сладостного привкуса любопытства, которое каждый раз всё больше и больше не давало покоя, и постепенно даже империя головастиков совершенно перестала меня интересовать.
        Мать строго запрещала мне пролезать под забором и уходить в заброшенный парк, и самыми невыносимыми моментами в жизни стали те, когда я стал замечать, как соседские дворовые мальчики с весёлой задорностью и лёгкостью пролезали под забором через специально прорытую нору.
        Всё чаще я стал приходить на пригорок именно для того, чтобы последить за ними. Мир, который был вокруг меня, неожиданно стал ужасно скучным и мрачным, хоть и светило майское солнце. Я по-прежнему погружался в свои мрачные мысли о том, что мир в один момент стал совершенно не так прекрасен, что он несправедлив по отношению ко мне. Там, за забором, совершенно другой мир, в котором всё новое, неизведанное, прекрасное. Ещё более страшным наказанием для меня стало то, что мама строго-настрого запретила мне ходить в заброшенный парк. На последнем слове её наказа детские мечты стали угасать как перегоревшая свеча.
        Но однажды я нарушил запрет и всё-таки оказался по другую сторону решётки. Единственный и неповторимый шаг, настолько скользкий, что мне не удалось даже позвать о помощи. Что же было?
        - Ну же, давай, маменькин сыночек, хоть раз покажи, что ты не боишься. Давай же! - произносил один из главарей дворовых ребят, и на этот раз его слова настолько на меня повлияли, что я не выдержал.
        Рыдая, я прокричал и нырнул в нору.
        - Вот дурачок-то, а, смотрите парни, вперёд головой пошёл, ну вообще…
        Последние слова этого парня уже не были мне слышны.
        Проталкиваясь всем телом, я неожиданно почувствовал, что у меня зажало грудь.
        В глазах неожиданно резко потемнело, и так и не начавшаяся паника застыла где-то внутри моего сознания.
        Сбив дыхание, как Алиса из фантазии Кэрролла, войдя внутрь норы, я стал подать всё ниже и ниже, в самую глубь своего призрачного сознания. Смотря на меня сквозь мутную пелену горьких слёз, там меня ждала другая сторона моей жизни.
        Отрывок из романа Иммануила Громма «Карусель неизбежности»

* * *
        Раз, два, три… Снова начался отсчёт…
        Всегда трудно открывать глаза - необъяснимое предчувствие начинает кирпичик за кирпичиком выстраивать перед лицом всё новые и новые высокие стены. Всё, чего хочется в этот момент - это попытаться сказать или даже выкрикнуть что-нибудь, но это трудно. Потому что, видимо, у тебя нет ни рта, ни глаз, и вообще, тебе совершенно непонятно, где ты, и, самое главное, кто ты.
        В это время Слэйн ощутил жуткое жжение во рту - ещё мгновение, и резким взмахом тяжёлых ресниц ему удалось открыть глаза.
        Расплывчатое изображение непонятной формы раскачивалось перед глазами из стороны в сторону, как маленькая лодка у каменистого причала. Ещё один взмах ресниц - зрачки медленно сузились, ещё взмах, и очертания каменной полуразрушенной стены одновременно с его сознанием начинали приобретать оттенок реальности.
        Сквозь серую дымку грузных облаков чуть заметно пробивались тусклые лучи солнца.
        Вот и прекрасно, пожалуй, есть даже вероятность того, что не парализован. Возможно…
        Так подумал Слэйн и повернул шею сначала в одну сторону, затем в другую.
        Возможно, это лишь побочный эффект от приземления.
        Теперь самое главное - это попробовать пошевелить онемевшими конечностями. Настроившись, он медленно стал сгибать пальцы обеих рук и ног.
        Гимнастика полуживого астронавта - на мгновение Слэйн ощутил лёгкую эйфорию от того, что остался в живых.
        Очаг охватившего его шока постепенно утихал, он даже почувствовал, как дёрнулись мышцы лица - родилась еле заметная улыбка с присущей ей великой мотивацией, а в голове пронеслась приятная мысль: «Всё хорошо, у меня всё получится».
        На этих словах он попробовал приподнять шею - онемевшие мышцы тут же дали о себе знать, будто несколько мощных тросов в один момент натянулись и, хрустя под сильным напряжением, ожили шейные позвонки.
        Ему следовало оставаться спокойным, он жив - и это самое главное.
        Сгибая в локтях руки, он почувствовал, как по ним пробежали мурашки.
        Ещё через некоторое время Слэйн начал медленно приподнимать верхнюю часть тела. Похожий на гусеничную машину, он отрывал от земли один позвонок за другим. Наконец, полусидя, он огляделся по сторонам, изучая окружающую картинку реальности.
        Над головой он видел словно затянутое плотным тентом пасмурное небо. На просторах необъятной глубины воздушного пространства вспыхивали молнии, похожие на электрических скатов. Небеса давили своей непонятной грузностью, он чувствовал это. В висках ударял маленький, но звонкий молоточек с каждым просветом искр молний.
        Слэйн хватался обеими руками за голову и крутил ей из стороны в сторону, несколько раз он наклонялся над землей и предпринимал попытку выпустить из себя застрявший где-то в пищеводе желчный поток. Его тошнило, но ужасно мучительно ничего не выходило наружу.
        Он вспомнил про энергетическую пластинку из сухофруктов и орехов, которая осталась во внутреннем кармане его пиджака.
        Запустив руку в карман, он нащупал гладкую поверхность и спасительно выдохнул.
        Проглотив оставшиеся куски, он поднял голову и удовлетворённо закатил глаза. Долгожданное спасение явилось вовремя.
        Слэйн почувствовал облегчение. Не открывая глаз, он вдыхал влажный воздух, в котором чувствовался смешанный запах ржавчины и гнили.
        Всё отлично, он вновь выдержал экзамен. Ему нужно успокоиться.
        Он настроил дыхание на ровный лад, прислушиваясь к окружающим звукам. Он давно не пребывал в подобной тишине. Теперь же изредка было слышно, как где-то рядом, словно по трубам, протекала сточная вода.
        Где же я нахожусь? - задаваясь вопросом и одновременно доставая из другого кармана виртуалик Капоне, он попытался вспомнить простую комбинацию и, сам того не замечая, стал двигаться вперёд. Ноги слегка подкосились, и Слэйн упал на колени, чуть не выронив аппарат из рук.
        Послышался лёгкий звонок - виртуалик, включившись, выдал информацию о местности.
        Разминая ноги и скрипя костями, Слэйн всмотрелся в экран:
        - Внимание! Данная территория подвержена очистке…
        Просто замечательно… - подумал он.
        Слэйн не понимал, что ему делать дальше.
        Из дневника, который ему передал Капоне, следует, что ему нужно встретиться с некой женщиной по имени Женева.
        К глубокому сожалению, вокруг него находились только развалины старого здания, и он не ощутил человеческого присутствия. После внимательного осмотра ближайшей местности он понял, что придётся потратить изрядное количество времени и сил на поиск выхода из заточения. Ему стало страшно, поскольку еды у него больше не осталось.
        Картины окружающей реальности в его сознании постепенно стали проясняться. Будто через старый цифровой Вирт-проектор он не мог смотреть на густой и плотный, словно мокрый матрас, свод облаков.
        Свет солнца пробивался сквозь эту толщу, и в некоторых местах около себя Слэйн заметил совершенно обгоревшие участки земли. Жмурясь, он встал в полный рост и огляделся - вокруг были каменные развалины какого-то огромного и величественного здания. Кладка камней была настолько древней, что, казалось, она выдержит ещё многие природные катаклизмы.
        Из основания одного из таких каменных бастионов выбежала, зорко озираясь по сторонам, огромная крыса. От неожиданности Слэйн попятился назад, еле удержавшись на ногах, выронил из рук виртуалик. Крыса безразлично оценила его взглядом и через мгновение, рассекая воздух длинным хвостом, словно хлыстом, скрылась из виду. Он слышал, как за каменной кладкой шумели волны. Совсем рядом был берег. Лёгкие сжимались от влажного воздуха. Голова по-прежнему кружилась. Подняв с земли виртуалик, он убедился, что с ним всё в порядке.
        Слэйн попробовал включить его, отчего тут же пришёл в ярость, увидев, что на нём полностью отсутствует информация о последнем запросе.
        - Что за чертовщина! - прокричал он, но успокоившись, убрал аппарат Капоне обратно во внутренний карман пиджака. Он вновь огляделся по сторонам и, к своему разочарованию, заметил, что высокие каменные стены окружили его со всех сторон.
        Он был заточён словно узник в пространстве этих унылых, древних камней. Медленно раскачиваясь, Слэйн принялся продумывать пути выхода из этой камеры. Стены были высотой около семи метров, что его не утешало. Для того чтобы прорыть подкоп, у него не было даже простейшего ножа, к тому же, судя по крепости стен, их основание уходило глубоко под землю.
        Нужно было успокоиться, он мысленно приказал себе не паниковать.
        На это уйдёт слишком много энергии, которая ему ещё пригодится.
        Для начала нужно было настроить правильное дыхание и очистить своё сознание.
        Он почувствовал лёгкое головокружение, первый глубокий вздох давался с трудом. Огромный пресс стальных облаков давил на грудь с такой силой, что внутри жалобно скулила частичка той радости жизни, которая так хотела получить в дар своё вечно юное очарование и ненавязчивую красоту.
        Он подошёл к стене; прикасаясь к холодным и безмолвным камням, неожиданно задумался, что в таком капкане пребывал всю свою жизнь, сколько её помнил. Закрыв глаза, ощупывая камень за камнем, он начал медленно передвигаться вдоль стены.
        Вечный поиск выхода из созданного собственным разумом тупика. Именно эту задачу невозможно было объяснить аналитическим подходом, больше не срабатывала математическая точность различных формул. Ощущалось безмолвие камней, и внутри него рождалось неизвестное чувство благодарности.
        Грудь сдавило настолько, что Слэйн испугался - ему было трудно сделать жизненно важный глоток воздуха.
        Это была полнейшая капитуляция тела.
        На щеках чувствовалось лёгкое щекотание.
        Ещё через мгновение он разрыдался, прислоняясь влажным от слёз лицом к камням, и уже не сдерживался в своих выплеснувшихся мощным потоком эмоциях. Он посылал в небеса величайшую просьбу об избавлении.
        Это произошло мгновенно, словно чья-то заботливая и нежная рука, источающая жизнь, дотронулась до его макушки и легко её погладила. Не открывая глаз, он продолжал сладостно, словно маленький ребёнок, впитывать в себя эту энергию.
        Это величайшая радость жизни.
        Принимая свой вновь рождённый облик, он мысленно благодарил её, зная, что это она - мама…
        Он чувствовал её присутствие рядом с собой. Открыв глаза, Слэйн увидел парящую прямо над ним чайку. Что-то приземлилось, он осмотрелся и увидел рядом с собой ещё живую маленькую рыбу. Когда он взял её на ладонь, она слабо пошевелила хвостом.
        Всматриваясь в её глаза, он наблюдал, как постепенно они теряли блеск жизни.
        - Прости, но я не могу тебе помочь. Я, так же как и ты, стал узником этого каменного пространства, - произнося это вслух, он медленно воссоединился с окружающей обстановкой. Словно растворяясь в этом месте, он становился каплей воды, искавшей спасения от засухи в родном океане. При этом он видел в глазах маленькой рыбы неумирающую радость от предстоящей встречи с родной водной стихией.
        Закрыв глаза, он представил, что находится на берегу моря. Лёгкие завитки волн обволакивали его ноги, словно защищая их от всего жестокого и злого в этом мире. Они как бы успокаивали сознание, говоря: «Между двух берегов ты всегда найдешь сокровенный смысл своего существования - всё есть жизнь и во всём её прикосновение».
        Чайки, рыба - задумавшись, Слэйн прислонился ухом к каменной стене и стал прислушиваться.
        Действительно, за каменной преградой был слышен шёпот волн.
        Сердце бешено заколотилось - наконец-то он почувствовал что-то необычайно родное и очень близкое во всём, что его окружало. И даже свинцовый матрас небес, беспощадно давящий на грудь, заставлял его смотреть на мир вокруг через призму в совершенно новых, но при этом необычайно знакомых оттенках.
        Послышался раскат грома, настолько сильный, что Слэйна на некоторое мгновение оглушило.
        Ловко разрезая толщу свинцовых туч, зигзагообразные молнии сыпали сверху ослепляющими искрами.
        Никогда прежде он не видел подобных изменений погоды за короткий промежуток времени.
        Слэйну стало не по себе.
        Теперь он ещё больше понял, к чему готовил его Капоне. Его плотный, непромокаемый плащ был бы сейчас очень кстати. Начался сильный ледяной ливень.
        Надев сверху капюшон, Слэйн прислонился к одной из стен и понял, что по-прежнему ничего не слышит.
        Внезапный и сильный толчок отбросил его к другой стене.
        Ему сбило дыхание и больно сжало грудь.
        Открыв глаза и приподняв голову, Слэйн закричал от ужаса.
        Над его головой, закрыв небеса и каменную камеру, словно под колпаком, проносилось что-то огромное, похожее на жестяную черепаху. Вниз от этой махины отходило несколько железных щупальцев, одно из которых маячило совсем рядом с его правой ногой.
        Слэйн резко поднялся и, крича, отбежал к другой стене. Его охватила паника.
        Он громко кричал, отбиваясь от щупальцев, бегая по кругу, закрыв лицо руками.
        Неожиданно его тело подхватило мощным потоком и со всего размаху ударило о противоположную стену.
        «Что же это, чёрт возьми, такое!» - только и успел он подумать, но уже через мгновение в левую ногу вошло что-то острое.
        Резко похолодало, зубы сжались, и мозг отпустил ситуацию - всё…

* * *
        Пока за окном аэромобиля мелькали поваленные недавним ураганом деревья, Дженни, безразлично уставившись в свой виртуалик, подбирала через косметический портал Вирт-реальности идеальный цвет для своих ногтей. Слэйна это раздражало, и она, чуть заметно улыбаясь самым краешком губ, продолжала. Он так и не увидел моря.
        Причин этому найдётся несколько: чёртов ураган, его болезненные припадки и потеря сознания, и, конечно же, компания с которой он решился на отчаянный поступок, чтобы воплотить в жизнь свою давнюю мечту. «Бездушная кукла», - подумал он про Дженни и тут же вслух, искусственно улыбаясь, спросил её:
        - Дженни, дорогая моя, хотел, чтобы ты мне напомнила, как произошла авария со мной. Что об этом известно?
        Нахмурив брови, Дженни посмотрела на него острым взглядом, и ответила строгим голосом:
        - К чему ты это вспомнил? Тебе, видимо, доставляет удовольствие, когда я начинаю беспокоиться и переживать за тебя, любишь делать больно, не так ли, Брюс?
        Она наигранно отвернулась к окну и в следующее мгновение, словно это была самая излюбленная сцена, как превосходная актриса, со слезами на глазах, с взглядом невинной овечки, жалобным, слегка охрипшим голосом произнесла всего лишь одну фразу. При этом Слэйну показалось, что в салоне аэромобиля что-то зашипело.
        - Зачем?
        Что он мог ответить на этот прямой вопрос?
        Удивительная тактика, подумал он и понял, что в этот раз полностью уступает своей ненаглядной жёнушке. Он решил действовать неоднозначно и решительно - ему нужен полный ответ. И в этот раз он вытянет из неё всю информацию.
        Пока Дженни продолжала наигранно рыдать и изображать из себя жертву мужского шовинизма, Слэйн плавным движением руки переключил аэромобиль в режим «Скоростного управления» - по лобовому стеклу побежала инфракрасная полоска с предупреждением об опасности. Он задал максимальную скорость, игнорируя мелькающие призывы Вирт-безопасности аэромобиля снизить её до безопасного уровня. Далее всё происходило с невероятной быстротой.
        Он чувствовал себя на седьмом небе от счастья - особенно его забавляла мимика лица горячо возлюбленной жены. Он даже и не догадывался, что у неё настолько эластичная кожа. Она паниковала и била его руками, кричала, но Слэйн словно был лишь сторонним наблюдателем этой сцены. В ушах слышался только свист набирающего невероятно огромную скорость аэромобиля.
        Время стало играться, словно в его руках было что-то пластичное и мягкое.
        За окном аэромобиля полосками сверкали окружающие пейзажи, но неожиданно всё остановилось.
        Картины окружающего мира стали расплываться, словно он смотрел на них через толстое стекло.
        Дженни и всё убранство аэромобиля смешивались и сливались в одно общее размытое пятно.
        Поняв, что его руки и ноги могут беспрепятственно двигаться, он стал продвигаться к уходящему пятну, которое терялось среди обломков реальности.
        Оставалось уже совсем чуть-чуть. Вот он открывает дверь и садится на водительское сиденье. Через мгновение его тело резким толчком откидывает назад.

* * *
        В тихой, безмолвной, застоявшейся и не предвещавшей ничего хорошего обстановке он сидел за рулем скоростного авто. За окном была сплошная тьма, включённый дальний свет фар поглощался безмерной темнотой, словно воздушные одуванчики, залитые дёгтем. Он приоткрыл окно, и в салон ворвался дождевой поток.
        Машину заносило из стороны в сторону, скрипели покрышки передних колёс. В голове, как и за окном, была безграничная пустота.
        Он ни о чем не думал.
        Больше всего ему хотелось не останавливаться ни на миг. Это было движение в неизвестность, всё его естество вздрагивало от удовольствия молниеносного проникновения в безликую бездну. Никогда в своей жизни он ещё не испытывал подобного наслаждения.
        - Тебе хорошо, Мандаринка?
        Он спрашивал и поднимал окровавленное лицо, смотря пустыми глазами на пассажирское сиденье, при этом гладя невидимую руку своей возлюбленной, лежащей на подлокотнике.
        - Тебе хорошо, Мандаринка?
        Спрашивал ещё раз, нащупав рукой пистолет, резким движением подносил его к виску и нажимал на курок.
        Рассекая утонченную вуаль ночной тьмы, автомобиль на невероятно большой скорости выбивал дорожное ограждение и, словно подхватываемый мощной струёй ливня, летел с обрыва в холодные воды неизвестного карьера или озера.
        Он не успевал понять, удалось ему выстрелить или нет.
        Но разум продолжал светить, словно маленькая свечка в кромешной и воинствующей тьме. Открыв глаза, он увидел, что машину стала засасывать огромная воронка.
        Она была прямо перед ним, в своём ослепительном белом платье. Сердце выбивало бешеный ритм, а вибрации подталкивали всё ближе к её рукам.
        Ноги, а затем и торс оказались полностью поглощены воронкой.
        Он начинал по-сумасшедшему грести руками, не в силах представить себе того, что в один момент потеряет самое ценное. Ещё немного, и ему почти удалось бы дотронуться до её руки…
        Сердце резко останавливалось, глаза, словно два маленьких зеркала, принимали прощальный воздушный поцелуй, который она посылала ему.
        Это был капкан, невидимые челюсти которого резко начинали сжиматься.

* * *
        Слэйн открыл глаза, и размытая картинка постепенно приобрела очертания.
        Первое, что он чётко увидел перед собой, был лежащий в луже дневник в кожаном переплёте.
        К нему вернулся слух: над головой пронеслось сильное гудение. Он пришёл в сознание и почувствовал невыносимую боль в ноге.
        Слэйн закричал и резким движением попытался приподняться. Его глазам предстала ужасная картина - прямо над ним, в воздухе, висела железная махина, из которой вниз, прямо к его ноге, опускались две огромные железные трубки. С острых краёв стекала кровь, и капли медленно падали вниз. Он схватился обеими руками за одну из железных трубок и попытался отбросить её в сторону, отчего почувствовал резкое головокружение: всё тело будто обдало ледяной волной.
        Резкий крик паники вырвался из его горла.
        Когда сознание вновь заслонила тонкая, мутная пелена, когда он подумал о великом просторе моря - завитках его волн светло-изумрудного цвета, бережно закатывающихся в кармашки песчаного берега, до его слуха донёсся громкий крик женщины.
        Он не успел подумать о том, что это, возможно, его спасение.
        Сознание, словно маленькая медуза в плавном танце, наконец-то начало свой непринуждённый свободный полёт по просторам неизведанной, но настолько обширной пустоты.
        Глава 15
        В эту душную июньскую ночь римский консул по имени Гай Фламиний увидел сразу два противоречащих друг другу сна - оба частично вырывали из реальности несколько значимых фактов.
        В этих снах всё вокруг казалось настолько естественным и реалистичным, что несчастный римлянин по-детски сжимал во рту большой палец руки и дрожал, словно осиновый лист под сильным ветром.
        Один сон начинался с того, что Гай Фламиний прогуливался по своему излюбленному маршруту великолепной Катании, от дворца наместника к казармам, затем к храму Аполлона, в садах которого рос виноград и множество апельсиновых деревьев. В воздухе стоял невероятно мощный цитрусовый аромат. Фламиний с необычайным упоением останавливался, делал глубокий вдох, закрывал глаза и ощущал лёгкое прикосновение нежной женской руки, утончённые пальцы которой были похожи на лёгкие пушистые пёрышки. Они медленно ласкали его щёки, шею и грудь. Фламиний облизывал от наслаждения влажные губы и, словно нетерпеливый ребёнок, открывал глаза и оборачивался, чтобы в момент этого действия дать волю своим природным инстинктам, стать мужчиной, покровителем и властелином хрупкого и красивого естества.
        Но в одно мгновение его глаза расширялись от ужаса, сбивалось дыхание и мир вокруг погружался в бездну тьмы, в которой лишь вдалеке был виден маленький отблеск мерцающего света. Падая на колени, словно умирающий без единственной капли воды пустынный странник, Фламиний протягивал руки вперёд к свету и полз, покачиваясь из стороны в сторону.
        Чем ближе он подползал, тем труднее ему становилось дышать, жуткий запах мёртвых тел был настолько сильным, что Фламинию казалось, что он исходил от него самого. Ему стало страшнее, когда он добрался до места, где в полном мраке излучался пучок света. Напротив него стояла странного вида молодая девушка, лицо которой было закрыто тёмными волнистыми волосами. Она протянула умирающему от жажды Фламинию округлую чашу с водой. Дрожащими руками, издавая непонятные звуки, с выпученными от ужаса и страха глазами, Фламиний вырвал из рук девушки чашу и, разбрызгивая воду в разные стороны, с кипучей жадностью начинал пить. Отпив, он поднял голову над чашей, в которой воды совершенно не убавилось, что сильно его изумило. Он вгляделся в своё отражение и со страхом выпустил чашу из рук - та опрокинулась, и из неё потекла багрово-красная кровь. Следом за этим Фламиний истошно прокричал - над его головой мелькнуло лезвие тяжелого галльского меча.
        От его крика проснулись стражники. Фламиний, пробудившись, сразу же схватился за шею, затем ощупал свои лицо и лоб, убедившись, что это был всего лишь кошмар, с облегчением выдохнул. Когда у входа в его покои появилась охрана, не теряя римской напыщенности, он приказал, чтобы ему принесли вина и привели пленную наложницу.
        Уже ближе к рассвету в Арреций прибыли разведчики, которые донесли до Гая Фламиния неожиданную новость - армия Ганнибала успешно перешла через Клузиумские болота, и теперь, минуя город без сражения, они подходят к Тразименскому озеру. Прямая дорога в Рим оказалась открыта. После подобных известий Фламиний тут же послал информаторов ко второму консулу Гнею Сервилию Гемину, войска которого находились чуть южнее Арреция.
        - Нам нужно действовать незамедлительно, этот варвар опять обхитрил нас. Теперь мы отвечаем за судьбу Рима. Выдвигаемся на рассвете, чтобы ударить им в спину, - говорил Гай Фламиний своему советнику, капитану Гаю Центению. Его всё ещё не оставляли тревожные мысли, он почувствовал, что сон, который приснился ему накануне, был недобрым знаком.
        Римляне после громких поражений на реках Тицин и Требия находились в постоянном напряжении. После их последней битвы с карфагенцами прошло полгода, за это время Ганнибал показал себя блестящим полководцем, он смог добиться расположения местных вождей соседствующих с Римом италийских племён. Его армия, прошедшая Альпы и после этого полгода восстановливающая свои силы на землях Цизальпийской Галлии, теперь была готова к новым боям.
        За несколько дней до приснившегося Гаю Фламинию ночного кошмара в лагере карфагенцев шла тщательная подготовка к встрече с элитарными войсками Рима. В шатре главного военачальника выступали несколько людей: сначала разведчики показывали на песке ландшафтную карту местности, с великолепной точностью описывая все возвышенности и подъёмы к ним в долине Тразименского озера. После этого, разложив как мозаику красные и синие мелкие камешки, Ганнибал расставил примерное расположение войск. Рядом с ним находились только самые доверенные и близкие ему люди: начальник конницы Магарбал, начальник пехоты Магон Барка и родственник Ганнибала по имени Джиска.
        В шатре чувствовалось небольшое напряжение. Впервые за всё время совместных битв Магарбал, увидев расположение конницы на песчаной ландшафтной карте, засомневался, спросив:
        - Ганнибал, ты выстроил конницу на двух спусках, расставив перед ними лёгких застрельщиков. Римляне прежде всего будут думать о нашей коннице, не лучше было бы оба основных конских отряда поставить в засаду на первом спуске, застрельщиков поставить на саму возвышенность и ещё два отряда конницы там же спрятать в засаде, чтобы эти отряды закрыли кольцо окружения.
        Магарбал как опытный командир пехоты передвинул горстку синих камешков, изображающих конницу, в одну точку - на спуск с возвышенности холма перед самым входом в долину Тразименского озера.
        Ганнибал не спешил вступать в спор. Уверенно осматривая единственным своим глазом выставленную расстановку Магарбала, он будто бы незаметно начинал видеть через повязку другим глазом. Выслушав Магарбала, он задал ещё несколько вопросов разведчикам, после чего, не трогая выстроенную схему конницы своего верного конного командира, он переставил застрельщиков на оба спуска и перед ними поставил несколько отрядов нумидийской конницы. Основной отряд конницы он определил на первом спуске, сразу за остальными отрядами. Расставив свою структуру, он заговорил величественным голосом, от звука которого, казалось, даже природные стихии начинали замолкать на мгновение. Осматривая верных сподвижников единственным глазом, он словно гипнотизировал их проникновенным взглядом, это явление было подобно пущенной в небо стреле, летящей в самую глубь их сознаний. Он объяснял настолько чётко, по порядку, не отклоняясь ни в одну из сторон иного поворота сюжета битвы. Словно древний оракул, он погружал всех своих слушателей в мир будущей битвы, показывая и предсказывая каждый шаг:
        - Как только римляне полностью войдут в долину и их конница начнёт нападать на наёмных галлов, стоящих внизу, твои превосходные нумидийские скакуны, Магарбал, атакуют их с двух спусков, и сразу же пойдут в бой застрельщики и лучники. Их охватит паника, многие из них начнут бежать назад - там, у входа в долину, будет стоять наша основная конница. Как только в их рядах начнётся паника, ещё два отряда нумидийской конницы будут стоять у выхода из долины для того, чтобы отрезать им пути отступления. Мы разгромим их войска, они толком не успеют ничего понять. Их поспешность, самодовольство и гордость - наши главные союзники. Меня прельщает то, что они считают нас варварами, пусть так, возможно они и правы.
        Произнеся последнюю фразу с особенной интонацией, Ганнибал, улыбнувшись, посмотрел на Магарбала и кивнул, словно в знак подтверждения своим словам. Все воины, находившиеся рядом с ним, наполнились его кипучей жизненной энергией и засмеялись, а Магарбал, ради шутки, даже подыграл, по-смешному выпятив вперёд нижнюю губу и выпучив глаза. Ганнибал похлопал его по плечу и засмеялся. После этого, на такой же лёгкой победоносной волне, он покинул шатёр, вслед за ним вышли Магон и Джиска.

* * *
        В вечернее время после дождя лиственный лес был особенно неотразим. Лёгкие кристальные капли на листьях искрились радостными бликами от падающих на них солнечных лучей. После необычайно жаркого дня дождь был самым долгожданным подарком для всего живого.
        Зелёный лабиринт леса оживал, расправляя свои объёмные большие крылья на всём отведенном ему лесном пространстве.
        Послышался резкий свист, и в одно мгновение несколько римских солдат с опаской начали поглядывать на верхушки деревьев.
        Недалеко от перекрёстка стоял странного вида человек, по лохмотьям напоминавший этрусского отшельника. Римские солдаты окружили его и стали допрашивать. Он попросил представить его Гаю Фламинию как информатора, сказав, что ему нужно передать для него особое послание.
        В это время, не понимая, почему солдаты прекратили движение, один из командиров подошёл вплотную к путнику и, со страшным криком вытащив свой меч, замахнулся над его головой.
        Но в это мгновение за его спиной послышался грозный голос Фламиния:
        - Опусти меч, Клавдиан. Пусть говорит, может, ему действительно что-то известно про нахождение карфагенцев.
        Капитан Клавдиан повернулся, в глаза ему ударил луч солнца, он зажмурился и, отойдя немного в сторону, громко приказал путнику упасть на колени перед великим консулом Римской империи.
        Путник, глупо улыбаясь, низко поклонился и затем, порывшись в своей маленькой суме, висевшей на плече, достал горсть древних золотых монет и протянул их Клавдиану со словами:
        - Величайший консул, прими эти монеты в дар от милосердной богини Лаза, которая просила передать их тебе и предостеречь о надвигающейся опасности для вашего сильного войска.
        Хоть этот лесной незнакомец и был совершенно заросшим, но если бы сбрить его бороду и приодеть в римское одеяние, то он выглядел бы внушительно и величественно - так в этот момент подумал Фламиний, сам не понимая отчего, но чувствуя к этому юноше неизвестную благосклонность.
        - Про какую опасность ты говоришь? Где карфагенцы приготовили засаду? Быстро отвечай, что тебе известно. А дары своей богини оставь себе, к ним прибавится ещё столько же золота лично от меня, если ты дашь нужную информацию.
        Но поведение лесного незнакомца ошеломило всех.
        Он с невероятной легкостью поднялся на стоящее рядом высокое дерево и, улыбаясь, словно шут, стал корчить солдатам смешные рожицы. Затем произнёс, коверкая язык и протяжно растягивая слова:
        - Она необъяснимо прекрасна, словно и есть сама жизнь, величественна и милосердна. У неё длинные, изумрудного цвета волосы, которые настолько же гладкие и лёгкие, как зеркально чистейший поток реки, проходящий через тяжёлые камни. Она просила меня, Василиска, передать благородному римскому консулу в дар древние монеты из царства её отца, с самого дна озера. Мне ничего не известно про войска карфагенцев, и мне лишь нужно предупредить об опасности. Богиня Лаза просит тебя отправить свои войска обратно, до тех пор, пока не закончится прилив на озере. Она просит тебя всё обдумать и принять мудрое решение, иначе твои солдаты погибнут, чем очень обрадуют богиню Манию, которая жаждет поступления новых человеческих душ в своё темное царство.
        Пока он говорил, с ним начали происходить странные изменения. Вся кожа его покрылась шерстью, он спрятался за ствол дерева, а солдаты, находящиеся рядом с деревом, в ужасе попятились назад - сверху на них зорко смотрели глаза дикой кошки.
        Он - один из величайших консулов Рима, величие и мощь которого были настолько явственными, искренними, без малейшего притворства в своём представлении миру, неожиданно почувствовал внутри себя странное желание немедленно подчиниться просьбе этого странного создания, которое, спрятавшись за ствол дерева, продолжало наблюдать за движением солдат внизу.
        Он, кто всегда посмеивался над любым человеческим стремлением во что-то верить, испытал сильнейшее волнение - слова странного путника, попавшегося его войску на пересечении двух лесных дорог, словно отчеканивали его сознание, как монеты, которые он был обязан принять в дар.
        Фламиний еле сдержался от неизвестно откуда взявшегося желания спуститься с коня и поклониться этому путнику, приняв с благоволением дары его милостивой богини Лазы. Но разум с холодным расчётом определил, что источником его отравления стало сердце. Колдовство - вот о чём следом подумал Фламиний и тут же отдал приказ солдатам поймать получеловека.
        Но как только лучники натянули тетиву и стали целиться в Василиска, он ловкими прыжками начал перепрыгивать с дерева на дерево, так, словно всю свою жизнь только и занимался этим. После этого необычного вида лесной странник пропал из виду.
        Фламиния словно кольнуло в сердце острой иглой. Он покачнулся и, еле удержавшись в седле, закрыл глаза и попросил принести ему воды с уксусом.
        В тот необычный вечер в рядах римских войск началось некоторое смятение, встреча с Василиском сильно повлияла на некоторых воинов.
        Ранним утром 22 июня 217 года до н. э. римские войска под командованием консула Гая Фламиния вступили в долину Тразименского озера.

* * *
        Над зеркально спокойной гладью озера лёгкой пушистой пенкой ложился утренний туман.
        Поверхность была настолько ровной, что казалось, одна из богинь, встав очень рано и приняв бодрящий душ, принялась с невероятным удовольствием разглядывать с неба своё необычайно красивое тело. Словно невидимой рукой, эта богиня протирала запотевшую поверхность огромного зеркала, отчего на воде появлялись маленькие разводы, которые плелись друг за другом тонкими нитями, неуклюже задевая лёгкую рябь.
        Богине нравились утренние мелодичные песни жаворонков. Но сегодня за её пробуждение были ответственны совсем не птицы. Мягкая перина её ложа, розоватый уголок которой с детской небрежностью раскинулся по своду утреннего неба, свидетельствовал о том, что утончённую хранительницу здешней гармонии и покоя разбудили весьма грубым способом.
        Сегодняшним утром птицы не пели своих ярких песен. Тишину в долине нарушал огромный строй римской армии, будоражащий своим быстрым и динамичным темпом хрупкий мир долины.
        Всё произошло мгновенно, словно яркая молния сверкнула между римским строем.
        Выбежавшие из засады нумидийские всадники застали римлян врасплох. Не успев никак отреагировать, они запаниковали, и ряды элитных воинов повернули назад, где их ждала смерть. Самые отборные карфагенские всадники вместе с Магарбалом начали истреблять всех убегающих.
        Остальные римские отряды, находившиеся в центре и сумевшие после охоты застрельщиков восстановить строй и сгруппироваться для обороны, попали под бешеную атаку галлов. Римская кавалерия, кинувшаяся на помощь пехоте, была также втянута в самый очаг битвы. Нумидийские всадники со второй возвышенности вместе с варварской конницей галлов вклинились в их ряды, нанеся удар с тыла.
        В самый разгар разъярённой битвы за выживание всадникам Гая Фламиния пришлось вырываться из окружения, чтобы спасти свои жизни.
        Казалось, что земля уходила из-под ног у римских всадников, - лошади кричали истошно и отрывисто.
        Из-под земли шли мощные вибрации, похожие на такие, которые бывают при сильных землетрясениях. Будто бы звуки жестокой и кровавой резни именно в праздник Великого Прилива разбудили всех древних демонов Сильванов. Они под удары молота древнейшего демона Хару, исходящие из-под земли, оголодавшие, с безумным рвением, с неутолимой жаждой пытались пробиться наружу, чтобы насладиться сладчайшим вкусом смерти, витающей вокруг долины озера.
        В тот момент, когда казалось, что последним трём всадникам уже удалось пробиться сквозь ряды противника, лошадь римского консула, дико заржав, упала, скошенная сильным ударом секирой и упала набок.
        Фламиний, выпавший из седла, предпринял попытку быстро подняться, как вдруг его сердце почувствовало резкий холод железа, вошедшего вглубь его тела. Галл Дукар ловким и мощным движением проткнул копьём величайшего римского консула. Когда Фламиний посмотрел на мир испуганными глазами, Дукар, взмахнув секирой, сильным рубящим ударом раздробил римскому консулу череп и затем издал страшный победный рёв.
        Оставшиеся в живых римские солдаты кидались в воды Тразименского озера, некоторые в панике пытались переплыть на другой берег, но под тяжестью брони шли ко дну. Оставшихся в живых римлян добивали застрельщики и лучники.
        Так, всего лишь за три часа ожесточённой битвы, было уничтожено более двадцати тысяч солдат элиты римской армии.
        Изучив ландшафт долины, грамотно спровоцировав римлян - за счёт этих превосходно выполненных действий битва у Тразименского озера стала самой успешной засадой в истории всех величайших сражений человечества.
        Ранним утром 22 июня долина у Тразименского озера была сплошь покрыта телами убитых солдат, на которые к полудню слетелись все вороны и прибежали все хищники с близлежащих лесов.
        Покров тумана, ещё не до конца ушедший с поверхности озера, тихонько, словно боясь разбудить уснувших вечным сном солдат, убаюкивая, прикрывал их своей лёгкой периной.
        Ближе к ночи, отгоняя пирующих волков, к озеру приблизился силуэт человека.
        Подойдя к воде и замахнувшись, он что-то выкинул в неё, при этом громко произнося, словно заклинание:
        - Я выполнил твою просьбу, моя госпожа, но эти глупцы приняли меня за сумасшедшего и не оценили твоей милости. Прошу, подай мне знак, увидимся ли мы вновь? - Это был Василиск, он пришёл, чтобы встретиться со своей возлюбленной богиней.
        Последнюю фразу он произносил с сильной дрожью в голосе, упав на колени и закрыв лицо руками, он зарыдал.
        Неожиданно, словно вливаясь лёгким и безмятежным потоком в тихую прядь спящего озера, послышалось божественное пение, исполняемое кристально чистым девичьим голосом:
        Ожидая Великого Прилива день, я раскрою оконца на Рассвете,
        В моей спальне малиновую перину Зари встряхнёт игривый ветер,
        И выхватит из груди моей сердца поющего клубочек,
        Лети, моё сердце к любимому, расскажи ему, что скучаю очень.
        Будет снова праздник Великого Прилива,
        Я останусь тебе такой же горячо любимой,
        Сердце вымолит у озера несколько строчек,
        Через год или два, той же порой,
        Ты придешь такой же молодой
        И подаришь на берегу мне цветочек…
        На глазах улыбающегося Василиска проступили слёзы.
        В это мгновение жизни он познал для себя, что такое настоящее счастье - его сердце, словно раскрытая кувшинка, впитало внутрь себя Любовь мира.
        Глава 16
        - Я понял тебя, Руди, и будь уверен, сделаю всё возможное, чтобы на закрытой выставке присутствовало как можно больше элитных персон нашего города.
        Мужчина, говоривший это, встал с кожаного кресла и, поправив уголок лёгкого пиджака, протянул через стол руку своему давнему приятелю по бизнесу - Александру Рудаку. Тот, улыбнувшись краем губ, подошёл к собеседнику вплотную и, продолжая улыбаться, обнял компаньона.
        - Я всегда знал, Виго, что на тебя можно положиться. Твой серьёзный подход к каждому делу всегда завораживал и мотивировал меня.
        Виго с нескрываемым удовольствием покрутил изящные усы и, зажмурившись, будто ему в глаза ударил слепящий солнечный свет, проговорил:
        - Сделаю, всё, что в моих силах, Руди. Тем более мне самому очень понравилась твоя идея закрытых вечеринок для таких непростых людей, как мы с тобой. Нам тоже следует отдыхать и периодически отходить от дел. Если, как ты говоришь, эта вечеринка будет ещё более яркой и запоминающейся, чем первая, которая была в честь открытия, то я тем более готов вложиться в это мероприятие. Ты знаешь мою страсть ко всему необычному.
        Рудак с нескрываемым восхищением похлопал по плечу Виго, и они оба направились к выходу из его кабинета.
        - Я так и знал, что у этого городка необычное будущее, - здесь будут вершиться величайшие дела и всё благодаря твоим заслугам. В свою очередь, обещаю тебе, Виго, что не останусь в долгу, ты это знаешь. Мы с тобой одной породы, и уверен, что в дальнейшем ты вырастешь из мэра маленького города в губернатора столицы нашей страны.
        Посмотрев под ноги, Виго ехидно улыбнулся.
        На улице стояла пасмурная погода, Рудак проводил приятеля до его машины, где их встретил водитель, который открыл заднюю дверь и после того, как Виго, поднимая углы своего пальто, уселся, закрыл дверь. Тут же тонированное стекло под механический звук опустилось, и Виго, задумчиво посмотрев на Рудака, внезапно проговорил:
        - Извини, Руди, но я не могу молчать об этом. Три года уже прошло с того самого момента, как вы с Ликой пропали на целый месяц, расслабляясь, как вы всем объяснили, под райским солнцем на одном из островов рядом с Фиджи. Для меня это был сильный удар, потому как вы приехали оттуда помолвленными. Ты знаешь, я до сих пор её люблю и желаю ей только счастья. Но один момент из своей жизни я не смогу вычеркнуть никогда - день, когда познакомил тебя с ней, моей ласковой и нежной девочкой, которую ты увёл от меня, разрушив мой мир. Но я не обвиняю тебя в этом, вижу, что ты испытываешь к ней, вот только тогда очень сильно испугался за неё. После этой поездки она перестала меня узнавать, и все мои шансы на близость с ней ты каким-то образом стёр в порошок. Ты не просто украл её, а изменил её. До сих пор при встрече она смотрит на меня пустым, как будто безжизненным взглядом, словно между нами ничего не было. Я до сих пор не верю, что ничего не произошло. Но хуже всего то, что, когда я обратился к одному хорошему экстрасенсу, опасения оправдались. Он сказал мне, что моей Лики уже давно нет в живых. Я
поклялся когда-то Лике, что не буду тебе врагом, и что бы ты там ни задумал, знай, что всё, что нам принадлежит и что мы имеем в один момент, однажды покинет нас. Я хочу помочь тебе достичь успеха только ради одного сладчайшего момента - того, в котором ты всё потеряешь. Я очень жду этого и поэтому всегда буду рядом с тобой, знай это.
        Сказав это, Виго, неожиданно изменившись в лице, сверкнул зоркими, полными ярости глазами, и тонированное стекло опустилось.
        Как только его лимузин отъехал, Рудак, провожая его ехидной улыбкой со взглядом жгучей ненависти, поднёс к уху мобильный и совершенно спокойным голосом ответил в трубку:
        - Виго дал своё согласие на проведение нашей выставки. Он о чём-то догадывается, твоё поведение подталкивает его к сомнениям. В этот раз он должен стать одним из нас, нужно сделать заказ у нашего Создателя. Ты сошлась с Исаковским?
        В трубке некоторое время было молчание, затем тихим голосом таким же хладнокровным тоном ответила молодая девушка:
        - Да… мне удалось сойтись с ним. Я сказала ему про закрытую вечеринку для всех элитных персон города и вручила ему, как ты и просил, личное приглашение. Он будет там.
        Толкнув дверь недавно открытого им Музея современного искусства, Рудак кратко ответил:
        - Отличная работа, Лика. Увидимся завтра, на вечеринке. Продолжай удерживать рядом с собой Исаковского и будь на связи.
        Он нажал кнопку отбоя вызова и уверенным шагом направился в мастерскую.

* * *
        Солнечные лучи, играясь, пересекались между собой на дощатом полу мастерской и, создавая невидимые стеклянные матовые колбы, освещали плавный танец пылинок, медленно опускающихся вниз.
        Наблюдая за ними, Колосов начал разминать затёкшие суставы. «Сколько, интересно, сейчас времени?» - подумал он и вспомнил, что уже несколько ночей подряд засыпал с часами на руке.
        Отлично, полдевятого утра. Сегодня нужно встретиться с Гришкой и закончить с двумя фигурами, которые Рудак попросил приготовить к завтрашней необычной вечеринке, на которой будут присутствовать все сливки общества нашего города.
        Вскочив с матраса, не застилая его пледом, он направился умываться, по пути поставив на разогрев электрочайник.
        Через тридцать минут, сделав три подхода отжимания от пола, он заварил крепкого чая, залил его в кружку и подошёл к маленькому оконцу, которое было освещено ярким солнечным светом.
        - Сегодня хороший день, начало мне уже нравится. - Улыбаясь и говоря вслух, Колосов подошёл к стене и зачеркнул красным маркером на календаре вчерашний день.
        - Отлично… уже завтра долгожданная выставка…
        Стоило ему подойти к столу и взять упаковку с печеньем, как дверь в мастерскую распахнулась. На пороге стоял Рудак собственной персоной. Затягиваясь сигарой, он спокойным, умиротворённым голосом спросил:
        - Завтракаешь? Пришёл составить тебе компанию. Доброго утра, Ярослав. Как настроение? - спрашивая, он уверенным шагом вошёл в мастерскую, подошёл к столу, взял одну из свободных кружек бросив в неё чайный пакетик, залил кипятком, не дожидаясь ответа, направился в другой конец мастерской. Открыв холодильник и присвистнув, он продолжил:
        - Скудно завтракаешь, а для обеда продуктов уже не найдётся.
        Продолжая дымить сигарой, Рудак направился к Колосову, поравнявшись с ним, встал и, так же как и тот, уставился на календарь.
        Колосов повернулся к нему и, пока он громко отпивал горячий чай, ответил:
        - Доброго утра, Александр Николаевич. Настроение отличное. Уже завтра произойдёт невероятное событие - наша вторая грандиозная выставка. Жду не дождусь нашего величайшего триумфа. Продукты действительно закончились, ещё вчера… к сожалению, я даже не заметил этого. Был сильно занят.
        Рудак, серьёзно посмотрев на него, достал из кармана брюк бумажник и вытащил оттуда несколько крупных купюр. Он повертел их перед лицом и затем демонстративно положил их на стол со словами:
        - Сходи, пожалуйста, Ярослав, сегодня в магазин и купи себе необходимые продукты. На этой вечеринке будет ещё больше знаменитостей, чем на первой. Прежде всего приедет мэр города. Ты со всеми заказанными фигурами закончил?
        Колосов слегка изумился, но при этом, не меняя тона, ответил:
        - Да… конечно. Все фигуры готовы. Пойдёмте, оцените работу.
        Сказал и тут же направился в другой конец длинной мастерской. Остановившись напротив деревянного постамента, он снял длинное покрывало с трёх восковых фигур.

* * *
        После того как Рудак покинул мастерскую, Колосов впал в лёгкую задумчивость. Странные ощущения были во всём теле, покалывало сердце, сводило мышцы ног, будто всю ночь напролёт он бегом взбирался на высокие горы.
        Он предпринял попытку сфокусироваться на своём внутреннем состоянии, хотя мозг отчаянно сопротивлялся и выводил, словно мелом на доске, со скрипом, слова отчаяния, смертельной тоски и беспокойства.
        Мысленно он растворился в окружающем пространстве, чувствуя себя лёгкой медузой, выброшенной на берег. Совершенно рядом ощущались боль и радость - их присутствие чередовалось внутри его естества, словно дыхание морского ветра и ощущение под ногами дышащей твёрдой поверхности.
        Нужно начинать что-то делать и чем-то заниматься.
        Он посмотрел на часы и по привычке отвёл глаза в сторону. В сердце будто с невероятной силой вогнали острый кол, вбивая его глубже и глубже.
        Всё в порядке, ещё чуть потерпеть, и пройдёт. Время на часах - 09:23 утра.
        Он совсем не помнит, сколько проспал сегодня, но знает, что закончил доделывать последние штрихи у оставшейся фигуры. А потом всё было как в тумане. Видимо, он всё-таки поспал и сейчас ему не совсем хорошо из-за стандартного творческого опустошения. Он выплеснул из своей души весь нектар своих чувств и создал новое творение для жизни. Теперь он выгорел - это нормально и естественно.
        Ему ли не знать про это ощущение.
        Подумав, Колосов подошёл к письменному столу и поднял крышку недавно подаренного Рудаком ноутбука. Проверив шнуры, подключённые к мощной акустической системе, он посмотрел на загоревшийся неестественно живым радостным отблеском аппарат и увидел, что музыкальный проигрыватель так и остался не свёрнутым с прошлого раза. Он пролистал список композиций и лёгким щелчком пальцев запустил свою любимую музыку для медитации, ту самую, с оттенками невесомых импульсов, посылающих сигналы внутрь сознания, помогающих освободиться от груза безмятежности. Для парения в глубоком космическом пространстве, как медуза в изящном танце - идеальный вариант.
        Включив музыку, он сразу же ощутил незаметную вибрацию, которая начала щекотать что-то детское и очень глубоко затронутое внутри его естества. Слышалась лёгкая игра на гитаре - ненавязчивая, нежная и утончённая, будто музыкант, исполнявший эту мелодию, ласкал гитару, как любимую женщину.
        Колосов прошёл по мастерской, покачиваясь, словно в лёгком танце. Подойдя к одному из столов, он налил в одну из кружек чай, находясь в бесформенном состоянии, прилёг на кушетку у входа в мастерскую, достал с полки одну из своих любимейших книг, открыл её на специально заложенном месте. Вслух он начал читать свои любимые строки. В нужный момент та или иная любимая книга оказывалась у него в руках, с закладкой именно в том месте, где находились строки, нужные закутанному в омут сознанию.
        В очередной раз его спасали строки величайшего Германа Гессе.
        Он повторял их слово в слово. Эта цепочка из слов, словно золотистая каракатица, ускользала наверх, ловко цепляясь за тёмные закоулки своими крючковатыми лапками и в самом конце, извиваясь, начинала сверкать перед самым его лицом своим изящным хвостом.
        Этот хвост словно задел его по щеке.
        Отрезвляющие строки, думал Колосов, читая книгу с упоением.
        Вот так, боль и отчаяние, так же и как радости, прошли мимо, поблекшие, утратив свою глубину и значение. И страдания тоже отцветают и блекнут. Без сомнения, устареет и утихнет и эта боль, нужда в чём-то, они забудутся. Ни в чем нет постоянства, даже в страданиях.
        Через час он вышел из мастерской, и у входа его встретил личный шофёр Рудака, молчаливый Яков. С самого первого дня их знакомства оба начали питать друг к другу чувства глубочайшего уважения. Вообще, его всегда привлекали молчаливые люди.
        Кто умеет молчать, тот самый благородный добродетель, храбрец жизни. Молчаливые люди всегда будут в стороне, но все их силы направлены на действие. Они осторожно и основательно ступают по земле, их мысли нацелены на движение и прогресс, а внутренняя чувствительность льётся плавным потоком. Их осознанность и наблюдательность вносят величайший вклад в движение в безграничном пространстве мира. По-настоящему молчаливые люди на протяжении всей жизни будут общаться глухими фразами, для них не бывает исключений, это всего лишь общение для подпитки внутреннего огня, такого небольшого, как у свечи. Молчание - это наблюдение внутреннего огня свечи в кромешной тьме.
        Слишком много слов приносят в своём угнетении сокрушительное пламя.
        Колосову нравилось, что Яков иногда с ненавязчивостью спокойным голосом подносил к его внутренней свече зажжённую лучину, освещая пространство своих намерений.
        И в этот раз, ничего не произнеся, лишь слегка улыбнувшись, он открыл заднюю дверь вытянутого «Мерседеса» бизнес-класса.
        Огромную радость принёс Колосову звонок Рощина на мобильный телефон.
        Они договорились о встрече через два часа и решили поехать искупаться на залив.
        Оставалось немного времени, и Колосов решил заехать в пекарню, чтобы набрать там любимых Гришкиных сосисок в тесте.
        Он попросил Якова ехать помедленнее и остановиться рядом с пекарней, находящейся на углу старенького трёхэтажного здания.
        Он задумался и начал вспоминать необычное ощущение, которое испытал пару месяцев назад.
        Тогда, сидя у себя в мастерской, он безвылазно около месяца усиленно создавал композицию для собственной выставки. Сюжет её был взят из истории, описанной когда-то его возлюбленной про величайшего полководца древности - Ганнибала Барку. Когда он закончил, то после около суток просидел практически в неподвижном состоянии в пространстве созданного им мира.
        В один момент его словно поразила молния, он тогда услышал сильнейший гром и очнулся.
        На дворе стояла тёмная ночь, и, резко вскочив, он выбежал на улицу из мастерской и, стоя на пороге, встречал каждую вспышку ярких лент восторженными и громкими криками. Они напоминали светящихся и извивающихся угрей на дне тёмного озера. После нескольких мощных ударов он ощутил необычайный страх. Сознание, привыкшее к безопасно скомплектованному миру, вдруг затряслось как детская погремушка, вызывая внутри него ту самую сторону, которая была в ответе за страх от собственного появления в этом мире.
        Он не чувствовал ни боли, ни страха - всего лишь поток сильного ветра, который, казалось, проходил сквозь него.
        Помнил обжигающие прикосновения каплей дождя.
        Именно тогда, закончив свои творения в мастерской, выйдя в открытое пространство дождливой, тёмной ночи, он вновь стал живым.
        Барка переводится как «молния», думал он.
        С того момента он больше не мог остановиться.
        Он питался, словно обезумевший от голода путник, энергией других людей.
        Именно в тот день он понял, что очень просто создать свой мир, легко его постоянно преобразовывать, каждую единицу времени сочетать с единицей энергетического потока и в итоге, даже не беспокоиться о том, что же будет в дальнейшем. Зачем?
        Он создал мир в своей мастерской для себя, и всё, что ему было нужно - это ощущать и чувствовать своё с ним единение только в действующий момент. Он растворился в созданной им реальности, взяв за основу способы контроля энергии. Творил свою реальность и подпитывал её энергией людей, окружавших его. Это было так просто.
        Колосов резко и без причины рассмеялся, так что продавщица в пекарне испуганно попятилась.
        Купив сосисок в тесте, он открыл дверь пирожковой и вышел на улицу.
        Ему резко перехватило дыхание, будто солнце за толстым слоем облаков надавило с такой мощной силой, что те объёмным грузом накрыли его сверху. Нечем было вздохнуть, в воздухе парило, как перед грозой.
        Это была не основная причина, по которой он резко встал у входа в пекарню, словно столб, пытаясь восстановить дыхание и нахлынувшие в один миг убийственные воспоминания из прошлого.
        На другом конце улице на автобусной остановке стоял Виктор Сергеевич - отец его возлюбленной Марины.
        Придя немного в себя, Колосов направился в его сторону. Когда он оказался рядом с ним, тот узнал его и, быстро опустив глаза, начал рассматривать что-то у себя под ногами.
        Колосов приветствовал его, отчего Виктор Сергеевич вздрогнул. Посмотрев на Ярослава тусклым, полным невыносимого страдания взглядом, он ответил:
        - Здравствуй, Ярослав. Как ты?
        Он предпринял слабую попытку улыбнуться. Но от этого внутри у Колосова ещё сильнее всё сжалось, он видел его перед собой - совершенно исхудавшего, с впавшими, глазами, потерявшими блеск, и лицом, на котором словно сама мучительная смерть наложила свой ужасный отпечаток. По-прежнему пытаясь настроить дыхание, он чуть не вскрикнул, и Виктор Сергеевич, не дожидаясь его ответа, произнёс:
        - Мой автобус подходит, Ярослав. Был рад тебя увидеть. Прощай.
        Колосов закричал:
        - Виктор Сергеевич, постойте! У меня есть машина, позвольте вас подбросить. Очень прошу вас, пойдёмте со мной.
        Взяв его легонько под руку, он почувствовал, что говорит дрожащим голосом, а к носу, щекоча кожу, спускаются две тонкие капли. Не дожидаясь ответа, он спросил:
        - Как вы? Как Ангелина Фёдоровна? Простите меня, что так и не позвонил, и не навестил вас. Я просто не знал, как вы к этому отнесётесь.
        Виктор Сергеевич нахмурился, освободился от его руки и резко ответил:
        - Не стоит беспокоиться по этому поводу. Это в прошлом. Ты правильно сделал, что не напомнил о себе. Продолжай жить дальше. Прости, Ярослав, но, пожалуй, поеду на автобусе. - Посмотрев на Колосова, он резко развернулся и быстрым шагом направился в сторону прибывшего транспорта.
        Мгновенно среагировав, Колосов побежал к машине. Яков, словно прочитав его мысли, завёл двигатель. Когда Колосов сел на заднее сиденье, он показал следовать за удаляющимся автобусом.
        Виктор Сергеевич вышел на остановке и направился в сторону онкологической больницы, Колосов понял, что с Ангелиной Фёдоровной что-то произошло. Осторожно, не привлекая внимания, он следил за ним. Выйдя из машины и ничего не объясняя Якову, он медленным шагом направился в сторону стоящего напротив больницы маленького магазинчика.
        Он почувствовал, что сердце в этот момент забилось с таким бешеным темпом, что казалось, ещё несколько ударов, и Виктор Сергеевич просто услышит его рядом с собой.
        Он зашёл внутрь больницы и проследовал за ним, благо повезло, что у помещения были стеклянные двери, через которые можно было видеть людей изнутри. Осторожно подойдя, немного с угла, выглядывая из-за колонны, он увидел, как Виктор Сергеевич заходит в лифт.
        Колосов про себя выругался, теперь будет очень трудно определить, на каком этаже тот выйдет. Придётся осматривать каждое из отделений, а это чревато тем, что тот его обнаружит.
        Оставалось попробовать узнать в регистратуре про пациентку Волкову Ангелину Фёдоровну, но никто не даст ему просто так информацию о другом человеке, находящемся на лечении в здравоохранительном учреждении, если он не является близким родственником.
        С другой стороны, он подумал о том, что у него есть пусть и очень маленький, но шанс узнать про неё с помощью молодого охранника. Нужно было использовать все возможные варианты, а для этого нужны были действующие зацепки.
        Колосов вошёл внутрь больницы и, подойдя к охраннику, спросил у него про радиологическое отделение, решив, что, скорее всего, у Ангелины Фёдоровны проблемы именно в этой области.
        Не поднимая на него глаз, охранник кивнул в сторону лифта и лениво протянул:
        - Там, на 4-м этаже…
        Поблагодарив, Колосов направился в сторону лифта.
        Спустя пару минут, он вышел из него. В радиологическом отделении, рядом с лимонным деревом, стоящим в большой деревянной кадке, находился стол, за которым сидела медсестра в очках с пухлым, красноватым лицом.
        Не обращая на него никакого внимания, она продолжала что-то записывать в журнал.
        Колосов прошёл мимо стола и направился к дверям первой палаты. Медсестра, по-прежнему не поднимая глаз, строго спросила:
        - Вы к кому, молодой человек? Для посещения нужно записаться у меня в журнале.
        Мельком взглянув через маленькое стеклянное окошко в двери первой палаты, он попытался найти в ней знакомую фигуру, но никого похожего на Виктора Сергеевича не увидел.
        Он подошёл к столу и, достав из кармана мобильный телефон, положил его рядом с журналом и сказал:
        - Я не посетитель, простой гражданин с улицы. Дело в том, что один мужчина перед тем, как зайти в вашу больницу, оставил на скамейке свой мобильный, и когда я случайно это заметил, то решил помочь ему. Но не успел его догнать, поскольку был на достаточном расстоянии. Поэтому решил пройтись с самого верхнего этажа, чтобы отыскать его и вернуть ему телефон.
        Медсестра, наконец, оторвала глаза от журнала, оглядела Колосова с некоторым подозрением и спросила:
        - Как был одет этот мужчина?
        - Лысый мужчина, с небольшим брюшком, лет пятидесяти. Он был в белой клетчатой рубашке с еле заметными полосками и в бежевых льняных брюках.
        Медсестра прервала его, резко произнеся:
        - Тебе не придётся искать по другим отделениям, этот мужчина здесь. Давай мне сюда телефон, я ему передам.
        На него смотрели хищные глаза со сверкающими линзами. Он резко развернулся и направился в сторону лестницы, находившейся за лифтом. Медсестра что-то крикнула, но он не услышал, открыл дверь и скрылся за ней. Пробегая по лестнице вниз, он думал лишь о том, что совершенно забыл про Марину и всё, что с ней связано. Стёр словно ластиком каждое воспоминание, как эскизы одних и тех же картин, от вида которых становилось невыносимо больно. Пропало это странное ощущение, будто бы он попал под сильный дождь, вместо капель у которого были острые иглы, проходящие вглубь тела.
        Выйдя на улицу, Колосов неожиданно понял, что погода полностью изменилась. Дождь лил как из ведра, он шёл вперёд, даже не думая, куда.
        Лишь повторял одно и то же:
        - Мама Марины в больнице. Я должен ей помочь…
        Прямо перед ним остановился уже знакомый вытянутый «Мерседес» и Яков, держа зонтик, вынырнул из него и открыл заднюю дверь.
        Место для встречи Рощин выбрал весьма необычное - на берегу залива.
        Как только Яков остановился, Колосов открыл дверь и обнаружил, что они приехали на нужное место.
        Дождь закончился, он вышел из машины и сделал глубокий вдох. Воздух был влажным и свежим, его хотелось вкушать словно мёд, смакуя его тянувшийся густой поток, вливающийся в самую грудь. Вокруг стояли различные деревья: низенькие орешники, молодые осинки, а чуть дальше - плотные берёзы с крепкими мужскими тёмно-серыми стволами. Слышался лёгкий шорох, капли дождя скатывались с небольших веток, в одном воссоединённом звуковом сопровождении это напоминало тихий оркестр. Дополняя картину, где-то поблизости пропел соловей.
        Колосов огляделся по сторонам, и у него закружилась голова. Он упал на коленки и через минуту почувствовал, как чьи-то крепкие руки обхватили его в области груди и подняли вверх. Он открыл глаза и увидел перед собой спокойное лицо Якова. Встряхнув головой, чтобы отогнать последние нотки головокружения, Колосов попросил его отпустить.
        - Дальше я сам, благодарю…
        Он пожал ему руку и затем достал из машины свой рюкзак. Закрыв аккуратно дверцу и похлопав ладошкой по крыше «Мерседеса», Колосов добавил:
        - Отличная машина. Я получил неземное удовольствие от поездки. Ещё раз спасибо за такой подарок. До встречи, Яков.
        Он повернулся и пошёл в сторону залива.
        Рощин сидел на самом берегу, скрестив по-индийски ноги. Вдали, за его спиной, был залив - словно огромное запотевшее зеркало. Не было видно горизонта, только лишь огромная платформа, слегка поблёскивающая скользкой поверхностью, будто покрытая толстым слоем мутной рыбьей икры.
        Когда Колосов подошёл к нему совсем близко, он увидел, как небольшие волны, поднимаясь вдалеке, чтобы набрать всю свою молодецкую мощь, в один момент были укрощены ловкой и могучей невидимой рукой. Кто-то усмирял их сильно, но не грубо, словно мастер, плавным движением гладя непокорные волосы на красивой голове.
        Рощин сидел с голым торсом в позе лотоса. Его глаза были закрыты: он медитировал. Когда к нему подошёл Колосов, Рощин неожиданно произнёс:
        - В этот сладостный момент великая матерь Земля после разлуки с отцом Океаном тяжело вздохнула, вспоминая дыхание его любви. Она не забыла их расставание и разрыдалась проливным дождём, питая влагой серые берега, как свои отвердевшие уста. Резко вскочив, Рощин бросился Колосову в объятия и, подняв его над землей, закружил, радостно крича:
        - Ярик! Друг мой, сколько же мы не виделись? Около года, если мне не изменяет память.
        Колосов почувствовал, как рвотный комок стал подкатывать к горлу, и молящим голосом, уже теряя самообладание, с болезненными ударами внутри голов, проговорил:
        - Если ты меня сейчас же не отпустишь на землю, я вовсе улечу далеко и навсегда. Тошнит, Гри, отпусти.
        Рощин с довольным видом поставил его обратно, поддерживая за плечи, словно врач стал активно его осматривать.
        - Ты совсем бледный и худющий стал. Явно чем-то болен, Ярик. Это исправимо, пойдём ближе к палатке, я тебя настоем здешних целебных трав отпою и черникой накормлю. Наверное, твой запущенный кислородным голоданием организм привыкает жить в природной среде. Главное, дыши глубже…
        Колосова стошнило.
        Когда он попытался встать на ноги, то почувствовал, будто летит в невидимую пропасть. Грудь сдавило настолько сильно, что заплакав, Колосов начал жадно вгрызаться открытым ртом в окружающее пространство, пытаясь выхватить из тяжелейшего сгустка хотя бы один спасительный глоток воздуха.
        Его песочного цвета глаза отражались беспокойным блеском. Рощин был рядом со своим другом и видел, как тот теряет сознание.
        - Друг мой, ты прям как рыба, выброшенная на берег. Это ничего, не страшно, теперь, Ярик, с тобой всё будет хорошо. Поспи…
        Через несколько часов Колосова разбудил сильнейший гром.
        Он открыл глаза и увидел перед собой огромную громовую тучу, которая сверкала яркими молниями, словно кучер поводьями, громко издавая сердитый ропот, спешила на северо-восток, постепенно раскрывая за собой плотное, бархатистое одеяло синего, звёздного неба. Казалось, что неведомая сила, сохраняющая определённый порядок в мире, всей своей тяжеловооруженной ордой опустошила мир его переживаний и страданий.
        Несколько тёмных туч, раздувшихся от неизвестной человечеству обиды, промчались следом.
        Природа, являя собой самую загадочную изо всех сил, кружа энергетическими пространствами волн в своей излюбленной, никому не зримой манере, начинала преобразовывать мир, меняя маленький кусочек пространства, в котором он пребывал в этот момент. Мир заботливо купался в ароматном воздухе, полном звонких соловьиных мелодий, треска дров в костре, воркования спящих вод залива. Мир, какой он есть, освещался ласкающим взором поднимающейся луны.
        Колосову стало необыкновенно хорошо, он почувствовал лёгкую влагу в своих глазах. Он искренне чувствовал любовь к этому созданному вокруг него пространству, со своими загадками и тайнами, так легко и безропотно успокаивающему своей простотой и безмятежностью.
        Вздохнув полной грудью и вспомнив про Рощина, он предпринял попытку подняться на ноги.
        Заметив его усилия, Рощин, оторвавшись от костра, развернулся и ловким движением мощных рук помог Колосову сесть на пенёк. Сняв с костра котелок с кипящей водой, он наполнил жестяную кружку и протянул её со словами:
        - Пей… Это настой чудодейственных трав. Друг мой, ты заработался. Когда в последний раз нормально питался и спал? Так и знал, нельзя было тебя оставлять одного на такой долгий срок.
        Отпив горького отвара, придвигаясь к костру, Колосов протянул руку к пламени и резким движением схватил один из огненно-красных углей, после чего откинул его в сторону.
        Рощин наблюдал за его действиями со странной ухмылкой. Он засыпал горсткой песка выброшенный уголёк.
        Боль, отзывающаяся в пальцах, вернула Колосова к реальности, внутри себя он продолжил твердить успокоительную фразу, что жизнь, как и книга, не может быть завершённой до тех пор, пока не написана последняя глава. Таков порядок: он жив, чувствует и наблюдает. Он вспоминает о том, что произошло.
        Рядом он видит своего близкого друга Рощина, который совсем недавно, около недели назад, вернулся из своего необычного путешествия, в котором намеревался найти духовное просветление. В нём действительно произошли существенные перемены: в голосе, манерах, поведении. Рощин кардинально изменился, его тело окрепло и возмужало - он был как огромный и светящийся столб, уходящий своей светлой верхушкой в самую даль, сквозь облака, огромный матовый луч, несущий в своём невероятно красивом свечении мощную мужскую энергию. Колосов внимательно взглянул на Рощина и, улыбнувшись, заметил, что взгляд добрых глаз у того так и не изменился со времён детдома. Прокашлявшись, он сказал:
        - Ты зря беспокоишься. Как и обещал, стал жить по режиму, питаюсь умеренно, как и сплю. Просто последние три ночи нужно было усиленно поработать в мастерской. Увлекся настолько, что опять забыл про время, но зато когда закончил, результаты превзошли все ожидания. Рудак доволен, выставка обещает быть запоминающейся.
        Рощин ухмыльнулся.
        - Я смотрю, Рудак в последняя время постоянно доволен, его как будто подменили. Кстати, по этому делу - мне удалось отыскать полную информацию обо всех элитных персонажах предстоящего мероприятия. И кое-что мне удалось выяснить по поводу смерти Марины, в общем, всё узнал.
        Вдруг он замолчал, поднялся в полный рост, выгибаясь, словно дикая кошка, хрустнув позвонками, расставил широко ноги, на носочках стал вытягиваться кверху, раскинув руки в разные стороны. Его поза напомнила Колосову витрувианского человечка Леонардо Да Винчи.
        Рощин покрутил головой и издал громкий гул голосом, льющимся как бы из самой груди, наподобие растянутого пения.
        - Ааауууумммм…
        После этого, широко раскрыв глаза, он посмотрел вокруг всё тем же умиротворённым взглядом. Колосов ждал, и взгляд его словно рассеивал исходящий от Рощина матовый луч. Затем вновь собирал огромное святящееся около него пространство с матовыми прозрачными стенками, как у больших песочных часов. Он представил, как постепенно нижняя колба переполнилась. Он с тяжёлым вздохом продолжал воображать, как последние песчинки внутри этих иллюзорных часов, находясь на кончике песчаного хвоста, проскальзывали сквозь тонкое отверстие вниз. Там, касаясь хрупкого конуса верхушки огромной песчаной пирамиды, они расщеплялись и этим ловким действием завершали процесс.
        Продолжая представлять необыкновенное явление в весьма обыкновенной ситуации, не переводя глаз с песочной конструкции, Колосов будто бы безучастным голосом ответил:
        - Я когда ехал к тебе - встретил Виктора Сергеевича, папу Марины. Прошло три года, как она погибла, и я настолько углубился в своё творчество и работу, что совсем забыл всё, что с ней связано. Теперь я понимаю, зачем было нужно это время. Сегодня мой мир в один момент провалился в бездну с огромной высоты. Своими творческими трудами я возвысился, а теперь силы, которые мне помогали, столкнули меня в пропасть. Это как с песочными часами. Ангелина Фёдоровна, мама Марины, лежит в онкологической больнице, в радиологическом отделении. Я не знаю её диагноза, похоже, она серьёзно заболела. Как же я мог забыть о них?
        Произнося последнюю фразу уже на высоких тонах, прислушавшись, Колосов заметил, что его голос неприятно дергается и по звучанию напоминает жалобное поскуливание какой-то забитой шавки. Ему стало противно от самого себя, он закрыл лицо руками и мысленно начал представлять себя камнем, который швыряют о каменную стену глухой пещеры.
        Рощин выслушал и, подойдя к нему, обнял, начал медленно гладить по голове.
        - Прими это как есть. Ты ничего не сможешь изменить. Расслабься, друг мой, и будь счастлив, ты имеешь право наблюдать и совершать действия в этом бытии, но выбор у тебя не настолько велик, чтобы чувствовать себя хранителем своей жизни. Боль - это только один из рычагов для управления твоего внутреннего полёта. Это маятник, который способен совершать действие, обратная реакция на наслаждение. Это всё длинный путь под названием жизнь. Не нужно пытаться понять, нужно просто довериться и созерцать её. Истинное просветление струится маленьким светом одинокой свечи в глухой безграничной тьме. Как много я увидел, друг мой, Ярик.
        Рощин произносил эти слова, а в это время на его меняющемся лице игрались язычки пламени костра.
        Пока он вещал о своих похождениях, то менялся в лице, будто по новой переживал эти жизненные события. Он красочно и подробно, изящно и артистично двигая руками и ногами, рассказывал разные смешные истории, случившиеся с ним в этом путешествии.
        Изрядно вспотев, он закончил свой рассказ и продолжал смотреть на Колосова сверкающими глазами страстного повествователя. Переведя взгляд, он взял флягу, отпил воды и протянул её Колосову.
        - Чувствуешь, парит снова, к грозе. Ты знаешь, ведь штормовое предупреждение было от МЧС, - случайно сегодня по радио услышал. Предлагаю не терять времени даром и сходить половить волны.
        И, не дожидаясь ответа, он побежал в сторону бушующих волн.
        Пока они подходили к заливу, на чёрном небе начали проскальзывать мутные пятна, и в скором времени одна за другой выглянули сонные звёзды. Они, словно моргая своими единственными глазками, робко подсвечивали серебристый путь.
        Совсем рядом было слышно, как рассыпались в низких поклонах тяжёлые и неуклюжие волны.
        Уф…
        Грузно набегала первая волна, словно знатная повариха, раскатывающая тесто скалкой взад и вперёд.
        Уф…
        Колосов сосчитал пять шагов до следующего глубокого вздоха.
        Они вошли в воду, и кудрявые волны стали окутывать их по пояс своей массивной гривой.
        Он крикнул Рощину:
        - От мозга много проблем - он всего боится. Страх всего, даже самой жизни и смерти, как её главной составляющей. Когда я работал в мастерской, это время было самым бездумным. Полностью отдавшись той невероятной силе, которая лилась через мои руки и воплощалась в моих творениях, я чувствовал настоящую жизнь. Но мозг! Он проснулся, и для того чтобы мне успокоить его капризный накал, ничего не оставалось, кроме как вновь раствориться в наблюдении за ним и проигнорировать движение накатывающих гневливых волн.
        Гришка громко расхохотался.
        - Гневливые волны в голове несчастного аналитика!
        Он поднял руки и стал выкрикивать в неспокойное мутное небо гулкие приветствия.
        Сверкнула молния, прогрохотал раскатистый гром.
        Рощина, с сильными и мускулистыми руками морского великана, осветило яркой вспышкой. Колосов заметил, как он широко улыбался, его мужественное лицо, выражающее блаженство и радость, принимало на себя сильные струи дождя.
        Он прокричал:
        - Там, на самой верхушке, божественность играется огромными медными шарами, сталкивая их вместе.
        Его лицо ещё раз осветила вспышка яркой молнии, и в этот раз Колосов увидел, как его друга накрыла огромная волна. Рощин встречал её с распростёртыми объятиями, с безумным взглядом смотря сквозь весь страх, который был перед ним.
        Колосову на мгновение стало страшно за своего друга: он бросился вслед за ним в надвигающуюся волну.
        Он почувствовал, как его с силой отбросило в сторону.
        Сопротивляться нет смысла.
        От неожиданности он нахлебался воды, молниеносная паника охватила его и зажала в тисках.
        Но скоро паника уходит в неизвестность, затуманенный образ рисует во всём его теле круги умиротворения и лёгкой безобидной тоски. Будто бы он наконец-то проснулся, потеряв бесчисленное количество времени, почувствовал, что устал ждать этого сладостного ощущения СЕБЯ.

* * *
        Он совершенно не помнил, как оказался после этой необычной ночи у себя в мастерской.
        Сколько времени прошло?
        Снова была ночь, и он, словно выныривая из-под закутков ночных бурных волн залива, вновь стоял у нескольких восковых фигур.
        Колосов посмотрел на них и вдруг вскрикнул от ужаса.
        Перед ним стояло огромное сухое дерево, с обугленными от пожара ветками, на котором сидела, закрыв лицо руками, молодая девушка. Рядом находилась фигура мужчины с повязкой на глазах, его руки были обращены в сторону дерева, на лице изображены страшные муки. Из-под кровавой повязки стекали капли крови.
        Колосов резко направился в сторону умывальника, как будто хотел смыть представшую перед глазами картину, как полуденную дремоту. Мышцы во всем теле крайне неприятно ломало, словно под кожей извивались неспокойные змеи. Ноги свело судорогой. Он что-то выкрикнул, но в следующий момент осознал, что не слышит ни единого звука. Стоя у умывальника, стараясь не смотреть в зеркало, он повернул кран и опустил сначала лицо, а затем и всю голову под мощную струю ледяной воды.
        Перед глазами всё расплылось, постепенно ему стало легче, и он успокоился. В глазах в разные стороны расходились большие водные круги. Ещё большее изумление у него вызвал звенящий лёгкой свирелью дверной звонок, настолько знакомый и родной, что даже вначале он не поспешил на него.
        Но в мастерской нет дверного звонка - следующее, о чём подумал Колосов, вытаскивая голову из раковины и автоматически протягивая руку к зеркалу, на крючке у которого всегда висело полотенце.
        Но что-то молниеносное произошло внутри него, всё естество пронзило электрическим током.
        Это не просто звонок.
        Звонок из той квартиры, где они с Мариной снимали комнату.
        Взглянув в отражение в зеркале, Колосов нервными движениями начал протирать глаза.
        - Что происходит?! - уже выкрикнул он и нервным, дрожащим голосом добавил:
        - Это невозможно, у меня паранойя…
        Он осмотрел своё изображение в зеркале и заметил в нём себя самого, только три года назад. На нём те же джинсы и серая полинявшая футболка.
        Дверной звонок продолжал надрываться.
        Он развернулся к двери и через мгновение, оказавшись в прихожей, с сильным сердцебиением распахнул её.
        Он не может понять, что ему хочется больше в этот момент - смеяться и радоваться, или кричать и рыдать. Он кричит громко, как ненормальный, поворачивая дрожащими пальцами ручку:
        - Марина, любимая! Ты, неужели это ты!
        Как только дверь открывается, немного помедлив, он убеждает себя на долю секунды, что это не сон, а реальность, и, радостно и звонко смеясь, крепко обнимает свою возлюбленную Марину. Затем, ещё раз внимательно вглядываясь в её изумленные глаза, целует несколько раз подряд в щеки, в нос и в губы.
        Когда он заканчивает, она уставшим взглядом осматривает его и, слегка прищурившись, произносит:
        - Что с тобой? Всё в порядке? Любимый, ты какой-то бледный…
        Затем, прикрыв веки и тепло улыбнувшись, добавляет:
        - Я тоже очень соскучилась…
        Она прижимается к нему и по своей любимой привычке начинает слушать его беспокойное сердце.
        - Я тебе твой любимый фрукт принесла, ты температуру когда в последний раз мерил? - Спросив, она с обеспокоенным взглядом заботливо проводит рукой по его лбу. Переменившись в лице, она вскрикивает:
        - Да ты весь пылаешь! Лоб как раскалённая сковородка. Ужас какой! Ярик, да что ты улыбаешься, ты меня пугаешь!
        Развернувшись и держа его за руку, она быстрым шагом направляется в сторону кухни.
        Распаренная от готовки ужина и заботы о его самочувствии, она периодически поглядывает на него и, чуть ли не плача, произносит слегка виноватым голосом:
        - Какая же я паразитка… Заразила тебя неделю назад, и теперь тебе приходится из-за меня так нелегко. Ты сегодня какой-то странный. Серьёзно, что за дела? У него температура под сорок, прям хоть «Скорую» вызывай, а он молчит и улыбается счастливой улыбкой. Что случилось? Ой… Всё не могу удержаться, такой ты сегодня милаха…
        Поправив съехавшую на глаза чёлку, она садится Колосову на коленки, обнимает его и целует.
        Он чувствует тепло её нежного и хрупкого тела, вдыхает полной грудью запах волос. Ему, как фанатично влюблённому, хочется до головокружения, не торопясь, ощущать и замечать каждый штрих в её теле. Каждое слово, удары сердца - всё это стало самым главным и долгожданным событием в его жизни.
        Он чувствовал себя невероятно счастливым, будто что-то зная, но не обращая на это внимания. Сокровенная тайна, не препятствуя сильному желанию не раскрывать её сущности, словно скромница-луна прятала свой взор за лёгкие, мутные облака его сомнений. Он знал, что слишком заигрался в своих воспоминаниях. Нет ничего важного, кроме сладчайшего момента сейчас и только сейчас…
        Даже если это сон, он невероятно рад видеть его…
        Пусть льётся сладким сиропом этот аромат молодости и ярких чувств. Он вновь художник, и её образ всегда будет жить в его душе.
        Пока он поддавался наслаждению, постепенно забыв о том, что же произошло или должно произойти, наступила полночь, и Марина, прижавшись к нему, лежала и вдумчиво смотрела в его глаза.
        Как только Колосов это заметил, то легко смахнул пелену воспоминаний и дум. Марина рассмеялась и ответила:
        - Мой любимый Ярик опять бороздит безлюдные просторы неизвестных человечеству миров. И даже телесный недуг не в силах помешать ему в этом. А я, кстати, наконец-то закончила сцену про смерть Эминолы. Тяжеловато она у меня шла, если бы ты только знал.
        Она встаёт с кровати и направляется к письменному столу, открывает ноутбук, вставив свою нагрудную флешку, через некоторое время начинает крутить мышкой вниз, задумчиво вглядываясь в светящийся экран и придерживая подбородок рукой.
        Колосов чувствует, как по всему телу прокатывается ледяной шторм, у него перехватывает дыхание, и он чувствует, как сердце вновь начинает учащённо биться. Резко подскочив с кровати, он быстро подходит к ней и обнимает её со спины, даже не замечая того, что руки дрожат, а на щеках появляется солёная влага.
        Он старается не смотреть на экран, на строчки - он знает, что там написано.
        Она целует его руки, продолжая крутить колёсиком мыши уже вверх, к началу главы, и задаёт вопрос, на который ему невыносимо тяжело ответить:
        - Хочешь, прочитаю тебе отрывок?
        Он крепче удерживает её в своих руках, боясь, что вот-вот, и она исчезнет навсегда. Пододвинувшись ближе к её уху, нежно целует в шею, после чего пытается переменить тему.
        - Разве возможно изменить судьбу, которая изначально определена?
        Марина поворачивается к нему и, открыв от изумления рот, пытается что-то сказать, но слова застревают у неё в горле, и она начинает кашлять.
        Колосов, выискав фрагмент из текста, начинает читать вслух:
        - Римляне в городе, госпожа! Нам нужно срочно бежать через подземный ход - быстро выговаривал вбежавший в покои иберийской царицы один из главных стражников.
        Эминола, сидя напротив жертвенного алтаря и молясь богам, не поворачиваясь, будто это её совсем не касается, властно произнесла:
        - Это мой родной город, и я его не оставлю. С этими римскими свиньями разговаривать я не собираюсь, мой муж уничтожил их, а это всего лишь армия разбушевавшихся разбойников. Пусть забирают всё ценное в городе и убираются прочь, вести с ними переговоры я не буду.
        В этот момент вбегают ещё несколько стражников и оповещают о том, что римляне стоят у входа в храм.
        Один из них, закрыв плотно двери, поворачивается к другому и кивает в сторону подземного хода, но тот лишь качает головой.
        Слышится громкий удар о дверь, римляне кричат, и несколько вооруженных стражников, окружив свою царицу, готовы в любой момент принять свой последний бой. Верные стражи решают биться за неё до конца.
        Слышится ещё один сильный удар в дверь, затем крики римлян стихают, и один из стражников медленно подходит к двери. Неожиданно он кричит:
        - Они поджигают храм!
        Едкий дым огромными волновыми потоками охватывает внутреннее убранство храма Танит.
        Римляне надеялись выкурить таким способом оставшихся стражей с иберийской царицей Эминолой из храма, но тяжёлые двери так и не открылись изнутри.
        Через несколько часов храм, как и все остальные постройки в Новом Карфагене, были охвачены пламенем огня, римляне поджигали оставшиеся дома и беспощадно убивали жителей.
        Колосову стало трудно читать, экран ноутбука стал блекнуть.
        Он принялся усердно протирать глаза, но и это не помогло, наоборот, в него словно врезалась невероятной мощи и силы волна. У него перехватило дыхание, заслезились глаза, теперь он уже совсем ничего не видел рядом с собой - окружающая реальность скрывала от него ту, которую он так желал видеть.
        В мозг словно воткнулась острая раскалённая игла, он почувствовал, как от неё по всему телу начал распространяться жар.
        Схватившись рукой за голову, другой он стал ощупывать воздушное пространство около себя. Ему хотелось кричать и звать её, но в этот момент уши вдруг уловили её спокойный голос.
        Он не видел её, но чувствовал рядом. Её холодные ладошки гладили его пылающий лоб и огненные щеки. Он слышал, как она разговаривала с ним, её влажные и прохладные губы нежно целовали его. Это было величайшим спасением, словно долгожданные капли свежей прохлады оазиса в безжизненной, жаркой пустыне. Он медленно дышал, грудь сдавило, но страха не было. Тонкой струйкой он получал необходимый глоток от единственного родника во всей Вселенной, который мог питать его. Любовь оживляла его.
        Колосов предпринял попытку овладеть ситуацией и изо всех сил прокричал:
        - Я хочу, чтобы ты вернулась!
        Ещё одна волна мощным ударом прошла сквозь него. С горячими и бурлящими потоками, она шипела и грозно извивалась, её брызги попадали на лицо и обжигали глаза. Он чувствовал, что навсегда теряет в этой бездне самое дорогое и близкое.
        Он кричал и не знал, был ли его крик услышан в безмолвном и глухом пространстве огромной, увлекающей своими мягкими волнами пустоты.
        Оглядываясь, он видел пустоту, слышал её и чувствовал - одинокий ветер подыгрывал свои мотивы на невидимой флейте.
        Когда он открыл глаза, то увидел бескрайние, с лёгким изумрудным оттенком редеющие облака.
        Он продолжал повторять про себя въевшуюся внутрь фразу, словно молитву неизвестному и ушедшему:
        - Прошу, умоляю, вернись…
        Посреди огромной тёмной пустыни, раскинув свои ветви, стояло огромное, мёртвое дерево. На верхушке сидел загадочного вида человек, а в его волосах резвился ветер, который пытался своей песней разбудить незнакомца, чтобы разнести очередную тайну по свету.
        Глава 17
        Когда Слэйн открыл глаза, то увидел над своим лицом маленького паука, усердно плетущего паутину.
        Он находился в какой-то лесной капсуле, сверху и по бокам которой торчали сухие сосновые ветки. Запах был настолько крепким и смолистым, что кружилась голова. Она словно находилась отдельно от тела, в котором чувствовался непривычный поток сил и энергии. В пальцах рук и ног ощущалось некоторое стрекотание, словно импульсы электрического тока.
        Он наблюдал за усердным трудом лесного паука и пытался связать в памяти, как и тот, свои нити в единое целое.
        Что произошло? - этот вопрос не покидал его.
        Фонтан, перемещение, затем заточение в ужасной камере, сплошь состоящей из покрытых мхом каменных плит. Более явственно ему вспомнился солёный привкус во рту, обезвоживание и несколько неудачных попыток выбраться из устрашающего каземата. Он вспомнил про чаек, летающих над головой, и как одна из них скинула ему, что потом?
        Что же было потом?
        Боль, помутнение в глазах. Колосов начал представлять себе море, его волны, которые плавно раскатывались по песочному берегу. По гладкой поверхности шли яркие искажения, и что-то начало громко дребезжать над головой.
        Паучок, наконец, закончив плести паутину, перебрался в центр тренировочного настила и замер, направив в его сторону взгляд восьми круглых, словно маленьких бусинок, глаз.
        Что-то произошло, он потерял сознание, но периодически приходил в себя. Перед глазами проплывали непонятные изображения. Слух вёл себя подобным образом: он словно находился в огромной трубе, по стенкам которой с наружной стороны выбивали дробь тяжёлые молоты, создавая невыносимый гул. Затем всё менялось, и звук становился мягким, будто на стенки этой трубы стали падать спелые тыквы.
        Вдруг Слэйн вспомнил лицо женщины. Оно было настолько напряжённым и серьёзным, что он стал чувствовать себя в чём-то виноватым. Острый и сосредоточенный взгляд раскрывал в её суровом облике невероятно красивые и притягательные своей глубиной и тайной чёрные глаза.
        Что происходило дальше, он совсем не помнил.
        Разум был поглощён в мутными водами бессознательного болота.
        Что же, теперь он очнулся, живой и полный энергии для дальнейших действий.
        Нужно понять, где он находится и куда следовать, обязательно отыскать черноокую красавицу.
        Оттого, что он слишком резко попытался подняться, ему стало плохо, к горлу подкатил комок, скрутило живот. Вдобавок к этому, сильной болью отдало в левую ногу, чуть выше колена.
        Вытянув ноги вперёд, в сидячем положении Слэйн почувствовал невероятной силы жажду. Привычным движением он запустил руки в карманы своего порванного пиджака и не обнаружил ничего, кроме дневника и виртуалика. Ему нужно срочно где-то отыскать себе воды и пропитание, чувство сильной жажды словно просверливало весь мозг. Он может умереть, нужно что-то делать.
        С левой стороны, под лопаткой, неприятно посасывало, было ощущение, будто внутри находилась огромная пиявка, которая присосалась и теперь с помощью мощного насоса начинает вытягивать из него жизненно важный сок.
        Слэйн решил, что ему нужно выбираться из его странного убежища.
        Отыскав сквозь сосновые ветки прорези, через которые проходил дневной свет, он смог найти выход. Раскидывая в разные стороны мягкий мох, на котором он проспал столько времени, он сделал достаточно большой проём, через который и вылез, щурясь и закрывая глаза руками от ослепляющего солнца.
        Подождав и медленно приоткрывая глаза, постепенно давая им шанс привыкнуть к окружающему свету, он через некоторое время уже стоял в полный рост и осматривался по сторонам.
        Вокруг простиралась огромная долина, вдали были видны верхушки гор, на склонах которых росли деревья, затем он увидел тонкую светящуюся змейку, рассекающую ослепительным светом своих быстрых вод горную долину. Казавшаяся издали такой небольшой по ширине река радовала его глаз. Она дополняла спокойные и безмятежные горы своим девственно-чистым девичьим смехом. Она позвала, и ему захотелось к ней подойти.
        Когда он присмотрелся внимательнее, то увидел на берегу небольшой костёр и женский силуэт, повернутый к нему спиной.
        Осмотревшись, Слэйн заметил, что его спальное место находилось в объёмных корнях мощной сосны, которая росла на самом краю возвышенности соснового бора. Он был поражён: внутри было сухо, песок и мох являлись подстилкой. Убежище было замаскировано настолько профессионально, что спустившись по пригорку и взглянув на него, он не увидел ничего кроме торчащих из песка массивных сосновых корней.
        Пока Слэйн осторожно спускался вниз к долине, под ногами ему попадались маленькие красные ягоды, по форме напоминающие небольшие капли. Ему стало очень интересно наблюдать за этими необычными маленькими плодами, которые робко показывались при солнечном свете из-за резных листьев кругловатой формы. Они были для него настоящим чудом, как и всё вокруг.
        Он продолжал двигаться по склону вниз, к реке, и хватая эти ягоды пальцами, отправлял их в рот, не зная, зачем это делает. Его мучила жажда, и он думал, что ягоды помогут её немного утолить. Сладкий сок словно пробуждал его от какого-то крепкого сна, он протирал руками глаза и дотрагивался красными и липкими пальцами до кончика носа, чтобы удостовериться, что вокруг всё реально и все его действия происходят наяву.
        Как только Слэйн подошёл к реке и окликнул сидящую у костра девушку, в нос ему ударил необычайно аппетитный аромат, исходящий от того варева, которое бурлило в маленьком котелке. Черноокая красавица, это была она, повернула к нему лицо, улыбаясь еле заметной улыбкой ответила:
        - Проснулся… вот и отлично, как раз вовремя прибыл - уха уже готова.
        Слэйн подошёл к ней ближе.
        - Честно, мне не знакомо, что это, но внутри меня поднимается буря от аромата, который оно издаёт. Рад нашему знакомству, меня зовут Брюс…
        В этот момент в его голове мысль об имени перевернулась, словно гладкий блин. Он чуть помедлил и добавил:
        - Точнее сказать, моё имя Ярик… Мне кажется, до того как потерял сознание, я видел именно вас, теперь даже уверен и рад, что это было на самом деле, а не сон. Вы спасли меня, я теперь перед вами в долгу.
        Черноокая девушка, встряхнув головой, громко рассмеялась и затем, протянув ему руку, звонким голосом сказала:
        - Ещё бы тебе не запомнить, ты живчик, будь здоров какой. Когда я тебя обнаружила, охотник к тебе уже присосался. Меня зовут Женева. Как твоя нога, болит?
        Спросив, она ещё раз перемешала ароматную уху в котелке и затем, попробовав ложку, добавила:
        - Сейчас поедим, и я тебя перебинтую. Я вовремя тебя обнаружила, в противном случае охотник полностью высосал бы из тебя все жизненные соки.
        Слэйн задумался, пытаясь припомнить охотника.
        - Помню огромную махину, которая закрыло небо. От неё было много шума, это и был охотник?
        Женева наполнила ухой миску и подала ему.
        - Сам охотник находится внутри этой машины. Нам много о чём нужно с тобой переговорить, но прежде всего давай поедим.
        Слэйн чувствовал, как нежные кусочки рыбы таяли у него на языке. Он утолил мучающий его голод, съев практически всё содержимое котелка.
        Женева продолжала смотреть на него с усмешкой.
        Они закончили пиршество и стали беседовать, сидя у костра до позднего вечера. Она по новой перевязала ему рану на ноге, и, кроме того, он узнал, что помимо неё в этой долине проживают остальные повстанцы. Когда Слэйн достал виртуалик, Женева с нескрываемым интересом провела кончиками пальцев по поверхности экрана.
        Выражение её лица резко изменилось, когда Слэйн рассказал ей про последнюю встречу с Капоне.
        Дослушав до конца и стиснув зубы, она проговорила:
        - Отдай мне его потом, пожалуйста. Мне он нужен для того, чтобы закончить миссию моего отца.
        Слэйн изумлённо вскрикнул:
        - Отца?! Капоне - твой отец?
        Опустив сначала глаза, а затем, резко поднявшись и не оборачиваясь, она ответила:
        - Да… Григорий Рощин - мой отец. И дело его жизни следует закончить. Встретимся завтра, на этом же месте.
        И еле слышно добавила:
        - Я чувствовала, что он не вернётся…
        Как только она ушла, Слэйн, включив на виртуалике встроенный фонарик, направился к своему спальному дереву, точнее, к его корням. За весь день он сильно устал, хоть ничего и не делал, поэтому, как только он протиснулся через ветки и улёгся на мягкий мох, то сразу же уснул.
        Ему снился странный сон, в котором он был птицей и летел над вершинами гор. Пролетая над долиной, он быстрым пикирующим движением спускался к водам серебристой реки и в следующий миг взмывал к вершине горы, крепко держа в своих острых когтях огромную рыбу. Он долго кружил над большим гнездом, в котором сидели, подняв вверх раскрытые рты, птенцы. Он опустился к ним и бросил рыбу на дно гнезда. Как только он поднял клюв, чтобы зацепить её плоть, она вдруг повернулась к нему и, смотря серьёзным взглядом, произнесла голосом Женевы:
        - Скоро придёт мой отец…
        Резко проснувшись, Слэйн стал жадно вдыхать ночной воздух. Ему захотелось выбраться наружу, что он и сделал.
        Наступал рассвет, и лиловая шаль медленно спадала с девственных плеч окружающей его обстановки. В воздухе чувствовалась влажность, прохладные потоки ветра ласкали лицо свежестью и осенней, еле ощутимой воздушной пенкой, пушистой как пух.
        Расположившись на корнях соседнего с ним дерева, он достал дневник и, протирая глаза, словно снимая с них невидимую пелену сна, открыл его на первой странице. Проводя по чернильным буквам пальцем, стал читать вступление:
        С чего всё началось… С воспоминаний, которые периодически всплывали в моей памяти, обрывками, иногда некоторые из них будто испуганные бабочки вспархивали и улетали, перед этим красуясь, раскрывая наблюдавшему рисунок своих необычных крыльев. Когда я принялся думать о том, как начать этот дневник, к этому времени у меня уже были готовы несколько исписанных тетрадей и блокнотов с различными выписками, наблюдениями, фактами и событиями. Все они были написаны в разное время, их накопилось невероятно огромное количество. Было невыносимо трудно работать, часто я начинал неистово кричать, когда не мог разобрать написанного. Но тяжелее всего было начать, поскольку я совершенно не помнил историю нашего с Яриком знакомства. Очень мало фактов было о своём детстве, лишь знал, что в сиротский приют N49 попал ещё грудным ребёнком. Конечно, много позже смог собрать практически полную информацию о своих родителях и также всю их родословную. Но в этом дневнике повествование будет отнюдь не обо мне, а о необыкновенном человеке, который смог разрушить целый мир для того, чтобы, будучи истинным творцом, создать
новый. Если в этих мирах есть весьма странное понятие «Бога-отца», который так же существует, как чернила или кусок бумаги, то я готов кивнуть в сторону этого человека, в знак подтверждения, что это он. Мой лучший друг по жизни, близкий и родной, Ярослав Колосов. О нём и будет повествование.
        С глубочайшим уважением, Григорий Рощин.

* * *
        Суровая школа жизни - российский детдом 90-х годов.
        В тот весенний день на улице ещё стояла зима, было жутко холодно, дни, казалось, так и не стали прибавляться, оставаясь короткими и сонливыми.
        После обеда у меня был план - во время урока труда смастерить своё собственное оружие. Я знал, что Палыч не задержится в нашей мастерской больше положенного, поскольку у него есть дела куда важнее. Какой ещё жгучий интерес может быть у шестидесятилетнего дворника, который одновременно в нашем учреждении является трудовиком, электриком и сантехником. Кем угодно он мог быть, лишь бы на бутыль целебной настойки хватало - как он сам часто говорил.
        Всё было готово; достав из укромного места газетный конверт, я высыпал горстку пороха.
        Осталось найти место и испробовать своё оружие.
        Выйдя во двор, обогнув здание детского дома, я направился к дому дворника, время было подходящее - шум от выстрела будет громким, но у меня будет достаточно времени, чтобы скрыться.
        Засыпав порох, я поднёс спичку, закрыл глаза, открыв широко рот, направил металлическую трубку вверх и стал ждать.
        Послышался невероятный по мощности выстрел, и когда я открыл глаза, меня всего окутало серым, едким дымом.
        Я словно очнулся, и как только дым рассеялся, убрал самопал во внутренний карман куртки и быстрым шагом направился в заранее заготовленное место, тайник, находящийся в кирпичной клади у основания здания.
        Когда ко мне подбежал Волдырь (один из парней, с которыми я поддерживал связь), то оказалось, что я совершенно ничего не слышал. Меня оглушило и вдобавок, когда понял, что на втором этаже в коридоре происходит срочное собрание, чуть не запаниковал. Волдырь, поняв, в чём дело, посмотрел на мои руки и покачал головой - они были чёрные, с заметными ожогами и сильно пахли порохом.
        Я попробовал отмыть их в холодной воде, но это не дало результатов. Подумав, направился к выходу. Волдырь, следовавший за мной, безумно перепугался, в тот момент, когда я достал из тайника свой самопал. Он смотрел и продолжал что-то говорить, его глаза наполнились ужасом и страхом, я объяснил ему, что выбора у меня нет, что пришло время действовать. Дело в том, что я собрался бежать, и так уж вышло, что день, когда я опробовал своё первое в жизни оружие, совпал с днём попытки бегства из детдома.
        Но не только этим он мне запомнился.
        Побег не получился, и меня отправили на пытку к нашему детдомовскому психологу - сущему садисту, который после выявления у меня нескольких патологических психозов на генном уровне выписал мне срочное лечение в нашем карцере, называемом «Дохлянкой».
        Это было заточение в подвальном помещении с одноразовым приемом пищи и полной изоляцией от остальных сроком на месяц. Весь март мне было суждено там находиться. Я тогда был десятилетним ребёнком, поэтому меня не упекли в колонию для несовершеннолетних преступников: повезло.
        В тот самый день мы с Колосовым впервые встретились, это произошло в тот момент, когда меня вели по коридору в комнату директора, навстречу мне шли цепочкой вновь прибывшие дети. Среди них самым последним был он. Я тогда не поднимал на них глаз, имея слишком авторитетное положение перед новичками. Но когда мимо меня проходил он, по коже, как от морозного ветра, побежала дрожь, руки онемели. Подняв глаза, я посмотрел на него. Его необычный взгляд был настолько серьёзен и проникновенен, что мне стало неловко перед ним. Я попытался отмахнуться от навеянного непонятного до этого чувства покорности перед маленьким и беззащитным мальчиком с огромными и выразительными глазами.
        Мне кажется, что именно тогда необъяснимый свет, горящий в этих глазах, спас меня от мучительного месяца в «Дохлянке».
        Когда моё заточение закончилось и я вновь вернулся к своей обычной жизни в детдоме, вокруг меня всё поменялось. У меня возрос авторитет не только среди своих, но и старших товарищей.
        Меня уважали и боялись, и хоть я вырвался из изоляции, по-прежнему пребывал в гордом единении с самим собой. Ничто меня больше так не интересовало, как та необъяснимая связь, которая возникла между мной и новичком. Стараясь не привлекать внимания, я стал наблюдать за ним и со всей присущей мне природной осторожностью изучать. Он практически ничего не ел, и был совершенно немым. Первое время Колосов был объектом для насмешек и издевательств со стороны шайки Колючего - крайне подлого и неприятного парня. Именно этот фактор и помог мне завязать с ним знакомство.
        Я долго наблюдал за ним, казалось, он ничего не видит и не слышит. Ни разу не видел у него улыбки или слёз, не слышал криков или просто шёпота, не было такого, чтобы он куда-то торопился или спешил. В нём жили гармония и покой. Это притягивало к нему ещё больше.
        Настоящий фараон, Будда в детском обличьи…
        Однажды, возвращаясь со столовки, я увидел, как шайка Колючего подкараулила этого новенького, они готовили ему весьма неприятный сюрприз. Как свора шакалов они предприняли очередную попытку подчинить своей власти более слабое существо. Сам Колючий, увидев у новенького на груди деревянный оберег на кожаном шнурке, попытался силой забрать его себе. Это подействовало, тот стал мычать и тянуться руками, чтобы вернуть оберег, видимо, он был его святыней. Вообще такие вещи по негласному кодексу детдомовских запрещено трогать (святынями такие предметы называются оттого, что хранят в себе необычайно ценную память о родителях).
        Колосов был сбит с ног, в следующее мгновение Колючий и его свора начали усердно бить его ногами.
        Я решил действовать резко и быстро. Подлетев к двоим со спины, силой стаскивая их за шиворот спортивных курток, нагибая к земле, бил по внутренней стороне изгиба ноги. Самого Колючего оттолкнул плечом с такой силой, что он повалился на дощатый пол рядом со своими дружками, которых я крепко держал за шеи, сжимая их своей мёртвой хваткой и опуская ниже и ниже.
        Когда Колючий повернулся и увидел меня, лицо его побелело одновременно от неожиданности и злобы. Кивая на рыдающего Колосова, я грозно сказал и одновременно ударил кулаком в живот одному из освободившихся от моей хватки пленников:
        - Верни парню его святыню, Колючий, или тебе не поздоровится.
        Колючий смачно и пренебрежительно сплюнул, резким движением отбросил в сторону новенького его святыню.
        Когда я отпустил его дружков, они, уходя, прожигали меня своими злыми взглядами и чуть слышно материли меня, но меня это веселило. Как только они скрылись из виду, я подошёл к новенькому и протянул ему руку:
        - Григорий, или просто Гри…
        Крепко сжимая в руках свою святыню, взглянув на меня со всей серьёзностью, он ответил не особо внятно и понятно, искажённым языком:
        - Яяярик… - сказал он и, не отпуская мою руку, прижал её к сердцу, добавив:
        - Грри, дрруг…
        Из записей Григория Рощина в дневнике.
        Как только он оторвал свои глаза от текста и поднял их вверх, то заметил, что несколько облаков причудливых форм медленно проплывали над его головой, словно впитывали каждое прочитанное им слово. Они всматривались в его углубившееся в чтение естество своими интересующимися, пытливыми взглядами. Как только Слэйн увидел их, оказалось, что каждое облако приняло форму большого уха, - стоило ему так подумать, как он, и будто уловив его мысль, начали скрываться и расплываться в своём бесконечном и свободном плавании.
        Когда он спустился к реке, то увидел на берегу Женеву - она сидела около костра и острым ножом стругала тонкую и острую палку. Заметив Слэйна, она оторвала взгляд от дела, опустив глаза, тихо поприветствовала его. Усевшись рядом с ней, смотря на быстрое течение горной реки, он задумался о недавно прочитанной истории. Закончив стругать палку и проверив большим пальцем остроту кончика, хмурясь, она сказала:
        - Я наблюдала за тобой, ты начал читать дневник, это очень хорошо, только не жадничай, тебе придётся пережить всё сначала. Это будет очень болезненно. Сейчас половим рыбы, поедим и отправимся к одному человеку, который поможет тебе. Его зовут Иммануил, именно он помог моему отцу написать дневник и был его близким другом.
        Слэйн подошёл к реке, зачерпнув рукой воды, сделал несколько глотков.
        - Весьма необычно читать про детство, которого я совсем не помню. Мне приснился весьма странный сон.
        Он вкратце рассказал ей свой сон, и Женева, слушая, стала собираться в путь. Она сказала ему направляться за ней и после долго молчала, что-то обдумывая и хмурясь. Когда они прошли немного вдоль реки и остановились у самой узкой её части, она попросила его перетаскать несколько тяжёлых камней к мелководью.
        Он сделал, как она просила, остановился и, тяжело дыша, спросил:
        - Послушай, ты сегодня не особо разговорчивая. Что случилось, это из-за меня? Неужели кроме тебя и этого Иммануила никто мне не поможет? Понимаешь, в подземелье мы с Капоне наткнулись на сборище агентов, у них были заложники, и твой отец рассказал мне про повстанцев, именно к ним я и должен был попасть. Ты отведёшь меня к ним?
        Женева вдруг резко направилась к нему и стала двигать камни, которые он поставил, так, что они почти полностью перебивали сильное течение, образуя тем самым небольшую ванночку.
        - Мой отец не всё смог предвидеть. После того как он отправился за тобой, в лагере ему на смену пришёл другой лидер, который настолько наивен и глуп, что рассчитывает заключить мир с агентами. Он готов пожертвовать тобой ради спасения остальных, но это совершенно неправильно. Мой отец строго-настрого приказал беречь твою жизнь. Единственный кто остался верен его идее, - это мудрый старейшина по имени Иммануил, которого большинство в деревне считают безумным.
        Она принялась усердно высматривать что-то, подняв вверх острую палку.
        Затем добавила уже шепотом:
        - Я поклялась отцу, что отведу тебя к Иммануилу и что буду отвечать за твою жизнь.
        - Аааап!!
        Её мгновенный крик вывел Слэйна из задумчивости. Пронзив острой палкой огромную рыбу, Женева подняла её, шевелящуюся, к губам и, словно пытаясь ей что-то сказать, просунула той между жабр пальцы и хладнокровно сняла с наконечника свою добычу. Оглушив её одним ударом о камень, она положила рыбу рядом с костром и дала Слэйну такую же острую палку, приказав повторять за ней все действия.
        Как только у него в очередной раз вышла неудача, он сел у костра на берегу и, отложив палку в сторону, достал виртуалик.
        Женева поймала к тому моменту ещё две рыбы поменьше размером и крикнула Слэйну:
        - Сегодня, значит, без ухи? Моя рыба пойдёт на обмен мази для заживления твоей раны, а также двух одноразовых бактерицидных пластин.
        Слэйн недовольно пробурчал, крутя головой в разные стороны.
        - Дай мне немного времени научиться этому искусству.
        Женева сразу же отвергла его слова, заявив:
        - Научиться ты сможешь только за счёт движения. Давай вместе попробуем, мои подсказки и твоё усердие помогут нам. Я сильно проголодалась, а ты разве нет?
        Он не знал, что ответить, поднявшись, схватил своё острое длинное орудие и подошёл к ней вплотную.
        Удивительными ему казались её необычайной красоты глаза, они выдавали в ней чувственную и нежную девушку, они светились словно блики солнечных лучей в быстрых водах реки.
        Через некоторое время, вместе придерживая его палку, они откидывали на берег длинного лосося. Их глаза встретились, Слэйн почувствовал нежное тепло её руки.
        Женева - эта сильная женщина, в один момент стала мечтательной и влюблённой девочкой, смотревшей на него огромными, чёрными глазами.
        Так вот что такое сила, подумал Слэйн. В кроткой оттепели больше могущества, чем в молоте Тора, - неожиданно проскользнула в его голове знакомая фраза одного из мыслителей девятнадцатого века.
        - Оглушить надо, а то ускользнёт, - резко закричала Женева, освободившись от нахлынувших непонятных ей ощущений. Подбежав к берегу и оглушив рыбу камнем, не поднимая на него своих глаз, она принялась её разделывать.
        Слэйну всё равно удалось заметить её смущение и неловкость в тот момент, когда они почувствовали близость, возникшую между ними.
        Приготовив уху, Женева старалась всячески избегать его взгляда, нехотя отвечала на вопросы, вообще по ней было видно, что у неё нет никого желания вести с ним беседу.
        Насытившись, Женева затушила костёр, и они снова двинулись в путь, в сторону красующихся белыми шапками мужественных гор.
        Спустя некоторое время они подошли к отвесному склону. Не смотря на Слэйна, она протянула ему моток длинного троса и произнесла холодным тоном:
        - Сейчас я закреплю сверху трос и поднимусь, а ты повторяй за мной, понятно?
        - Но я ни разу не делал ничего подобного. - Слэйн был изумлён и обескуражен.
        Женева сильно хлопнула его по плечу, и все остальные его слова затерялись где-то внутри.
        Затем она добавила:
        - По другому пути следовать опасно. Главное - не бояться, лезть вверх и не оглядываться вниз.
        Произнеся эти слова, она обвязала его петлёй и прикрепила карабином к тросу, конец которого привязала к своему поясу и полезла аккуратно наверх, осторожно перебирая выступы руками и ногами.
        Слэйну было страшно на неё смотреть снизу, при этом он непрестанно следил за её медленными и основательными движениями. Мысленно он был необычайно восхищён отвагой, ловкостью и силой этой черноглазой красавицы. Она напомнила ему богиню Гермину
        Как только Женева поднялась, то закрепила трос и крикнула Слэйну, чтобы тот медленно, опершись ногами, стал переправляться по горному склону.
        Здесь около пятидесяти метров, нужно успокоиться и взять себя в руки, думал он, и, посмотрев наверх, стал перемещать ноги. Страховка и огромный карабин вокруг его пояса придавали ему немного уверенности, он продолжал двигаться, стараясь не смотреть вниз.
        Но у него не вышло продержаться до самого конца, сохраняя хладнокровное спокойствие и безмятежность.
        Когда Слэйн почувствовал капли дождя на лице, ему стало не по себе.
        Одна из его ног поскользнулась, и в тот момент, когда он был близок к цели, вдруг с криком резко соскочил и повис в воздухе.
        Женева, смотря на него сверху, приказала ему успокоиться и не паниковать.
        Слэйн закрыл глаза и почувствовал, как сердце отбивало в груди бешеный ритм, казалось, оно било изнутри кулаками, требуя в истерике выбраться наружу.
        Прислушиваясь к этим громким ударам внутри себя, он постепенно стал слышать голос кричавшей Женевы, повинуясь, начал делать так, как она говорила.
        Дождь усилился, ему было трудно разглядеть сверху её тревожное лицо.
        Он вновь смог упереться ногами и, двигаясь на ощупь, стараясь не думать об опасности, медленно поднимался выше.
        Когда ему удалось, благодаря помощи Женевы, подняться наверх, ливень как назло прекратился, и по серому небу проскользнули вспышки молний.
        Ему стало смешно от пережитого только что стресса. Слэйн смеялся, сгибаясь, он не мог остановиться.
        Женева, первое время смотревшая на него с удивлением и даже испугом, вскоре, словно заразившись, рассмеялась. Так продолжалось несколько минут, пока она молча не повернулась и не указала в сторону небольшой пещеры, которая была еле видна из-за появившегося тумана.
        Она была совершенно без света, Женева попросила у Слэйна достать виртуалик и воспользоваться его фонариком.
        Как только она осветила пространство вокруг и нашла несколько больших свечей, незамедлительно подожгла их, и он смог лучше разглядеть место, в котором они находились.
        Пещера была просторной, на каменном полу находились многочисленные циновки. Вокруг не было ничего лишнего, только висячие в некоторых местах сталактиты, с которых капала пресная вода, и чуть в углублении у самой длинной циновки располагалась каменная жаровня. Рядом с ней, на циновке, Слэйн вдруг заметил сидящего к ним спиной человека в определённой позе. Как только он подошёл к нему ближе и взглянул в его лицо, то испугался и отпрянул. Оно было безжизненно бледным и суховатым как у покойника. Он провёл пальцами у него под носом и с ужасом отметил, что человек не дышал. Он был мёртв.
        Словно прочитав его мысли, Женева поспешила ответить на его вопрос:
        - Это старец Иммануил, и он не мёртв. Он находится в состоянии глубокой медитации, для его пробуждения необходима техника простых действий. Сейчас я разведу огонь в жаровне, а ты пока посмотри - в левом от тебя углу должен лежать огромный мешок, в нём находятся бобы и перец. Нужно приготовить поесть, мастеру нужно подкрепиться, да и нам следовало бы после такого тяжелейшего подъёма.
        Через час в холодной пещере стало немного уютнее, аппетитный аромат бобового супа разбудил голодный желудок Слэйна настолько, что его урчание, казалось, заполнило всё пространство.
        Разлив по небольшим деревянным мискам суп, Женева принялась жарить на небольшой решётке рыбу.
        - Сегодня мне уже не получится попасть в деревню, погода подвела, приготовлю нам на завтра.
        Слэйн даже не заметил, как быстро исчез из его миски невероятно вкусный суп. Смотря на Женеву, он кивнул в знак согласия, она наполнила с доброй и понимающей улыбкой ему миску по новой. Он указал на старца и спросил:
        - И когда он очнётся?
        Опустив глаза, она строго ответила:
        - Когда нужно, тогда и очнётся.
        Затем, огорчившись от собственного выпада, нахмурившись и перевернув куски рыбы на решётке, добавила:
        - Думаю, завтра вернётся из своего странствия.
        - Странствия? Но он же неподвижен и вообще не дышит.
        Женева слегка вздохнула и подала Слэйну стейк жареной рыбы.
        - Он давно уже находится в странствии, познаёт миры, неведомые нам с тобой. У него уже давно идёт подготовка к процессу Тукдам - посмертной глубокой медитации. Знаю, что тебе многое не понять, но это ни к чему, поверь мне. Тебе это дано так же, как и ему. Ваши пути уже пересекались, и, как мне рассказывал отец, не раз. Из-за тебя он берёт постоянную отсрочку у смерти. Сейчас нам нужно будет сделать кое-что важное для его обратного прихода в наш мир, точнее сказать, для возвращения.
        Она открыла рюкзак и достала оттуда непонятного вида чугунную чашу, два необычных металлических инструмента, напоминающих огромные скрепки, и большой бараний рог.
        Разложив все эти причудливой формы инструменты, она стала показывать и объяснять особенности игры на каждом из них.
        - Это варган, - указала она на огромные скрепки. Взяв одну из них, прислонила к губам, и через мгновение Слэйн услышал своеобразный звук, который вначале неприятно резанул его слух, но затем он почувствовал, что внутри него словно начали развязываться невидимые крепкие узлы, ему стало легче. После вкуснейшего ужина слышать подобное, в тепле, рядом с необычайно красивой девушкой - верх блаженства.
        Стоило ему задуматься, как Женева, словно читая его мысли, резкой интонацией своего голоса будто сдёрнула мечтательную пелену с его глаз, произнеся с ехидной ухмылкой:
        - Если ты посмотришь внимательно, то рядом с входом обнаружишь бубен и орбу, её ты сразу заметишь по ярким красным полоскам. Возьми виртуалик и используй как фонарь. Сейчас мы будем учиться растворяться в окружающем пространстве этой пещеры при помощи звуковых вибраций. Я преподам тебе краткий курс, остальному ты научишься сам или со старцем.
        Как только он принёс ей оставшиеся два инструмента, осмотрев орбу, она села в той же позе, что и Иммануил, на одну из циновок и лёгким раскачиванием руки принялась ей крутить.
        После этого, отложив инструмент, пригласила Слэйна сесть рядом с ней.
        - Давай помедитируем, сейчас я покажу, как это делать. Прежде всего нужно освободиться от ненужных мыслей, для этого мы поиграем на варгане. Старайся сидеть так, чтобы спина у тебя была прямой, словно сосуд, через который будут протекать капли, наполненные лёгкими вибрациями пространства вокруг. Собирай внутри себя каждую из них, и если у тебя получится, то все твои разбросанные мысли и состояния в одно мгновение сольются в единое целое, ты начнёшь ощущать всеобщую вибрацию этих звуков: падающие капли со сталактитов, биение твоего сердца, звуки варгана. Попробуй, Вселенная безгранична и гостеприимна, если ты сумеешь принять её всю через окружающее тебя пространство. Пещера - самое подходящее место для такого растворения.
        Она показала, как правильно нужно зажимать между зубами и губой варган, как фиксировать внутри себя воздух и при этом дышать.
        Они сидели со скрещенными ногами рядом с Иммануилом и играли необыкновенную трель на варганах.
        Когда Женева подкинула в костёр сухих трав, пещера мгновенно заполнилась белым дымом, который был совершенно не едким, с лёгким и приятным ароматом. Слэйн перестал видеть и слышать её, перед его глазами убаюкивающим плавным движением проплыли молочного цвета мягкие пенки.
        Он слышал внутри себя лёгкие вибрации. Сознание, словно усеянное воздушными цветами, переключилось в режим наблюдения. Ему казалось, что он спал. Летая в огромном воздушном пространстве, он ощущал себя пёрышком, подгоняемым вибрационными потоками.
        Ему было необыкновенно хорошо и непривычно ощущать себя ничем и пускать многочисленные корни в естество всего мира.
        Глава 18
        - Настало время быть строже не только к врагу, но и к себе. Закончилось время показывать римскую честь и достоинство.
        Так говорил худощавый мужчина с острым, как клюв хищной птицы, носом и длинными, тонкими пальцами. Этого необычного человека звали Фабием Максимом - он занимал должность военного диктатора в сенате. На проходящем заседании он наиболее ярко и подробно описывал свою военную стратегию, которая, по его мнению, подходит Риму для войны с ненавистным Ганнибалом.
        Один из преторов, поднявшись со своего места, задал ему вопрос:
        - Что же ты предлагаешь, Фабий?
        Вопрос был поддержан со всех сторон, всем была интересна предложенная уважаемым патрицием тактика.
        Фабий, спокойно осмотрев сидящих на трибунах ликторов, поднял руку ладонью вниз и медленно стал опускать её со словами:
        - Этот варвар Ганнибал - превосходный полководец, в чём Рим уже смог убедиться. Но силён он только в бою, в самой войне он обыкновенный человек, который, если его перехитрить, погибнет, как и все остальные. Для того чтобы Риму победить его, нужно перестать давать ему то, в чём он преуспел, а именно бой. Избегать открытых битв, ведь половину его войска составляют наёмные воины, и его поддерживают племена Цизальпийской Галлии. Нам нужно ударить по их слабому месту на этой земле. Будем грабить и нападать на обозы с провизией, стараться за счёт определённых действий рассорить вождей этих племён. Это подлая тактика, недостойная Рима, скажете вы…
        На мгновение он замолчал, слушая недовольные выкрики по поводу предложенной им тактики, звучавшие со всех сторон. Он крепко сжал в кулак подол своей тоги и, грозно сверкнув глазами, произнёс:
        - Эта война станет самой унизительной для Рима, но только подобные действия оставят всю римскую историю в неприкосновенности. Иначе Рим будет разрушен, и вся его история забыта.
        С такими словами, горделиво подняв голову и продолжая сжимать от напряжения кулаки под всеобщее недовольство сенатской палаты, Фабий Максим покинул собрание.

* * *
        В ответ на римские действия, предложенные Фабием, Ганнибал ответил не менее дерзко, его войска на период посева за три месяца сожгли более трёхсот акров земли, принадлежащих римским консулам.
        Более того, в мае 216 года Ганнибал, выдвинувшись из Северной Аппулии, захватил маленький город Канны на реке Ауфид - крупный продовольственный склад римлян.
        Это имело свои последствия.
        В июне у Фабия кончался срок правления в Сенате. Заручившись поддержкой нескольких благородных патрициев Рима, командующего Публия Корнелия Сципиона II, к власти пришёл Гай Терренций Варрон - выходец из плебейской среды, уважаемый большинством из римской знати и подающий все надежды молодой правитель. Заняв пост понтифика, Варрон созвал совет и провозгласил немедленную мобилизацию войск для подготовки к наступлению. Начались приготовления к битве.
        В конце июля войска Луция Павла отвоевали Канны, в расположении которого находилось немногочисленное войско карфагенян. Запасы провизии были вывезены из города, римские шпионы доложили, что войска Ганнибала расположились за рекой.
        Войска римлян разделились, основные силы под командованием Варрона расположились в Каннах и фортах, расположенных неподалеку, армия Луция Павла разместилась на расстоянии пятидесяти вёрст до лагеря противника.
        1 августа Ганнибал с Магарбалом, Джиской и племянником Ганноном в окружении двух отрядов всадников «Серебряного щита» отправились на переговоры с римлянами. Ганнибал предложил Луцию Павлу бой, но тот отказался, и в ответ на это карфагенские всадники напали на солдат, таскающих воду для укрепления стен города.
        На следующий день управление этим многочисленным римским войском должно было перейти Варрону, который жаждал битвы без замедления, отвергая любые методы ведения войны, предложенные Фабием.
        Общий размер римской армии составлял около восьмидесяти тысяч человек: из них около шестидесяти тысяч пехоты и семь тысяч элитной кавалерии, также в двух укреплённых лагерях находилось около шести тысяч лёгкой пехоты и трёх тысяч тяжёлой.
        Армия Ганнибала насчитывала около сорока тысяч солдат, собранных из разных регионов Северной Африки, Испании и Италии. Основной пехотной массой были ливийцы, которых было около десяти тысяч, иберы и галлы - этих было в общей сложности около пятнадцати тысяч, кроме того были копейщики-гоплиты, наёмники из италийских повстанческих племён. Из лёгкой пехоты помимо застрельщиков иберов, называемых ликургами, число которых варьировалось в размере тысячи человек, были также лучшие в те времена стрелки - пращники с Балеарских островов, в общем объёме легкой пехоты и стрелков было около восьми тысяч человек. Кавалерия под командованием талантливого и храброго командира Магарбала насчитывала в общей сложности около восьми с половиной тысяч всадников, основой в которой были нумидийские быстроходные застрельщики и элитная кавалерия «Серебряного щита» - всадников, отобранных из элитных семей Карфагена и Ливии. Часть конных отрядов составляла комбинацию из варварских наёмников, галлов и иберов.
        С самого утра стояла переменчивая погода, что было весьма редким явлением для тёплого климата южной Италии. С десяти часов и до обеда светило яркое солнце, была изнуряющая жара и духота, при этом на небе собирались грозные облака, которые в некоторых своих рядах грубели и мрачнели, превращаясь в угрюмые, свинцовые тучи. Казалось, что помимо двух многочисленных людских армий сегодня спорили жаркое молодецки резвое лето и серьёзная, хмурая осень.
        В два часа пополудни войска римлян и карфагенян выстроились друг против друга, и расстояние постепенно уменьшалось. На открытом пространстве римляне имели преимущество перед врагом, в построении их войск особых изменений и новизны не присутствовало, многочисленные отряды тяжёлой пехоты, принципов и триарий стояли сплошным рядом, за ними размещались застрельщики и затем в самом хвосте несколько отрядов лучников. Построение их пехоты напоминало по форме огромную свинью, с кавалерией по бокам и сзади.
        Ганнибал выстроил свою пехоту в форме огромного месяца, при этом также по бокам выставил кавалерию - подобное построение войск часто использовалось Карфагеном в битвах, основной упор делался на копейщиков и иберийскую пехоту.
        Как только армии выстроились друг против друга на расстоянии менее километра, Ганнибал отдал приказ, и Магарбал вместе с Ганноном напали на кавалерию врага. Это был весьма странный ход, поскольку карфагенская конница уступала римским по вооружению и численности. Нубидийские застрельщики обладали необычайной скоростью и умели атаковать врага даже во время отступления, создавая вокруг врага «Кантабрийский круг» при котором атака производилась со всех сторон.
        Подобная атака карфагенской кавалерии имела определённую цель - разбить как можно больше конных отрядов противника за счёт внезапности и неожиданности. Этот план сработал, оставшиеся конные отряды Магарбала, «поманив» римлян, увлекли их за собой ближе к одному из холмов, за которым в засаде находилось ещё два конных отряда наёмных галлов.
        Маневры конных отрядов положили начало битве. Варрон отдал приказ наступления для тяжелой пехоты.
        Битва была в разгаре. Тяжёлая пехота римлян пробивала карфагенский полукруг надвое, в самом центре римские триарии и принципы практически полностью уничтожили отряды иберийцев и варваров. Ближе к вечеру битва, казалось, подходила к завершению полнейшим разгромом ганнибальского войска.
        Небо хмурилось, и вокруг плотной стеной из клубов пыли и песка закрывалась вся долина вдоль реки. Издалека можно было подумать, что посреди красивых полей и лугов внезапно возник сильный песчаный вихрь, словно явившийся в один момент из жарких нумидийских пустынь.
        Магон, младший брат Ганнибала, командовавший пехотой, отдал приказ ливийским копейщикам, находящимся по бокам, сомкнуть ряды и взять римлян в кольцо.
        Этот приказ был отдан после того, как на глазах Магона пятеро римских легионеров закололи насмерть Джиску.
        - Ганнибал! Джиска мёртв! - кричал обезумевшим голосом Магон и бросался в ту сторону, в которой только что был убит его верный друг детства. Размахивая фалькатой из стороны в сторону, он продолжал рубить врагов одного за другим, весь покрытый их кровью, в безумстве продолжал звать Ганнибала.
        В этот момент вернулась нумидийская конница во главе с Магарбалом и Ганноном и ударила римлян со спины. Спереди на них обрушились атаки иберийской конницы, по бокам их стали притеснять африканские войска ливийцев. В этот момент в рядах римлян наступила паника, они оказались окружены со всех сторон - конница, ударившая со спины, продолжала наступать.
        Началась кровопролитная бойня - испуганные римские солдаты, поддаваясь панике, падали замертво, словно скошенные колосья.
        Им тяжело было противостоять более подготовленным африканским копейщикам. Днём солнце светило в их сторону и слепило им глаза. Когда же сомкнулись ряды, с тыльной стороны на них напала конница, они растерялись, и те центральные отряды, которые были готовы принять бой на выживание, сильно пострадали от мощного потока пыли, ударившей им в глаза.
        За три часа жестокой резни вся римская пехота была уничтожена.
        Весь периметр от реки и на протяжении пары километров от неё был усеян телами погибших солдат. Битва была окончена - карфагенцы одержали сокрушительную победу над римлянами.
        Рим оказался под угрозой уничтожения.
        Осторожно переходя сквозь груду тел, освещаемый светом закатного солнца, которое напоминало на горизонте огромную красную пиявку, Ганнибал подошёл к телу мёртвого Джиски.
        Взглянув на кровавое лицо с запечатлённым на нём навечно выражением ужаса и страха, Ганнибал погрузился в воспоминания.
        Ему вспомнился один случай из его юношеских лет, когда его вместе с Джиской и нумидийским царьком Масиниссой послали в «Маленькую Индию» - специально подготовленное поселение с загонами, предназначенное для отлова и дрессировки диких африканских слонов. Их тогда встретил нанятый его отцом главный дрессировщик из Индии по имени Рихад, он же и поведал им о технике дрессировки.
        Джиска был сыном одного из друзей его отца Гамилькара, когда-то пожертвовавшим своей жизнью ради Барки. С того времени Гамилькар усыновил сына своего погибшего друга, и Джиска с малых лет рос среди Ганнибала, Газдрубала и Магона. Он был младше Ганнибала на два года, и в тот момент, когда они приехали смотреть по приказу Гамилькара боевых слонов, ему было всего шестнадцать.
        Этот молодой худощавый человек с длинным острым носом и карими глазами был с рыжими волосами, что означало присутствие в его крови варварских помесей. Он питал глубочайшее уважение к Ганнибалу и признавал его покровительство, был верным другом и товарищем. Будучи болезненным от природы, он старался быть хорошим воином. Джиска был упрямым по отношению к обучению и всем тяготам, которые выпадали на долю сыновей Гамилькара. Как и Ганнибал, он вёл с детства спартанский образ жизни, они вместе обучались у эллинского учителя Созила, который отличался особой жесткостью среди учителей того времени.
        В тот день Рихад показал им самого огромного слона, который, как он говорил, не поддавался дрессировке и тем самым считался сильнейшим среди своих сородичей.
        Они наблюдали, как у трёх огромных деревянных столбов, врытых в землю, по натянутой веревке то и дело поднимался сбрасываемый со спины этого упрямого слона самый лучший дрессировщик Рихада.
        - Никому пока не удалось оседлать этого царского слона. Он ещё молод, ему только двадцать лет, но он уже очень крупный. Поистине этот слон царский.
        Масилисса, не выдержав, подбежал к слону и перерубил верёвки.
        Когда он с сердитым взглядом, опуская глаза, проходил мимо Ганнибала и Джиски, то проговорил:
        - У вас, карфагенцев, только деньги и слава стоят во главе, этот слон свободен от человеческой власти, и никто не смеет посягать на его свободу.
        Ганнибал задумчиво посмотрел сначала на Масилиссу, а затем, повернувшись к Джиске, сказал:
        - Мы не понимаем с тобой его поведения из-за того, что не знаем обычаев и традиций его народа. У них есть чему научиться, так же как и у всех других народов. Вспомни, друг мой Джиска, когда величайший Александр покорял города и империи, то старался изучить и сохранить обычаи захваченных. В Египте он поклонялся египетским богам и проявлял к ним уважение, в Вавилоне - вавилонским. Его величие заключалось не только в его победах, но и в том, что он хотел объединить все народы, выбрать лучшие черты у каждого и использовать это во благо созданной Величайшей империи. Когда мы однажды захватим Рим, я останусь в нём правителем и не вернусь в Карфаген. Мы объединим народы, но не с помощью захвата и насилия, а по-другому. В этом наше величие перед ликом наших общих богов. Они хотят жертв, но мы перехитрим их - мы создадим Единый Мир, в котором каждый будет чувствовать свою нужность и каждый тем самым будет полезен для развития.
        Джиска, расширив глаза, с упоением внимал каждому слову благородного друга.
        Ганнибал похлопал его по плечу и этим движением словно стряхнул с Джиски паутинку мечтательности.
        - Нам есть к чему стремиться, друг мой, а этого слона я назову Сириус, и в будущем именно на нём я войду через врата побеждённого Рима, как Александр Великий на своём легендарном Буцефале прошёл через врата Вавилона.
        С тех пор прошло около десяти лет. И теперь, в битве при Каннах, на пороге самого Рима, Джиска мёртв, и он не увидит великого торжества семьи Баркидов.
        Поздней ночью после битвы Ганнибал приказал пленным римлянам рыть глубокую могилу для погибших в битве карфагенян.
        На одном из холмов у реки пылал погребальный костёр. Пламя освещало застывшие, не выражающие никаких эмоций лица, которые были похожи на восковые маски. Ганнибал, Магон, Ганнон и Магарбал - они прощались со своим верным другом, храбрым воином Джиской.
        Ещё несколько часов назад они бились с врагом, страстно, безбоязненно, с безумным азартом. Теперь же битва закончилась, и огромное пространство - долина реки Ауфид, каждая травинка и каждый клочок земли впитали по несколько литров человеческой крови.
        Костёр горел, и где-то вдалеке, у самого горизонта появлялась бледная полоска рассвета.
        Было душно, готовилась гроза.
        Молчание прервал Магарбал:
        - Нужно срочно собирать оставшихся людей и выступать в сторону Рима. Завтра я со своей конницей отправлюсь к воротам Рима, нужно посеять панику у их жителей и оставшихся солдат.
        Ганнибал резко перебил его:
        - Нет! Мы выиграли войну и теперь будем ждать, я хочу, чтобы римляне сами, признав поражение, пришли ко мне просить перемирия. Война выиграна, мы не варвары, чтобы врываться в город, грабить и убивать его жителей. Мы - великие карфагенцы, и у нас есть понятие чести и благородства. Эта битва показала нашу силу, и что же теперь?
        Ганнибал опустил глаза и тихим, но твёрдым, властным голосом произнёс:
        - Магон отправится в Испанию и там вместе с Гасдрубалом начнёт собирать войска. Мы же пока будем захватывать оставшиеся римские города. Именно сейчас Рим, пусть и в малом количестве, будет наиболее опасен. Магарбал, нам сейчас нельзя спешить и совершать необдуманные поступки, прельщаясь блеском своей воинской славы.
        Магарбал, грозно сверкнув глазами и ехидно улыбнувшись, сказал:
        - Вот он, величайший Ганнибал, который может побеждать, но не может пользоваться своей победой.

* * *
        Прошло девять лет…
        В шатре стояла невероятная духота, на ложе, усеянном шкурами и мехами, спал Ганнибал. Покрытое тонкими каплями холодного пота лицо то и дело вздрагивало, появлялась гримаса невыносимой боли и скорби.
        Ему снился Новый Карфаген - город его детства и юношеских лет. В одно прекрасное утро, когда ему было около пятнадцати лет, он вышел за стены города и отправился верхом на коне вдоль берега.
        Найдя укромное место, напротив задней стены города, он сидел, расставляя в форме манипул ракушки различных форм, размышлял на его излюбленную тему. Он вспоминал про свою клятву, данную на крови ягнёнка, быть непримиримым врагом Рима до конца своих дней.
        Но что-то внутри словно огромной и чёрной черепахой сомнения подползало к его душе. Он наблюдал выстроенные им манипулы из ракушек, отступающие от берега воды, и ему начинало казаться, что всё живое в этом мире подчинено негласному закону вечного движения. И даже боги, возвышающиеся над людским миром как стена города перед ракушками, не могут оставаться в неприкосновенности. Если бы у него сейчас было войско, он беспрепятственно бы проник в город через эту заднюю стену, воспользовавшись тем, что вода убыла и вокруг неё мель.
        Выстроенные в форме манипул ракушки напоминали ему людей. Пройдёт время, их сметёт волной прилива, и они вновь будут разбросаны по дну морскому без всякой организации и строя.
        Есть негласный закон вечного движения и изменения, и из этого получается, что никто не вправе выбирать себе судьбу в этом вечном потоке. Всё заранее предопределено, и у каждого живого существа своя роль в этом неизменном процессе, и всё, что вокруг него происходит, тем самым подталкивает его к действию.
        Тут же, раскидав в разные стороны собранные им ракушки, молодой Ганнибал, нахмурившись, отогнал от себя нахлынувшие на него мысли.
        - Всё предопределено, я должен уничтожить Рим…
        Неожиданно сон менял свои очертания, вокруг стены города были выстроены римские солдаты, которые беспрепятственно продвигались по берегу и с помощью длинных лестниц проникали внутрь.
        Ганнибал услышал римский горн, оповещавший об опасности жителей города.
        Вытащив меч, он стал набрасываться на врагов, но рассекал только воздух вокруг себя. Его сердце бешено стучало, он никак не мог остановить римлян, которые спустя некоторое время, перебив тысячную армию карфагенян, захватили город.
        Что-то происходило возле огромного храма Танит. Ганнибал прошёл сквозь войска римлян, увидев двух римских командиров, узнал в лице одного из них младшего Публия Сципиона.
        - Генерал, в храме заперлись оставшиеся женщины с детьми. Среди них также находится принцесса Эминола, жена Ганнибала. Что прикажете делать с ними?
        Сципион, подумав, ответил:
        - Поджечь их, а тех, кто начнёт выбегать, убивать. Принцессу оставить в живых.
        Ганнибал, услышав это, закричал и в отчаянии кинулся к тяжёлым воротам храма.
        В следующее мгновение он оказался внутри него. На полу, задыхаясь от угарного газа, лежали люди. Кто-то уже был мёртв.
        Он смотрел по сторонам в поисках своей возлюбленной, но её нигде не было.
        Наконец, он нашёл её, молящуюся, с поднятыми вверх руками, у самого алтаря.
        - Эминола! - Он поднялся по трём ступеням вверх к ней и продолжил бежать, но не продвинулся ни на шаг ближе, словно невидимая прозрачная стена встала между ним и его возлюбленной.
        Он падал на колени, закрыв лицо руками, начинал громко рыдать, выкрикивая её имя и умоляя богов смилостивиться над ним.
        Неожиданно, услышав её крик и подняв голову, он заметил свою возлюбленную сидящей на верхних ветках огромного, объятого ярким пламенем дерева.
        Он начал бить по воздуху и выкрикивать в безумстве её имя, но она не слышала его. Через мгновение стройное тело молодой девушки охватило яркое пламя и словно цепкими пальцами притянуло к себе.
        - Эминола… нет! - Ганнибал продолжал кричать и бить кулаками невидимую преграду перед собой. В единственный глаз попала молниеносная искра огня и мгновенно прожгла его. Невероятная боль пронзила сначала его лицо, затем руки и остальное тело.
        Неожиданно чья-то рука сжала и затем легонько потрясла его за плечо.
        Он вздрогнул. Снова погрузившись в сон и забыв ужасающую сцену со жгучей болью, Ганнибал повернул голову и открыл глаза.
        Вокруг него простиралась огромная пустыня, он сидел на голой ветке огромного мёртвого дерева. На нём не было никакой одежды: он видел исхудалое тело, сплошные кости на обветренной, потрескавшейся коже, длинные волосы и бороду.
        Ганнибал ужаснулся - он был в теле больного и немощного старика, сидящего на верхушке иссохшего дерева посреди огромной пустыни, где было жутко холодно и хотелось пить.
        Жажда была неимоверной, и с каждой минутой она нарастала, как и его паника в ослабевшем, полумёртвом теле.
        Он закрыл глаза и попытался успокоиться.
        - Это всего лишь сон, я чем-то прогневал богов. Нужно было устроить торжественные жертвоприношения Баалу и Мелькарту в храмах Карфагена в честь величайшей победы над римлянами, почему я не послушался тогда Магона и приказал ему за счёт награбленных в Италии сокровищ подкупить несколько членов Большого Совета.
        Кто-то невидимый, словно прочитав его мысли, проговорил:
        - Ты прогневал богов раньше, брат мой, ещё до вступления на римскую землю. Оракул Магул и я предупреждали тебя, но ты не стал никого слушать. Теперь прогневанные боги сотрут с лица земли твой народ и Карфаген. Как ты и хотел, ты войдёшь в историю.
        Голос неожиданно истошно заржал, и Ганнибал, осматриваясь по сторонам, качал ослабевшей шеей, на которой еле держалась седая голова.
        - Кто это говорит?! Кто ты? Покажись, мне знаком твой голос, - произносил еле слышным голосом Ганнибал, при этом пытаясь сдвинуть свои окостеневшие, покрытые песком ноги.
        - Я не чувствую ног, не могу ходить, что произошло? Помоги мне, Мелькарт. - Чуть слышно взвывая беззубым ртом и содрогаясь всем телом, дёргал он из всех сил слившиеся с ветвями тонкие ноги.
        Неожиданно послышался хруст, и старик Ганнибал упал.
        Он продолжал чуть слышно рыдать, издавая иссохшим ртом странные звуки. Повернувшись на другую сторону, он увидел перед собой своим единственным глазом голову родного брата Гасдрубала, которая настойчиво наблюдала за ним, хмурясь и грозно сверкая глазами.
        - Вот мы и встретились, брат, - проговорила голова, Ганнибал почувствовал, как огромная и сильная волна, подхватив его немощное тело, понесла его вверх. Он начал задыхаться и в этот момент проснулся.
        Когда он вышел из своего шатра и под бешеное биение ещё беспокойного сердца сделал глубокий вдох, к нему подбежал разведчик с докладом:
        - Генерал, к нашему посту движутся римские всадники.
        Сразу же был отдан приказ готовить конницу, и как только Ганнибал направился быстрым шагом к своему коню, за воротами аванпоста послышалось истошное ржание коней и топот копыт.
        Через несколько минут стражники ворот подобрали брошенный римлянами мешок.
        Как только тесьму развязали, из мешка к ногам Ганнибала упала окровавленная голова его брата Гасдрубала.
        На горизонте поблёскивала яркая полоска алой зари, Ганнибал, переводя свой взгляд в её сторону, хриплым голосом повторил фразу из сна:
        - Вот мы и встретились, брат…
        Глава 19
        - Где же этот ключ, гадкий случай, чтоб его, - ругался Рощин, светя фонариком мобильного телефона в карманы-боковушки, багажник и даже под сиденья своей машины. Ничего не найдя, он с досадой пробормотал:
        - Чтоб его, как и всё это дело… тьфу…
        Затем он закрыл капот и, будто к чему-то прислушиваясь, остановился, выпуская изо рта пар, стал оглядываться по сторонам.
        - Показалось или послышалось, - вслух произнёс он.
        С тёмно-серого с фиолетовым оттенком ночного неба спускались мелкие и неприятно колющие лицо снежные опилки. Для декабря погода была весьма необычной - вокруг лежал большой хрустящей коркой слегка талый снег, казалось, было тепло, и, помимо разящего шквала мелкой рассыпчатой колкой снежной крупы, падали также и капли дождя. И странное явление, объёмный, сизый пар изо рта и ледяные каплевидные серёжки на кончиках ветвей деревьев. Блестящие стекляшки, которые под фонарным светом освещали мокрые и неестественно гладкие стволы придорожных деревьев.
        - Настоящая королева красоты, - говорил Рощин, поднимая голову и с улыбкой любуясь на свисающие ветки плакучей берёзы, через которые проходил желтовато-золотистый фонарный свет.
        Неожиданно из чащи деревьев послышался женский крик.
        Среагировав в одно мгновение, Рощин перепрыгнул через дорожную канавку и побежал в сторону доносящегося крика.
        Через несколько минут он увидел три тёмных силуэта, которые, склонившись к земле, словно боролись с пойманным в ловушку диким зверем.
        - Что вам от меня нужно, грязные ублюдки?! На помощь!
        Кричала молодая женщина, которая боролась с тремя мужчинами.
        - Втроём! На одну! - крикнул бешеным басом Рощин и, подлетев к ним, схватил первых двух и отбросил их в сторону и сразу же, как на автомате, ударил коленкой по лицу третьего.
        Завязалась драка. Один из нападавших вытащил странного вида кинжал, второй достал пистолет и попытался направить его на атакующего Рощина. Прозвучал выстрел, и в следующее мгновение на снегу лежал стрелявший и сверху, забивая его лицо кулаками, был Рощин. Со спины к нему приближался третий с двумя открытыми дырками вместо носа, и как только он перехватил ему шею сзади и начал душить, второй с ножом подлетел спереди. Вновь опасная ситуация вмиг разрешилась за счёт реакции и скорости спасителя. Рощин отбил налётчика с ножом с помощью красивого удара с ноги, описав ею дугу, затем он начал борьбу с противником, схватившим его сзади. Послышался странный треск, мёртвые тиски крепких рук разжались, чем он и поспешил воспользоваться. Развернувшись и скрепив две руки в один кулак, словно большим молотом он ударил врага в солнечное сплетение. Быстро сделав кувырок, третий из нападающих поднялся и пустился в бегство вслед за своими товарищами.
        Глаза у Рощина горели яростным блеском, и ехидная улыбка на лице символизировала его торжество и пренебрежение к убегающим врагам. Он повернулся и заметил рядом с собой молодую женщину, выпятившую электрошокер.
        Она заметила его взгляд, собрав волосы, убрала в карман своей зимней куртки средство для самообороны и с необычайно серьёзным видом протянула ему руку.
        - Благодарю вас за помощь, эти уроды взяли неожиданностью и количеством, а так, конечно же, с двумя я бы справилась. Ну и денёк! Мало того, что приехала в эту «дыру», так ещё и чуть не пострадала от маньяка-насильника и его компании. Достала материал для статьи, называется…
        Нервно отряхивая штаны и куртку, она продолжила что-то недовольно бубнить себе под нос.
        Рощин, с непривычки растерявшийся, пришёл в себя и спросил:
        - Вы журналистка?
        Девушка с покрасневшим от напряжения лицом посмотрела на него с некоторой усталостью и раздражением и хотела уже ответить, отгоняя резким выдохом выскочивший на середину лица чёрный локон, как вдруг, изменившись в лице, подскочила к Рощину и, схватив его за левую часть груди, прокричала:
        - Вы ранены!
        Он спокойно расстегнул куртку и, просунув руку внутрь, вытащил её уже окровавленной.
        - Похоже, что так, но пуля лишь задела небольшой участок кожи и прошла навылет. Я - везунчик, - лукаво улыбнувшись, сказал он и затем спросил:
        - Всегда везёт, в том числе и на встречи с красивыми девушками. В этом плане я как Джеймс Бонд. У меня машина вышла «из строя».
        Осторожно протискиваясь Рощину под руку и беря его «на буксир», черноволосая девушка наконец-то улыбнулась и ответила:
        - Что же вы, Джеймс Бонд, инструменты в машине не возите или вы её угнали?
        Они остановились, смотря на него, она с вопросительно приподнятой бровью ждала ответа.
        Вновь лукаво улыбнувшись с магическим очарованием, Рощин опустил вниз глаза и тихонько ответил:
        - Впервые угнал у настолько безответственного хозяина. А вообще я не любитель машин, просто для своего дела нужно было достать недорогой вариант. Вот один старый знакомый и согласился продать свою «лохматку», а проверить её не успел.
        Затем он поднял глаза и с серьёзным видом, сократив улыбку в уголках губ, добавил:
        - Только, я надеюсь, вы меня не арестуете за это? Я спас вас, можно в награду узнать: кто вы и что здесь делаете?
        Она возмутилась и, подняв уже две брови, произнесла:
        - Вот как.
        И затем, продолжая поддерживать его в пути, сквозь одинокие и голые деревья, тихонько добавила уже спокойным, неигривым голосом:
        - Вообще-то я сама привыкла задавать вопросы и узнавать нужную мне информацию. Я действительно журналистка, может даже слышали обо мне. Меня зовут Елена Каминская…
        Они вновь остановились, и обратив на него взгляд своих необычайно красивых чёрных глаз, она ответила:
        - Мы пришли. Вон там припаркована моя машина.
        Увидев дорогу, Гришка, прихрамывая, направился к ней уже без помощи, ничего не отвечая.
        - Вот и отлично, спасибо, бесподобная Елена. Неужели Каминская, сама… здесь? - с тенью огорчения на лице и досадой в голосе произнесла сама себе под нос черноглазая журналистка и пошла следом за Рощиным.
        - Вам срочно нужно в больницу, - сказала она, закрыв дверь, и, поворачивая ключ зажигания, завела машину.
        Рощин снял куртку и по-хозяйски закинул её на заднее сиденье, после чего включил свет в салоне, поднял свой свитер и, медленно убирая прилипшую к телу окровавленную ткань футболки, осмотрел свою рану, из которой продолжала течь кровь.
        Увидев рану, Каминская заметно занервничала, её глаза забегали по сторонам. Рощин, увидев это, произнёс:
        - Никак не думал получить от тебя приглашение именно в больницу. Мне в таких местах нельзя быть, у меня остались незаконченные дела. Лучше дай мне аптечку и помоги перевязать рану.
        Рощин зажал пальцами кровоточащую рану.
        Каминская не привыкшая, что ей кто-то командует и даёт указания, оторопев, зачем-то открыла бардачок и только после этого сказала:
        - Ой! Да что это я?! Аптечка… Сейчас ещё минутку, извините меня…
        Она вышла из машины, открыв багажник, начала искать в нём аптечку.
        Несмотря на потерю крови, с уже бледнеющими губами, Рощин, которого явно очень забавляла подобная ситуация, продолжал язвить:
        - Да не спеши ты так, ну подумаешь, Григорий Рощин умрёт в твоей машине, - прибавив в голосе, он шутливо поднял вверх указательный палец и добавил:
        - Зато какая честь…
        - Рощин… странно, но мне кажется очень знакомой ваша фамилия.
        Каминская нашла аптечку и, открыв водительскую дверь, вскрикнула: Рощин с побелевшими губами потерял сознание.

* * *
        - Скажи честно, Ленуся, что произошло, тебя пытались убить? Кто он? - спрашивала у Каминской рыжеволосая женщина, снимая белоснежный халат медсестры и с нахмуренными бровями кивая в сторону лежащего без сознания перебинтованного Рощина.
        Каминская с недовольством отвечала ей:
        - Настюня, ну что ты опять начинаешь, этот человек действительно спас меня, и да, на меня напали трое - стоит ли обращать на такое внимание?
        Рыжеволосая хлопнула в ладоши и повысила голос:
        - Конечно, стоит, его задело пулей. У этих бандитов был пистолет, а это значит, что на этот раз моя младшая отважная сестрица зашла настолько далеко на своём информационном поприще, что кто-то, уставший от её деятельности, подослал настоящих убийц.
        Каминская покраснела от нахлынувшего раздражения.
        - Слушай, ну хватит уже! Ведь знаешь, что я терпеть не могу, когда ты начинаешь вести себя как мама, диктуя мне, как правильно жить. Пойми же, это мой выбор, моя страсть и жизнь. Я же не устанавливаю правила для твоей врачебной деятельности, и хватит говорить обо мне в третьем лице… Ууу… Я ненавижу это!
        Рыжеволосая женщина, горделиво сжав губы, с надменным лицом направилась к входной двери. Остановившись, она ещё раз поглядела на перебинтованного Рощина и, резко повернувшись к своей сестре, произнесла:
        - А вообще знаешь, я рада, мужик-то симпатичный попался, может это и к лучшему. Замуж тебе уже давно пора, успокоишься хоть немного со своей этой детективной практикой.
        Каминская, злобно сверкнув глазами, посмотрела на неё и, недовольно качая головой, произнесла:
        - Да-да-да… Бла-бла-бла… Конечно, ежеминутно, ежесекундно. Спасибо за помощь, любимая и родная. Пока-пока!
        Вымучив улыбку, она закрыла за сестрой входную дверь, после чего быстрым шагом ушла на кухню и, достав из заначки сигарету, закурила. Продолжая недовольно бурчать себе под нос, сделала несколько затяжек, потом налила кофе и, задумавшись на некоторое мгновение, проговорила вслух:
        - Рощин… Да откуда же?
        Вдруг, резко отпрянув от стола, на бегу ударившись лодыжкой о табуретку, Каминская вбежала в комнату и, пройдя мимо лежащего Рощина, раскрыла ноутбук и с нетерпением стала щёлкать мышью.
        - Ну, давай же!
        Ноутбук вышел из спящего режима, и через мгновение, крутя колёсиком мыши, она вычитала информацию прошлогодней давности о молодом путешественнике, который проехал автостопом по всей России и до самой Индии. Точнее, даже до Непала, при этом двигался он довольно интересным маршрутом: от севера к востоку и оттуда к югу на запад.
        - Вспомнила!
        - Вот и познакомились, - прозвучал глухой голос Рощина за её спиной.
        Она обернулась и встретилась с ним взглядом. Он поднялся с кровати, жмурясь от боли. Каждая клетка внутри неё восхищенно вскрикивала, каждый эрогенный участок кожи вздрагивал, сердце стучало и будто бы приплясывало в грудной клетке, стремясь вырваться свободолюбивой птицей наружу.
        Каминская встряхнула головой, пытаясь, видимо, отогнать охватившее, до этого незнакомое ей ощущение. Быстрым движением она оказалась рядом с Рощиным и схватила его своими тонкими пальцами за накачанные руки, не позволив надеть ему лежащий рядом дырявый свитер.
        - Куда! Лежать!
        И затем добавила более спокойным и умилённым голосом:
        - Ну, куда же вы, Григорий. Вам нужно отлежаться, у вас ещё рана не зажила.
        Рощин вновь взглянул на неё, сурово и строго, и Каминская почувствовала то, что раньше отрицала, над чем смеялась. Теперь это чувство захватило её сущность целиком и полностью. Она влюбилась в этого молодого, отважного и, к слову, красивого мужчину - романтика, путешественника со своей загадкой и очарованием.
        Она прижалась к его груди и сама не заметила, как, плача, стала умолять:
        - Прошу, останься…
        Рощин, не говоря ни слова, взял листок бумаги и написал свой номер. Затем с лукавой ухмылкой посмотрел на свою фотографию из прошлогоднего путешествия, открытую на экране ноутбука. Он взглянул на часы, вышел в коридор и, достав из своей куртки мобильный телефон, начал звонить:
        - Алло… Иммануил, доброго дня. Уже выехали, отлично. Значит, завтра, в девять утра, прибывает ваш поезд, так. Ага… Отлично, я всё запомнил, не беспокойтесь, завтра я вас встречу.
        Закончив разговор и нажав кнопку окончания вызова, Рощин прошёл обратно в комнату и под растерянный взгляд Каминской записал на ту же бумажку с номером новую информацию.
        Успокоившись, стоя у двери со скрещёнными руками, она произнесла:
        - Я подброшу тебя с утра, а сейчас, прошу тебя, вернись обратно в кровать и позволь мне поухаживать за тобой.
        Каминская говорила, и при этом её лицо выдавало два совершенно разных, противоборствующих между собой настроения. С одной стороны, она хмурилась, Рощин раздражал её тем, что заставил чувствовать себя слабой, беззащитной и настолько нуждающейся в нём. С другой стороны, её выдавали глаза искренне влюбленной женщины. Они словно таяли, смотря на него, казалось, были готовы извлечь содержащуюся в них женскую тайну наружу, через слёзы, умоляя о взаимности чувств.
        Рощин наблюдал за ней и видел этот влажный просящий блеск влюблённости в её глазах. Он подошёл к ней ближе, обнял её за талию и, прижав к себе, нежно поцеловал в губы.
        Она пыталась сопротивляться, собрав остатки своего пылкого характера, ей даже удалось упереться в его грудь, но поцелуй оказался слишком сильным и овладел ею полностью. Руки ослабли и тихонько обвили его шею, она больше не могла противиться. Закрыв глаза, она приняла его поцелуй как долгожданный глоток бесценного воздуха.
        Целуя её, Рощин произнёс:
        - Буду очень рад перекусить, голодный как волк.
        У неё расширились зрачки, в глазах сверкнула задорная искра, она рассмеялась и шутливо, подталкивая Рощина к кровати, произнесла:
        - В кровать ложись, сейчас всё принесу.
        Сказала и убежала на кухню. Рощин тем временем пододвинулся к столу с раскрытым ноутбуком, закрыв браузер, начал изучать папки на рабочем столе. После этого он открыл новую ссылку в браузере и нажал в поисковике название одной из папок:
        «Креативnews» Елена Каминская.
        Сразу же появилось несколько ссылок на видеорепортажи с участием его новой знакомой.
        Каминская вернулась с кухни, неся на деревянном подносе грибной суп с гренками, большой стейк из лосося с соусом и вытянутое как маленькое каноэ хачапури по-аджарски. Помимо этого была ещё маленькая стеклянная бутылочка боржоми. Когда Рощин увидел все эти яства, цокая языком, довольно произнёс:
        - Царский приём, и, главное, в точку, люблю я хачапури.
        Отобедав, он вытер жирные руки о салфетку и, посмотрев на Каминскую с подозрительным прищуром, спросил:
        - По какой причине ты оказалась у Колосова? Что тебе от него нужно?
        Протерев другой салфеткой уголки жирных губ и отбросив её на поднос, он вопросительно поднял бровь и со взглядом хладнокровного пренебрежения уставился на Каминскую.
        Та растерянно поднялась и взяла поднос.
        - Недавно пропали четыре девушки одного возраста и все - профессиональные фотомодели. Есть показания от парочки свидетелей, утверждающих, что последний раз видели одну из описываемых девушек около мастерской Колосова на холме.
        Каминская говорила чётко, с серьёзным нахмуренным лицом.
        - Я поехала взять у него интервью и спросить по поводу этих подозрений, но он совершенно правдоподобно рассказал о том, что ему это было неизвестно. Действительно, девушки приходили к нему, поскольку его начальник устроил кастинг на главную роль в предстоящем театрализованном представлении на одной из выставок в его музее, и ему было поручено выбрать подходящую кандидатуру.
        Рощин открыл бутылочку боржоми и сделал несколько глотков. Затем, икая и смотря куда-то вглубь стены, задумчиво произнёс:
        - Про это мне известно, завтра с утра я должен буду встретить на железнодорожном вокзале одного известного писателя, моего знакомого, который обещал помочь написать нужную пьесу для этого представления. Тему выбрал Ярик, и ни одна из девушек ему не подошла. Вы много чего не знаете…
        Он встал с кровати, подошёл к ней и внимательно посмотрел в её чёрные глаза.
        - У него любимая девушка погибла при загадочных обстоятельствах, и вот уже три года мы пытаемся разобраться в этом деле. Ваша помощь была бы очень кстати, и заодно громкий материал для вашей горячей колонки.
        Каминская, пряча глаза от Рощина, отнесла поднос на кухню и оттуда ответила:
        - Я слышала про эту историю, девушку звали Марина Волкова.
        Он зашёл следом за ней на кухню.
        - Её убили, у нас с Яриком есть все основания полагать, что в этом деле замешан его начальник и сын известного предпринимателя Исаковский.
        Убрав тарелки в посудомоечную машину, задумавшись, она посмотрела на Рощина.
        - Так-так-так… У нас с вами общее дело, - неожиданно, перебив его, произнесла она.
        - Я до сих пор расследую дело трёхлетней давности о загадочной смерти Исаковского старшего и, надо же, даже и подумать не могла, что смерть этой девушки связана с этой историей.
        Рощин добавил:
        - Тут целый клубок загадок. Ты поможешь нам в этом деле, Елена?
        Он спросил, взяв руку Каминской, поднёс её к губам и ласково поцеловал.
        Каминская покраснела.
        - Хорошо, Григорий…
        Это его развеселило, он следом поцеловал её в обе щеки и шею.
        - Можно просто Гри, благодарю за вкусное угощение.
        Затем ещё раз, сфокусировав пытливый взгляд на её глазах, спросил:
        - У тебя настоящий цвет глаз?
        Каминская задумалась, не отводя застывшего взгляда, тихо ответила:
        - Именно из-за глаз он и сказал мне, что я подхожу на роль в этом спектакле.
        Затем она перевела взгляд на Рощина.
        - У нас в семье ни у кого никогда не было глаз с тёмной расцветкой, это моя индивидуальная черта, какой-то необъяснимый феномен. Если внимательно осмотреть их на свету, можно заметить синеватые оттенки вокруг.
        Рощин перебил её, спросив:
        - Ты говорила только что про Колосова?
        Каминская кивнула.
        Вдруг Рощин громко рассмеялся и, слегка приплясывая, пошёл в сторону комнаты. Каминская пошла следом за ним.
        Изящным движением он взял из корзинки яблоко, откусил его, продолжая с улыбкой смотреть на Каминскую, произнёс:
        - Ты будешь играть главную роль в этом спектакле.
        И затем добавил уже чуть слышно:
        - Ну, Ярик, дружище, теперь я понял, каков сюжет у твоей пьесы.

* * *
        За сутки до этого
        - Ужаснейшая трасса, так… Сколько ещё осталось, - с легкой нервозностью дрожащим пальцем Каминская нажимала на сенсорный экран недавно приобретённого навигатора.
        Неожиданно она резко схватилась за руль и с дикими как у пантеры глазами вырулила на своём маленьком «Пежо» в сторону, в этот момент за её спиной послышалось недовольное гудение.
        - Сам виноват, тугодум!
        Посмотрев в зеркало заднего вида, она резко повернула налево, съехав с главной дороги. Светофор мигал зелёным светом. Каминская, задевая встречную полосу и выворачивая руль влево, создала весьма опасное положение на дороге, поскольку, вклинившись в третью полосу, едва не задела старенький «Мерседес».
        Так и только так умеет водить Елена Каминская - репортёр и журналист горячей сводки новостей.
        Ей ли не спешить?
        При этом её главной отличительной чертой вождения всегда было «Успеть проскочить раньше всех» - это правило, как она сама утверждала, должно быть главным в ПДД, но в силу неизвестных обстоятельств туда не включено.
        Внутреннее убранство салона находится в идеальнейшем порядке: ни пылинки, ни зазоров, всё исправно работает и «катит, как следует», как часто говорила сама Каминская. Над стеклом подвешена мягкая игрушка непонятного зверька, более похожего на какого-то грызуна, то ли крысу, то ли белку. Каминская называет эту игрушку просто «талисман».
        В этом вся она - и в жизни, и на работе, и на дороге.
        - Да что же это за ерунда такая, куда ты меня привёз?!
        Каминская кричит с сильным недовольством, тыкая пальцем в экран навигатора, паркуя машину у замёрзшего озера.
        Она достаёт мобильник и начинает звонить.
        - Алло, Ярослав… Добрый день, это Елена Каминская, мы с вами договаривались по поводу интервью… Да… У меня возникли некоторые трудности: мой навигатор никак не может найти на карте ваш дом на холме. Адрес, который вы мне прислали по электронной почте, неточен. Дело в том, что навигатор указывает мне, что я на месте, но вокруг меня только лес, дорога и замёрзшее озеро за ней. Да! Ах, вот оно как. Хорошо… Надо же, да, маленький домик у озера вижу, от него ориентироваться вправо. Поняла, сквозь лес, проехать по просёлочной дороге, отлично. Потом выехать на освещенную дорогу на подъём, запомнила. Так, всё, я вас поняла. Рассчитываю при всём своём понимании маршрута быть у вас через час, может полтора. До встречи.
        Каминская, выдохнув, нажала красную кнопку завершения вызова и в следующее мгновение, посмотрев на себя в зеркало заднего вида, повеселев, произнесла самой себе:
        - Ну и местечко… Нужно успеть переговорить с этим чудаком Колосовым до наступления темноты. Ну и дыра!
        Она взглянула на мертвецки спокойную замёрзшую гладь озера, подняла от изумления бровь и выкрутила руль в сторону узкой дороги. Выехав на дорогу, она прибавила скорость, доехала до домика у озера, повернула от него направо, затем путь её продолжался по просёлочной дороге, по которой уже давно не проезжал никакой транспорт.
        Через полчаса осторожной езды, стараясь не прибавлять лишней скорости из-за страха погрязнуть в снегу, Каминская выехала на освещённую фонарями гладкую дорогу.
        Темнело.
        Поставив машину прямо на обочине, под фонарём, она направилась пешком сквозь лес в сторону небольшого холма.
        «Надеюсь, моя малышка не укатит с поклонной дороги. Ну и глухомань. Ну ладно, есть и хорошие стороны: тут хотя бы фонари горят. Нужно будет съездить до конца этой дороги и посмотреть, куда она приведёт, может, есть ещё один путь, и он намного удобнее этого», - думала она, выйдя из машины, поправляя длинные волосы и морщась от колких маленьких снежинок. Углубившись в лес, она стала петь себе под нос:
        - Десять раз в неделю мы считаем дни, чтоб зажглись скорее яркие огни… На-на на и ля-ля-ля. - Запомнив только эти строчки из песенки её детства, Каминская с лёгкой одышкой поднималась по холмистому склону вверх.
        Её взору предстал небольшой дом со странной архитектурой: впереди, выпятив грудь к самому склону, стояла башня с флигелем из красного кирпича, за ней сразу шла трёхэтажная деревянная пристройка серо-голубоватого оттенка.
        Из двух труб, видневшихся на крыше, валил серый дым, и когда Каминская взглянула на тёмное полотно вечернего зимнего неба, то ей на момент показалось, что до сумерек ещё далеко. Она подумала, будто на небе плотным и тяжёлым матрасом завлекло дневной свет из-за валящих из этих злободневных труб тёмного дыма.
        - Словно демон с картины Врубеля, этот дом разлёгся наглым образом на белоснежной перине зимнего небосклона. Ну и местечко, прямо замок вампиров из старинного фильма Полански…
        Пока Каминская отвлекалась думами и искала в загадочном здании хоть какой-нибудь вход, с башни послышался колокольный звон. От неожиданности и резкости возникшего звука Каминская чуть не ударилась коленкой о старинный водопроводный ключ, торчащий из земли.
        - Чёрт!
        Прокричала она и посмотрела на башню.
        Наверху, под самым флигелем, в небольшом углублении она увидела подсвеченного тёплым светом лампы человека, который раскачивал большой колокол. При этом, словно питая ненасытных телят, он потряхивал в определённом такте верёвки, ведущие к язычкам небольших колоколов.
        Звонил он несколько минут, Каминская, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, набирала по телефону Колосова, который не отвечал. Она решила ждать окончания данного действия, поняв, что звонившим в колокол мог оказаться тот, кому она пыталась дозвониться.
        Наконец, когда колокольный звон утих, она окликнула человека наверху и замахала ему рукой, и когда тот обернулся, он прожестикулировал: «спускаюсь вниз».
        Каминская подошла к башне и увидела у основания ступеньки вниз. Спустившись, она обнаружила небольшую железную дверь, которая в этот момент раскрылась перед её глазами.
        Из неё вышел молодой мужчина с переносным фонарём в руках, на вид около двадцати пяти лет, с длинными чёрными волнистыми волосами и небольшой бородкой. Он был одет в овечий старенький тулуп, на ногах у него были валенки с калошами.
        «Прямо призрак из давнего прошлого», - подумала сразу же про себя Каминская, и как только мужчина взглянул на неё спокойным взглядом серых, даже больше свинцовых глаз, залюбовалась ими, находя их необычайно интересными и красивыми, с ноткой загадочности и таинственности.
        - Вы - Елена Каминская? - спросил мужчина и протянул ей свою руку.
        Каминская приняла рукопожатие и ответила:
        - Это я. Добрый вечер, Ярослав, только не знаю отчества? Я вам звонила по телефону, но вы не брали трубку. Хотя это и так понятно, вы были заняты колокольным звоном. Вы прямо как монах, честное слово.
        Её заявление на него никак не подействовало.
        - Зовите меня просто Ярослав. Пройдёмте внутрь.
        Он показал ей войти, и как только Каминская прошла мимо него, закрыл тяжёлую железную дверь.
        Стало необычайно темно, Каминская поежилась то ли от страха, то ли от холодной влажности внутри этой башни.
        Освещая винтовую лестницу, ведущую вниз, он сказал ей двигаться за ним.
        Когда они спустились вниз и пошли по освещённому деревянному коридору, Каминская, осматривая старинные иконы, развешенные по стенам, спросила:
        - Какое интересное место, мы сейчас находимся под землёй?
        Колосов, долго не отвечая, будто не услышав вопроса, подходил к деревянной двери, открыв которую он повернулся. Увидев остановившуюся и с интересом разглядывающую икону Казанской божией матери Каминскую, спокойно произнёс:
        - Эти иконы находились здесь до того, как я раскрыл этот подземный ход. Мне удалось собрать интересную информацию о храме, который здесь был. Он был построен в 1783 году и являлся дополнением к военному госпиталю, в здании которого мы теперь находимся. После революции, чтобы сохранить в целостности все ценные иконы, священники спрятали их в вырытом до этого подземном ходу. Он простирается от башни и до здания бывшего госпиталя.
        Они прошли в большую комнату, напоминающую по виду гостиную. Сняв тулуп, Колосов поставил на разогрев электрический чайник.
        Каминская сняла верхнюю одежду и поправила выбившиеся волосы.
        - Зачем же вы скрываете такую находку?
        Колосов, не показывая ни малейшего изумления, ответил:
        - Ни в коем случае, я ничего не скрываю. Я оповестил своего начальника, который предоставил мне это место. Мне была нужна новая мастерская, и он выкупил это здание для этой цели. Он и его друг мэр в курсе моей находки.
        Каминская понимающе кивнула.
        - Вот оно как, про вашего начальника многое знаю. У него большие связи, это точно.
        Колосов заварил себе чай, обернувшись, спросил:
        - Вам чай или кофе?
        Каминская с интересом поглядела на полуоткрытую дверь, сквозь щель которой была видна мастерская. Подойдя к двери, она спросила:
        - Там у вас мастерская? Мне кофе, пожалуйста.
        Засыпав в турку молотый кофе, Колосов поставил её на небольшую электрическую плиту.
        - Да, там находится мастерская. Сейчас там жуткий беспорядок, лучше оставаться здесь. Как я помню, вы приехали ко мне, чтобы взять интервью по поводу пропавших девушек, которые проходили здесь кастинг?
        Каминская уселась в кресло и вновь внимательно осмотрела Колосова, подумав, что он довольно жуткий тип, хоть и красивый.
        - У меня к вам несколько вопросов…
        - Я к вашим услугам, - ответил он ей, раскладывая на тарелке пряники и печенье.
        Она задала несколько вопросов, при этом у неё в руках неестественно быстро оказался толстый блокнот и ручка.
        - Вы знали этих девушек до кастинга?
        - Нет.
        - Скажите, когда девушки пропали, у вас это не вызвало никаких подозрений? У вас же был обыск? Как я поняла, ваш начальник Александр Николаевич Рудак присутствовал при этом. Так ведь?
        - Именно так.
        - И вы совсем не задумывались над тем, связан ли ваш начальник с пропажей этих девушек?
        Колосов, налив в небольшую фарфоровую чашечку горячий кофе, пододвинул к креслу журнальный столик, на который поставил ароматный напиток и рядом тарелку с печеньем и пряниками.
        - Угощайтесь, пожалуйста, - произнёс он вежливым тоном и сам, отпив чай из своей чашки, с задумчивым взглядом уставился на Каминскую, отчего та немного растерялась.
        - Я думал по этому поводу. То, что в биографии моего начальника нет светлых полос, - это ясно, среди его поколения мало людей, которые остались «чистыми». Единственное, что я знаю, заметил недавно - его люди частенько бывают в окрестностях мастерской. Но считаю это вполне нормальным с его стороны, приглядывать за собственным имуществом. Разве не так? От меня вы мало узнаете…
        Каминская откусила пряник и отпила кофе, не давая ему договорить, резко спросила:
        - Вы можете устроить мне встречу с Рудаком?
        Колосов не сразу ответил на её вопрос.
        Он встал и безмолвно направился в другой конец комнаты и там, встав напротив высокого шкафа, стал что-то настраивать и подключать.
        Каминская заметила, что он заметно занервничал, встав с кресла, она подошла к нему и переспросила:
        - Так вы мне поможете?
        Колосов включил музыку на стареньком проигрывателе и посмотрел на красочную пластинку с изображением лица девушки. Он тихо ответил:
        - Это лучший альбом Клауса Шульце, одного из родоначальников Берлинской школы электронной музыки… Называется «Мираж» - композитор писал эту музыку, пребывая в уединении в доме у озера, зимой, переживая жуткую депрессию, начавшуюся после смерти его любимого брата.
        Заиграла однотонная синтезаторная музыка.
        Каминская нахмурилась, сжала губы и мимикой своего лица дала понять, что по-прежнему ждёт ответа на свой вопрос.
        Колосов, словно не заметив этого, закрыл глаза и тихим голосом добавил:
        - Композиция носит название «Хрустальное озеро». Тягучая и монотонная, холодная и пронизывающая насквозь безнадёжностью и болью, каждый фрагмент этой мелодии напоминает о тленности бытия, о безвозвратной потере любимого и близкого человека. Очень проникновенно и чувственно…
        Он закрыл глаза и замолчал.
        Каминская резким движением нажала на кнопку стоп, с силой дёрнула Колосова за рукав его свитера и громко возмутилась:
        - Вы что, издеваетесь надо мной! Эй! Очнитесь! Вы вообще как, нормальный человек или нет?
        Колосов открыл глаза и, сохраняя спокойствие, властным тоном произнёс:
        - Успокойтесь… Я понял, что вы хотите, и готов помочь вам при условии, что вы поможете мне.
        Каминская успокоилась и даже немного растерялась от своего эмоционального всплеска. Она изменилась в лице, улыбнулась и спросила:
        - Чем же я могу вам помочь?
        Он деликатным движением обогнул её по дуге, направился в сторону уже давно манящей Каминскую полуоткрытой двери мастерской.
        - Пойдёмте со мной, я вам всё покажу и объясню.
        Он открыл дверь в огромное помещение, в котором сплошь и рядом стояли различные восковые фигуры, на стенах висели листки, исписанные неразборчивым почерком, с потолка всюду занавесью свисала прозрачная плёнка. Пропуская вперёд себя изумлённую Каминскую, он указал ей в другой конец мастерской:
        - Видите… Вон там находится дверь - пройдёмте туда, мне нужно вам кое-что показать.
        Вновь нахмурившись и уже с непонятной тревогой посматривая на Колосова, она съехидничала:
        - Вы и так уже меня удивили и устрашили, как только возможно. Надеюсь, что там не будет трупов тех самых девушек. Знаете ли, я не особо хочу быть очередной жертвой сексуального маньяка.
        Проходя мимо стола, она с ужасом посмотрела на различные инструменты, лежащие на нём.
        Ничего не отвечая, он прошёл дальше и открыл дверь, из-за которой подуло холодным ветром.
        - Что там? - спросила она, остановившись перед ним.
        Колосов кивнул, стоя в проеме двери.
        - Заходите, я сейчас всё покажу и объясню, это место, где проходит кастинг для нашего спектакля.
        Каминская вздёрнула вверх подбородок и с выражением лёгкой истерики засмеялась.
        - Да я так и поняла, что это интервью может стать для меня последним. Нет уж… Заходите вы первым, только после вас, гражданин Колосов.
        Они прошли в заброшенную часть здания - вокруг лежал строительный мусор, у грязных стен стояли стремянки, на них висела одежда рабочих.
        Колосов включил три переносных лампы, и убогого вида помещение, похожее на палату, осветилось. Подхваченные зимним ветром куски плёнки чуть не ударили её по лицу. Поймав их руками и пройдя вперёд, Каминская увидела посреди комнаты старый изорванный диван.
        Указав на него, она повернулась к Колосову и спросила резким голосом::
        - И здесь у вас происходит кастинг молодых девушек? Что это за хрень, порнофильм на стройке или что? Для чего здесь этот старый диван?
        Колосов, не отвечая, сел на него. Поджав ноги, он закрыл лицо руками. Через некоторое время Каминская услышала, что он рыдает.
        - Эй, Колосов! Что с вами?! - Она подошла к нему и потрясла за плечо. - Объясните мне, зачем мы сюда пришли?
        Не поднимая глаз, словно пробубнив в трубу, он произнёс:
        - Я хочу, чтобы вы сыграли в этом спектакле главную роль, это всего лишь часть его.
        Он поднял заплаканные глаза, не убирая липких тёмных волос с лица, протянул к ней руку, показывая сесть с ним рядом.
        - Пожалуйста…
        Съёжившись, она вздёрнулась и резко убрала свою руку.
        - С меня довольно… Хватит! Ждите скандала вы и ваш Рудак… Про ваши ворованные иконы и скрытую порностудию завтра же будет всем известно. Прощайте! Так и передайте своему Александру Николаевичу, что в его интересах организовать нашу встречу, иначе пусть готовится к скандалу.
        Увидев снежные лоскутки, выглядывающие из-за кусков плёнки, она поняла, что это выход, и поспешила к нему.
        Колосов встал и попытался схватить её за руку, в ответ Каминская ударила его носком своего сапога по ноге.
        - Отстань от меня, урод! Какая мерзость!
        Крича шипящим от ненависти голосом, она выбежала из разрушенной части дома на освещенную большим фонарём, покрытую снегом террасу.
        Чуть не поскользнувшись, оглядываясь и ожидая преследования, Каминская включила фонарик на телефоне и направилась в лес.
        Немного пройдя, она заметила свои следы и направилась по ним к своей припаркованной неподалёку машине.
        Глава 20
        - Рад нашей встрече, Иммануил, как поживаете? - спросил Рощин, подходя к молодому мужчине весьма интересной наружности, лет тридцати пяти с аккуратно подстриженной бородкой и усами. Помимо длинного роста в нём также привлекали внимание красивые добрые глаза и густые, средней длины волосы пепельного цвета.
        - Благодарю, жизнь проходит своим чередом, - отвечал мужчина глубоким, словно звучащим из самой глубины груди бархатистым голосом, надевая на спину огромный туристический рюкзак и застёгивая на ходу длинную чёрную парку. Он пошёл за Рощиным, который направлялся к выходу с вокзала.
        - Вы голодны? Хотя, впрочем, есть ли смысл задавать подобные вопросы, - сказал Рощин, поравнявшись с этим мужчиной, фамилия которого была Громм, и тут же, улыбаясь, кивнул на его рюкзак.
        - Помню, когда мы с вами впервые встретились на трассе Чанчунь - Шэньян, этот самый рюкзак был у вас набит до отказа. С того времени прошло два года.
        Уже подходя к машине, прося Каминскую открыть багажник, Рощин продолжил вспоминать:
        - Вы тогда двигались в сторону Непала и настолько увлекательно описывали мне чудесные места этой маленькой страны, что я решил идти с вами.
        - Помню-помню… - Улыбаясь мягкой улыбкой и хитро щуря глаза, произнёс Громм, открывая дверь и садясь на заднее сиденье.
        Каминская оглянулась и оценивающим взглядом осмотрела знаменитого писателя.
        - Очень рада знакомству, - протянула она ему руку и, словно промяукав, добавила:
        - Читала ваш роман «Карусель неизбежного», и мне очень понравилось. Хотя, конечно, литература подобного жанра мне не особо нравится, эзотерика, мистика - слишком бредово. Меня зовут Елена Каминская, я репортёр журнала «КреативNews». Если у вас найдётся время, помимо нашего общего дела, Иммануил Александрович, я бы хотела взять у вас интервью. Сколько лет прошло, и вот - триумфальное возвращение писателя, уже при жизни ставшего культовым.
        Каминская на момент задумалась, её глаза словно покрылись зеркальной плёнкой мечтательности и сфокусировались на одной точке.
        Громм промолчал.
        В это время, закрыв багажник и сев спереди, Рощин, потирая красные от холода руки, с некоторой ехидностью взглянул на Каминскую и сказал:
        - Подстава… Нет уж, Лена. Сенсаций и возвращений не будет. То, что Иммануил согласился помочь, обязывает сдержать данное мной перед ним обещание.
        Серьёзным тоном, выговаривая каждое слово, он говорил ей словно иностранке:
        - Никто не должен знать о том, что пропавший без вести, на пике своей славы, писатель вновь объявился. Выполним наше общее дело, тогда вы получите то, о чём мы договаривались. Свою сенсацию.
        Последние слова он издевательски протянул изменившимся писклявым голосом.
        Каминская недовольно нахмурилась и, не сказав ни слова, завела машину.
        - Под конец общего дела я дам вам небольшое интервью и сфотографируемся на память, - неожиданно, подняв свои загадочные глаза и посмотрев одновременно на обоих, глухим и глубоким голосом произнёс Громм.
        Каминская удовлетворённо улыбнулась в зеркало заднего вида и в привычной для себя манере ловкого водителя выехала на главную дорогу, ведущую в небольшой городок, в котором с самого детства жили Рощин и Колосов.
        Стоял полдень.
        Белоснежные как вата зимние облака, дразнили скромное снежное покрытие земли и вздувались от важности.
        Как и предполагала Каминская, подъездов к холму, на котором располагалась мастерская Колосова, было два. Второй как раз показал Рощин. Там было чище и цивилизованнее, нормальная асфальтовая дорога с фонарями и даже с дорожным знаком «Подъём».
        Она по просьбе Рощина припарковалась напротив его старенького volkswagen passat. Когда она подъехала, он выбежал из тёплой машины в одном свитере, открыл капоты на обеих машинах и крикнул ей, чтобы она заглушила мотор. Затем бросив между двух аккумуляторов провода, махнул рукой, и она завела мотор.
        Через некоторое время, зарядив аккумулятор и поменяв свечи зажигания, Рощин воскресил свой транспорт.
        Когда он сел в машину, Каминская с нескрываемым любованием глядела на него. Всего лишь трое суток она была знакома с этим мужчиной, но он казался ей настолько родным и близким, будто она знала его всю жизнь.
        Каминская по уши влюбилась в Рощина, и это немного пугало его, поскольку с ним такого ещё не случалось.
        Громм всё это время сладко спал на заднем сиденье, посапывая и причмокивая губами во сне.
        Каминская дала Рощину тряпку, чтобы он вытер руки. И получилось, что она сделала это сама. Елена протёрла его длинные пальцы и когда закончила, достала из своей сумочки увлажняющий крем и под его изумлённый взгляд стала растирать его огромные ладони.
        Он смотрел на неё с хитрым прищуром, словно ожидая подвоха в её действии. Но по своему характеру он не привык и не любил бегать от чего-либо.
        И поэтому, вглядываясь в её чёрные глаза, горящие заманчивым и восхищённым блеском, Рощин решил ничего не скрывать.
        Каминская понравилась ему, а это уже редкость для него. Чтобы представитель женского пола, с чёрными как смоль, цыганскими глазами, да ещё и журналистка с пылким, страстным нравом, она?
        - Да… Именно так, и будь что будет. Главное, чтобы не мешало основному делу, - произнёс Рощин и лёгким движением подхватил и слегка потянул к себе подбородок Каминской. Она покорилась и закрыла глаза. Он страстно поцеловал её в губы, провёл рукой по чёрным волнистым волосам и после как ни в чём не бывало извернулся назад и легонько дернул Громма за рукав куртки.
        - Иммануил, друг мой сердечный, проснитесь… Мы уже прибыли, дальше пойдём пешком.
        Громм открыл сначала один, а затем и оба глаза. Посмотрев на Каминскую и Рощина с некоторым удивлением, он словно пытался вспомнить их лица. Скоро тучка неизвестности испарилась с его лица. Он улыбнулся, и его глаза стали небольшими щёлочками как у японского нэцкэ.
        Он открыл дверь и с гибкостью пантеры вышел из машины.
        Достав из багажника его массивный рюкзак и надев на себя, Рощин, не принимая возражений, сказал:
        - Прошу, дайте мне вспомнить, каково это…
        Он подстроил под себя лямки, взглянул на часы и нахмурился.
        - Время…
        Они пошли в сторону леса. Каминская села обратно в машину и некоторое время следила за ними, после чего уехала.

* * *
        - Кто для вас эта прекрасная особа? - начал разговор Громм, осматривая голые, спящие зимним сном деревья.
        Рощин стал отвечать, но вдруг остановился.
        - Честно, я и не знаю…
        Он посмотрел на своего собеседника тем взглядом, каким смотрят сыновья на уважаемых отцов, и увидел еле заметный смешок, застрявший у того в уголках губ.
        И на выдохе ответил:
        - Судьба…
        Затем, успокоившись, добавил в привычной для себя манере:
        - Дело в том, что обстоятельства нашего знакомства приводят меня к выводу, что она сыграет значительную роль в нашем спектакле.
        Послышался хруст ветки, на голову Рощина упала охапка снега.
        Молниеносным движением он достал из внутреннего кармана куртки телефон и взглянул вверх.
        Над его головой, недовольно каркая, пролетела чёрная ворона.
        В этот момент послышался смех.
        Громм, держа в руках небольшой кусок колбасы, смеясь, говорил:
        - Ты смотри-ка, прямо как из басни Крылова. Ха-ха… Потревожили ворону, не дали ей как следует трапезничать.
        Рощин расхохотался в ответ.
        - Подслушивала, чернявка… Ишь ты, всё в лучшем виде: и пища, и новости…
        Громм похлопал его по плечу и произнёс:
        - Ты не изменился, Григорий. Как это ни удивительно. Мне понравилась эта девушка, ты разбудил её внутреннюю женскую энергию. Теперь, если судьбе действительно так угодно, то вы будете вместе вершить большие дела. Расскажи мне о вашей встрече, пока движемся к мастерской Ярослава.
        И немного прихрамывая на левую ногу, он пошёл вдоль деревьев, при этом стараясь с нежностью гладить каждое деревце, попадавшееся на его пути.
        Он шёл и говорил:
        - Спят родненькие, сны видят о тёплом лете…
        Рощин двигался рядом с ним и смотрел на этого необычного человека взглядом, пропитанным глубоким чувством уважения и восхищения.
        Через некоторое время они оказались у подъёма холма.
        - Вот и пришли…
        Аккуратно придерживая хлёсткие ветки сирени, Рощин повернулся и протянул руку Громму.
        Грязь под ногами невообразимая.
        Несколько раз они оба чуть не упали, поднимаясь по склону вверх.
        Громм, улыбаясь и краснея от напряжения, произнёс:
        - Григорий, прошу… Не так быстро… Боюсь оставить свой ботинок.
        Рощин, помогая ему подняться, протянул руку.
        - Извините, Иммануил Александрович. Держитесь за меня и потихоньку продвигайтесь выше. Видите, там дальше виднеются деревянные ступени. Потихонечку ступайте к ним. Помнится, вы меня сами учили, что чем больше путь покрыт преградами, тем значимее следующее за ним событие.
        Рощин произнёс эти слова и довольный тем, что только что продекламировал, уже задумываясь на мгновение, добавил:
        - Там, сразу за пригорком, будет видна церковная башенка, а деревянное здание мастерской за ней.
        Он помог Громму, придерживая его, пока тот не встал на твёрдую и устойчивую поверхность нижней ступени деревянной лестницы.
        - Осознанность с каждой ступенью… - загадочно произнёс писатель и стал подниматься медленным шагом выше.
        Обогнув по кругу каменную башню из красного кирпича, они остановились напротив спуска вниз.
        Осматривая железную дверь, Рощин достал мобильный телефон и стал звонить.
        - Алло… Ярик, это Гри… Встречай гостей. Мы ждём тебя у башни.
        Громм в этот момент ходил вокруг старинной башни и внимательно осматривал кирпичную кладку.
        Рощин, заметив его интерес, сказал:
        - Это ещё что, мастер. Я узнал из источников, что эта башня была выстроена ещё при Иване III и с тех пор ни разу не реставрировалась. Изначально здесь был храм, но в более поздних источниках указывается, что на этом месте когда-то было языческое капище, на котором приносились жертвоприношения богам.
        Железная дверь, скрипя, раскрылась, из-за неё показался Колосов.
        Громм посмотрел на Колосова, выросшего перед ними словно из-под земли, в овечьем тулупе.
        - Здесь очень мощный поток, мастер, - произнёс быстро Рощин, шагнув навстречу к Колосову, обнялся с ним и что-то сказал тому про бороду. Затем повернувшись, хлопая своего друга по плечу и смотря своими лисьими глазами на писателя, торжественно объявил:
        - Это Ярослав Колосов, тот самый, про которого я вам рассказывал. Вот и наступил этот величайший момент, когда мне удалось свести вас вместе.
        - Очень много про вас слышал и с удовольствием перечитываю ваши произведения в своей библиотеке. Благодарю за то, что уважили и приехали.
        Колосов протянул руку и, немного выпятив грудь, заговорил с заметным волнением. Было видно, что он давно уже представлял себе эту встречу.
        Громм уважительно пожал ему руку и, спокойно улыбнувшись, ответил:
        - Взаимно, друг мой…
        Они спустились по винтовой лестнице, и в следующее мгновение взору писателя предстали несколько древнейших икон, расставленных на деревянных полках у каменных стен.
        Внимательно осмотрев каждую из них, он заострил внимание на иконе Казанской божьей матери.
        - Этой больше пятисот лет, по качеству выполненной работы она имеет что-то общее с иконами, написанными Рублёвым. Может, он и автор.
        Рощин говорил эти слова и в подтверждение спросил у Колосова:
        - Так ведь?
        Тот кивнул, подошёл к двери и открыл её - яркий свет вырвался в каменный коридор и растворился в нём.
        - Верно, - сказал он.
        Зайдя внутрь освещённой комнаты, он пригласил гостей следовать за ним.
        Рощин продолжал разговор.
        - Кстати, Ярик, мне удалось найти девушку, которая прекрасно исполнит роль в твоём спектакле. Она на днях позвонит тебе.
        Покачиваясь, словно гусак, он добрался до кресла и улёгся в него, добавив:
        - Её зовут Каминская Елена, журналистка, которая на днях брала у тебя интервью.
        Ставя на разогрев электрический чайник и указав Громму усаживаться во второе кресло, не смотря на Рощина, Колосов спросил:
        - Интересно будет узнать о том, как вы познакомились. Она у тебя тоже брала интервью?
        Рощин расхохотался, вальяжно закинув ногу, достал из внутреннего кармана куртки длинную сигару, закурил и пустил пару колец дыма. Затем ответил:
        - Встретились мы с ней недалеко отсюда. Дело в том, что я должен был попасть к тебе раньше сегодняшнего дня.
        Откусив небольшой кусок папиросной бумаги, выплюнув его себе в кулак, он продолжил:
        - Спас её. Тем вечером, когда она выбежала отсюда, на неё напали трое каких-то людоедов. У одного даже ствол был с собой.
        Колосов изумлённо поднял брови, затем подошёл к камину и стал его разжигать. По-прежнему не глядя на Рощина, вдруг спросил:
        - Думаешь, от Рудака?
        Рощин ехидно заулыбался и задёргал ногой.
        - А то… Кому же ещё это может понадобиться, как не ему…
        В камине загорелся огонь, Колосов задумчиво посмотрел на пламя.
        Громм в этот момент заварил чай.
        Рощин резко поднялся с кресла и сверкающими от пламени глазами прошипел Колосову:
        - Не дрейфь, Ярик… Всё у нас идёт по плану. Через две недели на новогодней вечеринке выведем Рудака твоего на «чистую воду», с ним и Исаковского заставим сознаться в убийстве Марины.
        Колосов будто не дослушал последних слов.
        Он неожиданно подорвался от камина и подбежал к Громму, увидев как тот сам разливает чай.
        - Уважаемый мой писатель, что же вы это… Пристыдили, ай-ай… Позвольте, ну что же вы?!
        И занервничав, покраснев и заёрзав у стола, в непривычной для себя роли, он стал быстрыми движениями доставать банки с мёдом, малиновым вареньем и плетёную корзинку с пряниками и печеньем. У него дрожали руки, так что одна из стеклянных банок выскользнула и с недовольным бренчанием разбилась о пол.
        Колосов громко закричал и принялся под крики встающего с кресла Рощина собирать осколки руками.
        Сильно зарыдав, он закрыл кровавыми от порезов руками лицо. Неожиданно, он стал жалким и беззащитным, дрожа, как забитое животное.
        - Ярик!
        Рощин кричал и обнимал своего друга детства.
        - Прости меня, я забыл…
        Оправдывался он глухим голосом.
        Громм стоял рядом, впервые за всё время его лицо приняло суровый вид и как будто постарело.
        - Когда Создатель сотворил человечество, он заплакал… - только и произнёс этот загадочный человек, подойдя к Колосову и Рощину и крепко обнимая обоих.

* * *
        Прошло две недели.
        Ранним утром, едва лучи зимнего солнца яркими рысями блеснули в достраиваемой части дома на холме, в мастерскую громко постучали.
        Человеком в овечьем тулупе, в шапке-ушанке, с охапкой дров в руках, был Громм.
        По привычке он проснулся в пять утра, и пока было темно, отправился вниз, к самому озеру.
        Там, разведя костёр и пробив маленьким топориком небольшую корочку льда в проруби, он окунался, перед этим подготавливая дыхание.
        Посреди проруби лежало огромное бревно - погружаясь в ледяную воду с головой, Громм выныривал, держась за него, затем вновь скрывался под водой. Таких погружений у него было около пяти, после чего он выползал из воды и настраивал дыхание, делая гимнастику. То и дело, сгибаясь и разгибаясь, он тщательно старался не прикладывать свои мокрые длинные волосы и бороду ко льду, поскольку те начинали намертво примерзать. После этого, разогревшись и одевшись, он пил настой из сосновых иголок вместо чая и медитировал, сидя у костра.
        Подобные процедуры у писателя были постоянными, с тех пор как он начал жить у Колосова в мастерской, в доме на холме. Ему нравилась окружающая местность, а огромное удовольствие он испытывал, когда сидел в комнате, в кресле, и под классическую музыку редактировал и дополнял свои тексты.
        Он нравился Колосову и был ему необычайно интересен. Часто, сидя напротив камина, в креслах тет-а-тет, они периодически беседовали, открывая в себе новые грани.
        Стояли декабрьские предновогодние морозы.
        Часто в мастерскую приезжали Рощин с Каминской, которая после первого неудачного общения с Колосовым постепенно ужилась с ним, и даже немного начала понимать его и принимать таким, как есть. Когда они приезжали, то репетировали - с горячностью, присущей всем молодым людям, задором и весельем.
        Даже Громм, который постоянно был самым спокойным из всех, иногда страстно начинал записывать что-то в свой блокнот, меняя текст пьесы и затем, показывая Колосову, предлагал под возмущённые взгляды Рощина и Каминской переиграть.
        - Нужно ещё проще! - кричал он с восхищением.
        Рощин в этот момент негодовал:
        - Куда же ещё проще, Иммануил?!
        И краснея, добавлял виноватым тоном:
        - Впрочем, нечего слишком растягивать… Что верно, то верно, краткость - сестра таланта и мать шедевра… Давайте дальше, как там?
        И они продолжали репетировать до поздней ночи.
        Частенько так и засыпали: Рощин с Каминской на диване, Колосов в мастерской, на кушетке и Громм на овечьем тулупе у камина.
        Наконец, наступил день премьеры.
        Проведя свои утренние процедуры, Громм постучался в дверь мастерской со стороны реставрируемой части дома.
        Стучал долго и упорно, кулаками и обухом топора до тех пор, пока дверь не раскрылась. Из неё показалось заспанное лицо Колосова, который, зевая во весь рот, пропустил писателя внутрь, и по какой-то странной привычке осмотрев опухшими глазами террасу, прокашлявшись, закрыл дверь и скрылся внутри мастерской.
        Громм прошёл мимо нескольких готовых восковых фигур и, словно не замечая их, направился к маленькой комнатке. Там он стал растапливать камин и заваривать чай.
        Колосов, обойдя каждую из фигур, хмурясь, словно не понимая, откуда они появились в его мастерской, качался и спотыкался, опираясь о стену, стол и дверь, когда, наконец, добрался до шкафа.
        Включив музыку на проигрывателе, он бесформенным мешком упал в кресло, закрыв лицо, произнёс:
        - Сегодня 24 декабря, с древних времён этот день считается самым коротким в году. Мне нравится тьма и её величайшая власть над людьми, которая проявляется за счёт их страхов, она воодушевляет и даёт мне силы.
        Он странно говорил, и постепенно его голос словно раздваивался. Он будто бредил в лихорадке, бледные губы дрожали, голос срывался и превращался в дикий плач. Его лицо при слабом свете горящего камина выглядело болезненным и тускло мрачным. Холодный и липкий пот блестел на его лбу. Он перебирал руками вокруг себя воздух, напряжённо всматриваясь в глубину комнаты, и, заикаясь, непонятным голосом произнёс:
        - Тьма поглощает меня… Я больше не смогу противостоять ей. Всё ради неё, только она может спасти этот мир… Тьма идёт, она близко…
        Громм подошёл к нему, приобнял и стал успокаивать.
        - Тьма - это не противопоставление свету, а лишь его колыбель. Только во тьме может зародиться свет… для рождения нужна смерть - лишь эта загадка является праматерью всех загадок в этом мире… Создавая, ты разрушаешь…
        Колосов будто не слышал его, закрыл глаза, продолжал что-то шептать. Его лихорадило ещё сильнее.
        Уложив его на диване и залив в кружку отвар из различных засушенных растений, Громм осторожно приподнял ему голову и чайной ложечкой стал давать настой.
        - Ничего… Это от истощения и перенапряжения. Сейчас отпустит.
        Колосов крепко уснул, и Громм, накрыв его овечьим тулупом и подкинув дров в камин, вышел в мастерскую.
        Следом за этим он вытащил из пакетов новенькие костюмы и стал осторожно надевать их на восковые фигуры. Когда он закончил, его взору предстала целая армада из двойников известнейших людей. Поправив чёрную бабочку у одного знакомого ему бизнесмена, Громм с невозмутимым взглядом и хладнокровным спокойствием после этого собрал все пакеты и, выключив свет, вышел из мастерской. Закрыв дверь на ключ, он ласковым взглядом посмотрел на Колосова и тихонько произнёс:
        - И создал ты его, и дал ему имя - «Легион».

* * *
        Спустя десять часов Колосов проснулся, от прежней лихорадки не осталось и следа.
        - Ну и ужасы мне снились, сколько времени, мастер Иммануил?
        Громм, двигая фигуры на шахматной доске, встал из кресла и налил в две чашки крепкого чая.
        - Сны - это лишь ответная реакция мозга на сокрытие собственных страхов. Уже полпятого вечера, через два часа должны приехать ваши друзья. Вы с ними поедете в музей восковых фигур. Но прежде всего - чатуранга! Вы, Ярослав, обещали сыграть со мной партию…
        Улыбаясь, Колосов подошёл и сел в кресло напротив.
        - Блин… Костюм забыл подготовить! - хватаясь за лоб и вскочив резко с кресла, разочарованным голосом вдруг произнёс он.
        Громм, спокойно отпив чаю, кивнул на тёмный угол. Там, на вешалке, упакованный в целлофановый пакет, висел красивый английский костюм в клетку.
        Колосов зажёг рядом лампу и, с удовольствием достав его, стал одеваться в обновку.
        - Суперски! И размер, и то, что в клетку… Во всём угадали, мастер… Благодарю вас, Иммануил Александрович, за помощь в таком нелёгком для меня деле.
        Громм, сверив его хитрым взглядом, уклончиво добавил:
        - По-другому и не могло быть, друг мой… Ну так что, белые или чёрные?
        Он вновь указал на шахматную доску.
        Колосов выбрал белые фигуры.
        Как только он, довольным сверкающим взглядом осматривая рукава, сел в кресло, Громм серьёзным тоном произнёс:
        - Я закончил то, о чём вы меня просили. Пришлось немало потрудиться, но всё же благодаря произведению Александра Немировского мне это удалось. Ваше повествование о Ганнибале Барке готово. Кстати, именно чатуранга была любимой игрой этого величайшего полководца, всё очень схоже.
        - Чем я могу отблагодарить вас? - спросил Колосов и сделал ход.
        - Выиграйте у меня, будьте первым… - загадочным голосом произнёс в ответ писатель и сделал ответный ход.
        Через час партия была закончена.
        С задумчивым и немного испуганным взглядом Колосов смотрел на оставшиеся фигуры и затем, подняв глаза на Громма, после долгого ожидания, решив пожертвовать пешкой, сделал завершающий ход.
        - Ответьте мне, Иммануил Александрович, почему вы наотрез отказываетесь ехать сегодня на представление? Я понимаю, что вы не хотите всеобщей огласки, но вы могли бы увидеть всё и при этом остаться незамеченным. Шах и мат!
        Громм, допив остатки уже холодного чая, чуть подавшись вперёд, задумчиво посмотрел куда-то в сторону и, привычно улыбаясь, ответил:
        - В этой игре нет победителей или проигравших…
        Сказав, он стал собирать фигурки внутрь коробки.
        - Есть только тот, кто достаёт и расставляет эти фигурки и после всего так же легко их убирает. Всё очень просто: это лишь игра, и каждый должен выполнять в ней свою роль, но в итоге всё уходит в одну коробку. Я выполнил предназначенное мне действие, и для меня будет непростительным невежеством сделать, что не нужно.
        Сказал и замолчал.
        Зазвонил мобильный телефон.
        Прибыли Рощин с Каминской.
        Глава 21
        - Прибыл…
        Рощин задёрнул в исходное положение занавеску, развернувшись и скрипя лакированными ботинками, вышел из небольшой комнаты.
        Спустившись по мраморной лестнице, он оказался в огромном зале, посреди которого стояла небольшая сценка с декорациями для представления.
        Внутреннее убранство музея восковых фигур заставляло раскрыть рты даже самых чопорных людей. На потолке были изображены дивные сцены из древнегреческих мифов, лепнина, украшенная позолотой лестница и колонны, стоящие по всему пространству открытого атриума. Вокруг колонн ютились небольшими змейками разноцветные ленты, которые еле заметно поблёскивали при свете небольших ламп, расположенных в изголовьях колонн.
        Пышная и богатая обстановка сочетала в себе элементы вечной и притягательной правильностью своих очертаний классики, ненавязчивого модерна и еле заметного, притаившегося футуристического изыска. Особенно выделялся на общем фоне зеркальный фонтан с неоновыми брызгами, вокруг которого были выстроены вразброс несколько восковых фигур, изображающих различные исторические сюжеты.
        По залу то и дело пробегали официанты, движущиеся от раздевалки до кухни и готовящиеся к началу торжества.
        Рощин, одетый в тёмно-серый костюм известной немецкой марки, спустился быстрым шагом вниз.
        У основания сцены стоял Колосов и смотрел на неё, погружённый в свои мысли.
        - Рудак прибыл. - сказал, подойдя к нему, Рощин и, сразу же оценив Колосова вопросительным взглядом, настороженно спросил:
        - Ты в порядке?
        Выйдя из оцепенения, тот ответил совершенно спокойным голосом:
        - Всё отлично, ты как?
        Он слегка улыбнулся и в следующее мгновение, повернувшись в сторону двери, словно по велению волшебной палочки, направился к ней.
        - Пойду встречать… Увидимся.
        Рощин, что-то недовольно пробубнив себе под нос, направился в сторону кухни.
        - Воды мне дайте, пожалуйста, стакан! - прокричал он повару. Затем, получив желаемое, большими и жадными глотками выпил, с недовольством растягивая бабочку на шее.
        - Давит же, гадюка…
        Некоторое время ещё походя по залу в поисках Каминской, он нашёл её в комнате, в которой расположилась женская раздевалка.
        Открыв окно, сидя на подоконнике в красочном тёмно-зелёном платье, она нервно курила, делая быстрые затяжки и выдыхая дым, словно выплёвывая.
        Когда Рощин вошёл внутрь, глубоко затянувшись, она посмотрела на него усталым взглядом. В выражении её лица была просьба о помиловании.
        Он подошёл, взяв у неё без слов сигарету, крепко затянулся. Хмурясь и стараясь не попадать под пристальный взгляд её глаз, он произнёс:
        - Там Рудак приехал, Ярик его пошёл встречать, будь готова, скоро уже начнётся.
        Чувствуя её взгляд, он, наконец, не выдержал и, посмотрев ей в глаза, добавил уже более мягким голосом:
        - Ну что ты так смотришь? И я нервничаю, тоже не знаю, как всё выйдет. В любом случае, нужно отгонять страх, он может всё испортить…
        Она прервала его: - Почему же Иммануил не приехал? Его поддержка и успокоительные речи сейчас были бы кстати.
        Рощин потушил сигарету и выкинул окурок в мусорное ведро.
        - Меня бы, наоборот, раздражало его чрезмерное спокойствие. Ещё и Ярик заразился от него. Ему бы больше всех нервничать и переживать, а он спокоен как слон.
        Он посмотрел на неё и широко улыбнулся.
        - Так что только мы с тобой как на углях… Нужно успокоиться. Кстати, бесподобно выглядишь. Пожалуй, я правильное принял решение отыскать тебя, на такую красавицу стоило бы переключить своё внимание.
        Сказав лёгкий комплимент, он взял её за талию, притянув к себе ближе, легонько поцеловал в губы.
        Каминская закрыла глаза и после поцелуя, слегка покраснев, словно семнадцатилетняя девушка, заулыбалась.
        Он взял её за руку и потянул к выходу.
        - Пойдём, прогуляемся. Я обнаружил на кухне бутылочку великолепного шампанского и клубнику в шоколаде. Знаешь, всегда хотел попробовать подобное блюдо.
        Каминская попыталась его остановить:
        - Постой…
        Она потянула его назад.
        - Через два часа мне выступать, может лучше отрепетировать лишний раз.
        Рощин засмеялся и неожиданно взял её на руки.
        - Вот мы и идём репетировать… Не думай, что я позволю тебе пить, тебе достанется клубника и шоколад… Будешь есть, а я закусывать. Нужно успокоиться, Хелен, ну право же… Я хочу, чтобы всё прошло как можно лучше.
        Поправляя платье, Каминская ответила:
        - Вот и я об этом говорю. Какое счастье, Гри? Мы приготовили трагедию, впору, наоборот, страдать и быть несчастной.
        Но он уже не слышал её слов и лишь повторял:
        - Клубника и шоколад…

* * *
        Спускаясь по лестнице и держа на руках молодую девушку, Рощин осторожно переступал со ступенек и, завидев официантов, пронзительно закричал:
        - Ей плохо, она потеряла сознание! Вызовите врача!
        Он кричал, и лицо его было перекошено от ужаса и страха.
        - Сюда! Положите её сюда! - кричал в следующее мгновение шеф-повар с кухни, указывая Рощину на три табурета.
        - Прошу, помогите ей! - прокричал тот, смотря на него с дрожью в голосе.
        - Что случилось?
        Шеф-повар, послушав сердцебиение, приложил руку ко лбу.
        Рощин, смотря на него, ответил:
        - Потеряла сознание во время репетиции. Она исполняет в сегодняшнем спектакле главную роль. Последите за ней некоторое время, а я сбегаю и принесу ей нашатырь и вызову доктора.
        Оставив шеф-повара, двух его помощников и официанта присматривать за Каминской, которая лежала на трёх табуретах без чувств, Рощин незаметно проскользнул в углубление кухни.
        Неожиданно она раскрыла глаза, посмотрев на вопросительные мины уставившихся на неё лиц, резко встала, дав пощечину разглядывающему её официанту, горделиво задрала острый подбородок и выбежала с кухни.

* * *
        - А я тебя уже заждался, - говорил Рощин, разливая по бокалам золотистое шампанское и ласково смотря на Каминскую.
        Они расположились в маленькой коморке, находившейся в подвале музея.
        Сидя на кушетке, Рощин с кошачьей довольной физиономией брал в руки свежую клубнику и окунал её в растопленный шоколад.
        - Попробуй…
        Каминская, качая головой, села с ним рядом и приняла от любимого ей мужчины сначала клубнику с шампанским, затем горячие поцелуи.
        При слабом освещении небольшой лампы её красивое тело незаметно полностью обнажилось.
        Она только и успела сказать:
        - Нам же нужно репети…
        Но не договорила последние слова.
        Ласкаясь, словно кот, Рощин довольно промурлыкал:
        - Расслабься…

* * *
        - И вот представляешь, Серёжа, я ему говорю, что я - директор музея восковых фигур, что у меня заказ и все дела. А он щёлочками своими косится на меня, улыбается, трогая мой багаж, спрашивает: Чезехине? Представляешь?
        Грузный Яков открывает заднюю дверь лимузина, и из неё, наступая новенькими туфлями в кашицу из грязи и снега, выходит Рудак.
        Следом за ним с другой стороны лимузина появляется фигура стройного молодого человека со смазливой внешностью и светлыми волосами, зачёсанными назад.
        Этот человек, Исаковский Сергей, является директором крупной страховой компании.
        Рудак, поравнявшись с нахмуренным и очень серьёзным Исаковским, продолжает свою весёлую историю:
        - А ему и говорю по-нашему: ты чего, мол, матом ругаешься, хиня знаешь, где у тебя? А он вдруг посерел в лице, в мгновение нажал какую-то кнопку, набежала их китайская полиция. Все по рациям кричат, будто террориста поймали. А потом уже, когда переводчика привели, все долго смеялись, когда он понял, что мне послышалось в китайской речи. Вот так вот, так что знай, Серёженька, что, если китайцы при тебе ругаются матом, скорее всего они признаются друг другу в чистой, искренней любви.
        Рудак, подходя ко входу, засмеялся, лицо худощавого блондина оставалось таким же безмятежно хладнокровным, как и было до этого.
        Навстречу им, в костюме и поверх него изысканном пальто, стремительным шагом направлялся Колосов.
        Рудак восторженно поднял руки и приветствовал его:
        - Ярик… Величайший, творец мой. Вот мы и приехали.
        И повернувшись, с такой же белоснежной улыбкой указал на блондина рукой.
        - Познакомься, это очередной очень влиятельный и большой человек… а как же иначе у меня, кхе-кхе… Исаковский Сергей Олегович - глава самой продвинутой страховой компании. Знавал его отца, с которым вместе в тяжёлые девяностые вытягивали дела по бизнесу.
        Колосов томным взглядом посмотрел на Исаковского, протянув руку, ответил:
        - Рад знакомству, Колосов Ярослав, мастер по восковым скульптурам в музее Александра Николаевича. Очень много о вас слышал.
        Блондин прищурил глаза и, пожав ему руку, спросил:
        - Ваше лицо очень мне знакомо. Где мы могли видеться раньше?
        Колосов скрежетнул зубами, и в его глазах пробежал уловимый блеск неистовой ненависти. Но блондин вовремя убрал глаза из-за вмешавшегося Рудака.
        - Да Ярик много на кого похож внешне. Вон мэр вообще уверял меня, что он - это актёр Киану Ривз. Пойдём, Серёжа, внутрь, главное тебе покажу.
        Положив тому руку на плечо, обходя Колосова, повернувшись к нему со спины, спросил:
        - Там всё готово ко встрече гостей?
        Колосов, сжав до посинения губы, продолжая сверлить Исаковского взглядом жгучей ненависти, ответил:
        - Всё готово.
        - Замечательно…Мы пока с Серёжей поговорим по поводу общих дел в моём кабинете, прикажи официантам прислать нам выпить и закусить, как всегда по моему вкусу.
        - Будет исполнено, - кратко произнёс Колосов и, ехидно улыбаясь, проводил жадными глазами хищника два силуэта, скрывающихся за тяжёлой входной дверью.
        Он смотрел на свои дрожащие от волнения красные руки и нервно смеялся.
        - Как давно я ожидал этой встречи. Добро пожаловать в мою реальность, господин Исаковский.
        Через три с половиной часа в зале было людно.
        Приехало много знаменитостей, весь столичный бомонд собрался в этот поздний вечер в провинциальном музее восковых фигур.
        Рудак метался от одного гостя к другому как угорелый. На его слегка озабоченном лице читалось восхищение, самолюбование, и хоть в глазах и стоял безумный блеск кипучей энергии, в уголках рта зависла спокойнейшая лёгкая улыбочка, мол: «победа уже за мной, любуйтесь, в этом мне нет равных».
        Швейцары приветливо встречали гостей, открывали им двери, парковщики помогали расставить шикарные автомобили, гардеробщики принимали дорогущие шубы, официанты разносили на подносах различные элитные коктейли и шампанское, цветочники и парфюмеры по желанию посетителей и их дам начинали творить настоящие чудеса, украшая и «одухотворяя» брендовые костюмы клиентов.
        Вокруг мелькали ярким звёздным блеском невиданной красоты бриллианты, различные драгоценные камни, изящные и бесподобные по меркам моды и сексуальной открытости вечерние платья.
        Больше всего привлекал внимание мужчин маленький пузатый кубинец, который безудержно тараторил на испанском и раздавал курящим восхитительные сигары, привезённые им по случаю из его райского острова. Он шутил, смеялся, на его небольшой лысине, которая блестела при свете ярких ламп, казалось, начинали пробиваться небольшие волосы. Один из директоров ведущей маркетинговой службы даже сострил на эту тему, протерев платком его лысину и сказав по-испански «Palmera», на что тот только сильнее расхохотался. Он показывал необыкновенные фокусы, выпуская изо рта кольца дыма различных размеров и жонглируя ими. Зрелище было необыкновенное.
        Во всём пространстве чувствовалась невидимая и необыкновенная сила сплочённости и единения, будто бы в этот вечер в провинциальном музее собралась не просто вся элита страны, а все её движущие машины, входящие в состав тайной крупной организации, или же просто Ордена.
        Оркестр играл неоклассику, при этом в другом конце зала также разместился меньший по размеру оркестр, в центре которого стояла рыжеволосая полная женщина. Она широко улыбалась и принимала поздравления от всевозможных поклонников и через уже неопределённо короткий промежуток времени должна была начать петь невероятно красивым соловьиным голоском. Гостей больше всего удивляло то, что оба оркестра играли без дирижёров и при этом не было ни малейшего промаха, играли в такт друг другу, не обгоняя и не запаздывая.
        - Дивно… Весьма-весьма, - говорил с довольной миной на лице мэр города, проходящий под повисшими в воздухе акробатками. Над его головой происходили неестественно прекрасные пируэты в полёте красивых женщин в обтягивающих, светящихся костюмах.
        Везде восторженные возгласы и блеск за блеском: в глазах, в огнях, в украшениях, в золотистых брызгах шампанского - во всём.
        Неожиданно музыка стихла, и все обратили свои взоры на сцену.
        На неё вышел худощавого телосложения молодой человек во фраке, с ярким белым гримом на лице и зачёсанными назад волосами. Оглядев всех присутствующих в зале надменным взглядом, он то и дело кивал острым подбородком в сторону еле слышимых смешков, словно выстреливая им. Прождав ещё некоторое время, этот молодой скелет во плоти демонстративно поднял руку, и как только опустил её, зрители в момент затихли, свет в зале неожиданно погас, и вокруг воцарилась полнейшая тишина.
        Зазвучал громкий голос, который раскатистым гулом растворился в огромном пространстве зала: «Под оком творца».
        Зрители заохали в изумлении. В один момент сцена осветилась несколькими фейерверками, которые напоминали собой огромный светящийся фонтан.
        Загремел оркестр, и как только фейерверки затихли, на освещенной сцене, словно по волшебству, появилась Каминская. Она исполняла роль иберийской принцессы Эминолы, сидя на мраморной скамье с золотистыми резными орнаментами звёзд, и была одета в тёмно-зелёное платье. Сидела и задумчиво глядела пустым и отрешённым взглядом куда-то в сторону.
        Оркестр на мгновение затих. Гулкий и страшный по звучанию голос начал повествование:
        - В 218 году до нашей эры иберийская царица Эминола готовилась ко встрече со своим мужем, отважным карфагенским полководцем Ганнибалом Баркой.
        Новый Карфаген. Поздняя весна. Дворец старейшин.
        Голос затих. Оркестр стал играть медленную, тревожную музыку.
        На сцену, облачённый в кожаные латы, взмахнув тёмно-зелёной накидкой, словно крыльями, вышел Рощин.
        Небольшая бородка, хмурое лицо и стремительная походка - его безупречное начало.
        Подойдя к сидящей царице и встав к ней спиной, держась руками за перила балкона, он произнёс:
        - Как-то холодно встречаешь ты собственного мужа-победителя. А ведь на днях я захватил Сагунт.
        Он повернулся, и она наконец обратила к нему своё лицо, изображающее обиду.
        - Что случилось, жена моя? Говори же, Эминола!
        Каминская тяжело вздохнула, опустила глаза и ответила:
        - Что ты хочешь слышать от меня, Ганнибал? Крики радости, что мой любимый муж затеял ненужную войну и навлекает на свою страну беду в лице Рима?
        Рощин, грозно сверкнув глазами, подошёл к ней вплотную.
        - Я не боюсь Рима! Ты знаешь, что мой отец, величайший Гамилькар, вёл с ними войну и успешно. Если бы не разрозненность аристократии, ему бы удалось разбить римлян окончательно, но он вынужден был уйти на время в тень. Чтобы подготовиться…
        Обойдя её вокруг, он продолжил тем же тоном:
        - С самого рождения я стал заклятым врагом Рима и теперь настало моё время. Я исполню волю отца и сдержу свою клятву.
        Затем он грозно прокричал, сжимая кулаки:
        - Я разрушу Рим, и мы с тобой будем править в нём!
        Каминская спокойно и хладнокровно, по-прежнему не поднимая глаз, ответила ему:
        - Моя земля здесь, в Испании…
        Затем, повернувшись и резко встав, подошла к нему.
        - И нужен ли мне Рим? Тебе он нужен? Нам? Это наша миссия - хранить Испанию от захватчиков, защищать её, а не рискованно идти в чужие земли.
        Рощин поднял на неё умилительный взгляд и произнёс спокойным тоном:
        - Только Рим угрожает Испании, я пойду на врага и разобью его. У римлян множество врагов, даже на их земле, мне удастся их победить. Я готовился к этому всю свою жизнь, пойми и прими это. Охранять Испанию я доверю Гасдрубалу, он даже лучший защитник, чем я.
        Также изменившись в лице и уже другим, сухим тоном, она ответила:
        - Нет, не лучше, Ганнибал, и тебе это известно. Это знают все, и ты же знаешь, что они пойдут за тобой хоть до самого Рима, потому что верят тебе. Но к чему их приведёт твоя нечеловеческая уверенность? Ради уничтожения Рима ты рискуешь потерять Испанию…
        Затем, отвернув от него лицо, тихо добавила:
        - …и меня.
        Он изумился её словам и, прижав к себе, заметил, что на её горделивом лице появилась влага от слёз.
        - Прошу, поверь в меня.
        И она снова повысила голос, посмотрев на него со страстью:
        - А как же боги?!
        Рощин изумился:
        - Предсказатель не обещал ничего дурного. Боги на моей стороне…
        Каминская крепко прижалась к нему.
        - Я верна твоим идеям, Ганнибал, я твоя жена.
        И подняв к нему заплаканное лицо, добавила:
        - Просто предчувствует женское сердце беду… Прости меня, о мой великий муж, за слабость мою…Прости.
        Рощин, лаская её лицо и гладя по волосам, ответил:
        - Верь, и я смогу.
        Она целует его в губы.
        - Верю…И будь что будет.
        В это время оркестр играл медленную и грустную музыку, когда лампы на сцене потускнели, вновь прозвучал гулкий голос:
        - Ганнибал пересёк Альпы и выиграл несколько битв у римлян, поставив под угрозу существование Рима. Но воспользовавшись моментом, прибегнув к хитрости, Публий Сципион младший начал захватывать карфагенские территории в Испании.
        Когда сцена вновь осветилась, то на ней показался Сципион, которого так же играл уже переодетый в римскую форму Рощин. Рядом с ним стоял его главный центурион.
        Рощин спрашивал у него:
        - Что случилось, почему солдаты встали как вкопанные у храма?
        Актёр, играющий центуриона, ответил:
        - Мой генерал, внутри храма заперлась вместе со своими слугами жена Ганнибала, царица Эминола. Тяжёлые двери не поддаются, солдаты винят в этом вмешательство богов.
        Рощин возмущенно крикнул:
        - Что за глупости?! Поджечь храм, и они выйдут сами!
        Грозно сверкнув глазами на бывалого центуриона, Рощин ещё громче скомандовал:
        - Выполнять!
        Оркестр стал играть напряжённую музыку, лампы на сцене вновь начали тускнеть.
        - Как вам? - спросил Исаковского Рудак.
        Сохраняя тот же взгляд презрения ко всему окружающему, Исаковский ответил:
        - Пока что я не уловил сути, играют так себе…
        Тем временем на сцене осветился другой угол, где стояло небольшое искусственное дерево, внутри которого сидела Каминская.
        Спустя некоторое время рядом с ним, закрыв лицо руками, оказался стоящий на коленях Рощин в роли Ганнибала.
        Вокруг дерева поднимались ярко-красные и рыжие ленточки, декорация представляла собой горящее дерево.
        Гулкий голос произнёс:
        - Сон Ганнибала.
        Оркестр наигрывал тихую мелодию.
        Рощин, резко открыв глаза, испуганно осматривается по сторонам.
        - Я знаю, это только сон! О боги, к чему вы готовите меня?
        Заметив дерево и на нём свою возлюбленную, он зовёт её.
        - Эминола?! Ты ли это?
        Как только Рощин встаёт на ноги и пытается приблизиться к Каминской, рядом с деревом взрываются фейерверки, яркий свет которых ослепляет его, и он вновь закрывает лицо руками и беспомощно падает на колени.
        Каминская начинает его звать:
        - Ганнибал, где ты? Помоги мне!
        Он слышит крик своей возлюбленной, но у него нет сил подняться, и он остаётся на земле. Рощин пытается тянуться вперёд. Жар от пламени обжигает его руки, и он отдёргивает их. Яростно крича, Рощин пытается ухватиться за что-нибудь, чтобы встать, но руки цепляют лишь воздух, не удерживаясь, он сваливается назад.
        Игра Рощина блистательна - половина зрителей в зале смотрят на него с полуоткрытыми ртами. Он кричит:
        - Эминола, нет!
        Представление поражает своей реалистичностью. Зрители замерли в ожидании…
        Слышится необыкновенное по красоте пение, оркестр, словно успокоившись, начинает играть легкую и миролюбивую симфонию.
        Гулкий голос вновь раздаётся по всему залу:
        - В этот день, когда Ганнибал проснулся, он узнал, что Новый Карфаген захвачен и его возлюбленная, не желая сдаваться римлянам, сгорела заживо в храме богини Танит.
        Спустившись с объятого пламенем дерева, Каминская лёгким шагом приблизилась к застывшему в мученической позе Рощину и обняла его.
        Зрители ещё некоторое время пребывали в лёегком шоке от увиденного, наконец зал наполнился восторженными криками и аплодисментами.
        Свет на сцене вновь погас, и на середину вышел тот же странного вида ведущий с бледным, острым, угловатым лицом и так же, как и в первый раз, оглядев бесчувственным взором публику, резко поднял руку, и словно по волшебству в зале наступила тишина.
        Гулкий голос ведущего продолжал:
        - Текст пьесы про Ганнибала был написан Мариной Волковой, о судьбе которой мы расскажем вам в следующем представлении.
        Зрители восторженно захлопали, а Рудак получил необычайное удовольствие, смотря на побелевшее лицо Исаковского.
        Вновь засияли яркие лампы, на сцене появилась пружинная кровать и письменный стол. За ним, в одном халате, с ноутбуком сидела Каминская, на кровати лежал тот самый бледный ведущий, очень похожий на Колосова. Он выглядел так, словно был мертвецом, бледное лицо со стеклянным взглядом было устойчиво направлено в сторону стола, на нём не было никакой мимики, даже глаза оставались неподвижными. Было впечатление, что на его месте манекен, в руках у которого планшетка с листом бумаги. То и дело двигая рукой, он неумело изображал действие художника.
        Каминская, играя Марину Волкову, подошла к нему и поцеловала в щёку, посмотрев при этом на свой портрет, и легла рядом.
        - Ты необычайно талантлив, Ярик… Как мне повезло с тобой.
        Вместо ответа Псевдо-Колосов, словно марионетка, продолжает двигать рукой по листку.
        Изумлённая таким поведением, Каминская растерянно смотрит на него, после чего переводит глаза куда-то к сцене, будто ища помощи.
        - Какая игра, прямо по-настоящему, - слышится чей-то голос неподалёку от сцены.
        Каминская судорожно вздрагивает и чуть не вскрикивает, когда он неожиданно хватает её за руку.
        На сцену вбегает какой-то человек. Он быстро присаживается на кровать, рядом с Каминской, и, обняв её за плечи, произносит:
        - А вот и я…
        Каминская оглядывается и широко открывает рот от изумления. Перед ней, улыбаясь и приподняв обе брови, стоит Колосов.
        Она что-то шепчет ему на ухо и глазами кивает в сторону его двойника. Тот продолжает машинально двигать рукой.
        Настоящий Колосов в свою очередь спокойно закрывает глаза и, порывшись во внутреннем кармане пиджака, достаёт оттуда сложенную вдвое бумагу, которую протягивает Каминской.
        Прочитав записку, она поднимает свои огромные изумлённые глаза, он так же спокойно кивает и начинает речь:
        - Познакомься, Мандаринка, это мой голем… такой же, как у твоего героя Ганнибала.
        Каминская настороженно отвечает, смотря в листок:
        - Он не опасен? Но…Как тебе это удалось?
        Колосов встаёт с кровати и резко меняется в лице.
        - Чего только не сделаешь ради мести…
        Каминская продолжает играть, спросив:
        - Месть?! Кому? За что?
        Колосов отвечает ей хладнокровным тоном.
        - Твоим убийцам за то, что забрали у меня жизнь!
        Каминская изображает ужас на лице, правдоподобно бледнея, ещё более испуганно кричит:
        - Я умерла! Но как… Когда?
        Он отвечает:
        - Три года назад. Ты упала с моста, покончив с собой - такую легенду приняли в полиции.
        Каминская изображает задумчивый вид.
        - Странно…Но я ничего не помню. Как такое возможно?
        Колосов берёт её за руки и, улыбаясь и дрожа всем телом, будто от нетерпения говорит:
        - Сегодня я отомщу за тебя, любимая…Твой убийца здесь, я давно готовил нашу встречу.
        Кусая губы от напряжения, она встаёт и, сделав несколько шагов, неожиданно останавливается возле Колосова, и её лицо вдруг искажается от ужаса. Она кричит и закрывает лицо ладонями.
        Колосов подходит и крепко её обнимает.
        - Вспомнила?
        Каминская с пренебрежительно осмотрела зрителей.
        - Это он. Помнишь, я тебе рассказывала про своего начальника и про то, что он хотел сделать меня своим заместителем. Он был другом моего папы, они когда-то служили вместе. Александр Викторович его звали, у него ещё был сын, жутко избалованный тип.
        Колосов с презрением окидывает взглядом зрителей, затем устремляет его на Каминскую и кивает ей в ответ:
        - Помню…
        Она продолжает:
        - Он погиб при загадочных обстоятельствах, и сын занял его место…
        Колосов прерывает её, сухо ответив:
        - Да, это он убил своего отца ради того, чтобы занять его место и…
        Остановившись, дрожащими губами, медленнее, почти плачущим голосом:
        - Тебя. Потому что ты всё знала…Он здесь, в этой толпе.
        Колосов резко поворачивается к зрителям и указывает в сторону Рудака и Исаковского.
        Рудак заискивающе улыбается и отходит в сторону, загорается прожектор и Исаковского ослепляет. Тот в панике начинает прорываться сквозь толпу людей, закрывая ладонью слепящий глаза свет. Но толпа не расходится, словно стоит непроходимой стеной, грудой сплошных тел, плотно прижатых друг к другу.
        Слышится ликующий голос Рудака:
        - Он здесь, я берёг его для тебя, Создатель!
        Исаковский не выдерживает и грозно кричит, зажимая в руке кнопку тревожного вызова телохранителей:
        - Я вызвал свою охрану! Ваш розыгрыш не пройдёт вам даром.
        У него звонит телефон, и он, приняв вызов, резко кричит в трубку:
        - Где вы, черти! Меня тут прессуют. Я возле сцены!
        В зале слышится выстрел.
        При тусклом освещении, идущем со сцены, видно, как плотно прижатые тела начинают отходить друг от друга, создавая тем самым длинный проход от места, где прозвучал выстрел, и до сцены.
        Исаковский, увидев своих телохранителей, поспешил к ним навстречу.
        Посреди сцены при свете ярких ламп стоял Колосов, его руки были убраны в карманы брюк, лицо выражало ехидную насмешку, и одновременно с этим была чуть заметна мрачность в его взгляде. Он смотрел на Рудака и рукой указывал ему на телохранителей, тот торжественно улыбался и начинал кланяться.
        - Что происходит, Ярик? Где Гри? Я ничего не могу понять, - потерянным голосом говорила Каминская, сидя у живого манекена на кровати, со страхом смотря на происходящее.
        Колосов, достав что-то из внутреннего кармана пиджака, растворил странного вида порошок в бокале шампанского. Повернувшись, с доброй и ласковой улыбкой подошёл к Каминской и, протянув бокал, успокоил её:
        - Не беспокойся, Элен…Мы победили, как и хотели. Гри сейчас подойдёт, он вызывает полицию.
        Каминская с усталым видом, не теряя своей привлекательности, мило улыбнулась.
        - Я готова записать его признание.
        Смотря, как силуэт Исаковского удалялся сквозь коридор из толпы, вздохнув, добавила:
        - Если, конечно, ещё нужно… Он уходит.
        Колосов, не повернув головы, улыбаясь, ответил:
        - Сейчас Гри его вернёт, а пока выпей со мной за нашу победу.
        Каминская изумилась:
        - Сейчас?!
        Колосов кивнул в ответ.
        Она достала диктофон и вдруг обратила свой взгляд на его живого двойника и, съёжившись от охватившего её ужаса, спросила:
        - Что это за чудо? Живой манекен? Для меня это тоже сенсация… Какого уровня ты достиг в своей мастерской? Пожалуй, с тебя интервью и по этой части, - она засмеялась и сделала глоток шампанского.
        Колосов, внимательно наблюдая за ней, весело произнёс:
        - Обязательно, Элен.
        Пока она пила шампанское, он внимательно, словно гипнотизёр, следил за её движениями.
        Она выдохнула, будто задыхаясь, и, закрыв лицо рукой, проговорила:
        - Фуух… Что-то мне нехорошо. Всё, для моего усталого организма на сегодня шампанского достаточно.
        Неожиданно прозвучал ещё один выстрел, и Каминская, вздрогнув, обратила внимание на толпу.
        Сжатого в крепких пальцах собственных телохранителей, на сцену силком вели кричащего и брыкающегося Исаковского.
        Колосов как ни в чём не бывало поднялся и, продолжая улыбаться, подошёл к столу и похлопал по нему.
        - Вы что делаете? Что это значит? Будьте прокляты, продажные твари! - кричал Исаковский в тот момент, когда верзилы, положив его на стол, начали связывать его наручниками и цепями.
        Колосов, широко улыбаясь, нагнулся над ним.
        - Мне кажется, вы поняли, кто я такой.
        Сказав, он обошёл стол вокруг и пальцем приказал громилам поднести ближе к нему своего двойника, сидящего рядом с засыпающей Каминской.
        - Что происходит? - сказала та и повалилась без сознания на кровать.
        - Что же ты хочешь от меня, признания? Да пожалуйста! Это я убил Марину Волкову, и эти, кто сейчас рядом с тобой, суки… Столкнули её с моста по моему приказу.
        Исаковский захлёбывался от слюны и, яростно шипя, продолжал:
        - Более того, послушай. Когда я насиловал её, она даже не сопротивлялась. Отчего это? Ты что, импотент?
        Он злорадно смеялся одновременно от радости и жгучей ненависти, сплёвывая пенящуюся слюну, боясь захлебнуться.
        Колосов продолжал улыбаться и, погладив его по голове, тихонько ответил:
        - Тише-тише…Знаю, всё знаю и прощаю тебя, но ты мне должен. Теперь мы всегда будем неразлучны, ты будешь выполнять для меня самую грязную работу.
        Исаковский побледнел и стал брыкаться.
        - Что?! Гори в аду вместе со своей шлюхой!
        Верзилы положили рядом с Исаковским голема, и Колосов, изменившись в лице, уже без улыбки, стальным голосом произнёс:
        - Добро пожаловать в мой мир…Он хуже ада.
        Исаковский стал истошно кричать, но в глубине огромного, чуть освещенного зала музея восковых фигур его голос терялся, и лишь небольшое эхо от него с лёгкостью ложилось под пение сладкоголосой певицы с рыжими волосами и под прелестную игру симфонического оркестра…

* * *
        Спустя три часа Колосов вышел из музея восковых фигур на улицу.
        На горизонте мелькали вспышки фейерверков, всюду шло празднование Нового года.
        В воздухе чувствовалась лёгкость.
        Мягкий, пушистый как лебяжий пух, снег медленным танцем кружил над его головой.
        Он достал из внутреннего кармана пиджака кубинскую сигару и направился в сторону тёмного «Мерседеса». Пройдя мимо Якова, он залез внутрь машины и зажёг сигару от прикуривателя.
        Машина была заведена.
        Высунувшись наружу, Колосов заметил, что со всех сторон его окружили големы.
        Он усмехнулся.
        Наблюдая за тем, как медленно падает снег, куря сигару, он спросил у молчаливого голема по имени Яков:
        - Какая максимальная скорость у этой машины?
        Голем Яков, словно ожидая этого вопроса, сразу выдал ответ.
        - Максимальная скорость этого автомобиля двести тридцать километров в час.
        Колосов отдал ему сигару и сел за руль.
        Перед тем как закрыть дверь, он, смеясь, сказал:
        - Мне подойдёт… Прощай, Яков.
        Чёрный «Мерседес» бизнес-класса, минуя толпу големов, выехал на дорогу.
        Колосов, дико смеясь, стал набирать скорость.
        Глава 22
        В этот жаркий душный день неподалёку от реки Зама происходило заключительное сражение карфагенской армии Ганнибала, сплошь состоявшей из неподготовленных, плохо обученных крестьян и молодых слонов, и римской армии Сципиона младшего, на стороне которого отважно сражался новоявленный нумидийский царевич Масинисса. Ганнибал, потерявший за четырнадцать лет этой войны всех своих братьев, друзей и возлюбленную, бился без особого рвения - он прекрасно осознавал грядущее поражение и ставил перед собой лишь единственную задачу. Он хотел умереть достойно, сражаясь как истинный сын Карфагена, храбро и бесстрашно, до последнего вздоха.
        Но вышло совсем иначе, битва быстро шла к завершению - опытные римские легионеры купались в крови неопытного врага, бежавших настигали нумидийские всадники, во главе которых стоял Масинисса, и яростно и безжалостно уничтожали бежавших, не оставляя никого в живых.
        Когда Ганнибал осознал своё положение, он решил бежать с поля боя. За ним вдогонку пустилась вся нумидийская кавалерия, и вскоре он, оставшись один, оказался окружён выстроенными в кантабрийский круг нумидийцами. Сам Масинисса с залитыми кровью глазами мчался ему навстречу. Когда нумидийский царевич настиг бежавшего Ганнибала, их взгляды пересеклись. В них мрачной тенью отражались страшные страдания и боль потери. Ганнибал остановил своего коня и, смотря на пылающее солнце, не произнося ни слова своему бывшему товарищу, приготовился встречать долгожданную и освободительную смерть. Масинисса, у которого в глазах читалась жуткая ненависть ко всему происходящему, приготовился метнуть в него копьё. Ему, недавно потерявшему рассудок после того, как отравилась его возлюбленная Софонисба, было нечего терять, остался только невыполненный долг перед родными землями. Он должен был избавить родную Нумидию от протектората напыщенного и горделивого Карфагена. Теперь же Карфаген проиграл войну с Римом, а его главная движущая сила была у него перед глазами.
        Он метнул копьё, но оно пролетело мимо Ганнибала, после чего Масинисса, громко и истошно рассмеявшись, повернул своего нумидийского жеребца обратно к реке, в долине которой добивали последних карфагенян.
        Масинисса отпустил Ганнибала, решив, что тот не заслуживает убийства. Лучшим наказанием для него будет продолжать жить.

* * *
        Робкие золотистые лучи солнца с осторожностью и любознательным блеском прилегли сверху на последних страницах в дневнике.
        Слэйну этой ночью вновь плохо спалось.
        За несколько дней, проведённых в одной пещере с загадочным старцем Иммануилом, ему удалось полностью прочесть дневник Григория Рощина. Иногда по утрам приходила Женева, и они отправлялись на речку, ловили рыбу, и он задавал ей различные вопросы. Оказалось, что после аварии, произошедшей сразу после новогоднего представления в Музее восковых фигур, Колосов пробыл в коме двадцать пять лет, и за это время созданные им големы во главе с Рудаком и Исаковским захватили весь мир и переместили свой главный штаб на другую сторону океана - в Америку. Когда он «пришёл в себя» ему придумали новую историю жизни.
        Так он стал Брюсом Слэйном.
        Женева резко уходила от темы Рощина и Каминской, которые, как думал Слэйн, были её родителями.
        Вообще, её поведение настораживало: резкие перепады от радости и счастья к ненависти и грусти наводили на мысль, что этой молодой девушке пришлось пережить много страшного за свою жизнь.
        Ещё более изумлял Слэйна старец Громм, который был именно тем писателем из дневника, который придумал сюжет постановки и закончил работу Марины про Ганнибала.
        Он прежде всего был молчалив и постоянно пребывал в глубокой медитации, что часто раздражало Слэйна.
        Сумасшедший старик, думал он про себя, но при этом поражался религиозности этого необычного человека. Он проследил, что старик выходил из своего оцепенения каждую ночь, в одно и то же время. Он тихонько покидал пещеру и направлялся к реке, там зажигал костёр и начинал делать непонятные вещи: танцевать, играть в бубен и дико смеяться.
        А потом утром он приходил обратно и вновь впадал в своё необычное состояние.
        Прочитав и изучив дневник, Слэйн решил однажды ночью проследовать за Громмом и понаблюдать за ним.
        «Он же должен чем-то питаться и пить воду, наверняка набивает себе брюхо на берегу. А может у него есть энергены собственного производства», - думал он и медленным шагом двигался за старцем, который использовал для освещения зажжённый факел.
        Как только Громм подошёл к берегу, он прежде всего разжёг костёр. После чего взял небольшой котелок, запрятанный в кустах, положив туда несколько больших кусков застывшей сосновой смолы, стал её растапливать. Слэйна удивил тот момент, когда старец, подойдя к берегу, стал что-то подтягивать к себе, через мгновение рядом с ним оказалось каноэ весьма внушительных размеров. Он деловито перевернул его и стал покрывать смолой, используя самодельный тряпичный валик.
        «Завтра ночью наверняка будет использовать этот валик как факел», - подумал Слэйн и стал переминать затёкшие ноги.
        «И как только у него выходит сидеть в одном положении по двадцать четыре часа в сутки», - продолжая размышлять, он даже и не заметил, как случайно сел на что-то острое.
        - Ааай…Что это?! - воскликнул он от боли и выбежал из кустов.
        Громм продолжал молчаливо и усердно покрывать слоем смолы днище каноэ.
        Колосов осмотрел палкой кусты, затем взглянул на исколотое место чуть ниже бедра и с нетерпением посмотрел на старца.
        Наконец, он не выдержал и, подойдя к нему, сел рядом и стал рассказывать про то, что с ним случилось неделю назад, про жизнь до этого, про жену Джениффер, доктора Мэйса. Всё это время он периодически смотрел на лицо старца, будто пытаясь уловить в его чертах что-то знакомое.
        Рассказав о себе, он принялся задавать вопросы старцу, но тот продолжал заниматься своим делом. Иногда он замечал, как старец брал в рот несколько длинных семян.
        - Неужели вы питаетесь только семенами? - спросил Слэйн и сразу же добавил, с задумчивостью смотря на пламя костра:
        - А вот в том мире каждому человеку нужен энерген, если его не будет, то смерть. Но в наших энергенах содержится ресурс миллионов таких семян, я не понимаю, вы волшебник?
        И после сказанного, вновь не получив ответов, он просящим взглядом уставился на старца и вдруг, не выдержав, дёрнул того за конец чадры и прокричал:
        - Эй! Ответьте мне наконец!
        И затем, со слезами на глазах, обречённым голосом проговорил:
        - Ну хотя бы научите…
        Громм слушал это излияние спокойно, потупив глаза. Он поднял их и направил в лицо Слэйна - это был светлый, пронизывающий, сосредоточенный и ясный взгляд. На губах старика медленно заиграла улыбка, перешедшая в смех, он с беззвучным смехом покачал головой и, смеясь, взял лежащие рядом с ним две небольшие глиняные миски и, подойдя к речке, наполнил одну водой. После этого, усевшись по-турецки около Слэйна, продолжая улыбаться и щуря глаза, стал переливать воду из одной чаши в другую.
        - Супер, я тут рассказываю про свою жизнь, а у вас всё чересчур серьёзно. Что же с вами стало, Иммануил? Неужели именно сейчас, когда мне так нужна ваша помощь, вы будете глухи.
        Старец неожиданно остановился. Отлив в одну из мисок воду и отпив из неё, протянул миску Слэйну со словами:
        - Ажи. Айтман.
        И указал на исколотое бедро Слэйна рукой. Тот ответил:
        - Я не понимаю тебя.
        Смущённый, он сделал глоток и, застыв на месте, вдруг погрузился в глубокую задумчивость. Громм в это время стал прогуливаться перед костром. Он достал из своей сумы бубен и один из тех самых варганов, которые уже приходилось видеть Слэйну до этого, и, закрыв глаза, покачиваясь, стал тихонько приплясывать. Тени от костра прыгали ему в такт.
        Огненная пляска у ночного костра, - подумал Слэйн, и в этот момент Громм протянул ему варган.
        Так продолжалось до самого утра, они перепрыгивали через костёр, дико смеялись, танцевали и издавали гортанное пение, напоминающее по звукам протяжное «Ааууммм».
        Когда на горизонте появился свинцово-пурпурный утренний оттенок, они устало спустились к речке, и Слэйн окунулся в ледяные воды реки вслед за старцем, охая и крича. Затем наступило время молчания. Сев в позе лотоса, Громм указал на ухо и на реку, словно сыграв пальцами в воздухе по невидимым струнам.
        Слэйну сильно хотелось спать, веки слипались, и он настойчиво пытался попробовать войти в такое же состояние, что и старец. Но глаза закрывались, и сознание постепенно отключалось.
        Через несколько часов, когда солнце стало припекать своими жаркими лучами, размеренным шагом они направились обратно в пещеру.
        Внутри неё Громм сел в свой тёмный угол и погрузился в привычное ему состояние глубокой медитации: лицо его снова слегка вытянулось и стало будто неживым, всё тело оказалось словно застывшим. Слэйн, наблюдая за ним, задумался ещё больше.
        Что же это за смех такой был, которым он ответил ему? И почему у него всё время одинаково неподвижное лицо? Ему пришлось долго об этом размышлять. Доброжелательным или издевательским был этот угнетающий смех в минуту его отчаянного признания и мольбы? Утешительным или осуждающим, божественным или демоническим? Был ли он лишь циничным хихиканьем старости, которая уже ничего не способна принять всерьёз, или потехой забавляющегося чужой глупостью мудреца? Был ли он отказом, прощанием, приказом уйти? Или он означал совет, призывал Слэйна, всё его естество поступить так же и засмеяться? Он не мог этого разгадать. Несколько часов размышлял он об этом смехе, в который превратились, казалось, его жизнь, его счастье и горе, мысли его упорно пережевывали этот смех, как твёрдый корень с каким-то, однако, вкусом и запахом.
        И так же, пытаясь его разжевать, размышлял он и бился над словами, которые старец так весело и с неизвестной ему радостью, смеясь, произнёс: «Ажи! Айтман». Что это приблизительно означает, он узнал из дневника, в самом конце которого был словарь древнего языка, который изучали Рощин и Громм. Он наполовину догадывался и так, о чём говорил старец, да и тон, которым смеявшийся произносил слова, позволял, казалось, угадать некий смысл. Ажи - это был ёж, животное, о колючки которого он исколол бедро в тёмных кустах. Айтман - это была его душа, его молодость, это было его сладкое счастье и горе. Это была прекрасная Марина, Айтман - это была любовь и радость любви, Айтман - это была вся жизнь, её основная движущая сила. Но что, если он имел в виду исколотую или израненную душу? Жизнь Слэйна и всех людей, связанных с ним, - всё было в глазах этого необычного старца. Может, это было каким-то ребячеством, зрелищем, театром, игрой воображения, было пустотой в пестрой оболочке, мыльным пузырём, чем-то таким, над чем можно восторженно смеяться и одновременно презирать, но ни в коем случае нельзя принимать
всерьёз.
        Его волновало, как жили Рощин, Каминская и этот Громм после его исчезновения. Что с ними происходило? К глубокому сожалению, это не описывалось в дневнике, последняя запись заканчивалась повествованием про полководца древности Ганнибала. Он долго и настойчиво ходил по пещере взад и вперёд, боясь остановиться и заснуть, смотрел на спокойное лицо Иммануила и спрашивал, будто ожидая ответ:
        - И зачем тебе понадобилась лодка?
        Удержаться от погружения в мир Морфея всё-таки не удалось.
        Проснувшись от того, что кто-то коснулся его руки, Слэйн открыл глаза и, резко встав на ноги, прокричал:
        - Айтман!
        Перед ним стояла изумлённая Женева.
        - Ты чего?
        Он протёр глаза и, щурясь, подошёл к ней вплотную и спросил:
        - Зачем ему лодка? Куда он собрался?
        Нахмурившись, она отошла к костру и стала разводить огонь, в её руках было несколько свежих рыб.
        - Проследил, значит, за стариком. Он готовится к своему последнему путешествию.
        Слэйн вопросительно взглянул сначала на неё, затем на уединённого Громма.
        - Куда же он собрался?
        Он ещё раз прошёлся по пещере и заметив, что Женева не отвечает, сел напротив неё и задал следующий вопрос:
        - Скажи, что мне делать дальше?
        Взяв дневник и прочитав из него последние строки, вопросительно вытянув физиономию, он продолжал ждать ответа.
        Женева молчала. Пребывая в своих мыслях, она продолжала помешивать в котелке уху из принесённой рыбы.
        Он разочарованно поднял руки и вновь зашагал по пещере.
        - Замечательно! Значит, твой отец Капоне или, по-другому, Рощин сделал так, что я теперь вынужден самостоятельно всё изучать, в компании с полоумным стариком и молчаливой феминисткой, которая отказывается мне помогать. Ты сказала мне изучить дневник, я это сделал, и что же дальше?
        Выпучив глаза и присев напротив девушки, Слэйн обречённо закрыл лицо руками.
        - Я не знаю, - тихо произнесла в ответ Женева.
        Он вскрикнул:
        - Что?!
        Она устремила на него свой растерянный взгляд и повторила более громким голосом:
        - Не знаю! Отец говорил, что все ответы ты получишь от общения с Иммануилом.
        Слэйн раздражённо промычал и затем добавил:
        - Он ничего мне не поведал, кроме каких-то Ажей и Айтманов, непонятный набор слов неизвестного языка.
        Женева задумалась и затем ответила:
        - Если он устроил пляску после своего дела, значит, нам скоро придётся устроить для него обряд обнуления.
        Слэйн внимательно посмотрел на Громма.
        - Что же он означает?
        Загадочно сверкнув глазами, она ответила:
        - Сегодня вечером узнаешь.

* * *
        Тем же вечером Слэйн был ещё более удивлён, когда Громм, неожиданно выйдя из своего состояния, стал медленно прохаживаться неподалёку от пещеры, укладывая в свой огромный мешок различные растения и травы.
        Его пошатывало из стороны в сторону, есть не хотелось.
        Днём, пока Слэйн помогал Женеве собирать голубику, в один момент чуть не потерял сознание. Был бледен и не задавал вопросов - это было новое чувство.
        Слэйну начало казаться, что Женева и Иммануил игнорируют его: это обжигало самолюбие. Ему хотелось кричать, но крик терялся где-то в горле. То и дело открывая глаза, он ощущал, что на них расположилось что-то очень липкое и клейкое.
        Ближе к вечеру у Слэйна не было сил, чтобы держать открытыми глаза, он не мог ничего произнести двум мелькающим около него расплывчатым силуэтам. Он слышал протяжный гул, который сопровождался выбиваемым чётким ритмом, словно дробью, биением собственного сердца.
        Иногда, когда туман перед глазами рассеивался, он видел уставленное на него похудевшее от переживаний лицо красавицы Женевы. Она с кем-то разговаривала, Слэйн это отчётливо слышал, то и дело закрывая глаза и вновь их открывая, он забывал её и снова вспоминал. Ему казалось, что она играет.
        Возможно, это был вечер, поскольку ему было холодно.
        - Айтман…
        Он открыл глаза и вновь увидел перед собой худое, морщинистое лицо старца Громма. Он слышал его смех и тихий голос:
        - Айтман…
        Ему хотелось возразить Иммануилу, он пытался разговаривать с ним, спрашивал про лодку, но уже через мгновение невероятная слабость вновь одолевала Слэйна, и он погружался в сон.
        - Дайте мне энергена, - просил он Женеву.
        Он по-прежнему слабо различал окружающее его пространство и долго не мог вспомнить, что ему нужно было делать и что узнать.
        Ему казалось, что вместо головы у него была открытая чёрная дыра, в которой умещалась вся Вселенная.
        Теплее не становилось, где-то внизу, на земле, как ему казалось, его дёргало за невидимые ниточки его собственное тело, прося солнца.
        «Что ему от меня нужно?» - с некоторым раздражением, растворяясь по крупицам в мягких небесных перинах, думал он, и в этот момент тело вновь дёрнулось и позвало к себе.
        - Ну, что? - с недовольством произносил он, и его сознание куда-то медленно опускалось, туда, где было холодно, мрачно, и влажность в воздухе была настолько ощутимой, что хотелось выжимать его с силой, как губку.
        - Ему стало ещё хуже: жар не спадает, лихорадит и бредит.
        Перед его лицом звонко говорила темноволосая женщина, очень похожая на Женеву.
        - Недолго ему осталось. Хорошо хоть на родной земле умрёт, - отвечал ей второй голос за спиной.
        Слэйн закрыл глаза и когда открыл их, то увидел перед собой улыбающуюся физиономию Капоне. Он зажмурился и вновь открыл глаза - Капоне был перед ним.
        - Эл…Наконец-то ты явился, что мне делать дальше?
        Медленно и с трудом выговаривая неестественно тянущуюся фразу, словно используя для этого каучуковый язык, Слэйн продолжал извиваться всем телом в жуткой лихорадке. У него сильно слезились глаза, во всём теле чувствовалась боль, он мычал, не в силах её терпеть.
        Лицо Капоне удалялось, и Слэйн уже начал проклинать его и, закатывая глаза, продолжал извиваться, словно огненная змея.
        Рядом с ним сидела Женева, которая с серьёзным и обеспокоенным лицом протирала ему лоб и делала холодные компрессы.
        Громм за её спиной переминал в маленькой ступе какие-то растения и корешки. Он словно пародировал мычание лихорадочного и забавного детского усердия, продолжая готовить своё снадобье.
        - Эл! Где ты, Эл?
        Слэйн вновь открыл глаза, и пещеру словно озарил свет его ярких безумных глаз.
        Громм добавил в костёр какой-то горькой травы, и та, словно кобра, зашипела и заискрилась. Пещеру наполнил густой синеватый дым.
        Всё было как в тумане… Пустота была во всём его естестве - оно растворялось в ней плавно, легко и безмятежно.
        Спустя несколько дней лихорадка полностью отступила, и Слэйн пришёл в себя.
        - Я очень сильно за тебя переживала, - говорила Женева и давала отпить ему несколько глотков жутко неприятной по вкусу жидкости.
        - Ты постоянно звал отца, плакал о нём…
        Слэйн приподнялся и осмотрелся.
        Пещера не изменила своего естественного вида, всё пребывало в том же порядке, что и в первый раз. В углу, в позе лотоса, погружённый в глубокую медитацию, сидел Громм. Лицо его было освещено, в уголках губ затаилась лёгкая ухмылка.
        Женева сидела рядом с ним, на её заплаканном, исхудавшем лице вперемежку выражались тревога и радость. Сквозь её пышные, чёрные как смола волосы пробивались лучи летнего солнца.
        - Сколько я проспал? - спросил он её, принимая глиняную чашку с горьким отваром.
        Отпив глоток, сморщившись, он сразу же плюнул.
        - Что за дрянь такая?
        Женева, словно проснувшись от глубокого сна, заулыбалась и, слегка скосив глазами в сторону, тихонько произнесла:
        - Ещё бы, а ты что думал… Секретный рецепт от Иммануила.
        Хохотнув ещё раз, она неожиданно придвинулась плотнее к Колосову и стала заботливо трогать его лоб.
        - Выпей его до конца, пожалуйста…
        Слэйн попытался воспротивиться, но увидев, как потемнело лицо Женевы, неохотно выполнил её просьбу.
        - Иммануил предложил с момента, как ты очнёшься, водить тебя к речке.
        Слэйн удивлённо всплеснул руками и взглянул на старца.
        - Так, значит, он разговаривает!
        Женева, снимая с костра котелок с рыбной ухой и протягивая ему, ответила:
        - Не совсем так.
        - Не понял тебя, объясни.
        Говоря, он с жадностью схватил полную ложку и, проглотив её содержимое молниеносным движением, повторил.
        Она ласково посмотрела на него и, встав, отошла в сторону медитирующего старца. Женева вернулась со свёртком в руке.
        Быстро доев, облизываясь и икая, Слэйн принял из её рук свёрнутую бумагу и, раскрыв, стал её изучать в свете лучей. На бумаге были написаны несколько предложений на непонятном языке.
        - Я не знаю, что это за язык, - с огорчением он отдал свёрток обратно в руки Женевы.
        Приняв её, она спокойно ответила:
        - Зато я знаю. Это пракрит - древнейший язык индо-арийцев. Тут всего лишь несколько высказываний, и первое звучит так:
        «У реки была самая лучшая память, она принимала всё, что есть вокруг, и начинала петь и танцевать, стремясь в своём легком потоке донести это в океан».
        Слэйн задумался.
        Женева положила свиток в свисающую поверх бедра суму и, встав, направилась к выходу из пещеры.
        - Ты на речку? - спросил он её.
        Она обернулась.
        - Туда и затем в лес, за ягодами. Пошли со мной, если есть силы.

* * *
        Стояли жаркие дни, по словам Женевы было примерно начало июня.
        По утрам пели птицы, в полдень стрекотали кузнечики и жужжали пчёлы. Каждый день они приходили на речку искупаться и половить рыбу. Они вместе постигали искусство медитации, информацию о которой узнавали из различных дневников Громма, которые находились в пещере.
        У Женевы уже был подобный опыт, она многое узнала про Дзен ещё от отца, который жил согласно этому учению о созерцании.
        В первое время у Слэйна не получалось сидеть бездвижно и углубляться внутрь себя. Через полчаса его уже начинали раздражать мошки, прилипающие к лицу, ещё через час он разочарованно вздыхал, наблюдая, как Женева постепенно «погружалась в себя». Это его тоже раздражало, он уходил к дереву, в корнях которого впервые нашёл приют в этих местах и засыпал неудовлетворенным.
        - Что бы я ни делал, ничего не выходит! - кричал он возмущённо в тот момент, когда Женева спрашивала у него про успехи.
        - То эти мошки, то слишком жарко, то вдруг в туалет захочется. Не понимаю, как это выходит у вас с Иммануилом, он-то вообще не выходит из этого состояния.
        Женева смотрела на него с пониманием и, тихонько смеясь, отвечала:
        - Этому нужно практиковаться, и это приходит не сразу. Я в первое время своих медитативных практик засыпала. Прежде всего, как пишет Иммануил, - это принять во внимание собственное тело, стать его наблюдателем. Для этого тебе прежде всего следует не идти против своей природы, а принимать её и словно быть отражателем - зеркалом.
        Слэйн мучительно закатывал глаза.
        - Так я вот и слежу, и мошки мешают, что делать?
        Он хотел высказывать своё возмущение и дальше, но Женева неожиданно потянулась к нему всем телом и, сверкая влюблёнными глазами, поцеловала его.
        Раскрасневшись, она отвернулась. После непродолжительного молчания повернулась к Слэйну и, смотря на его всё ещё изумленную физиономию, добавила:
        - Вот видишь, ты не можешь препятствовать этому, ты нравишься не только мошкам. Когда ты признаешь это и примешь своё тело как некий островок, на котором живёт жизнь в числе всех живых всевозможных созданий, тогда ты сможешь принять своё тело именно так, как нужно. Естественность своей природной сущности - тебе нужно перестать анализировать и принять себя как есть, созерцая.
        Она посмотрела на него, и блики солнечных лучей, отражаясь в речной воде, соскользнули на её прелестное молодое личико. И вдруг она спросила:
        - Ты не голоден? Может, на сегодня закончим? - спросила Женева и защурилась от солнца. На лице её заиграла милейшая улыбка.
        Слэйн аккуратно нагнулся над ней и, прижавшись, сладостно поцеловал.
        Он принялся гладить её тело, и она, закрывая глаза от наслаждения, принимала его ласки с удовольствием.
        Когда он нежными поглаживающими движениями стал ласкать её маленькие груди, она неожиданно крепко схватила его за торс и кувырком опрокинула с берега в холодные чистые воды реки.
        Слэйн закричал, у него перехватило дыхание:
        - Уууффф! Вот ты как!
        Она смеялась, и он обкатил её холодными брызгами.
        Они игрались и купались в речке, словно маленькие дети. Им было необычайно радостно и весело, и они чувствовали себя самыми счастливыми на всём белом свете. Их тела переплетались, сердца бешеным ритмом стучали в унисон, губы краснели от страстных поцелуев, глаза блестели от лучей солнца, отражающихся в воде, и сильной влюблённости.
        Так прошла неделя.
        Частенько по ночам они вместе выходили с Громмом и помогали тому покрывать смолой лодку, после чего устраивали весёлые пляски у костра.
        С каждым днём Слэйн начинал чувствовать очень близкое и давно забытое ощущение в области сердца.

* * *
        - Не получается, что бы ни делал, - произнёс Слэйн, в очередной раз вскакивая с травы, и направился к речке.
        Женева приподняла веки и через некоторое время, вздохнув, подошла к нему и обняла со спины.
        - Тебе нужно перестать стремиться к этому, это не цель. Будда внутри каждого из нас с рождения, нам нужно лишь вспомнить это состояние. Отец рассказывал, что тридцать лет тому назад, когда вы были молоды, у тебя получалось пройти две стадии медитации до глубокой, то, что не удалось на тот момент ни ему, ни Иммануилу.
        Слэйн изменился в лице и с интересом посмотрел в её ясные глаза.
        - Что за две стадии? Первая, я так понял - это тело, а вторая и третья?
        Расположившись рядом, Женева продолжила:
        - Вторая стадия - это принятие твоим внутренним созерцателем твоего ума. Многие люди останавливаются на этом, потому что с детства дают полнейшую власть и контроль над всем своим естеством мозгу. Тебе удалось пройти стадию ума, и единственное, на чём ты остановился, на последней стадии…
        Грустно усмехнувшись, он взял камень и, будто пытаясь найти в нём что-то, сам же ответил за неё:
        - Сердце…
        Сказал и бросил камень в воду.
        Женева, немного подумав, сделала то же самое, бросив вслед три камня.
        - Да… но это нужно принять, взглянуть внутрь своего сердца и, минуя свой главный страх, постараться увидеть. Сердце обязано стать пустым, таким, каким оно было у тебя изначально. Понимаю, что это тяжело, и не каждому это дано. Тебе же выпала такая счастливая возможность, твоя жизнь - прямое этому свидетельство. Отец хотел, чтобы ты достиг просветления здесь, и готовил меня к этому.
        Слэйн вдруг с раздражением встал и сказал гневливым тоном:
        - К чему готовил? Что ты мне должна? Это какой-то бред…
        Он заходил по берегу взад и вперед и нервно закидывал в реку камни различных размеров и форм.
        Женева не ответила ему. Она тихонько встала и ушла, не сказав больше ни слова.
        До позднего вечера Слэйн сидел на берегу, и когда сумерки постепенно начали обволакивать плотным одеялом пространство вокруг него, сидя на коленках с закрытыми глазами, он стал вслушиваться в тихий шёпот реки.
        Он слышал знакомые голоса, но постепенно, словно отходя куда-то назад, чувствовал, что его собственное тело, находящееся рядом, было отделено от него. При этом каким-то образом он слышал шёпот реки, которая доносила до него много различных слов, и даже была слышна музыка. Ему казалось, что он спит, но именно в этот момент ему стали приходить одна мысль за другой. Он думал и в следующий миг пропускал свои мысли, которые больше не освещались так явственно. Они будто стали течением реки и протекали через него. Ему показалось, что где-то внутри послышалось сильное сердцебиение. Во всём была тишина, пустота, и только интенсивно бьющееся сердце тревожно вздрагивало.
        Каждый стук сопровождался усиленной болью.
        Стук, и он выходил из тьмы. Яркий свет слегка ослеплял его, глаза слезились. Рассмотрев перед собой пространство, он вдруг возмущённо прокричал, но не услышал шума собственного голоса.
        Мысли продолжали течь как река - он смотрел перед собой и поднимал маленькую ручонку перед лицом.
        - Это я…я…я…
        Мысли проносились мимо, и нигде не было препятствий в виде камней - течение вод продолжало свой путь.
        - Это я…я…я…
        Он углублялся всё сильнеев воспомининия. Но вдругжуткий страх перекрыл всё течение огромным валуном и неожиданно прервалось дыхание. Перед глазами возникло лицо страдающей женщины, сидящей у детской кроватки, в которой лежало его тело.
        Это была его мама, он вспомнил её.
        Глава 23
        - Проснись… проснись же!!
        Слэйн открыл глаза и увидел перед собой освещённое пламенем напряжённое лицо Женевы.
        Протирая глаза и поднимаясь, он осмотрел тёмное пространство пещеры и вдруг, заметив, что старца нет, спросил:
        - Уже ушёл? Мне кажется, или сегодня он раньше обычного?
        Женева наматывала на палку несколько принесённых ей тряпок и после, обливая керосином из огромной бутыли, ответила:
        - Сегодня полнолуние…
        Надев ботинки, он вопросительно взглянул на неё.
        - Что это значит?
        Она помогла ему подняться, подожгла факел и передала ему.
        - Сегодня он отправляется в свой последний путь.
        Слэйн взволнованно оглядел пещеру, будто смотрел на неё в последний раз, и направился вслед за Женевой, которая вышла в сторону тёмного леса.
        Стояла необыкновенная ночь.
        Долина вдоль реки освещалась ярким лунным шаром и вся, казалось, утопала в тёмной синеве. Ветер не дул, было тепло, и воды реки были спокойны и безмятежны как никогда. Серебристая поверхность водной глади то и дело впитывала и словно бы проглатывала нежные звуки вокруг и затем, словно певица, начинала петь тихий и спокойный романс.
        Громм как всегда сидел у костра и с блеском в глазах осматривал дно своего каноэ.
        Женева и Слэйн как всегда расположились рядом. Когда они подошли к нему, Громм впервые поднял на них свои пустынные глаза. Слэйн замер, в этих глазах он увидел себя, Женеву, речку и всю картину нынешней ночи, в то же время он ощутил в себе полнейшую пустоту.
        Громм ещё более поразил их, когда неторопливо поднялся и, медленно обойдя вокруг, встал за их спинами.
        Слэйн взглянул на Женеву.
        Она сидела в позе лотоса с закрытыми глазами, погружённая в себя.
        - Что же нужно делать? - спросил он у неё немного трясущимся от волнения голосом.
        Женева тихонько шевельнула губами:
        - Слушай…
        Слэйн попытался расслабиться и постепенно стал погружаться внутрь себя. Закрыв глаза, он стал вспоминать то ощущение, которое было последний раз на речке. Постепенно мысли обо всём, в том числе о старце, стали вновь подхватываться игривыми и загадочными потоками серебристой реки.
        Сквозь тихий шёпот реки он услышал старческий голос.
        Он был настолько приглушённым, что напоминал собой некий гул, словно щекотание ветра внутри огромной ракушки.
        Голос произносил странные слова.
        Намо арихтанам намо намо
        Намо сиддханам намо намо
        Намо увадджхайянам намо намо
        Намо лойе савва сахунам намо намо.
        А эсо панг наммукаро
        Савва паваппанасано
        Мангалам ча саввесам
        Падхамам хавай мангалам
        Апиханте саранам павадджхами
        Сиддхе саранам павадджхами
        Саху саранам павадджхами
        Намо арихтанам намо намо
        Намо сиддханам намо намо
        Намо увадджхайянам намо намо
        Ом Шанти, шанти, Шанти
        Слэйн медленно открыл глаза и увидел сидящего напротив него Громма. Тот слегка покачивался взад-вперёд и, закрыв глаза, продолжал своё необычное ритуальное пение.
        Оммм шанти, шанти, шанти Оммм
        Оммм, шанти, шанти, Оммм…
        Прекратив петь, он положил левую руку на плечо Слэйну. Продолжая смотреть пустыми и тёмными глазами, словно сквозь него, продолжил:
        Оммм, шанти, шанти, Оммм…
        Они с Женевой подхватили эти строчки, Громм взял варган и стал играть.
        Его старческое лицо не выражало совершенно никаких эмоций и было странного цвета, казалось, что серебристые потоки реки проходили через него и освещали старческое тело.
        Затем он широко открыл глаза и, смотря на Слэйна, отрывисто протянул:
        - Майя…
        И замолк.
        Медленно покачиваясь, он поднялся, повернулся к Женеве и достал из своей красочной чадар какой-то предмет.
        В руках был свиток. Он медленным жестом, словно из последних сил, протянул его Женеве. Затем, громко и радостно рассмеявшись, старец покачнулся и вдруг упал на спину. Слэйн с Женевой поймали его под руки и уложили в лодку.
        Его лицо продолжало улыбаться. Его грудь медленно поднималась и затем осталась неподвижной.
        Слэйн вместе с Женевой оттолкнули лодку.
        Серебристая река, освещаемая луной, с лёгким воркованием приняла своего улыбчивого пассажира.
        - Его путь завершён, теперь река доставит его в океан, и он воссоединится с ним.
        Женева произнесла это с лёгкой дрожью в голосе, на глазах у неё проступили слёзы.
        - Какая красивая смерть и невероятная жизнь, - сказал Слэйн и неожиданно вскинул руки вверх, будто пытаясь ухватить саму луну для поцелуя, и радостно прокричал.
        Он смеялся, и Женева сквозь слёзы радовалась вместе с ним, это были высший экстаз и невыразимый восторг.
        Кричали они до тех пор, пока лодка не пропала в темноте ночи.
        Омыв лица и сев в обнимку у костра, накрывшись тёплой накидкой, не говоря ни слова, они погрузились в одну благодатную пустоту. Их тела были вместе, и большего им было не нужно.
        До этого они не пробовали делать это, прикоснувшись телами, но в этот раз всё было иначе. Стояла необыкновенная ночь. Речка довольно урчала и, уже привыкшая к своей любимой роли, относила в темнейшую даль мысли двух человеческих созданий.
        Вскоре, когда костёр догорел и стало светать, тёплая накидка тихонько сползла с их плеч. Их телам был не страшен свежий утренний холодок, напротив, они принимали его в себя, и оба выпускали тандемом своих тел тёплую волну жизни.
        Когда солнечные лучи начали украдкой подкрадываться к их лицам, они одновременно вернулись в существующий для них мир.
        - Ты слышала, как речка повторяла последние слова Иммануила?
        Слэйн встал и направился к воде умыть лицо. Он засмотрелся на своё отражение, и в его голове, радуясь и ликуя, стали возникать новые мысли, которые теперь были легко заметны его внутренним созерцателем. Женева наклонилась над ним, и в отражении появились два улыбающихся лица.
        - Это мантра джайнов, известных в своё время религиозных аскетов, - играючи шевеля губами, произнесла она в отражении.
        Изображение Слэйна стало серьёзным.
        - Ты знаешь её перевод?
        Женева обняла его и прошептала в самое ухо:
        - Она прекрасна и звучит так:
        «Я касаюсь стоп того, кто обрёл себя,
        Я касаюсь стоп того, кто стал своей сущностью,
        Прикасаюсь к стопам Великих учителей - увадджхайя,
        Я касаюсь стоп учителей,
        Я прикасаюсь к стопам всех, кто познал себя».
        Слэйн задумался.
        - Объясни.
        Она встала в полный рост и вдруг громко засмеялась.
        - Это невозможно, я не знаю. Обрети себя - вот и весь смысл.
        Вдруг за их спинами послышался крик мужчины:
        - Женева! Эй, это ты?
        С молниеносной скоростью оба встали с земли и обернулись. Вдали, у лесной тропы, стоял мужчина, лет тридцати пяти. Он был небольшого роста, одетый в звериные шкуры, и его круглое узкоглазое лицо, похожее на медную начищенную монету, выражало одновременно сильное изумление и испуг. Это был охотник, поскольку за спиной у него висел лук со стрелами. В его голосе проскользнули заметные нотки пылающей ревности.
        - Кто это? - спросил Слэйн, когда мужчина стал приближаться к ним.
        Женева была ошарашена. В неё словно ударила молния, она опустила глаза. В её растерянном взгляде читалась паника.
        Слэйн взял её за руку, и мужчина вдруг остановился и с глупым выражением вытянул губы.
        - Чего же ты боишься? Мы не должны паниковать, я чувствую, это мне река подсказала, что мне осталось недолго ждать.
        Женева подняла на него глаза и, чуть успокоившись, выдохнула.
        Когда узкоглазый охотник приблизился к ним, он начал коряво тараторить:
        - Женева, где ты была все эти дни? В общине стали думать, что тебя поймали. Могла бы оставить заметку, что с тобой всё в порядке. Я переживал…
        Затем узкоглазый круглолицый охотник, словно остриём, пронзил своим взором Слэйна и спросил сквозь зубы:
        - Кто это?
        Хладнокровно подойдя к нему ближе, нахмурившись и с выражением некоторой брезгливости на лице, она с раздражением ответила:
        - Это мой родной дядя, он прибыл для того, чтобы проститься с блаженным Иммануилом.
        Незнакомец в ответ заулыбался гнилым ртом и захихикал:
        - Полоумный старик наконец-то откинулся!
        Быстрым прыжком, словно рысь, Женева очутилась около него и ударила ладонью в шею круглолицему азиату. Тот упал на спину и стал задыхаться.
        - Не смей так говорить про него! Ты - гнилой кусок мяса! Я зажала тебе сонную артерию, через несколько секунд, если не сниму этот блок, ты умрёшь.
        Женева в этот момент выглядела яростной и угрожающе опасной.
        Слэйн подошёл к ней и прошептал ей на ухо. Тень пробежала по её красивому лицу, она посмотрела на него и ответила:
        - Он всем проговорится, что ты здесь. Почему я не могу убить его?
        - Нет! Прости… - выплёскивая изо рта кровь, с округлёнными от ужаса глазами проговорил умирающий азиат.
        Слэйн отрицательно покачал головой.
        - Ты знаешь…
        Он отошёл в сторону реки, и Женева, недовольно прорычав, словно львица сняла с задыхающегося азиата блок, перекрывающий сонную артерию.
        - Лучше не приходи сюда и других не приводи.
        И после этого спокойным и хладнокровным тоном добавила:
        - Иначе убью…

* * *
        Спустя два часа после этой неприятной встречи Женева, быстро забежав в пещеру, углубляясь в один из углов, стала вытаскивать оттуда всевозможные виды оружия, среди которых были два ружья, револьвер, несколько гранат, бинокль и несколько запаянных в пластиковые пакеты пачек с патронами. Яростно и раздраженно крича, она разорвала одну из них и начала заряжать одно ружьё.
        Слэйн спокойным шагом подошёл к ней со спины и обнял, выталкивая из её рук ружьё.
        Она стала сопротивляться, крича:
        - Нет! Нет! Я и так всех потеряла.
        Но ему удалось выхватить из её рук ружьё.
        Повернувшись к нему и уткнувшись лицом в его грудь, Женева зарыдала.
        - Я не могу тебя потерять, ты мне нужен! Пускай приходят эти твари, и агенты, и повстанцы, мне всё равно… Слышишь! Я не отдам тебя им.
        Он с нежностью гладил её по голове, сохраняя при этом безмятежное спокойствие.
        - Пришло время всё изменить. Я создал мир, которого не было и не должно было быть…
        Она продолжала плакать. Извернувшись, Слэйн вытащил перед ней её сумку и, раскрыв её, достал оттуда свиток, который ночью передал ей Громм.
        - Что здесь написано?
        Прекратив рыдать, Женева схватила свёрнутый лист бумаги и прочла:
        «Под циновкой расположил он врата, оберегая каждодневно их от своих мыслей. Внутреннее пространство в пустоте, созданный и связанный с ним мир, очищается и обнуляется».
        Слэйн внимательно слушал и, немного подумав, повернулся и направился в дальний угол, на каменном полу которого лежала грубая циновка, та самая, на которой пребывал в медитации Громм.
        Убрав циновку, он что-то нащупал рукой на каменном полу и потянул за рычаг. Заскрипело что-то железное, и в следующее мгновение каменная глыба сместилась: под ней оказался небольшой железный люк.
        Женева подошла ближе и помогла ему поднять тяжёлый люк.
        Когда им это удалось и они дружно упали на каменный пол, из отверстия засквозил ветер.
        Слэйн громко засмеялся, Женева ещё больше побледнела, будто из отверстия дохнуло смертью.
        - Он прекрасно знал, что будет, и всё продумал заранее.
        Обходя пещеру и быстро сооружая новый факел, он поджёг его и осветил тёмное отверстие. Глубоко вниз по тоннелю метрового диаметра спускалась веревочная лестница. Закинув вниз ноги, Слэйн стал медленно спускаться.
        - Пойдём… Там мы и спрячемся от всех. Подержи факел и посвети мне…
        Он спускался ниже и ниже, его голова наполовину торчала из отверстия.
        И затем посмотрел на Женеву, которая словно застыла с немым выражением на лице.
        - Ну, что ты?! Следуй за мной… Давай сюда факел.
        Приняв от неё факел, он спустился ещё ниже. Наконец, достиг дна и прокричал оттуда:
        - Тут огромный проход вперёд, спускайся!
        Ответа не последовало. Наверху были тишина и молчание.
        Слэйн посмотрел наверх.
        Женева, с силой сжав губы, произнесла:
        - Спасибо тебе, любовь моя…
        Слеза скатилась с её побледневшего лица, бросив вниз свою сумку и ружьё, Женева закрыла люк.
        Слэйн кричал и начал подниматься вверх по верёвочной лестнице. Он стучал кулаками в люк и умолял её открыть. Но Женева находилась уже далеко. Покинув пещеру и расположившись в потайном месте, неподалёку от тропы, она уселась в засаду и стала ожидать приближения преследователей.
        Через некоторое время, устав бить по люку и кричать, Слэйн спустился вниз. Рукой он нащупал сумку и достал из неё огниво. Слэйн зажёг факел и, освещая впереди себя дорогу, продвинулся в глубь длинного коридора.
        Неожиданно со спины ему ударил мощный поток некой невероятной по мощи силы, которая отбросила его к круглой деревянной двери. Факел погас. Нащупав в темноте дверную ручку, он дёрнул за неё. Оказавшись за круглой деревянной дверью, теряя сознание, он заполз внутрь.

* * *
        Слэйн открыл глаза в полнейшей темноте.
        Грудь сдавило, и от сильного удара о стену пещеры повредился позвоночник. Он попробовал на ощупь каменный пол рядом с собой и нашёл сумку, затем погасший, но ещё не истлевший факел. Медленными ползками он приблизился к стене и, развернувшись, облокотился на неё. Найдя огниво в сумке, он зажёг факел и осветил пространство вокруг себя.
        Слэйн находился внутри таинственной пещеры, с двух сторон которой были плотно закрытые деревянные двери.
        Он толкнул ногой одну из них и пожалел об этом.
        В один момент неведомая сила ворвалась внутрь, и Слэйн упал обратно на каменный пол.
        Он знал только одно - с другой стороны находится выход.
        Несмотря на боль в позвоночнике, он кинулся к противоположной двери и, приоткрыв её, протиснулся сквозь небольшое отверстие.
        В момент он оказался снаружи.
        Стояла тёмная летняя ночь.
        Не видя в кромешной тьме ничего вокруг, он оглянулся.
        За ним сквозь полуоткрытую дверь устремилось что-то ужасное и невероятно сильное. Оно грозно рычало и выло как зверь. Послышался треск досок и громкий удар о каменную стену. Чудовище разрушило дверь.
        Слэйн попытался различить в темноте образ монстра, но попытки остались тщетными. Неожиданно он почувствовал мощный удар, который отбросил его и сильно ударил о стену.
        Неведомая сила не оставляла его в покое, она вновь подхватывала его тело и с ещё большей силой ударяла о ту же стену.
        Он даже не пытался противостоять ей физически.
        Выплёвывая кровь из переполненного рта, он прислонился к стене и, сохраняя безмятежное спокойствие, принял позу для медитации. Его ноги оказались плотно зафиксированными. По бокам стояли две огромные скальные плиты, он понял, что ему удалось найти небольшую выемку в стене и, обрадовавшись, продолжил принимать мощные удары в грудь и в голову. Окровавленный, он пытался улыбаться.
        Чудовищная сила продолжала оставаться невидимой, тьма ночи искусно маскировала её.
        Он углубился внутрь себя, его тело было словно тряпичной куклой, которую прижимали прессом. Открытые раны кровоточили, так же как и полуоткрытый рот и нос - кровь выливалась из его тела обильными потоками.
        В небе показались первые проблески рассвета. Прямо над горой в лиловом небе неожиданно сверкнула молния. После каждого такого удара неведомая сила постепенно стала ослаблять свои удары. Пошёл сильный ливень, и последний удар попал внутрь изуродованного тела медитирующего.
        Ливень очищал от крови повреждённую плоть.
        Через два часа дождь прекратился. В бледном, с неживым цветом кожи теле всё ещё теплилась жизнь. Грудь с переломанными рёбрами потихоньку поднималась, сердце продолжало стучать, постепенно сокращая ритм биения.
        Его лицо не изображало никаких мук, напротив, оно выглядело необычайно спокойным и умиротворённым. Казалось, что человек спит и во сне видит что-то прекрасное, необыкновенное, как двигается в свободном танце его просветлённая душа.
        Ближе к полудню его сердце остановилось. Грудь в последний раз еле заметно шевельнулась и застыла на месте.
        Площадка, на которой он оказался, была небольшим выступом у огромной пещеры, и с неё открывался вид на божественную, благодатную по своей величественности и красоте горную долину.
        Наступал новый день в этом прекрасном мире.
        Заключение
        После вышеизложенных событий прошло пять с половиной лет.
        Долина расцветала. В один из живительно радостных дней, над рекой, по любимой своей привычке, проносился светлый и яркий как луч солнца небольшой шар. Он пролетал над различными берегами и являлся в гости то к молодому пастуху, который играл ему на дудочке, то показывался над огромной мельницей и пекарней рядом, у которой его любя приветствовал старый добряк мельник.
        Он навещал всех жителей этой небольшой общины и каждому нёс свет радости и счастья, все дружелюбно и с любовью принимали его.
        Ближе к вечеру он спускался к самому последнему месту. Это был небольшой яблоневый сад, в котором частенько собирала яблоки с молодых деревьев его красивая мама. Они очень любили вместе играть в этом саду и пребывать в сладостном созерцании.
        Вот и в этот день, когда он спрятался за деревьями, она сделала вид, что не заметила его присутствия. Когда же черноглазая молодая девушка, потянувшись за очередным яблоком, увидела его, он послал ей восторженный сигнал:
        - Мама!
        Женщина послала в ответ яркое свечение любви.
        - Ярослав… Скоро ужин, ты не забыл?
        Она продолжала снимать яблоки с благоухающих сладостными ароматами яблонь и вдруг заметила, как одна из веточек начала тянуться к светящемуся шару.
        - Эта яблонька по тебе скучала, - передала она следующий сигнал.
        Светящийся шар облетел яблоню и спел ей песенку. Яблоня слегка покачнулась, словно танцевала.
        Затем светящийся шар деловито отлетел от молодой женщины.
        Та, продолжая своё занятие, смотря ему вслед, послала сигнал.
        - Давай, милый, не опаздывай. Я тебя жду…
        Светящийся шар стремглав пролетел над рекой и, наконец, преодолев небольшое расстояние, свернул на одном из крутых берегов и пролетел по направлению к огромному дереву, корни которого словно щупальца раскинулись в разные стороны, торча из земли.
        Напротив дерева сидел, скрестив ноги, маленький мальчик и медитировал. Светящийся шар облетел его вокруг и уменьшился до размера лесной ягоды, и затем впитался внутрь через место, находящееся у малыша чуть выше переносицы.
        В этот момент маленький мальчик словно проснулся.
        Он открыл глаза и, быстро встав на ноги, побежал в сторону реки, громко и радостно смеясь.
        2013 -2017