Дети Великого Шторма Наталья Георгиевна Осояну
        Дети Великого Шторма
        В этом мире бескрайних океанских просторов и множества островов обитают несколько разумных рас: люди, могущественные магусы - пришельцы со звезд, морские жители-мерры и живые фрегаты, способные вступать в ментальную связь со своими капитанами. Вот уже много тысячелетий кипит бурлящий котел интриг, междоусобных войн и борьбы за территорию, однако теперь приближается момент, когда на кону окажется судьба целого мира. Ни молодая целительница из глухой провинции, ни капитан знаменитого пиратского корабля «Невеста ветра», ни страдающий загадочной болезнью повелитель огромной империи об этом не догадываются, и все-таки приключение, начавшееся как веселый поиск древнего сокровища, в конце концов приведет их вместе с друзьями и союзниками в пасть к чудовищу и в самый центр водоворота, пробужденного грозным божеством морей и ветров, имя которому - Великий Шторм.
        Наталия Осояну
        Дети Великого Шторма
        , 2021

* * *
        Роман кишиневской писательницы и переводчика Наталии Осояну - нечастый образчик по-настоящему качественной авантюрной прозы в лучших традициях Рафаэля Сабатини или, если угодно, «Пиратов Карибского моря» Действие «Невесты ветра» разворачивается в причудливом мире разрозненных островов, разделенных опасными морскими пучинами, а единственный спопсоб попасть с одного острова на другой - это отправиться в рискованное плаванье на одном из одушевленных кораблкй под управлением элегантного и бесстрашного корсара. Тщательно проработанный сеттинг, отлично закрученная интрига, прозрачный выверенный стиль (редкость в сфере жанровой прозы).
        ГАЛИНА ЮЗЕФОВИЧ
        Первая книга трилогии переполнена морской романтикой, запахом соленых брызг и гудением ветра в парусах. Живой фрегат «Невеста ветра» удачливого и загадочного пиратского капитана Кристобаля Крейна несется по волнам, на борт поднимается молодая целительница, приключения ждут и манят. Во втором томе становится тесно от флешбэков, автор погружается в прошлое своих героев то на пару дней, то на несколько десятилетий. Тьма сгущается над императорским дворцом, безумный правитель готовит окончательное решение проблемы магусов, не проявивших должной лояльности. В заключительной части клубится вихрь мыслеобразов, беззвучные диалоги с разумными кораблями растягиваются на десятки страниц. Надвигается буря, вскрываются постыдные тайны тысячелетней давности, рушатся древние запреты, а романтическая история подходит к закономерной развязке.
        ВАСИЛИЙ ВЛАДИМИРСКИЙ
        Невеста ветра
        И сказал Буревестник небесным детям так:
        - Обучая детей земли тому, что знаете сами, помните о моих словах!
        Не отдавайте им огонь, ибо обратится он против вас.
        Не позволяйте им оседлать ветер, ибо умчатся они так далеко, что вы не сумеете угнаться следом.
        Не учите их видеть сокрытое, ибо тогда настанет время Великого Шторма!
        А если нарушите все три запрета, то упадет с небес «Утренняя Звезда» - и дорога домой навсегда закроется для вас.
        Книга Основателей
        Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей.
        Клятва Эльги
        Шум моря
        Холодное осеннее небо лишь слегка заалело на востоке, когда Фаби вышла из своей комнаты и быстрым шагом направилась к опочивальне принцессы Ризель. Слуги, попадавшиеся ей навстречу, почтительно кланялись. Совсем недавно челядь вовсе не старалась угодить девушке, занимавшей при дворе капитана-императора Аматейна положение гостьи поневоле, но теперь все изменилось. Она превратилась из заложницы в спутницу принцессы, ее начали уважать и даже, как ни странно, бояться.
        В темных углах что-то негромко шуршало и потрескивало. За год Фаби так и не сумела привыкнуть к странным звукам, которыми Облачная цитадель полнилась по ночам, а одна мысль о том, что во мраке по запутанным лабиринтам коридоров бегают многоногие металлические твари, приводила ее в ужас. К утру мехи всегда расползались по норам: стоило солнцу подняться над горизонтом, их уже не было ни видно, ни слышно. Обитатели дворца любили долго спать, и многие из них годами не встречались с созданиями, чьи поцарапанные панцири помнили времена, когда на месте Облачной цитадели мерры пасли морских коров. Мехи никого не обижали: в худшем случае древний механизм, пробегая по потолку спальни, мог свалиться на голову спящему. Конечно, приятного в этом было мало, но от них имелась и польза: мыши, крысы и прочие вредители в дворцовых кладовых не водились именно по той причине, что все подходящие для обитания щели и дыры облюбовали мехи.
        Фаби знала, что ночные шорохи безопасны, но ничего не могла поделать с собой: первое время, заметив краем глаза шевеление и поблескивание где-нибудь в углу, она отпрыгивала в сторону, словно перепуганная птичка. Птичка-невеличка, растрепанный невзрачный воробушек. Ничего удивительного - она и внешне, и по характеру была настоящим воплощением своего кланового знака.
        В клетке с орлами и ястребами воробьи долго не живут. Предшественник Фаби - троюродный брат, которого она совсем не знала, поскольку виделись они лишь однажды, еще детьми, - провел здесь чуть больше года и погиб на охоте при весьма странных обстоятельствах. Аматейну понадобился новый заложник, и на этот раз им должен был стать кто-то очень близкий и важный для главы семейства. Фаби помнила, с какими лицами родители провожали ее в Облачный город, столицу Империи…
        Однако все пошло совсем не так, как они предполагали. В один прекрасный день принцесса Ризель вдруг объявила, что юная провинциалка, не имеющая ни малейшего представления о сложных дворцовых интригах, отныне будет ее спутницей. Сплетники неделю только об этом и говорили, но никто не осмелился открыто возмущаться - с решениями Ризель не полагалось спорить, как если бы все они до единого были высказаны посредством сильного слова, ее родового дара.
        Должность спутницы подразумевала больше обязанностей, чем привилегий. Фаби стала для Ризель собеседницей, секретарем, служанкой и шпионкой. Оказалось, воробей подходит на эту роль куда лучше, чем ястреб, орел или ворон. Она была незаметной и - хотя об этом никогда не говорилось вслух - незаменимой: она все понимала без слов и умела молчать. Собственно говоря, она почти все время молчала. Поначалу ей пришлось нелегко. Потом она почувствовала, что Ризель из «госпожи» и «ее высочества» превращается в кого-то вроде мудрой старшей сестры, и заточение в Облачной цитадели стало чуть менее тяжким грузом.
        Принцесса была хороша собой. У нее имелась целая армия тайных воздыхателей, которые посвящали ей стихи и устраивали дуэли, сходя с ума от любви. Ни один из них, конечно, никогда не осмелился бы признаться ей в своих чувствах. Ризель была недосягаема, словно сама Светлая Эльга. Она одевалась только в белое и редко посещала балы; она делала то, что полагалось бы делать принцу, - так уж вышло, что у капитана-императора не осталось сыновей.
        Ризель походила на фарфоровую статуэтку, но ее хрупкость была обманчива - в отличие от фарфора, разбить ее смог бы только удар кузнечного молота.
        Войдя, Фаби увидела, что Ризель не спит. Принцесса сидела за письменным столом, уронив голову на руки. Густые длинные волосы закрывали ее лицо, словно плотная белая вуаль, - из-за них дочь капитана-императора почтительно называли Белой Цаплей, хотя по углам шептались, что дерзости наследнице престола не занимать, раз она не желает скрывать столь явный признак вырождения. Перед ее высочеством лежала книга с пожелтевшими от времени листами. Фаби уже видела этот древний том и знала, что он собой представляет. Отец рассказывал ей, что когда-то в каждом семействе хранился такой же, но постепенно все они были утрачены. Лишь немногим удалось сберечь отдельные страницы, однако содержание этих страниц оставалось тайной. Язык, на котором три тысячи лет назад была написана Книга Основателей, уже тогда считался мертвым, и теперь мало кто мог похвастать знанием более впечатляющим, чем несколько странно звучащих слов. Выходило, что от Прародины у небесных детей осталась только их сильно разбавленная кровь.
        - Я закончила перевод, - устало проговорила Ризель. - Посмотришь?
        Девушка подошла ближе, не дожидаясь повторного приглашения. Ей уже случалось знакомиться с переводами Ризель. Та была искренне удивлена, узнав, что дочь лорда Воробья не так уж плохо образованна, быстро читает и вырисовывает пером витиеватые буквы в лучших традициях старинного искусства каллиграфии, и не преминула добавить к многочисленным обязанностям спутницы еще одну. Фаби не возражала даже в мыслях, понимая, что ей оказывают большую честь. К тому же читать переводы, сделанные принцессой, было очень интересно.
        Исчерканные листы стоили дороже, чем полностью снаряженный боевой фрегат. Поскольку знатоков древнего наречия в Империи почти не осталось, какой-нибудь ученый из Ниэмарского университета или знаменитой Лазурной академии, не говоря уже о Невидимом содружестве, с радостью продал бы Великому Шторму правую руку или правый глаз за возможность взглянуть на перевод Книги Основателей, выполненный самой Белой Цаплей.
        - Мы с каждым днем все дальше от Прародины, - неожиданно проговорила Ризель, глядя в пустоту. - Почтенные ученые мужи забыли наш язык, а обитатели Облачной цитадели предпочитают танцевать на балах и плести интриги. Я не могу их винить… Ведь «Утренняя звезда» потеряна, и даже если вдруг кто-то ее найдет, мы не будем знать, что делать дальше. Мы изменились, утратили способности и знания, сделались куда больше похожи на земных детей, чем принято считать. К добру это или к худу? - Она усмехнулась горько и зло. - Как знать… Почитай мне вслух, пожалуйста.
        «Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все небесные дети. Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так:
        - Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира уже не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не пожирают плоть подобных себе. И это хорошо!
        Вторым вышел говорить Жаворонок, и сказал он так:
        - Братья и сестры мои! Теперь люди этого мира знают, как растить пшеницу и рис, бобы и просо. Больше не едят они траву, что стелется под ногами, и водоросли, что прибивает к берегу…»
        Фаби словно раздвоилась. Одна ее половина послушно читала, продираясь сквозь записи - почерк Ризель временами становился удивительно небрежным, - а другая лихорадочно размышляла: что происходит? Неужели ее высочество решила испытать свою спутницу? Ведь любой ребенок - не магус! - знает, что небесным фрегатом, «Утренней звездой», командовал первый капитан-император из клана Цапли.
        Ризель нетерпеливо приказала:
        - Дальше читай! Там, где про огонь.
        Фаби пробежала глазами остаток записей и взяла следующий лист.
        «Так говорил каждый из пятнадцати магусов, небесных детей, о благах, что принесли они детям земным, а когда все закончили, снова встал Капитан Ворон и спросил:
        - Все ли помнят о том, что говорил Буревестник в день, когда впервые мы ступили на эту землю? Все ли соблюдали его наставления?
        - Да! - ответили магусы, но нахмурился Капитан Ворон, потому что знал: один из соплеменников не сдержал слова и дал людям огонь. Никто не признавался в содеянном, и тогда сказал Капитан:
        - Хорошо же! Значит, люди открыли огонь сами, и только они одни виноваты в случившемся. Так услышьте, что еще было предсказано: если земные люди узнают тайну огня, нам следует дать им огня великое множество».
        ^Фаби застыла. Час от часу не легче - сперва «Капитан Ворон», а теперьэто. Что еще за «огня великое множество»? Она совсем другую сказку слышала в раннем детстве.^
        ^ - Читай-читай, - подбодрила Ризель свою спутницу.^
        «Небесные дети сидели спокойно и слушали Капитана Ворона. И тогда он спросил:
        - Скажите мне теперь, не нарушал ли кто второй запрет?
        - Нет! - сказали небесные дети, и помрачнел Капитан Ворон словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.
        - Хорошо же! - сказал он. - Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас».
        - Ты веришь, что магусы когда-то умели летать?
        - Я… - Фаби растерялась. Принцесса пытливо вглядывалась в лицо спутницы, ожидая ответа. - Я знаю, что «Утренняя звезда» пролетела сквозь Вечную ночь - ведь как иначе наши предки оказались в этом мире? Но… нет, я думаю, это какая-то метафора. Из разумных существ летать умеют только крыланы, да и те, похоже, исчезли навсегда.
        - Метафора… - пробормотала Ризель, качая головой. - Читай дальше. Сейчас будет еще одна… метафора.
        «Когда понял Капитан, что третий запрет тоже оказался нарушен, потому что видели и знали дети земные то, чего не должны были видеть и знать, сказал он так:
        - Если тот, кто сделал это, не признается сейчас, то одарим мы землю эту последними дарами, а потом улетим домой.
        Встал тогда хранитель огня, Пламеннокрылый Феникс, промолвил:
        - Я дал людям огонь.
        Сказал он:
        - Я подарил им крылья.
        Были его последние слова такими:
        - Я научил людей видеть сокрытое.
        Тогда Капитан попросил у магусов, детей небесных, семь дней на размышления, но раздумывал он в семь раз дольше, потому что слишком тяжелое решение должен был принять. Вернувшись к народу своему, сказал он Фениксу так:
        - Пусть возьмет огонь тот, кто придет сменить тебя. Сам же ты получишь пламя, и крылья, и море - и покинешь нас навеки.
        Промолвила тогда Эльга-Заступница:
        - Прости его, Мудрейший! Что сделано, того не воротишь. Видишь, „Утренняя Звезда“ сияет на небе, как раньше, - значит, предсказание Буревестника не сбылось. Пусть останется с нами тот, в чьем сердце вечно живет огонь далеких звезд, - ведь без него мы не сумеем пролететь сквозь Вечную ночь!
        Но непреклонен был Капитан Ворон. И произнес он слова холоднее льда и тяжелее камня:
        - Как можем мы ожидать, что земные дети будут уважать нас и бояться, если слово магуса стало легче птичьего пера? Три запрета были нарушены, и три наказания понесет отступник.
        Стоило ему сказать это, как раздался гром и от множества молний закипел бескрайний океан. Когда утихла страшная буря, увидели магусы, что нет больше „Утренней Звезды“.
        Так сбылось предсказание Буревестника, после чего ушел Ворон Дорогой печали. Так осиротели небесные дети, лишившись родного дома, который остался по другую сторону Вечной ночи».
        Фаби положила исписанный листок обратно на стол и обняла себя за плечи, пытаясь унять сильную дрожь. Или, быть может, это Облачная цитадель вокруг нее зашаталась и задрожала, словно дерево на ветру?
        Воробей не может повлиять на ход событий. Воробей вообще ничего не может. Если клан Ворона отыщет магуса, способного перевести то, что перевела Ризель, маленьким птичкам останется лишь наблюдать и надеяться, что грандиозный шторм пройдет стороной. Их целью всегда было выживание, и до сих пор семейству сопутствовал успех - во многом благодаря тому, что воробьи умели довольствоваться малым. Те самые гордые фениксы, клан Фейра, - где они? Уничтожены, разбиты, навеки опозорены. Буревестники? Последний из рода Амальфи пал жертвой предательства, которое не сумел предугадать, хотя и обладал даром ясновидения. Даже миролюбивые хронисты и библиотекари Соффио, клан Совы, не выстояли в битве с Великим Штормом…
        Возможно, всем семействам суждена подобная судьба. А тех, кто выживет, прикончит враг незаметный и безжалостный, затаившийся в их собственной крови, - ведь не зря с давних времен говорили, что нет ничего важнее, чем кровь.
        Фаби выпрямилась и встретила взгляд Ризель: принцесса улыбалась краешком рта, да только в улыбке не было ничего веселого. На плечах этой хрупкой женщины лежал чудовищный груз. Белая Цапля служила единственным глашатаем воли капитана-императора, который так давно не покидал покоев в западном крыле Облачной цитадели, что об этом знали даже жители отдаленных краев Империи. Странная болезнь, поразившая верховного правителя Десяти тысяч островов, не была заразной - по крайней мере, за долгие годы никто не подхватил от него тяжелый недуг. Но если раньше он хоть изредка принимал посетителей, то теперь его навещали только двое доверенных слуг и принцесса. Ризель заходила к отцу каждое утро и выслушивала наставления, которые затем передавала советникам. Однажды - уже после того, как Фаби привезли во дворец, - кто-то из клана Орла захотел встретиться с императором лично. Ризель не стала возражать, и магуса провели к больному. Строптивец пробыл там недолго - выскочил за дверь весь бледный и трясущийся, бормоча что-то о проклятии, которое наслал сам Великий Шторм. Потом Фаби слышала, что он почти сутки провел
в ванной и заставил слуг сменить воду не меньше двадцати раз.
        Больше о личной аудиенции никто не просил.
        «Капитан-император скоро умрет…»
        Даже произнеся эту фразу мысленно, Фаби от ужаса зажмурилась. Император Аматейн, которому не исполнилось еще ста лет, был молод по меркам небесных людей. Родители рассказывали Фаби о коронации Аматейна - столь пышной, что всем казалось, будто она всенепременно ознаменует начало нового золотого века. Получилось совсем наоборот: война с Окраиной разгорелась с новой силой, да к тому же Империю ослабляли постоянные столкновения между семействами. Только три клана из пятнадцати: жаворонки, воробьи и совы - сумели остаться в стороне от интриг и борьбы за земли. Остальных же словно поразило внезапное безумие, и они с ожесточением принялись уничтожать друг друга. Сорок лет назад Аматейн положил конец распрям, подписав с самыми могущественными семействами, согласившимися на его условия, Договор Семерых, к которому потом примкнули три самых слабых клана, включая и клан Торимо, семью Фаби. Но фениксы, буревестники и совы, согласно туманным слухам, были истреблены за свою гордость, а земли хитроумных пересмешников и упрямых голубей Семеро разделили между собой, не стесняясь собственного вероломства. Где-то на
просторах Империи остатки побежденных кланов лелеяли планы мести, но против объединившихся врагов они были бессильны.
        Впрочем, что заставило победителей сплотиться? И так ли крепок их союз? С чего все началось?..
        Много лет спустя уже никто не мог с уверенностью сказать, что на самом деле произошло с непокорными Фейра, Амальфи и Соффио и были ли они хоть отчасти виновны в измене, за которую их наказали. Фаби доподлинно знала лишь одно: через некоторое время после гибели семейства Фейра болезнь капитана-императора впервые дала о себе знать. Поначалу его недуг вовсе не казался ужасным. Уже потом, когда стало понятно, что хворь не намерена отпускать Аматейна из цепких когтей, во дворец стали приглашать лучших целителей - сначала тайно, а потом и в открытую. В Облачной цитадели побывал даже мудрый лорд Рейнен, старейшина вороньего семейства и самый старый магус из всех живущих, но и он не сумел помочь повелителю небесных детей.
        Капитан-император стоически перенес то, что болезнь изуродовала его красивое лицо, заставив на людях носить маску, но судьба подготовила для него удар пострашнее: Тибурон, старший сын Аматейна, пропал где-то на севере, и вот уже без малого десять лет о нем не было никаких известий.
        А два года назад Аматейн потерял сразу жену и младшего сына, Амари: мальчика растерзали сторожевые пардусы, сбежавшие из клетки, после чего ее величество тоже стала затворницей: она теперь почти все время проводила в Садах иллюзий, в обществе нескольких спутниц. Фаби слышала, что звери оставили от тела бедного ребенка всего-то несколько костей. Ради похорон сына Аматейн вышел из своих покоев, превратившихся в подобие тюрьмы, но потом, когда траурный срок закончился, вновь исчез. По дворцу поползли слухи.
        Болезнь зашла слишком далеко.
        Было весьма сомнительно, что капитан-император сумеет снова зачать наследника, а ведь три тысячелетия трон передавался только по мужской линии. Единственная дочь Аматейна обладала изумительной красотой и разнообразными талантами: она разбиралась в политике и могла поддержать разговор о тонкостях морского дела с такой же легкостью, как если бы речь шла о тканях или драгоценных камнях, с ней считали за честь побеседовать о вопросах философии виднейшие ученые из разных городов… Но все-таки она была женщиной. А сильнейшие кланы никогда не склонили бы головы перед императрицей, подле которой нет императора.
        Пустующее место рядом с дочерью Аматейна вызывало противоречивые чувства: с одной стороны, многих оно привлекало, а с другой - белые волосы Ризель означали, что в клане Цапли началось вырождение. Кровь владык Облачного города отравлена. Все знали, как это происходит. Сначала меняется цвет волос, потом появляются другие странности, а чуть позже настает время бескрылых, лишенных дара, и тех, о чьем существовании не принято говорить вслух.
        Но немало людей ради трона готовы были смириться и с этим.
        За поведением Ризель следили очень внимательно, пытаясь истолковать каждый ее шаг как проявление симпатии к кому-то из молодых магусов. Пока что ее высочество была со всеми одинаково вежлива и холодна. Но какой бы выбор ни сделала принцесса, кому-то он обязательно не понравился бы, и даже Фаби понимала, что новой войны между кланами не избежать. А если станет известно, что владычество Цапли десятки веков держалось не только на сильных словах и цепкой хватке невидимых рук, но и на зыбком фундаменте из слегка подправленных легенд, никто не будет дожидаться смерти Аматейна.
        Взгляд Ризель сделался тяжелым, и Фаби поняла, что время, отведенное ей на размышления, закончилось.
        - Говори.
        Девушка с трудом взяла себя в руки:
        - Эта история записана в Книге Основателей, и каждая мелочь в ней важна, а то, что я вижу, - совсем не мелочь… Ваше высочество, я даже не знаю, как сказать, но… э-э… вероятно, Империю ждут перемены. Неужели… простой воробей может чем-то… помочь Белой Цапле?
        Ризель не успела ответить - в открытое окно ворвался ветер и разметал рукопись по комнате. Фаби следовало бы броситься ее собирать, но почему-то она не смогла даже пошевелиться. Ризель сидела неподвижно, пока ветер не стих. А потом разлетевшиеся листочки сами собой принялись сползаться к ногам принцессы, аккуратно укладываясь в стопку.
        - Империя сейчас подобна одуванчику, - сказала ее высочество. Рукопись взлетела с пола и легла ей на колени. - Стоит кому-нибудь дунуть посильнее, и от былого величия останутся одни воспоминания.
        Принцесса встала, прижимая листы с переводом к груди и пристально глядя в глаза спутнице. Она была выше Фаби всего на полголовы, но девушке показалось, что Ризель смотрит на нее откуда-то с заоблачных высот.
        - Мне очень страшно, воробышек. Скоро моя жизнь бесповоротно изменится… Придется совершать поступки, которые вызывают у меня отвращение и ужас. Мне нужен кто-то… Мне нужен человек, который будет помнить меня прежней… - Внезапно ее голос сел, и принцесса не сразу сумела продолжить: - Я хочу, чтобы ты всегда оставалась со мной. Ты не откажешь мне в этой просьбе?
        Ответ был очевиден.
        - Я рядом, ваше высочество, - сказала Фаби. - И буду рядом. Всегда.
        - Вот и славно. - Улыбка осветила бледное лицо Белой Цапли. - А теперь прикажи, чтобы приготовили ванну.
        Над морем занималось утро нового дня.
        Ветер вот-вот должен был перемениться.
        1. Сундук целителя
        [ «Смотрите, смотрите, что у меня есть!»
        Город изнывает от полуденного зноя, и даже крики чаек кажутся не такими пронзительными, как обычно. Чьи-то смуглые ладони в ссадинах и царапинах сложены ковшиком. В ковшике плещется рыбешка - серебристая, с черными полосками по бокам и агатовыми глазами-бусинами. Капли морской воды оставляют темные пятна на полу кухни.
        Скоро обед. Вкусно пахнет жареным.
        «Светлая Эльга нас благословила, это награда за все наши испытания! Вы только поглядите, до чего красивая шкура! Она приплыла, она выбрала меня… Вот увидите, теперь все будет хорошо!
        Я это точно знаю!»]
        Легкий бриз проскользнул в окно, не тронув Эльгин колокольчик, висевший на положенном месте, и шаловливо взъерошил волосы Эсме. Она открыла глаза. Словно сама Заступница погладила ее по голове. От этого ночь, переполненная обрывками воспоминаний и бессвязными тревожными сновидениями, сразу же утратила важность.
        Начинался новый день, а ночь… да ну ее к кракену.
        Недолго поглядев на потолок, где давно уже были изучены и сосчитаны все трещины, Эсме осторожно приподнялась на локте. В глазах сразу же потемнело, табуретка и сундук пустились в пляс, а стоило зажмуриться, как под веками защипало, словно кто-то щедрой рукой сыпанул туда песка. Ничего удивительного: ей уже больше недели не удавалось как следует выспаться. Она проваливалась в черную бездну, а потом внезапно просыпалась, задыхаясь и дрожа от ужаса, еще более уставшая, чем прежде. Временами казалось, что она слышит знакомый голос - голос человека, который пять дней назад замолчал навсегда. Временами во тьме звучали и другие голоса, но всякий раз услышанное выветривалось из ее головы быстрее, чем она успевала не просто что-то запомнить, а хотя бы осознать.
        [Ты заболела. Бессонница - недуг, который время от времени настигает всех целителей. А твой случай совсем тяжелый. Память, бедная изувеченная память не дает тебе уснуть.]
        - Ты что-то сказал? - проговорила она вслух, глядя в пустоту, и горько улыбнулась. - Прости, я не расслышала.
        [Кто бы сомневался.]
        В происходящем не было ничего удивительного. Однажды она сделала с собой то, чего не следовало делать ни в коем случае: отсекла часть воспоминаний и спрятала в [сундук], чтобы избавиться от боли. [Сундук], незримый и невесомый, каждый целитель носил с собой с момента, когда пробуждался дар, и до самой смерти; в него полагалось складывать чужие мыслеобразы, застрявшие в памяти. Только так целитель мог оставаться самим собой, а кое-кого [сундук] и вовсе спасал от безумия. Но, отказавшись от собственных мыслеобразов, Эсме словно утратила часть тела и вот уже много лет страдала от фантомных болей, которые ничем не отличались от тех, что мучают калек.
        И все равно она ни о чем не жалела.
        - Долг целителя - с рассветом открывать двери свои…
        Слова утренней молитвы, истертые до дыр и давным-давно потерявшие свежесть, немного привели ее в чувство и позволили для начала сесть и опустить на пол босые ноги. Под пятками скрипнуло - вчера она забыла вымести из комнаты вездесущий тейравенский песок.
        [Лучше бы уборкой занялась, чем всю ночь вертеться.]
        Она поморщилась.
        - Целители встают до восхода, а спать ложатся глубокой ночью, ибо в их помощи нуждаются те, чей труд начинается с первыми солнечными лучами и продолжается после наступления темноты…
        Она встала, борясь с подступающей тошнотой.
        - Великий дар, благословение Эльги, надлежит использовать на суше и на море, во благо детей неба и детей земли. Так говорит Заступница, я следую ее заветам. Да минуют шторма капитана-императора, да пребудет он… хм… пусть у него все будет хорошо.
        Завершению целительской молитвы явно не хватало почтительности. Императора, который, по слухам, заживо гнил в своем дворце далеко на северо-востоке, лечить следовало не молитвами. Если его вообще можно было вылечить.
        Туман перед глазами постепенно рассеивался, но в ушах как будто шумел прибой. Нет, так не пойдет. Если она не хочет весь день бродить по узкой грани между бодрствованием и обмороком, надо принять меры. Эсме снова села и, заранее скривившись, вытащила из-под кровати оставленный там с вечера флакон с жидкостью болотно-зеленого цвета. Вкус у настойки вигилярии - Велин, опекун и учитель Эсме, называл ее пробудиловкой - был очень противным, и, чтобы осушить флакон до самого дна, пришлось собрать остатки сил.
        - Гадость какая… - пробормотала Эсме, когда отвратительная жидкость ухнула в желудок.
        Зелье предназначалось для того, чтобы взбодрить уставшего целителя, но злоупотреблять им не рекомендовалось. Однако кто теперь мог ее остановить? Через несколько ударов сердца в голове прояснилось, глаза перестали болеть. Целительница медленно оделась - она носила белую рубаху с подвернутыми до локтя рукавами и широкую серую юбку до щиколоток, - потом умылась, расчесала волосы и повязала голову изумрудно-зеленым шарфом. За окном просыпался город. Над городскими крышами и верхушками мачт вились стаи чаек-крикунов - они, как всегда, снялись с насиженных мест еще до рассвета и отправились на поиски еды.
        - Вам бы все жрать да жрать… - пробормотала Эсме.
        Одна чайка, словно услышав ее слова, спикировала прямиком на подоконник; в комнате тотчас же завоняло тухлятиной, причем это был вовсе не мыслеобраз запаха, а самый настоящий, ощутимый носом смрад. Эсме в тысячный раз спросила себя, отчего именно это гадкое создание стало символом Гильдии целителей. Ответ, прекрасно ей известный, был прост и сложен одновременно: из всех птиц только крикуны могли читать мысли и передавать мыслеобразы, да к тому же чайка служила клановым знаком семейству, под чьим покровительством целители пребывали вот уже три тысячи лет.
        Крикун щелкнул длинным клювом.
        - Вон отсюда! - Эсме не испугалась, хотя прекрасно знала, что птица в мгновение ока может вырвать из нее кусок плоти размером с кулак. От нападения крикуна удерживала только трусость. - Улетай!
        Чайка наклонила голову, захлопала крыльями. Красные глаза злобно блеснули. Не зря, ох не зря моряки говорили, что встречаться взглядом с крикуном - не к добру… Эсме ощутила волну лютой ненависти, исходившую от птицы: вечно голодная тварь думала о еде, но мыслеобразы выдавали желание поживиться вовсе не рыбой, а мясом. Человеческим мясом.
        - Пошла прочь, зараза!
        Девушка схватила пустой флакон и швырнула в птицу. Та увернулась с легкостью и атаковала в ответ на свой лад: если раньше Эсме ощущала лишь отголосок кровожадных мыслей крикуна, то теперь… ее накрыло. Зрелище распотрошенных внутренностей само по себе не могло испугать целительницу - ей приходилось видеть куда более страшные вещи, - но чайка добавила к отвратительной картине удовольствие и предвкушение роскошного пира. Девушку чуть не стошнило от отвращения. Она бросилась к птице - и схватила воздух. Выдав напоследок издевательский вопль, чайка присоединилась к своим товаркам - кружить над Тейравенской пристанью до позднего вечера, досаждать морякам криками и воровать рыбу у разинь.
        [Положи это в сундук. Или ты хочешь помнить, как вкусна была падаль, как ты выклевывала глаза у трупа? Нельзя хранить в своей голове такое, немедленно выбрось эту гадость. Положи в сундук, быстрее.]
        Поморщившись от внезапной боли в затылке, Эсме осторожно выглянула наружу и убедилась, что ее снаряд никого не задел, а просто упал на мостовую и разбился. Она закрыла глаза и увидела не темноту, а сине-зеленую толщу воды и рыбку - юркого малька, серебристого, с черными полосками по бокам. Мыслеобраз вызвал непонятную тревогу. Чье это воспоминание? Неужели ее собственное?
        [Положи и это в сундук. Ну же, давай!]
        - Пора открыть двери, - сказала целительница вслух и нахмурилась. - Правила есть правила.
        Маленький дом, в котором совсем недавно жили двое, промолчал в ответ.
        Их с Велином жилище располагалось гораздо ближе к порту, чем лавки остальных тейравенских целителей и лекарей. В другом городе и при других обстоятельствах это весьма помогло бы в борьбе за клиентов - ведь у больного или раненого моряка нет времени и сил, чтобы долго бродить по незнакомым улицам в поисках того, кто окажет ему помощь. Но Велин был в Тейравене чужаком и чужаком остался до самого конца. Слишком молчаливый даже для целителя, слишком ироничный, слишком умный по меркам маленького провинциального городка. Десяти лет не хватило, чтобы к нему привыкли, и сам Тейравен будто сопротивлялся его присутствию.
        Эсме спустилась на первый этаж, открыла двери настежь и взялась за метлу. Велину не нравилось, что она все время нарушает порядок: уборку полагалось делать вечером, а утренние часы - посвящать чтению и медитации. Однако он ей не мешал. Они понимали друг друга без слов и, живя в одном доме, пребывали каждый в собственном мире, не пересекая чужих границ. В общем-то, так было заведено у всех целителей: молчание и расстояние имеют особую ценность для того, кто способен с трех шагов прочитать любого человека или магуса словно открытую книгу. И все же она чувствовала, что совершила серьезную ошибку, позволив ему сохранить в тайне почти всю жизнь до Тейравена. Она знала, откуда он родом, но понятия не имела, на каком фрегате он провел больше двадцати лет. Она так и не осмелилась спросить, что за бледный, выцветший цветок хранился в его любимой книге - «О природе вещей» Филара. Она навсегда упустила возможность узнать о нем много важного…
        От этого, конечно, ее любовь к нему ничуть не ослабела.
        [Бамц!]
        Внезапно целительницу окружил вихрь мыслеобразов, в центре которого располагался сундук, казавшийся вполне материальным. Из черного дерева, с полустертыми узорами по бокам: берег, башня, птицы над морем, чье-то красивое лицо посреди облаков. Зам?к на сундуке был устрашающим - огромным, тяжелым. Из замочной скважины высовывался ключ, словно приглашая Эсме спрятать еще что-нибудь бесполезное. Она застыла с метлой в руках, чувствуя, как течет по жилам кровь - медленно, точно смола. Каждый удар сердца отдавался в ушах болезненным гулом. Выбираясь из глубин подсознания, [сундук] из эфемерного образа становился почти настоящим и всей своей немалой тяжестью давил ей на плечи. От этих приступов - слава Эльге, нечастых - не было лекарства. Переждать, перетерпеть - вот и все, что она могла. Зато после каждого такого случая невнятные голоса в ее голове надолго замолкали.
        В порту зазвенел колокол.
        Эсме пришла в себя. Вздрогнув, она оглядела лавку, словно оказалась здесь впервые: светлая комната с большими окнами, два плетеных кресла возле очага, полки и сундуки с книгами и зельями, посередине - специальный каменный стол, на который усаживали или укладывали пациентов.
        Все как обычно.
        Только Велина нет…
        [Бамц!]
        - Хватит! - рявкнула девушка, отбросила метлу и выбежала из дома, словно за ней погнался сам Великий Шторм.
        На улице гомонила детвора, играя в пиратов. Звонкие крики разлетались по всей округе: «Чур, я Звездочет! А я Крейн, я Крейн!» Окрестные ребятишки частенько забегали к Велину и Эсме, чтобы залечить ссадины и царапины в обмен на какие-нибудь мелкие услуги, но в присутствии родителей держались отчужденно. Завидев целительницу, один из мальчишек первым делом осмотрелся - и лишь убедившись, что никто не наблюдает из окна, подошел к ней.
        - Во имя Светлой Эльги, помоги мне! - Тонкий голосок, старательно выговаривающий ритуальную фразу, заставил Эсме улыбнуться против собственной воли. «Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей» - такую клятву давал каждый вступающий в Гильдию, и нарушить ее было невозможно. Когда Эсме просили об исцелении, она всегда выполняла просьбу.
        - Вот… - добавил ребенок плаксиво и протянул правую руку: от запястья до локтя змеилась глубокая воспаленная царапина.
        Эсме напустила на себя суровость и покачала головой: дескать, еще чуть-чуть - и дело обернулось бы бедой. Потом она закрыла глаза и очень медленно провела раскрытой ладонью над рукой маленького пациента. Ребятишки не дыша следили, как под пальцами целительницы рождается золотистое сияние - его отсветы ложились на лицо Эсме, придавая ей неземной вид.
        - Ну вот, - сказала девушка, когда царапина исчезла без следа. - А теперь я тоже хочу тебя кое о чем попросить.
        Мальчишка восторженно смотрел ей в глаза и ждал.
        - Я ухожу в порт. Если за время моего отсутствия кто-нибудь придет, сможешь меня там разыскать? Я буду в «Водяной лошадке» или где-то поблизости от нее.
        - Не вопрос! - Он заулыбался, демонстрируя дырку на месте переднего зуба.
        Как обычно - полдня после очередного чуда ее будут любить, но в конце концов…
        [Но в конце концов они становятся взрослыми, моя дорогая.]
        Она потерла затылок, однако внезапная боль уже прошла.
        Узкая извилистая улочка вела к набережной. Эсме шла медленно, всей кожей впитывая свежий бриз: ветер с моря уносил печаль вместе с шальными мыслеобразами, позволяя ненадолго расслабиться.
        У лавки с яркой вывеской «Древности и редкости» целительница ускорила шаг, старательно глядя в противоположную сторону. Несколько лет назад Велин, будучи при деньгах, завел ее внутрь и предложил выбрать «что-нибудь интересное». Другая на ее месте так бы и сделала - благо, выбирать было из чего, - но Эсме совершенно растерялась, увидев великое множество удивительных вещей. Там были странные ткани, покрытые светящимися узорами и струящиеся сквозь пальцы, словно вода; чудны?е Эльгины колокольчики из хрусталя, поющие от малейшего дуновения ветра; жутковатые мумии существ, о которых ей раньше доводилось читать в книгах Велина.
        Больше всего ей понравились золотые бабочки, обитавшие внутри огромного стеклянного шара. «Придворные дамы в столице украшают ими волосы, - сказала Магда, хозяйка лавки, высокая женщина с крупными чертами лица и по-мужски широкими плечами. - Тебе бы пошло, да только вот стоят они слишком дорого».
        Украшения для волос? Эсме и не знала, что такое бывает. С крыльев прелестных созданий осыпалась золотая пыльца, но юная целительница поняла, что никогда в жизни не посмеет к ним прикоснуться. Она обернулась, взглянула на учителя - тот понял все без слов и направился к выходу. Уже у самой двери их догнали слова Магды: «А я бы купила твой шарф. Он из очень редкой ткани. Если что, заходи!» И вот тогда Эсме испугалась, хотя сама не понимала отчего.
        Шарф был у нее всегда.
        Магда не ошиблась, изумрудно-зеленая ткань и впрямь обладала особыми свойствами: она не снашивалась, не выцветала на солнце, не ветшала от времени, ее невозможно было порвать. Иногда девушка пропускала шарф, казавшийся совершенно новым, сквозь пальцы и гадала - сколько хозяек он уже сменил? Как попал к ней?..
        Только он и остался у нее от прошлого, которое покоилось в [сундуке].
        Улица вильнула, и Эсме вышла к небольшому рынку. Там было многолюдно, ночной улов рыбаки еще не распродали. Порт жил своей жизнью: от складов к причалу медленно топали гроганы, косматые длиннорукие гиганты, волоча огромные ящики с товарами; за гроганами наблюдал человек с плетью. Посреди лодочных загонов бурлила вода - кормили мальков, и те дрались за еду, отпихивая друг друга пока что маленькими носовыми таранами. Большие фрегаты стояли поодаль, у причала, тихонько покачиваясь на волнах. Их взгляды были похожи на назойливых пчел, которые все вьются и вьются, не решаясь ужалить, но и не желая улетать. Для рыбокораблей правило трех шагов не действовало: Эсме чувствовала беспорядочный поток нечеловеческих мыслеобразов и не могла от него закрыться, как ни старалась.
        Горделивые гиганты скучали, желая поскорее вырваться в море - туда, где нет якорных цепей, где рыскают кархадоны и шаркаты, где дремлют под толщей воды ужасные кракены. Эти странные создания, испокон веков служившие людям и магусам верой и правдой, всегда вызывали у Эсме смешанные чувства. Не восхищаться фрегатами было невозможно, но сквозь облик кораблей-под-парусами, сквозь лжеплоть, изображавшую деревянный корпус и разноцветную ткань, проглядывала истинная сущность - звериная, пугающая.
        Эсме замедлила шаг. Один из фрегатов внезапно сосредоточился на ней, словно вынырнув из водоворота сине-зеленых видений. Это была совершенно обычная торговая бочка со сложенными грязно-белыми парусами. Матросы чистили ее борта от паразитов и наросших кристаллов соли. Глаза корабля казались стеклянными, пустыми, но Эсме чувствовала: они смотрят, внимательно и с любопытством. На мгновение ей померещилось, что они разного оттенка: левый отдает в зелень, а в правом больше небесной синевы. Но потом целительница поняла, что всему виной игра света и тени, а глаза у фрегата сине-зеленые, словно Океан, и совершенно одинаковые. Поглядев на нее, он сомкнул веки и снова погрузился в грезы о море и рыбах.
        По набережной неторопливо прогуливалась тейравенская знать в нарядах, которые стоили больше, чем Велин и Эсме заработали за последний год. Дамы поправляли шляпки и жеманно обмахивались веерами, хотя до полуденной жары было еще далеко, а их спутники поглядывали в сторону моря с явным нетерпением. Несколько пар выделялись среди остальных: были выше ростом, казались сильнее и красивее, в их движениях ощущалось необыкновенное изящество, а во взглядах, которые они бросали на окружающих, - сдержанное высокомерие.
        - М-магусы… - пробормотал, проходя мимо Эсме, какой-то матрос. - Дети кракена…
        Так было всегда: магусов ненавидели и боялись. Слишком красивые, сильные, умные и хитрые, они жили слишком долго и обладали слишком большой властью. Внешне неотличимые от людей, магусы были не людьми, а небесными детьми, пришельцами из другого мира. Эсме имела особую причину их ненавидеть, и эту причину она не спрятала в [сундук].
        На стене таверны Старого Пью было пришпилено пять листков с оттисками личной печати императорского наместника в Тейравене.
        Эйдел Аквила усердно охотился за пиратами и предлагал всем желающим поведать о местонахождении самых опасных морских разбойников в обмен на вознаграждение. На двух листках из пяти оно было просто несусветным: пять и шесть тысяч империалов. Дороже всех прочих стоил пират по имени Кристобаль Крейн.
        Эсме усмехнулась: моряки, чьи разговоры она слушала в таверне, то и дело спорили, как скоро Крейн обгонит свирепого Звездочета, и вот наконец этот день настал. Они оба были отчаянными сыновьями Шторма, но за голову первого теперь предлагали на целую тысячу больше. А еще Крейна, судя по написанному в объявлении, следовало «брать живым», что заставило ее удивленно нахмуриться. В последнее время все только и говорили, каким дерзким стал этот пират, которому удавалось успешно грабить даже казначейские флотилии и всякий раз уходить от сторожевых фрегатов, исчезая словно по волшебству. Как такого бандита взять живым, да и зачем вообще он нужен наместнику и капитану-императору? Разве что для устрашающей казни на главной площади Облачного города. Так или иначе, в Тейравене ему вряд ли могло что-то понадобиться - бывшая столица княжества Амальфи ныне стала нищей имперской провинцией, и управлял ею магус, навлекший на себя гнев капитана-императора.
        На всякий случай Эсме пригляделась - она не отказалась бы даже от двадцатой доли вознаграждения. А затем разочарованно вздохнула. С помощью рисунка, изображавшего Крейна, принять за знаменитого разбойника можно было бы каждого пятого посетителя «Водяной лошадки». Словесный портрет тоже мало что давал: «…Высокого роста, волосы темные, глаза зеленые или голубые, заметных шрамов нет, особых примет нет». Нижняя часть объявления была оторвана, но вряд ли там имелось что-то полезное, раз уж «особых примет нет». Она может столкнуться с этим Крейном лицом к лицу и не узнать его…
        Хозяином таверны был моряк, щуплый старик с деревянной ногой. Однажды он полез разнимать сцепившихся матросов и получил сильный удар по голове. Если бы не Велин, Великий Шторм забрал бы его к себе на Крабьи луга. Старый Пью высоко оценил спасение собственной жизни и с тех пор всегда угощал Велина и его ученицу бесплатно. Не будь целитель таким молчуном, они с трактирщиком сумели бы по-настоящему сдружиться.
        - О-о, вот и моя девочка! - Едва Эсме вошла, Старый Пью подхватил ее под локоток и повел к пустовавшему столику у окна. Несмотря на увечье, он как-то умудрялся передвигаться очень быстро. - Садись-садись, я приготовил для тебя угощеньице. - Он хитро прищурился и жестом фокусника достал из кармана большой персик.
        Эсме поблагодарила трактирщика.
        - Как ты? - спросил он.
        Его мыслеобразы были заполнены цифрами - все, что касалось «Водяной лошадки», Пью держал в голове, не доверяя бумаге, - но искреннее сочувствие и боль проглядывали сквозь арифметический хаос вполне отчетливо.
        - Я заметила, на пристани собрался весь птичник, - сказала Эсме, сделав вид, что не расслышала вопроса. - Не знаешь почему? Ждут какой-то фрегат?
        Старый Пью одарил ее щербатой улыбкой:
        - Угадала! Из Облачного города идет «Морская звезда» с последними новостями и модными тряпками, должна прибыть сегодня. Оттуда давно не было кораблей, все соскучились. А Эйдел, видимо, по-прежнему надеется, что его величество в награду за верную службу позволит бедному раскаявшемуся орленку вернуться ко двору…
        Девушка впилась зубами в перезрелый плод, не замечая, что сок течет по пальцам.
        Эйдел Аквила, магус из клана Орла, считался олицетворением власти капитана-императора в Тейравене.
        Со стороны казалось, что наместник наслаждается жизнью. Он устраивал балы и праздники, заводил романы с красивыми горожанками, гонялся за пиратами, если тех замечали поблизости от города, и даже год назад привез откуда-то двух белых пардусов, которые теперь охраняли его дом, повергая в трепет всех, кого угораздит их увидеть. И все же ни для кого не было секретом, что примерно десять лет назад его отправили сюда в наказание за какой-то проступок. Ходили слухи, что между Эйделом и принцессой Ризель вспыхнула романтическая страсть, которая не пришлась по нраву его величеству.
        - Его высокомерство, должно быть, каждую ночь видит во сне Облачную цитадель… - язвительно проговорил трактирщик. - Вряд ли ему хорошо спится, в чужом-то гнезде.
        Эсме быстро наступила старому моряку на уцелевшую ногу. В «Водяной лошадке» было несколько незнакомцев - кракен знает, кто такие и откуда. Пью даже глазом не моргнул и громким шепотом принялся рассказывать фривольную историю об очередной интрижке наместника. Завсегдатаи и чужаки исподволь прислушивались, пряча улыбки.
        В общем-то, анекдоты об Эйделе тоже были небезопасны, но все-таки лучше, чем воспоминания о поре, когда Тейравен еще не принадлежал капитану-императору, а в белом замке на горе жил лорд Буревестник. Хотя клан Амальфи уничтожили за двадцать лет до рождения Эсме, она иной раз ловила себя на том, что тоскует о временах, которых не может помнить, - чужая шальная тоска, еще один застрявший в ее памяти мыслеобраз. Знать бы чей?..
        [Пора бы от него избавиться, разве нет? Ну же, не упрямься.]
        Отворилась дверь, и в «Водяную лошадку» вошли еще несколько человек. Пью шустро заковылял навстречу новым клиентам. Эсме сидела, поигрывая персиковой косточкой, и машинально прислушивалась к разговорам. Ничего особенного ей узнать не удалось: Звездочет расправился с очередным торговым караваном, упустив лишь один фрегат, и выжившие не преминули поведать всем новую историю о его злодеяниях.
        Где-то к югу от Тейравена видели подозрительную флотилию: не то пираты собирались на дело, не то жители неугомонной Окраины что-то замышляли. Вейлана Стремительного, командующего флотом капитана-императора, ранили в сражении с фрегатом Лайры Арлини. В порт острова Баглей заходил корабль под изумрудно-зелеными парусами - пиратский фрегат «Невеста ветра», принадлежащий тому самому Кристобалю Крейну, за чью голову обещаны несметные сокровища.
        Заскучав, Эсме посмотрела в окно: сквозь распахнутые ставни ветер вольно гулял туда и обратно, донося не очень-то приятные запахи с пристани. Воняло гнилой рыбой… или не рыбой?
        Пью, в очередной раз проходя мимо, выглянул в окно.
        - Искусай меня медуза, вот и огненный конвой, на неделю позже срока. Какой тупоголовый краб поставил трупоход с наветренной стороны? Будет теперь смердеть до вечера, пока они не разгрузятся…
        Теперь Эсме поняла, в чем дело. В Тейравен пришел полуфрегат с грузом звездного огня - из множества прозвищ, которыми моряки награждали такие корабли, «дохлятина» и «трупоход» были едва ли не самыми любезными. Тело полуфрегата - грузное, покрытое неприятными бесформенными наростами - не обладало ни малейшим изяществом, присущим прочим рыбокораблям, даже настоящим громадинам вроде бочек или проглотов. Трупоход превосходил обычный фрегат лишь вместимостью трюмов, но собственные паруса ему заменяли искусственные. Хуже всего была вонь, ужасающий гнилостный запах, который пропитал абсолютно все на борту трупохода. Однако именно полуфрегаты перевозили звездный огонь, который ни один рыбокорабль, даже самый послушный, не позволил бы пронести на борт в достаточно большом количестве.
        Она закрыла глаза. К запаху можно было привыкнуть, ко всему можно было привыкнуть, кроме невнятного бормотания в собственной голове. Сейчас, однако, она почти не слышала его и наконец-то смогла немного расслабиться. Среди людей, в окружении их мыслеобразов, но на расстоянии, достаточном, чтобы они не стали назойливыми, Эсме понемногу начала забывать о том, что случилось пять дней назад.
        [Нет-нет. Ты знаешь, что надо делать, чтобы все забыть по-настоящему.]
        - …А в чем ты вообще уверен? - послышался раздраженный возглас, и целительница обернулась. Поодаль, за большим столом, сидела компания из пяти моряков и шумно спорила: - Я тебе говорю, так все и было! Кристобаль Крейн и Айха захватили Марейн, когда тамошняя крепость осталась без звездного огня, и полностью опустошили склады и сокровищницу! У них закончилась пресная вода, так эти ублюдки заставили женщин и детей катать бочки на борт, пока мужчин держали под прицелом стрелометов!
        Говоривший, огромный детина с туповатым выражением лица, от усердия привстал, опираясь руками о стол. Его собеседники переглянулись и, видимо, решили не возражать. Однако за соседним столом нашелся некто, не столь благоразумный. Там расположилась четверка моряков весьма потрепанного вида. Один из них, с повязкой через левый глаз, показался Эсме сущим бандитом - что-то неприятное было в его нагловатой ухмылке, в расслабленной позе. Двое других выглядели близнецами: оба высокие, широкоплечие, с одинаково непроницаемыми физиономиями. Возразил спорщику четвертый из этой компании, довольно симпатичный темноволосый парень в зеленой куртке.
        - Вранье! - заявил он во весь голос. - Я не знаю, что на самом деле произошло в Марейне, но если его и впрямь разграбили пираты, то Крейн в этом точно не участвовал.
        - Это еще почему? - с хмурым видом спросил верзила, поворачиваясь к новому участнику спора.
        - По трем причинам, - охотно пояснил матрос в зеленой куртке. - Во-первых, Крейн никогда не стал бы знаться с таким отребьем, как Айха. Во-вторых, он лоялен Окраинным колониям…
        Эсме отметила, что незнакомец, пожалуй, слишком уж образован - где это видано, чтобы простой морской бродяга употреблял умные словечки вроде «лояльный»? Да и «Окраинными колониями» королевство Лайры никогда не называли. Окраина - она и есть Окраина.
        Она вдруг пожалела, что сидит слишком далеко и не может ощутить мыслеобразы этого смельчака.
        - …И ни за что не причинил бы вред городу, откуда родом сам Лайра Отчаянный, - продолжал тем временем странный моряк. - Они же друзья, об этом знают, наверное, даже крабы. А в-третьих, у Крейна хороший фрегат, не какое-нибудь бестолковое корыто. Там есть опреснитель - зачем ему издеваться над мирными жителями ради воды?
        Верзила стукнул кулаком по столешнице:
        - Чтоб меня медузы сожрали! Ты откуда взялся, меррский грамотей?!
        - С того берега моря, - насмешливо отозвался матрос в зеленой куртке и, откинувшись на спинку скамьи, положил ноги на стол. В его правом ухе блеснула золотая серьга, свидетельствовавшая о том, что говорливый незнакомец проходил экватор. - Про «Невесту ветра» во всех портах судачат, только успевай слушать и запоминать. Но у тебя, видать, с памятью как раз не все гладко. Ты, наверное, и бабьего узла завязать не сумеешь, потому что больше одной мыслишки в твою башку не помещается…
        - Чего-о?! - взревел верзила и, в мгновение ока очутившись рядом с обидчиком, ухватил того за шиворот. - Ты что себе позволяешь, умник?!
        - Я прав, - спокойно подытожил матрос с серьгой. - Славненько. Эй, народ! Я вызываю этого парня на состязание плетельщиков.
        Весть о состязании непостижимым образом разнеслась повсюду, и вскоре в «Водяной лошадке» стало тесно. В толпе Эсме заметила даже парочку роскошно одетых магусов - видимо, небесным детям захотелось понаблюдать, как развлекаются простолюдины.
        Правила состязания плетельщиков были просты: противники поочередно называли друг другу три узла похитрее и демонстрировали перед собравшимися свое умение. Специально избранный судья - им назначили Старого Пью - следил, чтобы никто не жульничал, и вел отсчет времени. Девушка ничуть не удивилась, когда матрос в зеленой куртке играючи справился с заданиями верзилы, а вот тому повезло куда меньше: если с «мерровой удавкой» он еще худо-бедно разобрался, то «петля грогана» заставила его попотеть, а нечто под названием «оторви-и-выбрось» окончательно добило. После того как проигравший скрылся с глаз долой, весь красный от ярости и стыда, нашлись и другие желающие попытать счастья. Они тоже не смогли превзойти умелого незнакомца, и его кошелек заметно растолстел. Пью успевал и судить, и командовать трактирными слугами, шустро разносившими пиво. Веселье достигло своего пика, когда парень вдруг снял серьгу и громогласно объявил, что у него иссякло воображение, поэтому он отдаст украшение игроку, который сумеет не завязать, а развязать узел, который он завяжет сам. Такое дозволялось правилами, но ставить на
кон символ пересечения экватора было неслыханной дерзостью. И все же Эсме оказалась едва ли не единственной, кто почувствовал подвох.
        Когда пятый претендент на золотую сережку ушел несолоно хлебавши, она пробралась к столу, за которым устроился хитроумный плетельщик, и взглянула на дело его рук: узел из двух веревок был прост… обманчиво прост. Целительница, задумчиво хмурясь, проследила, как еще два человека попытались его развязать, отчего плетение еще больше запуталось. Что бы ни делали матросы, узел оставался узлом. Он был странный - словно живой.
        Где-то на дне ее памяти шевельнулся чужой мыслеобраз.
        В самом деле, почему бы не попробовать…
        - Эй, весельчак! - негромко позвала Эсме. Незнакомец тотчас обернулся, его приятное загорелое лицо осветилось широкой белозубой улыбкой. - А если я развяжу узел, ты сдержишь слово и отдашь серьгу? Я ведь не из ваших.
        Один из товарищей незнакомца начал было возражать, но другой - с повязкой на глазу - остановил его. Плетельщик узлов этого не заметил, он смотрел только на Эсме.
        - Даю слово. А если у тебя не получится… - Парень хитро улыбнулся. - Ты подаришь мне поцелуй сегодня ночью?
        - Идет, - согласилась Эсме и даже не покраснела.
        Моряки притихли и с интересом уставились на нее.
        Целительница взяла веревку и позволила рукам действовать отдельно от разума, как если бы все происходило во сне. Собравшиеся, затаив дыхание, наблюдали, как она немного ослабила плетение, затем продела один из свисавших концов сквозь образовавшуюся петлю. Казалось, что она еще сильнее все запутала и теперь-то узел ни за что не развяжется.
        Зажмурившись, Эсме подняла руки над головой, чтобы веревку видели абсолютно все в таверне, а потом медленно потянула концы в разные стороны. Хотя сама она и не видела результата, восхищенный вздох был прекрасным свидетельством того, что у нее получилось.
        Она открыла глаза. Матрос смотрел на нее не мигая, с растерянностью и какой-то странной тоской. Он, наверное, уже очень давно не проигрывал.
        - Малый, выполняй уговор! - крикнул кто-то.
        Матрос с тяжелым вздохом протянул победительнице награду.
        Эсме спрятала руки за спину.
        - Предлагаю немного изменить условия спора, - сказала она, и тут-то растерялись все собравшиеся вокруг зрители. - Оставь ее себе - мне без надобности такие украшения. Пообещай взамен, что, если тебе или кому-то из твоих друзей в Тейравене понадобится помощь целителя, вы пойдете ко мне, а не куда-то еще. Меня зовут Эсме.
        На мгновение в таверне стало тихо, а потом все сразу начали шумно обсуждать, возможно ли поступить так, как она предложила. Кто-то вспомнил про судью состязания. С трудом сдерживая улыбку, Старый Пью произнес патетическую речь о том, что нет ничего важнее честного слова, и в конце концов заявил, что такой обмен вполне допустим, поскольку серьга бесценна и, соответственно, проигравшему предстоит расплачиваться всю оставшуюся жизнь.
        - Осталось лишь понять, - закончил Пью, - сумеешь ли ты уговорить товарищей.
        - Не извольте беспокоиться, - заявил матрос, к которому уже вернулось самообладание. - Даже мой капитан не станет возражать. Я принимаю твои условия… Эсме.
        Ее рука казалась маленькой и слишком белой на фоне загрубевшей ладони моряка.
        - Пива всем за мой счет! - объявил он, и в последовавшей суматохе Эсме не сразу заметила, что за ней пристально наблюдает какой-то человек в черной куртке с капюшоном, низко надвинутым на лицо.
        В тот момент, когда она его увидела, маскировка потеряла всякий смысл, поскольку мыслеобразы наблюдателя свободно вертелись вокруг него и прочитать их не составляло труда. Он был близко - как раз в трех шагах.
        Эсме застыла, растерянно моргая.
        Мужчина в капюшоне растолкал стоявших впереди и, взяв ее за локоть, повлек к выходу. Целительница попыталась сопротивляться, но его хватка была нечеловечески крепкой, и двигался он очень быстро.
        - Отпустите! - наконец сумела выговорить девушка, когда они оказались на улице. - Что вам надо от меня? И что столь уважаемая персона, как вы, делает в таком сомнительном заведении?
        - В каком порядке отвечать на вопросы? - язвительно поинтересовался высокий красивый магус, глядя на нее из-под капюшона. - И где твоя почтительность, целительница Эсме, подруга пьяных матросов?
        - Там же, где ваша совесть, господин Аквила! - огрызнулась девушка. - Отпустите сейчас же!
        Эйдел рассмеялся и отпустил ее руку так резко, что она чуть не упала.
        - Недолго же ты горевала после смерти учителя и опекуна. А я всего лишь хотел выразить свои соболезнования. Все собирался нанести визит, да вот посчастливилось встретиться случайно… в самом неожиданном месте.
        - Не говорите глупостей, я вам не верю, - хмуро пробормотала Эсме, потирая локоть, - он словно побывал в тисках. - Вы только за последний год дважды появлялись у нас - случайнее некуда! - и оба раза это приводило к неприятностям.
        - Эсме, послушай… - Наместник вновь взял ее под руку, на сей раз аккуратно и даже любезно, и повел в сторону ближайшего причала. - Пять лет назад, когда ты отправила в Облачный город прошение о пересмотре того давнего дела, я объяснил тебе, что произошедшее с твоей семьей - лишь печальная закономерность. Я выполнял обязанности, возложенные на меня его величеством.
        - Вы… - От возмущения она чуть не задохнулась, но продолжала идти рядом с ним, не в силах остановиться. - Это ведь было ваше решение, ваш приказ! Никто не обвинял моего отца в сотрудничестве с пиратами, пока вам вдруг не понадобилось отнять у моей семьи все имущество! После этого вы смеете утверждать, что…
        - Твой отец лишился всего из-за собственной неосмотрительности, а я поступил так, как велел мне долг. - В голосе магуса проскользнули металлические нотки, приятное лицо стало похожим на каменную маску. - И хватит орать. Ты сейчас повторяешь чужие домыслы, а сама ничего не помнишь. Я давно знаю про твой… как вы там его называете? Да, про твой сундук. Я знаю все. Хватит глупостей, а то еще дофантазируешься до того, что пожар в вашей лачуге тоже я устроил.
        [Бамц!]
        Он знал, как сделать ей больно. По щекам Эсме потекли слезы.
        - Хватит о былом. Я вот что хотел спросить… Не осталось ли каких-нибудь бумаг Велина? Может, он вел записи о том времени, когда был целителем на… гм… фрегате?
        - Разве ваши шпионы не обшарили лавку в первую же ночь после его смерти? - хмуро поинтересовалась Эсме. - Я не спала и прекрасно слышала, как они ходят внизу. Спасибо, что хоть не украли ничего.
        Наместник коротко рассмеялся, скрывая нетерпение.
        - Помилуй, дитя! Что такого ценного они могли найти, кроме вороха дурацких свитков с рецептами дурацких зелий? То, что мне нужно, несравнимо дороже.
        - О чем вы, кракен побери, говорите?! - растерянно спросила целительница. - Мы… я… у нас с Велином не было никаких драгоценностей! Это, наверное, какая-то ошибка.
        Он вздохнул, как вздыхает отец, уставший беседовать с непослушным ребенком и понимающий, что придется перейти к более действенным мерам. В этот момент толпа, собравшаяся на пристани, заволновалась: на горизонте показалось темное пятнышко.
        - Я должен тебя покинуть, - сказал Эйдел, и его голос смягчился, а настроение заметно улучшилось. Он и впрямь очень ждал прибытия «Морской звезды». - Но наш разговор не окончен. Мне нужна информация, Эсме. Не драгоценности, не деньги, а сведения. Если ты вдруг вспомнишь, что Велин рассказывал про своего капитана… или найдешь его записи об этом человеке…
        Магус помедлил, потом договорил:
        - То я смогу рассказать кое-что интересное о ночи, когда погибла твоя семья. Тебя это очень заинтересует, но в жизни ничего не дается даром. Заплатишь мою цену - я в долгу не останусь. Думай.
        И он ушел. Эсме шагнула вперед, будто ослепнув, и налетела на незнакомца - высокого пожилого мужчину с длинными седыми волосами, который стоял и курил трубку, задумчиво наблюдая за приближением корабля. Вопреки ее ожиданиям, незнакомец не стал возмущаться, а учтиво спросил:
        - Вам плохо?
        Она стиснула зубы. Ей и в самом деле было нехорошо, но рассказывать об этом постороннему явно не стоило. Старик с сомнением покачал головой. Эсме ощутила его желание помочь и, торопливо отступив, смешалась с толпой.
        [Гордость тебя погубит, дитя.]
        Когда долгожданный гость - «Морская звезда», большой горделивый фрегат с парусами цвета запекшейся крови - уже направлялся к пристани, Эсме кто-то окликнул. Она усилием воли стряхнула апатию, нахлынувшую после неприятного разговора с Эйделом, и огляделась. Вокруг собралось достаточно много людей, и прошло еще несколько минут, прежде чем мальчишка-сосед сумел протолкаться к ней.
        - Эсме, скорее! - Он схватил ее за руку и потянул за собой. - У твоего дома два посетителя, они ждут! Ну что же ты стоишь?!
        «Посетители?»
        Она окончательно пришла в себя и заторопилась домой, напоследок взглянув на «Морскую звезду», которая начала складывать паруса. Целительница ничего не смыслила в морском деле, но мыслеобразы, исходившие от этого фрегата, ощущала отчетливо. Существо было охвачено сильным недовольством, переходящим в злобу. Интересно, кто же ухитрился так испортить рыбокораблю настроение?
        - Это не мое дело, - пробормотала Эсме и лишь теперь вспомнила, что не узнала ни имени плетельщика узлов, ни названия его фрегата. Все из-за внезапного появления наместника. Она могла бы расспросить Пью, но отчего-то чувствовала, что толку от расспросов не будет.
        Что ж, поделом - ведь она выиграла спор нечестно.
        У дома ждали двое: мужчина и мальчишка-подросток. Эсме никогда раньше их не встречала и, ощутив внезапную уверенность, что это матрос и юнга, поспешно остановилась, не решаясь приблизиться на три шага.
        - Доброго вам дня! - сказал старший и поклонился, словно видел перед собой важную даму, а не бедно одетую босоногую девушку. Он был долговязый, нескладный, с лицом добродушным, но очень некрасивым: с чересчур крупными чертами и глазами навыкате. - Это дом целителя Велина, не так ли?
        Юнга, светловолосый и голубоглазый, глядел на нее с робким интересом и молчал. По сравнению со стоявшим рядом матросом он казался весьма симпатичным, и еще в нем чувствовалось что-то странное…
        Вместо ответа на вопрос Эсме просто кивнула.
        - Вы, должно быть, его ученица? - продолжил матрос, смущенно улыбаясь. - Где же сам Велин? Я должен передать ему послание от старого друга. Его нет?
        Наверное, у нее изменилось выражение лица, потому что неожиданные гости растерянно переглянулись. Эсме с трудом взяла себя в руки. Как бы ни хотелось ей и дальше молчать, чтобы не бередить рану, которая только-только начала затягиваться, нужно было рассказать всю правду о случившемся.
        - Его совсем нет, - тихо проговорила она. - Пять дней назад мой учитель умер.
        Юнга сочувственно охнул. Матрос понял, что их появление причинило ей сильную боль. Он всплеснул руками и забормотал так тихо, что она едва расслышала:
        - Мне жаль, мне так жаль… простите нас… мы всего лишь хотели…
        А потом окончательно растерялся и замолчал.
        - Что вы должны были передать? - спросила Эсме, и вопрос прозвучал резковато. Настал ее черед смущаться, но ни матрос, ни его юный спутник этого не заметили.
        - Послание на словах, - сказал матрос и махнул рукой. - Просьбу о встрече… Впрочем, теперь это не имеет значения. - Он тяжело вздохнул и покачал головой: - Сочувствую вашей потере. Пусть его душе будет спокойно в Садах Эльги. А нам пора…
        - Доброй погоды, попутного ветра, - хмуро пробормотала Эсме.
        На этом короткая и бестолковая беседа завершилась. Войдя в дом, целительница не удержалась и выглянула из окна: странная парочка как раз заворачивала за угол, и юнга напоследок обернулся. Эсме даже издалека почувствовала жалость, которую он испытывал, и ее настроение испортилось окончательно.
        Она присела на табурет, окинула взглядом комнату и закрыла глаза - так удобнее было думать. Все шло просто отвратительно. За две недели, пока Велин болел, не вставал с постели и не работал, их скудные сбережения подошли к концу. В кладовой остался только мешок сухарей, да и тот неполный. Вдвоем они едва выживали, а что же теперь ей делать одной?
        Она даже продать ничего не сумеет, кроме зеленого шарфа.
        Эсме сняла его и разгладила тонкую ткань на коленях. Хозяйка «Древностей и редкостей» будет рада заполучить вожделенную диковинку, хотя полной цены точно не заплатит - из скупости, свойственной всем торговцам, а также из мстительного желания наказать строптивую девчонку за то, что на раздумья ей понадобилось несколько лет. И все-таки шарф подарит ей время. Она докажет всем - и горожанам, и морякам, - что юная девушка может быть столь же искусной целительницей, как и седой старик.
        Впрочем, Велин рано состарился, потому что превосходил многих…
        Эсме ощутила внезапное беспокойство - лицо учителя перед ее внутренним взором сменилось лицом Эйдела Аквилы, а потом мимо проплыл, помахивая хвостом, все тот же мыслеобраз - серебристая рыбка с черными полосками по бокам.
        Десять лет назад жизнь Эсме перевернулась - десять лет назад она открыла [сундук], о котором - если Велин не пугал ее нарочно - другие целители предпочитали говорить шепотом или вовсе молчать. То, что было до [сундука], она знала лишь по рассказам Велина и обрывкам подслушанных разговоров. Ее звали Эсме Занте. Она родилась в Тейравене, весной ей исполнилось двадцать. Ее отец, Бартоло Занте, был торговцем, мать, Леона Занте, - дочерью рыбака. Ее брат, Паоло, был на пять лет старше. Однажды ее отца обвинили в сотрудничестве с пиратами Окраины, и Эйдел Аквила, разобрав дело за полчаса, постановил конфисковать все, что принадлежало «пособнику бандитов». Той ночью, когда они ждали приставов, случился пожар, и все, кроме Эсме, погибли в огне.
        Она все потеряла. Почему же шарф, о котором нет никаких воспоминаний, кажется ей таким важным?..
        [Так я и думал. Ты лучше помрешь с голоду, чем расстанешься с ним.]
        - Я боюсь совершить ошибку, - сказала Эсме вслух. - Я понятия не имею, что он на самом деле значит для меня. Вдруг это ключ к… тайне? И если я его отдам, то уже никогда не узнаю правды?
        [Если не отдашь, то погибнешь.]
        Она снова почувствовала боль в затылке и еще кое-что… Ощущение было такое, словно Велин разговаривает с ней откуда-то из-за стены, и его голос звучал очень неразборчиво - она не могла понять ни единого слова, хотя напряженно прислушивалась. Ей так не доставало того, кто мог бы дать мудрый совет.
        - Светлая Эльга, ну хоть ты сделай что-нибудь, - попросила она, смущаясь и злясь на себя за то, что обращается к Заступнице - да еще и вслух! - хотя раньше была твердо уверена, что со всеми невзгодами справится сама. У Эльги и без того хватало проблем. - Мне, похоже, больше не к кому идти…
        Эльгин колокольчик на окне тихо и грустно звякнул. Эсме невесело улыбнулась, выпрямила спину и положила руки на колени ладонями вниз. Медитация должна была успокоить ее тревогу, привести в порядок разбредающиеся мыслеобразы. Ну что ж, придется довольствоваться малым, раз уж никто и ничто не в силах ей помочь.
        [Паоло идет по мелководью, и серебристая рыбка неотступно следует за ним, то и дело подплывая совсем близко. Он поворачивается к Эсме: на его лице улыбка до ушей, глаза сияют от счастья. Подумать только, собственный фрегат. Пока что совсем маленький, помещается в ладонях, но настоящий - с умным взглядом, с характером… Существо, которое никогда не предаст. Даже как-то не верится, что оно вырастет и станет такой же громадиной, как и те, что стоят у причалов в порту.
        - Ты уже придумал имя?
        - Нет.
        В его улыбке сквозит лукавство.
        - Врешь! Ты просто не хочешь мне говорить!
        - Не выдумывай!
        - Скажи! Скажи, а то я пожалуюсь маме… Я ей расскажу, что ты опять с Ведьминого носа прыгал, хотя клялся, что больше не будешь так рисковать!
        - Ты следила за мной? Отхлестать бы тебя медузьими щупальцами за такое!
        - Скажи! Скажи сейчас же!
        - Ладно. Я назову ее…
        Берег тонет в яркой вспышке, а потом наступает тьма.]
        Через несколько часов она пришла в себя от голода и побрела в кладовую, взяла несколько сухарей из мешка. Потом подобрала с пола кусок заплесневелого сыра и задумчиво на него посмотрела.
        В дверь постучали.
        - Эсме, или как там тебя?
        На пороге стоял высокий широкоплечий мужчина с уродливым шрамом на правой щеке и длинными ручищами, делавшими его похожим на грогана. Надсмотрщик, тот самый, которого она видела утром в порту. Кажется, они раньше встречались, она даже вспомнила его имя - Кайо. Взгляд у неожиданного гостя был злой, словно не он пришел просить о помощи, а его о чем-то попросили, и весьма не вовремя.
        - Во имя Светлой Эльги, помоги, - проговорил он быстро, без намека на почтительность. - В порту фрегат схлопнулся и задавил троих. Двоих слегка прижал, а третьему, кажется, переломал ребра.
        - Троих? - растерянно переспросила Эсме.
        - Гроганов, - уточнил надсмотрщик с ухмылкой. - Троих, чтоб их кракен слопал, мохнатых гроганов. Ты идешь со мной или постоим, поговорим - подождем, пока они там все сдохнут?
        Она кивнула и метнулась к сундуку с целительскими зельями: для серьезных ран пробудиловки не хватит, тут требуется кое-что посильнее. Зелья различались не только по вкусу и цвету - у каждого имелось название - зачастую красивое, поэтичное, вроде «лунного света» или «крови мерра», - и каждое обладало особыми свойствами, позволяя черпать из запасов, подаренных Эльгой, достигая все большей глубины. Самое сильное снадобье называлось просто «смола», и цвет у него был темно-коричневый, почти черный.
        Схватив флакон с лазурной «кровью мерра», Эсме поспешила следом за Кайо.
        В бараки они вошли через черный ход. Внутри было темно и сыро, со всех сторон слышалось ворчанье и сопение. Кто-то неразборчиво бормотал низким голосом, судя по интонации - жаловался. Кайо грязно выругался и достал плетку. Бормотание тотчас же стихло.
        Глаза Эсме с трудом привыкали к полумраку, но она и не собиралась полагаться на обычное зрение - сейчас в дело вступало целительское чутье. Мир вокруг нее изменился: стены барака растворились, все залил мерцающий свет, в котором застыли девять фигур - широкоплечих, длинноруких и мохнатых. Один лежал на полу, другие стояли рядом и смотрели на него. Их тела стали для Эсме безликими сосудами, в которых содержалось то, с чем ей и предстояло работать.
        Она не боялась гроганов. Мало кто испытывал к этим созданиям другие чувства, кроме страха и отвращения; даже Кайо и прочие надсмотрщики их опасались, во всем полагаясь на плети. Но Эсме и Велин лечили гроганов не только потому, что вынуждены были браться за самую опасную и грязную работу. «Ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий, - часто повторял ее учитель. - Мы просто цветы во мраке, только и всего».
        - Отойдите в сторону, - попросила Эсме и тут же вспомнила, что гроганы выполняют только строго определенные команды. Однако они все-таки отступили, как будто поняли ее. Вокруг витали их простые и понятные мыслеобразы, среди которых преобладали сильная усталость и не менее сильный голод. Злобы не было совсем.
        Эсме глотнула «крови мерра», закрыла глаза и протянула руки к раненому.
        Когда реальный мир отступал и открывалась дорога в то место, которое целители называли сердце-сутью, каждый из них видел что-то свое. Велин рассказывал ей о длинных полосах разноцветной ткани, которые нужно было штопать и зашивать, но сам, впервые у?омянув о цветах во мраке, невольно придал воплощению ее целительского дара другой образ. Там, куда она попадала, царствовала безграничная тьма, и посреди тьмы рос одинокий цветок, словно бросая вызов пустоте. Желтые цветы сердце-сути гроганов казались до смешного безобидными по сравнению с их грозной внешностью.
        У того цветка, что распустился перед ней сейчас, некоторые лепестки были изломаны, их края стремительно высыхали. Эсме ринулась вперед, и ее пальцы превратились в иглы, а то, что она черпала из целительского источника в своей душе, - в нить.
        Она начала шить.
        Это было ее долгом, ее призванием - шить, восстанавливая разрушенное.
        Когда целительница открыла глаза, над ней нависала поросшая черной шерстью физиономия с красными глазами под выступающими надбровными дугами и с клыками, словно созданными для того, чтобы рвать глотки врагам. Исцеленный гроган обнюхивал ее лицо, посапывая. Она обернулась в поисках Кайо:
        - Этот готов. Где остальные двое?
        Эсме не видела лица надсмотрщика - он казался черным силуэтом на фоне дверного проема, - но почувствовала в его позе странное напряжение, которого не было до того, как она погрузилась в целительский транс.
        - К кракену тех двоих, и так очухаются. Этот дурной фрегат только что придавил еще пятерых, - сказал Кайо. В его голосе звучала досада. - Я… ох, даже не знаю… Ты, конечно, не осилишь стольких тварей зараз, так что пойду-ка я искать другого цели…
        - Давайте сюда всех, - перебила Эсме. - Я справлюсь.
        Он на миг застыл, а потом махнул рукой кому-то снаружи.
        Через минуту в барак одного за другим начали заносить раненых.
        Со второго раза фрегату удалось куда сильнее навредить косматым созданиям. Все пятеро пострадали очень серьезно: у одного были сломаны обе ноги, другому сплющило грудную клетку, еще у двоих оказались до живого мяса ободраны спины. Эсме машинально вытащила из кармана флакон с «кровью мерра», отпила немного, потом взглянула на последнего грогана - и осушила все до дна.
        У несчастной твари был сломан позвоночник.
        Усталость тела не имеет ничего общего с усталостью души. Исцелив последнего пациента, Эсме почувствовала себя кувшином, из которого вылили всю воду.
        - Ты хорошо поработала, - донесся откуда-то издалека голос Кайо. - Держи.
        Она взяла у надсмотрщика маленький кошелек и не стала его развязывать, чтобы пересчитать деньги. Обманывать целителя, даже молодого и неопытного, грешно, и немногие рискуют навлечь на себя гнев Светлой Эльги. За гроганов платят мало, но на неделю ей хватит, при ее-то скромных запросах. Вот и хорошо. Шарф пока можно не продавать.
        Снаружи погасли последние отблески заката и затихли колокола эльгинитов. Где-то поблизости шумно вздыхало море. Кайо щелкнул плеткой, и гроганы друг за дружкой двинулись к выходу - их работа продолжалась до поздней ночи. Они шли, покачиваясь, обдавая Эсме волнами звериного запаха и привычными спокойными мыслеобразами - работа, спать, спать, еда, - но последний на мгновение задержался и пристально посмотрел на целительницу. В его глазах она разглядела совсем не звериное выражение. Он наклонил голову, словно в знак признательности. Эсме растерянно моргнула и решила, что если гроган кажется ей разумным существом, то она, вероятно, уже спит.
        Вернувшись домой, она лишь у лестницы на второй этаж сообразила, что не заперла входную дверь. Обратный путь до порога показался неимоверно длинным, потому что глаза слипались, а ноги шли тяжело, будто по песку.
        Дверь закрываться не хотела.
        Целительница медленно опустила взгляд и увидела в дверном проеме чью-то босую ступню с длинными черными ногтями, больше напоминающими когти, покрытую… перьями?
        Незнакомый голос со странным певучим акцентом произнес:
        - Во имя Светлой Эльги, помоги!
        Эсме подняла голову и увидела ожившую легенду.
        Он был невысокого роста - лишь самую малость выше самой целительницы, худощавый, с узкими плечами и загорелым до черноты треугольным лицом, на котором выделялись огромные бирюзовые глаза. Жесткие черные волосы стояли дыбом; в сочетании с длинным носом с горбинкой это придавало чертам странного гостя что-то птичье. Собственно, он и был цей - наполовину. За его спиной виднелось нечто, в густом сумраке тейравенского вечера похожее на развевающийся плащ. Крылья. Гигантские, черные, настоящие. Из одежды на нем имелись только широкие матросские штаны; черные перья покрывали тело от шеи вниз - они не росли только на ладонях, где кожа была темно-серой. Пальцы венчали острейшие изогнутые когти.
        - Во имя Светлой Эльги… - повторил крылан, настороженно глядя на нее.
        Эсме вдруг поняла, что этот странный день может закончиться для нее очень плохо. Она уже выбрала порядочное количество целительской силы. Если новому гостю, весьма необычному, понадобится серьезная помощь - а судя по тому, что в мыслеобразах человека-птицы звенит сталь и раздаются чьи-то крики, так и есть, - ей придется выпить что-то еще, тем самым нарушив одно из правил Велина, гласившее, что нельзя на протяжении суток принимать больше двух разных зелий.
        Но, с другой стороны, клятва Эльги важнее всех правил.
        - Входите. - Она отступила, пропуская визитера. Крылан вошел - кончики маховых перьев прошуршали по полу, - а следом показались двое дюжих матросов, тащивших третьего. Бедолага едва переставлял ноги, голова его свесилась на грудь, и черные волосы полностью скрывали лицо. Там, где его провели, остался кровавый след.
        Последним вошел плетельщик узлов.
        - Я сказал, что сдержу слово, - произнес он, улыбаясь. - И сдержал.
        Он был очень бледен и шатался. Эсме опустила взгляд: на зеленом сукне куртки расплывалось темное пятно. Она подалась вперед, чтобы приложить ладонь к ране, но крылан с неожиданным проворством схватил ее за запястье.
        - Здесь есть тот, кому твоя помощь нужнее, - сказал человек-птица, кивком указывая на стол, куда уложили раненого.
        Эсме нахмурилась. Незнакомец был без сознания, он потерял много крови и действительно нуждался в помощи. Однако стоявший перед ней матрос мог умереть в любую секунду.
        - Это правда. - Плетельщик попытался улыбнуться, на его лбу выступили крупные капли пота. - Помоги ему…
        Целительница упрямо поджала губы - Велин знал эту гримасу, он бы понял, что спорить с его ученицей сейчас не стоит. Крылан что-то сказал, но Эсме уже нырнула в сердце-суть Плетельщика.
        Ослепительно-белые лепестки его души хранили следы целительского вмешательства - их зашивали и штопали не меньше двадцати раз. Кругом порхали мыслеобразы - доверчивые, словно ручные голуби. Возле сердце-сути время текло по-другому, можно было не торопиться, поэтому Эсме не устояла перед искушением, коснулась одного - и на краткий миг очутилась на верхушке мачты, наедине с бескрайним голубым простором, где не существует границы между небом и морем.
        А потом принялась за дело.
        Когда за жизнь Плетельщика уже можно было не опасаться, она оттолкнула его и прошла мимо стола, где лежал раненый, к сундучку с зельями. Крылан уже ничего не говорил - смотрел молча, не мигая, и в его взгляде читалось множество разнообразных чувств. Он ей не доверял.
        Эсме вытащила еще один флакон «крови мерра», зубами вытянула пробку и выплюнула ее, после чего выпила содержимое залпом.
        «Я попробую так. Если не получится, то…»
        [Если не получится, тебя ждет мучительная смерть.]
        Прошла будто бы целая вечность, прежде чем в голове у нее прояснилось. Эсме с некоторым удивлением посмотрела на предмет, который вот уже некоторое время сжимала в кулаке. Наконечник стрелы, застрявший у Плетельщика между ребер. Под действием ее силы он вышел и теперь казался просто безобидным куском железа. Интересно, у этого моряка каждый день случается так, что утром он зарабатывает кругленькую сумму, а вечером здоровается с самим Великим Штормом?..
        Она снова запустила руку в сундук и вытащила другой флакон.
        - Держите. - Крылан слегка оторопел, но принял хрупкую стеклянную бутылочку с густой темно-коричневой жидкостью безропотно, не задавая лишних вопросов. - Если что-то пойдет не так… если вы увидите, что вашему другу не становится лучше… заставьте меня это выпить. Одного глотка достаточно. Заставьте, даже если я стану сопротивляться.
        Человек-птица кивнул.
        Каждое слово, каждое движение отнимало силы. Эсме подошла к столу, приподняла лохмотья, в которые превратились куртка и рубашка незнакомца, и поняла, отчего Плетельщик узлов и крылан так беспокоились о нем: лицо и грудь моряка покрывала корка запекшейся крови, а его правую руку явно попытался оторвать или отгрызть какой-то большой зверь… и почти преуспел. Кто-то перетянул страшную рану жгутом чуть выше локтя. Друг Плетельщика мог умереть от потери крови или потерять руку. Но этого, конечно, не случится. Она ему поможет.
        А Эльга-Заступница поможет ей.
        Взрыв.
        Эсме попала не во тьму, а в самый центр пламенного вихря, и, на мгновение позабыв о собственной бестелесности, ощутила страшную боль. Об этом ей раньше доводилось лишь читать в книгах, потому что магусы никогда не приходили к Велину с просьбой об исцелении.
        Мерзавец, лживая тварь, сородич вероломного Эйдела Аквилы…
        Нет. Нет-нет-нет. Велин говорил, что все люди - просто цветы во мраке, и был прав. У гроганов сердце-суть желтого цвета, у людей - белого, у магусов, как она теперь убедилась, - бледно-лилового. Но сам по себе цветок души хрупок и беззащитен, как бы ни выглядел содержащий его сосуд. Она целитель. Ее долг - исцелять, шить, восстанавливать разрушенное.
        Ведь ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий.
        Она превратила свои пальцы в иглы и подготовила нить, а потом вдруг ощутила чье-то постороннее присутствие. Вот об этом в книгах не писали, и Велин ей не раз повторял, что целитель и пациент всегда остаются наедине. Даже когда он сам наблюдал за работой ученицы, она его не чувствовала, и он не смог бы вмешаться, случись что-нибудь нехорошее. Теперь же все было по-другому. Кто-то следил за ней, кто-то находился рядом. Сосредоточившись на странном ощущении, она поняла, что наблюдатель - не человек и не магус. Его присутствие было рассеяно во тьме, и, как Эсме ни старалась понять, где он, все время получалось, что чужак смотрит ей в затылок. От этого она начинала ощущать собственное тело, делалась слишком тяжелой для эфемерного мира сердце-сути, снова теряла контроль над собой.
        А еще здесь были серые тени…
        По ту сторону бледно-лиловых лепестков мелькали силуэты людей, которых этот магус отправил к Великому Шторму. Их было много, очень много. Такие тени ей и раньше встречались - острые ножи моряки носили вовсе не в качестве украшений, и всякий раз, после того как лезвие отнимало чужую жизнь, в душе убийцы оставался отпечаток. Даже если он защищался или если его поступок был оправдан иной причиной. Но еще ни разу Эсме не видела, чтобы серых теней оказалось… двадцать? Двадцать пять? Нет, больше. Они множились, кружились, словно танцуя под неслышную музыку, и она не могла их сосчитать.
        Магус, да к тому же головорез, у которого руки в крови не по локоть, а по самые плечи.
        Руки!
        Усилием воли заставив себя не обращать внимания на затаившегося наблюдателя, которого здесь не должно было быть, Эсме принялась за дело. Она пришла, чтобы восстановить целостность сердце-сути, остальное ее не касается. Зашить дыры. Залатать прорехи. Она - игла, она - нить, и больше ничего.
        Человек-птица, Плетельщик узлов и двое незнакомых матросов видели, как разверстая рана на руке их товарища заживает сама по себе: тянутся нити сухожилий, кровь наполняет сосуды, новая кожа темнеет, сливается со старой.
        Мимо нее проплывали мыслеобразы, серебристые рыбки.
        - Высокая темноволосая женщина стоит на балконе и смотрит вдаль. Чайки, пронзительно крича, вьются над прибрежными скалами. На женщине платье изумрудного цвета, она красива, как все небесные дети, и еще она очень несчастна. Ее губы шепчут чье-то имя, а рука невольно приподнимается, словно желая схватить маленький фрегат, идущий прямым курсом на закат, и вернуть домой - туда, где Великий Шторм не будет ему угрозой. Она думает, что рядом никого нет, и лишь поэтому позволяет себе плакать.~
        - В ослепительно синеющей дали - тонкая, как лезвие бритвы, граница между двумя безднами. Руки онемели от напряжения и вот-вот упустят спасительное, но предательски скользкое бревно. Над водной гладью парят призраки - прозрачные руки тянутся, так и норовят схватить, утащить за собой. Беззвучно шевелятся тонкие губы: разве ты не настрадался вдосталь? Разве не просил всех богов, своих и чужих, о встрече с нами? Так вот мы, здесь. Просто протяни руку - и все закончится.~
        - Площадь, заполненная людьми. Их много - не протолкнуться. Совсем рядом мальчишка-оборванец вытаскивает кошелек из кармана какого-то толстяка, не волнуясь о том, что его заметят, - все взгляды прикованы к возвышению в центре площади. Кажется, там произошло что-то страшное.~
        Внезапно Эсме ощутила сильную тревогу. Она огляделась по сторонам: бледно-лиловое полотно магусовской сердце-сути было уже почти целым, и теперь целительница находилась внутри огромного цветка, чьи лепестки пронизывала едва заметная паутина линий, напоминавших сосуды, заполненные золотистой кровью. Эти линии на глазах утолщались, наливаясь силой, и присутствие наблюдателя, непонятной лишней души, становилось все ощутимее.
        Тревога сменилась смертельной усталостью. В реальном мире Эсме уронила руки и застыла; здесь же она просто бросила недоделанную работу, ослепла и оглохла, свернулась в тугой узел, плотный сгусток чувств, воспоминаний и всего того, что делает человека человеком. Она знала, что сейчас произойдет. Крылан решит, что момент настал, и напоит ее «смолой». Черное зелье вышибет все преграды на пути мощного потока, освобождать который без нужды равносильно самоубийству. Львиная доля ее жизненной энергии перейдет к этому чужаку, к вероломному потомку пришельцев со звезд, который и так мог бы прожить по крайней мере в пять раз дольше обычного человека. После такого нужно несколько месяцев, чтобы восстановиться, но ей и на это рассчитывать не стоит.
        Пробудиловка, «кровь мерра» и теперь - «смола».
        Это конец.
        «Я бы так не сказал».
        Эсме вздрогнула, и во тьме перед ее целительским взором опять возник бледно-лиловый цветок, который теперь казался больше прежнего и как будто светился изнутри. Она еще ни разу не разговаривала с кем-то из своих пациентов в сердце-сути, хотя знала, что такое возможно. Тот, кого она исцелила, обладал очень сильной волей, раз сумел не просто почувствовать ее, а заговорить с ней.
        «Твое общество мне приятно, однако я бы не хотел, чтобы ты осталась в моей голове навсегда. Тут, как видишь, и без тебя полным-полно серых жильцов».
        За одним из лиловых лепестков возникла тень - не серый призрак, а четкий силуэт высокого широкоплечего мужчины. Он галантно поклонился и правой рукой указал куда-то в сторону. Эсме невольно проследила за направлением его жеста и увидела яркий свет.
        Ей туда?
        «Безусловно. Ты спасла меня - я спасу тебя. Все будет хорошо».
        Она полетела к свету, едва расслышав прозвучавшее вслед слово, всего одно:
        «Благодарю!»
        Потом она наконец-то уснула, и в этот раз сны обошли ее стороной.
        [А сейчас тебе на голову свалится потолок.]
        Проснулась целительница внезапно, вздрогнув всем телом, и сразу же села, зажмурившись и схватившись руками за голову. К знакомой боли в затылке прибавилась пульсирующая боль в висках - не очень сильная, но как-то по-особенному неприятная. Что-то случилось. Что-то нехорошее произошло, пока она спала…
        [К стенам на твоем месте я бы тоже присмотрелся - мало ли что.]
        Она не торопилась открывать глаза. Со всех сторон доносились странные звуки - чьи-то неразборчивые голоса, слишком резкие и громкие крики чаек, шуршание, скрип и стук. Да что же это такое? Совсем близко и как будто бы наверху кто-то запел чистым высоким голосом. Простенький мотив показался Эсме знакомым, хотя она была совершенно уверена, что никогда раньше не слышала этой песни - по крайней мере, своими собственными ушами.
        Слова вспомнились сами собой, сплелись с мелодией и чужим голосом:
        Мы там, где звездный свет,
        Мы там, где неба нет,
        А есть лишь отраженье моря…
        Интересно, сколько часов она проспала? Отдохнуть по-настоящему не получилось, но не стоило гневить Заступницу - Светлая Эльга подарила ей жизнь, уберегла от Последнего берега и крабов, пирующих во славу Великого Шторма. Надо снова лечь и попытаться уснуть. Придется беречь силы, потому что ни на одном из Десяти тысяч островов не отыскать человека или магуса, который поможет ей, если случится беда.
        Лечь и уснуть. Немедленно.
        [Потолок, дурочка.]
        Взмывая к облакам,
        Доверясь парусам,
        Мы выбираем путь, не зная горя!
        Таинственные ночные гости исчезли. Она никогда не узнает, кого принес Великий Шторм к ее порогу, как на самом деле зовут Плетельщика, откуда взялся человек-птица с черными крыльями… Впрочем, есть вещи, которых лучше не знать. Ничего страшного, если подозрительная компания удалилась, не заплатив за ее услуги ни гроша. Главное, чтобы от посетителей не осталось следов. Лишние неприятности ей ни к чему.
        В бездонной глубине,
        В прозрачной вышине,
        На крыльях серых птиц летают наши души…
        Эсме медленно выпрямилась, открыла глаза и ахнула.
        [Я предупреждал.]
        Она сидела на узкой койке в очень маленькой комнате с деревянными стенами и единственным окошком. Большой сундук рядом с койкой служил, по всей видимости, и столом. На крышке сундука стояла чашка с водой, и Эсме словно завороженная уставилась на нее: вода покачивалась… как и вся комната.
        Точнее, каюта.
        Целительнице показалось, что потолок стремительно ринулся вниз. Днем раньше на набережной Тейравена она почувствовала едва ли десятую долю от того, что ощутила сейчас: сквозь стены рыбокорабля на нее хлынул бурный поток. В нем перемешались бессвязные обрывки чужих разговоров и столько мыслеобразов, что их сложно было отделить друг от друга. Она не могла закрыться, потому что находилась слишком близко к фрегату. Внутри фрегата. Стены каюты подернулись рябью, дерево превратилось в бурую губчатую ткань, весьма неприятную на вид. Поблизости от целительницы в стене появился черный круглый глаз размером с кулак, рядом с ним - другой, а потом глаза начали открываться повсюду.
        И все смотрели на нее.
        - Пожалуйста, пожалуйста, не надо… - взмолилась Эсме, свалившись с койки и скорчившись на полу.
        Она зажмурилась и спрятала лицо в ладонях, но это не помогло. Взгляды по-прежнему пронзали ее насквозь, чей-то голос задавал вопросы на совершенно незнакомом языке. И обладатель голоса, судя по тону, все сильнее злился, что она его не понимает.
        - Пожалуйста, я же не хотела сюда попасть, я не хотела…
        Что-то полыхнуло во тьме - и голос умолк. Эсме еще какое-то время просидела на полу, боясь пошевелиться, но теперь мыслеобразы рыбокорабля старательно обходили ее стороной, и оставалось лишь догадываться, что заставило его изменить поведение. Она убрала руки от лица и осторожно приоткрыла один глаз. Каюта снова стала нормальной. Означало ли это, что фрегат смирился с ее присутствием на борту?..
        Эсме встала, пошатываясь, и оглядела себя. Она была в той же одежде, что и вчера, только шарф развязался, и кто-то положил его на подушку, аккуратно сложив вчетверо. Ее руки, накануне испачканные в крови, были чистыми. Девушку принес сюда не враг - по крайней мере, ей хотелось в это верить.
        За стеной послышались торопливые шаги.
        Эсме почти не удивилась, когда отворилась дверь и на пороге показался голубоглазый парнишка, который приходил к ее дому вместе с недотепой-матросом.
        - Вы проснулись! - Он говорил с тем же акцентом, что и крылан. Эсме теперь только поняла, что это северный акцент. Юнга был родом из Облачного края - может, из самой Столицы. - Я сейчас принесу завтрак!
        - Подожди! - Эсме протянула руку, и юный незнакомец испуганно отпрянул. - Где я? Что это за место?
        Он растерянно заморгал:
        - Я… ой… Простите, госпожа! Вы не переживайте, все будет хорошо, но… мне запретили с вами разговаривать… Я сейчас принесу…
        - Да оставь ты в покое этот завтрак! - Эсме махнула рукой и задела чашку. Та опрокинулась, расплескав содержимое, покатилась к краю и разбилась бы, но юнга проворно ее поймал. Воспользовавшись тем, что парнишка отвлекся, Эсме схватила его за запястье.
        В Клятве Эльги была одна часть, которую все целители то и дело нарушали, сами того не желая. Как можно не читать чужих мыслей, если эти мысли почти что бросаются на тебя? Но теперь Эсме целенаправленно рванулась вперед, к сердце-сути юнги, ловя его мыслеобразы. Вот промелькнули знакомые темные крылья… вот неторопливо проплыло красивое худощавое лицо мужчины, показавшееся смутно знакомым… а потом неведомая сила подхватила целительницу и вышвырнула вон без лишних церемоний.
        Последним, что она увидела, был сполох лилового пламени.
        Эсме вскрикнула и зажмурилась - кто-то словно насыпал ей в глаза острого перца. Вот и первое наказание за нарушенную клятву. Она лишь мельком успела увидеть обиженное выражение на лице мальчика, и ей сделалось очень стыдно.
        - Мне нужен капитан, - сказала она, с трудом сдерживаясь, чтобы не тереть глаза. - Отведи меня к нему, или пусть он сам придет.
        Мальчишка сокрушенно вздохнул и вышел. Ждать пришлось недолго: почти сразу дверь отворилась вновь - и по полу процокали когти. Раздался голос, который она уже слышала накануне:
        - Рад, что вы пришли в себя так быстро, но зачем вам понадобилось нападать на юнгу? Кузнечик не сделал ничего плохого.
        Тон крылана был любезно-ироничным.
        - Передайте юнге, что я прошу прощения, - Эсме с трудом нашла в себе силы ответить спокойно. Вести себя с достоинством непросто, если по щекам льются ручьи слез. - Вся ваша команда состоит из магусов?
        Крылан хохотнул:
        - Нет, их только двое. Я спросил бы, как вы себя чувствуете, но и так вижу, что… неплохо.
        Он умудрился вложить в короткую паузу все свое отношение к ее хамской попытке схватить чужой мыслеобраз. Он, как и юнга, знал, что она сделала. Выходит, чего-то в таком духе от нее и ждали. Эсме начала злиться:
        - Почему я здесь? Сколько времени прошло? Может, объясните все-таки, что случилось?
        - Как много вопросов. Вам с подробностями или?..
        - Или. Пожалуйста, не тяните!
        - Хорошо, я попытаюсь объяснить. Вы наверняка догадались, кто мы такие…
        - Еще бы я не догадалась, - пробормотала Эсме. - Вот уж не думала, что попаду в одну из тех историй, что рассказывают в тавернах.
        - В жизни всякое бывает! - философски заметил крылан. Целительница осторожно приоткрыла один глаз: человек-птица, сгорбившись, сидел на краешке койки, а его крылья, казалось, занимали все оставшееся в каюте место. - Так вот, с того момента, как вы лишились чувств, прошло примерно восемь часов - я, признаться, думал, вы не очнетесь до завтрашнего утра. Цель нашего визита в Тейравен вас вряд ли заинтересует. Скажем так, мы хотели отыскать одного старого знакомого, а встретили совсем другого, и он вовсе не обрадовался встрече. Вместо того чтобы угостить ужином, он решил подать нас на ужин своему пардусу. Результат вы видели, а предыстория…
        - Ни в коем случае! - Эсме закрыла уши ладонями, но успела услышать главное: пардус. Ей не показалось. Тот, кого она вчера исцелила, действительно пострадал от лап и клыков большого зверя. И она, конечно, знала, что только один житель Тейравена держит дома пардусов. - Подобные предыстории укорачивают жизнь. Объясните лучше, что случилось после того, как я потеряла сознание.
        - Пожалуйста. - Человек-птица одновременно пожал плечами и слегка дернул крылом. - Как раз в тот момент нагрянули слуги нашего знакомого, которые следовали за нами от самого его дома с приказом довершить начатое. Мы, конечно, сопротивлялись… э-э… в общем, так вышло, что…
        - Короче!
        - Нам пришлось спасаться бегством, а вас мы забрали с собой! - выпалил крылан. - Искусай меня медуза, какая несносная женщина! Вместо того чтобы сказать: «Спасибо! Вы спасли мою жизнь! Как благородно!» - она пристает с расспросами. Надо было тебя там оставить, да? В доме, который прихвостни Эйдела вместе с палеными ребятами из крепости подожгли, пытаясь отрезать нам пути к отступлению?
        У Эсме голова пошла кругом. В одно мгновение ее жизнь круто изменилась: она потеряла дом, книги, снадобья - все наследство Велина. Проклятье, да ведь она лишилась своего доброго имени и не сумеет вернуться в родной город! Она утратила все, что могло обеспечить мало-мальски достойную жизнь, и оказалась вместе с бандитами посреди океана.
        - Да, капитан, надо было… - прошептала целительница.
        Крылан сокрушенно вздохнул.
        - Ну вот, теперь она считает меня капитаном, - сказал он, словно разговаривая со стеной. - Я раньше думал, целители все понимают без слов.
        Смысл сказанного дошел до Эсме не сразу. Девушка уставилась на крылана покрасневшими глазами и тихо спросила:
        - А кто же капитан этого фрегата?
        Человек-птица улыбнулся.
        Дверь капитанской каюты закрылась за ее спиной.
        Эсме замерла и несколько раз моргнула. Все вокруг казалось зыбким и нечетким, как будто комнату затянуло дымом или туманом… или, может, попытка прочитать мыслеобразы Кузнечика повредила ее глаза? Такое случалось с неосторожными целителями. Она приказала себе успокоиться. Наверное, причина всему - страх.
        Она перевела дух и огляделась.
        Узкая койка - почти такая же, как в той каюте, куда ее поместили, - стояла по правую руку, а по левую виднелись два больших сундука и стол. На столе возвышался ворох полусвернутых карт, рядом лежали письменные принадлежности и лист бумаги. Посмотрев на чернильницу, Эсме вдруг подумала: как же хозяин каюты не боится, что она перевернется и чернила разольются по столу? Ей хотелось думать о чем угодно - только не о том, что вчера она спасла не просто магуса, а капитана пиратского корабля, - словом, навлекла на свою голову очень серьезные неприятности.
        Как будто спасение паршивой шкуры небожителя - само по себе не серьезная неприятность.
        - Так и будете стоять у порога?
        У того, кто сидел за письменным столом, был красивый, хотя и резковатый голос. Капитан привык командовать, привык получать все, что хочется. Привык, что его понимают без слов.
        - Ну же, я не эльгинит, а вы не провинившаяся школьница. Здесь вам рады, не надо бояться. Смущаться тоже не стоит. Прошу, подойдите ближе.
        Эсме поняла, что и впрямь выглядит глупо, но стоило ей сделать шаг, как пол под ногами прогнулся, словно был сделан из теста. Она потеряла равновесие и начала падать, однако магус в мгновение ока очутился рядом и придержал ее за локоть с удивительной деликатностью. Целительнице даже показалось, что он сам ее боится… Хотя ему и впрямь полагалось бояться, поскольку он знал о правиле трех шагов и понимал, что она может сейчас ненароком разведать какой-нибудь важный секрет.
        Осмелев, она подняла глаза.
        Его длинные темные волосы были теперь гладко причесаны и собраны в хвост. Капитан тщательно побрился и оделся во все новое - не сравнить с потрепанными морем и ветром навигаторами, что встречались ей у Старого Пью или заходили иной раз к Велину. Загорелое худое лицо с тонкими чертами; красивые губы чуть изгибаются в улыбке… Он был весьма хорош собой, и его не портил даже шрам на правой щеке, длинный и свежий. Очень свежий.
        У Эсме упало сердце.
        - Я недоделала работу… - прошептала она, кончиками пальцев прикоснувшись к губам. - Простите… я не нарочно, клянусь добрым именем Эльги, просто…
        Он непонимающе уставился на нее:
        - О чем это вы?
        - Ваше лицо, - сказала Эсме, краснея и чувствуя, что сейчас умрет от стыда.
        Магус, до сих пор державший ее за локоть, отстранился и растерянно моргнул.
        А потом, рассмеявшись, продемонстрировал ей правую руку - страшные раны исчезли без следа.
        - Рука при мне, и все пальцы на месте, - сказал он беззаботным тоном. - Забудьте про эту царапину, и давайте обсудим, как вознаградить вас за работу и все неудобства, что мы - вольно или невольно - вам причинили.
        Эсме не смогла сдержать улыбку. Туман перед ее глазами постепенно рассеивался, зато снова загудели от боли виски. По крайней мере теперь она видела всю обстановку отчетливо: несколько табуретов возле стола, книжные полки, картины на стене и множество других мелочей. Здесь было довольно уютно, и хозяин фрегата делал все, чтобы она забыла, где находится.
        - Итак, по порядку. - Капитан усадил целительницу на табурет, а сам уселся на свое прежнее место, спиной к иллюминатору. Их разделял широкий стол. Не три шага, конечно, однако Эсме почему-то не чувствовала ни одного постороннего мыслеобраза. - Для начала я хочу принести извинения за то, что стал причиной разрушения вашего дома и вынужденного бегства из Тейравена. Но, смею заверить, единственное, что я мог в той обстановке, - похитить вас, ведь иначе вся округа решила бы, что вы сотрудничаете с пиратами.
        - Сдается мне, теперь-то в этом никто не сомневается. - Эсме вздохнула. - Не думала, что меня во второй раз обвинят в подобном… И куда мне теперь податься, капитан?
        - Вот об этом я и хотел поговорить, - сказал магус. - Мое предложение таково: чтобы хоть как-то загладить вину, я предлагаю вам выбрать любой портовый город, где мы вас высадим и поможем устроиться. Надо хорошенько обдумать историю, которую мы там расскажем и которой вы должны будете придерживаться, но, так или иначе, я обещаю возместить вам все утраченное. Включая дом и то, что в нем было. Одним словом, вы помогли мне, и я не останусь в долгу - куплю вам новую жизнь.
        Она хмыкнула:
        - Есть вещь, которую вы не сумеете купить, даже если очень захотите.
        - В самом деле? - Он вскинул бровь. - И что же это за вещь такая? Ваше доброе имя? Вы очень молоды и не знаете, какие чудеса творят с именами деньги - они могут запачкать или очистить что угодно. Проще всего, конечно, купить новое имя.
        - Нет, я не об этом, - сказала Эсме. Его слова звучали так привлекательно, что она и впрямь на мгновение забыла, где находится и с кем разговаривает. - Я о сундуке с зельями. Такой есть у каждого целителя, и получить новый можно только в Гильдии. Боюсь, какую бы историю вы ни придумали, там ее проверят, и начнутся… - Она осеклась. - Погодите, капитан. Вы сказали, я могу выбрать любой портовый город?
        Он кивнул.
        - Но… разве пират может спокойно заходить в порты Империи?
        Магус коротко рассмеялся:
        - В Тейравенскую гавань мы же как-то вошли?
        - Да-да, - растерянно согласилась Эсме. - Кстати, вы не назвали своего имени.
        Он покачал головой:
        - Нет, придется обойтись без имен. Вы не будете знать, кто я такой и чем занимаюсь, и тогда вам не придется лгать и изощряться в ответ на прямой вопрос, если и впрямь дела пойдут не очень гладко и вами заинтересуются чайки. Впрочем, даже в этом случае бояться не надо. Чем скорее они убедятся в вашей бесполезности, тем скорее отпустят. Целительницу никто не посмеет обидеть, если от этого не будет никакого толка, а его не будет до тех пор, пока вы не понимаете, где находитесь и кто я такой.
        - Но чайка может вытянуть из меня ваше лицо, - робко возразила Эсме, на что магус лишь беззаботно заметил, что возможности семейства Лар сильно преувеличивают. Она не смогла подыскать нужные слова и промолчала, но по ее напряженности капитан все понял сам.
        - Вы мне не верите, - констатировал он. - А-а, понял. Вы хотели узнать мое имя, чтобы убедиться, что я не один из тех, о ком рассказывают страшные истории в тавернах.
        Эсме покраснела. Магусу сполна хватило обычной проницательности, чтобы прочитать ее мысли.
        Или он и сам чайка?
        - Не могу успокоить, - сказал пират, и в его голосе проскользнули нотки бахвальства. - Обо мне ходят жуткие слухи, и кое-что даже правда. Но вам, Эсме, ничто не угрожает. Я даю честное слово, все обещания будут выполнены. Верите?
        А он настойчив, этот безымянный капитан…
        - Верю.
        - Вот и прекрасно! - Магус вскочил. - Теперь, полагаю, вам надо отдохнуть. Вечером мы поужинаем, а потом выберем город, где вы будете жить. Я, кстати, распорядился, чтобы завтрак… точнее, уже обед… в общем, чтобы вам принесли еду в каюту. Фрегат больше вас не потревожит, я за этим прослежу.
        Она недолго поколебалась, а потом сказала:
        - Капитан, у меня есть еще один вопрос. Ваш юнга и еще один матрос… они приходили ко мне и спрашивали о Велине, моем учителе. Они хотели передать ему послание от кого-то.
        - От меня, - сказал магус и нахмурился. - Да, мы с Велином знакомы. Много лет назад наши пути разошлись, и я хотел убедиться, что… буду в его доме желанным гостем.
        Что-то недосказанное повисло в воздухе. Эсме по-настоящему пожалела, что не в состоянии прочитать хоть какой-нибудь из его мыслеобразов. До чего предусмотрителен этот моряк, как изящно он закрылся от целительницы именно в тот момент, когда мог бы невольно выдать одну из своих многочисленных тайн… И все-таки даже без помощи мыслеобразов она поняла: он умолчал о чем-то важном. Это была та самая полуправда, что хуже любого вранья.
        Она могла задать вопрос, который вертелся на языке, но решила, что не хочет знать ответ, раз уж через некоторое время они расстанутся, чтобы больше не встречаться.
        - Велин не рассказывал мне о своем прошлом, - проговорила она с нескрываемой грустью, и магус слегка вздрогнул. - Но я почему-то думаю, что он бы с радостью повидался со старым другом. Вы опоздали на пять дней.
        - Скорее, на целую вечность, - ответил пират странно изменившимся голосом и потер переносицу. Помолчав несколько секунд, он махнул рукой и заговорил прежним беззаботным тоном: - Ну, решено! Отдыхайте, а потом мы встретимся и все-все обсудим.
        Он проводил ее до порога, и неожиданно для себя Эсме сказала:
        - Я… меня все равно мучает совесть из-за вашего лица. Если бы не раненые гроганы, я бы…
        - Ох уж эта профессиональная гордость! Я так и понял, что вы к тому времени уже очень устали. К тому же смерть учителя… Мне не надо объяснять, какая это потеря… - Он осекся. - Раненые гроганы, говорите? И много их было?
        - Сначала трое, потом еще пятеро. Мне сказали, какой-то фрегат сошел с ума и задавил их…
        Моряк мгновенно посуровел, и она замолчала. Он перевел взгляд на дверь - та распахнулась.
        За порогом стоял крылан.
        - Ты, конечно, собирался мне об этом рассказать?
        Человек-птица приподнял и без того круто изогнутую бровь:
        - А как же.
        - Вижу, ты не спешил. - Магус нахмурился. - Так какой фрегат сошел с ума?
        - «Морская звезда», - ответил крылан. - Там случилось что-то странное. Насколько я понял, среди груза каким-то образом оказался бочонок со звездным огнем. Один из гроганов его нашел по запаху и открыл, после чего всё и… э-э… Капитан, нашей гостье не мешало бы отдохнуть.
        Они посмотрели друг на друга. А затем Эсме со всей возможной любезностью препроводили обратно в каюту, которой на ближайшие несколько дней предстояло сделаться ее домом.
        Или, возможно, тюрьмой.
        Кок постарался на свой лад угодить целительнице, которая помогла его капитану: в глиняной миске лежал кусок мяса, которого хватило бы на троих. Рядом стояла чашка с мутноватым горячим напитком. Эсме втянула носом воздух - пахло травами - и с опаской сделала небольшой глоток. Это в самом деле оказался травяной чай, от которого ее напряженные мышцы тотчас же расслабились, а возобновившаяся головная боль утихла.
        Такой же чай готовил Велин. Надо же, как странно все сложилось…
        - Выходит, ты его знал, - сказала она вслух. На противоположной стене с противным влажным звуком открылся глаз, круглый и черный. К счастью, только один. Эсме с трудом подавила отвращение. - Можешь не беспокоиться, он никогда о тебе не говорил, и я даже не знаю твоего названия… точнее, имени. Мне вообще ничего не известно о вашем общем прошлом. Твои секреты в безопасности.
        Глаз внимательно смотрел на нее.
        - С ума сойти, я разговариваю с кораблем, - пробормотала Эсме и почувствовала, что краснеет. - С кораблем, который полчаса назад чуть не переварил меня. Шторм знает что…
        Глаз моргнул, и Эсме вдруг поняла сразу две вещи. Во-первых, жутковатый взгляд со всех сторон, который она испытала на себе совсем недавно, был очень похож на взгляд наблюдателя в сердце-сути безымянного капитана. Она почувствовала связь между навигатором и фрегатом; выходит, эта связь соединяла их души. О таком не писали в книгах, и Велин ей ничего похожего не рассказывал. Во-вторых, смотреть фрегату в единственный черный глаз оказалось намного удобнее, чем ощущать его пристальное внимание всей кожей, всеми костями, каждым лепестком собственной сердце-сути. Хотя сам по себе глаз выглядел омерзительно.
        Может, это существо не было настроено столь враждебно, как ей показалось?
        Кто-то поскребся в дверь.
        - Войдите, - сказала Эсме и поставила чашку на «стол».
        Глаз еще раз моргнул и исчез с тем же звуком. Целительница опять почувствовала взгляд корабля всем телом, как будто воздух сделался тяжелее и начал давить на нее. Даже если фрегат не хотел причинить ей вред, несколько дней в этой каюте обещали стать непростым испытанием.
        Дверь отворилась, и Эсме сначала увидела юнгу, а потом - нескладного матроса, который приходил вместе с юным Кузнечиком к ее дому. Оба выглядели донельзя смущенными.
        - Капитан приставил нас к вам, - сообщил матрос, не двигаясь с места. - Он велел вас развлечь и объяснить, что вы тут не пленница, а почетная гостья, пусть и с некоторыми… ограничениями. В общем, мы пришли, чтобы развеять вашу скуку.
        Эсме вовсе не скучала и не была уверена, что нуждается в компании, - хватало и того, что в тесной каюте эти двое оказались бы достаточно близко, чтобы она ощутила их мыслеобразы и узнала то, чего не желала знать. Но она все же не стала их прогонять, пусть даже из чистой вежливости.
        А еще из-за чувства вины.
        - Вчера я была с вами резка, - признала она и вынудила себя не отводить взгляд в сторону. - Простите. Я еще не привыкла к тому, что Велина нет. И вообще… вчерашний день не задался с самого утра.
        - Я бы так не сказал, - мягко возразил матрос, входя. В его движениях было что-то от сломанной куклы, он словно не вполне владел своим телом. Может, он перенес какую-то болезнь? Она знала несколько недугов, оставлявших такие последствия. - Вчера вы спасли нашего капитана, и не только его.
        Он сел на пол, а юнга устроился на самом краешке ее койки. Оба явно были осведомлены о правиле трех шагов и старались держаться так далеко, как только могли. Пока она не чувствовала их мыслеобразов и надеялась, что и не почувствует.
        - Еще я бы хотела… - Она чуть помедлила, глядя на открытое симпатичное лицо Кузнечика и вспоминая бледно-лиловый цветок его души. - Я бы хотела попросить прощения за то, что попыталась прочитать твои мысли. Я ничего не увидела, честное слово.
        Он вздохнул, не скрывая облегчения.
        «Наверное, на всех пиратских кораблях так, - подумала Эсме, ощущая легкую горечь. - У каждого есть свой секрет, даже у юнги».
        - Ничего страшного, - тихо сказал парнишка. - Я не в обиде.
        Может быть, он приходился капитану родственником? Нет, вряд ли. У них не было ничего общего, не считая высокого роста, но почти все магусы довольно высоки. Юнге, с его светлой от природы кожей, не шел загар; русые волосы сильно выгорели на солнце, глаза напоминали небо в погожий день. Кто он такой? Из какого семейства? Как попал на пиратский фрегат?
        Вопросы, вопросы…
        - Меня зовут Сандер, - сказал матрос и прибавил, заметив ее удивление: - Мое имя - не тайна, я слишком мелкая сошка, чтобы заинтересовать цепных акул. Честно говоря, от меня на борту вообще толку мало, одни только проблемы.
        - Не говори глупостей, - юнга легонько ткнул товарища кулаком в плечо. - На фрегате нет лишних - нас всех выбрал капитан, и мы все ему для чего-то нужны. Ты это знаешь не хуже меня.
        Сандер не ответил, но Эсме показалось, что слова Кузнечика вызвали в нем всплеск грусти, а не воодушевления. Еще один секрет, еще один вопрос без ответа. Но, в самом деле, для чего капитану мог понадобиться такой неуклюжий матрос? Вряд ли для того, чтобы развлекать случайных пассажирок.
        - Можно мне выйти на па…
        Она еще не успела договорить, а Кузнечик уже воскликнул:
        - Нет!
        Его старший товарищ с виноватым видом покачал головой:
        - Капитан сказал, что вы должны оставаться в каюте.
        - Пока мы не прибудем в какой-нибудь порт?
        Сандер кивнул и прибавил:
        - За исключением тех случаев, когда он сам вас позовет.
        - Понятно, - пробормотала Эсме, нахмурившись. - Выходит, это все-таки тюрьма.
        - Нет, что вы! - Матрос всплеснул руками. - Это ради вашего же блага! Понимаете, некоторые фрегаты очень не любят… пассажирок. Я хочу сказать, особ женского пола. Они волнуются.
        - Сандер хочет сказать, - встрял юнга, пряча улыбку, - что фрегат - не «он», а «она». Со всеми вытекающими последствиями.
        Сандер устремил на Кузнечика пристальный взгляд и покачал головой: дескать, нашелся знаток по женской части. Мальчик покраснел.
        - То есть, - растерянно переспросила Эсме, - она… ревнует?
        Резкая боль, тотчас же пронзившая висок, вынудила ее охнуть и зажмуриться.
        - Вот об этом я и говорил, - сказал Сандер. - Вам лучше сидеть тихо, и все будет хорошо.
        «От нее нельзя скрыться, - подумала Эсме, потирая лоб. От страха ее прошиб холодный пот. - В открытом море мы с ней наедине друг с другом, как целитель и пациент в сердце-сути. Она видит меня насквозь и может сделать со мной… что угодно. И не только со мной. Как же они не боятся, что однажды ей взбредет на ум перекусить своей командой?»
        Задавать этот вопрос она не стала, а предложила сменить тему, и оба собеседника с радостью согласились. Сандер сунул руку за пазуху и вытащил нечто странное - семь тонких трубочек разной длины, соединенных между собой. Эсме поняла, что это музыкальный инструмент, но ничего подобного ей раньше видеть не приходилось.
        - Ты музыкант? - спросила она, невольно подавшись вперед.
        По лицу Сандера пробежала тень, и, недолго поколебавшись, он произнес изменившимся голосом:
        - В большей степени, чем матрос или кто-то еще.
        Не дав Эсме опомниться, он заиграл.
        Мы там, где звездный свет,
        Мы там, где неба нет…
        Слова вспомнились легко, но пела Эсме лишь в мыслях. Она неожиданно ощутила, как где-то в глубине памяти пробуждается старое-старое воспоминание - ворочается, точно донная рыбина. Целительница редко бывала на представлениях заезжих актеров, но моряцкие песни знала наизусть из-за мыслеобразов своих пациентов: в голове у моряка что ни мысль, то песня, и чаще всего - непристойная.
        Но эта песня была необычной.
        Взмывая к облакам,
        Доверясь парусам,
        Мы выбираем путь, не зная горя…
        Сандер преобразился, его смешная неуклюжесть куда-то исчезла. Он играл с закрытыми глазами и весь самозабвенно отдавался музыке.
        В бездонной глубине,
        В прозрачной вышине
        На крыльях серых птиц летают наши души…
        Мелодия вилась вокруг них - живая, свободная и жестокая. Эсме не знала, отчего Сандер выбрал именно эту песню, но ей внезапно сделалось страшно. Она отчетливо ощутила, что за бортом живого корабля дышит океан, опасный и равнодушный, а взгляд фрегата вновь стал пристальным и начал давить сильнее, чем раньше.
        «Чего ты хочешь?»
        Корабль не ответил.
        Музыка смолкла, и целительница украдкой вытерла глаза.
        - Благодарю, - сказала она. - Это было прекрасно.
        - Я не собирался вас так расстраивать. - Матрос виновато вздохнул и укоризненно посмотрел на младшего товарища: - Что же ты? Забыл слова?
        - Замечтался, прости. - Парнишка и впрямь выглядел так, словно на некоторое время его душа воспарила за облака и оттуда взирала на океан. - Давай еще раз…
        Не договорив, он вскочил и выбежал из каюты.
        - Простите. - Сандер торопливо спрятал сирринг. - Нас зовут, мы нужны наверху. Я вернусь, как только смогу.
        Оба исчезли так быстро, что Эсме даже не успела ничего сказать.
        «Мы там, где звездный свет…»
        Музыка все еще билась пойманной птицей о стены каюты. Эсме недоумевала: отчего ей стало так страшно, когда зазвучал этот простой и милый, в общем-то, мотив? В этом тоже крылась какая-то тайна, и девушка невольно задалась вопросом: есть ли на борту фрегата хоть что-то простое и понятное, без тайн и секретов?
        «Мы там, где неба нет…»
        Эсме закрыла глаза…
        …а потом открыла и обнаружила, что находится уже не в каюте.
        Легкий ветерок взъерошил ей волосы. Эсме зажмурилась - солнечный свет казался ослепительно ярким - и подставила лицо ветру. Здесь, на открытом воздухе, она едва замечала давление фрегата. Целительница почувствовала спокойствие, которого обычно достигала лишь во время медитации.
        - Моя госпожа! - воскликнул знакомый голос. - Но вы же обещали не выходить!
        - Я уже вышла, Кузнечик, - ответила Эсме, решив не сообщать юнге, что несколько минут выпали из ее памяти, - такое не случилось бы без помощи фрегата. Почему? Если они с Сандером сказали правду, то особой причины могло и не быть - хватало желания напакостить. - Там… душно. Я не пленница на вашем корабле и буду делать что хочу.
        Мальчишка сокрушенно вздохнул.
        - Кто тут у нас?
        В новом голосе - очень низком, гулком - ощущалось что-то странное. Тень заслонила солнце; Эсме приоткрыла глаза. Над ее головой на фоне синего неба виднелись наполненные ветром белоснежные паруса; где-то высоко перекрикивались матросы и пронзительно кричала птица.
        А прямо перед ней стоял огромный, длиннорукий и косматый гроган.
        Целительница растерянно моргнула, но видение не исчезло. Гроган был таким большим, что самый высокий из докеров, которых она исцелила накануне, едва ли достал бы ему до плеча. Красные глаза под выступающими надбровьями глядели на нее очень внимательно, крылья сплющенного носа дергались, когда он втягивал воздух, а широкие губы приподнимались, обнажая внушительные клыки.
        Эсме затаила дыхание.
        - Капитан сказал - пусть будет, - пробурчал гигант, обращаясь к самому себе. - Капитан сказал - надо. Но разговаривать нельзя. И выходить нельзя. Плохо! Ну плохо же!
        Он посмотрел вверх и нахмурился, а потом устремил взгляд куда-то за спину Эсме. Она обернулась не сразу и успела услышать, как позади шуршат крылья. Кузнечик ойкнул и исчез, не желая навлекать на себя гнев человека-птицы - пусть и не капитана, но определенно не простого матроса.
        - Я тоже считаю, что плохо, - сказал крылан. - Но уже поздно.
        «Отчего поздно?» - хотела спросить Эсме и вдруг заметила, что свет солнца как-то странно потускнел. Гроган опять посмотрел вверх, и она невольно сделала то же самое.
        Белые паруса фрегата постепенно наливались зеленью - сначала они стали цвета молодой листвы, потом начали темнеть. Эсме затаила дыхание. Зеленый цвет делался все гуще и ярче, пока паруса не приобрели глубокий изумрудный оттенок и как будто засияли изнутри.
        - Поздно, - повторил крылан. - Ладно, я полетел…
        Он разбежался и прыгнул за борт, а потом взмыл в небеса, раскинув огромные крылья. Гроган ушел, переваливаясь и продолжая что-то бормотать себе под нос. Эсме ощутила, что по меньшей мере двадцать человек выжидающе смотрят на нее. Она залилась краской и спрятала лицо в ладонях.
        Кто-то подошел к ней и встал рядом.
        - Эльга-Заступница… - прошептала девушка. Теперь она вспомнила, что прочла на листке, приколотом к стене таверны. Рассказы, подслушанные там же, всплыли в памяти, но было и впрямь поздно что-то менять. - Не стоило мне выходить из каюты…
        Позади раздался вздох.
        - Очень правильный вывод, - негромко сказал капитан. - И такой своевременный. Что ж, давайте я представлюсь. Кристобаль Крейн, к вашим услугам.
        - Пират, чью голову оценили в шесть тысяч империалов, - тихо проговорила Эсме. - Капитан фрегата с зелеными парусами, носящего имя «Невеста ветра». Вот угораздило меня…
        Она глубоко вздохнула и отняла руки от лица.
        Набросок на стене «Водяной лошадки» был совершенно не похож на оригинал. К тому же у магуса были удивительные разноцветные глаза: зеленый левый и синий правый. «Глаза зеленые или голубые… Особых примет нет». Теперь-то Эсме поняла, отчего он усадил ее лицом к иллюминатору: из-за того, что свет падал ему в спину, она не разглядела эту, как ни крути, особую примету, о которой наверняка знали если не в Тейравене, то в других портах.
        «Я все испортила».
        Капитан Крейн насмешливо улыбнулся.
        - Не бойтесь, - сказал он, словно прочитав ее тревожные мысли. - Ничего не изменилось… почти ничего. Я все сделаю, как обещал, - вот только разберусь с одной проблемой.
        - Это… - Она посмотрела вверх и залюбовалась изумрудно-зелеными парусами. Слова ускользали, в голове была гулкая пустота. Страх сменился растерянностью. - Это невероятно. Я не знала, что фрегаты вообще умеют менять цвет парусов…
        - Строго говоря, обычные фрегаты этого и не умеют, - сказал магус. - ~Невеста ветра~ необычная.
        Имя своего корабля он произнес как-то странно.
        - Наше соглашение в силе, - продолжил Крейн. - Вы не узнали ничего такого, что могло бы всерьез навредить мне. Однако сейчас вам следует спуститься в каюту и оставаться там до тех пор, пока я не позову.
        На этот раз приказ не был замаскирован под вежливую просьбу.
        Когда дверь каюты закрылась за спиной Эсме, целительница некоторое время стояла и смотрела в пустоту, прислушиваясь к своим ощущениям. Взгляд фрегата снова сделался очень слабым - возможно, это капитан приструнил «Невесту ветра», заставил ее сосредоточиться на других вещах. На том, что ждало их впереди, - а Эсме уже не сомневалась, что предстоит сражение, иначе зачем магус так усердно выпроваживал ее с палубы? Что ж, на пиратском корабле должен быть собственный целитель. Вчера, наверное, они просто побоялись, что капитан умрет раньше, чем его донесут до «Невесты ветра».
        У нее опять заболел затылок…
        [Здесь тебе не место. Ты не справишься с таким количеством мыслеобразов, ты в нем утонешь, как в океане. Молись Эльге, чтобы этот пират сдержал слово и отпустил тебя в следующем порту. А куда девать его тайны, ты отлично знаешь.]
        Прогнав знакомый неразборчивый шепот словно назойливую муху, она присела на край сундука - интересно, что внутри? - и закрыла глаза. Тело Эсме привыкло к качке. Сейчас, когда на стенах каюты не открывались глаза и воздух стал просто воздухом, а не густым и тяжелым киселем, на борту фрегата было бы даже приятно, если бы не смутное ощущение, что какая-то ее часть по-прежнему на палубе.
        А потом, расслабившись, она ощутила фрегат полностью - от увенчанного тараном носа до высокой кормы, от киля до верхушки средней мачты. В корпус и паруса вросла пульсирующая золотистая сеть, которую невозможно было увидеть обычным зрением. В трех местах - ближе к носу, глубоко в трюме и где-то на палубе - в этой сети имелись плотные узлы, похожие на три маленьких солнца. Последнее солнце двигалось. Эсме почувствовала жесткий скелет, броневые пластины и прижатые к бортам зазубренные крючья, изменчивую лжеплоть, расположение всех органов и полостей - как тех, что предназначались для обитания двуногих существ, так и тех, что были нужны самому кораблю для каких-то загадочных целей. Она взглянула на мир его глазами, втянула воду сквозь его пасть и глотку, ощутила его настоящий желудок, в котором переваривалась рыба, и его брюхо, в котором прятались шесть маленьких лодок. Теперь она знала, что три резервуара в трюме заполнены чистейшей пресной водой; Плетельщик узлов не солгал вчера в таверне, когда сказал, что на «Невесте ветра» есть опреснитель. Знала она и то, что на борту сорок шесть живых душ,
считая двух магусов, одного крылана, одного грогана и одну пассажирку.
        Ветер нес их обеих - ее и «Невесту» - вперед, наполняя изумрудные паруса.
        - Зачем ты мне это показываешь? - тихо спросила Эсме и не услышала ответа.
        Время текло словно вода. Она смотрела на небо глазами фрегата и только по движению солнца понимала, что прошли часы, а не минуты. Ей было хорошо. Они шли обратно к Тейравену, почти что летели на крыльях попутного ветра, и это имело какое-то отношение к обезумевшему фрегату, «Морской звезде». Эсме оставалось лишь теряться в догадках - до этого дня ее познания о рыбокораблях были весьма скудными, а «Невеста ветра» могла только показывать, но не объяснять.
        К тому моменту, когда на горизонте показались смутные очертания трех фрегатов, сцепленных друг с другом, Эсме уже почти забыла о себе и воспринимала мир таким, каким он представлялся «Невесте ветра».
        [Добром это не кончится, вот увидишь.]
        Первый сторожевой фрегат отцепился от «Морской звезды» и двинулся навстречу пиратскому кораблю, однако его команда оказалась недостаточно быстрой, и стрелометы «Невесты ветра» сработали первыми. Ответный залп сторожевика не достиг цели, потому что пиратский фрегат резко сложил часть парусов и повернул, уходя из-под обстрела с головокружительной скоростью.
        Дальше все происходило столь же головокружительно.
        «Невеста ветра» вышла с наветренной стороны, когда сторожевой фрегат еще не успел закончить свой маневр, и на полном ходу ударила его тараном в корму. Оглушительный вопль боли заставил Эсме прийти в себя, но до конца они с «Невестой ветра» не разделились, и девушка продолжила воспринимать происходящее теми органами чувств, что на самом деле принадлежали рыбокораблю. Паруса сторожевого фрегата опали, он закрыл свои огромные глаза и застыл на месте. Теперь его команде оставалось лишь ждать, пока пират возьмет судно на абордаж.
        Однако это не входило в планы Крейна. «Невеста ветра» ринулась вперед, к замершим неподалеку кораблям, по-прежнему сцепленным друг с другом. Один из них выглядел как-то странно. Корпус «Невесты» сотрясла дрожь, и она мгновенно ощетинилась острейшими иглами, словно превратившись в огромного морского ежа. Приблизившись ко второму сторожевику, соединенному с «Морской звездой» точно такими же крючьями, «Невеста» вцепилась ему в другой борт - и три корабля стали единым целым. Начался бой.
        И лишь тогда Эсме поняла, что среди сорока шести живых душ на борту «Невесты ветра» только она одна обладает целительским даром. Чудовищная, самоубийственная глупость. Наверняка кто-нибудь из членов команды умеет останавливать кровь и перевязывать раны, но как же эти люди занимаются столь рискованным делом, не заручившись помощью настоящего врачевателя, служителя Эльги?
        Оцепенев, она наблюдала за битвой и вздрагивала каждый раз, когда чью-то плоть рассекала абордажная сабля. От бессилия ей хотелось кричать. Она ощущала всех людей, находившихся на борту «Невесты ветра», и не делала различий между своими и чужими. Она почувствовала и Эйдела Аквилу, когда тот перешел на борт пиратского корабля, держа в правой руке саблю, а в левой - что-то непонятное, какой-то сгусток тьмы. Эсме испугалась, не сразу сообразив, что это не ее страх, а фрегата.
        - Крейн! - заорал наместник, размахивая странным предметом. - Я давно мечтал опробовать безумер на твоей красавице!
        Капитан «Невесты» вместо ответа насмешливо поклонился - и Эйдел бросился в атаку. Два магуса двигались так быстро, что превратились в размытые тени.
        Битва продлилась совсем недолго.
        - Давно мечтал увидеть лорда Эйдела Аквилу на коленях, - произнес пират в полной тишине, насмешливо копируя интонации наместника. Тот и впрямь стоял на коленях, вытирая кровь с рассеченной щеки. Его держали на прицеле двое матросов с арбалетами. - Было бы грешно не воспользоваться таким шансом! Всем бросить оружие! - Голос Крейна раскатился над фрегатами, и не нашлось никого, кто бы ослушался. - Господин наместник, попрошу отдать мне безумер. Обещаю, после этого мы расстанемся без дальнейшего кровопролития. В ваших интересах не сопротивляться.
        Эйдел медлил. Похоже, тьма в его руке и была тем самым безумером, который страшил «Невесту ветра» до такой степени, что воспринимался ею как бесформенное черное нечто.
        - Я должен поверить? - севшим голосом вопросил наместник. - Я слишком много знаю о тебе, пират.
        - Вы не обязаны верить, - просто ответил Крейн. - А я не обязан сохранять вам жизнь, но именно это собираюсь сделать.
        - Еще один вопрос, - Эйдел улыбнулся, но улыбка вышла кривой. - Зачем тебе это нужно? Ты ведь знаешь, что произойдет в скором времени с «Морской звездой». Дай нам закончить начатое…
        - Передайте мне безумер, господин наместник, - перебил Крейн. - Я не буду ничего объяснять.
        - Ну ладно. - Эйдел пожал плечами. - Пожалуйста!
        Его левая рука, до этого безвольно опущенная вдоль тела, взметнулась, раздался громкий щелчок - и бесформенное черное нечто полетело в сторону Крейна. Оно бы попало в цель, но тень, метнувшаяся к капитану, приняла удар на себя и упала на палубу, корчась от боли. Кроме самого Крейна, на борту «Невесты ветра» был еще кое-кто, способный двигаться с нечеловеческой скоростью.
        Эсме в это время уже бежала наверх, не разбирая дороги.
        Оказавшись на палубе, она бросилась к Кузнечику. У него в горле торчала странная штуковина из черного металла, похожая на небольшое копье с зазубренным наконечником, из которого выдвинулись четыре растопыренные «лапы». Из раны толчками выходила кровь, и вокруг юнги натекла уже целая лужа. Обычного человека в такой ситуации не спас бы ни один целитель, но этот мальчик был магусом. Хотя его глаза уже закатились, все-таки оставалась слабая надежда. Очень-очень слабая надежда.
        - Вытащите его! - крикнула Эсме, прижимая пальцы к краям страшной раны. Кто-то выполнил ее приказ, и крови тотчас же стало еще больше. Прогоняя панику, она глубоко вздохнула, моргнула несколько раз и погрузилась в сердце-суть.
        Цветок во тьме выглядел совсем не таким, как несколько часов назад. Почти треть его лепестков почернела и от легчайшего прикосновения ее эфемерных пальцев норовила рассыпаться в пыль, а оставшиеся на глазах темнели, увядали. Обнажился самый центр цветка - там, под куполом из плотно сомкнутых полупрозрачных листьев, виднелось человеческое тело, лежавшее на боку, с притянутыми к подбородку коленями. Он спал, и, если ее отчаянная попытка не увенчается успехом, должен был уснуть навсегда.
        Она протянула к цветку пальцы-иглы и замерла в нерешительности.
        Здесь нечего было шить.
        [Его час настал. Кому-то суждено прожить долгую жизнь, а кто-то даже не успевает понять, что это такое - жизнь. Да, он милый мальчик, и ты почти забыла, что его соплеменник погубил твою семью. Отступись. Тебя не просили о помощи. Не трать силы зря.]
        «Нет-нет-нет. Я так просто не сдамся».
        Она потянулась к ближайшему лепестку, отсекла почерневшую часть одним движением пальца, на этот раз превратившегося в скальпель, а потом быстро соединила края. Лист на мгновение ожил, наполнился внутренним светом, но тотчас же погас, и чернота вновь появилась у самого его основания. Борясь с паникой, Эсме метнулась к другому лепестку, однако там повторилось то же самое. Бледно-лиловая ткань расползалась у нее в пальцах, превращаясь то в труху, то в бурую слизь. В цветке не было жизни, он умирал.
        В полной тишине Эсме услышала свое хриплое дыхание и почувствовала, как колотится сердце в груди. Еще чуть-чуть - и она вывалится обратно в реальный мир. Если это случится, юнгу не спасет даже сама Эльга-Заступница.
        [Ты не выпила ни одного зелья. Ты сейчас умираешь вместе с ним.]
        «Все мы - лишь цветы во мраке. Мы вышли из пустоты и уйдем в пустоту. Без нас она лишена смысла и красоты, поэтому пусть будет много цветов и пусть будут те, кто всегда и любой ценой сумеет их защитить».
        Она протянула руки к тому месту, где еще недавно располагались отмершие лепестки сердце-сути, подцепила новую нить в недрах своей сущности и вдела ее в иголку. Здесь нечего было шить, кроме пустоты. Но ведь цветок души рос в пустоте. И она, как сказал однажды Велин, не имела смысла без этого цветка.
        Эсме прогнала сомнения.
        Кузнечик открыл глаза и судорожно вздохнул.
        Почему-то целительница не лишилась чувств. Она видела изумленные взгляды матросов, она понимала, что совершила чудо и подобного, наверное, уже никогда не повторит. Она не просто спасла чью-то жизнь - она выхватила душу из самых клешней Великого Шторма и его верных крабов.
        И теперь на нее смотрели не только люди, но и фрегаты. «Невеста ветра», безымянные сторожевики и «Морская звезда».
        Точнее, то, что раньше было «Морской звездой».
        Угольно-черная шкура фрегата на глазах обрастала броней. Все палубные возвышения исчезли, обводы корпуса сделались гладкими и хищными. В корабле ничего не осталось от существа, предназначенного для служения людям. На месте мачт возвышались костистые отростки, от которых отходили кожистые складки парусов-плавников. Глаза жутковатого создания Эсме видеть не могла, но вполне представляла себе, как они смотрят.
        - Весьма симпатичный новый член команды, - выдавил сквозь зубы наместник. Он по-прежнему стоял на коленях и, казалось, не замечал, что его руки пронзили три арбалетных болта, а рукава промокли от крови. - Рад, что ты нашла свою цель в жизни, Эсме! Очень рад за тебя… Может, ты окажешь по…
        - Ни звука больше! - Разноцветные глаза Крейна полыхнули, и Эйдел не стал испытывать судьбу. Эсме виновато опустила взгляд: если бы наместник успел произнести до конца ритуальную просьбу, она не сумела бы ему отказать. - Увести ее в каюту, быстро! Тейравен не оценил богатства, дарованного Эльгой, поэтому я забрал эту целительницу себе!
        Наместник ничего не сказал, только судорожно улыбнулся.
        - Возвращайтесь на свой корабль, - ледяным голосом произнес пират. - И не смейте нас преследовать.
        - Мы еще встретимся, капитан Крейн. - Улыбка Эйдела превратилась в оскал. - Если только тебя не сожрет твоя любимая рыбка. И с тобой… - Он бросил обжигающий взгляд в сторону Эсме. - С тобой мы тоже обязательно встретимся.
        «Не хотелось бы…» - подумала она и погрузилась в темноту.
        [ - Это неправильно, Велин. Что бы ты ни говорил, как бы ни уговаривал - это неправильно.
        - Объяснись, пожалуйста.
        - Я… не верю, что Клятва должна быть именно такой, какая она есть. Если меня попросит о помощи преступник, убийца - что же, выходит, я не сумею ему отказать? Он…
        - Не заслуживает помощи?
        - Да! И не надо снова твердить про цветы в темноте. Есть люди, которые… которым…
        - Лучше было бы умереть, - спокойно договаривает учитель за нее и, поднеся к губам чашку, делает глоток. В последнее время он пристрастился пить обжигающе горячий чай и по вечерам все время кутается в одеяло, даже если в доме тепло. - Я мог бы рассказать тебе о силе слов - в том числе и тех, из которых состоит Клятва, - о том, что они суть нити, которые сшивают нашу жизнь воедино, делают ее целой. Но ты же на самом деле хочешь услышать кое-что другое. Знаешь… - Он на мгновение умолкает, а потом на его усталом лице появляется грустная улыбка. - Однажды я спас человека. Если бы я этого не сделал, многие бы потом погибли; однако есть и те, кого спасенный мною убил, - и их немало. Отчасти в том, что с ними произошло, есть и моя вина. Но если бы я ему не помог… если бы я бросил его… - Велин качает головой, и она вдруг понимает, что он сейчас скажет. - Я бы тогда не смог жить. В этом-то все и дело, Эсме. Ты не можешь отказать вовсе не из-за Клятвы. Ты просто не можешь отказать. Такова наша с тобой природа, и с этим ничего не поделаешь.]
        Пробуждение было не из приятных.
        Первым делом Эсме почувствовала слабость во всем теле - даже пальцем не пошевелить: руки и ноги превратились в тряпичные чехлы, набитые ватой, словно у куклы. Потом пришла боль - как будто кто-то пытался высверлить дырку в ее правом виске. Усилием воли ей удалось загнать эту боль в дальний угол сознания, но справиться с ней полностью не получилось.
        Целительница осторожно приоткрыла глаза.
        Взгляд «Невесты» тотчас же сфокусировался на ней. Он по-прежнему давил, но уже не казался слишком уж неприятным. Возможно, она привыкла. Из иллюминатора лилось мягкое розоватое свечение. Рассвет? Закат? Сколько часов она провела без сознания и что с ней делали все это время?
        Кристобаль Крейн сидел на сундуке в очень неудобной позе - вытянув длинные ноги, облокотившись о переборку, - и дремал. Он почти сразу проснулся и, откинув волосы с лица, добродушно-укоризненно сказал:
        - Вы нас здорово напугали, Эсме.
        Тут целительница сообразила, что на ней мужская рубашка. Щеки и уши покраснели так, что, наверное, от прикосновения к ним могла бы воспламениться бумага. Магус виновато развел руками:
        - Смею напомнить, там было много крови, и ваша одежда некоторым образом пострадала.
        Кровь! Эсме тотчас же про все забыла и потребовала рассказать, что с юнгой.
        - Он жив и здоров, - спокойно ответил капитан. - Но у него пропал голос. Он может говорить только хриплым шепотом, и то недолго.
        - О-о… - Эсме закрыла лицо руками, снова ощущая противную слабость в теле. - Я опять не смогла все сделать как надо…
        - Нет, это никуда не годится, - перебил Крейн, нахмурившись. - Вы чуть было не погибли, спасая едва знакомого юнгу на пиратском корабле. Знаете, сколько времени вы провели без сознания? Двое суток с лишним. Вся команда, можно сказать, на цыпочках ходит, разговоры только о здоровье госпожи целительницы - и после этого вы смеете сокрушаться, что чего-то не доделали?
        Эсме опять покраснела и промолчала.
        - Теперь, поскольку обстоятельства снова изменились, придется слегка пересмотреть наше соглашение, - продолжил Крейн. - Думаю, вы понимаете, что мне придется увезти вас очень далеко отсюда - туда, где Эйдел не достанет. Например, в Ламар - он большой, в нем проще затеряться. Но сейчас, пожалуй, рановато об этом говорить. Впрочем, если у вас есть вопросы по поводу случившегося, я… - Он ненадолго замолчал, явно взвешивая все за и против. - Да, я могу на некоторые ответить. Спрашивайте.
        Целительница призадумалась. О чем стоит спросить пирата, пока тот в настроении беседовать? Взгляд «Невесты ветра» сделался тяжелее, требовательнее, и Эсме поддалась ему, как уже сделала однажды. Она закрыла глаза и увидела перед собой ослепительно сверкающую фигуру - солнце в облике человека. Одно из тех солнц, вокруг которых строилась сеть мерцающего света, - та часть фрегата, о существовании которой она до недавнего времени даже не догадывалась.
        Миг спустя сияние сделалось нестерпимым.
        - Ой…
        - Не надо так делать, - назидательно проговорил магус. - Вы не часть команды и корабля, вы можете ослепнуть или еще чего похуже. Здесь действуют особые правила, и вам они пока что неизвестны.
        - Извините, - растерянно пробормотала девушка и, моргая, уставилась на свои руки, лежавшие на одеяле.
        У нее перед глазами все двоилось, головная боль усилилась. Фрегату зачем-то опять понадобилось выставить ее дурочкой перед Крейном? Она боялась даже строить предположения…
        - Пожалуй, первый вопрос я задам самому себе и сам же на него отвечу, - сказал пират чуть-чуть насмешливым тоном, к которому она уже начала привыкать. - Почему ~Невеста~ ведет себя так, как ведет, и чего она хочет? - Эсме встрепенулась и взглянула на него, напряженно прищурив глаза. Синеватая тень маленького солнца все еще висела перед ней, не позволяя как следует рассмотреть выражение его лица. - Дело в том, что вот уже почти полтора года у нас нет целителя. Это серьезная проблема, как вы понимаете, и фрегат о ней осведомлен ничуть не хуже людей. ~Невесте~ не нравится, что почти каждый раз, когда мы сражаемся, кто-то погибает, а кому-то приходится страдать.
        - Как же так вышло? - спросила Эсме.
        - Долгая история… - Он пожал плечами. - Сюда попадают не от хорошей жизни, а целителей в нашем мире не так уж много, и те, с кем я встречался, имели в своем распоряжении дома, семьи и клиентов, которые готовы были носить их на руках, причем вполне заслуженно. Я подыскиваю простого лекаря, но мне не везет. Попадаются то полные болваны, то изворотливые пройдохи.
        - Мне казалось, изворотливость - подходящее качество для… моряка, - сказала Эсме и тотчас же пожалела о своих словах.
        - Для бандита, - безжалостно уточнил Крейн, вынудив ее снова покраснеть. - Вы столько лет целительствуете в портовом городе и до сих пор не знаете, что каждый член команды должен быть в чем-то похож на капитана, то есть на навигатора? Иначе фрегат отвергнет его, отрыгнет, как ядовитую медузу. Уж не знаю, насколько я изворотлив, но называть себя пройдохой не позволю даже вам.
        - Мне нечасто приходилось исцелять моряков, и я мало что знаю о вашей жизни, - с неохотой призналась девушка. - Я и Велин… почему-то нам в Тейравене не доверяли. Мы занимались гроганами и теми горожанами, у которых было маловато денег в кошельках. И еще фермерами с окрестных морских полей. В общем, всякой беднотой.
        - Гм… - Крейн прикусил губу и ненадолго замолчал. Эсме показалось, что он не то расстроился, не то растерялся, но быстро взял себя в руки. - Ладно, забудем об этом. Я жду второго вопроса.
        Эсме покопалась в памяти и обнаружила там слово, которого раньше не слышала.
        - Что такое безумер? - спросила она. - И отчего «Невеста ветра» так его испугалась?
        Крейн почесал переносицу и ответил вопросом на вопрос:
        - Вы знакомы с трудами Синфы о средоточии разума?
        - Конечно, он ведь один из известнейших целителей первого тысячелетия… - растерянно проговорила целительница. - Но вы-то откуда о нем знаете?
        - Так сложилось, что однажды в моем распоряжении оказалась большая библиотека. - Пират махнул рукой с наигранной небрежностью. Еще одна тайна, поняла Эсме и решила не уточнять. - Раз вы их читали, мне легче будет объяснить. Так вот, у фрегата, как и у человека, имеется некое средоточие разума. Точнее, их несколько. Одно из них подвижно… - Он чуть помедлил, испытующе глядя на нее. - Я полагаю, вы их видели.
        Маленькие солнца, которые ей показала «Невеста ветра». Одно из них и впрямь двигалось.
        Сейчас оно сидело прямо перед ней.
        - Безумер - это такое… оружие, - сказал Крейн. - Оно не убивает, а лишает разума. Вообще-то есть небольшая путаница в том, что порой происходит с фрегатами. Случившееся с «Морской звездой» назвали безумием, однако настоящее безумие охватило бы ее, если бы Эйдел Аквила применил эту мерзкую штуку по прямому назначению. Фрегат, лишенный разума, - это…
        Он вдруг замолчал и поморщился, словно от зубной боли.
        Эсме сама завершила фразу:
        - Трупоход.
        - Трупоход, - повторил магус с каменным лицом. - Послушная тварь, ползущая туда, куда прикажут, и спокойно принимающая на борт звездный огонь, от которого любой другой фрегат кверху килем перевернется. Да, такую вот славную дохлятину можно сделать при помощи безумера.
        Он встряхнулся почти как птица и с прежней живостью уставился на нее:
        - Что еще вы хотите узнать?
        - У меня только один вопрос, - сказала Эсме, хотя на самом деле вопросов у нее теперь было не меньше двух десятков, и почти каждое слово Кристобаля Крейна увеличивало список. - Что же случилось с «Морской звездой»… в самом конце?
        Крейн снова немного помолчал, а потом улыбнулся:
        - Не стану утверждать, что это тайна, хотя среди моряков есть правило - не рассказывать об этом сухопутным… жителям. Вообще-то лучше и впрямь не рассказывать, а показывать. Не сейчас, чуть позже. А пока что вам следует немного подкрепиться. Кузнечик, заходи!
        Дверь тотчас отворилась, и на пороге появился юнга с подносом в руках. Выглядел он и впрямь неплохо, хотя казался бледным. Шея у него была замотана какой-то не очень чистой тряпкой, и Эсме тотчас же протянула руки, чтобы размотать ее и осмотреть затянувшуюся рану. Он отстранился, попытался что-то сказать, но начал кашлять - так сильно, что чуть не выронил поднос. Крейн спас ужин Эсме и красноречиво взглянул на юнгу. Через полминуты Эсме уже изучала шею своего пациента, который сделался очень покорным.
        Шрам по форме напоминал кракена, раскинувшего щупальца во все стороны. Выглядело это довольно жутко, но Эсме гораздо больше встревожило то, что она увидела внутри. Принимая во внимание все обстоятельства, а также тот факт, что она исцелила мальчишку, не используя даже какого-нибудь слабого зелья, можно было порадоваться, что он выжил. Но радоваться ей не хотелось.
        - Все хорошо? - спросил Крейн с какой-то преувеличенной заботливостью в голосе.
        Эсме кивнула и отпустила Кузнечика, чей доверчивый взгляд заставил ее вздрогнуть. Капитан махнул рукой, веля юнге уходить, однако тот вдруг засуетился и вытащил откуда-то - словно из воздуха - стопку одежды.
        - Я постирал, - сказал он хриплым шепотом и положил все на край койки.
        И исчез.
        - Судя по всему, - медленно проговорила целительница, когда они с капитаном опять остались вдвоем, - голос не вернется. Со временем он чуть-чуть окрепнет и станет громче, но таким, как прежде, уже никогда не будет. Мне жаль.
        Магус нахмурился:
        - Это станет для него серьезным ударом. Кузнечик, он ведь… Впрочем, какая теперь разница. Надеюсь, он поймет, что в жизни есть и более важные вещи.
        Эсме снова ощутила какую-то недосказанность. Она совершенно не чувствовала удовлетворения оттого, что ей удалось спасти чью-то жизнь.
        - Что ж, хорошо… - Крейн встал, пригладил волосы, стряхнул с рукава невидимую пылинку. - Одевайтесь и принимайтесь за еду, а потом встретимся на палубе. Там я все покажу, как и обещал.
        Эсме последовала совету капитана: у нее проснулся зверский аппетит, и в скором времени от ужина остались одни крошки. Она оделась - на ткани не было ни единого пятнышка крови - и вышла из каюты.
        На палубе несколько матросов, управлявшихся со снастями, заметили ее, и один, оставив работу, приблизился.
        Это был Сандер.
        - Хочу поблагодарить вас за спасение Кузнечика, - проговорил музыкант серьезно и торжественно. - Теперь я ваш должник.
        - Вы с ним так дружны? - спросила целительница.
        - Он мне ближе, чем брат, - ответил матрос. - Вы уже и сами, наверное, понимаете, какое доброе сердце у этого мальчика.
        «Магуса, - машинально отметила про себя Эсме и не ощутила даже тени былого раздражения. - Мы все лишь цветы во мраке».
        Вслух она ничего не сказала, просто улыбнулась. Сандер снова поклонился ей и вернулся к работе. Эсме медленно обернулась и увидела Кристобаля Крейна. Неподвижный магус стоял на корме фрегата. Скрестив руки на груди, он устремил взгляд куда-то вдаль и в таком положении, похоже, пребывал уже давно. Чувствуя, как что-то словно подталкивает ее, Эсме подошла к нему.
        Перед ней открылось прекрасное зрелище. Куда ни глянь, кругом простирался океан, и не виднелось ни единой точки, означавшей приближение другого корабля или близкую землю, но Эсме неожиданно ухватила самый краешек мыслеобраза, который мог принадлежать капитану, «Невесте» или любому из находившихся на борту людей и не людей. Не нужны были ни другие корабли, ни земля; вот этот ужасающе прекрасный простор и есть то, что суждено вспоминать каждому моряку в последние минуты жизни. Целительница осознала, что огромный мощный фрегат на самом деле лишь хрупкая скорлупка на краю бездны, в которой обитают чудовища. Но это новое знание ее не испугало. В этот миг она готова была целиком и полностью признать, что ни шторма, ни твари из глубин не сумеют отвратить от моря того, чья душа опутана чарами безбрежного синего простора.
        «Мы там, где неба нет, а есть лишь отраженье моря…»
        - Нравится? - Разноцветные глаза смотрели на нее с любопытством.
        - Это… безмерно опасно и безумно прекрасно, - пробормотала Эсме, и капитану, похоже, эти слова пришлись по нраву. - Неужели вы совершенно не испытываете страха перед океаном?
        Магус улыбнулся и ответил без тени иронии:
        - Я не имею права бояться. Как только Он ощутит хоть смутную тень страха в моей душе, наша судьба решена. Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и Штормом стоит капитан.
        - И фрегат, - осмелилась поправить Эсме.
        Магус покачал головой:
        - Капитан и фрегат, фрегат и капитан… какая разница? В нашем с ~Невестой~ случае и вовсе трудно понять, где заканчивается она и начинаюсь я.
        Да, в этом Крейн был прав - теперь она видела золотистые узоры, намертво впаянные в его сущность. Теперь она могла взглянуть на него краем глаза, очень осторожно, чтобы увидеть не человека - не магуса, - а маленькое полыхающее солнце.
        - Я и не знала, что все так непросто, - сказала Эсме. - Мне сложно это понять…
        - Мне тоже непросто понять, что именно делает целитель, когда смотрит перед собой отсутствующим взглядом и из-под его ладоней струится золотистый свет, - заметил он с легкой усмешкой, возвращаясь к своему обычному тону. - Но людям важен результат, и они стараются не вникать во все остальное. А ведь на самом деле ничего сложного нет. - Он обвел взглядом палубу, как будто желая охватить всю «Невесту», вобрать в себя. - Однажды ты слышишь зов, против которого невозможно устоять, и идешь вперед, пока не находишь ту часть своей души, на месте которой всегда была пустота. Ты обретаешь целостность.
        «Взмывая к облакам, доверясь парусам, мы выбираем путь, не зная горя…»
        Эсме слушала словно зачарованная.
        - Я никогда не думала об этом так, - сказала она, когда магус умолк. - Признаюсь честно, капитан, вы… «Невеста»… все, что случилось за последние дни, - это многое изменило во мне. Я буду вспоминать об этом приключении, когда все останется позади.
        - Да, - произнес Крейн со странной интонацией. - Вам будет что вспомнить. Но мы забыли, зачем я вас сюда позвал. Встаньте-ка на мое место!
        Эсме повиновалась. Она вдруг ощутила странное напряжение, словно «Невесте» не очень нравилось то, что намеревался сделать капитан. Но здесь, на палубе, фрегату сложнее было воздействовать на ее разум.
        - Смотрите!
        Сначала Эсме не поняла, куда нужно смотреть, но послушно проследила взглядом за рукой Крейна. Стальную гладь океанских волн рассекала кильватерная струя «Невесты ветра», в вышине кружил крылатый силуэт человека-птицы.
        Недалеко, справа по борту, в воде мелькнула большая тень.
        Миг спустя такая же появилась слева.
        Словно почетный караул, за фрегатом следовали два огромных кархадона.
        - Эльга-Заступница! - только и сумела выдавить Эсме, парализованная страхом.
        Чудовищ оказалось два, хотя и одно сумело бы в два укуса расправиться с «Невестой». Целительница зажмурилась: ужас предстоящего столь явственно нарисовался перед ее внутренним взором, что оставалось только…
        - Не надо бояться. - На ее плечо легла горячая рука Крейна. - Посмотрите. Разве они не прекрасны?
        Девушка собралась с духом и открыла глаза.
        Кархадоны шли пугающе близко. Они двигались с той же скоростью, что и фрегат, поэтому казалось, что чудища привязаны к кораблю невидимыми тросами. Их черные спины то уходили под воду, то вновь показывались на поверхности.
        Говорят, эти бронированные шкуры невозможно пробить никаким оружием…
        Нет, неправильно. Ей нельзя об этом думать.
        Эсме изумилась самообладанию Крейна и тому, что ни один из матросов не забил тревогу, - все продолжали заниматься своими делами, словно ничего особенного не происходило. Они не боялись.
        «Любой из членов команды всегда должен знать, что между ним и Штормом стоит капитан…»
        И в тот момент, когда кархадоны вдруг одновременно выпрыгнули из воды, подставив мощные тела под лучи заходящего солнца, Эсме все окончательно поняла. Она узнала очертания фрегатов в этих машинах для убийства - узнала тупой таран, превратившийся в острейший рог, узнала мачтовые отростки, ставшие плавниками, узнала взгляды, которые совсем не изменились.
        «Мы еще встретимся… если только тебя не сожрет твоя любимая рыбка».
        Теперь ей был ясен смысл странной фразы Эйдела.
        Чудовища плавно вошли в воду и исчезли в глубине, а над гладью волн раздался протяжный стон фрегата.
        - Кажется, после этого меня уже ничто не сможет удивить или испугать, - прошептала Эсме, стараясь сохранить в памяти каждое мгновение чудесной встречи.
        Магус усмехнулся:
        - Вы и так не из робкого десятка. Тут важно другое. Вы почувствовали их суть?
        Она кивнула и с трудом удержалась от уточнения - сердце-суть.
        - Они не агрессивны, даже наоборот. Странно - о них ведь рассказывают столько страшных историй…
        - В океане для всего есть место - и для страшных историй, и для нестрашных, - сказал Крейн. - Вам еще многое предстоит узнать. Но закат лучше встречать молча и внимательно наблюдать за уходящим за горизонт солнцем - вдруг покажется зеленый луч, дарующий благодать, предвестник чего-то хорошего и долгожданного?
        Эсме грустно улыбнулась:
        - Эту сказку я знаю. Но ведь зеленого луча никто не видел.
        - Вы и Заступницу никогда не видели, - возразил магус, - но не сомневаетесь в ее существовании, ведь так?
        Она пожала плечами, и они в самом деле провели некоторое время на палубе, наблюдая за солнцем, которое медленно тонуло в бескрайнем океане. Вокруг царили тишина и спокойствие - не та ли самая благодать, о которой говорил этот странный моряк? Впрочем, никакого зеленого луча они так и не заметили.
        Ночью Эсме почти не спала, обдумывая свое положение.
        Кристобаль Крейн, разумеется, вовсе не просто так рассказал ей, что на «Невесте ветра» вот уже полтора года нет целителя. Впрочем, даже если бы он умолчал об этом досадном стечении обстоятельств, она бы все равно почувствовала неладное. Живой корабль глядел на нее с тем же выражением, с каким она сама глядела на флакон с зеленой пробудиловкой: и горько, и противно, а выпить все-таки надо.
        Целительница окинула взглядом каюту. Ее спальня в ныне сгоревшем доме в Тейравене показалась бы огромной по сравнению с этим ящиком, в который влезли только койка и сундук. Впрочем, «ящик» все же был до некоторой степени уютным, и она смогла бы к нему привыкнуть. Но прочие стороны жизни на корабле - то, что она успела увидеть собственными глазами, и то, что показала ей «Невеста ветра», - нравились ей гораздо меньше. Эсме все здесь представлялось слишком неудобным или слишком странным.
        А еще - довольно-таки опасным.
        - Эйдел Аквила знает, что я вовсе не пленница на этом корабле, - произнесла она вслух. На противоположной стене тотчас же распахнул веки черный глаз величиной с ладонь: «Невеста ветра» внимала. - Теперь меня будут искать, чтобы выйти на след знаменитого Кристобаля Крейна. Вот ведь незадача - кажется, я променяла собственную безопасность на жизнь юнги, который даже своего настоящего имени мне не назвал. - Она невесело рассмеялась. - Капитан сказал, что наше соглашение придется пересмотреть, но пообещал, что все будет хорошо. Как-то сложно себе представить, что у него это получится…
        Глаз моргнул. Эсме почувствовала знакомую боль в висках.
        - Еще он сказал, что целительницу никто не тронет, и это, пожалуй, верно. Однако цепные акулы запросто испортят мне жизнь и легко докажут, что все, чем я владею, досталось мне от пиратов и потому подлежит конфискации. Я уже знаю, как это происходит…
        Эсме зажмурилась.
        Она знала лишь один способ сделать все так, чтобы ни чайки, ни прочие слуги капитана-императора не смогли причинить ей никакого вреда. У нее все переворачивалось внутри при мысли, что снова придется прибегнуть к крайнему средству, которое в прошлый раз чуть ее не погубило, - ведь теперь Велина не будет рядом, чтобы помочь. Но ничего менее опасного она придумать не могла.
        Не оставаться же ей, в самом деле, на пиратском корабле.
        Утром Сандер принес завтрак и с сияющим лицом объявил, что вечером Крейн собирается устроить всеобщий праздник в честь юнги, который спас капитана, и целительницы, которая спасла юнгу. Эсме растерянно поблагодарила его, не зная, что еще сказать. На этом, однако, удивительные новости не закончились.
        - Я приду чуть позже, - сказал Сандер, стоя на пороге ее каюты, - и проведу вас по кораблю. Все покажу, со всеми познакомлю. Думаю, вам будет интересно узнать, как устроена «Невеста ветра» и кто тут живет.
        - А капитан Крейн об этом знает? - спросила Эсме, решив не уточнять, что как раз о внутреннем устройстве корабля ей известно достаточно - от самого корабля. - Он же хотел держать меня тут как в тюрьме до следующего порта.
        - Знает ли капитан? - Сандер неуклюже взмахнул рукой, стукнулся костяшками пальцев о дверь и зашипел от боли. - Да он и приказал мне этим заняться. Кое-кому такое дело не по нраву, но вы не переживайте!
        Растерянность Эсме возросла стократ, и теперь к ней примешивался страх. Кто-то дерзнул возразить капитану? А как же вчерашний красивый рассказ о том, что вся команда думает и поступает так же, как навигатор? Кроме того, она сомневалась, что хочет слишком уж близко знакомиться с пиратами, пусть даже те и благодарны ей за помощь. Пожалуй, разумнее всего было придерживаться первого приказа Крейна и не выглядывать из этой каюты без лишней надобности, пока «Невеста ветра» не окажется в каком-нибудь достаточно далеком от Тейравена порту, вновь замаскировавшись под торговый фрегат. Но когда Сандер и впрямь вернулся, у нее не хватило смелости отослать его.
        Матрос, как и обещал, показал ей весь фрегат, начиная с брюха и обитавших там маленьких лодок. Вживую все выглядело и ощущалось иначе: коридоры были темнее, в воздухе чувствовался едва уловимый пряный запах, и в висках Эсме то и дело начинала пульсировать боль - она ощущала сомнения фрегата, который никак не мог решить, что с ней делать. И, конечно, теперь вокруг были люди, а не узлы светящейся сети.
        Кока звали Мани Рыбий Хвост. Он был похож на копченую рыбу-иглу - тощий, обожженный солнцем, с длинным носом и глазами навыкате. Эсме, смущаясь, поблагодарила его за еду и особенно за чай, а он выразил готовность поить ее этим самым чаем - по семейному рецепту! - каждый день, столько времени, сколько понадобится. Она посмотрела на его руки, покрытые шрамами от ран и ожогов, и тотчас же поймала шальной мыслеобраз, полный жгучей боли. Мани страдал от суставной болезни, которая должна была в скором времени превратить его пальцы в подобия кривых древесных корней. Она легко коснулась его плеча и убрала боль, решив, что с остальным разберется в Ламаре или другом порту, где Крейн выполнит все свои обещания, не забыв о сундуке с целительскими зельями.
        Откуда-то выплыл шустрый мыслеобраз и ринулся прямо на нее, но Эсме оттолкнула чужое воспоминание, ощутив лишь намек на запах гари - не от подгоревшей еды - и услышав слабое эхо чьих-то рыданий.
        Бронт и Стероп - похожие друг на друга матросы, которых она видела в «Водяной лошадке» вместе с Плетельщиком узлов, - действительно были братьями. Они сбежали из дома и отправились странствовать по морям, а в итоге Крейн нанял их в каком-то северном порту, спасая от разгневанного торговца, у которого братья свели нескольких овец. Живостью ума эти двое не отличались, но капитана считали своим третьим братом и ради него были готовы на все. Они ничем не болели - и даже былые раны их не беспокоили, - зато видели, как Эсме восстановила разодранную руку Крейна, поэтому теперь их преданность распространялась и на нее.
        Плетельщика Эсме встретила, когда поднялась вместе с Сандером на палубу и огляделась по сторонам, щурясь от яркого света. Хотя поначалу он и показался ей темной безликой фигурой, она без труда узнала его по голосу.
        - Вот мы и встретились снова!
        Эсме кивнула в ответ. Он излучал бесшабашное веселье, и рядом с ним серьезные мысли улетучивались сами собой.
        - Меня зовут Умберто.
        - Рада видеть тебя, мастер узлов, - сказала целительница. - Я и не думала, что ты так быстро перейдешь к выполнению условий нашей сделки.
        Он дернул себя за мочку уха и лукаво улыбнулся.
        - Осторожнее с ним, милейшая Эсме, - послышался еще один знакомый голос со стороны носа корабля. Целительница посмотрела туда и увидела человека-птицу, который сидел, завернувшись в свои крылья, будто в плащ. - Этот плут продаст эльгиниту его собственный колокольчик и даже не вспотеет.
        Крылан говорил язвительно и резко, как и раньше. Эсме поняла, кто возражал против того, чтобы позволить ей прогуляться по кораблю. Во взгляде человека-птицы легко читались недоверие и досада. Она не стала приближаться к нему на три шага - хватило и пяти.
        - Очень грубо с твоей стороны, Джа-Джинни, - сказал Умберто, невзначай представив крылатого. - Я же стараюсь…
        - Быть галантным, я знаю, - перебил крылан и изобразил подобие улыбки. - У тебя еще будет шанс сегодня вечером продемонстрировать, что капитан обучил своих помощников хорошим манерам за столом. У тебя, друг мой, одна из главных ролей в готовящемся спектакле, раз уж все началось именно с того, как вы с нашей гостьей красиво сработались тогда, в трактире.
        Эсме вздрогнула. А ведь и в самом деле, какая медуза ее укусила, что она ввязалась в чужой спор, да к тому же столь эффектным способом? Такой поступок был совсем не в ее характере.
        - Знаете, когда в кошельке нет ни гроша, легко совершать глупости, - сказала она неожиданно для самой себя. - Меня ожидали нищета и голод. Такое будущее кого угодно заставит рискнуть и даже поступить не совсем честно.
        - Нечестно? - удивился Умберто. - И в чем же заключалась нечестность?
        Эсме запоздало прикусила язык, но теперь они оба - человек и крылан - внимательно смотрели на нее и ждали ответа. Что ж, она уже достаточно ругала себя за обман, теперь пришел черед рассказать всю правду одному из непосредственных участников истории.
        - У нас, целителей, - сказала она, - есть одна большая проблема, о которой все остальные мало что знают и даже не могут себе представить, насколько все в действительности серьезно. На расстоянии трех шагов я начинаю ощущать чужие воспоминания как свои, но это полбеды. Они застревают в моей памяти и временами даже подменяют то, что происходило со мной на самом деле. Конечно, так бывает не всегда… но, поверьте, вам бы не хотелось запутаться в противоречащих друг другу образах, пытаясь определить, что именно из увиденного произошло не с вами, а с кем-то другим.
        - Я пока что не вижу связи с узлами, - заметил Умберто.
        Эсме покачала головой:
        - Но она есть. Я развязала тот узел, воспользовавшись чужим воспоминанием, задержавшимся в моей собственной памяти. На самом деле я в узлах вообще ничего не смыслю. Короче говоря, я сжульничала.
        Умберто озадаченно прикусил губу, а Джа-Джинни посмотрел сначала на него, потом на нее и расхохотался. Он так смеялся, что чуть не упал на спину, и в конце концов раскрыл крылья и по-птичьи подпрыгнул, сохраняя равновесие.
        - Ну и дела! - воскликнул крылан, и Эсме показалось, что его голос слегка потеплел. - Видишь, Умберто? На каждого хитреца найдется кто-то хитрее! Я ошибся - это тебе надо быть осторожнее, а не ей!
        - Лети отсюда, пока я не повыдирал тебе все перья, - добродушно посоветовал моряк.
        Человек-птица снова расхохотался, а затем и в самом деле взлетел. Эсме вдруг почувствовала себя неуютно рядом с Умберто и под каким-то выдуманным предлогом попросила Сандера - тот смиренно ждал, пока его услуги вновь понадобятся, - отвести ее обратно в каюту. Ей захотелось побыть в одиночестве, насколько это представлялось возможным на борту живого фрегата.
        На закате, как и обещали, моряки начали пировать. Для капитана и его гостей накрыли стол в просторной каюте, где Эсме оказалась впервые, - это было, как ей объяснил язвительный Джа-Джинни, нечто вроде зала собраний.
        Эсме усадили по правую руку от капитана, а по левую сидел худощавый пожилой мужчина по имени Эрдан. Он был на «Невесте ветра» корабельным мастером - Эсме не поняла, что это означает, но спросить не решилась. Одного взгляда хватило, чтобы вспомнить: именно с ним она столкнулась на пристани после разговора с Эйделом. Корабельный мастер тоже ее узнал и ободряюще кивнул, еле заметно улыбнувшись. Он был еще старше, чем ей показалось в тот раз, хотя и казался крепким. Возле самой Эсме сидел Умберто - он принарядился, причесался и уже ничуть не походил на простого матроса. Его манеры за столом, как и предсказывал крылан, были весьма хороши.
        - Моя правая и левая рука, - сказал Крейн, официально представляя ей Джа-Джинни и Умберто.
        Плетельщик узлов снова дернул себя за серьгу, и Эсме подумала, что никто другой из моряков, с которыми она встретилась сегодня, не носит такого украшения. А ведь оно, если подумать, напрямую указывает на своего хозяина как на опасного человека - морские просторы за экватором принадлежат меррам и пиратам, порядочным людям там нечего искать. Может, поэтому верзила-спорщик в трактире и не стал драться с обидчиком. Так или иначе, «левая рука» капитана Крейна явно отличалась склонностью к безрассудным поступкам.
        Джа-Джинни, которому требовалось больше места, чем другим, сидел за противоположным концом стола, а стул рядом с Эрданом занял донельзя смущенный Кузнечик.
        - Первый тост, - старший магус поднял кубок, - за здоровье нашей гостьи, которая хоть и оказалась на борту ~Невесты~ не по собственной воле, повела себя как подобает члену команды!
        Они выпили и принялись за еду. Постепенно завязалась спокойная и даже чинная беседа, в которой Эсме не участвовала, поскольку едва могла уловить ее смысл. Она изредка ощущала взгляды Кузнечика. Юнга тоже чувствовал себя неуютно за одним столом с капитаном и его ближайшими помощниками и ускользнул из каюты, как только подвернулась возможность. Эсме, как бы ей ни хотелось последовать его примеру, сосредоточилась на еде - кок расстарался и приготовил блюда, каких ей никогда не доводилось пробовать. А когда разговор перешел на обсуждение дальнейшего курса и запестрил морскими выражениями, которые она постепенно начинала понимать, - вынудила себя полностью отрешиться от слов, что звучали вокруг.
        Вдруг Эсме почувствовала растущую напряженность и вновь прислушалась.
        - …Как пожелаешь, но я тебя предупредил, - проговорил Эрдан, барабаня пальцами по столу. Поначалу спокойный и даже хладнокровный на вид, теперь он с трудом держал себя в руках. - Иногда мне кажется, что ты нарочно хочешь ее покалечить.
        - Он прав, Кристобаль, - с серьезным выражением лица кивнул Джа-Джинни. - Риск слишком велик. Я против.
        - Умберто, а ты что скажешь? - Крейн сидел, откинувшись на спинку стула. - Как бы ты поступил на моем месте?
        - Я бы попробовал, - тотчас же откликнулся молодой моряк. - Интересно же!
        - Интересно будет, когда «Невеста» останется без глаза, - пробормотал крылан и вдруг перевел взгляд на Эсме: - Мы вас утомили?
        Целительница отложила вилку.
        - Ничуть. Хотя было бы проще, если бы я понимала, о чем идет речь.
        Мужчины негромко рассмеялись. Ей ответил Эрдан:
        - Речь идет об одном весьма опасном маневре, который мы оцениваем по-разному. - Он покосился на капитана и, получив молчаливое согласие, продолжил: - Вы уже имеете представление о том, как выглядит фрегат, приготовившийся к бою, - словно еж, ощетинившийся острейшими крючьями. Кстати говоря, боевые фрегаты нередко называют именно «морскими ежами». С помощью крючьев один фрегат может прицепиться к другому, но у них есть еще одно немаловажное значение: защита от таранного удара, который может повредить одно из… гм…
        - Средоточий разума, - сказала Эсме. - Капитан объяснил мне, что это такое.
        Эрдан многозначительно посмотрел на Крейна. Тот слегка улыбнулся.
        - Ну, хорошо. Так вот, дело в том, что хотя крючья и защищают корабль от тарана противника, они растут неравномерно. Есть небольшая вероятность, что при должной сноровке и хорошем владении своим фрегатом навигатор сумеет заставить его нанести удар туда, где крючьев мало, - например прямо в нос другому кораблю. В случае удачи тот будет полностью и надолго обездвижен, то есть не сможет ни удрать, ни защищаться как следует. Но если…
        - Никаких «если», - перебил Крейн. - Мне нужно знать, что это возможно, только и всего. Не забывай, что я командую ~Невестой~ и весь риск ложится в первую очередь на меня.
        - В том-то и проблема, что я знаю твое отношение к риску лучше, чем ты сам. - Эрдан вздохнул. - Остается лишь надеяться, что тебе не придется прибегать к такому… э-э… фокусу.
        - Забавно, правда? - вдруг сказал Джа-Джинни, устремив на Эсме пристальный немигающий взгляд. - Пять дней назад вы были добропорядочной и, полагаю, уважаемой жительницей Тейравена, слушали по утрам, как звонят колокола в обители эльгинитов, и читали развешанные повсюду объявления о награде за поимку грабителей. А теперь мы сидим за одним столом и обсуждаем, как бы побыстрее вывести из строя фрегат какого-нибудь бедолаги-торговца. Жизнь стремительна, и никогда не знаешь, что с тобой произойдет завтра или послезавтра.
        За столом сделалось очень тихо.
        - Да, это верно, - сказала Эсме, бледнея. - Десять лет назад жизнь моей семьи тоже стремительно изменилась. Не в мгновение ока, но все же… Утром мы были добропорядочными и уважаемыми, вечером стали пособниками пиратов - а ночью наш дом сгорел.
        На лице крылана не дрогнул ни один мускул.
        - Вы рассчитываете нас удивить или разжалобить? - язвительно спросил он. - На борту этого корабля полным-полно историй, одна страшнее другой. Потому мы и держим их при себе, хотя груз временами становится тяжелым.
        Эсме пожала плечами:
        - Значит, целителям хоть в чем-то повезло.
        - Это в чем же? - спросил Крейн, до этого с жестоким интересом наблюдавший за ее разговором с Джа-Джинни. Ей показалось, что голос капитана прозвучал как-то странно. - Не в том ли, что, кроме своих тайн, вы храните чужие?
        - В том, что мы способны забывать эти тайны, - сказала она, и настроение магуса вдруг начало меняться с необыкновенной скоростью. Он мрачнел на глазах, вокруг него словно собиралась грозовая туча. - Есть такое особое… место. Называется [сундук].
        - Сундук? - переспросил Эрдан.
        - [Сундук], - уточнила Эсме. - Я… я понимаю, вы не чувствуете разницы, но любой целитель ее ощущает весьма отчетливо. Это такая штука, в которую что угодно можно положить, но нельзя достать обратно. - Она нахмурилась. - Туда прячут как чужие, так и собственные мыслеобразы. Или даже часть своей памяти.
        [Бамц!]
        - И вы это с собой сделали? - спросил Крейн.
        - А разве у вас нет воспоминаний, от которых становится больно? - тихо спросила она, чувствуя, как дыра в памяти вновь начинает саднить. Затылок налился свинцом. - Разве вам никогда не хотелось уберечься от боли, которая страшнее всякой пытки? Я… мне слишком многое пришлось… потерять. Жить с таким грузом невыносимо, поэтому я пред-почла от него избавиться.
        - И сразу стало легко и приятно? - поинтересовался магус столь ядовито, что Эсме ощутила во рту горький привкус. - Да? Я прав?
        Она покраснела. Крейн по-прежнему сидел спокойно, но плясавшие в разноцветных глазах огоньки придавали ему слегка безумный вид. Его рука безотчетно сжимала вилку, и Эсме вдруг подумала, что этот странный человек может превратить в оружие даже перышко.
        - Да, вы совершенно правы, - сказала она по-прежнему тихо, но уверенно. - Я сама принимала решение, и мне показалось, что этот выбор лучше, чем прыжок со скалы вниз головой. Воспоминания не так уж важны для жизни.
        - Разумеется. - Теперь тон капитана сделался глумливым. Он отбросил вилку и поднес руку к лицу. - Это все равно что лечить царапину на пальце путем отсечения пальца, ведь он для жизни не так уж важен.
        Правая рука магуса опустилась на стол, а левая, в которой невесть откуда взялся нож, совершила стремительное движение. Спустя мгновение рукоять ножа торчала как будто бы из его кисти, а лезвие полностью вошло… Эсме понадобилось несколько секунд, чтобы понять - не в руку, а в столешницу.
        - Ненормальный! - выдохнула она и, скользнув из-за стола, бросилась вон.
        Полная луна в темном небе чем-то напоминала цветок сердце-сути посреди бескрайней тьмы. Эсме невольно потянулась к ней, а потом вспомнила, что сейчас она всего лишь человек, и у нее совершенно обычное человеческое тело, которое не умеет парить посреди пустоты и зашивать разорванную ткань души-тела нитками, свитыми из частиц ее силы. Силы, дарованной Эльгой-Заступницей и предназначенной для того, чтобы в мире стало хоть немного меньше боли и страданий.
        Отчего же в ее собственной жизни их так много?..
        Во тьме плыла странная мелодия, рисуя узоры из звезд, заигрывая с ветром и волнами. Эсме закрыла глаза, попыталась очистить разум от посторонних мыслей, но быстро поняла, что этой ночью ей вряд ли удастся достичь спокойствия. Ссора с Крейном была больше, чем просто ссорой. Что ж, по крайней мере, она избавлена от необходимости выбирать - после такого он вряд ли захочет ее видеть на своем корабле. Они расстанутся в Ламаре или в каком-нибудь другом порту.
        Позади зашуршали перья.
        - Три шага, - проговорила Эсме, продолжая глядеть на луну. - Не подходите ближе, если не хотите, чтобы я ненароком прочитала ваши мысли.
        - Я-то думал, вы заметили, - сказал Джа-Джинни и тихонько рассмеялся.
        От его язвительности не осталось и следа. Эсме повернулась и увидела его лицо совсем близко от своего. Глаза крылана светились в темноте почти как у кота.
        «Заметила что?» - чуть было не спросила она.
        И тут же все поняла.
        Вокруг него не было мыслеобразов.
        - Я не впервые услышал о чужих воспоминаниях, - продолжил Джа-Джинни тем же мягким и спокойным голосом. - Мне много лет, я встречал многих целителей и знаю о своей… особенности. Возможно, все дело в том, что я другой. Я не человек.
        Эсме захотелось возразить, хотя она и понимала, насколько это глупое желание. Перед ней стояло существо, почти целиком покрытое перьями, и у него были крылья. Она промолчала.
        - Я могу лишь предполагать, что вы сейчас чувствуете. - Он встал рядом с ней и положил на планшир руки с длинными когтистыми пальцами. - Вам кажется, что вы предложили единственно возможный способ решения серьезной проблемы, а капитан повел себя странно, несправедливо обидел вас.
        Эсме снова промолчала.
        - Однако вы не знаете Кристобаля так, как его знаем мы. Наш капитан… - Крылан немного помолчал, почесал затылок, словно подыскивая нужные слова. - Наш капитан сам выбирает каждого нового члена команды и предлагает его «Невесте ветра». Может показаться, что внутри все мы одинаковые, похожие на него, но на самом деле всё чуточку сложнее. Мы разные… - Он снова замолчал на несколько секунд. - Мы словно части одной сложной головоломки, которые отдельно друг от друга лишены смысла. Взять, к примеру, Умберто - сам по себе он не более чем обычный бесшабашный жулик, из тех, что долго не живут. А здесь его качества играют на руку капитану и «Невесте», потому что всякий раз вплетаются в узор, который целиком известен только им двоим.
        - А вы? У вас тоже есть… качества, которые использует капитан Крейн?
        Он кивнул:
        - Разумеется. Может, попробуете угадать?
        Она чуть помедлила, размышляя, не стоит ли отказаться, а потом рискнула:
        - Полагаю, ваше качество - здравый смысл.
        Улыбаясь, крылан еще меньше походил на кого-либо из людей, и его лицо, со слишком большими глазами и слишком широкими скулами для человека, выглядело даже чуть-чуть жутким. Эсме подавила дрожь. Было что-то еще не столь очевидное среди его качеств…
        - Вы проницательны, - сказал он. - Да, и я уже сказал Кристобалю… кстати говоря, главное из его собственных качеств - упрямство… Так вот, я сказал Кристобалю, что идею взять вас в команду считаю дурной. Простите, но это правда. Пока что все они видят перед собой хрупкую девушку, почти ребенка, в котором ощущается нечто неземное, нечто от Заступницы. Но божеству нужно поклоняться издалека, а не жить с ним рядом. Здесь, - он ткнул пальцем вниз, - достаточно много грязи, пусть она и не видна с первого взгляда. Когда Светлая Эльга станет не такой уж светлой, начнутся неприятности.
        - Все правильно, я и сама об этом думала, - тихо проговорила Эсме.
        - Вы не только проницательны, но еще и умны. - Час назад она едва ли могла предположить, что услышит от крылана комплимент, сказанный совершенно искренним тоном. - А еще в вас достаточно самоотверженности, чтобы пойти на риск с [сундуком]. Не смотрите так удивленно - я же сказал, что встречал за свою долгую жизнь немало целителей.
        Эсме, отворачиваясь, пробормотала:
        - Тогда вы знаете, чем это может закончиться.
        Крылан вздохнул:
        - Знаю. Но я знаю еще кое-что - я видел людей, переживших бескровный допрос с пристрастием, который проводили чайки. Поверьте мне на слово, если вы попадетесь семейству Лар, даже Заступница вас защитить не сможет, что бы там ни говорил Кристобаль. Он ведь на самом деле хочет, чтобы вы остались, потому и несет чушь.
        «А если я и впрямь останусь? - подумала Эсме. - Защитит ли она меня?»
        - Только не поддавайтесь, - сказал Джа-Джинни. - Он перегорит и снова попытается вас обаять. Он необыкновенный, а вы такая… юная. Помните, что у вас вся жизнь впереди, и не стоит связывать ее с бандой отщепенцев. Помните!
        Он прыгнул на планшир и взлетел во тьму.
        Целительница закрыла глаза.
        Фрегат только этого и ждал. Она вновь растворилась в его бескрайней сущности, на этот раз не ощутив даже намека на страх, и острота ее восприятия превзошла все мыслимые пределы. Она по-прежнему была собой ~ она стала каждым из живущих, что пребывали внутри нее ~ она парила черно-золотым цветком посреди… тьмы, пустоты? Нет~нет, посреди холодного и сурового, но все же переполненного жизнью океана. Цветок во мраке сердце-сути был одинок, а здесь повсюду виднелись мыслеобразы: большие и малые, многоглазые и зубастые, с ядовитыми шипами и в твердых панцирях, чешуйчатые и студенистые, разные, разные, разные… Ни один не приближался к ней, а те, что уже были ~внутри~, держались обособленно, даже не пытаясь объединиться с ее собственными воспоминаниями. Это было так непривычно, что она растерялась. Проснулась боль в затылке ~ гулкий колокольный звон, разбитое стекло, от едкого дыма по щекам текут ручьи слез~, и она почти вспомнила то, чего не могла вспомнить.
        [Все это богатство, пожалуй, сюда не влезет. А жаль.]
        Вздрогнув, Эсме пришла в себя.
        Впереди что-то полыхнуло среди туч, потом раздался далекий грохот. Она принялась озираться по сторонам и поняла, что доносившиеся снизу отзвуки пиршества затихли, а на корабле все пришло в движение. Мимо пробежали два матроса и стали что-то делать со снастями, при помощи которых был закреплен нижний парус ближайшей к Эсме мачты. Еще двое забрались на саму мачту. Каждый из них явно старался работать пошустрее, потому что…
        На палубе был капитан.
        Он появился незаметно и сейчас стоял к ней спиной, но почему-то девушка нисколько не сомневалась, что ему известно о каждом ее движении и, вероятно, о каждой ее мысли. Вот теперь она испугалась по-настоящему - Крейна? Приближавшейся бури? - и чуть не подпрыгнула, ощутив на плече чью-то руку.
        - Лучше бы вам спуститься в каюту, - сказал Эрдан, мастер-корабел. - Надвигается сильный шторм, да и в любом случае сегодня разговаривать с капитаном не имеет смысла.
        Взгляд старика был ласковым и понимающим.
        - Может, стоит… изменить курс? - робко спросила Эсме. Порыв ветра слегка взлохматил ей волосы. - Зачем идти туда, где поджидает опасность?
        - Здесь повсюду опасности, их великое множество, - ответил Эрдан. - И на самом-то деле шторм не там, где молнии и гром, он уже над нами, он всегда над нами. От него не скрыться.
        - Я боюсь.
        Мастер-корабел покачал головой:
        - Вот уж чего не надо, так это бояться. «Невеста ветра» не может утонуть. И все же настоятельно советую уйти вниз, чтобы вас не смыло за борт.
        Это было бы и впрямь разумно, однако она почему-то осталась. Ветер крепчал с каждой минутой. Вскоре фрегат и впрямь изменил курс, развернувшись носом навстречу волнам. В памяти Эсме всплыл мыслеобраз: она увидела брата и отца, которые сидели за обеденным столом и увлеченно спорили, как следует управлять лодкой в плохую погоду. Ни лиц, ни голосов - лишь расплывчатые пятна и невнятное жужжание, как всегда. Сначала ее охватила знакомая тоска по прежним временам, а потом на смену тоске пришло недоумение.
        Ни Паоло, ни Бартоло не были навигаторами. Откуда же у нее эта странная уверенность, что они говорили о лодках? И с чего вообще она взяла, что вспомнила именно отца и брата?..
        [ - Носом к волне - и пробивайся вперед. Только так.
        - Почему?
        - Иначе перевернешься. Ей-то ничего не будет, она не утонет, а ты окажешься в воде и захлебнешься.
        - Я хорошо плаваю!
        - Ты не знаешь, что такое настоящий шторм, ты его не видел ни разу. И с какой стати ты со мной споришь, сухопутный шебаршила?..]
        Она поморщилась и решила разобраться с этим позже, а пока следовало забиться в какой-нибудь угол, чтобы не мешать и в самом деле не оказаться за бортом. Качка усиливалась. Фрегат то поднимался на гребень очередной волны, то падал, и босые ноги Эсме скользили по мокрой палубе. Оставалось лишь удивляться, что моряки не падают. Правда, двигались они очень осторожно. Один раз мимо нее прошел сосредоточенный Крейн, но ничем не обнаружил, что видит свою гостью там, где ей не положено быть. Начался сильный дождь, и Эсме едва успела подумать, что пора в каюту, как кто-то сунул ей в руки непромокаемый плащ. Она огляделась и увидела удалявшуюся сутулую спину Сандера.
        Матросы освобождали одни паруса, позволяя им сложиться, и закрепляли другие. Наблюдая за их действиями, абсолютно не понятными ей, Эсме вспомнила один из рассказов Пью - о том, как во время шторма фрегату сломало мачту сильным порывом ветра. Старый моряк тогда вдруг побледнел и сказал изменившимся голосом, что в жизни не слышал крика страшнее, чем крик того корабля.
        В очередной раз проходя мимо, Крейн сделал вид, что впервые ее заметил.
        - Вы-то что здесь делаете? Быстро вниз, а то еще смоет.
        - Невелика потеря! - крикнула Эсме в ответ, но сильный порыв ветра увлек слова за собой и швырнул в бушующие волны. Крейн что-то сказал, Эсме ничего не услышала. Магус смерил ее суровым взглядом, пожал плечами…
        И остался рядом.
        В темном небе сталкивались тучи; молнии сновали между небесами и водой, словно желая сшить их воедино. Дождь лил и лил, вокруг все гудело, трещало, стонало. Палуба содрогалась, словно живому фрегату тоже было страшно, и все же он упрямо взбирался на очередную водную преграду, чтобы потом рухнуть вниз. Крейн казался скалой - он даже не вздрагивал, получая от дождя очередную оплеуху. Ноги Эсме онемели от холода, но теперь она и не помышляла о том, чтобы уйти.
        Их с «Невестой ветра» ощущения вновь начали перемешиваться, и шторм показался целительнице не бездумной стихией, а чем-то совершенно иным - силой, у которой были и разум, и воля. Силой, которая хотела и умела убивать. По сравнению с ней живой корабль выглядел безобидным, как упавший с дерева лист на поверхности пруда, однако он все равно стремился вперед, бросая вызов тучам, ветру, дождю, океану и тому, о ком во время плохой погоды не принято было говорить вслух. «Невеста ветра» и в самом деле боялась - Эсме чувствовала, как от чужого страха ее внутренности превращаются в холодный слипшийся ком, - но не собиралась сдаваться.
        Внезапно ветер стал стихать, а потом вовсе прекратился. Паруса фрегата обвисли, он замер на месте. Волны успокоились, ливень сменился слабым дождиком. Где-то вдалеке по-прежнему грохотали сталкивающиеся друг с другом тучи, сверкали молнии. Оглядевшись, Эсме поняла, что буря окружает «Невесту ветра» со всех сторон. Но в непосредственной близости от них море было тихим, спокойным, и его поверхность слегка мерцала…
        От этого умиротворяющего мерцания ее пробрала дрожь.
        Клубком мокрых перьев с неба свалился Джа-Джинни. Крейн, по-прежнему не двигаясь с места, поднял руку, словно призывая людей к молчанию, хотя никто даже рта не раскрыл. Эсме замерла, глядя на него. В тишине и при полном безветрии фрегат направился вперед, словно под водой его кто-то ухватил и потащил, - против воли, и уж подавно не по желанию капитана.
        - Рубить тросы! - крикнул магус. - И все вниз!
        Целительница не шелохнулась. Кристобаль бросил на нее злой взгляд, но ничего не сказал. Матросы расправились с канатами очень быстро и один за другим скрылись в люке; последним ушел мастер-корабел. Магус подошел к фальшборту, и Эсме последовала за ним. Она увидела, что на поверхности воды проступил круг, внутренняя часть которого медленно прогибается вниз, и «Невеста ветра» опускается вместе с ней, кренясь на правый борт.
        Водокрут!
        Ноги Эсме подкосились, и она упала бы, не подхвати ее Крейн. Она с ужасом поняла, что они обречены. Ей не раз доводилось слышать страшные истории о том, как корабли, попавшие в водокрут, погибают на глазах у бессильных очевидцев. Кракены и прочие опасности голубой бездны меркли по сравнению с тем, что угрожало им сейчас. От водокрута нельзя было спастись.
        - Здравствуй, старый друг! - Разноцветные глаза капитана сияли, он словно не понимал, что к ним приближается смерть. - Так и знал, что ты опять появишься… Погляди-ка на него!
        Эсме послушно посмотрела туда, куда он указал взмахом руки, хотя ей меньше всего на свете хотелось видеть сплошную стену воды, которая вставала над левым бортом «Невесты ветра». Фрегат с нарастающей скоростью опускался к жерлу водокрута - туда, где чудовищная сила должна была сначала расплющить его, а потом разорвать на части. Происходящее походило на дурной сон, а на самом краю огромной воронки она увидела нечто и вовсе кошмарное.
        Там был фрегат в несколько раз больше «Невесты ветра» - громадный плавучий остров молочно-белого цвета, идущий против течения водокрута. Его слепые глаза серебристо мерцали, над мачтами кружила стая птиц. Самих мачт было непривычно много - не меньше семи, - и на видимом борту красовались непонятные отростки, похожие на плавники странной формы, расположенные как попало. Чудище из легенд, выглядевшее совершенно реальным, двигалось с величавой торжественностью.
        Эсме закрыла глаза. Вот теперь им точно не спастись.
        - Идем! - хрипло проговорил магус. - Нам нельзя здесь оставаться.
        - Зачем? - Эсме показалось, что все кости в ее теле расплавились. - Это смерть. Нас спасет только чудо.
        - Будет тебе чудо!
        Устав пререкаться, Крейн схватил ее за руку и потащил за собой. Люк закрылся у них над головами, и в ту же секунду Эсме ~погрузилась в воду.~ Ощущение было очень правдоподобным: она успела почувствовать, как спасительный воздух покидает легкие, как они заполняются водой, и лишь потом поняла, что это наваждение, очередной мыслеобраз. Вокруг была темнота. Крейна рядом не оказалось, зато виднелся едва различимый силуэт Эрдана.
        - Пойдемте, я провожу, - сказал мастер-корабел. - Кажется, вам лучше прилечь.
        - Но я… - Эсме растерянно потерла лоб. Несколько минут напрочь стерлись из ее памяти без всякого [сундука]. Один раз «Невеста ветра» уже проделала с ней такой фокус. - Что происходит? Где мы?
        - Под водой, - сказал Эрдан. - Так, дайте-ка мне руку.
        Девушка шагнула ему навстречу ~и снова оказалась под водой, но на этот раз не захлебнулась, а продолжала дышать, будто отрастила жабры. Она увидела, как большой кракен, забравшись в расщелину на дне, сыто шевелит щупальцами. Мимо проплыл косяк серебристых рыб. Ее пока что влекло сильным течением, и глубина была недостаточно большой, чтобы в корпус начала просачиваться вода. Можно не волноваться. Можно просто плыть и ждать, когда водокруту наскучит игра…~~
        ~~~~~~
        - Эсме открыла глаза и поняла, что сидит на своей койке, а рядом стоит Эрдан и задумчиво смотрит в иллюминатор, за которым виднеется мутная зеленоватая ~мгла~. Стены каюты светились зеленым, и в отблесках призрачного света лицо мастера-корабела казалось лицом покойника.
        - Где мы? - опять спросила Эсме. ~~
        - Под водой, - повторил Эрдан, не глядя на нее. Его голос звучал очень спокойно. - Считается, что от водокрута невозможно спастись, но «Невеста ветра» пережила их с десяток, а может, и больше, - я уже стал забывать, что происходило с нами в первые годы. Одна из особенностей «Невесты» заключается в умении нырять. Насколько мне известно, другие рыбокорабли на такое не способны. Когда мы расстанемся, от этого знания вам нужно будет избавиться в первую очередь, иначе…
        Он не договорил. Целительница посмотрела на свои руки и ощутила ~плавники~ «Невесты ветра». Они шевелились, ловя течение. Большие разноцветные глаза фрегата пристально вглядывались в мутную тьму. Она чувствовала себя под водой так же спокойно, как и на поверхности.
        - Невероятно, - сказала Эсме. - Это просто невероятно.
        Эрдан пожал плечами:
        - Честно говоря, я достаточно долго над этим размышлял и пришел к выводу, что дело не столько в свойствах фрегата, сколько в тех качествах, которые проявляются благодаря его связи с навигатором. Если они доверяют друг другу и могут вместе перебороть страх, взять верх над инстинктами, которые твердят, что на свете есть невозможные вещи… - Он многозначительно замолчал. - Впрочем, для появления настолько безоглядного доверия нужны особые обстоятельства. О них позвольте умолчать - если я проболтаюсь, то еще до того момента, как вы все забудете, Кристобаль убьет меня двадцать раз.
        Она вяло улыбнулась и зевнула. Сине-зеленая мгла умиротворяла, от былого страха не осталось и следа, зато в тепле каюты оттаивали заледеневшие ноги, веки слипались. Ей хотелось о многом расспросить мастера-корабела, но не хватало сил даже открыть рот. Она опустила голову на подушку и закрыла глаза.
        Ей приснился ~сон~, в котором было много вкусной рыбы~~~
        ~~~а еще там был глаз.
        Не человеческий глаз, не то подобие глаза, которым на нее смотрела «Невеста ветра», - и вообще само слово «глаз» казалось слишком простым и приземленным для сущности, что случайно или умышленно открылась ей. Круг спокойствия в самом центре бури; пятно чистой воды посреди серебристой рыбьей стаи; дыра в ткани сердце-сути. Пустота. Эсме почувствовала взгляд этой пустоты - взгляд, растворивший океан мыслеобразов, как вода растворяет соль, - и ее охватило удивительное спокойствие.
        Бездействие. Безмыслие. Беспредельность.
        Чья-то рука коснулась ее лица - и пришла тьма.
        Проснувшись, она все забыла, хотя [сундук] так и остался закрытым.
        - Шевелитесь, медузьи дети!
        Фрегат, окруженный густым туманом, чем-то напоминал растрепанную девицу, которая ранним утром вышла на балкон, завернувшись в одеяло. Эсме лишь теперь начала понимать, зачем нужны все эти веревки, блоки и прочая замысловатая упряжь: живой корабль, предоставленный самому себе, выглядел слишком своенравно. Не хотелось верить, что «Невеста ветра» и впрямь может рвануть куда глаза глядят, отказавшись повиноваться навигатору. Но хлопанье парусов, дрожание реев и раздраженные волны, то и дело пробегавшие по ее шкуре, маскирующейся под доски палубы и обшивку, подсказывали - может. Очень даже может.
        Стоит ей только захотеть.
        Впрочем, пока что это желание плавало где-то в темных глубинах, вяло шевеля плавниками. «Невеста ветра» с величественной небрежностью позволяла матросам приводить себя в порядок, одевать, умывать и причесывать. За работой подчиненных, лениво их поругивая, наблюдал Умберто. Мастер-корабел что-то важное делал в трюме - чт?, Эсме не объяснили, - а Крейна с утра еще никто не видел.
        Целительница прислушивалась к чужим разговорам, лишь раз отметив про себя, что раньше мыслеобразы говорили ей больше, чем слова. Это было странно, однако она стремительно привыкала к новым правилам игры. Итак, слова: их занесло далеко от того места, где начался шторм; матросы пытались угадать, куда именно, однако делали это скорее ради забавы. Еще до того, как она вышла на палубу, в тумане промелькнули темные очертания какого-то острова, и крылан отправился на разведку. Он не боялся заблудиться, поскольку «Невеста ветра» наделяла каждого члена команды особым чувством направления, позволявшим всегда отыскивать дорогу домой.
        - Поберегись!
        Джа-Джинни мог приземляться легко и изящно, однако ему, похоже, доставляло удовольствие обрушиваться на палубу камнем, угрожая сбить с ног или даже скинуть за борт какого-нибудь бедолагу. Эсме уже успела заметить, что долгие часы в воздухе не утомляли крылана - наоборот, они будто прибавляли ему сил.
        Он еще не успел выпрямиться и сложить крылья, как появился Крейн в наброшенной на плечи длиннополой куртке. Увидев капитана, Джа-Джинни расплылся в улыбке:
        - Кристобаль! У меня для тебя новость!
        - Если новость заключается в том, что течение, кракен бы его побрал, вынесло нас к острову Алетейя, то никакая это не новость, - раздраженно пробурчал магус и зевнул. - Я давно здесь не был и не сразу понял, где мы находимся. Вот угораздило! Отсюда до Ламара мерр знает сколько…
        - На берегу меня ждали, - перебил крылан. - Твоя знакомая… как же ее… Водяная ведьма? Смотрящая-в-воду? Бегущая-по…
        - Говорящая~с~волнами, - сказал Крейн. Что-то в его голосе вынудило Джа-Джинни перестать дурачиться и примирительно вскинуть руки. - Что с ней случилось?
        - Да ничего не случилось. Просто она хочет встретиться и послала рыбаков, чтобы они тебя поторопили.
        - И все?
        Крылан пожал плечами:
        - А что ты хотел услышать? Со мной-то волны не говорят.
        За бортом «Невесты ветра» что-то зашумело, забурлила вода. Эсме глянула туда и увидела маленькую верткую лодку, танцующую на волнах.
        - Не желаете ли прокатиться? - прозвучало над ухом. Крейн стоял, ухватившись рукой за трос, другим концом привязанный к мачте. - Этот остров - одно из самых красивых мест, где мне только довелось побывать, а бывал я почти всюду.
        - Я даже не знаю… - начала Эсме, как вдруг магус обхватил ее свободной рукой за талию, и в мгновение ока они оказались в лодке. Целительница зажмурилась, а когда она осмелилась открыть глаза, «Невеста ветра» стала тенью в тумане и где-то далеко угасали отзвуки смеха. Магус сидел на корме маленького суденышка и ухмылялся. Эсме вцепилась обеими руками в борта и мысленно пожелала ему провалиться на самое дно океана.
        Впрочем, вскоре она перестала бояться, и причиной тому была лодка.
        Это существо в большей степени напоминало рыбу, чем корабль, пусть и маленький: под теплой темно-коричневой шкурой с едва заметными черными пятнами без труда прощупывались кости - или что там заменяло фрегату скелет? Целительское чутье Эсме подтверждало то, что подсказывали ей обычные человеческие чувства: оно живое, живое, живое… и доброе. Ни малейшего намека на подозрительность и сдержанную силу «Невесты ветра». Искрящаяся золотом сеть - равномерная, без плотных узлов. Тепло, свет, спокойствие.
        - Ни мачты, ни парусов, - тихонько проговорила Эсме. - Как же мы движемся?
        Магус пожал плечами и ответил с несколько наигранным равнодушием:
        - Большинство морских тварей довольствуются плавниками.
        Плавники у лодки присутствовали, и она ими усердно работала, однако Эсме сомневалась, что весь секрет в этом. Слишком уж быстро создание шло - почти летело - по направлению к острову, который вызывал у капитана Крейна довольно-таки сильное беспокойство.
        Что-то происходит, подумала Эсме. Что-то вот-вот произойдет.
        - Она еще неразумна, - вдруг сказал Крейн, явно желая отвлечься от неприятных мыслей, и похлопал ладонью по шкуре лодки. - И ни к кому не привязана. Они сами приходят к ~Невесте~, на время делаются ее частями, потом уходят. Иногда я вспоминаю, что никто из людей и магусов не знает, как фрегаты появляются на свет и почему становятся кархадонами в конце своей жизни… первой жизни? Может, кархадоны превращаются в кого-нибудь еще, если не погибают раньше назначенного срока? Легенды противоречат друг другу, чуть ли не на каждом острове рассказывают что-то свое. На свете нет большей загадки, чем эти создания.
        - А как же мерры и Меррская мать? - спросила Эсме.
        - Мерры… - повторил магус и покачал головой. - Я их видел. Они другие. Они как соль и ветер, как медузы и кракены - они принадлежат Океану. А вот фрегаты, хоть и живут в нем, все-таки умудряются многое от него прятать. Уж я-то знаю.
        - Выходит, кое-что они прячут и от навигаторов?
        Крейн кивнул:
        - Да, верно. Я знаю, как устроена ~Невеста ветра~, я чувствую ее эмоции, но не могу разговаривать с ней так, как разговариваю сейчас с вами. Иногда мы ссоримся, потому что не понимаем друг друга. Почему она именно такая, какая есть, мне неведомо. Однажды я пытался… - Он осекся и махнул рукой. - Нет, не будем об этом. Некоторые истории лучше не вспоминать. В общем, я столь же невежественен во всем, что касается рождения и смерти фрегатов, как и любой сухопутный шебаршила.
        - Жаль, - сказала Эсме. - У меня было много вопросов.
        - Например? - Крейн многозначительно вскинул бровь.
        - Например, я хотела бы знать, все ли фрегаты воспринимаются как… э-э… существа женского пола.
        Магус негромко рассмеялся:
        - Те живые корабли, с которыми я имел дело, были, вне всяких сомнений, дамами. Но мне известно от людей, заслуживающих доверия, что фрегат, у которого навигатор - женщина, ощущается иначе. Для стороннего наблюдателя отличия незаметны, однако мореходы воспринимают их интуитивно, благодаря своему особому чутью… но, повторюсь, сам я никогда не встречал ни навигаторов-женщин, ни их фрегатов.
        - Получается, пол фрегата зависит от пола навигатора?
        - Понятия не имею, - признался Крейн - искренне, как показалось целительнице. - Чтобы ответить на этот вопрос, следовало бы для начала узнать, какого пола, к примеру, эта лодка. Но такие вещи интересуют только воронов.
        «Выходит, сам-то он не ворон, - подумала Эсме и почувствовала, что краснеет. До сих пор она не пыталась всерьез разобраться, к какому из небесных семейств принадлежит этот скрытный моряк, и даже не осознавала, что ей это интересно. - Тогда кто? Не чайка, не скопа, не жаворонок и уж точно не соловей… Ласточка? Орел? Нет-нет, только не орел. Кто же вы, капитан Крейн?»
        - Как долго живут фрегаты?
        - По-разному, - сказал Крейн. - Я слышал о таких, что прожили больше четырех-пяти веков, меняя навигаторов-людей одного за другим. Но большинство навсегда уходят в море лет через сто, а то и раньше, - после смерти второго или третьего навигатора-человека. Некоторые погибают, разорванные на части кракенами, или бесследно исчезают вместе со всей командой.
        - Если навигатор умирает, фрегат выбирает нового?
        - Да. Обычно им становится кто-нибудь из команды. Ну а если кандидат в навигаторы вдруг объявится еще при жизни старого… такое иногда случается… это предвещает большие неприятности для всех.
        Его лицо как-то вдруг посуровело, и Эсме, вздрогнув, отвернулась. Она вспомнила, что находится рядом с пиратом. Хорошее настроение исчезло без следа, а в голове вновь завертелись неприятные мысли.
        Проснулась боль в затылке.
        [Спроси его, как поступают с бунтарями. Спроси, как морские разбойники избавляются от пленников - слишком бедных, слишком опасных, никому не нужных. Спроси! Он ведь еще о многом тебе не рассказал…]
        Остаток пути они проделали в молчании.
        Когда лодка остановилась на мелководье, магус выскочил за борт, без труда поднял целительницу на руки, словно куклу, и перенес на горячий песок.
        Берег вокруг них оказался совершенно пустым.
        - Что-то я не вижу рыбаков, о которых говорил Джа-Джинни, - ворчливо заметил Крейн, оглядевшись по сторонам. - Придется прогуляться до деревни самому. Если хотите, подождите меня здесь - остров совершенно безопасен.
        - Нет, я с вами, - быстро сказала Эсме. От мысли, что магус ее тут бросит, целительница покрылась холодным потом. - Расскажете, что это за место? И кто такая Говорящая с… морем?
        - С~волнами, - поправил Крейн. - Если точнее, с водой. Что ж, полагаю, вас это и впрямь может заинтересовать.
        Высоко над их головами ветви сплетались в плотную крышу, и поэтому вокруг царил зеленоватый полумрак. Босые ноги Эсме ступали по ковру из трав, восхитительно прохладному после горячего песка. Толстые змеевидные лианы, опутавшие ствол ближайшего дерева, усеивали бледно-сиреневые цветы, которые вдруг зашевелились и взмыли в воздух, обернувшись роем мотыльков. Лес был тих и спокоен, однако внутри у Эсме все кипело и бурлило, потому что она никак не могла поверить в то, что рассказал ей Крейн.
        - Водогляды, - терпеливо повторил магус не то в четвертый раз, не то в пятый. - Легенды твердят, они всем заправляли еще задолго до пришествия Основателей. Те, что послабее, просто предсказывали погоду и приманивали рыбу, помогая сородичам добывать пропитание. Но были и другие, наделенные по-настоящему страшной силой: они могли вызывать шторма или успокаивать волнение на море, просто коснувшись воды. И еще много чего могли.
        Эсме растерянно покачала головой:
        - Почему я об этом совсем ничего не знаю? Почему о них даже в сказках ничего нет?
        - Есть, - с печальной улыбкой возразил Крейн. - В сказках, которые мне доводилось слышать на Окраине, водогляды встречаются нередко. Но чем дальше от меррских морей, тем меньше о них знают, тем меньше в них верят. Словно кто-то намеренно стирает их из людской памяти.
        - Людской? - повторила целительница. - А магусы…
        - Магусы о них помнят лучше, хотя предпочли бы забыть совсем. Мы были непримиримыми врагами во времена Основателей, мы воевали, мой народ победил… и жестоко отомстил непокорным. Те немногие, кому удалось выжить, спрятались. Их потомки прячутся до сих пор - в таких местах, как этот остров, жалкий клочок земли на самом краю обитаемого мира, не нужный ни людям, ни магусам, ни меррам. И живут они здесь, как…
        Что-то прошуршало в листве, и из чащи на Эсме уставились две пары оранжевых глаз с вертикальными зрачками. Она подпрыгнула от страха, а магус рассмеялся и тихонько свистнул. Из зарослей ему ответили таким же свистом.
        - Не надо бояться. - Крейн улыбался. - Настоящая опасность не сверкает глазищами из тьмы, она подкрадывается незаметно и хватает за… пятку. А это всего лишь ларимы. Жаль, они не вышли на свет - очень милые пушистые создания.
        После его слов Эсме и сама почувствовала, что глазастые наблюдатели настроены дружелюбно и их снедает любопытство - не так уж часто в этих краях появляются чужаки. Магус и целительница двинулись дальше. Когда шарф Эсме зацепился за низкую ветку, Крейн аккуратно высвободил тонкую ткань и вдруг поинтересовался:
        - Давно хотел спросить - откуда у вас эта вещица?
        Эсме почему-то стало не по себе.
        - Он достался мне в наследство.
        - Правда? - удивился Крейн. - Вероятно, от матери.
        - Да! - ответила девушка немного раздраженно, хотя на самом деле понятия не имела, прав ли он. - А почему вы спрашиваете?
        - Просто так… - Магус пожал плечами. - Он точь-в-точь такого же цвета, как паруса ~Невесты~. Забавное совпадение, не находите? - Да, подобное трудно было не заметить. Эсме вдруг показалось, что Крейн чего-то ждет. После недолгой паузы он продолжил все тем же небрежным тоном: - Если я не ошибаюсь, это нисский шелк, очень редкий и безумно дорогой. Секрет его изготовления давно утрачен. Не удивлюсь, если вашему шарфу больше трехсот лет… - Он вздохнул и, выдержав недолгую паузу, возобновил рассказ, прерванный из-за ларимов: - Так вот, о чем это я? О том, как тут живут. Здешние обитатели ловят рыбу и бездельничают - а чем еще заниматься в Эльгиных садах? Теперь их осталось совсем мало - слишком долго не было притока свежей крови, здоровых детей рождалось с каждым годом все меньше и меньше. На острове три рыбацкие деревни - было три, по крайней мере, - ими управляют избранные на общем собрании старосты, но наибольшей властью обладает Говорящая~с~волнами. Вот к ней-то мы и направляемся. - Он чуть помедлил. - И скоро будем на месте.
        Туннель в зарослях сделался шире, и они вышли на небольшую поляну, окруженную необыкновенно высокими и толстыми деревьями - самое тонкое из них едва ли смогли бы обхватить двое длинноруких гроганов. Эсме запрокинула голову: где-то далеко виднелся клочок ослепительно синего неба с вольно парящими чайками.
        И впрямь похоже на рай.
        - Да, здесь очень…
        Что-то пребольно укололо ее чуть выше правой пятки. Привыкшая ходить босиком, целительница нередко резала ноги осколками раковин, но в этот раз ощущение было совсем другим: острая боль почти сразу сменилась холодом, словно к ране приложили кусок льда.
        Взглянув вниз, она увидела пеструю тонкую ленту, скрывшуюся в траве.
        Стало темно.
        [Ей холодно, ей так холодно. Непослушные руки и ноги превратились в ледышки, лицо онемело, горло свело судорогой, и даже дышать удается с трудом. В открытое окно льется солнечный свет, и вроде бы снаружи совсем не зима. Что же с ней такое? И где она? Ведь это не ее комната…
        С шумом распахивается дверь, вбегает какой-то человек. Она его не знает. Лет сорока на вид, с копной густых волос, наполовину седых. Лицо очень усталое, под глазами круги. В глазах - страх. Неужели он так испуган из-за нее?
        - Эсме, что ты натворила?!
        «Эсме». Она с трудом находит в себе силы улыбнуться. Имя кажется приятным, словно теплое одеяло, в которое можно завернуться, если тебе холодно. И тогда в твое тело постепенно вернется жизнь, ты снова станешь собой.
        Или не станешь - ведь ты сделала что-то нехорошее, что-то страшное, и как раньше уже не будет.
        У незнакомца блестят глаза.
        - Кто вы такой? - Язык еле-еле ворочается во рту, каждое слово надо выталкивать, выплевывать. - Где я?
        - Меня зовут Велин, - говорит он. - Ты… дома.]
        Большой рыжий муравей взобрался на высокий стебелек и, очутившись на верхушке, сверзился вниз. Ощупал усиками ствол и опять принялся штурмовать вершину. Лежать в высокой траве было приятно. Где-то в вышине слышалось мелодичное щебетание. Эсме оно показалось восхитительным: в мире, кроме портовых чаек, есть и другие птицы, в мире есть птицы, которые умеют петь! Она вдруг поняла, что ей отчаянно хочется объездить все Десять тысяч островов и, останавливаясь на каждом хотя бы на день, слушать птичье пение. Это будет нетрудно - при условии, что сегодня она не умрет.
        - Не дергайся.
        Крейн сплюнул кровь и снова припал ртом к ее щиколотке. Пальцы магуса сжимали ее ногу так крепко, что, казалось, вот-вот проткнут плоть и достанут до кости - не пальцы, а железные клещи. Вверх от раны растекалась боль - но вялая, совсем не страшная.
        - Рану полагается прижечь… - пробормотала Эсме. - Надо быстрее в поселок…
        - Я не люблю оставлять на потом то, что можно сделать сразу, - отозвался Крейн с хмурым видом. - Шторм иной раз подбрасывает нам сюрпризы в самый неожиданный момент.
        Она с трудом нашла в себе силы кивнуть. «И что же вы будете делать, капитан?..»
        Магус на мгновение замер, потом произнес с иронией:
        - Никогда бы не подумал, что целители не могут лечить самих себя.
        Девушка покачала головой:
        - Вы, магусы, направляете силу на то, чтобы совершенствовать собственные тела. Мы же совершенствуем… исправляем… улучшаем чужие. Излечить свое тело для целителя так же просто, как заглянуть внутрь собственного черепа или укусить себя за локоть.
        - Некоторые так могут. - Крейн сбросил куртку. - Я о локте.
        Ему понадобилась секунда, чтобы снять рубашку, и еще одна - чтобы оторвать от нее длинный лоскут. Эсме даже не заметила, как мелькнули его руки. Смысл происходящего оставался для нее в тайне, но потом железные пальцы магуса вновь стиснули ее щиколотку, и Крейн сказал:
        - Будет больно.
        Пальцы его свободной правой руки изогнулись, между ними мелькнула искра. Миг - и она разрослась, превратилась в сияющий огонек размером чуть больше вишневой косточки. Эсме зажмурилась и стиснула зубы.
        Вот и ответ на один из ее вопросов…
        Когда все закончилось, она пробормотала:
        - Почему «Крейн»? - От пульсирующей боли перехватывало дыхание. - Кристобаль Фейра… звучит красивее.
        - Семейства Фейра нет на свете уже сорок лет, - ровным голосом произнес пират. - Не надо тревожить мертвых.
        - Не надо, - согласилась Эсме и осторожно приоткрыла глаза.
        Магус на нее не смотрел, его лицо было мрачным и… чужим. Сейчас никто бы не усомнился, что капитан «Невесты ветра» из детей неба, а не земли. Целительница ощутила, как подступает волна паники, - такие секреты не доверяют тем, кому суждено долго жить, - но Крейн-Фейра, вновь сделавшись похожим на себя прежнего, умело перевязал ей ногу лоскутом от своей рубашки, а потом встал и подобрал с земли куртку. Хотя оделся магус быстро, Эсме все-таки успела разглядеть на его спине татуировку: две танцующие птицы, два феникса с черно-красным оперением.
        События приняли странный оборот…
        - Нам пора. - Он поднял Эсме на руки. - Говорящая~с~волнами не любит ждать.
        Там, куда вскоре принес ее магус, росли все те же высокие деревья и лепились друг к другу небольшие хижины с тростниковыми крышами. У ствола громадного дерева, чья крона простиралась, кажется, до самого горизонта, располагалась хижина, выглядевшая внушительнее остальных, - наверное, в ней и жила Говорящая-с-волнами.
        Но вокруг не было ни одной живой души.
        Кристобаль Крейн - или теперь его стоило называть Фейрой? - настороженно оглядывался по сторонам, все еще держа Эсме на руках. Даже ее целительское чутье не могло подсказать, что происходит, но хватало обычной интуиции, чтобы встревожиться. Она моргнула несколько раз, однако в голове, одурманенной змеиным ядом, по-прежнему клубился туман. И в этом тумане появилась тень, превратившаяся в высокого человека, одетого в черное.
        - Приветствую тебя, Кристобаль!
        Незнакомец производил очень странное впечатление: он казался крепким и сильным, но вместе с тем очень старым, даже старше Эрдана. Его лицо, от возраста покрывшееся пятнами, избороздили многочисленные морщины, редкие волосы были белее снега. Эсме посмотрела на него и поймала мыслеобраз: древняя сосна на самом краю обрыва, способная выдержать любой шторм, держась за жизнь при помощи одного-единственного корня. Таким он себя видел. Еще его волевое лицо с прозрачными, льдисто-голубыми глазами чем-то напоминало морду кархадона. Вероятно, он был столь же стремителен и безжалостен. Но больше всего удивило Эсме то, что она его узнала.
        Неведомый имперский художник изобразил Звездочета вполне правдоподобно.
        - Что за совпадение! - Зубы у старого пирата были ровными и белыми. - Я заглянул к нашей общей знакомой, чтобы поговорить с ней об одной старой-престарой легенде, - и вдруг ты тоже оказался здесь. Правда, я узнал все, что хотел, и уже собирался уходить. Что же мне теперь делать? Может, взять тебя с собой? Тебя и эту милую девушку, чтобы вы погостили у меня какое-то время…
        - Не советую, - ровным голосом произнес Крейн-Фейра, аккуратно опуская Эсме на землю. Целительница с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть, наступив на раненую ногу, и Звездочет тут же устремил на нее холодный взгляд. - Я, знаешь ли, дурно воспитан и не умею вести себя в гостях.
        Звездочет хмыкнул:
        - Я в курсе. Ты приходишь и уходишь, когда тебе в голову взбредет, и никакие замк? и стены тебя не могут удержать. Ну, хорошо, Кристобаль. Последняя наша встреча получилась немного странной - ты мог бы воспользоваться моментом, когда кракен напал на мой корабль, но не стал, и даже в какой-то степени помог, засадив гарпун твари прямо в бок. Я чувствую себя твоим должником, и мне это не нравится. Вот что мы сделаем: в прошлый раз ты меня не убил, и сегодня я поступлю так же. Но если наши пути снова пересекутся…
        Он замолчал, глядя на Крейна. Тот кивнул:
        - Я все понял. Весьма любезно с твоей стороны. Может, прикажешь своим людям не держать меня под прицелом? Это раздражает.
        Эсме огляделась и словно прозрела. Дрогнула ветка, шевельнулась дверь, промелькнула тень за ветхой занавеской. С чего они взяли, что в поселке никого нет? Правда, те, кто целился в них с капитаном из укрытий, явно не были рыбаками.
        - Есть еще кое-что, - сказал Звездочет своим до жути спокойным голосом. - Еще один человек хочет с тобой рассчитаться. Он тебе должен… хм… если я не ошибаюсь, два сломанных ребра, одну сломанную ногу и один разбитый нос. И еще несколько ушибов, ну это так, мелочь.
        Словно по незаметному сигналу, рядом со стариком возникло новое действующее лицо - худощавый мужчина с заряженным арбалетом в руках. Нижнюю часть его лица скрывал черный платок или шарф, так что были видны только глаза.
        И смотрели они с ненавистью.
        - А-а, Змееныш, - Магус криво улыбнулся. - Как нога?
        - Срослась, слава Зас-с-ступнице.
        Голос Змееныша - тихий свистящий шепот - вполне соответствовал прозвищу. Он отложил оружие и приблизился, хромая. Стало заметно, что он молод, немногим старше Эсме. Она прислушалась к своему целительскому чутью: этот странный человек постоянно испытывал сильную боль, только вот она никак не была связана с недавно залеченными переломами, хотя те и ощущались достаточно отчетливо. Болезнь? Эсме не знала. В этом незнакомце было что-то неправильное.
        Змееныш замахнулся и рукой в перчатке ударил Крейна по лицу. Раздался отвратительный хруст. Магус даже не попытался заслониться или увернуться от удара. А потом, вытирая кровь с лица, хрипло проговорил всего одно слово:
        - Доволен?
        В груди Змееныша что-то заклокотало, и его новый удар опрокинул Крейна на землю. Эсме рванулась вперед, и люди с арбалетами один за другим стали выходить из укрытий. Они целились теперь не в Крейна, а в нее.
        - Не переживайте, сударыня, - сказал Звездочет. - Это просто встреча двух старых друзей.
        Змееныш одарил ее взглядом, полным безумной ненависти. Крейн неторопливо поднялся и сплюнул кровь. На Эсме он даже не посмотрел. Она спрятала лицо в ладонях, не в силах больше видеть его унижения. Ситуация была безвыходная, никто не мог им помочь, и она ничего, ничего не могла сделать…
        Или могла?
        Змееныш не стоял на месте и временами подходил к ней достаточно близко, хотя и не на три шага. Но теперь-то она доподлинно знала, что старое доброе правило работает не всегда - для фрегатов, к примеру, оно не годится, а уж на борту «Невесты ветра» и вовсе действуют особые законы. Не означает ли это, что имеются и другие исключения? Во всяком случае, она не сомневалась, что мыслеобразы могут двигаться в обе стороны.
        Не вполне отдавая себе отчет в том, что делает, Эсме закрыла глаза и принялась собирать все, что скопилось в ее памяти за минувшие несколько дней и пока не было отправлено в [сундук]: всю боль искалеченных «Морской звездой» гроганов, всю кровь, вытекшую из горла Кузнечика… Напоследок она добавила отвратительную картинку, которую ей послала чайка в то утро, когда целительница еще не знала, что вечером покинет Тейравен.
        Все собранное она отправила Змеенышу.
        В тот момент, когда ее удар достиг цели, произошло нечто странное: один из ее собственных мыслеобразов - шальная рыбка с черными пятнами - рванулся следом за комом боли и страданий. Она даже не успела осознать, что теряет какое-то воспоминание. Мыслеобразы вошли в сознание Змееныша. Он замер.
        Потом покачнулся.
        И упал, схватившись руками за голову.
        Его крик был тяжелым, страшным, мало похожим на человеческий. Эсме такого не ожидала - она хотела оглушить нападавшего, возможно, испугать, но не сразить наповал. Он явно видел вещи и пострашнее. Так что же с ним произошло?..
        Крейн поднялся, с трудом разогнувшись, и посмотрел на нее - выражение лица, испачканного кровью и грязью, разобрать было трудно, хотя она и так понимала, что капитан сильно удивлен случившимся. А Звездочет казался по-прежнему бесстрастным, словно все шло именно так, как он задумал. Он щелкнул пальцами, и два дюжих матроса, подхватив Змееныша под руки, поволокли его прочь.
        Старый пират повернулся к Эсме и Крейну:
        - Сегодня Заступница преподала мне урок. Теперь я знаю, что целительский дар тоже может быть оружием. Надеюсь, Кристобаль, свой урок ты тоже усвоил… и в следующий раз, напоминаю, я уже не буду у тебя в долгу. - Он
        посмотрел на девушку и поклонился ей: - Рад знакомству. До новой встречи, сударыня.
        Вхижине Говорящей-с-волнами было темно и пахло сушеными травами. Эсме впопыхах споткнулась обо что-то мягкое и пушистое, и оно с диким воплем рванулось из-под ног. На лежанке в дальнем углу под ворохом ветхих одеял виднелось тело женщины, и сначала Эсме решила, что после разговора со Звездочетом та отправилась к Великому Шторму. Но она ошиблась. Вокруг лежавшей еще витали мыслеобразы, а ее голос был слышен, хотя и казался негромким, словно шелест опадающей листвы.
        - Крис-с-стобаль…
        - Тише, - магус опустился на колени у постели умирающей. - Молчи, тебе надо беречь силы…
        - Дурачок… - На лице, больше напоминающем череп, обтянутый желтой кожей, появилась улыбка. - Для чего беречь? Я и так прожила столько, что хватило бы на троих смертных… Они ушли?
        Магус кивнул. Он выглядел растерянным.
        - Теперь слушай м-м-меня… - сказала Говорящая-с-волнами, старательно произнося каждое слово. - Звездочет забрал мою карту, но ты должен… отнять ее… и отыскать то, что на ней… так сказал Великий Шторм…
        - О чем ты? Что за карта?
        - Как же ты мог забыть? - Женщина закашлялась, и Эсме положила ей руку на грудь, готовая передать часть своих сил. Говорящая-с-волнами перевела на нее мутный взгляд: - Не стоит, дитя. Моя болезнь называется старостью… от нее нет лекарства. Кристобаль… вспомни… прошу тебя, вспомни…
        Крейн наклонился, длинные волосы упали ему на лицо.
        - Та самая карта, ну конечно. Я вспомнил.
        - Там Она… - Умирающая ненадолго замолчала. - Нельзя, чтобы Звездочет нашел Ее первым, он всех нас погубит… - Она снова закашлялась. Эсме все-таки попробовала проскользнуть в сердце-суть - и тотчас же ее отбросило прочь.
        Там, внутри, было холодно.
        - Я все понял, - проговорил Крейн. - Ты считаешь, что момент настал.
        Умирающая моргнула - это должно было означать согласие. Чтобы расслышать ее последние слова, им пришлось наклониться.
        - Великий Шторм… сказал… что вы двое придете… теперь я… спокойна…
        Постепенно рыбаки возвращались из потайных убежищ, собирались возле хижины Говорящей-с-волнами. Никто не вымолвил ни слова, никто не поднял глаз: им было стыдно, что в последнюю минуту рядом с ней оказались чужеземцы.
        Магус сидел поодаль на поваленном дереве - неподвижный и суровый, погруженный в раздумья. Эсме, хромая, подошла и устроилась рядом.
        - Повернись.
        - Не надо, - глухо возразил он. - Ты и так уже много сил потратила. Не умру.
        - Мне кажется, капитану не стоит появляться перед матросами с разбитой физиономией, - сказала Эсме и, не удержавшись, прибавила: - Особенно если он побывал на острове, где совершенно безопасно. Повернись сейчас же, не заставляй меня вставать - нога и так болит.
        Он послушно повернул к ней лицо, превратившееся в сплошной кровоподтек: правый глаз едва открывался, левый заплыл совсем, а на нос и вовсе смотреть было страшно. И все же это выглядело сущими пустяками в сравнении с тем, что ей пришлось восстанавливать в прошлый раз.
        - Я снова оказалась не в том месте и не вовремя. - Эсме провела раскрытой ладонью над его правым глазом - полилось золотистое сияние, отек начал спадать. - Наверное, не нужно ни о чем спрашивать… Да только я умираю от любопытства. Что за карту забрал Звездочет? Что вообще здесь произошло?
        - Это началось много лет назад. - Магус притронулся к скуле кончиками пальцев. - Говорящая~с~волнами как-то обмолвилась, что испокон веков ее род хранит… сведения о некоем сокровище, которое изменит мир. Меня одолело любопытство, и после долгих расспросов ей пришлось все рассказать. По ее словам, когда-то давным-давно здешнему племени доверили карту, на которой обозначены три места, где спрятаны части некоего древнего механизма, позволяющего найти дорогу к… хм… одной очень интересной вещи. Настолько интересной, что я не поверил ни единому слову Говорящей, высмеял ее рассказ, и мы надолго разругались. Она сказала: «Время еще не пришло, да ты к тому же слишком мал - иди-ка повзрослей!»
        - И что было дальше?
        - Ничего. Я ушел. Потом несколько раз возвращался, но о карте мы не говорили. - Крейн тяжело вздохнул. - Я идиот. Надо было хоть краем глаза посмотреть на то, чему она придавала столь большое значение.
        - Я все равно не понимаю, о какой вещи идет речь, - призналась Эсме.
        Магус вскинул бровь, удивляясь ее недогадливости:
        - О корабле.
        - О каком корабле? - растерянно спросила девушка. - О Белом Фрегате? Или… - Она вздрогнула. - Об «Утренней звезде»? Но это же… невозможно.
        Крейн покачал головой:
        - Честно говоря, я пока что не знаю, возможно такое или нет. Но если поверить на мгновение, что моя старая наставница всю свою недолгую, по меркам магусов, жизнь хранила самый главный секрет небесных детей, а до нее этот же секрет был известен кому-то еще, но только не цаплям, воронам или даже фениксам, то вся история превращается в дурную шутку Великого Шторма. Проклятье, и что мне стоило опередить Звездочета хотя бы на четверть часа?
        Звездочет. Подумать только, она его встретила - и осталась жива.
        - Кто бы сказал мне десять дней назад, что я вскоре увижу сразу двух самых знаменитых пиратов Десяти тысяч островов… - негромко заметила Эсме.
        - Есть еще Лайра Отчаянный, король Окраины, - сообщил магус. - Он не менее знаменит, и я мог бы тебя с ним познакомить.
        - Да неужели? - Эсме коснулась сломанного носа Крейна. - Теперь моя очередь предупредить - будет больно.
        Магус застыл словно изваяние, а потом снова ощупал лицо кончиками пальцев, убеждаясь, что все в порядке. Эсме отвернулась, пряча улыбку.
        - Змееныш, - пробормотал Крейн. - Вот ведь маленький ублюдок…
        - Кто такой этот Змееныш? - не сдержалась Эсме.
        Какая разница, сколько секретов ей потом придется забыть.
        - Что-то вроде ручного зверя Звездочета. Немного сумасшедший, как и вся команда. Говорят, он родом с каких-то дальних восточных островов, где поклоняются змеям, и у него все тело покрыто изображениями этих тварей… но это слухи. А факты таковы, что он не любит меня, хотя я не причинил ему никакого зла. Настоящая загадка! Стоит нам повстречаться, он бросается в драку, и в последний раз… гм… мне пришлось научить его уму-разуму.
        - А-а… - разочарованно протянула Эсме, убедившись, что Крейн то ли ничего больше не знает о Змееныше, то ли просто не хочет рассказывать. Накатила усталость: змея, Звездочет и его головорезы, исцеление Крейна - все это не прошло бесследно. - Я вот что хотела спросить: как Джа-Джинни умудрился проморгать целый фрегат?
        Магус скривился:
        - Туман! Впрочем… какая разница?
        Он устремил на нее пристальный взгляд, и Эсме поняла, что пора покончить с недосказанностью. Она негромко спросила:
        - Теперь все закончится, да?
        - Это зависит от тебя, - так же тихо ответил Крейн. - Тебе решать.
        - Ты ни разу не сказал вслух, чего хочешь, - упрекнула она и не удивилась, когда магус упрямо поджал губы и тряхнул головой, словно возражая: «Я сказал достаточно». - Ну ладно… И чем, по-твоему, меня должна привлечь жизнь на не таком уж большом корабле, который наделен разумом и поэтому окружен мыслеобразами, способными проникать в мое сознание?
        - Если ты еще не заметила, - сказал Крейн, - мыслеобразы ~Невесты~ обходят тебя стороной, равно как и мыслеобразы всей команды. Думаю, во всем мире не сыскать другого места, где ты будешь чувствовать себя так спокойно.
        Эсме уставилась на него, не скрывая растерянности. Как же она раньше этого не поняла? Действительно, после того, что случилось с Кузнечиком, присутствие фрегата в ее сознании сделалось ненавязчивым - «Невеста ветра» все время находилась где-то рядом, но не мешала. И было еще кое-что, о чем Крейн не знал и не мог узнать: невнятный голос, то и дело звучавший в ее голове, затих.
        Она хотела спокойствия? Ей предлагали спокойствие.
        - Сорок пять мужчин, - сказала целительница, краснея. - И одна девушка.
        Магус даже не улыбнулся.
        - Тебя никто не тронет.
        - Потому что я для них богиня, Светлая Заступница?
        - Потому что я даю тебе слово Пламенного Феникса. Конечно, нашу жизнь нельзя назвать безопасной, но одно обещаю твердо: у тебя будут сорок пять… защитников? Друзей? Братьев? Как хочешь, так и называй. До сих пор между ними и Великим Штормом были только мы с ~Невестой~, но есть вещи, которые нам не по силам. Зато они по силам тебе. И это всем известно.
        Эсме покачала головой. У нее не осталось слов, но она все еще не могла принять окончательного решения. Крейн тоже это понял и поднял руки, всем своим видом показывая, что не собирается на нее давить.
        - Поговорим в Ламаре, - сказал он. - Там, надеюсь, ты сможешь определиться.
        Эсме кивнула.
        Прежде чем уйти, они еще раз заглянули в хижину Говорящей-с-волнами, и Эсме вдруг увидела, что на груди умершей сидит пушистый зверек с остроносой мордочкой, большими оранжевыми глазами и длинным хвостом. Встретившись с ней взглядом, он издал мелодичную трель и в два прыжка оказался на плече у целительницы.
        Да так и не слез.
        До Ламара они добирались семь дней. Поначалу Эсме чувствовала сомнения феникса: он разрывался между желанием немедленно броситься в погоню за Звездочетом и данным ей словом. Какое-то время ей казалось, что магус найдет способ поступить так, как ему хочется, однако он все-таки сумел справиться с нетерпением.
        - Отыскать старого пирата будет нетрудно, - объяснил ей Умберто. Как и все остальные ближайшие друзья и помощники капитана, он узнал всю правду о случившемся уже через несколько часов после возвращения Эсме и Крейна-Фейры с острова. - Нужные места, нужные люди… И, в конце концов, надо определиться, нужно ли его вообще искать!
        Ответ на этот вопрос был очевиден, однако ее совершенно не касался.
        Она сойдет на берег в Ламаре.
        Так или иначе, семи дней хватило, чтобы еще больше сблизиться с «Невестой ветра». Она узнавала фрегат и его команду все лучше и лучше - спокойно, без суеты и спешки, без опасений за чью-либо жизнь. Теперь ей были известны имена всех матросов. Она даже начала постепенно узнавать истории, что привели их на борт фрегата с зелеными парусами, и многих успела избавить от боли, оставшейся на память после ранений, о которых вовремя не позаботился целитель. Сил для этого потребовалось совсем немного. Она исподволь наблюдала за капитаном, даже в мыслях предпочитая называть его вымышленным именем, поскольку от настоящего бросало в дрожь. И научилась отличать периодически находившую на него задумчивость от тех моментов, когда сознание навигатора полностью растворялось в сознании фрегата. Он мог двигаться, что-то делать, вести вполне осмысленный разговор, но при этом его разноцветные глаза тускнели и становились похожими на окна дома, где никто не живет.
        Эсме спрашивала себя, кто на самом деле смотрит на нее, когда воздух становится плотным, ноют кости и гудит от боли голова, - спрашивала и не находила ответа. Все было слишком сложно.
        Она сойдет на берег в Ламаре, да-да.
        «…У вас вся жизнь впереди, и не стоит связывать ее с бандой отщепенцев…»
        Остров показался на горизонте рано утром, и Эсме тотчас же проснулась. Не выходя из каюты, она видела высокие башни, узкие улочки, шумную пристань - видела город, в котором никогда не бывала, глазами фрегата.
        - Чем скорее мы расстанемся, тем лучше, - произнесла целительница вслух.
        От звука ее голоса проснулся ларим. Потянулся, встряхнулся - каждая шерстинка на шкуре встала дыбом - и прыгнул на плечо Эсме, которую с того самого памятного дня безоговорочно признавал за хозяйку. Остальных, включая и капитана, он уважал, но не более того: гладить себя не позволял никому, особо настойчивых мог и укусить.
        Поначалу у зверька не было имени. Когда Эсме и Крейн покидали рыбацкий поселок, никто из них и не подумал спросить жителей, как звали любимца Говорящей-с-волнами, а потом было уже поздно возвращаться. Зато в наследство от прежней хозяйки безымянному лариму досталось украшение: кожаный ремешок, на котором висели вперемежку костяные бусины, перья и непонятные металлические штуковины. Когда Эсме показалось, что ошейник слишком туго затянут, и она попыталась его снять, зверь оглушительно заверещал, метнулся в дальний угол каюты и дал к себе приблизиться лишь после долгих заверений, что никто не тронет его сокровище.
        Так она и стала его называть - Сокровище. Пол ларима, как и его настоящее имя, был для всех тайной.
        - Сегодня мы сойдем на берег, - сказала девушка, и зверек ткнулся ей в щеку влажным носом. - А потом я забуду все, что было. Нас с тобой, Сокровище, ждет новая жизнь, новый дом… новые знакомства… жаль, конечно, что в Тейравен я уже никогда не попаду, а ты не вернешься на остров…
        Тут она осеклась. А на самом ли деле ей жаль, что в Тейравен теперь нельзя вернуться? О чем стоило бы сожалеть? Там осталось пепелище, да не одно, а целых два - старое и новое. Нет, хватит с нее пепла и золы. Да к тому же если кто-то и скучает там по ней, то разве что только Пью.
        Невольно Эсме вспомнила странную сцену, свидетельницей которой оказалась три дня назад: Кузнечик выволок на палубу лохань с водой и принялся стирать с таким рвением, словно это самое интересное занятие на свете. Мальчишка увлекся и сам не заметил, как начал за работой напевать уже знакомую Эсме песенку - хрипло и еле слышно, то и дело срываясь на сухой кашель. Кузнечик не видел, что целительница плачет. Что бы ни говорили, она продолжала считать и его безвозвратно утерянный голос, и уже побледневший шрам на лице Крейна свидетельствами своих неудач.
        А потом она поняла, что впервые слышит песню полностью.
        Мы там, где звездный свет,
        Мы там, где неба нет,
        А есть лишь отраженье моря.
        Взмывая к облакам,
        Доверясь парусам,
        Мы выбираем путь, не зная горя!
        В бездонной глубине,
        В прозрачной вышине
        На крыльях серых птиц летают наши души.
        Я не вернусь домой,
        Ведь я обрел покой
        Там, где шумят ветра, вдали от суши…
        Почему-то ей вдруг пришло в голову, что песню кто-то сочинил специально для «Невесты ветра» - или специально для капитана? Так или иначе, последние слова накрепко врезались в память, и ей показалось, что забыть их будет невозможно даже с помощью [сундука].
        Или их-то как раз и не стоит забывать? Какой, в самом деле, вред от песни…
        - Ну ладно, - сказала Эсме, отгоняя воспоминание. Ларим шумно засопел. - Давай поглядим сначала на этот Ламар, а там видно будет.
        «Невеста ветра» ненавязчиво дала знать, что Ламар уже совсем близко и что капитан ждет ее на палубе. Эсме в последний раз оглядела каюту - здесь было уютно, но домом это место ей так и не стало. Чего-то ему не хватало, чего-то очень важного. Легко собираться в путь, когда путешествуешь налегке.
        С Сокровищем на руках целительница вышла из каюты.
        Паруса «Невесты ветра» снова побелели. На палубе было прохладно, и девушка обняла себя за плечи. Зверек, словно прочитав мысли хозяйки, меховым воротником распластался на плечах. Но это мало помогло - все равно ее бил озноб. Наверное, его причиной был вовсе не холод.
        Эсме огляделась. По правому борту располагался берег, утопающий в тумане. С легким испугом она поняла, что, куда ни кинь взгляд, везде виднеются рыбацкие хижины, доки, причалы и крыши, крыши, крыши… Величиной Ламар превосходил уютный маленький Тейравен раз в пять. На мгновение туман разошелся, словно решив подразнить ее, открыв картину поразительной красоты: высокие белоснежные башни, розоватый купол храма Заступницы на вершине холма, очертания далеких гор. И тут же все растаяло без следа, будто восхитительный мираж. Нет, пожалуй, это даже не пять Тейравенов, а намного больше…
        Капитан стоял у борта, спиной к целительнице. Когда он обернулся, она чуть не подпрыгнула от неожиданности. Крейн был одет гораздо скромнее обычного, - Эсме, привыкшая к тому, что пират любит изысканные вещи, даже не думала, что в его гардеробе найдется хоть одна старая куртка с неряшливыми заплатами и истрепанными рукавами. Но гораздо сильнее ее удивило другое. Лицо магуса перечеркивала повязка, закрывавшая левый - зеленый! - глаз. В сочетании с трехдневной щетиной и черным платком, спрятавшим волосы, это изменило его внешность так, что никто и никогда не узнал бы склонного к щегольству пирата в потрепанном матросе с совершенно бандитской физиономией.
        - Заступница, вот так маскарад! - воскликнула девушка. - Как же я раньше не вспомнила… Впервые мы встретились в таверне Пью! - Магус кивнул, улыбаясь. - Кажется, я начинаю понимать, каким образом знаменитому пирату удается оставаться неузнанным.
        - Маскарад включает новые имена для меня и ~Невесты~. - Крейн почесал переносицу, и теперь она поняла, откуда взялся этот странный жест - он так поправлял повязку. - И несколько других хитростей. В Ламаре нас знают как ~Шуструю~ и капитана Ристо-Счастливчика. К вашим услугам! - Он отвесил целительнице шутливый поклон. - Занимаемся доставкой мелких грузов, иногда не совсем законных, но какой порт выживет, строго соблюдая законы? Вы удивитесь, узнав, насколько мы востребованы.
        Она перевела взгляд на город и подумала, что вряд ли сможет чему-то удивиться.
        Но вслух ничего не сказала.
        На пристани царила сутолока. Казалось, там собралось не меньше половины городских жителей. Эсме с содроганием убедилась, что Тейравен по сравнению с Ламаром - не город, а в лучшем случае городишко. О том, что творится в Столице и сколько народу на улицах там, она даже думать боялась. Вдобавок ко всему за время, проведенное на борту «Невесты ветра», она привыкла к качке и теперь чувствовала себя очень неуютно на твердой земле.
        - Все в порядке? - раздался хриплый шепот Кузнечика, и юнга сжал ее локоть. - Не потеряйся, а то обязательно влипнешь в какую-нибудь историю.
        Хоть Эсме и была в смятении, она все же заметила, что мальчик ведет себя в большом городе совершенно спокойно и уверенно - даже увереннее, чем на фрегате.
        - Ну что? - Магус закончил договариваться с портовым клерком и повернулся к ним. - Идем?
        - Капитан, нашей гостье нехорошо, - заметил Кузнечик.
        - Уже вижу, - Крейн нахмурился. - Давайте-ка сюда…
        Они отошли к какой-то стене, и там Эсме усадили на каменную скамью - еще одна вещь, которой в Тейравене не было. Набережная в ее родном городе выглядела посмешищем по сравнению с набережной Ламара. Она, словно кукла, позволяла делать с собой все что угодно, одновременно пытаясь выстроить изнутри защиту против шума и потоков чужих эмоций, страстей, мыслей. Крейн даже не догадывался, что сейчас терпит целительница: тысяча человек одновременно шептали ей на ухо все свои секреты…
        Оказавшись в отдалении от толпы, она пришла в себя под взволнованными взглядами Крейна и Кузнечика. Ларим жался к ее плечу, и краем глаза Эсме видела, что Сокровище жмурится и прижимает уши к голове.
        - Ты как, держишься? - спросил магус.
        Она кивнула. Он вздохнул:
        - Вы оба посидите пока здесь, я скоро буду.
        Когда магус скрылся из виду, Кузнечик устроился на скамье рядом с Эсме и беспечно сказал:
        - Я могу не менять имя, когда мы приходим в новый город.
        Эсме встревожилась:
        - Охотно тебе верю, но разве не опасно об этом говорить?
        - Нет, - мальчишка покачал головой. - Хотя… ты права. Надо быть осторожнее… - Он закашлялся, прижав руку к горлу, и целительница вновь ощутила угрызения совести.
        - Ты тут бывал раньше? - спросила она, чтобы отвлечься от грустных мыслей.
        Кузнечик кивнул, но объяснять ничего не стал, и она почувствовала, как внутри него заклубился туман.
        [Валяй, спрашивай! Ты спасла ему жизнь - он не сможет тебе отказать, если надавить как следует. А потом - все в сундук…]
        Эсме отвернулась и начала рассматривать окрестности. Здесь строили дома и мостили дороги из белого камня, будто светящегося изнутри. Кое-где сквозь щели пробивалась молодая трава, а над стеной, возле которой они сидели, виднелись пышные кроны деревьев - за ней прятался чей-то сад. Эсме присмотрелась к людям, проходившим мимо, и не без удивления поняла, что их не так много, как ей показалось поначалу. Жители Ламара отличались от ее соплеменников озабоченными лицами: они все куда-то торопились. Праздношатающихся поблизости не нашлось.
        - Ламар - красивый город, - хрипло сказал Кузнечик. - Им управляют жаворонки, хорошее семейство. К заносчивым физиономиям местных надо привыкнуть, на самом деле они добродушные ребята и ценят настоящих мастеров в любом деле.
        - Ты ведь здесь не жил, - напомнила Эсме. Мальчишка на мгновение помрачнел, словно вспомнил о чем-то неприятном.
        - Я жил во многих местах, - ответил он нехотя.
        Эсме спросила:
        - Из какого ты семейства?
        По лицу юнги снова пробежала тень; он отвернулся и хрипло проговорил:
        - Разве не заметно? Ну, было заметно. Я принадлежу… в каком-то смысле… к клану Соловья.
        Соловьи, ну конечно же! Обладатели чарующих голосов. Клан музыкантов и художников, веками старательно избегавших войн и противоречивых альянсов с другими кланами. Эсме прокляла свое любопытство. От необходимости продолжать разговор ее избавил Крейн - он появился с каким-то свертком в руках и, дурашливо улыбаясь, потребовал:
        - Дай сюда ногу.
        - Что? - Эсме растерялась.
        - Ногу давай, - нетерпеливо повторил Крейн, изящным движением разворачивая сверток. - По большому городу босиком не ходят. Здесь не водятся змеи, но зато есть множество других опасностей.
        Она послушно вытянула вперед правую ногу, где еще не зажил до конца ожог, и магус надел на нее сандалию - плотную кожаную подошву с множеством ремешков, которые он хитро обвернул вокруг щиколотки и завязал. Потом то же самое повторилось с левой ногой.
        - Ну вот, - удовлетворенно произнес Крейн. - Совсем другое дело.
        Эсме покосилась на Кузнечика: мальчишка тщетно старался спрятать улыбку. Начиная новую жизнь, она училась ходить по-новому - и споткнулась добрый десяток раз, прежде чем привыкла к обуви.
        Дом, к которому Крейн ее привел, оказался очень похожим на их с Велином домик в Тейравене, только новее и чуть-чуть меньше. Вывески над входом не было, внутри царил полумрак, но ей почудилось, что сейчас из дверей выйдет ее учитель и опекун, живой и здоровый.
        Что-то шевельнулось под самой крышкой [сундука], и в затылке проснулась боль.
        [Чтобы это получить, тебе сначала нужно забыть… многое. Сложи в сундук ненужные вещи - и сразу жизнь станет легка. Право слово, так трудно понять, зачем ты возишься с воспоминаниями, в которых тебе на самом деле нет надобности. Ведь прошлое есть прошлое, и ты не сможешь вернуться в тот момент, когда впервые увидела этого магуса. Зачем же за него цепляться? Отдай его мне. Положи его в сундук. Ну же, решайся.]
        - Он продается? - от волнения голос Эсме звучал хрипло.
        - Он уже давно принадлежит мне, - скучным тоном отозвался Крейн. Они стояли на противоположной стороне небольшой площади, посреди которой бил фонтан, и смотрели на дом. - Точнее, не мне, а человеку, который ведет в Ламаре дела… хм… той части меня, что имеет репутацию законопослушного торговца. Это долгая и совсем неинтересная история.
        Эсме повернулась к нему и потребовала объяснить хоть что-нибудь. Крейн криво улыбнулся. План его был прост и хорош: он поселит Эсме у своего близкого друга, торговца тканями, а потом этот торговец якобы даст ей ссуду на покупку дома. На самом деле магус намеревался полностью обеспечить ее деньгами и всем необходимым - «на первое время».
        - Конечно, все надо провернуть очень осторожно, чтобы не возбудить ничьих подозрений, - добавил он. - Но при должной аккуратности все будет хорошо. Целители здесь преуспевают, от клиентов в большом порту отбоя нет. Бояться нечего - особенно с учетом того, что ты забудешь мое настоящее имя и… вообще все забудешь.
        Эсме хотела спросить, под каким именем его знает этот торговец тканями, но прикусила язык.
        - Капитан, я… - она смахнула слезу. - Даже не знаю, как вас благодарить…
        - Не стоит благодарностей. - Он пожал плечами с равнодушным видом, будто не заметив, что она снова перешла на «вы». - Что ж, если все решено - вернемся на борт? Пора прощаться.
        Так они и сделали. На обратном пути Эсме разглядывала улицы, уже не опасаясь заблудиться. Теперь она видела, что белый камень обманчив и в Ламаре грязнее, чем в Тейравене, - потому-то Крейн и не захотел, чтобы она ходила босиком. Время близилось к полудню, солнце светило ярко, и день казался просто восхитительным - но что-то было не так, о чем-то она забыла. Эсме хмурилась и морщила лоб всю дорогу, но, даже когда они поднялись на борт фрегата по трапу, ничего не вспомнила.
        Сделав несколько шагов по палубе, она остановилась. Ей не нужно было спускаться в каюту, чтобы собрать вещи, - ведь их у нее не имелось. Ларим все это время находился с ней. Зачем она вернулась? Не стоило устраивать болезненное прощание, куда лучше было бы исчезнуть без лишних слов и церемоний. Увидев ее, матросы зашептались, бросили работу; Эсме оглянулась и поняла, что Крейн исчез. Даже Кузнечик куда-то подевался.
        Зачем, зачем она пришла сюда опять?..
        - Эсме!
        На корме устроился Джа-Джинни, которому в Ламарской бухте было запрещено летать, чтобы не привлекать лишнее внимание к торговой бочке под названием «Шустрая». Человек-птица развлекал матросов шутками, но сам изнывал от скуки.
        Целительница подошла к крылану.
        - Как вам понравился город?
        - Очень шумный, достаточно грязный, - честно сказала она. - Но если отойти от пристани, то можно много интересного найти. Это для меня целый новый мир… пугающий и прекрасный.
        Джа-Джинни кивнул и со странной усмешкой спросил:
        - Вы уже приняли решение?
        - Да, - ответила Эсме.
        Человек-птица всматривался в ее лицо так пристально, что девушка ощутила раздражение. Он чего-то от нее хотел, но не желал объяснить, чего именно.
        - Милое дитя, - проникновенно сказал крылан, когда молчание стало тяготить обоих. - Ты хоть понимаешь, что творишь? Зачем тебе второй сундук - или [сундук], какая разница… зачем? Ты же не сумеешь его открыть. Тебе сил не хватит на такое.
        Эсме оторопела. Она не совсем поняла, о чем говорит Джа-Джинни, но то, что он неверно истолковал ее возвращение, было яснее ясного. Ларим на ее плече насторожился и даже выпустил когти, и в этот момент на палубе появился капитан - все в той же потрепанной одежде, но уже без повязки.
        Тон, которым он заговорил с Эсме, показался ей до странности торжественным:
        - Я наконец-то решил сдержать все свои обещания. Вам понравился дом?
        - Он хорош, - осторожно произнесла целительница.
        Кругом собралась команда. Матросы молча смотрели на нее, и в их взглядах можно было прочитать самые разные чувства.
        - Прекрасно. Я все сделаю, как обещал, но прежде… - Магус загадочно улыбнулся. - Позвольте напомнить, что мы говорили еще и о целительских снадобьях.
        - Конечно! - Эсме оживилась. Так вот о чем она пыталась вспомнить… - Их не так просто купить, капитан. Придется обратиться в Гильдию целителей.
        Магус ухмыльнулся:
        - Я и не собирался их покупать. За мной!
        Растерянная Эсме последовала за капитаном обратно в каюту, где прожила почти две недели. У порога магус остановился и сказал все тем же загадочно-торжественным тоном:
        - Должен признаться, я умолчал об одной важной подробности относительно этой каюты. Дело в том, что здесь жил целитель… и мой близкий друг, который сошел на берег из-за… э-э… стечения обстоятельств. Это случилось примерно десять лет назад, и с тех пор словно злой рок преследует ~Невесту~: ни один целитель не задерживается у нас дольше чем на полгода, если вообще удается хоть кого-нибудь отыскать. Они или уходят сами, или… в силу других причин. Но его сундук по-прежнему здесь, и я хотел бы передать его законной наследнице. Только есть одна проблема…
        Эсме слушала его словно сквозь сон. Магус посторонился, дав ей возможность открыть сундук, и девушка ахнула - она и не подозревала, рядом с каким сокровищем провела столько времени. Наверное, «Невеста ветра» отводила ей глаза, морочила голову. Внутри было полным-полно плотно закупоренных разноцветных склянок, пакетов с порошками, свитков, книг. Такое богатство ей и не снилось. От изумления Эсме словно оглохла, поэтому Крейну пришлось несколько раз повторить последнюю фразу.
        - То есть как? - растерянно проговорила она. - Я не понимаю.
        - У этого сундука есть изъян, - терпеливо объяснил капитан, - от которого очень многое зависит.
        Эсме не представляла себе причины, которая могла бы заставить ее отказаться от такого… подарка? Наследства? Она не знала, как называть то, что лежало в сундуке.
        - Его нельзя сдвинуть с места, - произнес капитан, глядя целительнице прямо в глаза. - Он прирос к полу, как и почти вся мебель на борту ~Невесты~. Так что его можно принять только вместе с каютой целителя… и фрегатом.
        Эсме сглотнула.
        Она сойдет на берег в Ламаре. Она…
        - Один вопрос, - сказала она очень тихо. Крейн кивнул и уставился на нее в ожидании. - Куда «Невеста ветра» направляется дальше?
        - Я хочу найти карту Говорящей~с~волнами, - тотчас же ответил магус. Ее догадка была верна - он все это время изнывал от нетерпения, желая ринуться следом за сбежавшим врагом и древней картой, хранившей путь к невероятному сокровищу. - И, честно говоря, давно уже пора раз и навсегда разобраться со Звездочетом и его ручной зверушкой. Так ты принимаешь мое предложение?
        За спиной Кристобаля Крейна на стене открылся черный круглый глаз. Не оборачиваясь, он поднял руку и пригрозил «Невесте ветра» пальцем. Глаз моргнул, но не исчез.
        У Эсме от волнения пересохло в горле.
        - Да, - сказала она почти беззвучно.
        В ту же секунду каюта сделалась просторнее, превратившись из тесного ящика в небольшую, но очень уютную комнату. Эсме ощутила необычайную легкость, как будто у нее выросли крылья… или паруса? Невнятное бормотание в голове утихло, хотя и не исчезло совсем. Она расправила плечи и посмотрела на того, кто теперь по-настоящему стал ее капитаном.
        Ларим вопросительно присвистнул у нее над ухом.
        - А если бы я отказалась, - несмело проговорила девушка, - ты стал бы меня уговаривать? Или придумал бы что-нибудь более изящное?
        Крейн многозначительно улыбнулся - и она услышала его голос в своей голове:
        - Возможно. А может, и нет.~
        У него были разноцветные глаза расчетливого пройдохи, отчаянного бандита, немного сумасшедшего, необыкновенно обаятельного. У него была тайна. И он собирался искать посреди бескрайнего океана небесный фрегат, исчезнувший три с лишним тысячи лет назад.
        О чем она вообще думала, соглашаясь?..
        Целительница с готовностью пожала руку, которую ей протянул пират. Глаз на стене каюты закрылся. Ларим снова присвистнул, ощутив, как в недрах фрегата что-то дрогнуло, скрепляя только что заключенный договор.
        Шум моря
        Свеча зашипела и погасла.
        Тот, кого называли Звездочетом, протер усталые глаза, бережно сложил карту и подошел к иллюминатору. Последние строчки расшифрованы, последние загадки разгаданы. Он давно знал, что на острове Алетейя хранится нечто ценное - возможно, даже более ценное, чем все сокровища Облачной цитадели, вместе взятые, - но то, что открылось ему сейчас, тысячекратно превосходило самые смелые ожидания.
        Он задумчиво проговорил:
        - Интересное будет приключение…
        На ветхой бумаге - где только ее взяли нищие рыбаки? - были изображены три острова. Один располагался сравнительно недалеко от родного порта Звездочета и выглядел доступным - ни мерров, ни опасных течений, ни каких-либо других препятствий. Однако старый пират, как никто другой, знал, что это иллюзия: тамошние обитатели жестоко расправлялись с чужаками, зачастую посылая на Крабьи луга даже тех несчастных, кто сбился с пути из-за шторма и никоим образом не собирался посягать на чужие тайны.
        Второй остров находился на далеком юге, во владениях Меррской матери, и вот тут опасностей было хоть отбавляй. Третий же заставил его промучиться несколько ночей подряд - пометки на полях, сделанные на редкость корявым почерком и на устаревшем наречии, только усложняли дело, - и все же в конце концов он убедился, что не ошибся в своих предположениях. Этот тайник уже разграбили, но, к счастью, местонахождение главного трофея не было тайной. Звездочет продвигался вперед шаг за шагом, не торопясь, и теперь, достигнув цели, мог с уверенностью сказать, что в его руках - сокровище, подобных которому еще не видел свет.
        Точнее, не само сокровище, а путь к нему.
        - Теперь все изменится, - продолжил он и не смог сдержать довольной улыбки при мысли о том, что именно должно измениться, стоит подлинной «Утренней звезде» выплыть из небытия под его командованием. - Теперь все будет по-другому.
        В этот момент пирата охватили противоречивые чувства, и «Утренняя звезда» - другая «Утренняя звезда», его собственная, - попыталась пробраться в разум своего навигатора. Она постоянно маячила где-то на краю поля зрения в виде спутанного клубка черных щупальцев, и одно из них робко поползло вперед.
        - Пошла вон!~
        Щупальце послушно вернулось на прежнее место. Он приучил фрегат к повиновению, хотя на первых порах им обоим пришлось несладко. Она убивала - жестоко, внезапно, желая испугать его и вызвать сострадание к тем, кого настигала мучительная гибель в трюме живого корабля. Она отнимала у него чувства, а потом возвращала - в его голове гремел гром, воздух наполнялся зловонием, вода превращалась в ослепительно блистающее серебро. Но оба знали, что она не может ему навредить. Следовало запастись терпением, а этим качеством он не был обделен.
        И однажды все закончилось. Она сделалась покорной, убивала лишь по приказу. На самом-то деле ее попытки своевольничать доставляли ему удовольствие, но теперь их приходилось подолгу ждать.
        - Я ее найду, - сказал он, обратив к равнодушным звездам взгляд, полный упрямства и дерзости. - Она станет моей, и я первым узнаю, что случилось… сколько лет назад? Три тысячи? Больше? Все, что я найду в ее трюмах, будет моим. И никто меня не остановит.
        Если тот, кто в глубокой древности нарисовал эту карту и приписал несколько строчек на свободном месте, не решил подшутить над потомками и не солгал, то три странных значка обозначали места, где хранились части некоего механизма - вторя Говорящей-с-волнами, Звездочет стал называть его небесным компасом. Эти части следовало собрать и соединить, чтобы узнать дорогу к кораблю Основателей - тому самому кораблю, который якобы разрушился из-за предательства Пламенного Князя.
        К «Утренней звезде», покорившей Вечную ночь.
        Как назывался край, путь к которому лежал через пространство, лишенное тепла, света и звука? Небесные дети считали его своей Прародиной и век за веком тосковали, старательно пряча тоску под маской высокомерной уверенности в собственных силах. Земные дети верили в Сады Эльги - место, где вечно сияет рассвет и где нет смерти, потому что Великий Шторм, повелитель гроз, владыка бурь и прочее, не может туда попасть. Различия между Садами и Прародиной уже почти стерлись. И то и другое представлялось недосягаемым… но он верил, что не все потеряно. Эта вера жила в нем с раннего детства, и, хотя теперь она пряталась на самом дне души - там, куда даже фрегату был заказан путь, - ее сила ничуть не уменьшилась. Он думал о загадочных древних реликвиях, об отрывках без начала и конца, спасенных из разгромленных библиотек, о сказках, похожих на правду больше, чем иные летописи. Он думал о чудесах. Об одном конкретном чуде.
        - Я ее найду, - повторил он внезапно севшим голосом. - Я все исправлю, слышишь?!
        Ему никто не ответил - лишь в недрах фрегата что-то заворочалось, но сразу утихло.
        Звездочет вернулся к столу и зажег новую свечу. Потом он снова развернул карту, достал нож. Аккуратно разрезая бумагу на две неравные части, Звездочет обдумывал дальнейшие действия. Самым сложным представлялся первый этап, но он не сомневался - все пройдет в соответствии с его планом. До сих пор, по крайней мере, так и происходило: в течение последних трех недель «Невеста ветра» упрямо следовала по пятам за его фрегатом, отставая лишь ненамного. Вероятно, хитроумный Крейн уже понял, в какой порт направляется «Утренняя звезда»… Только вряд ли этот проныра догадывается, что за сюрприз там приготовят для него.
        - Видишь ли, Кристобаль… - старый пират опять заговорил вслух, словно капитан «Невесты ветра» находился рядом с ним. - Я очень стар, и тяготы дальнего пути мне не по плечу. В таком деле, как поиск небесного корабля Основателей, слабость недопустима. Ты ведь поможешь мне, парень? Знаю, ты такой же одержимый, как и я. Двум сумасшедшим проще понять друг друга и договориться, даже не встречаясь лицом к лицу.
        Звездочет откинулся на спинку стула, созерцая дело своих рук: вместо одной карты теперь стало две.
        - Я, быть может, заслужил репутацию чудаковатого старика, - проговорил он вполголоса, - но все-таки не настолько сошел с ума, чтобы прыгнуть в водокрут или отправиться на свидание с Меррской матерью. А ты все это сделаешь, Кристобаль. Ты будешь очень зол, но не сумеешь устоять перед искушением. Ты сыграешь по моим правилам. Люблю, когда играют по моим правилам. Так, Змееныш?
        В дальнем углу каюты раздался шорох: то, что казалось бесформенной кучей тряпья, зашевелилось и тихонько застонало.
        - Ну, хватит притворяться.
        - С-с-свет… - послышался усталый невыразительный голос. - Потуши с-с-свечу, глазам больно… прошу тебя…
        - Это еще что за нежности! - гадко ухмыльнулся Звездочет. - Привыкни, друг любезный. Свеча-то рано или поздно догорит, а солнце для тебя никто не погасит.
        Змееныш снова застонал, а потом очень медленно встал, закрывая лицо руками в перчатках. С ног до головы одетый в черное, он казался сгустком тьмы, еле заметным в ночи. Звездочету нравилось, что его питомец такой - невидимый, злобный, смертоносный, - но после очередного приступа тот стал слабее новорожденного котенка, и это сильно раздражало пирата. Вдобавок мальчишка сделался чересчур болтлив, и один излишне сообразительный матрос догадался, что капитанский любимец не просто бредит под влиянием лихорадки. Пришлось принять меры.
        - Ты знаешь, какой сегодня день?
        Змееныш покачал головой. Было видно, что каждое движение дается ему с трудом.
        - День встречи и расставания, - сказал пират, с особым чувством произнеся последние слова. Змееныш вздрогнул. - Вскоре ~Звезда~ придет в Лейстес. Ты все запомнил? Ничего не перепутаешь?
        - Я все с-с-сделаю, - хрипло ответил Змееныш и опустил руки, решив, что сможет перетерпеть боль, но сразу же застонал и зажмурился.
        Он не увидел, как Звездочет, брезгливо скривившись, отворачивается, но услышал его возмущенный возглас:
        - Какого кракена ты снял маску?!
        - Раздражает? - Змееныш хрипло рассмеялся, не открывая глаз. - Не нравлюсь? Надо же, а я-то думал, тебе хочется хоть изредка полюбоваться. Ты же с-с-сам этого добивался.
        - Хватит паясничать! - рявкнул старый пират. - Вижу, тебе захотелось повторить тот достославный урок, так что…
        - Попробуй, только придумай что-нибудь новенькое, - ответил Змееныш, демонстративно сгибая и разгибая пальцы, в которых появились лишние суставы. - Кандалы меня теперь не удержат.
        Звездочет резко поднялся, с грохотом опрокинув стул, но Змееныш уже поправлял черный шарф, скрывавший нижнюю часть его лица до самой переносицы. Глаза он чуть-чуть приоткрыл, и их взгляды встретились - капитана и человека, чье имя вот уже много лет заменяла презрительная кличка.
        - Давненько ты не дерзил мне, мальчишка, - сказал Звездочет. - Что-то изменилось в тебе после встречи с Крейном и его новой целительницей.
        - Крейн! - Рука Змееныша тотчас же потянулась к поясу, но там не было оружия. Он глухо зарычал, и Звездочет улыбнулся, довольный внезапной переменой его настроения. - Ненавижу… ненавижу!..
        Безумный огонь, вспыхивавший в глазах Змееныша при встрече с Кристобалем Крейном, вызывал у Звездочета восторг. Такое случалось каждый раз, когда эти двое оказывались достаточно близко, и каждый раз, когда до ушей Змееныша долетало ненавистное имя. Памятную драку, состоявшуюся в начале весны в одной из таверн Лаорики, Звездочет вспоминал с особым удовольствием. В тот раз Крейн едва успел войти в зал, как Змееныш с хриплым ревом кинулся на него. Зрелище вышло отменное, и старого пирата ничуть не расстроило, что в конце концов Змееныш оказался на полу - Кристобаль переломал ему кости, воспользовавшись кочергой.
        - У тебя еще будет шанс с ним поквитаться, - сказал Звездочет. - Имей терпение. Ну вот, таким ты мне куда больше нра…
        Он не договорил, потому что «Утренняя звезда» внезапно обрушила на своего навигатора видение - рванувшуюся из глубин огромную черную тварь. Раздался сигнал тревоги, а следом - возглас вахтенного: «Кракен справа по борту!» Тотчас сонная команда пришла в движение, и Звездочет невольно залюбовался слаженной работой матросов: они были так вышколены, что ему даже хмурить брови приходилось не часто. Им уже не раз случалось биться с подобными чудовищами. Это было очень опасно, почти смертельно опасно, но все-таки не безнадежно.
        А водокрут - совсем другое дело. При одном лишь воспоминании, как «Утреннюю звезду» едва не утянуло на дно, старик вздрогнул. Они чудом спаслись в тот раз - выплыли из глубины, будто Великий Шторм их помиловал. Мерзкий Белый Фрегат теперь то и дело являлся в его сны, и еще капитану не давала покоя мысль, что Кристобаль Крейн знает секрет, позволяющий справиться с водокрутом. Именно об этом заявил однажды пьяный матрос в таверне: дескать, «Невеста ветра» прошла через дюжину водокрутов и одолеет еще две дюжины.
        «Твой фрегат будет моим, глупый мальчишка, как и твой секрет… все твои секреты. Твою целительницу я, пожалуй, тоже прихвачу».
        - Знамение! - Звездочет быстро сложил разрезанную карту и спрятал в сундучок, стоявший поблизости. - Все идет точно по плану, но у нас совсем мало времени. Надо еще многое подготовить… - Он мечтательно улыбнулся. - О, Крейн будет удивлен. Очень, очень удивлен!
        С этими словами капитан «Утренней звезды» быстрым шагом вышел из каюты.
        Змееныш остался.
        Когда дверь закрылась за спиной Звездочета, он медленно опустился на колени, сотрясаясь то ли от беззвучного смеха, то ли от рыданий. И если бы его лицо не скрывалось под черным шарфом, а рядом находился кто-то, умеющий читать по губам, он бы прочел всего одно слово, повторенное много раз:
        «Ненавижу».
        2. Крылья ворона, крылья голубя
        Весь день ветер гонял по небу рваные серо-стальные облака, трепал кроны деревьев, вздымал на дороге тучи пыли. Ближе к вечеру Робин и Кэсса тайком сбегали на берег, к обрыву, а потом взволнованно рассказали Джайне, что океан бурлит, словно огромный котел, под которым пылает жаркое пламя.
        - Быстро в дом! - тотчас скомандовала она, и дети подчинились.
        По всем приметам до начала бури оставалось чуть-чуть. Джайна о многом успела позаботиться заранее, и теперь надо было лишь загнать гусей в птичник да пустить сторожевого пса в дом. Он забился под крыльцо, дрожа от страха. Вытаскивая оттуда четвероногого бедолагу, Джайна вся взмокла.
        Целую вечность назад блистательная госпожа Алье, юная красавица, танцевала на балах и кружила головы поклонникам, помогала своему отцу вести дела и мечтала о том времени, когда выйдет замуж, будет растить детей и заботиться о собственной семье. Все ее мечты сбылись… только совсем не так, как она ожидала. Впрочем, здесь, на затерянном в океане островке, прошлое казалось не более чем сказкой, волшебной выдумкой - такой же, как те, что она рассказывала детям по вечерам.
        Она в последний раз обошла двор, собирая все, что мог унести ветер. Потом Робин и Кэсса помогли ей закрыть ставни и уселись рядом. Джайна крепко обняла обоих, поцеловала в лохматые макушки.
        - Этот вечер не для сказок и историй, - тихо сказала она. - Давайте лучше просто помолчим и доверимся Белокрылой - той, кто хранит нас в трудные времена.
        Между тем ветер стих: он больше не шумел в трубе, а сквозь щели в ставнях было видно, что крона огромного дерева поблизости от их дома не колышется. Воцарилась тишина - неприятная, давящая, лживая. Издалека доносился голос прибоя, но больше ни один звук не нарушил молчание природы: кругом было… мертво. Джайна вся превратилась в слух, а Робин то и дело поглядывал на нее, словно не решаясь спросить: и когда же начнется твоя буря?
        И буря пришла.
        Внезапный порыв ветра пронесся над землей с такой силой, что крыша над их головами едва не подпрыгнула. Джайна улыбнулась, скрывая внезапный страх. Она вспомнила старое поверье своего клана: если в бурю спасешь хоть одно живое создание, Великий Шторм тебя не тронет еще десять лет. Только где его сейчас найдешь, это создание? Все, у кого в голове не водоросли, хорошенько спрятались.
        Ветер крепчал. Он выл в трубе на разные голоса, стучался в ставни. Вскоре пошел дождь. «Только бы не град…» - с тоской подумала Джайна. После града от их скромного урожая вовсе ничего не останется. Хотя, скорее всего, он и так обречен.
        Дети прижались к ней, словно два котенка. В дальнем углу скулил пес. Джайна молилась про себя Белокрылой, хотя знала, что та не защитит ее от Великого Шторма, а буря тем временем пробовала на прочность их домик.
        - Мы ведь не умрем, правда? - шепотом спросила Кэсса.
        Джайна покачала головой и подумала: «Не сегодня».
        Они долго-долго сидели, обнимая друг друга, а потом Джайна задремала. Ей привиделись тучи, похожие на клубы нечесаной овечьей шерсти, и сверкающие лезвия молний. В этом странном сне у нее было два огромных черных крыла, которые отчаянно болели. Ветром ее швыряло из стороны в сторону, пока из мутного тумана впереди не вынырнули очертания большого дерева. Мелькнула крыша дома - такого знакомого дома! А потом, не в силах сопротивляться ветру, Джайна влетела прямиком в спутанные ветви, которые сдавили ее со всех сторон, будто змеи.
        Дети испугались, когда она внезапно вскочила и бросилась к двери - там, снаружи, бесновался ветер и сверкали молнии.
        Молнии.
        Любая из них могла угодить в дерево, сквозь потрепанную крону которого даже в ночной темноте отчетливо виднелись изломанные черные крылья.

* * *
        - Ачто ты об этом думаешь? - спросил Кристобаль Крейн.
        Джа-Джинни, вздрогнув, пришел в себя и сердито посмотрел на магуса.
        - Я не слушал, - сказал он, стараясь не повышать голоса. - Но знаю, что ты опять повторил то же самое, о чем без остановки твердил последние две-три недели, готовя нас к принятию окончательного решения. Мой ответ - нет. Понимаю, ты хочешь утереть нос Звездочету, но рисковать жизнью ради «сокровища», которое превратилось в пепел три тысячи лет назад, я не намерен.
        В главном зале «Владычицы морей» - самой большой таверны Лейстеса - было шумно и многолюдно. На их компанию никто не обращал внимания, хотя любой мог увидеть разноцветные глаза Крейна, а крылья Джа-Джинни занимали полскамьи. В этом городе они оставались самими собой, поскольку находились среди таких же изгоев, врагов капитана-императора.
        Лейстес был пристанищем пиратов.
        Они сидели за одним столом: хмурый Джа-Джинни, бесстрастный Эрдан, задумчивый Умберто и ухмыляющийся Крейн. Крылан не любил, когда на капитана находило беспричинное веселье: обычно это предвещало неприятности.
        Ах да! Еще была Эсме.
        Прошло больше месяца с того дня, как целительницу приняли в команду, но он не привык считать ее своей. Все были рады, «Невеста ветра» казалась спокойной, а крылан все никак не мог избавиться от дурного предчувствия. Даже сейчас, когда девушка сидела на самом краешке скамьи, всячески стараясь раствориться в дымном воздухе таверны, он думал, какие беды может повлечь за собой ее присутствие на борту фрегата.
        Ну почему, почему эта глупышка не осталась в Ламаре?
        Целительница, словно прочитав его мысли, подняла голову, и крылан с досадой отвернулся. По крайней мере, она не чересчур красива и ярка. Не такая, как Камэ Паучок или та, чье имя Кристобаль никогда не произносит вслух. Большие серые глаза с длинными и густыми ресницами; темно-русые волосы, обрамляющие худое личико с тонкими чертами; вот если бы она улыбалась почаще… Впрочем, нет, пусть лучше хмурится. Пусть будет незаметной, как тень в сумерках.
        - Значит, ты против, - сказал Кристобаль, ничуть не удивившись. - Хорошо. Кто еще хочет высказаться? Эрдан?
        Мастер-корабел покачал головой:
        - Я тоже возражаю. Кристобаль, ты утратил чувство меры. Мы пять недель шли за «Утренней звездой», и я притворялся, что мне нравится просто носиться по морям без определенной цели. Но сейчас нужно принять окончательное решение. Звездочет не в своем уме - это все знают, и ссориться с ним может только такой же безумец. Одумайся, пока не поздно.
        Магус лишь усмехнулся. На лице у него было написано: «Будто я не в курсе, что ты и меня считаешь чокнутым».
        Открылась дверь, впустив прохладный вечерний воздух. Вошли четверо мужчин с весьма суровой внешностью. Один из них - широкоплечий чернобородый здоровяк, чьи руки от плеч до кончиков пальцев покрывала густая вязь татуировок, - оглядел зал. Увидев Крейна, он зловеще прищурился и что-то вполголоса сказал товарищам.
        - Вспомнишь о кракене - а он уже выпустил щупальца! - Крейн наклонил голову, не сводя с четверки пристального взгляда. Бородач слегка стушевался и обратил все внимание на трактирного слугу, как раз пробегавшего мимо. - Сатто и головорезы здесь… Значит, скоро появятся старик и его ручная зверушка. Ладно, что-то я отвлекся. Умберто?
        - Разумеется, «за», - тотчас же сказал помощник капитана. - Затея, конечно, опасная. Но разве можно упускать такой шанс? Я не я буду, если не погляжу хоть одним глазком на… гм… ну, вы поняли. Не хочу вслух говорить, на что мы нацелились.
        - Еще не нацелились, - проворчал Джа-Джинни. - Двое против двух.
        Капитанский голос при решении самых важных вопросов преимущества не имел.
        Магус улыбнулся:
        - Эсме, что скажешь?
        Джа-Джинни с трудом сдержал возмущенный возглас, а потом хлопнул себя по лбу: «Забыл! Совсем забыл!» Целитель, разумеется, тоже мог голосовать, и Эрдан рассказывал ему, что в былые годы Велину нередко случалось решать споры между капитаном и его помощниками. Просто те целители, что побывали на борту «Невесты ветра» за последние десять лет, по собственной воле предпочитали в подобных вещах не участвовать. Оставалось лишь надеяться, что у Эсме хватит здравого смысла…
        - Я скажу… - Целительница покраснела и потупилась, ее голос звучал тихо, но твердо. - Да.
        - Ты поддерживаешь мое предложение? - уточнил Крейн. Эсме кивнула.
        Трое за, двое против.
        Крылан закрыл глаза.
        - Итак, мы вступаем в противоборство с чокнутым стариком, который даже собственной жизнью не дорожит, не говоря о чужих… - сказал он и криво усмехнулся. - Всю жизнь мечтал о таком приключении.
        - Что-то ты совсем пал духом, - заметил Крейн. - Это нехорошо.
        - Нехорошо?! - взорвался Джа-Джинни. На них стали оборачиваться другие посетители таверны. - Позволь тебе кое-что напомнить! После того как ты проявил благородство и не воспользовался затруднительным положением «Утренней звезды» - хотя сам Звездочет на твоем месте устранил бы противника раз и навсегда, - между нами установилось некое подобие мира. Я думал, что это…
        - Мир закончился на Алетейе, - перебил магус, не повышая голоса. - Он сам сказал, что больше мне ничего не должен. В любом случае я не стал бы полагаться на слово Звездочета… И ты забыл, что Зубастый вот-вот окончательно отойдет от дел. Он должен кому-то передать свою корону. Рано или поздно все закончится дракой со Звездочетом. Предпочитаю сделать первый ход.
        - Ты не делаешь первый ход, тебя вынуждают его сделать, - мрачно пробормотал крылан. - Смекаешь, в чем разница?
        Крейн прищурился; между большим и указательным пальцем его правой руки, спокойно лежавшей на столе, проскочила искра - в пылу ссоры в нем часто просыпался феникс. «Первопламя» - так магус называл огненную сущность, что жила в его крови. Джа-Джинни подался назад, прикусил язык.
        Эрдан вмешался, бесстрастно подытожив:
        - Решение принято. Не вижу смысла пререкаться. Давайте лучше обсудим план действий.
        Умберто кивнул чуть быстрее, чем следовало, а Эсме перевела взгляд с крылана на магуса и обратно. Понимала ли она, чем может закончиться их ссора? Там, на острове, между ней и капитаном произошло что-то, о чем они двое не стали рассказывать. Но даже если она знала, к какому клану принадлежал Крейн, вряд ли ей пришло в голову, что легенды не врали: фениксы и впрямь по многим причинам были самыми опасными из небесных детей.
        - План действий… - Крейн усмехнулся. - Что ж, слушайте.
        Они вышли на след «Утренней звезды» четыре недели назад, а до этого примерно неделю искали ее везде, где только можно. Если бы не вынужденная остановка в Ламаре, от которой все равно не было никакого толку, фрегату Звездочета не удалось бы опередить их так сильно. Тогда Джа-Джинни даже радовался. Он сразу почувствовал, что странная история с картой сулит неприятности, и все-таки понадеялся, что долгая погоня вымотает Крейна, успокоит его.
        Получилось наоборот.
        С каждым днем магус делался все мрачнее и решительнее. Джа-Джинни видел, как в его разноцветных глазах разгорается пламя одержимости. Крейн все больше проникался идеей отнять у Звездочета карту и разыскать то, что на ней обозначено. А когда на магуса находило, ему никто не мог перечить. Хотя в команде лишь трое - впрочем, теперь уже четверо - знали, к какому клану принадлежит Крейн и что способен сделать с ослушником в пылу гнева, остальным хватало и простой интуиции. К тому же после появления на борту «Невесты ветра» целительницы матросы возликовали и готовы были следовать за капитаном в огонь и воду, не догадываясь, что именно это, возможно, им и предстоит.
        Когда им показалось, что Звездочет все-таки ускользнул, Крейн сделался молчалив и страшен. Матросы, шкурой чуя его приближение, старались поскорее убраться с дороги.
        В Лейстес они направились, чтобы почистить корпус в доке и пополнить запасы провизии, но, едва войдя в Благодатную бухту, увидели у причала «Утреннюю звезду», которую так долго искали повсюду. Фрегат Звездочета выглядел не лучшим образом: от парусов на третьей мачте остались одни лохмотья, почти все крючья по правому борту сломаны или вырваны. Раны, явно нанесенные несколько дней назад, уже начали заживать, но все равно смотреть на них было жутко. На «Утреннюю звезду» в очередной раз напал кракен. Среди пиратов давно ходили слухи, что фрегат Звездочета по какой-то непонятной причине притягивает к себе всевозможных морских тварей. Считалось, что поэтому он и избегает южных морей: если с обычными чудовищами справиться хотя и сложно, но можно, то с меррами все куда труднее.
        Магус, увидев рыбокорабль своего старого врага, повеселел и явно замыслил недоброе.
        - Вы сами убедились, что «Утренняя звезда» не останавливалась надолго ни в одном из портов. Что бы сделал я на месте Звездочета, окажись в моих руках такая карта? Я бы занялся ее расшифровкой, а потом стал готовиться к долгому путешествию - в том, что оно будет долгим, нет никаких сомнений. Поначалу я думал, что Звездочет сразу отправится сюда, ведь у него здесь есть безопасное логово. Однако нашлись какие-то более важные дела, заставившие его несколько недель путешествовать от острова к острову. Хотел бы я знать, чем он занимался… - Крейн помрачнел и на мгновение умолк. - Так или иначе, «Утренняя звезда» в Лейстесе. А здесь, как я уже упоминал, у Звездочета есть собственный дом.
        - Только не говори, что ты собрался проникнуть туда и похозяйничать в его кабинете… - с иронией начал Джа-Джинни и осекся. Крейн смотрел на него с многозначительной улыбкой. - Кристобаль?
        - Именно это я и собираюсь сделать, - негромко проговорил магус. - Правда, пока не знаю, каким образом. Есть идея получше?
        Крылан онемел от возмущения. Вместо него ответил Эрдан:
        - Пока что и впрямь не видно других путей. Он одинок - ни жены, ни любовницы. Даже зверей не держит, если не считать Змееныша. Не подступишься. - Мастер-корабел поморщился. - Кристобаль, я прошу тебя об одном - не торопись. «Утренняя звезда» простоит тут еще неделю, а то и две, слишком уж сильно она повреждена. У тебя достаточно времени, чтобы все обдумать.
        Магус промолчал.
        «Вот мы сидим так же, как не раз сидели раньше, - вдруг подумал крылан. - Идея Кристобаля не намного безумнее, чем достославное путешествие на юг. Он не стал бы тем, кто он есть, если бы боялся каждой тени. Отчего же мне кажется, что скоро произойдет большое несчастье?»
        Предчувствие беды сделалось необычайно сильным - ему еще не бывало так неуютно в этой таверне, где их всегда принимали с радостью.
        И тут он ощутил чей-то взгляд.
        Девушку с гитарой заметить было нетрудно. Когда они вошли в общий зал, она уже сидела на скамье возле очага и негромко пела, едва касаясь струн. Песня была известная - о легкомысленной невесте моряка, которая, не дождавшись возвращения суженого, закрутила интрижку с мерром и стала очарованной морем. В таверне все время менялись музыканты: заезжие барды оставались на неделю или месяц, иногда задерживались на полгода, потом исчезали и возвращались редко - ведь мир так велик. Кто-то из них оставил после себя приятные воспоминания и хорошие песни, кого-то предпочли забыть. Сейчас девушка уже не пела, лишь перебирала струны. И смотрела на него как на старого знакомого, которого совершенно не ожидала повстречать.
        Крылану не нравились такие взгляды - как, впрочем, и любые другие. А смотрели на него часто - с интересом, искоса, думая, что он не замечает; нередко смотрели боязливо, потому что о его похождениях не слышали, кажется, только рыбы.
        Музыкантша выглядела молодо, не старше Эсме. Ее длинные темно-рыжие волосы были заплетены во множество косичек, в которых проглядывали ленты, монеты, кольца и даже маленькие колокольчики. Нет, он точно не видел ее, не встречался с ней. Разве что она была совсем маленькой и сильно изменилась. Он-то внешне остался таким же, как и лет двадцать назад.
        Незнакомка дерзко улыбнулась ему и, откинув со лба длинную челку, начала играть. От первых же аккордов крылана бросило сначала в жар, а потом - в холод.
        «Что происходит?»
        Джа-Джинни перевел взгляд на Крейна, который сидел спиной к девушке, и увидел, что тот застыл с открытым ртом. Зрачки разноцветных глаз магуса расширились, в них мелькнули отблески пожара. Руки сжались в кулаки, и, за миг до того, как Крейн спохватился и спрятал их под стол, Джа-Джинни успел увидеть новые голубоватые искры - много искр. В воздухе ощутимо запахло грозой.
        Девушка продолжала играть. Ее пальцы ласково трогали струны, печальные звуки ненавязчиво вплеталась в шум таверны. Крылан теперь мог с уверенностью сказать, что никогда не слышал этой мелодии, и все же она будила в его душе смутные воспоминания. Чужие воспоминания.
        Воспоминания Кристобаля Фейры.
        Эсме и Умберто растерянно переглядывались - они тоже почувствовали, что происходит что-то странное. Эрдан оставался бесстрастным, но Джа-Джинни видел, что его внимательный взгляд устремлен на Крейна. Они считали, что знают о капитане если не все, то, по крайней мере, достаточно многое. Однако сейчас из глубин его памяти всплыла какая-то тайна, с которой они раньше не соприкасались.
        Магус чуть повернулся, бросил беглый взгляд на незнакомку с гитарой и снова застыл. Его загорелое лицо побледнело и сделалось серым, точно камень; между бровями появились три глубокие морщины. Он казался напряженным, словно туго натянутая струна.
        Когда мелодия отзвучала, он привстал и махнул рукой, приглашая девушку подойти. Она неторопливо отложила гитару и приблизилась к их столу, настороженно поглядывая то на Джа-Джинни, то на Крейна.
        - Желаете, чтобы я что-то сыграла?
        Даже когда она не пела, ее голос звучал очень мелодично.
        - Нет, - тихо сказал Крейн. - То, что ты сейчас играла… Откуда ты знаешь этот мотив?
        - Я знаю много песен и баллад… - начала музыкантша, а потом вдруг запнулась, вздохнула и продолжила совсем другим тоном: - Впрочем, нет, не стану я врать, будто ничего не понимаю. Я вообще ложь не люблю. Выходит, он все это затеял не просто так.
        Джа-Джинни навострил уши.
        - Он? - спросил Эрдан, потому что Крейн снова превратился в каменное изваяние - к счастью, ему хватило ума закрыть глаза, в которых заиграли зловещие красные огоньки. - О ком ты говоришь, девушка?
        - Два дня назад я пела, как обычно, а потом вышла на улицу воздухом подышать, - сказала музыкантша. - И тут ко мне подошел… некто. Я не разглядела его лица, честное слово, было очень темно. Да к тому же он кутался в плащ с капюшоном, явно хотел остаться неузнанным. Он сказал, что хорошо заплатит, если я буду каждый вечер то и дело играть одну и ту же мелодию. Он мне ее напел кое-как, а дальше я уж сама…
        - И все? - хрипло проговорил магус. - Больше он ничего не сказал?
        Она покачала головой, потом поморщилась и прибавила:
        - Я спросила - зачем? Вдруг кому-то из посетителей не понравится… Он в ответ только рукой махнул. По правде говоря, заплатил этот чудак щедро, и я рискнула. Хотя на самом деле чутье мне сразу подсказало, что история плохо пахнет. Я вас… обидела?
        - Нет, что ты, - холодно проговорил Крейн. - Просто иногда музыка бывает жестокой, потому что напоминает о вещах, которые хочется забыть. Ты очень хорошо играла. Прими мою благодарность.
        Он потянулся к кошельку, но музыкантша опять покачала головой:
        - Не надо денег. Я же говорю, незнакомец хорошо со мной расплатился. Только вот… меня мучает совесть, что я заставила вас вспомнить о чем-то неприятном. Может, вы подскажете, как все исправить?
        Магус чуть-чуть оттаял и даже улыбнулся.
        - Не сегодня, - сказал он. - Возможно, в следующий раз.
        Девушка кивнула и, сообразив, что ее присутствие мешает им продолжить разговор, ушла. Напоследок она проговорила:
        - Меня зовут Лейла!
        И почему-то опять посмотрела на Джа-Джинни.
        Крейн опустил подбородок на сплетенные пальцы и снова замер.
        - Ну? - сказал крылан, когда молчание стало невыносимым для всех. - Произошло что-то очень странное, и ты явно знаешь больше, чем мы, Кристобаль. Ты что-то вспомнил - и я не ранимая девица, я не буду испытывать угрызений совести, если заставлю тебя вспомнить это еще один раз.
        Магус хмыкнул:
        - Как же ты собираешься меня заставить?
        - Найду способ, - без промедления ответил Джа-Джинни. - Не вынуждай меня…
        - Тише, тише, - перебил Крейн, морщась. Джа-Джинни и впрямь увлекся, повысил голос: - Понимаете, друзья, у моей… семьи было много песен, которые мало кто знал, кроме нас, потому что пели их только в узком кругу, среди своих. На языке, который считается мертвым. И эта мелодия… вообще-то она называется «Плач по Фениксу»… - Он зажмурился и снова замолчал. - Есть и песня. Я хорошо помню, о чем она. О храбром воине, который сражался с чудовищами, живущими в облаках. Он хотел спасти принцессу, запертую в высокой башне, и погиб, когда его предал лучший друг. А принцесса, узнав о его гибели, бросилась с этой самой башни, только не разбилась - превратилась в птицу и с тех пор ищет своего любимого по всему свету. Она вечно будет его искать. Я… не ожидал услышать «Плач» спустя столько лет.
        «Сорок лет, - мысленно уточнил Джа-Джинни. - Сорок лет назад вся твоя семья погибла, и эта мелодия, конечно, оказалась хуже любого ножа».
        - Кто мог такое… устроить? - тихо спросил Умберто. - И, главное, зачем?
        - Хороший вопрос, - проговорил Эрдан, нахмурившись. - Может, это предупреждение, Кристобаль? О грядущем предательстве лучшего друга и о том, что тебя…
        Он не договорил, но всем и так было ясно.
        «…Тебя узнали?»
        - Понятия не имею. - Крейн-Фейра пожал плечами. - Если подумать, довольно многие знают, кто я такой на самом деле. Вы четверо, Лайра и Камэ… Что знают двое, то знает и Меррская мать, но меня это не особо волнует. Что со мной может сделать капитан-император - объявить вне закона?
        Шутка вынудила их слегка расслабиться, хотя Джа-Джинни не сомневался, что Кристобаль лукавит. У него были веские причины скрывать свое небесное происхождение, не говоря уже об огненной крови, от многих магусов и людей. В том числе и от правителя Лейстеса, Зубастого Скодри.
        И тут, словно в ответ на его мысли, в таверне появился новый посетитель - высокий седой мужчина в простой одежде. Завидев Крейна, он тотчас же заулыбался и поспешил к их столу.
        - Добрый вечер, капитан! Господин Скодри послал меня, чтобы поздравить с удачным завершением похода.
        - Передайте ему мою сердечную благодарность, - сказал магус. - Как он поживает? Мы давненько тут не были…
        - Э-э… - Слуга Зубастого почему-то замялся. - Вы можете спросить его самого. Господин Скодри приглашает вас на ужин. - Он перевел взгляд на Эсме. - Он также надеется, что новая целительница «Невесты ветра» будет вас сопровождать.
        Эсме ошеломленно подняла брови. Джа-Джинни усмехнулся: знай она, кто такой этот «господин Скодри», удивилась бы куда сильнее. У самого крылана приглашение вызвало странную тревогу. Взглянув на капитана, он увидел, что тот тоже насторожился. Уж не собрался ли Скодри переманить целительницу на свой фрегат или каким-то другим способом оставить ее в Лейстесе? Спасение Кузнечика стремительно обрастало невероятными подробностями и было уже на полпути к тому, чтобы превратиться в легенду…
        - Эрдан?.. - спросил Крейн.
        Мастер-корабел покачал головой и пробормотал что-то вроде: «Я слишком стар для поздних ужинов». Умберто тоже отказался, сославшись на какие-то важные дела, и тогда Крейн перевел взгляд на Джа-Джинни:
        - У тебя тоже важные дела?
        Крылан скривился:
        - Ты же знаешь, я не люблю быть украшением стола.
        - Передай Скодри, мы обязательно придем. - Магус повернулся к слуге, который терпеливо ждал ответа. - Я, Эсме и Джа-Джинни. Рад буду повидаться с госпожой Агнес и остальными.
        Старик, пряча взгляд, пробормотал какую-то вежливую чушь и скрылся. Умберто посмотрел на капитана и, получив молчаливое согласие, откланялся.
        - Может, кто-то объяснит мне, что произошло? - поинтересовалась Эсме с еле заметным раздражением. - Кто такой этот Скодри?
        - Очень милый человек, - ответил ей Эрдан совершенно серьезно, а Джа-Джинни опять усмехнулся: ему бы не пришла в голову мысль назвать того, кто на протяжении долгих лет наводил страх на добрую четверть Империи, очень милым человеком.
        Хотя Эрдан был прав - в определенном смысле.

* * *
        Утро после грозы было свежим и чистым.
        Джайна выпустила на волю исстрадавшегося пса, открыла в доме все окна, чтобы прогнать ночные страхи, а потом прошлась по двору, собирая сломанные ветки и листья, занесенные ветром. Робин и Кэсса помогали ей. Мальчику с трудом удавалось молчать - ребенок всегда остается ребенком, даже если в его жилах течет небесная кровь.
        - Его прислали за нами? - наконец спросил Робин с любопытством, но без страха. Кэсса промолчала, но нетерпение и тревога в ее глазах почему-то показались Джайне совсем не детскими. - Он нас выследил, да?
        - Не думаю, - ответила Джайна не очень уверенно. - Он просто… пролетал мимо.
        - Мимо, как же! - Мальчик рассмеялся совсем по-взрослому. - Ты видела? У него шесть крыльев, и все - черные, как полночь в безлунную ночь. Я даже не думал, что в… человеке может быть столько черноты.
        Джайна машинально отметила, что Робин запнулся на слове «человек».
        Ночью, затащив незнакомца в дом, она первым делом попыталась снять с него перевязь с метательными ножами и едва не осталась без руки - крылан, не приходя в сознание, схватил ее за запястье и тихо зашипел. Пальцы у него были такие сильные, что даже ее крепкие кости затрещали. Превозмогая боль, она застыла и с трудом дождалась, когда он обмяк и железная хватка разжалась. Перед глазами у нее двоилось - его настоящие перья смешивались с теми, которые никто другой, кроме ее соплеменников, не мог увидеть. И те и другие в самом деле были чернее черного.
        - Мне страшно, - прошептала Кэсса. - Вот бы нам куда-нибудь уйти…
        Джайна покачала головой:
        - Нам некуда уходить, моя маленькая.
        «И негде спрятаться».
        Раздался такой звук, словно кто-то скреб когтями по дереву. Она оглянулась и увидела ночного гостя. Крылан замер на пороге дома: его крылья бессильно обвисли, исцарапанное лицо казалось маской. Бирюзовые глаза внимательно оглядели двор, Джайну и детей, а потом остановились на дереве, которое ночью раскололо молнией. Джайне было немного жаль дерева - оно давало приятную тень в жару и мелодично шелестело листвой.
        Он снова перевел взгляд на Джайну и прищурился, а потом еле заметно улыбнулся. Она, конечно, переоделась и высушила волосы, но царапины на руках и лице должны были продемонстрировать человеку-птице, кто снял его с дерева и спас ему жизнь. Ей не составило труда понять ход его размышлений: обычной женщине ни за что не удалось бы проделать такой фокус, а небесные птицы, как правило, не живут в развалюхах, далеко от городов, на островах, где кругом одни фермеры и рыбаки, вечно в шаге от нищеты… Все просто, все очень просто.
        «Он понял, - подумала Джайна. - Помоги нам, Белокрылая».
        Оставалось надеяться лишь на то, что у них общий враг.
        Его величество капитан-император Аматейн.

* * *
        Когда отзвонили вечерние колокола в порту, они уже приближались к жилищу Скодри. Старый пират обитал в отдалении от шумных улиц - в небольшом особняке, оплетенном виноградной лозой по самую крышу, посреди цветника, где бурно разрослись розовые кусты.
        - Красивое место, - сказала Эсме с легкой улыбкой. Джа-Джинни хмыкнул, Крейн промолчал. От гостиницы, где пришлось остановиться на время ремонта «Невесты ветра», они шли в молчании, которое тяготило целительницу, но нарушить его она решилась только сейчас. - Я бы хотела жить в таком доме.
        - Я давно говорил капитану, что не мешало бы купить в Лейстесе какое-нибудь жилище, - сказал крылан. - Но ему нравится кормить гостиничных клопов.
        Магус одарил его косым взглядом - и опять промолчал. Впрочем, Джа-Джинни не нуждался в ответе, он и сам знал: даже если Кристобаль поддастся когда-нибудь на его уговоры, он не станет жить в купленном доме. Как и во многих других, приобретенных по случаю и пустующих. Он не признавал другого дома, кроме «Невесты ветра».
        - Может, все-таки расскажете мне, кто такой этот Скодри? - осторожно спросила целительница. - И отчего ему понадобилась я? Как-то не хочется выглядеть полной дурой…
        Выдержав паузу, Джа-Джинни убедился: Крейн по-прежнему не желает разговаривать. И тогда он принялся объяснять сам:
        - Ты что-нибудь знаешь о лирийском мятеже?
        Она помотала головой.
        - Это случилось… э-э… точно не помню, кажется, лет через десять после заключения Договора Семерых. Кланы Орла, Скопы и Ястреба не поделили между собой Лирию - большой процветающий остров. Сейчас уже не разберешь, кто первый начал, - кланы несколько лет валили вину друг на друга, - но когда жители Лирии, измученные тем, что с них снимают дань в трехкратном размере, да еще и император постоянно требует подарков, подняли восстание, его подавляли сразу три клана, которым помогали цепные акулы. Не вдаваясь в подробности, скажу: от острова осталось пепелище. Города и поселки сровняли с землей, виноградники вырубили…
        - Заступница! - ошеломленно пробормотала Эсме. - Теперь припоминаю: Велин об этом рассказывал. Но почему с ними обошлись так жестоко?
        - Капитан-император решил преподать урок, - встрял Крейн. - Как говорится, чтобы другим неповадно было.
        - Да-да, - кивнул Джа-Джинни. - Магусы не щадили ни женщин, ни детей. В ход шло любое оружие, и в живых осталась всего-то тысяча лирийцев. Среди них оказался и некий Скодри - рыбак, не участвовавший в восстании, но потерявший в итоге всех родственников до единого - где-то полтора десятка человек. В тех краях у рыбаков всегда были большие семьи.
        - Он решил мстить?
        - Совершенно верно. Собрал таких же несчастных, сколотил команду. Как они первый фрегат захватили, я расскажу в другой раз, но факт есть факт - уже через полгода после лирийской бойни Скодри вовсю пиратствовал в морях, и горе было тем магусам, которые попадались ему в руки.
        Эсме побледнела, и Джа-Джинни счел это удачным поводом закончить рассказ.
        - Руки - это еще что, - сказал Крейн, словно не замечая молчания крылана. - Кое-кто попался ему в зубы. Это известная история. Когда Скодри захватил в плен одного из воинов клана Скопы, тот вызвал его на поединок и заявил - дескать, будет драться без оружия, потому что его оружие всегда при нем. Видела когда-нибудь скопу? В боевом облике у них когти, словно лезвия кинжалов, шипы и все такое. Скодри принял вызов смеясь - все тогда решили, что он окончательно помешался. Дуэль закончилась тем, что Скодри загрыз своего противника. С тех пор его стали называть…
        - Зубастым, - сказала целительница. - Проклятье! Отчего вы меня сразу не предупредили?
        - Ты бы осталась в гостинице? - иронично поинтересовался капитан. - Не каждый день тебя приглашает на ужин живая легенда. Ну ладно, не надо так переживать. Он уже давно никого не кусает - обзавелся семьей и тихо-мирно живет в Лейстесе… Который, кстати, никогда не был бы построен, если бы не Зубастый.
        - Хотя он по-прежнему ненавидит магусов, - заметил Джа-Джинни. - Всех, а не только виновных в гибели Лирии.
        - Но как же… - Эсме растерянно подняла брови. - Ведь он…
        - Он не знает, кто я такой. - Крейн улыбнулся краем рта. - Впрочем, возможно, скоро начнет что-то подозревать.
        Джа-Джинни кивнул, соглашаясь с Кристобалем. О капитане Крейне заговорили лет пятнадцать назад, хотя «Невеста ветра» вышла в море гораздо раньше. Ждать осталось недолго: пройдет еще лет пять, и жители Лейстеса - те, кто воочию видел знаменитого пирата и его фрегат под зелеными парусами, - обратят внимание, что он не стареет. Тогда они сделают единственно возможный вывод.
        - Думаю, у нас точно есть в запасе год-другой, - сказал крылан. - А потом надо будет что-то предпринять.
        Крейн отмахнулся, давая понять, что не желает больше говорить на эту тему. Они прошли по узкой дорожке, посыпанной мелкой галькой; с обеих сторон вздымались огромные - выше человеческого роста - кусты роз. «Жаль, не цветут», - подумал Джа-Джинни. В прошлый раз он попал сюда в разгар лета, когда цветов было больше, чем листьев, и едва не опьянел от их аромата.
        Возле дома, под навесом из лозы, был накрыт большой стол, вокруг которого суетились слуги. Ими командовала маленькая худощавая женщина лет сорока. Ее необычайно густые и длинные волосы были собраны в хвост, простое платье облегало стройную фигуру, а изящные пальцы справлялись не только с иголкой, но и с острым тонким стилетом, который Агнес всегда держала при себе. Крылан легонько тронул Эсме за локоть и прошептал, взглядом указывая на женщину:
        - Это жена Скодри.
        - О-о, вот и гости! - воскликнула Агнес, увидев их. - Как раз вовремя! Милый!
        Эсме передернуло при слове «милый». Скодри, хромая, появился из-за угла дома. Он был ниже Крейна, зато намного шире в плечах и рядом с миниатюрной супругой казался настоящим великаном. В свои шестьдесят лет пират сохранил почти все зубы, и в его густой шевелюре черных волос было намного больше, чем седых. Спину он держал по-прежнему прямо, а голову - гордо.
        - Ах, бродяга! - Скодри по-медвежьи облапил Крейна - у другого от таких объятий затрещали бы ребра, но магус не дрогнул. - Я уж думал, ты больше к нам не вернешься.
        - Неужели? - хмыкнул Кристобаль. - Меня не было всего полтора года.
        - В море время течет по-другому, - заметила Агнес. - Джа-Джинни, мы рады тебя видеть в добром здравии. Кристобаль… - она укоризненно взглянула на Крейна. - Представь нас!
        Крейн закивал, и последовал слегка церемонный ритуал знакомства. Эсме превзошла ожидания крылана: она учтиво улыбалась Скодри и даже бестрепетно протянула руку, которую тот поцеловал.
        - Мы единственные гости? - поинтересовался Крейн, оглядев стол. - Ты больше никого из капитанов не пригласил?
        - А зачем? - искренне удивился Скодри. - Ребята со сторожевых кораблей и так бывают у меня почти каждый день, мы друг другу надоели. Но такие редкие гости, как ты, давно не сидели за этим столом.
        - Как же? - удивился Крейн. - А Звездочет? Ведь «Утренняя звезда» стоит в доке?
        - Дразнишь меня? Ты ведь знаешь сам, он не из тех, с кем я хотел бы ужинать ради собственного удовольствия. - Скодри на мгновение помрачнел, словно вспомнив о чем-то неприятном. - Да к тому же его на фрегате нет.
        Джа-Джинни проглотил ругательство. Звездочета нет на фрегате? Но где же он тогда? Вместо него этот вопрос осторожно задал Крейн, на что Скодри вполне ожидаемо заявил:
        - Не знаю и знать не хочу. Сатто, его помощник, был у меня и сказал, что временно командует «Звездой», пока Звездочет не вернется. Вот ты и разберись, если так интересуешься. Хотя я ума не приложу, зачем он тебе понадобился.
        Крейн красноречиво взглянул на Джа-Джинни, и они молча решили обсудить эту странную новость после ужина.
        Потом появились дочери Агнес и Скодри - Джа-Джинни с трудом припомнил, что одной, должно быть, уже исполнилось восемнадцать, а другая на два года младше. Девушки смеялись, щебетали, и именно из-за них Эсме перестала смотреть на хозяев дома с опаской.
        Одного человека не хватало.
        - А где Люс? - спросил Джа-Джинни у Агнес, когда они садились за стол.
        Младший ребенок Скодри, долгожданный сын, ему нравился - это был на редкость смышленый и любознательный мальчишка.
        Женщина потупилась, и ее улыбка на мгновение погасла.
        - Он… потом придет.
        «Потом?»
        Джа-Джинни с трудом представлял себе, что могло помешать Люсу выбежать первым навстречу капитану Крейну, которого он просто обожал, но настаивать было неприлично.
        Застолье Скодри устроил отменное: блюда сменяли друг друга и были столь вкусны, что, как шутливо заметил Крейн, за этим столом и кракен бы наелся до отвала. Скодри тотчас парировал, заявив, что кракен скорее попал бы на этот стол в качестве главного блюда.
        - Кстати, - сказал Крейн, - Эсме очень интересовалась историей Лейстеса, но я решил, что лучше ей про все самое главное узнать от основателя города. Ты не мог бы?..
        - Конечно! - радостно зарычал Скодри, не заметив, что целительница совсем смутилась. - Вот скажите, Эсме, чем человек отличается от зверя?
        Девушка растерянно пожала плечами.
        - Не знаете? - Старый пират лукаво улыбнулся. - Зверь, будь он птицей или рыбой, питается тем, что поймает, и спит там, где безопасно. Птицы, правда, вьют гнезда, но не все и обычно лишь на то время, пока высиживают яйца и выкармливают птенцов. А человеку нужен дом, Эсме. Дом. Это такое место, куда ты всегда можешь вернуться, как бы далеко тебя ни забросила судьба. Или… - По лицу Скодри пробежала туча, он ненадолго умолк. - По крайней мере, о возвращении домой можно мечтать. Даже если за твою голову назначена награда.
        В два глотка он осушил полный кубок обжигающей сарьи, и на краткий миг в его глазах полыхнул тот самый огонь, который в свое время заставлял цепных акул трепетать при одной лишь мысли о Зубастом Скодри.
        - Этот город, - продолжил он серьезно и сурово, - основан вовсе не только для пиратов. Лейстес открыт для всех, кто потерял свой дом. Знаешь, девочка моя, граница между моряком и пиратом не всегда так уж очевидна. Порою случается, что пиратский фрегат берет на абордаж торговый, а тот оказывается лучше вооружен. И каков результат? Торговец очищает трюмы пирата и преспокойно продает его товар в ближайшем порту. Команда, естественно, отправляется считать острова, а сам фрегат в лучшем случае успевает удрать и перерождается где-нибудь в океане. Но я отвлекся… - Он усмехнулся. - Если моряк завербовался на судно, может случиться так, что он вернется домой не скоро - и, оказавшись на берегу, увидит, что дома-то и нет.
        - Сгорел, к примеру, - сказала Эсме очень спокойно.
        - Допустим. Что это значит? Это значит, что теперь наш матрос навеки привязан к морю. Но, что ни говори, человек не рыба и не может всю жизнь провести в брюхе фрегата, поэтому рано или поздно он начинает подумывать, что не мешало бы осесть где-нибудь в порту, прикупить землицы и заняться выращиванием… ну, например…
        - Роз, - подсказала целительница.
        - А почему бы и нет? Красивые цветы. И вот тут-то наступает самое интересное. Распрощался наш моряк с друзьями, получил свою долю, сошел на берег. Присмотрел себе домик, а заодно и жену. И тут к нему приходит местный староста да ненавязчиво так намекает: дескать, все хорошо, ты парень при деньгах, да вот только нам бывшие пираты в соседях не нужны. Ты не пират? А докажи. Вот только возмущаться не надо, мы люди мирные, спокойные - если что, по шее дадим без лишнего шума, пойдешь как миленький считать острова. Приходится ему вновь наниматься на фрегат - а там и старость не за горами… Понимаешь, к чему я клоню?
        Эсме кивнула, и крылан невольно подумал, что она действительно понимает тоску Скодри по родному дому - тому, который даже Эльга-Заступница не сумела бы вернуть, - лучше, чем он сам или Кристобаль Крейн.
        Джа-Джинни отлично знал историю основания Лейстеса, которому исполнилось всего-то двенадцать лет. Началом стал договор между Скодри и Лайрой Арлини, королем Окраины. Хотя Лайра был молод и горяч, он осознавал, что Окраина никогда не сумеет собрать флот, который позволит не бояться Империи. И пошел на хитрость - заключил сделку с Зубастым Скодри. Окраина передала пиратскому королю один из самых плодородных островов в обмен на обещание держать в постоянной боеготовности небольшой флот, который в любой момент сможет прийти по зову Лайры Арлини и встать на защиту его хрупкого королевства. Скодри в те годы уже начал задумываться о домике и розовых кустах, поэтому на предложение Арлини согласился легко, поторговавшись лишь для вида. Там, где они заключили договор, теперь находилась главная лейстесская площадь, которую назвали площадью Согласия. Это было место общего сбора, а также суда, поскольку в Лейстесе существовали и стражи порядка - отряды, следившие, чтобы никто не нарушал мир и покой. А для тех, кто все-таки не мог удержаться, на той же площади выстроили тюрьму.
        Скодри поначалу вовсе не собирался брать на себя управление городом. Он рассчитывал создать что-то вроде совета капитанов, который бы и принимал решения. Но капитаны приходили и уходили, а Зубастый почти все время был в Лейстесе, и как-то само собой получилось, что он стал править городом и вершить суд.
        Джа-Джинни порою с грустью думал о том, что, как бы хорошо ни выглядел Скодри, он рано или поздно достигнет своего предела, да и сам Лайра, хотя и намного моложе, тоже не вечен. Что же произойдет с Лейстесом, когда оба его хранителя уйдут вслед за Великим Штормом? Что произойдет с Окраиной?..
        - Вот так-то, - закончил свою историю Скодри. - Так и живем.
        - Здесь очень красиво, - сказала Эсме совершенно искренне, позабыв о страхе и смущении. - Это необычайно прекрасное место.
        Зубастый улыбнулся.
        За разговором время текло незаметно. Когда начало темнеть, старый слуга и двое помощников развесили на деревьях маленькие фонарики, чей теплый оранжевый свет придавал вечернему саду неизъяснимое очарование. Поддавшись этой странной магии, хозяева и гости постепенно умолкли, и каждый задумался о чем-то своем.
        Мысли Джа-Джинни были невеселыми: он вдруг ощутил себя лишним среди этой идиллии - и все потому, что некстати вспомнил о прошлом. «Ведь мы играем, притворяемся. Отдыхаем, устав от битв и рек крови. Да, Кристобаль? Да, Скодри? Но это несправедливо по отношению к Эсме и девочкам - они-то думают, что мы настоящие…»
        Крылан не сразу почувствовал на себе пристальный взгляд Агнес: должно быть, за двадцать лет супружества жена Зубастого Скодри отточила интуицию так, что та превратилась в дар чтения мыслей. Она смотрела на Джа-Джинни и еле заметно качала головой. Крылан виновато улыбнулся. Он успел позабыть, насколько хрупко волшебство подобных вечеров. Его способны разрушить даже неправильные мысли. А что уж говорить о неосторожных словах…
        Вдруг раздался звонкий голос Марты, младшей дочери Скодри и Агнес:
        - Капитан Крейн! Ой! - Она рассерженно взглянула на сестру, от которой только что получила локтем в бок. Лора, старшая, выглядела очень смущенной и злой. Она хотела бы заставить Марту замолчать, но было поздно. - Мы с Лорой поспорили… Она говорит, вы совсем не изменились с последнего визита… ни капельки не изменились. Капитан, сколько вам лет? Лора говорит, тридцать, но тогда… - Девочка хихикнула. - Получается, что вы в пятнадцать лет уже командовали фрегатом.
        Джа-Джинни оторопел. Уж не подслушал ли кто-нибудь их разговор, спрятавшись за кустами? Вполне возможно. Как он мог проявить такую невнимательность…
        - Я всегда знал, что дети унаследовали твою хитрость, Скодри, - сказал Крейн с добродушной усмешкой. - Это интересный ход, Марта. Мне больше тридцати. В женихи ни тебе, ни Лоре я не гожусь - слишком стар для вас обеих.
        Марта рассмеялась, а старшая сестра, не сдержавшись, отвесила ей легкий подзатыльник. Мать нахмурила брови, и девочки угомонились, хотя и не без труда.
        - Они чрезмерно болтливы, - сказала Агнес. - Люс обычно их сдерживает…
        - Да-да, а где же он сегодня? - с легкой тревогой спросил Крейн. - Я начинаю думать, что чем-то его обидел в прошлый раз. Надеюсь, с ним ничего плохого не случилось?
        Жена Скодри опустила голову, и по ее щеке скатилась слеза.
        - Случилось… - шумно вздохнул старый пират.
        Только теперь Джа-Джинни понял, что с самого начала не давало ему покоя: слишком веселыми казались эти двое, слишком беззаботными. Слишком не похожими на самих себя.
        - Собственно, поэтому я и пригласил целительницу вместе с тобой. Мы… - Фразу он договорил в один голос с женой: - …хотим попросить о помощи.
        Всамом начале минувшей весны Люс упал с дерева. В этом не было ничего необычного - мальчишкам его возраста свойственно лазать где ни попадя и, конечно, падать. Даже то, что он сломал руку, не так уж сильно испугало Агнес: в годы своей юности она видела немало по-настоящему страшных ранений. Лекарь - целителя в Лейстесе в тот момент не нашлось - соорудил лубки из тонких дощечек и выразил надежду, что через пару месяцев от перелома останутся только воспоминания. «Молодые кости срастаются быстро», - сказал он и исчез в неизвестном направлении.
        И кость действительно срослась, но как-то странно - Люс с трудом мог разогнуть руку. Скодри забеспокоился, наконец-то нашел целителя, но тот, узнав о проблеме, лишь виновато развел руками: слишком поздно.
        Время шло, рука мальчишки все больше теряла подвижность, пока не перестала шевелиться вовсе. Всю глубину несчастья родители осознали, лишь когда заметили, что она сделалась тоньше, чем другая, здоровая. Что же еще они могли почувствовать, услышав о целительнице, которая способна возвращать людей с того света, как не разгоревшуюся вновь надежду?..
        - Мне нужно его осмотреть, - сказала Эсме и поднялась из-за стола. От ее смущения и робости не осталось и следа. - Где он?
        - Наверху. - Скодри тоже встал. - Идем со мной.
        Когда они вошли в небольшую комнату на втором этаже, Люс сидел за столом, неудобно изогнувшись, и левой рукой старательно выводил что-то на листе бумаги, от сосредоточенности прикусив кончик языка. Он так увлекся, что не сразу заметил посетителей.
        Мальчишка был похож на мать - такой же худощавый, изящный, с тонкими чертами лица. Он заметно подрос со дня их последней встречи. Джа-Джинни вдруг подумал, что ребенок вряд ли знает правду о бурной молодости Скодри. Люс явно души не чаял и в отце, и в матери. Их вполне можно было бы назвать счастливой семьей, если бы не увечье, отравлявшее жизнь не только мальчику, но и его родителям.
        Люс поначалу оробел от неожиданности, но быстро пришел в себя - встал из-за стола, поклонился. Его правая рука была согнута в локте и прижата к груди; пальцы чуть заметно шевельнулись, но не более того. Когда мальчик выпрямился, рукав соскользнул, и крылан увидел: мышцы от локтя до запястья усохли, кожа потемнела. Рука была почти бесполезной, почти мертвой.
        «Его лицо - сама доброта. Никогда бы не подумал, что сын Зубастого Скодри может выглядеть таким невинным…» - подумал крылан, и ему тотчас же сделалось совестно за сарказм.
        - Люс, мы привели гостей! - От волнения Агнес охрипла. - Мы решили, ты обрадуешься…
        - Капитан Крейн! - восхищенно проговорил мальчик. - И Джа-Джинни! Я… я так рад! Я так давно вас не видел, капитан!
        - Прости, я был слишком занят, - сказал Кристобаль. - Но зато у меня накопилось множество новых историй.
        - С удовольствием их послушаю! - Улыбка Люса померкла. - Только вот записать не смогу. Я никак не могу научиться держать перо в левой руке.
        Краем глаза Джа-Джинни заметил, как Агнес отворачивается и украдкой вытирает слезу. Скодри тронул локоть жены, и на его лице отразились такие тоска и беспомощность, что Джа-Джинни почувствовал озноб. Даже будь пират сейчас моложе на двадцать лет, в зените славы, он не сумел бы помочь собственному сыну, хотя не остановился бы ни перед чем. Просто есть в мире вещи, которые не купишь за золото и не заставишь отдать под угрозой страшной смерти.
        Но существуют целители - их можно попросить.
        - Позволь мне осмотреть тебя? - Эсме, до этого скромно прятавшаяся за широкой спиной капитана, скользнула к мальчику. Люс удивленно заморгал, только теперь заметив девушку. - Я целительница.
        На мгновение лицо Люса стало больше похожим на отцовское.
        - Пожалуйста, - с горькой иронией сказал он. - Мне не привыкать к осмотрам.
        Эсме усадила пациента на кровать, сама опустилась рядом. Ненадолго в комнате стало очень тихо: целительница, закрыв глаза, ощупывала руку Люса. Он сидел тише мыши, а остальные наблюдали, затаив дыхание. Наконец Эсме закончила осмотр. Выражение ее лица показалось крылану странным: она как будто мысленно спорила с кем-то, пыталась кого-то переубедить.
        - Я даже не знаю, как объяснить… - проговорила она и смущенно замолчала, взглянув на Люса, а потом на Скодри и Агнес.
        Старый пират не успел ответить на невысказанный вопрос Эсме - сын опередил его:
        - Прошу вас, не скрывайте ничего! Я не маленький уже и хочу все знать! Пожалуйста…
        Скодри еле заметно кивнул.
        - Хорошо. - Эсме опустила взгляд. - Сломанная кость неправильно срослась. С каждым днем мышцы руки отмирают, и, если оставить все как есть, ты вскоре не сможешь шевелить и пальцами.
        При этих словах Люс сильно побледнел, но ничего не сказал.
        - Собственно говоря, есть один-единственный способ… и он очень… - Эсме шумно вздохнула, собираясь с духом. - В общем, можно заново сломать руку в том же месте, и тогда я сумею срастить ее как надо. - Завидев проблеск надежды на лице мальчишки, она торопливо добавила: - Но имеется одна сложность. Если повредить сустав сильнее, чем он уже поврежден… может оказаться, что ты страдал напрасно.
        Люс мгновенно сник.
        - Значит, все зря, - скорбно прошептала Агнес. - А я так надеялась…
        - Погодите! - перебила Эсме, хмуря брови. - Я еще не закончила. Все дело в том, что нужно ломать точно в том месте, где я покажу… а для такой точности нужны… сильные руки и сильные пальцы. - Она снова умолкла на мгновение. - Пальцы магуса.
        Ухмылка Скодри напомнила Джа-Джинни, кто перед ним стоит.
        - Значит, надежды нет, - сказала Агнес. Ее супруг молчал. - Единственный магус на острове - ворон, Безымянный алхимик… Я забыла, как называется их странный обычай, из-за которого даже богач может стать бродягой. Он очень стар и уже утратил силу. Да и вряд ли он согласился бы помочь нам…
        Джа-Джинни оторопел. У воронов и впрямь был один удивительный обычай: иногда они отказывались от всего, что имели, - от положения в обществе, семьи, богатства и собственного имени, - и отправлялись странствовать по миру. Считалось, что, совершив «путешествие по Дороге печали» - оно могло длиться годами, - ворон постигал какие-то новые истины и очищал душу от прегрешений. Впрочем, крылан никогда не пытался понять воронов. Его волновало лишь то, что почти сорок лет назад Дорогой печали ушел старейшина этого клана - и до сих пор не вернулся.
        Его звали Рейнен Корвисс, и из всех ныне живущих магусов только он один мог помочь Джа-Джинни отыскать ответ на очень непростой вопрос. И, несмотря на неподходящий момент, человек-птица не сумел совладать с чувствами. Взволнованно шевельнув крыльями, он спросил:
        - Агнес, а у этого алхимика случайно нет шрама на лице?
        - Есть, - ответила женщина. Она была так поглощена словами Эсме, что даже не удивилась такой бестактности. - Ожог на правой щеке, большой и уродливый.
        «Я нашел его!» Джа-Джинни отвернулся, чтобы никто не заметил, как на его лице вспыхнула совершенно неуместная радость. «Нашел!» Крылану хотелось танцевать. Он понимал, что Безымянный алхимик может и не пожелать делиться секретами, но надежда, внезапно обретшая второе дыхание, теперь билась и рвалась на волю, словно дикая птица в слишком тесной клетке.
        - От него никакого толку, - продолжила Агнес, совершенно убитая горем. - А пока судьба занесет в Лейстес другого небожителя, времени пройдет немало…
        - Гораздо меньше, чем вы думаете, - Крейн обращался к Скодри и Агнес, но смотрел на целительницу - пристально, не мигая. - Я готов помочь, если вы не против.
        «Вот проклятье!»
        Джа-Джинни так обрадовался известию о Безымянном алхимике, что совершенно не придал словам Эсме того значения, которое она в них вкладывала. А теперь уже было поздно что-то исправлять. Целительница навлекла на них серьезные неприятности, и Скодри…
        - Делайте что надо, - проговорил Зубастый с каменным лицом.
        Его жена ничего не сказала, но ее взгляд, устремленный на Кристобаля Крейна, был весьма красноречив. Джа-Джинни тоже посмотрел на капитана - тот снял куртку и подворачивал рукава рубашки. Эсме сидела спокойно - прямая, сосредоточенная, - словно не понимая, что натворила.
        Люс всячески старался сохранять спокойствие, но в его глазах была паника. Он очень хотел показать себя настоящим мужчиной - и все же боялся боли. Ничего удивительного. Крылан подсел к нему и когтистым пальцем аккуратно прикоснулся к подбородку, заставив повернуть голову. Раз уж Эсме сделала то, что сделала, пусть это пойдет на пользу хотя бы мальчику.
        - Капитан рассказывал тебе, как ему пришлось однажды охотиться на самого себя?
        - На самого себя? - удивленно повторил Люс. На мгновение любопытство пересилило страх. - Это как же?
        - А вот так… - Пока Джа-Джинни говорил, Эсме что-то тихо объясняла капитану, и тот кивал со сосредоточенным видом. - Ты ведь знаешь, что в имперских портах у капитана Крейна другое лицо и другое имя? Как-то раз в порту Кейлис нас нанял один человек. Он сказал, что торгует шанисскими коврами и что его обманули компаньоны… дескать, мы нужны, чтобы помочь в розыске этих людей. Он хорошо заплатил, а взамен поставил условие: в каждом порту он будет называть следующий город, и только так. Все идет прекрасно, хотя и скучно, возим мы его из порта в порт, а на пятой остановке…
        - На шестой, - послышался голос Крейна.
        Собственно, эту историю должен был рассказывать он, потому что Джа-Джинни все время, пока на борту находился чужак, сидел в трюме и сходил с ума от безделья.
        - Да, на шестой… этот человек заболел, и очень серьезно. - Крылан не стал уточнять, что причиной болезни стала некая сушеная трава, которую пассажиру подсыпали в еду с молчаливого согласия капитана. - И вот тогда-то мы проверили его бумаги. Оказалось, что этот честный торговец на самом деле имперский агент, который выслеживает - кого? - правильно, Кристобаля Крейна и его фрегат. Он искренне верил, что находится на корабле обыкновенных контрабандистов, мелких жуликов. Ему нужна была рыбка покрупнее, и поэтому он даже не заметил, что прямо перед его носом…
        Щелк!
        Краем глаза Джа-Джинни успел разглядеть, как Крейн едва прикоснулся к руке мальчишки. Она сломалась легко, словно сухая ветка. Тело Люса выгнулось дугой, сквозь стиснутые зубы вырвался глухой стон, но в этот миг за дело принялась Эсме. Под ладонями целительницы вспыхнуло такое яркое сияние, что крылан зажмурился. Когда он открыл глаза, то первым делом увидел, как Люс смотрит на Эсме и недоверие в его взгляде сменяется надеждой.
        - Мне не больно… - прошептал мальчик. - Совсем не больно…
        Отблески золотистого света ложились на лицо Эсме. Ее глаза были закрыты, она казалась спокойной и умиротворенной. Тогда, в Тейравене, она выглядела другой - напряженной, даже отчасти испуганной. Он вспомнил, как стоял рядом, сжимая в руке флакон с густым черным эликсиром, и ждал, когда что-то пойдет не так.
        Эликсир…
        Крылан снова зажмурился и с трудом сдержал грязное ругательство.
        - Смотрите! - вдруг восхитился Люс. - Она же… она похожа на нашу новую статую Заступницы! Правда?
        Скодри, а за ним и Агнес приблизились к кровати сына.
        - Ты прав… - слегка растерянно проговорила Агнес. - Они действительно похожи, словно эту статую с нее ваяли. Вы были в нашей часовне?
        - Пока что не были, - сказал Джа-Джинни, сообразив, что она обращается к нему и старательно избегает смотреть на Крейна. На ее лице при этом отражалась настоящая буря противоречивых чувств. - А что, там и впрямь появилась новая статуя?
        «Наверное, кто-то из богатых пиратов исподволь замаливает грехи».
        Его вопрос остался без ответа. Агнес вновь устремила взгляд на руку сына, окутанную золотистым сиянием. Болезненный цвет кожи сменился здоровым загаром, в отмершие мышцы на глазах возвращалась жизнь. Мальчик, сосредоточенно нахмурившись, уставился на свои пальцы, словно хотел взглядом заставить их пошевелиться.
        - Все! - выдохнула Эсме и начала оседать на пол.
        Крейн подхватил ее и уложил на кровать Люса. Агнес стиснула локоть мужа, но не двинулась с места, как будто неосторожное движение могло спугнуть птицу удачи, ненароком залетевшую в их окно. Люс вытянул руку, согнул пальцы. Сжал кулак.
        И заплакал.
        Эсме пришла в себя очень быстро и оглядела собравшихся вокруг людей. Поначалу у нее был сонный, смурной взгляд, и она явно не понимала, что делает в этой комнате, на чужой постели. Но постепенно силы и память к ней возвращались.
        - Ты в порядке? - спросил магус, сидевший на корточках возле кровати.
        Девушка кивнула. Джа-Джинни ясно видел по ее лицу: Эсме осознает, что из-за нее капитан выдал свою тайну, но для угрызений совести слишком устала. Кристобаль, сохранявший невозмутимый вид, помог ей встать.
        Люс, которого обнимали родители, восторженно глядел на своих спасителей, но постепенно и он понял, что тишину, повисшую в комнате, иначе как напряженной назвать нельзя.
        - Капитан… - начал он и осекся.
        Скодри и Крейн смотрели друг на друга, почти не мигая. Магус первым отвел взгляд. Он взял со спинки кровати свою куртку и небрежно перебросил ее через плечо.
        - Осмелюсь попросить, чтобы произошедшее в этой комнате осталось тайной, - сказал он ровным голосом, будто речь шла о каком-то пустячном недоразумении. - Хотя, конечно, вы вольны мне слова не давать.
        - Мы никому не скажем, - быстро проговорила Агнес. - Это останется тайной. Правда, Скодри?
        Старый пират прищурился:
        - Из какого ты клана?
        - О Заступница! - Крейн скривился. - Какое это имеет значение?
        - КЛАН! - зарычал Скодри. - Назови свой клан!
        Джа-Джинни машинально заслонил собой Эсме.
        - Я сам себе клан, - бесстрастно ответил магус. - Можешь орать сколько душе угодно, ты меня не испугаешь. Если ты не хочешь мирно разойтись, то пошли во двор и поговорим на том языке, который нам обоим известен.
        Скодри не ответил. Невыносимо долго они сверлили друг друга взглядами, а потом старый пират отступил, увлекая за собой жену и сына. Магус склонил голову, изображая благодарность, улыбнулся Люсу и вышел из комнаты. Джа-Джинни и Эсме последовали за своим капитаном.
        Уже на улице, далеко от дома Зубастого, Крейн вдруг замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Джа-Джинни замер, сжал запястье Эсме и вынудил ее отступить. Магус начал светиться. От него сыпались мелкие трескучие искры, их становилось все больше и больше. Тогда в таверне крылан понадеялся, что пробуждения первопламени не будет, но ошибся. Забытая мелодия, а потом выходка Эсме сыграли свою роль.
        - Мне надо уйти, - хрипло проговорил Крейн, разглядывая свою искрящуюся руку. - Я должен побыть один.
        - Не вопрос, капитан, - сказал крылан, стараясь не выдать беспокойства. - Я присмотрю за всем.
        И магус растворился в темноте. Он обычно исчезал на сутки или чуть больше и появлялся потом из ниоткуда, угрюмый, немногословный и пропахший гарью. Случись такое в другом городе и при других обстоятельствах, Джа-Джинни не стал бы переживать - он привык. Но в Лейстесе их положение стало достаточно уязвимым. К примеру, что им делать, если завтра утром Скодри потребует, чтобы «Невеста ветра» убиралась прочь из Благодатной бухты?
        - Кажется, я все испортила, - сказала Эсме очень тихо, явно не рассчитывая, что он услышит. Крылан пожал плечами, и она слегка вздрогнула. - Я не могла по-другому. Они попросили.
        - Да, знаю, - сказал Джа-Джинни и почувствовал, что вся злость на нее исчезла без следа. Она и впрямь не могла поступить иначе, таковы уж были целители: они сражались до последнего, даже если понимали, что шансы вылечить того, кто попросил о помощи, исчезающе малы. Они сражались, чего бы это ни стоило. - Я тут вспомнил кое-что о вас, детях Светлой Эльги.
        Эсме вопросительно приподняла брови.
        - Эликсиры, - сказал Джа-Джинни с легким упреком. - Вы ведь их пьете не ради того, чтобы утолить жажду?
        Она отвернулась, пряча смущение.
        - Я мог слетать на «Невесту ветра» и взять нужный флакон из твоего сундука. - Он несколько раз взмахнул крыльями. - Почему ты не попросила меня об этом?
        Она пожала плечами:
        - Не подумала. Какая теперь разница…
        - В самом деле, никакой, - сказал Джа-Джинни и почувствовал, как что-то в его душе начинает меняться. Эта хрупкая девушка отдала ради исцеления человека, с которым раньше никогда не виделась, несколько дней своей жизни… или месяцев? Не говоря уже о том, что спасение Кузнечика стоило ей нескольких лет. С точки зрения здравого смысла оба поступка были невероятно глупыми, но крылан не мог ее осуждать - он мог только восхищаться, хоть это и противоречило всем его инстинктам. - А, я понял. Ты просто боишься меня и не хочешь лишний раз ко мне обращаться - тем более за помощью.
        Эсме негромко рассмеялась в ответ на его грустную шутку, и они пошли дальше по темной безлюдной улице. Где-то впереди море ворчливо билось о каменный пирс.
        - Нет, в самом деле! - продолжил Джа-Джинни, пряча улыбку. - Это ведь я принес в твой дом беду, именно я сделал так, что тебе пришлось покинуть родной город и, страшно сказать, присоединиться к пиратской шайке! То, что ты заключила сделку с Умберто, не имеет никакого значения - на самом деле я мог бы на одной из тейравенских улиц свернуть не налево, а направо, не обратив никакого внимания на его просьбу отправиться к тебе. В тот момент меня волновала только судьба Кристобаля.
        - Ты не был вестником беды, - возразила Эсме. - Если уж на то пошло, ее принес Эйдел Аквила, которого я видела тем же утром в таверне. Он намекнул, что устроит мне веселую жизнь, если я не расскажу, где Велин хранил «нечто ценное»… Теперь-то я понимаю, что он рассчитывал с моей помощью выйти на след «Невесты ветра». Господин наместник не догадывался, что в это самое время Кристобаль Крейн находится от него в нескольких шагах.
        «Ну, до их встречи оставалось совсем немного времени», - подумал крылан и поморщился, вспомнив о том вечере. Эсме заметила его гримасу, но истолковала ее по-своему.
        - Ты, наверное, устал? - спросила она.
        - С чего ты взяла?
        - Ну-у… - Он не видел ее лица, но поспорил бы на что угодно: целительница сильно покраснела. - Насколько я могу судить, твое тело создано для полета, а не для ходьбы по земле. А сегодня мы уже второй раз пересекаем весь город. Даже у меня болят ноги.
        - Просто тебе сандалии жмут, - проворчал Джа-Джинни, хотя на самом деле она была совершенно права.
        Если бы рядом с ним находился, к примеру, Умберто, крылан бы без промедления взлетел, чтобы добраться до «Невесты ветра» куда менее утомительным способом. Но оставлять ее одну посреди ночного города? Лучше уж сразу отыскать печь достаточно большого размера и кинуться в нее, не дожидаясь возвращения Кристобаля Крейна.
        Улица вильнула вправо и устремилась вниз. Воздух здесь был другим - сырым, пахнущим солью и рыбой. Послышались звуки трактирного веселья - звон гитарных струн, невнятный шум разговоров, отголоски смеха.
        А потом сквозь них просочился слабый, еле слышный крик:
        - Помогите!

* * *
        Прошло полдня, но Джайна так и не услышала от человека-птицы ни единого слова, хотя не сомневалась, что говорить он умеет. Он не мешал ни ей, ни детям; просто сидел на крыльце и смотрел в небо или бродил неподалеку от дома, волоча за собой крылья - настоящие крылья, и правое было, похоже, повреждено или даже сломано… Она молила Белокрылую, а заодно и Светлую Эльгу, чтобы последнее не оказалось правдой, иначе что ей делать? Оставлять незнакомца в доме надолго немыслимо. У них едва хватает еды на троих, но главная причина в другом: он не доживет до голодных дней. В сущности, в его распоряжении всего три дня и три ночи.
        Одна ночь уже прошла.
        «Я подумаю об этом потом». Она принесла ему миску похлебки и ложку; он спокойно принял угощение и принялся есть с видимым аппетитом, но не поблагодарил даже взглядом. «Вот нахал…» Она несколько раз приближалась к нему с намерением поговорить и хотя бы узнать имя - пусть ненастоящее, какая разница, не звать же его все время «незнакомцем», «крылатым», «крыланом» или как-то еще в том же духе, - но сделать последний шаг никак не решалась. Почему-то он не попросил назад свои метательные ножи, не попытался их отыскать и даже не выглядел обеспокоенным их исчезновением. Может, помнил, куда они делись? Может, ночью он не потерял сознание, а притворился?
        Еще до наступления темноты она узнала, в чем дело: он не нуждался в оружии, чтобы убивать.
        За пять лет на этом острове Джайна неоднократно встречалась с опасностями, и были эти опасности довольно разнообразны. Грызохваты, серые твари с длинными гибкими телами и мощными челюстями, то и дело наведывались в ее птичник. А однажды к дому подошел старый седой грисс, которому ничего не стоило раскроить ей череп одним ударом лапы, и долго смотрел в темное окно, словно размышляя, как быть с теми, кто спрятался от его когтей и зубов за хлипкой преградой из камней и досок. Кэссу укусил пестрый ползун; Джайна побежала с ней на руках в город и, только выйдя из дома целителя, поняла, что где-то по пути потеряла башмаки и до крови стерла ноги об острые камни. Какой-то бродяга попытался запугать ее и детей, но сам испугался большого черного пса, выскочившего из-под крыльца, и с воплями убежал в сторону города. Но ни разу за все это время ей не приходилось иметь дела с грабителями, и она успела поверить, что в краю, где почти все живут в нищете, эта напасть ее семье не грозит…
        Услышав за дверью чьи-то шаги, она ни на миг не усомнилась, что это крылатый, - Робин и Кэсса ушли в рыбачью деревню, да к тому же они ступали куда легче, - и не сразу обернулась на звук открывающейся двери. Спустя мгновение кто-то схватил ее за волосы и приставил к шее острое лезвие.
        - Тише, тише… - прошипел прямо в ухо незнакомый голос. - Не дергайся.
        Джайна замерла. Ее клан не обладал талантами, позволяющими легко справиться с угрозой, однако безобидной белой голубкой она тоже не была и вполне могла за себя постоять… Если бы обидчик явился один. Но незваных гостей оказалось трое: второго она увидела в дверном проеме, а третьего - за окном. Неужели кто-то узнал о кошельке с десятью империалами, спрятанном в тайнике под полом? Или им требовались не деньги? Она прикусила губу. Два испытания подряд меньше чем за сутки… Что ж, придется потерпеть. Белокрылая любит терпеливых.
        Хорошо, что дети далеко.
        - Иди сюда, - сказал второй бандит, и на его лице появилась мерзкая широкая улыбка. - Ты красотка, как нам и говорил этот рыжий шебаршила. Иди, иди… Хочу на тебя поглядеть!
        - Ты второй, Баклар, - раздалось злобное шипение у нее над ухом. - Займись сначала щенками, заставь их замолчать.
        - Нету их нигде, - Баклар нахмурился и взмахнул собственным длинным ножом. - И с чего вдруг ты…
        Его прервал странный звук, за которым последовала еще более странная вещь: из груди бандита вырвалось нечто черное, шевелящееся, перепачканное в густой крови, а потом исчезло, оставив после себя разверстую рану. Баклар рухнул на пол, словно мешок соли. У него за спиной возвышалось чудовище, в котором Джайна не сразу признала крылатого. На побледневшем лице человека-птицы горели жуткие, невероятно огромные бирюзовые глаза. Черные волосы стояли дыбом, и точно так же взъерошились перья; крылья были черным плащом за его спиной. Он словно стал выше ростом и уже не выглядел измученной раненой птицей, ему хватило сил, чтобы… Нет-нет-нет… Какая бы опасность ни угрожала Джайне, ей не хотелось верить, что бандит по имени Баклар был убит голыми руками.
        Или, точнее, одной рукой.
        - Сейчас ты ее отпустишь, - сказал человек-птица тихим, очень спокойным голосом. - И я тебя убью быстро и безболезненно.
        Шею Джайны пронзила острая боль.
        За спиной расхохотались:
        - Что? С какой стати мне слушаться тебя, птичка?
        - С такой, что я уже убил твоих товарищей, обоих, - ответил крылан по-прежнему спокойно. - А если ты не станешь меня слушать - убью тебя. Медленно.
        - Откуда ты вообще тут взялся? Нам говорили о женщине с двумя детьми. В этом доме не должно было быть мужчин. Кто тебя прислал?
        Человек-птица поморщился и произнес чуть слышно:
        - Как много слов…
        Сердце Джайны стукнуло дважды: тук-тук. За время между ударами крылан быстрее молнии рванулся к бандиту, державшему нож у ее шеи, и что-то хрустнуло, а потом стало тихо. Она стояла не шевелясь и чувствовала, как кровь тонкой струйкой течет за воротник платья. Она боялась открыть глаза.
        - Надо убрать эту грязь, - сказал крылатый. - Пока дети не вернулись.

* * *
        Кричали где-то рядом. Он огляделся, увидел узкий проем между домами, сквозь который была видна соседняя улица, и взмахом руки указал на него Эсме.
        А потом поднялся в воздух.
        Перелетев через крышу ближайшего дома, он не стал сразу садиться, а сделал круг над головами людей, обступивших фигуру, скорчившуюся на мостовой. Их было четверо - рослые, широкоплечие, в черных плащах с капюшонами. «Что я делаю?» - вдруг подумал Джа-Джинни, словно проснувшись. Он безоружен, а эта компания определенно не выглядит доброжелательной. И никто с «Невесты ветра» не поможет - для этого надо, чтобы опасность угрожала ему, а не чужаку.
        Он пристроился на плоской крыше и оттуда с интересом спросил:
        - Вам не страшно вчетвером на одного?
        Один из людей в черном поднял голову:
        - Тебе какое дело? Лети своей дорогой, птичка, а не то…
        - Тут моя дорога закончилась, - перебил Джа-Джинни. - Ты ведь знаешь, кто я и откуда?
        - Еще бы! - незнакомец рассмеялся. - Ты друг вспыльчивого капитана Крейна.
        «Знал бы ты, до какой степени вспыльчивого».
        Джа-Джинни слетел с крыши и опустился в двух шагах от бандитов, обступивших жертву. Та укрывала голову руками и боялась пошевелиться, но была, насколько он мог судить, еще жива и относительно здорова.
        Лишь теперь крылан понял, что вступился за женщину.
        - Ну, раз так, - сказал он небрежным тоном, - то вам пора отсюда убираться.
        - Думаешь, Крейн тебе поможет? - зловеще поинтересовался один из людей в черном, и Джа-Джинни улыбнулся. Все-таки хорошо, что о случившемся в доме Скодри еще не успели узнать посторонние…
        - Так ведь он сейчас будет здесь, я его чуть-чуть опередил, - сказал он. - Мы как раз возвращаемся домой после ужина у капитана Скодри. Вы сможете ему объяснить, что тут произошло, а я послушаю.
        Он даже не рассчитывал, что все закончится так просто, однако незнакомцы не стали ждать появления «вспыльчивого капитана Крейна» и растворились в темноте, сохраняя зловещее молчание. Случившееся чем-то напоминало сцену из дешевой уличной пьесы, поэтому Джа-Джинни не удивился, когда женщина подняла голову и оказалось, что это Лейла.
        Колокольчики в ее волосах звякнули. Она огляделась и устремила на крылана пристальный немигающий взгляд. Лицо у нее было совершенно белым от страха.
        - Я раньше не задавался этим вопросом, но теперь он меня мучает: неужели у всех странствующих музыкантов такой талант ввязываться в неприятности? Или ты особенная? - поинтересовался Джа-Джинни.
        Из темноты возникла Эсме и едва не набросилась на него с кулаками:
        - Ты глупец! Разве можно так рисковать? Их же было четверо!
        - Да, всего лишь четверо, - беззаботно отозвался крылан. Приключение завершилось благополучно, и он ощутил внезапный прилив сил. - Эсме, упади хоть волос с моей головы или перо из крыла, сюда бы тотчас примчались ребята с «Невесты». Как я не так давно прилетел на помощь Кристобалю… Эй, ты куда? Постой!
        Пока они с целительницей пререкались, Лейла тихонько подобрала упавшую гитару, с трудом поднялась и теперь уходила, прихрамывая. Крылану не составило труда догнать беглянку.
        - Я что-то не расслышал, как ты поблагодарила меня за чудесное спасение, - сказал он прежним шутливым тоном.
        - Я сочиню балладу об этой ночи, - хмуро ответила девушка, продолжая идти вперед. - И буду петь ее во всех тавернах Окраины.
        - Очень мило! - воскликнул Джа-Джинни. - Вижу, ты торопишься и даже не хочешь подумать об одной очень важной вещи.
        - О какой еще важной вещи? - спросила Лейла.
        - О такой, что твои друзья в черном могут ждать за следующим поворотом, чтобы продолжить прерванный разговор.
        Девушка резко остановилась, гитарные струны жалобно тренькнули.
        - Да, - сказала она с тоскливой обреченностью. - И что же мне теперь делать? Нанять телохранителя?
        - Это тебе решать. Можно поступить проще - не гулять в темноте по безлюдным улицам без спутника. А на эту ночь я готов предложить свои услуги.
        Джа-Джинни осекся: он совсем забыл про Эсме, которая валилась с ног от усталости. Но целительница в очередной раз его удивила.
        - Я составлю вам компанию, - заявила она весело и бодро. - Надеюсь, идти не очень далеко?
        - Как сказать… - пробормотала Лейла. Минуту-другую музыкантша колебалась, глядя то на целительницу, то на крылана, но в конце концов страх победил осторожность. - Пойдемте. Я живу в доме алхимика.
        «Единственный магус на острове - ворон, Безымянный алхимик…»
        - Ворона-алхимика? - тупо переспросил Джа-Джинни и получил в ответ заслуженную язвительную усмешку.
        - Да, о светоч мудрости. Ворон - мой… друг. Так мы идем или нет? - Лейла покачнулась, и крылан вдруг заметил темное пятно на ее рукаве.
        - Ты ранена! - воскликнула Эсме. - Позволь, я…
        - Это царапина, - пробурчала музыкантша и резко отдернула руку.
        В ее взгляде проскользнуло что-то… странное. Джа-Джинни ощутил нарастающую тревогу: эта девушка изначально вела себя странно, однако теперь ее поведение вообще нельзя было объяснить. И все же он чувствовал, что должен пойти вместе с ней, чтобы попытаться поговорить с алхимиком. Ради возможности получить ответ на вопрос, мучивший его уже много лет, крылан даже согласен был, чтобы при беседе присутствовала Эсме, хотя это ему совсем не нравилось.
        - Пойдемте, - тихо повторила Лейла и пошла вперед, не оглядываясь.
        Недолгий путь они проделали в молчании, все трое еле плелись. Луна вышла из-за туч как раз в тот момент, когда они подошли к дому. Он стоял на отшибе, посреди небольшой рощицы, и с виду казался заброшенным. Такие жилища - их по традиции называли «башнями», хотя настоящих башен вороны не строили вот уже тысячу лет, - имелись во множестве городов, больших и маленьких. Их размещали в отдалении от других зданий, потому что эксперименты алхимиков нередко бывали опасны для соседей. Все «башни» принадлежали клану Корвисс, и городские власти получали от него кругленькую сумму за возможность пользоваться землей по собственному усмотрению. Но даже если бы вороны вдруг перестали платить, возразить им никто бы не осмелился - слишком уж зловещая была у этого клана репутация.
        И к тому же совершенно заслуженная.
        - Странное место, - пробормотала Эсме, невольно отступив на шаг назад, и Джа-Джинни вдруг подумал, что как раз в Тейравене башни алхимика он не заметил. Собственно, а был ли там вообще алхимик? Он решил попозже расспросить об этом целительницу.
        Но сейчас его мысли занимал Безымянный.
        - Благодарю вас за помощь, - с фальшивой улыбкой проговорила музыкантша. - Жаль, не могу пригласить в дом - хозяин этого не любит, да и поздно уже…
        «…Так что вам пора убираться восвояси», - закончил про себя крылан и хмыкнул. Он не для того хромал через полгорода, чтобы просто взять и уйти.
        - Хоть я и не особо рисковал, спасая тебя, - сказал он душевным тоном, - все-таки по правилам хорошего тона мне полагается какое-нибудь вознаграждение.
        Лейла нахмурилась:
        - И чего же ты хочешь?
        - Да ничего особенного. Просто скажи ворону, что я хочу с ним поговорить. Я даже не прошу, чтобы ты падала перед ним на колени и умоляла согласиться… Впрочем, это было бы очень мило с твоей стороны… Так вот, мне нужно поговорить с твоим другом-алхимиком. Только и всего.
        Музыкантша призадумалась. Она стояла, обняв свою гитару, словно закрываясь ею от Джа-Джинни, кусала губы и морщила лоб. Крылан развел руками, демонстрируя, что у него на поясе нет оружия, и, следовательно, он не сможет никому причинить вреда.
        - Хорошо, я попробую, - пробормотала девушка. - Ждите здесь.
        Она постучала. Это был условный стук со сложным ритмом, и за дверью почти сразу раздались шаги, словно ворон ждал возвращения своей гостьи. Или все-таки не просто гостьи? Крылан покачал головой: сплошные тайны…
        Дверь скрипнула и приоткрылась, но ровно настолько, чтобы Лейла сумела змеей проскользнуть внутрь, оставив гитару на крыльце. Послышались приглушенные голоса, потом отчетливо раздался возглас музыкантши:
        - Он ведь мне помог!
        Спустя вечность дверь отворилась снова - и сердце Джа-Джинни забилось чаще.
        На пороге стоял высокий худой мужчина в темном мешковатом одеянии. Лампа в руке хозяина дома бросала дрожащие отблески света на его лицо, позволяя увидеть безобразный шрам на правой щеке. Говорили, много лет назад Рейнен Корвисс был ранен во время неудачного эксперимента, но отказался от услуг целителя и предпочел до конца своих дней носить уродливую отметину. В его памяти хранилось слишком много секретов, которые никто не должен был узнать.
        - Входите, раз пришли, - негромко проговорил ворон и отступил.
        Джа-Джинни схватил Эсме за руку и увлек за собой. «Только не задавай вопросов! - безмолвно взмолился он. - Я все объясню, когда придет время, но не сейчас!» Целительница вела себя спокойно, как будто и впрямь услышала его отчаянную просьбу. В полном молчании они поднялись на второй этаж и оказались в просторной комнате. Было темно - огонь в камине освещал лишь маленький кусочек пола, - но Джа-Джинни разглядел полки с книгами вдоль стен, стол, заставленный хрупкими стеклянными сосудами и странными штуковинами непонятного назначения, узкую койку у окна. В дальнем углу стояла большая клетка, из которой доносилось шуршание.
        - Тут кругом беспорядок, - сказал алхимик, - я не ждал гостей. Садись-ка сюда…
        Он взмахнул рукой, указывая на два больших кресла перед камином. Лейла между тем что-то шепнула Эсме, и целительница кивнула. Обе девушки поднялись выше, на чердак, - вероятно, там и жила музыкантша.
        Джа-Джинни устроился на самом краешке сиденья, сложив крылья, насколько это было возможно. В мыслях он много раз беседовал с Безымянным и думал, что сумеет вести себя достойно, если повстречается с неуловимым алхимиком. На деле вышло иначе - он растерялся и даже не знал, с чего начать. Не мог говорить. Как будто вернулся в прошлое, почти на сорок лет назад…
        Только там был совсем другой ворон.
        - Ты хотел со мной поговорить, - сказал алхимик, занимая второе кресло. - Я весь внимание.
        Изуродованная половина его лица спряталась в тени, и Джа-Джинни вдруг осознал, что видит в двух шагах от себя не просто магуса, но, возможно, самого старого магуса из всех живущих. По самым скромным подсчетам выходило, что Рейнену Корвиссу должно быть не меньше трехсот пятидесяти лет. Он воевал с меррами и видел, как заключали Великое перемирие… Ни морщин, ни старческих пятен на коже, только волосы белее снега - небесные дети старели совсем не так, как люди. Они оставались сильными и здоровыми, а умирали, как сказал однажды Кристобаль, от тоски. Этот ворон, судя по обжигающему пытливому взгляду, должен был прожить еще немало.
        - Пока ты охотишься за мыслями, позволь попросить об одной услуге, - вдруг сказал алхимик. - Можно мне поближе взглянуть на них?
        Джа-Джинни пожал плечами. Почему бы и нет? Он встал, повернулся спиной к ворону и почувствовал, как сильные пальцы ощупывают крылья.
        - Восхитительно! - бормотал алхимик себе под нос. - Просто чудесно! Я и не верил…
        - Осторожнее! - От внезапной боли Джа-Джинни вздрогнул. - Я все-таки не чучело, набитое опилками!
        - Прошу прощения… - ответил ворон с рассеянной улыбкой. - Увлекся.
        Растерянность Джа-Джинни перешла в легкое беспокойство. А вдруг он зря искал этого магуса? Вдруг Безымянный на самом деле враг ему, а не друг? Вот еще, глупость какая… В присутствии древнего ворона крылану и впрямь приходилось охотиться за мыслями, потому что те разбегались в стороны, словно верткие мальки. Но больше нельзя было молчать, и он, кое-как устроившись в кресле, сказал:
        - Так сложилось, что я… не помню первые десять или двенадцать лет своей жизни. Все из-за болезни, которую я перенес в этом возрасте, она едва меня не убила. Мне пришлось всему учиться заново, я даже собственное имя забыл. - Он поерзал в кресле. Ворон ободряюще кивнул, всем своим видом демонстрируя внимание. - Потом со мной произошло… Впрочем, нет, это не важно. Последние семь лет я путешествую от острова к острову. Наш фрегат нигде не задерживается надолго, и я давно утратил счет местам, где мне довелось побывать. Не все они нанесены на карты…
        - Наверное, ты видел немало чудес, - заметил ворон.
        Крылан кивнул:
        - Да. Однако речь не о них, а о том, чего я так и не увидел.
        - Не увидел, - сказал ворон, - хотя всей душой желал отыскать.
        Джа-Джинни понял, что его вопрос алхимику известен. Оставалось лишь понять, может ли Безымянный дать на этот вопрос хоть какой-нибудь ответ. Ответ, способный погасить яростный пожар, разгоравшийся в его душе, когда разгадка тайны казалась такой близкой, что только руку протяни - и она твоя… Крылан замер, уставившись на Рейнена Корвисса - могущественного магуса, по каким-то загадочным причинам отказавшегося от богатства, власти, собственного имени и даже прошлого.
        Какая катастрофа могла заставить его пойти на такой шаг?..
        - Я знаю, о чем ты хочешь меня спросить, потому что ты не первый, кто задает этот вопрос, - медленно проговорил Ворон и вскинул руку, увидев, какое у Джа-Джинни сделалось лицо. - Нет-нет, ко мне не приходили другие крыланы с просьбой рассказать, где же посреди бескрайнего Океана следует искать их соплеменников. Меня спрашивали об этом люди и магусы, жаждущие увидеть чудо. Чудо с крыльями, способное по-настоящему летать.
        - И что же вы им сказали, господин Ворон? - хрипло проговорил крылан.
        - То же самое, что сейчас скажу тебе. - Алхимик на миг замолчал, подняв голову: наверху Лейла играла на гитаре что-то тихое и очень печальное. Сердце Джа-Джинни болезненно сжалось. - Я живу на этом свете много веков… Я видел такое, о чем ты даже не слышал, я беседовал с существами, чей облик привел бы тебя в трепет. Когда Золотой император повел свой флот в воды, захваченные приспешниками Меррской матери, я был на борту его корабля, «Золотой бабочки». - Джа-Джинни показалось, что он и сам стал бабочкой, которую Рейнен Корвисс пригвоздил к спинке кресла проницательным взглядом, словно стальной иглой. - Но за все это время я ни разу не встречал подобных тебе. Прости. Ты первый живой и настоящий крылан, которого я вижу.
        Джа-Джинни вздохнул и на секунду пожелал, чтобы его легкие отказались вновь наполниться воздухом, чтобы его сердце, трепыхнувшись в последний раз, замерло навсегда. Потом, устыдившись собственного малодушия, он с трудом улыбнулся и сказал:
        - Что ж… получается, я зря отнял у вас драгоценное время.
        - Времени у меня в избытке, - возразил магус, продолжая разглядывать крылана с нескрываемым интересом. Он явно не испытывал ни сожаления, ни сострадания, и произнесенное им слово «прости» было всего лишь набором звуков, данью вежливости. - И я еще не закончил. Лет… тридцать пять назад, когда я уже следовал Дорогой печали, до меня стали доходить любопытные слухи. Как ты сам понимаешь, пользуясь иногда башнями алхимиков, я получал известия от соплеменников, сам того не желая. Я узнал о том, что некто… назовем его ценителем диковинных существ… исполнил свою мечту и заполучил настоящего человека-птицу. Помнится, я тогда подумал, что если в легендах о крыланах есть хоть десятая доля правды, то человека-птицу не удержат никакие клетки. - Алхимик хищно улыбнулся. - Я оказался прав.
        Воспоминания едва не захлестнули Джа-Джинни с головой.
        - Я бы с радостью забыл о том, что тогда произошло, - хрипло проговорил он, зажмурившись. - Или нет, не забыл - обменял бы эти воспоминания на десять с лишним лет моей жизни, утраченные из-за лихорадки.
        - Осторожнее с такими желаниями, - посоветовал ворон. - С чего ты взял, что забытые годы помогут ответить на вопрос, который тебя мучает?
        Джа-Джинни открыл глаза. Магус сидел в кресле, подперев рукой подбородок; почему-то он казался менее пугающим и более человечным, когда уродливый шрам на его щеке был виден.
        - Семь лет в море… - задумчиво проговорил ворон, устремив отрешенный взгляд куда-то мимо крылана. - Семь песчинок на берегу, семь капель воды в океане. Я могу, не заглядывая в книги, назвать тебе пятьдесят видов животных и растений, которые встречаются только на каком-нибудь одном острове и больше нигде. Одни аралинские шептуны чего стоят! А прыгун-проглот с Неберры? И еще… Ох, прости, опять увлекся. Я лишь хотел сказать, что ты, возможно, слишком нетерпелив.
        - Будь в моем распоряжении хоть век, я не стал бы торопиться, - возразил крылан, чувствуя, как им овладевают усталость и тоска.
        Ворон выгнул бровь:
        - Откуда ты знаешь, сколько тебе суждено прожить? Ты не человек. Что-то мне подсказывает, ты выглядел примерно так же и десять, и двадцать лет назад. Может, срок твоей жизни будет куда больше отпущенного человеку - может, ты переживешь иных магусов, включая меня. Ради Заступницы, прекрати себя жалеть. Твои крылья - не только тяжкий груз, но еще и знак отличия. - Он многозначительно коснулся своей правой щеки кончиком указательного пальца. - Жаль, если за все эти годы ты так и не научился нести его с гордостью.
        Джа-Джинни потер лоб, пряча смятение. Он мог бы сказать алхимику, что тот сам выбрал свой знак отличия и поэтому имеет право им гордиться; он мог бы сказать, что с каждым днем крылья становятся все тяжелее. Но от магуса исходило удивительное спокойствие, и часть его передалась крылану. Это было похоже на умиротворение, которое так часто охватывало его в небесах…
        Он встал и расправил крылья.
        - У очарованных морем есть одна поговорка, - сказал ворон, по-прежнему сидя в кресле и глядя на своего необычного гостя снизу вверх. - Их теперь мало, и они хорошо прячутся, но когда-то ты в любой таверне мог повстречать того, кто уже был одной ногой в океане, и поговорить с ним по душам… Так вот, они много раз твердили мне, что лишь три вещи в мире способны удержать человека или магуса на суше: любовь, ненависть и любопытство. - Он выдержал недолгую паузу, давая крылану возможность обдумать услышанное. - Я знаю, что помогает мне жить, делает невидимым для Великого Шторма. А ты?
        Джа-Джинни покачал головой:
        - Но я ведь не очарованный морем.
        - Мы очарованы Вечной ночью, - возразил Ворон, кивком указывая на окно, за которым плескалась темнота. - И она получит рано или поздно всех - и земных детей, и небесных. Подумай о том, кого ты любишь… и кого ненавидишь. А потом вспомни, что в океане есть еще множество островов, где ни ты, ни твой капитан никогда не бывали. Вдруг на каком-нибудь далеком, еще не открытом берегу ты найдешь то, что так долго искал?
        Сам того не зная, ворон почти дословно повторил фразу, которую сказала Джа-Джинни женщина, рискнувшая ради него жизнью. Крылан отчетливо понял, что встреча с алхимиком все же принесла плоды, хотя и совсем не те, на которые он рассчитывал.
        - Спасибо! - сказал он со всей искренностью, на какую был способен. - Вы оказали мне большую честь. Прошу простить меня за то, что побеспокоил вас так поздно.
        - Мы, ученый люд, дню предпочитаем ночь, так что не извиняйся, - хмыкнул алхимик. - Для меня эта встреча тоже оказалась весьма поучительной. Если бы я еще и смог посмотреть, как ты летаешь…
        Это был удачный поворот, поскольку Джа-Джинни хотел попросить, чтобы ему разрешили покинуть башню через окно чердака. Третий этаж - как раз подходящая высота, даже с Эсме на руках. Он сказал об этом ворону, и тот предложил не медлить.
        Они поднялись наверх. Там горела одинокая свеча, а Лейла, сидя у окна, меланхолично наигрывала на гитаре знакомую мелодию. На тюфяке, из которого выглядывали птичьи перья, спала усталая целительница; она не проснулась, когда Джа-Джинни поднял ее на руки. Лейла и ворон в это время открыли окно - к счастью, оно оказалось достаточно большим, чтобы крылан сумел протиснуться. Он встал на подоконник и перед тем, как взлететь, оглянулся.
        Ворон смотрел на него, восторженно улыбаясь.
        Лицо Лейлы было бесстрастным.

* * *
        Робин и Кэсса принесли из рыбачьей деревни корзину, полную мелких коралловых прыгунов с растопыренными колючими плавниками. Темное пятно на пороге не вызвало у них никаких подозрений, а шею - когда кровь перестала течь, порез оказался совсем небольшим, - она обмотала платком, сославшись на вечернюю прохладу. Крылатый вел себя точь-в-точь как до появления бандитов, чьи трупы лежали в овраге недалеко от дома. Ночью, наверное, за ними придут гриссы.
        Стоя посреди кухни, Джайна с тяжелым вздохом достала одну рыбу, держа за хвост.
        - Ты сильная женщина, - раздалось позади. Она оглянулась - осторожно, чтобы не потревожить шею, - и увидела крылана, который стоял на том месте, где умер бандит по имени Баклар. Стоял, сложив тонкие руки с длинными пальцами. Кто бы мог подумать, на что способны эти руки… - Не только сильная, но еще и хладнокровная, как будто тебе каждый день приходится вытаскивать из дома мертвецов.
        - Я не всегда была такой, - сказала Джайна.
        Он кивнул. Подошел, отобрал рыбу и нож и принялся за работу. Джайна невольно улыбнулась - царапины от ядовитых шипов заживали несколько дней, так что его помощь опять пришлась кстати, - но потом ее вдруг замутило. Он рубил плавники точными сильными ударами. Будь на месте рыбы что-то другое, он действовал бы так же.
        - Я всего лишь отрабатываю свою долю ужина, - пробурчал крылан, не глядя на Джайну. - А вот что касается спасения моей шкуры… Люблю доводить дело до конца. Среди твоих знакомых есть какой-то рыжий?
        «Ты красотка, как нам и говорил этот рыжий шебаршила».
        - Трактирщик Сэрли, - медленно проговорила Джайна. - Он… хороший человек.
        В тот же миг крылан всадил нож в столешницу и застыл будто изваяние, сжимая рукоять; потом вздрогнул всем телом, шумно вздохнул. Его пальцы шевельнулись - это было странное, нечеловечески плавное движение, - и он сказал, не глядя на Джайну:
        - Да-да. Знавал я хороших людей. У всего, что они делают, обязательно есть какая-то причина, и эту причину господин Сэрли мне обязательно сообщит. Не то чтобы она меня интересовала…
        Тут он повернулся, и Джайна невольно сделала шаг назад: рот ее гостя, спасенного и спасителя, растянулся в страшной улыбке от уха до уха, а в бирюзовых глазах заиграли безумные огоньки.
        Джайна закрыла глаза, а когда она их открыла, крылана рядом уже не было.

* * *
        Эсме не проснулась, пока они летели над городом. Она была очень легкой, и он даже не устал. Самым сложным оказалось влететь в открытое окно и остановиться, не врезавшись в противоположную стену и не устроив слишком много шума. Джа-Джинни это удалось. Он уложил Эсме на кровать и, вдруг сообразив, что идти ему некуда, уселся на подоконнике и стал дожидаться рассвета.
        Хозяин гостиницы был смекалист и молчалив; эти качества высоко ценились в Лейстесе. Можно было не опасаться, что утром станут болтать о том, каким странным образом целительница попала в свою комнату. Когда небо начало светлеть, оказалось, что вид из окна открывается преотличный: гавань как на ладони. Где-то далеко, у самого горизонта, острый глаз крылана различил сторожевой фрегат. Просыпающийся Лейстес ничем не отличался от других городов - разве что здесь было гораздо больше строящихся домов, потому что люди являлись со всех сторон света, желая начать жизнь заново там, где их не могли достать цепные акулы.
        За спиной крылана послышался шорох.
        - Мне снилось, что я лечу, - тихо проговорила Эсме.
        Он улыбнулся и спросил, не оборачиваясь:
        - А что еще тебе снилось?
        - О, что-то странное… - Она немного помолчала. - Я на какой-то площади, стою на деревянном помосте и не могу ни сойти с него, ни укрыться от полуденного солнца - а оно жарит будь здоров. Руки у меня то ли связаны, то ли закованы в кандалы. Не знаю, собирались ли меня казнить или продать в рабство…
        При этих словах Джа-Джинни чуть не выпал из окна, а целительница сказала:
        - И знаешь, что самое удивительное? Я чувствовала во сне очень сильную боль - болели спина и плечи, как будто я проработала сутки в доках, перетаскивая мешки. Непонятная какая-то боль…
        «Это невозможно, - в ужасе подумал Джа-Джинни. - Как она узнала?»
        - На площади было полно людей, - продолжала между тем Эсме. - Все до единого на меня пялились. И среди них я видела знакомое лицо… только вот не помню, чье именно. Отвратительный сон.
        - Да уж… - буркнул совершенно сбитый с толку крылан, размышляя, как бы перевести разговор в безопасное русло. Он по-прежнему сидел на подоконнике, но прекрасно услышал, как Эсме встала с кровати и подошла ближе. Думая, что он не почувствует, девушка осторожно прикоснулась к маховым перьям его правого крыла. Человек-птица давно привык, что у всех, кто оказывается рядом, возникает непреодолимое желание потрогать крылья; единственным исключением из этого правила был Кристобаль Крейн. Джа-Джинни не испытывал в подобных случаях ничего, кроме раздражения… но не сейчас.
        - Это был не сон, - сказала Эсме.
        «Так, это никуда не годится». Крылан спросил, бледнея:
        - А что же, если не сон?
        - Чей-то заплутавший мыслеобраз, вот что. «Невеста ветра» больше пяти недель хранит меня от чужих снов и мыслей. К хорошему привыкают быстро. На суше защита действует слабее… А может, я сама виновата - слишком расслабилась. - Она вздохнула или зевнула, а потом спросила совсем другим тоном: - О чем ты говорил вчера с вороном? И почему вообще решил к нему наведаться? Я просто сгораю от любопытства, если честно.
        Джа-Джинни беспокойно заерзал на подоконнике и впервые за все утро обернулся. Эсме, взъерошенная и с кругами под глазами, смотрела на него; он увидел, как безмятежное выражение ее лица сменяется понимающим. Даже сочувственным.
        «Что бы такое придумать?..»
        - Извини, - сказала целительница, не дожидаясь ответа. - Я задала неправильный вопрос.
        - У меня все написано на лбу? - спросил он с легкой иронией.
        Она вздохнула:
        - Можно сказать и так. Я не читаю твоих мыслей и прямо сейчас даже мыслеобразов не чувствую, но… Да, твой взгляд весьма красноречив. Расскажешь мне потом, если захочешь. Или не расскажешь. Это ведь было что-то очень личное, так?
        - Да.
        - Ты не обиделся?
        - Нет, что ты… - торопливо проговорил Джа-Джинни. - Просто я много лет разыскиваю ответ на одну загадку, и почему-то мне казалось, что алхимик может помочь. Как выяснилось - зря надеялся.
        - Понятно. - Она снова вздохнула. - Обещаю больше не спрашивать… чувствую, тебе это неприятно. Э-э… а что мы будем делать? Капитан вчера так быстро исчез. Он вернется сегодня?
        - Не знаю. - Крылан пожал плечами и подумал, что все идет неплохо: карту пока искать не обязательно, а когда Кристобаль вернется, он вполне может и передумать. Перегорев, он всегда становился чуть-чуть другим и временами даже забывал то, что предшествовало вспышке первопламени. - Имеешь полное право бездельничать, бродить по городу… - словом, заниматься чем угодно. Ничего не бойся.
        - Серьезно? - Эсме скептически выгнула бровь. - Кристобаль как-то раз сказал мне кое-что похожее, и не прошло и часа, как мы столкнулись со Звездочетом.
        Крылан хохотнул:
        - Я не Кристобаль, я отвечаю за свои слова. К тому же… а ты все еще не поняла?
        Пришлось объяснять, что связь с «Невестой ветра» действует не только на корабле, но и на суше. Он напомнил о произошедшем в Тейравене - в тот раз он прилетел на помощь Кристобалю именно благодаря «Невесте», а до этого тихо сидел на палубе, как обычно поступал в имперских портах. Случись прошлой ночью что-то серьезное, «Невеста» тотчас проснулась бы и прислала кого-нибудь на помощь.
        - …А иначе какой смысл в команде? - закончил крылан. - «Невеста» связывает нас воедино, делает чем-то большим, чем просто шайка бандитов.
        Девушка задумчиво проговорила:
        - Теперь я понимаю, отчего присутствие фрегата в моем сознании не ослабевает из-за расстояния, не считая защиты от мыслеобразов. Да, это обнадеживает… но и пугает тоже. Если ты в команде, то не останешься в одиночестве даже на суше?
        Джа-Джинни кивнул:
        - Тебе еще ко многому предстоит привыкнуть.
        - Воистину так! - Отчего-то ее улыбка показалась ему невеселой. - Послушай, а ты не мог бы показать мне дорогу в доки? Хочу забрать Сокровище. Раз уж мы застряли здесь надолго, негоже моему зверю оставаться без присмотра.
        На том и порешили. Крылан вылетел из окна, чтобы немного покружить над городом, пока Эсме приведет себя в порядок и позавтракает. Сам он не хотел ни есть, ни спать. Полет вернул ему силы и хорошее настроение. До возвращения капитана и впрямь можно было как следует отдохнуть, не тратя времени на вопросы без ответов.
        Он сделал несколько кругов, наслаждаясь свежим воздухом и мягким рассветным солнцем, а потом вспомнил про Эсме. Целительница уже стояла возле входа в гостиницу и наблюдала за его полетом. Поодаль зрелищем любовались несколько зевак. Пролетев вдоль улицы - от его крыльев поднялся ветер, - Джа-Джинни опустился на мостовую прямо рядом с девушкой. Она рассмеялась, оценив эффектное приземление, и они направились к докам.
        По дороге Эсме вдруг спросила:
        - Джа-Джинни, как давно ты попал на фрегат?
        - Хм… где-то семь лет назад. А что?
        - Да так… - Она вздохнула. - Значит, ты не был знаком с Велином?
        - Нет, мы с Кристобалем встретились уже после того, как Велин оставил «Невесту». Если ты кого-то хочешь о нем расспросить, то только Эрдана или самого Кристобаля. Но вообще-то с трудом верится, что учитель и опекун не рассказывал тебе ничего о прошлом.
        - Он и впрямь не рассказывал… - Эсме растерянно пожала плечами. - Он меня учил целительству и остальным наукам - по книгам, по памяти… большей частью, по памяти. О жизни до Тейравена мы не говорили вообще.
        - Тогда спрашивай Эрдана или Кристобаля, других вариантов нет. Однако Эрдан не скажет того, что Кристобаль захочет скрыть. Лучше наберись терпения, и, быть может, капитан сам заговорит с тобой о своей дружбе с Велином.
        - А куда мне торопиться? - сказала Эсме и улыбнулась.
        Они шли по узкой улочке, разглядывая вывески лавок и мастерских, которых в Лейстесе было предостаточно.
        - Ой, смотри!
        Восклицание Эсме относилось к толпе на пристани: возле одного из лодочных загонов человек тридцать шумно спорили и размахивали руками.
        - Мне не нравятся эти люди, - пробормотала девушка, но крылан уже и сам разглядел их хмурые лица.
        Что-то случилось? Скорее всего, «Невеста ветра» не имела к этому никакого отношения, иначе они бы уже почувствовали ее зов, который невозможно было ни с чем перепутать. Тем не менее слишком уж часто собравшиеся посматривали в ту сторону, где в осушенном до половины доке слегка покачивались мачты со сложенными зелеными парусами. Крылан ощутил, как дурные предчувствия гонят прочь его хорошее настроение, и не удивился, увидев в толпе Умберто вместе с несколькими матросами. Он сжал руку Эсме, и они вступили в море недоверия и подозрительности.
        - Привет, Умберто! - сказал Джа-Джинни весело и беззаботно. - Что-то случилось?
        Тотчас поблизости обнаружился невысокий полноватый человек; его рыжие волосы свисали неопрятными сосульками, а невыразительные водянистые глаза напомнили Джа-Джинни медуз.
        - Случилось?! - завопил незнакомец. Крылан только сейчас заметил у него на лбу и виске потеки запекшейся крови. - Меня обокрали!
        Дальше хлынул поток невнятных угроз: толстячок то подпрыгивал и сокрушенно хлопал себя по щекам, то принимался грозить кому-то грязным кулаком. Крылан принюхался: от странного человека пахло рыбой и фрегатами… но больше рыбой. Причем тухлой.
        Он посмотрел на Умберто, ожидая объяснений.
        - Это Свен, лодочный смотритель, - хмуро начал помощник капитана. - Ночью кто-то сломал загон, и пятнадцать лодок исчезли.
        Крылан присвистнул. Пятнадцать лодок! Неудивительно, что смотритель не в себе: если пропажу не удастся обнаружить, он будет разорен… Да что там, бедолагу просто разорвут на части те, кто поручил ему присматривать за своими слишком юными питомцами.
        - А мы-то при чем? - спросил Джа-Джинни, и смотритель схватил его за плечо.
        - При чем? - Свен вращал глазами - наверное, ему казалось, что это выглядит угрожающе. - Да при том, что ночью вышел я глянуть, что за шум на пристани, - а там какие-то ребята, и куртки у них… - Смотритель обвел людей взглядом и последнее слово произнес с трепетом, будто актер на подмостках: - …Зеленые!
        Зеленые куртки появились у матросов «Невесты ветра» лет десять назад и поначалу не представляли собой ничего особенного - многие команды придумывали знаки отличия, позволявшие неморякам определять, с кем они имеют дело. Но когда о Кристобале Крейне заговорили все и за его голову назначили награду, «форменная» одежда превратилась в улику, и ее стали надевать лишь в свободных портах. Таких, как Лейстес. Горячие головы вроде Умберто носили свои куртки постоянно, однако их, к счастью, было слишком мало, чтобы посторонние могли что-то заподозрить.
        Так или иначе, смотритель предъявил команде «Невесты ветра» обвинение. Все замерли, не сводя глаз с крылана, а он резким движением сбросил руку Свена с плеча и повернулся к Умберто. Второй помощник капитана напустил на себя суровый вид, но Джа-Джинни прекрасно понимал, что тот, как и сам он, в полной растерянности.
        Как же не вовремя исчез капитан…
        - Когда, говоришь, ты вышел погулять? Ночью? - хмуро спросил крылан.
        - Да! - выкрикнул смотритель, опасливо поглядывая на когти своего собеседника. На лице его читалось разочарование: Умберто был куда более удобной жертвой, чем Джа-Джинни. - Ночь… темно… гляжу - а там они! Шастают…
        - Ты их увидел - и что, закричал? - продолжал выспрашивать человек-птица.
        - Ага… а они меня - по башке!
        - Да ну? - Крылан усмехнулся. - Все разом? Прыг - и на плоту, и по башке?
        - Не-а… - Свен, поморщившись, притронулся к ране, скрытой под волосами. - Камнем…
        - То есть ты стоял вон там… - Джа-Джинни махнул рукой в ту сторону, где располагалась плавучая хижина смотрителя. - А они - вот здесь, где мы сейчас стоим? И ночь была темная?
        Смотритель кивнул, озадаченный такими странными вопросами. «Затоптали все следы, если они вообще были», - досадливо подумал Джа-Джинни, а вслух сказал, уже не скрывая иронии:
        - Ну и зрение у тебя! Рассмотреть в темноте, что куртки зеленые, - ну, я бы не смог, честное слово. Ты, видать, ночью и черную кошку от серой отличишь? Завидую…
        Свен оторопело кивнул и подался назад, явно желая смешаться с толпой. Джа-Джинни, молчаливо наблюдая за собравшимися, усмехнулся: постепенно его мысль стала понятна всем. Смотритель и впрямь мог заметить какие-то тени, копошащиеся на пристани, но не более того.
        - Спасибо! - шепнул Умберто. - Я бы не сумел выпутаться из этой истории.
        - Мы и не выпутались! - таким же шепотом ответил крылан. - Я просто их отвлек… но ненадолго. Сколько наших было на берегу этой ночью?
        - Двадцать пять, считая нас с тобой, Эсме и капитана. - Умберто нахмурился. - Не нравится мне это. В Лейстесе мы всегда могли отдохнуть спокойно, а теперь… Где капитан? Боюсь, понадобится его помощь.
        Прежде чем ответить, Джа-Джинни огляделся: толпа постепенно расходилась, люди посмеивались и больше не обращали внимания на Свена, который бегал от одного человека к другому - хватал за руки, что-то бормотал.
        - Скоро капитан не появится. Нам придется справиться с неприятностями самим.
        - Я не понимаю, - впервые подала голос Эсме, - отчего ты считаешь, что у этой истории будет продолжение? Они ведь тебе поверили.
        Крылан вздохнул:
        - Очень скоро до них дойдет, что это вовсе не чья-то дурацкая шутка и лодки в самом деле пропали. Пираты способны на всякое, но до недавнего времени в Лейстесе никто и никогда не отважился бы на столь наглое ограбление с целью выкупа. Те, кто проводит б?льшую часть жизни в сражениях, ценят покой превыше золота и драгоценных камней… и чужих лодок.
        - Но почему он попытался все свалить на нас? - Целительница недоверчиво покачала головой. - Как-то все слишком странно выглядит.
        - Вот и я о том же, - ответил Джа-Джинни с невеселой усмешкой. - Умберто, глянь-ка на загоны. Что ты видишь?
        Помощник капитана медленно подошел к краю пирса, постоял там недолго, потом вернулся.
        - Похоже, ограждение пробито в нескольких местах… хм… - Он внезапно просветлел. - Послушай, а доски-то наружу торчат! Как будто изнутри ломали!
        - Это уже кое-что, - пробурчал крылан. - Ладно. Пожалуй, мы все-таки дождемся капитана.
        Обеспокоенная Эсме вздохнула с облегчением. Умберто тотчас принялся рассказывать ей какую-то забавную историю, а крылан стоял рядом, продолжая разглядывать сломанные загородки. Умберто был прав: обломки досок торчали наружу, а это могло означать лишь одно: кто-то бился в стены изнутри. Но лодки подняли бы страшный шум - проникни в загон чужак. С другой стороны, смотритель ведь почему-то вышел из хижины, значит…
        Джа-Джинни поискал взглядом Свена, но безуспешно - не иначе, тот уже отправился заливать горе в какой-нибудь из портовых таверн, сопровождаемый сердобольными приятелями.
        - Проводи Эсме на борт, - сказал крылан. - Она хочет забрать своего зверя.
        Умберто не надо было просить дважды. Наблюдая за удаляющейся парочкой - моряк галантно держал Эсме под руку, она смеялась его шуткам, - Джа-Джинни вдруг почувствовал беспричинную досаду.
        А потом он ощутил на себе чей-то пристальный - и очень знакомый - взгляд.
        - Ты сегодня без гитары?
        - Сегодня я отдыхаю. - Лейла взмахнула рукой: под тонкой тканью блузы виднелась плотная повязка от запястья до локтя. - Да и завтра, наверное, тоже.
        Крылан мягко пожурил ее:
        - По мне, так это глупо - не воспользоваться помощью целителя, когда тот сам ее предлагает, да еще бесплатно.
        - Ой ли? - девушка лукаво улыбнулась.
        «Три тысячи кракенов!»
        Джа-Джинни отвернулся, досадливо морщась. Во второй раз за одно утро его мысли прочитали по лицу с поразительной легкостью. Неужели он все-таки стареет?..
        - У всех есть тайны, - негромко проговорила Лейла. - Но некоторым особенно не повезло - они не хотят… или просто не могут… да, именно не могут позволить, чтобы кто-то другой увидел то, что прячется у них внутри. Мы трое - я, ворон и ты - как раз такие. Мы по разным причинам отгородились от всего мира высоким забором без ворот, и даже целителю за этот забор нет хода. Я ведь права, ты предпочтешь страдать, но не пустишь чужака в свою душу?
        Крылан, чуть помедлив, ответил:
        - Да.
        Она добродушно рассмеялась. Казалось, и говорить-то им не о чем, но почему-то не хотелось расставаться. Джа-Джинни делал вид, что смотрит вдаль, а на самом деле искоса разглядывал стоявшую рядом девушку.
        Он никак не мог избавиться от ощущения, что им уже доводилось встречаться…
        - Я вообще-то подошла к тебе не случайно, - вдруг проговорила Лейла и слегка нахмурилась. - Я хотела кое-чем поделиться. Так уж вышло, что у меня на чердаке отлично слышно, о чем разговаривает Ворон со своими гостями.
        Джа-Джинни насторожился.
        - А его навещают гости? - спросил он, стараясь не выдать своего волнения. - Мне показалось, он не из общительных натур.
        Лейла улыбнулась краем рта.
        - Навещают. Вот дней десять назад приходил один рыбак, из новых переселенцев. Рассказал, как был счастлив прошлой зимой, когда посватался к самой красивой девушке побережья и получил ее согласие. Мило, правда?
        - Весьма.
        - Вот. Но потом на свадьбе появился лорд Рейго Лар - слышал о таком? Он из клана Чайки… Появился и увел молодую жену, хотя она сопротивлялась. Рыбаки, конечно, схватились за ножи, однако в замке господина Рейго как раз гостил сам лорд Скопа вместе с большим отрядом охранников. Неудивительно, что друзья и родичи бедолаги-мужа не отважились на что-то посерьезнее угроз.
        - Я не стал бы их винить в трусости, - сказал крылан. - Я знаю, на что похожи скопы в бою.
        - Женщину вернули через неделю. Он, как мог, пытался ее утешить и не напоминал о случившемся. Ему даже показалось в какой-то момент, что им удастся все забыть… А потом обнаружилось, что она беременна. И началось самое страшное. С каждым днем муж все меньше узнавал свою жену - она менялась, стала говорить чужими голосами и на непонятном языке, то и дело звала кого-то. Постепенно она забыла имена всех родных, не узнавала их и в конце концов погрузилась в безумие полностью. Как ты думаешь, что сделал рыбак?
        Джа-Джинни пожал плечами. Он уже слыхал истории о том, как магусы воровали молодых и красивых женщин. У рыбака было два пути: терпеть и страдать молча - или…
        - Как-то вечером он и трое его братьев подстерегли лорда Рейго, когда тот возвращался домой с охоты. Двух охранников рыбаки сбросили с обрыва, а лорд… подробности я опущу, но они его не убили, а так отделали, что целителю пришлось изрядно постараться, возвращая господину Чайке прежний вид. Понятное дело, после этого им всем пришлось бежать. Ты, верно, удивляешься, зачем я это рассказываю?
        Крылан только усмехнулся.
        - Он привез жену в Лейстес и здесь, узнав об алхимике, решил попросить о помощи, потому что целители безумцев не лечат. Она уже скоро должна рожать. - Лейла ненадолго замолчала, словно собираясь с мыслями. - В бреду она часто повторяет: черные крылья, они сказали, что у моего ребенка будут черные крылья.
        У Джа-Джинни на миг перехватило дыхание. Он посмотрел на Лейлу и понял по выражению ее лица, что девушка и впрямь хранит много секретов - хватило бы и одного, чтобы лишиться покоя на всю жизнь… а возможно, и самой жизни.
        «Ты первый живой и настоящий крылан, которого я вижу».
        Быть может, Рейнен Корвисс слишком давно покинул своих соплеменников и знал о них меньше, чем ему казалось?..
        - Благодарю, - хриплым голосом сказал Джа-Джинни, уже не скрывая истинных чувств. - Это и в самом деле интересная история, она… вынуждает о многом задуматься. Но зачем же ты мне помогаешь?
        - Мне вдруг показалось, что из твоей истории может получиться неплохая песня, которую будут петь в тавернах даже после того, как… мое место займет кто-то другой. Но пока что ей не хватает завершения. Вот я и решила помочь.
        Крылан растерянно покачал головой.
        - Знаешь, я почему-то не могу отделаться от мысли, что приближается время, о котором сложат немало песен, - продолжила музыкантша. - Я немного волнуюсь, но если Заступнице угодно, то пусть будет так.
        - Пусть будет так… - повторил Джа-Джинни. - Где живет этот рыбак?
        Лейла нахмурилась:
        - Тебе не стоит там появляться. Он может решить…
        - …что я замешан в этой истории самым мерзким образом, - перебил Джа-Джинни. - Не переживай, я не пойду к нему один. Я спрошу Эсме - вдруг она умеет исцелять душевнобольных. И, кроме того, Лейстес не так уж велик. Даже если ты сейчас промолчишь, я сам его разыщу. Просто мне понадобится больше времени.
        - Ты сумасшедший, - с тяжелым вздохом проговорила Лейла. - А я просто дура, что рассказала обо всем этом. Рыбака зовут Шак, его жену - Вейде. Они живут в западной части города, в старом доме с дырявой крышей, у самых скал… Обещай, что будешь осторожен!
        - Боишься, что не о ком станет сочинить песню? - с усмешкой поинтересовался крылан.
        - Обещай! - повторила девушка, не обращая внимания на его ироничный тон. - Пожалуйста!
        - Хорошо, - смилостивился Джа-Джинни. - Обещаю быть смирным, как ручной белый голубь.
        Она вздрогнула, словно он сказал что-то обидное, пробормотала слова прощания и пошла прочь, не дожидаясь ответа. Крылан остался стоять, разрываясь между желанием тотчас же полететь на поиски рыбака и необходимостью разобраться в том, что случилось ночью. От мук выбора его избавил Умберто, который в одиночестве шел со стороны доков.
        - Я тут поспрашивал кое-кого и кое-что интересное узнал, - начал он, едва приблизившись. - Ночью с борта «Утренней звезды» сгрузили какие-то сундуки и потащили в город, к дому Звездочета. Как думаешь, капитан прав? В одном из этих сундуков вполне может быть карта.
        - Может, - охотно согласился крылан. - Только не надо об этом кричать на весь Лейстес.
        - Это еще не все, - продолжил Умберто, понизив голос. - Один матрос слышал шум и треск со стороны загонов как раз в то время, когда сундуки несли мимо.
        - Да? - Джа-Джинни не сумел сдержать удивления. Это и впрямь было любопытно. - А больше твой матрос ничего не слышал?
        - Увы, нет. Он решил, что матросы со «Звезды» уронили сундук и тот сломался…
        Крылан призадумался. Ему вдруг показалось, что ответ на все вопросы где-то рядом, только руку протяни. Но пока что он не мог понять, как связаны друг с другом части этой странной головоломки. Кристобаль бы понял, он не чурался самых безумных предположений и идей, а вот ему, Джа-Джинни, мешал здравый смысл.
        «Не все твои дары пошли во благо, Джайна».
        - Умберто, если бы ты захотел украсть лодки, что бы ты сделал?
        - А зачем они мне все сразу? - тотчас же ответил молодой моряк. - Это же бессмысленно. Одну еще куда ни шло… спрятать ее, допустим, а потом просить у навигатора большущий выкуп. Такое дело может выгореть, хотя оно и опасно.
        - То есть, по-твоему, никто не мог такое замыслить?
        - Если они и впрямь кому-то понадобились все сразу, то ломать загоны - уж точно распоследняя глупость. Я бы, по крайней мере, этого делать не стал. Лодки через дыру рванут в океан - и ищи их потом…
        - Нет, тут ты ошибаешься. Они не дикие и не станут уплывать далеко оттуда, где их сытно кормят. Хм… может, кому-то и правда понадобилась только одна лодка, а остальные просто удрали?
        - А может, они вообще сами сломали загородку.
        - Эй… - Джа-Джинни встрепенулся. - А это интересная идея.
        Он огляделся, прикинул расстояние до дока, в котором стояла «Утренняя звезда», потом вспомнил, где именно находится дом Звездочета. В самом деле, чтобы попасть туда кратчайшим путем, матросы со «Звезды» должны были пройти мимо лодочных загонов. И если допустить, что тут они действительно уронили свою ношу - или не уронили, задержались по какой-то другой причине, - то выходило, что маленькие лодки могли обратить на них внимание.
        Точнее, не на них, а на то, что, вероятно, находилось в сундуке.
        Кристобаль бы оценил мысль, которая сейчас пришла в голову Джа-Джинни…
        - Так! - решительно заявил крылан. - Ступай-ка опять на «Невесту», бери лодку. У меня возникло желание пройтись вдоль побережья и осмотреть пещеры - ты ведь знаешь, что здесь полным-полно пещер? В них так удобно прятаться! Я прямо вижу, как лодочки сидят в одной из них, где потемнее и поглубже, и ждут.
        - Чего ждут? - непонимающе спросил Умберто.
        Джа-Джинни ухмыльнулся:
        - Ждут, пока «Утренняя звезда» увезет куда-нибудь подальше безумер, который подручные Звездочета притащили в Лейстес.

* * *
        Единственный на всю округу трактир назывался «Муха», и его хозяин, Сэрли Саммар, не только поил и кормил всех, кто переступал порог, но и передавал почту, брал вещи на хранение, ссужал деньги под залог тех немногих ценностей, коими обладали островитяне, и оказывал прочие услуги. Он стал первым, с кем Джайна познакомилась, когда попала сюда; он помог ей отыскать подходящий домик и столковаться с прежним владельцем. Он не был благочестивым эльгинитом, конечно, и все же с полным правом мог назвать себя хорошим человеком.
        Джайна долго стояла на противоположной стороне улицы, наблюдая, как дверь «Мухи» открывалась и закрывалась, как посетители выходили, веселые и хмельные, как трактирный мальчишка умчался прочь с каким-то пакетом, а потом вернулся, усталый и довольный. Дочери Сэрли, прислуживавшие в заведении, заметили ее и приветствовали улыбками и кивками. А она, не в силах сделать шаг, думала: все по-прежнему. Ничего не изменилось.
        Может, крылатый и не прилетал сюда вчера вечером?..
        За миг до того, как она успела развернуться и уйти, дверь опять открылась, и вышел сам Сэрли Саммар, живой и здоровый. Увидев ее, он притворился, что удивлен, и с добродушной улыбкой спросил:
        - Как дела, Джайна?
        Она наконец-то шагнула вперед и тоже улыбнулась.
        - Все хорошо, друг Сэрли. Вот… шла мимо, хотела поздороваться с тобой и пожелать удачного дня.
        - О, как мило с твоей стороны! - трактирщик рассмеялся с несколько преувеличенной веселостью, и Джайна, сосредоточившись, заметила крупные капли пота у него на лбу. А ведь было довольно прохладно… - Завтра мне привезут пять ящиков сушеных альфийских яблок - скажи детям, пусть придут, хочу их угостить. Можешь и сама заглянуть.
        - Спасибо, - сказала Джайна и закрыла глаза.
        А потом открыла.
        В крыльях Сэрли местами проглядывала чернота, местами сверкали белоснежные перья, но в основном они были серыми как сталь. Большинство людей обладают именно такими крыльями. Ничего особенного. И впрямь ничего не изменилось по сравнению с прошлой их встречей, трактирщик остался таким же, каким был. Джайна знала: если подвергнуть Сэрли очищению, через пару недель или через месяц белый цвет опять уступит место серому.
        Обычный человек. Не убийца, не вор - у них-то крылья как раз черные или почти черные. Не святой. Просто человек, которому хватает времени и сил думать о совершенно разных вещах: о Светлой Эльге и о деньгах, об альфийских яблоках и острых ножах, о своей и чужой семьях, о своем и чужом благе…
        - Знаешь, Сэрли, мы скоро отсюда уедем, - сказала она и удивилась собственным словам. Да, все правильно. Они уедут, потому что такая у них судьба - скитаться, нигде не задерживаясь надолго, прятаться от прошлого и тех, кто там остался. Прятаться от Великого Шторма. - Я буду по тебе скучать. И дети тоже.
        Новость застала трактирщика врасплох, и он отбросил притворство. Сейчас по его лицу нетрудно было прочитать истинные чувства: настороженность, страх… облегчение. Что ему сказал крылан? Какими карами пригрозил? «У всего, что хорошие люди делают, обязательно есть какая-то причина». Ну да, угадать легко: дом, жена, дети. Особенно дети. Из-за детей в крыльях появляются не только белые перья, но и черные.
        Сэрли Саммар медленно кивнул и сказал так тихо, что она едва расслышала:
        - Прости.
        Крылатый ужинал с ними за одним столом. Ел он медленно, задумчиво, смотрел только в свою тарелку, но все равно Джайне и детям было неуютно, и еда словно утратила вкус. Прожевав последний кусочек, Джайна отодвинула тарелку и сказала:
        - Завтра ты должен уйти.
        Человек-птица вопросительно вскинул бровь.
        - Ты должен уйти, - повторила Джайна, - ради собственного блага.
        - Очень… громкое заявление, - сказал крылан без улыбки, но она увидела в его глазах знакомые огоньки веселого безумия. - Я сам решаю, кому и что должен, - и не важно, идет ли речь о деньгах, поступках или о чем-то еще.
        Джайна почувствовала легкий озноб.
        - Ты неправильно меня понял. Тебе угрожает опасность. Не от ножа, стреломета или даже яда. Все… намного сложней.
        - Да? - Теперь он улыбнулся - легко и почти незаметно, как тогда, в первый день. - И в чем же сложность? В том, что вы - магусы и скрываетесь от капитана-императора?
        - Я знала, что ты это понял, - сказала Джайна. - Но мы не просто магусы, мы - Алье.
        Если крылан и удивился, по лицу этого заметить было нельзя.
        - Разве это что-то меняет? - спросил он.
        И в самом деле, что это меняло? Она вспомнила свое первое очищение: того серокрылого звали Виртин Кальф, он был клерком в торговой компании и присвоил немалую сумму, исправив в бухгалтерских книгах несколько цифр. Он успел почти все потратить до того, как его схватили. Кальфу предстояло отправиться на рудники, но глава торгового дома милостиво позволил заменить каторгу на трехдневную очистительную церемонию под руководством одного из Алье. Отец юной Джайны воспользовался этим, чтобы наконец-то проверить ее способности на практике. Все прошло гладко, без сюрпризов; день или два она словно летала и жаждала вновь применить свою силу на ком-то еще, а потом…
        Его лицо. Она каждую ночь видела во сне это лицо, точнее - два лица. То, которое было у Виртина Кальфа до очищения, и то, каким оно стало после. Ее сны превратились в кошмары: едва сомкнув глаза, она принималась искать различия между этими двумя лицами и не могла найти, хотя совершенно точно знала, что они есть. Она изучила его черты, она запомнила расположение морщин, она подсчитала ресницы. Что в нем изменилось? Что сотворил ее дар с этим человеком, чьи крылья из серо-стальных на время сделались почти белыми?
        Много позже она узнала, что Виртин Кальф снова стал воровать уже через год после очищения и опять попался, после чего был отправлен на каторжные работы, где и умер от легочной болезни. Заключенных не лечили целители. К тому моменту она успела провести больше ста церемоний очищения и восприняла новость с легкой грустью - и только. Его лицо приснилось Джайне еще один раз. Но теперь оно вновь появилось перед ее внутренним взором, как будто ей снова было шестнадцать.
        - Церемония очищения длится три дня и три ночи, - сказала Джайна. - Принято считать, что она состоит из молитв, но дело не в них, а в моем присутствии - в том, как я… изменяю тебя, сама того не желая. До завтрашнего вечера эти изменения еще можно остановить, но потом они сделаются необратимыми.
        Крылан встал из-за стола и посмотрел на нее сверху вниз. Его правое крыло чуть обвисло - Джайна теперь знала, что оно не сломано. И все-таки он вряд ли сумеет улететь далеко, не отдохнув еще несколько дней. Если его поймают, в ее собственных крыльях появится черное перо. Новое черное перо.
        Он сказал:
        - Да, я кое-что слышал о вас, птицах добра и справедливости. Я даже встречал кое-кого из твоих родственников, включая и самого Белокрылого лорда. Кем он тебе приходился?
        В сердце Джайны шевельнулась игла, засевшая там много лет назад.
        - А-а, понятно. Ну что же… - Он тряхнул головой, шевельнул правым крылом и поморщился от боли. - Давай-ка мы с тобой не будем ждать завтрашнего вечера, а приступим к самой интересной части прямо сейчас. Ты ведь можешь изменить меня быстрее? Можешь, я знаю.
        Смысл сказанного дошел до Джайны не сразу.
        - Ты сошел с ума? - растерянно спросила она.
        - Я хочу пройти очищение, - терпеливо проговорил крылан. - Хочу проверить, чего я стою. А ты… как будто боишься.
        - Она за тебя боится, - вдруг вмешался Робин, до сих пор вместе с сестрой хранивший молчание. - Только дурак бы этого не понял.
        Крылан посмотрел на него, по-птичьи наклонив голову, а потом перевел взгляд на Джайну. «Да, - подумала она и ощутила, как на левом плече начинает зудеть клановый знак. - Да, я и в самом деле боюсь». Крылан прочел ее мысли по глазам. Улыбнулся жуткой своей улыбкой от уха до уха, кивнул.
        - Помоги мне, Белокрылая… - прошептала Джайна и зажмурилась.
        Очищение началось.

* * *
        Скалы в окрестностях Лейстеса и впрямь были источены пещерами, но лишь немногие из них имели входы, доступные во время прилива, а кое-какие и в отлив оставались полностью затопленными. Когда Умберто понял, какая роль уготована ему в поисках пещеры, где могли скрыться сбежавшие лодки, то его воодушевление сошло на нет. Но отступить помощник капитана не захотел.
        - А как ты думал? - спросил Джа-Джинни, скорчив удивленную гримасу. - Не мне же туда лезть. Чем меньше людей будут знать о том, что мы делаем, тем лучше. Можно, конечно, пустить все на самотек, но я что-то сомневаюсь, что Кристобалю это понравится.
        Умберто буркнул что-то невразумительное - крылан притворился, что не слышит, - сбросил рубашку и сапоги, а потом прыгнул в воду. Дожидаясь, пока он вернется, крылан сидел в лодке, которая покачивалась на волнах, и гадал, отчего возможность устроить Умберто незапланированное купание вызвала у него душевный подъем. Это было какое-то чужое чувство - Джа-Джинни достаточно хорошо владел собой, чтобы отличать отголоски чужих эмоций от собственных. Но как же называлось то, что он испытывал?..
        Парень появился очень быстро - забрался в лодку, дрожа от холода, и сказал:
        - Здесь пусто.
        Крылан равнодушно пожал плечами:
        - Тогда поехали дальше…
        В бесплодных поисках прошел целый день.
        Они вернулись на берег, когда уже стемнело. Умберто, одарив Джа-Джинни сердитым взглядом, отправился согреваться в ближайшую таверну, а крылан вспомнил о рыбаке и его безумной жене, но почувствовал себя слишком усталым, чтобы куда-то лететь и что-то выяснять. Лучше заняться этим на свежую голову.
        К тому же его по-настоящему захватила идея разыскать лодки - ведь обследовать удалось совсем небольшой участок бухты, - причем сделать это хотелось до того, как вернется капитан. Крылан и сам не знал, отчего так спешит, но всерьез подозревал, что Крейн заразил его одержимостью.
        - Ты всерьез считаешь, что Звездочет мог притащить в Лейстес безумер и об этом никто не подозревает? Зачем ему безумер?
        Солнце в зените светило ярко; в ветвях деревьев пели птицы. Умберто и Джа-Джинни причалили у западного берега Благодатной бухты и устроили привал: провизию к обеду крылан предусмотрительно захватил с собой.
        Полдня прошло впустую, но пока они оба не утратили запала и стремились разыскать пропажу любой ценой. А вопроса, прозвучавшего из уст Умберто, Джа-Джинни ждал еще вчера, поэтому успел обдумать ответ.
        - А что еще могло там быть? Звездный огонь, как ты сам знаешь, перевозят в бочках. Что касается безумеров, то я расспросил Эрдана, и его слова подтвердили мою догадку: эти штуки держат в сундучках, изготовленных особым образом. Дощечки, металлическая сетка… не важно. Эрдан сказал, что такой сундук не отличается крепостью и действительно может сломаться, если его уронит какой-нибудь неуклюжий краб. - Крылан ненадолго замолчал. - В общем, Звездочет и впрямь мог возить с собой безумер. Но зачем он это делал - другой вопрос, и ответа я не знаю. Собирался превратить в трупоход какой-нибудь из захваченных кораблей?..
        - Интересно, какой? - многозначительно спросил Умберто и, невесело рассмеявшись, продолжил: - А все-таки он хорошо владеет своей «Утренней звездой», раз позволяет себе держать на борту такие опасные грузы.
        - Я всегда говорил Кристобалю, что не стоит его недооценивать, - со вздохом сказал Джа-Джинни. - Ходят слухи, что «Утреннюю звезду» он отобрал у другого капитана, когда тот был еще жив.
        - Это невозможно, - лениво возразил Умберто. Он лежал на спине, закинув руки за голову, и блаженствовал в лучах солнца. - Связь между фрегатом и навигатором разрушает только смерть.
        - Я тоже так считаю… - сказал крылан, хмуря брови. - Однако лет семь-восемь назад - мне так говорили - у Звездочета был другой корабль, он назывался «Развратница». А потом откуда-то появилась «Утренняя звезда», большая и красивая. Людям, конечно, только дай повод сочинить какую-нибудь несусветную чушь, но вот почему-то истории о том, что Звездочет получил эту красавицу не самым обычным способом, продолжают рассказывать по сей день. Может, в них есть зерно правды?
        Умберто резко сел и заявил, что отдохнул и готов продолжить поиски. Не дожидаясь ответа Джа-Джинни, он направился к лодке, на ходу вытряхивая из волос сухую траву и бормоча что-то обидное о любителях собирать дурацкие слухи.
        Снова и снова пещеры, попадавшиеся на их пути, оказывались пустыми. Если удавалось проникнуть туда сквозь узкие щели, крылан видел сырые своды, заросшие светящейся плесенью, а один раз они обнаружили скелет с обрывками одежды на пожелтевших костях. Джа-Джинни становился все мрачнее, а Умберто, наоборот, успокоился и даже заметил добродушно, что благодаря крылану сберег немало денег, которые неизбежно оставил бы в увеселительных заведениях Лейстеса.
        - Еще одна… - Умберто остановил лодку и указал рукой туда, где под водой смутно виднелись очертания входа в пещеру. - Ну, я пошел. Не скучай тут без меня.
        - Будь осторожен! - крикнул Джа-Джинни, но его напарник уже нырнул.
        Крылан, нахохлившись, сидел на корме лодки, размышляя, что предпримет Кристобаль после своего возвращения. Карта, проклятая карта! Если она и впрямь была вместе с прочим барахлом в одном из сундуков, которые матросы «Звезды» перетаскивали в дом Звездочета под покровом ночи, то неизвестно, упрощало или усложняло это их задачу. Сам Джа-Джинни считал, что пробраться как на борт фрегата Звездочета, так и в его дом одинаково невозможно, но Крейн явно не согласился бы с ним. Известие о сундуках должно было обрадовать феникса и породить в его голове какой-нибудь безумный план проникновения в логово старого пирата.
        Джа-Джинни с внезапной тоской вспомнил то время, которое провел на «Невесте ветра» до встречи с Джайной Алье. Тогда было легче: капитан говорил, а он делал и не задумывался, насколько та или иная затея Крейна оправдана или просчитана. Его занимали совсем другие вещи.
        Но потом была Джайна. Была та ночь…
        «Ты изменился, - с некоторым удивлением заметил Кристобаль уже через несколько дней после того, как Джа-Джинни вернулся на борт корабля. - Я бы даже сказал, поумнел». Крылан предложил ему самому тоже поговорить с Джайной, на что магус, посмеиваясь, ответил: «А мне и так неплохо. Будем считать, что ты теперь состоишь при мне в качестве ходячего здравого смысла и угрызений совести в одном лице». Капитану-то и впрямь было неплохо, но жизнь Джа-Джинни сделалась куда тяжелей, чем раньше.
        От долгого сидения в одной позе у крылана затекла спина, и он осторожно стал потягиваться, опасаясь перевернуть лодку. Умберто не возвращался уже достаточно долго, и Джа-Джинни впервые за целый день подумал, что если там, в пещере, что-то произошло, то он не сумеет помочь другу. Умберто был вооружен длинным кинжалом, но в темноте, под мрачными сводами пещер, могли таиться существа, которым этот кинжал - что фрегату укус Сокровища, любимца Эсме. Крылан с тревогой всматривался в темный провал пещеры, скрытый под мерцающей водной гладью, и вдруг краем глаза заметил нечто странное.
        Кто-то стоял на высокой скале, расположенной западнее того места, где покачивалась на волнах его лодка. Фигура в темном платье, с длинными волосами, развевающимися по ветру. За спиной у незнакомки было что-то светлое, похожее на…
        Два больших белых крыла.
        Джа-Джинни вскочил и попытался взлететь, позабыв об осторожности. Лодка тотчас же перевернулась, и темная вода накрыла его с головой, обжигающим потоком хлынула в горло, закупорила уши. Крылан не мог плыть. Крылья губили его, тянули на дно, словно каменные.
        «Это конец…» - сверкнула холодная искра-мысль.
        Почему-то напоследок он подумал об Эсме.
        - …Ненормальный! - орал Умберто с перекошенным от страха лицом. - Чтоб меня кракены съели! Чем ты думал, когда взлетал из лодки?!
        Крылан молча принимал заслуженные упреки. Он догадывался, что выглядит сейчас весьма жалко - этакий клубок изломанных мокрых перьев, дрожащий от холода и все еще испуганный до полусмерти. До сих пор Джа-Джинни ни разу не испытывал такого страха.
        Они сидели на небольшом выступе скалы чуть поодаль от того места, где виднелся вход в злополучную пещеру. С обоих ручьями стекала вода, оба еле дышали. Неподалеку плавала туда-сюда их лодочка, успевшая вновь принять нормальное положение. Джа-Джинни недоумевал, каким образом Умберто сумел его вытащить: прежде крылан был уверен, что только магусу по силам его поднять, и никак не ожидал подобного подвига от худощавого молодого моряка.
        - Прости, - сказал он, когда Умберто ненадолго замолчал, чтобы перевести дух. - Сам не знаю, что на меня нашло. Извини.
        Белые крылья ему померещились, конечно.
        Хоть и выглядели совсем как…
        - Он извиняется! - воскликнул Умберто, возмутившись пуще прежнего. - Как бы я объяснил Крейну, что произошло?! Да он бы сразу превратил меня в уголь!
        Такое вполне могло случиться. Крылан досадливо помянул кракена и все его восемьдесят щупальцев: еще один день впустую - они не просто не сумели отыскать лодки, но вдобавок едва не погибли, потому что Умберто тоже рисковал.
        - Уже поутешествие чти вечер, - сказал он, бросив взгляд на заходящее солнце. - Пора домой. Дурацкая это была затея.
        - Дурацкая, говоришь? - хмыкнул помощник капитана. - Ну-ну.
        Разочарованный и сбитый с толку, крылан не сразу заметил хитрое выражение лица Умберто, а когда заметил…
        - Погоди-ка. Только не говори, что ты их нашел!
        Умберто расхохотался и по-дружески стукнул крылана по плечу.
        - Мы нашли, мы! Все пятнадцать штук! Сидят там, сбившись в кучу, - то ли спят, то ли боятся выходить. Ну что, теперь надо бы привезти сюда смотрителя - этого, как его? Свена? Пусть притащит побольше рыбы и выманит своих деточек.
        Крылан ошеломленно кивнул, все еще не веря в удачу. Выходит, он был прав… выходит, в одном из сундуков, которые матросы Звездочета тащили по пирсу, и впрямь лежал безумер.
        Зачем пирату безумер? Или трупоход?
        Что затеял старый Звездочет?!
        - Да, конечно… - пробормотал Джа-Джинни. - Сделаем так. Ты бери лодку и давай на пристань, за смотрителем. Я подожду здесь, мне все равно надо как следует обсохнуть.
        Уговаривать Умберто не пришлось, он горел желанием похвастаться перед кем-нибудь своим успехом. Предупредив Джа-Джинни напоследок, чтобы тот не пытался больше плавать, моряк прыгнул в лодку - и был таков.
        «Мы их нашли, ну надо же…»
        Крылан подставил мокрую спину под лучи заходящего солнца и легкий ветерок, который тут же взъерошил перья. Он лениво перебирал в голове варианты использования безумера, но ни один не выглядел толковым. Если хитроумный Звездочет замыслил ограбить какой-нибудь город, проникнув туда на фрегате, переделанном в трупоход, крылану интересно было бы поглядеть на результат. Но червячок сомнений копошился у него в душе. Чей корабль Звездочет замыслил превратить?
        И не собирается ли он каким-то образом изменить расклад сил в Лейстесе, а то и на Окраине?..
        - Ночь~ упала на Благодатную бухту внезапно, как всегда происходило в этих широтах, - кажется, только что над горизонтом виднелась еще добрая половина солнечного диска, и вот уже наступила ~~~тьма~. Далекая пристань осветилась огнями; изредка ветер доносил отзвуки голосов и веселого смеха.
        - Что-то случилось, - проговорил крылан. Он стоял на выступе скалы, переминаясь с ноги на ногу. - Какая-то большая ~неприятность~, искусай меня медуза.
        За это время ~Умберто~ мог бы раз пять добраться до пристани и обратно. Может быть, он не сумел отыскать Свена? Джа-Джинни хотелось, чтобы все оказалось именно так, но в глубине души он понимал, сколь ~хрупка~ эта надежда.
        «Что же мне делать?»
        Даже если не произошло ничего серьезного, ночью Умберто вряд ли отыщет это место - все приметные деревья и скалы надежно скроет тьма. Пока он ждет, все может стать еще хуже~~~~~. Конечно, этот уступ не самая удачная площадка для взлета. Если он коснется воды, то утонет.
        Значит, не коснется.
        Джа-Джинни расправил крылья, тихонько выругался - Умберто обломал ему немало перьев, пока вытаскивал, - и взлетел.
        ~
        Приближаясь к пристани, Джа-Джинни сделал круг над доками и лишь потом опустился на палубу, где его уже ждали.
        - У нас неприятности, - с ходу заявил Эрдан, чье суровое лицо не оставляло сомнений в том, что дела и впрямь плохи. Рядом с мастером-корабелом стояла бледная Эсме, тщетно пытаясь скрыть растерянность и страх.
        - Что стряслось?
        - Возле лодочных загонов была драка, - коротко объяснил Эрдан. - Несколько матросов Звездочета сцепились с Умберто, и он одного уделал насмерть. Потом подоспели стражи порядка и забрали его в тюрьму.
        Крылан в сердцах помянул кракена.
        - Он тяжело ранен, - продолжил мастер-корабел. - Но ты и сам должен это чувствовать. Мы с Эсме собирались пойти к нему.
        - Лучше я с ней… пойду, - сказал Джа-Джинни. - Так будет гораздо быстрее.
        Они с корабелом обменялись многозначительными взглядами. Эсме нахмурилась и открыла рот, чтобы задать вопрос, но не успела издать ни звука. Крылан подхватил ее на руки и взмыл в воздух, прежде чем целительница успела опомниться.
        Конечно, нести ее сейчас, когда она не была без сознания и не спала, оказалось довольно сложно. Она словно сделалась тяжелее, да к тому же Джа-Джинни устал после незапланированного купания.
        - Обними меня за шею и постарайся не дергаться! - крикнул он, когда они поднялись над мачтами «Невесты ветра». - Не думай о полете! Думай о чем угодно, кроме полета!
        А мысленно прибавил: «Кристобаль, где же тебя носит?!»
        ~
        У здания тюрьмы стояли несколько стражей с факелами, а чуть подальше Джа-Джинни увидел человека, с которым ему меньше всего хотелось встречаться, - Сатто, правую руку Звездочета. Рядом с ним обнаружились пятеро здоровенных матросов, и вся эта милая компания, задрав головы, наблюдала за полетом крылана и целительницы.
        Джа-Джинни приземлился и с некоторым опозданием понял, что Эсме за время полета не издала ни звука. Ему это показалось странным, однако еще более странным был взгляд, который целительница вперила в него, несколькими аккуратными движениями поправив одежду и пригладив растрепавшиеся волосы.
        В ее глазах светилась холодная ярость.
        Он уже знал, что она не робкого десятка, хоть и предпочитает помалкивать и держаться отстраненно, однако не подозревал, что эти глаза способны метать молнии. Неужели мысленная связь с «Невестой ветра» и Кристобалем так быстро и так сильно ее изменила? Нет-нет. Чутье подсказывало Джа-Джинни, что здесь кроется нечто совсем иное…
        - Ты не сможешь испепелить меня взглядом, - сказал он то ли в шутку, то ли всерьез. - Даже если очень постараешься.
        Целительница прищурилась, и ощущение неправильности происходящего усилилось. Ее лицо как будто сделалось старше, жестче. Она и впрямь сейчас походила на Кристобаля - такого, каким он становился в те мгновения, когда еще не горел, но уже переставал быть самим собой.
        «Да что же в тебя вселилось?!»
        ~~~~~
        Эсме вдруг покачнулась, подняла руку ко лбу, и выражение мрачной сосредоточенности наконец-то исчезло, сменившись сперва легкой растерянностью, а потом - решительностью, хорошо знакомой крылану. Он так и не понял, что случилось с целительницей, но теперь, по крайней мере, мог предсказать, как она поступит дальше.
        - Идем быстрее… - тихонько проговорила Эсме, нахмурившись. - «Невеста» сердится, что мы еще не помогли Умберто. Его рана очень тяжела.
        Джа-Джинни кивнул, и они направились к входу в тюрьму.
        Там, однако, их ждал очередной неприятный сюрприз.
        - Не велено пускать, - равнодушно отозвался страж в ответ на просьбу Джа-Джинни. - Не имею права.
        - Что?! - изумился крылан. - Как это - не велено? Там наш товарищ, он ранен. Я целительницу привел, не кого-нибудь!
        - А мне какая разница? - Страж пожал плечами. - Ранен - и что с того? Я, что ли, его на нож толкнул?
        Джа-Джинни оторопел. Он не мог сейчас просто отодвинуть стражей в сторону и войти в тюрьму, невзирая на их возражения и сопротивление, не мог и угрожать оружием, поскольку тогда сам оказался бы в камере. Раньше его никогда не заботили лейстесские стражи порядка, потому что с ними не было проблем…
        «Неужели это Скодри?!»
        - Кто запретил нас пускать? - спросил Джа-Джинни ровным голосом. Он вспомнил все, что произошло накануне в доме Зубастого, и ужаснулся: к каким страшным последствиям привела доброта Эсме!
        Но ответ стража оказался неожиданным.
        - Вот они и запретили… - пробурчал тот, махнув рукой в сторону Сатто и матросов с «Утренней звезды».
        Джа-Джинни обернулся. Помощник Звездочета поприветствовал его издевательской ухмылкой. «Дело дрянь», - подумал крылан, а вслух сказал насмешливо и громко:
        - С каких это пор Звездочет стал в Лейстесе главным?
        Как он и ожидал, Сатто в два прыжка оказался у дверей и взглянул на крылана с высоты своего немаленького роста.
        - Придержи-ка язык, птичка! - рявкнул здоровяк. - Твой капитан совсем распустил команду! Давно пора научить ваших придурков уму-разуму!
        - Да? - ответил крылан с кривой ухмылкой, пропустив «птичку» мимо ушей. - По-моему, ты что-то перепутал. Это ваши люди напали первыми и получили по заслугам. А теперь пропусти! Мы пришли, чтобы оказать помощь раненому.
        - Да пусть меня кракен съест! - Сатто присвистнул, и матросы в мгновение ока встали за его спиной. - Видел я, как этот пройдоха ранен, - от таких царапин еще никто не умирал! А Дорс ушел на Крабьи луга по милости твоего дружка - так что теперь я никого туда не впущу до завтрашнего суда!
        - Суда? - ошеломленно повторил крылан. - Ты перегрелся или перепил? Если Скодри из-за каждой поножовщины будет устраивать суд…
        - Вот именно, - послышалось откуда-то сзади. - Здесь и без суда все ясно.
        Джа-Джинни обернулся. Шагах в десяти от них стояли Скодри и двое слуг с факелами. На лицо Зубастого падала тень, но крылан вполне мог представить себе его выражение.
        - Пропустить их, - скомандовал старый пират. - Немедленно.
        И вот тут-то Джа-Джинни понял, что дела пошли и вовсе хуже некуда, потому что Сатто ни капли не испугался, а даже наоборот - повеселел. Вдобавок на площади появились и другие матросы с «Утренней звезды», чьи лица не оставляли сомнений в их намерениях.
        - И не подумаю! - с усмешкой заявил помощник Звездочета. - С места не сдвинусь!
        - Вот как? - спросил Скодри. - А что скажет твой капитан, когда вернется?
        Сатто скорчил жалостную гримасу, а потом расхохотался:
        - Что скажет? Мой капитан?! Я соблюдаю правило, которое ты сам установил, когда был моложе, - до суда никто не должен видеться с убийцей! А суд будет, потому что команда этого хочет, и ты не сможешь нам запретить! - Он огляделся и добавил: - Всем известно, что вы с Крейном друзья, но справедливость еще никто не отменял. И вообще, час поздний - тебе пора на отдых, старик!
        В толпе матросов послышались смешки. Джа-Джинни на мгновение прикрыл глаза, содрогнувшись от ужаса. Он знал, он чувствовал, что скоро власти Зубастого придет конец, но не так быстро и не таким жестоким способом! Люс, Агнес, девочки - что их ждет, если Скодри не вернется с этой площади?..
        - Вот как? - Зубастый негромко рассмеялся. - Любопытно. Сдается мне, твой капитан все заранее рассчитал и предвидел, даже исчезновение пятнадцати лодок и эту глупую ссору на пристани. Ох, как он проницателен. Или дело в другом?
        Сатто прищурился и ничего не сказал.
        - По правде говоря, мне известен всего один способ предвидеть такие вещи, - продолжал между тем Скодри. - Организовать их самому. Что ж, в данный момент преимущество на твоей стороне - я стар и слаб, со мной всего-то два человека. Легкая добыча, не спорю. Но что ты будешь делать завтра, когда вернутся из дозора фрегаты? Что ты будешь делать, когда здесь появится Лайра Отчаянный?
        На мгновение во взгляде Сатто промелькнуло что-то похожее на страх. Джа-Джинни с трудом верилось, что Звездочет спланировал переворот в Лейстесе. Выходит, его помощник все устроил сам?..
        - Мне плевать… - начал Сатто, но договорить ему не дали.
        Крылан охнуть не успел, как Эсме метнулась вперед и бесстрашно встала прямо перед моряком, который был выше ее на две головы и в три раза шире в плечах.
        - Хватит пререкаться! - крикнула целительница со слезами на глазах. - Там умирает человек, я это чувствую! Будет суд или нет, кракен его знает, но, если я сейчас не войду, Умберто не доживет до завтрашнего утра!
        Джа-Джинни вдруг ~почувствовал, ~~~как~его~затягивает~~~в~~~ водоворот. Вторжение в его разум было весьма бесцеремонным: ~некто~ очень быстро и грубо переворошил воспоминания последних двух дней, задержавшись на истории с лодками и недовольно цыкнув зубом при виде крылана, барахтающегося в воде.
        - Прости - так быстрее и проще.~
        - Ты слышишь меня?! - Эсме шагнула вперед, сжав кулаки. - Пропусти немедленно!
        И - вот так номер! - Сатто отступил.
        Эсме рванулась ко входу, не оглядываясь. Следом за ней заторопились стражи, показывая дорогу и надеясь поскорее убраться с площади от греха подальше. Крылан подумал, что они вряд ли высунут нос наружу, пока все не закончится, - в гневе Зубастый страшен. Сам он не двинулся с места, потому что не совсем пришел в себя после того, как Кристобаль переворошил его воспоминания, и потому что хотел увидеть, что произойдет дальше между двумя пиратами, молодым и старым.
        - Ну что, продолжим нашу милую беседу? - ироничным тоном поинтересовался Скодри. Он стоял на прежнем месте и, казалось, не придавал происходящему особой важности. - Итак, скажи: Звездочет, по-твоему, тоже считает, что я слишком стар и слаб для того, чтобы управлять Лейстесом?
        - У него спроси! - крикнул Сатто. - Я командую людьми, пока его нет, но я не…
        Зубастый усмехнулся:
        - Раз командуешь - значит, отвечаешь за все, что связано с ними и с «Утренней звездой». Капитан передал тебе свою власть - ту ее часть, которую мог передать, - а вместе с властью - и ответственность! Ну так что? Я не услышал ответа на свой вопрос.
        Помощник Звездочета сжал кулаки и медленно проговорил:
        - Я командую людьми, пока Звездочета нет…
        - Понятно! - коротко бросил Зубастый и свистнул. Но это был не короткий свист, который издал чуть раньше Сатто, а виртуозная разбойничья трель. Тотчас же из подворотен, стенных ниш, узких улочек, сбегавшихся к площади, выступили вооруженные люди, и Джа-Джинни с веселым удивлением заметил в свете факелов лица своих товарищей. Матросы Звездочета в растерянности оглядывались по сторонам и не видели путей к отступлению.
        - Как видишь, не все согласны с тем, что мне пора на покой, - негромко проговорил Скодри. - Я бы даже сказал, ты в меньшинстве.
        - Ты… - заговорил Сатто после долгой паузы и закашлялся. Зубастый спокойно ждал, пока к его собеседнику вернется голос. - Ты меня неправильно понял. Я… всего лишь проявил заботу о твоем здоровье. Мы… очень ценим тебя и никогда бы не стали…
        - Достаточно! - прервал эти словоизлияния Скодри. - Истинная правда, уже глубокая ночь, а завтра трудный день. Суд, говоришь? Хорошо, будет суд. А теперь искренне советую отправиться… на отдых.
        Сатто развернулся и пошел прочь. Матросы последовали за ним.
        Еще через какое-то время площадь почти опустела - остались только Скодри и Джа-Джинни. Крылан стоял неподвижно, не в силах побороть изумления: случившееся казалось ему слишком странным. То, что Скодри пришел не один, было приятным и эффектным сюрпризом, но поведение Сатто не могло не насторожить крылана.
        «Что вообще здесь произошло?!»
        Старый пират похромал к порогу тюрьмы и опустился прямо на ступеньки, выставив ногу с негнущимся коленом. Только теперь он оказался полностью на свету, и сердце Джа-Джинни сжалось: был ли тому виной неверный свет факелов или что-то иное, но Скодри действительно выглядел очень уставшим и очень старым.
        - Вот теперь можешь выходить, Кристобаль, - негромко сказал пират.
        От ствола большого дерева, что росло неподалеку, отделилась высокая тень, и крылан кивком головы приветствовал своего капитана. Когда магус оказался в круге света, Джа-Джинни увидел, что он с ног до головы перемазан сажей, словно вылез из дымохода.
        Скодри не удивился этому - или просто не подал вида.
        - Спасибо, что позвал своих людей, - сказал он неприветливо, глядя куда-то в сторону. - Спасибо, что предупредил о заговоре.
        - Не стоит благодарностей, - весело отозвался Крейн. - Этот заговор большей частью направлен против меня.
        - Знаю, - последовал короткий ответ. - Но, покончив с тобой, Звездочет не остановится.
        - Да, безусловно. Аппетит у него отменный. Так что, завтра будет суд?
        Скодри криво улыбнулся:
        - Уж извини.
        Магус кивнул и сказал серьезным тоном:
        - Тогда я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение.
        - Твое право… - Скодри пожал плечами. - Препятствовать не буду.
        Он медленно поднялся, опираясь на трость, и с каким-то странным выражением лица оглядел площадь - как будто видел ее впервые. Потом взглянул на Крейна и проговорил:
        - Я трижды за два прошедших дня слышал истории о том, что неподалеку от города видели нечто… необъяснимое.
        - В самом деле? - отозвался Крейн, с любопытством уставившись на свой испачканный сажей рукав - он как будто только что заметил, в каком состоянии его одежда. - И что же там видели?
        - Человека, - хмуро ответил Скодри. - Он шел по дороге и горел.
        - Надо же… - магус покачал головой. - Наверное, это был призрак.
        - Возможно. Он был объят пламенем от макушки до пяток, но, казалось, не испытывал боли. Там, где он прошел, следов не осталось, но везде, где он хоть ненадолго задержался, кипела вода и плавились камни. Любопытное явление, правда?
        Не дожидаясь ответа, Скодри развернулся и ушел, хромая. Крейн проследил за ним взглядом, потом покачал головой и хотел что-то сказать, но вдруг зашатался. Джа-Джинни шагнул вперед, готовый помочь, - и с руганью отскочил, почувствовав сильный жар, исходящий от магуса. Запахло жженым пером.
        - Не подходи! - запоздало предупредил Крейн-Фейра. - Я все еще горю.
        Джа-Джинни нахмурился:
        - Зачем ты примчался? Мы бы справились и сами.
        - Да? - Магус вымученно улыбнулся. - Стоило мне исчезнуть всего-то на два дня, как по Лейстесу пошли слухи, будто матросы с «Невесты ветра» напились в стельку и разгромили лодочные загоны… а потом угнали пятнадцать, нет - двадцать пять лодок! Их количество, думаю, будет увеличиваться. Потом один мой помощник едва не утонул, а другого почти зарезали… - Он возвел глаза к небу, словно обращаясь к звездам: - Не дадут отдохнуть как следует!
        - Лодки-то мы нашли…
        - Знаю. - Кристобаль махнул рукой. - Сейчас ты дождешься Эсме и отведешь ее на борт ~Невесты~, а саму ~Невесту~ надо быстренько убрать из дока. Понятно? Завтра трудный день, и мне может понадобиться помощь, поэтому пусть наша целительница хорошенько отдохнет… но говорить об этом напрямую не нужно, хорошо? - Крылан кивнул. - Дальше. Пошли к лодкам нескольких людей - не стоит доверять смотрителю, не нравится он мне.
        - Это все?
        - Кажется… - Крейн болезненно поморщился и вытер пот, проступивший на лбу, грязным рукавом. - Завтра никто не сможет сойти на берег без моего разрешения, так что, если у тебя есть какие-то дела, займись ими сейчас.
        «На что ты намекаешь, капитан?» - подумал крылан, но вслух сказал:
        - Понятно. А где ты сам будешь?
        - Я вас не оставлю, - усмехнулся магус. - И появлюсь в нужный момент. Все, до завтра.
        - Кристобаль! - торопливо позвал Джа-Джинни, пока капитан еще не скрылся в темноте. Тот обернулся с явной неохотой. - Не лезь больше в мою голову, хорошо?
        - Что есть в твоей голове такого, о чем я не знаю? - поинтересовался Крейн. - Потерпишь.
        И он ушел.
        Джа-Джинни недолго пришлось ждать: совсем скоро послышался шум, топот - и на пороге появились два стража, а следом за ними Эсме. Блюстители порядка выглядели пристыженными и даже слегка напуганными. «Любопытно, что еще она успела им наговорить?» Целительница, против всех его ожиданий, вовсе не казалась уставшей.
        - Вижу, ты переживал, - с улыбкой сказала она, будто прочитав его мысли, и показала небольшой флакон, наполовину пустой. Цвет снадобья в сумерках было не разглядеть. - Зря. На этот раз я знала, куда и зачем иду.
        Глядя на ее спокойное лицо, Джа-Джинни почувствовал, как его отпускает напряжение последних часов.
        - Здесь был Крейн, - заметила Эсме слегка удивленно. - Почему он ушел?
        Крылан развел руками.
        - Ладно… - вздохнула девушка. - Веди меня в гостиницу… или куда приказано.
        Он кивнул, и она торопливо добавила:
        - Только никаких полетов больше!
        - Еще чего! - Джа-Джинни фыркнул. - Я сегодня чуть не утонул и так устал, что едва ли сам сумею долететь, а тебя тащить - уволь! Пройдемся пешком, а пока что расскажи, как там Умберто.
        - Умберто… - сказала целительница и нахмурилась. - С ним… все в порядке. Он потерял много крови, но к утру, думаю, придет в себя окончательно.
        Джа-Джинни заметил ее неуверенность и спросил:
        - Тебя что-то беспокоит?
        - Нет… - пробормотала она, но тотчас же сокрушенно вздохнула. - Видишь ли, я ощутила… мне показалось… что кто-то был в его сознании. Кто-то, кроме меня и «Невесты ветра».
        - Возможно, капитан? Он так делает… иногда.
        - Я не знаю… У меня было такое чувство, что я вошла в темную комнату, в которой кто-то уже успел спрятаться.
        - Знакомое чувство. - Джа-Джинни улыбнулся. - Как правило, этим кем-то оказывается мышь. Или, в крайнем случае, кошка.
        - Не смешно! - обиженно ответила целительница. Лицо у нее теперь стало растерянным и смущенным. - А вдруг там был щупач? Чайка? Вдруг кто-то читал его мысли, проникнув вместе со мной туда, где хранится все самое сокровенное?
        - Эсме… - сказал крылан устало. - Ты не должна об этом даже думать. Все до единого члены команды недосягаемы для щупачей, потому что в нашем сознании всегда незримо присутствует «Невеста ветра». Она ревностно охраняет все, что считает своим. Поэтому капитан может не опасаться, что щупач выведает его секреты, захватив кого-нибудь. А если найдется дурень, который попытается это сделать… - Джа-Джинни пожал плечами. - Я ему не завидую. Да ты, собственно, уже успела испытать на себе характер «Невесты». Представь себе, на что она способна, когда не шалит, а наказывает.
        Он невольно вздрогнул, вспомнив, как это выглядит со стороны.
        - Ну ладно, - сказала целительница. - Наверное, мне показалось.
        До самой пристани они шли молча, а потом Джа-Джинни резко остановился. Эсме удивленно взглянула на своего спутника, и он спросил:
        - Ты очень устала?
        - Ну… - Она неуверенно пожала плечами. - А что?
        - Мне бы хотелось тебе кое-что показать. Кое-что интересное.
        - А это не может подождать до завтра? - осторожно поинтересовалась девушка.
        Крылан вздохнул:
        - У меня предчувствие, что тебе надо увидеть это сегодня. Сейчас.
        - Тогда пошли. - Эсме улыбнулась. - Ты меня заинтриговал.
        - Тут недалеко…
        Им и впрямь пришлось пройти совсем немного - шагов пятьдесят в сторону, противоположную той, где располагались доки. Когда Эсме увидела, куда ее привел Джа-Джинни, она удивленно подняла брови, но крылан приложил палец к губам.
        Они вошли в портовую часовню - совершенно пустую, если не считать двух летучих мышей, залетевших сквозь открытое окно. Пахло благовониями, а в мягком свете десятка свечей местные святые на фресках казались живыми: они то хмурились, то улыбались, глядя на столь поздних посетителей. Джа-Джинни и Эсме миновали ряды скамеек, отполированных до блеска, и приблизились к той, кто защищала людей и магусов от Великого Шторма.
        Днем на лицо богини должен был падать луч солнечного света, пробивающийся сквозь оконце в потолке. Сейчас ее окутывали сумерки, но это не мешало рассмотреть необычайно красивую работу неизвестного скульптора. Эльга не стояла, как принято, а сидела, опершись на левую руку. Из-под подола длинной юбки шаловливо выглядывала босая ножка, да и улыбалась богиня весьма лукаво. В правой руке покровительница живых, мертвых и тех, кто в море, держала фрегат размером чуть побольше ее ладони: казалось, она выловила кораблик из бурных вод и теперь не отпустит его до тех пор, пока шторм не угомонится.
        Крылан всмотрелся в лицо статуи.
        - Как… - стоило Эсме заговорить, от волнения у нее сел голос. Она закашлялась. - Что это такое? Я…
        Джа-Джинни сжал руку целительницы, пристально вгляделся в ее лицо, а потом снова перевел взгляд на изваяние. Сходство, как и говорил Люс, поражало: маленький рот, большие глаза, изящно очерченные скулы и аккуратный нос… те же черты. Даже волосы Эльги были той же длины, что у Эсме, а окажись они еще и подвязаны таким же шарфом, Джа-Джинни попросту решил бы, что сошел с ума.
        «Это невероятно…»
        Немного придя в себя, он всмотрелся получше и понял: между ними все-таки были различия, хотя и еле уловимые. Эльга казалась старше и умудренной опытом, что, собственно, и полагалось ей по статусу, и улыбалась все же скорее иронично, чем лукаво. Она заранее знала, что вызов, брошенный Великому Шторму, может стоить ей жизни. Знала, но отступать не собиралась.
        Она была готова обменять свою жизнь на маленький кораблик, беззащитный и хрупкий…
        - Немыслимо, - проговорила Эсме чуть слышно.
        - Признаться, я хотел не столько показать ее тебе, сколько взглянуть на вас обеих… вместе. - Он отступил на шаг назад. - Это бесспорное чудо. Но я не хотел бы увидеть когда-нибудь на твоем лице такое выражение.
        - Я простая смертная. - Эсме взглянула на статую так, словно перед ней была настоящая, живая Эльга. Большие глаза целительницы смотрели жалобно, будто она вот-вот расплачется. - Я боюсь таких совпадений.
        - Эсме, - тихо сказал Джа-Джинни. Он дрожал сильнее, чем после купания у пещеры с лодками. - Помнишь сон, в котором ты оказалась на площади среди закованных в кандалы рабов?
        Она кивнула.
        - Это был мой сон.
        Кто глядит на тебя - Джайна или Эсме?
        Не имеет значения. Ты второй раз в жизни пускаешь в свою душу другого человека - Кристобаль не в счет: он приходит и уходит, не спрашивая разрешения.
        Ты второй раз в жизни смотришь на себя чужими глазами.
        …Н
        а мокрых от пота простынях мечется нечто - существо, одновременно похожее на человека и на птицу. Безумные глаза, разинутый в беззвучном крике рот - мало кто задерживается у постели больного надолго, слишком уж жутко на него смотреть.
        Существо, судя по всему, прожило на свете десять лет или чуть больше, но все эти годы сгорят в безжалостном пламени смертельной лихорадки. Дым жертвоприношения вознесется к небесам, и боги с их странной жалостью, так легко переходящей в жестокость, решат: живи. Лишенный памяти, позабывший даже собственное имя - живи. Учись ходить, говорить, летать.
        Живи!
        И существо подчиняется воле небожителей…
        Когда становится понятно, что болезнь отступила, жизнь постепенно налаживается; точнее, так считают люди. Они перестают говорить шепотом, боязливо ходить на цыпочках: теперь можно не опасаться, что завтра придется готовить погребальный костер, а память - она вернется! Обязательно вернется, надо только подождать.
        Их слова птицами летают в небе - непойманные, непонятые.
        Что такое имя? Пустое сотрясание воздуха. Существо лежит на жесткой кровати, уставившись в стену невидящим взглядом; поросшее черными перьями тело бросает то в жар, то в холод, крылья свисают бесполезными тряпками.
        Жалкое зрелище…
        …По дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.
        Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь… почти всегда. Взгляд его больших бирюзовых глаз больше не безумен, но люди по-прежнему отворачиваются, если он смотрит на них слишком пристально. Ему помогают, с ним обращаются ласково и по-доброму, но со своей болью он всякий раз остается один на один. Все еще очень слабый после болезни, он быстро устает и тогда забивается в какой-нибудь угол потемнее; сидит там, затаив дыхание, ждет - может быть, не сегодня? Пустые надежды. Боль подкрадывается сзади и набрасывается, вгрызаясь в хребет, повисая на плечах непосильным грузом. Всему виной бестолковые придатки чуть ниже плеч - даже самое легкое прикосновение к ним причиняет такие муки, что он не может сдержать слез. Зачем они, для чего? Лучше бы их не было.
        По дорожке запущенного садика ковыляет на кривых лапах человек-птица.
        Он уже запомнил собственное имя и понимает человеческую речь.
        Он иногда смотрит на небо и надолго застывает, наблюдая за теми, кто парит в облаках…
        …Кажется, в день, когда это случилось, он еще не знал, как звучит слово «предательство».
        Да разве это важно? Если ты не успел дать название чему-то, еще не означает, что этого «чего-то» не существует. Привыкший доверять окружающим во всем, ничего не ведающий о мире за пределами сумрачного замка и заросшего садика, он вдруг столкнулся с жестокой правдой и далеко не сразу понял, что произошло.
        Он был предан… нет, он был продан.
        По прошествии многих лет он рассказывал об этом с ироничной ухмылкой, но тогда - стоял, удивленно моргая, и следил за тем, как из рук в руки передают сундук, доверху заполненный золотыми монетами. К тому времени он уже понимал, что это «деньги», а чуть позже даже сумел подсчитать: за него заплатили как за небольшой остров. Такое мог позволить себе лишь один человек, точнее - магус.
        Его хозяин был высоким, широкоплечим, с властными повадками и привычкой наклонять голову, прислушиваясь к чему-нибудь. Лицо, съеденное болезнью, ему заменяла серебряная маска; о, это была необычайно интересная вещь! Она словно жила собственной жизнью и порою становилась весьма выразительной. Так, голос этого человека мог быть ровным и спокойным, а на блестящей поверхности маски играли отблески пламени, предвещая грядущий пожар.
        Место, где теперь предстояло жить человеку-птице, оказалось очень странным. Это был огромный сад, где росли самые разные деревья и цветы: едва с одних опадала листва, как на других распускались почки. Сад, зеленеющий и цветущий без перерыва. Времена года не знали об этом райском уголке, или, вернее, он был отдан в безраздельное пользование весне и лету. Ни одна снежинка не упала с неба за долгие годы, что провел там человек-птица, ни разу северный ветер не потревожил нежную листву. Ему понадобилось три года, чтобы узнать: в самой середине сада таится хрустальное сердце, которое создает невидимый купол и не пускает внутрь зиму; но, хотя купол и невидим, пролететь сквозь него нельзя. Обитатели сада тоже были весьма необычными существами. Никто из них не умел говорить, и все-таки сообразительностью они не уступали людям. Некоторые были опасны, но не желали причинять зло - и поэтому их не боялись. С ними можно было вести странные беседы, в которых один только говорил, другой - только слушал.
        «Ты особенный, - сказал хозяин сада. - Тебе позволено делать все, что захочешь. Главное, чтобы ты был счастлив».
        Счастье оказалось странным. Человек-птица на несколько лет застрял в безвременье между весной и летом: прохлаждался у воды, подолгу разговаривал с бессловесными тварями, полюбившими его, читал книги, которые приносили слуги хозяина или даже он сам. Нередко в саду появлялась необычайно красивая женщина с лучистыми голубыми глазами и таким голосом, что при одном лишь его звуке можно было взлететь без крыльев. Приходили и другие люди. Кто-то - чтобы говорить с обитателями сада, кто-то - чтобы их убивать. Когда он впервые увидел смерть, то испугался, что станет следующим, но хозяин сказал, смеясь: «Ты обошелся мне слишком дорого!»
        Еще была девочка с белыми волосами. Характером она отличалась как от хладнокровного отца, так и от витающей в облаках матери; она казалась человеку-птице живой и… настоящей. А еще не по возрасту умной - он не сразу осознал, что так происходит со всеми детьми, которые хоть чем-то отличаются от своих сверстников, а цвет ее волос был очень важным отличием. Они быстро подружились и много времени проводили вместе.
        Однажды она пришла в сад и долго бродила среди деревьев, а потом попросила отвести ее к отцу. Человек в маске в это время развлекался - вместе с гостями они затравили огромного пардуса, - и девочка увидела его как раз в тот момент, когда он пробил рукой ребра еще живого зверя и вытащил трепыхающееся сердце.
        Она застыла. Замер и хозяин; его маска была покрыта алыми брызгами.
        Потом кто-то увел девочку, а ее отец подошел к человеку-птице и окровавленной ладонью ударил того по лицу.
        «Кажется, я забыл сказать, - проговорил он ровным и спокойным голосом, - что ты мой раб. Ты ничем не отличаешься от этого пардуса и, возможно, когда-нибудь окажешься на его месте».
        Он плохо помнил, что случилось потом - чем именно он разбил хрустальное сердце сада. Но миг, когда день внезапно сменился ночью и с темного неба посыпались белые хлопья снега, позабыть было невозможно. Снаружи царила зима, и теперь она наступила и в раю. Кажется, он смеялся.
        Потом его били - долго и со знанием дела, чтобы не убить, но причинить как можно больше боли. Они не знали, что он свыкся с болью давным-давно и научился ее не замечать.
        Потом его продали.
        Его продавали опять и опять, и каждый новый хозяин стремился объяснить тупоголовому созданию очень простую истину.
        Ты не человек, говорили ему. Ты вещь, игрушка, забавная шутка природы. А раз ты не человек, с тобой можно делать все что угодно.
        Джайна сказала: «Вот тогда-то у тебя и выросли еще две пары черных крыльев - невидимых крыльев».
        Но внешне это никак не выражалось, он бывал спокоен и молчалив, а порою становился язвительным и едким, и его чаще продавали не за дела, а за слова. Он потерял счет времени и лишь потом сумел подсчитать, что провел в рабстве восемнадцать лет - до того дня, как оказался на рынке, где торговали рабами, гроганами и редкими животными, завезенными со всех концов мира. Было лето, солнце светило жарко; ему сковали руки, и раны от кандалов уже начинали гноиться.
        Именно тогда он встретил Крейна…
        Слепые глаза мраморной богини смотрели на него и сквозь него. Джа-Джинни и не заметил, что отвернулся от Эсме и оказался лицом к лицу со статуей. Теперь он боялся взглянуть на целительницу, но продолжил свой рассказ, хотя это было намного сложнее, чем в прошлый раз, с Джайной. Ведь Джайне он вообще ни о чем не говорил, она просто вошла в его мысли и заставила измениться. Если бы он тогда ушел, не остался на ночь, сейчас перед Эсме сидел бы совсем другой Джа-Джинни - и вряд ли он захотел бы излить душу.
        - Возможно, ты ждешь повествования об очередном подвиге Кристобаля… - Он опустил голову. - Вынужден тебя разочаровать, потому что капитан меня не спасал из лап торговцев. Он весьма героически меня купил, расставшись с приличной суммой. Думаю, молодой неприрученный фрегат на эти деньги вполне можно было приобрести, но Кристобаль предпочел меня. Если следовать букве закона… - Джа-Джинни горько рассмеялся. - Я его собственность.
        - Сомневаюсь, что капитан так думает, - проговорила Эсме. - Вероятно, он считает эти деньги дружеским займом.
        - Который я никогда не верну, - вздохнул крылан. - Разве что отыщу своих родных и окажется, что где-нибудь на далеком Юге меня ждет престол затерянного королевства крылатых людей…
        Он сжал ладонями голову, которая, казалось, вот-вот взорвется. Оставалась последняя часть истории - самая короткая и самая сложная.
        - Помнишь, я рассказал тебе о Скодри? Ты была в ужасе. Эсме, за восемнадцать лет я поменял двадцать хозяев. Трое умерли к моменту… моего освобождения, еще пятерых не удалось разыскать. Остальные… - Он сжал кулаки, стиснул зубы и не смог договорить.
        Эсме побелела - она все поняла без слов.
        - Да, я отомстил. С молчаливого разрешения Кристобаля.
        Рядом с ним теперь была еще одна мраморная статуя. Он продолжил.
        - Однажды я летел с поручением Крейна в глубь одного большого острова и попал в грозу. Меня долго мотало из стороны в сторону, пока не бросило на дерево, в ветвях которого я и запутался. Оттуда меня сняла женщина… Эсме, ты знаешь что-нибудь о клане Голубя? Он сейчас в изгнании. Этот клан обладает очень странным даром: если достаточно долго пробыть рядом с Голубем - просто быть рядом, ничего больше! - то ты безвозвратно утратишь те стороны своей натуры, которые принято называть черными. - Он коротко рассмеялся. - То есть, попросту говоря, станешь лучше и добрее, как бы банально это ни звучало. В этом есть определенный риск: если, кроме ненависти и желания отомстить, в твоей душе больше ничего нет - тебя ждет смерть. Если ты совершил слишком много злодеяний - тебя ждет смерть. Если тебе не хватит стойкости, чтобы прожить всю свою жизнь еще раз, всего лишь за ночь - тебя ждет смерть. Я выжил… и до сих пор не понимаю почему.
        - Ты открыл мне все свои секреты, - медленно проговорила Эсме. - Зачем?
        Он боялся этого вопроса, потому что сам не мог объяснить, откуда взялось нестерпимое желание поведать ей свою историю. Не всю, разумеется, - он не лгал, но умолчал о многом. Он принял ее за Эльгу? Вот еще, глупости. Он вспомнил о Джайне - или Джайна каким-то образом продолжала на него влиять? Нет-нет, невозможно. Так в чем же причина? Почему он позволил воспоминаниям взять над собой верх?..
        - Не отвечай, не надо, - вдруг сказала Эсме. - Я… надеюсь, тебе стало легче.
        «О Заступница…»
        Он опустился перед целительницей на колено - и поцеловал ей руку.

* * *
        Если верить легенде, было так.
        Давным-давно, в том мире, который небесные дети называли Прародиной, жил могущественный волшебник, посвятивший всю жизнь поискам границы между добром и злом. Почему он ее искал, никто не мог сказать: возможно, еще в юности он пострадал от великого зла, или потерял кого-то, или оказался свидетелем чьей-то утраты, и это поразило его до глубины души. Так или иначе, совершенствуя свой магический дар год за годом, он все усерднее трудился, стремясь к цели, но ни на волос к ней не приблизился.
        Разочаровавшись во всем, он построил высокую башню в отдалении от всех городов и поселков и стал жить, сторонясь людей, потому что именно в людях, как он успел убедиться, дремали зерна несправедливости, способные прорасти в нужный момент.
        Как-то раз он услышал странный шум за окном своей башни и, выглянув наружу, увидел, как белая голубка сражается со змеей, забравшейся по лозе, которая оплетала башню до самой вершины. Голубка защищала свое гнездо и нерожденных птенцов отчаянно, однако силы были неравны - змея раздраженно шипела и продвигалась к цели.
        Волшебник перебрал в памяти несколько заклинаний, способных отпугнуть змею, но ни одно не подошло: гнездо располагалось слишком близко и тоже могло пострадать. Он огляделся в поисках какой-нибудь длинной палки, но его кабинет был заполнен книгами и хрупкими чародейскими приспособлениями, опять-таки бесполезными в деле спасения гнезда от змеи. И волшебник, не придумав ничего лучше, выбрался из окна на узкий каменный выступ, опоясывающий башню. Прильнув к стене и крепко держась за толстые стебли лозы, он приблизился к тому месту, где сражались голубка и змея. Каждый шаг был труден, неосторожное движение могло стоить ему жизни, и ненадолго волшебник отвлекся от битвы, а когда вновь обратил на нее взгляд, то увидел странное.
        Голубка деловито выклевывала змее глаз, и с каждым ударом дыра в черепе ползучей твари становилась все глубже.
        Ошеломленный увиденным, волшебник поскользнулся. Шум привлек внимание белокрылой птицы, и она, оставив полуослепшую и полумертвую змею в покое, бросилась на того, кто показался ей новым - и куда более опасным - врагом. Мельтешащие перед самым лицом крылья, острые когти и еще более острые перья лишили волшебника равновесия, и он сорвался.
        Он вполне мог остановить свое падение при помощи одного из заклинаний, не боясь причинить вред какому-нибудь живому существу, но вместо этого освободил всю силу, что хранил внутри, отдал ее просто так. И закрыл глаза. В ту же секунду перед ним пронеслась вся жизнь. Жизнь, потраченная на поиски, которые не могли увенчаться успехом, потому что стоило ему приблизиться к цели, как она тотчас же оборачивалась собственной противоположностью. Он увидел тех, кого не заметил или забыл в этой безумной погоне, и понял, что упустил, чего лишился. Да, он не творил зла, но и добра не делал; не отыскав грани между ними, он так и не разобрался, чем одно отличается от другого. Еще он осознал, что вся магия мира не в силах повернуть время вспять…
        Потом говорили - волшебник исчез. Ведь трупа у подножия башни не нашли.
        А сосчитать голубей никому и в голову не пришло.
        - Капитан сказал, мне следует держаться поблизости от тебя. - Кузнечик виновато развел руками. - Уж извини, если мешаю.
        - Ничего страшного. - Джа-Джинни заставил себя улыбнуться. - Сказал, говоришь? Ну-ну.
        Кузнечик махнул рукой, словно пытаясь поймать ветер. Крылан хмыкнул: с самого утра «Невестой» командовал невидимый капитан, то и дело вторгавшийся в их мысли. Капитаны других фрегатов лишь изредка могли воспринимать самые сильные эмоции тех, кто был связан с их кораблями, и отдавать короткие, очень внятные и несложные в исполнении приказы. С Крейном все обстояло куда интереснее: он не знал преград и вполне мог общаться беззвучно, хоть это и вызывало у матросов неприятные ощущения. Они мрачнели на глазах. Приказ не сходить на берег без разрешения особенно сильно всех раздражал. Нарушить его было невозможно, и Джа-Джинни испытал это на себе: попытавшись улететь, он едва не упал в воду из-за внезапного приступа жуткой головной боли.
        - Уже вечер, - хрипло проговорил юнга.
        Парнишка тщетно пытался скрыть волнение - ведь ему предстояло выполнить очень важное поручение, от которого зависел успех всего предприятия. Джа-Джинни возражал против того, чтобы Кузнечик участвовал в их авантюре, но капитан не стал его слушать:
        - Он уже показал себя храбрецом. К тому же никто другой в этом деле не сможет быть твоим помощником.~
        - Да, вечер, - пробормотал крылан. - Скоро закончатся эти мысленные нотации, и я сумею сказать капитану все, что о нем думаю.
        Кузнечик улыбнулся.
        - Он самый легкий и худой в команде - за исключением разве что Эсме. Хочешь, чтобы я послал ее? Не хочешь? Тогда молчи. Так вот, кабинет Звездочета находится на втором этаже. Вы приземлитесь на крыше, а оттуда ты спустишь Кузнечика на веревке, чтобы он открыл окно без лишнего шума. И прекрати волноваться - наш маленький воришка это уже делал. Так вот, когда он откроет окно, ты сможешь влететь внутрь - а там уже действуйте по обстановке. Запоминай расположение комнат…~
        Назначенное время приближалось. Крылан подумал о своем друге: Умберто уже приходилось представать перед судом, но не пиратским… Здесь действовали иные правила… это и судом-то назвать можно было с большой натяжкой. Джа-Джинни понятия не имел, что придумал капитан для спасения своего помощника, но верил - все обойдется. Гораздо больше его беспокоила оброненная Крейном фраза, которую тот успел и повторить:
        - Я тоже намерен кое-кому предъявить обвинение.~
        Кому?..
        И, самое главное, как он рассчитывает отвлечь людей Звездочета? Крылан за целый день невеселых размышлений вконец измучился и теперь переживал гораздо больше, чем утром. Он ненадолго воодушевился, лишь увидев сбежавшие лодки - их загнали в наспех отремонтированный загон - и едва протрезвевшего смотрителя, который на радостях лез обниматься ко всем, кто оказывался рядом.
        Уже совсем стемнело, когда в голове Джа-Джинни внезапно прогремел голос капитана:
        - Пора!~
        Он направился к фальшборту, чтобы взлететь, и неожиданно споткнулся обо что-то лежащее на палубе. Это была перевязь с метательными ножами - та самая, которую он отдал капитану после встречи с Джайной. Отдал, как он тогда выразился, на бессрочное хранение. Теперь же Крейн и «Невеста» возвращали его имущество в целости и сохранности.
        «Вот тебе и безопасное приключение, - растерянно подумал крылан. - Я не хочу ее брать!»
        Но он понимал, что должен. Из-за Кузнечика. Без сомнения, мальчишка поможет ему в предстоящем деле, но, если все пойдет не так гладко, как предполагает капитан, придется пустить в ход ножи и вспомнить былые навыки.
        Он уже и позабыть успел, как тяжела его перевязь…
        Крылан слетел на берег; теперь ему ничто не помешало, даже наоборот - как будто невидимый ветер подталкивал в спину, приговаривая: «Скорей!» Джа-Джинни чувствовал это, но понимал, что Крейн ни при чем: всему виной его собственное нетерпение. Он подождал остальных, и они все вместе отправились на площадь Согласия, где и должен был состояться суд. Кузнечик, пробившись сквозь толпу, оказался рядом с Джа-Джинни, но не заговорил с ним - просто шел в нескольких шагах позади крылана.
        Эсме тоже была здесь. После вчерашней ночи крылан избегал встречаться с ней взглядом, но порою чувствовал легкое прикосновение к своему сознанию - не такое, как прикосновение «Невесты ветра» или Крейна.
        Самого капитана пока что видно не было.
        На площади собрался, казалось, весь город.
        Здесь было множество матросов - включая команды двух сторожевых фрегатов, что подошли к пристани утром, - но и прочие не стали отсиживаться по домам в преддверии столь интересного и необычного события. Ведь Лейстес, как и многие города средней величины, страдал вялотекущей болезнью, которая временами попросту изматывала его, и имя этой болезни было скука. Как же упустить такое развлечение?
        В центре площади соорудили помост, на котором установили некое подобие трона. Там сидел Скодри. Старый пират выглядел суровым и сосредоточенным.
        А потом появился Крейн.
        - Чуть не опоздал! - Магус хлопнул Джа-Джинни по плечу; удар был тяжелым, но жара крылан не почувствовал. Оставалось лишь гадать, чем занимался Крейн всю прошедшую ночь, но он определенно не спал - это выдавали глаза. - Будь наготове, дружище. Ты поймешь, когда надо приниматься за дело.
        Крылан вздохнул:
        - Ты хочешь сказать, суд нам поможет?
        - Не суд, - хитро улыбнулся Крейн, - а то, что за ним последует.
        - Я прошу тишины! - Скодри встал. - Мы начинаем! Приведите обвиняемого.
        Вывели Умберто. Он выглядел уставшим и слегка испуганным, но, едва оказавшись перед собравшейся толпой, приободрился и даже задрал нос. Джа-Джинни покосился на капитана: тот стоял спокойно, как будто ничего особенного не происходило.
        - Сатто с «Утренней звезды» обвиняет Умберто с «Невесты ветра» в убийстве матроса по имени Дорс. Что ты хочешь нам сказать, Сатто?
        Помощник Звездочета поднялся на помост и встал рядом с креслом Скодри.
        - Этот человек, - он указал на Умберто, - вероломно напал на моего друга и убил его! Разве это честный поступок? Разве об этом мы мечтали, когда шли сюда, в Лейстес, город спокойствия и порядка, где можно отдохнуть и набраться сил?..
        Толпа, где было немало людей Звездочета, загудела. Скодри хмуро выслушал речь Сатто, потом спросил:
        - Есть ли свидетели случившегося?
        Свидетелями оказались двое матросов, в тот злополучный вечер встретившие Умберто на пристани. Они рассказали, что шли в таверну, когда из-за угла появился помощник Крейна и стал осыпать их оскорблениями.
        Когда настала очередь Умберто, он сказал, что шел по своим делам, когда наткнулся на компанию матросов «Звезды». Хотя до заката оставалось еще достаточно много времени, они были в изрядном подпитии. Эти матросы заявили ему, что команда «Невесты ветра» - воры и бездельники, а сама «Невеста» уже ни на что не годится, потому-то ее экипаж и украл пятнадцать лодок, принадлежащих жителям Лейстеса. Он не мог такое вытерпеть и взялся за оружие.
        - …Я не виноват в том, что оказался быстрее и сильнее, - закончил он, виновато разведя руками. - Но молчать, когда клевещут на мой фрегат и моих друзей, я не умею. Если суд признает, что я должен понести наказание, - так тому и быть, но о содеянном я не жалею.
        - У тебя есть свидетели? - хмуро спросил Скодри.
        Умберто покачал головой, и среди матросов «Утренней звезды» послышались торжествующие крики. Зубастый поднял руку, призывая собравшихся к порядку, и сказал:
        - По известной вам всем традиции за каждого члена команды может заступиться капитан. Звездочета здесь нет, а Сатто мы уже выслушали. Что скажет Кристобаль Крейн?
        И он впервые за весь вечер посмотрел на капитана «Невесты ветра».
        Крейн кивнул, благодаря за предоставленное слово, и поднялся на помост - так, чтобы его все видели.
        - Если я сейчас скажу, что Умберто невиновен, - начал он, - то вы все решите, что я попросту выгораживаю помощника и друга.
        Раздались смешки. Крейн выждал, пока матросы успокоятся.
        - Но дело в том, что мы забыли о двух очень важных свидетелях, которые не могут сюда прийти, потому что не умеют ходить.
        Ответом ему были недоуменные возгласы и взгляды - удивленные, возмущенные.
        - О ком это ты? - поинтересовался Скодри. Выражение лица не выдавало мыслей старого пирата. - О каких свидетелях?
        - Да это просто очередная уловка… - попытался возразить Сатто, но осекся.
        Крейн ухмыльнулся:
        - Если ты и впрямь говоришь правду, то чего тебе бояться? А свидетели, которые никогда не смогут попасть сюда, но все-таки видят и слышат происходящее, - это корабли. Так, ~Невеста~?
        Со стороны пристани раздался трубный возглас фрегата, хорошо знакомый всем присутствовавшим. Матросы онемели от неожиданности - как те, кто хотел добиться казни Умберто, так и его сторонники из команды «Невесты ветра». То, о чем сказал Кристобаль, было очевидно, но отчего-то…
        - Отчего-то никто и никогда не привлекал фрегат в качестве свидетеля, - проговорил капитан Крейн. - Вся причина в том, что он не может войти в зал суда и не может говорить. Но ведь немой в состоянии свидетельствовать? Конечно. Безногий? Еще как. Просто надо отыскать способ, который позволит услышать и понять.
        - И как ты собираешься это сделать? - с кривой ухмылкой спросил Сатто. Помощник Звездочета по-прежнему держался уверенно и нагло, но что-то в его взгляде подсказало Джа-Джинни, что этот суд не затянется надолго. - Как ты узнаешь, что они видели и чувствовали в тот вечер?
        - О, все просто! - Крейн развел руками. - Фрегат не может ничего рассказать или показать тем, кто не из команды, но ответить на простой вопрос «да» или «нет» ему совсем нетрудно! Что я и продемонстрировал. Теперь, думаю, Скодри вполне может задавать вопросы… - Крейн поклонился Зубастому. - Надеюсь, никто не сомневается, что фрегаты не умеют лгать?
        Молчание собравшихся сменилось страшным шумом: заговорили все и сразу, каждый хотел быть услышанным. Крейн наблюдал за этим с добродушной усмешкой, Сатто - язвительно скривившись, лицо Скодри по-прежнему оставалось непроницаемым.
        Джа-Джинни перевел взгляд на Умберто и увидел, что тот не отрываясь следит за каждым движением капитана.
        - Да, это необычно, - сказал Зубастый, чуть заметно улыбнувшись. - Но ты прав, Кристобаль, не стоит пренебрегать такими свидетелями. Сатто! Я хочу узнать, что видела «Утренняя звезда» в тот вечер.
        - Делайте что хотите, - помощник Звездочета пожал плечами. - Препятствовать не буду.
        На самом деле он бы и не смог.
        - Тогда я хочу услышать «Звезду»! - Скодри откинулся на спинку кресла и с интересом всмотрелся в ту сторону, где располагалась пристань. Тотчас раздался голос фрегата, и он достаточно сильно отличался от голоса «Невесты ветра» - был выше и тоньше. «Неудивительно, - подумал Джа-Джинни. - „Звезда“ намного моложе».
        - Ты слышишь и понимаешь меня? - спросил пиратский король. - Пусть один крик означает «да», а два - «нет»!
        «Да».
        - Твой капитан сейчас в Лейстесе? - Фрегат крикнул два раза. Скодри удовлетворенно кивнул и задал следующий вопрос: - Ты почувствовала, как погиб матрос по имени Дорс?
        Ответ был утвердительным, и Джа-Джинни ощутил, как напряглись все собравшиеся. В наступившей тишине вечернее пение цикад казалось слишком громким.
        - Он умер от удара кинжалом?
        «Да».
        Скодри выдержал паузу.
        - То, что рассказали твои матросы, - правда?
        «Утренняя звезда» молчала так долго, что Джа-Джинни показалось - кто-то из стоящих на судейском помосте не выдержит и взорвется. А потом звенящую тишину прорезали два крика: - «Нет». Скодри быстро задал последний вопрос:
        - Умберто говорит правду?
        И «Утренняя звезда» крикнула один раз…
        - Я считаю, решение очевидно, - проговорил Зубастый, когда утихли радостные крики в одном лагере и возмущенные - в другом. - Мы не допустим в Лейстесе убийств, но это было справедливое воздаяние за нанесенное оскорбление. Умберто невиновен и…
        - Это неправильно! - вскричал Сатто. - Фрегат не может быть свидетелем! Ты обманываешь нас, Крейн!
        Капитан «Невесты ветра» с отсутствующим видом смотрел в сторону, а Скодри повернулся к возмутителю спокойствия.
        - Не стоит так волноваться, - сказал он примирительно. - Все видели и слышали, никакого обмана нет. Я бы на твоем месте радовался, что капитан Крейн не требует более существенной расплаты за оскорбления…
        - Почему же, - внезапно произнес Кристобаль и быстро повернулся к Сатто. - Еще как требую. Твои люди, Сатто, клевещут на моих людей и на меня лично. Дело не только в глупой ссоре, из-за которой мы здесь собрались. Как уже упоминалось, у смотрителя на пристани пропали лодки. И почему-то во всех тавернах заговорили, что это сделали мы… - Он обвел собравшихся пристальным взглядом. Многие отворачивались. - Так вот, если мое слово как капитана что-то для вас значит, то слушайте: я утверждаю, что к пропаже лодок никто с ~Невесты ветра~ отношения не имеет, и даже наоборот - мои матросы рисковали жизнью, отыскивая их. И нашли! - Он повысил голос: - Нашли! А теперь я вот что хочу сказать…
        Крейн подошел вплотную к Сатто, который невольно отшатнулся.
        - Никто не посмеет болтать чепуху о моих людях, моем фрегате и обо мне, - четко и громко сказал капитан «Невесты ветра», словно разъяснял непослушному ребенку, как следует себя вести в приличном обществе. - А раз уж команда «Утренней звезды» последние дни только тем и занималась, что распространяла слухи, - у меня полгорода свидетелей! - то именно вас надо проучить. Чем я и намерен заняться!
        Матросы зашумели и закричали. Джа-Джинни глянул на Эсме, которая стояла неподалеку. Девушка только сейчас забеспокоилась, предчувствуя, что намечается драка. Конечно, ей неоткуда было знать о старом обычае, по которому в случае крупной ссоры между командами устраивают сражение: каждая сторона выставляет лучшего бойца, и считается, что победитель отстоял доброе имя своего корабля. Этот обычай уже давно не использовался, но именно о нем вспомнил Крейн.
        Скодри наблюдал за происходящим, не делая попыток вмешаться.
        - Принимаю вызов! - Сатто сумел взять себя в руки и устоял под тяжелым взглядом Крейна. - И, ты знаешь… - Он ухмыльнулся. - Я даже приму его лично, буду драться сам. Кого ты выставляешь со своей стороны?
        Кристобаль взмахнул рукой, и сквозь толпу стал продираться Бэр - огромный и страшный. Но, против всех ожиданий крылана, Сатто нисколько не испугался.
        - Э! Нет, так не пойдет! - Он лукаво погрозил Крейну пальцем. - Обычай говорит, что условия поединка должны быть равными, а я не гроган! Выставляй человека, и не надо хитрить!
        Крейн поднял брови с изумлением, которое выглядело вполне искренним, а потом сокрушенно вздохнул.
        - Надо же, ты прав. А я забыл… - Он задумчиво почесал шрам на щеке. - Выставить против тебя помощника я не могу - Умберто слишком устал, а Джа-Джинни опять-таки не человек, - поэтому… М-да. Ладно, так и быть - с тобой стану драться я!
        Сатто отшатнулся, словно его ударили. На мгновение он растерялся, но потом сказал ровным голосом:
        - Но, Крейн… я, кажется, достаточно ясно выразился? По обычаю, дерутся только равные против равных, а я человек…
        Капитан «Невесты ветра» смотрел на него не мигая и молчал. Сатто взял себя в руки, и на его лице появилась обычная ухмылка. Он провозгласил, обращаясь к публике:
        - Я уже понял, что капитан Крейн не любит, когда о нем распространяют слухи! Но все дело в том, что ни я, ни кто-то другой из команды «Утренней звезды» не имеем отношения к любопытному слушку, который появился не так давно… - Он выдержал театральную паузу. - Говорят, капитан Крейн - магус!
        Джа-Джинни увидел: на краткий миг лицо Кристобаля превратилось в маску пепельного цвета, а в глазах мелькнули красные искры. Но Крейн очень быстро пришел в себя, хотя было понятно - такого подвоха он не ожидал.
        - Слухи - дело темное! - продолжал Сатто все смелее. - Я знаю Крейна всего-то лет пять и не берусь утверждать, состарился он за это время или нет. Я соглашусь биться с ним - но пусть сначала кто-то, знающий его достаточно давно, подтвердит, что Кристобаль Крейн принадлежит к человеческому роду!
        Джа-Джинни опустил голову. Он понимал, что хитроумный план капитана вот-вот рухнет из-за досадной мелочи… Но невозможно предусмотреть все. Хуже всего, что Сатто подлил яду: как теперь доказать, что Крейн и в самом деле человек? А если ничего не доказывать, распространения слухов не остановишь. Крылан мысленно перебирал имена самых сильных матросов, которых команда могла бы выставить против здоровенного Сатто, когда раздался знакомый голос.
        Голос человека, который должен был молчать.
        - Ты рехнулся, Сатто? - насмешливо поинтересовался Скодри. - Неужто ты решил, что я допустил бы в свой дом магуса? - Последнее слово он произнес с безграничным презрением. - А ведь сам упрекнул меня недавно в дружбе с Кристобалем… Выходит, ты считаешь, я смог бы назвать другом того, чьи сородичи погубили всю мою родню?
        На лице Сатто отразилось замешательство. Чтобы скрыть его, он низко поклонился Зубастому и не сказал ни слова, как бы понимая, что любое оправдание только усугубит вину. Скодри принял извинения с достоинством и ободряюще кивнул Крейну.
        Джа-Джинни смотрел на своего капитана и думал, что всем прочим он должен казаться воплощением холодной ярости. На самом деле неподвижное лицо и застывший взгляд объяснялись просто: магус растерялся.
        Но ненадолго.
        - Готовьтесь! - коротко бросил Скодри, всем своим видом показывая, что его очень интересует предстоящая битва. Джа-Джинни огляделся: все вокруг не сводили глаз с двоих мужчин в центре площади, готовых убить друг друга. Не поддались этой жутковатой магии только двое - Эсме и Кузнечик.
        - Опять… - с досадой пробормотала целительница.
        Джа-Джинни, не сдержавшись, протянул руку и сжал ее тонкое запястье.
        - Пора, друг. Не подведи меня!~
        «Слушаюсь, капитан».
        Крылан взглядом указал Кузнечику в сторону ближайшего переулка. Мальчишка кивнул. Вдвоем они выбрались из толпы, и никто не обратил на это ни малейшего внимания. Оказавшись там, где их уже не могли увидеть, оба зашагали быстрее.
        - Времени мало. Ты помнишь, что говорил капитан? - спросил крылан.
        - Он пообещал, что поможет узнать карту. - Кузнечик поморщился. - Но я что-то сомневаюсь, что у него будет возможность отвлечься от дуэли.
        - Правильно. Значит, рассчитываем только на себя… - Джа-Джинни посмотрел по сторонам. - Ну-ка, дай мне место…
        Он с легкостью взлетел. Командовать, что делать дальше, крылану не пришлось: парнишка стоял неподвижно, и, пролетев второй раз над улицей - так низко, что крылья почти касались мостовой, - Джа-Джинни подхватил его на руки.
        - Я думал, ты легче, - с удивлением заметил он, когда они поднялись высоко над городом. - Эсме выше тебя, а весит столько же.
        - Просто девушек носить на руках приятнее, - пробурчал Кузнечик.
        Очень скоро дом Звездочета оказался прямо под ними - темная громада особняка посреди большого сада. Старый пират не отказывал себе в роскоши: даже ночью было видно, что по сравнению с его домом жилище Скодри выглядит более чем скромно. Вспомнив образы, которые передал ему Крейн, Джа-Джинни с легкостью определил, где находится кабинет Звездочета, и с удивлением обнаружил, что нужное ему окно распахнуто настежь. Знай он об этом заранее, отправился бы один, без юнги.
        - Можешь расслабиться! - крикнул он. - Окно открыто, и тебе ничего не придется делать! Нас как будто ждали!
        «А ведь и правда…»
        - Время, время! - пискнул Кузнечик, когда они в третий раз пролетели над особняком. - Ты слишком долго прицеливаешься!
        - А тебе так хочется промахнуться и быть размазанным по стенке? - прошипел Джа-Джинни. - Ну тогда держись!
        Оказавшись на нужной высоте, он сложил крылья и ринулся в открытое окно. Где-то совсем близко Кристобаль и Сатто скрестили оружие, но Джа-Джинни ощущал незримое присутствие капитана - тот как будто стоял за его спиной. Все-таки магусов нужно бояться, и не зря Сатто требовал, чтобы против него вышел человек. Да, Крейн обманул всех, и это рано или поздно откроется - и ему придется заплатить.
        Как и Скодри.
        - Здесь так темно… - хрипло прошептал Кузнечик. - Ничего не видно…
        Джа-Джинни сжал его руку, призывая к молчанию. Он видел в темноте ничуть не хуже совы: в коридоре было пусто, но в любой момент могли появиться охранники - поэтому следовало соблюдать осторожность. Он шепнул: «Идем!» - и потащил мальчишку за собой.
        Комната, которая была им нужна, оказалась незапертой.
        - Проклятье… - Джа-Джинни остановился на пороге. - Мне это не нравится.
        Кузнечик посмотрел на него удивленно и растерянно:
        - Ты думаешь, это ловушка?
        - Не знаю. Посуди сам. Кристобаль правильно рассчитал, что большинство людей Звездочета не устоят перед искушением полюбоваться на драку, в доме должен был остаться хоть кто-нибудь. А здесь ни души. И мне все время кажется, что на меня кто-то смотрит… кто-то очень злобный…
        Мальчишка вздохнул:
        - Мы теряем время. Ловушка это или нет, надо взять то, за чем мы пришли.
        - Ты прав… - Джа-Джинни отодвинул Кузнечика в сторону и первым вошел в кабинет Звездочета.
        Там оказалось темнее, чем в коридоре, потому что на окнах, выходящих во внутренний двор, висели плотные шторы. В полумраке Джа-Джинни разглядел книжные шкафы, заполненные сверху донизу, большую карту на одной из стен и стол, заваленный бумагами. Комната была заставлена большими и маленькими сундуками: они словно ждали, что придет хозяин и разберет их, разложит по местам книги и редкие вещицы, добытые на море и на суше. Осторожно пробираясь между ними, Джа-Джинни подошел к столу и внезапно почувствовал волнение Крейна.
        Карта лежала на виду, ее даже не попытались спрятать.
        Очень ветхая и выцветшая, она дышала стариной, и крылан вполне мог бы и сам, без подсказки капитана, догадаться, что они ищут именно эту вещь. Он осторожно подцепил край карты когтями, развернул ее…
        - Сзади! - крикнул юнга, но, когда его глаза уже округлились от страха, Джа-Джинни выхватил нож и бросил его за спину - туда, где должно было находиться нечто, испугавшее Кузнечика. Он сделал это бездумно, без промедления - как в прежние времена, до Джайны.
        - Какая мерзость… - скривился Кузнечик.
        Джа-Джинни обернулся: на стене, примерно вровень с его головой, трепыхался огромный паук. Крылану случалось видеть разных пауков - даже таких, которые расставляли сети на мелких пташек, - но твари подобного размера не попадались ему на глаза вот уже… двадцать пять лет. До сих пор он считал, что они водятся только на одном острове.
        Джа-Джинни осторожно приблизился и, вытащив второй нож, довершил начатое. Тело паука неприятно хрустнуло - весь он состоял из металла и стекла.
        - Мех из Облачной цитадели, - тихонько проговорил крылан. - Интересно, где Звездочет его раздобыл? Не нравится мне все это, совсем не нравится… Давай-ка заберем карту и отправимся восвояси, пока не объявился кто-нибудь покрупнее.
        - Да, да! - нетерпеливо зашептал Кузнечик. - Так это она? Та самая карта?
        - Да… - пробормотал крылан. - Это острова далекого юга, но не совсем те, где мы побывали. А это и вовсе незнакомое место. Посмотри-ка сюда… Ничего не замечаешь?
        - Я не вижу! - обиженно отозвался парнишка. - Темно!
        Джа-Джинни досадливо покачал головой.
        - Это не вся карта. - Он провел пальцем вдоль одной из сторон. - Ее разделили. Надо отыскать вторую часть…
        - Ее с-с-сдесь нет.
        - Откуда ты зна… - Джа-Джинни осекся.
        Кузнечик опять смотрел на него круглыми глазами и заметно дрожал. Голос, прозвучавший только что, ему не принадлежал, хотя был таким же тихим и хриплым.
        Крылан огляделся. Поначалу казалось, что в комнате негде прятаться - разве что потайной ход, скрытый за каким-нибудь шкафом? Но потом он заметил, что складки шторы на одном из двух окон лежат не так, как должны были бы. Он прыгнул вперед и сдернул штору.
        - Ой, - сказал Змееныш. Он сидел на подоконнике, обхватив руками колени, и не двинулся с места, даже когда крылан приставил к его шее нож. - Ты меня нашел.
        Он был в обычном черном наряде и неизменном шарфе, скрывавшем б?льшую часть лица. Джа-Джинни раньше никогда не оказывался так близко к Змеенышу и не замечал, какие странные у него глаза - огромные, желтого цвета. На мгновение ему показалось, что зрачки этих глаз сжимаются в щелочки, а не точки.
        - Шевельнешься - прирежу, - предупредил крылан на всякий случай.
        - Боюсь, боюсь… - Змееныш хрипло рассмеялся. - Берите то, за чем пришли, и уматывайте пос-с-скорей.
        - Кто-то из нас сошел с ума, - пробормотал Джа-Джинни. - Или за стеной прячется отряд сторожей?
        - В доме нет никого, кроме меня, - устало ответил Змееныш. - Можете даже выйти через дверь, никто вас не остановит. Передавай мое почтение своему капитану, только пус-с-сть он не вс-с-сдумает поблагодарить меня лично.
        - Послушай… - Лезвие сдвинулось чуть выше, и Змееныш задрал подбородок. - Это какая-то ловушка, да? Иначе не может быть. Зачем ты отдаешь нам карту?
        - Убери желес-с-сяку! - выпалил Змееныш на выдохе. Крылану пришлось подчиниться. - Звездочет рас-с-сделил карту на две час-с-сти. На ней обозначены три месс-с-ста… Он считает, что там хранятся кус-с-ски механизма, который позволит отыскать главное сокровище - «Утреннюю звезду»… нас-с-стоящую «Утреннюю звезду». Звездочет все очень тщательно просчитал.
        - О нашем приходе знали? - тихо спросил крылан.
        Змееныш кивнул.
        - Откуда?
        - Не с-с-скажу, - последовал спокойный ответ. - Потому что после этого мне останется лишь вырвать у себя сердце и с-с-самому его съесть. Но кое-что я могу объяс-с-снить. Звездочет понимает: твой капитан безумно заинтересован в том, чтобы отыс-с-скать сокровище, чем бы оно ни было. Вот он и решил: зачем мотаться по морям с-с-самому, когда это может за тебя сделать кто-то другой? Крейн получит час-с-сть карты, на которой отмечены два месс-с-ста, и отправится на поиски, а Звездочет в это время отыщет третью часть. Потом они встретятся… Звездочет известным ему одному с-с-способом отнимет у Крейна два артефакта, которые тот разыщет, и - вот тебе раз! - у него окажется готовая штуковина… готовый небесный компас-с-с. Он-то и укажет путь к «Утренней звезде»… Затраты и потери уменьшены на две трети… в общем, думаю, ты понял…
        Длинная речь отняла у Змееныша много сил - он запыхался и теперь дышал тяжело, со свистом, всячески стараясь это скрыть. Джа-Джинни смотрел на него со смесью жалости и презрения.
        - Он понимал, что Кр-р… Крис-с-стобаль пришлет кого-нибудь… по всей вероятности, тебя.
        Крылан вздохнул.
        - Врешь ты все. Крейн сам об этом не знал до сегодняшнего вечера.
        - Больше не могу! - Внезапно Змееныш вздрогнул всем телом, его глаза широко распахнулись, и в них отразился ужас. - Уходите! Уходите сейчас же… Пожалуйста, с-с-скорее…
        - Мне это не нравится, - шепнул Кузнечик, прячась за спину крылана. - Он странно себя ведет…
        - А когда он вел себя не странно? - отозвался Джа-Джинни. Ему больше не было страшно: Змееныш сам сказал, что в доме никого нет, а раз так - бояться нечего. - Я хочу понять, что происходит.
        Змееныш перестал их замечать; его руки и ноги задергались, голова запрокинулась, и он медленно сполз с подоконника. Под шарфом видно было, как шевелятся губы, и Джа-Джинни наклонился, чтобы его снять, - но почему-то ощутил смутное беспокойство, едва протянув руку.
        - Может, он болен?
        Джа-Джинни не заметил, что говорит вслух. Змееныш его не услышал, зато услышал юнга:
        - Нет, это что-то другое. Я… мне доводилось видеть припадок… это не то…
        «Он очарованный морем?» - обеспокоенно подумал крылан и хотел было выпрямиться, как вдруг рука Змееныша взметнулась и схватила его за плечо.
        - П-передай Крис-с-стобалю… - с трудом проговорил Змееныш, - пусть он ее бережет…
        - Ее? - насторожился крылан. - Кого? «Невесту»?
        Змееныш его не слышал.
        - Я н-не могу ее увидеть… - шептал он. Его взгляд перебегал с лица Джа-Джинни на сундук, стоявший рядом с окном. - Меня предупреждали, но все равно… это так… с-с-странно. Передай Крис-с-стобалю… он должен беречь ее и опасаться того, что в этом сундуке…
        И это были последние слова, на которые у Змееныша хватило сил. Его глаза закатились, и он забился в конвульсиях. Джа-Джинни принялся осторожно разжимать пальцы, впившиеся в его плечо, будто клещи, и с содроганием понял, что в каждом на один сустав больше положенного.
        «Да кто же ты такой? Или… что такое?»
        - Сундук… - хрипло шепнул Кузнечик. - Посмотрим?
        Крылан и юнга переглянулись.

* * *
        - Странно… - сказал человек-птица.
        Джайна вздрогнула и открыла глаза. Она не спала всю ночь, внимательно наблюдая за крыланом: он лежал, завернувшись в крылья, не шевелясь и почти не дыша, словно мертвый. От напряжения и усталости у нее кружилась голова. Робин и Кэсса вознамерились бодрствовать вместе с ней, но быстро задремали, и Джайна осталась наедине с ночью и со своей совестью. Она смотрела на чернокрылого безымянного гостя, но видела Виртина Кальфа, неуемного воришку. Рыжеволосую Миртину, что из ревности - как потом оказалось, беспочвенной - подослала к своему жениху убийц. Лопоухого аптекаря Диллирана, чья забывчивость повлекла смерть троих клиентов. И еще многих, многих.
        Иногда они не просыпались - уходили во сне, и Джайну лишь поначалу утешали их умиротворенные лица. Иногда проходила неделя - реже месяц или два, - прежде чем они сводили счеты с жизнью. Те, чьи грехи не были связаны с убийствами, могли продержаться намного дольше, прежде чем сломаться окончательно.
        А если их, сломанных, было на самом деле намного больше, чем очищенных и исцеленных?..
        - Странно, - повторил крылан. Лицо у него было серое, изможденное, как у человека, которого несколько дней мучила сильная лихорадка, но глаза горели прежним огнем. - Так и должно быть?
        - Как? - хрипло спросила Джайна.
        Крылан несколько раз моргнул, медля с ответом.
        - Ничего не изменилось, - наконец сказал он. - Я остался таким же, как раньше. Я… многое видел там, многое перенес. Но это ничего не изменило. К моей боли добавилась новая боль. Чему она должна была меня научить? Кажется, я не усвоил урока, Джайна.
        Она медленно покачала головой. Она не знала, как объяснить ему, что все совсем наоборот.
        Впрочем, на самом деле он и не ждал от нее ответа.
        - Кто очистит тебя, Джайна? За то, что ты совершила - и еще совершишь? Ради собственных детей и ради справедливости?
        - Это дети моей сестры, - тихо проговорила она, закрывая глаза. - Цепные акулы убили ее… убили их отца… В доме оставались верные слуги, они прятали Робина и Кэссу два месяца, дожидаясь меня. Рисковали собой, своими семьями. Что касается моих детей…
        «Когда они ушли, их крылья были белее снега».
        - Понятно, - сказал человек-птица. - Прости.
        И в этот миг Джайна впервые в жизни ощутила ту самую Грань, о которой знала с раннего детства, которую искала и никак не могла найти. Тончайшую невидимую линию между светом и тьмой, добром и злом, бытием и небытием. Предел, за которым все превращается в собственную противоположность. Его нельзя было описать словами; слова заканчивались там, где начинался он. Его можно было только почувствовать.
        - Какого же цвета теперь мои крылья? Мои… настоящие крылья?
        Джайна открыла глаза и улыбнулась.
        - Ты знаешь сам, - сказала она. - Ты все знаешь сам.

* * *
        - Мы, конечно, открыли сундук, - проговорил Джа-Джинни и замолчал.
        Он не мог подобрать слов, чтобы описать вещь, которая там лежала.
        - Там был безумер? - подсказал Кристобаль.
        После сражения с его измученного лица не сходила довольная улыбка: победу он одержал красиво, не выдав своей истинной силы и отстояв доброе имя. Сатто унесли с поля боя, а сам магус отделался несколькими порезами, которые Эсме излечила очень быстро.
        Теперь он и целительница, сидя в каюте капитана на борту «Невесты ветра», слушали рассказ Джа-Джинни о случившемся в доме Звездочета. Кузнечик тоже был рядом - он устроился на полу, у самой двери, и молчал.
        - Да, безумер… - растерянно ответил крылан. - Но довольно-таки странный. Толще, чем обычный… я бы сказал, раза в два. Длиннее. И самое главное - черного цвета.
        - Жаль, я не могу на него посмотреть, - посетовал Крейн. - По описанию трудно понять, что это такое и почему его надо опасаться.
        - Меня все-таки больше удивил Змееныш, - сказал Джа-Джинни. - Он вел себя совсем не так, как обычно. И этот припадок… эти руки…
        - Да-да, - пробормотал магус, всецело погрузившись в разглядывание карты, которую он бережно разложил на столе.
        Крылан вздохнул, сообразив, что капитан его уже не слушает.
        - Эсме! - позвал он, и целительница вздрогнула, очнувшись от каких-то невеселых дум. - Ты говорила, что Змееныш в тот раз стоял очень близко от тебя. Не заметила в его лице ничего необычного?
        - Ну, там и лица-то не было видно… Одни глаза…
        - Я об этом и говорю. Какие они были, помнишь?
        - Карие, - растерянно ответила она. - Очень злые… но обыкновенные.
        Джа-Джинни снова умолк. Глаза у помощника Звездочета были желтые. С вертикальными зрачками. Неужели… неужели ему показалось? Переволновался, ожидая нападения? Тревожился за юнгу? Эльга Пресветлая, даруй спокойствие и мудрость…
        - А хитер старик! - раздался возглас Крейна. - Уж не знаю, где там спрятана третья часть небесного компаса, но эти две находятся в таких местах, что… - Он покачал головой. - В общем, будет весело.
        - И ты собираешься туда отправиться? - поинтересовался крылан.
        - Есть другие предложения? - хмыкнул магус. - Неужто тебе не хочется отыскать «Утреннюю звезду?»
        - Нигде на карте не написано, что целью, на которую укажет компас, будет в самом деле она, - парировал Джа-Джинни. - К тому же, когда мы отыщем две части, останется сущий пустяк - отобрать у Звездочета третью.
        - Вот именно! - Крейн восторженно кивнул. - Сущий пустяк, да.
        - Я же пошутил… - сокрушенно вздохнул крылан, понимая, что сопротивление бесполезно: в разноцветных глазах Кристобаля уже отражались далекие южные моря.
        Итак, им суждено вновь отправиться на юг и побывать там, куда не удалось попасть в прошлый раз.
        - Выходим утром! - объявил магус. - Я бы пустился в путь прямо сейчас, но Эрдан рассердится. У тебя всё?
        - Нет, не всё, - хмуро ответил Джа-Джинни. - Кузнечик, а ты ничего не хочешь рассказать капитану?
        Мальчишка старательно изобразил удивление. Крылан добавил:
        - Или, возможно, показать?
        Крейн вскинул бровь. Юнга покраснел до ушей и вытащил из-за пазухи тонкую тетрадь в кожаном переплете.
        - Как ты узнал?.. - прошептал он хрипло. - Я…
        - Оконное стекло! - Джа-Джинни усмехнулся. - Превосходного качества, гладкое и блестящее. Пока я разговаривал со Змеенышем, в стекле за его спиной прекрасно отражалось то, как ты… э-э… заимствуешь у Звездочета эту вещь. Зачем она тебе, а?
        Кузнечик с хмурым видом молчал, кусая губы. Джа-Джинни покосился на капитана: тот листал тетрадь, все больше мрачнея. На «Невесте ветра» за воровство карали сурово, но крылан понимал: после того как магус сам послал их на такое задание, порка юнге не грозит. Хотя, конечно, безнаказанным этот поступок не останется.
        И внезапно его осенило…
        - Кракен меня побери! Но ведь Змееныш видел, что ты делаешь… должен был видеть! И промолчал… но почему?
        - Возможно, он хотел, чтобы вы это забрали, - сказал Крейн, и Джа-Джинни поразился тому, как холодно прозвучал его голос. - Ты точно не хочешь мне ничего объяснить?
        - Я прочитал несколько строчек… - пробормотал мальчик. - Мне стало интересно. Такой легенды об Основателях я еще не слышал…
        - Правдоподобно, - хмыкнул капитан. - Но самую малость не дотягивает до правды. - Юнга от страха сделался меньше ростом. - В следующий раз не открывай рот, если собираешься врать. Твой поступок может привести к непредсказуемым последствиям. Иди. Это останется у меня… пока что.
        Он перевел взгляд на крылана:
        - Эсме, Джа-Джинни… вы тоже уходите. Завтра мы выходим в море, и вам надо отдохнуть как следует. Путь предстоит долгий и тяжелый.
        - Последнее! - Джа-Джинни выждал, когда за Эсме закроется дверь. - Кого надо беречь, по словам Змееныша? Ты понял?
        - Да, - ответил магус неохотно. - По крайней мере, мне так кажется. Иди, мне нужно побыть одному.
        Выйдя из капитанской каюты, крылан чувствовал себя обескураженным еще сильнее, чем раньше. Было очевидно, что Крейн в самом деле понял из его рассказа гораздо больше, чем казалось поначалу. Завтра утром они отправляются в путь, из которого вполне могут не вернуться, но Крейн по-прежнему держит всю команду на коротком поводке, и вряд ли кто-то станет ему перечить.
        «Отчего мне кажется, что я позабыл о самом важном?»
        Утро!..
        Хотя Джа-Джинни и чувствовал себя очень уставшим, он разбежался и взлетел.
        «Отосплюсь завтра!»
        Путь его лежал на запад, к скалам - к дому рыбака, чья жена говорила о черных крыльях. Уже настала глубокая ночь, а Джа-Джинни не подготовил план действий. Что он будет делать, когда окажется на месте? Что-нибудь придумает. Но даже если в конце концов рассказ Лейлы обернется бредом помешанной, нельзя упускать шанс.
        Дом он отыскал без труда и опустился на соседней улице, чтобы не привлекать лишнего внимания. Но каждый шаг на пути, возможно, к разгадке самой главной тайны его жизни давался крылану все труднее. Если Лейла не ошиблась… если на острове, откуда бежали эти несчастные, действительно хранился ключ к тайне, терзавшей его разум… он с большим рвением отправился бы туда, хотя это и означало бы…
        «Может, это предупреждение, Кристобаль?»
        Слова Эрдана всплыли в его памяти, и Джа-Джинни остановился, ошеломленный и растерянный. Нет, такого быть не может - он никогда не предаст Кристобаля! Он обязан магусу жизнью и свободой, они друзья! Что с того, что Крейн вынуждает его отправиться в далекое и, не исключено, бесполезное путешествие…
        Джа-Джинни чуть не застонал от досады и растерянности, а потом вспомнил Кузнечика и украденную тетрадь. Это тоже вызывало подозрения, и, хочешь не хочешь, опять вспоминался проклятый «Плач по Фениксу». Конечно, Кузнечик не был так уж близок к капитану и многого не знал, но почему они решили, что предать может только самый близкий друг? Он покачал головой и заставил себя сосредоточиться на том, что было впереди.
        На окне, за которым горел свет и двигались чьи-то тени.
        «Не спят… Почему?»
        Обуреваемый недобрыми предчувствиями, крылан подобрался поближе и осторожно заглянул внутрь.
        На убогой постели лежала женщина. Рядом с ней притулилась сгорбленная старуха - она то и дело вытирала слезы. Поодаль, в углу, стоял мужчина - такой высокий, что его голова почти касалась потолка.
        - Прости меня, Шак, если сумеешь… - сказала старуха. - Не могу, ничего больше сделать не могу… На фрегате капитана Крейна есть очень хорошая целительница - говорят, она творит чудеса…
        - Я не пойду к Крейну! - рявкнул Шак, и его жена беспокойно заметалась.
        Пожилая женщина склонилась над ней, что-то шепча, вытерла пот со лба.
        - Не пойду! - повторил он тише, но все с тем же упрямством. - Он магус! И если я увижу там этого… с крыльями… то не сдержусь…
        - Как хочешь, - со вздохом ответила знахарка. - Наверное, уже поздно. Тс-с, тише, родная…
        - Крылья… - проговорила больная, и на этот раз Джа-Джинни услышал ее. - Бел-лые… здесь была женщина-птица… такая… красивая…
        - Опять она про крылья бредит, - скрипуче пробормотала знахарка. - Заступница, за что такое наказание?
        - Н-не брежу я… она была… рыжая…
        Шак рухнул на колени перед умирающей женой и зарыдал, а Джа-Джинни отвернулся и медленно сполз по стене. Он чувствовал себя опустошенным и не способным на какие-то действия. Опоздал, безнадежно опоздал. Женщина умирает, с ней уже не поговорить, а воскресить мертвую даже Эсме не сумеет - это работа для Эльги-Заступницы.
        Он сидел на земле подле бедной рыбацкой хижины еще очень долго, но в окно больше не заглядывал. Уже светало, когда Шак вывел старую женщину во двор и попрощался с ней, а потом Джа-Джинни спохватился.
        Догнать ее было нетрудно, но, увидев перед собой крылатую тень, она так перепугалась, что потеряла дар речи. Джа-Джинни даже испугался, что она упадет замертво, но знахарка оказалась крепкой.
        - Чего тебе надо? - сварливо спросила она, придя в себя. - Зачем ты здесь?
        - Ты была в том доме. - Крылан дернул подбородком.
        - О да. - Она нахмурилась. - Ты, что ли, во всем виноват?
        Джа-Джинни решил ее не переубеждать, хотя понимал, что за слухи пойдут по Лейстесу уже завтра.
        - Скажи мне, что с ее ребенком?
        - Она родила мертвое дитя прошлым вечером, - проговорила женщина. - Меня позвали, но было поздно. Ты…
        Джа-Джинни зажмурился и выпалил:
        - Ребенок… он был человеческим?
        Знахарка очень долго молчала.
        - Мне много лет, - наконец проговорила она. - Я многое повидала. Но это… нет, ребенок не был человеком. И… крыланом он тоже не был. Это было жуткое… создание, и хорошо, что не жить ему ни на одном из Десяти тысяч островов. Уж не знаю, кто прибрал его душу, но вскоре Заступница примет к себе эту несчастную мать. Пусть хоть в Садах она успокоится, пусть там ей не будет больно…
        Джа-Джинни опустил голову, ощущая, как накатывает усталость, скопившаяся за весь день. Лейла все-таки ошиблась. Он повернулся и расправил крылья, чтобы взлететь, а потом неожиданно для себя самого крикнул знахарке:
        - Передай ему, я отыщу того, кто это сделал, - и отомщу за нее! Передай!
        - Хорошо, - проговорила старуха и вдруг прибавила: - Да поможет тебе Эльга.
        Очень тихо.
        Но он услышал.
        Утро выдалось светлым и ясным. Настроение у команды и у самого фрегата было под стать - воодушевленные и веселые, они собирались в путь. Джа-Джинни наблюдал со стороны за суетой перед отплытием и чувствовал себя до крайности несчастным.
        - Ты хмурый как туча, - раздался голос за его спиной.
        Крылан, не оборачиваясь, сказал:
        - Я совсем запутался и жалею, что не могу прочитать твои мысли.
        - Ха! - Крейн был в очень дружелюбном расположении духа. - Незачем! Все мои мысли написаны у меня на лбу - так ты сказал давеча, а? Вот и читай.
        - Шторм, как я устал… - проговорил Джа-Джинни бесцветным голосом, и магус тотчас посерьезнел:
        - Что произошло?
        Крылан вздохнул - и поведал капитану о ночном происшествии и беседе с вороном, о неожиданном визите Лейлы и о словах знахарки.
        - Да, теперь я понимаю… - начал Крейн, но Джа-Джинни перебил его:
        - Ничего ты не понимаешь. Я поначалу не поверил Лейле, не принял ее рассказ всерьез. А потом вдруг подумал: если когда-нибудь появится настоящий след? Если мне придется выбирать? Боюсь, Кристобаль, «Плач по Фениксу» и впрямь предупредил тебя о грядущем предательстве лучшего друга. И он… был сыгран в мою честь.
        Он замолчал и уставился на Крейна.
        Магус недоумевающе моргнул, а потом добродушно рассмеялся:
        - Зря, зря боишься, друг. Ты совершенно ни при чем.
        - Уверен? Если не я, то кто тогда? Может, Кузнечик? Такая странная выходка…
        - Ты сам в это не веришь. - Крейн покачал головой. - Кузнечик не способен на предательство, а поступок его может объясняться чем угодно, вплоть до простого любопытства. Он почти ребенок.
        ~~~
        - Ты сейчас солгал, - сказал крылан. - «Невесту» раздражает ложь. Спрошу еще раз: ты уверен, что знаешь, чего следует ожидать? И от кого?
        Крейн задумчиво посмотрел на Джа-Джинни:
        - Хотел бы тебя утешить и сказать - да, я точно знаю, что произойдет, когда и из-за кого. На самом деле это не так. Я… догадываюсь, кто может меня предать таким образом, чтобы последствия были катастрофическими. Но понятия не имею, когда это случится… и случится ли вообще. Это ведь просто песня - точнее, мелодия, которую сыграла нам странная музыкантша. Только и всего.
        - Но если ты и впрямь догадываешься, кто может тебя предать… - начал крылан и умолк.
        - По-твоему, я должен его изгнать, так? Или убить? - спросил магус с иронией. - Видишь ли, я не верю, что будущее предопределено раз и навсегда. А если я сейчас займусь выяснением отношений - и как раз это приведет к печальному финалу, как в «Плаче по Фениксу»? Нет-нет, друг. Я ничего не буду делать и на вопросы твои не отвечу. А со своим главным вопросом ты разберешься сам, когда время придет… - Он улыбнулся. - Знай одно: если захочешь отправиться за своей мечтой, я все пойму и удерживать не стану. По рукам?
        - По рукам, - ответил Джа-Джинни, чувствуя невыразимое облегчение.
        Крейн ушел, а крылан остался на своем наблюдательном посту. На душе у него было спокойно, и даже предстоящее путешествие не казалось больше таким тягостным. Он жалел лишь о том, что не попрощался с Лейлой.
        «Невеста ветра» начала медленно отходить от пристани. Джа-Джинни смотрел на удаляющийся Лейстес - и потому сразу заметил мальчишку, который размахивал руками в надежде, что его заметят. Крылан слетел на пристань.
        - Ой, как хорошо, что я успел! - Это был совершенно незнакомый ему мальчик - из тех, кто за гроши разносит по тавернам письма. - Это вам, сударь!
        Он протянул Джа-Джинни маленький конверт.
        - Что это? - подозрительно спросил крылан. - От кого?
        - От музыкантши из таверны, - ответил посыльный. - Ну, которая с гитарой, рыжая…
        Когда крылан развернул письмо, из него что-то выскользнуло. Он ошеломленно смотрел, как на мостовую плавно опускается длинное белое перо. Еще миг - и порывом ветра его сдуло бы в море, но мальчик оказался проворнее.
        - Поймал! - сказал он и с улыбкой протянул перо Джа-Джинни.
        На дешевой измятой бумаге торопливым незнакомым почерком было написано:
        «Мне нужно было сразу сказать, что я знаю о тебе уже давным-давно, от нашей общей знакомой по имени Д. А. Если тебе интересно, у нее все в порядке, как и у детей. Они по-прежнему ждут, что кто-то все изменит к лучшему. Может, это будешь ты?»
        - Где она? - севшим голосом проговорил крылан.
        - О, далеко! - мальчишка взмахнул рукой, указывая за горизонт. - Еще затемно ушли три фрегата, так она на одном из них. Не знаю, правда, на котором.
        Джа-Джинни до крови прикусил губу. Возможно ли, что… нет, это безумие. Странное поведение Лейлы можно было объяснить другими причинами, чем угодно, но только не тем, что пришло ему в голову. Они с Джайной просто знакомы, только и всего. Барды - они такие, непредсказуемые и вездесущие.
        - Как ты думаешь, - сказал он негромко, - легко ли отыскать среди Десяти тысяч островов рыжеволосую певицу с гитарой? Сумасбродку с колокольчиками в волосах? Такую, что любит необычные песни?
        - Сложно. - На лице мальчишки появилась всезнающая улыбка. - И просто. Ведь она такая всего одна!
        «Знал бы ты, насколько прав…»
        - Спасибо! - Джа-Джинни потрепал посыльного по волосам и полетел вслед за «Невестой ветра».
        «Не сейчас. Еще слишком рано. Я не могу их бросить сейчас».
        Опустившись на палубу, он первым делом подумал, что белое перо нужно спрятать, но у него никогда не было на «Невесте ветра» собственного угла. Попросить капитана? Или, может быть, Эсме?
        Эсме…
        Даже не оглядевшись по сторонам, крылан сделал то, о чем раньше не мог и помыслить, - положил ладони на планшир и, закрыв глаза, прислушался к биению огромного невидимого сердца. Этот звук был неотъемлемой частью жизни на борту, и моряки, привыкая, переставали его слышать… Но сейчас Джа-Джинни захотелось остаться с «Невестой ветра» наедине.
        «Я совсем запутался. Помоги мне…»
        И на краткий миг он увидел «Невесту», какой она представала для капитана и больше ни для кого, - он объял ее целиком, от глубин трюма до вершины средней мачты, и почувствовал, чем занимается каждый человек на борту. Он увидел Эсме - целительница, погруженная в раздумья, почесывала за ухом ларима, который от удовольствия громко урчал и щурил большие глаза. Он увидел юнгу - мальчишка застыл над горой немытой посуды, лицо у него было невеселое. Он увидел Крейна. Капитан на мгновение оторвался от чтения тетради, украденной из кабинета Звездочета, и с напускной суровостью проговорил:
        - Ну-ка, прекратить!~
        Этого мига ему хватило.
        - Я дурак, да? - Крылан отдернул руку, словно обжегшись. - Упустил все ответы, хотя они были прямо перед носом. Вряд ли я и в самом деле смогу хоть что-то изменить…
        Чуть помедлив, он добавил:
        - Но попытаться ведь стоит, правда?
        Ответом ему был только ветер, поющий в парусах фрегата.
        Шум моря
        - Жди здесь, - сказала Ризель, и Фаби послушно шагнула в сторону. - Я скоро вернусь.
        Дверь в зал собраний бесшумно отворилась, и Белая Цапля, не промедлив ни секунды, переступила через порог, за которым ее власть заканчивалась, а свобода - точнее, видимость свободы - исчезала, словно утренний туман.
        «Если бы ты знала, - подумала она, краем глаза наблюдая за своей спутницей - такой робкой и одновременно такой преданной. - Если бы ты только знала…»
        В просторной комнате царил полумрак: все окна были занавешены плотными шторами и лишь единственная свеча горела на столе. Отблески света отражались на блестящей щеке серебряной маски.
        Ризель остановилась.
        - Подойди, - сказал капитан-император. - Подойди ближе.
        Восьмилетняя девочка внутри принцессы тотчас же повиновалась приказу. Та самая девочка, которая однажды увидела то, что не предназначалось для ее глаз; та самая девочка, из-за которой случилась большая беда, первая в длинной череде… Ризель ее ненавидела. Этот призрак из прошлого возвращался стремительно, вытесняя Белую Цаплю из собственного тела, и она отчаялась отыскать оружие, которым его можно было бы победить.
        Треск ломающихся костей, кровь на серебре, шелест черных перьев.
        Его слово было слишком сильным.
        - Рассказывай. Меня интересует в первую очередь черный флот, остальное - потом.
        - Торрэ вчера был у меня с докладом, - проговорила Ризель голосом прилежной ученицы, ровным и спокойным. - План приведен в действие, вскоре мы получим первые результаты. Пока все свидетельствует о том, что Кармор сдержал слово. Однако Торрэ просил передать - и я с ним совершенно согласна, - что многое станет понятным лишь после того, как черные корабли примутся за выполнение порученных им заданий. Действуя во враждебных водах, без поддержки со стороны главных сил Империи, они вполне могут повести себя совсем по-другому. Торрэ считает, что…
        Перед ее внутренним взором неожиданно возникло лицо Торрэ Шарпа, на которое невозможно было смотреть без содрогания. Лет пять назад этот магус из клана Скопы потерял в бою с пиратским капитаном правый глаз и б?льшую часть правой щеки. Целитель спас ему жизнь, но восстановить утраченное, разумеется, не смог.
        «Кристобаль Крейн, - сказал однажды Торрэ. - Этого мерзавца зовут Кристобаль Крейн, и у него разноцветные глаза. Когда мы встретимся в следующий раз, я, так и быть, позволю ему выбрать, какой из них лишний».
        Крейн.
        Это имя в последние годы звучало очень часто. Если верить слухам, пират всякий раз ускользал из самых изощренных ловушек, меняя внешность, а о его фрегате болтали и вовсе кракен знает что: он растворялся в тумане, чтобы потом появиться совсем в другом месте, как если бы его переносил по воздуху Великий Шторм. Противоречивые описания сходились лишь в одном: у фрегата, носившего имя «Невеста ветра», были изумрудно-зеленые паруса.
        «Ее нетрудно отыскать, верно?..»
        Нет-нет. В его присутствии об этом нельзя даже думать.
        - Такова обстановка, - закончила Ризель, ни разу не запнувшись и ни о чем не забыв. - Мне нечего прибавить к сказанному.
        Капитан-император несколько минут молча глядел на нее, и принцесса тоже молчала, хотя ей хотелось кричать. От взгляда его величества ничто не могло укрыться. Он читал свою единственную дочь как открытую книгу, а при малейшем подозрении просто задавал вопрос - и она отвечала, всегда отвечала. Она принадлежала ему, она была его инструментом - пером, гитарной струной, лезвием ножа. Так сложились обстоятельства. Такова ее судьба.
        А с судьбой нельзя бороться, потому что…
        - Вызови ко мне Торрэ сегодня вечером, - сказал капитан-император. - Где сейчас Кармор? Надеюсь, не у себя дома, в Росмере?
        - Нет, он в Софарране, - ответила Ризель. - Это в трех днях пути отсюда.
        - Отлично. Вызови его в Облачную цитадель, нам уже давно пора встретиться. Кроме того, мне нужно, чтобы ты разыскала одного старого знакомого. Мне наконец-то понадобились его услуги…
        Отец говорил, дочь слушала и кивала. Восьмилетняя девочка ничему не удивлялась и не пыталась возражать даже в мыслях; она знала, что в случае неповиновения у нее вырвут сердце. В груди Ризель было холодно и пусто, но восьмилетняя девочка в это не верила. Она слишком сильно испугалась тогда, в саду. Теперь она хотела лишь одного - беспрекословно повиноваться магусу в серебряной маске. И Ризель ничего не могла изменить.
        - На этом все, - сказал капитан-император. - А, нет, еще кое-что. Я хочу, чтобы ты устроила бал и пригласила всех, кто пользуется нашим расположением. Во дворце стало… скучно. Пора взбодрить здешних обитателей и намекнуть им, что грядут перемены. А теперь иди, дорогая. Я был рад тебя видеть.
        Ризель молча поклонилась отцу.
        Что все это значило? Быть может, он почувствовал себя лучше, и в скором времени в Облачной цитадели опять появится настоящий хозяин? Она понятия не имела, радоваться такой возможности или огорчаться. Ризель не питала иллюзий относительно собственной роли в управлении Империей. На ее месте должен был находиться Тибурон или, в крайнем случае, Амари, но обоих забрал Шторм. Аматейн взвалил на нее эту нелегкую ношу, потому что даже капитан-император иногда оказывается в безвыходном положении. Но если долгожданный выход появился…
        Об этом стоило хорошенько подумать.
        - Фаби, мы идем в сад.
        Воробушек невидимой тенью последовала за хозяйкой; Ризель даже не требовалось оглядываться, чтобы ощутить присутствие спутницы. Они спустились по широкой лестнице, чьи перила украшали изображения самых разных животных. Морды тварей, хотя бы отдаленно напоминавших пардусов, были отбиты. Придворные, попадавшиеся по пути, низко кланялись, шурша богатыми одеждами и блистая драгоценностями. Платье Ризель по сравнению с нарядами этих дам выглядело вызывающе просто, равно как и полное отсутствие украшений. Белый - цвет траура. Она продолжала скорбеть по младшему брату, хотя его кости давно покоились в земле. Об этом шептались, но принцессе было наплевать.
        «Я хочу, чтобы ты устроила бал», - сказал Аматейн.
        Ей и в самом деле придется так поступить, потому что принцессам положено интересоваться танцами и нарядами, а не государственными тайнами. Если она этого не сделает, его величество может что-то заподозрить.
        И тогда все закончится.
        Холодные коридоры дворца остались позади. Ризель и Фаби шли по присыпанной гравием садовой дорожке. Осень безраздельно царствовала здесь - деревья стояли, словно облитые кровью. Много лет назад неподалеку располагался вход в Сады Иллюзий, надежно защищенные от беспощадного времени невидимым щитом, проработавшим три тысячи лет. Но даже самые надежные люди предают, а самые надежные механизмы ломаются, и Ризель хорошо помнила, как и почему Сады уменьшились почти на треть. Впрочем, они были столь огромны, что эту перемену восприняли не очень тяжело.
        Та часть садов, что осталась за пределами восстановленного купола, влилась в круговорот времен года и очень быстро пришла в запустение. Садовники его величества попросту не знали, как следует ухаживать за деревьями и цветами, чтобы они не погибали зимой, - ведь холода в этих широтах были суровыми. Уже через несколько лет на месте изысканного сада возник самый настоящий лес, который с успехом держал оборону от всех попыток его облагородить. Именно здесь Ризель гуляла, когда выдавалось свободное время. Именно здесь минувшей весной случилось нечто весьма любопытное.
        Тот день был спокойным и ясным.
        …Солнце светило; посреди ветвей, прячась в молодой листве, пела птица. Накидка Ризель оказалась слишком теплой, и принцесса замедлила шаг, все внимание обратив на безнадежно запутавшуюся шнуровку воротника. Фаби, как обычно, следовала за госпожой.
        Потом птица замолчала.
        Тело Ризель отреагировало быстрее разума: она рванула шнуровку и бросилась вниз по склону, а ее накидка осталась висеть в воздухе над тропой, сохраняя очертания человеческого тела. Миг спустя плотную ткань пробила стрела с черным оперением.
        - Фаби! - крикнула принцесса, прижимаясь к дереву. - Ты жива?
        Это было глупо - тотчас же в ствол ударилась вторая стрела. Ризель осторожно выглянула из-за дерева, рискуя получить новую стрелу точно в лоб. Там, откуда она спустилась в овраг, не было ни души.
        - Я здесь, - послышался робкий голосок.
        Что-то шевельнулось в листве высокого дерева, и Ризель вскочила, уже не заботясь о собственной безопасности. Она взмахнула рукой - от внезапного напряжения сердце забилось чаще, в ушах загудело, - и ветка, на которой сидел неизвестный, сломалась с громким треском.
        Он свалился, будто мешок с мукой.
        - Все хорошо… - пробормотала принцесса, выбравшись обратно на тропу. Фаби сидела на земле, тяжело дыша, - последняя стрела оцарапала ей руку. Сама Ризель не пострадала, хотя выглядела не лучшим образом: в изорванном платье, перепачкавшаяся в грязи, со спутанными волосами.
        Но сейчас внешность заботила ее меньше всего.
        Несостоявшийся убийца пришел в себя довольно быстро, и первое, что он увидел, - кинжал, повисший в точности напротив сердца. Если это и напугало незнакомца, на его лице страх не отразился.
        - Кто ты такой? - спросила Ризель, глядя на него сверху вниз. - Кажется, мы уже встречались.
        На вид ему было под шестьдесят. Совершенно седой. Худое лицо в морщинах и пятнах, узкие губы и длинный нос. Да, она его видела. И не раз.
        - Ты слуга лорда Рейго Лара.
        Он проговорил приятным низким голосом:
        - У вас отменная память, ваше высочество. Обычно магусы не запоминают слуг, особенно чужих.
        - Как твое имя? - спросила принцесса. - Настоящее имя?
        «Разве это имеет значение?» - был ответ.
        Ризель повторила вопрос, и острие кинжала воткнулось в кожаную куртку на груди странного человека.
        - Хаген.
        - Зачем ты пытался меня убить, Хаген?
        - Вовсе не вас, принцесса, - очень спокойно ответил слуга лорда Рейго. - Моей целью был…
        - Только не надо рассказывать про узурпатора, который ведет Империю к гибели! - торопливо перебила Ризель. - Про императора, ставшего воплощением распада и гниения всего того, что еще сто лет назад цвело и благоухало. Я знаю наизусть басни, которые так любят борцы за свободу!
        - Тогда мне остается лишь молчать, - покорно согласился Хаген. - Вы и так все знаете, ваше высочество.
        Ризель с негодованием взглянула на своего почти что убийцу, и от внезапной догадки ей сделалось холодно. Он выглядел старым, но разве может пожилой человек взобраться на высокое дерево и просидеть там долгое время в ожидании? Был всего один способ проверить, справедливо ли ее предположение, и Ризель не собиралась медлить.
        Колчан, который она сняла с тела Хагена, пока тот еще находился без сознания, перевернулся. Стрелы одна за другой взмыли в воздух и застыли в непосредственной близости от лица того, кто выдавал себя за слугу. Ризель задумчиво нахмурилась. Где-то год назад ей попалась в руки любопытная книга…
        - Фаби, подойди-ка сюда! - скомандовала она. - Думаю, тебе не скоро представится шанс увидеть что-нибудь подобное.
        Хаген лежал неподвижно, вжавшись в землю. Стрелы висели в воздухе над его лицом: острия наконечников касались висков, скул, переносицы и подбородка. На самом деле точек было гораздо больше, но она решила выбрать самые важные. И по тому, как изменился его взгляд, поняла: не ошиблась.
        - Стоит мне захотеть, и твоя физиономия украсится шестью неглубокими порезами, - сказала Ризель. - Сущий пустяк - заживут, даже шрамов не останется. Только вот сдается мне, ты после этого уже ни на что не будешь годен, Хаген… Локк.
        - Лучше сразу убейте, - еле слышно ответил мужчина.
        Дело приобретало интересный оборот: на ее жизнь покушался не кто-нибудь, а оборотень-пересмешник. Магус. Изгнанник.
        - Понимаешь, Фаби, если надрезать мышцы в этих местах, он уже никогда не сможет менять обличье, - сказала она, обращаясь к спутнице. - Видишь, как высоко оборотни ценят свой дар? Превыше жизни.
        - Выше мы ценим только честь, - севшим голосом проговорил Хаген. - Аматейн лишил нас всего, поэтому…
        - Тише, тише, - мягко перебила Ризель, улыбаясь. - Твои слова выдают в тебе рассерженного ребенка. Ну-ка, покажи мне настоящее лицо, мальчик.
        Недолго поколебавшись, оборотень закрыл глаза и глубоко вздохнул. Морщины на лбу и под глазами исчезли первыми - осталась лишь упрямая складка между бровями, кожа потемнела и натянулась. Принцесса наблюдала за трансформацией, затаив дыхание. Она не очень-то верила, что пересмешники в самом деле способны до такой степени изменять обличье. Но вот перед ней живое доказательство сухих книжных фраз…
        - Восхитительно! - не сдержалась Фаби.
        Ее можно было понять и простить: лицо Хагена стало совершенно другим, изменились даже форма носа и очертания скул. Оказалось, что черты этого лица резки, но красивы и что его обладатель, как и догадывалась Ризель, молод, не старше самой принцессы.
        Не изменились только волосы пересмешника.
        - Они такие от рождения, - сказал Хаген, видя легкую растерянность в ее взгляде.
        Принцессе стоило немалых усилий взять себя в руки. Надо же, их с незадачливым убийцей что-то объединяет.
        - Вот что, Хаген, - медленно проговорила она. - Капитан-император вовсе не огорчился бы, случись со мной что-то нехорошее. Это трудно объяснить, и еще труднее в это поверить, но… все не так, как кажется со стороны.
        Пересмешник внимательно смотрел на нее и молчал.
        - Однако если ты и впрямь хочешь ему отомстить за то, что сделали с твоим кланом, - продолжила Ризель, - то у меня есть одна идея.
        - Я весь ваш, принцесса, - тихо сказал Хаген. - Только, ради Заступницы, уберите оружие. - Она выполнила просьбу, пряча улыбку, а он вдруг прибавил: - Я и не подумал, что у Белой Цапли такие острые когти…
        - …Ваше высочество?
        - Да, Фаби. - Взгляд принцессы был задумчивым, отрешенным. - Мы идем в наш сад. В сад, где растут только те деревья, которые нравятся мне.
        3. Путешествие на юг
        - Не спится, мастер Эрдан? - негромко спросил вахтенный.
        Корабел с улыбкой кивнул. Была уже глубокая ночь, но он поднялся на палубу, потому что устал ворочаться с боку на бок, рискуя свалиться с узкой койки. Подготовку к отплытию предстояло начать до рассвета, но вовсе не это навлекло на него бессонницу. Он провел на борту «Невесты ветра» слишком много времени, чтобы волноваться из-за таких пустяков.
        Матросу, конечно, не стоило знать, о чем он думает на самом деле.
        - Да вот, хотел понаблюдать за облаками…
        Вахтенным был Сандер - умелый музыкант и бестолковый матрос, добряк и растяпа. Наблюдая за ним, мастер-корабел иногда вспоминал события пятилетней давности и не переставал удивляться, как часто Кристобаль Фейра шел на риск - и побеждал в битве с судьбой, делая невозможное возможным. Этого долговязого недотепу ждала по-настоящему страшная судьба, однако вот он, тут, живой и здоровый, всегда готовый подменить товарища во время вахты кракена - самой тяжелой, послеполуночной.
        - Утром будет дождь, но он нам не помешает, - уверенно сказал матрос. - А слышите, на том берегу залива кто-то играет на гитаре?
        Эрдан не слышал. Сандер закрыл глаза и приложил к губам сирринг. Всего мгновение продлилась тишина, а потом полилась тихая мелодия. Она была очень спокойной, умиротворяющей, но мастер-корабел почувствовал, как тревога, не давшая ему заснуть, нарастает.
        «Это затишье перед бурей, - подумал он. - Приближается страшный шторм. И мы торопимся встретить его с распростертыми объятиями…»
        - Ты слышишь музыку там, где ее нет, - сказал он, желая развеять странные чары сирринга.
        Сандер прекратил играть, но поднял руку, призывая мастера-корабела к молчанию. Вскоре с другого берега и впрямь послышались гитарные аккорды. Гитара и сирринг будто переговаривались друг с другом на своем языке.
        Облака шли низко над горизонтом и выглядели в свете луны очень грозно. Приближался сезон дождей - суровое время, когда Окраина оказывалась за полосой штормов, словно за крепостной стеной. Редкий фрегат отваживался перейти эту полосу и податься на юг.
        «Проще отогнать шторма, чем уговорить Кристобаля не бросаться головой в бездну».
        - Завтра мы отправимся в долгий путь. Не боишься, Сандер? - поинтересовался Эрдан, не в силах больше удерживать беспокойство внутри. - Капитан меня за такие слова не похвалит, но… кто-то может и не вернуться домой из этого путешествия.
        Матрос пожал плечами:
        - Мой дом здесь. Кому я еще нужен? А на «Невесте ветра» хоть какую-то пользу приношу. И, в конце концов, простакам везет.
        Эрдан хмыкнул. В самом деле, пять лет назад этому простаку уже один раз повезло - он встретил Кристобаля Крейна и после всего, что случилось тогда, был верен магусу-пирату словно пес.
        - Капитан тоже не спит, - вдруг сказал Сандер, поморщившись. - Вы чувствуете? Он, наверное, рассчитывает курс на завтра.
        Предположение было логичным, но весьма далеким от истины.
        Эрдан не мог уснуть именно из-за Кристобаля - точнее, из-за «Невесты ветра», которая сначала просила, а потом начала требовать, чтобы он зашел к капитану. Мастер-корабел чувствовал себя слишком старым для ночных бесед и сопротивлялся фрегату как мог, но теперь, после слов Сандера, решил, что откладывать разговор больше нельзя.
        Кристобаль еще в первые дни их совместного плавания дал понять, что его двери открыты для Эрдана в любое время дня и ночи, но временами - вот как сейчас - мастер-корабел считал не лишним предупредить о своем появлении. Он постучал. Сущность, находившаяся в каюте, была Кристобалем Крейном лишь отчасти и помнила далеко не все обещания, которые давал магус.
        За дверью не раздалось ни звука, но Эрдан ощутил сильный жар, словно вдруг оказался возле большого и яростного костра. Никто не пригласил его войти, однако нетерпение «Невесты ветра» достигло пика, и если бы она посмела отрастить дополнительные конечности, то подтолкнула бы ими мастера-корабела, чтобы он прекратил топтаться на месте, разрываясь между страхом за свою жизнь и желанием помочь другу.
        - Кристобаль, это я. Можно?
        Мерцающий бледно-зеленый свет, казалось, шел отовсюду. В каюте царил беспорядок, словно после шторма: кругом были разбросаны свитки, карты, раскрытые книги. Скомканное одеяло лежало в углу. Во лбу деревянной маски, висевшей на стене, торчал метательный нож, а еще один вонзился в крышку сундука, стоявшего неподалеку от двери.
        Кристобаль сидел на столе и разглядывал свои руки: его пальцы были напряжены и как-то странно изгибались, вызывая в памяти птичьи лапы. Стоило Эрдану об этом подумать, как он увидел и длинные изогнутые когти. А потом за спиной Крейна-Фейры появилась тень огромной птицы с внушительным клювом и крыльями, превосходившими величиной крылья Джа-Джинни.
        - Кристобаль, ты здесь? - негромко позвал Эрдан. Магус не шелохнулся. Зеленоватое свечение сделалось ярче. - Посмотри на меня. Ты должен посмотреть на меня…
        Мастер-корабел осторожно шагнул вперед, продолжая уговаривать капитана и надеясь, что тот его услышит. Однако Крейн-Фейра не собирался прерывать свое странное занятие; когти на его пальцах становились все более материальными, а от тени за спиной исходил сильный жар. Неудивительно, что «Невеста ветра» так всполошилась. В Лейстесе Кристобаль перегорел. Если бы все шло как обычно, о Фениксе и первопламени не пришлось бы вспоминать еще два-три месяца. Но птица была стократ хуже простых вспышек первопламени…
        Он приблизился на шаг.
        Ничего не изменилось.
        Два шага.
        Все по-прежнему.
        Еще один шаг - и вот Кристобаль оказался от него на расстоянии вытянутой руки.
        Глаза магуса больше не были разноцветными, в них клубилось пламя. Он посмотрел на мастера-корабела, не узнавая, а потом моргнул - простое движение далось ему нелегко.
        - Заступница, помоги! - прошептал Эрдан и нанес капитану сильный удар в челюсть.
        Его обдало волной горячего воздуха, а руку обожгло. От удара голова магуса дернулась, он зажмурился и сжал кулаки, но не стал бить в ответ. Тень с крыльями исчезла. Зеленый свет, ставший нестерпимо ярким, начал быстро тускнеть. Когда Эрдан осмелился перевести дух, перед ним уже был не жутковатый Кристобаль Фейра, а привычный Кристобаль Крейн.
        Правда, Крейн очень давно не выглядел таким потерянным и жалким.
        - С-спасибо, - пробормотал он и спрятал лицо в ладонях. - Сейчас я позову Эсме…
        - И как ты ей это объяснишь? - спросил Эрдан, бросив короткий взгляд на руку. Кожу жгло и дергало, вот-вот должны были появиться первые волдыри. - Я знаю, ты не стал скрывать от нее своей природы, но это, согласись, проблема совсем иного свойства. Нет уж, я потерплю до рассвета - осталось не так уж много времени - и сам пойду к ней. Скажу, что сунулся помогать Мани и… гм… не рассчитал.
        - Она поймет, что ты врешь, - возразил Кристобаль.
        - Но не станет расспрашивать, - уверенно парировал Эрдан. - И догадаться о том, что случилось, не сможет, если «Невеста» будет, как и раньше, служить преградой между ней и чужими мыслеобразами. В общем, забудь про этот пустяк и расскажи мне, что тебя тревожит.
        Магус хмыкнул и принялся шарить по столу в поисках свечи - зеленое свечение почти угасло, и это означало, что «Невеста ветра» успокаивается. Эрдан увидел свечу первым, на полу, и подал капитану. Тот подул на нее, и фитиль мгновенно занялся.
        - Судя по всему, разговор предстоит долгий и нелегкий, - заметил Эрдан, наблюдая за нарочито неторопливыми движениями Кристобаля. - Может, посидим по-человечески? Тебе бы не мешало навести тут порядок…
        Крейн послушно сгреб бумаги и карты, освободив почти половину стола. Эрдан подобрал табурет, валявшийся на полу ножками кверху. Снова обернувшись к Кристобалю, он увидел, что тот достал откуда-то бутылку, и покачал головой: уж не собрался ли ученик напоить своего учителя и заморочить ему голову? Сам-то он мог пить и не пьянеть, как и все навигаторы.
        - Нет-нет, - хрипло сказал Крейн, прочитав мысли корабела по лицу. - Я не буду от тебя ничего скрывать. Отвечу на любой вопрос. Садись, поговорим - как в старые добрые времена.
        Вино показалось Эрдану горьким, и все из-за последних слов капитана. Старые добрые времена, когда еще был жив Велин, а за голову Кристобаля не назначили безумную награду… Годы на борту фрегата бежали незаметно, и он предпочитал не думать, сколько лет прошло со дня их первой встречи, но собственное тело напоминало ему об этом все чаще и чаще.
        Подумать только, а ведь когда-то он считал, что прожил жизнь без остатка, осушил даже не стакан, а всю бутылку до самого донышка, - и вдруг появился мальчишка, наглец и сумасброд, невесть как заполучивший самый красивый и самый строптивый фрегат в Океане. Он, словно шторм, взбаламутил спокойные воды, в которых Эрдан вознамерился доживать остаток дней.

* * *
        - Берегись!
        Отзвуки эха еще не успокоились, а на причале уже не осталось ни души - докеры бросились врассыпную, многие попросту спрыгнули в воду. Огромный фрегат с темно-зелеными парусами врезался в деревянный настил, и прочные доски жалобно затрещали.
        Эрдан курил трубку, наблюдая за происходящим с некоторым интересом, но без особого волнения, тогда как проходивший мимо торговец был весьма далек от спокойствия: он позабыл о корзине с рыбой и напряженно следил за фрегатом, громко излагая все, что думал о его навигаторе. Самым мягким выражением было «ненормальный, у которого в башке мозгов меньше, чем у кракена».
        - Ну кто так швартуется! - взвыл торговец, когда зеленопарусный корабль в очередной раз дернулся и несколько досок причального настила разлетелись в щепки. - Эгей, на борту! Что за сын медузы и кракена у вас вместо навигатора?
        - Сам такой! - огрызнулся кто-то.
        Торговец в сердцах плюнул и поволок свою корзину дальше, а Эрдан лишь усмехнулся. Конечно, незнакомый навигатор явно не обладал особым мастерством, но все-таки дело было не в нем, а в корабле. В необычайно красивом фрегате. Эрдану уже очень давно не доводилось видеть такого изящного и вместе с тем мощного корпуса. Три стройные мачты вздымались над палубой, зеленые паруса непослушно хлопали на ветру. Великое множество мелочей, на которые несведущий наблюдатель не обратил бы никакого внимания, подсказывали, что этот корабль недавно был намного меньше размером. Значит, навигатор попросту не привык к тому, что его фрегат изменился. Пройдет время, и эта парочка сумеет помириться… а как же иначе?
        Только ему до этого дела нет. Он больше не мастер-корабел.
        Швартовка закончилась. Докеры наконец-то пришли в себя и помогли закрепить тросы, а фрегат немного успокоился, хотя и продолжал изредка вздрагивать. Эрдан вдруг почувствовал, что и сам дрожит от непреодолимого желания подойти ближе и посмотреть кораблю прямо в глаза. По трапу на пристань сошли двое: широкоплечий верзила с туповатым выражением лица и худощавый парнишка лет двадцати - даже издалека было видно, что он готов вот-вот взорваться от злости. Они походили на рыбаков или контрабандистов средней руки, и соотнести в уме их потертые наряды и простецкие физиономии с грациозным зеленопарусным фрегатом оказалось трудновато. Однако один из этой странной пары совершенно точно был навигатором.
        «Надо же, - подумал Эрдан. - Повезло простаку. Только что он будет делать с такой красоткой?» Он вспомнил, как фрегат дергался, будто огрызаясь в ответ на каждый приказ. Такое своенравное создание нужно держать за горло мертвой хваткой. Что флегматичный здоровяк, что мальчишка вряд ли на это способны.
        Незнакомцы обменялись несколькими словами, которые ветер унес в море. Эрдан пристально следил за ними и вскоре расслышал отдаленное биение большого сердца. А потом фрегат его заметил. Парус на средней мачте резко сложился, оборвав плохо закрепленный трос; молодой моряк остановился, его лицо потемнело от гнева.
        «Все-таки этот, - подумал Эрдан с досадой. - Ну ты только глянь на него… Прекрасная пара - буйный фрегат и навигатор, у которого в жилах не кровь, а звездный огонь».
        Незнакомец вдруг направился к нему и, остановившись в нескольких шагах, спросил:
        - Эй, старик! Где я могу найти мастера-корабела по имени Эрдан?..

* * *
        - Очем ты думаешь? - спросил Кристобаль.
        - О прошлом, - рассеянно отозвался Эрдан. - Со стариками такое случается.
        Магус многозначительно улыбнулся, и мастер-корабел понял, что ход его мыслей капитану известен. Эти воспоминания были их общей тайной, потому что все прочие участники той истории - не считая, конечно, «Невесты ветра» - умерли.
        - Как странно, - сказал Эрдан. - Я всегда был самым старым на борту - даже старше тебя. Вот уж не думал, что переживу Велина, Унаги и остальных! Скоро мой черед, Кристобаль.
        Улыбка Крейна растаяла.
        - Прекрати, - проговорил он, нахмурившись. - Беду накличешь.
        - Какая беда, о чем ты? - Мастер-корабел невесело рассмеялся. - Всего лишь закономерность. Сейчас ты выглядишь почти так же, как в тот день на Рокэ, когда мы повстречались… Ну, разве что подсобрал приличную коллекцию шрамов и серых теней. А ведь я уже тогда был немолод и всерьез собирался доживать свои дни в тиши и покое.
        - Но появился я.
        - Но появился ты. Появился и подарил мне целую жизнь, однако я всего лишь человек, Кристобаль, и мне отмерен срок. Иногда кажется, что Великий Шторм про меня забыл…
        - И за это надо выпить! - перебил Крейн, не очень изящно переводя разговор в другое русло.
        Эрдан не стал упорствовать. Магус осушил свой стакан и немного расслабился, даже как будто захмелел. Он протянул Эрдану раскрытую ладонь, над которой танцевал огонек, словно заблудившееся пламя свечи.
        - Скажи, что для тебя значит «Утренняя звезда»?
        - Это легенда, - быстро ответил Эрдан. - Красивая сказка, которую каждый знает с раннего детства.
        - Всего лишь сказка? А как же, по-твоему, мой народ попал сюда, в этот мир?
        - Понятия не имею. Они… как-то прилетели. Прошло три тысячи лет, Кристобаль, а если помешанные на древних манускриптах ниэмарцы правы, то даже больше - ведь мы ведем летоисчисление не с прибытия магусов и даже не с того момента, когда они окончательно решили, что не вернутся домой… Тебе ли не знать, как легкомысленно небесные дети относятся к календарю? Почти у каждого семейства он свой, как и боги, в которых вы верите. Словом, я хочу сказать, что мы даже не можем определить с уверенностью, когда твои предки потеряли свой звездный фрегат. Я уж молчу о том, что мы понятия не имеем, как он на самом деле выглядел.
        «…И существовал ли вообще».
        Крейн прищурился и сказал:
        - Да, я понимаю твои чувства. А теперь попробуй встать на мое место и подумай, что «Утренняя звезда» может значить для меня. Только, пожалуйста, не торопись с ответом. Он не так очевиден, как тебе кажется.
        Эрдан сердито фыркнул, но подчинился просьбе ученика и друга. Его мысли поначалу потекли по привычному руслу - он никогда не забывал, что Кристобаль Крейн на самом деле магус, один из небесных детей, потомок пришельцев из другого мира, наделенный множеством даров, включающих необыкновенно долгую жизнь, силу и… пламень Феникса. Мастер-корабел вдруг слегка растерялся. Ответ на вопрос капитана был где-то совсем рядом, но все время ускользал, как верткая рыбешка на мелководье, которую так хочется поймать голыми руками.
        «Что „Утренняя звезда“ может значить для феникса?»
        Нет, не так. Перед ним сидел не просто феникс, а последний феникс в роду. Эрдан закрыл глаза и услышал собственный голос, рассказывающий сказку о последнем полете небесного фрегата, о том, как Пламенный Помощник предал Капитана Цаплю и украл «Звезду», чтобы уничтожить ее, лишив своих соплеменников возможности вернуться домой.
        - Ох… - сказал Эрдан. - Об этом я позабыл.
        Ладонь Кристобаля сжалась в кулак, огонек с шипением погас.
        - Ты догадываешься, наверное, что в клане Фейра историю о падении «Утренней звезды» рассказывали на свой лад, - тихо проговорил магус. - Наши дети узнавали о том, как Феникса предал его капитан и лучший друг. Если бы Пламенный не завещал своим сыновьям не мстить за него. - Он усмехнулся и покачал головой. - Все закончилось бы гораздо раньше. Так или иначе, моя семья считалась семьей предателей еще до того, как нас ими назвали открыто. Вовсе не случайно фениксы всегда держались особняком. К нашей помощи прибегали в самом крайнем случае, о нас вспоминали только в самое тяжелое время, но ни одна из пяти войн с меррами не обошлась без участия моих предков, и многие погибли, сражаясь за тех, кто их ненавидел. Нас, самый малочисленный клан из всех, боялись так, словно каждая лампа и свеча была глазом и ухом Феникса, а каждый очаг - дверью, открытой для него. Важные государственные дела обсуждались без огня, в полной темноте, - чтобы, упаси Заступница, никто из потомков Пламенного ничего не услышал.
        - Теперь ты хочешь найти «Утреннюю звезду», - сказал Эрдан, - чтобы узнать, что произошло с Пламенным Помощником? Был ли он на самом деле предателем или же, наоборот, стал невинной жертвой? Ох, Кристобаль. По правде говоря, такая цель пугает меня куда больше, чем поиски несуществующих сокровищ.
        Магус криво улыбнулся и промолчал.
        - Я, признаться, думал о другом, - продолжил Эрдан. - Я считал, что тебя - как и меня - насторожило странное поведение Звездочета.
        - И что же в его поведении странного? - спросил Крейн каким-то слишком уж безразличным тоном.
        Мастер-корабел нахмурился и начал перечислять:
        - Прежде всего, он оказался на Алетейе почти в то же самое время, что и мы. Будь это совпадение единственным, я бы про него забыл, но то, что случилось потом… Он много недель убегал от нас, держась лишь чуть-чуть впереди, словно заманивая в ловушку, и в конечном итоге мы в нее радостно бросились, растеряв последние остатки здравого смысла. Тут, в Лейстесе, все не ладилось с самого начала. Эта девица-музыкантша и ее «Плач по Фениксу», услышанный от загадочного незнакомца…
        - Она говорила правду, - встрял Крейн. - Эсме это подтвердила.
        Эрдан отмахнулся:
        - Эсме не читала ее мыслей, а просто чувствовала эмоции, которые позволяют утверждать лишь одно: она верила в то, что говорит. Но даже если незнакомец в плаще и впрямь существовал, это ничего не меняет. Кто он такой? Зачем он устроил этот спектакль - чтобы запутать тебя, сбить с толку? Ты едва не вспыхнул у всех на глазах, Кристобаль. Очень умелая подстава.
        - Нет, предупреждение, - возразил магус. - И я за него весьма благодарен.
        - Ладно, пусть так! - Эрдан поморщился - обожженная рука начинала болеть. - Это ведь далеко не полный итог нашего пребывания здесь. Ты поссорился со Скодри… Не перебивай! То, что он позволил тебе соврать, ничего не значит. Прошло слишком мало времени, он в смятении после случившегося, он благодарен тебе и Эсме за помощь, но прошлого не зачеркнешь, Кристобаль, тебе ли не знать! Я не возьмусь утверждать, что в следующий раз Зубастый встретит нас с прежним радушием. И наконец, самое главное - карта. Звездочет очень грамотно просчитал твои шаги, у меня мороз по коже от его предусмотрительности. Он знал, что ты догонишь его в Лейстесе. Он знал, что ты пошлешь в особняк Джа-Джинни. Он нарочно оставил тупицу Сатто вместо себя, как бы давая тебе возможность немного поразвлечься. Он просчитал все до мелочей, понимаешь? Теперь ты будешь делать за него грязную работу. Точнее, не ты один, а мы все. Мы отыщем два фрагмента небесного компаса, чтобы потом он их у нас отнял.
        Крейн улыбнулся, в его разноцветных глазах появился лукавый блеск.
        - Мне нравится, что ты наконец-то поверил в успех этого предприятия и даже подумал, что случится, когда мы найдем оба фрагмента…
        Эрдан вдруг почувствовал с болезненной ясностью, как рушится последняя - очень слабая - надежда отговорить Кристобаля от сумасбродной авантюры, которая не принесет им ничего, кроме неприятностей. Он думал, что Крейн перегорит и успокоится; он считал, что общее настроение команды может поколебать уверенность магуса; он предполагал, что обстоятельства будут складываться не в пользу путешествия на юг во время сезона дождей. Но все шло так, словно некая невидимая и могущественная сила подталкивает Крейна и «Невесту ветра» к тому, чтобы броситься на поиски небесного компаса и «Утренней звезды». Даже маячившая за спиной тень Звездочета, заклятого врага, не пугала феникса.
        Впрочем… что-то же заставило его снова вспыхнуть этим вечером?
        - Ты от меня скрываешь какую-то важную деталь, - сказал Эрдан.
        Крейн уставился на него и лишь самую малость перестарался, изображая удивление. Уверенность мастера-корабела в собственной правоте возросла стократ.
        - Да-да, ты знаешь то, чего не знаю я, и эта тайна сводит тебя с ума. Кристобаль, я всегда считал, что у нас нет друг от друга секретов…
        Он осекся, вспомнив, что дела обстоят не совсем так. Некогда они договорились, что кое-какие части прошлого мастера-корабела навсегда останутся скрытыми от «Невесты ветра» и капитана, и за все годы пребывания на борту фрегата это соглашение ни разу не было нарушено. Забыв о нем, Эрдан дал Крейну возможность уйти от ответа, и тот не мог ею не воспользоваться.
        Магус налил себе вина и замер, глядя на густую красную жидкость в стакане. Его лицо показалось Эрдану похожим на маску, и при мысли о том, что пряталось под ней, мастер-корабел вздрогнул.
        - Отпираться не стану, - проговорил Кристобаль тихим и спокойным голосом, не отрывая взгляда от стакана, - я и впрямь кое-что от тебя скрыл. Однажды я совершил страшную ошибку, и теперь ее последствия меня догнали. Впрочем, это не важно…
        Магус посмотрел на мастера-корабела. Его зрачки светились, словно угли, но тени за спиной не было, и он явно владел собой.
        - Я не позволю снова отнять у меня близких, но и от небесного компаса не откажусь. Я буду защищать вас всех, чего бы это ни стоило, и мы вместе отыщем «Утреннюю звезду», откроем все ее тайны. Пусть Звездочет хоть с Великим Штормом сговорится. «Плач по Фениксу» не про меня. Будущее не определено раз и навсегда.
        - Так чего же ты тогда испугался?
        Крейн снова отвел взгляд.
        - Я не испугался. Я просто… устал.
        Эрдан смотрел на своего ученика и видел мальчишку. Ничего удивительного, ведь по меркам своего народа Кристобаль и впрямь был молод. Пламенному магусу предстояло прожить вдесятеро больше, чем он уже прожил. Если, конечно, он не отыщет смерть раньше, как это случалось со многими его соплеменниками из разных кланов. Хитроумный капитан, умеющий быть и добродушным, и суровым, всего лишь маска, которую он надевает, выходя из каюты. А что под ней? Растерянный и испуганный мальчик, который пережил всех своих родных, или все-таки вечногорящий Феникс с безумным блеском в глазах?
        - Что ж, тогда я рад, - сказал Эрдан и поднял свой стакан, все еще наполовину полный. - Выпьем за успех?
        На лице Кристобаля Крейна появилась широкая улыбка. Они еще немного посидели, обсудили предстоящее путешествие, а потом Эрдан заметил, что ночная тьма за окном начала рассеиваться. Боль от ожога отступила, но зато накатила усталость. Он зевнул. Капитан тотчас же велел ему отдыхать и почти что выставил из каюты. Обернувшись в последний раз, Эрдан посмотрел на магуса - свеча погасла, и предрассветные сумерки скрадывали даже те немногие перемены в его лице, что произошли со дня их первой встречи. Казалось, что миновало совсем немного времени.
        Хотя на самом деле прошло тридцать лет.

* * *
        - Эй, старик! Где я могу найти мастера-корабела по имени Эрдан?
        Старик…
        Глубокие морщины у него появились лет в двадцать, а волосы поседели совсем недавно. Пятьдесят девять лет - много, мало? Какая разница, сказал бы он еще утром, но почему-то сейчас это обращение, прозвучавшее из уст незнакомого юнца, сильно разозлило бывшего мастера-корабела.
        - А зачем он тебе сдался? - спокойно поинтересовался Эрдан, решив прежде разузнать, откуда взялся наглец, а уж потом преподать ему урок.
        - Хочу попроситься в ученики, - с неохотой ответил парнишка.
        Его спутник остановился поодаль и, скучая, рассматривал окрестности. Эрдан пригляделся и заметил, что у кандидата в ученики глаза разного цвета. Какое-то воспоминание трепыхнулось в глубине его памяти и тотчас же затихло.
        - Почему именно к Эрдану? Он вроде давно не у дел.
        - Эге! - с улыбкой воскликнул незнакомец. - Да ты, видать, не знаешь, с каким человеком в одном городе живешь! Он пятнадцать лет учил имперских капитанов, даже имел школу в Облачном городе. Все знают, что он лучший.
        Эрдан не сумел сдержать усмешки:
        - Надо же… и что же этот господин делает здесь, в глухом захолустье? Отчего он не в своем богатом доме в Облачном городе, окруженный учениками, детьми и внуками?
        - Не знаю… - хмуро пробормотал парень. - Вот встречу и спрошу. Так где его искать?
        Злость Эрдана исчезла так же внезапно, как и появилась. Можно было прямо сейчас во всем признаться и расставить все по местам, но почему-то он продолжил игру и сказал:
        - За городом. Иди по дороге, пока не увидишь рощицу, а прямо за ней - его дом.
        - Он один живет?
        - Один, не один… - раздраженно пробормотал Эрдан. - Иди и проверь сам.
        «Не один. Со мной живут мыши и целая толпа призраков».
        Незнакомец чуть помедлил и неожиданно поклонился. Эрдан обомлел - неужто догадался? Нет, всего лишь запоздало проявил вежливость. А потом парнишка махнул рукой верзиле-матросу и двинулся прочь. «Вот загадка, - подумал бывший мастер-корабел. - Кто он такой? Откуда взялся?» И снова что-то в лице молодого моряка показалось ему смутно знакомым. Но в те дни, когда все навигаторы Империи и впрямь мечтали попасть в школу Эрдана, этот парень ходил пешком под стол.
        «Мне нет до него дела, кем бы он ни был…»
        Он провел на пристани целый день, позабыв обо всем: сидел, вертя в пальцах давно остывшую трубку, и наблюдал за кораблем.
        Цветные паруса встречаются нечасто, и один лишь изумрудный оттенок увеличивает стоимость найма этого фрегата в разы. А если учесть, что фрегат словно создан по канону Сёгэна и пропорции его тела идеальны, сумма и вовсе получается несусветная… За мальчишкой, когда он выучится и станет настоящим навигатором, будут хвостом ходить вельможи с крыльями и без, желая заполучить его вместе с кораблем в свой наемный флот.
        Отчего сокровища всегда достаются тем, кто их даже оценить не в силах?..
        Солнце клонилось к закату, когда Эрдан отправился домой. Шел он медленно - больное колено ныло уже третий день, предвещая сильный шторм, - да торопиться и не следовало. Тому, кто его дожидался, в первую очередь нужно было научиться терпению.
        Миновав рощицу, Эрдан приостановился. Отсюда он мог беспрепятственно разглядывать окрестности, сам оставаясь незамеченным. Что ж, он увидел именно то, что ожидал. У порога его ветхой лачуги сидел давешний моряк - дремал, скрестив руки на груди и вытянув длинные ноги в потрепанных сапогах. Хромая, Эрдан приблизился, и в этот миг парнишка проснулся. Череда забавных гримас сменилась на его лице с быстротой мысли - изумление, осознание собственной ошибки, досада, виноватая улыбка, - а потом он вскочил и поклонился Эрдану во второй раз.
        - Я не беру учеников, - сказал бывший корабел и проследовал в дом, захлопнув дверь перед самым носом растерявшегося моряка.
        Темнело. Эрдан лежал на старом тюфяке, прислушиваясь к звукам, доносившимся снаружи, - там нетерпеливо ходили взад-вперед, потом раздалось приглушенное ругательство… и вскоре все стихло. Только мыши продолжали возиться под полом.
        Что ж, по крайней мере, он не стал ломиться в дверь, как это делали другие.
        Когда наступила ночь, далекий грохот ознаменовал приближение грозы, а вскоре по крыше застучали крупные капли - сбылось предсказанное его коленом ненастье. Эрдан представил себе, что чувствует моряк там, снаружи: без плаща, в залатанной куртке долго под дождем не высидишь. «Вот и славно, - подумал корабел, засыпая. - Сам уйдет. И избавит меня от необходимости с ним объясняться».
        Ему приснился Облачный город. Мальчишка, чтоб его кракены съели, растревожил старую рану: Эрдан увидел всех своих учеников, живых и мертвых, - каждый норовил рассказать и показать, чему научился в школе, только вместо слов у них получалось шипение, как будто на горячую плиту пролили варево. Он то и дело просыпался, вертелся с боку на бок и поминал Меррскую мать, а потому к утру почувствовал себя совершенно разбитым. К тому же, хоть гроза и прошла, колено разболелось еще сильнее.
        Он вышел из дома и почему-то не удивился, обнаружив незваного гостя на том же месте и в той же позе. Пройдоха выглядел невыспавшимся и сердитым, но, едва увидев корабела, тотчас придал лицу смиренное выражение.
        Странное дело - он каким-то чудом умудрился не промокнуть.
        - Я же тебе сказал, что не беру учеников, - скрипуче проговорил Эрдан. - Посмотри на меня!
        Он знал, что выглядит не лучшим образом. Седая борода, длинные космы, изношенные ветхие штаны и куртка с чужого плеча - портовый нищий и тот порою бывает опрятнее. Но мальчишку это не смутило, и в его взгляде Эрдан с содроганием различил два чувства, хуже которых и придумать трудно.
        Одно - тщательно скрываемое благоговение. Этот глупец был настолько уверен в правоте учителя, что согласился бы вытерпеть что угодно, хотя даже не состоял у него в учениках.
        Другое чувство обычно называют железным упрямством.
        - Я ухожу, - сухо бросил Эрдан. - Когда вернусь, чтоб тебя здесь не было.
        Не оглядываясь, спиной он ощущал, как морячок покинул насиженное место и двинулся следом на почтительном расстоянии в десять шагов - дескать, а я что? Я ничего, я просто направляюсь в ту же сторону. «Интересно, как долго он продержится?» - подумал бывший корабел и решил сегодня в город не идти: стоявший у причала фрегат манил его, и это никак не способствовало твердости характера. Эрдан не намеревался отказаться от решения, которое заставило его покинуть Облачный город и привело сюда, на остров Рокэ.
        «И можешь хоть подметки стереть, сын медузы и кракена!»

* * *
        Эсме исцелила руку Эрдана без лишних вопросов и, судя по лицу, даже не заподозрила, что обжегся он вовсе не из-за неловкого обращения с плитой. Предстоящее путешествие будоражило ее, как и остальных: настроение капитана передавалось фрегату, а от него - команде.
        - Мастер Эрдан, а это правда, что у вас была когда-то своя школа навигаторов в Облачном городе? - вдруг, смущаясь, спросила целительница.
        Эрдан удивленно приподнял бровь - интересно, кто ей рассказал?
        - Правда. Я тогда считался одним из лучших корабелов.
        Окажись Кристобаль рядом, он не преминул бы поправить: «Самым лучшим!»
        - А почему же вы… не в столице?
        - Это скучная история, - со вздохом сказал старик. - Я допустил ошибку: обучил одного из своих подопечных слишком хорошо. И поэтому оказался здесь.
        «Сначала, конечно, я оказался на Рокэ. А потом Кристобаль меня нашел».
        - То есть все из-за одного ученика, одного из многих? - Эсме не смогла скрыть изумления. - Разве этого достаточно?..
        Эрдан кивнул.
        «Более чем достаточно, дорогая».
        - Понятно, - сказала девушка. - Значит, вы с капитаном встретились не в Облачном городе? Уж простите за назойливость, просто мне хочется знать больше о людях, рядом с которыми я провожу так много времени. Раньше было проще… Даже не думала, что мне начнет не хватать чужих мыслеобразов…
        «В самом деле, - подумал Эрдан, - она с каждым днем все меньше похожа на ту молчунью, которая бродила по „Невесте ветра“ словно призрак и вздрагивала от каждого резкого звука. Не то чтобы она стала совсем другой, нет. Просто теперь она учится жить по другим правилам».
        - Ты вовсе не назойлива, - проговорил он с добродушной улыбкой. - Но рассказ о нашей встрече с Кристобалем тоже не очень-то интересен. Капитан просто… нашел меня и заставил взять себя в руки, а его - в ученики. Он не любит об этом вспоминать.
        - Почему?
        - Потому что это дурацкая история, - сказал Крейн, торопливо приближаясь к ним. Он прервал разговор с Джа-Джинни, почувствовав, что мастер-корабел может случайно выдать целительнице парочку секретов. - Потом происходило множество куда более занимательных событий, а наша встреча - клянусь Штормом, ничего особенного в ней нет.
        Эрдан хмыкнул. «Так и быть, пожалею тебя и не стану рассказывать, как последний Пламенный Князь унижался перед старым бродягой, умоляя взять его в ученики. Прилип, словно репей к собачьему хвосту. Есть что вспомнить, да? Но я буду молчать, Кристобаль».
        Эсме пожала плечами, и Кристобаль, вздохнув с явным облегчением, спустился в трюм в очередной раз что-то проверить. Он казался обеспокоенным и слегка сердитым, но все это можно было списать на отплытие, и вряд ли кто-то догадался бы, что ночью с капитаном происходили странные вещи.
        - Я еще хотела спросить, - проговорила Эсме, вновь поворачиваясь к Эрдану, - чем мастер-корабел отличается от навигатора? Вы же вроде бы одинаково хорошо чувствуете фрегат.
        - Не совсем. Во-первых, связь корабела с фрегатом непостоянна и в какой-то степени односторонняя. В этом есть и преимущество: я услышу любой фрегат, а не только «Невесту», причем не рискуя утонуть в эмоциях рыбокорабля. Во-вторых, корабел не может прокладывать курс.
        - Как это?
        - А так, что у навигатора в голове хранятся карты всех мест, где бывал его фрегат, - пояснил Эрдан. - В этом смысле у них с кораблем общая память, и он чувствует себя в знакомых водах очень уверенно, даже не имея под рукой бумажной карты. Корабел на такое не способен.
        - Спасибо, мастер Эрдан, - задумчиво проговорила целительница. - Теперь все и впрямь стало понятнее.
        «Да уж, понятнее некуда. Как он примчался, когда почуял, что я могу поведать ей историю, в которой он будет выглядеть не очень-то красиво! Ой-ой, Кристобаль. Ты не сможешь все время быть рядом. И отчего мне кажется, что брать ее на борт все-таки не следовало?»
        Что-то колючее вонзилось в ногу Эрдана; он опустил взгляд и увидел Сокровище - зверек решил поточить об него когти. До этого странное создание, помесь обезьяны, кошки и еще чего-то, вообще не обращало внимания на корабела, теперь же перепутало его с деревом. Эсме, виновато рассмеявшись, взяла своего питомца на руки, и он тотчас же обвил ее плечи, словно меховой воротник с глазами и довольно-таки острыми когтями. Зубы у него тоже были отменные - Кузнечик и еще пара укушенных матросов могли это подтвердить. Целительница понесла ларима в каюту, и как раз в этот миг вернулся Джа-Джинни. Эрдан и не заметил, что крылан куда-то улетал.
        В руке человек-птица держал листок бумаги и белое перо. Он выглядел растерянным и даже слегка напуганным. Эрдан шагнул было вперед, чтобы узнать, в чем дело, но почувствовал, как «Невеста» удерживает его на месте.
        «Справишься сама? - подумал он с удивлением. - Ну, смотри…»
        Джа-Джинни, продолжая сжимать странное письмо в одной руке, положил другую на планшир - и в тот же миг его лицо расслабилось, на губах появилась неуверенная улыбка. Он что-то произнес так тихо, что Эрдан не расслышал, но ощутил, что «Невеста» довольна. Крылан побрел на нос корабля - свое обычное место во время долгого пути. Он по-прежнему выглядел погруженным в раздумья, но уже не вызывал смутной тревоги.
        «Люди могут хранить секреты друг от друга, - всплыли в памяти Эрдана слова, которые он когда-то написал своему лучшему ученику, желая напомнить ему о сущности той связи, что возникала между навигатором и рыбокораблем, - но от фрегата секретов нет». Ответа на письмо мастер-корабел так и не получил.
        «Невеста ветра», почувствовав сомнения и тоску Эрдана, коснулась его сознания, поделилась спокойствием и силой. Старик невольно улыбнулся. Ему нравилось, когда фрегат действовал по собственной воле, а не по приказу Крейна - вот как сейчас. Он вздохнул и подставил лицо попутному ветру, разрешив «Невесте» поделиться и ощущениями парусов.
        «Снова в путь, снова вместе? Что ж, неси нас вперед…»
        Так началось новое путешествие «Невесты ветра» на юг.
        «Интересно, как долго он продержится?»
        Первый день прошел именно так, как ожидалось. Эрдан до позднего вечера бродил по окрестным скалам, нарочно выбирая самые крутые и извилистые тропы. Лишь изредка он оборачивался, чтобы увидеть все ту же картину - настырного кандидата в ученики, прыгающего по камням с изяществом горного козла. Надежды на то, что морячок оступится и подвернет ногу, не оправдались. Он оказался очень крепким и ловким и к концу дня только слегка запыхался. Сам Эрдан порядком устал и разозлился, а потому решил завтра никуда не ходить. Он поужинал черствой лепешкой и лег спать.
        Мальчишка, словно верный пес, улегся под дверью снаружи.
        Весь следующий день Эрдан просидел на обрыве неподалеку от дома, наблюдая за бегущими по небу облаками. Морячок устроился неподалеку. Исподволь за ним наблюдая, Эрдан думал, что этот ненормальный, похоже, не нуждается в еде, а спать умеет где придется. Полезное качество для бродячей жизни, но - как некстати! Бывший корабел впервые понял, что избавиться от такого неприхотливого упрямца сложно. Другие - а за эти годы их приходило не так уж мало! - рано или поздно ломались из-за голода и жажды, но сейчас требовалось придумать новый способ, более изощренный.
        «Кем бы ты ни был, у тебя наверняка есть слабое место, и я его отыщу!» - подумал Эрдан и успокоился. Надо лишь набраться терпения…
        Ночью снова пошел дождь, и опять мальчишка остался почти сухим, но это уже не удивило Эрдана. Мастер-корабел приступил к осуществлению хитроумного плана, целью которого было выдворение незадачливого ученичка с Рокэ, и чем скорее - тем лучше. Он отправился в новую прогулку по скалам, на сей раз уделяя особое внимание не извилистым тропам, а колючим зарослям. Парнишка легко продирался следом за тем, кого упорно считал своим учителем. Естественно, его физиономия украсилась примечательными царапинами, а на куртке прибавилось прорех, чему Эрдан возрадовался, но уже вечером понял, что поспешил: смиренно устроившись на пороге, моряк вынул из шва куртки иглу, выдрал несколько нитей из подкладки и принялся латать дыры с таким видом, будто это самое интересное дело на свете. «Предусмотрительный мерров сын…» - с досадой подумал корабел и ушел в дом. К этому времени обычно большинство кандидатов в ученики начинали сыпать ругательствами, а этот и косого взгляда в его сторону не бросил. Пришлось признаться себе, что он опять недооценил упрямца.
        Но это ничего не меняло.
        Через неделю парень заметно исхудал и пообносился. Запавшие щеки, покрытые черной щетиной, и голодный блеск в глазах придавали ему бандитский вид. В какой-то момент Эрдан ощутил жалость и едва не решил нарушить обет молчания, но вовремя одумался. Он понял, что, если рассказать морячку свою историю, попытаться воззвать к его здравому смыслу, в итоге получится совсем не то, что нужно. «С ума сошел, старый идиот? Чуть было не распустил язык…» - отругал себя корабел и решил перейти к той части плана, которую отложил напоследок.
        Он пошел в город.
        Поначалу все шло как надо: расстояние в десять шагов постепенно превратилось в пятнадцать - парень явно осознал, что выглядит не лучшим образом, и слегка оробел. Но это быстро прошло, и вскоре он догнал «учителя», который очень сильно разозлился. Завидев странную пару, горожане посмеивались; порою до них доносились чьи-то жестокие шутки. Ученичок не обращал на это внимания, как и на стайку детей, увязавшихся следом, но у дверей самой захудалой таверны в порту все же замедлил шаг, словно предчувствуя грядущие неприятности.
        «Нет уж, ты войдешь сюда следом за мной, - мрачно подумал Эрдан. - Не тот ты человек, чтобы сдаться сейчас… и тебе же хуже».
        - Трактирщик! - После семидневного молчания его голос звучал немногим лучше вороньего карканья. - Я пришел за тем, что мне причитается!
        - Явился… - хмуро пробормотал толстяк в грязном фартуке. В заполненном наполовину зале было сумрачно и душно, между столами бродила понурая собака. Ее то и дело пинал кто-нибудь из посетителей, но псина упорно выискивала кости и прочие объедки.
        Трактирщик вполголоса приказал служанке принести еды «дорогому гостю», а сам принялся вытирать стойку, не переставая при этом бубнить:
        - Корми его, дармоеда… Сколько можно? Чтоб тебя кракены съели…
        - Я в море не выхожу, а по суше кракены, слава Заступнице, не передвигаются пока что, - весело отозвался Эрдан, чей слух нисколько не ухудшился с возрастом. - Хватит киснуть! Согласно указу его величества, ты обязан кормить и поить меня, как и любого другого корабела, каждый день. Скажи спасибо, что я не так уж и прожорлив и захожу сюда всего-то раз в месяц!
        - Но мой трактир не один в порту! - огрызнулся хозяин. - Что ж ты повадился ко мне, будто здесь медом намазано? И вообще… это что еще за тип?
        - Он со мной, - равнодушно бросил Эрдан.
        Служанка принесла похлебку, выглядевшую весьма неаппетитно, но корабел вдруг ощутил такой голод, что вид странного варева нисколько его не смутил.
        - Его тоже кормить надо? - подозрительно спросил трактирщик, и Эрдан замотал головой:
        - Ни в коем случае! Если, конечно, он не заплатит за себя сам.
        Хозяин успокоился.
        Морячок окинул долгим взглядом грязный зал, физиономии посетителей и трактирщика. Корабел в это время принялся за еду, поэтому наблюдал за ученичком лишь краем глаза. Он ожидал, что парнишка повернется и уйдет. Или голод возьмет верх?
        - Эй, ты! - окликнул его кто-то. - Что, решил заделаться лучшим навигатором во всей Империи? - и говоривший расхохотался.
        Парень обернулся, но ничего не сказал. «Меня это не касается, - подумал Эрдан, продолжая уплетать за обе щеки. - Пусть хоть подерутся».
        - А что, разве это такое странное желание? - невыразительным голосом спросил морячок. - Всякая птица хочет летать выше, а рыба - плавать глубже.
        В ответ раздался взрыв смеха.
        - Видишь, что бывает с лучшими из лучших? Нравится? Вали отсюда, пока не поздно!
        Эрдан подавился и закашлялся, а когда приступ прошел, увидел стоящего рядом ученика и замер. Выражение лица у парня было такое странное, что корабел внутренне приготовился получить по шее, как случалось раньше не раз. Но вместо этого морячок тяжело вздохнул и… сел на пол.
        «Что ты делаешь?!» - хотел закричать Эрдан, но лишился дара речи. Его безупречный слух внезапно отказал, и вместо гогота матросов мастер-корабел услышал голос собственного учителя, много лет назад отправившегося считать острова: «Если я забуду пригласить тебя к столу, ты не возьмешь в рот ни крошки. Если я скажу: „Лети!“ - ты отрастишь крылья. Если я буду тонуть, но не попрошу о помощи, ты не двинешься с места…» Ученик сидел на грязном полу; собака подошла к нему и положила рядом обглоданную кость. Эрдан вдруг почувствовал во рту ужасный привкус.
        Стоявшее перед ним варево воняло тухлятиной.
        - Трактирщик! - крикнул он. - Принеси мне вина…
        Сколько он в тот вечер выпил и как вышел из трактира, Эрдан запомнил смутно. Кажется, кто-то из матросов все-таки полез в драку, но ученик врезал ему с такой силой, что второго удара не понадобилось. Больше желающих не нашлось… Хотя, может, это лишь приснилось корабелу. Откуда такая сила у человека, голодавшего семь дней?
        На свежем воздухе его желудок взбунтовался и изверг наружу все, что Эрдан съел и выпил за вечер. В голове немного прояснилось, и корабел, шатаясь, побрел домой.
        Ученик шел следом.
        Когда они вышли из города, Эрдан остановился. Ночь была безлунная, и на темном небе четко вырисовывались созвездия: Великое ожерелье, Гончие Эльги, Перо Феникса. Когда-то он рассказывал молодым навигаторам, что на протяжении пятивековой Эпохи молчания курс приходилось прокладывать по звездам. Когда-то он был счастлив, думая, что совершает благое дело…
        - Я хочу умереть, - громко сказал корабел, не оборачиваясь. - Чего ты ко мне привязался? Перед тобой всего лишь старая безумная развалина, которой немного осталось. Брось меня и разыщи другого мастера. Уходи.
        - Нет, - послышалось из темноты. - Я буду твоим учеником - или ничьим.
        - Ну и будь ничьим, - великодушно согласился Эрдан. - Чтобы управлять фрегатом, вовсе не обязательно учиться - достаточно простой интуиции. Уходи, пожалуйста!
        - Нет! - упрямо повторил парень. - Я не оставлю тебя!
        - Ну что ты заладил одно и то же… - Эрдан сокрушенно вздохнул. - Вот навязался на мою голову… Иди прочь, в третий раз говорю!
        Моряк ничего не ответил, и корабел двинулся дальше. В полном молчании они преодолели оставшийся путь до дома, но потом Эрдан свернул к обрыву и там уселся, скрестив ноги. Парень сделал то же самое. В темноте дышал ночной прибой, а бывшему мастеру-корабелу казалось, что его сердце пронзено насквозь острым кинжалом, но почему-то продолжает биться. Над пожухлой травой стелился туман, в котором он ясно видел призраков из своего прошлого - их становилось все больше и больше.
        Из-за скалы появился фрегат: он светился мерцающим бледно-зеленым светом, на мачтах сияли огни.
        Эрдан не сразу понял, что это не призрак.
        - Прикажи ей уйти, - сказал он, не оборачиваясь. - Здесь дно усеяно рифами. Корпус молодого фрегата с его неокрепшей броней они порвут быстрее, чем ты ахнуть успеешь.
        Послышался тяжелый вздох.
        - Я не могу… - слабым голосом проговорил ученик. - ~Она~… чувствует, что мне нехорошо, и хочет помочь. Мы слишком много времени провели вдали друг от друга…
        - Это не шутки! - Эрдан вскочил, но молодой моряк остался сидеть, опустив голову. - Прикажи ей уйти сейчас же!
        С парнем происходило что-то странное: продержавшись столько дней, он вдруг как-то сразу утратил силы. Даже в темноте было видно, что его загорелое лицо сделалось совсем белым. Фрегат протяжно закричал и направился к берегу. Эрдан готов был завыть от бессилия - он просто хотел, чтобы его оставили в покое, но вовсе не такой ценой. Корабел обернулся к ученику, и тот с трудом поднялся.
        Как раз в это время корабль напоролся на скалу.
        Бухту огласил жалобный крик, паруса на средней мачте резко сложились, оборвав плохо закрепленные тросы, а навигатор рухнул на колени, сраженный страшной болью.
        - Ненормальный! - заорал Эрдан. - Разве можно так привязываться к кораблю?
        Он протянул руку и схватил ученика за плечо, заставил подняться, развернул лицом к морю, где его фрегат уже готовился вновь штурмовать скалы. Трепещущая золотая нить, связывающая этих двоих, теперь была отчетливо видна - до чего же толстой она оказалась! Не нить, а настоящая веревка. Времени на размышления не осталось вовсе, и потому корабел потянулся к фрегату сквозь сознание его капитана.
        - Уходи. С ним все хорошо. Уходи, тебе нельзя здесь находиться!~
        В ответ он ощутил робкое удивление, сменившееся недоверчивостью, а поверх всего этого - упрямство.
        - Он скоро вернется! Но сейчас тебе надо уйти, потому что ты сама причиняешь ему боль!~
        Фрегат остановился. Мысль, что своими действиями она ранит капитана, была для сущности корабля внове, и Эрдан в очередной раз убедился, что связь между зеленопарусной красавицей и молодым моряком неимоверно прочна. Конечно, все навигаторы связаны со своими кораблями, постоянно ощущают их, но все-таки Эрдану за много лет еще не приходилось видеть подобного…
        Ощутив вопрос, идущий от фрегата, он поторопился ответить:
        - Да. С ним все будет хорошо, потому что… я о нем позабочусь~~~
        И лишь потом понял, что сказал.
        Корабль медленно развернулся, раскрыл все паруса и двинулся прочь от берега. Эрдан отпустил плечо ученика и внезапно ощутил сильную боль - руку жгло и дергало, словно он держал не живое тело под суконной курткой, а раскаленную подкову. В недоумении мастер-корабел уставился на свою ладонь: она и в самом деле оказалась обожженной.
        Он перевел взгляд на ученика.
        - Я позвал своего друга-целителя, - сказал тот жалобным голосом. - Он скоро доберется сюда.
        - Что ж… - Эрдан чуть помедлил, обдумывая пути к бегству, но обещание, данное фрегату, было подобно клейму или татуировке. - Назови мне свое имя. Название твоего клана я, похоже, только что узнал.

* * *
        - Конечная цель нашего путешествия находится вот здесь, - сказал Крейн и постучал согнутым указательным пальцем по карте, расстеленной на столе. - Эти острова называются островами Зеленого Великана… или как-то в этом роде. Никаких упоминаний о них в известных мне источниках нет, однако я с уверенностью могу сказать, что они лежат к юго-востоку от Жемчужной цепи, которую мы посетили во время прошлого путешествия. То есть не такие уж это и неведомые места. Чего нельзя сказать об острове, где спрятана вторая часть небесного компаса, но им мы займемся позже.
        Они расположились в каюте капитана - Эрдан, Умберто и Джа-Джинни. Хорошая погода продержалась недолго: вскоре после полудня пошел мелкий дождь, небо заволокло тучами, на море началось легкое волнение. Но это был вовсе не шторм, и ветер оставался попутным. По крайней мере все они считали его попутным, полагаясь на мнение Крейна, хотя на самом деле не знали, куда именно направляется «Невеста ветра».
        - Что за странное название… - пробормотал Джа-Джинни. - Мне не нравится.
        - Тебе само путешествие не нравится! - фыркнул Умберто, и крылан одарил друга косым взглядом. Человек-птица явно был не в настроении шутить.
        - Так вот, - продолжил Крейн, не обращая внимания на помощников, - если помните, в прошлый раз мы обошли остров Тодзан с западной стороны, но сейчас тот путь нам не подходит. Во-первых, он уведет нас слишком далеко на юго-запад, а во-вторых, там расположено известное вам место под названием Меррский котел, и пройти его во время сезона штормов невозможно…
        - Значит, нужно обойти Гудо с востока и двинуться дальше, держась побережья? - предположил Умберто.
        Крейн с усмешкой ответил.
        - В виду берега или вдалеке от него, мы все равно окажемся в море Кракена. Нет уж, уволь. Есть другой путь… - Он склонился над картой. - Вот здесь… если идти вдоль западного берега Гудо, мы попадем в пролив, а дальше…
        Эрдан внимательно выслушал объяснения капитана - он был совершенно согласен с тем, что в сезон штормов подходить близко к Тодзану не стоит, хоть с востока, хоть с запада, а море Кракена в любое время года опасно, - и лишь потом спросил:
        - Кристобаль, пролив у южной части Гудо, куда ты собираешься нас завести, имеет весьма странное название, если я ничего не путаю… Как там он обозначен?
        - Пролив Сирен, - ответил Крейн.
        Выражение лица у него сделалось очень красноречивое: «Ну вот, ты все испортил».
        - Что?! - встрепенулся Джа-Джинни. - Кристобаль, ты в своем уме?
        - Это всего лишь название… - Умберто пожал плечами. - Сирены - просто легенда.
        - Ага, как и крыланы, - язвительно ответил Джа-Джинни. - Да, капитан?
        Крейн не стал лукавить:
        - Откуда мне знать? Быть может, там когда-то и впрямь обитали сирены. Я не слышал, чтобы в этом проливе пропадали корабли, а вот об опасностях в море Кракена и к западу от Тодзана мне известно наверняка. И вот что я вам скажу…
        Рука Эрдана невольно потянулась за трубкой. Казалось, им снова предстоит выбор, но на самом деле Кристобаль уже все решил и сейчас просто объяснял свое решение. Смысл его достаточно длинной речи преотлично укладывался в одну фразу: чем соваться туда, где существует настоящая опасность, лучше рискнуть и пройти южным проливом - где, возможно, ничего страшного и нет. Напрашивался еще один путь, и Умберто бесхитростно озвучил идею: переждать сезон штормов в каком-нибудь тихом порту Окраины, а потом отправиться на юг через Тодзан и затихший Меррский котел. Крейн сверкнул глазами и ледяным голосом заявил, что если кто-то так боится зимнего моря, то ему на борту фрегата делать нечего. Умберто нахмурился, но промолчал.
        - Хорошо-хорошо, я все понял! - Джа-Джинни затряс головой, как будто слова Кристобаля превратились в тучу мошкары и роились вокруг него. - Но представь себе хоть на миг, что сирены там все-таки есть. Что тогда?
        - Вот поэтому я хочу прежде всего посоветоваться с тем, кто может знать об этом проливе больше нас, - спокойно ответил капитан. В ответ на безмолвное удивление друзей он добавил: - Я говорю о Паучке.
        - Камэ? - изумленно переспросил Джа-Джинни и вполголоса помянул Меррскую мать. Умберто изумленно поднял брови, а Эрдан предпочел промолчать.
        - Ты всерьез считаешь, что Камэ согласится нам помочь после… - Крылан помахал рукой, не в силах подобрать нужное выражение. - …Всего, что между вами было?
        - Все зависит от того, насколько убедительными окажутся наши доводы, - сказал Крейн. - Но пойми сам: никто не знает южные моря лучше Паучка, хотя бы и по картам.
        - Это понятно, - встрял Эрдан. - Собственно, поэтому ты и собирался взять Камэ с собой в наше первое путешествие на юг. Но, Кристобаль, Джа-Джинни прав - она не станет с тобой разговаривать… Между вами Лэйфир, ты знаешь сам.
        Взгляд Крейна сделался отрешенно-задумчивым.
        - Я еще раз попробую ей все объяснить, - сказал он после долгой паузы. - Нам в самом деле нужен совет, который не может дать никто другой. Ладно, сначала доберемся до Кеттеки, а там разберемся, что к чему. Вопросы есть?
        - Есть, - кивнул Эрдан. - Переведи мне вот это.
        Он указал на две строчки, вписанные на свободном месте чуть повыше островов Зеленого Великана. Острова были прорисованы очень подробно, а посреди самого большого красовался странный знак, похожий на два профиля, черный и желтый, обращенные друг к другу и разделенные чертой. Как раз около этого знака начиналась вязь старинного алфавита.
        Крейн почесал переносицу.
        - Это дом Двуликой госпожи, - проговорил он. - Вошедший да узрит свое отражение с другой стороны зеркала… ну, примерно так.
        - Что за Двуликая госпожа? - нахмурился Эрдан. - Впервые о такой слышу. Какое-то клановое божество?
        Он знал, что у каждого небесного семейства есть свои боги, привезенные с Прародины. За три тысячи лет некоторые перестали в них верить и поклонялись теперь Заступнице, как и обычные люди, но большинство семейств не просто придерживались прежней веры, но и тщательно скрывали ее от посторонних, так что Эрдану за всю его долгую жизнь довелось услышать не так уж много божественных имен. Белокрылая Вестница, Странник-без-Лица и его сумасбродная супруга - Безликая-Безымянная, Дух Закона…
        И, конечно, Кукольник, с которым у корабела были особые отношения.
        Магус развел руками; Джа-Джинни с мрачным видом покачал головой.
        - Я слышал, как один матрос клялся ее памятью, что играл честно, - вдруг сказал Умберто и улыбнулся, завидев их изумленные взгляды. - Все, больше ничего не знаю! Он соврал, кстати.
        - Может, ты помнишь, откуда он был? - спросил крылан.
        - Из Росмера, кажется.
        - Вороний край, - сказал Кристобаль. - Там в почете Дух Закона, других богов нет. Даже Заступницу они не особо уважают.
        Умберто пожал плечами - дескать, знал бы я, что это важно… Крейн пробормотал что-то неразборчивое, а потом отпустил помощников, предложив им подыскать себе занятие на ближайшие три-четыре дня, пока они не доберутся до Кеттеки и не отыщут Паучка.
        - А что мы будем делать, если Камэ не окажется дома? - поинтересовался Эрдан напоследок.
        Крейн возвел глаза к потолку, как бы говоря: «На все воля Заступницы».
        Пока они держали совет, вечер превратился в ночь. Прогулявшись недолго по палубе, Эрдан спустился к себе в каюту. Его не оставляли мысли о Двуликой госпоже - почему-то казалось, что странные слова про отражение с другой стороны зеркала могут оказаться не менее важными, чем пролив Сирен и прочие опасности, которые, несомненно, подстерегали их на пути. Кто же такая Двуликая госпожа? Почему именно в ее «доме» хранился фрагмент небесного компаса? На все эти вопросы еще предстояло отыскать ответы - кто знает, что получится в итоге…
        «Наверное, она все же какая-то забытая богиня, - подумал Эрдан. - Надо будет спросить у Камэ и об этом тоже - вдруг она, копаясь в архивах, видела что-нибудь полезное? Впрочем, сначала поглядим, получится ли у нас разговор…»
        Хотя погода была сырая, обошлось без неприятных сюрпризов: всякий раз, когда на горизонте собирались грозовые облака, они неизменно проходили мимо, чтобы пролиться дождем в Лейстесе, оставшемся позади. Кристобаль почти все время проводил в каюте и лишь однажды позвал Эрдана к себе. Целый вечер они проспорили над старыми картами, и в результате каждый остался при своем мнении. Джа-Джинни был неразговорчив; он то сидел неподвижно на носу «Невесты ветра» и крутил в пальцах длинное белое перо, то летал где-то высоко. Порою задумчивое лицо крылана вновь заставляло Эрдана заподозрить неладное - с ним явно что-то произошло в Лейстесе, - но все-таки спокойствие и уверенность капитана исподволь передавались и мастеру-корабелу. Крейн бы первым почувствовал, случись с Джа-Джинни что-то, заслуживающее внимания и постороннего вмешательства.
        В один из дней, когда небо затянули тучи и полился мелкий дождь, опасный разве что унынием и скукой, Эрдан спустился в кубрик, где матросы развлекались игрой в карты. Поодаль от товарищей сидел Сандер и наигрывал мелодию - тихую и грустную, под стать дождю, поливавшему «Невесту ветра». Взгляд у него был тоже очень грустный, и Эрдан внезапно понял, что в шумной компании не хватает одного человека.
        Чтобы его отыскать, корабелу пришлось обратиться к «Невесте» - и фрегат сразу же показал ему закуток на нижней палубе, где между ящиками с провизией ютилась щуплая фигурка. Эрдан заспешил туда.
        - Ну ты и спрятался! - сказал он нарочито веселым тоном, словно не заметив, что щеки Кузнечика мокры от слез. Мальчишка шмыгнул носом и посмотрел на мастера-корабела щенячьим взглядом. - Пойдем… - Эрдан хотел сказать «к остальным», но в последний момент передумал: - …Ко мне?
        Юнга пожал плечами - дескать, куда хотите, - и мастер-корабел повел его к себе в каюту. У самой двери он ощутил внимательный взгляд капитана и сказал про себя: «Я разберусь, Кристобаль».
        - Деликатнее с ним, друг. Он храбрец, но все-таки еще совсем ребенок.~
        - Садись! - Эрдан легонько толкнул Кузнечика в плечо, и тот послушно опустился на койку. Сам корабел уселся напротив - на сундук, в котором хранил книги. - Что с тобой происходит в последнее время?
        - А что со мной происходит? - хрипло повторил юнга, разглядывая свои мозолистые ладони.
        Хотя он сидел, низко опустив голову, Эрдан все-таки видел грубый шрам на тонкой мальчишеской шее и прекрасно помнил рваную рану, из которой неудержимо хлестала кровь. В тот день Кузнечик должен был умереть, если бы на борту «Невесты ветра» не оказалась Эсме.
        Может, он жалеет, что и в самом деле не умер?
        Юнга появился на фрегате при весьма любопытных обстоятельствах. Два года назад «Невеста ветра» зашла в Ламар и сразу же отправилась в док - за день до того их угораздило встретиться со стаей мурен, и фрегату пришлось туго. Весь правый борт изранили, «Невеста» очень страдала. Крейн, понятное дело, пребывал в весьма дурном настроении, и даже Эрдан старался не заговаривать с капитаном лишний раз. Но откуда мог обо всем этом знать чумазый портовый воришка? Кузнечик - да, именно он - забрался глубокой ночью в гостиничный номер Кристобаля через открытое окно и был застигнут на месте преступления. Если бы Крейну удалось его поймать сразу, все могло обернуться иначе, но капитан, потерявший сноровку от постоянной боли, которую делил с фрегатом, упустил вора. Кузнечик выпрыгнул наружу - комната располагалась на третьем этаже - и был таков.
        Как они узнали впоследствии, именно за отчаянные прыжки мальчишка и получил свое забавное прозвище, однако той ночью Крейн не оценил виртуозное искусство и сказал, что не уйдет из Ламара, пока не отыщут наглеца… Хотя, собственно, все его имущество осталось на месте. Ремонт был уже закончен, когда в порту, едва ли не перед самым носом «Невесты», Кузнечик вознамерился позаимствовать кошелек у тучного пожилого торговца. Толстяк проявил неожиданную ловкость и схватил мальчишку за руку.
        Вряд ли кто-то мог предвидеть, что произойдет дальше. К вопящему от негодования торговцу подошел Ристо, капитан фрегата «Шустрая», и заявил, что непутевый воришка - его юнга, который задумал бежать с корабля. Ристо пообещал толстяку, что маленького негодяя сурово накажут, и предложил прибавить к сумме, находившейся в кошельке, еще столько же - исключительно ради того, чтобы замять скандал. Поломавшись для вида, торговец согласился, а потом Ристо потащил «юнгу» на корабль, крепко держа за правое ухо. Когда они оказались на борту, оно стало раза в три больше левого, но мальчишка даже не пикнул - он прекрасно понимал, что спасает тем самым свою правую руку, а может быть, и жизнь.
        Эрдан присутствовал при последовавшем разговоре, который оказался необычайно интересным. Они находились в каюте Крейна: капитан и мастер-корабел сидели у стола, а Кузнечик стоял перед ними, то и дело шмыгая носом.
        - Как тебя зовут? - спросил Крейн.
        Этот вопрос оказался неожиданно сложным: мальчик назвался прозвищем и наотрез отказался раскрыть свое настоящее имя, поэтому в конце концов так и остался Кузнечиком. С возрастом повезло больше: двенадцать лет, причем ответ прозвучал очень уверенно. А вот третий вопрос ошеломил не только Кузнечика, но и Эрдана:
        - К какому клану ты принадлежишь?
        Воришка мгновенно превратился в каменное изваяние, а Крейн с усмешкой объяснил ему, что человек не способен спрыгнуть с подоконника третьего этажа так же легко, как с табуретки, - чего не скажешь о магусе. Только теперь Эрдан понял, отчего капитан так настойчиво хотел отыскать ночного гостя.
        - Клан Соловья, - наконец выдавил из себя Кузнечик.
        - Надо же, какая удача! - воскликнул Крейн. - Я люблю хорошие песни, а среди матросов, как назло, ни одного с красивым голосом. Не хочешь стать одним из нас?
        Мальчик испуганно взглянул на «капитана Ристо» и ничего не ответил.
        Магус сказал:
        - Я обещаю никогда не спрашивать, кто ты и откуда. Твое имя мне тоже не нужно - оставайся Кузнечиком, раз так хочется… А-а, я понял, чего ты боишься. Мне нужен юнга, а твой голос - просто удачное совпадение. Никаких особых обязанностей у тебя не будет.
        - Соглашайся, парень, - добавил Эрдан. - Не пожалеешь!
        - Ладно… - сдался воришка, теперь уже бывший. - Хотя бы отработаю деньги, которые вы за меня заплатили… Но, сдается мне, вы не простые торговцы!
        Крейн усмехнулся и промолчал. Они скрепили контракт рукопожатием, и Эрдан почувствовал, как «Невеста» приняла нового члена команды в себя, коснулась его сознания. Кузнечик вздрогнул и подозрительно уставился на капитана.
        - Познакомься с ~Невестой ветра~, - сказал ему Кристобаль Крейн.
        Даже через два года Эрдан не мог сдержать улыбки, вспоминая эту сцену.
        - С… «Невестой ветра»? - Глаза новоиспеченного юнги, и без того большие, сделались попросту огромными. - Так это… так вы…
        Магус вместо ответа снял повязку с левого, зеленого глаза.
        Что ж, свой долг Кузнечик отработал сполна.
        - Позволь рассказать тебе одну историю, - проговорил Эрдан, с трудом вынырнув из водоворота воспоминаний. Юнга безразлично пожал плечами. - Будем считать, что это сказка. Жил да был один мальчик… Лет ему исполнилось столько же, сколько тебе, и он тоже остался в целом свете один-одинешенек. Родители умерли во время эпидемии, когда он был совсем младенцем, и мальчика взял на воспитание дальний родственник, владелец трактира. В этом трактире ему пришлось, как говорится, отрабатывать в поте лица свой хлеб… Хотя какой там хлеб - хорошо, если черствые корки перепадали. Когда выдавалось свободное время, он бежал на берег моря и следил за фрегатами, которые входили в гавань, красивые и грозные. Он мечтал, как однажды поймает в море лодочку и откроет в себе талант навигатора… Все мальчишки об этом мечтают, верно?
        - Да… - Кузнечик впервые улыбнулся. - Я тоже хотел… когда-то. Теперь не хочу.
        - Значит, ты умнее, чем… наш мальчик. Ладно, продолжим. Среди трактирных слуг нашлось несколько его ровесников, и вскоре они принялись строить планы о том, как будут путешествовать по морям и искать сокровища. Время шло, и однажды, проходя вдоль причалов, он почувствовал нечто странное - как будто кто-то разговаривал с ним без слов, кто-то чужой, но совершенно не страшный. Наш мальчик от удивления оступился и упал, а ощущение чужого присутствия пропало… но он понял, что оно обязательно вернется.
        - Так и вышло?
        - Да. На своем наблюдательном посту, откуда он следил за кораблями, мальчишка опять услышал голос фрегата. День за днем он учился слушать и однажды, не сдержавшись, сообщил друзьям радостную весть - он считал, что стал навигатором. Конечно, откуда ему было знать, как все происходит на самом деле… Но вот настал день, когда смотритель лодочного загона отобрал пять лодок без навигаторов и предложил желающим попытать счастья. Мальчик ухватился за шанс. Ведь сумей он связать себя с одной из этих лодок, опекун больше не имел бы над ним власти! Вместе с прочими претендентами наш мальчик спустился в загон, но… все до единой лодки обошли его стороной, словно риф или мель. Он выбрался на берег - мокрый, дрожащий, - и тут какой-то навигатор схватил его за плечо и громко заявил: «Эй, дурень! Здесь тебе не место, в тебе нет ни капли способностей!» А мальчик, к несчастью, знал - настоящие навигаторы чувствуют друг друга. Моряк, смеясь, прибавил: «Если тебе показалось, что ты слышишь голос фрегата, - так это просто ветер свистел в твоей пустой башке!» Ну, или что-то в этом роде… уже не припомню точно…
        - И что было дальше? - тихонько спросил Кузнечик, когда молчание затянулось.
        - Дальше все случилось очень быстро, - пробормотал Эрдан, криво улыбаясь. - Наш мальчик бросился бежать и вскоре оказался на обрыве. Там он остановился и… осознал, что жить ему незачем. Нет у него никакого дара, и мало того - все теперь считают, что он просто дурак, который возомнил о себе невесть что. Значит, впереди опять трактир, объедки и побои… В общем, все станет куда хуже, чем раньше. И он прыгнул в море с обрыва.
        - Но ведь его спасли?
        - Только чудом… Там, у лодочных загонов, оказался человек, прибывший издалека. Он побежал следом за мальчиком, не сумел за ним угнаться, но увидел падение. Он вытащил бедолагу из воды и отнес к целителю. Надо сказать, тому пришлось постараться, чтобы срастить все сломанные кости… Вот. Я наконец-то подбираюсь к самому главному. Когда несостоявшийся самоубийца пришел в себя, он увидел рядом незнакомца, который спросил: «Слышать и слушать - это одно и то же?» Мальчик ответил, что нет. «Тогда подумай хорошенько, - продолжил человек, - и скажи мне, что в тебе не так. Чем ты отличаешься от навигатора?» Наверное, боль сломанных костей сделала нашего героя смышленей, чем раньше, потому что он сказал: «Я слышу корабли, но они не слышат меня». Тогда незнакомец улыбнулся и сказал: «Я Гасан, мастер-корабел его величества. Ты будешь моим учеником… и, возможно, превзойдешь меня». В тот же день мальчишка оставил ненавистный трактир и опекуна, который получил от Гасана неплохую компенсацию. Его мечта сбылась, хоть и не так, как он хотел. Ты понимаешь, зачем я это тебе рассказываю?
        Юнга всхлипнул и расплакался. Эрдан не стал его успокаивать, а терпеливо дождался, пока Кузнечик возьмет себя в руки, и в конце концов хриплые рыдания перешли в сбивчивую, но понятную речь:
        - Я… я ничего не умею! Ты понимаешь, что такое дар? Понимаешь… Я даже не знаю, что теперь будет… У меня по-настоящему ничего своего нету… И это последнее, что осталось от нее… - Тут он замер и уставился на Эрдана испуганными круглыми глазами.
        Видимо, таинственная «она» была кем-то из его прошлого.
        «Мне не нужны чужие тайны, дурачок. Своих достаточно».
        - Я мечтал стать навигатором, а вместо этого стал мастером-корабелом, - сказал старик. - Одним из лучших… может, даже лучшим. Но моя мечта никуда не подевалась, хотя я давным-давно понял, что ей не суждено сбыться. Кузнечик, я сейчас открываю тебе тайну: корабел - на самом деле калека. Он делает только половину того, на что способен навигатор, он только слушает корабль, но не способен ему приказывать и не видит ничего за пределами корабля. Фрегат иногда мне повинуется, но только потому, что я точно знаю, чего он хочет, - а в этом не всякий капитан сможет разобраться. Как влюбленные порой ссорятся, так и фрегат с капитаном не всегда понимают друг друга. Вот тогда и нужен мастер-корабел, чтобы помирить их и успокоить…
        - И с нашим капитаном тоже так бывает? - спросил юнга.
        Эрдан покачал головой:
        - Так - не бывает. Кристобаль - исключение из всех правил, и я в большей степени его друг, чем мастер-корабел «Невесты», потому что он и она - в общем-то одно целое. Это и хорошо, и плохо одновременно… Но я отвлекся. Кузнечик, признайся честно: если бы ты мог все вернуть, то сделал бы то же самое или нет?
        - Я не жалею о своем поступке. Ведь я готов был тогда отдать жизнь…
        - А отдал - дар. Это меньше жизни.
        - Ты в этом уверен, старый друг?~
        «Не мешай».
        Парнишка растерянно произнес:
        - Я все надеялся, что голос вернется.
        - Чудеса случаются, - проговорил Эрдан с жалостью, - но рассчитывать на два чуда подряд было бы… ребячеством. Я видел, что с тобой случилось; мне показалось, что безумер попросту оторвал тебе голову. Эсме совершила невозможное… - Он прищурился. - Эй, постой. Уж не винишь ли ты ее в том, что стало с твоим горлом?
        - Нет… - пробормотал Кузнечик и сильно покраснел. - Я никогда…
        - А ты знаешь, что она отдала за тебя несколько лет жизни? - спросил корабел.
        Юнга снова уставился на него, дрожа как тростник на ветру, и тогда Эрдан рассказал ему все, что знал о целителях. Кузнечик ловил каждое слово, и в какой-то момент его рука поднялась к горлу да там и осталась. Закончив свой рассказ, корабел прибавил:
        - Знаешь, никто не ждет, что ты легко и просто смиришься с тем, что произошло. Ты пережил крушение надежд, а это одно из самых страшных испытаний, которые судьба может преподнести человеку или магусу. Лишь немногие счастливцы избежали его… Но ты не вправе сейчас сдаться, потому что не знаешь своего истинного предназначения.
        - Я понял, - хрипло проговорил Кузнечик, и по тому, как изменился его голос, мастер-корабел понял: усилия не пропали даром. - Спасибо, мастер Эрдан…
        - Вот и хорошо, - сказал корабел. - А теперь пошли в кубрик. Если мы не порадуем твоего друга, остальные матросы рассердятся, что он играет такую музыку, от которой хочется выть, и выкинут его за борт.
        Утром на горизонте вот-вот должны были показаться очертания Кеттеки, и команда уже готовилась к предстоящей стоянке в порту, как вдруг Эрдан ощутил внезапное беспокойство. Он огляделся по сторонам: небо было ясным, а море - спокойным, но все-таки что-то его встревожило не на шутку.
        - Тоже чувствуешь? - Кристобаль возник рядом так внезапно, что корабел даже вздрогнул от испуга. - Это воздух. Какой-то нехороший запах… запах гари, я бы сказал…
        На палубе показалась Эсме, и ее лицо отражало волнение.
        - Я чувствую что-то ужасное… - проговорила девушка еле слышным шепотом, приблизившись к Эрдану и Кристобалю. - Что произошло?
        - Пока не знаю, - честно признался Крейн. - Но оно идет с той стороны, где находится Кеттека. Какой-то странный запах, словно после большого пожара. Понятия не имею, что могло случиться.
        Заметив, что целительница дрожит, он снял куртку и набросил ей на плечи. Было довольно прохладно, и этот жест выглядел естественным, хотя Эрдану показалось, что руки капитана задержались на плечах Эсме немногим дольше положенного.
        Томительное ожидание казалось бесконечным. «Невеста» шла под всеми парусами, но Эрдан все равно не удержался от того, чтобы мысленно подгонять фрегат: «Быстрее, быстрее!» В ответ он получил заслуженную волну раздражения и попытался совладать с нетерпением.
        Наконец на горизонте возникли очертания далекого острова, на северо-западном побережье которого располагалась Кеттека. Крейн неторопливо прошел на нос корабля, и Эрдан последовал за капитаном, а над их головами мелькнула тень: Джа-Джинни отправился на разведку. Остров и порт приближались, и странное ощущение делалось все сильнее. Как там сказал Крейн - запах большого пожара? Эрдан покосился на капитана: магус замер, принюхиваясь, словно гончий пес.
        Заметив странное поведение капитана, матросы насторожились и притихли. В молчании «Невеста» двигалась вперед вместе с попутным ветром, и через некоторое время на палубу опустился крылан.
        - Над городом дым, - доложил он с тревогой. - Я не смог приземлиться, сильно режет глаза. Что же там стряслось, Кристобаль?
        - Скоро увидим, - лаконично ответил магус и не проронил больше ни слова.
        Когда они вошли в гавань, дара речи лишились все, кто был на борту.
        Небольшая крепость, защищавшая Кеттеку от нападения с моря, превратилась в груду камней, и та же участь постигла с десяток домов в северной части города. Над развалинами поднимались столбы дыма, кое-где еще горел огонь. По пепелищу бродили люди, кто-то пытался растаскивать камни и доски, чтобы попытаться спасти от страшной смерти несчастных, оказавшихся под завалами. Что бы ни стало причиной пожара и разрушений, все произошло совсем недавно, и жители еще не успели опомниться.
        От причалов остались лишь каменные выступы - деревянные настилы взрывом разнесло в щепки и разметало по всей гавани. Должно быть, за те годы, что прошли с последнего визита «Невесты ветра» в Кеттеку, город порядком разбогател и позволил себе закупить большой запас звездного огня для защиты от имперских судов. Но уже не в первый раз это опасное вещество играло с людьми злую шутку.
        Звездный огонь предназначался для крепости, чьи пушки денно и нощно охраняли вход в гавань: любой фрегат, вознамерившийся войти в порт, не получив на то разрешения, мог заработать ядро в борт. Такие раны заживали очень тяжело, и Эрдан частенько думал, что боги поступили мудро, наделив корабли непреодолимым отвращением к подобному оружию и всему, хоть отдаленно с ним связанному. Крупица звездного огня на одежде или коже человека, пытающегося взойти на борт фрегата, обычно приводила к вспышке звериной ярости рыбокорабля. А если сколь угодно малое количество этой дряни каким-то образом попадало в трюм, можно было с уверенностью рассчитывать на скорейшее превращение фрегата в одну из самых безжалостных и опасных морских тварей - кархадона. Именно поэтому моряки чурались пушек и звездного огня, оставляя их сухопутным шебаршилам и трупоходам, на которых и перевозили взрывоопасные бочки.
        Склады тщательно охраняли, но случалось всякое. Известен был надежный способ захватить город, и его иногда использовали пираты: требовалось подослать лазутчика, который, рискуя жизнью, взрывал склад. В случае успеха крепость оставалась без огня, а затем пиратские фрегаты легко справлялись со сторожевыми кораблями, и победители спокойно высаживались в порту и продолжали битву уже на суше.
        Но разве кто-то из пиратов осмелился бы выступить против Лайры Арлини?..
        - Заступница, какой ужас, - пробормотал Умберто. - Никогда такого не видел. Капитан, что мы будем делать? Капитан?
        Крейн стоял неподвижно, устремив взгляд куда-то вдаль. Он сильно побледнел. «Лэйфир, - подумал корабел, нахмурившись. - Искусай меня медуза, как не вовремя!» Он многозначительно посмотрел на Умберто, и молодой моряк, сообразив, что капитана лучше пока не трогать, виновато кивнул.
        - Полагаю, нужно выпустить шлюпки, - сказал Джа-Джинни. - К берегу «Невеста» подходить не станет, там все пропахло огнем.
        - Ты прав, - кивнул Эрдан. - Кристобаль!
        «Тебе не обязательно туда идти», - прибавил он мысленно.
        Магус вздрогнул, приходя в себя, затем обвел тяжелым взглядом команду и вздохнул.
        - Надо отыскать Камэ, - сказал он негромко. - Не нравится мне все это…
        - Кого ты возьмешь с собой? - спросил Умберто.
        Капитан назвал его и троих матросов, потом повернулся к Эрдану:
        - Я припоминаю, ты и Паучок были добрыми друзьями?
        - О да! - усмехнулся мастер-корабел. - Хочешь переложить на мои старые плечи самое трудное? Хорошо, я тоже пойду.
        - И я, - раздался голос Эсме. - Там может потребоваться моя помощь.
        Оказалось, она успела сбегать в каюту за снадобьями и теперь была готова - но не к тому, что случилось дальше.
        - Там есть собственный целитель, и не один, - сказал Крейн. - Оставайся здесь.
        - Раненые… - запротестовала девушка. - Я должна…
        - Оставайся, - спокойно повторил магус. - Это приказ.
        - Капитан!
        Крейн сурово нахмурился и отвернулся, перестав обращать внимание на злую и растерянную целительницу.
        У борта «Невесты» на волнах уже покачивалась лодка. Эрдан собирался спуститься, когда целительница решительно шагнула вперед, решив, по всей видимости, что Крейн не сумеет ей запретить делать то, что хочется.
        Магус, не оборачиваясь, поднял руку…
        ~~~
        …И девушка тотчас же упала без чувств.
        Эрдан помрачнел: конечно, по-другому остановить целительницу было нельзя, но все-таки капитан повел себя слишком жестоко.
        - Джа-Джинни! - коротко бросил магус. - Если она каким-то образом покинет ~Невесту~ и попадет в Кеттеку, я тебе все перья повыдергиваю.
        - Слушаюсь, капитан, - пробормотал человек-птица.
        Эрдан покачал головой и ничего не сказал.
        Как и следовало ожидать, вблизи разрушения выглядели еще хуже. Запах гари напрочь заглушил все остальные запахи, даже неистребимый рыбный дух, от которого нет спасения в любом порту. За приближением шлюпки следили несколько человек, среди которых Эрдан узнал градоначальника Кеттеки, но не смог вспомнить, как его зовут. В молчании они подошли к тому, что осталось от одного из причалов; матрос перепрыгнул со шлюпки на берег и затянул швартовочный трос. Когда Кристобаль выбрался на покрытый хлопьями сажи пирс, градоначальник ринулся к нему с распростертыми объятиями и слезами на глазах:
        - Капитан Крейн! Вас послали боги! Капитан, посмотрите на этот кошмар…
        - Я вижу, - торопливо пресек магус его словоизлияния. - Что произошло? На вас напали? Кто?
        Сбивчиво и путано градоначальник Кеттеки рассказал о случившемся. Утром, едва взошло солнце, в гавань вошел незнакомый фрегат. Ни имперских опознавательных знаков, ни флага кого-либо из пиратов, вообще ничего, хотя уже сам цвет корпуса и парусов мог бы послужить особой приметой: фрегат был угольно-черным, без единого пятнышка.
        Себе в оправдание градоначальник сказал, что не в обычае Окраины стрелять в первого встречного, поэтому незнакомца пропустили. Он ведь был один.
        И тогда случилось нечто страшное… и весьма странное.
        - Он остановился примерно там же, где сейчас стоит «Невеста», - проговорил градоначальник и, оглядевшись по сторонам, выпалил: - А потом развернулся правым бортом к крепости и выстрелил из пушек!
        - Что?! - воскликнул магус с неподдельным изумлением. - Вы в своем уме?
        - Я говорю правду! - воскликнул градоначальник, но в его голосе не слышалось уверенности, зато отчетливо звучала трусливая дрожь.
        - Хотите, чтобы я поверил в этот бред? - фыркнул Крейн. - На борту фрегата не может быть пушек, потому что их там не бывает никогда! Ну-ка, объяснитесь!
        - Так я же вам говорю, капитан…
        Их перепалка грозила зайти слишком далеко, и Эрдан решил вмешаться:
        - По-моему, к его словам стоит прислушаться, Кристобаль.
        Спокойный тон мастера-корабела немного охладил пыл градоначальника, который почувствовал себя оскорбленным недоверием Крейна.
        - Какой мне смысл врать? - спросил он, сердито дернув плечом. - Если бы я хотел вас обмануть, то придумал бы что-нибудь правдоподобное. Это очень странно, я понимаю, но именно так все и произошло. Фрегат был вооружен - и он выстрелил. Это выглядело точь-в-точь как залп из пушек, к тому же прицельный… Как видите, они с первого раза попали куда надо.
        Эрдан многозначительно посмотрел на капитана.
        - Хорошо, - процедил Крейн сквозь зубы. - Дальше?
        Дальше было сражение черного незнакомца с двумя сторожевыми фрегатами, которые едва слушались своих навигаторов, испуганные и сбитые с толку, словно перед лицом не одного противника, а по меньшей мере десятерых. Черный между тем не терял времени зря. Неудивительно, что в городе началась паника. Люди убегали, бросая все, поэтому, когда нападающие высадились на берег, кругом не осталось ни души.
        - Высадились? - повторил Крейн. - Так им все-таки что-то было нужно?
        - Да. - Градоначальник сглотнул. - Они… они забрали… н-на…
        - Что, вашу казну? - спросил магус, устало нахмурившись.
        - Нашего картографа! - выпалил градоначальник.
        Со страха он зажмурился и не увидел изумления и растерянности Крейна, беззвучно прошептавшего: «Камэ?..» Когда несчастный, коему выпало управлять городом в столь трудную пору, осмелился приоткрыть глаза, магус уже взял себя в руки и иронично проговорил:
        - Поздравляю! Скоро сюда нагрянет Лайра, так что не мешало бы и впрямь придумать какую-нибудь более правдоподобную историю о том, как и почему пропала его родная сестра. Что ж, приношу соболезнования, и все такое… А теперь позвольте откланяться.
        Градоначальник взвыл - должно быть, очень живо представил себе визит короля Окраины. Крейн сделал вид, что в самом деле намерен уйти, и тогда незадачливый чиновник повис у него на рукаве:
        - Прошу, капитан, не бросайте нас! Они не могли далеко уйти, а «Невеста» - такая быстроходная! Я буду вашим должником до самой смерти… прошу, помогите! Верните ее!
        - Очень нужен мне такой должник! - холодно ответил магус, вызвав новую порцию причитаний. - Врун, трус и никудышный градоначальник! Как могли ваши люди пропустить в гавань фрегат без опознавательных знаков? Здесь Окраина, а не центр Империи, не Облачный город. Да я бы на месте Лайры…
        - Кристобаль, хватит, - негромко проговорил Эрдан. - Мы теряем время.
        - …Но я, слава Заступнице, не на его месте, - хмуро закончил Крейн. - В какую сторону они направились?
        Когда «Невеста ветра» оставила Кеттеку далеко позади, устремившись в погоню за загадочным черным фрегатом, Эрдан осмелился вновь заговорить с капитаном, который был мрачнее тучи:
        - Ты уверен, что он сказал неправду?
        Крейн махнул рукой:
        - Глупый вопрос. Скорее всего, взрыв в хранилище просто совпал с визитом бандитов - в это я готов поверить. Ты лучше меня знаешь, что куда легче представить себе кракена, танцующего фареко на балу у капитана-императора, чем вооруженный пушками фрегат.
        - Я видел за свою жизнь столько невероятных вещей! - проговорил Эрдан. - Не стоит так бесповоротно отметать версию с пушками. К тому же если это вдруг окажется правдой… - Он осекся. А в самом деле, если градоначальник не солгал и не приукрасил истину, что тогда? Сама мысль, что кто-то сумел заставить фрегат пойти против собственной природы, пугала до дрожи. Уж лучше пусть Крейн будет прав… - Кстати, Кристобаль, у нас в трюме чужак, - спохватился мастер-корабел.
        - Знаю, - сказал Крейн. - Я нарочно не стал вытаскивать его сразу. Пусть посидит еще немного в брюхе, вместе с лодками. Он заплыл туда, когда мы возвращались. Смелая выходка, ничего не скажешь! Хотя и очень глупая.
        - Подумать только! - Эрдан снова покачал головой и улыбнулся. - Нынче столько человек стремятся попасть на борт «Невесты», а когда-то нам едва удавалось набрать достаточно людей…
        - Да-да, - сказал магус и лукаво улыбнулся. - Один мой знакомый долго говорил, что сойдет в следующем порту.
        Мастер-корабел хмыкнул:
        - Я ведь ни разу не уточнил, после какого порта последует тот, что нужен мне, Кристобаль.
        - Можно сказать, ты своего добился, Кристобаль Фейра, - проговорил Эрдан, разглядывая ладонь. Целитель у магуса в команде был хороший: лишь коснулся обожженной кожи - и та сделалась чистой и гладкой. - Но я все-таки не понимаю, отчего ты решил стать именно моим учеником.
        Целитель ушел так же быстро, как появился, и теперь они сидели на краю обрыва, окруженные ночными звуками и запахами. Беспокойный фрегат, должно быть, уже стоял на своем месте у причала. После случившегося казалось кощунством вернуться в ветхую полуразвалившуюся лачугу - все равно что признать свое полное и окончательное поражение перед лицом судьбы.
        А он, как выяснилось, в глубине души не считал битву оконченной.
        - Вы лучший, - коротко ответил молодой феникс.
        Он сидел, скрестив ноги и закрыв глаза; изредка по его лицу и рукам пробегали голубые искры. Последний из рода Фейра, подумать только. Эрдан ощутил внезапный всплеск любопытства: хотелось расспросить юношу, как ему удалось выжить, кто ему помог, что он делал все эти годы, и о многом другом. Но вместо этого он раздраженно проговорил:
        - Я был лучшим! Теперь я просто старая развалина, я…
        - Бесполезно. - Кристобаль улыбнулся краем рта. - Не пытайтесь меня переубедить. Мне нужны вы, мастер Эрдан. Пусть о вас уже давно не слышали в Облачном городе, пусть ваше имя начинают забывать, но я-то знаю, что другого такого корабела не найдешь ни на одном из Десяти тысяч - да хоть Ста тысяч - островов. Вы себя изрядно запустили, но это поправимо…
        Корабел сердито нахмурился и набрал уже воздуха в грудь для язвительной отповеди, а потом вдруг понял, что совсем не сердится на этого юнца. Откровенность магуса обезоружила его. «Хорошо, мальчишка, так и быть. Я возьму тебя в ученики, потому что иначе ты никогда не оставишь меня в покое».
        Вслух, однако, он этого не сказал.
        - У тебя необычный фрегат. Где ты ее нашел?
        - Она сама меня нашла и спасла от верной смерти посреди открытого моря. Это было почти десять лет назад… Но ведь вы на самом деле о другом хотели спросить, верно?
        Эрдан смутился. Он и впрямь стареет и глупеет, если его мысли так легко можно прочитать по лицу… Или не по лицу? Он посмотрел на сидящего напротив юношу тем ~взглядом~, каким обычно изучал фрегаты, и увидел, как в темноте вокруг фигуры молодого магуса проступают полупрозрачные золотистые ~ленты~, колышущиеся в воздухе, словно водоросли во власти течения. Одна такая ~лента~ дотянулась до больного колена мастера-корабела и ласково его погладила.
        - Урок первый. - Корабел щелчком отбросил ~ленту~. Фейра вздрогнул всем телом и зажмурился. - Не надо так больше делать. Если это повторится, будет гораздо больнее. Понятно?
        Новоявленный ученик кивнул, а до Эрдана вдруг дошло, чем он рискует, взявшись за обучение феникса. Перед его внутренним взором возникла горстка пепла, и вслед за этим образом пришло понимание еще одной простой истины: на самом деле он не хотел не только проиграть в новом сражении с судьбой. Он не хотел умирать.
        Заступница, сколько же лет он прожил, старательно выстраивая вокруг себя стены лжи…
        - Не бойтесь, - тихо сказал Кристобаль. - Я больше десяти лет несу в себе первопламя, и еще ни один человек или магус от этого не пострадал. Есть определенные правила… Им следовать нетрудно, вы научитесь. Главное - не бояться и делать все, что нужно.
        - Очень сложно, наверное, все время притворяться человеком, - вырвалось у Эрдана.
        Магус кивнул.
        «Как же тебе удалось спастись, мальчик?»
        - Нам о многом предстоит поговорить, а уже так поздно. - Тон Кристобаля изменился, сделался чуть веселее. - Не хотели бы вы стать моим гостем?
        Эрдан хотел отказаться… должен был отказаться. Он знал, что на борту фрегата не сумеет держать все под контролем, а ведь им предстояло обсудить много важных вещей. Однако возможность впервые за много лет провести ночь в относительном комфорте показалась столь привлекательной, что корабел сдался без боя.
        Следующее утро он встретил уже на фрегате.
        Внутри тот оказался таким же красивым, как и снаружи. На борту не было полноценной команды: кроме магуса, в ней имелось всего два человека - верзила, которого Эрдан видел в день первой встречи, и целитель, с которым он тоже успел познакомиться. Их звали Унаги и Велин. Трех человек хватало для управления кораблем - строго говоря, в хорошую погоду хватало и одного, - однако ощущалась нужда в хорошей чистке. Кроме того, пустые трюмы и безлюдные палубы выглядели очень непривычно.
        «Ты прекрасна, - подумал Эрдан, обозревая корабль. - В моей власти сделать тебя и твоего навигатора безупречными».
        Кристобаль стоял у средней мачты и молча наблюдал за гостем. Магус выспался и отдохнул, и, глядя на его чистую рубашку и тщательно выбритое лицо, Эрдан вдруг остро ощутил, что сам не мылся уже очень давно, а его одежда годится лишь для того, чтобы драить ею палубу. Парень еле заметно усмехнулся и взмахом руки пригласил корабела следовать за собой.
        Они пришли в большую каюту, посреди которой стояла бадья с водой.
        - О-о, ты обо всем позаботился, - сварливо проговорил Эрдан. - Но она же ледяная!
        Кристобаль хмыкнул и опустил в воду кончики пальцев; вскоре от нее повалил пар.
        - Полезное умение… - пробормотал корабел.
        - Хоть какая-то польза от моего дара, - отозвался магус с наигранной небрежностью. - Могу помочь чем-нибудь еще?
        Эрдан нахмурился, вспомнив о своей роли:
        - Я что, похож на немощного старца? Справлюсь сам.
        Ученик исчез без единого слова, предоставив учителя самому себе. Эрдан принялся за дело. Въевшаяся грязь поддавалась с трудом, и в конце концов он устал так, словно целый день проработал в доках, - но приятной усталостью. После того как он выбрался из бадьи, на воду было страшно смотреть. Пока корабел смывал с себя несколько лет жизни, кто-то утащил его вещи и подложил взамен штаны, рубашку и ремень - все далеко не новое, но чистое. Не хватало только какой-нибудь обуви, но он привык ходить босиком. Одеваясь, он заметил на полу еще кое-что и сказал вслух:
        - С этим, пожалуй, мне и впрямь понадобится помощь. Или хотя бы зеркало.
        Тотчас же дверь отворилась - и вошел магус.
        Когда у Эрдана появились собственные ученики, он уже был достаточно обеспечен, чтобы нанять нескольких слуг, поэтому не стал пользоваться старым правилом, согласно которому ученик-новичок прислуживал учителю. Сам он многое выполнял для мастера Гасана, не считая это постыдным, но вот приходилось ли магусу раньше прислуживать? Приходилось, решил Эрдан. Уж очень сноровисто парень орудовал бритвой - словно заправский цирюльник. Впрочем, ничего удивительного: ему, вероятно, было лет десять - двенадцать, когда род Фейра перестал существовать. Мальчику наверняка многому пришлось научиться, чтобы выжить.
        Расправившись с его бородой, Кристобаль укоротил волосы до пристойной длины и отступил, скрестив руки на груди и глядя на учителя. Преображение было завершено. Эрдану показалось, что он сбросил с плеч тяжелый груз, скопившийся за десять лет. Его охватила странная легкость, следом за которой пришло желание немедленно приступить к работе. Выходит, ко всему прочему он еще и соскучился по настоящему делу, пока изображал городского сумасшедшего здесь, на Рокэ.
        Великий Шторм, наверное, сейчас смеялся, наблюдая за ним.
        - Я кое-что скрыл, - вдруг сказал магус, глядя корабелу прямо в глаза. - У меня… гм… я не смогу… Ох, кракен меня побери!
        Решимость покинула его так же внезапно, как появилась, он покраснел и отвернулся.
        - У тебя нет ни гроша в кармане, - подсказал Эрдан, ничуть не удивившись. - Ты беден, как трюмной шебаршила.
        - Да, - сдавленно проговорил молодой феникс. - Все, что у меня есть, - ~Невеста ветра~.
        «Невеста ветра».
        Эрдан впервые услышал имя фрегата, и оно показалось ему таким удачным, что остальное уже не имело никакого значения. Разумеется, Фейра был нищим - ведь все имущество клана конфисковали. Но что такое деньги? Когда-то их у корабела было очень-очень много.
        «Шторм свидетель, ты и впрямь еще мальчишка… дерзкий, гордый ребенок…»
        - Будем считать, что все это, - Эрдан сначала обвел рукой каюту, а потом указал на самого себя, - и есть твоя плата за мои услуги. Когда все закончится, я попрошу тебя еще кое о чем, и ты не откажешь. По рукам?
        - Если вы сделаете из меня хорошего навигатора, я никогда и ни в чем вам не откажу, - взволнованно проговорил Кристобаль, вновь устремив на корабела взгляд разноцветных глаз, и что-то в этих глазах заставило Эрдана вздрогнуть. Но отступать было уже некуда.
        - По рукам!
        Эрдан позволил самой тонкой связующей нити прикоснуться к себе - фрегат желал убедиться в искренности его намерений, - и они приступили ко второму уроку.

* * *
        Вбрюхе рыбокорабля было холодно и сыро. Стены и потолок обросли светящимся мхом, который, однако, не мог разогнать темноту. У подножия трапа под ногами хлюпало, а стоило сделать шаг вперед, как ты проваливался в воду по пояс.
        Лодки зашевелились, почувствовав приближение Крейна. Магус помог Эрдану спуститься. Потом громко сказал:
        - Давай вылезай. Или ты намерен превратиться в рыбу и остаться там навсегда?
        Далеко в темноте послышался плеск, а затем к ним подплыла тень. Крейн с усмешкой наблюдал, как, еле дыша, вылезает из воды незнакомец - испуганный и, похоже, готовый вот-вот потерять сознание от усталости и холода.
        Нежеланным пассажиром оказался парень лет двадцати, стройный и довольно высокий, всего на полголовы ниже Крейна. Из одежды на нем были только штаны до колен. Полумрак скрадывал черты лица, но не скрывал, что у парня совершенно белые волосы. «Поседел от страха, что ли?» - удивился Эрдан, но промолчал. С незнакомца ручьями стекала вода. Он стоял перед капитаном и дрожал.
        - Кто такой? - сухо поинтересовался Крейн. - Как звать?
        Парень попытался ответить, но у него зуб на зуб не попадал то ли от холода, то ли от испуга. Крейн терпеливо ждал, и наконец с побелевших губ слетело имя:
        - Хаген.
        Магус удовлетворенно кивнул:
        - Послушай, Хаген, одно из двух: или ты шпион, которому хорошо заплатили, чтобы разведать, как устроен мой фрегат, или ты один из восторженных юнцов, которые спят и видят, как бы попасть ко мне в команду. Твой поступок, признаюсь честно, впечатляет. Но глупость иной раз впечатляет очень сильно.
        - Простите, капитан, - с трудом выговорил юноша. - Когда я увидел «Невесту», то словно с ума сошел…
        - Значит, ты из вторых, - хмыкнул Крейн. - И что же мне с тобой делать? Знаешь, сколько таких романтиков в каждом порту Окраины? Матросов у меня достаточно…
        - Я хорошо стреляю! - торопливо заявил Хаген, и в его глазах загорелся огонек надежды. - Испытайте меня!
        - Прямо здесь? - иронично поинтересовался капитан. - Лучше скажи, почему ты так рвался сюда. Просто ищешь приключений или хочешь кому-то отомстить?
        Хаген опустил голову. Крейн вздохнул:
        - И снова второй вариант. И откуда ты только взялся на мою голову? Будь ты шпионом, я бы просто выкинул тебя за борт, а так придется высаживать в следующем порту.
        - Капитан!
        - В следующем порту, я сказал. Все. - Крейн повернулся к Эрдану: - Идем скорее наверх. Мы, кажется, догоняем это черное недоразумение.
        Черная точка быстро увеличивалась в размерах, и вскоре можно было сосчитать мачты и паруса корабля. В том, что это именно тот корабль, который напал на Кеттеку, сомневаться не приходилось: он в самом деле был черным. Словно сажа. Шел беглец ровно, ветер ему благоприятствовал, и оставалось лишь удивляться, что «Невесте» удалось так быстро его догнать.
        Им опять повезло.
        Крейн стоял на носу и рассматривал черный фрегат через подзорную трубу. Это занятие поглотило его целиком и полностью, поэтому Эрдану пришлось трижды повторить свой вопрос, прежде чем капитан расслышал.
        - Кристобаль! Скажи мне наконец, как ты собираешься с ним сражаться, если у него действительно есть пушки?
        - Пушки? - Крейн непонимающе посмотрел на корабела. - Эрдан, это очень странный фрегат. Я не вижу на палубе ни одной живой души. И, знаешь, у него какой-то чудной корпус - борта покрыты… коростой, что ли? Но не броней, точно не броней. Что-то похожее я видел на трупоходах, однако эта рыбка, насколько я могу судить, вполне живая. Впрочем, кракен бы побрал этот черный цвет - из-за него я ни в чем не уверен.
        - Я жду ответа, - хмуро проговорил Эрдан. - Если градоначальник Кеттеки сказал правду, нам угрожает большая опасность.
        - Мы будем делать то же самое, что всегда, - сказал Крейн. - У этого фрегата нет никаких пушек, потому что их просто не может быть.
        Мелькнула тень - это взвился в воздух крылан и стал кружить над мачтами. Расстояние между фрегатами неуклонно сокращалось, и на «Невесте» уже все было готово к атаке. Черный корабль развернулся к ним правым бортом. Эрдан, пристально наблюдая за его маневрами, все больше мрачнел: или неизвестный ему капитан сошел с ума, или пушки там все-таки есть, или…
        Внезапно сменился ветер. «Невесту» понесло в сторону от беглеца, и Крейну пришлось изменить курс. Потратив чуть больше времени, чем можно было предположить заранее, они вновь начали сближаться со странным кораблем - носом к носу. Эрдан так внимательно рассматривал черный фрегат, что чуть не вывалился за борт. Теперь они невооруженным глазом могли разглядеть, что его борта и впрямь покрыты буграми и вмятинами - следами плохо заживших ран или язв.
        - Он дрался с кракеном или каким-то другим чудищем? - предположил Эрдан. - Или… О Заступница! Да ему же выдрали все абордажные крючья! Но зачем?!
        Магус как будто не услышал его. Он смотрел на черный корабль, не отрывая взгляда, и Эрдан вдруг ощутил, как от незнакомого фрегата веет могильным холодом. Он словно вырос, стал грозным и страшным; его жуткие чары подействовали и на «Невесту», чья палуба начала светиться бледно-зеленым светом. Нужно было немедленно что-то предпринять - или ринуться в атаку, или убираться прочь, - однако все они почувствовали себя так, словно надышались ядовитого дыма.
        А потом все прекратилось столь же внезапно, как началось. Наваждение рассеялось, и черный корабль уже не выглядел воплощением зла, хотя и остался весьма странным явлением.
        - Лодка! - крикнул кто-то из матросов. - Они выпустили лодку!
        От черного фрегата отделилась тень и направилась к «Невесте». Было видно, что в лодке кто-то сидит, крепко держась руками за борта. Пройдя ровно половину расстояния между фрегатами, лодка вдруг начала раскачиваться все сильнее и сильнее, а потом перевернулась кверху килем. «Высадив» своего пассажира, шлюпка вернулась в нормальное положение и отправилась обратно.
        Сразу несколько человек спрыгнули в воду, чтобы помочь несчастному, барахтающемуся в воде посреди океана. Эрдан перевел взгляд на черный корабль и увидел, что тот как ни в чем не бывало удаляется под всеми парусами.
        - Это не последняя встреча… - пробормотал Крейн, и Эрдан молча с ним согласился.
        Пассажиру из перевернувшейся шлюпки тем временем помогли подняться на борт. Мокрый и дрожащий человек едва стоял на ногах, но держался с достоинством, которому позавидовал бы и король.
        Точнее - королева.
        - Заступница! - Высокая стройная женщина картинно сложила руки, будто собираясь молиться, и возвела глаза к небу. - О-о, я уже думала - все, конец… - Она обратила сияющий взор на матросов, вытащивших ее из воды: - Ребята! Как же я рада вас снова видеть! Эрдан! Джа-Джинни!
        Крылан камнем упал на палубу и грациозно поклонился гостье, расправив крылья. В ответ женщина изобразила подобие придворного дамского поклона, выглядевшего весьма странно, потому что на ней была мужская одежда: штаны, заправленные в высокие сапоги, кожаный жилет и рубашка, один рукав которой оторвался, открыв татуировку на плече - реалистичное изображение большого паука с мохнатыми лапами.
        - Я тоже рад тебя видеть, Паучок, - сказал Эрдан. В следующий миг она повисла у него на шее и, то и дело сбиваясь на рыдания - пожалуй, чересчур бурные, - принялась рассказывать, как рада, что он жив, и как ей все эти годы его не хватало. Мастер-корабел давно отвык от таких проявлений чувств и здорово смутился. Собравшиеся на палубе наблюдали за этой сценой: те, кто раньше не знал Паучка, не скрывали изумления.
        Эрдан облегченно вздохнул, когда она вдоволь наплакалась и, вспомнив про крылана, кинулась снова к нему. Теперь мастер-корабел мог спокойно рассмотреть ее со стороны: прошедшие годы отнеслись к ней благосклонно, но все-таки перед ним была взрослая женщина, а не молодая девушка, какой он ее запомнил. В волосах, криво обрезанных чуть ниже подбородка, проглядывала седина, между бровями появилась глубокая морщина. Эрдан попытался вспомнить, сколько ей лет, - получилось что-то около сорока.
        «Она обязательно заметит, что Кристобаль совсем не изменился».
        Не забыв ни одного матроса из тех, с кем ей довелось шесть лет назад носиться по волнам, гостья наконец-то повернулась к капитану. Крейн все это время стоял неподвижно, наблюдая за встречей старых друзей с совершенно непроницаемым лицом. Теперь же, поймав ее взгляд, он криво улыбнулся и сказал:
        - Здравствуй, Камэ.
        Паучок кивнула и медленно подошла к магусу. Она была всего-то на полголовы ниже его, но сейчас казалась маленькой. Увидев, как радостное возбуждение уступает место чему-то другому, Эрдан приготовился к взрыву, но ничего страшного не случилось. Камэ долго смотрела на капитана, а потом произнесла с мрачным удовольствием:
        - Надо же, кто-то сумел подпортить твою смазливую физиономию…
        Рука Крейна невольно поднялась и коснулась шрама на щеке - он превратился в белую полосу на загорелой коже и был хорошо виден. Памятка о неудачном визите в Тейравен… или удачном, если вспомнить про Эсме.
        «Эсме!»
        Мастер-корабел огляделся и увидел целительницу: девушка стояла рядом с Умберто и следила за происходящим, чуть склонив голову набок. Выражение ее лица трудно было понять.
        - Кто же сумел застать тебя врасплох? - поинтересовалась тем временем Камэ. - Я его знаю? Это кто-то из наших общих друзей?
        - Это был пардус, - коротко ответил Крейн. Брови Камэ удивленно поднялись. Она исподволь взглянула на собственную руку, словно мысленно сравнивая свои ногти и когти зверя.
        - Пардус… - протянула она с ехидной усмешкой. - Ты, наверное, сжег его, превратил в уголь? Показал, кто из вас большее чудовище?

* * *
        - Чудовище!
        Крик Камэ прорезал тишину и эхом отразился от далеких скал, тысячекратно раскатившись по всей бухте. Хлопья сажи падали с неба, словно черный снег. Ни у кого не хватило решимости оглянуться на берег, оставшийся далеко за кормой, но было и так понятно, что там произошло.
        Крейн стоял у фальшборта; его лицо побелело, а глаза из-за расширившихся зрачков казались черными. В трех шагах от капитана Эрдан ощутил невыносимый жар и был вынужден отступить.
        - Чудовище! - снова закричала девушка, сжав кулаки. - Ненавижу тебя! Ненавижу!..

* * *
        - Камэ… - выдохнул Крейн еле слышно.
        Он протянул руку, но женщина отпрянула.
        - Думал, что-то изменилось? - сказала она с горечью и тоской. - Думал, я могу такое забыть? Всякое случается, но то, что ты сделал…
        Она замолчала, дрожа от возмущения и… ненависти? Возможно. Магус отвел взгляд и произнес сухим официальным тоном:
        - Рад, что удалось тебя спасти, хоть и таким странным способом. Мы направляемся на юго-восток и завтра вечером пройдем мимо острова Ямаока. Можем высадить тебя в тамошнем порту. Если пожелаешь.
        «Вот так, - подумал Эрдан с легкой досадой. - И ни слова о карте, ни слова о путешествии. Неужто он надеется, что сумеет ее переубедить к завтрашнему вечеру? Глупо. Ну да ладно, хорошо хоть, они не попытались убить друг друга…»
        - Пожелаю, - ответила Камэ столь же сухо и чихнула.
        Купание в холодном осеннем море не прошло даром, понял Эрдан. Следовало бы помочь ей переодеться и согреться, и, в общем-то, эти хлопоты полагалось бы взять на себя Эсме как единственной женщине на борту. Тут-то Камэ и заметила целительницу. Во взгляде бывшего картографа «Невесты ветра» над прочими чувствами преобладало недоверчивое удивление.
        - Эсме, будь любезна, помоги нашей гостье, - сказал Крейн, уставившись в сторону.
        Целительница хмуро посмотрела на капитана, но не решилась ему перечить, памятуя о том, что случилось утром. Камэ изобразила вежливую улыбку и протараторила:
        - Нет, не стоит, просто дайте мне угол, где можно прикорнуть, и теплое одеяло - только и всего! Благодарю заранее… - Отвернувшись, она добавила еле слышно: - Будь любезна, надо же. Со мной так не разговаривали. Камэ, то! Камэ, это! Будь любезна, х-ха…
        Хоть эта тирада предназначалась для капитанских ушей, Эрдан тоже ее расслышал и счел необходимым вмешаться.
        - У нас есть свободная каюта, - сказал он, - а уж лишнее одеяло всегда найдется.
        Крейн пожал плечами - дескать, делай что хочешь. И ушел к себе.
        - Самовлюбленный негодяй! - пробормотала Камэ, проследив взглядом за его удаляющейся фигурой. - Мерзавец! И ведь совсем не изменился, надо же…
        - Ты с самого начала знала, кто он такой, - заметил мастер-корабел.
        - Знала, конечно… - Она вздохнула. - Эрдан, ты составишь мне компанию? За все эти годы о вас ходило столько слухов! Просто не терпится узнать, что из них правда.
        Корабел заверил ее, что с удовольствием расскажет о случившемся за время ее отсутствия, хоть на это и уйдет вся ночь, на что Камэ с кокетливой улыбкой отозвалась:
        - Знаю, в твоем возрасте на сон тратится гораздо меньше времени, чем обычно!
        - Ты тоже ничуть не изменилась, Паучок.
        Вскоре они уже сидели в каюте. Картограф закуталась в одеяло так, что наружу высовывался лишь кончик носа. Пар от чашки со смесью вина, меда и перца поднимался, рисуя в воздухе фигуры морских чудовищ. Камэ, шмыгая носом, спросила:
        - Ну, расскажи мне, кто такая эта девчонка?
        Вопрос был задан нарочито безразличным тоном, а потом она опять чихнула. Эсме избавила бы ее от простуды в два счета, подумал Эрдан.
        - Гм… Камэ, ты уверена, что хочешь с этого начать? Она на борту совсем недавно… где-то два месяца, наверное. Ничего такого за это время не случилось.
        - Да? - Из-под одеяла послышался смешок. - Проклятье. На днях в таверне один моряк клялся и божился - дескать, Крейн заполучил в целители саму святую Эльгу. Она одним прикосновением возвращает людей с того света, приращивает оторванные конечности и так далее… Это, по-твоему, «ничего такого»?
        Эрдан обомлел. Он знал, что слухи будут распространяться быстро, но подобной скорости не ожидал бы никто. Выходит, о воскрешении Кузнечика и впрямь уже сочинили легенду? Вряд ли Эсме понравится, что ее считают воплощением Эльги, а ведь где-то через полгода легенда обрастет такими подробностями, что просто держись.
        - Так было или не было?
        - Когда увидишь юнгу со шрамом на шее, - сказал Эрдан, вздохнув, - представь себе рану, которая зияла на месте этого шрама. И сделай выводы.
        - Вот как… - Картограф снова чихнула. - Что ж, это ценное… приобретение. Когда брат о ней узнает, обязательно захочет отобрать, помяни мое слово.
        Мастер-корабел поморщился: «отобрать» звучало так, словно целительница - дорогая вещь или редкое животное. Камэ с годами ничуть не утратила уверенной наглости, которая не раз приводила к беде, но все-таки сейчас он вынужден был признать ее правоту. Когда слухи дойдут до Лайры Отчаянного, короля Окраины, он во что бы то ни стало захочет увидеть Эсме, а потом… Впрочем, отобрать ее Крейн не позволит. А вот если Лайра попытается переманить целительницу, события могут принять совершенно неожиданный оборот.
        - Эрдан, не томи душу! Где вы раскопали это тщедушное сокровище?
        - Ладно, - проговорил мастер-корабел. - Слушай…
        И он рассказал Камэ обо всем, что произошло с момента появления «Невесты ветра» в тейравенской гавани. Камэ слушала очень внимательно, не перебивая. Известие о смерти Велина заставило ее погрустнеть - они были добрыми друзьями в те времена, когда ее связывала с «Невестой ветра» прочная золотая лента. Когда речь зашла о новом путешествии на юг, он ждал взрыва эмоций, но Камэ сохраняла спокойствие. Дойдя до описания карты, Эрдан чуть помедлил в ожидании - не остановит ли его капитан? «Невеста» молчала, исподволь ~прислушивалась~ к его рассказу; рассеянный взгляд Крейна ощущался будто сквозь сон - иного дозволения корабелу не требовалось. И все-таки о самом главном, об «Утренней звезде», он не рассказал. «Древнего сокровища» для Камэ оказалось вполне достаточно.
        - Собственно, мы направлялись в Кеттеку, чтобы поговорить с тобой, - проговорил он с виноватым видом. - Как раз об этой карте…
        Картограф сидела в одеяле, словно рак-отшельник, кусала губы, хмурила брови. Борьба, которую она вела сама с собой, отчетливо читалась по лицу, и Эрдан гадал: что победит - профессиональный интерес или… нечто другое. Наконец она спросила:
        - Ну?
        - Кристобаль собирался спросить тебя, какой из трех маршрутов выбрать - Тодзан с его Меррским котлом, море Кракена или пролив Сирен. В этой части архипелага мы в прошлый раз не были, поэтому… Хм, собственно, мы начинаем все заново. Словно и не прошло столько лет.
        - Для него, может, и не прошло, - проговорила женщина язвительным тоном: каждое ее слово источало яд. - Ладно. Если завтра наш пламенный капитан будет в настроении, скажи - я посмотрю, что это за карта…
        Она зевнула.
        - Ох, кажется, я переоценила свои силы!
        «Наш капитан, говоришь? Ну-ну…»
        Эрдан пожелал ей спокойной ночи и собрался уходить, как вдруг Камэ окликнула его. Взъерошенная, с красным носом и сонными глазами, она спросила:
        - Эрдан… Я очень постарела?
        - Ты красивая, - честно сказал корабел. - И всегда такой была.
        Она горестно улыбнулась и послала его к кракену.
        - Ты совершенно прав, к Тодзану сейчас не стоит соваться, - сказала Камэ, в задумчивости постукивая по карте длинным пальцем. - Последние пять лет зимние шторма становились там все суровее… Разве что вы преодолеете весь путь под водой.
        - Ты же знаешь, я не могу удерживать ~Невесту~ под водой дольше двенадцати часов, - проговорил Крейн скучающим тоном. - А что с проливом Сирен?
        Лучи рассветного солнца заливали каюту капитана розоватым сиянием. Камэ, выспавшаяся и отдохнувшая, казалась спокойной, словно и в самом деле не прошло шести лет и не было никакой ссоры. Оторванный накануне рукав она пришила - так же небрежно, как в старые добрые времена. «Чем поручать Паучку женскую работу, лучше пусть все сделает какой-нибудь матрос», - заметил однажды Велин и за свою опрометчивость тотчас получил затрещину.
        - Море Кракена… - пробормотала картограф, словно не расслышав вопроса. - Э-э… Ну, это больше подходит. Хотя… - Она покачала головой. - Нет, для тех вод у тебя людей маловато. Найми в Ямаоке еще хотя бы двадцать человек… нет, лучше тридцать… и отправляйся через море Кракена. Да!
        Она посмотрела на Крейна с лукавой улыбкой:
        - Зимой в Ямаоке обычно умирает от скуки множество парней, готовых идти за хорошим капитаном хоть к Меррской матери. Есть из кого выбирать…
        - Пролив Сирен, - повторил магус, взглядом показывая на карту. - Что это за место? Только не говори, что не знаешь или не помнишь.
        Камэ была необычным картографом. В ее памяти, которую оценили бы и магусы погибшего клана Соффио, хранились тысячи карт - от древнейших, сохранившихся лишь благодаря счастливой случайности, до наспех нарисованных, неточных и зачастую бесполезных. Довольно долго об этой особенности знал только один человек - Лайра, брат Камэ. Своенравная девчонка не собиралась провести всю жизнь на суше, взаперти: она хотела воочию повидать те острова, которые были изображены на картах, повидать или убедиться, что на самом деле их не существует. Даже Лайра не смог совладать с нею - впрочем, он и не особенно старался. Как десять-пятнадцать лет назад, так и сегодня куда проще было разрешить хитрому и изворотливому созданию поступать по собственной воле, чем тратить время, пытаясь переупрямить Камэ.
        - Пролив Сирен… - Паучок прикусила губу, изображая сосредоточенность. - Что же с ним такое? А! Вспомнила! - Она подняла указательный палец с видом алхимика, на которого снизошло божественное озарение. - Ничего.
        Маска безразличия сползла с лица магуса, он прищурился и сжал кулаки. Эрдан торопливо вмешался:
        - То есть как?
        - Так, - Камэ лучезарно улыбнулась. - Я читала очень старые записи одного путешественника. Там скалы… Ветер завывает в них, и кажется, что кто-то поет. А если в море раздается нечеловечески прекрасное пение, тут же начинают твердить о сиренах, хотя никто толком не знает, что они собой представляют и существуют ли вообще. Вот и весь секрет. Вообще-то получается, что на этом пути вам не угрожают никакие опасности - ни погода, ни чудовища. Все будет тихо и спокойно… - Она сморщила нос. - Бр-р - даже песню не о чем сложить. Я бы, конечно, посоветовала отправляться именно этой дорогой, но Кристобаль ведь не любит скучать.
        - А что ты скажешь о карте, - Крейн неопределенно взмахнул рукой, - в целом?
        - Не внушает доверия, - ответила она, продолжая улыбаться. - Уж не знаю, сколько ей веков, но за это время очертания берегов могли измениться. Я бы на вашем месте не полагалась на эти карак… этот набросок.
        - Понятно, - вздохнул магус. - Если бы ты была на моем месте и встретила лучшего картографа в мире, к тому же обладающего совершенной памятью, ты пригласила бы его присоединиться к экспедиции?
        - Да, - ответила Камэ, посерьезнев. - Но картограф послал бы меня к кракену.
        - Ясно, - кивнул Крейн и вдруг спросил: - Послушай, а что за люди были на черном фрегате? Почему они тебя отпустили?
        - Люди как люди, - ворчливо ответила Камэ, которой такая перемена в разговоре пришлась не по нраву. - А почему отпустили - кракен их знает…
        Оказалось, что поведать о случившемся картограф может весьма немногое. Накануне утром все ее внимание поглотила береговая линия острова Сэн, который после сильного землетрясения уменьшился на треть: Камэ сравнивала новую карту со старой, пытаясь понять, отчего разлом прошел именно так, а не иначе. Полностью погрузившись в исследования, она приняла взрыв за сильный раскат грома, а потом в ее дом ворвались незнакомые люди, одетые в черное и с закрытыми лицами.
        - Постой-постой, ты перепутала с громом взрыв, который разнес крепость до основания?! - не поверил Эрдан.
        Картограф поджала губы, а потом сварливо поинтересовалась, как давно ему случалось увлечься чем-нибудь до самозабвения. Мастер-корабел растерянно пожал плечами.
        - Поэтому он и живет так долго - вовремя понимает, что гром, а что - не гром, - сказал Крейн, посмеиваясь. - А что было дальше?
        - Ничего особенного, - мрачно проговорила Камэ. - Порвали рубашку… хотели убедиться, что это в самом деле я. Заметь, они знали, отчего у меня такое прозвище… Потом потащили на свой корабль. Никто со мной не разговаривал. На фрегате бросили в каюту и закрыли дверь, потом вытащили наружу, швырнули в лодку и отправили купаться. Я только краем глаза успела заметить, как одного офицера волокли в трюм, - он был без сознания, - а еще двоих, с лицами в ссадинах и синяках, вели следом… Бунт? Кто-то открыл в себе навигаторские способности? Что ж, все бывает… Когда я увидела зеленые паруса, то, должна признаться, про все забыла.
        - То есть ты не заметила ничего особенного? - уточнил магус.
        Камэ моргнула с удивленным видом:
        - А что еще, по-твоему, я должна была заметить?
        Крейн и Эрдан переглянулись.
        - Даже неловко говорить, - сказал мастер-корабел, - но градоначальник Кеттеки пытался убедить нас, что склад звездного огня взорвался из-за того, что черный фрегат выстрелил по нему из пушек.
        Рот Камэ открылся, потом закрылся. Она тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, а потом выдала череду ругательств, определенно почерпнутых не в архивах и библиотеках.
        - Нет, ну вы только подумайте! - Она перевела дыхание. - Я расскажу Лайре про этого недоумка! Это ж надо - пушки на фрегате…
        - Вот и я об этом говорю. - Крейн посмотрел на Эрдана. - Видишь? Что невозможно, то невозможно. Ладно, к вечеру мы будем в Ямаоке, а пока что у вас двоих, наверное, найдется много тем для беседы.
        Камэ сообразила, что их очень вежливо выставляют за дверь. Она нахмурилась, явно готовя очередную тираду о том, какое Крейн мерзкое создание, но как-то вдруг сникла. Воинственное выражение лица сменилось грустной улыбкой, и картограф легонько потянула Эрдана за рукав:
        - Не будем мешать капитану. Пошли, расскажешь мне подробнее о первом путешествии на юг.
        Крейн уже склонился над картой, но мастер-корабел чувствовал: мыслями Кристобаль сейчас вовсе не на фрегате. Все из-за того, что Камэ - вольно или невольно - постоянно напоминала ему о том, что следовало забыть.
        И, судя по всему, воспоминания все так же обжигали Пламенного Феникса.

* * *
        - Ты запустил фрегат, - сказал Эрдан. Они сидели на палубе, напротив друг друга. Эрдан упирался спиной в среднюю мачту, а его ученик держался так напряженно, словно в мачту вот-вот должен был превратиться его хребет. - Он похож на плавучую помойку.
        Молодой магус побледнел и стиснул зубы, но сумел промолчать.
        - Это неудивительно, - продолжил мастер-корабел, внутренне поражаясь, как легко к нему возвращаются старые навыки и привычки. - Для бочки такого размера трех человек недостаточно, тебе нужна команда из десяти-двенадцати матросов. Мы исправим это недоразумение позже, когда я научу тебя подбирать людей, однако кое-что можно сделать уже сейчас. Закрой глаза.
        Кристобаль повиновался.
        - Представь себе, что ты находишься в брюхе своего корабля.
        Чуть помедлив, магус кивнул. Золотые ~ленты~, которые Эрдан видел при помощи особого зрения корабелов, взволнованно заколыхались и потемнели; все шло как надо. Хотя «Невеста ветра» выросла совсем недавно, связь между ней и ее навигатором существовала почти десять лет, и ему нужно было лишь исправить те ошибки, которые эти двое совершили за минувшие годы. Он все же не понимал, зачем последнему из рода Фейра потребовались услуги мастера-корабела…
        Он не хотел понимать.
        - Расслабься. Сейчас ты кое-что почувствуешь.
        «Сейчас ты поймешь, на что твой корабль готов ради тебя».
        Он обо всем позаботился. Велин и Унаги отправились на берег и уже, наверное, хлестали какую-нибудь дешевую выпивку. Эрдану с Кристобалем ничто не угрожало. Если, конечно, молодой феникс от неожиданности не утратит контроль над… как он назвал тот живой огонь, способный пожрать все вокруг? Над первопламенем, да.
        Итак…
        Магус вздрогнул и схватился за живот, его лицо исказилось от боли. Волна горячего воздуха опалила Эрдану брови, он зажмурился и запоздало прикрыл лицо ладонью. Что ж, так даже лучше - определенная доля риска не помешает.
        - Она страдает, - тихо проговорил он. - Вы трое даже не догадываетесь, насколько сильно она страдает. Лжеплоть фрегата притягивает разнообразных паразитов, которые впиваются в нее, грызут ее, отравляют своим ядом, травят кислотой… Она могла бы расправиться с ними за секунду, но предпочитает терпеть. Почему, по-твоему?
        - Я не знаю, - сказал Кристобаль. - Я никогда… не думал об этом.
        Не думал, хотя знал, что периодически в трюмах рыбокорабля, даже маленького, надо наводить порядок. Там обитали шебаршилы - маленькие шестиногие создания с острыми клешнями, безобидные для людей, но способные превратить корпус в решето, понемногу вырезая в нем глубокие полости, в которых так удобно разводить потомство. Брюхо постепенно зарастало светящейся плесенью, избыток которой временами заставлял фрегат насылать на команду дурные сны. Борта снаружи покрывались моллюсками и жгучими водорослями. Фрегату и впрямь ничего не стоило бы избавиться от непрошеных пассажиров самостоятельно.
        Если бы не одна проблема.
        - Уничтожая шебаршил и прочую дрянь, - сказал Эрдан, - она научится убивать. Пока что ее останавливают врожденные инстинкты, определяющие в качестве пищи лишь то, что находится снаружи. Но б?льшая часть паразитов - не снаружи, а внутри… там же, где и люди. Готов ли ты к тому, что твоя «Невеста ветра» познает вкус крови? Понимаешь ли ты, что ей может это понравиться? До сих пор тебе удавалось кое-как держать ее в узде, потому что она сама едва ли осознает, на что способна. Ты должен верно оценить свои силы, чтобы мы смогли продолжить. Нужна железная воля, чтобы постоянно, днем и ночью, соприкасаться с существом, которое может тебя поглотить, не оставив даже костей. Ты готов ради этого отказаться от вещей, которые способны отвлечь от главного дела?
        Он мог бы перечислить эти вещи, но не стал. Ему попался достаточно смышленый ученик.
        - Готов. - Магус открыл глаза и устремил на мастера-корабела внимательный взгляд. - Мне хватит сил. И к тому же так будет… - Он чуть помедлил, подыскивая нужное слово. - Так будет честнее по отношению к ней. Ведь она отказывается от свободы ради меня.

* * *
        Вечерняя Ямаока встретила их огнями и звуками веселой музыки. Эрдан поначалу изумился, а потом вспомнил, что в середине осени во многих портах Окраины устраивают торжество на два-три дня - что-то вроде последнего праздника уходящего года. Перед приходом затяжных зимних дождей, когда потоки воды беспрестанно льются с неба днем и ночью, люди торопятся повеселиться, чтобы потом было о чем вспоминать.
        Выходит, они попали как раз на такой праздник.
        «Невеста» медленно двигалась по темной воде залива, в которой отражались огни разноцветных фонариков. Почти вся команда высыпала на палубу, чтобы полюбоваться на празднество. «Что ж, - подумал корабел, - если бы не Камэ, мы прошли бы мимо, даже не вспомнив про карнавал».
        Крейн, словно прочитав его мысли, сказал:
        - Думаю, нам стоит задержаться здесь до утра.
        Среди матросов послышались радостные возгласы. Эрдан улыбнулся: долгие недели предстоящего путешествия будут заполнены только скукой, тяжелой работой да опасностями, и еще неизвестно, чего окажется больше. И впрямь не помешает позволить команде немного развлечься перед походом, раз уж стоянка в Лейстесе вышла такой суматошной.
        Шум крыльев отвлек его от размышлений - Джа-Джинни взлетел и направился в сторону города. Эрдан заметил, что Крейн наблюдает за полетом крылана с выражением глубокой задумчивости, но спросить капитана, в чем дело, не решился.
        - Ямаока! - проговорила Камэ, загадочно улыбаясь. - Как удачно, что вы привезли меня именно сюда, да еще и в разгар праздника! Надеюсь, у всех будет шанс повеселиться?
        На это Крейн пространно заметил, что равных шансов не бывает ни в удаче, ни в беде. Камэ возмущенно фыркнула и подошла к фальшборту, словно желая поторопить «Невесту». Глядя на ее стройную фигуру, мастер-корабел запоздало сообразил, что картограф, наверное, все это время чувствовала себя очень неуютно, - ведь она находилась на борту фрегата, но больше не была с ним связана. Одно дело - если человек никогда не ощущал себя частью команды, и совсем другое - оказаться вновь на том же месте, откуда ушел много лет назад, разорвав все нити.
        Когда они причалили, Крейн назвал имена тех, кому предстояло нести вахту на корабле, а остальным разрешил отдыхать сколько душа пожелает. Повернувшись к Эрдану, он спросил:
        - Надеюсь, и ты присоединишься к карнавалу?
        Мастер-корабел давно уже избегал шумных праздников, но сейчас почему-то не был настроен возражать капитану. Крейн вел себя как-то странно, и Эрдан никак не мог понять, что и почему изменилось. Возможно, все из-за Камэ?
        Матросы «Невесты ветра» быстро рассеялись в ночной веселой толпе. Еле заметные отблески заката еще освещали небо на западе. Кругом пили, пели, танцевали, от разноцветных ярких нарядов и масок рябило в глазах, а музыка, казалось, заставляла даже фрегаты у причалов покачиваться в такт.
        - Я должен отыскать градоначальника, - сказал Крейн. - Ты со мной?
        Эрдан кивнул. Было интересно посмотреть, чем занимается градоначальник в такой вечер. К тому же корабелу хотелось услышать, что именно магус собирается ему рассказать.
        Они прошли вдоль набережной - дорогу спрашивать не пришлось, поскольку дом градоначальника, увенчанный башней, возвышался над прочими зданиями, словно маяк, - и оказались у тяжелых дверей, покрытых витиеватыми узорами. Кристобаль поднял руку к дверному молотку - и неожиданно замер:
        - Посмотри!
        Музыка и веселые голоса как будто сделались тише.
        Среди замысловатого орнамента, сильно пострадавшего от времени и соленого морского ветра, все еще виднелся знакомый рисунок: два профиля размером с ладонь, обращенные друг к другу… по одному на каждой створке. Так вот что означала черта вдоль желто-черного знака на карте? Двери, ведущие куда-то? Время не пощадило загадочные лики, но все-таки их нельзя было ни с чем перепутать.
        - Вот так сюрприз! - ошеломленно проговорил мастер-корабел. - Похоже, нас и впрямь занесло сюда не случайно, а?
        - Посмотрим, удастся ли что-нибудь узнать, - хмуро ответил Крейн и постучал.
        В скором времени их принял градоначальник Кестер Нами - худощавый мужчина лет сорока, с редеющими рыжими волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. На его рабочем столе не было свободного места - повсюду громоздились бумаги, бухгалтерские книги и прочие признаки того, что Лайра Арлини поручил Ямаоку человеку, обладающему, по крайней мере, должным усердием и желанием оправдать доверие.
        - Не до праздника - дела! - слегка смущенно улыбнулся Нами, проследив за взглядом Эрдана. - Но они подождут, потому что я давно хотел познакомиться с лучшим другом Лайры Арлини.
        Жители Окраины предпочитали называть своего короля по имени, но вовсе не из-за недостатка уважения - совсем наоборот.
        - Да, мы в некотором роде друзья. - Крейн неопределенно махнул рукой. - Я привез сюда его сестру… - И он вкратце рассказал градоначальнику о странном похищении Камэ и ее не менее странном освобождении.
        - Да, необычно, - сказал Нами. - Хорошо, что все закончилось.
        - Закончилось? - с усмешкой переспросил магус. - Я бы так не сказал. Эти неизвестные явно преследуют какую-то цель, которой пока что не достигли. Не знаю, почему черный фрегат не захотел принять бой. Возможно, Камэ права, и там действительно случился мятеж. Я, по крайней мере, могу допустить такое: корабль выглядел необычным не только снаружи. Что-то происходит… И я бы посоветовал вам быть настороже.
        - Учту, - кивнул градоначальник. - Для Ямаоки честь принимать вас, вашу команду и госпожу Камэ Арлини! А теперь хватит формальностей… - Он хитро прищурился: - Вы ведь не покинете порт прямо сейчас? Праздник только начался!
        - Что вы, что вы! - Крейн рассмеялся. - Вряд ли через год я окажусь в здешних водах, поэтому упускать такой шанс попросту глупо. Нет, мы намерены задержаться… Э-э… Есть еще кое-что. Ваши двери, Нами, - они ведь очень старые, так?
        - Им веков пять, я полагаю. - Градоначальник почесал затылок. - А что такое?
        - На них странный рисунок.
        Нами закивал еще до того, как Крейн договорил.
        - А-а, плачущие лица. Да, на них частенько обращали внимание раньше, а сейчас и разглядеть-то не всякий сможет.
        Магус слегка оторопел, и Эрдан осторожно поинтересовался:
        - Что это за лица? Я и не заметил, что они плачут. Какая-то местная легенда?
        - Я бы не сказал, что местная… - Градоначальник задумчиво нахмурился. - Но это как посмотреть. Хм… Вам ведь известна легенда о том, как Феникс нарушил клятву - передал людям огонь и крылья, научил их видеть сокрытое?
        - Помню ее наизусть, - бесстрастно сказал Крейн. - Эти две легенды связаны?
        - В некотором роде. Видите ли, капитан, принято считать, что Феникс совершил именно те деяния, о которых я уже упомянул, - за что и был наказан. При всем уважении к Пламенному вынужден заметить, что он не мог этого сделать…
        - Что? - воскликнули Крейн и Эрдан одновременно.
        - Сами подумайте, - сказал Нами, - ведь люди задолго до пришествия Основателей уже пользовались огнем. Летать они как не умели, так и не умеют, а что касается способности видеть сокрытое, то здесь возможно множество толкований. Дары Феникса не следует понимать в буквальном смысле…
        - Попытки разобраться, что случилось на самом деле, ни к чему не привели, - заметил Крейн. - Поэтому, как вам должно быть известно, нынче люди и магусы предпочитают не вникать в то, что же представляли собой эти… дары. Ну и каково же ваше мнение на сей счет?
        Градоначальник растерянно развел руками.
        - Вы неправильно меня поняли, капитан, я всего лишь хотел сказать, что плачущие лица связаны с этой легендой и некоторым образом ее дополняют. Ну так вот, когда «Утренней звезды» не стало, а Основатели страшно наказали клятвопреступника, где-то на южных островах появился некий дом. Поселилась в нем женщина, не принадлежавшая к Основателям, но все-таки обладавшая огромной силой. Коснувшись человека или даже магуса одной рукой, она могла его убить, а прикосновением другой руки тотчас возвращала из мертвых, и тогда он становился ее слугой. - Нами вздохнул. - Ох, никудышный из меня рассказчик. Есть не меньше десяти версий этой сказки, и все по-разному объясняют, откуда взялись профили. Временами говорят, что колдунья носила черную перчатку на левой руке и желтую - на правой… Я даже слышал, что она появлялась на людях в маске, половина которой была черной, а половина, соответственно, желтой или золотой… Но одна история все-таки стоит особняком. Постойте…
        Градоначальник ринулся к книжным полкам и принялся что-то искать. Эрдан взглянул на магуса - тот выглядел очень взволнованным и бледным.
        - Сейчас-сейчас! - Нами лихорадочно листал какую-то очень старую книгу. - О! Нашел… «В год, когда звезды перестали падать с неба, явились к нам двое - ни к роду людскому, ни к морскому, ни к Основателям не принадлежали они. Был ликом черен один, а другой - светился золотом, точно полуденное солнце. Ростом оба превосходили прибрежные скалы. Рыдая, сказали двое: „Плачьте! Ибо не стало госпожи, а значит, грядет время Великого Шторма…“ А потом оба растворились в тумане, и больше их никто не видел». Это записал мой прадед - он легенды собирал, да так и сгинул на юге из-за легенд.
        Кестер Нами закрыл книгу и взглянул на своих гостей.
        - Благодарю, - проговорил Крейн, успевший взять себя в руки. - Вы нам очень помогли.
        Градоначальник снова вздохнул:
        - Знаете, капитан, я всегда мечтал, что когда-нибудь тайна этих лиц будет раскрыта. Но, видимо, время еще не пришло.
        - Кто знает… - загадочно произнес магус. - Мы не можем предсказать, что случится в следующее мгновение, а уж о завтрашнем дне и вовсе говорить нет смысла. У меня предчувствие, что грядут веселые и опасные времена… Но сегодня, пожалуй, стоит развлечься. Ах, да - чуть не забыл! - Он вытащил из-за пазухи письмо с печатью. - Передайте это Лайре при первой же возможности. Здесь подробное описание всего, что случилось в Кеттеке и при встрече с черным фрегатом. Мне бы следовало поведать ему обо всем самому, но, боюсь, мы не сможем встретиться.
        Градоначальник принял письмо, с заметным любопытством взглянул на личную печать Крейна, но не увидел ничего интересного, всего лишь переплетенные буквы «КК». Он заверил, что все передаст, и они распрощались.
        Уже на улице Кристобаль сказал:
        - Ну вот, мы кое-что узнали о Двуликой госпоже. Как ты думаешь, кем она была?
        - Понятия не имею, - ответил мастер-корабел. - Признаться, эта история совсем меня запутала. Я и сам сознавал, конечно, что слова легенды о Фениксе не стоит понимать буквально, иначе мы бы сейчас умели летать… хм. А ты не думал, что Джа-Джинни имеет какое-то отношение ко второму дару?
        - Возможно, да, - пробормотал Крейн. - А возможно, и нет.
        Тут их окружила и попыталась увлечь за собой галдящая компания в изрядном подпитии. Вынужденно прервав разговор, они направились вместе с развеселыми горожанами туда, где играла музыка и ярче всего светили разноцветные фонарики, - на широкую набережную Ямаоки.
        Пока Эрдан и Крейн беседовали с градоначальником, людей на главной улице города стало больше раза в два. Отовсюду слышалась музыка - играли флейты, гитары, сирринги и инструменты, названий которых мастер-корабел не смог вспомнить. Каждый музыкант стремился превзойти соперников и приманить как можно больше танцующих. Звуки сливались в безумную какофонию, но это никого не заботило. Торговцы знай себе наполняли кружки клиентов пивом и сарьей да собирали монеты в карманы засаленных фартуков. Лица вокруг становились все веселее. В толпе шныряли подозрительного вида мальчишки - у городских карманников определенно были свои причины радоваться празднику.
        К югу от причала, где стояла «Невеста ветра», набережная раздалась, образовав небольшую площадь с фонтаном посередине. Фонтан изображал Эльгу, попирающую бурные волны, которые символизировали Великий Шторм. Улыбка богини показалась Эрдану хищной… но, быть может, лишь из-за отблесков красного света на ее лице? Поблизости играл маленький оркестр из двух скрипок, флейты и небольшого барабана. Музыканты работали вдохновенно, и вокруг собрались те, кто в самом деле любил танцевать, включая Умберто, который был отличным танцором. Оглядевшись, Эрдан обнаружил еще нескольких моряков из их команды, а еще он увидел Эсме и Паучка. Женщины стояли рядом, но друг на друга не смотрели.
        - Милое зрелище… - сказал Крейн, и оставалось лишь догадываться, к чему относились эти слова.
        Предыдущая мелодия подошла к концу, и послышались первые ноты джейги, веселого и очень быстрого танца. Магус шагнул в ту сторону, где стояли Эсме и Камэ, но тут Умберто, оказавшийся ближе, подскочил к целительнице и увлек ее за собой, хотя девушка и сопротивлялась… Впрочем, не очень сильно.
        Крейн остановился.
        Камэ увидела капитана и, проскользнув между двумя дюжими матросами, вознамерившимися пригласить ее, подошла к нему. Ее улыбка светилась ярче, чем любой из фонариков. Слов Эрдан не расслышал, но и так все понял. Магус чуть помедлил, а потом кивнул - и они присоединились к танцующим.
        Эрдан подумал, что ему стоит вернуться на корабль. Час был поздний, танцевать он не умел и не хотел, да к тому же среди веселящейся молодежи чувствовал себя древней развалиной.
        - Не танцуете? - спросил чей-то голос. Мастер-корабел оглянулся и не сразу понял, кого видит перед собой, а когда понял - сильно удивился.
        - Я-то не танцую, это понятно, - сказал он с ухмылкой. - А что же ты стоишь? Или у тебя не просто так голова седая, и ты и впрямь стар для таких вещей?
        Парнишка из трюма смущенно заулыбался. «Как же его зовут? А, вспомнил. Хаген». Выглядел Хаген намного лучше, чем накануне, хотя одежду ему, похоже, собирали с миру по нитке - рубашка была намного больше, чем следовало, а штаны знавали лучшие времена. Но его упорство никуда не подевалось, в чем Эрдан убедился немедленно.
        - Я хочу еще раз попросить капитана взять меня на борт, - сказал Хаген.
        Корабел вздохнул:
        - Глупо. Он никогда не отказывается от принятого решения, да нам сейчас и вправду не нужны матросы. Вот был бы ты картографом…
        Парень помотал головой.
        - Ну, видишь. Смирись. Я бы на твоем месте сегодня развлекся как следует, а потом попытал бы счастья с другим капитаном… Так отчего ты не потанцуешь? Для этого не нужно никого ни о чем просить - сегодня любая горожанка будет рада молодому и красивому незнакомцу, даже если тот одет в лохмотья.
        - Здесь нет той, с кем я хотел бы танцевать, - ответил Хаген, и Эрдану показалось, что его лицо вдруг сделалось старше. - Да она бы и не стала…
        - Влюбился в высокородную даму? - Эрдан выстрелил наугад, но парень вздрогнул. - Глупо вдвойне. Забудь ее и живи спокойно - вот тебе мой совет… Хотя ты вряд ли станешь слушать. Что ж, тогда тебе остается лишь напиться с горя.
        Хаген ничего не сказал - только улыбнулся и низко поклонился корабелу, а потом скрылся в толпе.
        Эрдан вновь взглянул на танцующих и увидел, что джейга превратилась в настоящий ураган, вынести который могли разве что самые умелые и стойкие. Остальные один за другим сдавались. Музыканты, соревнуясь друг с другом, все ускоряли темп. Вот уже Умберто и Эсме отскочили в сторону, смеясь и еле дыша, а джейга понеслась дальше. Совсем скоро осталось восемь пар… потом пять… и наконец три. Они кружились так быстро, что превратились в смазанные пятна, но Эрдан знал, что одна из этих пар - Кристобаль и Камэ. Магус однажды признался, что танцам простонародья его в детстве обучили слуги, - один из редчайших случаев, когда он что-то рассказал о той жизни, когда был принцем, а не пиратом, - и наблюдения Эрдана показывали, что в танце его капитану еще сложнее скрывать свою истинную природу, чем в сражении.
        Вот еще одна пара выбыла из состязания…
        «Что ты делаешь, Кристобаль?!»
        Собравшиеся вокруг люди позабыли обо всем, напряженно следя за танцующими. Эрдан видел поодаль Умберто и Эсме: целительница смотрела на Крейна и Камэ не отрываясь, ее лицо мрачнело на глазах.
        Раздался вскрик - и предпоследняя пара остановилась: женщина подвернула ногу. Тотчас же толпа взорвалась аплодисментами, а музыканты, истекающие потом, резко оборвали игру. Крейн замер на месте; Камэ повисла на его плече, бледная и задыхающаяся, в ее глазах стоял испуг. Сам магус выглядел спокойным и… Он даже не запыхался. Эрдан решительно направился к капитану, но не успел сделать и нескольких шагов, как над набережной прокатился звон - звенели все колокола Ямаоки, и это означало, что в порт входит какой-то фрегат.
        В этом не было ничего необычного, но почему-то звуки музыки, раздававшиеся там и сям, смолкли. Люди замерли, затаили дыхание, а все взгляды устремились в сторону залива - туда, где темнела вода. Поначалу во мраке никто ничего не разглядел, но Эрдана вдруг охватило знакомое ощущение, и он не удивился бы, начни падать с неба хлопья сажи. Ветер с моря принес отвратительный запах гари, и «Невеста» задрожала от киля до вершины самой высокой мачты - вся команда это почувствовала.
        У входа в гавань появился черный фрегат, невидимый во тьме.
        Эрдан ощутил, что находится под прицелом. Градоначальник Кеттеки мог солгать, но что-то страшное произошло там и вот-вот должно было случиться здесь. Бежать на корабль? Нет смысла - они все равно не успеют ничего сделать. Сторожевой фрегат начал разворачиваться, но двигался он ужасающе медленно, да и места для битвы не хватило бы. Мастер-корабел посмотрел на своего капитана и ужаснулся: Крейн казался воплощением безразличия, хотя ему полагалось сейчас переживать все то же самое, что Эрдану, но в сто раз сильнее…
        А потом раздался грохот - и далеко не сразу они поняли, что произошло. Из крепости обстреливали черный фрегат, хотя не было точно известно, что это враг. Эрдан считал, что излишняя подозрительность лучше излишней доверчивости, Лайра же очень бережно относился к потенциальным союзникам, и порой щепетильность его подводила. Но в этот раз все случилось по воле не Лайры, а другого человека - и, похоже, удалось избежать беды. Даже закрыв глаза, Эрдан чувствовал, как опасность удаляется: черный фрегат не стал ждать второго залпа, а развернулся и ушел. Вскоре над затихшей набережной прозвучал робкий голосок одинокой скрипки, ему ответил сирринг - и через некоторое время веселье возобновилось, хотя было уже не таким безудержным, как прежде.
        - Ну вот, испортили праздник, - сказал Крейн с усмешкой, завидев Эрдана. Камэ по-прежнему держалась за его руку.
        - Почему они… - Эрдан осекся. - Так это твоих рук дело! Как только мы вошли в порт, ты отправил Джа-Джинни в крепость! Он их предупредил о черном фрегате, верно? Передал твой приказ действовать не так, как принято?
        Магус кивнул. К ним подошли Умберто и Эсме.
        - Но ведь ты не поверил в историю с пушками…
        - Я решил поберечься, - ответил Крейн. - Так или иначе, намерения у чужака явно недобрые, но убедить в этом градоначальника было бы непросто. Поэтому я написал не одно письмо Лайре, а два - и второе Джа-Джинни отнес начальнику гарнизона. Там был всего один приказ: стрелять по черному фрегату, как только он появится. Ответственность я взял на себя, воспользовавшись тем, что наша с Лайрой так называемая дружба - факт, известный всем и каждому.
        - Мило! - хмыкнул Эрдан. - Отчего же ты не рассказал об этом Нами?
        Музыканты, придя в себя, заиграли тихую мелодию.
        - А каковы были шансы, что черный появится здесь, да еще и так быстро? - с иронией поинтересовался магус. - Теперь-то я окончательно уверен, что на борту у него одни безумцы. Ладно, все хорошо, и мы в безопасности… По крайней мере до завтрашнего утра. Эсме, ты подаришь мне этот танец?
        Она растерялась от неожиданности, но отвергнуть протянутую руку капитана не посмела. Их взгляды встретились, и Эрдану показалось, что между целительницей и магусом проскочила искра. «Что это? Извинение за случившееся в Кеттеке?..»
        Крейн увлек девушку за собой туда, где медленно кружились пары. Умберто вознамерился последовать их примеру и взглянул на Камэ, но Паучок предугадала его просьбу.
        - Нет, - сказала она тихо, но уверенно. - У меня еще кружится голова после джейги.
        Умберто пожал плечами и пригласил какую-то миловидную горожанку.
        Камэ посмотрела на Эрдана.
        - Когда-то давно мне попалось на оборотной стороне одной карты странное стихотворение, - произнесла она. - Его и стихотворением-то трудно назвать - всего три строчки и рифмы никакой. Но если вдуматься, то становится как-то не по себе… Сейчас вспомню. Вот:
        Цикады тревожное пение.
        Ветер с моря…
        Долгий путь ждет.
        Эрдан ощутил смутное беспокойство - сродни тому, что вызвало у него приближение черного фрегата. Камэ была права: от этих строк веяло тревогой и неизбежной бедой… А еще они врезались в память так, что он теперь ни за что не сможет их забыть.
        «Лучше бы ты молчала…»
        - Да, иногда это лучше, - усмехнулась женщина, и Эрдан помрачнел - он не заметил, что произнес эти слова вслух. - Но не всегда получается.
        Фонари догорали один за другим, зато звезды сияли все ярче. Над площадью витала грустная мелодия, совсем не похожая на шальную джейгу, - казалось, после шторма наступило затишье. Все больше пар присоединялись к танцующим, некоторые целовались; Эрдан потерял из виду Крейна с целительницей и решил отправиться на корабль.
        - Ты останешься? - спросил он Камэ, которая обнимала себя за плечи, хотя было не холодно. Картограф его не услышала. - Ты остаешься здесь?
        - Да, - сказала она негромко, и по тону голоса Эрдан почувствовал - его вопрос поняли неверно. - В вашем путешествии для меня места нет.
        - Тогда… - он чуть помедлил. - Удачи тебе.
        В прошлый раз они оба думали, что расстаются навсегда, но судьбе было угодно устроить еще одну встречу - и вот она-то точно станет последней.
        «Может, я не вернусь?» - подумал Эрдан и ощутил поразительное спокойствие.
        Долгий путь…
        Его этот путь может завести дальше, чем всех остальных. Камэ, очевидно, испытывала похожие чувства, потому что не стала сопротивляться внезапному порыву и крепко обняла его, но теперь это было уже не радостное объятие, как вчерашним утром, когда ее выловили из моря, а объятие печали.
        Казалось, прошла целая вечность. Музыка стихла, парочки разбрелись по площади кто куда, а музыканты принялись подсчитывать выручку. Эрдан увидел капитана. Крейн и Эсме шли к ним. Того мимолетного чувства, чья искра проскользнула от магуса к целительнице совсем недавно, сейчас не ощущалось. Крейн выглядел задумчивым, Эсме - погруженной в мечты.
        Капитан пригласил на танец целительницу. Что в этом особенного?..
        - Мы отплываем завтра утром, - сказал магус, обращаясь к Камэ. - У тебя последняя возможность передумать.
        - Приятно осознавать, что ты так во мне нуждаешься, - спокойно произнесла она. - Но мое решение не изменилось.
        - Что ж… - Крейн без видимого сожаления пожал плечами. - Тогда нам лучше попрощаться сейчас, чтобы не устраивать завтра театральных представлений на пристани.
        - Прощай, Кристобаль, - сказала картограф с печальной улыбкой. - Скажи… Она была красивая?
        По лицу магуса пробежала тень.
        - Кто? - спросил он ровным голосом.
        - Не притворяйся, что не понимаешь. - Улыбка Камэ сделалась вымученной. - Она. Та, из-за которой ты сжег Лэйфир.
        Эрдан замер. Нужно было уйти, дать им поговорить в одиночестве - этого требовала дружба с Кристобалем да и простая вежливость. Нужно было увести Эсме… Впрочем, поздно.
        - Ты на нее очень похожа, - сказал магус.
        Камэ вздрогнула, словно от удара, и мгновенно постарела лет на десять. Она отвернулась от Крейна, бросила на Эсме жгучий взгляд и как будто собралась сказать что-то язвительное, но передумала в последний момент и просто ушла - держа спину очень прямо, ступая уверенной походкой королевы.

* * *
        Синяк под левым глазом Кристобаля получился отменный. Велин-целитель мог бы устранить его одним прикосновением руки, но магус так посмотрел на друга, что тот сразу же стушевался. Эрдан лишь усмехнулся при виде этого и украдкой помассировал ноющую руку: подумать только! Кто бы сказал месяц назад, что он врежет последнему из рода Фейра по физиономии и останется жив…
        - Если опять начнешь размахивать руками, как ветряная мельница, - с чувством сказал мастер-корабел, сжимая кулак, - то получишь еще раз. И это будет повторяться до тех пор, пока твоя тупая голова не запомнит, что фрегатом управляет не движение, а мысль! Или тебя для этого нужно связать?
        - Не надо, - хмуро ответил магус. - Я справлюсь.
        А ведь он и в самом деле справлялся.
        Юноша делал поразительные успехи. Он учился так быстро, что, похоже, и впрямь мог усвоить за несколько месяцев то, что в иную голову не вдолбишь за год или два. Дни, когда фрегат норовил заартачиться в ответ на любой приказ навигатора, прошли безвозвратно. Эрдан подумал, что совсем скоро - Кристобаль и не догадывается об этом - скажет своему ученику: «Ты свободен. Я передал тебе все свои знания…»
        «Да ну? - глумливо поинтересовался внутренний голос. - И тебя ничего не смущает? Ты просто так отпустишь его, не убедившись, что все будет в порядке?»
        Мастер-корабел нахмурился.
        Все-таки блестящие успехи Кристобаля настораживали. Навигатор и фрегат ощущали чувства друг друга, но первый не переставал быть человеком, а второй - кораблем. Рыбокораблем. Пока Эрдан не заметил ничего столь уж необычного, но его не оставляла мысль, что каждый день обучения, каждое новое умение Кристобаля приближают… нечто. Какой-то порог, за которым этот юноша сделается иным. И обратной дороги не будет.
        «Я не могу остановиться, - сказал он сам себе, будто оправдываясь. - Я обещал научить его всему, что знаю».
        Внутренний голос это не убедило.
        Каждый день они выходили в море, чтобы отрабатывать маневры - насколько это возможно с одним настоящим матросом в команде. Унаги, правда, был очень силен и стоил троих, но Велин - разве что половины. Кристобаль порою с трудом сдерживался, чтобы не броситься на помощь, а Эрдан лишь посмеивался, наблюдая за этой троицей. Было видно, что годы на фрегате, еще недавно носившем имя «Шустрая», их очень сблизили, даже… сплавили. Он это понял давно, а сейчас вдруг признался самому себе: «Если я позволю Кристобалю перейти черту, он потеряет этих двоих и вряд ли когда-нибудь найдет новых друзей…» Мысль была ясной и четкой, оставалось лишь поступить соответствующим образом. Но едва он обратился к магусу, собираясь сказать, что обучение закончено, тот вскочил:
        - Эрдан, приближается сильный шторм! Надо возвращаться в порт.
        - Постой, - сказал корабел. - Не торопись. По-моему, пришла пора вам с «Невестой» встретиться с настоящей бурей и проверить, хорошо ли вы усвоили мои уроки. Когда море спокойное, все слишком просто.
        Кристобаль нахмурился и, чуть поразмыслив, кивнул.
        Долго ждать не пришлось. Сильный порыв ветра потащил «Невесту» по волнам, словно игрушечный кораблик. Безмятежные облака на глазах превращались в грозовые тучи, а море словно закипело.
        «Чего же ты сто?ишь, мой юный друг?»
        Зеленопарусный фрегат развернулся навстречу волнам, и вроде бы все шло как надо, но мастер-корабел почувствовал укол тревоги. Идея бросить вызов буре вдруг показалась не такой уж хорошей. Не сам ли Великий Шторм подбил его на эту авантюру?..
        Он увидел, как Кристобаль вздрогнул и указал рукой вдаль.
        - Опять эта тварь. - Голос навигатора был едва слышен в шуме ветра. - Белый Фрегат…
        Проследив за рукой ученика, мастер-корабел увидел большой корабль молочно-белого цвета, который медленно плыл сквозь бурю, не замечая ее. Эрдану доводилось слышать об этом призраке - говорили, что он принадлежит самому Великому Шторму, - и даже видеть его издалека, но сейчас нежданный гость казался слишком плотным для привидения. Он весь оброс ракушками и водорослями и напоминал скорее плавучий остров, чем корабль.
        «Заступница, какой он огромный!»
        - Ты видел его раньше? - прокричал Эрдан.
        Кристобаль кивнул. Он не выглядел испуганным, лишь слегка хмурился. Что ж, с Белым Фрегатом или без него буря остается бурей, и ее надо пережить. Пристально наблюдая за учеником, мастер-корабел постепенно успокаивался, но в ту сторону, где по-прежнему виднелся «призрак», старался не смотреть.
        Ветер крепчал, мачты «Невесты» начали трещать - а потом Эрдан заметил, что Кристобаль морщится от боли. Совпадение? Корабел в них не верил. Навигатор всегда чувствовал отголоски боли своего корабля, но сейчас неприятные ощущения не должны были оказаться такими сильными. Если чувствительность Кристобаля чрезмерно обострилась, им угрожает опасность, понял Эрдан… и тут же осознал, что ничего не сумеет сделать. Если и можно было отступить, он упустил подходящий момент. Магус, заметив его обеспокоенное лицо, улыбнулся и хотел что-то сказать.
        В этот миг огромная молния ударила в среднюю мачту «Невесты ветра».
        Вспышка была столь яркой, что Эрдан ненадолго ослеп. Раздался треск ломающейся мачты, и сразу вслед за этим исполненный боли ~вопль~ фрегата прокатился над волнами, утонул в оглушительных громовых раскатах. Корабелу хватило и слабого отголоска того, что испытывал сейчас корабль, чтобы и самому закричать. Когда зрение вернулось, Эрдан увидел палубу, полыхающую неосязаемым зеленым огнем, и магуса, упавшего на колени, - струи дождя, падавшие на него, с шипением испарялись. «Невесту», полностью лишившуюся управления, несло по воле шторма; из-за сломанной мачты корабль дал сильный крен и грозил вот-вот перевернуться - а Эрдан не мог оторвать взгляда от того, что происходило с Кристобалем.
        Золотистые ~ленты~ вокруг магуса словно трепало ветром, хотя на самом деле разбушевавшийся шторм никак не мог воздействовать на то, что располагалось в иной плоскости бытия. Из палубы «Невесты ветра» потянулись точно такие же ~ленты~, только больше и плотнее на вид; они встретились с теми, что окутывали Кристобаля, и начали срастаться. Быстро, очень быстро. И крепко - не разделить.
        ~~~~~~~~
        Эрдан с ужасом понял, что у него на глазах души навигатора и фрегата ~переплетаются~ друг с другом, сплавляются воедино. Спустя всего лишь несколько секунд Кристобаль оказался в коконе из ~лент~, и они пульсировали, передавая ему всю боль, которую чувствовала «Невеста ветра». Боли было слишком много для обычного человека, даже для магуса…
        Но это видел только он один. Велин и Унаги понимали одно: их другу плохо, он не может владеть собой и управлять фрегатом, он вот-вот упадет за борт. Они кинулись к нему, и Эрдан невольно последовал их примеру. Втроем они затащили бесчувственного магуса в трюм. Он обжигал руки, словно котел, едва снятый с огня. Потом целитель излечил их ладони, а сам забился в дальний угол, дрожа от боли, - себя он исцелить не мог.
        - Что теперь будет? - спросил Унаги.
        Мастер-корабел пожал плечами.
        «Мы умрем, только и всего…»
        - Что? Принимаешь решения за меня? - раздался голос Кристобаля. Они все трое уставились на капитана: магус сидел, упираясь обеими руками в палубу и зажмурив глаза. Он улыбался, превозмогая боль. - Я сейчас кое-что попробую…
        Эрдан не успел даже рта открыть, как трюм осветился мерзким зеленым светом - фрегат отчаянно трусил, но сопротивляться капитану все-таки не смел. Мастеру-корабелу показалось, что он тонет: в ушах зашумело, дыхание перехватило, перед глазами завертелись разноцветные круги. Это продлилось всего мгновение, а потом он понял, что произошло.
        «Невеста» ушла под воду - не утонула, а нырнула.
        ~
        - Вот так… - прошептал магус с чувством выполненного долга и медленно опустился на пол. Его трясло, а каждое движение давалось очень тяжело, словно у больного, только что пришедшего в себя после изматывающей лихорадки. Эрдан и Унаги переглянулись и молча решили не тревожить капитана, а Велину так и вовсе было не до этого.
        Полночи они провели под водой, готовые в любой момент отправиться следом за Великим Штормом, но Кристобаль настолько подчинил себе фрегат, что тот сделался способен на невероятные вещи. Эрдан терялся в догадках: как, почему?! Случалось, молния попадала в мачту фрегата - та ломалась, корабль на некоторое время выходил из повиновения, а капитан иногда терял сознание. Но произошедшее с «Невестой» не вписывалось ни в какие рамки. Быть может, все дело в том, что небесный огонь пламенному магусу не страшен? Мастер-корабел понимал: вряд ли он когда-нибудь узнает ответ на этот вопрос. Так или иначе, наутро они всплыли у побережья какого-то острова - к счастью, место оказалось безлюдным, и никто не увидел потрепанный фрегат, который медленно заполз в небольшую, но достаточно глубокую бухту.
        Когда Эрдан выбрался наружу и взглянул на «Невесту», у него сжалось сердце: сломанная мачта с лохмотьями паруса так и волочилась следом, держась непонятно на чем. Он вспомнил, что у Кристобаля нет денег; значит, восстановление в доке им не светит.
        - Что ты намерен предпринять? - спросил Эрдан магуса, который рассматривал мачту с таким выражением лица, словно был готов вот-вот расплакаться. За ночь он осунулся, но все-таки не выглядел как человек, в которого накануне попала молния.
        - Ты мастер, - пробормотал молодой навигатор. - Ты и предлагай…
        - Ну, бесплатно фрегат никто не восстановит, - начал Эрдан. Магус кивнул с тяжелым вздохом. - Но можно справиться и так. Думаю, понадобится месяца три… или чуть больше.
        - В чем же дело? - Кристобаль повеселел. - Говори, что для этого нужно?
        Мастер-корабел вздохнул. То, что он собирался предложить, не представляло особой проблемы для любого капитана, оказавшегося в схожем положении… для любого, кроме Кристобаля с его до предела обостренной чувствительностью.
        - Восстановить ее мы не сумеем. Есть единственная возможность: нужно дать «Невесте» вырастить новую мачту… Только вот для этого придется отрубить старую.
        По мере того как смысл сказанного доходил до магуса, его лицо становилось все бледнее, пока не сделалось совершенно белым.
        Мачта, конечно, отрастет - но что придется испытать магусу, Эрдан даже представить себе боялся.
        - Другого выхода нет… - сказал мастер-корабел, словно извиняясь. - Прости.
        Кристобаль кивнул и молча спустился в трюм; обратно он вернулся с топориком. Унаги как раз помог Велину выбраться на палубу, и теперь все трое смотрели на капитана. Эрдан ощутил замешательство: кто же будет рубить?
        - Лучше вам перебраться на берег, - задумчиво проговорил магус. - Не знаю, что со мной случится… после.
        - Собираешься все сделать сам? - ошеломленно спросил мастер-корабел. - С ума сошел?
        - А как иначе? - Кристобаль улыбнулся; так, наверное, улыбаются приговоренные к повешению. - Никого из вас она после такого дела на борт не пустит, это уж точно.
        Троица переглянулась.
        - Мы не сойдем, - сказал Велин, выразив общее решение.
        Магус пожал плечами.
        Обеими руками поудобнее перехватил топор.
        И со всего размаху опустил его на то, что осталось от мачты.
        Отплытие из Ямаоки получилось суматошным и тревожным. Бурный праздник не прошел даром, и несколько матросов едва не опоздали - одному даже пришлось добираться до «Невесты» вплавь под улюлюканье товарищей. Он выбрался на палубу - мокрый, дрожащий - и поспешил ретироваться в кубрик. Крейн все это время простоял на корме с таким видом, что подойти к нему не отважился никто, даже Эрдан. Корабел наблюдал за капитаном с безопасного расстояния и вспоминал первый шторм, который им довелось пережить вместе, - тот самый, сплавивший воедино «Невесту» и ее молодого навигатора.
        Сейчас у Крейна было точь-в-точь такое же лицо, как в тот раз, когда ему пришлось самому обрубить остаток средней мачты, чтобы дать «Невесте» возможность вырастить новую. Это произошло намного быстрее, чем Эрдан предполагал - всего за месяц, - но Кристобаль две недели пролежал в лихорадке, а первое время безостановочно бредил, из-за чего мастер-корабел узнал о нем намного больше, чем хотел.
        «Камэ, Камэ, неужто нельзя было обойтись без сцен?»
        Зато теперь они, кажется, и впрямь расстались навсегда - даже если судьбе заблагорассудится устроить новую встречу, это уже ничего не будет значить.
        «Невеста» вышла из гавани и взяла курс на юг. Небо в той стороне затянули тучи, но Эрдан видел: пока что можно не бояться шторма. Им предстояла неделя пути через моря, принадлежавшие Лайре Арлини; эта часть путешествия обещала быть самой скучной - разве что погода все-таки переменится в худшую сторону. Когда они преодолеют Окраину, начнутся ничейные моря - те, в которых мерры и люди чувствуют себя одинаково чужими. Вот там-то и возможны настоящие приключения, а сейчас оставалось лишь найти себе занятие на ближайшие семь дней.
        Крейн, все такой же смурной, ушел к себе. Эрдан коснулся планшира, пытаясь хоть чуть-чуть подбодрить «Невесту» - в те дни, когда капитана охватывала черная меланхолия, фрегату тоже приходилось несладко, - но она в ответ едва не ~обрушила~ на него всю свою растерянность и тоску. Корабел торопливо отдернул руку: «Я всего лишь человек, мне такие глубокие чувства не по плечу. Прости!»
        - Каждому свое, - пробормотал он, не ожидая, что кто-то услышит.
        - Целителям - чужое, - сказала Эсме, невесть как очутившаяся рядом. - Чужая боль, чужие переживания.
        Корабел удивленно поднял брови, а она в ответ на его гримасу лишь рассмеялась, коротко и печально. Эрдан стоял и ждал, что сейчас целительница попросит: «Расскажите мне о Лэйфире!» И он не сумеет отказать, хотя эта тема была запретной.
        Но девушка молча ушла.
        Дни шли за днями; погода оставалась прежней - тучи над головой, противный мелкий дождь, редкие проблески солнца. Иногда море начинало волноваться, но это не доставляло особых проблем. Команда скучала, развлекаясь игрой в карты. Кузнечик уже не прятался по углам и заметно воспрял духом, но петь он больше не мог, а песен им не хватало. Сандер старался изо всех сил, извлекая из сирринга развеселые мелодии, но в них не было души. По ночам он уже не пытался никого веселить, а играл то, что хотелось, - и от этой музыки зачастую на глаза наворачивались слезы.
        Как-то раз Эрдан проснулся глубокой ночью - сел на койке, испуганно озираясь. Корабел никак не мог понять, что же его разбудило, пока не услышал доносящиеся с палубы звуки, похожие на плач, и поспешил туда.
        По темному небу проплывали редкие тучки, луна казалась непривычно большой и яркой. «Невеста» следовала прежним курсом, и ничто вроде бы ей не угрожало, но тревога мастера-корабела никуда не подевалась. Он зябко обнял себя за плечи и подошел к фальшборту.
        Сознание «Невесты» было слегка затуманенным. Фрегат ~дремал~.
        - Не спится? - Эрдан оглянулся и увидел Крейна - босого и лохматого. С самого отплытия из Ямаоки они обменялись едва ли парой фраз. - Я вот тоже…
        Что «тоже», магус не договорил, принявшись приглаживать взъерошенные волосы: на палубе появилась Эсме. Целительница выглядела так, словно вовсе не ложилась, и на заспанный вид капитана не обратила ни малейшего внимания, как и на его татуированную спину. Магус редко появлялся на палубе без рубашки - не догадаться, что его клановый знак принадлежит фениксам, мог лишь полный идиот, а простым матросам незачем было знать, кто такой Крейн на самом деле.
        Эсме, выходит, все уже видела.
        - Я что-то чувствую, - сказала целительница. - Какое-то непонятное ощущение… Вроде опасности нет, и все равно тревожно…
        Магус кивнул:
        - Мы втроем здесь оказались именно потому, что чувствуем корабль лучше остальных. Но угрозы в самом деле нет, и это радует.
        - Я бы все-таки хотел понять, что происходит, - пробормотал Эрдан.
        - Тогда подождем, - ухмыльнулся Крейн.
        Довольно долго они стояли рядом и молча смотрели вдаль. Поверхность моря в свете звезд серебристо мерцала, где-то слышался далекий гром. Эрдан уже уверился в том, что чувства их обманули, и собрался в каюту - досматривать сны, как вдруг над водой прокатился странный звук, больше всего похожий на зов охотничьего рога.
        А потом - еще один.
        Справа по борту из моря выпрыгнуло существо, чье гладкое тело светилось, а плавники были усеяны шипами. Размерами оно сильно уступало «Невесте», но против десятка таких созданий фрегат бы не выстоял - уж очень неприятно блестели в полуоткрытой пасти острые зубы, а злобные глазки на тупоносой морде не оставляли надежд на то, что существо миролюбиво. И все-таки самым удивительным и страшным было не оно само, а то, что восседало на его спине. Они успели разглядеть фигуру, отдаленно напоминающую человека, но покрытую чешуей. А потом морской конь и его всадник вновь низринулись в пучину. Правда, следом за ними сразу же появились еще двое… пятеро…
        - Мерры, - негромко проговорил Кристобаль. - Меррские куклы-разведчики. Что им тут нужно? Мы еще довольно далеко от границы…
        Первый испуг прошел, и Эрдан заметил то, что Крейн понял сразу:
        - Они не обращают на нас внимания?
        - Да, - хмыкнул магус. - Забавно, правда? Очередная загадка.
        Корабел, которому все-таки было далеко до спокойствия капитана, растерянно покачал головой и взглянул на Эсме. Целительница смотрела на проплывавших мерров с изумлением и восхищением. «Посмотрим, что ты скажешь, увидев их вблизи, - подумал он и тотчас же прибавил: - Но лучше уж наблюдать издалека». Отряд морских всадников быстро обогнал «Невесту» и скрылся из виду. Крейн взглянул на небо, пробормотал что-то о приближающемся шторме и потопал в каюту, зевая на ходу. Ветер заметно посвежел.
        - Как тихо… - вдруг сказала Эсме. В самом деле, не было слышно ни звука, но Эрдану это вовсе не казалось удивительным. - Пока они плыли, все время доносилась музыка… Это Сандер играл на сирринге?
        - Тебе почудилось, - ответил мастер-корабел, стараясь придать голосу уверенности. - Сейчас его вахта, но он, похоже, задремал - потому и не поднял тревогу. Когда такая опасность совсем близко, только безумец будет на дудке играть.
        - Они не показались мне опасными, - возразила целительница. - Они… другие. Не похожие на нас. Они красивые.
        - Не говори об этом никому, - посоветовал Эрдан. - Тебя неправильно поймут.
        С лица Эсме, однако, так и не сошло восторженное выражение. Мастер-корабел сокрушенно вздохнул. Вблизи блистающие чешуей меррские воины представали бесполыми и безликими куклами, от которых шел удушающий запах гнилой рыбы. Их странные тела не чувствовали боли - потери руки такой воин не замечал, если в ней не было оружия, - а вместо крови в их жилах текла отвратительная белесая жидкость, разъедавшая живую плоть и лжеплоть «Невесты ветра» с одинаковой скоростью. Убить их было непросто, но когда это все же удавалось, мерр частью растекался склизкой массой, а частью - рассып?лся на несметное множество маленьких созданий, которые торопились ретироваться в море.
        Туда, где Меррская мать лепила из них новых солдат.
        - Иди в каюту, скоро начнется шторм, - попросил мастер-корабел. - А я потом приду и расскажу тебе о морском народе все, что знаю.
        Лицо Эсме осветилось улыбкой, словно он обещал подарить ей несметные сокровища. Ни целительница, ни мастер-корабел не знали, что им предстоит весьма беспокойное утро и такой же день, а потому обещанный рассказ придется отложить до лучших времен.
        Шторм и впрямь оказался нешуточным. Хотя Эрдану не полагалось сомневаться в мастерстве Крейна, он все-таки вздрагивал каждый раз, когда «Невеста» поднималась на новую волну, а потом падала, зарываясь носом в воду. То и дело палубу освещали яркие вспышки, за которыми следовали оглушительные раскаты грома. Эрдан всецело уповал на примету, по которой молния никогда не бьет в одно и то же дерево дважды, - уж очень не хотелось повторять опыт тридцатилетней давности. Но внутренний голос ехидно напомнил ему, что на фрегате есть еще два не тронутых молнией «дерева». Кто знает, что случится после второго удара? К тому же в тот раз их на корабле было всего четверо, а теперь народу почти в десять раз больше.
        - Уходи! - закричал Крейн, увидев корабела на палубе. - Простудишься!
        Эрдан только отмахнулся. Он знал, что ничего не сможет сделать, если случится беда, но все-таки упрямо оставался рядом с капитаном. Даже когда на фрегате не было целителя, он не уходил в каюту и всерьез рисковал заболеть, что в его возрасте приравнивалось к смертному приговору.
        А теперь у них есть Эсме.
        Он и сам не знал, зачем проводит шторма бок о бок с магусом. Было ли это отголоском чувства вины за то, что произошло во время их первой бури? Сам Крейн вовсе не считал, что за это следует кого-то винить, кроме Великого Шторма, но Эрдан думал иначе: «Я должен был понять, предугадать, чем все закончится. Нельзя было допускать этого слияния!»
        Его лучший ученик - и одновременно самая большая его неудача…
        Корабел терзался этими мыслями, не переставал наблюдать за капитаном. Крейн стоял неподвижно, устремив взгляд навстречу шторму, и еле заметно улыбался. Он не испытывал страха и легко делился смелостью с фрегатом, заставляя зеленое сияние гаснуть. Заметив взгляд Эрдана, капитан кивнул ему - и корабел тотчас же почувствовал прилив сил и воодушевление. Заемная сила ворвалась в него, исцеляя измученную душу, как когда-то целитель восстановил его разбитое тело.
        Впрочем, он знал, что этого хватит лишь до следующего шторма.
        Их носило по волнам до самого рассвета. Когда буря утихла и тучи рассеялись, Крейн вздохнул с облегчением и проговорил:
        - Вот теперь-то я пойду спать…
        - Корабли прямо по курсу! - закричал впередсмотрящий, и капитан поморщился, словно от зубной боли. - Вижу два фрегата!
        В самом деле, вдали виднелись две темные точки, постепенно увеличивающиеся в размерах, а часть горизонта расплывалась туманной дымкой, чуть темнее моря, - это означало, что впереди суша. Эрдан посмотрел на Крейна, но тот лишь махнул рукой:
        - Нас снесло штормом далеко на восток. Это, по всей вероятности, Каама…
        Каама - самый большой и богатый остров Окраины. Неудивительно, что им повстречались сразу два фрегата - в здешних водах всегда достаточно оживленно. Но Каама, помимо всего прочего, вотчина Лайры Отчаянного, с которым Крейну сталкиваться не хотелось. Эрдан вновь устремил взгляд туда, где виднелись два корабля. По всему выходило, что «Невеста» пройдет достаточно близко от них, и отчего-то это встревожило корабела.
        На палубу выбрался Джа-Джинни - последние ночи он проводил в кубрике, устав мокнуть под дождем, но с рассветом всегда выходил наружу. Крейн, завидев крылана, указал ему на горизонт. Миг спустя Джа-Джинни уже был в воздухе.
        «Невеста ветра» приближалась к неизвестным кораблям.
        - Гарью пахнет, - вдруг сказал Крейн, сморщив нос. - Проклятье, неужели опять?..
        Он замолчал, тревожно хмурясь.
        Даже на таком расстоянии было видно, как фрегаты кружатся в жутковатом танце, не сближаясь, - атакующий никак не мог решиться завершить маневр. Крейн нетерпеливо постукивал ногой, до тех пор пока Джа-Джинни не вернулся и не подтвердил то, о чем он и сам догадался. Хотя кое-что оказалось весьма неожиданным.
        - Это черный фрегат, капитан, - проговорил крылан, с трудом переводя дыхание. - Но не тот, который мы видели.
        - Что?!
        - Он немного больше, и таран другой формы. - Джа-Джинни хорошо успел рассмотреть корабль и оттого говорил уверенно. - На парусах есть светлые пятна. В общем, это не тот фрегат.
        - Но воняет от него точно так же… - пробормотал Крейн. - Приготовиться к атаке!
        Если до сих пор «Невеста ветра» шла достаточно быстро, то теперь она почти что полетела над водой. Магус перестал сдерживать корабль, и команда едва успела привести в боевую готовность стрелометы, как он оказался на расстоянии атаки.
        Второй фрегат, как оказалось, был обездвижен. Его матросы, вооруженные до зубов, стояли у борта, готовые принять бой, но отчего-то черный не торопился брать противника на абордаж. Он отошел и развернулся для нового таранного удара, который был лишен всякого смысла.
        - У него нет крючьев, капитан! - крикнул кто-то в толпе матросов «Невесты». - Он не может зацепиться!
        Крейн кивнул. Все его внимание занимала палуба черного фрегата: собравшиеся там люди не были похожи на абордажную команду. А корабль, не доведя атаку до конца, вдруг снова развернулся и прошел мимо парализованного соперника и его команды, изнывающей от неопределенности, на расстоянии всего в полкорпуса.
        А потом настал черед Крейна.
        Черный фрегат не успел уйти из-под удара, и таран «Невесты» врезался в его правый борт. Раздался отвратительный скрежет, но черный не издал ни звука, как будто не испытывал боли. Таран пропорол шкуру, и «Невеста» прошла мимо так близко, что ее экипаж мог разглядеть палубу странного корабля в мельчайших подробностях. Там не было ничего необычного. Вот только… И палубу, и мачту фрегата словно вымазали сажей - ни единого цветного пятна. Бледных людей, тоже одетых в черное, зеленые паруса, похоже, ввергли в глубокий шок. Сражение обещало быть коротким - если, конечно, как-то удастся зацепиться и провести абордаж…
        - Зачем понадобилось так обойтись с фрегатом?! - зарычал Крейн, не отрывая взгляда от изъязвленного борта черного корабля, - лишенный крючьев, тот представлял собой весьма жалкое зрелище.
        Эрдан пожал плечами: он понятия не имел, что за извращенный ум сотворил такое, и больше всего сбивало с толку, что фрегатов два, а может, и больше.
        Корабли развернулись и снова начали сходиться. О парализованном фрегате все забыли бы, но его команда оказалась на редкость шумной и всячески выражала поддержку «Невесте». Эрдан впервые присмотрелся к этому кораблю - и обомлел. Запас неожиданных встреч все еще не был исчерпан.
        Капитана он решил пока не отвлекать.
        Черный выделывал странные пируэты - вместо того чтобы метить в одну из прицельных точек, он снова развернулся бортом, и верхняя часть его корпуса вдруг оплавилась, словно воск над огнем. Это вызвало панику на палубе, и Крейн воспользовался моментом. «Невеста» нанесла удар, попавший точно в цель и, по идее, способный надолго вывести из строя любой корабль, а его капитану обеспечить приступ жестокой головной боли.
        Однако на черный фрегат прямое попадание подействовало весьма странным образом. Таран не обездвижил его, а как будто разбудил: паруса дрогнули, ловя ветер, фрегат глухо застонал и начал разворачиваться, словно желая по собственной воле уйти с поля боя. Эрдан посмотрел на Крейна: «Невеста» не двинулась с места, но почему? Неужели магус даст ему удрать?
        На лице Крейна застыло выражение недоверчивого удивления. Он пристально следил за медленно удаляющимся фрегатом, и, когда Эрдан несмело предложил «догнать мерзавца», магус покачал головой и не сказал ни слова.
        Черный не успел отойти и на полмили, как с ним начало твориться что-то странное: палуба опять начала плавиться, от нее стали отваливаться куски, обнажая белые ребра-шпангоуты.
        Фрегат снова застонал.
        Одна за другой упали мачты, паруса словно растворились в соленой воде, а потом корпус корабля разломился пополам и с пугающей скоростью ушел под воду. Все произошло так быстро, что они даже не успели как следует удивиться.
        - Выпустить шлюпки? - спросил кто-то. Ошеломленный Эрдан не мог оторвать взгляда от того места, где только что находился черный фрегат. - Вдруг кто-то спасся… Мы могли бы их допросить…
        - Никто не спасся, - хрипло проговорил Крейн, и его тяжелая рука схватила Эрдана за плечо.
        - Ты ее слышал?~
        Мастер-корабел покачал головой.
        - Она… - Крейн зажмурился и втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
        - С ней сделали что-то ужасное. Она умерла по-настоящему. Не превратилась, а умерла, потому что… захотела умереть. Так не должно быть.~
        Над палубой «Невесты» повисло тревожное молчание. Эрдан удрученно молчал. Он не услышал голоса черного фрегата, хотя почувствовал что-то странное - словно арбалетный болт просвистел у виска, пронеся смерть совсем близко.
        Это было неправильно.
        Это было абсурдно…
        Фрегаты превращаются, меняют форму и суть; фрегаты погибают. Да и кархадона можно убить, хотя он отличается от прочих морских хищников необыкновенной хитростью. Отчего все происходит так, а не иначе - то ведомо лишь богам, которые предопределили все сущее. Фрегат приходит из моря, чтобы служить человеку, но потом возвращается обратно, откуда пришел, а ему на смену идут новые мальки. Крепнут связующие нити, новые навигаторы учатся управлять фрегатами - все повторяется раз за разом. А если кархадон нападет на фрегат, все решит честный поединок.
        Но фрегат не может умереть так глупо и страшно - развалившись на части, словно сгнив заживо!
        - Кристобаль, посмотри на корабль, который мы спасли, - проговорил Эрдан. - Узнаешь?
        Магус перевел взгляд на обездвиженный фрегат, который уже начал подавать признаки жизни. Его матросы свистели, кричали, радостно махали руками, и лишь один человек сохранял неподвижность. Мгновение Крейн смотрел на все это с легким недоумением, а потом на его лице появилась кривая усмешка.
        - А-а, старый друг… - сказал он негромко.
        Фрегаты стали медленно сближаться, пока не соприкоснулись бортами. Капитан второго корабля махнул рукой, приглашая Крейна перейти к нему, на что магус лишь покачал головой и повторил его движение не хуже зеркала. Капитан рассмеялся и пригрозил Крейну пальцем, но все-таки перешел на «Невесту» сам.
        В этом высоком и широкоплечем человеке чувствовалась сдерживаемая сила, держался он спокойно и с достоинством. Он смахивал на светлую копию Крейна. Те же ироничная ухмылка и хитрый прищур. Русые волосы выгорели на солнце и стали почти белыми. Седины в них не было видно, и потому его истинный возраст выдавала лишь сеть морщин у глаз. Когда капитан перестал улыбаться, его лицо сразу сделалось усталым и обеспокоенным.
        «Да, много хлопот у его величества…»
        - Рад снова увидеть тебя, старый упрямый пират! - сказал Лайра Арлини, король Окраины. - Рад, что ты цел и невредим!
        А вот о самом Лайре нельзя было сказать того же: кисть правой руки короля покрывали бинты, и не составляло труда заметить, что от мизинца и безымянного пальца осталось по половине. Однако он выдержал крепкое рукопожатие магуса, даже не поморщившись.
        - Я тоже рад… - ответил Крейн. - Что за гадость завелась в твоих водах, величество? И как ты умудрился подставиться под удар?
        Эрдан тяжело вздохнул - опять началось! Много лет назад Крейн внешне казался старше Лайры, теперь же все наоборот. Но внутри оба остались мальчишками и все так же пробуют друг друга на прочность.
        Лайра в долгу не остался - тотчас же поинтересовался, отчего сражение с черным фрегатом заняло у Крейна так много времени и почему он не придумал какую-нибудь хитрость, чтобы взять того на абордаж. Крейн уже открыл рот для ответной колкости - но вместо этого оба дружно расхохотались.
        - Ладно, шутки в сторону, - улыбка Лайры погасла. - Что ты здесь делаешь?
        Крейн кратко и быстро рассказал ему о случившемся в Кеттеке и о Камэ. Чуть помедлив, поведал и о том, что «Невеста ветра» направляется на юг в поисках сокровища, но ни словом не обмолвился о Звездочете и об «Утренней звезде», ограничившись, как и Эрдан в разговоре с Камэ, пространным упоминанием о «древней карте». Арлини слушал, ничем не выдавая удивления, а потом попросил разрешения взглянуть на эту карту.
        Магус нахмурился, будто подыскивая причину для отказа, но подходящей не нашлось. Он пожал плечами, махнул рукой, и разговор они втроем продолжили в его каюте.
        - Это невероятно! - пробормотал Лайра, склонившись над пожелтевшим листом. - Она и в самом деле очень старая…
        - Лет двести-триста, наверное, - хмыкнул Крейн.
        - Ты прекрасно понимаешь, о чем я, - сказал Лайра, не поднимая головы. - Это копия с гораздо более древнего оригинала. Я такого никогда не видел…
        Лайра был известным собирателем карт. Не обладая совершенной памятью сестры, он все же испытывал необычайную любовь к изображенным на бумаге островам и порою платил за старые карты очень дорого.
        - Хотел бы заполучить ее в свою коллекцию? - с иронией спросил Крейн.
        - Да, как и тебя, - тотчас ответил Арлини, словно давно ждал этого вопроса. - Мое старое предложение остается в силе.
        - Как и мой ответ.
        - Тогда подождем следующего раза, - с улыбкой отозвался король Окраины. - Я все еще надеюсь, что ты когда-нибудь передумаешь и присоединишься к нам.
        - Я никогда не стану твоим врагом, разве этого мало?
        - Да! - В глазах Лайры появился жадный блеск. Он смотрел на Крейна так, словно тот сам превратился в редкую карту. Магус пожал плечами: дескать, ну как знаешь… - И все-таки я удивлен. Ты всегда был равнодушен к богатству, а тут вдруг - сокровище! Сдается мне, там спрятано что-то необычное.
        На лице Крейна не дрогнул ни один мускул.
        - Возможно. А быть может, и нет.
        Лайра рассмеялся:
        - Ты так и не научился врать, Кристобаль. Ну, хорошо… хоть расскажешь мне потом, что тебе удалось там обнаружить? - Крейн кивнул. - Вот и славно!
        - Теперь твоя очередь, - сказал магус. - Ты не выглядел удивленным, услышав про Кеттеку. Почему?
        Арлини вздохнул и поведал такое, от чего Эрдана пробрал озноб и даже Крейн удивленно нахмурился. Оказалось, что уже две недели к Лайре со всех концов Окраины поступают тревожные вести: таинственный черный фрегат появляется то здесь, то там. Пришлось нанести на карту все места, в которых он был замечен, чтобы понять: то ли черный корабль на самом деле не один, то ли он перемещается с невообразимой скоростью.
        - Кстати, такое возможно? - прервался Лайра, обратившись к корабелу. - Может появиться фрегат быстроходнее «Невесты»?
        Эрдан ответил:
        - Нет, исключено. Ну… только если не намного.
        - Их несколько, - уверенно заявил Крейн. - По крайней мере два мы видели.
        - Допустим, - усмехнулся Лайра. - То же самое, что и с Кеттекой, случилось пять дней назад в другом городе… и точно так же не оказалось ни одного свидетеля, заслуживающего доверия. Со стороны все выглядит как взрыв звездного огня. Жители в панике, история с каждым днем обрастает все более невероятными подробностями - уже говорят, что черные корабли принадлежат самому Великому Шторму.
        Крейн фыркнул, а потом вдруг посерьезнел:
        - Эй, а ведь это нехорошо. Того и гляди начнут болтать, что капитан-император заручился божественной помощью.
        - Не начнут, - Лайра улыбнулся. - Я обо всем позаботился.
        Магус одобрительно кивнул.
        - Вот, собственно, и все, - подытожил Лайра. - Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться в море. И даже долго искать не пришлось, он сам нашел ~Луну~… - Тут он помрачнел, вспомнив, в каком прискорбном виде Крейн застал его фрегат. - С ветром этому мерзавцу сразу повезло, но стрелять он в меня не пытался. Если вообще мог, конечно.
        - А мог ли? - тотчас же спросил Крейн. - Что ты об этом думаешь?
        - Пока сам не увижу, ничего думать не буду, - ответил король. - Но все очень и очень странно… Зачем им понадобилась Камэ, раздери меня кракен? Украли, потом отпустили. Э-э… Кристобаль, ты не хотел бы подзадержаться в здешних водах? Сезон штормов, можно сказать, уже у порога - тебе что, так сильно хочется на дно? А в Кааме хорошо - не хуже, чем в Облачном городе…
        «Хочет, чтобы мы помогли ему разобраться с черными кораблями», - понял Эрдан.
        - Охотно верю, - сказал магус. - Вот на обратном пути и задержимся.
        - На обратном пути… - Лайра скривился. - Месяца через три, и то - если тебе повезет. Эх, Кристобаль! Как тебе не стыдно - бросаешь старого друга в такое нелегкое время…
        Он хмуро уставился на Крейна. Тот покачал головой.
        - Ладно! - Арлини махнул рукой. - Воля твоя, заставлять не буду. Но, чует мое сердце, мы встретимся очень скоро - и тогда тебе понадобится моя помощь. Вот тогда и побеседуем!
        Крейн пожал плечами, а Эрдан подумал: «Надо же, он ведь прав! Кристобаль сам говорил, что не знает, где расположена вторая часть компаса, и что необходимо просмотреть старые карты. Нам и в самом деле придется просить Лайру о помощи…»
        Но магус, по всей видимости, не думал о таком далеком будущем.
        Болтая о пустяках, они вышли из каюты. «Луна» уже полностью пришла в себя. Эрдан вспомнил, отчего Лайра назвал свой фрегат именно так: ночью его паруса еле заметно светились. Это превращало корабль в отличную мишень. Но все неудобства компенсировала крепкая связь между Лайрой и «Луной», да и в остальном фрегат был хорош. Мастер-корабел ощутил теплую дружественную ~волну~ - «Луна» его узнала и приветствовала на свой лад.
        - …И я сказал, что этого не будет. - Лайра вдруг осекся, на его лице отразилось изумление. Когда Эрдан понял, на кого смотрит король, им овладело нехорошее предчувствие. - Кристобаль, а кто это?!
        - Наша новая целительница, - ответил магус, нахмурившись.
        Лайра не обратил внимания на гримасу друга и потребовал немедленно познакомить его с «этой милой девушкой». Крейн с явной неохотой подчинился. Против всех ожиданий Эрдана, Эсме ничуть не испугалась Лайры, о нраве которого ходила довольно-таки дурная слава, - она спокойно вложила узкую ладонь в его изувеченную руку. Последовал галантный поцелуй, после чего Арлини спросил:
        - Милейшая, не хотите ли перейти на «Луну»? Я обещаю втрое против того, что вам платит Кристобаль.
        «Когда брат о ней узнает, обязательно захочет отобрать, - вспомнил Эрдан слова Камэ. - Чистая правда…» Чутье не подвело Арлини, ему не понадобилась даже демонстрация способностей целительницы, чтобы попытаться ее переманить.
        - Шутите, ваше величество? - Эсме растерянно улыбнулась.
        - Ничуть. Впятеро.
        - Нет!
        - Разорить меня хотите? Хорошо, плачу в семь раз больше… - Лайра уставился на Эсме горящими глазами.
        «С ума сойти!» - пробормотал магус еле слышно, но не сделал попытки вмешаться. Эрдану показалось, что в ожидании ответа целительницы он затаил дыхание.
        - Нет, - уверенно ответила Эсме. - Я никуда не уйду. Но чувствую себя обязанной отблагодарить вас за предложение…
        Лайра все еще удерживал ее руку и пристально смотрел в глаза, поэтому не успел никак отреагировать, когда ладонь целительницы охватило золотистое сияние. Это длилось всего мгновение, после чего она сказала:
        - Вот. Сделать как раньше я не смогу, но… не будет так сильно болеть.
        Король недоверчиво взглянул на свою кисть, шевельнул пальцами - и его лицо осветила внезапная радость, а Эрдан понял: вот теперь идея переманить целительницу к себе овладела им без остатка. Лайра тем временем снова перевел взгляд на Эсме и низко поклонился, чем сильно смутил девушку.
        - Везучий сын кракена… - Это относилось уже к Крейну, который тщетно старался спрятать довольную улыбку. - Ничего, до нашей следующей встречи я что-нибудь придумаю.
        - Заступница в помощь! - сказал магус и вдруг хлопнул себя по лбу. - Ох, забыл! Нынче ночью перед штормом мы видели отряд мерров, и…
        - Я тоже их видел, - перебил Лайра, вновь делаясь очень серьезным. - Думаешь, я попросил бы тебя остаться только из-за каких-то черных фрегатов? Кстати, заметь - я прошу об этом в третий раз за день…
        - Прости, друг. Ты справишься без меня.
        - Ну да, понятное дело… - проворчал Арлини. - Хорошо. Счастливого пути, старый пират! И не забудь - ты обещал навестить меня, когда будешь возвращаться!
        - Не забуду, - вздохнул Крейн. - Удачи, величество!
        Фрегаты разошлись, и каждый пошел своей дорогой.
        Крейн стоял на корме, замерев в глубокой задумчивости, а Эрдан, заметив неподдельный интерес во взгляде, которым Эсме следила за удаляющейся «Луной», сказал:
        - Кстати, Камэ - его сестра.
        - Да? - удивилась девушка. - Не очень-то они похожи…
        - Если появится шанс узнать их обоих получше, ты убедишься, что первое впечатление обманчиво. Я могу поведать о них много интересного, если тебе интересно.
        - Очень интересно, - с улыбкой сказала Эсме. - И нам ведь все равно нечего делать.
        Эрдан начал свой рассказ и за следующие десять дней, на протяжении которых им обоим по-прежнему нечего было делать, успел поделиться с любознательной целительницей многими историями. Кроме, разумеется, двух самых интересных историй - своей собственной и Кристобаля Крейна.

* * *
        Эрдан каждое утро начинал с осмотра средней мачты, убеждаясь, что растет она весьма быстро. Спалось ему плохо: для того чтобы воссоздать недостающую часть тела, «Невесте» нужно было усиленно питаться - и она ~пела~, призывая корм, а ночью это слышалось особенно отчетливо. Мелкая и крупная рыба косяками шла в пасть фрегата, не сопротивляясь, и кораблю оставалось только переварить добычу. «Невеста» намеревалась съесть не больше, чем нужно, но аппетит у нее был отменный. Поэтому в своих снах Эрдан то превращался в рыбу и тупо плыл в бездонную тьму огромной пасти, то сам становился фрегатом и поглощал несчастных рыб сотнями.
        ~~~
        Зато им не приходилось заботиться о пропитании: оглушенную ~песней~ фрегата рыбу можно было ловить в любых количествах. Велин даже мрачно пошутил, что, будь у нее руки, она сама бы себя потрошила и добровольно укладывалась на сковороду. Дня через три целитель и Унаги начали изнывать от безделья и придумали себе занятие - осматривать пещеры вдоль берега в надежде найти там «что-нибудь интересное».
        Эрдану было не до них.
        Он с тревогой наблюдал за Кристобалем, который то лежал без движения, уставившись перед собой пустым взглядом, то бредил. Корабел старался не слушать, но все равно узнал во всех подробностях историю о том, как десять лет назад последнему из рода Фейра удалось спастись. Она надолго лишила его сна.
        И еще он никак не мог забыть того, что случилось совсем недавно.
        …Магусу хватило одного удара, чтобы обрубить остатки мачты. «Невеста» издала глухой рык, а сам он упал навзничь. Тут Эрдан вспомнил кое-что и похолодел.
        - Веревки, быстро! - заорал корабел. - Немедленно!
        Наверное, на миг к нему вернулся командный голос, потому что Унаги тотчас сиганул в трюм. Веревками, которые он принес, Эрдан связал магусу руки за спиной и ноги, а оторванным от собственной рубашки рукавом кое-как завязал глаза. Велин и Унаги оторопело за ним наблюдали, а потом целитель спросил неестественно спокойным голосом:
        - Что ты делаешь, а?
        - Сейчас вы все поймете, - ответил Эрдан, у которого от страха тряслись поджилки. Как же он мог забыть? Магус ведь предупредил его, что есть особые правила. «Заступница, да мы сейчас куда ближе к смерти, чем ночью!»
        Лежащая на палубе фигура вздрогнула. Казалось, Кристобаль пришел в себя, но Эрдан не двинулся с места и знаком приказал остальным не шевелиться. Магус несколько раз дернулся, проверяя на прочность веревки, потом изловчился и встал на колени. Его голова была низко опущена, взъерошенные волосы закрыли лицо - и поэтому, когда раздался смех, они не сразу поняли, что смеется именно он.
        Тихо, хрипло и зловеще.
        - Догадался все-таки, - послышался глухой голос, совсем не похожий на Кристобаля. Эрдан попятился. - Отпусти! Отпусти меня сейчас же!
        Убедившись, что никто его не слушает, магус - или то, что им овладело, - снова принялся терзать путы, но они оказались достаточно крепки. Он зарычал, дернулся и упал; волны нестерпимого жара пошли во все стороны - а потом его тело окутало красноватое марево, в котором посверкивали искры.
        - Веревка… - прошептал Унаги.
        Эрдан покачал головой:
        - Он не может пережечь веревку. Его одежда тоже не горит, видишь? Сейчас… скоро все закончится…
        И в самом деле, все закончилось. Но до этого магус успел пообещать сделать с ними много разных вещей и самыми интересными способами - от этого перечня даже невозмутимый Унаги побледнел, а на Велина и вовсе смотреть было страшно. Эрдан терпеливо ждал - и дождался. В горле магуса что-то заклокотало, он захрипел, несколько раз дернулся и затих. Огненное облако постепенно растворилось; мастер-корабел смог приблизиться к своему ученику и освободить его от пут, не боясь при этом сгореть заживо.
        Унаги и Велин помогли перенести бесчувственного Кристобаля в каюту, а потом уставились на Эрдана. И он понял, что отложить объяснение на потом не удастся.
        - Пламенная сущность Феникса должна все время гореть, - сказал он, тщательно подбирая слова. - А Кристобалю приходится изображать обычного человека, загоняя первопламя в глубины души, - это все равно что зрячему человеку постоянно ходить с повязкой на глазах. Огонь накапливается и ждет подходящего случая, чтобы вырваться на волю.
        - Я еще не видел его таким, - недоверчиво пробормотал Унаги. - А ведь мы знакомы много лет.
        - В этом все дело, - ответил Эрдан. - Первопламя живое и умеет ждать, но даже его терпение не бесконечно. Он ведь и раньше мог поджечь что-нибудь в пылу гнева? Только не врите мне.
        - Случалось, да… - сказал Велин.
        Унаги кивнул.
        - Боюсь, это только начало. - Эрдан присел рядом с магусом и положил ладонь ему на лоб - кожа была влажной от пота и холодной. Казалось, что юноша в глубоком обмороке. - Ему нельзя все время притворяться. Надо что-то придумать, как-то ему помочь.
        Велин заупрямился:
        - Все равно я не могу никак взять в толк, что произошло. Я многих магусов видел - да, они отличаются от людей снаружи и изнутри, но не до такой же степени! Он выглядел… одержимым. Безумным. Ты что-то от нас скрываешь, мастер.
        «Да, - подумал Эрдан. - Потому что это не мой секрет».
        Целитель все прочел по лицу и, сердито фыркнув, ушел. Унаги последовал за ним…
        Вздрогнув, Эрдан проснулся - он и не заметил, как задремал. Стоило шевельнуть ногой - и ее тотчас пронзили тысячи иголочек. Корабел, не сдержавшись, помянул кракена - приближался очередной шторм.
        - Будет буря, и очень сильная, - послышался хриплый шепот Кристобаля.
        Эрдан поднял голову и невольно вздрогнул: такого выражения лица он еще ни разу не видел у молодого магуса. Кристобаль, исхудавший и заросший многодневной щетиной, смотрел на него с испугом, который тщетно пытался скрыть.
        - Тебе бы стоило попросить Велина, вдруг…
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        - что-то можно сделать~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~ с твоим коленом~~~~~~
        - Нет, - ответил Эрдан, стараясь говорить спокойно, хотя внутри у него все перевернулось от ужаса. - Многие пытались, но это следы… неудачного падения, которое случилось слишком давно. Как ты себя чувствуешь?
        - бывало и получше~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~ кракен бы побрал эту ~~ грозу ~~~~~~
        Магус сел и зажмурился.
        - голова кругом идет… ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        - Как ты догадался, что меня нужно связать?
        - Не знаю, - неуклюже солгал Эрдан. Кристобаль хмыкнул.
        «Мог бы и предупредить, что тебе не вынести такой сильной боли без последствий», - подумал мастер-корабел.
        - Откуда мне было знать, что она окажется настолько… - тотчас же начал феникс и осекся.
        Эрдан сокрушенно вздохнул: все, хватит притворяться, что ничего особенного не происходит.
        - Я… слышу твои мысли. Что со мной такое, Эрдан?~~~
        - Не знаю, Кристобаль. Я ни разу за всю свою жизнь ничего подобного не…
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ЧТО со мной случилось?!~
        Эрдан невольно подался назад и ощутил, как его захлестывает волна паники. А если Фейра сейчас опять превратится? Если вспыхнет всепожирающее пламя, которое не способен погасить даже бескрайний Океан? Он не хотел умирать, особенно так. Он хотел еще пожить - и разобраться в том чуде, которое по воле Светлой Эльги случилось у него на глазах, при его участии.
        - Похоже, все действительно из-за грозы, - начал он и вынудил себя взглянуть Кристобалю прямо в глаза. «Смотри, смотри, старый идиот. Он доверился тебе. И что же ты с ним сделал? Превратил в чудовище…» - Точнее, из-за молнии. Она каким-то образом сплавила ваши с «Невестой ветра» чувства, а когда ты обрубил остаток мачты, все стало еще…
        - Чувства, - повторил магус, и было заметно, что ему стоит немалых усилий говорить вслух. - Нет-нет, одним словом этого не передать. Дело не только в мыслях. Я смотрю на тебя, а вижу море и скалистый берег. И даже не берег, а остров целиком - мы у северной оконечности Рокэ, да? Да. Я рядом с ним - и над ним - и далеко от него, в тех морях, где успел побывать за последние несколько лет, во всех местах сразу.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ У меня в голове~~~
        - и компас, и карта, и еще~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~~ Шторм знает что. Я как будто~~~~
        - стал одновременно рыбой и ~ ~ ~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~ птицей ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        Он посмотрел на свои руки и горько рассмеялся.
        - Что же теперь будет, Эрдан?
        Мастер-корабел некоторое время медлил с ответом. Он знал, что нужно сказать, но не мог поверить в собственные слова - и это было ужасно, потому что Кристобаль без усилий читал его мысли. Почему, кстати? Они ведь даже не заключили ~договор~, он не стал частью команды «Невесты ветра». Как же… Нет-нет, об этом он подумает потом. Сейчас нужно было собраться и внушить тому, кто сделался не просто частью команды, но частью корабля, что в случившемся нет ничего страшного, что жизнь продолжается, что…
        - Давай разберемся вместе. - У него защемило в груди от жалости при виде надежды, вспыхнувшей в разноцветных глазах Кристобаля; он почувствовал себя так, словно постарел лет на двадцать. - Ты по-прежнему феникс, последний из рода Фейра, тот, в чьем сердце живет древний огонь. И ты навигатор этого прекрасного фрегата с изумрудно-зелеными парусами, и у тебя есть друзья, которые всегда готовы в нужный момент… сунуть руки в пламя. И впереди по-прежнему Океан. Он твой. Теперь - в большей степени, чем раньше.
        Магус медленно покачал головой:
        - Ты не знаешь, о чем говоришь. Я вижу… я чувствую его безграничность. Там, в глубине, живут твари, по сравнению с которыми кракены, кархадоны и прочее - безобидные мальки. Там есть вещи… Я не смогу их объяснить, даже если потрачу сто лет на поиски нужных слов. И они… - Он вдруг побледнел.
        - Они меня тоже заметили, Эрдан. Они знают, что я их вижу.~
        Миг спустя мастер-корабел оказался под водой. Невидимое течение тянуло его вниз - туда, где клубилась тьма, за которой пряталось что-то живое - и не столько злобное, сколько немыслимо огромное и потому опасное. Существо без имени и без формы походило на ком влажной глины, из которой можно было вылепить что угодно, только вот лепили его не руки ваятеля - оно само перебирало всевозможные обличья с такой скоростью, что ни один глаз не смог бы их уловить, отличить одно от другого. Глубже, глубже. Эрдан не дышал, его сердце не билось, и все-таки он не умирал. Он падал навстречу участи, которая была страшнее смерти, пока между ним и неведомой тварью не возникла преграда - мерцающая сине-зеленая сеть, сотканная из… огня. Огонь светил, но не обжигал, и чем ближе подходила сеть, тем спокойнее становилось у Эрдана на душе. Он закрыл глаза, а потом открыл.
        Он снова был в капитанской каюте.
        «Мне ведь это… не померещилось?»
        Кристобаль болезненно поморщился и пожал плечами, что могло означать и «да» и «нет». Выглядел он по-прежнему испуганным и жалким, однако что-то изменилось. Эрдан не мог объяснить, что именно, и все-таки чувствовал - как будто после долгого пути сквозь дождь и ветер оказался у очага, в котором постепенно разгоралось пламя. Он вдруг понял, что нужно сказать, - и поверил в сказанное еще до того, как слова прозвучали.
        - Ты хотел стать хорошим навигатором, Кристобаль, и ты им стал. Не просто хорошим - единственным в своем роде.
        На бледных губах молодого магуса мелькнуло подобие улыбки - такое зыбкое и мимолетное, что мастер-корабел мог его и не заметить, если бы моргнул в неподходящий момент. Но он заметил и сам чуть было не улыбнулся. Да, Шторм преподнес им обоим новое испытание - так ведь от Владыки глубин, Повелителя бурь, не стоило ждать чего-то другого! Они справятся. Этот храбрый мальчишка с огненным сердцем уж точно справится. А старая дряхлая развалина поможет чем сможет - и кто знает? Вдруг благодаря шальной молнии и впрямь появился навигатор, какого еще не видел свет?..

* * *
        - Мерр прямо по курсу!
        Эрдан вздрогнул от крика, неожиданно нарушившего тишину, открыл глаза и огляделся по сторонам. День выдался душный, сонный: измученные долгими штормами матросы засыпали на ходу, и даже Крейн вздремнул у себя в каюте - корабел почувствовал это по поведению «Невесты». Лишь трое не поддались чарам - ларим носился по палубе как угорелый, Эсме развлекалась, наблюдая за зверьком, а впередсмотрящий спать попросту не имел права.
        - Мерр? - повторил корабельный мастер, подходя к фальшборту. - И где же он?
        Тускло поблескивала вода, неспешно проплывало над горизонтом заблудившееся облако - и все. Ничего подозрительного Эрдан не заметил. Оставалось лишь предположить, что матрос все-таки уснул и мерр ему пригрезился.
        - Я его видел, мастер! - Юноша оказался тут как тут. Он выглядел смущенным и расстроенным. - Ну, я видел… что-то. Какая-то темная штуковина, по размерам не меньше «Невесты», а то и побольше.
        - Ну-ну…
        Эрдан снова взглянул туда, где, предположительно, должен был оказаться «мерр», хотя не сомневался, что там ничего и никого нет.
        Послышались знакомые шаги, и матрос испуганно вздрогнул при виде капитана. «Это же тот самый, который чуть было не опоздал к отплытию из Ямаоки! - вдруг вспомнил мастер-корабел - Как его… Грейдо? Гриди? Кракен меня побери, забыл». Парень почему-то очень разволновался в присутствии Крейна - казалось, он растворился бы в воздухе, если бы смог.
        - Мерр, говоришь? - На горизонт магус даже не посмотрел - положил ладонь на планшир и застыл, закрыв глаза.
        Эрдан тоже прислушался к ~ощущениям~ «Невесты», но между его восприятием и чувствами капитана лежала бездонная пропасть - ведь «Невеста» сама решала, что сообщить корабельному мастеру, а о чем смолчать. Зачастую она больше брала, чем отдавала. На мгновение ему показалось, что где-то рядом, но очень глубоко пронеслась тень, размерами и в самом деле превосходившая фрегат почти в два раза. Однако это случилось так быстро, что мастер решил: померещилось. К тому же «Невеста» ничем не проявила обеспокоенности.
        Молчание капитана длилось очень долго, и матрос успел благополучно ретироваться. Эрдан наблюдал, как движутся глаза Крейна под опущенными веками. Неожиданно магус вздрогнул, и тотчас же его лицо сильно помрачнело.
        - Мне это не нравится… - пробормотал феникс и, резко повернувшись к матросам, приказал: - Всем готовиться к атаке! Под нами кракен!
        Команда бросилась выполнять приказ, а мастер-корабел с тревогой посмотрел на капитана:
        - Кристобаль, под нами никого и ничего нет.
        Было непривычно видеть Крейна сомневающимся. Магус снова протянул руку к планширу, но почти сразу отдернул ее. Нехотя он признался:
        - Да, ты прав, но… я ощутил какую-то силу, не похожую на все, с чем нам приходилось сталкиваться раньше. Она меня тоже почувствовала - и сделалась невидимой. Как будто ее и не было…
        - Эй, ты куда?! - раздался голос Эсме, и Крейн обернулся.
        Целительница стояла у средней мачты удивленная и растерянная, а откуда-то сверху доносился стрекот Сокровища. Зверек раньше никогда не забирался так высоко, и уж подавно Эрдан не помнил, чтобы он когда-нибудь ослушался хозяйки. Странное поведение ларима встревожило его едва ли не больше, чем слова магуса.
        - Час от часу не легче… - хмуро пробормотал Крейн. - Ну-ка, слезай оттуда…
        Эрдан не успел даже моргнуть, как ларим шмякнулся прямо на руки Эсме.
        - Идите-ка вы оба лучше по каютам, пока все не прояснится, - сказал капитан. - А то я за всеми уследить не сумею.
        Эрдану оставалось лишь повиноваться. Он подошел к целительнице - ларим уже пришел в себя и тщетно рвался на волю - и проговорил, стараясь, чтобы голос звучал спокойно:
        - Пойдем, нам нельзя здесь оставаться.
        - Я услышала про кракена… - Эсме посмотрела на него с тревогой. - Это опасно?
        - Нам уже случалось сталкиваться с этими тварями, - уклончиво ответил мастер-корабел. - Опасно, конечно. Но небезнадежно.
        Она нахмурилась. Тем, кто вырос на суше, трудно поверить в возможность победить морское чудовище в его стихии, но взгляд целительницы выражал не только недоверие и страх - в нем было еще что-то.
        - Эрдан… а какая из морских тварей самая опасная?
        Он на миг застыл - и после этого она говорит, что не читает мысли? - а потом признался с неохотой:
        - Безымянная.
        - Почему? - удивилась Эсме.
        - Потому что никто не выжил после встречи с нею и не придумал для нее имя, - мрачно сказал мастер-корабел.
        Глаза целительницы широко раскрылись, но она не издала ни звука… и смотрела не на него, а куда-то в сторону.
        Эрдан резко обернулся - и в тот же миг палуба под их ногами дрогнула, а «Невеста» издала глухой крик. Время словно замерло: матросы застыли, все звуки куда-то исчезли, даже ветер стих. По правому борту «Невесты» из воды поднялись три щупальца и, покачиваясь, словно наблюдали за тем, что происходит на фрегате. Хотя это были всего лишь слепые отростки, усеянные присосками, Эрдан чувствовал на себе взгляд - чужой, пристальный, хищный. Щупальца оказались намного толще и длиннее, чем у кракена, почти прозрачными: под обманчиво тонкой кожей светились какие-то нити, уходящие вглубь, к телу неведомой твари - размышляющей, наверное, о том, годится ли «Невеста» в пищу.
        Спустя всего мгновение тварь решила: годится.
        Над водой взметнулись еще три щупальца, потом - еще пять, а потом Эрдан перестал считать. «Все восемьдесят щупалец кракена», - говорили люди, но на самом-то деле их никогда не бывало больше десяти, а вот это чудовище, похоже, обладало полным набором. «Невеста» задрожала еще сильнее. Эрдан теперь чувствовал, что прямо под ними скрывается огромное тело, превосходящее фрегат не в два раза, а намного больше. Оно не имело постоянной формы - то растекалось широким и плоским блином, то сжималось опять, - и казалось, что тварь может принять и другой облик, став не кракеном, а чем-то пострашнее. Едва Эрдан успел об этом подумать, как ближайшее к нему щупальце отрастило зубастую пасть и…
        «Заступница! Да у него есть глаза!..»
        Красные глазки - штук семь, не меньше - злобно уставились на корабела и остолбеневшую от ужаса целительницу, но уже в следующий миг удар абордажной сабли разрубил тварь надвое. С этим ударом вернулись звуки - лязг оружия, крики, свист арбалетных болтов, - а Умберто с перекошенным от ярости и страха лицом заорал:
        - В трюм! Прячьтесь, быстрее!
        Но они не могли двинуться с места. Все происходило очень быстро, и мысли Эрдана не поспевали за событиями. «Я должен сказать Кристобалю, что оно меняет форму, что оно…» Но, разумеется, Крейн и сам это чувствовал: отмахиваясь саблей от тянущихся со всех сторон щупальцев, магус пару раз замирал и смотрел куда-то вниз, как будто видел сквозь палубу и корпус «Невесты», что происходит под днищем фрегата. Эсме прижалась к Эрдану. Нет смысла бежать и прятаться - если Крейн и матросы не отобьются, их ждет страшная смерть, и лучше уж встретить ее здесь, всем вместе.
        А в том, что они не справятся, Эрдан уже был уверен… почти.
        Им попался умный и хитрый враг, которому кракены и в подметки не годились. Крейн сражался за десятерых, но даже он не мог справиться со все усиливающимся натиском противника. Подкравшееся со спины щупальце схватило его за шею; магус рубанул саблей, рискуя задеть кого-нибудь из стоявших рядом. Он освободился, но в это время другое щупальце оплело его ногу и дернуло - если бы не Бэр, разорвавший гадость голыми руками, капитана бы утащило за борт. Кровь у чудовища была голубая; попадая на палубу, она собиралась в крупные лужи, но хотя бы не обжигала, как кровь меррских воинов. Взамен каждого отрубленного щупальца прибывало два-три новых. Твари обзавелись не только зубастыми пастями, но и голосовыми связками - теперь они визжали и вопили, заставляя даже самых смелых моряков дрожать от страха. «Невеста» выдвинула крючья, но это помогло ненадолго, и по корпусу корабля все чаще пробегали волны предательского зеленого света.
        Где-то за бортом мелькала тень - Джа-Джинни взлетел и пытался отвлечь на себя тварей, чтобы дать друзьям хоть миг передышки. Сам он с легкостью увертывался от щупальцев и поднимался на недосягаемую для них высоту, если становилось совсем жарко.
        Но бесконечно это продолжаться не могло.
        Внезапно количество щупальцев уменьшилось чуть ли не вполовину. Матросы огляделись; чьи-то лица осветились недоверчивой радостью, самые опытные оставались начеку. Крейн, перемазанный голубой дрянью, замер на месте, а потом закричал:
        - Держитесь!!!
        «Невеста» стала заваливаться на правый борт. Эрдан чуть не ослеп от чужой боли - что-то вгрызалось в корпус фрегата, - но все-таки увидел, что те, кто не успел выполнить последний приказ капитана, заскользили по мокрой от крови палубе прямо туда, где извивались зубастые щупальца.
        «Это конец», - только и успел подумать мастер-корабел. Со всех сторон несся визг и вой жутких тварей; казалось, даже небо потемнело и поднялся ветер.
        Крейн с усилием выпрямился на покосившейся палубе, держась за мачту. Саблю он выронил, но одного взгляда на лицо капитана Эрдану хватило, чтобы понять: оружие магусу не понадобится. Его разноцветные глаза сияли алым, от запястий к плечам бежали маленькие молнии.
        В воздухе отчетливо запахло грозой.
        Правая рука феникса взметнулась, окутанная пламенем, и с кончиков пальцев сорвались пять огненных шаров, устремившихся в самую гущу сбившихся у борта тварей. Те оглушительно завопили. Поредевшие ряды тотчас заполнили новые щупальца, но Крейн ударил еще и еще раз. Вскоре поток огня полился с его пальцев, заливая все вокруг. Эрдан ощутил невыносимый жар; он зажмурился, лишь мельком успев заметить, как за спиной магуса появляется пылающая фигура - выше его на две головы, шире в плечах и с огромными огненными крыльями. Феникс был поистине великолепен, но смертным нельзя смотреть на такую красоту без риска утратить зрение или даже жизнь.
        А потом стало тихо. Эрдан осторожно открыл глаза.
        Чистый предгрозовой запах сменился отвратительной вонью горелой плоти. Палуба фрегата была усеяна обрубками щупалец, запятнана кровью и сажей. «Невеста» не смогла выровняться до конца: в борту зияла пробоина, и мастер-корабел чувствовал, как трюмы стремительно заполняются водой. Но это были сущие пустяки…
        Он вдруг понял, что улыбается.
        - Вот так приключение, да? - проговорил Крейн хрипло, еле дыша. Магус стоял на коленях, сжимая левой рукой правую, повисшую безжизненной плетью; его покрытое сажей лицо превратилось в черную маску, а глаза все еще полыхали. - Оно чуть было нас не сожрало…
        Он попытался встать, но упал на спину.

* * *
        После беседы с Эрданом магус попросил позвать Унаги и Велина. О чем он говорил с друзьями и как преподнес им свои новые способности, Эрдан не услышал, но они вышли из каюты весьма раздосадованными. Унаги посмотрел на мастера-корабела с нескрываемой угрозой, а Велин, нахмурившись, отправился рыбачить и потом едва ли перемолвился с ним парой слов. Они считали его виноватым в том, что произошло с Кристобалем, и были правы.
        Сам навигатор после этого разговора сделался молчаливым и задумчивым. Он переместился на корму - сидел там, завернувшись в одеяло и закрыв глаза, неподвижный и как будто не принадлежащий этому миру. Велин и Унаги все больше мрачнели. Близилось окончание их вынужденного заточения в бухте: «Невеста» отрастила мачту, и со дня на день новые паруса должны были развернуться. Эрдан предполагал, что получились они даже лучше старых, но не стал об этом говорить Кристобалю и остальным - сами увидят, если захотят. Кристобаль уж точно почувствует, едва они выйдут в море.
        Без него.
        Он доберется до своей лачуги по суше, хотя это и займет немало дней, а дальше жизнь пойдет по-старому. «Ты хотел стать хорошим навигатором, Кристобаль, и ты им стал. Не просто хорошим - единственным в своем роде», - так он сказал магусу. Чем больше он размышлял над этими словами, тем больше понимал, насколько они правдивы. Не было в мире другого навигатора, который чувствовал бы корабль как собственное тело, - такого просто не могло быть.
        О том, чем это чревато, корабел старался не думать. «Я выполнил свои обязательства - так он скажет Кристобалю, когда придет время выходить в море. - Тебе нет равных. Я больше ничему не могу тебя научить». Магус согласится, ведь обещание и в самом деле выполнено. Они расстанутся, и Эрдан попытается больше не задавать себе главный и самый страшный вопрос: а стоило ли вообще - учить?..
        …Он шел вдоль кромки обрыва; внизу то бормотал, то рычал прибой. Здравый смысл уже не просто подсказывал, а требовал отойти подальше, но он ослушался - и больное колено подвело в самый неподходящий момент. Камни с шуршанием полетели в воду, а следом сверзился и он сам, не удержавшись на осыпающейся тропе.
        Вода обожгла холодом.
        Эрдан вынырнул, огляделся и понял, что попал в переделку.
        Он забрел так далеко от «Невесты», что кричать было бессмысленно - все равно никто не услышит. А между тем помощь ему не помешала бы: берег усеивали острые камни, на которые он не упал лишь чудом; волны с силой бились о скалы, вспениваясь и рыча. Если он попробует подплыть ближе, то прибой его подхватит и…
        Нет, придется искать другой способ выбраться.
        Он развернулся и поплыл вдоль берега, но выдохся гораздо быстрее, чем рассчитывал, да к тому же холод, казалось, проник до самого сердца. Найти подходящее место все никак не получалось, и он понял: конец. Крабы на лужайках Великого Шторма принялись гостеприимно щелкать клешнями. Миг спустя в его голове осталась лишь одна мысль: «Заступница, до чего же глупая смерть…»
        Унаги показался на берегу неожиданно, словно возник из-под земли. Присел на корточки, склонил голову набок.
        И не двинулся с места.
        «Мерещится? Нет… что ж, пусть так».
        И вода накрыла его с головой…
        - Держи.
        Дрожащий от холода Эрдан завернулся в одеяло, а Унаги принялся развешивать одежду корабела вокруг костра, где уже висели его собственные вещи. Хмурый как туча, матрос даже не смотрел в сторону спасенного; казалось, он глубоко жалеет о своем поступке.
        - Зачем? - тускло спросил Эрдан. - Вы же меня ненавидите.
        Велин вздохнул - громко, горестно, так обычно ветер шумит в ветвях по ночам. Целитель тоже выглядел мрачным, но что-то неуловимое в его лице подсказывало - обида уже перегорела и скоро совсем погаснет.
        Хотя шрам от ожога, конечно, останется.
        - Такое ощущение, что ты убил моего друга, - сказал целитель. - Он дышит, ест и пьет, разговаривает время от времени… но отгородился от меня стеной, которую не пробить ни одним тараном. Пока что я не могу отыскать в ней даже трещинку, не говоря уже о дверях или воротах.
        Корабел молчал.
        - Ты знаешь, каково это - хоронить друга заживо? - поинтересовался Велин и не стал ждать ответа. - Мы знакомы почти десять лет. Я спас ему жизнь и зрение, он спасал мою шкуру столько раз, что и не счесть… И кто он теперь - человек или фрегат? Ты хоть понимаешь, на какую жизнь его обрек?! Он мучается в страшном одиночестве - а я ничего не могу сделать!
        На последних словах он сорвался на крик, и Эрдан вздрогнул, но по-прежнему не смог выдавить из себя ни звука.
        - Как ты мог не предусмотреть, что это зайдет так далеко? - Целитель смотрел на него, сжимая кулаки. - Как ты мог такое сотворить с Кристобалем? Ты, лучший корабел Империи?! Почему ты не…
        - Разве я управляю молниями? - перебил Эрдан, собрав все самообладание. Он боялся этого разговора, но теперь деваться было некуда. - Спроси у Великого Шторма, отчего ему вздумалось почудить именно той ночью.
        - Я не об этом! - взвился целитель.
        - Что ты время с ним теряешь? - ворчливо спросил Унаги. - Брось. Видишь же, человеку на всех плевать, кроме себя самого. Долго, наверное, мечтал о таком ученике - чтоб был лучшим, чтобы всех затмил, чтобы прославиться вместе с ним…
        При этих словах Унаги корабел словно раздвоился: одна его половина продолжала выслушивать упреки, а другая провалилась на десять лет назад, когда другой человек и другим тоном произносил похожие слова:
        «Я стану твоим лучшим учеником, и вместе мы превзойдем всех, кто был и будет…»
        - Да пошли вы оба к Меррской матери! - Он вскочил и едва не свалился в костер. - Как ты мог то, как ты мог это! Да, ошибся! Не рассчитал! Признаю! - От внезапной слабости он зашатался и без сил опустился на землю, договорив уже спокойнее: - А вы не подумали, что он этой силы хотел? Нет, я не оправдываю себя, но мальчик в самом деле хотел стать лучшим - и стал. Ему сейчас тяжело, одиноко, да… Но дайте ему время. Он справится.
        «Если не сойдет с ума», - безжалостно уточнил внутренний голос Эрдана, и в ответ на это спустя миг раздалось беззвучное:
        - Не дождешься.~
        - И вообще, идите-ка сюда.~
        - Надоело сидеть одному.~
        - Кажется, нас капитан зовет, - вдруг сказал Унаги, сам себе не веря. - Пошли, что ли?..

* * *
        На следующее утро «Невеста» развернула новый парус. Корабел залюбовался чистым и гладким полотнищем без единого изъяна; средняя мачта была попросту безукоризненна. С трудом оторвав взгляд от этой прелести, он посмотрел на магуса, чувствуя в глубине души страх.
        Кристобаль стоял, скрестив руки на груди. Он привел себя в порядок - побрился, причесался, - и Эрдан не мог отделаться от ощущения, что нагловатый и упрямый мальчишка, который некогда в порту спросил у нищего старика, где живет лучший мастер-корабел Империи, куда-то исчез. Разноцветные глаза магуса сияли от восторга, но Эрдан теперь знал его достаточно хорошо, чтобы заметить горькую улыбку, прятавшуюся в уголках губ.
        А может, она была там всегда?..
        Велин и Унаги тактично оставили их вдвоем, и магус проговорил:
        - Прекрасно, да? Я, признаться, не верил, что все станет как было.
        «И даже лучше», - подумал корабел. Вслух он сказал:
        - Зря. Фрегат сможет восстановиться, даже если ему кракен корму оторвет… - Он осекся, а Кристобаль испуганно вздрогнул.
        - Не хотелось бы испытать подобное.~
        Эрдан был вынужден кивнуть.
        - Кристобаль, я… - Магус смотрел на него не мигая, и корабел вдруг отчетливо осознал, что второй раз он вряд ли осмелится отвесить ученику оплеуху; разве что заблаговременно простится с жизнью. - Если бы я знал, что все так получится, то прекратил бы обучение за день до той грозы. Ты и так был… хорошим навигатором.
        Кристобаль хмыкнул:
        - Врешь, учитель.
        - Это почему же?
        - Потому что все случилось так, как должно было случиться. По воле Шторма, Заступницы, Меррской матери… какая разница? Не сейчас, так позже молния все равно нашла бы меня. Подобное притягивает подобное.
        «Подобное притягивает подобное», - повторил корабел про себя и похолодел.
        - Впрочем, я бы не сказал, что наше с ~Невестой~… - магус помолчал, подыскивая подходящее слово, - единение душ дает мне какое-то особое преимущество. Боль фрегата - теперь и моя боль, а это накладывает обязательства, о которых другие капитаны и не подозревают.
        Эрдан развел руками.
        - Твой дар. Твоя боль. - Он помедлил. - Твоя «Невеста».
        Капитану эти слова понравились: он впервые за весь разговор улыбнулся без иронии и лукавства в глазах.
        - Я по-прежнему не могу заплатить за науку… - начал он и умолк.
        И вдруг, неожиданно для самого себя, Эрдан попросил:
        - Отвези меня домой, это и будет твоей платой. Отвези меня в Облачный город.

* * *
        Мелькнувший на горизонте остров словно был подарком Светлой Эльги, и никого не заботило, есть ли он на картах. Измученная «Невеста ветра» еле-еле доползла до маленькой бухты и бросила якорь. Когда возбуждение от победы над безымянной тварью схлынуло, итог битвы показался не таким уж благополучным. Команда недосчиталась девяти человек, и многие получили раны, над которыми Эсме пришлось как следует потрудиться.
        Осмотрев фрегат, Эрдан категорически заявил, что раньше чем через десять дней «Невеста» никуда не пойдет. Если только Крейн и его помощники не хотят, чтобы дыра в борту, которую удалось наспех заделать сразу же после сражения, снова открылась. Крейн в это время лежал в своей каюте без сознания, а Джа-Джинни и Умберто, разумеется, возражать не стали. Корабел отправился спать, и измученная команда поступила так же. Этой ночью «Невесту ветра» смог бы захватить в плен даже отряд ларимов, вооруженных палками.
        Когда мастер-корабел проснулся, солнце уже стояло в зените. Он обошел корабль и убедился, что все по-прежнему отдыхают. Лишь несколько полусонных матросов бродили по покосившейся верхней палубе. «Невеста ветра» казалась отстраненной: она закрылась от него, не желая делиться своей болью. Он был ей за это благодарен.
        В каюте капитана на полу спал Умберто - свернувшись клубочком, с блаженной улыбкой на усталом лице. Во сне он выглядел совсем юным. Джа-Джинни дремал, сидя у стола и уронив голову на руки; его ослабевшие крылья казались двумя мокрыми тряпками.
        - Вот обормоты, - негромко сказал Эрдан с порога. - Нет чтобы по очереди спать?
        - Оставь их… - послышался сорванный голос. Ни Умберто, ни крылан не пошевелились. - Пусть отдыхают.
        Крейн лежал, уставившись в потолок. Накануне они стерли с его лица копоть и сажу, но все равно оно было серым. Эрдан невольно удивился тому, что магус пришел в себя и даже разговаривает. В самом лучшем случае ему предстояло провести в постели два-три дня.
        - Как все выглядит со стороны? Очень плохо?~
        Эрдан не стал ничего скрывать, но нарочно завысил срок предполагаемого восстановления, зная, что Крейн захочет его сократить. Недолго поторговавшись, они сошлись на восьми днях, и этого должно было хватить.
        - Мы, кажется, победили безымянное чудовище… - проронил Эрдан.
        Магус криво улыбнулся:
        - Выдумай ему имя, если хочешь.~
        Тут Джа-Джинни поднял голову и посмотрел на них огромными бирюзовыми глазами, в которых еще отражалась вчерашняя битва. Эрдан напрягся - не хватало только возвращения безумной птицы, какой он был первые несколько лет их знакомства, - но крылан провел рукой по лицу и устало рассмеялся, вновь становясь самим собой.
        - Я вчера решил - нам крышка! - сказал он. - Кристобаль, это было весьма впечатляюще.
        - Благодарю, - хрипло проговорил магус. - Умберто, хватит притворяться. Вставай, ты выспался за троих.
        Парень улыбнулся, не открывая глаз, потом зевнул и потянулся, но тотчас же вздрогнул и схватился за левое плечо.
        - Почему ты не пошел к Эсме? - сердито спросил корабел. - Жди теперь, пока она проснется.
        - И так пройдет, - отозвался молодой моряк, и в его голосе послышалось что-то, кроме обычной беззаботности. - Мне совсем не больно. Она вчера многим помогла, хватит с нее.
        - Ненавижу валяться без дела, - сказал Крейн, ни к кому конкретно не обращаясь.
        Эрдан, Джа-Джинни и Умберто в один голос заверили капитана, что ему надо отдохнуть, и магус мысленно послал их к кракену. Он задремал еще до того, как Эрдан, выходивший из каюты последним, переступил порог.
        Два дня матросы латали паруса и чистили борта от соли, а брюхо и трюмы - от паразитов. Эрдан подолгу сидел в трюме, наблюдая за зарастающей пробоиной. Сознание «Невесты» по-прежнему оставалось закрытым - оно ~схлопнулось~, словно раковина жемчужницы. Ей пришлось нелегко… Корабел успокоился, когда услышал ночную песню и увидел собирающуюся за бортом рыбу. Спать стало тяжелее, но он готов был терпеть.
        На третий день он впервые отвлекся от насущных проблем и попытался понять, куда же они попали. Песчаный берег был пуст. В скалах, к югу от того места, где стоял фрегат, гнездились какие-то белые птицы, и только их пронзительные крики нарушали тишину. По просьбе Эрдана Джа-Джинни облетел остров несколько раз и заявил, что тот довольно большой, но нигде не видно ни людей, ни следов их пребывания. И вот тогда-то, обратившись к картам, корабел обнаружил, что острова на них нет.
        Карты хранились в каюте капитана, и тот проснулся, услышав шуршание бумаг. Понаблюдав за корабелом краем глаза, магус сказал сонным голосом:
        - Не удивляйся… Восточный берег этого острова омывается морем Кракена… Одно название наводит на картографов Империи и Окраины такой ужас, что они предпочитают сюда вообще не соваться… Подумаешь, пропустили остров…
        - Это место начинает меня тревожить, - проворчал Эрдан, отодвигая бесполезные карты. - Слишком уж тут пустынно. Кстати, раз ты все равно проснулся, - Умберто просит отпустить его поохотиться. Говорит, рыба уже поперек горла встала.
        Крейн слабо улыбнулся:
        - Посидел бы он месяц на рыбе, как мы в тот раз, с мачтой… Ладно, пусть идет. Только не один. Мало ли кто в этих лесах водится.
        Молодой моряк очень обрадовался разрешению и на следующий день отправился в лес, захватив двоих товарищей. Каково же было удивление Эрдана, когда «охотники» появились ближе к вечеру - без добычи, злые и уставшие, да к тому же с ног до головы покрытые пылью и паутиной.
        Джа-Джинни, наблюдавший за приближением троицы, язвительно приветствовал их:
        - Что, не повезло?
        Но изменился в лице, как только встретился взглядом с Умберто. Тот был мрачнее тучи и, не обращая внимания на иронию крылана, пробормотал:
        - Идем к капитану, там все расскажу.
        Крейн выглядел немного лучше и нашел в себе силы подняться. Джа-Джинни и Эрдан уселись за стол, а Умберто, снова устроившись на полу, начал свой рассказ.
        В лесу охотников сразу неприятно удивила тишина. Сперва казалось, что все звери ушли, почувствовав приближение чужаков, но потом один из матросов заметил: на земле и на деревьях нет ни единого следа живых существ крупнее крысы. В кронах жили создания, напоминающие белок, но от лап к телу у них тянулись кожистые перепонки, позволяющие летать. Крылан при этих словах встрепенулся, но Умберто тотчас уточнил - они не летали, а планировали: прыгая с высокой ветки, расправляли свои странные «крылья», и ветром их несло все дальше и дальше. Этих белок удалось увидеть раз пять-шесть, а еще они заметили в траве змею.
        - Ну и птицы, конечно, - было слышно, как они поют. И ни одного крупного зверя!
        - Ты за этим нас сюда позвал? - ворчливо поинтересовался расстроенный крылан. - Нету зверей, подумаешь! Такое случается. Птицы едят рыбу, змеи - птичьи яйца… Слышал я про зверька размером с крупную крысу, который питается исключительно змеями. Белки эти… летающие… тоже, наверное, кого-нибудь едят. И все довольны.
        - А что ты об этом скажешь? - Умберто достал из-за пазухи какой-то предмет и поднял руку так, чтобы всем было видно.
        «Этим» оказалась каменная фигурка размером чуть меньше ладони, выполненная с большим мастерством, но сильно пострадавшая от времени: женщина в длинном платье, с раскинутыми в стороны руками. Кисти рук были отбиты. Эрдан посмотрел на находку и сначала заметил, что у статуи есть второе лицо на затылке, а потом понял - не только лицо.
        Это были две женщины, слитые воедино, спина к спине.
        Умберто продолжил рассказ тихим голосом, в котором то и дело проскакивали зловещие нотки. Они с товарищами продолжали углубляться в заросли, хотя уже поняли, что вскоре придется возвращаться несолоно хлебавши, как вдруг один из них оступился и… провалился сквозь землю. Когда стало ясно, что ничего страшного не произошло - пролетев два человеческих роста, матрос упал на что-то мягкое и ничего себе не сломал, - они решили осмотреть пещеру, вход в которую открылся столь странным образом.
        - Лучше бы мы туда не лезли, - проговорил Умберто. - Я всякое видел, но это подземелье буду помнить до конца жизни.
        Веревки у охотников нашлись. Из того, что оказалось под рукой, они соорудили жалкое подобие факела. Под землей было сухо и пыльно, повсюду висели плети паутины - сами пауки оказались почти такими же крупными, как пресловутые летающие белки. Пройдя немного по темному коридору, который постепенно сужался и уходил все ниже и ниже, они уже хотели повернуть обратно, как вдруг за резким поворотом обнаружилась большая комната.
        В которой нельзя было сделать ни шага, не наступив на один из лежавших повсюду скелетов.
        - Наверное, это склеп, - пробормотал парень. - Они там лежали уже очень давно. На некоторых сохранилась одежда - богато украшенная, разноцветная, - но, когда мы вошли, она вдруг начала рассыпаться на глазах… А потом остались только кости…
        - Ты не заметил, как именно они лежали? - осторожно спросил Эрдан.
        - Сложив руки на груди, - хмуро ответил Умберто. - Разные - большие, маленькие… детские… Посередине стоит постамент. А на нем - она, Двуликая.
        Они не так уж много успели рассмотреть, потому что самодельный факел погас. Комната погрузилась во тьму, и обратно моряки пробирались на ощупь, путаясь в паутине и сбивая друг друга с ног. А когда, еле дыша, вылезли на поверхность, Умберто обнаружил, что сжимает в руке маленькую каменную фигурку, точную копию статуи из подземелья, за исключением отломанных кистей. Как и где он ее подобрал, моряк не помнил - и это приводило его в совершенный ужас.
        - Дай ее мне… - попросил Крейн.
        Умберто поторопился отделаться от странной находки и взглянул на капитана, словно ожидая, что тот одной короткой фразой объяснит все случившееся. Магус очень долго разглядывал статуэтку, вертел ее так и этак; его лицо оставалось непроницаемым. Наконец он с трудом поднялся и похромал к Эрдану.
        - Видишь?
        Корабел взял фигурку из рук капитана, который тяжело оперся о стол. Вблизи было заметно, что поверхность серого камня когда-то раскрасили в разные цвета - чешуйки краски еще не сошли до конца. Эрдан ничуть не удивился, обнаружив, что с одной стороны статуэтка черная, а с другой - золотая.
        Он встал и подошел к иллюминатору, чтобы в лучах закатного солнца рассмотреть древнюю вещицу получше, а Крейн обессиленно упал на его место. Время не пощадило статуэтку - или скорее ее изувечили чьи-то жестокие руки, - но работа неизвестного мастера все равно поражала воображение: складки на платье выглядели настоящими, на плече оно было заколото брошью в виде миниатюрного цветка - с обеих сторон, - да и лица казались красивыми, даже… одухотворенными.
        Двуликая госпожа, пусть и маленькая, внушала почтение. Теперь он не сомневался, что они имеют дело с каким-то забытым божеством, только вот из каких краев пришло это божество?..
        - На этом острове никогда не жили люди, - негромко проговорил Джа-Джинни. - Я не увидел ничего похожего на развалины домов. Откуда могли взяться скелеты?
        - Как будто их сюда привезли с другого острова и похоронили, - пробормотал Умберто и вздрогнул. - Но кто же она такая? Мне все это не нравится… Там было жутко, честное слово…
        - Мне странно это слышать, - заметил Крейн. - Чтобы ты испугался каких-то старых костей?
        Умберто пожал плечами. Было заметно, что он скрывает обиду.
        - Предпочитаю реальных противников, капитан.
        - Я тоже не вижу поводов для страха, - сказал Эрдан, прогоняя сомнения. - Склеп… скелеты… В море мы столкнулись с чем-то по-настоящему жутким, а здесь - так… старые кости, старые камни…
        Умберто нахмурился:
        - Можете считать меня трусом.
        - Никто не считает тебя трусом, - устало возразил магус. - Эрдан, расскажи о тех дверях в Ямаоке… расскажи им легенду, которую мы узнали от градоначальника Нами.
        Корабелу пришлось постараться, чтобы не забыть ни одной детали.
        - Да-а… - задумчиво протянул Джа-Джинни. - Что же получается? Где-то на юге в незапамятные времена жила некая женщина, которая не имела ничего общего с Основателями, но при этом вполне могла сравниться с некоторыми из них по силе. Когда она умерла, два странных создания оповестили об этом Ямаоку и, наверное, другие окрестные острова, а потом исчезли неизвестно куда. Как там они говорили? Грядет время Великого Шторма! Да… И вот теперь мы находим ее изображение, да не одно, а сразу два… - Крылан почесал затылок. - Кто она такая?
        - Если бы не эта легенда, я бы решил - богиня, - глухо проговорил Крейн. Он сидел, уронив голову на руки; лица под рассыпавшимися волосами не было видно. - Какая-нибудь… из древних… Но боги не умирают.
        Джа-Джинни сказал:
        - Вот уж кто действительно древний, так это Великий Шторм. В него верили задолго до пришествия Основателей… я бы даже сказал, старше его в мире только сам Океан.
        - А мерры? - встрял Умберто. - Мерры и их Меррская мать, или Морская царица, или как там ее еще называют. Она ведь тоже древняя, как и Шторм… В некоторых легендах о них вообще говорится как о муже и жене.
        - Легенды, легенды… - пробормотал Эрдан. - А вдруг Шторм и Двуликая и впрямь связаны?
        Вопрос повис в воздухе. Корабел вдруг понял, что до сих пор держит статуэтку в руке, и торопливо поставил ее на стол, как будто его прикосновения оскорбляли богиню, но он совсем позабыл про крен. Фигурка закачалась и упала бы, не придержи ее Крейн. А потом Эрдан увидел, как золотые ~ленты~ «Невесты» осторожно касаются нового предмета, изучая его. Что ни говори, фрегат был сполна наделен человеческими качествами, не исключая и любопытства.
        - Два лица, - сказал магус, пристально глядя на Госпожу. - Прошлое и будущее? Правда и ложь? Нет, это слишком просто.
        - Суша и океан, - предположил Эрдан. - В смысле, люди и мерры.
        - Почему тогда не люди и крыланы? - фыркнул Джа-Джинни с притворной обидой. - И про гроганов забывать не стоит. Моя версия - земля и небо… Впрочем, нет. Двуликая, скорее всего, не имеет отношения к Основателям.
        - Допустим, - произнес Крейн. - Хотя, откровенно говоря, мои сородичи за три тысячи лет внесли немало изменений в историю - что уж говорить о легендах! Но, предположим, она и впрямь не связана с Основателями и с магусами как таковыми. С кем же можно ее связать? С водоглядами? Нет, тогда на Алетейе про нее бы рассказывали хоть что-то.
        Эрдану в голову пришла мысль, от которой он похолодел:
        - Мы забыли самый очевидный вариант: Эльга и целители.
        Джа-Джинни, Умберто и Кристобаль Крейн ошеломленно уставились на мастера-корабела.
        За крамольные мысли и тем более слова о том, что богиня-покровительница целителей на самом деле не имела никакого отношения к клану Чайки, даже высокородный магус рисковал поплатиться очень дорого - и все-таки смельчаки находились постоянно. Слишком уж заметным было различие между умениями щупачей и благословением Эльги. Поэтому говорить, что чайки попросту присвоили богиню, не переставали. Хотя немало болтунов замолчали навсегда.
        Щупачи не могли исцелять, но свободно читали мысли.
        Целители умели и то и другое, но клятва Эльги запрещала им проникать в сознание человека глубже, чем необходимо для его излечения. «Не отказывай страждущему, не жалей сил, не читай чужих мыслей».
        Первых ненавидели, вторых боготворили…
        - Кто такая Эльга? - сказал Крейн. - Приемная дочь Чайки-Основателя? Так говорят щупачи, но мы-то не знаем наверняка. Я не слышал ни одной легенды, в которой говорилось бы о ее происхождении… она просто появилась. Пришла, принесла свое благословение… и стала богиней, равной Великому Шторму, по-настоящему древнему и ужасному. Она стала Заступницей… - Он надолго задумался. - А если так: одно лицо обращено к суше, а другое - к морю? То есть к тем, кто остался, и к тем, кто ушел? Эльга ведь хранит живых, мертвых и тех, кто в пути по волнам.
        - Отчего тогда ни в одной часовне нет двуликих статуй? - возразил Умберто. - Я не отрицаю, что это может быть Эльга, но… слишком уж все странно.
        Джа-Джинни смущенно кашлянул и сказал:
        - Э-э, капитан… в Лейстесе - тот мальчик, Люс… он говорил, что статуя Эльги в портовой часовне очень похожа на Эсме.
        - Помню, - магус прищурился. - И что?
        - В ночь, когда Умберто был ранен… э-э… когда я провожал Эсме на борт, мы туда зашли…
        - Хотя вам было не по дороге, - с усмешкой заметил Крейн. - Я почувствовал. И что, в самом деле похожа?
        - Точная копия, - сказал крылан, и Крейн удивленно поднял брови. - Она выглядит немного старше, чем Эсме… лет на пять, я бы сказал. Но сходство просто невероятное…
        - Дело становится все интереснее, - проговорил Эрдан, видя, что капитан ошеломленно молчит. - Я бы пригласил Эсме сюда. Вдруг она что-то знает? И, в конце концов, ты дал ей право голоса, помнишь?
        - Не сейчас! - торопливо воскликнул магус и скривился от очередного приступа боли; измученное лицо сделалось серым как пепел. Когда стало легче, он повторил уже спокойнее: - Не сегодня. Завтра… вечером. Я должен все обдумать.
        Это означало, что разговор окончен. Когда они вышли на палубу, Умберто вдруг спросил невинным тоном:
        - Послушайте, а вам не кажется, что капитан стал относиться к Эсме по-другому?
        «Еще бы! - подумал мастер-корабел. - Иначе не испугался бы, что она увидит его таким ослабевшим». Вслух он сказал, старательно изображая безразличие:
        - Нет, не кажется. Он ею очень дорожит - так оно и понятно.
        - Так и я о том же! - воскликнул Умберто, лукаво улыбаясь. - Дорожит! Смекаешь?
        - Ты еще сплетничать начни… - Джа-Джинни ткнул друга в бок, перепрыгнул через фальшборт - и миг спустя в темноте уже зашумели большие крылья. Он летал по ночам, когда размышлял над чем-нибудь важным.
        - Я серьезно! - продолжал упорствовать моряк. - Ты видел, как он на меня посмотрел в Ямаоке - ну, когда я Эсме на танец пригласил? Я подумал, сейчас как…
        Наверное, Умберто хотел сказать «…как полыхнет!» или что-то в этом роде, но не успел - споткнулся и растянулся во весь рост на палубе. Эрдан склонился над ним, даже не пытаясь помочь, и сказал:
        - Вот именно, подумал. - Он постучал по виску полусогнутым пальцем. - Ты думай побольше, только головой! А не другим местом!
        Умберто проворчал что-то про Меррскую мать и поднялся, кряхтя. Палуба «Невесты» имела любопытное обыкновение становиться то шершавым деревом, то твердым камнем.
        И беспричинно на этой палубе никто не спотыкался.
        Ни на следующий день, ни потом обещанный Крейном разговор о Двуликой богине с участием Эсме так и не состоялся. Джа-Джинни и Умберто не стали напоминать об этом капитану, но было заметно, что пребывание на странном острове их тяготит. Эрдан разозлился на Кристобаля и решил поговорить с Эсме сам.
        Удачный случай представился, когда она напросилась на прогулку по берегу.
        Лодочка высадила их и осталась ждать, покачиваясь на воде. Эрдан побрел вдоль линии прибоя; каблуки его сапог утопали в мокром песке, а набегавшие волны стирали следы. Целительница шла в нескольких шагах позади, не делая попыток заговорить первой. Корабел несколько раз оглянулся и постепенно осознал, что беседа о Двуликой может оказаться сложнее, чем он предполагал.
        - Я как-то раз слышала легенду о моряках, которые обнаружили не отмеченный на картах остров, - сказала Эсме, когда он обернулся в очередной раз. Ларим сидел у нее на плече, свесив длинный хвост и загадочно сощурив глаза. - Они очень удивились и обрадовались - он казался таким красивым…
        - А когда на берегу разожгли костер, - подхватил Эрдан, - то выяснилось, что остров этот на самом деле - спина чудовища, столь огромного, что даже представить страшно. Моряки чудом спаслись, когда оно решило нырнуть, чтобы избавиться от странного жжения и зуда.
        - Хорошая сказка.
        - Сдается мне, ты не случайно о ней вспомнила.
        - «Невеста» подсказала, что этого острова тоже нет на картах… - Целительница развела руками, виновато улыбаясь. Ларим, едва не свалившись на песок, возмущенно застрекотал. - Последние два дня я опять начала чувствовать мыслеобразы, отголоски чужих бесед. Вы можете поговорить с капитаном, чтобы он снова сделал все как раньше?
        - Разумеется, я поговорю с ним.
        «Только не думаю, что и впрямь все будет как раньше».
        - Это хорошо, - сказала девушка. - Я уже привыкла… к спокойствию.
        - Я, возможно, и сам могу тебе помочь. - Он мысленно потянулся к связующей нити и легонько сжал ее. - Что ты чувствуешь?
        Эсме нахмурилась, а потом ее лицо сделалось озадаченным. Она потерла висок. Ларим вопросительно свистнул.
        - Ох, - пробормотала она. - Как вы это делаете?
        - Что ты чувствуешь? - повторил Эрдан.
        - Тишину, - сказала Эсме. - Я теперь только понимаю, что все это время где-то в моей голове звучали голоса всех, кто находится на борту «Невесты ветра»… днем и ночью, днем и ночью… Они просто были очень тихими, а сейчас совсем замолчали. Так странно…
        - Я держу в руке… в воображаемой руке… то, что связывает тебя и «Невесту ветра». - Эрдану еще не приходилось объяснять основы мастерства тому, кто ничего в них не смыслил, не был навигатором, но при этом многое чувствовал. - Эта нить невидима, неосязаема, но очень прочна. Ее невозможно… почти невозможно разрушить, если навигатор или фрегат не согласны с тем, что человека следует отпустить.
        - Они оба должны согласиться? - уточнила Эсме. Эрдан кивнул. - А если фрегат против, что делает навигатор? Это ведь… неприятная ситуация.
        - Еще бы… - Мастер-корабел улыбнулся. - Если такое случается, значит, навигатор на самом деле нуждается в человеке, которого хочет прогнать; значит, причина всему происходящему - пустая, мелочная обида, и навигатору следует перво-наперво разобраться в самом себе.
        - Выходит, фрегат не позволяет ему совершать поспешные и необдуманные поступки?
        - Как правило, да.
        Эсме сначала улыбнулась и покачала головой, восхищаясь загадочной природой фрегатов, а потом вдруг застыла, словно прислушиваясь к чему-то. Ее лицо резко помрачнело. Она подняла руку и потерла затылок.
        - Что такое? - спросил Эрдан, по-прежнему сжимая связующую нить. - Тебе плохо?
        - Отпустите ее… - тихо проговорила целительница. - И не говорите капитану ничего. Наверное, «Невеста» еще не совсем пришла в себя после повреждения… ранения… после того, что случилось.
        Эрдан повиновался, однако внезапная перемена в поведении целительницы его насторожила. Если бы они находились на оживленной городской улице, то ослабевшие барьеры, которые возникли в ее сознании одновременно с вступлением в команду «Невесты ветра», должны были бы пропустить сильный поток чужих мыслеобразов. Его собственных мыслей явно недоставало, чтобы сбить ее с толку, тем более что они находились друг от друга дальше, чем в трех шагах. Что же произошло?
        - Ты что-то от меня скрываешь?
        - Ничего особенного… - Она поморщилась. - Эрдан, а что там такое?
        Он обернулся, но увидел только море: поверхность воды серебристо поблескивала, слабые волны бежали к берегу. Она хотела его отвлечь, чтобы поменять тему разговора? Не очень-то изящно.
        - Я ничего не вижу.
        - Там что-то было, - растерянно проговорила девушка. - В воде…
        Она еще не успела договорить, а Эрдан уже все увидел сам.
        Шагах в тридцати от берега вода вдруг словно закипела, и над ее поверхностью показалось нечто белое и гладкое - оно напоминало купол медузы, но размером с пивной бочонок. Странное создание поднималось все выше, и наконец выглянула нижняя часть купола, поросшая шевелящейся бахромой отвратительного вида. Из центра купола свисали длинные щупальца. Тело медузоподобной твари было полупрозрачным. Когда она приблизилась, стали заметны пульсирующие узоры жил под обманчиво тонкой шкурой.
        Эрдан потянул целительницу за руку и негромко скомандовал:
        - Уходим в лес. Быстро.
        - Подождите… - пробормотала Эсме, не двигаясь с места. - Они… Я чувствую их мысли… Это так странно!
        Следом за первой «медузой» показались еще две, побольше. Их щупальца были мохнатыми, и Эрдан знал: одного прикосновения достаточно, чтобы отправить их обоих на Крабьи луга, и никакой дар Эльги не спасет. Если хоть одна из этих тварей прыгнет…
        Мастер-корабел задрожал.
        - Эсме, это мерры. Жители глубин. Не куклы, которых ты видела раньше, а настоящие мерры! Ты не понимаешь, как это…
        - Они не опасны! - перебила целительница. - Я… точно знаю! Эрдан, они хотят мне что-то сказать!
        Ларим пискнул и перепрыгнул на руки корабелу. С изумлением и ужасом Эрдан увидел, как Эсме шагнула навстречу тварям, замершим над поверхностью воды шагах в десяти от берега. В любой момент они могли завертеться, раскинув в стороны смертоносные щупальца, и броситься на хрупкую беззащитную целительницу - но его бешено колотящееся сердце отсчитывало удар за ударом, а ничего не происходило.
        Лодка с «Невесты ветра» уже неслась по волнам, но она могла опоздать…
        Увести Эсме против воли? Эрдан не был уверен, что, если попытается это сделать, мерры не набросятся на них. Пока что странная троица оставалась в неподвижности - лишь щупальца, касавшиеся воды, слабо шевелились. Эсме застыла словно изваяние; набегающие волны вымочили юбку почти до колен, но девушка не обращала на это ни малейшего внимания. Это зрелище - три мерра и целительница - было одним из самых удивительных из всего, что Эрдану довелось увидеть за много-много лет, и он вдруг понял, что больше не боится.
        Время остановилось.
        Мерры висели над водой, казалось, целую вечность, а потом величаво поплыли прочь, медленно опускаясь. Они скрылись из виду как раз в тот миг, когда из-за скалы появилась лодка, и Эрдан облегченно вздохнул. Целительница обернулась к нему и попыталась что-то сказать, но не сумела издать ни звука - а потом с тихим вздохом повалилась на песок.
        - Хочешь сказать, ты видела страну мерров?! - спросил крылан.
        Эсме, сидевшая за столом, устало кивнула. Собравшиеся в капитанской каюте переглянулись: Умберто растерянно пожал плечами, Джа-Джинни с тревогой посмотрел на капитана, словно ожидая, что тот все объяснит, а сам магус уставился на Эрдана, и в его взгляде отражались весьма противоречивые чувства.
        - А чем еще это могло быть? - еле слышно проговорила Эсме. - Даже не знаю, какими словами описать то, что они мне показали. Я увидела… мир, который очень сильно отличается от нашего. Он погружен во тьму и безмолвие, но одновременно полон ярких огней. Жизнь в нем течет размеренно и неторопливо. Там есть дворцы размером с острова и живые существа из воды и света. Я не почувствовала в их мыслеобразах зла. Только любопытство. Они просто хотели… поговорить.
        - Эсме… - неуверенно начал Умберто. - А ты знаешь, как называют тех, с кем разговаривают мерры?
        Она кивнула. Это знали все.
        Очарованные морем.
        - Нет. - Крейн тряхнул головой, его разноцветные глаза сверкнули. - Нет-нет-нет. Вы не станете повторять дурацкие слухи здесь, на моем корабле, потому что никто из вас - никто! - понятия не имеет, кто такие на самом деле очарованные морем. То, что случилось с Эсме, трудно объяснить. Но к меррской… к морской болезни оно не имеет никакого отношения!
        Эрдан торопливо перебирал в памяти все, что ему приходилось слышать о меррах и тех, кто и впрямь мог с ними разговаривать. Со времен последней войны, закончившейся великим перемирием, жители глубин отгородились от людей, и новые истории об очарованных появлялись все реже и реже. Меррская мать пообещала оставить детей земли и неба в покое и, похоже, держала слово.
        «Третий дар, - вдруг подумал мастер-корабел, - умение видеть сокрытое. Может, это он и есть? Не способность читать мысли, не целительство, а понимание языка мерров, благодаря которому у человека или магуса появляется возможность увидеть подводный мир… и не просто увидеть, а стать его частью».
        Все взгляды устремились на Крейна.
        - Дело серьезное, Кристобаль, - сказал Джа-Джинни. - Если ты и вправду хочешь, чтобы мы успокоились, объясни хоть что-нибудь. Почему ты так убежден, что она не очарованная морем?
        - Потому что очарованность - это тяжелая болезнь, - ответил магус, не скрывая раздражения тем, что его вынудили сказать больше, чем хотелось. - Сначала она меняет тело изнутри, а потом добирается до самой сути, и вот тогда-то люди замечают, что кое-кто слышит голос моря, и этот голос становится все сильнее с каждым днем… Эсме, тебе никогда не хотелось броситься с борта ~Невесты~ в воду?
        - Я плохо плаваю, - призналась целительница и покраснела.
        - Очарованных это не останавливает, - сказал Крейн. - Они не могут утонуть, их держит вода. До того момента, пока болезнь не начинает менять их внешность, они славятся отчаянной смелостью и даже совершают подвиги. А потом у них отрастают жабры, и те же самые люди, которые готовы были их носить на руках, хватаются за камни и остроги. Конец истории. - Он окинул взглядом собравшихся и прибавил чуть мягче: - Я знал многих очарованных и не вижу никаких оснований бояться. А вот подумать, почему мерры захотели поговорить с Эсме, не помешало бы.
        Для Умберто слов капитана оказалось достаточно; Джа-Джинни, хоть и продолжал хмуриться, тоже не выглядел таким встревоженным, как в самом начале разговора. Эрдан, которому было известно то, чего они оба не знали, посмотрел на Кристобаля и кивнул.
        - Вы меня простите, - тихо проговорила Эсме, не поднимая глаз, - но я, кажется, очень устала. Можно мне уйти?..
        - Иди-иди, - сказал магус лишь самую малость быстрее, чем было нужно. - Поговорим потом.
        - Опять забыли спросить про Двуликую госпожу! - укоризненно заметил Джа-Джинни, когда за целительницей закрылась дверь. Крейн, который все это время с трудом изображал здорового и полного сил капитана, обессиленно рухнул на койку; с его лица мгновенно сошли все краски.
        - Она ничего не знает, - сказал он и повернулся к мастеру-корабелу: - Эрдан, как же вы могли отправиться на прогулку вдвоем? После того, что обнаружил Умберто? И зачем, скажи на милость, вы забрели так далеко?
        - Э-э… мы, пожалуй, пойдем! - торопливо проговорил крылан.
        Магус еле заметно кивнул, и Джа-Джинни с Умберто ретировались поразительно быстро. «Бросаете меня на произвол судьбы?» - подумал Эрдан и устало усмехнулся. После случившегося на берегу он чувствовал себя совершенно изнуренным и с удовольствием ушел бы в каюту, чтобы отдохнуть. Но перед этим нужно было объясниться с капитаном.
        - Ты тоже не подумал об опасности, раз не остановил нас…
        - Это не оправдание! - взвился Крейн. - У тебя своя голова на плечах, как и у Эсме! Я один не могу принимать решения за каждого члена команды в отдельности! Или ты хочешь, чтобы я следил за каждым вашим шагом, постоянно во все вмешивался? Так, да?!
        - Кристобаль, оставь в покое старую развалину, не терзай вопросами! - попросил Эрдан. - Тем более такими, ответы на которые тебе известны. Что произошло, то произошло. Да, я ошибся… Но ведь ты и сам кое-что делаешь неправильно.
        - О чем это ты? - проворчал магус, насторожившись. - Что я делаю неправильно?
        Эрдан нахмурился. Следовало очень осторожно подбирать слова, чтобы капитан понял его и выслушал до конца, и к тому же не забывать, что их сейчас, возможно, слушает не только «Невеста ветра». Это было гораздо сложнее, чем казалось поначалу.
        - Видишь ли, Кристобаль… Когда ты слишком много думаешь о чем-нибудь, «Невеста» это чувствует… э-э… и тоже начинает уделять много внимания этой вещи… или человеку.
        ~~~
        Крейн помрачнел и отвел взгляд. Он все понял сразу, как и «Невеста ветра».
        - Последствия непредсказуемы, ты же знаешь.
        - Знаю, - пробормотал магус. - Так, говоришь, я слишком много думаю?
        Этот вопрос не требовал ответа, хотя Эрдан мог бы прибавить: «Еще и делаешь!» В первые дни и даже недели пребывания Эсме на борту поведение капитана легко было списать на желание завоевать ее доверие, но время подобных оправданий прошло. Эсме подружилась с командой, ее обожали все до единого матросы, и никому из них даже в страшном сне не привиделось бы, что ее может обидеть кто-то из своих. Девушке жилось на фрегате вполне вольготно, а что до опасных приключений - так она ведь понимала, что за жизнь выбирает, оставаясь на пиратском корабле. Но магус продолжал ее оберегать, словно хрустальный бокал под камнепадом, - и будь все так просто! Эрдан вдруг вспомнил, как Кристобаль попытался скрыть от Эсме существование Камэ, - даже силу применил, чего никогда не делал раньше. Мастер-корабел сокрушенно вздохнул: «Старый я дурень! Паучок-то сразу поняла, в чем дело…»
        - Я помню, Кристобаль, что ты не вмешиваешься в чужие мысли без надобности, - сказал он. - Но «Невеста» слушает нас постоянно. Она знает гораздо больше секретов, чем ты. И если вдруг ей покажется, что…
        - Все понятно, - перебил Крейн. - Спасибо, что предупредил.
        «Понятно, как же…»
        Эрдану сделалось очень жаль своего ученика, которому предстояло пройти через нелегкое испытание. Он, конечно, сумеет избежать ненужных слов и опасных поступков, да только «Невесту» этим не обманешь. Она все равно прочтет в мыслях капитана то, в чем он и самому себе не признается, - и тогда их ждут серьезные неприятности.
        - Кристобаль…
        Магус, до этого молча смотревший перед собой отсутствующим взглядом, встрепенулся и поднял глаза на мастера-корабела.
        ~~~Что?~~~
        «Не влюбляйся в нее, пожалуйста».
        - Иди ты к кракену, учитель, - сказал феникс с кривой ухмылкой.

* * *
        - Не советую тут набирать матросов, - сказал Эрдан. - Здешняя публика не пойдет к неизвестному капитану, а такой красивый фрегат без команды обязательно привлечет внимание цепных акул и императорских вербовщиков. В общем, если ты не хочешь попасть на добровольно-принудительную службу к его величеству, старайся держаться тихо и скромно.
        Кристобаль кивнул. Маленькая команда «Невесты ветра» собралась у носа корабля, чтобы понаблюдать за приближавшимся Облачным городом: древний порт встретил их лесом мачт, за которыми едва виднелись красные черепичные крыши домов, утопающие в предрассветном тумане. От одного конца огромной пристани до другого едва ли можно было дойти за день, а уж сам город и вовсе подавлял своими размерами. Провинциалы обычно чувствовали себя на шумных многолюдных улицах очень неуютно и легко становились жертвами воров и мошенников, для которых здесь было истинное раздолье.
        Флегматичная физиономия Унаги не выдавала его эмоций. Эрдан всерьез подозревал, что верзила-матрос совершенно одинаково относится как к столичному порту, так и к любому другому, даже самому захудалому. Велин, напротив, заметно волновался, и мастер-корабел догадывался, в чем дело: любознательный целитель с удовольствием бы погулял по местным книжным лавкам, но, поскольку денег едва хватало, чтобы заплатить пошлину за стоянку и не умереть потом с голоду, ему оставалось лишь страдать молча. Эрдану было его очень жалко.
        Кристобаль с самого утра пребывал в задумчивом настроении и почти не разговаривал. Сейчас же во взгляде капитана, устремленном на крыши Облачного города, Эрдан различил тоску - слабый отголосок его собственной. Такое чувство способен испытывать лишь человек, который возвращается на пепелище родного дома. Хотя дом молодого феникса находился далеко от Облачного города, все вспыхнуло именно здесь, и шрамы от тех ожогов болели до сих пор. Эрдан хорошо помнил, что рассказывал его ученик в бреду.
        - Здесь мы расстанемся, Кристобаль, - сказал он.
        Магус взглянул на него с легким удивлением, но промолчал - просто кивнул. Эрдан был за это благодарен вдвойне. Ему не хотелось выслушивать ни просьбы, на которые пришлось бы ответить отказом, ни неискренние слова прощания. Ведь мастер-корабел знал, как сильно фениксу хочется, чтобы он никуда не уходил.
        Он шел по той же самой улице, по которой много лет назад покидал город, ставший почти родным. Тогда была ночь, сейчас - раннее утро. Корабел смотрел по сторонам, с удивлением понимая, что ничего не изменилось, как будто прошел всего один день. Или его память с возрастом ослабла? Все те же лавки, та же шумная толпа, причудливая смесь запахов и звуков - только в столице можно услышать сразу все диалекты, на которых говорят в Империи, только здесь в глазах рябит от пестроты нарядов и блеска драгоценностей. Город жил, как и раньше. Ему не было дела до немолодого человека, вознамерившегося вернуть прошлое.
        Зазывала у входа в одну из лавок предложил ему отрез зеленого шелка, оттенком напоминавшего паруса «Невесты ветра».
        - Нет денег! - отговорился корабел, но машинально сунул руку в карман длиннополой куртки и с удивлением нащупал там несколько металлических кругляшей.
        Он вспомнил, как магус на пристани отряхивал его спину, и усмехнулся. Было бы глупо возвращаться - хотя кто знает? Не исключено, Кристобаль на это и рассчитывал, отдавая ему деньги… наверное, все, что у него остались. Нет уж, раз бравый капитан готов голодать, пусть голодает.
        Эрдан пошел дальше и сквозь многоголосый шум неожиданно различил робкую мелодию сирринга: незатейливый мотив вызвал в его душе странное полузабытое чувство. Музыкантов рядом не было, но поодаль, у стены дома, стоял седой человек в рваном плаще непонятного цвета; у его ног топтались две куклы. Он управлял их движениями с помощью тонких, почти невидимых нитей, и создания из дерева, ткани и фарфора казались почти живыми.
        Мастер-корабел застыл.
        Одна кукла изображала мужчину в строгом костюме, с книгой под мышкой; выражение лица у нее было суровое: брови сведены на переносице, углы рта загнуты вниз. «Я очень занят, - говорило это лицо, - я делаю важное дело. Разве непонятно, что меня нельзя отвлекать?» Вторая кукла была женщиной в длинном светло-голубом платье, ее русые волосы, собранные в узел на затылке, удерживал миниатюрный гребень. Она протягивала руки к мужчине с книгой, но он все время отворачивался и сердито качал головой, раздражаясь, что его никак не оставят в покое.
        В шаге от кукол лежала перевернутая шляпа, на донышке сиротливо поблескивала пара медяков. Музыка по-прежнему звучала из ниоткуда - Эрдан теперь знал, что никто другой ее не слышит и не видит того, что видит он.
        Кукольник поднял голову и кивнул мастеру-корабелу, как старому знакомому. Рука Эрдана, действуя против воли, полезла в карман, выгребла оттуда все монеты и бросила в шляпу. Только тогда корабел понял, что Кристобаль отдал ему не медную мелочь, а серебро. Соврал, выходит, когда сказал, что у него нет ни гроша в кармане. В чем еще он мог соврать, интересно?..
        - Неслыханная щедрость, - сказал Кукольник с добродушной усмешкой, от которой корабела пробрал озноб.
        Вблизи было видно, что плащ Кукольника когда-то украшала искусная вышивка, но сейчас от нее остались лишь непонятные обрывки - щупальца кракена, хвосты комет, птичьи крылья и морские волны…
        - Сколько лет, сколько зим! - продолжил Кукольник и шутливо поклонился. Куклы последовали его примеру. - Давно ли ты проходил по этой улице - один, крадучись сквозь ночную мглу, словно заправский вор? Вижу, судьба была к тебе неблагосклонна. Ты успешно украл почти десять лет жизни у самого себя.
        - Лучше так, - хрипло проговорил Эрдан, - чем плясать под чужую дудку.
        Кукольник улыбнулся.
        - Но я не музыкант, у меня нет дудки. У меня вообще ничего нет - я всего лишь один из миражей, которые возникают над городом во время полуденной жары. Если ты меня видишь, тебе пора в тень! - Он красноречивым жестом прикрыл голову. - Я никто и ничто, я просто пыль, которую ты отряхнул со своих стоп, покинув Облачный город. Но пыль знает все, и от нее не скрыться…
        Эрдан зажмурился и увидел, как лучи света, падающие сквозь витражное окно, разноцветными пятнами ложатся на книги, карты, руки человека напротив - красивые руки с тонкими сильными пальцами - и его лицо с благородными чертами. Его глаза светятся от нетерпения, губы плотно сжаты, но слова, произнесенные мгновение назад, все еще витают под высокими сводами комнаты: «Ты должен открыть мне этот секрет! Я стану твоим лучшим учеником, и вместе мы превзойдем всех, кто был и будет…»
        - Нет, - сказал мастер-корабел. - Пыль знает не все.
        Что-то коснулось его ноги. Он открыл глаза и увидел, что кукла в голубом платье глядит на него снизу вверх, и на ее фарфоровом личике сверкают капли росы, похожие на слезы.
        Его сердце превратилось в морского ежа и выпустило иглы.
        - И чего же я не знаю? - вкрадчиво спросил Кукольник. - Уж не того ли, зачем ты вернулся? О-о, да. Какие же вы, люди, предсказуемые существа. Чем старательнее вы пытаетесь измениться, тем скучнее за вами наблюдать. Впрочем, нет, ты-то как раз интересен. Иди, иди! Узнай наконец-то все тайны, открой все запертые двери и пойми причины своих поступков! А я буду наблюдать…
        Его голос постепенно отдалялся, растворяясь в шуме улицы, и превратился в конце концов в едва различимый шепот. Очнувшись, Эрдан понял, что стоит возле стены какого-то дома и пялится в шов между каменными блоками. Рядом не было никаких следов Кукольника, зато обнаружился маленький вор, собравшийся проверить, есть ли чем поживиться в карманах странного человека, столбом застывшего посреди улицы. Мастер-корабел крепко схватил его за руку и поинтересовался:
        - Хочешь к стражникам?
        Воришка помотал головой и перевел дух.
        - Тогда окажи мне услугу, и мы в расчете. Идет?
        - Ага… чего надо-то?
        - Ты, должно быть, всех тут знаешь?
        - Ну да…
        - В двух кварталах отсюда есть дом с нарисованным на стене фрегатом. Знаешь? Расскажи мне, кто там живет.
        - Легко! - Мальчишка совсем успокоился и заговорил чуть снисходительно - как-никак, он все-таки был столичным жителем, а не пришлым чужеземцем: - Там никто не живет.
        Еж в груди шевельнулся. Эрдан до крови прикусил губу; у него потемнело в глазах, и шумная улица как-то враз опустела. Над городом гулким эхом раскатился хохот Великого Шторма, а потом волны объяли столицу Империи - и его вместе с ней.
        - Вот уже лет пять никто не живет. Хозяйка, вдова, нового мужа себе нашла - к нему и уехала, куда-то на запад. Дочь с собой забрала и всех слуг, а дом остался закрытым. Так с тех пор и стоит.
        - Как ее звали? - хрипло спросил Эрдан.
        - Хозяйку-то? Вроде Амелией… Ой, нет, это дочку так зовут… Во, вспомнил! Клара. Да, точно - Клара.
        Клара. И Амелия…
        Пять лет. Он опоздал. Как там сказал Кукольник - украл у себя десять лет жизни? Нет, он ее всю без остатка украл и продал скупщику за гроши. А вернулся затем, чтобы это понять и убедиться, что покидать Рокэ не стоило.
        - Ты так и будешь меня держать? - проворчал мальчишка.
        Эрдан отпустил тонкое запястье и побрел куда-то вперед, не оглядываясь. Воришка что-то хмуро бормотал ему вслед, растирая онемевшую кисть, а потом свистнул - тотчас же словно из-под земли перед ним возник еще один чумазый оборванец, помладше.
        - Передай Худому - пропажа нашлась! - сказал первый мальчик. - Да поторапливайся!
        Эрдан этого не услышал. Он шел, едва замечая дорогу, а сталкиваясь с прохожими, не слышал их возмущенных окликов. Зачем? Зачем он покинул Рокэ и вернулся туда, где его давно похоронили - а быть может, и прокляли? Все из-за магуса с разноцветными глазами, в чьем взгляде смешались мальчишечья наивность и горькая мудрость человека с немалым жизненным опытом.
        Все из-за того, кто не сгорел в огне и в океане не утонул.
        Нет, Эрдан вовсе не винил Кристобаля в крушении своей внезапно возникшей надежды, но после всего, что произошло на борту «Невесты ветра», он уже не мог вернуться на Рокэ, к той жизни, которую вел последние годы. А куда еще он мог отправиться? Только домой.
        Точнее, туда, где раньше был его настоящий дом.
        Трое в черном нашли Эрдана, когда солнце уже клонилось к закату: он наблюдал за гроганами, разгружавшими трупоход под присмотром людей с хлыстами. Не то чтобы это зрелище его интересовало, просто в этой части порта не было видно зеленых парусов «Невесты ветра», а значит, он мог не бояться потерять последние крохи спокойствия. Незнакомцы словно вышли из тени, которую отбрасывала на причал башня с часами, и обступили его с трех сторон - суровые, молчаливые и убийственно вежливые.
        - О-о, наконец-то! - сказал мастер-корабел и понял, что улыбается. - Я, признаться, думал - всё, забыли. Не ищут… не нужен никому, даже ему.
        - Вы отлично знаете, что нужны нашему хозяину, мастер Эрдан, - сказал один из троих. - Он не раз посылал вам письма с просьбами вернуться.
        - Прекрасная осведомленность! - искренне восхитился Эрдан. - И что же вы намерены со мной делать?
        - Вас ждут, - раздалось в ответ. - Мы проводим.
        - А если я откажусь?
        - Мы проводим, - повторил человек в черном, не меняя интонации, и Эрдан усмехнулся.
        Он мог сопротивляться, но это означало лишь несущественную отсрочку. Троица доставит его к месту назначения, пусть даже и по частям, - главное, чтобы хоть одна из этих частей умела разговаривать.
        Путь был недолгим: в северной части пристани, где возвышался маяк, мастера-корабела подвели к самому входу и передали другим стражам, невидимым и неслышным, тоже одетым в черное. Когда за его спиной закрылась дверь, Эрдан огляделся - но увидел только винтовую лестницу, уходящую наверх. Со всех сторон доносилось неприятное шуршание и поскрипывание - здесь, как и во дворце короля-императора, по стенам бегали шустрые мехи. «Если ты не придешь в Облачную цитадель, она сама придет к тебе». Так говорилось в одном из первых посланий, которые ему и в самом деле доставили.
        Да, свершилось - она пришла.
        Однако на открытой всем ветрам смотровой площадке стоял не тот, кого Эрдан ожидал увидеть.
        - Чейн? - вырвалось у мастера-корабела. - Ты?!
        Очень высокий и очень худой мужчина поклонился так низко, что, казалось, почти сложился пополам. Его волосы за десять лет поредели и побелели, в остальном же второй - или уже третий? - из лучших учеников Эрдана почти не изменился, разве что в его глазах появился неприятный блеск.
        - Рад встрече, мастер, - сказал он.
        - Что ты здесь делаешь? - Эрдан справился с удивлением и почти догадывался, какой ответ услышит.
        - Меня называют главным корабелом Облачного города, - ответил Чейн. - И даже всей Империи. Но это всего лишь потому, что ты предпочел отойти от дел раньше времени. Теперь все изменится.
        - Ошибаешься, - спокойно возразил Эрдан. - Я не намерен…
        - Он не спросит, - перебил Чейн. - Он так давно ждал возможности тебя вернуть, что не упустит шанса, - раз уж ты сам пришел. Ваша глупая ссора затянулась, и пора наконец-то положить ей конец. Или ты так не считаешь?
        Ученик ждал ответа, но учитель медлил.
        Человек, стоявший перед Эрданом, изменился гораздо сильнее, чем казалось поначалу, - и это тоже было следствием его ошибки… его тщеславного желания воспитать лучшего навигатора из всех, что когда-либо были и будут.
        - Я часто про тебя вспоминал, - сказал мастер-корабел. - Гадал, где ты и чем занимаешься. Но я даже в страшном сне не мог предположить, что ты…
        Чейн рассмеялся - сухо, трескуче.
        - Я - что? - резко спросил он. - Я занял твое место, да. Но ты ведь и сам считал меня лучшим - до тех пор, пока не появился он. Собственно, после твоего бегства другие кандидатуры даже не обсуждались, мне сразу предложили стать главным корабелом - на время, которое понадобится, чтобы тебя вернуть, - и я согласился. Да, согласился после всего, что произошло между вами, - видишь, я знаю наперед все твои возражения. С тех пор прошло много лет, я уже успел воспитать собственных учеников…
        Эрдан подошел к краю площадки. Далеко внизу море билось о подножие маяка; к югу вздымался лес мачт. Сотни кораблей, сотни навигаторов - пары, чья связь нерушима и сохраняется до самой смерти одного из двоих. Они покоряют океан, сражаются с чудовищами из глубин, оберегают команду - порою ценой собственной жизни. Так было испокон веков, но сколько еще это продлится?
        - Ты позволил ему превратить себя в бессловесное и безмозглое орудие?
        - О-о да, я слабовольный глупец, - послышался язвительный ответ. - Мне не хватило духу бросить жену и ребенка, чтобы сберечь свою честь, не посадить на нее ни пятнышка. Я остался - и, справедливости ради, он меня не принуждал совершать то, о чем ты сейчас думаешь. В конце концов, ты меня этому так и не научил.
        «Не научил». Только когда эти слова прозвучали, Эрдан распознал в голосе бывшего ученика обиду. Ядовито-горькую, жгучую обиду, которая, должно быть, мучила Чейна по ночам: как же так? Он, прослуживший учителю верой и правдой немало лет, ловивший каждое слово и не жалевший сил, оказался недостоин великой тайны! Что за вопиющая несправедливость!..
        - Да, я не доверил тебе этот секрет, хотя собирался много раз. А тебе хоть приходило в голову, что хранить его - нелегкое дело? Зачем взваливать на себя груз, который может свести в могилу раньше времени?
        Чейн одарил его хмурым взглядом и сказал те слова, которых Эрдан боялся больше всего:
        - Если бы ты не поделился этим секретом с кем-то другим, я не усомнился бы в твоей правоте ни на миг.
        Удар попал точно в цель. Эрдан опустил голову. Он должен был молчать, и тогда ничего не случилось бы. Спросить, сколько раз его лучший ученик успел испробовать свой редкостный навык, Эрдан не осмелился - ответ его заранее пугал. Наконец он сумел выдавить из себя робкую жалобу:
        - Зачем я ему нужен? Я старик…
        - Не смеши меня! - В голосе Чейна промелькнули легкие нотки зависти. - Ты совсем не изменился, разве что поседел. Три-четыре поколения назад у тебя в роду точно был магус - значит, до ста лет доживешь… мастер. И еще успеешь послужить его величеству. Отменно послужить, как он давно мечтал!
        «Я, наверное, сплю и вижу кошмарный сон…»
        - О да! - мастер-корабел улыбнулся. - Так он, выходит, никого не посвятил в тайну? - Чейн кивнул. - Тогда понятно, почему меня здесь так ждали.
        Он повернулся к низкому парапету и снова взглянул на лес мачт, мерно покачивавшихся в такт биению океанского сердца. Что за болезнь овладела его волей и заставила отдать грозное оружие в руки не просто недостойного человека, но к тому же и наделенного властью? Как он мог не подумать, что последует за этой глупой выходкой?
        И теперь уже ничего нельзя исправить.
        - Знаешь, Чейн… Я все эти годы думал лишь об одном: каким останется мое имя в памяти людей - если вообще останется? Навигаторы и корабелы, которых я воспитал до тебя, - их лица и имена отпечатались в моей памяти. Не все, конечно, были столь одаренными, как ты или он, но, смею надеяться, им удалось совершить немало полезных дел… Мне бы на этом и остановиться, так нет же! Мне нужен был гениальный ученик, который бы прославился в веках, - а рядом с его именем всегда упоминали бы мое! И теперь я не понимаю, что стало причиной моего поступка - тщеславие или обычная глупость, но итог известен: Эрдан-корабел навсегда останется учителем кровожадного деспота и жестокого тирана. Я дал ему оружие, сильнее которого нет на свете, я был слеп… и мне понадобилось десять лет, чтобы прозреть. Передай… моему ученику… А впрочем, ничего ему не говори!
        …Шаг за каменный порог.
        Чейн что-то кричит, но сквозь шум волн и свист ветра его голос не слышен.
        …Шаг в бездну.
        Крики чаек, блеск воды. Интересно, как его встретит Великий Шторм?
        …Всего один шаг.
        Кажется, это уже было?
        Солнце с шипением ушло под воду, свет померк.
        Волны объяли Облачный город…

* * *
        Прошла неделя с тех пор, как они покинули безымянный остров. О том, что там случилось, никто не вспоминал, всех занимала только цель путешествия, приближавшаяся с каждым днем. Хотя уже ни для кого не было секретом, что в лучшем случае к ним в руки попадет только часть древнего механизма - одна часть из трех! - это не волновало моряков, которые заболели той странной хворью, что поражает любого бедолагу, осмелившегося взглянуть на старую карту. Особенно если эта карта указывает путь к сокровищу. Их глаза светились от азарта. Даже робкая целительница охотно принимала участие в беседах об «Утренней звезде» и древних чудесах, и во время одной из таких бесед - вечером на палубе, при участии Умберто и Джа-Джинни, - Эрдан наконец-то спросил ее о том, что уже давно их всех интересовало.
        - Эсме, а как целители относятся к Эльге? Я хочу сказать, она же для вас не просто богиня-заступница, как для всех прочих. Вы знаете ее лучше, вы ее возлюбленные дети…
        Она слегка растерялась, но быстро взяла себя в руки.
        - Это сложно объяснить, Эрдан. Что именно вы хотите узнать?
        Он посмотрел на Умберто и Джа-Джинни, а потом прислушался к своим ощущениям. «Невеста ветра» наблюдала за разговором, как и Кристобаль Крейн.
        - Ее происхождение - сплошная путаница, даже эльгиниты не могут прийти к единому мнению о том, когда же Светлая Заступница появилась в нашем мире. Одни говорят, что вместе с Основателями, другие утверждают, что задолго до них… Возможно, у вас есть какие-то особые истории, легенды - то, что рассказывают лишь среди своих. То, о чем мы, простые смертные, не знаем и не должны знать. Да-да, я хочу, чтобы ты выдала нам какой-нибудь страшный секрет!
        Он пытался говорить весело, но нервничал, однако целительница ничего не почувствовала. Она с легкой улыбкой пожала плечами, оглядела всех, кто ее слушал, и сказала:
        - Я вас разочарую… Все наши истории и легенды связаны с ее чудесами и особенностями целительского дара, они никак не объясняют, откуда пришла Эльга в этот мир.
        - И все-таки, - вмешался в разговор Джа-Джинни, - хотелось бы узнать, как вы на самом деле к ней относитесь. Ее клятва сковывает вас по рукам и ногам, иной раз ставит под угрозу ваши жизни. Ты уж извини, однако я должен сказать, что встречал целителей, которые не особо уважали Заступницу. Но клятву соблюдали, если не получалось вовремя заткнуть уши и закрыть глаза. Как же такое возможно?
        На этот раз Эсме замолчала надолго. Целительница сидела, внимательно разглядывая свои руки, лежавшие на коленях, и все они едва ли не кожей чувствовали, как она подбирает нужные слова. В какой-то момент появился Кристобаль и тихонько сел рядом с Джа-Джинни.
        - Мне не нужно знать, откуда она сюда пришла и когда это случилось, - наконец сказала Эсме, по-прежнему не поднимая глаз. - Я постоянно чувствую ее присутствие. Она рядом… Она стоит за моей спиной, когда я исцеляю ваши раны. Клятву - по крайней мере, ее самую важную часть - невозможно нарушить, потому что мы с Эльгой связаны. Когда просыпается дар, клятва становится частью целителя, его вторым сердцем. Да, сердцем… - Она покачала головой и с внезапным воодушевлением начала рассказывать: - Говорят, в те времена, когда Эльга ходила по земле и воде, пришел к ней как-то раз кто-то и сказал - помоги моему брату, ибо он от соленой морской воды потерял зрение. Она согласилась и отправилась на берег - там, у самого края обрыва, ее ждал человек с повязкой на глазах. «Помоги мне, - сказал он. - Я ничего не вижу!» «Я не отказываю страждущему», - ответила Эльга и коснулась его лица. В тот же миг слепой схватил ее за запястье, а свободной рукой сдернул повязку и превратился в ураган, который подхватил Эльгу и унес в небо. В доме, что прятался посреди огромной тучи, Великий Шторм - а это был именно он - запер
свою пленницу в комнате без окон, сковал ее цепями из дождя и ветра. Семь дней и семь ночей провела там Эльга, умоляя отпустить ее, ведь в это время на земле люди страдали и погибали, и никто не мог им помочь. «Верни мое стеклянное сердце, что разбилось много лет назад, - отвечал ей Великий Шторм и показывал дыру, зиявшую у него в груди. - И тогда я верну тебе свободу». «Но как же я сделаю это, - спрашивала Эльга, - если ты не позволяешь прикасаться к себе?» Великий Шторм лишь смеялся, не обращая внимания на ее мольбы и слезы. И тогда Эльга начала вспоминать тот миг на краю обрыва, когда она еще не знала, что вот-вот будет обманута и похищена. Она вспомнила, как дул ветер с моря, как волны шумели у подножия скалы, разбиваясь о камни; она вспомнила себя и ту жалость, что переполняла ее при виде человека с повязкой на глазах; она вспомнила его лицо и волосы, его руки, скрещенные на груди, его горделивую осанку и его одиночество. А потом она увидела, что Великий Шторм сидит рядом, совсем близко, и внимательно смотрит на нее - в его глазах сталкивались грозовые облака и сверкали молнии. «Я верну твое
сердце, - сказала Эльга, - даже если это будет стоить мне жизни. А взамен я возьму с тебя слово, что никогда твоя нога не ступит больше на сушу». Великий Шторм согласился. Они оба стали птицами и пустились в долгое-долгое путешествие по миру, по всем его островам, морям и океанам. По частям, по осколкам, по крупицам собирали они его сердце, и, когда оно вновь стало целым, Эльга сказала: «Вот оно, забирай! Но знай, что, если ты нарушишь слово, я снова его разобью, сотру в пыль, и уже никто не сможет его собрать заново!» Шторм покорился ей, потому что сам теперь был скован цепями из дождя и ветра. Так и вышло, что Эльга-Заступница стала той, кто она есть…
        Некоторое время они молчали. Первым подал голос Умберто:
        - И ты еще говорила, что не знаешь никаких особенных историй? Да я ничего подобного в жизни не слышал!
        - Я тоже, - сказал Джа-Джинни. - Удивительно… Не могу отделаться от ощущения, что эта легенда вовсе не о богах, а о людях. Она полна иносказаний, но разбитое сердце - образ достаточно известный, и истолковать его нетрудно.
        - Этот, как ты выразился, образ все только путает, - заметил Крейн. Его лицо показалось Эрдану до странности мрачным. - Особенно если учесть, что других историй на ту же тему мы не знаем. Я ведь прав, Эсме?
        Целительница кивнула.
        - Все прочие истории касаются целительского дара и очень похожи друг на друга. К Эльге пришел страждущий - она его исцелила; пришел еще один - она и его исцелила - и так далее. Я, как видите, тоже не испытываю трепета, называя ее имя. Она для меня… - Эсме замялась и даже слегка покраснела. Или это отблески заката ложились на ее лицо? - Она скорее подруга, чем богиня.
        - Я всегда знал, что ты смелая девушка, - сказал Эрдан, и все рассмеялись, а Эсме покраснела по-настоящему.
        Шутка как-то незаметно направила разговор в другое русло, и потом еще несколько дней они не вспоминали про Эльгу и про подозрения, что она и Двуликая госпожа могут на самом деле оказаться одной и той же богиней.
        Но потом мастер-корабел снова об этом задумался. Опять был вечер, диск заходящего солнца тонул в океане. Эрдан наблюдал за ним, прищурив глаза, и размышлял о том, что «Невеста ветра» все глубже забирается во владения Меррской матери - в ту часть мира, которую люди покинули триста лет назад. Их окружали моря из сказок и легенд - стоило ли удивляться, что Двуликая госпожа, кем бы она ни была на самом деле, решила напомнить о своем существовании? Покинутые города, несметные сокровища, к которым даже смельчаки вроде капитана «Невесты ветра» не всегда осмеливались приближаться, и тайны, бесчисленные тайны, скопившиеся за множество веков, что минули после пришествия Основателей…
        Сандер играл на сирринге; мелодия парила над волнами и казалась такой же неотъемлемой частью природы, как ветер или плеск волн. С тех пор как Кузнечик перестал петь, к долговязому матросу относились по-другому, его начали ценить. Далеко на востоке тянулся огромный остров Гудо; вдоль его невидимого берега они шли вот уже пятый день и совсем скоро должны были миновать пролив Сирен - тот самый, чье название испугало крылана и вынудило Крейна искать встречи с Паучком. Корабел взглянул на Джа-Джинни: нахохлившийся крылан выглядел хмурым и встревоженным, но на сей раз его дурные предчувствия не имели под собой никаких оснований. Погода была на редкость хорошей, ветер - благоприятным, а это значило, что завтра утром странное место и сирены, которых нет, останутся позади.
        Эсме спрашивала его о сиренах, а он обещал рассказать в другой раз - не хотел, чтобы ей стало страшно. Вот завтра и расскажет, утолит ее любопытство.
        - Она милая, правда? - Кукольник в драном плаще на мгновение отнял от губ сирринг, но мелодия все так же вилась вокруг. - Чудесное дитя, наделенное многими талантами.
        - Да… - пробормотал Эрдан. - Она прелестна. Эй, а ты откуда здесь взялся?
        Палубу заволокло густым туманом.
        Джа-Джинни поднялся; его крылья дрогнули, а выражение лица сделалось напряженным - крылан огляделся по сторонам, словно высматривая, нет ли неподалеку врага.
        - Это я-то? Удивляешь, старина. Я всегда был здесь, рядом с тобой.
        Музыка играла, то удаляясь, то приближаясь вновь. Кукла в синем платье обняла его за ногу и прижалась всем своим деревянным тельцем, знакомый голос прошептал на ухо:
        - Все будет хорошо. Ты наконец-то пришел к концу пути.
        А потом он расслышал сквозь чарующую музыку какой-то другой звук - странный, тревожный. Чей-то крик? Эрдан открыл глаза, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить его волшебный сон, - но ничего не увидел. Туман загустел; в нем бродили смутные тени, их голоса звучали глухо и неразборчиво… Он никак не мог понять, кто это.
        - Забудь… забудь все… отдыхай…
        Эрдану с трудом удалось удержаться на грани сна и бодрствования: происходило что-то очень плохое. Он чувствовал, как некая сила вмешивается в его воспоминания, отсекает и выбрасывает то, что ей кажется ненужным, и понимал - пройдет совсем немного времени, и уже ничего нельзя будет исправить.
        Он забудет даже собственное имя.
        Одна из теней в тумане остановилась неподалеку, и Эрдан, хотя не мог разглядеть ее лица, ощутил на себе взгляд. Тень начала расти, у нее появились крылья, объятые пламенем. Жгучий алый свет разогнал хмарь, но совсем не надолго - он успел лишь мельком увидеть прекрасную птицу с черно-красным оперением, а потом все исчезло, осталась лишь музыка.
        Музыка…
        «Зачем куда-то плыть, когда Великий Шторм все равно тебя настигнет?»
        Казалось, сразу два музыканта соревнуются - кто уведет за собой больше слушателей? Две мелодии то сплетались, то разлетались в разные стороны: одна была громче и злее, другая же словно плакала, просила о чем-то. Эрдан почувствовал себя веревкой, которую двое тянут в разные стороны, и понял, что вот-вот разорвется.
        А потом один из музыкантов сфальшивил.
        Прямо у него над ухом раздался пронзительный звук, настолько громкий, что Эрдан чуть не оглох. Зато сразу после этого волшебный туман рассеялся. Мастер-корабел вновь ощутил под ногами палубу «Невесты ветра» и понял, что фрегат поворачивает в обратную сторону.
        Потому что там, куда они едва не заплыли, обитали самые настоящие сирены.
        По лицу Крейна было трудно понять, что он чувствует. Внешне магус сохранял спокойствие, но Эрдан видел в его глазах танцующие искорки и ощущал, как ~дрожит~ от возмущения «Невеста ветра». Какое чудо спасло их от страшной смерти? Ведь сирены едва не свели с ума всю команду. Еще чуть-чуть, и они бы бросились в море или перебили друг друга, а «Невеста», убаюканная песней морских тварей, продолжала бы плыть по воле волн до тех пор, пока не очнулась бы в ужасе.
        - У всех все в порядке? - крикнул магус, словно не доверяя своим чувствам.
        Те, кого песня сирен застигла на палубе, ответили не сразу - все-таки магия была слишком сильна. Крейн огляделся, словно искал кого-то, и совсем скоро Эрдан получил ответ на вопрос, что именно их спасло.
        - Сандер!
        Матрос заспешил к капитану, пряча сирринг за спиной. Недотепа выглядел донельзя смущенным и оробевшим, словно сделал что-то очень плохое. «Да он же играл все это время!» - вспомнил Эрдан. Крейн взглянул на музыканта так, словно впервые его увидел, а потом тихо проговорил:
        - Спасибо.
        Сандер резко кивнул, дернул плечом и поспешно ретировался. Крейн махнул рукой Эрдану и Умберто, окликнул Джа-Джинни и, чуть помедлив, позвал Эсме.
        Им предстояло решить, что делать дальше.
        Собравшись в каюте капитана, они очень долго молчали. Магус уставился на старую карту, и по его лицу пробегали грозовые облака: отыскать кружной путь было очень сложно. Никто не мог набраться смелости и заговорить первым, но каждый понимал причину случившегося - за исключением разве что Эсме… Хотя ее задумчивый взгляд можно было толковать как угодно.
        Наконец Крейн сказал:
        - Для того чтобы обогнуть Гудо с востока, понадобится не меньше двух недель, но не это главное. Я долго думал, откуда взялось то безымянное чудовище… Оно могло прийти только из моря Кракена. Старые легенды говорят, что в тех краях есть создания, которых боятся даже мерры, что уж говорить о людях. Если мы отправимся этим путем, то вполне можем встретить тварь снова, а может быть, и не одну. Я не вправе подвергать команду такому риску.
        - Западный путь? - несмело предложил Умберто. - Меррский котел опасен, но не до такой же степени…
        - Это семь-восемь недель пути, и нам не хватит припасов, - Крейн скривился. - А если вернуться до какого-нибудь южного порта Окраины, мы застрянем там надолго. После такой неудачи… развернувшись почти у самой цели… даже мне будет трудно вновь отправиться в эти воды.
        - Я сдаюсь! - Умберто поднял руки. - Что же делать?
        - Думать. И хорошенько! Пока что приходит в голову лишь одна мысль - поискать проход среди малых островов к западу отсюда. На это уйдет дней семь. Там вообще-то слишком мелко, но если нам повезет…
        - Нет, это нам не подойдет, - возразил Джа-Джинни. - Сам видишь, сколько рифов обозначено на карте! Если мы застрянем, подмоги ждать неоткуда.
        - Тогда я жду предложений, - сказал магус после долгой паузы. - Только не предлагайте просто взять и вернуться, а то сброшу за борт.
        Он заставил себя пошутить и добился слабых улыбок, но не более того. Эрдан смотрел на своего ученика и видел, что тот и впрямь не знает, что делать. Положение было хоть и не угрожающим, но по-настоящему безнадежным. Мастер-корабел рискнул бы предположить, что все собравшиеся в капитанской каюте думают сейчас об одном и том же: промучившись здесь несколько дней, они отправятся в обратный путь несолоно хлебавши, чтобы повторить попытку после того, как в западных водах закончится сезон штормов и Меррский котел опустеет. Чем бы ни закончилось в итоге их путешествие, вскоре во всех портах заговорят, что Кристобаля Крейна победили сирены. Да, именно такие слухи будут повторять с удивлением и злорадством, потому что людям нравится, когда кто-то сильный вдруг оказывается побежден. Что ж, проигрывать тоже надо умеючи…
        Кристобаль поднял голову, и их взгляды встретились.
        «Или я не прав? - подумал мастер-корабел с внезапным беспокойством. - Неужели ты настолько одержим этим сокровищем, что придумаешь выход из безнадежного положения?»
        Эсме, робко кашлянув, вступила в беседу:
        - Я ничего не знаю о сиренах - кроме того, что они опасны.
        - Их никто не видел, но многие, если верить легендам, слышали, - начал объяснять Джа-Джинни. - Эти твари все время поют, и их песня сводит с ума всех существ, наделенных разумом. Корабли, имевшие несчастье повстречать на своем пути сирен, потом приходят в порт без царапины, но и без единой живой души на борту. Ты, должно быть, почувствовала на себе, как их песня… проникает в душу. Если кому-то удается спастись, на картах ставят отметки, и они обычно не устаревают, потому что сирены никогда не перемещаются на другое место. Я ведь говорил, что этот пролив неспроста так называется… - Он, нахмурившись, замолчал.
        - Но мы решили послушать картографа, - продолжил Эрдан. - А зря.
        Он снова посмотрел на Кристобаля, но тот теперь безучастно глядел куда-то в пустоту. Они совершили ошибку, доверившись Камэ. «А Паучок-то хороша! - подумал Эрдан с невольным восхищением. - Спела нам прекрасную песенку, ничуть не хуже сирены, - мы и поверили!»
        - Не думаю, что Камэ ошиблась, - сказал он. - Сдается, ее замысел изначально заключался в том, чтобы вернуть нас назад… возможно, чтобы мы попросили помощи у Лайры… или у нее самой.
        - Я ни у кого не попрошу помощи, - проговорил Крейн тихим, но уверенным голосом. - Выход должен быть, и мы его найдем.
        - Э-э… так вот я об этом… - Эсме покраснела от смущения. - Раз дело в песне сирен… что, если все заткнут уши?
        Это было просто до безумия. Так просто, что не верилось.
        Эрдан уже открыл рот, чтобы возразить, как вдруг Умберто сказал:
        - Ну да…
        Джа-Джинни почесал затылок и кивнул, а потом и сам мастер-корабел подумал: «Неужели?..»
        - Жаль, мы не узнаем, спасались ли таким образом глухие рыбаки и моряки… - заметил крылан и рассмеялся, увидев растерянное лицо Эсме. - Шучу, шучу! Идея-то и вправду хороша… может сработать…
        Целительница смущенно потупилась. Эрдан взглянул на капитана и сразу же остыл: Крейн смотрел на них добродушно-снисходительно, словно на разыгравшихся маленьких детей.
        - Допустим, для всех вас и сработает, - сказал магус, криво улыбаясь, - но не для меня.
        - Почему? - вырвалось одновременно у Эсме, Джа-Джинни и Умберто, а Эрдан все понял сам мгновением раньше.
        - Ушами-то я ничего не услышу, - пояснил Крейн, вздохнув. - Но ~Невеста~, по сути, сплошное ухо. Поэтому она, сама того не желая, перенесет песню сирен прямо сюда, - он постучал согнутым указательным пальцем по виску, - и подчинится любому приказу, который ей отдаст свихнувшийся навигатор. Думайте дальше.
        Эсме расстроилась, и мастеру-корабелу захотелось ее утешить. Для любого другого капитана, не связанного со своим фрегатом так, как Кристобаль с «Невестой ветра», ее идея была лучше не придумаешь. Наверняка кто-нибудь додумывался до этого и раньше, но почему-то молва не раструбила по всем Островам о столь простом способе защиты от сирен.
        «А что, если…»
        Эрдан почувствовал, что дрожит. Для всей команды и впрямь единственным выходом из положения было заткнуть уши. Значит, требовалось придумать что-то для капитана.
        - На саму «Невесту» песня не действует, верно? - негромко спросил мастер-корабел.
        Крейн кивнул:
        - Совершенно верно. Она вообще не понимала, что это место опасно… ну, теперь-то она туда ни за что не пойдет. Думаю, даже мой приказ не заставит ее попытаться еще раз. Все очень серьезно.
        - Серьезней некуда. Э-э… Кристобаль, ты в самом деле не хочешь повернуть обратно и пройти западным путем, когда закончится сезон штормов?
        Магус снова кивнул и прищурился - он почувствовал, что Эрдан уже что-то придумал.
        - Так ты хочешь двигаться вперед… любой ценой? Поразмысли хорошенько, прежде чем отвечать.
        - Что тут размышлять? - тотчас же отозвался Крейн с легким раздражением. - Я не намерен приносить кого-то из вас в жертву сиренам. А в остальном - да, конечно. Я сам готов заплатить любую цену, потому что это была моя затея.
        «Ты научился взвешивать каждое слово, мой мальчик».
        - Тогда слушай меня внимательно…
        Он говорил довольно долго, разъясняя все детали своего непростого замысла, очень осторожно подбирая слова, чтобы «Невеста» не встревожилась раньше времени, - и краем глаза видел, как все больше вытягиваются лица Умберто, Джа-Джинни и особенно Эсме. Крейн оставался бесстрастным, лишь слегка побледнел. Он ни разу не перебил мастера-корабела, и тот с каждым словом убеждался: да, все получится. Но вот о том, что случится после этого, он даже думать боялся.
        - Вот такой план, - закончил Эрдан. - Мне кажется, другого выхода нет.
        Джа-Джинни шумно вздохнул:
        - Полное безумие! Все равно что соваться в логово чудовища без оружия…
        - Если чудовище слепое и тупое - может сработать, - неуверенно пробормотал Умберто. - А сирены только и делают, что поют. Они неразумны, это точно.
        Эсме ничего не сказала.
        - Ты в самом деле сможешь соорудить эту штуку? - спросил Крейн, когда молчание стало тяготить всех. - По описанию все вроде просто, но ты же никогда ничем подобным не занимался.
        Эрдан не успел ответить, как снова раздался голос Умберто:
        - Я смогу. Эта «штука» здорово напоминает охотничьи ловушки, которые мы делали с отцом.
        - Тогда решено, - сказал магус и улыбнулся. - Приступайте.
        - Безумие… - почти беззвучно проговорил Джа-Джинни.
        Эрдан вдруг почувствовал холод, словно в каюте появился сквозняк; он вздрогнул и запретил себе думать о будущем. Впереди была долгая ночь, а работу предстояло проделать нешуточную.
        Безумие? Что ж, Крейн ничуть не обижался, когда его называли чокнутым, даже наоборот - ему это льстило. Правда в том, что хорошая команда всегда подобна своему капитану как в добродетелях, так и в недостатках, а команда «Невесты ветра» была на редкость хороша. И все-таки за долгие-долгие годы Эрдан впервые ощутил в себе некую сумасшедшинку, потому что только ненормальному могло прийти такое в голову.
        - Пойдем, Умберто, - позвал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. - Нужно подобрать подходящий трос… Наверное, придется поэкспериментировать, чтобы найти нужную толщину.
        - Да уж, подбирайте внимательно! - попросил магус, и от его усмешки Эрдан вздрогнул.
        Они отправились в трюм. Джа-Джинни захотел полетать, а Эсме тихонько ушла в свою каюту; Крейну же предстояло отвлекать внимание «Невесты ветра» и просчитывать изменение курса.
        К утру все было готово.
        - Яхочу, чтобы на палубе не осталось ни одного матроса, - говорил Крейн очень спокойно и убедительно. - Мы попытаемся снова пройти сквозь пролив, и если никто из вас не решит послушать пение сирен, то никакая опасность нам не грозит.
        - Но тогда мы могли бы на них посмотреть! - послышался чей-то голос. - Вдруг они и впрямь красавицы, как в легендах?
        - Красавиц будешь искать в портах, - сказал Крейн. - Все вон с палубы, это приказ.
        Моряки повиновались. Кто-то посмеивался, кто-то ворчал, но после встречи с глубинным ужасом - так они стали называть то чудовище, что едва не погубило «Невесту», - и без того высокий авторитет капитана в их глазах взлетел до небес. Прикажи Крейн, наоборот, отправиться на битву с неведомыми тварями прямо сейчас, никто бы не отказался. При условии, конечно, что он и сам будет сражаться в первых рядах.
        Когда последний матрос исчез в недрах фрегата, капитан обратился к целительнице:
        - Эсме?
        Девушка стояла поодаль, теребя кончик шарфа; ее бледное лицо выдавало сильнейшее волнение. В ответ на оклик Крейна она покачала головой:
        - Я останусь.
        - И ослушаешься приказа? - поинтересовался магус. - Серьезно?
        - Тебе может понадобиться моя помощь! - торопливо прибавила целительница. - Мало ли, вдруг… что-то сработает не так, как надо?
        «Она права», - подумал Эрдан, но промолчал. Не отвлекаясь от работы над странной конструкцией, которую они сооружали вдвоем с Умберто, мастер-корабел краем глаза следил за Кристобалем и с трудом сдержал вздох облегчения, когда тот кивнул, соглашаясь.
        - Ветер меняется, - сказал магус, направляя разговор в другое русло. - Поторопитесь, а то как бы мы не застряли в проливе - и тогда нам конец.
        Все было почти готово. Они развернули один из стрелометов и направили его на среднюю мачту.
        - А как же мы… - начал Умберто и растерянно замолчал.
        Эрдан призадумался над невысказанным вопросом, но тут Крейн, будто случайно, подошел к средней мачте и прислонился к ней. Острие гарпуна оказалось нацелено ему в голову, и «Невеста» тотчас же заволновалась. Эрдан почти почувствовал, почти услышал, как Кристобаль успокаивает корабль, и сразу вслед за этим ощутил на себе взгляд «Невесты», исполненный подозрительности. Фрегату было не догадаться, что произойдет в самом скором времени, потому что никто из них не желал зла капитану.
        И все-таки то, что они делали, могло стоить ему жизни.
        «Только бы не ошибиться…»
        Они возились с веревками, закрепляя хитроумную паутину так, чтобы все зависело от одной-единственной веревки, чью толщину они с Умберто скрупулезно просчитывали всю ночь. Крейн наблюдал, изредка давая советы таким спокойным тоном, словно его это вовсе не касалось:
        - Осторожнее с лампой, а то она погаснет…
        Наконец они закончили. Теперь нужно было сделать нечто сложное и простое одновременно. Умберто, мрачный и задумчивый, поклонился капитану и нырнул в трюм. На палубе остались четверо - Эсме, Эрдан, Джа-Джинни и сам Крейн.
        - Даже не мечтай загнать меня туда! - строптиво заявил крылан.
        - Как хочешь… - Крейн пожал плечами.
        Он заранее проинструктировал Бэра, который должен был на всякий случай отобрать у матросов оружие и хорошенько спрятать, а уж о том, чтобы они заткнули уши, предстояло позаботиться Умберто. На мгновение магус замер, словно прислушиваясь к чему-то.
        - Что дальше, Эрдан? - спросил он безразличным тоном.
        - Сам знаешь… - проворчал мастер-корабел. - И давай-ка побыстрее!
        Магус фыркнул и снова подошел к мачте. Он завел руки за спину, давая Эрдану возможность связать себя; острие гарпуна теперь смотрело ему точно в лоб. Корабел вязал узлы за узлами, лишая капитана возможности шевелить пальцами, и думал, что Крейну сейчас достаточно одного взгляда, чтобы положить этому конец.
        «Странно, но я этого почти желаю…»
        - Про глаза не забудь, - проговорил магус, почувствовав его смятение.
        Эрдана эти слова еще больше выбили из колеи. Поэтому, когда внезапный ветер вырвал у него из пальцев заранее приготовленный черный платок, корабел на мгновение застыл, не понимая, что делать.
        Джа-Джинни встрепенулся и раскрыл крылья, но платок уже исчез в море. Они переглянулись, и Крейн негромко рассмеялся.
        - Что будем делать? - поинтересовался крылан. - Надо отыскать подходящую тря…
        - Ничего не надо, - хмуро перебила Эсме. - Вот, держите.
        Она стянула с головы свой зеленый шарф и протянула Эрдану, но мастер-корабел не успел его взять.
        - Сама, - сказал Крейн со странным выражением лица.
        - Это приказ? - поинтересовалась целительница, продолжая хмуриться.
        - Просьба.
        Чтобы завязать фениксу глаза, девушке пришлось встать на цыпочки и почти обнять его - отпрянув, она сильно покраснела, но Крейн этого уже не увидел. Эрдан пристально наблюдал за обоими, с каждой секундой все больше убеждаясь, что его подозрения оправданны и грядет одно из самых трудных испытаний, какие только могут случиться с навигатором фрегата.
        Впрочем, еще неизвестно, переживут ли они встречу с сиренами.
        - Давай, Эрдан, - сказал магус. - Мы приближаемся. И не забудьте заткнуть уши!
        Он знал, что никто об этом не забудет. Эрдан опустился на колени рядом с машиной для отложенного убийства, чья схема возникла в его голове совершенно случайно и оказалась похожей на древние часы. Тонкая палочка, уложенная на специальной подставке, поджигается с одного конца, и, когда она догорает до нужного места, лопается нить, удерживающая свинцовый шарик, который со звоном падает на металлическую подставку. Только и всего. Как признался Умберто, его отец придумал похожую «штуку», охотясь на диких зверей… Но пока все это оставалось лишь теорией. Точнее, ширмой, предназначенной для «Невесты», и до поры она действовала - но теперь, зажигая огонь, Эрдан почувствовал, как беспокойство фрегата нарастает.
        - ?~
        Дело сделано.
        Когда прогорит и лопнет веревка, удерживающая спусковой крючок стреломета, он выстрелит и, конечно, попадет в цель, если до тех пор фрегат не проскочит пролив, воспользовавшись попутным ветром.
        - Вот… - сказал корабел, тяжело поднимаясь с колен. - Теперь все зависит от нее.
        - Знаю! - нетерпеливо зарычал капитан.
        Внутри «Невесты ветра» нарастала протестная волна - она поняла, что ее обманули, что на борту произошло нечто ужасное и жизнь капитана оказалась в опасности. Хотя сирены были уже совсем близко, гораздо б?льшая опасность им угрожала со стороны одураченного фрегата, чья ярость порою принимала пугающие формы. Крейну и то не всегда удавалось сразу успокоить «Невесту», а уж сейчас, когда он и с собой совладать не сумеет…
        Эрдан рассчитывал лишь на то, что «Невеста» сначала преодолеет необходимое расстояние.
        «Давай, ты сможешь. А потом делай со мной что захочется».
        - Сделает! - улыбнулся Кукольник. - Ты знаешь, на что она способна в гневе.
        Где-то далеко-далеко раздался крик:
        - Уши!!!
        Палуба, как вдруг заметил мастер-корабел, опять оказалась затянутой туманом. Руки Эрдана действовали помимо его воли: поднялись и сунули заранее приготовленные затычки сначала в одно ухо, потом - в другое…
        Кукольник исчез.
        Наступила тишина.
        Эрдан понял, что поддался магии сирен всего на миг, потому что ни Эсме, ни Джа-Джинни даже не успели испугаться. Они последовали совету Кристобаля заблаговременно, и теперь он оставался на борту «Невесты ветра» единственным, кто успел хоть ненадолго услышать песню сирен во второй раз.
        Эрдан чувствовал присутствие фрегата в своем сознании: «Невесты» хватало и на то, чтобы нестись вперед с такой скоростью, что неслышный ему ветер, должно быть, выл и свистел в парусах, и на то, чтобы пристально всматриваться в мастера-корабела, словно спрашивая: «Как же ты мог?!»
        По счастью, она не обладала даром речи, даже мысленной.
        Иначе ему было бы гораздо сложнее…
        Кристобаль, связанный и совершенно беззащитный, улыбался - что он видел сейчас, с кем говорил? Под повязкой полыхнуло алым, показались искры. «Быстро, слишком быстро». Впрочем, это не имело значения: даже если первопламя проснется прямо сейчас, оно не сумеет вырваться на волю. Гораздо хуже было то, что видения, посланные магусу сиренами, сбивали с толку и фрегат.
        Эрдан отвернулся; смотреть на капитана в таком положении было выше его сил. Пролив Сирен стремительно приближался, и все-таки мастер-корабел с возрастающим беспокойством поглядывал на веревку, под которой горела лампа. «Ты не можешь не успеть. Ты не имеешь права не успеть!» Фрегат не ответил ему - корабел не ощутил ни злости, ни чего-нибудь еще. Один лишь холод.
        Холод…
        Кто-то тронул его за руку - это оказалась Эсме. Целительница почувствовала, что корабелу плохо, и решила поддержать его, потому что к капитану она не могла даже прикоснуться. «А если он ворвется в наши головы?» - вдруг с ужасом подумал Эрдан и тотчас же понял: этого не будет. Если что-то осталось от железной воли Кристобаля, он такого не допустит.
        Эсме сжала его ладонь и указала куда-то вперед. Крылан, так и не поднявшийся в воздух, тоже смотрел в ту сторону.
        Сначала Эрдан ничего не увидел, а потом…
        Над поверхностью моря были натянуты тончайшие струны; они отсвечивали в ярких лучах полуденного солнца всеми цветами радуги. К чему крепились верхние концы струн, оставалось загадкой - они уходили в небо, теряясь в вышине. Что до нижних, подводных, концов, то Эрдан разглядел в глубине что-то темное и привычно потянулся к «Невесте», чтобы она рассмотрела получше, но в ответ ощутил все тот же холод. Он не сдержал горькой усмешки: что ж, какая теперь разница? Быть может, там и впрямь обитают загадочные чудовища, а быть может - перед ними одна из машин Основателей, забытая и сломанная. В любом случае они первые за много сотен - тысяч? - лет, кто воочию увидел сирен и сумел их победить. И будь Кристобаль заурядным капитаном, к этой победе не примешивалась бы изрядная доля печали и стыда. Даже при том, что они ничего не слышали, зрелище оказалось попросту завораживающим. Легко было представить себе, что перед ними некий музыкальный инструмент.
        Арфа.
        Арфа Великого Шторма.
        - Погоди, вы еще не проскочили! - проговорил Кукольник, невероятным образом оказавшийся у него за спиной.
        Эрдан, вздрогнув всем телом, обернулся. Время потекло очень медленно, словно старый темный мед с крупинками сахара, словно смола, - и он почувствовал себя беспомощной мухой, застрявшей в янтаре.
        Веревка, удерживающая спусковой крючок стреломета, еще не прогорела до конца, но начинает рваться - Эрдан видит, как грубые волокна лопаются одно за другим, и ему слышится где-то вдалеке безумный смех. Он не в силах пошевелиться, будто скован по рукам и ногам, и только смотрит на это ужасающее зрелище.
        Джа-Джинни и Эсме ничего не замечают - им не оторвать глаз от исполинской арфы, которая осталась за кормой. Она уже достаточно далеко, и можно все закончить, но Эрдан по-прежнему стоит без движения.
        Последняя ниточка, не толще волоса.
        Мастер-корабел зажмурился.
        Короткий свист полета стрелы, удар железа о… дерево.
        Уже потом Эрдан понял, что звуки ему пригрезились: он не вытащил затычки из ушей и не мог ничего слышать. И все же они действительно раздались. Гарпун вонзился в мачту, лишь самую малость оцарапав Крейну правое ухо.
        Они ошиблись в расчетах. Они промахнулись.
        Это был самый удачный промах за все годы, что «Невеста ветра» провела в море.
        Магус застыл: огонь уже упокоился, и он полностью владел собой, поэтому с помощью «Невесты» должен был видеть и понимать, что произошло. Эрдану показалось, что он услышал мысленный возглас: «Так и будете стоять? Развяжите меня!» - но потом вернулся холод, и сознание фрегата отдалилось. «Невеста» не желала больше знать своего мастера-корабела.
        На негнущихся ногах он подошел к мачте и перерезал веревки.
        Эсме уже бежала к капитану, который снимал повязку с глаз. Зеленый шарф был чуть-чуть запачкан в крови. Целительница, не говоря ни слова, протянула руку, и Крейн покорно наклонил голову, чтобы она могла залечить его ухо.
        Губы Джа-Джинни шевельнулись, и Эрдан только тогда сообразил, что все еще ничего не слышит.
        «Тебе стоит только захотеть. Я всего лишь мелкая рыбешка, которая поплывет к тебе в пасть по первому зову. Ну? Накажи меня, я чуть не убил твоего капитана. Сделай что-нибудь!»
        Ничего не произошло.
        - …Промахнулись? - спросил крылан. - Ведь вы с Умберто вроде все рассчитали?
        - Ты бы хотел, чтоб гарпун попал в цель? - хмуро поинтересовался Эрдан. После долгой тишины звуки казались слишком громкими и резкими, они причиняли боль. - Он вообще не должен был выстрелить.
        - Странно как-то… - пробормотал крылан, слишком обеспокоенный, чтобы обратить внимание на обидные слова Эрдана. - Как будто кто-то за нами наблюдал. Великий Шторм… Надеюсь, на обратном пути не придется повторять все сначала? Ведь мы пойдем другой дорогой, так?
        - Так, - откликнулся Крейн. Эсме как раз закончила исцеление, и он недоверчиво ощупал ухо. - Что ж, неплохое приключение. Отменный получился… промах.
        - Я не знаю, почему так случилось, - устало сказал Эрдан. Ему внезапно сделалось совершенно безразлично, что произойдет потом. - Надо вытащить его…
        Пробормотав что-то утвердительное, магус потянул за древко гарпуна, и тот вышел из мачты с отвратительным чмокающим звуком. Рана начала затягиваться; ее, конечно, заметят, но не станут задавать лишних вопросов. Крейн отшвырнул гарпун и со странным выражением лица посмотрел назад - туда, где осталась Арфа. Что он видел под воздействием магического безумия, навсегда останется его тайной, и Эрдан сомневался, что магус захочет когда-нибудь об этом рассказать.
        Свершилось. Они победили сирен.
        «Заступница, как я устал…»

* * *
        Он лежал на дне океана.
        Где-то в зеленой вышине тускло мерцал солнечный диск. Здесь было хорошо - никто не гнался следом, не задавал странных и глупых вопросов. Здесь можно было даже забыть собственное имя. Почему он вообще что-то видит и слышит, Эрдан не задумывался: в конце концов, никто не возвращался из царства Великого Шторма, чтобы рассказать, как именно тот поступает с душами погибших в море. Никаких, значит, крабов… Может, он помещает души в раковины, и они тысячу лет лежат на дне? Почему бы и нет…
        Пока он неспешно размышлял, солнечный диск превратился в чье-то лицо. Оно было сосредоточенным и хмурым; белки темных глаз сильно покраснели, поджатые губы выдавали легкую растерянность.
        - Это странно! - сказал смутно знакомый голос. - Я ручаюсь за то, что исцелил его полностью, но почему же он не приходит в себя?
        - В этом нет твоей вины, - ответил другой голос, тоже знакомый. - Просто ему нужно время, чтобы очнуться полностью. Мастер Эрдан! Просыпайтесь!
        На дне было хорошо, прохладно и спокойно. Он не хотел вспоминать прошлую жизнь и не намеревался просыпаться, сколько бы его ни звали. Но отрешиться полностью от их разговора все-таки не удавалось.
        - Хм. Знаешь, Кристобаль, я понял. Уж не знаю, отчего наш мастер сиганул с маяка, но жить ему определенно не хочется. Ты чувствуешь?
        Послышался тяжелый вздох.
        - Чувствую, но не понимаю. Ладно, давай еще немного подождем.
        Нет-нет. Прочь! Пусть ждут сколько угодно, он никуда отсюда не уйдет. Стоило так много лет искать покоя, чтобы в конце концов обнаружить его на океанском дне… Если бы он знал об этом раньше, то воспользовался бы обрывом, где часто проводил ночи в бесплодных терзаниях. Все, решено. Он будет лежать здесь, потому что так решил Великий Шторм.
        - Вот только его не надо приплетать! - Крупная рыбина с разноцветными глазами и довольно-таки нахальной мордой зависла прямо перед ним, и Эрдан понял, что не может отвернуться, не может зажмуриться, не может спрятаться от ее взгляда. - Делать нечего Великому Шторму, кроме как устраивать каждую заблудшую душу в отдельную раковину! А ну, вылезай оттуда!
        Еще чего. Он все-таки закрыл глаза - и стало темно.
        Но тварюшка никуда не делась.
        - Давай поразмыслим вместе над тем, что произошло, - сказала она чуть спокойнее. - Ты получил жестокий урок, да, но ведь это не повод кидаться вниз головой с высоченной башни! Уж поверь, я знаю толк в жестоких уроках. Всегда есть выход, а если кажется, что его нет, - значит, надо искать получше.
        Ребячество! Он мог бы объяснить странному созданию, что это и был единственный выход, но чувствовал: говорить нельзя. Стоит проронить хоть слово - и блаженному уединению конец.
        Хотя какое это теперь уединение…
        - Нет, так не пойдет!
        Раздавшийся вслед за этим странный звук вынудил его приоткрыть один глаз: оказалось, рыбина быстро росла, ее тело вытягивалось и распухало, приобретая знакомые очертания: закругленная корма, вытянутый нос, тупой таран. И наконец он понял, что смотрит из-под воды на огромный фрегат. Ну и пасть была у этого корабля! Настоящий бездонный водокрут, готовый весь мир в себя засосать.
        - Просыпайся, я кому сказал!
        Голос был хорошо знаком, но вот интонация…
        «Это что-то новенькое. Кто тебе дал право так со мной разговаривать?»
        - Как хочу, так и говорю! Просыпайся, несчастный трус!
        Трус?
        «Да как ты смеешь? Я за всю свою жизнь ни разу не…»
        - …Не дал повода назвать себя трусом, - хрипло проговорил мастер-корабел и открыл глаза.
        Он лежал на узкой койке в чистой и светлой каюте; рядом сидел Кристобаль Фейра, взъерошенный и не выспавшийся. Во взгляде, который магус устремил на Эрдана, светилось озорство.
        - Охотно верю, - сказал он. - Потому и решил прибегнуть к крайним мерам.
        - Ну и дурак… - беззлобно выдохнул Эрдан и с большим трудом приподнялся на локтях. Он ощутил слабость, словно пролежал в постели не меньше недели, но не могло же на самом деле пройти так много времени! - Где мы? Куда ты меня увез?
        Кристобаль неопределенно махнул рукой:
        - Мы где-то… в океане.
        - Как далеко от Облачного города?
        - В четырех днях пути.
        Вот как. Все-таки он достаточно долго пробыл без сознания, хотя там, на дне, течение времени вообще не ощущалось - могла пройти хоть тысяча лет. Интересно, догадывается ли молодой магус, в какую историю оказался замешан, кому перешел дорогу?..
        - Зачем ты меня спас? - хрипло спросил Эрдан. - Мы же расстались.
        - Я отвечу только после того, как ты объяснишь по-человечески, зачем кинулся в воду, - ответил Кристобаль, и в его глазах мастер-корабел увидел знакомое упрямство.
        Многообещающее начало разговора: если они так и будут ставить друг другу условия, то беседа продлится долго.
        Что ж, иногда лучше поддаться.
        - Я расскажу… - медленно проговорил мастер-корабел. - Только учти: тебе это совсем не понравится. Возможно, ты захочешь бросить меня за борт, когда узнаешь всю правду.
        Магус только хмыкнул в ответ, но на лице у него было написано: «Захочу - и брошу. Как-никак я тут главный».
        - Ты немало обо мне знаешь, - сказал Эрдан. - Поэтому обойдемся без предыстории. Меня, как ты слышал, считают лучшим корабелом Империи за последние две сотни лет, но это неправда. Я не совершил ничего выдающегося, за исключением одного случайного открытия. Скажи, ты когда-нибудь выгонял кого-то из команды?
        Магус покачал головой.
        - Но ты наверняка знаешь, что это непростое дело… Да, вижу, что знаешь. Чтобы кто-то ушел с фрегата, нужно согласие навигатора и самого рыбокорабля. Если фрегат заартачится, ничего сделать нельзя. Принято считать, что в этом случае навигатор должен разобраться в собственных побуждениях и понять, что же ему нужно на самом деле. Но в жизни, конечно, все обстоит куда сложнее, и ты рано или поздно с этим столкнешься… Так вот, многие навигаторы хотели бы научиться рвать связующие нити и протягивать их, приказывая кораблю, а не уговаривая его. Однако мало кто при этом задумывается, что нить между матросом и фрегатом не так уж сильно отличается от нити между фрегатом и навигатором. Значит, если найдется способ разорвать первую, то и вторая может пострадать. - Эрдан ненадолго умолк. - Я нашел этот способ. Я первый понял, что надо делать. Хотя, быть может, я всего лишь оказался первым тщеславным идиотом, который не сумел промолчать и все рассказал тому, кто меньше всех годился для роли хранителя подобных секретов.
        Магус сильно побледнел.
        - У меня было много учеников - корабелов и навигаторов. Среди первых выделялся некто Чейн, а вот среди вторых… Хм, это забавная история. Он пришел в школу инкогнито, долгое время жил вместе с другими молодыми учениками, ничем не выдавая своего благородного происхождения. Он обладал прилежанием и бесспорным талантом, чьи новые грани открывались едва ли не каждый день. Я проникся к нему уважением и даже слегка завидовал, а потом вынужден был признать: он лучший мой ученик и, возможно, лучший навигатор Десяти тысяч островов. Время шло, его обучение почти закончилось. Однажды…
        Однажды его пригласили во дворец, на прием к капитану-императору. До этого Эрдана называли лучшим корабелом, но должность первого мастера императорского флота занимал некто Рейстеф. Эрдан не был знаком со своим предшественником и не мог сказать о нем вообще ничего - ни плохого ни хорошего. Он просто учил и не стремился занять столь высокий пост. Приглашение принес курьер в богатой одежде, и Эрдан долго думал, перед тем как дать согласие. Его приглашают во дворец? Для чего?! «Не стоит отказываться, - сказала Клара. - В конце концов, ты ничего не теряешь».
        Он потерял все. Но немного позже.
        - Наверное, ты уже понял, что было дальше. Во дворце я долго вертел головой в поисках капитана-императора среди разряженных в пух и прах придворных, но безуспешно. Потом меня попросили пойти в библиотеку, и там оказался - да, тот самый человек, мой ученик. Его величество капитан-император Аматейн. Я немного оробел, а он был учтив и скромен, как и полагается ученику. Он предложил мне занять должность главного корабела - это сейчас я понимаю, что освободилась она не случайно, - и еще немало чего наобещал. Я и растаял как снег весной. Ему не понадобилось много времени и усилий, чтобы вытянуть из меня тайну связующих нитей…
        Эрдан замолчал; Кристобаль тоже не издал ни звука. О том, что случилось дальше, им обоим было больно не только говорить, но и вспоминать.
        Почти все мужчины в немногочисленном семействе Фейра обладали талантом навигатора, что вызывало зависть других кланов. Ко всему прочему, Фейра были такими умелыми навигаторами, что им почти не требовалось учиться, на все хватало природного чутья. Эрдан отлично знал, на что способны Бастиан, старший брат Кристобаля, и сам Марко Фейра, Пламенный Князь. Их корабли, «Морская волшебница» и «Ведьма глубин», слыли лучшими фрегатами в империи, и вполне заслуженно.
        Впрочем, «Невеста ветра» превзошла бы их.
        - Теперь ты знаешь, что часть вины за гибель твоего отца и брата лежит на мне. Да, я научил Аматейна, как разорвать узы, и он не сдержал обещания… а, что теперь говорить. Прости меня.
        Лицо Кристобаля превратилось в мраморную маску, под полуприкрытыми веками полыхнуло алым. Воспоминания на несколько мгновений завладели им полностью, но магус сумел с ними справиться и угомонил в себе первопламя, а потом произнес очень тихим голосом:
        - Это глупо - винить себя за то, что сделал кто-то другой.
        Эрдан ждал чего-то в этом роде: слова были для него не важны, но интонация - другое дело. Мастер-корабел чувствовал всю глубину горя человека, потерявшего свою семью, и хотел понять, насколько тот искренен.
        - Ты не виноват, - сказал Кристобаль. - Я верю…
        И в этот миг произошло нечто странное.
        Сила, не имевшая названия, затопила Эрдана так, что он сам себе показался похожим на переполненный кувшин, тронь - прольется. А что же внутри? О-о, великое множество самых разнообразных чувств: боль, тоска, предвидение беды - и радость встречи с теми, кого он уже не надеялся увидеть… Но были и другие чувства.
        «Заступница, что со мной происходит?»
        «Верю!»
        Короткое слово раскатилось долгим эхом под невидимыми сводами, проникло глубоко в его сознание, отпечаталось там навеки. Звуки не несут в себе такой силы, но, быть может, все дело в том, с чьих уст они слетели? Наверное, корабел выглядел по-настоящему ошарашенным, потому что молодой капитан добродушно усмехнулся и прибавил:
        - Разве это так сложно понять? Я знаю, что произошло, я… видел. Видел и запомнил. А еще я знаю тебя… иногда даже кажется, лучше себя самого. Твои мысли и терзания мне знакомы так, словно это именно я бросил жену и дочь и ушел в никуда, почти что сошел с ума при одной лишь мысли, что отдал страшное оружие в руки такого человека, как Аматейн. Я не оправдываю тебя, но и не обвиняю.
        Эрдан молчал - ему нечего было сказать.
        - Так ты поэтому меня спас? - спросил он наконец.
        Магус вздохнул.
        - Ты бывал когда-нибудь на острове Тилия? - спросил он совсем другим тоном. - Это к западу отсюда.
        - Нет… - растерянно отозвался корабел. - А что?
        - Да ничего, - Кристобаль пожал плечами. - Просто мне вдруг показалось, что ты захочешь проведать там некоего торговца по имени Арит. Точнее, его жену и приемную дочь, чьи имена тебе хорошо известны. Они скучают по тебе, насколько я знаю. Хоть прошлого не вернуть, они все равно скучают.
        Эрдан закрыл глаза.
        - К-какие силы привели т-тебя на Рокэ? - спросил он еле слышно. - Что… кто ты такой, человек или посланец Заступницы? Зачем ты все это делаешь?
        - Кто я такой? - послышался веселый голос Кристобаля. - Хороший вопрос. Я дважды умирал, трижды менял имя, да только все еще не понял, кто я такой и чего стою… Но ты ведь сам учил, мастер, - капитан в ответе за фрегат и команду, он должен делать так, чтобы им было хорошо.
        - Команду? - ошеломленно повторил Эрдан и, лишь услышав смех магуса, почувствовал нечто, до сих пор ускользавшее от его внимания.
        Нить.
        Не толще паутины, еле заметная, полупрозрачная связующая нить.
        Он ведь оборвал ее сам, когда уходил…
        - Я взял на себя смелость ответить на вопрос, который ты не осмеливался задать самому себе даже в мыслях. В конце концов, если ты захочешь, разорвать ее снова не составит труда. Но это будет потом, а пока - добро пожаловать на борт, мастер-корабел!~

* * *
        Последние две недели их путешествия тянулись невыносимо долго. Преодолев пролив Сирен, «Невеста ветра» словно перешла и другую, незримую границу. Здесь даже солнце светило иначе: оно поднималось над горизонтом медленно, лениво и истекало медово-золотистым светом, будто смолой. Попутный ветер нес фрегат вперед, так что команда б?льшую часть времени бездельничала. Матросы собирались в кубрике или на палубе, пели или играли в карты, а когда надоедало, принимались рассказывать истории.
        Эрдан скучал сильнее остальных. Он по-прежнему чувствовал отчужденность со стороны «Невесты», но теперь к этому добавилось и плохое настроение Эсме: целительница чаще разговаривала с ларимом, чем с кем-либо другим. С ней что-то происходило, и мастер-корабел ничем не мог помочь, а говорить об этом капитану было бы последней глупостью.
        Крейн проводил дни в каюте, а ночи - на палубе. Эрдан однажды застал его там, когда ему самому не спалось; оба долго наблюдали за изменившимся рисунком созвездий, но так ни слова друг другу и не сказали.
        Когда на горизонте показались острова в туманной дымке, всем стало понятно: долгий путь близится к концу.
        …Крейн сказал:
        - Мелководье. Какая досада.
        «Невеста ветра» встала на якорь еще утром. Подступы к острову - точнее, архипелагу - Зеленого Великана защищали рифы, и фрегат не мог двинуться с места, не рискуя повредить дно. Возможно, где-то и был подходящий путь, достаточно широкий и глубокий, но они рисковали потратить на поиски целую вечность.
        - Что мы предпримем? - поинтересовался Умберто.
        Эрдан, стоявший рядом, подумал: «Рифы? Какая мелочь. Он не остановится, конечно».
        - Я велел ~Невесте~ приготовить лодку, - ответил Крейн. - Задержимся на сутки, пока она отрастит большой парус, а потом двинемся дальше небольшой компанией и будем исследовать главный остров, пока не найдем то, что нам нужно.
        Эрдан нахмурился:
        - Это может быть опасно…
        Магус только хмыкнул, как бы говоря: «Чего же стоит бояться, если рядом буду я?» - и ушел к себе в каюту. Умберто проводил его мрачным взглядом и проворчал, не скрывая обиды:
        - Кракен меня раздери… Он не возьмет меня с собой на острова, вот увидишь.
        - Отчего ты так решил? - спросил Эрдан.
        - Вот увидишь! - упрямо повторил парень. - Так и будет. Клянусь Штормом! Стоило тащиться в такую даль, чтобы остаться с носом, сидеть тут и сходить с ума от скуки…
        Умберто был сердит на Крейна, и Эрдан мог лишь догадываться о причине. Когда молодой моряк ушел, продолжая что-то бормотать себе под нос, мастер-корабел по привычке положил ладони на фальшборт, но ощутил лишь шершавое безжизненное дерево. Он почувствовал себя таким одиноким, словно во всем мире больше не осталось ни человека. Он огляделся в поисках кого-нибудь, с кем мог бы поговорить, и увидел Эсме и Джа-Джинни. Крылан и целительница были увлечены разговором - о чем-то спорили, смеялись, - и корабел не стал им мешать. Вместо этого он отправился к Крейну.
        Стучать в дверь пришлось трижды, пока та не соизволила открыться. Магус удивленно поднял брови, увидев его, но Эрдан не дал ему сказать ни слова.
        - Возьми меня с собой, - попросил он.
        Крейн помрачнел:
        - Может, зайдешь?..
        - Возьми, - повторил мастер-корабел, не переступая порог. - Уж не знаю, кого ты собираешься включить в свою «небольшую компанию», но одно свободное место там точно должно найтись.
        Магус, устало вздохнув, потянул Эрдана за рукав и заставил войти в каюту; когда дверь закрылась, он негромко произнес:
        - Это может быть опасно.
        - Чего ты боишься? Зеленых великанов? - поинтересовался корабел с иронией. - Или тех, кто, вероятно, до сих пор охраняет сокровище?
        - И тех и других, - серьезно ответил Крейн. - Но особенно я боюсь Двуликой госпожи.
        - Она же… - начал Эрдан и осекся. Нельзя было позволять магусу увести разговор в другое русло. - Кристобаль, я не часто тебя о чем-нибудь прошу, но сейчас - особый случай. Пожалуйста…
        - Хорошо, хорошо! - Крейн поднял руки. - Сдаюсь. Поедешь завтра вместе со мной, Эсме и матросами.
        Эсме…
        - Ты берешь ее с собой, хотя и подозреваешь, что нам может угрожать опасность? - удивленно спросил Эрдан. - Как это называется?
        - Это называется предчувствие, - усмехнулся Крейн. - Я сумею ее защитить от чего угодно, а вот если…
        - Если с тобой будет еще и старик, то все усложнится, - перебил мастер-корабел. - Да, пользы от меня никакой. Но нет ли у тебя предчувствия и на мой счет, а?
        Магус несколько секунд смотрел ему в глаза, не мигая.
        - Ты мне нужен, - сказал он мягко. - И всегда будешь нужен.
        - Кристобаль, я…
        Крейн поднял руку, вынуждая его замолчать:
        - Мы поедем туда вместе. Ты попросил - я согласился.
        - Вот и славно, - подытожил мастер-корабел, развернулся и вышел из каюты, спиной ощущая тяжелый взгляд Кристобаля Крейна, последнего из рода Фейра, своего лучшего ученика.
        Наутро рядом с «Невестой ветра» покачивалась на волнах симпатичная лодка, белая как снег. Места в ней с лихвой хватало для десятерых, и Эрдан увидел в глазах Умберто надежду, которая, впрочем, быстро погасла. Крейн принял решение: в маленькое путешествие отправлялись он сам, целительница, корабел и трое матросов.
        Ах, да - еще ларим.
        - Умберто, ты остаешься на борту вместо меня, - сказал капитан, и молодой моряк кивнул, не скрывая досады. - Джа-Джинни… Если возникнет необходимость, тебе будет проще отыскать нас, поэтому я бы предпочел, чтобы ты остался.
        - Я сам хотел об этом попросить, - крылан склонил голову без тени недовольства. - В густом лесу я был бы обузой.
        Магус продолжил наставления. По мере того как он говорил, лица желавших отплыть вместе с ним, чтобы полюбоваться красотами южных земель, постепенно светлели: капитан разрешил в свое отсутствие посетить другие острова, поменьше и расположенные гораздо ближе к месту стоянки «Невесты ветра». Это обещало оставшимся на борту хоть какое-то развлечение, и они немного повеселели.
        «А что же ожидает нас?» - спросил себя мастер-корабел и не смог ответить. Острова были так прекрасны с виду, что думать об опасности не хотелось, но разве красота не оборачивается часто своей полной противоположностью?..
        Они перешли на лодку, куда уже погрузили все необходимое. Эсме всячески старалась не показывать своего волнения, и получалось у нее не так уж плохо. Предстоящее приключение заставило целительницу позабыть о грустных мыслях, что красноречиво отражалось на ее лице еще вчера, - теперь она улыбалась и смотрела вперед с надеждой.
        Крейн оглядел свою маленькую команду и улыбнулся.
        Борт «Невесты ветра» начал отдаляться.
        Лодка тихо плыла сквозь рассветный туман, пока что не успевший рассеяться. Крейн сидел на носу и выглядел погруженным в себя; остальные тоже молчали, словно зачарованные вглядываясь в туман, и Эрдан все больше убеждался, что эти места источают неуловимую магию, которая превратила обычные острова в волшебное царство. Ему довелось повидать немало далеких и странных земель, но нечто необъяснимое сейчас витало в воздухе, вызывая одновременно тревогу и восторг.
        Вода за бортом была прозрачней слезы; обманчиво близкое дно покрывали заросли чего-то, отдаленно напоминавшего траву. По поверхности голубовато-зеленого подводного луга то и дело пробегали волны - точь-в-точь как это происходило бы на обычном лугу в ветреную погоду. Стайки серебристых рыбок сновали меж гибкими стеблями, а один раз Эрдан даже успел увидеть, как что-то большое и длинное выскользнуло из зарослей и скрылось в глубине.
        - Здесь очень много жизненной силы, - проговорила Эсме, нарушив тишину. Корабел заметил, что целительница сидит, неестественно выпрямив спину и закрыв глаза, - не то прислушивается к чему-то, не то просто боится. - Такое странное ощущение…
        - Что ты чувствуешь? - спросил он.
        - Даже не знаю, как объяснить… - Девушка улыбнулась и немного расслабилась. Ларим, до этого смирно сидевший у нее на коленях, вдруг заурчал и начал ластиться, подсовывая голову под руку хозяйки. - Представьте себе, что от каждого живого существа исходит свет, - так вот, здесь его столько, что можно и ослепнуть. Здесь бурлит жизнь… - Она на мгновение помрачнела. - И смерть…
        - Таков закон, - сказал Кристобаль, прежде чем Эрдан успел вымолвить хоть слово. - Творение и разрушение уравновешивают друг друга, иначе мир бы просто лопнул от переизбытка жизни. Знаешь, я в последнее время часто думаю вот о чем: раз уж тебе как целительнице дана немалая сила, кто же должен быть твоей противоположностью?
        Эсме по-прежнему сидела с закрытыми глазами, как будто спала, безотчетно почесывая Сокровище за ушами.
        - Разве вы все, наделенные даром разрушать, не противостоите целителям? - спросила она ровным голосом. - И, в конце концов, не все в мире обязательно должно иметь свою противоположность.
        - Возможно, ты права, - пробормотал магус. - Лучше бы оно и в самом деле было так.
        Матросы с интересом прислушивались к их разговору. Эрдан подумал, что Кристобаль взял с собой хороших людей - спокойных, понятливых, - но мысль, что Умберто очень рассердился на капитана, не оставляла его. Нечто неправильное было в этом, нечто тревожное. Он боялся, что Кристобаль не почувствует опасности вовремя, а потом уже будет слишком поздно.
        - Капитан! - Эсме снова нарушила молчание. - Отчего я чувствую на борту не шесть живых сердец, а семь? Не считая Сокровища, конечно.
        Эрдан обомлел.
        - Потому что седьмое спряталось, - спокойно ответил магус. - Оно то колотится от страха, то почти замирает. Но остановиться-то совсем не может. Я прав, Кузнечик? Вылезай, шебаршила.
        На корме, среди ящиков с поклажей, что-то завозилось, и спустя недолгое время их взорам предстал юнга - взъерошенный, смущенный, но с упрямым блеском в глазах.
        - Можете бросить меня за борт, капитан! - дерзко сказал он хриплым голосом. - Но я не жалею о том, что сделал!
        - Какое нахальство! - Крейн покачал головой, хмуря брови в притворном гневе. - Ты и в самом деле думаешь, что я не почувствовал сразу же… да что там! Еще вчера, когда ты разглядывал далекие берега, я подумал: все, жди неприятностей. Ну ладно, раз уж ты здесь, придется придумать тебе… какое-нибудь дело посложнее.
        Один из матросов дружески хлопнул по плечу Кузнечика, который уставился на капитана, не в силах поверить, что его простили. Другой был спокоен, словно ничего особенного не случилось, а вот во взгляде третьего моряка Эрдану почудился испуг. Чего он мог бояться? Матрос, ощутив на себе внимание корабела, приободрился, но тревога Эрдана уже успела проснуться вновь - он пригляделся и вспомнил, что именно этот парень первым обнаружил приближающуюся тварь из глубин. И еще он чуть не опоздал к отплытию из Ямаоки. Что-то заворочалось в глубине сознания мастера-корабела - какая-то важная деталь, о которой он позабыл…
        «Неприятно чувствовать себя старой развалиной, да? Что ж, придется привыкать».
        Туман расступился. Они плыли мимо небольшого островка, чьи берега покрывали странные деревья - их гладкие коричневые корни опускались прямо в воду, а с ветвей свисали не то нити мха, не то зеленая паутина. Стоило им миновать этот островок, как показался другой, и вот уже горизонт исчез из виду, а лодка все плыла дальше, медленно пробираясь сквозь лабиринт больших и малых островов. Постепенно все почувствовали то, о чем говорила Эсме: казалось, что из густой листвы за ними наблюдают тысячи внимательных глаз.
        Острова присматривались к незваным гостям.
        - Скоро будем на месте, - пробормотал Крейн.
        Он выглядел уставшим: белой лодке приходилось то и дело обходить мели и обломки гранитных скал, усеявшие дно. Эрдан взглянул на небо и понял, что магия этого странного места действовала и на время, заставляя его течь незаметно, - полдень-то давно миновал…
        Эсме совсем успокоилась, но все-таки бросала исподволь пугливые взгляды в сторону густых зарослей, как будто пыталась разглядеть неведомых наблюдателей.
        «Что ты видишь? Что ты чувствуешь?»
        На низкой ветке висела, раскачиваясь, змея толщиной с руку грогана; ее хвост обвивал ветку раз семь-восемь и исчезал в темной кроне. Маленькие глазки на тупоносой голове уставились на проплывающую мимо лодку, и Эрдан заметил, как Кристобаль сжимает пальцы, готовясь отразить возможное нападение.
        «Эй! Если ты собрался защищать нас всех в одиночку, это может оказаться непосильной задачей даже для феникса!»
        Магус перевел взгляд на него, словно спрашивая: «Ты уверен?»
        Змея, покачавшись еще немного, спряталась в листве.
        Когда они выбрались из лабиринта островов, солнце уже клонилось к закату. Лодка ткнулась носом в берег - пришла пора обустраиваться на новом месте. Эрдан понял, что Кристобаль выбрал участок для стоянки не случайно. Должно быть, на карте были какие-то ориентиры, но корабел слишком устал, чтобы попытаться их вспомнить.
        - Что ты намерен делать дальше? - спросил он капитана, пока матросы разгружали лодку. - Переночуем тут, а завтра?
        - Вот смотри… - Магус подобрал острую раковину и прочертил на песке линию, обозначающую берег. - Мы находимся вот здесь. Если верить карте… - Он добавил несколько штрихов, и набросок в самом деле приобрел сходство с картой. - Если ей верить, то дом Двуликой госпожи находится недалеко отсюда. Думаю, одного дня хватит, чтобы туда добраться.
        - И что? Думаешь, нас там ждут?
        - Лучше бы уж не ждали, - хмыкнул магус. - Боишься, что остров обитаем? Не забывай, где мы. Здесь нет и не может быть ни людей, ни магусов. Мерры не потерпели бы такого соседства. Гроганы в этих широтах тоже не обитают, поэтому нам могут угрожать только животные, а с ними мы справимся.
        - Успокоил… - пробормотал Эрдан тоном, говорившим совершенно обратное. - Так что же ты ожидаешь увидеть в этом доме? Развалины храма?
        - Возможно, - загадочно отозвался Кристобаль, и больше корабелу не удалось вытянуть из него ни слова.
        Быстро темнело. Густой лес, подступавший вплотную к узкой песчаной полоске берега, таил в себе опасности и тайны, с которыми им предстояло повстречаться завтра, а до тех пор можно было отдыхать. Но путешественники, поужинав у большого костра, вдруг обнаружили, что их усталость как рукой сняло. Чары странного острова продолжали действовать, и уснуть в такой вечер казалось непростительной оплошностью. Под мягкий шорох волн и негромкое пение ночных птиц, в свете кружащихся над головами больших жуков-светлячков хотелось целую вечность беседовать о делах минувших и мечтах о будущем.
        - Какие здесь странные звезды! - восторженно сказал Кузнечик. - Они сверкают, словно бриллианты в ожерелье императрицы!
        - Ты так говоришь, словно видел это ожерелье, - пробурчал один из матросов, и мальчишка смутился.
        Матрос, опоздавший к отплытию из Ямаоки, - Эрдан наконец-то вспомнил, что его звали Грейди, - какое-то время пристально наблюдал за полетом жука-светляка, потом резко выбросил руку и схватил насекомое. Жук в его кулаке засветился еще ярче, и казалось, что парень сорвал с неба звезду.
        - Капитан, - сказал он негромко, - я давно хотел спросить… Что в клане Фейра говорили об Основателях?
        - Много и ничего, - ответил Крейн. Он ворошил в костре короткой палкой, не замечая, что пламя порою лижет его руку жадными языками. - Конечно, маленьким фениксам всегда рассказывали другие сказки, но они мало что могут добавить к тому, что вы все и так знаете. Мне было всего двенадцать лет, когда клан Феникса уничтожили… возможно, отец собирался когда-нибудь сообщить мне нечто по-настоящему важное, подлинное. Какой-нибудь секрет. Я помню, он не очень-то любил говорить об Основателях как таковых.
        - Но почему?
        «Совсем осмелел парнишка», - отстраненно подумал Эрдан, не вмешиваясь в разговор.
        Было странно, что Кристобаль до такой степени откровенен с простым матросом: раньше магус всячески скрывал от них свое истинное лицо… Хотя после того, чем закончилась встреча с безымянной тварью, глубинным ужасом, притворство утратило смысл.
        - А ты подумай! - усмехнулся Крейн. Он отложил палку и, протянув руку, зачерпнул пламя из костра, как будто оно было водой. Огонь продолжал танцевать в его ладонях, бросая красноватые отблески на лицо и придавая магусу абсолютно нечеловеческий вид. - Мой предок совершил… нечто запретное. У него были на это причины… по крайней мере, мне хочется верить, что были. Но именно из-за поступка Пламенного Феникса Основатели оказались заперты в этом мире. Собственно, остается лишь удивляться, что они не перебили весь наш род уже тогда, много тысяч лет назад…
        «Заперты в этом мире…»
        - Ты хочешь отыскать «Утреннюю звезду», чтобы она снова полетела? - спросил мастер-корабел и замер в ожидании ответа. Он вдруг почувствовал, что сейчас прозвучат очень важные слова, которые могут многое изменить.
        - Она не полетит, - небрежно ответил Кристобаль, продолжая играть с огнем - перебрасывая его с ладони на ладонь, заставляя менять цвет с красного на синий и зеленоватый. - Ни один механизм не может остаться пригодным к использованию спустя столько тысяч лет. Но я и в самом деле хотел бы ее отыскать… чтобы понять… что на самом деле произошло тогда…
        Он перевел взгляд на Грейди, который так и сидел со светлячком в кулаке.
        - Ведь ты наверняка задумывался о том, что написанное в книге Основателей не может быть правдой, так? - спросил Крейн, и матрос от неожиданности разжал пальцы.
        Жук вырвался на свободу и затерялся среди своих собратьев.
        Эсме прекратила увлеченно расчесывать ларима и настороженно взглянула в сторону леса. Ни один посторонний звук не нарушил ночную тишину, но зверек на коленях целительницы выгнул спину дугой и зашипел, глядя туда же, что и она.
        - Что-то приближается к нам, - проговорила девушка. - Я чувствую.
        - Зверь? - спросил Крейн, не двинувшись с места. - Или?..
        - Что-то очень странное… - В глазах Эсме отражался страх. - Если бы фрегаты передвигались по суше, я бы сказала, что это фрегат.
        Едва она договорила, как со стороны леса и впрямь послышался странный звук - словно нечто большое и неуклюжее ломилось сквозь заросли. Слишком уж большое, подумал Эрдан. Матросы уже схватились за оружие, а магус все так же сидел у костра, как будто ничего не происходило.
        - Смотрите! - охнул Кузнечик. - Что это?!
        Яркие звезды над лесом погасли, чтобы мгновение спустя разгореться вновь: то, что приближалось к ним, было выше крон деревьев, намного выше. Темная громадина шла с севера, и ее скорость ужасала, не говоря уже, что таких живых существ просто не бывает на свете.
        Кузнечик отступил к воде, и Эрдан понял - их единственное спасение в лодке. Ни человек, ни магус не сумеют справиться с этим странным созданием, которое уже совсем близко.
        - Надо уходить! - крикнул он. - Иначе мы погибнем!
        - Я решу, когда мы уйдем, - спокойно ответил Крейн. Огонь в его ладонях превратился в ослепительно сияющий большой шар. Легко удерживая его кончиками пальцев, магус встал и развернулся навстречу приближающемуся чудовищу.
        Заросли расступились, и на берег выбралось одно из самых странных существ, которое Эрдану доводилось видеть. Его фигура напоминала человеческую, у него были две руки - одна короче другой, две кривые ноги и круглая голова, а вместо лица - клубок толстых змей… Заступница! Существо полностью состояло из шевелящихся жил, которые то сплетались в тугие узлы, то вновь расплетались и повисали, как давешняя змея-наблюдатель на ветке водяного дерева. Вероятно, при дневном свете это выглядело бы намного страшнее, но даже сейчас Эрдан почувствовал, как ледяная когтистая лапа схватила его сердце и начала медленно сжиматься.
        У чудища не было глаз, но, каким-то образом ощутив магуса и пламя в его руке, оно остановилось и наклонило голову, словно приглядываясь. Его руки начали удлиняться, как будто их тянула к земле неведомая сила, однако едва коснувшись песка, змееподобные отростки тотчас же вернулись на прежнее место. Это сопровождалось громким шорохом. Других звуков странная тварь не издавала.
        - Кто ты? - крикнул магус.
        Он по-прежнему стоял спокойно, ничем не показывая страха. Чудовище не ответило, но подняло лапу, на конце которой начало расти утолщение, похожее на неплотно сжатый кулак. Крейн повторил это движение - огненный шар стал больше, и ночной гость отпрянул.
        - А-а, так ты знаешь, что это опасно… - негромко проговорил Крейн. - Любопытно.
        Он шагнул вперед, и чудовище отступило. Магус усмехнулся и занес руку для удара, как вдруг…
        - Прекратите! - воскликнул незнакомый голос - странный, с незнакомым акцентом. - Стойте, не надо!
        Крейн замер, но пламенный шар не исчез. Они наблюдали за чудищем, затаив дыхание: тварь застыла, словно вросла в землю.
        И тут Эрдан наконец-то понял, что еще, кроме клубка змей, напомнило ему странное создание.
        Корни, древесные корни…
        Воспоминание повлекло за собой другое, очень старое, - открытая книга, рисунок на странице: человек, подобный дереву… или наоборот? Это была древняя магия, подвластная роду небесных детей, меньше других интересовавшемуся властью, землями и славой. Магусы из этого клана когда-то предпочитали жить под открытым небом, питаться тем, что им дарила природа, и из ее же даров делать себе странную одежду. А природа была к ним щедра.
        «Но ведь это происходило давным-давно. Теперь они стали совсем другими…»
        - Какая неожиданность! - хмыкнул Крейн. - Древесный голем, надо же… А я-то думал, клан Жаворонка больше не способен на боевую магию!
        На груди голема - там, где у человека расположено сердце, - появилось отверстие. Из него выбралась худощавая фигурка и, рискуя переломать себе руки и ноги, спрыгнула на песок с довольно внушительной высоты. «Внушительной для человека», - мысленно поправил сам себя Эрдан. Тот, кто прятался в груди голема, человеком не был.
        Точнее, не была.
        - Кто вы такие? - Ее голос звучал бы мелодично, если бы не жесткие интонации. Впрочем, где-то глубоко под ними скрывался страх, поскольку у дерева в противостоянии с огнем мало шансов, и незнакомка это прекрасно понимала. - Откуда взялись?
        Она смотрела Крейну в глаза, безошибочно определив в нем не только защитника всех остальных, но и главного. Это не мешало Эрдану ее рассматривать - тем более что света хватало. Незнакомка была высокой и стройной, совершенно белые волосы ниспадали ей на плечи, и каким-то образом она выглядела одновременно очень молодой и древней. Ее одежда поражала воображение: балахон, словно сплетенный из стеблей какого-то растения - местами попадались и листья, - перехваченный на талии веревкой. Нечто, показавшееся корабелу брошью, тут же взлетело, осыпая с крыльев белесые чешуйки.
        Ночной мотылек…
        - Кто вы? - требовательно повторила незнакомка. - Что вам нужно на священном острове?
        - Мы простые путешественники, - ответил магус и опустил руку; пламя угасло, хотя совсем не исчезло.
        - Простые путешественники? - она рассмеялась. - Считаете меня полной дурой? Думаете, я поверю, что…
        - Нет, не думаем, - перебил Крейн. - Но кто ты такая? Разве люди и магусы не покинули все острова в этой части мира, как того требовал договор с меррами?
        Она чуть помедлила, испытующе глядя на магуса, а потом удостоила взглядом и его спутников.
        - Мой род жил здесь задолго до самой первой войны, не говоря уже о каком-то там договоре с меррами - их на самом деле было очень-очень много, и все рано или поздно нарушались. Похоже, вы и впрямь ничего не знаете о месте, в котором оказались… Это ваш корабль? Такой маленький…
        - Но нас всего семеро, - осторожно проговорил Кристобаль. - Здесь кто-то еще живет?
        Она не ответила, словно не расслышала, и шагнула к Эсме. Целительница испуганно вздрогнула, но нашла в себе силы не отстраниться. Женщина из клана Жаворонка очень долго ее рассматривала, прежде чем сказать:
        - Когда-то нас было много… - Она помолчала. - Мы служили Госпоже. Теперь я осталась одна.
        В ее голосе прозвучала жгучая тоска.
        - Я уже давно одна… - вдруг прибавила она, хотя никто об этом не спрашивал, и всем стало понятно: это «давно» и впрямь длилось очень и очень долго.
        - Ты не хочешь назвать нам свое имя? - спросил Эрдан, осмелившись заговорить без разрешения капитана.
        Женщина взглянула на него, словно увидела впервые.
        - Рейя… - Она поморщилась, словно произносить собственное имя было неприятно.
        Корабел посмотрел в глаза своему ученику и постарался, чтобы его мысль прозвучала внятно и однозначно: «Ты не посмеешь спрашивать о Госпоже сейчас». Крейн все понял и еле заметно пожал плечами, хотя в его глазах горел огонь нетерпения, который было непросто скрыть. Эрдан чувствовал себя очень странно; эта женщина казалась хрупкой, словно давным-давно высушенный между страницами книги цветок или крыло бабочки, - одно неосторожное прикосновение могло ее уничтожить. Ему вдруг захотелось оберегать ее от всех, включая и Кристобаля.
        Магуса вознаградили за покорность весьма неожиданным образом.
        - Здесь уже много лет никто не бывал, - сказала Рейя. - Я даже решила, что про остров совсем забыли, но Шторм смилостивился. Вы ведь пришли, чтобы разгадать загадку Госпожи, так?
        Крейн сжал кулак, и пламя с шипением погасло.
        - Видимо, да, - ответил он в темноте.
        Повинуясь неслышному приказу Рейи, древесный голем снова пришел в движение и с трудом оторвал от песка уже успевшие врасти в него руки и ноги; теперь он нес хозяйку и пятерых чужаков в глубину густого леса. Это путешествие им суждено было запомнить как одно из самых странных в своей жизни - безлунной ночью, в свете звезд, далеко от населенных людьми и магусами островов, далеко от оживленных портов, они приближались к цели, восседая на широком плече живого дерева.
        Их осталось пятеро, потому что двум матросам Крейн велел сторожить лодку, взяв с собой только Грейди, - не будь внимание Эрдана приковано к Рейе, этот выбор удивил бы его очень сильно. Ну а Кузнечик так крепко вцепился в рукав Эсме, что проще было их обоих оставить на берегу, чем оторвать его.
        - Я не застала Госпожу в живых. - Это прозвучало так, словно они могли рассчитывать на обратное. - Дед рассказывал, она была красивая…
        - Дед рассказывал? - переспросил Кристобаль, и Эрдан невольно пожалел, что в темноте не может разглядеть его лица. - Э-э… Рейя, сколько тебе лет?
        - Годы… - Она негромко рассмеялась. - Это так важно? Не знаю. Здесь время течет иначе, чем во всем остальном мире. Я живу по времени деревьев, а они ведь помнят, каким был мир без наших с тобой соплеменников.
        Кристобаль ничего не сказал, и женщина прибавила с внезапной злостью:
        - Мы принесли этой земле только горе!
        - Расскажи о Госпоже… - попросила Эсме, робея.
        Рейя не посмотрела в ее сторону и молчала так долго, словно ничего не услышала.
        - Госпожа была прекрасна… добра… она умела любить и дарила свою любовь всем, кто мог ее принять. Но мир оказался слишком черствым и жестоким для любви, поэтому ее почти никто не понял… И все-таки она продолжала нести свою тяжелую ношу, даже когда за это пришлось заплатить страшную цену. - Она вздохнула. - Дед говорил, Госпожа отказалась от имени еще в юности, а вместе с ним оставила и прошлую жизнь…
        - Ее звали Эльгой? - спросила целительница, но Рейя покачала головой и не ответила.
        «Я храню загадку Госпожи, - сказала она еще на берегу. - Все, кто появляется на этом острове, пытаются ее разгадать, но пока что никто не сумел». Крейн тотчас же поинтересовался, может ли он попытать счастья, на что хранительница предложила сделать это прямо сейчас.
        «Мой долг - всего лишь приветствовать вновь прибывших, - проговорила она усталым голосом. - А все остальное сделают другие…»
        Но кто такие эти другие? Вскоре им предстояло все узнать самим.
        Кроны деревьев колыхались вокруг, и в темноте их легко было перепутать с морскими волнами. Эрдан понимал теперь, отчего Эсме почудилось, что к ним приближается фрегат, - сознание древесного голема изредка касалось его, и это отдаленно напоминало связь с «Невестой ветра». Он вдруг осознал, что уже тоскует, хотя прошел всего-то день. Их узы окрепли за тридцать лет, проведенных в море… и ведь за это время они никогда не расставались надолго.
        И никогда не ссорились.
        «О-о, ты достойна своего капитана. Вы оба одинаково упрямы».
        Он почти надеялся почувствовать возмущение «Невесты», даже приготовился к удару, но не получил никакого ответа, кроме удивленного взгляда Кристобаля. Оставалось лишь улыбнуться, приободрить встревоженного ученика - что он и сделал по привычке, мысленно:
        «Нет, мне не плохо. Пока я жив, все хорошо…»
        - Если вы не сумеете разгадать загадку, вас постигнет незавидная участь, - вдруг произнесла Рейя ровным голосом. - Еще не поздно отказаться.
        - Мы справимся, - уверенно ответил Крейн.
        Эрдан вспомнил их разговор в каюте, перед отплытием из Лейстеса. «Я буду защищать вас всех, чего бы это ни стоило, и мы вместе отыщем „Утреннюю звезду“, откроем все ее тайны».
        - Значит, поэтому никто не знает об острове, кроме хранителей? Все неудачники платят за ошибки жизнью?
        - Да, - просто ответила Рейя. - Я всего лишь хранительница, а есть еще Стражи. Вот они и… - Сообразив, что слишком много говорит, она умолкла.
        Голем все так же целеустремленно продирался сквозь лес, когда Эрдан спросил:
        - Если загадка будет разгадана, твоя служба закончится?
        Она кивнула.
        - Ты сможешь вернуться в мир, к людям? К магусам?
        - Зачем? - она устало махнула рукой. - Мой дом здесь. Просто я буду знать, что последняя воля Госпожи выполнена… Мы на месте.
        Голем остановился и тотчас же начал врастать в землю. Кругом простиралось море листвы, деревья колыхал ночной ветер, и Эрдану стало очень холодно - он огляделся и увидел бледные лица своих спутников. Даже Кристобаль слегка растерял уверенность, но ему не впервой было возрождаться из пепла.
        - Спускайтесь, - проговорила Рейя. - Вас ждут.
        Сама она не двинулась с места.
        Внизу было совершенно темно и очень сыро; одного за другим их начал колотить озноб.
        - Сейчас, - пробормотал Крейн и вытянул правую руку вперед. На кончиках пальцев замерцали огоньки, освещая странное место, где им предстояло разгадать загадку Двуликой госпожи.
        Это была поляна, окруженная высокими неохватными деревьями, покрытыми от старости седым мхом. Кругом - ни единой живой души, кроме неосторожно прошуршавшей в ветвях не то белки, не то летучей мыши, явно очутившейся тут случайно. Тишина оказалась гнетущей, неприятной - если поддаться этому ощущению, понял корабел, то запросто сойдешь с ума. Он огляделся: со всех сторон их обступали деревья, над головой едва просвечивали сквозь густые кроны холодные звезды, но почему-то казалось, что они находятся в могиле. Должно быть, именно это чувство так сильно испугало Умберто, когда они с товарищами случайно обнаружили на безымянном острове склеп и изваяние Двуликой.
        Кристобаль шагнул вперед и вдруг замер, уставившись себе под ноги. Эрдан невольно последовал его примеру и поначалу не понял, что именно остановило магуса, а потом осознал, что стоит не на земле, а на каменной плите, и такими плитами вымощена почти вся «поляна». Вслед за этим он разглядел и кое-что другое.
        - Развалины, - сказал Кристобаль взволнованно. - Здесь когда-то был дом…
        «Да, - беззвучно согласился корабел. - Здесь была богатая усадьба. Не дворец, но все-таки большой дом… наверное, красивый, полный света и веселых голосов… полный радости…» Он так подумал, хотя понимал, что сам себя обманывает: раз мир оказался слишком черствым и жестоким для любви, в этом доме не могло быть много радости. И самое главное - с тех пор миновало столько лет, что деревья раздробили прочный камень на осколки. Пройдет еще немного времени, и останется только память о той, что жила здесь когда-то давно.
        - Дом Двуликой госпожи? - тихонько спросила Эсме.
        - Вот именно! - послышалось в ответ, и слова эти произнес не человеческий голос.
        Посреди поляны, бывшей когда-то внутренним двором, возникли два светящихся столба, чьи верхушки терялись в кронах деревьев. Один - золотистый, горевший так ярко, что глазам больно смотреть. Другой - словно сгусток мрака, хотя лишь ненамного темнее окружавшей их тьмы. Существа не имели лиц или глаз, но все-таки их взгляды пронзали, причиняя ощутимую боль.
        «В год, когда звезды перестали падать с неба, явились к нам двое - ни к роду людскому, ни к морскому, ни к Основателям не принадлежали они. Был ликом черен один, а другой - светился золотом, точно полуденное солнце. Ростом оба превосходили прибрежные скалы. Рыдая, сказали двое: „Плачьте! Ибо не стало госпожи, а значит, грядет время Великого Шторма…“ А потом оба растворились в тумане, и больше их никто не видел…»
        - Вы пришли, чтобы получить то, что хранится здесь?
        - Да, - хрипло ответил Крейн.
        - Тогда сделайте то, о чем мы попросим. Скажите нам то, что мы хотим услышать.
        Эрдан внезапно перестал бояться. Перед ними была ожившая легенда, такая древняя, что просто захватывало дух. Эти существа видели эпоху Основателей, юность мира, когда по небу летали крылатые машины. Рядом с ними казалось странным бояться за свою жизнь, потому что жизнь эта представлялась ничтожной песчинкой на морском берегу.
        - Пусть один из вас… - На мгновение Стражи замолчали, словно обдумывая вопрос. - Пусть один из вас покажет, что познает тот, кто осмелится, глядя в зеркало, увидеть свое отражение с другой его стороны.
        Крейн вздрогнул.
        «Вот это да… - ошеломленно подумал Эрдан. - Заступница! Так вот что было на карте, между их лицами - не дверь, а зеркало! Золотое лицо и черное, отражения друг друга… Только вот что все это значит?»
        - У нас есть время подумать? - спросил Крейн.
        - Нет! - раздалось в ответ, и вслед за этим голоса существ впервые разделились.
        - Вы знаете правильный ответ, - сказал высокий голос, принадлежавший, должно быть, золотому стражу. - По крайней мере, один из вас точно знает.
        - Один из пяти, - сурово подытожил черный. - Но у вас всего три попытки.
        - Тогда я попробую первым, - сказал магус.
        Он еще никогда не призывал Феникса так - не шевельнув и пальцем, просто обратившись к первопламени силой мысли. На их глазах за спиной Кристобаля раскрылись ослепительно пылающие крылья, ничем не уступавшие крыльям Джа-Джинни. Магус обернулся на мгновение и горящими глазами посмотрел на Эсме. Целительница с трудом выдержала этот взгляд.
        - Если зеркало отразит мое лицо, то с другой стороны будет огонь, - проговорил он изменившимся, глухим голосом. - Память огня живет во мне, но не смешивается с теми воспоминаниями, которые собирает человеческая сущность… Хотя иной раз первопламя вырывается на свободу. Оно прожорливо и жестоко, и если я не сумею с ним справиться, отражения поменяются местами… - Он чуть помедлил. - Видя оба своих отражения, я познаю самого себя, потому что пламя - тоже я. Мой ответ - огонь.
        - Ты честен, - сказали стражи. - Не каждый сумеет признаться в таком даже перед самим собой, но ответ неверный. Ты давно познал то, о чем сейчас рассказал, и зеркало тебе не нужно. Твое испытание впереди, а теперь дай шанс тому, кого изменит ответ на этот вопрос, изменит окончательно и бесповоротно.
        Одним шансом меньше. Эрдан ощутил горечь во рту, наблюдая, как Феникс покорно склоняет голову и отступает. Что же теперь будет? Кто осмелится бросить вызов стражам?..
        - Позвольте мне? - спросил Грейди.
        Голос матроса тоже стал другим, и внезапно Эрдан все понял - он посмотрел на Крейна, но не увидел его лица, только полыхающие глаза Пламенного Феникса.
        «Неужели он все это время знал правду и молчал?»
        - Глядя в зеркало, я вижу человека, который отказался от собственного лица, - сказал тот, кто на время принял облик матроса по имени Грейди, и стянул с головы платок. Даже в темноте было видно, что у корней его рыжие волосы почти на палец белы. - Можно сколько угодно оправдывать это борьбой за высокие идеалы, но от истины не спрячешься: я перемерил столько чужих лиц, что позабыл, как выглядит мое собственное. Зеркало мне не поможет… Ведь его обратная сторона ничего не отражает. Я познаю лишь собственное бессилие перед лицом судьбы. Мой ответ - пустота.
        Черты его лица стали оплывать как воск. И вскоре перед ними стоял совсем другой человек, не похожий и на того, кто пробрался в трюм «Невесты ветра», рискуя жизнью, - и все же это был именно он.
        «Хаген, - вспомнил Эрдан. - Его зовут Хаген».
        - И ты ошибся, - раздались голоса стражей. - У вас остался последний шанс.
        «Я мог бы многое сказать, - подумал корабел, с трудом удерживаясь от паники. - У каждого человека есть то, что он скрывает от других и иногда от себя самого… Но ведь им нужно вовсе не это, иначе любой смог бы дать верный ответ! Чего же они хотят?»
        - Кузнечик, - спокойно позвал феникс, и юнга вздрогнул. - Не пора ли тебе раскрыть свой маленький секрет?
        Мальчишка отступил на шаг. На его лице отразилась сильнейшая борьба чувств… Но потом он медленно покачал головой и хрипло проговорил:
        - Не могу, капитан, простите.
        - Я знаю ответ.
        Эсме заговорила так неожиданно, что даже Стражи, казалось, вздрогнули. Их невидимые лица обратились к целительнице, которая тряслась как лист на ветру.
        - Последний шанс, - хором повторили существа.
        - Да. - Она посмотрела на Кристобаля. - Капитан?
        - Говори, - разрешил феникс голосом, совершенно лишенным эмоций.
        Все собравшиеся на поляне застыли в напряженном ожидании.
        - У отражения в зеркале нет мыслеобразов, - сказала девушка. - Поэтому я не люблю смотреться в зеркала - то, что я там вижу, кажется мне мало похожим на человека. Пустая оболочка, лишенная самого важного… или же сундук, закрытый на ключ, хранящий неведомое сокровище? Так или иначе, я часто сама себе кажусь зеркалом, потому что собственные мыслеобразы воспринимаю иначе, а в те моменты, когда исцеляю, становлюсь совсем пустой. И если вспомнить, что именно отражается во мне, то ответить на вашу загадку нетрудно.
        Лицо Эсме вдруг сделалось пугающе жестоким.
        - Смерть, - сказала она. - По ту сторону зеркала находится смерть.
        Тишина продлилась не меньше вечности.
        - Ты права, - сказали Стражи, - а мы свободны.
        И они растаяли в воздухе.
        Одна из замшелых каменных плит перевернулась. На ее оборотной стороне лежал маленький металлический диск, блестящая поверхность которого отражала отблески огненных крыльев Кристобаля. Он не двинулся с места и тихо проговорил:
        - Возьми, ты это заслужила.
        Эрдан посмотрел на небо и понял, что скоро наступит рассвет, - ночь пронеслась вихрем, навсегда изменив их жизни. Ответ на главный вопрос был найден, но сколько новых загадок он повлек за собой!..
        - Ядолжен попросить прощения за обман, капитан.
        Хаген стоял за спиной у Крейна, который, сидя на камне, задумчиво разглядывал горизонт. Поодаль белая лодка готовилась к отплытию. Двое матросов были весьма удивлены, обнаружив вместо Грейди чужака, но в присутствии капитана побоялись выяснять что к чему. Эрдан наблюдал одновременно за ними и за Кристобалем, который излучал умиротворенное спокойствие, но отчего-то корабелу казалось, что истинные свои чувства магус прячет глубже, чем обычно.
        - За что? - поинтересовался Крейн, взглянув на оборотня с легкой усмешкой.
        - Как же… - удивился Хаген. - Я напоил в Ямаоке вашего матроса, забрал его одежду и занял его место.
        - В тот же миг, как твоя нога ступила на палубу, - сказал магус, - все это стало мне известно. Я оборвал связующую нить Грейди, потому что не терплю беспробудного пьянства. А тебя мы с ~Невестой~ решили оставить и посмотреть, как ты себя поведешь… и что будешь делать с волосами, когда они отрастут. Краску-то ты с собой не захватил.
        Оборотень смущенно улыбнулся:
        - Да, это мой промах. Я спешил.
        - Не проси прощения. Лучше объясни, кто ты такой и зачем пришел, а потом мы решим, как с тобой поступить.
        Хаген заговорил - чувствовалось, что он тщательно подбирает и взвешивает каждое слово:
        - Я действую по поручению… одного человека, который нуждается в вашей помощи, капитан. Он попросил меня проникнуть на фрегат, но я должен был сначала узнать, правдивы ли слухи, что ходят о «Невесте ветра» и Кристобале Крейне, а потом уже действовать по обстоятельствам.
        - Вижу, ты решил, что я достоин доверия… э-э… твоего загадочного друга?
        - Это не друг. - Оборотень склонил голову, и в этом жесте сквозило упрямство. - Скорее хозяин.
        - Может, хозяйка? - с усмешкой поинтересовался Крейн, и Хаген побледнел. - Да… это женщина, в которую ты безответно влюблен, потому и согласился на самоубийственное задание. Чего же она хочет от меня? И, самое главное, как рассчитывает отплатить за услугу?
        - Она просила меня, - хмуро ответил оборотень-пересмешник, - узнать, вправду ли Кристобаль Крейн не похож на остальных пиратов. Потом сказать то, что я должен сказать. И ждать инструкций.
        Крейн поднялся и взглянул Хагену в глаза - тот смутился, но сумел не отвернуться.
        - Продолжай.
        - Она желает того же, что и вы, - сказал Хаген, чуть приободрившись. - И я. И многие другие… Она хочет, чтобы тот, кто власти недостоин, ее лишился.
        «…То есть она хочет свергнуть капитана-императора», - подумал Эрдан, внимательно наблюдавший за разговором. Кристобаль продолжал испытующе глядеть на оборотня, и тот добавил:
        - Она просила передать, что сейчас опаснее всего для вас черные корабли.
        - Сколько их? - требовательно спросил Крейн.
        - В начале прошлой весны было три, - со вздохом ответил Хаген. - И еще двадцать должны были появиться в середине лета. Сейчас, наверное, их больше… Предупреждая ваш вопрос, капитан, - я понятия не имею, откуда они берутся и отчего так опасны. Она мне не сказала.
        - Как мило с твоей стороны сообщить об этом сейчас. - Крейн скривился. - Мы здесь, а несколько десятков странных фрегатов, должно быть, громят Окраину.
        - Расскажи я обо всем сразу, капитан, неужели вы поверили бы мне?
        Крейн шумно вздохнул и снова перевел взгляд на горизонт.
        - Ладно. Я помогу твоей госпоже, если это окажется в моих силах. Выходит, надо ждать ее инструкций? Что ж, подождем. А пока давай разберемся кое с чем… Ты ведь хочешь по-настоящему войти в команду?
        Лицо Хагена осветилось радостью, но почти сразу помрачнело. Он молчал, опустив голову, и дождался язвительного замечания Кристобаля:
        - Боишься, что тогда я выведаю у тебя имя этой женщины?
        Оборотень не ответил.
        - Я не лезу в чужие мысли без надобности. До тех пор пока твой секрет не представляет опасности для ~Невесты~, она не будет его трогать - и я тоже. Так что это вопрос доверия. Ты веришь мне?
        Хаген вздохнул, оглядел берег - его взгляд ненадолго задержался на Кузнечике, который помогал матросам.
        - Да, капитан. Я согласен.
        Крейн обернулся; на его лице играла добродушная улыбка, от раздражения и гнева не осталось и следа. Он протянул руку новому члену команды «Невесты ветра», и в тот момент, когда их ладони соприкоснулись, Эрдан ощутил…
        …пустоту и холод.
        Солнце светило по-летнему щедро, но он вдруг начал дрожать. Память услужливо подсказала, что должно сейчас происходить, - волнение рыбокорабля, испуганно-восторженные чувства новичка, впервые соприкоснувшегося с сознанием фрегата, - но корабел вообще ничего не почувствовал. Он по-прежнему слышал шум моря, шорох ветра в ветвях деревьев, далекие голоса птиц - и все.
        - Вот и славно! - сказал Кристобаль. - Добро пожаловать!
        Лицо Хагена на мгновение сделалось до смешного растерянным, но он пришел в себя быстрее, чем это бывало со многими другими. Следом за растерянностью в его взгляде промелькнула настороженность, а потом оборотень облегченно вздохнул и улыбнулся.
        - Где же Эсме? - спросил Крейн, и Эрдан не сразу понял, что капитан обращается к нему. - Она обещала вернуться к полудню.
        Эрдан пожал плечами.
        - Да вот же они… - сказал Хаген, кивком головы указывая в сторону. - Идут…
        Над кронами деревьев показалась голова голема, и вскоре он выбрался на берег. При свете дня чудище выглядело скорее странным, чем страшным. Оно и в самом деле целиком состояло из переплетенных толстых лоз, а на руках и ногах имело корни, которые врастали в землю, если голем слишком долго не двигался. Его широкая спина была покрыта густой листвой, а на голову садились птицы. Их ничуть не пугало, что «дерево» не стоит на месте. Голем остановился и поднял лапу, помогая спуститься своей хозяйке и ее гостье. Эсме бесстрашно ступила на его широкую «ладонь» и вскоре оказалась рядом с Кристобалем, Эрданом и Хагеном. Целительница казалась очень уставшей, что было вполне понятно - события прошедшей ночи изнурили всех путешественников, - но в ее взгляде Эрдану почудилось еще что-то, кроме усталости и удовлетворения от того, что цель долгого странствия достигнута.
        Рейя не подошла к ним, осталась стоять возле своего слуги.
        Когда хранительница увидела их живыми, ее удивлению не было предела. Эрдан подумал, каково ей: бесчисленные годы в полном одиночестве на острове, столь далеком, что и представить сложно… А теперь долгое служение закончилось. «Мы можем забрать тебя с собой», - предложил Кристобаль, но Рейя была непреклонна. «Я останусь, - сказала она. - Мне не нужно другого дома».
        «Теперь твое одиночество станет настоящим, - подумал Эрдан. - Стражи и те ушли в небытие следом за хозяйкой». Рейя, вероятно, этого не понимала или не хотела делиться чувствами с чужаками, хотя ее отношение к ним все-таки изменилось. Потому-то, когда Эсме попросила показать ей остров, хранительница согласилась сразу же.
        Теперь они вернулись.
        - Как ты? - спросил Кристобаль, и девушка с улыбкой кивнула: «Все хорошо». Но улыбка вышла кривой и не обманула даже Эрдана, а магус сразу же почувствовал неладное и нахмурился. - Что-то случилось?
        - Случилось… - Целительница тяжело вздохнула. - Так ты ничего не понял? - Она обернулась и посмотрела на Эрдана тем самым взглядом, который его насторожил. - Никто из вас не понял, что произошло со мной этой ночью? Что я познала?
        На мгновение в ее голосе зазвенели слезы.
        - Двуликая и в самом деле Эльга, - сказала Эсме. - Я не знаю почему, но это сейчас не важно. Им нужен был вовсе не ответ на вопрос, им нужна была я, чтобы сделать со мной… это.
        - Эсме! - взмолился мастер-корабел. - Ты можешь просто объяснить?
        - Конечно, - продолжила она, словно не услышав, и оглядела смущенных и растерянных мужчин, - вы и не могли понять. У Эльги было два лица, потому что ее дар на самом деле… Но это лучше показать. Кто из вас не побоится сильной боли?
        Кристобаль молча протянул ладонь. Девушка колебалась лишь одно мгновение, а потом указательным пальцем левой руки провела по его коже от запястья до локтя. Золотого света они на этот раз не увидели - ее палец стал черным словно уголь, и след от его прикосновения тотчас же побагровел и вздулся цепью волдырей, словно был оставлен раскаленным добела железным прутом. Лицо Кристобаля побелело и вытянулось, но он не издал ни звука и не пошевелился.
        Эсме быстро провела над ожогом правой рукой, стирая рану, которую сама же и нанесла, - и тут же разрыдалась.
        - Оборотная сторона… - раздалось сбивчивое бормотание. - Отражение! Оно существует… Оно в самом деле существует… Я не знала, не знала! Я не хочу быть… такой!
        Оборотная сторона дара Эльги оказалась ужасной. Выходило, что целители могут не только лечить. Теперь слова Эсме, сказанные накануне ночью, приобретали совсем другой смысл. Даже тот, кому судьбой предначертано быть зеркалом, не сумеет спрятаться от собственной темной стороны. На самом деле Эльга исцеляла одной рукой, а другой - убивала, она была живым воплощением безжалостного закона, которому суждено действовать до самого конца мира.
        Творение и разрушение уравновешивают друг друга.
        - Тише. - Кристобаль осторожно обнял Эсме. - Не плачь.
        Эрдан вспомнил, какой она впервые попала на борт «Невесты ветра» совсем недавно: испуганным зверьком, чья самоотверженность превосходила все мыслимые границы. За короткий срок изменилось слишком многое, и ей бы давно полагалось разрыдаться, потому что такой груз чересчур тяжел для этих хрупких плеч.
        «Береги ее! - подумал мастер-корабел. - Только ты сможешь уберечь ее от всех опасностей, которые обязательно встретятся на вашем пути! Но и сам будь осторожен, не смей ее обидеть!»
        - Нам пора возвращаться, - негромко сказал Крейн, и Эсме, с трудом успокоившись, отстранилась.
        Эрдан вздохнул, закрыл глаза: «Нам пора прощаться, мой друг…»
        Он знал, что феникс его не слышит.
        Рейя, спокойно наблюдавшая за ними издалека, подняла руку, но подойти не захотела. Белая лодка, шевеля плавниками, приблизилась к берегу, и матросы перебрались на борт. Крейн подхватил Эсме на руки и пронес над волнами так легко, словно она была невесомой. Эрдан следил за ними, и ему казалось, что свет постепенно меркнет, хотя солнце стояло в зените.
        - Почему ты медлишь? - спросил магус, стоя по колено в воде. - Что с тобой?
        - Кристобаль… - Эрдан смотрел на ученика с жалостью. - Счастливого пути.
        - Что? - Брови Крейна удивленно поднялись. - Эрдан, ты…
        - Сынок, ты отменный актер, но меня-то не обманешь, - сказал мастер-корабел с грустной улыбкой. - Ты не мог не почувствовать, что произошло между мной и «Невестой ветра» после того, как мы миновали пролив Сирен.
        Холод - всепроникающий, убийственный.
        О-о, она умела быть беспощадной.
        - Ты не мог не заметить, что…
        - Для меня ничего не изменилось, - перебил Кристобаль. - Ты по-прежнему мой учитель.
        - Все изменилось! - Эрдан опустил голову. - Я и раньше не был нужен тебе как корабел, а теперь стал просто обузой. И вообще, я старик… Вряд ли ты не понимал, что нам придется расстаться рано или поздно.
        В полной тишине волны шуршали о берег.
        - А ведь я тебя обманул, - вдруг сказал магус. - Точнее, я кое-что от тебя скрыл.
        - Ты говоришь о нашей первой встрече? - Корабел улыбнулся. «Мой мальчик, я это понял еще тридцать лет назад». - Я хочу сказать, о нашей самой первой встрече?
        …Середина лета, душный полдень.
        В беседке посреди большого сада двое мужчин говорят о государственных секретах, их голоса подобны пчелам, гудящим над томными розами. Один из собеседников еще довольно молод, но уже знаменит на всю Империю; другой заработал свою славу, когда первый еще не родился. Они обсуждают будущее, но понятия не имеют, что всего через год кому-то из них суждена смерть, а кому-то - добровольная ссылка.
        Мальчишка, задремавший на поляне неподалеку, и подавно об этом не знает…
        - Да, так все и началось. Я искал именно тебя, а вовсе не лучшего корабела Империи. Мне нужен был тот, кто знал и помнил моего отца.
        Эрдан долго молчал - он не мог говорить, потому что сердце стиснула холодная когтистая лапа, - а потом шагнул вперед. Лицо Кристобаля на мгновение осветилось радостью - магус решил, что корабел передумал.
        Он ошибся.
        - Забери его, - сказал Эрдан, протягивая ученику руку. - Ты сумеешь заставить «Невесту» восстановить связь всего на мгновение, ты сможешь. - Видя, что Кристобаль медлит, он добавил: - Я отдал это знание Аматейну, но ведь на самом деле вовсе не он - мой лучший ученик. Возьми его - и я знаю, что ты способен воспользоваться им правильно.
        Магус порывисто шагнул вперед и… обнял Эрдана. Так сын мог бы обнять отца перед тем, как навсегда расстаться. Никто из наблюдавших за этой сценой не видел, что ~происходило~ у каждого из них в душе, никто не знал, что почувствовал Кристобаль Фейра, когда получил ~знание~, уничтожившее его семью.
        Учитель и ученик долго молчали.
        - Да… - наконец прошептал Кристобаль. - Я не думал, что это произойдет так.
        - Ты сделал выбор. - Эрдану вдруг показалось, что его устами говорит кто-то другой. - Ты погнался за мечтой. Это нелегкий путь, на котором тебе придется терять снова и снова… И я молю Заступницу, чтобы наше расставание оказалось самой тяжкой из этих потерь!
        На самом деле он был уверен в обратном и по глазам Кристобаля видел - капитан тоже это понимает. И поэтому Эрдан прибавил:
        - В конце концов, оглянись - ты оставляешь меня в раю.
        Шум моря
        Они следили за одинокой фигурой на берегу, не в силах поверить, что действительно расстаются с мастером-корабелом. Когда прозвучали его последние слова и капитан, повернувшись к нему спиной, зашагал к лодке, по лицу Эсме потекли слезы, а Кузнечик так и вовсе разрыдался как ребенок.
        Крейн занял свое место на носу лодки, и долгое время никто не осмеливался не просто обращаться к нему, но даже смотреть на него: неподвижную фигуру магуса словно окутали клубы густого ядовитого тумана. Иногда спутникам Крейна казалось, что на самой границе сознания слышен ожесточенный спор, в котором обе стороны готовы убить друг друга. Но спустя какое-то время Кристобаль поднял голову и взглянул на свою маленькую команду.
        - Возвращаемся, - сказал он тихим и хриплым голосом. - Дорога предстоит долгая.
        Так оно и было - их ждал обратный путь через море Кракена, сражения с морскими тварями и меррами, тяжелые шторма. Дорога домой предвещала немало опасных приключений, но все-таки она звала, заставляя взволнованно поглядывать в сторону горизонта и перебирать в мыслях грядущие дни, как перебирают горсть гальки в поисках блестящего красивого камня с необычным узором - или, быть может, в поисках чего-то более ценного…
        Есть в мире непреложный закон, и он гласит:
        «Окончание одного пути - всего лишь начало другого».
        Звёздный огонь
        «В море огня явились они и ликом были светлы, а помыслами - темны. И пришли с ними те, о ком не говорят вслух; те, чьи дороги не пересекаются и ведут сквозь тьму; те, чьи глаза видели спящего Ребенка посреди Пустоты, чьи уши слышали его плач. Грозными были они и страшными, но никому из них с Ней не сравниться, ибо на море и на суше, в небе и на земле только Она хранит смертных и бессмертных, даруя милость свою живым, мертвым и тем, кто в море».
        Книга Основателей
        «Огонь вечен, пока горит».
        Девиз клана Фейра
        Шум моря
        Весна приходит в северные земли поздно. Тусклым туманным утром, когда бледная плакальщица-луна еще не исчезла с небосвода, невидимкой крадется долгожданная гостья мимо серых стен, наглухо запертых окон и хмурых сонных людей, кутающихся в теплые одежды. Никто не слышит ее осторожных шагов, так они легки и невесомы, но совсем скоро она осмелеет: промозглый ветер с моря сменится легким теплым дуновением; на пригорках, где уже сошел снег, проклюнутся зеленоватые, почти прозрачные листочки и распустятся белые цветы.
        Однажды на рассвете запоет первая птица, вернувшаяся из дальних странствий.
        Быть может, именно смена времен года и есть величайшее чудо из всех возможных? Если так, думала Фаби, то нет ничего удивительного в том, что место, куда уже давным-давно по-настоящему не приходили осень и зима, превратилось в обитель вечной печали.
        …Дерево-дворец растет здесь не одну тысячу лет - вгрызается мощными корнями в самую сердцевину острова, цепляется за землю, словно страшась звездного ветра, который с легкостью мог бы выдернуть его и унести прочь. Когда-то этот ветер принес сюда скитальцев, заблудившихся посреди Вечной ночи, - гордые дети неба не знали, что временный приют вскоре станет для них единственным пристанищем, хотя и не превратится никогда в настоящий дом. Призрак Прародины будет вечно витать над ними, питаясь потаенными слезами, горечью одиночества, тоской о несбыточном.
        Корни уходят вглубь. Если спуститься за ними следом, то можно попасть в пещеры, где спят безымянные существа, лишенные памяти. Тьма и тишина; изредка мимо дремлющих созданий пробегают другие подземные обитатели, даже не подозревающие о странных соседях, которые пахнут металлом, почти не шевелятся и не чувствуют, когда кто-то случайно прикасается к ним.
        Они спят.
        Они ждут…
        Фаби очнулась; ее колотила сильная дрожь, лоб покрывали крупные капли пота. Странный сон пришел к девушке средь бела дня, как случалось уже не раз, и теперь уповать на совпадение было глупо. «Что-то происходит, - подумала она. - Что-то происходит… со мной». Страх был подобен невнятному шепоту, раздающемуся где-то на самой границе сознания; отчасти походил он и на легкое прикосновение чьей-то руки в пустой и темной комнате.
        Она глубоко вздохнула, зажмурилась: надо успокоиться, пока Ризель ничего не заметила. У принцессы достаточно тревог, не хватало ей спутницы, грезящей наяву… и о чем?! О тварях, обитающих глубоко под Облачной цитаделью, у которой, оказывается, есть корни, словно у дерева.
        «Заступница, помоги! Я, кажется, схожу с ума…»
        Фаби открыла глаза и поняла, что принцессы рядом нет.
        С недавних пор Ризель завела привычку проводить много времени в Садах Иллюзий. Это было необычно, поскольку ранее ее высочество предпочитала собственный сад, неухоженный и дикий, - тот самый, где ее едва не убил сумасшедший оборотень-пересмешник, решив отомстить капитану-императору за падение своего клана. Однажды Ризель целое утро просидела в беседке, расположенной в самом центре Садов - неподалеку от озера, чью гладь усеивали бело-желтые водяные лилии, - и уже на следующий день эта беседка превратилась в ее кабинет, заваленный книгами и бумагами. Принцесса сидела на полу перед низким столиком, просматривала отчеты своих подручных, писала письма и приказы, иногда ради собственного удовольствия читала - ей нравились истории о путешествиях, воспоминания и путевые дневники людей и магусов, давным-давно отправившихся считать острова. Для Фаби в беседке тоже нашлось место, хотя в последнее время Ризель перестала давать ей особые поручения, позволяя спутнице спокойно вышивать, читать или даже дремать. Впрочем, как раз последнее не приносило удовольствия из-за повторяющихся тревожных видений, о которых
Фаби не решалась никому рассказать.
        Вот и теперь она ненадолго провалилась в сон, а принцесса тем временем исчезла.
        - Ваше высочество! - позвала Фаби и услышала в собственном голосе страх.
        Неужели что-то случилось? Нет, невозможно - это ведь Сады, здесь безопасно… С трудом уняв тревогу, она вышла из беседки и огляделась: повсюду царило безмятежное вечное лето, над кустами жасмина гудели пчелы, а где-то неподалеку играла гитара. Пальцы невидимого музыканта заставляли струны звучать то грозно и жестоко, то жалобно и щемяще; мелодия, исполненная светлой печали, была прекрасна до слез. Фаби знала всех бардов, удостоившихся чести играть в Садах, но не назвала бы ни одного, способного на такое. Невольно позабыв о принцессе, она свернула на тропинку, ведущую к озеру, и вскоре оказалась на берегу.
        На камне у самой воды сидела девушка. У незнакомки, одетой в простое белое платье, были темно-рыжие волосы, заплетенные во множество косичек, украшенных монетками, кольцами и разноцветными лентами… а еще у нее были крылья. Ослепительно-белые, большие - на зависть любому из ручных лебедей, обитавших на другой стороне озера, - и настоящие. Сложенные за спиной, они то и дело подрагивали, когда музыкантша недовольно хмурилась или, наоборот, улыбалась, думая о своем.
        «Я сплю, - подумала Фаби, ошеломленно отступая, будто опасаясь спугнуть восхитительное видение. - Она мне снится…»
        Когда-то здесь уже жил крылан, но было это давно и закончилось плохо. «У него оказался буйный нрав, - только и сказал распорядитель Садов в ответ на осторожные расспросы Фаби. - Его пришлось продать». Тот человек-птица, как говорили, обладал угольно-черным оперением. Диковатое существо, представлявшееся ей в фантазиях, было скорее птицей, чем человеком, и уж точно не имело ничего общего с прелестной незнакомкой, игравшей на гитаре куда лучше самого умелого из дворцовых бардов.
        - …Это меня пугает, - проговорил знакомый голос, едва пробившись сквозь чарующую музыку. - Я ничего не могу с собой поделать. Вы понимаете, насколько далеко все зашло?
        Фаби оглянулась и увидела Ризель: принцесса стояла спиной к озеру, держа за руку незнакомого магуса. На ее появление они не обратили внимания.
        - Я все понимаю, ваше высочество, - сказал магус. - Не надо больше слов - они опасны даже здесь, и вы это знаете.
        На его правой щеке виднелся уродливый шрам, похожий на кракена, - след давнего ожога, - столь необычная примета среди высокородных аристократов, в чьем распоряжении всегда имелись целители, что Фаби сразу поняла, кто перед ней. Это был сам Рейнен Корвисс, много лет назад отправившийся в путешествие по Дороге печали, как называли в клане Ворона ритуальное изгнание наказанных… или тех, кто наказывал себя сам. Иногда говорили, что таким образом бывший глава семейства пытался расплатиться за то, что Бдительные не сумели найти лекарство для капитана-императора. Фаби подозревала, что слухи если и не далеки от истины, то уж точно не затрагивают истинной причины его… ухода? Изгнания?
        Того, чем Дорога печали была на самом деле.
        - Что с королевой? - спросил Рейнен. - Как поживает ее величество Алиенора?
        - День нашего с вами расставания был последним днем, когда я видела королеву, - тихо проговорила Ризель.
        «День расставания, - мысленно повторила Фаби. - Последний день…»
        Еще одна тайна, случайно раскрытая в присутствии незаметного воробышка: императрица заперлась в Садах после трагической гибели Амари, младшего принца, а ведь это случилось примерно три года назад. Значит, Рейнен Корвисс появился в Облачной цитадели вовсе не впервые за сорок лет.
        Зачем же он пришел?
        Фаби, изо всех сил стараясь не шуметь, вернулась в беседку.
        …Земля, камень, железо.
        Она лежит, придавленная ужасной тяжестью, и не может пошевелиться. Темно. Холодно. Тихо. О-о, Заступница, где же ты? Если это и есть посмертие, то оно стократ хуже самых страшных сказок о царстве Великого Шторма, о Крабьих лугах. Пусть будут кракены и мерры, пусть ураганы сталкиваются на просторах бескрайнего океана, тратя в бесцельной битве силы, которых хватило бы на сотворение нового мира, пусть будет что угодно - но только не лишенное времени место, населенное спящими тварями, ожидающими своего часа. Они рядом, они близко: хоть вокруг темно, она все-таки чувствует подле себя бесчисленные шипы, клешни, иглы, лезвия. Облачная цитадель не знает, что под ней таится воплощенная смерть, тихая смерть, спокойная смерть, - таится и ждет.
        Ждет.
        Она лежит, ощущая свое металлическое тело, подобное тысячам других, спрятанных в этих мрачных пещерах, и больше всего боится, что сон и явь когда-нибудь поменяются местами…
        - Ваше высочество, пора идти.
        - Да-да, я сейчас, - откликнулась Ризель.
        Принцесса стояла у открытого окна, ветерок колыхал ее белые волосы. Фаби послушно отступила и уже не в первый раз подумала, что ощущение тяжести, столь хорошо знакомое ей по кошмарным видениям, Ризель отнюдь не чуждо: на эти хрупкие плечи давила всем своим весом огромная Империя.
        «Отчего она выбрала меня? Я ведь ничем ей не помогаю, не могу поддержать ни словом, ни делом. Любая служанка справилась бы не хуже!»
        Что же привлекло внимание ее высочества за окном? Круглые крыши, пушистые ветви сосен, серое небо с заплутавшей черточкой-птицей…
        - Хочешь, я отпущу тебя домой?
        Сердце забилось воробьем в ладонях. Домой? Насовсем?!
        - Я могу. - Ризель улыбалась - еле заметно, но это и была ее настоящая улыбка, а не маска для почетных гостей. - Только скажи. Ты ведь тоскуешь, я чувствую.
        Домой…
        Сегодня во дворце собрались посланцы кланов, когда-то подписавших договор с капитаном-императором или примкнувших к Союзу Семерых позднее. Фаби не знала, о чем они намеревались совещаться, ее волновало лишь одно: кого из родных доведется встретить в самом скором времени? Наверное, это будет Альд, старший брат. Отец вряд ли оставит остров ради того, чтобы в очередной раз превратиться в удобную мишень для придворных насмешников. Кто бы это ни был, Фаби ждала встречи всем сердцем, и как бы ей хотелось уехать с ним домой, позабыв про Облачную цитадель!
        - Ваше высочество, пора… - сказала она, решив оставить вопрос принцессы без ответа. - Время!
        Где-то под высокими сводами коридора эхо подхватило последнее слово и принялось с ним играть: «Время… время…
        Бремя…»
        - Ты права, - проговорила Белая Цапля. - Идем.
        Длинный подол белого платья зашуршал по мраморной лестнице. Фаби поспешила за госпожой, но все-таки успела напоследок оглянуться - за их спинами остался узкий лоскут мерцающего света. Внезапно она подумала, что во всем дворце нет ни одного окна, из которого был бы виден океан. Только залив, да и то не весь.
        Спутница принцессы лишь сейчас поняла, как сильно ей не хватает открытой воды.
        Впросторном зале, где гости собрались в ожидании ее высочества, было холодно: хотя в огромном камине горело, кажется, целое дерево, воздух прогревался лишь на расстоянии трех-четырех шагов от ревущего пламени. «Это все из-за того, что Облачная цитадель построена очень давно, - объяснила Ризель однажды. - Раньше она отапливалась таким же хрустальным сердцем, как и то, которое хранит Сады Иллюзий от зимней стужи. Оно сломалось, а обычные камины мало помогают - здесь слишком много металла». Чуть помедлив, она прибавила: «Когда я была маленькой, слуги часто повторяли, что тепло крадут мехи и уносят в глубины - туда, где уже много сотен лет не ступала нога магуса или человека».
        Вспомнив об этом разговоре сейчас, Фаби испуганно вздрогнула - сон, проклятый повторяющийся кошмар! Ей вдруг показалось, что пол под ногами дрогнул, будто там, внизу, беспокойно заворочалось какое-то чудовище.
        Десять магусов склонились перед хрупкой девушкой в белом платье:
        - Ваше высочество… Мы так рады… Такая честь… Ваше высочество… Принцесса…
        Фаби, тенью следовавшая за госпожой, не смела поднять головы и лишь искоса наблюдала. Как и ожидалось, здесь был высокомерный Вейлан Ястреб, первый советник. Поблизости от него стоял лорд Рейго Лар, получивший титул старейшины чаек совсем недавно и еще не освоившийся с новым положением. Торрэ Шарп, к величайшему облегчению Фаби, сегодня прятал изуродованное лицо под капюшоном и вообще держался поодаль от остальных. У камина беседовали вороны - Кармор и Рейнен, - и их беседа шла весьма своеобразно, поскольку Кармор был нем и объяснялся при помощи знаков. Молодой ворон онемел около трех лет назад из-за какого-то неудачного опыта, суть которого так и осталась тайной для придворных; в этом их с Рейненом судьбы были схожи, да и прочие вороны нередко страдали из-за своей любознательности и необоримой тяги к опасным экспериментам. Впрочем, Фаби куда больше интересовала странная неприязнь между Кармором и принцессой: встретившись случайно где-нибудь во дворце, они кивали друг другу, не глядя в глаза, и торопились разойтись в разные стороны. Почти то же самое случилось и сейчас - просто убегать было
некуда, - а вот Рейнена Ризель приветствовала с теплотой. Алхимик ответил ей спокойной улыбкой и даже удостоил Фаби мимолетным взглядом, в котором девушке померещилось любопытство.
        Спустя миг она забыла обо всем.
        В стороне от прочих крылатых лордов одиноко стоял мужчина, чья внешность не представляла собой ничего примечательного: среднего роста, рыжеватые неаккуратно подстриженные волосы торчат во все стороны острыми прядями, бледное лицо напрочь лишено того необычного, подчас высокомерного выражения, которое позволяет с первого взгляда распознать магуса. Его хмурый взгляд блуждал по залу с плохо скрываемой тоской.
        Лорд Дэйн Торимо, глава клана Воробья, не умел лгать. Придворных лицемеров он ненавидел, но в силу своего крайне шаткого положения вынужден был молча терпеть издевки и ждать приказов капитана-императора, как и подобает слабейшему.
        Фаби замедлила шаг, а потом и вовсе замерла на месте.
        - Добрый вечер, лорд Торимо, - произнесла Ризель с улыбкой. Воробей склонился в глубоком поклоне. - Мне сказали, вы прибыли только сегодня, рано утром. Не устали с дороги?
        - Я выполняю свой долг, - ответил отец Фаби, тщательно взвешивая каждое слово. - Усердно и… неустанно.
        - Это очень благоразумно с вашей стороны, - сказала принцесса и едва заметно усмехнулась. - Когда все закончится, приходите в мою гостиную. Там у вас и Фаби будет возможность пообщаться без посторонних глаз.
        От неожиданности Торимо вздрогнул, но тут же взял себя в руки и снова поклонился принцессе - этот жест теперь выглядел куда искренней, да только Ризель едва ли его заметила: она как раз встретилась взглядом с высоким темноволосым магусом, которого Фаби, как и Рейнена, никогда раньше не встречала при дворе. Незнакомец был так красив, что спутница принцессы зарделась от смущения; до сих пор ни один мужчина не вызывал у нее такого пугающе приятного чувства. Он будто светился изнутри, и Фаби захотелось подойти ближе, чтобы согреться в лучах этого света, но стоило красавцу взглянуть на нее, наваждение тотчас пропало. Его безупречное лицо было холодным и жестоким, а в глубине черных глаз таилась опасность.
        - Эйдел Аквила… - протянула ее высочество слегка насмешливо. - Сколько лет, сколько зим! Провинция пошла тебе на пользу, да? Как называется городок, которым ты нынче управляешь, - Тейравен, кажется? Ну, так или иначе, ты выглядишь здоровым и полным сил.
        - Свежий воздух… - таким же ироничным тоном ответил мужчина. - Морской простор…
        - Надо же!
        - …и необычайное уныние, моя госпожа. Сам не знаю, как вытерпел столько лет в этом ужасном месте. - Эйдел искоса взглянул на спутницу принцессы, и девушка с ужасом осознала: орел прекрасно понимает, какое впечатление оказывает на молоденьких дурочек вроде нее. Фаби вдруг стало очень стыдно за свою мимолетную слабость.
        - Уныние? - переспросила Ризель с неподдельным удивлением. - Поблизости от Окраины?! Позволь не поверить, Эйдел! Или ты хочешь сказать, что все истории о приключениях, которыми так любят развлекать придворных дам бравые моряки, лживы? Ты что, ни разу не сражался с пиратами?
        Магусу, как показалось Фаби, стоило немалых усилий сохранить непринужденное выражение лица.
        - Эти мелкие стычки быстро стали рутинным делом, моя принцесса, - сказал он с нарочитой небрежностью. - Я, право, не думаю, что истории о них могли бы вас заинтересовать.
        Ризель ничего не сказала; она смотрела на молодого лорда со странным выражением, которое Фаби никак не удавалось истолковать, - это длилось несколько мучительно долгих мгновений, пока Эйдел не потупился.
        «Я вспомнила!»
        Фаби резко отвернулась, рискуя привлечь к себе внимание или показаться невежливой. Много лет назад, задолго до ее прибытия ко двору, разразился страшный скандал, в котором оказались замешаны трое молодых магусов из разных кланов. Подробностей Фаби не знала - лишь крупицы, собранные из подслушанных разговоров, - но ей было известно, что в конце концов всех этих юношей под благовидными предлогами выслали из столицы на самые отдаленные рубежи Империи, а одного даже назначили наместником императора в какой-то провинции. «Беднягу послали туда, где с ним запросто может приключиться несчастный случай, а целителя рядом не окажется», - туманно заметила одна из придворных дам, не обратив внимания на Фаби, стоявшую совсем близко.
        Речь шла именно о том, кто сейчас был в двух шагах от нее, - об Эйделе Аквиле.
        А сам скандал каким-то образом касался принцессы…
        - Господа!
        Ризель повернулась к собравшимся, и широкие рукава ее белого платья взметнулись, точно крылья.
        - Рада приветствовать всех, - провозгласила Белая Цапля. Она смотрела на магусов, чуть склонив голову набок, и Фаби по ей одной известным приметам поняла: речь будет очень короткой. - Как тех, кто бывает во дворце чаще, чем у себя дома, так и тех, кто почтил нас своим присутствием впервые за много лет!
        - Я так и думал, что своим визитом доставлю необыкновенную радость, - вполголоса проговорил Рейнен, и в тишине его услышали все.
        Алхимик по-отечески улыбнулся принцессе: никто из придворных не мог перебить ее высочество безнаказанно, но Бдительный, в силу своего особого положения, имел право и на большее.
        - Сегодня необычный день, - продолжила Ризель. - Сегодня наконец-то пришла весна… но дело не в этом. - Неожиданно принцесса побледнела, ее голос слегка изменился. - Вас ожидает сюрприз, и мне не хочется больше его откладывать.
        Она трижды хлопнула в ладоши; невидимые слуги распахнули настежь дверь в соседнюю комнату - там было темно, однако Фаби, как и остальные, хорошо знала, что это за комната и почему она заперта вот уже много лет.
        Это был кабинет капитана-императора.
        - Добрый вечер, господа.
        На поверхности серебряной маски заиграли отблески огней.
        Фаби рухнула на пол вместе со всеми магусами, а поднявшись с колен по милостивому дозволению Аматейна, не посмела на него взглянуть, лишь краем глаза ухватила какие-то мелочи - тяжелую трость, затянутые в перчатки кисти рук с длинными, как у Ризель, пальцами, круглый амулет на серебряной цепочке. Когда капитан-император сам на нее посмотрел, девушка чуть не потеряла сознание и едва расслышала, как Ризель прощается с лордами: «Не буду мешать, господа! Обсуждайте дела, а я займусь тем, чего давно уже хотела, - отдохну».
        Кажется, Аматейн даже рассмеялся в ответ на эту незатейливую шутку.
        …Спящие-во-тьме ждут, и нет предела их терпению.
        Скоро, очень скоро ожиданию придет конец.
        4. То, чего желаешь
        …Через час, через неделю и через полгода после встречи с ее высочеством он вспоминал одно и то же - волосы. Белые, точно снег; нет, еще белее; нет-нет, подобной белизны просто не может быть в природе. Он постепенно забыл черты ее лица и цвет глаз - голубые? серые? какая разница… - но волосы запомнил, и они ему снились, они его терзали, душили, убивали. Он был рыбой, а принцесса Ризель - рыбаком. Ни во сне, ни наяву ему не выпутаться из сетей, что она сплела из слов и своих белых волос, пусть даже его собственные волосы такого же цвета…

* * *
        Кто бы из людей или магусов ни сказал, что, увидев один город Окраины, считай, видел их все, - он ошибался. Да, Кеттека, Ямаока, Марейн и даже Лейстес походили друг на друга пестротой лиц, одежд, товаров и разноголосым хаосом рыночных площадей, где южанин и северянин понимали друг друга с полуслова; но все-таки имелась в этом ожерелье островов, разделявшем владения магусов и принадлежавшие меррам южные моря, редкостная по красоте жемчужина - Каама.
        Каменная чаша, наполненная водой, что прозрачнее хрусталя, - такой она была. Больше трех веков назад какой-то оставшийся безымянным рыбак облюбовал это местечко и построил для своей семьи хижину на плоту; вскоре пришли и другие поселенцы, которых не пугали мрачные утесы, поросшие хилыми и кривыми соснами. Огромная бухта, вход в которую стерегли высоченные скалы, давала надежное укрытие даже от самых страшных штормов, нередких в этих краях, а громадные каменные глыбы, тут и там возвышавшиеся над поверхностью воды, оказались достаточно устойчивыми, чтобы новые дома возвели уже на них. Там, где не хватало места, люди мастерили плоты и мосты. Каама росла очень медленно, отвоевывая у океана пядь за пядью, и никто не заметил, когда она вдруг превратилась в самый большой порт Окраины. Посреди рукотворных островов и каналов, ходить по которым могли только узкие и длинные лодочки, посреди прозрачных вод и головокружительно высоких скал родилось нечто неназываемое, заставлявшее говорить об этом городе с благоговейным придыханием: о-о, Каама!
        Шли годы. Войны начинались и затихали; Великий Шторм то и дело пробовал на прочность город-на-воде; старые дома ветшали и рушились, на их месте строились новые. Чем дальше уходил фрегат от Хрустальной бухты, тем причудливей становились слухи о Кааме - говорили, что ее кварталы-островки по ночам дрейфуют и лишь к утру останавливаются, цепляясь друг за друга мостами, словно абордажными крючьями. Утром глянешь в окно, а там совсем не та улица, что была накануне вечером. Еще говорили так: несть числа островам в Океане, несть числа мостам в Кааме. Местные жители распространяли этот слух с превеликим удовольствием. Мосты, конечно, можно было легко подсчитать… но зачем?
        Преодолев трехсотлетний рубеж, Каама быстро постарела. Волны расшатали некогда крепкий фундамент из каменных глыб; сырость на мягких лапах прокралась в дома и поселилась там надолго, угрожая вытеснить прежних жильцов из родных стен; деревянные причалы просели, изъеденные временем и паразитами, и теперь даже самый легкий шторм мог бы обрушить их с той же легкостью, с какой ребенок уничтожает собственные постройки из прутиков и щепок. Казалось, дни города сочтены, но однажды в гавань вошел фрегат, чьи паруса в предрассветном сумраке еле заметно светились. Вскоре на пристань сошел высокий светловолосый человек, огляделся по сторонам, улыбнулся и коротко бросил:
        - А здесь красиво.
        - Лайра обосновался в Кааме? - усмехнулся капитан-император, узнав о случившемся. - Что ж, трухлявому королевству - трухлявую столицу!
        Он забыл - а может, не знал, - что сердце у Каамы из камня.

* * *
        Луна вынырнула из-за туч как раз тогда, когда Хаген очутился прямо перед входом в таверну «Веселая медуза», и осветила вывеску - облупленную, с трещиной. Вывеске под стать оказался и сам покосившийся двухэтажный домик: пальцем ткни - обрушится прямо в канал. Отчего-то пересмешник подумал, что в таких местах обычно собираются те, кто не задерживается на одном и том же фрегате надолго. Подобные таверны имелись в любом порту - и в этом смысле Каама, столица Окраины, была совершенно обычным городом.
        Он пришел сюда не по своей воле. Еще засветло, когда «Невеста ветра» пришвартовалась и матросам, чья вахта закончилась, разрешили сойти на берег, пересмешник немедленно этим разрешением воспользовался. Ему казалось, что на берегу можно будет хоть немного отдохнуть от постоянного присутствия фрегата в своей голове, от тени, возникшей в тот момент, когда они с капитаном Кристобалем Крейном пожали друг другу руки. Его не предупреждали об этой тени; впрочем, слова и не могли передать того, что он порою испытывал, теряя себя и растворяясь в нечеловеческом разуме рыбокорабля. Грань между явью и сном сделалась слишком тонкой, и потому, наверное, он с нетерпением ждал прибытия в Кааму, где планировалась долгая стоянка.
        Но его постигло разочарование: «Невеста ветра» никуда не делась, она по-прежнему пребывала рядом-и-внутри, и более того - Хаген осознал, что, даже удаляясь от фрегата, продолжает чувствовать, в какой стороне тот находится; это чувство не ослабевало, когда между ним и пристанью росло расстояние и появлялись каменные стены. Куда проще играть роль моряка, матроса, чем быть им на самом деле. Хаген всей душой пожелал бы возвращения того беззаботного времени, когда «Невеста ветра» не сидела днем и ночью в его голове, но ему мешала одна деталь: теперь-то он хорошо понимал, до чего глупым выглядел этот спектакль в глазах Крейна, всевидящего и вездесущего.
        Пересмешник бродил по каамским улицам, без особого интереса разглядывая город, и на одном из перекрестков, решив свернуть направо, почему-то свернул налево - будто кто-то его подтолкнул, деликатно и настойчиво. Теперь «кто-то» хотел, чтобы он вошел в таверну. Пересмешник ненадолго замер у входа. Из-за неплотно прикрытой двери доносились неразборчивые голоса, смех, нестройный перебор гитарных струн; женский голос громко и отчетливо сказал: «Отстань!» - и сразу же раздался грохот, как будто опрокинули скамью. Ноги сами понесли его вперед, словно тот, кто им управлял, вдруг утратил терпение.
        В довольно большом зале «Веселой медузы» царили шум, дым и грязь. Нос Хагена - обоняние у пересмешников было невероятно чутким, куда лучше, чем у прочих магусов, не говоря уже о людях, - разложил запах на составляющие, и едва проснувшийся голод тотчас же притих. Он машинально поправил зеленый платок, под которым прятал отросшие бело-рыжие волосы, и огляделся по сторонам. С виду публика ничем не отличалась от обычного морского люда, но особые качества, которыми посланец принцессы Ризель обзавелся за последние три с половиной месяца, позволили ему определить, что у всех присутствовавших было кое-что общее.
        Точнее, кое-чего им всем не хватало.
        - Ты что тут потерял? - тусклым голосом спросила девица с увядшей магнолией в корсаже. - Такие красавчики к нам заходят редко.
        «И в самом деле, что мне тут понадобилось?» - подумал Хаген и невесело усмехнулся.
        «Невеста ветра» больше не дергала за ниточки, управляя его телом и разумом; она наблюдала. Никаких подсказок. Пересмешник снова огляделся, надеясь заметить хоть что-нибудь полезное и понять, зачем он здесь и к чему стоит готовиться.
        - Что они там делают? - спросил он, обратив внимание на группу моряков, собравшуюся в дальнем углу.
        - Кого-то сейчас облапошат, - пренебрежительно отозвалась «магнолия» и, поскольку дверь отворилась вновь, мгновенно забыла о его существовании.
        Хаген принялся осторожно пробираться мимо беспорядочно расставленных столов и лавок. Осторожность, впрочем, была излишней - на него никто даже не смотрел.
        - …А я говорю - не сможешь! - Знакомый голос послышался еще до того, как пересмешник успел приблизиться к столу. - С твоими-то п-паль… пальцами… Тут сноровка нужна, во как!
        Умберто сидел, подперев левой рукой подбородок; в пальцах правой руки он вертел кусок веревки - точнее, пальцы действовали сами по себе, беспрестанно двигались, складывая ее в замысловатые петли, и наблюдать за этим почему-то было неприятно. Помощник капитана Крейна так напился, что вряд ли сумел бы встать: у него заплетался язык, взгляд блуждал, а на щеках проступил почти горячечный румянец.
        Так вот зачем «Невеста ветра» приволокла сюда Хагена…
        - Чем тебе не нравятся мои пальцы? - зловеще ухмыляясь, спросил широкоплечий моряк, чей нос когда-то давно познакомился с кулаком или дубинкой, а руки, покрытые шрамами и ожогами, выглядели и впрямь неловкими. Умберто глупо хихикнул и что-то пробормотал - Хаген не расслышал ни слова. - Ты что сейчас сказал, э-э?!
        - Он сказал, что мы отсюда уходим, - быстро вмешался магус.
        Умберто бросил на него косой взгляд, разочарованно хмыкнул и, разумеется, даже не попытался встать.
        - Ты-то откуда взялся? - неприязненно спросил верзила со сломанным носом. - В няньках у этой рыбы-балабола служишь, что ли?
        Собравшиеся за столом и вокруг стола рассмеялись. Пересмешник стиснул зубы. Все не так просто: по доброй воле Умберто вряд ли уйдет, да к тому же его не захотят отпускать, раз уж он ввязался… во что? В спор? В состязание узлов? В возможную драку?
        Похоже, во все сразу.
        Но почему «Невеста ветра» выбрала именно его для этой миссии? Его стихия, его ремесло - изысканный обман, а не трактирный мордобой. Он, конечно, способен за себя постоять, но не против этакого громилы, да еще и с товарищами. «Невеста ветра» придет на помощь, говорили ему, не бойся за свою жизнь… Однако у пересмешника имелись особые причины опасаться ран и увечий, последствия которых для него могли оказаться гораздо серьезнее, чем для магуса из другого клана.
        - Мой друг… - Пальцы Хагена стиснули плечо Умберто; тот вяло запротестовал, но пересмешник не обратил внимания. - Он, сами видите, здорово перебрал, поэтому несет всякую чушь. У него язык что помело, даже когда он трезвый…
        - Мы заметили! - сказал кто-то, и моряки снова засмеялись.
        «Мне не нравится этот смех, - подумал магус. - Совсем не нравится».
        Верзила со сломанным носом покачал головой. Сам он был, как теперь заметил Хаген, совершенно трезв, и в его глазах плясали огоньки, неприятно похожие на те, что появлялись в глазах феникса незадолго до превращения. Остальные то и дело поглядывали в его сторону, однако и без этого было понятно, кто здесь главный.
        Кто же он такой? Хаген склонил голову набок, изучая незнакомца, привычно разделяя внешность и то, благодаря чему она складывалась, - привычки, пороки, секреты, - словно собираясь его изобразить, что было бы весьма сложно из-за разницы в весе и росте. Лет сорок, хотя выглядит старше. Не привязан ни к какому кораблю. Любит выпить, любит драться и хранит какую-то нехорошую тайну, хранит очень-очень глубоко. И вот перед ним два юнца, у которых есть все - команда, капитан, молодость, здоровье, да еще и смазливые рожи, по которым так и хочется съездить огромным обожженным кулаком.
        Стоп.
        «Искусай меня медуза! - От досады пересмешник едва не выругался вслух. - Ожоги! Он не просто моряк без команды, он паленый…»
        Теперь он чувствовал в мешанине запахов таверны еще один - необъяснимый, непохожий на все прочие, неприятные и приятные, будто вовсе непредназначенный для человечьего или магусовского носа. Описать его словами было совершенно невозможно, и пересмешник, сам не понимая почему, вдруг вспомнил, как гудят мачты рыбокорабля во время шторма и как этот звук проникает в самую душу, заставляя все тело дрожать, пробуждая желание броситься головой вниз в бездну, чтобы ничего больше не слышать.
        Это был запах звездного огня - той загадочной субстанции, от которой рыбокорабли сходили с ума. Даже крупицы хватало, чтобы вызвать у фрегата приступ неукротимого бешенства, и оттого люди, волею судеб имевшие с ним дело, оказывались прикованными к земле и путешествовать от острова к острову могли разве что на борту смрадных трупоходов.
        Разумеется, паленые - так их называли - не испытывали особой любви к обычным морякам. С чего бы?..
        - Состязание узлов - святое дело, - тихим и зловещим голосом проговорил верзила со сломанным носом. - Твой приятель на него согласился, поэтому либо он прямо сейчас признает, что проиграл, либо ты замолкнешь и будешь смотреть, как все. Впрочем, я могу для начала вместо веревки завязать узлом тебя. Целиком или по частям.
        - Он же пьяный, - возразил пересмешник. Ответом ему был новый взрыв издевательского смеха. - Он и двух слов связать не сможет, что уж говорить об узлах!
        - Трезвый или пьяный, - вдруг заявил Умберто, старательно выговаривая каждое слово, - с веревкой я всегда друж-жу…
        «Сломанный нос» развел руками и ухмыльнулся.
        - Ну, валяй, плетельщик! - сказал он с довольным видом, откинувшись на спинку скамьи. - Хочу поглядеть на «глаз кракена» - ты пообещал завязать его одной рукой!
        Хаген с тихим вздохом опустился на скамью рядом с Умберто, готовясь подставить товарищу плечо, если тот окончательно опьянеет и начнет сползать под стол.
        Спустя миг помощник капитана Крейна вдруг издал странный звук - не то вздох, не то всхлип, - а потом сказал чуть изменившимся голосом:
        - Я н-не… не буду с тобой состязаться.
        «Сломанный нос» замер с открытым ртом, но тут же пришел в себя и разразился градом изощренных ругательств - досталось и кракену, и Меррской матери, и всему меррскому племени за компанию.
        - Чего стоит твое слово? - Он привстал, опираясь на кулаки, угрожающе навис над Умберто. Помощник Крейна даже не шелохнулся. - Ты и впрямь рыба-балабол! Зачем трещал о состязании как баба, если не собирался его затевать?
        - Вот да, - сказал Умберто и душераздирающе вздохнул. - Все как раз из-за бабы…
        Странный незнакомец изменился в лице - всего на миг, короче удара сердца, короче легкого вздоха, но Хаген это заметил.
        - Ну так расскажи, - попросил кто-то. - Что за баба?
        Собравшиеся закивали, и пересмешник мысленно взмолился: «Заступница, помоги!» Эльга услышала. «Сломанный нос», вновь откинувшись на спинку скамьи, пробормотал с деланым безразличием:
        - Валяй…
        Умберто тяжело вздохнул и начал рассказывать о женщине, которая появилась на борту его фрегата и в нарушение обычая осталась надолго. О-о, услышь эту историю любой рифмоплет из Облачного города, он за ночь превратил бы ее в поэму, а потом и в пьесу или что-нибудь в этом духе. Представление собирало бы полные залы. Рассказчик вдохновленно повествовал об их приключениях - о путешествии к далеким островам, где красавицу ждало наследство предков, о сражениях с морскими тварями и о том, как прекрасная морячка полюбила капитана, не замечая, что кое-кто другой влюбился в нее с первой встречи, с первого взгляда, и куда сильней, чем можно было бы предположить.
        Голос Умберто постепенно становился четче и выразительнее, но этого никто не заметил. Моряки без команд и паленые слушали, мрачнели, каждый думал о своем. В чьих-то глазах мелькнуло злорадство - понятное дело, назревающий спор с капитаном мог привести к тому, что сидящий перед ними парень станет в «Веселой медузе» уже не случайным гостем, а завсегдатаем, как и большинство присутствующих. Но пока что финал этой истории был неизвестен, и, наверное, они вспоминали, где и когда сами сделали неправильный выбор или утратили благорасположенность Заступницы.
        - Вот такие дела, - сказал Умберто и опять тяжело вздохнул.
        Хаген повел плечом - от неудобной позы оно начало ныть.
        - А что она сама? - спросил «сломанный нос», глядя на помощника Крейна с тем же странным выражением, что уже пару раз мелькало на его лице.
        «Что за секрет ты прячешь, громила?»
        - Она знает, что навигаторам нельзя влюбляться? - продолжил паленый, и внезапно пересмешник понял, что видит в его глазах: боль. Неимоверную, страшную, неисцелимую. - Она понимает, что это не сказка, не пустая болтовня? Если понимает, то лучше бы кое-кому сойти на берег. Иначе… ты знаешь, что может случиться.
        А в самом деле, что могло случиться? Хаген нахмурился и покачал головой. Он слыхал, разумеется, что навигаторы никого не любят, что у многих в каждом порту по жене, а кто-то, наоборот, не обращает на женщин никакого внимания. Сказки, песни, слухи, романы, в конце концов… До сих пор у него не было повода поразмыслить, сколько в этом поверье правды, а сколько - вымысла. Теперь, пожалуй, поздновато пугаться, но все-таки пересмешник ощутил, как волосы на задней стороне шеи встают дыбом.
        - Может, и знает, - вновь севшим голосом проговорил Умберто и, подняв голову, устремил на своего несостоявшегося противника пристальный взгляд. - Она молчит. Ладно… мы с тобой в другой раз сыграем. Я обещаю.
        - Шел бы ты отсюда… - беззлобно пробормотал «сломанный нос» и встал из-за стола.
        Следом за ним как-то на удивление быстро и незаметно исчезли все остальные - кто-то пересел за другой стол, кто-то ушел совсем. Помощник Крейна продолжал сидеть, молча и безучастно. Когда Хаген попытался его поднять, совершить этот подвиг удалось лишь с третьего раза - Умберто не просто норовил упасть, он еще и сделался тяжелым, неуклюжим, точно годовалый малек фрегата.
        - Повезло вам, что все обошлось, - шепнула у самых дверей «магнолия». - Чокнутый Гарон, если уж кого зацепил, просто так не отпускает.
        Она явно хотела сказать еще что-то, но услышала оклик хозяина и поспешно удалилась. Хаген досадливо покачал головой: ему было интересно узнать, отчего этот Гарон заслужил репутацию сумасшедшего, но, судя по всему, не стоило рассчитывать на продолжение рассказа.
        У него появились дела поважнее.

* * *
        - П-подожди!
        На темной улице не было ни души; ни одна лодка не потревожила серебристую гладь канала. Луна лишь краешком выглядывала из-за туч, но ее робкого света хватало, чтобы различить в нескольких шагах от двери «Веселой медузы» бочку с дождевой водой, - туда и направился Умберто, держась за стену.
        Хаген, скрестив руки на груди, наблюдал, как помощник капитана опускает голову в ледяную воду - раз, другой, третий. Что ж, отлично. Если он хоть самую малость протрезвеет, добраться до причала будет легче. «Невеста ветра» справедливо считала его достаточно сильным, чтобы тащить на себе мертвецки пьяного товарища, но сделать такое «поручение» приятнее для магуса не могла.
        Умберто выловил из бочки платок, соскользнувший с волос, и направился к товарищу, почти не шатаясь на ходу. Магус, довольный удачным завершением переделки, в которую он попал так неожиданно и странно, позволил себе чуть-чуть расслабиться - и поэтому лишь инстинкт заставил его уклониться от летящего в лицо кулака.
        - Скотина! - Лицо помощника капитана исказила жутковатая гримаса. - Ублюдок кракена и медузы!
        - Эй, полегче! - крикнул Хаген, уже осознанно увертываясь от нового удара. - Я ведь старался ради твоего блага!
        - Да провались ты к Шторму на луга со своим благом!
        Ярость Умберто, конечно, вовсе не была беспричинной.
        …Хаген с тихим вздохом опустился на скамью рядом с Умберто, делая вид, будто готовится подставить товарищу плечо, если тот окончательно опьянеет и начнет сползать под стол. Одним ловким движением вытащил из-за пояса помощника капитана кинжал - рукоять удобно легла в ладонь, лезвие спряталось в широком рукаве. Прошептал на ухо:
        - Дернешься - убью.
        Спросил себя: интересно, этот пьянчуга еще хоть что-то понимает?
        Спустя миг помощник капитана Крейна издал странный звук - не то вздох, не то всхлип - и застыл, точно каменное изваяние. Все понял, вот и молодец.
        Глубоко вздохнув и не шевеля губами, Хаген сказал не своим голосом:
        - Я н-не… не буду с тобой состязаться…
        Одно хорошо - кинжал теперь висел за поясом у пересмешника.
        - Погоди, постой! - Хаген снова отскочил, что не составило особого труда - ноги и руки слушались Умберто лишь от случая к случаю. - У меня не было другого выхода! Я должен был вытащить тебя оттуда! Я просто не мог…
        - Должен? - прошипел помощник капитана. - Ты ничего мне не должен, урод! Заткнись, я не с тобой разговариваю! - Тут магус растерялся, но молодой моряк продолжил говорить, глядя то ему в глаза, то куда-то поверх его головы и по-прежнему безуспешно пытаясь ударить: - Тебе зачем-то понадобилось меня опозорить, да! Или это намек? А ты? Выкинешь меня здесь, вот прямо здесь? Или потерпишь до следующего порта, ты?!
        Мысли в голове Хагена, точно маленькие рыбки, которых напугал крупный хищник, бросились врассыпную, а потом вдруг объединились в серебристое облачко и поплыли в нужную сторону. Он вспомнил то, что знал о рыбокораблях давным-давно и изучил на собственном опыте за последние месяцы. Он понял - если не все, то многое.
        А ведь там, в таверне, в какой-то момент магус почти поверил, что рассказывает выдуманную историю…
        - Прости меня, Умберто, мне не следовало вмешиваться, - сказал он, примирительно выставив ладони, но не переставая внимательно наблюдать за помощником капитана, который ходил туда-сюда, больше не пытаясь приблизиться, и едва ли не рычал, будто зверь в клетке. - Меня сюда привела «Невеста ветра», только и всего. Давай-ка мы сейчас спокойно вернемся на борт, ты протрезвеешь, и завтра вы с Крейном поговорите…
        - Заткнись, кукушка! - рявкнул моряк.
        Это была серьезная ошибка.
        Миг спустя он взвыл, уткнувшись носом в каменный парапет, за которым тихонько плескалась вода. Магус заломил ему правую руку за спину и стал давить. Раздался хруст. Умберто заорал так, что кто-то приоткрыл дверь «Веселой медузы», но, спохватившись, быстро захлопнул ее.
        - Это что еще за ребячество? Успокойся и тащи его домой. Немедленно.~
        Хаген разжал хватку и отступил на шаг.
        Еще один знакомый голос - и это не был ни его собственный внутренний голос, ни голос капитана Крейна - произнес неслышно для всех, кроме Хагена: «Ничего не изменилось, мой мальчик, в глубине души ты все тот же обидчивый ребенок… Жаль, очень жаль, что рычаг, который позволяет взбаламутить эти глубины, невозможно спрятать. Он выставлен напоказ, и любой дурак может за него дернуть. Жаль, как же мне тебя жаль…»
        - Запомни, - тихо, но твердо проговорил магус, - если ты еще хоть раз назовешь меня этим словом, я тебя прикончу, и даже Крейн мне не помешает.
        Он хотел добавить что-нибудь про весьма болезненную и мучительную смерть, но вид у помощника капитана вдруг сделался такой жалкий, что весь гнев пересмешника испарился. И еще он почувствовал страшную усталость, как будто много часов драил палубу и корпус «Невесты ветра», а не разглядывал Кааму с ее замысловатыми домами на воде.
        Умберто с трудом поднялся и пробормотал что-то себе под нос; это не было ни новым оскорблением, ни извинением. Хаген криво ухмыльнулся и подумал: «Смогу ли я когда-нибудь назвать кого-то из них своим другом?» Он знал ответ на свой вопрос - нет, разумеется, не сможет, о какой дружбе речь, когда он обманом втерся в доверие к капитану? Или не втерся. Не исключено, что ему по-настоящему никогда не доверяли. Хоть в теории устройство фрегата и связи между ним и членами команды казалось несложным, в жизни пересмешник то и дело попадал впросак - вот как сегодня.
        - Искусай меня медуза, - сказал он, потом развернулся и пошел в ту сторону, куда указывал невидимый компас, который Крейн на острове Зеленого великана вложил ему в голову.
        Или прямо в душу?..
        Сзади послышались шаркающие шаги: Умберто плелся следом, держась на почтительном расстоянии. Хаген приостановился, позволяя себя догнать, - он понимал, что, когда возбуждение окончательно схлынет, помощник капитана снова опьянеет и может свалиться в канал, если рядом не окажется крепкого плеча. Магусу не очень-то хотелось думать, что тогда предпримет «Невеста ветра».
        Умберто, однако, истолковал его жест по-своему.
        - Глупо, да? - чуть невнятно проговорил он без тени прежней ярости, чуть заискивающе. - Ну, она ведь понравилась капитану. И он ей тоже…
        - Очень глупо, - подтвердил пересмешник. - Ты сам все знаешь лучше меня. И завтра будешь жалеть об этом разговоре.
        - Ой, да что тут жалеть! - Парень так рьяно махнул рукой, что чуть не кувыркнулся через парапет, и Хаген поспешно оттащил его в сторону. - У меня разве что на лбу не написано, что я чувствую… кто в команде достаточно долго, те все понимают без слов… А ты… а она… эх, кракен меня побери! Да я же с первого взгляда пропал… и почему-то вбил себе в башку, что она меня заметила и запомнила… меня, а не его… Это не… неправсвед… несправлед… не-спра-вед-ли-во, вот!
        Из обрывков случайно услышанных фраз Хаген уже давно сложил сцену, с которой все началось: Тейравен, портовый кабак, состязание плетельщиков. Да, у помощника капитана действительно талант не только вязать узлы, но и ввязываться в неприятности - и он, похоже, намерен и дальше демонстрировать это свое умение.
        - Между ними ничего нет, - произнес пересмешник и запоздало прикусил язык.
        Не стоило подхватывать нить разговора, ведь он сейчас больше всего на свете хотел избавиться от навязанной фрегатом и капитаном роли няньки при упившемся до танцующих крабов молодом моряке. Тем не менее Хаген точно знал, что сказал правду: на «Невесте ветра» было слишком мало места, чтобы подобный поворот событий остался незамеченным, да к тому же он просто не сомневался в своих словах. Магус ощущал ту же самую необъяснимую уверенность, что позволяла ему определять направление, в котором следовало искать фрегат, в темноте и с закрытыми глазами, да хоть во сне.
        Где-то в глубине уверенности, как холодное течение в море, пряталась тревога, но о ней он предпочитал не думать.
        - Не в этом дело, совсем не в этом… - горестно проговорил Умберто. - Когда все начнется всерьез, сам поймешь.
        Тут пересмешнику сделалось по-настоящему интересно, однако помощник капитана словно нарочно выбрал самый неподходящий момент, чтобы снова опьянеть и перейти от более-менее связных речей к полной ерунде. К тому же его теперь качало из стороны в сторону, словно при сильном шторме, и остаток пути до причала занял столько времени и сил, как если бы Хаген был пастухом, гнавшим по лабиринту улиц и мостов стадо на редкость упрямых баранов.
        Приближаясь к причалу, где стояла «Невеста ветра», пересмешник приободрился, затащил Умберто на палубу и отправил в трюм, с трудом удержавшись от пинка под зад. Вахтенный матрос - недотепа-музыкант Сандер - наблюдал за происходящим молча, держась на почтительном расстоянии, и лишь после того, как невнятные ругательства Умберто окончательно затихли где-то внизу, тихо и изумленно спросил:
        - Что это с ним? На моей памяти он ни разу так не напивался.
        Хаген пожал плечами и не стал объяснять.
        - Капитан, наверное, сердит на него… - прибавил Сандер и покачал головой.
        - Крейн еще не вернулся? - поинтересовался пересмешник, чтобы сменить тему.
        Феникс, мрачный и решительный, ушел сразу же после прибытия в Кааму.
        - Нет, - ответил Сандер. - Не удивлюсь, если они с Лайрой будут спорить и ругаться до самого утра.
        Да уж, им было о чем поговорить, включая и самого Хагена. Пересмешник никак не мог отделаться от ощущения, что доставил послание принцессы Ризель не по адресу: ведь черные фрегаты представляли угрозу не для Кристобаля Крейна, а для Лайры Арлини, для его шаткого престола, его призрачного королевства! Здесь точно крылась тайна, в которую Хагена не посвятили, и он не уставал повторять себе, что лишь ради этой тайны не ушел с «Невесты ветра».
        Так было проще.
        - Как-то беспокойно на душе, - вдруг проговорил Сандер, отрешенно глядя в темноту. - Знаешь, я с того самого дня, как мы пустились в погоню за этой небесной штуковиной, время от времени ощущаю… чей-то взгляд.
        - Я этот самый взгляд чувствую каждый миг вот уже три с лишним месяца, - мрачно заметил Хаген.
        Матрос-музыкант усмехнулся:
        - Нет-нет, фрегаты смотрят иначе. Даже чужие… Такое ощущение, словно прошел мимо клетки с большой собакой - знаешь, есть такие, которых специально выращивают ради боев на аренах? - ну так вот, ты прошел мимо, а потом вдруг понял, что клетка-то не заперта. И вот ты стоишь и смотришь на собаку. Собака смотрит на тебя. Понимаешь, о чем я?
        Хаген, все еще сердитый из-за происшествия в таверне и того, что за ним последовало, едва не съязвил в ответ. Он осекся лишь в последнее мгновение, вдруг сообразив, что с ним впервые завели беседу просто так, а не по какой-то особой надобности.
        Впрочем, Сандер был на борту «Невесты ветра» таким же отщепенцем, как он сам.
        - Да, понимаю, - сказал пересмешник. - Это все тревога. Мы же как-никак ввязались в очень странную и опасную историю. За нами наблюдают разные… собаки.
        - Дело не в тревоге, хотя без нее и не обходится, - возразил Сандер. - Уж поверь, я знаю, о чем говорю. Мы привлекли к себе чье-то внимание. Я не знаю, чье именно, - может, самой Меррской матери. Но там, в глубине, точно что-то есть, и оно на нас смотрит даже сейчас. Не веришь? Сосредоточься и поймешь.
        Хаген фыркнул:
        - Нет уж, прости. С той поры, как я стал одним из вас, собственные ощущения для меня не повод во что-то верить или не верить. Это ведь все равно что жить в доме, где тридцать дверей, и ни одна не запирается! Пускай случайные гости ничего не воруют и вообще ведут себя прилично, однако из-за них вещи вечно не на месте, повсюду гуляют сквозняки, половицы скрипят…
        - Ты действительно так думаешь? - спросил Сандер с интересом.
        - А что еще я должен думать? - искренне изумился Хаген. - После того как мы с Крейном пожали друг другу руки, я чуть с ума не сошел. Ночами не спал, днем падал замертво в самый неподходящий момент. Я видел, как паруса «Невесты ветра» делались красными, а море - белым, и еще оно пахло корицей. Я несколько раз забывал собственное имя! Во сне ко мне являлся капитан и читал нотации! Даже сейчас у меня нет полной уверенности в том, что я и впрямь стою на палубе и разговариваю с тобой. Может, это очередное наваждение?..
        - Да, такое бывает, - задумчиво проговорил матрос-музыкант. - Кому-то слияние с фрегатом дается легко и просто, незаметно, а кому-то приходится мучиться. Странно, что ты еще не обрел покой.
        - Ничего странного, - проговорил кто-то низким хриплым голосом. Пересмешник вздрогнул от неожиданности - он был уверен, что на палубе больше нет ни души. - Мы имеем дело, друг мой Сандер, с настоящим мастером-притворщиком, - продолжил тот же голос. - Он может обмануть кого угодно - включая самого себя.
        Хаген повернулся и оказался лицом к лицу с Джа-Джинни. На тонких губах человека-птицы играла снисходительная усмешка; он стоял, скрестив на груди руки с изящными когтистыми пальцами, и ночной бриз шевелил кончики его перьев.
        Вот уж кого Хаген не ожидал встретить на борту знаменитого пиратского корабля, так это знаменитого крылана, который едва не уничтожил Сады Иллюзий. Почему-то из всех моряков именно Джа-Джинни тревожил Хагена больше всех - больше, чем сам Крейн! Возможно, потому, что глядя на черные перья, пересмешник мгновенно начинал думать о белых волосах…
        - Не нравлюсь? - резко спросил он, глядя в большие глаза необычного бирюзового цвета. - Так ты не ходи вокруг да около. Может, нам стоит сойти на берег и поговорить по-мужски?
        - Вот еще! - Крылан хохотнул. - Я прикончу тебя, Крейн прикончит меня, и кому от этого будет лучше? Нет уж, сегодня неподходящий вечер для глупостей. И заметь - ты попытался увильнуть от неприятной темы. Очень грубо и безыскусно, если хочешь знать мое мнение.
        Хаген глубоко вздохнул и тоже скрестил руки на груди. Краем глаза он видел Сандера, который наблюдал за происходящим, не делая попыток вмешаться. Интересно, Джа-Джинни и впрямь считал, что Кристобаль Крейн способен его прикончить? Тут же непрошеной гостьей объявилась на удивление дерзкая мысль: а если бы исход дуэли оказался противоположным тому, на какой рассчитывал человек-птица?..
        - Ну и в чем я, по-твоему, себя обманываю?
        - Ты по-прежнему убежден, что перехитрил всех, включая капитана, - с готовностью ответил крылан, и его лицо вдруг сделалось очень серьезным. Он не шутил, не провоцировал - просто говорил то, что считал нужным сказать. - Ты думаешь, что мы тебе не доверяем из-за обмана, из-за истории с Грейди. Ты считаешь, что остался на «Невесте ветра» временно, пока не наступит что-то важное… тут я не могу сказать ничего конкретного, поскольку не умею читать мысли. Возможно, тебя интересует небесный компас, как и всех. Ты хочешь попроситься на берег после того, как мы его разыщем.
        - Но этому не бывать? - предположил Хаген.
        - Разумеется. - Джа-Джинни оскалился. - После всего, что случилось, я заявляю со всей уверенностью: ты здесь навсегда. Это не означает, что твоя лживая рожа мне когда-нибудь понравится. Но я и от собственной-то не в восторге.
        Навсегда? Он здесь навсегда? Пересмешник не смог сдержать веселого удивления и негромко рассмеялся. Для магуса «навсегда» означало, как правило, существенно больший отрезок времени, чем для обычного человека. Да, его могли убить - и, в общем-то, он нередко напрашивался на это. Но целую вечность подчиняться капитану, который в любой момент может его испепелить, - такая мысль была сама по себе убийственна.
        - Зря смеешься, - сказал крылан. - На «Невесте ветра» нет места случайным людям. Даже когда ты обманывал капитана… точнее, думал, что обманываешь… ты постепенно становился одним из нас. Наверное, ты просто еще не понял, в чем заключается истинная причина твоего пребывания здесь, а не где-то еще… к примеру, на Крабьих лугах.
        Хаген пропустил последнее мимо ушей.
        - Разве причина не в том, что Крейн поверил мне и согласился взять в команду? - Он покачал головой и сам ответил на вопрос, на миг опередив ухмылку Джа-Джинни. - Нет, это лишь внешняя сторона нашего с ним соглашения. А причина… Может, я просто вам нужен? Как мастер-притворщик?
        - Твои способности нам еще пригодятся, это верно, - сказал крылан, вновь напустив на себя серьезный вид, подобающий помощнику капитана. - Но причина - истинная причина! - кроется где-то здесь. - Он ткнул когтистым пальцем в грудь Хагена. - И разобраться с нею ты должен сам. Тогда странности прекратятся, тебе станет легче - никаких больше снов наяву, никаких кошмаров по ночам. Уж поверь, я знаю, о чем говорю. - Он поколебался, потом продолжил: - Ты стал нам братом, и мы будем защищать тебя как брата. А вот дружба… С ней сложнее. Ее надо заслужить.
        Пересмешник это понимал. Он знал, что сделала для Кристобаля Крейна целительница, появившаяся на борту «Невесты ветра» всего на пару месяцев раньше Хагена, но уже ставшая для всей команды незаменимой. Ее любили так, что никто и не вспоминал про пресловутый запрет брать в команду женщин. Что ж, в одном крылан прав: по-настоящему своим на «Невесте ветра» Хаген станет лишь в том случае, если совершит нечто особенное и заставит матросов и самого Крейна отправить обман, с которого все началось, в недосягаемые глубины памяти.
        Он терпелив - все пересмешники по натуре терпеливы. Он подождет, пока Эльга-Заступница или Великий Шторм дадут ему шанс, и тогда…
        «Выходит, крылан прав. Я все-таки хочу остаться. О Безликая, как же все запуталось!»
        Джа-Джинни неожиданно расправил крылья и бесшумно ринулся во мрак. Сандер, бросив косой взгляд на Хагена, достал сирринг и принялся наигрывать тихую печальную мелодию. Время для разговоров истекло; что ж, пересмешник и сам хотел о многом поразмыслить в тишине. Отыскав местечко поудобнее, он улегся, закинул руки за голову и стал наблюдать за движением звезд.
        До чего же странно все сложилось! В детстве он мечтал сделаться навигатором - а кто об этом не мечтает? - и упрямо не слушал родных, в один голос твердивших, что в семействе Локк этот дар отчего-то встречается крайне редко, а потому не стоит тратить силы и время на пустые грезы. Чуда не произошло - он так и не услышал голос фрегата. Но все-таки в конце концов обрел связь с фрегатом.
        В качестве матроса.
        Эта жизнь была не сложнее той, которую он вел, изображая слуг в домах богатых и знатных людей и магусов, готовясь что-нибудь украсть или кого-нибудь убить. Отсутствие четко определенной цели мешало лишь первую неделю после отплытия с острова Зеленого великана, но даже в тот период он, как правило, был слишком занят, чтобы предаваться размышлениям на отвлеченные темы. Драил палубу, вязал узлы, ставил паруса, сражался с морскими чудовищами всех мастей… За месяцы пути ему довелось повидать и кракенов, и мурен, а однажды рано утром за бортом промелькнул самый настоящий шаркат. В Меррском котле зимой всегда опасно, объяснили ему более опытные моряки. Им еще повезло, что удалось выбраться оттуда живыми.
        Впрочем, больше всех чудовищ его напугало то, что случилось однажды ночью неподалеку от экватора. Он проснулся с ощущением, что вот-вот произойдет нечто страшное, непоправимое. Вокруг все крепко спали: храпел огромный гроган, изредка бормоча что-то на непонятном языке, а юнга во сне мучительно хмурился, как будто с кем-то спорил и не мог подыскать нужных слов, чтобы отстоять свое мнение.
        В голове у Хагена вертелись обрывки снов. Отряд древесных големов маршировал по песчаному берегу и пел нестройным хором фривольную матросскую песенку, капитан Крейн превратился в Феникса и взлетел на эфемерных крыльях, а потом на палубу «Невесты ветра» взобралась русалка и принялась декламировать стихи. От стихов она перешла к более любопытной вещи: пересмешник точно знал, что морская тварь рассказывала истории из утерянной Книги Основателей, но, проснувшись, не мог вспомнить ни слова.
        У русалки было лицо ее высочества.
        Он вышел на палубу и с изумлением понял, что там нет ни души. Но куда подевались вахтенные? Не спят же они, Крейн не мог такого допустить. Чувствуя, как страх овладевает им все сильней, Хаген обернулся - и столкнулся с целительницей.
        С той памятной ночи на острове они ни разу не разговаривали - не было повода. Эсме б?льшую часть времени проводила у себя в каюте, а если и показывалась на палубе, то лишь ненадолго.
        - Вы не спите… - пробормотал он, чувствуя себя полным идиотом. По виду девушки легко было угадать, что спать она не ложилась не только этой ночью, но и прошлой. - Я…
        Пересмешник так и не успел договорить, потому что Эсме приложила палец к губам и взгляд ее устремился на что-то за его спиной. В больших глазах целительницы отразился страх, но она не закричала, не бросилась бежать, а с обреченным видом смотрела на поднявшуюся из воды мерцающую сеть - полупрозрачную, но все-таки материальную, да к тому же пугающе близкую. Что за исполинский рыбак решил поохотиться на «Невесту ветра»? Отчего-то это было страшнее, чем встреча с глубинным ужасом - может, потому, что капитана не оказалось рядом. Хаген стоял и дрожал, как заяц; он понимал, что если выживет, то будет вспоминать об этой ночи со стыдом. Сеть внушала ужас, потому что держать ее мог только сам Великий Шторм.
        Собрав последние остатки храбрости, пересмешник заслонил собой неподвижную Эсме.
        Сеть ринулась на них. Хаген зажмурился: «Заступница, пощади!»
        Это было похоже на бег сквозь густые заросли - ветви секут по рукам, жалят лицо, а глаза открыть нельзя, если они тебе дороги. Так и бежишь вслепую, словно зверь, спасающийся от лесного пожара; мчишься, не разбирая дороги, скрываясь от угрозы, которая дышит в затылок. Интуитивно Хаген понял: падать нельзя. Нужно выстоять, и тогда все будет хорошо.
        А еще он понял, что от этого врага сбежать не удастся.
        В следующий миг Хагену показалось, что его голова вот-вот взорвется. Сразу две чуждые сущности проникли в его сознание и принялись там орудовать с бесцеремонностью воров, связавших сонного хозяина его же собственной простыней и взявшихся потрошить сундуки. Что они искали, он не понял, но перепугался до полусмерти. Перед его глазами беспорядочно скользили воспоминания; утаить хоть что-нибудь от чужаков оказалось невозможно - они бесцеремонно совали повсюду носы, отбрасывали ненужное и подолгу рассматривали что-то, казавшееся самому магусу незначительным. Он именно этого и боялся, когда заключал контракт с Крейном, он не хотел кому-либо открывать свой разум - и вот, доигрался.
        Потом Хаген потерял сознание, а когда он снова пришел в себя, луна неспешно проплывала по темному небу, «Невеста ветра» неслась вперед и вперед, как будто ничего особенного не случилось. Выходит, прошло не так много времени? Приподнявшись на локтях, пересмешник огляделся. Зрение было затуманено, но ему не требовалось видеть капитана, чтобы узнать его.
        Эсме на палубе не оказалось.
        - Вставай.
        Он не сразу разглядел протянутую руку. Ладонь Крейна оказалась очень горячей… или это Хаген так замерз, пока был без чувств?
        - Поздравляю, - сказал капитан без улыбки. - Ты прошел экватор и познакомился с его охраной. Должен заметить, ты вел себя достойно. Многие ломаются сразу, просят отпустить, пощадить и так далее. Ты выдержал.
        Сдержанная похвала заставила матроса задрожать так, что застучали зубы. Выходит, это выворачивание наизнанку и было пресловутым морским крещением?!
        - Теперь понимаешь, отчего истории о переходе экватора такие разные? - поинтересовался Крейн. - Думаю, ты и сам не станешь никому говорить правду. О таких вещах иной раз не рассказывают даже близким.
        Хаген кивнул и, слегка заикаясь, спросил:
        - Но з-зачем, капитан? Что это вообще… было? Или кто это был?
        - Понятия не имею, - признался Кристобаль Крейн. - К кому-то они являются сразу, а некоторым везет, как тебе и Эсме, - мы ведь уже переходили экватор однажды. Они словно ищут кого-то. И готовы искать хоть целую вечность.
        - А где Эсме?
        - В своей каюте. - По лицу Крейна скользнуло темное облако. - Ей пришлось тяжелее, чем тебе. Целителям всегда тяжело. Ах да - чуть не забыл…
        Он протянул руку и вложил в ладонь Хагена что-то маленькое, блестящее:
        - Твоя по праву. Носить ее или нет, каждый решает сам.
        Еще долго после того, как капитан ушел, пересмешник стоял на палубе, тупо уставившись на золотую серьгу и размышляя, осмелится ли надеть ее, тем самым признав раз и навсегда, что встреча с охраной экватора - не ночной кошмар.

* * *
        Утром его разбудили пинком в бок.
        - Эй, ты! Вставай!
        - Отстань, похмельная рожа… - пробормотал магус, не открывая глаз. - От тебя несет так, что испугался бы и глубинный ужас. Поди прочь…
        - Ишь, как заговорил! - раздалось в ответ. - Ты в своем уме, крыса сухопутная? Вставай, ворюга! Верни мой кинжал!
        Кинжал?..
        Хаген сел, сонно моргая и не обращая внимания на Умберто, который нависал над ним, угрожающе уперев руки в бока. Ах да, кинжал. Ночью пересмешник предпочел оставить оружие Умберто у себя, чтобы пьяный моряк не наделал глупостей, да так и забыл его вернуть. Хаген протянул руку к поясу.
        Кинжала не было.
        Он покопался как следует в памяти - что же, кракен его побери, случилось с оружием? Когда помощник капитана полез драться возле «Веселой медузы», кинжал точно был у Хагена, а вот потом куда-то подевался. На борту «Невесты ветра» по понятным причинам воровство исключалось, так что оружие исчезло где-то между таверной и кораблем, где-то в Кааме.
        То есть пропало навсегда.
        - Прости… - Хаген виновато развел руками. - Кажется, я его потерял. Может, в воду уронил, когда мы вчера переходили какой-нибудь из этих крабьих каналов. А еще он мог выскользнуть, когда я вчера затаскивал тебя по трапу на борт…
        - Потерял? - прошипел Умберто, сжимая кулаки, и в его глазах зажглись нехорошие огоньки. Молодой моряк был совершенно трезв и совершенно вне себя от гнева, а вот Хаген после ночи на палубе ощущал себя не в лучшей форме. - Потерял?! Это был кинжал моего отца, ты, ублюдок кракена и медузы! Это все, что у меня осталось…
        - Хранил бы его в сундуке, - огрызнулся магус. - Я попросил прощения! А теперь оставь меня в покое, крабья башка!
        Умберто подбоченился и рявкнул:
        - Ты как разговариваешь с помощником капитана, кукушка?
        Воспоминание обрушилось, как удар в челюсть.
        …Узкая улица заперта с двух сторон: ватага босоногих бандитов, разделившись, загнала жертву в ловушку и теперь не намерена выпускать. Маленький беловолосый мальчик растерянно оглядывается по сторонам; от бессилия ему хочется плакать. Взрослые далеко, а всего-то в двух шагах - ухмыляющиеся рожи, которым наплевать на величие рода Локк.
        Точнее, былое величие.
        - Эй, седой! - Вожак стаи щербато ухмыляется. Беловолосый мальчик отступает - но тотчас же получает болезненный тычок в спину и падает на колени. Корзина с покупками, которую он как-то умудрился сберечь, убегая от преследователей, переворачивается. Мальчик обреченно следит, как крутобокое красное яблоко катится прямиком в сточную канаву. - Эй! - не унимается вожак. Ему на вид не больше двенадцати; он старше беловолосого всего-то на год-два. - Покажи, как ты умеешь кривляться! Скорчи рожу!
        Мальчик размышляет, закусив губу от напряжения. Может, и в самом деле?..
        Нет. Запрещено.
        Да и не это им в действительности нужно.
        - Ну? - Вожак устал ждать, он подходит ближе. Беловолосый рассеянным взглядом окидывает его жилистую фигуру и тщетно пытается спрятать страх под маской безразличия. Сейчас его побьют, отдубасят до полусмерти - возможно, непоправимо испортят лицо. И помощи ждать не от кого. - Чего же ты ждешь, кукушонок?..
        Хаген тряхнул головой, словно отгоняя надоедливую муху, а потом бросился на Умберто. Сцепившись, двое покатились по палубе, не обращая внимания на встревоженные возгласы матросов. Шансы были равны: пересмешники среди магусов числились среди слабейших, наряду с воробьями и голубями, и, хотя все без исключения небесные дети превосходили людей не только силой, но и ловкостью, Умберто кипел яростью и восторгом оттого, что наконец-то удалось втянуть кого-то в драку. Оба поддались инстинктам и забыли обо всем; для мыслей о капитане и неизбежном наказании за нарушение дисциплины в их головах не осталось места.
        - Эй, прекратите! - крикнул Джа-Джинни.
        Драчуны не услышали. Крылану хватило бы сил их разнять, однако он лишь прибавил еще несколько не особо приличных выражений в духе «ну, капитан вам задаст».
        Умберто выдыхался быстрее Хагена и пропускал удары чаще. Дрался он с азартом, но особых приемов не знал; этот стиль боя под грозным названием «врежь сильнее, увернись быстрее» был пересмешнику хорошо известен. Он успел взять себя в руки и не сомневался в исходе поединка. Оставалась лишь одна проблема: не покалечить противника. Между тем помощник капитана не осознавал, что ему не хватит сил одолеть магуса, и распалялся все сильнее. Он вполне мог покалечиться сам.
        «На другом конце дороги, вымощенной гневом, тебя ждет Великий Шторм с распростертыми объятиями!» - сказал как-то раз Хагену его первый и единственный наставник. Двуличный пройдоха не солгал…
        Пересмешник ловким движением отправил молодого моряка на палубу - если бы они сражались на песке, Умберто пропахал бы в нем отменную борозду собственным носом. Против всех ожиданий, он поднялся, шатаясь и вытирая кровь с лица, и снова бросился на магуса, которому оставалось лишь повторить тот же прием.
        Но Умберто встал и во второй раз.
        - Может, хватит? - спросил Хаген и шагнул назад, опустив руки. От происходящего потянуло безумием, и пересмешником вдруг овладели дурные предчувствия. - По-моему, достаточно… Эй!
        Новая слепая атака, тот же результат. Казалось, в Умберто вселился злой дух, и, хотя на этот раз его попытался остановить Бэр, грогану не хватило проворства. Помощник капитана вывернулся из неуклюжих лап, прихватил оба ножа, висевших на поясе громилы, и снова бросился вперед. До этого магус уже заметил, что его противник одинаково хорошо владеет обеими руками, и увернуться от двух лезвий сразу было лишь самую малость сложнее, чем от одного, однако…
        Эй, кукушонок!
        Голос из прошлого заорал Хагену прямо в ухо, и он, содрогнувшись, промедлил всего-то мгновение. Жгучая боль пронзила правую щеку - куда более сильная, чем от обычного пореза. Словно кипящая лава начала растекаться огромной лужей, к уху, к переносице, к углу челюсти…
        Он схватился за лицо и медленно опустился на колени.
        Вот и все. От собственной природы далеко не убежишь. Кто виноват, что у пересмешников такие деликатные нервы? Любое повреждение приводит к параличу мышц, и «кривую маску», которой его пугали в детстве, Хаген вскоре увидит собственными глазами - в зеркале.
        Жаль, очень жаль, что его изувечил недостойный противник, в драке, случившейся с похмелья, по совершенно дурацкому поводу.
        Он лишь урывками видел, что происходит вокруг. Вот Умберто - тяжело дышит, во взгляде уже нет безумия, но это уже ничего не меняет. Вот Джа-Джинни - что-то говорит, хмурится. Вот подол юбки и босые ноги…
        - Позволь мне, - мягко проговорила целительница и, взяв его за запястья, вынудила отвести руки от лица. Магус поддался, но зашипел сквозь зубы, когда рана раскрылась, вызвав новый поток раскаленной лавы, хлынувший от пореза к уху. - О-о, да ведь ты внутри совсем не такой, как остальные… Потерпи, я быстро.
        - Эсме, снадобье! - воскликнул Джа-Джинни, но целительница как будто не услышала.
        Мир вокруг Хагена сдвинулся. На миг он оказался совсем в другом месте - там царила тьма, и посреди тьмы сиял невообразимо прекрасный цветок, - а потом «Невеста ветра» вернулась, и с нею все прочее, но боль, терзающая его лицо, прошла.
        Тонкие пальцы коснулись правой щеки.
        - Все, - сказала целительница, и лишь теперь он осмелился посмотреть ей в глаза. Она улыбалась, тепло и беззаботно, как будто ничего особенного не произошло. - Ты обязательно должен мне рассказать, что у вас, пересмешников, спрятано под кожей.
        - Стоило так торопиться… - проворчал стоявший рядом Джа-Джинни. - Это ведь была просто царапина!
        Эсме покачала головой, не сводя глаз с Хагена. Она как будто чего-то ждала. Он нерешительно поднял руку, ощупал кожу - ни следа раны, но это ведь не главное! Подвигал щекой, подергал.
        «Заступница, неужели?..»
        Он снова спрятал лицо в ладонях, а когда убрал их, целительница воскликнула с притворным негодованием:
        - Вот уж не надо нам второго Умберто! Капитан вернется и накажет не того, кого надо. Немедленно верни свое лицо!
        Хаген так и сделал - превращение удалось без труда.
        Он вскочил, подхватил целительницу на руки и закружил так, что зеленый шарф едва не улетел, подхваченный ветром. Смеясь, она крикнула:
        - Поставь меня на место, дубина!
        - Славься, Эльга! - воскликнул пересмешник. - Откуда ты узнала? Как ты это сделала? Ты сотворила чудо!
        - Никакое не чудо… - Она смутилась и даже покраснела. - Это… не знаю, как его назвать… средоточие твоего дара не было рассечено до конца. Если бы лезвие продвинулось еще на волос - нет, на сотую долю волоса! - я бы ничего не смогла сделать. Но зачем об этом говорить? Я пришла, я успела. Лучше расскажи, как устроены ваши тела, мне интересно. И еще мне интересно, почему ты кинулся на Умберто. Все дело в… том слове?
        Хаген помрачнел, но понял, что не сможет увернуться от ответа.
        - «Кукушка» - это оскорбление чудовищной силы для любого магуса, не только для пересмешника. Ты ведь знаешь, что кукушки не высиживают яйца, а подбрасывают их в чужие гнезда? Ну так вот, если в семье магусов рождается ребенок, лишенный всего, что свойственно небесным детям, то говорят: «Его принесла кукушка».
        - Я считала, лишенных дара магусов называют бескрылыми, - с легким удивлением заметила целительница.
        - Как я и сказал, кукушки лишены всего, - с нажимом проговорил Хаген, едва сохраняя спокойствие. - Они обычно живут недолго и отличаются весьма… некрасивой внешностью. Впрочем, «некрасивой» - это мягко сказано. Они безобразны. Лишние пальцы на руках и ногах, перепонки, вертикальные зрачки, чешуя… Все уродства и отклонения, какие только можно вообразить, встречаются у кукушек. Они - полная противоположность нам.
        Взгляд Эсме метнулся к его отросшим волосам - наполовину рыжим, наполовину белым. Она болезненно сморщила лоб и кивнула - поняла.
        А потом они ощутили приближение капитана, который был очень, очень зол.

* * *
        - Ну объясни мне по-человечески, зачем ты это сделал?
        Рыжий матрос уставился на своего собутыльника с тем безграничным доверием, которое возникает только после третьей кружки обжигающей сарьи. Они столкнулись в дверях таверны, куда Хаген завернул от отчаяния, надеясь на помощь каких-нибудь богов, ибо шансы на выполнение задания таяли с каждой минутой. Он понимал теперь, как плохо продумал эту часть своего плана. Впрочем, пересмешник весь план продумал плохо - ему просто повезло. Как говорили моряки, Шторм моргнул.
        Но теперь владыка грозовых туч устремил на него пристальный немигающий взгляд.
        - Я всей душой хочу попасть на ваш фрегат… - начал Хаген, делая вид, будто у него заплетается язык от выпитого. Подходящая история была наготове, и, что бы там ни говорили о сходстве между матросами и их капитаном, сидевший перед ним явно не отличался сообразительностью. - Когда я впервые услышал про «Невесту ветра», мне сразу стало ясно: вот моя судьба…
        Рыжий - звали его Грейди - хмыкнул.
        - Да уж, мы с тобой в чем-то похожи.
        «А ведь и правда…»
        Хаген встрепенулся и посмотрел на матроса взглядом оборотня. Рост, ширина плеч и длина рук, посадка головы, форма носа и очертания челюсти - все сходилось. Мелочи вроде иного рисунка скул, чуть раскосых глаз и россыпи веснушек на щеках не представляли никакой сложности, как и рыжие волосы. У Грейди оказалось несколько мелких шрамов на руках, но все пальцы были на месте, и даже без каких-нибудь бросающихся в глаза следов старых переломов.
        Неужто Шторм моргнул во второй раз?..
        - Но на «Невесте ветра» свет клином не сошелся, - продолжил Грейди, - если ты и впрямь хочешь стать одним из нас, то попытай счастья на каком-нибудь другом фрегате. Вот, к примеру, неподалеку отсюда я видел симпатичную «бочку» - на торговых судах Окраины вечно не хватает рук…
        У Хагена дрогнули ноздри - лишь этим пересмешник выразил свое недовольство. Грейди не очень-то изящно пытался направить его на корабль попроще, чей капитан вряд ли отличался особой разборчивостью. Разница между «Невестой ветра» и этой самой «бочкой», чье имя он пропустил мимо ушей, была как между лошадью и ослицей.
        Но пускай Грейди болтает, пускай. Пересмешнику требовалось еще немного времени, чтобы оценить вероятность удачного исхода. Хаген не хотел ошибиться вновь и упустить такую жирную рыбу, которая сама приплыла прямо в сети, которые он и расставить толком не успел. Прежде всего нужно избавиться от этого бедолаги, и можно даже руки не марать - хватит лишнего кувшина сарьи. Потом, когда матрос уснет беспробудным сном, надо пристроить его там, где не потревожат до позднего утра, и заняться той единственной деталью внешности, которую пересмешник не мог изменять усилием воли, - волосами. В квартале от таверны магус приметил лавку, где посреди всяких мелочей для прекрасных дам обязательно найдется краска. Дверь заперта, ведь уже совсем поздно, однако с каких это пор пересмешника останавливали замки? Хозяин лавки поутру и не заметит, что дверь кто-то трогал.
        «Невеста ветра» отплывает перед рассветом. Времени более чем достаточно.
        - Я-то сам в команде недавно, - задумчиво признался Грейди. - Но старик Силард сказал, что таких, как ты, повидал немало. Он сказал, вас тянет к «Невесте», будто кто-то где-то произнес сильное слово…
        Тут пересмешник вздрогнул во второй раз, причем вовсе не от сладких воспоминаний. Первое время он размышлял о том, какие именно слова, произнесенные принцессой, были сильными, но всякий раз эти размышления пробуждали в его душе тьму. Он приучился гнать их прочь.
        Скоро он выполнит задание Ризель и избавится от… слов.
        Ведь дело в словах, не так ли?
        - Налей еще, - попросил рыжеволосый матрос, блаженно улыбаясь.
        Ну конечно, в словах. Не будь Ризель цаплей, Хаген ни за что не отправился бы на поиски одного из самых опасных людей в целом мире. Ведь он, что бы там ни говорили, настоящий пересмешник, а не какая-нибудь полоумная кукушка.

* * *
        - Так-так-так, - негромко сказал Крейн, оглядывая собравшихся. - Когда мне в следующий раз понадобится отлучиться на берег, вы тут друг друга поубиваете?
        Хаген нахмурился. Возможно, феникс прожил среди людей слишком много лет и позабыл, что означают некоторые слова. С другой стороны, как он мог об этом забыть? Ведь разноцветные глаза для обычного человека - всего лишь забавная шутка природы, а для магуса - такая же странность, как белые волосы Хагена и Ризель.
        Капитан одарил пересмешника долгим взглядом, словно прочитав его мысли.
        - Бэр, проведи Умберто вниз. - «Вниз» - в брюхо фрегата, где провинившемуся моряку предстояло провести какое-то время. Хаген там уже побывал, и воспоминания о недолгом добровольном заключении были еще свежи в его памяти: сырость, холод, неприятное зеленоватое свечение стен, шебаршение маленьких лодок по углам… - Со вторым, хм, дебоширом я разберусь сам.
        - Не надо меня вести, - рявкнул Умберто. - Я знаю дорогу.
        Он уставился на Крейна с необыкновенной злостью, которую ощутил бы и слепой; феникс помрачнел, но ничего не сказал - по крайней мере вслух. Они вдруг сделались похожими на две грозовые тучи. Хаген невольно взглянул на Джа-Джинни, а потом - на Эсме. Крылан выглядел бесстрастным. Целительница с трудом сдерживалась, чтобы не… вступиться за Умберто? Не дать Крейну убить его? Понимала ли она, что происходит, или просто действовала сообразно своим целительским инстинктам? Хаген понял, что запутался окончательно и бесповоротно.
        Умберто исчез в трюме. Крейн закрыл глаза и тяжело вздохнул. Он выглядел, как теперь понял Хаген, расстроенным - и явно не из-за глупой драки. Вероятно, беседа с Лайрой Арлини привела совсем не к тому результату, какой требовался капитану «Невесты ветра».
        - Джа-Джинни, Эсме, - проговорил Крейн будничным тоном, словно не случилось ровным счетом ничего особенного. - Жду вас у себя. Хаген… ты тоже зайди.
        - Дело дрянь, - проговорил человек-птица, когда магус скрылся из вида. Пересмешник, от неожиданности потерявший дар речи, взглянул на крылана с надеждой на объяснение. Тот явно был встревожен. - Ой, дрянь… Лайра продержал его всю ночь, и, похоже, не зря. Помимо того, что нам придется поработать на короля Окраины, капитан еще и отыграется на нас за то, что ему пришлось уступить.
        - И зачем ему я?.. - растерянно спросил Хаген.
        - Ты-то? - переспросил Джа-Джинни с ехидцей. - Не знаю. Может, он как раз на тебе и хочет сорвать зло.
        В каюте Крейна пересмешнику не приходилось бывать ни разу, и он, едва переступив порог, с любопытством завертел
        головой, разглядывая обстановку - сундуки, книжные полки, ворох карт и какие-то журналы на большом столе. Ничего необычного. Джа-Джинни сложил крылья, отступил в дальний угол и скрестил руки на груди, а Эсме остановилась, сделав всего два шага. Пересмешник замер у самого порога, усилием воли сосредоточившись на происходящем.
        Крейн, поджидавший их у окна, опять вздохнул и сказал:
        - Да проходите вы ближе, что встали. Я зол, но не до такой степени, чтобы навредить кому-то из своих.
        Джа-Джинни, хмыкнув, подошел к столу, когтистой лапой царапнул пол, придвигая трехногий табурет поближе к целительнице. Потом сел сам - чуть поодаль, распахнув крылья и по привычке заняв столько места, что хватило бы на троих. Хаген, поразмыслив, решил к столу все-таки не подходить и сел на крышку какого-то сундука.
        Этим утром судьба определенно вела его все более и более причудливым курсом.
        - Итак, - провозгласил человек-птица, - мы слушаем тебя, капитан. Такое ощущение, что всю прошлую ночь ты беседовал не с Лайрой Арлини, а со Звездочетом или с кем-то похлеще. Что произошло? Неужели в коллекции нашего собирателя карт не нашлось ничего подходящего?
        Крейн почему-то медлил с ответом, и Эсме нарушила молчание:
        - Может, Лайра запросил слишком высокую цену?
        Магус и крылан переглянулись, рассмеялись, и охватившее их напряжение, от которого как будто звенел сам воздух, исчезло. Пересмешник же, напротив, ощутил растущую злость. Он в этой компании лишний; он на «Невесте ветра» простой матрос, да еще и проникший на борт обманом; так что же он делает в капитанской каюте?
        Его душевное волнение от капитана не ускользнуло.
        - Полагаю, ты хочешь меня о чем-то спросить? - проговорил феникс, вскинув бровь.
        - Да, - ответил Хаген и тут же понял, что короткое слово прозвучало как-то слишком уж дерзко. Но отступать было поздно. - Я хочу спросить, капитан, не разумнее ли… э-э… сначала разобраться с дебоширом, а потом обсуждать секреты, не предназначенные для посторонних ушей? Может, я неверно вас понял, и мне следует зайти позже?
        Пересмешник встал, будто готовясь уйти. Феникс покачал головой.
        - Сядь, - сказал он беззлобно. - Я тебя не отпускал.
        - Тогда скажите, зачем я здесь.
        Крейн и Джа-Джинни переглянулись; по губам Эсме скользнула легкая усмешка. Так ведут себя взрослые, когда подросток пытается объяснить им свою правоту и вот-вот запутается в собственных аргументах.
        «Что я творю? - по-настоящему ужаснулся Хаген. - Что со мной происходит?..»
        Крейн произнес вполголоса, словно обращаясь к самому себе:
        - Три тысячи кракенов, он мне больше нравился в облике Грейди. Сидел смирно, не говорил лишнего, а о драках даже не думал. В тихой заводи мерры водятся… - В разноцветных глазах полыхнули красные искорки. - Кто сказал, что я не накажу тебя за нарушение дисциплины? Накажу. Позже.
        У пересмешника вдруг подкосились ноги, и он рухнул обратно на свой сундук.
        - Магус-оборотень в качестве простого матроса - немыслимое расточительство, - продолжил Крейн. - Я решил, что твои таланты могут пригодиться, и поэтому намерен посвятить тебя в наши планы. Возражения есть?
        Эсме и Джа-Джинни переглянулись и покачали головами.
        «Интересно, - подумал Хаген, чувствуя ледяной холод внутри, - они хоть догадываются, что капитан имеет в виду не только мою способность менять лица?..»
        Вряд ли.
        - Ты знаешь, что мы ищем? - спросил феникс.
        Пересмешник, конечно, знал. За время, проведенное на борту «Невесты ветра» в облике Грейди, он узнал гораздо больше, чем намеревался. Сказывались теснота и привычка доверять друг другу - теперь-то он понимал, что Крейн все время следил за матросом-самозванцем и не вмешивался, поскольку не считал его серьезной угрозой, - и благодаря им Хаген сложил из обрывков разговоров мозаику, которая получилась верной, хотя и с многочисленными пустотами.
        Он знал, как и почему в команду приняли Эсме.
        Он знал, при каких обстоятельствах Крейну достался обрывок старинной карты.
        Он знал, какое немыслимое сокровище ждет их в конце пути.
        - Мы ищем древний механизм, который укажет дорогу к «Утренней звезде», небесному кораблю наших предков, - сказал пересмешник. - Тому самому кораблю, который, если верить легендам, сгорел дотла три тысячи лет назад. Первую часть этого небесного компаса получила Эсме, и теперь очередь за второй. Возникли… проблемы?
        Кристобаль Крейн невесело усмехнулся:
        - И еще какие. Остров Зеленого великана мы нашли без труда, а вот тот безымянный клочок земли, где спрятана вторая часть, никак не обозначен на карте, и сам я не смог определить, где находится это место. Оно где-то очень далеко от тех краев, где бывали мы с ~Невестой~; чтобы его найти, требуется помощь картографа. Помощники Лайры Арлини искали похожую карту в его коллекции всю ночь.
        Он замолчал, и Джа-Джинни, нетерпеливо кашлянув, поинтересовался:
        - Не нашли?
        - Отчего же, нашли… - ответил магус. - Но нужно плохо знать Лайру, чтобы решить, будто он отдаст нечто ценное, не заломив несусветную цену.
        - Не тяни! - взмолился крылан, страдальчески морщась. - Что ты ему дал? Или пообещал? Я же вижу - ты согласился.
        Крейн рассмеялся, а потом заговорил, довольно похоже подражая интонациям короля Окраины:
        - Ах, друг мой, ну что за времена настали! Только-только мы отбились от черных кораблей, как появилась новая напасть: два моих фрегата попросту исчезли, словно их утащил к крабам сам Великий Шторм. В океане бывает всякое, но один из кораблей пропал у меня на глазах. Ночью мы возвращались домой, как вдруг раздался громкий всплеск, и лишь кто-то из вахтенных успел закричать… Все. Было два фрегата, остался один.
        Хаген, Джа-Джинни и Эсме посмотрели друг на друга; всем троим, конечно, пришла в голову одна и та же мысль. Так быстро и почти бесшумно утянуть под воду большой фрегат не могло ни одно из известных чудовищ, но им-то как раз пришлось столкнуться с доселе неизвестным, безымянным. Этой твари - глубинному ужасу - было по силам и большее. Выходит, феникс только ранил, но не убил его… Или, что намного вероятнее и намного хуже, глубинных ужасов на самом деле больше одного.
        - И так далее, и тому подобное, - продолжал между тем Крейн, уже своим обычным голосом. - Он замучил меня рассказами о нелегкой жизни на Окраине, а потом заявил: «Я отдам тебе нужную карту, но сначала послужи».
        - Послужи? - Джа-Джинни подался вперед, скрипнув когтями по столешнице. - Как долго?
        - Вот это самое интересное, - с усмешкой ответил Крейн. - К утру мы сошлись на трех желаниях.
        - Что?.. - растерянно переспросил крылан.
        Пересмешник от удивления застыл с открытым ртом; Эсме вскинула брови.
        - На трех желаниях, - повторил Крейн, и Хаген понял, что спокойствие дается фениксу нелегко. - Ну, поручениях. Называйте, как хотите. Начиная с этого утра ~Невеста ветра~ и лично я должны быть все время у Лайры под рукой. Прямо сейчас, наверное, он сочиняет первое задание.
        - Сдается мне, решение неудачное, - негромко проговорила целительница, глядя куда-то поверх головы капитана. Хаген вдруг подумал, что она нечасто смотрит Крейну в лицо - по крайней мере при свидетелях. - Лайра может долго тянуть, и мы застрянем в Кааме. Кто знает, как поведет себя Звездочет?
        - Это не в характере Лайры, - возразил феникс. - Думаю, самое большее дней через десять нам придется взяться за какое-нибудь дельце для дражайшего кракен-его-побери величества, а пока можно и побездельничать. Полагаю, команде это понравится - все хотят отдохнуть после… путешествия на юг.
        Команде понравится, понял Хаген, но вот капитану - нисколько. Хотя Крейн и выглядел уставшим, хотя обратная дорога через море, полное чудовищ, измотала его так, что простой человек давно бы с ума сошел от напряжения, магус был готов пуститься в путь прямо сейчас, окажись карта у него в руках. Пересмешник взглянул на Джа-Джинни и прочитал на его лице похожие чувства: еще неизвестно, что за поручения придумает для них Лайра, но пока что упорство короля Окраины было на руку более осторожным членам команды, а Крейну оставалось лишь прятать досаду.
        - Я знал, что ни на одном из Десяти тысяч островов нет человека, который бы тебя переупрямил, - сказал крылан, словно продолжая мысль Хагена, - за исключением его величества. Кстати, он был рад тебя видеть?
        - Необычайно! - ответил магус и ухмыльнулся. - А уж как его обрадовал мой рассказ о сиренах! Как выяснилось, Камэ сейчас нет в городе. Какая досада.
        Джа-Джинни буркнул себе под нос:
        - Скорее, какая удача…
        Камэ-Паучок, сестра Лайры Отчаянного. Хаген вспомнил высокую темноволосую женщину: она была красива, но он ее побаивался, и вовсе не из-за своего шаткого положения на борту «Невесты ветра». Камэ чем-то напоминала пересмешнику смазанный ядом стилет.
        - Да, чуть не забыл! - Крейн натянуто улыбнулся. - Лайра теперь знает о карте, компасе и «Утренней звезде» все, так что на любые его вопросы можно отвечать правдиво, без боязни.
        - Все-таки вытянул подробности… - сварливо заметил Джа-Джинни. - И что он сказал о нашей затее?
        - Назвал ее авантюрой для тех, кого Великий Шторм лишил разума еще при рождении. И тут же добавил, что обязательно бы к нам присоединился, только вот мешают черные корабли и прочие неприятности.
        Шутка сняла напряжение, и разговор закончился на веселой ноте. Эсме ушла первой, сообщив, что хочет полюбоваться на знаменитые мосты Каамы, раз уж делать больше нечего; потом Джа-Джинни вспомнил, что и ему есть чем заняться в городе. Хаген сам не заметил, как они с капитаном остались наедине.
        Крейн тотчас же посерьезнел.
        - После того что случилось прошлым вечером, я собирался тебя поблагодарить, - сказал он ледяным голосом. - Видишь ли, время от времени мои приказы не действуют без грубой силы, а применять ее… опасно. Это может закончиться разрывом связи между кораблем и членом команды, проявившим неповиновение. Я хотел избежать риска, и ты мне помог. А потом все испортил, ввязавшись в драку из-за ерунды.
        - Это была не ерунда. - Хаген вновь ощутил себя упрямым подростком, словно некая сила разжигала в нем дерзость и наглость, которые он так долго - годами! - подавлял. - Умберто меня оскорбил, и кому, как не вам, капитан, знать…
        - Знать что? - перебил Крейн. - Знать, в чем заключается ценность слов? О, поверь мне, в этом я разбираюсь весьма неплохо. По крайней мере лучше тебя. - Он встал, прошелся из угла в угол. - Сколько тебе лет, Хаген?
        - Прошлым летом исполнилось тридцать, - ответил пересмешник.
        Он не считал себя слишком уж молодым. Многие, очень многие магусы на протяжении десятилетий позволяли себе излишества и сумасбродные поступки, не боясь зря растратить драгоценное время, но Хаген был не из их числа. Жизнь заставила его взяться за ум давным-давно, как если бы юность не длилась вечно, а грозила вот-вот закончиться.
        И все же…
        - Ты родился в год Лирийского мятежа, - сказал Крейн. - В год, когда я взял в команду Эрдана. А незадолго до того пала Совиная цитадель. Я вел скромную жизнь; мы с ~Невестой~ и очень маленькой компанией друзей возили грузы, разные грузы. Но из-за того, что случилось с кланом Совы, люди вспомнили и про клан Фейра. Правда и вымысел успели смешаться, и каких только глупостей о своей семье я не наслушался тем летом…
        Он пытливо взглянул на Хагена:
        - Тебе не кажется, что если бы я бросался в драку всякий раз, когда какой-нибудь подвыпивший моряк в захудалой таверне рассказывал собутыльникам что-нибудь этакое про «изменника Фейру», то капитан-император сейчас выслеживал бы не пирата Кристобаля Крейна, а Кристобаля Фейру? Точнее, не выслеживал бы - потому что я был бы уже давным-давно мертв?
        - Есть просто слова, - упрямо проговорил Хаген, опустив глаза, - а есть… особые слова.
        - Сильные? - насмешливо уточнил феникс, и пересмешник стиснул зубы. Выходит, капитан «Невесты ветра» кое-что выудил из его разума, из его памяти… или просто догадался. - Тебя и впрямь стоило бы отправить в брюхо вместе с Умберто. В следующий раз так и сделаю, но все-таки надеюсь, что ты повзрослеешь. Пора бы уже. Ладно, если вопросов нет - свободен.
        - Вообще-то… - начал Хаген и прикусил язык - по-настоящему, до боли, чтобы не дать сразу двум вопросам вырваться на свободу.
        «Сколько портовых таверн пострадали от пожаров тридцать лет назад?
        От внезапных пожаров, у которых не было особых причин?..»
        - Да? - резко спросил Крейн, приподняв бровь. Пересмешник покачал головой, и капитан «Невесты ветра» повторил: - Свободен.
        На этот раз его голос звучал сухо, резко и в какой-то степени знакомо.

* * *
        - Свободен. Уходи, убирайся прочь, видеть тебя не желаю.
        Хаген не двинулся с места, продолжая изучать замысловатый узор на потертом ковре. Он уже и забыл, сколько раз повторялась эта сцена: красивая женщина с жестоким властным лицом смотрит на него так, словно желает испепелить взглядом; он переминается с ноги на ногу, трогает свежий синяк под глазом и кончиком языка проверяет, все ли зубы на месте.
        Пока что все - даже странно, после стольких драк…
        - Ну что ты стоишь? Разве не слышал, что я приказала тебе уйти? - проговорила Хеллери Локк.
        Госпожа Старшая-над-пересмешниками тяжело вздохнула, ее правая рука машинально потянулась к серебряному медальону на груди, а потом опустилась, не коснувшись его. Этот древний символ власти Хеллери Локк двадцать лет назад отдала своему сыну и ушла на покой. Но долго отдыхать не пришлось: однажды она получила драгоценный медальон назад из рук гонца, который тотчас же упал замертво. Вся тяжесть заботы о большой семье вновь легла на хрупкие плечи пересмешницы, которая недавно разменяла третий век.
        - Как же я устала… - прошептала она чуть слышно, кутаясь в теплое одеяло.
        Старея, леди Локк не дурнела, но ее все чаще охватывал леденящий душу холод. Неправильно, все неправильно. Почему Безликая не уберегла ее сына? Почему от некогда могущественной семьи остались жалкие ошметки? Почему внук, который должен был стать наследником Гэри, только и делает, что шляется по закоулкам и подвергает себя опасности?..
        - Раз уж от меня так много хлопот, - сказал Хаген, - может, лучше я уйду совсем?
        Хеллери вздрогнула.
        - Ты слишком… - Она едва не сказала «слишком мал», но вовремя спохватилась. Бросить такие слова в лицо четырнадцатилетнему подростку - верный способ в ответ на любую просьбу услышать отказ, а в ответ на угрозу - насмешку. - Ты слишком рано об этом заговорил. Мы должны быть вместе, сейчас не время расставаться… Аматейн только и ждет, когда мы располземся по углам…
        Хагена с головой захлестнула волна ярости. С некоторых пор обычные выволочки, которые он то и дело получал от бабушки, превратились в душеспасительные беседы о судьбе клана, о непрекращающейся битве с капитаном-императором - битве, проигранной еще до начала.
        - Считаешь, рано? - хрипло спросил он. - А мне кажется, что поздно. Поздно дергаться.
        От его неожиданной наглости Хеллери потеряла дар речи, и Хаген продолжил:
        - Мы только убегаем да прячемся - притворяемся обычными людьми, переезжаем с места на место, - но капитан-император все время нас находит! Тебе это ничего не напоминает, бабушка? Так кот играет с мышкой, загнав ее в угол, - развлекается, пока сыт. А мышь-то вообразила, что сумеет скрыться… Он играет с нами, но рано или поздно ему это наскучит, и пересмешников постигнет та же судьба, что и сов, буревестников, фениксов…
        - О чем ты? - потрясенно проговорила Хеллери. - Что с тобой произошло?
        - Я устал молчать! - крикнул Хаген так громко, как никогда раньше не кричал. Какая-то часть его души пришла в ужас от происходящего, но он не мог остановиться. - Мне не пять лет, хватит! Я взрослый! И если мое слово хоть что-то значит, то я говорю: мы должны бороться, а не отсиживаться в норах! Или так, или я уйду из семьи, уйду навсегда!
        - Значит, ты борешься? - На губах Хеллери появилась горькая улыбка. Старшая-над-пересмешниками быстро пришла в себя; внук и впрямь показался ей взрослее - выше ростом, шире в плечах, - но вовсе не умнее. - Разбивая носы мальчишкам на рыночной площади? Взрываясь, словно звездный огонь, в ответ на любое неосторожное слово? Рискуя повредить лицо и остаться изуродованным на всю жизнь?
        Хаген молчал, не сводя с бабушки пылающих гневом глаз.
        - Политика, мой мальчик, это все политика… - проговорила Хеллери. - Тебе четырнадцать, а я прожила на свете не один век и понимаю в этом куда больше твоего. Ты любишь драться; так вообрази же, что твоим противником стал человек в два раза крупней, да к тому же с ног до головы закованный в броню. Может, он выглядит неповоротливым и глупым, но ему надо лишь набраться терпения и подождать, пока ты утратишь бдительность, - ведь твои кулаки не причиняют ему вреда. Если проявить нетерпение, исход битвы будет предрешен… - Она осеклась. - Ты не слушаешь меня.
        Упреки внука вовсе не оставили Старшую-над-пересмешниками равнодушной; она поняла, что настал тот самый момент - страшный момент, грозный момент, - когда с Хагеном следовало поговорить о многих очень важных вещах.
        «А вдруг он и впрямь сумеет что-то сделать? Такой юный, такой пылкий, не чета всем остальным, - подумала пересмешница, и холод с новой силой принялся глодать ее старые кости. - Возможно. И все-таки не сейчас, не сейчас…»
        Хеллери подвела привычка начинать издалека.
        - Я все понял! - выкрикнул Хаген. - Тебе не нравится, что я дерусь с простолюдинами! Это оскорбляет тебя! Но ведь ни ты, ни другие не научили меня сражаться, как положено пересмешнику! Аматейн, должно быть, играет с нами, потому что знает наверняка - никто из клана Локк не даст ему отпор!
        Те, кто притаились за дверью, услышали глухой удар - опрокинулось кресло, в котором сидела Хеллери, - и звон пощечины, а потом Хаген выскочил прочь из комнаты бабушки и умчался прочь, как ураган.
        Той же ночью он ушел из дома, и Хеллери велела его не искать.

* * *
        - Эй, если не берешь, положи на место! - потребовал молоденький продавец.
        Грубовато, но справедливо - вышитый золотом пояс определенно был Хагену не по карману, как и все остальные товары в лавке. Бросив на продавца мрачный взгляд, пересмешник вышел на улицу и осмотрелся.
        Каама жила бурно, взахлеб; здесь совершенно чужих людей, остановившихся на мосту, чтобы поговорить о погоде, можно было принять за хороших знакомых, а закадычных друзей, слишком бурно обсуждающих какой-нибудь пустяк, - за злейших врагов. В городе-на-воде ни одно объяснение в любви не обходилось без цветов, причем охапками; а уж если супруги ссорились, то их слышал весь квартал. Здешние длинные лодки и вовсе казались Хагену существами иной природы, нежели «Невеста ветра» и прочие фрегаты: взять хотя бы их манеру по-змеиному изгибать корпус на крутых поворотах! Хотя пересмешник и понимал, что по-другому им не разминуться в узком канале, чьи берега надежно закованы в гранит, желание прокатиться у него пропало очень быстро. Зато он немало времени провел на центральной площади, где строили большой храм Эльги, - там, к его удивлению, обнаружились и самые настоящие эльгиниты в потрепанных одеяниях, подпоясанных веревками, - потом кормил голубей у фонтана Морских дев. Девы - наполовину девушки, наполовину рыбы - улыбались лукаво, прячась за вуалями из водяных брызг; в плеске воды слышался время от времени
чей-то серебристый смех. Хаген смотрел на них и думал, что триста лет назад существо, у которого лишь половина тела была человеческой, ни за что не сочли бы красивым и уж точно не поместили бы его мраморное изображение в самом сердце города.
        Из любопытства пересмешник прошелся по торговым рядам, прицениваясь к тканям и украшениям, и с изумлением обнаружил, что цены в Кааме едва ли уступают столичным, как и выбор. Да, Лайра Арлини воистину волшебник: еще лет десять назад город-на-воде был глухим захолустьем, куда стремились попасть разве что книжные черви из Ниэмарского университета или Лазурной академии - в научных целях, разумеется. До Лайры, если верить слухам, здесь и народу жило вполовину меньше, чем сейчас, а дома ветшали и разваливались. Теперь все изменилось к лучшему - кроме, разумеется, цен.
        Мимо проплыла лодка, украшенная цветами и лентами. На корме сидели двое - юная девушка и парень с гитарой. Такие парочки попадались на глаза Хагену и раньше, но отчего-то именно теперь он засмотрелся на влюбленных и затосковал. Их лица, такие красивые и лучащиеся нежностью друг к другу, их трепетные взгляды - все это напомнило пересмешнику о том, что он предпочел бы навсегда похоронить на дне океана, куда и Меррская мать не донырнет.
        Порыв ветра обрывает лепестки цветущей вишни.
        Морская лазурь темнеет, на горизонте угасает медово-алое сияние.
        «Ты ведь узнаешь меня? Что бы ни случилось, ты меня узнаешь? Пообещай!»
        Хаген сокрушенно вздохнул, покачал головой, шагнул вперед и едва не столкнул в канал маленькую девочку, невесть как оказавшуюся совсем рядом.
        - Эй… - Магус присел на корточки, не сводя глаз с ребенка. - Ты откуда взялась?
        Девочка, ничуть не испугавшись, взглянула на него с любопытством. Лет пяти-шести; чумазая и оборванная, но очень симпатичная, словно дорогая кукла, которую жестокие в своей беспечности дети не выпускали из рук неделю-другую. Синие глаза в пол-лица, обрамленные густыми и длинными ресницами, пухлые щеки - на правой большая родинка - и смешной вздернутый нос…
        Он ее уже видел.
        Ощущение было странным. С одной стороны, магус повидал за свою жизнь великое множество лиц, и не стоило удивляться, если незнакомка кого-то ему напоминала. Но в то же время он испытал необыкновенную, немыслимо сильную уверенность в том, что они с этой малышкой хорошо знакомы, почти лучшие друзья, и если существует в целом мире кто-то, способный его по-настоящему понять и пожалеть, то лишь она, только она.
        «Это еще что?!»
        Хаген тряхнул головой, прогоняя наваждение. Кто-то на мгновение подменил его мир… или не на мгновение? Улица опустела, и вода в канале превратилась в безупречно гладкое черное зеркало, в котором отражались странные созвездия. Может, в Кааме тоже живут сирены, и сейчас одна из них поет? Пересмешник растерянно уставился на девочку. А она заливисто рассмеялась и, отбежав на несколько шагов, остановилась. Оглянулась, улыбнулась по-взрослому - этакий котенок с ядовитыми коготками.
        Отчетливо понимая, что происходит нечто весьма странное, Хаген пошел за ней. Всякий раз при его приближении девочка оказывалась шагов на десять-пятнадцать впереди, и от ее смеха среди пустынных улиц просыпалось эхо. Мелькавшая то справа, то слева вода была холодна и мертва. А если он чего-то и страшился, то лишь воды - там, в глубине, таилось существо с тысячью рук и тысячью глаз, и в целом мире остались считаные убежища, где можно было от него скрыться.
        Здесь, пересмешник не сомневался, ему не угрожала никакая опасность.
        То ли погоня, то ли игра продлилась довольно долго, но в конце концов Хаген оказался на той же площади с фонтаном. Фонтан не работал, и лица у каменных дев сделались какими-то… расстроенными? Сердитыми? Конечно, они такими были всегда, просто из-за неутомимых водяных струй он не смог их как следует разглядеть.
        Неподалеку кормила голубей невысокая полноватая женщина лет пятидесяти. Птицы шумно копошились у ее ног, выискивая крошки между каменными плитами; все это напоминало неприятно колышущийся живой ковер. Фартук незнакомки был перепачкан в муке, а на сгибе локтя висела корзиночка с булками. Хаген не видел вокруг ни единой души и не слышал других звуков, кроме шуршания и курлыканья птиц.
        - Красивые, правда? - спросила женщина, бросив на Хагена короткий быстрый взгляд. Ее улыбка была теплой, сердечной, но в происходящем по-прежнему ощущалось что-то очень неправильное.
        Пересмешник нахмурился. О ком она говорит, о голубях?
        И где девочка?..
        - Этих каменных дур в Кааме очень любят, - продолжила незнакомка беззлобно, и он понял: нет, речь не о птицах, а о фонтане. О морских девах. - Подумать только, прошло всего-то несколько веков, но люди не просто перестали бояться тех, кто живет в морской пучине, - они даже забыли, что когда-то боялись! Этого, однако, им показалось мало. Они теперь считают подобных существ красивыми… Возможно, дело в том, что девы выше пояса и впрямь ничего. - Она многозначительно усмехнулась. Сказанное в точности соответствовало мыслям, которые пришли в голову Хагена, когда он смотрел на морских дев всего-то несколько часов назад; теперь он молчал, не сводя растерянного взгляда со странной женщины. - Но, поверь мне, даже самая хрупкая из них в один миг сломает тебе шею своими тонкими изящными ручками. Ох, люди, почему вас все время приходится от кого-то оберегать… в первую очередь от самих себя?
        Хаген закрыл глаза и сжал кулаки. Это сон. Это бред. Это какое-то наваждение…
        - Я знаю почему, - продолжила незнакомка, явно намереваясь ответить на свой собственный вопрос. - По двум причинам. Во-первых, вы вечно что-то ищете. Во-вторых, б?льшую часть времени понятия не имеете, что именно. - Она рассмеялась - в точности таким же смехом, как девочка, которую пересмешник повстречал у моста. - В этих бесконечных поисках хорошо лишь одно: они подпитываются любопытством, а любопытство - ими, такая вот взаимосвязь. Важность любопытства неоспорима - оно ценится столь же высоко, как и любовь с ненавистью. Ты ведь об этом знаешь, да?
        Пересмешник кивнул. Он и впрямь знал - в далеком детстве одна из тетушек рассказывала ему сказку, в которой утверждалось, будто только три чувства способны уберечь человека от превращения в мерра.
        Любовь, ненависть и любопытство.
        - Хороший мальчик. - Женщина приблизилась. От нее пахло, против ожиданий, не сдобой, не корицей, а пылью… мхом… тайными уголками среди камней, куда много лет - десятилетий? веков? - не ступала нога человека. - Добрый мальчик. Ты просто запутался и сам не знаешь, чего тебе хочется. Ты вообразил, будто связан узами, - и они действительно существуют, но совсем не те, о которых ты думаешь. Почему ты здесь?
        - Я… - Голос едва не подвел пересмешника. - Я прибыл сюда вместе с капитаном Кристобалем Крейном.
        Она понимающе усмехнулась:
        - О, Кристобаль. Знаю, знаю этого притворщика. Помяни мое слово, когда он снимет все свои маски, мир изменится до неузнаваемости… Однако сейчас речь не о нем, а о тебе. Итак, ты прибыл сюда с Крейном. Но почему ты здесь оказался?
        Хаген не видел разницы - слова не были его сильной стороной, и по ряду причин он их побаивался. Пожав плечами, он ответил первое, что пришло в голову:
        - Вероятно, так было угодно богам.
        Женщина снова рассмеялась и, не успел Хаген моргнуть, очутилась совсем рядом, так что ее лицо надвинулось и заполнило все поле зрения без остатка. Родинка на правой щеке… он ее где-то видел, только вот где?.. и бездонные, бескрайние синие глаза, в которых он утонул, успев лишь разок вдохнуть полной грудью.
        ВСЕ ПРОСТО, ВСЕ ОЧЕНЬ ПРОСТО.
        У КААМЫ ТЫСЯЧА ЛИЦ.
        МОЖЕТ БЫТЬ, ОДНО ИЗ НИХ - ТВОЕ?
        Открыв глаза, он увидел перед собой Джа-Джинни. Крылан стоял, скрестив руки на груди, сосредоточенно глядел на пересмешника своими нечеловеческими бирюзовыми глазищами и явно чего-то ждал.
        - Что произошло? - пробормотал Хаген.
        У него болела голова. У него болело все тело. Он как будто обежал всю Кааму, не пропустив ни единой улицы и ни разу не остановившись передохнуть. Заступница, да что же с ним случилось?..
        - Ты меня об этом спрашиваешь? - уточнил крылан, вскинув бровь.
        - Ну да… - Пересмешник огляделся. Он был на той самой площади с фонтаном, и морские девы опять спрятались под вуалями из водяных струй. Одна как будто лукаво подмигивала. - Они-то мне точно ничего не скажут.
        - Как и я, друг мой, как и я, - проговорил Джа-Джинни, качая головой. - Видишь ли, я четверть часа стоял рядом с тобой и не мог понять, почему наш славный пересмешник вдруг превратился в каменного истукана. «Что же произошло?» - спрашивал я сам себя. Ты опередил меня с этим вопросом, задав его вслух. Может, сам отыщешь ответ? Капитану он будет весьма интересен - по его словам, твоя связующая нить как-то странно истончилась, и мы забеспокоились. Мало того что ты где-то бродил весь день…
        Он что-то еще говорил, но Хаген уже не слушал. Весь день. Он лишь теперь понял, что солнце село, хотя горизонт все еще алеет и вечерние сумерки лишь начали свое наступление на город. Кругом было полным-полно праздношатающихся, но ни «булочницу», ни девочку он не увидел. Как же такое могло случиться? Он ведь совсем недолго разговаривал с незнакомкой. Точнее, говорила она, а Хаген слушал.
        И… быть может, он запомнил ее речи не полностью?
        - Что ты тут делал? - спросил крылан, отчаявшись дождаться ответа.
        - Кормил голубей, - брякнул пересмешник, и лицо человека-птицы мгновенно помрачнело. Он, похоже, был уверен - и вполне справедливо, - что Хаген скрывает нечто важное.
        - Ладно, - сказал Джа-Джинни деловым тоном. - Кристобаль послал меня, поскольку ты не ответил на его мысленный приказ. Ты ему нужен. Отправляйся немедля к дому Лайры Арлини, тебя там ждут. - Крылан прищурился и вдруг рявкнул: - А ну пошел!
        Не успел Хаген возразить, что не знает, где живет Лайра Арлини, как ноги сами понесли его вперед. «Невеста ветра» вложила в его голову карту, на которой сама выглядела ярко-зеленым огоньком, излучавшим тепло и доброжелательность. Другой огонек - красный - лучился раздражением, и свет его был весьма колюч. Это капитан, понял пересмешник. Это сердитый капитан, столкнувшийся с немыслимой для навигатора вещью - неповиновением.
        - Мы, безусловно, разберемся в случившемся. А теперь поспеши, ты опаздываешь на ужин к королю!~
        И Хаген поспешил. Как назло, дом Арлини оказался в западной части Каамы, очень далеко от площади с фонтаном. Когда пересмешник, еле дыша, туда добрался, уже совсем стемнело, и поначалу ему показалось, что «Невеста ветра» жестоко пошутила или что-то напутала.
        Это был и в самом деле дом - совершенно обычный, не очень-то большой, в два этажа. Серый камень, разноцветные квадраты оконных стекол, замысловатые барельефы - все, конечно, свидетельствовало о достатке хозяина особняка, но разве мог в таком жилище обитать король, пусть даже сам придумавший себе королевство?
        - Час от часу не легче, - пробормотал Хаген себе под нос. - Как же его до сих пор не убили? В жизни не поверю, что сюда не сумела пробраться ни одна цепная акула.
        Был в этой кажущейся беззащитности какой-то подвох, и пересмешник подошел к массивным двустворчатым дверям очень осторожно, словно боялся спугнуть чуткого зверя или разбудить ненароком задремавшего стражника.
        «Слуг мы тоже не держим, ваше величество? Любопытно…»
        Ничего не произошло, но внутренний голос завопил: «Опасность!»
        Хаген, привыкший доверять чувствам, мгновенно отпрыгнул назад - и лишь потом догадался взглянуть вверх.
        Над дверью, по обычаю здешних мест украшенной затейливыми узорами, расположилась парочка весьма странных охранников: это были здоровенные механические пауки, или мехи, как их предпочитали называть при дворе капитана-императора. Плоские тела тварей блестели, красные глазки злобно светились, а суставчатые лапы впивались в камень, на котором виднелась сеть белесых царапин. Было принято считать мехов неразумными и безобидными, но однажды лорд Рейго в присутствии своего слуги обмолвился, что эти создания изначально предназначены для убийства.
        «Впрочем, лишь одна тварь из сотни худо-бедно подчиняется приказам, - сказал он. - А все остальное - так, бесполезный и безмозглый мусор, по недоразумению способный передвигаться. Хотя, стоит признать, бегают они так же быстро, как тысячи лет назад».
        Еще Хагену удалось выяснить, что никто не знает точного числа мехов, обитающих в Облачной цитадели, и это открытие его весьма встревожило. Оставалось лишь удивляться, каким образом Лайра сумел приручить механических часовых - они-то явно не относились к разряду «безмозглого мусора».
        Дверь скрипнула, и в открывшейся щели показалось бледное лицо слуги - жилистого и крепкого, как столетняя сосна, старика. «Моряк? - подумал Хаген. - Должно быть, из прежней команды Лайры». Окинув беглым взглядом сухощавую фигуру незнакомца, пересмешник отметил про себя любопытную деталь: на шее у того виднелся давний шрам - ожог причудливой формы. Хагену уже приходилось встречать такие отметины.
        «Бывший каторжник, надо же…»
        - Прошу, - почтительно сказал слуга. - Вас ждут.
        Магус последовал за своим провожатым. Они прошли через несколько полутемных комнат так быстро, что пересмешник ничего не успел рассмотреть, и оказались во внутреннем дворике, напоминавшем настоящий сад, только маленький. Хаген уже знал, что во многих здешних домах есть такие убежища от полуденной жары.
        Поздним вечером здесь было тоже неплохо, тихо и прохладно. Посреди двора стоял накрытый стол, за которым сидели четверо - сам Лайра Арлини и его почетные гости: капитан Крейн, Эсме и Джа-Джинни, который сумел добраться сюда куда быстрее Хагена. Лайра с любопытством уставился на пересмешника, и тот не отвел взгляда, воспользовавшись шансом как следует рассмотреть человека, который причинял капитану-императору не меньше неприятностей, чем Кристобаль Крейн.
        Арлини, если верить слухам, родился за год до падения клана Фейра - значит, ему скоро должно было исполниться пятьдесят, но выглядел он моложе своего истинного возраста. Жесткие русые волосы, выгоревшие на солнце, падали на лицо; серые глаза смотрели из-под неровной челки - пристально, с хитроватым прищуром. Когда Лайра махнул правой рукой, подавая знак слуге, стало заметно, что два пальца на ней обрублены, а по тыльной стороне ладони тянется уродливый шрам. Хаген вспомнил сцену, свидетелем которой стал в первый день на борту «Невесты ветра», едва выбравшись из трюма: Арлини целует руку Эсме, а потом золотое сияние на миг охватывает их обоих.
        - Явился! - Кристобаль Крейн нервно барабанил пальцами по столу. - Наконец-то!
        - Кристобаль, не надо! - перебил Лайра, добродушно усмехаясь. - Опоздал, с кем не бывает. В Кааме и не такое случается.
        Крейн ничего не сказал, но одарил Хагена многозначительным взглядом. «Мы, безусловно, разберемся в случившемся…» - «У Каамы тысяча лиц…» Пересмешник незаметно сжал кулаки. Что ж, ему не впервой выпутываться из странных ситуаций и решать невыполнимые задачи.
        И разобраться в самом деле не помешает.
        - Прошу! - сказал Лайра, продолжая посмеиваться. Король Окраины был в превосходном настроении. - Мы заждались последнего гостя и успели проголодаться.
        - Не последнего, мой дорогой! - вдруг сказал кто-то за спиной Хагена, и пересмешник от неожиданности чуть не подпрыгнул - он не почувствовал приближения «гостя». - Ты забыл про меня.
        Женщина, не знакомая Хагену, - очень красивая, с темными волосами, в платье кроваво-красного цвета - прошла мимо него и села на свободное место рядом с Лайрой. Она держалась подчеркнуто скромно, почти не поднимая глаз, и тем удивительней было наблюдать, как меняется лицо его величества.
        Арлини выглядел смущенным… нет, обескураженным!
        - Так-так! - Крейн улыбнулся, но что-то пугающее мелькнуло в его улыбке. - Ты, выходит, все-таки вернулась?
        - Я все время была здесь, - ответила женщина, и теперь ее голос показался Хагену смутно знакомым. - Видишь ли, Кристобаль, моя горничная потеряла единственный ключ от комнаты, и я оказалась заперта в собственной спальне. Вот незадача, да? Надеюсь, брат не станет обижаться, что я выломала дверь.
        «Брат?..»
        Хаген, повинуясь незаметному жесту крылана, занял последнее свободное место, оказавшись между Лайрой и Эсме. Женщина в красном платье сидела напротив, и теперь пересмешник узнал ее: Камэ Арлини, Паучок! Та, чей вероломный совет чуть было не привел к их гибели.
        «Это тебя не касается, - сказал он себе. - Пусть капитан сам с ней разберется».
        Хаген вдруг поймал себя на том, что не может отвести от нее глаз. Красный шелк оттенял загорелую кожу, а черные волосы, убранные в высокую прическу, открывали изящную длинную шею. Прическа-то и сбила его с толку - ведь когда они виделись в прошлый раз, волосы Камэ едва касались плеч. Какой-то горничной пришлось постараться, потому что сестра Лайры Арлини, судя по тем обрывочным сведениям, что ему удалось собрать, разбиралась в картах куда лучше, чем в шпильках, лентах, шиньонах и прочих женских хитростях. Так или иначе, ее целью было ошеломить Лайру и его гостей - и она без труда этого добилась.
        - Потеряли аппетит? - поинтересовалась Камэ, когда молчание собравшихся стало звенящим, словно туго натянутая струна. - Или утратили дар речи? Не из-за меня ли?
        Хаген покосился на капитана: тот сидел спокойно, и лишь еле заметные огоньки в глазах выдавали его истинные чувства. Эсме внимательно разглядывала вышивку на скатерти и всем своим видом показывала, что ей дела нет до происходящего. Смотреть на Лайру пересмешник поостерегся, а вот Джа-Джинни оказался именно тем, кому хватило смелости заговорить.
        - Что ты, Паучок! - сказал он с веселой улыбкой. - Нынче мы собрались, чтобы вспомнить старые добрые времена, а ты ведь нам не чужая.
        - Тогда давайте вспоминать, а то сидим… как на поминках. - Камэ подняла бокал. - Давайте выпьем…
        - За тех, кого с нами нет! - перебил Крейн, схватив свой бокал так быстро, что тот чуть не опрокинулся. - За тех, кто остался позади!
        На миг вновь воцарилось тягостное молчание.
        - Да, - еле слышно проговорила Камэ. - И за тех, кто платит за чужие ошибки.
        Они выпили, и слуги опять наполнили бокалы. Хозяева и гости принялись за еду; какое-то время тишину нарушало только негромкое позвякивание приборов. Хаген ел, не чувствуя вкуса и даже не особо обращая внимание на то, что попадало в рот; он уныло двигал челюстями, раз за разом спрашивая себя: «Что я здесь делаю?»
        - Кристобаль, - вдруг сказал Лайра, - мне кажется, твой новый соратник в недоумении.
        Пересмешник насторожился.
        - Я, признаться, тоже, - хмыкнул Крейн. - Может, откроешь секрет? Зачем ты попросил позвать Хагена?
        - О-о, так тебя зовут Хаген! - Камэ лучезарно улыбнулась. - Кристобаль весьма редко берет в команду новичков… ты, должно быть, совершил нечто особенное!
        - Да уж, нечасто магусы оказываются среди пиратов! - поддакнул Лайра, и его сестра удивленно подняла брови. - А просил я вот из-за чего. Скажи, тебе не доводилось слышать о некоем Пейтоне Локке?
        Пересмешник сглотнул.
        …В комнате темно и тихо, лишь мерно тикает в дальнем углу какой-то механизм подозрительного вида. Трисса говорила, что это часы - такие же, как на главной башне Фиренцы, только маленькие, - но отчего-то эта конструкция его пугает, и пока что подходить к ней ближе совсем не хочется.
        «Тебе плохо, мальчик мой? Выпей воды!..»
        Его рот наполнился горькой слюной. «Это не отрава», - мысленно сказал он сам себе, а потом осторожно проговорил, глядя королю Окраины прямо в глаза:
        - Странный вопрос, ваше величество. Вы же знаете, кто я такой. Пейтон Локк приходится… приходился мне дядей. Если точнее, он был двоюродным братом моей бабки.
        - Был?! - Лайра подался вперед, жадно ловя каждое слово. - Выходит, он умер? Ты уверен?
        «Выпей воды, и все пройдет…»
        - Он… э-э… отравился. Случайно. Экспериментировал, пытался создать новый яд - и создал. Только вот о противоядии позаботиться не успел.
        - Яд! - Камэ сморщила нос. - Подлая штука! Зачем понадобилась такая отвратительная вещь?
        Хаген изобразил вежливую улыбку:
        - Разве вы не знали, моя госпожа, что пересмешники - клан шпионов, воров и убийц? Если нужно незаметно что-нибудь разузнать или выкрасть, то нанимают кого-нибудь из семейства Локк. Нет такой крепости, куда мы не сумели бы проникнуть, и нет такого замка, который смог бы нас остановить. Когда кого-то нужно тихонько… устранить, то опять-таки зовут пересмешника, потому что только мы способны сделать так, что жертва примет яд из рук, которые считает знакомыми, и выпьет его по доброй воле. И если совершенно здоровый человек или магус вдруг умирает от странной болезни - кто знает, не обошлось ли и здесь без пересмешника?
        Он перевел дух и понял, что Камэ растерянно моргает, не в силах вымолвить ни слова, а все остальные смотрят на нее и тоже молчат. Наконец Лайра насмешливо произнес:
        - Поздравляю! Смутить мою сестру удается немногим, а у тебя получилось с первого раза. Но скажи, точно ли пройдоха Локк мертв? Вы, оборотни, горазды возвращаться с того света.
        - Он умер у меня на глазах.
        - Восхитительно! - Лайра даже не пытался скрыть восторг. - Лучшего подарка судьбы и придумать трудно. Я даже не стану просить у тебя прощения, потому что твой покойный дядюшка чуть было не разрушил дело всей моей жизни.
        - Я, кажется, понял… - негромко проговорил Хаген. - Речь идет о некоем письме, которое подменили, так? Тогда могу обрадовать вас еще кое-чем. Все прочие участники этой истории тоже… получили по заслугам.
        - Что за письмо? - требовательно вопросила Камэ, заглядывая в лицо брату. - Я ничего об этом не знаю!
        - И не узнаешь, - отмахнулся Лайра. - Дело прошлое. Что ж, Хаген, ты принес мне воистину радостную весть, благодарю.
        - К вашим услугам! - Пересмешник кивнул. Отчего-то ему показалось, что они переместились из Каамы в Облачную цитадель, такой напряженной вдруг стала обстановка за столом. - Раз все прояснилось, полагаю, мне следует уйти.
        - Ни в коем случае! - торопливо возразил Лайра. - Останься.
        «Избыток тайн, - мог бы сказать Хаген, - вреден для желудка». Но он покорился, поскольку не нашел в себе сил сопротивляться. Постепенно гости и хозяева разговорились, а потом слуги принесли новые блюда. Настроение пересмешника не подходило для светских бесед, да к тому же еда на тарелке показалась ему подозрительной.
        Вдруг она все-таки отравлена?..
        - Успокойся.~
        Хаген поднял голову и увидел, что Крейн смотрит на него - пристально, с интересом. Капитан «Невесты ветра» обещал не читать его мысли и не лезть в воспоминания, но он должен был сейчас чувствовать отголоски той боли, которая терзала пересмешника, - о-о, очень, очень сильной боли. Хагену захотелось встать и уйти, наплевав на последствия.
        - Ты останешься. А потом мы… ~
        «…разберемся в случившемся, да. Я помню».
        Пересмешник медленно кивнул, и Крейн ответил ему таким же кивком.
        …Ветер безжалостно обрывает последние лепестки цветущей вишни и уносит их в море вместе с отчаянным шепотом: «Что бы ни случилось, обещай - ты будешь жить! Поклянись мне сейчас самым святым, что у тебя есть!..»
        - Итак, вы обнаружили одну часть компаса, и она оказалась связана с Эльгой-Заступницей, - задумчиво проговорил Лайра.
        Над его головой стайкой звездочек носились жуки-светляки.
        Эсме отложила вилку и кончиками пальцев прикоснулась к медальону, который едва виднелся в вырезе ее блузки. Хаген знал, что целительница не расстается с амулетом, доставшимся ей столь странным способом, и сейчас ему вдруг сделалось любопытно: к кому относился жадный взгляд Арлини, брошенный искоса, - к Эсме или ее сокровищу?
        - Твоя карта, Кристобаль… - продолжил Лайра после паузы, явно перепрыгнув в своих размышлениях сразу через несколько воображаемых каналов. - На ней нет никаких подсказок, никаких объяснений. Это странно.
        - Ничуть, - сказал Джа-Джинни. - Мы, конечно, любимые дети Заступницы, и она помогает нам - но помогает, а не делает все за нас.
        - Надеюсь, ты прав, - усмехнулся король Окраины. - Видишь ли, мой крылатый друг, место, где находится вторая часть компаса, очень необычно. Я не могу понять, отчего деталь столь важного механизма спрятали именно там. Дело не в том, что оно легко доступно, - совсем наоборот…
        - Ты намекаешь, что предстоящее путешествие будет опасным? - спросил Крейн с интересом. - Опаснее путешествия на юг?
        - На мой взгляд, намного опаснее, - ответил Лайра, и его лицо сделалось непроницаемым - король Окраины почувствовал, что капитан «Невесты ветра» пытается исподволь выведать интересующие его сведения.
        - Так ведь это великолепно! - воскликнул Крейн с наигранным восторгом. - Поскорее придумывай для нас задания, а не то я заскучаю!
        - Не переживай, - ответил Арлини. - У меня вообще-то есть на примете одно дельце… Хотя оно, пожалуй, для твоей команды будет слишком простым. Я решил подождать денек-другой, вдруг появится что-нибудь более подходящее.
        Камэ проговорила с легкой улыбкой, смиренно опустив взгляд:
        - Ты прав, братец. Негоже поручать фениксу простые задания.
        - Мне нужен не один лишь феникс, а вся команда, - возразил Лайра. - Таков был уговор. А ты, дорогая, если надумала опять что-то учудить…
        - Молчу-молчу! - Она примирительно подняла руки. - А вот ты знаешь, Кристобаль, мне всегда было интересно: как тебе удается собирать на борту «Невесты ветра» столько удивительных… людей?
        Джа-Джинни хмыкнул, отмечая ее многозначительную паузу.
        - Стечение обстоятельств, - медленно проговорил Крейн, глядя куда-то вверх, в темное небо. - Или, быть может, я просто вижу в каждом человеке и нечеловеке какую-то… искру, которая и делает его ценным.
        - Ах… - Камэ вздохнула. - Во мне, похоже, ты так ничего и не разглядел, раз то и дело грозился высадить в следующем порту. Или все дело в том, что женщина на корабле - не к добру? Ох, прошу прощения… - Она посмотрела на Эсме так, словно только что ее заметила. - Я не хотела никого обидеть, но поверье ведь существует, и возникло оно неспроста.
        Целительница нахмурилась и слегка покраснела.
        - К кракену поверье! - сказал Джа-Джинни, одарив Камэ сердитым взглядом. - Ни один из наших ребят о нем и не вспомнит, а того, кто вспомнит, я самолично выкину за борт. И, кстати, если бы не Эсме, не видать бы нам первой части компаса.
        - Не надо об этом, - заговорила молчавшая весь вечер целительница. - Мне неприятно вспоминать о том, что произошло на острове.
        - А что же там произошло? - тотчас же спросила неугомонная Камэ. - Расскажите, это ведь интересно!
        - На острове мы кое-кого потеряли, - тихо сказал Крейн, и с лица Камэ пропала улыбка. - А тебе следовало присоединиться к нам, когда была такая возможность. Путешествие оказалось ну просто о-очень интересным. Древние легенды оживали прямо на глазах - мерры, сирены и все такое.
        Она вскочила:
        - Я ошиблась, Кристобаль! Такое могло случиться с кем угодно! Я…
        - Конечно, - по-прежнему мягко произнес феникс. - Я и не сомневался, что ты успела поверить в собственную безгрешность.
        - Хватит! - сказал Лайра, и одно короткое слово прозвучало настолько жестко, что Камэ сразу же опустилась на свое место, а Крейн развел руками: мол, разве я сделал что-то не так? - Эсме не хочет говорить о компасе. Мы сменим тему.
        Целительница посмотрела на короля Окраины со смесью удивления и благодарности, но почти сразу смущение затмило все прочие чувства. Девушка не привыкла быть в центре внимания.
        - Не стоит… - тихонько попросила она, опустив взгляд. - Я не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились.
        - Еще чего! - фыркнула Камэ, чьей способности приходить в себя позавидовала бы любая кошка. - Без доброй ссоры жизнь скучна. Раньше и не такое бывало!
        - Вот-вот, - подхватил крылан. - Я помню то время. Вы двое ругались так часто, что вся команда привыкла и перестала обращать на это внимание. Ваши ссоры были частью пейзажа, как ветер и волны.
        Камэ уставилась на него так, словно испепелила бы, окажись это в ее силах, - а потом вдруг рассмеялась, и к ней присоединились Лайра и Крейн. Шутка Джа-Джинни спасла вечер, который мог вот-вот закончиться настоящим скандалом.
        - Кристобаль, а ты не забыл нашу первую встречу? - поинтересовался Арлини. Магус кивнул, и тогда Лайра, обратившись к Эсме, сказал: - «Невеста ветра» подобрала меня в море, умирающего от голода и жажды…
        - Тебя подобрала «Шустрая», - поправил Крейн. - Ты вцепился в какое-то жалкое подобие плота и сам походил на обгорелую деревяшку. Это было в имперских водах неподалеку от Лагримы.
        - Да, да! А потом корабль зашел в порт, и шкипер Ристо отчего-то решил накормить спасенного оборванца ужином. Помнишь? Ты потащил меня в таверну, там было очень весело… правда, закончилось все довольно-таки странно. Заявились портовые чиновники - они разыскивали капитана «Шустрой» за какие-то запрещенные делишки.
        - А потом из камина выскочил уголек… - сказал Крейн.
        - Да-а… - Лайра кивнул с довольным видом. - Пожар был что надо. От таверны почти ничего не осталось.
        - Ха! Эта развалюха все равно и года бы не простояла!
        - Скажешь тоже! - фыркнул Арлини. - Неплохое было заведеньице. Хорошо, что никто не погиб.
        - Это точно. - В разноцветных глазах феникса загорелись огоньки. - А когда переполох миновал, мы уже были далеко от Лагримы.
        - Тогда, конечно же, я еще не понимал, с кем имею дело! - Лайра вновь обратился к Эсме, которая увлеченно его слушала. - Решил, что это простая случайность, сыгравшая на руку лихим парням-контрабандистам…
        Хаген, до сих пор лишь наблюдавший за беседой, искоса взглянул на Лайру: тот подался вперед, и в расстегнутом вороте рубашки показался знакомый пересмешнику знак - клеймо каторжника. «Лагрима, выходит?» Хаген закрыл глаза и попытался представить себе карту тех вод. Если Лайру носило по волнам дня два, то он вполне мог бежать с рудника, известного под названием Гиблая Гавань. Об этом месте ходили страшные слухи, но о том, что предшествовало спасению, Арлини явно не собирался рассказывать.
        «Важность любопытства неоспорима…»
        - Ты был в те времена осторожным, Кристобаль. И очень скрытным! Ведь команда не подозревала, что капитан Крейн на самом деле не человек, а феникс?
        - Отчего же… - Магус как-то неопределенно пожал плечами, его улыбка растаяла. - Велин знал, Эрдан знал… еще кое-кто… Все время сдерживать Феникса не получается, он то и дело берет верх, и нередко это происходит при свидетелях.
        Лицо Арлини помрачнело - он вспомнил о чем-то неприятном. На мгновение опять сделалось очень тихо, и каждый из собравшихся за столом задумался о своем.
        - Я всегда удивлялась, - вдруг сказала Камэ, - что ты говоришь о Фениксе как об отдельном существе. Даже произносишь это слово по-особенному… словно с большой буквы!
        - Ты много чему удивлялась, - с усмешкой ответил Крейн. - Помнится, перво-наперво тебя заинтересовало, отчего не сгорает моя одежда.
        При этих словах Лайра и Джа-Джинни рассмеялись, Эсме покраснела, а Камэ, невинно улыбнувшись, заявила:
        - Я и сейчас не знаю, в чем секрет. Ты всегда берег от меня свои тайны, словно от врага. Это несправедливо, Кристобаль! Неужели за столько лет я не заслужила малой толики доверия? Ну хоть чуть-чуть! - Ее голос сделался нежным, а перед этими просительными интонациями устоять не смог бы никто. Нельзя было отказать сестре Лайры Арлини в сообразительности и коварстве: своим вопросом она загнала Крейна в угол.
        - Ох, Камэ… - Магус вздохнул. - Все очень просто, и мне нечего скрывать. Одежда не горит по той же причине, по какой не горю я сам: пламя возникает на некотором расстоянии от моего тела и направлено вовне, а не внутрь. Теперь ясно?
        - Нет! - Паучок сверкнула глазами. - Ты утверждаешь, что тоже можешь пострадать от огня, но кто же тогда зачерпывал пламя из костра, словно оно вдруг стало водой? Кто жонглировал огоньками свечей? Неужели это был не ты, а кто-то другой?
        Лайра, наблюдавший за своей сестрой, улыбнулся, а Крейн, издав сдавленное рычание, протянул руку к стоявшему поблизости канделябру и снял пламя с одной из свеч. Огонек продолжал танцевать у него в ладони, перебегая с кончиков пальцев на ладонь и обратно, словно живой; над остывшим черным фитилем тем временем завилась струйка дыма.
        Хаген вдруг понял, что смотрит на пламя, будто зачарованный.
        - Есть разные виды огня, - медленно проговорил капитан «Невесты ветра». - Но ни люди, ни все остальные небесные дети этого не видят, не замечают… не понимают. Мне, право слово, трудно объяснить сущность Феникса, сущность первопламени. Оно живое… оно мыслит и чувствует… Первопламя не может существовать в нашем мире и, появившись здесь хоть на миг, приносит беду. Слыхали о несчастных, которые средь бела дня вдруг вспыхивали и превращались в уголь быстрее, чем кто-то успевал понять, что происходит? Раньше говорили, что именно такая кара ждет любого, кого угораздит прогневать одного из Фейра… Что ж, не буду утверждать, будто молва во всех случаях ошибалась, но все-таки изначально в этом виновато первопламя, а не мы.
        - Выходит, ты именно этим пламенем повелеваешь, а не обычным огнем? - вполголоса спросил Лайра.
        Крейн досадливо нахмурился:
        - Дело не в этом. Разные виды пламени друг с другом соотносятся по-разному, но первопламя сильнее всех остальных, и поэтому его можно использовать для защиты от другого огня. Вот, смотрите… смотрите внимательно!
        Он протянул руку, и все, сидевшие за столом, невольно подались вперед, чтобы лучше рассмотреть танцующий огонек свечи. Поначалу им казалось, что ладонь Крейна горит, не сгорая.
        - Заступница! - пробормотал Арлини чуть слышно. - Глазам своим не верю!
        Хаген к этому времени тоже успел заметить то, что раньше ускользало от его взгляда: кисть Феникса от запястья до кончиков пальцев покрывало нечто, похожее на прозрачную перчатку, и именно оно берегло кожу магуса от ожога. Видение было мимолетным; стоило пересмешнику приглядеться, как «перчатка» пропала, а его глаза начали слезиться от напряжения.
        - Горячий воздух над огнем костра, - пробормотал оборотень себе под нос.
        - В некотором смысле да. - Крейн сжал кулак, и блуждающий огонек погас, но дрожащее марево вокруг его кисти появилось вновь - теперь оно было заметно всем. - Это и есть бесцветное, невидимое первопламя, о котором я говорил. Оно часть меня. Мое оружие и мой щит, который, кстати говоря, может защитить не только меня одного… Камэ, хочешь убедиться, что я не лгу?
        Паучок молча покачала головой; всего лишь на краткий миг выражение ее красивого лица сделалось испуганным. Крейн огляделся, словно бросая вызов каждому из сидевших за столом.
        - Можно мне? - произнесла Эсме со странной интонацией - не то вопрос, не то утверждение - и протянула навстречу горящей руке Крейна свою тонкую кисть.
        Огненная перчатка погасла, дав их ладоням соприкоснуться, но уже в следующее мгновение запылала вновь, в полную силу.
        - Ты только не бойся, - сказал Крейн таким голосом, какого Хаген у него ни разу не слышал. - Я не причиню тебе вреда.
        Эсме кивнула.
        - Эта игра становится опасной, Кристобаль! - чуть взволнованно заметил Лайра. - Хватит, достаточно! Мы тебе верим… Правда, Камэ?
        Но Паучок не откликнулась. Она глядела на Крейна и Эсме, почти не мигая, и была напряжена ничуть не меньше, чем взведенная тетива стреломета.
        «Если бы эта женщина повелевала огнем, - подумал Хаген, - то все мы превратились бы в уголь». Он перевел взгляд на Джа-Джинни и увидел, что крылан тоже смотрит на капитана и целительницу с весьма странным выражением лица.
        - Ну вот, - сказал Крейн, когда первопламя погасло и они с Эсме наконец смогли разъять свое необычное рукопожатие. - Вы приобщились к тайным знаниям клана Фейра… к их малой толике. Если бы мой клан не был уничтожен, за такое меня бы наказали, но теперь я сам себе клан. Впрочем, смысл запретов всегда ускользал от меня - все равно посторонние не могут воспользоваться этими тайными знаниями.
        - Для этого надо родиться фениксом? - спросил Арлини, заранее зная ответ.
        - Верно, дружище. - Крейн тяжело вздохнул. - Впрочем, я был очень молод, когда моих родных перебили. Возможно… - Он помедлил, словно не решаясь договорить. - Возможно, я не успел узнать что-то очень важное.
        Внезапно правая рука феникса, спокойно лежавшая на столе, окуталась ярким пламенем. Он отдернул ее, сжал кулак - огонь исчез, но на скатерти осталось обугленное пятно. Все случилось так быстро, что никто и охнуть не успел.
        - Пожалуй, хватит разговоров о прошлом, - криво усмехнулся Крейн. - Мне бы не хотелось уступить место… незваному гостю. Он испортит не только скатерть, но и весь вечер.
        - Значит, поговорим о будущем! - Лайра небрежно взмахнул изувеченной рукой и задел свой бокал. По белой ткани растеклось пятно цвета крови. - Какой я неловкий… Что ж, мой пламенный друг, за которого я отдам, не задумываясь, правую руку! Давай-ка поболтаем о чем-нибудь веселом, красивом и безопасном… ну, даже не знаю… о вишневых садах, которые скоро зацветут, раз уж пришла весна?
        Хаген вздрогнул и закрыл глаза.
        Воспоминания захлестнули его с головой.

* * *
        Больно.
        За ним ухаживали бережно, словно за редким растением, - Хаген видел такие в детстве, когда семья еще не обеднела окончательно и могла позволить себе дорогостоящие игрушки. Тетя Эвелла, младшая сестра отца, обожала южные цветы, чьего названия Хагену никак не удавалось запомнить. Она упорно и самоотверженно хлопотала над изящными ветками, увенчанными крупными бело-розовыми соцветиями. Впрочем, обычные садовые розы Эвелла тоже не обделяла вниманием.
        Но Хаген себе казался не розой, а чем-то совсем простым - может, чертополохом или дурманом.
        И ему было очень больно…
        Неделя после ссоры с бабушкой и побега из дома прошла как во сне. Стояла ранняя осень, ночи были по-прежнему теплыми, и беглецу не приходилось думать, как бы найти убежище от холода, дождя или снега. Но вот с едой все обстояло куда хуже: горожане знали и его самого, и его бабушку, и их историю и предпочитали не связываться с «беглой птичкой», а воровать он не умел и не мог - белые волосы привлекали слишком много внимания. Разок-другой Хагену повезло - его угощали сердобольные тетушки, - а однажды удалось заработать несколько грошей в порту, на разгрузке какого-то фрегата. Он понимал, что держится лишь благодаря присущей всем магусам выносливости и что долго так продолжаться не может.
        Как-то ночью юный магус-бродяга устроился на чердаке одного из портовых складов. Море тихонько бормотало старую-престарую песенку; изредка слышались отголоски трактирного веселья - музыка, нестройное пение, смех. Пересмешник задремал под эти звуки. В полусне он увидел отца, который укоризненно качал головой, и мать - она плакала.
        А потом из темноты на него набросились какие-то фигуры и начали яростно избивать. Застигнутый врасплох магус только и успел, что прикрыть руками лицо, но ребра ему сломали чуть ли не с первого удара.
        - Чтоб я тебя больше не видел в порту! - зловеще прошипел кто-то ему на ухо. - Понял, кукушка? Мотай отсюда, покуда цел!
        С той ночи он знал лишь два состояния: боль и беспамятство.
        - …Эй, ты слышишь меня?
        Хаген осторожно приоткрыл глаза и увидел над собой миловидное девичье лицо. Хорошо знакомое лицо. Этой девушке следовало находиться далеко - в другом городе, на другом острове, - но она была рядом, была его… кем? Гостьей? Сиделкой? Или плодом больного воображения, итогом сильного удара по голове?
        - Трисса? - прохрипел он. - Что ты здесь делаешь?
        - Как интересно… - протянула она с лукавой улыбкой. - Мы с отцом поспорили, и я выиграла. Он сказал, ты первым делом захочешь узнать, где находишься.
        Действительно, где он?
        Хаген с огромным трудом приподнял голову - перед глазами тотчас же все завертелось, но, прежде чем зажмуриться и вновь опуститься на подушку, он успел увидеть маленькую комнату, в которой помимо кровати были только небольшой столик да рукомойник в дальнем углу. Ну, еще табурет - на нем сидела Трисса, его кузина, дочь дядюшки Пейтона. Строго говоря, Пейтон доводился Хеллери двоюродным братом, но Хагену проще было называть Триссу именно так, не вдумываясь, какова настоящая степень родства между ними. В последний раз они виделись года три назад, и кузина из длиннорукой и длинноногой девчонки превратилась в пугающе взрослую красавицу.
        - Это… гостиница?
        Она снова улыбнулась:
        - Память в порядке, соображаешь нормально. Я рада! Отец не захотел звать целителя. Тут, выходит, он был прав.
        - Как ты… как мы здесь оказались?
        - Пять дней назад мы приехали в гости к леди Хеллери, - начала рассказывать Трисса. - Явились без предупреждения, хотели сделать сюрприз. Мы очутились в нужном месте, в нужное время! Ты бы слышал, как они из-за тебя поругались… Хеллери наотрез отказывалась тебя искать, и отец решил сделать это сам. Нанял каких-то людей, и уже через несколько часов его привели к… э-э… какой-то канаве, где ты лежал, избитый до полусмерти. Он снова попытался переубедить Хеллери, но ничего не вышло…
        Пейтон Локк когда-то был желанным гостем в доме Гэри Локка - когда-то именно он привозил из южных краев цветы для Эвеллы и прочие удивительные редкости. Когда-то он был богат, потом все потерял, но сумел, в отличие от большинства родственников Хагена, заново заработать состояние, пусть и небольшое. Впрочем, была еще какая-то причина, заставившая Пейтона отдалиться от Хеллери и остальных, однако до недавнего времени Хаген даже не задумывался о том, что его посвящают далеко не во все семейные тайны, считая слишком маленьким.
        Он стиснул зубы и сосредоточился на словах кузины.
        - …И тогда отец заявил, что не останется ночевать под крышей Хеллери, раз та совсем выжила из ума и собственными руками рушит то немногое, что еще удалось сохранить. Мы поселились в гостинице. Для тебя сняли отдельную комнатку, и до этого дня не было понятно, сколько еще ждать, пока ты очнешься. Теперь мы можем отправляться домой!
        - Домой? - переспросил Хаген. - Ты же сказала, что…
        - Домой, - перебила его Трисса, многозначительно вскинув бровь, - означает не к Хеллери, а к нам, в Фиренцу. Ты же не против, кузен?
        Он машинально покачал головой и тут же поморщился от резкой боли - каждая кость в его теле словно завибрировала. Трисса встревоженно охнула и вскочила с табурета, явно собираясь позвать на помощь отца.
        - Все хорошо… - с трудом выговорил Хаген. - Лучше скажи, о чем вы поспорили… Пейтон думал, я спрошу, что это за место… а ты?
        Ее тревога сменилась веселой растерянностью:
        - Ох, Хаген, тебя все-таки сильно ударили по голове! Я была совершенно убеждена, что ты приятно удивишься, когда увидишь меня. Это и произошло. А разве могло быть иначе?
        И в самом деле - разве могло быть иначе?..

* * *
        На следующее утро «Невеста ветра» тяжело заворочалась у причала, едва не разнеся его в щепки, и матросы повскакивали с коек. Крейн спустился в брюхо, просидел там некоторое время, а потом собрал команду и сказал, что фрегат настроен изменить расположение кают и прочих помещений в трюме, поэтому отдых придется отложить. Они принялись вытаскивать из попавших под переделку частей «Невесты ветра» вещи, которые там лежали, а сам фрегат все время скрипел, кряхтел и раскачивался, подымая волны и беспокоя стоявшие по соседству суда. Около полудня, когда кипучая деятельность несколько подутихла, на причале появился Арлини. Король Окраины стоял и наблюдал за происходящим, пока Крейн наконец-то не соизволил его заметить.
        - О-о, величество! - Феникс приветственно помахал другу рукой. - Чем обязаны?
        Арлини, истолковав жест как приглашение, взошел на борт, окинул оценивающим взглядом палубу и творившийся на ней кавардак, а потом ответил небрежным тоном:
        - Да так… Пришел посмотреть, все ли в порядке.
        - Как видишь, мы заняты уборкой и… э-э… ремонтом. Без дела не сидим!
        Хаген, оказавшийся случайным свидетелем этого внешне безобидного разговора, почти видел и слышал, как между магусом и человеком стреляют трескучие злые молнии. «Первый день! - встревоженно подумал он. - Это всего лишь первый день! А мы застряли тут надолго - пусть Лайра и нетерпелив, но он точно не станет тратить желания зря… Что же будет дальше?»
        - Превосходно, превосходно… - сказал король Окраины, кивая. - Кристобаль, можно я ненадолго украду твою целительницу?
        В глазах Крейна мелькнули искры, которые заметил бы любой. Его вежливая улыбка застыла.
        Лайра терпеливо ждал ответа.
        - А почему ты спрашиваешь меня? - наконец проговорил феникс. - Вот она идет - пусть решает сама.
        На палубу вышла Эсме - она, разумеется, появилась не случайно, а по воле «Невесты ветра», которая подталкивала своих людей туда, где им полагалось быть в нужный момент. После обмена любезностями король пригласил целительницу на берег, и она тотчас же посмотрела на капитана - удивленно, растерянно, будто спрашивая разрешения. Тот лишь плечами пожал.
        Эсме нахмурилась.
        - Ну помилуйте! - воскликнул Арлини, предугадав отказ. - Я же не кусаюсь! Я просто хотел показать вам Кааму - и больше ничего! Неужели я такой страшный?
        Она, окончательно растерявшись, пробормотала:
        - Ладно…
        Улыбка Арлини в тот же миг сделалась хищной. Так могла бы улыбаться мурена, опутывая очередную несчастную жертву кольцами своего тела, но окажись у мурены хоть малая толика того сияющего обаяния, которое излучал король Окраины, добыча шла бы к ней в пасть добровольно. Целительница даже опомниться не успела, как Лайра подхватил ее под руку и увел на причал. Вскоре они уже шли по набережной; Арлини что-то рассказывал, увлеченно размахивая руками, а Эсме внимала ему.
        Лицо наблюдавшего за ними Крейна мрачнело на глазах. Обернувшись к матросам, он рявкнул:
        - Чего рты раскрыли?! За работу!
        К исходу дня команда валилась с ног от усталости, но феникс неохотно позволил им отдохнуть, лишь когда Джа-Джинни осторожно заметил, что не стоит гонять матросов так, словно «Невеста ветра» еще до рассвета должна выйти в море. Крылан заботился не о себе, поскольку он-то как раз бездельничал весь день - в таких делах от человека-птицы было маловато пользы.
        - Кстати, еще кое-что, - сказал Джа-Джинни, когда полумертвые от изнеможения матросы разбрелись кто куда. - Раз уж вы с «Невестой» затеяли переделку трюмов, не мешало бы отпустить Умберто на волю из брюха. А то она еще переварит его ненароком.
        Крейн пробормотал что-то насчет отвратительной дисциплины и махнул рукой. Хаген поспешил удрать на берег, поскольку встречаться с помощником капитана не хотел и подозревал, что это взаимно.
        Наскоро перекусив в таверне, он немного погулял вдоль одного из каналов и, возвращаясь обратно, застал любопытную сцену: Лайра и Эсме прощались у борта «Невесты», а Крейн наблюдал за ними сверху, устроившись на носу фрегата, где обычно сидел Джа-Джинни. Целительница выглядела веселой и отдохнувшей; по всей видимости, прогулка пришлась ей по нраву.
        Его величеству, судя по довольному выражению лица, тоже.
        «Не мое это дело, - сказал себе пересмешник, но лишь слепой мог не заметить, как смотрел на эту пару капитан. - Совершенно не мое…»
        Когда последний луч солнца растворился в чернильной мгле, «Невеста» угомонилась, но где-то за полночь в недрах корабля раздался оглушительный треск, а потом палуба заходила ходуном, как во время сильного шторма. Моряки, привычные к качке, не обратили на это внимания, а вот Хаген проснулся и больше не сумел уснуть: в душе поселилась странная тревога, а мышцы начали ныть после целого дня усердного труда. Он крутился и вертелся, не в силах улечься удобнее, и в конце концов решил, что лучше подняться из кубрика на верхнюю палубу, где можно хоть подышать свежим воздухом.
        Вахтенные, увлеченные игрой в карты, пересмешника не заметили или сделали вид, что не заметили. Джа-Джинни где-то летал. Магус побродил туда-сюда, словно больной пес, и вдруг понял, что его странное состояние - всего лишь морок.
        Плохо было не ему, а… кораблю.
        Он испытал такое чувство, будто выбрался из облака густого тумана или дыма; или облако само отползло на некоторое расстояние, даровав ему свободу и возможность ясно мыслить. Отползло и замерло, излучая растерянность, обиду и боль. Пересмешник огляделся по сторонам и увидел все то же, что и раньше, - вахтенных, фонари в ночной тьме, огни на пристани, далекие звезды.
        Нет-нет, так неправильно. Надо по-другому.
        Он закрыл глаза.
        На борту внутренний компас отключался, и «Невеста ветра» воспринималась иначе - то как взгляд в упор, настойчивый и нескромный, то как дыхание в затылок, легкое или не очень. Хаген не почувствовал ни того, ни другого, однако она была по-прежнему рядом, просто чуть дальше обычного. Словно дикий зверь, испуганный резким движением или громким словом, но все равно стремящийся к костру, что горит в ночи.
        «Ну иди, иди сюда. Что с тобой случилось? Я… хочу помочь».
        В тот же миг он ощутил себя мехом из услышанной в детстве сказки - тем самым, в котором Великий Шторм хранил подвластные ему ветра. В него вошла буря чувств и эмоций, перемешанных так, что ни одному мастеру узлов вовек не разобраться, и они лишь отчасти были человеческими. Он потерял себя почти сразу; любой разум сдался бы под натиском такого шквала. Боли не было - то, что испытывал пересмешник, оказалось превыше боли.
        - сказать о том, что ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        - страшно ~~~~~ нельзя, нельзя ~~~~~~~~~
        Ведь это ~~~~~~~~ опаснее всего, что~~~
        ~~~~~ молчание ~~~~ так лучше ~~~~~~~
        Иначе ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ смерть.
        Охнув, Хаген упал на колени, и вахтенные наконец-то его заметили. Подбежали, что-то спросили, но способность понимать человеческий язык вернулась к пересмешнику последней. Он смотрел на своих товарищей, растерянно моргая, и видел стоявшую за каждым из них тень - только самую малость темнее ночной черноты.
        Темное облако - дым, туман? - рассеялось без остатка.
        Кто-то тихонько выдохнул у него за спиной.
        - …Не переживай. Мой отец тебе поможет. У нас в Фиренце книжная лавка, ты ведь помнишь? Фиренца - владения клана Соловья. Мы подыщем тебе работу, комнату - все будет хорошо, вот увидишь!
        - Я уже говорил с дядей, Трисса. Он сказал, я могу пока что жить у вас и помогать ему в лавке.
        - Правда? Он… так сказал?
        - Ну да.
        - Странно… В лавке не так много работы, и… мы справлялись. Да. Мы справлялись вдвоем.
        - Может, он намерен расширить дело? Впрочем, я говорю глупости - ведь ты бы узнала об этом первой. Трисса, ты как будто хочешь мне что-то сказать, но не решаешься.
        - Нет. Нет-нет. Все хорошо. Я точно знаю, с тобой все будет…
        - …Хорошо? Эй? Ты в порядке, Хаген?
        Пересмешник что-то промычал в ответ и замахал руками. Матросы, ворча и ругаясь, оттащили его к корме, усадили, дали глотнуть чего-то жгучего из фляги.
        - Так бывает, - сказал один из них. Флерин, вспомнил Хаген, его зовут Флерин. Лет двадцать пять, высокий и худой, с орлиным носом и без одного переднего зуба. Пересмешник почувствовал, что при желании может узнать о Флерине куда больше - кто он, откуда, как попал на «Невесту ветра», - и его пробрал озноб. - Первые полгода вообще всякое бывает. Тебе осталось еще пару месяцев потерпеть, потом - все.
        - Что… все? - прохрипел Хаген.
        Перед глазами у него двоилось, непрошеные сведения роились где-то рядом, ожидая дозволения. Имя второго вахтенного было Шеппи, но все звали его Корноухим. Правое ухо он потерял уже на «Невесте ветра», во время одного из сражений. Хаген это знал совершенно точно - как и то, что никто ему ничего подобного не рассказывал.
        - Свобода, - сказал Корноухий, улыбаясь. - Спокойствие. Не в смысле спокойной жизни, а в смысле вот этого. - Он постучал согнутым пальцем по лбу. - Ты разберешься в том, что правильно и неправильно, и больше не будет никаких сомнений.
        Хаген тихонько рассмеялся и жестом попросил еще раз дать ему флягу. В памяти всплыло: «Ты здесь навсегда». Они, похоже, сговорились…
        - Я и так знаю, что правильно.
        - Не-ет, - протянул Корноухий, а Флерин замотал головой. Потом они обменялись понимающими взглядами, и Корноухий продолжил: - Я здесь пять лет, он - три, так что ты с нами лучше не спорь. Вот скажи, великий умник, почему ты сюда попал?
        «Потому, что Белая Цапля, повелительница вещей и людей, сказала мне: „Ступай к Крейну“, но не сказала, что делать потом. Потому, что ее сильное слово нельзя отменить, и теперь я точно сломанная кукла. Потому, что…»
        - Потому, что мне некуда идти, - сказал пересмешник неожиданно для самого себя. - Я все потерял и вцепился в возможность остаться на «Невесте ветра», как утопающий цепляется за проплывающую корягу. Это трудно объяснить.
        - Ну да, ну да… - согласился Флерин с сарказмом. - Надо же, какая необычная рыбка. Совсем непохожая на нас.
        Корноухий ничего не сказал - просто расхохотался.
        Рой, рой слов крутился вокруг разума Хагена. Стоило только попросить…
        - Ладно, - сказал он примирительным тоном. - Я тупой краб. Но я исправлюсь, вот увидите.
        Флерин хотел что-то еще сказать, но вдруг вскочил, как и Корноухий. Хаген растерянно заморгал, а потом увидел, что на палубу «Невесты ветра» вышел капитан.
        Крейн выглядел уставшим, словно вовсе не ложился спать; он то и дело прикасался кончиками пальцев к щеке, словно мучимый зубной болью. Не обратив ни малейшего внимания на матросов, он подошел к фальшборту и посмотрел вниз.
        - Пустишь? - раздался знакомый голос. - Надо поговорить.
        - Не представляю, о чем, - сказал феникс, пожимая плечами. - Но если я тебя не пущу, ты пожалуешься Лайре, а он шантажом выбьет из меня какие-нибудь еще уступки, поскольку я имел неосторожность продемонстрировать, что карта мне очень нужна. Раз уж тебе этого хочется…
        Его собеседница рассмеялась и через миг взлетела на палубу с легкостью белки. Это была Камэ Арлини, но вовсе не та элегантная дама, которую Хаген видел вчера, а одетая в мужской наряд путешественница и авантюристка.
        - Кристобаль! - торопливо начала она, словно боясь, что Крейн передумает. - Тебе, наверное, трудно в это поверить, но я и в самом деле не желала вам зла! Я ошиблась!
        - Это я уже слышал, - равнодушно отозвался феникс. - Что-нибудь новенькое есть?
        Ответом ему послужила звонкая пощечина.
        Вахтенные сгребли карты, подобрали флягу и растворились в темноте; Хагену пришлось хуже - он еще не до конца обрел власть над собственным телом и не смог бы ретироваться незаметно. Пересмешник поступил единственно возможным способом: закрыл глаза и притворился спящим.
        - Все те же привычки? - Магус тихонько рассмеялся. - Сколько раз такое бывало. Камэ, я не настроен с тобой ссориться. Я вообще не хочу…
        - Ни видеть меня, ни слышать! - перебила женщина. - Знаю! Кристобаль, я всего лишь хотела, чтобы ты вернулся… и взял меня с собой!
        - Я предлагал тебе отправиться с нами, - сказал Крейн. - Ты отказалась. Видишь ли, Паучок, твоя роль была сыграна безукоризненно, все поверили. Но дело в том, что ты ничуть не изменилась за те годы, что мы провели врозь, - по-прежнему не видишь ничего дальше собственного носа и не можешь запомнить одной простой вещи… - Он тяжело вздохнул. - Я никогда не возвращаюсь, Камэ. Для меня нет дороги назад, как нет и прошлого, потому что оно прах и пепел, поэтому я иду только вперед, даже если доподлинно знаю, что сгорю.
        - Тебе не привыкать… - проговорила женщина. - Сгорать и возрождаться каждый раз… Сколько еще будет таких возрождений, Кристобаль?
        - Для меня - не знаю, - ответил феникс. - А для Кристобаля Крейна - ни одного. Это его последнее путешествие, и оно войдет в легенды, если уже не вошло. Не мешай мне, Паучок. Я и так уже потерял из-за тебя Эрдана.
        Камэ молчала очень долго, и Хаген догадался: она плачет.
        - Теперь я поняла… - Ее голос звенел от слез. - В твоей легенде для меня нет места, так? А для нее оно нашлось. О да, я больше не буду выбирать для тебя путь, теперь это делает она…
        - Паучок, я ведь не говорил, что у этой истории будет хороший конец вроде «и жили они долго и счастливо». Гораздо вероятнее другой - «и они без следа исчезли в неизведанных морях».
        - Мне все равно.
        Феникс негромко рассмеялся:
        - Тогда ты сама виновата, Камэ. Когда ты в Лэйфире назвала меня «чудовищем», это прозвучало очень… искренне. И я поверил, видишь ли. Хотя до того считал, что у меня были причины поступить именно так, а не иначе.
        - Расскажешь? Быть может, я пойму…
        Ответные слова феникса прозвучали очень жестко:
        - Нет. Незачем ворошить пепел.
        Женщина еще что-то сказала, но так тихо, что Хаген не расслышал ни слова. Вероятно, она говорила сама с собой, потому что магус промолчал. Их странная беседа приоткрыла пересмешнику дверь в прошлое феникса - не дверь даже, а щелочку. Он слышал о страшном пожаре в городе Лэйфир, который случился… лет шесть-семь назад. Похоже, именно тогда Камэ ушла с «Невесты ветра». Говорили, в Лэйфире взорвался склад звездного огня. Выходит, Крейн как-то причастен к этой катастрофе? Ее, конечно, сложно сравнить с какой-нибудь сожженной таверной. Погибло очень много людей.
        В раздумьях Хаген не заметил, что Крейна и Камэ на палубе уже нет. Вместо них появился Джа-Джинни, который смотрел на него бирюзовыми глазами, укоризненно качая головой. А еще был кто-то большой и темный; он прятался в глубине и внимательно следил за тем, что происходило на борту «Невесты ветра».
        Впрочем, пересмешник уже погружался в сон, и все это наверняка ему пригрезилось.

* * *
        Потоптавшись недолго у двери, он чуть-чуть успокоил бешено колотящееся сердце и лишь потом взялся за ручку. Что-то острое вонзилось в кожу - гвоздь? игла? - но металл оказался таким холодным, что пальцы мгновенно онемели, и Хаген даже не посмотрел на них, забыв о случившемся.
        - Ты пришел? Входи же скорее, мой мальчик!
        Хоть дядюшка и обращался с ним весьма сердечно, Хаген всякий раз при разговоре начинал трепетать. Что послужило тому причиной, он не понимал: Пейтон был сама любезность и ничуть не походил на торговца-скупердяя, каким его предпочитали изображать в своих рассказах тетушки. Он забрал непутевого племянника с собой в Фиренцу, поселил в собственном доме, выделив комнату - хоть маленькую, но отдельную. В доме Хеллери - в жалком подобии дома - у него и этого не было. И все-таки какое-то темное предчувствие терзало Хагена, не давая спокойно спать.
        Что Пейтон попросит взамен?..
        - Садись, поговорим.
        Библиотека - она же кабинет Пейтона - располагалась на втором этаже. Здесь царил прохладный полумрак и пахло книжной пылью, а сами книги, казалось, настороженно взирали на Хагена с дубовых полок - словно знали, что он не особенно любит читать. Еще здесь было два стола - за одним дядюшка сидел, утопая в огромном кресле, а под темной тканью, покрывавшей другой, угадывались странные резкие очертания чего-то… лабораторных приборов? В дальнем углу жужжал загадочный механизм. Трисса говорила, что ее отец держит у себя в кабинете часы - такие же, как на главной башне Фиренцы, только маленькие, - но Хагену показалось, что предназначение этого устройства не связано с отсчетом времени.
        Хаген принюхался: в «книжный» запах вплетались нотки чего-то иного, горько-сладкого, незнакомого и слегка пугающего.
        В этой комнате, понял он, не только читают.
        - Как тебе понравился город? - Пейтон начал издалека, в этом они с Хеллери были очень похожи. - Красивый, не правда ли?
        - Я мало что успел посмотреть, - ответил Хаген. - Погулял по рынку, по площади… да, красиво. Здесь так много цветов…
        Обилие цветов и впрямь удивляло: переехав из Кейтена в Фиренцу, которая располагалась много южнее, он попал из осени в позднее лето. Кругом благоухали розы всевозможных оттенков и размеров, от их запаха кружилась голова. Вполне подходящее местечко для соловьев: они обосновались на этих островах еще во времена Основателей, дав свое имя главному городу, - и тот вскоре стал пристанищем для художников, ваятелей и музыкантов.
        - Певунам можно лишь позавидовать, - сказал Пейтон, словно прочитав мысли Хагена. - Живут в спокойствии и достатке, ни о чем не думая. Творят шедевры… - В его голосе появилась горькая ирония. - До тех пор пока Алиенора остается императрицей, им ничего не грозит.
        Хеллери всегда отзывалась о супруге капитана-императора с сочувствием, называя ее не иначе как «царственной узницей». Все это было для Хагена слишком уж запутанно.
        - А мы ютимся по углам, словно крысы, - продолжил Пейтон. - Разве это справедливо?
        Молодой пересмешник опустил голову; ему вдруг показалось, что в комнате сделалось жарко. Клан впал в немилость в год его рождения, когда Гэри Локк отказался выполнить некое поручение капитана-императора и вышел из зала совещаний, хлопнув дверью. Ждали, что Аматейн их сразу уничтожит, но все случилось иначе: постепенно для пересмешников закрылись двери во все богатые дома, семейство потерпело ряд неудач в торговых делах и вскоре обеднело до того, что Гэри потерял родовой особняк.
        Так они превратились в бездомных бродяг.
        А потом Гэри подхватил лихорадку; через три дня его не стало. Еще через день стало ясно, что его жена Мойра тоже больна…
        - Тебе плохо, мальчик мой? - заботливо спросил Пейтон. - Выпей воды!
        - Н-не надо, - ответил Хаген. - Зачем вы меня позвали?
        Невидимые жаровни разгорелись сильнее, на его лбу и шее выступили крупные капли пота. Пейтон смотрел на своего племянника, прищурив глаза, и выразительное лицо старого пересмешника словно превратилось в мраморную маску.
        - Хеллери рассказала мне о том, что между вами произошло, - сказал он ровным голосом. - О том, что ты готов хоть сейчас отправляться к его величеству и требовать восстановления справедливости… Так, да?
        Хаген опустил голову. До чего же глупо он, должно быть, выглядит…
        - Винить я тебя ни в чем не собираюсь. Юности свойственна горячность, а ты ведь еще и сын своего отца - Гэри поступал точно так же, сначала делал и лишь потом - думал. Храни Эльга его душу… Лучше скажи мне, что ты собираешься предпринять?
        - Прогоняете? - вырвалось у Хагена. - Я задерживаться не стану.
        - Да куда ты спешишь! - Пейтон всплеснул руками. - Право слово, я теперь не удивляюсь тому, что Хеллери решила тебя проучить. Хорошо, спрошу напрямик: ты недоволен игрой в кошки-мышки, которую ведет с нами Аматейн?
        - А разве мышка может быть довольна этой игрой? - запальчиво воскликнул Хаген и вскочил… чтобы тотчас же повалиться обратно в кресло, потому что комната закружилась. Да что с ним такое? - Я от своих слов не откажусь!
        - Тебе следует быть осторожнее, - обеспокоенно заметил Пейтон. - Твои ушибы еще не зажили до конца.
        «Но ведь я их даже не чувствую…»
        - Хаген, что бы ты хотел сделать… для семьи? Что бы ты хотел изменить?
        Этот вопрос он задавал себе не раз, но ответа найти так и не сумел. Он знал лишь одно, о чем не преминул честно сообщить Пейтону:
        - Я готов сделать ради клана все, что угодно! Все, на что хватит сил. Прикажите, дядюшка!
        Пейтон откинулся на спинку высокого кресла.
        - Что угодно? Не советую бросаться такими словами. Вдруг я попрошу тебя о чем-то низком и даже подлом? К примеру, я могу приказать тебе принять чужой облик и стать чьим-то другом лишь для того, чтобы потом предать этого человека.
        У него пересохло в горле.
        - Если так будет нужно для блага семьи… - медленно проговорил Хаген.
        - Я могу попросить о чем-то более серьезном, - продолжил Пейтон таким небрежным тоном, словно они беседовали о погоде. - Ты что же, и на убийство согласишься? Нет, не отвечай. Взгляни для начала туда, - он махнул рукой в сторону второго стола. - Что ты видишь?
        - Нечто спрятанное… - Хаген пожал плечами. - Мне кажется, ему пристало бы находиться в кабинете ворона, а не пересмешника.
        - Почти угадал, - сказал Пейтон с улыбкой и, поднявшись, аккуратно снял темный покров, под которым оказалось беспорядочное нагромождение стеклянных колб разных форм и размеров, витых трубок и прочих инструментов, о предназначении которых Хаген и не пытался догадаться. Выходит, он был прав - дядя на досуге балуется алхимией, - но странное открытие почему-то не удивляло.
        - Видишь это?
        Пейтон показал Хагену заполненный черной жидкостью небольшой флакон, горлышко которого было запаяно сургучной печатью. При первом же взгляде на безобидную с виду вещицу давешнее тревожное предчувствие нахлынуло заново, но не сумело побороть странной слабости, овладевшей его телом.
        - Представь себе, мой мальчик, - торжественно произнес Пейтон, - что этой безделице предназначено вернуть наше прошлое. Ты спросишь - как именно? Весьма просто. Одна капля этой жидкости лишает человека воли. Две - погружают его в сон, который продлится не меньше двух месяцев. Ну а от трех капель он уснет навсегда… Остается лишь применить сие средство в нужное время и в нужной пропорции. Так что, ты по-прежнему готов на что угодно для восстановления нашего доброго имени? Или призн?ешься, что не способен на что-то, выходящее за пределы пустых мечтаний сумасбродного мальчишки?
        - Ради клана, - проговорил Хаген, закрыв глаза. Происходящее сделалось слишком уж странным и страшным, чтобы быть реальностью, но и сон не мог оказаться столь четким и ясным. - Ради клана я готов на все…
        Комната вновь закружилась, нахлынула невыносимая духота.
        - Тебе плохо… выпей воды…
        Пейтон что-то с ним сделал - и теперь удовлетворенно улыбается. Сытый паук! Нет… он сам что-то сделал не так… он что-то сказал, и изреченные слова клеймом отпечатались на лбу.
        Теперь нет дороги назад.
        - Выпей воды, и все пройдет.
        И Хаген, конечно, выпил.

* * *
        На следующий день Хаген вместе с остальными продолжал трудиться, приводя «Невесту ветра» в порядок. Капитан был с ними суров. За несколько месяцев на борту фрегата пересмешнику не раз случалось все дежурство не выпускать щетки или скребка из рук, но еще никогда ему не приходилось драить палубу и переборки с такой тщательностью. Крейн был болезненно придирчив, отдавал команды не вслух и даже не мысленно, а путем бесцеремонного толчка в нужную сторону. Выглядело это следующим образом: разобравшись с каким-нибудь малозаметным пятном или наростом, Хаген вытирал пот со лба, вздыхал - и тотчас же против собственной воли поворачивался, наклонялся или поднимал голову, видел новое местечко, где нужно было как следует поработать щеткой, и все начиналось сначала.
        Время от времени выбираясь из трюма, он видел Крейна: феникс стоял на палубе совершенно неподвижно, словно четвертая мачта, и его лицо казалось безмятежным. Обман, все обман! Пересмешник отлично понимал, что за шторм бушует в душе у магуса, да и для прочих моряков это не было секретом. Они старательно обходили капитана стороной, делая вид, что вовсе его не замечают, но от работы никто не отлынивал даже в шутку.
        - Есть тридцать пять разновидностей паразитов, от которых страдают фрегаты, - сказал Корноухий, когда они с Хагеном и еще двумя матросами, обвязавшись веревками, чистили корпус снаружи. Был уже вечер, и пересмешник здорово устал, но продолжал водить рукой туда-сюда с усердием марионетки. - Тридцать пять! Кажется, я видел сегодня по меньшей мере двадцать. Да-а, запустили мы нашу рыбку, чего только в ней нет! И жгучка, и шебаршилы, и цветок-хватунок, и фиолетовая язва…
        - Двадцать - это ты загнул, - возразил висевший слева от него матрос по имени Танибет, улыбчивый крепыш с ярко-рыжими волосами, которые вечно стояли дыбом. - Я бы сказал, десятка полтора.
        - Когтешип, раззява, забывайка, - продолжал перечислять Корноухий, не обращая внимания на Танибета, - петлильщик, алая сеть, крестоплюй…
        - Крестоплюй? - встревоженно переспросил Танибет и опустил щетку. - Ты его сам видел?
        - Ага, - сказал Корноухий, счищая белые кристаллы соли.
        Хаген знал, что это за паразит: маленький, похожий на два скрещенных детских пальчика, но очень вредный. Ощутив поблизости достаточно крупное тело - неважно, чье, - созревший крестоплюй выстреливал в него комком слизи из утолщения в месте пересечения «пальцев», и там, куда попадала эта слизь, вскоре появлялся болезненный нарыв, в котором созревал новый паразит. Его приходилось вырезать острым ножом.
        Фрегаты, как теперь убедился пересмешник, тоже чувствовали боль.
        - Где? - Танибет нахмурился и почесал левое плечо, где был старый шрам, выглядевший так, будто кто-то выкусил из руки матроса кусок плоти. - В трюме? Не в кубрике, я надеюсь?
        - Не в кубрике, - безмятежно проговорил Корноухий. - На полтора локтя выше твоей головы и чуть левей.
        Танибет негромко выругался, поднял глаза и выронил щетку.
        - Крабьи потроха! - заорал он. - Снимите их оттуда!!!
        Корноухий не соврал: над Танибетом действительно расположились сразу три паразита, небольших и, судя по всему, несозревших. Они были темно-коричневыми, в цвет корпуса «Невесты ветра», и если бы Хаген не знал, куда смотреть, ничего бы не увидел. Он подтянулся чуть выше, протянул руку с зажатым в ней скребком к крестоплюям, а потом покосился на шрам Танибета и не стал спешить. Если приглядеться, паразиты были не такими уж маленькими. Вздумай один из них плюнуть вбок, пересмешник получил бы комок ядовитой слизи прямо в лицо.
        Спустя миг перед его мысленным взором последовательно возникли три образа: беспомощный щенок с разъезжающимися лапами, слепой новорожденный котенок и одинокий цыпленок посреди пустого птичьего двора. Он сердито фыркнул, но не успел ничего сказать или даже подумать. Над краем борта появилось бесстрастное лицо Крейна; феникс посмотрел на прилипших к корпусу паразитов, прищурился - и они почернели, скрючились, отвалились. Один безвредный уголек шлепнулся Танибету на голову; моряк опять заорал и принялся так размахивать руками, что сам едва не упал в воду. Корноухий рассмеялся; кто-то наверху - но не Крейн, конечно, - тоже развеселился и сказал пару беззлобных, но обидных слов про тех, кто слишком трепетно относится к собственной шкуре.
        Пересмешник поглядел, как Танибет пальцами вычесывает из густых и жестких волос угольную крошку, и вдруг подумал, что ему не мешало бы заняться собственной шевелюрой. На борту «Невесты ветра» все уже привыкли к тому, что она двуцветная, бело-рыжая, но, отправляясь на берег, приходилось повязывать голову платком. Он любил прятать свои секреты куда глубже и основательней.
        Вот этим он и займется… когда разрешат.
        Ночью уставший пересмешник спал так крепко, что его не разбудило бы и нападение кракена. Пришло новое утро; выяснилось, что работы осталось немного, поэтому после полудня Крейн отпустил половину команды на берег. Хаген оказался среди счастливчиков.
        Он перекусил в одной из портовых таверн, потом бесцельно прошелся по набережной. Кольнуло воспоминание: когда-то давно они с Триссой вот так слонялись по ослепительно красивой Фиренце, и бездельничать вдвоем было легко и приятно.
        В лавках с дорогим товаром не стоило спрашивать о краске для волос, так что пересмешник пустился на поиски большого базара, без которого не обходится ни один мало-мальски уважающий себя город. «Невеста» подсказала направление, но все равно пару раз ему пришлось спросить дорогу у местных - уж слишком запутанной была сеть улиц и каналов. Добравшись до нужного места, магус обомлел.
        Каамский «базар» представлял собой заводь, окруженную со всех сторон берегами рукотворных островов-кварталов. Ее поверхность покрывали, как кувшинки озеро, плоты всевозможных размеров - на маленьких стояли палатки и шатры, а на больших кое-где возвышались самые настоящие здания, даже двухэтажные. По мостам с веревочными перилами, украшенными пестрыми лоскутами, раковинами и перьями, сновали горожане; они приценивались, шумно торговались, радостно разглядывали покупки или ругались с теми, кого заподозрили в недобром умысле, - в общем, делали все, что обычно делают посетители любого базара, не обращая ни малейшего внимания на воду, плещущуюся едва ли не под ногами.
        Хаген невольно восхитился их бесстрашием. Конечно, жители Каамы привыкли к воде, они с детства ощущали ее близость. Наверное, в этом городе появилось на свет много отважных моряков.
        - Хаген! - позвал знакомый голос.
        Пересмешник огляделся и увидел неподалеку Эсме. Целительница стояла у начала одного из веревочных мостов и явно боялась на него ступить. Она посмотрела на магуса с отчаянием в глазах, и он, спрятав улыбку, взял ее под руку.
        Лучшее средство борьбы со страхом - помощь тому, кто боится сильней.
        Поначалу они шли молча, привыкая к тому, как скрипел и прогибался мост под ногами. Потом Хаген почувствовал, как целительница расслабилась и перевела дух.
        - Что ты здесь делаешь? - спросила Эсме.
        - То же самое я хотел спросить у вас… у тебя, - сказал Хаген. - Не страшно бродить по незнакомому городу одной?
        - А что такого? - Она пожала плечами. - В Тейравене мне случалось глубокой ночью идти одной на пристань, где какому-нибудь грогану упавшим ящиком отдавило ногу. Мы с учителем часто исцеляли гроганов. Тейравен, может, и поменьше Каамы, но тихой рыбацкой деревушкой его никак не назовешь. И там никто не следил за мной…
        Она подняла свободную руку и полусогнутым пальцем постучала по виску, намекая на присутствие «Невесты ветра» в их головах и ту самую помощь, которую Хагену обещали на крайний случай.
        - Все равно ты поступаешь неосмотрительно, - заупрямился пересмешник. - Да, «Невеста» нас оберегает, но много ли нужно времени, чтобы обидеть хрупкую девушку? Вдруг помощь придет с опозданием?
        Эсме улыбнулась краем рта:
        - Надеюсь, о том, сколько времени требуется, чтобы обидеть девушку, ты знаешь не по собственному опыту… О, я шучу, не обижайся! Наверное, все просто: команда Кристобаля Крейна не страдает излишней осмотрительностью, и ко мне это тоже относится.
        Хаген рассмеялся и кивнул, не зная, что еще сказать.
        Они ступили на первый островок. Торговец тотчас же расплылся в улыбке, предлагая выбрать из пестрой россыпи бус что-нибудь «столь же прелестное, как эта луноликая девушка». Эсме не обратила на льстеца ни малейшего внимания и проследовала мимо. Она делалась все более уверенной и явно знала, за чем пришла. Хаген понял, что ей не нужна опека, но, поддавшись любопытству, решил не бросать целительницу одну.
        Эсме шла вперед, на развилках довольно быстро выбирая нужный поворот по каким-то загадочным ориентирам. Внимательно наблюдая за ней, пересмешник догадался, в чем дело: разноцветные лоскуты, бусины, раковины и прочая дребедень были привязаны к веревочным перилам не для красоты, а в качестве указателей пути к тому или иному торговцу.
        «Умно!» - восхитился Хаген, ни разу не встречавший подобного за все время своих странствий по Десяти тысячам островов.
        Они забрались в самое сердце плавучего базара - туда, где вокруг не было видно ничего, кроме плотов с шатрами и плетеными навесами, - как вдруг целительница резко остановилась и пробормотала чуть слышно:
        - Это здесь.
        Ее лицо сделалось до странности отрешенным, и о присутствии пересмешника она явно забыла. Плот, на который она смотрела, ничем не выделялся; его владелец - худощавый, узколицый и темнокожий, как вяленая рыба-игла, - скучал за прилавком, будто не замечая покупателей.
        - Здравствуйте, - вежливо поздоровалась Эсме. Торговец в ответ лишь кивнул. «Нет-нет, - подумал Хаген, - он совсем не такой, как остальные. Он не пристает к нам. Словно мы ему и вовсе не нужны!» - Я имею честь видеть перед собой Амэра, знатока древностей?
        - Увидеть Амэра нетрудно, - скрипучим голосом ответил торговец, уставившись на целительницу правым глазом; левый сильно косил и глядел мимо, на соседнюю лавку. - И даже услышать - невелика задача. Загвоздка в том, что сам Амэр видит и слышит лишь то, что ему интересно.
        Хаген изумленно вытаращил глаза, но Эсме опять повела себя так, словно ничего другого и не ждала. Она спокойно спросила:
        - А что же может заинтересовать почтенного Амэра?
        Торговец вздохнул и задумчиво поджал губы.
        - Понимаешь, девушка, - проговорил он через некоторое время, самую малость смягчив тон, - я уже очень-очень давно живу на белом свете. Через мои руки прошло столько вещей… столько драгоценностей… Знаешь, что про меня говорят? Если Амэр заинтересовался какой-нибудь ерундовиной, значит, она на самом деле стоит целое состояние из-за своего прошлого или будущего. Да-да, будущего! - Он самодовольно приосанился. - Я есть мера всех вещей. И чтобы измерить то, что тебе требуется, нужно всего ничего: история, которая схватит меня за шиворот и приколотит к этому месту гвоздями, да-да, гвоздями. Ну? Я слушаю.
        Тут Эсме дрогнула - Хаген понял это по тому, как ссутулились ее плечи. Она посмотрела налево, потом направо, будто в поисках подмоги, но не обернулась к нему. Зачем, зачем она сюда пришла?..
        - Что-то тут не вяжется, - сказал пересмешник, шагнув вперед, чтобы быть поближе к Эсме. - Тебя послушать, многоуважаемый, мы должны рассказать историю, и, если она окажется интересной, ты посмотришь нашу вещь, оценишь ее… Но ведь если ты возьмешь эту вещь в руки, это будет означать, что она интересна сама по себе! Сам сказал - если Амэр заинтересовался какой-нибудь ерундовиной, ей нет цены. Выходит, вещь - и есть история.
        Торговец подался вперед, изумленно приоткрыв рот, и заморгал. Правый глаз у него тоже косил - даже странно, что Хаген этого не заметил, - и вообще почтенный Амэр все больше и больше казался похожим на рыбу.
        Он хлопнул рукой по прилавку и расхохотался:
        - А ты умник! Ты умник, каких свет не видывал! Ну ладно, ладно. Показывайте, что у вас там за вещь.
        «В самом деле, что у нас за вещь?»
        Целительница, поколебавшись мгновение, стянула с шеи зеленый шелковый шарф, с которым никогда не расставалась, и протянула Амэру.
        Странный торговец взял вещицу аккуратно, с некоторой почтительностью. Хаген приготовился на всякий случай к какому-нибудь неожиданному поступку - мало ли что еще мог учудить этот рыбоглазый.
        - Ох, Заступница, - пробормотал Амэр. - Эльга Пресветлая! Откуда у тебя… это?
        Эсме растерянно пожала плечами:
        - Досталось по наследству.
        - От кого?
        - От матери. - Слова прозвучали сухо, даже жестко.
        - От матери… - повторил торговец, качая головой. У пересмешника не осталось сомнений в том, как называется чувство, с которым Амэр держал зеленый шарф - красивый и, возможно, дорогой, но совершенно обычный кусок материи.
        Благоговение.
        - Позволь кое-что показать, - сказал Амэр. - Только не пугайся, с ним все будет в порядке.
        Он расправил шарф, взмахнул им, подбросил в воздух и, поймав за противоположные углы, с силой дернул в разные стороны. Эсме ахнула, но с изумрудно-зеленой тканью ничего плохого не случилось, как и обещал торговец.
        Зато по краям шарфа проступили темные полосы, почти сразу превратившиеся в чудесные узоры из цветов и листьев, завораживающие своей сложностью. По зеленому полю побежали серебристые искорки, и ткань… изменилась. Из гладкого шелка она превратилась в нечто, напоминающее облако серебристо-зеленого тумана, и этим туманом Амэр бережно и почтительно окутал плечи совершенно растерянной целительницы.
        - Друг твой верно подметил, - сказал торговец, не сводя с нее взгляда. - Все непросто со мной и вещами, и я сам, по правде говоря, не знаю, в чем правда: становится ли вещь интересной в тот момент, когда попадает в мои руки, или раньше? Может, я сам их интересными делаю. Но даже если так, из любого правила есть исключения, и этот шарф - одно из них. Он старый, о, очень-очень старый. Старше всего, что ты видишь.
        - Старше всех вещей на этом базаре? - удивленно уточнила Эсме. - Мне говорили, ему лет триста.
        Амэр покачал головой и повторил:
        - Старше всего, что ты видишь. Всего. Кроме, может быть… ну нет, ее-то здесь нет. Если спросите меня, так это к лучшему, что ее нет.
        Он, скорее всего, был безумен, но точно не шутил.
        - Вскоре к нему вернется привычный вид, - продолжил Амэр. - Захочешь еще раз полюбоваться - ты видела, что надо делать, это несложно. Только позаботься о том, чтобы этого не увидели ничьи алчные глаза. Я ведь не один так много знаю о вещах…
        - Спасибо, - растерянно проговорила Эсме. - Я такого не ожидала, но все равно благодарю тебя за помощь, почтенный Амэр.
        - Это я тебя должен благодарить, - сказал торговец, переводя взгляд с нее на Хагена и обратно. - Столько лет тут стою… столько лет барахлом торгую… Я давно живу на белом свете, но все же подобное чудо вижу в первый раз. А ведь когда-то оно было мелочью, пустяком, вроде той ленточки, что привязана к перилам моста. В те времена люди умели летать - разве мог их удивить какой-то яркий лоскут? Это теперь кругом одни развалины да мусор!
        Амэр с презрением посмотрел на свой прилавок, и Хаген невольно сделал то же самое. Поначалу увиденное и впрямь показалось ему мусором: простенькие кольца с поцарапанными, потускневшими камнями или просто стекляшками, гребни для волос (один был симпатичным - в виде мотылька с зеленым камнем вместо тельца и зелеными эмалевыми крылышками - но выглядел так, словно пролежал на морском дне целую вечность), серьги с парами и без, броши в виде рыб, цветов, глаз…
        Глаз. Серебряный глаз. С крыльями.
        Хаген ахнул от неожиданности - как в тот раз, когда открыл дверь, которую нельзя было трогать.
        - …Это лаборатория господина Рейго, сюда слугам входить запрещено. Тебе разве не объяснили, дубина? - гневно сказала Ардалия Лар.
        На дверной створке за ее спиной виднелось полустертое изображение крылатого ока.
        - Прошу прощения… - пробормотал Хаген, отступая и униженно кланяясь.
        Его мутило, от увиденного было все еще темно в глазах и хотелось бежать отсюда, из этого страшного дома, бежать без оглядки! Ардалия Лар почему-то ограничилась выговором и не стала наказывать чрезмерно любопытного слугу. Должно быть, она понимала, что он уже наказал себя сам, заглянув в святая святых ее супруга, господина Рейго, - туда, где творились чудеса древней алхимии. Позже Хаген узнал еще кое-что об искусстве полужизни, но в тот день он почувствовал себя так, словно побывал в обители Великого Шторма - в той ее части, что предназначалась для грешников.
        То, что оборотень увидел в лаборатории, еще долго снилось ему по ночам…
        - Заступница! - вскричала Эсме и шагнула в сторону, словно Хаген вдруг превратился во что-то страшное, опасное.
        Он несколько раз моргнул, пытаясь избавиться от тумана в голове. В сознании всплыло какое-то правило трех шагов… Впрочем, и без всяких правил было понятно, что целительница почувствовала и увидела то же самое, что и он. Она побывала в той же лаборатории, пусть на миг - но этого хватило, чтобы ужаснуться.
        - Где ты это взял? - тихо спросил Хаген, устремив взгляд на Амэра.
        - Не помню, - пробормотал торговец, явно растерянный.
        - Врешь, - уверенно сказал пересмешник. - Где-то в Кааме убили щупача, и тебе достались его вещи? Или, может… Нет, глупости, воронов никто и пальцем не тронет. Только не говори, что эту штуку украли у щупача, а сам он до сих пор бродит по здешним улицам! С ней связана кровь. Вероятно, мне стоит показать ее кому-то из приближенных короля или даже самому Лайре Арлини.
        - Нет-нет, ни в коем случае! - сказал чей-то голос, показавшийся знакомым.
        Хаген обернулся и увидел в двух шагах от себя девушку лет шестнадцати, рыженькую и зеленоглазую, очень миловидную. Она каким-то образом сумела подойти так тихо и осторожно, что он ее заметил лишь сейчас… и, судя по взгляду Амэра, не он один.
        - Все гораздо проще! - пылко проговорила незнакомка. - Эту брошь нашла я, в старом доме у самых скал, там давным-давно никто не живет. Даже если она принадлежала кому-то из семейства Лар, то он уехал отсюда еще до прибытия короля. Вы уж мне поверьте, я знаю, о чем говорю! Дядюшка Амэр ничего плохого не делал, это точно!
        У нее была родинка под правым глазом.
        «Где же я ее видел…»
        - В этом доме водятся привидения, - сказал торговец и бросил странный взгляд на свою рыжеволосую… племянницу? - Вещи из него гуляют по всей Кааме, будто у них есть ноги или крылья. Ну что, если у вас двоих нет больше вопросов к старому Амэру, ступайте, ступайте прочь! А я, пожалуй, посплю.
        Хаген мрачно посмотрел на брошь и подумал, не забрать ли ее, но потом понял, что не сможет даже пальцем прикоснуться к серебряной штуковине.
        Он повернулся к Эсме.
        - Ближе трех шагов не подходи, - предупредила целительница, глядя с опаской. - Я видала разное, но это…
        - Как же ты вернешься обратно?
        - Сама справлюсь. - Она шагнула назад и привычным жестом коснулась шарфа, который, как и обещал Амэр, принял свой обычный вид. - Ты лучше сам… будь осторожнее, хорошо?
        Хаген пожал плечами, потом повернулся к рыжеволосой девице:
        - Где, говоришь, этот старый дом?
        - У скал. - Племянница Амэра одарила пересмешника лучезарной улыбкой. - Меня зовут Мара, и я знаю этот город…

* * *
        - …Как свои пять пальцев, - сказала Трисса и легонько потянула Хагена за рукав. - Только веди себя тихо, очень тихо. Они не любят гостей. Мы должны ступать неслышно, как призраки.
        Кузина подвела его к неприметной двери в стене, толкнула - та отворилась без скрипа. Обернувшись, Трисса приложила палец к губам:
        - Тс-с-с!
        Они вошли и очутились в темноте; пришлось немного обождать, чтобы глаза сумели разглядеть хоть что-то. Просторный зал, чьи дальние углы терялись в кромешном мраке, был заставлен загадочными предметами разных форм и размеров, накрытыми плотной тканью. Наверху захлопали крылья, послышался писк - летучая мышь оказалась единственным свидетелем вторжения непрошеных гостей. Хаген растерялся: и что же Трисса хочет ему показать?
        - Идем! - чуть слышно шепнула девушка и сжала его руку.
        Трисса пробиралась по лабиринту и уверенно волокла кузена за собой; было ясно, что она здесь далеко не впервые. Хаген послушно шел за ней, прислушиваясь; где-то впереди два человека вели беседу, но уши пересмешника улавливали только ее невнятные отголоски.
        А еще он чувствовал странный запах - резкий и довольно неприятный.
        - …И это все, что я могу сказать. - Первый незнакомец, судя по голосу, был очень молод, почти как сам Хаген. - Согласись, она не могла быть такой уж красавицей, как твердят легенды.
        - Маркус, ты слишком жесток! - с легким смешком отозвался второй. Пересмешник почему-то решил, что он намного старше и опытнее. - Только представь себе, что подумают прихожане, увидев такое?
        - Не увиливай от ответа! - чуть сердито проговорил юноша. - Я прав или нет?
        - Не знаю и, признаться, знать не хочу. Я позволил тебе проявить самостоятельность, но теперь заставлю все переделать, даже если ты опять начнешь угрожать мне самоубийством. Взгляни на дело рук своих… Что чувствуешь? Только не лги.
        Трисса и Хаген осторожно выглянули из-за угла.
        В огромном круглом зале пахло, как теперь понял Хаген, краской. До самого потолка вздымались строительные леса, хрупкие и шаткие - и как только они выдерживали свой собственный вес? На них осмелился бы ступить лишь безумец, но как раз двое таких сумасшедших и вели неспешный разговор на невообразимой высоте.
        Хаген поднял голову и на миг растерялся: когда они с Триссой вошли в ту маленькую дверь, был ясный полдень, а теперь над ним сияли звезды. Спустя мгновение пересмешник осознал, что смотрит на купол, где изображено звездное небо - настолько правдоподобное, что он почти услышал голоса ночных птиц и ощутил дуновение прохладного бриза. Его взгляд скользнул дальше по стенам, не в силах объять всю роспись сразу, выхватывая лишь отдельные ее части: зеленеющие острова, бурное море и фрегат, сражающийся со штормом, белые башни…
        А потом он увидел Ее.
        У женщины, изображенной на одной из стен, было очень странное лицо: его правая половина показалась Хагену немыслимо, неизъяснимо прекрасной - она словно источала сияние. Но левая сторона того же лица поражала столь же немыслимым уродством: красный глаз, лишенный ресниц; безгубый рот, кривящийся в горькой, немного презрительной усмешке; чешуя, тут и там проступающая сквозь нежную кожу. Две части, такие непохожие друг на друга, складывались, тем не менее, в единое целое, и Хаген зажмурился, не в силах больше вынести этого зрелища: еще миг - и он сойдет с ума, раздираемый противоположностями.
        - У тебя злой талант, Маркус, - с упреком сказал тот собеседник, который казался старше. Он был, несомненно, учителем. - Ты необычайно жесток, а в храме нет места жестокости.
        - Я ценю истину, маэстро, - ответил ученик. - И еще я понимаю, что свет, соприкоснувшись с тьмой, не может остаться незапятнанным. Она отдала часть себя в уплату за тех, кто ушел в море, - вот эту часть я и изобразил. Справедливо, по-моему.
        - Ох, мальчик мой. Ты сам не понимаешь, похоже, с какими силами решил поиграть. Знаешь, чего мне стоило добиться запрета на посещение этого зала, пока мы здесь работаем? А ведь если бы сюда проник хоть один эльгинит, обладающий мало-мальски заметным влиянием в Братстве, нас бы объявили еретиками. Темные столетия, конечно, давно прошли, однако поверь мне на слово - прослыть еретиком даже в наши дни весьма неприятно.
        - Маэстро, но ведь…
        - Не перебивай! Нам не дано узнать, как на самом деле выглядела Она, поэтому будем следовать канонам. Заступница была прекраснейшей из женщин, и точка. У тебя превосходно вышла правая сторона лица, вот и сделай левую такой же… - Учитель немного помолчал и продолжил чуть мягче: - Есть вероятность - весьма небольшая, - что ты прав. Я много раз думал о том, какую цену Она заплатила за свои Сады.
        - Жуткую.
        - Да. Безусловно, жуткую. Но мое решение не изменится… Эй, а вы кто такие?!
        Трисса схватила кузена за рукав, и они бросились бежать со всех ног. Обратный путь показался Хагену вдвое короче - ведь теперь они не заботились о тишине и мчались едва ли не напролом, - но снаружи Трисса не остановилась. Они неслись так, словно спасали свои жизни от самого Великого Шторма, ничего не видя вокруг, падая и подымаясь, не чувствуя ссадин и царапин.
        «Заступница! Какое святотатство!..»
        Безумный бег закончился в заброшенном саду на окраине города, где оба упали в высокую траву и долго молчали, не в силах отдышаться. Потом Трисса взглянула на кузена горящими глазами и хрипло проговорила:
        - Вот это приключение, да?! Я не знала… Когда я была там в прошлый раз, они еще не закончили Ее лик. Я думала, левая сторона будет такой же, как и правая… Нет, подумать только - изобразить Заступницу чудовищем!
        - Кто они, эти двое? - спросил Хаген. - Художники?
        - Старший - Тео Фиренца, племянник ее величества Алиеноры, а младший - птенец. Зовут его, как ты сам слышал, Маркус.
        - Птенец? Бескрылый?
        - Не совсем. Соловьи не делают разницы между земными и небесными детьми, когда речь идет о таланте, и берут на воспитание одаренных, не обращая внимания на их происхождение… Короче говоря, он человек, а не магус. Хотя многие из рода Фиренца завидуют ему, если верить слухам.
        - Чему тут завидовать, - пробормотал Хаген. - До сих пор мороз по коже…
        - Глупый ты! - Трисса ласково улыбнулась. - Так ничего и не понял, да?
        Он смущенно промолчал, а девушка неожиданно вскочила и закружилась, раскинув руки.
        - Посмотри вокруг! - воскликнула она. - Ты видишь? Ты чувствуешь?!
        Он огляделся. Сад медленно погружался в осень; трава начала желтеть и сохнуть, ее пожухлые стебли издавали терпкий сладковатый запах. Дерево, под которым отдыхали двое пересмешников, отличалось от остальных: его крона была ярко-алой, и Трисса в своем красном платье казалась листом, который сорвался с ветки и закружился в последнем танце.
        Хаген поднялся с земли, и кузина тотчас же упала к нему в объятия.
        Быть может, у нее закружилась голова?..
        Он хотел что-то сказать, что-то очень важное - но вдруг увидел застрявший в волосах Триссы сухой цветок. Пятерка жухлых лепестков тускло-желтого цвета, короткий стебель. Это растение было знакомо Хагену по занятиям с дядюшкой Пейтоном, и он, не отдавая себе отчета, произнес вслух:
        - Ведьмин цвет. Одно из самых ядовитых растений, что встречаются на этом острове.
        Лицо Триссы изменилось мгновенно, словно туча закрыла солнце.
        - Пошли домой, - сказала она голосом, напоминающим шелест сухой травы. - Нас, наверное, хватились.

* * *
        Вэтот раз Хаген был настороже, но все равно едва не пропустил тот момент, когда Каама опустела.
        Раздался еле слышный щелчок, и все изменилось. Каналы и улицы, дома и вздымающиеся над ними скалы сделались неестественно четкими, резкими, словно выпуклый рисунок на плоской поверхности; на них почему-то было больно смотреть. Вода опять превратилась в черное зеркало, которое искажало и перевирало реальный мир - если вообще называть его таковым, - и пересмешник, краем глаза разглядев в канале существо, давно испустившее дух в лаборатории лорда Рейго, предпочел сосредоточиться на своей спутнице.
        Мара шла вперед целеустремленно, не замечая того, что творилось вокруг. Почему возле лавки Амэра она показалась Хагену миленькой? Теперь он не видел в ней совершенно ничего привлекательного: худая как щепка, с острыми локтями и чересчур длинными пальцами; нос тоже длинноват, скулы слишком уж выступающие, а рот такой большой, что окажись он еще самую малость шире, смотреть на нее было бы попросту неприятно.
        Но эта родинка на правой щеке…
        Он ее, конечно, вспомнил сразу же, просто не осмеливался признаться в этом себе.
        Со стороны моря раздался звон колоколов - в городе, который казался пустым, этот звук пробудил леденящий душу ужас, и Хаген на миг утратил самообладание. Он остановился, спрятал лицо в ладонях. Хотелось убежать, скрыться где-нибудь от той стоглазой твари, что засела на дне и наблюдала за ним из-под воды; хотелось отрастить шипы и когти, как у скопы. Почему, почему его клан такой слабый и не может защитить себя иначе, как при помощи хитрости и яда? Неужели он до конца своих дней будет вздрагивать всякий раз, когда понадобится взглянуть на свое отражение в зеркале? Чем он заслужил такое наказание?..
        - Идем, - спокойно проговорила Мара и, взяв его за запястья, вынудила убрать руки от лица. Ее глаза были синими, зелеными и серыми, бездонными и бескрайними, небесными и морскими. - Мы почти на месте.
        - Кто ты такая? - хрипло спросил пересмешник, не тронувшись с места. - Зачем я тебе понадобился?
        ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО Я.
        Он вздрогнул. Ее имя вдруг улетело легкокрылой бабочкой; его собственное понеслось вдогонку.
        - Идем, - повторила девушка, и он не смог отказать.
        Это был обыкновенный дом - двухэтажный, серый, непримечательный. В окнах сгустилась мгла, но не страшная - ничто не сравнится с подводной тьмой, - а спокойная, тихая, даже навевающая мысли об уютной норе, где можно спрятаться не только от чужих глаз и ушей, но также и от резких звуков и ярких цветов. Они вошли. Как и следовало ожидать, внутри обнаружились лишь крысы и пауки. Последние чувствовали себя здесь особенно вольготно, и их паутина простиралась от пола до потолка; местами темнота превращала ее в изящно задрапированную кружевную ткань.
        «В этом доме водятся привидения… Вещи из него гуляют по всей Кааме, будто у них есть ноги…»
        Когда-то, должно быть, здесь приветливо встречали гостей: пересмешник легко представил себе, как в просторной комнате, занимающей почти весь первый этаж, пировали за накрытым столом или танцевали. Он прошелся вокруг, заглянул в огромный камин и неосторожно коснулся дверцы старого шкафа - она тотчас же рассыпалась, превратившись в горку рыжеватой трухи.
        - И впрямь подходящее место для привидений, - сказал он, обернувшись. Безымянная стояла все там же, у двери, и отблески заката, проходя сквозь витражное окно, которого раньше не было, разноцветными бликами ложились на ее лицо, придавая ему неземной вид. - Зачем я здесь?
        И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, ЗАЧЕМ ТЫ ЗДЕСЬ?
        - Не знаю, - признался пересмешник. - А ты?
        Она рассмеялась.
        Серая паутина начала осыпаться неряшливыми клочьями, которые таяли, едва коснувшись пола. В комнате сделалось чисто и светло, как будто зажглись невидимые лампы; витражное окно заискрилось, заиграло всеми цветами радуги. Пересмешник не удивился - он теперь знал, с кем имеет дело.
        Волны на воде.
        ВИДИШЬ? ТЫ ЭТО ВИДИШЬ?
        Двое подымаются по широкой лестнице на второй этаж, и с каждым шагом, с каждой ступенькой странный дом становится больше, словно превращается в дворец, но это не важно. Он ступает решительно, ее шаги по-кошачьи легки и невесомы, а глаза излучают мерцающий свет.
        НЕ БОЙСЯ!
        Все голоса и лица теперь в ней одной, и имена - в ее имени, которое ускользает из памяти, словно торопливый гость. Она Ризель и Трисса, она Эсме и Камэ, она… Она та, про кого он знал с детства, но даже в мечтах не рассчитывал повстречать.
        Дворец начинает заполняться водой. Со всех сторон ручейками и реками, ревущими горными потоками хлещет зеленоватая океанская вода, но она говорит - не надо бояться, и он не боится. Тот огонь, что разгорается все ярче, так просто не погасишь. Быть может, у них вырастут рыбьи хвосты и жабры, и тогда им будет принадлежать весь бескрайний Океан - так даже лучше. Пересмешник отбрасывает последние сомнения, позволяя себя увлечь: осенний лист, сорвавшись с дерева, отдается сначала воле ветра, а потом - течению реки. Его терзания и воспоминания о прошлом падают на дно - туда, где темно и тихо; его разум отделяется от тела и теперь скользит над глубиной, словно водомерка, легкий и невесомый.
        СУМАСШЕДШИМ БЫТЬ ПРИЯТНО…
        Ложе под балдахином, достойное королей. Ткань платья на ощупь кажется то гладким шелком, то грубой холстиной, а то и дырявой ветошью, и уже в следующий миг его пальцы касаются затейливых узоров из жемчуга и драгоценных камней. Но что платье? Она стряхивает одежду, как змея - старую кожу.
        Теплая плоть становится холодным камнем, а потом - хвостом, покрытым блистающей зеленой чешуей. «Поверь мне, - сказала она, - даже самая хрупкая из них в один миг сломает тебе шею своими тонкими изящными ручками». Нет-нет, не стоит и думать о морских девах. Перед ним - рядом с ним - в его руках - куда более могущественное и древнее создание.
        Она опять смеется. Ее смех похож на звон хрустальных колокольчиков.
        Тонкие пальцы касаются его лба - и назойливая водомерка испуганно несется прочь. Все, больше никто им не мешает; вода подымается все выше, в окна заглядывают мурены и кракены, медузы и кархадоны. Ее тело сияет во мгле - то податливое и теплое, то гладкое и чешуйчатое, то твердое как камень. Ее лицо все время меняется - прозрачный овал с кожей алебастрового цвета, а потом - острый подбородок, алые губы, печальные серые глаза… и чьи-то другие лица, которые он видит впервые, чтобы тотчас же позабыть навсегда.
        Ее хриплое дыхание, ее жадные губы и руки - в пальцах словно нет костей.
        Волны захлестывают с головой, водокрут тянет на дно.
        Где-то наверху Великий Шторм с разноцветными глазами укоризненно качает головой.

* * *
        Сначала пришли звуки. Где-то далеко-далеко послышались голоса - кто-то ругался, похоже, две женщины. Хриплый старческий смех, крик заплутавшей морской птицы, радостный детский возглас.
        Солнечный лучик, проскользнув сквозь щель в рассохшихся ставнях, ужалил в глаза, и Хаген, не проснувшись до конца, резко сел. Куда это его занесло? Старый чердак, полный разнообразного хлама, давным-давно населенный лишь пауками… но отчего-то кругом пахнет не пылью и ветошью, а цветами, словно он ненадолго вернулся в Фиренцу. Пересмешник зажмурился: в голове все перепуталось, как будто кто-то взбаламутил воду в озере. Он был здесь с женщиной, чей образ верткой рыбешкой ускользнул из памяти. Ни лица, ни имени… Он даже не помнил, как попал сюда! Реальность причудливо перепуталась со сновидением, в котором таинственная незнакомка превратилась в морскую деву. Проще всего было предположить, что его опоили и ограбили. Пересмешник схватил кошелек, пересчитал монеты - нет, все на месте…
        Через некоторое время Хаген вышел из заброшенного дома и оглянулся: старая развалина как будто глядела на нежданного постояльца с обидой за то, что он уходит так скоро. Здесь наверняка часто ночуют те, кому некуда идти, сказал себе пересмешник. Он просто оказался одним из многих, да и Мара тоже. Мара! Имя вернулось столь же неожиданно, как пропало. Что ж, неплохо.
        Полдень давно миновал, и пересмешник почувствовал зверский голод. Нужно было отыскать поблизости какую-нибудь таверну, но если накануне он и успел что-то рассмотреть в этой части города, то теперь воспоминания улетучились.
        Магус пошел куда глаза глядят.
        - Эй, парень!
        По другую сторону канала кто-то махнул ему рукой. Хаген, которому солнце светило в глаза, прищурился: незнакомец был очень высок, почти как Бэр, и столь же широк в плечах… Кто такой? Пересмешник не имел понятия.
        - Как поживает твой дружок-выпивоха?
        «Искусай меня медуза, это же Чокнутый Гарон!»
        Не зная, как себя вести и чего может от него захотеть этот странный верзила, Хаген осторожно ответил:
        - Отдыхает.
        Он не стал уточнять, что Умберто успел отдохнуть в трюме, но Гарон и так все понял и добродушно рассмеялся, словно не было между ними никакой ссоры. При свете дня паленый по-прежнему выглядел громилой, но не казался таким грозным, и пересмешник позволил себе немного расслабиться.
        - А ты что здесь делаешь? - спросил Гарон. - Чего забрел так далеко от пристани?
        - Я… - растерянно протянул магус, не зная, что сказать. - Да так, гулял.
        - Гулял, - Гарон понимающе хмыкнул. - А у меня тут сестра живет. Не хочешь с нами вместе пообедать?
        Хаген уже знал, что в Кааме частенько приглашают за стол первого встречного и отказываться от такого приглашения - себе дороже, ибо жители этого странного города легко переходят от сердечной дружбы к взаимной неприязни и наоборот. К тому же он и впрямь был голоден, так что предложение Гарона пришлось весьма кстати.
        Вскоре пересмешник сидел за столом в просторной комнате, уплетал за обе щеки рыбный суп и вполуха слушал, о чем говорят брат с сестрой - Чокнутый Гарон и Нэлл, хозяйка дома.
        Щуплая Нэлл, совсем непохожая на верзилу Гарона, приняла гостя радушно, словно его здесь давно и с нетерпением ждали; ее дети, троица голубоглазых сорванцов с выгоревшими на солнце волосами и веснушчатыми щеками, пришли в полный восторг оттого, что у них в гостях матрос с самой «Невесты ветра», и засыпали Хагена вопросами о знаменитом фрегате и его капитане. За столом присутствовал также престарелый отец Гарона и Нэлл, на которого Хаген старался не смотреть. Он напоминал древнего рака-отшельника - худой, закутанный в одеяло чуть ли не с головой, с беззубым ртом и бессмысленным взглядом. Такая немощная старость пугала пересмешника, как и всех магусов, и отталкивала, словно постыдная болезнь.
        По разговору Хаген понял, что Нэлл - вдова.
        - А правда, что «Невеста ветра» кракена переборет? - спросил один из мальчиков и тотчас же получил подзатыльник от старшего брата.
        - Конечно, балда! С кракеном любой большой фрегат справится, а вот водокрут… я слышал… это правда, да?
        - Правда, - ответил пересмешник, ощущая внезапный прилив гордости. - Нет такого чудища, с которым «Невеста» не сумела бы справиться.
        Ответом ему было восхищенное «А-ах!» в три голоса.
        - Еще бы, - вдруг проронил Гарон. - Как же ей не справиться, когда она сама - чудище из чудищ?
        Хаген отодвинул тарелку.
        - Что ты сказал?
        - Ты меня услышал. - Моряк усмехнулся, беззлобно и чуть снисходительно. - Фрегаты - такие же морские твари, как мерры, кархадоны и прочая. Попробуй, возрази.
        Наверное, кто-нибудь другой на месте Хагена без лишних слов полез бы в драку, но пересмешник призадумался и, к собственному удивлению, понял, что возразить не сумеет. Ни для кого из моряков не было секретом, чем рано или поздно заканчивается жизненный путь любого фрегата, но говорить об этом в таком тоне никому из них и в голову не приходило.
        - Ну да, они морские создания, - сказал пересмешник. - Сродни кракенам, муренам… и кархадонам. Заступница, о чем я?.. Ты ведь знаешь сам, они и есть кархадоны. Но что с того?
        - Они твари! - На лице Гарона читалось неприкрытое отвращение. - И навигаторы их - нелюди.
        «А кое-кто - даже в большей степени, чем ты думаешь», - подумал Хаген. Вслух же он просто спросил:
        - Почему?
        Блаженная расслабленность выветрилась без следа; магус осознал в полной мере, что сидит за одним столом с почти незнакомым человеком, которому, похоже, не зря дали прозвище Чокнутый. Фрегаты ему не нравятся, надо же! Морские твари! Земля для него, должно быть, слишком грязная, камень - жесткий, а океан - чересчур соленый.
        Гарон смотрел на Хагена, посмеиваясь.
        - Ты давно в море?
        - Не очень, - признался магус. - Но я много успел повидать. Экватор прошел…
        - Эква-атор… - протянул верзила. - И как оно тебе - понравилось?
        - Ты мне зубы не заговаривай, - нахмурился Хаген. - Давай объясни. Отчего так не любишь фрегаты? Сам ведь моряк. Или я чего-то не понял?
        - Ты вообще ничего не понял, потому что думать разучился, - сообщил Гарон. - Капитан тебя в команду принял и с тех пор, считай, за тебя думает. Ему ведь без надобности, чтобы ты соображал, ему другое нужно - чтобы кто-то тварюшку его любимую мыл, чистил, защищал при случае. Сам-то не справится, вот и собирает дурней, в море влюбленных. Всего делов-то - выпросить согласие, руку пожать, и дело с концом! Полезай, рыбка, чудищу в пасть.
        - Я и впрямь перестал тебя понимать, - сказал Хаген, мрачнея. Нэлл и дети сидели молча, не поднимая глаз; лишь их присутствие успокаивало пересмешника. - Чего ты хочешь от меня? Знал ведь, кого в дом ведешь… так зачем же…
        - Да не нужно мне от тебя ничего! - Гарон вздохнул. - Просто показалось вдруг, что ты не такой, как остальные… есть в тебе что-то… странное. Должно быть, это из-за того, что ты еще молод.
        - Все там будем, - вдруг произнес старик на удивление четко и громко, глядя перед собой невидящим взором. - Молодые ли, старые - всех Великий Шторм заберет к себе! И будет каждый в одиночестве дожидаться конца мира, когда придет Меррская мать и пожрет всех и вся…
        - Тише, тише… - Нэлл подошла к отцу, положила руку ему на плечо. - Не надо про тварь… ты не в море, ты дома…
        Хаген и Гарон переглянулись.
        - Нет иного пути через океан, кроме как с помощью фрегата, - сказал магус. - Ты должен это…
        - Есть путь! - перебил Гарон, просияв. Он как будто ждал именно этих слов. - Только о нем пока что слышать никто не хочет. Ребята, принесите-ка мой сверток!
        - Братец, не надо… - встревожилась Нэлл. - Ты и так уже утомил гостя, перепугал его. Не стоит еще и это показывать!
        - Молчи, женщина! - рявкнул моряк. - Он сам меня попросил!
        «Какого кракена я сюда пришел?» - мрачно подумал Хаген.
        - Вот, смотри! Красиво, правда?
        Сдвинув в сторону тарелки, на обеденном столе разложили несколько затрепанных листков, испещренных странными рисунками и корявыми надписями, покрытых кляксами и жирными пятнами.
        Хаген смотрел - и не видел ничего, что можно было бы назвать красивым.
        Он вообще не понимал, о чем речь.
        - Вот это ребра, - вдохновенно рассказывал тем временем Гарон, не замечая, что его собеседник пребывает, мягко говоря, в недоумении. Мальчики устроились подле дядюшки, с интересом поглядывая на Хагена; сами они, похоже, видели рисунки не раз. - Сверху обшить их досками, а потом щели законопатить… ну, чтобы не было течи. Вот это нос, а это… соображаешь?
        - Корма, - пробормотал магус, который и впрямь начал кое-что понимать. - А это, значит, мачта? Раздери меня кракен…
        Гарон расхохотался.
        Свое прозвище он и впрямь заслужил: рисунки, напоминавшие рыбьи скелетики, изображали фрегаты - но не сотворенные Океаном, а сделанные из дерева! «Заступница… - подумал Хаген. - Надо поскорее отсюда удирать. Это же надо - деревянный корабль!»
        Любопытство, однако, помешало магусу уйти сразу же.
        - А паруса? - спросил он неосторожно, и получил в ответ язвительное замечание, дескать, добротная холстина ничем не хуже перепонки, натянутой между реями фрегата. Надо лишь придумать, как их собирать, но тут Гарон намеревался позаимствовать опыт у шкиперов дохлых кораблей. Собственные паруса трупоходов приходили в негодность после первого года службы, и их приходилось заменять на тканые.
        - Нет ничего незаменимого! - заявил Гарон. - Дело за малым - построить его, и тогда владычеству морских тварей конец!
        Пересмешник смотрел на верзилу-моряка со смесью жалости и презрения, но на лице его отражалась лишь вежливая заинтересованность. Было ясно, что Гарон додумался построить фрегат из дерева вовсе не от хорошей жизни. Что там говорила девушка в «Веселой медузе»? Хаген никак не мог вспомнить, но определенно в прошлом у Гарона крылась какая-то темная история. Что ж, странные чертежи вполне можно было воплотить в жизнь - если, конечно, отыскался бы второй безумец, способный потратить немалые деньги на подобное сумасбродство. Но зачем? Для чего строить из дерева жалкую посудину, которая будет лишена разума и никогда не сравнится с живым фрегатом, бесстрашно преодолевающим шторм и на равных вступающим в бой с морскими чудовищами?
        Какой дурак выйдет в море на корабле, который не способен думать и любить?
        - Молчишь, да? - самодовольно спросил Гарон. - Я знал, что ты удивишься.
        В дверь постучали.
        Нэлл пошла открывать, и Хаген возликовал: наконец-то у него появился предлог тихонько уйти, не разозлив хозяина. Обо всем случившемся он расскажет капитану - то-то Крейн посмеется!..
        - Добрый день, хозяйка! - раздался знакомый голос.
        Нэлл, ахнув, отступила от двери. Гарон поднял голову - и его лицо исказила гримаса такой лютой ненависти, что Хаген невольно вздрогнул, некстати вспомнив: он все еще безоружен.
        На пороге стоял сам Кристобаль Крейн.
        - Не приглашаете? - поинтересовался он, иронично улыбаясь. - Где же ваше хваленое гостеприимство, жители Каамы?
        - Поди прочь, нелюдь! - глухо прорычал Гарон. - Вон из моего дома!
        - До чего жестоко! - Крейн картинно вздохнул. - Мне не рады. Что ж, придется уйти… Хаген?
        - Я с вами, капитан! - отозвался пересмешник, не скрывая вздоха облегчения. Каким чудом феникса занесло в этот отдаленный квартал?.. - Я с вами, - повторил пересмешник и вдруг понял, что именно произошло.
        - Теперь понимаешь? - хрипло проговорил Гарон, устремив на Хагена безумный взгляд. - Он пришел, потому что почувствовал опасность! Он читает твои мысли, дурень, он думает за тебя! И пока это будет длиться, ты никогда не станешь по-настоящему свободным! Проснись же, проснись наконец!
        Молодой моряк посмотрел на своего капитана, словно ожидая, что тот что-нибудь скажет, - но Крейн не издал ни звука. Он стоял, прислонившись к дверному косяку, и наблюдал, словно происходящее его вовсе не касалось.
        - Будь ты проклят, - вдруг негромко проговорила Нэлл, и предназначались эти слова вовсе не капитану «Невесты ветра». - Ты позоришь меня перед людьми вот уже десять лет и теперь хочешь, чтобы нашим врагом стал лучший капитан в Океане? Да чтоб ты провалился на самое дно вместе со своими глупыми мечтами, чтоб тебя Шторм забрал!
        - Нэлл, ты что… - ошеломленно пробормотал Гарон.
        Но тут Крейн перебил их обоих, приложив палец к губам:
        - Тс-с, тише! Неосторожные слова имеют обыкновение сбываться в самый неподходящий момент, поэтому не стоит произносить вслух то, о чем можешь впоследствии пожалеть. Я вовсе не обижен, хозяйка! И не стоит, право слово, из-за такого пустяка ссориться брату с сестрой.
        Все замолчали; женщина, всхлипнув, вытерла глаза краешком фартука.
        - А правда, что «Невеста ветра» любое чудище в океане переборет? - осмелев, спросил один из мальчиков. - Даже самое страшное?
        - Правда, - без тени улыбки ответил феникс. - Потому что чудище одно, а мы с ~Невестой~ - вместе.
        - Капитан, вы ведь что-то знаете о нем? О Гароне?
        Они медленно шли вдоль канала. Феникс казался погруженным в раздумья и не спешил затевать беседу, но Хаген не мог молчать.
        - Знаю. Мы знакомы давно. А ты уверен, что хочешь услышать эту историю?
        - Конечно, - кивнул пересмешник. - Он странный… тогда, в «Веселой медузе», от него пахло звездным огнем. Эти его дурацкие деревянные посудины… Как он стал паленым, капитан?
        Крейн вздохнул:
        - Примерно десять лет назад Гарон был капитаном небольшого фрегата, носившего милое имя «Любимая». Пиратством он не занимался, а занимался понемногу тем и этим, как водится на Окраине. Встретил девушку-рыбачку, в которую влюбился без памяти, и она ответила ему взаимностью. Как говорится, совет да любовь. Сыграли шумную и веселую свадьбу, после чего Гарон и «Любимая» ушли в море. Он обещал жене вернуться через три недели, а вернулся через две. Как думаешь, почему?
        Хаген пожал плечами:
        - Хотел проверить, как она без него живет? Или заподозрил что-нибудь…
        - Какой ты недоверчивый! - хмыкнул Крейн. - Он соскучился, только и всего. Они по-настоящему любили друг друга, и каждый день в разлуке превращался для них в сущую пытку, поэтому в следующий раз «Любимая» опять вернулась домой раньше обещанного срока. Когда другие навигаторы заметили, что Гарон жить не может без своей жены, ему напомнили, что женщина на борту приносит несчастье, пусть даже присутствует там лишь в воспоминаниях, - дескать, поостерегся бы. Они, конечно же, желали Гарону только добра, но вышло совсем наоборот: «Плевать мне на глупые поверья!» - заявил он и… взял жену с собой в очередной рейс. Ничем хорошим это, естественно, не кончилось.
        Капитан замолчал. Они как раз шли по мосту через широкий канал, и Крейн, остановившись у перил, отрешенно уставился на воду. Хаген терпеливо ждал продолжения истории, и через некоторое время Крейн заговорил опять:
        - На этот раз «Любимая» к назначенному дню не вернулась. Такое случается, поэтому если кто и встревожился, то лишь родственники. Где-то через неделю пришел другой фрегат, и стало известно, что «Любимая» до порта назначения так и не добралась. Тогда друзья Гарона отправились на поиски, но - безрезультатно. И вот, когда «Любимую», ее капитана и всех, кто находился на борту, уже признали покойниками, Гарон вдруг объявился в какой-то таверне Каамы - исхудавший, оборванный, с горящими глазами. Как он там оказался, я не знаю. Люди разное твердили - вроде приплыл на маленькой лодочке, которая опрокинулась недалеко от берега и ушла обратно в море. Так или иначе, Гарон молчал, на вопросы отвечал невпопад, а при одном лишь упоминании «Любимой» нес совершенную околесицу. Он был, без сомнения, безумен. И все-таки, слово за слово, нам удалось вытянуть из него рассказ о том, что произошло… но лучше бы он, искусай меня медуза, и вовсе утратил дар речи.
        - Капитан, если вы не хотите об этом рассказывать…
        - Молчи и слушай. Ты сам этого хотел. Он поведал нам, что дней десять все было хорошо, а потом фрегат повел себя очень странно. Простейшие команды выполнял тяжело, с явной неохотой, затем и вовсе заартачился. По ночам матросам стали сниться кошмары. Гарону бы следовало понять, что происходит, но он был слишком опьянен своей молодой женой, слишком уж погрузился в любовь. И «Любимая», ставшая теперь «Брошенной», ему отомстила так, как умеют это делать только фрегаты: однажды утром Гарон проснулся и обнаружил, что жены рядом с ним нет. Он вышел на палубу - там тоже было пусто. Спустился в кубрик, а там все в кро…
        - Хватит! - взмолился Хаген, с трудом удерживаясь от желания закрыть уши и убежать прочь. Его колотила сильная дрожь, рубашка промокла от пота, а в голове билась лишь одна мысль: если он узнает, что увидел Гарон в кубрике, то никогда больше не осмелится ступить на борт «Невесты ветра». - Не надо!
        - Ты смотри… - сказал Крейн, усмехнувшись. - Я и не думал, что ты такой впечатлительный. Что ж, поверья на пустом месте не возникают, да и песни зря не поются. Помнишь, есть такая - про капитана и его десять жен? Все дело в том, что женщин может быть сколько угодно. Но ни одну из них капитану нельзя любить, иначе… ты понимаешь, да?
        Конечно, пересмешник понял - и отчаянно пожалел, что затеял этот разговор, столь неприятный для обоих. Он выругал себя за неосмотрительность и уже собрался попросить у Крейна прощения, как вдруг позади раздался звонкий мальчишеский голос:
        - Капитан Крейн! Капитан! А я как раз вам письмо несу!..
        Запыхавшийся посыльный протянул Кристобалю Крейну конверт и застыл, устремив на капитана восторженный взгляд. Магус бросил ему монетку и углубился в чтение; сорванец отбежал в сторону и замер, словно послушный щенок. Послание оказалось длинным. Хаген, исподволь наблюдая за фениксом, понял: что-то случилось, но вот хорошее или плохое? Хотелось бы знать…
        - Надо же, как быстро, - пробормотал магус, пряча письмо. - Но это к лучшему, кракен меня побери!
        - Его величество ждет ответа, - подал голос мальчишка. - Он просил…
        - Ответ я доставлю сам, - сообщил Крейн, уже не скрывая широкой улыбки. - Чего это вдруг Лайра передает мне приказы через курьеров, как обычному наемнику? Нет, я хочу с ним поговорить. А ты, если хочешь, беги вперед - предупредить.
        Мальчик так и сделал - припустил по мостовой, только пятки засверкали.
        - Ступай-ка на ~Невесту~, - сказал капитан, повернувшись к своему матросу. - Я скоро буду. Подготовка к отплытию начнется… прямо сейчас.
        - Сейчас? - ошеломленно пробормотал Хаген. - Мы что же, куда-то отправимся уже сегодня?
        - Нет, через год! - рявкнул Крейн. - Ноги в руки и марш на борт! Ты отлично отдохнул, а теперь не грех и поработать!
        Хаген помчался вперед, и присутствие живого корабля в его разуме вновь сделалось таким же сильным, как раньше. Выходит, со вчерашнего вечера он был свободен, насколько это представлялось возможным? Теперь благодаря «Невесте ветра» пересмешник чувствовал, насколько взволнован капитан Крейн: феникс походил на кипящий котел. И последние слова он произнес таким тоном, словно точно знал, с кем именно Хаген… отдыхал.
        Впрочем, пересмешник наверняка обознался.

* * *
        - …Ты сумеешь? - Дядюшка Пейтон пытливо смотрел ему в глаза, хмурился, словно не решаясь высказать вслух сомнения. - Ты ведь еще так молод. И там не будет помощников, все придется делать самому.
        Хаген с трудом сдержал раздражение. Ну что за разговоры, он ведь уже не ребенок!
        - Я все сделаю в лучшем виде, не беспокойтесь. Вы получите свой пакет в целости и сохранности.
        - Ну-ну, - только и сказал Пейтон. - Желаю удачи.
        Хаген жил в доме дяди уже полтора года и все это время - не считая тех счастливых дней, когда Пейтон неважно себя чувствовал, был занят или куда-то уезжал, - усердно постигал сразу две науки. Об одной он знал с детства, о другой впервые услышал от Пейтона и втайне считал, что в конце концов превзойдет дядю в обеих. Впрочем, для этого еще надо было как следует потрудиться.
        - Покажи, что ты умеешь, - сказал Пейтон, когда начался их первый урок. - Измени себя, не изменяя себе.
        Это была одна из его любимых фраз.
        Хаген пожал плечами, хмыкнул и спрятал лицо в ладонях - так всегда делала тетя Эвелла, которая и обучила его основам самопреобразования. Через минуту он убрал руки, зная без зеркала, что выглядит по-другому. Цвет кожи, разрез глаз, форма рта - изменять все эти черты было на самом-то деле не очень трудно.
        - И это все?.. - проговорил Пейтон с глубоким презрением. - Смотри и учись.
        Он не прятал лица, и Хаген впервые увидел, как оборотень выглядит со стороны в один из самых интимных моментов своей жизни. Его замутило. Кожа на лице Пейтона истончилась и поплыла, словно восковая; хрящи задвигались, меняя расположение. Длинный нос слегка укоротился, скулы стали выше, очертания лица - мягче. Глаза распахнулись с удивленным выражением, брови сделались изящными, а губы - полными и… чувственными.
        - Да, мой дорогой племянник, - проговорил Пейтон незнакомым высоким голосом, в котором явственно слышалась насмешка. - В теле пересмешника есть только три постоянные: пол, цвет глаз и костяк. Если верить легендам, во времена Основателей наши предки были двуполыми и лепили из своих тел все, что хотели, но этому нет подтверждений. Впрочем, как ты сам убедишься, некоторые преграды можно преодолеть, не прибегая к нашим особым способностям.
        Он убедился. Он все изучил: как красить волосы, какие снадобья капать в глаза, чтобы изменить их цвет, какую одежду носить, чтобы скрыть то, что не поддается преображению. Наблюдая, как менялась со временем фигура Хагена, Пейтон ворчал, что через пару лет племянник сделается слишком рослым и широкоплечим, чтобы изображать девушек; юный пересмешник всякий раз тайком вздыхал с облегчением и мысленно благодарил Безликую-безымянную, небесную покровительницу клана.
        Вторая наука, которую он изучал под руководством Пейтона и по книгам, оказалась сложнее, опаснее и требовала больше времени. Это была наука о ядах. Пейтон заставил племянника вызубрить названия и описания трех сотен растений, способных вызвать легкое недомогание, головокружение, глубокий многодневный сон, потерю памяти и многое другое - включая, разумеется, смерть. Хаген как-то раз осмелился спросить, зачем все это нужно, и Пейтон тотчас же ответил:
        - Если в твоих руках нож, это еще не значит, что ты кого-то зарежешь. Ножом можно пустить кровь, а можно и очистить яблоко от кожуры. Тебе решать. Но, чтобы сделать правильный выбор, надо хотя бы понимать, с какой стороны у ножа рукоять и насколько он остер.
        Хагена устроило это объяснение.
        В доме Пейтона, кроме Хагена и Триссы, жили еще два «кузена» - дальних-предальних, да к тому же бескрылых. Они помогали Пейтону в лавке, и незадолго до своего первого - долгожданного! - задания Хаген принялся развлекаться, изображая то одного, то другого из них. Парни были постарше, но примерно одного с ним роста и схожего телосложения, и он жаждал применить на практике усвоенные тонкости наложения грима и прочие хитрости. Бедолаги всякий раз попадали впросак, чем юный оборотень был весьма доволен. Пейтона его проделки веселили, а вот Трисса… Трисса стала его игнорировать, уделяя подругам, книгам и одиноким прогулкам по городу куда больше внимания, чем ему хотелось бы. Наверное, она ему завидовала - сама однажды призналась, что оборотень из нее никудышный.
        Настал день, когда Пейтон осторожно намекнул племяннику, что намерен поручить ему некое дело, - и тот с восторгом согласился. Недолго посомневавшись, дядюшка объяснил:
        - Видишь ли, мой мальчик, в западной части города проживает некий Тео, художник. Как мне удалось разузнать совершенно случайно, он получил на днях письмо от Аматейна… очень важное письмо. И мне во что бы то ни стало нужно его раздобыть, потому что… хм… если я узнаю, что в нем написано, то смогу… смогу на шаг приблизиться к восстановлению нашего доброго имени! Так вот, ты когда-то обещал мне, что выполнишь любое поручение во благо клана…
        - Приказывайте, дядя! - сказал Хаген. Что именно он говорил во время их первого откровенного разговора, юноша давным-давно позабыл, но ненавидеть капитана-императора не перестал. - Я сделаю все, что нужно.
        А нужно было всего-то спуститься в лавку, где кузены беседовали с каким-то покупателем, хорошенько этого незнакомца рассмотреть - но так, чтобы он ничего не заметил, - и надеть его лицо. После этого следовало отправиться в дом к тому самому художнику, войти по-хозяйски, не обращая ни на кого внимания, и забрать пакет. Дядя заботливо приготовил подробный план дома - и где только раздобыл? - описал печать, которая скрепляла столь необходимое ему письмо, и даже отыскал где-то плащ, украшенный богатой вышивкой.
        Итак, если не брать во внимание легкие угрызения совести, дело было плевое.
        - Тебя не остановят, ни о чем не спросят, - сказал Пейтон. - Хозяин дома сегодня ужинает у правителя Фиренцы. А этот человек… ну, которого тебе нужно изобразить… они очень близкие друзья…
        Хаген поморщился - он уже знал о странных привычках соловьев и прекрасно понял, насколько близка эта дружба. Но волшебные слова «во благо клана!» прозвучали.
        - Я все сделаю в лучшем виде, не беспокойтесь.
        И сделал. Спустился на первый этаж, скользнул взглядом по одинокому посетителю, которого обихаживали сразу два дядиных помощника, а через порог шагнул уже с новым лицом - смазливой физиономией изнеженного юноши, с капризным ртом и причудливо изогнутыми бровями, правая выше левой. Волосы он с первого дня в Фиренце красил в черный цвет, и это оказалось весьма кстати. Никто - кроме, быть может, умелого щупача - не распознал бы подделку.
        По пути к особняку художника Хаген с трудом сдерживался, чтобы не побежать, но вовсе не от боязни - просто во всем теле появилась странная легкость. Казалось, он мог бы и взлететь! Не замедляя шага, самозванец вошел в чужой дом, походя отвесил пощечину мальчишке-слуге, не успевшему вовремя открыть дверь, и нахально украл из вазы красное яблоко.
        Забрал пакет и был таков.
        Обратно Хаген шел уже со своим лицом, не торопясь, и попал под ледяной ливень. Дома юный пересмешник только и успел, что передать пакет дяде, а потом рухнул в постель. К вечеру у него начался жар, и целых пять дней он пролежал в лихорадке, то и дело проваливаясь в беспамятство.

* * *
        Еще до захода солнца «Невеста ветра» вышла из гавани Каамы и направилась на северо-запад. В тот же вечер капитан собрал в своей каюте тех, с кем привык советоваться, - и как-то само собой получилось, что пересмешник оказался в их числе. Компания и без него была довольно странной: Джа-Джинни, чьи крылья то и дело задевали что-нибудь из предметов обстановки, молчаливая Эсме, уделявшая больше внимания своему ручному зверьку, чем важному разговору, и злой Умберто, исхудавший и осунувшийся.
        - Дело принимает интересный оборот, - сказал Крейн. - Хотел бы я знать, кого Лайра послал бы в Ямаоку, не окажись мы поблизости.
        - Он отправился бы туда сам, - проговорил крылан и хмыкнул. - Тебе это известно не хуже, чем мне. Давай-ка еще раз попробуем разобраться в этой запутанной истории, пока есть время.
        История и впрямь была странная. Правитель города Ямаока сообщил его величеству, что вся питьевая вода в городе отравлена неизвестным ядом, от которого люди погружаются в беспробудный сон. Пока что правителю удалось остановить распространение заразы, но город без воды оказался в бедственном положении - и просил помощи у короля.
        - …Самое главное! - проговорил Крейн, завершая рассказ. - Из письма Нами следует, что в этом каким-то образом замешаны магусы. Правитель изъясняется очень витиевато, но все-таки ошибка исключена - небесные дети имеют отношение к происходящему. Конечно, мы всё увидим, прибыв в Ямаоку, но, мне кажется, кое-какие выводы можно сделать сейчас.
        Он замолчал, многозначительно глядя на своих помощников.
        - А вдруг это не яд, а болезнь? Но трудно сказать что-то определенное, не видя больного, - задумчиво произнесла Эсме. - Если бы я хоть знала, что попытался предпринять их целитель и почему у него ничего не вышло…
        - В Ямаоке нет целителя, - сказал Крейн. - Как и в Кааме, а также в Лейстесе. Слуги Эльги здесь, на Окраине, встречаются необычайно редко. Разве ты это не поняла после того, что приключилось с сыном Зубастого Скодри?
        Эсме растерянно взглянула на капитана:
        - Но почему?!
        - Понятия не имею. Это всем известный факт.
        - Гм, Кристобаль, а ведь и в самом деле странная вещь, - встрял Джа-Джинни. - Я как-то раньше над этим не задумывался. Неужели целители на Окраине просто не рождаются? Те немногие, кто все-таки сюда попадал, были родом из других краев, вот как наша Эсме. Чудн?, не находишь?
        Крейн дернул плечом и неохотно кивнул - да, чудн?. Капитану явно не нравилось, что разговор начал плавно утекать в другую сторону, но почему-то он не торопился осаживать крылана, которого неожиданное открытие очень увлекло. В конце концов это сделала Эсме:
        - Ладно, Джа-Джинни! Рождаются целители в здешних городах или нет, это нам сейчас не поможет. Я вот о чем подумала: из известных ядов три или четыре вызывают сон, подобный смерти…
        «Восемь», - мысленно поправил ее Хаген.
        - Точнее я смогу сказать, когда увижу отравленных, - договорила целительница.
        - И ты с любым ядом справишься? - поинтересовался Джа-Джинни.
        - Хотела бы я сказать, что справлюсь хоть с одним… - Она вздохнула. - Мне лишь три-четыре раза приходилось исцелять тех, кто чем-то отравился, и всегда рядом был Велин.
        - Ничего страшного, - утешил ее Крейн. - У нас есть еще один знаток.
        - Да что ты говоришь? - с наигранным удивлением проговорил крылан. - Кто бы это мог быть?
        Пересмешник нахмурился и стиснул зубы. Крейн посмотрел на Джа-Джинни, и Хагену показалось, что он услышал длинную, но неразборчивую фразу, произнесенную строгим тоном. Крылан ухмыльнулся и пожал плечами - виноватый вид у него определенно не получился. Хаген приказал себе успокоиться и выдохнуть.
        Феникс продолжил как ни в чем не бывало:
        - Сейчас меня гораздо больше интересует, кому и зачем это понадобилось.
        - Так ведь ясно все! - впервые подал голос Умберто. - Кто-то устроил ловушку для Лайры, а он отправил в нее нас. Проще некуда, капитан!
        - Но кто именно? - переиначил свой вопрос Крейн. - Не похоже на Вейлана или Торрэ, слишком уж изобретательно.
        - Считаешь, капитан-император нашел нового помощника? - спросил Джа-Джинни. Его когти барабанили по столу, выдавая беспокойство. - Думаешь, нас поджидает кто-то незнакомый?
        Магус промолчал.
        - Хаген, а тебя не тревожит, что в Ямаоке мы можем встретиться с Грейди? - вдруг произнес Умберто невинным тоном, как будто речь шла о пустяке. Пересмешник вздрогнул от неожиданности - и наконец-то понял, отчего при слове «Ямаока» в глубине его души всякий раз просыпается легкая тревога.
        - Не думаю, что он все еще в городе, - сказал он, стараясь говорить небрежно. - Молодой и умелый моряк давно должен был подыскать себе другой фрегат.
        - Моряк, отставший от корабля, - насмешливо уточнил Умберто. - Моряк, спьяну проспавший отплытие. Нет, я уверен - он все еще там. Ждет тебя.
        Пересмешнику с трудом удалось сохранить бесстрастное выражение лица. Если Умберто сказал правду, выходит, из-за его поступка Грейди очутился в некоем подобии «Веселой медузы», среди негодяев и неудачников… Нет-нет, такого не могло случиться. Недотепа давно нашел себе новое место и сейчас находится очень, очень далеко от Ямаоки. Они никогда больше не встретятся, потому что Океан безграничен и островов в нем многие тысячи.
        - По всей вероятности, ты прав, - сказал Джа-Джинни. - В сезон дождей, зимой, вообще шансов наняться мало, а тут еще скандал… Кристобаль, ты как считаешь?
        - Никак, - ответил магус, которого вдруг удостоил вниманием ларим Эсме - прыгнул на колени, встал на задние лапки и принялся обнюхивать лицо, смешно поводя усатой мордочкой вверх-вниз. - Грейди сам себе хозяин, его судьба меня не волнует. Если это кому-то не нравится…
        Ларим лизнул его в нос.
        - Несправедливо! - заметил Джа-Джинни. - Нас он только кусает, а тебя, смотри-ка, полюбил!
        - Он просто понял, кто здесь главный, - отшутился Крейн и аккуратно передал Сокровище смущенной целительнице. Хагену показалось, что, если бы она не удержала своего питомца, тот бы опять перепрыгнул на колени к капитану.
        Разговор зашел о всяких мелочах, и о Грейди все забыли - все, кроме пересмешника. Внезапно открывшаяся истина не давала ему покоя: выходит, он снова разрушил человеческую жизнь, не испытав при этом никаких угрызений совести. «Хеллери была права, - подумал он, ощущая странную тяжесть в груди. - Пейтон был прав. Вечно я все порчу!»
        От тягостных раздумий его отвлек пристальный взгляд Эсме: целительница смотрела так, словно знала его подлинную историю… Хотя нет, как раз наоборот. Будь ей известно, каков он на самом деле, ни за что не взглянула бы с сочувствием, вообще перестала бы его замечать - и поделом! «Прости, - сказал он мысленно. - Когда-нибудь ты все узнаешь и станешь с негодованием вспоминать, как позволила подлому оборотню себя обмануть».
        Эсме почему-то улыбнулась.
        Тем же вечером он обнаружил у себя на койке небольшой пакет с порошком, похожим на угольную пыль. Не составило особого труда поймать юнгу за шиворот и вытянуть из него признание: пакет передала целительница.
        - А что это такое? - не сдержавшись, полюбопытствовал мальчишка, но оборотень не стал ничего объяснять - слишком уж он был растерян.
        Их с Эсме путешествие по рынку получилось столь захватывающим, что Хаген вспомнил о краске для волос, только когда Каама исчезла за горизонтом. Он не винил целительницу - уж скорее в этом была виновата Мара, - но упущение оказалось, без сомнения, весьма досадным. «Ты не обязана была исправлять мою ошибку, - сказал бы он, окажись Эсме сейчас рядом. - Неужели ты всегда думаешь не только о себе, но и о тех, кто рядом?»
        Краска оказалась черной.
        Не обращая внимания на любопытные взгляды матросов, он занялся привычным делом, а вскоре уже разглядывал свое отражение в одолженном мутном зеркале с трещиной и пытался оценить результат. «Измени себя, - вдруг произнес в его голове голос Пейтона, - не изменяя себе».
        Пересмешник сосредоточился.
        Лицо в зеркале вытянулось, под потемневшей кожей сильнее выступили скулы; правую щеку рассек бледный шрам. Рот сделался немного больше, губы искривились в ироничной усмешке…
        - А-ах! - выдохнул Кузнечик. - Вот это да!
        Сделать глаза разноцветными Хаген не мог, но не только из-за них лицо Крейна у него получилось не таким, каким должно было быть. Он что-то упустил в выражении - прищур? Напряженную морщину между бровями? Насмешливую полуулыбку?
        - Огня тебе не хватает.~
        «В глазах?»
        - В душе.~
        Хаген не понял, шутил феникс или нет, но на всякий случай решил больше не изображать Крейна.
        Разве что капитан сам попросит.
        Между тем погода благоволила «Невесте ветра», и путь до Ямаоки занял всего-то пять дней - как сказал Крейн, быстрее добрался бы только сам Великий Шторм.
        Город, оставшийся в памяти пересмешника полным ярких огней и развеселой музыки, казался удивительно тихим и пустым, и это заметил не только он.
        «Как будто вымерло все», - пробормотал крылан. Феникс, стоявший поблизости, кивнул - не то услышал, не то разговаривал мысленно сам с собой или с «Невестой».
        Когда фрегат причалил, Хаген сошел на берег следом за капитаном и увидел, что там их поджидает какой-то человек - средних лет, худой, с бледным усталым лицом и жидкими рыжеватыми волосами. Он выглядел как тот, кто проводит все время за книгами, но по приветствию Крейна стало ясно, что это и есть правитель Ямаоки - Кестер Нами.
        - Рад встрече! - сказал феникс, когда они пожали друг другу руки. - Хотя, разумеется, лучше бы повидаться в более радостное время.
        - Что поделать, мы не властны над судьбой… - ответил правитель. - Хорошо, что Лайра прислал именно вас…
        Учтивые слова были сказаны таким тусклым и безжизненным голосом, что всем сразу стало понятно: пока птичья почта доставила письмо правителя в Кааму и пока «Невесту ветра» нес попутный ветер, что-то успело измениться. И явно не в лучшую сторону.
        - Рассказывайте! - потребовал Крейн без лишних слов. Его лицо было обеспокоенным, как того требовали обстоятельства, но в глазах плясали огоньки: феникс скучал без дела сильнее, чем казалось. - Его величество не соизволил сообщить детали, поэтому хотелось бы всю историю услышать от вас, с самого начала.
        - Услышать… - Нами тяжело вздохнул. - Пожалуй, лучше увидеть.
        И правитель предложил капитану «Невесты ветра» совершить небольшое путешествие за город, на что Крейн, разумеется, тотчас же ответил согласием и предупредил, что возьмет с собой двух человек. Хагена и Умберто.
        «Что-то мне это не нравится…» - нахмурился пересмешник.
        Вскоре подвели лошадей. Нами заметно приободрился - то ли его воодушевило прибытие «Невесты ветра», то ли правитель просто взял себя в руки. Он с неожиданной ловкостью прыгнул в седло и велел следовать за ним, обронив при этом загадочное замечание:
        - Надеюсь, увиденное не заставит вас растеряться, как это вышло с нами.
        Они отправились в путь, совершенно заинтригованные. Миновали пристань, вскоре выехали за город. Вымощенная светло-серым камнем дорога вилась змеей, поднимаясь все выше и выше: Ямаока лежала у подножия гор, укрытых лесом, словно темным одеянием. «Куда же он нас ведет? - думал Хаген, изредка поглядывая по сторонам. Он давно уже не ездил верхом и слегка побаивался лошади, а норовистая гнедая кобыла это чувствовала. - Что-то тут нечисто!»
        Крейн, однако, не выглядел обеспокоенным, так что пересмешнику оставалось лишь набраться терпения.
        Сверху открывался прекрасный вид на город: люди на пристани суетились, будто муравьи, «Невеста ветра» горделиво покачивалась у причала. Дома утопали в зелени, на площадях тут и там серебристо посверкивали фонтаны - и при виде воды Хаген сначала вспомнил про оставшуюся в Кааме женщину, назвавшуюся Марой, а потом усилием воли вынудил себя думать про яд. Только про яд. Ни о чем другом, кроме яда. Эсме осталась внизу; при виде лошадей целительница до смерти перепугалась, и Крейну пришлось ее успокаивать, твердя, что в предложенную Нами «экспедицию» отправятся только три члена команды, включая его самого. Хаген рассеянно отметил про себя, что такой страх перед лошадьми сложновато объяснить; впору решить, что в детстве девушку напугал какой-нибудь грозный всадник. Впрочем, зачем пересмешнику чужие тайны - своих достаточно.
        Через некоторое время Нами придержал поводья и выждал, пока спутники поравняются с ним.
        - Мы почти на месте, - негромко сказал он. - Дальше пойдем пешком.
        - Куда? - не утерпел Умберто. - Что вы прячете в горах? Я не…
        - Сейчас вы всё увидите сами, - перебил правитель. - Она совсем близко.
        «Она?..» - мысленно переспросил Хаген.
        Крейн промолчал.
        Они привязали лошадей к дереву и сошли с дороги. Продираясь сквозь густой кустарник, Хаген уже не оглядывался по сторонам; внутренний компас безошибочно указывал, что «Невеста ветра» осталась у него за спиной. Теперь они уже не поднимались по склону горы, а спускались. Вскоре в зарослях показался просвет, и идущий впереди Нами остановился.
        Перед ними лежала глубокая лощина, которую перечеркивала странного вида конструкция, похожая на двухъярусный мост. Что-то летящее, кружевное почудилось Хагену в ее очертаниях, и, залюбовавшись прекрасным зрелищем, магус не сразу осознал, что именно видит.
        Древний водовод, каким-то чудом переживший… века? Нет, скорее, тысячелетия.
        - Вот она, эта дрянь, которая портит нам воду, - проговорил Нами без грусти, но с внезапной яростью. - Воду и жизнь.
        Северная часть водовода была, как показалось Хагену вначале, спрятана в тени; после слов Нами он понял, что «тень» лежит неправильно. Словно откликаясь на его мысли, черное покрывало, окутывавшее сразу три арки в верхнем ряду моста, шевельнулось - как на ветру, которого не было и в помине.
        - Раздери меня кракен! - ахнул Крейн. - Что это такое, Нами? Откуда оно взялось?
        Правитель покачал головой:
        - Хотел бы я знать. Оно просто… возникло, как будто с неба упало… вот, смотрите! Начинается!
        Тварь начала раздуваться и очень быстро из тонкого «покрывала» превратилась в огромный бесформенный нарост вроде грибов, уродующих стволы старых деревьев. Теперь она сделалась уже не черной, а темно-серой, и даже издалека было видно, как по ее шкуре пробегают волны. Свисающие щупальца мерзко зашевелились, три самых длинных поднялись, и Нами отпрянул под сень деревьев, увлекая Крейна и его помощников за собой.
        Миг спустя что-то ярко вспыхнуло. Раздался оглушительный треск.
        - Здесь безопасно, - сказал Нами, оправдываясь. - Мы достаточно далеко.
        - Зачем же мы прячемся? - тотчас же спросил Крейн и, не дожидаясь ответа, вернулся туда, откуда хорошо просматривался водовод.
        Умберто шагнул за капитаном, Хаген последовал его примеру, помедлив лишь мгновение, - и увидел, как три щупальца подлиннее соединились, явно целясь в них. А потом тварь плюнула ослепительной молнией.
        - Промазала! - констатировал феникс, даже не шелохнувшись, хотя удар пришелся по высокому дереву, что росло довольно близко, и от разлетевшегося на части ствола до них долетело немало щепок. - Да, видать, и впрямь далековато. А поблизости стреляет метко?
        - Четверых людей потерял, - сообщил Нами, помрачнев.
        - А если стреломет сюда затащить?
        - Стрелять в нее - все равно что бросать в шарката зубочистками, - со вздохом сказал правитель, и Крейн кивнул, словно именно это и ожидал услышать. - Не предлагайте поднять сюда пушку со звездным огнем, потому что тогда от акведука не останется камня на камне, а он - один из четырех, сохранившихся во всем Северном мире… Мы разыщем воду в других местах, это возможно, - и все же я хотел окончательно убедиться, что надежды изгнать эту дрянь нет.
        - Понимаю, понимаю… - Магус задумчиво кивал, разглядывая тварь, которая больше не стреляла. Хагена почему-то насторожило такое поведение - она как будто… поняла, что тратить силы бесполезно. - Она не передвигается? Все время сидит на месте?
        Нами кивнул.
        - Что ж… - Крейн чуть помедлил. - Это определенно какое-то оружие времен Основателей. В определенном смысле разумное, как и многое из того, что создавали в былые времена. Само оно вряд ли могло здесь оказаться, его сюда… поместили. И тот, кто это сделал, ожидал прибытия Лайры, поскольку… хм… я бы сказал, это что-то вроде вызова на дуэль. Дуэль, на которой вооружена только одна сторона.
        При этих словах он улыбнулся, и улыбка была неприятной - она намекала, что задумавший дуэль стратег сильно просчитался.
        - Да, это нечестный поединок. - Нами покачал головой. - Впрочем, капитан-император уже не раз доказывал, что честь для него - пустой звук.
        - Как и для его ближайших соратников, - добавил Крейн. - Меня удивляет вот что: подобная штуковина могла сохраниться только в Вороньей цитадели, а клан Корвисс никому не продает свои смертоносные игрушки. Наверное, для Аматейна и его прихвостней - Вейлана, Торрэ… - они все же делают исключения, наперекор Договору Семерых. Что ж, они хотели выманить из укрытия Лайру, но получили меня. Интересно, что случится теперь?
        - Надеюсь, мы будем не просто сидеть и ждать? - поинтересовался Умберто.
        Нами молчал, опустив голову, а Хаген все никак не мог оторвать взгляда от твари, словно зачарованный колыханиями ее щупалец.
        - Разумеется! Я не позволю никому бездельничать, - хмыкнув, ответил капитан «Невесты ветра». - Есть кое-какие мысли, но их надо для начала проверить. Нами! Мне нужна подробная карта острова, у вас ведь такая имеется?
        - В моем кабинете, - отозвался правитель. - Я выполню любую просьбу, капитан, если только сумею. Сообщите, что бы вам ни понадобилось.
        - Учту! Давайте-ка назад, нужно успеть до темноты. Хаген, хватит глазеть на эту дрянь!
        Пересмешник с трудом отвел взгляд.
        «Если мы выпутаемся из этой передряги, - сказал он себе, - то я поверю в чудеса».
        На обратном пути им пришлось постоянно подгонять лошадей, чтобы не отстать от Крейна: магус мчался так, словно его преследовали мерры.
        «Тварь из древних времен… - подумал Хаген. - Феникс сумел бы справиться с такой. Огонь против огня… Но неужели он откроет свою тайну этому человеку?!»
        Вопросы, вопросы…
        Вкабинете Нами оказалось очень темно. Пока правитель раздвигал тяжелые шторы на окнах, Хаген огляделся - вокруг, как он и подозревал, простиралось царство книг и бумаг, отчасти напоминавшее обиталище Пейтона Локка. Пересмешник не имел понятия, что Кристобалю Крейну понадобилось здесь выяснять и зачем нужно было брать с собой его и Умберто, но твердо решил хранить терпение.
        Окно распахнулось; Нами отряхнул ладони и заинтересованно проговорил:
        - В тот вечер, во время карнавала, вы были здесь вместе с мастером-корабелом. Мы прекрасно побеседовали о древних временах… Вы ведь потом отправились в какое-то далекое путешествие, верно?
        - Да, на юг, - ответил Крейн. - В те места, где зародились легенды.
        - Южные моря… - Нами вздохнул. - В наше время мало кто осмеливается заплывать в те воды. Недаром люди твердят, что ни один капитан в Океане не сравнится с Кристобалем Крейном… Кстати, капитан, вы позволите задать один нескромный вопрос?
        Магус кивнул.
        - Ваша фамилия… она… э-э… небесного происхождения?
        При этих словах Хаген невольно вздрогнул, а Умберто, до сих пор разглядывавший кабинет Нами со скучающим видом, подобрался. Феникс, против всех ожиданий, даже бровью не повел.
        - Крейны - одна из малозначимых ветвей клана Корвисс, воронов-алхимиков. Это одно из самых больших семейств, и у него много побочных малых домов, которые не пользуются родовым именем. Э-э… - Правитель замялся. - Не странно ли, что я первым обратил на это внимание?
        - Ничуть, - ровным голосом ответил Крейн. - И вы далеко не первый. Лет пятнадцать назад весь Облачный город гудел - дескать, выскочка из ползающих тварей осмелился присвоить себе имя клана, хотя и не родовое, но все-таки… Потом сплетни затихли, потому что эта ветвь, как вы верно подметили, одна из самых малочисленных в семействе и почти не имеет влияния. Поэтому о ней почти не знают обычные люди, разве что те, в чьем городе живет или жил когда-то алхимик из Крейнов. В такие порты я стараюсь не заглядывать. Ну а что касается подоплеки вопроса… - Он досадливо поморщился. - Нами, я имею полное право на эту фамилию. Много лет назад один ворон, скажем так, меня усыновил.
        - Вот оно как! - смущенно проговорил правитель. - Простите за бестактность, я вовсе не хотел…
        - Не стоит извинений. Мы говорили о южных морях?
        - Да, южные моря! - Нами обрадовался возможности сменить тему. - Там были когда-то великие города, по сравнению с которыми Каама или даже Облачный город показались бы в лучшем случае предместьями! Знаете, капитан, иной раз мне думается, что это все пустые сказки, глупые россказни, - а иногда я словно наяву вижу эти города, навечно канувшие в пучину! Глупо…
        - Ничего подобного, - возразил Крейн. - Мы отыскали остров, где жила Госпожа. Мы видели ее слуг, тех самых - черного и золотого. Она и впрямь существовала - значит, все остальные легенды тоже могут оказаться правдой.
        С каждым его словом глаза Нами становились все шире. Он подался вперед, как будто боялся упустить что-то важное, и на миг позабыл о своих бедах.
        - О-о, капитан, вы должны мне обо всем рассказать! Но ваш друг…
        - Он предпочел остаться там. - Магус отвернулся. - Так уж сложилось… Нами, покажите мне карту этого острова.
        Правитель подошел к стене, почти полностью закрытой плотным занавесом, и потянул за толстый витой шнур с кисточкой. Занавес раздвинулся, за ним оказалась карта - огромная, во всю стену, изобиловавшая мельчайшими подробностями. Хоть пересмешник мало что смыслил в таких вещах, он оценил мастерство художника, а Умберто присвистнул от удивления.
        - Превосходная работа! - уважительно сказал Крейн. - Такой не постыдился бы и столичный мастер. Чья она?
        - Эту карту делали несколько человек, - сказал правитель со странной грустью в голосе. - Но руководил ими и рисовал ее мой сын.
        - Как это Лайра не забрал его к себе, копировать древние манускрипты и карты? - искренне удивился Крейн. - Дражайшее величество любит лучшее и лучших, в этом он настоящий король.
        - Тэррон провел в Кааме год, но вернулся, - ответил Нами. - Я радовался этому, но лучше бы Лайра его не отпускал… он один из тех, кто испил отравленной воды…
        Теперь Хагену многое сделалось понятно - и отчаяние, то и дело проскальзывавшее во взгляде правителя, и надежда на спасение, пришедшее в Ямаоку под изумрудно-зелеными парусами.
        - Его сон похож на смерть, - отрешенно проговорил Нами. - Он почти не дышит…
        - Все будет хорошо, - Крейн подошел к измученному непосильными заботами человеку и положил руку ему на плечо. - Вот увидите, мы расправимся с нею. А Эсме - лучшая целительница Десяти тысяч островов, она творит чудеса.
        - Заступница… - выдохнул правитель. - Пусть она поможет…
        Капитан шагнул вперед, к карте, и надолго застыл перед ней, внимательно разглядывая каждый штрих. Особенно его интересовали очертания побережья, и Хаген невольно начал догадываться, о чем сейчас думает Крейн: ведь если тварь кто-то привез на остров, он должен был оставить следы… или этот «кто-то» все еще здесь.
        - Умберто! - позвал капитан. - Я хочу, чтобы ты взял лодку и проверил вот эту бухточку… и вот эту тоже… Нами, западная часть острова необитаема, ведь так?
        - Да, - отозвался правитель. - Там жили несколько семей, но потом они перебрались поближе к городу. В тех лесах водятся ядовитые змеи и… прочие твари.
        - Превосходно. Ты меня понял, дружище? Посмотри внимательно на карту. Пройдешь вдоль берега, потом высадишься и внимательно все осмотришь. Только осторожнее. Вдруг среди прочих тварей попадутся двуногие?
        - Понял, капитан.
        - Тогда отправляйся! То есть… я хотел сказать… - Магус на мгновение умолк и нахмурился. Умберто и Хаген переглянулись, и в тот же миг Крейн, усмехнувшись, договорил: - Отправляйтесь-ка вдвоем!

* * *
        Тот злополучный ливень его едва не убил.
        Неделя болезни сделала молодого магуса беспомощным, как новорожденный котенок. Он с трудом вставал с постели - дрожали ноги, кружилась голова, - и не мог поднести ложку ко рту, не расплескав половины. Эта слабость и внезапное осознание того, что небесная кровь не гарантирует бессмертия, угнетали Хагена, но все-таки в глубине души он желал, чтобы прежние силы больше к нему не возвращались.
        Все из-за Триссы.
        Кузина напрочь позабыла о тех месяцах, когда они - по ее вине - относились друг к другу как совершенно чужие люди и едва ли парой слов обменивались за ужином. Второй такой заботливой сиделки было не сыскать, и, что самое главное, во всех ее поступках чувствовалась искренняя, неподдельная тревога за Хагена. Трисса сидела у его постели день и ночь, подавала лекарство, кормила с ложечки, читала дурацкие книги Пейтона о ядовитых растениях - о, теперь для молодого пересмешника в целом мире не нашлось бы темы интереснее! Она рассказывала ему о том, что происходило в городе, они шутили, смеялись и строили планы на будущее…
        Как-то раз на исходе дня Пейтон милостиво отпустил больного племянника погулять по набережной - естественно, под присмотром «сиделки». Когда они отошли достаточно далеко, Трисса взяла кузена под руку, и он почувствовал себя счастливейшим из небесных детей.
        - Ты не устал? - заботливо спросила девушка. - Мы можем вернуться, если ты еще не чувствуешь себя достаточно сильным.
        - Готов идти с тобой хоть на край света! - бодро отозвался Хаген, хотя на самом деле каждый шаг давался ему с трудом. - Пешком, естественно!
        - Герой! - фыркнула Трисса. - Пешком он пойдет, как же. Неделю назад чуть не умер, а теперь уже на край света собрался.
        - Так ведь не умер же, - сказал он. - Все благодаря тебе, кузина!
        - Нет-нет, я тут ни при чем. - Она смутилась и покраснела. - Ты лучше вот что мне расскажи… давно хотела спросить… мой отец ведь еще не требовал от тебя каких-нибудь странных услуг?
        - Странных? - переспросил Хаген, холодея. - О чем ты?
        - Ну-у, знаешь ли… - Трисса покраснела еще сильнее. - Быть может, он просил что-нибудь раздобыть - вещь или сведения, - преобразив при этом облик?
        - Нет, - ровным голосом проговорил Хаген. - Он просто учит меня разным вещам, но ничего не просит взамен.
        Лицо кузины тотчас же просветлело. Он заставил себя улыбнуться.
        - Превосходно! - воскликнула Трисса. - Восхитительно! Скажи-ка, братец, ты не мог бы мне кое-что пообещать?
        - А чего ты хочешь? - спросил он, остановившись. Теперь они смотрели друг другу в глаза. - Звезду с неба? Сокровище из морских глубин? Одно твое слово, и я…
        - Все гораздо проще, - она положила ладони ему на плечи. - Ты пообещаешь мне сейчас никогда не соглашаться на просьбы Пейтона Локка, если они покажутся тебе… странными. Плохими. Э-э… бесчестными. Ты понял? Никогда-никогда.
        Улыбка Хагена застыла.
        - Хорошо, Трисса. - «Ты опоздала всего на неделю, кузина…» - Если твой отец меня о чем-то попросит, я прислушаюсь к своей совести.
        На мгновение в ее взгляде промелькнула тревога - девушка почувствовала, что он неискренен. Но Хаген не зря учился у Пейтона столько месяцев: и щупач не распознал бы обмана, поэтому Трисса в конце концов ему поверила. Как часто он потом вспоминал этот краткий миг, когда еще можно было что-то изменить…
        Они стояли рядом, не в силах ни пойти дальше, ни вернуться домой. В это время в порт входил большой фрегат под флагом, на котором издалека виднелись цвета императорского дома Цапли, и это было странно: в Фиренце не ждали высоких гостей. На пристани уже собрались люди, с удивлением и тревогой следившие за приближением корабля. Должно быть, многие вспомнили старую поговорку: непрошеными приходят лишь глупые гости да дурные вести.
        Хаген и Трисса ничего не видели. Они смотрели друг на друга.
        На следующий день кузина ворвалась в его комнату точно ураган и принялась взволнованно расхаживать из угла в угол. Она то и дело останавливалась, как будто желая что-то сказать, - и взмахивала руками растерянно и беспомощно, не в силах произнести ни слова. Хаген отложил книгу, которую лениво листал перед этим, и спросил:
        - Что случилось? На тебе лица нет.
        - Случилось?! - воскликнула она. - Ох, Заступница… Хаген, скажи, что я сплю!
        - Могу ущипнуть, чтобы ты проснулась. - Он пожал плечами. - Только отцу не рассказывай.
        - Шутишь? - Трисса чуть было не набросилась на него, словно разъяренная кошка. - Да как ты можешь шутить?!
        Кое-как успокоив кузину, готовую от избытка чувств не то разрыдаться, не то расхохотаться, Хаген принялся осторожно выспрашивать, что привело ее в такое возбуждение. Рано утром, когда Трисса пошла на рынок, знакомая торговка рассказала ей, что накануне прибыл имперский фрегат, на борту которого оказался некий Торрэ из клана Скопы - этот магус занимал при дворе скромную должность «советника», но слухи о нем ходили весьма неприятные. Торрэ привез письмо капитана-императора, адресованное лорду Мариусу Фиренце. Правитель соловьев принял странного гостя, и всю ночь в его доме не гас свет, а поутру…
        - Они арестовали Тео! - выдавила Трисса и разрыдалась. - Они забрали его! В тюрьму!!! Его обвиняют в государственной измене, Хаген!!!
        «В западной части города проживает некий Тео, художник».
        Тео… Фиренца?!
        Он гладил ее волосы, он сжимал ее холодные пальцы и вытирал ее слезы, не переставая при этом говорить, что произошла ошибка, что лорд не даст в обиду своего родственника, что справедливый суд непременно во всем разберется и оправдает художника, который ни в чем не виноват, - а в голове его все это время пойманной птицей билась одна лишь мысль: «Что же было в том письме?»
        Письме, адресованном художнику, но попавшем в руки Пейтона Локка…
        Они оба - и сам Хаген, и Трисса - в глубине души понимали, что все его утешительные слова лживы. Правда оказалась простой и жестокой: уже через три дня Тео из клана Фиренца был признан виновным в сговоре с Лайрой Арлини и приговорен к смерти. Когда художника вели на плаху, из толпы зевак вырвался молодой человек и кинулся к приговоренному, но один из стражников ударил его хлыстом. Несчастный осел на мостовую, закрывая лицо руками; сквозь его пальцы сочилась кровь.
        Что потом с ним стало, Хаген не узнал - не осмелился узнавать. Но Маркус Фиренца, птенец соловья, больше не нарисовал ни одной картины или фрески, которая сделалась бы известной широкой публике.
        - Стечение обстоятельств, - сказал Пейтон в ответ на прямой вопрос племянника. - Всякое случается. Ты тут ни при чем!
        Спросить, что было в письме, Хаген так и не решился.
        Маленькие лодки, что время от времени следовали за «Невестой ветра», были связаны с нею и с капитаном, но как-то на свой манер - Хаген не понял, в чем тут суть, - и Кристобаль Крейн мог на время передавать их любому члену команды, который становился своего рода навигатором небольшого суденышка. Эта роль выпала Умберто - Хаген не возражал, поскольку не много смыслил в рыбокораблях, даже маленьких, - однако настроение у помощника капитана ничуть не улучшилось.
        - Ну и отвратительная у тебя рожа… - проговорил он, сидя на корме и всем своим видом выражая презрение к напарнику - глубокое, как Меррский котел. - Я взял тебя с собой, потому что капитан приказал, но будь моя воля…
        - …лежать бы мне на дне с камнем на шее, - перебил Хаген, устало вздохнув. - Ты повторяешься. Я-то рожу могу и поменять, а вот с твоим небогатым воображением, боюсь, ничего сделать не удастся.
        Молодой моряк пробормотал какое-то ругательство, но пересмешник его уже не слушал. Он почему-то вновь вспомнил о той, с кем провел ночь перед отплытием из Каамы, и удивился собственному спокойствию. Если его догадка верна, если Мара - не наваждение, которое наслала Меррская мать, то…
        «Зачем Ты меня выбрала? Зачем я Тебе понадобился?»
        Нет ответа.
        - Эй, оборотень! Глянь-ка вон туда!
        Хаген так и сделал.
        Там, куда указывал Умберто, берег утопал в густых зарослях, которые выглядели слегка угрожающе, но ничем особенным не отличались. Хаген уже хотел об этом сказать вслух, как вдруг заметил посреди листвы кое-что и впрямь весьма неожиданное.
        Причал.
        - Я так понял, эта часть острова считается необитаемой… - негромко проговорил пересмешник. Его спутник многозначительно ухмыльнулся. - Будь мы во владениях капитана-императора, я бы решил, что вижу тайную гавань контрабандистов. Но это Окраина, какая тут контрабанда? Что ж, надо проверить, кто там живет.
        - Ну, давай проверим, - согласился Умберто, и впервые за долгое время в его голосе промелькнули если не дружелюбные, то хотя бы добродушные нотки. Лодка, повинуясь мысленному приказу, поменяла курс. - Ходят слухи, что у капитана-императора есть свои люди во всех портах Окраины, включая Кааму. Их с Лайрой война временами принимает, как говорит наш капитан, «очень замысловатые формы». Иными словами, когда у короля и императора не получается дать друг другу в зубы, в ход идут деньги, обман, яды. Интересно, что из этого мы обнаружим на берегу?
        При слове «яды» Хаген поморщился, но Умберто этого не заметил. Молодой моряк нетерпеливо глядел вперед, подобравшись, словно взявшая след гончая, и пересмешник почувствовал, как неприязнь к помощнику Крейна постепенно слабеет, уступая место чему-то другому.
        Он пока что не знал, чему.
        Вблизи лес оказался довольно густым и зловеще тихим, как будто его обитатели, завидев незваных гостей, поспешили скрыться. Пересмешник некстати вспомнил, что здесь, по словам Нами, водятся ядовитые змеи и «прочие твари». Доски причала жалобно заскрипели у них под ногами; было заметно, что соорудили его давно и не подновляли уже много лет. Но Хаген вдруг ощутил странную уверенность, что тут кто-то побывал. Возможно, вчера. Он растерялся, а потом, взглянув на Умберто, вспомнил: они в одной команде, они связаны.
        А Умберто умел охотиться.
        «И зачем только капитан послал меня с ним? - подумал пересмешник, досадливо хмуря брови. - Я не моряк, не следопыт, я… от меня нет никакой пользы. Он и сам бы справился с этим заданием».
        Умберто огляделся по сторонам, что-то высматривая и - Хаген готов был поклясться, что ему не показалось, - вынюхивая. Не прошло и минуты, как он обнаружил искомое и без промедления ринулся в густые заросли, даже не обернувшись, чтобы проверить, не отстает ли напарник. Хаген не отставал, хотя колючие ветви царапали ему лицо и цеплялись за одежду. Он не сразу понял, что на самом деле помощник капитана ведет его по тропе - совсем узкой, едва заметной и все-таки предназначенной для людей или магусов, а не каких-то других живых существ.
        Тропа вывела их на вершину холма, и вскоре густые заросли сменились редкими кустиками высотой едва ли по колено; они словно миновали живую изгородь, которую кто-то высадил вдоль всего берега.
        - Ты погляди! - Умберто остановился так неожиданно, что Хаген на него налетел и чуть не сбил с ног. - Да тут и впрямь кто-то живет!
        Перед ними была маленькая и очень старая хижина, покосившаяся и вросшая в землю. Поодаль виднелся столь же убогий сарай из трухлявых досок; за его хлипкой стеной блеяла коза. Вновь переведя взгляд на хижину, Хаген успел заметить, как в темном провале окна мелькнула тень.
        - Эй, хозяева! - Умберто бесцеремонно перепрыгнул через плетень и отворил дверь, но за порог без разрешения не шагнул. - Есть кто живой?
        - Пощадите! - пискнул кто-то в ответ. - Не убивайте!
        - …Нет, ты мне объясни - что в нас такого страшного? - спросил Умберто, улыбаясь. - Неужели мы похожи на бандитов? Ты просто глупый маленький птенчик, Дэззи. Бандиты выглядят совсем по-другому.
        Щуплая девушка, совсем еще ребенок, шмыгнула носом. Она действительно напоминала выпавшего из гнезда птенца, может, вороненка: взъерошенные темные волосы, блестящие черные глаза, тонкие черты лица. Дэззи была дочерью рыбака из Ямаоки, в прошлом богача, а ныне - отшельника. Три года назад он увидел во сне Эльгу-Заступницу, которая велела ему поселиться на необжитом берегу, чтобы искупить какой-то грех - слишком постыдный, чтобы Дэззи смогла внятно объяснить двум незнакомцам, в чем же он заключался. С точки зрения Хагена, ее отец совершил куда более серьезный грех, вынудив всю свою семью поселиться в убогой хижине, - его жена и двое младших сыновей этого испытания не выдержали. Дэззи выглядела вполне здоровой, хотя что-то в выражении ее лица вызывало у Хагена смутную тревогу.
        - И вы тут живете совсем одни? - недоверчиво спросил Умберто. - Никто вас не навещает?
        - Отчего же, - ответила девушка и снова шмыгнула носом. - К нам постоянно приходят гости из моря.
        - Гости из моря? - Тут помощник капитана удивился по-настоящему. - Это какие же гости?
        - Они похожи на медуз, - спокойно сказала Дэззи. - И на осьминогов.
        «Все понятно, - подумал Хаген. - Она просто чокнутая».
        Ничего удивительного в этом не было - от такой жизни он бы и сам сошел с ума за месяц-другой. Ну что ж, по крайней мере, им удалось установить, что этот берег острова все-таки обитаем и что причал построили вовсе не таинственные слуги капитана-императора.
        Пересмешник вздохнул и вышел из хижины.
        Последний луч заката мелькнул над горизонтом и пропал; узкая полоса розового света погасла. Видимо, им стоит задержаться здесь на ночь, а утром продолжить поиски. Тишина больше не казалась Хагену зловещей, и он даже не встревожился, ощутив легкий укол в шею.
        А через пару секунд понял, что это был вовсе не комариный укус.

* * *
        - Ты превосходно справился с первым заданием, - сказал Пейтон. - Скоро я подготовлю новое. А пока что возьми вот это. Скоро я объясню тебе, как применять кое-какие знания на практике.
        Хаген растерянно посмотрел на вещь, которую вручил ему дядюшка. Плоский футляр, внутри - пять тонких и длинных деревянных трубочек. Что это такое?..
        - Осторожно, они заряжены, - предупредил Пейтон. - Хоть там всего лишь цирреан, тебе вряд ли захочется проваляться несколько часов неподвижным, как бревно.
        Цирреан - слабый яд, убить им можно разве что старика, ребенка или тяжелобольного человека. Это Хаген прекрасно помнил, но все равно не понимал, зачем дядя дает ему такое… оружие?
        - Мы, пересмешники, всегда избегали кровопролития, - проговорил старший магус, будто прочитав мысли племянника. - Для этого есть кланы Скопы, Орла и Ястреба. И, как ты теперь знаешь, мы делаем свою работу незаметно и очень тихо, поэтому убийство - не тот поступок, на который мне хотелось бы тебя подвигнуть. Однако бывает так, что незаметно уйти не получается…
        - Я понял, - севшим голосом проговорил Хаген. - Но там точно цирреан?
        Дядюшка лишь плечами пожал:
        - Если не веришь, просто перезаряди их сам.
        Хаген верил, но последовал совету - на всякий случай.
        - Трисса, ты здесь?
        В заброшенном саду было тихо и пусто, только ветер шуршал в ветвях.
        - Трисса!
        Никто не откликнулся, но Хаген вдруг различил в шелесте листвы звук совсем иного рода - тяжелый вздох. Пересмешник шагнул вперед, и кузина вышла ему навстречу из-под сени старой вишни, чьи ветви опускались почти до земли. Трисса была в своем любимом красном платье, но нынче вечером оно лишь подчеркивало ее болезненную бледность.
        - Что ты здесь делаешь? - спросил Хаген. - Дома все уже обыскались, переживают…
        - Тебе не стоило сюда приходить, - негромко проговорила девушка. - Это место мое, оно знает слишком много моих секретов. Уходи!
        - Надо было прятаться лучше, - возразил молодой пересмешник. - И вообще ты сама меня сюда привела, помнишь? В тот день, когда…
        - Когда мы подглядывали за работой Тео, я помню! - перебила Трисса. - Ты… - Она судорожно вздохнула, шагнула к нему. - Как ты смеешь произносить его имя?!
        Хаген ожидал пощечины, но не дождался. Ярость и боль во взгляде Триссы превратились в отчаяние, ее плечи вздрогнули, и спустя миг девушка разрыдалась в голос, не сумев больше сдерживаться. Поначалу растерявшись, Хаген обнял ее, погладил по волосам. Трисса плакала и никак не могла остановиться; сквозь рыдания пробивался невнятный лепет о какой-то душе города и о том, что теперь у Фиренцы нет будущего.
        Он ничего не понимал. Он просто хотел ее утешить, она в этом утешении и впрямь нуждалась, и они даже не осознали, в какой миг дружеское объятие превратилось в нечто большее.

* * *
        Хагена привели в чувство, вылив на голову ведро ледяной воды. Он попытался вскочить, но лишь беспомощно задергался, как невзначай сиганувшая на палубу летучая рыба. Его руки и ноги были крепко связаны; перед глазами стоял туман, в котором мельтешили черные точки.
        - Проснулся, крабий корм?
        Голос был мужской, как и потрепанные сапоги прямо перед лицом. Пересмешник кое-как сел, тряхнул головой. Его отравили каким-то слабым ядом, который вызвал потерю сознания… на час? Два? Интересно, помощь уже в пути, или расстояние помешает «Невесте ветра» и Крейну понять, что они не просто заночевали под кустом, а попали в беду?
        Туман все никак не рассеивался, зато слух и обоняние Хагена усилились. В полумраке смутно белела рубашка Умберто; напарник пересмешника был все еще без сознания или, возможно, очень хорошо притворялся. Они находились в погребе, темном и сыром, заставленном какими-то ящиками и бочками. Хаген сделал глубокий вдох, и его замутило от невообразимой вони. Едва не вывернувшись наизнанку, магус понял, что чудовищный запах ему знаком - он ощущался, хотя и не так сильно, в «Веселой медузе». Им пропахла одежда Гарона и сам Гарон.
        В бочках хранился звездный огонь.
        Шорох. Неуклюжая поступь человека, отвыкшего ходить по твердой земле. Хриплый кашель. Трое мужчин. Дэззи, по всей видимости, осталась наверху. Проклятая девчонка обвела их с Умберто вокруг пальца при помощи какой-то несусветной чуши о вещих снах и меррах…
        - Кто вы? - спросил Хаген. - Что вам от нас нужно?
        - Вот ты мне сам на этот вопрос ответь, крабий корм! - скрипучим голосом произнес один из незнакомцев, схватил Хагена за шиворот и приподнял. Рубашка угрожающе затрещала. - Откуда вы взялись? Кто такие? Говори, если не хочешь, чтобы твоему другу пришлось худо!
        Пересмешника швырнули на пол, а второй бандит со всей силы пнул Умберто; моряк глухо застонал, но не пошевелился.
        - Мы пришли из порта на лодке, - начал Хаген и умолк, сообразив, что говорит не своим голосом. Наверное, его лицо тоже непроизвольно изменилось, пока он лежал без сознания. Дядя Пейтон был бы недоволен своим учеником. - Мы попали сюда случайно.
        - Случайно?! Да кто тебе поверит, ты…
        Дальше ругательства хлынули сплошным потоком, из которого Хаген понял лишь одно: некий «хозяин», как только ему станет известно о случившемся, подвергнет их страшным пыткам, поэтому лучше во всем сознаться немедленно. Вероятно, незнакомец изо всех сил пытался его запугать, но эффект получился обратный - Хаген вдруг почувствовал, что страх отступает.
        Капитан не оставит их в беде. «Невеста ветра» придет на зов…
        - Я бы не стал на твоем месте ждать, что капитан примчится на выручку! - вдруг сказал Первый с усмешкой. - Хозяин появится быстрее!
        …Или не придет?
        В самом деле, понимает ли фрегат разницу между настоящим сном и одурманенным сознанием? Оставалось лишь надеяться, что понимает. Чтобы их убить, бандитам не понадобится много времени. Впрочем, они явно намерены показать своих пленников загадочному «хозяину», а это значит, что убивать пока что никого не будут.
        Хаген приободрился.
        - Постой-ка! - вдруг сказал Третий, до сих пор предпочитавший держаться в углу, подальше от своих товарищей. - Я их знаю!
        «Это еще что такое?..»
        - Они же… кракен меня раздери! Джед, мы нарвались на людей Крейна!
        - Крейна с «Невесты ветра»? - недоверчиво переспросил Первый. - Ты уверен?
        - Еще как! Вот этого звать Умберто, он на «Невесте» служит первым помощником. Я его рожу хорошо запомнил!
        «Заступница, - с ужасом подумал Хаген, - да ведь это же Грейди!»
        - Рожу, значит? - подал голос помощник Крейна. Похоже, он и впрямь только притворялся. - А ведь я жалел о том, что с тобой случилось, дубина. Капитан все правильно…
        - Заткнись! - запальчиво выкрикнул Грейди. - Ублюдок мне всю жизнь испортил! Я убью его, слышишь?
        - Капитан уже боится, - сочувственным тоном проговорил Умберто. - Твой пепел рассыпать над морем или просто удобрить им какой-нибудь огород?
        Грейди рванулся к Умберто, но Джед охладил пыл напарника простым и проверенным способом - хорошей затрещиной. Троица бандитов посовещалась - так тихо, что Хаген ничего не услышал, - и Второй, оставшийся безымянным, поднялся наверх. Видимо, его послали к «хозяину», сообщить о поимке шпионов. «Они не матросы, они не в команде, - понял Хаген. - Их просто наняли». Он не смог бы объяснить, откуда взялась эта догадка, но не сомневался, что она верна.
        - Недолго вам тут валяться, - сообщил Джед. - Не ждите помощи от Крейна. Наш хозяин…
        - Ой-ой, как же я боюсь вашего хозяина… - дурашливо взвыл Умберто. - Вашего стра-а-ашного хозяина, который для каких-то загадочных дел набрал банду паленых придурков и отправил их на пустынный берег, сидеть в погребе и ждать у моря погоды…
        Джед глухо зарычал и пару раз пнул Умберто куда попало, потом взял себя в руки и отошел, не сказав больше ни слова. Помощник Крейна едва сдержал стон. Воцарилась тягостная тишина, которую нарушал только хриплый кашель. Хаген лег на бок, притянул колени к груди; зрение постепенно восстановилось, но вокруг было так темно, что ему не сразу удалось рассмотреть своих тюремщиков. Грейди сильно похудел и отрастил неряшливую бороду, взгляд у него сделался затравленный; Джед оказался широкоплечим громилой с грубыми чертами лица, сломанным носом и копной нечесаных темных волос. Оба выглядели так, что в более-менее приличную таверну их в жизни бы не пустили. Пересмешник мысленно возблагодарил клановых богов-супругов за то, что внезапное проявление слабости - а перемена обличья во сне считалась в семействе Локк позорным признаком слабости и, что еще ужаснее, старости - на этот раз пришлось как нельзя кстати.
        В какой-то момент Умберто попытался ослабить веревки, но Джед это заметил, перепроверил узлы и затянул их как следует. Помощник Крейна прошипел какое-то ругательство в адрес бандита, однако тот лишь криво усмехнулся в ответ. Хаген закрыл глаза. Время тянулось мучительно медленно, словно густая смола. Пересмешник лежал и ждал; поскольку тело еще не до конца справилось с ядом, он то и дело проваливался в сон - или в воспоминания, похожие на сон. Он видел перед собой дядюшку Пейтона, который укоризненно качал головой; он звал Триссу, которая исчезла без следа, как исчезает предрассветный туман; он точно знал, что может умереть, и почему-то не боялся. Только жалел, что так и не узнает ответов на некоторые вопросы.
        А потом наверху послышались легкие шаги, и знакомый голос позвал:
        - Джед!
        Громила, до сих пор сидевший на каком-то ящике, поднялся и с хрустом расправил затекшие плечи. Грейди взглянул на своего предводителя с собачьей преданностью. Джед сказал:
        - Ты тут последи…
        Они остались втроем.
        Хаген искоса взглянул на Умберто: помощник капитана сидел, боком привалившись к штабелю ящиков и уронив голову на грудь. Похоже, он задремал. «Проснись!» - мысленно позвал пересмешник. Где-то возле берега пряталась маленькая лодка, навигатором которой на время стал Умберто, а матросом - Хаген, - значит, между ними сейчас должна была существовать особая связь. «Да проснись же ты!» Хаген жалел, что не может поступить, как Крейн, - дернуть разок за связующую нить, и дело с концом.
        Умберто медленно поднял голову. Их взгляды встретились.
        - Эй, не болтать! - торопливо прикрикнул Грейди, но испугался он зря - они и не собирались разговаривать друг с другом. Умберто потянулся, словно сытый кот, - и не заметишь сразу, что руки связаны, - и сказал добродушно, по-приятельски:
        - Что, несладко тебе пришлось?
        Бывший матрос «Невесты ветра» недоверчиво взглянул на первого помощника и нахмурился, а затем нехотя ответил:
        - Да уж… а ты как думал? Если бы не хозяин, подох бы давно… без гроша в кармане, да в чужом порту, где каждая собака знает, что я проспал отплытие…
        Умберто кивнул, безмолвно соглашаясь. Он даже не взглянул на Хагена.
        Пересмешник стиснул зубы.
        - И как же тебя угораздило? - продолжил участливые расспросы помощник Крейна.
        - Веришь, не знаю. Как будто околдовал кто-то… все ведь пили, и ты тоже? Но только я уснул, как будто умер!
        Хаген закрыл глаза.
        - Умберто, скажи мне! - Грейди вдруг подсел ближе к моряку и перешел на сбивчивый шепот. - Отчего капитан не созывает всех перед отплытием? Ему же это ничего не стоит - рявкнуть на матросов разок, в мыслях, и все дела. Прибегут, да что там - приползут! Отчего он так не делает, а? Я бы успел… я бы пришел… обязательно пришел…
        Джед хорошо затянул узлы, но рассчитал их на человека, а не на магуса из семейства Локк. Дядюшка Пейтон, взявшись за обучение племянника всерьез, время от времени оставлял его связанным в запертом кабинете, наедине с тикающим механизмом, который через некоторое время срабатывал, заполняя помещение газом - вдохнув его, можно было покрыться язвами с ног до головы. Это упражнение в конце концов наскучило обоим - уж слишком хорошо и быстро Хаген с ним справлялся.
        Когда веревки упали на пол, ему понадобился всего один удар.
        - Ух ты! - только и сказал Умберто, когда Грейди рухнул на землю как подкошенный. На лице бывшего матроса застыло удивление. - Красиво, я так не умею. Убил?
        - Нет, - проворчал Хаген. - Вернемся - научу. Повернись…
        Нож у него забрали, а узлы на запястьях Умберто были затянуты накрепко; магус разодрал пальцы в кровь, пока освобождал товарища. Когда руки молодого моряка оказались свободны, он оттолкнул Хагена и веревки на ногах распутал сам, быстро и легко. Заметив, что пересмешник нахмурился, он с улыбкой прошептал:
        - Вернемся - научу.
        Сверху раздался голос Джеда - он то ли услышал странный шум, то ли просто проверял:
        - Эй, что там у тебя?
        - Все в порядке! - ответил Хаген голосом Грейди, даже не успев сообразить, что делает. - Все хорошо!
        Умберто дернул его за рукав, словно предупреждая: «Не перестарайся!» - однако встревожился он зря. Послышался женский смех, и Джед произнес что-то неразборчивое. Улучив момент, они быстро поднялись по ступенькам наверх и легко расправились с парочкой, уделявшей друг другу слишком много внимания. Вскоре беглецы осторожно пробирались к побережью, прячась за невысокими кустами на тот случай, если поблизости окажется еще кто-нибудь из людей загадочного «хозяина». Близился рассвет, но пока что тьма им помогала, да и судьба сменила гнев на милость - ни один камень не сдвинулся с места у них под ногами, ни одну ночную птицу они не спугнули.
        Их лодочка нетерпеливо танцевала на волнах.
        - Быстрее! - шепнул Умберто и потащил товарища за собой. - Надо сматываться отсюда, пока не появился их хозяин, кем бы он ни был!
        Он как в воду глядел: стоило им, мокрым и измученным, забраться в лодку, как из-за мыса показался фрегат - темная громада на фоне светлеющего неба. Хаген почувствовал, что дрожит. Лодочка понеслась, будто за ней погнался сам Великий Шторм, но разве могла она сбежать от настоящего, большого рыбокорабля под всеми парусами?..
        - Догонят! - сказал оборотень.
        Умберто его услышал не сразу, а потом посмотрел за корму и, бесстрашно пожав плечами, вновь устремил взгляд прямо по курсу, хотя там не было ровным счетом ничего интересного. Конечно, неизвестный фрегат не смог бы преследовать их по мелководью, да только лодка и сама не слишком приближалась к берегу - слишком много там было отмелей и острых рифов. Маленькая и верткая, она не рисковала застрять, но скорости это ей не прибавляло. Все просто, понял Хаген: их заставят свернуть с большой глубины в этот лабиринт подводных скал, а потом преследователи выпустят собственные лодки - и им конец. Силы покинули пересмешника; он съежился на корме и приготовился к смерти.
        И много ли радости с того, что потом за него страшно отомстят?..
        - Эй, выше нос! - негромко позвал Умберто. - Нас пока не поймали.
        - Пока… - многозначительно повторил магус. - Как я погляжу, мое общество уже не так тяготит тебя?
        Умберто добродушно рассмеялся и махнул рукой.
        - Нет, ответь! Я хочу знать!
        - Да угомонись ты! И вообще лучше подумай о том, что скоро мы увидим капитана в гневе.
        Не успел Хаген спросить, с чего Умберто так решил, как из-за скалы показались зеленые паруса «Невесты ветра». Выходит, Крейн все-таки сразу понял, что с его «разведчиками» произошло что-то нехорошее, и отправился к ним на помощь сам. Пересмешник взглянул на фрегат, готовый к бою, и про все забыл. Раньше он видел «Невесту ветра» со стороны только в те моменты, когда она вела себя спокойно и мирно - у причала или на рейде, сонная и спокойная. А теперь перед ним было совсем другое существо, грозное и могущественное, рядом с которым их лодочка казалась особенно маленькой и беззащитной, Хаген невольно залюбовался.
        Преследователей теперь можно было не бояться: слугам неведомого «хозяина» следовало подумать о сохранности собственных шкур.
        - Эх! - Умберто с непритворной досадой хлопнул ладонью по корпусу лодки. - Пропустим потеху, искусай меня медуза! Все из-за тебя, оборотень… Слушай, верни свое лицо, а? Неудобно же. Смотрю на тебя, а вижу Корноухого - точнее, кого-то очень на него похожего. Голова кругом от такого.
        «Верни свое лицо…»
        - Да-да, конечно, - сказал пересмешник и на несколько секунд спрятал лицо в ладонях. - Сейчас лучше?
        - Привычнее, - с ухмылкой ответил Умберто. - Так-то мне твоя физиономия все равно не нравится. Просто кулаки чешутся… сам не знаю почему.
        Пересмешник криво усмехнулся и ничего не сказал.
        «Невеста ветра», полностью оправдывая свое название, летела над волнами. Хаген попытался представить, что сейчас делает Крейн, - и не смог. Образ капитана в его сознании объединился с фрегатом, и невозможно было разделить магуса и корабль. Это сам Кристобаль Фейра мчался навстречу врагу, это его паруса полнились ветром и изумрудно блестели в рассветных лучах. На краткий миг Хаген даже увидел происходящее глазами фрегата - и вернулся в свое тело, дрожа от ужаса.
        - Привыкнешь, - коротко бросил Умберто, лишь мельком взглянув на товарища. - И не такое бывало. У других капитанов проще, но… а, о чем я? Как только жаловаться начнешь хотя бы самому себе, капитан почувствует - и пригласит поговорить по душам.
        - А потом - прогуляться за борт?
        - Не смешно. Оставаться на борту могут только те, кому там хорошо. Держать насильно тебя никто не станет, не сомневайся.
        - Да не сомневаюсь я… Просто все это слишком уж сложно.
        - А чего ты хотел? - рассмеялся Умберто. - Когда сам отвечаешь за себя, всегда проще - по крайней мере, если ты из тех… гм… людей, которые не пытаются перекладывать вину за свои ошибки на чужие плечи. Но если ты знаешь, что от тебя зависит чужая жизнь, все меняется.
        Хагену показалось, что эти слова произнес вовсе не Умберто, а сам Крейн.
        - Послушай, я вот хотел спросить: отчего капитан и в самом деле не созывает всех, кто на берегу, к отплытию? Ведь тогда никто бы не опаздывал.
        Моряк хитро прищурился.
        - А то ты не знаешь? - Хаген покачал головой. - Ну-у, не разочаровывай меня.
        - Он не хочет следить за нами? Поэтому дает свободу?
        - Почти, - Умберто посмотрел на «Невесту ветра», потом вновь перевел взгляд на напарника. - Другие капитаны именно так и поступают; они, возможно, посчитали бы Крейна лентяем. Но подумай: полагаясь на капитана в такой мелочи, а потом и в других вещах, не разучишься ли ты думать и принимать решения? «Невеста» нас объединяет, да, - но у каждого остается право выбирать… и право на ошибку. О-о, смотри, смотри туда! Увидеть такое представление удается лишь немногим!
        «Невеста ветра» и незнакомый фрегат сошлись, и тут Умберто ждало разочарование: они не стали таранить друг друга, а, сцепившись крючьями, закружились в жутковатом танце. Хаген знал о морских сражениях достаточно, чтобы понять, насколько происходящее необычно, - ведь для того, чтобы сразиться врукопашную, сначала нужно обездвижить корабль противника.
        - Проклятье… - пробормотал Умберто. - Кому-то невтерпеж подраться.
        И желание это, по всей видимости, было обоюдным.
        Лодочка сдвинулась с места; если раньше они думали, что придется выждать, пока окончится противоборство фрегатов, то теперь оба моряка торопились на борт. Умберто устремил взгляд туда, где разгорелась схватка, и как будто мысленно подгонял лодку, которая и так неслась изо всех сил. Хаген, несмотря на усталость, тоже ощутил азартное желание поскорее ввязаться в драку.
        Когда они забрались на борт, битва была уже в самом разгаре. Хаген мельком увидел, как Крейн сражается с высоким темноволосым человеком, чье лицо показалось пересмешнику ~знакомым~, хотя они совершенно точно не ~встречались до этого дня~.
        Потом кто-то бросил Хагену саблю, и он бросился в атаку. Он кричал, рубился с чужими матросами так, словно каждый из них был его личным врагом. Когда вымотанный бессонной ночью пересмешник начал терять силы в ожесточенном бою, «Невеста ветра» помогла ему.
        - …Хаген? Эй, Хаген, ты меня слышишь?
        Магус выронил саблю и, не обращая внимания на того, кто его звал, отошел к фальшборту. Упал на колени, спрятал лицо в ладонях; его мутило, пустой желудок скрутился узлом, а рот наполнился желчью. Раньше ему приходилось сражаться и убивать, но в этот раз все было по-другому.
        Он был кем-то другим. Он не был собой. Мышцы ныли, запястье правой руки грызла сильная боль; расходуя силы, он едва не перешел ту границу, за которой поджидает Великий Шторм со своими крабами. Почему? Что случилось? Что изменилось?
        Пересмешник знал ответ, хоть и не хотел в него верить.
        - Ты не ранен?
        Он с трудом поднял голову; рядом стоял Сандер. Пересмешник оглядел себя и прислушался к своим ощущениям.
        - Нет… это чужая кровь. А где Умберто?
        Сандер неопределенно махнул рукой и убежал. Оглядевшись, Хаген увидел помощника капитана - тот склонился над раненым матросом и о чем-то его спрашивал. Сам он, судя по всему, не пострадал.
        В голове у пересмешника немного прояснилось. Он медленно поднялся с колен, и тут над палубой раскатился голос Крейна:
        - Умберто, Хаген - ко мне!
        В памяти тут же всплыли слова, недавно сказанные Умберто: «Скоро мы увидим капитана в гневе». Судя по тону феникса, так оно и было. Пересмешник повернулся, превозмогая чувство, неприятно напоминавшее страх.
        Крейн уставился на него с легкой растерянностью.
        - Что такое? - спросил пересмешник. Голос его был тем же, что всегда - но, быть может, он в беспамятстве снова изменил лицо? Хаген поднял руку, ощупал себя и обнаружил кое-что… неожиданное. Определенно Безликая-безымянная сейчас смеялась над ним от всей души, если таковая у нее была.
        Крейн тряхнул головой, что-то пробормотал себе под нос и продолжил прежним уверенным тоном, в котором, впрочем, поубавилось гнева:
        - Хаген, захвати ведро воды и иди в большую каюту. Умберто, мне придется немного… отвлечься. Будь начеку. Эсме осталась в Ямаоке, так что позаботься о раненых, пока мы их туда не довезем.
        - Слушаюсь, капитан, - с готовностью ответил помощник и, взглянув на Хагена, вопросительно вскинул бровь - увиденное изумило его не меньше, чем капитана.
        Выругавшись, пересмешник отправился за водой.
        - …Без сомнения, очень удивлен нашей встречей.
        Войдя в большую каюту, Хаген занял место в углу, чтобы не мешать. От качки из полного ведра в его руках вода выплескивалась на ноги и на пол, где исчезала, впитываясь в лжеплоть. Зачем Крейну понадобилась вода? Зачем Крейну понадобился пересмешник? Любой матрос мог ему помочь с таким нехитрым делом.
        Напротив феникса сидел тот самый темноволосый мужчина, с которым он сражался на палубе «Невесты ветра». Ощущение, что они уже встречались, испарилось без остатка; теперь Хаген не сомневался, что видит этого человека - впрочем, человека ли? - впервые, как и присутствовавшего при разговоре юношу, чьи глаза от страха вот-вот должны были вылезти из орбит. Он сидел в другом углу, прижав колени к груди.
        - Я скорее обрадован, - сказал темноволосый, не сводя глаз с капитана и бесстрашно улыбаясь. - Я ждал нашей встречи, но опасался, что за тобой придется гнаться через семь морей.
        Руки пленнику связали так крепко, что Хаген убедился в справедливости своей догадки: перед ним был не человек, а магус.
        По всей видимости, орел.
        По красивому и надменному лицу стекали капли пота, на рубашке темнела кровь. Он был ранен, и не раз. В памяти Хагена что-то зашевелилось, поплыли рыбы-воспоминания: во время боя он не мог глазеть по сторонам, но все-таки успел заметить, что этого незнакомца брали в плен, задавив числом, и во многом благодаря нечеловеческой силе Бэра. Феникс мог победить орла, сражаясь один на один, лишь прибегнув к той силе, демонстрировать которую на глазах у целой команды враждебно настроенных зрителей не следовало.
        - Выходит, я невольно оказал тебе услугу? Рад, очень рад, - сказал феникс таким тоном, словно поддерживал светскую беседу. - Итак, какими судьбами императорского наместника занесло в такую глушь? Мы ведь оба понимаем, что Ямаока очень далеко от Тейравена.
        Тейравен! Хаген наконец-то понял, с кем имеет дело.
        И встревожился.
        Эйдел Аквила рассмеялся:
        - Ты не хуже меня знаешь, Кристобаль, что должность наместника - всего лишь почетная ссылка. Я даже рискну предположить, что тебе известно, за какие именно… заслуги меня так наградили. Но это не важно. Я долго страдал, сидя в той дыре, однако теперь все изменилось.
        - Император дал тебе новое задание, - невозмутимо проговорил Крейн. - Предоставил возможность заслужить прощение. Должно быть, он поручил тебе что-то очень непростое, очень опасное.
        - О да. Я многое успел сделать. Лишь с последним пунктом оплошал.
        - Не поймал одного из самых известных морских бандитов, да. - Феникс усмехнулся. - Погоди-ка… Последний пункт? А знаешь, это обидно. Я-то считал себя угрозой номер один для его величества капитана-императора. Ну, в крайнем случае номер два, после Звездочета.
        Хаген закрыл глаза и увидел перед собой Ризель. Он вспоминал о ней всякий раз, когда заходила речь о капитане-императоре, но сейчас не просто вспомнил, а всем телом ощутил исходящую от нее молчаливую силу. Она была словно туго натянутая тетива стреломета, готового выстрелить в любой момент…
        Стрела была нацелена ему прямо в сердце.
        Всхлипнул перепуганный юнец в углу; Хаген встряхнулся и навострил уши. Его сюда позвали не зря. Вот-вот должно случиться что-то важное.
        - Впрочем, - продолжил Крейн, - ты упустил свою награду. Добыча поймала охотника.
        - Будет и другой шанс, - ответил Аквила, ухмыльнувшись. - Ведь ты меня отпустишь. Значит, мы обязательно встретимся.
        - Отпущу? - переспросил феникс с напускным изумлением. - Это почему же?
        - Всем известно, что капитан Кристобаль Крейн не добивает побежденных, - ответил Аквила. - Кто-то говорит, он следует некоему кодексу чести - старомодному, заметим. Кто-то считает это признаком слабости. Мне, если честно, все равно. - Он небрежно пожал плечами. - Так или иначе, я точно знаю, что выберусь отсюда живым. И даже здоровым, раз уж ты любезно прихватил с собой моего целителя.
        Так вот кем был этот юноша…
        - Твой целитель умеет выращивать отсеченные конечности? - уточнил Крейн.
        У Хагена зашевелились волосы на затылке, но Аквила спокойно ответил:
        - Вот и проверим.
        Крейн откинулся на спинку стула, склонил голову набок.
        - Что ж, тогда начнем, - произнес он ровным голосом. - Я бы хотел услышать от тебя, откуда взялась дрянь, отравившая воду в Ямаоке. И, разумеется, как с нею бороться.
        - Да-да, разумеется… - Аквила запрокинул голову и замолчал, глядя в потолок каюты, словно собираясь с мыслями. Потом резко перевел взгляд на Крейна и спросил: - Кристобаль, а ты не слишком торопишься? В прошлый раз мы толком и не поговорили.
        - В прошлый раз ты был негостеприимен, в отличие от наших предыдущих встреч. - Крейн коснулся шрама на правой щеке. - Должен заметить, ты долго терпел. Я был уверен, что ты нарушишь слово еще до того, как… Впрочем, сейчас речь не об этом. Яд, Эйдел. Как нам быть с этой полуживой штуковиной, которую вы с капитаном-императором вытащили из какой-то древней дыры?
        - Ты начинаешь терять самообладание, Кристобаль, - заметил Аквила, не скрывая издевки. - Смотри не вспыхни, как в Лэйфире. Или в… ну, ты знаешь, о чем я.
        Из своего угла Хаген мог разглядеть лицо орла лишь в те моменты, когда тот поворачивал голову влево, зато Крейн был как на ладони. «Интересно, - подумал пересмешник, увидев на лице капитана знакомое выражение ледяного спокойствия, свидетельствовавшее о противоположных чувствах, - этот Аквила хотя бы догадывается, с какой опасностью играет?»
        «Не вспыхни, как в Лэйфире». Похоже, он не просто догадывается, а знает больше, чем сам Хаген. Что же там случилось на самом деле, в этом Лэйфире?..
        Крейн молчал.
        - Я знаю, - продолжил Аквила, подавшись вперед, насколько позволяли связанные руки. - Я все видел, но молчал долгие годы, потому что мне бы не поверили - я запятнал свою честь, мое слово для капитана-императора значит меньше, чем вопль чайки-крикуна. Ты не оставил ни одной улики, но… Для кого-то десять лет ожидания - четверть жизни, а для магуса - досадное промедление, и не более того. Дети небес терпеливы, очень терпеливы. - Он чуть помедлил, потом многозначительно прибавил: - Как правило.
        Капитан «Невесты ветра» поднялся и подошел к окну. Он безмолвно стоял, упираясь рукой в стену. Хагену показалось, что по стене прошла рябь, словно по шкуре взволнованного зверя, но он находился слишком далеко и в каюте было слишком темно, чтобы сказать наверняка.
        - Да, - наконец проговорил Кристобаль Крейн тихим усталым голосом. - Я так и думал. Ты считаешь, что еще не проиграл, потому что сейчас все идет по твоему плану. Ты не боишься ни боли, ни смерти. Тебе нужна… улика. Что ж, получай.
        Аквила вспыхнул.
        Это было до того неожиданно и страшно, что пересмешник застыл с открытым ртом. Голос капитана донесся до него издалека:
        - Что стоишь, дубина?
        Тело пересмешника отреагировало быстрее, чем разум, - руки схватили ведро, выплеснули воду, а потом он бросился прочь из каюты наверх, к солнцу и чистому воздуху.
        Но запах паленой плоти нагнал пересмешника, и у фальшборта его вырвало желчью. Кто-то что-то спросил, он ответил невпопад. Даже вонь, сопровождающая трупоход, была не такой мерзкой, как этот липкий удушливый запах. Он не раз видел, как феникс сжигает дотла морских тварей, однако человек… магус… пусть даже совершенный мерзавец! Связанный по рукам и ногам!
        «Кто-то говорит, он следует некоему кодексу чести», - издевательски прозвучал в его ушах голос сожженного наместника Тейравена.
        Через некоторое время шум позади вынудил пересмешника оглянуться. Двое матросов тащили по палубе кого-то, закутанного в просторный черный плащ с капюшоном, а за ними шел светловолосый парнишка-целитель, с трудом переставляя ноги. Из-под плаща на миг выглянула обгорелая куртка, и Хаген опять ощутил дурноту. Он закрыл глаза, затаил дыхание, сосредоточился на главном: Кристобаль Крейн не убил Эйдела Аквилу. Кристобаль Крейн отпускает Эйдела Аквилу.
        Но почему?!
        В самом деле, фрегат Аквилы был отпущен на все четыре стороны вместе с выжившими матросами и самим наместником. Когда «Невеста ветра» подняла абордажные крючья и они с противницей направились в разные стороны, Крейн вышел на палубу и, негромко отдав несколько приказов, подошел к фальшборту и встал рядом с Хагеном.
        - Больше всего на свете я ненавижу лгать, - сказал он, устремив взгляд перед собой, - и тем не менее последние сорок лет моей жизни - сплошная ложь. Временами это невыносимо.
        - Могу себе представить, - сухо ответил пересмешник.
        Крейн усмехнулся:
        - Тебе-то самому не трудно постоянно врать?
        Хаген пожал плечами и невольно порадовался, что капитан по-прежнему на него не смотрит.
        - Почему я? - почти прошептал он. - Чтобы никто из матросов не увидел… правду?
        - Правда бывает некрасивой, верно? - вопросом на вопрос ответил Крейн и продолжил: - Он меня почти обставил. Он думал, я не стану рушить свою легенду и прибегну к другим средствам… Попрошу за него выкуп… Убью или искалечу… В последнем случае, кстати, он бы и впрямь ничего не рассказал. Орлы - на редкость упрямое и стойкое племя.
        - Но вы ее разрушили, капитан! - с внезапной горячностью проговорил Хаген. Он повернулся к Крейну, и тот, помедлив, перевел на него задумчивый взгляд разноцветных глаз. - Теперь все узн?ют, что Кристобаль Крейн - на самом деле Кристобаль Фейра! Что род пламенных фениксов не прервался! Что… да что же теперь будет?!
        Крейн улыбнулся. Улыбка была грустной.
        - Я скажу тебе, что будет. Мы вернемся в Ямаоку. Устраним грейну - так называется та штука, что отравляет воду, - тем способом, о котором мне любезно поведал Эйдел Аквила. Потом отправимся обратно в Кааму, чтобы ждать второго задания Лайры Арлини. Вот и все.
        - Капитан…
        - Да-да, я понимаю, что тебя беспокоит, Хаген. В этом мире нет ничего бесконечного. Рано или поздно правда все равно открылась бы. Время капитана Крейна подходит к концу, разве ты сам этого не чувствуешь?
        Пересмешник хотел возразить, но не нашел слов.
        - Без ложной скромности скажу, что ты стал участником интересной истории, - заметил Крейн. - Пусть даже под занавес. Будет о чем рассказать правнукам лет этак через двести.
        - Я бы предпочел через двести лет вспоминать с вами о былых годах за бутылочкой хорошего вина, - осмелев, сказал Хаген.
        Капитан снова отвел взгляд.
        - Не знаю… - рассеянно проговорил он. - Огонь вечен, пока горит. Что будет завтра или через двести лет? Пожар, уютный очаг, пепел? Не знаю…
        Они надолго замолчали. Хаген ощущал себя полностью сбитым с толку, а Крейн не считал нужным что-либо объяснять. «Невеста ветра» приближалась к гавани, рассекая серебрящиеся волны. Пересмешник осторожно выглянул за борт - у него кружилась голова от усталости - и увидел блестящие черные спины дельфов, которые почетным эскортом сопровождали фрегат. Интересно, что же разузнал капитан у своего пленника? Хаген хотел спросить Крейна об этом, но неожиданно для самого себя задал совсем другой вопрос:
        - Капитан, вы знали того, чье лицо…
        - Да, - перебил Крейн. - Да, я случайно познакомился с Маркусом Фиренцей лет двенадцать назад. В его лице мир потерял великого художника. Насколько мне известно, он все бросил после смерти своего… учителя. Но ты явно знаешь о Маркусе куда больше, чем я.
        Он устремил на пересмешника пристальный взгляд, и тот во второй раз за короткое время ощутил, что не может сказать ни слова. Точнее, слов было слишком много, они как будто толпились у него в горле и умирали от тесноты и удушья, так и не сорвавшись с губ.
        Впрочем, Кристобаль Крейн не ждал ответа.
        - Да, - сказал он, усмехнувшись, - как я и говорил, правда бывает некрасивой. Что ж, пусть прячется под маской, пока у нее есть такая возможность.
        На этом разговор завершился. Крейн занялся своими делами - о чем-то поговорил с Джа-Джинни, потом Умберто доложил ему о состоянии раненых, - а Хаген вскоре спустился в кубрик, где отыскал зеркало.
        Без спешки. Он знал, что увидит.
        Красивое лицо с тонкими чертами и изогнутыми бровями, правая выше левой. С жутким шрамом через лоб, переносицу и щеку, оставшимся после удара плетью, который содрал полосу кожи.
        То самое лицо, чью слегка огрубленную версию - и к тому же без шрама - он носил вот уже семь лет.

* * *
        Нами, поджидая их на пристани, нетерпеливо ходил кругами. Исподволь наблюдая за капитаном, Хаген почувствовал: Крейну не терпится поскорее спрыгнуть на причал. Но тот, кто рискнул бы так поступить, в лучшем случае отделался бы сломанными ногами. Поэтому магус не двинулся с места до тех пор, пока не перекинули трап. Хаген и Умберто спустились вместе с капитаном, следом за ними слетел и крылан.
        - В-вы что-то узнали? - От волнения правитель заикался. - У Эсме ничего не получилось. Бедная девочка даже расплакалась от бессилия! На вас вся надежда, капитан!
        - Соберите людей и направьте в горы - туда, где начинается водовод, - сказал Крейн без лишних предисловий. - Необходимо сделать так, чтобы вода не попадала в трубы, и тогда существо к исходу третьего дня издохнет само. Это все.
        - Все?! - ошеломленно повторил Нами. - Вы шутите, капитан? С таким страшным оружием нельзя справиться столь просто…
        Магус нахмурился:
        - Можно. Это никакое не оружие. Это полуживая машина, грейна. Она была создана воронами-алхимиками во времена Основателей и использовалась для очистки воды. Ее ниоткуда не привозили, а, скажем так, изменили. Она всегда была здесь, но тот, кто все это устроил, заставил ее нести смерть.
        - Полуживая машина… - повторил Нами с благоговением. - И мы никак не можем ее исправить?
        Крейн покачал головой:
        - Нет, об этом и речи не идет. Наших знаний не хватит - даже современные алхимики, скорее всего, ничего не смогли бы сделать. Это древняя вещь, уникальная вещь - и, увы, безвозвратно испорченная. Когда трубы водовода пересохнут, грейна исчезнет - так сказал мне посланец его величества. Он был немногословен, но не лгал, ручаюсь. Это все, что я смог для вас сделать, Нами. Посланец также сказал… - Крейн запнулся. - Он сказал, что противоядия не существует. Я сожалею.
        На лице правителя Ямаоки не отразилось даже тени той боли, которую он испытал, услышав последние слова Крейна, но его голос сделался совершенно безжизненным. Поблагодарив капитана «Невесты ветра», Нами поспешно ретировался, и Хагену показалось, что он, отвернувшись, украдкой вытер слезы.
        Крейн проследил за ним взглядом, потом повернулся к своим морякам:
        - Хаген, Умберто. Я должен попросить у вас прощения.
        «За что?» - хотел было спросить удивленный пересмешник, но Умберто его опередил.
        - За то, что сделали из нас приманку? - сказал он с добродушной усмешкой. - Не стоит, капитан.
        Хаген промолчал. Он смотрел на посеревшее от усталости лицо Крейна и думал, сколько человек - или магус? - может вынести и ради чего он сам пошел бы на такое.
        - Мы возвращаемся в Кааму? - спросил Джа-Джинни. - Ведь задание Лайры выполнено… или нет?
        - Тут неподалеку храм Заступницы, - вполголоса сказал Крейн вместо ответа. - В лазарете при храме Эсме лечит отравленных… то есть пытается лечить. Я собираюсь ее навестить. Если хотите, можете составить мне компанию.
        Улыбка тотчас же сползла с лица Умберто; он покачал головой и сослался на какие-то неотложные дела на борту. Джа-Джинни, не особо утруждая себя объяснениями, заявил, что хочет отдохнуть. А Хаген отчего-то растерялся и кивнул, хотя понимал, что следует отказаться.
        Крейн молча зашагал прочь; пересмешнику оставалось лишь последовать за своим капитаном. Храм и лазарет располагались в западной части порта - два мрачноватых здания со стенами из серого камня, густо увитыми плющом. Отчего-то Хагену сделалось не по себе, и он почти собрался сказать капитану, что подождет снаружи, как вдруг Крейн обратился к нему сам.
        - Полагаю, ты понимаешь, - сказал он негромко, - что Эсме не должна знать о произошедшем между мной и Эйделом Аквилой?
        - Я буду молчать… - ответил пересмешник так же тихо. - Но ведь, кроме меня, еще кое-кто знает о случившемся. Многие видели, как выносили Эйдела…
        - Да, - перебил Крейн. - Я понимаю, что все тайное рано или поздно становится явным. Просто еще рано. Я… не хочу, чтобы она узнала об этом сейчас.
        Пересмешник хотел спросить своего капитана, как же быть с целительской чувствительностью Эсме и ее способностью читать мысли с трех шагов, но тот уже толкнул дверь и шагнул через порог. За один лишь миг магус преобразился - расправил плечи, поднял голову, каким-то чудом избавился от усталости, сковывавшей движения, - и Хаген ничуть не удивился, когда увидел на лице Крейна знакомую полуулыбку.
        Они вошли в просторный зал с высоким сводчатым потолком; здесь было тихо и прохладно, лишь где-то снаружи ворковали голуби. На койках, расставленных вдоль стен, покоились люди, похожие на спящих, но их сон был слишком глубок и длился чересчур долго. Хаген шел, исподволь разглядывая восковые лица, запавшие щеки, проступившие под глазами синяки. Он никак не мог отделаться от ощущения, что все эти мужчины и женщины на самом деле мертвы.
        Две молоденькие эльгинитки, завидев неожиданных гостей, исчезли - словно растворились в холодном воздухе. Эсме, сидевшая рядом с одним из спящих, даже не пошевелилась, но Хаген почувствовал, как его сознания коснулось что-то легкое, нежное: целительница их заметила, просто не хотела отвлекаться. Крейн подошел к ней и остановился, терпеливо ожидая, пока девушка откроет глаза и посмотрит на него.
        Казалось, прошла целая вечность.
        - Не могу, - страдальчески морщась, произнесла Эсме. - Не получается.
        - Ну-ка, соберись! - скомандовал Крейн с притворной строгостью. - Что именно у тебя не получается?
        - Когда я исцеляю раненого или больного, то… скажем так, шью. Вижу прореху и зашиваю ее. Но в их сердце-сути нет прорех, все целое. Они здоровы. - Целительница взмахнула рукой, словно желая охватить весь зал и всех спящих. - Ну… в каком-то смысле здоровы. Их души блуждают в лабиринте и не могут отыскать выход. Если оставить все как есть, через некоторое время они начнут умирать от истощения.
        - Лабиринт, говоришь?
        Она кивнула:
        - Я вижу его начало. Но не знаю, смогу ли выбраться.
        - Да, это сложно, - проворчал Крейн и призадумался.
        Ни Эсме, ни Хаген не стали его отвлекать. Целительница машинально гладила лежащую поверх одеяла руку спящего, парня лет семнадцати. Его лицо казалось пересмешнику знакомым. Приглядевшись, он сообразил: перед ним Тэррон, сын правителя. Тот самый талантливый картограф…
        - Я попробую! - вдруг решительно произнесла Эсме и потянулась к сумке с чудодейственными снадобьями. - Надоело бояться, хватит!
        - Постой! - Хаген схватил ее за руку, и девушка уставилась на него с искренним изумлением. - Разве истинная смелость в том, чтобы очертя голову бросаться в бой? Ты всегда казалась мне рассудительным человеком.
        - Другого выхода нет, - возразила целительница. - Ты должен понять…
        - Он прав, - сказал капитан. - Форменное самоубийство. Я этого не допущу.
        - Но, капитан…
        - Слушай меня, - перебил Крейн. - Ты говоришь, что боишься не найти дороги из лабиринта? А если у тебя будет маяк, справишься?
        Целительница посмотрела на него с недоверием.
        - Наверное, да… хм… думаю, тогда бы у меня все получилось.
        - Уверена? - спросил магус. Поразмыслив совсем недолго, она кивнула - теперь и впрямь куда уверенней. - Тогда давай попробуем. Я и «Невеста», мы укажем тебе обратную дорогу.
        - Как?! - растерялась Эсме. - Ты же не целитель…
        - Я капитан. - Крейн добродушно усмехнулся. - И мой долг - вытаскивать своих людей из всяких дурацких лабиринтов.
        В глазах целительницы промелькнуло какое-то странное выражение, но уже в следующий миг она опустила голову и торопливо потянулась к сумке. Вытряхнув на одеяло ее содержимое, долго водила рукой над плотно запертыми флаконами - тронула черный, вздрогнула всем телом и схватила красный.
        Вздохнула - и выпила его залпом.
        - Присмотри, чтобы сюда никто не зашел, - попросил Крейн, вспомнив о существовании Хагена. - Я на тебя рассчитываю.
        Он встал за спиной Эсме и положил руку ей на голову, а пересмешник послушно отправился к двери. Но не успел он сделать и пяти шагов, как позади раздался странный звук, какое-то шипение.
        Обернувшись, Хаген увидел незабываемое зрелище.
        Целительница сидела неподвижно; по ее правой руке от локтя к кончикам пальцев струилось золотистое сияние, а левую она почему-то завела за спину. Лицо Эсме в эти мгновения казалось ослепительно красивым. Кристобаль Крейн преобразился по-настоящему: полыхающие крылья Феникса раскрылись, на миг взметнувшись до самого потолка, и сразу же простерлись над девушкой, словно желая ее защитить от всех опасностей в мире. Это было так прекрасно, что пересмешник невольно затаил дыхание: он готов был смотреть на них целую вечность, хоть и понимал, что поступает нескромно, все равно что подглядывая за парой, которая предается любви.
        Он не услышал, как открылась дверь.
        Он не почувствовал, как кто-то подошел и остановился рядом.
        - Заступница, как они прекрасны! - благоговейно прошептал Нами. В глазах правителя Ямаоки стояли слезы. - Я благодарен Пресветлой Эльге, что она позволила мне увидеть такое!
        Хаген понял, что не выполнил простейшей просьбы капитана и что за это ему влетит. Сделанного не воротишь; он готов был принять наказание, но грядущее не имело никакого значения. И еще пересмешник лишь теперь осознал, почувствовал, что значит быть пламенем. Огонь вечен, пока горит. Феникс полыхал, и полыхала правая рука Эсме, но оборотень вдруг заметил, что целительница хмурится. Чутье подсказывало ему, что излечение затянулось: никогда раньше Эсме не тратила на одного пациента так много времени. Неужели она не справится? В это не хотелось верить, но…
        Ее левая рука взметнулась, легла поверх правой - крест-накрест. Она тоже светилась, но по-другому: это черное сияние Хаген уже видел несколько месяцев назад на острове Зеленого великана, и тогда Крейну пришлось несладко. «Заступница, помоги! - подумал оборотень, ощущая легкую панику. - Она же не хочет убить парнишку?!» Он шагнул вперед, но тотчас же отступил: жар неземного пламени надежно защищал не только Феникса, но и тех, кто был рядом с ним.
        Два потока, черный и золотой, слились в один.
        Сердца двух невольных зрителей отсчитали едва ли с десяток ударов…
        Спящий задышал ровнее, на его щеках проступил румянец. Феникс поднял голову и безмолвно посмотрел на Хагена и Нами. Именно Феникс, не Кристобаль Крейн. На пепельном лице горели алым нечеловеческие глаза, чей немигающий взгляд был мудр и жесток; крылья были эфемерны, но их кажущиеся хрупкость и легкость обманули бы лишь безумца - это пламя могло сжечь что угодно. Эсме судорожно вздохнула и стала оседать на пол. В тот же миг огненное существо исчезло, уступив место Крейну, - он подхватил целительницу так бережно, словно она была хрустальной. Отыскав пустую койку, магус уложил на нее девушку; Нами в это время бросился к сыну - убедиться, что теперь тот просто спит.
        - Молодец, Хаген, хвалю, - сказал Крейн тихим безжизненным голосом.
        Пересмешник потупился.
        - Я н-никому не ск-кажу! - проговорил Нами, заикаясь. - К-капитан, моя жизнь принадлежит вам!
        - Не надо, Нами. - Феникс устало покачал головой. - Это ее следует благодарить, а вовсе не меня. Я всего лишь побыл некоторое время маяком.
        - Не будь на побережье маяков, ни один фрегат не справился бы с бурей, - возразил правитель. - Если бы я владел всеми сокровищами мира, то отдал бы их вам обоим без промедления, но… - Он вздохнул и развел руками. - Вы-то как раз и вернули мое самое дорогое сокровище с того света. Что мне сделать для вас, капитан? Пожалуйста, не отказывайте!
        Крейн усмехнулся.
        - Что ж, если так… - Он достал из-за пояса какую-то потрепанную тетрадь. - Собственно, я все равно хотел вас об этом попросить. В этих записях есть немало странностей… какие-то легенды, которые лично я услышал впервые… - При слове «легенды» в глазах Нами загорелся огонек. - Не могли бы вы прочесть это и подобрать в своем архиве какие-нибудь похожие истории? Пусть даже они будут самыми бредовыми…
        Он хотел сказать что-то еще, но целительница очнулась - огляделась, попыталась приподняться на локтях, но не хватило сил. Ее взгляд блуждал, лицо побледнело - и все-таки она хотела встать, словно кто-то невидимый подталкивал ее в спину. Крейн взял ее за плечи и заставил лечь обратно.
        - У меня получилось? - прошептала девушка. - Он проснулся?
        - Теперь просто спит, - сказал магус. - А тебе надо отдохнуть.
        - Нет-нет… - она упрямо нахмурилась. - Сначала я должна…
        - Спи! - Крейн немного повысил голос. - Я приказываю.
        Тотчас же глаза Эсме закрылись, и она уснула - будто провалилась в сон. Ее губы шевельнулись, но ни Хаген, ни Нами ничего не расслышали, а Крейн еле заметно улыбнулся.
        Когда Хаген вышел из храма, солнце уже садилось за горизонт. И пересмешник понял, что смертельно устал. Перед усталостью отступил даже голод, а ведь он ничего не ел почти сутки! «Потом, - решил магус. - Сначала я должен выспаться». Он еле успел добраться до «Невесты ветра», а в кубрике рухнул на койку, как будто умер, - и спал до самого утра.
        К счастью, без сновидений.

* * *
        - Где Трисса?
        Пейтон с явной неохотой оторвался от бумаг, которые усеивали весь стол.
        - Она уехала. А что?
        Хаген закрыл глаза, глубоко вздохнул. Шальная уверенность в своих силах, позволявшая ему входить в чужие дома столь же свободно и легко, как их хозяева, вдруг куда-то подевалась. Взамен пришло давно забытое чувство: когда-то он так же стоял перед Хеллери и слушал нотации… нет-нет, все было иначе! Пейтон ни разу не повысил голоса на воспитанника, ни разу не закричал. Но отчего в таком случае ему кажется, что, если добродушный дядюшка все-таки рассердится, кое-кому не сносить головы?
        - Что-то случилось? - спокойно спросил Пейтон. - Ты сегодня бледный. Не заболел?
        - Вы знаете, что случилось. Где Трисса, я хочу ее увидеть!
        - Мальчик мой… - Пейтон сокрушенно вздохнул. - Ну зачем ты начал этот разговор? Не проще ли было просто смириться и поверить, что так будет лучше для вас обоих? Ага, вижу - тебе сейчас очень хочется меня убить. Не советую. Присядь-ка и хоть ненадолго возьми себя в руки.
        Хаген рухнул в кресло и спрятал лицо в ладонях. Трисса исчезла так неожиданно, что он до сих пор не мог поверить - неужели это не кошмарный сон, а самая настоящая явь? Никто не отвечал на его расспросы, все отводили взгляды и молчали, укоризненно хмурясь. Они с Триссой считали - да чего уж там, были совершенно уверены! - что о встречах в старом саду не знает ни одна живая душа. Какая ошибка!.. Догадайся они сбежать, спрятаться… Что может быть проще для двух оборотней? Но теперь слишком поздно…
        - Я был добр к тебе все это время, я тебя разбаловал, - сказал Пейтон. - Нужно было каждый день напоминать тебе, что ты больно уж похож на кукушку. Сидеть! - Внезапная резкость тона подействовала на Хагена, словно оплеуха. - Мальчишка, дурак! Ты хоть подумал, что вы с Триссой - родственники? Да, не брат с сестрой, но все-таки родная кровь… Ты вообще хоть на мгновение подумал о ней, о ее будущем, о том, что можешь ей дать для счастья? Точнее, чего не можешь?
        - Я ее люблю, - угрюмо проговорил Хаген, не поднимая глаз.
        - Вот дурень… - презрительно бросил дядюшка Локк. - И моя дочь не умнее тебя. Вы наслаждались друг другом - а что стали бы делать, роди она ребенка с двумя головами? Молчишь? Тебе нечего сказать, потому что я прав.
        Он недолго помолчал, а потом сказал чуть мягче:
        - Наша кровь слишком ценна, чтобы обращаться с нею столь бездумно, Хаген. Да, я понимаю, чувства… но это пройдет. Хорошо, что удалось избежать последствий. И… пожалуй, я слишком многого от тебя требую. - Дядя подошел к племяннику, застывшему в нерешительности, и дружески похлопал его по плечу. - Иди-ка в город, прогуляйся. Ох, молодость! Хотел бы я оказаться на твоем месте - можно развлекаться, не думая о завтрашнем дне. Но меня ждут конторские книги… Иди, иди. Отдохни хорошенько!
        И на этом разговор закончился, а он опять не сумел спросить о самом главном.

* * *
        Как и следовало ожидать, «Невеста ветра» задержалась в Ямаоке из-за Эсме: капитан приказал ей беречь силы и отдыхать после каждого исцеления. Она, конечно, заупрямилась. Хаген с Умберто невольно стали свидетелями странной сцены: целительница и магус уставились друг на друга, и в глазах Крейна загорелись алые огоньки, а левую руку Эсме окутало черное облако весьма неприятного вида.
        - Или будет по-моему, или никак, - зловеще проговорил Крейн. - Посажу в трюм и увезу в Кааму, а Нами пускай ищет другого целителя!
        Разумеется, победа осталась за капитаном.
        Так или иначе, у них появилась возможность понаблюдать, как выполняются указания Крейна об отводе воды. Нами тоже не терял времени зря: в одной из своих книг он выискал упоминание о полуживых машинах, которые очищали воду и чудесным образом ее изменяли, превращая в истинный эликсир жизни.
        - Те, кто пили эту воду, ничем не болели! - сказал он, сокрушенно вздыхая. - Нет прощения тому, кто испортил столь хорошую вещь. Ах, если бы мы знали о ней раньше…
        - Ничего бы не изменилось, - возразил Крейн. - Управляться с такими машинами - или, точнее, существами - умеют только вороны. Умели когда-то. Они отказались от большей части своих чудес, а Договор Семерых окончательно и бесповоротно запретил магию полужизни. Это прошлое, Нами.
        Правитель раздраженно бросил книгу на стол. Хаген, который как раз стоял поблизости, увидел на ее обложке глаз с крыльями и невольно вздрогнул. Все эти разговоры о древней алхимии его несказанно раздражали, потому что ни Нами, ни Крейн не знали того, что знал он. Возможно, грейна когда-то и обладала подобием разума, но ныне была совершенно безмозглым созданием и не вызывала сожалений, а вот те создания, которых он видел в лаборатории Рейго…
        - Нам надо поговорить. Жду тебя после ужина.~
        Хаген посмотрел на Крейна и кивнул.
        Через несколько часов пересмешник переступил порог капитанской каюты, и Крейн взмахом руки предложил ему сесть.
        - Я обещал, что не стану читать твоих мыслей, - начал феникс. - Я сдержал слово. Однако ты должен понимать, что некоторые мысли очень… сильны и громки, поэтому я не могу не ощущать их отголосков. Уж такова природа связи между мною, ~Невестой~ и всеми вами. Понимаешь, к чему я клоню?
        Хаген тяжело вздохнул.
        - Ты уже встречал крылатый глаз?
        Пересмешник медлил с ответом. Он не мог обмануть капитана, придумав какую-нибудь историю, объясняющую, как ему удалось попасть в святая святых самопровозглашенного алхимика. Но откровенный рассказ неизбежно вызвал бы новые вопросы, опасные вопросы, нежелательные вопросы. Опасаясь, что вновь начнет слишком громко думать, Хаген наконец-то признался:
        - Я встречал его в замке Рейго Лара.
        - Вот как? - произнес Крейн с неподдельным удивлением в голосе. - Надо же… Хаген, мне дела нет до того, что ты там искал. Просто расскажи, с какой стати чайка взялась за то, чем положено - полагалось бы, не случись великого запрета - заниматься ворону?
        Пересмешник почесал в затылке. Что ж, от части правды вреда не будет.
        - У лорда Рейго есть немало странных привычек, о которых знает чуть ли не весь двор, но мало кому известно, что у всех этих странностей один-единственный корень: искусство создания полужизни, древняя алхимия. Он ею увлекается самозабвенно вот уже не первый год и любит иной раз намекнуть, что за короткий срок достиг впечатляющих результатов…
        - И ты видел эти… результаты?
        - Я… - Хаген скрипнул зубами. - Да, видел. Это вышло случайно, я просто перепутал двери и попал в лабораторию. Там… там было много всяких устройств, от одного взгляда на которые просто голова кружилась, и хотя мне случалось видеть механику и посложнее, они показались весьма… необычными. Я пошел дальше, решив осмотреться, раз уж оказался внутри, и вдруг увидел стеклянный сосуд, заполненный зеленоватым дымом. На дне сосуда лежал мертвый крикун - с его живота была снята кожа, а тело до самой шеи обволакивала какая-то масса, похожая на студень. Она колыхалась, будто живая… будто дышала. Сам не знаю, зачем это мне понадобилось, но я приблизился и вроде бы коснулся стекла рукой…
        Тут Хаген замолчал надолго, чувствуя, как подступает знакомая дурнота. Крейн терпеливо ждал, пока пересмешник придет в себя, а «Невеста ветра» очень осторожно коснулась его сознания, на свой лад пытаясь успокоить.
        - До этого я не чувствовал чужой боли… - отрешенно проговорил Хаген, которому вдруг показалось, что его голову накрыли подушкой, - она не мешала дышать, но весь остальной мир словно померк и притих. - Я понял, что крикун жив и испытывает чудовищные страдания, которые не мог не обрушить на первого попавшегося. Не знаю, как Рейго там находился? Он же чайка, он восприимчив к мыслеобразам… В общем, я в ужасе отшатнулся и нечаянно сдернул покрывало со стоявшего рядом большого чана, тоже стеклянного. В нем… в нем оказался человек. Точнее, некое существо, когда-то бывшее человеком… или даже магусом. Тоже не мертвое… Оно смотрело на меня так… умоляюще! - Хаген внезапно охрип, но продолжал говорить; слова лились из него, как льется вода во внезапно открывшуюся пробоину. - Его глаза говорили: «Убей меня!» А я не мог… Это бы поставило под угрозу весь мой план - план, стоивший нескольких лет жизни. И ведь… он был там… не один!
        - Сколько? - резко спросил Крейн.
        - Не меньше десяти… - ответил Хаген и вдруг ощутил странное опустошение. Эта история, о которой он до сих пор никому не рассказывал, походила на шип, засевший в ране. Теперь его удалось выдернуть… А вдруг после этого рана заживет? - Я не мог считать, просто в ужасе выскочил оттуда, подумав, что все они вот-вот обратятся ко мне с одной и той же просьбой…
        - Это лишь доказывает, что полумагию запретили не зря, - сказал Крейн с тяжелым вздохом. - Последний вопрос, Хаген. Среди тех несчастных… были крылатые люди?
        Пересмешник медленно покачал головой и вдруг подумал, что Крейну известно обо всем этом - о полумагии, воронах и лабораториях - намного больше, чем он готов признать. Ведь Крейны, как выяснилось, - одна из ветвей вороньего семейства. Еще одна тайна из прошлого последнего феникса. Хочет ли Хаген ее узнать?..
        Нет. Хватит с него и собственных тайн.
        События плавно сменяли друг друга. Эсме исцелила всех отравленных. Нами с чувством выполненного долга вручил Кристобалю Крейну тетрадь с самыми интересными и необычными, по его словам, легендами из книг и рукописей, что хранились в библиотеке. Водовод опустел, а вместе с ним - городские фонтаны и часть колодцев. Грейна вот-вот должна была отправиться туда же, куда ушли тысячи лет назад ее создатели, - в небытие.
        Вчетвером - Нами, Крейн, Хаген и Умберто - они пришли на то же место, откуда моряки впервые увидели черную тварь, весьма метко стрелявшую по всему, что двигалось в обозримом пространстве. Вечерело. Нами нетерпеливо ходил по утоптанной полянке и вертел в руках подзорную трубу, которую один раз едва не уронил с обрыва. Умберто скучал, Хаген предавался раздумьям, а Крейн стоял неподвижно, словно статуя, устремив взгляд на полуживую машину.
        - Начинается, - сказал он неожиданно. - Смотрите!
        Грейна заколыхалась в безветренном воздухе. И без подзорной трубы было видно, как ее плоское тело пошло пузырями, словно его поджаривали, а потом начало таять. Края черного покрывала опускались все ниже и ниже, от них отрывались куски и падали. Вскоре грейна уже ничем не напоминала то грозное оружие, к которому нельзя было подойти на пушечный выстрел: от нее остались неряшливые лохмотья, а потом в один миг они рассыпались тучей не то пыли, не то пепла.
        Почему-то Хаген вспомнил о Стражах Эльги - они исчезли именно так.
        - Эта машина пережила свое время, - произнес Крейн. - Возможно, люди еще создадут нечто подобное… когда-нибудь.
        - Возможно… - эхом откликнулся правитель. - И все же мне ее жаль.
        Феникс покачал головой:
        - Вы странный, Нами! После всего, что случилось…
        Правитель смущенно улыбнулся:
        - Я и сам понимаю, что это звучит странно. Но столько лет прожить рядом с таким редкостным сокровищем и утратить его из-за чьей-то жадности и собственной неосмотрительности…
        «Опять он за свое!» - машинально отметил Хаген.
        - …Признайтесь, капитан, вы тоже хотели бы ее сохранить? Ведь это своего рода посланец из тех времен, когда Основатели были подобны богам.
        - Точнее, из тех времен, когда мой предок понес страшное наказание за чужие грехи? - с усмешкой уточнил Крейн. - Вы же сами однажды сказали, что Феникс не нарушал запретов. Значит, он пострадал безвинно. Это было время великих чудес и великой несправедливости. Пусть осколки прошлого уходят в небытие, им там самое место.
        - Да, - вздохнул Нами. - Знаете, капитан, мне порою кажется, что капитан-император лишил нас и прошлого, и будущего. Прошлое хранили Соффио, клан Помнящих… - При этих словах Крейн сильно побледнел, но правитель Ямаоки ничего не заметил. - Когда я думаю, сколько ценных знаний ушло вместе с ними, мне становится плохо! А будущее - это Амальфи. Люди твердят, что Буревестники предвидели только беды и несчастья, но это не так. Уверен, они видели и радостные события, но мы их потеряли… и веру в завтрашний день - тоже.
        - Вы правы и неправы одновременно, - сказал Крейн негромко. - Император уничтожил только собственное будущее, и рано или поздно это станет очевидным, Нами… А сейчас, пожалуй, нам пора прощаться. Я хотел бы отправиться в путь сегодня.
        «Сегодня?..»
        Хаген и Умберто ошеломленно переглянулись; помощник капитана чуть заметно пожал плечами. Крейн частенько совершал странные поступки, которые окружающим казались лишенными смысла, но Хаген давно перестал этому удивляться: интуиция феникса была почти безупречной. И все-таки - отправляться в Кааму сейчас?
        - В ночь? - изумился Нами. На его лице было написано искреннее сожаление. - Вам, конечно, виднее… не смею задерживать… ох, капитан, а я ведь так хотел устроить торжественный ужин в честь отплытия «Невесты ветра»!
        Тактично упомянув имя фрегата, правитель отметил заслуги всей команды.
        - Однажды мы вернемся, - ответил магус. - И устроим большой праздник.
        - Зачем такая спешка? - настаивал Нами. - Уйдете утром. Разве одна ночь что-то решает?
        Крейн вздохнул:
        - Одна ночь, один шаг, одно мгновение - иногда они бесценны. Я не могу сейчас всего объяснить, но когда-нибудь это сделаю, обещаю. Мы еще встретимся, вот увидите!
        - Надеюсь, Заступница вас слышит, - пробормотал правитель.
        Они пожали друг другу руки. «Ты стал участником интересной истории… - вдруг вспомнились Хагену слова капитана, сказанные всего-то несколько дней назад. - Будет о чем рассказать правнукам…» Тотчас же подступила тревога, а следом - внезапная злость. Да кому она нужна, эта легенда? Кристобаль Крейн ничего не делает просто так, и, значит, им в самом деле пора в Кааму. Ведь враги Лайры Отчаянного, вознамерившись выманить из столицы Окраины самого сильного ее союзника, наверняка не сидели без дела. Хаген готов был спорить на что угодно, что верно догадался о причине внезапной торопливости капитана.
        Но если так - то они, скорее всего, уже опоздали.

* * *
        Обратный путь в столицу Окраины должен был занять несколько дней, и на сей раз у них нашлось чем скоротать время. Собрав своих помощников за столом в большой каюте, Кристобаль Крейн сказал:
        - Я хотел бы напомнить о том вечере, когда Джа-Джинни и Кузнечик раздобыли карту…
        Тут крылан многозначительно ухмыльнулся, а Крейн невозмутимо продолжил:
        - Остальные об этом ничего не знают, так что им будет вдвойне интересно: дело в том, что Кузнечик прихватил из кабинета нашего друга Звездочета очень интересную вещь - тетрадь, в которой записана необычная легенда о падении Феникса.
        - Легенда о падении Феникса? - переспросил Умберто, прищурившись. - Та самая, которую с детства каждый знает наизусть?
        - Да и нет, - спокойно ответил феникс. - Если верить тому, что здесь написано, капитаном «Утренней звезды» был Ворон, а не Цапля. Послушайте-ка, я вам ее прочитаю…
        И вот они слушали - ловили каждое слово. Поначалу Хагену казалось, что неизвестный сочинитель этой странной истории попросту развлекался - хотя развлечение он выбрал довольно опасное, - но потом пересмешнику в голову пришел вопрос, на который не нашлось ответа. Отчего Цаплю поменяли именно на Ворона, а не на Орла или Ястреба? Клан Корвисс был очень влиятельным, но никогда не рвался к власти. Вороны охотно помогали всем, кто нуждался в помощи или совете, - не бесплатно, разумеется, однако еще ни разу Хагену не приходилось слышать о том, чтобы кто-то жаловался на них, обвинял в жадности, лживости или злом умысле. Они всегда были спокойными, мудрыми, хладнокровными. Они не прятали свою веру от посторонних, как все прочие семейства, и росмерский Дух Закона охотно появлялся там, где его звали, даже если в споре не был замешан ни один магус из семейства алхимиков.
        Так в чем же дело?..
        - Как будто кто-то решил испортить воронам репутацию, - негромко сказал Джа-Джинни, и Хаген понял, что крылан думает о том же, что и он. - Как будто кто-то вознамерился поссорить клан Корвисс с капитаном-императором.
        - Слишком уж хитр?, - возразил Умберто без тени прежнего веселья. - Кто из небесных детей отличается… хм… избытком хитрости? Я-то всех небожителей считаю коварными пройдохами - прошу прощения, капитан, извини, Хаген, - и многие со мной согласятся. Но ведь на самом деле кланы в этом смысле не похожи друг на друга. Я прав?
        Крейн посмотрел на Хагена со странной улыбкой и ничего не сказал.
        Пересмешник вздохнул:
        - Ты прав. У семейств разные предпочтения в том, что касается оружия, и всем известно, что ложью, как и ядом, лучше всех прочих владеет клан Локк. Однако ни я, ни мои родственники к этому не причастны.
        - Ты уверен? - спросил Джа-Джинни.
        Хаген кивнул. «Только не спрашивай почему». Крылан с сомнением покачал головой и нахмурился. Пересмешник почувствовал себя неуютно - ему снова не доверяли, его снова подозревали в чем-то нехорошем. Зачем он остался? Зачем позволил Крейну-Фейре посвятить себя в тайны, которые могли стоить жизни?..
        Послышался тихий голос Эсме:
        - А вдруг все дело в том, что это правда?
        Целительница сидела за противоположным от Крейна концом стола, так далеко, как только представлялось возможным. До сих пор она молчала, и пересмешник на какое-то время даже забыл о ее присутствии. Но теперь ее слова как будто разбудили в нем что-то - некое дремлющее воспоминание, темное и опасное.
        - Продолжай, - сказал Крейн. - Я весь внимание.
        - Там написано, что Капитан Ворон… удалился в великой печали, - сказала целительница. - Я совсем недавно узнала, что такое для клана Корвисс «Дорога печали». Он… ушел, верно? Все бросил, от всего отказался и ушел. Может быть, когда он покинул небесных детей, кто-то другой сделался капитаном. Да так им и остался навсегда.
        - Они уходят Дорогой печали не просто так, - заметил Джа-Джинни и перевел взгляд с целительницы на капитана. - Это их способ наказывать самих себя за грехи и проступки. Если Капитан Ворон допустил какую-то особенно серьезную ошибку, то кара за нее могла лечь не только на его плечи, а на весь клан. Если допустить, что эта история не выдумка, не легенда - а ведь падение «Утренней звезды» в самом деле состоялось, так что доля правды в ней в любом случае есть, - то получается… Нет, я не знаю, что получается. Кристобаль, судя по твоему лицу, ты хочешь с нами поделиться чем-то еще.
        Крейн ответил не сразу. Он перевернул страницу - одну, другую, - потом почесал переносицу, задумчиво прищурился и обвел собравшихся за столом друзей и помощников странным взглядом.
        - На острове Зеленого великана, - медленно проговорил он, - я тебе соврал, Хаген. Когда ты спросил меня, что в клане Феникса говорили об Основателях, я ответил - много и ничего. Это неправда. Точнее, лишь часть правды. О них и впрямь говорили редко, и легенду о падении Пламенного рассказывали редко, но… - Он вдруг зажмурился, резко поднял руки и подался назад. Хаген почувствовал волну горячего воздуха и машинально придвинул тетрадь Звездочета к себе - было бы жаль ее потерять в огне. - Но когда рассказывали, то одну из главных ролей в ней играл Капитан.
        - Не Капитан Цапля, - сказал крылан, понимающе кивнув. - И не Ворон.
        Крейн - точнее, Фейра - встал и подошел к окну.
        - Да. Просто Капитан. - Теперь в его голосе звучала тоска, от которой у пересмешника защемило в груди. - Честно говоря, я не придавал этому значения и даже не вспоминал об этой детали, пока вы с Кузнечиком не раздобыли столь необычный трофей в доме Звездочета. Даже тогда я не сразу вспомнил… Так или иначе, если и впрямь предположить, что легенда в большей степени правдива, чем кажется, - какие выводы мы можем сделать?
        - Вороны должны все помнить, - сказал пересмешник. - Они Бдительные. Они все знают. Им не нужны были живые летописи, Соффио, чтобы сохранить собственную историю и… сделать ее тайной для всех остальных.
        - Почему же они молчат? - спросил Умберто. - Почему они молчат вот уже три тысячи лет? Я никогда не поверю, что небесные дети могут добровольно отказаться от власти, особенно если она им принадлежит по закону. Но они все же это сделали… в чем причина?
        В грехе Капитана Ворона, понял пересмешник. В том, что случилось три с лишним тысячи лет назад. Некое событие заставило весь клан Корвисс отказаться от власти над остальными небесными детьми и отправиться Дорогой печали.
        Путешествие затянулось…
        - Я попросил Нами разыскать среди древних легенд что-нибудь похожее, - сказал феникс. - Что-нибудь, вызывающее много вопросов и не дающее ни одного ответа. Он жаловался на нехватку времени - должен признать, жаловался вполне справедливо, - и все-таки сумел выполнить мою просьбу. Он отыскал странную историю о Вороне на берегу Черной реки, я ее раньше не слышал. Давным-давно один мудрый ворон летел над рекой и увидел, что волны вынесли на берег много всякой всячины - какие-то щепки, тряпки, старые кости… Соплеменники ворона не обращали на этот мусор внимания, но он отличался неуемным любопытством и, сунув свой длинный клюв в кучу мусора, отыскал в ней щепку, не похожую на остальные. Он воткнул ее в землю, а сверху приспособил найденный в той же куче маленький череп и украсил это дело обрывком темно-синей ленты, закрепив его сломанной брошью в виде зубчатого колесика. Закончив трудиться, он щелкнул клювом, и его творение обернулось птицей… Какая это была птица, по-вашему?
        - Ласточка, - растерянно проговорил Джа-Джинни, когда Крейн-Фейра умолк и выжидательно уставился на них. - Он… создал Ласточку? И кого еще, если верить этой сказке, Ворон сотворил из бесполезного мусора?
        - Всех, кроме Феникса, - ответил крылану капитан. - Сказка длинная, подробная и крамольная - я бы сказал, она куда хуже истории о Капитане Вороне. По отдельности они кажутся придуманными, но вместе выглядят чем-то б?льшим. Или, если уж быть точным, обрывками чего-то большего. А вот, кстати говоря, еще одна интересная история. - Он недолго помолчал, собираясь с мыслями, потом продолжил: - Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое. В городе Террион, что на острове Ки, жила девушка, славившаяся по всей округе как умелая рукодельница. Однажды пришел к ней незнакомец и сказал: «Полотно мое истончилось, и желаю я, чтобы ты соткала новое». «Ни одна ткань не может служить вечно, - ответила мастерица. - Я не смогу тебе помочь». Разгневался тогда незнакомец и повторил свою просьбу еще дважды, и оба раза девушка ответила отказом. И тогда сломал он прялку ее, сжег дотла ткацкий станок, а иглы и нити выбросил с обрыва в бушующее море. Так лишился город Террион лучшей своей рукодельницы, и еще долго не появлялось там мастерицы, которая могла бы с ней сравниться.
        - А вот это, кажется, я понимаю лучше всех вас, - сказала Эсме, вновь преодолев смущение. - Она не рукодельницей была на самом деле, а целительницей. Полотно… прялка… все это напоминает то, чем я занимаюсь, когда проникаю в сердце-суть. Я восстанавливаю то, что было разрушено. Чтобы залатать дыры, нужна нить, которую я беру из… э-э… источника целительской силы, чем бы он ни был на самом деле. Видимо, она отказалась исцелить его болезнь и погибла. Впрочем… - Она помедлила. - Что она ему сказала - «ни одна ткань не может служить вечно»? Нет-нет, он не был болен. Он хотел вернуть утраченную молодость. Такая просьба убивает целителя вернее любого оружия.
        - А первая фраза - ты ее не придумал, Кристобаль? - спросил Джа-Джинни. Крейн покачал головой. - Было это в те времена, когда люди научились видеть сокрытое… Выходит, вскоре после падения «Утренней звезды»?
        - Или до него, - заметил Умберто. - Вряд ли между нарушением запрета Буревестника и наказанием прошли считаные дни - уж скорее годы, а то и десятилетия.
        - Жаль, в этой сказке нет ни единого намека на то, кто же учил людей сокрытому, - сказал Крейн. - Да и суть запрета остается непонятной. Нами как-то сказал мне и Эрдану, что люди задолго до пришествия основателей пользовались огнем - и это правда. Летать быстрее ветра не умеет нынче никто. А что касается умения «видеть сокрытое», так не мешало бы для начала сообразить, о чем именно идет речь.
        - Как все сложно… - скривился Умберто. - Легенды, запреты… а где же сокровища?
        - Если называть сокровищем истину, - с усмешкой ответил Крейн, - то ее расположение нам и предстоит выяснить. Быть может, тогда и легенда о Капитане Вороне станет понятнее.
        Хаген посмотрел на тетрадь, лежавшую прямо перед ним, и, повинуясь внезапному порыву, открыл ее на первой попавшейся странице.
        «…Помрачнел Капитан Ворон, словно туча: видел он, как летают по небу те, кто совсем недавно ползал по земле, точно черви.
        - Хорошо же! - сказал он. - Значит, люди научились летать сами, и поэтому увидят они самые большие крылья из всех, что есть у нас…»
        - Искусай меня медуза, - сказал он очень тихо, но все услышали.
        Торопливый, резкий, немного неряшливый почерк был ему хорошо знаком. Он лишь несколько раз видел бумаги, написанные этой рукой, но запомнил их, как запоминал все, связанное с очередным заданием Пейтона Локка. Странное дело - он хорошо знал, что дар Цапли действует только лицом к лицу, но сейчас буквы на бумаге завладели его сознанием и волей ничуть не хуже, чем слова, произнесенные вслух.
        - Что такое? - спросил Крейн, устремив на пересмешника пристальный взгляд. «Ты знаешь правила, - говорили его разноцветные глаза. - Если ты сейчас соврешь, я все равно узнаю правду, только вот потом нам очень трудно будет снова поверить друг другу». Хаген облизнул пересохшие губы.
        Слово Цапли против слова Феникса.
        А он - всего лишь буква в одном из этих слов…
        - Я знаю этот почерк. - Голос подвел пересмешника, дважды изменившись на протяжении короткой фразы, но никто не обратил на это внимания. - Вне всяких сомнений, это писала ее высочество Ризель.
        В каюте ненадолго сделалось очень тихо. Потом крылан присвистнул и прошептал:
        - Вот это да…
        Умберто пробормотал себе под нос какое-то малопонятное ругательство. А Крейн по-прежнему пристально смотрел на пересмешника. Он был доволен, но не удивлен. Совсем не удивлен.
        Он знал.
        - Как же эта тетрадь могла попасть от ее высочества к Звездочету? - спросила Эсме.
        - Тем же путем, что и многие другие сокровища, - сказал Крейн, не отрывая взгляда от побледневшего и дрожащего Хагена. - Он ее у кого-то отобрал и оставил себе. Но, раз легенду записала принцесса, отпадают последние сомнения в ее правдивости. Выходит, капитаном «Утренней звезды» и впрямь был Ворон. Теперь нам известно и то, откуда эта легенда взялась.
        Он знал. Он все знал с самого начала, с первой секунды.
        - Откуда? - растерянно спросил Умберто.
        - Из утерянной Книги Основателей. - Крейн отвернулся, и Хаген почувствовал себя так, словно от его шеи убрали острое лезвие. - Цапли сохранили свой экземпляр, что неудивительно. Хотел бы я знать…
        Феникс не договорил, но пересмешник и так все понял - наверное, понял лучше всех. Он не просто чувствовал в себе отблеск пламенной души навигатора и капитана «Невесты ветра», он с детства мечтал, как однажды обнаружит в недрах какой-нибудь лавки древностей старый том, написанный на незнакомом языке. Но судьбе было угодно сделать так, что его Книгой Основателей стала девушка с белыми волосами и голосом, от которого живое и неживое теряло волю и свободу.
        «Я больше ничего не хочу знать», - подумал пересмешник и почти услышал, как где-то далеко смеется Великий Шторм. Когда-нибудь все случится. Когда-нибудь он снова встретит ее, снова почувствует этот взгляд, снова услышит спокойный голос, которому невозможно сопротивляться, даже если на твоей стороне живой фрегат, даже если ты теперь не ты, а часть чего-то большего.
        Когда-нибудь…
        - Завтра, - сказал Крейн, и Хаген невольно вздрогнул. - Поговорим об этом завтра. А сейчас уже поздно. Идите-ка вы все спать.

* * *
        Лодка остановилась у причала, где блестящая вода казалась не просто черной, а чернильной.
        - Прибыли! - сказал кормчий, шмыгнув носом.
        Единственный пассажир - высокий мужчина в плаще с низко надвинутым капюшоном - до сих пор сидел на корме без движения, будто спал. Услышав кормчего, он кивнул и бросил ему монету, которую тот поймал с истинно кошачьей ловкостью.
        Путь, проделанный ими, был извилистым. Этот пустынный причал располагался не так уж далеко от оживленных улиц Облачного города, но ступить на него мог не всякий, и поэтому горожане жили своей жизнью, притворяясь, что их совершенно не волнует толстая цепь, перегородившая вход в залив.
        Полвека назад, когда еще правил отец нынешнего капитана-императора, по водам залива ходили большие лодки, украшенные разноцветными гирляндами и лентами, а раз в месяц непременно устраивался пир, на который иногда попадали и простые смертные, сумевшие обратить на себя внимание небожителей, - певцы и художники, победители боев на Большой арене и первые красавицы города. Но времена изменились: новому императору было не до пиров, а когда закончились войны - пришла болезнь. Двор - возможно, и против воли - последовал примеру своего господина-затворника, и вот уже много лет прогулочные лодки чахли в доках. Мало кто из обитателей Облачной цитадели покидал ее хотя бы три-четыре раза в год, хотя, конечно же, приближенным императора, выполнявшим его особые поручения, приходилось делать это гораздо чаще. Еще были курьеры: их перевозили на лодочках вроде той, которая оставила на причале человека в плаще.
        Он огляделся - и не двинулся с места, чем немало удивил наблюдателей, спрятавшихся так, что человеческим глазом их обнаружить было невозможно.
        Он стоял на месте до тех пор, пока не отворились высокие ворота.
        - Ее высочество примет вас, сударь. - Дворцовый распорядитель был безукоризненно вежлив, но холоден, как айсберг. Он знал, что перед ним - не рядовой курьер, но о разнице в их положении не забывал ни на миг. - Ждите.
        Гость рассеянно кивнул, на миг отвлекшись от созерцания узора на обоях маленькой комнатки, где ему предстояло дожидаться аудиенции самой влиятельной и самой, по слухам, красивой женщины Империи. Ему предоставили покои, чтобы переодеться с дороги и отдохнуть, но сначала следовало выполнить дело, из-за которого он преодолел немалое расстояние, сражался с пиратами и морскими тварями.
        А потом - отдыхать… быть может.
        Здешние двери открывались бесшумно, но он все-таки сразу почувствовал, что больше не один: принцессу окутывал нежный тонкий аромат, от которого слегка закружилась голова.
        - Ваше высочество… - Учтивый поклон, все в точном соответствии с протоколом. - Я рад…
        - Не надо церемоний, - раздался в ответ мелодичный голос - определенно принцесса унаследовала его от матери, которая происходила из клана Соловья. - Я знаю, что вы привезли план Кредайна и сведения о том, кто из влиятельных жителей города лоялен императору, а кто - нет. Должно быть, дорога выдалась не из легких. Все ли сведения в целости и сохранности?
        Конечно же, ее интересовали документы…
        - Да, ваше высочество.
        Курьер выпрямился и взглянул на дочь императора - чуть пристальнее, чем следовало. Ризель была гораздо красивее, чем он ожидал, но это оказалась опасная красота: под широкими рукавами белого платья принцесса прятала кинжалы или какое-то другое оружие - это чувствовалось по тому, как лежали складки ткани, как двигались руки. Возможно, оружие даже отравлено, и не следует сомневаться, что она сумеет им воспользоваться.
        Курьер украдкой улыбнулся - и у него было припасено кое-что на крайний случай.
        - Что-то не так? - Ризель тотчас же насторожилась. Да, слухи о чутье принцессы тоже оказались правдой. - Вы что-то хотите мне сказать?
        - Нет, моя госпожа. Вот… - он протянул ей толстый пакет, чуть подмоченный, но целый. - Это все, что я должен был вам передать.
        О да - там были сведения. Много. И ни слова правды, но ей об этом знать, конечно же, незачем. Их пальцы на миг соприкоснулись; кожа принцессы была холодна. Курьер, словно спохватившись, отступил на шаг - он сыграл свою роль и теперь спешил уйти за кулисы. Но принцесса не торопилась его отпускать - неужели что-то заподозрила?
        - Вы ведь понимаете, что последует за нашей встречей? - спросила Ризель, пристально глядя на него большими серо-голубыми глазами. - Вы это понимаете?
        - Конечно… - осторожно ответил курьер. - Император сможет перейти к решительным действиям. Кредайн не продержится и трех недель.
        - Но это же ваш город! - В голосе принцессы прозвучала укоризна. - Вашего отца избрали правителем. Будет война… погибнут люди… Вас это не волнует?
        - Война будет в любом случае, - сказал он, гадая, к чему она клонит.
        Но Ризель прекратила странный разговор так же неожиданно, как начала, - попрощалась вежливо и с достоинством, пожелала ему приятного отдыха и ушла.
        Курьер позволил себе вздохнуть с облегчением и подумал, что, вероятно, вел себя с принцессой слишком уж спокойно - а ведь провинциал в присутствии ее высочества должен был совершенно растеряться. Этот досадный промах уже не исправить, но, похоже, ничего страшного не произошло, и рыбка съела наживку.
        Теперь предстояла вторая часть плана.
        Он шел по полутемной галерее - скользил бесшумно, словно призрак. Только один маленький мех заметил его и увязался следом, словно любопытный щенок, но вскоре отстал. Среди то и дело пробегавших по стенам теней вполне могли оказаться и куда менее безобидные создания, но ночной гость не боялся посторонних глаз: ему требовалось всего лишь остановиться в условленном месте, как будто споткнувшись, и подменить лежащую за постаментом одной из статуй папку с бумагами - поутру ее должны были забрать.
        Папки были одинаковые.
        Бумаги, естественно, разные - принцесса и не догадывалась, что он привез на самом деле не один пакет, а два.
        Галерея раздалась, превратившись в небольшой зал, посреди которого стояло каменное изваяние - женщина, сидящая на невысокой скамеечке, подперев рукой подбородок. Курьер споткнулся возле постамента, провел рукой по полу… и ничего не обнаружил.
        Выпрямился.
        Огляделся по сторонам.
        Если бы того, кто должен был помогать курьеру, раскрыли, то сейчас для цепных акул настал бы подходящий момент выскочить из засады, однако кругом царила все та же тишина, что и раньше. Может, его неведомый напарник заболел и не успел подготовить все как надо? Не имеет значения. Второй попытки не будет, придется возвращаться домой, выполнив задание лишь наполовину, - при условии, конечно же, что его выпустят из дворца и роль удастся отыграть до последнего.
        И все-таки чутье подсказывало, что он здесь не один.
        - Эй! - негромко позвал курьер. - Я слышу тебя! Выходи!
        Тень метнулась из угла в угол, словно мышь, в приступе безумной смелости решившая удрать от кошки. Курьер гнаться за ней не стал, а поднес к губам тонкую трубочку, которую до этого прятал в рукаве, и дунул. Мгновением позже тень неуверенно шагнула вперед, еле слышно вскрикнула - и рухнула на пол, словно мешок с тряпьем. Папка выпала из ослабевших рук, замочек раскрылся - бумаги ворохом опавших листьев разлетелись по мрамору, на котором даже в темноте отчетливо виднелся жутковатый узор, напоминающий кровавые разводы.
        Листок за листком он собрал рассыпавшиеся документы, мельком рассмотрев удивительный почерк ее высочества, и лишь потом приблизился к тому, кто едва его не опередил. Незнакомец лежал неподвижно, из-под черного плаща виднелась только узкая кисть с длинными пальцами.
        И при взгляде на эту кисть у курьера отчего-то перехватило дыхание.
        - Спасибо… - чуть слышно прошелестел знакомый голос. - Так даже лучше. Это легкая смерть… Спасибо, Хаген…

* * *
        Засветло матросов разбудил сигнал тревоги, темной волной прокатившийся сквозь сознание. Как оказалось, ночью фрегат занесло в колонию бурых водорослей, которые облепили правый борт и принялись быстро разрастаться. Хаген впервые встретился с подобной напастью и не сразу понял, отчего матросы без промедления ринулись на палубу. Но, когда на глазах у пересмешника бесформенная масса перевалила за планшир, он не на шутку испугался.
        - Без паники! - сказал один из моряков постарше, заметив его побледневшее лицо. - Не корабельная чума, а всего-то ничего - водоросли! Справимся, не дрейфь…
        Хагена это не очень воодушевило.
        Обиднее всего, что неприятность случилась с ними за полдня до прибытия в Кааму, где можно было бы поставить фрегат в док и хорошенько почистить, но капитан не хотел ждать. Хаген подозревал, что дело вовсе не в опасности: Крейн попросту не желал явиться в порт на фрегате, обросшем всякой дрянью, и дать Лайре Арлини лишний повод для насмешек. Так или иначе, приказ капитана был предельно ясен; все принялись за работу, а сам Кристобаль спустился на нижнюю палубу, взяв с собой нескольких помощников. Из трюма вытащили ящики с жесткими щетками и связку толстых перчаток, закрывавших руки почти до плеч. Водоросли, оказавшиеся липкими и жгучими, постепенно разъедали палубу - она делалась неровной, шершавой, - и, хотя проесть ее насквозь они бы не смогли, работать следовало быстро. Расправиться с зарослями чуть ниже планшира не составило особого труда, а затем пришлось попотеть: обвязавшись веревками, матросы спускались за борт и там принимались ожесточенно скрести корпус, то и дело стряхивая в воду бурые ошметки. Поначалу Хаген радовался возможности немного поразмяться, но потом приуныл: работа оказалась
нелегкой, а от него все ждали нечеловеческой силы - магус все-таки! Объяснять, что не все небесные дети превосходят обычных людей силой и выносливостью, он не стал, да ему бы и не поверили.
        В очередной раз выбравшись на палубу, чтобы отдохнуть и выпить воды, он посмотрел на небо - и увидел крылана. Джа-Джинни взлетел почти сразу после начала «уборки», заявив, что не желает путаться под ногами.
        - Везет кое-кому! - проговорил один из матросов, проследив за взглядом оборотня. - Мы тут горбатимся, а он! Птичка, кракен его побери…
        Хагену крылан, парящий в вышине, казался воплощением одиночества. «Там были крылатые люди?» - спросил Крейн. Тайны, сплошные тайны. Мрачный, с вечной саркастической усмешкой, человек-птица держался особняком и лишь в присутствии капитана становился чуть приветливей, да и то не всегда. Но сейчас он был по-настоящему одинок… или нет?
        Пересмешник огляделся.
        Что связывало всех этих людей? «Оставаться на борту могут только те, кому там хорошо, - сказал ему Умберто совсем недавно. - Держать насильно тебя никто не станет». Вроде бы все понятно, но это же не ответ! Не было ничего общего у хмурого крылана, меланхоличной целительницы, Умберто с его нарочитой беззаботностью… Каждый хранил свои секреты, не намереваясь ни с кем делиться, и Хаген не назвал бы никого из них счастливым. Казалось бы, такая команда не должна была продержаться и дня.
        Он закрыл глаза.
        Ничто не исчезло. Он по-прежнему все ощущал. Попутный ветер наполнял паруса, дельфы резвились за кормой, люди суетились на палубе. А откуда-то из недр фрегата тянулись сияющие тонкие нити, паутиной охватившие сам корабль и команду: они переплетались, но не путались, легко проходя одна сквозь другую. «Паутина… а где паук?»
        - Дурак, - добродушно рассмеялся кто-то. - Все еще ничего не понял?~
        Нити тянулись и вверх - туда, где парила крылатая тень, и пересмешник вдруг увидел «Невесту» с высоты птичьего полета.
        Хрупкая скорлупка на огромных ладонях безграничного океана, вот какой она была. Вблизи казавшийся мощным и опасным существом, издалека фрегат выглядел очень уязвимым, а вот сам океан, то полный неизъяснимого очарования, то пугающе грозный, теперь был попросту чужим. Он жил своей особенной жизнью - дышал, испытывал чувства, для которых ни в одном человеческом языке не имелось названия, - а люди и даже магусы по сравнению с ним представлялись чем-то не более значительным, чем рой мошкары над камышовыми зарослями. Пройдут годы, пройдут века, но океан останется прежним…
        - Эй, уйди с дороги!
        Бэр протопал мимо, волоча сеть, переполненную водорослями из трюма, - как они проросли сквозь корпус, оставалось лишь догадываться. Отправив захватчиков за борт, гроган удовлетворенно хмыкнул и пробурчал что-то себе под нос на языке, который Хагену еще не доводилось слышать. Вот еще один секрет «Невесты ветра» - где еще можно встретить грогана, который был бы не просто умен, но еще и умнее кое-кого из людей?
        - Ты начинаешь понимать.~
        Пересмешник быстро обернулся: возле люка в палубе стоял капитан. С Крейна ручьями текла вода, но он казался довольным. Встретив взгляд Хагена, он улыбнулся и крикнул:
        - Все, конец! Всем отдыхать!
        Тотчас же пересмешник почувствовал усталость и зверский голод.
        А еще у него почему-то стало очень хорошо на душе.

* * *
        Лайра был зол.
        Хагену уже доводилось видеть короля веселым, угрюмым, задумчивым - но теперь Арлини казался зверем в клетке. Он ни мгновения не мог усидеть на месте, хотя и пытался: опускаясь в кресло, почти сразу вскакивал и принимался ходить взад-вперед по двору, вдоль бортика фонтана, то и дело бросая свирепые взгляды на Крейна. Магус сидел, закинув ногу на ногу, скучающе смотрел в небо - в общем, делал вид, что происходящее его совершенно не касается. Хаген и Умберто, стоявшие поодаль, терпеливо ждали, когда представление окончится.
        Наконец Лайра остановился и, уставившись на Крейна, рявкнул:
        - Объяснишь мне или нет, почему ты отпустил Аквилу?!
        - Да я уже сто раз объяснял, - ответил магус, сокрушенно вздыхая. - Ты зачем меня в Ямаоку послал? Разобраться с отравленной водой. Я и разобрался. Поговорил с Эйделом по душам, он мне объяснил, что к чему… и все, разошлись. А тащить сюда пленника… бр-р… я бы все равно не сумел привезти его в целости и сохранности, а потом за мою голову давали бы не шесть, а семь тысяч. Благодарю покорно.
        - Сколько-сколько тысяч? - вкрадчиво переспросил Лайра и, схватив со стола какой-то листок, протянул Крейну. - Дружище, ты совсем одичал в морях! Вот, взгляни.
        Феникс, хмыкнув, взял его - и рассмеялся. Покачал головой и передал бумагу помощникам, а потом посмотрел на Отчаянного без тени прежнего шутовства.
        «Разыскивается… особо опасный… брать живым…
        Вознаграждение: 10 000 империалов».
        Хаген и Умберто переглянулись; пересмешник многозначительно поджал губы, а на лице Плетельщика узлов появилась широченная ухмылка.
        - Мне пришлось бы везти его на своем корабле, - наконец сказал Крейн. - В итоге ты бы все равно ничего не узнал, потому что уголь не разговаривает. И нет, другого способа развязать ему язык не было.
        - Да что же он такого натворил, этот Эйдел? Чем заслужил столь… пылкую ярость?
        - Какая разница? Самое главное, я исполнил твое желание, - добродушно отозвался феникс. - В Ямаоке все в полном порядке, у них есть вода, никто не умер от яда. Ты доволен, признайся. Пора бы уже придумать мне второе задание, величество.
        Страдальчески закатив глаза, Лайра пригласил гостей ужинать.
        На этот раз стол был накрыт в одной из комнат «королевского» особняка и оказался столь богат, что еды хватило бы на добрых два десятка гостей. В комнате их поджидали Камэ и Эсме, за которой, как выяснилось, Лайра успел послать гонца. Женщины не смотрели друг на друга; целительница стояла у камина, рассеянно глядя в огонь, а картограф сидела на широком подоконнике, обхватив руками колени. Она опять оделась по-мужски и тоже казалась очень злой. Завидев брата, она спрыгнула на пол, как на палубу чужого фрегата, где вот-вот должна была начаться жестокая битва.
        В полном молчании хозяева и гости заняли места за столом.
        - Презабавно! - проговорил Крейн с усмешкой. - В прошлый раз яства были куда скромнее, но зато мы повеселились от души. А нынче не хватает праздничного настроения.
        - Да уж, верно, - согласилась Камэ. - Мы как будто на поминки собрались.
        Арлини нервно барабанил пальцами по столу и хмурился. Обстановка становилась все более натянутой, и Хаген с тоской подумал, что в «Веселой медузе» он смог бы хоть напиться как следует.
        Неожиданно для всех заговорил Умберто. Голос его звучал тускло:
        - Поминки или нет, но я слыхал как-то раз, что если разговор за столом не ладится, значит, за спинами гостей стоят духи. Может, так оно и есть.
        - О-о, их тут целые полчища, - Лайра вымученно улыбнулся. - Кристобаль, а ты что скажешь? Видишь духов за нашими спинами?
        - Сдается, мы сами скоро можем в них превратиться, - ответил магус. - Аквила уже встретился с имперскими фрегатами и теперь спешит-торопится к нам… но на ужин опоздает, видимо. По всей вероятности, они прибудут завтра, и весь вопрос в том, сколько их тут появится. Так что… - он поднял кубок, отсалютовал королю. - Пью за битву, которая нам предстоит совсем скоро, ваше величество.
        Арлини промедлил лишь мгновение.
        - За битву! - сказал он чуть хрипло. - За счастливый случай, который свел нас!
        - Тогда уж лучше за удачу, - подхватила Камэ. - Пусть она и дальше будет на нашей стороне.
        Лед треснул; вскоре они уже беззаботно болтали, порою перебивая друг друга, шутили, смеялись. Лайра и Крейн позабыли о ссорах и придирках, о трех желаниях, обо всем: просто двое старых друзей встретились после долгой разлуки. Они, наверное, давно уже не разговаривали по душам, подумал Хаген - и сразу же почувствовал, как его собственная тревога отступает, исчезает, растворяется.
        - Кристобаль, а ты в прошлый раз так и не объяснил, в чем заключается истинная сущность Феникса, - вдруг сказала Камэ. В ее голосе не было ни намека на издевку, одно лишь любопытство. - Может, сейчас подходящий момент?
        Крейн откинулся на спинку стула, взглянул на женщину, улыбаясь как-то нехорошо, неискренне. Он выглядел чуть захмелевшим.
        - Тебе недостаточно того, что я рассказал и показал?
        - Нет! - Она покачала головой. - Твои огненные фокусы впечатляют, но я хочу знать, что за ними стоит. Раз уж ты заявил, будто мы никогда не видели истинного Феникса, изволь доказать.
        - Я не обязан ничего доказывать, - отрезал магус. - Если не веришь мне на слово, то…
        - Верю, верю! - перебила Камэ. - Но я любопытна. Дело в том, что в одной старой книге мне попалась легенда о некоей Сеймеле. Никто из вас ее не знает?
        - Опять легенды… - пробормотал Умберто так тихо, что его услышал только Хаген. - Что-то мне все это не нравится!
        - Это старая история, - продолжала тем временем Камэ. Увлекшись, она не замечала ни изменившегося лица Лайры, ни тревоги во взглядах остальных. - Возможно, даже времен Основателей. К одной красивой девушке стал наведываться незнакомец. Был он необыкновенно хорош собой, приносил богатые подарки и как-то раз признался, что принадлежит к роду Феникса. Он показал ей, что владеет пламенем… В общем, этот небожитель завладел ее сердцем без особого труда. Но вскоре на городской улице красавицу остановила старуха-гадалка и заявила - дескать, приходит к ней не лорд Феникс, а самозванец, потому что истинный облик пламенного лорда нечеловечески прекрасен - узревший его испытает необычайное блаженство. И девушка решила проверить, кто же говорит правду… - Камэ вздохнула. - На этом месте в моей книге была оборвана страница, так что я не знаю, чем все закончилось.
        - И решила проверить на себе? - странным голосом поинтересовался Крейн. - По-прежнему желаешь необычайного блаженства… А не боишься?
        - Я здесь не одна, - лукаво улыбаясь, ответила она. - И ты же мне друг, не правда ли? Друзьям надо доверять.
        Они слушали, затаив дыхание. Хоть магус и пообещал не мстить за ошибку с проливом Сирен, было тревожно наблюдать, как Паучок играет с огнем. Крейн вел себя непонятно: чего стоило ему сказать сразу решительное «нет»? Отчего-то он тоже играл, будто ждал чего-то, известного только ему…
        - Что ж, могу показать, - сказал Кристобаль, выдержав паузу. - Но при одном условии.
        - Каком? - В глазах Камэ вспыхнули огоньки. - Что угодно…
        - Не торопись. Платить будешь не ты, а твой брат. Ты понял, Лайра?
        - Конечно, - ответил король с кривой усмешкой. - В прошлый раз ты смилостивился, не потребовал желания, а теперь не будешь со мной церемониться. Да?
        - Ты сам сказал. - Крейн встал из-за стола. - Так что, согласен?
        - Раз сестра просит… - Во взгляде Лайры, устремленном на Камэ, читались горечь и тоска, но Паучок опять ничего не заметила. Предвкушение необычайного зрелища захватило ее, и места для прочих чувств попросту не осталось.
        Воцарилось молчание, которое Отчаянный нарушил, небрежно и даже чуть грубо велев:
        - Давай! Показывай!
        - Лучше пройти во двор. - Крейн выглядел совершенно спокойным. - Но предупреждаю - там все сгорит дотла.
        …Ночь во все глаза смотрела с высоты на людей, которые вышли во внутренний дворик, где тихонько журчал фонтан. Легкий ветерок шелестел листвой, меж ветвями парили светящиеся огоньки - Крейн спугнул их, проходя на середину двора, и они роем звездочек растворились в темноте. Хаген был не прочь последовать их примеру, но что-то его остановило - любопытство? Боязнь показаться трусом? Он остался, хоть и предчувствовал, что вскоре об этом пожалеет.
        - Стойте у стены, - негромко произнес Крейн. - Ни шагу вперед, понятно?
        Куда уж понятнее…
        - Камэ… - он помедлил. - Тебе стоит лишь попросить, и все прекратится.
        Должно быть, Паучок кивнула, но Хаген этого не видел - он смотрел только на капитана. А тот стоял неподвижно, закрыв глаза, как будто превратился в статую, и ничего не происходило так долго, что…
        Крылья распахиваются за спиной Феникса неожиданно и со странным звуком - сухим щелчком, словно камнем ударили о камень. На шелест перьев Джа-Джинни это совсем не похоже. Хаген напрягается, чувствуя, как что-то неуловимо меняется, - будто бег самого времени замедлился, когда на него взглянули пламенеющие очи.
        Вот они смотрят, словно проверяют на прочность. «Отступай! - вопит внутренний голос, некая версия Хагена, погребенная в глубинах его сознания, - та версия, у которой, кажется, есть лицо, но его не разглядеть. - Беги!»
        Ох, нет. Ему некуда бежать. Он стоит, прижавшись спиной к стене, и в полушаге от него начинается иное пространство - пространство огня и звезд, пепла и смерти, вечного движения и застывшего «сейчас».
        Пространство крыльев.
        Он их уже видел - сперва в проливе Сирен, когда все вокруг затянуло волшебным туманом и они едва не перебили друг друга на радость древним тварям - или не тварям, да кем бы они ни были. Потом на острове Зеленого великана. И в Ямаоке, совсем недавно. Он видел эти крылья, но как следует не рассмотрел - даже не понял, что они состоят не из перьев. Язычки пламени вырываются каскадом из-за спины Феникса, причудливо изгибаясь; кончики горят ярко, а все прочее постепенно покрывается черной коркой, которая потом трескается, выпуская на волю огонь. И так без конца. На это можно смотреть целую вечность, позабыв обо всем, но…
        Превращение только начинается.
        Огненные перья кольчужным воротником охватывают шею Кристобаля Фейры, бегут вниз - плечи и грудь постепенно скрываются под беспокойной черно-красной завесой.
        А крылья растут.
        Ладони Феникса раскрываются, выщелкивают когти, поначалу ярко-алые, а потом - чернее угля. Его глаза еще сильнее меняются - вытягиваясь к вискам, делаются узкими щелями, и на дне их бушует немыслимо яркое пламя, - лицо же как будто стирается, теряясь в огненном мареве.
        А крылья растут…
        Пламя иногда кажется бесцветным, прозрачным, но не перестает обжигать. Кристобаль сказал правду: то, что они видели раньше, было лишь тенью, а теперь на свободу выходил истинный Феникс. Поначалу он словно сидел на плечах Крейна, но постепенно они сливались - человек и птица, магус и потустороннее существо.
        Сердце огромного костра.
        Ревущее пламя пожара, пожирающего целый город.
        Потоки лавы на склоне проснувшегося вулкана.
        НЕ БОЙСЯ МЕНЯ.
        И больше ты не боишься боли, потому что забываешь себя, глядя в огненные очи звезды, что вот-вот рухнет к твоим ногам. Что боль? Твоя жизнь - искорка в вечном пламени, которое было до начала времен и пребудет вечно, даже когда пересохнет Океан и мир, изнуренный воспоминаниями о прошлом, развалится на части.
        НЕ БОЙСЯ.
        Искры разлетаются в разные стороны и гаснут в ночи… или, быть может, все как раз наоборот? Ведь если пламя вечно, то и всякая его частица тоже наследует малую толику вечности, глоток бессмертия. В полете сквозь пустоту она длится и длится, пронзая новые миры, умирая и возрождаясь, как…
        Как Феникс из пепла.
        НЕ…
        Ты вот-вот отринешь бренное свое тело, чтобы начать бесконечный полет, но в этот миг кто-то кричит пересохшими губами, срывая голос:
        - ХВАТИТ!!!
        Ночь из черной стала серой и плакала хлопьями пепла и сажи. Сад был разорен: вода из фонтана испарилась, чаша треснула напополам, а все остальное, как и предупреждал Крейн, сгорело. Оставалось лишь гадать, что подумали жители окрестных домов, завидев над особняком Арлини огромное зарево.
        Камэ сидела на корточках, обхватив плечи руками, и раскачивалась из стороны в сторону. Безжизненная белая маска вместо лица, тусклый взгляд, устремленный в пустоту. Лайра стоял совсем близко, но на сестру не смотрел - его глаза были закрыты, между бровями пролегла глубокая морщина. Своих товарищей Хаген чувствовал не оборачиваясь - несмотря на испуг, они испытывали то же странное ощущение, что и он.
        Феникс что-то сделал с ними, осушил их. Мысли и чувства поблекли: так выгоревшая до белого пепла коряга сохраняет прежний облик, а попробуй ее тронь - тут же осядет ворохом невесомых хлопьев. Хаген понял, отчего Фейра не хотел открывать им свое истинное лицо: теперь придется привыкать к обычному облику капитана заново, уже зная все о той силе, что кроется за его спиной.
        Или не все?..
        - Сеймела получила то, чего осмелилась потребовать, - сказал Кристобаль Фейра тихо и хрипло. - Она выпросила у своего возлюбленного желание, обещание не отказать - и ему пришлось сдержать слово. Иной раз самые большие глупости делаются из-за того, что кто-то честно держит слово. Наверное, от страха у нее пропал голос… или же она нарочно не остановила его, пока могла? Теперь уже никто не узнает. Она сгорела, тут и сказочке конец.
        Он огляделся, словно впервые заметив учиненный в саду разгром, но просить прощения не стал. Хмыкнул, небрежно провел ладонью по лицу, оставив серо-черную размазанную полосу.
        Невысказанное слово звенело в тишине, как струна, готовая лопнуть.
        - У тебя осталось одно желание, - произнес феникс устало. - Береги его.
        Но Лайра не успел ничего сказать, потому что над Каамой вдруг пронесся тревожный звон портового колокола. Он нарастал, бился взахлеб - вставайте! Беда! - и всем стало понятно, что этой ночью спать им уже не придется.

* * *
        Через четыре месяца после того, что случилось в Облачной цитадели, Хаген шел по улицам Фиренцы. Стояла глубокая ночь, и никто не тревожил одинокого путника, кроме бродячей собаки, - та увязалась за ним еще в порту и теперь трусила следом, пытаясь вымолить что-нибудь съедобное, но тщетно: пересмешник сам чувствовал себя бездомным псом и был слишком зол, чтобы жалеть кого-то еще.
        На стук в дверь вышел сам Пейтон - зевая, шлепая стоптанными домашними туфлями, - и уставился на племянника, как на привидение.
        - Я думал, тебя уже нет в живых, - сказал он тихо и хрипло. Хаген молчал. - Я знал, что ты благополучно попал во дворец и не менее благополучно оттуда выбрался, и после - никаких вестей. Что с тобой произошло?
        Хаген судорожно вздохнул, сжал кулаки.
        Не знает. Он ничего не знает…
        - Что случилось? - повторил Пейтон настойчиво. - Ты на себя не похож! И что мы стоим на пороге, заходи в дом скорее!
        - Я путешествовал, - негромко проговорил Хаген, не двинувшись с места. - И размышлял. Встречался с разными людьми и расспрашивал их о неких событиях, чтобы потом сравнить рассказы и свои воспоминания.
        - И?.. - настороженно спросил дядюшка Локк. - Что ты узнал?
        - Что я все эти годы был твоей охотничьей собакой, - просто ответил Хаген. - Породистым псом, за которого пришлось дорого заплатить. Его сытно кормят, моют и причесывают, а когда приходит время - отправляют в болото за жирной уткой, после чего, отмыв от грязи, оставляют в покое… на некоторое время.
        Пейтон молчал.
        - Ты давал мне понять, что мы помогаем врагам императора из разных кланов и разных городов, а их имена - не мое дело, зачем они? Сделай то, принеси это, подмени, обмани… Я исполнял все приказы. А теперь вот - задумался о том, что происходило потом и кому я играл на руку.
        «Пейтон Локк - тот еще проныра, - рассказал Хагену старый пьяница в одной из столичных таверн. - Когда пересмешники еще жили здесь, я услышал интересную историю - дескать, Пейтон вошел в раж и ляпнул, что больше всего на свете ненавидит Гэри, своего лорда, потому что тот слабак и бестолочь, и если с Гэри что-то случится, он плакать не будет… Ну, я не знаю, что на самом деле с лордом произошло, только вот не удивлюсь, если Пейтон в этом как-то замешан».
        Это была лишь одна из доброй сотни историй, которые Хаген узнал за прошедшие месяцы, - кому-то пришлось заплатить, кого-то нужно было припугнуть, но нашлись и те, кто только и ждал подходящего слушателя. Цепь событий, которые рассказчикам казались случайностями, постепенно выстраивалась в ужасающую картину: была в ней и загадочная болезнь его родителей, и тот день, когда Пейтон открыл ему «правду» и предложил вместе бороться за новое будущее клана. Теперь Хаген вспомнил, как странно почувствовал себя в кабинете дядюшки, как онемела его рука, как волны жара накатывали со всех сторон, разрушая волю, заставляя со всем соглашаться.
        Он даже понял, какой яд был на дверной ручке и какое противоядие - в стакане воды.
        - Могу лишь догадываться, как и когда это случилось, - сказал Хаген. - К тебе явился посланник от его величества и предложил сделать то, что отказался делать мой отец, - наверное, служить Империи, засылая шпионов в те кланы и города, что склонялись к неповиновению. Ты согласился… и первым делом убил моих родителей. Скажи, это была твоя личная месть или Аматейн так решил?
        - Он приказал… - проговорил Пейтон голосом, изменившимся до неузнаваемости. - Он… велел…
        - Я тебе не верю, - перебил Хаген. - Для императора Гэри Локк уже был уничтожен. Ты просто боялся, что мой отец, узнав о череде странных совпадений, все поймет, а без него можно было действовать невозбранно. Далее ты разыскал нескольких молодых идиотов, на все готовых ради того, чтобы вернуть «былое величие клана», - ха, какие громкие слова! Наше семейство никогда не было великим, нас называли оборотнями, безликими! Мы совершенствовали свое искусство, чтобы как можно дольше оставаться незамеченными! Но ты сыграл на нашей обиде, на злости… - Пересмешнику пришлось ненадолго остановиться, потому что его ярость сделалась почти что неуправляемой, а ведь еще не все слова были сказаны. - Ты вошел в доверие ко многим. Семейство Фиренца… Лайра Арлини… правитель Кредайна… сколько их всего? Скольких людей и магусов ты обманул?
        - И ты, мой мальчик, - раздалось в ответ. Пока Хаген все больше распалялся гневом, Пейтон, напротив, взял себя в руки и был готов вновь сотворить из поражения победу. - Ты тоже в этом участвовал.
        - Да, и понес наказание! - Сердце Хагена колотилось все чаще и чаще. - Твое же еще впереди, но сначала - последний вопрос. Скажи, зачем ты, отправляя меня в Облачную цитадель, заменил яд на иглах? Ты заменил его на смертельный, зачем?!
        Внезапная тишина показалась Хагену оглушительной. Что-то пошло не так: Пейтон смотрел на него и улыбался краем рта, улыбался не снисходительно или презрительно, нет - с теплотой и искренним сочувствием.
        - Это было тяжелое задание, - проговорил он наконец. - Я знал, что тебе может угрожать опасность, и решил о тебе позаботиться - только и всего.
        Он говорил правду…
        Наверное, лицо Хагена изменилось так, что все стало понятно без слов, и старый пересмешник вдруг покачнулся, схватился за дверной косяк.
        - Нет… - прошептал он хрипло. - Ты ведь не… Трисса?! Ты же не…
        Хаген молчал. Два пересмешника стояли, разделенные порогом дома, который никто из них так и не отважился переступить. Обоим не хотелось больше жить.
        - Мне обещали… - хрипло выдавил из себя Пейтон. - Мне сказали, что, если безликие вернутся на службу к его величеству, наш клан восстановят в правах. Мне обещали…
        - Пойдем в кабинет, дядюшка, - сказал племянник. - Там и закончим наш разговор.

* * *
        - Почему они не нападают? - спросил Лайра сам себя, а потом выругался и едва не швырнул подзорную трубу в море. Крейн лишь хмыкнул, не поднимая головы от карты, которую расстелил прямо на каменном полу.
        Они находились на смотровой площадке сторожевой башни. Вид открывался превосходный: кругом простиралась сияющая океанская лазурь, к северо-востоку от входа в бухту плескались дельфы - охотились на мелкую рыбешку, рассекая волны острыми спинными плавниками, - а еще чуть дальше широкой дугой расположились восемь черных фрегатов.
        Восемь…
        Они не приближались к берегу, оставаясь вне досягаемости форта и его пушек, но попытайся хоть один из кораблей Лайры Арлини выйти в открытое море, он непременно столкнулся бы с непрошеными гостями - с одним или всеми сразу. Поначалу эта мрачноватая перспектива вызвала у Отчаянного лишь смех - в гавани Каамы стояли наготове пять боевых фрегатов, не считая «Невесты ветра», - но почти сразу обнаружилось кое-что весьма неприятное.
        Корабли повели себя странно: они беспокойно дергались, грозя оборвать причальные тросы, шелестели парусами, издавали глухие стоны. Капитаны в растерянности разводили руками, не в силах понять, что происходит, но Крейн во всем быстро разобрался. «Звездный огонь, - сказал он. - От этих тварей смердит звездным огнем, и ни один фрегат не двинется с места, пока они там стоят».
        Он оказался прав. Флот Лайры заперли, и теперь оставалось лишь ждать, что предпримут черные, а те не торопились - стояли на рейде, не подавая признаков жизни. Арлини, прежде с веселым пренебрежением отзывавшийся о предстоящей битве, постепенно терял присутствие духа, и его никто не винил в этой слабости - раз от черных фрегатов доносился столь явный запах звездного огня, это могло значить лишь одно: полгода назад в Кеттеке правитель вовсе не солгал, и городской склад взлетел на воздух не из-за небрежности сторожа, а из-за пушечного залпа с борта черного корабля.
        Что произойдет с фрегатом, который отважится выйти на битву с подобным врагом? При одной лишь мысли об этом любой моряк приходил в ужас…
        Потянулось томительное ожидание. Их собирались уморить голодом? Припасов в городе хватило бы недели на две. Они подозревали, что к черным идет подкрепление. Лайре все сложнее было сохранять спокойствие, он рвался в бой, хотя и понимал, что обычная тактика в этом случае - верный путь на дно.
        «Я смогу вывести ~Невесту~ из бухты, - предложил Крейн так запросто, словно речь шла об увеселительной прогулке. - Надо лишь подождать благоприятного ветра, и тогда мы пойдем так быстро, что они не сумеют прицелиться и выстрелить. Ты только попроси…»
        Лайра, заслышав это самоубийственное предложение, взял себя в руки и молча покачал головой.
        Помощники Крейна облегченно вздохнули.
        Миновало два дня; ничего не изменилось. Лайра и Крейн почти все время проводили на сторожевой башне, иногда к ним присоединялся кто-нибудь еще, но мало что удалось разглядеть на борту черного корабля, расположенного к башне ближе остальных. Крейн на карте обозначил места,
        где стояли черные, и пытался просчитать, нет ли где-то слепого пятна - участка, который не попал бы под обстрел даже в том случае, если выстрелят все вражеские пушки одновременно. Но они почти ничего не знали об этих странных кораблях, и в конце концов магус раздраженно отбросил карту, заявив, что в гадании на камешках пользы и то больше.
        - Если бы мы могли подобраться к одному из этих кораблей на лодке, - задумчиво проговорил Лайра, - то устроили бы там небольшой переполох. Достаточно вывести из строя хоть одного, тогда и впрямь что-то получилось бы… но лодка не пойдет туда, где есть звездный огонь.
        - Я поведу ее, - предложил Крейн.
        - Ты нужен мне здесь, - возразил Арлини. - После такого маневра прорваться сквозь них сможет только «Невеста». А поскольку у нас нет второго такого капитана, как ты…
        - Безнадежно, - подытожил Крейн, и два друга вновь обратили взгляды к морю, где клонящееся к закату солнце освещало безрадостный пейзаж.
        Хаген, ставший невольным свидетелем этой сцены, потихоньку ретировался и, оказавшись на пристани, побрел к «Невесте». Кругом было безлюдно: жители осажденного города предпочитали не выходить к воде без лишней необходимости. Все уже знали, что Лайра и все прочие капитаны оказались в безвыходном положении, но пока что их никто в этом не винил.
        Пока что…
        Хаген медленно шел вперед, с каждым шагом будто погружаясь все глубже в черные глубины отчаяния и безысходности. Уж лучше им в самом деле сделать то, о чем говорил капитан, - рвануть из бухты, пусть даже на верную смерть, - но только не сидеть здесь, ожидая неизбежного конца. Лучше погибнуть героически, пусть и бестолково. Чем больше он об этом думал, тем яснее понимал, что Крейн того же мнения.
        А потом пересмешник краем глаза заметил девушку, сидящую на причальной тумбе лицом к воде. Ее спина была совершенно прямой, длинные волосы струились водопадом и в зареве заходящего солнца меняли цвет то на темно-русый, то на рыжеватый, то на почти черный.
        - О чем ты сейчас думаешь? - спросила Мара, когда он подошел и остановился в двух шагах от нее.
        - О том, что мне следовало сразу догадаться, - сказал Хаген. - Наша встреча была предначертана с того самого момента, когда я сошел на берег. Впрочем, нет, вру - с того момента, когда я в последний раз заглянул в зеркало, висевшее в кабинете дядюшки Пейтона, и увидел там… то, что увидел.
        Подобие лица - кусок глины с прорезями на месте рта и ноздрей, небольшим выступом на месте носа и ямами-глазницами. Он и не почувствовал, как это случилось. Наверное, все произошло до того, как умер Пейтон, потому что старый пересмешник не боялся смерти, - значит, не она была причиной изумления, застывшего в его взгляде. Рассеянно удивившись, что преображение случилось без боли, Хаген попробовал придать себе новый облик, и мышцы его послушались.
        Только вот он забыл, как выглядел раньше.
        - Как же мне тебя называть? - спросил он. - Безликой-безымянной? Странницей? Наставницей? Божественной супругой?..
        - Называй меня Марой, - ответила она. - Это имя ничем не хуже других.
        Теперь Хаген воспринимал ее совсем по-другому, и его поражало, что он мог принять за человека существо иной природы. Маленькая девочка на набережной, женщина средних лет у фонтана, юная «племянница» торговца на рынке - все облики Мары пронеслись перед его внутренним взором и слились в один.
        Безликая-безымянная. Богиня, которой издревле поклонялся его клан.
        Она обернулась и взглянула на него. Сквозь мраморную бледность лица пробивался легкий румянец, глаза - теперь ярко-зеленые - сияли. Ожившая статуя - она больше не была прежней Марой, но вобрала в себя понемногу от каждой из женщин, о которых он думал и вспоминал в последнее время. Трисса, Эсме, Ризель…
        Ризель.
        - Почему именно Каама?
        - Потому что я не люблю постоянства, а здесь все меняется каждый день. Потому что во всем мире сейчас нет другого города, с которым было бы связано так много важных вещей. За исключением Облачного города, конечно… однако у него уже есть хозяин. - Хаген понял, что не хочет ничего знать об этом «хозяине». - Ну и, в конце концов, потому, что здесь очень красиво.
        Он не сразу осмелился задать следующий вопрос:
        - Почему ты… бросила нас?
        Ее лицо стало лицом Хеллери, а потом - лицом тетки Эвеллы. Пересмешник закрыл глаза, зная, что следующим будет лицо его матери, и Странница с горечью рассмеялась:
        - Мы никогда не бросаем наших детей, Хаген, мы всегда рядом. Однако мир устроен так, что, если ты хочешь встретиться со своей судьбой, ее надо искать. Пусть даже тебе будет казаться, что ты ищешь что-то совсем другое или вообще неизвестно что. Пусть даже ты ничего не найдешь в конечном итоге. Поиск - это обязательное условие. Особенно когда речь идет о таких, как мы с тобой.
        Ее руки обвили его шею, ее лицо оказалось совсем близко. Хаген опять закрыл глаза и позволил миру ненадолго исчезнуть. Им овладело странное спокойствие: он вовсе не был уверен, что Каама переживет эту беду, что Крейну и Лайре в очередной раз повезет, что его собственную жизнь станет хранить существо, которое сейчас находится рядом. Это не имело значения; он успокоился. Он сделался огромен, как бескрайний Океан, и даже Ризель, очутись она здесь, не смогла бы сломить его, хотя ее приказа не могло ослушаться ничто живое. И неживое.
        Неживое…
        Отыскать этот дом оказалось гораздо легче, чем Хагену казалось поначалу, - ведь он был там всего один раз, да и то забрел случайно. Но если невидимый компас «Невесты ветра» продолжал указывать в сторону причала, то новое чувство, доселе незнакомое, вело его правильным путем, прямиком к жилищу Нэлл и ее сумасшедшего брата. Город сам подсказывал, куда идти.
        Мальчишки, племянники Гарона, сидели на пороге. Завидев Хагена, они тотчас же сиганули в дом, и миг спустя сам хозяин вышел встречать незваного гостя. Выглядел он хуже, чем месяц назад, - исхудал и осунулся, как будто после тяжелой болезни, - но сохранил все тот же непреклонный взгляд.
        - Ты не войдешь, - заявил он без лишних слов. - Иди, прислуживай этой твари.
        - Погоди, Гарон! - Хаген, остановившись на безопасном расстоянии, примирительно поднял руки. - Ты даже не спросил, зачем я пришел. Быть может, я хочу признать, что ты прав, и деревянные корабли в самом деле нужны? В особенности та лодка, которую ты построил втайне от всех.
        Моряк ошеломленно уставился на пересмешника.
        - Откуда ты знаешь про лодку? - спросил он, с трудом обретя дар речи. - Кто тебе сказал? Я же ни одной живой душе…
        «У Мары нет души, - подумал Хаген. - По крайней мере, в привычном смысле».
        - Я догадался, - сказал он. - Те рисунки… Они очень подробны. Человек, способный такое придумать, обязательно захотел бы воплотить замысел в жизнь. Так вот, мне нужна твоя помощь. Точнее, не мне… а всей Кааме. Что ты на это скажешь, Гарон?
        Магус замер, ожидая ответа.
        - Помощь, говоришь? - хрипло произнес моряк. - Ну… заходи.
        «Ты с ума сошел!» - восхищенно воскликнул Лайра, когда Хаген торопливо и бессвязно рассказал о своей идее. Крейн слушал с непроницаемым лицом, молча; несколько раз за это время его взгляд делался отсутствующим - капитан как будто что-то просчитывал. «Может и получиться, - сказал он наконец. - Очень даже может». Хаген взглянул на двух навигаторов, стоявших перед ним, таких похожих и таких разных. Что должны были чувствовать они, вдруг оказавшиеся беспомощными и вынужденные во всем полагаться на оборотня и спятившего моряка?
        «Иди и поговори с ним! - велел Лайра. - Добейся согласия во что бы то ни стало».
        И вот он здесь.
        - Ты видел черные корабли, - сказал пересмешник, решив обойтись без предисловий. - Их восемь, и они заперли фрегаты Лайры Арлини в бухте, как твои племянники запирают светлячков в бутылке. Ни один корабль не двинется с места, потому что черные вооружены пушками и пропитаны звездным огнем.
        - При чем здесь я? - хмуро спросил Гарон, но в его глубоко посаженных глазах сверкнули искорки. - Лайра взялся нас защищать, пусть теперь выполняет обещания.
        - Не спеши. Ты ведь знаешь, что фрегаты на дух не переносят запах звездного огня, поэтому тем, кто работает в форте, путь на борт закрыт. Тогда, в «Веселой медузе», от тебя именно огнем и пахло.
        - Вот это нюх! - хмыкнул бывший моряк. - Прямо как у фрегата. Да, я тогда работал в форте - ящики таскал, вот и провонял весь. Отмывался потом недели две.
        - Теперь подумай хорошенько… - Хаген ненадолго замолчал, от волнения у него перехватило дыхание. - Если живой корабль не пойдет туда, где есть звездный огонь, то отчего бы не воспользоваться… деревянным?
        Он чуть было не сказал «мертвым», но вовремя прикусил язык - Гарону бы такое не понравилось. И без того было непонятно, чего ждать от странного моряка: вдруг он вовсе не захочет больше ничего слушать и выкинет непрошеного гостя в канал?
        - Что ты предлагаешь? - спросил Гарон.
        «Это еще не согласие! - сказал себе пересмешник, чтобы не позволить пламени ликования разгореться раньше времени. - Самое трудное впереди!»
        Настала пора переходить ко второй части плана, и для этого Крейн снабдил его подробнейшими инструкциями и картой бухты. Эту карту они с Гароном расстелили на столе, и пересмешник начал разъяснять, что именно нужно делать для спасения города и его жителей.
        - …Крейн наблюдал за вот этим фрегатом со вчерашнего утра, он говорит - там, на борту, всего-то человек восемнадцать-двадцать, а ночью на вахте трое. Пушек на верхней палубе не видно, но они точно есть, иначе наши корабли не вели бы себя так странно. Нужно подойти на твоей лодке к этому фрегату… пробраться на борт… и успокоить команду. Дальше можно либо пригрозить капитану и как-то заставить его вывести черного в море, чтобы открыть проход для «Невесты» и остальных фрегатов, либо дать залп с правого борта по соседнему черному кораблю. Капитан Крейн считает: последнее проще.
        - Крейн считает… - пробормотал Гарон. - Ну да, все верно. Если черные не боятся звездного огня, значит, с ними что-то сотворили… нехорошее, и они могут повести себя неожиданным образом. Что ж, будем палить из пушек, так надежнее! - Он расхохотался, заметив мимолетную тревогу Хагена, и тут же спросил с ехидцей: - А ты как, морячок? Не боишься, что потом твоя красавица «Невеста» начнет носом вертеть и паленого матроса на борт не пустит?
        - Я рискну, - сказал пересмешник и отвел взгляд. На самом деле об этом он совершенно не подумал. - По-твоему, получится?
        - Ха! Я умею обращаться с пушками, а с такого расстояния и ребенок попадет. Когда мы выстрелим и на соседнем фрегате начнется паника, Крейн поведет «Невесту» в атаку, я прав? Прав. Так кто из нас двоих сумасшедший? - и Гарон опять рассмеялся.
        - Ты согласен? - спросил Хаген, чувствуя себя совершенно сбитым с толку.
        - Да, искусай меня медуза! - зарычал Гарон. - А что я теряю? Постылую жизнь, славу чокнутого? Но у меня есть два условия, красавчик.
        - Слушаю… - Хаген вдруг почувствовал, что за ними наблюдают. «Ты ошибаешься, Гарон. Тебе есть что терять…» - Считай, что говоришь сейчас не со мной, а с Крейном и Арлини.
        - Первое, - отчеканил моряк. - Лодка маленькая, она может взять на борт только восемь человек, считая нас с тобой. Остальными будут те, кого я выберу сам, так и передай своему драгоценнейшему капитану. И второе… - Он ненадолго замолчал, сделавшись очень серьезным. - Если вдруг случится так, что Арлини и Крейн одержат победу благодаря моей лодке, а я об этом не узнаю… то пусть они позаботятся о моей семье. И о семье любого, кто отправится со мной.
        Стоило ему это сказать, как раздался женский возглас: «Гарон!» - и из соседней комнаты к брату кинулась Нэлл.
        Моряк неуклюже обнял сестру и, обернувшись к пересмешнику, взглядом указал на дверь.
        Сложнее всего оказалось заставить себя ступить в мертвую лодку - пустую деревянную скорлупку, игрушку волн. Луна спряталась за тучами, и в темноте лодка казалась просто сгустком мрака, холодным и лишенным души.
        - Быстрее! - прошипел Гарон. - А не то уйдем без тебя!
        Пересмешник взял себя в руки и перебрался с причала на борт; думал он лишь об одном - как бы им не пришлось с полдороги возвращаться домой вплавь.
        - Привыкнешь! - коротко бросил Гарон, будто прочитав его мысли.
        Он оказался прав: совсем скоро магус освоился, и деревянная посудина уже не казалась ему такой уж странной. Да, она была мертвой, но на воде держалась хорошо и шла довольно быстро, хотя и не сама по себе, а благодаря веслам.
        На товарищей поневоле Хаген поглядывал с опаской. Гарон, как и следовало ожидать, взял с собой завсегдатаев «Веселой медузы», и чем больше пересмешник об этом думал, тем менее вероятным представлялся ему удачный исход их авантюры. Эти так называемые моряки наверняка давно, самое малое год, не выходили в море, потому-то и не испугались, последовали за Чокнутым, словно он был их капитаном.
        - Приближаемся! - прошептал Гарон.
        Ночью любой фрегат казался черным, но та громада, что росла по правому борту, была темнее самой тьмы.
        - Будьте наготове, ребята!
        «Как быстро! Заступница, помоги нам…»
        Хаген закрыл глаза, а когда он их открыл, над ними уже возвышался корпус вражеского корабля. Выглядел он ужасно и одновременно так несуразно, что пересмешник от внезапной растерянности перестал бояться: шкуру фрегата покрывали неровные наросты, чей вид даже в темноте вызывал отвращение, а местами на ней виднелись провалы, похожие на язвы. Крейн ни за что не позволил бы довести «Невесту ветра» до такого состояния, ведь он страдал бы наравне с нею.
        «Кто мог сотворить такое? - подумал Хаген в смятении. - Какой больной разум?!»
        - Она дохлая… - ошеломленно проговорил Гарон. - Кракен меня раздери, эта посудина мертвее мертвого, разве что не деревянная! Не трупоход и не кархадон… Я ничего не понимаю!
        Забывшись, он чуть повысил голос, но на борту черного корабля их не услышали. Оттуда доносились обрывки фраз, смех и какие-то странные хлопки; еще раздавался плеск воды, и Хаген понял, что вахтенных что-то отвлекло.
        Заступница услышала его мольбы и подарила немного везения.
        Гарон махнул рукой своим помощникам, и тотчас же в воздух бесшумно взлетели «кошачьи когти». Ни один живой корабль не позволил бы проникнуть к себе на борт столь наглым способом, но здесь их никто не остановил. Команда черного фрегата спала беспробудным сном, совершенно уверенная в своей безопасности, а вахтенные по-прежнему не обращали внимания на то, что происходило совсем близко.
        Стараясь как можно меньше шуметь, они вскарабкались на палубу.
        Здесь все было пропитано звездным огнем. От жуткого смрада Хаген чуть не задохнулся и оттого немного отстал от Гарона и остальных. Словно тени, они скользили по палубе, приближаясь к двум матросам, которые стояли у левого борта.
        - Давай, бей его! - крикнул один из вахтенных. - У-у, какой жирный!
        - Я сейчас… - пробормотал второй. В руках у него был странный предмет - трубка из темного металла. - Вот, уже…
        Он направил эту трубку за борт и что-то сделал. Раздался хлопок, непонятное оружие окуталось облачком дыма, а мучившая Хагена вонь сделалась сильнее. Он различил, однако, и другие звуки: плеск воды и писк какого-то живого существа.
        - Получил! - торжествующе воскликнул первый матрос. - Дай теперь я!
        И как раз в тот момент, когда моряк протянул руку за странной штуковиной, его ударили по голове. Его товарищ и охнуть не успел, как повалился на палубу. Свое диковинное оружие он выронил за борт.
        - Проклятье… - пробормотал Гарон. - Хотел рассмотреть поближе.
        Хаген осторожно пробрался на то место, где стояли вахтенные, - что же так их увлекло? Его взгляду открылась ужасная картина: три дельфа, которых пересмешник всегда считал миролюбивыми созданиями, подплывали по очереди к черному кораблю и выдирали куски из его тела. Еще один дельф плавал неподалеку, то и дело издавая жалобные возгласы; Хагену показалось, что зверь ранен.
        Пересмешник вспомнил, какая боль пронзила его, когда «Невеста ветра» всего лишь меняла расположение переборок. А сколько раз во время сражений она бывала ранена? В тот день, когда напал глубинный ужас, ему повезло потому, что он не был настоящим матросом, лишь играл роль. Всем остальным пришлось делить страдания «Невесты», чей борт пробило в нескольких местах. «Как же может команда спать спокойно, когда такое происходит?» - спросил себя Хаген и не нашел ответа. Возможно, Гарон прав, и этот корабль - живой труп, который не чувствует боли.
        Люк в палубе гостеприимно светился, снизу доносились негромкие голоса, изредка слышался смех. Один из парней Гарона подполз к самому краю - замер, прислушиваясь, а потом одними губами произнес:
        - Восемь.
        Бодрствовали восемь матросов, а с восемью не справиться бесшумно. Но что-то следовало предпринять…
        Гарон посмотрел на Хагена, словно спрашивая совета.
        - Эй, ребята! - позвал пересмешник голосом одного из вахтенных. - Тут какая-то штуковина плывет… странная очень…
        - Морская девка, что ли? - послышался из трюма ленивый возглас. - Да кому она нужна, тварь хвостатая…
        Раздался взрыв хохота.
        - Не, это что-то другое! - продолжал играть Хаген. Удивление в глазах Гарона угасло, он начал беззвучно отдавать приказы своим помощникам. - Вроде бревна… но с глазами… и с шипами!
        Существо, рожденное фантазией пересмешника, вряд ли смогло бы удержаться на воде, и все-таки один из матросов заинтересовался:
        - С шипами, говоришь? Ну, сейчас поглядим…
        Высокий и худой как щепка парень выбрался на палубу и пошел в сторону Хагена, но не успел сделать и двух шагов, как повалился навзничь. Гарон еле успел его подхватить и оттащил туда, где уже лежали вахтенные.
        Дальше Хаген вел беседу сам с собой, на два голоса. На «бревно с глазами» купились еще двое матросов, а потом пересмешник ненадолго замолчал - и тут же появился еще один, почувствовавший неладное. Случилось с ним то же самое, что и с остальными.
        - Осталось четверо, - шепнул Гарон. - И спящие. Теперь наша очередь, оборотень!
        Он спрыгнул в трюм первым, следом отправились остальные, а когда спустился Хаген, там уже было тихо и спокойно. Пересмешник не сумел сдержаться: при виде неподвижных тел он вздрогнул и опасливо огляделся. Что помешает этим лихим ребятам выкинуть его за борт и отправиться на черном корабле в погоню за удачей, которая так долго обходила их стороной? Ведь Лайре они слова не давали…
        - Тащите-ка сюда капитана, - скомандовал Гарон. - Хочу с ним поболтать чуток. А ты не трусь, оборотень. Я, быть может, и сошел с ума, но все-таки остался честным человеком.
        Пересмешник ничего не сказал; ему сделалось стыдно за собственные мысли. Гарон это прекрасно почувствовал, но тоже промолчал - его, как было видно по лицу, что-то беспокоило. В ожидании, пока капитана черного корабля приведут - а в том, что у «ребят» все получится, уже никто не сомневался, - Гарон прошелся по палубе, где б?льшую часть свободного места занимали пушки. Десять орудий стояли в два ряда, по левому и правому борту, устремив носатые рыла наружу. Хаген предпочел разглядывать их издалека.
        Впрочем, пушки, готовые нести смерть и разрушение, выглядели вовсе не так жутко, как успел вообразить себе пересмешник, ни разу в жизни не бывавший в форте и имевший представление о звездном огне лишь по его запаху. Оказалось, что «пушка» - это металлическая труба, окольцованная в нескольких местах обручами и установленная на низкой платформе. Рядом с каждым орудием стояли ящики; из одного такого ящика Гарон вынул некий тяжелый круглый предмет и сказал, не глядя на пересмешника:
        - Вот летит эта штуковина и, ударившись о борт корабля, взрывается. Все вокруг начинает гореть, и огонь потушить невозможно. Да к тому же фрегат мгновенно впадает в такую ярость, что даже самый умелый капитан не сумеет с ним справиться. Поэтому обычно даже захудалому форту хватает одного выстрела, чтобы какой-нибудь наглый пират удрал, поджав хвост… одного, ну, двух выстрелов. Но меня сейчас волнует другое… - Моряк тяжело вздохнул. - Вот скажи, что ты видишь вокруг?
        - Изуродованный фрегат, - ответил Хаген. - Существо, бывшее некогда свободным и прекрасным, но ныне превратившееся в машину для убийства.
        - Мне дела нет до фрегата, - грубовато ответил Гарон, но убежденность исчезла из его голоса. - Здесь десять пушек, а их ведь не находят в море. Это плавучий форт, оборотень. Ты думаешь, у того, кто с нами воюет, их всего лишь восемь?
        Конечно, у капитана-императора было много пушек и много звездного огня. Хаген понимал, что происходящее - всего лишь начало новой большой войны, в которой у Лайры мало шансов победить, потому что… потому что сначала ему надо пережить эту ночь. Пересмешник уже собрался сказать Гарону, что его интересуют более близкие и конкретные вещи - вроде беззащитной Каамы, чья судьба зависит от них, как вдруг на мгновение ослеп и оглох. Он оказался в полной темноте и тишине, которые царили до начала времен или должны были нагрянуть в конце мира, когда от великого костра, пригрезившегося пересмешнику при появлении Феникса, не останется даже пепла. Осознавать себя запертым в этой темнице было до того жутко, что Хаген боялся сойти с ума.
        И тут наваждение прошло.
        - Ты чего? - спросил Гарон, но ответить Хаген не успел.
        Сверху послышался шум; к ногам пересмешника свалился какой-то незнакомый человек - да так и остался лежать, хотя сознания не потерял. Он скорчился на полу, закрывая голову руками, и простонал:
        - Пощадите!
        Магус обомлел: вот это скулящее ничтожество, не способное даже взглянуть в глаза тем, кто захватил его корабль, и есть капитан?..
        - Встань, - сказал Гарон. - Ты позоришь не только себя, но и всех навигаторов.
        Незнакомец - невысокий, худой и сутулый - кое-как взял себя в руки и медленно поднялся. Темнота не скрывала выражения неизбывного ужаса на его лице. Хаген невольно представил себя на месте этого человека: подвластный ему неуязвимый корабль, плавучую крепость, перед которой оказались бессильны король Окраины и один из самых опасных пиратов всего Океана, - этот корабль в мгновение ока захватила горстка оборванцев! Презрение, которое поначалу испытал пересмешник, сменила жалость.
        - Кто вы такие? - спросил он, опередив Гарона.
        Навигатор взглянул на магуса с внезапной надеждой и сбивчиво затараторил:
        - Я тут ни при чем! Меня заставили, это все они, мы должны были встретить тут Задиру, а я вовсе не… нас всех сюда пригнали насильно…
        - Не больно-то похоже, - фыркнул Гарон, но Хаген жестом заставил его замолчать.
        Задирой в Облачном городе прозвали Вейлана Ястреба. Значит, Крейн и Арлини не ошиблись: черные фрегаты и в самом деле ждут подкрепления, причем существенного.
        «Этой ночью все решится, - понял Хаген. - Медлить больше нельзя».
        Но горе-капитан продолжал говорить, и от его слов у магуса волосы встали дыбом.
        - Я никакой не навигатор… - В это верилось легко, чего нельзя было сказать об остальном. - Меня нашли слуги Вейлана в таверне, в Облачном городе… предложили корабль, но не простой. А я ведь был когда-то первым помощником, но капитану с чего-то взбрело в голову, что я хочу переманить фрегат и команду! Он высадил меня на необитаемом острове, и спастись мне удалось лишь по чистой случайности… Они всю эту команду собирали по тавернам, среди тех, кому некуда было идти! Они говорили, что у императора три сотни таких фрегатов и скоро Окраина падет!
        - Да сколько можно! - вдруг зарычал Гарон и огромной лапищей схватил «навигатора» за шиворот. - Искусай меня медуза, с тобой рядом дышать нечем! Будь я твоим капитаном, самолично скормил бы такого помощника кракену, да еще пожелал бы ему приятного аппетита! «Эта» команда? Твоя команда, трусливая дрянь! Или ты и впрямь не чувствуешь никакой связи с матросами и с фрегатом?!
        - Нет… - пролепетал несчастный. - Фрегат же мертвый, с ним не может быть…
        …Тьма со всех сторон, ни звука, ни проблеска, - воплощенный ужас, куда более страшный ад, чем глубинное царство Великого Шторма. Верните, верните мне солнце и море, безмолвно взмолился пересмешник, или убейте насовсем…
        - Хаген!
        Магус очнулся: он лежал на палубе и видел над собой обеспокоенную физиономию Гарона. Навигатора рядом не оказалось, и Хаген понял, что пробыл без сознания несколько дольше, чем решил поначалу.
        - Что ты с ним сделал?
        - Убил и съел… - Моряк хохотнул при виде его растерянности и протянул лапищу, помогая встать. - Отправил в каюту и велел запереть дверь покрепче. Твои друзья, верно, захотят с ним побеседовать. А вот скажи, ты часто падаешь в обморок, словно юная девица?
        - Я что-то почувствовал, - признался магус. - Как будто услышал чей-то голос… и оказался в странном месте, где очень темно… - Он вдруг заметил, как по лицу Гарона пробежала тень. - Эй, да ты ведь тоже это видел!
        - Да, - с неохотой признался тот. - Фрегат пытается с нами говорить.
        - Фрегат?.. - переспросил Хаген, и тут же понял, что еле ощутимое чужое присутствие сразу показалось ему знакомым. Но оно было таким слабым по сравнению с «Невестой»… - Так ведь ты, наверное, должен ее лучше слышать?
        - Это не мой фрегат, - мрачно проговорил Гарон, и у пересмешника тотчас пропала охота спрашивать о чем-то еще. - Я не знаю, что с ней сделали, и знать не хочу, понял? Мы здесь, чтобы помочь Лайре спасти город, - и поможем. А во всем остальном пусть его величество Арлини разбирается сам или в компании с твоим капитаном. Ясно?
        Хаген молча кивнул. Свое дело он сделал, поспособствовав захвату черного корабля без лишнего шума, а теперь вновь наступал черед Гарона, который один умел обращаться с пушками и сосудами, наполненными звездным огнем.
        «Она точно не пустит меня на борт после такого, - подумал пересмешник с внезапной нежностью и тоской. - Впрочем, до этого надо еще дожить».
        Вернулись друзья Гарона, и все вместе они принялись готовиться к атаке. Оказалось, что в этом нет ничего сложного: всего и делов-то, затолкать круглый снаряд в нижнюю часть трубы да поджечь торчащий из него фитиль. Сперва, правда, Гарон проверил, точно ли нацелены орудия, и заставил передвинуть две пушки из пяти.
        - Все готово? - спросил он с довольным видом, отряхивая руки. - Тогда - огонь!
        Пушки рявкнули в унисон. Пятикратно усиленный грохот ненадолго оглушил захватчиков, а от дыма они почти ослепли, но, едва проморгавшись, Хаген тотчас же рванулся к бойнице - и увиденное потрясло его так сильно, что все предыдущие треволнения этой странной ночи показались сущими пустяками.
        Соседний фрегат горел. Клубы серого дыма валили из трюмных люков, сквозь проломы в корпусе рвалось жадное пламя; потом раздался оглушительный треск, и корабль разлетелся на части, а все вокруг потонуло в ослепительной вспышке.
        «Мы их убили, - понял Хаген… и ничего не почувствовал. Пока они глазели на дело своих рук, люди на борту обреченного корабля сгорали заживо, но осознать связь между летящим огнем и пылающим адом было непросто. - Не сталь, не яд… Значит, вот как убивает Феникс?»
        В этот самый миг пересмешник отчетливо почувствовал, как в сущности черного фрегата, давшего временное пристанище их маленькой и весьма разношерстной компании, что-то изменилось. Словно у того, кто заснул так крепко, что все сочли его мертвым, вдруг дрогнули ресницы.
        - Да, - громко сказал Гарон, хотя его никто ни о чем не спрашивал. - Я тебя слышу.
        Хаген обернулся: бывший навигатор стоял у иллюминатора, на его лицо падали отблески пожара. Моряк смотрел прямо перед собой невидящим взором и кивал, как будто и впрямь внимательно слушая невидимого собеседника и соглашаясь с ним. Когда этот странный разговор закончился, Гарон перевел взгляд на Хагена - и внезапно показался пересмешнику совсем другим человеком, необъяснимо похожим… на Крейна.
        - На палубу, быстро! - хрипло произнес он. - Все наверх!
        …И новообретенным вторым зрением Хаген разглядел еле видимые серебристо-серые нити, не толще настоящей паутины, оплетавшие его самого, Гарона и остальных моряков. Теперь уже не оставалось сомнений, что в недрах фрегата ожило огромное сердце, подобное тому, чье биение он слышал каждый день и почти перестал замечать. Билось оно неровно и слабо, но разве можно было ожидать большего от живого трупа? Она ожила, понял пересмешник. Ожила на одну ночь, чтобы отомстить своим убийцам.
        Все они должны были помочь ей и не имели права на ошибку.
        Пока Хаген подымался на палубу, как велел Гарон, ставший на время грядущей битвы его новым капитаном, вторым зрением он видел гавань с высоты полета крылана, и темнота не мешала разглядеть происходящее до мельчайших подробностей. В «стене», загородившей выход из бухты, появилась пробоина, к которой теперь шел фрегат под зелеными парусами. Но даже Крейн не мог сотворить чудо и полностью лишить «Невесту ветра» страха перед звездным огнем, поэтому Хагену было понятно: она движется слишком медленно, она не успеет. Черные корабли изменят строй, расстояние между ними увеличится, а флот Лайры Арлини останется запертым в Кааме до прибытия его смертельного врага. И тогда им ничто не поможет…
        - Слушайте меня, все! - крикнул Гарон, словно перед ним было не семь человек, а по меньшей мере три десятка. - То, что мы сделали до сих пор, - пустяк! Если эта посудина не сойдет с места, Крейну не вырваться! Каама будет разрушена, королевство падет, и здесь появятся имперские прихвостни!
        «Зачем он это говорит? - растерянно спросил себя пересмешник. - Что он хочет сделать?»
        - Сейчас мы просто понаблюдаем, - продолжал Гарон. - И я скажу вам, что произойдет. Крейн поведет «Невесту ветра» вон на тот фрегат, по соседству от сожженного нами. Наверное, «Невеста» даже успеет ударить черного. Но потом ее расстреляют! А если ветер не переменится и по-прежнему будет благоприятствовать черным, то расстрелять ее могут еще на подходе, потому что два других фрегата как раз сумеют продвинуться на нужные позиции! И все, Крейну конец!
        - Он это заслужил, - пробубнил один из моряков. - Крейн - заносчивая скотина. Я так хотел попасть в команду «Невесты», а он даже поговорить со мной не захотел.
        - И со мной… - поддакнул другой.
        Следом за ним молча закивали еще двое. Матросы переглядывались, косились на Хагена, который вдруг ощутил себя весьма неуютно, и медлили принимать окончательное решение. Означало ли это, что никто не собирается помогать Крейну?..
        Пересмешник отвернулся.
        - А все-таки другого такого капитана не сыщешь, чтобы повел фрегат туда, где есть звездный огонь, - вдруг сказал кто-то. - Гляньте-ка, до чего хорошо она идет!
        - Красавица… не идет, летит… вот повезло ему!
        - Самоубийца, - хрипло проговорил Гарон. - Он идет на верную смерть.
        Ненадолго воцарилась тишина, нарушаемая лишь плеском волн.
        - Чего же мы ждем, капитан? - послышался чей-то нетерпеливый голос. - Если ты можешь расшевелить эту дохлую посудину, тогда вперед!
        - Эта «дохлая посудина», - рявкнул Гарон, - твой фрегат, дубина! Отныне и пока смерть не разлучит нас! И зовут ее… - на мгновение показалось, что у моряка перехватило дыхание и он не сумеет договорить. - ~Быстрая, вот как!
        «Быстрая».
        Мертвая плоть наполняется жизненной силой - пусть ненадолго, пусть всего на одну ночь. Обмануть Шторм нельзя, но он старик и любит интересные истории… Так отчего бы не рассказать ему одну, подлиннее?
        И пока он будет слушать, можно все успеть.
        Итак, история. Было это в середине зимы, когда шторма следовали друг за другом, словно их повелитель окончательно сошел с ума и решил расправиться с непокорными детьми земли и неба, а заодно - с фрегатами. Корабли, впрочем, ничуть не испугались его гнева и, отсиживаясь в уютной гавани, предавались занятию, которое подходило для этого времени как нельзя лучше, - они дремали. О-о, грезы фрегатов восхитительны, но опасны, и горе тому, кто хоть раз их разделил, - вовеки не видать ему покоя! Его душа будет томиться, желая не то расправить крылья и взлететь, не то рухнуть в бездну, где поджидает голодное чудовище, ему будет не хватать голоса моря и песни звезд. Лишь один человек может испытать все это и не лишиться разума, и человек этот самой судьбой назначен фрегату в спутники до тех пор, пока смерть не разлучит их.
        Лишь один человек…
        «Быстрая» просыпается, когда ее навигатор возвращается из города и поднимается на борт. С ним какие-то чужие люди, но такое бывает часто: сначала приходят незнакомцы, потом приносят ящики, полные вещей, которые для «Быстрой» не имеют никакой ценности и никакого смысла. Терпит она все это по одной простой причине: вскоре после того, как все ящики оказываются на местах, капитан разрешает ей выйти в море.
        Море…
        У «Быстрой» хороший капитан, чуткий и отзывчивый, а еще он любит, когда ветер наполняет их паруса и несет по волнам, когда ладони Океана подхватывают их и поднимают к солнцу или звездам. В такие мгновения для фрегата не существует команды, есть только капитан, и если корабль умеет мечтать, то лишь об одном - чтобы это зыбкое счастье сделалось вечным.
        Груз в трюме, все готово к отплытию, но «Быстрая» чувствует: ее капитан чем-то обеспокоен. Встревоженная, она обнимает команду так, что слишком уж чуткий юнга падает в обморок, и навигатор злится, безмолвно ругает ее. Что же происходит? Она обращается к пассажирам: те, хоть и неподвластны ее сущности, все-таки не могут спрятаться полностью. Надо лишь набраться терпения, подождать немного: в море позволено лгать лишь Великому Шторму, а все остальные рано или поздно начинают говорить правду, поэтому…
        Поэтому она совершает самую большую ошибку в своей долгой жизни.
        Нужно было не ждать, а уничтожить чужаков и их груз, нужно было ослушаться, но это «Быстрая» поймет лишь за той гранью, откуда нет возврата. Фрегат не может думать о будущем, фрегат не может нарушить приказ - и все-таки, погрузившись во мрак, она станет вновь и вновь вспоминать события последнего дня. Дня, когда в открытом море, далеко от порта, их встретили два черных фрегата, и один из незнакомцев, подойдя к капитану, что-то ему сказал. Вслед за этим «Быструю» переполнил гнев, переходящий в еле сдерживаемую ярость. Она, сжав кулаки, ответила чужаку резким и решительным отказом, а капитан расправил паруса, чтобы поскорее уйти от этих странных фрегатов, источающих невыносимый смрад.
        Но их остановили, будто ударили в спину. Чужак протянул руку, схватил их связующую нить - и пришла боль, какой им не доводилось испытывать ни разу. Она ослепила их, жгучим огнем растеклась по венам, пропитала внутренности желчью. Смертельным ядом полнились жестокие слова, чей смысл на миг сделался пугающе ясным: «Ты отказываешься? Что ж, обойдемся и без твоего согласия. Пусть тебя утешит то, что твой фрегат послужит благому делу… Такова воля императора!»
        И безжалостной смертью упало с неба лезвие, расколов ее корпус пополам. В пробоину хлынула соленая вода, а где-то вдалеке Великий Шторм расхохотался, злорадно потирая руки, - наконец-то дождался!
        Что ж, всему на свете приходит конец…
        Однако она не умерла. Человек, так долго бывший с нею единым целым, тряпичной куклой рухнул на палубу, но и он не умер.
        Случилось нечто непоправимое, и осознание накатило, как мощная волна, способная опрокинуть и утянуть на дно, а потом волны ринулись одна за другой, неся холодный ужас и безумие, потому что «Быстрая» встретилась лицом к лицу с самым жутким из своих страхов - она осталась в одиночестве.
        Все то, что делали с нею потом…
        - …уже не имело значения, - прошептал Хаген. - О Заступница!
        Гарон стоял рядом, закрыв глаза. Выражение бледного лица нельзя было назвать иначе как страдальческим. Видел ли он те образы, которые «Быстрая» показала пересмешнику, или же вспоминал, что произошло с ним самим десять лет назад? «Моя вина, - сказал себе Хаген. - Я заставил его вернуться в прошлое, из-за меня он потерял свою новую мечту, свою деревянную лодку. Я виноват…»
        - Тот, кто сотворил такое, - негромко проговорил Гарон, - утратил свою душу.
        Он повернулся к пересмешнику, ошеломленному столь неожиданными речами, и прибавил:
        - А я, кажется, вновь обрел свою…
        Мачты «Быстрой» трещали, паруса на глазах расползались, превращаясь в лохмотья, но загадочным образом она неслась вперед, как будто опять стала настоящим, живым фрегатом. Гарон немногое мог для нее сделать - лишь направить туда, где находился черный корабль, - да к тому же для фрегата, лишенного абордажных крючьев, оставался лишь один способ атаки.
        - Держитесь крепко! - крикнул моряк.
        Это был не просто таранный удар, это было форменное самоубийство, на которое ни за что не отважился бы кто-то другой. «Быстрая» врезалась в борт черного корабля с такой силой, что носовое копье полностью вошло в его корпус, как нож входит в переспелое яблоко. Живой фрегат от такого удара парализовало бы, но черный как будто и не заметил, что произошло. Гарон махнул рукой и первым перебежал на палубу вражеского корабля, на ходу вытаскивая саблю; товарищи последовали его примеру, а Хаген на миг замешкался - ему не хотелось покидать «Быструю».
        «Прости меня… лучше бы тебе не просыпаться, не переживать эту боль заново».
        Едва эта мысль мелькнула в голове пересмешника, он ощутил прикосновение - теплое и ласковое, но вместе с тем печальное. Это было что-то вроде прощального объятия, и пересмешник ринулся в бой с внезапным ощущением, что вершит месть именно за собственный корабль и собственного капитана. Он чувствовал, что «Невеста» и Крейн его поймут и простят.
        Что могут сделать восемь человек против тридцати? Не так уж много. Всего лишь внести сумятицу во вражеские ряды, не дать черному кораблю выдвинуться вперед, навстречу «Невесте», позволить Крейну исполнить свою часть плана - а потом погибнуть, потому что запас чудес, припасенных Заступницей для них на эту ночь, давным-давно исчерпан.
        Пересмешник словно впустил в себя не только сознание «Быстрой», но еще и чью-то чужую душу, и поэтому сражался с небывалой яростью. Отчего-то это его не удивляло, как не удивляло и кое-что другое: матросы с черного фрегата показались Хагену похожими друг на друга безликими куклами, словно они вовсе не люди, а меррские солдаты, которые, если верить рассказам бывалых моряков, сотворены Меррской матерью из песка, водорослей и мелкой морской живности и одухотворены ею для одной лишь цели - битвы.
        Что ж, цель у них была общая.
        Удар.
        Это так просто. Не нужно лгать и изворачиваться, подавая яд и ожидая результата, все честно - лицом к лицу, глаза в глаза, кто успел, тот и… Ничего, что вместо лица ты видишь лишь расплывчатое пятно, ведь твой противник видит то же самое.
        Удар.
        Мерр - не человек, он не чувствует боли, не истекает кровью, и удар сабли может остановить его только в том случае, если отрубит ногу, руку с оружием или голову. На лице мерра никогда не отразится злость на врага или растерянное осознание приближающейся смерти. Пересмешник все это знал, хотя и никогда не сражался с морскими воинами, он вообще ни разу не бился против такого множества противников, к тому же рука об руку с малознакомыми людьми, которых еще минувшим вечером считал проходимцами, неудачниками, чуть ли не бандитами.
        Удар.
        Сталь пронзает чужое тело, раздается чей-то крик. Не слушать. Дальше. Где-то рядом огромный Гарон яростно рычит, словно дикий зверь, и кажется, что он готов рвать врагов голыми руками. Но их слишком много, слишком… а ведь ты чувствуешь? Вас уже не восемь, а семь.
        Шесть…
        Высверк молнии перед лицом заставил Хагена отшатнуться, и удар пришелся вскользь. Жгучая змея поползла по груди наискосок, но он, не обращая на это внимания, рубанул в ответ и оказался точней.
        Удар.
        Повеяло холодом - теперь их осталось пятеро, и Хаген с внезапным облегчением понял, что скоро все закончится. Пересмешника охватила усталость не тела, но души; сабля сделалась тяжелой, а рукоять, скользкая от его и чужой крови, так и норовила выскользнуть из стиснутых пальцев. За одну эту ночь он убил больше народа, чем за десять лет обучения и службы у дядюшки Пейтона… Нет, пора взглянуть правде в глаза.
        Он служил не дяде, а его величеству капитану-императору Аматейну.
        Он лгал себе, говоря, что рассчитался с Пейтоном Локком за обман и за то, что любящий дядюшка отнял у них с Триссой возможность быть счастливыми, или просто - возможность быть. Пейтон сделал его убийцей, Аматейн - дважды предателем. Так он твердил себе, отыскивая тайные пути в Облачную цитадель, чтобы наконец-то свершить месть за клан, за Триссу, за самого себя. А когда шанс, которого пришлось дожидаться несколько лет под личиной старого слуги лорда Рейго Лара, представился, он… его упустил. Он подчинился Ризель столь безоговорочно, словно был ее слугой, причем верным и преданным, готовым отдать жизнь за свою госпожу.
        Что же с ним произошло? Какое сильное слово она произнесла так, что он даже не осознал, когда изменился?
        …На скользкой палубе ты спотыкаешься, падаешь на одно колено - и тотчас же получаешь удар в спину. Темнеет в глазах, твой хребет превращается в раскаленный железный прут, руки и ноги будто перестают тебя слушаться. Это конец? Нет. Еще нет…
        В тот момент, когда Хаген подумал, что больше не выдержит, его противник рухнул на палубу. Пересмешнику некогда было рассуждать, что послужило этому причиной, но одно он точно знал: ни одной смертельной раны матрос не получил. Смерть наступила не от удара саблей. Смерть упала с неба.
        У смерти, чернее безлунной полночи, были два клинка и огромные крылья; она вертелась и крутилась, нанося удары такой силы, что матросы попросту разлетались в стороны. Радуясь внезапной передышке, Хаген отступил, чтобы ненароком не попасть под горячую руку. Он сомневался, что его успеют узнать прежде, чем отправят на тот свет.
        Черные крылья сбивали матросов с ног, не давая подобраться к их обладателю, в чьем облике не осталось ничего человеческого. На миг встретившись взглядом с крыланом, пересмешник содрогнулся: бирюзовые глаза были холодны и безжалостны, а саркастическую усмешку, к которой он так привык, сменил хищный оскал.
        Хаген раньше и не замечал, что у Джа-Джинни такие острые зубы.
        - Сзади! - крикнул кто-то, и пересмешник, обернувшись, еле успел парировать удар.
        Сабля выскользнула из руки его противника, но здоровенного матроса, ничуть не уступавшего в росте грогану Бэру, это не смутило - и спустя мгновение Хаген отлетел к фальшборту. «Вот теперь точно все…» - промелькнула на удивление равнодушная мысль, и тут матрос замер над пересмешником, глядя куда-то за борт.
        Лицо у него было озадаченное.
        …Внезапной волной безграничной любви тебя как будто сбивает с ног, а потом в усталом до полусмерти теле откуда-то появляются новые силы. Связующие нити пульсируют, врастая в твои плоть и душу, и теперь уже не остается никаких сомнений, что вы - единое целое.
        И это навсегда.
        Абордажные крючья «Невесты ветра» пронзили борт черного фрегата, и она закричала. Ее крик был исполнен ярости и боли, как если бы она повиновалась капитану из последних сил, вопреки собственным желаниям. На палубу вражеского корабля ринулись матросы Крейна, и Хаген с трудом поднялся, чтобы присоединиться к ним, но тут сам капитан, ухватив пересмешника за шиворот, толкнул его туда, где пока что было безопасно.
        - Пушки! - севшим голосом прокричал Хаген. - Если они выстрелят в упор, то…
        - Не успеют! - перебил Крейн, и в его лице было столь же мало человеческого, как и в лице разъяренного крылана.
        Он оказался прав: с командой черного фрегата покончили так быстро, что едва ли хоть кто-то из нее сумел даже подумать о пушках. Матросы вернулись на борт «Невесты»; она, нетерпеливо хлопая парусами, освободилась - и ринулась навстречу новой битве. Черный начал тонуть.
        Вместе с ним ушла на дно и «Быстрая».
        Оставалось еще пять вражеских кораблей, и то ли их капитаны оказались более расторопными и умелыми, то ли просто сошел на нет эффект неожиданности, но при одном лишь взгляде на построение противника пересмешник понял: самое трудное впереди. Растерянность и страх, на миг охватившие его, исчезли столь же быстро, как появились: он на «Невесте ветра», Крейн рядом, и чудеса, похоже, все еще продолжаются.
        - Он идет! - вдруг сказал кто-то. - Лайра идет!
        Пересмешник оглянулся и увидел Гарона вместе с тремя другими выжившими моряками из «Веселой медузы». Их лица были в крови и копоти - тут только Хаген осознал, что и сам выглядит не лучшим образом, - но глаза сияли, а Гарон указывал рукой за борт.
        От пристани отошел фрегат, чьи паруса светились в темноте.
        - Идиот… - пробормотал Крейн и стукнул кулаком по фальшборту. - Он решил сделать из «Луны» мишень.
        - А что будем делать мы, капитан? - спросил пересмешник.
        - Помогать ему, - раздалось в ответ. - И подавать пример!
        «Невеста ветра» круто развернулась и направилась к одному из черных фрегатов, который, заметив ее маневр, тотчас же стал поворачиваться. Хаген, не отрывая взгляда от черного корабля, считал - он помнил, какое время требуется для того, чтобы зарядить пушки и направить их на цель, - но все-таки вздрогнул, когда раздался залп.
        - Промазали, - констатировал Гарон, подходя ближе. Крейн удостоил моряка долгим взглядом, но ничего не сказал. - Мы слишком далеко, они поторопились. А у вас на борту есть песок, капитан?
        Магус еле заметно улыбнулся и опять промолчал.
        Второй выстрел почти достиг цели: два огненных шара из пяти пролетели мимо, третий лишь слегка зацепил корму, но оставшиеся проделали две дыры в парусах, пройдя сквозь них, будто сквозь шелковую занавеску, и обдав моряков дождем жгучих искр. Падая на палубу, каждая такая искра превращалась в стремительно растущий огненный круг, и круги слились бы в сплошной пламенеющий ковер, если бы их тотчас же не засыпали песком из припасенных заранее мешков. «Невеста» сбавила скорость, но Крейн положил ладонь на планшир - Хагену почудилось в этом движении что-то ободряющее, - и фрегат понесся вперед так же быстро, как раньше.
        Борт вражеского корабля окутался дымом в третий раз, словно огненный кракен вдруг выпустил щупальца, которые хлестнули по палубе, сметая все на своем пути, сжигая паруса и ломая реи.
        «Невеста ветра» закричала от невыносимой боли, и на краткий миг Крейн потерял над нею власть, потому что почувствовал то же самое. Он упал на колени, закрывая лицо руками, а новое огненное щупальце взметнулось и понеслось прямиком на него.
        Время замедлило ход.
        Хаген в третий раз увидел, как раскрываются крылья Феникса, но потусторонний защитник, явившийся на помощь последнему из рода Фейра, упустил несколько драгоценных мгновений и остановить огненного кракена уже не мог.
        Поэтому Хаген прыгнул.
        Боли, как ни странно, он не ощущал.

* * *
        Бело-розовые лепестки цветущей вишни безжалостным ветром уносит в море. Над зеленеющими садами Фиренцы разливается красно-золотое сияние - не первое поколение художников тщится передать его красоту на холсте. Закаты в Фиренце не похожи друг на друга, они таят особенную, неизъяснимую прелесть, как будто пропитывая волшебством все, к чему прикасаются лучи солнца, обреченного на вечный круг смерти и возрождения.
        Хаген в старом саду один, и теперь ему вовсе не пятнадцать лет. Сад остался прежним, а сам он изменился, и тупая боль в израненном теле безжалостно об этом напоминает. Боль не дает обмануть себя и притвориться, что мира за пределами этого маленького рая нет и не было никогда.
        Где-то далеко слышатся звуки битвы, и если прикрыть глаза, то можно даже кое-что увидеть: вот сталкиваются бортами два фрегата, две команды начинают сражение не на жизнь, а на смерть… Знакомые лица? Да, они есть. Женщина в мужском костюме сражается бок о бок со светловолосым мужчиной, который отчего-то кажется Хагену неловким. Он с трудом парирует удары, все чаще отступает. Его соратница бьется не хуже разъяренной кошки, но ей не дано вершить чудеса.
        Вот светловолосый падает…
        Другой корабль, черный как смоль, внезапно содрогается от удара, который наносит таран. Противник появляется из-под воды: огромное существо, похожее на кархадона, поднимает мачты и превращается во фрегат с зелеными парусами. На палубу выбегают матросы, и среди них сразу два крылатых силуэта - черный и алый, огненный.
        Те, кто выживут, запомнят эту ночь надолго.
        Он не из их числа…
        - Эй! - раздается за спиной знакомый голос. Хаген хочет обернуться, но тонкая рука с изящными пальцами ложится на его плечо, заставляя смотреть прямо на солнце. - Зачем ты это сделал?
        - Трисса, я… - Он теряется, не может подобрать слова. - Я… прости меня.
        - Простить? - удивленно переспрашивает она. - За что?
        Вихрем проносится сквозь сознание та ночь, когда он оказался слишком уж хорошим учеником Пейтона и потерял самое дорогое, что только сумел обрести за свою никчемную жизнь, растраченную на исполнение чужих желаний, - и горе прорывается наружу, словно лопается нарыв. Хаген начинает говорить - сбивчиво, бессвязно, - и не может остановиться, а Трисса слушает его, не перебивая.
        - Я любила тебя, - произносит она в конце концов, когда он замолкает. - И ни о чем не жалею. За что мне тебя прощать? За случай, над которым у тебя не было власти?
        И внезапно Хаген понимает, за что.
        - Я не узнал тебя. Я обещал, что узн?ю… Прости.
        Трисса убирает руку с его плеча, молчаливо разрешая обернуться, но он слишком долго смотрел на солнце, поэтому не может разглядеть ее лица - оно все время меняется. На мгновение из глубин памяти всплывает другое имя - Мара? - но потом он вновь видит перед собой именно ту, кого хочет видеть. Перед глазами танцуют разноцветные пятна, под веками жжет песок, и прощальный горько-сладкий поцелуй длится целую вечность.
        Впрочем, теперь ему некуда торопиться.

* * *
        - Эй!
        Он открыл глаза и увидел над собой небо, по которому легкий ветерок гнал пушистые облака. Где-то на востоке солнце вынырнуло из моря, но не успело еще разгореться как следует - значит, рассвело совсем недавно.
        В вышине парила одинокая черная птица.
        Безмятежный пейзаж показался Хагену таким неправдоподобным, что он ни на миг не усомнился в собственной смерти. Что ж, выходит, на том свете не так уж и плохо. И даже крабов не видно. Может, врут люди, и не так уж страшен на самом деле Великий Шторм?
        - Какие еще крабы? - проворчала Эсме, касаясь его лба прохладной ладонью. - Глупости. Ты живой.
        Тут же пришла боль, словно по команде. Болело все - каждый удар сердца отдавался мучительной пульсацией в черепе, ныла каждая мышца и каждая кость, - но особенно сильно болела спина. Ее жгло и дергало, словно открытую рану щедро присыпали солью.
        - Эсме? - хрипло проговорил пересмешник, растерянно озираясь. - Что произошло? Где я?
        Вместо ответа целительница протянула ему руку и помогла сесть.
        Они находились на палубе «Невесты ветра», стоявшей у причала. Повсюду на тюфяках и одеялах лежали раненые. Либо фрегат отмыли от крови и копоти, либо он очистился сам, но запах въелся намертво, и стоило закрыть глаза, как страшная битва начиналась заново. Хаген огляделся: в парусах зияли прорехи, фальшборт местами выглядел не то оплавленным, не то надкусанным, часть кормы все еще дымилась… да и палуба слегка кренилась на правый борт. «Невесте» здорово досталось, понял пересмешник со смесью восторга и ужаса.
        Но они выжили.
        - Мы п-победили? - спросил он неуверенно, и целительница устало улыбнулась. Ее лицо было желто-серым, осунувшимся, глаза потускнели.
        - Смотря что называть победой. Все черные корабли ушли на дно.
        - Но как? - изумился Хаген. - Я даже не представляю себе…
        - Капитан заставил «Невесту» опуститься под воду… нырнуть, - объяснила девушка и прибавила, заметив, как он ошеломлен: - Вообще-то это была тайна, которую знали только члены команды. Тебе просто не рассказали о ней, но, если бы на нашем пути повстречался водокрут, ты бы все увидел своими глазами. В общем, «Невеста» нырнула, и пушки черных сделались бесполезны. Два корабля мы протаранили из-под воды, а с остальными дрались как обычно. Лайра потерял один фрегат, два других сильно повреждены. У «Луны» пробит бок, но сейчас она в доке, и с ней все будет хорошо, насколько это возможно.
        - Насколько это… возможно? - переспросил Хаген, почувствовав недосказанность.
        - Раненых очень много, - устало проговорила целительница. - Не всех удалось спасти, не всем можно помочь. И Крейну досталось, и Лайре… А у тебя спина была сожжена до живого мяса. Я сделала, что могла. Прости, без шрамов не получилось…
        Пересмешник не поверил своим глазам - она отвернулась и заплакала. Он завел руку за спину и осторожно провел кончиками пальцев по коже. Бугристая, неровная, прикасаться больно, больно, так больно… Огонь едва не убил его.
        - Ты просишь прощения? - потрясенно спросил он. Эсме всхлипнула и ничего не сказала. - Ты спасла мне жизнь, глупая. Я твой должник.
        Она снова всхлипнула, посмотрела на него и миг спустя зарыдала в полный голос, уткнувшись ему в плечо.
        «Наверное, я никогда не пойму целителей, - думал он, слушая ее бессвязное бормотание и ласково гладя по волосам. - Или, может быть, никогда не пойму тебя, самоотверженная птичка…»
        Над ними словно пронесся южный ветер, обдав теплом.
        - Капитан зовет, - сказала Эсме и, устало вздохнув, вытерла слезы. - Наверное, Лайра плохо себя чувствует.
        Она поднялась - и вдруг покачнулась, едва не упала. «Да что же ты с нею делаешь! - подумал Хаген с внезапной злостью, которая помогла ему самому встать. - Она ведь вымоталась до предела!»
        Вслух он сказал спокойно и небрежно:
        - Позволь тебя проводить?
        Она не возражала.
        Дом Лайры как будто погрузился в траур: слуги превратились в призраков, никто из них не отваживался даже головы поднять, не говоря уже о том, чтобы хоть словом перемолвиться с посетителями. Но Эсме здесь ждали, поэтому их сразу же повели в кабинет Лайры, где Хагену в прошлый раз побывать не довелось. Там находились трое: Кристобаль Крейн, Камэ и сам Лайра Арлини, который стоял у окна, опираясь о подоконник.
        Пересмешник растерялся. Он-то решил, что король Окраины при смерти…
        Потом Арлини повернулся, и Хаген невольно вздрогнул. Правый рукав Лайры был подвернут и заколот булавкой, а сама рука заканчивалась выше запястья. Пересмешник невольно вспомнил первый вечер в этом доме, ужин в ныне разоренном внутреннем дворике: звон хрусталя, красное пятно на скатерти, случайно оброненную фразу - «Я такой неловкий…» Король Окраины не смог удержать бокал, но взялся за саблю той же рукой.
        Итог закономерен.
        - Как ты себя чувствуешь, Эсме? - спросил Лайра. Он выглядел очень бледным и осунувшимся, но говорил спокойным участливым тоном. Однако пересмешник почему-то напрягся и, взглянув на Крейна, понял причину своего беспокойства: капитан стоял в тени, и оттого было отчетливо видно, как у него в глазах пляшут алые искры. - Все ли раненые с «Невесты ветра» получили твою помощь?
        - Да, - сказала целительница и развела руками. - По крайней мере ту помощь, которую я в силах оказать…
        «Что происходит?..»
        - Это хорошо, - сказал Арлини, кивая. - Это очень хорошо. Мне бы не хотелось…
        - Лайра, - перебил его Крейн и поднял руку.
        - Мне бы не хотелось отвлекать тебя от дела, - сказал Арлини, не сводя глаз с целительницы и словно не замечая феникса. - Я хочу задать один вопрос.
        - Я слушаю, - смиренно сказала Эсме.
        Хаген окончательно убедился, что вот-вот произойдет нечто ужасное.
        - Эсме, ты умеешь творить чудеса?
        Наступила мертвая тишина. Арлини смотрел на целительницу, не шевеля ни одним мускулом и даже не мигая; она отвечала ему столь же пристальным взглядом. Камэ, до этого сидевшая за столом, уронив голову на руки, медленно встала и повернулась к брату - у нее были красные, опухшие от слез глаза. Крейн замер с поднятой рукой, и этот грозный жест был знаком Хагену.
        Пересмешник невольно затаил дыхание.
        Камэ не выдержала первой - всхлипнув, ринулась прочь из кабинета. Остальные еще несколько мгновений молча смотрели друг на друга, пока Эсме не проговорила чуть слышно:
        - Я не пробовала. Наверное, умею.
        - Вот как? - Огонек, блеснувший в глазах Арлини, был почти таким же ярким, как пламя феникса. - И что для этого нужно?
        - Попросить, - ответила целительница все так же тихо. Ее лицо сделалось даже не бледным, а совершенно белым, словно в нем не осталось ни капли крови. - Я не отказываю, если меня просят о помощи.
        - Попросить… - повторил Арлини. - И что случится с тобой… в случае неудачи?
        - Я умру в любом случае, - спокойно ответила девушка. - Нельзя сотворить что-то из ничего, не потратив на это все силы, которые имеются в моем распоряжении.
        - Лайра! - прорычал Крейн.
        Комнату осветила яркая вспышка; Хаген резко повернулся к Крейну и увидел в руках у капитана шаровую молнию размером с яблоко. Она шипела и искрилась. На лицо магуса ложились отблески света, придавая ему выражение необычайной ярости, хотя на самом деле - Хаген это почувствовал - сейчас Крейн был совершенно спокоен.
        - Капитан! - растерянно воскликнула Эсме, но магус на нее даже не посмотрел.
        Лайра, которому предназначалась молния, не испугался. Он стоял, чуть наклонив голову, и разглядывал Крейна с чем-то вроде изумления, словно увидел в первый раз.
        - Вот оно как, значит… - наконец проговорил король Окраины. - Убьешь меня, безоружного калеку? Ты решил, что я и впрямь могу попросить ее о таком?
        Феникс молчал. Молния в его руках продолжала искриться.
        На губах Лайры Арлини появилась горькая улыбка.
        - Жаль, - сказал он, а потом открыл сундучок, стоявший на столе, и достал оттуда потрепанный свиток. - Мое последнее желание, Кристобаль Фейра: бери это и убирайся к Меррской матери.

* * *
        Хаген вышел из кабинета Лайры на негнущихся ногах, ошеломленный случившимся. Эсме. Карта. Два друга, ставшие врагами. Неужели «Утренняя звезда» - быть может, давно превратившаяся в ржавую труху - того стоила? Пересмешник слишком устал, чтобы искать ответы на такие вопросы. Он добрался до пристани, поднялся на борт «Невесты ветра», отыскал свой тюфяк и рухнул на него лицом вниз.
        ЭТО НЕ КОНЕЦ, - донеслось с берега, вместе с шумом городских улиц. Он засыпал, а Каама проснулась, и на смену тревожной ночи и робкому утру пришел светлый день. - ЭТО ВСЕГО ЛИШЬ НОВОЕ НАЧАЛО.
        «Выходит, я и впрямь попал в интересную историю…»
        КОНЕЧНО. ТВОЙ ПОИСК НЕ ЗАКОНЧЕН. ТЫ НЕ ЗАСЛУЖИЛ ОТВЕТА НА ГЛАВНЫЙ ВОПРОС, ТЫ ЗАСЛУЖИЛ ПОКОЙ.
        «Сегодня мы уйдем из Каамы… А я не узнал, что стало с Гароном. И не попрощался с тобой».
        ГАРОН ЖИВ И ЗДОРОВ, ЧТО ЕМУ СДЕЛАЕТСЯ. А Я… Я БУДУ СМОТРЕТЬ ТЕБЕ ВСЛЕД И МОЛИТЬ НЕБЕСА О ТОМ, ЧТОБЫ С ТОБОЙ ВСЕ БЫЛО ХОРОШО. ЭТО ДОЛЯ ТЕХ, КТО ОСТАЕТСЯ НА БЕРЕГУ, И Я ОСТАЮСЬ С НИМИ. ТЕБЕ ЖЕ ПОРА УХОДИТЬ.
        «Не знаю… я так устал. Быть может, ты и права, но… Мара!»
        ДА?
        «Я когда-нибудь его найду? Я вспомню, как выглядит мое лицо? Скажи мне, что это хотя бы возможно…»
        ТЫ ПОМНИШЬ, ЧТО ПОТЕРЯЛ ЕГО. СЧИТАЙ, ПОЛДЕЛА СДЕЛАНО.
        Мысли Хагена начали путаться; он засыпал. Напряжение последних дней наконец-то схлынуло, хотя где-то в глубине души он ни на секунду не забывал, что все стало лишь сложней, - одни неприятности сменились другими. И все же они спасли город… королевство… Лайру Арлини, пусть он и страдает теперь от своего увечья… Крейн поторопился, Отчаянный ни за что не пожертвовал бы жизнью Эсме ради правой руки.
        Хотя - кто его знает? Быть может…
        СПИ.
        И он уснул.
        Шум моря
        Это была странная ночь - ночь, когда лунный свет наполнил небо от края и до края, как вино наполняет бокал. Фаби смотрела в окно и вспоминала все имена, которыми называли луну в старых сказках и легендах.
        Ночная странница, Плакальщица, Госпожа теней и тихих песен…
        «Ни одно не подходит», - подумала она. Этой ночью в небесах сиял огромный бриллиант - прозрачный камень чистой воды, способный своей острой гранью прорезать окно между мирами. Казалось, стоит лишь пристально взглянуть на удивительную драгоценность на черном бархате ночного неба - и время остановится.
        - Все готово, - сказала Ризель, вздохнув. Вид у нее был усталый, но на губах мелькнула тень удовлетворенной улыбки. - Иди спать, прочитаешь завтра.
        Принцесса закончила новый перевод - отчего-то ей захотелось завершить долгий труд именно сегодня, глубокой ночью. Фаби с легким сердцем осталась со своей госпожой, хотя в последнее время та не требовала ее обязательного присутствия везде и всюду, как раньше. Ризель была слишком поглощена работой, чтобы удивиться внезапному рвению компаньонки - впрочем, могла ли она знать, что той просто страшно засыпать? Между тем темные круги у нее под глазами становились все заметнее. Еще немного, и ей уже не удастся списать их на обычное переутомление и недостаток прогулок на свежем воздухе.
        «Что я скажу? - уныло подумала Фаби. - Прошу прощения, ваше высочество, но меня мучают ночные кошмары, и они становятся все ужаснее. Я вижу себя запертой в пещере с тысячами спящих металлических созданий - не живых и не мертвых. Мне кажется, одно из металлических тел вот-вот высосет из меня душу. Что бы это значило, ваше высочество? Быть может, один из алхимиков сумеет понять? Правда, после его изысканий меня придется собирать по частям…»
        - А можно почитать сейчас? - спросила она вслух. Что угодно, лишь бы еще оттянуть момент, когда придется лечь в постель и закрыть глаза. - Если, конечно, вы позволите.
        - Позволяю, - ответила Ризель, одарив свою компаньонку странным - удивленным и слегка печальным - взглядом. - Только не все, а то мы так до утра просидим. Вот… этот отрывок, пожалуй, подойдет.
        Фаби привычным жестом приняла из рук принцессы лист бумаги, исписанный убористым неряшливым почерком, и начала читать.
        «Было это в те времена, когда некто научил людей видеть сокрытое.
        В башне, увенчанной звездами, жил король, чья мудрость не знала границ. Всех своих явных врагов он давно победил, а неявные страшились его взгляда, потому что король этот был наделен способностью читать по глазам людей и нелюдей не только их истинные чувства, но и суть их душ - то, о чем они сами не знали. Даже время опасалось мудрого владыки, и среди подданных слыл он бессмертным, хотя таковым на самом деле не был.
        Однажды король устроил пир, на который пригласил всех правителей окрестных земель, и роскошное празднество потрясло их, породив восхищение и зависть.
        - Ваше величество! - сказал один из гостей. - Мы увидели нынче столько чудес, что хватило бы на три жизни. Мы побывали в саду, где вечно длится весна, а на ветвях деревьев растут плоды, для которых нет названия ни в одном из языков мира. Мы отведали превосходных яств и вин, от которых наши души воспарили в небеса. Мы даже убедились, что башня твоя внутри в десять раз больше, чем кажется снаружи. Неужто ты сумеешь удивить нас еще чем-то?
        - Сумею, - ответил король и трижды хлопнул в ладоши.
        Распахнулись высокие двери, и в зал, где пировали вельможи, вошла юная девушка. Стройная как тростинка, в изумрудно-зеленом платье без единого украшения, была она так хороша собой, что гости утратили дар речи от восхищения и смотрели на незнакомку, будто зачарованные. Ничто не смогло бы затмить такую красоту!
        - Это моя дочь, - сказал король. - Мое единственное дитя, по сравнению с которым само слово „драгоценность“ теряет смысл!
        Принцесса была не только красива, но и умна, в чем гости короля убедились в самом скором времени. Они очень удивились тому, как долго его величество прятал дочь от посторонних глаз, но не могли не признать, что это разумно: едва ли не каждый мужчина в пиршественном зале ощутил, как сердце его начинает биться чаще при одном лишь взгляде на юную красавицу в зеленом платье.
        Был среди гостей правитель маленького восточного княжества - юноша столь горячий, что ни один огонь не сумел бы причинить ему вреда. Ходили слухи, будто этот молодой владыка понимает язык звезд, и они по ночам нашептывают ему бесценные тайны, но сам он смеялся в ответ на расспросы и не говорил ни „нет“, ни „да“.
        И вот он глядел на принцессу, а в глазах его отражалось нездешнее пламя…»
        - Не надо! Прошу вас, пощадите! Умоляю!!!
        Хриплая мольба перешла в вопль, вопль - в глухой стон. На перекошенном от боли лице человека, чье тело покрывали ожоги, плясали красные и зеленые отблески: первые рождало пламя жаровни, а вторые - светящиеся стены корабля. Переборки начинали светиться зеленым, когда «Утренняя звезда» была чем-то недовольна или чего-то боялась; Звездочета это несказанно раздражало, но тут он ничего поделать не мог.
        Сейчас, впрочем, пирата куда больше занимал несчастный пленник, который продолжал невнятно молить о пощаде. Наивный дурак! Звездочет улыбнулся, и эта улыбка заставила бедолагу умолкнуть - он понял, что обречен.
        Змееныш, наблюдавший за происходящим из угла, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Ему уже не раз приходилось быть свидетелем подобных сцен, которые заканчивались всегда одинаково: поутру бездыханное тело выбрасывали за борт, иногда - по частям. Одно время за «Утренней звездой» даже увязалась небольшая стая рыб-падальщиков: они плыли на почтительном расстоянии, чутко следя за происходящим на палубе и каким-то странным образом предугадывая скорое угощение.
        - Грейди, - сказал старый пират добродушным тоном. - Ты, кажется, усвоил: я во что бы то ни стало получу от тебя все сведения о случившемся в Ямаоке. И не советую больше упорствовать.
        - Но я ничего не знаю… - простонал пленник. - Пожалуйста…
        - Ты помог сбежать людям Крейна, - продолжал, не слушая его, Звездочет. - Джед говорит, он слышал твой голос и поэтому ничего не заподозрил. Он тебе доверял, знаешь? А ты его обманул, ты предал своего друга…
        - Я н-не предавал…
        - Кого? - с усмешкой уточнил пират. - Крейна? Если это и впрямь так, значит, Кристобаль в кои-то веки меня обставил… и меня, и твоего хозяина. Ах, какой был превосходный план у Эйдела! Но, увы, пришлось красавчику убраться восвояси, да еще и с подпаленной шкурой. Хорошо, дружище, раз ты не хочешь начинать с начала, попробуем с конца. Что произошло перед тем, как мои люди поймали тебя в том переулке?
        - Н-ничего… Я прятался от матросов «Невесты», боялся, что меня узнают… Они были повсюду…
        - Почему же, позволь спросить, Крейн не убрался из города сразу? Чего он ждал?
        - Не знаю! - Грейди судорожно дернулся, заметив, что рука его палача поднялась. - Я ничего не знаю! Говорят, это все из-за его целительницы, она слишком долго лечила тех, кто пил отравленную воду!
        - «Лечила»? Ха-ха, дурочка должна была надорваться в первый же день - от яда грейны нет противоядия, он смертелен!
        - Она… - Пленник хрипло закашлялся. - Она исцелила всех…
        Змееныш вздрогнул и насторожился. Звездочета услышанное тоже заинтересовало, и он не упустил возможности вытянуть из измученного моряка все, что тому было известно о целительнице с «Невесты ветра». Поначалу Грейди клялся, что ничего не знает и не помнит, но старому пирату было не впервой проверять, на что способна память человека при некотором воздействии на тело. Змееныш слушал, привычно отсеивая крики и стоны, и перед его внутренним взором больше не было темноты: там возникали образы, которым еще только предстояло воплотиться в действительности.
        Фрегат под зелеными парусами мчится куда-то по глади моря.
        Пищат крысы. По прутьям тюремной решетки стекают капельки воды, а за решеткой смутно виднеется фигура узника, прикованного к стене так, что его плечи почти вывернулись из суставов. Голова несчастного свешивается на грудь, но он, кажется, жив. Если присмотреться, то можно заметить, что у него плотно завязаны глаза.
        Вновь зеленопарусный корабль - стоит в тихой гавани, и к его борту приближается маленькая белая лодочка с единственным пассажиром.
        По дорожке, с двух сторон окруженной высокой живой изгородью, идут юноша и девушка. Оба делают вид, что думают о своем, но на самом деле исподволь разглядывают друг друга.
        «Мой отец был предателем, - монотонно произносит знакомый голос. - Они с моим братом получили по заслугам. Иначе и не могло случиться».
        С неба падает огромная черная птица, сбитая стрелой.
        Змееныш открыл глаза; его колотила дрожь, по лбу стекали крупные капли пота. Звездочет, к счастью, был так занят, что даже краем глаза не наблюдал за своим слугой и рабом, поэтому тот воспользовался удачным моментом и, тихонько поднявшись, ускользнул из страшной комнаты.
        На воздух, сейчас же. Нужно во что бы то ни стало предотвратить надвигающийся припадок, потому что Звездочету нельзя доверять истину, открывшуюся этим вечером. Змееныш уже пробовал сражаться с собственной непокорной природой и иногда одерживал над нею верх…
        Вахтенные не заметили, когда на палубе показалась гибкая фигура в черном. Змееныш двигался бесшумно и знал корабль так хорошо, что мог бы с закрытыми глазами обойти его снизу доверху, ничего не задев. Он осторожно пробрался на нос «Утренней звезды» - туда, где было их с фрегатом секретное место, - растянулся на палубе и устремил взгляд на звезды.
        «Вот так, хорошо».
        Он знал, что Звездочет провозится с Грейди до утра - уж такое нынче настроение у старого пирата, он захочет растянуть удовольствие. Змееныш не чувствовал жалости к моряку, хотя и признавал, что судьба Грейди ужасна; просто ему самому в недавнем прошлом пришлось испытать такую боль, по сравнению с которой любая пытка казалась пустячной.
        А смерть? Он ее ждал с нетерпением, как великую избавительницу.
        Необычно яркий лунный свет заливал полнеба, заставляя щурить чувствительные глаза. Когда-то Змееныш любил выдумывать пытки, которым он, представься такая возможность, подверг бы тех, кто превратил его в ночное существо, обреченное на страдания и одиночество до конца своих дней. Но теперь он отказался от подобных мечтаний, отбросил их: что толку в мучениях тела? Куда интереснее проникнуть в замыслы жертвы, понять, чему она посвящает отмеренное богами время, чего желает больше всего на свете - и разрушить это до основания.
        - Мое время - ночь, - пробормотал Змееныш чуть слышно. - Моя битва начинается и заканчивается ударом в с-спину. А с-сам я тварь ползучая… «Кто посягнет на небесное наследс-ство, будет вечно ползать в пыли», - так он с-сказал, да? Ох, три тысячи кракенов! Ты помнишь, родная? Мы мечтали, как отправимс-ся на юг, в царство мерров… Мы пели, встречая рассвет, и ты росла у меня на глазах. - Он зажмурился, пытаясь удержать внезапно подступившие слезы. - Я вот все вс-спомнил… никогда не думал, что это будет так больно…
        «Утренняя звезда» ответила легким, еле ощутимым прикосновением. Она могла бы объять его полностью, как вода, но не смела - Звездочет по-прежнему оставался капитаном, и подобное своеволие от него бы не ускользнуло. Но Змееныш понимал и чувствовал ее куда лучше Звездочета, хотя прежней связи между ними не было уже очень давно.
        Разрушить, уничтожить, обратить честолюбивые планы старого пирата в пыль, в пепел, в мусор. Звездочет был столь уверен в своей власти над Змеенышем, что не считал нужным что-либо от него скрывать. А матросам «Утренней звезды» было невдомек, что желтоглазый парнишка в черном знает все до единой тайны их капитана, включая и его настоящее имя - оно одно ввергло бы их в трепет. Этим тайнам и впрямь ничего не грозило: что может сделать раб, не способный без приказа хозяина даже дышать? Но Звездочет позабыл об одной немаловажной вещи: на суше высокая гора или бездонная пропасть станет непреодолимым препятствием для путника, а вот в море путей великое множество.
        Змееныш не мог нарушить приказ, но мог его обойти.
        И обходной путь, совсем недавно скрытый в тумане, теперь сиял перед ним во всей красе.

* * *
        «…Принцесса больше не могла скрывать тайну. Она пришла к отцу и сказала, низко опустив голову:
        - Я всегда была послушной дочерью! Но однажды в окно моей комнаты заглянула Вечерняя звезда, и с тех пор мне нет покоя, потому что дар видеть сокрытое оказался бесполезен. Помоги узнать, о чем говорят звезды, иначе я покину тебя!
        Короля очень испугали слова принцессы; он не знал, как поступить, и решил обратиться к тому, кого молва называла знатоком небесного наречия. Молодой князь с душой, подобной пламени, согласился помочь владыке и прибыл в замок так быстро, что многие удивились: уж не восточный ли ветер примчал его на своих крыльях?
        Когда король увидел юношу и услышал его речи, то понял сразу: стоящий перед ним не только красив, но и умен не по годам, а потому опасен.
        - Что же мне делать? - размышлял король. - Если я не пущу его к дочери, то потеряю ее. Если пущу - тоже потеряю… Как быть?
        - Я могу помочь, ваше величество, - сказал старший советник. - В комнату принцессы ведет единственная лестница, а сама эта комната расположена на вершине башни. Чтобы ее покинуть, надо стать птицей! Так пусть же юноша поклянется вам и мне, что никогда не предложит принцессе сойти вниз по этой лестнице и не сделает такого, что могло бы вызвать у нее подобное желание!
        Князь, в чьих глазах мерцали огни, поклялся.
        - Да будет так! - решил король. - Позволяю тебе войти в покои моей дочери. И поторопись: она так измучена песнями звезд, что едва встает с постели.
        Когда князь вошел в комнату принцессы, она сидела в большом кресле у окна и смотрела во тьму. Ее прекрасное лицо побледнело и осунулось, но все же не утратило красоты, а глаза сияли, отражая свет звезд.
        - Я солгала отцу, - сказала девушка. - Я сразу поняла, что Вечерняя звезда говорила о тебе - о том, кому хватило смелости изучить язык ночных небес. Она описала тебя так подробно, что мне даже не нужен сейчас свет, - я и без него знаю, как ты выглядишь.
        - Быть может, ты также знаешь, о чем я думаю?
        Князь оказался достаточно смел, чтобы подослать к возлюбленной Вечернюю звезду, свою подругу, но и принцесса была достойна поклонника - она умела видеть сокрытое и читала в сердцах людей то, о чем они сами не подозревали. Мудрая девушка не стала признаваться, что знает наперед все, о чем хочет сказать князь с пламенной душой, и проговорила:
        - Нет, мне это неизвестно. Открой тайну!
        - Я думаю о том, что эта ночь - прекраснейшая из ночей, а ты - прекраснейшая из женщин. Слышишь? Звезды говорят, что твои глаза светятся ярче, чем любая из них. Я клянусь и призываю всех обитателей ночных небес в свидетели: наша с тобой дорога всегда будет вести лишь вверх!
        - А если мы достигнем края неба? - спросила принцесса, заранее зная ответ.
        - У неба нет края, - торжественно произнес князь.
        И тотчас же к окну, у которого они стояли, держась за руки, подошла летающая лодка с парусами, сотканными из звездного света. Влюбленные ступили на ее палубу, и небесный фрегат помчал их прочь - туда, где над горизонтом уже зажглась Утренняя звезда.
        Больше их никто не видел».
        - Какая прекрасная сказка! - воскликнула Фаби, откладывая рукопись. - Я ничего подобного раньше не слышала! Это тоже из Книги Основателей?
        Ризель покачала головой.
        - Нет. В библиотеке полным-полно старинных книг и рукописей - не таких драгоценных, но достойных внимания. Знала бы ты, как много историй, восхитительных и пугающих, мне довелось прочитать за последний год! И всякий раз неоконченная история ранит меня, словно острое лезвие… - Принцесса устало вздохнула, и почти сразу на ее бледном лице появилась слабая улыбка. - Хотя, если вдуматься, любой финал, даже самый хороший, убивает сказку. Она по-настоящему живет, только будучи незаконченной. Так и мы живем… пока живы.
        - Да, - задумчиво проговорила Фаби, вновь обратив взгляд к окну, за которым сияла луна. - Кто знает, путешествовали эти влюбленные на своей небесной лодке еще долго-долго или же ее звездные паруса растаяли с приходом рассвета? Иногда неведение предпочтительнее знания… - она осеклась, услышав странный звук, и посмотрела на Ризель. - Ваше высочество!
        Принцесса сидела, закрыв глаза, и по ее щекам текли слезы.
        5. Пожиратель кораблей
        Это был, как сразу решил Умберто, не просто узел, а повелитель всех узлов.
        Несведущему тугой клубок мог показаться беспорядочным переплетением веревок, однако Умберто видел в нем мысль, идею, чей-то замысел… загадку! А всякая загадка требовала, чтобы ее разгадали, поэтому моряк, не теряя времени, взялся за работу.
        «Нет такого узла, который я не сумел бы развязать!» - когда-то похвалялся он перед капитаном «Невесты ветра», набивая себе цену. Крейн слушал молодого нахала, посмеиваясь; как теперь было известно Умберто, феникс набирал команду, руководствуясь вовсе не особыми умениями претендентов, а чем-то иным. «Ремеслу можно научить, - сказал однажды капитан. - Но если у человека душа гнилая, как старая половица, которая даже на растопку не пойдет, то с этим уже ничего не поделаешь». Впрочем, Крейн ценил все таланты своего помощника и никогда не упускал случая ими воспользоваться.
        Умберто по локоть запустил обе руки в гигантский узел, пытаясь нащупать его сердце, как вдруг веревки зашевелились. Испугавшись, он попытался отскочить, но не тут-то было: веревки плотно обхватили его запястья и натянулись, не давая вырваться на свободу.
        «Нет, так не пойдет! - подумал он. - Мне не нравится такая бестолковая смерть!»
        Страх исчез, но это мало помогло: вскоре Умберто безнадежно запутался в огромной паутине и повис на веревках. Одна из них стягивала его шею - и узел становился все туже и туже. Моряк затрепыхался, словно муха в паутине, по которой уже приближается паук. Стоило об этом подумать, как «паутина» начала раскачиваться, будто по ней и впрямь пробиралось что-то очень тяжелое.
        Все ближе, ближе~~~~~~
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

* * *
        - Искусай меня медуза!
        Свалившись с койки, Умберто так сильно ударился головой, что у него потемнело в глазах. Но и вслепую он почувствовал, что с фрегатом происходит нечто странное: палуба ходила ходуном, двигаясь то вверх-вниз, то из стороны в сторону.
        А потом случилось и вовсе удивительное.
        Корабль начал кружиться.
        Когда «Невеста» совершила полный оборот и замерла, насколько вообще могла сохранять неподвижность, Умберто с трудом поднялся, одной рукой держась за койку, а другой - ощупывая шишку на затылке. Что случилось? Звездочет, водокрут, сирены, безымянная тварь - какой враг повстречался им в открытом море и почему фрегат не разбудил его как положено? И почему не зовет прямо сейчас - к Кристобалю, на палубу, куда-нибудь?..
        - Что произошло? - спросил помощник капитана вслух, но не услышал ответа. Из глубин разума - самых темных, самых зловонных - поднялась мысль, омерзительная, как заболевший сизой гнилью краб, и Умберто зашипел от досады и растерянности. Он старательно прятал эту мысль не только от «Невесты» и капитана, но даже от самого себя, однако паршивка не унималась и со временем заметно окрепла.
        «А если… начинается?»
        - Три тысячи кракенов, - прорычал Умберто.
        Он перевел дух, выпрямился и закрыл глаза.
        - Яркий уголек в некотором отдалении от затухающего костра.~
        - Ребенок посреди пустой каюты, играющий в кубики.~
        - Узел из доброй сотни канатов - не просто громадный, а болезненно разбухший, как будто что-то внутри него толкает сразу во все стороны дюжиной конечностей, но не может, не может, никак не может вырваться.~
        Последний образ почему-то вызвал легкую тошноту. Он отличался от узла, который Умберто увидел во сне, но явно был с ним в родстве. Выходит, «Невеста ветра» все же его позвала, не ткнула в бок, не окунула в ледяную воду, а обратилась на том единственном языке, который знала. Без посредства капитана она могла общаться лишь с помощью образов.
        - Кристобаль, - пробормотал Умберто, хмурясь. - Сдается мне, ты что-то натворил.
        Ругаясь вполголоса и становясь все злее, он направился к капитану и по пути вынужден был успокаивать встревоженных матросов, а также хвататься за стены и все, что попадалось под руку, поскольку «Невеста ветра» еще дважды принималась кружиться, словно танцевала джейгу с Великим Штормом.
        - Кристобаль, что за… - начал он, ввалившись в капитанскую каюту без стука, и прикусил язык: там была Эсме. Рядом оказался и Джа-Джинни; оба они, судя по всему, опередили Умберто лишь на мгновение и теперь растерянно стояли перед Крейном. - Что происходит, кракен меня раздери? - продолжил Умберто. - На нас никто не нападает, но мы… вертимся?!
        - Скоро все закончится, - ровным голосом ответил магус. Он сидел за столом, глядя в пустоту, и как будто не ощущал суматохи, охватившей фрегат.
        - Скоро? - язвительно переспросил Умберто. - Слушай, если у тебя закружилась голова, то попроси Эсме, она исцелит.
        - Умберто! - Щеки целительницы вспыхнули, она с негодованием сжала кулаки.
        Тут фрегат сильно тряхнуло, и Эсме потеряла бы равновесие, не подхвати ее крылан. Умберто тоже пошатнулся и, отступив на шаг, едва не сбил с ног Хагена, который явился в капитанскую каюту последним.
        - Все в сборе, - пробормотал Крейн. Он несколько раз моргнул, но разноцветные глаза остались до странности тусклыми, как остывающие угольки. - Что ж, отчего бы не разобраться с этим сегодня? Да, так будет лучше всего.
        Он словно думал вслух.
        «Заступница, помоги! - подумал Умберто. - Мне сейчас так хочется ему врезать, аж кулаки чешутся! Что за наваждение? Может, я все еще сплю?» Он чувствовал, что странные, как будто вынужденные движения фрегата постепенно сходят на нет, и даже новая попытка вращения прекратилась, едва начавшись. Все успокаивалось, и сам молодой моряк тоже потихоньку успокаивался, вновь обретая ясность мыслей. Однако это никоим образом не умерило его решимости. Раз уж Кристобаль, судя по всему, осведомлен о причинах странного происшествия, пусть просветит остальных.
        Когда «Невеста ветра» вернулась на прежний курс, феникс вскинул голову и взглянул на собравшихся в каюте совсем другим взглядом - ясным и внимательным, без намека на отрешенность, которая так неприятно поразила их всех поначалу. Еще Умберто вдруг заметил в глазах капитана хорошо знакомые искры: магус задумал что-то необычное и, по всей видимости, совершенно безумное.
        - Кристобаль, - сказал крылан, опередив Умберто всего на мгновение, - с чем это ты намерен разобраться?
        Крейн, усмехнувшись, постучал указательным пальцем по карте, расстеленной на столе. Умберто невольно подался вперед и увидел, что капитан указывает на место, где предположительно находится «Невеста ветра».
        - Мы сейчас здесь, - проговорил магус, и его палец скользнул на север, преодолевая моря и острова, чтобы остановиться на архипелаге, рядом с которым красовалась пометка в виде стилизованных крыльев. Умберто знал, что это крылья ворона. - А попасть хотим вот сюда. Что-нибудь необычное замечаете?
        В вопросе, хоть он и был задан спокойным тоном, крылась издевка.
        - Это имперские воды, - негромко проговорил Хаген, когда все остальные промолчали, не в силах понять, в чем подвох. - Если идти и дальше таким курсом, то придется пройти через владения кланов Аквила, Торн… а также Эгретта, то есть самого капитана-императора и его ближайших сподвижников.
        - Именно! - воскликнул Крейн и встал, упираясь в карту кончиками пальцев. - И как, по-вашему, мы проберемся через имперские воды, если наша обычная маскировка - фрегат «Шустрая», шкипер Ристо и все такое прочее - теперь ни на что не годится?
        Эсме виновато потупилась, хотя ей не в чем было себя винить: маскировку в Тейравене испортил сам Кристобаль, причем действовал так уверенно, словно исполнял некий план, в который не посвятил остальных. И, по правде говоря, они уже давно поняли, что впереди простираются опасные воды. Просто на борту «Невесты ветра» никто не сомневался, что капитан найдет выход из затруднительного положения.
        А разве могло быть иначе?
        - Какие же вы молодцы, - произнес Крейн ледяным голосом. - Собирались незаметно прошмыгнуть перед самым носом у армады Вейлана? Или рассчитывали отделаться простой сменой имен? Готов спорить на всю награду за свою голову: во всех имперских портах сейчас уделяют особое внимание одноглазым капитанам, не говоря уже о тех, что с глазами разного цвета. И можно сколько угодно прятать в трюме - да хоть в брюхе - все прочие особые приметы в виде крылана и целительницы, их все равно найдут, потому что проверят на борту каждую щель. И что вы на это скажете?
        - Нет другого пути на север, кроме как через владения кланов, лояльных капитану-императору, - мрачно проговорил Джа-Джинни. - Выходит, нужно…
        - Отказаться? - перебил Крейн. - Передумать? Вот уж нет, Звездочету я такого удовольствия не доставлю. Право слово, мы прошли пролив Сирен - что нам имперские воды? Надо лишь отыскать подходящий способ… сделать так, чтобы нас не стали проверять, даже не взглянули в нашу сторону. Ну? Я слушаю! Мы в пути уже две недели, за это время можно было изобрести что угодно. Если, конечно, соображать собственной головой, а не ждать приказа.
        Умберто скрипнул зубами и произнес, еле сдерживая гнев:
        - Кристобаль, хватит! Я по глазам вижу, ты этот самый «подходящий способ» уже подыскал - так будь любезен, просто расскажи, и хватит унижать нас!
        Его слова немного отрезвили Крейна: из глаз капитана исчез шальной блеск, язвительная усмешка погасла. Магус тяжело вздохнул, устало провел ладонью по лицу и произнес совсем другим голосом:
        - Ты прав… Простите меня. Просто то, что я придумал, мне самому не очень-то нравится. - Крейн покачал головой. - Но, по всему видать, другого пути нет.
        - Рассказывай! - нетерпеливо потребовал Джа-Джинни.
        И Крейн повиновался.
        - Поразмыслите над тем, что происходит в порту после того, как фрегат подходит к пристани, - сказал он. - В маленьких городах всякий новый корабль - событие, а вот в оживленных гаванях, расположенных на пересечении торговых путей, дело обстоит иначе: там едва ли не каждый день появляются незнакомые фрегаты, и к этому все привыкли. Таким образом, мы приходим к первому выводу: ~Невесте ветра~ следует заходить именно в большие порты, где легче затеряться среди множества кораблей - хоть имперских, хоть каких. Пока возражений нет?
        - Переходи к главному, - с усмешкой посоветовал крылан. - К новому имени для «Невесты».
        - Изволь. Тут на самом деле все просто: помимо шкипера Ристо, у меня в запасе еще одна маска, о которой ты и Умберто почему-то забыли. Я ею редко пользуюсь, но это еще не значит, что она ни на что не годится.
        Джа-Джинни растерянно взглянул на капитана и пожал плечами. Умберто едва не повторил его жест, как вдруг из глубин памяти всплыло нужное имя, и он спросил:
        - Кристобаль, э-э… уж не намекаешь ли ты на Марко Эсте?
        - Именно! - Крейн улыбнулся. - О нем и речь.
        - А-а… - растерянно протянул крылан и когтистой лапой поскреб подбородок. - Гм. Это… может сработать. Да, определенно! - его лицо просветлело. - Конечно!
        - Я ни-че-го не понимаю, - упавшим голосом произнесла Эсме и жалобно взглянула на капитана. Хаген, для которого это имя тоже было внове, слегка нахмурился, но промолчал. - Может, мне лучше уйти?
        - Марко Эсте - призрак, - Джа-Джинни сделал страшные глаза. - Привидение!
        - Как я уже сказал, это маска, - уточнил Крейн с улыбкой и принялся объяснять.
        Эсме и Хаген внимательно слушали, а вместе с ними слушал и Умберто, который, хотя и знал давно о «призраке», никак не мог разобраться в его истинной сущности. Марко Эсте, в отличие от прочих имен и лиц феникса, существовал в каком-то смысле сам по себе - пират Крейн годами пропадал в морях, а купец Эсте знай себе покупал и продавал, получая неплохой барыш. Не проблема, что при этом мало кто видел его воочию: Марко Эсте заключал сделки через подставных лиц и посредников, которые встречались не с ним лично, а с другими посредниками, и так далее. На все попытки Умберто расспросить, откуда взялась эта сеть, Крейн отмахивался и отшучивался - дескать, чем больше знаешь, тем скорее окажешься в гостях у Великого Шторма. Торговые хитрости и впрямь пугали моряка своей сложностью, поэтому он умерил любопытство, удовлетворяясь тем, что от каждой удачной сделки Марко Эсте прибыль получало не привидение, а сам Крейн - и вместе с ним команда «Невесты ветра».
        - Кристобаль, я правильно понял? - спросил Джа-Джинни, когда капитан закончил рассказ о купце-призраке. - Ты собираешься снова выдать «Невесту ветра» за торговый фрегат? За «бочку»? Но не как было с «Шустрой», а… почти по-настоящему?
        - Да, совершенно верно, - кивнул магус. - Я хочу, чтобы ни одна цепная акула ничего не заподозрила. Задачка непростая и недешевая, но другого выхода нет. Смотрите сюда… - Он вновь обратился к карте. - Последний мало-мальски крупный остров на намеченном пути к нашей цели - Саррендор, владение клана Торн. Я там не бывал. По слухам, край довольно суровый, со странными законами, но там тоже живут люди, и, конечно, им приходится многое из необходимого для жизни закупать на других островах. Поэтому торговый фрегат жители Саррендора примут, скажем так, спокойнее, чем боевой…
        - То есть, - сказал Умберто, - мы купим где-нибудь поблизости товар, который повезем туда?
        - Почти угадал! - усмехнулся Крейн. - Мы купим поблизости что-нибудь и повезем… ну, предположим, в Марнию. Там продадим, купим что-нибудь другое - и так далее. Как я и говорил, удовольствие не из дешевых.
        - Ты наметил очень извилистый путь… - пробормотал крылан, хмуро всматриваясь в карту, словно от его пристального взгляда на ней должны были проступить некие тайные знаки. - Зачем все так усложнять? Можно ведь дойти в два раза быстрее, а не вилять из стороны в сторону.
        - Быстрее? Тебе по нраву прямая дорога? Ну да, ну да… - Крейн закивал с притворным смирением. - А потом на обратном пути - и это в лучшем случае - нас будет поджидать флотилия имперских фрегатов. Ведь шпионы, без сомнения, донесут его величеству о подозрительном корабле, что идет прямым ходом с юга на север. Саррендору не нужны южные шелка и роскошные безделушки, а если мы вдруг начнем искать, к примеру, в Эверре теплые одеяла и куртки на меху, то проще уж сразу постучаться в двери к тамошнему правителю, лорду-искуснику Вейри: дескать, а вот и мы, готовьте место в сокровищнице для десяти тысяч империалов… кстати, после Каамы их уже, наверное, пятнадцать. Нет, дружище, повелитель клана Ласточки обойдется без награды за наши головы, потому что я намерен продвигаться осторожно и не торопясь.
        «Надо же, - подумал Умберто. - Ты впервые вспомнил про Кааму, Кристобаль!»
        До сих пор магус вел себя так, словно ночного сражения с черными фрегатами вовсе не было, хотя «Невесте ветра» и пришлось после него восстанавливаться целую неделю. Что-то странное произошло в городе-на-воде между Крейном и Лайрой Арлини, и эту тайну капитан не собирался раскрывать никому. Оставалось лишь смириться, но смирение не входило в число добродетелей Умберто.
        - Хорошо, убедил! - Джа-Джинни одновременно всплеснул руками и развел крылья, отчего в каюте на мгновение стало тесно. - Но я что-то не возьму в толк, какая разница между неким капитаном с разноцветными глазами и торговцем с той же особой приметой. Да стоит какой-нибудь портовой крысе посмотреть на тебя внимательно, как вся охрана на уши встанет!
        - И ты забыл про щупачей, - прибавил Умберто. - Их мало на Окраине, но здесь-то предостаточно.
        - Ничего я не забыл, - сказал магус и поморщился. - Вот теперь мы подошли к самому главному - к причине того маленького происшествия, из-за которого все вы вломились ко мне без стука. В общем, дело такое: в день нашего расставания с Эрданом он преподал мне последний урок. Я не думал, что испробую то, чему он меня научил, да еще и так быстро… и на собственном фрегате… но приходится. Вы что-то почувствовали этим утром необычное, если не считать головокружения и, э-э, движений ~Невесты~?
        Умберто быстро перебрал в памяти утренние события и уже открыл рот, чтобы ответить отрицательно, как вдруг ему на ум вновь пришел сон. Вроде бы узел как узел, пусть и громадный. В конце концов, одержимость помощника капитана такими штуками была известна всей команде, и он иной раз с виноватой улыбкой признавался, что думает об узлах чаще, чем о выпивке. Ну, приснилось такое вот чудище из веревок, и что с того?
        Но что-то было в этом сне. Что-то тревожное, неуловимое, необъяснимое…
        Как чей-то пристальный взгляд, от которого шевелятся волосы на затылке.
        Неизвестно, о чем думали остальные, но Хаген как-то странно прищурился, а Эсме побледнела. Джа-Джинни сжал кулаки и будто собрался что-то сказать капитану, но вместо этого из его горла вырвалось тихое зловещее рычание.
        - Эрдан научил меня обрывать связующие нити, - будничным тоном сообщил Крейн. - Я это умение немного усовершенствовал и нынче утром впервые испробовал.
        В каюте стало тихо.
        - Ч-что, прости? - тихо спросил Джа-Джинни, и одновременно Умберто помянул Меррскую мать и Великий Шторм такими словами, что в былые времена и на другом корабле его бы выкинули за борт, не желая попасть под горячую руку - или щупальце? - когда оба сверхъестественных существа явятся наказать наглеца.
        Пересмешник почесал подбородок и с совершенно непроницаемым лицом задал короткий вопрос, который почему-то не пришел в голову ни одному из капитанских помощников:
        - На ком?
        Крейн хмыкнул, посмотрел на Эсме - целительница не сказала ни слова, но скорбное выражение ее лица было весьма красноречивым, - и очень спокойным голосом, из которого полностью испарилось недавнее лихорадочное возбуждение, без утайки рассказал, как много лет назад Эрдан первым из корабелов придумал способ, позволяющий оборвать любую связующую нить без ведома фрегата и капитана, и о том, как это умение перешло к капитану-императору, предпоследнему ученику Эрдана-корабела. Теперь феникс намеревался распорядиться полученным знанием, но… несколько неожиданным образом.
        - Я не собираюсь ничего по-настоящему обрывать, - мягко проговорил он, словно отвечая на невысказанное возражение. Джа-Джинни фыркнул, но ничего не сказал. Крейн продолжил: - Я намерен сделать собственную нить тоньше, а чью-то другую - наоборот, толще. В этом случае обычный мастер-корабел не должен заметить подмену. А если нам попадется какой-нибудь талантливый мерров сын… что ж, будем действовать по обстоятельствам.
        Он посмотрел на каждого, безмолвно приглашая высказаться.
        - Я знаю толк в нитях, - сказала Эсме, не поднимая глаз. - Если нить становится тоньше, она может оборваться сама по себе.
        - Это верно, - согласился Крейн.
        - Верно? - Джа-Джинни встопорщил перья на затылке. - И больше тебе нечего сказать?
        - Я же никогда раньше этого не делал, - ответил Крейн. - Да, конечно: нить может случайно оборваться. Понятия не имею, что тогда произойдет. Может, ~Невеста~ ее восстановит. Может, выберет себе нового капитана, раз уж старый так ее… подвел. Ну и, разумеется, она способна в этом случае немедленно и необратимо переродиться в кархадона. - Он помолчал и продолжил тем спокойным и веселым тоном, от которого у них обычно сразу прибавлялось уверенности: - Но не всякая тонкая нить рвется. Да и продлится наш спектакль не так уж долго - день, может, два. Все будет в порядке, вот увидите!
        «День-два на каждый порт», - мысленно уточнил Умберто. Ведь понятно же, что маскарад придется устраивать неоднократно. Страшнее всего будет в первый раз… и тому, на чью долю выпадет капитанская роль.
        Он задрожал, словно в ознобе.
        - Осталось последнее, - сказал Крейн. - Я хочу, чтобы мое место занял Хаген.
        - Я? - ахнул оборотень, впервые выказав не удивление, но самый настоящий испуг. - Но… почему?
        - Да, почему? - присоединился крылан, искоса взглянув на Умберто.
        Тот сумел каким-то чудом сохранить непроницаемое выражение лица, хотя сердце камнем ухнуло на дно океана. С чего вдруг Хаген лучше подходит для роли Марко Эсте, чем он, Умберто? Без году неделя на борту… тоже мне, моряк… кукушка драная…
        А, ну да. Крейн просто выбрал магуса-собрата вместо матроса-выскочки.
        «Значит, такова цена твоей дружбы?»
        ~
        Умберто моргнул.
        И кому же он задал этот вопрос?..
        - Мне нужен тот, кто при необходимости сумеет изменить облик, - объяснил феникс. - Если в каком-то порту нас заподозрят или узнают, если придется выдумывать новые роли и имена, мне бы не хотелось экспериментировать с чьей-то еще нитью. На самом деле это огромный риск для… нового капитана. Даже если все пойдет как надо, ему придется нелегко. Хаген, я прошу тебя об услуге и…
        Все - включая Умберто - услышали то, что осталось недосказанным.
        О жертве. Крейн просил пересмешника о жертве.
        - Конечно, я согласен, - пробормотал оборотень, все еще растерянный. - Но не уверен, что справлюсь. Ведь одной внешностью дело не ограничится, верно?
        - Верно! - Крейн добродушно рассмеялся. - Ты станешь настоящим капитаном, со всеми причитающимися возможностями. Сможешь наблюдать за нами, приказывать нам. ~Невеста~ будет почти твоей: ты не сможешь полностью чувствовать команду, но большинство навигаторов этого тоже не могут - их же молнией не било! Впрочем, про молнию я зря вспомнил… Ну ладно. Хочешь попробовать прямо сейчас?
        И пересмешник доказал, что в любом матросе «Невесты ветра» кроется сумасшедшинка, - он кивнул. Крейн небрежно взмахнул рукой, и за этим простым жестом последовало повторение утренней джейги по волнам: фрегат опять повело, даже сильней, чем раньше. Карты и бумаги посыпались со стола, а на ногах сумел устоять только Джа-Джинни; он же поймал испуганно вскрикнувшую Эсме. Умберто упал навзничь, заработав еще одну шишку на затылке. Выругавшись, он сел и увидел Хагена: оборотень медленно сползал по стене, взгляд у него сделался пустым, стеклянным, а лицо неприятно поплыло, словно восковая маска, которую забыли у огня.
        - Сосредоточься! - крикнул Крейн, по-прежнему сидя за столом. Воцарившийся в каюте бедлам, по всей видимости, только позабавил магуса. - Это нетрудно, просто соберись! Ну же!
        Хаген издал странный звук - не то вздох, не то всхлип - и спрятал жуткое оплывшее лицо в ладонях. «Невеста ветра» продолжила кружиться, и внезапно Умберто вновь ощутил ту самую ~дрожь паутины~ из сна.
        - Кристобаль, хватит! - заорал он. - Ты сошел с ума!
        Крейн повернул голову, и его взгляд вдруг оказался взглядом истинного Феникса - огненным, жгучим. «Кто из нас сошел с ума? - спросили пламенеющие очи. - Я или все-таки ты, замахнувшийся на то, что тебе не принадлежит?»
        Умберто зажмурился.
        ~
        …Когда это началось - при первой встрече? Позже? Нет смысла выяснять. Просто однажды он превратился в сломанный компас, чья обезумевшая стрелка обречена метаться между севером и югом. На севере все было просто - он мог послать к Меррской матери кого угодно и не задумывался о том, что случится завтра, а вот на юге всякий раз при появлении Эсме его настигала волна одуряющего жара. Если же они случайно касались друг друга рукавами, то он и вовсе сходил с ума от всепоглощающей радости, которую не смел назвать любовью…
        - Я сейчас, я сейчас… - бормотал Хаген, раскачиваясь из стороны в сторону и по-прежнему закрывая лицо руками. - Вот… уже ~почти… почти ~понял~!
        Вращение «Невесты ветра» замедлилось, и Умберто осознал, что длилось оно не так уж долго - матросы в кубрике, наверное, не успели даже рассердиться как следует. Они же знали, что с Крейном не пропадешь, они верили! Его губы искривились в горькой усмешке, и гибкой плетью-муреной хлестнула мысль: «А ведь я тебя совсем не знаю, Кристобаль!» И было еще что-то - какая-то скрытая истина, некий узел, который следовало сначала отыскать и только потом развязывать.
        - Вот… - Оборотень опустил руки; на его лице расцветала блаженная улыбка. - Получилось.
        Эсме ошеломленно ахнула и прикрыла рот ладонью, Джа-Джинни нахмурился, а Умберто едва сдержался, чтобы не расхохотаться: пересмешник превратился в Крейна. Похоже, он сделал это неосознанно и не сразу сообразил, что произошло. Было так непривычно и странно видеть незнакомое выражение на знакомом лице…
        ~~~
        - Вот и славно. - В голосе настоящего Крейна лязгнул металл: настроение у феникса вновь изменилось - резко, внезапно, как погода в открытом море. Он не стал театрально взмахивать рукой, чтобы вернуть себе «Невесту ветра», но все они ощутили перемену. - Сегодня этим и ограничимся, хорошего понемногу. А теперь ступайте, мне надо побыть одному.
        «На берегу напьюсь, - подумал Умберто. - В первом попавшемся кабаке».
        Потянулись долгие дни. «Невеста ветра» больше не кружилась и вела себя смирно, но все же помощник капитана безошибочно чувствовал, когда Крейн передавал управление фрегатом Хагену. Он становился раздражительным, ощущал страстное желание подраться, поэтому бросал все и уходил к себе. В один из вечеров, вспомнив об обязанностях помощника капитана, он собрал матросов и рассказал им о предстоящем спектакле на имперской сцене все, что можно было рассказать. Итог получился весьма любопытным и неожиданным: никто не рассердился и не испугался, а вместо ругательств зазвучали шутливые пожелания удачи. К Хагену уже успели привыкнуть, а он постепенно доверился остальным, и больше никого не пугало, когда в задумчивости менялось не только выражение его лица, но и сами черты. А вера моряков в своего капитана была безграничной, и Умберто даже стало немного завидно: он-то эту веру почти утратил, и все из-за Эсме.
        Как-то раз он увидел ее поздним вечером, во время дождя: целительница стояла у фальшборта и глядела вдаль, словно пытаясь что-то высмотреть в свинцово-сером небе. Порывом ветра ее плащ сорвало и поволокло по палубе; вахтенные бросились его ловить, а Умберто подошел к девушке и молча набросил ей на плечи собственный плащ, сделав это чуть медленнее, чем следовало бы. Эсме взглянула на него с благодарностью, которая почти сразу уступила место… нет, не испугу. Мольбе. «Не надо», - проговорила она так тихо, что сказанное удалось лишь прочитать по губам. И убежала. Умберто остался - промок до нитки, и потом всю ночь жар с ознобом раздирали его надвое, а он терпел.
        Пасмурным ранним утром «Невеста ветра» осторожно продвигалась сквозь туман, укрывший окрестности Эверры - крупного порта на пересечении нескольких торговых путей. Эверра издревле принадлежала клану Краффтер - ласточкам, которые предпочитали откупаться от капитана-императора, не участвуя лично в его предприятиях и избегая его внимания. Здесь было лишь самую малость безопаснее, чем в дне пути от столицы.
        - Мне страшно, - сказал Хаген вполголоса.
        Сейчас он казался не двойником Крейна, а младшим братом: и ростом чуть пониже, и фигура более хрупкая, без той скрытой силы, что таилась за каждым движением феникса. Лицо тоже слегка отличалось - не такое загорелое и без шрама на правой щеке, - а еще Марко Эсте носил в левом ухе золотую серьгу, знак пересечения экватора.
        «Вероятно, - подумал Умберто, - Крейн так выглядел лет двадцать назад».
        Подумал - и отвернулся. Он был не в том настроении, чтобы сочувствовать пересмешнику.
        - Завидуешь? - спросил Хаген с плохо скрываемой горечью. - Зря. Я бы охотно поменялся с тобой местами, но…
        - Ну да, конечно! - Умберто рассмеялся сухо и зло; ему вдруг захотелось излить на кого-нибудь ту горькую отраву, что скопилась в душе за последние недели, а рядом был только Хаген. - Знаешь, что я тебе скажу? Не стоит полагаться на капитана во всем, не стоит думать, будто он безгранично завладел твоей душой и может теперь решать за тебя какие угодно вопросы! Всегда есть право уйти. Да и права возражать тоже никто не отменял! Что ж ты так быстро согласился, если не желал становиться навигатором? - Он перевел дух и последнюю фразу не проговорил, а почти что выплюнул: - Не надо врать, будто ты не желал получить… ее!
        Почти сразу Умберто опомнился. Глаза пересмешника смотрели на него с лица помолодевшего Крейна - не с иронией, а сочувственно, и это было невыносимо.
        - Уж не знаю, зачем ты все это вывалил, - проговорил Хаген, вздохнув. - Но припоминаю, как некогда мой друг говорил, что на борту «Невесты ветра» есть место лишь для тех, кому здесь хорошо.
        - Так и есть, - севшим голосом ответил Умберто.
        Джа-Джинни вынырнул из тумана и, сделав последний круг над фрегатом, опустился на палубу. Крылан ненавидел стоянки в имперских портах, во время которых ему приходилось отсиживаться в трюме, и поэтому всякий раз пытался обмануть самого себя и налетаться впрок. Это не помогало: всем было известно наперед, что уже к исходу первого дня настроение человека-птицы начнет стремительно портиться, а вскоре он сделается невыносимым. Но пока что «Невеста ветра» не вошла в гавань, которая вполне могла стать для нее смертельно опасной ловушкой, и крылан чувствовал себя таким же, как всегда, - свободным.
        - Какие у нас планы? - прокричал он. И тут же с добродушной усмешкой прибавил: - Капитан Марко?
        - Я вымышленный капитан, - ответил Хаген, улыбаясь. - А планы не изменились: в Эверру прибывает фрегат «Ве… ~Верная~ под командованием Марко Эсте, купца из Лагримы… соответствующая грамота Северо-Западного торгового дома - смею заметить, настоящая! - у него имеется. ~Верная~ пробудет в порту не больше трех дней, за это время нужно многое успеть… Слушай, тебе и впрямь интересно?
        Крылан замотал головой:
        - Нет! Я просто пытаюсь понять, верна ли моя догадка.
        - Какая? - спросил Хаген.
        Умберто навострил уши.
        - Мне кажется, Кристобаль не зря решил остановиться именно в Эверре, прежде чем войти в имперские воды. Если что-то пойдет не так… - Крылан помедлил. - Окраина отсюда не так уж далеко. Мы сумеем вырваться и удрать.
        «Да, а на Окраине нас будет ждать Арлини с распростертыми объятиями… - подумал Умберто. - Арлини, которого мы бросили!»
        - Ну-у, не знаю… - Хаген пожал плечами с напускным равнодушием; его явно задело предположение Джа-Джинни, что спектакль провалится. - Я-то постараюсь сделать все, чтобы никто не усомнился в подлинности Марко Эсте. Всякое случается, конечно… Но, так или иначе, мне скучно не будет, а вот тебе и Бэру придется пару дней провести взаперти.
        Крылан при этих словах скривился.
        - А вот мне интересно, - вдруг сказал он, - что Кристобаль сделает с нашей последней особой приметой? Я про Эсме, если кто не понял.
        - Понятия не имею! - Хаген пожал плечами. - Уже в том объявлении о награде, которое нам показывал Арлини, упоминалось, что на «Невесте ветра» есть целительница. Не целитель! С тех пор там вполне могло появиться и описание ее внешности. Думаю, Крейн не пустит нашу девочку на берег и будет прав.
        Умберто вдруг вспомнил, с каким любопытством Эсме встречала новые города - словно они были людьми, с которыми ей предстояло познакомиться, - и почти ощутил всю глубину ее разочарования. Для целительницы Эверра могла бы стать чем-то большим, нежели набережная с развеселыми тавернами и прочими интересными заведениями…
        Он сорвался с места так неожиданно, что Хаген и Джа-Джинни попросту обомлели. Умберто было не до них: ему вдруг показалось, что тот огромный узел из сна начал поддаваться, и это следовало проверить, причем немедленно. Он залетел в каюту Крейна, даже не подумав постучать; магус, склонившись над столом, разглядывал карту и на своего помощника посмотрел с нескрываемым раздражением:
        - Что случилось?
        - Прочитай это в моих мыслях! - огрызнулся молодой моряк. - Если сумеешь!
        - Ха! Мы еще не прибыли в Эверру, а ты уже устроил бунт? - Крейн выпрямился и скрестил руки на груди. - Хорошо, напомню: я ослабил нить, связывающую меня с ~Невестой~, поэтому понятия не имею, что болтает сейчас твой внутренний голос. Право слово, я думал, тебя это обрадует.
        - Обрадует?! - ошеломленно переспросил Умберто. - Я не верю своим ушам! Да ты сошел с ума, Кристобаль, если позволишь матросам разгуливать по Эверре и не будешь следить за ними! Достаточно хоть одному распустить язык, и все мы…
        - А ты что, собрался меня предать?
        - Нет! Но это безумие, Кристобаль!!!
        - Довольно! - Магус рубанул ладонью воздух, и Умберто невольно вздрогнул - ему показалось, что от неосторожного движения капитана все связующие нити натянулись и басовито загудели, будто рой сердитых пчел. Конечно, только показалось… или нет? - Ты и впрямь считаешь, что я держал бы в команде человека, способного на обман и предательство? Неужели, по-твоему, я могу так ошибаться? Ох, Умберто, хватит темнить. Я и без ~Невесты~ знаю… о ком ты сейчас думаешь.
        В тот же миг каюту осветила яркая вспышка, и карта, на которую Крейн по-прежнему опирался одной рукой, украсилась дырой с обугленными краями. Магус со странным удивлением посмотрел на свою ладонь, и было чему удивляться: она превратилась в лапу Феникса. Умберто тоже уставился на эти когти и вдруг почувствовал, как в его собственной душе разгорается самый настоящий пожар.
        - Ты прав! - дерзко сказал он, сжимая кулаки. - Глупо было притворяться, что ничего не происходит! Да, я люблю ее и о ней думаю днем и ночью, я от этих мыслей скоро свихнусь!
        Глаза магуса заалели и стали вытягиваться к вискам.
        - И что я должен сейчас сделать? - спросил он ровным голосом.
        - Уйти! - крикнул Умберто. - Отойти в сторону, потому что ты принесешь ей несчастье! Я это знал сразу, с самой первой встречи…
        - …Что за название у этого трактира? - изумился Умберто, завидев на вывеске удивительное создание: до талии - женщину с пышной обнаженной грудью, а ниже - лошадь. Неизвестный художник старался как мог, и все же, хотя по отдельности обе части смотрелись весьма неплохо, вместе они вызывали недоумение. - Что за тварь?
        - Водяная лошадка, - пояснил Крейн с усмешкой. - На севере есть легенда о том, что эти… э-э… дамы приходят с приливом и уносят зазевавшихся людей в море. Бегают они, если верить слухам, быстрее ветра. Кстати, не советую в присутствии трактирщика называть ее «тварью». Он, насколько я помню, от этого приходит в бешенство.
        Умберто сразу захотелось проверить, прав ли капитан, но трактирщик - щуплый старик с деревянной ногой - на поверку оказался столь же несуразным, как и вывеска, поэтому всякое желание его дразнить тотчас же пропало.
        Впрочем, возможность поразвлечься Умберто находил всегда, или же она находила его сама.
        Он никогда не задавал Крейну лишних вопросов, оттого истинная цель визита «Невесты ветра» в Тейравен оставалась для него загадкой, как и для всей команды. Нынче утром, приказав ему и еще двоим матросам сойти на берег, капитан очень туманно обмолвился, что хочет, дескать, повидать сразу двух старых друзей, с которыми не виделся вот уже десять лет. Но кто такие были эти друзья?..
        - Здесь живет Велин-целитель, - сказал Кристобаль так неожиданно, что Умберто вздрогнул. - Он ушел от нас еще до того, как появился ты. Когда мы познакомились, я был мальчишкой.
        Умберто присвистнул. Этот Велин - а имя оказалось знакомым, капитан вспоминал о нем раньше не раз, - должен быть человеком почтенного возраста, потому что «Невеста ветра» под командованием Крейна бороздит океан вот уже… лет тридцать? И целитель, да! О целителе они мечтали последние месяцы, но капитан ничего не мог поделать со злым роком, преследовавшим «Невесту»: служители Эльги не задерживались на борту фрегата надолго. Кого-то уносила внезапная болезнь, кого-то - несчастный случай, и ни один из этих бедолаг не сумел остаться в памяти матросов и самого корабля.
        Крейн ни словом не обмолвился о втором друге, и Умберто сделал вид, что это его не интересует. Пиво в «Водяной лошадке» подавали превосходное, настроение у матроса было соответствующим, и отчего-то ему казалось, что вот-вот произойдет нечто и вовсе чудесное.
        Когда скрипнула дверь, он повернул голову - да так и застыл, не в силах отвести взгляда от вошедшей девушки. Вроде бы ничего примечательного - худая, бледная, с темными кругами под глазами, будто после бессонной ночи. Швея? Цветочница? Горничная какой-нибудь высокомерной красавицы из небесных? Умберто никак не мог понять.
        - О-о, вот и моя девочка! - заулыбался трактирщик и заковылял к гостье.
        - На кого ты смотришь с таким трепетом? - поинтересовался Крейн, и тут незнакомка прошла мимо него. Хотя Умберто и глядел только на нее, словно зачарованный, он все же заметил краем глаза, как странно изменилось лицо капитана: оно стало удивленным и растерянным, что случалось очень редко. Но удивление это было мимолетным, и моряк решил - почудилось.
        Трактирщик усадил свою гостью где-то позади Умберто, и матрос потерял покой: он вертелся и крутился, используя любую возможность обернуться. Друзья подшучивали над ним, Крейн загадочно улыбался и молчал; это могло бы длиться долго, не услышь он разговор за соседним столиком - там говорили об удачном нападении пиратов на Марейн, по глупости имперцев оставленный без звездного огня, и один особо упрямый моряк доказывал остальным, что в этом налете участвовала и «Невеста ветра».
        - Вот нахал, - пробормотал Крейн чуть слышно. - Из-за таких языкатых балбесов награда за наши головы растет как на дрожжах. И ведь сам верит в то, о чем треплется…
        - Может, я его угомоню? - простодушно предложил один из матросов, сжимая кулаки. - Проще простого!
        - Сиди спокойно! - тотчас же сказал Умберто, не дожидаясь ответа Крейна. - Я с ним разберусь сам! - и, откинувшись на спинку скамьи, заявил во весь голос, намеренно нагло и высокомерно: - Вранье! Я не знаю, что на самом деле произошло в Марейне, но если его и впрямь разграбили пираты, то Крейн в этом точно не участвовал!
        Дальше все пошло именно так, как он предполагал. Спорщик разъярился и, утратив остатки здравого смысла, с легкостью заглотил наживку - согласился на состязание плетельщиков. Обыграть его не составило труда, но нашлись еще желающие попытать счастья, и забава продолжилась. Умберто везло, он с азартом выдавал на-гора все новые узлы, ссып?л монеты в кошелек, а потом отважился поставить на кон свою золотую серьгу, знак пересечения экватора, - и все-таки ни на миг не забывал о той, которая по-прежнему оставалась позади него, наблюдая за игрой вместе с остальными посетителями трактира. Он не видел ее, но чувствовал взгляд, и чуть не подпрыгнул до потолка, услышав негромкий голос:
        - Эй, весельчак! А если я развяжу узел, ты сдержишь слово и отдашь серьгу? Я ведь не из ваших.
        «Заступница! - подумал Умберто. - Если это не твое благословение, тогда что же?»
        И он улыбнулся так, как не улыбался уже много лет…
        …Крылья Феникса развернулись с сухим треском, и каюту заволокло едким дымом. Умберто невольно шагнул назад, зажмурился. «Я сейчас сгорю», - подумал он и ощутил странное спокойствие.
        - Дурак, - устало проговорил магус. - Если она тебя полюбит, разве стану я вам препятствовать? Три тысячи кракенов! Да я буду первым, кто пожелает вам счастья…
        Умберто приоткрыл один глаз: Крейн стоял спиной к нему и глядел в окно. Дым рассеивался на глазах, а черные полосы на переборках - там, где их мазнули огненные крылья, - бледнели и выцветали. Еще немного, понял моряк, и о вспышке капитанского гнева будет напоминать лишь испорченная карта.
        - Но ведь ты… - растерянно пробормотал Умберто, не в силах поверить в услышанное. - Кристобаль, вы же с ней…
        - Мы - что? - резко перебил Крейн и, повернувшись, устремил немигающий взгляд на своего помощника. - Она земная женщина, не небесная, да к тому же еще совсем ребенок. Я старше ее на две жизни, Умберто! И, к твоему сведению, я к ней даже пальцем не притронулся.
        Робкая надежда канула одинокой искрой во тьму. Умберто вздохнул:
        - Ты ее любишь.
        - «Любить» в моем случае равнозначно «убить»! - Магус неискренне рассмеялся. - У навигатора может быть только одна любовь, и это корабль. Стоит ~Невесте~ почувствовать неладное - и она безжалостно расправится с тем, кто посмел посягнуть на ее чувства, а заодно и неверному капитану отомстит… Считаешь, я могу такое допустить?
        - Вот поэтому ты и пытаешься скрыть правду от самого себя, - сказал Умберто с горечью. - Но от меня тебе не скрыться, я же… твоя тень! Ты любишь Эсме, а потому не смеешь даже задержать на ней взгляд. Ты боишься.
        Магус закрыл глаза; его лицо сделалось похожим на маску.
        - А ты бы не боялся?
        Умберто медлил с ответом, его вновь охватили воспоминания: когда-то давно он стоял перед Эсме, шатаясь и истекая кровью. Что он сказал ей в тот вечер? Какую-то глупость про выполненное обещание… Потом она держала его сердце в своих нежных ладонях, а Великий Шторм, сердито ворча, сворачивал черные щупальца и обещал скоро вернуться.
        - Она спасла нас обоих, - медленно проговорил он. Чтобы продолжить, пришлось сделать над собой усилие: - Кристобаль, откуда мне знать, что мои чувства - и впрямь мои собственные, а не отражение твоих? Быть может, твоя любовь к Эсме столь сильна, что волнами захлестывает всю команду, и поэтому матросы «Невесты ветра» так обожают свою целительницу?
        Крейн пожал плечами:
        - Обратное тоже может быть верным, не находишь? Впрочем, какая разница… - Он поднял руки и затянул на затылке узел черной повязки, прикрывающей левый глаз. - Я по-прежнему буду молчать, а ты поступай как знаешь. Да поможет нам Заступница!
        «Невеста ветра»… нет, «Верная» прибыла в Эверру.
        Первый акт их главного представления начался.
        Триста лет назад на месте богатой Эверры располагался скромный городишко, чей маленький порт лишь два-три раза в месяц навещали проходившие мимо корабли. Это была настоящая глухая провинция, надежно отрезанная от торговых путей бурливым Изумрудным морем с запада и несудоходным мелководьем - с востока. Все изменилось из-за войны с меррами, а точнее - из-за перемирия, по которому значительная часть земель клана Краффтер отошла морскому народу. Ласточки получили в качестве компенсации несколько плодородных островов, раньше принадлежавших императорскому семейству. Их новые владения оказались даже обширнее старых, но Эверра, захудалая и невзрачная, неожиданно стала самым ценным приобретением: когда северные земли окончательно пришли в себя после войны и принялись восстанавливать торговлю, то выяснилось, что некоторые из новых морских путей пролегают именно через город, который в недавнем прошлом не представлял собой ничего особенного. Краффтеры сказочно разбогатели, их стали называть кланом негоциантов, а вот былая слава мастеров-искусников несколько поблекла: те, кто хоть раз побывал в Эверре,
восторженно рассказывали о танцующих и говорящих куклах, поющих часах, музыкальных шкатулках и прочих диковинках, но рассказы эти год от года становились все более однообразными. Впрочем, ласточки по-прежнему охотно продавали свои изделия тем, кто готов был платить за них весьма впечатляющие суммы, и делались непреклонными, как только покупатели заводили речь о секретах мастерства, - эти сведения ни один из Краффтеров не продал бы и за все золото Десяти тысяч островов.
        - …Марко Эсте? - переспросил таможенник, встретивший шкипера «Верной» на причале, и жестом подозвал мальчишку-писаря с учетной книгой в одной руке и чернильницей в другой. - Впервые здесь, но я о вас наслышан. Северо-Западный торговый дом, не так ли?
        Умберто наблюдал за этой сценой со стороны, и ему показалось, что глаза у эверрца как-то странно забегали.
        «К чему бы это? - подумал он, настораживаясь. - Неужели нас ждали?»
        Хаген спокойно беседовал с таможенником, ничем не выказывая обеспокоенности, и, когда чиновник пространно заметил, что Марко Эсте слывет очень щедрым человеком, намек был понят правильно. Некоторое время спустя стороны разошлись, довольные: таможенника ждали дела, и он не стал задерживаться для того, чтобы досматривать «Верную». Да и что искать на борту корабля, который только собирается закупать товар?..
        - Что ж, начало положено, - сказал Крейн, когда таможенник и его помощник удалились на безопасное расстояние. Хаген облегченно вздохнул. - Ты неплохо выступил на большой сцене, продолжай в том же духе.
        - Мне впервые так трудно… - пробормотал оборотень.
        - В море нет ничего легкого, кроме легкой смерти, - ответил Крейн и прибавил, оглядевшись по сторонам: - Ну что, начнем? Прежде всего, тебе нужно навестить моего… хм… своего эверрского агента и узнать, как обстоят дела. Я тоже пойду, но говорить будешь сам. Готов?
        - Мне нужно отдать кое-какие распоряжения, - сказал Хаген.
        - Ты капитан - тебе и командовать, - ответил Крейн, пряча улыбку. - Иди, мы подождем.
        В его голосе промелькнули странные интонации: магус будто… завидовал своему двойнику? Умберто посмотрел на Хагена, потом перевел взгляд на настоящего капитана «Невесты ветра» и опять подумал, что, хотя небесные дети и не стареют, оборотень совершенно точно выглядит сейчас не таким потрепанным всеми морскими ветрами, как сам Крейн, и поэтому кажется сильно моложе. Выходит, предвзятое отношение к дряхлеющим телам детей суши фениксу не чуждо.
        - Я совсем отвык от этой штуки… - пробормотал Крейн и поправил свою повязку. - Проклятье, даже соображаю в два раза медленнее.
        - Ты был полностью зрячим больше полугода, - заметил Умберто. - Хорошего понемножку.
        Магус криво усмехнулся и вновь огляделся по сторонам; Умберто невольно последовал его примеру, но не увидел ничего странного: суетливый многолюдный порт принимал корабли из дальних стран каждый день, поэтому на вновь прибывших внимание обратила разве что компания беспризорников, устроившаяся поодаль. На соседнем причале трое гроганов возились подле огромного ящика, поднять который даже им было трудно. Стоявший рядом надсмотрщик начал терять терпение и уже поглядывал на плеть.
        - Не смотри туда, - негромко проговорил Крейн. - Мы все равно не сможем им помочь.
        - Я бы с удовольствием огрел ублюдка его собственной плетью.
        - И чего ты добьешься? Это оружие предназначено для грогана и человеку большого вреда не причинит, он просто ненадолго потеряет сознание.
        - Сам-то откуда знаешь? - спросил Умберто, хмыкнув. - Пробовал?
        - Нет. - Крейн досадливо поморщился, словно вспомнил что-то очень неприятное. - Все, хватит болтать - идет… наш капитан. Мы с ним пойдем к агенту, а ты перепроверь, все ли в порядке на борту. Как закончишь, погуляй по городу. Послушай, о чем говорят местные, только будь осторожен.
        Умберто озадаченно уставился на капитана:
        - Я-то с радостью, но зачем? Ты ведь сам сказал, что не собираешься задерживаться здесь дольше двух дней, - что может случиться за это время? Или есть еще и план внутри плана?
        - План только один, и ты о нем все знаешь, - ответил магус и вздохнул. - Просто у меня дурное предчувствие. Уж слишком гладко все идет.
        Дурное предчувствие?
        Умберто вспомнил свой сон и узел, который так и не удалось развязать; он осознал, что тоже испытывает странную тревогу, причем без видимого повода. Их не узнали, пропустили в гавань - выходит, личность Марко Эсте пока что остается тайной для имперцев. «Эй, а разве ее вообще могли раскрыть?! Никому и в голову не придет, что Марко Эсте как-то связан с Кристобалем Крейном. Если бы я ошибался, нас бы уже окружили цепные акулы его величества и слуги здешнего правителя…» Ненадолго убедив себя, что все они в безопасности, Умберто отправился выполнять приказ капитана - настоящего капитана! - а когда с обязанностями было покончено, решил перейти к просьбе Крейна и устроить небольшую разведку.
        Не успел моряк пройти по набережной и десяти шагов, как из-под земли вырос Кузнечик и, заискивающе улыбаясь, попросил взять его с собой.
        - Я не помешаю! - сказал он. - Буду нем как рыба!
        Умберто хмыкнул: обещание вовсе не было пустым звуком, потому что охрипший голос подростка неизменно вызывал у окружающих любопытство, а если кто-нибудь замечал жуткий шрам на его шее… Но сейчас шрам надежно скрывал платок, а сам Кузнечик являл собой образец покорности и благоразумия. Моряк кивнул, соглашаясь, и дальше они отправились вдвоем, глазея по сторонам и пытаясь быстрее свыкнуться с Эверрой.
        Город производил странное впечатление: благодаря рассказам о диковинках, которые здесь якобы встречались на каждом шагу, оба моряка ждали чего-нибудь необычного, а видели только серые портовые склады, грязную мостовую, которая давно нуждалась в ремонте, и горожан, провожающих чужестранцев настороженными взглядами. Тут еще, как назло, испортилась погода - небо заволокло тучами, пошел мелкий дождь. Умберто поднял воротник, зябко поежился и подумал, что задание Кристобаля вовсе не означает, что они должны промокнуть до нитки. Скорее, наоборот.
        - Таверна. - Кузнечик, словно прочитав его мысли, дернул головой, указывая на серую покосившуюся вывеску с трудноразличимой надписью. - Зайдем? Хоть погреемся.
        Вывеска доверия не внушала, но когда Умберто уже собирался сказать «Нет!», дождь припустил сильнее, и стало ясно, что если они решат вернуться или отправятся искать более приличное заведение, то и впрямь промокнут.
        «Веселенькое начало! - подумал моряк и толкнул хлипкую дверь, которая от столь непочтительного обращения жалобно заскрипела. - Впрочем, парень прав - нам бы согреться…»
        Общий зал безымянной таверны оказался, против всех ожиданий Умберто, почти полным, но по лицам и одежде собравшихся он понял, что большинство из них - моряки с фрегатов, стоящих у причала, а вовсе не «местные», о которых говорил Крейн. На вошедших мало кто обратил внимание, и их это вполне устраивало; в дальнем углу нашелся и подходящий стол - за ним сидел всего один моряк, чей затуманенный выпивкой взгляд свидетельствовал о полном безразличии к окружающим.
        - А ты знаешь, друг… - Умберто втянул носом воздух. - Здесь вкусно пахнет. Пожалуй, мы можем не только согреться, но и перекусить. Ты не против?
        Кузнечик помотал головой. От резкого движения платок на его шее сбился на сторону, и мальчишка не успел его поправить, как незнакомый моряк - он был вовсе не так пьян, как показалось, - спросил с любопытством:
        - Кто это тебя так, парень?
        - Мурена, - Умберто выдал первое, что пришло в голову, и тут же прибавил: - Он немой.
        Кузнечик закивал, подтверждая его правоту, а моряк усмехнулся.
        - Тот, кому едва башку не оторвали, должен радоваться, что остался жив, - медленно проговорил он. - Ну, онемел - что с того? Капитан, небось, в таком матросе души не чает, а то ведь молодежь нынче любит огрызаться. Вы откуда будете? Недавно здесь, да?
        - С… «Верной», - ответил Умберто. - Сегодня утром пришли.
        - «Верная»? - задумчиво повторил незнакомец. - Н-не слышал про такую. Меня зовут Кирен, и я из тех, кого вы, бродяги морские, обычно зовете «цепными акулами».
        «Три тысячи кракенов!..»
        Умберто еле сдержался, чтобы не выругаться вслух и не вскочить. Строго говоря, цепными акулами для пиратов были все те, кто состоял на службе у капитана-императора, но в имперских и близких к ним портах так называли только матросов сторожевых фрегатов. Всему виной царивший в зале сумрак, который не могли рассеять немногочисленные лампы: будь здесь достаточно света, темно-синяя униформа «акулы» не казалась бы черной, и Умберто уж точно не сел бы с этим типом за один стол. Кирен и сам все понимал, поэтому в его взгляде читался вопрос: «Ну и что ты теперь намерен делать?»
        - Ну да, конечно, - произнес Умберто, напустив на себя беззаботный вид. - Кто-то ведь должен охранять дом, пока мы бродим по морям!
        Кирен усмехнулся.
        - А ты мне нравишься, парень, - сказал он и взмахнул рукой, подзывая служанку.
        «Знал бы ты, кого собираешься угостить… - мрачно подумал Умберто. - Хотя недурное выходит приключение! И ведь эта рыба наверняка знает все, что нужно капитану…»
        Некоторое время спустя моряки увлеченно беседовали, не обращая внимания на косые взгляды посетителей таверны, а Кузнечик уплетал за обе щеки рыбный суп, оказавшийся необыкновенно вкусным, как и любая дармовщина. Умберто вдохновенно рассказывал новому знакомому о путешествии «Верной» - в рассказе не было ни слова правды, - и постепенно готовился к тому, чтобы перевести разговор в нужное русло.
        - …В общем, капитан сказал, что только здесь есть нужный ему товар, но я-то в таких вещах ничего не смыслю, - он поморщился. - Думал, хоть на механику вашу хваленую полюбуюсь, а на поверку оказалось - город как город, ничего особенного.
        - Ха! Нашел где искать! В порту, к твоему сведению, диковинок тоже немало, но все они хорошенько упакованы и охраняются так, что, будь ты хоть маленькой мышкой, все равно никуда не прошмыгнешь и ничего не увидишь… В торговые ряды надо идти, только заранее приготовься: там на тебя будут смотреть как на танцующего кракена.
        - Это почему же?
        - Потому что даже самая дешевая вещица оттуда стоит столько, что тебе пришлось бы зарабатывать на нее по меньшей мере лет пять. Это же механика, смекаешь? Древняя магия клана Краффтер, их звездное наследство… - неожиданно в голосе моряка проскользнула горькая ирония, а во взгляде опять появилась тоска, которую Умберто поначалу ошибочно принял за хмельной туман. - Только вот иногда даже магия бессильна.
        - Почему? - снова спросил Умберто и навострил уши в предчувствии важных сведений. Неужели Крейн не ошибся и в Эверре на самом деле происходит что-то странное?..
        Кирен вздохнул:
        - Вы ведь в здешних краях давно не бывали, так? Иначе твой капитан обязательно прослышал бы о том, что в окрестностях Эверры пропадают корабли.
        - Как?! - Умберто вскочил, а Кузнечик чуть было не поперхнулся супом.
        - Пропадают, исчезают бесследно - как хочешь, так и называй, - сказал Кирен, страдальчески морщась. - Последний сгинул вчера ночью. Ходят слухи… - Он помедлил. - Э-э… в общем, один рыбак говорит, что видел чудовище к северо-востоку от порта, и оно едва не сожрало его вместе с лодкой.
        - Каким оно было? - спросил Умберто сдавленным голосом. - Он хоть что-то сумел рассмотреть?
        - Вроде кракена, только какое-то… прозрачное. И щупалец десятка два, а то и больше. О-о, Заступница, пощади нас…
        Умберто тоже обратился к Пресветлой Эльге, а потом задал последний вопрос, интересовавший его больше всего:
        - И много фрегатов пропало?
        - Восемь, - ответил Кирен, мрачнея. - Все торговцы… кроме последнего.
        «Искусай меня медуза, последним пропал сторожевой корабль!» - догадался Умберто. Рассказ Кирена многое объяснял - к примеру, злые взгляды горожан, которых исчезновение одного из стражей Эверры встревожило не в пример больше, чем судьба чужих кораблей, - но матрос «Невесты ветра» мог бы поведать об этом чудовище гораздо больше, поскольку видел его воочию.
        В окрестностях Эверры поселился глубинный ужас.
        Умберто содрогнулся, вспомнив день, когда на палубе «Невесты ветра» бесновались прозрачные щупальца: взамен одного отрубленного тотчас прибывало два-три новых, и эта битва казалась бесконечной. Справиться с тварью сумел только истинный Феникс, да и тот едва не поплатился жизнью за свою безумную отвагу. Глубинный ужас был больше кракена и быстрее кархадона, сабли и топоры причиняли ему урон, сравнимый с булавочными уколами, и только он один мог быстро утянуть под воду целый фрегат, не оставив следов. «Лайра ведь тоже о таком рассказывал! - вдруг вспомнил Умберто. - Но там все одним фрегатом и ограничилось. Выходит, этих тварей в океане и впрямь много?»
        - Ох, ну и страхи! - сказал Умберто, качая головой. - Может, они просто утонули? Бывает, шторм неожиданно начинается и…
        - Ага, и так восемь раз, - перебил Кирен. Он откинулся на спинку скамьи и взглянул на собеседника, подозрительно прищурившись. - Не веришь - твое дело. Я правду рассказал!
        Кузнечик, у которого пропал аппетит, отодвинул тарелку и посмотрел на Умберто, словно говоря: «Нам пора». Моряк и сам это понимал, но ему не хотелось расставаться врагами с тем, кто по доброй воле решил накормить их обедом.
        - Давай я сам за нас заплачу, - предложил он.
        Это было ошибкой. Кирен, ухмыльнувшись, спросил:
        - Брезгуешь?..
        - …Я, конечно, повел себя как полный идиот, - сказал Умберто, трогая синяк под глазом, когда они с Кузнечиком вышли из таверны. - У него на пропавшем фрегате могли быть товарищи, а с человеком, который потерял друзей всего-то накануне ночью, обращаться надо как-то поделикатнее. Да и вообще, он попросту испуган - вдруг его корабль окажется следующим?
        - Не вини себя, - хрипло прошептал Кузнечик. - Ты тут ни при чем, он просто захмелел и захотел с кем-нибудь поругаться и подраться.
        - Считаешь, мы легко отделались? - усмехнулся моряк. - Ну ладно, давай-ка подытожим. Если верить этому Кирену, где-то к северо-востоку от Эверры поселился глубинный ужас, который пожирает проходящие мимо корабли. Кракен меня раздери, если хоть кто-то слышал об этих тварях еще год назад, а теперь натыкаешься на них чуть ли не на каждом шагу! Что-то странное происходит, не находишь? - Юнга кивнул. - И ведь отсюда мы отправимся как раз на северо-восток. Что делать?
        - Надо рассказать капитану.
        - Конечно, надо… только вот не стоит, по-моему, бежать к нему прямо сейчас. Вдруг нам удастся еще что-нибудь узнать?
        - Хорошо… - Кузнечик пожал плечами. - Если ты хочешь попасть в торговые ряды, о которых рассказывал Кирен, то я знаю дорогу.
        - Ты… что?! - Умберто ошеломленно уставился на своего младшего товарища. - Повтори!
        - Я знаю дорогу, - послушно повторил Кузнечик, и в его голосе помощнику капитана послышалась грусть. - Умберто, я не всегда был юнгой и не всегда был портовым воришкой.
        - Так ты здесь уже бывал… - понял тот. - Давно?
        - Пять лет назад, - ответил юнга и, отвернувшись, прибавил: - Извини, больше ничего не скажу.
        Для Умберто не было секретом, что переупрямить Кузнечика мог только Крейн - возможно, редкостным упорством отличались все небесные дети, - поэтому он не стал пытать парнишку, хотя и сгорал от любопытства. Зато он невольно начал приглядываться к юнге и вдруг заметил, что за последние полгода тот здорово вырос. «Сколько же тебе лет на самом деле? Четырнадцать? Или больше? Крейн говорил, магусы живут дольше и не стареют, но взрослеют точно так же, как и люди… А-а, пустое - все равно я не узнаю, кем ты был в прошлой жизни, малый!» Кузнечик взглянул на него и виновато улыбнулся - словно попросил прощения за то, что не может ответить на невысказанный вопрос.
        Дорогу он и впрямь знал: вскоре два моряка вышли из темного переулка и оказались посреди просторного бульвара, вымощенного светло-розовым камнем. Перед ними предстала совсем другая Эверра - та, о которой с восторгом рассказывали путешественники. Здешние дома поражали затейливыми архитектурными изысками - казалось, каждый стремился превзойти соседа, - а лавки, расположенные на первых этажах, завлекали прохожих яркими вывесками и огромными прозрачными витринами из цельного стекла. Умберто подошел к ближайшей и поначалу даже не понял, что видит: в шкатулках, выстланных изнутри черным бархатом, лежали разноцветные стеклянные шары, которые заполнял дым. Моряк пригляделся к одному из таких шаров - серебристо-серому, величиной с кулак, - и ему показалось, что в самом сердце дымного облака что-то шевелится.
        Как будто серебристая змея медленно разворачивает кольца.
        - Пойдем! - Кузнечик потянул друга за рукав. - Это такие светильники, они очень дорогие, но почти вечные.
        - Погоди, я там увидел… - начал Умберто, но парнишка сердито перебил его:
        - Ты увидел мираж! Я как-то слышал, что на одного человека из ста они действуют как табак блаженства или даже хуже. Тебе нельзя на них смотреть!
        - Но почему?..
        - Да потому что это опасно! Чем дольше ты будешь глазеть на такую лампу, тем больше она заморочит тебе голову. Тебе так хочется уснуть наяву и больше не проснуться?
        Умберто тряхнул головой, пытаясь разогнать туман перед глазами. Кузнечик был совершенно прав: серебристый шар опьянил его, одурманил не хуже какого-нибудь хитрого зелья или того самого табака блаженства. Он содрогнулся, представив себя с пожелтевшей от дыма кожей и отсутствующим взглядом, сидящим в дальнем углу какой-нибудь курильни…
        - Ты прав, - виновато сказал он. - И мне теперь всю жизнь от этих ламп прятаться?
        - Уж не собираешься ли ты остаток жизни провести на роскошной вилле, в гостях у какого-нибудь небесного лорда? - поинтересовался Кузнечик со странной усмешкой, от которой его юное лицо сделалось старше на несколько лет. - Если нет, то бояться нечего - эти милые безделушки по карману только аристократам. Идем, я покажу тебе кое-что поинтереснее! Надеюсь, они все еще на месте…
        Оказалось, Кузнечик помнит не только путь к торговым рядам, но и расположение лавок: Умберто еле поспевал за юнгой, который уверенно шел вперед; несколько раз помощник капитана чуть не упал, потому что вертел головой на ходу, стараясь разглядеть побольше диковинных вещей, но все никак не мог увидеть хоть что-то стоящее.
        Через некоторое время моряк понял, что сильно разочарован.
        - Эй, постой! - окликнул он Кузнечика. Юнга остановился и нетерпеливо посмотрел на старшего товарища. - Послушай, здесь же полным-полно всякой ерунды, которую где угодно можно купить - хоть в столице, хоть в Кааме… да везде!
        Кузнечик пожал плечами, словно говоря: «Ну и что?» - и Умберто внезапно разозлился. Да, в окнах эверрских лавок он увидел прелестные ткани, покрытые изображениями птиц и цветов, украшения для волос, усыпанные изумрудами и рубинами, роскошные ковры… но все это уже попадалось ему раньше, в других портах.
        - Волшебства не должно быть слишком много, - хрипло проговорил юнга. - А если честно, то я не знаю, что тебе сказать. У Краффтеров свои секреты… Впрочем, мы уже пришли. О-о, скоро третий час! Это большая удача.
        Витрина, возле которой они остановились, не пыталась привлечь внимание прохожих яркой вывеской или изобилием роскошных безделиц - как раз наоборот, она казалась темной и даже невзрачной. Но лицо Кузнечика выражало такой неподдельный восторг, что Умберто не стал высказывать свои сомнения вслух, а шагнул ближе и пригляделся.
        Он увидел… замок.
        Самый настоящий замок с крепостными стенами и воротами, башнями и флагами, только в высоту он едва ли достигал трех локтей. Умберто заглянул в одно из миниатюрных окон: там были женщина, замершая над каким-то рукоделием - слишком мелким, чтобы его рассмотреть, - и кошка, свернувшаяся клубочком у ног хозяйки. Следующее окно вело в роскошную спальню, где стояла кровать под балдахином, но людей в этой комнате не было.
        Зал для трапез - с длинным столом, за которым не погнушался бы пировать и капитан-император, будь он подходящего роста. Здешний владыка сидел на троне, чью высокую спинку украшало изображение солнца, и щеголял темно-синей мантией, расшитой мелкими жемчужинами. Его неподвижные гости тоже были разодеты в пух и прах.
        Роскошный бальный зал с позолоченными люстрами и зеркальными стенами. Танцующие пары замерли в ожидании мига, когда вновь польется музыка.
        Библиотека с книжными шкафами до самого потолка…
        Внезапно в глубине замка что-то загудело и зашипело, а потом действительно послышалась музыка - тихая и печальная. Умберто лишь теперь заметил большой циферблат на главной башне и понял, что перед ним часы. Музыка сделалась чуть громче, в окнах зажглись огоньки: пир возобновился, танцоры закружились, словно и не останавливались никогда. У самого циферблата открылись две незаметные прежде дверцы: из одной показалась дама в белом платье, из другой - нарядно одетый кавалер. Фигурки приблизились друг к другу и стали танцевать, при этом движения их были на удивление правдоподобны. Даже громкое шипение, временами заглушающее музыку, не могло разрушить удивительного волшебства.
        - Какая тонкая работа! - восхищенно сказал Умберто. - Я никогда не видел ничего похожего. А откуда ты… - взглянув на Кузнечика, он осекся: парнишка стоял неподвижно, закрыв глаза, и по его щекам текли слезы. «Ох, Заступница! - подумал моряк. - У Крейна в прошлом сплошные тайны, Эсме и Джа-Джинни забыли свои детские годы, Хаген при любом воспоминании о том, что было с ним до „Невесты ветра“, делается нем как рыба… ты, малыш, тоже из их компании?» Он невольно протянул руку к юнге и вдруг почувствовал порыв холодного ветра и резкий толчок в грудь, как будто его ударила чья-то невидимая рука. Сообразить, что произошло, Умберто не успел: незнакомый голос произнес за спиной:
        - Любуетесь?
        Умберто резко обернулся и увидел в дверях лавки невысокого полноватого мужчину, который смотрел на них с добродушной улыбкой.
        - Нет проблем, - прибавил торговец, неверно истолковав выражение его лица. - Я за это денег не беру.
        - Благодарю, - сказал моряк, как бы невзначай заслоняя собой Кузнечика. Не стоило торговцу видеть, что юнга разревелся, будто обиженная девочка. - Они просто великолепны! Хотя тебе, мастер, об этом должны постоянно твердить.
        - Еще бы! - Улыбка хозяина часов стала еще шире. - Работа Олерги, ныне покойной матушки нашего лорда. Им уже почти четыре века, а работают как новенькие. Хотя, признаюсь честно, иногда они меня раздражают…
        - Это еще почему? - изумился Умберто.
        - Куклы… - торговец пожал плечами, как будто это слово все объясняло. - Час за часом, день за днем они повторяют одни и те же движения. Я их уже выучил наизусть!
        - Но разве может быть по-другому? - спросил Кузнечик и шмыгнул носом. - Они же неживые!
        - Для магии клана Краффтер нет ничего невозможного! - наставительно проговорил хозяин часов. - Вы, верно, здесь впервые и еще не слыхали про слугу лорда Вейри? И о кошке госпожи Марлин вам тоже не рассказывали?
        Матрос и юнга покачали головами.
        - Ну-у, Марлин вы вряд ли увидите, а вот Деревяшка - другое дело, - сказал торговец, словно размышляя вслух, и продолжил более уверенным тоном: - Наш повелитель несколько лет назад создал человека из дерева и металла. Говорят, такое существо называется «голем», но мы зовем его Деревяшкой. Оно умеет работать по дому и в саду… в общем, делает все, только не разговаривает.
        - Так этот… голем… он живой? - растерянно спросил Умберто. Торговец взглянул на него чуть снисходительно:
        - Ну что тут непонятного?! Его оживил лорд Вейри с помощью своей магии - истинного дара семейства Краффтер… Кстати, если вы мне не верите, то посидите тут еще немного, сами убедитесь - в это время Деревяшка частенько проходит как раз мимо моей лавки. Готов спорить на что угодно, ничего подобного ни один из вас в жизни не видел!
        Они согласились, и долго ждать не пришлось - вскоре где-то за поворотом улицы послышались шаги, слишком гулкие и тяжелые даже для большого грогана, а потом появился и сам деревянный слуга лорда Вейри Краффтера.
        Голем в сумерках мог бы сойти за человека, хоть и возвышался над толпой на целую голову, но при свете дня от одного взгляда на его лицо - равнодушную маску с неподвижными антрацитовыми глазами - бросало в дрожь. Он носил штаны и рубаху без рукавов; его руки Умберто сумел хорошо рассмотреть: они были покрыты тонкими деревянными пластинами, наползающими друг на друга на манер чешуи. Из-за этого механический человек казался почти таким же массивным, как гроган. Прохожие его совершенно не боялись - просто отходили в сторону, давая дорогу.
        - Ну что, как он вам? - насмешливо поинтересовался хозяин волшебных часов, когда голем протопал мимо, размахивая негнущимися руками и поводя головой из стороны в сторону. Умберто кивнул, не в силах выдавить из себя ни слова: торговец был совершенно прав, он ничего подобного раньше не видел. Казалось очень странным, что способности магусов столь различны - одни умеют лишь убивать, другим же Заступница даровала возможность творить если не жизнь, то хотя бы подобие жизни, - и помощник капитана удивлялся лишь тому, каким образом Ласточкам удалось до сих пор сберечь свои секреты от капитана-императора.
        - Да, Эверра и впрямь удивительный город, - проговорил он, вновь обретя дар речи. - Что скажешь, Кузнечик? Пошли, расскажем о наших приключениях…
        Торговец, по-прежнему стоявший в дверях лавки, вдруг обратил на юнгу внимательный взгляд и сказал чуть изменившимся голосом:
        - Странное у тебя имя, малый. А мы точно раньше не встречались?
        - Нет, - хриплым голосом ответил Кузнечик. - Я здесь впервые.
        Попасть в порт быстро не получилось: они заблудились и невольно забрели в еще более респектабельный квартал, где богато одетые горожане провожали их удивленными и слегка презрительными взглядами.
        - Кирен был прав насчет танцующих кракенов? - пошутил Умберто, пытаясь развеселить приунывшего товарища.
        Но юнга лишь что-то пробормотал невпопад и вновь погрузился в невеселые раздумья. А когда они наконец вернулись на борт «Невесты ветра», он куда-то исчез. Оказалось, что новостями о чудовище и деревянном големе никого не удивишь: о «пожирателе кораблей» говорили на всех углах, а голем совсем недавно побывал на причале и передал письмо для капитана «Верной». Только вот самого капитана - точнее, обоих капитанов - на месте не оказалось.
        - Не вернулись? - ошеломленно переспросил Умберто. Вахтенный матрос кивнул, встревоженно глядя на помощника Крейна. - С самого утра не появлялись?!
        - Как в воду канули. Как думаешь, случилось что?
        - Я не знаю… - Помощник капитана почувствовал, как возвращается тревога. Он вертел в руках пакет от лорда Вейри, испытывая непреодолимое желание его вскрыть, и напряженно размышлял: что же могло произойти? Если Крейна и Хагена схватили, то отчего же «Невеста ветра» до сих пор безмятежно дремлет у причала?
        «…А если нет, то где они шляются?»
        - Умберто… - Он оглянулся и увидел Эсме: бледная и расстроенная целительница зябко куталась в шаль и смотрела так, будто заранее отметала любые уверения в том, что все хорошо. - Они ведь живы, так?
        - Это точно, - сказал Умберто. - Живы и здоровы. Я бы даже сказал, что им вообще ничего не угрожает, потому что в ином случае «Верная»… «Невеста» не была бы такой спокойной.
        Девушка покачала головой:
        - Она вовсе не спокойна, она спит. Ты только прислушайся… ее словно одурманили чем-то.
        Умберто последовал совету и вдруг задним числом понял, что, поднявшись на борт фрегата, почувствовал себя как-то непривычно. Стоило закрыть глаза, и он уже не мог определить с уверенностью, что под ногами - мостовая или палуба. Из-за экспериментов Крейна с нитями «Невеста ветра» уснула так глубоко, что разбудить ее сумело бы лишь нечто ужасное, непоправимое, но это вовсе не означало, что с кем-нибудь из команды не приключилась мелкая неприятность.
        Или не мелкая…
        - Иди-ка в каюту, уже вечереет, - проговорил он, пряча волнение. - Еще замерзнешь. Да и вообще, кто тебе разрешил выходить? Капитан, насколько я знаю, так и не придумал, как с тобой поступить.
        - А как со мной можно поступить? - спросила целительница с печальной улыбкой. - Взаперти я уж точно сидеть не буду, и не надейся. У меня, между прочим, есть в городе дела. - Она негромко рассмеялась, наслаждаясь его изумлением. - Да, дела! Нужно кое-что купить из вещей, да и зелья заканчиваются… Не посылать же матросов за шпильками и духами - это выглядело бы странно!
        - Издеваешься… - Умберто сокрушенно вздохнул. - Зачем тебе шпильки? А вот с зельями поосторожнее, вдруг кто-то и впрямь вспомнит, что женщина-целительница на фрегате - такое же чудо, как и ручная чайка-крикун.
        - Эй! - крикнула она и шлепнула его по плечу. Умберто машинально перехватил ее тонкое запястье, удержал его всего лишь на мгновение, но этого краткого мига хватило, чтобы волшебство непринужденной беседы пошло прахом: моряк и целительница замерли, уставившись друг на друга.
        В глазах Эсме Умберто увидел испуг. И отвернулся первым.
        …Целовать эти нежные руки, вдыхать запах ее кожи - и больше ничего не нужно. Вечность, целую вечность…
        Он с трудом заставил себя вынырнуть из водоворота мечтаний, неуместных и несвоевременных, а потом взглянул на причал - и увидел приближающихся Крейна и Хагена. Оба были, как и следовало ожидать, живы-здоровы, и оба вызвали у него одинаковую неприязнь.
        «Вот и все, - подумал Умберто с грустью. - Наш утренний разговор, Кристобаль, меня вовсе не исцелил».
        - Вот они, идут, - проговорил он вслух. Радость, появившаяся на лице Эсме, ранила больнее, чем острый нож. - Зря мы тут испереживались.
        Крейн первым поднялся на борт.
        - Последние новости, - сказал он вполголоса. - Две недели назад торговый агент Эсте погиб во время пожара, который не оставил камня на камне от его дома. Начальник портовой стражи предполагает, что это был поджог, но виновного пока не нашли.
        - Пожар? - ошеломленно переспросил Умберто. - Начальник стражи предполагает? Вы что, с ним разговаривали?
        - Где, по-твоему, мы провели вторую половину дня? - встрял в разговор Хаген. - Когда соседи покойного Даррена увидели на пепелище двух чужестранцев, они тотчас же послали за стражниками, и те… гм… пригласили нас следовать за ними. Хорошо хоть начальник быстро понял, что мы никак не связаны с поджигателями.
        - Он принес извинения, - прибавил Крейн. - Стоит заметить, довольно вежливо.
        - А он не заметил, что вы похожи друг на друга, как братья?
        - Мы и есть братья… - усмехнулся пересмешник. - Марко и Бастиан Эсте, к вашим услугам.
        Знакомое имя заставило Умберто вздрогнуть: Бастиан Фейра был старшим братом Кристобаля… а Марко Фейра - его отцом! «Так все дело в том, что ты хочешь воскресить их? - мысленно спросил он у капитана, не сразу вспомнив, что тот сейчас его не слышит и ответить не может. - Хагену ты, конечно же, ничего объяснять не стал. Ох, как бы не случилось беды…»
        - Ну и дела! - сказал он вслух, растерянно качая головой. - И как же вы будете вести торговлю без агента?
        - О-о, об этом не беспокойся! - Крейн небрежно взмахнул рукой. - Веришь или нет, но я почти все время молчал, а наш друг заливался соловьем, делаясь все больше похожим на настоящего торговца. Я бы так не смог. Ты бы слышал, как он предложил начальнику стражи партию сукна для форменной одежды… У бедолаги сделалось такое удивленное лицо!
        - Вероятно, я продешевил, - хмыкнул оборотень, чьи глаза лучились довольством.
        «Ты как пес, которого хозяин похвалил», - подумал Умберто и, не в силах больше продолжать разговор, протянул Хагену пакет, доставленный деревянным слугой:
        - Держи. Тебе письмо от лорда Вейри.
        Пока удивленный пересмешник вместе с капитаном разглядывал печать лорда-искусника, Умберто вспомнил про Эсме и оглянулся: целительница стояла поодаль с совершенно равнодушным видом. Словно только что вовсе не она, а кто-то другой тревожился о капитане Крейне.

* * *
        Когда она спасла его впервые, все было очень просто. Он ощущал наконечник стрелы, засевший между ребер, и знал, что умрет, но при этом не испытывал ни боли, ни страха, ни сожалений о том, что скоро его бестолковая жизнь закончится. Даже забавно - умерев на суше, он должен был попасть прямиком к Эльге в сады, а не к крабам на лужайку. Он-то всегда считал, что случится именно второе. Да к тому же рядом был Крейн, истекающий кровью. Магус балансировал на грани обморока, и Умберто прекрасно понимал, что если они не успеют вовремя доставить капитана к целительнице, то за миг до его смерти проснется разъяренный Феникс и уничтожит все вокруг себя. Его собственная жизнь в пламени этого пожара оказалась бы лишь малой искрой, одной из многих. Он был готов умереть, но у Эсме на этот счет имелось иное мнение.
        Во второй раз все случилось по-другому…
        Память походила на берег моря после шторма: кажется, он торопился на борт «Невесты ветра», хотел сообщить что-то важное Эрдану… но что именно? Умберто не помнил. Дорогу ему преградили матросы с «Утренней звезды», и один из них поинтересовался, глумливо ухмыляясь: «Что, воришка, успел перепрятать добро?»
        Сбежавшие лодки, которые все считали украденными…
        Джа-Джинни, поджидающий его возле входа в подводную пещеру…
        «Тебя забыл спросить», - сказал Умберто, выхватывая кинжал.
        Дальше была темнота.
        Он открыл глаза и понял, что лежит лицом вверх на хлипком плотике, дрейфующем в густом тумане, и не может даже пальцем пошевелить. Боли не было, лишь странная тяжесть во всем теле. «Как будто воздух вдруг обрел вес», - подумал Умберто и с удивлением осознал, что не дышит.
        Значит, люди Сатто и Звездочета не бросили его посреди волн, вдалеке от берега, они его просто убили, а это странное местечко - посмертие, уготованное Повелителем штормов одному непутевому моряку, любителю плести узлы…
        Так-так, но ведь все случилось на суше. Где же Сады? Неужели эльгиниты ему наврали?
        Пока Умберто вяло размышлял, в мертвой тишине проснулись звуки: плеск воды, словно где-то далеко, за обманчиво-безобидной стеной тумана, резвились в волнах огромные кархадоны - играли, высоко выпрыгивая из воды, чтобы потом вновь обрушиться в море, поднимая тучи сверкающих брызг. Он вдруг отчетливо осознал, что чудовищ здесь много, и одно из них таится прямо под плотиком, готовое в любой момент расправиться с беззащитной добычей… Впрочем, разве можно умереть во второй раз, если ты и так уже умер?
        А потом раздались шаги - кто-то шел, шлепая босыми ногами по волнам, будто по лужам после дождя.
        - Дурак… - произнес знакомый голос. - Отчего ты так стремишься встретиться с Великим Штормом?
        - Мы с ним закадычные приятели… - ответил Умберто, с трудом ворочая языком. Каждый звук приходилось выталкивать насильно. - Но теперь он, наверное, рассердится.
        - Еще бы! - Эсме рассмеялась. - Ему опять придется отложить встречу, потому что я здесь. Но только не говори, что спасение твоей жизни должно войти у меня в привычку.
        - Если только так мы сможем оставаться наедине… - начал он и осекся, осознав, что произнес это вслух. О-о, Заступница! В этом странном месте мысли ничем не отличались от сказанных слов, и стоило Умберто это понять, как ему во что бы то ни стало захотелось скрыть от девушки то, что скрыть было невозможно. - Ох, прости!
        Невидимая рука коснулась его лба.
        - Будем считать, - сказала Эсме ровным голосом, - что ничего не было.
        - Заметано. Ты не объяснишь, как я здесь оказался?
        - А-а, не помнишь! Ничего удивительного. Тебя здорово отделали… проломили череп.
        - Надо же… - медленно проговорил Умберто, вспоминая то, о чем Эсме не следовало знать. - А капитан все время говорит, что мою дубовую голову проломить невозможно…
        Поздно, слишком поздно. Время обращается вспять, и шесть - или уже семь? - лет пролетают за одно мгновение: вот он, тот самый проулок, где всегда поздно вечером проходил некий человек, имевший очень много врагов. Жизнь этого человека весила ровно столько же, сколько и тяжелая палка в руках семнадцатилетнего парнишки, который замерз и устал ждать, но отказываться от задуманного не собирался.
        Умберто хорошо запомнил мерзкий хлюпающий звук, раздавшийся при ударе.
        - НЕТ!!!
        Кто это крикнул? Неужто… он сам?
        Вновь наступила тишина - мучительная, почти невыносимая, - а потом все тот же нежный голос сказал без тени упрека:
        - Казнишься? Зря. Я ведь не Великий Шторм, чтобы карать за грехи.
        Он вовсе не наказания боялся.
        - Быть может, ты Эльга? Та, которая прощает.
        - Сам решай, - ответила целительница после паузы. - А теперь мне нужно привести тебя в порядок, иначе капитан здорово на нас обоих рассердится.
        И Умберто погрузился в некое подобие сна, в котором смешались воедино воспоминания и мечты. Там была она - такая, какой он хотел бы ее видеть. И они были наедине. Он чувствовал прикосновения тонких пальцев, вдыхал запах ее волос и тонул в серых глазах, из которых навсегда ушла печаль.
        «Эй, Кристобаль! Ты ведь так и не смог заставить ее улыбнуться! Значит, пламенный Феникс вовсе не всемогущ?»
        Он совершенно опьянел от вседозволенности и даже перестал обращать внимание на тварь, затаившуюся в океанской бездне. Он болтал без умолку, открывая Эсме свои воспоминания, свою душу - всего себя.
        Тварь наблюдала.
        Тварь слушала и запоминала.

* * *
        - Не дергайся, - еле слышно прошептал Хаген. - У тебя вороватый вид, слугам лорда Вейри это вряд ли понравится.
        - Тебе-то откуда знать? Так говоришь, словно сам кому-то прислуживал.
        Сквозь личину навигатора «Верной», добропорядочного купца и моряка, на мгновение проступило настоящее лицо оборотня-пересмешника - или то лицо, которое они привыкли считать настоящим. Умберто досадливо нахмурился: он все никак не мог сжиться с мыслью, что рядом - вовсе не Кристобаль Крейн.
        - Да, я действительно успел побыть слугой, - вдруг рассеянно проговорил оборотень. - Так вжился в эту роль, что почти забыл, кто я такой на самом деле. Маски иногда прирастают - приходится отдирать с мясом.
        Умберто не нашелся с ответом.
        Комната, в которой их оставили дожидаться, пока Вейри Краффтер завершит беседу с предыдущим посетителем, была шестиугольной формы, и от непривычного обилия ломаных линий слегка кружилась голова.
        «Этот лорд-искусник нарочно заставляет нас сидеть тут, - подумал Умберто. - Хочет, чтобы мы вошли к нему безобидными, словно птенчики». Он искоса взглянул на Хагена: оборотень погрузился в раздумья, и его слабая улыбка могла означать что угодно.
        Когда Крейн заявил, что именно Умберто должен сопровождать Хагена во время визита к повелителю Эверры, помощник капитана поначалу воспротивился.
        «Почему я? - сердито спросил он. - Разве не разумнее было бы отправиться тебе? Вы же как бы братья…»
        «С каких это пор ты стал решать, что разумно, а что нет? - едко поинтересовался феникс. - Если Вейри Краффтер хочет обсудить какое-нибудь торговое дело, с ним рядом вполне может оказаться мастер-корабел, а я сегодня слишком устал, чтобы лезть на рожон. Пусть там будет только один навигатор».
        Умберто вспомнил об утреннем разговоре и мгновенно остыл; взамен его начала терзать тревога - уж очень неожиданным оказалось приглашение Вейри Краффтера.
        «Успокойся, - сказал Хаген, положив руку ему на плечо. - Тебе вообще не придется ничего делать, просто молчать с умным видом. Не могу же я пойти туда сам».
        Бесшумно открылась дверь, и из кабинета лорда Краффтера вышел щегольски одетый магус; заметив моряков, он смерил их холодным взглядом. Помимо высокомерия, свойственного большинству небесных детей, Умберто почувствовал в этом взгляде кое-что еще. Был ли это… интерес?
        - Марко Эсте, навигатор, - Хаген почтительно склонил голову, и Умберто торопливо последовал его примеру - все верно, именно так и должен вести себя обычный человек в присутствии высокородного магуса. - Это мой помощник, Умберто.
        Помощник капитана опустил глаза, спрятав мимолетную досаду: «Да, я не такая уж заметная персона, чтобы менять имя в каждом порту…»
        - Тори Краффтер, - сухо представился магус. Мгновение спустя на его красивом лице появилась усмешка. - Так это за вами дядя посылал Деревяшку? Вы капитан того прелестного фрегата, который вошел в гавань сегодня в полдень?
        - Да, я капитан ~Верной~, - ответил Хаген… точнее, Марко Эсте. Оборотню понадобилось одно мгновение, чтобы полностью перевоплотиться, и Умберто против собственной воли ощутил подобие того чувства, которое испытывал рядом с Кристобалем Крейном.
        ~
        - Тогда прошу, он ждет, - и Тори Краффтер взмахнул рукой, приглашая их в кабинет своего дяди. При этом он улыбнулся почти любезно, а Умберто почувствовал, что приближаются серьезные неприятности.
        Когда моряки вошли, магус проследовал за ними.
        «Зачем же мы понадобились этим торгашам?»
        В кабинете Вейри Краффтера было светло как днем, причем свет лился со всех сторон, хотя Умберто не увидел ни одной лампы. Приглядевшись, он понял: мерцающее сияние источали узкие панели на стенах. Значит, вот как выглядит истинная магия ласточек…
        Лорд-искусник сидел в кресле у камина, а рядом стоял голем. Деревянный человек был неподвижен, его абсолютно черные глаза посверкивали в свете странных ламп, и при одном лишь взгляде на это существо Умберто пробрал озноб.
        - Добрый вечер, мастер Эсте! - воскликнул магус так сердечно, что ему можно было даже поверить. Дядя и племянник оказались очень похожи, но Вейри Краффтер лучше скрывал высокомерие. - Наслышан о ваших успехах! Именно вам Северо-Западный торговый дом обязан открытием торгового пути через Этолийское море, верно?
        - Мои заслуги сильно преувеличены, - сдержанно ответил оборотень. - Хотя ~~Верная~ и в самом деле была первым фрегатом за последние двести с лишним лет, пробравшимся в Этолию через северные воды.
        Умберто еле сдержал улыбку: из всех присутствующих лишь он знал и помнил все подробности того увлекательного плавания.
        Деревянный человек чуть повернул голову и внимательно посмотрел на помощника капитана. «Что тебе надо, проклятая Деревяшка?» - нахмурившись, подумал тот. Присутствие голема пугало и сбивало с толку; хорошо, что Хаген ничего подобного не чувствовал - по крайней мере, выглядел он спокойным и сосредоточенным.
        Тори Краффтер, в присутствии дяди магическим образом утратив львиную долю надменности, подошел к книжному шкафу и, взяв с полки первый попавшийся том, сделал вид, будто углубился в чтение. Что-то в его движениях неуловимо напоминало Крейна - изящество, непринужденная легкость. Казалось, что Хаген не наделен этими качествами, но, разумеется, на самом деле он их просто скрывал, постоянно играя какую-нибудь роль. «Все магусы такие, - подумал Умберто. - Хорошие танцоры, отменные бойцы…» Словно в ответ на это, младший Краффтер повернулся другим боком - и тотчас же помощник капитана заметил кое-что, ранее ускользнувшее от его внимания: на поясе Тори висела аккуратно свернутая плеть надсмотрщика.
        - Что привело вас в наши края, мастер Эсте?
        - У меня есть некоторые планы, и для их выполнения Эверра подходит как нельзя лучше, - уклончиво ответил Хаген.
        Умберто заметил, как дядя и племянник Краффтеры переглянулись, будто обменявшись мысленными замечаниями. Эти двое не нуждались в словах для того, чтобы понимать друг друга.
        - Нельзя ли подробнее? - спросил Вейри.
        - О-о, достопочтенный! - Оборотень позволил себе добродушную улыбку. - Вы задали этот вопрос как повелитель Эверры или как деловой человек? Сами понимаете, у меня нет желания делиться секретами с конкурентом.
        - Да, а повелитель Эверры вполне может использовать и другие методы убеждения, - негромко заметил Тори, и его тихий голос прозвучал весьма зловеще. - Я пошутил, дядя! - тотчас же прибавил он. - Но ты и впрямь начал чересчур издалека.
        Хаген вопросительно посмотрел на лорда-искусника; выражение лица пересмешника, насколько мог судить Умберто, было безукоризненным: состоятельный торговец, знающий себе цену, удивлен и озадачен поведением магуса, но все же не рискует первым задать вопрос. Ждет. Заступница любит терпеливых, и все такое прочее?
        «Я бы тоже так сумел, Кристобаль… тебе стоило бы просто в меня поверить…»
        - Видите ли, мастер Эсте, - начал лорд Краффтер, - я спрашивал о планах вовсе не для того, чтобы как-то на них повлиять. Дело в том, что мне нужна ваша помощь, и я хотел убедиться, что обстоятельства позволяют такому занятому человеку посвятить несколько дней одному… э-э… предприятию, которое может принести необыкновенную пользу.
        - Кому? - спросил оборотень со сдержанным интересом. - Вам или мне?
        - Нам обоим, - с готовностью ответил лорд-искусник. - Вы будете щедро вознаграждены, не извольте сомневаться. Так что же вы намерены делать в Эверре, шкипер?
        - Как вам, наверное, уже известно, - сказал Хаген после недолгого молчания, - трюмы моего корабля пусты. Я рассчитываю закупить в Эверре партию древесины и продать ее к западу отсюда. Ходят слухи, на одном из островов Марнийского архипелага затеяли большое строительство.
        Умберто с трудом сдержал удивленный возглас - как мог Хаген об этом узнать, если ни он, ни Крейн так и не поговорили с агентом? Наверное, оборотень все придумал на ходу или чудом успел что-то подслушать в порту.
        - Можете не продолжать! - воскликнул Краффтер. - Мастер Эсте, помогите нам - и я позабочусь, чтобы вы получили лучший товар по самой выгодной цене! Мы же деловые люди и понимаем друг друга?
        - Конечно, - Хаген усмехнулся. - Я думаю, мы понимаем друг друга… правильно. Я готов выслушать ваше предложение.
        Лорд-искусник обрадованно всплеснул руками и с готовностью принялся объяснять:
        - Мы хотим нанять ваш фрегат вместе с командой для перевозки одного очень важного груза из порта Магрель в Эверру. При благоприятной погоде поездка займет три-четыре дня, а пока мои люди подготовят товар в точном соответствии с вашими указаниями, и вам совершенно не придется тратить на это время.
        - А что за груз? - насторожился оборотень.
        - Сразу к делу, вот как? - Краффтер покачал головой. - Мне нравится такой подход, шкипер. Я все объясню, но прежде попрошу вас и вашего помощника пообещать, что при любом раскладе те сведения, которые сейчас станут вам известны, не покинут стен этого кабинета. Обещаете? Превосходно. Мастер Эсте, что вам известно об Исходе?
        - Немногое, - ответил Хаген. - Я родом из Лагримы, там жили все мои предки. Им, слава Заступнице, не пришлось переселяться с юга на север из-за перемирия с морским народом.
        - Да, повезло. А мой дед - ему тогда как раз исполнилось четыре века, весьма почтенный возраст для небесных детей, - был вынужден покинуть земли, приютившие наш клан после падения «Утренней звезды», и обосноваться здесь. Не буду утомлять вас подробностями Исхода, расскажу лишь об одном: когда пришел черед перевозить наше главное сокровище, дед разделил его на части и погрузил на четыре фрегата. Его предусмотрительность оправдалась сторицей, потому что один из фрегатов в пути бесследно исчез вместе с грузом… Вы ведь хотите спросить меня, о чем идет речь?
        - Кажется, я знаю, - сказал оборотень с улыбкой. - Если верить общепринятой версии, в те времена семейство Краффтер вовсе не считалось одним из самых богатых, как сейчас. Но все же вы и впрямь обладали неким ценным сокровищем - знаниями.
        Лорд-искусник покачал головой, словно удивляясь проницательности собеседника.
        - Шкипер, я все больше проникаюсь к вам уважением. Мы, ласточки, - и этого никто не скрывает! - отличаемся от остальных кланов тем, что наши способности в значительной степени основаны не на природных талантах, а на знаниях, полученных еще от Основателей. Поэтому мы всегда ценили книги превыше золота, и…
        - Дядя, ты отвлекся, - перебил Тори, а Умберто вдруг отчетливо ощутил, что Вейри Краффтер солгал. Но в чем?..
        - Да-да, прошу прощения… Так вот, нам удалось обнаружить ту часть библиотеки, которую вез пропавший фрегат. Как и где - это уже совсем другая история, и она вам вряд ли будет интересна. Гораздо важнее то, что наш ценный груз застрял в считаных днях пути от Эверры, и нет никакой возможности его доставить сюда прежде, чем… случатся кое-какие осложнения. Вся надежда только на вас, шкипер!
        «Только на нас?..»
        До сих пор Умберто не осмеливался встревать в разговор, поскольку оба магуса его не замечали - зато за ним пристально следил Деревяшка, - но тут не сдержался и спросил:
        - Почему именно мы? Разве в гавани нет других кораблей? И зачем такая спешка, если вы спокойно жили без этих книг несколько веков?
        Против всех ожиданий, ему ответили, и довольно вежливо.
        - Есть ряд причин, - проговорил Тори, глядя на молодого моряка так, будто впервые его увидел. - Во-первых, нам нужен быстроходный корабль, а из тех фрегатов, что стоят в гавани, ни один не сравнится с вашей «Верной». Во-вторых…
        - Во-вторых, с ~Верной~ сравниться могут только сторожевики, а вы как раз один из них потеряли и ищете ему замену, - сказал Хаген неожиданно для всех собравшихся, включая Умберто. Голос оборотня еще немного изменился и теперь безупречно соответствовал интонациями голосу Крейна. Голосу капитана. - Замена нужна вам как можно скорее, поэтому ради нее можно пойти на любые траты. Отчего же вы так торопитесь? Хм… - Пересмешник сделал вид, будто на несколько мгновений погрузился в глубокую задумчивость. - О-о, кажется, я понял! Все дело в пожирателе кораблей, который устроил себе логово - какое совпадение! - именно к северо-востоку от Эверры, там, где пролегает морской путь в Магрель.
        Вейри Краффтер резко поднялся, выпрямился во весь свой немалый рост; его лицо посуровело. Умберто невольно подался назад, а его «капитан» остался совершенно спокоен, как будто прямо перед ним не стояли сразу два разгневанных магуса.
        - Я впечатлен… - севшим голосом проговорил лорд-искусник. - Тори, расскажи им правду.
        …Почти два месяца назад Вейри Краффтера вдруг охватило отчаяние: он подсчитал доходы от портовых сборов за последние три недели и понял, что слухи о пожирателе кораблей уже распространяются за пределами Эверры, причем довольно быстро. «Если так пойдет и дальше, мы рискуем потерять весь торговый путь, - сказал он своему племяннику. - Навигаторы будут избегать нас, начнут останавливаться в Магреле или где-то еще - а там, глядишь, найдут такое удобное местечко, что не захотят возвращаться сюда даже после того, как эта тварь издохнет от голода!» Они принялись размышлять вместе над нелегкой задачей, но к согласию так и не пришли: Вейри считал, что Эверра вполне может справиться с чудовищем, если как следует подготовиться и все продумать, а Тори настаивал, что надо обратиться за помощью к капитану-императору. Неизвестно, как бы все сложилось, если бы на следующий день лорд-искусник не получил известие об исчезновении еще одного фрегата, быстрой и сильной «Мечты облаков» под командованием весьма умелого навигатора; опечаленный, он позвал племянника и велел написать письмо его величеству. Ответ не
заставил себя долго ждать: конечно же, говорилось в нем, Эверра может рассчитывать на помощь в таком нелегком деле…
        - …Раз уж собственных сил не хватает, - процитировал Вейри, перебив племянника, и его кулаки сжались. - Он написал, что пришлет оружие, перед которым ни одно чудовище не устоит. Вы должны меня понять, мастер Эсте. Да, я потерял сторожевой корабль, но хочу, чтобы посланцы императора, которые прибудут со дня на день, об этом не узнали. Они должны увидеть Эверру сильной, иначе нашей независимости придет конец!
        - Как вы собираетесь остановить слухи? - спросил Умберто. - Даже я, чужак, в первый же день в Эверре услышал о пропавшем фрегате от одной из цепных… э-э… одного из моряков в таверне. Если так пойдет и дальше, то…
        - Слухи - моя забота, - перебил Тори, непроизвольным движением поглаживая плеть. - Об этом не беспокойтесь. Я уже отдал приказ задержать болтунов.
        «И что с ними будет?» - хотел спросить Умберто, но его остановил красноречивый взгляд Хагена. В самом деле, если богатому торговцу и даются некоторые послабления в присутствии вельмож, то простому моряку, хотя бы и помощнику капитана, на подобное рассчитывать не следует. Умберто отступил, отвел взгляд, но все-таки успел заметить: деревянный голем снова повернул голову, следя за ним. «Да чего ты на меня вылупился?!»
        - Нам действительно надо перевезти библиотеку, - сказал лорд Вейри. - Она в Магреле. Но «Верная» нужна не для этого.
        - Я уже все понял… - задумчиво проговорил оборотень. - Вы собирались вывести нас в море, а как дойдет до дела - поставить перед фактом и вынудить принять какое-никакое участие в сражении с чудовищем.
        Вейри Краффтер недовольно нахмурился.
        - Там будут четыре настоящих сторожевых фрегата, - проговорил он сурово. - И оружие, которое пришлет его величество, - или ты забыл о нем, шкипер? Впрочем, ты человек деловой и сумеешь взвесить свою выгоду от этого предприятия и… - лорд-искусник выдержал многозначительную паузу, - …скажем так, учесть некоторые неприятности, которые могут возникнуть в случае отказа. Но я тебя не неволю. Подумай до утра!
        - Что тут думать? - Хаген криво улыбнулся. - Конечно, я соглашусь - при условии, что и вы согласитесь на мои условия.
        «Ты согласишься?! - запаниковал Умберто. - С ума сошел!»
        - Говори, - разрешил Вейри Краффтер. - Я слушаю.
        И Марко Эсте заговорил. По мере того, как он перечислял свои условия, физиономии обоих магусов вытягивались: нахальный шкипер потребовал торговых преференций для себя и своих доверенных лиц - на десять лет! - причем не только в Эверре, а во всех портах, принадлежащих семейству Ласточки. Краффтер-старший прищурился, и Умберто показалось, что в глазах у него замелькали цифры - магус подсчитывал убытки, соизмеряя запросы торговца с известными масштабами его деятельности. Должно быть, результат получился неутешительным, потому что вскоре лорд-искусник начал неистово торговаться со шкипером Эсте.
        Противники были равны, и бой длился долго. Умберто, однако, не скучал - ему не давали покоя две вещи: во-первых, деревянный голем, который по-прежнему вызывал у моряка оторопь, а во-вторых - плеть надсмотрщика на поясе Тори. Исподволь разглядывая мерзкое оружие, он понял, что эта плеть немного отличается от обычной: рукоять у нее длиннее и толще, потертую кожу покрывают какие-то письмена и символы.
        Умберто перевел взгляд на холеное лицо Тори Краффтера и попытался представить себе этого магуса наблюдающим за работой гроганов в порту или за их кормежкой в бараке. «Уж скорее я когда-нибудь увижу Крейна на балу у капитана-императора, - подумал он. - Магус никогда не стал бы надсмотрщиком, но зачем тогда этот щеголь таскает с собой плетку?..»
        - Хорошо, хорошо! - воскликнул Вейри Краффтер. - Я согласен! Мы договорились?
        Оборотень вместо ответа протянул открытую ладонь, и, когда два магуса пожали друг другу руки, Умберто невольно вздрогнул - он снова почуял ложь, и ему показалось, что именно в этот миг лицо лорда-искусника как-то странно изменилось.
        - Наконец-то я могу вздохнуть спокойно, - проговорил Вейри Краффтер с легкой улыбкой. - Теперь все будет в порядке.
        - Я на это рассчитываю, - сказал оборотень. - Разрешите нам уйти, достопочтенный. Сегодняшний день был полон забот и тревог, и я очень устал…
        Это вовсе не было преувеличением: от усталости у Хагена начала дергаться щека.
        «Как бы маска не упала в самый неподходящий момент… - подумал Умберто. - Тогда нас даже Крейн не спасет».
        - Не останетесь на ужин? - спросил лорд-искусник, и было непонятно, простая ли это формальность или нечто большее. - Впрочем, вам и в самом деле надо отдохнуть, а вот завтра с удовольствием приму у себя вас и вашу… э-э… а кто, кстати, эта дама, которую видели на палубе «Верной»? Я понимаю, что лезу не в свое дело, но, говорят, она очень хороша собой. Неужели вы возите с собой супругу?
        «Эсме, я же просил тебя уйти в каюту…»
        - Увы! - Оборотень изобразил печальную улыбку. - Это моя дальняя родственница, обладательница прелестной внешности и взбалмошного характера. Раз уж нам придется задержаться в Эверре, я попытаюсь вас познакомить, но сомневаюсь, что она примет приглашение. А спорить с женщинами я, к сожалению, не умею.
        - Что ж, нельзя быть докой во всем, - с коротким смешком заметил Вейри Краффтер. - Завтра я пришлю за вами слуг, мастер Эсте, и не расстраивайтесь из-за вынужденного простоя. Вам понравится наш город, вот увидите!
        По усталому лицу Хагена пробежала тень.
        - Очень на это надеюсь, - только и сказал он.
        Хотелось схватить капитана-самозванца за рукав, хорошенько тряхнуть - зачем, зачем он согласился помогать двуличным и высокомерным лордам?! Умберто с трудом сдержался, но грустно подумал: «Магус - он и есть магус, тут ничего не поделаешь. Как увидел своих собратьев, так и позабыл о том, кто он теперь и за чьи жизни отвечает».
        Хаген шел, и что-то было в его походке деревянное, совсем как у голема Вейри Краффтера: казалось, пересмешнику тяжело переставлять ноги, а спину он держит прямо лишь для того, чтобы незримая ноша не заставила его упасть ниц и признаться тем самым в собственной слабости. Умберто следовал за оборотнем, глядя ему в затылок, и думал о Крейне. Если его догадка верна, то феникс, как и все остальные матросы «Невесты ветра», сейчас в полном неведении и может лишь гадать, зачем повелителю Эверры понадобился Марко Эсте.
        «Каково тебе это выносить, Кристобаль?» - мысленно спросил помощник капитана, не надеясь на ответ, и невольно удивился собственному злорадству.
        Молчаливый слуга, которому Вейри Краффтер приказал проводить гостей, вывел их на галерею второго этажа, проходившую над большим внутренним двором. Тихой ночью двор выглядел очень таинственным и даже слегка зловещим - впрочем, то же самое можно было сказать о всем доме. «Если бы я жил здесь, наверняка боялся бы привидений», - подумал Умберто и в тот же миг едва не налетел на Хагена - оборотень, резко остановившись, рванулся к перилам галереи, словно увидел в ночной тьме что-то интересное.
        - Что случилось? - спросил Умберто и все понял раньше, чем пересмешник поднял руку, указывая на противоположное крыло особняка Краффтеров: по его покатой крыше осторожно пробирался большой белый пардус. В зубах кот-переросток держал нечто еще живое, трепыхающееся; он мельком бросил взгляд на моряков, словно давая понять, что заметил нежданных зрителей, и продолжил путь как ни в чем не бывало.
        - Это что еще за призрак? - Хаген, растерянный и встревоженный, повернулся к слуге лорда Вейри, который терпеливо ждал, пока гости налюбуются на ночного гостя, и ничем не выказывал страха. - Или в Эверре пардусы вместо хорьков разоряют птичники?
        - Любимица госпожи Марлин, - ответил слуга. - Дымкой кличут. Вы не бойтесь, мастер Эсте, она только на голубей охотится, и то по ночам.
        Поодаль в одном из окон мелькнула горящая свеча, и Умберто показалось, что он разглядел женское лицо. «Марлин вы вряд ли увидите», - так, кажется, бормотал себе под нос хозяин волшебных часов? Странное происшествие невольно напомнило и об их миниатюрных обитателях, женщине и кошке, только вот здешняя кошечка была великовата. Помощник капитана сокрушенно вздохнул: «Заступница, как я устал от всего этого…»
        Они шли молча до тех пор, пока Ласточкино гнездо - особняк Краффтеров, больше похожий на мощную крепость, - не скрылось из вида. Вот тогда-то Умберто и накинулся на Хагена с упреками:
        - Ты с ума сошел?! Как можно было соглашаться на такое предложение? Да Кристобаль нас испепелит!
        - Тише, остынь! - оборотень поморщился, и сквозь маску на миг проступили его настоящие черты. Умберто отвернулся: привыкнуть к тому, что лицо товарища иногда начинает таять, будто свечка, он не мог. - Ты же видел… слышал… короче, ты разве не понял, что, если бы я отказался, на всем нашем предприятии можно было бы ставить жирный крест? Да я попросту не имел другого выхода, и капитан все поймет. Он и сам поступил бы так же.
        - Объясни! - потребовал Умберто. - Темнишь ты что-то!
        - Ох, Пресветлая… - проворчал Хаген. - Ладно. Мы имеем дело с лордом-правителем, который к тому же и весьма влиятельный негоциант, имеющий связи в большинстве торговых домов - в том числе и в тех, которые вроде бы никак не связаны с семейством Краффтер. В его власти сделать так, что Марко Эсте не получит отныне ни одного выгодного контракта, исчезнет из списков Северо-Западного торгового дома и закончит свои дни в нищете… Милая перспектива, да? Нет, я не мог отказать.
        - Мне все это не нравится, - сказал Умберто, борясь с подступающей паникой. Он потому и недолюбливал все, связанное с Марко Эсте, - уж слишком запутанными были торговые дела невидимого шкипера.
        Хаген невесело усмехнулся:
        - А кому такое понравится? К твоему сведению, клан Краффтер приложил руку к разорению моей семьи. Поэтому милой улыбке лорда Вейри ни в коем случае нельзя верить… А уж с его племянником и подавно все ясно.
        - И ты так спокойно с ними беседовал?! - ужаснулся Умберто.
        - Но я же знал, что отвечаю за все наши головы, а не только за собственную! - Хаген зевнул. - Хочу выспаться. Устал, как будто весь день палубу драил… Но сначала надо отыскать капитана.
        - Давай-ка я сам с ним поговорю, - предложил Умберто. - Если ты подскажешь, где его искать, конечно же.
        - Подскажу… - медленно протянул оборотень и вдруг прибавил: - Сдается мне, ты что-то скрываешь. Неужто есть еще какой-то план, и я о нем не знаю?
        - Шутишь? - фыркнул Умберто. - Главный и единственный план Крейна - ты.
        - Он говорил, что хотел поручить это дело тебе, - признался Хаген. - Тебя и фрегат лучше знает, и команда уважает… Не знаю, почему он передумал.
        «Вот как?..»
        - И правильно сделал, - сказал Умберто равнодушным голосом, хотя костер, тлевший в его душе, разгорелся с новой силой. - Я бы провалился. Все эти торговые хитрости никогда не были моей сильной стороной, Хаген. Я же простак! Пусть за семь лет рядом с Крейном и нахватался от него умных слов, но этого не хватило бы… Нет-нет, я не в обиде на капитана. Только вот жаль, что Эсме тоже оказалась замешана в игру. Не проще ли было ее спрятать, как и Бэра с Джа-Джинни?
        - Может, и проще, - Хаген пожал плечами, - но мне кажется, все вышло удачно. Ну подумай: нам еще дожидаться, пока прибудут имперские корабли. А вдруг они задержатся? Думаю, ты и сам не хотел бы запирать ее в каюте на долгий срок. Правда, женщин не берут в бой - когда мы отправимся на охоту за чудовищем, ей придется остаться в городе и ждать нашего возвращения.
        - А если мы не вернемся? - спросил Умберто.
        Хаген взглянул на него удивленно и растерянно, но ничего не сказал.
        Вмаленькой таверне неподалеку от причала, где расположилась «Невеста ветра», гуляла компания матросов с какого-то торгового корабля. Веселье уже достигло той стадии, когда каждого вновь прибывшего встречали радушно и сердечно, даже если видели его впервые, поэтому Умберто с трудом удалось отбиться от дружеских объятий и предложений выпить.
        - Позже, позже, - твердил он, пробираясь между переполненных столов. - Потом!
        Крейн обнаружился в дальнем углу: он сидел один за хлипким столиком, вытянув длинные ноги и положив их на соседнюю скамью. Магус продолжал притворяться спящим, даже когда Умберто приблизился.
        - Отдыхаешь? - спросил моряк. Подгулявшие матросы так расшумелись, что можно было не беспокоиться, как бы его не услышал кто-то чужой. - К твоему сведению, у нас неприятности.
        - Да ты что? - лениво проговорил Крейн, глядя на своего помощника снизу вверх. - Неужели достопочтенный лорд Вейри обнаружил фрегат, очень похожий на его пропавший сторожевик? К счастью, он не спросил, почему наша «бочка» такая своеобразная, а то бы наш бедный многоликий друг совсем перепугался…
        - Ты что, все слышал? - растерянно проговорил Умберто. Нет, это невозможно! Он бы почувствовал присутствие Крейна, горячий ветер за спиной, тяжелую руку на плече… Неужели этим утром Кристобаль ему солгал?
        - Не пугайся, - сказал магус, усмехнувшись. - Я всего лишь попытался поставить себя на место Вейри Краффтера, поразмышлять на его манер. А про высоких гостей, которые вот-вот прибудут, говорят многие - пусть шепотом, но вполне уверенно. По твоей изумленной физиономии я понимаю, что самая безумная из моих догадок оказалась правдой и нам в скором времени предстоит присоединиться к некоему любопытному предприятию.
        - Но ведь там пожиратель… - проговорил Умберто.
        За соседним столом кто-то поперхнулся пивом и надсадно закашлял, а проходившая мимо служанка чуть не уронила поднос с грязной посудой.
        Крейн укоризненно покачал головой. Затем убрал ноги со скамьи.
        - Сядь. - Когда помощник повиновался, капитан продолжил вполголоса: - Так или иначе, нам пришлось бы с ним столкнуться, потому что другого пути в Марнию, наш следующий порт, не существует. Какая разница - сейчас или потом? Уж лучше побыстрее разобраться с этой тварью, а если при этом мы еще и подружимся со старейшиной Краффтеров…
        - Все шутишь… - вздохнул Умберто. - А ведь с глубинным ужасом нельзя справиться с помощью обычного оружия. Если кое-кто не применит свои особые таланты, нам конец.
        Магус сокрушенно вздохнул:
        - Нет, мне решительно не нравится твоя уверенность, что капитан сошел с ума. Разве бывало так, что наш фрегат попадал в передрягу из-за неправильного решения шкипера?
        - А то! - заупрямился моряк. - Тебе напомнить? Не далее как прошлой осенью шкипер едва не лишился руки, а его помощник успел даже почувствовать теплые объятия Великого Шторма… продолжать?
        Лицо Крейна окаменело.
        - Ты не знаешь, что на самом деле там произошло, - сказал он ровным голосом. - Я должен был вернуть старый долг, и я его вернул. Не лезь в дела, в которых ничего не смыслишь! Или для того, чтобы это понять, тебе нужен особый приказ?
        Умберто стиснул зубы и наклонился. Ему захотелось сказать Крейну в лицо те слова, которые давно уже вертелись на языке: «Ты не всемогущ и не всевидящ, ты можешь ошибаться - а я не хочу поплатиться жизнью за твою ошибку!»
        И вдруг на их стол упала тень.
        - Прощения прошу, - проговорил чей-то голос. - Ты, стало быть, шкипер Марко Эсте?
        Обратившийся к Умберто незнакомец был очень высоким и худым как щепка, а лицо его - столь плоским и невыразительным, что стоило лишь на миг отвести взгляд, как оно тотчас же стиралось из памяти, - и все-таки у Умберто возникло чувство, что он уже где-то видел этого человека.
        - Меня Гарфин звать, - сказал вновь прибывший. - Мой хозяин видел на пристани твой фрегат, и, это самое, ему понравилось. Он попросил узнать, не захочешь ли ты на контракт к нему пойти? Условия будут… это самое… выгодные.
        - Постой, постой! - Умберто помотал головой. - Я не шкипер, я его помощник. Ты перепутал!
        - А-а… - разочарованно протянул Гарфин. - Так шкипер, стало быть, тот парень, который с тобой сегодня был у лорда? Я и впрямь перепутал, вот дурень… - тут он перевел взгляд на Крейна и спросил с удивлением: - Ты его брат, что ли?
        - Брат, - кивнул магус. - Меня Бастианом зовут.
        - Похож, хоть морда и покоцанная, - простодушно заметил посланец неизвестного «хозяина». - А где ваш шкипер? Мне бы с ним поговорить.
        - Отдыхает, - сказал Крейн. - И предложение твое его не заинтересовало, увы. Так и передай своему хозяину… Впрочем, можешь завтра отыскать Марко, но только время потеряешь - он скажет то же самое.
        - Хозяин предупредил, что так будет. - На блеклой физиономии Гарфина появилась не то улыбка, не то ухмылка. Не спросясь, он сел на скамью рядом с Умберто и бросил жадный взгляд на кувшин. - Так вот, он предупредил. И велел в таком случае задать вопрос: отчего фрегат, который вполне мог бы стать боевым, возит грузы?
        - С чего это он взял? - не удержался Умберто. Этот человек вызывал у него беспричинное отвращение, бороться с которым становилось все труднее.
        - Так ведь только слепой не увидит! - воскликнул Гарфин и, завидев враз помрачневшее лицо «Бастиана», смешался. - Ой, я, это самое… ляпнул, не подумавши. На «Верной» древесину и камни возить - все равно что из пушки по медузам стрелять. Ну, ее научить многому придется… как и шкипера. Но жизнь-то интересная какая, не чета торговой бодяге! У вас ведь как заведено? Купил, продал, опять купил - и до последней гавани, куда не провезешь ни гроша - все при входе в порт отберут! - и он расхохотался собственной шутке.
        - Шкипер «Верной» уже много лет делает то, что ему нравится, - сказал магус. - Да к тому же ни один корабел не возьмет в ученики старого навигатора, будь его фрегат хоть самой «Утренней звездой».
        Гарфин как будто именно этих слов и ждал.
        - А если возьмет? - вкрадчиво поинтересовался он. - Стало быть, твой брат согласится?
        «Откуда же я его знаю? - подумал Умберто, растерянно хмурясь. - Вот ведь наваждение…»
        - Как интере-есно! - протянул Крейн, меняясь в лице. - И кто же этот умелый корабел?
        - Мой хозяин твоему брату все расскажет, если он согласится, - ответил Гарфин, хитро улыбаясь. - «Верную» всему научат, и те годы, что вы на бестолковую торговлю потратили, этому не помеха. Вы оба будете довольны, а уж фрегат и подавно! Ну, что скажешь?
        Крейн вздохнул - тяжело, словно человек, терзаемый жестокими сомнениями. Умберто чувствовал, что встревать в разговор нельзя, но именно сейчас молчать было труднее всего - неужели фениксу мало неприятностей с лордом-искусником?!
        - Это не мне решать, а брату, - наконец сказал магус. - Но, так и быть, я поговорю с Марко и попробую убедить. А ты отыщешь его… м-м… через два дня, ближе к вечеру.
        Гарфин довольно кивнул:
        - Два дня, стало быть. По рукам?
        - По рукам! - ответил Крейн.
        Посланец неизвестного «хозяина» удалился, но перед этим взглянул на Умберто - и моряка с новой силой охватило ощущение, что они с этим странным человеком уже встречались, причем не так давно.
        - Проследи, - шепнул Крейн. - Только будь очень осторожен.
        Когда Умберто вышел из таверны, спина Гарфина как раз мелькнула за поворотом. Моряк помянул кракена: странный посланец сразу же углубился в город, чьи кривые и темные улочки вполне могли сыграть злую шутку с чужестранцем, да к тому же ночью по ним бродили личности, с которыми мало кому захочется беседовать в одиночку. Городских стражей Умберто тоже видеть не желал, потому что они обязательно поинтересовались бы, куда это он собрался. Но судьба подарила ему куда более необычную встречу, предвестником которой стал гулкий топот, раздавшийся совсем близко.
        - Какого кракена… - пробормотал Умберто, ощущая внезапную панику, и огляделся по сторонам. Прятаться было некуда, разве что взлететь на крышу одного из домов…
        «А это мысль!»
        Он подпрыгнул, уцепился за выступающие камни и вскарабкался на стену, огораживавшую чей-то двор. Заступница оказалась благосклонна хотя бы в мелочи: стена была достаточно широка, чтобы спокойно на ней лежать, не опасаясь свалиться прямо на голову деревянному голему, который бодрым шагом промаршировал мимо. «Не сидится тебе дома, - неприязненно подумал Умберто, провожая механическую куклу взглядом. - Или это твоему хозяину не спится?» Моряк и сам не мог понять, отчего Деревяшка кажется ему столь отвратительным, - ведь он едва ли не целый день потратил на поиски эверрских диковинок, пока не нашел одну, и впрямь стоящую внимания. Еще он не понимал, откуда взялся страх перед големом - панический страх, заставивший искать убежища в таком необычном месте.
        «Как ни крути, из-за этой куклы я потерял Гарфина…»
        Сокрушенно вздохнув, Умберто спрыгнул на мостовую, и в ночной тишине родилось шелестящее эхо, припозднившееся лишь на мгновение. Он резко обернулся и увидел пардуса из особняка Краффтеров: огромная белая кошка стояла посреди пустынной улицы и смотрела на моряка мерцающими зелеными глазами. Он не успел даже испугаться - против пардуса, что бы там ни говорил слуга о миролюбивом характере зверя, кинжал был немногим лучше булавки, - а Дымка уже развернулась и, тряхнув большой головой, протрусила в ту же сторону, куда удалился голем.
        - С ума сойти… - прошептал моряк, растерянно глядя вслед пардусу.
        Все это он рассказал Крейну, который поджидал возвращения своего помощника на прежнем месте, бездумно вертя в руках пустую кружку. Магус слушал с безучастным видом, а Умберто все больше убеждался в том, что они невольно оказались вовлечены в хитроумную игру, которую затеял… Вейри Краффтер? Его племянник? Его дочь, загадочная Марлин? Гадать было бессмысленно, да к тому же сказывалась усталость, накопившаяся за целый день. Он чувствовал, что соображает все хуже и хуже.
        Когда Умберто закончил рассказ, Крейн хлопнул кружкой по столу, подзывая служанку, а потом задумчиво произнес:
        - Кажется, нас пытаются завербовать на имперскую службу.
        - Что?! - От ужаса моряк чуть не упал со скамьи. - Шутишь?..
        - Ах, если бы! Хаген рассказывал тебе, что ему удалось узнать на черном корабле, который захватили первым? - Умберто покачал головой. - Тот фрегат когда-то был торговым и звался «Быстрая». Хозяину «Быстрой» сделали некое выгодное предложение, обманом заманили в открытое море и только там рассказали всю правду о том, что собираются сотворить с его кораблем. Он отказался, ясное дело, и тогда его связующую нить оборвали. Ты ведь уже понял, что на подобное способны только два ученика Эрдана-корабела? Напоминаю, один из них сидит перед тобой.
        - А второй - капитан-император, да продлит Заступница его век… - машинально проговорил Умберто, потому что в этот момент служанка как раз принесла новый кувшин. Когда они вновь остались вдвоем, он спросил, хотя и знал ответ заранее:
        - И что же ты теперь собираешься делать?
        - Теперь? - магус усмехнулся. - Я не покину Эверру, пока не узнаю, кто такой этот таинственный вербовщик. И если он на самом деле как-то связан с капитаном-императором… хм… интересная вырисовывается картина, Умберто! Так вот как его величество собирает новый флот - обманывает обычных навигаторов, обещая каждому то, о чем можно лишь мечтать… Вот ты о чем мечтаешь, друг?
        «О чем?..»
        …У нее стройная фигура, совсем не такая, как у тех, к кому его влекло раньше, - тонкая, слишком хрупкая, почти мальчишеская. Она скромная, неяркая, как огонь в камине, заслоненный слишком плотной ширмой, но что будет, если эту ширму убрать? О-о, он хотел бы взять ее руки в свои и покрыть их поцелуями, начиная с кончиков пальцев, этих длинных тонких пальцев! Потом - узкие запястья, и острые локотки, и нежную кожу на внутренней стороне предплечья.
        И это было бы только начало…
        - Да так, о всяких пустяках, - спокойно ответил помощник капитана. - Меня бы он ни за что не обманул.
        - Хочется верить, - медленно проговорил Крейн, закрыв зрячий глаз. - Потому что это очень больно - вместо исполнения своей мечты получить какую-нибудь мерзость.
        В этот миг Умберто понял, что не чувствует больше ничего, кроме усталости, и сказал:
        - Уже очень поздно. Я пойду, пожалуй… Если что - зови.
        Магус лишь усмехнулся и пожал плечами, отпуская своего помощника. Умберто только за дверью таверны вновь вспомнил, что капитан говорил утром: «Я ослабил нить, связывающую меня с ~Невестой~, поэтому понятия не имею, что болтает сейчас твой внутренний голос».
        Крейн его не позовет - побоится восстановить связующую нить и привлечь к себе внимание какого-нибудь щупача или мастера-корабела.
        Крейн его не слышит.
        - Я свободен? - прошептал Умберто и, оглядевшись, повторил громче: - Свободен!
        Ничего не произошло. Он закрыл глаза и застыл, вслушиваясь в звуки ночного города, всей кожей впитывая прохладный ветер. Тишина, благословенная тишина! И нет никакой тени за спиной. Ощущение было новым и непривычным, но Умберто вдруг понял, что оно ему нравится.
        Деловой квартал Эверры располагался в самом сердце города, неподалеку от здания Городского совета, и встретить в нем какую-нибудь диковинку было сложно. Здесь обреталась совсем иная публика, нежели в порту и его окрестностях: надменные торговцы, заносчивые старшие приказчики и их забитые помощники. Местные вывески тоже были особенными - они не поражали взгляд разноцветьем или более-менее умело нарисованными картинками, но сдержанно и с достоинством сообщали, что за контора располагается в том или ином доме. Умберто они показались на редкость однообразными: по большому счету, менялись лишь имена и способ начертания букв, а заканчивались надписи почти одинаково: «…и сыновья», «…и партнеры» или же «…и компания». От всех этих «и» у помощника капитана рябило в глазах.
        По своей воле Умберто ни за что на свете сюда бы не пришел, но как-то само собой вышло, что поутру, когда Эсме и Хаген отправились в банк, он увязался следом - и теперь скучал, сквозь окно банковской конторы «Орвель и сын» наблюдая, как оборотень и целительница играют свои роли. Поначалу клиентов в конторе встретили с прохладцей: приказчик приветствовал их вежливо, но на его длинном унылом лице отчетливо читалась скука. Но потом Хаген представился, и имя Марко Эсте произвело совершенно неописуемый эффект - приказчик от неожиданности чуть было не подпрыгнул, потом, подобострастно склонившись, о чем-то спросил. Хаген, улыбаясь, протянул ему свиток с печатью - Северо-Западного торгового дома, как догадался Умберто. А свиток, должно быть, удостоверял личность его обладателя. Приказчик, сделавшись бледнее мела, вихрем взлетел на второй этаж, и вскоре оттуда уже спускался, радушно улыбаясь, тучный человек в темно-синем сюртуке - не иначе, сам Орвель.
        А дальше хозяин конторы завел беседу с гостем, и о ее смысле Умберто мог лишь гадать. Эсме улыбалась, иногда кивала, но почти ничего не говорила; впрочем, этого от нее и не требовалось.
        - Эй! - скрипучим голосом сказал кто-то за спиной Умберто. Моряк обернулся и увидел Кузнечика. - Ты чего тут делаешь?
        - Стенку подпираю. Сам-то откуда взялся?
        - Приказали, - ответил юнга, слегка обидевшись. - Кап… гм… Бастиан сказал, шкипер Эсте после банка займется делами, а его… э-э… родственница не должна оставаться одна. Так что я буду за ней ходить, носить корзину с покупками и все такое… Для нее сняли комнаты в самой дорогой гостинице, если ты не знал. Она довольна, только немного злится, что Сокровище пришлось оставить на борту.
        - Все-то он просчитал, - пробормотал Умберто с легкой досадой. - Ну и хорошо. Я вас обоих буду охранять.
        - От кого? - простодушно спросил мальчик. - Мы же не в порт пойдем, а куда-нибудь в торговые ряды, где всякие лавки-магазинчики. Сам видел - там народу полно, стражи чуть ли не на каждом углу стоят. И…
        Он вдруг замолчал, уставившись на дверь банковской конторы, и расплылся в улыбке. Умберто оглянулся: Орвель и его гости прощались у порога, соревнуясь в умении говорить комплименты. Изумление юнги было вполне понятным, Умберто и сам испытал нечто похожее, когда утром увидел целительницу: девушка преобразилась едва ли не больше, чем оборотень-пересмешник. Купленное, должно быть, еще в Кааме платье - черное с огненно-красными цветами - превосходно сидело на ее изящной фигурке; заколотая брошью накидка из красного кружева придавала бледному лицу румянец, а волосы удерживал на затылке гребень, украшенный россыпью мелких красноватых камней. Она была очень хороша собой.
        Вот обмен любезностями завершился, и Крейн взял свою «родственницу» под руку…
        «Не Крейн, а Хаген, - поправил себя Умберто. - Оборотень с его лицом, но не он сам!» Это была всего лишь игра, театр, подмостками которого стала вся Эверра, а зрителями - горожане. На симпатичную пару заглядывались прохожие, не в силах скрыть любопытства, и некоторые улыбались восхищенно: эти двое, молодые, красивые и богатые, казались воплощением мечты о счастье. Умберто почудилась некая злая ирония судьбы в том, что на самом деле это счастье - сплошное притворство.
        Но если бы на месте оборотня и впрямь был Кристобаль Крейн?..
        Марко Эсте что-то негромко сказал своей «родственнице», а потом наклонился и по-братски поцеловал ее в щечку. «Интере-есно, - подумал Умберто с мрачной ухмылкой. - Неужели капитан ему это разрешил?» Так или иначе, нахального пересмешника не ударило молнией и не обратило в пепел. Эсме произошедшее ничуть не смутило; она пожелала шкиперу удачного дня и рукой, затянутой в перчатку, махнула Кузнечику, который тотчас же подбежал к ней.
        Они ушли, не обратив внимания на Умберто, и его вдруг охватило странное чувство. Он остался на месте - и двинулся следом, как будто его душа отделилась от тела. Он ощущал Эсме рядом, слышал шелест ее платья, чувствовал аромат волос. Что за наваждение?
        Он шагнул в ту сторону, куда они…
        - Стоять, - негромко скомандовали у него за спиной.
        «Ты мне больше не капитан, - мог бы ответить Умберто. - Ты никто и ничто, я не слушаю тебя, я не подчиняюсь тебе, а если что-то не нравится, иди и сожги какой-нибудь трактир». И в самом деле, сегодня можно все; никто его не остановит…
        …О нет.
        Умберто вдруг понял, что разделился не на две части, а на три. Пока его разум выдумывал, каким образом распорядиться внезапной свободой, душа продолжала следовать за Эсме, словно пришитая, а тело преспокойно повернулось к Кристобалю Крейну, как поворачивается на окрик хозяина верный пес.~~~
        ~~~
        Эсме махнула Кузнечику рукой и, когда он поравнялся с нею, осведомилась:
        - Ты сделал то, о чем я просила?
        - Я нашел трех целителей, - ответил юнга. - Идем? Первый живет совсем недалеко.
        - Да, конечно… - сказала целительница и, когда они завернули за угол, резко остановилась. На ее лице отражались сомнения, и Кузнечик понимал, в чем дело: они не предупредили, чем собираются заняться, ни Крейна, ни Хагена - вообще никого. Юнга подозревал, что и ему Эсме не рассказала всей правды.
        Она упомянула, что у нее заканчиваются эликсиры, но ему показалось, что дело в другом…
        - Боишься рассердить капитана? - спросил он вслух.
        - Капитан, конечно, будет в ярости. - Эсме криво улыбнулась. - Послушай, иди-ка ты с ним. Я сама разберусь с целителями, эликсирами и… прочим.
        - Еще чего! - фыркнул Кузнечик. - Нынче утром он велел мне ходить за тобой, словно тень. Как будто догадался, что ты замыслила какую-то авантюру…
        - Он бы не промолчал, - возразила Эсме и тяжело вздохнула. - Он бы обязательно вызвал меня на разговор. Ты точно хочешь пойти со мной?
        - Если я тебя оставлю одну, мне точно достанется. Причем от обоих капитанов сразу - это если повезет.
        Эсме опять вздохнула и пробормотала:
        - Ладно. Идем…
        Кузнечик незаметно перевел дух.
        Они не прошли и тридцати шагов, как целительница начала говорить - вполголоса, не глядя на своего юного спутника и не ожидая, что он поддержит беседу:
        - Со мной происходит что-то странное, Кузнечик, и ты должен это понимать лучше других. Помнишь, что случилось наутро после нашей встречи со Стражами? А как Пьетро сломал ногу, когда мы покидали Ямаоку, не забыл?
        Он не забыл. Происшествие из числа глупейших случайностей: матрос споткнулся об какой-то ящик, и раздался громкий хруст. Рядом были только сам Кузнечик и Джа-Джинни - крылан-то и послал оторопевшего юнгу за целительницей.
        Но когда Эсме прикоснулась к бедолаге, который лежал, запрокинув голову, и стонал от боли, произошла странная вещь: кожа на поврежденной ноге мгновенно покрылась волдырями, словно кто-то вылил на лодыжку ведро кипятка. Волдыри эти на глазах делались все больше и глубже, пока Эсме не опомнилась. Матрос, к счастью, ничего не понял - он не увидел жуткого зрелища, а боль принял как должное. Джа-Джинни и Кузнечик решили никому не рассказывать, как сила целительницы вышла из-под контроля, и капитан - он, разумеется, обо всем узнал - тоже предпочел об этом не говорить.
        Донельзя смущенная Эсме даже не пыталась оправдываться.
        - Но ведь это один-единственный случай! - возразил Кузнечик.
        Эсме покачала головой и очень тихо сказала:
        - Я все время чувствую в себе темную силу, которая пробудилась там, на острове… - Тонкая рука вытащила из-под воротника медальон - память о странном и страшном дне, когда все они ненадолго соприкоснулись с древней эпохой, полной великой магии. - Ты хоть понимаешь, что мой дар на самом деле опасен? И я не знаю почему. Может, Велин не успел меня чему-то научить. Или я не такая, как все прочие целители… Мне очень нужно поговорить с кем-то опытным и умелым. Ни тебе, ни капитану меня не остановить.
        «Если ты так уверена, - подумал Кузнечик, - то почему скрыла свое решение от Крейна?»
        Вслух он ничего не сказал, да ему и не хотелось ей возражать всерьез. С того самого дня, когда она спасла ему жизнь, - дня, когда он спас Кристобаля Крейна, поплатившись собственным голосом, - юнга знал, что он в неоплатном долгу перед целительницей и был готов выполнять любые ее пожелания.
        Первый дом, к которому Кузнечик привел Эсме, располагался на пересечении двух чистых и красивых улиц, где явно обитали горожане с достатком. Двухэтажное строение из красновато-коричневого камня как будто заявляло - негромко, но твердо, - что его владелец тоже относится к числу состоятельных людей. Если вдуматься, это жилище так разительно отличалось от дома Эсме в Тейравене, что…
        - Нет, - сказала она, остановившись в нескольких шагах от вывески и неприязненно прищурив глаза. - Ты видел, что там написано? Перечитай.
        - «Достопочтенный Парем Сейлеран, - послушно перечитал Кузнечик. - Целитель милостью Пресветлой Эльги, посвященный».
        - Велин говорил мне о посвященных, - негромко проговорила Эсме. - Они вроде как старшие целители в гильдии… и тесно связаны с щупачами, с кланом Чайки. Ох, Кузнечик, скоро у меня и впрямь закончатся кое-какие зелья, и купить новые, не имея гильдейской грамоты, наверняка будет очень трудно.
        - Это если действовать по правилам, - многозначительно заметил юнга.
        Эсме мгновенно покраснела до ушей от напоминания о том, какую жизнь избрали для себя ее новые друзья, и Кузнечик, сам кое-что вспомнив, тоже смутился. Он поспешил отправиться к дому второго целителя, который располагался в нескольких кварталах от жилища посвященного Парема Сейлерана. Здесь было намного спокойнее, чем на перекрестке двух шумных улиц, да и большие окна первого этажа, озаренные красными огоньками цветущей герани, внушали доверие. Чуть помедлив у порога, Эсме протянула руку к дверному молотку - рыбине с большой головой и причудливо изогнутым хвостом, - и в этот миг Кузнечик ощутил запоздалую тревогу.
        Пожалуй, сюда им тоже не следовало приходить…
        В приоткрывшуюся щель выглянула пожилая женщина. Ее глаза были красны от слез.
        - К Лайону? - спросила она. - Целитель сегодня не принимает…
        - Впусти их, - раздался еще один голос откуда-то из-за ее спины. - Я разберусь, а ты иди. Он ждет.
        Шмыгнув носом, заплаканная незнакомка скрылась из вида; вместо нее к двери подошла худощавая женщина неопределенного возраста, ростом едва ли по плечо Кузнечику. Она была похожа на цветок, который высох между страниц толстой книги, приобретя тем самым хрупкое подобие вечной жизни - вроде и краски сохранились, и лепестки по-прежнему нежны и тонки, но такую красоту опасно трогать руками. Глаза, однако, у нее были молодые.
        Удостоив юнгу лишь мимолетным взглядом, незнакомка посмотрела на Эсме.
        И что-то в ее лице изменилось.
        - Меня зовут Эстрелла, - сказала она. - Сдается мне, милая, ты занимаешься тем же ремеслом, что и мы с Лайоном.
        «Эстрелла Карен, - вспомнил юнга третью вывеску. - Целительница». У этой дамы был очень симпатичный домик в северной части города, его Кузнечик вчера обнаружил почти случайно и не повел туда Эсме лишь потому, что она в своем роскошном наряде смотрелась бы странно в квартале, где жили семьи простых моряков.
        Вместо ответа Эсме кивнула, и Кузнечик заметил, что она сильно побледнела и дрожит. Он не на шутку испугался: а вдруг их прогулка и впрямь закончится какими-нибудь неприятностями? Крейн не оставит от него даже кучки пепла…
        - Входите! - Эстрелла взмахнула рукой. - Нынче я здесь за хозяйку, хотя Лайон еще не покинул нас. Но он совершенно точно был бы не против.
        - Не покинул? - шепотом переспросил Кузнечик, когда они перешагнули порог и оказались в темной прихожей. - В каком смысле?
        - В том самом, - так же шепотом ответила Эсме. Ее рука отыскала его ладонь, крепко стиснула.
        Эстрелла, продолжая играть роль хозяйки, провела их по узкой лестнице на второй этаж и дальше - в комнату, где из всей мебели была одна лишь кровать.
        Из открытого окна падали лучи солнца, освещая лицо лежавшего в кровати - череп, обтянутый желтой кожей. О том, что человек пока жив, говорили лишь еле заметное колыхание одеяла на груди да подрагивание длинных сухих пальцев, которые словно пытались что-то обхватить, но бессильно соскальзывали. Кузнечику уже не раз приходилось сталкиваться со смертью, но то, что он увидел сейчас, неприятно поразило мальчишку: человек умирал, как умирает изнуренное засухой растение, которому не поможет дождь. Казалось, будто Лайона - а сомнений в том, что это именно хозяин дома, целитель, не было - выпили досуха, оставив ему ровно столько жизненной силы, сколько нужно для еле слышного дыхания.
        В ногах у умирающего сидела незнакомая девушка. На ее красивом лице застыло скорбное выражение, но глаза были сухими - большие, черные, они смотрели прямо, и этот пустой взгляд не на шутку испугал Кузнечика. Испуг, впрочем, длился недолго: уже через миг он перешел в панику, потому что по другую сторону кровати что-то шевельнулось и над головой Лайона показались пушистые белые уши пардуса.
        Кузнечик попятился. Им овладел не страх - у этого чувства не было названия; оно нахлынуло, словно черная ледяная вода. Он не мог закричать, не мог выбежать из комнаты, он ничего перед собой не видел, кроме морды существа - другого существа, которое прыгнуло на него из прошлого, одним махом преодолев несколько лет.
        Но в тот момент, когда его сердце было готово остановиться, юнга ощутил на плече чью-то руку. Не руку капитана - он знал прикосновение Крейна, его ладони, всегда тяжелой и горячей от пламени, которое полыхало внутри. Нет, это был… Хаген? Опять не то.
        - Не бойся, дурачина. Она не причинит тебе вреда.~~
        - Умберто? - прошептал Кузнечик.
        Эсме растерянно взглянула на него, явно не понимая, что ей делать. Девушка со странными глазами повернулась к ним и мелодичным голосом произнесла:
        - Пожалуйста, не бойтесь. Она не причинит вам вреда.
        Она смотрела прямо перед собой и держала спину очень прямо… как-то неестественно прямо, подумалось Кузнечику. Большая белая кошка подтвердила слова хозяйки мяуканьем и не двинулась с места; она сидела, устремив на Эсме и Кузнечика пугающе разумный взгляд.
        - Вы пришли проводить Лайона в последний путь, - печально продолжила девушка. - Хорошо, что сегодня рядом с ним будет еще кто-то, кроме нас… Да, Эстрелла?
        - Конечно, - ответила та. - Он тоже этому рад, я чувствую. Значит, так угодно Эльге. Но, думаю, нам лучше помолчать. Осталось уже недолго…
        Она встала у изголовья кровати, а Эсме присела на единственный свободный табурет. Кузнечик оказался не у дел и почувствовал себя очень неуютно, если вообще можно чувствовать себя хорошо рядом с ложем умирающего целителя. Он отошел к окну и, прислонившись щекой к холодному стеклу, принялся размышлять.
        Эсме говорила, что каждый целитель волей-неволей черпает силу из того же источника, который питает его собственное тело, сокращая тем самым отпущенный Заступницей срок пребывания на земле. «Зелья помогают отдалить конец, - сказала она как-то раз, не вынеся бесконечных расспросов юнги. - Собственно, без них ни один слуга Эльги не дожил бы и до тридцати лет. Но, как бы там ни было, мы растрачиваем свою жизнь на то, чтобы спасать чужие…» Он знал об этом, но как-то не задумывался, что случается с целителями, когда источник пересыхает.
        «Выходит, они не просто умирают от старости?»
        Белая кошка шумно вздохнула и положила голову на подушку; длинные усы защекотали лицо Лайона, и он… улыбнулся. Обескровленные губы лишь чуть-чуть дрогнули, но все-таки это совершенно точно была улыбка, и ее заметили все.
        Так, с улыбкой на устах, целитель и умер.
        - Нет, я вовсе не была с ним знакома, - сказала Эсме. Они покинули комнату, в которой служанка Лайона, с трудом сдерживая слезы, начала готовить тело хозяина к погребению, и спустились на первый этаж, в гостиную. - Я вообще впервые в этом городе.
        Эстрелла и белая кошка смотрели на нее, не говоря ни слова; хозяйка кошки выглядела безучастной, словно разговор ее вовсе не интересовал.
        - Я искала целителя, который мог бы ответить на один непростой вопрос, - прибавила Эсме. - Вопрос… э-э… весьма деликатного свойства.
        Против всех ожиданий Кузнечика целительница Эстрелла промолчала, а вместо нее заговорила черноглазая девушка, чей странный взгляд все еще вызывал у юнги беспокойство.
        - Лайон смог бы ответить на любой вопрос, - проговорила она с грустью. - Он был знатоком своего дела и не боялся трудностей. Вы прибыли в Эверру совсем недавно? Я догадалась, потому что ни вы сама, ни ваш слуга меня не узнали… Я Марлин. Марлин Краффтер. И Лайон, мой друг, был единственным, кто попытался исцелить мое увечье. - Она помедлила. - Вероятно, это его и убило.
        Кузнечик застыл с открытым ртом.
        «Друг?..»
        - Он очень вас любил, - сказала Эсме; слова ее несли боль.
        Неподвижное лицо Марлин Краффтер на мгновение исказилось, словно она готова была вот-вот разрыдаться, а потом дочь повелителя Эверры начала говорить.
        История ее была короткой и простой.
        …Марлин Краффтер, которой лишь несколько дней назад исполнилось двадцать, была слепа от рождения. Скрыть это от окружающих не представлялось возможным, поэтому лорд Вейри и его супруга поступили иначе: они сразу же сообщили всем о своей беде и принялись искать целителя, который сумел бы совершить чудо.
        Таковых не нашлось.
        Для всех небесных детей, и в первую очередь для собственных родственников, Марлин была кукушкой. Вслепую она не могла освоить тайны механической магии и потому оказалась обречена на бесцельную жизнь в одиночестве, без надежды даже на замужество из практических соображений: три ее старшие сестры, здоровые и красивые, легко завоевывали сердца всех вероятных кавалеров, а первая дочь Вейри Краффтера, Аннабелла, уже вышла замуж за одного из весьма влиятельных членов семейства Фиренца. Когда шесть лет назад Марлин осознала, что ей суждено бродить в темноте, быть может, два-три столетия, лорду-искуснику пришлось звать во дворец целителя, чтобы тот зарастил ее запястья, искромсанные тупым ножом.
        Так появился Лайон.
        К счастью, Марлин уже знала, что целитель не умеет отказывать в просьбах о помощи; к счастью, ей хватило самообладания ни о чем не просить. Молчала она и потом, когда молодой целитель стал появляться во дворце все чаще, используя для этого самые разные поводы. Лорд Вейри их встречам не мешал, хотя и поручил слугам следить за тем, чтобы юноша не перешел границ дозволенного. Возможно, останься все по-прежнему, влиятельный магус всерьез задумался бы, насколько применимо к его дочери древнее правило о недопустимости браков между детьми земли и неба… но богам было угодно, чтобы через десять с лишним лет после того, как старейшина клана Краффтер послал письмо с просьбой о помощи в Воронью цитадель, ему все-таки ответили.
        Так появилась Дымка.
        Большая кошка, выращенная в лабораториях чернокрылых алхимиков, сочетала в себе магию семейств Корвисс и Краффтер: ее массивный серебряный ошейник таил некое хитроумное - и очень древнее - устройство, позволяющее тому, кто надел на руку специальный браслет, видеть то же самое, что видела Дымка. Браслет защелкнул на руке Марлин сам Кармор Корвисс, ближайший сподвижник пребывающего в добровольной ссылке старейшины Воронов, и с тех пор она это украшение не снимала.
        Мир тьмы стал миром черно-белых фигур, размытых теней и вечного сумрака. Постепенно девушка и кошка привыкли друг к другу, и Марлин даже перестала вздрагивать всякий раз, когда ее рука нащупывала под гладкой шкурой пардуса металл. Она не хотела думать, что сделали с Дымкой алхимики, она хотела лишь наслаждаться новым миром, хоть он был и жалким подобием того, который представлялся ей по рассказам Лайона.
        Лайон оказался, пожалуй, единственным, кого случившееся нисколько не обрадовало. Их встречам во дворце пришел конец: обретя зрение, девушка обрела и некую более важную роль в семье. На нее уже не смотрели с жалостью, как на беспомощную калеку, ее уважали и боялись… точнее, страх вызывала Дымка, но это не имело особого значения. Целителю дали понять, что в его услугах больше не нуждаются, и теперь уже Марлин пришлось изыскивать способы тайком встречаться с тем, кто долгие годы был ее единственным другом.
        Чем все закончилось, Эсме и Кузнечик видели своими глазами, а до этого еще была неделя медленного угасания…
        - Вас, наверное, пугает мое спокойное лицо, - прошептала Марлин. - Я давно знала, что переживу его, - ведь отпущенные нам Заступницей сроки трудно сравнивать. Но потерять все сейчас… Не ожидала, что это будет так больно. Простите, я не могу больше говорить.
        Некоторое время все, включая пардуса, сидели тихо.
        - Итак, о каком деликатном вопросе идет речь? - мягко проговорила Эстрелла. - Сдается мне, не о болезни.
        Не успела Эсме ответить, как Марлин Краффтер встала, жестом подзывая Дымку. Кошка одним плавным движением перетекла из угла комнаты к хозяйке, по пути задев колено Кузнечика. Тот едва сдержался, чтобы не пискнуть от страха.
        - Не хочу вас смущать, - сказала Марлин. - Лучше я…
        - Оставайтесь! - перебила Эсме и смутилась из-за собственной невежливости. - Вы рассказали мне о своей жизни, я расскажу кое-что о своей. Быть может, именно вместе вы и Эстрелла сумеете мне помочь, потому что все и впрямь очень сложно. Я… я даже не знаю, как начать.
        Тут Кузнечик сделал такое, чего сам от себя не ожидал: он кашлянул, чтобы привлечь внимание, и хрипло проговорил:
        - Покажи им. Покажи… на мне.
        Эстрелла удивленно подняла брови, но ничего не сказала; Дымка выжидающе уставилась на Эсме. Целительница взглянула на юнгу с удивлением, которое тотчас же сменилось сомнением пополам с печалью - и, чтобы она не передумала, он протянул руку.
        Зажмурился, чтобы ничего не видеть…
        «Видишь? Я верю тебе».
        Пришла боль.
        - Заступница! - ахнула Эстрелла. - Этого не может быть!
        - Не может, - согласилась Эсме. Она обняла Кузнечика, прижала к себе его лохматую голову, и юнга почувствовал сквозь отголоски боли, как колотится ее сердце. - Но мне приходится с этим жить. Помогите, прошу вас! Хотя бы… хотя бы объясните, что со мной происходит.
        По лицу Эстреллы пробежала тень.
        «Она что-то знает, - понял Кузнечик со смесью восторга и ужаса. - Она действительно что-то знает!»
        - Давай-ка начнем сначала, - проговорила пожилая целительница. - Кто ты и откуда? Впрочем, я сперва попробую догадаться. Ты из какого-то весьма отдаленного порта - может, на самой границе с Окраиной, - где целителей очень мало и смотрят на них с опаской, как на столичную диковинку. Твоего дара никто не замечал и не развивал, ты росла, как цветок в чистом поле, пока однажды в порту не появился странник, сам наделенный целительскими способностями, - он-то и начал тебя обучать. Но потом… а что же случилось потом?
        - Потом он умер, - тихо сказала Эсме.
        «Если не вдаваться в детали, - подумал Кузнечик, - так все и было».
        Эстрелла кивнула, как будто не сомневалась в своей правоте.
        - Посвященные называют таких, как ты, «порчеными», - с горечью сказала она. Эсме вздрогнула всем телом, словно от удара. - Говорят, дескать, искаженный дар годится только для разрушения.
        - Но она умеет исцелять! - встрял Кузнечик и тут же с ужасом понял: он не может показать этой женщине шрам на своей шее, поскольку тот с недавних пор сделался особой приметой юнги с пиратского корабля. А голос? Она ведь может обо всем догадаться по его хриплому голосу! Его вновь захлестнуло ледяной водой.
        - Я верю, верю. - Эстрелла криво улыбнулась. - Я же не посвященная, а простая целительница. Проблема в том, что мне слишком мало известно об этой… особенности. Я ни разу не встречала целителей, которые призывали бы черный, разрушительный свет вместо золотого.
        - Неправда, - тихо возразила Марлин. - Я, конечно, ничего не смыслю в целительстве и даже не знаю, как блестит золото. Но… однажды, когда Лайон пытался исцелить мои глаза, облако вокруг его рук стало черным. В тот раз мне было очень больно. И… это все равно не помогло.
        Теперь настал черед Эстреллы и Эсме изумленно уставиться на Марлин. Кузнечик тоже растерялся: он думал, это Стражи наделили Эсме разрушительной силой, но теперь получалось, что они разбудили в ней нечто, до тех пор дремавшее. И он не мог отделаться от ощущения, что Эстрелла знает больше, чем говорит…
        - Есть один слух, - наконец проговорила она. - Даже не слух… так, обрывок полузабытой легенды. О существе, которое мы, целители, заточили в некую темницу. Это существо только и умело, что разрушать. Но мы… как-то его одолели.
        - Заточили в темницу? - повторила Эсме. - Но как? У нас же нет…
        Тут она в ужасе умолкла и поднесла руку ко рту. Эстрелла молча кивнула; две женщины подумали о чем-то, известном лишь им одним. И что-то поняли.
        «Они вряд ли станут мне что-то объяснять, - подумал Кузнечик с внезапной обидой. - Я ведь по большому счету чужак…»
        ~~~
        - Чужак, - проговорил Умберто вслух, споткнувшись о камень на обочине дороги. - И дурак.
        «Она ведь тысячу раз рассказывала про свой целительский сундук - не тот, что в каюте, а тот, что внутри!»
        - Это ты про кого? - поинтересовался Крейн, бросив взгляд через плечо.
        - Про себя, - буркнул Умберто.
        Эсме и Кузнечик ~отдалялись~ от него с каждой секундой, и сквозь иллюзорный образ маленькой гостиной в незнакомом доме проступала рыбацкая деревня на окраине Эверры - помощник капитана и не заметил, как они с Крейном дошли до нее. Вокруг не было видно ни души; наверное, кто-то сообщил о приближении незваных гостей, и местные жители попрятались по домам. Крейн пришел сюда, чтобы отыскать рыбака, о котором рассказывал Кирен, - единственного, кто сумел спастись от пожирателя кораблей. Дело оказалось вовсе не таким простым, как он рассчитывал, но магус не собирался отказываться от своей затеи и спокойно шел вперед в надежде повстречать кого-нибудь на пути. Умберто шагал следом за капитаном, глазел по сторонам и мысленно клял себя за то, что вчера рассказал ему про везучего парня. Надо было держать язык за зубами, и тогда он не очутился бы сейчас в этом поселке, столь похожем на другой, ненавистный его сердцу.
        Про то, как «Невеста ветра» позволила ему подслушивать и подглядывать за Эсме, он умолчал.
        Они шли по узкой улице, которая то и дело виляла из стороны в сторону, и постепенно приближались к пристани. День выдался ясный, жаркий: простиравшееся до самого горизонта море блестело так, что становилось больно глазам. Далеко от берега мелькнули несколько треугольных парусов.
        «Им никогда не стать большими, - вдруг подумал Умберто. - Это рыбачьи лодки, они навечно останутся такими, как сейчас. Несправедливо…»
        - Что-то случилось? - вдруг спросил Крейн, приостановившись. - Ты сам на себя не похож.
        - Да нет, всё в порядке… - он пожал плечами. «Надо что-то сказать, чтобы он не понял, о ком я думаю». - Просто мы зря теряем время. Зачем тебе нужен этот рыбак? И так ведь понятно, что за тварь его чуть было не сожрала.
        - Без сомнения, - ответил магус. - Но мне бы хотелось узнать, где именно это произошло. И вообще о любом событии лучше узнавать из первых уст, а не от сплетников. Не удивлюсь, если на самом деле все было совсем не так, как твердит молва.
        - Да-да! - хмыкнул Умберто. - Может, этот рыбак вовсе не выходил в море, а пьянствовал где-нибудь втихомолку и потом всем рассказал то, что ему пригрезилось в хмельном бреду?
        Стоило ему это сказать, как детский голос крикнул откуда-то сверху:
        - Вранье!
        Моряки подняли головы: они стояли возле огораживающей чей-то двор стены, оплетенной диким виноградом, - на такой же Умберто накануне ночью прятался от деревянного голема, поэтому знал, что она вполне подходит на роль наблюдательного поста. С высоты в полтора человеческих роста на них смотрел, опасно высунувшись из гущи листьев, взъерошенный темноволосый мальчик лет восьми, похожий на драчливого воробья.
        - Врете вы все! - авторитетно заявил он. - Ролан взаправду чудище это видел, и оно… А-а!!!
        Тут лоза, не выдержав, затрещала. Мальчишка стал валиться вперед и упал бы головой вниз на мостовую, не подхвати его Крейн в последний момент.
        Мгновение они смотрели друг на друга - как ни пытался сорванец сохранить рассерженное выражение лица, пытливый взгляд выдавал его интерес к незнакомцам, - а потом магус пренебрежительно сказал:
        - Сам ты врешь! Где это видано, чтобы хищная тварь поселилась вблизи от большого и шумного порта? Они ведь умные, эти создания, - поджидают корабли в открытом море, где на помощь звать некого.
        - Ролан его видел! - запротестовал мальчик, отскакивая в сторону. - Он сам мне говорил! Он сказал, чудовище на кракена похоже, только…
        - Воображения твоему Ролану не хватает! - перебил Крейн все с той же надменной интонацией. - Тоже мне, придумал - кракен! Да в море кракенов, как в городе голубей!
        Глаза мальчишки широко раскрылись от обиды и наполнились слезами - еще бы, какой-то прохожий моряк вдруг объявил его друга лжецом! - но он быстро взял себя в руки и сказал, сердито нахмурившись:
        - Вот идите и сами его спросите.
        - А вот и пойду, - Крейн торжествующе улыбнулся. - Показывай дорогу!
        - Ты и рыбака рассчитываешь обвести вокруг пальца? - негромко спросил Умберто, когда мальчик зашагал по улице, от избытка чувств пиная попадающиеся камешки и поднимая тучи пыли.
        - Посмотрим, - уклончиво ответил Крейн. - Мне не так уж много от него нужно.
        Очень скоро они оказались на пристани, где у покосившихся деревянных причалов стояли лодки с убранными парусами. Здесь было малолюдно, но рыбаки, занимавшиеся своими делами, на незнакомцев внимания не обратили.
        «Я как будто попал в прошлое…» - подумал Умберто.
        - Эй, Ролан! - закричал их провожатый. - Тут тебя какие-то люди ищут!
        На борту одной из лодок худощавый светловолосый парень чинил порванную сеть; заслышав голос мальчишки, он встрепенулся и, как показалось Умберто, чуть было не кинулся в воду. «Вот была бы потеха! - подумал моряк с внезапным злорадством. - Ищи его потом по всему побережью…» Крейн, должно быть, подумал о том же - его лицо потемнело, плечи напряглись.
        Ролан, однако, передумал бежать и остался на месте.
        - Чего надо? - грубовато спросил он, когда моряки приблизились, и прибавил, обращаясь к мальчику: - Бакли, я сколько раз тебе говорил не водить сюда чужих, а?
        - Ну Ро-олан… - заныл ребенок, но рыбак уже его не слушал - смотрел на незнакомцев и, похоже, готовился к неприятностям.
        Умберто ждал, что Крейн просто спросит этого Ролана, где именно с ним приключилась смертельно опасная история, однако все пошло не так: магус, не утруждая себя долгими объяснениями, перепрыгнул на борт лодки. Ее хозяин от такой наглости оторопел.
        - Что это? - Крейн ткнул пальцем парню в лоб. Умберто лишь теперь понял, что капитан в ярости и еле сдерживается, чтобы не вспыхнуть. - Ты в ~петле~! Хоть понимаешь, что ты натворил?!
        «В какой еще петле?» - пробормотал Умберто, но Ролана этот странный вопрос ничуть не удивил, даже наоборот - привел в чувство. Рыбак приободрился и сказал, с вызовом глядя на незваного гостя:
        - А что такое? Я сам себе хозяин, что хочу, то и делаю. Ты мне не указ, незнакомец, поэтому иди-ка своей дорогой!
        - Да уж конечно, - язвительно сказал Крейн. - Каждый волен со своей жизнью делать что заблагорассудится. Но если уж тебе так захотелось познакомиться с Великим Штормом, то зачем впутывать в это лодку? Можно было просто утопиться!
        Ролан озадаченно уставился на моряка, чей вид совершенно не внушал ему доверия, но слова ранили, будто лезвия кинжалов. На молодом лице рыбака сменяли друг друга злость, удивление, растерянность и, в конце концов, тревога.
        - О чем ты говоришь? - тихо спросил он. - Я же…
        - Всего лишь подписал контракт с вербовщиком, - подхватил магус. - И позволил какому-нибудь мастеру-корабелу этот контракт заверить… Я даже знаю, что они тебе пообещали. Веселую жизнь, полную сражений и приключений, а самое главное - что твоя лодка вырастет и станет настоящим боевым кораблем! Ты и не устоял. - Растерянный Ролан молчал, поэтому Крейн прибавил: - Только вот не мешало бы расспросить подробнее, что будут делать с тобой и твоей… как ее зовут, кстати?
        - «Легкокрылая», - хрипло проговорил рыбак. - А что с нами сделают?
        - Этого я точно не знаю, - ответил Крейн. - Зато мне известно, как выглядят такие корабли потом. Слышал о черных фрегатах? «Легкокрылая» вырастет, да… но она станет чернее сажи, а ее сущность, ее душа умрет. Твоя лодка превратится в пустую скорлупу.
        Последние слова заставили Ролана вздрогнуть. Рыбак взглянул на Умберто, как будто ожидая, что тот опровергнет жестокие речи своего товарища, но моряк хранил молчание. Ему уже доводилось раньше слышать о контрактах, которые заверяли корабелы: добровольно на подобное не пошел бы ни один навигатор, поскольку такой договор невозможно было расторгнуть никаким способом, кроме смерти одной из сторон.
        «Ты продал себя в рабство, парень! - мог бы сказать Умберто. - И твоим надсмотрщиком будет сама „Легкокрылая“, потому что она сделает то, что приказали!»
        - Я на это пошел не из-за каких-то глупостей, - сказал Ролан. - Я был должен ростовщику много денег, и уже подходил срок… или, по-вашему, мне следовало просто смотреть, как у нас отнимут дом и мои мать и сестра окажутся на улице?
        Чуть успокоившись, он опять заговорил дерзко - может, все еще не понял до конца весь ужас своего положения?
        Умберто покачал головой: «Вот бедолага!» - и вдруг почувствовал озноб.
        Сам-то он много лет назад похожую задачку разрешил совсем другим способом…
        - Ладно! - рыбак махнул рукой с таким видом, словно отбрасывал всю прошлую жизнь. «Я ни о чем не жалею», - было написано на его лице, открытом и добродушном. - Вы же не из-за этого сюда пришли?
        - Мы пришли из-за чудовища, с которым тебе довелось встретиться, - ответил Умберто, видя, что Крейн молчит. - Молва говорит правду, ты его видел?
        Парень помрачнел:
        - Видел. И съешь меня кракен, если я захочу увидеть эту тварь еще раз!
        - Мы тебе заплатим… - начал Умберто, но Ролан упрямо замотал головой.
        - Нет, - прозвучало всего одно короткое слово, и тотчас же стало понятно, что переубедить рыбака не получится. - Мне деньги не нужны, я жить хочу.
        - Жить, значит? - странным голосом переспросил Крейн. - А зачем тебе рабская жизнь, мальчишка? Разве ты сможешь пить, есть и дышать, осознавая, что предал свой фрегат - лучшую часть самого себя?
        Магус протянул руку, как будто видя нечто в пустоте перед собой, и…
        ~~~~~~
        Даже у Умберто, который стоял не на палубе, а на причале, зазвенело в ушах, а Ролан сразу же повалился на колени, схватившись руками за голову.
        - Что это? - пролепетал он, чуть не плача и боясь даже поднять глаза. - Что со мной? Да кто же вы такие, в конце концов?!
        - Кто мы такие, неважно, - сказал Крейн. - Чувствуешь? В скором времени это будет с тобой происходить постоянно. Сейчас я прикажу отвезти нас туда, где обитает чудовище, и воспротивиться моему приказу ты не сможешь… вы оба не сможете.
        Магус говорил правду: «Легкокрылая» качнулась, ее парус раскрылся с тихим шелестом - лодка была готова к отплытию и ждала только приказа своего навигатора.
        - Я не хочу… - обреченно прошептал Ролан и зажмурился. - Вы не знаете, что это за тварь. Она убьет нас! В прошлый раз меня спасло чудо…
        - Ты не хочешь, - согласился Крейн. На его лице впервые отразилось некое подобие сочувствия. - Но я ~приказываю~.
        Рыбак понял, что спорить бесполезно. «Легкокрылая» отошла от причала так быстро, что Умберто едва успел перебраться на борт. Моряк был удивлен и растерян: как Крейн вообще сумел такое сотворить с чужим кораблем и навигатором, который не должен был ему подчиняться? Вспомнились слова, сказанные накануне: «В день нашего расставания с Эрданом он преподал мне последний урок». Выходит, магус научился не только обрывать связующие нити…
        «Интересно, - подумал Умберто, мрачнея. - Сколько еще секретов ты хранишь, Кристобаль?»
        Ветер был благоприятный, поэтому вскоре пристань осталась далеко позади. Лодка Ролана в точности соответствовала своему имени: она летела над волнами, словно и не касаясь их, и невольно Умберто попытался представить себе, какой фрегат мог бы получиться из «Легкокрылой». Она могла бы стать восхитительно прекрасной, неповторимой, а вместо этого превратится в черное бездушное корыто, одно из многих, - знать бы еще, сколько их на самом деле.
        - Вы мастер-корабел, я понял… - проговорил Ролан. В его голосе теперь звучало не просто уважение, а благоговение, хотя стоило удивиться уже тому, что парнишка вообще
        осмелился заговорить. - Тот, другой - ну, он заверял договор, - сказал, что… - Тут рыбак внезапно закашлялся, а после того, как приступ прошел, выяснилась странная вещь: у него пропал голос.
        Крейн со вздохом сказал:
        - Начинаешь понимать, да? Часть твоего договора - никому ничего не рассказывать. Я поэтому и не пытался расспросить тебя, кто такие эти люди, пообещавшие простому рыбаку золотые горы. Ты бы все равно не сумел выдавить из себя ни единого слова! - Ролан молчал, растерянно глядя на магуса, и тот прибавил: - В этом, честно говоря, нет ничего странного - ты просто не мог знать, на что способен умелый мастер-корабел.
        Ролан попытался что-то произнести, но издал лишь писк.
        - И теперь ничего нельзя сделать? - спросил Умберто у своего капитана, в забывчивости чуть было не назвав его по имени. - Неужели расторгнуть договор и впрямь невозможно? - Крейн покачал головой. - И ты позволишь им изуродовать такую прекрасную лодку?
        - Я не умею творить чудеса, - раздалось в ответ. - Очень жаль.
        - Хватит! - воскликнул Ролан. - Эй, я все еще здесь - не забыли? Уж если вы оба такие добрые, то расскажите, что с нами будет. Может, я сумею защитить ее от этих… людей?
        - Парень, если уж ты не способен противостоять мне, разве можно говорить о непослушании самому капитану-императору? - Крейн усмехнулся. - Видишь, я и это знаю. Ладно, расскажи лучше о том, где и как ты видел пожирателя кораблей. Если ты поможешь нам, то я постараюсь что-нибудь придумать для тебя и «Легкокрылой».
        - Даете слово? - воодушевился Ролан. - Правда?
        «Наивный мальчик, - подумал Умберто. - Что значит слово пирата?»
        - Обещаю, - сказал Крейн. - А свои обещания я всегда выполняю.
        Уверившись, что таинственные незнакомцы помогут ему исправить ошибку, Ролан успокоился и вскоре уже рассказывал им о недавней встрече с чудовищем так, словно ничего странного не случилось, - не было ни разговора на причале, ни жестокого урока, который преподал ему Кристобаль Крейн. Рыбак даже не спросил, как их зовут…
        К северо-востоку от Эверры простирались подводные луга - мелководье, сплошь заросшее водорослями, похожими на траву. Рыбаки туда не заплывали. Хотя на этих лугах и паслись весьма тучные стада, ловить там было нечего - не существовало более верного способа потерять сеть, чем забросить ее в густые заросли. И все-таки изредка то Ролан, то кто-нибудь еще из жителей поселка - тех, кто помоложе, - натыкались там друг на друга.
        - Пятьсот лет назад - до того, как вздрогнула земля, - глубина в тех местах была обычная, - смущенно объяснил Ролан. - Есть легенда, что однажды там сражались фрегат и кракен. Битва закончилась не в пользу фрегата.
        - А вез он, следует понимать, золото… - подхватил Крейн, хитро улыбаясь.
        Ролан покраснел и признался: да, все было именно так. И он, и его друзья не раз находили на дне золотые монеты с чеканкой - надписями на незнакомом языке, но никто так и не сумел отыскать что-нибудь более значимое. Попытки, впрочем, не прекращались.
        - Хочешь сказать, что пожиратель поджидал тебя на мелководье? - удивленно спросил Умберто, решив, что понял, как было дело. - Он бы ни за что туда не пролез!
        - Нет-нет! - Ролан замотал головой. - В тот день я увлекся и сам не заметил, как мы с «Легкокрылой» прошли луга насквозь и оказались на другой стороне, в открытом море. Фрегаты обычно тратят почти целый день, чтобы туда добраться: слишком мелко, им приходится идти кружным путем… Ну вот, когда я сообразил, что мы заплыли слишком далеко и пора уже возвращаться, вдруг поднялась большая волна - это без ветра-то! И «Легкокрылая» сразу почуяла, что под нами кто-то проплыл, кто-то здоровенный. Потом он… - рыбак осекся, помрачнел. Он боялся даже вспоминать о случившемся. - Это… знаете, я и не думал никогда, что у кракена может быть столько щупалец!
        - Это не кракен, - сказал Крейн. - Как же ты спасся?
        Рыбак с нежностью провел ладонью по корпусу лодки:
        - Она меня спасла. Пока я глядел на щупальца как дурак, она сама развернулась и дала стрекача…
        Умберто утратил интерес к разговору. Солнце пригревало, и вскоре моряк сомлел - задремал на корме, посреди свернутых сетей. На этот раз его почему-то не посетил злополучный сон о повелителе всех узлов - может, такие сны приходят лишь ночью? - зато пригрезилось кое-что другое. Новое видение было правдивым, и к гадалке не ходи: просто все, приключившееся в этом дневном сне, уже случилось на самом деле примерно семь лет назад.
        - …Обвиняемый, встать!
        От удара по ребрам темнеет в глазах, и ты едва не валишься навзничь, а страж, дыша перегаром тебе в затылок, лишь фыркает. Ты поднимаешься, ощущая боль в избитом теле, ничего, кроме боли. Помнится, когда-то ты хотел затаиться за дверью своей камеры, улучить момент, когда страж войдет, чтобы принести очередную порцию бурды, которую погнушались бы есть даже свиньи, - и кинуться ему на спину, повалить, разбить голову о каменные плиты пола. Но этот желтолицый громила уже лет двадцать имел дело с такими, как ты, поэтому он все предусмотрел. Он жестоко наказал тебя за неправедные мысли и ныне жив-здоров, что о тебе самом уже сейчас сказать трудно.
        - Как судом было установлено…
        А-а, какая разница?! Да, еще полгода назад, проходя мимо здания городской тюрьмы, ты не задумывался о том, зачем она нужна, и даже в страшном сне тебе не могло присниться, что вскоре окованные железом тяжелые двери закроются за тобой. Мир разделится на две части, и одна из этих частей будет с каждым днем становиться все меньше и меньше, пока не сожмется до размеров острия иглы.
        - …Не желая возвращать долг, злонамеренно подстерегал ростовщика по пути из трактира домой, но дважды тому удавалось спастись по случайности. На третий же раз…
        Заступница, к чему все это? Ты признал вину, ты согласен понести наказание. Что было, того не изменишь, хотя случись все заново, ты поступил бы иначе. Ты, бестолковый семнадцатилетний юнец, ни за что не стал бы слушать старшего брата и не счел бы откровением ненароком оброненные слова: «Ах, если бы этот сын кракена завтра споткнулся и упал, чтобы больше не вставать!»
        Он упал, да. Потом за тобой пришли, и когда отец узнал о случившемся, он… отказался от тебя. Это было так просто и страшно: вот он смотрит тебе в глаза и говорит что-то, но ты не слышишь, - а вот он уходит. Все. Запоздавшим эхом приходят слова: «Среди моих сыновей нет убийцы!»
        Но ведь ты сделал это ради того, чтобы он не потерял все…
        Пустое. Хватит! Поднять голову, улыбнуться - на длинноносой физиономии судьи отражается смесь презрения и… страха? О да, совсем чуть-чуть, но он есть. Впрочем, тебя-то нет, тебя уже казнили - вот прямо здесь, мгновение назад. Завтрашний день значения не имеет.
        Улыбайся, потому что тебя нет.
        Судья выносит еще один смертный приговор, и тебя вместе с другим осужденным уводят в камеру, из которой утром выпустят прямиком на виселицу.
        Или это они так думают.
        Глубокой ночью глаза второго смертника зажгутся недобрым огнем, словно у кошки. «Эй, - скажет он, - я слышал твою историю и решил, что ты будешь жить».
        И будет ночь, полная пламени, а потом ты заберешь из тайника припрятанные вещицы, включая отцовский кинжал, и даже не обернешься, покидая родной город…
        Всему виной была «Легкокрылая»: из города, чье название Умберто постарался забыть, их с Крейном уносила точно такая же лодочка. Юноша, чудом избежавший смерти, полулежал на корме и смотрел в ночное небо, а магус исподволь за ним наблюдал, и лицо его было слегка удивленным. Умберто лишь потом понял: Крейна удивило, что спасенный ни разу не обернулся.
        А зачем? Уже тогда овладевший непростым искусством плетения узлов, он знал: любое, даже самое сложное плетение можно распутать - и тогда оно превращается в веревку, простую и понятную. С узлом, в который превратилась его собственная жизнь, Умберто поступил намного проще - разрубил одним точным ударом и зажил припеваючи, не думая ни о чем.
        Но за последние полгода все нити переплелись вновь, крепко и причудливо.
        Проснувшись, он некоторое время лежал неподвижно, закрыв глаза. Слышно было, как за бортом плещется вода, как шумит ветер в парусах. Крейн и Ролан молчали - когда-то помощник капитана тоже любил вот так молчать и слушать океан, а теперь «Невеста ветра» ушла из его головы, и освободившееся место занял, похоже, какой-то злой дух, нашептывающий вещи, о которых прежний Умберто предпочел бы не думать. «Все это просто замечательно, - сказал моряк сам себе. - Но что мы сделаем, если и впрямь появится пожиратель кораблей?»
        - Скоро будем на месте, - раздался голос Ролана.
        Умберто открыл глаза, огляделся: как выяснилось, дремал он достаточно долго, чтобы окружающий лодку пейзаж успел заметно измениться. Вокруг «Легкокрылой» простиралось изумрудное мелководье, и за толщей воды угадывались колышущиеся заросли водорослей, под которыми, возможно, покоились останки фрегата, пятьсот лет назад проигравшего свою последнюю битву. Легенда, рассказанная Роланом, не удивила Умберто - он и сам когда-то мечтал найти клад возле скалы, которая одиноко вздымалась из моря недалеко от их дома - дома, который сейчас был очень и очень далеко.
        - Выведи «Легкокрылую» на глубокую воду, - сказал Крейн. - И еще я хочу на время одолжить ее зрение, если вы оба не против.
        - Не против, мастер Бастиан…
        «Ого! Пока я спал, они успели познакомиться».
        - …А вот я хотел спросить, повязка вам не мешает?
        Ролана явно интересовало, ощущает ли одноглазый корабел то же самое, что и тот, у кого два глаза. Магус хмыкнул, закрыл ладонью левый глаз, как будто мог видеть сквозь ткань - так оно и было на самом деле, - и ответил:
        - Мешает, конечно же. Но деваться некуда.
        Умберто ничуть не удивился бы, расскажи Крейн этому мальчишке правду о себе и о так называемой «Верной» - нынче он с самого утра ждал от капитана каких-нибудь глупостей, - но магус все-таки предпочел вести себя осмотрительно. Ролана его ответ вполне устроил; парнишку устроило бы что угодно - он смотрел на человека, которого считал корабелом, с выражением щенячьей преданности на лице. «Должно быть, не так давно я и сам глядел на него точно так же», - подумал Умберто, нахмурившись.
        - Не будь таким мрачным, - вдруг сказал Крейн - не Ролану, а Умберто, хотя и не обернулся к нему. - Скоро мы увидим кое-что интересное.
        - А если это кое-что нас сожрет, ты будешь таким же веселым у него в брюхе? - поинтересовался помощник капитана. - Что-то сомневаюсь.
        - Очень ему надо нас жрать… - ответил Крейн, по-прежнему глядя куда-то вдаль. - «Легкокрылая» для него слишком мелкая рыбешка.
        - Фрегат, когда растет, не брезгует и мелочью, - заметил Умберто.
        - Только если счет пойдет на сотни, - парировал магус. - Ага, вот и он. Какой проворный…
        Справа по борту в воде промелькнуло что-то большое и темное. Видение было столь мимолетным, что Умберто понадеялся на обман зрения - и сразу же, словно в насмешку, тень появилась опять, чуть сместившись к северу. В самом деле ли это пожиратель кораблей или всего лишь кархадон, случайно оказавшийся так близко от берега? Умберто не хотелось проверять на собственной шкуре, какое из предположений верно, поэтому он не стал терять времени даром и крикнул:
        - Ролан, поворачивай!
        - ~Стоять~, - негромко приказал Крейн, и «Легкокрылая» не двинулась с места.
        Между тем чудище не теряло времени зря: пятно под водой, ненадолго растворившись в бездонной синеве, вновь приблизилось к поверхности в виде спутанного клубка щупалец - вот теперь ошибки быть не могло!..
        - Я кому сказал, ~стоять~~~! - рявкнул магус, почувствовав, что дно лодки задрожало. - Он нас не тронет, я точно знаю! Что бы ни случилось, не шевелитесь и молчите! Умберто, ты будь внимателен…
        Совершенно излишнее предупреждение для Ролана - парень впал в оцепенение, из которого его могла бы вывести лишь полновесная оплеуха, - а вот Умберто с трудом сдерживался, чтобы не кинуться за борт в безнадежной попытке спастись. «Нас сожрут! - вопил его внутренний голос. - Разорвут на части!»
        Но зачем же Крейн просил его быть внимательным?!
        - У тебя с самого начала был план, - хриплым шепотом проговорил помощник капитана, вперив яростный взгляд в спину Крейна. - Ты тащил меня сюда вовсе не из прихоти, ты что-то задумал.
        Пугающе близко от «Легкокрылой» спина глубинного ужаса рассекла воду, оставив за собой пенную полосу. Тварь ходила кругами вокруг маленькой лодки, словно играя, и теперь спасение было столь же вероятным, как нисхождение с небес Заступницы рука об руку с Великим Штормом.
        - Молчи, - не приказал, а попросил Крейн. - Ты скоро все поймешь.
        Вода за бортом будто закипела, и среди лопающихся пузырей показались очертания существа, хорошо знакомого Умберто: огромное тело, сплошь состоящее из щупалец. Их количество и длина заставили бы кракена умереть от зависти, только вот моряк не без причины полагал, что даже крупный кракен, завидев эту тварь, удрал бы без оглядки куда-нибудь подальше, не тратя драгоценное время на любование. Щупальца потолще оканчивались зубастыми мордами, и, вспоминая первую и последнюю встречу «Невесты ветра» с глубинным ужасом, нетрудно было догадаться: для того чтобы расправиться с «Легкокрылой», монстру не придется утруждаться.
        - Пропали мы… - прошептал Умберто.
        Они с Роланом ошеломленно глядели на тварь, поднимающуюся из воды, и только Крейн сохранял спокойствие: он стоял у мачты «Легкокрылой», обратившись лицом к пожирателю, и теребил в руках какую-то веревку. Прежде чем Умберто понял, что бы это могло значить, одно за другим произошли несколько событий.
        Сразу несколько тонких щупалец стремительно ринулись вперед и опутали магуса, не тронув Умберто и Ролана. Магус не сопротивлялся - он судорожно вздохнул, вздрогнул всем телом, но почему-то не вспыхнул, не подпалил пожирателю кораблей его белесую шкуру.
        А потом щупальца вдруг вспыхнули сами - под кожей словно зажглись гирлянды разноцветных праздничных огней. Это длилось всего мгновение, и как бы ни был Умберто испуган, он успел подумать лишь об одном: «Красиво!»
        И почему-то он не удивился, когда глубинный ужас отпустил свою жертву.
        - Быстрее… - выдохнул Крейн и повалился навзничь.
        Веревка выпала из его ослабевших пальцев, но Умберто немедленно ее подхватил - он знал, что нужно делать, и теперь совершенно отчетливо понимал, отчего капитан потащил своего помощника в такую даль. Разгадка тайны была проста: никто другой не помог бы ему удержать подступающее огненное безумие.
        Скрутить магусу руки за спиной, завязать глаза собственным платком - все это Умберто проделал с привычной легкостью и торопливо отпрыгнул в сторону, потому что прикасаться к Крейну было уже достаточно больно. Лишь потом моряк осознал две не самые приятные истины: все это время Ролан за ними наблюдал, а пожиратель болтался за бортом, не намереваясь уходить в глубины, из которых появился.
        Последнее, пожалуй, было хуже всего.
        - Держись! - крикнул Умберто, каким-то чудом предугадав, что сейчас произойдет, и вцепился в борт.
        Ролан последовал его примеру, и тут кракен-переросток ударил щупальцами по воде. Поднявшейся волной «Легкокрылую» понесло, и от этого лодка, перепугавшись, вышла из повиновения - круто развернулась и пошла на запад, словно понадеявшись сбежать от чудовища, которое двигалось следом - но не очень быстро, словно погоня была всего лишь игрой. Ролан не попытался остановить свою лодку, да Умберто и сам понимал бесполезность подобных попыток. Он крепко держался за борт и думал лишь о том, как бы Крейна не смыло с палубы.
        Когда впереди них вдруг забурлила вода и над волнами показалось что-то темное, моряк малодушно закрыл глаза, решив, что это вторая тварь и теперь «Легкокрылой» уж точно некуда деваться. Но в раздавшемся вслед за этим возгласе Ролана слышалось, кроме испуга, что-то еще:
        - Смотри! Смотри же!!!
        Глубинный ужас чуть замедлил ход, и было отчего: прямо на него, рассекая морскую гладь острым плавником, шел большой черный кархадон. Лишь раз бывший фрегат показал спину, покрытую мощными бронированными пластинами, но этого хватало, чтобы понять: он переродился очень давно, возможно - лет сто назад. Казалось невероятным, что это создание некогда верой и правдой служило человеку, что кто-то сумел его подчинить своей воле, но невероятнее всего было то, что кархадон намеревался атаковать тварь, от которой любой другой обитатель океана бежал бы в страхе.
        Поравнявшись с пожирателем, кархадон высоко подпрыгнул над водой и рухнул прямиком в переплетение щупалец. Его костяной таран вонзился в плоть мерзкой твари, и та впервые подала голос - завопила так, что Умберто и Ролан заткнули уши. Две твари дергались и извивались, пытаясь убить друг друга; пожиратель постепенно опутывал кархадона щупальцами, а тот все глубже впивался в своего противника. Волны шли от них во все стороны, а водяная пыль не позволяла двум ошеломленным морякам разглядеть подробности, но на мгновение Умберто показалось, что два сражающихся создания… сливаются друг с другом, как две полурасплавленные свечи.
        И скоро все закончилось - кархадон и глубинный ужас вместе ушли на дно.
        - Развяжи меня, - раздался хриплый голос Крейна. - Нам больше ничего не угрожает.
        Умберто опустился на колени рядом с капитаном, но выполнять приказ не торопился. Перед его глазами все еще стояла страшная и удивительная картина: чудовища, бьющиеся в предсмертных конвульсиях. Что, ради всего святого, здесь произошло?!.
        - Сначала расскажи, что за план был в твоей безумной голове с самого начала и почему ты меня в него не посвятил.
        Магус издал раздраженный смешок:
        - Хочешь сказать, ты согласился бы на такое по доброй воле? Если да, то на борту «Невесты» многовато безумцев, не находишь?
        - Команда во всем подобна капитану, - мрачно ответил Умберто. Он вдруг почувствовал, что руки сами тянутся к веревкам, опутавшим Крейна, и понял, что долго сопротивляться не сможет. - Ты не зря нас по всем островам собирал.
        - Шутки в сторону, - перебил магус. - ~Развязывай.~
        Пришлось подчиниться. Когда Крейн поднялся, разминая затекшие руки, в его глазах затихал гнев, а губы кривились в язвительной усмешке. «Ну давай, - подумал Умберто. - Ударь меня, сожги меня. Пресветлая, это добром не кончится!»
        Магус, однако, справился с собой.
        - Ты помнишь тот день, когда мы впервые встретили эту тварь? - спросил он.
        - Я бы сказал - день, когда нас едва не съели, - ответил Умберто. - Такое не забывается.
        - В трюм! Прячьтесь, быстрее! - он закричал так, что чуть было не сорвал голос, но Эсме и Эрдан не услышали. Они стояли, парализованные страхом, и глядели, как за бортом «Невесты ветра» одно за другим вздымаются белесые щупальца неведомой твари, которую позже сам корабел назовет глубинным ужасом. Но о том, что «позже» наступит, Умберто в тот момент не знал; он выхватил саблю и ринулся в атаку, рубя мерзкие отростки направо и налево.
        Вскоре на палубе «Невесты ветра» началось сражение, подобного которому не случалось ни до, ни после встречи с чудовищем из глубин. Чем яростнее бились моряки, тем быстрее прибывали щупальца, и казалось, что этому безумию не будет конца, что отныне и впредь им суждено вечно сражаться с бессмертным врагом. Во все стороны летели ошметки плоти, голубая кровь залила все вокруг, но на место одного отрубленного щупальца прибывали два-три новых, а вот павших матросов некому было заменить.
        - Эсме, уходи отсюда! Прячься!
        Это предостережение, которого целительница все равно не послушалась, едва не стоило ему жизни: левую руку что-то схватило, дернуло с силой - в плече хрустнуло, боль хлынула волной, - и Умберто в мгновение ока очутился у самого борта.
        Красноглазая морда уставилась на него. Время застыло.
        Через несколько дней моряк вспоминал, что в этот миг думал не о смерти, а о том, что его сожрет самое несуразное чудище из всех возможных. «А-а, я так и знал! - усмехнулся Крейн, когда помощник ему в этом признался. - Ты, хоть и живешь несуразно, погибнуть хочешь элегантно и со вкусом, чтобы потом товарищам нестыдно было вспоминать!» Именно Крейн тогда спас его, а вскоре и самого магуса щупальце схватило, но не за руку - за шею…
        - …В тот момент я почувствовал нечто весьма странное, - сказал Крейн. - Даже не знаю, как объяснить. Я ощутил связь с этой… с этим чудовищем, и оно тоже почувствовало меня. Мы будто смотрели друг на друга сквозь черное стекло.
        - Оно… говорило с тобой?
        - Не в том смысле, что ты имеешь в виду, - Крейн покачал головой. - Но ведь и «Невеста ветра» говорит со мной не словами, а образами. Вообще-то я потом подумал, что это чувство похоже именно на связь с другим фрегатом… теперь убедился, что это правда.
        Умберто нахмурился:
        - Бред какой-то. Выходит, пожиратели разумны? Я не верю…
        - Я не сомневался, что ты не поверишь, - негромко произнес магус. - Жаль, мне не удалось подольше с ним… э-э… пообщаться. Такое чувство, будто эта тварь пыталась сказать мне что-то важное.
        Умберто хотел съязвить, но его отвлек какой-то странный писк. Он оглянулся, Крейн тоже поднял голову: Ролан, о котором оба моряка совершенно забыли, глядел на них широко раскрытыми глазами, его лицо побелело от страха.
        - Вы теперь меня убьете? - спросил он севшим голосом.
        Пираты переглянулись.
        - А это идея, - сказал Крейн. - Здорово придумано!
        - Да уж! - фыркнул Умберто. - По крайней мере, вербовщику ты точно не достанешься.
        И тут на него снова накатило. ~~~~~~
        ~~~~~~
        - Все, надоело! - Джа-Джинни швырнул карты на стол и отвернулся.
        Крылан успел потерять счет сегодняшним победам: Бэр в картах был несилен, обыграть его не стоило труда, и поэтому настроение Джа-Джинни начало портиться еще около полудня, а теперь уже настала глубокая ночь. Останься Эсме на корабле, он прервал бы игру ради возможности поболтать с целительницей о том о сем, но девушке повезло - капитан ее отпустил. «Пожалеешь, - сказал ему крылан еще утром. - Мне кажется, она задумала какую-то проделку». «Я был бы только рад, - парировал Крейн. - Тем самым она окончательно докажет, что оказалась на борту моего судна не зря!»
        Сейчас Джа-Джинни вполне созрел для того, чтобы признаться самому себе: он никаких странностей в поведении Эсме не заметил, а просто хотел схитрить, чтобы не лишиться достойной компании на время вынужденного заточения.
        - Скучно, - пробормотал крылан. - Пресветлая, я помираю от скуки!
        Бэр, пыхтя от усердия, собирал рассыпавшиеся карты; сейчас он ничем не напоминал того сурового гиганта, который наводил ужас на матросов «Невесты ветра» и мог за какую-нибудь провинность с одного удара выбить дух из кого угодно. Джа-Джинни наблюдал за гроганом, прищурив глаза: он догадывался, отчего этот лохматый верзила так спокойно и добродушно ведет себя, когда они остаются вдвоем. «Считаешь, мы похожи? - спросил крылан мысленно, зная, что ответа на вопрос не получит. - В чем-то ты прав, дружище, - вот сегодня, к примеру, нам обоим не спится…»
        Что-то стукнуло, звякнуло, и по ступенькам трапа сбежал Кузнечик. Джа-Джинни и Бэр уставились на юнгу, который, сонно моргая и потирая ушибленный впопыхах локоть, сказал:
        - Джа-Джинни, тебя капитан в своей каюте ждет. В смысле настоящий капитан…
        Крылан возликовал, но внешне остался бесстрастным.
        - Случилось что?
        - Иди и сам увидишь, - ответил мальчишка и зевнул. - Чего он сам тебя не позвал? Не понимаю…
        Джа-Джинни понимал - Крейн еще накануне рассказал ему, что истончившаяся нить не позволяет наблюдать за командой и отдавать приказы. Крылан забеспокоился, но магус убедил его, что все будет в порядке и неприятностей ждать не стоит. В тот момент проще всего было ему поверить, что Джа-Джинни и сделал, но теперь тревога вернулась.
        «Ладно, - подумал он. - Сейчас узнаем, что произошло».
        В большой каюте, как выяснилось, его ждал не только Крейн. Там было довольно многолюдно: Хаген, Умберто, закутавшаяся в плащ Эсме с таким же заспанным лицом, как у Кузнечика… но больше всего крылана удивил посторонний - какой-то молодой рыбак, донельзя смущенный столь разношерстным обществом и, похоже, напуганный.
        - Так это и правда вы… - пролепетал незнакомец, увидев черные крылья Джа-Джинни. - Здесь, в Эверре… Ох, Заступница…
        - Что происходит, Кристобаль? - мрачно поинтересовался человек-птица, устремив тяжелый взгляд на Крейна, чьи разноцветные глаза в сумраке каюты заметно поблескивали. - Зачем ты приволок сюда этого парня?
        Он не стал продолжать, хотя и мог бы: «…парня, которого ты собираешься либо принять в команду, либо убить».
        - Мне нужен твой совет, друг, - сказал магус. - Видишь ли, этот юноша сделал большую глупость - заключил договор с императорским вербовщиком, который позабыл сообщить, что по договору его лодку превратят в плавучее черное недоразумение.
        - И что же? - спросил Джа-Джинни, становясь еще мрачнее.
        - Договор заверил один из местных корабелов.
        Крылан присвистнул: в прошлом он не раз видел навигаторов, чья верность капитану-императору накрепко скреплялась невидимой петлей корабела. Фрегат никогда не лжет, и если ему приказано следить, чтобы и капитан не лгал…
        - …Значит, ничего нельзя сделать, - сказал он, вздохнув. - Сочувствую, малый, но ты должен был сам понимать, на что идешь. Ни один корабел не сможет снять петлю, даже тот, который ее ставил. Такой договор может расторгнуть только сам Великий Шторм.
        - Я тоже об этом думаю. - Крейн усмехнулся, и что-то было в этой усмешке странное. - Какие есть варианты, друзья?
        Джа-Джинни непонимающе нахмурился и оглядел собравшихся в каюте: Хаген выглядел растерянным и встревоженным, мрачный как туча Умберто сверлил взглядом затылок Крейна, а Эсме безучастно разглядывала вышивку на своем плаще. Он вдруг понял, что молодой рыбак, которого Крейн по непонятным причинам взялся спасать, не просто напуган, а напуган до полусмерти.
        - Эй! - воскликнул крылан, и перья у него на загривке встопорщились, придавая человеку-птице довольно жуткий вид. - Уж не хочешь ли ты сказать, Кристобаль, что намерен его… убить?
        Парнишка вздрогнул, а магус кивнул и проговорил беззаботным тоном:
        - Именно! Вопрос только в том, каким образом это лучше сделать.
        «Ну да, конечно».
        У них есть Эсме, которой не в диковинку возвращать моряков с того света, выдергивая их из цепких объятий Великого Шторма. Когда изумление и возмущение схлынули, Джа-Джинни вынужден был признать, что план Крейна не так безумен, как кажется: в тот момент, когда рыбак умрет, его связующая нить с лодкой оборвется, и от печати останется лишь воспоминание. Но что же случится дальше?..
        Джа-Джинни покачал головой:
        - Не выйдет, Кристобаль. Пусть Эсме меня поправит, если нужно, но, по-моему, все те, кого она спасала, были смертельно раненными, а не мертвыми. Покойника воскресить… это ведь как в той сказке про рукодельницу с острова Террион, разве нет? Только в обмен на жизнь целителя, да и то без гарантий.
        Лоб Эсме прорезала глубокая морщина, но что-нибудь сказать в ответ на слова крылана она не пожелала, словно происходящее ей было безразлично. Крейн тоже удивил Джа-Джинни - он вовсе не выглядел обескураженным, словно услышал именно то, чего ожидал.
        - Я об этом успел подумать. Видишь ли, Ролану достаточно будет оказаться очень близко к смерти, но не умирать. Связующая нить истончится, а уж дальше я позабочусь о том, чтобы незаметно снять петлю.
        - Почему бы ее просто не оборвать? - Умберто перебил капитана, и крылану вдруг показалось, что молодой моряк выглядит странно. Он что… пьяный? - С-сам же говорил, что Эрдан…
        Крейн помрачнел:
        - Единожды разорванная нить уже никогда не восстановится. Думаю, нашего друга такой вариант не устроит.
        - Да я лучше сдохну по-настоящему, - пробормотал Ролан чуть слышно и, помедлив, прибавил громким, чуть дрожащим голосом: - Вы простите меня, дурака. Я просил о помощи, но раз все так сложно, то лучше мне уйти и все забыть…
        - Нет, - тотчас же возразил Крейн. - Я обещал, что помогу.
        «…Иначе, малый, лежать тебе на глубине с камнем на шее», - мысленно закончил крылан.
        - Так вы поняли меня? - продолжил свою мысль магус. - Не смерть, но близкое к ней состояние. Идеи?
        - Ну что ж… - Джа-Джинни тяжело вздохнул, пожал плечами и крыльями. - Чего далеко ходить? Есть пример Кузнечика. Горло перерезать, а дальше уж Эсме возьмется за дело.
        - Слишком грязно, - Крейн сморщил нос. - Хаген?
        Чуть помедлив, оборотень сказал:
        - Я бы предложил яд, но достать его здесь, не вызвав ничьих подозрений, очень трудно… или вовсе невозможно. Можно добыть самим - на том мелководье, где вы сегодня побывали, должны водиться кое-какие ядовитые рыбы. Но надо будет сделать противоядие, а это займет много времени… - он замолчал, давая капитану возможность подытожить:
        - Времени, которого у нас нет. Впрочем, этот способ мне нравится немного больше… может, он подойдет.
        - А давайте мы его утопим! - глумливо произнес Умберто. Глаза у него лихорадочно блестели. - Дешево, быстро и чисто. Идет?
        Ролан вздрогнул всем телом; Крейн медленно повернулся к помощнику. Джа-Джинни показалось, что сейчас и впрямь кого-то убьют, только вовсе не бедолагу рыбака. Это почувствовали все - Хаген даже протянул руку к плечу капитана, но отдернул ее, обжегшись; сам же Умберто глядел на магуса дерзко, почти вызывающе. Он точно был нетрезв.
        - Прекратите, - раздался негромкий голос Эсме, и крылану почудилось, что в нем сквозит презрение. - У меня есть способ, который понравится всем, и я справлюсь сама. Ждите, я скоро.
        Она и впрямь вернулась очень быстро, неся в руке хорошо знакомый всем флакон с красным зельем. Пока целительница отсутствовала, никто из мужчин не проронил ни слова, но зато они успели о многом подумать: Джа-Джинни понял, что Эсме лишь казалась равнодушной, а на самом деле размышляла и готовилась… к чему? Разве может целитель причинять вред? «Может, - сказал он сам себе. - И ты видел это, когда Пьетро сломал ногу». По лицу Хагена было понятно, что пересмешнику тоже что-то известно, а Крейн и вовсе не выглядел удивленным - он знал? Все рассчитал? Вполне возможно…
        - Ложись куда-нибудь, Ролан, - сказала Эсме, едва переступив порог каюты. - Хоть на пол… но лучше на стол.
        Голос ее звучал сухо, по-деловому.
        - Не собираешься объяснить, что ты хочешь делать? - не сдержавшись, спросил Джа-Джинни и невольно вздрогнул, когда целительница посмотрела на него: у нее оказался совершенно пустой взгляд, словно красное снадобье уже было выпито до дна.
        - Остановлю его сердце, - проговорила она. - Потом заставлю вновь забиться. Это… э-э… мне по силам теперь. Ты ведь помнишь Пьетро? - Крылан кивнул. - А ты, Хаген, помнишь остров? Ну вот. Можно начинать, капитан?
        - Ты не должна этого делать! - Умберто ринулся к девушке, схватил ее за руку, но с тем же успехом он мог бы обращаться к деревянной кукле. - Не надо!
        - Он просил о помощи, - сказала Эсме все тем же безжизненным голосом. - Мой долг… - не договорив, она тяжело вздохнула и открыла флакон. - Твое здоровье, Ролан. Будет больно, но зато ты освободишься, обещаю.
        - Спасибо, - хриплым шепотом ответил парнишка, не сводя с целительницы немигающего взгляда.
        Когда Эсме опустила ладони на грудь Ролана, зрение и слух странным образом подвели Джа-Джинни: он перестал видеть что-либо, кроме двух потоков силы, черного и золотого. Тишина, установившаяся в каюте, вдруг наполнилась звуками - шорохами, шепотами и даже отголосками жутковатой музыки, предназначенной не для людей или магусов и уж точно не для крыланов. «Это все „Невеста“! - понял он внезапно. - С ней что-то происходит!» Но что бы там ни происходило с «Невестой ветра», остановить Эсме сейчас сумели бы лишь Великий Шторм вместе с Эльгой-Заступницей, а простым смертным оставалось ждать.
        Ролан судорожно всхлипывает…
        Потоки силы сливаются в двуцветную спираль…
        ~~~~~~
        В следующее мгновение Джа-Джинни узрел каюту глазами капитана: Эсме, словно изваяние, застывшая возле бездыханного тела молодого рыбака, - «А если у нее не получится? Если он умрет?!» - Хаген и Умберто поблизости, с изумленными и растерянными лицами; самого себя он никогда не видел таким испуганным. Крейн склонился над столом, лицо Ролана приблизилось: у него на лбу, между бровями, светился зеленым некий замысловатый знак, от которого куда-то тянулась нить - еле заметная, не толще паутины.
        Знак бледнел и выцветал, но происходило это слишком медленно.
        - Хватит! - хрипло прошептал Феникс и когтистой лапой попытался разорвать паутину, но она оказалась намного прочнее, чем он ожидал: полетели брызги крови, запахло горелым. Крылан еле сдержал крик боли - оказалось, он разделил с капитаном не только зрение, - и почти сразу Феникс предпринял новую попытку, которая тоже не принесла успеха.
        Интересно, следит ли эверрский корабел за теми, кого поймал в свою петлю?..
        С третьего раза нить загудела и лопнула; знак растаял, а Джа-Джинни, растерянный и испуганный, вернулся в реальный мир.
        ~
        Эсме по-прежнему стояла неподвижно, как статуя, - действие красного зелья должно было пройти нескоро, - совершенно белый Ролан лежал с закрытыми глазами, и только его хриплое неровное дыхание нарушало тишину.
        Впрочем, всеобщее молчание длилось недолго.
        - Поздравляю, господа… - странным голосом проговорил Крейн. - Только что мы увели прямо из-под носа капитана-императора очень ценную добычу. Я забыл упомянуть, что Ролан - очень чуткий навигатор, а его «Легкокрылая» в будущем станет одним из самых быстрых фрегатов. С ~Невестой~ ей не сравниться, конечно же, но вот большинство императорских кораблей за твоей красавицей не угонятся, парень.
        - Что же вы мне сразу не сказали? - Ролан с трудом приподнялся на локтях; на его измученном лице расцвела неуверенная улыбка. - Ни мне, ни своим друзьям?
        - Хотел, чтобы тебя спасали не потому, что ты обладаешь редкими способностями, - с усмешкой ответил Крейн, - а потому, что ты человек, попавший в беду.
        Он стоял, прижимая левой рукой к груди правую, со сжатым кулаком, вокруг которого на рубашке медленно расплывалось красное пятно. «Нить», - вспомнил крылан и посмотрел на свою руку: через всю ладонь шел багровый рубец, любое прикосновение к нему вызывало боль. Крейну было намного хуже, но почему-то он медлил, не пытался даже приблизиться к Эсме, словно… боялся ее.
        Джа-Джинни посмотрел в глаза капитану и понял: все и впрямь рассчитано заранее. Крейн не мог попросить целительницу о такой странной и страшной услуге, поэтому он устроил так, что она сама решилась, поддавшись жалости. Хоть этот обман был совершен во благо, крылан вдруг ощутил к капитану неприязнь: магус его использовал, а ведь мог бы и предупредить, что собирается сделать.
        - Использовал тебя?! - отчего-то его внутренний голос прозвучал точь-в-точь как голос Умберто. - Что же он тогда, по-твоему, сделал с Эсме?~
        Крылан растерянно хмыкнул, и все~~~
        ~~~потемнело.
        Умберто опять очутился перед огромным узлом, который надо было распутать. Узел маячил перед ним, сводя с ума замысловатыми переплетениями нитей, а потом начал растворяться в темноте. Помощник капитана смутно осознавал потерю некоего отрезка времени - недлинного, но важного. Последним, что он помнил, было лицо Кристобаля Крейна.
        И слова…
        «Ну что? Каково тебе, ублюдок? Ты заставил ее совершить убийство! Я тебе этого никогда не прощу!»
        Это он сказал? Сказал Кристобалю?!
        Да. И тот его ударил.
        Он застонал и медленно приоткрыл глаза. Вокруг по-прежнему царила тьма, однако совсем другая - та, что возникает в комнате с плотными шторами на окнах ночью или в сумерках. Кровать… под балдахином? О да. Умберто начал догадываться, где очнулся. Он поднял руку и осторожно ощупал кончиками пальцев распухшую щеку. Два зуба шатались, но магус мог без труда сломать ему челюсть или скулу, так что, пожалуй, легко отделался. На другом корабле за оскорбление капитана отправили бы за борт.
        А-а… может, его все-таки изгнали?
        Умберто зажмурился, потянулся к «Невесте ветра» - и с облегчением ощутил ее присутствие там же, где всегда, в глубине его сознания. Ничего не изменилось, он по-прежнему часть команды, часть корабля.
        Ничего не закончилось.
        Кто-то осторожно поскребся в дверь; Умберто, отвернувшись и пряча разбитое лицо, крикнул:
        - Входите!
        Появилась молоденькая служанка с подносом, от которого исходил восхитительный запах, и желудок моряка немедленно напомнил, что вчера обед отменился из-за пожирателя кораблей, а ужин - из-за того, что он поднял руку на Крейна. Девчонка плюхнула поднос ему на колени и кинулась открывать окно; тотчас же яркие лучи солнца ворвались в комнату, заставив его прикрыть глаза рукой.
        - Ну я и разоспался…
        - А ваш друг предупреждал, что так будет, - весело ответила служанка.
        - Друг? - переспросил Умберто. - Какой?
        - Высокий, страшный такой, с повязкой на глазу… - Девушка сморщила нос. - Это он вас так отделал? - Прежде чем Умберто успел удивиться, она прибавила: - У него правая рука была разбита. Я боюсь таких мужчин. И тем не менее он попросил вас разбудить… и немного полечить.
        Кошачьим движением она скользнула от окна прямиком на край постели, наклонилась и легко поцеловала его опухшую щеку. Умберто наконец-то догадался опустить взгляд. На юбке девушки красовался разрез, доходивший почти до пределов разумного, и ногу, видневшуюся в нем, обтягивал красный чулок, на бедре украшенный кокетливым бантиком.
        Она, конечно, была вовсе не служанкой.
        И находился он не в гостинице.
        «Ты подонок, Крейн, - подумал Умберто без тени прежней злости. - Самый предусмотрительный подонок Десяти тысяч островов!»
        Его начали лечить. И потому он совершенно никакого внимания не обратил на то, что происходило где-то поодаль, с кем-то другим~~~

* * *
        ~~~
        Крейн, отправившись «пристраивать Умберто в надежное местечко», назад так и не пришел. Эсме тихо исчезла рано утром, и ее уход почувствовала только «Невеста». Возвращения помощника капитана пока что не предвиделось, а Джа-Джинни при свете дня не мог высунуть на палубу ни перышка.
        Хаген остался на «Невесте ветра» полноправным хозяином.
        Поначалу оборотень радовался свободе, и первая половина дня миновала без забот и тревог, но потом он вдруг вспомнил о случившемся накануне и о предстоящем разговоре с посланником вербовщика. Крейн пересказал «шкиперу» беседу с Гарфином, но кое о чем важном все они позабыли: как же изменится поведение вербовщика после истории с Роланом? Пересмешник вовсе не был настолько наивен, чтобы полагать, что о причастности «Верной» к внезапному исчезновению молодого рыбака никто не узнает. Крейна и Умберто видели в поселке, а кто-то мог даже слышать, как они спорили с Роланом, да и слово «петля» наверняка звучало там, в гавани, часто и громко.
        Вспомнив о Ролане, Хаген выругался: он совсем запамятовал о поручении Крейна, которое следовало выполнить еще утром. Ночью капитан отослал рыбака в море с наказом держаться как можно дальше от любых фрегатов, даже не отмеченных знаком эверрской портовой охраны, и вернуться, лишь когда позовут. «А мои мать и сестра?» - спросил парнишка, хмурясь в тревоге. «О них позаботятся», - ответил Крейн.
        - Проклятье, как я мог забыть? - пробормотал оборотень и быстрым шагом направился в капитанскую каюту, где лежал на столе подготовленный Крейном кошель с деньгами, которых родственницам Ролана должно было хватить на переезд в более приличный дом.
        «Потом, возможно, ты заберешь их», - сказал Крейн Ролану.
        С досадного упущения, причиной которого была странная забывчивость оборотня, началась череда мелких неприятностей. Сначала он слишком долго искал матроса, которого мог бы отправить в поселок, потом вдруг увидел на причале одного из эверрских корабелов - мастер стоял, разглядывая фрегат, и как-то странно улыбнулся, заметив на борту навигатора. Кое-кто из матросов тоже обратил внимание на нежданного гостя, и пересмешник почувствовал себя неумелым кукольником, которому поручили управлять целым театром: связующие нити в его руках начали путаться, а потом натянулись так, что заболела голова. Боль походила на густой туман, который заволакивал все вокруг, угрожая лишить оборотня не только зрения и слуха, но и контроля над собственным лицом.
        А хуже всего оказалось то, что это невозможно было скрыть от матросов: все они, от юнги до сидевшего в трюме боцмана-грогана, ощущали растерянность Хагена как свою собственную, и их недовольство росло.
        Ближе к вечеру торговцу Марко Эсте пришлось отвлечься от своих дел и заняться расследованием драки, которую устроили двое матросов «Верной» в одной из портовых таверн, не поладив с кем-то из обслуги. Расспросив хозяина таверны и свидетелей, негоциант изрядно удивился: в случившемся действительно были виновны его люди, хотя у них и нашелся формальный повод.
        - Капитан, да нас чуть было не накормили какой-то отравой! - сердито заявил матрос, которому в этот момент связывал руки за спиной один из городских стражей, заботливо вызванных хозяином. - Спросите его, что нам подали вместо жаркого из кролика! Кости там были точно не кроличьи! Верни деньги, рыло!
        Хозяин запротестовал, но Хаген, втянув носом воздух, и впрямь почувствовал странный запах, а потому немедленно потребовал показать ему остатки блюда, б?льшая часть которого была живописно разбросана по полу. Когда просьбу выполнили, оборотень склонился над сковородой с мясом, сморщил аристократический нос и во всеуслышание объявил:
        - Это кошатина!
        Изменившись в лице, хозяин таверны заявил, что претензий к драчливым посетителям не имеет и, раз уж так сложилось, они получат обратно свои деньги с прибавкой за молчание. Пока людей Хагена освобождали, ему пришлось выслушать немало униженных извинений, но самое главное прозвучало напоследок:
        - Ну у вас и нюх, шкипер, - сказал хозяин, подозрительно прищурив глаза. - Прямо как у магуса. Завидую!
        - Это у меня от бабушки, - брякнул пересмешник наобум и торопливо ретировался вместе с матросами. Он лишь теперь понял, что едва не выдал себя неосторожным поступком. Оставалось надеяться, что наблюдательный пройдоха не станет болтать о случившемся - ведь иначе ему придется рассказать и о том, что именно шкипер унюхал в его стряпне.
        И, конечно же, будь Крейн на своем месте, ничего подобного не случилось бы!
        Растерянный и злой, Хаген вернулся к кораблю и застал на причале весьма неожиданного гостя: слуга Тори Краффтера передал ему приглашение в одну из самых дорогих таверн, расположенных в богатой части Эверры, недалеко от Ласточкиного гнезда. Пересмешник отыскал бы подходящий предлог, чтобы отказаться, а вот Марко Эсте пришел в восторг и заторопился к магусу, чье внимание к шкиперу торгового судна было чем-то из ряда вон выходящим. На пути к месту встречи Хаген мысленно взывал к Крейну, хотя и понимал, что, даже если тот объявится, его собственная участь не станет легче. Феникс мольбы о помощи не услышал - слишком тонка была связующая нить.
        Заведение, в котором Тори Краффтер поджидал своего гостя, называлось «Улыбка судьбы», и Хаген отчего-то усмотрел в этом дурное предзнаменование. Но ему не впервой было прятать истинные чувства, поэтому порог таверны переступил шкипер Эсте, которому случалось и раньше договариваться о важных сделках в подобных местах. Он был заинтригован, но не более того.
        Одетый в белое слуга склонился перед гостем, едва тот вошел:
        - Мастер Эсте, вас ждут. Прошу, следуйте за мной!
        Нос пересмешника тотчас же ощутил дразнящие запахи; из-за полуприкрытых двустворчатых дверей лилась тихая музыка, и нежный голос невидимой певицы что-то вещал о несчастной любви. Здесь все было продумано до мелочей: таверну можно было навестить и покинуть незаметно для остальных посетителей, поскольку, кроме общего зала, существовал еще один, разделенный на маленькие комнатки. Хагена провели именно туда; в одной из этих комнат сидел Тори Краффтер и курил трубку. Он совсем не был похож на того высокомерного и жестокого магуса, с которым шкипер Эсте повстречался два дня назад, и отчасти добродушное выражение лица объяснялось тем, что в аромате табака чувствовался еле ощутимый оттенок… блаженства. «Интересно, - подумал оборотень, - как давно у него вошло в привычку одурманивать разум перед важной беседой?»
        - Марко, как я рад вас видеть! - приветливо сказал магус, жестом предлагая гостю присесть. - Тяжелый день, да? На вас лица нет.
        - Да, много забот, - Хаген неопределенно пожал плечами. Краффтер, судя по всему, был превосходно осведомлен о том, чем сегодня занимался шкипер «Верной», так что вдаваться в подробности не стоило. - Я несколько недель провел в море и отвык от портовой суеты.
        - Конечно-конечно, - Тори понимающе улыбнулся. - Море… молодая девушка на борту фрегата… какие уж тут дела? А вы, мастер, превосходно держите корабль в узде, если отважились взять на борт женщину. На такое способен далеко не каждый навигатор!
        - Вы забыли, она моя родственница, - ответил Хаген так непринужденно, как только мог, хотя едва не стучал зубами от страха. - Чувство братской любви еще никогда не вызывало ревности у фрегата.
        - Да, и эта родственница провела на борту «Верной» всю предыдущую ночь, хоть вы и сняли для нее роскошный номер в гостинице… - проговорил Тори, откинувшись на спинку скамьи. Он смотрел на своего гостя взглядом сытого кота. - Мастер Эсте, прошу - отведайте мое угощение. Это все приготовил здешний повар - правда, он старался угодить моему вкусу, но вы наверняка бывали в Канаресе?
        Хаген лишь теперь заметил, что блюда на столе и впрямь необычны для здешних мест: странный серовато-коричневый сыр, плоские лепешки вместо хлеба, нарезанное тонкими ломтиками мясо… Все это, судя по запахам, пробивавшимся сквозь аромат, было обильно сдобрено пряностями и как нельзя лучше подходило для того, чтобы отравить или усыпить даже пересмешника, мастера ядов.
        Оборотень перевел взгляд на плеть, которую Тори снял с пояса, но положил рядом с собой, на расстоянии вытянутой руки.
        - Очень интересно, - сказал он и, взяв одну лепешку, надкусил ее. Она оказалась приятной на вкус и запах. Никаких посторонних примесей не чувствовалось, но это еще ничего не значило. - Вы так любите все восточное… Должно быть, вам приходится много времени проводить в тех краях?
        - Да, случалось. - Во взгляде Тори промелькнула настороженность. - Почему вы спрашиваете?
        Хаген пожал плечами с деланым безразличием:
        - Обычное любопытство, не более того. Знаете, иногда человек так привыкает к какому-нибудь острову, что стремится сохранить его частичку, куда бы ни пошел. Моя родственница, к примеру, везде возит с собой ручного ларима, он напоминает ей… э-э… о родных местах. А восточная кухня… и ваше оружие… они, взятые вместе, наводят на некоторые ассоциации, мастер Краффтер. Очень странные ассоциации, я бы даже сказал.
        Рука Тори дрогнула.
        Было сложно представить себе этого щеголя где-нибудь в дремучем лесу, вдалеке от роскошных таверн с умелыми поварами и отдельными кабинетами для особо важных гостей; еще менее вероятным казалось, что его изящные руки с тонкими, почти музыкальными пальцами способны управляться с тяжелой плетью. Но если плеть сама по себе еще могла быть прихотью богатого магуса, возжелавшего как-то отличиться от себе подобных, то в сочетании с тягой к канаресской кухне она безошибочно указывала на то, что племянник лорда-искусника занимается торговлей гроганами - делом весьма прибыльным, но одинаково непрестижным в глазах детей и неба, и земли.
        «Интересно, - подумал Хаген, - знает ли об этом сам лорд Вейри?»
        - Вы не перестаете меня удивлять, мастер Эсте, - сказал Тори с улыбкой, которая показалась Хагену хищной. - Хорошо! Раз мое маленькое увлечение вам теперь известно, давайте говорить начистоту. Шкипер, вы не тот, за кого себя выдаете!
        В этот миг Хаген почувствовал, как все связующие нити взволнованно дрожат. Все до единого матросы «Невесты ветра» услышали слова Тори Краффтера и, бросив свои дела, застыли в напряженном ожидании.
        - О чем вы говорите? - сказал он удивленно и слегка рассерженно. - Мастер Краффтер, вам показать грамоту?
        - Нет, не стоит… - Улыбка Тори сделалась шире. - Я верю, что вы действительно Марко Эсте, шкипер фрегата «Верная». Но вот какие грузы возит ваш фрегат?
        - Самые разные, - ответил Хаген, по-прежнему изображая непонимание. Мысленно он возликовал - Краффтер взял ложный след! - но почти сразу вновь встревожился. Что же ему нужно, этому странному магусу-искуснику, магусу-работорговцу? - Выражайтесь яснее, мастер Краффтер. Чего вы хотите?
        - Как пожелаете, шкипер, - прозвучало в ответ. - Я хочу, чтобы вы подумали о том, какое наказание ждет того, кто будет уличен в пособничестве Лайре Отчаянному и его банде. Теперь я достаточно ясно выражаюсь?
        Хаген вскочил:
        - Это оскорбление! С чего вы взяли, будто…
        - Один из корабелов Эверры сегодня проверил ваш фрегат, - перебил Тори. - По моей просьбе и очень осторожно, естественно. Он сообщил, что «Верная» пришла сюда не с запада, как вы изволили рассказать моему дяде, а с юга. Теперь, многоуважаемый шкипер, разрешите применить ваш собственный метод, он мне очень понравился. Что мы имеем? Фрегат, появившийся с юга и при этом покрытый плохо зажившими шрамами, не очень-то похожими на следы от нападения кракена или какого-нибудь другого морского чудища. Да и вообще этот корабль только с первого взгляда ничем не выделяется среди остальных торговцев, а вот если присмотреться внимательнее… - Тори щелкнул пальцами. - Да! Как я сразу не догадался? Это ведь боевой фрегат, на котором изредка возят грузы, а не грузовой, который изредка вступает в бой. Итак, осталось лишь сделать вывод, и он… весьма любопытен.
        Магус перегнулся через стол и спросил громким шепотом:
        - Шкипер Эсте, как давно вы сотрудничаете с Лайрой Арлини?
        Хаген закрыл глаза, потому что комната завертелась вокруг него. Неужели Крейн просчитался? Капитан никогда раньше не говорил, что мастер-корабел может узнать, где побывал корабль, просто постояв неподалеку. Ох, знать бы заранее, он нашел бы способ отвадить настырного слугу Краффтеров! Но уже слишком поздно, Тори все известно… точнее, известно достаточно, чтобы устроить «Невесте» и им всем серьезные неприятности.
        - Ответить на мой вопрос очень трудно - сам знаю, - сказал Краффтер-младший, насмешливо поглядывая на своего гостя. - Но, мастер Эсте, я позвал вас сюда вовсе не для того, чтобы тотчас же сдать городской страже. Я хочу предложить вам сделку.
        Хаген закашлялся, чтобы хоть как-то скрыть смущение. Его способность подражать чужому образу мыслей имела предел, к которому пересмешник сейчас оказался слишком уж близко: он не представлял, как повел бы себя Крейн. Оставалось лишь подыграть противнику, чтобы тот расслабился и, быть может, утратил осторожность.
        - Какую сделку?
        Краффтер ответил не сразу - сначала взял со стола маленькую чашечку с чем-то прозрачным, отпил немного и лишь потом проговорил вполголоса:
        - Я предлагаю вам перейти на другую сторону, и тогда капитан-император никогда не узнает о том, кому ваша «Верная» так, хм, верно служила последние месяцы.
        «Перейти на другую сторону?..»
        Хаген глубоко вздохнул, пытаясь расслабиться.
        - Удивительно, - сказал он. - Допустим, я вам поверил. Но с какой стати его величество простит того, кто помогал Лайре? Это невозможно.
        Тори Краффтер рассмеялся, словно его собеседник произнес несусветную глупость. Пересмешнику все сложнее было держать себя в руках, и он мысленно обратился к Заступнице: «Пресветлая, пусть все закончится побыстрее!»
        - Мне лучше знать, что возможно, а что нет. Могу, впрочем, уточнить кое-какие детали: вы можете рассчитывать на помилование во многом благодаря «Верной». Дело в том, что его величество заинтересован в таких… э-э… красивых кораблях. Признаться, я ничуть не удивлен - она великолепна! Хоть я не навигатор и ничего не смыслю в пропорциях и канонах… Ну так что, мастер Эсте? Не спрашиваю, что заставило уважаемого торговца связаться с бандитами - у всех могут быть секреты, - но учтите, я добр по сравнению с теми, кто прибудет в Эверру на днях. Вероятно, они окажутся здесь уже завтра. И если вы не согласитесь, я буду вынужден сообщить о своем открытии людям его величества.
        «Его величество заинтересован в таких красивых кораблях, - мысленно повторил Хаген. - Искусай меня медуза, этого быть не может! Вот наш вербовщик, капитан, - он не стал во второй раз подсылать своего слугу, он решил поговорить со мной сам! Вейри Краффтер, конечно же, об этом не знает… Ох, какой я дурак! Конечно, он не может знать о том, что его собственный племянник давным-давно переметнулся на сторону Аматейна!»
        Он вытер пот со лба, перевел взгляд с лица Тори Краффтера на плеть, по-прежнему мирно лежавшую в стороне… и увидел на рукояти все тот же проклятый знак, крылатый глаз. Бдительные и здесь оставили след.
        - Вы дадите мне время на размышления? - севшим голосом спросил оборотень, и его мучитель удовлетворенно кивнул:
        - Один день, мастер Эсте. Один день!..
        ~~~

* * *
        Умберто возвращался на корабль с таким чувством, будто у него выросли крылья. В голове у помощника капитана свистел ветер: все тревожные мысли вкупе с шепотом внутреннего голоса исчезли, испарились, и осталось лишь блаженное спокойствие, которого ему так не хватало в последнее время. Не хотелось думать ни о прошлом, ни о будущем, не хотелось замечать, как прохожие косятся на его разбитое лицо - ну их, прохожих.
        Ах, он хотел бы задержать этот миг, полный свободы и ликования! «Невеста ветра» уже третий день в порту, где пушки форта должны были бы расстрелять ее еще на подходе - а вот не расстреляли, пропустили. Триумф! Когда-нибудь об этой наглой выходке Крейна станут слагать песни, а он, Умберто, насладится ими в компании друзей, за стаканчиком чего-нибудь крепкого. «Да, - скажет он, - так все и было! Мы обманули лорда-искусника, мы обманули цепных акул… и самого капитана-императора, будь он неладен!» К тому времени, наверное, они уже соберут небесный компас и - чем Шторм не шутит? - отыщут «Утреннюю звезду», где бы та ни находилась…
        Погруженный в блаженные мечтания, он поднялся на борт «Невесты ветра» и застыл как громом пораженный.
        По палубе фрегата бродил огромный белый пардус.
        Рука Умберто потянулась к ножу быстрее, чем он успел это осознать. Белая кошка между тем взглянула на вновь прибывшего и уселась, обернув хвост вокруг тела. Это совсем не походило на поведение хищника - уж скорее на повадки домашней кошечки! - и моряк недоуменно нахмурился.
        «Дымка, любимица госпожи Марлин».
        Нет, этого просто не могло быть, слуга над ними подшутил. Пардуса невозможно выдрессировать так, чтобы он, находясь в непосредственной близости от вероятной добычи, не пытался попробовать ее на зуб. Впрочем, эти твари необыкновенно хитры - не исключено, кошка просто выжидает, пока он расслабится и отвернется.
        Они смотрели друг на друга не мигая…
        - …Умберто! Три тысячи кракенов, ты меня слышишь?!
        Вздрогнув, он пришел в себя и огляделся: на юте стояли две девушки, одной из которых была Эсме, а другую он видел впервые. Незнакомка была юна и очень красива, но что-то в ее взгляде показалось моряку странным.
        - Умберто, не заставляй меня опять сквернословить! - сказала целительница. - Иди сюда! Не бойся, она не кусается.
        Он повиновался, лишь теперь заметив, что на палубе есть еще люди - совсем близко от Дымки у фальшборта сидел Сандер и что-то немелодичное наигрывал на сирринге, рядом с ним устроился Кузнечик. Оба казались спокойными, но для Умберто не было секретом, что эта парочка друзей способна на безумства.
        Эсме, как выяснилось, тоже.
        О вчерашнем происшествии напоминали только круги под глазами - наверное, она не спала всю ночь, - в остальном же целительница была такой же, как всегда: спокойной, немного печальной. Умберто отвесил обеим девушкам неловкий поклон.
        - Марлин, это Умберто, помощник капитана… Умберто, это Марлин Краффтер. И Дымка.
        - Вы были в доме моего отца, - сказала дочь лорда-искусника. - Очень приятно, Умберто. Надеюсь, капитан не рассердится на меня за вторжение? Никогда раньше не бывала на борту фрегата, а теперь вот представилась возможность… и я не удержалась.
        - А что, капитана здесь нет? - удивился он и почувствовал, как в глубине души шевельнулась тревога. Эсме молча покачала головой, словно отвечая: «Ни капитана, ни его двойника».
        - Я вчера услышала, как Тори сказал отцу: «Эта “Верная” среди торговых фрегатов смотрится как ястреб в птичнике», - проговорила Марлин Краффтер. Умберто посмотрел на ее лицо и наконец-то понял, что девушка слепа. - Не поясните ли, что это значит? Интригующая фраза…
        - Всего лишь красивое выражение, моя госпожа, - ответил он. - Среди людей ведь встречаются толстые и худые, высокие и низкорослые, брюнеты и блондины… Фрегаты тоже обладают особыми чертами, просто многие из них видны только морякам.
        - То есть у кораблей есть… - она помедлила, подыскивая подходящее слово. - Индивидуальность?
        - Да, можно сказать и так… Они и характером отличаются друг от друга. Чаще всего это по имени сразу понятно - их же не просто так дают.
        - «Верная» - красивое имя, - сказала Марлин. - Вашему капитану повезло.
        - Да, он везучий… - проговорила Эсме со странной улыбкой, и Умберто послышалось недосказанное: «…сын кракена».
        Он проследил за взглядом целительницы и увидел Крейна: магус стоял на причале, не спеша подниматься на борт: оттуда на него смотрела Дымка, и ее хвост слегка подергивался.
        Дочь лорда-искусника спросила:
        - Это кто-то из вашей команды? Скажите ему, чтобы не боялся.
        «Боится? Крейн боится?!» Умберто едва не расхохотался, а потом вспомнил, что в Тейравене пардус Эйдела едва не отгрыз капитану руку. Да, после такого любой сделался бы вдвойне осторожен с этими хвостатыми тварями…
        - Дымка! - сурово окликнула любимицу Марлин. - Ко мне!
        Кошка с явной неохотой отвлеклась от игры в гляделки и поплелась к хозяйке. Крейн вихрем поднялся на борт и быстрым шагом направился к их маленькой компании; на палубе «Невесты ветра» он все-таки оставался хозяином, невзирая ни на какие эксперименты с нитями.
        На своего помощника Крейн взглянул лишь искоса и еле заметно улыбнулся.
        Умберто перевел дух: его в очередной раз простили.
        - Сударыня Марлин… - Капитан «Невесты ветра» поклонился и поцеловал протянутую руку. - Рад вас видеть на нашем корабле.
        - Я знаю, вы - Бастиан Эсте! - сказала девушка. - Мне Тори рассказал, что брат шкипера… э-э… носит повязку на глазу.
        - Точно подмечено, - хмыкнул Крейн. - А это, стало быть, та самая Дымка? Должен признаться, она внушает… почтение.
        Марлин, рассмеявшись, стала уверять Крейна, что ее кошка страшна только с виду, а он упирался и возражал. Сама Дымка тем временем перетекла с места на место и потерлась об ноги феникса, которому явно сделалось от этого не по себе. Умберто вдруг сообразил, что магус не поздоровался с Эсме, и ему тут же пришло в голову, что целительница нарочно пригласила дочь лорда-искусника вместе с кошкой… ведь она воспринимала реальность иначе и наверняка успела выведать, пусть и вопреки своим желаниям, немало потаенных страхов.
        Интересно, что она выудила из его собственной души?
        - А вот и… Марко, - проронила целительница, взглянув в сторону пирса. - Кажется, он чем-то расстроен.
        К этому времени уже совсем стемнело, и сам Умберто едва ли отличил бы Хагена от других прохожих. Оборотень шел уверенным быстрым шагом, держался с достоинством и, в отличие от «Бастиана», ничем не выдал испуга, когда увидел кошку. Но изображать гостеприимного хозяина он тоже не стал и, когда ритуал знакомства с Марлин Краффтер был завершен, довольно сухо проговорил:
        - Дамы, я украду у вас своих помощников. Не возражаете?
        Возражений, конечно, не было.
        - Нас раскрыли? - поинтересовался Умберто, когда они втроем вошли в большую каюту. Хаген закрыл дверь и покачал головой. - Тогда отчего переполох?
        - Пока что никакого переполоха, - ответил оборотень, морщась. - Кристобаль, мастер-корабел может определить, где побывал фрегат, не подымаясь на борт и не прикасаясь к борту?
        - Лучше сперва расскажи мне все по порядку, - сказал Крейн, помрачнев.
        Пересмешник тяжело вздохнул и начал свой рассказ. К его окончанию от хорошего настроения Умберто не осталось даже следа, и еще ему захотелось кинуться через стол и вцепиться в горло Хагену, хоть здравый смысл говорил, что тот ни в чем не виноват. Их приключение превратилось из опасного в смертельно опасное, причем так быстро, что никто не заметил, когда это случилось, и если уж кого-то следовало винить, то лишь того, кто завел «Невесту ветра» в гавань, где пожиратель кораблей был вовсе не единственным чудовищем.
        - Капитан! - в голосе оборотня впервые проскользнули умоляющие нотки. - Скажи, что он не блефовал!
        Огонек свечи отражался в глазах феникса - множился, дробился, менял цвет с желтого на ярко-алый и обратно. Крейн молчал очень долго, по его сплетенным пальцам бегали маленькие искры. Наконец он заговорил:
        - Ты сам все понял, друг. Ни один корабел не смог бы определить, где побывал фрегат, не прикоснувшись к нему. Тори провел тебя как ребенка.
        Пересмешник застонал и спрятал лицо в ладонях; Умберто мельком успел заметить, как изменились его черты. «Он не виноват! - подумал моряк. - Кристобаль должен был это предусмотреть!»
        - Ты не виноват, - сказал Крейн очень спокойно и даже весело. - Не Тори, так кто-нибудь другой все равно бы что-то разнюхал… слишком уж гладко все шло. Но, пожалуй, можно радоваться тому, что он не подверг сомнению личность Марко Эсте как таковую.
        - И какой нам от этого толк? - возразил Умберто. - Я пока что вижу всего один выход из положения - удрать прямо сейчас.
        - Ага, так они нас и выпустили… - раздался приглушенный голос Хагена, который не спешил убирать ладони от лица. - Я ничего не смыслю в фрегатах, но уж в некоторых вещах разбираюсь. Стоит нам отойти от причала, все пушки форта тотчас же будут нацелены на выход из бухты.
        - Тогда нам конец, - Умберто развел руками. - Или я опять чего-то не знаю, Кристобаль? Ты улыбаешься, будто получил подарок, а не приглашение к крабам на лужайки.
        Крейн рассмеялся:
        - Должен же хоть кто-то на борту сохранять присутствие духа! Запаниковать я всегда успею. Скажи-ка лучше, что такого страшного произошло? Ну нацелился Тори Краффтер на шкипера Эсте и его «Верную». Должно быть, вербовщик получает от Аматейна немалое вознаграждение, раз так стремится заполучить фрегат и все, что на нем находится. Но я еще раз повторяю: про мастера-корабела - это был блеф! Тори не сумеет доказать, что мы помогали Лайре. Впрочем… - Магус чуть помедлил. - Навигатору и не полагается знать то, что может быть известно лишь мастеру-корабелу, так что вышло бы хуже, окажись ты чересчур осведомленным, Хаген. Нам надо тянуть время и быть осторожнее, только и всего.
        Пересмешник пробормотал что-то неразборчивое.
        - Ты мне вот что скажи, - проговорил Крейн, словно не замечая, в каком оборотень состоянии. - На рукояти плетки Тори был именно крылатый глаз, знак мастеров полужизни? Уверен?
        Хаген ответил согласием, а Умберто не преминул спросить:
        - Полужизнь? Что это такое, капитан?
        - Если не вдаваться в подробности, - сказал феникс, - то полужизнь - искусство преобразования живых существ, иногда при помощи мертвой материи. Помнишь грейну? Вот что-то в этом духе.
        - А деревянный голем Вейри Краффтера?
        - Тут есть небольшая сложность… - магус нахмурился. - Я не знаю, насколько это существо обладает свободой воли. Видишь ли, магия Ласточек и магия Воронов временами очень тесно смыкаются. Было время, они помогали друг другу… и похоже, помогают до сих пор, раз знак полужизни стоит и на ошейнике этой милой кошечки, Дымки. Хотя это очень, очень странно.
        - Что?.. - Оборотень убрал руки от лица, хотя оно все еще было наполовину оплывшим, словно сделанным из воска. - Лорд-искусник в сговоре с Воронами, преданными слугами Аматейна? Так нам и впрямь надо удирать отсюда, пока целы!
        - Постой, не торопись. Я тут расспросил кое-кого о Марлин Краффтер и вот что понял: весь город - слышишь, весь! - знает о том, что кошку прислали Бдительные. А Тори, заметь, свою плеть посторонним под нос не тычет - чтобы увидеть клеймо, надо оказаться в непосредственной близости от него, да еще и обладать хорошим зрением. Нет, я думаю, они получили подарки от Воронов разными путями.
        - Ты «думаешь»… - не сдержался Умберто. - Тебе «кажется». Послушай, Кристобаль, если ты знаешь больше, чем говоришь, не пора ли поделиться с нами хоть какими-то секретами?
        - Ладно, - ответил магус с тяжелым вздохом. - Никто из вас не спросил, где я пропадал сегодня весь день - это деликатность или безразличие, друзья мои? Нет, я не душил в себе Феникса, как вы могли подумать, я просто навестил кое-кого из здешних теневых правителей и даже встретил старого знакомого… Тори Краффтер занимается вербовкой примерно год. Он это делает очень осторожно, следов не оставляет и почти всегда обращается с предложениями к навигаторам из дальних краев. - Крейн ненадолго умолк, загадочно улыбаясь, словно подогревая их интерес перед тем, как выложить на стол свой главный козырь. - Из восьми пропавших кораблей, друзья мои, только четыре на самом деле исчезли благодаря пожирателю. Остальные отбыли в неизвестном направлении после того, как подписали контракт с Тори Краффтером.
        - Три тысячи кракенов… - пробормотал Умберто. - Он тут неплохо устроился!
        - Ты погоди, я еще не все сказал! - Крейн усмехнулся. - Прежде чем Краффтер-младший отыскал себе ремесло по душе, он и впрямь занимался торговлей гроганами - ты все верно просчитал, Хаген. Его фрегаты возили из Канареса живой товар, который по очень выгодным ценам сбывали на рынках Облачного города. Впрочем, несколько лет назад этому пришел конец: один нахальный пират позаботился о том, чтобы корабли Тори Краффтера - хотя он знал этого работорговца под другим именем, и они не были знакомы лично, - исчезли один за другим. По официальной версии, Краффтер-младший потерял свою флотилию во время особо сильного разгула стихий.
        - Какое интересное совпадение, - проговорил Хаген, не сводя глаз с капитана. - Значит, вот откуда в команде взялся Бэр?
        - Да. Таким образом, нет никаких сомнений в том, что Тори Краффтер не знает, кто мы на самом деле. Если бы знал, то не сумел бы сдержать ярости и желания отомстить любой ценой - ведь в денежном смысле я его уничтожил…
        - Что ж… - Оборотень вздохнул. - Ладно. Будем тянуть время и ждать.
        - Ждать? - ошеломленно переспросил Умберто. - То есть вы оба хотите сказать, что мы будем просто сидеть тихо, пока гонцы капитана-императора не явятся за нашими головами? И это все?!
        - Я не вижу других путей, - подтвердил Крейн. - Мы должны выполнить обещание, которое Марко Эсте дал лорду-искуснику. Я не могу потерять и эту маску, понимаешь? Лишиться Эсте - все равно что оборвать
        все нити, связывающие ~Невесту ветра~~~ с сушей. Деньги, дома, десятки помощников и подставных лиц… Умберто, если все это сгорит из-за того, что я поддамся страху и убегу, то грош мне цена.
        - Вот как… - протянул моряк. - На тебя это не похоже, Кристобаль. Если бы я не знал тебя почти восемь лет, то решил бы, что и впрямь говорю сейчас с торговцем, который больше всего на свете ценит собственную шкуру. Я-то думал, для тебя нет ничего важнее «Невесты».
        - Это верно, - сказал магус, и в его голосе проскользнула нежность. - Но не забывай, я ведь не только Кристобаль Крейн, а еще и лорд Фейра. Последний из Пламенных. Огонь не может вечно бродить по воде - чтобы жить, ему необходима суша.
        Умберто взглянул на оборотня, потом на Крейна; отчего-то они оба вызвали у него странное чувство, почти неприязнь. Магусы. Высокомерные небесные дети, какое им дело до червей, обреченных недолгое время ползать по земле, а потом уйти в нее же? Фейра неуязвим для огня и не всегда понимает, что способен запросто испепелить все вокруг… или понимает? Быть может, ему все равно? А оборотень, тот совсем чужак - живое зеркало, лишенное собственного лица, лишенное души.
        «Я тебе не верю, Кристобаль».
        Феникс и пересмешник уставились на него.
        - Ты что-то хотел сказать? - спросил Крейн, но перед этим рот Хагена приоткрылся, как будто он хотел задать тот же вопрос.
        - Хотел сказать, что уже слишком поздно, - ответил Умберто. - Я так хочу спать, что в глазах двоится. Всего хорошего, господа капитаны!..
        Той ночью сон про огромный узел плавно перешел в другой - странный, тревожный.
        Умберто в полном одиночестве стоял на палубе «Невесты ветра» и чувствовал, что в трюме тоже никого нет. Команда покинула фрегат, а он остался, но почему? Нет ответа. Быть может, их утащил в море пожиратель кораблей - право слово, это имя подходило чудищу куда лучше, чем «глубинный ужас», - а может, все это проделки Крейна. Ха, если капитан и впрямь решил так наказать своего помощника за наглость и непослушание, то он здорово просчитался - ведь у Умберто есть союзник, да еще какой!
        «Ты ведь все слышишь, правда? Хоть и не говоришь. Он обманул тебя и когда-нибудь жестоко за это поплатится…»
        И «Невеста ветра» ответила - ~обняла~ так, как умела она одна. Их души ~слились~, мир стал другим - ярким и красочным, полным новых звуков и ощущений. Теперь он был не человеком и не фрегатом, а чем-то иным.
        «О, Заступница! Я и не знал, что быть навигатором так приятно…»
        Он - замершая в полете стрела, огненная искра на границе воздуха и воды, затерявшийся в бескрайнем небе отзвук гитарной струны. Чего еще можно желать, о чем мечтать? Отсюда уже нет дорог ни вперед, ни назад, потому что здесь нет времени, одно лишь вечное «сейчас».
        Но иногда одна лишь мысль о прошлом способна разбудить память…
        …Было очень странно очнуться утром на койке, хоть и узкой, неудобной, но все же по сравнению с кучей гнилой соломы показавшейся истинно королевским ложем. Умберто приподнялся на локтях - голова все еще гудела, - огляделся вокруг. Койки, гамаки, чей-то храп слышится поодаль… Что это за странное место, куда он попал? События вчерашних дня и вечера вспоминались с трудом. Кажется, его приговорили и должны были казнить, но потом что-то произошло.
        - А-а, проснулся! - Над ним склонился незнакомец - седой, морщинистое лицо светится доброжелательностью и участием. - Голодный, наверно? Или сначала искупаешься?
        Умберто втянул носом воздух - и его чуть не вывернуло наизнанку. Купаться, срочно! От него смердит тюрьмой, судом, приговором к высшей мере. Нужно все это смыть… смыть всю прошлую жизнь. И какая разница, куда он попал? Будь это хоть царство Великого Шторма, ему уже все равно.
        - Меня зовут Эрдан, - сказал старик. - Я здешний корабел. Ты, как я погляжу, на фрегате впервые? Что ж, капитан придумает, что с тобой делать.
        В его ласковом голосе послышалось недоверчивое удивление, и Умберто тотчас же напрягся. Нет-нет, раз уж он сюда попал, то обратно нипочем не вернется! Да, бывать на больших кораблях ему раньше не доводилось, но разве для молодого парня, у которого руки-ноги на месте, не найдется на борту подходящего дела?
        - Не прогоняйте меня, - попросил он чуть слышно. - Мне некуда идти.
        - А кто тебя гонит? - удивился Эрдан. - Вот приведешь себя в порядок и поговоришь с капитаном. Раз уж он тебя притащил на «Невесту» - значит, ты ему для чего-то нужен.
        И вновь то же самое - недоверие, сомнение. Умберто наконец-то начал вспоминать, хотя и с трудом, - после приговора он, кажется, немного сошел с ума. Там ведь был еще один узник, тоже смертник, и что-то с ним творилось не то… Он превращался в птицу? Огненную птицу, которая взмахом огромных крыльев снесла часть тюремной стены, отчего стражи тотчас же принялись бегать и орать о взрыве звездного огня? Он еще раз понюхал рукав своей рубашки, давно превратившейся в лохмотья, - пахло гарью.
        Потом, все потом…
        Умберто испытал настоящее блаженство, когда смог искупаться в первый раз за… два месяца? Три? Он не помнил, сколько времени провел в камере без окон. Ему принесли одежду, хоть и неновую, но чистую, - и это тоже было блаженством.
        А затем пришел капитан.
        - Значит, это мне не привиделось? Все случилось на самом деле? - спросил, робея, бывший узник. Его спаситель стоял рядом - стройный щеголеватый молодой моряк из тех, в ком с первого взгляда признаешь навигатора. Нет, не так: рядом стояло существо, создание из легенды, которое просто не могло существовать на самом деле.
        - Ты не веришь собственным глазам? - Феникс улыбнулся. - Пожалуй, это похвально. Я принимаю в команду лишь тех, кто способен за внешностью углядеть сущность, ведь нередко уродство прячет истинную красоту, а то, что выглядит прелестно, на поверку оказывается ядовитым. Скажи, как по-твоему: зачем я спас убийцу?
        Умберто пожал плечами. Прошлая жизнь уже начала отдаляться, словно берег за кормой фрегата. В тумане таяли отец и брат, темный переулок и тяжелая дубина в неумелых руках, высокомерный судья. Зачем? Он хотел бы знать ответ.
        - Вы же только что сказали, капитан. Вы углядели мою сущность.
        Феникс рассмеялся и протянул ему раскрытую ладонь…
        «Все это в прошлом, - сказал он себе, отгоняя назойливое воспоминание. - А прошлого нет, есть только настоящее. Ты меня хорошо научил видеть истину, Кристобаль, и сейчас ее уже ничто не скроет. Да, я вижу! Я понял!»
        «Невеста ветра» ~вздохнула~ - или это вздохнул кто-то другой?..
        Умберто проснулся, едва забрезжил рассвет, и вышел на палубу, зевая. От открывшегося его взгляду зрелища остатки сна развеялись без следа, как будто кто-то окатил моряка ведром ледяной воды.
        Бэр и Джа-Джинни играли в карты. Широкое лицо грогана, покрытое короткой шерстью, выражало напряженную задумчивость - он хмурил косматые брови, кусал губы, - а крылан, напротив, выглядел очень довольным. Судя по всему, человек-птица выигрывал. Логично.
        - Вы что тут делаете? - строгим голосом вопросил Умберто, и игроки взглянули на него с искренним удивлением. - Вам же запрещено выходить на палубу! А если кто-нибудь увидит?
        - Кто увидит? - Джа-Джинни язвительно расхохотался. - Ты глянь-ка на берег, там ни одной живой души - все спят в такую несусветную рань. И ты иди спать, не мешай!
        - Но капитан приказал…
        - Не вижу я здесь капитана! - перебил человек-птица. - Вот пусть он придет и сам меня отсюда прогонит. А если ты чем-то недоволен, то можешь поцеловать медузу - вон, по левому борту одна болтается.
        - Сам целуй! - огрызнулся Умберто, и его рука потянулась к кинжалу.
        Крылан мгновенно вскочил, блеснули лезвия ножей, а хищная ухмылка превратила его лицо в подобие звериной оскаленной морды. Бэр, которому полагалось бы остановить начинающуюся драку, лишь ошеломленно глядел на своих товарищей, готовых перерезать друг другу глотки.
        - Стойте! - послышался хриплый возглас Кузнечика. Юнга выбежал на палубу, но приближаться не стал, остановился на безопасном расстоянии. - Бэр, чего ты сидишь? Они же…
        Спохватившись, гроган замотал головой, огромной лапищей схватил Джа-Джинни за ногу и дернул - тот упал лицом вниз и забил крыльями, пытаясь взлететь. При мысли, что сейчас за ними может кто-то наблюдать с берега, Умберто покрылся холодным потом и кинулся на помощь Бэру, которого волочил по палубе обезумевший крылан. Он понимал, что и вдвоем им не справиться, раз уж силы грогана не хватало, чтобы удержать Джа-Джинни, - в бою человек-птица стоил шестерых. Тут появились вахтенные, до сих пор благополучно дремавшие где-то неподалеку, но им не удалось даже приблизиться: от удара черных крыльев оба отлетели, словно тряпичные куклы.
        В вихре перьев Умберто вдруг разглядел бледное лицо Кузнечика: юнга смотрел не мигая, и от взгляда его голубых глаз перехватывало горло. Вновь, как тогда у лавки с часами, подул холодный ветер - и тотчас же крылья Джа-Джинни остановили бешеное движение, как будто чьи-то невидимые руки перехватили их.
        Крылан, боцман и помощник капитана рухнули на палубу.
        - О-о, Заступница! - Джа-Джинни поднял сломанное перо и уставился на него с искренним изумлением. - Что это было?!
        - Спрашиваешь нас? - прорычал Бэр, потирая плечо, которое он едва не вывихнул. - Ты, чокнутая пти…
        - Молчать! - Умберто вскочил. - Еще не хватало все начать заново! Так сильно хочется, чтобы капитан пришел разбираться сам?
        - Капитан… - протянул Джа-Джинни, глядя на Умберто снизу вверх. - Ты кого имеешь в виду, а? И не делай такое лицо, я же знаю - мы чувствуем одно и то же. Зачем мы торчим в этой гавани и ждем прихода имперских кораблей, скажи? Ты ведь помощник капитана, ты должен знать…
        - Не зли меня, - тихо проговорил Умберто. - Ты ведь знаешь, я тут ни при чем.
        - Я знаю! - рявкнул крылан и внезапно по его лицу словно пробежала тень. - Знаю… - повторил он совсем другим голосом. - Ох, проклятье! Надо убираться отсюда поскорее, а то нас и впрямь заметят!
        Оба нарушителя капитанского приказа быстро прошмыгнули в трюм, как будто этим можно было что-то исправить. Умберто подошел к фальшборту: порт уже просыпался, на пристани появились трое гроганов и сонный надсмотрщик - не хватало только, чтобы Бэр увидел своих сородичей в столь унизительном виде. Его бы не остановил никто…
        - Прошли считаные дни, - проговорил помощник капитана вполголоса, услышав за спиной знакомые шаги, - а мы уже превращаемся в банду наемников, которых вместе удерживают только деньги и страх быть разоблаченными. Просто восхитительно!
        - Зря ты так говоришь, - сказала Эсме. - Ничего не боятся только безумцы.
        - И ты говоришь мне о безумии? - с горечью спросил Умберто, оборачиваясь.
        Целительница куталась в просторную серую шаль и дрожала не то от утреннего холода, не то от сильного волнения. К ее ногам прижимался ларим. Умберто взглянул на лицо девушки - оно было того же цвета, что и шаль…
        - Что ты здесь потеряла, ненормальная? Почему не в гостинице? Ты родственница капитана, тебе не полагается ночью бегать по набережной.
        - А-а, кто меня узнает… - отмахнулась девушка. - Ночью была драка, ты разве не слышал? Один из наших парней серьезно ранен. Считаешь, мне стоило позволить ему истечь кровью?
        - Но есть ведь другие целители, - возразил Умберто и понял свою ошибку еще до того, как она замотала головой:
        - Нет-нет, это исключено. Здесь есть по меньшей мере один целитель, на которого я бы не стала полагаться.
        «Посвященные… вроде как старшие целители в гильдии… тесно связанные с щупачами».
        - Не нужны нам другие, раз у нас есть ты, - с нежностью сказал Умберто и, поддавшись порыву, кончиками пальцев осторожно коснулся ее щеки. Эсме не отстранилась. Он зажмурился и стиснул зубы.
        «Крейн, будь ты проклят…»
        - Мне пора, - проговорила целительница и исчезла прежде, чем Умберто успел произнести хоть полслова.
        Вздохнув, он подумал: «День будет длинным и скучным».
        После полудня, когда залитая жарким солнцем Эверра погрузилась в ленивую дремоту, Умберто сидел в таверне и размышлял, не вызвать ли кого-нибудь из завсегдатаев на состязание узлов. Мысли в его слегка захмелевшей голове были подобны сонным рыбам, и даже привлекательная во всех смыслах идея не вызывала такого душевного подъема, как раньше. «Да и публика не та… - сказал себе моряк. - Нет, лучше подождать до вечера». Проходившая мимо служанка улыбнулась ему, и он, улыбнувшись в ответ, вспомнил о вчерашней «лекарке». Вот кто мог бы помочь в борьбе со скукой… если ему хватит денег, конечно же.
        Неожиданно дверь распахнулась, ворвался какой-то незнакомый матрос и хрипло прокричал:
        - Там… там фрегаты… идите, идите все смотреть! Это еще хуже, чем пожиратель!!!
        - Па-арень, ты говори четко! - сказал кто-то, лениво растягивая слова. - Что стрясло-ось? Кракен, что ли, в порт заплыл? - и говоривший рассмеялся, но его никто не поддержал.
        - Выйди сам и посмотри! - от волнения матрос закашлялся. - Там прибыли имперские фрегаты, за которыми наш лорд посылал, только… - Он обвел собравшихся взглядом, в котором теперь совершенно ясно был виден страх. - Он не о такой помощи просил!
        Воцарилась тревожная тишина. Умберто вдруг понял, что так испугать моряка могла лишь одна вещь - противоестественная, отвратительная, невозможная. Та, с которой они столкнулись в Кеттеке, а потом и в Кааме.
        Черные фрегаты.
        Он бросил на стол деньги за выпивку и быстро вышел из таверны, пока недоверчивые моряки пытались вытянуть из запыхавшегося перепуганного матроса подробности. Император прислал в Эверру черный фрегат, и не один? Выходит, из существования второго флота больше не делают тайну и используют его не только на Окраине. Наверное, как раз сейчас целая армада этих уродливых кораблей продвигается к владениям Лайры…
        Узкая улица вынырнула из городских дебрей и вывела Умберто на пристань, где уже собралась толпа. Люди стояли, глядя в сторону моря, и молчали; побледневшие лица говорили об их чувствах намного лучше слов. Бухта лежала перед ними как на ладони, и три черных корабля были превосходно видны - их паруса, будто неровно прокрашенные тряпки, покрытые бесформенными наростами борта и мертвые белые глаза кого угодно привели бы в ужас. Умберто не стал задерживаться - на новые корабли капитана-императора он и так достаточно насмотрелся в Кааме, - и направился прямиком к «Невесте ветра».
        Фрегаты, стоявшие рядом с кораблем Кристобаля Крейна, уже начали проявлять признаки беспокойства: они качались из стороны в сторону, будто во время шторма, хлопали парусами и щурили большие глаза. Где-то вдалеке - там, куда первым делом волны и ветер принесли запах вновь прибывших кораблей, - даже раздался протяжный стон. «Невеста ветра», напротив, была совершенно спокойна, словно и не почуяла приближения звездного огня. Даже в Кааме она вела себя по-другому - артачилась, не желая сразу подчиняться приказам капитана…
        - Ты все еще спишь, - вполголоса проговорил Умберто, глядя в безучастные глаза фрегата, полуприкрытые бронированными веками. - Да, спишь. Иначе ты бы ни за что не позволила ему так над собой издеваться и так рисковать.
        Злой и решительный, он взбежал по сходням и почти столкнулся с Крейном. Магус стоял у фальшборта, с непроницаемым лицом наблюдая за приближением черных фрегатов.
        - Дождался? - прошипел Умберто, не заботясь о том, что его слышат матросы. - Все, конец представлению! Что ты теперь придумаешь?
        Крейн одарил своего помощника холодным взглядом и проговорил:
        - Струсил? Или заболел? Так вперед, беги в город, там тебя вылечат.
        Случись это месяц-другой назад, ровный голос капитана и безразличие в его глазах испугали бы Умберто куда сильнее, чем вспышка гнева, но сейчас именно на борту «Невесты ветра» как никогда остро ощущалось, что связь между фрегатом и капитаном стала очень слабой, почти незаметной, - и слова Крейна будто потеряли вес.
        - Хватит мне рот затыкать, - сказал моряк. - Я не твоя тень. Захочу - уйду, даже спрашивать никого не стану. Мы должны были остаться в Кааме, Кристобаль! С нашей помощью Лайра сумел бы выстоять, а теперь ему придется туго.
        - Каама падет, - проговорил магус, отрешенно глядя на черные корабли в бухте. - Она совершенно точно падет.
        - И ты так спокоен?! - ужаснулся Умберто. - Лайра же тебе не чужой! Значит, вот как ты ценишь дружбу с людьми, магус! Быть может, и меня пустишь в расход, когда настанет подходящий момент?
        - Я ценю людей, которые того стоят, - ответил Крейн. - Ты некогда говорил, что пойдешь умирать за ~Невесту ветра~~~, улыбаясь. За ~~~Невесту~, не за меня. Что изменилось с тех пор? - Умберто не смог ответить, и магус продолжил: - Я увел фрегат из Каамы, чтобы помочь Лайре бороться с искушением - он, видишь ли, очень страдает из-за своего увечья, и я его понимаю. Считаешь, наша дружба стоила того, чтобы обменять жизнь Эсме на новую руку для Лайры Отчаянного?
        Умберто отступил, хотя Крейн вовсе не собирался его снова ударить или… сделать что-нибудь похуже. Открывшаяся истина была так проста и безжалостна, что захотелось завыть от боли: да, конечно же, жизнь целительницы и исцеление Арлини нельзя приравнивать друг к другу… а как насчет жизней всех жителей Каамы?
        - А как бы ты поступил на моем месте?~ - безмолвно спросил магус, на миг восстановив полный контроль над фрегатом.
        «Точно так же, капитан!» - мог бы ответить молодой моряк, и это было написано у него на лице.
        - Я знаю, - сказал Крейн вслух. - Ты совершил бы ту же неизбежную ошибку.
        Это конец, понял Умберто. Что бы ни случилось сегодня, как бы ни повели себя черные корабли вкупе со слугами капитана-императора, ему придется покинуть «Невесту ветра», потому что так больше продолжаться не может. Или он уйдет, или однажды феникс не успеет остановить огонь - и от строптивого помощника капитана останется только пепел.
        Впрочем, какая разница? Лучше уж сгореть, чем никогда больше не увидеть ее…
        - Кристобаль! - Хаген взлетел по сходням на палубу и остановился у фальшборта перевести дух. Было видно, что б?льшую часть пути до «Невесты ветра» пересмешник преодолел бегом. - Что нам делать теперь?
        - То же, что и остальным, - спокойно ответил Крейн, будто не замечая испуга на лице, так похожем на его собственное. - Эй, все меня слышат? Глазейте на эту черную гадость, покажите всем, что вы испуганы! В наших планах ничего не меняется.
        - Но это опасно… - начал Хаген и осекся, будто взгляд феникса обжег его.
        - Жди гонцов от лорда Краффтера, - сказал Кристобаль Крейн все тем же ровным голосом. - Надо сделать так, чтобы ваш с ним договор был выполнен в точности - и никаких цепных акул на борту «Верной»! А в остальном… пускай они немного развлекутся, охотясь на чудовище, которого нет.
        Хаген больше не задавал вопросов - он вздохнул с явным облегчением, будто почерпнул уверенности из неиссякаемого источника, и вновь стал похож на Марко Эсте. Умберто почувствовал его слегка удивленный взгляд - может, странные видения посещали не только его? - и, отмахнувшись от расспросов, ушел в кубрик, где упал на первую попавшуюся койку и остался лежать, глядя в потолок широко раскрытыми глазами.
        Время шло.
        Должно быть, черные корабли уже встали на рейд недалеко от того места, где он видел их в последний раз. Посланцы его величества легко доберутся до пристани в маленьких лодках, а там их встретят люди Вейри Краффтера… или лорд пошлет племянника. Сам он будет ждать в своем кабинете, нервно перебирая бумаги и думая, удастся ли провести императорских гонцов и скрыть от них слабые стороны Эверры.
        «Мне нет до этого дела».
        Эсме, наверное, взволнованно глядит на незваных гостей и вспоминает о том, что случилось в Кааме - о ночной битве и о Лайре Арлини, едва не погубившем ее. Стоило Умберто подумать о целительнице, как «Невеста ветра» на мгновение очнулась и одарила его видением: Эсме, бледная и испуганная, смотрит в окно и безотчетно поглаживает своего ручного зверя.
        Ожидание мучительно, а уж если это ожидание неизбежной смерти…
        - Ты дурак, - раздался прямо над его ухом знакомый голос. Крылан был в благодушном настроении, что показалось Умберто настоящим кощунством. - Только утром мне мораль читал, а теперь вот сам чуть не нарвался. Зачем?
        - А зачем вы с Бэром полезли в карты играть на палубе? - спросил Умберто.
        - Да уж, вопросец! - хохотнул Джа-Джинни. - Ты удивишься, но я совершенно точно знаю, что послужило причиной и моей выходки, и твоей, и еще многих других…
        Умберто резко сел, и они с крыланом уставились друг другу в глаза.
        - Мы растерялись, - сказал человек-птица тихим серьезным голосом. - Стоило капитану закрыть от нас свой разум, как всем стало не хватать уверенности в победе и в том, что завтра обязательно наступит. Как если бы он вовсе исчез, оставил «Невесту». Понимаешь?
        - Нет, - признался моряк. - Он же не может бросить фрегат…
        - В том-то и суть! Связь между капитаном и кораблем не исчезает по их воле, поэтому Кристобаль нам солгал. Помнишь, он сказал, что может по неосторожности оборвать собственную нить, и тогда «Невеста» переродится в кархадона? Все вранье. Какой бы тонкой ни стала связующая нить, ее способен оборвать только кто-то посторонний, но не сам навигатор или его фрегат. Опасность совсем в другом - в том, что без ощущения капитанского присутствия за спиной все мы чувствуем себя одинокими и потерянными… как дети, впервые оставшиеся без присмотра родителей.
        - Без присмотра… - повторил Умберто. - Мы растерялись…
        Поверить в это было нелегко, но Умберто вспомнил странное чувство, охватившее его сразу после появления на «Невесте ветра» второго капитана. И не далее чем утром он сам сказал Эсме, что команда превращается в банду наемников…
        - Пресветлая Эльга, храни нас! Получается… без Крейна мы ничего не стоим?!
        - А тебя это пугает? - удивился крылан. - С ним мы команда. Без него - каждый сам по себе, и уж не мне решать, кто из нас чего стоит. Эй, не переживай так из-за вашей ссоры! Он все поймет, вот увидишь.
        Умберто и не сомневался, что капитан все поймет, однако рассказывать об этом Джа-Джинни не собирался. Но если крылан прав… значит, чувства к Эсме - его собственные, а не отражение безнадежной любви Кристобаля Крейна.
        Он полюбил, потому что сам этого хотел.
        Если в любви вообще можно что-то решать самому.
        - Ну вот, - сказал крылан. - То лежишь, как бревно с глазами, то улыбаешься, как идиот. Не понимаю я вас, людей.
        - Молчал бы, птичка! - воскликнул Умберто, смеясь.
        Хлопнув Джа-Джинни по плечу, он заторопился на палубу и не услышал, как крылан пробормотал себе под нос: «Кто знает, может быть, Кристобаль этого и добивался - хотел посмотреть, как мы поведем себя, оставшись без опеки…»
        ~~~
        Эсме появилась на причале, когда суматошные приготовления к новому спектаклю уже подходили к концу и перевоплощение «Невесты ветра» почти закончилось. Целительница не стала подниматься на борт, а остановилась поодаль, наблюдая за происходящим на палубе и почесывая Сокровище за ухом.
        Через некоторое время Крейн спустился к девушке сам.
        - Мы не можем взять тебя с собой, - сказал он без обиняков. - Марко Эсте ни за что не стал бы подвергать свою родственницу опасности… ты это понимаешь, я вижу. Зачем ты пришла? Что-то хочешь мне сказать?
        - Спасибо, что ты вчера развлек Марлин, - проговорила Эсме, не глядя на капитана. - Я привела ее, чтобы хоть как-то помочь бедной девочке пережить потерю.
        - Я слышал о молодом целителе, который умер от старости, решив сотворить чудо, - магус кивнул. - А бедная девочка, если мне не изменяет память, твоя ровесница.
        - Но проживет намного дольше меня. - На бледном лице Эсме появилась горькая улыбка. - Разве возраст измеряется только годами?
        - Права, как всегда. - Крейн протянул руку, погладил Сокровище по загривку и повторил вопрос: - Зачем ты пришла?
        Эсме долго молчала, прежде чем прошептать чуть слышно:
        - Не знаю…
        И на некоторое время оба позабыли о масках, об окружающем мире - обо всем. Легко читая мысли друг друга без взглядов и прикосновений, они в молчании застыли на грани между правдой и ложью. «Не бойся! - мог бы сказать Кристобаль Крейн. - С нами все будет хорошо, мы вернемся и заберем тебя». «Я и не боюсь, - могла бы ответить Эсме. - Я знаю, что вы вернетесь».
        Но они не произнесли ни слова.
        В это же время в другой части порта к причалу подошла лодка: в Эверру прибыл посланник капитана-императора. Вейри Краффтер, злой и растерянный, самолично встретил гостей на пристани, и встреча получилась очень шумной.
        - Не позволю! - кричал лорд-искусник так громко, что его слышали даже на фрегатах, стоявших поблизости. - Что вы о себе возомнили? Как можно было приводить в торговый порт этих чудовищ?! Да вы же распугаете всех!
        - Полноте, - с легкой усмешкой возразил посланец императора, до этого спокойно внимавший возмущенным воплям, будто относились они к кому-то другому. - Вы же сами просили о помощи? Помощь пришла. Договор, конечно же, позволяет вам тотчас же прогнать нас из бухты, но тогда со своей маленькой проблемой… - он выдержал многозначительную паузу. - …Будете разбираться сами. Или же она разберется с вами!
        Эти слова немного отрезвили Краффтера, он взял себя в руки и перестал кричать.
        Посланец императора и это принял как должное.
        Был он не очень высокого роста и казался маленьким и хрупким, но вовсе не беззащитным: хватило бы одного лишь взгляда на его правую кисть, покрытую костяными шипами, чтобы вогнать в дрожь любого храбреца. Звали его Мирре Торн, и принадлежал он к воинам клана Скопы.
        - Не в моих силах предугадать ход мыслей его величества, - сказал Вейри Краффтер, все еще мрачнее тучи. - Признаться, до меня уже доходили слухи об этих кораблях, но… - он замолк, не в силах подобрать слова.
        - Они впечатляют, не так ли? - подсказал посланник императора. На его тонких губах играла все та же усмешка, которая могла означать что угодно. - Знаете, лорд Вейри, я прекрасно вас понимаю. Запах, исходящий от наших фрегатов, тревожит торговые корабли, и все такое… Хорошо. Давайте поступим так, чтобы ничьи интересы не пострадали. Сейчас полдень. Как далеко от Эверры обитает это чудовище?
        - Если быть точным, - ответил лорд-искусник, сразу сообразив, к чему клонит скопа, - то туда вполне можно добраться еще до темноты. Ветер, я думаю, не переменится настолько, чтобы задержать нас в пути.
        - Так это же превосходно! - воскликнул Торн. - Нам никто не мешает отправиться в путь прямо сейчас. Ваши сторожевики готовы, я надеюсь?
        Краффтер благоразумно не стал говорить, что имперские фрегаты опоздали с прибытием и его сторожевые фрегаты были готовы еще три дня назад, а просто кивнул. Чуть помедлив, он все же выразил сомнение, что корабли, преодолевшие столь длинный путь, смогут дать отпор чудовищу, на что Торн немедленно возразил:
        - Эти фрегаты не знают усталости, в чем вы вскоре убедитесь.
        Было оговорено, что за время, которое маленькая флотилия проведет в море, в порту для них подготовят места, расположенные так, чтобы запах звездного огня ветром уносило в сторону от торговых фрегатов.
        Так вышло, что менее чем через час после прибытия черных кораблей Вейри Краффтер в сопровождении отряда из десяти человек и деревянного голема приблизился к причалу, у которого стояла «Верная».
        - Что я вижу! - воскликнул лорд-искусник, увидев фрегат, внешне ничем не отличающийся от любого из его сторожевиков. «Верная» несла знамя Ласточки, а вдоль борта выстроились матросы, одетые в униформу «цепных акул». - Вы зря времени не теряли, мастер Эсте!
        - Я выполняю свою часть сделки, - спокойно ответил шкипер, поджидавший гостей. - Надеюсь, вы не забыли о своей?
        - Ничуть, - сказал Вейри. - Все будет исполнено так, как мы договаривались.
        Он вновь оглядел «Верную» и восхищенно покачал головой:
        - Вы только подумайте, шкипер! Ваш корабль словно всегда был боевым, а не торговым. Право слово, она великолепна!
        В ответ Марко Эсте улыбнулся и кивнул.
        «Что-то вы не торопитесь уходить, достопочтенный лорд! Уж не возник ли в нашем договоре некий дополнительный пункт?»
        - Эсте, у меня возникла одна мысль… - негромко проговорил лорд-искусник, словно услышав невысказанный вопрос. - Видите ли, я… э-э… хотел бы лично посмотреть, как эти черные корабли расправятся с пожирателем. Первоначально я рассчитывал отправиться на одном из своих кораблей, а теперь вот передумал и хочу оставить все сторожевики на местах. Сколько вы возьмете с меня за то, что мы с отрядом обременим ваш фрегат на некоторое время?
        Вейри Краффтер смотрел в глаза оборотня и ждал ответа. Хаген медлил: такого развития событий он не ожидал, да и Крейну подобное в голову не пришло. Впрочем, капитан выразился достаточно ясно: «Никаких имперцев на борту». Понятное дело, ведь это увеличивает их шансы быть разоблаченными. Но сам Краффтер - не из числа императорских прихвостней…
        Почерпнув решимости у фрегата, Марко Эсте взмахнул рукой, приглашая Краффтера на борт. Лицо лорда-искусника осветилось необычайной радостью, и пересмешник встревожился: уж не совершил ли он очередную ошибку?
        «Нет, - решил Хаген. - Просто Краффтер хочет понаблюдать за сражением с безопасного расстояния, а что может быть безопаснее, чем корабль, который заведомо держится в стороне? Он ведь сразу сказал, что от нас не потребуется многого. Да и битвы как таковой не будет».
        Однако он чувствовал: это еще не все…
        Вейри Краффтер направился к сходням, голем пошел следом - и стоило им обоим приблизиться к «Невесте ветра», как она резко открыла глаза и заворочалась у причала. Магус отпрянул, голем замер как вкопанный, однако фрегат это ничуть не успокоило. Вот тут Хаген испугался по-настоящему: он понятия не имел, что нужно делать, а Крейн не собирался помогать.
        - Ох, как же я мог об этом забыть! - лорд-искусник хлопнул себя по лбу. - Вот что значит редко покидать пределы города. Ты со мной не пойдешь, отправляйся домой! - Эти слова относились к Деревяшке, который почему-то не торопился выполнять приказ, а по-прежнему стоял и смотрел на хозяина непроницаемо-черными глазами.
        - Так это из-за него… - проговорил оборотень. - Но почему?
        - А за счет чего, по-вашему, он двигается? Вот здесь, - Вейри Краффтер постучал по сутулой спине голема, - спрятан небольшой резервуар со звездным огнем. Его совсем мало, но «Верной», как я погляжу, и этих крупиц достаточно. Она у вас очень чуткая!
        - Все фрегаты такие, - ответил Хаген, вновь обретая присутствие духа.
        Деревянная голова качнулась - механический человек как будто не хотел покидать лорда Вейри, но тот повторил громче и напористей: «Уходи!» Наконец голем подчинился приказу и, развернувшись, зашагал прочь.
        Лишь после того как он удалился, Вейри Краффтер предпринял новую попытку взойти на борт.
        Она, конечно же, увенчалась успехом.
        ~~~
        - Умберто! - крикнул Хаген. - Позаботься о каюте для нашего высокого гостя.
        - О-о, не стоит, прошу вас! - Вейри Краффтер махнул рукой. - Нынче такая хорошая погода, что я с удовольствием останусь на палубе, да и мои люди тоже. Кроме того, путь нас ждет не столь уж долгий.
        «Это точно», - подумал Умберто, но вслух ничего не сказал.
        «Невеста ветра» и раньше принимала на борт чужаков: иногда они знали ее настоящее имя, но чаще всего считали, что имеют дело с обычным торговым кораблем под названием «Шустрая», командиром которого был шкипер Ристо. Сейчас все происходило по-другому, и он вновь почувствовал беспокойство. Хаген пока что неплохо справляется со своей ролью, но как долго это продлится? В любой момент может произойти что-то непредвиденное, а настоящий капитан тем временем занимается кракен знает чем…
        Стоило Умберто подумать об этом, как Крейн вышел на палубу.
        Вейри Краффтер поначалу удостоил матроса с повязкой на глазу лишь беглым взглядом, но миг спустя вновь посмотрел на него, уже внимательнее. От Хагена это не ускользнуло, и он решил все объяснить прежде, чем лорд-искусник спросит.
        - Бастиан! - позвал он. - Гость удивлен нашим сходством.
        Краффтер добродушно рассмеялся, и Умберто вдруг подумал: достопочтенный лорд наверняка чувствует, что перед ним магусы, а не люди, просто не отдает себе отчета в этом. Наблюдать со стороны за тремя небесными детьми, из которых двое свои истинные лица скрывали, было небезынтересно, и все-таки тревога Умберто усилилась.
        Маскарад, затеянный Кристобалем Крейном, становился все опаснее.
        - У вашего брата благородное имя, - проговорил лорд Краффтер, прищурившись. - И по его внешности я бы сделал вывод, что «Верной» не раз приходилось отстаивать свои интересы в бою.
        Крейн и Хаген переглянулись.
        - Точно подмечено, - сказал Крейн. - Жизнь путешественников нелегка, достопочтенный. В море всякое может случиться - и пираты, и не в меру наглые конкуренты. Нужно уметь постоять за себя.
        - Может, в таком случае вы примете участие в сражении с пожирателем кораблей? - поинтересовался лорд-искусник, но тут же прибавил: - Впрочем, о чем это я? В нашем договоре не было такого пункта. Хотя…
        - …любой договор можно изменить, - сказал Хаген. - Или дополнить.
        Стоило ему это выговорить, как лицо Вейри Краффтера неуловимо изменилось, как и в тот раз, когда лорд получил разрешение подняться на борт фрегата. «Он о чем-то хочет попросить, - вдруг понял Умберто. - Очень любопытно…»
        - Тогда, быть может, обсудим? - спросил лорд-искусник.
        В этот миг Умберто впервые ощутил, что ему жаль Хагена: пересмешнику сейчас требовалось ответить на вопрос, адресованный Крейну, причем ответить правильно. Феникс, хотя и стоял рядом, даже и не думал помогать оборотню - он смотрел на Хагена именно так, как должен был бы смотреть на капитана.
        - Что ж, почему бы и нет, - сказал пересмешник. - Предлагаю сделать это за обедом. И учтите, что у меня нет секретов ни от брата, ни от помощника.
        «Наконец-то вспомнил обо мне…» - подумал Умберто с легким раздражением. Теперь он мог больше не притворяться, будто любуется спинами дельфов, то и дело мелькающими за бортом.
        Вейри Краффтер обвел троих моряков взглядом, в котором сочетались смутное беспокойство и надежда на нечто, известное ему одному. Он как будто мысленно спорил с кем-то, что-то доказывал, и от итога этого спора зависела и предстоящая беседа.
        - Что ж, хорошо, - проговорил он. - Надеюсь, ваш кок сумеет меня удивить.
        Через некоторое время все четверо сидели за накрытым столом в большой каюте. Обед разделился на две неравноценные части: первая прошла под знаком светской болтовни о пустяках, а переход ко второй ознаменовался сказанной вполголоса, будто невзначай, фразой лорда-искусника:
        - Не буду скрывать, мастер Эсте, что мне известно о вашей связи с Лайрой Арлини.
        - Мастер Краффтер, я бы попросил не оскорблять меня такими предположениями… - начал Хаген с выражением праведного гнева на лице, но Вейри его перебил:
        - Мой племянник вчера ночью был неосторожен и… э-э… несколько перестарался с табаком блаженства. Тори сделался очень разговорчив и поведал мне о вашей беседе и о том, что вы невольно выдали себя. Не отпирайтесь, шкипер, я все знаю! И, раз уж мы вспомнили про Тори… Можете не бояться его угроз, мастер Эсте. Он ничего не расскажет посланцам его величества.
        - Вот это новость! - Хаген не сумел скрыть изумления. - Но почему?
        - Его заперли и охраняют… по моему приказу, естественно. Он будет под стражей до тех пор, пока вы не покинете Эверру. И, отвечая на еще один невысказанный вопрос… - Вейри Краффтер немного помолчал, потом договорил: - Я все знаю о вербовщике и о том, куда на самом деле ушли четыре из восьми пропавших кораблей.
        Вот так новость! Умберто ничуть не удивился растерянности Хагена, но на перечеркнутом повязкой лице Крейна мелькнул отблеск того же чувства. Вейри Краффтер переиграл их вчистую: он все знал о тайной деятельности Тори, о черных фрегатах… и молчал?! Невольно вспомнились слова пересмешника о том, что клан Краффтер приложил руку к разорению семейства Локк. «Выходит, друг мой оборотень, - подумал Умберто, - ты не внял собственному предупреждению. С ними стоило бы проявить куда большую осторожность».
        - И о чем же вы собираетесь попросить нас, достопочтенный? - Крейн заговорил лишь в тот момент, когда Хаген окончательно утратил дар речи, и выглядело это, на взгляд Умберто, немного подозрительно. Но Вейри Краффтер лишь кивнул, словно подтверждая, что разговор идет так, как ему нужно, и сказал:
        - Я хочу, чтобы вы передали Арлини: клан Ласточки поддержит его в войне с капитаном-императором.
        Воцарилась мертвая тишина. Если бы лорд-искусник объявил, что завтра «Утренняя звезда» вновь появится на небе, это вызвало бы куда меньшее удивление, чем известие, которое он только что сообщил им с совершенно серьезным лицом.
        - В это трудно поверить, мастер Краффтер, - проговорил Хаген хриплым от волнения голосом. - Вы, вероятно, шутите.
        - Ничуть, - ответил Вейри. - Я совершенно серьезен.
        - Почему вы не сказали нам об этом сразу? - вмешался Умберто. - Чего вы ждали?
        Лорд-искусник тяжело вздохнул.
        - Я ждал удобного случая, - признался он. - Мне нужно было поговорить с вами, мастер Эсте, в отсутствие имперского шпиона, который следует за мной по пятам.
        - Шпиона?! - ахнул Умберто. Хаген нахмурился, и только Крейн остался невозмутим. - Но кто же он?
        - Вы все трое видели его на пристани, - сказал Вейри Краффтер. - И в моем кабинете он тоже был… Деревянный голем. Деревяшка. Мастер Эсте… Бастиан… Умберто… вы сумеете сохранить мою тайну? Дело в том, что я вовсе не создавал это существо, а получил его в подарок от капитана-императора. Точнее, я вынужден был принять этот подарок, заранее зная, что мерзкая тварь станет следить за каждым моим шагом.
        - Но как же так? - спросил Хаген. - Э-э… вы уж простите, достопочтенный, но почему с Деревяшкой до сих пор не случилось чего-нибудь этакого? Он не железный… Одна искра - и все кончено.
        - Иногда удобнее держать шпиона при себе, чтобы знать, что именно он будет докладывать его величеству, - ответил Краффтер, невесело усмехаясь. - А по-настоящему серьезные дела вполне можно решить так, что он о них даже не заподозрит. Видите, как удачно все складывается? Сначала я увидел ваш фрегат в порту и подумал, что мы могли бы заключить договор, затем Тори немного опередил меня в мыслях и действиях, но я успел его остановить прежде, чем кому-то был бы причинен вред… и вот я здесь. Так что же, уважаемые? Вы передадите Лайре мои слова, мастер Эсте?
        Хаген долго медлил с ответом и наконец проговорил:
        - Где гарантии того, что вы не обманываете нас?
        - Я и есть гарантия, - Вейри Краффтер развел руками. - На борту вашего корабля, полностью в вашей власти. Я вам доверяю, видите? Или этого мало? - Хаген кивнул, и лорд-искусник, вздохнув, прибавил: - Хорошо, в таком случае вы получите письмо с моей печатью… когда мы вернемся в порт. Этого достаточно?
        «Как странно все сложилось! - подумал Умберто, исподволь наблюдая за Крейном, который по-прежнему делал вид, будто все важные решения на этом корабле принимает вовсе не он сам, а кто-то другой. - Нас словно сама судьба привела в этот город. Быть может, они с Лайрой еще сумеют помириться…»
        - Я все равно ничего не понимаю, - сказал Хаген. - Ваш клан так богат, что при желании вы могли бы диктовать капитану-императору, что делать и чего не делать. Но бунтовать? Зачем?! Объясните, почтеннейший.
        Вейри Краффтер снова вздохнул:
        - Глупо было бы сейчас требовать от вас подчинения, угрожая в противном случае все рассказать Мирре Торну… Что ж, ладно. Да простят меня братья, но я раскрою еще один секрет, мастер Эсте. Но сначала поклянитесь, что никогда и ни при каких обстоятельствах не выдадите меня!
        - Пусть тому порукой будут моя жизнь и мое доброе имя, - сказал Хаген. - Друзья?
        - Присоединяюсь, - произнес Крейн, и Умберто последовал его примеру. Вейри Краффтер пытливо взглянул на них и вроде бы остался доволен увиденным. Чуть помедлив, он заговорил вновь:
        - Позвольте вновь спросить вас, мастер Эсте, что вы знаете об Исходе?
        - Мне нечего прибавить, - ответил оборотень. - Но я жду, когда же вы заполните пробелы в моих знаниях. Впрочем… когда не далее как сегодня в полдень Деревяшка не смог подняться на борт «Верной», в моей душе зародилось сомнение. Если малая доля звездного огня присутствует во всех машинах клана Ласточки, то каким же образом вы их вывезли с южных островов, достопочтенный?
        - Их и не вывозили, - просто ответил Краффтер. - Исход лишил нас не земель, он лишил нас магии, потому что почти все машины остались там, где ныне властвуют мерры.
        Смысл сказанного дошел до слушателей лорда-искусника не сразу…
        Умберто стал лихорадочно вспоминать все, что ему было известно о клане Ласточки, и вскоре с ужасом осознал, что Вейри Краффтер говорит правду, сколь бы ужасной она ни казалась. Более того, он и сам чувствовал то же самое, когда разочарованно разглядывал витрины в торговых рядах и не находил там тех удивительных вещей, о которых рассказывали во всех портах.
        Выходит, ласточки триста лет обманывали весь мир?..
        - Не верю, - наконец сказал Хаген. - Этого не может быть!
        - Дед нынешнего капитана-императора предложил меррам договор, который вполне их устроил, - продолжил рассказывать лорд-искусник, будто не услышав оборотня. - Но он не устраивал нас! Все кланы, потерявшие земли из-за перемирия, унесли свои дары с собой. Голуби, жаворонки, соловьи… им ведь все равно, где жить, а вот с нами дело обстоит совсем иначе. Ужаснее всего прочего, что отчасти мы сами виноваты в своем падении: из-за строгой секретности, окружающей наш дар, никто даже не догадывался, как сильно мы зависим от машин, которые работают лишь благодаря звездному огню и поэтому не могут быть перевезены из одного города в другой. Вы ведь наверняка слышали, что каждый из южных городов, принадлежавших нашему семейству, славился чем-то одним? Где-то жили искусные ткачи, где-то - часовщики, и так далее. Все из-за машин, накрепко привязанных к земле… О-о, если бы вы только знали, сколь многое было нами утрачено!
        - Как же так? - не сдержался Умберто. - Вы подчинились капитану-императору, заранее зная, на что обрекаете себя?
        - У них не было выхода… - проронил Крейн. - В ином случае война с меррами продолжилась бы, а после отказа от перемирия другие кланы перестали бы защищать земли ласточек. А Краффтеры - не воины.
        - Верно, мой друг. Был созван совет, на котором старейшины решили, что лучше принять условия перемирия, а потом отыскать способ перевезти наши машины на север… но мы просчитались. Исход произошел слишком быстро, наши новые владения оказались слишком далеко от старых, да к тому же они разбросаны по разным концам света. Мило, да? Капитан-император в знак благодарности очень щедро оделил нас землями, но при этом клан оказался разобщен. Настал день, когда всем нам стало понятно: былое могущество клана Краффтер навечно стало достоянием легенд и сказок.
        - О-о, Заступница! - воскликнул Хаген. - Так вы хотите отомстить капитану-императору за то, что случилось с кланом Краффтер?
        Вейри кивнул, но сказать ничего не успел - первым заговорил Крейн.
        - Не думаю, что это разумно, - сказал он очень спокойно. - Мстить Аматейну за то, что сделал его дед, да еще и по неведению? Мстить сейчас, когда ласточкам вновь есть что терять? Вы недоговариваете, достопочтенный. Должна быть еще какая-то причина.
        - Нет других причин, - немного резко ответил лорд Краффтер. - Действительно нет. Вам, людям, не понять, что чувствовали мы все эти годы - все триста лет, когда приходилось обманывать всех и прежде всего самих себя! Это…
        - Конечно, вы больше ничего нам не откроете, потому что и так уже поведали достаточно! - перебил Крейн. - Но я, хотя и ощущаю некоторую недосказанность, все равно вам верю.
        - Это приятно знать, - лорд-искусник саркастично улыбнулся. - Но хотелось бы услышать мнение капитана.
        ~~~~~~~~~~
        - Вы его только что услышали, - ответил Крейн.
        Сторонний наблюдатель ничего бы не увидел и не понял, но Умберто и Хаген - а равно и все остальные матросы «Невесты ветра» - почувствовали, как связующие нити зашевелились, поползли. Крейн положил конец маскараду и вернул себе контроль над фрегатом, как обещал. Умберто закрыл глаза, и на мгновение все его тревоги отступили: казалось, что после долгого пути сквозь дождь и слякоть он вдруг оказался подле камина, в котором уютно потрескивают поленья и пляшет веселый огонь…
        Вейри Краффтер не был моряком, поэтому перемена от его внимания ускользнула; но, видимо, обостренное чутье торговца помогло магусу понять, что именно случилось и кто на самом деле капитан «Верной». Он выдал длинную тираду на незнакомом языке - должно быть, какое-то ругательство небожителей, потому что Крейн чуть заметно улыбнулся, а Хаген насмешливо прищурился.
        «Вот как? - подумал Умберто. - Никаких больше тайн?»
        - О-о, теперь я понимаю, что вы… - Вейри взмахнул руками, словно не в силах подобрать слова. - Что вы и впрямь оказывали Лайре Арлини немалую помощь! Столь необычные способности… Ох, три тысячи кракенов! Да я не слышал раньше ни о чем подобном! Ну я-то ладно, но корабелы Эверры тоже ничего не почувствовали… Им, должно быть, не приходилось раньше иметь дело с навигаторами-близнецами… Но кто же из вас Марко, а кто - Бастиан?
        «Нет, все-таки главная тайна осталась…»
        - Это совершенно неважно, достопочтенный, - ответил Крейн. - Когда мы выйдем на палубу, все станет по-прежнему. Я лишь хотел продемонстрировать свое доверие.
        - Великолепно! - воскликнул Вейри. - Так мы заключаем сделку?
        - Новую сделку, - встрял Хаген. - Наш договор о преференциях тоже останется в силе, так?
        Лорд-искусник заверил их, что в этом нет и не может быть сомнений, и три магуса пожали друг другу руки. Умберто наблюдал за этим со стороны и удивлялся, как быстро Крейн сумел обернуть в свою пользу изменившиеся обстоятельства.
        А когда связующие нити опять вернулись к Хагену, Умберто ощутил себя в капитанской каюте определенно лишним…
        Все-таки ветер не был столь благоприятным, как предполагал Вейри Краффтер, и, когда они приближались к местам, где обосновался пожиратель кораблей, уже стемнело. Впрочем, ни один из черных фрегатов не подал сигнал возвращаться: они мчались так целеустремленно, будто все трое подчинялись единой воле, а не трем разным навигаторам. «Невеста» держалась от них подальше: хотя запах звездного огня ветром уносило вперед, след в воде оставался, и на него она реагировала не менее бурно. Хаген, к величайшему удивлению Умберто, справлялся. «Выходит, управлять кораблем не так уж сложно? - подумал моряк и тотчас же покачал головой. - Быть того не может!»
        Словно в ответ на его мысли, оборотень вытер пот со лба и устало вздохнул.
        Он один был осведомлен о том, что приключилось с Крейном и Умберто во время их небольшого путешествия на рыбачьей лодочке, а все остальные считали, что вскоре «Невеста ветра» станет свидетельницей битвы между посланниками капитана-императора и чудовищным пожирателем кораблей. Наверняка это был тот редкий случай, когда пираты сочувствовали имперцам, поскольку на собственной шкуре испытали норов пожирателя, но вместе с тем не обошлось без легкой зависти: для самой «Невесты» на этом поле боя не нашлось места, и в худшем случае ей предстояло быстро удирать, унося ценный груз - правителя Эверры, старейшину клана Краффтер, который дал капитану-императору возможность испытать новое оружие в непосредственной близости от своего города.
        - Они будут ждать долго, - сказал Крейн так, что услышать его могли лишь стоявшие рядом Умберто и Хаген. - Не так уж просто ловить чудовище там, где его нет.
        - Цепные акулы справлялись и не с такими заданиями, - ответил оборотень. - Чудовище всегда можно придумать, а там уж не составит труда его уничтожить.
        - Да, это верно… - пробормотал Крейн, помрачнев.
        Умберто слушал их разговор вполуха, пристально наблюдая за тремя черными фрегатами, которые отчего-то напомнили ему воронов, кружащихся над падалью. Постепенно все звуки стихли, их место занял голос океана - звенящая тишина, которая иной раз так пугает тех, кто впервые оказался в море. В тишине он отчетливо понял, что к ним приближается нечто огромное и стократ более опасное, чем ныне покойный пожиратель кораблей, он же глубинный ужас.
        А потом…
        - Кристобаль, - шепотом позвал Умберто. - Глянь-ка туда!
        Крейн удивленно посмотрел на помощника - Умберто указывал не на черные фрегаты, но в сторону открытого моря, - а потом проследил за его взглядом и протянутой рукой.
        По воде скользил Белый Фрегат, излучая сияние. Он двигался совершенно бесшумно и очень быстро, что при его устрашающих размерах казалось удивительным - впрочем, применимы ли к существу из легенд те же законы, что и к обычным кораблям? Фрегат шел, словно его тянула упряжка из доброго десятка кархадонов, и приближение этого странного существа походило на приближение грозовой тучи.
        Где-то рядом раздался изумленный возглас, и вскоре все на борту «Невесты ветра» смотрели только на призрак. Они его уже видели, и не один раз, - но все-таки каждая новая встреча изумляла так же, как первая.
        Многочисленные мачты, торчащие вкривь и вкось, как деревья в лесу после урагана. Паруса, словно побитая молью ветошь. Без сомнения, на борту ни души, потому что ни один капитан не позволил бы так запустить свой корабль. Но почему же он не переродился, почему не стал кархадоном? На этот вопрос никто не смог бы ответить.
        И никто не смог бы сказать, как долго он странствует: века, тысячелетия?..
        - Смотри внимательно. - Горячая ладонь Крейна до боли стиснула его плечо. - Мы его уже видели, но так близко - еще ни разу. Какая древность, клянусь первопламенем! Я раньше посмеивался, когда говорили, что на Белом Фрегате путешествует сам владыка штормов, но теперь мне не до смеха…
        «Да нет там никого, - подумал Умберто. - Нет даже признаков жизни». Но вслух он ничего не сказал и лишь подивился, что Крейн не разглядел за внешней оболочкой истинную суть Белого Фрегата. Какое бы стечение обстоятельств ни породило это бледное чудище, оно странствовало в поисках чего-то, ведомого лишь ему, и этому одинокому странствию суждено было продлиться до конца времен.
        Однако они и впрямь впервые настолько сблизились с кораблем-призраком. Он прошел на расстоянии двух корпусов от «Невесты ветра», и поднявшаяся волна ударила ее в правый борт. Ненадолго из воды показался таран - длинное зазубренное лезвие, способное с одного удара пробить корпус любого корабля. Палуба Белого Фрегата находилась чуть ниже верхушек мачт «Невесты ветра», так что морякам не удалось рассмотреть что-нибудь, кроме обросших древними ракушками бронированных плит и глаз, затянутых бельмами.
        - Куда же он идет? - растерянно проговорил Вейри Краффтер. - Он что, хочет сразиться с черными кораблями?..
        Призрак двигался прямиком на троицу имперских фрегатов, которые как будто выжидали. Один из них оказался прямо по курсу Белого Фрегата, и устрашающий таран был нацелен ему точно в центр левого борта.
        - Почему он не уходит? - воскликнул Умберто, вцепившись в планшир. - Жить надоело?
        - Если это можно назвать жизнью… - пробормотал Крейн.
        Хаген стоял поодаль, неотрывно глядя на происходящее, однако лицо у него было такое, словно он присутствовал на палубе «Невесты ветра» лишь отчасти. Пересмешник о чем-то вспомнил? Умберто и сам на миг погрузился в воспоминания, которые хотел бы похоронить на дне океана: ночь, озаренная огнями, Каама в осаде…
        Когда Белый Фрегат оказался между двумя черными кораблями, их пушки громыхнули, и все вокруг заволокло дымом. Если кто-то сомневался, что звездный огонь способен нанести вред странному кораблю, то раздавшийся вслед за этим звук развеял сомнения: черные фрегаты были немыми, но даже в лучшие времена ни один из них не смог бы издать грохочущий рев, от которого у моряков на борту «Невесты ветра» зазвенело в ушах.
        - Обычный корабль от выстрела из их пушек разорвало бы на части, - сказал Крейн, и Умберто скорее прочитал это по губам, чем услышал. Корабль-призрак снова взревел, в дыму полыхнуло еще одно зарево, и сразу же раздался громкий треск ломающегося корпуса.
        Потом стало тихо.
        Они наблюдали, затаив дыхание и не решаясь приблизиться, пока ветер не развеял дым и не стали видны фрегаты… три фрегата: белый и два черных. Третий имперский корабль ушел на дно, пробитый тараном. Оставшиеся не решались нападать, но защищаться им тоже не пришлось: Белый Фрегат не попытался отправить их вслед за тем несчастным, который оказался у него на пути. Он замер, словно в ожидании.
        Неожиданно Умберто заметил кое-что интересное: выстрелом с кормы Белого Фрегата сорвало безобразный нарост, открыв настоящий корпус, на котором даже издалека выделялись черные узоры или… буквы? Он взглянул на Крейна, и тот сразу все понял. Подозвал Кузнечика, что-то шепнул ему на ухо. От внимания Вейри Краффтера это не ускользнуло.
        - Уж не собираетесь ли вы отправиться туда? - с опаской спросил осмотрительный магус-ласточка.
        - Это было бы занимательно, но нет, - ответил Крейн. - Я всего лишь послал юнгу за подзорной трубой.
        И взмахом руки он указал на корму корабля-призрака. Краффтер пригляделся, удивленно хмыкнул, и, когда Кузнечик принес подзорную трубу, придвинулся ближе, ожидая, что ему тоже позволят взглянуть. Крейн с удивительной вежливостью предоставил ему возможность сделать это первым.
        - Благодарю, - сказал Краффтер, но миг спустя издал разочарованный возглас: - Увы!.. Кажется, это древний язык Основателей… И, к сожалению, я слишком плохо его знаю, чтобы догадаться о смысле написанного. Подлинное название Белого Фрегата - если это вообще оно - так и останется тайной.
        Крейн молча протянул руку. Краффтер удивленно вскинул бровь, но ничего не сказал и передал ему трубу, решив, наверное, что капитана одолело вполне объяснимое любопытство.
        Феникс приложил подзорную трубу к зрячему глазу - и его лицо мгновенно изменилось, окаменело, как будто увиденное потрясло его до глубины души. Умберто даже встревожился, как бы капитан не выдал себя перед чужаком случайной искрой, но Крейн-Фейра сдержался, хотя явно с трудом. Что же он увидел?..
        - Да, - тихо сказал феникс. - Это тайна, похороненная в далеком прошлом.
        - Мы с вами деловые люди, - заметил Краффтер с лукавым прищуром. - Нам полагается думать о будущем. Незачем ворошить пепел.
        Что-то в этих словах покоробило Умберто. Он понимал, конечно, что они видят перед собой дельца - пожалуй, никто другой из магусовских кланов не пропитался духом торговли в такой степени, как ласточки. И все же он вновь вспомнил, что еще при первой встрече заподозрил Вейри Краффтера во лжи. Конечно, отчасти это подозрение подтвердилось, ведь он уже признался, что не говорил им всей правды. Не могло ли случиться так, что он все же утаил что-то важное?
        И к тому же - какой странный выбор слов. «Ворошить пепел…»
        Даже без подзорной трубы было видно, как вода у борта Белого Фрегата забурлила, и на поверхности показалось нечто живое - какая-то студенистая масса, похожая на медузу. Она отрастила щупальца и начала карабкаться вверх по обросшему ракушками и кораллами корпусу древнего корабля, но с каждым «шагом» уменьшалась в размерах, будто усыхая или… растворяясь в теле Белого Фрегата. До палубы она не доползла, растаяла без остатка. Белый Фрегат возобновил свой прерванный путь, и больше никто не осмелился ему мешать.
        Когда он исчез из вида, Вейри Краффтер преувеличенно бодро произнес:
        - Что ж, господа! После такого в этих водах еще долго не появится ни один пожиратель. Я прав?
        - Да, есть такое поверье, что там, где Белый Фрегат хотя бы мелькнул на горизонте, можно на целый год забыть о кракенах, муренах и прочих хищных тварях, - проговорил Крейн, по-прежнему глядя в ту сторону, где исчез светящийся призрак.
        - Тогда нам пора домой! - провозгласил Краффтер. - Думаю, никто не станет возражать. Нас ждут дела, и мне хотелось бы отметить начало нашего сотрудничества. Что скажете, мастер Эсте?
        Лорд-торговец нашел забавный выход из затруднительного положения: он выбрал нейтральное обращение «мастер Эсте», подразумевая обоих капитанов сразу, двойника и настоящего, не пытаясь выяснить, кто из братьев на самом деле главный. Вейри Краффтер до сих пор вызывал у Умберто смешанные чувства. Он был как замысловатый узел, который никак не удавалось развязать…
        Помощник капитана напрягся и шевельнул пальцами, ощущая веревки, которых не было.
        «Нам полагается думать о будущем. Незачем ворошить пепел».
        Что же с этой фразой не то?..
        - Отправляемся, шкипер? - вновь спросил Вейри Краффтер, видя, что «мастер Эсте» почему-то молчит, а его «брат» смотрит во тьму и находит это занятие весьма увлекательным. - Марко? Бастиан?
        …И в этот миг произошла катастрофа.
        - Нет! - сдавленно произнес Хаген и выбросил перед собой правую руку, будто пытаясь кого-то остановить. Его лицо побледнело и вытянулось, а взгляд устремился в пустоту. - Нет, нет!!! Пожалуйста, не надо! Эсме!
        Умберто вздрогнул. Эсме?!.
        - Остановитесь! - крикнул пересмешник с таким невыносимым страданием в голосе, что Умберто не сдержался и кинулся к другу, но тот слепо взмахнул рукой - и помощник капитана отлетел на несколько шагов и вдобавок стукнулся затылком о палубу. В глазах у него потемнело. И все же для того, чтобы ощутить движение связующих нитей, глаза не были нужны.
        ~~~~~~~~
        Крейн вновь вернул себе «Невесту ветра». Хаген, вскрикнув, упал без чувств.
        - Вы меня обманули, Краффтер, - в негромком голосе феникса отчетливо прозвучала угроза. - Выманили из порта под предлогом охоты на чудовище, тогда как охотиться на самом деле собирались на меня!
        - О чем вы говорите, капитан? - возмущенно воскликнул лорд-искусник, но Крейн его уже не слушал: он закрыл глаза, будто сливаясь с «Невестой ветра». Она покорно развернулась и понеслась обратно в порт с невероятной быстротой. Неспешность «Верной» была забыта. Вейри Краффтер наконец-то понял, что имеет дело вовсе не с торговцами, и его лицо сделалось совершенно белым.
        - Я не обманывал вас, - сказал он негромко. - Поверьте! Не понимаю, что происходит, но вы можете быть уверены, что…
        - Сейчас я уверен лишь в том, - перебил Крейн, - что моих людей, оставшихся в порту, убивают… - он осекся. - И если это на вашей совести, Краффтер, берегитесь!
        Лорд-искусник глубоко вздохнул - наверное, собираясь вновь заверить капитана в своей непричастности к происходящему, - и внезапно его бледное лицо вытянулось, а в глазах отразились недоверчивое удивление и страх.
        - Тори… - растерянно прошептал он. - Нет, этого не может быть…
        «Мы просчитались, - подумал Умберто растерянно. Тревожно забилось сердце: Эсме, что с ней?.. - Мы упустили что-то важное!» Бестолковые размышления можно было оставить на потом, а сейчас имелось дело поважнее: помощник капитана приблизился к Хагену, неподвижно лежавшему на палубе, и коснулся его шеи - та была холодна как лед, но жилка под кожей все-таки билась. Пересмешник потерял сознание от боли, которая обрушилась на его неподготовленный разум, когда в Эверре кого-то убили.
        Но кого?
        - Что ты скрыл от меня? - спросил феникс, срывая повязку. Лорд-искусник, увидев его разноцветные глаза, вздрогнул… но не удивился, не удивился, совершенно не удивился! Ошибки быть не могло. От внезапной ярости Умберто едва не кинулся на него. - Ты и твой племянник, что вы знали с самого начала?
        Свист ветра в парусах почти заглушил короткий ответ Вейри Краффтера, но оба моряка прочли его по губам: «Я знал все». Рука Крейна взметнулась, схватила лорда-искусника за горло; охранники, до сих пор скучавшие неподалеку, вскочили, но к моменту, когда они оказались на ногах, матросы «Невесты ветра» уже держали чужаков на прицеле заряженных самострелов.
        - Не надо… - прохрипел Краффтер, взмахом руки приказывая своим людям не двигаться. - Отпустите, капитан Крейн… Я расскажу правду. Всю правду.
        Освободившись, он и впрямь принялся рассказывать новую историю, и теперь все почувствовали, что лорд-искусник не лжет - для лжи его рассказ был чудовищно неправдоподобным.
        - Примерно полгода назад мне доставили секретное послание, - сказал магус-ласточка. - Конверт сопровождала записка, в которой было указано, что открыть его следует только в том случае, если в нашем порту объявится торговец, называющий себя Марко Эсте. Также в ней говорилось, что о всех агентах этого купца следует позаботиться, обставив это как несчастный случай… Нет, капитан, пожар в доме вашего человека был случайностью! - воскликнул Краффтер, увидев, как изменилось лицо Крейна. - По крайней мере, я не имею никакого отношения к случившемуся…
        - Не надо играть словами, вы же обещали говорить правду. Это сделал Тори, - негромко проговорил Хаген, с трудом приподнимаясь на локтях. Он был очень бледен и дрожал, но сохранял присутствие духа в достаточной степени, чтобы оставаться двойником Крейна. - Ваш племянник, очевидно, добивался от бедолаги Даррена, чтобы тот вызвал в Эверру своего хозяина.
        - Я об этом ничего не знаю, - тихо, но уверенно произнес Краффтер. - Так вот, капитан, я открыл послание, как и было приказано, только после сообщения о вашем прибытии. Там было написано следующее: «Настоящим доводим до Вашего сведения, что под именем Марко Эсте скрывается известный пират Кристобаль Крейн - преступник, которого надлежит предать в руки правосудия. Он очень опасен, не пытайтесь задержать его силой. Используя хитрость и обман, задержите его в городе и немедленно сообщите о случившемся любому представителю Нашей воли». И ниже стояла подпись капитана-императора… - Негоциант тяжело вздохнул. - Вы можете не верить, капитан, но я лишь поначалу собирался в точности исполнить указания его величества - благо, императорские посланники должны были явиться как раз вовремя, - однако потом передумал.
        - Отчего же? - спросил Крейн. - Объяснитесь, достопочтенный.
        - Я давно знал, чем занимается Тори, - ответил лорд Вейри. - Вам не кажется, что император не зря превратил племянника старейшины одного из самых влиятельных кланов Десяти тысяч островов в своего верного слугу? Аматейн задумал устроить в нашем семействе… э-э… революцию. Родственники меня поддержат, но против объединенной мощи императорских союзников нам не выстоять. Он действует без моего ведома - значит, мне больше не доверяют в Облачном дворце… Кстати, Деревяшку прислали вместе с пардусом для Марлин. Я мог либо принять и то и другое, либо отправить обратно, оставив дочь слепой до конца ее дней и испортив отношения с двумя могущественными кланами разом. Как бы вы поступили на моем месте, капитан Крейн?
        Чуть помедлив, он прибавил:
        - Я решил, что разумнее всего будет принять ваши условия игры и не признаваться, что я знаю настоящее имя Марко Эсте, хотя… должен сказать, о трюке с перебрасыванием связующих нитей я раньше не слышал. До того как вы открылись, я и не сомневался, что капитан этого фрегата - вы… - Лорд-искусник впервые посмотрел на Хагена. - Тори и сейчас в этом уверен, я думаю.
        - Тори… - проронил Крейн. - Что мог натворить ваш племянник?
        - Вырваться из-под стражи? - Вейри Краффтер пожал плечами. - Ох, он мог сделать что угодно… - Магус внезапно побледнел. - Я только надеюсь, он не тронет Марлин.
        - Капитан, черные сигнализируют сбавить скорость! - крикнул один из матросов, и тотчас же борт одного из сильно отставших черных фрегатов окутался дымом - это был предупредительный выстрел. Крейн покачал головой, и все ощутили, что «Невеста ветра» понеслась еще быстрее, чем раньше. Если бы она удалялась от черных в сторону открытого моря, они ни при каких условиях не сумели бы угнаться за ней, но «Невеста» шла к Эверре, поэтому преследователям оставалось лишь следовать тем же курсом.
        Вейри Краффтер только сейчас понял, куда они направляются.
        - Вы идете на смерть, капитан! - глаза лорда-искусника широко раскрылись от удивления и испуга. - Оставьте нас здесь! Дайте лодку… или просто бросьте за борт, все равно погибать! Зачем вам возвращаться?
        - Чтобы забрать своих людей, - ответил Крейн. - А как иначе?
        - Но зачем?! - повторил Краффтер. - Если Тори все знает, вас не выпустят из Эверры! Или этот корабль, прославленная «Невеста ветра», и впрямь умеет растворяться в тумане?
        - Я никогда не бросаю друзей, - сказал феникс. - К тому же у меня нет причин убивать вас, оставляя в открытом море… Вы же не настолько наивны, чтобы полагать, будто черные фрегаты подберут кланового старейшину, неугодного капитану-императору? Нет-нет, вас никто спасать не станет, у них сейчас имеется куда более интересное занятие. - Он глубоко вздохнул, закрыл глаза. - Судя по всему, послание получили не только вы. Кто-то предал меня.
        - Но что же теперь будет? - недоверчиво спросил Краффтер.
        - Мы вернемся в Эверру, освободим моих людей… А дальше вам придется подготовить город к долгосрочной осаде, запастись припасами и звездным огнем. Вы станете ждать.
        - Кого?!
        - Лайру? - Крейн усмехнулся. - Известия о смерти капитана-императора? Появления «Утренней звезды»? Не знаю, Вейри. Но в скором будущем непременно что-то произойдет, и, если вы в самом деле определились, на чьей стороне хотите остаться, нужно только запастись терпением… и благоразумием.
        - Вы мне верите… - Лорд-искусник вздохнул с облегчением. - Тогда и я вам поверю, капитан Крейн.
        Самострелы опустились, и охранники Вейри Краффтера с недоумением взглянули на своего повелителя, который протянул руку пиратскому капитану. Крейн, не мешкая, ответил. Это было одно из самых странных рукопожатий, которые только можно вообразить, и теперь обе стороны и впрямь открыли друг другу все - или почти все - секреты. По крайней мере, ничто больше не мешало им объединить силы и сообща подготовиться к возвращению в Эверру, которое могло стоить «Невесте ветра» свободы, а ее капитану - жизни.
        Черные фрегаты вскоре окончательно затерялись в ночной темноте, но «Невеста» не сбавляла скорость. Обратный путь она преодолела намного быстрее, и все же матросы изнывали от нетерпения - они понимали, что каждое мгновение, проведенное в море, вдали от города, играет на руку врагам.
        - Дворец полон ловушек, которые устроил еще мой прадед, - сказал Вейри Краффтер. - Тори должен быть там, он всегда старается обезопасить свою драгоценную шкуру, а более безопасного места, чем Ласточкино гнездо, придумать трудно… Знаете, капитан, я не сомневаюсь, что мы войдем и в порт, и во дворец, но как вы собираетесь выбираться обратно?
        - А это уже не ваша забота, - ответил феникс. - Меня, кстати говоря, волнует совсем другое - как мы отыщем мою целительницу и матросов, которые ее охраняли? Сейчас они в каком-то темном помещении…
        Краффтер принялся выспрашивать детали, и Крейну пришлось обратиться к «Невесте ветра» за помощью; вскоре сделалось понятно, что пленников действительно привели в Ласточкино гнездо.
        - Что ж, - сказал Крейн. - Тем проще!
        Умберто и Хаген все это время провели на палубе, отдавая распоряжения. Нужно было подготовить команду к предстоящему сражению - в том, что оно произойдет, никто не сомневался, - и к тому же не следовало забывать, что «Невеста ветра» идет слишком быстро и любое неосторожное движение может повредить паруса. Моряки, позабыв обо всем, объединили усилия, но все-таки они чувствовали растущее напряжение: время шло, а Эверра по-прежнему оставалась далекой.
        Их помощь, возможно, уже ничего не могла изменить…
        Город встретил их тишиной и предрассветным сумраком.
        - Нас не ждут? - удивился Вейри Краффтер.
        После бессонной ночи магус выглядел очень уставшим и как будто постарел лет на десять, так его измучили тревога и невозможность предугадать, чем закончится этот новый день. Крейн покачал головой:
        - Не здесь. У вашего племянника недостаточно людей, чтобы устроить торжественный прием, и это радует… но того, что ждет нас в Ласточкином гнезде, не отменяет. Умберто!
        - Да, капитан?
        - Ты пойдешь со мной. Хаген, ~Невеста~ остается на твоем попечении.
        Оборотень молча отсалютовал Крейну, а потом его рука легла на рукоять сабли, стиснула ее - больше ничем пересмешник своего волнения не выдал. Отряд Краффтера уже ждал на причале, и оставалось лишь определить, кого из матросов Крейн берет с собой во дворец.
        Он почему-то медлил…
        - Все, хватит, - сказал феникс, когда Умберто уже открыл рот, чтобы задать вопрос. - Мы ведь справимся втроем, а?
        - Втроем? - оторопело переспросил моряк, и в тот же миг из главного люка облаком черных перьев вылетел крылан, взъерошенный и очень злой.
        - Кристобаль! - рявкнул он, не заботясь о секретности. - Как ты посмел запереть меня в трюме?! Не прощу!
        - Если бы я тебя не запер, ты рванулся бы в Эверру сразу же и на полпути от утомления рухнул в воду, - ответил Крейн. - Угомонись! Ты нужен мне сейчас, но свою безумную ярость прибереги для цепных акул.
        «…И Тори Краффтера», - мысленно прибавил Умберто.
        Те жители Эверры, что уже успели проснуться и начать свои обычные дневные заботы, торопливо прятались, завидев на улицах города вооруженный до зубов отряд. А если кто-то из них вдруг обращал внимание на скользившую по мостовой крылатую тень и поднимал голову, ожидая обнаружить в небе птицу, то желание выходить из дома пропадало у него окончательно. Случись такое днем, в городе началась бы паника, но ранним утром Краффтер и Крейн беспрепятственно добрались до Ласточкиного гнезда. Дворец показался каким-то слишком уж тихим и безжизненным.
        Полуоткрытые ворота как будто приглашали войти…
        - Стойте, - вполголоса приказал лорд-искусник. - Тайрон, брось-ка туда камень покрупнее!
        Молодой охранник повиновался, и, едва его метательный снаряд ударился о мостовую перед самыми воротами, раздался хлопок, и с одной из надвратных башенок ударила молния. Умберто уважительно присвистнул: случись кому-нибудь из них оказаться на месте камня, не миновать ему было бы мгновенной смерти… точнее, мгновенного превращения в уголь.
        - Так я и думал, - кивнул Вейри Краффтер. - Тори активировал ловушки. Видите эти оконца на башнях? Если бы ваш крылан смог бы меня туда поднять…
        - Вас - нет, слишком тяжело! - непочтительно перебил Джа-Джинни, опускаясь на землю совсем рядом с двумя магусами. - Да я и сам туда не пролезу. Вот кого-нибудь худого из вашего отряда я смог бы забросить наверх.
        Крейн развел руками, давая понять, что спорить с крыланом не будет, и лорд-искусник, вздохнув, подозвал к себе все того же молодого охранника. Они посовещались, а потом юноша повернулся к Джа-Джинни и решительно кивнул - дескать, готов. На лице его мелькнул страх, и это от внимания крылана не ускользнуло.
        - Ну, держись! - сказал он, ухмыльнувшись. - Полетели!
        Оказалось, крылан вовсе не преувеличивал, когда обещал кого-то «забросить» на башенку: он действительно швырнул Тайрона - впрочем, довольно точно - и торопливо ретировался, потому что из-за островерхой крыши полетели стрелы.
        - Опишите мне внутренний двор, господин Краффтер, - сказал он, приземлившись. - Надо разобраться с лучниками, иначе мы далеко не продвинемся.
        На этот раз тон был совсем другой - без раздражающего сарказма, - и магус это оценил. Внимательно выслушав лорда-искусника, Джа-Джинни кивнул и без лишних слов взмыл в воздух, а совсем скоро по ту сторону ворот послышались крики.
        - Путь свободен! - крикнул Тайрон из окна башенки. - Проходите!
        Те, кому суждено было пережить этот день, вспоминали потом странное путешествие по коридорам Ласточкиного гнезда с плохо скрываемым ужасом. Если Умберто попал сюда во второй раз, а Крейн и Джа-Джинни - в первый, то охранники Краффтера знали каждый коридор и каждый поворот, но теперь они сталкивались с ловушками, о существовании которых раньше только подозревали. С потолка падали лезвия, из-под ног исчезали плиты пола, а любой из спрятанных в невидимых нишах арбалетов мог с одного выстрела пригвоздить к стене кого-нибудь из членов маленького отряда. Чаще всего им удавалось обезвредить ловушки при помощи советов Вейри Краффтера - лорд-искусник держал в памяти не только расположение комнат, но и все плиты, струны и прочие незаметные мелочи, приводившие в действие смертоносные механизмы. И все-таки один раз он ошибся.
        - Гесс, нет! - крикнул Вейри Краффтер, уже понимая, что опоздал.
        Фальшивая колонна, к которой только что случайно прикоснулся один из охранников, с грохотом распалась на части, и бедолаге Гессу размозжило голову молотом, вылетевшим из открывшейся ниши.
        - Будь оно все проклято… - пробормотал лорд-искусник и махнул рукой, приказывая остальным воинам не задерживаться.
        Вскоре они оказались в той части Ласточкиного гнезда, где Умберто уже побывал три дня назад, и вышли на знакомую галерею. Внизу, во внутреннем дворе, кипел бой, и моряк возликовал: значит, далеко не все слуги перешли на сторону мятежного племянника, и приближение отряда Крейна и Краффтера заставило их сторонников действовать! Вейри, должно быть, подумал о том же; он метнулся к перилам и едва не получил стрелу в лоб, лишь в последний момент успев кинуться на пол.
        - Надо бы поторопиться, капитан! - хрипло проговорил он. - Моих людей почти загнали в угол, им нужна помощь.
        - Где может прятаться Тори? - спросил Крейн.
        - В зале для приемов, я полагаю… Его всегда туда тянуло, да к тому же туда можно попасть через потайной ход.
        - Это любопытно! - встрепенулся феникс. - Что же вы сразу не сказали? И каким путем нам лучше пробираться в этот ваш зал для приемов - обычным или неожиданным?
        - Если неожиданным, то сначала придется спуститься во двор, - ответил лорд-искусник, с трудом скрывая удивление. - Здесь ловушек нет, можете действовать свободно.
        Сказано - сделано. Они ринулись к видневшейся неподалеку лестнице, которая вела во внутренний двор, а Джа-Джинни - ему пешее путешествие далось еще труднее, чем остальным, - просто слетел прямиком в самую гущу сражения. Пока другие спускались, разъяренный крылан успел расправиться с двумя противниками, один из которых носил черную униформу императорского воина.
        - Кроме черных фрегатов, были и другие! - крикнул Вейри Краффтер, выхватывая саблю. - Пришли под видом торговцев! Не напрасно я оставил сторожевики в порту!
        - Поздравляю! - отозвался Крейн, парируя чей-то удар. - Мне бы вашу проницательность!
        Они и дальше обменивались колкостями, сражаясь порой спина к спине, но Умберто был слишком занят, чтобы слушать. Слуги лорда-искусника до сих пор бились отчаянно, но все же понимали, что долго не продержатся, а внезапное чудесное явление хозяина в компании отменных бойцов придало им новых сил. Сторонники Тори Краффтера дрогнули, отступили.
        Молниеносной победы, однако, не получилось.
        Двустворчатые двери в северной части двора открылись, впустив подкрепление - полтора десятка черных «цепных акул». Каждый такой воин стоил двоих, а уж сравнивать его со слугой, измученным долгой битвой и ранами, пусть и легкими, испуганным и растерянным, не стоило вовсе. Мимолетное затишье позволило Умберто взглянуть на капитана: тот с невозмутимым видом махнул помощнику рукой, приглашая следовать… куда?
        - За мной! - крикнул Вейри Краффтер, первым ныряя в узкую неприметную щель, которую и дверью-то назвать было затруднительно. Умберто повиновался, и, лишь когда за его спиной проход захлопнулся, сделав шум и крики во внутреннем дворе далекими и еле различимыми, моряк понял две вещи.
        Во-первых, они все-таки воспользовались потайным ходом Краффтера.
        Во-вторых, они вошли сюда втроем, оставив крылана снаружи…
        - Капитан, но как же…
        - Не сейчас, - перебил Крейн. Узкий лаз не позволял увидеть его лицо, только спину, но говорил феникс очень выразительным тоном. - Джа-Джинни справится, не волнуйся за него. Ты чувствуешь?
        Умберто и впрямь ощутил нечто ~странное~ - вновь заколотилось сердце, в ушах зазвенел далекий голос, зовущий: «Кристобаль!» - а Крейн вдруг замедлил шаг и оглянулся. Заступница! Моряк с ужасом понял: Эсме где-то рядом, но потайной ход ведет дальше и дальше, прочь от нее!
        «Вот так и сбудется „Плач по Фениксу“», - подумал он, мрачнея.
        - Только вперед, - прошептал феникс чуть слышно, явно на миг позабыв, что он тут не один. - Но я вернусь, слышишь?..
        И дорога увела их от того места, где присутствие Эсме ощущалось с болезненной ясностью, - вверх и вверх по ступенькам, следом за магусом, которому Умберто уже не верил. Он сжимал рукоять сабли, чье лезвие покрывала чужая кровь, и раз за разом повторял одну и ту же клятву: убить предателя, раскрывшего тайну Марко Эсте… убить мерзавца… снести ему голову с плеч…
        - Здесь. - Вейри Краффтер остановился. - Вы готовы?
        Оба моряка кивнули, и лорд-искусник толкнул низкую дверцу, которая отворилась без скрипа, словно этим потайным ходом пользовались совсем недавно. Их взглядам предстал просторный пиршественный зал с двумя рядами колонн, вдоль которых стоял длинный стол. Картина вдруг напомнила Умберто о диковинных часах, так полюбившихся Кузнечику, но тот игрушечный пир был в самом разгаре, а за этим огромным столом сидели лишь двое, и было им вовсе не до веселья.
        - Кого я вижу! - Тори Краффтер вскочил и отвесил вошедшим шутовской поклон. - Как прошла охота, дядюшка? Судя по вашему лицу, не очень удачно, но вы здесь, живой и здоровый… А где же мастер Эсте, также известный как Кристобаль Крейн?
        Непринужденный тон Краффтера-младшего плохо сочетался с жестким выражением его лица и бегающим взглядом черных глаз. Правой рукой магус безотчетно поглаживал рукоять плети, и было заметно, что его пальцы то и дело подрагивают - от волнения или чего-то другого? Умберто принюхался: вокруг витал пьянящий аромат табака блаженства.
        - Марлин! - Вейри шагнул к дочери, которая сидела неподвижно, устремив перед собой слепой взгляд, но Тори тут же преградил ему дорогу. - Мерзавец, если ты посмел ее хоть пальцем тронуть…
        - Где Крейн? - спросил племянник, не обращая внимания на слова рассерженного дяди. - Зачем ты притащил сюда этих идиотов, когда нам нужен только шкипер? Вместе с кораблем, естественно.
        - Нам нужен? - переспросил Вейри Краффтер. - После того, что ты натворил сегодня, клан тебя отвергнет. Я сам об этом позабочусь!
        Мгновение Тори глядел на лорда-искусника, а потом вдруг расхохотался, и смех безумца стал сигналом для шестерых ма-
        гусов, до этого прятавшихся за колоннами. Один из них выволок на цепи Дымку в глухом наморднике и со стреноженными лапами, а взведенные арбалеты остальных нацелились на Крейна, Умберто, Вейри Краффтера… и Марлин. Намек был понятен без слов, и лорд-искусник тихо застонал, но этим дело не кончилось - за стеной послышался топот, и в зал вбежали солдаты капитана-императора, одетые в черное.
        Следом неспешной походкой вошел Мирре Торн.
        - Какая встреча! - провозгласил он, устремив пронзительный взгляд на Кристобаля Крейна. - Я и не рассчитывал на такую удачу, когда отправлялся сюда, - думал, выйдет заурядная поездка, не о чем вспомнить. Даже жалею, что рядом со мной нет Торрэ… Впрочем, он слишком вспыльчив и совершенно не умеет держать себя в руках.
        - Я бы сказал, - ответил Крейн очень спокойно, - он смотрит на вещи несколько… э-э… однобоко.
        - Но вы еще пообщаетесь в столице, - подытожил Торн с хищной улыбкой и сжал пальцы, отчего шипы встопорщились и превратили его кулак в подобие морского ежа. - Рад знакомству, капитан! - с этими словами Скопа поклонился - учтиво, с неподдельным уважением.
        - Что вы с ним церемонитесь? - вспылил Тори Краффтер. - Шваль такого обращения не заслуживает, разве я не прав? Эй вы, оба! Оружие на пол, быстро! Вас, дядюшка, это тоже касается…
        Сабля Крейна звякнула о камень; Умберто последовал примеру капитана.
        Вейри Краффтер медлил.
        - Дядюшка, вы на старости лет стали плохо слышать? - издевательски поинтересовался Тори. - Или, быть может, вам нужна помощь?
        - Мерзавец… - хрипло проговорил лорд-искусник. - А я ведь воспитывал тебя как собственного сына. Что ты сделал с моей семьей, тварь?
        - Прошу прощения, - вмешался Торн. - Ваши родные не пострадали, достопочтенный, - должен заметить, на этот счет у нас было особое указание капитана-императора. Как бы ни развивались события в дальнейшем, можете не опасаться за их жизни… и за свою тоже.
        Вейри Краффтер взглянул на него и, рассмеявшись, разжал пальцы, сжимавшие рукоять сабли.
        - Я не хуже вас умею играть словами, милейший, - сказал он. - Капитан-император легко сделает так, что я буду умолять его о смерти как о величайшем благословении. Если слухи верны, если Кармор Корвисс и его друг Рейго ставят эксперименты не только на животных… Я предпочту умереть дома, чем попасть в лапы к мастерам полужизни!
        Рука лорда-искусника взметнулась, под широким рукавом блеснул металлический наконечник, и в следующий миг миниатюрный стреломет, который магус все это время незаметно носил с собой, безукоризненно сработал, а вместе с ним сработали и три арбалета из пяти. Умберто стоял ближе к Вейри Краффтеру, чем Крейн, поэтому он прыгнул, не отдавая себе отчета в том, что делает, - прыгнул и повалил лорда на пол. Два арбалетных болта просвистели мимо, а третий стрелял совсем в другую сторону…
        - Марлин!
        Девушка сидела на том же месте и дрожала, как кролик под кухонным ножом; по ее лицу ручьями текли слезы, но она была невредима. Третий болт попал в ухо Дымке, которая в последний момент сделала почти то же самое, что и Умберто, - прыгнула.
        Только исход прыжка для нее самой оказался другим…
        - Тварь! - выругался человек, не сумевший удержать кошку, и Умберто наконец-то его узнал: Гарфин, тот самый загадочный посланец императорского вербовщика, впоследствии оказавшегося Краффтером-младшим. «Он был слугой в Гнезде?» - растерянно подумал моряк, и Гарфин, словно услышав эту мысль, повернул голову и помахал Умберто рукой, облаченной в некое подобие латной перчатки из… тонких деревянных пластинок.
        - Три тысячи кракенов! - беззвучно прошептал Умберто.
        Ведь Вейри Краффтер сам сказал, что магия Ласточек утрачена, - так откуда же мог Аматейн взять работающего голема? Деревяшка был всего лишь скорлупой, в которой прятался предатель, и теперь не стоило удивляться, что лорд-искусник не сумел ничего скрыть от властолюбивого племянника.
        - Великолепно! - прошипел Тори Краффтер, уже не пряча ненависть. Стрела Вейри попала ему в плечо, чудом не угодив в шею. - Торн, что вы скажете теперь? Я полагаю, капитан-император об этом узнает?
        - Узнает, - странным голосом произнес Мирре Торн. - Конечно, он узнает.
        Умберто показалось, что скопа смотрит на врага с большим уважением, чем на союзника, и даже испытывает к Крейну что-то вроде сочувствия.
        «Вот так наваждение!» - подумал помощник капитана. И вдруг вспомнил, что клан Торн славится очень строгим кодексом почитания семьи. Из всех боевых кланов только Когтистые никогда не воевали друг с другом, никогда не устраивали переворотов, а спокойно передавали власть старейшему или, если он отказывался, - тому, кого признавали достойным. Это делало им честь и могло бы сыграть на руку Крейну и Умберто, не будь скопы безоглядно преданы капитану-императору. Случившееся только что внушало Мирре Торну отвращение, как и семейная вражда Краффтеров вообще. Крейн же, напротив, был отличным бойцом, да к тому же честным… Но он успел много лет назад завести себе в клане Торн смертельного врага - родного брата Мирре.
        «Уважение уважением, - говорили глаза императорской „цепной акулы“, - но семья превыше всего».
        - Ваша битва окончена, - сказал Торн. - И «Невеста ветра», я полагаю, уже захвачена… - Крейн в этот миг покачал головой, и скопа покладисто кивнул: - Значит, ваши люди сдадутся в скором времени. Вы славно сражались - особенно там, во дворе, - но численный перевес не оставляет места для чуда.
        - Раз уж вы столь любезны, милейший, - проговорил Крейн, - развейте мои сомнения и откройте тайну - кто из моих соратников оказался не в меру говорлив? Это ведь уже ничего не изменит.
        - Вы правы… - Торн виновато развел руками. - Но, к сожалению, имя предателя мне не сообщили. Впрочем, совершенно случайно я узнал, что сведения об истинной сущности Марко Эсте были прочитаны в сознании одного из ваших матросов не так давно, чуть больше полугода назад. В Лейстесе. Щупач тайком покопался в его голове во время исцеления - других подробностей я не знаю.
        Сердце Умберто бешено заколотилось, в ушах зашумело.
        На несколько мгновений он выпал из реальности, чтобы вспомнить полусон-полуявь - ненадежный плотик, шаги по воде… все это случилось именно в Лейстесе! В странном мире, созданном Эсме, не было различий между вещественным и нематериальным, поэтому воспоминания Умберто превратились в море, где плавали мыслеобразы. А еще в этом море притаилось чудовище… нет, не то. Там был чужак, некая посторонняя сущность, которую они оба почувствовали, но не приняли в расчет. Умберто думал, оно боится нападать и ждет, пока Эсме удалится, - а оно просто внимательно слушало и запоминало все, о чем он болтал в забытьи…
        Значит, Крейна предал - пусть даже против воли - не кто иной, как он сам.
        «Этого не может быть!..»
        - Этого не может быть, - проговорил феникс и небрежно махнул рукой. - Вы же сами знаете, что ни один матрос не способен предать своего капитана, потому что даже самый никчемный навигатор тотчас это почувствует.
        Торн пожал плечами:
        - Я-то не навигатор и в премудростях вашего дела ничего не смыслю… Выходит, меня ввели в заблуждение. Что ж, вы умеете проигрывать с достоинством. Ганс, Мариге! Уведите его.
        За время этой странной беседы обстановка в зале успела измениться: Вейри, на которого перестали обращать внимание, сначала подобрался ближе к рыдающей Марлин, а потом и вовсе обнял дочь одной рукой, неуклюже пытаясь ее утешить. Тори не сводил с Торна и Кристобаля Крейна одурманенных зельем глаз - и в них разгорались нехорошие огоньки.
        В тот момент, когда Мирре Торн произнес: «Уведите его», плеть Тори Краффтера, взметнувшись, захлестнула шею Крейна тугой петлей.
        Магус не успел ни отстраниться, ни подставить под удар руку. Парализующий эффект оказался мгновенным: глаза феникса закатились, он рухнул на пол. Арбалетчики дрогнули, и ненадолго в пиршественном зале Ласточкиного гнезда воцарилось смятение. Всего лишь на несколько секунд, но и этого Умберто хватило, чтобы одним прыжком перемахнуть через стол, опрокинуть его на бок, а потом рвануть Вейри Краффтера за руку и повалить на пол вместе с дочерью, которую лорд-искусник по-прежнему обнимал. Тотчас же два арбалетных болта стукнулись о столешницу, но пробить ее не сумели. Мирре Торн уставился на моряка, будто на умалишенного, а кто-то из его воинов насмешливо фыркнул.
        Никто из них не заметил, что Крейн, которому после удара парализующей плети полагалось бы лежать без движения несколько часов, пошевелился.
        Вейри Краффтер, должно быть, понял по лицу Умберто, что тот вовсе не сошел с ума, поэтому не стал сопротивляться и спрятался за перевернутым столом, прикрывая собой Марлин. Случившееся вслед за этим они втроем не увидели, а услышали - к счастью, потому что человеческие глаза не смогли бы вынести появления истинного Феникса во всем блеске.
        Сначала раздалось громкое шипение.
        Потом кто-то успел вскрикнуть…
        Ослепительная вспышка была видна даже сквозь плотно зажмуренные веки, а потом Умберто почувствовал, как над ним прокатилась плотная жаркая волна. Она обожгла руки и спину, опалила волосы, но оставила его в живых, пощадила. «Лучше бы я сгорел!» - промелькнула тусклая мысль. Он лежал, уткнувшись лицом в каменные плиты пола, и почти не дышал, потому что воздух стал тяжелым, наполнился отвратительной вонью. Так продолжалось целую вечность.
        Вокруг стояла давящая, невыносимая тишина…
        - Всё, - неузнаваемым скрежещущим голосом произнес Кристобаль Крейн. - Теперь всё.
        Умберто медленно поднялся, огляделся по сторонам. Он не увидел ничего неожиданного: в зале остались лишь четверо живых, из которых двое были обязаны жизнью ему самому. Все остальные - и полубезумный Тори Краффтер, и обходительный Мирре Торн, и безликие солдаты его величества, - заживо сгорели в одно мгновение и вряд ли поняли, что с ними произошло. О том, кто где стоял, напоминали лишь пятна жирной сажи на полу и стенах. Моряк глубоко вздохнул и закашлялся - воздух был наполнен невесомым летучим пеплом.
        - Заступница, пощади нас… - пролепетала у него за спиной Марлин Краффтер.
        Феникс стоял неподвижно - голова низко опущена, руки безвольно повисли вдоль тела. С виду в нем не было ничего необычного - только багровел на шее рубец от удара плеткой, - но Умберто чувствовал, что обратное превращение еще не завершилось и приближаться к капитану сейчас не следует.
        - Фейра, - прошептал лорд-искусник, самому себе не веря, и теперь моряк обернулся, чтобы увидеть лица спасенных им магусов. Они оба глядели на феникса, и по лицу Марлин ручьями текли слезы, прочерчивая дорожки сквозь пепел и сажу, а в глазах Вейри будто отражались сполохи отгоревшего пламени.
        - Фейра? Я брежу?.. Откуда ты взялся?
        - Восстал из пепла… - Крейн поднял голову, и Умберто невольно вздрогнул: лицо капитана изменилось, похудело, а искры в разноцветных глазах горели ровно и яростно, даже не думая гаснуть.
        - Заступница… - Краффтер крепче прижал к себе дочь, словно желая защитить ее от пронзительного взгляда своего пламенного собрата. - Как я виноват перед тобой! Прости, прости меня… Если бы я только знал…
        Усмешка феникса была полна горечи; Умберто ощутил внезапный озноб, когда понял, что она адресована не только Краффтерам, но и ему - предателю, из-за которого погибло столько людей. «Я не виноват! - хотел бы он сказать, но голос пропал. - Меня просто использовали!»
        Слов не было. Слова сгорели.
        - Я вижу… - прошептала Марлин Краффтер, и ее отец невольно обернулся, но от Дымки не осталось даже костей. - Я вижу… - повторила девушка, и если бы здесь оказались Эсме, Эстрелла или хотя бы Кузнечик, они напомнили бы Марлин о целителе, который обменял собственную жизнь на ее глаза… глаза, которые были незрячими до тех пор, пока белая кошка не отправилась в мир иной, спасая хозяйку.
        Но Эсме находилась далеко. Умберто чувствовал, что расстояние между ними увеличивается, и это могло значить лишь одно: ее увозил фрегат. Какой, куда - все это только предстояло выяснить в будущем.
        Если, конечно, у него есть будущее…
        - Наш договор остается в силе, - произнес феникс все тем же странным голосом, похожим на скрежет. - Вы получите помощь от Лайры, как только я сумею передать ему сообщение. Пока что готовьтесь к войне… благо, теперь вы точно знаете, с кем придется иметь дело.
        Краффтер смотрел на своего удивительного союзника и будто не слушал его.
        - Я знал твоего отца, - проговорил он невпопад. - И мог бы заметить ваше сходство.
        Феникс взмахнул когтистой лапой:
        - Это было давно… Воспоминания легки и невесомы, как пепел, да к тому же не всякий, кто обладает зрением, на самом деле умеет им пользоваться - ведь надо еще и знать, куда и когда смотреть. А сейчас я уйду. И даже не попрошу прощения за то, что сделаю с вашим домом и городом.
        …Феникс сделал с Ласточкиным гнездом примерно то же самое, что и с тюрьмой, из которой когда-то вызволил Умберто. Помощник шел следом за своим капитаном - следом за огненным вихрем, который разбивал стены, словно они были из карамели, и превращал камни в податливый воск.
        Он был похож на звезду, сошедшую с небес.
        Умберто все шел и шел, лелея надежду, что очередная взлетевшая на воздух каменная плита опустится в точности на его голову. Он мог бы уйти, убежать, спрятаться - Крейн не стал бы искать помощника, поддавшегося малодушию, - но желание спастись пропало, сгорело. Ворохом разбросанных карт легли на опаленную землю пустые надежды: может, магус и не вспомнил, что в Лейстесе только ему одному понадобилась помощь целителя? А вдруг он не поверил Мирре Торну или просто забыл обо всем, что было сказано?..
        Умберто шел на казнь, то и дело спотыкаясь, обжигая ступни о не застывшую до конца лаву. Пахло гарью, и дым становился все гуще, но молодой моряк ничего не видел и не чувствовал. Перед ним проплывали образы недавнего прошлого, чужие воспоминания: жестокая битва на борту «Невесты ветра», череда смертей, и под конец - Хаген, лежащий на палубе в луже собственной крови… Джа-Джинни сражается один против шестерых противников и - удивительное дело! - готов вот-вот отправить их всех к Великому Шторму, но как раз в этот миг сверху на него падает сеть…
        И Эсме, Эсме, Эсме - далеко, одна среди врагов, совершенно беспомощная.
        Когда они добрались до обезлюдевшей пристани, «Невесты ветра» у причала не оказалось, и Умберто ничуть этому не удивился - он же видел смерть Хагена, а это означало, что их корабль захватили и отправили в Облачный город под присмотром оставшихся черных фрегатов и неизвестного количества обычных кораблей, лишь игравших роли мирных торговцев в не менее мирном порту. «Мы остались без „Невесты“, Кристобаль!» - по старой привычке проговорил Умберто мысленно, совсем не ожидая, что Крейн обернется… но он обернулся.
        Первопламя погасло не до конца, оставив свой отблеск в полубезумных разноцветных глазах. Все остальные нечеловеческие черты исчезали и того медленней: прошло много времени, прежде чем лицо магуса смягчилось, а место страдальческого оскала заняла еле заметная печальная усмешка. Он подошел к самому краю причала и, глядя на приближающуюся смелую лодочку, летящую над волнами словно на крыльях, произнес вполголоса:
        - На этом, пожалуй, историю Кристобаля Крейна можно закончить, написав на его могильной плите что-нибудь пафосное, вроде этого: «Он был пиратом и умер как пират, забрав с собой на тот свет немало врагов, но и погубив при этом все, что любил».
        Шум моря
        - Как же ты могла быть со мной так жестока? - спросил Джа-Джинни. - Мы столько времени провели рядом, хоть бы намекнула!
        - Ты не услышал и не увидел моих намеков, - ответила Лейла, рассмеявшись. - Да это было бы и неправильно.
        - Почему?
        - Потому что я не такая, как ты. - Она взмахнула белыми крыльями. - Мы разные, видишь? И дело не только в цвете.
        Он ничего не сказал, но, набравшись смелости, протянул руку и осторожно провел по ее крылу кончиками пальцев…
        Весь путь от Эверры до Облачного города Джа-Джинни проделал в трюме одного из имперских фрегатов - связанный по рукам и ногам, с опутанными сетью крыльями. Он горой черных перьев лежал на грязном полу и только глухо шипел на тех, кто приносил сухари и воду; в последнюю, похоже, что-то добавляли, потому что после нескольких глотков он всякий раз погружался в полудрему. «Гордись! - не преминул бы пошутить Кристобаль Крейн. - Даже совершенно беззащитный, ты вызываешь у них страх!»
        Так сказал бы капитан, но он был далеко…
        «Прости, Кристобаль, я подвел тебя!»
        В редкие периоды просветления крылан мучительно скрежетал зубами в бессильной ярости, кляня себя за беспечность: как он мог забыть о галерее? Именно оттуда упала сеть, именно оттуда спустились цепные акулы, и было их всего-то двое. Он в одиночку отправил к Великому Шторму полтора десятка врагов и еще стольких же вынудил обратиться за помощью к целителю, но два безоружных хитреца превзошли его в сноровке и сделали нечеловеческую силу бесполезной. Где же они так быстро раздобыли сеть? Впрочем, ответ на этот вопрос вряд ли потешил бы самолюбие крылана: Джа-Джинни провел слишком много времени рядом с Крейном, чьи сумасбродные авантюры всегда - ну, почти всегда - заканчивались удачно, и отвык проигрывать.
        Теперь он здесь, и Крейн до сих пор не сумел ничего предпринять, чтобы выручить друга. Быть может, пламенный магус тоже схвачен или вовсе убит? Нет, Джа-Джинни по-прежнему ощущал связь с «Невестой ветра», хотя капитан ни разу не обратился к нему мысленно - значит, «Невеста» слишком далеко. Поначалу крылан обрадовался - чего стоит его жизнь по сравнению с жизнью фрегата? - но потом неизвестность вновь начала терзать его острыми когтями.
        Был ли Вейри Краффтер искренен на этот раз или опять солгал?
        Удалось ли Хагену отбить атаку «цепных акул»?
        И самое главное - где Эсме?..
        - Эй, птица! - как-то раз крикнул матрос, сунув вихрастую голову в отверстие люка. Этот парень был из особо пугливых и предпочитал держаться подальше от странного существа. - Велено передать, что мы прибыли на место. Скоро тебя заберут!
        - Прибыли куда? - спросил Джа-Джинни. Он так давно не говорил вслух, что едва узнал собственный голос - тот сделался скрипучим, как несмазанная дверь. - В столицу?
        Прежде чем исчезнуть, матрос удостоил узника лаконичным ответом: да, они подходят к Облачному городу. Крылан зажмурился, глухо застонал: какое унижение! Вернуться туда, где ему так жестоко объяснили разницу между рабством и свободой, вернуться снова в цепях! Он даже знал, что скажет капитан-император, увидев свою мятежную игрушку: «За двадцать шесть лет ты все еще не понял, что рожденный в неволе там же и умрет?»
        Если раньше он в глубине души еще надеялся на чудо, то теперь от этой надежды не осталось и следа: из Облачного города не спастись, сам Крейн сюда может попасть лишь в кандалах… да что кандалы! Если кто-то и впрямь выдал шпионам истинное имя торговца Марко Эсте, то этот же неведомый доносчик мог раскрыть и куда более важную тайну - тайну последнего из рода Фейра, - а с фениксом имперские служаки церемониться не станут. Джа-Джинни знал по рассказам придворных, каким некогда привезли в столицу Бастиана Фейру, и не желал повторения этой истории.
        «Не смей, слышишь? - проговорил он мысленно, надеясь, что капитан все слышит. - Не смей сюда соваться, если дорожишь своими безумными разноцветными глазами! Я уж как-нибудь сам разберусь…»
        Он перевел дух, попытался расслабиться.
        Быть может, капитан-император решит немного развлечься и провезти своего пленника в клетке по главным улицам Облачного города? Его величество иногда устраивал зрелища для народа, а сейчас как раз подходящий случай - пойман пират, да еще и соратник Кристобаля Крейна. Горожане будут в восторге!
        - Если так случится, - пробормотал Джа-Джинни, - умру от стыда, и все дела.
        Крылан закрыл глаза и не пошевелился, даже когда услышал странный шорох. Раздался тихий свист, и маленькая стрелка с острым наконечником клюнула узника в шею. Это была не та отрава, которую добавляли в воду, потому что он не задремал, а мгновенно провалился в сон… и во сне произошло то, чего не могло быть наяву.
        Джа-Джинни попал на «Невесту ветра».
        Была глубокая ночь, и зеленопарусный фрегат в полном одиночестве летел по волнам, торопясь куда-то. Над палубой витала грустная мелодия сирринга: шла вахта Сандера. Поблизости от матроса-музыканта обнаружился и юнга - Кузнечик полулежал, опираясь на локоть; лицо у мальчишки было печально-сосредоточенное. Ни он, ни Сандер не увидели крылана, и Джа-Джинни ощутил обиду: всё по-прежнему… Неужели всем остальным удалось спастись и о нем просто забыли?!
        Крылан тихонько прошел в каюту Крейна - точнее, переместился туда легко и почти мгновенно, - и увидел капитана. Выглядел магус очень странно, он как будто застрял в том облике, с которого обычно начиналось превращение в Феникса, - глаза светятся, пальцы рук венчают длинные острые когти, - но это казалось сущей мелочью по сравнению с тем, что он… разговаривал сам с собой. Вслух.
        «Нет, - подумал Джа-Джинни, поборов изумление. - Просто я не слышу его собеседницу».
        - Пойми меня, - сказал Крейн таким тихим и нежным голосом, какого крылану еще никогда не доводилось слышать. - Она нужна не только мне, а нам обоим! Ты ведь помнишь, что случилось десять лет назад… ты ведь все знаешь…
        Несомненно, они говорили об Эсме. Джа-Джинни сжал кулаки: значит, целительницу все-таки не удалось отбить у людей капитана-императора. Уж лучше бы он сам оказался единственной потерей «Невесты ветра»!
        - Ну да, она тебе не нравится. Хаген тебе тоже сразу не понравился, а что стало потом?
        Магус ненадолго замолчал, склонив голову набок и глядя в пустоту перед собой.
        - Да, конечно… Я понимаю…
        Новая пауза - намного длиннее прежней.
        - А вот об этом даже думать не смей! Я уже лишился Эрдана из-за твоего упрямства - все, хватит! Ты слышишь меня?
        Наступившая тишина вдруг показалась Джа-Джинни тяжелой, гнетущей. Это сон или нечто большее? Ему хотелось бы знать…
        - Я приду, - вдруг проговорил Крейн, переведя взгляд на друга, которого до этого не замечал. - Вы только дождитесь - ты, Эсме, Хаген. Я приду и вызволю вас всех, даю слово!
        Последняя фраза раскатилась над морем, усиленная стократно, и разбудила ветер - сильным порывом крылана подхватило и унесло высоко в небо, где он мог, сжимая кулаки в бессильной злости, лишь наблюдать за удаляющейся «Невестой».
        …Видение оборвалось. Джа-Джинни вынырнул из него, как из лабиринта грозовых облаков, но по старой привычке продолжал сохранять неподвижность, настороженно прислушиваясь к своим ощущениям. Он почувствовал, что лежит на чем-то, подозрительно напоминающем поросшую густой травой землю. Поблизости слышался плеск воды - море? озеро? - а его ноздри тревожил аромат каких-то цветов.
        О-о, да ведь это знакомое место!
        - Не притворяйся, - сказал знакомый голос, который не должен был звучать здесь. - Я же вижу, что ты очнулся!
        Она сидела на камне у самой воды, обнимая руками колени, и смотрела на него большими зелеными глазами. Она была совсем не такая, как в Лейстесе: она была ослепительна и крылата, и от одного взгляда на нее захватывало дух.
        - Как ты сюда попала, Лейла? - прошептал он.
        Полгода назад по странной прихоти судьбы им суждено было встретиться и расстаться, так и не узнав друг о друге самого главного. Но встретиться опять - здесь, в Садах Иллюзий? Он не знал, считать ли это подарком Эльги-Заступницы или жестокой насмешкой Великого Шторма.
        - Считается, - ответила девушка, - что я здесь всего лишь гостья, как и мой друг-ворон. Но сдается мне, мы все в западне, из которой не выбраться.
        Эсме пришла в себя и обнаружила, что лежит в кровати, подобной которым никогда раньше не видала. Это сооружение титанических размеров скорее походило на небольшой дом, чем на место ночного отдыха: столбики, изукрашенные затейливой резьбой, вздымались почти на два человеческих роста, темно-синий полог покрывали изображения незнакомых созвездий, и, конечно же, не обошлось без носатой луны и глуповато ухмыляющегося солнца… хотя зачем его поместили на ночной небосвод?
        «Где я? Что со мной случилось?!»
        Целительница проспала, судя по ощущениям, несколько суток, но вовсе не чувствовала себя отдохнувшей: тело едва справлялось с усталостью, в голове как будто пронесся мощный ураган - разметал мыслеобразы в разные стороны, изорвал в клочья тонкую ткань памяти. Эверра… Марлин Краффтер… человек с плетью, на рукояти которой виднеется проклятый знак - крылатое око… Дальше только тьма. Эсме закрыла глаза, приложила руку к груди: ныло сердце. Слабость души многократно страшнее слабости тела, и все же теперь придется бороться с двумя недугами сразу. Стоит хоть на миг позволить себе стать слабой, опустить внутренние стены - и правду уже невозможно будет отрицать. Ее бросили, «Невеста ветра» далеко, ее не спасут.
        Дрожит тонкая струна у самого сердца: «Я одна».
        Целительница сжала кулаки так, что ногти до крови вонзились в ладони. Нет-нет, не все потеряно! Она же чувствует, что «Невеста» жива и более того - приближается! Да, они пока что очень далеко друг от друга, но это лишь вопрос времени. Нужно подождать. Собраться. Выстоять.
        Она сумеет!..
        - Ах, маленькая птичка…
        Эсме испугалась, хотя в прозвучавшем голосе не было ничего пугающего, как раз наоборот - тихий, спокойный, он казался умиротворяющим и даже… нежным. Не следовало удивляться, что она не услышала приближения таинственного незнакомца, - плотный полог кровати надежно заглушал звуки, - но вот мыслеобразы этого человека не могли ускользнуть от чутья целительницы.
        Однако же - ускользнули.
        - Маленькая сероглазая птичка с золотым оперением… - продолжал он тем временем, и теперь Эсме почувствовала, где именно стоит ее загадочный похититель. Она сжалась, закуталась в одеяло и на самом деле сделалась похожа на птенца в гнезде. - Ты так долго странствовала по морям в компании неотесанных мужланов, что и забыла, каково это - удобная постель, чистые простыни…
        - Мне ничего такого не нужно, - сказала Эсме, но слова прозвучали слабо, неубедительно. Незнакомец тоже это почувствовал и коротко рассмеялся, а потом завершил свой перечень:
        - Изысканные яства, умелые горничные и вышколенные слуги… Ох, прости! Я и забыл, что ты о подобном и не мечтала, потому что родилась в семье простолюдинов и с детства привыкла обходиться малым. Но есть вещи, моя дорогая, которые просто необходимы юным девушкам, особенно таким красивым и… - Он чуть помедлил, не то подбирая нужное слово, не то просто для пущей театральности. - Талантливым, как ты.
        «Он все обо мне знает, - поняла Эсме и ощутила горький привкус во рту. Шелковая сорочка льнула к телу, а целительнице казалось, это щупальца кракена опутали ее и вот-вот утянут на дно. - Он даже знает, о чем я думаю».
        - Твои таланты мне и нужны, - раздалось из-за полога, и теперь голос показался Эсме смутно знакомым. - Поэтому отныне ты будешь жить здесь.
        Она сочла возможным уточнить и даже сумела сделать это весьма язвительно:
        - В клетке?
        - В золотой, моя милая! - Незнакомец снова рассмеялся. - Поверь, тебе понравится. Ведь ты не будешь одна, да и клетка велика! Здесь есть все, что только душе угодно. Захочешь уединения - к твоим услугам дом у озера и невидимые слуги, пожелаешь развлечься - тебя с радостью встретят на балу, пригласят танцевать и наперебой будут твердить, что ты прекрасна. Радужная перспектива, не так ли?
        Ирония в его голосе не ускользнула от внимания Эсме.
        - Год назад босоногая провинциалка, заслышав такое, свихнулась бы от радости, - ответила она. - Но недавно я увидела свое имя в объявлении о награде… Общей за всех нас, но из скольких-то тысяч золотых, думаю, на мою долю перепадает немало. Как-то после этого с трудом верится в балы и прочие удовольствия.
        - Ты не только талантлива, но и умна, - сказал он. - Какая удача! Видишь ли, награду за тебя я уже получил… от себя самого.
        Звездный полог отодвинулся, шурша, и Эсме со свистом втянула воздух сквозь стиснутые зубы: перед ней стоял магус, которого невозможно было не узнать, хоть они раньше и не встречались. Многое прояснилось: она теперь точно понимала, зачем понадобилось устраивать такое эффектное похищение, и знала, что его следующие слова могут стать смертным приговором целительнице, у которой нет при себе ни единого снадобья, - впрочем, разве до снадобий там, где признали свою беспомощность даже алхимики из клана Корвисс? Но отчего-то он медлил, не просил исцеления. И еще он вовсе не походил на больного, изнуренного многолетним недугом, готового вот-вот отправиться к Великому Шторму…
        Мир завертелся. Собственный голос она услышала будто со стороны:
        - Ваше величество… Простите, я не могу приветствовать вас должным образом. Не умею… не обучена…
        Надо же, еще остались силы говорить.
        - Это поправимо, - ответил Аматейн миролюбивым тоном. На его серебряной маске мерцали блики света - танцевали, будто живые, и Эсме зажмурилась, потому что их танец завораживал, лишал воли. «Еще немного, - поняла она, - и я забуду собственное имя, если он прикажет». Целительница решила сосредоточиться на чем-нибудь другом… на чем?! Проклятая маска отпечаталась на внутренней стороне век, от нее невозможно было скрыться, поэтому Эсме поступила иначе: посмотрела прямо в глаза капитану-императору.
        Льдисто-голубые, прозрачные, они были ей знакомы.
        Она уже слышала этот голос.
        И видела волевые, жесткие черты лица, довольно точно повторенные в серебре.
        Нет, он не страдал ни от какой болезни. И это лицо не могло быть лицом магуса, потому что магусы не стареют…
        - Нет… - выдохнула Эсме, ощущая прикосновение холодного ужаса. Ужас был подобен непроницаемо-черной воде, которая начала заполнять комнату, поднимаясь все выше и выше. Их взгляды - ее и Аматейна - как будто сплавились между собой, и теперь собственные глаза стали для целительницы двумя ранами, сквозь которые уходила жизненная сила, двумя пробоинами в корпусе корабля, давшими путь смертоносной ледяной воде. Картины из прошлого вихрем проносились перед ее внутренним зрением, пока весь последний вот уже почти год не сошелся на лице, увиденном всего лишь раз, - лице, которое сейчас скрывала бесстрастная серебряная маска.
        Черная вода поднялась до горла, и Эсме даже не хватило сил, чтобы закричать от страха.
        - Да, - сказал Аматейн Эгретта и отвернулся, проявив неожиданное милосердие. А ведь мог бы выпить ее до дна… - Да. Вижу, ты многое поняла. Не стоит торопиться, пройдет совсем немного времени - поймешь все остальное. А пока отдыхай, моя маленькая птичка!

* * *
        - Нету у него татуировки. Если и была, то вся вышла - сгорела. Видал, какой ожог на спине? Ему, считай, ихняя целительница шкуру заново нарастила. Вроде и жутковато смотрится, но я не знаю никого другого, кто вообще сумел бы справиться с такой раной!
        - Недаром, значит, его величество сразу же забрал эту девчонку к себе.
        - Ага. Если она и впрямь его исцелит… то умрет богатой, хе-хе. Давай, тяни!
        Заскрипел ворот, цепи натянулись, и Хагену пришлось подняться, иначе его плечи просто выдернуло бы из суставов. Боль, уже ставшая привычной, волной прошла по телу, ненадолго задержалась под ребрами с правой стороны и радостно вцепилась в пальцы - изломанные, опухшие. Он не сдержался, застонал, вызвав у невидимых тюремщиков веселый смех.
        - Что, не нравится? - сказал первый - тот самый, который увлеченно рассуждал о несуществующей татуировке и о целительстве. - Ничего, Пламенный, терпеть тебе осталось недолго. Недели две…
        - Почему две? - перебил другой. - Его величество такого почетного гостя раньше чем через месяц никуда не отпустит, хе-хе. Не так уж часто сюда небесные дети попадают, да еще и фениксы… эй, а у тебя и впрямь глаза разного цвета?
        - Сними повязку - сам увидишь, - хрипло проговорил Хаген. Распухший язык еле-еле ворочался во рту, каждый звук отзывался болью в разбитых губах. - Что, страшно?
        - Хитрый ты… - ответил тюремщик. - Я жить хочу.
        Он размахнулся и ударил пленника под колени. Лишь цепи не дали пересмешнику упасть, но губы он прикусил до крови.
        «Заступница, я и трех дней не выдержу - что уж говорить о месяце…»
        - Вот не окажись ты фениксом, - продолжал между тем разглагольствовать его мучитель, - все было бы проще. Так, Берто? Сюда пришел бы какой-нибудь щупач и быстренько прочитал бы в твоей башке все, что нужно его величеству. Следом за щупачом прислали бы целителя - надо же подлатать заключенного перед тем, как отправлять его на казнь!
        - Такой расклад для всех годится, - вновь подал голос первый тюремщик, Берто, - но только не для фениксов. Мы-то люди простые, но лорд Рейго все очень толково объяснил - дескать, кто к Пламенному в голову полезет без спроса, тот будет до конца дней под себя делать и лепетать бессвязно, как младенец. Что щупач, что целитель - все одно. Феникс выжжет ему в черепушке все без остатка.
        - Короче, придется тебя на плаху нести по частям! - подытожил второй. - Но мы привычные, справимся.
        - А все-таки жаль, - вздохнул Берто. - Не увидим мы с тобой огненных фокусов. Говорят, фениксы в этом деле знали толк!
        - Увидите, - прохрипел Хаген. - Обещаю…
        «…капитан придет. Он придет. Обязательно придет».
        Это заклинание спасало пересмешника в те мгновения, когда выступали слезы на глазах и хотелось выть, скулить, молить о пощаде. Он заставил себя свыкнуться с болью и с темнотой. А еще - не думать, что если Крейн не спас своего двойника до сих пор, то и вовсе не сумеет спасти: ведь он в Облачном городе, во владениях Аматейна. Хаген знал, что невозможное иногда случается - ведь удалось же убийце пробраться в Сады Иллюзий, самое безопасное место в мире! - поэтому продолжал мысленно твердить одно и то же, словно одержимый.
        «Крейн придет».
        Быть может, тот и бросил бы оборотня, но люди Аматейна схватили Эсме, и, кажется, крылан тоже попался. Да, капитану-императору есть чем гордиться: он вновь нанес удар семейству Фейра, причем удар по-настоящему сокрушительный. Ему, конечно, помогли - знать бы кто? «Я найду тебя, - думал Хаген, и это тоже помогало. - Болтливая тварь, предатель. Найду и укорочу твой длинный язык!»
        «Капитан придет. Надо лишь потерпеть…»
        - Вы идиоты, - сказал чей-то властный голос. - Разве можно так обращаться с главой рода, с лордом? Пошли вон.
        - Да, ваше величество, - униженно пробормотали Берто и второй тюремщик.
        Хаген понял, что некоторое время пробыл без сознания и не услышал, как на сцене появилось новое действующее лицо. Боль немного отпустила, но взамен пришли дурнота и внезапный страх: капитан-император здесь.
        Крейн, наверное, опоздал…
        Ненадолго наступила тишина, нарушаемая лишь еле ощутимым отзвуком дыхания, - должно быть, Аматейн стоял в нескольких шагах от своего пленника и любовался зрелищем: поверженный враг, измученный пытками, бессильно повис на цепях. Хаген попытался поднять голову, выпрямить спину, но это привело лишь к новой волне невыносимой боли. Он стиснул зубы и каким-то чудом сумел не застонать.
        - Прелестно, - проговорил капитан-император. - Ты стойко держишься и протянешь еще о-очень долго. Уж поверь мне, я отлично знаю, на что способен наш народ - и клан, кстати говоря, не играет тут никакой роли. Цапля, Феникс… или Пересмешник. Никакой разницы, честное слово!
        Оборотень похолодел. Совпадение? Не может быть!
        - Удивлен? - спросил Аматейн, развеяв сомнения.
        Этот вопрос не требовал ответа, но пересмешнику захотелось крикнуть: «Невозможно!» После того как в Эверре капитан ушел вместе с Умберто, Джа-Джинни и Вейри Краффтером, Хаген изменил свое лицо, сделав его неотличимым от лица Кристобаля Крейна, - чуть подправил черты, придав им более резкий и суровый вид, и вернул на место шрам на правой щеке. Просил ли его об этом сам Крейн? Ни намеком. Хотел ли он отвлечь на себя внимание «цепных акул»? Безусловно. Он верно рассудил, решив, что никто в пылу драки не станет приглядываться к глазам пиратского капитана и не заметит, что они совсем другие. Хаген был готов погибнуть, защищая «Невесту ветра» в роли ее капитана, был готов принять на себя пытки, причитавшиеся Крейну, но вот проницательность капитана-императора застигла его врасплох.
        Что же он упустил?..
        - Ваше сходство поразительно, - сказал Аматейн, посмеиваясь. - Ты очень талантливый оборотень, раз сумел обмануть всех. Лишь по глазам можно было бы понять, что мои люди захватили самозванца, но они, как им и приказали, первым делом временно ослепили пленника. И никто не отважился снять повязку - оно и понятно, никому не охота превратиться в горстку пепла… Даже я поначалу поверил, не заметив одной мелочи - она-то и выдала тебя с головой.
        По каменным плитам пола стукнули каблуки сапог - капитан-император подошел вплотную к узнику и, положив руку ему на плечо, договорил:
        - Или, если уж быть точным, с ушами.
        Тотчас же левое ухо пересмешника пронзила боль - резкая, жгучая, - и он почувствовал, как по шее течет кровь: Аматейн выдернул серьгу, почетный знак пересечения экватора. Марко Эсте мог ее носить, поскольку все знали об Этолийском походе, и то же самое относилось к большинству матросов… но Кристобаль Крейн почему-то обходился без золотой безделицы.
        Хаген об этом и впрямь позабыл…
        - Вот так, - задумчиво произнес капитан-император, обращаясь не к пленнику, а к самому себе. - Не люблю, когда мне лгут. Впрочем, раз уж маленькая нахальная рыбка решила выдать себя за кархадона, то не следует ей обижаться на рыбаков, которые приготовили самые крепкие сети и самые острые крючья. Начнем?
        6. Сады иллюзий
        Ранним утром, когда Облачный город только начал просыпаться, дозорные на одной из сторожевых башен заметили на горизонте такое, отчего обуревавшая их дремота мгновенно развеялась, как предрассветный туман под лучами жаркого летнего солнца. Из-за наступившего несколько дней назад сезона тихой воды в гавань приходило в три раза меньше кораблей, чем обычно, и поэтому ночная вахта выдалась очень спокойной и весьма скучной. Но все с лихвой возместило видение, мелькнувшее под утро на самой грани моря и неба: фрегат с изумрудно-зелеными парусами.
        - Не может быть… - пробормотал один из дозорных - молодой парнишка, совсем недавно поступивший на службу. - Это не они…
        - Хочешь сказать, нам обоим померещилось одно и то же? - спросил его напарник, пожилой и опытный, но столь же изумленный увиденным. - Ну-ка, посторонись!
        Он взял подзорную трубу и ненадолго застыл у края обзорной площадки. Вскоре труба оказалась не нужна: и без нее было видно, что к входу в гавань направлялся корабль, которому если и полагалось здесь находиться, то лишь в сопровождении доброго десятка сторожевых фрегатов. Тем не менее это оказалась именно «Невеста ветра», и она шла в полном одиночестве, как будто вознамерившись свести счеты с жизнью.
        - Они сошли с ума! - сердито воскликнул пожилой дозорный и в сердцах топнул ногой. - Их же расстреляет форт еще на подходе! Я наслышан о Крейне, но… это безумие!
        - Мы, кажется, увидели их первыми, - заметил юноша. - Надо бы подать сигнал.
        - Надо, - согласился старик, но не двинулся с места. - Надо…
        Они стояли, словно зачарованные, и смотрели на фрегат, о котором слышали немало историй. Вот-вот должны были громыхнуть пушки форта, предупрежденного более бдительными сторожами. Дозорные знали, что за нерасторопность их жестоко накажут, но растерянность сковала обоих по рукам и ногам.
        Предупредительный выстрел прозвучал будто гром среди ясного неба.
        Фрегат под зелеными парусами тотчас же послушно остановился, и пожилой дозорный, вновь схватив подзорную трубу, увидел нечто и вовсе невообразимое: пиратский корабль выбросил белый флаг. «Заступница, да что же это? - подумал старый солдат, окончательно растерявшись. - Какой-то хитрый замысел, не иначе… Быть может, он привел сюда мерров, и они только и ждут, когда мы потеряем бдительность?!» В этот миг он почти пожалел о минутной слабости, которая могла стоить многих жизней, но теперь оставалось лишь наблюдать и сражаться с собственной тревогой.
        Вот из порта вышли сразу четыре сторожевых фрегата, и два из них, приблизившись к «Невесте ветра», выпустили абордажные крючья. Пиратский корабль не двинулся с места, спокойно позволил захватить себя в клещи и не дрогнул, когда на его борт перешли «цепные акулы». Дозорный не сумел рассмотреть детали, но все-таки ему отчетливо было видно, что пираты вели себя смирно, имперским солдатам не препятствовали и даже - о ужас! - сложили оружие по первому требованию. Время шло, но не происходило ничего, что могло бы свидетельствовать о какой-то хитрости известного пиратского капитана. Вскоре от сцепленных кораблей отделилась маленькая лодочка, и на ее борту находились, помимо людей в черных мундирах, два пирата - широкоплечий темноволосый мужчина и худощавый юноша, почти мальчик. Оба были безоружны и все же не походили на пленников, которых ждали жестокие пытки и плаха.
        - Они сдались, - хрипло проговорил дозорный, не отрывая взгляда от «Невесты ветра». - Провалиться мне на этом месте, Крейн сдался…
        Но ни он, ни его молодой напарник даже не догадывались, что уже в полдень весь огромный Облачный город взбудоражит удивительное известие, по сравнению с которым добровольная сдача в плен неуловимого пиратского фрегата покажется сущим пустяком.
        Они также не знали, что произошло всего два дня назад в безымянной бухте, расположенной к юго-западу от Облачного города.

* * *
        Эта бухта пользовалась среди моряков дурной славой: ходили слухи, будто где-то поблизости обитает кракен, вполне способный разорвать большой фрегат пополам. Корабли и впрямь изредка пропадали, а однажды проходивший мимо караван подобрал в море нескольких моряков, чудом уцелевших после нападения чудовища; они-то и подтвердили, что у здешних вод есть весьма суровый хозяин, с которым одному фрегату справиться не по силам. Никто, однако, не решился устроить охоту - для сторожевиков эти отдаленные воды не представляли интереса, а торговцам было проще нанести опасное место на карту и обходить его стороной.
        Окажись сейчас поблизости кто-нибудь из торговой гильдии Облачного города, он помчался бы в столицу, чтобы поскорее сообщить собратьям радостную весть: нашлась управа на мерзкую тварь, и теперь ее наполовину обгоревшая туша лежит на берегу, к большому восторгу вечно голодных чаек-крикунов. Но страх так просто не сдается: безымянной бухте предстояло пустовать еще долго, и поэтому она оказалась превосходным убежищем для тех, кому требовалось скрыться от посторонних глаз.
        Хотя ветер был совсем слабым, «Невеста ветра» покачивалась на волнах, то и дело косясь на поверженного врага, и в ее больших глазах отражалось удивление: таких быстрых сражений она не помнила. Стоило зайти в бухту, как из подводной пещеры выбрался кракен и простер длинные щупальца, белесые от старости, к борту фрегата. Матросы схватились за оружие, но их, как и самого кракена, ждал сюрприз: капитан вышел из каюты и подошел к фальшборту.
        На несколько мгновений округу затопило море огня.
        Расправившись с морской тварью, магус ушел обратно - медленным шагом, задумчиво разглядывая изогнутые когти на своей правой руке, - как будто ничего особенного не случилось. Моряки перевели дух: после эверрских событий прошло уже больше недели, но они все еще не могли смириться с тем, что «Невестой ветра» теперь командовал не Кристобаль Крейн, а Кристобаль Фейра - молчаливый, угрюмый и опасный нелюдь.
        Перемены в характере никого не удивили: «Невеста» понесла тяжелые потери, где уж тут веселиться! Куда сложнее было привыкнуть к новой внешности феникса, к его птичьим когтям и глазам с маленькими пляшущими огоньками вместо зрачков. Когти, черные и жесткие, выросли на третью ночь после Эверры - и той ночью никто не спал, всех мучила жуткая боль. Теперь всякий раз, когда феникс опускал руку на какую-нибудь твердую поверхность, раздавался дробный перестук. Волей-неволей вспоминались старые легенды о могущественном и жестокосердном клане Фейра, и оставалось лишь признаться себе в том, что долгие годы они лишь верили, что знают истинную суть своего капитана.
        - Страшно… - пробормотал Кузнечик. Его услышал только Сандер и вопросительно поднял брови - дескать, что именно? Парнишка тяжело вздохнул и продолжил: - Смотреть на него страшно. Я вчера ночью спал тут, наверху, и проснулся от странного звука - будто кто-то царапает обшивку…
        Юнга поморщился и замолчал; сделал вид, что гладит ларима. Не стоило рассказывать Сандеру о сцене, свидетелем которой он стал случайно, - о том, как Кристобаль Фейра и впрямь царапал когтями планшир, словно желая причинить боль «Невесте ветра», а та безропотно переносила издевательства капитана. Кузнечик вдруг осознал, что постороннему не понять истинную суть связи между фрегатом и навигатором, - наверное, даже Хаген ничего не понял за тот недолгий срок, что «Невеста ветра» ему подчинялась. «Их все-таки двое или нет? И кому он хотел причинить боль, “Невесте” или себе?..»
        Ларим издал тоскливую трель, ткнулся мокрым носом ему в ухо. Он скучал по Эсме - как и сам Кузнечик, как и все остальные моряки, - и оттого выглядел больным. Каждый вечер, расчесывая потускневшую шерсть Сокровища, Кузнечик вспоминал последнюю встречу с целительницей: она позвала его вниз, на причал, и передала своего любимца из рук в руки. «Береги его, что бы ни случилось».
        Неужели она заранее знала, что произойдет?
        Эсме не обладала даром предвидения, но тогда, выходит, сама Заступница подсказала ей, как следует поступить. Ларим, конечно, был ей дорог, но вместе с ним девушка передала и кое-что куда более дорогое - медальон, доставшийся ей на острове Двуликой госпожи. Юнга не сразу обнаружил драгоценность на ошейнике зверя - тот, почувствовав угрозу, моментально цапнул его за палец, - а потом еще почти целый день никак не мог осмелеть и подойти к капитану.
        «Хорошо, - только и сказал Крейн. - Оставь его у себя и береги».
        Кракен знает, говорил ли он о медальоне или о любимце Эсме…
        Внезапно Сандер вскочил:
        - Смотри, там лодка!
        У входа в бухту появилась маленькая лодочка с косым парусом и направилась к «Невесте ветра». Кузнечик сглотнул: лодке нечего было делать здесь, во владениях кракена, поэтому ее появление могло означать лишь одно - их заметили.
        Но она казалась такой маленькой, такой беззащитной…
        - Рыбачья? - предположил юнга вслух, и собравшиеся у борта матросы это услышали. Он, смутившись, прибавил: - Может, где-нибудь поблизости есть рыбачья деревня?
        - Нет, - ответил Ролан. Новичок чувствовал себя на фрегате на удивление уверенно и спокойно - быть может, из-за того, что ему с самого начала удалось отплатить капитану услугой за услугу, доставив того вместе с помощником на борт «Невесты ветра», отбившейся от имперских фрегатов и сумевшей уйти в открытое море. Если бы не Ролан со своей «Легкокрылой», Фейра ни за что не выбрался бы из Эверры.
        - Нет, - повторил бывший рыбак. - Уж в лодках-то я кое-что смыслю. Она больше похожа на таможенную шлюпку…
        - …которой тут тем более не место, - перебил юношу незаметно подошедший Умберто. - Миро, Алаи, расчехлите стреломет. Уж не знаю, откуда взялся этот гость, но мы никого не ждем.
        Ролан пожал плечами - дескать, никто не спорит, - и отошел в сторону, а Кузнечик, сердито нахмурившись, уставился на помощника капитана. Тот после Эверры стал угрюмым, молчаливым и вид имел такой, будто его постоянно терзали тяжелые мысли - прежнего беззаботного весельчака словно подменили. Кузнечику хватало жизненного опыта, чтобы понять: странное превращение не началось в Эверре, а завершилось. Но вот что послужило его причиной?
        Как бы там ни было, сейчас действия Умберто вызвали у юнги внезапную злость.
        - Пугнем или потопим? - спросил один из матросов, Миро.
        - У нас зеленые паруса, идиот, - ответил Умберто, скривившись. - Конечно, потопим. Или тебе хочется поскорее попасть в Облачный город, да еще и с сопровождением?
        Кузнечик не выдержал.
        - Вот уж не думал, что тебя испугает такая маленькая лодка, - сказал он негромко, но так, чтобы все услышали. Помощник капитана взглянул на юнгу, словно впервые его заметил. - Вдруг ее навигатор хочет нам что-то сообщить, а? Ты об этом подумал?
        - Что-то я не припоминаю, когда ты получил право голоса… - начал Умберто, и в этот миг на палубу вышел Кристобаль Фейра. Все разговоры тотчас же стихли, матросы уставились на капитана, а Миро и Алаи замерли у стреломета, лишь теперь сообразив, что Умберто отдал им приказ, который мог и не отвечать желаниям феникса.
        Фейра молча подошел к фальшборту, раскрыл подзорную трубу и принялся рассматривать лодку, которая почему-то шла очень медленно, невзирая на благоприятный ветер. Кузнечик оказался ближе к капитану, чем остальные, и почувствовал жар, исходящий от его тела - как от большого костра.
        - А-а, старый знакомый… - проговорил магус некоторое время спустя, опуская трубу, но не отводя взгляда от белого паруса. - Вот уж не ожидал…
        - Знакомый? - удивленно переспросил Умберто. - Что это за лодка, откуда?
        - С «Утренней звезды», - раздалось в ответ. - С корабля Звездочета.
        Умберто выругался. Моряки вновь уставились на приближавшуюся лодочку, гадая, кого же она несет. Вдруг переговорщика, который хочет предложить им купить возможность беспрепятственно покинуть бухту? Звездочет не стал бы устраивать сражение в опасной близости от Облачного города, где сбившийся с проторенного торгового пути фрегат мог увидеть пиратские корабли и сообщить о них «цепным акулам». Не стал бы он и вступать в сговор с имперцами - те по-прежнему оценивали голову старого хитреца очень и очень высоко.
        Но реальность превзошла даже самые безумные идеи матросов «Невесты ветра».
        - Не сказал бы, что это приятная встреча, - проговорил феникс, когда на палубу взобрался человек, с ног до головы одетый в черное.
        Уже сам вид верного слуги Звездочета заставил стоявших вблизи моряков выхватить оружие, и капитану пришлось взмахом руки успокоить своих людей. Хотя Змееныш оказался один, да и с первого взгляда его тщедушная фигура не внушала никаких опасений, что-то неуловимо пугающее было в том, как хладнокровно он держался, как глядел на моряков большими глазами - совершенно нечеловеческими глазами, чью желтую радужку прорезали щелочки зрачков.
        - С-согласен, вс-стреча вес-сьма неприятная, - хриплым шепотом ответил он и сощурился. - Капитан Крис-стобаль… Фейра? Благородное имя. Признаюсь, Крейна с-совсем не… ш-ш-ш… не жаль. Как было сказано в одной дурацкой пьес-се, которую мне удалось пос-смотреть с-совсем недавно, «он был пиратом и умер как пират, забрав с с-собой на тот с-свет немало врагов, но и погубив при этом…»
        - Хватит! - перебил Фейра, изменившись в лице.
        - А-а, ты тоже ее видел, - усмехнулся Змееныш. - Глупая пьеска, правда? Пафос-сная и бес-столковая…
        Кузнечик заметил, что Умберто с изумлением глядит на странного гостя, словно сказанная им фраза была чем-то важным и отчасти тайным. Взгляд капитана тоже стал удивленным - он словно спорил с собственными мыслями. Медленно, очень медленно удивление нарастало и в какой-то миг хлынуло через край: Кристобаль Фейра закрыл глаза и почти беззвучно проговорил:
        - Этого не может быть.
        - Не может? - переспросил Змееныш. - О да. Я понял. Ты так привык жить мгновением, что и думать забыл о тех, кого брос-сил, - они же в прошлом, они пыль, пепел, тлен! Но это дейс-ствительно я. Что, неприятно вс-споминать о с-собственном предательс-стве?
        Магус слепо шагнул вперед, будто лунатик, но Змееныш тотчас же отскочил к самому фальшборту и крикнул:
        - С-стой на месте! - Казалось, он выпрыгнет за борт, если Фейра приблизится еще хоть на волос. - Пять шагов,
        Крис-стобаль! Они вложили в меня ненавис-с-сть к тебе, и мне с-с-с трудом удаетс-с-ся держать ее под контролем! Если ты подойдешь ближе, я… с-стану другим, и тогда конец вс-сему. С-стой на месте, если ты и впрямь хочешь ис-справить хоть одну из своих ошибок!
        Разговор становился все более странным, и что-то в лице феникса подсказывало Кузнечику: обвинения в предательстве, прозвучавшие столь неожиданно и резко, - вовсе не безумная выдумка парнишки со змеиными глазами. Матросы тоже это поняли и застыли в нерешительности, предоставив капитану возможность самому разобраться с загадкой. Каждый в глубине души чувствовал отголоски той бури чувств, что царила в сознании Кристобаля Фейры.
        - Если ты пришел обвинять, - проговорил феникс, - то я виноват лишь в том, что опоздал. Я не предавал ни тебя, ни… кого бы то ни было еще. - Змееныш хмыкнул, недвусмысленно выражая свое отношение к этим словам. - Но если ты пришел помочь, то зачем теряешь время? Говори, я слушаю.
        - Капитан! - не сдержался Умберто. - Разве можно принимать помощь от слуги Звездочета? Да ему вообще нельзя здесь находиться, если мы не хотим, чтобы это место стало известно еще кому-то… - он осекся, заметив странную вещь, о которой сам Змееныш немедленно спросил вслух:
        - Но ведь я уже с-сумел отыскать «Невес-сту», так? - Он коротко рассмеялся. - Можете не беспокоиться, Звездочет не найдет меня здес-сь… «Утренняя звезда» не позволит ему это с-сделать. А ес-сли и найдет, то ничего страш-шного - он сможет лишь позвать меня, но явиться с-сюда с-самому… - Он покачал головой. - У него с-с-сейчас дела поважнее.
        - Но почему? - заупрямился Умберто. - Я тебе не верю!
        - Мне верит твой капитан, - ответил Змееныш и перевел немигающий взгляд на феникса. - Это главное. Так что, Крис-стобаль? Я уже знаю, что ты задумал, но без меня твой блес-стящий план обречен на неудачу.
        - А с тобой? - быстро спросил магус.
        - С-со мной появляется с-слабая надежда, что вы не погибнете в первый же день. - Хоть лица Змееныша не было видно под маской, многим показалось, что при этих словах он улыбнулся. - Впрочем, еще не поздно отказаться - все брос-сить, разойтись, забыть про Эсме, Джа-Джинни, Хагена… - в ответ раздались возмущенные возгласы, и он умолк.
        - Умберто прав! - крикнул кто-то из матросов. - Почему мы должны тебе верить?
        - Ну-у, не знаю… - Змееныш пожал узкими плечами. - Быть может, мне и впрямь не стоит предавать Звездочета? Он же так щедр со своими слугами, просто божественно щедр…
        Закончив эту странную фразу, он глубоко вздохнул, закрыл глаза, а потом одним резким движением сдернул свой черный платок.
        Наступила тишина.
        Нижняя часть лица у него была нечеловеческой: ее покрывала чешуя, на вид казавшаяся стальной; безгубый рот растянулся в вечной усмешке до ушей, открывая острые треугольные зубы, которые больше подошли бы прожорливой хищной рыбе. Стало ясно, отчего Змееныш то присвистывает, то шепелявит - с такими челюстями немудрено и вовсе утратить дар речи.
        - И в с-самом деле… - Он поднял голову, обвел матросов «Невесты ветра» пристальным взглядом - мало кто сумел выдержать этот взгляд, не дрогнув. - Зачем мне верить? Я нелюдь… безумное с-создание… ручная зверуш-шка Звездочета… так, кажется, вы меня называете?
        Все молчали. Змееныш повернулся к фениксу и что-то хотел сказать, но не смог - из его горла вырвалось лишь шипение. Фейра страдальчески поморщился, словно жуткое зрелище причиняло ему не душевную, а вполне ощутимую телесную боль.
        - Прости меня, Паоло, - проговорил он негромким голосом, в котором не было ничего, кроме сострадания. - Если бы я знал…
        Феникс умолк. Он как будто сам горел под пронзительным взглядом желтых глаз - взглядом, скрывавшим тайну. Имя Паоло показалось Кузнечику смутно знакомым, но не более того; он понятия не имел, что связывало в прошлом капитана и Змееныша. Наступила гнетущая тишина, которую никто не решался нарушить, и, когда Змееныш вновь смог заговорить, многие ощутили облегчение.
        - Пора дейс-ствовать, - сказал он, вновь пряча изуродованное лицо под платком. - Пора разъяс-снить артис-стам их роли. Ты ведь еще этого не с-сделал, Крис-стобаль? - Фейра молча покачал головой. - Не реш-шился… Понятно. Что ж, кто-то должен взять на с-себя с-самую неприятную обязанность. Или не с-самую… как посмотреть…
        Змееныш огляделся, остановил взгляд на Умберто и одним плавным движением скользнул к моряку.
        - Ты! - Рука в черной перчатке легко толкнула помощника капитана в плечо. - Ты же мечтал с-стать навигатором вос-схитительной «Невес-сты ветра»? С-станешь… Роль предателя тяжела, но тебе не привыкать, ведь так? - Прежде чем Умберто успел опомниться, Змееныш уже повернулся к остолбеневшим от изумления матросам и провозгласил: - Каждому из вас-с предс-стоит решить, на чьей он с-стороне. Команда должна разделиться пополам и разыграть мятеж… правдоподобный мятеж, в котором ни один щупач не ус-сомнится! Но кому-то придется близко познакомиться с императорской тюрьмой. Готовы на это ради с-своего капитана? Ради друзей?
        Все молчали, но Змееныш и не ждал ответа - он напряженно искал среди матросов кого-то одного, а когда нашел, то сумел удивить собравшихся еще сильней, чем раньше.
        - А главная роль в предс-стоящем с-спектакле уготована тебе, Кузнечик… Позволь, я с-сделаю то, что полагаетс-ся каждому в твоем присутс-ствии!
        Юнга, который и до этого глядел на Змееныша с ужасом, теперь задрожал и побелел. А когда нелюдь удостоил его глубоким поклоном, каким приветствовали только членов императорского семейства, молоденький магус зашатался и еле-еле устоял на ногах.
        - Капитан… - пролепетал он чуть слышно. - Вы же обещали мне хранить тайну!
        - Обещал, - ответил Фейра. - Прости…
        За краткий миг, отделявший слово «прости» от имени, которое неизбежно должно было прозвучать следом, Кузнечик пережил очень многое. Ему показалось, что три года осыпались легкой шелухой, которую тотчас же унесло ветром, - а ведь это была целая жизнь, хоть и недолгая. Эрдан… знакомство с Сандером и Эсме… путешествие на юг… Все это время он старательно возводил вокруг себя стены лжи, но в основании этих стен лежал один-единственный камень - имя. Заклинание, которое должно было разрушить маленький мир юнги со смешным прозвищем Кузнечик.
        - …Прости, Амари. Если тебе дороги те, кого мы потеряли, ты меня поймешь.
        - Амари? - беззвучно повторил Сандер, и на его лице отразился безграничный ужас. Похожее чувство появилось и во взглядах многих других моряков, чему не следовало удивляться: поклон Змееныша в сочетании с именем, которое в императорском семействе носил лишь один магус, многое объясняли… если не считать того, что обладатель этого имени вот уже около трех лет считался мертвым. «Я мертвец», - сказал Кузнечик сам себе и до слез пожалел, что когда-то из всех окон захудалой портовой гостиницы выбрал именно окно Кристобаля Крейна.
        Воистину неисповедимы пути Великого Шторма…
        По глазам Змееныша было трудно понять, доволен ли он происходящим, но в голосе нелюдя послышалось весьма отчетливое удовлетворение.
        - Знаешь, Кристобаль… - Новое плавное движение - и Змееныш замер у невидимой стены, отстоявшей на пять шагов от феникса. - Шансы… рас-стут, я бы с-сказал. Если команда тебя поддержит, то все и впрямь может получиться.
        - Если ты меня не предашь, - сказал капитан «Невесты ветра», испытующе глядя на своего неожиданного помощника - а тот рассмеялся, и смех его был похож на звук змеиной трещотки.
        - Не предам! - Желтые глаза прищурились. - Пойду до конца, хотя и знаю точно, что меня там ждет. А знаешь почему? Ес-сли план провалится, ты быс-стро умрешь, но ес-сли обману поверят…
        Он выдержал театральную паузу, а потом провозгласил, очень четко выговаривая каждое слово:
        - Если обману поверят, ты будешь долго мучиться.
        \
        - Ваше высочество, капитан-император просит, чтобы вы проследовали сейчас в его кабинет, - сказал Джессен Витес и склонился перед принцессой так низко, что Фаби невольно испугалась, как бы его спина не переломилась пополам. Мельком взглянув на Ризель, она заметила на лице принцессы усмешку - ее госпожа подумала о том же. Почтение, которое Витес демонстрировал дочери капитана-императора, было неискренним: когда-то из-за нее он потерял должность первого советника Аматейна и с тех пор копил зависть и злость. Однако пять дней назад капитан-император неожиданно приказал Ризель передать дела прежнему помощнику - и Джессен Витес из клана Ястреба получил шанс отыграться. Впрочем, случившееся было столь внезапным и пугающим, что он предпочел не торопиться и подождать, пока станет ясно, насколько сильно Ризель прогневала своего всемогущего отца.
        - Следует ли это понимать как отмену моего заточения? - спросила принцесса, закрыв книгу, которую перед этим читала. - Или, наоборот, мне необходимо подготовиться к смене роскошных покоев на тюремную камеру?
        - Помилуйте, ваше высочество! - воскликнул Витес, пряча взгляд. - Разве кто-то говорил о том, что вы под арестом?
        - Все и все, милейший, - Ризель обвела комнату рукой. - У меня забрали бумаги, не разрешают покидать западное
        крыло дворца без сопровождения… вероятно, вскоре отнимут и компаньонку. Не знаю, чем я это заслужила! Но все-таки попытайтесь ответить на простой вопрос, Джессен: зачем его величество сейчас зовет меня к себе?
        Ястреб вздохнул:
        - Мне приказано молчать, ваше высочество.
        - Ох, Джессен… - Принцесса закрыла глаза. - Вы не можете ослушаться приказа капитана-императора, но мое слово для вас тоже должно иметь кое-какой вес. Пусть даже это обычное слово. Он хочет со мной поговорить, спросить о чем-то? - Джессен вздрогнул. Медленно, словно превозмогая боль, покачал головой. - Хм, любопытно… Возможно, он желает мне что-то показать?
        - Д-да, - ответил Витес, запнувшись. - Если бы из окон ваших покоев, принцесса, была видна Галерея посетителей, то вы заметили бы, как буквально полчаса назад по ней провели двух мужчин. Они сейчас в кабинете его величества… Пощадите, я уже сказал все, что только мог!
        - Любопытно, - снова пробормотала Ризель. - Ладно, Витес, вы свободны.
        - Ваше высочество… - На этот раз он поклонился как-то униженно, хотя на самом деле униженной и оскорбленной должна была почувствовать себя именно принцесса. - Мне велено сопровождать вас.
        Ризель сокрушенно вздохнула и развела руками: дескать, ведите. Фаби ждала, что ей прикажут остаться в кабинете, но ни принцесса, ни первый советник его величества не обратили внимания на воробышка - и она расценила это как разрешение следовать за ними. При мысли, что загадочная перемена в отношениях капитана-императора и его дочери может наконец-то проясниться, сердце Фаби забилось чаще: она отчаянно жалела Ризель. Принцесса только делала вид, что отстранение от государственных дел вовсе не удивило ее и не обидело. На самом деле она страдала.
        «Что же могло случиться?..»
        Фаби взглянула на белые волосы своей госпожи, и внезапно ее охватил озноб. Неужели о случае в саду узнал еще кто-то? Быть может, того оборотня поймали, и он раскрыл их общий секрет? Тогда поведение капитана-императора становилось понятным: Ризель передала сообщение пиратскому капитану, выдала государственную тайну, а во все времена наказание за подобное - смерть.
        Если ее догадка верна, то смерть ожидает и всех случайных свидетелей…
        «Нет, этого не могло случиться! Пусть капитан-император не отправит на плаху единственную дочь, но уж со мной-то зачем церемониться? Нет-нет, должна быть другая причина!» - сказала себе Фаби и немного успокоилась, хотя страх и сомнение все-таки не покинули ее. Происходило что-то странное - куда более странное, чем сны о подземных тварях, которые в последнее время как раз стали мучить ее реже, давая возможность наконец-то отоспаться.
        - Ее высочество принцесса Ризель!
        Тяжелые двери императорского кабинета распахнулись, и Фаби увидела Аматейна: он стоял у окна, опираясь на трость, и смотрел на двоих мужчин - вероятно, тех, о ком упомянул Витес. Незнакомцы держались, насколько она могла судить, спокойно и уверенно; старший - лет двадцати пяти на вид, темноволосый, загорелый и довольно симпатичный - совершенно точно был человеком, а вот младший, ровесник самой Фаби, отчего-то показался ей магусом. Небесные дети иногда чувствовали себе подобных, но тут дело было вовсе не в зыбком чутье, а в чертах лица - парнишка очень сильно напоминал кого-то, хорошо известного воробышку. Она перебрала в уме лица придворных, посетителей Ризель, друзей отца - все не то. Странно…
        Ризель почему-то споткнулась и тотчас же склонилась в глубоком поклоне. Фаби последовала примеру госпожи и ощутила мимолетное сожаление: ей не стоило сюда приходить, не стоило поддаваться любопытству и сочувствию - она не сможет помочь принцессе, чье падение очевидно и необратимо. Что-то должно вот-вот произойти, что-то ужасное.
        Или все уже происходит?
        Незнакомый парнишка, чьи светло-русые волосы торчали во все стороны непослушными вихрами, а голубые глаза странно блестели, не мигая смотрел на Ризель - он словно ждал, что она его… узнает? Смущенная и растерянная Фаби отступила в тень - она хотела видеть все и всех, не желая привлекать внимание к собственной персоне, - но от капитана-императора этот маневр не ускользнул: Аматейн искоса взглянул на девушку, и она невольно обрадовалась, что выражение его лица надежно спрятано под серебряной маской.
        - Моя дорогая, - сказал он, обращаясь к принцессе. - Приятно, что ты так быстро откликнулась на зов.
        Тон Аматейна был отеческим, ласковым, и Ризель склонила голову, как послушная дочь, но по ее лицу разлилась бледность, причина которой пока что оставалась тайной для Фаби. Одно Воробышек знала точно: она никогда раньше не видела принцессу такой испуганной.
        - Тебе знакомы эти люди? - спросил капитан-император. - Говори п р а в д у.
        - Я не знаю их имен, - ответила Ризель, чуть помедлив.
        - Но ты их видела раньше? - вкрадчиво уточнил Аматейн. - Посмотри внимательно. Быть может, один из них тебе кого-то напоминает?
        «Заступница, да ведь это допрос!» - ужаснулась Фаби. Капитан-император делал с дочерью почти то же самое, что она недавно сотворила с Витесом, - ястреб, стоявший у самых дверей, тоже все понял и с трудом сдерживал мстительную улыбку. Но почему? Неужели Ризель и впрямь уже случалось раньше встречаться с кем-то из этих двоих?..
        Принцесса все медлила с ответом; ее взгляд изменился - затуманился не то от слез, не то из-за приближающегося обморока, - а лицо сделалось почти таким же белым, как волосы. Казалось, она перестала дышать.
        - Хватит! - вдруг сказал светловолосый незнакомец странным скрипучим голосом, который совершенно не подходил к его юному лицу и миловидной внешности.
        Ризель вздрогнула, взглянула на него - и на ее смертельно бледных щеках проступил легкий румянец, а из груди вырвался вздох. Одно короткое слово отменило приказ капитана-императора говорить правду и дало принцессе возможность промолчать.
        - Великолепно! - язвительно воскликнул Аматейн. - Что ж, моя дорогая, я так и понял, что ты потеряла дар речи от избытка чувств, потому что этот юноша и впрямь отчасти напоминает твоего брата, моего сына… Но Амари покинул этот мир три года назад, и я видел его бездыханное тело… то, что от него осталось. Что ты теперь скажешь, Ризель?
        - Он… очень похож, - еле слышно прошептала принцесса. - Кроме голоса.
        - Голос… - проронил капитан-император и стукнул тростью об пол. Тотчас же вновь отворились двери и на пороге выросли двое стражей. - Джессен, приведи сюда нашего третьего гостя - он, вероятно, уже заждался! - и еще разыщи лорда Рейго и Чейна. Без промедлений!
        - Слушаюсь! - ответил ястреб и быстрым шагом вышел из кабинета.
        Фаби воспользовалась этим, чтобы приблизиться к госпоже, и Ризель схватила ее за руку, как утопающий хватает спасителя. Это была, с изумлением поняла девушка, беззвучная просьба о помощи - все, что могла себе позволить гордая Белая Цапля.
        «Я не оставлю вас, ваше высочество…»
        Аматейн, хромая, подошел к стоявшему у камина креслу и тяжело опустился в него, впервые показав признаки болезни, что терзала его вот уже много лет. Отложив в сторону трость, он подпер рукой подбородок и произнес таким тоном, словно речь шла о погоде:
        - Итак, вы утверждаете, что после случившегося в Эверре на «Невесте ветра» произошел мятеж, в результате которого Кристобаль Крейн оказался повержен. Его команда взбунтовалась, его фрегат выбрал себе нового навигатора… Так?
        - Именно так, ваше величество, - почтительно сказал второй незнакомец. - За исключением одной детали. Настоящая фамилия Кристобаля Крейна - Фейра.
        - Я давно знаю, что последний из рода Фениксов не погиб, - ответил капитан-император, усмехнувшись. - Надеялись меня удивить? Я знаю намного больше, чем ты думаешь, Умберто, - о «Невесте», о тебе, о других членах команды. Только вот о юнге до сих пор ничего не слышал. Ты хорошо прятался, мальчик…
        Юноша, назвавшийся Амари, вскинул голову, но промолчал.
        - Вы оба врете, хотя врете очень складно, - продолжил Аматейн. - Отчего я должен поверить, будто это не очередной спектакль Крейна-Фейры? Он ведь превосходный актер и команду подбирал по своему образу и подобию… Нет, подумать только, какая история! Мой сын, оказывается, вовсе не погиб, а сбежал из дворца и случайно оказался на фрегате моего злейшего врага. А сам этот враг ныне беспомощен и слаб, мне осталось лишь распорядиться его никчемной жизнью по своему усмотрению. Вам обоим эта история не кажется… э-э… мягко говоря, неправдоподобной?
        Умберто вздохнул:
        - Ваше величество, мне нечего добавить к тому, что уже сказано. Наш капитан… бывший капитан… давно перешел границы дозволенного, и ~Невеста ветра~~ все решила сама. Эверрские события стали последней каплей, переполнившей чашу терпения…
        - А вот сейчас ты и впрямь лукавишь! - перебил Аматейн. - Фрегат не затеял бы мятеж, не окажись среди команды того, кто был бы готов стать новым навигатором. Почему она выбрала тебя?
        - Не знаю.
        - Опять вранье! Что ты скрываешь, Умберто? Что заставило помощника капитана пойти на риск, да еще и двойной, - ты ведь знал, что в случае неудачи превратишься в горстку пепла? Ну же, признайся!
        Фаби следила за происходящим, затаив дыхание; она чувствовала, что Ризель тоже напряжена до предела. Молодой моряк стоял перед капитаном-императором, сжимая кулаки, и яростное выражение его лица странным образом диссонировало с потухшими глазами - в них сквозила такая тоска, что впору было заплакать от жалости.
        - Я точно знал, - сказал он ровным голосом, - что превращусь в горстку пепла, если не пойду против капитана. Это же вы меня сделали предателем, повелитель! Когда Крейн понял, у кого имперские шпионы вытянули сведения о Марко Эсте, он в тот же миг вынес мне смертный приговор, который сам же намеревался вскоре исполнить… Но смирение не по мне, я не мог просто сидеть и ждать казни!
        На последних словах он сорвался, перешел на крик - Фаби даже не представляла себе, что кто-то из земных детей способен так разговаривать с капитаном-императором. Она думала, все они в его присутствии могут лишь трепетать, боясь поднять глаза… Но отчаявшийся взгляд моряка все-таки в какой-то мере противоречил его словам: это был взгляд человека, которому нечего терять, поскольку собственная жизнь ему больше не принадлежит.
        Фаби впервые пожалела, что так мало знает о фрегатах и навигаторах.
        - Что ж, с одним лгуном все ясно. - Серебряная маска повернулась ко второму моряку. - А что ты можешь сказать в свое оправдание, юнга?
        - Оправдание? - переспросил юноша, презрительно скривившись. - Не собираюсь ни в чем оправдываться, равно как и убеждать собственного отца в том, что я не умер. Если Заступнице будет угодно, она освежит твою память, если же нет… - он замолчал, словно запас смелости, позволившей так дерзко ответить капитану-императору, вдруг иссяк.
        Аматейн не шелохнулся. Лишь закрыл глаза. Ненадолго в комнате воцарилась тишина, которую нарушили шаги за стеной и звук открывающихся дверей.
        - Лорд Рейго Лар! - провозгласил слуга. - Мастер Чейн Тэрио!
        Вошли двое. Рейго Лар выглядел так, будто Витес поднял его из постели, - не выспавшийся, с красными глазами и одутловатым лицом, - поэтому рядом с ним первый мастер-корабел Империи казался еще более чопорным, чем обычно. Очень непохожие друг на друга, они вызывали у Фаби одинаковую неприязнь: Лар - из-за своего высокомерия, редкостного даже для магуса, а Тэрио… его она просто не любила. Отчего-то этот худощавый высокий старик даже при мимолетной встрече наводил воробышка на мысли о Великом Шторме.
        - Ваше высочество, его привели, - сказал Витес, появившийся следом за вошедшими. - Что прикажете делать с этим… гостем?
        - Давай его сюда! - Аматейн небрежно махнул рукой. - Господа, познакомьтесь: Умберто Граньо, новый капитан фрегата «Невеста ветра», и его… э-э… спутник, провозгласивший себя воскресшим принцем Амари Эгретта. Не правда ли, у меня нынче любопытные просители?
        Рейго Лар ничего не сказал, но уставился во все глаза на юного магуса, который в ответ дерзко вздернул подбородок. Тэрио молчал всего лишь несколько секунд, а потом невозмутимо поинтересовался:
        - О чем же они просят, ваше величество?
        - Сохранить им жизнь и свободу, - ответил капитан-император. - Очень умно, поскольку первое далеко не всегда подразумевает второе. Впрочем, мы еще посмотрим, кто из них заслужил свободу, а кто - жизнь… Что скажешь, Чейн?
        - Этот юноша - определенно навигатор, - сказал мастер-корабел, указав кивком на Умберто. - Связующая нить достаточно крепка. Но сделать точный вывод я смогу лишь на борту… «Невесты ветра».
        Только маленькая пауза перед именем фрегата выдала его удивление.
        - Твой неточный вывод меня пока что вполне устраивает, - Аматейн удовлетворенно кивнул. - Тем более что сейчас ты получишь некоторые дополнительные сведения. Ха, я уже чувствую - стало жарко!
        В тот же миг Ризель сжала запястье Фаби так крепко, что онемели пальцы, но воробышек ничего не почувствовала: она, как и все в комнате, смотрела на человека, которого привели двое стражей под предводительством Джессена Витеса.
        У него были завязаны глаза.
        Он был закован в кандалы.
        Все его пальцы, увенчанные длинными черными когтями, были сломаны…
        «Заступница, что это?!» - чуть было не воскликнула Фаби.
        Рваную рубаху незнакомца пятнали копоть и кровь, наполовину оторванный левый рукав открывал глубокий порез на плече - и все-таки пленник не выглядел побежденным, он улыбался! Она в испуге попыталась отстраниться, спрятаться в тень - как-то слишком уж многолюдно сделалось в маленьком кабинете капитана-императора, - но не смогла ступить и шагу из-за Ризель: принцесса вновь обрела присутствие духа и стояла неподвижно, будто изваяние, продолжая при этом сжимать руку своей компаньонки.
        - Приветствую тебя, Кристобаль Фейра! - провозгласил Аматейн с издевательской торжественностью. - Если бы ты только знал, как давно я мечтал о нашей встрече здесь!
        Закованный в цепи пленник безошибочно повернул голову в ту сторону, откуда доносился голос капитана-императора, и его улыбка сделалась шире.
        - Не может быть! - весело сказал он. - Это и в самом деле тот человек, о котором я думаю? Тот, с кем мы виделись не так уж давно и довольно-таки часто, но в других местах, весьма неподходящих для столь высокопоставленной особы? О-о, теперь многое стало ясным…
        - Проницательность делает тебе честь, - произнес Аматейн совсем другим тоном - фраза прозвучала как удар бича. - Смею напомнить, здесь ты в моей власти. Следи за тем, что говоришь, а то как бы не случилось беды.
        - Я понял, - ответил пленник. - Я в твоей власти.
        Фаби еле сдержала истерический смешок: кем бы ни был этот магус - а теперь она уже не сомневалась, что он сын неба, - одно его присутствие действовало на нее очень странным образом. Воробышек вдруг поняла, что больше не боится ни Чейна Тэрио, ни заносчивого Рейго Лара, ни самого Аматейна, капитана-императора. Ее страхи вспыхнули и сгорели без следа. Новое ощущение сложно было назвать приятным из-за пустоты, возникшей в душе, но Фаби не хотела, чтобы все стало как раньше.
        - Головокружительная наглость, как обычно, - констатировал Аматейн. - Чейн?
        Ответа он дождался не сразу: мастер-корабел стоял неподвижно, устремив пристальный взгляд на Кристобаля Фейру, и пальцы его скрещенных на груди рук слегка подрагивали. Наконец Тэрио вынес вердикт:
        - Он не связан с кораблем, ваше величество. Это… очень странно, но ошибки быть не может. Я не вижу ни одной связующей нити - лишь какие-то перепутанные обрывки, довольно-таки длинные, но непригодные для управления фрегатом.
        - То есть, - уточнил капитан-император, подавшись вперед, словно это позволило бы ему увидеть то, о чем говорит мастер-корабел, - сейчас перед нами бывший навигатор?
        Миновало еще несколько мгновений, прежде чем Тэрио чуть слышно сказал:
        - Да.
        Пленник высоко поднял голову; улыбка исчезла с его лица, сменилась болезненной гримасой. Вновь наступила тишина, в которой отчетливо слышалось чье-то хриплое дыхание вкупе со странным металлическим эхом - Фаби не поверила сама себе, когда поняла, что это дыхание капитана-императора. На мгновение девушка представила себе, как он поднимает руки и снимает серебряную маску, - и от внезапного приступа дурноты чуть не потеряла сознание.
        - Держись! - прошептала Ризель.
        - Вышли вон! - коротко бросил Аматейн, и стражи послушно ретировались. Он обвел тяжелым взглядом оставшихся, отчего-то не стал выгонять Фаби и произнес: - Итак, господа и дамы, нам предстоит решить несколько важных вопросов. Я хотел бы, прежде всего, убедиться, что вижу перед собой именно Кристобаля Крейна, а не очередного двойника.
        - Очередного? - впервые заговорил Рейго Лар. - Прошу прощения, повелитель, но разве были и другие?
        - Умберто, объясни лорду Лару, как подобное стало возможным, - приказал капитан-император, и молодой моряк охотно повиновался:
        - У нас в команде был оборотень. Пересмешник по имени Хаген Локк.
        А вот это приговор им обеим, поняла Фаби со странным спокойствием. Все-таки ее догадка оказалась верна: Хаген попался и все рассказал Аматейну, поэтому Ризель и отстранили от дел. Вероятно, капитан-император намеревался решить их судьбу в самом ближайшем времени, и лишь неожиданное появление этих моряков отвлекло его от выбора наказания для мятежной принцессы.
        Умберто между тем продолжал рассказывать о Хагене:
        - …Он некоторое время играл роль капитана, чтобы… э-э… обмануть эверрских торговцев. Во время последнего сражения он попал в плен и, видимо, по каким-то причинам не стал менять лицо, а выдал себя за Кристобаля Крейна… уж не знаю зачем.
        - Что ты можешь знать, тварь? - хрипло проговорил пленник. - Предатель в жизни не поймет честного человека.
        - Заткнись! - ощерился моряк. - Ты больше не мой капитан, и ~Невеста~~ не твоя!
        - Я заметил, - усмехнулся Фейра. - Ваше величество, к чему весь этот цирк? Здесь Рейго Лар, он может с легкостью прочитать мои мысли и подтвердить, что я и в самом деле тот, за кого себя выдаю. Или вы не ищете простых путей?
        - Хорошая мысль, - кивнул Аматейн, которого короткая перепалка между бывшими соратниками весьма позабавила. - Рейго, что ты на это скажешь?
        Старейшина клана Чайки на мгновение оторопел; на его лице отразился страх.
        - В-ваше величество! - произнес он, заикаясь. - Но если это и впрямь феникс, то я… ох… я не могу читать его мысли, потому что все Фейра защищены от нас, щупачей! Он сожжет мой разум!
        - Дочиста и с удовольствием, - подтвердил Фейра, вновь улыбнувшись.
        - Ваше величество! - воскликнул Рейго Лар намного увереннее, чем раньше. - Он говорит правду, я чувствую - для этого мне не нужно погружаться в его сознание. Они оба говорят правду!
        - Вот как, - задумчиво проговорил Аматейн. Он глядел на магуса-чайку, словно подсчитывая в уме возможные прибыли и убытки от того, что в клане Лар появится новый старейшина, - и конечный результат его размышлений, похоже, был не таким уж благоприятным для лорда Рейго. - Вот как… - повторил капитан-император, и в тот же миг щупач бросился перед ним на колени, позабыв обо всем.
        - До чего трогательно, - сказал пленник, не пытаясь скрыть насмешку. Он как будто видел происходящее сквозь повязку. - Я вот-вот расплачусь.
        Серебряная маска поймала отблеск солнечного луча и сверкнула так ярко, что у Фаби заслезились глаза, и она зажмурилась.
        - Ты и впрямь будешь плакать… - донесся до нее голос капитана-императора. - Кровавыми слезами, уж прости меня за банальность. Видишь ли, до настоящего момента вы оба - ты и Хаген - ведете себя совершенно одинаково, что может говорить… о многом. Где появился один пересмешник, там нередко объявляется и другой - да, Ризель? Нет-нет, я должен убедиться, что ты - и впрямь ты, и что ты не врешь. Джессен, сними-ка с него рубашку!
        Раздался треск рвущейся ткани, и, когда Фаби осмелилась вновь поднять глаза, она увидела, что на спине у пленника татуировка, причем весьма необычная: две танцующие птицы, два феникса с черно-красным оперением.
        - Великолепно! - воскликнул Аматейн, и в его голосе действительно послышались восхищенные нотки. - Да, ты все предусмотрел. Или нет… не все. Джессен, пригласите сюда нашу почетную гостью! - Первый советник капитана-императора вышел, и Аматейн продолжил: - Я намеревался представить ее несколько позже, но обстоятельства изменились. Рейго, ты все еще на полу? Встань скорее, мой друг! Сюда скоро придет одна из подопечных твоего клана - одна из лучших! Не дело, если она увидит тебя таким… растерянным.
        Было видно, что Фейра, Умберто и Амари знают, о ком говорит капитан-император, а вот все остальные пребывали в полнейшем неведении, однако теряться в догадках им пришлось недолго: вскоре в кабинете Аматейна появилось новое действующее лицо. Это была светловолосая девушка на несколько лет старше Фаби; она казалась уставшей до изнеможения и выглядела несколько неуверенно в роскошном платье жемчужно-серого цвета, но даже это не скрывало удивительной красоты незнакомки - она напоминала прелестный цветок, выросший в тени и оттого немного бледный.
        Ее взгляд скользнул по собравшимся магусам без страха и трепета, ненадолго задержался на лицах Умберто и Амари - первый при этом улыбнулся, как показалось Фаби, робко и заискивающе, - и в конце концов остановился на пленнике в цепях.
        - Эсме, - сказал капитан-император. - Кто этот человек? Скажи п р а в д у.
        - Вам известно, как и мне, что он не человек, а магус, - негромко ответила девушка. Ее лицо побледнело точно так же, как незадолго до этого лицо Ризель, но голос казался ровным и спокойным. - Его зовут… Кристобаль Фейра.
        Произнеся это, она вздрогнула и коснулась губ кончиками пальцев - словно удивляясь, что назвала магуса настоящим именем, а не известным всему миру прозвищем. Она не знает, в чем суть дара Цапли, поняла Фаби. Ей отчего-то сделалось жаль эту девушку.
        - Эсме, он очень страдает, - сказал Аматейн. - Будь добра, исцели его.
        Лицо целительницы осветила внезапная радость, она шагнула к пленнику, но тот отстранился и торопливо произнес:
        - Нет, не надо. Я отказываюсь от исцеления, а его просьба не может быть принята в расчет - она не идет от сердца! Ты же сама говорила, что дело не в словах, помнишь? Ты не должна ко мне приближаться, Эсме!
        Девушка остановилась в нерешительности, и теперь в ее взгляде радость смешалась с горечью и с еще каким-то чувством, которому сложно было дать название. Капитан-император, наблюдавший за это сценой, негромко рассмеялся; Рейго Лар тоже позволил себе слабую улыбку. Фаби лишь теперь заметила, что он смотрит на целительницу с явным интересом, с каким коллекционер разглядывает редкого зверя или поднятую со дна моря диковинку.
        - У тебя нет иного выхода, Кристобаль, - сообщил капитан-император наставительным тоном. - Ты позволишь Эсме себя исцелить, а Рейго сможет через нее проверить твой разум и понять, что ты замышляешь на самом деле. Вот он, по-настоящему простой путь…
        - Это не так, - ответил Фейра. - И вы же все знаете, ваше величество.
        - О, как ты заговорил! - Аматейн всплеснул руками. - Я поражен.
        - Целитель - вовсе не щупач, - продолжил пленник. - Она не сумеет отыскать в моем сознании именно то, что нужно вам, а если я почувствую за ее спиной щупача, то сожгу обоих… Вы же слышали, что сказал Чейн: у «Невесты ветра» теперь другой навигатор. Он не ошибается. Все остальное - тоже правда!
        - Другой навигатор, - повторил Аматейн и перевел взгляд на Умберто. - Рейго!
        Щупач понял своего повелителя с полуслова: он подошел к Умберто, не скрывая мерзкой ухмылки, и протянул руки к его голове. Моряк не стал сопротивляться, хотя и особого воодушевления не показал. Ненадолго оба замерли, глядя друг другу в глаза и почти не мигая.
        - Есть! - воскликнул Рейго Лар, отступая.
        Умберто отшатнулся и спрятал лицо в ладонях - было видно, что он с трудом удерживается на ногах. Говорили, что близкое знакомство с щупачом обеспечивает жестокую головную боль на сутки, а то и больше; теперь Фаби поняла, что слухи не преувеличивают, а недооценивают реальность - одной болью дело не ограничивается.
        Она бы не хотела испытать такое на себе…
        - Чистая правда, мой повелитель, - сказал Рейго Лар. - Я видел, как все произошло. «Невеста ветра» лишила бывшего капитана не только своей поддержки, но и ясности ума - она одурманила его, заставила верить, что все в полном порядке… пока не стало слишком поздно. Право слово, я даже не думал, что устроить мятеж на корабле так легко и просто!
        - Только если тебя поддерживает фрегат, - проронил мастер-корабел. - В противном случае шансы весьма невелики.
        - Что еще ты видел? - нетерпеливо спросил Аматейн.
        - Как новый капитан ломал старому пальцы, - ухмыльнулся Лар. - Это было очень… воодушевляющее зрелище. И, ваше величество, по-моему, я знаю причину произошедшего - одну из причин. - Он повернулся и указал рукой на Эсме, которая стояла неподвижно и смотрела на скованного феникса, не обращая внимания ни на кого другого. - Вот она!
        Целительница вздрогнула.
        - З-заткнись… - Умберто шагнул вперед и, не удержавшись, упал на колени. - Ты, мерзкий щупач… если еще хоть слово скажешь, я тебе башку оторву…
        Капитан-император рассмеялся:
        - Ну зачем же так жестоко? Нет-нет, ты должен был сам рассказать мне правду… Что ж, господа, все ясно! Мы видим перед собой живое подтверждение старого-старого правила, запрещающего брать женщин на борт фрегата. Кристобаль, я по-прежнему тебе не верю, но постараюсь воспользоваться случаем и продемонстрировать свое гостеприимство. Джессен, уведи его! Хотя нет, погоди. Осталась последняя проблема…
        Аматейн встал и повернулся к спутнику Умберто, словно лишь теперь вспомнив, что этот юный дерзец посмел присвоить имя покойного принца Амари. Мгновение оба сверлили друг друга яростными взглядами, а потом капитан-император отчеканил:
        - Мой сын мертв. Лишь Заступница могла бы его спасти, но она не пожелала сойти с небес на землю. Ты, мерзавец, и впрямь на него похож, но этого недостаточно!
        С этими словами он взмахнул рукой и ударил по воздуху, как если бы тот был чем-то плотным, материальным. Все до единого магусы и люди ощутили волну, которую вызвал этот удар, но едва ли хоть кто-то из них успел понять, куда она направлена и что должно произойти.
        Все случилось очень быстро.
        Волна ринулась на Амари, сбила с ног стоявшего рядом Умберто и в мгновение ока разнесла вдребезги большое окно. Осколки стекла, похожие на огромные кривые ножи, не упали на пол, как им полагалось бы по закону природы, а повисли в воздухе. Потом, развернувшись, они ринулись на неподвижного юношу, который успел лишь поднять руку, и…
        …все замерло.
        - Без сомнения, кто-то умер в тот день, - хрипло сказал Амари и шевельнул пальцами. Несколько осколков со звоном упали; остальные продолжали висеть, словно на невидимых нитях. - Но это уж точно был не я! - Новое движение, звон стекла. - Хотя ты, отец, можешь по-прежнему сомневаться в том, что видишь…
        Еще четыре осколка отправились на пол, последний же стал поворачиваться, будто стрелка компаса. Вот он указал острым концом на Витеса… Умберто… ненадолго задержался, целясь в серебряную маску Аматейна… и замер, уставившись на Рейго Лара. Щупач сглотнул, на его враз побледневшем лице выступили крупные капли пота.
        - Впрочем, ты уже ни в чем не сомневаешься, - договорил его высочество принц Амари и взмахом руки отпустил жуткую «стрелку». Вот теперь установившаяся в кабинете Аматейна тишина была по-настоящему мертвой, и ее не нарушали даже звуки, доносившиеся сквозь разбитое окно. Весь мир словно притих в ожидании того, что скажет или сделает капитан-император, вновь обретший потерянного сына.
        - Оставьте нас, - неузнаваемым голосом произнес Аматейн.
        И они подчинились.
        - Ты еще слишком молода, - сказала Ризель. - И ничего не знаешь про договоры о дарах. Верно?
        - Слышала однажды, - неуверенно ответила Фаби. - Это как-то связано с… кукушками?
        Принцесса усмехнулась и кивнула. Они сидели на краю широкой кровати Ризель, доверительно склонившись друг к другу, - Фаби невольно подумала, что так могли бы шептаться две сестры, а не госпожа со служанкой. Воздух в спальне ее высочества стал другим - затхлым, тяжелым, - и находиться здесь было непросто. Впрочем, теперь неизвестно, долго ли придется терпеть.
        - Ваше высочество, так этот мальчик… действительно принц Амари?
        Ох, как жаль, что она попала во дворец уже после его предполагаемой смерти!
        - Вашему семейству повезло, - проговорила Ризель, словно не услышав вопроса. - Оно всегда было одним из самых многочисленных, хотя об этом предпочитали не говорить - как же, вы ведь бесполезные воробьи, обреченные служить другим кланам, где уж вам обладать сокровищем, которое никому из нас недоступно? Вас много, и поэтому кукушки в ваших семьях почти не рождаются… - Она вздохнула. - Так вот, Фаби, когда женятся два магуса из разных кланов, их ребенок всегда наследует только один дар. Предположим, если мы говорим о паре, в которой муж принадлежит к семейству Цапли, а жена - Соловья, то их дитя либо еще в колыбели начнет передвигать вещи взглядом, а едва покинув ее - отдавать приказы нянькам, либо поразит всех своим прекрасным голосом… Ты ведь понимаешь, о чем я?
        Фаби не просто понимала - она вспомнила, что такое договор о дарах. Его заключали старейшины кланов, к которым принадлежали будущие супруги, обещая друг другу проследить, чтобы детей этой пары воспитывало именно то семейство, чей дар проявится. Ребенка могли на время передать ближайшим родственникам, чтобы они обучили его всему, и лишь потом возвращали родителям. Только при таком условии двое из разных кланов имели право стать мужем и женой.
        Принцесса, тяжело вздохнув, откинулась на подушки и заговорила таким тоном, словно рассказывала подруге сказку.
        - В некоей семье было трое детей. Старший унаследовал дар своего отца, и, как говорят те, кому посчастливилось его знать, он был весьма силен и впоследствии мог стать еще сильнее. Но Великий Шторм рассудил иначе и забрал юношу к себе… - Она ненадолго замолчала. - Второй родилась дочь, которая тоже унаследовала отцовский дар. Все бы ничего, но я забыла упомянуть, что это семейство правило страной, где по обычаю трон передается лишь по мужской линии, поэтому как раз способности дочери никого не интересовали… то есть обладай она тем же даром, что и мать, было бы даже лучше. Правитель нуждался в сыне - и сын родился! Младший ребенок, долгожданный и драгоценный… но что это? О ужас, он оказался кукушкой. Не было предела горю безутешного отца, который понял, что ни один из его детей не способен унаследовать корону! Придя в себя, он повелел скрыть ото всех, что мальчик начисто лишен способностей, - в надежде, что Заступница окажется милосердной, и дар все-таки проснется в маленьком принце. Такое иногда случалось… и именно так все произошло на этот раз.
        - …Завтра ты пригласишь ко мне Кармора Корвисса, - сказал капитан-император, и Ризель послушно кивнула, но что-то в голосе отца встревожило ее. Ему понадобился ворон-алхимик? Может, он почувствовал себя хуже?.. - Нет, дорогая, я буду говорить с ним вовсе не о своем здоровье, - прибавил Аматейн с усмешкой, словно прочитав ее мысли.
        - Но о чем? - осторожно спросила принцесса. - Кармор… ведь он… э-э…
        - О нем ходит дурная слава, я знаю, - перебил капитан-император. - Видишь ли, иногда так случается - того, кто первым сходит с проторенной тропы и начинает искать новые пути, винят во всех смертных грехах. В лучшем случае его признают безумцем и оставляют в покое, в худшем же изгоняют навсегда. Кармору повезло - у него имеется вторая тень. Слово Рейнена и поныне имеет вес для всех… но не для тебя, как я погляжу?
        - Да, - призналась Ризель со вздохом. - Кармор мне не нравится.
        - Он полезен, - возразил Аматейн. - А тебе нужно научиться властвовать над своими эмоциями, они лишь мешают в таком сложном деле, как управление государством. Понятно? Вот и славно. Теперь иди.
        Она собирала бумаги, продолжая размышлять о том, зачем капитану-императору мог понадобиться ворон, известный своими странными выходками. Говорили, в Росмере, родовом владении Корвиссов, где Кармор в отсутствие дяди был полноправным хозяином, творятся темные дела - там то и дело пропадают люди.
        В последний момент отец окликнул ее:
        - Ризель, как ты считаешь, Амари красиво пел на прошлой неделе на дне рождения ее величества Алиеноры?
        - О-о, без сомнения! - ответила принцесса, улыбнувшись. - Это было так прекрасно, что даже не описать словами. Многие расплакались от избытка чувств…
        - Да, мне передали, - проговорил Аматейн странным голосом. - Ладно. Иди!
        Как она потом кляла себя за недогадливость, за слепоту! Но для всего, что касалось Амари, безукоризненно отработанные правила не годились - он ломал их одним взглядом, одним движением руки. В присутствии младшего брата Ризель теряла способность мыслить ясно и превращалась в ту девушку, какой была до дня, когда капитан-император перестал показываться на людях и переложил управление империей на плечи своей дочери. «Наш маленький принц», - говорила Ризель, и мальчик смеялся, а ей хотелось взлететь. Ее мать и брат были двумя райскими птицами, почти все свое время проводившими в Садах Иллюзий, и ей иной раз удавалось рядом с ними позабыть о делах и о государственных тайнах.
        Кармор Корвисс явился точно в назначенный час; Ризель оставила их с капитаном-императором наедине. Беседа длилась несколько часов, и все это время принцесса ходила из угла в угол, теряясь в догадках: она вспоминала события минувших дней и пыталась понять, зачем отцу нужен ворон.
        Амари спел несколько песен на празднике в честь дня рождения матери.
        Разве мог капитан-император углядеть в этом повод для тревоги?
        Хороший голос у ребенка - не такая уж и редкость…
        От внезапной догадки Ризель вздрогнула. Да, конечно же - хорошие голоса встречаются, но как часто дар ребенка оказывается столь силен, что магусы из кланов Скопы, Ястреба и Орла, не склонные к сентиментальным поступкам, то плачут, то смеются, слушая его? И как часто у самой принцессы возникало чувство, будто она внемлет голосу неземного существа, посланца далеких звезд?
        «Его дар пробудился, - сказала она себе. - И это дар Соловья!»
        А значит, последняя надежда Аматейна на то, что сын все-таки окажется достойным преемником, утрачена безвозвратно: дитя двух кланов может обладать лишь одним волшебным даром, и ангельский голос Амари не оставляет места для невидимых рук и сильного слова Цапли. Мало того, теперь старейшина семейства Фиренца получил законное право потребовать, чтобы маленького принца передали ему на воспитание.
        «Что же теперь будет?..»
        Нехотя она призналась себе, что не знает ответа на этот вопрос и по-прежнему понятия не имеет, отчего беседа капитана-императора с Кармором Бдительным так затянулась. Но это не помешало принцессе выработать стратегию. Ризель вполне отдавала себе отчет в том, что задуманное ею может вызвать гнев капитана-императора или даже привести к еще более тяжелым последствиям, и все же решилась.
        Когда Кармор вышел из кабинета Аматейна, принцесса пригласила его следовать за ней, и ворон не посмел ослушаться. Заведя недоумевающего алхимика в первую попавшуюся комнату, Ризель глубоко вздохнула, собираясь с силами, и произнесла, четко выговаривая каждое слово:
        - П е р е с к а ж и мне вашу беседу с моим отцом.
        Дар Цапли позволял магусам из семейства Эгретта повелевать вещами и людьми, а также своими собратьями, небесными детьми. В этом крылся секрет долгосрочного владычества их клана, незыблемой власти капитана-императора, - как можно усомниться во всемогуществе того, чье слово, произнесенное с повелительной интонацией, становится приказом, который невозможно нарушить? И чем короче он - тем лучше, поскольку тогда не остается места для игры слов.
        Конечно же, у этого дара существовали пределы, однако определить их с точностью не мог никто. Аматейн однажды сказал дочери так: «Все дело в воле. Если у того, кому ты приказываешь, она сильнее, не рассчитывай на подчинение!» Но в скором времени он опроверг собственные слова случайно оброненной фразой: «Власть - это тяжелый груз, и если ты не сумеешь рассчитать свои силы правильно, то надорвешься. Будь осмотрительна, и тогда сможешь сломить даже того, кто превосходит тебя силой духа!»
        В тот раз ей повезло - Кармор сломался сразу же и в деталях рассказал, о чем просил его Аматейн, но поверить в это было непросто…
        - Есть один способ, - бормотал он неразборчиво, устремив перед собой отсутствующий взгляд, - он очень опасен, и поэтому ни Рейнен, ни кто-то другой из Бдительных так и не решились его испробовать. Я стану первым, кто преуспеет! - Тут глаза ворона лихорадочно заблестели, дыхание сделалось шумным и неровным. - Меня назовут спасителем небесных детей! Я уже сумел пробудить дар у того, в ком была лишь четверть небесной крови, а тут - настоящий магус! Если получилось в тот раз, то и сейчас получится!
        Он пустился описывать в подробностях, как именно намеревается пробудить дар Амари, и Ризель охватила дурнота. Ее отец намеревался подвергнуть собственного сына жестоким испытаниям, которые даже в самом лучшем случае оставили бы неизгладимый след в душе Амари и, возможно, на его теле. Нет-нет, это не могло быть правдой! Зажав уши ладонями, она крикнула:
        - З а м о л ч и!!!
        И Кармор Корвисс умолк навсегда.
        - Так вот почему он онемел… - растерянно пробормотала Фаби, ощущая легкий озноб - наверное, из-за сквозняка. - Теперь я понимаю… Но что же было дальше?
        - Дальше все было просто и сложно одновременно, - вздохнула Ризель. - Я переоценила свои силы и поплатилась - слегла. Его величество, конечно же, сразу понял, что случилось; он пришел ко мне в тот же вечер, до полусмерти напугав служанок, сел рядом - вот примерно туда же, где ты сейчас сидишь, - наклонился и сказал: «Я не отступлю». И все. Когда я поправилась, все пошло своим чередом, только Кармор так и остался немым - оказалось, что отдать приказ намного проще, чем отменить его. Уж не знаю, каким образом отец заставил его «молчать» о случившемся и выдать все за результат неудачного эксперимента…
        - Поэтому он теперь все время водит за собой щупача, - заметила Фаби.
        - Да. Именно из-за своей немоты он подружился с Рейго Ларом и, говорят, даже помог этому засранцу захватить власть в семействе. Мало того, Рейго пристрастился к научной магии - особенно к той ее части, которую именуют «магией полужизни», - и сам в меру сил проводит кое-какие опыты вместе с приятелями-воронами, такими же мерзавцами, как Кармор. Полужизнь… - Кулаки принцессы невольно сжались. - Я жалею, что приказала ему молчать. Надо было приказать: «Сдохни!»
        На этом внезапный приступ откровенности завершился. Фаби узнала достаточно, но вопросов у нее все равно осталось великое множество: как именно Ризель удалось разыграть смерть брата? Кто помогал ей и остались ли эти неизвестные смельчаки живы? Знает ли императрица, что ее младший сын не погиб?..
        - Что с нами теперь будет? - прошептала она, не надеясь на ответ.
        Ризель промолчала.

* * *
        - Давай все забудем, - сказал Кузнечик, когда молчание сделалось невыносимым. - Я хочу начать заново, отец.
        Он стоял перед капитаном-императором, с трудом сдерживая предательскую дрожь в коленях, и повторял про себя, словно заклинание: «Не бойся, не бойся, не бойся…» Эта встреча снилась ему почти три года, и всякий раз объятие отца превращалось в жесткую хватку «трона полужизни» - так Рейго Лар называл кресло, к которому он и Кармор Корвисс привязывали маленького принца Амари перед тем, как приступить к очередному этапу «лечения». «Мы вылечим вас, ваше высочество, - твердил Рейго, плотоядно улыбаясь. - Мы разбудим ваш дар!»
        И начинались истязания, после которых у него болели и душа, и тело…
        - Ты изменился, - негромко проговорил Аматейн. - Повзрослел.
        - Мне пришлось… - начал Амари, и голос подвел его - сорвался на невнятный хрип, который перешел в кашель.
        Серебряная маска капитана-императора не выражала никаких эмоций, но он покачнулся, будто желая шагнуть вперед и обнять сына. Желание это, впрочем, так и осталось потаенным.
        - Твой голос… - сказал он, когда приступ Амари закончился. - Нет-нет, молчи. Я слышал историю о том, как юнга спас жизнь капитана Крейна, а потом его самого пришлось спасать. Так все и было?
        - Это вышло… случайно, - ответил Амари.
        Маленькая ложь, одна из многих. На самом деле он спасал Кристобаля Крейна дважды, просто во второй раз все прошло так тихо и незаметно, что, кроме феникса, никто ничего не понял. Кузнечик хорошо помнил, как спрятался на палубе, чтобы посмотреть на сирен: не ослушайся он приказа, капитан был бы мертв, потому что хитроумная петля на спусковом механизме стреломета прогорела раньше времени. Стреломет был нацелен верно, и выстрел достиг бы цели. «Спасибо тебе», - только и сказал Крейн. Никто не понял, за что капитан поблагодарил юнгу, а мальчик лишь в этот миг осознал, что для феникса его истинное имя никогда не было секретом.
        Маленькая ложь, одна из многих…
        - …Капитан, прошу вас, не заставляйте меня это делать! - взмолился Кузнечик, падая на колени перед Фейрой. - Умоляю! Меня убьют во дворце… или еще хуже… прошу, капитан!
        Феникс мрачно глядел на своего юнгу и молчал.
        - Хуже - это он может, - произнес Змееныш на удивление четко. - Тебе очень повезло, что Кармору не удалось закончить начатое. Был бы сейчас-с, как я…
        Они находились в большой каюте; Змееныш сидел на полу у самой двери, скрестив ноги, и пристально следил, чтобы Фейра не нарушал расстояние в пять шагов. То, что связывало этих двоих, по-прежнему оставалось тайной для Кузнечика-Амари, но сейчас он не думал о чужих тайнах - свои были куда важнее.
        Похоже, он зря считал, что о них никому не известно.
        - К-кармор? - переспросил Кузнечик, запнувшись. - Откуда ты о нем знаешь?!
        Змееныш вздохнул:
        - Мой дар пробудил именно этот мерс-с-ский тип. О-о, он спос-собен творить чудес-са! Правда, от них брос-сает в дрожь даже такого бывалого магус-са, как Крис-стобаль Фейра… да, Кристобаль?
        - Так ты магус? - изумился юнга, на мгновение позабыв обо всем. Он и впрямь вспомнил, как Рейго рассказывал об удачном опыте Кармора, состоявшемся за несколько лет до того, как его услуги понадобились капитану-императору. «Удалось пробудить дар в полукровке, - говорил щупач с такой гордостью, словно это его заслуга. - Точнее, в нем была лишь четвертая часть небесной крови, но этого хватило!»
        Выходит, Змееныш и есть тот самый «счастливчик»? Но как же он попал к Звездочету?..
        - Из какого ты клана?
        - Я видел тебя во с-с-сне, - задумчиво сообщил Змееныш после паузы. Зрачки его желтых глаз сузились до еле заметных вертикальных черточек. - Хочешь, предскажу будущее? Бес-с-сплатно.
        - Издеваешься… - удрученно пробормотал Кузнечик и повернулся к капитану: - Вы просите, чтобы я вернулся в Облачную цитадель, а ведь это равносильно смертному приговору для моей сестры! Если отец узнает, что я жив, что именно Ризель устроила побег… Да вы хоть представляете, что он с ней сделает?
        - Ничего не сделает, - сказал Фейра, - потому что ты ее защитишь.
        Амари обомлел, а Змееныш расхохотался.
        Горящие глаза феникса пронзали душу насквозь…
        - Ты сказал, она отправила тебя в Фиренцу, к деду, - продолжил он. - Но по дороге сопровождавший тебя слуга заболел, побоялся обратиться к целителю… и умер. Ты очутился в одиночестве, почти без денег и без возможности обратиться за помощью к кому-нибудь, кто не побежал бы тотчас же докладывать Аматейну, что его сын вовсе не погиб. Но Ризель спасла своего брата не для того, чтобы он стал портовым воришкой или удовлетворился судьбой простого матроса на пиратском корабле!
        Юнга опустил голову, краснея.
        - Что она сказала тебе перед расставанием?
        - Не помню, - прошептал парнишка. - Но… ладно, капитан, вы меня уговорили.
        Фейра удивленно поднял брови - он словно не ожидал, что Амари так быстро отступит. Рука феникса потянулась вперед, желая дружески похлопать мальчика по плечу, но тут же опустилась - не то он вдруг устыдился своих черных когтей, не то вспомнил, что перед ним уже не юнга, а принц, наследник престола.
        - Вот и хорошо… - проговорил он, вздохнув. - Теперь осталось тебя подготовить.
        - С-считаешь, нужно рас-с-сказать? - подал голос Змееныш. - Да. С-согласен! Пусть он лучше узнает сейчас-с, иначе все пойдет прахом…
        Амари вздрогнул, ощутив внезапную тревогу. Какая-то тайна по-прежнему оставалась нераскрытой, и она его пугала. Почему Змееныш знает о Карморе? Как мог он попасть из Вороньего гнезда на пиратский корабль? И почему, в конце концов, он оказался здесь?
        - Узн?ю о чем? - спросил молодой магус, внутренне холодея.
        - О том, - проговорил Змееныш, - как называется на языке детей земли неизлечимая болезнь твоего отца - им она хорош-ш-шо знакома. Это то, с-с чем с-сталкивается на с-своем пути каждый человек…

* * *
        - Это вышло случайно, - повторил Амари. - Но я навсегда потерял голос, и вместо дара Соловья проснулся дар Цапли. Ты добился желаемого, пусть даже и не тем способом, каким хотел… Я здесь.
        - Я этому рад, - сказал капитан-император и, чуть помедлив, поднял руки к лицу - к бесстрастной и красивой серебряной маске, заменявшей его. Он впервые сделал это в присутствии своего сына. Сердце Амари заколотилось - казалось, оно вот-вот вырвется из груди, - и он едва не лишился чувств, хотя и знал наперед, что увидит.
        Маска…
        «Он безобразен, - шептались придворные, хотя ни один из них на самом деле понятия не имел, что скрывается под серебром. - Эта болезнь изуродовала его величество до неузнаваемости, и он не хочет, чтобы мы всякий раз при встрече вздрагивали от испуга!»
        Перчатки…
        Аматейн и впрямь был безобразен, но только по меркам магусов, чьи лица веками не менялись, оставаясь красивыми и молодыми. «Мы умираем от скуки, - сказал как-то раз Эрдану капитан Крейн, и юнга случайно услышал его. - Наши тела по-прежнему молоды, но огонь в сердце угасает - лишь немногим удается поддерживать его три-четыре столетия… А ведь мы могли бы жить вечно!» «Вот и докажи на своем примере, что можешь жить вечно, - сварливо ответил мастер-корабел. - Иначе это лишь пустые слова!»
        Парик…
        Губы Амари дрожали, когда он разглядывал седые волосы, узловатые пальцы и лицо своего отца - иссеченное морщинами, покрытое старческими пятнами, какие он не раз видел у пожилых людей и никогда - у магусов. Аматейн выглядел как человек лет восьмидесяти - очень крепкий для своего возраста, но вне всяких сомнений старик.
        Эрдан и то рядом с ним показался бы моложе.
        - Так это ты… - прошептал принц, едва не выдав себя - так хотелось прибавить «все-таки». - Ты был Звездочетом! Я прятался от него… от тебя… потому что сам не мог понять, чего боюсь. Заступница, как же так! Мы же столько раз едва не встретились!
        - Больше никаких тайн, - сказал Аматейн. - Никаких.
        - …Да, я все понял… - прошептал Кузнечик. Ему хотелось, чтобы этот разговор оказался кошмарным сном, ему хотелось проснуться. - Но, капитан… если все получится, и он мне поверит… если я опять…
        Он не смог договорить, и тогда Фейра пришел на помощь:
        - Боишься, что тебе не захочется вновь становиться пиратом?
        Кузнечик кивнул.
        - Что ж, - усмехнулся феникс, - если и впрямь так случится, значит, я вполне заслужил то, что ждет меня в подземельях Облачной цитадели. Но, ты знаешь, я почему-то верю, что ты сделаешь правильный выбор.

* * *
        Они до позднего вечера ждали гостей, но никто не пришел навестить принцессу - ни капитан-император, ни Амари. Фаби исподволь наблюдала за своей госпожой, которая вновь стала холодной и равнодушной Белой Цаплей, и ловила на ее лице признаки легкого недоумения. Сама компаньонка даже не пыталась понять, как следует толковать молчание Аматейна, и предугадать, что произойдет дальше.
        Впрочем, она и не надеялась, что он простит Ризель и все забудет.
        - Иди спать, - сказала принцесса. - Сегодня, кажется, нас никто не тронет.
        Это прозвучало не как приказ, и Фаби молча покачала головой: уйти, оставив Ризель в одиночестве, было бы сейчас хуже самого страшного предательства. Она забралась с ногами в кресло, стоявшее в углу комнаты, и сама не заметила, как задремала.
        Знакомый ночной кошмар тотчас же пришел в гости.
        Искрой сквозь тьму она проскользнула вглубь - прямиком в пещеру с дремлющими тварями - и с изумлением обнаружила там некоторые перемены. Безымянные создания по-прежнему спали, но теперь их сон был очень чутким, тревожным: то и дело во мраке вспыхивали красные огоньки-глаза, чтобы спустя всего мгновение вновь погаснуть, а тишину изредка нарушали шорохи, шелест, постукивание и позвякивание.
        «Они готовы проснуться, - поняла Фаби. - И это их беспокоит».
        Повинуясь безотчетному порыву, она потянулась к одному из созданий, и оно почувствовало приближение чуждой сущности - вздрогнуло всем телом, отстранилось. Испугалось? Фаби не успела даже подумать, что оно может бояться не за себя, как вдруг ее подхватило и унесло куда-то в еще более непроглядный мрак, в бездну, в ничто.
        И она… не проснулась.
        Комната выглядела как-то странно, и Фаби не сразу поняла, что смотрит на нее сверху - с потолка. Оглядевшись, она увидела то, чего не замечала раньше: по стенам бежали тонкие линии, образуя причудливые узоры, которые источали красноватый свет. Местами линии переплетались очень густо, и Фаби почувствовала, что это неспроста: спальня Ризель обладала секретами, спрятанными в стенах и отмеченными непонятными знаками.
        «Любопытно…»
        Она увидела себя со стороны и не испытала ровным счетом никаких чувств - это же сон, а во сне все возможно! Привычный мир, ставший пугающе странным, был намного интересней, чем тело, скорчившееся в кресле, и этот мир нужно было исследовать побыстрее, пока не наступил миг пробуждения. Линии? Да, каждая из них манила и притягивала, словно уговаривая пробежаться вдоль себя и посмотреть, что спрятано там, на другом конце, но нечто и вовсе удивительное заставило Фаби позабыть о магнетических отметинах: из спальни принцессы исчезла… сама принцесса.
        Ризель же собиралась спать!
        С непривычным азартом Фаби принялась искать госпожу, не особенно удивляясь легкости, с которой перемещалась из одной части Облачной цитадели в другую. За считаные мгновения она умудрилась просмотреть несколько десятков комнат и залов - застигла врасплох уединившуюся парочку, испугала до визга молоденькую служанку, даже увидела капитана-императора без маски, но не разглядела его лица… Принцессы нигде не было. «Не могли же ее увести в темницу, оставив меня сладко спать в кресле!» - подумала Фаби и вернулась к дверям в покои Ризель, у которых стояли стражи-истуканы. Все по-прежнему, без изменений… или нет? Она спустилась по противоположной стене и замерла: стражи смотрели прямо, не замечая ничего необычного вокруг, и их глаза были затуманены не то сном, не то каким-то зельем.
        «От настоящих статуй проку больше - они хотя бы красивые!»
        Что ж, теперь понятно: Ризель никто не уводил, она ушла сама, заставив стражей уснуть с открытыми глазами. Но зачем? Куда? «Думай! - приказала себе Фаби. - Куда бы ты отправилась на месте принцессы?»
        Ответ пришел быстро.
        Это было так привычно - тенью следовать за госпожой, забыв о себе!
        Ризель шла по длинному узкому коридору, озаренному светом факелов. Белое платье и белые волосы принцессы скрывал плащ, но вовсе не он должен был защитить ее от чужих глаз: нынче ночью Цапля вновь опробовала свой дар на живых существах и намеревалась применить его еще столько раз, сколько понадобится. Впрочем, ей везло - в тюремных подземельях Облачной цитадели было весьма немноголюдно.
        Где-то впереди раздались странные звуки - грохот, лязганье цепей, - и она замедлила шаг, борясь со смятением. Мало кто знал, что дочери капитана-императора дважды пришлось бывать в этих негостеприимных местах, причем вовсе не в роли скучающего наблюдателя за чужими мучениями. Аматейну уже случалось усомниться в ее верности, и если в прошлый раз его остановило лишь то, что Амари был предположительно мертв, то теперь маленький принц воскрес. У капитана-императора есть наследник престола, и вероломная дочь ему больше не нужна…
        - Вот твоя жратва, - послышался за углом грубый голос, и Ризель узнала Берто - старшего тюремщика. Она торопливо отступила в темную стенную нишу, чьим единственным обитателем оказался большой паук. - Нам велено кормить и поить заключенных вовремя, но никто не говорил, что мы должны им помогать, хе-хе. Не сможешь жрать вслепую - подыхай, и дело с концом!
        Принцесса затаила дыхание - ей нужно было услышать голос того, кто находился в камере. Однако узник предпочел промолчать, и оставалось лишь строить догадки, был ли он измучен пытками или просто считал ниже своего достоинства беседовать с тюремщиком.
        Того, впрочем, это ничуть не смущало.
        - Молчишь? Гордый, да? Вы все поначалу гордые… Вот и твой двойник тоже молчал, но потом за него взялись как следует - и запела птичка!
        «Это Фейра, - поняла Ризель, чувствуя внезапную дрожь. - Значит, Хаген где-то дальше… если он вообще жив!»
        - Но с тобой будет труднее, - продолжал тем временем болтливый тюремщик. - С чего я это взял? Чтоб ты знал, сорок лет назад тут старшим был мой папаша - его повысили как раз перед тем, как схватили Бастиана Фейру. Мы с братом мальцами частенько его просили - расскажи, как ты феникса кнутом охаживал, а он губы в кровь искусал, чтоб от боли не скули… А-а-а!!!
        Вопль Берто заставил Ризель выбраться из убежища и, прокравшись несколько шагов вдоль стены, осторожно заглянуть за угол. Странному зрелищу не мешала даже решетка, отчасти перекрывавшая обзор: посреди камеры стоял Кристобаль Фейра, опутанный паутиной цепей, - его руки были вытянуты в стороны и вверх, - а поодаль на полу валялся тюремщик и стонал, прижимая к груди правую кисть. Кожа на животе Феникса светилась, словно у него внутри был спрятан ворох горящих углей; и еще Ризель совершенно точно почувствовала запах горелой плоти.
        - Трус был твой папаша, - медленно проговорил узник, оказавшийся вовсе не таким беззащитным и безобидным, как ожидал Берто. - Трус, но не дурак… как ты.
        - Ублю-удок! - провыл тюремщик. - Ты же скован!!!
        - Я не перестал от этого быть самим собой, - ответил Фейра. - Все, хватит. Ты мне надоел. Поди прочь!
        Стон Берто перешел в издевательский смешок, и он с трудом поднялся на ноги. Принцесса торопливо ретировалась в свою нишу, но ей хватило самообладания, чтобы понять: услышанный совсем недавно грохот раздался, когда тюремщик натягивал «паутину», а теперь вокруг стояла тишина. «Мерзавец! - подумала Ризель. - Оставляет его висеть на цепях до утра. Тварь, какая же он все-таки тварь…» Надвинув поглубже капюшон плаща, она скользнула глубже в тень… и обнаружила, что место занято.
        - Тс-с! - одетый в черное незнакомец приложил палец к губам - точнее, к платку, закрывавшему нижнюю часть лица. - Мы оба здесь помес-стимся, - проговорил он свистящим шепотом, и Ризель кивнула. Его удивительные желтые глаза смотрели не мигая, и принцесса сейчас согласилась бы с чем угодно, потому что ее железная воля исчезла, как исчезает упавшая на ладонь снежинка. Она закуталась в плащ, вжалась в стену и не шевельнулась даже тогда, когда Берто протопал совсем близко, прижимая к груди обожженную руку и громко матерясь. От ее внимания, впрочем, не ускользнуло, что незнакомец в черном тихонько вытащил из рукава стилет.
        - Хорош-шо… - сказал он, когда шаги тюремщика затихли вдали. - Рад встрече, ваш-ше выс-сочес-ство. Вы очень с-смелы, рас-с-с приш-шли сюда… не боитесь навлечь гнев капитана-императора?
        - Сдается мне, вы уже знаете наперед ответы на все свои вопросы, - ответила Ризель. - Как заданные, так и незаданные. С кем имею честь?
        - О-о, в общении со мной мало чес-сти, - слегка насмешливо проговорил незнакомец и изобразил пародию на почтительный поклон. - Можете звать меня… Паоло. Это настоящее имя, хотя я им уш-ш… уже очень давно не пользовался.
        - Так почему же вы открыли его сейчас? - изумилась принцесса. - Не потому ли, что намереваетесь меня убить?
        - Нет, не потому, - сказал Паоло с некоторой небрежностью, которая невольно оскорбила Ризель. - Прос-сто с некоторых пор я говорю только правду… ес-сли вообще говорю. Идемте!
        Она не спросила, куда и зачем. Странный союзник - надолго ли пересеклись их пути? - двигался бесшумно, словно был не человеком, а тенью… впрочем, был ли он на самом деле человеком? Ризель удивленно покачала головой, наблюдая, как Паоло открывает тяжелую дверь камеры: она знала, что для этого даже Кадзи - самому сильному из подручных Берто - приходится попотеть. Паоло с задачей справился легко - откуда только взялась такая сила в его щуплом теле?
        …Ах да - у него был ключ. Ризель восприняла это как нечто само собой разумеющееся.
        Феникс поднял голову:
        - Кто здесь?
        - Всего лиш-ш-шь я, - сказал Паоло и двинулся вперед. Шел он как-то странно - обходя узника по широкой дуге, словно боясь к нему приближаться. - Точнее, мы. Я и ее выс-с-сочество Ризель.
        - Маленький нахал… - проговорил Фейра, в точности выразив мысль самой принцессы. - Я попросил бы тебя опустить цепи, но они жутко шумят. Эта трусливая мразь Берто не видит дальше собственного носа, но на грохот обязательно прибежит.
        - Верное умозаключение, - кивнул Паоло, остановившись примерно в пяти шагах от узника. - Поэтому тебе придется потерпеть.
        - Да. Но не мог бы ты хотя бы на время снять эту дурацкую повязку?
        Паоло рассмеялся - его тихий шелестящий смех отчасти напоминал змеиное шипение, - и взглянул на Ризель своими желтыми глазами, вновь с легкостью делая то, что никак не удавалось даже капитану-императору, - разрушая ее силу воли.
        - Забыл… - проронил феникс. - Совсем забыл, что ты не можешь ко мне приближаться.
        Ризель подошла, осторожно ступая по грязному полу, протянула руки - пришлось встать на цыпочки, потому что Фейра был намного выше ростом, - и развязала узел у него на затылке. «Он сейчас отомстит мне за свою семью… - мелькнула тусклая мысль. - За разоренное гнездо феникса, за мученичество брата… за все. И будет прав».
        Она не боялась.
        Прозревший Кристобаль Фейра с изумлением посмотрел на дочь капитана-императора, и она, смущенно потупившись, шагнула назад. Стоять рядом с ним было жарко, а от взгляда разноцветных глаз с огненными зрачками и вовсе делалось не по себе.
        Она мечтала о встрече…
        Она хотела, чтобы этот пират стал ее союзником…
        Она даже доверила Хагену одну из самых страшных тайн Аматейна…
        - Благодарю, - сказал он тоном, не оставлявшим сомнений в искренности. - Ваш совет пришел вовремя, а уж посланник оказался просто сокровищем. Без него я сейчас был бы не здесь, а у Великого Шторма.
        Ризель не сразу почувствовала двусмысленность последней фразы.
        - Меня следует не благодарить, а проклинать, - проговорила она. - Ваши нынешние мучения на моей совести…
        - Мучения? - переспросил феникс с улыбкой. «От этой улыбки, - подумала принцесса, - расплавилось не одно сердце». - Мучения терпел мой отец. И мой брат, которого лишили связи с кораблем, разорвав обоим души на лохмотья. Обоим выжгли глаза и отрубили руки… но вы же все и так знаете, госпожа? Вот это были истинные страдания, а я… - Он пошевелился, заставив цепи зазвенеть. - Я так, прохлаждаюсь.
        Ризель почувствовала: от нее буквально только что ускользнула какая-то важная деталь - мелочь, пустяк, случайно оброненное слово, которое позволило бы понять если не все, то многое. Он был прав, этот скованный и всеми брошенный узник: сорок лет назад Бастиану Фейре пришлось вытерпеть куда более страшные вещи, и он действительно терпел, чтобы потом взойти на эшафот и рассыпаться пеплом на глазах у изумленной толпы. Сама Ризель этого не видела - она тогда еще не родилась, - но слышала немало рассказов, в которых пугающей правды было больше, чем безобидного вымысла.
        - Так капитан-император не ошибался? - спросила она, переводя взгляд с Фейры на загадочного Паоло и обратно. - Это какой-то хитрый план? Одна из знаменитых безумных авантюр капитана Кристобаля Крейна?
        - Крейна больше нет, - ответил феникс. - А Кристобаль Фейра действует напролом и не умеет предсказывать будущее, поскольку для огня будущего просто не существует. Все, что вы видите, - правда. Я здесь, я в цепях, лишен друзей и связи с ~Невестой ветра~, которая ныне подчиняется другому…
        - А как же Паоло?
        - Паоло… - повторил Фейра с тяжелым вздохом. - Помощник, который даже приблизиться ко мне не может. Это долгая история, ваше высочество, и пусть он сам все расскажет… если захочет.
        Юноша в черном смотрел на феникса так, словно хотел сжечь его взглядом.
        - Но вы не сломлены, - подытожила Ризель. - Иначе все можно было бы закончить прямо сейчас, превратившись в кучку пепла? Для этого, как я поняла, не нужны ни глаза, ни руки.
        Он кивнул:
        - Моя семья, которой больше нет, называла это «последний костер».
        - Зачем же тогда… все это?! - спросила принцесса, перестав притворяться, будто что-то понимает.
        Ответил ей не Фейра, а Паоло:
        - Затем, ваш-ше выс-сочес-ство, что иногда люди и магусы соверш-шают поступки, которые им с-самим непонятны. Вот вы, к примеру, приш-шли сюда вовс-се не для того, чтобы бес-седовать с пленным феникс-сом, а чтобы увидеть его двойника - пересмеш-шника, которого толкнули на путь, приведш-ший в тюрьму.
        Капитан-император не раз с легкостью прочитывал ее мысли, безжалостно выволакивая на свет то, что Ризель хранила в наиболее темных уголках своей души, - но он был повелителем, он был ее отцом! Этот же незнакомец, умудрившийся сообщить лишь свое настоящее имя, которое ровным счетом ничего не проясняло, пошел куда дальше Аматейна: он проник в глубины, о которых сама принцесса и не подозревала.
        «Хаген» - это имя она вспоминала всякий раз при виде своего отражения в зеркале.
        И этим, в общем-то, все было сказано…
        - Он не хотел вас-с выдавать, - прибавил Паоло. - И держался до последнего.
        - Я его ни в чем не виню, - прошептала принцесса, и по ее щекам потекли слезы.
        В глазах Паоло проскользнуло нечто, напоминающее сострадание; он шагнул вперед… и упал, словно его ударили сзади. Скорчился на полу, подтянув колени к подбородку, а потом тихонько завыл, как больной щенок.
        - Заступница, что с ним?! - воскликнула принцесса и ринулась на помощь.
        Но Фейра, рискуя, что его услышит Берто, крикнул:
        - Стойте!
        Ризель замерла на месте, вновь ощутив с пугающей ясностью, что есть на свете воля, с которой Дару Цапли не сравниться… или все дело в том, что феникс привык командовать?
        - Не подходите, - сказал он. - Змееныш… Паоло сейчас ничего не видит и не слышит, поэтому вполне может причинить вам боль. Это скоро пройдет, надо только подождать.
        - Это? - переспросила Ризель. - Приступ? Он чем-то болен?
        - Нет, это не болезнь. Просто… хозяин призывает своего раба, а раб сопротивляется. - Феникс чуть помедлил. - И от того, выстоит ли он, зависят наши жизни. Не применяйте к нему сильное слово - если зовущий его сделает то же самое, вы оба просто разорвете бедолагу напополам. Он должен выстоять сам.
        Паоло умолк, и на мгновение принцессе и узнику показалось, что самое страшное позади, но оба ошиблись: он вскочил, выхватил из рукава стилет и обвел камеру взглядом, полным такой неистовой ярости, что Ризель с трудом подавила желание ринуться прочь - чутье подсказывало ей, что не следует шевелиться вовсе, однако страх был сильней.
        - Нет!!! - зарычал он внезапно и… полоснул себя по ладони.
        Ризель зажмурилась.
        Некоторое время тишину в тюремной камере нарушали лишь хриплое дыхание Паоло и изредка прорывавшийся сквозь него звук, с которым крупные капли крови падали на пол. Наконец он прошептал: «Всё…» - и Ризель с немалым изумлением расслышала в его голосе удовлетворение. Она открыла глаза и увидела, что двое мужчин смотрят друг на друга, как будто разговаривают мысленно. Что же их связывало? И кто был хозяином Паоло? Ризель ощутила, что ответ на последний вопрос ей известен.
        - Одного пятна крови Берто не заметит, - сказал феникс, - а вот целая лужа - совсем другое дело. Вам пора уходить!
        Он был прав: если не Берто, то кто-нибудь более бдительный из тюремщиков наверняка услышал подозрительный шум. Ризель растерянно взглянула на черную тряпку, которую все это время безотчетно сжимала в руках: недолго Фейра был зрячим! А если Аматейн решит сделать с ним то же самое, что когда-то с его отцом и старшим братом?..
        - Быстрее, - поторопил ее прикованный узник и опустил голову, чтобы принцессе удобнее было завершить начатое. - Надеюсь, вы запомните эту встречу!
        У нее не нашлось сил для ответа, и в этот миг Паоло махнул рукой, коротко бросив:
        - Сюда идут.
        Они оставили феникса в одиночестве - предстояла первая длинная ночь в череде ей подобных. Ризель шла словно по краю пропасти и никак не могла поверить, что случившееся ей не пригрезилось. Но человек в черном - Паоло-Змееныш - был совершенно реален, и ее страх и жалость по отношению к нему тоже были реальны.
        - Кто твой хозяин? - спросила принцесса, когда они оказались достаточно далеко от камеры Кристобаля Фейры и позволили себе немного замедлить шаг.
        - У нас один хозяин, ваше высочество, - ответил Паоло, чуть помедлив. - Вы ведь меня понимаете?
        Да. Она понимала - и не удивлялась, потому что это была безумная ночь.
        - Тогда прошу… - Он остановился у одной из камер и ловким движением выудил новый ключ прямо из воздуха. - Вы же не забыли, к кому на самом деле шли?
        …Когда это было? Больше года назад.
        «Исполни поручение, - сказала принцесса оборотню, который потратил несколько лет на подготовку ее убийства. - И тогда я, так и быть, забуду о необычных обстоятельствах нашего знакомства». Ей не раз приходилось смотреть в глаза, полные ненависти, зависти, подобострастия и страха, но в его взгляде в тот момент появилось нечто совершенно иное. Ризель не знала, как называется это чувство, она лишь подумала со странной отрешенностью: «Этот смог бы меня убить». А он смотрел и улыбался.
        «Слушаю и повинуюсь, ваше высочество!»
        Зачем она сейчас пришла к нему? Уж не просить прощения, это точно. Поблагодарить? Возможно, но маловероятно.
        Зачем?..
        - Я брежу… - Чтобы разобрать тихий шепот, ей пришлось наклониться к его лицу, но самого лица Ризель не увидела - глаза застил туман. - Тебя здесь… не может быть…
        - Нет. - Она осторожно сжала его запястье, стараясь не касаться изувеченных пальцев, а другой рукой коснулась горячего лба, покрытого коркой запекшейся крови. - Я на самом деле здесь.
        Он был похож на лист, что дрожит на осеннем ветру и вот-вот оборвется с ветки. Измученный, израненный… Левый глаз заплыл - да есть ли он вообще? - правый еле-еле открывается, потому что веко склеила подсохшая кровь; нос сломан, губы разбиты - и это лишь то, что невозможно не заметить. Даже если свершится чудо и Аматейн помилует пересмешника, поняла Ризель, ему придется доживать свои дни с одним и тем же лицом, способным вызывать лишь отвращение и жалость. Принцесса вспомнила инструменты, которые Аматейн любил перебирать, когда на него находила задумчивость, и содрогнулась: своей безумной просьбой она подарила оборотню год жизни - а жизнь уж точно не полагалась ему за попытку убийства! - и несколько дней адских мук.
        И теперь он глядит на нее так, словно вдруг увидел перед собой саму Заступницу.
        - Я все… сделал… верно?
        - Более чем, - сказала Ризель, ощущая комок в горле. - Почему ты так поступил? Остался с Крейном, зная, что его дорога рано или поздно приведет сюда… Почему ты вернулся, когда я тебе этого… не приказывала?
        - Думал… об этом… все время… - Он со свистом втянул воздух и хрипло закашлялся. - Понял только сейчас… Ради вас, принцесса… чтобы вам не было здесь… так одиноко.
        А она, зачем она сюда пришла? Ризель зажмурилась, зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться в полный голос. Ее жизнь, ее власть произрастали из Дара Цапли: если любое твое слово - приказ, то как можно глядеть в глаза тем, кто рядом, и верить в искренность их преданности и дружбы? Все они лгут, все боятся, потому что знают: стоит ей захотеть - и короткое слово «У м р и!» убьет вернее, чем ядовитый кинжал убийцы или тяжелый топор палача. И пусть одним словом не остановить многих, никому не хочется быть тем единственным, кому не повезло.
        Она хотела другого - других слов, другой власти. Можно было все время молчать, но тогда сила накапливалась, и уже любая фраза могла превратиться в приказ даже против воли Белой Цапли. Можно было приручать слова, записывая их на бумаге, но и это не могло обуздать ее дар.
        А тот единственный, кто решил помочь ей без приказа, скоро умрет…
        - Спасибо! - Ризель наклонилась и поцеловала раненого; кровь на губах была не соленой, а горькой. Она глубоко вздохнула и попыталась собрать всю свою ненавистную силу, чтобы вложить в одно слово. - Я обязательно придумаю что-нибудь и вытащу тебя отсюда… Ты только ж и в и!
        И лишь теперь наблюдавшая за принцессой Фаби поняла, что все это вовсе не сон, а явь. Ее душу вышвырнуло прочь из тюремного подземелья, проволокло по пещерам, где дремали безымянные твари, и с размаху бросило обратно в собственное тело, которое кубарем скатилось с кресла. Лежа на полу, будто сломанная кукла, она пыталась понять, что произошло, - и не могла.
        За окном занималась заря.

* * *
        Светловолосый юноша довольно приятной наружности, одетый роскошно и со вкусом - щегольские сапоги с острыми носами, черный с серебром камзол; искусно завязанный шейный платок прячет то, что должен прятать, и платок этот вовсе не изумрудно-зеленого цвета. Неулыбчивое загорелое лицо говорит о том, что молодой человек куда больше времени проводит на свежем морском воздухе, чем в тиши кабинета или посреди райских кущ…
        Из зеркала на Кузнечика смотрел чужак.
        Незнакомец не был маленьким принцем Амари - изнеженным существом с голосом соловья, обитающим в Садах Иллюзий и не имеющим понятия о другой стороне жизни, - но и на юнгу «Невесты ветра» тоже ничуть не походил. Кузнечик с трудом подавил желание сорвать шейный платок, чтобы убедиться, что его шрам на прежнем месте. Этим утром в глазах слуг был страх, словно им пришлось не помогать молодому господину принимать ванну, а обмывать покойника, и Амари-Кузнечик действительно почувствовал себя живым мертвецом.
        Даже когда распахнулась дверь и в комнату золотым вихрем ворвалась императрица Алиенора, он лишь на мгновение позволил себе забыть обо всем. Мать сбивчиво шептала, как она горевала все эти годы, как винила себя в смерти любимого сына, как отстранилась от жизни Облачной цитадели единственным способом, который был ей доступен; Амари слушал, и смятение его росло.
        Какая из двух прошлых жизней была иллюзией?
        Если первая - то вскоре внезапное счастье императрицы закончится, потому что маленькому принцу придется вновь исчезнуть, уступив место… кому? Он перестал быть юнгой, но и в кого-то другого не превратился, а ведь это так больно - меняться, сбрасывая старую кожу, не имея понятия, что за лицо увидишь в зеркале после всех мучений.
        Но если именно последние три года были всего лишь затянувшимся сном…
        - Мой маленький, счастье мое! - Длинные изящные пальцы пробежались по его горлу, задержавшись на уродливом шраме, и голос императрицы дрогнул. - Этот мерзавец поплатится за то, что сотворил с тобой! Он будет страдать, я обещаю!
        Амари подумал, что под «мерзавцем» подразумевался Кристобаль Крейн, и взглянул в глаза матери, попытавшись беззвучно сказать ей: «Не надо». Чтобы все объяснить, пришлось бы говорить без остановки несколько часов, а то и весь день; сейчас он не был готов к такому подвигу.
        Алиенора, конечно же, ничего не поняла.
        Их свидание завершилось так же неожиданно, как и началось, - золотой вихрь улетел, взяв с него обещание, что этот вечер они проведут вместе и все друг другу расскажут. Амари, растерянный и немного злой, позволил слугам привести себя в порядок - старые привычки возвращались быстро, - и теперь стоял перед зеркалом в одиночестве, пытаясь понять, что следует делать дальше.
        - Ты изменился, - проговорил знакомый голос, и Амари увидел отражение Ризель рядом с собственным отражением. Она была не в белом платье, как накануне, а в зеленом - только это, к счастью, оказался цвет темного мха, а не изумрудной молодой листвы. - Ты стал таким… серьезным. Взрослым. Совсем… другим.
        - Почему-то мне кажется, - хрипло сказал он, - что если бы с неба падала звезда всякий раз, когда кто-то здесь подмечает случившуюся со мной перемену, то очень скоро ночи стали бы весьма темными.
        - А вот мне кажется, - ответила Ризель, - что эта шутка вполне в духе Кристобаля Крейна… который, как мы знаем, все эти годы оскорблял и унижал тебя, чем и заслужил бесславный конец. Ладно, не будем о нем. - Она улыбнулась, легко коснулась его взъерошенных волос. - Ведь на самом деле мы оба изменились, да? Стали старше, поумнели…
        - Ты такой и была. А я… - он пожал плечами. - Не знаю.
        В зеркале отражались двое: стройный худощавый юноша, почти мальчик, и девушка с длинными белыми волосами. Они были разными и все же походили друг на друга так, как могут походить лишь брат и сестра.
        Но кровное родство вовсе не предполагает взаимопонимания.
        - Я знала, ты не поймешь. - Голос принцессы внезапно сел, и Амари ощутил болезненный укол в сердце: он только теперь понял, как сильно ранил сестру своим равнодушием, своей холодностью. - Я… пришла, чтобы попросить прощения за то, что случилось той ночью. Я жестоко с тобой обошлась, чтобы спасти от еще большей жестокости.
        Вдруг зеркало лжет? Он повернулся и посмотрел на Ризель: принцесса выглядела очень уставшей, изможденной, словно не спала всю ночь… так оно и было, наверное. Сам Амари тоже не спал, но с ним всегда могла поделиться силой «Невеста», а с Ризель никто не делился.
        - Ты больше не будешь носить траур, - проговорил он и взял ее за руку. - Я вернулся и никуда не уйду.
        По лицу Ризель пробежала тень. С легкой улыбкой она высвободилась и отступила на шаг; Амари растерянно огляделся и увидел отца - Аматейн появился так тихо, словно вырос из-под земли. Как давно капитан-император наблюдал за своими детьми? Он был в маске, и это невольно порадовало Амари: уж лучше видеть перед собой грозного повелителя империи, чем пирата, который так виртуозно обманывал его капитана все эти годы.
        - Вы помирились? - спросил капитан-император и прибавил, не дожидаясь ответа: - Превосходно! С учетом того, что моя дражайшая супруга наконец-то прервала свое затворничество, можно со всей смелостью утверждать: в нашей семье наконец-то наладилась жизнь. Амари, как думаешь, не устроить ли нам в честь твоего возвращения праздник?
        - Я уже забыл, что это такое, - сказал принц.
        - Значит, да, - подытожил Аматейн. - Дорогая, придется тебе заняться всеми необходимыми приготовлениями.
        - Мне? - Ризель изумленно подняла брови, но тут же спохватилась: - Я все устрою, разумеется… если мне не будут мешать стражи, шпионы и прочая шатия.
        - Не будут, - покладисто согласился капитан-император. - Сегодня я соберу совет и объявлю, что три года назад мы с тобой предотвратили покушение на жизнь принца, которое намеревался устроить Кристобаль Фейра. Для этого наследника престола пришлось отослать из дворца и спрятать. Неудачное стечение обстоятельств привело к тому, что Фейра сумел захватить моего сына… но все завершилось благополучно.
        Аматейн взглянул на своих ошеломленных детей, и серебряная маска надежно спрятала его довольную ухмылку.
        - Н-народу объявят… то же самое? - спросил Амари, чувствуя, как натягивается связующая нить между ним и «Невестой ветра». Капитан-император кивнул. - А что будет с Умберто и остальными?
        - Все зависит от того, как этот морячок поведет себя в ближайшие дни, - ответил Аматейн. - Вероятно, ему и тем, кто его поддержал, предложат места на черных кораблях… а что касается остальных, то я еще не решил, каким способом их казнят. Что ж, хорошо! До полудня ты свободен, мой мальчик, но потом я вместе с лордами буду ждать тебя в Зале Зеркал. Понятно? - Амари кивнул. - Ризель, нам пора. Надеюсь, ты за время отдыха не разучилась работать?
        Принцесса смиренно последовала за отцом, не пытаясь воспротивиться, и Амари вновь остался наедине со своими сомнениями. Всего лишь первое утро, а ему уже пришлось выдержать три битвы - три разговора. С матерью, сестрой и отцом. Память услужливо подсказывала, что здешняя жизнь всегда была такой, но ему не хотелось верить. По коридорам дворца, как по венам, текли реки слов, кабинеты были заливами, а залы - морями; мгновение забывчивости или чрезмерного доверия могло стоить навигатору если не жизни, то фрегата… Впрочем, это было одно и то же. Амари сжал кулаки до боли в ладонях, зажмурился.
        Надо собрать все силы и притвориться, будто он не понял, что сына-соловья Аматейн ни за что не признал бы.
        Фаби казалось, что это суматошное утро никогда не закончится: сначала Ризель потребовала устроить ей ванну, потом велела отыскать какое-нибудь платье «не белого цвета». Если первое задание вместе с компаньонкой выполняли еще три служанки, то второе относилось уже к ней одной и было непростым - вот уже три года принцесса носила только белоснежные одежды. «Кошмар… - бормотала Фаби, перебирая гардероб своей госпожи. - Что делать, если я не найду ничего подходящего?»
        Подходящее платье нашлось на самом дне сундука, который уже несколько лет не открывали, и было оно зеленым. Фаби едва успела все подготовить к тому моменту, когда Ризель закончила принимать ванну, и лишь потом поняла, что зеленый цвет может кое-кому не понравиться.
        - Очень мило, - сказала принцесса, увидев свой новый-старый наряд. - Я и забыла о нем. Ты молодец!
        И все, и ни слова о том, что белое платье, в котором она была накануне, Фаби пришлось прятать от служанок, потому что его от воротника до подола покрывали пятна грязи, крови и ржавчины. На робкий вопрос компаньонки, что следует с ним сделать, Ризель ответила равнодушно: «Сожги».
        Фаби с огромным удовольствием сожгла бы и свои воспоминания.
        - Я ухожу, - проговорила ее высочество, отвлекшись от непривычно долгого созерцания своего отражения в зеркале. - Если Амари не хочет идти ко мне, то я сама сделаю первый шаг, и даже капитан-император мне не помешает. Ты наведи тут порядок… а потом разыщи Рейнена Корвисса и передай ему это.
        Воробышек с почтительным поклоном приняла из рук госпожи послание для алхимика и, как только Ризель ушла, принялась за дело. Вернуть на место все вещи, которые она поспешно вытаскивала из сундуков, было делом несложным, но долгим; впрочем, рутинная работа иной раз становится превосходным поводом для того, чтобы многое обдумать. Прогнав из головы мысли о том, где и почему ее душа бродила всю ночь, Фаби сосредоточилась на более важных вопросах.
        Ризель до сих пор свободна - стражи-истуканы у дверей не в счет, - и за ней даже не следят. Почему? Если бы император намеревался поступить так, как требовал закон, то принцесса встретила бы рассвет в тюрьме. Значит, поняла Фаби, ее не собираются наказывать за измену.
        А кого же тогда накажут?..
        - Это не мое дело, - проговорила она, закрывая крышку последнего сундука. - Главное, чтобы ее высочество не пострадала.
        Теперь можно было браться за второе задание Ризель. Спрятав в рукаве послание - обычный лист бумаги, сложенный вчетверо и даже не запечатанный, - Фаби направилась в северное крыло Облачной цитадели - туда, где поселили Рейнена Корвисса и его крылатую спутницу. Невольно ей вспомнилось, как в начале весны Лейла сокрушалась, что их обоих не отпускают домой; теперь уже был разгар лета, а эта странная пара все еще «гостила» во дворце. Фаби несколько раз пыталась познакомиться с крылатой девушкой поближе, но ей не хватало самообладания даже для того, чтобы просто подойти и поздороваться с удивительной музыкантшей.
        Самое большее, что она могла себе позволить, - слушать игру Лейлы издалека.
        «Почему их держат здесь? - спросила себя Фаби и не сдержала грустной улыбки. - Наверное, та вещь, о которой говорил Рейнен, оказалась лишь предлогом для того, чтобы вернуть его самого. Витес говорил, алхимику предоставили все необходимое для работы… интересно, когда Рейнен понял, что не сумеет отсюда выбраться?»
        - Так-так, - сказал знакомый голос, и чья-то рука грубо схватила Фаби за локоть и развернула. - Куда ты торопишься, дитя?
        Джессен Витес, легок на помине. Она смиренно опустила глаза, но руку все-таки высвободила. А если принцесса не предусмотрела, что записку может прочитать кто-то, кроме Рейнена?..
        - Я несу послание ее высочества. Пропустите!
        - Послание? - переспросил Витес. - Очень интересно! Ну-ка, покажи его мне…
        Фаби не успела опомниться, как рука Витеса мелькнула, словно молния, и выхватила листок, но стоило ястребу развернуть адресованное Рейнену Корвиссу письмо и начать читать, как его лицо разочарованно вытянулось.
        - Держи, - сказал он, презрительно сморщив нос. - Тоже мне, секретная почта.
        Повернулся и ушел, мгновенно позабыв о ее существовании. Фаби, помедлив лишь чуть-чуть, перевернула записку и прочитала: «Книга, которую Вы давно искали, находится в одном из шкафов дворцовой библиотеки. Попросите главного смотрителя выдать ее Вам для опытов, и он не сумеет отказать. Торопитесь, иначе книгу заберет кто-то другой! И учтите, что она в очень плохом состоянии, поэтому могут понадобиться услуги мастера-переплетчика».
        - М-да… - вздохнула Фаби. - Значит, теперь это место зовется библиотекой.

* * *
        Кузнечик не раз мечтал, что когда-нибудь вернется в Облачную цитадель, домой, и мечты эти были легки и воздушны: отца он видел лишь в кошмарных снах, днем же представлял себе просторные залы, галереи, запечатленную в мраморе красоту статуй и буйную зелень Садов Иллюзий. Даже воспоминания о вездесущих м?хах вызывали слезы умиления, хотя на самом деле эти создания были ему отвратительны.
        Но сейчас он предпочел бы, чтобы мехи оказались единственными обитателями дворца.
        «Принц… ваше высочество…» - шептали придворные, кланяясь, и их взгляды, устремленные на воскресшего Амари, были очень неприятны. Его разглядывали, словно диковинного зверька - безобидного на вид, но кто знает, какие у него зубы? Снисходительное любопытство, еле скрываемая зависть и страх, страх, страх - еще бы, ведь с возвращением наследника престола клан Цапли вновь обрел утраченную силу.
        «Крысы, - думал Амари, рассматривая придворных с точно такой же бесцеремонностью. - Мерзкие крысы…»
        Ему хотелось сбежать от всего этого, спрятаться в одном из своих секретных убежищ на борту «Невесты ветра», но она была одновременно близко и далеко: в одном из доков, под усиленной охраной. И даже если бы он все-таки отважился ее навестить, вид опустевшего фрегата вряд ли помог бы восстановить утраченное душевное равновесие. Половина команды в тюрьме, половина играет роли предателей… играет ли? По крайней мере, о своей собственной роли Кузнечик не мог ничего сказать наверняка.
        - Вам что-нибудь угодно, ваше высочество? - вдруг спросил проходивший мимо слуга, и Амари осознал, что вот уже довольно долго стоит посреди коридора, устремив взгляд в пустоту.
        - Н-нет… - сказал он немного растерянно. - А что это такое?
        - Книги, - ответил слуга. - Для господина Рейнена Корвисса.
        - Рейнен?.. - переспросил Амари, растерявшись по-настоящему. - Здесь?
        Когда-то седоволосый магус со шрамом на лице неожиданно объявился в лаборатории Кармора и спас маленького принца от очередного истязания. От воспоминания о том вечере Амари сделалось дурно, как будто все началось заново. Он знал, что три года назад Рейнен возник из небытия благодаря отчаянной просьбе Ризель, но что же на этот раз заставило отшельника вернуться? Слуга оказался на удивление разговорчив, и вскоре удалось кое-что выяснить: Рейнен во дворце с начала весны, и, по слухам, капитан-император больше не намерен его отпускать.
        - Я как раз к нему направляюсь, ваше высочество. Проводить вас?
        Амари хотел отказаться, но кивнул и тотчас же нахмурился. Нужно ли им встречаться? Вряд ли ворон захочет вспоминать, как бесславно закончилась его попытка по-настоящему спасти принца от судьбы, уготованной тому собственным отцом. Но, с другой стороны, с Рейненом хоть можно будет поговорить откровенно, не опасаясь увидеть во взгляде собеседника те чувства, которые всего лишь за одно утро успели так ему надоесть.
        Пока они шли к комнатам алхимика, настроение Амари немного поднялось, но его ждало разочарование: Рейнена на месте не оказалось, и его слуги не знали, куда подевался господин.
        - Вероятно, он в Садах, - предположил один из них.
        «Что ж, - подумал Амари, - мне ведь все равно надо где-то скоротать время до полудня…»
        Он направился к выходу из северного крыла и, не пройдя и двадцати шагов, столкнулся с молоденькой девушкой, слишком робкой для придворной дамы и слишком хорошо одетой для служанки. Ее лицо сразу показалось принцу знакомым.
        - Ваше высочество… - пролепетала она, почтительно кланяясь. - Рада видеть вас в добром здравии…
        - Я тебя знаю, - перебил Амари. - Ты прислуживаешь моей сестре… Я хотел сказать, что ты ее компаньонка. Или подруга… забыл, как это называется. Как твое имя?
        - Фаби Торимо, - девушка поклонилась опять. - Как ни назовите, мой принц, все едино: я здесь нечто среднее между служанкой и госпожой. Ох… простите. Я что-то нынче много болтаю.
        - Все хорошо! - Ему невольно захотелось ее подбодрить, и это удалось: на бледном личике появилась улыбка. - Что ты здесь делаешь? Уж не отправила ли тебя моя сестра с каким-нибудь поручением к Рейнену? Если да, то можешь не торопиться: его тут нет.
        - А где же он? - расстроилась компаньонка. - Мне обязательно надо с ним встретиться…
        - Я полагаю, где-то в Садах… - Амари чуть помедлил. - Идем вместе?
        Фаби смутилась, покраснела, но все же кивнула. «Она странная, - подумал Амари, исподволь наблюдая за своей необычной попутчицей. - Робеет, боится меня, и все же соглашается… я ведь ей не приказал, просто попросил…»
        - Ты была вчера в кабинете капитана-императора, - сказал он после долгого молчания, когда они уже шли по дорожке, по обе стороны от которой вздымались стены живой изгороди. - Ты все видела и слышала…
        - Это было очень… страшно, - ответила Фаби, не поднимая взгляда. - Я думала, его величество убьет вас.
        - К этому все шло с самого начала, но я сумел его удивить.
        - И не только его…
        Амари послышался в этой короткой фразе некий скрытый смысл; он посмотрел на свою спутницу, увидел ее улыбку… да, так и есть: она знает, что произошло три года назад, знает о роли Ризель в его «смерти». Интересно, что еще ей известно?
        - Ваше высочество, - вдруг сказала Фаби, несказанно удивив его, - а вам совсем не жалко капитана Крейна? То есть Кристобаля Фейру.
        Смелость мгновенно уступила место робости: девушка покраснела, ссутулилась и словно стала меньше ростом. «Она хочет спрятаться от меня, - понял Амари. - Но слова-то уже прозвучали!» Он спросил, не узнавая собственного голоса:
        - Отчего я должен его жалеть?
        - Ну как же… он помог вам выжить, разве нет?
        «Все просто, светлая Эльга, как все просто…»
        - Я у него помощи не просил.
        Фаби вздрогнула, как будто этот резкий ответ причинил ей боль, съежилась еще больше и до самых Садов Иллюзий не проронила ни слова. Амари ощутил досаду: ему вдруг показалось, что его услышал и феникс, запертый где-то в подземелье. Умом он понимал, что это не так, но за три года привычка думать, что от Крейна не утаить ни одной мысли, въелась намертво.
        Хотя, даже если бы Пламенный его слышал, это ничего не изменило бы.
        Они миновали границу, отделявшую Сады от остального мира, и Амари невольно замедлил шаг - он успел напрочь позабыть, как выглядит это место. Перед ним развернулось истинное буйство красок, от которого заболели глаза: сверкающая изумрудная зелень, алое полыхание рубина, сияние голубой лазури… Даже небо здесь было другим - неправдоподобно глубоким, способным затянуть в свою вышину того, чей неосторожный взгляд оказался бы слишком долгим. Принц посмотрел на свои ладони и почувствовал легкий укол страха: его кожа светилась, словно покрытая золотой пудрой. Своего лица он не видел, но зато видел Фаби: девушка, которую еще совсем недавно он ни за что не назвал бы красавицей, сейчас была так прекрасна, что просто дух захватывало. В Садах, словно во сне, преображалось все.
        «Это иллюзия, - сказал себе Амари, но слова были бессильны против древней магии Основателей. - Это всего лишь обман зрения…»
        Его душу охватило умиротворение; он почувствовал, что вот-вот забудет последние три года, как забывают ночной кошмар, но тут прозвучал голос Фаби:
        - Следуйте за мной, ваше высочество. Кажется, я знаю, где можно найти господина Корвисса.
        Амари благодарно кивнул и повиновался. С каждым шагом ослепительное великолепие Садов тускнело, становилось все более привычным - впрочем, он догадывался, что все равно мир по ту сторону границы первое время будет казаться блеклым или даже черно-белым. Сады Иллюзий были ядом, от которого нет противоядия, болезнью, от которой не существует лекарства, и даже целительская сила Эсме оказалась бы бесполезной против этой напасти.
        - Куда мы идем? - спросил он просто потому, что молчание вдруг сделалось тягостным. Фаби взмахнула рукой, указывая направление, и сказала:
        - Здесь есть одно местечко… туда часто приходит спутница Рейнена, Лейла. Я однажды видела там и его самого. Думаю, ваше высочество, лучше начать поиски именно оттуда.
        Ее тон, вежливый и холодный, окончательно отрезвил Амари: он понял, что Фаби так любит свою госпожу, что к принцу, чье возвращение могло доставить Ризель много неприятностей, испытывает смешанные чувства. Ему захотелось рассказать этой девчонке, странным образом умудрявшейся быть смелой и трусливой одновременно, об утреннем разговоре с отцом и о том, что Ризель ничего не угрожает, но тут взыграла гордость: оправдываться перед без пяти минут служанкой? Он презрительно сморщил нос: нет уж, этому не бывать!
        Между тем тропинка свернула к озеру, и взглядам принца и компаньонки открылось удивительное зрелище: у воды сидели, сливаясь в поцелуе, два крылатых существа, черное и белое.
        На лице Фаби отразились глубочайшее изумление и восторг; она уставилась на крыланов так, словно хотела запомнить обоих, запечатлеть в памяти, и Амари вполне разделял ее эмоции. Он привык к необычности Джа-Джинни и втайне считал, что других людей-птиц попросту не существует - иначе как им удалось скрыться от всего остального мира? Но теперь принц осознал, что ошибался.
        - Как они прекрасны… - прошептала Фаби, и звук ее голоса заставил черно-белую пару разорвать объятия.
        Джа-Джинни поднял взгляд и, увидев Амари, вскочил с возгласом:
        - Ты здесь!
        У юноши защемило сердце: он понял, что сейчас произойдет.
        Крылан рванулся навстречу, но почти сразу замер на месте: его бирюзовые глаза широко раскрылись, радостная улыбка сделалась недоуменной, а потом и вовсе исчезла - до человека-птицы дошло, что юнга с «Невесты ветра» не мог так запросто проникнуть в Сады Иллюзий. Окинув фигуру Амари беглым взглядом, Джа-Джинни нахмурился и спросил:
        - Вчера утром я почувствовал, что с «Невестой» произошло что-то… странное. Не просветишь меня, что это было?
        - Охотно, - ответил Амари, и вновь собственный голос показался ему чужим. - «Невеста ветра» взбунтовалась и выбрала нового капитана, который решил… э-э… поменять сторону, на которой следует сражаться. И мы пришли сюда, в Облачный город.
        - Взбунтовалась? - повторил крылан со странной улыбкой, больше похожей на оскал. - Поменять сторону? Давай-ка называть вещи своими именами, друг мой Кузнечик: вы, мерзавцы, предали капитана…
        - Начни с «Невесты», она была первой, - перебил принц. - Крейн должен был понимать, что его безумная затея с компасом добром не кончится! И, кстати говоря, настал подходящий момент для того, чтобы заменить мое прозвище настоящим именем.
        - Скажи его! - Джа-Джинни всплеснул руками; его когти неприятно напомнили бывшему юнге о новом облике феникса и едва не лишили самообладания. - Ну же, мне интересно!
        Он не успел ответить.
        - Рад встрече, ваше высочество! - провозгласил голос, который Амари за три года уже успел забыть. - Джа-Джинни, как ты разговариваешь с принцем Амари, наследником престола? Рядом вполне мог оказаться не я, а кто-нибудь другой, и тогда тебя бы наказали…
        - Амари?! - беззвучно проговорил человек-птица, и тотчас же перья у него на затылке встопорщились, а крылья ударили по воздуху.
        Принц понял, что сейчас перед ним не хорошо знакомый Джа-Джинни, а тот самый Вестник смерти, о котором даже бывалые моряки рассказывали только шепотом. Он отступил на шаг, не в силах бороться со страхом, и почувствовал на плече тяжелую руку Рейнена.
        - Не надо, ваше высочество, - сказал алхимик. - Сейчас он успокоится, и мы поговорим. Так, Джа-Джинни? Лейла, ну хоть ты скажи ему, чтобы прекратил вести себя как дурак…
        Девушка, к которой он обратился, взмахнула ослепительно-белыми крыльями и бесстрашно подошла к своему сородичу. Что она шептала ему, как уговаривала, Амари не знал - на него вдруг нахлынуло странное безразличие ко всему происходящему.
        Как будто ничего уже не имело значения.
        - Мастер Корвисс, я должна передать вам послание от моей госпожи, - робко проговорила Фаби. - Это очень важно… она приказала…
        - Вот как? - Рейнен принял из рук компаньонки письмо и прочитал его, после чего ненадолго задумался. - Что ж, хорошо. Передай ее высочеству, что я сделаю все в лучшем виде. Иди!
        Компаньонка ушла, то и дело оглядываясь, словно ей хотелось еще хоть чуть-чуть побыть рядом с крыланами. «Неужели она не понимает, что здесь творится? - подумал Амари. - Вот глупая…»
        - Вы искали меня, ваше высочество? - спросил Рейнен. Амари взглянул на профиль стоящего рядом ворона, чьей изуродованной ожогом щеки сейчас не видел, и невольно удивился бесстрастному выражению его лица. - Чем могу быть полезен?
        Вопрос застал принца врасплох: а зачем, в самом деле, он так стремился повидаться со старейшиной клана Ворона? Уж точно не ради того, чтобы вместе вспомнить о прошлом. Конечно, три года назад Рейнен повел себя как друг, но заслуживал ли он доверия теперь?..
        - По правде говоря, я даже не знаю, с чего начать… - медленно проговорил Амари и вдруг ощутил пристальный взгляд крылана: Джа-Джинни слегка успокоился благодаря стараниям Лейлы, но это вовсе не означало, что он смирился с произошедшим. В его больших глазах, которые сейчас совсем не походили на человеческие, светилась такая ярость, что Амари онемел.
        - Ты не знаешь, что такое правда, - хрипло сказал Джа-Джинни и не обратил никакого внимания на встревоженный возглас своей подруги. - Ты маленький лживый сын кракена! Нет, не сын кракена - ты кусок медузы! Кто бы мог подумать, что нас погубит не какое-нибудь морское чудовище, а тварь, которую Кристобаль приютил и обогрел…
        - Я бы не стал торопиться с выводами, - встрял ворон-алхимик. - Ты слишком горяч, Джа-Джинни, а это еще никого до добра не доводило.
        - О да! - воскликнул крылан. - Я горяч и очень глуп, а потому идите-ка вы оба со своим добром к Меррской матери! Ты, безымянный, - еще один лжец! Какие песни ты мне пел о том, что не знаешь, есть ли в этом мире еще крылатые люди, когда Лейла находилась всего-то этажом выше!
        Рейнен улыбнулся:
        - Советую тебе получше покопаться в воспоминаниях, друг мой. В тот вечер я всего лишь отвечал на твои вопросы и ни разу не сказал, что ничего не знаю о крыланах, тем более - о подобных тебе. Ну и Лейла - она же не совсем крылан, ты не можешь притворяться, что не знаешь этого…
        Джа-Джинни свирепо уставился на алхимика, из его горла вырвалось шипение.
        - Что касается меня, то я знаю многое, но далеко не обо всем могу говорить, - продолжил ворон. - Я подчиняюсь приказу капитана-императора - тебе известно, что это значит. Но… хм… видишь ли, именно этот приказ не так уж строг, его можно обойти. Для этого нужно всего-навсего правильно задать вопрос… - он чуть помедлил. - И я все расскажу.
        Крылан прищурился, пробормотал еле слышное ругательство - и, резко развернувшись, взлетел. От его крыльев поднялся ветер, едва не сбивший с ног Амари и Рейнена, а Лейле, чтобы устоять на ногах, пришлось раскрыть собственные крылья.
        - Ему некуда улетать, - сказала она негромким мелодичным голосом. - Успокоится и вернется. Только сомневаюсь, что он сумеет подобрать правильные вопросы… Ведь даже мне это так и не удалось.
        Рейнен пожал плечами:
        - Попытайте счастья вдвоем. Так что же, ваше высочество? Я весь внимание.
        «Похоже, вас ничто не может удивить», - подумал Амари, а вслух сказал:
        - Вы, верно, уже знаете, как я потерял дар Соловья и приобрел дар Цапли? - Алхимик кивнул. - Так вот, мастер Рейнен… нельзя ли сделать так, чтобы все стало по-прежнему?..

* * *
        Фаби совсем недалеко ушла от озера: оказавшись возле беседки Ризель, она вдруг почувствовала сонливость и поняла, что должна срочно прилечь, потому что иначе просто упадет. Мысль, что ей сейчас предстоит вновь покинуть собственное тело и отправиться странствовать по Облачной цитадели, пугала уже не так сильно - в конце концов, накануне ночью ей удалось вернуться.
        Беседка, к счастью, пустовала.
        Направляющие линии на стенах днем кажутся тусклыми, почти незаметными, но все же ей удается быстро отыскать среди них нужную. Перемещение, как и в прошлый раз, мгновенно, только вот перед собой она видит вовсе не Ризель.
        - …Так ты вообще ничего не помнишь о своем прошлом? - спросил капитан-император. Комната, в которой он находился, была Фаби незнакома: слегка напоминая кабинет Ризель, она казалась более мрачной из-за преобладания темно-синего цвета. - Ни родителей, ни брата?
        Он обращался к той, чье появление накануне оказалось столь неожиданным для всех, включая и Ризель, - целительнице по имени Эсме. Загадочная девушка стояла у окна и с тоской глядела сквозь стекло - так смотрит сквозь решетку зверь, лишь недавно осознавший, что утратил свободу навсегда. Она медлила недопустимо долго перед тем, как ответить на вопрос Аматейна, но отчего-то он не рассердился.
        - Я уже говорила это много раз, ваше величество. Если вы не верите мне, то можете спросить любого другого целителя - мы умеем избавляться от воспоминаний насовсем. - Она снова помолчала, а затем спросила: - Зачем вам мое прошлое?
        - Люблю тайны, - сказал капитан-император, и Фаби, впервые наблюдая за ним без страха, поняла: лжет. - Люблю все, что скрыто от посторонних глаз, - это так волнует, знаешь ли!
        - Знаю, - согласилась его собеседница. - Значит, ваше величество, вы из-за своей любви к тайнам украли карту? Полагаю, это и впрямь было… волнующе.
        - Я так и знал, что нахальство Фейры заразно, - сказал Аматейн изменившимся голосом. - Карта принадлежит мне по праву, и тебе это известно.
        Эсме покачала головой:
        - Видите ли, ваше величество, я читала легенду из Книги Основателей - настоящую легенду. Уж не знаю, откуда ее взял некий пират по прозванию Звездочет, но… мне, вероятно, не стоит продолжать?
        В тот же миг рука капитана-императора взметнулась, и целительницу развернуло, прижало к стене. Эсме судорожно вздохнула и закрыла глаза - очевидно, поняв, что одним движением пальца Аматейн может сломать ей шею, - но все-таки страх так и не появился на ее бледном лице. Оно было… отрешенным.
        - Тебе почти удалось вывести меня из равновесия, - прошипел капитан-император. - Не советую повторять то, что ты сейчас сказала, в присутствии посторонних, потому что я знаю твою слабость. Мы поняли друг друга, да? Если не хочешь, чтобы его страдания стали невыносимыми даже для феникса, будь послушной девочкой.
        - Почему? - сдавленно проговорила Эсме. - Почему вы мучаете меня? Попросите об исцелении, и все закончится… Почему вы не просите?
        Аматейн опустил руку, и целительница рухнула на пол.
        - Неужели ты хочешь умереть?
        - У меня нет другого выхода… - ответила она очень тихо. - Видимо, так суждено.
        - Глупый ребенок, - подытожил капитан-император, негромко рассмеявшись. - Тебе суждено меня исцелить, но не сейчас. Пока что мы оба к этому не готовы… но торопиться и не надо. Времени у нас достаточно.
        «Достаточно для чего?» - подумала Фаби, и вдруг заметила, что Эсме подняла голову и устремила взгляд куда-то вверх, как будто увидела нечто интересное на потолке комнаты, за спиной у Аматейна.
        Целительница смотрела на нее.
        Знакомый вихрь вновь подхватил Фаби, пронес над дворцом, над садами, чтобы грубо и бесцеремонно швырнуть ее душу туда, где дожидалось тело. Она пришла в себя с ощущением, будто успела вынырнуть из морской глубины за мгновение до того, как кончился запас воздуха.
        - Не объяснишь, что с тобой произошло? - заинтересованным тоном спросил черный крылан, и Фаби еле сдержала испуганный возглас.
        Человек-птица сидел напротив - знать бы, как давно он здесь? - и глядел на нее. На его треугольном лице не осталось и следа недавнего бешенства, даже наоборот - он был само спокойствие и доброжелательность. Ну, еще немного любопытства.
        - Я уснула, - сказала девушка. - Полдень… жарко…
        - Полдень… - задумчиво повторил крылан. - Хм… а ты уверена, что спят именно так - сидя, да еще и с открытыми глазами?
        Фаби хотела возразить, но вдруг испытала очень неприятное ощущение - под веками жгло, словно туда попала соленая морская вода. Она закрыла глаза, и стало немного легче. Выходит, это черное существо говорит правду…
        - Ладно, я слишком назойлив, - сказал человек-птица примирительно. - Каждый волен спать как хочется и где хочется, а уж если ты и впрямь компаньонка самой принцессы Ризель, то и вовсе говорить не о чем.
        - Неправда, - Фаби покачала головой. - Я просто служанка, хоть и из знатного семейства. Мне дозволено не так много, как кажется.
        Черные крылья шевельнулись.
        - Принцесса - суровая хозяйка? - спросил ее странный собеседник, заметно погрустнев. - Она похожа на своего отца?
        - Не знаю, можно ли их вообще сравнивать, - честно ответила Фаби. - Но я служу ей верой и правдой, я готова отдать за нее жизнь… и вовсе не из-за приказа!
        - Ну, как скажешь, - ответил человек-птица и пожал одновременно плечами и крыльями. - Скажи, я могу тебя кое о чем спросить? Наверное, мне понадобится услуга… - Он взглянул на нее, склонив голову набок, и улыбнулся. Улыбка была… очаровательна. Фаби кивнула, хотя здравый смысл подсказывал, что соглашаться не нужно. - Это безопасно, не переживай. Ты… э-э… тебе не доводилось слышать о девушке, которая появилась во дворце совсем недавно? Ее, вероятно, охраняют…
        - Целительница по имени Эсме, - сказала Фаби. Крылан просветлел. - Да, я ее видела.
        - Она жива?! - Он вскочил и тотчас же упал на колени, молитвенно сложив покрытые черным пухом ладони. - Прошу тебя, если получится, передай Эсме, что я здесь! Скажи, что она должна стойко держаться и ждать, как бы тяжело это ни оказалось! Скажешь?
        «Не так уж это и безопасно, - подумала Фаби. - Ждать… чего? Разве есть у них возможность спастись самим и спасти своего капитана? Может, его величество и впрямь справедливо заподозрил, что это „предательство“ - всего лишь хитрый план…» Она вдруг поняла, что всей душой желает, чтобы догадка оказалась верной: ведь считать предателем Амари, ради которого Ризель рискнула жизнью, было так тяжело и больно.
        Фаби опять кивнула.
        «Пусть даже я об этом и пожалею…»

* * *
        - Собственно, это все, о чем я хотел сказать, - проговорил капитан-император. - Заговор раскрыт, виновник схвачен, мой сын жив и находится в безопасности. Конечно, все произошло совсем не так, как было спланировано… Впрочем, важен лишь конечный результат. У вас есть вопросы, господа?
        Лучи закатного солнца падали сквозь высокие окна, разноцветными отблесками ложились на каменный пол. Амари глядел на них и думал, что если бы прошлой осенью он не бросился навстречу черному копью, спасая капитана, то вчерашний день стал бы последним в его жизни. Сын, не обладающий даром Цапли, был для Аматейна хуже кукушки. «Знал бы я тогда, чем все закончится!..»
        Те, кто собрался по зову капитана-императора, молчали довольно долго, но потом Эйдел Аквила поднялся и спокойно произнес:
        - Ваше величество, вы вольны распорядиться моей жизнью.
        Только по голосу Амари и узнал наместника из Тейравена, чей вероломный поступок имел столь далекоидущие последствия. Лицо Эйдела покрывали пятна новой кожи, розовой и тонкой, от густых темных волос осталась лишь короткая щетина, при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что брови у молодого магуса большей частью нарисованные, а ресницы отсутствуют вовсе. Придворные, как принц успел услышать, считали перемены во внешности Эйдела следствием тяжелого недуга, но для него не было секретом, что их причиной стал огонь Феникса.
        - Отчего же? - спросил Аматейн.
        - Я едва не убил… наследника престола, - произнес Эйдел, чуть запнувшись. - Моя рука метила в Крейна, но так уж вышло, что пострадал принц Амари. Я не знал, что…
        - В том-то и дело, что ты не мог знать правды, - перебил Аматейн. - Когда ты покинул дворец, Амари едва исполнилось четыре года. Он стал другим, его лицо изменилось. Да и вообще, узнать в юнге с пиратского корабля принца, которого все считают погибшим… Эйдел, я никогда не требую от своих подданных невозможного.
        - Тогда… - Бывший наместник опустил голову. - Возможно, его высочество все же простит меня за то, что случилось в тот день?
        «Наконец-то они перестали говорить обо мне так, будто меня здесь нет», - подумал Амари, а вслух небрежным тоном проговорил:
        - О чем вы, Эйдел? Меня там вовсе не было.
        Рейнен Корвисс, сидевший напротив него, улыбнулся краем рта, капитан-император одобрительно кивнул. Аквила поклонился принцу, почтительно прижав к сердцу правую ладонь, но что-то сверкнуло в его глазах. Амари спрятал горькую усмешку: что ж, никто не обещал, что превратиться из юнги в наследника престола будет легко.
        - Ваше величество, у меня есть один вопрос, - хрипло спросил Торрэ из клана Скопы. - Что вы намерены делать с изменником… с Фейрой?
        - Понимаю твой интерес, - ответил Аматейн. - Должен признаться, я еще не решил его судьбу. Конечно, он в любом случае должен понести наказание за свои преступления. За все до единого! И я помню о твоем брате и о тебе, Торрэ.
        Скопа молча сжал кулаки; шипы на его правой кисти поднялись с отчетливо слышным треском. Амари с трудом удалось сохранить бесстрастное выражение лица - еще один враг Кристобаля Крейна, еще один мститель.
        - Еще вопросы?
        - Да, у меня, - сказал Рейнен. До сих пор он предпочитал молчать. - Что будет с «Невестой ветра»? И с теми моряками, которые перешли на нашу сторону? Вы же помните, мой повелитель, что принц Амари по-прежнему связан с этим кораблем весьма прочными узами.
        Принца охватили смешанные чувства: он был благодарен Рейнену за то, что алхимик задал капитану-императору вопрос, который полагалось бы произнести ему самому, но боялся того, что могло сейчас произойти.
        К тому же всякое напоминание об узах причиняло боль.
        - …Так вот, мастер Рейнен… нельзя ли сделать так, чтобы все стало по-прежнему?
        Во взгляде алхимика промелькнуло нечто странное; Амари не сразу понял, что его жалеют, а когда понял, то досадливо нахмурился. Глупо, до чего же глупо прозвучали его слова!
        - Ваше высочество, - мягко проговорил ворон, - я бы мог сейчас солгать и пообещать, что обязательно найду способ выполнить ваше пожелание - если не сейчас, то хотя бы в будущем. Желаете услышать правду? Хорошо. Правда в том, что еще ни с кем и никогда не происходило того, что случилось с вами на борту этого необычного корабля, «Невесты ветра». Я знал одного соловья, он утратил голос после тяжелой болезни, и дар не вернулся ни через год, ни через десять… это было очень давно, мой принц. Я также знал одного магуса из клана, которого уже нет; он умолял меня придумать что-нибудь, чтобы избавить его от дара, ставшего проклятием.
        - Разве такое возможно? - удивился Амари, ненадолго позабыв о собственных бедах.
        - Его дар был и впрямь очень тяжким бременем, - сказал Рейнен. - Такова судьба семейства Амальфи. Отчего-то Заступница решила… хотя нет, это были проделки Великого Шторма, не иначе… так вот, по неизвестным мне причинам именно этот буревестник мог предсказывать только катастрофы. Ураганы, сметающие с лица земли целые города… опустошительные засухи… чудовища, выходящие из моря… Он даже говорил, что однажды увидел тварь, которая поглотит весь наш мир.
        - Вы не сумели ему помочь, - прошептал принц.
        Алхимик кивнул.
        - Я рассказал об этом для того, чтобы вы поразмыслили на досуге о роли дара в жизни каждого из нас. Конечно, очень сложно привыкнуть… - тут ворон умолк, подыскивая нужное слово, и Амари воспользовался паузой:
        - Ничуть не сложно. Просто зачастую дар Цапли кажется мне лживым.
        - Лживым? - с неподдельным изумлением повторил Рейнен.
        - Да. Я ведь видел… как капитан управляет командой. Ему для этого не нужно приказывать… то есть нужно, но не всегда… - Принц понял, что вот-вот запутается окончательно, и все-таки договорил: - Еще он никогда не приказывал так, как это смог бы сделать я, воспользовавшись даром Цапли.
        - Он не ломает чужую волю, - подсказал Рейнен, и Амари торопливо закивал, но тут же сообразил, что подсказка была ловушкой. - Ох, ваше высочество, не все так просто! И здесь, и на любом фрегате есть как верные, так и недовольные. Нужно время, чтобы это понять.
        - Я понимаю, - вздохнул Амари, жалея, что затеял этот разговор.
        Ворон посмотрел на него долгим взглядом и, будто отвечая на какой-то незаданный вопрос, пробормотал:
        - Вероятно… - А затем, помедлив, сказал: - Вы тоскуете. Это пройдет.
        - …С«Невестой ветра»? - переспросил капитан-император. - А как, мастер Рейнен, следует поступать с кораблями предателей? То есть, прошу прощения, с кораблями-предателями? Впрочем, превращать такой фрегат в трупоход было бы неразумно… но как-то надо внушить ей некую долю смирения.
        Аматейн произнес последнее слово с особым чувством, и от этого Амари покрылся холодным потом с головы до пят: не нужно было знать много государственных тайн, чтобы понять, о каком смирении речь.
        - Это неправильно, - сказал принц. В тот же миг серебряная маска повернулась в его сторону; по ней пробежали черные волны. - Я имею в виду, что «Невесту» следует судить так же, как и ее матросов… а ведь многие из них заявили, что хотят служить Империи.
        - Так она и будет служить, ваше высочество, - вполголоса проговорил Эйдел Аквила. - Только почернеет немного, вот и все.
        Капитан-император молчал.
        «Он ждет, - с ужасом понял Амари. - Ждет, что я скажу!»
        Бывший юнга глубоко вздохнул и… не смог издать ни звука. Голос пропал! Хриплый, ненадежный, ненавистный, но такой нужный именно сейчас, - он исчез бесследно, предал своего хозяина! Сейчас отец решит, что ему больше нечего сказать, сейчас он вынесет приговор «Невесте ветра», и это будет конец всему!
        - Не бойся.~
        Знакомая рука легла на плечо - тяжелая, горячая.
        - Не бойся, я рядом.~
        Он закашлялся так, что потемнело в глазах, и чей-то возглас «Воды!» показался очень далеким, словно прозвучал с борта другого корабля. Другого? Он же не на фрегате… На мгновение Амари утратил ощущение времени, слишком уж невероятным было случившееся только что - ведь капитан, разорвавший свою связующую нить, никак не мог его подбодрить! - и к реальности его вернул лишь взгляд отца.
        - Я считаю… - проговорил принц, и каждое слово давалось ему с большим трудом, - что в интересах присутствующих оставить «Невесту ветра» такой, какая она есть. Иначе на всех островах станут говорить, что фрегат Кристобаля Крейна не покорился имперцам, а потому пришлось лишить его разума. Вы хотите, чтобы о Крейне и его «Невесте» продолжали сочинять легенды и песни даже после того, как их последнее плавание закончится?
        Наступила тишина.
        - Что ж, - наконец проговорил капитан-император. - Не будем торопиться.

* * *
        Только поздним вечером Ризель наконец разобралась со всеми обязанностями, которые столь неожиданно взвалил на нее капитан-император, - нешуточное дело, за три дня подготовить грандиозный праздник для всего дворца! Фаби заметила, что ее высочество еле стоит на ногах, и решила: что бы ни означала на самом деле записка, переданная Рейнену Корвиссу, на сегодня о ней можно забыть.
        - Вели приготовить ванну, - сонно пробормотала принцесса. - Как я устала!
        Фаби распорядилась нагреть воды, а сама подготовила мыло и ароматные соли, чистую одежду для Ризель. Вновь, как и утром, привычные хлопоты успокаивали, однако ее не оставляло ощущение, будто где-то за спиной постоянно слышатся голоса. Неразборчивые, тихие, далекие - но если к ним прислушаться, то…
        «Быстрее несите его сюда! Альмер, ты хорошо меня понял? Этой ночью никого сюда не впускать, даже самого капитана-императора! Впрочем, он-то как раз не придет - он знает, что я работаю. Всем остальным можешь говорить, чтобы возвращались утром!»
        …Вздрогнув, компаньонка принцессы пришла в себя.
        - Заступница, - отрешенно пробормотала она. - Теперь я действительно сплю с открытыми глазами.
        А принцесса, как выяснилось, вовсе не собиралась принимать ванну: вернувшись в спальню, Фаби застала госпожу за мгновение до того, как та собиралась исчезнуть. Ризель казалась суровой, сосредоточенной и странным образом посвежевшей - и как только ей удалось перебороть усталость? Еще один вопрос без ответа, но сейчас не было времени на размышления.
        «Моя госпожа вновь отправляется гулять по ночам?..»
        - Ваше высочество! - Фаби упала на колени. - Не оставляйте меня одну! Возьмите меня с собой, пожалуйста!
        Ризель нахмурилась:
        - Ты хоть понимаешь, о чем просишь?
        - Я хочу быть рядом с вами, - прошептала компаньонка. - Рядом, куда бы вы ни отправились - к Рейнену Корвиссу, в подземелье, в Сады Иллюзий! Кто знает, как закончится эта ночь? Мне иногда кажется, что стены дворца готовы рухнуть в любой момент… Не хочу быть одна! Не бросайте меня!
        Белая Цапля вздохнула, ее тонкие губы дрогнули, но с них так и не сорвался вопрос: «Откуда ты знаешь про подземелье?» Этот пристальный взгляд был Фаби хорошо знаком, только вот давно уже ее высочество не смотрела на свою компаньонку сверху вниз.
        Наконец Ризель сдалась:
        - Хорошо. Но ты пойдешь не со мной, а сразу к Рейнену. Не возражай! Мне и так непросто будет заставить всех стражей забыть, что они видели двух женщин, а если появится еще и третья… Иди к Корвиссу и скажи ему, что я скоро приду.
        «Двух женщин? Третья?..»
        Фаби растерянно кивнула и отступила, позволив Ризель выйти из спальни.
        Она уже сомневалась, что поступила правильно.
        Лаборатория Рейнена Корвисса, расположенная в подвале северного крыла, простояла запертой почти столько же лет, сколько и кабинет капитана-императора. Извилистый коридор, ведущий к ее дверям, был мрачен: поселившаяся в его изгибах тьма словно сопротивлялась тем, кто вознамерился прогнать ее из облюбованного убежища.
        Фаби шла, ступая очень осторожно и невольно прислушиваясь к каждому звуку.
        - Ты кто? - вдруг спросила тень, вырастая прямо перед ней. - Туда нельзя!
        От испуга сердце едва не выскочило из груди, но она быстро взяла себя в руки. Это был всего лишь молодой ворон, судя по одежде и по нездоровой бледности лица - ученик алхимика. Хоть они раньше никогда не встречались, имя всплыло в памяти Фаби само собой - Альмер.
        - Меня послала принцесса, - сказала она. - Пропусти!
        Альмер, сурово хмуря брови, покачал головой - похоже, он считал, что производит весьма грозное впечатление. «Ну да, - подумала Фаби. - Ему же приказано…»
        - Послушай, я знаю, о чем просил тебя учитель, но ко мне это не относится. Хочешь, расскажу, что тут произошло незадолго до моего появления?
        - Лучше уходи, - ответил упрямый ворон, не желая ничего слушать. - Мастер работает, его нельзя беспокоить!
        Он был похож на преданного, но очень глупого пса, вознамерившегося охранять хозяина от любого дуновения ветра и не подозревающего, как выглядит настоящая опасность. Фаби досадливо прикусила губу: она не собиралась отступать, но все никак не могла придумать способ миновать строптивого стража.
        По потолку, смешно семеня лапками, пробежал одинокий мех. Остановился на полпути. Вернулся. Замер в точности над головой Альмера и вопросительно сверкнул глазами.
        «Нет, я не могу…»
        - Пропусти ее! - донеслось из-за неплотно прикрытой двери.
        Молодой ворон удивленно воззрился на Фаби, как будто увидел ее впервые, и компаньонке пришлось повелительно взмахнуть рукой - иначе он не догадался бы отойти в сторону. Гордая собой, она проследовала в лабораторию - и замерла, едва переступив порог.
        Царивший внутри полумрак придавал этому месту дополнительную таинственность, в которой оно едва ли нуждалось. Оглядевшись, Фаби вдруг почувствовала, что онемела: она не смогла бы подобрать ни единого слова, пригодного для того, чтобы описать убранство лаборатории Рейнена Корвисса. Какие-то вещи странной формы были расставлены вокруг, словно жутковатые бесформенные статуи; одни полностью прятались в тени или под пыльными чехлами, другие выставляли напоказ свои тела из стекла и металла. Освещалась лаборатория так же, как покои Ризель, - мерцающие лампы утопали в потолке, только вот они горели неровно, будто свечи на ветру, и их явно не хватало.
        А еще здесь было слишком холодно.
        - Проходи, не стой в дверях, - послышался неподалеку голос Рейнена. Она повиновалась. Алхимик стоял у большого стола, на котором лежало что-то длинное и темное, и глядел на Фаби спокойно, словно знал, что она посвящена во все тайны принцессы. - Твоя госпожа скоро прибудет?
        - Да, - пробормотала компаньонка, отчего-то смутившись.
        - Подождем… - Ворон вздохнул. - Кто-нибудь видел, как ты сюда шла?
        Фаби невольно улыбнулась:
        - Смеетесь? Никто из живущих в Облачной цитадели не обращает внимания на маленького воробья. То есть они меня видят, конечно же, но почти сразу забывают, даже если встреча длилась несколько дольше обычного… Иногда кажется, что это какое-то проклятие.
        - Быть незаметным не так уж плохо, - философски заметил Рейнен. - Порою даже полезно. Если о тебе сразу забывают, то ты можешь позволить себе некоторые вещи, недоступные всем остальным.
        - К примеру? - спросила Фаби, не скрывая удивления, - с ней еще никто и никогда так не разговаривал, даже Ризель. - Ох, простите мою настойчивость, мастер…
        - Ничего страшного, мне нравится твое любопытство. Я всего лишь хотел сказать, что ты можешь беспрепятственно смотреть и слушать, а после - делать выводы. Полезно, не так ли? Иногда люди выдают секреты, сами того не желая… о-о, да у тебя на лице написано, что секретов и впрямь раскрыто уже немало.
        Она покраснела. Ворон сказал чистую правду - именно череда тайн, случайно переставших быть таковыми, и привела Фаби сюда, - но кое-что в его словах ей очень не понравилось. Получалось, что она не столько слушает и смотрит, сколько подслушивает и подсматривает, узнавая то, что для ее ушей и глаз не предназначено.
        - Нет-нет, я вовсе не собиралась шпионить! - запротестовала девушка. - Это же отвратительно!
        Ворон промолчал, но ей ответил другой голос, показавшийся смутно знакомым:
        - Да… - прошелестел он чуть слышно. - Отвратительно… ты права…
        Рейнен резко повернулся к столу за своей спиной, и Фаби с ужасом поняла, что лежащий там длинный и темный предмет - магус, закутанный в черный плащ. Тот, кого принцесса навещала накануне ночью…
        «Все-таки Хаген здесь, - подумала она. - Он - книга из письма. Но что же произойдет дальше?»
        Видеть раны пересмешника по-настоящему, не во сне, было очень страшно, и все же Фаби сумела не отвернуться и не выдать свои истинные чувства.
        - Живучий, - пробормотал Рейнен с легким удивлением. - Вы все такие, оборотни.
        - А что… была возможность… убедиться?
        Алхимик усмехнулся.
        - Я очень долго живу на этом свете, у меня было много возможностей. - Он вдруг протянул руку и положил ладонь на лоб Хагена. - Так-так, дружище, у тебя жар. Если бы не принцесса, если бы ты не очутился здесь, тебе не суждено было бы увидеть рассвет.
        Он произнес это так спокойно, будто речь шла не о жизни, а о каком-то пустяке - сломанной игрушке, прорехе на рукаве, пятнышке на скатерти. Алхимик видел немало смертей, и еще одна его ничуть не пугала, а Хаген, как показалось Фаби, уже устал страдать. Она даже не пыталась представить себе, какую боль ему пришлось терпеть.
        Чего же они ждут?..
        Где-то поблизости с негромким скрипом отворилась дверь и послышались шаги. Фаби напряглась - а вдруг это не Ризель? - но ее страхи, к счастью, оказались напрасны. Принцесса наконец-то пришла, и с ней была та самая девушка, которую Фаби уже случалось видеть дважды, наяву и во сне.
        - Хаген! - воскликнула она, увидев пересмешника, и тотчас же ринулась к нему. - Ох, Заступница, что с тобой сделали! Сейчас, я сейчас, ты только чуть-чуть потерпи…
        - Не надо… - прошептал раненый и с трудом поднял изувеченную руку, при взгляде на которую Фаби замутило. - У тебя… нет ни одного… эликсира…
        - Это пустяк, - торопливо ответила целительница, но пересмешник нашел в себе силы ей возразить:
        - Не пустяк… капитан меня убьет… не трать силы зря… пожалуйста!
        - Он прав, - вмешался Рейнен, до сих пор наблюдавший за происходящим со стороны. - Сам я не целитель, но тайны вашего ремесла знаю все до единой. Тут слишком уж тяжелый случай… Ты же не хочешь умереть вместо него? Впрочем, я говорю глупости. Вы, служители Эльги, всегда готовы отдать свою жизнь в обмен на чужую.
        Ловким движением алхимик выудил то ли из потайного кармана, то ли прямо из воздуха небольшой флакончик, заполненный прозрачной жидкостью, и протянул целительнице, которая смотрела на него с подозрением.
        - Вот, держи.
        - Что это? - ровным голосом спросила Эсме. - Я не приму неизвестное снадобье, да еще и из рук ворона.
        - Изумительно, ты ведь только что собиралась умирать, - парировал Рейнен. - Захоти я тебя прикончить, уже сделал бы это. Ну же, милая, не упрямься! Потом, когда выпадет возможность, я постараюсь объяснить, отчего оно прозрачное. Кстати, его название - «Слезы Эльги».
        Она промедлила всего лишь мгновение, а потом выхватила флакончик из протянутой руки алхимика, открыла его и осушила одним глотком. Фаби отчего-то вздрогнула, как будто ждала, что целительница тотчас же рухнет замертво, но этого не случилось: Эсме лишь пошатнулась, взглянула на свои ладони, словно с ними произошло что-то странное, и прошептала чуть слышно:
        - Я в сознании… но так не бывает!
        - Бывает, - сказал алхимик. - Давай же, сотвори чудо!
        И чудо случилось. Фаби даже не заметила, в какой момент Ризель подошла и встала рядом, - она смотрела на целительницу и не верила тому, что видела. Золотисто-черный туман окутывал кисти рук Эсме, растекался по телу Хагена, меняя его на глазах: исчезли ожоги, незаживающие язвы от кандалов, бесчисленные раны… Иногда пересмешник вздрагивал - похоже, лечение тоже причиняло боль, - но все же было заметно, что силы возвращаются к нему. «Вот это плохо, - пробормотала Эсме, задержав ладони над его ребрами с левой стороны. - Но я справлюсь». Потом она перешла к его рукам - сломанные пальцы выпрямлялись, серо-черная кожа постепенно приобретала здоровый цвет.
        - Достаточно! - Хаген приподнялся на локтях и попытался отодвинуться от целительницы. - Хватит, ты и так много сил на меня потратила!
        - Лежи спокойно, - ровным голосом ответила девушка. Глаза целительницы были закрыты, но это не мешало ей все видеть. - С этим снадобьем я смогу исцелить еще пятерых… Ох, дело дрянь! Что с твоим лицом?
        Оно, как теперь видела Фаби, было не просто разбито: вся левая сторона оплыла, словно подтаявший от тепла воск. Пересмешник выглядел как старик, которого хватил удар. Фаби вспомнила, о чем говорила Ризель в тот день, когда они с Хагеном впервые встретились. Вспомнился ей и его испуг…
        - Уж что есть, то есть, - сказал он, отворачиваясь. - Рана затянулась много дней назад, ты ничего не сумеешь сделать. Я не буду просить о невозможном.
        - Невозможного не обещаю, - помедлив, проговорила Эсме.
        Она легонько толкнула пересмешника, заставив его лечь обратно на стол, а потом с ее ладоней полилось такое яркое сияние, что Фаби, Ризель и Рейнен ненадолго ослепли. Когда к ним вернулось зрение, Хаген уже сидел на краю стола, свесив ноги, и изумленно ощупывал лицо кончиками пальцев. Он выглядел почти так же, как год назад - резкие, но по-своему красивые черты, чуть прищуренные глаза, высокие скулы. О перенесенных страданиях напоминало лишь одно: левый угол рта был чуть оттянут вниз, словно на губах оборотня застыла вечная кривая усмешка.
        «Теперь он будет таким всегда», - поняла Фаби.
        - Из-звини, - запнувшись, сказала Эсме. - Это все, что я смогла.
        Она пошатнулась, чуть не упала, и Хаген торопливо спрыгнул со стола, чтобы поддержать свою спасительницу. Одновременно он беглым взглядом окинул собравшихся, и Фаби поняла: сейчас начнется новый разговор.
        - Зачем? - спросил пересмешник, обращаясь к Ризель.
        Фаби посмотрела на госпожу - та по-прежнему молчала и, похоже, не знала, что ответить спасенному пирату, своему несостоявшемуся убийце и слуге, выполнившему необыкновенно сложный приказ. Самой компаньонке казалось, что ее высочество уже разъяснила все причины там, в тюремной камере, но Хаген, вероятно, об этом забыл или решил, что вчерашняя беседа привиделась ему в бреду. Его подозрительность была вполне обоснованной.
        - Скажем так, у нас есть общий… недруг, - проговорил Рейнен Корвисс, и Ризель, закрыв глаза, вздохнула с облегчением. - Вы оба знаете, о ком я говорю.
        Пересмешник настороженно кивнул.
        - Ты ведь хотел бы вырваться на свободу?
        - Только с ней… - начал Хаген, но тут Эсме его перебила:
        - Мы здесь не одни - капитана схватили, «Невесту» тоже! Я не знаю, как такое могло произойти. Говорят, Кристобаля кто-то предал… Хаген, ты ведь понимаешь, что это означает? Если нам суждено спастись, то только всем вместе.
        - Какая самоотверженность… - вздохнул Рейнен. - Что ж, тогда я вряд ли сумею вам помочь, хотя желаю этого всей душой. Очень жаль. Всю вашу компанию я вытащить отсюда не в силах. Собственно, выкрасть Эсме у капитана-императора даже на один вечер было весьма непросто…
        - Хотелось бы понять, отчего вы вообще решили нам помогать, - сказал пересмешник и запоздало вспомнил, с кем разговаривает. - Ваше высочество… мастер Корвисс.
        «Да, - подумала Фаби. - Я бы тоже хотела это знать».
        На лице алхимика появилась странная улыбка:
        - Ответь мне для начала на один вопрос: почему ты служишь Кристобалю Фейре?
        - Он мой капитан, - Хаген пожал плечами. - Нас объединяет «Невеста ветра». Боюсь, я не сумею объяснить природу этой связи, как не сумел бы объяснить природу любви… Но какое отношение это имеет к капитану-императору?
        - В том-то и дело, что никакого, - сказал Рейнен. - Когда-то я тоже служил верой и правдой сначала его деду, потом отцу, а после - и самому Аматейну. Я считал, что поступаю так ради благополучия своего клана и всей империи, как бы пафосно это ни звучало. Конечно, иногда мне приходилось смирять свою гордость и подчиняться повелителю, однако это не самая высокая цена - дерево тоже гнется на ветру, так?
        - Но вам пришлось заплатить и самую высокую цену? - спросила Эсме.
        Алхимик взглянул на нее с легким удивлением, а потом тяжело вздохнул и закрыл глаза: ему было тяжело и больно вспоминать об этой «цене».
        - Да, - сказал он наконец. - Однажды я понял свою ошибку и попытался все исправить, но… меня сломали.
        - Как и меня, - негромко проговорила Ризель и тотчас же отвернулась, пряча лицо.
        Фаби ощутила всю глубину горя своей госпожи и наконец-то поняла: все странные поступки ее высочества, которые считались чудачествами или проявлениями упрямства, на самом деле были частью одного сложного плана, с помощью которого принцесса надеялась освободиться, вырваться из Облачной цитадели. Но предусмотрела ли Ризель то, что случилось с Хагеном и остальной командой «Невесты ветра»?
        «Нет, - подумала Фаби. - Для нее это оказалось такой же неожиданностью, как и для всех остальных».
        Еще один вопрос не давал компаньонке покоя: какая же роль была уготована ей самой?
        - Значит, снова месть… - пробормотал Хаген и недоверчиво покачал головой. - Где держат капитана?
        - В тюремном подземелье, не так далеко от того места, где держали тебя, - ответила Ризель. - Но ты обратно не вернешься.
        - Это почему же?
        - Я уже все подготовил для того, чтобы оставить тебя в лаборатории, - снова вмешался Рейнен. - Сюда посторонние не заходят, поэтому можно не опасаться разоблачения. Все будут думать, что я просто воспользовался шансом исследовать, как устроен пересмешник. Собственно, я именно это и сказал сегодня, когда просил капитана-императора о небольшом одолжении. Теперь, когда у него есть Кристобаль, ты не представляешь интереса - его даже позабавило, что я вскрою тебя ради науки полужизни. Ну, он так подумал.
        - Полужизнь… - Хаген скривился. - Сложись все по-другому, вы бы с удовольствием так и поступили.
        Алхимик как-то неопределенно махнул рукой - это могло означать и «да», и «нет».
        - Не будем уточнять, - сказал он. - Обсуждать секреты клана с чужаком я не намерен. Здесь тебе ничего не угрожает, но вот что делать дальше, я понятия не имею.
        - Это уже моя забота, - заговорила Ризель. - Нужно только выждать срок.
        - Эй, постойте! - воскликнул пересмешник. - Я же сказал, что не уйду один!
        - Тогда тебе лучше сразу вернуться в камеру, - произнес Рейнен Корвисс. - Или ты можешь предложить какой-то план по спасению Кристобаля Фейры и его команды? - В ответ на это Хаген вынужден был покачать головой. - Вот видишь. У тебя нет другого выхода, кроме как спасать собственную шкуру…
        - Нет, - решительно ответил оборотень.
        - Ну и дурень! - рассердился алхимик. - Фейра обречен, ему прямая дорога на плаху, а ты мог бы выжить, раз принцесса соизволила рискнуть. Что толку погибать, скажи?
        - Вы не понимаете…
        Рейнен окончательно разъярился, прошипел ругательство, смысл которого от Фаби ускользнул, и ушел - скрылся где-то в недрах лаборатории. Ризель тяжело вздохнула, покосилась на компаньонку, словно ожидая от нее помощи, и сказала целительнице:
        - Эсме, пора возвращаться, пока никто не заметил твоего отсутствия… да и моего тоже. Хаген, останься! Мастер Рейнен вспылил, но скоро вспомнит, что обещал мне спрятать тебя здесь на несколько дней. - Помедлив, она прибавила: - Возможно, за это время я сумею что-нибудь придумать.
        Хаген покачал головой:
        - Все это похоже на бред, ваше высочество. Позвольте повторить вопрос - зачем?
        - Я принцесса, - ответила Ризель, пожимая плечами. - Считай, что такова моя прихоть.
        Три девушки вышли из лаборатории, не таясь от взгляда Альмера. Проходя мимо растерянного молодого ворона, Ризель шепнула ему: «З а б у д ь!» - и этому приказу он не сумел воспротивиться. Фаби шла позади, наблюдала за своими спутницами и размышляла, как передать Эсме послание крылана. «Вы должны стойко держаться и ждать…» Нет, это пустые слова, способные лишь причинить боль. В том, как их произнес человек-птица, было нечто недоступное Фаби, нечто доселе неизведанное. «Я не смогу!» - поняла она и почувствовала, как сжимается сердце.
        В этот миг Эсме обернулась и протянула ей руку.
        Это была просьба, не приказ, но Фаби повиновалась…
        Ее прикосновение походило на легкий ветерок с моря - чистый, прохладный.
        Губы целительницы шевельнулись, с них слетело неслышное: «Благодарю!» Ризель обернулась, почувствовав, что нечто вышло из-под контроля, но то ли не заметила их изменившихся лиц, то ли просто сочла это не стоящим внимания. Принцесса вновь выглядела уставшей - должно быть, проходило действие снадобья, которое она приняла перед уходом.
        - Фаби, дальше ты пойдешь…
        Она не договорила - замерла, уставившись на что-то за спиной компаньонки. Фаби вдруг услышала позади себя шорох и поняла, в чем дело, даже не обернувшись. За ними следовал мех-паук - один из тех, кого слугам капитана-императора удалось приручить и выдрессировать. Шпионы из этих тварей получились весьма своеобразные: они не умели говорить, но точно знали, кто и где мог находиться. Обнаружив нарушителя, мех-паук становился его постоянным спутником, и Джессену Витесу оставалось лишь хорошенько расспросить, что именно тому понадобилось в запретной части Облачной цитадели.
        - Проклятье! - воскликнула Ризель. - С этой дрянью я не справлюсь.
        Уничтоженного меха обязательно нашли бы, и он вызвал бы подозрения. «Все пропало, - подумала Фаби и чуть не заплакала от досады. - Ох, теперь уж его величество нас не простит!» Паук остановился, выжидая, пока жертва продолжит путь; его красноватые глазки поблескивали в полумраке, и Фаби отчего-то почудилось в этом блеске нечто злорадное. Она знала, что тварь лишена разума, но ничего не могла с собой поделать.
        Так бы и разорвала тебя на части.
        Вновь раздался шорох, и опять его виновником оказался мех… много мехов небольшого размера, но очень шустрых и каких-то слишком уж целеустремленных. Они стайками выползали из всех углов, из невидимых щелей, стягиваясь к пауку, окружая его со всех сторон. Постепенно они подбирались все ближе и ближе, а потом ринулись в атаку.
        Вскоре от меха-шпиона осталась лишь правая передняя лапа.
        Все верно. Вы молодцы. Мои… дети. Да. Все правильно…
        - Фаби? Фаби, очнись!
        - Она спит, ваше высочество. Это… какой-то странный сон.
        - Ты можешь ее разбудить?
        - Н-нет… не знаю. Я никогда с таким не сталкивалась.
        - Ладно. Попробую сама… Фаби, ты слышишь меня? Иди к себе, ложись спать. Завтра утром ты проснешься, и все будет хорошо. П р и к а з ы в а ю!
        Да. Все будет хорошо…
        Она увидела со стороны собственное тело, которое шло по знакомым коридорам, отступая в тень при виде стражей. «Кукла, - скользнула холодная, словно посторонняя мысль. - И всегда ею была». Тело двигалось хоть и медленно, зато уверенно, и Фаби вполне могла бы оставить его без присмотра, но все-таки проследила за собой до дверей комнаты.
        Позаботившись о теле, она отправилась на прогулку.
        Эта ночь отличалась от предыдущей. Фаби больше не боялась, и из всех человеческих чувств у нее сохранилось только любопытство. Именно любопытство заставило ее пройтись по всей Облачной цитадели, заглянуть в каждую щель, проверить каждый запертый сундук. Что-то странное происходило со временем - оно замедлилось, и ночь продолжалась, никак не желая заканчиваться…
        Сознание Фаби разделилось на множество частей.
        Змееныш чувствовал себя в Облачной цитадели в полной безопасности: он легко перемещался из одной части дворца в другую, оставаясь незаметным, словно тень. Ему не раз случалось бывать здесь раньше, но только в качестве пленника; теперь же все изменилось. Свобода, хоть и весьма относительная, ему нравилась. Иногда Звездочет звал его, но с этим он мог справиться, а вот очередное видение едва не повлекло за собой большие неприятности, поскольку нагрянуло неожиданно. Было оно весьма странным: одинокий фрегат посреди океана, и на его борту - всего лишь один человек, совсем юный, почти мальчишка.
        Змееныш знал этот фрегат.
        Знал он и мальчишку…
        «Надо же, как тесно мы связаны, - подумал Змееныш, и его улыбка привела бы в ужас даже смельчака. - Что ж, это судьба. Не мне решать, что будет завтра».
        Он открыл глаза и обнаружил прямо перед собой какого-то слугу, бледного и дрожащего. Бедолагу угораздило встретиться со Змеенышем в пустом коридоре, без свидетелей; он случайно сделал то, о чем ни один из подручных Звездочета и не мечтал, - обнаружил сбежавшего раба. Но раб, к несчастью, не собирался возвращаться к хозяину.
        Змееныш выхватил стилет и ударил, а потом подхватил тело безымянного слуги и оттащил в одну из многочисленных стенных ниш. Вернувшись, он обнаружил корзинку, в которой оказалась бутылка вина. И как она только не разбилась, упав на каменный пол?
        - Это с-судьба, - проговорил он негромко. - Не пропадать же хорошей вещи.
        Вскоре фигуру в черном успели мельком заметить еще несколько слуг - среди них уже начали ходить слухи о том, что во дворце появился призрак, - и в конце концов она выросла на пороге комнаты, в которой поселили Умберто. Он, как новый навигатор «Невесты ветра» и предполагаемый союзник капитана-императора, удостоился некоторых привилегий, в частности - свободы.
        Змееныш открыл дверь без стука и вошел.
        - Не с-спишь? - поинтересовался он у моряка, который при виде незваного гостя сел и потянулся к оружию. Бывший помощник Кристобаля Крейна был одет, словно прилег лишь ненадолго, передохнуть. - Чего-то ждешь?
        - Скучаю… - огрызнулся Умберто.
        - А-а, понятно. Может, поскучаем вместе? - Змееныш помахал бутылкой и прибавил после короткой паузы: - Чем же еще заняться двум мертвецам?
        - Подойди ближе, - хриплым шепотом проговорил пленник.
        Аматейн лишь рассмеялся в ответ и устроился поудобнее в кресле, которое в камеру принесли специально для него. Капитан-император, устав после трудного дня, вознамерился отдохнуть как следует, и начало вечера было многообещающим.
        Только вот слуга, посланный за вином, отчего-то запаздывал.
        - Подойди, - повторил Фейра. - Или не хватает смелости?
        - Я не настолько глуп, как тебе хотелось бы, - сказал Аматейн. - Я знаю, что феникс, даже связанный, все равно опасен. Подходить к тебе близко, прикасаться… бр-р, уволь! Лучше уж наблюдать со стороны.
        Глухонемой палач отлично понимал знаки своего господина и повиновался ему исправно, как повинуется умелой руке хорошо сбалансированный кинжал. Аматейн ценил хороших слуг, поэтому палачу тоже велели не прикасаться голыми руками к узнику, но он неплохо справлялся и так. В ход шли те приспособления, которые вот уже много лет не на ком было применять, - никто не мог выдержать ту боль, что они причиняли.
        - А знаешь, Кристобаль, ведь это все ерунда… - мечтательно проговорил капитан-император. - Клещи, раскаленные прутья, плети… Старье. Я не просто так выбрал Кина, чтобы он мне сегодня помогал. Он знаток своего дела!
        Новый знак, и истязатель отложил плеть; взамен в его грубых пальцах появилась тонкая игла. Фейра, чьи глаза по-прежнему были завязаны, этого не увидел, зато почувствовал чудовищную боль, которая жгучей волной прокатилась по всему телу.
        И причинил эту боль легкий укол.
        - Вот скажи мне, Кристобаль, каково это - лишиться своего бесценного корабля, команды? Оказаться в полной власти злейшего врага? Потерять друзей, любимую? Кстати говоря, о любимой - она прелестна, твоя Эсме. Жаль только, не помнит ничего о прошлом… ну ничего, это поправимо.
        Аматейн выдержал паузу.
        - Впрочем, зачем этой девочке прошлое? У нее и будущего-то нет.
        - Не трогай ее… - прохрипел узник. - Тебя все равно никто не сможет исцелить, потому что…
        Договорить он не успел - зарычал от боли, потому что в ход пошла новая игла. По скованным рукам и по груди феникса побежали бледно-голубые искры; сквозь тюремную вонь пробился чистый предгрозовой запах. Кин отскочил в сторону и, жалобно мыча, принялся дуть на обожженные пальцы.
        - Осторожнее, Кристобаль! - воскликнул капитан-император. - Не обижай моего слугу. Он, хоть и мерзок во всех смыслах, все-таки заслуживает некоторого снисхождения. А про невозможное исцеление ты зря сказал, дружище. Все на самом деле не так… вот придет Рейго, он расскажет подробнее. У него есть гениальная идея, и эта идея обязательно сработает.
        - Не смей ее трогать…
        Аматейн презрительно фыркнул.
        - Да что ты заладил - не смей, не смей! Выдай что-нибудь новенькое, пожалуйста… а, не можешь? Так я и думал. Похоже, я зря боялся, что это так называемое предательство - всего лишь очередная авантюра Кристобаля Крейна. Я переоценил своего врага… - он ненадолго задумался. - Или это окончательное превращение в феникса так на тебя повлияло? Крейн умер, да здравствует Фейра! Пусть об этом и забыли за сорок с лишним лет, все фениксы были жестокими и надменными болванами.
        Цепи звякнули, и капитан-император вновь махнул рукой своему палачу. Его хорошее настроение неожиданно начало ускользать вместе с уверенностью в собственной правоте. Он решил, что феникс никогда не пошел бы на такие жуткие страдания по доброй воле… но что, если все на самом деле не так? Вдруг в запасе у Крейна-Фейры все-таки имеется хитрый и совершенно безумный план?
        Фениксы, все до единого, были еще и непредсказуемыми болванами.
        - Стоило бы тебя ослепить, - задумчиво проговорил Аматейн. - Тогда я бы точно знал, что ничем не рискую. Но сегодня Амари высказал интересную мысль - вас обоих, твой бывший фрегат и тебя самого, куда интереснее сломать, чем просто убить. Я желал бы сделать из тебя верного слугу…
        - Такого, как Змееныш?
        Аматейн нахмурился - вспоминать про сбежавшего раба сейчас не хотелось. «Змееныш, где ты? - позвал он мысленно. - Вернись к своему хозяину, тварь. Ты мне нужен прямо сейчас! Вернись, где бы ты ни был!!!»
        Бесполезно. Он чувствовал, что ручная зверушка рядом, совсем близко, но не мог натянуть поводок достаточно сильно. Ну, ничего - Змееныш все равно не может уйти далеко, а рано или поздно у него случится очередной приступ, и тогда слуги прибегут к господину с радостной вестью.
        Но сейчас были дела и поважнее, чем сбежавший зверь.
        - Давай поговорим о «Невесте ветра», - сказал Аматейн проникновенным тоном. - О том, какой она станет под командованием нового капитана, куда более умного и осмотрительного, чем ты…
        Фаби наблюдала, бесстрастно и бесстрашно.
        Ей все равно нечем было заняться.

* * *
        Два дня, оставшиеся до праздника в честь его возвращения домой, Амари прожил как фрегат, попавший в густой туман.
        Чувство направления помогало ему держать верный курс, но оно оказалось совершенно бесполезным для преодоления мелких препятствий - их в водах вокруг Облачной цитадели было бесчисленное множество. Кристобаль Крейн в таких случаях говорил: «Идем вслепую». Ему, впрочем, вполне хватало интуиции, которая никогда не была сильной стороной Амари. К тому же маленький принц попросту не хотел жить вслепую.
        И все же он все время куда-то шел… с кем-то беседовал… даже шутил, веселился…
        Он как будто спал, пробуждаясь лишь изредка.
        Придворные то и дело бегали в Сады Иллюзий, любовались на новую-старую диковинку - черного крылана, - но потом Джа-Джинни забросил двоих не в меру любопытных гостей на верхушки деревьев, и их с Лейлой оставили в покое. Ходили слухи, что капитана-императора несколько раз видели прогуливающимся с загадочной незнакомкой, которая обитала в охраняемых покоях в северном крыле, и Амари этим слухам был рад: значит, Эсме жива, ее пока что никто не просил о невыполнимом. Сам он боялся с ней встречаться, потому что целительнице ничего не стоило прочесть в его душе то, о чем Амари предпочитал пока не думать.
        Кого Амари видел часто, так это Умберто - ему одному из всей команды «Невесты ветра», если не брать во внимание бывшего юнгу, даровали относительную свободу. Аматейн все время требовал, чтобы новый навигатор знаменитого пиратского фрегата находился рядом, и поэтому они с принцем постоянно сталкивались то в кабинете капитана-императора, то где-нибудь в коридоре. Умберто выглядел спокойным и сосредоточенным, он охотно помогал Аматейну, рассказывая об Окраине и в особенности о Кааме. Амари смотрел и удивлялся: неужели перед ним тот самый бесшабашный моряк, помощник Крейна, ходячая неприятность? Неужели это и впрямь тот, кто поклялся защищать «Невесту ветра» до конца своих дней и ради нее умереть с улыбкой?
        Впрочем, он и впрямь ее защищал - накануне у Амари был шанс в этом убедиться.
        …Опустевший фрегат выглядел непривычно.
        Амари ожидал, что «Невеста ветра» не позволит никому даже прикоснуться к себе, не говоря уже о том, чтобы подняться на борт, но она была настроена очень миролюбиво - казалось даже странным, что док, в котором она стоит, так хорошо охраняется.
        «Неужели ты и впрямь забыла о Кристобале?»
        Аматейн по-хозяйски обошел палубу, заглянул в люк, но спускаться в трюм не стал, что обрадовало Амари: где-то внизу прятался ларим Сокровище - единственный член команды, которому удалось незаметно для всех остаться на корабле. Он, как и прежде, хранил медальон Эсме. Серебряная маска скрывала выражение лица капитана-императора, и все же по движениям и по взгляду можно было с легкостью определить, что он весьма доволен. Амари некоторое время наблюдал за отцом, потом - за Умберто, который стоял у грот-мачты и отрешенно глядел куда-то. Еще на борт бывшего пиратского фрегата поднялись Эйдел Аквила и Джессен Витес; оба магуса с улыбками обменивались предположениями о будущем «Невесты» и ее навигаторов - бывшего и нынешнего. Амари иной раз чувствовал на себе взгляд Эйдела - жгучий, ядовитый. Интересно, почему орел так его ненавидит? Может, оттого, что при встрече с принцем вспоминает о позорном поражении, которое потерпел в сражении с Крейном… или есть что-то еще? Так или иначе, он не упустил пока что ни одной возможности исподволь напомнить, что почет и привилегии наследника престола необходимо
заслужить. К примеру, в ответ на какое-то замечание Амари о «Невесте ветра» Аквила сказал: «Вам лучше знать, ваше высочество, вы же провели там так много времени…» Было видно по лицу, что ему очень хочется договорить: «…в качестве юнги». Услышав это, Амари смешался, совершенно позабыв, о чем шла речь, и вдруг почувствовал себя маленьким и никчемным.
        Последним появился Чейн Тэрио, за которым капитан-император некоторое время назад посылал слугу; сейчас этот слуга шел следом за Чейном, неся какой-то ящик, длинный и, судя по всему, довольно тяжелый. Что-то знакомое почудилось Амари в этом ящике, и еще он почему-то слегка испугался. Когда странный предмет подняли на борт, «Невеста ветра» впервые заволновалась, и Амари понял: там лежит безумер.
        - Вызывали, ваше величество? - спросил мастер-корабел.
        - Да. Чейн, я собираюсь принять клятву верности у нашего друга, а ты заверишь этот договор, - ответил капитан-император.
        Чейн Тэрио молча кивнул и повернулся к Умберто - тот смотрел хмуро, исподлобья. «О клятве речь не шла, - подумал Амари и ощутил дрожь. - Если сейчас он заупрямится, то…»
        - Ну же, мастер Граньо! - Аматейн с усмешкой подбодрил нового союзника. - У вас сейчас есть превосходная возможность обеспечить себе не просто жизнь и свободу, но и весьма неплохое будущее.
        - Я не слышал о том, чтобы другие капитаны заключали рабские договоры, ваше величество, - негромко проговорил Умберто. Это был весьма опасный ход. - Вы прекрасно знаете, как моряки относятся к таким вещам.
        - Знаю, - согласился капитан-император. - Но не так уж часто бывшие пираты переходят ко мне на службу. Это особый случай, поэтому нужны особые церемонии. Впрочем… у нас есть и другой вариант!
        Он подозвал слугу взмахом руки и открыл ящик.
        В тот же миг «Невеста ветра» встряхнулась так, что они еле устояли на ногах. Умберто, приложив ладонь к мачте, прошептал что-то успокаивающее, но сам он был слишком встревожен - и понадобилось некоторое время, чтобы фрегат и впрямь хоть немного успокоился.
        - Вот эта вещь решает разом все проблемы… - Аматейн вынул безумер, одним незаметным нажатием привел в действие скрытый механизм. Наконечник грозного оружия с щелчком разделился, но не на шесть частей, а на восемь, да и выскочившая из сердцевины игла была непривычно длинной. Амари наконец-то вспомнил, что именно такой безумер - длинный, черного цвета - они с Джа-Джинни видели в доме Звездочета… то есть в доме его отца. Тогда, в Лейстесе, разгадка тайны черных фрегатов находилась у них в руках!
        - Что же ты молчишь, Умберто? Решайся. Разум «Невесты ветра» в обмен на твою гордость… - Капитан-император негромко рассмеялся. - Каков будет выбор?
        Он мог бы поступить иначе - например, приказать Умберто повиноваться. Но для приказа нужны были силы, а Амари уже заметил, что его отец бережет свой дар Цапли и пользуется им лишь в крайних случаях. Да, договор с «петлей корабела» подходил лучше всего - никто не сможет так стеречь навигатора, как его собственный фрегат.
        Только вот выдержит ли такое испытание связующая нить Умберто - фальшивая нить, которую протянул специально для него Кристобаль Фейра?..
        - Будь оно все проклято, - пробормотал моряк и, опустившись на колени, громко произнес: - Клянусь верой и правдой служить капитану-императору Аматейну, ни делом, ни словом не посягая на жизнь его величества и тех, кто верен ему. Клянусь, что никогда и ни при каких условиях я не нарушу свое слово…
        Он говорил, а мастер-корабел слушал с закрытыми глазами, то и дело кивая. Пальцы Чейна Тэрио чуть заметно шевелились, как будто он перебирал нити, из которых собирался вязать узлы. Амари чувствовал тревогу «Невесты ветра» и ничем не мог ей помочь.
        - Великолепно, - сказал Аматейн, когда все было сделано. - Теперь покажи мне, на что она способна. Тебе нужны помощники, матросы?
        - Нет, - ответил Умберто, не поднимаясь с колен. Голос у него был тусклый, невыразительный. - Справлюсь сам.
        - Что ж, посмотрим, - проговорил капитан-император. - Убеди меня, что ты - хорошее приобретение.
        - …Ваше высочество, с вами все в порядке?
        Снова компаньонка Ризель, Фаби. Ее, как и сестру, Амари видел несколько раз за эти три дня - мельком, издалека. Верная подруга повсюду следовала за принцессой, полностью поглощенной подготовкой к празднеству, которое должно было состояться этим вечером.
        - Да-да, все хорошо… - Он огляделся по сторонам и увидел, что Ризель поблизости нет. - У тебя выходной?
        - Можно сказать и так, ваше высочество, - ответила девушка, пожимая плечами. - Принцесса отправилась к капитану-императору и разрешила мне немного побродить неподалеку. Думаю, еще некоторое время я буду свободна.
        - Очень хорошо! - воскликнул Амари и, схватив Фаби за руку, потащил ее за собой. Он не знал, куда идет, пока не увидел дверь в дворцовую часовню - там, насколько он знал, все приготовления завершились еще утром. Лучшее место для уединенной беседы было трудно представить.
        Вновь взглянув на Фаби, он понял, что та ожидает чего угодно, только не мирного разговора…
        «Вот глупая!»
        - Садись, - сказал он, почти что силой заставив ее опуститься на одну из скамеек. Здешнее убранство по традиции отличалось простотой, поэтому скамья была точно такой же, как в любой портовой часовне Десяти тысяч островов. - Тогда, в Садах Иллюзий, мне показалось, что ты хочешь сказать что-то важное… и никак не осмеливаешься. Вдруг сейчас настал подходящий момент?
        - Ох, ваше высочество… - пролепетала она. - Я, право, не знаю…
        - Г о в о р и! - потребовал принц, не заметив, что не попросил, а приказал.
        Большие глаза компаньонки широко раскрылись, в них блеснули слезы, однако сопротивляться приказу девушка не могла.
        - Я не люблю предателей, - произнесла она тихо, но уверенно.
        Да, чего-то в этом духе он ждал…
        - А кого я предал? Нет-нет, не торопись отвечать. Я знаю точно, что отец меня очень любит… пусть даже эта любовь у кого-то может вызвать оторопь. Тогда, три года назад, я сбежал, потому что испугался, но сейчас все изменилось. - Амари помедлил. - Сейчас я не могу его бросить - он болен, он страдает! «Невесту ветра» я сумел отстоять, равно как и Умберто… с остальными моряками тоже можно будет что-то придумать… Эсме отец не тронет, он ведь знает, что возможности целителей не беспредельны… а Кристобаль Фейра сам выбрал свою судьбу. Так кого же я, по-твоему, предал или предаю?
        - Это просто, ваше высочество, - прошептала Фаби. - Самого себя.

* * *
        Праздник начался, когда с оглушительным грохотом, воем и свистом в ночное небо взмыли огненные шары, чтобы где-то высоко взорваться, превратившись в огненные призраки. Огромные золотистые драконы сражались друг с другом; распускались алые розы; сияющие шары всех размеров и цветов взлетали, сталкивались и превращались в новые созвездия. Под конец явились птицы - символы всех кланов, поклявшихся капитану-императору в верности. Ризель не забыла о Воробье, и Фаби, наблюдавшая за удивительным фейерверком вместе со своей госпожой, это оценила.
        - Спасибо, ваше высочество, - прошептала она, но Ризель сделала вид, что не слышит.
        Этой ночью принцесса вновь была в белом с головы до ног, и лишь благодаря изящной серебристой вышивке по краю подола ее наряд не походил на траурный.
        - Твоя повелительница затеяла опасную игру, - сказал Рейнен Корвисс, невзначай задержавшись возле Фаби.
        Она промолчала, но заметила кое-что странное: взгляд ворона-алхимика был полон… жалости. Но к кому же он ее испытывал? Фаби ощутила тревогу, впервые подумав, что этот неожиданный праздник может закончиться чем-то и вовсе из ряда вон выходящим.
        Однако ей пришлось оставить размышления: она должна была внимательно следить за принцессой, чья сверкающая белая фигура отчетливо выделялась в пестрой толпе придворных. Ризель изредка оглядывалась, всякий раз удовлетворенно кивала, увидев компаньонку где положено, у себя за спиной, и шла дальше - приветствовать гостей, выслушивать комплименты, отдавать указания помощникам.
        Тенью следовать за ее высочеством, быть рядом, защищать любой ценой.
        Дождавшись угощения, Фаби облегченно вздохнула.
        Когда высокие двери пиршественного зала распахнулись, никто не сдержал возгласа удивления: всего-то за сутки это место изменилось до неузнаваемости, и теперь один лишь взгляд на роскошное убранство и ломившиеся от яств столы заставлял вспомнить о пирах, которые устраивали древние короли из легенд. Все три дня, пока шли приготовления к празднику, по дворцу ходили слухи о том, что его величество намерен затмить своих предков, и теперь гости капитана-императора убедились, что это и впрямь так.
        - Прошу! - немного театрально воскликнул Аматейн и протянул руку супруге.
        Алиенора ответила на его жест, но на самом деле соприкоснулись они едва ли кончиками пальцев. Те, кто стоял ближе всех, заметили: императрица вздрогнула, а в ее взгляде, устремленном на мужа, не было и тени любви, один лишь страх. Однако ритуал есть ритуал, поэтому в пиршественный зал они вошли первыми, рука об руку.
        Фаби последовала за принцессой, стараясь не смотреть в сторону Амари. Ее обуревали злость и жалость - он приказал, хотя мог бы и не использовать дар Цапли по такому поводу… и все же она жалела его. «Между нами есть что-то общее, - думала она. - Мы оба слабые. Амари, может, когда-нибудь и станет правителем, но пока что его сила чего-то стоит лишь против таких, как я».
        У стола, который предназначался для капитана-императора и его приближенных, Ризель остановилась, и почему-то Фаби сразу ощутила, что принцесса в растерянности. Подойдя, она услышала, как ее высочество еле слышно шепчет:
        - Поменяли… но почему?
        Что именно поменяли, Фаби узнала в самом скором времени: расположение мест.
        По правую руку от капитана-императора, как и предполагалось, должен был сидеть Амари, а вот Ризель изгнали на другой конец стола, к матери. Фаби, разумеется, последовала за своей госпожой, с любопытством поглядывая назад: кто же заменит принцессу? Витес, сидевший рядом с пустым местом, выглядел очень довольным; понятно, кто устроил эту перестановку так, чтобы Ризель не узнала.
        - Тебе не кажется, что он расставил нас, как фигуры на шахматной доске? - тихонько спросила Ризель. - Я знаю всего одну фигуру, которая достойна сидеть по левую руку от капитана-императора. Но мне не верится, что я и впрямь ее увижу на этом месте.
        Вероятно, другие гости думали о том же, потому что их лица выражали недоверчивое изумление. Никто из них, однако, не осмелился задать капитану-императору прямой вопрос - такой привилегией обладали немногие, но и они слишком уж растерялись. Ризель молчала, молчал Рейнен, а ее величество Алиенора была лишь рада тому, что ее отделяло от супруга весьма приличное расстояние, и не собиралась по доброй воле затевать с ним разговор.
        «Что ж, немного подождем», - подумала Фаби и оказалась права: когда все гости уселись, капитан-император обратился к ним с небольшой речью. Она заметила краем глаза, как Ризель сжала кулаки, и почувствовала страх - настал подходящий момент для того, чтобы наказать принцессу за то, что произошло три года назад, причем наказание могло быть очень изощренным. Чего стоило его величеству объявить о помолвке дочери с кем-нибудь, кого она ненавидела? С Эйделом из клана Орла, к примеру. Или с Торрэ Торном, чья уродливая физиономия приводила в дрожь не только Фаби…
        Но капитан-император говорил о возвращении Амари как о чем-то естественном, спланированном заранее, и никого не обвинял. В завершение речи он сказал:
        - Теперь я хотел бы сообщить всем вам неожиданную новость. Как известно, много лет назад одно из самых могущественных семейств Десяти тысяч островов попыталось устроить переворот в Империи. Замыслы этого семейства были раскрыты… Но не будем о прошлом. Не все погибли тогда, кое-кто остался - и при помощи него я намерен положить конец многолетней вражде. - Аматейн обвел притихших магусов долгим взглядом. - Этим вечером у нас особенный гость!
        Вновь отворились двери, и в пиршественный зал вошел магус, которого сопровождали двое стражей. Фаби не сразу поняла, что это Кристобаль Фейра. Феникс, с ног до головы одетый в черное, казался не то пятном, не то дырой на фоне придворных, блиставших нарядами; двигался он медленно и заметно прихрамывал, его руки были скованы за спиной - изувеченные пальцы отчасти прятались под широкими манжетами куртки, но длинные когти все же виднелись. Его глаза оставались завязанными.
        «Гость?! - растерянно подумала Фаби. - Заступница, да что же он задумал?..»
        - Добрый вечер, господа! - сказал феникс, когда стражи подвели его к креслу. Тонкий слух, наверное, подсказывал ему, что вокруг множество живых душ, пусть все и затаили дыхание при виде поразительного зрелища. - Надеюсь, мое присутствие не испортит вам аппетит?
        Торрэ Торн вскочил:
        - Ваше величество, я не намерен сидеть за одним столом с убийцей моего брата!
        - Угомонись, - миролюбиво проговорил капитан-император. - Я же пообещал тебе, что убийца, Кристобаль Крейн, будет наказан. А нынче вечером у нас гостит лорд Фейра.
        - Я не люблю играть словами, повелитель! - Торрэ откинул капюшон, выставив напоказ изуродованное лицо. - У этого пирата перед моим кланом слишком уж большой долг!
        - Завтра, - сказал Аматейн изменившимся голосом. - Ты понял меня?
        Воин-скопа ненадолго застыл, угрюмо глядя перед собой единственным глазом, а потом медленно опустился на место. «Я не сдамся, - было написано у него на лице. - Я отомщу!» Феникс слушал этот короткий обмен репликами, склонив голову набок; на его губах играла ироничная полуулыбка. «Он спокоен… - изумилась Фаби. - А ведь это такое унижение, что не всякий сумел бы пережить…»
        Конечно, после появления столь удивительного гостя застолье не могло идти своим чередом. Фаби, взглянув на яства, над которыми долго колдовали лучшие повара Облачной цитадели, испытала приступ дурноты: ей сейчас не помешал бы стакан чистой воды, но как раз воды на столе не оказалось. Если бы капитан-император подал пример гостям, они почувствовали бы себя увереннее, но он этим вечером и не собирался есть - он не ел на людях, когда был в маске.
        Они сидели, не в силах приняться за еду, и молчали…
        - Не ожидала, что снова увижу сына лорда Марко, - вдруг проговорила Алиенора своим мелодичным голосом. Фаби обомлела: она-то, грешным делом, уже успела счесть ее величество не более чем красивой куклой! - Я помню, каким ты впервые приехал в Облачный город…
        - Я тоже помню нашу первую встречу, ваше величество, - тихо сказал Кристобаль, повернув лицо в ее сторону. - С той поры многое изменилось.
        - Многое… - Алиенора тихонько вздохнула. - Рада видеть тебя живым, Пламенный. Не сочти за труд напомнить, каков девиз вашего рода?
        Губы феникса вновь тронула улыбка:
        - Огонь вечен, пока горит. Благодарю за напоминание, ваше величество.
        Фаби почувствовала, что у этого короткого разговора есть некий скрытый смысл, который целиком и полностью от нее ускользнул. Еще она заметила, что Амари пристально глядит на мать, и его глаза как-то подозрительно блестят.
        На принцессу компаньонка не взглянула - побоялась.
        Очень медленно и неохотно они все-таки принялись за еду, но потом дело пошло на лад: вечер был похож на тяжелый камень, который несколько человек пытались сдвинуть с места и совсем уж отчаялись, когда он вдруг покатился сам. Фаби, впрочем, не участвовала в веселье - она отрешенно следила за музыкантами, изредка прислушивалась к разговорам и пыталась бороться со сном, который опять напомнил о себе в самый неподходящий момент.
        «Вот будет смешно, если я упаду прямо тут, лицом вниз…»
        Знакомая гибкая фигура в черном осторожно пробирается по темному коридору, прислушиваясь к звукам, раздающимся поблизости. Это место Фаби известно, это тюрьма. Что Змеенышу понадобилось там, если Фейра на пиру, а Хаген - в лаборатории Рейнена Корвисса?..
        Хаген разглядывает непонятные приспособления на столе алхимика. Кажется, что оборотню скучно, но это лишь иллюзия: просто пересмешник еще не научился управлять своим новым лицом, и оно чаще всего отражает совсем не те чувства, которые он испытывает на самом деле…
        Эсме взобралась с ногами на постель, притянула колени к подбородку. Глаза целительницы закрыты, губы что-то неслышно шепчут. Похоже, она молится, и Фаби решает, что подглядывать за этим неприлично…
        Два крылана в Садах Иллюзий не теряют времени даром - им хорошо вдвоем…
        - …И расскажете, что произошло на самом деле? - Резкий голос Рейго Лара вывел Фаби из оцепенения, но начала вопроса она не услышала. - Это ведь интересно не только мне, но и всем присутствующим.
        - Я бы так не сказал, - встрял Рейнен Корвисс. - Не надо ворошить прошлое, Рейго.
        - Мой отец был предателем, - монотонно пробубнил Кристобаль Фейра. - Они с моим братом получили по заслугам. Иначе и не могло случиться.
        Фаби обомлела; на мгновение вновь сделалось так же тихо, как при появлении феникса. По доброй воле Пламенный князь ни за что не сказал бы такого, а это значит, что капитан-император сумел сломить его волю, сумел доделать то, что не завершил много лет назад, когда клан Феникса ускользнул от него в единственное доступное убежище - в смерть.
        - Вот оно как… - пробормотал Рейго, получив совсем не тот ответ, на который рассчитывал.
        Торрэ коротко рассмеялся - ему пришлось по нраву услышанное, но Фаби ничуть не сомневалась, что скопа по-прежнему жаждет крови.
        - Кто-нибудь желает услышать подробности? - поинтересовался капитан-император. - Наш гость нынче расположен к беседе - да, Кристобаль?
        - Верно, - ответил Фейра все тем же неживым голосом. - Я готов.
        …Фаби посмотрела на принцессу и увидела, что та сидит, напряженно выпрямив спину и устремив перед собой отсутствующий взгляд. Это конец, поняла компаньонка. Если Фейра не выстоял, то им и подавно не удержаться, не спастись - капитан-император, словно свирепый шторм, раздавит и разрушит все, что удалось сберечь. Хаген получил три дня жизни, но из дворца ему не выбраться; крыланы так до конца своих дней и будут спасаться от тех, кто придет в Сады Иллюзий глазеть на людей-птиц; Эсме и вовсе не выживет - рано или поздно Рейго и Кармор доберутся до нее…
        Спящие твари дрогнули, зашевелились.
        «Уже скоро? Может, сейчас?..»
        Усилием воли она заставила себя снова проснуться.
        - У меня тоже есть вопрос, ваше величество, - сказал Эйдел Аквила, зловеще улыбаясь. - Вы позволите? Раз уж выдалась такая удивительная возможность узнать то, о чем я не раз думал за все эти годы… Скажи мне, Кристобаль, неужели в клане Фейра действительно не было ни одной кукушки?
        - Эйдел, какая бестактность! - возмущенно воскликнула Алиенора, и ее многие поддержали - Рейнен, Джессен Витес, даже Рейго Лар. - Вы забываетесь, юноша!
        Улыбка исчезла с лица Аквилы, но отступать он не желал.
        - Смиренно прошу прощения, моя повелительница. Но, раз уж запрещенное слово было изречено, пускай прозвучит и ответ на мой вопрос! Ведь это действительно любопытная загадка: как в самом малочисленном семействе за долгие века не появилось ни единого… - Эйдел едва не сказал «выродка», но вовремя остановился. - Ни единой кукушки!
        - Я… считаю это недопустимым, - сказала императрица, но в ее голосе не было уверенности. Впрочем, разве можно ожидать от соловья безумной смелости? - Пусть… пусть решает мой супруг.
        Все взгляды обратились к Аматейну.
        - Говори, Кристобаль, - негромко приказал капитан-император. - П р а в д у.
        Фейра впервые за весь вечер ссутулился, его плечи задрожали. Лицо феникса - та часть, которая была видна из-под широкой повязки, - сильно побледнело и покрылось крупными каплями пота, когда он еле слышно произнес:
        - Нет.
        Фаби услышала краем уха, как всхлипнула Ризель. Она хотела повернуться к принцессе, хоть как-то подбодрить ее высочество, но вдруг поняла, что не может пошевелиться и что со всех сторон на нее надвигается тьма. От страха сердце забилось часто-часто, его стук эхом отдавался в ушах и почти заглушил голос Аматейна:
        - Что-то наш гость не очень словоохотлив. Амари, может, ты его попросишь?
        - П-прошу, - запнувшись, сказал принц, но этого оказалось мало - Фейра по-прежнему молчал. И тогда капитан-император впервые за весь вечер вспомнил про Ризель и ласково проговорил:
        - Дочь моя…
        «Помоги мне, Фаби, - прошептала Ризель одними губами. - Я не хочу!»
        «Так нам пора? - спросили подземные твари нестройным хором. - Сейчас?»
        «Да, - ответила Фаби. - Пора».
        И пришла тьма.
        - …Попроси его быть с нами откровенным. Ты же сделаешь это ради меня?
        Ризель, чье лицо сделалось почти таким же бледным, как волосы и платье, не успела ответить - заговорил Кристобаль Фейра, но уже совсем не тем неживым, стеклянным голосом, который звучал до этого.
        - Не тревожьте ее высочество, мой повелитель, я и так все расскажу. - Феникс вскинул голову, улыбнулся чуть-чуть надменно. - Эйдел, мой клан и впрямь всегда был самым маленьким, а теперь я и вовсе остался один. Да будет вам всем известно, что дар Феникса, сила первопламени, есть величина постоянная - и поэтому ни один ребенок в нашем клане не мог родиться без искры, пусть даже скромной! Мои соплеменники опасались иной напасти - огненного безумия. Ты доволен ответом?
        - Дар Феникса - величина постоянная? - повторил Эйдел, встревоженно нахмурив обгорелые брови. - Что это значит?
        - Это значит, что я сильнее, чем были мои отец и брат, вместе взятые, - сказал Кристобаль Фейра и, поднявшись, повел головой, словно мог увидеть зал и собравшихся в нем магусов сквозь черную повязку. - Это значит, что сорок лет назад капитану-императору пришлось заплатить слишком высокую цену за то, чтобы подчинить себе шесть семейств… а на фениксов ему силы не хватило, и он надорвался. Дар не покинул его величество, но зато произошло кое-что иное: на него всей тяжестью обрушилось время, которое заставляет тела людей… стареть.
        Аматейн вскочил и взмахнул рукой - кресло Фейры с грохотом опрокинулось, но сам он устоял и, смеясь, продолжил:
        - Ты поступил верно, лишив меня возможности использовать дар Феникса, - да, и великая сила иногда бывает бесполезной! - Какой-то странный шум ненадолго прервал его - будто за стенами зала вдруг кто-то принялся перекатывать металлические шары, неисчислимое множество шаров! - Но ты забыл, что между нами есть кое-что общее: мы - ученики одного корабела.
        Капитан-император вновь поднял руку, но феникс в этот момент произнес:
        - Для того чтобы использовать его ~науку~, не нужны ни руки, ни глаза.
        ~~~
        И Аматейн вдруг рухнул на колени, словно его ударили со спины.
        Лишь те из присутствовавших магусов, кто был связан с собственными фрегатами, поняли, что произошло, хотя поверили в это с большим трудом. Капитан-император утратил свой корабль. Кристобаль Фейра воспользовался знанием, которое передал ему Эрдан-Корабел перед тем, как учитель и ученик расстались навсегда.
        Освобожденная, «Утренняя звезда» немедленно нашла себе нового навигатора.
        - Мерзавец, что ты натворил! - завопил Джессен Витес, но в этот миг Амари шевельнул правой рукой, и первый советник капитана-императора отлетел на несколько шагов от стола.
        Тотчас же с места поднялась Ризель - с таким выражением лица, что никто не усомнился ни в ее намерениях, ни в том, на чьей она стороне. Ни Торрэ, ни Эйдел не могли противостоять ей.
        - Вы… не посмеете… - прохрипел Аматейн, чье тело как будто сковал паралич. - Вам никогда… не удастся… уйти отсюда…
        - Возможно, - ответил Кристобаль Фейра, усмехнувшись. - Но попытаться не грех!
        Словно в ответ на его слова, странный металлический шум усилился, и спустя мгновение в пиршественный зал ворвались новые - незваные - гости. Не люди и не магусы, а те, о чьем близком соседстве обитатели Облачной цитадели и не подозревали… впрочем, они просто были столь же слепы, как белесые змеи, населявшие подземные пещеры.
        Безобидные, бестолковые, безмозглые мехи пришли по зову той, которая умела с ними говорить. Их были десятки тысяч, и им понадобилось не так уж много времени, чтобы погрузить дворец в хаос и панику.
        «Мать, ты этого хотела? Мы повинуемся».
        Когда первая волна стальных чудищ затопила все вокруг и ненадолго первостепенной заботой каждого стала сохранность собственной шкуры, Амари перепрыгнул через стол, ринулся к своему капитану - Фейра к этому моменту уже успел вернуть себе «Невесту ветра» - и помог фениксу освободиться от повязки на глазах. Стоило ему это сделать, как кандалы, сковывавшие руки пламенного магуса, пролились на пол лужицей расплавленного металла.
        - Отойди, сгоришь, - севшим голосом прошептал Фейра, и принц повиновался.
        Огненный призрак, однако, не появился: у феникса были сломаны пальцы, и он не мог управлять первопламенем так, как раньше. Но все же его окутало облако горячего воздуха - дрожащее красное марево, в котором и мгновения не продержалось бы ничто живое.
        - Капитан Фейра! - позвал женский голос, и феникс обернулся. - Я хочу попросить об одной услуге, - сказала Алиенора. Губы императрицы дрожали, она была очень бледна, но вовсе не от испуга. - Спаси моих детей, Пламенный, увези их отсюда!
        - Слушаюсь, ваше величество, - ответил магус-пират, почтительно склоняя голову.
        Поверженный, но не побежденный, Аматейн начал подниматься с колен, однако в этот миг мехи что-то сделали с лампами, и во всем зале остался лишь один источник света - мерцающая алая фигура феникса.
        - За мной! - позвал он, и Амари и Ризель подчинились без приказа.
        Фаби последовала за хозяйкой, словно кукла.
        Вдоке, где стояла «Невеста ветра», тоже началась паника - фрегат, который считали прирученным, вдруг словно сошел с ума и принялся мотаться из стороны в сторону. Никто не мог приблизиться к «Невесте», она всем внушала ужас - ведь раньше корабли, лишенные команды, приходили в неистовство лишь перед превращением в кархадона, одного из самых страшных хищников морских глубин. А на зеленопарусном фрегате из всей команды остался лишь ларим - он носился по реям, восторженно вереща, и ждал, когда вернется хозяйка.
        На его ошейнике поблескивал круглый медальон.

* * *
        Амари казалось, что он видит сон наяву.
        - Это ведь она вызвала мехов? - спросил Фейра у принцессы, когда они вчетвером выбежали из пиршественного зала, где теперь пировали лишь маленькие стальные монстры. - Дар Воробья, якобы утраченный… Как вам удалось его пробудить, ваше высочество?
        - Пришлось пройти очень долгий путь, - ответила Ризель, глядя на свою компаньонку со странным чувством, больше всего похожим на сожаление. Фаби безучастно смотрела перед собой, и ее движения повторяли движения принцессы. - Что теперь, капитан? Как вы спасете своих людей?
        - С вашей помощью, - сказал феникс. - И еще есть Паоло. Эти милые твари могут отключить щит над Садами Иллюзий?
        - Я не знаю. - Принцесса пожала плечами. - Фаби?
        Девушка медленно кивнула.
        - Превосходно, тогда Джа-Джинни спасется, не дожидаясь нашего появления. Амари, ты сумеешь встретиться с Умберто и Хагеном? - получив от принца утвердительный ответ, феникс продолжил: - Значит, вы заберете и Эсме, а я помогу Паоло вызволить ребят из тюрьмы.
        - Что же делать мне? - спросила принцесса, встревоженно нахмурившись.
        - Решайте, к кому присоединиться, - Фейра развел руками. - Только быстро. И… ваше высочество, мне вы сейчас нужнее - вы и мехи. Амари сумеет раздобыть себе союзников до того, как начнется самая трудная часть. Так, Кузнечик?
        Принц молча взглянул на своего капитана, потом на Ризель.
        Он вспомнил, как три года назад сестра сказала: «Ты не вернешься сюда, пока не станешь сильным… Сильнее меня, сильнее нашего отца! Ты понял?» Нет, в тот раз он ее не понял, но сейчас кое-что прояснилось.
        Сила, оказывается, бывает разной.
        - Я все сделаю, капитан! - крикнул он и тотчас же побежал прочь, не дожидаясь, пока Ризель определится, что ей делать.
        С каждым шагом его тело становилось легче, а улыбка - шире.
        «Заступница, как все просто!»
        Пробежать, однако, ему удалось не так уж много, потому что из-за поворота выскочила фигура в черном и замерла посреди коридора. Амари вскинул руку, чтобы ударить незнакомца своей невидимой силой, но тот свистящим шепотом проговорил:
        - Не надо, ваш-ше высочес-ство! Это всего лишь я…
        - Змееныш?! Почему ты не в подземелье?!
        - Капитан с-справится и сам, - ответил бывший слуга Звездочета. - Мне нуш-шно с тобой. К Эсме. Хочу ее увидеть перед тем, как…
        Он не договорил, а Амари решил не спрашивать. Змееныш его несказанно пугал, но перспектива получить помощника для выполнения не такого уж простого задания весьма радовала… Ведь Кристобаль Фейра, хоть и раненый, но свободный, вряд ли нуждался в чьей-либо помощи.
        - Идем! - махнул рукой бывший юнга. - Быстрее!
        Когда они со Змеенышем поравнялись, Амари вдруг почувствовал некое удивительно знакомое и вместе с тем новое ощущение - что-то изменилось, понял он, только вот что именно? Ответ был рядом, совсем близко, и если бы он мог хоть ненадолго остановиться и поразмыслить, то обязательно бы его нашел. Но нужно было бежать, бежать… «Я такое чувство испытывал рядом с Лайрой, - подумал Амари. - И Скодри. И вообще рядом со всеми чужими капитанами!»
        - Фейра разрубил с-связующую нить «Звезды», - сказал Змееныш, прищурив большие глаза. Он немного запыхался и говорил короткими фразами, но зато четче и ясней. - Она вернулась ко мне. Я с-снова ее навигатор… - чуть помедлив, он прибавил: - Ненадолго.
        - Почему? - не удержался Амари.
        - Я превращаюсь… во что-то странное, - проговорил Змееныш после такой долгой паузы, что казалось, он и вовсе не намерен отвечать. - С каждым днем во мне все меньш-ше человечес-ского. Рейго и Кармор, это все они. Звездочет говорил, я рожден ползать… А, пустое. Я с-скоро вовсе разучусь говорить, мой принц. Не хочу умирать бессловесной тварью.
        Сердце Амари сжалось, но он понял, что ничего не сумеет сделать для Змееныша. «Нет, - сказал себе принц, - его зовут Паоло». Он теперь знал и клан, чья кровь текла в жилах этого человека.
        Клан Амальфи.
        Иного объяснения способностям Паоло попросту не было.
        - С-сюда, - коротко бросил его спутник, и они свернули в один из боковых коридоров. Пять раз на их пути встретились стражи - двоим Амари приказал заснуть, с остальными равнодушно расправился Паоло-Змееныш, - а к мехам, которые десятками и сотнями сновали вокруг, оба уже привыкли и не обращали на них внимания. В голове Амари металось эхо чужих слов: «Это просто, ваше высочество… вы предаете самого себя…» Он внезапно понял, что тревожится о Фаби, и попытался себе внушить: все будет хорошо, они спасутся, и эта странная девчонка обязательно очнется.
        В это слабо верилось, потому что он видел ее лицо и виноватый взгляд Ризель.
        Когда они столкнулись с Умберто, Амари не удивился - ведь его спутник мог предвидеть будущее, - но вот дальнейший путь оказался столь сложен, что в какой-то момент он усомнился в способностях Паоло и даже малодушно позвал капитана на помощь. Тот не откликнулся - лишь полыхнуло на миг где-то в отдалении яростное пламя, и Амари испугался еще сильней. Он понял: ночь еще не закончилась, и никто, включая Паоло, не предсказывал, что они выберутся отсюда живыми.
        - Быстрее! - заорал Хаген, когда они ворвались в лабораторию Рейнена Корвисса, круша все на своем пути. - Здесь есть потайной ход, он приведет нас к Эсме!
        Змееныш, однако, замедлил шаг. Он тяжело дышал, то и дело подволакивал раненную в схватке ногу, и в его желтых глазах впервые за весь вечер появилось сомнение.
        - Да… - произнес он наконец. - Впереди тьма, значит - она там. Идем!
        Что он хотел этим сказать, так и осталось загадкой, но троица моряков не стала ждать объяснений. Они ринулись к потайному ходу, о котором говорил Хаген, и вскоре оказались в темном и узком коридоре, который привел их к винтовой лестнице, ведущей на башню. Никто из них не был уверен, что они идут правильным путем, но, окажись рядом Ризель, она подтвердила бы, что именно так они с Эсме попали в лабораторию Рейнена Корвисса четыре дня назад.
        - Туда, где тьма! - безумным голосом проговорил Змееныш и первым побежал вверх. Амари, Умберто и Хагену оставалось лишь следовать за ним, и вскоре их поиски увенчались успехом.
        Перед этим, правда, пришлось пройти сквозь десяток стражников…
        «Невеста» звала, торопила. Ее паруса трепетали, ее мачты пели.
        Где-то в открытом море звал еще один фрегат, у которого из всей команды остался лишь навигатор, и время существования этой последней связующей нити тоже подходило к концу.
        А Великий Шторм звал к себе тех, с кем ему уже давно хотелось встретиться.
        - …Вы пришли! - Эсме спрятала залитое слезами лицо на груди у Хагена. Умберто, увидев это, отвернулся. - Где Кристобаль? Где «Невеста»?
        - Мы сейчас к ней отправимся, - сказал оборотень, обнимая целительницу за плечи. - Возьми себя в руки. Ничего еще не кончилось, но твои услуги обязательно понадобятся. Я стянул у Корвисса вот это… помнишь? - он показал ей два флакона, наполненных прозрачной жидкостью, и лицо Эсме просветлело. - Идем, нам пора!
        Она послушно последовала за пересмешником, но остановилась, сделав всего шаг.
        Впереди стоял Змееныш.
        - Я тебя знаю… - растерянно проговорила целительница. - Ты…
        - Нет времени на объяс-снения, - сказал он. - Отложим их… н-на завтра?
        Эсме была не в том состоянии, чтобы сопротивляться или спорить, поэтому она просто кивнула и позволила оборотню увести себя. Змееныш стоял неподвижно, наблюдая за каждым движением, каждым жестом целительницы; когда Амари приблизился, он вдруг проговорил:
        - Передашь Крис-стобалю мою благодарнос-с-сть.
        - За что? - удивился бывший юнга.
        - Он знает, - хмыкнул Змееныш. - И еще скажи, что, если он ее не убережет, я вернусь и отомщу. Меня не ос-становит Великий Ш-шторм, а его не с-спасет первопламя. Ты скажешь? Не испугаешься?
        - Нет, не испугаюсь, - ответил Амари, и это была чистая правда.
        Они вновь бежали, теперь полагаясь не на указания Змееныша, а на собственное чутье, которое подсказывало путь к «Невесте ветра», и вновь сражались. С Эсме продвигаться стало сложнее, но в то же время ее присутствие придавало им сил.
        А потом лабиринт дворцовых коридоров закончился, и они оказались снаружи.
        - Смотрите, это Джа-Джинни! - крикнула Эсме, указывая вверх. Была глубокая ночь, и они ни за что не заметили бы черного крылана в темном небе, если бы не его ноша - что-то белое, большое. Джа-Джинни летел тяжело, низко, и они все пятеро застыли, наблюдая. Невесть откуда возникло предчувствие беды - и беда случилась.
        В одном из окон северного крыла что-то полыхнуло - раз, другой.
        Крылан упал.
        «Невеста ветра» издала низкий рык, а Кристобаль Фейра, внезапно ощутил, как одна из связующих нитей туго натянулась и лопнула.
        Ему не хотелось верить, что это та самая нить.
        - Джа-Джинни! Джа-Джинни! Нет, нет, нет, НЕТ!!!
        Когда они подбежали к тому месту, где рухнул на землю человек-птица, Лейла уже пришла в себя и ползала на коленях рядом с ним. Запрокинутое лицо Джа-Джинни побелело, из угла рта стекала струйка крови, а рана на груди не оставляла сомнений, что способности Эсме будут совершенно бесполезны, потому что она не умеет воскрешать мертвецов без сердца.
        - Нет… - выдохнула целительница. - Я тебе этого не позволю…
        И прежде чем кто-то из них успел хотя бы осознать, что происходит, она до дна осушила один из флаконов, столь удачно прихваченных Хагеном из лаборатории.
        - Сумасшедшая, ты умрешь! - закричал Умберто, бросаясь к ней, но было уже поздно: руки Эсме окутались черно-золотой пылью, а лицо превратилось в бесстрастную маску.
        Лейла молча отодвинулась и замерла, устремив на целительницу немигающий взгляд, полный мольбы. Хаген выругался, швырнул на землю свою саблю, а Амари вдруг ощутил, что желание сражаться и прорываться на волю исчезло, как исчезает последний луч солнца на закате. Он чувствовал себя совершенно пустым, высохшим и ни на что не способным.
        Ему не нужна была свобода, добытая такой ценой.
        - Кузнечик! - вдруг позвал Паоло, и принц не сразу понял, что тот обращается именно к нему. - Ты заметил на груди у Звездочета… ш-ш-ш… круглый медальон на цепочке?
        - Да, - ответил Амари, машинально отметив про себя, что Змееныш уже не впервые называет своего бывшего хозяина Звездочетом, словно отрицая его власть над огромной империей и всеми ее обитателями. - Это что-то важное?
        Паоло проигнорировал вопрос:
        - С-сумеешь его с-сорвать?
        - Он мне не позволит, - сказал принц, качая головой. - Точно, не позволит.
        - Я отвлеку, - Змееныш прищурился. - А ты срывай. Не забудь, о чем я прос-сил… и, пожалуйста, будь с ней добр.
        - С кем? С Эсме?
        - С ней, - повторил Змееныш с необыкновенной теплотой, и…
        Раздался свист. Умберто рухнул навзничь со стрелой в спине. Если бы он за миг до этого отошел в сторону хоть на шаг, стрела попала бы в Эсме. Паоло кинулся на принца, повалил его на землю, и Амари едва успел заметить, что невидимые стрелк? больше никого не задели.
        Ему было жутко оттого, сколь простой и безжалостной оказалась смерть друзей.
        - Сдавайтесь! - раздался голос Эйдела Аквилы. - Вы окружены!
        Стало тихо. Сердце Амари билось просто оглушительно, и он, вслушиваясь в этот звук, не сразу почувствовал довольно-таки чувствительный тычок под ребра, которым наградил его Паоло.
        - Позови, - раздался еле слышный шепот… или ему померещилось? Зрачки желтых глаз расширились, в них отразилось перепуганное лицо маленького принца. - Позови…
        - Отец! - крикнул он. - Ты здесь, я знаю! Покажись!
        - Ваше высочество… - Эйдел ненадолго умолк. - Идите к нам, сюда!
        - Пусть капитан-император сначала выйдет из укрытия! - тотчас же ответил Амари. Хриплый голос едва ему повиновался, грозил вот-вот исчезнуть окончательно. - Я хочу его увидеть!
        Он лежал на земле, придавленный тяжестью Змееныша, и вдыхал резкий зеленый запах… Ох, три тысячи кракенов, это же клумба! Одна из тех, вдоль которых днем постоянно прогуливаются нарядные парочки, то и дело останавливаясь, чтобы полюбоваться цветами. Принц протянул руку и нащупал посреди переплетения сломанных ветвей розу. Цвет ее в темноте был не виден, но он знал - красная.
        Он сжал шипастый стебель так, что стало больно до слез, и в этот миг послышались осторожные шаги, а вслед за ними и голос:
        - Я здесь, мой мальчик.
        Сколько в этом голосе было любви…
        Змееныш прыгнул - словно распрямилась туго натянутая пружина, - но лучники тоже не оплошали, и в полете его пронзили сразу три стрелы. Все же полукровка почти сумел завершить свою самоубийственную авантюру: он рухнул на землю рядом с Аматейном и, качнувшись, привалился к коленям бывшего хозяина. Капитан-император, помедлив лишь мгновение, наклонился и одним резким движением сломал ему шею.
        Этого мгновения Амари хватило, чтобы послать мысленный приказ. Медальон лег ему в ладонь, обрывки цепочки скользнули на землю.
        «И все? Ради этой вот безделушки он пошел на смерть?»
        Ответа не было, но принц вдруг ощутил некое странное ~присутствие~ - словно тень «Невесты ветра» за спиной вдруг разделилась, и теперь вместо одного фрегата его звали сразу два. Если бы все это происходило в иной обстановке, Амари понял бы, что произошло, но сейчас он окончательно утратил способность размышлять и мог только смотреть на драгоценность в своей руке, будто завороженный бликами на гладкой поверхности.
        Он совсем недавно видел очень похожую штуковину.
        На ошейнике ларима.
        Шум моря
        Потом крылан очнется и спросит, удивленно моргая:
        - Что произошло?
        Потом в открытом море встретятся два корабля: у одного будут зеленые паруса, а другой окажется совершенно пустым, как если бы вся его команда дружно прыгнула за борт, сойдя с ума из-за какой-нибудь эпидемии или, что более вероятно, по воле самого фрегата. Прошлого не отменить, и привычки, что въелись за долгие годы, уже никуда не исчезнут.
        Потом они смогут вспомнить добрым словом тех, кто ушел к Великому Шторму…
        Все это будет потом.
        А сейчас - ведь огонь вечен, пока горит! - посреди огненного ада двое сжимают друг друга в объятиях так крепко, словно хотят стать единым целым. Раньше им уже перепадали мгновения такого единения душ, но еще никогда не было мгновения истины.
        Окажись в этот миг рядом хоть кто-нибудь, он услышал бы сбивчивый шепот:
        - Никогда, слышишь? Никогда больше не смей меня терять!
        И короткий ответ:
        - Не посмею.
        Белый фрегат
        Поначалу была она невелика - во много раз меньше самой маленькой звезды - и светилась черным зловещим светом. Она притягивала к себе пыль и пепел мертвых звезд, постепенно становясь все больше, и в конце концов к ней устремились и те живые звезды, что оказались рядом. Рисунок созвездий нарушался, тени-призраки срывались с привычных мест и летели во тьму - к поджидавшей там громадной Черной звезде. Это происходило медленно, однако Черная звезда не торопилась, желая оставаться невидимой для существ за пределами Пустоты до тех пор, пока не сделается слишком поздно. Из ожидания Черной звезды родилось Время, поскольку каждый сон, оказавшийся слишком далеко от своего создателя, приближал то, что должно было стать концом Пустоты и началом чего-то другого.
        Книга Основателей
        По частям, по осколкам, по крупицам собирали они его сердце, и, когда оно вновь стало целым, Эльга сказала: «Вот оно, забирай! Но знай, что, если ты нарушишь слово, я снова его разобью, сотру в пыль, и уже никто не сможет его собрать заново!» Шторм покорился ей, потому что сам теперь был скован цепями из дождя и ветра.
        Легенда об Эльге и Великом Шторме
        Шум моря
        День выдался пасмурный: солнце будто кто-то прикрыл завесой из плотной кисеи, а свинцово-серое море волновалось с самого утра, словно размышляя, быть настоящему шторму или нет. Жизнь в Кааме затихла в ожидании; рыбаки не вышли в море, а прочие горожане то и дело поглядывали на небо.
        Но дождь так и не начался.
        Вместо шторма к столице Окраины приближалось совсем другое бедствие: сначала оно было едва заметной черточкой на горизонте, однако черточка эта росла очень быстро и вскоре превратилась во фрегат с черными парусами. Со сторожевых башен раздалось гудение колоколов, от которого каамцы, побросав все дела, принялись суетливо готовиться к новой атаке на город. Лишь те, кого угораздило оказаться в этот момент на смотровой площадке одной из многочисленных башен, ощутили некую странность в происходящем: черный фрегат был всего один, и даже самая слабая подзорная труба позволяла разглядеть, что он в плачевном состоянии. Паруса потрепанные, местами так и вовсе рваные, на правом борту подживают следы глубоких ран, а на палубе виднеется всего лишь с десяток людей… Впрочем, последнее как раз было излюбленным обманным приемом цепных акул.
        Следом за донесением, что пушки крепости готовы к бою, Лайра Отчаянный получил второе: незнакомый фрегат замер у входа в гавань, возле скалы, которую каамцы назвали Зуб мерра, и вывесил белый флаг. Переговоры?.. Сердитый и чуть сбитый с толку король Окраины помянул кракена и отправился на пристань вместе с двумя советниками и Камэ, которая после беды, случившейся больше двух месяцев назад, следовала за братом неотступно, словно тень. Прибыв на место, он первым делом потребовал подзорную трубу на треноге и, придерживая ее левой рукой, принялся изучать странного гостя, который теперь подавал уже другие сигналы.
        - Ничего не понимаю, - проговорил Лайра через некоторое время, оглядываясь на своих спутников. - Этот сигнал известен только мне и Кристобалю Крейну, однако фрегат, который мы видим, уж точно не «Невеста ветра». Те, кто на борту, просят разрешения войти. У них пробоина после столкновения с кракеном и полные трюмы воды… Кто они такие, забери меня Великий Шторм?
        - По правде говоря, мне эта рыба знакома, - сказал один из советников, Гристейн Мор, задумчиво обхватив рукой небритый подбородок. От прочих помощников Лайры Отчаянного он отличался необыкновенно острым зрением и не нуждался в подзорной трубе, чтобы как следует разглядеть фрегат, застывший у входа в гавань. - Но я не в силах поверить, что такое возможно…
        - А поточнее нельзя?
        - Взгляни еще раз, повнимательней. Она, конечно, здорово потемнела, однако такое с молодыми фрегатами иногда случается. У нее светлое пятно над правым глазом… и передняя мачта слегка короче, чем требует канон Сёгэна… ну же, Лайра, ты видел ее ровно столько же раз, сколько я.
        Король Окраины вгляделся - и присвистнул.
        - Вот это поворот! Я тоже не верю своим глазам… Каким образом это может быть «Утренняя звезда» и почему она здесь?
        Мор хмыкнул и пожал плечами, но ничего не сказал. Лайра продолжил:
        - Если это и впрямь «Утренняя звезда»… откуда им известен наш с Кристобалем условный сигнал? Почему они явились сюда? Всем известно, что мы с Крейном друзья - пусть это и несколько устаревшие сведения, - а вот Звездочет никогда моим другом не был, равно как и любой головорез из его команды.
        - Если сигналу их научил Крейн, если он и сам на борту, ты должен их впустить, - негромко проговорила Камэ, не глядя на брата. - Даже если за ними по пятам следует Великий Шторм. Особенно если за ними следует Великий Шторм.
        - С какой стати Крейну быть на борту «Утренней звезды»? - парировал Лайра. - И где «Невеста ветра»? Где остальные - где Джа-Джинни, в конце концов? Он мог бы прилететь и объяснить всю эту меррову ерунду.
        - Раз уж никто из вас не в силах озвучить очевидное, это сделаю я, - ровным голосом сказал другой королевский советник, Кеттри. - Возможно, произошло нечто ужасное, и Крейну нужна помощь?
        Лайра выругался сквозь зубы и неловким движением опрокинул треногу. Камэ вздрогнула от грохота и посмотрела на брата с мольбой. Он отвел взгляд.
        - Ты знаешь… несмотря ни на что, он бы не выдал условный сигнал человеку, способному причинить нам вред, - тихо сказала она. - Тебя просит о помощи друг.
        - Очень осторожный друг, - прибавил Мор. - И осведомленный - он явно знает и о ссоре с Крейном, и о том, что у нас нет оснований доверять кораблям черного цвета.
        - То есть вы все считаете, что я должен забыть о случившемся? - подытожил Лайра, окидывая взглядом троих спутников.
        Мор в ответ ухмыльнулся, Камэ кивнула, а Кеттри - самый молодой из всех - сначала просто пожал плечами, но потом тоже кивнул.
        «Не ври самому себе - ты уже готов запихнуть случившееся в дальний угол памяти, - прошептал на ухо Лайре голос, не слышный никому другому. - И мы оба знаем, что любопытство - твой порок. Прогнав этот фрегат, ты не сможешь ни есть, ни спать, измучаешь всех и вся. Не сопротивляйся, мой король. Принимай гостей, кем бы они ни были».
        Камэ неверно истолковала его молчание и расправила плечи, готовясь ринуться в бой; выражение ее лица сделалось не по-женски суровым. Лайра наконец-то посмотрел в глаза своей сестре, и несколько минут они оба молчали, словно обмениваясь мыслями. Кеттри оглянулся на «Утреннюю звезду» и покачал головой, с трудом скрывая нетерпение. Мор, которому чаще доводилось видеть Лайру сомневающимся, наградил молодого моряка сердитым взглядом и вынудил взять себя в руки.
        Лайра вздохнул.
        - Похоже, ни для кого уже не секрет, что я излишне любопытен, - сказал он, поворачиваясь к морю. - Пусть их капитан прибудет сюда на шлюпке, и мы с ним побеседуем. Несколько часов ничего не изменят, зато мы выясним, кого сюда мерры принесли.
        Кеттри подозвал мальчишку-посыльного, что болтался без дела неподалеку, а Мор посмотрел сначала на Лайру, потом - на Камэ. У Окраинного короля было совершенно непроницаемое, каменное лицо, и лишь едва заметное подрагивание пальцев единственной руки выдавало истинные чувства. Камэ владела собой хуже брата, да и вряд ли она сумела бы как-то скрыть сияющие глаза, полные безответной любви. Любви, которая уже ни для кого не была тайной.
        «Неисповедимы пути Шторма, - подумал Мор, вспомнив битву в гавани Каамы, в которой он едва не потерял своего друга и короля. - Но что-то мне подсказывает, что перед нами только что открылся путь, ведущий в самое сердце бури».
        Ждать неизвестного хозяина «Утренней звезды» на пристани было слишком большой честью, но и возвращаться в свой особняк Лайра не захотел. Встречу помог обустроить Кеттри: всего за четверть часа он сделал так, что общий зал одного из портовых трактиров с незамысловатым названием «Логово кракена» совершенно обезлюдел. Лайра и Гристейн Мор уселись за самый чистый стол, а Камэ подошла к окну, из которого лучше всего была видна пристань, и застыла возле него изваянием.
        - Идут, - проговорила она и, чуть помедлив, прибавила упавшим голосом: - Его нет.
        Лайра со свистом втянул воздух сквозь зубы; Мор отодвинулся подальше - возле Отчаянного, как бывало раньше только во время битвы, от напряжения гудел воздух. Через пару минут входная дверь отворилась, и в «Логово» вошли трое.
        Худощавый юноша с сосредоточенным мрачным лицом; на шее у него был небрежно намотан грязный шарф, не скрывающий грубого шрама - такого, словно кто-то пытался перегрызть ему горло.
        Высокий моряк, у которого из-под платка выбивались волосы странного цвета - наполовину черные, наполовину совершенно белые. На его узких губах застыла странная кривая ухмылка.
        И… девушка. Ее удивительно длинные волосы сверкали точно чистейший снег, а узкое лицо с изящными чертами мгновенно очаровывало неземной красотой, лишая дара речи. Она двигалась медленно, с неподражаемой грацией, свойственной лишь небесным детям.
        Лайра встал; спустя долю секунды его примеру последовал Мор.
        - Вот так история, - сказал Окраинный король с оттенком горькой иронии, разглядывая своих гостей. - Я ожидал увидеть кого угодно, только не ее высочество принцессу Ризель, не узнать которую мог бы лишь слепой… Не юнгу с «Невесты ветра» - Кристобаль называл тебя Кузнечиком, если не ошибаюсь? Теперь ты вовсе не юнга, да, я это чувствую… И… ты ли это, Хаген?
        Странная троица переглянулась.
        - У нас и впрямь есть история, которую мы хотим рассказать, ваше величество, - проговорила принцесса Ризель негромким, но уверенным голосом женщины, привыкшей повелевать и встретившей равного себе. - Вопрос лишь в том, кому мы ее расскажем - другу или врагу?
        - Вопрос и в самом деле очень интересный, - задумчиво протянул Лайра, усаживаясь на прежнее место. Откинувшись на спинку скамьи, он продолжил: - По правде, я пока не знаю, как на него следует ответить. Уточним-ка для начала кое-какие мелочи.
        Вновь прибывшие опять посмотрели друг на друга.
        - Спрашивайте, ваше величество, - сказала принцесса.
        Лайра успел только набрать воздуха в легкие, как вдруг Камэ выпалила:
        - Где Кристобаль?
        Ризель посмотрела на нее, словно впервые заметив, и на красивом лице принцессы мелькнуло… сочувствие? Камэ истолковала это выражение именно так, и рука ее сама собой потянулась к побледневшим, плотно сжатым губам. Ни она, ни кто-либо другой уже не мог притвориться, что этого вопроса не прозвучало, и ответ - Камэ сама это понимала - должен был оказаться страшным.
        - Есть все основания предполагать, - хрипло проговорил юнга вместо принцессы, - что Кристобаль, Эсме и еще с десяток тех, кто выжил после Облачного города, равно как и сама «Невеста ветра»… погибли.
        Камэ издала странный звук, похожий на крик чайки, и медленно опустилась на пол. Лицо Лайры окаменело: он в очередной раз обвел взглядом юнгу, матроса и принцессу, подмечая зловещие детали их облика.
        У Кузнечика под глазами лежали свинцово-серые тени, его щеки запали, а три глубокие морщины между бровями явно появились не этим утром. Маленький юнга, которого Лайра хорошо знал, хотя и не считал нужным уделять ему особое внимание, стал навигатором, и это было еще не все…
        Хаген бесстрашно посмотрел в глаза Окраинному королю. Он оказался свидетелем их ссоры с Кристобалем, он знал о случившемся больше, чем многие другие, и не должен был приходить сюда, но все-таки пришел. Ради чего? Ради кого? И откуда у него взялась эта странная гримаса - застывшая на губах полуулыбка без малейшего намека на веселье?
        А что касается Ризель, то Лайра лишь теперь увидел на рукавах ее некогда роскошного платья застиранные пятна, которые могли оставить только копоть и кровь.
        Все трое выглядели потрепанными, усталыми, отчаявшимися.
        Все трое держались из последних сил.
        - Рассказывайте.
        - Это долгая история, - проговорил Кузнечик, устремив на Лайру Отчаянного до странности спокойный взгляд. - А моему фрегату нужны док и мастер-корабел, иначе не избежать беды. И еще кое-что - вскоре здесь появится еще один… немного необычный корабль. Нас рано утром разлучил шторм. Фрегат этот зовется «Полуночным призраком», и его навигатор - друг.
        - Я пока не решил, могу ли считать друзьями присутствующих, - сказал Лайра, сопровождая каждое слово легким ударом указательного пальца по деревянной столешнице. Потом, словно невзначай, он вытащил из-под стола правую руку, которая была короче левой на целую кисть и половину предплечья. - Навигаторство еще не дает тебе права командовать людьми, мальчик, особенно теми, кому это нелегкое ремесло известно лучше, чем тебе. Ты…
        - Я бы не хотела, ваше величество, - вдруг перебила Лайру принцесса Ризель, чуть приподняв изящную руку с длинными тонкими пальцами, - чтобы вы, поссорившись с капитаном Фейрой, повторили ту же самую ошибку с его другом и моим родным братом, принцем Амари. - Она грустно улыбнулась, когда от этих слов все онемели, и прибавила: - Впрочем, откровенно говоря, мы сейчас гораздо дальше от престола Империи, чем это положено принцу и принцессе.
        Ненадолго в зале «Логова» стало очень тихо.
        Лайра молча посмотрел на Гристейна Мора, и тот, поняв намек, быстро вышел из трактира. Кеттри, поджидающий снаружи, изрядно удивился, получив приказ отменить тревогу и беспрепятственно пропустить поврежденную «Утреннюю звезду» в док. Он сгорал от любопытства, но Мор хранил упрямое молчание и заговорил лишь для того, чтобы мрачно заметить, глядя на посветлевшее небо и выглянувшее из-за туч солнце:
        - Надвигается буря.
        - Чего-чего? - искренне удивился Кеттри. - Какая еще буря?
        - Вот увидишь, - пообещал Гристейн Мор, мучительно сморщив лоб. - Помяни мое слово: скоро начнется такая буря, от которой не скроется никто - ни люди, ни магусы, ни даже, кракен бы их побрал, мерры.
        Часть первая
        Бегущие-по-волнам
        Сандер проснулся глубокой ночью.
        - Песня~ «Невесты ветра», которую он слышал с той секунды, как впервые ступил на борт, сделалась громче обычного - она почти что вгрызалась в самую его суть как сверло, причиняя ощутимую, физическую боль. Но к боли он привык и совсем ей не удивился, а вот дразнящий запах жареного мяса испугал его не на шутку.
        Желудок скрутило от голода. Сандер крепко зажмурился и сглотнул горькую слюну, заполнившую рот. Что за наваждение - ведь накануне вечером он плотно поужинал рыбой, и еще ни разу за десять дней, минувших после бегства из Облачного города, не случалось такого, чтобы кто-то из людей или магусов на борту «Невесты» лег спать голодным. Воды и еды у них было достаточно, в отличие от всего остального… хотя, конечно, неизменная рыба всем надоела еще до конца первой недели. Так или иначе, смерть от голода или жажды не значилась в списке того, что им угрожало.
        Помереть от тоски было куда вероятнее.
        - Ты чего? - спросил Кузнечик.
        «Амари», - мысленно поправил себя Сандер и нахмурился. Он никак не мог до конца осознать, что юнгой «Невесты ветра» все это время был младший сын и наследник капитана-императора, не просто магус, а магус из клана Цапли, наделенный, как все они успели убедиться, даром сильного слова. Принц лежал в нескольких шагах от него, укрывшись курткой и по-детски сунув сложенные ладони под щеку. В темноте не было видно, какое у него изможденное, усталое лицо.
        - Что с тобой? - снова спросил он. - Не спится?
        Сам Амари не сомкнул глаз после Облачного города, после того как «Утренняя звезда» стала его фрегатом. Сандер мало что в этом смыслил и мучился от бессилия, от невозможности помочь. «Он слишком старый для первого навигаторства», - говорили другие матросы. Им возражали: дескать, всякое бывает, но тревога не утихала. «То, как они связаны… что-то в этом есть неправильное, так не должно было случиться!..» - «Вот помяните мое слово: еще денек-другой - и она сведет мальчишку с ума…»
        Магусы, конечно, во многом сильнее обычных людей, но даже магус не может обходиться без сна слишком долго.
        «Кристобаль, придумай что-нибудь, умоляю».
        - Запах… - Сандер шумно втянул воздух носом. О ~песне~ он не стал ничего говорить, потому что бывший юнга, как и все остальные члены команды - включая капитана, - ее не слышал. - Ты разве не чувствуешь?
        Амари принюхался - и покачал головой. Между тем невидимое мясо на невидимой сковороде начало подгорать, и Сандера замутило - на сей раз голод, пусть и воображаемый, не имел к этому отношения. Запах был… нехороший. Он встал и огляделся. Матросы крепко спали, кое-кто храпел, и им снились, судя по царившему вокруг умиротворению, хорошие сны.
        - Уверен, что тебе не мерещится? - спросил Амари.
        Вместо ответа Сандер быстрым шагом направился к выходу из кубрика.
        Из Облачного города они бежали с трюмами, вычищенными до последней пылинки. Цепные акулы не просто разграбили фрегат знаменитого морского разбойника Кристобаля Крейна - они открутили и оторвали даже то, что всегда считалось неотъемлемой частью рыбокорабля. Когда восторг от чудесного спасения схлынул, моряков охватил ужас при виде того, что сотворили с их домом: фрегат был внутри и снаружи покрыт ранами, издающими гнилостный запах; каюты лишились дверей, а капитанская и вовсе выглядела так, словно ее стены облили кислотой, - оставалось лишь гадать, что именно там устроили приспешники капитана-императора. Пропали все до единого стрелометы. Исчезли целительские снадобья из сундука Эсме, хотя сам сундук остался на прежнем месте. Когда целительница его закрыла, чуть не плача, - ей на шею откуда-то сиганул грязный и голодный, но очень довольный собой ларим Сокровище, которого, по всей видимости, просто не сумели поймать. Она поцеловала зверька в нос.
        На ошейнике Сокровища болтался маленький диск, который они получили на острове Зеленого великана. Первая часть небесного компаса, которую Эсме спрятала там, где враги даже не подумали искать.
        Вторую часть загадочного устройства, добытую еще более странным способом, носил теперь Амари. Он то и дело вынимал из-под рубашки металлический диск на шнурке и подолгу смотрел на вещь, из-за которой тот, кого они называли Змеенышем и привыкли ненавидеть, пожертвовал собой. В каком-то смысле все случившееся в Облачном городе было связано именно с этим сокровищем, и Сандер, как и многие другие, задавался вопросом: сколько еще жертв им предстоит принести ради корабля из легенды, который якобы не погиб?..
        Несмотря на тяжелые и болезненные раны, «Невеста ветра» была готова к долгому путешествию и, раскрыв все паруса, устремилась туда, куда ее повел капитан, - на север. То, что во время пути люди терпели значительные неудобства, фрегат не волновало - корабль не мог постичь, что вещи вроде столов и стульев, ложек и тарелок, одеял и подушек необходимы, хотя от них и не зависит чья-то жизнь. С точки зрения «Невесты ветра», важнее всего были вода и еда: первое, как и раньше, они получали из трех резервуаров в трюме - Мани Рыбий Хвост все бубнил, что они слишком медленно заполняются, но никто другой не разделял его беспокойства, - а второе «Невеста» предоставила тем же способом, при помощи которого питалась сама. Теперь каждое утро несколько человек спускались в брюхо и там, стоя по пояс в мерцающей зеленоватой воде, руками ловили рыбу - плоскатиков, иглоухов, морских кроликов, - и улова вполне хватало, чтобы насытить поредевшую команду вместе с пассажирами.
        Сперва это радовало - однообразная еда казалась пустяком по сравнению с ценой, которую они заплатили за свое спасение, - но теперь Сандер был готов всю рыбу на свете променять на одно-единственное яблоко,
        пусть маленькое, зеленое, червивое и с ушибленным бочком. Он то и дело чувствовал во рту знакомый вкус, слышал запах и понимал, что навязчивая идея может превратиться в проблему, если только они не остановятся где-нибудь, чтобы пополнить запасы. Ведь он был такой не один - просто каждый спасенный мечтал о чем-то своем.
        Странно, что сейчас ему чудился не аромат, который источает полная корзина спелых яблок, только что собранных в саду, а запах жареного мяса, переходящий в зловоние паленой плоти.
        Сандер приостановился возле лестницы, ведущей на палубу. Сверху лился красноватый свет, не похожий ни на свет фонаря, ни на зеленое сияние, которое тело фрегата источало в минуты сильного испуга. Он оглянулся - юный магус озадаченно глядел на своего друга из темноты, - а потом начал быстро подниматься.
        До пояса высунувшись из люка, Сандер застыл, не веря своим глазам.
        Палуба «Невесты ветра» выглядела так, словно где-то под нею разгорелся нешуточный пожар. Местами лжеплоть расплавилась, превратившись в похожее на жидкий воск вещество, которое продолжало кипеть и булькать; кое-где шкура прогорела до дыр с обугленными краями. Как ни странно, происходящее совсем не затронуло мачты и паруса, поэтому «Невеста ветра» продолжала свой путь, а ее команда и пассажиры спокойно спали, даже не догадываясь, что их фрегат вот-вот развалится на части.
        Сандер зажмурился и затаил дыхание.
        - Сейчас все пройдет, - сказал знакомый голос. - Вылезай, не бойся. Это не настоящий огонь… пока что.
        Рука Амари легонько ткнула Сандера в спину, и он робко приоткрыл один глаз. Палуба «Невесты ветра» стремительно менялась, вновь обретая целостность, и через считаные секунды на ней остались только не зажившие до конца черные борозды, рассекающие лжеплоть в десятке разных мест. Свет, озарявший ее теперь, был светом звезд и двух фонарей, что выросли и раскрылись уже на третий день после бегства из Облачного города. Возле носа фрегата, на своем излюбленном месте, обнаружился крылан. Он кутался в черные крылья, будто в плащ, и смотрел не на Сандера и Амари, а куда-то в сторону моря, погруженного во тьму.
        Сандеру хотелось забыть увиденное - морок исчез, и запах горелого мяса растворился в свежем ночном воздухе, - но он знал, как знали Амари, Джа-Джинни и все остальные моряки: случившееся - только начало.
        К тому же ~песня~ «Невесты ветра» по-прежнему звучала слишком громко.
        - Плохи наши дела, - негромко сказал крылан, когда они приблизились. - Я надеялся, что они сумеют во всем разобраться, но, похоже, зря… Амари, ты как?
        - Без изменений, - сказал молодой магус и нахмурился. - Она не дает мне спать. В ушах звенит, в глазах темно. Я бы не рассчитывал, что в случае чего «Утренняя звезда» нас спасет. Уж скорее она будет наблюдать со стороны за тем, как мы погибаем, и радоваться.
        - Тебя-то она точно спасет, - возразил Джа-Джинни. - Ты, как бы там ни было, ее навигатор. Иногда между рыбокораблем и магусом или человеком возникают размолвки, нередко дело принимает серьезный оборот, однако гибелью навигатора оно может закончиться лишь в одном случае, и тебе такое не грозит.
        Он не договорил, но они услышали: «В отличие от Кристобаля».
        Все десять дней, что прошли после бегства из Облачного города, Фейра почти не выходил из своей разгромленной каюты. Сандер несколько раз приносил ему еду и всегда заставал одну и ту же картину: феникс сидел, скрестив ноги и положив на колени руки с изуродованными пальцами, которые венчали длинные черные когти; лицо у него было спокойное, но под опущенными веками полыхало красным. Он исправлял то, что сделал раньше, перед Эверрой, перед безумной авантюрой в столице, - распутывал связующие нити, проверял каждую и восстанавливал в прежнем виде, - и одновременно управлял парусами «Невесты ветра», не позволяя ей отклоняться от курса. Сандер постоянно ощущал его незримое присутствие и понимал, что сейчас их капитан полностью объединил свой разум с разумом фрегата… и, похоже, увиденное фрегату не нравилось. О тех вещах, что происходили на борту из-за женщин, рассказывали много небылиц в тавернах, желая напугать слушателей или продемонстрировать свою осведомленность, но Сандер не верил сплетням - он просто знал наверняка, чем заканчиваются подобные истории.
        - Жаль, что с нами нет Эрдана, - тихо и устало проговорил крылан. - Он бы помог приручить «Звезду».
        - А «Невеста»? - спросил Амари. - Он бы справился с… этим?
        Джа-Джинни покачал головой.
        - С этим, - он постучал по виску полусогнутым пальцем, - не справится никто, кроме самого капитана. Да и он… - Тут человек-птица замолчал и издал такой красноречивый вздох, что Сандер невольно разозлился.
        - Хватит болтать чепуху, - сердито сказал он, сжимая кулаки. - Хватит! Разнылся тут как меррский буревестник… Ты ведь знаешь - мы все знаем! - на что способен Кристобаль Крейн.
        - Крейна больше нет, а нашего капитана зовут Кристобаль Фейра, - возразил Джа-Джинни. В бирюзовых глазах крылана мелькнуло удивление - он еще ни разу не видел тихоню Сандера в таком настроении. Но все-таки человек-птица продолжил прежним тоном: - Осмелюсь напомнить, что нам до сих пор не приходилось бывать в столь серьезных переделках. У любой истории есть конец, и никто не обещал нам долгой и счастливой жизни.
        Перед внутренним взором Сандера прошла вереница знакомых лиц…
        - Я знаю «Невесту» лучше вас, - сказал он и тут же пожалел о своей болтливости, но останавливаться было поздно. - Она не просто разумна, она умна и обязательно поймет, что капитан вовсе не собирается менять ее на… кого-то другого. Она не станет мстить нам всем за то, что все вышло именно так, а не иначе.
        - Не собирается менять? - переспросил крылан, и на этот раз в его голосе проскользнули язвительные нотки. - Я знаю Кристобаля лучше, чем ты, и понимаю, что он отправился в Облачный город не за мной, а за Эсме - за той, чье имя ты, мой друг, решил не произносить, чтобы лишний раз не тревожить «Невесту ветра», в чьей разумности никто из нас не сомневается. Ему удалось нас спасти ценой многих жизней, ценой невыносимой боли… И ты хоть понимаешь, чем он рисковал? Так играть с капитаном-императором - все равно что сесть за стол с прославленным шулером.
        - Справедливости ради, шулеров в этой партии было все-таки два, - заметил Амари, до сих пор с интересом наблюдавший за маленькой перепалкой. - А то и больше. Что касается «Невесты ветра» и Эсме, то… теперь мой черед говорить «я знаю лучше». - Он ухмыльнулся, увидев изумление на их лицах, и продолжил: - Вы зря считаете, будто «Невеста» все поняла только сейчас. Она почувствовала, что происходит между нашим капитаном и новой целительницей чуть ли не раньше, чем они сами все поняли. Они оба ей нужны. Она просто еще… в смятении.
        Сандер вдруг воочию увидел перед собой полыхающий на столичной набережной столб огня, в центре которого едва угадывались две человеческие фигуры, сжимающие друг друга в объятиях. В Облачном городе произошло слишком много разных событий, и все они до сих пор не оправились после случившегося. Ему захотелось поверить, что все будет хорошо - надо лишь чуть-чуть подождать, - но…
        Но он все время слышал эту оглушительную ~песню~.
        Джа-Джинни покачал головой и сказал, не скрывая горькой улыбки:
        - В голове у влюбленного, будь он человеком, магусом или кем-то еще, царит совершеннейший бардак. Сандер, ты ведь музыкант, ты знаешь, как об этом в песнях поется. Все падает из рук, и белый свет не мил, пока любимой рядом нет, и так далее, и тому подобное. А потом любимая приходит, занимает свое место в сердце, в душе, в памяти… и больше там уже ничего не помещается.
        Он расправил черные крылья, взмахнул рукой.
        - В голове у нашего капитана внезапно стало очень тесно. Да, Амари, «Невеста» почувствовала это первой, и уже давно. Но самое страшное в том, что от нее теперь ничего не зависит. Вскоре… я не хочу никого пугать, но это правда… места не останется и для всех нас.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        Сандер отвернулся, пряча болезненную гримасу, и спросил:
        - Что же ты предлагаешь делать?
        Джа-Джинни пожал плечами:
        - Я бы сказал, что кому-то надо сойти.
        - На берег? - уточнил Амари.
        Крылан, ухмыльнувшись, ответил:
        - Можно и на берег - только где его найдешь в Море Обездоленных?
        То, что он хотел сказать на самом деле, понять было нетрудно, и все-таки Сандер и Амари застыли, не веря своим ушам. Джа-Джинни изобразил подобие улыбки, больше похожее на оскал, и сорвался в ночь, широко раскинув крылья; из темноты раздался его горький смех, а потом все стихло.
        Остаток ночи они провели наверху, в угрюмом молчании наблюдая за бесстрастным мерцанием холодных звезд. Сандер догадывался, о чем думает молодой магус: Амари то и дело косился на едва заметные далекие огни фонарей, свидетельствовавшие, что «Утренняя звезда» по-прежнему следует за «Невестой ветра», держась на почтительном расстоянии.

* * *
        Все было так.
        На следующее утро после бегства из Облачного города Сандер вместе с еще одним матросом, Гратти из Ламара, набрали в брюхе плоскатиков - за неимением сетей или чего-то похожего пришлось использовать рубашку Гратти - и как раз несли их на камбуз, как вдруг Сандер словно раздвоился. Одна его половина без особых усилий продолжала тащить свой груз, а другая…
        …Другую ~понесло~ в капитанскую каюту.
        - Шевелись, - сказал Гратти. - А то нам влетит от Рыбьего Хвоста.
        Сандер, чье внимание уже разделилось надвое, пробормотал что-то невнятное.
        - Я вас пригласил, чтобы обсудить несколько важных вопросов, - медленно проговорил Кристобаль Фейра.
        Он сидел на полу в куртке, наброшенной на плечи, и горящими глазами рассматривал своих спутников через полуприкрытые веки.
        В капитанской каюте с оплывшими стенами - лишенная мебели, она казалась непривычно большой - собралась странная компания. В углу сидел Джа-Джинни, чьи крылья все еще покрывали капли росы после недолгого полета в утреннем тумане. Лицо у человека-птицы было сосредоточенное: он как-то слишком уж внимательно разглядывал собственные босые ноги, словно не желая никого видеть. Накануне, помимо всех прочих испытаний, им пришлось еще и удерживать на борту крылана, который, едва избежав смерти, собирался лететь обратно в Облачный город, потому что там осталась та девушка-музыкантша, которую Сандер никак не ожидал увидеть в самом сердце Империи. «Лейла! Лейла!» - кричал Джа-Джинни, не желая слушать капитана, который все время повторял, что эта самая Лейла почему-то отказалась уйти вместе с ними. О да, Сандер лучше многих знал, какие странные вещи музыканты вытворяют, слушая не те ~песни~…
        Хаген стоял у Фейры за спиной, упираясь одной рукой в раму иллюминатора, а другой машинально поглаживая щеку. Пересмешник после бегства из Облачного города не вымолвил ни слова, а глубокой ночью Сандер слышал, как он стонал и царапал лицо.
        У противоположной от Хагена стены сидела, гордо выпрямив спину, принцесса Ризель; рукава ее роскошного платья были подвернуты, чтобы не мешать, белые волосы она заплела в длинную косу. Принц Амари устроился поблизости от сестры, но на нее не смотрел даже краем глаза. Бывший юнга, а ныне навигатор, то и дело вздрагивал, словно от боли: «Утренняя звезда» пробовала на прочность узы, которые теперь сковывали их друг с другом.
        «Откуда я знаю то, что мне не положено знать? - растерянно подумал Сандер. - Почему я вижу то, что мне не положено видеть?»
        Гратти сунул ему в руки нож и ворчливо посоветовал быть внимательнее. Сандер начал чистить и разделывать плоскатиков - вслепую, потому что перед глазами у него по-прежнему стояла совсем другая картина.
        Среди собравшихся в каюте не было только Эсме - он мельком увидел ее у постели бесчувственной девушки по имени Фаби, спутницы принцессы Ризель, а потом опять рывком ~вернулся~ туда, где сидели Фейра и остальные.
        Конечно, еще не хватало Умберто…
        - Первый важный вопрос, - хрипловатым голосом произнес Джа-Джинни, не поднимая головы. - Где мы и куда направляемся?
        - К западу от нас орлиный остров Кирин-Те, к юго-востоку - Пантийские морские поля, владение клана Жаворонка, - без промедления ответил Фейра. - Мы оторвались от цепных акул еще ночью, но я хотел убедиться, что…
        - Куда мы направляемся? - перебил Джа-Джинни, устремив на капитана немигающий взгляд. - Впереди пустота, Кристобаль.
        - Впереди Море Обездоленных, - сказал Фейра и… что-то такое сделал с глазами. Их сияние слегка угасло, и кто-то в каюте чуть слышно вздохнул с облегчением.
        - Вот оно как… - Джа-Джинни поднялся, подошел к Фейре и уселся напротив, очень близко, подперев рукой подбородок. Феникс не шелохнулся. - И что же нам делать в Море Обездоленных, а? Уж не собрался ли ты просить помощи в Талассе?
        - В это время года бегущие-по-волнам должны быть намного южнее, где больше рыбы, - сказал Фейра. - Встреча с ними крайне маловероятна. А что касается твоего первого вопроса, то в Море Обездоленных мы, прежде всего, прячемся. Надеюсь, не надо уточнять, от кого?
        Крылан фыркнул:
        - Да хоть от Великого Шторма и Меррской матери, вместе взятых! Если мы и дальше будем идти тем же самым курсом, то в конце концов окажемся во владениях воронов, возле Росмера. Ты собираешься явиться к их старейшине и сказать: «День добрый, я пришел, чтобы перевернуть принадлежащую вам Землю тысячи огней вверх тормашками в поисках древнего артефакта, связанного с мифической „Утренней звездой“, соблаговолите не мешать?»
        - Я не собирался быть столь прямолинейным, - спокойно ответил феникс. - Но суть ты уловил верно.
        Джа-Джинни зашипел, хлопнул ладонями по полу и вскочил, раскинув крылья. Фейра по-прежнему сидел без движения, с прямой спиной и закрытыми глазами, словно не ощущая, что над ним навис разъяренный человек-птица.
        - Мы потеряли почти двадцать человек, - проскрежетал крылан, - мы потеряли Умберто, которого ты сам отправил на верную смерть. Ты едва не лишился корабля, разума и жизни, ты с трудом сдерживаешь пламя - не притворяйся, что это не так, я не слепой, - и все же, слава Заступнице, мы спаслись. Мы вырвались на свободу: перед нами открыт весь огромный мир, где хватит места и для Аматейна Эгретты, и для Кристобаля Фейры, но Кристобаль Фейра, словно тупой краб, ползет - нет-нет, летит на всех парусах! - прямо на север… зачем? Чтобы позволить капитану-императору довершить начатое?!
        - Чтобы все, перечисленное тобой, не было напрасным, - сказал Фейра. Его веки на несколько секунд распахнулись, словно печные заслонки, и Джа-Джинни отшатнулся, не в силах выдержать огненный взгляд. - Это я, я должен довершить начатое, а не капитан-император. И никто меня не отговорит, хоть ты, хоть сам Великий Шторм. Я буду идти вперед и буду помнить всех, кто остался позади: Умберто, Змееныша… и тебя, трусливый шебаршила.
        Загорелое лицо крылана сделалось серым.
        - Да, ты прав - мне страшно, - сказал он, выпрямляясь. - Страшно потому, что я… - Человек-птица не договорил, но все его поняли: «Потому, что я умер, а потом воскрес». - Лучше бы ты тоже испугался того, что с нами произошло.
        Фейра ничего не сказал в ответ, и Джа-Джинни вернулся в свой угол, устало волоча крылья по полу. Хаген, Амари, Ризель и невидимый Сандер наблюдали за происходящим, не в силах даже пошевелиться - и так продолжалось до тех пор, пока капитан «Невесты ветра» не повернулся к своему помощнику, теперь единственному.
        - Ты забываешь, - негромко проговорил он и открыл глаза - разноцветные глаза, на самом дне которых плясали искры, - кто я такой и что чувствую. Каждый час, каждый миг я ощущаю тебя и всех остальных как часть своего корабля - часть самого себя. Я знаю, о чем ты думаешь. Я знаю, чего ты хочешь.
        Крылан покачал головой:
        - Ты не можешь этого знать.
        Фейра улыбнулся и промолчал.
        - Кстати, о Росмере… - проговорила Ризель, когда тишина стала невыносимой. - Вы позволите, капитан? - Фейра кивнул, и принцесса продолжила очень спокойным голосом, как будто странное собрание происходило в каком-нибудь из многочисленных совещательных залов Облачной твердыни, а не в совершенно пустой каюте беглого пиратского корабля: - Быть может, прямолинейность - именно та стратегия, которая нам нужна. Вороны считаются союзниками капитана-императора, но на самом деле именно они могут оказаться тем единственным кланом, который не только захочет, но и сможет помочь всем нам.
        - Это почему же? - спросил Фейра.
        Вместо ответа Ризель повернулась к Амари.
        Принц несколько раз моргнул, сильно покраснел и сказал:
        - Г о в о р и.
        - Спасибо… - Она мягко улыбнулась брату и, вновь обратив взгляд на Кристобаля Фейру, начала объяснять: - Все дело в том, что капитан-император нарушил Договор. Это ведь не просто соглашение о союзе между кланами: на момент его заключения - как, собственно, и сейчас - Корвисс и Эгретта были нужны друг другу, поэтому они уделили много внимания тому, чтобы четко и недвусмысленно предусмотреть свои права и обязанности. Клан Цапли пообещал, что никто из нашей семьи никогда не потребует от алхимиков прибегнуть к запрещенной магии полужизни. На тот случай, если это все же произойдет, клан Корвисс сохранил за собой возможность выйти из Договора.
        - Черные корабли, - негромко проговорил Хаген и дернул плечом, словно у него вдруг заболела спина. - Их создал кто-то из воронов по приказу Аматейна с помощью этой самой магии.
        - Их создал, в общем и целом, Кармор Корвисс. Он же нарушил запрет на эксперименты с небесной кровью, и… - Ризель посмотрела на Амари; он кивнул. - И теперь у нас есть свидетель, готовый это подтвердить.
        - Но готовы ли вороны выслушать свидетеля? - спросил Джа-Джинни, вскинув бровь. - Никто не может так просто взять и расторгнуть соглашение с самим капитаном-императором, даже Бдительные. Это ведь означает… войну.
        На губах принцессы появилась едва заметная улыбка.
        - Да, именно так. Будет война. И на тот случай, если вороны замешкаются на ее пороге, у меня имеется еще один… аргумент, о котором пока что рано говорить.
        - Первым говорил Капитан Ворон, и сказал он так: «Братья и сестры мои! Вижу я, что люди этого мира уже не ходят на четырех конечностях, словно животные, и не пожирают плоть подобных себе. И это хорошо!» - нараспев проговорил Фейра. Брови Ризель чуть-чуть приподнялись, рот на секунду приоткрылся. - Я правильно цитирую?
        Сандер застыл, держа в одной руке нож, а в другой - трепыхающуюся рыбу.
        - Да, - сказала принцесса. - Но… откуда вы это знаете?
        Вместо Фейры ответил Джа-Джинни:
        - Мы с Амари украли у одного старого пирата тетрадь, в которой были записаны странные легенды, включая и эту. Интересное чтение. Жаль, ее забрали цепные акулы вместе с остальными вещами. Ну как нам было тогда догадаться… хм… ну, уж точно не мне.
        Ризель снова посмотрела на брата.
        - Я сразу узнал твой почерк, - сказал принц с робкой улыбкой. - Сразу захотел ее забрать, хоть это и было опасно… Мне и в голову не пришло, что Звездочет не мог ее заполучить иным способом, кроме как от тебя. Я решил, он ограбил какого-то лорда или даже самого капитана-императора.
        - Он ограбил меня. - Ризель немного помолчала, собираясь с мыслями. - Что ж, давайте назовем вещи своими именами. С того момента, как я покинула Облачную цитадель, мои интересы больше не совпадают с интересами капитана-императора. В настоящее время мы на одной стороне, хотя я и не знаю, что произойдет потом. Нам выгодно быть вместе, по крайней мере пока клан Корвисс не решится начать войну. А что касается тетради… она не нужна. Я помню всю Книгу Основателей наизусть. И в оригинале, и в переводе.
        Джа-Джинни хмыкнул; Фейра взмахнул рукой, похожей на птичью лапу.
        - В самом деле, это может упростить нашу задачу, - сказал он. - Если вороны решат воспользоваться шансом, который выпадает раз в три тысячи лет, то, вероятно, они не станут возражать против того, чтобы мы немного похозяйничали на Земле тысячи огней. Тебя это успокаивает, друг?
        Крылан упрямо покачал головой:
        - Если Вороны пойдут против капитана-императора. Если их клан не расколется напополам и половины не начнут междоусобную грызню. Если они не решат просто взять на абордаж фрегат мятежников и скормить рыбам всех, кого обнаружат на борту. Если, кракен меня раздери, мы вообще доберемся до Росмера, не погибнув во время шторма, не повстречав на пути какую-нибудь безымянную тварь, не напоровшись на Талассу, в конце концов! Как-то слишком уж много «если», Кристобаль.
        - Раньше ты был смелее, - заметил Фейра после недолгой паузы.
        - Раньше ты был благоразумнее, - с горечью парировал Джа-Джинни.
        - Есть еще кое-что, - сказала Ризель, поглядывая то на Фейру, то на Джа-Джинни. - Это связано с Фаби… - Голос принцессы не дрогнул, но глаза подозрительно заблестели. - Я опущу подробности. Насколько можно судить, от случившегося в тронном зале у нее пробудился дар Воробья. Тем самым был найден ключ к древней саморегулирующейся охранной системе Облачной цитадели, который считался утраченным. Мехи заполняют весь дворец от крыши до самых глубоких подвалов, они живут в стенах и под кроватями. Они все слышат - и передают той, кого теперь считают своей… скажем так, матерью. Вероятно, именно из-за столь обильного потока информации она до сих пор без сознания. Не знаю, сумеет ли она справиться с ним без должной подготовки. Так вот, мехи разговаривают с ней, а она повторяет вслух то, что слышит. Под утро она вторила капитану-императору.
        - И что же он сказал? - вежливо поинтересовался Фейра, когда принцесса сделала паузу.
        - Он сказал, что беглецов не следует искать так уж рьяно, потому что есть более важные дела. «Они несут с собой собственную гибель» - вот такими были его слова. Такое, как вы сами понимаете, трудно забыть. Сейчас наверняка кто-то из вас думает, что Фаби просто бредила и принимать сказанное во внимание не стоит. Ограничься она лишь этим - я и сама считала бы так же… - Ризель замолкла на несколько секунд. На лице ее не дрогнул ни один мускул, но руки, до сих пор спокойно лежавшие на коленях, сжались в кулаки. - Но это было лишь начало. Дальше она заговорила о вещах, которых знать не могла, и это убеждает меня в серьезности угрозы. Скажите, заметил ли кто-то из вас изменения в облике «Утренней звезды» по сравнению с тем, какой она была раньше?
        Остальные переглянулись. Изменения они и в самом деле заметили, но облик фрегата, особенно молодого, часто менялся - цвет парусов становился темнее или светлее, вырастали новые плавники или даже новые мачты… «Утренняя звезда», насколько можно было судить в те моменты, когда она подходила достаточно близко к «Невесте ветра», теперь выглядела намного темнее, чем год назад. Цвет ее корпуса, раньше коричневато-красный, стал почти черным. Паруса тоже местами почернели, словно кто-то испачкал их сажей. Но хотя бывший фрегат Звездочета и вызывал у команды «Невесты ветра» не самые приятные ощущения, никому и в голову не пришло, что происходящее имеет какой-то особый смысл.
        - Что с ней происходит? - Амари кинулся к Ризель и схватил ее за руку. - Она превращается в черный фрегат?
        - Сильное слово, - еле слышно прошептала принцесса. - Мне снова нужно сильное слово.
        Принц стиснул зубы, сжал кулаки - на его лбу выступили крупные капли пота.
        - Р а с с к а ж и, - с усилием проговорил он. - Я хочу все знать.
        Ризель тяжело вздохнула, закрыла глаза и, откинув голову так, что затылок уперся в оплавленную стену, сказала:
        - Вот уже несколько лет по просьбе капитана-императора представители отдельных семейств - вороны, чайки и некоторые ласточки - занимаются тем, что воплощают на практике вычитанный в одной из запретных книг способ… скажем так, изменения фрегатов. Изначально перед ними поставили хоть и непростую, но довольно-таки определенную задачу, не требовавшую обязательного обращения к магии полужизни: нужно было избавиться от непереносимости звездного огня. Согласитесь, это открывает широкие возможности…
        Сандера передернуло, он чуть не порезался.
        Джа-Джинни чуть слышно пробормотал:
        - Шире некуда.
        - Но итог исследований оказался настолько странным, - продолжила принцесса, - что советники Аматейна даже не сразу поняли, что же такое им открылось. Они разрезали и заново сшили немало фрегатов вместе с их навигаторами, изучая давно забытые секреты связи между теми и другими. И внезапно… я опущу подробности… они обнаружили новый способ связи, доселе не ведомый никому, даже нашим предкам-основателям. Они поняли, как связывать фрегаты еще и с другими фрегатами. - Ризель перевела дух. - Ну и проблему звездного огня тоже решили, хотя в этом смысле стабильных результатов добиться не удалось по сей день.
        - То есть, - сказал Фейра после достаточно длинной паузы, глядя на Ризель немигающими разноцветными глазами, - черные фрегаты подчиняются… одному навигатору?
        На губах Ризель мелькнуло подобие улыбки.
        - Приятно, что вы меня так быстро поняли, капитан. Да, все верно. Каждым черным фрегатом руководит… я не знаю, как его теперь называть… словом, у него есть непосредственный навигатор, основная задача которого заключается лишь в том, чтобы удержать корабль на плаву. И в нужный момент он отступает, а на передний план выходит главный навигатор. И все черные рыбокорабли, к которым должна была в скором времени присоединиться и «Утренняя звезда» - ее успели подвергнуть некоторым изменениям, - действуют как единая сила. Вообразите на каждом из них пушку, начиненную звездным огнем, - представьте себе, как сильно меняется стратегия боя в таких условиях. Достаточно одного похода на Окраину - настоящего военного похода, а не той разведывательной экспедиции, что имела место не так давно, - чтобы та навсегда ушла в историю. А еще через какое-то время Империя станет единой и неделимой. Навечно.
        В голове Сандера словно пронесся ураган. Он подумал сразу о многом: о Кааме, о морях к югу от края Империи, о поселениях, которые не примкнули к Лайре Отчаянному, но и имперскими себя не считали. Он подумал о трех тысячах лет, на протяжении которых почти все семейства магусов успели или погибнуть в междоусобных войнах, или выродиться. Словно отвечая на незаданный вопрос, Ризель встала, развела руками и с внезапной яростью произнесла:
        - Капитан-император Аматейн отказался от своих детей, забыв, что даже Заступница уже не пошлет ему новых. Он мнит себя владыкой более великим, чем сам Великий Шторм, и скорее сожжет весь мир в пламени звездного огня, чем позволит кому-нибудь отнять у себя власть. Надо признать, у него есть возможность добиться своего. И тем не менее мы должны его остановить.
        В каюте стало очень тихо.
        - Как? - нарушил молчание Фейра. - Мы безоружны и лишены всего, что требуется для… военных действий. Мы не умрем от голода или жажды, но для любого имперского фрегата сейчас нет более лакомой добычи, чем банда сбежавших из столицы преступников. Мы почти ничего не можем сделать для спасения самих себя, чего уж там говорить о мире.
        Ризель улыбнулась:
        - И это слова того, кто хочет рискнуть собственной жизнью ради третьей части артефакта, который, быть может, не работает?
        - Да, - сухо ответил Фейра, на этот раз без паузы. - Прозвучит парадоксально, принцесса, однако мои планы не столь грандиозны, как ваши!
        - Разумеется. Вы всего лишь хотите вернуться на три тысячи лет назад и добыть улики, свидетельствующие о том, что вашего предка оболгали.
        Огни в глазах феникса вспыхнули ярче.
        - На сегодня разговор окончен, - сказал он и поправил сползающую с плеча куртку изувеченной рукой, а потом обвел собравшихся пристальным взглядом, не упустив стоявшего за спиной Хагена. Феникс совершенно по-птичьи повернул голову, и выглядело это очень неприятно. - Амари, останься - я попробую кое-чему тебя научить. А вы все можете заняться своими делами.
        - Это и тебя касается, Сандер.~
        - Ну вот, - сказал Гратти. - Я же предупреждал, дубина, что ты порежешься.
        Под утро над водой сгустился туман, а ветер стих. «Невеста ветра» замедлила ход, неотступно следующая за ней «Утренняя звезда» сделала то же самое. Вскоре наступил полный штиль, и оба рыбокорабля легли в дрейф на небольшом расстоянии друг от друга. Наблюдая за расплывчатой темной громадиной справа по борту от «Невесты», Сандер ловил себя на том, что вновь и вновь вспоминает, каким был Кузнечик когда-то. Молоденький воришка. Юнга с чудным голосом. Полутруп с растерзанным горлом. И вот он повзрослел - ох, как быстро, - стал навигатором, да еще и получил в свое распоряжение фрегат, чье имя вызывало трепет на море и на суше. Ничего уже не будет как прежде, никогда он не споет о звездном свете и отражении моря в небе…
        - Хотел бы я вновь услышать, как ты играешь.
        Сандер медленно повернулся:
        - Доброе утро, капитан.
        - Тебе не трудно без сирринга? - спросил Фейра, глядя на матроса разноцветными глазами. Сегодня первопламя едва теплилось, хотя в зрачках капитана танцевали красноватые огоньки, слишком яркие для того, чтобы быть плодом воображения. - Я чувствую, что ты немного растерян. Столько дней без музыки - наверное, это трудно.
        Сандер побледнел, потом покраснел. Капитан должен был знать, отчего он на самом деле растерялся: собственно, магус наверняка слышал их ночной разговор от первого до последнего слова. ~Песня~ «Невесты ветра», сделавшаяся чуть спокойнее под утро, вновь понеслась, будто ускоряющийся перестук дождевых капель в начале сильного ливня. Может, надо поговорить по душам, задать все вопросы, понять, наконец, стоит ли надеяться на что-то хорошее? Он уже почти осмелился, набрал воздуха в легкие и открыл рот.
        Но заговорить не успел, потому что на палубу вышла Эсме.
        Они казались странной парой еще прошлой осенью, когда все только-только начиналось. Фейра был старше больше чем в два раза, хотя, как и все магусы, не состарился. На его красивом лице отпечатались годы, проведенные в море, и эти же годы отточили его движения, сделали похожим на острейший кинжал, который слишком часто приходится вынимать из ножен. Эсме походила на бабочку, трепещущую на лезвии этого кинжала…
        А теперь на Фейру нельзя было взглянуть без содрогания. Он не позволил Эсме исцелить раны, полученные в темнице капитана-императора, и если часть из них скрывала одежда, то руки он спрятать не мог. На правой у него сгибались только три пальца, на левой - два. Вместо ногтей их венчали изогнутые черные когти - тут уж палач Аматейна был ни при чем - все сотворил пробудившийся Феникс. Феникс, из-за которого рядом с Фейрой пахло то гарью, то грозой. И глаза, глаза - словно два окна с разноцветными стеклами, за которыми бушует чудовищный пожар.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~
        Сандер понял, что его захлестнула музыка «Невесты ветра» и что он стоит с открытым ртом словно истукан. Эсме ободряюще улыбнулась ему и отошла в сторонку, а Фейра крикнул:
        - Амари, она близко! Выходи, позанимаемся!
        На целительницу он даже не посмотрел.
        Спустя четверть часа феникс сидел у правого борта, скрестив ноги и положив руки на колени. Его глаза были закрыты. Напротив него в той же позе расположился Амари. И если капитан «Невесты ветра» казался сейчас более спокойным, чем во все прошедшие дни, то сказать того же о новом навигаторе «Утренней звезды» не смог бы ни Сандер, ни кто-либо другой из невольных свидетелей «обучения». Молодой магус все время дергался, вздрагивал и оглядывался, как будто боялся кого-то стоящего за спиной.
        Они так сидели далеко не впервые, но раньше «Утренняя звезда» не приближалась к «Невесте ветра» на расстояние настолько близкое, чтобы можно было невооруженным глазом рассмотреть многочисленные черные пятна на ее обвисших парусах - пятна, появившиеся недавно. Сандер, хотя и не был навигатором, понимал: Фейра почему-то рассчитывает, что сегодня у них все получится. Сегодня Амари наконец-то поймет, что ему следует делать.
        - Не суетись, - приказал Фейра, шевельнув пальцами. Черные когти царапнули по палубе. - Закрой глаза и успокойся.
        - Я не могу…
        - Можешь. Раз она выбрала тебя, значит - можешь.
        - Я…
        - Молчи. Еще одно слово - и я тебя выдеру, высочество.
        Голос Фейры был таким властным, что Сандер тоже закрыл глаза.
        И услышал.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        «Утренняя звезда» тихонько ~пела~. Сквозь отзвуки чьих-то голосов внизу, плеск волн и шелест парусов ее ~пение~ слышалось отчетливо и довольно-таки громко. Голос у темного фрегата оказался чистый и звонкий, совсем не подходящий ее устрашающей внешности, и от незатейливого мотива у Сандера вдруг стало так легко на душе, что он широко улыбнулся.
        «Ну же, Кузнечик, услышь ее. Она ведь для тебя старается».
        И Амари вдруг выпрямился: на его лице появилось новое выражение - удивление, смешанное с восторгом.
        - Вот мы и сделали первый шаг, - проговорил Фейра, заметно смягчившись. - А теперь попробуй ей ответить.
        - Песня~ «Утренней звезды» сделалась такой громкой, что на мгновение заглушила мотив «Невесты ветра», к которому Сандер так привык, что не мыслил жизни без него. Он удивился и испугался: чужая мелодия всколыхнула его душу, и в глубинах памяти зашевелились те воспоминания, которые он прятал в себе вот уже много лет и хотел бы вырвать насовсем, выкинуть прочь.
        Чей-то затихающий крик в темноте.
        Шелест тростника на ветру.
        Звон железных цепей.
        Матрос-музыкант закрыл глаза, но ничего не изменилось - перед ним по-прежнему были два магуса, цапля и феникс, и сразу два фрегата ~пели~ в его голове. «Утренняя звезда» окуталась тьмой и стала похожей на кракена: одно ее щупальце - длинное, тонкое и полупрозрачное, словно дым от костра, - протянулось сквозь пространство, разделявшее рыбокорабли, и тронуло голень Сандера.
        «Нет-нет, тебе нужен не я. Будь повнимательней!»
        Щупальце, поколебавшись несколько секунд, поползло к Амари и мягко обняло его за шею. Он вздрогнул и поднял руку к шраму на горле - через мгновение Сандер услышал сдавленный стон.
        - Впусти ее в себя, - проговорил Фейра чуть слышно. - Открой свой разум. Позволь ей…
        Внезапно щупальце натянулось и задрожало словно струна. ~Музыка~ сменилась басовитым гудением, как будто из трюма «Утренней звезды» вырвался разъяренный пчелиный рой. Амари схватился обеими руками за горло и захрипел, а потом упал, громко стукнувшись затылком о палубу, и забился в конвульсиях. Фейра вскочил, бросился к нему; через секунду то же самое сделала Эсме, а через две на палубу выбежала Ризель. Принцесса кинулась к брату, но Фейра схватил ее за руки и оттащил в сторону.
        - Не мешайте целительнице, - сказал он. - Это ее работа.
        Ризель на миг застыла, ее кажущаяся покорность обманула феникса - он отпустил тонкие белые запястья и мгновенно получил пощечину.
        - Это за то, что ты сделал с моим братом, - прошипела она сквозь зубы.
        От благовоспитанной дамы, к которой вся команда «Невесты ветра» успела привыкнуть за время невольного соседства, не осталось и следа. Фейра потрогал покрасневшую щеку - рука у принцессы, как и у всех небожителей, была тяжелой - и беззлобно сказал:
        - Я спас ему жизнь.
        - И заставил вернуться в Облачный город! - парировала Ризель. Ее глаза пылали почти так же ярко, как огненные очи феникса. - Заставил снова встретиться с отцом, с Рейго и остальными!
        - С матерью, - добавил Фейра. - И с сестрой.
        - Он не должен был возвращаться!
        С трудом оторвав взгляд от сцены, разыгравшейся на палубе «Невесты ветра», Сандер посмотрел на Эсме, которая стояла на коленях возле Амари и держала его за голову, положив ладони на виски. Припадок уже прекратился, хотя юноша по-прежнему был без сознания и казался очень бледным.
        Но щупальце, которое Сандер по-прежнему видел, никуда не подевалось, и теперь оно было намного… реальнее. Связь между навигатором и фрегатом. Связь между Амари и его «Утренней звездой».
        Связь, которую Сандеру, чужому матросу, не полагалось видеть.
        «Что со мной происходит?..»
        - Прямо по курсу! - крикнул впередсмотрящий. - Земля в тумане!
        На самом деле, конечно, это была не земля.
        В Море Обездоленных не имелось других островов, кроме плавучих скоплений водорослей - временами таких плотных и долговечных, что на них вырастали деревья и поселялись стаи птиц. Однако перед «Невестой ветра» оказался остров совсем иной природы.
        Не только народ Окраины отказывался подчиняться капитану-императору. Но остальным хватало ума держаться тихо, откупаясь деньгами или другими жертвами от чрезмерного внимания цепных акул. Ну и еще были такие, кто оказался никому не нужен.
        И те, кого боялись.
        - Да сколько же их? - спросил кто-то благоговейно. - Сколько тут фрегатов?
        Сандер машинально принялся считать. Нос, борт, корма, нос… Он трижды сбивался и начинал заново: по самым скромным подсчетам выходило, что обращенная к ним сторона плавучего острова состояла не меньше чем из ста пятидесяти кораблей средней величины. Они стояли, сцепившись друг с другом крючьями, сложив паруса: в еще не рассеявшемся до конца тумане темная громада, ощетинившаяся мачтами, выглядела внушительно и даже грозно. Кое-где на палубах горели огни фонарей и жаровен. Из-за восточной оконечности плавучего острова показались два фрегата - эти были свободны, но видом соответствовали всему остальному острову, и Сандер слегка испугался.
        - Не повезло, - пробормотал Джа-Джинни. - Ты ведь говорил, что Талассы не должно быть здесь в это время года?
        Феникс вздохнул и ничего не сказал. Крылан нахмурился.
        - Погоди-ка, - он понизил голос, но Сандер стоял достаточно близко, чтобы все слышать. - Ты… нет, я не верю… ты что же, знал, что мы их встретим? Ты соврал, чтобы мы не боялись? Зачем?!
        - Нам нужны припасы, - сказал Фейра очень тихо. - Нам нужно оружие. Ты сам говорил, что переход через Море Обездоленных таит в себе слишком много угроз. Пока что нам везло: ни один кракен не заинтересовался ~Невестой~, но так продолжаться не может. Нам нужна помощь.
        - Но это же Таласса, чтоб меня мерры съели!
        - Что с того? Очарованные морем - тоже люди. С ними можно договориться… и поторговаться.
        «Но ведь нам нечего предложить», - подумал Сандер.
        Джа-Джинни явно подумал о том же, но промолчал, расстроенно покачал головой и отошел чуть в сторону. Оставшись в одиночестве, Фейра гордо выпрямил спину и устремил взгляд навстречу приближавшимся сторожевым кораблям.
        Ветер благоприятствовал фрегатам бегущих-по-волнам, и они приблизились к «Невесте» быстро. Вблизи два рыбокорабля выглядели не так внушительно, как издали: у обоих были потрепанные паруса и борта, покрытые множеством шрамов, в том числе довольно свежих; у одного фрегата отсутствовал правый глаз.
        «Они старые, - вдруг понял Сандер. - Они очень, очень старые…»
        С борта одноглазого фрегата просигналили остановиться, и «Невеста ветра» послушно сложила паруса. Только после этого одноглазый подошел вплотную и, выпустив несколько крючьев, достаточно аккуратно прицепился к ее борту. Сандер прислушался: ~песня~ незнакомого корабля была тихой и спокойной, ни малейшего намека на враждебность. Ничего удивительного - за Талассой наверняка пряталось еще несколько сторожевых кораблей, и в случае необходимости им не понадобилось бы много времени, чтобы прийти на помощь товарищам. Но, по крайней мере, никто не собирался убивать их прямо сейчас.
        Сандер перевел дух.
        На «Невесту ветра» перешли трое… людей? В строгом смысле слова на человека из них был похож только один - высокий седой старик с черной повязкой на правом глазу, крючковатым носом и следами ожогов на правой щеке и шее. Уцелевший глаз - ярко-зеленого, неестественного цвета - глядел с подозрением. На поясе незнакомца висела жутковатая кривая сабля с рукоятью в виде оскаленной морды пардуса.
        Справа от старика - он, очевидно, был в отряде и на фрегате главным - стоял почти такой же высокий мужчина с косматой черной гривой и суровым выражением лица; в сумерках могло бы показаться, что он одет в некое подобие доспехов. Но было утро, и туман уже почти рассеялся, так что каждый на палубе «Невесты ветра» отлично видел, что плотные темно-красные пластины на груди и правой руке бегущего-по-волнам - не панцирь из раковин, а часть тела. Его пальцы уже начинали срастаться в клешню, однако он держался с таким уверенным видом, что ни у кого не возникло сомнений - при необходимости крабнид удержит в этой самой клешне саблю и сможет ею орудовать со знанием дела.
        Третий незнакомец выглядел еще более странно, причем его странность проявлялась не с первого взгляда. Он казался хрупким, тонким, словно юная девушка, - длинные светлые волосы и узкое безбородое лицо с большими глазами янтарного цвета усиливали впечатление беззащитности, - однако под бледной кожей то и дело пробегали волны тусклого розовато-зеленого света, а кое-где ее покрывали мелкие темные пятна. Еще у этого незнакомца был на редкость неприятный рот - очень большой, словно у лягушки, - и Сандер не мог избавиться от мысли, что в этом рту совсем не человеческие зубы.
        Старик окинул взглядом встречавших, подарив лишний миг внимания Джа-Джинни, Ризель и, конечно, Фейре с его когтистыми лапами-руками, а потом проговорил неожиданно приятным мягким голосом:
        - Мы охранники Талассы. Меня зовут Норф Никерли, я капитан ~Драчуньи~, а это мои помощники - Тиннер и Молчун. - Очарованный в живом доспехе что-то буркнул, а светловолосый кивнул, даже не раскрыв рта. - Кто вы такие и что вас привело в Блуждающий город?
        - Капитан Кристобаль Крейн, - спокойно ответил феникс. - Мой фрегат называется ~Невеста ветра~, а это мои помощники - Джа-Джинни и Хаген.
        Единственный глаз Норфа Никерли чуть заметно расширился, когда он услышал имя Кристобаль Крейн, однако в остальном ни он, ни его спутники не проявили удивления.
        - Мы пришли с миром, - продолжил феникс. - Нам нужно немного отдохнуть и пополнить запасы. Таласса примет нас?
        Никерли внимательно посмотрел на капитана «Невесты ветра»: по лицу было видно, что он обдумывает разные ответы на достаточно простой вопрос… и что какая-то причина вынуждает его ответить совсем не так, как хочется. ~Песня~ «Драчуньи» сделалась чуть громче и тревожнее. Неужели им тут все-таки не рады?..
        - Блуждающий город открыт для всех, особенно для тех, кому некуда больше идти, - наконец проговорил очарованный. - Однако за наше гостеприимство надо будет заплатить, и если вы рассчитываете отделаться деньгами…
        Сандер едва сдержал удивленный возглас, но кое-кому не удалось справиться со своими чувствами - Джа-Джинни, коротко рассмеявшись, спросил:
        - Вы так богаты? Или просто не хотите пачкать руки имперским золотом?
        - Нам нечего делать с этим вашим золотом, - очень спокойно ответил Никерли. - У нас своя, необычная жизнь, и, когда приходится торговать с людьми, мы сами определяем цену. Так вот, расплачиваться нужно будет не деньгами.
        - А чем же? - без промедления поинтересовался крылан. - Песнями?
        Очарованный хмыкнул:
        - В каком-то смысле да. И еще можно танцами.
        Джа-Джинни хотел что-то добавить, но вдруг хрипло закашлялся и не смог выдавить из себя ни звука. Фейра покосился на помощника, нахмурился, а потом снова повернулся к Никерли:
        - Договорились.
        Одноглазый ухмыльнулся и без страха пожал протянутую руку с кривыми пальцами, увенчанными черными когтями.
        Таласса походила на остров лишь издалека. Вблизи постепенно стало видно, что фрегаты вовсе не сцеплены намертво и не сбились в кучу, как перепуганные овцы - они расположились скорее на манер водяных лилий - местами очень близко друг к другу, а местами - совсем наоборот. Внутри «города» были собственные реки и проливы, укромные гавани и бухты. «Невеста ветра», следуя за «Драчуньей», проплывала мимо все новых и новых рыбокораблей; Кристобаль Фейра стоял у борта и сквозь полуприкрытые веки смотрел на Блуждающий город. Один раз он махнул рукой, подзывая Хагена и Джа-Джинни, и они принялись что-то обсуждать вполголоса. Сандер из любопытства пригляделся, пытаясь понять, на что обратил внимание их капитан, но не увидел ничего особенного, кроме скопища потрепанных фрегатов, многие из которых были покрыты старыми и новыми шрамами.
        В самом центре Талассы находился огромный фрегат с пятью мачтами, рядом с которым «Невеста ветра» казалась маленькой лодкой, здорово потрепанной сильным штормом. Эта громадина, как им объяснили, звалась «Лентяйкой», а ее навигатором был очарованный по имени Немо - своего рода повелитель Блуждающего города.
        Фейра тяжелым взглядом обвел собравшихся на палубе - пришли все, кроме Фаби, которая так и не очнулась после того, что случилось в Облачном городе, и Амари, которому все еще было слишком плохо после утреннего происшествия.
        - Слушайте меня внимательно, - сказал феникс негромко, но четко - так, что его услышал каждый. - Мы находимся в городе, где все до единого жители - очарованные морем. Очарованность, как я однажды уже говорил, - тяжелая болезнь. Я твердо убежден, что все члены команды… - Тут он выдержал короткую паузу и многозначительно посмотрел на Ризель. - …защищены от нее. Но чем дальше вы окажетесь от ~Невесты ветра~ и от своих товарищей, тем слабее будет эта защита. Я запрещаю вам покидать палубу поодиночке. Это понятно? Они могут вести себя очень любезно, но на любое приглашение выпить и поболтать в одной из местных таверн вы должны ответить отказом. Если будут настаивать, приглашайте к нам. Угощения принимайте с соблюдением обычных предосторожностей. - Он бросил взгляд на кока, тот кивнул. - Магусы менее восприимчивы к морской болезни - поэтому, когда местный… король захочет познакомиться, мы пойдем к нему вдвоем - я и Хаген.
        - А он захочет? - тихо спросил пересмешник.
        - Да, - чуть помедлив, ответил Фейра. - И уже совсем скоро.
        Он махнул рукой, давая понять, что разговор окончен, а потом вдруг повернулся к Сандеру и кивком приказал ему подойти.
        Матрос-музыкант так и сделал, борясь с неприятным предчувствием и со звуками, которые вновь, как и два часа назад, зазвучали в его голове, заглушая привычную ~песню~ «Невесты ветра» и далекий голос «Утренней звезды».
        Шелест тростника на ветру…
        - Есть одно особое задание, которое я не могу поручить никому, кроме тебя, - негромко проговорил Фейра, и Сандер невольно расправил плечи, устремив на капитана пристальный взгляд. - Мне нужно, чтобы ты отыскал в Талассе мастера-корабела.
        - Для Амари?
        Фейра поморщился. Он не любил признаваться в собственном бессилии.
        - Ты не будешь задавать вопросов, не станешь привлекать лишнее внимание. Если бегущие-по-волнам поймут, что мне нужны не только припасы, они заломят за свои услуги слишком высокую цену. Ты просто погуляешь по здешним… улицам - вот и все.
        Звон цепей…
        Сандер опустил голову и опять ссутулился.
        - Я знаю, что тебе не хочется туда идти, - вдруг прибавил Фейра слегка изменившимся голосом, без прежней жесткости. - Я понимаю, чем это может закончиться. Но ты ведь хочешь помочь Амари?
        Сандер кивнул, ощущая себя бутылкой, в которой заперли шторм. Капитан похлопал его по плечу и хотел сказать что-то еще, как вдруг с борта «Лентяйки», который был в два раза выше борта «Невесты ветра», сбросили веревочную лестницу.
        - Подходи, не бойся! - раздалось сверху. - Король хочет встретиться с тобой, Крейн!
        «Невеста» осторожно приблизилась вплотную к «Лентяйке» и встала рядом, выдвинув несколько малых крючьев. Феникс взялся за перекладину лестницы, сжал руки и зашипел от боли в скрюченных пальцах, но потом начал уверенно подниматься. Хаген последовал за ним, как и было решено, а Сандер остался на палубе «Невесты ветра» вместе с остальными, теряясь в догадках, что же могло понадобиться королю Талассы от их капитана.
        - Яутолю твое любопытство. Можешь считать это наградой за то, что ты сделаешь для Амари. ~
        «Лентяйка» была очень старой. Некоторые фрегаты - моряки иной раз называли их обжорами - продолжали расти всю жизнь, даже если в этом не было особой необходимости, и к исходу первого столетия превращались в настоящие громадины, почти неуязвимые в бою и способные попросту раздавить любого противника, вставшего у них на пути. Однако управлять этими великанами было непросто, и для них требовалась слишком большая команда, поэтому навигатору, которому попался обжора, скорее сочувствовали, чем завидовали.
        А вот плавучий дом из «Лентяйки» вышел что надо - места хватало для всех и всего. На обширной палубе разбили шатры, тут и там у жаровен грелись очарованные, посверкивая рыбьей чешуей, почесывая твердые панцирные наросты и щелкая крабьими клешнями. Здесь они могли не прятаться и не бояться, что их разорвет на части толпа, испугавшись заразы, от которой нет лекарства, - здесь они были хозяевами, а не гостями. В роли последних выступали Фейра и Хаген, которых сопровождал крабнид Тиннер. Любопытные глаза следили за каждым их шагом.
        На самом деле магусы не так уж сильно отличались от разношерстной компании, собравшейся на борту «Лентяйки». Одежда Хагена представляла собой настоящие лохмотья, а черный наряд Фейры покрывали подпалины и пятна крови; у обоих были небритые изможденные лица. Однако Фейра все равно держался с достоинством, и Хаген старался следовать его примеру.
        Освещение в коридорах «Лентяйки» оказалось непривычным - вместо фонарей, похожих на цветы, здесь были бледно-зеленые мерцающие полосы на полу и на стенах. Фейра, остановившись, протянул руку к одной из них, но не коснулся ее.
        - Вот, полюбуйся, - негромко сказал он Хагену. - Такое делали ласточки до Исхода. Понимаешь теперь, чего они лишились?
        Пересмешник кивнул и спросил:
        - Выходит, ей больше трехсот лет?
        - Ей шесть сотен, - раздалось позади. Магусы обернулись и увидели, что вместе с крабнидом за ними следует Норф Никерли, держа руку на рукояти сабли. - Хороша, да?
        - Я никогда не видел ничего подобного, - согласился Фейра. - Хотя, если честно, кое-что слышал про фрегат «Лентяйка». Если уж на то пошло, имя вашего короля мне тоже знакомо, хоть я и не могу точно припомнить, кто он такой… Может, пират?
        Тотчас же все вокруг зашаталось - «Лентяйка» несколько раз качнулась из стороны в сторону, словно что-то потревожило ее сладкий сон. Одноглазая физиономия Никерли помрачнела и вытянулась. Он открыл рот, явно желая сказать Фейре что-то неприятное, но потом передумал и взмахнул рукой, предлагая им идти вперед.
        Однако их путь, как выяснилось, лежал не туда, где на фрегатах обычно располагалась капитанская каюта, а вниз. Они миновали несколько палуб, освещенных все теми же мерцающими полосами, и в конце концов очутились в коридоре с множеством дверей по обеим сторонам. Некоторые совсем заросли, словно их не открывали много лет, если не десятилетий. Зрелище было достаточно однообразным, и еще здесь оказалось заметно темнее, чем на других палубах. Светильники-полосы постепенно тускнели, и коридор погружался в зеленоватые сумерки.
        - Сюда, - сказал Никерли, останавливаясь у широких двустворчатых дверей. - Он вас ждет. Будьте почтительны и не забывайте: вы в гостях.
        Феникс молча кивнул, и двери открылись.
        За ними была непроглядная тьма.
        - Ты точно хочешь это видеть, друг мой Сандер?~
        - Подойдите ближе, - сказал кто-то.
        Голос был странный - лишенный пола и возраста, лишенный интонаций. Но, возможно, он лишь казался таким из-за удушливой тьмы, поглотившей магусов, когда двери захлопнулись у них за спиной. Фейра шагнул вперед и оказался по колено в холодной воде; Хаген последовал за капитаном - и провалился по пояс.
        Он выругался, и где-то далеко откликнулось издевательское эхо.
        Они были в брюхе «Лентяйки», в ее полном распоряжении. Здесь фрегат мог расправиться с ними без посторонней помощи, словно с двумя крупными рыбинами, - и сожрать, не оставив даже костей.
        Фейра схватил помощника за плечо, помог ему выбраться из невидимой ямы, а потом проговорил очень спокойно и вежливо:
        - Я встречался со многими королями и прочими влиятельными людьми. Они пытались произвести на меня впечатление, и кое-кому это даже удалось. Но, должен признаться, я еще ни разу не был поражен до такой степени.
        Что-то белое проплыло в нескольких шагах от места, где они стояли, и Хаген судорожно втянул воздух. Любой сторонний наблюдатель без труда догадался бы, что ему страшно - и действительно, пересмешник не испытывал столь сильного страха ни в подземельях Облачной цитадели, ни во время битвы за Кааму. Он стиснул зубы, чтобы не заорать от ужаса и не броситься куда глаза глядят, а потом почувствовал, как сжимается рука Кристобаля, по-прежнему лежащая на его плече.
        - Надеюсь, прием не слишком холоден? - вопросила темнота все тем же невыразительным голосом, сбивающим с толку. - Мне бы хотелось согреть дорогих гостей своим радушием и сделать так, Кристобаль Крейн, чтобы мысли зашевелились в твоей голове и ты наконец-то вспомнил, кто я такой.
        - О-о, я уже все вспомнил, - тотчас же ответил феникс. - При мысли о том, с кем мне довелось повстречаться здесь, в Блуждающем городе, я трепещу.
        - Что-то непохоже.
        Раздался громкий всплеск, и большая волна, опрокинув обоих магусов, поволокла их куда-то вглубь необъятного брюха. Вода оказалась застоявшейся, с привкусом гнили, и желудок Хагена едва не вывернулся наизнанку. На этот раз ему пришлось помочь Фейре, чья нога запуталась в водорослях или в чем-то более мерзком. Отплевываясь и протирая глаза, они с трудом отыскали место, где можно было стоять, не опасаясь при любом неосторожном движении поскользнуться и упасть. Внимательный взгляд короля Немо ощущался кожей, словно щупальце, которое то и дело прикасалось к ним, а потом вновь пряталось в темноте.
        - Итак, - сказал король по-прежнему равнодушным тоном, - что же могло понадобиться в Море Обездоленных пирату, о котором вот уже не первый год слагают песни и рассказывают невероятные истории? Что же ищет здесь, посреди пустоты, тот, кто обладает несметными сокровищами и не боится ни Великого Шторма, ни Меррской матери? - Он немного помолчал и, не услышав ничего от Фейры, продолжил: - Я полагаю, этот богатый и удачливый пират навлек на свою голову весьма серьезные неприятности, которые разом лишили его и богатства, и удачи.
        - Весьма близко к истине, - согласился Кристобаль.
        - Как же так? - На этот раз в голосе невидимого навигатора «Лентяйки» прозвучало неподдельное удивление, и впечатление было такое, словно в его грозной броне вдруг обнаружилась маленькая трещина. - Ты не будешь отпираться? Не попытаешься убедить меня, что все совсем по-другому, что ты вовсе не хочешь умолять о помощи, потому что больше бежать некуда и впереди вас ожидает верная смерть?
        Фейра покачал головой:
        - Нет, ничего такого я не сделаю. Более того, я честно признаюсь, что мой фрегат сейчас пуст как скорлупа от выеденного яйца. Мне нужна помощь - мне нужно все. У моих людей почти нет оружия, но это полбеды. У нас нет снастей, и мне приходится постоянно наблюдать за каждым парусом «Невесты ветра». У нас нет…
        - Еды? - вкрадчиво предположила темнота.
        - Вот ее-то как раз хватает, - парировал Фейра. - Но все остальное я намеревался… купить.
        - Купить или украсть, как поступают пираты?
        - Я больше не пират.
        Этот ответ заставил Немо на некоторое время замолчать. Вновь где-то поодаль раздался плеск воды, как будто там ворочалось на мелководье что-то большое и неуклюжее. Хаген наконец-то понял, что правитель Талассы встречается с ними в таком странном месте не только из прихоти, и невольно порадовался темноте.
        - И чем же ты собираешься рассчитываться? - наконец спросил очарованный морем.
        Феникс вскинул голову - и пересмешник почувствовал внезапный прилив сил. Сработала связь между капитаном и помощником, - видимо, именно этого вопроса Кристобаль Фейра и ждал.
        - Когда «Драчунья» вела нас сюда, - проговорил он, - я внимательно смотрел по сторонам, разглядывал фрегаты, особенно те, что прячутся у северной оконечности этого… хм… внутреннего озера. Видишь ли, почтеннейший хозяин, у них на шкурах очень красноречивые отметины. Следы огромных челюстей с зубами в три ряда, и некоторые еще совсем свежие…
        В темноте раздался странный звук, вынудивший Хагена вздрогнуть всем телом. Это было похоже одновременно на скрежет и скрип, на грохот падающих камней и череду болезненных всхлипов.
        Это был смех.
        - Не продолжай! - воскликнул правитель Талассы совершенно не тем голосом, как в самом начале их разговора. Если бы у звуков были краски, то в темноте перед ними вспыхнула бы радуга. - Я все понял - ты собираешься нам помочь. Ты, искалеченный оборванец, неудачник, лишь чудом сбежавший от страшного врага! И я должен поверить, что ты сумеешь сделать то, что оказалось не по силам лучшим воинам Блуждающего города? Ты справишься с шаркатом, который преследует нас вот уже полгода, каждую неделю забирая кого-нибудь из моих людей, а то и фрегатов?
        - Ты сам все сказал, Немо Гансель, - ответил Фейра.
        - Но как?! Как ты собираешься это сделать, ведь у тебя нет оружия?
        - Я не говорил, что оружия нет у меня. - Фейра шагнул вперед, расправил плечи и раскинул руки в стороны. Хаген понял, что сейчас произойдет и что ему надо делать, но застыл, не в силах пошевелиться. - Я лишь сказал, что его нет у моих людей.
        За миг до того, как Хаген бросился в воду, - огромное брюхо «Лентяйки» осветила яркая вспышка, и он успел разглядеть обросшие неприятными наростами стены, из которых кое-где высовывались мощные кости и странного вида металлические штуковины, а также громаднейший клубок белесых щупалец в дальнем углу - там, откуда раздавался голос правителя Талассы.
        Когда пересмешник вынырнул, феникс снова был самим собой, и лишь существовавшая между ними связь позволяла чувствовать, что демонстрация силы далась капитану нелегко.
        - Да будет так! - пророкотал Немо Гансель. - Сыграем по твоим правилам. Но ты не получишь от жителей моего города даже иголки, пока не принесешь мне голову шарката. Можешь начинать прямо сейчас, Кристобаль… Фейра.
        Шелест тростника.
        - Иногда мы делаем то, что должны, Сандер. Прости меня.~
        Чей-то крик в темноте.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        Сандер открыл глаза и не сумел сдержать испуганного возгласа: вокруг было темно. Он спрятал лицо в ладонях и попытался сосредоточиться, попытался вспомнить, что же такое с ним произошло. Он помнил разговор, в котором сам не принимал участия, и помнил отвратительные щупальца той твари, что управляла Талассой, но не понимал, где находится.
        Шелест тростника.
        - Тише, тише, - проговорил он вслух. - Все хорошо.
        - Песня~ «Невесты ветра» прокралась в его разум и заняла привычное место, ненавязчиво продолжая звучать где-то на самой границе сознания. Он на своем фрегате, а это значит, что все действительно хорошо. Просто капитан на время сделал его чем-то большим - или меньшим? - чем обычно, и поэтому он забыл, как спустился сюда, в трюм, и спрятался в каком-то темном углу.
        Он шагнул вперед - под ногами хлюпнуло.
        О, так это брюхо…
        Попасть сюда теперь не составляло труда, потому что на «Невесте ветра» все еще не имелось дверей. Фрегату проще было обзавестись новой мачтой, чем дверью, не говоря уже о многих дверях, - ведь люди все время ходили туда-сюда и мешали; а еще Сандер знал, что для такого «ремонта» нужны деревянные каркасы, которые постепенно обрастут лжеплотью. У них не было дерева, не было инструментов. У них ничего не было и не будет, потому что Кристобаль Фейра заключил с королем Блуждающего города какую-то совершенно несусветную сделку.
        Сандер понял, что сойдет с ума, если еще хоть ненадолго останется в одиночестве, и поспешно выбрался из брюха. Никто не встретился ему на пути, никто не спросил, что случилось, и как-то само собой вышло, что он забрел в каюту Эсме.
        На койке целительницы лежал Амари, бледный и несчастный; рядом с ним сидела задумчивая Ризель, а сама Эсме стояла лицом к окну и почесывала Сокровище за ушами.
        - Тебе что-то нужно, Сандер? - спросила она, не оборачиваясь. - Извини, не предлагаю войти - здесь и так мало места.
        - Ничего, я тут постою, - пробормотал он, стараясь не смотреть на Ризель.
        Присутствие принцессы на борту «Невесты ветра» ощущалось, даже когда ее не было ни видно ни слышно; здесь, в двух шагах от этой девушки с белыми волосами и равнодушным лицом, он чувствовал себя так, словно медленно погружался в холодную воду и не мог даже пальцем пошевелить, чтобы спастись.
        Эсме повернулась и посмотрела на него.
        Их с целительницей разделяло больше трех шагов, но Сандер вдруг понял, что старое правило к ней уже неприменимо. Взгляд Эсме был красноречивее любых слов: она знала, что с ним произошло; она знала, что устроил Кристобаль. От нее не укрылся и ночной разговор, а слова, которые произнес Джа-Джинни, и вовсе повисли в воздухе, словно невидимая, но достаточно плотная завеса.
        «Я бы сказал, что кому-то надо сойти… Можно и на берег - только где его найдешь в Море Обездоленных?»
        - Как он? - тихо спросил Сандер, кивком указывая на Амари.
        - Пока без сознания. С ним все будет в порядке еще какое-то время, но ты и сам понимаешь, наверное, что долго так продолжаться не может. «Утренняя звезда» рвет его сердце-суть… его разум… рвет саму его душу на части. Я не понимаю, чего она хочет.
        - Капитан тоже не понимает, - сказал Сандер.
        Эсме поморщилась.
        - Хотела бы я отыскать нужное слово, сильное слово, - проговорила Ризель, отрешенно глядя в пустоту и ласково перебирая волосы брата.
        В ее голосе звучала тоска, она казалась хрупкой и беззащитной, но Сандер помнил разъяренную фурию, которая не побоялась дать пощечину фениксу. Почему-то это впечатляло намного больше, чем всевозможные сильные слова.
        - Это не поможет. - Эсме позволила лариму спрыгнуть на пол и скрестила руки на груди. - «Утренняя звезда» уже испытала на себе действие дара Цапли, и ничего хорошего из этого не вышло.
        Ризель подняла голову - взгляды принцессы и целительницы встретились, - и в этот же самый миг Сандер услышал новую ~песню~. Это была песня без слов, просто заунывный мотив, похожий на плач, от которого болезненно сжималось сердце. У него кольнуло в правом виске, словно туда вонзилась тупая игла.
        - Песня, - сказал он и очутился под перекрестным огнем взглядов. - Вы ее слышите?
        Обе девушки уставились на матроса с недоумением. Разумеется, они ничего не слышали; это был его собственный дар, его собственное проклятие, и Кристобаль Фейра не ошибался: без сирринга жизнь временами казалась Сандеру невыносимо запутанной и сложной. Он вспомнил, как Умберто однажды сказал смеясь: «Не можешь распутать узел - руби его к кракену!» - и ринулся к Амари, позабыв обо всем.
        Он сложил ладони ковшиком и представил себе, что песня - это нескончаемый поток, из которого можно зачерпнуть прохладной воды, чтобы утолить жажду или остудить разгоряченное лицо. Лоб Амари действительно был сухим и горячим, словно и в его жилах текло первопламя, а не кровь.
        «Вот, возьми ее, - мысленно произнес Сандер, раскрывая над ним сомкнутые ладони. - Это твоя ~песня~, а не моя. Я вообще не должен ее слышать, но слышу. Пойми же, наконец, что это твоя судьба…»
        Юный принц, конечно, его не услышал. Связующая нить между ним и «Невестой ветра» лопнула в тот же момент, когда появилась «Утренняя звезда», - фрегаты знают лишь безусловную верность, пусть даже кое-кому при этом явно не помешало бы научиться снисходительности. Сандер вдруг подумал - может быть, ему стоит уйти от Фейры и стать матросом Амари? - и тут же подпрыгнул от внезапной боли. Тонкая игла выскочила из пола и вонзилась ему в пятку.
        «Невеста ветра» не хотела потерять еще кого-то.
        Да он и не собирался уходить…
        - Что ты делаешь? - спросил тихий хриплый голос. Сандер вздрогнул и растерянно заморгал - он понял, что на несколько секунд или, может быть, минут потерялся в раздумьях и не заметил, что Амари открыл глаза. У него за спиной тихонько охнула Ризель. - Что со мной случилось?
        - Ты проспал прибытие в Блуждающий город, Талассу, - сказал Сандер, и молодой магус удивленно присвистнул - так простецки, как подобало бы скорее юнге Кузнечику, чем принцу Амари, и матрос-музыкант невольно улыбнулся. - А прямо перед тем, как мы чуть в нее не врезались в тумане, капитан в очередной раз попытался обучить тебя управлять «Утренней звездой» и не преуспел. Мало того - она тебя едва не убила. Схватила за шею…
        Амари нахмурился:
        - Погоди-ка, я что-то начинаю вспоминать…
        - Может, ~песню~? - с надеждой спросил Сандер, но его друг помотал головой:
        - Там была какая-то башня посреди ночного моря… звезда над башней… Ох, как больно! Меня точно молотком по затылку стукнули…
        - Ты сам стукнулся, когда упал, - сказала Эсме. - Ну-ка, Сандер, пусти меня к пациенту.
        Матрос послушно отодвинулся. Целительница склонилась над Амари и взяла его лицо в ладони; ее глаза закрылись, правая рука окуталась золотистым сиянием, а левая - тьмой. Сандер вздрогнул, хотя видел это не в первый раз.
        - Спасибо… - выдохнул Амари, когда Эсме убрала руки и шагнула назад. Он приподнялся на локтях. - Мне лучше… мне правда намного лучше…
        Сандер уловил в его голосе заискивающие нотки и невольно посмотрел на целительницу - она хмурилась, словно была чем-то недовольна. Новый взгляд в сторону юного магуса показал, что тот испуган. Даже Ризель почувствовала неладное и придвинулась к брату, желая его защитить от надвигающейся опасности.
        - Кузнечик, - проговорила Эсме странным голосом, - ты что-то хочешь мне сказать?
        Магус покачал головой, но глаза выдали его без остатка - в них плескался страх. Сандеру показалось, что в каюте стало темно, а за спиной Эсме появилась причудливая тень, слишком длинная, похожая на высокого сутулого человека в просторном плаще. Он моргнул - и тень исчезла, задержавшись на мгновение дольше, чем положено наваждению.
        - Ты для меня - открытая книга, - сказала целительница. - «Утренняя звезда» подобна полной чернильнице, которую опрокинули на эту книгу, но я все равно могу прочитать почти все… «И еще скажи, что, если он ее не убережет, - я вернусь и отомщу. Меня не остановит Великий Шторм, а его не спасет первопламя». Чьи это слова? Кто тебя об этом просил?
        Эсме не владела даром сильного слова и все же была сильнее - Сандер это чувствовал, - чем оба сидевших на ее койке магуса из клана Цапли. Ризель растерянно посмотрела на брата, а тот стиснул зубы и очень долго не мог собраться с силами, чтобы произнести всего одно слово:
        - Змееныш.
        - Он говорил про меня и про капитана, да?
        Амари кивнул.
        - Но почему?!
        Он пожал плечами и снова на некоторое время замолчал.
        - Я не знаю, Эсме, он ничего не стал объяснять. Я побоялся рассказать тебе об этом, потому что… ну… все и так слишком сложно. Капитану я тоже ничего не говорил. - При этих словах Эсме горестно усмехнулась, но не стала перебивать бывшего юнгу. - Мне кажется, «Утренняя звезда» знает, в чем дело. Я бы спросил… но не знаю как…
        - Капитан попросил меня отыскать в Талассе мастера-корабела, - сказал Сандер, не в силах больше смотреть на то, как его друзья причиняют друг другу боль. - Я и раньше слышал, что у очарованных и корабелы, и навигаторы знают немало интересных вещей, которые люди не в состоянии не то что повторить, но даже понять… Мы сможем это проверить. Вдруг получится?
        Все трое уставились на него, словно впервые увидели.
        - Кристобаль говорил, что нам не стоит покидать «Невесту ветра» без лишней необходимости, - сказала Эсме, и у него вдруг сделалось тепло на душе от того, что в ее голосе слышалась неподдельная тревога. - Мне кажется, он имел в виду, что чем больше времени кто-то из нас проведет в Талассе в одиночку, тем больше у него шансов подхватить морскую болезнь. Ты…
        - Я не боюсь, - перебил Сандер. «Знала бы ты…» - И я обязательно кого-нибудь найду, вот увидишь… вы все увидите. Ты навигатор, Кузнечик, этого уже не изменишь. Сейчас мы должны бросить все силы на то, чтобы помочь тебе свыкнуться с новой ~песней~. Я почему-то уверен, что все будет хорошо.
        Сказав это, он почувствовал, как путеводная свеча внутри разгорается с новой силой, и действительно ощутил растущую уверенность в том, что они справятся со всеми испытаниями, которые Великому Шторму будет угодно расположить на их пути. Это наполнило его тело приятным теплом и даже заставило позабыть, насколько непростое задание поручил ему Кристобаль Фейра. Не привлекать лишнего внимания… не расспрашивать…
        Сандер улыбнулся.
        Ну, разумеется. Никто другой не справится с этим делом лучше него.
        - Как знаешь… - проговорила Эсме с сомнением и вдруг, встрепенувшись, посмотрела наверх. - Капитан вернулся. Я… простите, мне надо идти…
        Она убежала так быстро, что Сандер даже не успел опомниться. Он посмотрел на Амари и Ризель и подумал, что брату с сестрой лучше сейчас остаться наедине.
        Ну а ему нужно найти где-нибудь укромное местечко и вздремнуть хотя бы пару часов, потому что за одной бессонной ночью скоро последует другая.
        Только ее ему предстоит провести в Талассе.
        Блуждающий город оказался еще безумнее по своему устройству, чем Каама, по которой Сандер успел немного соскучиться. Здесь не было и намека на твердую землю: кругом, куда ни кинь взгляд, громоздились фрегаты самых разных размеров и форм; над головой колыхались мачты, словно деревья. Обойдя с десяток кораблей, он понял, что Блуждающий город еще и велик: не будь у него в голове ~компаса~, заблудиться не составило бы особого труда.
        Местами фрегаты стояли вплотную, борт к борту, но далеко не везде. Иногда они словно выстраивались цепью, в которой одно звено соприкасалось с другим носом или кормой; иногда между ними оказывалась пустота, которую местные жители бесстрашно преодолевали по хлипким мосткам, вплавь или при помощи веревок с палками на конце, привязанных к какой-нибудь мачте. Оказавшись возле такой «переправы» - в темноте, озаряемая лишь жаровнями на палубе, она выглядела особенно впечатляюще, - Сандер задумчиво посмотрел на свои руки. Сила и умение хорошо лазать не входили в число его достоинств, но ведь среди жителей Талассы попадались крабниды и прочие очарованные, которым было еще сложнее уцепиться за веревку хотя бы по той причине, что они не имели пальцев. Или рук.
        Где-то находилась еще одна дорога - только он ее пока что не нашел.
        - Эй, - раздалось позади. Сандер обернулся и увидел очарованного с рыбьими глазами навыкате и блестящей чешуей, покрывающей руки и широкую грудь под рубашкой. - Сдается мне, ты новенький.
        - В каком-то смысле, - согласился Сандер.
        - Заблудился?
        - Ага. Мне надо… - Он махнул рукой на юго-запад. - Туда.
        - Я понял, понял: ты с «Игривой Кошечки», - сказал очарованный, добродушно улыбаясь. - Ты и впрямь заблудился, там дальше тупик, и тебе пришлось бы вернуться назад. Давай-ка я покажу тебе дорогу, брат.
        Как-то само собой получилось, что очарованный - его звали Тинно Уриски - завел Сандера в таверну, расположенную на борту одного из фрегатов. Сандер не возражал: прежде всего Уриски нуждался не в собеседнике, а в слушателе, и можно было не бояться, что какой-нибудь важный секрет ненароком выплывет наружу. Кроме того, лишь там, где местных жителей собиралось по-настоящему много, он мог встретить того, в ком так нуждались Кристобаль и Амари.
        Поэтому Сандер грел в ладонях кружку с батарой - пойлом, которое бегущие-по-волнам гнали из водорослей, - в нужные моменты кивал и поддакивал Уриски, одновременно сосредоточив все внимание на посетителях безымянной таверны.
        Он слушал и смотрел.
        Не все здесь были моряками, хотя, конечно, именно моряки больше всех рисковали заболеть морской болезнью. Даже обычных рыбаков она обычно обходила стороной, но тот, кто все время путешествовал от одного острова к другому, пересекал моря и океаны, рано или поздно мог обнаружить, что на сушу его уже и не тянет.
        Так или иначе, каждый моряк нес в себе отголоски ~песни~, которую пел его фрегат. В этот вечер Сандеру довелось услышать великое множество ~песен~ - веселых и грустных, тревожных и спокойных. Он ненадолго впускал каждую из них в свой разум, а потом не без сожаления возвращался к поискам, потому что ни один из посетителей таверны не был корабелом. Корабелы звучали иначе…
        - Шаркат, - вдруг произнес Уриски. - Ну какой же гадостный шаркат нам попался, клянусь плавниками Заступницы! Такое чувство, что где-то в Талассе прячется сбежавшая от него добыча, и теперь он бесится от того, что никак не может ее разыскать.
        Он говорил о той самой твари, чью голову Немо Гансель, правитель Блуждающего города, потребовал в качестве платы за помощь «Невесте ветра». Сандер навострил уши. Он не знал, что еще успел узнать о шаркате сам Кристобаль Фейра, но любая крупица сведений могла принести пользу, и, раз уж ему не удалось пока что выполнить свое главное задание, не стоило тратить время впустую.
        - Ты это серьезно? - спросил он и, сделав над собой усилие, глотнул батары. - Я не знал, что у шаркатов такая… хорошая память.
        Уриски фыркнул:
        - Да они самые злопамятные твари во всем бескрайнем Океане! Но этот, этот - просто король всех тварей. Когда я увидел, как он бросается из воды прямо на палубу и давит всех своей тушей, у меня чешуя дыбом встала. Понимаешь, брат, что-то в нем есть… неправильное. Шаркаты, они ведь звери - как кракены и мурены, к примеру. Кое-какие мысли в их тупоносых башках, может, и водятся, но эти мысли совершенно точно должны быть о жратве.
        - А этот? О чем он думает, по-твоему?
        - О боли, - уверенно ответил Уриски. - Он хочет причинить как можно больше страданий, а утолить голод для него - дело десятое, хоть и весьма приятное.
        Сандер задумчиво почесал в затылке. Он лишь один раз видел шарката воочию - эти существа считались почти такими же опасными, как кракены, но встречались гораздо реже. Большой шаркат мог прокусить дно даже боевому фрегату - «морскому ежу», а маленькие нападали парами и без особого труда рвали на части суда послабее. Они отличались значительной хитростью, но, как верно заметил Уриски, при этом оставались животными.
        - Выпьем за то, чтобы этот зубастый гад не сцапал ни нас, ни тех, кто рядом с нами! - провозгласил Уриски.
        За соседним столом его услышали и поддержали. Вскоре на Сандера полился такой поток рассказов о шаркате, что он с трудом успевал запоминать то, что могло оказаться полезным.
        Шаркат приходил на рассвете, иногда - лишь раз в две-три недели, иногда на протяжении нескольких дней, не пропуская ни одной зари.
        Он не трогал корабли, у которых один борт был обращен к открытому морю, хотя, казалось бы, именно они рисковали в большей степени. Он словно презирал легкую добычу, и именно из-за него, как теперь понял Сандер, Таласса стала куда менее плотной, чем раньше. Каждый фрегат всячески старался сделаться крайним.
        Шаркат и впрямь выпрыгивал из воды, хватал людей с палубы, порою даже сдергивал с мачт. Несмотря на свои колоссальные размеры, он был проворным и очень-очень ловким.
        Но самое странное заключалось в том, что все случайные собутыльники Сандера как один клялись, будто временами добыча сама по себе летит в зубастую пасть…
        - Клянусь плавниками Заступницы! - зарычал высоченный широкоплечий крабнид, заметив недоверие на лице «новенького». - Я сам это видел, сам! Он разинул челюсти, что-то прорычал, и моего друга Лирта словно кто-то за ноги поволок прямо туда! Если скажешь, что так не бывает, я тебе руки вырву и клешни вставлю задом наперед!
        - Бывает-бывает! - торопливо сказал Сандер. - Сохрани, Заступница… о таком даже слышать страшно, а уж видеть…
        - О-ой ы-ыам соэ-эт, паы-ыни. - Пожилой моряк, которому нижнюю челюсть изувечила жемчужница, старательно проговаривал каждое слово, и все притихли, слушая его, - уииите ео - иачьтесь.
        - И всё тут, - прибавил Уриски.
        За это, конечно, надо было выпить.
        В конце концов их большая компания так расшумелась, что хозяин таверны - пучок щупальцев, заменявший ему правую руку, показался Сандеру не таким уж плохим жребием для трактирщика - вышвырнул всех в ночь: трезветь на холодном ветру. Уриски запоздало вспомнил, что обещал новому знакомому показать какую-то дорогу, но они оба забыли, какую именно, и еще некоторое время бесцельно брели куда глаза глядят. Потом Уриски увидел в одном из шатров знакомого и ринулся туда, а Сандер понял, что скоро рассвет и ему пора обратно на «Невесту ветра».
        Он брел, пошатываясь, сквозь навеянный батарой пьяный туман и чувствовал, что удаляется от своего фрегата. Надо было возвращаться назад и искать другую дорогу, но в нем взыграло упрямство.
        И вдруг он замер у очередной веревочной переправы.
        Впереди виднелся двухмачтовый фрегат - в ночной темноте он отличался от своих соседей разве что меньшими размерами и б?льшим порядком на палубе. Кормовой фонарь горел вполсилы, носовой едва теплился. Какая-то тряпка колыхалась на ветру, отбрасывая зловещие танцующие тени, но еще одна тень стояла у противоположного от Сандера борта и внимательно смотрела на него. Он не видел ни лица, ни глаз, но кожей чувствовал этот взгляд и трезвел с каждой секундой.
        - Давай прыгай, - предложила тень. Голос незнакомца чем-то напоминал голос Немо, каким тот был в самом начале - ровный, очень спокойный, слишком высокий для мужчины и слишком низкий для женщины. Сандер уже успел заметить такую особенность у некоторых очарованных морем. - Или боишься, что я вышвырну тебя за борт?
        - Н-нет, - соврал он, не понимая, чего тут, в самом деле, стоит бояться, но в то же самое время дрожа от страха. - Я… лучше здесь постою…
        Тень рассмеялась, негромко и издевательски.
        - Твой корабль находится там. - Ленивый взмах правой рукой. - Если ты собрался домой, то лучше вернись на ~~Гордячку~~, оттуда перейди на ~Зеленоглазую Принцессу~, а дальше уже сам разберешься.
        Сандер откашлялся и расправил плечи:
        - Я имею честь говорить с мастером-корабелом?
        - Надо же, какой вежливый… - заметила тень с искренним удивлением. - Ну да, в каком-то смысле я мастер-корабел. Или самое близкое его подобие, какое только можно сыскать в Талассе.
        А вот это была плохая новость. Из головы Сандера выветрились последние остатки хмеля; он понял, что не имеет права упустить случайного знакомого, позволить ему скрыться в ночи. Он должен сейчас же уговорить этого человека помочь Амари, помочь им всем.
        - Моему другу нужна помощь… - начал Сандер, и тень снова рассмеялась, только неприятным злым смехом.
        - Сразу видно, что ты не отсюда, - сказал мастер-корабел. - Местные знают, что просить меня о помощи совершенно бесполезно, мало того - опасно для жизни, поэтому ни один из них не показал бы тебе дорогу сюда. Ты нашел меня случайно и теперь, наверное, подыскиваешь нужные слова… Не трать времени понапрасну, я не стану никому помогать, даже если об этом попросит сама Заступница.
        Сандер подумал, не пригласить ли Эсме, но тут же отбросил эту мысль.
        - Почему? - просто спросил он.
        Ответ раздался не сразу.
        - Я слишком давно живу на свете, - негромко проговорил загадочный мастер-корабел. - Мои глаза видели такое, что тебе и не снилось. Я знаю мир, я знаю, на что способны люди и что таится в их душах, поэтому мне на них плевать. Чужие неприятности меня совершенно не касаются.
        - «Слишком давно» - это сколько?
        - Ты испугаешься, если услышишь. - Тень снова махнула рукой и с усталым вздохом села, скрестив ноги. Сандер прищурился, но не смог разглядеть, есть ли у этого очарованного морем панцирь, щупальца или чешуя. - Лучше уходи, пока не разозлил меня.
        - Нет, - тотчас же сказал он. - Я так долго тебя искал не ради того, чтобы просто сдаться и уйти. Я должен тебя переубедить… уговорить…
        Тень хмыкнула:
        - Валяй. Только не надо угроз, потому что я сразу же выкину тебя в море на съедение шаркату.
        Сандер вспомнил, что говорили люди об очарованных морем: «Их удерживают в нашем мире любовь, ненависть и любопытство». Ни первого, ни второго он не мог предложить упрямцу, но вот третье было вполне ему по силам. Он машинально протянул руку к веревке, желая перебраться на палубу того корабля, где прятался среди теней человек, столь важный и нужный Амари, Фейре и ему самому, но тот, предугадав поступок матроса, пригрозил ему пальцем.
        Сандер набрал побольше воздуха в легкие и начал:
        - Как-то раз наш фрегат пришел в один маленький южный город, где капитан когда-то расстался со своим лучшим другом…
        Он рассказывал, не называя имен и старательно перемешивая события и факты так, чтобы не пришлось выдать, кто на самом деле Кристобаль Фейра. Ему казалось, что повествование получается довольно увлекательным, однако, когда оно подошло к концу, корабел лишь пренебрежительно фыркнул:
        - Я знаю множество таких историй, матрос. Ну и что с того, позволь тебя спросить? Любовь… дружба… преданность… предательство… - это просто слова. С годами они покрываются плесенью и пылью, а когда проходят века, от них не остается ни следа. Только воспоминания, от которых хочется уйти даже не в обычное море, а в то, которое простирается сейчас прямо над нашими головами со всеми своими течениями, - в Вечную ночь.
        «Ненависть, - понял Сандер с упавшим сердцем. - Им движет ненависть». Это был самый худший вариант из всех возможных, потому что он не мог даже представить себе, что ощущает тот, кого переполняет такое страшное чувство. Он умел любить. Он мог быть преданным другом. Он мог быть даже верным слугой, тенью, способной забыть о самом себе.
        Он не умел ненавидеть.
        - Так кого же выбрал твой капитан? - вдруг спросил корабел. - Девушку или фрегат?
        - Он еще не выбрал, - ответил Сандер. - Хотя я… заранее жалею девушку.
        Незнакомец, прятавшийся среди теней, опять рассмеялся, и его смех разбудил в душе Сандера странное тревожное чувство. Однако он не успел разобраться в себе - следующие слова безымянного мастера-корабела обрушились словно шквал, сбивающий с ног.
        - Я приду к вам завтра, - раздалось из темноты. - Предупреди своего капитана и вообще всех, чтобы держали языки за зубами. Одно неосторожное слово, один неуклюжий жест - и вы останетесь наедине со своей проблемой. Понятно?
        Сандер закивал, потом сообразил, что корабел его не видит, и крикнул:
        - Да! - Чуть помедлив, он прибавил уже не так громко: - Может, назовешь мне свое имя? Я ведь должен как-то представить тебя своему капитану.
        - Скажи ему, что придет Марис с ~Полуночного призрака~. Или, может быть, Марис на ~Полуночном призраке~. Все зависит от того, с каким настроением я проснусь.
        Парус на передней мачте фрегата с тихим шелестом развернулся, и «Полуночный призрак» тихонько тронулся с места. Он двигался почти бесшумно и выглядел каким-то невесомым, вполне под стать своему названию.

* * *
        - Марис? - переспросил Фейра и нахмурился. - Ты уверен, что услышал именно это имя?
        Сандер кивнул.
        - Я о таком корабеле не знаю, - сказал Джа-Джинни. - И о таком фрегате - тоже. А этот очарованный, судя по всему, вбил себе в голову, что мы должны быть о нем наслышаны. Странный он какой-то.
        Сандер виновато развел руками. Вернувшись на «Невесту ветра», он не стал будить капитана и остальных, а лег вздремнуть прямо на палубе, рассчитывая проснуться через час или два, но это у него получилось почти к полудню, не без помощи Хагена и ведра холодной воды. Неудивительно, что капитан выглядел сердитым. Оставалось лишь порадоваться, что загадочный мастер-корабел пока что не появился и никто не успел вызвать его гнев.
        - Я вообще удивляюсь, что ты его нашел без посторонней помощи, - вдруг прибавил Джа-Джинни, подозрительно прищурившись. - Если ты все-таки задавал вопросы и местные начнут трепаться, что нам нужны не только припасы и оружие…
        - Он не задавал вопросов, - перебил Фейра.
        Джа-Джинни удивленно посмотрел на капитана, но тот не счел нужным продолжить, и крылан сердито встопорщил перья, как всегда в те редкие моменты, когда он понимал, что посвящен не во все тайны «Невесты ветра».
        Сандер осторожно ощупал опухшее после ночных похождений лицо кончиками пальцев и перевел дух. Все хорошо. Всё в порядке. Он отыскал в огромной Талассе мастера-корабела в первую же ночь - и это добрый знак. У Амари обязательно все получится, и он станет хорошим навигатором, одним из лучших.
        Солнце весело сияло в безоблачном небе, словно вторя его мыслям.
        - Мы подождем, - сказал Фейра и похлопал Сандера по плечу. - Молодец, что не побоялся туда пойти. Спасибо.
        - Мне все равно что-то в этом деле не нравится, - сварливо пробурчал крылан. - Кристобаль, неужели ты сам не сможешь всему обучить Амари? Ты ведь учился у Эрдана - лучшего корабела Империи!
        - Но я-то не корабел, - возразил Фейра. - И, если уж на то пошло, обычным навигатором меня тоже не назовешь. У Амари с «Утренней звездой» все совсем не так, как у меня с ~Невестой~. Чтобы его обучить, нужен…
        - Необычный мастер-корабел? - спросил кто-то. - Тогда вы обратились к кому надо.
        Все четверо обернулись на звук незнакомого голоса и застыли.
        Правым бортом «Невеста ветра» была по-прежнему пришвартована к «Лентяйке», а левым - обращена к небольшому внутреннему морю, достаточно обширному пространству, окруженному со всех сторон фрегатами всех мастей. И вот как раз на планшире левого борта сидела, небрежно закинув ногу на ногу, худощавая женщина в безрукавке и штанах, обрезанных чуть ниже колена. Ее жесткие кудрявые волосы цвета меди были заплетены в короткую косу; на правой щеке бледной полосой светился старый шрам длиной в палец. Только по глазам можно было понять, что она очарованная морем: бледно-голубые, почти белые, с вертикальными зрачками, они глядели так пронзительно, что Сандеру захотелось где-нибудь спрятаться.
        - Ты кто такая? - удивленно вопросил Джа-Джинни.
        На лице женщины мелькнула нечеловечески широкая хищная улыбка - так мог бы улыбаться шаркат или кархадон. Она спрыгнула на палубу и вальяжным шагом направилась к ним, уперев руки в бока.
        - Меня зовут Марис. Вчера один из ваших чуть ли не на коленях умолял меня помочь молодому навигатору, который попал в нелегкую переделку. Я предупредила, что со мной сложно работать, что у меня есть правила… неужели он был так пьян, что к утру все позабыл? Неужели я кому-то из вас не нравлюсь?
        На последних словах тонкий палец с обкусанным ногтем уперся в грудь Джа-Джинни. Он открыл рот и чуть приподнял крылья, готовясь сказать что-то язвительное, но Кристобаль Фейра перехватил руку удивительного корабела и галантно поцеловал.
        - Для меня большая честь познакомиться с живой легендой, - сказал он, выпрямляясь, но не выпуская руки рыжеволосой очарованной из своих когтистых пальцев. - Я не сразу поверил своим ушам, когда услышал имя…
        - Я скажу как легенда легенде, - проговорила Марис, улыбаясь краем рта, - что ты очень запустил свой фрегат, Кристобаль Крейн… точнее, теперь уже Фейра. Я вижу, я чувствую… - Она на секунду закрыла глаза и втянула носом воздух. - Тут кругом страшный бардак. Мужчины не должны ~играть~ со связующими нитями. Вы слишком безрассудны и не понимаете, к чему приводят эти игры. Ну а про то, что у тебя сбит компас, не стоит и говорить.
        Феникс и очарованная были одного роста и смотрели друг другу в глаза. Фейра усмехнулся и кивнул, словно давая Марис безмолвное разрешение на… что? Сандер вдруг почувствовал, как тонкие невидимые пальцы прошлись по его телу, побывав разом во многих местах.
        - Теперь я понимаю, - прошептал знакомый голос, в котором не было и тени вчерашнего равнодушия. - Теперь я знаю о тебе даже то, чего ты сам не знаешь~.
        Он зажмурился, но присутствие Марис ощущалось с прежней силой, а потом…
        Он оказался посреди пустоты.
        Перед ним был огромный черный цветок - водяная лилия с бесчисленным множеством заостренных лепестков, чьи края усеивали разноцветные огоньки. Красные… желтые… бледно-лиловые… Цветок показался Сандеру таким красивым, что он погрузился в созерцание и позабыл обо всем, что и немудрено: в этом странном месте течение времени не ощущалось, и секунды вполне могли оказаться часами, а часы - столетиями. Сандер смотрел и понимал, что ничего прекраснее он не видел за всю свою жизнь и уже вряд ли увидит; а еще он чувствовал, что должен находиться не снаружи, а внутри цветка - в самой его сердцевине, под защитой черных листьев, там, где можно спать целую вечность и видеть удивительные сны.
        ~
        …Его разбудила ~песня~ «Невесты ветра». Она звучала так нежно и красиво, что на мгновение все жуткие события последних недель показались не более чем отголосками затянувшегося ночного кошмара, тающими в ласковых лучах солнца. Он уже успел забыть, как ~поет~ фрегат, которому не больно, который ничего не боится! Он открыл глаза и увидел ошеломленные лица друзей - на палубе теперь было довольно многолюдно, и среди потрепанных матросских нарядов даже мелькнуло белое платье Ризель. Все они что-то почувствовали. Все они поняли, что происходит нечто странное.
        Но в разноцветных глазах Фейры светилась тревога.
        - Я знаю, - вполголоса проговорила Марис, - ты это сделал, чтобы защитить всех от того, что могло случиться уже много месяцев назад. Но от судьбы не убежишь. Рано или поздно придется решать, и делать это нужно с ясной головой, все понимая и осознавая последствия… Разве я не права?
        Фейра вздохнул и кивнул - медленно, неохотно. Марис вновь широко улыбнулась, развернулась на пятках и, хлопнув в ладоши, громко спросила:
        - И кто же из вас Амари?
        Когда молодой магус вышел вперед, смущенный и испуганный, она шагнула к нему навстречу, взяла за руку и повела за собой к левому борту «Невесты ветра». Никто не преградил ей путь, никто ее не остановил… И никто даже глазом моргнуть не успел, когда они вдвоем с Амари перевалились через борт и с громким плеском упали в воду.
        - Амари! - закричала Ризель. Фейра, как уже случилось один раз, схватил ее за руки, не позволяя броситься следом за очарованной. - Отпусти меня!
        - Без сильного слова не отпущу, хватит мне одной пощечины. - Цапля перестала вырываться и устремила на феникса гневный взгляд. - Успокойтесь, ваше высочество, она не причинит ему вреда. Она лишь поможет ему разобраться с «Утренней звездой». Никто другой не умеет того, что умеет Марис Гансель.
        Ярость Ризель испарилась, она растерянно приоткрыла рот и через секунду спросила:
        - Гансель? Но ведь местный властитель…
        - Короля Талассы зовут так же, и это не случайность, - сказал Фейра и улыбнулся, а потом разжал хватку, и Ризель тотчас же отступила на шаг, потирая запястья. - У них одна история на двоих - очень длинная история.
        Он хотел сказать еще что-то, но в этот момент с севера донесся тревожный колокольный звон, заставивший всех вздрогнуть. Вслед за звоном послышались звуки, которые невозможно было ни с чем перепутать, - треск сломанной мачты, крик фрегата…
        В Талассу снова явился шаркат.
        На этот раз внимания шарката удостоился большой трехмачтовый фрегат под названием «Дочь Солнца», расположившийся на самом краю города, в весьма отдаленной его части, куда оказалось непросто добраться. Джа-Джинни опередил товарищей, и благодаря ему - а также при помощи «Невесты ветра», которая вела их вместе с крыланом, - они нашли дорогу, но все равно увидели только последствия разгрома, учиненного зловредным монстром на борту невезучего живого корабля.
        Шаркат оборвал почти все снасти, сломал две мачты и в клочья разодрал нижние паруса на третьей. «Дочь Солнца» была пришвартована к соседнему фрегату левым бортом, но уцелела только часть швартовочных тросов. Некоторые она оборвала сама, когда пыталась сбросить шарката в воду, а еще несколько перерубили очарованные, испугавшись, что их корабль - следующий в очереди. На палубе виднелись бурые пятна и кровавые ошметки - все, что осталось от тех моряков, которых шаркат попросту раздавил своей тушей.
        Они углядели его лишь мельком - сначала среди волн мелькнула серая спина с встопорщенным плавником, а через несколько секунд показалась тупоносая морда с разинутой челюстью, в которой белели зубы в несколько рядов. Даже с большого расстояния чувствовалось, что в глазах, слишком маленьких для огромного тела, пылает ненависть. Фейра, ухватившись за обрывок троса, вскинул свободную руку - и ее кисть окуталась пламенем, которое спустя мгновение погасло, не причинив никому вреда.
        Шаркат исчез…
        Испуганную тишину заполнили стоны фрегата и крики раненых. Сандер перевел дух и запоздало спросил себя, что он, совершенно не умеющий сражаться, делает здесь.
        С неба упал Джа-Джинни, едва не сбив с ног Хагена.
        - Я ни разу в жизни не видел подобного… - проговорил он, не скрывая растерянности. - Эта тварь даже никого не сожрала, она просто крушила все на своем пути, давила людей, уродовала фрегат… Твой собутыльник сказал правду, Сандер: шаркат нападает не из-за голода. У него есть какая-то другая причина.
        - Ты сам сказал, он тварь, - заметил Хаген. Его лицо казалось неестественно спокойным, но в глазах плескался страх. - Неразумная тварь. Какая еще может быть причина, кроме…
        - Злости? - перебил крылан. - Это не просто злость - он явно чего-то добивается. Он пугает талассийцев… или мстит им за что-то?
        Фейра посмотрел на своего крылатого помощника:
        - Знаешь, а это интересная мысль. Даже неразумные твари иной раз мстят тем, кто причинил им вред - разорил гнездо, убил детеныша… У меня такое чувство, что Немо Гансель нам рассказал не все.
        - Значит, надо его спросить! - подытожил Джа-Джинни. - Раз уж мы взялись за дело, займемся им как следует…
        Они ушли, продолжая гадать вслух, чем могли талассийцы разозлить шарката, а Сандер почему-то ненадолго задержался. Он стоял и слушал ту беспорядочную последовательность звуков, в которую превратилась ~песня~ «Дочери Солнца»; ему было почти так же больно, как самому фрегату. Конечно, хотя рыбокораблю пришлось несладко, его раны должны были затянуться, и даже мачта через несколько месяцев выросла бы опять; люди в этом смысле находились в незавидном положении, особенно те, от кого остались только пятна на палубе. И все-таки от ее страданий из головы Сандера вышибло все, даже мысли об Амари, который сейчас был в полном распоряжении загадочной Марис Гансель.
        - Здравствуй, брат… - раздалось позади. Сандер обернулся и увидел своего ночного знакомца - Тинно Уриски. При свете дня очарованный выглядел страшновато, однако Сандер даже не вздрогнул. - Вот что вышло-то… Только мы с тобой поговорили о шаркате - и он тут как тут.
        - Это твой фрегат? - тихо спросил Сандер.
        Уриски кивнул.
        - Мы сейчас потащим «Дочь» в док… - сказал он после недолгой паузы. - Карат, наш навигатор, немного не в себе после того, что тут приключилось. Но даже если бы он был в порядке, она все равно сама не сможет лавировать, так что ее поведут сторожевики, за ними уже послали. Ты поможешь закрепить буксировочные тросы? Лишние руки нам всяко не помешают.
        Сандер с готовностью кивнул, и на протяжении следующего часа он, Уриски и еще полдесятка матросов - команда у «Дочери Солнца» была на удивление маленькая - занимались тем, что цепляли к бортам длинные веревки с крюками. Два сторожевых фрегата, незнакомых Сандеру, ждали поблизости. Третью мачту «Дочери» пришлось обрубить, поскольку ее нижняя часть была раздроблена и держалась на полоске лжеплоти, а среднюю они оставили и закрепили, чтобы не потерять по пути в док. Сандер мало что смыслил в восстановлении фрегатов, но даже он понимал, что «Дочь» не выйдет в открытое море еще по меньшей мере месяца три.
        Когда они закончили работу, на палубу выбрался Карат, опираясь на плечо помощника. Он был крабнидом, но с панцирем только на груди и плечах. На его смуглом лице со сломанным носом застыла страдальческая гримаса. Несмотря ни на что, он сразу же заметил чужака и кивком приказал подойти ближе:
        - Ты кто такой?
        - Я… мы с Тинно вчера случайно познакомились… - Сандер снова почувствовал, что оказался не в том месте и не в то время. Почему-то ему было сложно врать, глядя в затуманенные болью глаза. - Мой капитан пытается найти способ, который помог бы справиться с шаркатом. Мы прибежали сюда, как только услышали колокольный звон, но опоздали. Простите…
        Карат фыркнул и тотчас же скривился от боли.
        - Никто не может справиться с шаркатом. Эту меррскую тварь на нас наслал сам Великий Шторм. Ему, видать, надоело, что талассийцы никак не уйдут в море, вот он и…
        - Великий Шторм наслал бы на вас водокрут, - возразил Сандер. - Это всё проделки Меррской матери.
        Карат покачал головой:
        - Мы слишком далеко от ее вод. В этом и был весь смысл Талассы, смекаешь? Забраться подальше на север, чтобы она не смогла зацепить нас даже самым длинным своим щупальцем. Только здесь мы можем… жить.
        Пауза перед последним словом не ускользнула от внимания Сандера.
        - Передай своему капитану, что он дурак, - сказал Карат, отворачиваясь. - Шаркат почует его и придет за ним, за его кораблем. Я, быть может, еще легко отделался по сравнению с тем, что он сотворит с вами.
        Сандер сжал кулаки. На его месте Джа-Джинни ответил бы что-нибудь язвительное, Умберто бросился бы в драку, не задумываясь о последствиях… но музыкант по-настоящему драться не умел. К тому же Карат был прав: после того, что они видели, только безумец или дурак мог по-прежнему желать сразиться с шаркатом.
        - Я знаю, кто вы такие, - вдруг сказал навигатор «Дочери Солнца», не глядя на Сандера. - Вся Таласса, наверное, уже знает.
        - Тогда ты должен понимать, на что способен феникс, - проговорил Сандер. Прозвучало это не очень уверенно, и Карат беззлобно рассмеялся:
        - Одного феникса не хватит, чтобы превратить бескрайнее море в кипящий котел и сварить вкусную похлебку из шарката. Тварюга очень ловкая и быстрая, а твоему капитану - не отпирайся, это сегодня многие видели - нужно время, чтобы ответить ударом на удар. Нет, ничего у него не получится. Даже немного жаль…
        Он хотел добавить еще что-то, но осекся и зашипел от боли: сторожевые фрегаты сдвинулись с места и буксировочные тросы один за другим натянулись, а крюки вонзились в тело «Дочери Солнца». Сандер понял, что разговор окончен, и тихонько отошел в сторону, чтобы не мешать навигатору, чей взгляд, внезапно сделавшийся пустым и тусклым, свидетельствовал о том, что Карат предпочел слиться со своим кораблем на то время, пока их тащат в безопасный док.
        Сандер понадеялся, что тот расположен не очень далеко от «Невесты ветра», потому что Таласса вдруг стала вызывать у него тревогу. Дело было вовсе не в том, что он боялся очарованных, - он боялся многих вещей, но давным-давно научился жить, мирясь со страхами. Совсем наоборот - у этого странного города было свое очарование. Здесь каждая мелочь словно говорила, что талассийцы изо всех сил цепляются за жизнь и не сдадутся, даже если шаркат станет трепать их каждый день. Они выбрали свой путь, хотя, казалось бы, Меррская мать лишила их этой возможности. Они сопротивлялись ее зову - и каждый прожитый ими день был маленькой победой.
        Шелест тростника…
        Сторожевики продвигались между разномастными талассийскими фрегатами очень аккуратно, и ни они, ни «Дочь Солнца» ни разу никого не задели. Сандер смотрел, как очарованные провожают их взглядами, в которых даже на большом расстоянии читалось сочувствие, и думал о том же, о чем недавно размышлял Джа-Джинни. Чем могли местные жители прогневать страшного зверя? Его логово, если оно вообще существовало, наверняка располагалось где-то на дне… или в какой-нибудь пещере… в общем, даже при очень большом желании охотники Талассы не смогли бы там что-нибудь натворить. Сандер закрыл глаза и словно наяву увидел, как два небольших шарката рвут третьего, опутанного сетью и пронзенного тремя или четырьмя гарпунами: голодным тварям было наплевать, чьим мясом набивать желудок. Очень странное воспоминание, ведь «Невеста ветра» никогда не охотилась на шаркатов. И все же он был уверен, что сам когда-то стал свидетелем этой сцены.
        Наверное, все случилось еще до…
        Крик в темноте.
        - Доки! - крикнул кто-то. - Мы почти на месте!
        «Доки» Талассы были вовсе не доками, а чем-то вроде небольшого залива, куда со всех концов огромного Блуждающего города собирались больные и поврежденные фрегаты, чтобы восстановиться в тишине и относительном спокойствии, без риска подвергнуться нападению какой-нибудь твари из открытого моря - ведь там водились не только шаркаты. Здесь были корабли без мачт и с дырами в корпусе, покрытые плесенью и изъеденные жгучими водорослями, со сломанными носовыми таранами и без глаз. Сандер наконец-то понял, почему даже здоровые талассийские фрегаты выглядят такими потрепанными: в подобных условиях ни одному рыбокораблю не удалось бы после серьезного ранения вернуть себе прежний облик. Для того чтобы «Дочь Солнца» стала хоть отчасти похожей на себя, понадобится не три месяца, а шесть или семь. Или больше. Или она не оправится никогда.
        Среди кораблей-инвалидов один привлек особенное внимание Сандера. Паруса на передней из трех мачт этого серебристо-серого фрегата превратились в подобие кокона, и даже нельзя было понять, какой они формы и сколько их; его нос и ту часть левого борта, которую Сандер видел, покрывала густая сеть старых шрамов. Корабль словно дремал, прикрыв бронированные веки, но так лишь казалось: к соседям странный фрегат был привязан стальными цепями, а не тросами.
        - Что это? - спросил Сандер, от удивления заговорив вслух.
        Против всех ожиданий Карат ответил:
        - Это «Чокнутая». Находка Марис Гансель. Мы встретили ее в море прошлым летом: она была пуста и являла собой весьма жалкое зрелище. Марис решила привести ее в порядок, но довольно быстро обнаружилось, что эта рыбка не в своем уме. От тех храбрецов, что осмелились ступить на ее палубу, не осталось даже костей. Однако Марис никогда не сдается, и вот поэтому мы любуемся на «Чокнутую» вот уже целый меррский год…
        Сандер закрыл глаза и прислушался. ~Песня~ «Чокнутой» чем-то отличалась от обычной песни фрегата, но если бы он ничего о ней не знал, то вряд ли ощутил бы это отличие. Она была по-своему мелодична, в ней чувствовался ритм… Ритм, от которого его сердце вдруг забилось быстро и неровно. Он стиснул зубы и заставил себя отвлечься от безумного корабля, сосредоточившись на самой важной части того, что сказал навигатор «Дочери Солнца»: Марис Гансель никогда не сдается. Значит, если у Амари есть шанс, она его отыщет.
        Воспрянув духом, Сандер дождался, пока для «Дочери Солнца» отыщется подходящее место, и отправился к «Невесте ветра», стараясь держаться подальше и от «Чокнутой», и от очарованных, которые, впрочем, и сами шарахались от него, словно они были здоровыми, а он - больным.
        Он издалека почувствовал, что на «Невесте ветра» произошло что-то нехорошее, и сразу же испугался за Амари. Испуг оказался напрасным - Марис еще не вернула своего нового ученика, и оставалось лишь надеяться, что она не причинила ему вреда, - однако чутье и ~песня~ привели Сандера в каюту Эсме, и там он сразу понял, в чем дело.
        Целительница забралась с ногами на койку, забилась в угол и прижала к груди Сокровище. Ларим не сопротивлялся, хотя таких бурных проявлений чувств обычно не позволял даже ей. Открытые глаза Эсме глядели куда-то в пустоту, и единственным звуком, раздававшимся в каюте, было тихое позвякивание металлических безделушек на ошейнике Сокровища, когда зверек поворачивал голову, глядя то на хозяйку, то на замершего в дверном проеме матроса.
        - Ты опять его об этом попросила, да? - тихо проговорил Сандер.
        Эсме шмыгнула носом.
        - Почему? Почему он не позволяет даже прикоснуться к своим рукам? Я… я все понимаю, но… не станет же она злиться на нас из-за того, что я исцелю ему пальцы? Это не займет много времени, для этого не нужен эликсир. Я не понимаю, что происходит, Сандер…
        Он присел на край койки и тяжело вздохнул. Когда они только-только пришли в себя, вырвавшись из Облачного города, Эсме занялась ранеными, которых было много, и кое-кому понадобилась серьезная помощь. У нее оставался еще один флакон с целительским эликсиром, прихваченный Хагеном в лаборатории, и она старалась расходовать драгоценную жидкость очень бережно. Последним в очереди раненых значился капитан, и вот тут-то случилось то, что впервые заставило их задуматься о приближении больших неприятностей.
        Эсме вошла в капитанскую каюту - и тотчас же все находившиеся на борту «Невесты ветра» услышали неимоверно противный громкий свист, который словно сверло вгрызался им в головы, нарастая с каждой секундой. Он оборвался, стоило целительнице выскочить обратно за порог, и пробовать второй раз она не стала, решив подождать, пока Кристобаль Фейра очнется от навигаторского сна и сам придет к ней за помощью.
        Но он не пришел. Недолгие периоды бодрствования Фейра проводил все там же, в своей каюте, или совершал короткие прогулки по разгромленному фрегату, наблюдая, как матросы в меру сил наводят порядок. Во время одной из таких прогулок Эсме настигла его. Сандер не слышал и не видел их разговора, однако понял с чужих слов, что феникс отказался от целительских услуг, хотя всем было ясно, что он в них нуждается.
        Эсме не сдалась, но ее попытки не увенчались успехом.
        А теперь, судя по потокам слез, текущим по щекам девушки, Кристобаль Фейра не только в очередной раз отказался от ее помощи, но и сопроводил отказ какими-то не очень приятными комментариями.
        - Я слышала, что он пообещал королю Немо. - Эсме отпустила ларима и рукавом вытерла щеки. - Но ты же знаешь… да все уже об этом знают… что для вызова первопламени фениксу нужны глаза и здоровые руки с подвижными пальцами. Поэтому капитан-император и сделал его слепым на время, поэтому ему сломали пальцы. И что теперь? Как он собирается уничтожить шарката, если ему с трудом удается подчинить себе огонь? Ты ведь помнишь, что произошло на набережной…
        Сандер кивнул - тот огненный вихрь трудно было не запомнить.
        - Если он устроит здесь то же самое, король вышвырнет нас вон.
        «И будет прав».
        - Не молчи, скажи - чего я не понимаю?
        Сандер вспомнил то, что несколько часов назад сказала капитану Марис Гансель: она что-то изменила, убрала защиту, которую он возвел… для чего? Насколько он мог судить, очарованная изменила ~песню~, сделала чище и громче, и если это означало, что «Невеста ветра» стала более восприимчивой, то…
        - Мне кажется, - мягко проговорил он, - что он все это делает ради нас.
        - Терпит боль? - с горечью спросила Эсме. - Терпит, хотя я могу быстро и легко все исправить?
        Сандер не удержался от упрека:
        - Нужно больше доверять капитану. Ведь он…
        - Он отправился за мной в Облачный город и спас от самого капитана-императора, знаю, - перебила целительница. Потом, устало вздохнув, она прибавила: - Тебе не кажется, что после такого не стоит удивляться, что я хочу ему хоть как-то отплатить?
        - Он это сделал не ради платы.
        «Ради любви».
        - Опасная тема. - Эсме болезненно скривилась. - Лучше давай помолчим.
        В тишине Сандеру проще было размышлять. Он вновь мыслями обратился к словам, которые произнесла Марис Гансель, повертел их так и этак, взвесил и измерил. Конечно, он не был навигатором, но обладал особым талантом и понимал о фрегате многое, о чем другие даже не догадывались; с другой стороны, Фейра не слышал ~песню~, и сравнивать то, как они двое ощущали «Невесту ветра», надо было с весьма большой осторожностью. И все-таки… Фрегат, навигатор, целительница - что их объединяло? Первой на ум приходила любовь, однако эту мысль Сандер тотчас же отбросил. Дело было в чем-то еще, неочевидном, но необыкновенно важном.
        Фрегат, навигатор, целительница.
        - Память, - сказал Сандер севшим от внезапного волнения голосом. Эсме удивленно уставилась на него. - То есть воспоминания. Есть что-то в его прошлом, о чем он не хочет тебе рассказывать.
        Целительница открыла рот, потом закрыла, не издав ни звука. По ее лицу пронеслась туча. Сандер вспомнил, что она рассказывала о правиле трех шагов, о чужих мыслеобразах и сундуке, и окончательно убедился в своей правоте. Если бы Эсме исцелила пальцы Фейры, от этого ничего бы не изменилось в их отношениях друг с другом и с «Невестой ветра», но зато целительница смогла бы заглянуть в самые дальние уголки его памяти - те самые, о существовании которых она даже не подозревала, когда спасала его полуотгрызенную руку, когда помогала восстановиться после встречи с глубинным ужасом, когда…
        «И еще скажи, что, если он ее не убережет, - я вернусь и отомщу. Меня не остановит Великий Шторм, а его не спасет первопламя».
        Худая фигура в черном, яростный желтоглазый взгляд. Скорбь на лице Кристобаля Фейры, и имя, имя, смутно знакомое имя, прозвучавшее в тот день на палубе «Невесты ветра» и заменившее презрительную кличку Змееныш. Имя человека, который пожертвовал собой ради мести - но не только ради нее одной.
        Сандер вдруг вспомнил маленький южный городок с белым замком на холме, со стаями крикунов над крышами; он ощутил тайну, которая до сих пор пряталась на неимоверной глубине. Эта тайна жила в воспоминаниях Кристобаля Фейры, однако он делил память с фрегатом, а фрегат ни на миг не оставлял каждого из своих матросов.
        Он пожалел, что поделился своей догадкой с Эсме.
        - Ради Эльги… - растерянно проговорила целительница, глядя куда-то мимо Сандера. - Как же я теперь смогу с ним - с вами - остаться?..
        «Я бы сказал, что кому-то надо сойти».
        «Кто-то скорее сойдет с ума, чем сойдет на берег».
        Он придвинулся ближе к ней, обнял и прижал к себе; через секунду она расслабилась, а еще через две или три - разрыдалась по-настоящему. Он держал ее в объятиях до тех пор, пока слезы не высохли, и не подумал о том, что сейчас расстояние между ними куда меньше трех шагов, что его тайну можно взять голыми руками и разглядеть во всех подробностях.
        Она, конечно, об этом тоже не подумала.
        Оказалось, после неприятного разговора с Эсме Фейра куда-то подевался. Никто не видел, как он ушел, и никто понятия не имел, что понадобилось капитану в Талассе. Сандер предположил, что феникс отправился к Немо. В прошлый раз его сопровождал Хаген, но теперь пересмешник остался на фрегате и, как и все прочие, не знал, чем занят капитан.
        Амари и Марис по-прежнему отсутствовали. Ризель стояла у левого борта «Невесты ветра» - в том самом месте, откуда очарованная и принц бросились в воду, - и смотрела вдаль нахмурившись. Никто не отваживался к ней подходить, хотя все понимали, что фигура в роскошном платье, с длинными белыми волосами привлекает слишком много внимания даже здесь, в Блуждающем городе.
        Солнце уже клонилось к закату, когда вернулся Фейра.
        - Хаген! - крикнул он с борта «Лентяйки». - Поднимайся, нас ждет его величество. Сандер… и ты тоже иди.
        - Где Амари? - спросила принцесса ледяным голосом, медленно поворачиваясь к Фейре. - Что с ним?
        - С ним все хорошо, и он скоро вернется, - спокойно ответил Фейра.
        Ризель недоверчиво покачала головой, но больше ничего не сказала.
        Хаген и Сандер поднялись по веревочной лестнице на борт «Лентяйки», и теперь Сандер воочию увидел то, что в прошлый раз «Невеста ветра» показывала ему с помощью глаз Хагена. Все выглядело именно так, как он запомнил - и шатры на палубе, и светящиеся полосы в коридорах, - кроме брюха. В брюхе их теперь ждал не только король Талассы, но и множество его подданных.
        Темнота вокруг была живой. Она сопела и глядела пристально, поблескивая глазами, чешуей и слизистыми конечностями. Здесь собрались не просто очарованные морем, а те, кого глубина звала в полный голос и кому на поверхности осталось жить совсем недолго… И все-таки они хотели тут задержаться. Сандер спросил себя, как бы поступил на их месте, и не нашел ответа. Если бы у него были клешни вместо рук… если бы он покрылся чешуей и начал светиться по ночам… если бы на его лбу вдруг открылся третий глаз, при взгляде на который люди и магусы теряли бы волю… Нет, разумеется, он бы не отказался сразу от земных радостей. Но бороться с такой судьбой представлялось ему бессмысленным.
        - Приветствую тебя, Кристобаль Фейра! - раздалось из темноты. Голос Немо Ганселя на этот раз звучал по-другому - глубже, мелодичнее. Сандер покосился на Хагена и увидел, что пересмешник тоже удивлен. - Все ли тебе пришлось по нраву в моем городе?
        - В той степени, в какой это можно сказать о трех сотнях фрегатов, не пригодных ни для торговли, ни для боевой службы, - проговорил Фейра, - твой город кажется мне любопытным.
        Сандер невольно вздрогнул. Вновь, как и вчера, феникс откровенно дразнил очарованного, нарочно выбирая из возможных ответов тот, который по всем правилам должен был вызвать ярость и гнев… но почему-то не вызывал. Немо Гансель рассмеялся, и невидимые свидетели их разговора разразились звуками, заменявшими им смех: они пищали, всхлипывали, ухали и булькали, словно сказанное Фейрой преследовало лишь одну простую цель - развеселить их.
        - Прекрасно, прекрасно… У нас так давно не было гостей, что я уже и забыл, как хорошо становится на душе, когда даешь кому-то пристанище под своей крышей, на своем корабле… Впрочем, есть в этом и неприятная сторона: гости бывают разные. Среди них попадаются и лжецы.
        - Да неужели?
        - Вот ты, к примеру, заявил, будто нуждаешься только в оружии, припасах и прочей дребедени, но ни слова не сказал об одной особенной услуге, которая весьма для тебя важна…
        Сандер услышал, как гудит туго натянутая струна, и понял, что она лопнет, если Фейра продолжит дурачиться, чем бы ни объяснялось его странное поведение. Немо Гансель в самом деле на них сердился и мог наказать за то, что считал ложью. Судьба Амари волновала Сандера больше собственной жизни, а ведь сейчас юный навигатор был в полном распоряжении женщины, как-то связанной с королем Талассы…
        - Я виноват, - сказал Фейра с обезоруживающей улыбкой и развел руками, словно говоря: «Вот он я, весь в вашей власти». - Да, мне требовался корабел.
        - И ты решил обмануть меня, чтобы ничего не заплатить за помощь.
        - Помилуйте, ваше величество! - воскликнул Фейра. - Кто сказал, что я не буду платить? Я ведь вчера не один раз повторил, что хочу заключить честную сделку и выполню все условия. Замечу, что госпожа Марис не назвала свою цену… если, конечно, не считать ценой саму возможность поработать со столь необычным молодым навигатором…
        Поодаль раздался плеск, и Сандеру показалось, что он видит, как шевелятся в непроглядной темноте отвратительные белесые щупальца. Немо Гансель размышлял:
        - Хм… ты лишь один раз с ней встретился, но уже успел о ней узнать самое главное. Это впечатляет. Что ж, я не стану наказывать за ложь ни тебя, ни кого-либо из твоих людей и нелюдей, но мне нужна плата.
        - Я ее предоставлю.
        - Та самая плата, которую мы обычно взимаем за особые услуги, не поддающиеся точной оценке. Ты знаешь, о чем я говорю…
        Фейра улыбнулся:
        - О том, что способно удержать вас от падения в глубину. Об историях.
        - Верно, - сказал Немо, и теперь ошибки быть не могло - Сандер увидел, как щупальца подбираются все ближе к ним. Хаген, стоявший рядом, подобрался, готовясь выхватить нож; впрочем, и он, и его товарищи понимали, что, если их захотят убить, выбраться из брюха «Лентяйки» сумеет только феникс. - Я хочу от тебя три истории, капитан Фейра. Ты можешь рассказать их сам, можешь попросить друзей; они должны быть правдивы, и никто из нас не должен их знать.
        - Это справедливо, - согласился Фейра.
        - А, еще кое-что. - Из темноты выскочило увесистое щупальце и ловким движением, не лишенным удивительного изящества, обняло капитана «Невесты ветра» за плечи. Магус даже не шелохнулся. - Хотя бы одна из этих историй… может, та, которую мы услышим сегодня?.. Так вот, хотя бы одна из трех историй должна быть о фениксах.
        - Легко, - сказал Фейра. - Можно начинать?
        - Мы слушаем, - милостиво изрек король Талассы.
        - Давным-давно, - начал Фейра негромким голосом, словно рассказывая сказку ребенку, - очень далеко отсюда жил-был юноша. Он был охотником и мечтал, что когда-нибудь поймает добычу, которая ускользала от всех, даже самых искусных ловцов, - великую Огненную птицу…
        - С
        топ, стоп! - перебил Немо. - Я не просил рассказывать сказки! Сказок, знаешь ли, у нас вполне достаточно. Ты должен поведать о том, что произошло на самом деле, и если соврешь…
        Щупальце на плечах Фейры сжало хватку.
        - Все в моем рассказе правда, от первого до последнего слова, - быстро проговорил феникс, чувствуя, что его вот-вот схватят уже не за плечи, а за горло. - Надо лишь дослушать до конца! Ну хорошо, хорошо - я докажу, что не лгу… но не сейчас, а после того, как закончу рассказ.
        В темноте зашумели, заворчали.
        Немо выдержал паузу, во время которой Фейра с трудом балансировал на носках, а Сандер и Хаген мысленно прощались с жизнью. Наконец щупальце отпустило свою жертву и замерло, покачиваясь перед ними, словно огромный вопросительный знак.
        Феникс продолжил.
        - Огненная птица жила на вершине самой высокой горы во всем мире - в другом мире, не в нашем. В таком, где можно целый месяц идти в любом направлении и не наткнуться ни разу на берег океана. В таком, где в море не живут кракены и мерры, но зато на суше обитают твари, чьи названия все мы уже давным-давно забыли. В таком, где… впрочем, это неважно. Так вот, птица жила на вершине самой высокой горы, которая достигала небесного свода, Крыши мира, и один раз в неделю покидала свое гнездо, улетая на поиски пищи. Ее полет сопровождали грозовые тучи, среди которых она блистала, словно высверк алой молнии. Уронив всего лишь одно перо, она могла уничтожить целый поселок, а уж если кто-то осмеливался навлечь на себя ее гнев… Но до того прекрасна была птица, что люди не могли бороться с собственными желаниями, а желали они лишь одного - обладать этой красотой. Короли хотели посадить ее в клетку, королевы - чтобы она им пела, ученые мужи изнывали от того, что не могли как следует изучить ее и понять, отчего она горит и не сгорает, отчего пьет воду и не гаснет, как вообще такое создание может существовать. Один
за другим охотники отправлялись к волшебной горе, но всех их птица обратила в пепел, который разлетелся на четыре стороны света.
        Отец нашего юного охотника тоже когда-то ушел за птицей. Был он не очень-то удачлив и потому все свое охотничье снаряжение взял в долг. Когда стало ясно, что долг этот возвращать некому, кредиторы явились в дом к вдове охотника - в том, что она вдова, никто и не сомневался, - и забрали все, что только могли унести. Остались лишь четыре стены да крыша над головой, и старый нож, который охотник не взял с собой, потому что тот был ржавым.
        И еще на руках у вдовы остался маленький ребенок.
        Немало невзгод они испытали, пока сын охотника не вырос достаточно, чтобы отправиться в лес. Поначалу он всего лишь мастерил силки и ловил мелких птичек, которых продавал потом на рынке; потом настал черед диких кроликов и животных покрупнее. Время шло, мастерство юного охотника росло - он сумел купить себе новое оружие, хотя и об отцовском ноже не забывал. Настал наконец день, когда он прославился, прикончив хозяйничавшего в лесу вепря, который не давал покоя никому, и все заговорили, что появился новый мастер охотничьего дела. Сам король прислал юноше грамоту с оттиском королевской печати в виде вороньей головы - ведь ворон был в те времена весьма важной птицей - и надписью «Лучшему из лучших». Поглядел молодой охотник на эту грамоту, а потом взял в руки старый нож и сказал своей матери: «Я недостоин зваться лучшим из лучших до тех пор, пока жива тварь, убившая моего отца». И с этими словами он пустился в долгий путь к волшебной горе, где жила огненная птица.
        Сначала он шел через густой лес, который постепенно становился все реже и реже, а в конце концов сменился чахлыми зарослями, высотой едва ли по колено. Он не боялся голода, потому что в любой момент мог поймать хоть кролика, хоть белку, однако вблизи от горы дичи было очень мало: животные словно боялись приближаться к владениям Птицы, да и воды стало не хватать - ни рек, ни озер, и даже ручьи встречались все реже и реже. Охотник, однако, был преисполнен решимости. Он настрелял дичи про запас и все шел и шел вперед, не боясь ни воцарившейся вокруг тишины, ни черного пепла, покрывавшего дорогу и кустарник, ни огненных сполохов, что каждую ночь виднелись на вершине горы.
        Почти у самого ее подножия ему стали попадаться останки тех, кто пришел сюда за Птицей. Голые кости, обожженные и потрескавшиеся, и черепа, глядевшие пустыми глазницами. Они словно заклинали его: «Уходи! Ни шагу дальше! Тебя ждет смерть!» Но молодой охотник по-прежнему шел вперед. Он подумывал задержаться и предать земле своих незадачливых предшественников, однако решил, что может сделать это и на обратном пути.
        Склоны горы были черны неспроста: ноги охотника скользили на камнях, покрытых слоем жирной сажи. Он устал за время долгого пути, его начали мучить голод и жажда. Однако его воля была по-прежнему сильна, и лишь она позволила ему идти дальше, не испугавшись ни полосы удушливого дыма, ни череды провалов, на дне которых плескалось жидкое пламя, ни голосов, которые умоляли его повернуть назад.
        Усомнился он лишь один раз, когда из дымного облака вдруг вышел высокий человек в одежде охотника, седоволосый и со шрамом в форме полумесяца на правой щеке. Об этом шраме мать как-то обмолвилась, что не было и нет на свете луны прекрасней. Так юноша впервые увидел своего отца, за чью память пришел отомстить, и на мгновение ему стало страшно.
        «Ты вырос смелым и дерзким, - сказал призрак. - Я горжусь тобой. Но этой птице не суждено пасть от руки смертного - у нее другая судьба. Не касайся этой судьбы, иначе она станет и твоей!»
        «Я принял решение, - ответил юноша, - и не изменю его. А ты лишь дух, который принял облик моего отца, чтобы смутить меня. Исчезни и больше никогда не появляйся!»
        «Если бы я был духом, подосланным птицей, - сказал призрак, смеясь, - я не стал бы с тобой разговаривать, а невидимкой влился бы в твои ноздри, чтобы тело твое наполнилось свинцом, чтобы разум твой затуманился, а сам ты остался здесь навсегда, как я и еще много неудачников. Оглянись! Ты видишь вокруг себя целую армию тех, кому не давала покоя огненная тень в небесах! Ты молод, силен и талантлив, тебя ждет долгая жизнь, и, наверное, где-то сейчас тоскует и плачет не только твоя мать, но и та, чье имя ты еще не знаешь. Ты хочешь его узнать? Тогда уходи, пока не поздно!»
        «Я хотел отомстить за тебя, - проговорил юноша, качая головой. - Я хотел…»
        «Ты лишь хотел доказать всем, какой ты умелый охотник, - перебил его призрак. - Ты хотел поймать то, чему не суждено быть пойманным. Огонь вечен, пока горит; нет такой клетки, что смогла бы удержать пламя, которое полыхало еще до начала всего и будет яриться, когда ничего уже не останется. Если ты сейчас в третий раз откажешься следовать моему совету, я уйду и не потревожу тебя больше, но знай - тогда ты погубишь себя навеки».
        Юноша вгляделся в лицо привидения и понял, что оно говорит правду. Хотя черты его расплывались и сквозь них виднелись жутковатые черные склоны волшебной горы, хотя голос его напоминал дыхание ветра, что-то знакомое и близкое виднелось в потустороннем блеске глаз, в горькой полуулыбке, кривившей губы. Это и в самом деле был его отец, и все, что он говорил, было правдой.
        «Прости, - сказал юноша, - но я ничего не могу с собой поделать».
        «Значит, ты проклят, - прошептал призрак, медленно растворяясь в туманной мгле. - Знай - духи говорят, что Птица тоже проклята и обречена все время возвращаться на эту гору, пока не найдется место, которое больше целого мира, и туда она сразу же уйдет. Говорят, оно существует, но укрыто так надежно, что Птице никогда его не отыскать, если кто-то не укажет ей дорогу и не откроет дверь…»
        И с этими словами он исчез навсегда.
        Юноша отправился дальше, и я, пожалуй, не буду рассказывать о том, какие еще испытания ждали его на пути к вершине горы, достигавшей Крыши мира. Достаточно лишь знать, что путь этот занял три месяца, и к тому моменту, когда все опасности остались позади, молодой охотник сделался похож на обгорелую щепку - такой он стал черный и худой. Но ярче прежнего горела в нем жажда запретного, и о Птице он теперь мечтал каждую секунду своего бытия.
        Между тем у Крыши мира вместо пепла и сажи были цветы и трава. Охотник приободрился и направился вперед, к своей цели… однако измученное тело напомнило ему, что не мешало бы хоть как-то утолить голод, раз уж окрестности стали куда приветливее и нет больше нужды сражаться за жизнь каждую секунду.
        И вот он увидел ручей, на берегу которого рос высокий тростник. Чутье подсказало охотнику, что в тростниковых зарослях есть чем поживиться, и он, как следует их изучив, обнаружил гнездо какой-то птицы, в котором лежали три пестрых яйца. Поскольку вокруг не было видно ни следа иной живности, юноша, недолго думая, забрал все три яйца и, отыскав поблизости подходящее место, развел костер. Он испек добычу на углях, после чего съел все вместе с тонкой скорлупой и устроился на ночлег.
        Но долго спать ему не пришлось. Едва стемнело, среди звезд появилась красная искра, которая делалась все ярче и ярче, пока не стала огромным огненным шаром. Вновь сделалось светло как днем, и очень-очень жарко. Юноша смотрел, объятый страхом, как с неба спускается Птица - та самая, за которой он пришел, и была она даже прекрасней, чем ему виделось в мечтах. Жар становился все сильней, и молодой охотник понял: Птица испепелит его до того, как он успеет натянуть тетиву или хотя бы приблизиться к ней на расстояние удара. Ему было все равно. Он стоял и смотрел точно завороженный, сжимая в одной руке лук, а в другой - старый отцовский нож.
        «Неразумный! - закричала Птица, и от ее крика у охотника потекла кровь из ушей, но он продолжал слышать голос Птицы внутри своей головы. - Ты пробрался в мой дом, ты принес оружие! И ты, самый гнусный из всех воров и убийц, что приходили сюда, уничтожил моих нерожденных детей!»
        Птица взмахнула крыльями - и стали они так огромны, что закрыли все небо.
        «Лишь один раз в сто лет дозволено мне продолжить свой род. Ты явился сюда за день до того, как мои дети должны были появиться на свет, и сожрал их, точно глупый ненасытный зверь. Их души плачут и просят меня о возмездии!»
        Глаза у Птицы сделались яркими, точно два солнца, и юноша ослеп.
        «Я сожгу весь род людской из-за того, что сделал ты!»
        Лишь одно мгновение понадобилось молодому охотнику, чтобы вспомнить всех людей, с которыми он встречался за свою недолгую жизнь, и все места, в которых он бывал и о которых только слышал. Он вспомнил свою мать, а также ту, чьего имени так и не спросил, зато знал, что у нее голубые глаза, ямочка на подбородке и нежный голос. Он даже вспомнил короля, отправившего ловкому охотнику грамоту с надписью: «Лучший из лучших». Весь мир теперь сгорит, понял он, весь мир превратится в пепел из-за того, что один человек не смог справиться с голодом.
        «Скажи мне, Птица, - крикнул он, стоя посреди ревущего огненного урагана, - правду ли говорят, что, если найдется место, которое больше целого мира, ты уйдешь туда и покинешь эту гору навсегда?»
        «Да, - ответила Птица. - Только это не спасет тебя, неразумная тварь, потому что такого места нет ни в этом мире, ни в других, а если бы оно и было, ты сам никогда не сумел бы его отыскать».
        Ошибаешься, мог бы сказать ей юноша, но он лишь улыбнулся и, подняв руку с зажатым в ней отцовским ножом, вонзил его себе в грудь, одним ударом взломав реберную клетку и обнажив свое живое бьющееся сердце. Человеческое сердце, в котором есть место для всего - для добра и зла, для любви и ненависти, для сбывшегося и несбыточного.
        Птица там тоже поместилась - и с той поры он носит ее с собой.
        Фейра замолчал. Он сидел в напряженной позе, положив руки на колени. Очарованные морем тоже молчали. Они ждут, понял Сандер. Ждут доказательства, обещанного Кристобалем.
        По лицу магуса пробежала судорога. Кривые пальцы с черными когтями сжались в кулаки, голова и плечи магуса окутались красноватым свечением.
        Он закрыл глаза…
        И на долю секунды, на краткий миг, за его спиной появилась необыкновенно четкая огненная птица с огромными черно-алыми крыльями, длинным изогнутым клювом и удлиненными глазами, полными нездешнего яростного пламени. Сандер видел Феникса и раньше, но еще ни разу не смог разглядеть его в таких подробностях. Когда удивительное видение погасло, темнота вокруг сделалась еще более густой и зловещей, чем раньше.
        - Уходи… - глухо проговорил невидимый Немо Гансель, и впервые Сандер расслышал в его голосе боль. Он испугался, подумав, что король Талассы вряд ли хотел именно такой платы за услуги корабела, но потом увидел лицо Фейры - усталое, спокойное… удовлетворенное.
        Все шло так, как хотел капитан.
        Только вот чего же он на самом деле хотел?
        Они выбрались из трюма «Лентяйки» и остановились, чтобы перевести дух. Фейра вдруг зашатался, и Хагену пришлось подставить капитану плечо, чтобы тот не упал у всех на глазах.
        - Это было тяжелее, чем я думал… - тихо проговорил Фейра и посмотрел на свои руки. Медленно сжал и разжал пальцы, стиснул зубы от боли. - Но, кажется, все получилось.
        - Ты выглядел впечатляюще, - сказал Хаген. - Полагаю, теперь никто не будет болтать о том, что в Талассу явился искалеченный и ни на что не способный феникс.
        Фейра добродушно рассмеялся.
        - Джа-Джинни стоит поучиться у тебя сарказму. Или, наоборот, это он тебя научил? Так или иначе, вы все - и ты, Хаген, и ты, Сандер, и Эсме, и Немо Гансель - вообще все - совершаете одну и ту же ошибку. Вам кажется, что с шаркатом должен справиться я один, и тогда, конечно, вполне закономерным выглядит предположение, что у меня ничего не выйдет. - Он помахал рукой с кривыми пальцами. - Но дело в том, что это не моя история. Точнее, не совсем моя.
        - А чья же она? - удивился пересмешник.
        - Возвращайся на «Невесту ветра», - сказал феникс, сделав вид, будто не услышал вопроса. - Скажи им, что все в порядке. Наш маленький принц уже вернулся - можешь разузнать, что с ним делала Марис Гансель все это время, и, если он будет говорить, что ему не понравилось, не верь… - Он с улыбкой похлопал Хагена по плечу и повернулся к Сандеру: - А мы с тобой немного прогуляемся.
        - Зачем? - растерянно спросил тот. Было уже совсем поздно; если бы Фейра решил напиться в трактире, для этого лучше сгодилась бы другая компания, но что еще могло ему понадобиться в Талассе ночью?
        - Не «зачем», а «куда». К докам. - Магус помедлил. - Я кое-что для тебя раздобыл, но отдам только при условии, что ты выполнишь еще одну просьбу.
        Сандер кивнул, заинтригованный, и они, расставшись с Хагеном, отправились туда, где ему уже довелось побывать утром. Дорога вспомнилась легко, и на этот раз можно было не торопиться, потому что Фейра все еще не пришел в себя после призыва Огненной птицы и двигался очень медленно.
        Ночью доки выглядели зловеще. Здесь на большей части палуб царила мертвая тишина и не было видно жаровен, у которых бы кто-нибудь грелся; эти фрегаты, раненые и больные, нарочно оставили в покое, чтобы они могли восстанавливаться, не отвлекаясь на людей. Кое-где, впрочем, виднелись редкие признаки жизни - навигаторы, как водится, были рядом со своими кораблями в самый трудный час. Но тот фрегат, к которому пришли они с Фейрой, покинули все.
        Причем покинули давно.
        - «Чокнутая»? - Сандер невольно отступил на шаг назад от борта, к которому крепились туго натянутые цепи. Серый фрегат размытым пятном маячил на расстоянии полукорпуса. - Зачем она вам, капитан?
        - Не мне, - сказал Фейра. - Нам.
        Он сунул руку за пазуху, вытащил что-то и протянул Сандеру. Тот был не в силах оторвать взгляд от безумного корабля и не сразу понял, что именно дает ему капитан, а когда понял, растерялся еще сильней, потому что даже не надеялся получить эту вещь так скоро.
        - Возьми! - Фейра нетерпеливо сунул сирринг ему прямо в руки. - Я знаю, как тебе его не хватало все эти долгие недели. Только не спрашивай, где я его взял; он теперь твой. И мне нужно, чтобы ты сейчас внимательно послушал ее… чтобы ты запомнил ее ~песню~.
        Сандер вздрогнул. Он давным-давно понял, что капитан все знает о его особом таланте, однако еще ни разу феникс не говорил об этом вслух. Даже когда они выбрались из пролива Сирен лишь благодаря тому, что Сандер сумел усилить ~песню~ «Невесты ветра», заглушив то, что пели древние твари, - даже тогда Фейра ничего не стал уточнять, а просто поблагодарил его за помощь.
        Но теперь все изменилось.
        - Зачем? - тихо спросил он, глядя фениксу прямо в глаза.
        - «Нужно больше доверять капитану», - с кривой улыбкой процитировал Фейра, и Сандер покраснел. - Все будет хорошо, просто запомни ее.
        - Запомни и повтори~.
        Он кивнул и закрыл глаза. Феникс явно задумал что-то очень опасное, и еще он совершенно точно знал больше, чем говорил; ну и пусть. В конце концов, прошло уже немало лет с того дня, когда едва не погиб один безымянный матрос. Он был благодарен за каждый подаренный день, за каждый миг, и всегда знал, что однажды за это придется заплатить.
        Нет, феникс спас его не потому, что рассчитывал на плату. Он просто поступил справедливо.
        И Сандер не мог поступить иначе.

* * *
        От ~песни~ безумного корабля у Сандера вновь участился пульс, а потом все прочие звуки, запахи - все чувства - весь окружающий мир - все растаяло в густом тумане. Диковатая мелодия вилась вокруг музыканта, кусала себя за хвост, выворачивалась наизнанку, ни на миг не умолкая. Он бесстрашно отбросил все страхи и сомнения: чтобы по-настоящему услышать и понять, о чем ~поет~ фрегат, нужно забыть о самом себе, раствориться в ~песне~, а навигаторы на такое не способны - ведь они тоже все время ~поют~, хотя сами об этом и не догадываются.
        Но Сандер - он это ощущал, хотя не мог знать наверняка, - был пуст. Его заполняла тишина, и лишь благодаря этой тишине он слышал так много разных ~песен~.
        Из тумана прямо на него выплыла… «Чокнутая»? Нет, этот фрегат выглядел совсем иначе. Он был серым, но не тускло-серым, цвета пепла или пыли, а серебристым, блистающим. Он был великолепен от киля до верхушки средней мачты: броневые пластины, шипы и абордажные крючья сверкали, словно отполированный металл, на раскрытых парусах не виднелось ни единого пятнышка, ни единой заплатки или шва. Идеально чистая палуба пустовала, но Сандер чувствовал, что фрегат вовсе не покинут людьми или магусами. Кто-то был на его борту. Кто-то прятался в трюме.
        В ~песне~ серебристого корабля появился ритм, который становился все проще и проще, пока не превратился в гул, похожий на биение громадного сердца. Восхищение совершенством форм схлынуло - взамен пришел даже не страх, а холодный ужас. Фрегат надвигался, и его корпус постепенно делался прозрачным, будто металл превращался в чистейшее бесцветное стекло. Кубрик… камбуз… каюты… трюмы… - везде царил все тот же неимоверный порядок и везде было пусто, словно команда исчезла лишь мгновение назад, закончив грандиозную уборку. Только одно место по-прежнему оставалось скрытым от взгляда Сандера - самое неприятное и одновременно самое безопасное на любом рыбокорабле.
        Там, в брюхе, пряталось что-то странное. Он чувствовал, что это не человек, не магус, не крылан и не гроган - и все-таки существо, совершенно точно разумное. Оно спало и видело сны о море и рыбах, отчасти подобные тем снам, которые иногда видели фрегаты, с одним лишь отличием.
        В его снах было очень-очень много~~~~~~~~~~~~~~~
        Крики в темноте.
        Шорох. Шорох. Шо-
        Оплеуха, которая привела Сандера в чувство, явно была не первой. Он упал на колени, уронил сирринг и на некоторое время сосредоточился на очень сложной задаче: заново научиться дышать. В груди у него что-то хлюпало и клокотало, в глазах потемнело, а шею свело так, что мышцы и сухожилия едва не полопались. Когда Сандер наконец-то смог вдохнуть и выдохнуть - горло болело, словно перед этим он глотнул кипятка, - оказалось, что «Чокнутая» светится. Верхушки ее мачт и концы рей озарились призрачным сиянием, а кормовой фонарь полыхал так ярко, словно превратился в маленькую белую звезду.
        - Заступница, я никогда в жизни не видел ничего подобного… - прохрипел Сандер. - Не видел и не слышал… С ней случилось что-то очень страшное, и ее разум сломался - разбился на тысячи осколков. То место, где она застряла… не думаю, что оттуда можно вернуться.
        Фейра кивнул, словно именно это и ожидал услышать.
        - Ты сделал то, о чем я тебя просил?
        Сандер шмыгнул носом, тыльной стороной ладони вытер лоб, и что-то на руке оцарапало кожу - от пота царапины тотчас же начало щипать. Он покопался в памяти и обнаружил безумную ~песню~ там, где ей и следовало быть, - среди всех прочих ~песен~, которые ему довелось услышать на протяжении своей второй жизни. Теперь ее оттуда не выбросить, не вырвать клещами. Теперь она будет с ним всегда.
        - Да, - глухо пробормотал он.
        - Очень хорошо, - просто сказал Фейра и протянул своему матросу руку, чтобы помочь подняться. Сандер чуть помедлил перед тем, как принять помощь, и феникс нахмурился.
        «Я бы так не смог…» - подумал матрос.
        - Надо уходить, пока никто не заметил, что с ней произошло.
        «С ней. Ну конечно».
        Вслух он ничего не сказал.
        Когда они уходили, Сандер успел не меньше пяти раз оглянуться и посмотреть на озаренный бледными огнями фрегат - тот странным образом вызывал в нем не только боязливую жалость, но и восхищение, которого иной раз удостаиваются смельчаки, отправившиеся в далекие и необычайно опасные края, откуда еще никто не возвращался.
        Утром он нашел удобное местечко на палубе и начал играть.
        Хотя все знали, что его сирринг потерялся в Облачном городе, когда цепные акулы крушили все подряд, уделяя особое внимание вещам, которые явно были дороги матросам «Невесты ветра», поначалу никто не обратил внимания на происходящее. Он этому не удивился. Так было раньше - все привыкли к его музыке, потому что он почти всегда играл ту же самую мелодию, что и без его помощи звучала у каждого в голове. Он играл ~песню~ «Невесты ветра», и его самым благодарным слушателем был фрегат.
        Но на этот раз ~песня~ изменилась.
        Первой - не считая, конечно, самого Фейры, который все слышал, хотя и продолжал сидеть в своей каюте, - неладное почувствовала Эсме. Целительница устроилась неподалеку от Сандера и, слушая его музыку, сначала задумчиво обхватила рукой подбородок, а потом нахмурилась. Сандер подавил муки совести: Фейра взял с него слово ни о чем никому не говорить и столько раз повторил «все будет хорошо», что мысли об обратном напрашивались сами собой. Замысел, детали которого феникс не счел нужным прояснять, постепенно вырисовывался перед Сандером, заставляя его дрожать от страха. Он и сам не понимал, отчего делает все, о чем попросил капитан, и не пытается идти наперекор его воле. Феникс - не цапля, сильного слова не знает…
        На палубу поднялись, рука об руку, Ризель и Амари.
        - Искусай меня медуза… - пробормотал принц, морщась и потирая лоб. - Сандер, ты не мог бы сыграть что-то другое? У меня от твоей… музыки раскалывается голова.
        А вот это было странно. Он и впрямь невольно опустил сирринг. Амари не мог почувствовать ничего особенного, потому что больше не был матросом «Невесты ветра», и, разумеется, потому, что не обладал тем же даром, что и Сандер, - ~песен~ он не слышал. Впрочем, не стоило забывать, что в жилах принца текла и соловьиная кровь. Может, она как-то сказывалась, пусть он и потерял голос?
        Как же мало Сандер знал о том, что составляло столь важную часть его жизни…
        - Играй, - сказала Эсме. - Мне тоже не очень-то нравится эта мелодия, но я так давно не слышала, как ты играешь, что могу немного потерпеть.
        Он промямлил что-то про короткую передышку, но почти сразу заиграл вновь, выбрав первый попавшийся веселый мотив. Последствия его внезапного бунтарства оказались вполне закономерными, хотя сам он был ими обескуражен: спустя совсем немного времени на палубе начал собираться народ. Матросы слушали его с радостными светлыми лицами, словно для того, чтобы вспомнить былые деньки, им только музыки и не хватало. «Так не должно было быть, - подумал Сандер в смятении. - Их не должно здесь быть, когда все начнется…»
        Фейра вышел последним, щурясь от яркого солнца, и посмотрел музыканту прямо в глаза, как бы говоря: «А ты сомневался, что все будет хорошо?» Впрочем, его ухмылка казалась скорее язвительной, чем добродушной.
        Словно для того, чтобы усилить тревогу Сандера, кто-то начал петь и ногой отбивать ритм; остальные подхватили, и музыканту пришлось повторить эту мелодию еще дважды. Звуки веселья, донесшиеся сверху, с борта «Лентяйки», стали последней каплей: он замахал руками и заявил, что хочет отдышаться. Ему со смехом это позволили.
        - Ты можешь сыграть еще раз тот, первый мотив? - вдруг спросила Ризель, и Сандер похолодел. Она неправильно истолковала выражение его лица и поспешно прибавила: - Я не приказываю, я просто…
        - Да-да, ваше высочество! - торопливо сказал он и, бросив короткий взгляд на капитана, приложил к губам сирринг.
        Фейра подошел ближе и встал спиной к правому борту, оказавшись рядом с Ризель и почти что лицом к лицу с Эсме. Впрочем, целительница на него не смотрела.
        - Как странно… - тихонько проговорила Ризель. Наверное, «Невеста ветра» вместе с Фейрой направляли ее слова прямо в уши Сандеру, потому что он не должен был слышать ничего, кроме своей музыки. Кроме причудливой зловещей ~песни~. - Эта мелодия напоминает мне о тех временах, которые хотелось бы забыть, но я испытываю при этом лишь светлую печаль.
        - О чем же вы вспоминаете, ваше высочество? - спросил Фейра.
        - О том, кто сделал мне больно, - с кривой улыбкой ответила принцесса. - Он был старше и сильнее, он знал сильное слово, от которого я мгновенно теряла волю. Я делала все, что он приказывал, а все восхищались тем, как сильно я его люблю.
        Амари сначала уставился на сестру круглыми от изумления глазами - лицо Ризель приобрело очень странное выражение, она глядела в пустоту и явно не понимала, что именно рассказывает и кому, - а потом посмотрел на капитана, взглядом умоляя, чтобы тот заставил ее замолчать хотя бы из приличия. Фейра, однако, этого не заметил или не пожелал заметить. Он не отрывал взгляда от Ризель.
        - Однажды я восстала, - продолжала тем временем принцесса. - Я придумала хитрый способ, позволяющий обойти сильное слово, - для этого всего лишь нужно было заручиться помощью тех, на кого он не обращал внимания, считая их никчемными букашками. Я заставила каждую такую букашку поверить, что она - грозный шершень. О, им всем оторвали крылья из-за меня, а кое-кому - и голову… Больше десяти лет прошло, а я все еще помню, как он смеялся, когда все раскрылось. Я сама была для него… - Ее ладони на секунду взметнулись, будто изображая крылья. - Бабочкой. Мотыльком. Он считал, кажется, что бережет меня от огня.
        Сандер прекратил играть и тотчас же понял: поздно.
        - И чем же все закончилось? - спросила Эсме, глядя на принцессу.
        - Мне оставалось терпеть еще два года, - сказала Ризель, и лишь теперь они поняли, о ком она говорит. Амари спрятал лицо в ладонях, и даже Фейра слегка побледнел. - Два года, на протяжении которых все постепенно осознали, что цапля, у которой почти каждое слово - сильное, это не цапля, а совсем другая птица. Невероятно, но факт - такие кукушки тоже бывают. Принято считать, что где-то неподалеку отсюда он погиб… точнее, пропал без вести. Но в моей памяти есть дыра, которую невозможно восстановить. - Она немного помолчала. - Кажется, я не хочу знать, что на самом деле мой отец сделал с моим старшим братом.
        - Я не знал… - прошептал Амари.
        Принцесса обняла брата, прижала к себе.
        - Тебе было всего пять лет, когда он… ушел. Ты видел немного, а что видел - то забыл, как забывают детские ночные кошмары. Я, признаться, и сама не понимаю, что на меня нашло. Тибурон встал перед глазами как живой… Он и его фрегат - «Серебряная роза».
        Сандер вздрогнул. Имя фрегата странным образом было ему знакомо, хотя он мог поклясться, что слышит его впервые. ~Серебряная роза~. На мгновение все вокруг застыло и превратилось в ослепительно сияющий металл, а потом он вспомнил то, что видел прошлым вечером, - выплывающий из тумана фрегат, пустой и зловещий, серебристо-серый…
        «В моей памяти есть дыра, которую невозможно восстановить».
        Он посмотрел на Фейру, но феникс по-прежнему не отрывал взгляда от Ризель, словно позабыв, что находится не наедине с принцессой. По лицу капитана «Невесты ветра» невозможно было сказать, что он думал о тайне, которую они… нет, не открыли, а потревожили. Сандер столкнулся то ли с немыслимым совпадением, то ли с плодом размышлений и аккуратных, почти незаметных действий изощренного ума, но все явственнее ощущал, что именно второе предположение справедливо. Случайности в происходящем было ровно столько же, сколько в движении волн и ветра перед самым началом шторма.
        - А что-нибудь повеселее ты можешь сыграть? - раздалось сверху. Сандер поднял голову и увидел, что Марис Гансель с интересом глядит на него - на всех, кто сидел и стоял рядом, - перегнувшись через борт «Лентяйки». Амари утром успел рассказать ему совсем немного о том, что они с мастером-корабелом делали накануне. Юноша краснел и запинался, и Сандер понял, что очарованная изучила его полностью, не оставив даже малейшего шанса на тайны, какими бы те ни были. Все это, однако, пока что не принесло никаких результатов, не считая того, что Амари впервые за неполные две недели пришлось будить. - Грусть, знаешь ли, действует на мой народ особым образом… - продолжила Марис. - Полагаю, ты не хочешь, чтобы по твоей милости команды двух-трех ближайших фрегатов в полном составе сиганули за борт.
        Сандер от ее прямолинейности приоткрыл рот и чуть не выронил сирринг. Кто-то засмеялся. Фейра небрежно проговорил:
        - Она шутит.
        Однако, когда Марис быстро спустилась на палубу «Невесты ветра», ее лицо было вполне серьезным, а морщины в уголках глаз выдавали напряжение.
        - Мы любим музыку, - сказала она, окинув взглядом собравшихся. - Но не любую. То, что я сейчас услышала, мне не понравилось… и особенно мне не понравилось то, что я догадываюсь, где вы подцепили эту гадость. Не боишься, что твой фрегат тоже сойдет с ума, Фейра?
        - Вы зря назвали ее «Чокнутой». Она вовсе не безумна, и ты это сама знаешь, раз до сих пор с ней возишься.
        - А что еще мне поделать? - Марис развела руками. - Превратить ее в трупоход?
        - Отпустить? - тихо предположил Сандер и удостоился сердитой усмешки.
        - Я знаю, вам сказали, что мы нашли ее и силой присоединили к Талассе, - один пустоголовый крабнид пустил этот слух… На самом-то деле она нас нашла. Она тащилась за нами несколько дней, никого не подпуская к себе, но всякий раз возвращаясь, как только мы переставали ее ловить. Так ведет себя любой зверь, когда чувствует, что не выживет один. Если я ее отпущу, все начнется заново.
        - Я к этому и веду, - сказал Фейра примирительным тоном. - Ты заботишься о ней, потому что надеешься вылечить и восстановить. Только вот, боюсь, это невозможно.
        - Да? - Марис приподняла брови. - Это почему же?
        Фейра ответил, но Сандер не услышал ни единого слова, потому что…
        Все вокруг превратилось в сверкающий металл.
        Люди и магусы застыли, обернувшись статуями, Джа-Джинни завис в воздухе, а снасти «Лентяйки» загудели точно струны. ~Песня~ «Чокнутой» заполнила разум Сандера, и под звуки этой песни над левым бортом «Невесты ветра» поднялась морда огромной твари.
        - Иди ко мне.~
        Пасть шарката была водокрутом из зубов. Он словно становился больше с каждой секундой - и мир погрузился в тишину, потому что звуки первыми канули в смертоносную бездну. Сандер лишь мельком успел заметить пылающие ненавистью красные глаза, шрамы на серебристой коже, вздыбленный спинной плавник - все его внимание заняли зубы, зубы, зубы. Он сделал шаг вперед, потом еще один. Ноги сами несли его к смерти, и казалось, что через секунду он полетит.
        Он испугался, но не боли и смерти, а того, что умрет в тишине.
        Он всегда боялся тишины.
        - …Берегитесь!!!
        Мощный удар отшвырнул Сандера в сторону, и он, провалившись в открытый люк, пересчитал спиной и затылком все ступеньки, даже не пытаясь защитить от ударов голову, - его пальцы по-прежнему сжимали сирринг. Несколько драгоценных секунд он потратил, чтобы вспомнить, чем верх отличается от низа, и встать, держась одной рукой за стену, а потом со всей возможной скоростью вскарабкался по трапу обратно.
        На палубе бушевал вихрь. Хлопали и рвались незакрепленные паруса, мачты дрожали от напряжения, что-то кувырком понеслось к левому борту и там исчезло между разинутых челюстей громадного чудовища. Шаркат необъяснимым образом поднимался над краем борта - спустя всего лишь мгновение Сандер увидел его брюхо и понял, что сейчас на «Невесте ветра» повторится то, что случилось вчера с «Дочерью Солнца»: они потеряют мачту, а то и две, но, самое главное, они потеряют людей. Он вспомнил кровавые пятна на палубе, вспомнил горькие слова Карата: «Передай своему капитану, что он дурак».
        Нет, это он дурак, Сандер.
        А Фейра - просто безумец.
        Прикусив кулак от бессилия (что он мог сделать? Лишь сыграть еще раз ~песню~ «Серебряной розы», чтобы тот, кто когда-то был ее навигатором и пришел на зов, быстрее сделал свое дело…), Сандер продолжил смотреть, как шаркат разоряет «Невесту ветра». Теперь в его ушах звучала ее собственная ~песня~, заглушая все прочие звуки, и поэтому он не услышал, что именно прокричал Фейра, шагая навстречу зубастой пасти.
        Но зато он увидел, что сделала Ризель.
        Принцесса, до сих пор цеплявшаяся за правый борт вместе с Амари, Марис Гансель и несколькими матросами, - Сандер вздрогнул, осознав, что Эсме нигде не видно, но тотчас же забыл обо всем, - принцесса встала и шагнула следом за Фейрой, вскинув правую руку. Ее губы шевельнулись, произнеся какое-то слово - всего одно слово, - и в ту же секунду шаркат начал подниматься так быстро, словно его плавники превратились в крылья. Он рванулся, пытаясь выбраться из невидимых сетей, которые неумолимо отдаляли его от воды, взмахнул огромным хвостом и задел мачту - она затрещала, но выдержала, зато парус превратился в лохмотья. Но странные сети держали крепко, и тварь продолжала подниматься; поравнявшись с верхушками мачт «Невесты ветра», она издала рев, который Сандер услышал не ушами, а всем телом.
        А потом шаркат вспыхнул и исчез.
        Это было совсем непохоже на предыдущие случаи, когда Фейра призывал свое необычное пламя; даже в тот день, когда они сразились с глубинным ужасом, он действовал иначе. Раньше Сандер видел искры и разгорающийся огонь, а теперь пришло время настоящего жара. Шаркат сначала стал солнцем, а через мгновение - пеплом, и этот пепел запорошил все вокруг, так что «Невеста ветра» ненадолго сделалась серой - такой же, как «Чокнутая».
        В наступившей тишине голос Фейры прозвучал очень четко и громко.
        - Отпусти ее, - сказал он, обращаясь к Марис Гансель, но глядя не на нее, а туда, где еще несколько секунд назад был шаркат. - Теперь все пойдет своим чередом: она сможет превратиться в кархадона. Больше никаких мучений.
        Марис кивнула.
        Сандер без сил сполз по трапу вниз и спрятался там же, где всегда.
        В ~песне~.
        Вбольшой капитанской каюте, по-прежнему пустой, было слишком много места для двоих, и все-таки они держались так далеко друг от друга, как только могли: Фейра стоял у окна, а Джа-Джинни - у двери, почти что на пороге. Разговор, начавшийся некоторое время назад, увяз на той стадии, которая предполагала переход к взаимным обвинениям.
        - Позволь еще раз уточнить: ты заранее знал, что произойдет? - с каменным лицом поинтересовался Джа-Джинни. Он даже бровью не повел, когда Фейра кивнул. - К твоему сведению, если бы я не схватил Эсме и не взлетел вместе с ней, она бы погибла.
        - Я допускал, что кто-то может погибнуть, - спокойно ответил феникс.
        Крылан сжал кулаки, шагнул к капитану, но сразу же опомнился.
        - Что же с тобой случилось, Кристобаль? - спросил он с горечью. - В кого ты превратился?
        Фейра обернулся к своему помощнику:
        - По-твоему, я сейчас веду себя не так, как раньше?
        - Да. Ты ведешь себя не так. Кристобаль, которого я знаю, никогда не придумал бы план, из-за которого значительная часть команды могла бы погибнуть. Он бы не стал умышленно калечить свой фрегат. Он бы не рискнул жизнью той, кого любит… - Тут крылан осекся и, скривившись от внезапного жуткого свиста, прижал ладони к ушам. - Хватит уже врать самому себе! Ты загнал всех нас в тупик, так пойми же наконец, что выход позади, а не впереди!
        - Позади - это в Облачной цитадели? - с иронией спросил Фейра. - В Эверре? В Кааме? На острове Зеленого великана?
        - В Тейравене! - рявкнул крылан, уже не пытаясь скрыть ярость и гнев. - Там, где все началось!
        По лицу феникса пробежала тень.
        - Ты можешь только догадываться, что и когда началось в Тейравене, - проговорил он тихим голосом, в котором явственно звучала угроза. - И ты слишком плохо меня знаешь, если думаешь, что я способен повернуть назад.
        - Я помню, - сказал крылан после короткой паузы. - Позади только пепел. Но, видишь ли, Кристобаль, впереди теперь то же самое. И мне жаль, что ты сам этого не понимаешь.

* * *
        Когда упали цепи, а стоявшие поблизости фрегаты начали расступаться, на всякий случай освобождая дорогу до самого открытого моря, «Серебряная роза» стала беспокойно танцевать на волнах, то раскрывая, то складывая паруса. Амари наблюдал за ней с борта «Болтуньи», краем уха слушая, как очарованные, собирая уже ненужные цепи, рассказывают друг другу, что еще утром рядом с этим фрегатом невозможно было находиться, потому что «в голову лезла всякая дрянь». Теперь «Роза» в этом смысле ничем не отличалась от других кораблей.
        Он закрыл глаза.
        Где-то далеко по палубе «Невесты ветра» сновали матросы, в чьем распоряжении наконец-то появились необходимые инструменты. Они укрепляли треснувшие реи, натягивали снасти, латали дыры в зеленых парусах. Будь он, как раньше, юнгой, то и на расстоянии чувствовал бы все не хуже, чем непосредственный свидетель, но теперь приходилось во всем полагаться на воображение, потому что его собственный фрегат по-прежнему держался в стороне от Талассы, не позволяя себя приручить.
        Самое страшное было позади. Они победили. Шаркат стал пеплом, а пепел сдуло ветром, и уже совсем скоро чудовище из глубин Моря Обездоленных, полгода преследовавшее Талассу, должно было превратиться в страшную сказку.
        Отчего же Амари чувствовал себя так, будто тонул в холодной мутной воде?..
        - «Серебряная роза», - прошептала Марис Гансель и покачала головой, словно до сих пор с трудом веря в то, что произошло. - Подумать только, все случилось из-за меня. Если бы я не привела ее сюда, если бы я ее не разбудила, никто бы не пострадал. Это я во всем виновата.
        - Если уж искать виноватого, - сказал Амари, покосившись на очарованную морем, - то им следует признать моего отца, капитана-императора Аматейна, который… - Он умолк, схватившись рукой за горло, а потом с усилием договорил: - Который избавился от любимого сына, когда тот превратился в серьезную угрозу.
        Марис тихонько вздохнула и положила руку ему на плечо.
        Они познакомились только вчера, но Амари казалось, что он знает Марис уже сто лет. Она видела его насквозь, и если кому-то и суждено было разгадать загадку «Утренней звезды», то только ей.
        - Забудь о нем.
        - Как же я могу забыть? - с горечью спросил Амари. - Я ношу его имя.
        Рука у него на плече сжалась. Он повернулся к Марис и увидел, что глаза очарованной распахнулись, сделались огромными, а на лице застыло выражение глубокого удивления.
        - Имя, - повторила Марис. - Ну конечно же, имя…
        «Серебряная роза», почти год называвшаяся «Чокнутой», а до этого много лет лишенная имени, расправила паруса и решительно направилась к открытому морю. Никто не знал, что она будет делать - превратится или отправится на поиски нового навигатора, - но всем стало легче на душе, когда огромный фрегат на прощание ~спел~ о том, что видел перед собой.
        О бескрайнем просторе и о свободе.

* * *
        - Теперь я знаю, что произошло с моим отцом сорок лет назад, - сказала Ризель, глядя на Фаби. Девушка лежала, укрытая единственным одеялом, которое чудом уцелело в кубрике, забытое кем-то из цепных акул, и выглядела так, словно жизнь покинула ее. - Он надорвался, ломая фениксов одного за другим. Дар не пострадал, но случившееся не могло пройти бесследно. Может, он сломал кого-то еще - просто мы все об этом даже не догадываемся. Какой глупостью мне кажется теперь вера в то, что Цапля - самый сильный небесный клан…
        Эсме, стоявшая у окна, обняла себя за плечи. Ей было зябко и хотелось согреться, но ларим отказывался выходить из каюты, словно опасаясь, что шаркат вернется. Она и сама осталась бы там, но одиночество пугало еще сильней.
        Все случилось слишком быстро… Джа-Джинни схватил ее и унес в небо за секунду до того, как чудовище поднялось над левым бортом «Невесты ветра», и с высоты происходящее казалось еще кошмарнее: она видела серое тело твари рядом с фрегатом и понимала, что с таким громадным противником «Невеста» не сталкивалась; она видела, что люди на палубе слепо движутся к разверстой пасти, как будто та притягивает их.
        А потом Фейра крикнул: «Помоги мне!»
        И помощь пришла.
        - Как же все запуталось, - сказала Ризель.
        Эсме была с ней совершенно согласна. После долгих и унылых дней пути через Море Обездоленных, после напряженного ожидания, пока появится чудовище или пока Немо Гансель передумает и позволит талассийцам помочь команде «Невесты ветра», - внезапное оживление и суета казались чем-то на грани безумия. С борта «Лентяйки» постоянно спускали все новые и новые тюки с припасами и разным скарбом, причем об этом не пришлось даже просить: очарованные сами несли бочки с соленой рыбой и водорослями, веревки и сети, гвозди и молотки, щетки, тарелки, ложки, одеяла и прочие мелочи, включая и то, о чем никто не вспомнил. Толком не придя в себя после встречи с шаркатом, матросы начали спешно приводить фрегат в порядок, и для каждого нашлось дело, кроме целительницы, принцессы и той пассажирки, что спала жутковатым сном, похожим на смерть.
        Ризель коснулась щеки кончиками пальцев и с изумлением уставилась на свою руку. Эсме за миг до этого почувствовала, что принцесса плачет - удивительное дело, она почему-то была уверена, что Белая Цапля не умеет плакать, - и, повинуясь порыву, шагнула к ней, села рядом. Ризель спрятала лицо в ладонях, и спустя мгновение они сидели, обнявшись, словно сестры, и ничто вокруг уже не могло их испугать.

* * *
        До вечера Сандер успел переделать множество дел. Он с радостью хватался за все, что ему поручали, чтобы не думать о сирринге, спрятанном за пазухой, и о музыке, которая скрывалась в нем. У него все внутри замирало от страха, что в следующий раз вместо ~песни~ «Невесты ветра» на волю вырвется мотив «Чокнутой» - ему даже в мыслях было непросто называть ее настоящим именем, - и хотя этот мотив теперь никому не навредил бы, потому что жуткий навигатор серебристо-серого корабля умер, Сандер все равно боялся.
        Еще он боялся думать о собственной роли в произошедшем. Никто не бросил на него косого взгляда, никому даже в голову не пришло, что шаркат пришел к «Невесте ветра» не случайно. Мало времени, слишком мало! Еще день-другой - и они успокоятся, а потом обязательно поймут, что таких совпадений не бывает. Впрочем, даже тогда его ни в чем не заподозрят. Для них он просто музыкант и друг. Пока еще друг.
        Надолго ли?..
        Сандер был в трюме, когда что-то дрогнуло в недрах фрегата и тотчас же с палубы донесся чей-то возглас:
        - Все сюда! Все скорее сюда! Это надо видеть!
        Ноги сами понесли его наверх, как и всех остальных. Этот день и так был переполнен событиями, неужели что-то еще могло случиться? Поначалу Сандер не понял, куда указывает рукой Мани Рыбий Хвост, а когда понял, то потерял дар речи от изумления.
        По водам внутреннего моря Талассы неспешно продвигались два фрегата, приближаясь к «Невесте ветра». Оба были ему одновременно знакомы и незнакомы: первый, двухмачтовый, явно талассийский, при свете заходящего солнца казался еще меньше, чем ночью, но безобидным не выглядел. В нем ощущалось что-то непривычное, странное - впрочем, теперь странность легко списывалась на то, что навигатором этого фрегата была женщина.
        Второй корабль Сандер видел много раз, но узнал с большим трудом.
        - Эльга-Заступница, до чего же она почернела! - прошептал рядом с ним пересмешник. - Меня в дрожь бросает…
        «Утренняя звезда» и впрямь стала почти черной, однако это была не тусклая мертвая чернота, свойственная фрегатам, изуродованным по приказу капитана-императора. На ее шипах играли блики солнечного света, паруса казались сотканными из ночи, и ночь - живая мгла - клубилась в ее глазах. Это видели все, но только Сандер слышал ее ~песню~ и понимал, что произошло.
        Она обрела целостность. Она стала такой, какой хотела быть.
        - Ты не понимаешь, Хаген, - так же тихо ответил Сандер. - Она красивая. Она такая красивая, что сердце замирает.
        Пересмешник недоверчиво покачал головой. Фрегаты сблизились - «Полуночный призрак» отошел в сторону, пропуская «Утреннюю звезду» вперед, и она выдвинула малые крючья. «Невеста» сделала то же самое, и два корабля с глухим стуком соединились бортами так, что люди и магусы могли перебраться туда, где хозяином был уже не Фейра, а Амари.
        Молодой навигатор стоял, прислонившись к передней мачте, и устало улыбался. Его тотчас же окружили и засыпали поздравлениями, так что Сандеру пришлось подождать своей очереди. Оказавшись рядом с другом, он не стал ничего говорить - просто не смог открыть рот - и лишь обнял того, с кем они провели так много времени и пережили так много приключений. Впрочем, тот вопрос, что пойманной птицей бился в его разуме, и так успели задать бесчисленное множество раз.
        - Как ты это сделал?!
        - Все очень просто, - сказал Амари своим негромким хриплым голосом, и все сразу затихли, прислушиваясь. - Марис предложила подыскать ей новое имя, потому что старое, во-первых, ей дал не тот, кто должен был дать… и, во-вторых, оно было связано с тем, что ей хотелось бы забыть. Так что теперь она «Черная звезда». Ничего другого мне в голову не пришло, но ей, как видите, понравилось.
        Ей и в самом деле понравилось. Она ~пела~, переполненная силой и жгучим желанием тотчас же отправиться в далекие края. Она была молода и не понимала, что жизнь куда сложнее, чем кажется, что даже на двоих у них с навигатором не так уж много сил; ей казалось, что весь мир перед ними как на ладони. Сандеру смутно припомнилась молодость - его собственная и фрегата, с которым он был связан до «Невесты ветра». С тех пор прошло гораздо больше лет, чем кто-то из его друзей мог бы предположить.
        «Как же я тебе завидую, дружище…»
        Матросы расступились, пропуская Фейру. Два магуса, два навигатора замерли на небольшом расстоянии друг от друга, а потом одновременно шагнули вперед. Фейра, не сказав ни слова, обнял своего бывшего юнгу, и как-то сразу сделалось заметно, что за последние несколько месяцев тот, кого они звали Кузнечиком, вырос и стал почти такого же роста, как и капитан «Невесты ветра». Теперь в нем что-то неуловимое безошибочно выдавало небесное происхождение - что-то в осанке, в движениях, в интонации. Что-то в нем говорило, что у «Черной звезды» впереди и впрямь немало интересного.
        Фейра положил Амари руки на плечи и склонил голову набок, разглядывая своего воспитанника, который чуть покраснел и зажмурился.
        - Даже не рассчитывай, что я прямо сейчас отпущу тебя в самостоятельное плавание, - тихо сказал Фейра, но его все услышали. - Тебе достались хорошие учителя - пользуйся, пока можно.
        - Я и не думал о другом… - сказал Амари и покраснел сильнее.
        Фейра улыбнулся:
        - Я завидую Марис. Загадку с именами должен был разрешить я, а не кто-то другой. Но, видимо, я слишком часто их менял и позабыл, насколько они важны.
        - Это приятно слышать, - сказала Марис Гансель, приближаясь к ним. Никто, включая Сандера, и не заметил, когда она оказалась на борту «Черной звезды». - Хотя на самом деле моей заслуги в этом нет - просто так сложилось… Ну что ж, капитан Фейра, вы получили все, что хотели. Я полагаю, наши пути скоро разойдутся?
        - «Невеста ветра» уходит завтра, - сказал феникс. - А что касается «Черной звезды»… - Он повернулся к Амари и приподнял бровь в ожидании ответа.
        - Выбор… - пробормотала Марис, усмехнувшись. - Всегда приходится выбирать…
        - Тоже завтра, и туда же, - ответил Амари, промедлив лишь мгновение. Очарованная кивнула, словно и не ждала ничего другого.
        Фейра улыбнулся и продолжил:
        - Тогда мы на время разделим команду. До Росмера как-нибудь доберемся, а там уже наберем людей…
        Он говорил что-то еще, но Сандер уже не слышал. Когда прозвучали слова «разделим команду» - он вздрогнул, как от пощечины, и будто проснулся.
        Радостные улыбки были не на всех лицах. Джа-Джинни стоял среди матросов, словно огромный черный утес, и смотрел на Фейру не мигая.
        - И кто же перейдет на «Черную звезду»? - спросил он негромко.
        - Кто захочет, тот и перейдет, - спокойно ответил капитан «Невесты ветра», словно не замечая в вопросе подвоха. - Думаю, ее высочество уж точно пожелает быть ближе к брату.
        - Я говорил не о принцессе, - сказал крылан.
        - Кто захочет, тот и перейдет, - повторил Фейра. - И останется… если захочет.
        Когда стемнело, Таласса начала праздновать победу над шаркатом и почти вся команда «Невесты ветра» разбрелась по окрестным кораблям, чтобы впервые за несколько недель как следует отдохнуть. О страхе перед морской болезнью никто уже и не вспоминал.
        Сандер был в числе тех немногих, кто остался на борту, однако вовсе не из-за нежелания предаться веселью вместе с остальными - просто Фейра приказал ему никуда не уходить, чтобы позже они вместе отправились с визитом к Немо Ганселю.
        Король, однако, не торопился их звать. Сандер любовался ночным Блуждающим городом, машинально поглаживая спрятанный за пазухой сирринг. Музыка на борту «Лентяйки» звучала все громче и громче: она звала, манила, что-то обещала. Если очарованные собрали хотя бы часть шатров, то на просторной палубе пятимачтовой громадины хватит места и для танцев. Он давно не танцевал и не играл для чужаков. Он рвался туда, но не хотел нарушать приказ капитана.
        - Эй, человеки! - крикнули сверху. - Не хотите чуток развлечься?
        Сандер не обратил бы внимания на это предложение, если бы в тот же момент кто-то не начал играть на сирринге - точнее, попытался играть. Невидимый очарованный явно не умел пользоваться инструментом и даже не понимал, как извлекать звуки из этой странной штуковины.
        Он вскочил и в мгновение ока взлетел на палубу «Лентяйки».
        Там, в полном соответствии с картиной, которую нарисовало его воображение, пили, пели и танцевали. Молодая очарованная, у которой из густой темно-русой шевелюры выглядывали острые края плавников, предложила кружку батары, и он без промедления выпил. Голова сделалась пустой и легкой, все тяжелые мысли камнем ушли на дно, и он пустился в пляс. Потом кто-то снова начал терзать сирринг, и Сандер, остановившись, сунул руку за пазуху.
        - Ну держитесь! - провозгласил он. - Сейчас я вам задам!
        Он приложил сирринг к губам и извлек несколько нот. Где-то в глубине души шевельнулся страх - а вдруг ~песня~ «Серебряной розы» вырвется на волю? На этот раз от нее не было бы никакого вреда, но все-таки ему не хотелось вновь услышать безумный мотив, да еще и в собственном исполнении. Но страх оказался напрасным: мелодия осталась там же, где ей следовало быть. Вместо нее пришла джейга.
        Сандер взял бешеный темп. Мелькнула мысль: так нельзя, он выдохнется, он не сможет… Но музыка уже неслась вперед, вынуждая не останавливаться даже на секунду, и в какой-то момент он понял, что происходящее - сон. Этого не могло быть на самом деле. Он никогда бы не осмелился танцевать с очарованными морем, пить с ними, играть для них. Он знал, чем это может закончиться.
        - Сандер…~
        Джейга вела его за собой. Он играл и приплясывал, а очарованная с гребнями в волосах поцеловала его куда-то в ухо и многозначительно подмигнула, и он подмигнул в ответ. Он стал огромным, как фрегат, и отрастил себе плавники, а музыка была гигантским морским змеем, который, извернувшись, укусил себя за хвост. На танцующих двуногих существ внимательно смотрели другие сущности, куда более древние и могущественные, чем фрегаты, и этим сущностям нравилось то, что они видели.
        Еще он вдруг узнал прежнее имя «Лентяйки» и ее точный возраст.
        Откуда? Какая разница…
        - Сандер, ты меня слышишь?~
        Музыка смолкла. Вокруг потемнело. Он утратил собственное тело, превратился в точку посреди пустоты - и перед ним один за другим стали распускаться черные цветы с мерцающими краями. У одного из ближайших цветков листья были поражены какой-то болезнью, похожей на плесень, но от красоты всех остальных захватывало дух.
        - Сандер, три гарпуна тебе в корму! Очнись!~
        Кто-то взял его за шиворот и встряхнул.
        Нет.
        Он упал?
        Нет-нет.
        Он просто застыл как истукан, с сиррингом у губ, а потом бросился в трюм «Лентяйки», потому что там ждали Фейра и Немо и там вот-вот должно было произойти что-то важное.
        - …Когда ты появился здесь в первый раз, я подумал: «Грядут неприятности», - сказал Немо Гансель, по-прежнему скрытый от своих гостей завесой тьмы, с которой не могли справиться три робких фонаря под потолком. - Но мне и в голову не пришло, что эти неприятности обрушатся так быстро… и не на талассийцев, а на тебя самого, Фейра. Как ты себя чувствуешь?
        - Я в полном порядке, - заверил очарованного феникс.
        - Но твой фрегат поврежден. Ты же…
        - Когда-то я пережил прямое попадание молнии в мачту, - перебил феникс. - Три сломанные реи и один порванный парус меня совершенно не беспокоят.
        Он, как и раньше, не особенно старался быть учтивым в разговоре с королем Талассы. На этот раз Сандер уже не удивлялся, зато удивилась Ризель, которую Фейра по какой-то причине взял с собой вместо Хагена. От внимания Немо это не ускользнуло.
        - Я понимаю, вам все здесь кажется странным и пугающим, особенно тот, кто стоит во главе этого собрания жутких диковин. Король Блуждающего города, по сути, весьма несчастная… тварь, - сказал он, осторожно протягивая к Белой Цапле тонкое щупальце, но не пытаясь ее коснуться. - Я очарован, моя госпожа, очарован сильнее всех моих подданных, вместе взятых. Простые радости мира никак меня не вдохновляют, а ведь они-то чаще всего и удерживают подобных мне от ухода в глубину. Я знаю цену лести, я давно отбросил учтивость и вежливость, хотя и не забыл, что они собой представляют. А вот грубость - грубость я ценю. Капитан Фейра воткнул мне в бок немало булавок, и за каждую я готов сказать ему отдельное спасибо.
        - Я не умею быть грубой, простите, - медленно проговорила принцесса, не отрывая взгляда от бледного отростка с присосками, который завис перед ее лицом. - В моем семействе принято наносить удары украдкой, и если уж булавками, то отравленными.
        Немо тихонько рассмеялся:
        - От вас это и не требуется, моя госпожа. Просто… расскажите мне историю, которой я раньше не слышал.
        - Историю… - повторила Ризель и посмотрела на Фейру. Тот кивнул. Видимо, он поведал принцессе о сделке с королем Талассы, и в каком-то смысле справедливо, что расплачиваться за услуги корабела пришлось не только самому Фейре, но и сестре Амари. Сандер задумался, зачем сегодня вечером капитан взял с собой его, но быстро отвлекся, потому что Ризель начала свой рассказ.
        Говорят, до начала времен некое дитя спало посреди Пустоты. Иногда оно хмурилось во сне, иногда улыбалось или протягивало руки к тем, кого еще не существовало. Из его снов рождались звезды, и их становилось все больше. Пустота была бескрайней, и заполнить ее целиком не сумел бы даже Божественный ребенок, однако возле его огромной колыбели теперь стало тесно от звезд. Они роились вокруг, словно потревоженные пчелы, стремясь вернуться в улей - сонный разум своего творца, - оказавшийся вдруг недоступным. Ребенок беспокойно ворочался, порою даже хныкал, - от этого звезды сталкивались друг с другом, взрывались и умирали, как умирают сновидения с восходом солнца. Мертвые звезды превращались в пыль и пепел, и вскоре их оказалось так много, что все пространство вокруг спящего словно погрузилось в туман, в котором то и дело вспыхивали новые огоньки. Мертвые звезды не утратили памяти о том, какими они были раньше, и иногда из праха возникали их тени - тусклые, мрачные, способные лишь отражать чужой свет. Еще реже случалось так, что какая-нибудь тень становилась домом для самых слабых отголосков божественных
снов - тех хрупких призраков, что сгорали безвозвратно в ярком сиянии живых звезд.
        Однажды Ребенок горько заплакал. Он тер руками закрытые глаза, из-под его плотно сомкнутых век текли ручьи соленых слез. Он все плакал и плакал, не в силах остановиться, и тогда сияющие осколки его снов принялись собираться в узоры. Случилось ли это от того, что сами звезды захотели успокоить Ребенка, или же ими управлял тот, для кого бескрайняя Пустота была лишь частью другого, еще более бескрайнего ничто - или нечто, - нам не дано узнать. Одно за другим являлись посреди тьмы созвездия, которых сейчас уже нет, а также те, которые мы зовем Чашей, Крылатым Змеем, Босоногой Беглянкой, Странником-с-Посохом, Кошкой… Ребенок хоть и не видел их, постепенно успокаивался, и слезы теперь лишь изредка срывались с его ресниц, улетая прочь. А потом - так уж вышло - он чуть-чуть приоткрыл правый глаз, и вместе с последней слезой в полет сквозь пустоту отправилась частица того самого кошмара, из-за которого Божественное дитя и плакало.
        Она была невелика - во много раз меньше самой маленькой звезды, - и светилась черным зловещим светом. Она притягивала к себе пыль и пепел мертвых звезд, постепенно становясь все больше, и в конце концов к ней устремились и те живые звезды, что оказались рядом. Рисунок созвездий нарушался, тени-призраки срывались с привычных мест и летели во тьму - к поджидавшей там громадной Черной звезде. Это происходило медленно, однако Черная звезда не торопилась, желая оставаться невидимой для существ за пределами Пустоты до тех пор, пока не будет слишком поздно. Из ожидания Черной звезды родилось Время, поскольку каждый сон, оказавшийся слишком далеко от своего создателя, приближал то, что должно было стать концом Пустоты и началом чего-то другого.
        Ребенок продолжал спать. Слезы, которые он пролил, стали мерцающей лентой в небе, и если тени-призраки, спутники живых звезд, хоть краешком касались этой ленты в своих бесконечных странствиях, их иссушенные тела покрывались горько-соленой влагой. Там, где божественных слез оказалось особенно много, появлялись озера, реки и моря, а иногда тени-призраки проходили ленту насквозь и покрывались водой полностью. Так родился океан, в котором бушевал Великий Шторм, творя и уничтожая. Живое и неживое подвластно Великому Шторму, потому что лишь он один знает, что видел тот Ребенок, чьи сны светят нам, чьи слезы породили нас.
        И так будет до тех пор, пока не придет время Черной звезды.
        Король Талассы заворочался где-то вдалеке.
        - Это история из одной старой книги, - проговорил он странным, чуть сдавленным голосом. - Я ее знаю… точнее, я читал ее, когда был совсем молодым. Это хорошая история, ваше высочество: она напомнила мне о тех временах, что уже давно прошли… Я ее приму в качестве платы, хоть она мне и знакома. Но третья история, Фейра, должна быть необычной. Иначе я заставлю тебя рассказать о том, что ты прячешь даже от самого себя. Я вытяну из глубин твоей памяти сиреневый вечер в городе под названием Тейравен… письмо, которое не нашло адресата… и маленькую девочку, которая знала тебя под другим именем и считала не тем, кем ты был на самом деле.
        В зеленоватом полумраке лицо Фейры сделалось лицом мертвеца, а в его глазах опять вспыхнуло первопламя. Он стиснул зубы и ничего не ответил королю.
        Сандер внезапно понял, что ему надо делать.
        - Ваше величество, - сказал он, стараясь все-таки говорить почтительно, а не грубо, - позвольте мне внести свою долю платы? Надеюсь, вы сочтете ее приемлемой.
        - А-а… - раздалось из темноты. Сандер чуть не сломал сирринг, когда у него от волнения свело пальцы, однако сумел выдержать взгляд очарованного. - Музыкант, который выманил шарката из укрытия. Может, ты и для меня сыграешь?
        - Я именно это и собираюсь сделать, - сказал Сандер.
        - И что же ты будешь играть?
        - То, что вы никогда не слышали.
        - Не слышал? - переспросил Немо. - Я? Да будет тебе известно, брат мой, что я каждый день слушаю музыку волн и ветра, музыку сталкивающихся грозовых облаков. Звезды тоже поют мне свои песни, и временами я нахожу их приятными. Но лишь временами. Разве можешь ты на своей свистелке сыграть то, что меня удивит? - Он вдруг замолчал, а потом продолжил с напускной небрежностью: - Впрочем, ладно. Играй.
        Сандер посмотрел на Фейру и увидел в глазах капитана то, чего не видел никогда: мольбу. Магус определенно все просчитал, нашел для него сирринг, заставил погрузиться с головой в ~песню~ безумного фрегата, взял с собой на встречу с королем Талассы, но что-то непредвиденное вступило в игру, и феникс утратил волю. Своим молчанием он сейчас давал Сандеру возможность самостоятельно все решить, и судя по интересу, который Немо Гансель проявил к сиреневому вечеру в Тейравене, той истории бы хватило, чтобы с лихвой заплатить за все.
        Но глаза, эти глаза…
        «Может, ты и для меня сыграешь?»
        «Ты знаешь, чего хотят очарованные?»
        «…сыграешь для меня…»
        «Любовь, ненависть и любопытство».
        «…сыграешь…»
        «Любопытство».
        «…для меня».
        Сандер приложил к губам сирринг и начал играть ~песню~ фрегата, на время ставшего «Лентяйкой», - ту самую мелодию, которую Немо Гансель никогда не слышал, хотя она звучала в его голове без остановки вот уже шесть с лишним веков.
        А в собственной голове Сандера проснулась другая ~песня~.
        - …Вижу свет!
        Ночной шторм оказался недолгим. Фрегат с зелеными парусами привык к буйству стихий, и команду, настроившуюся на сражение с волнами, отчасти разочаровало, что на этот раз бескрайний океан так и не осмелился по-настоящему бросить ей вызов. До рассвета оставалось еще несколько часов, и, строго говоря, эти часы можно было потратить только на сон, как вдруг дозорный углядел справа по борту слабый огонек.
        Это был какой-то другой фрегат. Капитан зеленопарусного корабля некоторое время вглядывался в темноту и думал, стоит ли приблизиться к незнакомцу, чтобы выяснить, как тот перенес ветер, дождь и волны, не нужна ли ему помощь. Правила игры требовали, чтобы такие фрегаты, как его красавица с необычными цветными парусами, держались подальше от случайных морских странников, если для беседы с ними не было особых причин. Но иногда чутье подсказывало, что следует поступить по-другому.
        Зеленопарусный фрегат изменил курс и вскоре приблизился к кораблю, чей кормовой фонарь и углядел дозорный. Они не знали, но этот фрегат носил забавное имя: «Нахалка».
        Одного взгляда хватило, чтобы понять: что-то не так. После шторма все снасти были в беспорядке, правый передний парус болтался туда-сюда, не привязанный. На борту, также с правой стороны, в темноте виднелась рана - из нее вытекала слабо светящаяся жидкость.
        На палубе не было ни души.
        От «Нахалки» веяло такой жутью, что даже матерая команда зеленопарусного фрегата слегка оторопела. Никто не сказал вслух, что мечтал бы очутиться сейчас как можно дальше от корабля, выглядевшего покинутым, но капитан и сам все понял. Он и сам хотел бы убраться поскорее, однако что-то мешало. Он разглядывал «Нахалку» глазами своего рыбокорабля и взвешивал шансы - рискнуть? Поберечься?
        В конце концов он вызвал шлюпку и отправился на чужой фрегат в сопровождении двоих помощников, которым доверял как себе, но, когда они закинули кошки и забрались на борт, он приказал им остаться на палубе, а сам спустился в трюм. О том, что там было, он никому не рассказал, а моряки и не спрашивали - они ощутили леденящий холод вскоре после того, как их капитан скрылся из вида. Прошло еще немного времени - и он вернулся - бледный, дрожащий - и вывел следом за собой незнакомца. Тот был высокого роста, но казался маленьким, потому что согнулся чуть ли не вдвое, прижал руки к груди и втянул голову в плечи. Его одежда была изорвана в клочья и покрыта пятнами, чье происхождение никто не стал выяснять.
        Выжившего перевезли в шлюпке на борт фрегата с зелеными парусами, после чего «Нахалка» развернулась, хотя ею явно никто не управлял, кормовой фонарь погас, и она навсегда исчезла во тьме.
        Капитан приказал очистить один из чуланов от хлама и поселил в этой маленькой «каюте» выжившего, объяснив всем, что тот слишком много видел и должен какое-то время побыть один. Те, кому довелось помогать капитану в этом деле, говорили потом, что выживший прижимал к груди какую-то странную штуковину - несколько трубочек разной длины, соединенных между собой. «Да это же сирринг! - сказал один моряк. - Что-то вроде дудки». И действительно, где-то через неделю они услышали, как из запертой каюты доносятся тихие несмелые звуки, которые вскоре начали складываться в некое подобие мелодии - протяжной, очень грустной…
        Того, что у спасенного с «Нахалки» между пальцами рук перепонки, никто не заметил.
        Да и не было никаких перепонок, когда он спустя месяц наконец-то вышел из заточения, чтобы стать таким же матросом, как все.
        Когда мелодия стихла, наступила тишина. Сандер замер, глядя в темноту. Воспоминания нахлынули с необычайной силой, будто прошло не шесть лет, а шесть дней. Он даже вспомнил, как звали навигатора «Нахалки» - Эгер, Эгер Зайне. Матросы за глаза называли его Занудой, но беззлобно, шутя. Он и впрямь был нудноват и все же заботился о своей команде как о собственной семье. Почему «Нахалка» сошла с ума и сделала то, что сделала, Сандер не знал. Да и не хотел знать, по правде говоря.
        И вспоминать тоже не хотел…
        Что-то шумно вздохнуло впереди, а потом во тьме зажегся мягкий зеленоватый свет. Сандер моргнул несколько раз - его глаза, привыкшие к мраку, начали слезиться - и увидел просторное брюхо «Лентяйки» во всей красе. Стены, покрытые ноздреватыми наростами, мутная вода, мусор на ее поверхности. Он с некоторым усилием поднял взгляд и посмотрел на Немо.
        Король Талассы изменился, и каким-то образом Сандер понял, что здесь не обошлось без его мелодии. Немо Гансель теперь не был бесформенным клубком щупальцев - у него имелся вполне человеческий торс, который словно вылепили из коричневой глины, - он выглядел слишком массивным, слишком… грубым. Король сложил длинные руки на груди; на короткой шее сидела крупная уродливая голова с выдающимися надбровными дугами, расплющенным носом и мощной челюстью. Спутанная грива походила на водоросли, которые выносит на берег после шторма. В глазах размером с блюдца плескалась тьма.
        «Король Блуждающего города, по сути, весьма несчастная… тварь».
        Нет, теперь он точно не был тварью, хотя и человеком не стал.
        - Спасибо. - Голос вновь изменился, сделавшись низким и гулким, под стать грудной клетке, похожей на бочонок. - Я ожидал меньшего. Мы не просто в расчете - теперь я ваш должник. Твой… - он перевел немигающий взгляд с Фейры на Сандера, - в большей степени, чем его или ее.
        Сандер вдруг вспомнил свою первую встречу с Марис Гансель и сказал:
        - Я бы хотел сделать так, чтобы вы с ней снова были вместе.
        Немо расхохотался. Он смеялся, запрокинув голову, и эхо многократно усилило его смех - наверное, слышно было даже на палубе. Сандер боязливо съежился, посмотрел на капитана и тут же об этом пожалел: феникс вдруг показался ему уставшим и каким-то потерянным. Ризель, стоявшая по правую руку от капитана, выглядела куда увереннее и спокойнее.
        - Когда проживешь хотя бы половину того срока, что отмерен мне, музыкант, - проговорил человек-кракен, - то любовь, а вместе с ней и ненависть станут для тебя пустыми словами. С годами они покрываются плесенью и пылью, и с этим уже ничего нельзя поделать.
        «С годами они покрываются плесенью и пылью…»
        - Даже в пустых словах есть смысл, - возразил Сандер, - особенно если одинаковые слова говорят люди, которые уже давно не видели друг друга. Это ведь неспроста, верно? Совпадений не бывает. У всего, что с нами происходит, есть какая-то цель.
        Король Талассы задумчиво уставился на матроса «Невесты ветра», и внезапно его лицо изменилось - черты лица смягчились, в наполненных тьмой глазах обозначились белки, отчего взгляд стал более… человеческим. Он открыл рот, собираясь что-то сказать, - и тут раздался глухой стон.
        Сандер, успевший незаметно для самого себя сделать несколько шагов вперед, оглянулся и увидел, что феникс медленно опускается на колени, схватившись руками за голову, словно его вдруг одолела жуткая мигрень.
        - Что происходит? - спросил Немо.
        - Я не знаю… - выдавил Фейра сквозь стиснутые зубы. - Я не понимаю…
        Миг спустя его тело начало светиться, и Сандер, доверившись чутью, бросился в зеленоватую воду, краем глаза заметив, как огромное щупальце схватило Ризель и унесло прочь. Что-то загудело; от внезапно нахлынувшего страха он чуть не захлебнулся и вынырнул, хватая ртом воздух.
        Брюхо «Лентяйки» заполнил дым, в котором исчезли Немо и Ризель, но зато отлично был виден окруженный пламенем человек, замерший в коленопреклоненной позе. Гул продолжился, и Сандер с ужасом понял, что впервые в жизни слышит звук, которого моряки - и люди, и магусы, и очарованные - боятся больше всего на свете.
        В Талассе проснулся чумной колокол.
        Двустворчатые двери распахнулись, кто-то заорал:
        - Чума! В городе корабельная чума!
        В ту же секунду Сандер почувствовал страшную боль, словно какой-то зубастый монстр вгрызался в основание его черепа. В глазах потемнело, он услышал чей-то стон и понял, что стонет сам. Немо с жутким ревом вырвался из воды, и его щупальца раскинулись по всему брюху «Лентяйки». Одно из них рванулось к Фейре, успевшему погаснуть, и схватило его за шею.
        - Ты! - загремел король. - Что ты натворил!
        Он встряхнул магуса будто тряпичную куклу, а потом швырнул на мелководье и бросился к выходу с неожиданной прытью. С трудом превозмогая ослепляющую боль в затылке, Сандер подобрался к капитану и схватил его за плечи.
        - Очнись! - Он уже хотел дать фениксу оплеуху, но тот моргнул и открыл глаза. Они были… белыми. Слепыми. Сандер обомлел и застыл.
        - Выбираемся отсюда, - велела мокрая, словно утопленница, Ризель, невесть как оказавшаяся рядом. - Помоги мне поднять его, быстрее!
        И Сандер помог. Они выбрались из брюха и, никого не встретив на пути, поднялись на палубу, волоча за собой феникса, который едва переставлял ноги. Сандер и сам двигался с трудом: боль то и дело вспыхивала в разных частях его тела, заставляя сжимать зубы и стонать. Что-то происходило с «Невестой ветра» - только этим объяснялось происходящее с ним и капитаном, - и он даже в мыслях не осмеливался предположить, что именно.
        Чумных колоколов теперь было два, и они не умолкали. Сквозь их гул иногда прорывались крики и звуки, свидетельствовавшие о том, что фрегаты, окружающие «Лентяйку», «Невесту ветра» и «Черную звезду», расцепляются, торопясь убраться подальше от рыбокорабля, ставшего источником смертельно опасной заразы. Сандер бросил капитана на попечение Ризель и, пробравшись сквозь толпу перепуганных талассийцев к правому борту «Лентяйки», посмотрел вниз.
        Она тоже отцеплялась. Ее крючья складывались один за другим, выдирая крючья «Невесты ветра», чья палуба источала мертвенно-бледный свет и на глазах покрывалась черными пятнами. Они росли, сливались друг с другом…
        - Там же наши! - заорал он и, забыв про боль во всем теле и туман в голове, бросился за борт.
        Упав в воду, он погрузился в ~музыку~, прекрасную нездешнюю ~музыку~, в которой было столько печали, что его сердце едва не раскололось пополам. Тело сделалось тяжелым как камень: он ушел под воду с головой и даже не испугался, что утонет.
        Спустя мгновение чья-то сильная рука схватила его за шиворот.
        - Если хочешь жить - плыви~.
        И Сандер поплыл навстречу смерти, сияющей белым огнем впереди.
        Когда все началось, Эсме сидела на палубе и кормила Сокровище остатками рыбы, размышляя о многих вещах сразу. Какая удача, что зверек оказался всеядным; он бы не выжил, оказавшись без присмотра, когда «Невеста ветра» была в Облачном городе, и сейчас, посреди моря, без припасов. Конечно, орехи и ягоды он поедал куда охотнее, чем рыбу, но все-таки можно было не беспокоиться, что он умрет от голода у нее на руках. Ларим, словно прочитав ее мысли, заворковал и прыгнул ей на плечо.
        А потом впился в ухо острыми зубками.
        Она вскрикнула - скорее от неожиданности, чем от боли, которая пришла чуть позже, - и вскочила. Палуба «Невесты ветра» как-то странно заскрипела у нее под ногами, и там, где она только что сидела, появилось… быстро растущее черное пятно. Проходивший мимо матрос споткнулся на ровном месте и упал лицом вниз. Эсме растерянно огляделась по сторонам.
        Случилась страшная беда.
        Она чувствовала это так же отчетливо, как боль в ухе, как кровь, стекающую по шее. Ларим запустил лапу ей в волосы, но больше не кусался; он был испуган, как и сама Эсме. Он ощущал то, чего не мог понять.
        - Какого кракена… - пробормотал споткнувшийся матрос, поднимаясь, и вдруг заорал, глядя на свою правую руку.
        Эсме подбежала к нему и увидела, что вся ладонь моряка ободрана до живого мяса; кусок кожи прилип к палубе вместе с лохмотьями от штанов. Она схватила его за запястье, намереваясь исцелить, как вдруг предчувствие беды накатило с такой неимоверной силой, что свело судорогой горло. Хрипя и задыхаясь, она отступила на шаг и чуть не упала, потому что часть палубы стала мягкой и податливой как тесто. Ларим заверещал и дернул ее за волосы. Эсме каким-то чудом сумела удержать равновесие. Она знала, что это размягчение тела фрегата свидетельствует о чем-то очень плохом, но…
        В трюме кто-то закричал. На передней мачте появилось черное пятно и начало расти; чуть выше возникло еще одно, и они слились друг с другом быстрее, чем она сумела осознать происходящее. Над бортом «Лентяйки» показалась чья-то голова; миг спустя она исчезла - и раздался крик:
        - Чума! Корабельная чума!
        Мир вокруг Эсме завертелся с головокружительной скоростью. Она услышала, как просыпаются колокола - те самые, которые они заметили, едва войдя в Талассу, - она увидела, как суматоха празднества на палубе «Лентяйки» сменяется встревоженной беготней, почти что паникой. На борту «Невесты ветра», кроме нее, оставалось еще человек семь - кто-то перебрался на «Черную звезду», кто-то ушел на «Лентяйку» или другие корабли, не в силах просто сидеть и ждать, пока вернется капитан. Она вдруг поняла, что все они обречены, и безвольно рухнула на палубу, уже не обращая внимания на ларима, который то тянул ее за волосы, то кусал за ухо и плечо. Какая-то часть ее сознания бунтовала - что же, это конец? Так завершится ее путешествие, их история? Ничего глупее и придумать нельзя.
        «Они несут с собой собственную гибель», - проговорил в ее памяти голос Ризель, повторяя слова капитана-императора. Выходит, она была права, и Фаби не бредила, а действительно слышала то, что сказал Аматейн. Выходит, «Невесту» каким-то образом заразили в Облачной гавани.
        Хорошо, что Кристобаля здесь нет…
        Эсме вынудила себя подняться. Тело едва слушалось, руки и ноги стали деревянными. Если она прыгнет за борт, то сумеет доплыть до «Лентяйки», хотя та и начала отдаляться, развернув огромные паруса. Только вот… чего она этим добьется? Никто не бросит ей веревку, никто не поможет выбраться из воды, потому что она принесет на чужой фрегат заразу, от которой сейчас погибает «Невеста ветра». Нет, ей не спастись.
        Глотая слезы, Эсме отступила от фальшборта. Где-то в затылке появилась невероятно сильная боль - жгучая, словно к ее коже приложили уголь из костра. Слабость, сковывающая ее по рукам и ногам, нарастала. В голове проносились обрывки разговоров, рассказов Эрдана и Кристобаля о корабельной чуме - болезни, которая уничтожает фрегаты без остатка, не позволяя им перерождаться в кархадонов. Она открыла свой разум «Невесте» - и воздух превратился в густую черную смолу.
        Она зажмурилась.
        [Вот так, - сказал Велин с сочувственной улыбкой, - рано или поздно все заканчивается. Ты думала, можно просто сбежать из своей жизни и пуститься в морские странствия вместе с разношерстной компанией бродяг? Нет, конечно, все совсем по-другому. У каждого человека есть свое предназначение в жизни, а кому-то просто суждено кануть в глубину и превратиться в крабий корм. Только и всего.]
        «Ты… почему ты мне такое говоришь?»
        [А что же еще я должен тебе сказать? Каждый получает то, что заслужил. Чего ты добилась, чем ты заработала право на иную судьбу? Жизни спасала? Нет уж, этим тебе гордиться не с руки, спасать - священный долг целителя. Ты ничего не сделала сверх того, что была обязана сделать.]
        «Неправда! Я спасла Джа-Джинни! Я вернула его из мертвых!»
        [Да что ты говоришь. Может, именно это и было твоей самой большой ошибкой? Может, ты вмешалась в планы Эльги или самого Великого Шторма? Может, одной маленькой птичке стоило бы затаиться в своем гнезде, а не лететь навстречу буре?]
        «Я не понимаю…»
        [И не должна понимать.]
        - Эсме, очнись! - Кто-то схватил ее за плечи, встряхнул. Она не нашла в себе сил, чтобы пошевелить хоть пальцем, чтобы открыть глаза. Ларим скорчился у нее на плече - она чувствовала щекой его шерсть, - и, похоже, его охватило то же странное оцепенение.
        - Да очнись же ты наконец!
        - Эсме…
        Другой голос. Прикосновение, от которого по коже побежали мурашки; где-то во тьме, в которую погрузился ее разум, сверкнула молния. Она вынырнула из тьмы, словно вытащила себя за волосы из болота; казалось, на это ушла целая вечность.
        Она открыла глаза.
        Над ней склонились Кристобаль и Сандер; у феникса было что-то не так с глазами, но она еще не пришла в себя настолько, чтобы понять, что именно. Рядом был кто-то еще. Она села, придерживая рукой сползающего ларима, огляделась по сторонам. С того момента, как сознание оставило ее, явно прошло некоторое время, потому что пятна затянули всю поверхность палубы, мачты и сложенные паруса - теперь лжеплоть «Невесты» выглядела так, словно ее покрыла серебристо-черная плесень. Фальшборт, в который Эсме уперлась рукой, вставая, был твердым, но вот палуба прогибалась под ногами.
        За спиной Сандера маячили трое матросов - Кай, Ролан и Гвин; поодаль Бэр склонился над чьим-то телом. Она не хотела знать - чьим. Больше никого… Значит, кроме нее, здесь еще шестеро выживших и Шторм знает сколько трупов.
        - Надо спуститься в брюхо, и побыстрее, - сказал Кристобаль. Она снова посмотрела на него и вздрогнула, наконец увидев совершенно белые слепые глаза. - Если у меня получится кое-что сделать, мы спасем ее. Если же нет - там есть лодки… вы сможете выбраться, а потом - через какое-то время - Немо вас подберет. Времени нет. Идем.
        Сандер пошатнулся и чуть не упал, ей пришлось подставить ему плечо. Стремительно слабеющий матрос казался бледным словно простыня, его щеки покрывали синеватые пятна. Эсме поняла, что и сама выглядит не лучшим образом. Все происходило очень быстро - она скользила по реальности словно жук-водомерка.
        - Быстрее.~
        Кристобаль на секунду замер у люка, ведущего в трюм, обратил к ней ослепшие глаза. Как же он видел?
        - Зрение навигатора.~
        «Невеста» из последних сил старалась помочь капитану, который явно знал, что делает, хотя Эсме не раз слышала от него - от корабельной чумы нет лекарства.
        Она не помнила, как спустилась в брюхо, придерживая ларима одной рукой и Сандера - второй. Остальные спустились туда же и, стоя по пояс в воде, растерянно уставились друг на друга. Фейра добрался до противоположной стены и принялся шарить по ней руками в поисках чего-то. Стена мерцала, по ней пробегали волны, словно по шкуре встревоженного зверя. Эсме снова ощутила боль в затылке, и Сандер, навалившийся на ее плечо, стал неимоверно тяжелым.
        Фейра пробормотал что-то себе под нос и сунул обе руки в полость, открывшуюся в стене. Вместо надежды Эсме почувствовала, как надвигается новая волна паники.
        - Не бойся, - сказал он чуть громче, бросив на нее короткий взгляд. - Сейчас все будет хорошо.
        В следующую секунду раздался громкий хлопок - и феникса отшвырнуло назад. Он упал на спину, раскинув руки, и полностью ушел под воду. Зеленоватое мерцание брюха на несколько секунд погасло, но это не помешало Эсме сунуть ларима Сандеру, который каким-то чудом удержался на ногах, и кинуться следом за Кристобалем. Она нашла его, когда свет загорелся опять - только уже не зеленый, а красный. Магус был без сознания. Его лицо посерело, кожа на ощупь казалась холодной и твердой как камень. Эсме скользнула вглубь…
        Лиловые лепестки сердце-сути один за другим сворачивались, чернели, рассыпались в прах.
        …И тотчас же вынырнула обратно. С болезненной ясностью она поняла, что бессильна остановить увядание, даже если бросит на это все свои силы. Она не могла его исцелить.
        Потому что в исцелении нуждалась «Невеста ветра».
        - Бэр! - крикнула она. Гроган единственный сохранил прежнюю силу - возможно, на его измененную натуру происходящее действовало совсем по-другому именно из-за того, что он не был ни человеком, ни магусом. - Бэр, возьми капитана, я его не удержу! Иначе он утонет!
        Гроган послушно принял у нее тяжелое тело. Она сжала кулаки, проглотила слезы. Последние минуты, отведенные «Невесте ветра» и Кристобалю Фейре, истекали.
        - Слушайте меня внимательно, - сказала она. - Вы знаете, где взять лодку и что с ней сделать. У вас еще есть на это время. Я хочу попробовать кое-что, чего раньше никто не делал, но вы не обязаны рисковать жизнями, уже и так многие погибли. Уходите. Уходите, не ждите меня.
        Она повернулась и побрела в сторону стены, где зияло отверстие, в котором Кристобаль что-то искал. Добравшись до цели, она обернулась и увидела, что все пятеро моряков не двинулись с места. Сандер прижимал к груди ларима. Бэр держал Кристобаля на руках, словно спящего ребенка. Кай и Ролан поддерживали друг друга, чтобы не упасть; Гвин просто стоял и смотрел на нее во все глаза.
        «Эльга-Заступница, помоги мне».
        Она достала из кармана последний из двух флаконов, украденных Хагеном, вытянула пробку зубами, выпила все до дна и погрузила обе руки в слоистую плоть фрегата. В глубине ей удалось быстро нащупать плотный узел - одно из средоточий разума, о которых когда-то давным-давно рассказывал щеголеватый незнакомец с разноцветными глазами. В ладони вонзились сотни тончайших игл - это было не больно, скорее щекотно. Она закрыла глаза.
        «Ни одна живая тварь не заслуживает боли и страданий».
        В конце концов, раз сердце-сутью обладает каждое живое и разумное создание, с чего бы фрегату оказаться исключением из общего правила?..
        Она была черной.
        Сначала Эсме показалось, что кругом темнота, непроглядная мгла - океан Вечной ночи из древних легенд, величественный и безграничный. Ей пришлось собрать все силы, чтобы не поддаться страху и не сжаться в точку, - ведь сейчас никто не вытащил бы ее отсюда, случись непредвиденное. Велин мертв, Кристобаль на грани жизни и смерти. Она одна. Она совсем одна.
        Нет…
        Во мраке прямо перед ней что-то шевельнулось, и, приглядевшись, Эсме увидела, как проступают контуры огромного цветка - в чем-то похожего на те, что ей уже не раз доводилось видеть, и одновременно совсем другого. Он был самую малость темнее темного, края его лепестков еле заметно мерцали, как мерцают звезды в ночи. Он был… прекрасен.
        Эсме осторожно потянулась к нему и увидела в самой сердцевине черного цветка другой - бледно-лиловый. Второй цветок в точности повторял первый по форме, но был маленьким и хилым. От одного только вида ее сердце сжалось, и, хотя время здесь текло иначе, она поняла, что стоит поторопиться.
        То, что сердце-суть «Невесты ветра» оказалось достаточно похожим на привычные Эсме - не считая цвета, конечно, - немного успокаивало, и она принялась за дело, словно в нем не было ничего необычного. Она внимательно изучала лепестки один за другим и зашивала каждую прореху, которую удавалось найти. Их было очень много - лишь издалека цветок казался целым, красивым, но в некоторых местах дыры располагались так близко, что он потерял бы немало лепестков, если бы не Эсме. Она трудилась усердно, ощущая в себе источник почти безграничной силы, разбуженной «слезами Эльги», и еще - где-то в глубине ее души все сильней разгорался огонек надежды.
        У нее получалось.
        Еще немного - и она…

* * *
        - …Эй!
        Легкий бриз ерошит волосы. Полуденное солнце не жалеет тепла, но камни мостовой пока что хранят прохладу, по ним приятно ступать босыми ногами. У нее в руках корзинка, она идет к тетушке Фрине за яблоками для пирога. За самыми вкусными яблоками в Тейравене. Ей всего шесть, но в этом возрасте уже пора помогать маме, как Паоло помогает отцу.
        - Эй, малышка, ты не подскажешь, где тут дом Бартоло и Леоны Занте?
        Голос кажется знакомым. Это странно, ведь она его раньше никогда не слышала.
        - Да, я знаю. Они…
        Она поворачивается.
        - Они мои…
        Поворачивается.
        - …родители.
        И видит его.
        …Лиловый цветок медленно раскрывается. У него в сердцевине сундук из черного дерева, по бокам - полустертые узоры: берег, башня, птицы над морем, чье-то красивое лицо посреди облаков. Из замка выглядывает новенький блестящий ключ. Эсме ошеломленно смотрит на него, и под ее взглядом он сам собой начинает поворачиваться. В замке что-то щелкает.
        Дождливым зимним вечером, когда от скуки некуда себя деть, Эсме садится на подоконник и мечтает о далеких странах. Паоло пытается читать книгу, которую ему дал отец, но она слишком серьезная и сложная, так что он зевает украдкой, думая, что никто его не видит и не слышит. Леона Занте вяжет, сидя у очага, а Бартоло заперся в своей комнате с бумагами и высчитывает, по какой цене лучше продать товар на ярмарке, которая начнется через неделю. Только Эсме смотрит в окно, и только она замечает, что кто-то подходит к их дому.
        Через несколько секунд раздается стук в дверь, и она, сорвавшись с подоконника, бежит встречать гостя - моряка по имени Брандан Гарби, старого приятеля ее отца, веселого бродягу с удивительными разноцветными глазами.
        Зеленым левым и синим правым.
        Ключ поворачивается в последний раз и исчезает.
        Крышка поднимается - медленно, со скрипом.
        - Ичто теперь будет?
        - Ничего хорошего, Бартоло. Нужно срочно уезжать из Тейравена, пока Эйдел не получил второе письмо. Я пытался… я пытался и его перехватить, но у меня ничего не вышло. У меня быстроходный фрегат, ты знаешь, но мне удалось добиться лишь дня форы. Завтра вечером письмо будет у Эйдела. Надо уходить.
        - Я понимаю, но…
        - Никаких «но». Когда Эйдел все узнает, он придет, и ты… да ты хоть представляешь, что случится? Они его заберут, увезут в Облачный город и станут делать с ним такое, о чем ты и помыслить не можешь. Ты о таком будущем для своего сына мечтал?
        - Замолчи, Бранд! Я не дурак, я все понимаю. Но и ты пойми - как же мы вчетвером сумеем затеряться? У меня нет денег - из-за этой глупой расписки я все потерял… такое впечатление, что Эйдел и так уже все знал, когда подтвердил ее… что с нами будет, Бранд? Мы окажемся в чужом городе без гроша в кармане, а ведь у меня еще есть дочь.
        - Я вам помогу.
        - Ты? У тебя же ветер в карманах свистит, Бранд…
        - Не так громко, как тебе кажется. Кроме того, я могу увезти вас на Окраину, куда имперцам вовек не добраться. Знаешь, как красиво в Кааме? Еще есть Скодри, с которым мы выпивали две недели назад и клялись друг другу в верной дружбе до конца своих дней.
        - Ты знаком со Скодри? Ты бывал в Кааме? Ты не терял времени зря, дружище.
        - Некогда рассказывать, Бартоло. Так что?
        Длинная пауза.
        - Скажу Леоне, чтобы собрала все необходимое. Или пусть Эсме скажет - она все равно подслушивала под дверью, а мы с тобой пока что…
        …Она хотела бы закрыть глаза и уши, но рядом с сердце-сутью у нее нет тела, поэтому она вся - сплошной глаз и сплошное ухо. Не укрыться. Не спрятаться. Спрятанное в сундуке не знает жалости.
        Никто не видит ее слез, никто не слышит, как она кричит.
        Никто не в силах разделить боль, от которой она…
        …Задыхается. Она задыхается. Правую стопу пожирает жадный зверь, обгладывает кость, облизывается, урча от удовольствия. Почему-то у нее в голове вертятся странные образы - чердак, где она любила уединяться. Какие-то люди. Крики. Пламя, рвущееся со всех сторон, - таких пожаров не бывает: дом не может заполыхать сразу, словно его облили маслом. Всюду дым, все трещит, а потом с потолка падает балка прямо ей на ноги.
        И сразу же - тьма, тишина, спокойствие.
        Кто-то несет ее на руках, укрывает ее своим телом от огня.
        Чьи-то руки сжимают ее так крепко, что нечем дышать.
        Тьма, тишина.
        - Тише, тише, малышка. Все будет хорошо, - говорит человек, заменивший ей отца и мать, ставший ее лучшим другом на целых десять лет. - Потерпи еще немного, еще совсем чуть-чуть…
        Тьма.
        И голоса во тьме.
        - Я… не могу ее бросить, Велин.
        - Знаю.
        - Что же мне делать?
        - Тебе? Убираться отсюда, и поскорее.
        - А…
        - А я давно хотел попросить об одной услуге. Ты обещал, что отпустишь меня на сушу, когда придет время, - так вот, оно пришло. Я устал, Кристобаль. Я… мне не так уж много лет, но с целителями все иначе. Я выбился из сил. Мне нужен дом, чтобы прожить оставшиеся годы, мне нужна… семья.
        - Жена и дети?
        - Да. Знаешь… я всегда мечтал о дочери.
        Вновь приходит тьма, приглушая голоса, но все же последние слова звучат в ней долго, словно угасающее эхо:
        - Не рассказывай ей о том, что случилось, Велин. Она меня не простит.
        - Она меня не простит ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ ~~~~~~~~~~~~~~Она меня не простит ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~ ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~Она меня ~~~~~~~~~~~ ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~не простит.
        Шум моря
        Когда Амари закончил рассказ, за окном вовсю шел дождь. В «Логове» было очень тихо. Лайра встал и подошел к окну почти в самом начале истории, а Камэ, наоборот, села и спрятала лицо в ладонях. Теперь король Окраины стоял спиной к своим странным и неожиданным гостям, и, хотя его осанка была, как всегда, горделивой, все они с безошибочной ясностью ощущали: он в отчаянии.
        - Через четверть часа после того, как начали бить колокола и мы увидели, что чуму обнаружили на «Невесте ветра», - разразился сильный шторм, - сказал Хаген, заметив, что Амари потирает шею, болезненно морщась. - «Черную звезду» вместе с «Полуночным призраком» Марис Гансель унесло далеко к югу… Потом мы вернулись туда, где оставили Талассу, но ничего не нашли. Город разделился на части, и каждая отправилась в самостоятельное путешествие по Морю Обездоленных. Марис сказала, так всегда происходит после сильного шторма или какой-нибудь неприятности, и потом они встречаются… через месяц-другой, а иногда и через год. Мы решили их не искать, а вернуться сюда. Нам больше некуда идти.
        - Странное решение, - проговорил Лайра, не оборачиваясь. - А если «Невеста ветра» выжила и ей нужна была помощь?
        - Все знают, что от корабельной чумы нет лекарства, - уверенно сказал Амари, но его лицо при этом резко побледнело.
        - Есть немало общеизвестных истин, в лживости которых мне довелось убедиться на своем веку, - парировал Лайра, по-прежнему глядя в окно, на струи дождя. - Фрегаты не ныряют. Клан Фейра уничтожен. Женщин-навигаторов не бывает. Младшего сына капитана-императора сожрали пардусы. Я бы не удивился… впрочем, все это пустые слова. - Он повернулся и окинул взглядом троицу гостей. - Вы хотели мне что-то еще рассказать?
        Амари и Хаген переглянулись. Ризель, которая до сих пор сидела очень спокойно и разглядывала собственные руки, сложенные на коленях, вдруг подняла голову и посмотрела Лайре прямо в глаза.
        - Рассказать - нет, не хотим. - Ее голос звучал устало, но твердо. - Наше путешествие оказалось достаточно трудным, но о нем можно поведать в другое время… и в другой обстановке. А вот спросить мне бы хотелось.
        - Спрашивайте, ваше высочество, - сказал Лайра, когда пауза затянулась.
        Ризель задала именно тот вопрос, которого он ждал:
        - Что вы собираетесь предпринять?
        Король ответил не сразу. В его памяти пронеслись весенние события в Каме: он вспомнил о карте, которую удалось превратить в оружие, позволившее задержать могущественного союзника в своей гавани, избавив тем самым другой порт Окраины, Ямаоку, от смертельной опасности. Он знал, куда могла направиться «Невеста ветра», если ей каким-то образом удалось избежать проклятия корабельной чумы.
        Сидевшие перед ним Ризель, Амари и Хаген тоже это знали.
        - Я собираюсь вернуться к делам, которые вынужден был прервать, когда мне доложили о вашем прибытии, - сказал Лайра Арлини ровным спокойным голосом. - Мое королевство, может, и невелико, но это не значит, что я вправе предаваться безделью. А вы… вы можете рассчитывать на любую посильную помощь. Доки и склады в вашем распоряжении. Корабельные мастера - вольные птахи, с ними договаривайтесь сами, но я попрошу Мора, чтобы он познакомил вас с нужными людьми. Раз вам некуда больше идти, оставайтесь - мы всегда рады приютить тех, кто в этом нуждается.
        Хаген, чье лицо по-прежнему хранило поразительно бесстрастное выражение, закрыл глаза. Амари нахмурился, но Ризель многозначительно кашлянула, и молодой магус не проронил ни звука; впрочем, это не помешало ему одарить Лайру колючим взглядом. «Все-таки ты еще совсем мальчишка…» - подумал король Окраины и почувствовал, что ему хочется отеческим жестом потрепать юного навигатора по взъерошенным волосам, похлопать по плечу. Он едва сдержался.
        Камэ так и сидела, спрятав лицо в ладонях, не видя и не слыша ничего вокруг.
        Ризель встала, поблагодарила повелителя Каамы и всей Окраины за радушие, и гости ушли.
        Через два часа, когда Лайра как раз закончил рассматривать запутанный спор между двумя городскими торговцами, обвинявшими друг друга в мошенничестве, и погрузился в изучение нового прошения от городских старейшин, - на его балконе раздался странный шум, а потом что-то с оглушительным грохотом упало на мостовую и разбилось.
        - С тебя новый цветочный горшок, Джа-Джинни, - сказал Лайра, не поднимая носа от бумаг. Ответом ему был новый грохот. - Два горшка.
        Со стороны балкона послышались приглушенные ругательства.
        - Что ты говоришь? - поинтересовался Лайра. - Неужели три?
        - Я говорю, что ты мерзавец, раз не хочешь помочь другу, - сказал крылан, боком протискиваясь через слишком узкую для него дверь.
        - Другу? - переспросил Лайра, наконец-то устремляя взгляд на Джа-Джинни. - Не тому ли другу, который едва не запустил в меня молнией?
        Крылан выпрямился и скрестил руки на груди.
        - Ты же знаешь, что он бы этого не сделал.
        - Я видел его глаза. - Лайра отбросил перо, даже не заметив, что прямо посередине прошения возникла огромная клякса. - Он запросто мог превратить меня в горстку пепла. Впрочем, о чем мы говорим? Судя по рассказу Амари, ты и сам повел себя… не по-дружески.
        Джа-Джинни отвел взгляд.
        - Я готов признать свою ошибку, - сказал он ровным голосом. - Я хотел вернуться и хотя бы посмотреть, что происходит на «Невесте ветра», но мне помешал шторм. И я… - Он чуть помедлил, а потом произнес сквозь зубы, насильно выталкивая каждое слово: - Я очень испугался.
        Король вздохнул.
        - У них не было ни единого шанса, - тихо проговорил он, не замечая, что противоречит собственным словам, сказанным не так давно. - От корабельной чумы нет лекарства.
        - Марис Гансель говорит, что один-единственный шанс все же был, - возразил крылан, слегка воодушевленный смягчившимся тоном Лайры. - Эсме.
        Лицо Лайры побелело, он вскочил и прошипел:
        - Убирайся прочь! Скажи спасибо, что я не приказал расстрелять ваш грязный фрегат еще на подходе к Кааме. Скажи спасибо, что я позволил дочери и сыну самого мерзкого магуса из всех, что когда-то жили в этом мире, сойти на берег. Если еще хоть раз…
        Джа-Джинни примирительно поднял руки, отступил, а потом повернулся и, вновь протащив сквозь дверь огромные крылья, спрыгнул с балкона и улетел. Лайра махнул левой рукой, сметая со стола бумаги, книги, чернильницу с пером и прочее. Сердце бешено колотилось у него в груди, а в памяти почему-то маячила карта, в северной части которой был обозначен небольшой остров под названием Земля тысячи огней. Он закрыл глаза на несколько секунд, пытаясь успокоиться, а потом открыл и обнаружил, что снова не один.
        Только на этот раз посетитель явился не через дверь и даже не через балкон.
        - Ты пришла… - проговорил он, глядя на красивую рыжеволосую женщину, которая сидела в его кресле и с интересом разглядывала учиненный погром. На ней было темно-зеленое платье, украшенное слегка потрепанными кружевами, и он знал, что она боса, хотя и не мог видеть ее ног. Она посмотрела на него, чуть приподняв бровь, и сказала:
        - Пришла? Да я и не уходила никуда, мой король.
        Он тяжело вздохнул.
        - «Утренняя»… То есть «Черная звезда», а теперь ты - слишком много событий для одного дня, который еще далек от завершения. Мара, я…
        - Занят, вижу.
        - Я устал. - Лайра вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. - Чего ты хочешь?
        Его гостья встала и обошла стол. Она была маленькой и хрупкой, вблизи от нее пахло чем-то странным - камнями, разогретыми солнцем; городом и морем. Ее глаза все время меняли цвет, лицо и одежда становились другими, но перемены были плавными и почти незаметными, потому что каждую секунду он видел ее заново, забывая, как она выглядела мгновение назад.
        Главное, что она была рядом.
        - Я хочу того же, чего хотел крылатый, - прошептала она, глядя на него снизу вверх. - Того же, чего хотят его друзья. И того же, чего хочешь ты.
        Он хотел возразить, но вместо этого поморщился и отвел взгляд. Карта снова всплыла перед его внутренним взором, только на этот раз на ней появились живые рисунки - множество маленьких кораблей, которые деловито продвигались из Облачного города на север, к Вороньим островам. Вот у них на пути сгустились тучи, начался сильный шторм, словно сам Великий Шторм вознамерился помешать капитану-императору, но не было сомнений, что сильное слово Цапли одолеет любые препятствия… Что-то назревало. Чуть севернее, у Росмера - столицы клана Корвисс, - тоже собирались корабли.
        Неужели где-то в тех водах затерялся еще один, с зелеными парусами?
        - Он не погиб. Я это знаю наверняка.
        - Ты не можешь ничего знать, - тихо проговорил Лайра. - Мы не получали известий с севера уже давно. Даже если забыть о корабельной чуме, даже если предположить, что команда из неполного десятка человек смогла преодолеть Море Обездоленных, - кто поверит им в Росмере, кто к ним прислушается? Что их ждет на Земле тысячи огней, кроме тысячи смертей?
        Мара склонила голову набок.
        - Кристобаль Фейра жив, - сказала она с легкой обидой. - А тебе бы стоило доверять друзьям, Лайра Арлини. Особенно тем, которые знают больше твоего, потому что… потому что такова их природа.
        Лайра поднял руку и коснулся ее щеки кончиками пальцев.
        Все исчезло.
        Он был во тьме, посреди которой горела одинокая звезда, казавшаяся маленькой и беззащитной; он был в пустоте и почему-то совершенно точно знал, что пока еще не существует ни Великого Шторма, ни бескрайнего океана и Десяти тысяч островов, ни людей, ни магусов… Только эта звезда, чей робкий свет успокаивал и внушал надежду. Только ее сны и тени, одна из которых и стояла сейчас в шаге от уставшего, измученного тоской и тревогой калеки.
        Почему же она снова к нему пришла?..
        - Я точно знаю, - прошептала Мара ему на ухо, чуть приподнявшись на носках, - что ты не сумеешь есть и спать, если не вмешаешься и не станешь одним из героев этой истории. Ты навсегда потеряешь себя, и это могло бы стать справедливой карой за злопамятность, трусость и предательство. Но решение еще не принято. Я не стану больше тебя уговаривать.
        - Уйдешь? - спросил он тоже шепотом, осторожно гладя ее волосы.
        - Уйду. - Рука Мары легла ему на грудь. - Но позже…
        Часть вторая
        Дорога печали
        Она вспоминает.
        Она вспоминает о том дне, когда впервые почувствовала ~его~, ощутила каждой клеточкой своего еще достаточно маленького тела. О том, что было раньше, она не помнит - знает, что ей запретили это помнить. ~Он~ и сам мало что помнит. ~Он~ и сам был маленьким, слабым, хрупким - его почти сломали. ~Он~ бы утонул, точно утонул - та сила, что и поныне прячется на дне ~его~ души, оказалась бесполезной посреди бескрайнего Океана и угасла, как свеча под проливным дождем.
        Иногда она спрашивает себя: что случится, когда ~он~ умрет?..
        Она знает, что люди не вечны. И те и другие - у них куда больше общего, чем они готовы признать, а немногие различия, что еще сохранились, постепенно стираются. Магусы, пришельцы с небес, не умеют пользоваться вечностью - они от нее рано или поздно устают. В отличие от таких, как она.
        Она может умереть, разумеется. Ее могут разорвать на части кархадоны или кракены, ее может одолеть чума, ее может сокрушить по-настоящему мощный шторм. Но если ни того, ни другого, ни третьего не случится - она будет жить очень-очень долго, потому что ее тело устроено совсем иначе: оно способно обновляться бесконечно, лишь бы хватило еды. И все же…
        Что случится, когда ~он~ умрет?
        Неужели она все забудет? Все эти дни, недели, месяцы и годы, которые они провели вместе? Она дрожит всем своим огромным телом при мысли, что расставание неизбежно; постигая конечность их личной вселенной, она заглядывает за край, в пустоту, и никто не в силах утешить ее скорбь.
        А вдруг она тоже перестанет существовать - вместе с ~ним~? Их связь необычна - слишком крепка, передает слишком много чувств и слов. ~Его~ слов, ведь она-то немая: ее мысли слишком сложны и тяжелы для ~него~, и ~он~ воспринимает лишь образы и эмоции. С годами поднаторел, не ошибается, не путается в оттенках и полутонах, сразу отличая легкую досаду от светлой печали, возбуждение - от нетерпения, а страх перед Великим Штормом - от яростного желания бросить ему же вызов. И все-таки она хотела бы… поговорить с ~ним~, как это делают люди и магусы. Рассказать о многом - например, о том образе идеального корабля, безупречного корабля, корабля-предка, что запрятан в одном из ее средоточий разума и служит моделью всякий раз, когда приходится перестраивать себя, пусть даже не получается во всем и всегда этой модели следовать. Однако слова ей недоступны, а образами такое не передать - она пыталась, но он ничего не понял. Ее злит, когда ~он~ не понимает. Еще ее злит <запретное.> - то, что можно разглядеть лишь краем глаза, притворившись, будто смотришь совсем в другую сторону. Она боится <запретного.>, потому
что оно способно сотворить множество жутких вещей и даже - об этом ей страшно думать - разрушить ~связь~ до срока. ~Он~ заставляет ее мириться с <запретным.>, не понимая, что играет с огнем.
        Впрочем, ~он~ любит играть с огнем.

* * *
        Старейшина клана Корвисс привез из дальних и очень долгих странствий рецепт замысловатого напитка с труднопроизносимым названием. Каждое утро он вставал засветло, сам возился на кухне, смешивая в строгих пропорциях полдюжины ингредиентов и колдуя над хитроумной краффтеровской плитой, сам переливал ароматное, но очень горькое и обжигающе горячее зелье в большую чашку, после чего сам его выпивал, устроившись на балконе библиотеки, откуда с высоты третьего этажа еще и любовался восходом над Росмерской гаванью на протяжении примерно получаса. В это время никто не мог его беспокоить, и даже явись в столицу Вороньего клана капитан-император собственной персоной, его бы вежливо, но настойчиво попросили подождать.
        Поэтому молодой Айлантри Корвисс, которого в насмешку называли Птенчиком-в-очках, почтительно застыл у дверей библиотеки, хотя от нетерпения ему хотелось прыгать и бегать. Миновало лишь пять минут после того, как старейшина уединился на балконе; какая жалость, что новости из порта не пришли самую малость быстрее. Конечно, ничего страшного за полчаса не произойдет, но, во-первых, Айлантри не любил объяснять очевидные вещи Иттерену Дайхо, нетерпеливому и туповатому главе Росмерской таможни, во-вторых, он никак не мог отделаться от странного ощущения, что случившееся может оказаться либо совершенным пустяком, либо крайне важным событием, но никак не чем-то третьим.
        Нужно потерпеть еще минут двадцать…
        - Айлантри, будь любезен, подойди.
        Птенчик-в-очках привык выполнять приказы старейшины не задумываясь. Молодой магус ринулся вперед, хотя его внутренний голос в это же самое время беззвучно пискнул: «Время, время! И минуты не прождал! В чем дело?!»
        Верховный Ворон стоял на балконе словно изваяние - рука застыла, держа тяжелую чашку на уровне рта, глаза устремлены на что-то в порту.
        - Говори.
        - Только что прибыл посыльный от господина Дайхо, - начал Айлантри. - Его цепные… гм… его подручные задержали фрегат, чей навигатор требует встречи со старейшиной и заявляет, будто он… - Тут Птенчик-в-очках осекся, поскольку здравый смысл подсказывал, что заявление незнакомого навигатора - либо наглая шутка, либо бред безумца, и, окажись на месте Дайхо менее настырный человек, никто не стал бы беспокоить Верховного Ворона по столь дурацкому поводу. Не успел он перевести дух, как старейшина произнес ровным и спокойным голосом:
        - В Росмер наконец-то прибыл его сиятельство Пламенный Князь. После стольких лет… Прикажи Ройлу и Ние подготовить комнаты - пусть они примут во внимание, что будет еще и гостья, - а потом отправляйся к Дайхо. Надеюсь, он еще не успел разозлить князя. Нам с его сиятельством и без того предстоит весьма нелегкий разговор.
        Сказав это, Рейнен Корвисс отпил из своей чашки и поморщился, большой шрам на правой щеке превратил мимолетную гримасу в выражение невыносимой боли. Айлантри кивнул и позволил себе на миг задержаться перед уходом, чтобы проследить за направлением взгляда старейшины.
        В порту - у причала, где всегда стояли задержанные сторожевиками корабли, - покачивался на волнах необыкновенно красивый боевой фрегат с парусами изумрудно-зеленого цвета. «Не шутка и не пустяк, - подумал молодой ворон и, быстрым шагом выйдя из библиотеки, перешел на бег. - Какие тут шутки! Какие пустяки!»
        Он не увидел, как старейшина, Верховный Ворон, лишь недавно вернувшийся из длительного изгнания, в которое отправил себя сам, поставил полную чашку на каменный парапет и, закрыв ладонью шрам от ожога, зажмурился, как будто и в самом деле испытывал очень, очень сильную боль.

* * *
        - Фрегаты чувствительнее людей, - сказал Кристобаль Фейра, облокотившись о фальшборт «Невесты ветра» и наблюдая за тем, что происходило на причале. - Вы только поглядите на этого толстого таможенника - как он размахивает руками точно мельница. Мы для него - досадное происшествие: то ли безумцы, то ли наглые шутники, и он нас не боится, потому что на его стороне форт со всеми пушками и сторожевые корабли. Но они-то как раз всё поняли…
        - И перепугались, - вполголоса прибавил Ролан. - Вон как пляшут на волнах - никак не могут успокоиться.
        Гвин и Кай закивали и рассмеялись, а Бэр что-то пробурчал одобрительным тоном. Сандер, державшийся чуть в стороне от товарищей, не поддержал их легкомысленного веселья, хотя вполне понимал, чем оно вызвано: после трех недель пути через Море Обездоленных, на протяжении которых им пришлось пережить немало приключений, росмерский порт казался настоящим раем, и даже неприятности с таможней не омрачали общей картины. Но у него было на одну проблему больше, чем у остальных.
        Он поправил капюшон, скрестил руки на груди так, чтобы кисти и пальцы не были видны - какая жалость, что рукава у куртки слишком коротки, - и ссутулился. Он бы вовсе не выходил из трюма, однако капитан справедливо заметил, что раз пересидеть там всю стоянку в Росмере все равно не получится, не стоит и пытаться.
        Когда они очнулись в брюхе «Невесты ветра», то первым делом все подумали об одном и том же: живы. Живы! Это было невероятно. Еще никому не удавалось справиться с корабельной чумой. Они стали первыми, они выжили.
        Благодаря Эсме.
        Сандер приблизился к целительнице, которая сидела по грудь в воде - возле стены, где еще недавно зияло отверстие, открывающее доступ к внутренностям фрегата, - уткнувшись лицом в колени. Ларим, безвольно висевший у него на плече, вдруг ожил и прыгнул к своей хозяйке, но та даже не шелохнулась. Сандер осторожно взял ее за подбородок и вынудил поднять голову.
        У нее были красные заплаканные глаза.
        - Как же он мог так со мной поступить? - спросила она тихим охрипшим голосом. - Сандер, как он мог?
        Он понятия не имел, о чем Эсме говорит, но подумал, что она явно изменилась. Должно быть, единение разумов открыло девушке какой-то не самый приятный секрет капитана - один из великого множества секретов. Сандер захотел ее успокоить… и вдруг увидел собственную руку. Бледную и перепончатую. Ощутил подобие маски на лице и, коснувшись щеки, обнаружил нечто твердое и гладкое. Чешую. Сил оставалось так мало, что он сумел лишь с плеском шлепнуться в воду и пожелать себе сдохнуть не сходя с места. Так он просидел достаточно долго, не видя и не слыша ничего вокруг.
        Потом сзади кто-то подошел, ухватил его за шиворот и поднял, словно щенка или куклу. Это мог быть только Бэр. Гроган развернул его и обнюхал, фыркая, а потом, глядя глаза в глаза, прорычал:
        - Чего расселся? Работать пора!
        Работы и впрямь было много, особенно для столь малого числа матросов. Эсме усадили в одну из лодок, и она там уснула, измученная, в обнимку с Сокровищем. Фейра пришел в себя лишь на мгновение, которого ему хватило, чтобы окинуть свою команду шальным взглядом, взмахнуть рукой - в тот момент они были слишком растеряны, чтобы обратить внимание на его исцеленные пальцы, - и приказать «прорубаться наверх». Его тоже пришлось уложить в лодку. Выбравшись из брюха, матросы убедились, что это была вовсе не оговорка: коридоры «Невесты ветра» заросли чем-то вроде плотной паутины, которая не очень-то поддавалась лезвиям их ножей, - как же повезло, что они успели обзавестись в Талассе хоть каким-то оружием! Пришлось изрядно попотеть, пока они выбрались на верхнюю палубу и увидели бескрайнее море, освещенное полуденным солнцем. Прошло не меньше двенадцати часов с того момента, как в городе очарованных морем раздался звон чумных колоколов.
        Они расчистили путь к резервуарам с водой, после чего вернулись в брюхо, чтобы забрать оттуда капитана и целительницу, - и обнаружили, что их лодки встали бок о бок друг с другом, хотя ни он, ни она не проснулись. Еще они увидели рыбу, много рыбы. Смерть от голода и жажды им не грозила, хотя оставались еще морские твари и другие опасности. Но тем не менее они немного успокоились и начали осматриваться, заново открывая для себя фрегат, который… стал другим.
        В тех коридорах, где с «паутиной» разобрались, ее остатки быстро втянулись в стены, выглядящие непривычно - они теперь были серыми, гладкими, как металл. У кают снова появились двери - панели, которые открывались, отъезжая в сторону и исчезая в стене. Внутри стало заметно холоднее, зато воздух сделался очень свежим и чистым. Чуть позже Ролан вдруг бросился к фальшборту и, свесившись наружу, крикнул:
        - Поглядите-ка на это!
        Последовав его примеру, они увидели изменившийся рисунок, образованный броневыми пластинами и абордажными крючьями «Невесты ветра» - и тех и других стало заметно больше. Теперь ее уже ни за что не получилось бы выдать за торговую «бочку». Хватало одного взгляда, чтобы понять: этот фрегат создан исключительно для битвы.
        Потом пришел в себя Фейра - и все сделалось еще причудливее. Он с трудом держался на ногах, но предпочитал передвигаться с закрытыми глазами, потому что видел «Невесту ветра» и все, что было на борту, зрением навигатора. И видел кое-что еще.
        - Она показывает мне огромные карты, Сандер! - восторженно проговорил феникс, хватая матроса за руку. - Я вижу все Море Обездоленных… весь Вороний край… кажется, если как следует попросить, она покажет весь мир. Я вижу другие корабли! Искусай меня медуза, я и не знал, что ~Невеста~ так умеет!
        Что-то изменилось в той связи, что существовала между фрегатом и навигатором. По словам Фейры, она не стала ни сильнее, ни слабее, но все же теперь была иной. Сандер поначалу решил, что случившееся имеет значение лишь для капитана, но потом…
        - Ролан, - спросил он на следующее утро, когда они остались на палубе вдвоем и солнечный свет напрочь лишал молодого моряка возможности притвориться, что он не видит чешую на шее и щеках Сандера, вертикальные зрачки в его глазах. - Неужели ты ничего не хочешь мне сказать?
        Юноша улыбнулся и почесал затылок:
        - А что говорить-то? Такое с каждым могло случиться - тебе, выходит, просто не повезло. Но если ты замыслил шагнуть за борт - знай: не позволю. И не сомневаюсь, что все здесь думают так же. Мы тебя удержим, чего бы это ни стоило.
        Сандер растерянно покачал головой, не зная, что и думать. Ролан был прав в одном: такое могло случиться с каждым, и потому очарованных морем - точнее, морской болезни как таковой - страшно боялись все моряки без исключения. Кто-то признавался в этом открыто, кто-то тщательно скрывал свой страх, но не было ни на суше, ни на море такого человека, который ни разу в жизни не просыпался бы в холодном поту и не принимался себя ощупывать в поисках приснившихся плавников или чешуи. В один миг оказаться отщепенцем, парией, потерять шанс однажды увидеть Эльгины Сады (пусть даже рискуя вместо них угодить на Крабьи луга Великого Шторма) - такая участь кого угодно испугает. И ведь они даже не знали, каково это на самом деле, как ощущается эта глубокая, словно колодец, черная дыра в душе - дыра, на дне которой плещется соленая вода…
        Матросы «Невесты ветра» тоже боялись - Сандер это знал наверняка.
        По крайней мере раньше боялись. Что же на них так повлияло? Может, чем меньше людей оставалось на борту, тем крепче становились связывающие их узы? У Сандера заныло сердце при мысли о том, что без малого год назад матросов на «Невесте ветра» было почти полсотни. А может быть, все дело в испытаниях, которые выпали на их долю? Они столько повидали, столько перенесли и столько потеряли.
        Может, Эсме изменила не только фрегат и навигатора?..
        С самой целительницей за три недели путешествия они обменялись всего лишь парой слов. Эсме избегала встреч с кем бы то ни было, что оказалось нетрудным на корабле, который вдруг стал необычайно просторным. Если ей и Кристобалю все же приходилось показываться друг другу на глаза, она вела себя очень холодно, не смотрела на капитана и обращалась к нему через Сандера, Ролана или кого-то еще. Ларим рычал на феникса - это выглядело немного смешно и все же куда лучше выражало настроение целительницы, чем ее показное равнодушие. Они ломали головы над тем, что Фейра скрывал от нее. Они даже не могли строить догадок, какая тайна объединяет этих двоих.
        В Росмере, решил Сандер. В Росмере все решится.
        И тогда ему придется искать новый крючок, чтобы зацепиться за сушу.

* * *
        - Яже все вам объяснил, - сказал Айлантри, с трудом сохраняя спокойствие. - Этот навигатор будет в доме старейшины желанным и долгожданным гостем. Мне приказано сопроводить его и тех, кого он захочет взять с собой, в дом Верховного Ворона.
        - Мне известно не хуже, чем прочим жителям этого города, - пробубнил толстый краснолицый Дайхо, исподлобья глядя на секретаря старейшины, изящного и миловидного, как все магусы, - какие слухи ходят о последнем выжившем из клана Феникса. И тут вдруг - нате! Князь Фейра! Пламенное сиятельство прямо у моего порога! Что за крабов бред, а? Если старейшина затеял какую-то игру, то Городской совет о ней узнает, будьте уверены!
        «Если старейшина затеял какую-то игру, о ней никто не узнает, пока не наступит нужный момент», - подумал Айлантри и изобразил улыбку, больше похожую на оскал. Иттерен Дайхо имел полное право возмущаться и намекать на последствия: Рейнен Корвисс управлял кланом Ворона, но не Росмером. Давным-давно Бдительные поделились властью с народом - и это странным образом сделало их сильнее. Однако мелкие повседневные дела, подобные тому, которое приходилось решать прямо сейчас, представляли для воронов куда большую сложность, чем для какого-нибудь менее человеколюбивого небесного семейства.
        Впрочем, это дело с каждой минутой обретало вес и уже не казалось мелким.
        - Ладно, ладно. - Дайхо вдруг напустил на себя снисходительно-доброжелательный вид и махнул рукой в сторону корабля с изумрудно-зелеными парусами. - Забирайте вашего гостя. Но я должен проверить, что у этого фрегата в трюмах, и до той поры он будет стоять у этого причала.
        - Без моего разрешения сюда никто не поднимется, - раздался сверху чей-то оскорбительно любезный голос. Айлантри поднял голову и увидел человека - магуса? - облокотившегося о фальшборт, но не сумел разглядеть его лица. - Впрочем, мне здесь нравится, так что пусть ~Невеста~ и впрямь останется у этого причала. Благодарю вас, господин Дайхо, за такую возможность. Можете даже выставить караул - буду лишь благодарен вам за обеспечение сохранности моего имущества.
        Надо же, какая фраза - и как он только не сломал язык! Начальник Росмерской таможни запыхтел словно кипящий чайник, выдал череду замысловатых ругательств, которым явно научился у местных контрабандистов, и с неожиданной прытью припустил вдоль длинного причала к набережной. Айлантри перевел дух, покосился на двух блюстителей, что застыли шагах в пяти от него точно каменные истуканы, и приготовился к встрече с загадочным субъектом, осмелившимся присвоить имя одного из сильнейших - пусть и формально не существующих - небесных семейств. С борта фрегата перекинули трап, и вскоре навигатор уже стоял рядом с секретарем старейшины.
        - Полагаю, вы уже знаете, как меня зовут, - сказал Пламенный Князь чуть-чуть насмешливо. Айлантри почувствовал, что краснеет, и досадливо прикусил губу. - С кем имею честь?
        Молодой ворон, помедлив, ответил:
        - Айлантри Корвисс, к вашим услугам… князь. - Навигатор кивнул. - Старейшина велел передать свое почтение. Он ждет. В его доме вас примут с радостью, слуги уже готовят гостевые комнаты. Вас кто-то будет сопровождать?
        Вместо ответа Фейра повернулся к своему кораблю и замер в ожидании. Не успел Айлантри по-настоящему растеряться, как на палубе послышались какие-то звуки и через несколько секунд он увидел женщину, которой один из матросов помог спуститься.
        «Пропади оно все пропадом», - подумал Айлантри и, достав из нагрудного кармана очки, нацепил их на нос.
        Лицо князя-навигатора обрело четкость. Это было лицо моряка - суровое и загорелое, с белой полосой шрама на правой щеке. Его глаза, в полном соответствии с тем, что твердила молва, оказались разного цвета - зеленый левый, синий правый. Его одежда, черные штаны и рубашка, как теперь видел Айлантри, имела весьма жалкий вид, словно эти лохмотья Фейра носил не снимая очень-очень долго. Но держался он гордо, даже слегка надменно, и не было никаких сомнений, что перед Айлантри тот самый магус, о котором за последний месяц успели сочинить намного больше странных и страшных историй, чем за предшествующие годы.
        Женщина, спустившаяся на причал, внимательно посмотрела на Айлантри. Она была молода - чуть за двадцать - и миловидна, однако выглядела такой же оборванкой, как и навигатор, а еще казалась очень уставшей и чем-то расстроенной. Молодой ворон кивнул ей, не зная, как себя вести, и Кристобаль Фейра сказал:
        - Это Эсме Занте, целительница. Эсме, это Айлантри Корвисс, секретарь старейшины клана… насколько я понимаю, праправнук Айлантри Седого Крыла - великого алхимика?
        Айлантри-младший кивнул:
        - Мой прапрадед служил старейшине клана, и теперь я служу Рейнену Корвиссу, пусть до недавнего времени он здесь почти не бывал. Такова семейная традиция.
        - Рейнен Корвисс, - повторил Фейра со странным выражением лица. - А я гадал все три недели, кого мы увидим в роли старейшины воронов. Выходит, Рейнен снова в Росмере - и он официально вернул себе имя и звание?
        - Да, - подтвердил молодой ворон. - И он вас ждет.

* * *
        «Что я здесь делаю?»
        Они сидели в просторной комнате, за накрытым столом, но Эсме переполняло отвращение к еде, к роскошно обставленному дому, хозяином которого был Рейнен Корвисс, к его слугам, включая молодого ворона, - кто бы мог подумать, в очках, - и - самое главное - к самой себе.
        Кристобаль Фейра не был ей отвратителен.
        Она его ненавидела.
        «Почему я не ушла, как только представилась возможность?..»
        Три недели назад она поклялась, что сойдет на берег в первом же порту, даже если им окажется Облачный город. Он бы не стал ее удерживать - в этом не было никаких сомнений. Он и вызвал-то ее из каюты не для того, чтобы взять с собой к Рейнену, а для того, чтобы без лишних церемоний и слов сообщить: вот она, твоя свобода, иди на все четыре стороны. Теперь все его действия казались ей прозрачными и понятными, а мысли читались без особых усилий и с трех шагов, и с десяти.
        Он позволил ей решать самой - и она решила… пойти с ним.
        [Это все молния, моя дорогая. Когда-то она угодила в мачту «Невесты ветра» - и возникла жуткая связь между навигатором и фрегатом - связь, которой не должно было быть. Теперь вы тоже связаны, и все его секреты хранятся в твоей памяти, словно маленькие сундучки. Тебе только и нужно, что выбрать из россыпи ключей правильные и начать открывать эти сундучки один за другим, один за другим. Он об этом знает. Он мог бы тебя убить, но…]
        Они почти не разговаривали друг с другом три недели, они не приближались друг к другу три недели. В дверях, у входа в эту комнату, он случайно задел ее плечом - и она вздрогнула точно от удара. Но «Невеста ветра» не обрушила на них свой гнев, не наполнила их головы жутким свистом и воем. Ничего не произошло. Только в его разноцветных глазах что-то промелькнуло - тень алого, жадного, неугасимого пламени.
        «Эльга-Заступница, помоги мне…»
        [Один за другим. Вот и первый ключик. Один за другим.
        Ну же, решайся.
        Потом будет поздно.]
        Дверь в соседнюю комнату распахнулась - и вошел высокий магус с седыми волосами и шрамом от ожога на правой щеке. Он с легким самодовольством посмотрел сначала на Кристобаля Фейру, потом на Эсме и сказал:
        - Рад снова видеть вас, друзья мои.
        - Сколько лет, сколько зим… - протянул Фейра с улыбкой, которая показалась Эсме вымученной. - Что же ты не навестил меня в Облачной цитадели? Впрочем, ты же был за пиршественным столом… Не обращай внимания на мои слова, я всегда говорю глупости, когда волнуюсь.
        - А ты взволнован, мой мальчик? - хладнокровно поинтересовался старейшина воронов, усаживаясь во главе стола, между Кристобалем и Эсме. - Стоит ли приказать слугам, чтобы натащили побольше ведер с водой? Или лучше песок?
        Фейра покачал головой. Он уже не улыбался.
        - Нет-нет. За время, что прошло после нашей… размолвки, я научился лучше владеть собой. Ты сам и твой дом в полной безопасности. Давай лучше поговорим о делах более важных, чем обиды сорокалетней давности. Я рад, что ты снова старейшина! Хотя, по правде говоря, надеялся на это.
        - Надеялся, но не мог знать наверняка, - сказал Рейнен, кивая. - После эффектного побега из Облачной цитадели ты вряд ли думал о чем-то еще, кроме собственной безопасности. Чтобы не утомлять вас обоих чрезмерным количеством деталей, скажу так: в настоящее время клан Ворона больше не поддерживает капитана-императора, а Кармор Корвисс больше не выступает его главой, даже временным. Но вот если ты спросишь меня о причине, то понадобится некоторая предыстория.
        Фейра откинулся на спинку стула, упираясь ладонями в край стола. Раздался тихий треск, и в тех местах, где кожа его рук соприкасалась с тканью, над скатертью поднялись струйки дыма, похожие на крошечных извивающихся змей.
        - Не понадобится.
        - В самом деле? - Пожилой ворон вопросительно изогнул бровь, потом покосился на скатерть, но ничего не сказал. - И что же ты знаешь?
        - Союзный договор, Рейнен, - сказал Фейра, устремив на ворона взгляд разноцветных глаз, полный внезапного спокойствия. Он убрал руки - на ткани остались два черных пятна. - Он гласит, что вороны будут сотрудничать с капитаном-императором только в том случае, если это сотрудничество не приведет тем или иным способом к использованию запретного искусства полужизни. Этот параграф договора обошли весьма элегантным способом - мне теперь известно, что полужизнь для Аматейна создавали не вороны, а чайки… Но Кармор Корвисс, как показали события в столице, был к этому причастен. Именно он передал чайкам и капитану-императору запретные секреты. Вороны вышли из Союза, я прав?
        Старейшина воронов хмыкнул:
        - Да, Кристобаль, ты прав. Союзный договор был нарушен, и теперь мы больше не считаем себя связанными им. Кармор столько всего натворил - даже принца Амари не побоялся тронуть. Ну а тот юноша, Паоло… То, что с ним сделали, заслуживает самой суровой кары.
        По лицу Кристобаля Фейры пробежала тень:
        - Надеюсь, Кармор ее понес?
        - С этим как раз возникли некоторые сложности… - Рейнен вздохнул. - Но давай перейдем к главному для тебя, Кристобаль. Я не удивляюсь твоему присутствию, поскольку знаю, куда ты направляешься.
        - Да неужели?
        - Да, - подтвердил Рейнен. - Путь «Невесты ветра» лежит к острову под названием Земля тысячи огней, где ты рассчитываешь отыскать третью часть амулета, называемого небесным компасом. Амулета, который приведет тебя к «Утренней звезде» или тому, что от нее осталось.
        Фейра молча устремил на Рейнена немигающий взгляд.
        - Откуда я об этом знаю? - спросил Рейнен и сам же ответил: - Дело в том, что вторую часть амулета капитану-императору передал я сам, когда прибыл в Облачный город в конце зимы. Собственно говоря, мне было приказано туда явиться именно ради этой штуковины. А до этого она хранилась в нашем семействе на протяжении двухсот тридцати лет…
        - Полагаю, - сказал Фейра, - наша беседа может оказаться интереснее, чем я думал. И, видимо, длиннее.
        Так и вышло. Однако Рейнен Корвисс не торопился объяснять, что к чему, и на правах хозяина сперва принялся рассказывать о приготовленном для них угощении. Эсме вдруг почувствовала зверский голод и по лицу Кристобаля поняла - он тоже. Месяц с лишним на рыбе и воде со странным кислым привкусом измотал их сильнее, чем хотелось бы признать. На мгновение все, что произошло после Облачного города, сделалось зыбким и нереальным словно мираж, и не осталось ничего, кроме роскошного стола. Рейнен завел речь о какой-то ерунде, позволяя гостям утолить голод, не отвлекаясь на посторонние вещи, и лишь потом, когда настал черед чая и десерта, вернулся к вопросу, который так заинтересовал Кристобаля Фейру.
        - Мы знали об артефакте уже очень давно, - сказал ворон, держа руки со сплетенными пальцами на столе перед собой. - Двести тридцать два… нет, двести тридцать четыре года назад один мой соплеменник обнаружил в Росмерском архиве стопку писем, которые раньше никому не попадались на глаза. Эти письма были адресованы некоей Лерии Тайлен, которая содержала школу для девочек; ее супруг, Ваден Тайлен, торговец и хозяин «бочки» под названием «Птица предков», во время своих странствий в Срединных морях познакомился с авантюристом по прозвищу Кат Рыбий Череп, который убедил его заняться поиском сокровищ, оставшихся после Основателей в покинутых Южных землях. Какое-то время им везло: они сделали несколько удачных вылазок во владения мерров, и каждый раз, возвращаясь в какой-нибудь порт, этот моряк писал жене, что интересного приключилось за время экспедиции. Она сохранила почти все его письма, и ворон-исследователь сумел в общих чертах восстановить всю историю. Ваден Тайлен и Рыбий Череп сумели добраться до Алайи - то есть достаточно углубились во владения мерров. И там с ними произошло нечто странное… Тайлен
был не лишен сочинительского дара, он в подробностях описал, как на пустынной улице города, покинутого жителями несколько веков назад, перед ними возникло прекрасное видение - женщина с лицом богини, одетая в черно-золотой наряд. Она поманила их за собой и прошла сквозь стену здания. Тайлен был так поражен случившимся, что убедил Ката и остальных своих спутников тщательно осмотреть этот дом. Как же они изумились, когда в подвале обнаружился потайной ход, ведущий в настоящий подземный дворец, заполненный золотом, драгоценными камнями и машинами, о предназначении большинства из которых искатели сокровищ могли только догадываться… Но больше всего Тайлена удивило, что самым охраняемым предметом в этом тайнике оказался некий диск из неизвестного металла, покрытый загадочными узорами. Он забрал этот диск себе.
        - Так просто взял и забрал? - удивился Кристобаль. - На острове Зеленого великана нам пришлось поиграть в загадки с… сущностями, оставленными таинственной Госпожой.
        Рейнен пожал плечами:
        - Видимо, этих стражей не пощадило время. Впрочем, Тайлен что-то писал о «кровавой цене», которую пришлось заплатить за артефакт, - может, он просто пощадил чувства жены и упустил кое-какие подробности. Но это не важно. Важно то, что он отправил находку жене, а потом сгинул вместе с приятелями-авантюристами где-то на юге. Мой любопытный сородич перевернул весь Росмер и нашел наследников супругов Тайлен… Они-то и отдали ему диск, который считали любопытной безделицей и лишь по счастливому стечению обстоятельств не выбросили. Так мы и получили вторую часть небесного компаса, сами о том не зная.
        - А потом о ней стало известно Аматейну?
        - Да, - сказал Рейнен. - Это случилось очень давно… Он тогда был всего лишь наследником престола и навещал нас. Я подозреваю, что именно этот загадочный диск пробудил в нем интерес ко всему связанному с «Утренней звездой» и привел в конечном итоге на остров Алетейю. Я… не мог его не отдать. Капитан-император застал меня врасплох и был очень убедителен. - Он на мгновение помрачнел, как будто вспомнил что-то очень неприятное, и прижал ладонь к шраму на щеке. - С цаплями такое случается.
        Потом Рейнен посмотрел на Эсме, и она смущенно отвела взгляд. Первая часть небесного компаса висела на груди у целительницы, на простом кожаном шнурке. А вот со второй все было далеко не так ясно.
        - Где вторая часть, Кристобаль?
        Фейра, промедлив лишь мгновение, соврал:
        - У меня. Но зачем нужны две части без третьей?
        - Верно. - Рейнен Корвисс бесстрастно улыбнулся. - Вот мы и подходим к самому интересному. К Земле тысячи огней, куда ты стремишься, но не попадешь, если я тебе не помогу.
        - Это почему же?
        - По двум причинам, мой пламенный друг. Во-первых, в землях воронов, пусть это и незаметно, началась война. Я уже сказал, что Кармор избежал наказания, - это потому, что он опередил меня и успел сбежать из Росмера вместе с ближайшими сподвижниками и множеством бездарных подхалимов. Земля тысячи огней сейчас полностью в их власти. Они контролируют близлежащие воды, и, осмелюсь предположить, там даже медуза не проплывет, чтобы о ней тотчас же не доложили Кармору. Я знаю: твой фрегат отличается от прочих, но… сколько человек осталось в твоей команде, Кристобаль? Пять-шесть, считая Эсме? И думать не смей о том, чтобы идти на Кармора в одиночку.
        - А какова вторая причина?
        - Вторая причина… - Рейнен вздохнул. - Вот уже пять столетий на Земле тысячи огней производят звездный огонь. К ее берегу можно приблизиться только на трупоходе или на черном фрегате, Кристобаль. Другой корабль не подойдет и на десять миль - сразу же учует вонь.
        Это известие застало Фейру врасплох. Он нахмурился и притих. Эсме наблюдала за фениксом, на время позабыв все обиды. Что же он предпримет? Рейнен Корвисс явно предлагал ему помощь, хотя до сих пор даже не намекнул, какой будет цена. Она понимала, почему Кристобаль скрыл от Ворона, что второй части компаса у них нет. Но был ли в их поисках хоть какой-то смысл, если Амари погиб вместе с артефактом?..
        - Пока Кристобаль обдумывает следующий ход, я хотел бы спросить вот о чем, - проговорил Рейнен Корвисс, снова взглянув на нее. Эсме еще сильней смутилась, но вынудила себя держаться спокойно и, насколько возможно, уверенно. - Удалось ли тебе с пользой применить те флаконы со «слезами Эльги», которые пропали из лаборатории? Не нужно извинений за поступок Хагена - меня интересует результат, ведь я же, как ни крути, ученый.
        Последние слова он произнес с горькой иронией.
        - Удалось, причем дважды, - сказала Эсме, покосившись на капитана. Он кивнул с отсутствующим видом. - В первый раз - еще в столице, когда Джа-Джинни был смертельно ранен. Я… мне кажется, я вернула ему жизнь.
        - Как Амари?
        - Нет, с Амари было иначе. Он… имел шанс выжить, хоть и небольшой. А Джа-Джинни совершенно точно был мертв к тому моменту, когда я выпила «слезы Эльги». Я… отняла его душу у Великого Шторма и поместила обратно в тело.
        - О-о… как интересно! - У Рейнена загорелись глаза, он подался вперед, ловя каждое слово целительницы. - Ты обязательно расскажешь мне в подробностях о своих ощущениях - потом, когда у нас будет больше времени и когда ты отдохнешь после трудного путешествия. Ну а второй случай? Тоже что-то особенное?
        - Еще бы… - Эсме невольно улыбнулась. - Я бы даже сказала, невероятное.
        К тому моменту, когда она закончила свой рассказ - опустив, разумеется, излишние подробности касательно [сундука] и собственной памяти, - Рейнен Корвисс глядел на нее почти не мигая, и между его бровями появилась глубокая морщина, свидетельствующая, что старейшина воронов совершенно сбит с толку. Эсме догадывалась, что ее история может показаться ему выдумкой; однако она понимала, что на самом деле ворон хочет услышать подтверждение тому, что именно его эликсир помог ей совершить такое великое дело. Магусы, даже пожилые и опытные, как Рейнен, отличаются тщеславием.
        - Потрясающе, - сказал Рейнен чуть севшим голосом. - Это… это просто невообразимо. Я ни разу за всю свою жизнь не слышал, чтобы целителю удалось вылечить фрегат, - а я живу на свете очень долго, моя дорогая Эсме. Вы, целители… ваши образы… как вы их называете, сердце-суть? Ты могла бы написать небольшой научный труд о сердце-сути фрегата, чтобы другие узнали о твоем опыте.
        - Сомневаюсь, что кому-то будет интересен опыт малограмотной провинциалки, - осторожно сказала Эсме, не зная, как вести себя с могущественным магусом, пусть он и относится к ней с уважением и симпатией. - Тем более в Росмере - средоточии знаний…
        Рейнен покачал головой и как-то странно - с горечью - проговорил:
        - Средоточие полуправды - вот что он такое. Но раз уж теперь мы оба здесь, я и впрямь смогу с тобой поделиться кое-какими секретами былых времен - полагаю, это будет справедливой наградой за то, что ты помогла мне в исследованиях и опробовала «слезы Эльги» в деле.
        Эсме вдруг поняла, что ей не нравится выражение его лица. Рейнен Корвисс глядел на нее с… жалостью. Она чего-то не знала, не понимала, и это «что-то» представляло большую важность. Но относилось ли оно к воронам или к ней самой? Старейшина явно не собирался объяснять, что к чему, - он хотел услышать, что решил Кристобаль.
        Феникс казался спокойным.
        - Я все обдумал, - сказал он. - И понял, что ты хочешь использовать меня в качестве оружия, чтобы на Земле тысячи огней забрать у Кармора то, что принадлежит не ему, а всему семейству.
        Рейнен Корвисс улыбнулся, но его взгляд был ледяным.
        - Догадаться нетрудно, да? И не забудь про самих предателей - они нужны живыми, чтобы предстать перед Судией. - Он ненадолго умолк, глядя перед собой отсутствующим взглядом, а потом продолжил, словно никакой паузы не было: - Мы не можем пробиться к Кармору - он не сможет выбраться оттуда, если вдруг пожелает. Этот остров - в каком-то смысле совершенная тюрьма для мерзавца, и, будь положение менее напряженным, мы просто дождались бы момента, когда на Земле тысячи огней закончится провиант, - и пусть хоть друг друга жрут… - Рейнен опять бросил взгляд на Эсме, но об извинениях явно и не думал. - Однако проблема в том, что провианта там достаточно, в отличие от запасов звездного огня на наших собственных складах. Мы не в силах их пополнить за счет других, отдаленных фабрик, поскольку главные торговые пути контролируют цепные акулы. Склады опустеют раньше, чем мы… хм… построим новую фабрику, и, когда сюда доберется капитан-император во всеоружии, Росмер продержится очень и очень недолго. Полагаю, у нас есть десять дней. Может, чуть больше - все-таки, когда я был в Столице, Черный флот Аматейна
показался мне далеким от готовности к сражениям. Так или иначе, надо что-то предпринять, причем побыстрее.
        - И это подводит нас к тому, - подхватил Фейра, - что ты лукавил, Рейнен, представляя ситуацию в… несколько одностороннем виде. Ты говорил, что поможешь мне. Тогда как на самом деле я должен помочь тебе.
        - Как же небесный компас? - ироничным тоном поинтересовался ворон.
        - А что компас? - Феникс с деланым безразличием махнул рукой. - Это была лишь моя прихоть.
        «Прихоть, за которую заплатили десятками жизней», - подумала Эсме.
        - Я могу про нее забыть, отправиться в новое путешествие…
        Рейнен покачал головой:
        - Нет, Кристобаль, так не пойдет. Ты меня подловил - я и в самом деле нуждаюсь в твоей помощи. Но и ты нуждаешься в моей, не спорь. Я не слепой, я многое знаю о том, что было между тобой и… Звездочетом. Уж скорее «Утренняя звезда» сама вернется на небо, чем ты забудешь про все и заживешь так, словно никогда не держал в руках артефакт времен Основателей. Прошу прощения - части артефакта. Две из трех. Ведь две же, да?
        Фейра улыбнулся краем рта.
        - Предлагаю сделать вот что, - сказал Рейнен, вставая. - Мы поможем друг другу. Ты вернешь мне Землю тысячи огней, а я позволю тебе забрать третью часть компаса - и поступай с ней как вздумается.
        - Вороны не предъявят на нее права? - быстро спросил Фейра. - И ты не станешь требовать дополнительной платы?
        - Нет и нет, - ответил Рейнен. - Я клянусь памятью предков, что если ты поможешь нашему семейству разобраться с бунтовщиками, то артефакт - целиком! - станет твоей заслуженной наградой за труды. Ты сам его оттуда заберешь. Все будет честно, Кристобаль.
        - Тогда я согласен. - Фейра, тоже встав, протянул ворону руку. - Решим эту задачу вместе.
        Эсме наблюдала за двумя магусами со смешанным чувством: с одной стороны, было большим облегчением узнать, что последний - возможно, самый трудный - отрезок пути они преодолеют не в одиночестве. С другой стороны, раньше они всегда все делали сами, и обязательства перед целым семейством казались чем-то пугающим.
        «Ох, - подумала Эсме, осознав, что означает такое течение мыслей. - Выходит, я действительно остаюсь…»
        Фейра мельком глянул на нее и еле заметно улыбнулся. Он ~почувствовал~. «Это не означает, что я простила тебе обман, - мысленно проговорила Эсме, надеясь, что он и это почувствует. - Нам о многом нужно поговорить».
        Рейнен Корвисс позвонил в колокольчик, и двери открылись. За ними оказался Айлантри, но он был в коридоре не один. Эсме увидела двух стражников в черно-белых одеждах - в Росмере их называли блюстителями, - вроде той пары, что сопровождала их от пристани до дома старейшины. Лица у обоих были суровые, сосредоточенные, а вот лицо Айлантри выражало странную тревогу. Она повернулась к Рейнену и увидела, что ворон застыл, устремив немигающий взгляд на незваных гостей.
        Они вошли, двигаясь слаженно, точно механические куклы.
        - Я - Баэз Паттен, блюститель, Голос Закона, - сказал один из них, в то время как другой вытащил из сумки большой конверт с печатью и протянул… Фейре. - Мы прибыли сообщить, что росмерец Таллар Крейн обвиняет князя Кристобаля Фейру в совершении преступления, которое осталось безнаказанным, и просит Духа Закона о справедливом суде.
        - Что же это за преступление? - ледяным голосом спросил Фейра, глядя Голосу Закона прямо в глаза. - В чем конкретно меня обвиняет Таллар Крейн?
        - В убийстве, - спокойно ответил Баэз Паттен. - Дух Закона явился. Да свершится правосудие!
        - Да свершится правосудие! - повторил чей-то незнакомый голос, тихий и зловещий: раздался он с той стороны, где стоял Рейнен Корвисс.
        Вновь повернувшись к старейшине, Эсме ахнула.
        А потом потеряла сознание.

* * *
        Когда Айлантри увидел, как Эсме падает на пол, его собственный страх испарился.
        За последний месяц он успел несколько раз увидеть, как Рейнен Корвисс превращается в Духа Закона, но все равно боялся этого момента. Строго говоря, Дух выглядел скорее нелепым, чем страшным или уродливым, - Айлантри доводилось видеть куда более жутких созданий, - но почему-то внушал ужас даже смельчакам, к коим Птенчик-в-очках не относился. Это сутулое существо с длинными и очень худыми руками и ногами чем-то напоминало огромного паука; лицо ему заменяла бесстрастная белая маска, в глазницах которой клубилась тьма, озаренная сияющими точками зрачков. Седые волосы Рейнена превращались в пегую нечесаную гриву, а его приятный низкий голос - в свистящий шепот, который странным образом был слышен всем и каждому, заглушая любой шум.
        Впрочем, по-настоящему шуметь в присутствии Духа Закона никто не отваживался.
        Он двигался быстрыми рывками, исчезая из одного места и появляясь в другом. Вот и сейчас он попросту улетучился, предоставив Айлантри самому разбираться с потерявшей сознание целительницей и фениксом, на которого свалилось обвинение в убийстве.
        Однако Птенчик-в-очках знал, на что идет, когда принял предложение, от которого отказались все прочие вороны, осмотрительные и умудренные опытом. И традиции тут были, по большому счету, ни при чем.
        - Я заберу это, - сказал он, протягивая руку к конверту, что предназначался фениксу. Тот пытался привести целительницу в чувство и ничего вокруг не видел. Второй блюститель, не посчитавший нужным представиться, после недолгих колебаний отдал конверт. Айлантри положил его на стол и торопливо выпроводил обоих служителей справедливости за дверь.
        Когда он вернулся в зал, Эсме уже пришла в себя: она сидела на полу, бледная и дрожащая, и в ужасе озиралась по сторонам. Фейра был рядом с ней - стоял на коленях и почему-то не пытался ни успокоить, ни помочь ей встать; он словно опасался лишний раз прикоснуться к целительнице.
        - Дух Закона сюда не вернется, - негромко проговорил Айлантри. - Он переместился во Дворец правосудия. Там состоится… ох… Надо открыть конверт и проверить, на какое время назначено первое заседание суда. Вы должны на него явиться, князь, если не хотите, чтобы Голоса Закона отправили вас в тюремную камеру. У них есть такое право.
        Фейра кивнул. Он явно был знаком с протоколом, но для Эсме случившееся оказалось полной неожиданностью. Айлантри подошел к ней и протянул руку:
        - Вставайте. Судя по тому, что мне уже доводилось видеть, у нас не так много времени, чтобы во всем разобраться.
        - Что это было? - тихо спросила она. - Что произошло?
        - Явился Дух Закона, - сказал Айлантри. - Одна из тех сущностей, что прибыли в этот мир вместе с моими предками, Основателями. В каком-то смысле бог Справедливости. У каждого семейства магусов есть… покровитель со своими особенностями и привычками. Нашего называют Судией, а вершить суд - не самое приятное занятие. Вот потому он и выглядит так… соответственно.
        - Но ведь… Рейнен…
        - Насколько мне известно, Старейшина по собственной воле сделался вместилищем Духа Закона много лет назад, еще до вашего - или даже моего - рождения. Пока Верховный Ворон странствовал по Дороге печали, Судия выбирал других носителей и появлялся, когда ему хотелось, но теперь все опять идет согласно древним правилам. Наше божество в силу некоторых причин привязано к нашему острову… Впрочем, это долгая и малопонятная даже для воронов история. Вставайте же! Или мне сесть рядом?
        Она вложила узкую кисть - с пальцами, холодными словно лед, - в его руку и с трудом поднялась. Айлантри запоздало вспомнил о правиле трех шагов и нахмурился. Секретарю старейшины было что скрывать. Но бросить эту растерянную, испуганную девушку в такой момент показалось ему немыслимой жестокостью, поэтому он подвел ее к ближайшему креслу, налил в пустой бокал воды из графина и помог утолить жажду. Ее зубы стучали по краю бокала. Она выглядела такой хрупкой и беззащитной… и капитан Фейра, как теперь понял Айлантри, обращался с нею с безумной смесью деланого безразличия и мучительной нежности.
        От этого открытия ему почему-то сделалось грустно. Он сказал не оборачиваясь:
        - Откройте конверт. Там должны быть подробности обвинения.
        - Я и так все знаю, - ответил Фейра с коротким и мрачным смешком. - Много лет назад из-за меня погиб алхимик Лейст Крейн, чьим именем я потом воспользовался, потому что… неважно. Таллар Крейн - его приемный сын. В то время он был студентом, а сейчас, наверное, достиг немалых высот в Росмере. Так или иначе, нет ничего удивительного в том, что он рад возможности мне отомстить.
        В глазах целительницы Айлантри вдруг увидел мольбу. Он замер, размышляя. Рейнен Корвисс не соизволил поделиться планами со своим секретарем, но не составляло труда догадаться, что, раз уж Кристобаль Фейра ему для чего-то нужен, фениксу следует помочь. Однако нахальный и жестокий моряк не вызывал у Айлантри симпатии. Птенчик-в-очках знал, что такие, как он, обычно считают близорукого, щуплого магуса чуть ли не кукушкой. А тут еще имя знаменитого предка, носить которое - большая честь и большая, в его случае, наглость.
        Но этот взгляд…
        - Отомстить? - повторил Айлантри, поворачиваясь к Фейре. Тот стоял, упершись кончиками пальцев в край стола, и смотрел на запечатанный конверт. Темные волосы падали ему на лицо, скрывая эмоции. - Я сейчас задам один вопрос, князь, и попрошу ответить на него правдиво. От этого зависит очень многое.
        Фейра кивнул.
        - Вы убили Лейста Крейна?
        - И да и нет, - раздалось в ответ. Когда Айлантри сердито и растерянно тряхнул головой, феникс сухо рассмеялся и, выпрямившись, посмотрел ему прямо в глаза. - Он, без сомнения, погиб из-за меня. Но проблема в том, что я позабыл почти все, что случилось в тот день. Мне сказали, был взрыв… однако все, что я помню, - это лицо Лейста, который забирает у меня корзину с покупками, а потом… потом я в море, весь в порезах и ожогах, тону… К сожалению, мне больше ничего не известно.
        «Он, без сомнения, погиб из-за меня».
        Айлантри взял конверт, к которому феникс так и не прикоснулся, и взломал печать. Внутри был лист бумаги, на котором красивым почерком излагались обстоятельства дела, совпадавшие с тем, что сказал Фейра, во всем, кроме той детали, которую он не озвучил: Таллар Крейн, капитан на службе в гарнизоне Росмерской крепости, считал, что его приемного отца убили при помощи первопламени, Фениксова огня. Эта версия, насколько мог судить Айлантри, выглядела весьма убедительно.
        - У вас были причины его убивать, князь?
        - Мне не всегда нужна для этого причина, - сказал Фейра и вытянул перед собой правую руку. Айлантри не успел даже удивиться, как она окуталась пламенем, которое превратилось в подобие латной перчатки - не переставая при этом гореть, - а за спиной феникса вспыхнули два больших красно-черных крыла. Повеяло жаром, словно из огромной печи. - Я пират и мятежник. Боюсь, мне нечего предъявить в свое оправдание.
        Айлантри кивнул. Он уже об этом подумал и понял, что ни один из известных ему защитников не возьмется за такое дело. Конечно, он мог надавить, используя имя и авторитет как старейшины, так и собственного легендарного предка, но ему это претило.
        Оставалось лишь одно…
        - Я сам буду вас защищать, - сказал молодой ворон и, поправив очки, протянул руку фениксу. Тот ничем не выдал удивления, но первопламя погасил, а потом шагнул навстречу. - Быть может, я об этом пожалею.
        На лице Фейры появилась странная улыбка.
        - Возможно, - сказал он. - А быть может, и нет.

* * *
        Росмерский Дворец правосудия был громадным и устрашающим. В его просторных коридорах можно было переговариваться только шепотом, потому что под высокими сводами жило эхо, которое так и норовило подхватить слова и донести их до всех ушей поблизости. Эсме, еще не вполне владея собой, все время озиралась по сторонам и несколько раз чуть не отстала, так что в конце концов молодой ворон взял ее за руку.
        Кристобаль шел впереди; с двух сторон от него вышагивали черно-белые стражники, бряцая оружием.
        - Лейст Крейн, - тихо сказал Айлантри, искоса поглядев на нее. - Вы что-то о нем слышали? Князь рассказывал о том, что случилось сорок лет назад?
        Эсме покачала головой. До знакомства с Кристобалем Крейном она не очень-то прислушивалась, что о нем болтают люди, а потом, когда узнала правду, и вовсе перестала обращать внимание на сплетни. Сам Кристобаль никогда не рассказывал, почему назвался именно так, а не иначе. Имена он менял часто - и ведь теперь она знает еще одно…
        [Ему есть что скрывать, да-да.]
        - Понятно, - пробормотал Айлантри, хотя Эсме в этом сильно сомневалась. Она невольно пожалела молодого ворона, который оказался втянут в их неприятности, но им больше неоткуда было ждать помощи - разве что от самой Эльги… - Ничего-ничего, - прибавил магус в очках, заметив выражение ее лица. - Все будет хорошо. В конце концов, прошло сорок лет, и доказать, что убийство совершил именно князь Фейра, совсем не просто.
        - Там, где случилась вспышка, - ищи следы феникса, - произнесла Эсме неожиданно для самой себя. Айлантри остановился и, удивленно моргая, свободной рукой поправил очки. - Есть такая поговорка…
        Ворон помрачнел. Он открыл рот, собираясь что-то ей сказать, но в этот момент раздался громкий звон - часы у входа пробили полдень, и их услышали все люди и магусы, находившиеся во Дворце правосудия.
        Широкие двустворчатые двери, у которых остановились блюстители, Фейра, Айлантри и Эсме, распахнулись.
        Зал суда оказался просторнее коридора, но мрамор здесь был не белый, а красновато-коричневый, словно запекшаяся кровь, отчего Эсме почувствовала себя еще хуже. Ее зазнобило, в висках загудела боль. Драпировки на окнах, гобелены на стенах и деревянные резные панели гармонировали по цвету с мрамором. Зал производил на редкость гнетущее впечатление.
        На возвышении у дальней стены в похожем на трон кресле с очень высокой спинкой восседал Дух Закона. Теперь она не искала в нем сходства с Рейненом Корвиссом и отчетливо понимала, что это не человек, не магус, не мерр, а особенное, единственное в своем роде существо, живущее по совершенно иным правилам, нежели все прочие. Костлявые руки с длинными пальцами лежали на подлокотниках кресла, голова была опущена так низко, что острый подбородок уткнулся в грудь. Он сидел совершенно неподвижно и выглядел механическим големом, у которого закончился запас огня, но Эсме знала - это не так.
        Блюстители подвели Кристобаля к огражденному перилами помосту справа от трона Духа Закона и встали рядом, по обе стороны. Айлантри деликатно подтолкнул Эсме к одной из скамеек в первом ряду.
        - Сядьте здесь, - прошептал он чуть слышно. - И молчите, что бы ни случилось. Я могу на вас рассчитывать?
        Она кивнула и села - почти что упала на скамью, обессиленная. Айлантри подошел к Кристобалю и что-то сказал стоявшим рядом стражам. Те сначала помрачнели, а потом кивнули и отодвинулись подальше. Секретаря это удовлетворило, и он встал рядом с Фейрой.
        Эсме перевела взгляд на точно такое же возвышение, расположенное по другую сторону зала, - секретарь старейшины объяснил ей, что это место отведено для обвинителя. Сначала ей показалось, что там никого нет, но потом она увидела, что на скамье позади возвышения, у самой стены, сидит человек, кутаясь в темный плащ с капюшоном. Из-под плаща выглядывали носки сапог; по ним, по осанке и широким плечам она смогла понять лишь то, что незнакомец - мужчина. Обвинитель ли это или кто-то связанный с ним - оставалось лишь догадываться.
        Что-то громко стукнуло.
        - Судия пришел! - каркнул Дух Закона, вскинув голову.
        Двери начали закрываться, и в самый последний момент между ними проскочил еще один человек - маленький, полный и взмокший от пота. Грудь его вздымалась от быстрого бега, а под мышкой он держал матерчатую папку с завязками.
        - Все ли присутствуют?
        - Кристобаль Фейра здесь, достопочтенный, - сказал секретарь старейшины с таким видом, словно ничего особенного не происходило. Эсме невольно позавидовала его выдержке. - Я, Айлантри Корвисс, буду его защитником.
        - Да будет так. Обвинитель?
        - Я здесь, достопочтенный, - пропыхтел толстяк, успевший отдышаться и занять свое место за перилами. - Эйха Бален. Это мое имя. Я представляю интересы капитана Таллара Крейна, который тоже присутствует в зале.
        Эсме посмотрела на человека в плаще, но тот не шелохнулся.
        - Начинаем, - объявил Судия. - Слушается дело об убийстве, совершенном в три тысячи сто девяносто четвертом году от пришествия «Утренней звезды». Кристобаль Фейра, также известный как Кристобаль Крейн, Пламенный Лорд, князь Огненных земель, обвиняется в убийстве Лейста Крейна, магуса из боковой ветви клана Ворона, совершенном при помощи силы, именуемой первопламя, иное пламя или Фениксов огонь. Господин Бален, вы поддерживаете обвинение?
        - Да, достопочтенный. - Толстяк кивнул с гордым видом. - Целиком и полностью.
        - Господин Корвисс, ваш подзащитный готов признать вину?
        Айлантри посмотрел на Фейру. Тот покачал головой.
        - Нет, Судия, - сказал молодой ворон. - Мой подзащитный заявляет о своей невиновности.
        Незнакомец в плаще повел плечами, и Эсме показалось, что она слышит тихий смех.
        - Хорошо, - произнес Дух Закона. - Рассмотрение дела пойдет согласно Росмерскому кодексу справедливости. Первое судебное заседание состоится завтра в полдень. У кого-то из вас есть ходатайства?
        Фейра повернулся к Айлантри, они наклонились друг к другу и принялись о чем-то совещаться. Разговор занял не больше минуты. Дух Закона окинул взглядом зал и внимательно посмотрел на Эсме. Она смутилась и покраснела: его нечеловеческие жуткие глаза будто пронзали душу насквозь.
        - Да, достопочтенный, - сказал Айлантри, выпрямляясь. - Прежде всего, мы хотим попросить, чтобы заседание назначили не на завтра, а через три дня. Нам требуется время, чтобы подготовиться и отыскать свидетелей.
        - Свидетелей? - пренебрежительно фыркнул Бален. - Прошло сорок лет. Собираетесь воскрешать мертвецов?
        - Если понадобится, - парировал Айлантри. - Кодекс гласит, что свидетельствовать может кто угодно.
        Мужчина в плаще встал и откинул капюшон.
        Магус, поняла Эсме, причем немыслимо красивый даже по меркам небесных детей. Он казался ожившей мраморной статуей с шапкой золотых волос и безупречными чертами лица, по которому можно было изучать законы гармонии. Под плащом угадывалась форменная одежда - военный мундир. Да-да, он ведь капитан, военный из Росмерского гарнизона.
        Целительнице показалось, что она тонет в ледяной воде.
        - Три дня, - повторил Дух Закона. - Ходатайство удовлетворено. Обвинитель?
        Таллар Крейн подошел к Балену и что-то шепнул ему на ухо. Обвинитель бросил на Фейру и Айлантри короткий взгляд и ядовитым тоном проговорил:
        - Да, достопочтенный, у нас тоже есть ходатайство. Мы считаем, раз уж заседание откладывается, нужно как-то обеспечить безопасность господина Крейна и невозможность побега обвиняемого. Сделать это можно лишь одним способом - поместив Кристобаля Фейру под стражу. Мы также просим применить к нему особые меры предосторожности… Полагаю, не нужно объяснять, как положено обращаться с пленным фениксом.
        У Эсме сжалось сердце.
        - Нет, нужно, - сказал Дух Закона. - Фениксов в Росмере ни разу не судили.
        - Ему следует завязать глаза и обездвижить пальцы рук, - охотно ответил Бален. - Только так мы - кстати говоря, мы все, а не только господин Крейн, - сможем считать себя в безопасности.
        Дух Закона повернулся к Фейре и Айлантри и вопросительно поднял брови. Молодой ворон слегка растерялся, и Фейра заговорил первым.
        - Я даю слово Феникса, - сказал он, и Эсме показалось, что она слышит гудение огня в его голосе, - что не попытаюсь сбежать и не причиню вреда ни Таллару Крейну, ни обвинителю Балену, ни кому-то еще, если моей жизни или жизни моих людей не будет угрожать опасность с их стороны. Не знаю, насколько высоко здесь ценится слово Пламенного Князя, но это все, что у меня есть.
        - Не всё, - торопливо проговорил Айлантри. - Я, как секретарь старейшины воронов, имею право говорить от его имени. Я гарантирую, что на протяжении трех дней Кристобаль Фейра будет под нашим присмотром… и господину Крейну в самом деле не стоит бояться.
        - Это безумие, - впервые за все время заговорил Таллар Крейн. Его мелодичный баритон отчетливо слышался в каждом уголке зала суда, хотя капитан и не повышал голоса. - Этот магус - последний из рода Феникса, в нем сосредоточена сила, которая раньше была распределена между всей его родней. Не он ею управляет, а она им. Этой силе незнакомо слово «честь», она плевать хотела на слова, ей нужно лишь одно - гореть. И убивать. Я это знаю точно.
        Дух Закона перевел взгляд с обвинителя на обвиняемого, потом - обратно. Закрыл глаза. Его правая рука дернулась, и Эсме показалось, что еще секунда - и он бы знакомым жестом прижал ее к шраму на правой щеке, который сейчас был не виден.
        - Господин Корвисс, вы использовали голос Старейшины и больше не имеете права апеллировать к его авторитету. Господа Крейн и Бален, ходатайство отклоняется. Обвиняемый передается под надзор старейшины воронов, Рейнена Корвисса.
        - Но это же… - начал Крейн и замолчал, когда Бален схватил его за руку.
        - Хорошо, достопочтенный, тогда у меня есть другое ходатайство, - сказал обвинитель любезным тоном. - Пусть особые меры к фениксу применят непосредственно перед оглашением приговора. У меня есть основания предполагать, что… гм… Я лишь хочу обеспечить безопасность всех людей и магусов, которые окажутся в зале в тот момент, когда обвиняемый узнает, что его ждет смертная казнь через развоплощение.
        «Развоплощение?..»
        - Принято, - сказал Дух Закона, которому на этот раз не понадобилось время на размышления. - Заседание окончено.
        Его голова вновь упала на грудь, а потом вся его костлявая длинная фигура словно расплылась в воздухе и исчезла без следа. Эсме сглотнула. В тот, первый раз она не увидела, как перемещается Дух Закона, но Айлантри Корвисс все объяснил достаточно подробно.
        Три дня. Что можно успеть за три дня?..
        Таллар Крейн и Кристобаль Фейра уставились друг на друга, и в воздухе запахло грозой. Крейн совсем по-волчьи оскалил зубы: казалось, еще немного - и он зарычит. Фейра с явным усилием перевел взгляд сначала на Айлантри, а потом - на Эсме.
        [Ты могла бы…]
        «К кракену всё…»
        Она встала и подошла к своему капитану как раз в тот момент, когда Айлантри чуть слышно бормотал:
        - Три дня? Что они нам дадут? Этого едва хватит, чтобы добраться до Огами и обратно - если погода будет благоприятная, - а если придется кого-то или что-то там искать… Вы всерьез рассчитываете, что он еще жив?
        Фейра пожал плечами и ничего не ответил.
        Капитан вернулся на «Невесту ветра» в сопровождении двух стражников и молодого ворона, но без Эсме и взлетел по трапу словно вихрь. Сандер был в это время в трюме, и там его настиг мысленный приказ немедленно явиться, отданный без лишних церемоний.
        У дверей большой каюты он столкнулся с встревоженным Роланом, и вошли они вдвоем. Фейра ходил из угла в угол; за его спиной едва угадывались пламенные крылья. Увидев моряков, он не остановился, а, продолжая ходить туда-сюда, ткнул пальцем в сторону Ролана:
        - Начинай готовить свою лодку для путешествия на остров Огами. Там вы с Сандером разыщете для меня кое-кого и привезете сюда до того, как истекут трое суток. Считая от сегодняшнего полудня.
        Ролан нахмурился - он, как и Сандер, никогда не бывал в этих краях, но знал о них достаточно, чтобы понять, насколько сложно выполнить задание капитана в срок. Однако у Фейры вдруг сделалось такое лицо, что молодой моряк вздрогнул и молча кивнул.
        «Эльга-Заступница, - подумал Сандер. - Нам понадобится попутный ветер…»
        - Отлично, - сказал магус. - Иди, не теряй время. Сандер тебя догонит.
        Ролан поспешно ретировался. Сандер с усилием выпрямил спину и устремил на капитана немигающий взгляд нечеловеческих глаз. Феникс ответил ему столь же пристальным огненным взглядом.
        - Все пошло немного не так, как я ожидал, - проговорил он наконец и милосердно отвернулся. - Прошлое меня догнало. Теперь моя жизнь в ваших с Роланом руках.
        - Прошлое? - переспросил Сандер с иронией, которой сам от себя не ожидал. - Здесь, в Росмере? Я и не знал, что он тоже входит в число мест, где что-то подобное может случиться.
        - Я тоже не знал, - сказал Фейра и устало провел ладонью по лицу. - Впрочем, стоило догадаться. Все началось не здесь, но, если Эльга будет не на нашей стороне, здесь закончится. Слушай меня внимательно и запоминай…

* * *
        Когда солнце село и день, полный странных событий, подошел к концу, Айлантри Корвисс обнаружил, что ни есть, ни спать ему совершенно не хочется. Он с трудом проглотил еду, которую принесла служанка, - даже не запомнив, что именно съел, - и вышел на балкон.
        Итак, осталось меньше трех дней до судебного заседания, на котором Дух Закона рассмотрит доказательства и вынесет решение по делу об убийстве, случившемся сорок лет назад. И ему, Птенчику-в-очках, предстоит сделать так, чтобы из-за этого решения планы старейшины не отправились к меррам, ибо важнейшая часть этих планов - несомненно, Фейра. Однако Птенчик-в-очках не имеет права нарушать Росмерский кодекс, потому что… потому что…
        Молодой ворон рассмеялся - негромко и горестно.
        Что ж, такая у него судьба. С юных лет, когда сделался очевидным его физический изъян, Айлантри, потомок великого алхимика, почти все время проводил в одиночестве, потому что все прочие воронята по тем или иным причинам его отвергли. Никто ни разу не назвал его кукушкой, но он читал это слово во взглядах, в молчании, в коротких смешках за спиной. Его всячески выпихивали отовсюду, где шла обычная воронья жизнь, - и чем сильнее он старался доказать свою полезность, тем грубее его отталкивали. Все его усилия были подобны маслу на поверхности воды: как он ни старался, слиться с окружением не получалось.
        «Я стану самым молодым вороном, который ушел по Дороге печали».
        Может, это не так уж плохо. По крайней мере, если он подыщет себе какую-нибудь башню в захолустье, подальше от Росмера, там не окажется других воронов - и не к кому будет стремиться. И там он станет переливать реагенты из одних пробирок в другие, пока окончательно не ослепнет.
        И все-таки - Кристобаль Фейра. Что же с ним делать, как быть?
        Нельзя же просто сдаться без боя.
        Айлантри задумался, наблюдая, как над городом меркнут последние отблески заката и зажигаются звезды, и не услышал стука в дверь. Судя по всему, стучали в нее долго, потому что в конце концов, когда она распахнулась, вынудив его подпрыгнуть от неожиданности и резко повернуться, за порогом стоял Кристобаль Фейра - в чистой одежде, посвежевший и отдохнувший, но довольно-таки сердитый.
        - Д-да? - Айлантри поправил очки. - Вы чего-то хотите, ваше сиятельство?
        - Безусловно, - капитанским голосом отчеканил феникс. - Немного звездного огня.
        Айлантри тихонько ахнул, потом взял себя в руки и жестом предложил Фейре войти. В голове у Птенчика-в-очках стаей испуганных птиц метались десятки вопросов: зачем, для чего, почему? Почему Фейра пришел с такой просьбой к нему, а не к старейшине? А, ну разумеется - Рейнен обязательно заставил бы его заплатить втридорога.
        - Зачем он вам? - тихо спросил Айлантри.
        - Я хочу проверить одну идею, - уклончиво ответил Фейра.
        Айлантри вздохнул и снова поправил очки.
        - Вы меня простите, князь, но я просто обязан узнать, в чем заключается эта идея. Дело даже не в том, что звездный огонь - особо опасная субстанция, которую нельзя раздобыть просто так, посреди ночи, не обращая на себя внимания и не навлекая неприятностей. Дело в том, что я вызвался вас защищать, хотя - откровенно говоря - считаю дело проигрышным, и меня уже сейчас страшит сама мысль о заседании суда, потому что предъявить Духу Закона нам нечего…
        - Кроме свидетеля, - ввернул Фейра.
        - Про которого мы даже не знаем, жив он или мертв, - не сдался Айлантри. - Итак, я повторяю вопрос: что вы задумали?
        «И как собираетесь избежать развоплощения?»
        Феникс вперил в него взгляд разноцветных глаз, на дне которых - как теперь отлично видел молодой ворон - горели огоньки, похожие на пламя свечей. Это не были отблески ламп - это была та самая сила, упомянутая Талларом Крейном и его представителем. Первопламя, иное пламя, Фениксов огонь. «Все равно что стоять рядом с бочкой звездного огня, держа в руке факел», - подумал Айлантри, и почему-то от этой мысли в глубине его души всколыхнулось дурное, безумное веселье.
        Фейра тихонько рассмеялся и, отвернувшись, прошел на балкон. Растерянный Айлантри последовал за ним, и когда ему вновь удалось заглянуть Пламенному в лицо, то внезапно оказалось, что тот смягчился - его настроение переменилось, как ветер над морем.
        - Все очень просто, Айлантри, - сказал он совсем другим тоном - спокойным, с намеком на… дружеские нотки? - Я не могу три дня сидеть без дела и ждать милости от судьбы. Мне нужно подготовиться к тому, чем мы займемся после суда, - и теперь, ухватившись за одну идею, я хочу ее проверить. Эта идея…
        - Чем мы займемся? - перебил молодой ворон, чувствуя, как кружится голова от собственной наглости. - Я слышу в ваших словах уверенность в благополучном исходе дела - уж простите за уточнение, необоснованную. Мне кажется куда более вероятным, что после суда - точнее, после приговора - Дух Закона положит вам руку на плечо, закроет глаза, скажет ту странную фразу, которую всегда произносит, - и от вас останется одно воспоминание. Ну и раз я все равно спросил - кто такие «мы»?
        - «Мы» - это я и мои люди, а также все те, кого старейшина предоставит в мое распоряжение, - спокойно ответил феникс. - Мне что-то подсказывает - включая тебя.
        Айлантри покраснел.
        - Нам предстоит, - продолжил Фейра, выделив голосом первое слово, - отправиться на Землю тысячи огней и выбить оттуда Кармора Корвисса с его друзьями. Мне лично необходимо разыскать на острове один артефакт. Второе немыслимо без первого, и сам я не справлюсь - поэтому, если ты заинтересован в том, чтобы наказать предателя семейства, начинай помогать прямо сейчас. Так ты можешь добыть для меня немного звездного огня?
        Молодой ворон растерянно сглотнул, и его взгляд на долю секунды метнулся в сторону комнаты - точнее, в сторону еще одной двери, ведущей не в коридор, но в примыкающую каморку с единственным узеньким окном. Феникс это заметил и издал короткий смешок.
        - У тебя не было ни единого шанса, дружище, - сказал он доброжелательно. - Я еще сорок лет назад усвоил простую истину: где ворон - там лаборатория, а где лаборатория - там звездный огонь. Ну же, не трать времени зря. Мне нужна всего одна капля, и за нее я расплачусь удивительным зрелищем - точнее, каким-то из двух возможных зрелищ. Либо я преуспею, либо буду унижен собственным кораблем. Даже не знаю, что тебе больше понравится.
        Айлантри вздохнул и сдался.

* * *
        - Он~ возвращается без целительницы, с каким-то чужаком. Она стряхивает дремотное оцепенение; она успела соскучиться и теперь тянется к ~нему~ незримыми и неосязаемыми частями своего огромного тела, чтобы обнять… а потом в ужасе замирает.
        От ~него~ ужасно смердит <запретным.>.
        Этот запах она знает, помнит с самого рождения. Нет, неверно - и он, и то безграничное отвращение, которое он вызывает, вписаны в ее плоть, кости, кровь. Это запах гнили, болезни, рвоты и испражнений, усиленный стократ, - это запах смерти. Она так хочет уйти от него подальше, оказаться там, где этим не пахнет, что начинает рваться с привязи - и канаты натягиваются, трещат, вот-вот лопнут…
        - Ну тише, тише. Чего ты так испугалась? Это же я.~
        Она смутно ощущает, как три последних матроса сигают с борта в воду; это хорошо, это славно - потому что в смятении она могла бы причинить им боль, сама того не желая. Ужасное наваждение не проходит - запах усиливается. Дрожа всем телом, она пытается объяснить.
        - Рана в борту - воспаленная, со вздутыми краями, зловонная, с копающимися внутри паразитами.~
        - Сломанная мачта лежит поперек палубы - до конца она не оторвалась, и излом сочится темной жидкостью, похожей на венозную кровь.~
        - Пустая глазница с застрявшим внутри чужим тараном…~
        - Нет, нет, это всё твои страхи. Ничего не произошло. Это я, только я. Я не причиню тебе вреда, ты же знаешь. Ну же, моя хорошая, соберись. Так надо, понимаешь? Это очень важно для… нас.~
        Нет! Она бьется и рвется с большей силой. Один из канатов лопается, и конец, словно хлыст, бьет чужака рядом с ~ним~. Чужак отлетает в сторону, но тут же садится и начинает шарить вокруг себя, как будто что-то ищет вслепую. Она все это замечает мельком, краем глаза, потому что вонь вонь вонь эта невыносимая вонь пусть она прекратится хватит хватит хватит~~~~~~~~~~~~
        И, как уже бывало в моменты наивысшего напряжения, откуда-то из глубин ее странного разума всплывают образы, которые она сама толком не понимает, но не может удержать.
        Башня посреди ночного моря. Неестественно яркая звезда над башней. Этот образ вызывает у нее ощущение одиночества, бескрайнего, как Океан, как Вечная Ночь, как скорбь по своему навигатору.
        Море - иное море, неописуемое море, море, для которого нет слов. Она тянется к нему всей душой, но не понимает, как же там плавать, если кругом совершенно нет воды - ни единой капли.
        И глаз. Нет, ~Глаз~. Похожий на глаз фрегата, но несравнимо больше: внимательный, бесстрастный, следящий за ней из глубины. Следящий каждый миг, даже прямо сейчас, - чего, чего он хочет?..
        - Так, ладно. Хватит. Я все понял. Прости.~
        Расстроен. Грустит. Пристыжен.
        - Я приду завтра. Может, запах ослабеет, и ты не испугаешься так сильно.~
        О нет…
        - Он~ чего-то боится.
        - Он~ ведь сказал: «Так надо».
        - На самом деле я тебя понимаю. Когда мне было шесть, я подслушал разговор слуг о даре Феникса и неправильно истолковал их слова. Я решил, что для пробуждения этого дара надо сунуть руку в огонь. К тому моменту мне уже довелось пару раз обжечься, знаешь ли… Я возненавидел огонь и все, что с ним связано. Сейчас об этом смешно даже думать, но в то время мне было совершенно не до смеха, и я оказался в некотором роде прав. Так что… я понимаю.~
        Разумеется, ~он~ не понимает. Не может понять. Но…
        Если бы у нее были легкие, она бы перевела дух и на краткий миг затаила дыхание.
        - Протянутая рука.~
        - Попутный ветер, наполняющий паруса.~
        «Пойми меня, - хочет сказать она. - Услышь меня».
        - Он~ слышит.

* * *
        Невзирая на все беды, Эсме впервые за много недель смогла принять ванну перед сном, а потом - лечь в настоящую постель, положить голову на настоящую подушку и укрыться настоящим одеялом. Едва она это сделала, свет померк - тело-предатель отказалось бодрствовать, пусть разум и пытался осмыслить произошедшее. Ночью ей ничего не снилось, и это стало еще одним выгодным отличием спальни в доме старейшины воронов от ее каюты на борту «Невесты ветра», которую не захотел покинуть ларим. Утром целительница почувствовала себя свежей и отдохнувшей.
        А потом вспомнила о случившемся накануне - и от ее хорошего настроения не осталось и следа.
        В дверь постучали. Эсме оглядела себя - вчерашний вечер прошел словно в тумане, и она не помнила, как переоделась в ночную рубашку и легла в постель. Кажется, рядом была какая-то девушка; да, точно - Айлантри приставил к ней служанку. На всякий случай она натянула одеяло до самого подбородка и сказала:
        - Кто там?
        - Это я, госпожа, - раздался женский голос из-за двери. - Ния.
        Да, и впрямь служанка. Эсме позволила ей войти. Оказалось, что в доме старейшины гостям предоставили не только еду и кров, но даже одежду - Ния принесла ей все необходимое, включая новые туфли и теплую шаль, в холодном воздухе Росмера совсем не лишнюю. Вскоре целительница привела себя в порядок, и Ния предложила ей спуститься, чтобы позавтракать вместе с Рейненом.
        Солнце уже поднялось достаточно высоко. Должно быть, Верховный Ворон из вежливости решил позавтракать во второй раз, чтобы снова поговорить со спутницей Кристобаля Фейры. Эсме, понимая, что от таких предложений не отказываются, напомнила себе об осторожности и последовала за Нией на первый этаж, в одну из комнат, где был накрыт небольшой стол.
        Рейнен уже сидел там и читал какую-то книгу: вороны, как известно, каждую свободную минуту тратят на усвоение новых знаний или на интриги. Увидев ее, он тотчас же прервал свое занятие и встал, сердечно улыбаясь:
        - Как ты отдохнула, моя дорогая?
        Словно и не было вчерашнего дня…
        - Прекрасно, спасибо, - сказала она, усаживаясь за стол и внутренне поражаясь собственной спокойной вежливости и готовности принять игру. - Не устаю благодарить Заступницу за то, что на этот раз мы встретились при куда более благоприятных обстоятельствах, нежели раньше.
        - О да. - Улыбка Рейнена сделалась шире: он оценил ее выдержку. - Я даже не мечтал, что когда-нибудь смогу оказать гостеприимство столь необычной целительнице. А знаешь, Эсме, ведь когда-то - очень-очень давно - целители были под покровительством воронов, а не чаек.
        Эсме застыла с чашкой, поднесенной ко рту.
        - Конечно, не знаешь, - продолжил Рейнен. - С той поры прошло немало… веков. Все изменилось из-за того, что мои предки-магусы в очередной раз увлеклись опасными вещами.
        - Опасными? - переспросила Эсме. - Полагаю, речь о загадочной полужизни.
        - В каком-то смысле. - Рейнен встал, положил книгу на стол, и Эсме прочитала название на корешке: «О природе огня, именуемого звездным». Ворон заложил руки за спину и внимательно посмотрел на свою гостью, склонив голову набок. - Слово «полужизнь» ты уже не раз слышала, но вряд ли догадываешься, каких высот мы достигли, совершенствуя и шлифуя этот дар. Мы управляли живой материей… придавали ей ту форму, которая была угодна нам… Не правда ли, целительство больше напоминает именно наше занятие, а не простое чтение мыслей, которым славятся чайки?
        Эсме вынуждена была кивнуть, хотя раньше ей и в голову не приходило сравнивать целительство и полужизнь, о которой она слышала довольно много страшных вещей. Она отпила из чашки, и чай показался горьким.
        - Я бы хотела узнать о том, чего именно вороны достигли, совершенствуясь в искусстве полужизни. Если, конечно, вы можете…
        - Могу, - подтвердил Рейнен. - И я начну с того, что имеет некоторое отношение к тебе. Точнее, к твоим друзьям. Один из них прошлой осенью спрашивал меня, где ему искать соплеменников. Я не смог сказать правду - мне показалось, что он не готов.
        У Эсме окончательно пропал аппетит.
        - Джа-Джинни. Так он…
        - В настоящее время, - проговорил Рейнен, глядя Эсме прямо в глаза, - если не считать Лейлу - а ее считать не следует, потому что она особенная, - Джа-Джинни - единственный крылан во всем мире. Остальные вымерли больше тысячи лет назад.
        Эсме сглотнула.
        - Как же так?! Зачем вы его… обнадежили?
        - Потому что правда слишком страшна, - ответил ворон. - Рассказать?
        И он рассказал.
        - Ты, конечно, видела большое черное здание, похожее на крепость, в северной части Росмера? Оно стоит на холме и поэтому отчетливо просматривается отовсюду. Это Воронье Гнездо - сердце моего клана, наш дом, наша цитадель, то самое место, где мы храним свои самые важные секреты.
        Ну, почти все.
        Будь у тебя возможность послушать, что говорят горожане про Воронье Гнездо, ты бы заметила, что молва постоянно повторяет: дескать, изнутри оно намного больше, чем снаружи. Как ни странно, это правда, и в этом факте нет ровным счетом ничего противоестественного: две трети нашей цитадели находятся под землей. Впрочем, я не знаю точно: две трети, три пятых или семь восьмых - никто из ныне живущих не опускался ниже определенного этажа, и поэтому мы понятия не имеем, сколько их на самом деле. Эту часть цитадели мы называем Подвалом. Ты скажешь - а хроники? Летописи? Так уж вышло, что верить им нельзя, и собственный дом мы изучаем постепенно, шаг за шагом, этаж за этажом, не зная, что нас ждет за очередной запертой дверью. Не всегда моим соплеменникам хватает смелости открыть очередную такую дверь.
        Когда это случилось, я уже год или около того шел Дорогой печали. Слухи распространялись медленно, поэтому я узнал все подробности еще через несколько лет, когда уже ничего нельзя было исправить, - узнал почти случайно, от соплеменника, которого встретил вдали от дома. Зная характер своих сородичей, я предполагал, что в обозримом будущем никто из них не отважится спуститься в недра Вороньего Гнезда в поисках сокровищ и посланий, оставленных нашими предками. Но я просчитался.
        После того как я ушел, моя… соплеменница собрала небольшой отряд единомышленников, и впятером они открыли три до той поры неизведанных этажа. Двое погибли от ловушек, оставленных нашими предками, а троим удалось в конце концов найти нечто уникальное: огромную лабораторию, в которой одна установка все еще действовала после стольких веков. Установка, похожая на ящик из металла и стекла, такого размера, что в нем мог бы поместиться подросток. Ящик был очень-очень холодным. Когда его открыли…
        Ох, прости - я поспешил. Ты ведь пока еще точно не знаешь, в чем заключается дар Ворона. Слушай: то, что для тебя - ткань, для меня - глина, и из этой глины я могу лепить практически что угодно. Нужен лишь навык, чтобы вылепленные мною творения оказались жизнеспособными; и зачастую легче вылепить существо заново, чем исправлять его недостатки. Ты понимаешь, что это значит? Да, пусть в моей власти вся живая материя, разумная и неразумная, но там, где нужна тонкая работа, я бессилен. А в остальном все просто.
        Я не исцелю от насморка, но помогу вырастить новый глаз. Или руку. Правда, если я буду хоть самую малость небрежен, глаз может оказаться другого цвета или с двумя зрачками, а рука - с шестью пальцами. Или мой пациент с головы до ног покроется чешуей.
        Я не возьмусь лечить даже простую рану, потому что после моего лечения человек может, к примеру, позабыть собственное детство.
        Я не воскрешу мертвеца. Но могу сделать из мертвого тела нечто… другое.
        Из живого тоже могу.
        А предки мои, Эсме, могли еще больше. Они создавали новых существ по необходимости, от скуки или просто из любопытства - как дети ломают игрушки, так они ломали материю, - чтобы проверить, как она устроена, чтобы познать пределы ее прочности, чтобы убедиться на собственном опыте, как долго можно ее гнуть и мять, прежде чем иные, еще более могущественные, силы скажут свое веское слово. Представь себе: ворон мог сотворить из обычной ящерицы летающего зверя размером с фрегат - крылатого, в чешуйчатой броне, выдыхающего огонь. Ворон мог изменить бойца, чтобы тот голыми руками разбивал не только черепа противников, но и каменные стены, а кожу его сделать такой крепкой, чтобы от нее отскакивали стрелы. Правда, после этого боец становился разумом подобен крабу, но находились те, кого это не пугало. Ворон мог сделать из любой, совершенно обычной птицы человекоподобное существо, наделенное даром речи, но способное лишь повторять чужие слова. Я не стану рассказывать тебе, что мои предки творили от злости, из мести или ради жестокого любопытства.
        Лишь самые умелые, самые опытные могли создавать разумных существ, красивых существ - существ, в которых был хоть какой-то смысл. Тот, кто создал твоего друга, проделал хорошую работу. Возьмись я за то же дело - мои творения оказались бы уродливыми несчастными тварями.
        Мы, вороны, бдительное племя, бессердечное племя, слишком разумное племя. Однажды мои предки решили: хватит. Если так продолжится, то мы разрушим собственный мир, разрушим всю Вселенную - и не останется глины, чтобы из нее лепить. Им не впервой было отказываться от великой власти, которая других сводила с ума. В их распоряжении - в нашем распоряжении - остались другие силы, достаточно могущественные, но не такие опасные. Мы посвятили себя изучению этих сил, поиску знаний и прочим скучным занятиям, для которых не нужно даже быть магусом. Ну… почти.
        И все-таки иногда мы не выдерживаем и спускаемся в Подвал.
        - Яне… - проговорила Эсме, когда к ней вернулся дар речи. - Я не верю.
        На лице Рейнена появилась грустная кривая улыбка:
        - Какого цвета сердце-суть Джа-Джинни? Ну же, Эсме. Ты не могла этого не заметить.
        Целительница зажмурилась и сжала кулаки. Конечно, она заметила, что цветок был белым - со странным синеватым отливом, но все-таки белым - как у обыкновенных людей, как, наверное, у нее самой. Исцеляя Джа-Джинни - воскрешая Джа-Джинни, - она ни о чем другом не думала, а в последующие дни ей и без этого хватало поводов для размышлений. Так и получилось, что она в каком-то смысле засунула это важное знание в…
        [Сундук? Что ж, я не против, местечко найдется. Давай его сюда.]
        - Что произошло между тобой и Кристобалем? - тихо спросил магус. - Глядя на вас сейчас, никто бы не поверил, что ради тебя он отправился в логово своего злейшего врага. Впрочем, нет, я говорю глупости. Он бы это повторил. И ты тоже, нет сомнений. Но вам обоим больно, и - уж прости любопытного ворона - я не отстану, пока не выясню, в чем дело.
        Она вытерла вспотевший лоб тыльной стороной ладони. Находиться в одной комнате с древним магусом внезапно стало опасно. Он играл с ней все это время - он вел ее по дороге, которая заканчивалась там, где было нужно ему. С самого начала - еще с того момента, как помог ей спасти Хагена…
        А после рассказа о Подвале и даре Ворона разве могла она промолчать?
        - Когда я погрузилась в сознание «Невесты ветра», мне открылась не только память фрегата, - медленно проговорила Эсме, не глядя на Рейнена.
        - И память капитана тоже?
        - Да. Я заглянула в его воспоминания… не из любопытства, просто так получилось… и они подействовали на [сундук]. Вы же знаете, что это такое?
        - Знаю ли я? - Рейнен покачал головой. Солнечный свет теперь падал ему в спину, и Эсме могла лишь догадываться о выражении его лица. - Я знаю о нем куда больше, чем хотелось бы. Это ведь вороны создали его в незапамятные времена, чтобы целители не сходили с ума. Но всему свой черед. Говори.
        Она почувствовала, что не сможет молчать, даже если захочет, даже если очень постарается.
        - Однажды я заставила себя забыть про то, как именно погибла моя семья. Мне было слишком трудно… слишком больно. Я знаю, что это запрещено, просто у меня не оставалось другого выхода. И когда моя память соприкоснулась с памятью Кристобаля… пустоты начали заполняться, а потом [сундук] открылся и выплеснул на меня все или почти все, что я спрятала когда-то. - Она крепко сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. - Кристобаль Фейра… или капитан Крейн… точнее, Брандан Гарби - так он назвался моему отцу при их первой встрече… они дружили. И он был там в ночь, когда наш дом сгорел, он почему-то пытался уговорить моего отца бежать, но, кажется, опоздал. Я не помню того, чего не видела. Однако… - Она подняла глаза и посмотрела на Ворона. - Теперь-то я знаю, что он связан с огнем. И меня не оставляет мысль о том, почему мою семью погубил именно пожар - всю, не считая меня.
        - Ошибаешься, - раздался позади знакомый голос. Эсме вскочила и увидела, что Кристобаль стоит в дверях, скрестив руки на груди; лицо феникса было бледным - наверное, как и ее собственное. - Ошибаешься, - повторил он. - Спаслась не только ты. Нам, кажется, пора об этом поговорить… но тебе не понравится то, что ты узнаешь.
        [Ай-ай, какой мерзавец.]
        - Да? - Эсме упрямо вскинула подбородок. - Не понравится больше, чем то, что я уже знаю? То, что ты обманывал меня с самого начала, притворялся, что вы с Велином «когда-то были друзьями», и промолчал, что он остался в Тейравене из-за тебя?
        - Из-за нас, если уж на то пошло, - поправил ее Кристобаль, и Эсме поняла, что тяжело дышит, а сердце в ее груди колотится так, словно вот-вот выскочит наружу. - Да, я решил, что лучше тебе кое-чего не знать. А потом уже было поздно признаваться в ошибке, и мне оставалось лишь беречь тайну, что я и делал до недавнего времени. Корабельная чума не входила в мои планы.
        Эсме отвернулась и подошла к одной из книжных полок. Смотреть на кожаные корешки было проще, чем на его лицо - такое спокойное, такое… усталое. Он был готов к ее злости, к ее обиде. Это обескураживало, поскольку обычно феникс вел себя совсем по-другому.
        - Говори. Что еще ты от меня скрыл?
        - Мы с твоим отцом познакомились в море, - произнес он и так многозначительно замолчал, что Эсме тотчас же повернулась к нему опять, чувствуя, как огонь внутри разгорается с новой силой.
        - Только не надо намекать, что…
        Фейра вздохнул и нахмурился.
        - Нет. Нет-нет-нет. Ты же не хочешь сказать, что мой отец…
        - Был какое-то время пиратом, - договорил Кристобаль, когда она осеклась, не в силах произнести вслух то, что пришло ей в голову. - Да. Не так уж долго - два с половиной года. В шестнадцать лет он сбежал в Ламар, познакомился там в таверне с не самыми добропорядочными людьми и попал в команду одного пиратского судна. А потом ему это надоело, он захотел вернуться, но капитан ему попался ушлый - не пожелал отпускать просто так, цеплялся за скрытую на самом дне души любовь к… гхм… деньгам. Еще одна вылазка, каждый раз говорил он, - и ты свободен. Очередная вылазка оказалась против торгового каравана лагримских купцов, который охраняли несколько наемных фрегатов… в том числе и мы с ~Невестой ветра~. Это было давно, о Кристобале Крейне тогда никто и не слышал. Пиратам не повезло. После сражения мы везли пленников в Лагриму в трюме, чтобы сдать купеческой гильдии для суда, и вот тогда-то я и почувствовал, что один из пленников заметно отличается от остальных. Я, скажем так, увидел в нем хорошего человека.
        - И что же ты сделал? - шепотом спросила Эсме.
        Фейра усмехнулся:
        - Выдал его за своего матроса. Ну, не то чтобы выдал… я взял его в команду, и лагримский корабельный мастер ничего не заподозрил, поскольку связь между ним и ~Невестой ветра~ была настоящей. Он хотел вернуться домой, и я предложил ему отработать свое спасение - побыть матросом до тех пор, пока судьба не занесет нас в Тейравен. Так и вышло, что твой отец полгода провел на борту ~Невесты~. Вот, собственно, вся история нашего знакомства.
        - Не вся… - Эсме отвернулась, чтобы скрыть предательский блеск в глазах. - Ты потом возвращался много раз…
        - Ну да, разумеется. Мы, как это ни странно, подружились.
        Она вдруг вспомнила, что в комнате присутствует Рейнен. Ворон сидел в кресле у окна и с молчаливым интересом наблюдал за их разговором. Выражение его лица читалось с трудом - отчасти из-за шрама, отчасти из-за свойственной его клану манеры напускать на себя загадочный вид. Эсме почувствовала себя совершенно разбитой и поняла, что лучше уйти куда-то, где ее никто не увидит.
        - Простите меня, - тихо сказала она, обращаясь к Рейнену. - Мне надо побыть одной.
        Магус степенно кивнул - и она убежала.

* * *
        Когда за спиной Эсме закрылась дверь, Рейнен перевел взгляд на Кристобаля:
        - Ты не все ей рассказал. Она заслуживает того, чтобы знать правду.
        - Правда ее убьет, - тихо проговорил феникс. - Уж поверь мне.
        - Тебе так кажется, - мягко возразил старейшина воронов. - Она очень сильная девочка. Как все целители. Нет, вру - сильнее всех целителей, каких я встречал за всю свою достаточно долгую жизнь. Она выдержит, хотя ей и будет больно. А вот если ты опять промолчишь…
        Кристобаль скривился и дернул плечом:
        - Может, хватит о прошлом? Сейчас меня больше интересует будущее.
        - Хорошо, давай поговорим о будущем. - Рейнен взмахом руки пригласил феникса подойти ближе, что тот и сделал - подошел, а потом сел на подоконник вблизи от кресла старейшины. - Например, о том, как отвоевать у Кармора Землю тысячи огней. Айлантри рассказал мне, чем вы занимались вчера вечером. Он также добавил, что ты сумасшедший, потому что только сумасшедшим так везет.
        - Если бы мне повезло, - сказал Фейра, глядя в окно, - она бы позволила мне подняться на палубу, а не просто прикоснуться к борту одним пальцем.
        Рейнен сокрушенно вздохнул и покачал головой. Какое-то время оба молчали, а потом ворон заговорил первым - изменившимся, деловым тоном.
        - Предположим, у тебя получится приучить ее к звездному огню. Это значит, что ты… - Он быстро встал из кресла и подошел к столу, на котором были разложены карты. Сбросив несколько прямо на пол, нашел нужную, несколько секунд задумчиво на нее глядел, а потом ткнул пальцем в какую-то точку. Фейра по-прежнему сидел на подоконнике, словно его не интересовало происходящее. - Значит, ты сможешь подойти к острову с запада, где запах огня ощущается слабее из-за течений и постоянных ветров, и высадить вооруженный отряд, допустим, вот здесь. На Земле тысячи огней нет высокой растительности, поэтому высаживаться вам придется ночью. Все равно получается далековато от форта, но главная проблема не в этом.
        - А в чем? - спросил Фейра, когда пауза затянулась.
        - В его размерах, огневой мощи и расположении орудий. Видишь ли, его перестроили после того, как Земля тысячи огней стала нашей фабрикой запретного огня - мы ведь не дураки, - и он рассчитан на отражение серьезного нападения практически с любой стороны. То есть, я хочу сказать, защитники форта развернут к суше пушки, которых там достаточно, и расстреляют тебя вместе с отрядом еще на подходе.
        - Да, если двигаться достаточно медленно, чтобы это позволить, - сказал Фейра скучающим тоном, который свидетельствовал о том, что перспектива быть разорванным на части его совершенно не беспокоит.
        - Значит, ты все равно хочешь попытаться?
        - Сейчас, - тем же небрежным тоном проговорил Фейра, глядя в окно, - ты проявишь великодушие - его воронью разновидность - и предложишь мне, подобравшись на расстояние пушечного выстрела, сделать с фортом то же самое, что я, как все думают, сделал в Лэйфире.
        Выражение лица Рейнена не изменилось, но руки сжались в кулаки. Старейшина воронов помолчал несколько секунд, а потом произнес:
        - Так будет лучше, Кристобаль. И… намного быстрее.
        - Я не палач, - ответил Фейра тихо, но твердо.
        - Это ребячество, мой друг. Ты ведь ценишь своих людей и не станешь подвергать их опасности, если есть возможность ее избежать. Только подумай, как просто все решится. И никто из твоих матросов не пострадает.
        - У меня осталось всего четыре матроса, - напомнил Фейра. - Для штурма понадобятся твои люди - столько, сколько поместится на борту ~Невесты ветра~. Это во-первых. Во-вторых, я ценю жизнь каждого, кто сражается на моей стороне, но предпочитаю играть честно. У противника должен быть шанс.
        - У Кармора не просто шанс. У него существенное преимущество.
        - Ну и пусть.
        - Кристобаль, это безумие!
        В следующую секунду Фейра спрыгнул с подоконника и переместился к столу так быстро, что Рейнен не успел даже моргнуть. Дыхнуло жаром, а рука, которую Фейра протянул к карте, превратилась в подобие лапы с длинными когтистыми пальцами. Ворон перевел взгляд с руки на лицо - и увидел маску с полыхающими глазами.
        - Безумие? - свистящим шепотом переспросил феникс. - Ты не знаешь, Рейнен, о чем говоришь. Безумие - это когда за три секунды почти пять сотен живых существ превращаются в пепел. Они ничего не успевают понять или ощутить, им даже не больно. Больно одному тебе, потому что их уже нет, а ты - остался.
        Рейнен не шелохнулся, хотя горячий воздух слегка опалил ему брови, - он выдержал взгляд Феникса, который длился, казалось, целую вечность. Наконец Фейра пришел в себя и отвернулся.
        Ворон перевел дух.
        - Ладно, - сказал он. - Раз ты так уверен в своей правоте, придется мне спасать положение.

* * *
        Когда Рейнен вышел из комнаты, Айлантри мгновенно понял: сейчас будут неприятности. Старейшина скользнул взглядом по своему помощнику - и на изуродованном шрамом лице отразилось некое подобие сомнений. Потом он закрыл глаза, вздохнул и сказал:
        - Идем с нами.
        «Куда?» - хотел было спросить молодой ворон, но Рейнен уже уходил по коридору в сторону лестницы… не той, что вела к входной двери, но другой - расположенной в задней части дома. Помимо черного хода, там имелось еще кое-что, и чутье подсказало Айлантри, куда именно они направляются.
        Втроем. Вместе с Кристобалем Фейрой, который явно не понимал, куда его ведут.
        «О Заступница…»
        Особняк Рейнена Корвисса располагался в некотором отдалении от Вороньей цитадели, что многих удивляло: ведь логично предположить, что старейшина клана должен всегда находиться рядом со средоточием силы и мудрости семейства. Однако ни сто лет назад, ни теперь Рейнен не собирался переезжать в крепость, в покои своих предшественников, и явно не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести.
        Причина была проста: его дом и Воронье Гнездо соединял подземный ход.
        Айлантри точно не знал, когда его построили, но предполагал, что намного раньше самого дома. Эта часть истории клана и Росмера в целом, скорее всего, относилась к эпохе Сожженных Летописей, о которой вороны не любили вспоминать даже среди своих. Так или иначе, достаточно узкий коридор длиной в милю шел, чуть поднимаясь и время от времени изгибаясь, до второго подземного этажа Вороньей цитадели, - и в конце пути, пройдя через обычную дверь с простым замком, они оказались в просторном и полупустом зале, заставленном стеллажами с какими-то ящиками на полках. Айлантри знал, что это один из залов архива, но содержимым именно этих ящиков никогда не интересовался.
        Фейра, за весь путь не проронивший ни слова, огляделся по сторонам.
        - Логично, - сказал он негромко, словно опасаясь разбудить эхо. - Вороны всегда были самым предусмотрительным кланом.
        - Ах, если бы… - столь же тихо ответил Рейнен, не глядя на него. - Кристобаль, я собираюсь провести тебя в одно место, которое… которого не должно существовать. Если бы я поступил по правилам, его следовало уничтожить и сделать так, чтобы сама память о нем исчезла. Но наступили странные времена. Я надеюсь, ты поймешь меня правильно.
        Феникс кивнул, молча и с очень серьезным видом.
        Рейнен махнул рукой и двинулся вперед, не оглядываясь. Они вышли из зала со стеллажами в коридор - почти такой же темный и пустынный, как тот, что привел их в Воронье Гнездо, и, несколько раз повернув, оказались у двери, которую охраняли два блюстителя с невозмутимыми, почти каменными лицами.
        Рейнен, не обращая на них внимания, толкнул дверь.
        Этот зал был меньше по размеру, чем архив, но казался огромным и просторным, как храм, потому что из него вынесли все стеллажи, - о том, что они когда-то тут были, красноречиво свидетельствовали царапины на каменном полу, - и поместили в центре несколько больших стеклянных резервуаров, наполненных водой. Айлантри знал, что это морская вода. Чуть поодаль от резервуаров стояли три стола: два лабораторных и один письменный, заваленные всевозможными приспособлениями и журналами, в которых кто-то постоянно заносил результаты исследований и наблюдений. В свете ламп местечко выглядело достаточно уютным пристанищем какого-то ученого.
        Здесь ничто не говорило, что в Вороньем Гнезде больше не хозяйничает Кармор Корвисс.
        На лесенке возле одного из резервуаров стояла высокая женщина в зеленом платье, бледная и темноглазая, с очень длинными черными волосами, заплетенными в косу. В одной руке она держала потрепанный журнал для записей, в другой - сачок, которым так увлеченно пыталась что-то выловить, что не сразу заметила вошедших.
        - Вира! - позвал Рейнен. - Только не ругайся, но я привел гостей.
        Женщина чуть вздрогнула, но не прервала своего занятия.
        - С какой стати мне ругаться? - сказала она ровным, лишенным даже проблеска эмоций голосом, по-прежнему глядя на что-то в воде. - Как будто это могло бы что-то изменить.
        Рейнен вздохнул и повернулся к Фейре:
        - Кристобаль, пусть в это и нелегко поверить, но здесь - в этой самой лаборатории - был создан Черный флот капитана-императора. Кармор Корвисс, Рейго Лар и еще кое-кто приложили все усилия к тому, чтобы знания и умения нашего клана помогли произвести на свет одну из величайших мерзостей, какие мне доводилось видеть за всю свою достаточно долгую жизнь.
        Феникс, которого Айлантри видел со спины, тихо проговорил:
        - И ты решил эту мерзость сохранить?
        - Дар и проклятие нашего семейства, - ответила вместо Рейнена женщина. Верховный Ворон не представил ее Кристобалю, но Айлантри-то знал, что эту даму зовут Вира Корвисс. - Мы не уничтожаем знания, даже если они способны причинить боль, причинить вред. Даже если в них таится зерно распада, который способен охватить весь мир. - Она отложила сачок, повернулась к вошедшим и окинула феникса пытливым взглядом. - Кристобаль Фейра. Хоть меня и держат в Подвале безвылазно, это не значит, что я не в курсе того, что происходит наверху. Надо же, какой, без преувеличения, исторический момент… Первый феникс в Вороньем Гнезде за сотню лет - и он же последний феникс в роду. Люблю такие совпадения.
        - Такое вряд ли можно назвать совпадением, - тихо ответил Фейра. - Скорее, злой иронией судьбы. Что там плавает? Для мальков они какие-то хилые.
        - Это не мальки. - Вира Корвисс повернулась к резервуару и постучала ногтем по стеклу. С той стороны подплыла рыба: размером чуть меньше ладони, плоская и, насколько позволял разглядеть неяркий свет масляных ламп, скучного серого цвета. Она прильнула к стеклу чем-то вроде бледного нароста на брюхе, и по ее телу пробежала рябь. - Это реморы.
        - Реморы? - повторил Фейра с удивлением. - Прилипалы? Что в них такого особенного?
        - В обычных прилипалах, быть может, и ничего, - ответила Вира. - Но эти… - Она впервые за все время разговора улыбнулась, и от этой улыбки Айлантри почему-то затошнило. - Эти изменены таким образом, который делает их незаменимыми.
        Феникс подошел ближе к одной из цистерн, присел рядом так, что его лицо оказалось на одном уровне со странной рыбой, - и она внезапно оживилась, снова прижалась к прозрачной преграде, будто увидела по ту сторону стекла нечто привлекающее внимание.
        - Объяснитесь, - тихо сказал Фейра, рассматривая существо.
        Рейнен не двинулся с места и сложил руки на груди: лицо старейшины помрачнело. На пороге этой лаборатории власть Верховного Ворона заканчивалась. По сути, Вира Корвисс была здесь узницей, но парадоксальным образом не позволяла никому верховодить. В разумных пределах, конечно.
        Отчасти причина заключалась в том, что она уже сказала вслух: вороны не могли уничтожать знания, а эти знания были неразрывно связаны с нею. Но к тому же вороны нуждались в реморах, и ни один из них не отважился бы повторить достижения Виры или хотя бы продолжить начатое ею. Большинству не хватало таланта или навыков, а те, кому хватало, не могли совладать с отвращением.
        Вира спустилась с лесенки, не спеша подошла к письменному столу, пошуршала бумагами и через минуту нашла то, что искала: большой лист с начертанными на нем замысловатыми схемами. Она протянула находку Фейре; тот взял ее и принялся разглядывать схемы - с интересом, но явно не понимая, что видит перед собой.
        - С фрегатами, - начала рассказывать Вира своим спокойным ровным голосом классной дамы, - существуют две довольно-таки неприятные проблемы. Прежде всего, как общеизвестно, они не переносят звездный огонь. Все до такой степени с этим свыклись, что мало кто раньше задумывался о преимуществах, которые дала бы хоть одна маленькая пушка на борту живого корабля. «Еще чего! - восклицали и люди, и магусы, стоило кому-нибудь завести разговор на эту тему. - Это же невозможно, как восход солнца на юге, как возвращение на Прародину!» И все же гипотетически: если бы на борту вашего корабля - как бишь ее зовут, «Невеста»? Да-да. «Невеста ветра». Ну так вот, если бы на борту «Невесты ветра» было такое оружие, как бы вы тогда воевали?
        Феникс посмотрел на нее и с непроницаемым лицом произнес единственное слово:
        - Грязно.
        - Зато эффективно, - ответила Вира, назидательно вскинув указательный палец. - И еще более эффективно вы могли бы воевать, если бы кто-то решил за вас вторую проблему, связанную с фрегатами: они по натуре одиночки. Да, испокон веков время от времени, по необходимости, корабли объединяются во флот, но такие объединения крайне недолговечны, непредсказуемы и служат конкретным целям, после достижения которых обычно распадаются - совсем или в достаточной степени, чтобы каждая составляющая часть смогла, как раньше, заниматься собственными делами. Если считать фрегаты животными, то следует признать, что стайный инстинкт им совершенно несвойственен. Они, как я уже сказала, одиночки. И вот представьте себе, что эти милые рыбки, - Вира снова подошла к цистерне и опять постучала ногтем по стеклу, - решают обе упомянутые проблемы.
        Тут она замолчала, словно любуясь подплывшей с другой стороны реморой.
        - Каким образом? - спросил Фейра. Как и Айлантри - да и Рейнен, если на то пошло, - он понимал, что этот рассказ требует участия и внимания, словно костер - топлива.
        - Стоит заметить, решают не целиком, - продолжила Вира, как будто вопроса не было, а пауза продлилась не больше секунды. - Но в достаточной степени, чтобы считаться ключом к достижению поставленной задачи. Задачи, которую поставили Кармор и капитан-император - но, справедливости ради, я размышляла над нею еще сорок лет назад… Итак, решение. Если не слишком усложнять, то все выглядит следующим образом: чтобы несколько фрегатов стали чем-то большим, нежели скопление одиночек, им нужен, скажем так, навигатор более высокого уровня. Сверхнавигатор. Сверхразум. Иными словами, необходимо объединить их в сеть и придумать способ передачи мысленных приказов - приказов, которые будут сопровождаться непреодолимым волеизъявлением, то есть совсем как в обычных отношениях между кораблем и навигатором. Обычного навигатора при этом исключать нельзя, потому что ни человеческий, ни магусовский разум не способны вместить в себя так много… всего. Двух фрегатов хватает, чтобы сойти с ума. Проверено на опыте.
        Айлантри вздрогнул от отвращения. Феникс прищурился, но промолчал.
        - С того момента, как мы научились изменять ремор определенным образом, эта проблема перестала быть таковой, - сказала Вира. - С непереносимостью звездного огня пришлось повозиться, но лишь потому, что магусы и люди одинаково слепы - мы не видим того, что лежит у нас прямо перед носом. Давным-давно, тысячи лет назад, наши предки уже проделали половину работы: они придумали трупоходы. Да-да, те самые полудохлые корабли, которые совершенно не боятся звездного огня. Которые вообще ничего не боятся. После того как до нас дошло, где следует искать ответ, - разобраться с остальным было лишь вопросом времени. Разобраться, как использовать трупоход в качестве… допустим, камертона, не превратив при этом в дохлятину все остальные фрегаты, включенные в сеть. Пришлось повозиться с тонкой настройкой. Без потерь не обошлось.
        - И сколько их было? - спросил феникс.
        Айлантри показалось, что в его глазах пляшут огоньки… но это, наверное, просто отражался свет ламп.
        Вира Корвисс дернула плечом:
        - Какая разница? Зато теперь мы не ошибаемся.
        Кристобаль Фейра зажмурился, перевел дух и, повернувшись в ту сторону, где стоял Рейнен, проговорил, не открывая глаз:
        - Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен спалить здесь все дотла.
        Вира Корвисс посмотрела на него, потом - на Рейнена и, снова переведя взгляд на Фейру, внезапно расхохоталась. Она смеялась так долго и так сильно, что в конце концов согнулась пополам, держась за живот.

* * *
        Проплутав около часа по извилистым улицам Росмера - словно во сне, ничего не видя вокруг, - Эсме вышла на пристань, и как-то само собой получилось, что причал, у которого стояла «Невеста ветра», оказался шагах в пятидесяти справа от нее.
        Целительница посмотрела на фрегат, застывший со сложенными парусами. Хмуря брови, поправила сползающую с плеча шаль. Кажется, все ее дороги в этом мире сплелись в одну - ведущую на борт знакомого корабля, в маленькую каюту с сундуком, приросшим к полу, - и чем больше видимых и невидимых рук оттаскивают ее в сторону, чем громче звучит загадочный внутренний голос, убеждающий порвать с Фейрой и «Невестой», тем шире становится эта дорога и тем уверенней ее собственные ноги на нее сворачивают. Вопреки желаниям головы и сердца.
        Хотя, конечно, с сердцем все сложно…
        Криво усмехнувшись, Эсме пошла к причалу. Таможенные охранники не обратили на нее внимания, хотя сделали это так демонстративно, что целительница невольно обернулась - не идет ли следом ворон? Этот юный магус Айлантри, такой миловидный и такой беззащитный в своих очках с толстыми стеклами, казался самым робким из небесных детей, кого ей довелось повстречать, но при этом взял на себя защиту Кристобаля в суде. Она покачала головой, невольно улыбаясь: какой разной бывает настоящая отвага.
        - О! Эсме! - раздался сверху знакомый голос, и над краем борта показалось смуглое лицо под шапкой густых волос.
        Кай Мирино: лет на пять старше ее, уроженец Ламара, хлебнувший немало лиха еще до того, как судьба свела его с Крейном-Фейрой. Она дважды исцеляла раны этого матроса и знала, что он скрывает от товарищей за немеркнущей лучезарной улыбкой: в первый раз отправившись в морское путешествие, Кай отсутствовал так долго, что девушка, которой он пообещал вернуться, отправилась его искать - и ее следы предсказуемо затерялись где-то посреди Десяти тысяч островов. Он время от времени расспрашивал людей в портах, куда заходила «Невеста ветра», но в глубине души терзался угрызениями совести. Он не сомневался, что потерял ее навсегда. Она или погибла, или забыла его - ведь прошло уже немало лет.
        «Я вернусь, - подумала Эсме. - Я вернусь туда, куда надо вернуться».
        И улыбнулась Каю в ответ.

* * *
        Все еще продолжая посмеиваться и обмахивая раскрасневшееся лицо ладонью с растопыренными пальцами, Вира Корвисс устремила на Фейру холодный как ледник взгляд:
        - Полагаю, капитан, пора вам засунуть свои высокие моральные устои в самый глубокий трюм и поразмыслить над тем, как убедить меня помочь вам.
        - Помочь? - переспросил Фейра с истинно магусовским высокомерием. - С какой стати?
        - С такой, что я вам нужна, - ведь иначе вас бы тут не было, - ответила Вира и, сунув руку в карман платья, достала маленький нож. - Ну и еще с такой - что пытками вы ничего не добьетесь. Можете меня жечь сколько душе угодно - я не чувствую боли и не боюсь смерти. Первое - последствие давнего эксперимента, а второе проистекает, в числе прочего, из первого. Вы не поверите, сколь многое в этом мире зависит от нашей восприимчивости к боли.
        И с этими словами она воткнула ножик в левую ладонь, пронзив ее насквозь. Фейра от неожиданности вздрогнул и схватился за собственный нож, висящий на поясе, однако Вира не кинулась на него или Рейнена и ее лицо осталось прежним - сосредоточенным лицом исследовательницы, которую интересует лишь поставленная цель. Айлантри и Рейнен знали об этой ее особенности - про нее знали все в Вороньем Гнезде, - и теперь младший ворон начал догадываться, зачем старший привел его сюда вместе с фениксом.
        - Мне даже интересно, - проговорила Вира, выдергивая ножик и не спеша заматывая кровоточащую рану носовым платком, - какие средства вы пустите в ход. Неприятно, когда в твоем распоряжении крайне ограниченный запас вещества для экспериментов или, еще хуже, некий уникальный предмет, который слишком просто сломать. Не сомневаюсь, что достаточно одной вашей мысли - и вместо меня тут появится кучка пепла. Но от пепла вы не получите того, что вам требуется. Пепел не научит вас пользоваться реморами, не подберет нужную, не предупредит об опасностях - и, самое главное, не поддержит в трудный момент. А ведь трудных моментов будет немало. Вы затеяли очень-очень сложное дело. Ну же, капитан Фейра, убедите меня!
        Феникс в явном смятении попятился, качая головой. Он, как и весьма многие магусы - да и люди, если на то пошло, - опасался безумцев.
        …А что бы сделал Айлантри на его месте? К кому обратился бы за помощью - раз уж сам оказался бессилен? К чайкам? Но дар Ворона слишком сложен, чтобы читать его словно открытую книгу. Целительнице Эсме такое тоже вряд ли удастся. Может, цапля? Но чутье подсказывало, что волю Виры Корвисс не сломить никаким сильным словом.
        Если не знать, куда следует бить.
        - Вам надо просто уйти, капитан, - тихо сказал Айлантри. Фейра и Вира Корвисс резко повернулись к нему и застыли как два изваяния. - Все бросить и уйти, отказаться от нее. У дара Ворона - не одно проклятие. Мы не можем… для нас невыносима мысль, что созданное нами окажется бесполезным. Что величайшему открытию суждено лежать в ящике, от которого потеряли ключ, или покрываться пылью на дальней полке. Мы, конечно, в силах с этим жить. Но нам от такого очень больно, и физическое тело не имеет к этой боли никакого отношения.
        Рейнен Корвисс чуть слышно вздохнул.
        - Что ты знаешь о чувствах исследователя, клерк?.. - произнесла Вира, и у нее лишь самую малость дрогнула верхняя губа, обнажая зубы. Она не назвала его кукушкой, но несказанное повисло в воздухе. В устах Виры это было бы не оскорблением, а констатацией факта.
        - Ничего, - спокойно подтвердил Айлантри. - Но зато я многое знаю о чувствах ворона, которого постоянно задвигают в дальний угол.
        Она закрыла глаза.
        Фейра тихонько рассмеялся.
        - В самом деле, - сказал он непринужденным тоном магуса, полностью владеющего ситуацией. - Есть еще один выход. Я не хочу к нему прибегать, но мы давно перешли ту грань, за которой личные желания и предпочтения теряют всякую важность. Потратив некоторое время на торг с совестью, я приму решение… Мне ведь это не впервой. Должен признаться, сама мысль заставить тебя помучиться согреет мне душу, хоть и самую малость.
        - Злопамятный и мелочный феникс? - Вира изогнула бровь. Платок на ее руке пропитался кровью, но она этого не замечала. - Как много я в этой жизни еще не видела!
        - Все дело в том, что надо хоть изредка выходить из Подвала, - сказал Фейра и, снова присев возле стеклянной цистерны, постучал по стенке, подзывая ремору с той стороны. - Итак…

* * *
        - …Попробуем еще раз, - сказала Эсме, присев на свою койку.
        В каюте было тихо. Ларим прыгал по реям где-то наверху, и из-за того, что на борту остались, не считая Сокровища, всего два человека и гроган, никакие посторонние звуки не нарушали тишину. Пахло чем-то свежим, как будто пол и стены тщательно выдраили и окатили ароматной водой.
        Так теперь пахло повсюду, но Эсме все еще не привыкла.
        - Мне нужна твоя помощь. Я хочу снова просмотреть твои воспоминания - только на этот раз мне нужно кое-что конкретное. Расскажи, что тебе известно про Лейста Крейна и… то, как он умер. Это очень важно для меня. Для… капитана. Для всех нас.
        Она понятия не имела, осознает ли фрегат всю сложность их положения.
        На противоположной стене с хлюпающим звуком открылся черный глаз размером с кулак, а вслед за первым появились еще шесть - в два-три раза меньше, россыпью. К горлу Эсме подкатила тошнота; «Невеста ветра» больше полугода не прибегала к этому трюку, и целительница так до сих пор и не поняла, зачем он был нужен - чтобы общаться «лицом к лицу» или чтобы проверить ее выдержку.
        - Пожалуйста, - сказала она, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, и зная, что так живой корабль не обманешь. - Я не стану вторгаться в твой разум. Я доверюсь тебе. Помогая мне, ты поможешь капитану.
        Большой глаз медленно закрылся, потом открылся. Маленькие в это время двигались вразнобой - какие-то моргали быстрее, какие-то - медленнее, а один и вовсе вращался в орбите как безумный. Эсме сглотнула. Только бы не стошнило…
        - Башня, вздымающаяся к ночным небесам; башня посреди бескрайнего моря - и отчего так щемит сердце, стоит лишь взглянуть на нее? Над башней горит ослепительно-яркая звезда…~
        - Незнакомая женщина на балконе глядит на море - опять-таки ночное, - и бриз колышет выбившуюся из прически прядь волос у нее на шее. Она оборачивается, смотрит на того, чьими глазами глядит Эсме, - почему-то смотрит сверху вниз, как на ребенка, - и с ласковой улыбкой протягивает руку.~
        - В синем небе ни единого облачка. Прикосновения солнечных лучей к изъеденной солью, израненной коже - все равно что прикосновения раскаленного утюга, и от них не спрятаться, не скрыться. Он удивлен, что по-прежнему чувствует боль. Кроме боли, ничего не осталось. Подспудно он знает, что надо сделать, чтобы покончить с болью, но… у него не получается. Стоит разжать руки и перестать цепляться за нечто плавающее рядом, то слева, то справа, - как оно ныряет и выпихивает его из воды на поверхность. Туда, где солнце и боль. Чего оно хочет? Почему причиняет такие мучения? И почему… почему у этого существа такие же разноцветные глаза, как у него: зеленый левый и синий правый?~
        - Когда он в следующий раз касается ее чешуйчатой кожи, что-то~
        ~~
        ~~~
        ~~~~
        Эсме согнулась пополам, и ее все-таки вырвало.
        «Я здесь больше не нужен», - понял Айлантри, когда Фейра, Рейнен и Вира заговорили о вещах, в которых Птенчик-в-очках не разбирался, то есть о стратегии и тактике боев на море и на суше, при участии пушек и без. Они определенно понимали друг друга, потому что один начинал фразу, второй подхватывал, а третий - заканчивал; если Вира и затаила на него обиду за испорченное представление, теперь та была закопана где-то очень глубоко. Теперь узница Подвала выглядела счастливейшей магессой на свете, хотя, строго говоря, даже самый благополучный исход предприятия - в чем бы оно ни состояло - не означал каких-то послаблений для нее. За то, что она сделала, полагалась смертная казнь.
        Но пока что никто не предъявил ей обвинения.
        Он с тихим вздохом отошел - сперва к краю освещенного круга, потом к двери и в конце концов вышел за порог. Никто ничего не заметил. Часовые в коридоре смотрели в пустоту словно истуканы, и Айлантри захотелось помахать у них перед носом растопыренной пятерней. «Что за ребячество, - пожурил он сам себя, почему-то голосом Рейнена, - ты ведь уже слишком взрослый для такого, по любым меркам». Он двинулся прочь, машинально считая двери и вспоминая, какая именно часть огромного архива воронов хранится за каждой из них. В этой части Подвала не держали ничего важного - в основном старые счетоводные книги и журналы с заметками по исследованиям, которые оказались неудачными или принесли недостаточно ценные плоды. Все, что касалось ремор, Вира хранила у себя. Все, что касалось «пробуждения скрытого таланта», как это именовал Кармор, мятежный ворон либо увез на Землю тысячи огней, либо уничтожил - из его покоев выгребли не меньше трех ведер золы и бесполезных обрывков. Просто удивительно, что он ограничился маленьким пожаром, а не устроил - из чистой вредности - настоящий взрыв, как…
        Айлантри остановился.
        Мысли в его голове внезапно заметались, точно перепуганные мальки, и он зажмурился, боясь упустить ту идею, что проплыла мимо, степенно помахивая хвостом. Она была настоящей громадиной и уже давно обреталась где-то поблизости, но почему-то никто до сих пор ее не заметил и даже не заподозрил о ее существовании.
        Он снял очки, вытер стекла платком, снова надел.
        А потом побежал к лестнице, ведущей на нижние уровни Подвала - туда, где в похожих комнатах с похожими стеллажами могло найтись то, что поможет ему не опозориться на суде и даже - вероятно, всего лишь вероятно… - одержать победу в случае, если помощники Фейры не разыщут этого загадочного свидетеля.

* * *
        «Легкокрылая», лодка Ролана, и впрямь оказалась неимоверно быстрой. Сандер, конечно, уже не раз видел, как молодой моряк выходил на ней в море, но уделял этому мало внимания - ведь на борту «Невесты ветра» ее ~песня~ заглушала все прочие. Теперь, однако, он познакомился с «Легкокрылой» вплотную, изучил ее снаружи и изнутри - точнее, она сама ему все про себя рассказала, пока он лежал на корме, закинув руки за голову, и смотрел в ночное небо. Форма ее носа и парусов, очертания бортов, замысловатое внутреннее устройство - все это было в ~песне~, и все это он теперь мог представить себе, закрыв глаза.
        Интересно, Кристобаль тоже все видел, раз сказал еще в Эверре, что из этой лодки вырастет необычный фрегат, или он все придумал, чтобы как-то обосновать свое желание помочь рыбаку, угодившему в капкан имперского вербовщика?..
        «И все же, какой бы ты ни была быстрой, мы не сможем вернуться в срок, даже если этот “рыбак Тако” уже будет ждать нас на причале, готовый отправиться в путь».
        Сандер примерно так и ответил Кристобалю, когда тот объяснил, что от них требуется. Фейра ничуть не смутился, как будто доводы Сандера не опирались на общеизвестные факты - расстояния между островами Вороньей гряды и здешние ветра, которые благодаря своему упрямству прославились до самой Окраины. Их так и называли - Вороньими. Устойчивые, северо-западные, пусть и не прямо в нос, но отнюдь не попутные.
        «Выход найдется, - сказал капитан, сам упрямее любого ветра. - Вы, главное, туда доберитесь поскорей».
        Остаток первого дня и почти всю первую ночь Ролан воевал с ветрами, а под утро заснул, измученный. «Легкокрылая» продолжила следовать тем курсом, который он для нее определил. Сандер устроился на носу лодочки и закрыл глаза, позволяя ~песне~ звучать в полную мощь. Пусть она теперь была ему знакома - к тому же ~песни~ маленьких лодок сложностью не могли сравниться с ~песнями~ больших фрегатов, - любой крючок годился, чтобы ухватиться за сушу или ее подобие, хотя бы зыбкое. «Легкокрылая» - лодка Ролана, Ролан - друг Кристобаля, а Кристобаль нуждается в его, Сандера, помощи.
        Можно было протянуть нить и покороче: Кристобаль - друг Сандера… или нет?
        «Он отправил тебя в Талассу, - произнес внутренний голос, омерзительный свистящий шепот со дна колодца, - он заставил тебя вспомнить то, о чем ты почти сумел забыть. Разве друг так поступает?»
        Внутри у Сандера что-то сжалось, и он машинально сунул руку за пазуху, но спрятанный там сирринг был тоже из Талассы - еще одно напоминание о тех вещах, которые матрос-музыкант хотел бы, как Эсме, сложить в надежный сундук, чтобы больше никогда его не открывать.
        Внезапно он увидел себя со стороны, как будто смотрел глазами птицы, поднимающейся над «Легкокрылой» все выше и выше. Вот лодка: на носу сидит человек - пока еще человек - уродливый, с лицом, покрытым чешуей, - она уже захватила лоб, начала продвигаться выше и дальше, и волосы у него выпадают пучками, только он никому об этом не говорит, потому что кого волнуют чужие проблемы? Уродливый пока еще человек, с перепончатыми руками, как у лягушки, с бледной кожей, как у мурены. Но главное даже не в этом, а в том, что он… маленький. Он прискорбно, чудовищно, неимоверно мал: он морская блоха на шкуре Океана, да и лодчонка, в чей борт он вцепился до боли в ладонях, ненамного больше. Для птицы, вместе с которой сейчас вздымается ввысь его душа, они оба малы и незначительны, потому что птица видит бескрайнюю водную гладь, раскинувшуюся от горизонта до горизонта.
        Пустота. Вокруг пустота. Безмерная, безжалостная, бессмысленная.
        И он - лишь ее часть, которая слишком многое о себе возомнила.
        «Ну же, решайся, - снова слышится шепот со дна колодца. - От тебя всего-то и нужно, что сделать одно-единственное движение. Плюх! И все. Больше не будет ни горя, ни радости - а ты не избавишься от первого, не отказавшись от второго, - останется один лишь покой. Что снаружи - то внутри. От края и до края. Отдай себя Океану, заполни Океан собой».
        - Н-нет, - тихо сказал Сандер вслух, сосредоточиваясь на течении мгновений. Его голос дрогнул, но все-таки короткого слова хватило, чтобы избавиться от наваждения. Он разжал хватку - на борту «Легкокрылой» остались едва заметные вмятины от пальцев, и в ~песне~ проскользнули удивленные и растерянные нотки.
        - Что случилось? - сонно пробормотал Ролан, приоткрыв один глаз. - Ты в порядке?
        Сандер махнул рукой - то ли жест получился достаточно небрежным, то ли молодой моряк еще не до конца проснулся, но Ролан поверил и не стал ничего выпытывать. Сел, потянулся и зевнул, ласково погладил борт. Взглянул на парус, нахмурив брови, и слегка покачал головой. Тот раскрылся чуть шире, слегка изменил положение - и «Легкокрылая» соответствующим образом поменяла курс, взяв чуть севернее.
        Сандеру вдруг показалось, что, если он будет ~слушать~ усерднее - хотя матрос-музыкант едва ли понимал, что это значит, - ему откроются ранее неведомые премудрости морского дела. Такое уже случалось: находясь рядом с Кристобалем в те моменты, когда феникс проделывал очередной фокус со своим необычным кораблем, Сандер время от времени ощущал то, чего не должен был ощущать. Как будто сквозь ~песню~ прорывалось что-то еще - более сложное, более загадочное.
        То, чем он мог бы воспользоваться, если бы знал как.
        - Перекусим? - предложил Ролан, покосившись на один из мешков, которые им перед отплытием вручил странный магус в очках на носу. Хлеб, сыр, фляга с вином - Сандер заглянул внутрь еще вчера, но, в отличие от товарища, не стал ничего есть, потому что не чувствовал голода. Он и сейчас был не голоден, хоть и понимал, что это странно - ведь он не ел почти… двадцать часов?
        И не пил, если уж на то пошло.
        - Что-то не хочется.
        - Хочется, - отрезал Ролан, развязывая мешок. - Это же росмерский твердый сыр с перцем, м-м, как вкусно! Правда, он еще и соленый, зараза, но этот Айлантри вина не пожалел. До Огами хватит, а там чего-нибудь купим у местных. Ты вообще бывал в Огами?
        - Нет.
        - Вот я тоже нет. Ну, я вообще и близко не подходил к этим водам. Я, кроме окрестностей Эверры, ничего в своей жизни не видел… Я и не думал, что однажды… - Тут Ролан помрачнел - должно быть, вспомнил о сестре и матери, с которыми ему пришлось расстаться из-за всего, что случилось. Он вздохнул и сунул товарищу лепешку и кусок сыра. - Ешь давай, не глупи. Иначе я все сожру сам - а потом умру от жажды. Или от угрызений совести.
        «Знает, - подумал Сандер, вспомнив, как перед отплытием Кристобаль подозвал молодого моряка и что-то ему сказал очень негромко, с серьезным видом. - Капитан его предупредил».
        Интересно, о чем еще?
        «Он в тебя не верит…» - донеслось со дна колодца, но сыр и впрямь источал приятный пряный аромат, а лепешка была первым хлебом, который оказался у него в руках за много недель, - и внезапно он сглотнул слюну, чувствуя, как болезненно сжимается пустой желудок, как саднит пересохшее горло. У него все еще есть тело, а у тела - потребности. Об этом не стоит забывать.
        Когда Сандер начал есть, Ролан еле заметно улыбнулся.
        - Зря лыбишься, - проворчал Сандер. - Все не так просто. Еда ничего не решает.
        - Ага, - поддакнул Ролан. - А что решает? Ты скажи.
        Сандер продолжил жевать с мрачным видом и не издал ни звука.
        - Капитан мне многое объяснил, - продолжил молодой моряк. - Про любовь, ненависть и любопытство. Про музыку. Про загадки и цель, к которой хочется стремиться - и еще одну цель, и еще одну… Но я одного не возьму в толк… когда я ляпну что-нибудь не то, ты просто скажи - и я заткнусь, хорошо?.. ну так вот, я одного не возьму в толк: почему ты все-таки… изменился? Что произошло? Может, кто-то в Талассе… - Ролан взмахнул рукой, подбирая нужное слово, - тебя заколдовал?
        Сандер печально рассмеялся.
        - Нет, что ты. Они там все, как я, держатся за сушу кто двумя, кто одним пальцем, а кто вообще зубами. Нет, колдовство ни при чем… да и Таласса ни при чем. - Он помедлил, потом решился: - Все изменилось после того, что стало с «Невестой ветра». После чумы и исцеления.
        Ролан застыл с куском лепешки у рта.
        - Погоди-погоди… Выходит, это Эсме с тобой что-то сделала?
        - Не нарочно, - проговорил Сандер так тихо, что шум ветра едва не заглушил его слова. - Я в этом совершенно уверен. Она… видимо, в какой-то момент она оборвала все связующие нити. «Невеста» потом их восстановила, и вы все ничего не заметили, но со мной все немного сложнее. За те мгновения, пока нити не было, я… - Тут его захлестнула неимоверная тоска, - и внутри все сжалось, и повеяло сыростью из колодца. Но все-таки он нашел в себе силы договорить. - Я потерял опору.
        От недоумения глаза Ролана распахнулись и выражение лица сделалось совершенно детским. Сандер внезапно осознал, что его товарищ на самом деле очень молод - моложе всех близких ему людей и магусов, не считая Кузнечика-Амари. Наверное, моложе Эсме. Моряк нахмурил брови и набрал воздуха в грудь, явно собираясь спросить, что же это за опора, но потом испугался и промолчал. Повернулся к мешку и принялся в нем копаться в поисках фляги.
        Ну конечно. Откуда ему знать, каково это?
        Сандер без особой охоты дожевал и с трудом проглотил кусок сыра. Предстоящий день показался ему неимоверно, мучительно длинным, и он пожелал, чтобы случился шторм, - а потом устыдился собственного желания.
        Он свернулся калачиком на носу «Легкокрылой», натянул на голову капюшон куртки, спрятал лицо в изгибе локтя. Наверное, Кристобаль ошибся, поручая ему это задание. Он слишком слаб, чтобы справиться.
        Шелест тростника на ветру.
        Что снаружи - то внутри.

* * *
        Эсме проснулась задолго до рассвета и, закутавшись в одеяло, подошла к окну, за которым вздыхало море и мерцали цепочки уличных фонарей. Громада Вороньего Гнезда располагалась позади дома старейшины, поэтому целительница ее не видела, но чувствовала - как тень, нависшую за спиной.
        Тейравен, Ламар, Лейстес, Ямаока, Каама, Эверра, Облачный город… Росмер занял свое место в череде городов, где ей удалось побывать. Он был наделен северной сдержанной красотой. Дома коричнево-рыжих оттенков, с маленькими окнами и темными крышами, похожими на низко надвинутые шапки, следили за целительницей, пока она бродила по улицам, - так следят за чужаками суровые рыбаки в порту. Вместо цветов и сладостей в передвижных лавках продавали пучки лекарственных трав, источающих незнакомые пьянящие ароматы. Северо-западный ветер пах льдом и снегом, и было страшно подумать, какова в здешних краях зима при таком холодном лете. Но, что любопытнее всего, сквозь охватившее ее напряжение, сквозь страх, которым она пропиталась от макушки до пят, словно солью, исподволь просачивалось какое-то новое, доселе незнакомое чувство. Чувство, которое позволяло не умирать от ужаса при мысли, что суд - уже завтра.
        Эсме не питала пустых надежд, что все обойдется. Она слишком хорошо понимала серьезность их положения, чтобы уповать на помощь Заступницы. Мало того, она совершенно точно знала, что вчера Кристобаль рассказал не все. Да-да, в прошлом еще остались тайны, которые она от испуга и растерянности не успела раскрыть, ненадолго погрузившись в сознание «Невесты ветра».
        Но в ее душе не нашлось места для отчаяния. Росмер был слишком серьезным и собранным, чтобы отчаиваться. «Среди воронов веди себя как ворон», - как-то раз обронил Велин, и лишь теперь она начала понимать истинный смысл этой поговорки. Человек ничего не мог противопоставить Фениксову огню, сильному слову Цапли, невидимым рукам щупачей, проникающим в душу, а вот с главным талантом воронов все обстояло иначе. С воронами у людей было, как ни странно, много общего.
        За исключением магии полужизни, разумеется.
        Но она и не была главной, что бы там ни рассказывал Рейнен.
        Эсме подтащила к окну большое кресло и забралась в него с ногами, по-прежнему кутаясь в одеяло. Воздух, который она выдыхала, застывал перед лицом облачками тумана. Закрыв глаза, целительница принялась раскладывать по невидимым полкам все то, что ей удалось вчера вытащить из памяти «Невесты ветра». Пожилой рыбак с суровым лицом, изборожденным морщинами, с трубкой в зубах - но не только он. Шаркат, обратившийся в пепел; голова Эйдела Аквилы в огне; горелая плоть глубинного ужаса. Сожженный сад Лайры Арлини. Череда мелких и незначительных пожаров, возникших из-за секундной слабости, из-за неосторожного слова или жеста, из-за непрошеных воспоминаний.
        Мелочи, мелочи. Бесполезная ерунда.
        Эсме знала, что ей нужно. Она об этом уже много раз слышала, но ему позволила молчать - о, она о многом позволила ему молчать… Но сегодня все изменится, потому что - и в этом нет никаких сомнений - она сможет задать правильный вопрос.
        А вот хватит ли у нее сил выслушать ответ?..
        С этой мыслью она снова заснула.

* * *
        Почти целый день, проведенный в архиве, привел к закономерным последствиям: домой Айлантри добрался почти на ощупь и утром у него перед глазами все по-прежнему расплывалось даже в очках. Глядя на свое отражение в зеркале, он поднял руку и оттянул правое нижнее веко. Иногда сама мысль, что он владеет инструментом, позволяющим все исправить, но совершенно не умеет им пользоваться, вызывала тошноту.
        Вздохнув, молодой ворон позвонил в колокольчик, вызывая служанку, и, когда та явилась, велел ей приготовить отвар для промывания глаз. Со всеми хлопотами, временами напоминающими глупый ритуал, он опоздал к завтраку - впрочем, как выяснилось, не он один.
        - Д-доброе утро, - сказал Айлантри, напряженно щурясь. Он, конечно, сразу узнал целительницу даже по слегка расплывчатым очертаниям, но ему вдруг отчаянно захотелось разглядеть ее во всех подробностях. - Как вы себя чувствуете?
        Служанка рассказала ему, что вчера гостья пришла домой, позеленевшая от усталости, как будто исходила весь Росмер, не пропустив ни одной улицы. Может, даже дважды.
        - Я в порядке, спасибо, - сухо ответила девушка. - А вы?
        - В полном, - солгал Айлантри и, вспомнив о вежливости, взмахнул рукой, предлагая ей первой войти в гостиную, где для них накрыли стол. Потом он отодвинул для нее стул, предложил корзинку с булочками, спросил, какой чай она предпочитает, - строго говоря, об этом следовало узнать еще позавчера, в первый же день, как того требовали законы вороньего гостеприимства. Привычные ритуалы позволили молодому магусу ненадолго преодолеть смущение от того, что они были в комнате наедине. Фейра и Рейнен, как уже сообщили слуги, ушли потайным ходом, едва забрезжил рассвет.
        Строить планы и экспериментировать.
        «Интересно, что она знает о происходящем?» - подумал Птенчик-в-очках, но вслух, конечно, задал совсем другой вопрос:
        - Как давно вы с «Невестой ветра»?
        - С начала осени, - ответила целительница после короткой паузы, бросив на него внимательный взгляд поверх чашки. Выражение ее лица осталось прежним, но Айлантри почувствовал: девушка насторожилась.
        - Наверное, вы много повидали за это время… - сказал он, сам не зная, зачем начал эту беседу. Уж точно не для того, чтобы выведать полезные для суда сведения, - ведь когда все случилось, ее еще не было на свете. - А я вот ни разу в жизни не покидал Росмера.
        Она изумленно выгнула бровь - в точности так же, как Кристобаль Фейра, чего Айлантри не мог не заметить.
        - Правда? - Ее голос слегка потеплел. - Ну… наверное, у вас еще всё впереди.
        Он скривился, откусил кусочек булочки и прожевал, не чувствуя вкуса.
        - Если честно, для воронов это не такая уж и редкость. Да, может показаться странным - ведь мои соплеменники живут в своих башнях по всему миру, кое-кто даже на Окраине. Но, во-первых, вороны - многочисленный клан, и если взглянуть на точные цифры, то окажется, что таких одиночек, живущих в чужих краях, не так уж много. И, во-вторых, даже они предпочитают, единожды выбрав для себя новый дом, там и остаться. Исключения вроде старейшины редки. Мы летаем низко и недалеко.
        - В реальном мире, вероятно, так оно и есть, - сказала Эсме, отставляя чашку. Теперь она смотрела на Айлантри с неподдельным интересом. - Но зато вы постоянно отправляете в полет свой разум. Рискну предположить: вот он-то как раз летает очень высоко и гораздо дальше любых других… птиц.
        Айлантри спрятал улыбку.
        - В каком-то смысле.
        Эсме взяла с блюдца булочку, взглянула на нее как на что-то несъедобное и положила обратно. Рассматривая узоры на блюдце - ветки шиповника с колючками и бледно-розовыми цветами, - тихо спросила:
        - Что вы сделаете завтра, если со свидетелем ничего не выйдет?
        Птенчик-в-очках ответил не сразу, хотя давно ждал этого вопроса. Эта девушка по-прежнему его смущала: он не знал, как с ней быть и кем ее считать. Теперь он хорошо понимал, чем занимался Кристобаль Фейра - или Крейн, - до того, как все пошло кувырком, и даже мог выстроить примерный мостик между событиями сорокалетней давности и минувшей весны. Этот мостик, даром что длинный и местами опасно узкий, не слишком сильно удивлял начитанного молодого ворона. Но целительница, да к тому же юная и довольно миловидная… как же ее занесло на пиратский фрегат?
        - У меня есть одна мысль, - медленно проговорил Айлантри. - Но сразу хочу предупредить вот о чем: даже если мне удастся найти хоть какие-то доказательства, мы не можем рассчитывать, что Дух Закона их примет. Ход его размышлений зачастую не способны понять ни люди, ни магусы. Ну вот… - Он вздохнул. - Таллар Крейн утверждает - пусть мы пока не знаем подробностей, - что башню его приемного отца взорвал Кристобаль Фейра, и, поскольку фениксов всегда боялись именно из-за их связи с огнем, эта версия кажется очень правдоподобной. Но сорок лет назад люди и магусы, которые понятия не имели об истинной личности воспитанника Лейста Крейна - да и о существовании этого воспитанника, - наверняка сочли, что причиной взрыва был неудачный опыт. Вороны действительно проводят опасные эксперименты… - Он снова вздохнул, понимая, что слишком многое рассказывает этой странной девушке. - …Со звездным огнем. Он нам нужен для самых разных вещей, и к тому же мы изучаем его… качества. Да. Так вот, нам надо сделать так, чтобы прежняя версия вновь показалась более достоверной, чем та, которую предлагает Крейн.
        - Как? - спросила Эсме. Единственное слово говорило о многом.
        - Для начала нужно доказать, что звездный огонь в башне был. Он не берется из пустоты - чтобы его получить, необходимо разрешение специальной… конторы. Она ведет журналы, в которые записывают, сколько и кому выдали; иногда даже помечают, для чего. Эти журналы хранятся в архивах Вороньего Гнезда, и вчера я почти весь день просматривал записи за тот год, когда все случилось. Но, - он с сожалением пожал плечами, - пока что ничего не нашел.
        - Будете продолжать поиски?
        - Конечно, - подтвердил Айлантри. - Все равно мне больше нечем заняться.
        Целительница некоторое время молчала, в глубокой задумчивости барабаня тонкими пальцами по краю стола. Айлантри видел: она хочет ему что-то сказать, но сомневается, в точности так же, как незадолго до этого сомневался он сам. Неужели он ошибался и ей что-то известно о беде, приключившейся с Лейстом Крейном?
        - Башня взорвалась, - проговорила она, не поднимая глаз, - но феникс не взрывает. Он сжигает. Представьте себе, что этот стол почему-то не понравился нашему капитану, - и что будет тогда? Возможно, стол просто загорится - сразу со всех сторон. Но если капитан по-настоящему разъярится, то он просто превратит этот злосчастный предмет мебели в кучу пепла. Почти мгновенно. Не очень-то похоже на то, что случилось с Лейстом Крейном, да?
        - Не очень, - согласился Айлантри. - Но возникает вопрос…
        Эсме кивнула и с горечью продолжила:
        - …Не феникс ли взорвал сосуд, в котором хранился звездный огонь?
        Айлантри с тяжелым вздохом снял очки, вытер их салфеткой и снова надел.
        - И все-таки это правильный ход размышлений, Эсме. Взорвав сосуд с огнем, феникс совершил бы умышленное убийство, а умысел должен доказывать Таллар Крейн. Я даже не знаю, какие доказательства он мог бы предъявить… А если он заявит, что причиной взрыва стала небрежность Фейры? Ох… - Он сокрушенно покачал головой. - Нам все равно нужен этот свидетель, этот рыбак Тако, кем бы он ни был.
        - Рыбак Тако, - повторила Эсме словно эхо. - Я его видела. - Недоумение и растерянность Айлантри заставили ее уточнить: - Я его видела в… воспоминаниях. Долго объяснять.
        - Не нужно объяснять, - сказал Айлантри. - Он магус или человек?
        - Человек. Немолодой… лет шестьдесят, наверное.
        - Шестьдесят, - упавшим голосом повторил молодой ворон. - Выходит, сейчас ему около ста? И Фейра послал своих людей выкапывать кости? Ох, не отвечайте, и так все ясно.
        Он схватил еще одну булочку, повертел в руках, а потом позвал служанку и велел упаковать завтрак в небольшую корзину, которую можно взять с собой. Запоздало испугавшись, что оскорбил гостью отказом продолжить с ней завтрак, виновато посмотрел на Эсме. Но целительница совсем не выглядела оскорбленной. В ее взгляде… может, слабое зрение в очередной раз сыграло с ним злую шутку?.. В ее взгляде отчетливо читалась благодарность.
        - Я отправлюсь в архив, - сказал Айлантри. - Все-таки найти хоть что-то будет лучше, чем прийти в суд ни с чем.
        - Спасибо, - ответила Эсме.
        И снова единственное слово говорило о многом.

* * *
        Она наблюдает.
        - Кроме собственного фрегата, тебе понадобятся еще два, - говорит высокая женщина с длинными черными волосами, задумчиво рассматривая карту, лежащую на столе. - Тогда ты сможешь вести согласованную атаку с трех сторон. Но чтобы сыграть в игру по-настоящему, этого мало.
        - Почему? - спрашивает ~он~. - Что еще мне нужно?
        Женщина вздыхает с деланой тревогой. На самом деле она испытывает восторг: ее глаза блестят, сердце колотится в груди так сильно, что слегка вздрагивает ткань платья, - человеческим или магусовским глазом этого не увидеть, но фрегат видит и чувствует гораздо больше. В уголках рта черноволосой прячется коварная улыбка.
        - Он~ говорит:
        - Надеюсь, ты не пытаешься помочь своему другу Кармору?
        Женщина смеется, запрокидывая голову. Что это за смех? Он причудливый, он странно звучит - словно кто-то пытается играть на гитаре как на скрипке или барабанит пальцами одновременно по стеклу и дереву. Есть ли угроза в этом диссонансе?
        Ей не хватает знаний, чтобы понять этот смех. ~Ему~ тоже.
        Она знает, что надо ~делать~ в таких случаях…
        ~~~
        - Полагаю, - говорят ~они~, - это означает «нет»?
        Вира Корвисс опять смеется - и на этот раз ~они~ понимают, что она всего лишь пытается делать то, в чем у нее маловато практики. Подвал стал домом этой магессы задолго до того, как Рейнен заточил ее здесь после своего возвращения и бегства Кармора: в Подвале она проводила месяцы напролет, исследуя очередную открытую комнату, словно новую вселенную. Ее смех обычно живет внутри - она не привыкла выпускать его наружу, и оттого окружающим страшно, когда Вира смеется.
        - Они~ скрывают облегчение, но не теряют бдительности.
        - Фейра, не пытайся понять суть моих с Кармором отношений, - отвечает Вира, тряхнув черными волосами. На руке у нее повязка - память о вчерашней выходке, но она будто не замечает раны. - Мы говорили друг с другом на языке полужизни, и только. Из всех существующих языков лишь он годится для того, чтобы познавать тайны Вечной Ночи и заточенных в ней миров. Однако это не означает, отнюдь не означает, что мне доставляет удовольствие произносить звуки, из которых складываются его слова. Меня увлекает не сам язык, но то, что он открывает. А-а, ты не поймешь. Как и я не пойму - начни ты говорить мне о пламени Феникса…
        - Они~ вынуждены признать ее правоту.
        - Мы зря теряем время, - продолжает воронесса. - Итак, Фейра, тебе нужны три фрегата. Первый - твоя «Невеста ветра» - высадит тебя и твой отряд вот за этим утесом, откуда вы направитесь к форту - сперва под прикрытием чахлых деревьев, которые там растут, а потом… Потом, именно в тот момент, когда вам понадобится выйти из леса и одолеть хорошо охраняемую и освещенную кострами пустошь перед стенами, еще два фрегата должны приблизиться к берегу с юго-запада и юго-востока, отвлекая защитников. Только в этом случае вас не расстреляют на подходе.
        - Два фрегата? - Они улыбаются с уверенностью, которой не ощущают. - Это не так уж много. Полагаю, я…
        - Полагаю, ты понятия не имеешь, о чем говоришь, - перебивает Вира с издевательской вежливостью. - Смотри.
        Она смахивает карту со стола прямо на пол и находит в куче свитков, книг, папок несколько больших листов бумаги - с заломами, пожелтевших, изрисованных и исписанных пометками, а на одном даже красуется круглый след от донышка стакана или кружки. Судя по цвету, это не вино.
        - Они~ приглядываются и сперва не понимают, что именно видят. Это… сеть? Похожа на ту, что была на вчерашнем рисунке, но намного сложнее. Узлы помечены цифрами и буквами, знакомыми и незнакомыми - последние, конечно, могут оказаться вовсе не буквами иного алфавита, а какими-то символами, впрочем, тоже незнакомыми. На втором листе то же самое, хотя выглядит «сеть» немного по-другому и в ней явно больше пересечений; пометки сделаны по меньшей мере тремя магусами, и самый аккуратный почерк, как ~они~ теперь знают, принадлежит Вире.
        - За ночь я все обдумала. У нас есть трупоход и безумер, которые можно было бы использовать для настройки, но ты же не захочешь по-настоящему чернить свой фрегат. С каким-то другим навигатором это превратилось бы в непреодолимую проблему, но ты… ты способен справиться. Если объяснишь ей, как важно выстоять перед <запретным.>.
        - Они~ вздрагивают и едва не разваливаются на две части.
        - Что ты имеешь в виду?
        - О Заступница! - Воронесса устремляет на них долгий взгляд, вновь кривя губы в коварном подобии улыбки. - Ты все еще не понял…
        - Чего?
        - В это время года форт не взять с помощью кораблей не только из-за его пушек, но еще и потому, что дуют Вороньи, северо-западные ветра, - объясняет Вира. - Фабрика источает вонь, которая неослабевающей волной идет в сторону моря, - и оттого наши фрегаты не могут приблизиться к берегу больше, чем на шесть-семь миль, - и это в лучшем случае. Зато «Кусака» - черный фрегат, на котором сбежал Кармор, - перемещается там свободно, и ей по силам обстрелять вас из любой точки. Ты думал, приучишь «Невесту ветра» терпеть малую толику, следы <запретного.> на твоей одежде, - и этого хватит? О нет, ни в коем случае. Тебе придется заставить ее смириться с <запретным.> на борту. С по меньшей мере восемью орудиями, которыми вы будете обороняться.
        От внезапного резкого свиста в голове ~они~ болезненно вздрагивают и…
        ~~~
        ~~
        ~
        ~~
        ~~~
        …распадаются надвое.
        - Почему? - глухо спрашивает ~он~.
        - Третий глупый вопрос за сегодняшнее утро, Фейра, - ровным голосом отвечает черноволосая. - Ты меня разочаровываешь. Потому что иначе вас всех там уничтожат. Займемся делом, мой Пламенный Князь. К тому моменту, когда Рейнен все устроит в порту, я должна тебе объяснить, как пользоваться реморой.
        Она подходит к стеклянному резервуару с водой и сачком ловко вылавливает темно-серую рыбу - плоскую, размером в половину ладони, с покрытой странными складками шкурой. Держа ее за хвост, поворачивается к ~нему~.
        - Подставляй шею, Фейра. И молись Заступнице, чтобы ты не оказался из тех пяти процентов навигаторов, которые сразу сходят с ума.
        - Он~ медленно расстегивает верхнюю пуговицу на рубашке, не сводя взгляда с черноволосой - или с того, что она держит в руке?
        - Куда вероятнее, что я превращу тебя в пепел. Не боишься?
        - О-о… - Она снова смеется, на этот раз гораздо правдоподобнее. - Это было бы слишком просто. Нет, мой жребий предначертан, и он совсем по-другому выглядит. Ну что, готов? Закрой глаза и подумай… о море. Скажи ей что-нибудь хорошее, чтобы не испугалась. Не то чтобы мне было до этого дело - просто я хочу побыстрее перейти к самому интересному.
        - Он~ опускает голову, обнажая заднюю сторону шеи, словно перед палачом.
        И миг спустя ремора присасывается к нему - к ней - к ним…

* * *
        - Нет, - сказал Бэр. - Он запретил.
        - Почему? - спросила Эсме. - Он же не на борту?
        Они стояли на причале, у которого пришвартовалась «Невеста ветра». Гроган выглядел таким же невозмутимым, как всегда, а Кай и Гвин - слегка растерянными. Все трое, каждый на свой лад, заверили целительницу, что капитан приказал им сойти с корабля и не возвращаться туда самое малое пять часов.
        - Но почему? - снова повторила Эсме.
        Гвин, почти такой же высокий и широкоплечий, как гроган, сказал, хмуря кустистые брови:
        - Какая разница? Приказ есть приказ.
        Теперь нахмурилась Эсме. Кристобаль отстранился от нее после вчерашнего разговора, не обращался к ней даже мысленно. Словно чего-то боялся. Может быть, рассердился из-за того, что она делала накануне на борту фрегата?
        Похоже, выхода нет. Надо подождать и выполнить задуманное, потому что ей определенно не хватит отваги поговорить с ним по душам о том, что она хочет узнать…
        - Можем прогуляться, - предложил Кай. - Эти стражники все равно никого не пустят на борт, так что нам нет смысла тут околачиваться целых пять часов.
        «Пять часов, - мысленно повторила целительница. - Чем же он собирается заниматься так долго?»
        Вслух она сказала:
        - Вы идите, а я останусь тут. Мне совершенно нечего де…
        И внезапно Эсме ощутила такую сильную боль, словно ей в висок вонзилась толстая стальная игла. Гроган зарычал и схватился за голову, Кай побелел, а Гвин выругался сквозь стиснутые зубы. Спустя долю секунды «Невеста ветра» дернулась на привязи так, что доски причала подпрыгнули, но сам он устоял. Паруса фрегата затрепетали, как листья на ветру, абордажные крючья вздыбились, и даже броневые чешуйки, обычно плотно прилегающие к бокам, приподнялись, демонстрируя серую нежную плоть у основания. Левый глаз - тот, который они видели, - закрылся, потом открылся, и Эсме померещилось, что обычно бесстрастный взгляд фрегата выражает немыслимый испуг.
        Целительница, превозмогая боль, шагнула вперед, ближе к фрегату, рассчитывая уловить хоть какие-то мыслеобразы и понять, что происходит. Кто-то из товарищей схватил ее за руку, но она вырвалась и все-таки подошла почти к краю причала. Ей в лицо уставился свирепый шип с крючком на конце. Она закрыла глаза. «Невесту ветра» окружило мутное облако мельчайших мыслеобразов, похожее на взбаламученный песок; толку от этих обрывков и осколков не было никакого: они даже не выражали законченных мыслей или понятий. Эсме раньше не приходило в голову, что образ - будь то воспоминание о чем-либо реальном или плод воображения - можно разделить на такие вот мелкие и бессмысленные части, и от одного взгляда на них ее замутило. И все-таки она сумела найти в себе силы, чтобы собраться и мысленным усилием потянуться дальше, глубже…
        Фрегат был в смятении.
        Сперва она не поняла, в чем причина, - ведь «Невесте ветра» не было больно, никакая морская тварь не подкралась к ней тайком, не вернулась корабельная чума, не промелькнул на горизонте зловещий белый призрак. И все-таки Эсме ощутила, что на живой корабль воздействует некая странная сила, для которой не нашлось не то что названия, но даже подходящего образа. Эта сила все время ускользала от мысленного взгляда, держась как будто у самой границы поля зрения, так что ощутить ее можно было лишь с помощью какого-то другого, тоже неназываемого чувства. Справившись с паникой, Эсме вынудила себя дышать ровнее и прислушалась к собственным ощущениям. Да… не зря ей почудилось, что загадочное нечто стоит совсем рядом, за спиной, чуть высовываясь из-за плеча, но прячась от прямого взгляда. Источник смятения и страха располагался где-то внутри нее самой. Точнее, внутри «Невесты ветра» - ведь сейчас она испытывала то же самое, что фрегат. Продолжая следить за дыханием и держа свой страх железной хваткой, целительница обратила мысленный взор на себя и увидела нечто настолько несуразное, что едва не расхохоталась.
        У нее было четыре руки. И четыре ноги.
        Да-да - все ее тело как будто раздвоилось, породив причудливое ощущение, похожее на боль от слишком усердной щекотки. Или на дрожь, что пробегает по коже, стоит подуть слишком холодному ветру посреди жаркого дня. Что это значит? Что затеял Кристобаль и почему он снова рискует фрегатом и их жизнями?
        Чувствуя, как в глубине души смятение и паника уступают место гневу, она принялась шептать «Невесте ветра» что-то утешительное, называть ее всевозможными ласковыми словами, которые не очень-то подходили трехмачтовой громадине, но интонация была важнее смысла. Эсме успокаивала фрегат, как успокаивают лошадь, испугавшуюся змеи, что проползла через дорогу и скрылась из вида. Что бы ни устроил капитан - а поговорить об этом, конечно, придется, - непосредственной угрозы явно не было, и лучше уж помочь ему и «Невесте ветра» быстрее пройти странное испытание, чем наблюдать, как живой корабль мучается от страха.
        И, сама того не желая, с каждым ласковым словом, каждым мысленным поглаживанием колючей шкуры и трепетных парусов Эсме все сильнее погружалась в сознание фрегата, который впервые открылся ей до конца. Вокруг целительницы теперь витали образы, одновременно знакомые и чужие: чьи-то лица, загорелые, в шрамах, суровые и смеющиеся, молодые и зрелые, искаженные болью и умиротворенные смертью; чьи-то руки - а в руках сабли, ножи, канаты, золото; чьи-то слова, такие разные слова… Она побывала в сотне разных мест за один миг и увидела тысячу рассветов и закатов; она услышала, как на разные лады шумит прибой у гранитных, песчаных или галечных берегов. Нынче утром, размышляя о том, сколько городов ей довелось посетить менее чем за год, она сочла себя опытной путешественницей. Но теперь ей стало до боли понятно, что мир на самом деле куда огромнее и многообразнее, чем можно было бы предположить, и что ей открылась даже не десятая его часть. О да, за четыре десятилетия в море «Невеста ветра» и ее навигатор много где побывали…
        Шаг, еще шаг.
        За поворотом воображаемой дороги пахнуло грозой, и Эсме поняла: ей туда.
        Чтобы не испугать фрегат, в кои-то веки разрешивший чужачке проникнуть в крепость своего разума, она отпустила свою телесность, отказалась в этом невозможном пространстве воспринимать саму себя как человеческое существо, стала чем-то маленьким и обтекаемым, как малек фрегата. А потом позволила невидимым течениям увлечь себя еще глубже, не пытаясь ничего тронуть, но внимательно глядя по сторонам.
        Город.
        Какой-то не очень большой город, похожий на Тейравен, - как будто к знакомым улицам прибавилась еще одна, и еще одна площадь, и другая башня с часами над площадью - чуть выше и стройнее, с красивыми барельефами и новехонькой темно-коричневой крышей.
        Полдень. Почему здесь так многолюдно в жаркий полдень? Впрочем, люди уже расходятся - словно то, ради чего они собрались, закончилось и больше не вызывает интереса. Лица у них очень разные: кто-то хмурится, думая о чем-то неприятном, кто-то смеется, будто идущий рядом рассказал ему очень смешную байку, кто-то размышляет о погоде, ужине или здоровье детей, вновь погружаясь в повседневные заботы, из которых ненадолго вынырнул ради…
        Ради чего?
        Рыбка-Эсме смотрит вперед и видит там, где постепенно тает многолюдная толпа, какой-то высокий помост. У нее екает сердце при виде этого помоста, но она вынуждает себя двигаться вперед, потому что знает: это разгадка. Это ответ на все многочисленные вопросы, которые возникали у нее - да и не только у нее - всякий раз, когда кто-то с умыслом или без такового произносил название этого городка, расположенного на каком-то из Десяти тысяч островов.
        Лэйфир.
        Ближе, еще ближе. Она видит все новых людей, которые до безумия похожи на тейравенцев, и в какой-то момент ей даже кажется, что в толпе мелькает лицо Старого Пью. В этом нет ничего удивительного - такие небольшие города и впрямь чем-то похожи друг на друга. Ближе. В памяти всплывает имя, которого она раньше никогда не слышала: Эсме прячет его, чтобы осмыслить потом. С именем приходит еще один незнакомый образ: большая птица с желтыми глазами-блюдцами, крючковатым носом, коричнево-серым пестрым оперением. Сова. Сова - клан, погубленный больше тридцати лет назад…
        Рыбка-Эсме изумленно моргает - и в мгновение ока случаются сразу две вещи.
        Мир меняется - как будто сдвигается, - и теперь площадь вокруг нее безлюдна, но зато покрыта снегом. Это странно, потому что солнце по-прежнему светит в вышине, не жалея полуденного тепла, да и снег какой-то неправильный. Как будто… грязный.
        А потом она понимает, что это никакой не снег.
        И ее вышвыривает обратно в реальность.

* * *
        ВОгами они прибыли в полдень, когда жизнь в порту и окрестностях замерла, словно городок вымер. «Легкокрылая» встала у первого же свободного причала, и никто не подошел, чтобы узнать, откуда явились чужаки и что им здесь нужно. Сандер, старательно пряча лицо под капюшоном, выбрался из лодки и огляделся по сторонам.
        Солнце маячило над головой, как навязчивое напоминание, что они потратили две трети отпущенного срока и вернуться в Росмер менее чем за сутки даже при попутном ветре едва ли возможно. Сандер гнал прочь эту мысль - от нее несло соленой гнилью.
        - Ну? - спросил Ролан. - И что теперь?
        Сандер вздохнул:
        - Теперь мы идем искать этого Тако. Что же еще остается? Будем надеяться, что местные отнесутся к нам… ну хотя бы без враждебности.
        «И не пожелают на всякий случай перерезать нам глотки».
        Ролан вздохнул и кивнул - дескать, тебе и карты в руки.
        На самом деле Сандеру хотелось свернуться клубочком в каком-нибудь темном и тихом месте и лежать там, пока его кровь не превратится в соленую воду. Но «Легкокрылая» была слишком мала, чтобы он смог на ней по-настоящему спрятаться, пока она пришвартована у причала, да и приказ - или все-таки просьбу? - Кристобаля Фейры и впрямь стоило выполнить. Если не ради капитана, то ради всех, кто пострадает, если Дух Закона сделает с ним… то, что сделает. Сандер боялся себе представить, что сейчас чувствует Эсме, не говоря уже про «Невесту ветра».
        Да к тому же он знал, что еще не дошел туда, откуда дорога идет только назад.
        А свернуть с нее в море можно в любой момент.
        - Сперва проверим его дом, - решил Сандер, - а потом - таверну.
        С домом, конечно, не повезло. Он по-прежнему стоял на том самом месте, о котором сказал Кристобаль, - в западной части городка, на отшибе, - но явно был необитаем, причем давно. Стены обросли ежевикой. Сквозь дыру в крыше тянулось небольшое дерево. Сандер все-таки вошел, чтобы убедиться наверняка, и через некоторое время вышел. Не говоря друг другу ни слова, они вернулись на пристань. Сандер остановился, огляделся, еще раз вспоминая все, что успел рассказать ему Кристобаль перед отплытием. Несомненно, их путешествие по городку - даром что улица выглядела безлюдной - успели заметить. Он понял, что допустил тактическую ошибку: стоило сперва поговорить с кем-нибудь, а уже потом демонстрировать, что в Огами их интересует вполне конкретный дом. Сандер преисполнился отвращения к себе, но потом стиснул зубы и, мысленно несколько раз повторив, что сделанного не воротишь, решил перейти ко второй части своего первоначального плана.
        - Вон там… - Он взмахнул перепончатой рукой в сторону одного из зданий, чьи фасады были обращены в сторону моря. - …Я вижу что-то похожее на таверну. Сейчас мы ее навестим и спросим местных, знают ли они такого рыбака. Говорить будешь ты, потому что я… вряд ли вызову у них доверие. Веди себя ненавязчиво. Не спеши. Если мы их рассердим - окажемся в итоге не в Росмере, а в гостях у Великого Шторма с его крабами.
        - Понял, - ворчливо ответил Ролан и почему-то покраснел. Он уже не раз доказывал свою отвагу, но в общении с незнакомцами робел как девушка. Сандер напомнил себе, что его товарищ очень молод и совсем неопытен - ведь до недавнего времени он был обычным рыбаком, пусть и удачливым владельцем очень проворной лодки.
        Они взялись за дело. В безымянной таверне Ролан заказал обоим эля, который принесла, шмыгая носом, хмурая служанка, и какое-то время они сидели в самом темном углу, переговариваясь о пустяках. Потом Сандер притворился, что задремал, и Ролан пустился в самостоятельное плавание по залу.
        Посетителей было немного. Компания рыбаков через три стола от того, за которым они устроились, чуть поодаль - два хмурых парня, похожих не то на приказчиков из какой-нибудь конторы, не то на портовых клерков, а в самом дальнем углу - мужчина лет шестидесяти, крепкий как бочонок, с длинными усами и трубкой, которой он и уделял все внимание. Ролан, конечно, пошел к рыбакам - и они, пусть и не сразу, его приняли.
        Сандер сперва не слушал, о чем его товарищ говорит со своими новыми знакомыми, но наблюдал за клерками, продолжая притворяться спящим. Ему взбрело в голову, что они могут оказаться цепными акулами. Здравый смысл подсказывал, что заштатный городишко Огами слишком мал для постоянного присутствия имперцев, и те, скорее всего, наведываются сюда лишь раз в месяц, чтобы навести шороху среди местных контрабандистов, собрать с них дань и снова исчезнуть. В периоды дурного настроения он был склонен к навязчивым мыслям и знал об этом. Но еще он знал, что, пренебрегая собственной одержимостью, может упустить из вида истинный повод для беспокойства, и это еще сильнее сводило с ума…
        - …Нет, я тут впервые, - донесся голос Ролана. - Но один знакомый капитан как-то рассказывал, что у него в Огами живет друг. Как же его… как же его по имени… а-а, вспомнил. Тако. Рыбак Тако. Не знаете такого?
        Один из рыбаков поперхнулся пивом, другой громко закашлялся. Третий убрал руку со стола, и по тому, как оттопырился локоть, Сандер без труда понял: его ладонь легла на рукоять ножа. Вся компания напряглась и обменялась взглядами, от которых ему захотелось оказаться где-нибудь в другом месте.
        - Нет, не знаем, - сказал рыбак постарше, с густой сединой в волосах. В голосе прозвучала сдержанная угроза, похожая на тихое рычание в горле пса, предупреждающее: ближе не подходи. - А зачем он тебе понадобился?
        - Понадобился? Да не нужен он мне. - Ролан не испугался и довольно убедительно разыграл изумление. - Просто к слову пришлось. Подумал, вдруг повстречаю этого Тако - смогу потом передать весточку его другу Ристо.
        - Ну да, ну да… - задумчиво проговорил Седой, разглядывая молодого моряка прищуренными глазами. Его товарищ продолжал держать руку на ноже. - Напомни-ка мне, откуда и куда вы с приятелем держите путь?
        Ролан напомнил - рассказал, видимо, по второму кругу историю, которую специально для этой цели придумал для них Кристобаль, за сорок лет не позабывший ни единого из окрестных островов. Из этой истории выходило, что «знакомый капитан» очень стар и с рыбаком Тако водил дружбу давным-давно. Вспыхнувшая на миг тревога улеглась: Седой с товарищами опять заговорили с Роланом добродушно и весело, однако возвращаться к прежней теме было слишком опасно, и Сандер порадовался, что друг этого не сделал.
        А еще он вдруг отчетливо понял, что дальнейшие расспросы в таверне ни к чему не приведут, как и расспросы в других местах. Он что-то упустил в инструкциях Кристобаля… или они таили в себе что-то еще. Что-то такое, в чем они с Роланом играли далеко не первые роли. Как в Талассе, когда…
        «Заткнись», - приказал он самому себе и посмотрел на Ролана.
        Должно быть, его взгляд оказался весьма красноречивым, потому что молодой моряк под каким-то невнятным предлогом распрощался с рыбаками и вернулся за свой стол. Они мрачно уставились друг на друга.
        - Меня радует одно, - очень тихо сказал Сандер. - Этот Тако, кем бы он ни был, до сих пор жив. Потому что иначе твои собутыльники не навострили бы уши - стоило тебе упомянуть его имя. Но… я не совсем понял, чего они испугались - того, что мы можем сделать с Тако, или того, что Тако сделает с ними из-за разговора с тобой.
        - Кем должен быть старый… даже нет, древний рыбак, чтобы одно его имя так действовало? - проговорил Ролан таким же тихим голосом.
        Эти слова подсказали Сандеру ответ, который все это время находился прямо у него перед носом.
        Временами в буквальном смысле.
        Он посмотрел на свою руку, держа ее под столом, моргнул и перевел взгляд на Ролана:
        - Пойдем! Есть идея.
        Ролан повиновался беспрекословно. Они расплатились, вышли из таверны, и Сандер повел товарища обратно к разрушенному дому. Он особенно не торопился, не прятался от взглядов - хотя, конечно, капюшона не снимал. Когда они приблизились к бывшему жилищу рыбака Тако, Сандер не стал снова входить в него, а отыскал за домом каменную скамью - капитан о ней упомянул - и сел. Зажмурился, подставив лицо солнцу, и подумал, что мог бы сидеть тут вечно.
        - И что? - спросил Ролан. - В чем твоя идея?
        - В том, что никто на этом свете не в силах разыскать в городке - пусть маленьком, но все же - рыбака, который сорок лет назад уже был немолод. - Он услышал возмущенно-растерянный возглас Ролана. Внутри потеплело от полузабытого чувства: ему стало смешно. - Погоди злиться, я еще не все сказал. Капитан послал нас за ним, да. Но не имел в виду, что мы его найдем.
        - Искусай меня медуза, я ничего не понимаю.
        - Это я должен был вас найти, крабья башка, - раздался новый голос. - И нашел.
        Сандер открыл глаза.
        Возле угла разрушенного дома стоял тот самый одинокий посетитель таверны, что сидел в дальнем углу, - пожилой лысоватый крепыш с длинными усами и трубкой, которая по-прежнему была у него в зубах. Он глядел из-под седых бровей так хмуро, словно обнаружил незваных гостей не просто у себя дома, а где-нибудь в святая святых - чулане с провизией или винном погребе.
        - Н-ну? - продолжил он. - Говорите, Ристо вас прислал?
        - Кристобаль Фейра, он же Кристобаль Крейн, - сказал Сандер, вставая. Теперь он смотрел на Тако сверху вниз, но рыбак ничуть не смутился и не спасовал. - Капитан «Невесты ветра».
        - Знаю-знаю! - Тако вытащил трубку, переложил ее из правой руки в левую, затем снова сунул в рот. Она, как теперь заметил Сандер, уже совсем остыла. - Знаю все имена этого засранца с разными глазами! Чего ему надо от меня?
        Моряки переглянулись.
        - Ему нужна помощь, - мягко проговорил Сандер. - Это связано с историей вашего знакомства. Он не рассказал мне подробностей, но… завтра в полдень росмерский Дух Закона будет судить его за убийство Лейста Крейна. И только один человек может выступить свидетелем с нашей стороны.
        Тако моргнул, потом прищурил глаза. Прищур был нехороший.
        - А-а, ну да. Человек. Магусу понадобилась помощь человека-человечка-человечишки, ты смотри-ка. - Рыбак перевел дух и оскалился - трубка выпала и разбилась о камни, но он этого даже не заметил. - Где был твой капитан последние десять лет? Десять, таран ему в зад, лет?! Я ждал вестей, я думал, он погиб! Неужто этому медузьему сыну так трудно было навестить хоть разок старого друга? - Сандер набрал воздуха, сам не зная, что собирается ответить, но Тако еще не закончил. - Чтоб ему Великий Шторм руки вырвал, клешни вставил! Чтоб его жемчужница сожрала! Чтоб он…
        - Так, хватит! - воскликнул Ролан, удивив Сандера. - Ты поедешь с нами в Росмер или нет? Если нет - так и скажи, но не оскорбляй моего друга, иначе мне придется начистить тебе рыло. Я до сих пор этого не сделал только потому, что ты старый.
        - Ишь ты, какой конек морской прискакал, - с ухмылкой ответил Тако. - Да я тебя восьмеркой завяжу, если пасть не захлопнешь. Хочешь проверить? Валяй, проверяй.
        - Ну держись… - Ролан ринулся вперед, но Сандер успел его схватить.
        От резкого движения с головы матроса-музыканта слетел капюшон. Ролан краем глаза увидел это, и его пыл мгновенно угас. Сандер с содроганием понял, что выглядит, должно быть, еще хуже, чем представлял себе все это время. В груди у него заныло, и опять повеяло соленой гнилью. Он не слышал знакомых звуков, которые грозили окончательно лишить его присутствия духа, но это лишь вопрос времени…
        Тако шумно выдохнул и принялся хлопать себя по карманам в поисках трубки. Сандер лишь теперь заметил, что рыбак босиком, а его рубаха и брюки словно бессчетное множество раз намокли и пропитались солью, а потом высохли на солнце. Это была одежда утопленника.
        Увидев наконец-то свою трубку - разбитую, валяющуюся на камнях, Тако пробормотал ругательство и, подойдя к скамье, где перед этим успел посидеть Сандер, тяжело на нее плюхнулся. Матрос-музыкант, помедлив, сел рядом. Поднял руку, чтобы надеть капюшон, потом перевел дух и снова ее опустил. Поздно.
        Ролан покачал головой и отошел, не желая садиться рядом. «Кажется, - подумал Сандер с мрачным удовлетворением, наперекор ноющей боли в сердце и неумолимому ощущению краха, что поднималось со дна колодца, - он начинает понимать».
        - Ну что… - проговорил Тако совсем другим тоном. - Будешь уговаривать.
        - Буду, - подтвердил Сандер. Боль не утихала. - Кристобаль - мой друг.
        - Пустые слова. У магусов не бывает друзей.
        - Он - другое дело. И еще он спас мне жизнь.
        - О, это и впрямь другое дело. - Рыбак тихонько рассмеялся, но совсем не веселым смехом. - Между спасенным и спасителем все устроено особым образом, и дружба тут совершенно ни при чем. Ты ему обязан и хочешь вернуть долг - только и всего.
        Сандер вспомнил пролив Сирен и Талассу.
        - Я уже вернул. Теперь я просто хочу ему помочь.
        - Да? Значит, ты сам вызвался сюда приехать? Или он тебе приказал?
        - Он… - начал Сандер и осекся. «Он послал меня, потому что больше не мог послать никого другого. Он послал меня, потому что знал - так больше шансов на успех». Знать бы еще, в чем именно Фейра разглядел эти шансы. - Послушай, я могу лишь повторить то, что уже сказал Ролан. Если не хочешь отправиться с нами в Росмер - скажи «нет», и всё.
        - Вы не успеете вернуться в Росмер к завтрашнему полудню, - злорадно сообщил Тако. - Дух Закона казнит приговоренных сразу же, так что зачем вам возвращаться? Ты, малый, - он повернулся к Ролану, - сам себе хозяин и вовсе не обязан плясать под дудку пройдохи Ристо. Ну а ты, братец…
        Сандера передернуло.
        - Я тебе не брат, - глухо сказал он.
        - А ты, братец, - продолжил Тако, словно не услышав, - прекращай маяться дурью и ступай туда, где тебя уже заждались. Ты ведь держишься за сушу даже не одним пальцем - одним ногтем. Я это вижу, меня не обманешь! Ну неужели тебе охота терпеть такие мучения? Ради чего?
        И действительно, ради чего?
        Сандер застыл, перебирая в памяти все, что случилось с ним за последние шесть лет - ведь только эти годы своей жизни он по-настоящему помнил, - и в особенности за последние десять месяцев. Он вспомнил Эсме и Амари, пролив Сирен и Эрдана на далеком острове Зеленого великана, черную тварь на акведуке и черные фрегаты в гавани Каамы, лживую Эверру и жуткую Облачную цитадель. Сколько событий… И, казалось бы, он не был бесполезен и кое-кому даже помог, но если сейчас он исчезнет, навсегда уйдет в море - кто это заметит? Нет, не так: что это изменит? Ведь Тако прав: им с Роланом теперь ни за что не успеть в Росмер к завтрашнему полудню, даже если ветер будет попутным, даже если свидетеля не вызовут в самом начале заседания, даже если… Они не успеют - и всё тут. Вернуться, чтобы увидеть рыдающую Эсме? От этой мысли стало больно, и Сандер отчетливо понял, что предпочитает оказаться где-нибудь в ином месте, потому что умрет от невозможности ее утешить.
        А умирать не хотелось.
        И тут внезапно он услышал звук…
        ~
        …Тихую щемящую ноту, которая прозвучала издалека. Он даже не знал, что на таком расстоянии связь по-прежнему действует; он два дня ее не ощущал и лишь теперь понял: соскучился.
        Безумно, немыслимо, до нелепости сильно соскучился.
        - Ради корабля, - сказал он вслух и удивился уверенности, с которой это прозвучало. - Ради «Невесты ветра».
        Все замерло.
        Сандеру показалось, что он больше не слышит ни шума прибоя, ни шороха ветра в листве дерева, проросшего сквозь крышу, и ежевики, оплетающей развалины. Осталась только отлично знакомая ~песня~, которую он знал с первой ноты до последней и мог сыграть на сирринге, если бы только попросили. Он закрыл глаза и окунулся в эту песню как в море, но она не была такой соленой и горькой, как морская вода. Она была сладкой и чистой, не знающей лжи и предательства, не умеющей ненавидеть. Только любить. Как и он сам.
        Рядом что-то зашуршало.
        - Идем, - проговорил Тако. - Чего расселся? Времени мало.
        - Времени мало, - повторил Сандер. - Ты же сам сказал: мы не успеем. Так оно и есть. Какой смысл торопиться…
        Что случится с «Невестой», когда Кристобаля не станет? Она оборвет канаты и уйдет в море, а росмерцы посмелее бросятся ее ловить. Совершенно бессмысленное занятие - ведь взрослый фрегат, в отличие от малька, не засунешь в загон, чтобы демонстрировать всем, кто подозревает, что способен быть навигатором, - но в таких случаях мало кто мог устоять перед искушением. Он должен, он обязан оказаться рядом, потому что иначе она останется там в полном одиночестве.
        - Идем! - сварливо проворчал Тако. - Мальчишка, дурак, разбаловал матросов. - Сандер открыл глаза и увидел, как старый рыбак смотрит в сторону моря с очень странным выражением лица. - Думаете, ваша лодочка быстроходная? Да вы понятия не имеете, что такое настоящая скорость, салаги.

* * *
        Когда она пришла в себя…
        Когда выплакала все слезы…
        Когда отказалась сперва от обеда, а потом и от ужина…
        Солнце повисло над пылающим горизонтом и город притих в ожидании ночи, когда Эсме, повинуясь странному порыву, пришла в библиотеку Рейнена Корвисса, где в большом кресле, повернутом в сторону балкона, сидел Кристобаль Фейра.
        Она обошла кресло и встала перед ним. Феникс запрокинул голову и закрыл глаза; лицо осунулось и потемнело от смертельной усталости. От его одежды слегка пахло гарью, но Эсме не видела подпалин. Зато воротник выглядел так, словно сильно намок, а потом кое-как высох прямо на теле.
        Он чуть повернул голову в ее сторону, но не открыл глаз.
        Съежившись и обхватив себя за плечи, она замерла, не зная, что сказать.
        - Ее звали Лара, - тихим и безжизненным голосом произнес феникс, не меняя позы. - Лара Соффио.
        - Клан Совы, - так же тихо сказала целительница.
        - Да. Мы познакомились чуть больше тридцати лет назад - в тот самый год, когда капитан-император уничтожил ее семью. Как именно нас свела судьба… не важно. Это была одна из тех причудливых случайностей, которые преследуют меня с детских лет. После первой встречи мы надолго расстались, но я ее искал, где только мог, и в конце концов нашел. И снова потерял. За двадцать пять лет наши пути пересеклись всего-то семь раз.
        Он замолчал, и Эсме вдруг поняла, что выносить это молчание еще тяжелей, чем слова.
        - Какой она была?
        - Похожей на птицу… - ответил Кристобаль с мучительной нежностью, от которой у нее заныло в груди. - Непостижимой. Погруженной в себя. Свободной. Совы, они… у них был очень странный дар. Все знают, что совы были этакими ходячими библиотеками, но мало кому известно, что они и впрямь могли переносить свое сознание в некое воображаемое книгохранилище, проводя там столько времени, сколько захочется, тогда как в реальном мире все занимало лишь доли секунды. Иногда больше, если им так хотелось. - Он тяжело вздохнул и, наклонившись вперед, спрятал лицо в ладонях. - Однажды она сказала, что может превратить секунду в вечность. Что не боится смерти, потому что ее душа и разум навсегда останутся в… во Внутренней библиотеке, как она это называла. Неважно, что случится с телом, - разум уничтожить нельзя. По поводу души… ее существования как такового… мы не пришли к согласию.
        Эсме закрыла глаза, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы.
        - После гибели клана Лара стояла на распутье, - тихо продолжил феникс, - и в каком-то смысле я повлиял на ее выбор. Я напомнил ей о книге… запрещенной книге, посрамляющей капитана-императора. Оказалось, в ее Внутренней библиотеке хранится много других запрещенных книг, и она занялась их восстановлением и печатью. Для утонченной аристократки, которой Лара была в то время, она справлялась с этим хорошо. Без преувеличения, изумительно справлялась. Постепенно у нее появились помощники, друзья и ученики, и то, что началось как месть одной магессы, единственной уцелевшей птицы из Совиного Гнезда, превратилось в настоящую подпольную организацию. Они называли себя Книжниками.
        - Я про них слышала… - прошептала Эсме. - Они погибли.
        - Да. - Что-то зашуршало: она открыла глаза и увидела, что Кристобаль встал и подошел к балкону. Он опирался одной рукой о стену и смотрел наружу, как будто пытаясь разглядеть там что-то очень важное. - Это случилось семь лет назад. Я был далеко, и я… опоздал.
        Эсме вновь увидела мысленным взором площадь, так похожую на одну из тейравенских, но заваленную грудами седого пепла, меж которыми свободно гулял ветер. За миг до того, как люди впереди перестали загораживать обзор, - она поняла, что за помост там высится.
        Это был эшафот.
        На котором только что обезглавили троих приговоренных.
        - Я искала доказательства. - Голос внезапно сел, и ей пришлось откашляться. - Доказательства того, что… Фениксов огонь не взрывает, а испепеляет. Но теперь я не знаю, что делать с этой находкой. Она слишком огромна, чтобы…
        «…чтобы предъявить ее в суде».
        - Четыреста восемьдесят два, - сказал Кристобаль невпопад.
        - Что?
        - Четыреста восемьдесят два, - повторил он. - Столько человек погибло в Лэйфире. Выжившие готовы были поверить, что их поразил молнией сам Великий Шторм, - ведь никто не мог предложить другого объяснения. Чуть позже имперские служаки придумали историю о взрыве на складе звездного огня, потому что о казненных Книжниках заговорили как о святых слугах Заступницы, которые несли свет знания в народ и погибли из-за ложного обвинения… Ходили и другие истории. Даже странно, что ни в одной из них почему-то не упоминаются фениксы.
        - Я… - начала Эсме и замолчала, растеряв все слова. Сглотнула слезы. - Все б-бесполезно, да?
        Кристобаль наконец-то повернулся к ней, но не сделал и шага навстречу. Она ожидала увидеть глаза, горящие алым, но в них не было даже искры. Они потускнели и словно погасли.
        - Все правильно, - тихо сказал он. - Если завтра нам не удастся разобраться в случившемся и доказать, что я невиновен - если я невиновен! - то меня покарают не за Лейста, а за Лэйфир. В ином случае… - Он вздохнул. - Великий Шторм придумает для меня другое наказание.
        Она крепче обняла себя за плечи. В просторной библиотеке было прохладно, но холод в душе Эсме словно шел изнутри. Как будто она начала превращаться в лед…
        В какой-то момент она осознала, что сидит в кресле, а Кристобаль склонился над нею, упираясь руками в подлокотники. Лицо феникса было так близко, что она чувствовала его дыхание.
        - Раз уж сегодня вечер правды, - со странной интонацией проговорил он, - я готов рассказать тебе все. Если, конечно, ты сама этого хочешь.
        «Не рассказывай ей о том, что случилось, Велин, она меня не простит».
        Эсме судорожно вздохнула.
        - Ч-что на самом деле п-произошло с моими родителями? - спросила она запинаясь. - Расскажи мне все, без утайки. С начала.
        Кристобаль медленно опустился на пол перед креслом, скрестив ноги и глядя на нее снизу вверх с совершенно непроницаемым лицом.
        - Начало ты знаешь, - спокойно заговорил он. - Как мы познакомились с твоим отцом, как я возвращался… Как впервые увидел тебя, когда тебе было шесть. Все это время я не задавал Бартоло никаких вопросов о том, как он жил раньше, кем были его родители, и уж подавно не интересовался прошлым твоей матери - Леоны. Я даже не знал ее девичьей фамилии. Ах, прости… ты наверняка ее тоже не знаешь. Кадья. Леона Кадья. Ее родители, рыбаки, погибли во время одной из последних эпидемий жемчужницы на острове, когда ей не исполнилось и года; воспитали ее эльгиниты, они же научили шить. Она прославилась как искусная швея уже в пятнадцать лет и вскоре вышла замуж за твоего отца. Но об этом я узнал не от Бартоло - он боялся собственного прошлого, поэтому говорить предпочитал только о настоящем и будущем. - Кристобаль немного помолчал, глядя в сторону. - Вскоре после того, как Эйдел Аквила стал повелителем Тейравена, вблизи от острова Нараи - тебе это название ни о чем не скажет, но находится он примерно посередине пути из Облачного города в твой родной город, - так вот, вблизи от Нараи «Невеста ветра» взяла на
абордаж торговый фрегат. Неожиданно для всех на борту обнаружился важный пассажир: курьер с письмом, адресованным тейравенскому наместнику. Я взялся его читать из чистого любопытства, не намереваясь ввязываться в дело, имеющее отношение к капитану-императору, но написанное застало меня врасплох… причем по двум причинам. Из письма следовало, что в Облачном городе каким-то образом раздобыли свидетельства о романтической истории, которая приключилась примерно тридцать лет назад между Марцио Амальфи, главой клана Буревестника, и молодой девушкой из Тейравена. Эта романтическая история закончилась рождением ребенка - девочки, которая, как утверждал написавший это послание чиновник из Управления тайных дел, осталась сиротой после вспышки жемчужной болезни, выросла среди эльгинитов и стала известной в городе мастерицей. Все имена были зашифрованы, и даже о том, что речь идет о Верховном Буревестнике, я догадался, скажем так, по косвенным признакам. Я расспросил курьера…
        Эсме вздрогнула всем телом - и Кристобаль умолк. Потом он продолжил, словно ничего не случилось:
        - …Но мало что смог из него вытянуть. По его словам, выходило, что кто-то в Облачном городе очень сильно интересуется этой девочкой, то есть - на тот момент - уже молодой женщиной, а если у нее есть дети, особенно сыновья, то и ими тоже. Он не смог объяснить почему. Наверное, сам не знал. Эйделу предписывалось во всем разобраться и отправить незаконнорожденную дочь Марцио вместе с предполагаемыми потомками в Облачный город.
        Честно признаюсь: я попытался выкинуть эту историю из головы. Чего только не узнаешь в море… Но она не отпускала, грызла меня, и в какой-то момент я стал просыпаться по ночам, размышляя о загадочной незнакомке из Тейравена. Я вспоминал всех, с кем виделся, когда приезжал в гости к твоему отцу, и у меня перед глазами постоянно возникал образ твоей матери, твоей тихой и скромной матери, которая всегда что-то шила - даже сидя вместе с нами у камина и смеясь над нашими шутками, в любое время дня и ночи и в любую погоду. Однажды она мне сказала со смехом: «Иголка приросла к моим пальцам!» - и я это запомнил. Она так любила ткани, что я старался привозить их в подарок. Однажды нашел на рынке Лагримы зеленый шарф, об истинной ценности которого торговец не имел ни малейшего понятия. Я-то знал - у моей матери когда-то был такой же. Ну вот. Да. У меня возникла навязчивая мысль: а вдруг это письмо - про Леону, жену Бартоло? По возрасту сходилось, но ведь возраста недостаточно…
        В конце концов я отправился в Ниэмар и обратился там к неким людям, умеющим очень быстро передавать сообщения между островами. Их услуги стоили немалых денег, но меня совсем замучила бессонница, и я готов был заплатить за помощь в разгадке этой тайны. То, что я узнал благодаря им, меня не обрадовало.
        Прежде всего, теперь не было никаких сомнений в том, что моя догадка справедлива: в письме действительно говорилось о твоей матери, Леоне Кадья, по мужу Занте. На этот раз мне назвали имена. Персона из Облачного города - как я теперь понимаю, то ли Кармор Корвисс, то ли Рейго Лар - желала, чтобы в столицу империи привезли ее сына. Да, к тому моменту им уже было известно, что у Леоны двое маленьких детей. «Почему сын? - думал я. - Зачем им нужен сын?» Но в конце концов все встало на свои места… Понимаешь, в последние века существования клана Буревестника их прорицательский талант почему-то в два раза чаще проявлялся у мужчин. И… - Он вздохнул. - Те люди, которые помогли мне с получением сведений, намекнули, что это дело как-то связано с магией полужизни. Я начал догадываться, что замыслил автор письма.
        И еще - за отдельную плату - те же самые осведомители подсказали мне, где искать фрегат, который в тот момент вез Эйделу еще одно письмо - с более подробными указаниями, как поступить с твоей матерью и братом. И с тобой. Я бросился на перехват, но ветер и волны были недружелюбны. Мы шли за тем фрегатом по пятам, не в силах догнать, и почти у самого Тейравена разминулись - его унес на запад сильный шторм, и я прикинул, что в самом худшем случае он доберется до порта спустя сутки.
        Кристобаль снова замолчал. Потом подался вперед и осторожно взял Эсме за руку, которая лежала на коленях ладонью вверх. Держа ее одной рукой за запястье, как держат что-то очень хрупкое и изящное, кончиком указательного пальца другой провел по линии, пересекающей ладонь.
        Она сжала руку в кулак.
        - Но чего я не знал, - продолжил он ровным голосом, покорно отпуская ее, - так это того, что упущенный мною фрегат вез не второе письмо с инструкциями, а третье. Второе Эйдел уже получил и успел подготовиться: он опутал твоего отца сетью долгов, настроил против него соседей, обвинил в пособничестве пиратам… насколько я знаю, эта версия так и осталась общепризнанной, и ты сама в нее поверила. Он хотел сделать так, чтобы никто не задавал вопросов, когда вы все исчезнете или умрете. За вашим домом следили, и, когда я там появился, наместник - небезосновательно - решил, что его вот-вот обыграют и надо действовать. Я допустил очередную ошибку, покинув дом всего на полчаса из-за какой-то ерунды. Когда мы с Велином увидели дым и прибежали обратно - спасать твоих родителей и брата было уже поздно.
        От слез у Эсме перед глазами стоял туман.
        - Что там произошло?
        - Я не могу сказать наверняка… - ответил Кристобаль со вздохом. Теперь он сидел, скрестив ноги и уронив голову на руки. - Видимо, они пришли, чтобы забрать твоего брата и убить всех остальных. Ты спряталась на чердаке, и, поскольку им надо было действовать очень быстро, тебя не стали искать, а подожгли дом. Вряд ли кто-то думал, что найдется человек - ну, или не человек, - способный войти в пламя. Я тебя вытащил и отдал Велину. Потом… - Он посмотрел на нее исподлобья. - Потом я пошел к Эйделу. Я проник в его покои, и у нас состоялся разговор. Он не видел моего лица, не узнал моего имени, однако я был достаточно красноречив для того, чтобы десять лет тебя и Велина не трогали. Но ничто не длится вечно, к сожалению. К тому же Эйдел все эти десять лет потихоньку вел свое расследование и собирал по частям собственную головоломку - он ведь отлично понимал, что обычному головорезу в маске не одолеть магуса из клана Орла.
        - Почему ты не увез меня и Велина в другой город?
        - Целительские снадобья, Эсме. Все это время Велин получал их исключительно через моих людей, пусть даже сам не всегда это понимал. Обращаться в гильдию было слишком опасно - рано или поздно там узнали бы о его связях с пиратами. - Он помедлил, потом прибавил с тенью былой дерзости: - Да, я с самого начала знал, что ты не захочешь остаться в Ламаре, поэтому бессовестно врал тебе на эту тему. Старшие целители в гильдии тесно связаны с щупачами, и… словом, это очень опасно. Я решил, что вам лучше остаться в Тейравене, потому и не убил Аквилу, а запугал его. Я многого не предусмотрел.
        - А что случилось с…
        Она не смогла произнести имя.
        - С твоим братом, Паоло. - Кристобаль провел рукой по лицу, ненадолго задержав ее у рта. - Увы, тут я мало что могу рассказать. Я потерял его след почти сразу. Я думал… думал, что он мертв. Но последние три года я… мы все… знали его под именем Змееныш. Кармор и Рейго пробудили в нем прорицательский дар, пробудили ужасной ценой. Паоло оказался сильнее и вышел за пределы той формы, которую они для него определили, пусть и не сразу, пусть и ненадолго. Его ненависть ко мне была совершенно справедлива. Я обещал, что помогу вам всем, - но не помог. Мне нет оправданий.
        Он замолчал. Это был конец исповеди.
        Эсме шмыгнула носом и попыталась вытереть слезы. Сообразив, что вытирает щеки кулаком, посмотрела на свои руки и увидела, что они сжаты до побелевших костяшек, до боли в ладонях, куда вонзились ногти. Пальцы как будто свело судорогой, и она с трудом сумела их разжать.
        Кристобаль по-прежнему смотрел на нее снизу вверх и чего-то ждал. Она придвинулась к краю кресла, потом сползла на пол и встала на колени рядом с ним, не сводя с него взгляда и чувствуя, как учащается ее дыхание. Он потянулся к ней и замер, как замирают на безопасном расстоянии от огня.
        Она протянула руку и провела кончиками пальцев по его лицу, от виска до подбородка. Он закрыл глаза и, кажется, перестал дышать.
        - Больше никаких тайн, - сказала Эсме, не узнавая собственного голоса, - таким он сделался низким и хриплым. - Больше никаких…

* * *
        Она грезит.
        Палубы ее пусты - те трое, что остались, все еще сидят в одной из городских таверн, вспоминают товарищей и пьют. Она одна - и она грезит. Стены кают ходят из стороны в сторону, раскрываются как бутон розы, тают; становятся то мягче перезрелого фрукта, то тверже хрусталя; отращивают шипы и длинные мясистые лозы, которые вяло ползают туда-сюда, словно пьяные змеи в поисках добычи. Она одна - и это хорошо. Сейчас она слишком растеряна, чтобы как следует владеть собой и беречь тех, кто ей небезразличен.
        В ней просыпаются глубинные инстинкты, о существовании которых она раньше лишь догадывалась. Ее паруса меняют цвет, из зеленых делаясь алыми, потом черными и снова зелеными, но солнце уже село, стало темно, и никто этого не замечает, даже стражники на причале.
        По ее могучему телу пробегает рябь. Она беспокойно ворочается у причала.
        Грезы, ах грезы… О далеких мирах, которых она никогда не видела собственными глазами. О мощных течениях в бескрайнем Океане, где нет воды. О существах, для которых нет названия ни в языке людей, ни в языке магусов.
        Это закончится. Потом. Позже.
        А пока что она грезит.

* * *
        - И что мне с этим делать? - спросил Айлантри, когда Вира вручила ему большую стеклянную банку, в которой плавала плоская серая рыба. Стоило сосредоточиться на рыбе, как тяжелая сумка начала сползать с плеча, и молодой ворон чуть не выронил банку.
        - Берешь ее за хвост. Присоской шлепаешь ему на шею, чуть ниже основания черепа, - объяснила воронесса, не моргнув глазом. - Старайся, чтобы было ровней, вдоль позвоночника, но если не получится - не страшно. Потом, когда они наиграются, снимешь ее, чуть надавив вверх… Впрочем, это Фейра сделает сам, у него вчера хорошо вышло.
        Птенчик-в-очках невольно позавидовал ее спокойствию.
        - Ты не боишься, что сегодня все ваши эксперименты закончатся? - спросил он против собственной воли. Обычно они с Вирой не беседовали на отвлеченные - или не совсем отвлеченные - темы. Она приказывала ему или не замечала его. Но, конечно, после того, как Рейнен их столкнул, все обязано было измениться.
        Воронесса моргнула, пожала плечами. Они стояли вдвоем посреди ее лаборатории, и здешний воздух вдруг показался Айлантри как никогда спертым, душным. Мертвым. Ему не хватало ветра - или хотя бы сквозняка.
        - Разве что-то изменится, если я испугаюсь?
        - Нет, но… - Айлантри покачал головой. Он забыл, с кем разговаривает. - Ладно. Прости… я должен идти.
        - У тебя в запасе еще четверть часа, - возразила Вира. У нее всегда было отменное чувство времени. - Даже если ты будешь не идти, а еле тащиться, все равно успеешь на пристань. Итак, ответь на мой вопрос: что изменится, если я - или ты - если мы испугаемся того, что, может быть, и не наступит?
        Айлантри досадливо вздохнул, чувствуя, как приливает краска к щекам. Поправил очки - эти, новые, сидели хуже тех, которые он разбил позавчера на причале, когда «Невеста ветра» ударилась об него с такой силой, что чуть не разрушила.
        - Ничего, - сказал он твердо. - Но людям и магусам одинаково свойственно бояться таких вещей. Ты же…
        Вира посмотрела на него сверху вниз, но без обычного высокомерия, а так, словно увидела впервые. Сегодня воронесса была в простом темно-синем платье; ее распущенные черные волосы волной падали на спину.
        - Об этом почти никто не знает, - негромко проговорила она, - но мы с Каэром… - Так звали одного из тех воронов, которые ушли с нею исследовать Подвал и не вернулись обратно. - …Спустились не на три этажа ниже изведанных, а на четыре. В каком-то смысле. Мы нашли лестницу, ведущую вниз. То странное место выглядело как комната чуть меньше этой, однако мы не смогли дойти до последней ступеньки, потому что пол постоянно отдалялся от нас. Сперва мы решили, что столкнулись с каким-то миражом, зрительным обманом, но… все было слишком реальным. Мы шли и шли, а пол все отдалялся и отдалялся. Это длилось почти час. Мы испугались - скажем прямо, поддались панике, - только когда повернули обратно и увидели, что потолок ведет себя так же. Мы застряли посреди той жуткой лестницы, но никакое чудовище не явилось, чтоб сожрать тех, кто нарушил его покой, - вообще ничего не происходило. Никаких посторонних звуков - только наше сбивчивое дыхание и наши торопливые шаги. В какой-то момент… - Она ненадолго замерла, глядя прямо перед собой с каменным лицом. - В какой-то момент Каэр закричал и спрыгнул с лестницы. Я
слышала его удаляющийся крик, но тот звук, что раздается при падении тела на камни, так и не прозвучал. Не знаю почему. Потом я бегала по лестнице то вверх, то вниз, кричала… и в конце концов упала без сил на ступеньки. Я лежала на спине и смотрела на потолок, который от меня удалялся. Понимаешь? Я была неподвижна, но он все равно удалялся, словно само мое присутствие его отпугивало. Как и пол. Я поняла, что умру там, на ступенях, - и эта мысль странным образом меня успокоила. Мое сердцебиение замедлилось, дыхание успокоилось, я закрыла глаза - а потом открыла, и мне показалось, что потолок стал ближе. Как будто я была камнем, брошенным в озеро, и волны вокруг меня постепенно - очень медленно - успокаивались. У меня появилась идея… - Она замолчала, шагнула ближе. Ловким движением сняла с Айлантри очки, примерила, хмыкнула. Он стоял не шевелясь и ждал, что последует дальше.
        - Хочешь знать, что я сделала? - шепотом спросила Вира, приблизив лицо к его уху. - Я перестала бояться. Я оставила на той лестнице свой страх, Птенчик. Мне пришлось потратить на это немало времени - целую вечность, наверное, - но я смогла. И тогда потолок перестал удаляться. Он был близко - мы не дошли и до середины лестницы. Я видела и пол, я могла бы спуститься, чтобы осмотреть тот этаж, но мне… сделалось все равно. Я встала, поднялась по ступенькам и ушла оттуда навсегда. Конец истории.
        Айлантри попытался сглотнуть, но во рту и горле пересохло.
        - Что это была за лестница? - тихо и хрипло спросил он.
        - Ее там не было, - беззаботно ответила Вира и снова надела ему на нос очки. Взмахнула пальцами, словно изображая, как что-то разлетается в разные стороны. - Там были озеро и камень. Я и Каэр. Я и мой страх. Я ушла, страх остался. Или наоборот? Лети, Птенчик, теперь тебе и впрямь пора. Скажи Фейре, что завтра я жду его с рассветом, - у меня в запасе еще осталась пара фокусов.
        Конечно, о том, чтобы Фейра сам поднялся на борт корабля, речь не шла. По решению Духа Закона он находился под присмотром Рейнена - и Айлантри, - но это подразумевало, что ему надлежит оставаться на росмерской земле. А палуба «Невесты ветра», как и любого другого фрегата из чужих краев, не была ее частью.
        Вопреки ожиданиям молодого ворона, Пламенный Князь махнул рукой и сказал, что ему все равно, а для новых экспериментов так даже лучше. Айлантри нахмурился, разглядывая Фейру сквозь очки. Феникс определенно не боялся суда и того, что могло за ним последовать, но выглядел задумчивым и каким-то… отрешенным.
        «Что с ним такое?»
        Когда на причале появился Рейнен, выгнал блюстителей и уставился на Фейру блестящими от нетерпеливого ожидания глазами, Айлантри понял, в чем дело: феникс погас. Находясь рядом с ним, молодой ворон больше не ощущал всем нутром гул огромного костра, способного испепелить что угодно, не видел в его разноцветных глазах огненные отблески. О да, он погас. Но все-таки в нем не было страха. Скорее, наоборот: он излучал спокойную уверенность - уверенность горы, уверенность бескрайнего морского простора - в том, что…
        В чем?
        «Он смирился, - с внезапным ужасом подумал Айлантри. - Он готов принять вердикт, он вовсе не уверен, что свидетеля привезут вовремя или что я сумею как-то ему помочь. О Заступница! И что же мне теперь делать?..»
        Тяжелая сумка опять начала сползать с его плеча.
        …Строго говоря, он кое-что уже сделал. Поиски в архивах оказались небесплодными, хотя принесли не совсем те плоды, на которые Айлантри рассчитывал, решив доказать, что в башне Лейста Крейна действительно был запас звездного огня, способный превратить всю постройку в груду обугленных камней. Накануне, читая и перечитывая запись в регистрационном журнале, он почувствовал озноб. За скупыми строчками, приоткрывающими завесу одной тайны, лежала другая - куда более существенная. Воображение подбрасывало разгадки одна другой причудливее и опаснее, и Айлантри невольно взмолился Заступнице: «О Пресветлая, пусть завтра свидетель прибудет вовремя!»
        Но теперь, глядя на слишком спокойное лицо Фейры, он понял: не стоит на такое рассчитывать.
        - Ну что ж, приступим, - сказал Рейнен с таким радостным видом, словно позабыл, что должно было случиться в полдень. Словно это его совершенно не касалось.
        Фейра посмотрел на Айлантри и изогнул бровь.
        Опустив сумку на доски причала, молодой ворон с неприятной ему самому неуклюжестью засучил рукав и сунул руку в стеклянную банку. Серая ремора не стала увиливать, а сама ткнулась ему в ладонь носом, заставив на миг испугаться - вдруг пристанет, что тогда? Молодой ворон выругал себя за малодушие. Ничего особенного с ним не случится, потому что эта рыба теперь настроена только на Фейру. Только ему она позволит управлять тремя фрегатами вместо одного.
        В душе всколыхнулась тоска, о которой он как будто бы давно позабыл.
        Ухватив ремору за хвост, Айлантри выполнил все по инструкции Виры и даже сумел, как она и просила, расположить уродливую морщинистую нашлепку на теле реморы точно вдоль хребта Фейры с выступающими позвонками. Феникс тихонько охнул, пошатнулся - и утренняя прохлада на миг сменилась чем-то вроде полуденного тепла.
        - ~Зеленоглазая~, - негромко сказал он, стоя с закрытыми глазами, совершенно неподвижно. - И ~Душа бунтарки~. Ты нарочно выбрал фрегаты с такими поэтичными именами?
        Рейнен рассмеялся, довольный.
        - Первое испытание пройдено! - объявил он, не утруждая себя ответом. - Теперь очередь за вторым. Дай им приказ отойти от причала, и пусть покажутся где-нибудь неподалеку, так, чтобы мы их увидели.
        - Это будет небыстро, - ровным голосом сказал Фейра.
        - Полдень еще нескоро, - парировал Рейнен, и снова на его лице не дрогнул ни один мускул. - Действуй. Мы подождем.
        Феникс отошел к краю причала, прошелся вдоль него, а потом сел неподалеку от морды своего фрегата, свесив ноги. Под волосами было видно, что по телу реморы пробегают судороги. Интересно, как она дышит? Раз уж Вира теперь видит в нем не просто кукушку в очках, надо будет расспросить ее, как именно изменили этих рыб. Может, ему даже позволят сунуть нос в рабочие заметки…
        Тут Айлантри попалась на глаза сумка, лежащая на причале, и он вздрогнул, проснулся. Нет… не время для исследований. Если только не считать таковыми копание в прошлом, которым он занимался весь вчерашний день.
        - Ты что-то узнал? - тихо спросил Рейнен.
        Айлантри посмотрел на старейшину, гадая, что ему можно рассказать…
        - Нет, молчи, - продолжил Верховный Ворон. - Это твоя битва, ты должен справиться сам. Никто не поможет тебе в этом деле, Айлантри. Мне жаль, но рано или поздно каждому приходится выйти одному против врага.
        - Враг там будет не один, - мягко напомнил Птенчик-в-очках.
        Рейнен покачал головой:
        - Твой враг, мой мальчик, не Бален, не Крейн и уж точно не Дух Закона. Имя твоему врагу, как бы пафосно это ни звучало, - несправедливость.
        Вместо ответа Айлантри с горечью рассмеялся.
        - Да-да. Зря ты смеешься. Вот скажи мне: виновен феникс или нет?
        В вопросе явно крылся подвох, но Айлантри не смог понять, в чем именно он заключается, поэтому ответил откровенно:
        - Это нельзя исключить. Он забыл все, что тогда случилось, и сам допускает, что мог стать причиной смерти Лейста Крейна, пусть даже по неосторожности. Фениксов огонь - опасная штука…
        - Ах, Айлантри. Давай попробуем еще раз. Виноват ли феникс в случившемся или нет? Не спеши отвечать, подумай.
        Птенчик-в-очках покосился на старейшину. Рейнен стоял от него слева, и утреннее солнце освещало уродливый шрам на его правой щеке. У Фейры на правой щеке тоже был шрам, но совсем другой - узкая белая полоса на загорелой коже, вот и всё. Отметина не уродовала феникса, в отличие от той, которую носил Рейнен. Временами правая и левая стороны лица старейшины выглядели так, словно принадлежали разным магусам. Айлантри вдруг пришло в голову, что Рейнен принял его в качестве своего секретаря, хотя любой другой ворон отказался бы взять в помощники неполноценного магуса, над которым втайне насмехается весь клан. Но старейшина его взял и ни разу не обидел за все недолгое время службы. Может, потому, что и сам был несовершенным магусом, пусть даже никто не отваживался об этом говорить ни ему в лицо, ни за спиной?
        Но мысли, постыдные мысли никуда не девались…
        - Это напоминание, - сказал Рейнен, глядя вдаль. Он каким-то образом догадался, о чем думает Айлантри. - Однажды я совершил страшную ошибку, из-за которой погибло множество людей и магусов. Последствия этой ошибки неизгладимы, и я решил, что неправильно было бы избавиться от следов, которые она оставила на моем теле. - Он приложил ладонь к щеке, как делал время от времени, словно пряча шрам. - Моя вина от этого меньше не стала, разумеется.
        Ошибка? Множество магусов? Шрам появился у Рейнена задолго до рождения Айлантри, и Птенчик-в-очках - как и все прочие вороны - понятия не имел, при каких обстоятельствах это случилось. Он знал по рассказам старших, что Верховный Ворон куда-то уехал, - в том, куда именно, согласия не было, - и вернулся с изуродованным лицом. Мало кто осмелился расспрашивать могущественного старейшину о случившемся, а немногие смельчаки ответа не получили.
        - Меня не покарали за то, что я сделал, - продолжил Рейнен тем же ровным голосом, не убирая руку от щеки. - Но я сам себя караю каждую секунду вот уже сорок лет.
        Айлантри уставился на него, с трудом вынудив себя не разинуть рот. Как же такое могло случиться? Предположим, и впрямь погибло много магусов из-за какого-то неправильного решения Рейнена; но неужели не нашлось того, кто обратился бы к Духу Закона, чтобы восстановить справедливость? Божество могло вселяться и в других воронов, так что ничего парадоксального не случилось бы. Но его не покарали. Не покарали.
        Значит, наказание понес кто-то другой, потому что…
        - Даже если у меня нет доказательств невиновности Фейры, - медленно проговорил Айлантри, - это еще не значит, что у Балена и Крейна есть неопровержимые доказательства его вины.
        - Но что-то у них есть.
        - Да. Их главный свидетель - сам Крейн. Но… он не видел предполагаемого убийства. Не мог видеть - ведь башня горела. Все, что он сумеет рассказать, будет иметь к делу… косвенное отношение.
        «Как и найденные мною улики».
        Рейнен кивнул и перевел взгляд с горизонта на своего секретаря:
        - Мне жаль, что у нас не получилось поговорить об этом раньше. Но ты справишься. Я в этом совершенно уверен.
        Айлантри молча кивнул и, подобрав с причала сумку, снова надел ее на плечо.
        Унее три тела.
        Теперь она этого не боится. Три тела, и у капитана - две густые тени, которые умеют разговаривать и движутся не в унисон с ним или даже друг с другом. Это странно, однако за свою жизнь, не такую уж долгую для фрегата, она повидала столько странных вещей, что не удивляется. Раз ~он~ говорит, что так надо, - значит, ей остается только согласиться.
        Но еще страннее то, что происходящее почему-то кажется… правильным. Словно так и должно быть. Словно это уже было. Не с ней, конечно, - с ней такого совершенно точно не случалось. И все-таки само ощущение себя как части-большого-целого, ячейки некоей сети, что пока мала, но может разрастись, охватив множество других фрегатов, кажется естественным, как мачта. Как абордажный крюк. Как глаз. И почему она раньше не чувствовала, что неполна?..
        Впрочем, нет: по-настоящему неполна она была вчера вечером, когда на какое-то время потеряла ~его~ посреди своих грез. Она знала, что ~он~ не умер и ~его~ нить не прервалась, - но странным образом ~он~ был с нею не весь. Она понимала, что происходит: такое уже случалось не раз, но никогда прежде - с такой силой. Как будто ее капитаном вдруг сделался чужак, причем не магус и не человек, а нечто иное. Потом все стало как обычно, и только в глубине ~его~ души она теперь чувствовала угрызения совести.
        Они еще поговорят об этом.
        А пока что у нее три тела, и, повинуясь ~его~ приказам, она плывет налево, направо, ускоряется и замедляется, открывает и складывает паруса, выпускает абордажные крючья. Ее команда снова велика - гораздо больше, чем бывало раньше, - и движется так слаженно, что девять средоточий ее разума, переполнившись силой, сияют с неимоверной яркостью. ~Он~ это видит и щурит разноцветные, как у нее самой, глаза, улыбается тепло и почему-то грустно.
        - Он~ хочет что-то сказать, но не находит нужных слов. А ей слова не нужны.
        У нее три тела, и пока что - в эту секунду, в этот миг - все хорошо.

* * *
        За полчаса до полудня они прекратили эксперименты, заставившие все живое в гавани замереть и с восхищением уставиться на два корабля, которые двигались так слаженно, что даже непосвященный понимал: ими управляет единый разум.
        Фейра снял с загривка ремору, морщась и бормоча ругательства, бросил в подставленную банку, но сам не спешил вставать. Рейнен подошел к нему и сел рядом на краю причала.
        Айлантри отошел, чтобы отправить ремору обратно Вире Корвисс вместе с одним из блюстителей, и вскоре вернулся. Ворон и феникс по-прежнему сидели молча и рассматривали «Невесту ветра», которая безмятежно покачивалась на волнах, закрыв глаза.
        Птенчик-в-очках кашлянул.
        Никакого эффекта.
        - Скоро полдень, - сказал он. - Нам пора.
        - Я вспоминаю тебя мальчишкой, - проговорил Рейнен, не обращая никакого внимания на своего секретаря. - Вспоминаю тот день, когда впервые тебя увидел, и тот, когда мы расстались… если бы я тогда знал, как надолго…
        - Я вспоминаю тот день, когда поджег твою комнату для гостей, - тихо ответил Фейра. - Казнь дяди Алэно застала меня врасплох. Даже сейчас больно думать о том, как мне тогда досталось. Подумать только, сорок лет прошло. - Он бросил взгляд на ворона, который сидел ссутулившись. - Я думал, что не выживу. Каждая новая… вспышка огня внутри была как маленькая смерть. А потом я чувствовал себя так, словно создан из пепла.
        - Ты и выглядел созданным из пепла, - сказал Рейнен и снова коснулся правой щеки. - Мальчик с серым лицом и потухшими глазами… Я думал, климат Сармы пойдет тебе на пользу. Я правда так думал.
        - Ты ни в чем не виноват, - мягко проговорил феникс, и ворон почему-то вздрогнул. Он повернулся, и Айлантри от изумления приоткрыл рот: он никогда не видел, чтобы старейшина на кого-то смотрел с такой жуткой смесью мольбы и надежды. Он перевел дух, явно собираясь что-то сказать Фейре, и…
        …Превратился в Духа Закона.
        Высокое и костлявое божество, на котором мантия старейшины болталась как на вешалке, поднялось и, тряхнув пегой гривой, уставилось на Фейру непроницаемыми глазами. Его тонкие губы были плотно сжаты, бледное лицо напоминало маску. Он поднял руку, указывая на феникса длинным пальцем, увенчанным желтым изогнутым когтем, и исчез, словно никогда и не появлялся на причале.
        Фейра на миг застыл, а потом усмехнулся и впервые за долгое время посмотрел на Айлантри:
        - Что ж, ты прав. Нам пора.
        В глубине его разноцветных глаз мелькнули едва заметные алые искры.
        Спустя три дня о присутствии Фейры в Росмере и о суде над ним узнали, наверное, даже рыбы. Весь город гудел еще накануне вечером, а в полдень возле здания суда собралась огромная толпа. Айлантри это предусмотрел, и они с фениксом отправились к входу для прислужников, где их уже ждала предупрежденная заранее целительница в сопровождении Нии. Но с полным залом зрителей он не мог поделать ровным счетом ничего.
        Фейра не утратил присутствия духа, увидев зал. А целительница растерялась.
        - Почему их так много? - прошептала она, застыв на месте. Ее лицо сделалось белым как снег. - Я не сумею туда войти.
        Айлантри не успел ничего сказать, как Фейра без единого слова взял девушку под руку и повел внутрь, словно это был не зал суда, а храм Эльги. Чувствуя себя не защитником, а свидетелем на свадьбе, секретарь старейшины пошел следом за странной парой. Он видел, как собравшиеся на них смотрят, и слышал, что они говорят. «Если он настоящий, он может призвать пламя и освободиться в любой момент…» - «Да, но тогда от нас не останется даже горстки пепла - и ты в это веришь?» - «Вот посмотрим!» - «Погляди, погляди - это та самая целительница, что сбежала из Тейравена. Ну и рисковая баба…»
        По приказу Айлантри для Эсме приберегли место в первом ряду; поодаль, у стены, он увидел знакомые лица - трое моряков с «Невесты ветра», считая грогана, пришли поддержать своего капитана. Вид у них был мрачный.
        Айлантри и Фейра добрались до своих мест как раз вовремя - обвинитель и свидетель обвинения уже были готовы к началу, а через несколько секунд возник на своем месте и Росмерский Судия, чье лицо было по-прежнему непроницаемо.
        Зал громко ахнул и затих.
        - Мы начинаем! - провозгласил Дух Закона. Он едва приоткрыл рот, но его голос раскатился под сводами зала суда словно гром. Воцарилась такая тишина, что даже сквозняк, казалось, крался на цыпочках. - Слушается дело об убийстве алхимика Лейста Крейна, обвиняемый - глава клана Феникса, Пламенный Князь Кристобаль Фейра. Вызывается главный свидетель - капитан Таллар Крейн.
        Свидетель обвинения поднялся и со свойственной большинству магусов грацией спокойно прошел на помост, расположенный справа, где его могли увидеть все собравшиеся. Обвинитель, толстяк Бален, напустил на себя подобающую торжественность и начал задавать вопросы: сначала предусмотренные регламентом, затем - те, что относились непосредственно к делу.
        - Кем вы приходитесь убитому?
        - Племянником. И, поскольку у него не было ни жены, ни детей, а родителей я потерял еще во младенчестве, Лейст стал мне отцом, а я ему - сыном.
        Бален удовлетворенно кивнул, бросив быстрый взгляд на зрителей. Им он уделял даже больше внимания, чем Судии. Приближался первый критический момент. Айлантри навострил уши.
        - Расскажите, - попросил Бален, - при каких обстоятельствах вы познакомились с обвиняемым.
        Таллар Крейн вздохнул, на его безупречном лбу появилась глубокая морщина.
        - Когда этот маленький магус появился в доме Лейста Крейна, я был в отъезде, - начал он. - За несколько месяцев до этого я поступил в Университет в Ниэмаре, и у меня начались занятия. Лейст не любил писать письма, поэтому я не знал, что происходит в Сарме. Меня поджидал сюрприз - новый… жилец.
        - Жилец? - переспросил Бален.
        - А как его еще называть? - Таллар пренебрежительно пожал плечами. - Сначала я и вовсе решил, что это слуга. Мальчишка лет двенадцати, тощий и измученный, похожий на больного волчонка. Неразговорчивый, строптивый. Он помогал Лейсту с домашними делами, убирал, ходил на рынок, но все делал так, словно оказывал моему приемному отцу большую честь. И как только Лейст это терпел! Я пытался выспросить, откуда взялся этот странный приживала, но безуспешно. А потом, однажды ночью, он поджег чердак башни. И все встало на свои места.
        - Позвольте вас прервать, - встрял Бален. - Это важно. Вы можете рассказать об этом случае в подробностях?
        Таллар кивнул:
        - Мы проснулись среди ночи от запаха дыма, которым заполнились комнаты второго и третьего - жилых - этажей башни. Лейст без лишних слов взлетел по лестнице на чердак и выволок оттуда своего, хм, помощника. После чего велел мне быстрее тащить ведро песка.
        - Что было дальше? После того как пожар потушили?
        - Я пристал к Лейсту с расспросами. Я понимал, что в произошедшем таилась некая странность, потому что Лейст не держал дома свечей - он пользовался краффтеровскими светильниками.
        Айлантри вздрогнул и невольно положил руку на старую папку, которую вытащил из своей сумки и положил на широкие перила, ограждавшие помост. В ноздри ему ударил резкий запах архивной пыли.
        «Краффтеровские светильники. Дорогие и безопасные».
        - То есть пожар случился по какой-то другой причине, - продолжил Таллар. - Не молния же в нас ударила! В конце концов Лейст все мне рассказал… Мне кажется, он хотел с кем-то поделиться этой тайной, и рано или поздно она бы всплыла… Он поведал мне, - Таллар слегка повысил голос и подался вперед, словно не желая упустить ни капли зрительского внимания, - что этот диковатый мальчишка - не кто иной, как последний выживший из рода Феникса!
        Хотя все и так прекрасно знали, кого именно обвиняют в убийстве, по залу все равно прокатилось восторженное «ох!». Таллар выдержал театральную паузу, после чего продолжил.
        - По словам Лейста, мальчика ему передал какой-то высокопоставленный магус, чьих приказов невозможно ослушаться, и велел беречь до тех пор, пока за ним не придут его посланцы. Имя этого ворона Лейст мне так и не открыл, и я до сих пор не знаю, кого благодарить за столь… ценный подарок. - Лицо Таллара исказила весьма красноречивая гримаса. - Пожар на чердаке был не первым - поначалу, еще до моего возвращения, в доме каждый день что-то вспыхивало - стоило мальчишке выйти из себя, а случалось это часто. Поэтому Лейст старался держать его снаружи, давал ему поручения в городе. Но это было днем. А ночью он спал и временами во сне терял контроль над своими силами. Лейст потому и поселил его на чердаке - там нечему было гореть, кроме тюфяка с соломой. Следовало мне уже тогда догадаться, что молодой феникс унаследовал от своего отца не только огненный дар, но и огненное безумие.
        Айлантри вскочил еще до того, как воздух вокруг Фейры сделался горячим, словно он превратился в раскаленную печь.
        - Существование огненного безумия не доказано, - громко заявил молодой ворон. - В суде надлежит говорить о фактах, а не о слухах.
        - Возражение принято, - бесстрастно проговорил Судия. - Капитан Крейн, рассказывайте лишь то, что видели и пережили.
        - Да, достопочтенный, прошу прощения, - ответил Таллар Крейн с преувеличенным смирением. Айлантри усилием воли справился с гневом: наверное, если бы он мстил за смерть близкого спустя столько лет, то и сам не удержался бы от эмоций, от дешевого театра. - Через два дня после пожара на чердаке мой опекун и мальчишка сильно повздорили. Я не слышал начала ссоры, но из того, что донеслось до моих ушей, сделал вывод, что была испорчена какая-то ценная книга - испорчена, опять-таки, огнем. Лейст сказал, что напишет письмо… тому магусу, который навязал ему воспитанника, и попросит что-то предпринять. Мальчик, услышав эти слова, закричал, что запрещает ему так поступать. Что никуда не уедет, останется здесь. Поздновато спохватился… - Судия угрожающе нахмурился, и Таллар вскинул руки, изображая смирение. - Еще через три дня случилась катастрофа. Рано утром я ушел в город по делам, а спустя несколько часов услышал жуткий взрыв - его услышали все жители Сармы, коих Заступница не обделила ушами. Я сразу понял, что это башня взлетела на воздух. Так оно и вышло на самом деле. Когда я туда примчался, обломки
полыхали, и никто даже не смог к ним приблизиться. Мы просто стояли и смотрели, бессильно скрежеща зубами… - Он замолчал, и Айлантри показалось, что это было первым ненаигранным проявлением чувств. - Потом, разбирая завалы, мы нашли останки тела взрослого мужчины, но не обнаружили даже намека на тело подростка. Люди говорили, что взрывом его разорвало на части, что он сгорел дотла, но я-то знал о нем больше остальных. - Таллар опять ненадолго умолк. Его красивое лицо было мрачным как грозовая туча. - Много лет спустя я узнал, что некий наглый пират присвоил фамилию моей семьи. Его имя… Я сразу же понял, что это не совпадение, и три дня назад, оказавшись с этим пиратом лицом к лицу, сразу же его узнал.
        - То есть, - сказал Бален, - в этом зале находится тот, кто убил вашего приемного отца?
        - Да, - с готовностью ответил Таллар Крейн.
        - Покажите нам его, - попросил Бален.
        Вместо ответа Таллар выпрямился и протянул руку, указывая на Кристобаля Фейру. Феникс встретил этот жест мрачной ухмылкой, а Айлантри посмотрел в окно - снаружи ярко светило полуденное солнце, - и с тоской подумал, что пора бы уже и объявиться тому свидетелю, за которым его подзащитный послал друзей в Огами.
        Если, конечно, они могли кого-то там отыскать спустя столько лет…
        - У защитника есть вопросы? - спросил Судия.
        Фейра посмотрел на него и беззвучно проговорил:
        - Тяни время.
        Краем глаза Птенчик-в-очках видел лицо Эсме: совершенно белое, с кулаком у рта. Целительница как будто уже видела казнь, а не суд.
        - Да, достопочтенный, - сказал Айлантри, выпрямляясь. Просто удивительно, до чего четко и уверенно прозвучал его голос, ведь внутренне молодой магус дрожал от страха. Таллар уставился на него вороньим взглядом - холодным, жестоким. Айлантри выпрямился и упрямо выставил подбородок. Этот взгляд был ему знаком гораздо лучше, чем кому-либо еще. - Господин Крейн, вы с большой уверенностью утверждаете, что Лейста Крейна убил мой подзащитный, хотя сами не видели, как это случилось.
        - Того, что я видел и слышал, мне хватает, - сказал Таллар, не сдержав ухмылки.
        - Но вы не видели убийства, - не отступил Айлантри. - Вас не было рядом. Разве взрыв в башне не мог случиться по какой-то другой причине?
        Таллар недовольно нахмурился:
        - По какой еще другой причине?
        - Протестую, ваша честь! - заявил Бален. - Защита пытается вынудить главного свидетеля сделать за нее всю работу.
        - Принято, - коротко ответил Судия.
        - Хорошо… - медленно проговорил Айлантри и замолчал, подбирая нужные слова. От этих слов зависело слишком многое. - Чем занимался Лейст Крейн? - Увидев недоумение в глазах Таллара, он пояснил: - В чем заключались его научные исследования?
        Теперь настал черед главного свидетеля задумчиво умолкнуть и покопаться в памяти - всю свою предыдущую речь он произнес так бойко, словно и впрямь готовился к выступлению, как актер. До той поры, пока тикали часы и оставалась возможность, что свидетель Фейры - каким-то чудом - появится, Айлантри это не беспокоило.
        - Он изучал птиц, - наконец сказал Таллар, настороженно глядя на Айлантри.
        - А поточнее? - спросил молодой ворон, сохраняя каменное лицо.
        - О какой точности идет речь и какое отношение это имеет к его убийству? - прорычал Таллар. - Я отказываюсь отвечать на вопрос!
        Бален открыл рот, видимо собираясь возразить, но Айлантри его опередил.
        - Я всего лишь хотел узнать, - начал он медленным и спокойным голосом, - чем именно занимался Лейст Крейн. Наблюдение за птицами - прекрасное занятие. Оно предполагает изучение тех мест, где они гнездятся. Бывают очень, очень интересные случаи. Росмерские серокрылы, например, обитают в скалах, но гнезд не вьют - поэтому яйца, которые они откладывают, с одной стороны чуть вытянуты. Чтобы не падали с камней. - Кто-то в зале хихикнул. Таллар Крейн продолжал сверлить Айлантри взглядом, и молодой ворон почти физически ощутил, что еще чуть-чуть - и ему больше не позволят испытывать терпение участников процесса. Он сказал: - Лейст Крейн когда-нибудь рассказывал вам подобные истории?
        - Нет, - мрачно ответил Таллар.
        - А про миграцию птиц рассказывал? Про кольцевание?
        Таллар покачал головой:
        - Скажите это вслух, пожалуйста.
        Главный свидетель посмотрел на обвинителя - тот пожал плечами.
        - Нет, не рассказывал.
        - Но он занимался изучением птиц, - напомнил Айлантри. - Вы в этом уверены?
        - Да, уверен.
        - К чему вы клоните, защитник? - тщательно скрывая неприязнь, спросил Бален. - Возможно, ваш опыт в таких делах не позволяет понять, что…
        - Я лишь хотел проверить, - сказал Айлантри все так же медленно, - знал ли господин Таллар Крейн, что в башне его приемного отца хранится звездный огонь.
        Он не задал вопроса, и это ненадолго огорошило обвинителя и главного свидетеля. Они переглянулись, и Таллар еле заметно покачал головой. Он не знал? Он не хотел отвечать?
        - Это ваши домыслы, - заявил Бален.
        - Так в башне не было огня? - тотчас же спросил Айлантри, на этот раз не стараясь говорить медленно.
        Бален и Таллар снова переглянулись.
        - Не было, - сказал Таллар.
        - Вы уверены? - не унимался Айлантри.
        - Совершенно уверен, - ответил Таллар с изрядной долей презрения. - Он ведь был моим отцом, пусть и приемным. Я хорошо знал, чем он занимается.
        Птенчик-в-очках перевел дух.
        - Да, Лейст Крейн был вашим приемным отцом, - проговорил он громко и четко, чтобы слышали даже столпившиеся у входа в зал. И медленно, разумеется. - Но еще он был магистром третьей ступени посвящения и находился с кем-то из высокопоставленных магусов - как вы сказали? Таких, чьи приказы обязательно выполняются? - в достаточно близких отношениях, чтобы тот поручил ему неимоверно важное дело. Не будем углубляться в политическую подоплеку этого события, но то, что дело важное, понимают все присутствующие, верно? - Айлантри помолчал, ощущая всей кожей, как внимание зрителей перетекает от главного свидетеля обвинения к нему. Раньше, оказываясь у всех на виду, он чувствовал себя так, словно окунулся с головой в ледяную воду, но сейчас… Сейчас он как будто подставил лицо теплым солнечным лучам. Странно. И ведь при этом он не перестал бояться, и поджилки у него по-прежнему тряслись. - Он вел исследования в уединении, но достаточно близко от Росмера. Не означает ли это…
        Айлантри посмотрел на Фейру и осекся. Феникс следил за ним с интересом и легкой тревогой, которая заставила молодого ворона вспомнить о времени. Он взглянул на большие краффтеровские часы у входа в зал: половина первого! А кажется, прошла целая вечность.
        И свидетеля по-прежнему нет.
        «Тяни время».
        - Не означает ли это, - снова произнес Айлантри, правой рукой сжимая старую папку, - что на самом деле его исследования были сами по себе очень важными и - как это нередко случается - связанными со звездным огнем?
        Таллар Крейн подался вперед, будто желая прыгнуть через ограждение помоста и кинуться на Айлантри. Бален быстро проговорил:
        - Протестую, достопочтенный Судия. Опять домыслы.
        Гнев Таллара был не таким уж беспочвенным: в словах Айлантри слышался намек на то, что Лейст прятал в своей башне одну из черных машин - устройств, которые для воронов давным-давно смастерили ласточки. Они использовались для некоторых вещей, связанных с магией полужизни, - для усиления воздействия, для его модуляции. Безумер, с помощью которого черные фрегаты «настраивали» на волну трупохода, был из их числа. Фактически Айлантри во всеуслышание заявил, что подозревает Лейста в запрещенной деятельности. Даже не глядя на присутствующих в зале воронов, он мог представить себе их лица и слова, которыми они обменивались со смесью негодования и смятения. Обычные люди, конечно же, ничего не поняли.
        Впрочем, на самом деле никто ничего не понял. Айлантри в очередной раз машинально сжал свою папку.
        - Принято, - сказал Судия. - Защитник хочет что-то добавить?
        - Сейчас - нет. - Айлантри перевел дух. - Но позже я представлю… некоторые важные улики.
        Бален усмехнулся, явно считая, что защитник блефует. Таллар Крейн взглянул на Айлантри с подозрением, а потом перевел взгляд на Фейру и опять едва не выпрыгнул за ограждение, чтобы ввязаться в драку.
        «Такая ненависть. Как же она не сожгла его, пылая столько лет?..»
        Молодой ворон снова взглянул на часы, втайне надеясь увидеть возле главного входа суматоху, которая говорила бы, что появился их свидетель. Но все шло по сценарию, определенному Баленом и Крейном: никто не мешал представлению.
        Таллар Крейн завершил свое выступление. Айлантри напрягся - неужели момент настал? Он не хотел предъявлять вот так запросто свой главный и единственный козырь, он чувствовал, что еще не время…
        Но тут обвинитель невольно сыграл ему на руку, сообщив, что хочет зачитать показания умерших свидетелей. Оказалось, сорок лет назад Таллар Крейн обошел всех соседей, и трое из них согласились рассказать о случившемся в письменном виде. Дух Закона в ответ на это вскинул бровь; никто точно не знал, каким образом он определяет, виновен ли человек или магус в преступлении, которое ему вменяли, но принято было считать, что воронье божество чувствует ложь. Однако ложь изреченная и ложь записанная - не одно и то же, и если эти письменные показания не соответствовали истине, а он их учтет…
        - Читайте, - разрешил Судия. - Я оценю по достоинству.
        Это можно было понимать как угодно.
        И тем не менее благодаря затее Балена их надежда на свидетеля все-таки не угасла. Айлантри велел себе сосредоточиться: может, прочитанное и не повлияет на Духа Закона, который руководствуется какими-то своими, одному ему известными правилами, но зато они могут настроить зал против Фейры.
        Он посмотрел на Фейру, но тот глядел на Таллара прищурив глаза, и уголок его рта изгибался в чуть заметной кривой усмешке. Молодой ворон повернулся к залу и посмотрел на Эсме, чувствуя, как что-то сжимается внутри. Целительница чуть успокоилась, хотя ее лицо по-прежнему было белее мела. Она ничего вокруг не видела, кроме своего капитана.
        «Я один, - с горечью подумал Птенчик-в-очках. - Впрочем, как всегда».
        Он принялся внимательно слушать и в нужных местах задавал вопросы, желая подчеркнуть, что рассказы людей, которые были знакомы с Лейстом Крейном и его воспитанником - или учеником, или кем они друг другу приходились, - можно истолковать не только в пользу обвинения, но и в пользу защиты. Подросток был молчалив - означало ли это, что он замыслил недоброе против ворона-алхимика? Ведь на самом деле прошло совсем немного времени с той поры, как он потерял семью. Мудрено ли стать молчуном? Подросток был строптивым, упрямым - да, но ведь он вырос не в деревне на берегу моря, а во дворце, о великолепии которого до сих пор ходят легенды.
        И так далее…
        Айлантри весь вспотел и перестал видеть и слышать все, что не относилось к делу. В его голове звучал голос Балена, зачитывающий показания умерших свидетелей, а перед глазами мелькали листы из папки, которую он продолжал держать перед собой. Где-то в глубине разума ворочались тревожные мысли. А если не получится? Если не сработает? Если Дух Закона решит, что эти письма из прошлого правдивы, а его находку сочтет неважной?..
        - Где свидетель? - прошипел он Фейре, когда Бален сделал короткую передышку, чтобы выпить воды. - Куда ваши люди подевались? Может, они вообще утонули по пути в Огами, и мы зря их ждем?
        - Нет, - так же шепотом ответил Фейра и постучал по лбу полусогнутым пальцем. - Вообще-то они приближаются к Росмеру. Нужно еще немного времени.
        Айлантри чуть не застонал от странной смеси досады и облегчения.
        - Сколько?
        - Час, - безжалостно ответил Фейра. Айлантри закатил глаза. - Придумай что-нибудь, ворон. Я могу только поджечь занавеску, но это вряд ли сыграет нам на руку.
        Птенчик-в-очках с сомнением взялся за папку, потянул за шнурок. Интуиция подсказывала, что еще рано, но разве у него был выбор? Если только…
        Мысль оказалась простой как медный грош - даже странно, что она не пришла ему в голову раньше.
        Айлантри открыл папку и, поправляя очки, уронил их - уронил не на помост, а за ограждение, поэтому они упали с большой высоты на каменный пол. Вероятность, что стекло разобьется, была достаточно велика, хоть и небезусловна. Но в этот раз судьба оказалась на его стороне.
        Если бы Бален и Таллар были фениксами, они бы точно испепелили Айлантри взглядами, когда он сошел с помоста, поднял разбитые очки и поднес к лицу, изображая, словно видит куда хуже, чем на самом деле. Впрочем, у него и впрямь потемнело в глазах от страха, что ничего не выйдет.
        - Достопочтенный Судия, - сказал он громко, не поворачиваясь к «трону» Духа Закона. Просто удивительно, что голос не подвел. - Простите меня за неловкость, но… без очков я почти слеп. Мне нужна запасная пара. Разрешите послать за ней слугу?
        С тех мест, где сидели вороны, послышались сдавленные возгласы. Айлантри с трудом сдержал горькую усмешку: ну, разумеется, всем до единого было известно о его плохом зрении, все до единого видели, что он носит очки. Однако магус, публично признающийся в своих изъянах, по-прежнему был для них чем-то немыслимым, чем-то… крамольным.
        Где-то в глубине души он с ними соглашался.
        - Разрешаю, - сказал Дух Закона. - Но не тяните с этим.
        Он знал, конечно, о свидетеле - ведь об этом знал Рейнен. И все же просьба Айлантри была законной, пусть даже устроенное им представление балансировало на грани ярмарочного фарса. Он перевел дух, повернулся к Ние, сидевшей рядом с Эсме, и кивком велел ей отправиться за очками - за третьей, последней парой, что лежала в ящике его стола. Пусть девушка и проворна, добежать до особняка Рейнена и вернуться она сумеет не менее чем за четверть часа. А потом… потом все будет зависеть от того, насколько убедительным окажется его выступление.
        И медленным. И от того, насколько оно окажется мед-лен-ным…
        Айлантри вернулся на помост и с тяжелым вздохом встал рядом с ограждением, прижимая папку к груди. Фейра повернулся к нему, словно желая что-то сказать, но тут к нему подбежала Эсме, воспользовавшись тем, что на время перерыва зрители получили некоторую свободу действий. Они обнялись, и феникс зарылся лицом в волосы целительницы - обоих явно не заботило, что за ними наблюдает столько народа.
        Птенчик-в-очках отвернулся и закрыл глаза. На самом деле запасные очки ему вовсе не требовались: он столько раз перечитал содержимое папки, что помнил все наизусть. Да там и нечего было запоминать - так, несколько слов. Непонятных несведущим, но очень-очень важных.
        Они приближаются.
        Она это чувствует.
        Скоро людей на борту станет больше.
        Гораздо больше, чем думает ~он~.

* * *
        Ния прибежала через двенадцать минут, совершенно выдохшись, но сияя от удовольствия. Айлантри не выругал ее даже мысленно - у него на это не было сил. Надев очки, он посмотрел сперва на Эсме и Фейру - целительница и феникс с огромной неохотой разжали объятия, и она вернулась на свое место, - а потом на Духа Закона. Божество справедливости без единого звука подняло обе руки, и зал, в котором во время перерыва сделалось шумно, снова притих.
        Айлантри открыл папку, перевел дух и собрался было заговорить, но его опередил Бален. Обвинитель, пряча ухмылку, обратился к Духу Закона:
        - Достопочтенный, у меня просьба. Принимая во внимание, что обвиняемый растерян и разгневан, что может понять по его напряженному лицу даже ребенок, я хочу попросить вас применить к нему особые меры не перед оглашением приговора, как было решено ранее, а прямо сейчас.
        Зал испуганно зашумел: люди и магусы, явившиеся на суд из любопытства, лишь теперь поняли, что находятся в серьезной опасности, и кто-то даже вскочил, собираясь как можно скорее покинуть помещение. Айлантри тихонько ахнул и повернулся к Фейре. Лицо у феникса было каменное, бледное, а в глазах плясали предательские искорки. Их взгляды встретились.
        - Мы не можем протестовать, - беззвучно проговорил молодой ворон. - Нас неправильно поймут.
        Пламенный Князь медленно закрыл глаза и кивнул.
        И они не стали протестовать. По приказу Духа Закона два блюстителя принесли все необходимое, и фениксу сперва завязали глаза полосой плотной черной ткани, а потом - обмотали запястья и кисти рук веревкой так, чтобы он не смог пошевелить даже мизинцем. Наблюдая за этим, Айлантри вдруг отчетливо осознал то, чего ему не рассказывали наставники на уроках истории: он понял, каким образом поступали цепные акулы с мятежными фениксами, чтобы обезопасить собственные шкуры, - и его едва не стошнило.
        Феникс выпрямился и замер словно изваяние, прижав к груди связанные руки. Видимая часть его лица сделалась серой как пепел.
        - Продолжайте, защитник, - сказал Дух Закона.
        Айлантри с тоской подумал, что теперь и впрямь остался один против всех.
        Но куда деваться?..
        Он перевел дух и начал:
        - Достопочтенный Судия! Мой подзащитный не скрывает, что не помнит ничего о случившемся в тот роковой день в башне алхимика Лейста Крейна, который приютил его после гибели всех остальных членов семейства Фейра. Он, однако, не сомневается в том, что не мог причинить вред магусу, проявившему такую доброту. Произошедшее для него - загадка… - В зале зашумели, и Айлантри пришлось повысить голос. - Да, загадка. Которую он за эти сорок лет так и не сумел разрешить сам. Возможно, - тут Айлантри в который раз открыл свою папку и перебрал несколько листов, что в ней лежали, - ему не хватало моей помощи.
        Он поправил очки и посмотрел на Судию. Лицо Духа Закона было, как всегда, непроницаемым, но самое главное - он молчал. Молчал и ждал, что скажет Айлантри.
        Бален набрал воздуха в грудь, словно собираясь выдвинуть протест, но передумал и с кривой ухмылкой махнул рукой. Он был совершенно уверен, что молодой защитник не сможет привести ни единого довода в оправдание Фейры, особенно теперь, когда обвинению удалось так наглядно продемонстрировать опасность феникса для окружающих.
        - Итак, что мы знаем? - продолжил Айлантри, чувствуя, как нарастает невесть откуда взявшаяся уверенность в себе. В каком-то смысле даже лучше, если не на кого полагаться. Проще оценить свои силы и шансы. - Башня взорвалась, и это видел и слышал почти весь городок. Какая сила могла привести к такому? Мог ли это быть только и исключительно Фениксов огонь? Нет, разумеется. Если что-то подобное случится сегодня, мы все, даже не зная деталей, с уверенностью скажем: дело в звездном огне. Но почему, скажите на милость, эта катастрофа сорокалетней давности не могла случиться из-за него же?
        - Потому что его там не было, - сказал Таллар Крейн негромко, но его многие услышали. Айлантри бросил взгляд на сидящих в зале воронов и по их лицам понял, что они догадались, куда он клонит. - Точнее, мы не можем узнать наверняка, был он там или нет, - встревожившись, оговорился Таллар.
        - Увы, господин Крейн, вы ошибаетесь, - проговорил Птенчик - в-очках, выбирая среди бумаг нужную. Тон его голоса сделался спокойным и размеренным; он чувствовал себя как учитель перед классом. - Возможно, потому, что сами предпочли военную карьеру и никогда не занимались алхимическими исследованиями. Я и сам-то ими не занимаюсь всерьез в силу объективных причин… - Он небрежно взмахнул рукой, указывая на свои глаза, и виновато улыбнулся. - Но мне известно, что есть способ достаточно точно определить, был ли у того или иного алхимика звездный огонь. И даже в каком количестве.
        Он продемонстрировал залу лист из регистрационного журнала.
        - Это ведомость Огненной палаты. Огненная палата, господин Крейн, заведует распределением самой ценной в нашем мире субстанции и делает это со всей присущей нашим с вами соплеменникам скрупулезностью. Они ведут журналы, в которых записывают, кому, сколько и когда выдали. Принято считать, что это совершенно бесполезный труд - до сих пор, насколько мне известно, эти записи никому ни разу не пригодились, и их засунули в самый дальний угол самого нижнего этажа архива. Записи… Очень просто и очень логично, не правда ли? Так просто, что об этом можно взять да и забыть. Этого можно не заметить, как я не замечаю какой-либо мелочи, пока не надеваю очки.
        В зале захихикали. Определенно, не магусы.
        Бален и Крейн сблизили головы и принялись яростно шептаться. Айлантри решил дождаться их реплики. Он предугадывал ход их мыслей и не сомневался, какие слова вот-вот прозвучат.
        И не ошибся.
        - Даже если Лейст Крейн взял в Огненной палате некоторое количество звездного огня, - проговорил Бален, тщательно взвешивая каждое слово, - с какой стати мы должны предполагать, что маленький сосуд с этим веществом привел именно к взрыву, от которого башня превратилась в руины? Я бы еще поверил в вашу теорию, если бы речь шла о пожаре…
        - Маленький сосуд, - повторил Айлантри. - Маленький. Послушайте, господин Бален, что я сейчас вам прочитаю. - Он прочистил горло и, памятуя о театре с очками, поднес лист поближе к носу. - Первый день одиннадцатого месяца три тысячи сто девяносто третьего года. Лейст Крейн, выдано на руки три малуса… - «Малусами» назывались шарообразные сосуды из темного стекла, помещавшиеся в ладони взрослого мужчины. - Три малуса, господа.
        Со стороны сидящих в зале воронов раздался шум. Кто-то вскочил - Айлантри не успел разглядеть кто, потому что его сразу же усадили на место соседи. «Интересно, - рассеянно подумал Птенчик-в-очках, - кого им сейчас больше хочется заткнуть?»
        - Я объясню всем несведущим, что малусы содержат эссенцию - то есть высококонцентрированный звездный огонь, который потом разбавляют с помощью специальных примесей. Одного малуса форту средней величины хватит, чтобы отбить атаку пиратских кораблей тремя-четырьмя залпами всех пушек. Нашим пушкам, конечно, потребуется больше, и все-таки три малуса по любым меркам - довольно много. Однако это еще не конец моего рассказа.
        Все замерло. Айлантри показалось, что он слышит гулкие удары собственного сердца и шум крови, текущей по венам.
        - Вот еще четыре записи из журналов Огненной палаты за предыдущие два года. - Он вытащил из папки оставшиеся листы и не глядя протянул их Балену. - В общей сложности Лейст Крейн на протяжении трех последних лет своей жизни взял из хранилища шестнадцать малусов огня, господа Бален и Крейн.
        Обвинитель и свидетель обвинения замерли с открытыми ртами. Айлантри медленно повернулся к залу, и впервые море лиц, которые глядели только на него, не огорошило молодого ворона и не пробудило в нем желания забиться в какую-нибудь щель. Но удовольствия или радости тоже не вызвало. Скорее он ощутил… печаль.
        Потому что такое количество, разумеется, вообще ни по каким меркам нельзя было считать нормальным. Оно было неимоверно, возмутительно большим. Айлантри пришло на ум лишь одно слово, которое целиком и полностью объясняло и записи, и случившуюся сорок лет назад беду, но одновременно порождало новые - еще более запутанные - вопросы. Он как будто увидел в ночной темноте смутные очертания ветки и, лишь ухватившись за нее, осознал, что темная громада совсем рядом, над головой, - это дерево. Умопомрачительно высокое, старое дерево.
        С подрубленным стволом.
        - Осмелюсь предположить, что Лейст Крейн делал в своей башне взрывчатку, - заявил Айлантри, и сердце кувыркнулось у него в груди. На миг ему показалось, что он теряет сознание. Молодой ворон сглотнул и продолжил, стараясь не замечать потрясенного молчания в зале: - Вероятно, он был одним из тех немногих алхимиков, которым Совет поручил это опасное и почетное дело. И, вероятно, в какой-то момент он… допустил ошибку.
        - Он не мог ошибиться! - рявкнул Таллар Крейн. - Лейст… мой отец не мог допустить ошибку: он был из лучших алхимиков Вороньего края!
        Айлантри мог бы сказать, что Лейст Крейн уже давно забыт, но понял: если он это сделает, Таллар точно перепрыгнет через ограждение помоста и разобьет ему последние очки.
        - Он был настоящим ученым! - продолжал рычать Крейн во власти беспредельного гнева. Его побагровевшее лицо странным образом выглядело очень искренним. Похоже, подумал Айлантри, он действительно любил
        своего приемного отца. Хоть и странной любовью, колючей и ядовитой, как рыба-скорпион. - Его заслуги не признали при жизни - он говорил мне, что степень получил с трудом, вопреки желаниям многих, - но он был умным и умелым, и он не мог ошибиться!
        - Работая со звездным огнем, ошибиться совсем не трудно, - возразил Айлантри. - Вы же военный, вы должны знать, какую осторожность должны соблюдать солдаты в форте…
        - Хватит! - заорал Крейн. - Перестань намекать на то, что я не алхимик, кукушка!
        Зал взорвался возмущенными возгласами, и Айлантри понятия не имел, что за чувства охватили собравшихся, на чью сторону встало большинство. Впрочем, гораздо больше его занимало другое. Он посмотрел на Фейру, ожидая хоть какой-нибудь подсказки, однако тот повернулся к Духу Закона, как будто мог его увидеть, и бледные губы кривились в странной усмешке, горькой и… недоверчивой. Айлантри показалось, что феникс сделал из его находки очень неожиданные и совершенно непонятные выводы.
        Птенчик-в-очках принялся лихорадочно размышлять. Взрывчатка, которую делал Лейст Крейн, могла предназначаться вовсе не для форта. Он столько звездного огня получил из хранилища, и никто этому не помешал, - выходит, у него был покровитель. Кто-то достаточно влиятельный, чтобы утихомирить болтунов; кто-то, чьи приказы исполняют все и всегда. Может быть, тот самый магус, который, по словам Таллара Крейна, привез в Сарму маленького феникса, чтобы спрятать его в вороньем захолустье.
        Но слишком многое указывало на то, что этот магус - Рейнен Корвисс.
        Для чего же Старейшине Воронов понадобилась взрывчатка?..
        Дух Закона поднял обе руки и своим скрипучим голосом, лишенным интонаций, произнес:
        - Хватит. Защитник, вы хотите что-то еще сказать?
        - Мы можем вызвать его в качестве свидетеля, - торопливо прошептал Айлантри, поверив своей интуиции. - Дух перейдет в кого-то другого, и суд продолжится. Это необычно, но возможно. Решайтесь!
        - Нет, - ответил Фейра. - Он не скажет ничего полезного. Ему запретили.
        Айлантри тихонько застонал и покачал головой. Он даже не стал смотреть на часы - не было никаких сомнений, что прошло гораздо меньше часа и, разумеется, «Легкокрылая» еще не успела вернуться в Росмер. Обидно проиграть, но еще обиднее упустить единственный шанс на победу…
        - Обвиняемый хочет что-то сказать в свою защиту?
        Фейра набрал воздуха, словно собираясь произнести длинную речь, потом замер. Грустно рассмеялся. Покачал головой и проговорил:
        - Невиновен, достопочтенный Судия.
        «По крайней мере, - подумал Айлантри, - он не сказал, что сомневается в этом».
        Дух Закона поднялся с трона.
        Кто-то всхлипнул в первом ряду, и Птенчик-в-очках не глядя понял кто.
        Зал снова затих.
        И в полной тишине раздался новый, незнакомый голос:
        - Э-э, прошу прощения! Еще не все свидетели успели, это самое, выступить. Извините, что я, мнэ-э, так сильно опоздал.

* * *
        Когда Дух Закона встал, явно намереваясь огласить приговор, сердце Эсме как будто застряло в ветвях терновника. Происходящее казалось дурным сном. Она только обрела его по-настоящему; она не могла его потерять вот так, глядя из толпы, не в силах ничего предпринять, не в силах даже попросить кого-то о помощи, потому что единственный, кто мог бы им помочь, облачился в мантию справедливости и был недосягаем. Броситься к Духу, упасть перед ним на колени? Фейра попросил ее этого не делать. Она и сама понимала, что пользы такой поступок не принесет, и все же была готова, но…
        Эсме уже видела раньше человека, который шел по проходу между скамьями, - в воспоминаниях «Невесты ветра» - в воспоминаниях Кристобаля, которые хранил фрегат. Под шестьдесят, невысокий и крепкий, с залысинами и длинными обвислыми усами. В его походке ощущалась некая странность: он не просто приволакивал ноги по очереди, а ступал так, словно время от времени видел перед собой узкий, но очень глубокий провал в полу. Когда он приблизился, Эсме ощутила запах, резкий и очень знакомый.
        Запах соли и высохших на солнце водорослей.
        - Прошу прощения, достопочтенный Судия! - срывающимся голосом вскричал Айлантри, который к концу судебного заседания сделался почти таким же бледным, как Фейра. - Мы хотим выслушать свидетеля.
        - Свидетеля? - Таллар Крейн рассмеялся. - Вы что, привезли его из Сармы? И он правда что-то видел?
        - Сорок лет - не такой уж долгий срок, - сказал Айлантри, вновь обретая уверенность. - Дети суши иногда живут намного дольше. И да, мы привезли свидетеля - только не из Сармы, а из соседствующего с нею Огами. Он расскажет о том, что видел.
        Дух Закона снова опустился в кресло и махнул рукой. По его похожему на маску лицу никак нельзя было прочитать, что чувствует божество и каковы его намерения.
        Свидетель из Огами, остановившись в шаге от первого ряда, совсем недалеко от Эсме, оказался в центре внимания. Он повертел головой, окидывая взглядом зал суда, - в этом движении тоже ощущалась какая-то неуловимая неправильность, - а потом взглянул Духу Закона прямо в глаза и проговорил:
        - Я пришел, чтобы рассказать всю правду.
        - Расскажи для начала, кто ты такой, - высокомерно бросил Бален.
        - Меня зовут Тако, - ответил свидетель без видимого смущения или раздражения. - Я рыбак. Рыбаком был всю свою жизнь, а в последние годы еще перевозил грузы. Разные грузы. Ну, вы понимаете.
        Обвинитель хмыкнул:
        - Контрабандист, значит. Ну-ну. И при каких обстоятельствах ты познакомился с Кристобалем Фейрой, обвиняемым? Это случилось задолго до взрыва, в котором погиб Лейст Крейн?
        Рыбак пожевал губами. Его руки принялись шарить по карманам, словно в поисках чего-то нужного и важного. Эсме уловила мыслеобраз и невольно улыбнулась: Тако хотелось курить.
        - Вообще-то нет, - сказал он, наконец опуская руки. - Мы познакомились через три дня.
        - Три дня?! - потрясенно переспросил Бален. - И какое отношение к делу имеет то, что случилось через три дня?
        - Да, в самом деле, - встрял Айлантри. - Расскажите нам все.
        Тако немного помолчал, как будто все еще сомневаясь. Обвел взглядом переднюю часть зала суда, на долю секунды приглядевшись к Эсме, - и снова она почувствовала от него причудливый морской запах, но не ощутила других мыслеобразов, кроме трубки и табака. Он знал, кто она такая, и остерегался ее.
        - В день, когда случился взрыв, я был в порту Сармы. Мы с моим матросом подрядились отвезти из Сармы в Огами кой-какой груз - уже и не припомню, что это было. Мы как раз отдыхали после погрузки, когда бабахнуло так, словно кто-то пальнул из пушек, - но в Сарме как не было, так и нет форта и пушек - это всем известно. Ну, я присел на ящик, чтобы отдохнуть, и стал слушать. Тогда-то и узнал, что взорвалась башня алхимика и что он погиб вместе с воспитанником или слугой - в общем, с каким-то мальчишкой.
        Тако опять умолк, и Айлантри пришлось его подбодрить:
        - И что было дальше?
        - Дальше мы поднялись на борт и ушли оттуда в Огами, как и собирались. - Зал недовольно загудел, но рыбак, словно не заметив этого, спокойно и неторопливо продолжил: - Добрались благополучно, отдали груз и снова вышли в море рыбачить. И вот так вышло, что на третий день после взрыва мы поймали странную рыбу. - Тако повернулся к помосту защитника и обвиняемого и ткнул пальцем в Фейру: - Его.
        Бален и Таллар Крейн переглянулись; обвинитель пожал плечами и с сердитым видом собрался было что-то сказать, но молодой ворон в очках его опередил:
        - Вы нашли его, когда рыбачили? То есть в море?
        - Совершенно верно, - подтвердил Тако. - Я потом прикинул, учитывая ветра и течения: все сошлось. Взрывом его швырнуло в воду, он вцепился в какую-то плавучую дрянь и вот так мотался три дня по волнам, которые уносили его все дальше от Сармы, в сторону Огами. В какой-то момент - вряд ли кто-то скажет, когда именно, - его нашел малек фрегата, симпатичный такой, с зелеными плавниками. Хотел бы я знать: глаза у нее сразу были разноцветными или стали такими, когда возникла связь? Впрочем, ладно… Как бы там ни было, любой другой на его месте умер бы без воды и еды, под палящим солнцем, да он и впрямь выглядел как мертвец. Я сперва думал, что мы его не довезем до Огами; потом - что он помрет, пока мы ищем целителя. И даже когда нашли, я был почти уверен, что тот не справится. Но… - Он усмехнулся. - Я ошибся. И этому весьма рад, несмотря ни на что.
        Кристобаль улыбнулся и кивнул рыбаку, повернувшись на голос.
        - Я хоть и обещал себе, что не стану вмешиваться в такие дела, - продолжил Тако, - но вернулся в Сарму и осторожно расспросил народ, чтобы узнать - вдруг кому-то ветер на ухо прошептал, что же случилось в башне алхимика. Я раздобыл кое-что из вещей, которые разлетелись куда попало во время взрыва и… э-э… приземлились в чужих чуланах. Помню, была там даже одна жуть какая запрещенная книжица - «Соль и пепел». Да-да, та самая. Ну и… люди, достойные доверия, сказали мне, что за полчаса до взрыва к алхимику пришли гости. Трое незнакомцев в темной одежде, которые прибыли в Сарму тем же утром на рыболовецкой лодчонке, чей навигатор даже на берег не сошел, и потому никто не знал ни его имени, ни имени фрегата. После все пятеро тихо смылись, как будто их сам Великий Шторм унес. Такая вот… темная история.
        - Темнее не придумаешь, - язвительно сказал Бален. - И откуда ты все это знаешь, рыбак? Сорок лет прошло. Тебе сколько тогда было, двенадцать? Пятнадцать? Защитник, ваш свидетель - магус? Что-то не похож.
        Тако посмотрел на обвинителя, прищурив глаза:
        - Так вы меня спросите - не его.
        И в мгновение ока… превратился.
        Эсме, как и многие, вскочила от неожиданности, когда там, где только что стоял рыбак, возникло жутковатое существо - нечто среднее между человеком и кракеном, с синевато-зеленой кожей с черными разводами и длинными толстыми щупальцами вместо конечностей. Его голову тоже окружали щупальца, поменьше и покороче, но глаза - целительница вновь почувствовала на себе их взгляд - остались прежними.
        Охваченные паникой зрители с воплями ужаса начали выбираться из зала суда. Многочисленные блюстители ничего не могли поделать с горожанами, испугавшимися морской болезни, и оставалось лишь порадоваться, что двери в помещении достаточно широки, чтобы никого не задавило.
        - Это немыслимо! - вопил Бален, потрясая кулаками. - Айлантри Корвисс, да как вы посмели привести сюда очарованного морем! Вы поставили под угрозу наши жизни и жизни добропорядочных горожан! Это… это… да это же преступление!
        - Возьмите себя в руки, Бален, - бесстрашно ответил молодой ворон и так тряхнул головой, что едва не разбил и третью пару очков. - Я не совершал никакого преступления. Согласно Росмерскому кодексу, свидетельствовать в суде может кто угодно, любое живое и разумное существо. Я мог сюда привести даже мерра, если бы возникла такая необходимость.
        Бален продолжал кричать, что показания Тако - недопустимое доказательство и принимать их нельзя. Айлантри посмотрел на Судию, и Эсме невольно последовала его примеру. Дух Закона сидел с непроницаемым лицом и слушал перепалку обвинителя и защитника. Как всегда, никто не мог постичь его чувств, если он вообще их испытывал.
        Тако вернул себе человеческий облик и на этот раз сделался моложе лет на десять. Окинув взглядом участников суда, он ухмыльнулся и, спокойно повернувшись к ним спиной, разыскал место в покинутой части зала, где и сел, чтобы увидеть, чем все закончится. Эсме, вдруг сообразив, что до сих пор стоит, тоже опустилась на скамейку. Служанка, которую приставил к ней Айлантри, исчезла.
        - Обвинитель, достаточно, - проговорило наконец божество. - У вас есть еще аргументы?
        - Нет, ваша честь, - буркнул Бален. - Я считаю, все очевидно.
        - Тогда перейдем к заключительной части нашего заседания. Бален, вам слово.
        Обвинитель с досадой посмотрел на зал, в котором почти не осталось людей. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке без внимания публики. Но все же ему удалось взять себя в руки, и, заговорив, он вскоре сделался не менее уверенным, чем в самом начале заседания.
        - Достопочтенный Судия! - провозгласил он, глядя в зал, но обращаясь к Духу Закона. - Обвиняемый по этому делу во всех смыслах необычен. Он последний в роду Феникса, его долгие годы считали умершим, в то время как он занимался пиратством под чужим именем. Но Росмерский кодекс гласит, что перед законом все равны. Стоит лишь подумать, что смерть Лейста Крейна, случившаяся сорок лет назад, связана с особым даром - даром управления огнем, - применить который мог только один магус из ныне живущих. Он выжил и находится сейчас перед нами - значит, он виновен и должен понести наказание. У меня все.
        - Защитник? - Судия посмотрел на Айлантри.
        Молодой ворон встал и снял очки.
        - Достопочтенный Судия! Изучив обстоятельства дела, мы узнали следующее. Мой подзащитный жил в доме убитого и был его воспитанником на протяжении нескольких месяцев. Вероятно, между ними случались ссоры, потому что Лейст Крейн, чей приемный сын был уже достаточно взрослым, привык жить в одиночестве и наверняка поначалу сердился из-за необходимости приглядывать за подростком, да еще и таким, чья семья недавно погибла… Но они не враждовали, что можно с легкостью выявить, если внимательно перечитать показания умерших свидетелей. Они были похожи. Оба замкнутые и нелюдимые, со своими причинами жить отдельно от всего остального мира. Они бы могли и дальше жить вместе, если бы… не произошла какая-то беда. Мы не знаем, кто те люди в черном, о которых узнал присутствующий здесь рыбак Тако, но мне представляется очевидным, что они причастны к взрыву. И в башне было что взрывать. Тот же рыбак Тако рассказал нам, что подобрал Кристобаля Фейру в открытом море, раненого и беспомощного. Я подчеркиваю! - Айлантри выдержал паузу. - Беспомощного. Если бы мой подзащитный и в самом деле спланировал убийство из мести
или по причине вероломного характера, он бы ни за что не устроил так, чтобы оказаться в опасности, без надежды на спасение. Ведь показания господина Тако сообщают нам также, что именно во время нахождения в море, на грани жизни и смерти, Кристобаль Фейра призвал к себе фрегат. Это была случайность, как и встреча с лодкой Тако, - два невероятных совпадения, которые и позволили ему остаться в живых. Таким образом, вину моего подзащитного в убийстве Лейста Крейна прошу счесть недоказанной.
        Лицо-маска Судии повернулось к Кристобалю Фейре:
        - Последнее слово обвиняемого? Еще одна попытка.
        - Повторяю: я невиновен, - сказал феникс громко и четко. - Прошу вынести справедливое решение.
        - Да будет так, - провозгласил Судия. - Всем встать!
        Оставшиеся в зале люди, магусы и очарованный морем повиновались. Эсме перестала дышать.
        - Именем закона и согласно Росмерскому кодексу я оглашаю свое решение, - произнес скрежещущий голос божества. - Выслушав обвинителя и защитника, а также свидетелей и обвиняемого, я пришел к выводу, что Кристобаль Фейра невиновен.
        И гулкий звук, похожий на звон огромного колокола, возвестил об окончании суда.

* * *
        «Легкокрылая» прибывает в Росмер с безумным опозданием, и все-таки они не теряют надежды: ведь Тако, мудрый старый кракен, еще утром плюхнулся за борт и, помахав на прощание щупальцем, ринулся к вороньей столице. Их не объединяют с ним ~узы~, но они верят: его ничто не сможет остановить и он успеет, он обязательно успеет.
        Ролан почти все время молчит, изредка поглядывая на Сандера, и на лице молодого моряка отражаются самые разные чувства, главное из которых - благоговение. Он как будто только сейчас осознал, что все происходящее - не сон и не хмельная греза; все всерьез. Он, рыбак из захолустного поселка, сам того не понимая, сделался частью истории. Самой настоящей истории, как в огромных книгах из пыльных библиотек, где он отродясь не бывал. За ним очень забавно наблюдать со стороны еще и потому, что Сандер отчетливо помнит, как был когда-то таким же.
        Наверное, это хорошо?..
        Он смотрит на свои руки: они снова сделались человеческими. Это его длинные и худые пальцы с чуть крупноватыми суставами и даже шрамами от старых порезов. Как странно… Выходит, тело помнит, каким оно должно быть? Где-то внутри него, в крови или костях, витают светящиеся символы неизвестного алфавита, жуткие и прекрасные, и их последовательность определяет его рост и вес, цвет его глаз, густоту волос, тембр голоса. И если вдруг какой-то из этих символов исчезает - он начинает меняться. Нет… нет, они не могут исчезнуть в никуда и появиться из ниоткуда, совершенно точно не могут: если в этом мире осталась хоть крупица справедливости, то однажды записанные слова - неважно, на каком языке и какими буквами, - не пропадают. И где-то существует Библиотека сов, по которой бродят их тени - нет, не тени! Они сами, в точности такие же, какими были при жизни! И им некогда скучать: если все книги в библиотеке прочитаны - всегда можно начать сначала.
        Сандер понятия не имеет, откуда в его разуме появляются такие воспоминания, - мысли-то его собственные… или нет?
        Так или иначе, ему лучше.
        Ему лучше, хотя в происходящем ощущается легкая неправильность. Как будто мир чуточку сместился, как будто время течет по-другому: не то медленнее обычного, не то быстрее, не то кругами. Если он пытается измерять течение минут и часов привычным способом, по солнцу, то кажется, что все в порядке, однако эта неуловимая перемена - из тех, которые видны лишь краем глаза.
        Он не знает, чего от нее ждать, но понимает, что не боится.
        Его страх исчез в ту секунду, когда он осознал…
        ~
        «Легкокрылая» прибывает в Росмер с безумным опозданием, и Сандер тотчас же бежит - нет, не к залу суда и не в особняк Рейнена Корвисса. Он бежит к «Невесте ветра», разумеется, и взлетает на борт, словно обезумевшая белка, и бросается на палубу распластавшись, и палуба чуть прогибается под весом его тела, как податливый песок, и ~песня~ звучит так громко, что заглушает все прочие мысли. Она ему рада, она соскучилась, она его так сильно любит, а он, дурак, об этом даже не догадывался. Он лежит, уткнувшись лбом в ее палубу-плоть, и блаженно улыбается. Ему все равно, что думают окружающие, ему все равно, сколько времени проходит. Он вернулся и теперь не покинет ее так надолго. Он дает ей слово, и она принимает.
        Она верит.
        ~~~~~
        ~~~
        ~
        - Сандер! Эй, Сандер!
        Он с трудом пришел в себя и приподнялся на локтях. Обернулся, моргая, и увидел, что над ним нависли трое: Кай, Гвин и Бэр. Чуть поодаль у фальшборта сидел Ролан с таким видом, словно впервые после очень долгого напряжения позволил себе расслабиться, - собственно, так оно и было. Сандер снова моргнул. С ним случилось что-то странное - он отчетливо помнил, как Тако прыгнул за борт «Легкокрылой», пообещав, что доберется до Росмера своим ходом гораздо быстрей, чем на лодке, а вот все, что случилось потом, выглядело смазанным, словно он смотрел через запотевшее стекло.
        - Я… - начал он, собираясь сказать, что чувствует себя нехорошо, но тут появился куда более важный вопрос: - Он успел? Тако успел?
        Вместо ответа товарищи со смехом подняли его на ноги и подвели к борту. К длинному причалу, у которого стояла «Невеста ветра», шла небольшая толпа - человек двадцать-двадцать пять - с Кристобалем Фейрой во главе. Даже издалека было видно, что они ликуют, а капитан смеется, обнимая одной рукой Эсме, а другой - хлопая по плечу щуплого и робкого юношу в очках.
        Там, где начинался причал, они остановились, и Фейра попрощался со своими новыми друзьями, которые, судя по веселым возгласам и взрывам смеха, не очень-то хотели расставаться с живой легендой. Дальше они двинулись втроем: капитан, целительница и секретарь старейшины; охраны на причале, как теперь увидел Сандер, уже не было.
        Он закрыл глаза, прислушиваясь к ~песне~ и пытаясь понять, что именно изменилось за время его отсутствия. С виду все выглядело просто замечательно, однако матрос-музыкант слышал, совершенно точно слышал ее - фальшивую ноту, что пряталась где-то в хитросплетениях ~песни~.
        «После, после…»
        Когда Фейра поднялся на борт, он первым делом разыскал взглядом Сандера, который держался поодаль, за спинами немногочисленных товарищей. В глазах феникса проскользнуло быстрое как шквал изумление: что же он такое увидел? Об этом некогда было думать, потому что Сандера захлестнуло сдвоенной волной благодарности. Фейра и Эсме смотрели на него как один человек, и в этом чувствовалось что-то… неправильное.
        - Все получилось, - сказал капитан, и матрос-музыкант невольно ощутил радость из-за того, что он не стал уточнять, у кого и что именно получилось. В этой безумной гонке до Огами и обратно их роли переплелись так тесно, что трудно было сказать, от кого в большей степени зависела победа. Он перевел дух, кивнул; пик восторга остался позади, и началось движение вниз. Где-то впереди уже маячили темные и коварные рифы нерешенных проблем. Черный флот, капитан-император и цепные акулы, небесный компас и еще что-то - что-то, возникшее в Росмере за три дня, пока их с Роланом тут не было. - Я вам обязан жизнью, друзья мои. Я этого не забуду.
        - А где Тако? - спросил Сандер, не зная, что еще сказать.
        Фейра неопределенно взмахнул рукой:
        - Он не любит шумных сборищ, но мы совершенно точно увидимся снова - может быть, даже сегодня. Полагаю, он отправился в город, чтобы раздобыть где-нибудь новую трубку и сухой табак. Мог бы и попросить, но он всегда предпочитал делать все сам.
        - Вы с Роланом, наверное, страшно устали, - сказала Эсме, устремив на Сандера сияющий взгляд. - Через два часа в доме Рейнена будет маленькое празднество. Вы оба приглашены и не смейте отказываться!
        - О нет-нет-нет! - тотчас же воскликнул Ролан, вскочив. Его улыбка и впрямь была усталой, но при этом выражала решительный отказ. - Даже не думайте затащить меня в роскошный особняк! Я человек простой и оттого сегодня вечером собираюсь горланить песни, плясать на столе, пить из горла, есть от пуза, травить байки и сыпать дурацкими шутками, чтобы в конце концов надраться до танцующих медуз. И все тут. А за праздничным столом с салфеточками, вилочками и прочей ерундой пусть сидит тот, без кого это путешествие закончилось бы ничем.
        Все уставились на Сандера.
        - Но я… - растерянно начал он. - Как же я туда пойду… таким?
        Фейра вздохнул и закатил глаза:
        - За неимением зеркала, друг мой, сделаем вот так.
        Не успел Сандер даже испугаться, как феникс схватил его за плечо, больно впившись пальцами, - и в следующую секунду его поле зрения странным образом вывернулось наизнанку, как будто матрос-музыкант угодил в…
        …Отражение.
        Теперь Эсме стояла не перед ним и слева, а рядом и справа, и схожим образом переместились все прочие люди и нелюди на палубе. Сандер ни разу в жизни не видел себя в зеркале высотой в полный рост, поэтому человека прямо перед собой узнал не сразу. Долговязый, нескладный, с глазами навыкате и в целом некрасивым лицом. С черными волосами, кое-где поредевшими, словно их поела моль. Со странными бледно-розовыми шрамами на лбу и висках, напоминающими чешую…
        Сообразив, что этот незнакомец - несомненно, человек, с виду нетронутый морской болезнью, - он и есть, Сандер зажмурился, и у него наконец-то закружилась голова.
        - Извини, но иначе ты бы мне не поверил, - сказал Фейра, не вкладывая особых чувств в первое слово. - Ты придешь в дом Рейнена этим вечером, отказ не принимается. И знай, что, хотя Эсме и сказала про «празднество», на самом деле мы просто посидим за одним столом и поужинаем - мы все, кто заслужил отдых после этого нелегкого дня. Посторонних там не будет. Я, Эсме, ты… Тако, если слышишь, если вода до тебя это донесет - ты тоже приглашен, старый кракен!.. Ну и, разумеется, хозяева дома - Рейнен и Айлантри.
        Сандер посмотрел на молодого ворона, который до сих пор не проронил ни слова. Юноша не заметил взгляда - его очки выглядывали из нагрудного кармана сюртука, и без них узкое лицо Айлантри, наделенное почти женственной красотой, приобрело странное, отсутствующее выражение, а глаза как будто затуманились. Он, как теперь заметил Сандер, пошатывался от усталости.
        - Ладно, - сказал матрос-музыкант, решив, что этот непростой разговор лучше завершить поскорее. - Я приду, если только смогу как-то… - Он окинул себя взглядом - свою одежду, больше похожую на лохмотья, свои темные от въевшейся грязи руки и босые ноги. - …Привести себя в порядок. Как ни крути, дом старейшины воронов - это не какой-нибудь портовый кабак в провинциальном городишке.
        Айлантри моргнул и перевел на него рассеянный взгляд.
        - Это можно устроить, - сказал молодой ворон тихим шелестящим голосом, и на миг у Сандера возникло отчетливое ощущение, что он видит перед собой утопающего, который с радостью ухватился за брошенную с борта веревку.
        Примерно через два часа он сидел, умытый, причесанный и в новой одежде, простой и добротной, в кресле у холодного камина в большой и красиво обставленной, но довольно темной комнате, спрашивая себя, не стоило ли проявить характер и воспротивиться капитану с его не то просьбой, не то завуалированным приказом. Поодаль две служанки заканчивали накрывать на стол; Эсме и Фейра о чем-то разговаривали на балконе, и до него доносилось только невнятное бормотание, а старейшину и его секретаря пока что не было видно. Сандер уже успел с горечью подумать, что окажется на этом «празднестве» единственным посторонним, не знакомым с хозяином дома, как вдруг со стороны коридора раздались звуки, свидетельствующие о прибытии нового гостя, - стук дверей, голоса, шаги, - и вскоре в гостиную вошел Тако, как и прежде, в наряде утопленника.
        Матрос-музыкант заметил еще в Огами, что время от времени старый рыбак делает очень неловкие движения, как будто для того, чтобы вспомнить, как пользоваться обычными человеческими руками и ногами, ему требуется чуточку больше времени. Особенно трудно очарованному морем давалась ходьба. Сейчас все выглядело значительно лучше - практика пошла Тако на пользу, - и все же Сандер так и не получил ответа на главный вопрос, который возник у него сразу, как только истинная суть старого рыбака сделалась очевидной.
        Да чего уж там - этот вопрос мучил его еще в Талассе…
        «Как же ты до сих пор не ушел в море?»
        - А-ах… - проговорил Тако, остановившись на пороге и оглядывая просторную комнату с гобеленами и деревянными панелями на стенах, дубовым столом, мягкими креслами и уютными свечами в канделябрах. - Как давно я не бывал в таких местах…
        Услышав его голос, Кристобаль Фейра вернулся с балкона в гостиную и остановился, сделав всего-то пару шагов. Феникс тоже переоделся, воспользовавшись щедростью хозяина дома: он, почти как в Облачном городе, был с ног до головы в черном, и единственным пятном цвета в его наряде стал изумрудно-зеленый шейный платок. За спиной капитана мелькнула Эсме в изысканном платье цвета красного вина.
        Феникс и очарованный морем замерли по разные стороны комнаты, глядя друг на друга.
        - Ну… - наконец проговорил Тако, первым нарушая молчание. - Ты вырос, мальчик мой.
        - Вообще-то нет, - мягко возразил Фейра. - В последний раз мы встречались чуть больше десяти лет назад, и, уверяю тебя, за это время я ничуть не вырос. Уж скорее - истерся и выгорел от солнца, ветра и соли.
        Тако покачал головой.
        - Магус, кого я видел десять лет назад, был в душе все тем же ребенком, которого мы с Унаги вытащили из воды посреди бескрайнего океана. Потерянным сиротой, видевшим вокруг себя только смерть и разрушение. Он улыбался и шутил, да, - он как будто любил жизнь и принимал ее такой, какова она есть. Но в душе мечтал о чем-то другом. - Очарованный морем криво усмехнулся в усы. - Уж поверь мне, я знаю толк в затаенной тоске.
        - Я и забыл, что на тебя время от времени находит поэтическое настроение, - проговорил Фейра с улыбкой и, словно переведя дух, подошел к Тако, протянул ему руку. Очарованный морем, промедлив пару секунд, ее взял. - Рад, что ты пришел.
        Тако моргнул. Загорелая кожа на кисти, которой он сжимал руку феникса, вдруг подернулась рябью, как поверхность воды, и конечность превратилась в толстое щупальце, в два витка улегшееся Фейре на плечо. Капитан слегка напрягся.
        - Откуда ты знаешь, - медленно, ровным голосом произнес Тако. - Может, я просто хотел увидеть, чем все закончится. Может, меня устроил бы и обвинительный приговор. Может, я вовсе не собирался тебя спасать.
        Эсме тихонько ахнула, но Сандер на нее не взглянул. Он вскочил и смотрел только на Фейру, готовый… что-нибудь сделать. Он сам не знал что. Угроза капитану была смутной, но совершенно точно существовала.
        Фейра уставился на очарованного морем не мигая. Лицо феникса окаменело. Помолчав, он вздохнул и сказал:
        - Я тебя подвел. Я виноват. Прости меня, если сможешь.
        Щупальце продвинулось ближе к его шее. Сандер вдруг отчетливо понял, что крыльев Феникса он не увидит, - почему-то, по какой-то странной, необъяснимой причине, Фейра не хотел останавливать своего старого… друга?
        Любовь, ненависть и любопытство: Сандер внезапно усомнился, что правильно определил, какое из этих чувств удерживает Тако на суше.
        - Я не буду корчить из себя святошу, - произнес Тако с отчетливой горечью. - Не буду утверждать, что за свою достаточно долгую жизнь на суше не нарушил ни одного закона, никому не перешел дорогу и не отправил к Эльге или крабам ни одной живой души. Я все это делал, разумеется. Но… когда я тебя спасал, Кристобаль, мне как-то и в голову не пришло, что тем самым я обрекаю на смерть множество людей. Да и магусов тоже, хотя их оказалось меньше. Будь все это частью плана, частью мести за твою погубленную семью - Кристобаль, я бы хоть понял. Не простил, но понял. Может, я тебя вовсе не вытаскивал из воды? Ты все эти годы так и продолжал болтаться в океане, не чувствуя под собой опоры, не зная цели, без парусов и без компаса. Ты подбирал таких же отщепенцев и сеял погибель… зачем, Кристобаль?
        Щупальце замерло на плече Фейры. Феникс сказал, по-прежнему глядя в глаза очарованному морем:
        - Может, ради этого самого момента?
        Тако тяжело вздохнул. Тряхнул головой, что-то невнятно проворчал себе под нос и отвернулся от магуса; его рука вновь стала прежней, и он размял пальцы, как будто вспоминая, как ими двигать. Возможно, они сказали бы друг другу еще что-то, но в этот самый момент снаружи опять раздался шум - и, когда открылась дверь, в гостиную вошел Рейнен, за которым тенью следовал Айлантри.
        До сих пор Сандер видел Рейнена Корвисса лишь издалека. На миг ему показалось, что появление старейшины сопровождает шелест крыльев. Рейнен окинул взглядом собравшихся гостей, словно не замечая, что между ними только что произошла стычка, - а вот Айлантри, будучи в очках, явно прочитал случившееся по смятенным лицам Сандера и Эсме, - и провозгласил:
        - Итак, прошу к столу!
        Они молча повиновались. Рейнен сидел во главе стола, Фейра - напротив него. Эсме усадили справа от капитана, и Сандер с облегчением увидел, что ему досталось место рядом с нею, пусть это и означало, что он окажется по левую руку от старейшины. По задумке Айлантри Тако должен был сидеть слева от Фейры, но рыбак молча отодвинулся в сторону Верховного Ворона, и получилось, что последнее оставшееся место занял сам секретарь, слегка растерянный и расстроенный.
        Вечер начался очень медленно и тяжело, чему, на взгляд Сандера, не стоило удивляться: слишком уж разные люди собрались за одним столом. О суде никто не хотел говорить (он догадался, что причина тому - Рейнен со своей странной двойственной ролью в случившемся), но других общих тем у них почти не было. Впрочем, старейшина воронов, проведя столько лет в странствиях по миру, знал многое и о многом, поэтому он-то и спасал положение, исподволь ведя беседу от погоды в северных широтах к любопытным разновидностям рыб, что водятся в окрестностях Меррского котла, от необычных вороньих преданий к последней пьесе, которую привезли из Облачного города и собирались поставить в одном из росмерских театров… Он сумел разговорить даже Тако. Сандер слушал, скользя взглядом по собравшимся и ощущая полузабытое желание устроиться где-нибудь на палубе «Невесты ветра» под звездами, достать сирринг и погрузиться в витиеватое плетение не ~песни~, но совершенно обычной мелодии. Он ждал момента, чтобы уйти, никого не обидев.
        А потом подошла служанка и со странным лицом бросила что-то на стол.
        Что-то покатилось мимо тарелок и мисок в сторону Фейры - заполненный черной жидкостью стеклянный шар размером с небольшое яблоко. Чернота плескалась внутри него, и с каждой секундой - или долей секунды? все произошло очень быстро… - все сильнее переливалась всеми цветами радуги, двигаясь как будто по собственной воле, рождая внутри стеклянной сферы маленький водокрут.
        - Он просил сказать, что это был не конец, - безжизненным голосом произнесла девушка, глядя в пустоту. - Это был не конец.
        Фейра тотчас же вскочил - вспыхнули крылья, укрывая его и Эсме.
        Щупальца кракена опрокинули стул Верховного Ворона - и тот свалился на пол.
        Сандер нырнул под стол, но успел увидеть, как худощавый юноша в очках хватает катящийся по столу малус со звездным огнем, поворачивается к балконной двери и простирающимся за ней росмерским сумеркам, вскидывает руку - и бро…
        …Раздался оглушительный взрыв.

* * *
        Она наблюдает.
        Когда комнату заливает ревущее пламя, она не пугается, потому что заранее знает, что ~ему~ ничего не грозит, целительницу ~он~ защитит, а музыкант вот-вот спрячется под массивным дубовым столом. Остальные живые души в комнате - не ее часть и потому не представляют интереса. Она чувствует кровь и смерть, она даже чувствует печаль, но лишь мимоходом.
        Они выбираются из горящей комнаты, пригибаясь и кашляя, а затем ~он~ бросается обратно, чтобы вытащить еще одного человека. Последний оставшийся мертв. Сбегаются слуги с ведрами, но старый ворон кричит им, чтобы принесли песок, потому что <запретное.> от воды лишь разгорается сильней. Целительница бросается к тому, кого вынес из пожара капитан. Прижимает ладонь ко рту; бледнеет от ужаса.
        - За мной, - командует старый ворон. - У меня в кабинете есть «слезы Эльги».
        - Он~ хватает ворона за рукав. Они обмениваются взглядами и понимают друг друга без слов: кто-то должен найти виновного. Рослый слуга забирает у капитана окровавленное и обгорелое тело, уносит; целительница уходит следом, бросив на прощание беспокойный взгляд, который говорит о многом.
        - Он~ выходит наружу. Там уже собираются люди, привлеченные взрывом; на их лицах тревога, переходящая в ужас, - они боятся <запретного.> не меньше, чем она. Откуда-то выходит строем отряд солдат в черно-белых мундирах, их старший подходит к ~нему~ и застывает в ожидании указаний.
        Прежде чем их дать, ~он~ запрокидывает голову и смотрит в темнеющее небо, как будто пытаясь прочитать там ответ на какой-то невысказанный вопрос. Она задумывается о том, чтобы объединиться, - ведь это помогло бы достичь цели, которую ~он~ перед собой поставил, - но не успевает. ~Он~ закрывает глаза, а открывает их уже Пылающим.
        Люди и магусы в ужасе бросаются прочь. У ~него~ за спиной вспыхивают огромные черно-алые крылья, но на этот раз ими дело не ограничивается: доспех из горящих перьев постепенно покрывает ~его~ тело с ног до головы, так что на месте магуса появляется странное существо - в большей степени человек-птица, чем крылан, который так долго был ее частью. Ее охватывает печаль: когда ~он~ - пламя, это почти <запретное.>. И, самое главное, ~он~ перестает быть полностью собой.
        И отдаляется от нее.
        Но она ничего не может поделать с этим и встает незримой тенью за ~его~ плечом, когда начинаются поиски того, кто устроил взрыв. Звучат приказы: ни один фрегат, большой или маленький, не выйдет из гавани; ни одного человека не выпустят из города через ворота, обращенные в сторону гор в глубине острова. Этой ночью перед Пылающим откроется любая дверь, потому что так приказал Верховный Ворон, - по сути, так приказал сам Дух Закона. Над этим преступником не будет суда.
        Ее это печалит еще сильней.
        И все же она стоит за ~его~ плечом.

* * *
        - Эсме, хватит!
        Моргнув, она пришла в себя от ощущения холодной тяжести на затылке - как будто к нему приложили глыбу льда. «Слезы Эльги» позволяли до некоторой степени сохранять сознание во время исцеления, в чем ей уже пришлось убедиться дважды, но та внезапность, с которой тихий вечер после тяжелого дня вдруг обернулся катастрофой, ошеломила ее и лишила контроля над собственными силами. Она ушла слишком далеко и глубоко, почти полностью отрешилась от реального мира.
        - Хватит, - повторил Рейнен. Он вырвал ее из транса, положив руку на шею сзади - и по этой руке теперь бегали синеватые искры, от которых пахло грозой, почти как во время появления Фениксова огня. Глаза старого ворона тоже светились синим. Эсме до странности спокойно подумала, что удостоилась редкого зрелища и редкой чести: Рейнен Корвисс на миг призвал свой истинный дар.
        - Я еще не закончила, - проговорила она. Язык чуть заплетался - не то от прерванного транса, не то от снадобья, не то от всех треволнений этого безумного дня. - Я еще… не исцелила его.
        - Ты сделала все, что могла, - возразил ворон.
        Он говорил тихо, но в светящихся глазах читалась ледяная уверенность. Эсме поняла, что ей не позволят продолжить, но остановиться была не в силах.
        - Я не закончила.
        - Эсме… - Старый ворон моргнул, и синее пламя погасло. Безмерная усталость на вечно молодом, хоть и изуродованном шрамом лице магуса, выглядела странно. - Он будет жить. Ты не в силах… исправить то, что случилось.
        Она открыла рот, собираясь ответить, но невысказанное слово превратилось во всхлип. Верховный Ворон, конечно, прав. Всем известно, что целители могут лишь восстанавливать целостность, но не возвращать безвозвратно утраченное.
        - Заступница, это какой-то дурной сон… - Эсме наклонилась к Айлантри. Они уложили юношу на стол, все с него сбросив, и в жестком свете краффтеровской лампы юный ворон походил на восковой манекен. - Все это уже было, только в другом порядке. В Кааме мы сперва столкнулись с черными кораблями, а потом Лайра потерял руку. В Росмере корабли еще не появились, но… какой же от меня вообще толк?!
        Она не договорила. Она сдалась: потоки слез хлынули по щекам.
        - Ну хватит, девочка моя, хватит… - Рейнен обнял ее за плечи, заставил выпрямиться и развернул лицом к себе. - Без тебя он бы точно умер от потери крови и от ожогов. Грудь, лицо - все обуглилось, но ты сотворила чудо. Да-да, чудо, не смей возражать. Когда же ты научишься ценить собственный дар? Ты же платишь за него втридорога.
        - Я знаю, чем плачу, - ответила Эсме, шмыгнув носом и ощущая внезапную обиду. Он что же, считает ее полной дурой, которая не в курсе, что отдает за каждое исцеление часы, дни и месяцы собственной жизни?..
        - Ну да… - Рейнен покачал головой, потом достал откуда-то платок и вытер ей нос как ребенку. - Повторяю еще раз: ты сделала все, что было в твоих силах.
        Она предприняла последнюю попытку возразить:
        - Но для Джа-Джинни я сделала больше.
        Он покачал головой и отвернулся. Эсме, почуяв слабину, надавила:
        - Я вернула его из мертвых. Почему я не могу помочь Айлантри? В чем разница? Ведь это должно быть проще.
        Рейнен тяжело вздохнул. Его лицо сделалось таким мрачным, что будто постарело на десять лет. Он подвел ее к окну, за которым плескалась ночная тьма. Эсме вдруг осознала какую-то недосказанность, какой-то секрет, который от нее до сих пор скрывали, и при мысли, что он вот-вот перестанет быть секретом, ее почему-то охватил ужас.
        - Эсме, я откладывал этот разговор… - проговорил Рейнен, глядя на нее исподлобья. - Я ждал подходящего момента. Сейчас момент неподходящий, потому что ты очень устала, очень расстроена, и мне сложно судить, как ты воспримешь такое известие. Понимаешь, у целительского дара есть несколько… особенностей, с которыми сталкиваются лишь немногие. Он, скажем так, лишь у немногих развивается в полную силу. Это похоже на способности магусов. - Он усмехнулся - кривой и болезненной усмешкой. - Не все из нас одинаково талантливы. Ну так вот, особенности. Одна из них - должен сказать, до сих пор я знал о ней лишь по книгам, потому что мне не доводилось встречаться с такими, как ты, - так вот, одна из них заключается в том, что целитель может… - Он набрал воздуха в грудь. - …Создать живого мертвеца.
        [Вот они, главные слова.]
        Эсме, растерянно приоткрыв рот, подняла руки и кончиками пальцев коснулась висков. Кто-то что-то сказал, но это был не Рейнен, нет, не Рейнен. Она опять услышала… почти услышала голос, мучительно знакомый и пробуждающий саднящую тоску по кому-то - человеку? магусу? - кого она знала, но потеряла как будто навсегда. Это походило на сон, в котором собеседник теряет голос и вместо слов из его рта вылетают птицы.
        - Ты понимаешь, что это значит?
        Она тяжело осела на подоконник, мотая головой. Ее бросило в жар, и прохладный ночной бриз показался холодным, словно дыхание ледника. «Создать живого мертвеца». Она создала мертвеца - и тот теперь живет. Кто же он? Кто?..
        - На самом деле Джа-Джинни мертв, - безжалостно продолжил Рейнен, держа ее за плечи и заставляя смотреть себе в глаза. Она этого не хотела, она отворачивалась, но старый ворон, мудрый и жестокий, снова и снова вертел ею как куклой, встречаясь взглядом, чтобы произнести все новые и новые убийственные фразы. - Ты сама сказала, что его сердце превратилось в лохмотья. Он умер. Ты не спасла ему жизнь. Ты его оживила при помощи своей собственной силы - той же, которая позволяет тебе исцелять живых. Каждую секунду ты тратишь вдвое больше обычного, потому что тебе приходится поддерживать его, - и нет, это не зависит от расстояния, он сейчас где-то существует, ты бы почувствовала, случись с ним что-то… более ужасное. Да, таков твой дар: ты не смогла вырастить для Лайры новую руку и не сможешь этого сделать для Айлантри; но ты можешь поддерживать жизнь в мертвом крылане. За счет своей собственной.
        - Я все равно могла бы попытаться… - произнесла она помертвевшими губами, где-то в глубине души удивляясь собственному упорству, непонятно откуда взявшемуся. «Создать живого мертвеца». Он не рассказал ей всего, позволил взглянуть на секрет лишь краем глаза. Может, если он подумает, что она не поняла…
        - Тогда ты погибнешь, - просто сказал Рейнен. - Джа-Джинни тоже. Потом Кристобаль превратит меня в пепел за то, что я это допустил. Не думаю, что Айлантри это понравится.
        Они замерли, глядя друг другу в глаза.
        «Создать живого мертвеца…»
        - Он прав, Эсме… - донесся слабый голос со стола. - Мне это не понравится.
        Она наблюдает не вмешиваясь.
        - Он~ находит беглеца ближе к полуночи - в порту, на плоской крыше одного из складов. Докеры заметили там странное синеватое свечение и вызвали блюстителей, а те, разумеется, сразу поняли, что к чему.
        - Он~ поднимается на крышу один, строго запретив кому-либо из людей и магусов идти следом. Синий свет льется сверху, будто взошла синяя луна, и, собственно, никто не жаждет нарушить приказ Пылающего. ~Он~ краем уха слышит, как собравшиеся вокруг докеры и сами стражи порядка передают друг другу боязливым шепотом единственное слово: «Полужизнь».
        Склад высокий, в три этажа. Поднявшись, ~он~ видит беглеца: тот сидит почти у края, скрестив ноги, и смотрит на небо. Что он там нашел? Низкие тучи скрыли звезды - ночь тусклая, мрачная, зловещая. Но беглец смотрит вверх так пристально, словно надеется взглядом просверлить дыру в плотном облачном покрове.
        - Он~ останавливается в десяти шагах и ждет.
        Его огненные доспехи на протяжении полутора часов постепенно становились плотнее, и теперь - особенно в верхней части - кажутся осязаемыми, настоящими. Они чуть слышно потрескивают, как угли в костре, но ~он~, конечно, не чувствует жара и не замечает обугленных следов, которые оставляет позади себя. ~Он~ впервые провел так много времени в доспехах. Нить, связывающая ~его~ и фрегат, как будто перестала истончаться, но она все равно сохраняет бдительность. Происходящее ей не нравится. Она предчувствует неприятности.
        - Я до сих пор не сжег тебя на месте, - говорит ~он~ низким, чуть хриплым и странно раскатистым голосом, - только потому, что ты явно этого добиваешься. Ты хочешь всем продемонстрировать, что я действительно тот, кем ты меня назвал.
        Беглец медленно меняет позу - выпрямляет ноги, потягивается, окидывает крышу склада таким взглядом, словно впервые ее увидел, - потом встает и поворачивается лицом к ~нему~. Каждая пядь обнаженной кожи беглеца - а он раздет по пояс и бос - излучает яркий синий свет. Сквозь сияние можно с трудом разглядеть, что с его телом происходят причудливые перемены, которым даже фрегат, чьи представления о телесной норме не схожи с представлениями человека или магуса, с трудом может подобрать название.
        Словно каждая его мышца обрела свободу воли.
        Словно из каждой поры его кожи каждую секунду вырастают шипы или жесткие волоски - чтобы в следующий миг рассыпаться в пыль, чтобы все началось сначала, чтобы неведомая сила, постоянно переписывающая книгу его плоти, придумала какую-нибудь новую комбинацию.
        Словно в нем просыпается некое древнее существо, холодное, расчетливое, чешуйчатое, - просыпается и новым взглядом окидывает окружающий мир, размышляя, что бы с ним, этим самым миром, сотворить необычного. Этот змеиный разум не знает ни страха, ни законов, ни границ.
        Но пока что - пока что! - беглец еще не утратил своей сути до конца.
        - Я прав, - говорит он спокойным голосом, в котором слышится легчайший намек на дерзость и обиду - выдержанную, сорокалетнюю. - Ты именно тот, кем я тебя назвал. Ты убийца. Смысл жизни Феникса - сеять смерть. Цель жизни Феникса - собственная смерть. Не познав смерти, вы не можете возродиться. Оттого с давних времен другие птицы стремились держаться от вас как можно дальше, и всякое существо, не страдающее тягой к самоубийству, просто обязано делать то же самое. Лейст… мой отец… был глупцом, раз воспротивился инстинкту самосохранения. Я его любил. Ты его у меня отнял.
        Обида звучит заметнее.
        Капитан делает шаг в сторону, и беглец вторит ему как зеркало. Они начинают медленно кружить вокруг невидимого общего центра, не спуская друг с друга глаз, как будто раскручивают жуткое колесо. Синие глаза - алые глаза; фрегат присутствует незримо, фрегат наблюдает, испытывая растущее беспокойство.
        - Ну же, сожги меня, - продолжает беглец, оскалив в жутковатом подобии улыбки пасть, полную зубов. Его голос меняется, делаясь то выше, то ниже, словно что-то происходит с голосовыми связками, но пока что остается в пределах слышимости - впрочем, фрегат в силах помочь навигатору, даже если звуки, издаваемые беглецом, выйдут за эти пределы. - Сожги и докажи, что я прав. Я знал, что ты придешь; жаль, не удалось навредить этой девчонке, иначе… иначе я был бы уже мертв. Ну же, хватит медлить. Сдайся. Хватит притворяться. Ты…
        Фрегат и навигатор замечают предательскую паузу одновременно. Фрегат замирает. Фигура в огненном доспехе в виде птицы, с мощными черно-алыми крыльями за спиной, останавливается. Налитые алым глаза на миг делаются чуть тусклее. Феникс отворачивается от беглеца и тяжело вздыхает:
        - Таллар…
        Беглец, тоже остановившись, глухо рычит.
        - Я помню тебя юношей, - говорит ~он~ с неподдельной горечью, и его голос снова звучит как обычно, без странного эха, без зловещей хрипотцы. Птичьи доспехи бледнеют, крылья по краям начинают остывать и рассыпаться в пепел, который ночной бриз уносит прочь с крыши. - Ты был подающим надежды студентом - тогда я этого не понимал, но теперь-то понимаю. Ты мог стать алхимиком, известным на весь мир, а вместо этого сделался заурядным солдафоном.
        - Это не твое дело, - скрежещет в ответ беглец, и сияние его глаз делается ярче.
        - Мое, - возражает ~он~. - Мое - потому что ты прав.
        Беглец вскидывает голову. Его блистание на миг тускнеет, но потом вспыхивает с новой силой - и даже сильней, чем раньше.
        - Ты прав, - повторяет ~он~. - Я отнял у тебя любимого человека, потому что Лейст меня жалел. Он больше не мог думать только о тебе - в те минуты, когда не думал о работе, - и ему доставляло удовольствие заботиться обо мне, таком несчастном и одиноком. Он ничуть не боялся того, что я могу с ним сделать, кстати говоря. Он не боялся. Наверное, потому, что… по-своему меня полюбил. Количество любви не поддается измерению, но я, несомненно, отнял у него время, которое в ином случае он мог бы потратить на тебя.
        - Он~ не просит прощения - два участника и один незримый свидетель сцены одинаково хорошо понимают, что это бессмысленно. ~Он~ просто надеется, что чешуйчатое нечто под этой сияющей оболочкой еще не до конца сожрало ворона, которым беглец был раньше.
        - Если бы не ты, - рычит беглец, - Лейст был бы до сих пор жив.
        - Сомневаюсь, - мягко возражает ~он~. - Но если тебе удобнее так думать…
        - Так ты признаешься?
        - В чем? В том, что я феникс?
        - В том, что ты его убил.
        - В том, что мы с тобой похожи, - продолжает ~он~, словно не расслышав, и невесело улыбается. - Тот день роковым образом изменил нашу жизнь. Этим вечером один человек сказал мне, что меня как будто и не спасали из моря. Выходит, сорок лет назад тебя тоже вышвырнуло прочь с твердой земли? И с той поры носило по волнам?
        - Я нашел свой берег, - огрызается беглец. - Стою на нем прямо сейчас.
        - И чего ты хочешь?
        - Дойти до сути. Твоей сути.
        - Он~ вздыхает, расправляет плечи. Погасшие доспехи вспыхивают с новой силой, и черно-алые крылья за его спиной распахиваются. Беглец едва заметно вздрагивает, как будто справившись с желанием сделать шаг назад.
        Беспокойство фрегата возвращается. Она не понимает, что сейчас произойдет, но заранее страшится этого - кажется, страшится сильней, чем беглец, из-за которого ~он~ и меняется. Делает то, чего раньше никогда не делал…
        - Я покажу тебе свою суть, - говорит феникс. - Она тебе не понравится.
        И у ~него~ за спиной появляется вторая пара крыльев. Первые - те, что были распахнуты, - складываются, закрывая голову с длинным клювом и алыми огненными глазами; вторые опускаются, пряча тело, и миг спустя вспыхивает третья пара точно таких же крыльев, которые тоже горят, остывая по краям и усеивая крышу легким пеплом. Воздух гудит вокруг… навигатора? магуса? феникса?.. этого существа, и фрегат внезапно осознает, что связь между ними вновь неумолимо истончается, превращаясь из крепкого каната в шелковую ленту, тонкую нить, волос, паутинку. На этой паутинке повисает весь мир, в ужасе перед тем мгновением, когда все три пары крыльев окажутся распростертыми, потому что уже понятно: они прячут не тело магуса и даже не клювастый лик огненной птицы.
        Крылья распахиваются.
        Под ними клубится живое пламя, двигаясь по вечному кругу, в котором слабо вырисовываются контуры обода и спиц, а в самом центре, на месте ступицы, зияет дыра, похожая на черный глаз в обрамлении огненных век. То и дело дыры открываются по краям, как будто и там есть глаза, как будто они смотрят откуда-то из иного мира, из иной плоскости - из того места, которое ни человек, ни магус, ни любое другое существо, наделенное разумом, не в силах вообразить, не в силах узреть даже в горячечном бреду. Взгляд этот тяжел, как базальтовое ложе Повелителя Штормов.
        И от такой тяжести в беглеце что-то ломается.
        Резко выпрямившись, точно ученик перед грозным учителем, он делает шаг навстречу крылатому колесу, а потом запускает правую руку, лучащуюся синим светом, в собственную грудь.
        Сжимает пальцы в кулак.
        Падает.
        Рассыпается в пыль…
        Крылья смыкаются, пряча колесо, а потом исчезают, и остается лишь до полусмерти уставший магус в покрытом пылью черном наряде и с зеленым шелковым платком, который пропитался потом и испачкался в саже. Паутинка выдержала, не порвалась. Но пятеро в Росмере, сами не понимая, что с ними происходит, внезапно начинают горько рыдать, и им кажется, что она все-таки лопнула, что мир погиб, рухнул в жуткую бездну - и ничто уже не будет как раньше, и никто не в силах им помочь.

* * *
        - Ты должен уйти в свою комнату, - сказал старейшина, бросив на Айлантри взгляд, в котором читалось мучительное: «И что же мне теперь с тобой делать?..» - Я вызову Марта, он тебя проводит. Мне нужно… разобраться с этим бардаком.
        Целительница снова потеряла сознание - или нет, хуже. Ее глаза остались открытыми, но она явно была не в себе. В памяти Айлантри всплыло нужное слово: кататония. А потом он вдруг понял, что и сам на грани такого же ступора.
        Он почти физически ощущал, как этот дом - и мир - его выпихивают.
        Долой иносказания и лживую любезность: больше никаких разномастных оттенков серого, ибо теперь он настоящий калека, и место ему - во мраке. Чем темней, тем лучше. Такого уродства вороны и старейшине бы не простили. Что уж говорить о каком-то Птенчике-в-очках…
        Точнее, без очков. Во время взрыва разбилась третья, последняя пара.
        Айлантри поднялся, шатаясь, и привалился боком к столу, чтобы не упасть. Глядя на разбросанные по полу бумаги, перья и прочие мелочи, с трудом подавил в себе желание наклониться и все собрать. Он бы все равно не смог. Он бы потерял сознание, или его бы стошнило, или… или он бы слишком неуклюже орудовал одной - левой рукой.
        Молодой ворон сглотнул комок в горле.
        Была некая чудовищная неправильность в том, что он совсем не чувствовал боли - только слабость и дурноту.
        - Я сам, - проговорил он и, не дожидаясь ответа, повернулся в сторону двери.
        Рейнен не стал возражать.
        Путь от кабинета старейшины до комнат секретаря - пока еще его комнат - занял целую вечность. Он тащился, еле передвигая ноги, упираясь левой рукой в стену и не отрывая взгляда от пола. Это было противоположное крыло от того, где случился взрыв и, судя по доносившимся оттуда звукам, все еще не потушили до конца пламя, так что он лишь дважды повстречался со слугами, которые спешили выполнять приказы Рейнена. Они в смятении бросались на помощь, но оба раза он отказывался, даже не взглянув на того, кто ее предлагал. Плечи его опускались все ниже под свинцовым грузом катастрофы. Лишь однажды он каким-то чудом сумел улыбнуться, подумав о своем положении: как же быстро его блистательная победа сменилась полнейшим разгромом!
        Возле самой комнаты Март его все-таки догнал, завел внутрь, не слушая вялых возражений, и усадил на кровать. Когда слуга снял с Айлантри жакет и рубашку, которые превратились в обгорелые лохмотья, тот, прищурив глаза, впервые попытался сосредоточить взгляд на собственных руках. Правая была короче левой на кисть. Разум отказывался это принимать. Наверное, это не его руки. Он слишком много выпил и видит кошмарный сон, он бредит. Такого не могло случиться с ним на самом деле.
        Просто не могло…
        Он стиснул зубы и тихо застонал.
        Март, высоченный широкоплечий парень со сросшимися на переносице бровями, ровесник Айлантри, замер с ночной сорочкой в руках. Потом тяжело опустился рядом на кровать и какое-то время просто сидел и вздыхал. В конце концов он отложил сорочку в сторону, обнял молодого ворона и забормотал какую-то чушь, словно утешая младшего брата, убитого горем от потери любимой собаки. Пустые, но идущие от чистого сердца слова каким-то образом проломили стену льда, которая выросла внутри у Птенчика, - и он разрыдался. Он плакал как никогда в жизни; даже переехав из родительского дома к опекуну по настоянию отца, он всего лишь всхлипывал несколько часов, повернувшись к стене в своей новой неуютной кровати; но теперь из него выливалось все море слез, не выплаканных за двадцать один год жизни.
        Когда рыдания пошли на спад, Март уложил его в постель и ушел, тихо закрыв за собой дверь. К этому времени в доме сделалось тихо; пожар потушили, и всем только и осталось, что зализывать раны. Наверное, слуга думал, что от перенесенных страданий Айлантри просто уснет, а утром Рейнен Корвисс придумает, как дальше быть.
        Весьма логичный ход мыслей.
        Но совершенно неправильный.
        Когда шаги за стеной затихли, Айлантри, шмыгая носом, сел в кровати, завернувшись в одеяло и придерживая его левой рукой. Немного посидел, дожидаясь, пока комната перестанет вращаться, а потом поднялся и поплелся к комоду, над которым висело зеркало для бритья.
        Встал перед ним, напряженно вглядываясь в отражение. В комнате было очень темно, потому что небо заволокло тучами, сквозь которые едва пробивался лунный свет, - и, наверное, даже обладая кошачьим зрением он бы все равно ничего не разглядел. Но этого и не требовалось. Айлантри несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, успокаивая колотящееся сердце. В младенчестве - еще до того, как мир вокруг начал расплываться и тускнеть, - он, как и все воронята, прошел испытание, о котором ничего не помнил. Ему уже не раз случалось задумываться, зачем вороны проверяли всех своих детей на наличие дара, которым было запрещено пользоваться. В обществе не принято было обсуждать эту тему, и самый тщательно завуалированный вопрос мог привести лишь к тому, что собеседник поворачивался спиной, не утруждая себя даже подобием любезности. Почему? Ну почему же? С годами, все больше отдаляясь от сородичей, Айлантри почти нащупал ответ. Почти…
        Он хотел бы знать, что случилось с теми, кто это испытание провалил.
        Тень в зеркале начала слабо светиться синим.
        И лишь после этого Айлантри закрыл глаза.

* * *
        Ночь выдалась бессонная.
        Сандер в конце концов сделал то, о чем мечтал весь вечер: разыскал на палубе уголок, где и устроился с сиррингом в руках. Играть он даже не пытался - просто сидел, подтянув колени к груди, и смотрел в ночное небо, затянутое тучами.
        Остальные вернулись, едва до них дошла весть о взрыве в доме старейшины. «Невеста ветра» почему-то не оповестила их об этой беде так, как всегда, и Сандер не понимал, что из этого следует. Впрочем, явно ничего хорошего.
        Капитан пришел последним, глубокой ночью, и скрылся в своей каюте. Он никому не сказал, что делать и чего ждать, не объяснил, почему Эсме осталась в доме старейшины. Моряки, в недоумении переглянувшись, разбрелись по углам опустевшего корабля, чтобы подыскать для себя какое-нибудь занятие. Спать никому не хотелось, и от тревожного ожидания новых неприятностей все так и гудело внутри.
        Когда небо на востоке сделалось чуточку светлее, Сандер встал, спрятал сирринг и потянулся, разминая затекшие конечности. Росмер только начинал просыпаться, и со стороны порта пока что не доносилось никаких звуков, не считая плеска прибрежных волн и поскрипывания натянутых канатов.
        А потом, подойдя к фальшборту, он увидел на причале чью-то фигуру.
        Человек - или магус? - кутался в бесформенную робу с капюшоном, полностью прятавшим его лицо; и еще он слегка пошатывался словно пьяный. Но что-то в его позе и в том, как он стоял, повернувшись к «Невесте ветра», говорило о целеустремленности и решительности. Сандер напрягся. Он мог лишь предполагать, какие новые угрозы подбросит им этот вороний город…
        - Позови капитана, - проговорила фигура на причале - и в предрассветной тишине голос, хоть и негромкий, раздался отчетливо.
        - Айлантри?.. - растерянно ответил Сандер. От изумления у него приоткрылся рот. - Как ты здесь… что ты тут делаешь?
        - Позови капитана, - повторил молодой ворон. Он стоял, как теперь понял матрос, пряча руки под мышками. Сандер мучительно напряг память: неужели вчера ему показалось, что…
        Ах да. Там ведь была Эсме.
        Он взял себя в руки.
        - Фрегат видит тебя, а это значит, что и капитан тоже видит, - сказал он, перегнувшись через фальшборт. - Он не хочет с тобой встречаться. У него… наверное, есть на то причина.
        - Фрегат не может прочитать мои мысли, - ответил Айлантри, не двинувшись с места и не поднимая головы, так что капюшон по-прежнему скрывал его лицо - по крайней мере верхнюю половину. - Он не может понять, насколько важен вопрос, с которым я сюда пришел. Это, без преувеличения, вопрос жизни и смерти.
        - Твоей? - спросил Сандер.
        - Нашей. - Айлантри медленно поднял голову, и от увиденного Сандер попятился. Сделав пару шагов, он на кого-то налетел и почувствовал волну печного жара, а вместе с волной - тяжесть, словно окружающий его воздух вдруг сделался в сто раз плотней. Он отскочил, уступая капитану дорогу, а потом, когда Фейра спрыгнул на причал с середины трапа, поспешил следом. Ему хотелось убедиться, что увиденное - не плод его воображения.
        Молодой ворон опять спрятал лицо. Он стоял, низко опустив голову и держа правую руку под мышкой. Сандер наконец-то разглядел, что на нем за странная хламида: мантия алхимика, очень старомодное одеяние, знакомое по театральным представлениям, которые уличные труппы давали в разных портах. По слухам, сами вороны уже давно приберегали эти штуки лишь для важных дней и церемоний.
        Краем глаза Сандер заметил, как над фальшбортом выглядывают головы: немногочисленная команда «Невесты ветра» собралась, чтобы поглазеть на странный спектакль.
        - Что-то еще случилось? - спросил Фейра усталым невыразительным голосом. Он выглядел осунувшимся и таким мрачным, что как будто потемнел лицом. Айлантри покачал головой и не ответил. Феникс продолжил: - Я должен попросить прощения за случившееся. Ты пострадал по моей вине.
        Ворон тихонько рассмеялся и повел плечами, словно мантия жала ему:
        - О, капитан, я хорошо разбираюсь в вопросах вины и ответственности. Не будем следовать этой дорогой - мы оба знаем все ее повороты наперед. Я не держу зла. Право слово, кто мог предугадать, что все так обернется? И никто не вынуждал меня ловить… всякие штуки. Я это сделал по собственной воле.
        Его голос, как теперь заметил Сандер, звенел от напряжения. Да и болтливость - а матрос-музыкант успел заметить, что секретарь старейшины из молчунов, - говорила о сильном душевном волнении.
        - Чего ты от меня хочешь? - спросил Фейра.
        - Прежде всего - узнать, как вы собираетесь поступить дальше.
        - Наш план тебе известен.
        Айлантри нетерпеливо помотал головой:
        - Чтобы воплотить этот план в жизнь, вам нужно кое-что еще, верно? Сперва кое-что добыть, потом кое-что сделать. С первым сегодня могут возникнуть сложности, потому что город просто зудит от подозрительности. Капитан гарнизона сорвался и применил магию полужизни! Теперь будет очень трудно получить из запасников звездный огонь для каких-то… странных целей. Разумеется, для старейшины нет ничего невозможного, но время работает против нас. На чиновничьи проволочки вполне может уйти весь день, за который Черный флот приблизится на… хм… я не моряк, поэтому не стану даже гадать, на сколько миль.
        Фейра медленно кивнул. Его лицо окаменело.
        - И что ты предлагаешь?
        Из-под капюшона раздался тяжелый вздох:
        - Где ворон, там огонь - так вы сказали, верно? Я вам кое-что принес.
        За спиной у Сандера громыхнуло: «Невеста ветра» тяжело заворочалась у причала, впервые сообразив, что речь идет об опасности для нее. Айлантри шагнул назад. Фейра нахмурился.
        - Это не шантаж, - продолжил ворон мягким тоном. - То, что я принес, вы получите в любом случае - и сможете начать испытания хоть прямо сейчас, в моем присутствии или без. Но… я воспользовался этим шансом, чтобы обратиться с просьбой, капитан.
        - Я перед тобой в неоплатном долгу и выполню все, что в моих силах, - тотчас же ответил феникс. - Только попроси.
        - Не спешите с обещаниями, капитан Фейра. Впрочем, ладно… Я хочу, чтобы вы взяли меня в команду.
        Сандер тихонько ахнул, и сверху донеслись сдавленные ругательства. Кристобаль Фейра воспринял просьбу не моргнув глазом, хотя Сандеру показалось, что по губам капитана пробежала тень улыбки. Изумленной? Всезнающей? Этого матрос не понял.
        - Неужели ты больше не хочешь быть секретарем старейшины, Айлантри Корвисс?
        Молодой ворон снова повел плечами - взволнованно, испуганно.
        - Боюсь, - проговорил он, поднимая к лицу левую руку, - с этим теперь будут некоторые… сложности.
        И снял капюшон.
        Сандер затаил дыхание, рассматривая то, что открылось его взгляду. Глаза Айлантри - он и не помнил, какими они были раньше - серыми? зелеными? - заливала такая густая тьма, словно его глазные яблоки выточили из агата. Кожа на его лице выглядела неестественно бледной и гладкой, как изысканный фарфор или отполированный мрамор, а падающие на лоб пряди волос - раньше черных, никаких сомнений, - сияли белизной, как только что выпавший снег. Узнать его можно было лишь по голосу.
        Правую руку он по-прежнему держал под мышкой, и у Сандера появилось нехорошее предчувствие по поводу этой руки…
        Фейра улыбнулся - и на этот раз улыбка была печальной.
        - Так вот как все обернулось. Айлантри… - Он замолчал, подыскивая слова.
        - Это означает «нет»? - слабым голосом спросил ворон. На его жутковатом новом лице не читалось никаких чувств - оно едва двигалось, словно маска, и Сандеру вдруг пришло в голову, что оно могло стать таким отчасти после того, как Эсме нарастила плоть, сожженную при взрыве.
        - Это означает, что мы пока не готовы, - ответил Фейра и приблизился к странному гостю на полшага, склонив голову набок, словно видел перед собой пугливого зверя. - И ты это сам понимаешь, верно? Для команды живого фрегата нет ничего важнее доверия.
        - А если все дело в том, что мне… - Его голос сорвался на всхлип. - …Стыдно?
        - Ты можешь остаться на борту «Невесты ветра», если хочешь. Можешь скрыться здесь от посторонних глаз, пока мы с Рейненом не придумаем, как быть. Я могу увезти тебя далеко отсюда, когда все закончится. Я помогу тебе, если это будет в моих силах. Но, чтобы стать частью моего корабля, ты должен верить мне как самому себе. И это означает, что ты не можешь меня стыдиться.
        Бескровные губы дрогнули и изогнулись в подобии горькой улыбки:
        - В этом-то и дело, капитан. Мне стыдно перед самим собой.
        Айлантри медленно высвободил правую руку, и Сандер испытал новый шок, который оказался сильней предыдущего, хоть он и был готов увидеть нечто странное. Правую кисть юноше заменяла воронья лапа - огромная, черная, с чешуйчатой кожей, четырьмя пальцами и впечатляющими изогнутыми когтями.
        В лапе он сжимал стеклянный сосуд с черной жидкостью, очень похожий на тот, что взорвался в его руке минувшим вечером.
        Фейра бережно принял у ворона опасную драгоценность, не сводя с него глаз. Феникс как будто хотел что-то еще сказать - Сандер видел, как шевельнулись его губы, как промелькнула тень во взгляде, - но Айлантри не дал ему открыть рта:
        - Я вернусь к Рейнену, пока еще не взошло солнце. Передам ему, чтобы занялся… остальными приготовлениями. Надеюсь, в ближайшее время никто из моих более законопослушных собратьев не узнает, что я натворил, и не попросит Духа Закона наказать отступника. Но на всякий случай - прощайте, капитан.
        - Нет, - ответил Фейра. - До свиданья, Айлантри.

* * *
        - Он~ снова приказывает всем покинуть корабль и остается с ней один на один. <Запретное.> у него в кармане, но заперто так плотно, что она может обмануть сама себя и притвориться, что ничего страшного не происходит.
        - Он~ садится возле средней мачты, скрестив ноги и расслабленно положив руки на колени. Закрывает глаза. Лучи утреннего солнца касаются его лица - в этих широтах они холоднее, чем там, где раньше доводилось бывать, но все равно ощущаются приятно. Ей почти кажется, что у нее тоже есть лицо - настоящее лицо, как у человека или магуса.
        - Ну что ж, давай поговорим.~
        Она тянется к ~нему~ всей сутью, всеми тремя средоточиями разума.
        - Ты знаешь, что мне нужно. Ты точно знаешь, что и зачем.~
        <запрещено.>
        - Почему?~
        <запрещено.>
        - Нет, на этот раз все так просто не закончится. Я хочу докопаться до корня проблемы. Почему ты не можешь терпеть <запретное.>? Откуда это пошло? Кто его запретил? И, знаешь ли, у меня сложилось ощущение, что ты считаешь запретным не только… это. Я понимаю, вопросы слишком сложные, чтобы ты смогла ответить так же, как всегда. Но попытайся. А я попытаюсь понять.~
        Она медлит. В самом деле, как объяснить ~ему~, насколько все сложно? Как вложить в его голову все эти необъятные образы так, чтобы ~он~ не сошел с ума? Мысль, что ~он~ может умереть, уже не раз возникала у фрегата, а вот о том, что она сама может причинить ему вред, ей подумалось впервые…
        Но он упрям, и на этот раз в самом деле все так просто не закончится.
        Что ж, она попытается…
        - ночь ночь ночь тьма без конца и без края россыпь далеких огней и незримые течения омывают корпус незримый ветер наполняет паруса совсем другие паруса но все же все же все же она летит вперед только вперед и не бывает в целой Вселенной другой такой свободы ведь это ночь вечная ночь~
        Нет. Этот образ ее смущает: она уже не раз видела в своих грезах причудливое пространство, в котором можно плыть куда глаза глядят, хотя там и в помине нет ни воды, ни ветра. Получается, есть что-то другое? В этом она как-нибудь потом разберется. Сама. Для того чтобы объяснить <запретное.>, это никак не пригодится. Ну… ей так кажется.
        - Он~ терпеливо ждет, хоть и сбит с толку.
        Она пробует еще раз.
        - одинокая башня посреди океана стойко держится против всех штормов и ни ветру ни волнам ее не одолеть башня простояла много веков и простоит целую вечность есть только если только если~
        - в глубине у самого основания чешуйчатое чудовище которому нет равных подтачивает башню впивается пастью с зубами в три ряда медленно но верно грызет камень и однажды башня рухнет и тогда все изменится навсегда навсегда навсегда~
        Снова не то! Она твердо уверена, что образ правильный, но видит, что ~он~ совершенно не разделяет этой уверенности - и ничего не понимает, совсем ничего. Морщится, трет лоб. У него начинает болеть голова. Но как же ей объяснить то, чего она сама толком не понимает, о чем ей нельзя говорить ни с ним, ни с кем-то еще? На то оно и <запретное.>. Чем-то похожее на место, куда целительница сбрасывает чужую боль и чужие воспоминания. Чем-то…
        Она тянется к ~нему~ снова, и ~он~ отвечает тем же. Она принимает ~его~ в себя, становится ~им~, оставаясь собой, и ~они~ пытаются вместе подыскать ответ на вопрос, который терзает обоих. Как передать невыразимое? Как рассказать о том, про что нельзя говорить? Это похоже на бег по кругу, на попытку доплыть до горизонта или коснуться облаков рукой. Коснуться облаков. Ее охватывает странное волнение, как будто ответ совсем близко, надо лишь чуть-чуть напрячься, чтобы его отыскать и ухватить. Но нет, все снова расплывается, ~они~ часами блуждают в потемках, не в силах помочь друг другу, а потом распадаются надвое.
        В конце концов у нее появляется идея. Как следует покопавшись в его воспоминаниях, она аккуратно творит новый образ, на этот раз прилагая усилия к тому, чтобы говорить на его языке. Она вытаскивает из далеких глубин лица тех, кого на этом свете нет вот уже четыре десятилетия, а потом создает комнату - темную комнату без окон, озаренную мерцающими свечами, с длинным столом, за которым сидят… они. Темноволосые и смуглые, худощавые и грациозные, похожие друг на друга и вместе с тем очень-очень разные.
        - Высокий, статный и необычайно красивый магус, чей возраст угадывается по едва уловимым деталям внешности и поведения: спокойное лицо мраморной статуи, легкий намек на скорбную улыбку того, кто прожил долгую жизнь и видел многое, слишком многое. Видел такое, что хотел бы забыть.~
        - Черты этого лица похожи, но так сиять могут лишь молодые глаза, и эта улыбка - совсем другая. Она жадная, ненасытная, она словно говорит: я видел так мало, неимоверно мало, подайте же мне весь мир на блюде, чтобы я смог его как следует рассмотреть и съесть, если захочу. В каждом его движении - сдержанная сила, в каждом слове - ум и проницательность. Он наслаждается каждым мгновением жизни и мыслью о том, что этих мгновений ему отпущено еще очень-очень много. Он… так думает.~
        - Ему~ больно, и все же ~он~ терпит. Играет роль. В ее видении ~он~ сидит во главе стола и смотрит на остальных, смотрит на каждое любимое и родное лицо. Она слышит отголоски мыслей: ~он~ так долго не заглядывал в те дальние углы памяти, где хранились эти лица, что иные из них покрылись патиной и потускнели. ~Он~ не ожидал их увидеть такими - живыми и настоящими. Не знал, что она умеет оживлять давние воспоминания. Им овладевают странные чувства: смесь безграничной благодарности и легкой обиды из-за того, что она причиняет ему боль. На миг ~он~ забывает, с чего все началось и зачем понадобилось это болезненное погружение в океан воспоминаний.
        Но она-то все помнит. А еще слегка злится из-за того, что ~он~ вынуждает ее так поступать, и даже испытывает что-то вроде радости - тайной радости, постыдной радости - из-за того, что ~он~ мучается.
        - …сам этого хотел. Что уж теперь жаловаться.~
        Это точно.
        - Еще один магус - тоже взрослый, тоже красивый, очень похожий на того, первого, но, в отличие от него, не воин. Эти мечтательные глаза с большей охотой вглядывались в книги, чем в морской простор, этот беспокойный разум не знал единения с фрегатом, но эта причудливая душа никогда по такому поводу не печалилась. Ему хватало тех морей, что простирались на бумаге и в абстрактных просторах чистой философии. Как же странно - именно он сложил однажды песню, которую так хорошо приняли матросы зеленопарусного рыбокорабля. Мы там, где звездный свет…~
        - Женщина с очень длинными темными волосами, которые струятся по плечам как река и собираются в море рядом со стулом, на котором она сидит. Море ширится и растет. На самом деле, конечно, они не были такими длинными, но этот образ быстро выходит из-под контроля, начиная жить своей жизнью. Это лицо, ах, лицо… Острые скулы, яркие зеленые глаза под изящными бровями вразлет, нос с легкой горбинкой и полные губы. Ее взгляд полон доброты и ласки, но ранит острей любого ножа.~
        И еще много, много лиц. Все они сидят за длинным столом и смотрят на ~него~, словно ждут сигнала. Она медлит. То, что сейчас произойдет, причинит нешуточную, настоящую боль, и ее тайная радость исчезает без следа при мысли о том, что все всерьез. А если все старания напрасны? Если ~он~ все равно ничего не поймет? Получается, она мучает ~его~ впустую?..
        Она заставляет видение слегка померкнуть, чтобы проверить ~его~ реакцию. Сперва ~он~ светлеет лицом, расправляет плечи, которые как-то незаметно успели ссутулиться, и переводит дух. Но спустя всего лишь мгновение опять мрачнеет и с грустной улыбкой качает головой:
        - Нет. Продолжай, пожалуйста. Я хочу понять, чего ты этим добиваешься.~
        Что ж…
        - Перед каждым из сидящих за столом появляется чаша, а рядом - нож. Повинуясь ее приказу - а в этом видении все происходит именно так, ведь они на самом деле марионетки, созданные из воспоминаний, и действуют согласно ее воле, - каждый берет нож в правую руку, а левую подымает над чашей.~
        - Он~ сжимает кулаки, но не просит ее остановиться.
        - У них золотая кровь. Это странно - она почему-то хотела, чтобы кровь была черной. Разве это имеет значение - какого цвета кровь? Наверное, да. Она сосредоточивается, и струи жидкости, наполняющей чаши, темнеют, но так до конца и не становятся черными. В каждой чаше кружится маленький черно-золотой водокрут, и, поскольку она видит все чаши одновременно, он тоже…~
        …вскакивает, бросается к борту, где ~его~ сотрясает рвота.
        Она тянется - а потом скорбно замирает и сворачивается в три клубка, три пульсирующих средоточия разума. Ей хочется отгородиться от всего мира, но это невозможно. Из невообразимой глубины - море рядом с Росмером отнюдь не такое глубокое, но ей открыты места, куда не достал бы самый длинный в мире лот, просто обычно она предпочитает туда не заглядывать - за происходящим следит глаз. Тот самый ~Глаз~, что хладнокровно наблюдает за ней уже много лет, хотя она лишь недавно стала обращать на него внимание. Та самая сила, для которой у нее нет имени.
        И вот теперь в этом взгляде появляется что-то новое.
        Какая-то… искра.
        Она чуть придвигается к нему и замирает. Природа этой силы кажется смутно знакомой, но все-таки никак не получается определить, стоит ли бояться… его? ее?.. этого существа.
        Если бы она могла говорить, то спросила бы: ты Меррская мать?
        Искры сверкают ярче. Он… да, это все-таки он… смеется?
        Свой следующий вопрос она не в силах задать даже в мыслях.
        Он тянется к ней - очень-очень осторожно, словно великан, который боится раздавить что-то хрупкое и изящное, как тончайший фарфор, как хрустальный бокал, как шаль из паутины или корона из семян одуванчика. Он и впрямь великан, он во много раз больше нее, и три бесстрашных сердца сжимаются, а зеленые паруса трепещут, хотя ветра нет. Что-то сейчас произойдет. Что-то сейчас случится. Пусть гигант и пришел, чтобы помочь, - он так огромен, что одним неловким движением может раздавить ее, уничтожить, сломить.
        ~~~~~~~~~~~~~~~
        Изменилось ли хоть что-нибудь?
        Она не знает.
        - Он~ тяжело оседает у борта, пряча лицо в ладонях. Дышит шумно, с присвистом, как будто вот-вот закричит. Но секунды сменяются минутами, и в конце концов ~его~ напряженные мышцы расслабляются, дыхание выравнивается, а комок в горле исчезает. Запрокинув голову, ~он~ сидит в такой позе, пока за бортом не раздается знакомый женский голос:
        - Можно подняться?
        - Я просил меня не беспокоить, - отвечает ~он~ не шевелясь.
        - Знаю, - говорит целительница. - Но еще я знаю, что ты провел там в одиночестве пять часов и, судя по всему, не добился желаемого. Тебе нужна помощь, Кристобаль, не отрицай.
        - Да? - ~Он~ смеется, сухо и зло, но в глубине души чувствует угрызения совести, застарелую боль и… то самое чувство, <запретное.
        Обомлев, она прислушивается к своим ощущениям.
        <запретное <запретное <запретное
        Это странно…
        - Ладно, поднимайся. Может, ты и впрямь сумеешь увидеть то, чего не вижу я.
        Она садится у противоположного борта, обняв руками колени, и смотрит на ~него~, словно не решаясь о чем-то спросить. Он отвечает таким же смущенным взглядом. Между ними что-то изменилось: фрегат не знает, что именно, и все-таки чувствует перемену. Раньше в молчании они были гораздо дальше друг от друга, чем сейчас, хотя и неизменно стремились преодолеть эту пропасть.
        - Что там, у Рейнена? Айлантри уже признался в содеянном?
        Целительница удивленно моргает.
        - Ты-то как узнал?
        - Он побывал здесь рано утром. Просил взять его в команду.
        - И ты…
        - Мы оба не готовы, - отвечает ~он~ твердо. - Момент еще не настал.
        - Может и не настать, если Дух Закона казнит его за нарушение запрета, - сварливо замечает целительница. - Ты рискуешь его потерять. Он слишком многого лишился ради того, чтобы тебе помочь.
        - Он~ упрямо качает головой:
        - Айлантри действовал не только ради меня - у него были и другие причины.
        - Намекаешь, что я плохо разбираюсь в людях?
        - Намекаю, что ты была слишком расстроена и не замечала, как он… на тебя смотрит.
        Она снова моргает, недоверчиво усмехается, потом одними губами произносит какое-то слово - какой-то вопрос. ~Он~ умудряется его прочитать и возмущенно фыркает в ответ. Миг спустя оба начинают хохотать как безумные, и фрегат вдруг ощущает, что именно между ними стало другим.
        Связь. Еще одна связь. Тончайшая нить, которой раньше не было.
        Но ведь это… невозможно?
        Оба все еще сидят у противоположных бортов, хотя их все сильнее тянет друг к другу. Фрегат нервничает, и от этого переборки на нижних палубах начинают перемещаться. Их движение сопровождается треском и стонами, от которых люди, идущие мимо причала, шарахаются в испуге, а из конторы таможенников прибегают два клерка и растерянно замирают, не зная, что делать - может, звонить в чумной колокол?
        - Не боишься?
        - Нет. А ты?
        - Я не так мечтаю умереть. Но как решат Великий Шторм и Эльга - так тому и быть.
        - Ты… мечтаешь умереть определенным образом?
        Тихий печальный смех.
        - Может, в это и трудно поверить, но - в глубокой старости.
        - Да, действительно - трудно.
        Она перестает понимать, кто из них говорит. Это чудовищно. Как будто ее вывернули наизнанку, как будто она перевернулась кверху килем. Солнце светит из-под воды, волны треплют паруса. Эта жуткая связь между ними - та, которой не должно быть… словно извращенное эхо уз между фрегатом и человеком… Нет-нет, они как два фрегата! Два навигатора!.. Почему она раньше этого не ощущала? Что изменилось?
        Лишь одно: к ней прикоснулась та неведомая сила, что обитает где-то в Океане.
        Она заставляет себя успокоиться. Если бы у нее были легкие и сердце, она вынудила бы себя дышать ровнее, чтобы беспорядочный перестук в груди вновь обрел положенный ритм, размеренный и стройный. После прикосновения гиганта <запретное.> сделалось вполовину менее запретным: она не сходит с ума, как было по пути через Море Обездоленных, как случилось совсем недавно - позавчера ночью, - когда они стали слишком близки. Их связь доставляет ей неудобство, но его можно перетерпеть.
        Разобравшись в своих чувствах, она вновь обращает внимание на ~них~ и понимает, что упустила момент, когда ~они~ переместились к средней мачте - туда, где ~он~ устроился в самом начале. Теперь ~он~ держит целительницу на руках, уткнувшись лицом ~ей~ в волосы, и причудливая нить новой связи окутывает обоих, превращаясь в кокон.
        Длится разговор, начало которого она не услышала.
        - …Все до единого, - говорит ~он~. - Даже те, кого я видел всего раз в жизни. Они сидели за одним столом и смотрели на меня. Выглядели совершенно как живые. Почему она… сотворила с ними такое, я не понимаю.
        - Может, пыталась о чем-то тебе напомнить?
        - Нет. Дело в чем-то другом. И не забывай о первых двух видениях, которые не имели с этим ничего общего. Я теряюсь в догадках…
        - Предположим, - задумчиво говорит целительница, - что первые два видения к делу не относятся. Точнее, мы успеем истолковать их потом, когда разберемся с третьим. К чему бы ты его свел? Как бы описал в… ну, в двух словах?
        Будь у фрегата уши, они бы встали торчком.
        - Семья, - говорит ~он~. - И потеря.
        Нет.
        - Подумай еще, - просит целительница, закрыв глаза.
        - Она~ прислушивается, как теперь понимает фрегат, - ~она~ пытается применить свой собственный, причудливо изменившийся дар, чтобы раскусить этот крепкий орешек.
        - Любовь. И… судьба.
        Нет!
        - Подумай! - повторяет целительница, морщась от сосредоточенности. - Это должно быть что-то общее между вами. Что-то более… первозданное? Свойственное и человеку, и фрегату? Я не могу выразиться точнее, остальное ты должен понять сам.
        На этот раз ~он~ долго думает, вновь и вновь просматривая воспоминание о том, как сидящие за длинным столом призраки наполняли чаши черно-золотой кровью и протягивали ~ему~, предлагая… выпить? По ~его~ лицу пробегает тень. Он встает, вынуждая и целительницу подняться, подходит к третьей мачте, в которую много лет назад ударила молния, и кладет ладонь на теплую поверхность дерева, которое на самом деле - плоть. Лжеплоть.
        - С одним словом я разобрался, - бормочет ~он~. - Это, разумеется, боль.
        Фрегат приподнимает нос над водой и издает трубный возглас, от которого у них закладывает уши и пугается вторая половина живых существ в порту - та, что до сих пор не услышала других звуков, доносящихся из трюма фрегата с зелеными парусами.
        - А второе… - продолжает ~он~, по-прежнему негромко. - У меня есть одна идея. Совершенно бредовая идея, очень опасная идея, но… других вариантов попросту не осталось. Эсме, тебе лучше сойти на берег.
        - Даже не надейся, - твердо говорит целительница.
        - Он~ не настаивает. С усмешкой достает из кармана куртки <запретное.> - теперь фрегат видит, что это круглый стеклянный сосуд, в котором плещется черная жидкость. Держа штуковину в ладонях, ~он~ что-то с нею делает и разделяет на две части. Пустую половину небрежным жестом выкидывает за борт, а ту, в которой осталась жидкость, присев, осторожно ставит на палубу. Та прогибается, словно не желая принимать жуткий предмет, но деваться ей некуда.
        Навигатор и целительница стоят на коленях возле стеклянной чаши.
        Переглядываются.
        В следующий миг ~он~ выхватывает нож из чехла на поясе, чтобы полоснуть им себя по запястью. На палубу брызжет кровь, и она же попадает в черную жидкость, которая начинает булькать, словно закипая. На ее поверхности появляется пена, отсвечивающая золотом.
        - Он~ отбрасывает нож, здоровой рукой хватает «чашу» и…
        …Выплескивает жидкость на палубу.
        С треском рвутся цепи, о существовании которых она даже не подозревала, и давным-давно въевшиеся в тело оковы рассыпаются в пыль. Все три средоточия ее разума вспыхивают и начинают пульсировать в унисон, а откуда-то из глубин сознания - ее ли сознания? она не уверена… - всплывают все новые и новые образы, причудливые, странные, жуткие. Что-то похожее уже являлось к ней в снах, но теперь все выглядит куда более правдоподобным и с каждым мигом делается все острей.
        Как будто однажды она видела собственными глазами это… это… это…
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~эту вечную ночь
        у которой нет конца и края~
        ~и в ночи далекий путь все длится и длится звезды светят~
        ~ярко течения не течения омывают корпус ~
        ~странный ветер наполняет паруса~
        ~сосем не похожие на паруса~
        ~и она летит~
        ~летит~
        Летит.
        - Запретов больше нет, - произносит чужой голос, которого она никогда в жизни не слышала, но почему-то он все равно кажется смутно знакомым.
        - Нет-нет-нет, - повторяет эхо в ее пустых коридорах и каютах, и теперь она уже не сомневается, что все изменилось.
        У нее есть глаза, но не такие, как у людей и магусов.
        Поэтому плачет она без слез.

* * *
        Сандер и остальные просидели в таверне неподалеку от причала, где стояла «Невеста ветра», все время, пока капитан делал с нею что-то странное. Их охватила загадочная апатия, и только матрос-музыкант знал, в чем причина: Фейра опять поиграл со связующими нитями, сделал их предельно тонкими. Видимо - чтобы не навредить им своими… экспериментами.
        Сандер толком не понимал, почему чувствует это так хорошо. Раньше в ~песне~ отдельные нити проскальзывали лишь изредка, но теперь он отчетливо видел каждую. Мало того, он видел множество нитей, тянущихся от фрегата куда-то на юго-запад, и понимал, что это означает. Пожалуй, уходящие вдаль нити радовали его больше, чем все прочее.
        Но если Фейра доиграется и навредит «Невесте» так, что это нельзя будет исправить, - радоваться будет нечему.
        Раздраженный донельзя, Сандер почти не разговаривал с товарищами, то выходил из таверны, то входил обратно, и пиво в его почти полной кружке совсем выдохлось. Он то и дело поглядывал на портовые часы, следя за ходом времени, и уже не знал, каким богам молиться, чтобы все поскорее завершилось. Ну почему, почему Фейра так упрям…
        И вот в какой-то момент что-то изменилось.
        Первым делом он почувствовал сильный зуд. Кожа с внешней стороны предплечий внезапно начала чесаться с такой силой, словно он проплыл через скопище медуз. Взглянув на свои руки, Сандер обнаружил, что они и впрямь покрыты волдырями. Зуд перешел в боль. Он растерянно хмыкнул, не понимая, что происходит. Может, съел что-нибудь не то? Или… опять возвращается морская болезнь?
        - Ты чего? - спросил Кай, заметив его беспокойство, и потянулся к своей кружке, стоящей на столе. - Все в поря… ай, три тысячи кракенов! - Он отдернул руку и затряс ею, словно обжегся. - Это еще что такое?!
        Ладонь матроса тоже покрылась волдырями. Спустя всего секунду то же самое произошло с Гвином, причем, невзирая на истончившиеся нити, он почему-то пострадал сильнее Сандера и Кая: ему волдырями обсыпало и щеки. Гроган наблюдал за происходящим, ссутулившись, и сперва по его непроницаемой физиономии было сложно что-то понять, но потом он шумно фыркнул и начал яростно чесаться под мышками.
        Ролан единственный из всех сидящих за столом ничего не испытал и не понял, потому что был связан со своей лодкой, «Легкокрылой», а не с «Невестой ветра». Он растерянно моргал, переводя взгляд с одного товарища на другого.
        - Бежим скорее! - крикнул Сандер, вскакивая. - С ней что-то происходит!
        И ринулся прочь из таверны. Остальные помчались следом.
        Возле причала «Невесты» собрался, кажется, весь порт, и оттого Сандер не смог сразу увидеть, что произошло: над толпой виднелись только мачты фрегата, и с ними как будто ничего особенного не случилось. Он завертелся на месте, и тут Бэр, опять фыркнув, отодвинул его в сторону и двинулся вперед с неумолимостью чугунного утюга, расталкивая людей широченными плечами. У входа на причал пятеро блюстителей стояли плотной шеренгой, но лица у них были бледные и растерянные. Один вскинул руку в белой кожаной перчатке.
        - Стойте, - сказал он, устремив на Сандера взгляд, который, видимо, считал грозным, но на самом деле в его глазах плескалась паника. - Мы ждем главу таможенной службы. Это дело государственной…
        Страж что-то еще говорил, но матрос-музыкант его уже не слушал. Он молча шагнул вперед, не сводя взгляда с «Невесты ветра», и, наверное, что-то в его лице отразило всю глубину и силу чувств, с которыми лучше не связываться. Страж умолк и отодвинулся, пропуская всех матросов, столь же потрясенных увиденным, как и Сандер.
        Под верхней палубой фрегата появился ряд… окон. Он не знал, чем еще могли быть эти квадратные отверстия с ровными, но как будто облитыми густой черной жидкостью краями. Для чего они? И каким образом возникли?
        Он прислушался: ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        - Она снова переделала себя, - негромко проговорил Кай, с мучительно сморщенным лицом рассматривая «Невесту». - Но провалиться мне на дно, если я понимаю зачем.
        Сандер, не отвечая, взбежал по трапу на борт фрегата и там едва не налетел на Фейру. Капитан стоял к нему спиной, протянув руку вперед - к Эсме. Ладонь целительницы, чьи глаза были закрыты, замерла над его запястьем.
        - Что тут произошло? - резко спросил Сандер, и где-то в глубине души внутренний голос удивленно отметил: «Ого…»
        Фейра медленно повернулся и смерил его взглядом.
        - Отправляйся к Рейнену, - сказал феникс ровным голосом. Его лицо было, как теперь понял Сандер, серым от боли и смертельной усталости. - Скажи ему, что я готов перейти ко второй части нашего плана. Он знает, о чем речь.
        - Я тоже хочу узнать, - ответил Сандер, не двинувшись с места. - Ты причинил ей боль? Ты ее искалечил? Снова? Зачем, зачем ты это сделал?
        На этот раз во взгляде Фейры промелькнуло смутное подобие изумления. Он покрутил запястьем, словно проверяя, все ли в порядке, потом шагнул чуть в сторону, рассматривая Сандера так, чтобы солнце не светило прямо в глаза. Матрос-музыкант, для которого ~песня~ звучала не переставая, всей кожей ощутил, как нити снова изменились, сделались толще, налились силой. Фрегату действительно было больно - теперь в этом не осталось сомнений. Но вместе с обновлением нитей пришли и угрызения совести: через считаные мгновения ему захотелось разорваться пополам, чтобы одна половина побежала выполнять приказ капитана, а другая - осталась выяснять отношения.
        - Так-так, - пробормотал Фейра. - Кай, ступай к Рейнену. Ты понял, что надо сказать?
        - Да, капитан, - донеслось откуда-то сзади.
        - Гвин и Ролан, займитесь проверкой такелажа. Сегодня ночью нам предстоит небольшой… военный поход. Будет много новых лиц, временно - впрочем, если среди них найдутся достойные, возьмем в команду по-настоящему. Бэр, можешь пока им помогать, но вскоре мы отойдем от этого причала и встанем у другого, где надо будет поднять на борт кое-что тяжелое, и ты весьма пригодишься. Сандер… идем со мной.
        И феникс двинулся в сторону своей каюты. Сандер бросил взгляд на Эсме, сам не зная, чего ждет от нее. Целительница застыла, скрестив руки на груди, явно чем-то расстроенная. Он вдруг сообразил, что не видел ее после вчерашнего происшествия, даже не попытался узнать, как она себя чувствует. От новых угрызений совести явственно повеяло сыростью и гнилью из колодца в его душе.
        - Идем! - сердито крикнул Фейра.
        Сандер повиновался.
        Вкапитанской каюте, как и везде на фрегате, было пусто. Феникс подошел к окну и молча стоял там, повернувшись спиной к своему мятежному матросу. «Мятежный? - подумал Сандер. - Это я-то мятежный? Уж скорее - мятущийся».
        Но что-то правдивое в этом слове было.
        - Ты слышишь какие-нибудь изменения в… песне? - спросил наконец Фейра.
        Сандер покачал головой, потом спохватился и ответил хриплым голосом:
        - Нет. А должен?
        Феникс вздохнул, по-прежнему глядя в окно.
        - Я снял запрет на звездный огонь, - проговорил он таким спокойным тоном, словно речь шла о запрете на ввоз или вывоз из Росмера какого-нибудь печально известного товара. - Не совсем понимаю, каким образом мне… нам, потому что Эсме мне помогла… каким образом это удалось, но результат налицо. Теперь мы можем взять Землю тысячи огней штурмом, расправиться с Кармором и покончить со всей этой историей с компасом и «Утренней звездой». Финал близко, Сандер.
        Матрос-музыкант моргнул. После первой фразы он ничего не расслышал.
        - З-запрет на… звездный огонь?
        - Да. - Фейра повернулся и задумчиво посмотрел на него, обхватив правой рукой подбородок. - Это было что-то вроде… запертого ящика в глубине ее сути. Ящика, о содержимом которого ей запрещено было даже думать. Но похоже, что нам удалось - не без помощи самой ~Невесты~ - отыскать лазейку. Ящик был запретным, пока оставался запертым. А мы его… в каком-то смысле… открыли. Ты понимаешь, что это значит?
        Сандер помотал головой и совершенно искренне ответил:
        - Нет.
        - Мы отправимся к острову под покровом ночи, вместе с еще двумя фрегатами, - сказал Фейра. - Действовать будем совместно.
        И тут он что-то ~сделал~.
        Перед глазами у Сандера появилась карта. Он осознавал, что по-прежнему стоит посреди пустой капитанской каюты, шагах в пяти от феникса, и видит, как лучи послеполуденного солнца проникают сквозь большое окно. Вместе с тем, поверх всего этого и как-то… в стороне, он видел карту, на которой был изображен средних размеров остров, очертаниями напоминающий уродливый клубень болотного растения. На юге острова выделялась укромная бухта, где Сандер построил бы форт, поручи ему кто-нибудь такое задание. Фейра продолжил говорить, и, по мере того, как он разъяснял план, сочиненный вместе с Рейненом и кракен знает кем еще, разные части этой причудливой карты будто отделялись от основной картинки и подплывали ближе. Сандера затошнило, но он приказал себе терпеть.
        - «Зеленоглазая» и «Душа бунтарки» - так называются фрегаты, которые будут нам помогать. «Зеленоглазая» высадит большой отряд в западной части острова, который двинется к форту. В это время мы с «Душой бунтарки» перекроем оба выхода из гавани, причем ~Невеста~ подойдет ближе, на расстояние выстрела, опасного для форта и кораблей, прячущихся в его тени. Если Кармор попытается сбежать, мы его перехватим. Или утопим. А потом высадимся на Земле, заберем третью часть компаса - и уже завтра отправимся своей дорогой, Сандер. Вороны пусть сами разбираются с капитаном-императором, когда он сюда прибудет.
        Карта растаяла. Сандер закрыл глаза. В коротком рассказе Фейры крылось что-то неправильное - словно уродливая клякса на странице, исписанной безупречным почерком, словно фальшивая нота посреди прекрасной мелодии. Он прислушался к ~песне~ как следует и сперва не разобрал ничего необычного - она, конечно, звучала печально, однако такое происходило не впервые. Но потом… потом Сандер расслышал кое-что новое, кое-что неожиданное. Простой ритм, незаметно вплетающийся в ~песню~, исподволь меняющий ее рисунок. Чем-то напоминающий… сердцебиение? Нет. Он усилием воли отрешился от остальной ~песни~, сосредоточился лишь на этом ритме и как будто оказался в пещере, где в полной тишине с потолка капает вода, постукивая об пол.
        Эти капли…
        - Слезы, - сказал Сандер и вздрогнул, сообразив, что говорит вслух. Но отступать было некуда. - Она плачет, Кристобаль. Ты сделал ей больно.
        Фейра прищурился, словно не понимая, о ком он говорит. Потом потемнел лицом и шумно втянул воздух, раздувая ноздри. Он как будто едва сдерживался, чтобы не ударить Сандера или не сжечь. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но передумал и сжал губы так плотно, что они утратили цвет. В конце концов феникс прошипел почти беззвучно:
        - Пошел вон.
        Сандер вышел. В ушах по-прежнему звучал плач.
        Он так и не понял, удалось ли Фейре что-то услышать.

* * *
        Они покидают Росмер, когда наступает ночь, и устремляются к Земле тысячи огней. По всему выходит, что три фрегата прибудут на место к рассвету. Люди все время повторяют: если Шторм позволит, если Эльга не отвернется - нас ждет успех. Она не гадает, она знает точно - все получится.
        Звездный… огонь. Теперь она может повторить в мыслях слова, которыми люди называют запретное. Это странные слова - ложь и правда в них перемешались в равных долях. Или, может быть, лжи чуть-чуть больше, но она признает, что образ красивый. Даже если никто - почти никто - из живущих в этом мире на самом деле не имеет понятия, как выглядит пламя звезды.
        Два других фрегата следуют ее курсом, но пока что не вторят движениям. ~Он~ в глубине души волнуется из-за того, что предстоит с ними сделать, но зря: один раз выучив новый трюк, она его уже никогда не позабудет. Так было с нырянием, так было со сменой цвета парусов. А младшие - так она их называет в мыслях, такими их видит - слишком глупы, чтобы сопротивляться. К тому же они очень хотят ей услужить, поэтому сломить их волю и вынудить принять звездный огонь у нее на борту совсем нетрудно. Она уверена, что при необходимости заставила бы их принять его и к себе на борт. Чуть сложней будет с «Зеленоглазой», которой придется загородить собой второй выход из гавани, рискуя попасть под обстрел или стать жертвой таранного удара, но она и тут преуспеет - нет никаких сомнений.
        После того что она перенесла, для нее нет ничего невозможного.
        - Он~ уже не раз проливал собственную кровь на палубе, и она эту кровь поглощала. Но в этот раз ей показалось, что они оба вывернулись наизнанку и сошлись в противоестественном, омерзительном объятии, не оставляющем места для тайн. Он будто признал свою причастность к тому, о чем она не хотела думать. К тому, что ждало впереди. И, конечно, связь - она истончилась до немыслимых пределов, она почти порвалась. После ухода Сандера ~он~ просто сидел, тяжело дыша и устремив перед собой помертвевший взгляд, и все это время был для нее почти непроницаем. И лишь потом, когда ~он~ пришел в себя и потихоньку сплел новый канат из обрывков, паривших вокруг, она снова ощутила поток эмоций и мыслей, в котором преобладала скорбь.
        Еще ~он~ испытывал тревогу - особую тревогу, проистекающую из одного определенного образа, который она не смогла сохранить в тайне. Но этот образ был таким причудливым и пугающим, что ~он~ его не понял и теперь беспокоился. До сих пор беспокоился: стоя на носу, глядя во тьму одновременно собственными глазами и с ее помощью, ~он~ пытался осмыслить увиденное: все эти гниющие кости, всю эту иссушенную плоть во тьме. Пытался, но не мог ничего понять.
        Если бы она умела говорить, сказала бы: скоро ты все поймешь.
        Но она лишена дара речи, а подбирать образ не хочется - ей все еще больно…
        Так или иначе, она летит вперед в сопровождении двух младших, и все идет по плану: до восхода остается почти час, когда они приближаются к Земле тысячи огней с северо-западной стороны. Запах звездного огня здесь почти не ощущается, а еще невысокая возвышенность посреди острова мешает его обитателям увидеть, что они больше не одни. Это при условии, разумеется, что там не выставили дозорных, но ~он~ убежден, что их нет: мятежные вороны слишком сильно уверены, что их крепость неприступна, и ждут совсем других гостей, которые придут с юга.
        У западной оконечности острова они разделяются: «Душа бунтарки» обходит остров с севера, чтобы в небольшой бухте на восточном берегу высадить пятьдесят солдат, а «Зеленоглазая» и она идут дальше на запад, как будто минуя Землю тысячи огней. Дальше все зависит от того, сумеет ли ~он~ правильно рассчитать время. Через нее ~он~ узнает, что происходит с отрядом «Души»: тот продвигается в невысоких зарослях, приближаясь к форту, который грозно высится впереди. Одновременно два фрегата занимают позиции в некотором отдалении от берега, погасив на борту все огни, чтобы дозорные, которые с этой стороны точно есть, их не увидели раньше времени.
        И вот момент настает.
        - Вперед, - произносит ~он~ почти беззвучно.
        Отряд идет в атаку. Над фортом что-то вспыхивает и слышится гром - слишком сильный для такого расстояния, думает она, а потом понимает, что воспринимает происходящее одновременно с двух перспектив, видя его в том числе и глазами матросов «Души». Это лишь чуть-чуть страннее ее обычного морского зрения, и она уже привыкла - так привыкла, что почти не замечает ничего необычного. ~Ему~ тяжелей, ~его~ даже подташнивает, но она не предлагает никакого утешения.
        - Он~ хотел увидеть в ней полезный инструмент. Инструменты не утешают - они просто… работают.
        Это зарево, этот гром - конечно же, пушки форта. Ее орудия стоят на нижней палубе, нацелив рыла на отверстия, которые она сама же и сотворила в своем теле, повинуясь замысловатой команде, отданной не ~им~. Команда поднялась откуда-то из глубоких тайников памяти - и произнес ее бестелесный, мертвый голос. С этим еще предстояло разобраться. Она знала, что изменения не завершились: в межпалубном пространстве созревало кое-что. Об этом она не рассказала ~ему~, потому что сама не понимала, как оно будет выглядеть, когда появится на свет, и сколько нужно ждать. А ~он~ теперь слишком сильно беспокоится о другом, чтобы почувствовать перемену.
        Фрегаты идут к острову. Вход в гавань загораживают подводные рифы, образуя два достаточно узких естественных канала, которые защитники форта могут обстреливать с высоких стен. У небольшой пристани стоит пришвартованный черный фрегат - единственный корабль заговорщиков, на котором им удалось сбежать из Росмера. «Кусака». Она невольно задается вопросом, кем была эта сестра до того, как ее переделали. ~Он~ не спросил, да и вряд ли Рейнен Корвисс знал это. Мало кому приходило в голову поинтересоваться, кем были черные фрегаты до того, как омерзительная магия изменила их облик и суть. Казалось, потеряв разум, они теряли и всякое право считаться чем-то большим, нежели плавучие груды костей и мяса с воткнутыми сверху мачтами.
        Обитатели форта убеждены, что никто их не потревожит: во-первых, обычный фрегат не приблизился бы к этому месту даже на десять миль. Здесь и впрямь все смердит огнем - она это чувствует отчетливо, но не боится и не теряет самообладания. «Зеленоглазая» вторит ей во всем. Во-вторых, пушки форта стали бы для корабля, одолевшего свой страх, грозным напоминанием, что путь закрыт.
        Не для нее.
        Развернувшись правым бортом у восточного канала, ведущего к пристани, она готовится к дальнейшим действиям, хотя на самом деле они от нее не зависят. «Зеленоглазая» приближается к западному на расстояние, которое не дает защитникам крепости ее обстрелять, но позволяет преградить путь черному кораблю, если тот решит сбежать этим путем.
        - Он~ отдает короткий приказ одному из новых матросов - тех, что пока не стали по-настоящему своими, - и юноша мчится на нижнюю палубу, где все приходит в движение. Через считаные минуты она чувствует, как тяжелые орудия подкатываются ближе к отверстиям в борту, а еще через тридцать секунд раздается жуткий грохот - и ее обжигает волной жара, вырвавшейся из стволов.
        Она терпит боль.
        Первый залп нацелен плохо, и все же он повреждает выступающую часть крепостной стены и разрушает какие-то деревянные постройки у основания, где тотчас же вспыхивает пожар. Это противоестественно. Она не сражалась вот так - издалека - не могла, не умела, просто не представляла себе, что воевать можно иначе, кроме как на расстоянии абордажного крюка или тарана. Новое оружие будто открыло ей глаза, и увиденное фрегату не нравится. Хотя… она не стала бы спорить с тем, что это действенный способ вести войну.
        - Он~ кивает, удовлетворенный. Внизу опять движение.
        Второй залп пушек нацелен выше и несет более мощный заряд: достать черный фрегат у пристани они отсюда все равно не могут, и требуется нечто более грозное, чем сгоревшие хибары, чтобы напугать Кармора. Только три ядра долетают до верха стены, но, судя по оглушительному грохоту и зареву, которое поднимается там, ущерб достаточно сильный, чтобы все и дальше происходило согласно плану.
        - Он~ напрягается, выжидая. Пушки форта молчат, внизу и наверху полыхают огни.
        - Приготовились… - говорит ~он~, не глядя на своих адъютантов, тоже новых, чужих. - Сейчас… Уходим!
        Она начинает быстрый поворот, убираясь прочь от границы того пространства, которое - как они примерно знают - обстреливается пушками Земли тысячи огней. Все понимают, что совершить такой маневр с должным проворством и в нужное время можно лишь при большом везении; этот риск необходим для того, чтобы защитники крепости поверили, будто могут победить. В отчаянии они стали бы непредсказуемы. Она знает, что сейчас наступает один из переломных моментов: если ее слишком сильно покалечат, дальше все пойдет наперекосяк. Ей страшно, и спустя всего мгновение кто-то говорит:
        - Не бойся, я с тобой.~
        Эти простые слова ее воодушевляют. Выполняя маневр в точном соответствии с ~его~ указаниями, она прикрывает глаза, оберегая свою самую хрупкую часть - ослепший фрегат восстанавливает зрение не всегда, и это в любом случае занимает очень много времени. Если Шторм позволит, если Эльга не отвернется…
        Залп настигает ее в самый последний момент.
        Первое ядро проходит сквозь нижний парус на средней мачте словно горячий нож сквозь масло, и ткань паруса - ее собственная плоть - вспыхивает. Горит она быстро и жарко, полыхающие лохмотья падают на палубу и на людей, которые там собрались. Кто-то кричит, чтобы принесли песок, кто-то начинает рубить снасти, и в это же время еще одно ядро задевает корму - задевает самым краем, но корпус вскрывается, как спелый стручок гороха. Там тоже начинается пожар. Она складывает освободившийся парус, гасит огонь, но ей не под силу потушить пламя на палубе - это должны делать люди. Хорошо, что их теперь много, пусть даже не все они - ее часть. Она им не доверяет, но ждет их помощи просто потому, что больше ждать неоткуда.
        Ее части тоже трудятся, разбрасывая песок.
        А на нижней палубе опять готовят орудия; она слышит, как кто-то то ли жалуется, то ли восхищается таким способом ведения войны. Новый выстрел из пушек, нацеленный еще лучше предыдущего, порождает не только грохот взрыва, но и последующий жуткий треск: часть стены форта проваливается вовнутрь, полыхая. Ненадолго пушки врага замолкают. Она переводит дух.
        Пожар почти потушен. ~Он… нет, это кто-то другой. Это матрос, который время от времени ее слышит, - тот, в ком живет рыба. Он стоит, опираясь о среднюю мачту, тяжело дышит и рассматривает обугленные пятна на палубе глазами, полными слез. Она по привычке - ей уже давно не нужны в таких делах подсказки капитана - тянется к нему, утешая. Ей больно, но ему тоже больно. Они - часть целого и должны делить бремя друг друга.
        Где-то внизу целительница тоже плачет. ~Он~ пытался заставить ее остаться в городе воронов, но ничего не вышло. У нее в душе великая боль - такая, что запретное, которое больше не запрещено, отступило на второй план. Чувства очень запутаны: фрегат видит крылана, в чьей вскрытой грудной клетке бьется сердце, источая слабое золотое свечение; руины сгоревшего дома, покрытые седым, давно остывшим пеплом; падающие с неба перья и сброшенную змеиную шкуру на камнях. Целительница сидит на своей койке, слепо уставившись в стену, и накручивает на руку зеленый шарф, который прошел с нею Облачную цитадель и чудом не потерялся. Кажется, что части ее души мертвеют и усыхают. Потом, ощутив чью-то боль, она встает и выходит из каюты, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
        На борту есть еще один человек - точнее, магус, - который интересен фрегату, но присмотреться к нему нет времени, потому что пушки форта снова открывают огонь. На этот раз, однако, Великий Шторм помогает: внезапный противоестественный рывок течения относит ее в сторону - совсем чуть-чуть, но этого хватает, чтобы ни одно ядро не попало в цель. Она прислушивается к ощущениям ~Души бунтарки~: похоже, ее люди, высадившиеся на берегу, достигли цели и теперь атакуют форт с севера. Значит, вскоре ~он~ начнет приводить в исполнение следующую часть плана.
        Пушки форта снова начинают стрелять, но теперь они ведут огонь по восточному выходу из гавани. Зарево пожара в крепости высвечивает «Зеленоглазую» достаточно, чтобы можно было заметить главное: она держится дальше от берега, чем «Невеста ветра», потому что ее навигатор не может так быстро лавировать под огнем… и, конечно, потому, что она боится. На пристани мелькают огни, что-то шевелится, в перерывах между залпами сквозь треск пожаров слышатся крики, которые в ночи разносятся очень далеко. Она ощущает движение сквозь воду.
        Черный фрегат отходит от причала и держит курс на восток.
        «Зеленоглазая», превозмогая страх, поворачивается: ее задача - преградить черному путь. Будь противник обычным фрегатом, ей угрожал бы таранный удар - дело весьма неприятное, но не смертельное. Живые корабли не убивают друг друга. Не убивали. Полуночное существо, зловещее подобие фрегата, несет на борту пушки, и это все меняет.
        «Невеста ветра» тоже поворачивает на восток, но ей приходится обходить гавань по широкой дуге, потому что пушки форта теперь палят не останавливаясь. Защитники не жалеют звездного огня, и оттого кажется, что над Землей тысячи огней встает солнце. Запах, этот запах… Теперь она точно знает, откуда он берется, и ее скорби нет предела.
        Одно хорошо: чтобы не подстрелить собственный корабль, пушки крепости с восточной стороны молчат. Черный сперва движется прямо к «Зеленоглазой», как будто и впрямь собрался ее таранить, но потом совершает разворот и становится к ней правым бортом. Нетрудно догадаться, что происходит у него на палубе. Короткому затишью в этой части гавани скоро придет конец, и с близкого расстояния орудия смогут причинить «Зеленоглазой» куда больший ущерб. Она разворачивается носом, но не идет на таран, а ждет прибытия своей старшей сестры, мучительно подавляя страх.
        Залп. Лишь одно ядро из выпущенных черным кораблем попадает в цель, и на палубе «Зеленоглазой» начинается пожар. Никого не убило, но несколько человек ранены; «Невеста ветра» чувствует их боль как слабое эхо. Она не даст черному это повторить. Вновь пришло время действовать.
        Разворот влево; корпуса фрегатов, живого и мертвого, оказываются параллельны друг другу. У противника было время на подготовку, и его пушки снова рявкают, выпуская смертоносные снаряды. Сразу четыре ядра попадают: она теряет еще два паруса, задетая третья мачта распространяет по всему телу волны сильнейшей боли, но держится, не падает; четвертый снаряд сшибает часть фальшборта ближе к корме, но по сравнению с остальным это пустяковый ущерб. Самое главное - теперь ее очередь стрелять.
        Точнее, тех, кто занял нижнюю палубу. Они не часть команды, и все-таки в пылу сражения ими овладел восторг с примесью страха, благодаря чему двери в сознание остались приоткрытыми. Она осторожно запускает свои щупальца внутрь. Эти люди много лет служили на крепостных стенах, смирившись с тем, что им, пропахшим звездным огнем, путь в море заказан. Разве что на трупоходе. То, что сейчас происходит, пугает их до глубины души, но одновременно возвышает, заставляет чувствовать себя чем-то… бoльшим.
        Действуя с аккуратностью часовщика, она чужими руками вносит исправления в то, каким образом нацелены пушечные рыла. Она знает, что задумал ~он~: самое главное - не погубить ненароком черный фрегат, потому что тот, кто пытается на нем сбежать, нужен им - нужен Рейнену Корвиссу - живым.
        И поэтому новый мощный залп оставляет три обрубка от мачт черного фрегата, не повредив его корпус.
        Паленая команда потрясена собственной точностью и восторженно вопит. Она тихонько устраняется, никем не замеченная. Их радость слегка смягчает боль от ожогов и ран.
        Матросы черного фрегата полностью сбиты с толку происходящим: они бегают по палубе, и лишь треть из них пытается тушить полыхающие тут и там пожары. Остальные просто паникуют. Но того, кто им нужен, не так легко испугать: под покровом ночи от борта обреченного корабля отходит шлюпка и устремляется обратно к острову, чьи защитники, должно быть, сбиты с толку увиденным, потому что пушки молчат и внезапная тишина кажется противоестественной. Впрочем… не так уж вокруг и тихо - просто оглушенные грохотом уши людей не в силах уловить отголоски криков и звона оружия. Отряд с «Души бунтарки» проник в форт и начал собственную битву.
        А что же беглец?
        За ним устремляется «Легкокрылая».
        На сегодня, похоже, с войной покончено.

* * *
        Мантия Айлантри загорелась, когда он помогал забрасывать песком пятно жидкого огня, расплывающееся на палубе, и он ее снял. Теперь любой из постоянных и временных матросов «Невесты ветра» мог увидеть его руку, волосы и глаза и ужаснуться; пока они обращали на него мало внимания - но это только пока. Молодому ворону захотелось уйти обратно в пустую каюту, где он и три блюстителя, которых Рейнен Корвисс выделил ему в сопровождающие, провели несколько часов пути до Земли тысячи огней, но он вынудил себя остаться. Вот-вот должна была начаться финальная часть этого грандиозного представления - та самая, в которой и ему предстояло сыграть свою роль.
        Возможно, не в полном соответствии с планами Рейнена.
        Айлантри столкнулся со старейшиной, возвращаясь домой после разговора с капитаном Фейрой. Он не очень-то скрывался - вошел через парадную дверь, хотя мог бы прокрасться через вход для слуг. Он мог бы еще много дней прятаться у себя в комнате, отказываясь выходить, и никто бы не узнал, что с ним случилось…
        Но ведь нельзя прятаться вечно.
        Он втянул ночной воздух: пахло горелым, но еще чем-то горьковатым и пряным. Наверное, полужизнь изменила и его обоняние - просто на внешности это никак не отразилось. Ворону еще предстояло разобраться, на что способно его тело. Лишь одно Айлантри знал наверняка, и в каком-то смысле это было важнее всего остального.
        Он больше не калека. Рука слушалась плохо, и к таким своеобразным пальцам еще надо было привыкнуть; зато его глаза теперь видели несравнимо больше. Даже в очках мир никогда не представал перед ним таким четким, полным деталей, не радовал богатством оттенков…
        - За это придется дорого заплатить, - сказал Рейнен, нарушив тишину, которая повисла между ними, когда они увидели друг друга в коридоре особняка и замерли, как два напряженных хищника, повстречавшихся в лесу.
        - Я готов, - ответил Айлантри.
        Рейнен покачал головой, и углы его рта изогнулись вниз в странном, перевернутом подобии улыбки.
        Потом Айлантри все-таки ушел к себе, чтобы хоть как-то успокоить бешено колотящееся сердце, и несколько часов пролежал на кровати, прижимая колени к груди и уставившись в стену. Кто-то принес ему поднос с завтраком… или обедом? Где-то в глубине души он ждал появления блюстителей - ведь старейшина, конечно же, намекал на суд. Но в конце концов - был уже почти вечер - вместо них появился сам Рейнен, явно обеспокоенный, однако, похоже, не тем, что случилось с его секретарем. Он не закрыл за собой дверь и остановился в шаге от нее, скрестив руки на груди и нахмурив брови.
        - У Фейры получилось приучить свой фрегат к звездному огню, - сказал он без всяких предисловий. - Мы готовимся отправить «Невесту ветра», «Душу бунтарки» и «Зеленоглазую» к Земле тысячи огней, чтобы покончить с Кармором и его прихвостнями.
        - Поздравляю, - с неожиданной для самого себя развязностью ответил Айлантри.
        Когда Рейнен вошел, он по привычке вскочил из продавленного кресла возле балконной двери, где наблюдал за городом, но теперь снова сел - почти упал как безвольная кукла. От мешанины чувств и ощущений кружилась голова, и голос старейшины воронов раздавался откуда-то издалека.
        - Ты отправляешься с ним, - продолжил Рейнен, не меняя тона, хотя морщина между его бровями сделалась чуть глубже - Айлантри это заметил. - Я дам тебе нескольких блюстителей… троих, наверное, хватит. Пока Фейра будет разбираться с бунтовщиками и доставать из тайника свой артефакт, - вы отправитесь в цеха и все там проверите. Есть все основания полагать, что Кармор выжал из нашего ресурса весь огонь до последней капли. Ты должен узнать, так ли это на самом деле; и если да, то тебе придется избавиться от того, что уже не сможет принести никакой пользы.
        Это заставило Айлантри снова подняться, держась за спинку кресла и вперив взгляд в старейшину. Он, как секретарь Верховного Ворона, был посвящен во многие тайны, включая и тайну звездного огня, но такого поворота не ожидал.
        - Как… избавиться?
        Рейнен пожал плечами и сказал:
        - Полагаю, в твоем распоряжении есть один очень простой способ.
        А потом повернулся и вышел из комнаты.
        И вот теперь Айлантри стоял на палубе «Невесты ветра» - там, куда стремился попасть сутки назад, - чувствуя, как лицо обдувает прохладный бриз, как опасливо поглядывают в его сторону моряки, и ждал своего часа. Собравшись положить ладони на фальшборт, он заметил кое-что интересное: «древесина» в тех местах словно оплавилась, сделалась почти жидкой, и к его коже, человеческой и вороньей, потянулись миниатюрные щупальца. Корабль хотел его потрогать. «Наверное, это добрый знак», - подумал магус и с улыбкой протянул обе руки навстречу живому фрегату.
        Он не почувствовал ничего, кроме тепла. Где-то внутри пробудилось желание вновь опробовать свой подлинный дар, но Айлантри выкинул эту мысль из головы: в скором времени еще представится такая возможность. Он закрыл глаза и расслабился.
        - Я уже видел таких, как ты, - негромко сказал кто-то.
        Молодой ворон приоткрыл один глаз: рядом с ним стоял Сандер. Своим новым зрением Айлантри отчетливо видел, что человеческое с виду тело матроса - всего лишь оболочка, под которой скрывается… нечто. Для простоты он решил именовать это «рыбой», хоть существо и не походило ни на одну из известных рыб. Было нетрудно догадаться, с кем он имеет дело; поверить - сложней, но теперь Айлантри был готов поверить во что угодно.
        - Был один человек, - продолжил Сандер. - Мы потом узнали, что кто-то из магусов изменил его против воли. Я так и не понял, зачем это сделали, но на его долю выпало много мучений.
        - Выпало… - повторил Айлантри. - Он мертв?
        Матрос кивнул. Ворон повернулся к нему, наблюдая за реакцией.
        - Наверное, этот человек попался в руки Кармору, - продолжил Айлантри. - Мы давно знали, чем занимаются в подземельях Вороньего Гнезда его приспешники. Без подробностей, правда… Впрочем, не важно. Мы знали, да.
        - Почему же не положили этому конец? - по-прежнему тихо спросил Сандер.
        - Вороны, как правило, не летают стаями. Наверное, все те, кто был готов объединиться ради общего дела, втайне сожалели о запрете полужизни и упущенных возможностях… и потому ушли к Кармору. А остальные предпочли не выходить из лабораторий и библиотек.
        Сандер выразительно промолчал.
        - Нам нет оправданий, - мягко признал Айлантри. - Я и сам виноват. За все это время, пока не вернулся Рейнен, я почти не приближался к Вороньему Гнезду. Точнее, я посещал только те его части, где прихвостни Кармора не бывали, - архив, храм Эльги… Я сперва учился, а потом работал, ты не поверишь, в канцелярии суда.
        - Поэтому ты так хорошо разбираешься в законах…
        - В каком-то смысле, - согласился молодой ворон. - Если бы не слабое зрение, мне нашлось бы место в Гнезде, и тогда я столкнулся бы с Кармором лицом к лицу - кто знает, как бы все обернулось. Но меня давным-давно оттуда вытолкнули. Не вернись Рейнен - я бы до сих пор перекладывал бумаги со стеллажа на стеллаж в каком-нибудь кабинете без окон.
        Сандер красноречиво изогнул бровь. Айлантри посмотрел на свою воронью руку, а потом осторожно убрал ею челку, упавшую на глаза. Почему-то белые как снег пряди волос казались более чужими, чем огромная птичья лапа вместо правой кисти, запястья и части предплечья.
        Он безмятежно пожал плечами.
        Матрос хотел что-то еще сказать, но его окликнули. Айлантри снова повернулся к морю и увидел, что «Легкокрылая» приближается, волоча за собой на буксире шлюпку с черного корабля.
        Вскоре пленники поднялись на борт «Невесты ветра». Было их четверо: трое мужчин и женщина - всех он знал в лицо и по именам, но они вряд ли подозревали о его существовании. Ашиль и Ивон, брат и сестра, на пять лет старше его, блестящие алхимики, в достаточно молодом возрасте успевшие совершить много открытий; Верн, старший из четверых, исследователь звездного огня; и Кармор - может, не самый яркий из умов Вороньего Гнезда, но уж точно самый амбициозный. Вид у мятежников был усталый, испачканная в саже одежда пропиталась потом, кровью и морской водой - тут Айлантри окончательно убедился, что его нос стал более чутким, - а на лицах Ашиля и Ивон отражался плохо скрываемый страх. У безучастного с виду Верна под правым глазом разливался огромный синяк, и он берег правый бок - наверное, сломал ребро; а вот Кармор, хоть ему и связали руки, взглянул на капитана с дерзостью бойцового петуха.
        Все четверо молчали, словно не только Кармор был нем.
        - Все кончено, - сказал Фейра, когда пленников подвели к нему. Все пожары на палубе были потушены, повреждения временно залатаны, и вокруг одного феникса и четверки воронов почти мгновенно выросла толпа. - Если есть какой-то способ передать вашим сообщникам, чтобы прекратили сопротивление, рекомендую о нем сообщить. Так прольется гораздо меньше крови.
        Они переглянулись. Кармор кивнул Верну, и тот, спокойно глядя на капитана, проговорил:
        - Наши собратья сражаются не ради кого-то, а ради чего-то, капитан Фейра.
        - Ради идеи? - спросил феникс с непроницаемым лицом. - Какой?
        - Свободы, - по-прежнему хладнокровно ответил Верн.
        Фейра усмехнулся:
        - В том виде, в каком вы ее понимаете. Свободы открывать любые двери и запертые сундуки, в первую очередь - те, которые принадлежат не вам. Свободы подстраивать под свои нужды не только чужие жизни, но также тела - да и разумы, вы же спелись с чайками, если верить слухам? Свободы вмешиваться в естественный ход событий, едва вас обуяет скука и покажется, что надо бы его ускорить. Или замедлить. Или чуток подпихнуть неповоротливую махину цивилизации, чтобы свернула в другую колею…
        - Свободы выбирать лучший путь, - парировал ворон, и его до сих пор тусклые, безразличные глаза вдруг загорелись. - Лучший, а не тот, что определит слепая судьба. Разве это так уж плохо?
        - Вы себя переоцениваете. Магусы однажды объединились, чтобы выбрать «лучший путь», - и к чему это привело? К междоусобице вдали от Прародины… Кто вам дал право выбирать этот путь и для магусов, и для людей - для всего живого в этом мире, если уж на то пошло? И с чего вдруг вороны - причем даже не весь клан, а малая его часть - решили, будто могут чего-то добиться в одиночку?
        - Мы не одиноки, - возразил Верн, бросив перед этим взгляд на Кармора. Немой предводитель воронов-мятежников глядел на Фейру, напрягая шею, и глаза его горели не то от ярости, не то от пыла. Казалось, устами Верна говорит он сам. - На нашей стороне чайки, цапли и все прочие имперские кланы. Это ты одинок, последний Феникс. И сам прекрасно об этом знаешь.
        Кристобаль Фейра издал короткий сухой смешок, от которого у Айлантри зашевелились волосы на затылке.
        - Тоже мне, великое открытие. Уж не знаю, что я должен в этом месте сделать, по вашему мнению, - разрыдаться? Броситься за борт от невыносимой тоски? Бэр, Гвин, в карцер эту четверку. Руки им сковать за спиной.
        - Постойте, капитан, - сказал Айлантри, шагнув вперед. Все взгляды обратились на него, и это было самую малость страшней, чем на суде. Но у него все лучше выходило справляться со страхом. - Оставленные без присмотра, они способны воспользоваться своим даром и причинить кому-нибудь вред. Кандалы тут не помогут.
        - А что поможет? - рявкнул Фейра, все еще сердитый.
        Кармор и остальные уставились на Айлантри с таким видом, словно он был самым настоящим белым вороном, обученным подражать человеческой речи.
        - Их надо лишить сознания любым доступным способом, - сказал Айлантри.
        Глаза Кармора широко распахнулись: он окинул беловолосого ворона изучающим взглядом, не пропуская ни единой детали его внешности, а потом расхохотался совсем как Вира, когда феникс попытался ее напугать и не преуспел. Но, в отличие от нее, смеялся предводитель мятежников беззвучно, и выглядело это куда более зловеще - сперва всем показалось, что с ним случился приступ жуткой боли, от которой недолго сложиться пополам. Однако это был, вне всяких сомнений, смех.
        Фейра хмыкнул, прищурился - и все четверо один за другим рухнули без чувств. «Невеста ветра», как и почти все живые фрегаты, могла воздействовать и на тех, кто не был частью команды и корабля, но лишь с деликатностью молнии или кузнеца с молотом в руках.
        Кармор упал последним, все еще разевая рот в беззвучном хохоте.
        Когда последние мятежники сдались, солнце уже поднялось над горизонтом. Над островом летали испуганные серокрылы и краснозобые певуны, не веря, что грохот пальбы не зазвучит вновь и никто не потревожит их гнездовья на скалах и в чахлых зарослях. Над крепостью и портом вился дым. Оставив «Душу бунтарки» сторожить западный вход в гавань, а «Зеленоглазую» - восточный, «Невеста ветра» медленно прошла мимо остова черного фрегата, на котором теперь не было ни души, прямиком к пристани, чудом не сгоревшей полностью, и пришвартовалась возле уцелевшего причала.
        Фейра поручил своим людям заняться повреждениями корабля, а сам вызвал Сандера и еще одного матроса из тех, что остались от старой команды, и собрался на берег. Целительница присоединилась к маленькому отряду, не спросив разрешения, тихая словно тень. Айлантри вместе с блюстителями вышел на палубу и, вновь обуздав свой страх, приблизился к фениксу.
        На этот раз ему и впрямь было чего бояться, но об этом никто не знал.
        - Капитан, что вы намерены сейчас предпринять? - спросил молодой ворон.
        Фейра приподнял бровь, разглядывая его. Феникс выглядел очень усталым - конечно, он провел на ногах сутки и участвовал в морском сражении, но Айлантри почему-то был уверен, что дело в реморе. Точнее, в необходимости следить одновременно за тремя кораблями и почти двумя сотнями людей. Фейра мог бы и снять существо с затылка, оставшись с прежней маленькой командой из пяти человек, но не спешил с этим. Боялся, что вороны его предадут?..
        - Крепость захвачена, все мятежники убиты или в плену, - негромко сказал он. - Полагаю, наступил момент, когда я могу забрать награду, которая причитается мне за эту… авантюру.
        Ну конечно - артефакт. Айлантри не знал подробностей: ему было известно лишь то, что феникс крайне заинтересован загадочным предметом.
        - По словам Рейнена, то, что мне нужно, находится в часовне форта, - продолжил Фейра, не переставая глядеть на Айлантри очень внимательно. Он как будто чувствовал, что у ворона есть план. - Тебе известно, где это?
        - Разумеется, - ответил Айлантри. - Я хорошо изучил план крепости. Капитан, я… хочу вас кое о чем попросить. Вернее, я хочу вам кое-что показать. Вам это наверняка будет интересно, и… мне кажется, вы должны об этом знать.
        - Загадки… - протянул феникс, усмехнувшись. - Ну ладно, так и быть. Только сперва артефакт. Можем пойти за ним вместе, раз уж ты знаешь дорогу.
        Айлантри кивнул, а потом повернулся к своим спутникам и приказал им разыскать склад звездного огня и, оставив там одного дозорного, перенести на «Невесту ветра» столько малусов, сколько получится. Вышколенные стражи повиновались без колебаний: для них, людей, он оставался вороном, которого надо было слушаться. Рейнен проявил предусмотрительность, не послав вместе со своим - бывшим? - секретарем кого-то из соплеменников. Айлантри подумал о том, что собирается сделать, и внезапно ему пришло в голову, что Верховный Ворон мог все это предугадать…
        Ведь Рейнен всегда знал больше, чем говорил.
        Они сошли на берег. Главная пристань Земли тысячи огней с давних пор принимала только трупоходы, которые прибывали за очередной партией звездного огня. Сопровождающие фрегаты - так называемый огненный конвой - оставались за пределами кольца, недоступного для живых кораблей из-за присущего им отвращения к тому, что здесь добывали. В этом месте никто не задерживался надолго.
        Да и ради чего? Смотреть тут было не на что даже до сражения и пожаров. Над голым каменистым берегом вздымались высокие и неумолимые стены форта, и в их тени не селились птицы. Все деревянные постройки сгорели, не считая причалов, которые, вероятно, обработали каким-то составом, сделав их огнеупорными на случай, если во время погрузки что-нибудь взорвется. На стенах тут и там виднелись обугленные пятна и проломы. Молодой ворон приостановился в десятке шагов от покосившихся ворот форта и подумал, что больше нет смысла врать самим себе: это начало новой эпохи. Что бы ни случилось дальше, теперь им - и магусам, и людям - придется возводить крепости, грозные не только с виду.
        Форт был частично встроен в скалистый берег Земли тысячи огней, и та его часть, что интересовала Айлантри, располагалась в глубине острова - в пещере, которую здесь когда-то обнаружили исследователи. Чтобы попасть в нее, нужно было пройти по длинному коридору со множеством лестниц, ведущих вниз, и вход в этот самый коридор находился в западной части форта. Часовня же была в противоположной стороне, поэтому, следуя туда через просторный внутренний двор и множество внутренних помещений, они то и дело встречали матросов и солдат с «Души бунтарки», а также пленников, которых взяли под стражу и постепенно эскортировали на пристань, чтобы потом отправить в Росмер в трюме одного из фрегатов.
        Какой-то офицер обратился к Фейре с вопросом. Говорил он тихо, и Айлантри, предпочитая держаться в хвосте их небольшой компании, поначалу ничего не расслышал. Феникс что-то ответил, потом покачал головой и, оглянувшись, разыскал его взглядом.
        - Повторите, - сказал Фейра, когда Айлантри приблизился.
        Офицер, в отличие от сопровождающих Айлантри блюстителей, был вороном - судя по роду занятий, бескрылым, но все же… Взглянув на секретаря старейшины, он вздрогнул всем телом и вытаращил глаза, а когда заговорил, произнес совсем не то, что ожидал услышать феникс:
        - Простите, капитан, я не обязан отчитываться перед клятвопреступником.
        У Фейры вытянулось лицо. Сопровождавший их матрос шагнул вперед, заслоняя Айлантри, а сам молодой ворон, расправив плечи, устремил на соплеменника дерзкий взгляд. Тот отвернулся, презрительно кривясь. Этого следовало ожидать. Не все магусы и даже люди примут его новую внешность так же спокойно, как те, с кем довелось столкнуться на борту «Невесты ветра».
        - Здесь я представляю старейшину, - тихо сказал Айлантри. - И могу потребовать любого отчета.
        - Где гарантии, что Рейнен позволил тебе говорить от своего имени? - огрызнулся Корвисс, чьего имени Айлантри не знал.
        - Если бы не позволил, меня бы здесь не было. Я тебе не нравлюсь? Ты знаешь, что надо де…
        - Обойдусь без твоих советов! - рявкнул офицер, а потом внезапно вспомнил про Фейру, и на его лице отразилась мимолетная растерянность. Айлантри почему-то развеселился и, не удержавшись, фыркнул.
        Фейре было не до смеха.
        - Если вы не заметили, лейтенант, здесь командую я. - Он произнес это таким тоном, что Корвисс невольно шагнул назад. - Вы не находите, что проблема не стоит того, чтобы в крепости снова запахло горелым?
        Корвисс взял себя в руки, но явно остался при своем мнении. Вытянувшись по стойке «смирно», он не без иронии в голосе сообщил, что многие из взятых в плен защитников крепости заявляют, будто сотрудничали с Кармором и его людьми, лишь опасаясь жестокой гибели и калечащей магии. Никто не может понять, правду ли они говорят - и, соответственно, решить, что с ними делать.
        - Кого нам здесь оставить? - сказал лейтенант. - Если скоро прибудут черные фрегаты, никто не помешает Витессу - или кто там будет ими командовать - направить сюда несколько кораблей, и тогда с гарнизоном будет покончено. Мы не получили указаний на этот счет - вот потому-то я и обращаюсь… - он посмотрел сперва на Айлантри, потом на Фейру, и закончил неопределенно: - …К вам.
        Феникс взглянул на молодого ворона, вопросительно приподняв бровь.
        Дорога, что лежала перед Айлантри, становилась все ?же…
        - Мы никого не оставим, - проговорил он, глядя лейтенанту в глаза. - Старейшина приказал мне закрыть фабрику, что я и намерен сделать. Забирайте всех, а в Росмере разберутся без спешки, кто есть кто. Если сюда и впрямь прибудут имперцы на черных кораблях, они найдут лишь опустевший форт.
        Корвисс медленно кивнул, не переставая пристально глядеть на Айлантри. Молодой ворон вынужден был признать, что лейтенант ему нравится, невзирая на явное презрение, которое выказывает ему. Тот, кто тревожится о вверенных ему людях и ради них готов многим рискнуть, не может оказаться плохим человеком или магусом. Ну ведь не может?
        - Других вопросов нет? - спросил феникс, всем своим видом давая понять, что торопится.
        Лейтенант, пробормотав что-то в духе «не смею вас задерживать», отступил. Фейра бросил на Айлантри странный изучающий взгляд, а потом вновь быстрым шагом двинулся в сторону часовни. Молодой ворон пошел за ним следом, сообразив, что на этот раз ему не позволят держаться позади всех.
        И действительно, когда они вошли в длинный коридор с редкими окнами, где не было посторонних, Фейра, бросив взгляд через плечо, спросил:
        - «Закрыть фабрику»? Что бы это значило?
        - Да, я был неточен, - помедлив, ответил Айлантри. - Рейнен приказал мне ее уничтожить.
        Позади тихонько ахнула Эсме, и молодой ворон сообразил, что она, по всей видимости, уловила какой-то из его мыслеобразов - где-то на задворках разума он уже представлял себе, как именно поступит. Но не зная, что их ждет, целительница не могла разобраться в том, что видит. Она могла только испугаться.
        А вот Фейра не видел ничего.
        - Собираешься здесь все взорвать? Да, полагаю, я поступил бы так же.
        Айлантри не стал говорить, что взрывом и пожаром дело не ограничится. Предстоящее невозможно было выразить в словах - в самом лучшем случае Фейра счел бы их дурной шуткой или бредом безумца, а в худшем… кто знает, как он мог себя повести, узнав так много новых и жутких вещей. Присутствие Эсме и матросов смущало, но, с другой стороны, что известно капитану - известно и всей команде, не так ли?
        Какая-то тревожная мысль прошмыгнула как мышь на самой границе сознания, и ворон не успел ее поймать.
        Коридор привел их к просторному шестиугольному помещению, в котором было еще пять дверей помимо той, откуда они вышли. Выбрав нужную, Айлантри шагнул в сторону, предоставляя капитану возможность ее открыть. Феникс немного помедлил, устремив на дверь рассеянный взгляд, потом потрогал ремору на затылке и поморщился. Наконец он потянул за ручку - и дверь открылась.
        Часовня форта была небольшой: здесь с относительным удобством могли разместиться на узких скамьях человек двадцать, хотя, конечно, при необходимости, дыша друг другу в затылок, вошло бы и гораздо больше. Из узких щелей в высоком куполообразном потолке падали лучи света, резкими штрихами рисуя на полу и сиденьях замысловатые узоры. Стены были украшены фресками: то ли местный климат их не пощадил, то ли прошло слишком много времени с последнего обновления, но картины выглядели такими расплывчатыми, что Айлантри с трудом мог угадать, какие именно из деяний Заступницы они изображают.
        Алтарное изваяние представляло собой Эльгу в полный рост, в масштабе, немного превосходящем подлинные размеры человеческого тела: мраморная богиня оказалась на голову выше Фейры, когда тот без чрезмерной почтительности забрался на постамент. Нужный ему артефакт, как сообщил Рейнен, был спрятан у всех на виду: он вот уже полторы сотни лет служил кулоном на шее статуи.
        Как именно его обнаружили, Айлантри не знал. Он смутно припомнил мрачноватую и кровавую историю из тех времен, когда Земля тысячи огней еще не называлась так и ее только изучали посланцы Вороньего Гнезда, которым требовалось найти место, подходящее для фабрики. Кажется, на месте форта раскопали какие-то развалины - о да, эта его часть, с часовней и шестиугольной комнатой, не просто зиждилась на старом фундаменте, но следовала ему в попытке восстановить былое. И где-то тут нашли этот плоский диск из желтоватого металла, покрытый изящными гипнотизирующими завитушками…
        Будь он чуть меньше размером - и впрямь мог сделаться чьим-то украшением и навсегда затеряться в лабиринтах прошлого. Но, к счастью для Фейры, штуковина с непонятным предназначением, сделанная из неизвестного металла, подошла лишь одной франтихе - мраморной.
        Феникс вытащил «медальон» из креплений на груди статуи и спрыгнул на пол. Сандер и другой матрос подступили к нему, заинтригованные, а Эсме больше заинтересовалась изваянием. Она подошла к мраморной Эльге - из-за неровного света у Айлантри разыгралось воображение, и он подумал, что богиня надула губы, лишившись украшения, - и замерла, глядя в удивительно живые каменные глаза.
        На мгновение лицо живой девушки помертвело и сделалось похожим на мраморное.
        - С этим, - севшим голосом произнес Фейра, пряча диск в карман, - мы разберемся потом. Что ты хотел мне показать, Айлантри?
        Ворон благодарно кивнул, пряча вновь подступившее беспокойство, и взмахом руки предложил покинуть часовню. Когда они уходили, Фейре пришлось взять целительницу за руку, потому что она все стояла и стояла перед Эльгой, не шевелясь и не сводя взгляда с той, кому хватило смелости бросить вызов повелителю стихий.
        Коридор, ведущий к расположенной в пещере фабрике звездного огня - Айлантри вдруг обнаружил, что слово «фабрика» вызывает у него омерзение, но подобрать другое не смог, - был достаточно узким, чтобы им пришлось идти гуськом. Молодой ворон шел первым, и с каждым шагом его сердцебиение учащалось. Гулкие удары отдавались в ушах зловещим эхом, вбивая в разум Айлантри истины, которые он до сих пор не желал признавать.
        Тук-тук.
        Он вот-вот совершит куда более страшное предательство, оправданий которому нет и не может быть. Он выдаст один из самых главных секретов своего рода - и кому! Пламенному Фениксу, чьи поступки не в силах предсказать даже сам Великий Шторм.
        Тук-тук.
        Зачем же он это сделает? Какую выгоду получит? Да никакой. Было бы глупо надеяться, что Фейра отплатит за доверие, взяв его в команду. Та его часть, что никак не могла избавиться от трусости, уповала на это, но даже она признавала, что шансы мизерны. Капитан «Невесты ветра» не из таких. Может, он вообще испепелит Айлантри на месте за вероломство по отношению к своему клану.
        Тук-тук.
        И это значит, что по возвращении в Росмер его обязательно вызовут на суд. Вот лейтенант Как-Его-Там и вызовет. Или прокурор Бален. Или кто-нибудь еще. Дни его сочтены - может быть, он и завтрашнего рассвета не увидит.
        Тук-тук…
        Коридор все время шел вниз: то просто под уклон, то грубыми ступеньками, высеченными в скале. С каменных стен и потолка капала вода, воздух становился все более влажным, а пол - скользким. Толща камня как будто давила на голову, и Айлантри ускорил шаг, торопясь убраться из этого жуткого места, на миг позабыв, что впереди его ждет зрелище пострашнее.
        И вот наконец-то перед ним возникла последняя дверь - чуть покрепче обычных, но все равно совершенно заурядная, в нижней части покрытая зеленоватой пленкой лишайника. На двери не было замка; когда в форт приезжали чужаки, у входа выставляли часовых, хотя могли бы и этого не делать. Из-за двери веяло жутью. Это чувство было вполне ощутимым, невыдуманным - оглянувшись, Айлантри увидел, что феникс замедлил шаг, а прочие и вовсе отстали. Измененными глазами он без труда разглядел на их лицах смятение.
        Момент настал.
        - З-знаете, - проговорил он сбивчиво, - я никогда не видел того, что с другой стороны, собственными глазами. Я об этом узнал наверняка, когда стал секретарем Рейнена, но и раньше кое-что слышал - намеки, слухи… Такой секрет нельзя спрятать окончательно, не оставив следов. И я не очень-то понимаю, как же вышло, что, кроме воронов - ну, и капитана-императора, - о нем никто не знает. Ведь звездный огонь у всех на виду. Казалось бы, что может быть проще, чем задать правильный вопрос? Вот вы, капитан, задавали его когда-нибудь хотя бы самому себе? - Айлантри вперил взгляд в Фейру. Тот застыл, но не сказал ни слова. - Вы когда-нибудь спрашивали себя, откуда берется звездный огонь?
        Молчание феникса было достаточно красноречивым. Айлантри толкнул дверь и внезапно понял, что за тревожная мысль ускользнула от него некоторое время назад: ремора! Фейра был связан через ремору с еще двумя командами! Они вряд ли получат отчетливый образ того, что он сейчас увидит, но кое-что, несомненно, до них дойдет. Он думал, что отведет в сторону одного магуса и шепотом расскажет секрет; на самом деле его поступок был сродни тому, чтобы встать посреди площади и прокричать этот самый секрет в полный голос…
        Пути назад нет. Он не стал просить, чтобы Эсме и остальные не входили.
        «Фабрика» звездного огня представляла собой огромную пещеру, чьи края терялись в густом мраке. Ту часть, в которой они очутились, слабо освещали краффтеровские безопасные лампы, не столько разгонявшие темноту, сколько делавшие ее более зловещей. Пещеру наполовину затопило морской водой, поступающей снаружи и туда же уходящей через узкие тоннели, отчасти рукотворные, отчасти природного происхождения, но, по сути, это было нечто вроде миниатюрного озера или даже бассейна. Вырваться отсюда водным путем сумело бы только очень маленькое существо.
        Три создания, что замерли на воде у искусственного берега, заключенные в клетки из дерева и металла, маленькими не были. Точнее, только рядом с «Невестой ветра» и ее товарками они смотрелись бы маленькими - куцыми и деформированными, как мотыльки, появившиеся на свет из поврежденных коконов. Борта их в сумраке пещеры казались бледного, неопределенного цвета, не то бежевого, не то розовато-серого. Крючьев не было, но виднелись странные наросты, какие-то куски плоти, словно приделанные наугад безумцем. Глаза затянуло молочно-белой пленкой. Мачты заметно клонились набок, как деревья, надломленные ураганом у самого корня, и нераскрывшиеся паруса облепили их, местами переходя в густой слой плесени, местами сгнив или усохнув. Лишь один маленький парус все-таки раскрылся - бело-желтый, как кость, он бесшумно поворачивался из стороны в сторону, словно в поисках ветра, которого в пещере не могло быть. Почему-то этот парус казался страшнее всего остального.
        Их тела опутывала сеть шлангов, по которым, пульсируя, текла черная жидкость. Шланги, как кишки, уходили вглубь корпуса, но в местах, где они пронзали наружную обшивку, та разлагалась, постепенно обнажая внутренности. Борта словно обглодало неведомое чудовище - и продолжало глодать, возвращаясь к своим жертвам снова и снова. У ближайшей с правой стороны сгнило почти все, и она мучительно накренилась, почти черпая воду.
        Справа и слева от входа располагалось нагромождение агрегатов, чье совокупное предназначение не было тайной для Айлантри, но по отдельности он с трудом мог их назвать. Перегонные кубы, металлические баки и большие стеклянные резервуары, колбы и сосуды с горлышками в виде извивающихся змей, соединенные друг с другом трубками и шлангами в замысловатой последовательности, фильтры и форматоры, жаровни и батареи пробирок с веществами, которые даже его новое зрение не позволяло рассмотреть и опознать. С этой впечатляющей системой алхимических приборов работали несколько человек, и они…
        Айлантри сглотнул и вынудил себя отвернуться от алхимической части «фабрики», чтобы снова взглянуть на тех, за чей счет она существовала.
        На три изувеченных, недоразвитых, бледных и слепых, но все еще живых корабля.
        Позади Айлантри кого-то вырвало. Он застыл как истукан, внезапно утратив всякое желание что-то делать, с кем-то говорить, куда-то идти. Он стоял, придавленный грузом невообразимого стыда, и жалел о том, что однажды ответил на призыв Рейнена Корвисса и покинул канцелярию Росмерского суда. Там, среди пыльных шкафов, было так спокойно…
        Что-то мелькнуло сбоку. Айлантри растерянно моргнул. Он сам не знал, чего ждет: что Фейра набросится на него с кулаками, требуя объяснить увиденное? Что капитан, целительница и два матроса наперебой станут проклинать его за эту страшную тайну клана Корвисс? Что феникс попросту испепелит его на месте?..
        Но Фейра, не меняя облика, шагнул вперед, повернулся и заглянул ему в глаза. В тусклом свете краффтеровских ламп лицо капитана выглядело пепельно-серым и… старым. Всего лишь на миг его лоб и щеки рассекли тени, похожие на глубокие морщины, и Айлантри показалось, что перед ним вовсе не Пламенный Князь и даже не магус, а какое-то невообразимо древнее существо, которое, сморщив брови, беззвучно спрашивает: «Как?..»
        От этого вопроса захотелось провалиться на месте.
        - Тебе было велено уничтожить… это? - шелестящим голосом спросил феникс и продолжил, не дожидаясь ответа: - Поскольку у меня несравнимо больше опыта в деле уничтожения, я разберусь сам. Вы же отправитесь на ~Невесту ветра~, и побыстрей. Остальные только что… - Он поморщился и на секунду зажмурил глаза. - …Получили приказ как можно скорее вернуться на свои корабли и забрать с собой всех пленников.
        С этими словами он поднес руку к затылку, сорвал ремору, не заботясь о ее целостности, и швырнул на пол. А потом повернулся к фрегатам, похожим на уродливых бабочек, и со вздохом, похожим на всхлип, шагнул вперед.
        Тогда-то Айлантри и увидел, как то, к чему прикоснулся Фениксов огонь, мгновенно сгорает, превращаясь в пепел. Черную гладь озера осыпали легчайшие хлопья, безмятежные, словно первый снег.

* * *
        Мир шатался под ногами, и Эсме пришлось собрать все силы, чтобы помешать самой себе засунуть увиденное в [сундук]. Ею овладела сбивающая с толку смесь чувств: боль, жалость, стыд, но еще - страх. Она была почти уверена, что «Невеста ветра», которая все видела их глазами, не пустит на борт никого из оскверненных. Разорвет с ними связь, оставит умирать на этом острове…
        Конечно, в этом случае отказ от воспоминаний ничего не менял.
        Но, решив не трогать собственную память, Эсме не избавилась от страха. Поднимаясь по трапу на борт фрегата, она все время ждала от «Невесты» какого-то внезапного, непредсказуемого поступка. Может, она собьет трап - и все упадут в воду? Или отрастит абордажные крючья прямо на палубе и насадит их на эти самые крючья как на вертела? Или… воображение подсказывало все новые казни, и от смятения Эсме дрожала всем телом, чувствуя, что вот-вот развалится на части. На нее слишком многое свалилось за считаные дни. Ей требовалась передышка.
        Но ничего страшного на борту фрегата не случилось. «Невеста» коснулась ее - как будто чья-то ласковая рука погладила по затылку. И в этом прикосновении чувствовались скорбь и печаль - только и всего, словно фрегат и так обо всем знал, а не просто покорялся инстинктам. Проклиная себя за малодушие, Эсме остановилась посреди палубы, сжав кулаки. Сандер, который помогал ей пройти по трапу, растерянно замер рядом. Кай куда-то пропал, а Айлантри вместе со своими стражниками исчез по пути к причалу.
        - Нет, это невыносимо, - сказала она, поворачиваясь к Сандеру. Остальные матросы вроде бы вели себя как обычно, однако целительнице показалось, что они растерянны. Что они успели почувствовать и понять, прежде чем связь оборвалась?.. - Хочешь сказать, все будет как раньше? Мы притворимся, словно ничего такого не узнали? Все пойдет по-старому?!
        - А чего ты хочешь? - тихо спросил матрос-музыкант. - Войны с воронами? Или со всем миром? Звездным огнем пользуются не только алхимики…
        - Но ведь мы не можем сделать вид, что ничего не случилось, - ответила она со слезами на глазах. - Мы не можем такое… забыть.
        - Мы и не забудем. - Сандер окинул взглядом палубу «Невесты ветра», испещренную шрамами от предрассветного сражения. - Мы точно ничего не забудем.
        Со стороны форта раздался грохот, и моряки встревожились.
        А потом все они одновременно услышали одно и то же: ~Уходите.~
        - Нет! - закричала Эсме, осознавая смысл происходящего. - Нет, только не это!
        Но палуба уже содрогнулась у нее под ногами: «Невеста ветра» пришла в движение. Перемещаясь особенным способом, к которому фрегаты прибегали редко, она отошла от причала, едва дождавшись, пока по трапу взбегут последние матросы, а потом распустила оставшиеся паруса и начала поворачивать. Грохот в недрах форта раздался вновь, сильнее. Это был, вне всяких сомнений, взрыв.
        Сандер схватил Эсме за локоть, и лишь в этот момент она поняла, что едва не выпрыгнула за борт.
        - Приди в себя, - жестко сказал матрос. Она еще ни разу не слышала, чтобы он говорил таким… капитанским тоном. - Нам отдали приказ.
        Эсме высвободила руку и попятилась от фальшборта, тяжело дыша. «Невеста ветра» все быстрее удалялась от берега, а крепость тем временем сотрясали все новые и новые взрывы, от которых с верхней части стен и из тех мест, где утром они были повреждены выстрелами, полетели крупные камни. Наверное, подумала она отрешенно, в форте хранились впечатляющие запасы звездного огня, ведь «фабрика» несколько недель проработала без того, чтобы кто-то забирал ее… продукцию. И, наверное, обитателям Земли тысячи огней приходилось проявлять удвоенную осторожность, чтобы случайно не подорваться.
        Но птица с красно-черным оперением презирала осторожность.
        Приближаясь к западному выходу из бухты, «Невеста ветра» замедлила ход. Форт превратился в вулкан, извергающий пламя, разбрасывающий камни во все стороны и грохочущий без перерыва, но они теперь были достаточно далеко - а два других фрегата ушли еще дальше, - чтобы не бояться. Зато в корпус черного фрегата, лишенный мачт, с восточной стороны попал огромный каменный снаряд, и корабль начал тонуть. Эсме увидела это лишь краем глаза, потому что вглядывалась в далекий берег, затаив дыхание и напряженно прищурившись. Заметив там, посреди языков пламени, человеческую фигуру, которая прыгнула с пристани в воду, целительница взволнованно ахнула: уж не померещилось ли? Но через несколько минут из-за носа «Невесты ветра» выскользнула маленькая лодка под парусом и ринулась навстречу одинокому пловцу.
        - Ролан, что ты творишь! - заорал кто-то. Эсме показалось, что это Сандер, но все звуки достигали ее разума приглушенными и невнятными, словно пройдя через слой ваты. - Ты же погибнешь!
        «Легкокрылая» мчалась вперед с обычным проворством, один раз успев даже увильнуть от летящего в ее сторону камня, но для Эсме все же двигалась слишком медленно. Даже после того, как пловец забрался на борт и маленький фрегат повернул в обратный путь, она не перестала волноваться и так сжала кулаки, что ногти воткнулись в кожу до крови. Когда «Легкокрылая» была уже совсем близко, еще один «снаряд» ее достал - упал совсем рядом, задев корму. Маленький фрегат, не привыкший к боли, поднял нос высоко над водой, разевая пасть и вытаращив глаза, и одним рывком порвал снасти, так что парус сложился как веер. Но матросы с «Невесты ветра» бросили Ролану канат, который тот ухитрился поймать, - и, с маленькой лодкой на буксире, большой зеленопарусный корабль наконец-то покинул гавань Земли тысячи огней, чтобы никогда сюда не возвращаться.

* * *
        - Он~ сильно обжег руки и не может подняться на борт сам, однако от изнеможения и скорби даже не обращает внимания на собственную беспомощность, которую еще утром счел бы унизительной. Матросы затаскивают ~его~ на палубу, где он валится навзничь, сделав всего-то пару шагов.
        Целительница тотчас же падает на колени рядом с ~ним~ и погружается в транс, не выпив никаких зелий. Водит ладонями над ожогами у него на руках, груди и шее, восстанавливает плоть. А душа… душа по части фрегата, насколько это возможно.
        Она посылает ~ему~ образы, которые за много лет оба привыкли считать символами спокойствия: морской простор при ясной погоде и попутном ветре; дельфы за бортом, сопровождающие корабль в пути; шум ветра в парусах. Все так просто и красиво: никаких интриг и тайн, никаких древних кораблей и небесных компасов. Только бескрайний океан и двое - фрегат и его навигатор.
        - Он~ шлет в ответ странное: сундук с поднятой крышкой, из которого дует сильный ветер, сметая все на своем пути; рог, висящий на стене и изливающий бесконечный поток воды; двустворчатая раковина, роняющая бледно-розовые жемчужины одну за другой. Ах да - сказки: язык, понятный всем разумным существам. Нарушенные обещания. Злое колдовство. Недуг, от которого нет лекарства. ~Он~ перебирает осколки старых преданий и легенд, которые узнал в том возрасте, когда еще не научился мыслить словами, и складывает из них неуклюжую просьбу о прощении. ~Ему~ так больно, хотя ~он~ ведь на самом деле ни в чем не виноват… ~Он~ не знал. Никто не знал. Она и сама была в неведении, не пыталась разобраться в собственных чувствах, потому что страх перед запретным, которое теперь не запрещено, оказался сильней.
        Впрочем, все это отступает на второй план: ~он~ так редко пытается говорить с нею образами, что фрегат, воодушевившись, на время забывает о всех неурядицах. Она обнимает ~его~, укутывает собой, словно одеялом, творит кокон из себя, прогоняя печаль. ~Ему~ надо отдохнуть и выспаться. Да и остальным не помешает то же самое.
        Кто знает, когда это удастся сделать в следующий раз?..
        - Эсме, Эсме, иди сюда скорее! Ты должна это увидеть!
        За миг до того, как за переборкой раздались торопливые шаги и зазвучал голос Гвина, целительница проснулась. Она провела несколько часов в своей каюте, свернувшись клубочком на койке и аккуратно обняв ларима, который тоже спал. Интересно, зверьку снились сны - или он, как и хозяйка, только что вынырнул из блаженной тьмы, дарующей силы и смягчающей боль?
        Воспоминания никуда не делись - они саднили, как заживающая рана, но с этим можно было жить дальше.
        - Что я должна увидеть? - спросила Эсме, садясь и сонно моргая. Ощущение было причудливым: словно она проспала целую неделю. Что с нею сотворила «Невеста ветра» на этот раз?
        - У нас гости. - Гвин заглянул в приоткрывшуюся дверь, улыбаясь. - Тебе это понравится. Очень, очень понравится.
        Фрегатов было, как ей сказали, тринадцать.
        Она видела лишь те, что шли во главе маленькой армады, и, конечно, сосредоточила внимание на двух: оба трехмачтовые, мощные и крупные, красивые; один - старше, со следами сражений на корпусе, с мудрым взглядом темно-синих глаз и белыми парусами, которые, как ей было известно, слабо светились в темноте; и другой - совсем непохожий на мертвые корабли капитана-императора, но все-таки черный, непроницаемо черный от носа до кормы, от верхушки средней мачты до киля. Эсме тихонько рассмеялась, сообразив, что разыгравшееся воображение подсказывает ей детали, которые с такого расстояния не увидишь, и все же сомнений не осталось: «Черной звезде» и впрямь понравилось новое имя, раз ее внешний облик теперь полностью ему соответствовал.
        Кристобаль стоял, скрестив руки на груди, и наблюдал за приближением кораблей. Он подвернул испорченные рукава рубашки и смыл копоть; на его лице не осталось и следа изнеможения, но целительница ощущала отголоски тупой боли, которая продолжала его грызть.
        На палубе было тесно: почти все временные матросы собрались, чтобы посмотреть на Амари, Лайру и остальные корабли с Окраины - а откуда еще мог взяться этот флот? - и Эсме краем глаза увидела, как Кай и Гвин объясняют остальным, что все в порядке, это друзья. Айлантри она не видела с самого возвращения на борт - может, он и вовсе попал на другой корабль на одной из шлюпок? «Зеленоглазая» и «Душа бунтарки» не покинули их, лишившись невидимой привязи из ремор, но опасливо держались в стороне.
        Больше Эсме не успела ни о чем подумать, потому что на палубу «Невесты ветра» обрушился Джа-Джинни. Она побежала к крылану, вопя от восторга, и человек-птица обнял ее, радостно хохоча, а потом несколько раз взмахнул крыльями так, что они оба закружились и чуть приподнялись. Видеть его живым и здоровым после стольких недель разлуки было таким подарком судьбы, что Эсме сперва забыла обо всем - даже о том, что сказал Рейнен, - и лишь через некоторое время ощутила новые узы, которые связывали ее с крыланом.
        Их сердца бились в унисон.
        «Позже, - подумала она, запихивая всколыхнувшуюся тоску в дальний угол сознания. - Я разберусь с этим позже». Где-то издевательски стукнула крышка сундука, но целительница запретила себе прислушиваться к невнятному голосу, который из него доносился, и, когда Джа-Джинни наконец-то перестал ее кружить, спросила:
        - Откуда вы взялись? Вас что, сама Эльга сюда прислала?
        - Может, и Эльга, - ответил крылан и, продолжая обнимать ее за плечи, повернулся к Кристобалю Фейре. Лицо человека-птицы сделалось почти таким же серьезным, как у феникса. - Но скорее Великий Шторм. Кристобаль, сюда движется Черный флот капитана-императора. У острова Орлемас два дня назад их застиг шторм, так что нам удалось оторваться. Но они идут быстро - я думаю, будут здесь уже завтра к вечеру. Их… много.
        Он явно не хотел при всех называть точное число.
        - Мы их встретим как полагается, - спокойно сказал Фейра. Крылан вскинул брови, догадываясь, что под уверенным «мы» скрываются не только два фрегата, сопровождающих «Невесту ветра». - Передай Лайре и Амари, чтобы вели свои фрегаты сюда, нам надо переговорить. А справа от «Луны», если глаза меня не подводят, «Полуночный призрак» Марис Гансель? - Джа-Джинни кивнул с задорной улыбкой. - Пусть она тоже придет.

* * *
        Она наблюдает.
        Первым в каюту входит однорукий король. Целительница мгновенно напрягается и глядит на него со страхом; ларим у нее на плече издает встревоженный стрекот. Фрегат знает все об их чувствах: там, в городе-на-воде, король мог ее убить, держал ее жизнь в ладонях как пойманную птичку. От этой мысли в разуме живого корабля мгновенно всплывает причудливый образ:
        - синее оперение, грудка цвета ржавчины, забавный длинный клюв~
        Это что еще за птица?..
        Король замирает и бледнеет, устремив немигающий взгляд на целительницу. ~Его~ сперва не замечает, потом, с усилием моргнув, поворачивается и говорит:
        - Рад встрече, Кристобаль. Эсме… отлично выглядишь.
        - Вы тоже, ваше величество, - отвечает она, потому что молчание похоже на острый нож у горла. Он и в самом деле выглядит лучше, чем в прошлый раз, - кажется крепче и… спокойнее. Мельком заглядывая в разум короля, фрегат видит: он смирился со своим увечьем.
        Интересно, что он скажет, увидев ворона с птичьей лапой?
        Следом за одноруким королем появляются крылан и пересмешник, а за ними - высокий и стройный магус, одетый в черное, у него русые волосы, выгоревшие на солнце почти добела, и бледно-голубые глаза. Красивое лицо кажется высеченным из белого камня. Уродливый шрам на шее спрятан под ярко-алым платком.
        - Ох, Кузнечик, каким же ты стал щеголем… - говорит целительница и тотчас же, испуганно ахнув, прижимает пальцы к губам. - Капитан Эгретта? Ваше высочество? Как тебя теперь называть?
        Бывший юнга с улыбкой раскрывает объятия, и она бросается к нему. Фрегат с удивлением отмечает, что вчерашний мальчишка теперь выглядит совершенно взрослым, и дело не только в одежде. Он выше ростом и шире в плечах, чем был до обрыва связи. Но ведь обрыв случился каких-то полтора месяца назад…
        До чего же они все-таки странные, эти двуногие.
        - Я по тебе скучал, - тихо говорит он на ухо целительнице и по-братски невинно целует ее в щеку, а потом поворачивается к своему прежнему капитану и протягивает ~ему~ руку.
        Тот пожимает ее с добродушной улыбкой, тоже обнимает молодого магуса и хлопает по спине. В этом жесте есть что-то отеческое, и фрегат замечает, как целительница украдкой шмыгает носом.
        Вслед за бывшим юнгой в большую каюту входят две женщины, очень непохожие друг на друга. Одна кажется стеклянным сосудом, заполненным холодным светом; вторая будто создана из песка и морского бриза, с небольшой примесью рыбьей чешуи. Она рыба, как и музыкант, но куда более старая и странная рыба. У нее даже есть щупальца, пусть их никто и не видит.
        - Принцесса, рад видеть вас в добром здравии. - ~Он~ склоняется в почтительном поклоне. - Марис. Мы в прошлый раз так быстро расстались, что я не успел по-настоящему отблагодарить тебя за помощь.
        Женщина-рыба улыбается краем рта и кивает.
        - Сдается мне, любезности лучше отложить на потом, - замечает однорукий король. - У нас слишком много дел и слишком мало времени.
        - Верно подмечено. - ~Он~ взмахом руки указывает на стол: - Прошу, садитесь.
        Они занимают места. Человек-птица по привычке поворачивает стул наоборот и складывает крылья, словно плащ. Фрегат видел в этой каюте множество собраний, и участвовали в них очень разные люди, магусы и прочие существа, хотя прежде здесь и не бывали одновременно принц и принцесса Империи и король самопровозглашенного государства, объявивший целью своей жизни борьбу с тираном-императором. И все же на этот раз есть одно отличие, о котором никто из сидящих за столом даже не подозревает.
        За ними пристально следит ~Глаз~.
        - Начнем с главного, - говорит ~он~. - Что с Черным флотом?
        Однорукий король, негромко вздохнув, начинает рассказ. Известия не радуют: в армаде капитана-императора, с которой им чудом удалось разминуться, пятьдесят фрегатов - то есть в три с лишним раза больше, чем у союзников поневоле прямо сейчас. Даже если старый ворон и хитроумная узница подземелья смогут предоставить еще корабли, противник все равно будет превосходить их числом. И еще надо учесть, что они…
        - Черные, - говорит король. - Но по сравнению с ними те, что атаковали мой дом, выглядят дерьмом на волнах, да простят меня дамы. Так или иначе, это мощные боевые корабли, Кристобаль, и если каждый из них может стрелять из пушек… - Он подавляет дрожь, а потом замечает с тенью былой лихости: - Я уязвлен тем, что Аматейн направил столь внушительные силы против Росмера, а не против Каамы.
        Она ненадолго отвлекается от разговора, прислушивается к шепоту течений и ветров. Крылан немного ошибся в предположениях: у Черного флота есть возможность добраться до Росмера к полудню, и, только если защитникам вороньего города повезет, судьба подарит им еще несколько часов для подготовки к решающей битве. Кажется, этой ночью никто не будет спать.
        - …Все сильно осложнилось из-за Кармора Корвисса, - объясняет ~он~, когда фрегат вновь прислушивается к тому, о чем говорят в каюте. - Запасы звездного огня в крепости Росмера давно не пополнялись, и теперь это нельзя исправить - фабрика воронов уничтожена.
        - Тобой и «Невестой ветра»? - уточняет бывший юнга, удивленно приподняв брови. - И этими двумя кораблями? Вот почему у вас троих такой потрепанный вид… Но как это случилось?
        Вместо ответа ~он~ смотрит на принцессу и спрашивает:
        - Слово «ремора» вам о чем-нибудь говорит, ваше высочество?
        По лицу беловолосой женщины пробегает мучительная судорога. Она беззвучно шевелит губами, морщит лоб, а потом тяжело вздыхает.
        - Это слово… его изъяли из моей памяти, капитан. Простите.
        - Не нужно извинений. - ~Он~ качает головой, грустно улыбаясь. - В принципе, я теперь знаю о них достаточно. Что ж, слушайте…
        - Он~ полностью опускает все, связанное с судом, и целительница тихонько и благодарно вздыхает. Однорукий король чувствует, что вновь прибывших лишили важной части истории, и заметно волнуется, но ничего не говорит. ~Он~ повествует о том, что узнал от узницы Вороньего Гнезда: об измененных существах, благодаря которым между фрегатами можно установить связь, подчинив единому центру-флагману, о безумере и трупоходе, с чьей помощью обычные черные фрегаты обретают способность выносить присутствие звездного огня на борту без каких-либо серьезных проблем, и о том, как ему самому удалось проникнуть в тайну «запретного», что позволило не калечить фрегат… точнее, не калечить слишком сильно.
        Бывший юнга растерянно трясет головой:
        - А с бортами-то что?
        - Это она сделала сама, - отвечает ~он~ со спокойствием, которого не чувствует. - Я не просил и не ожидал такого. Но изменение оказалось… кстати. Так гораздо удобнее вести огонь, как выяснилось.
        - Продолжай, - просит однорукий король, сверля капитана мрачным взглядом. - У меня ощущение, что главного мы еще не услышали.
        И ~он~ с усмешкой продолжает. Описывает утреннее сражение, раны от которого все еще болят, и то, как Кармор Корвисс и его ближайшие сподвижники попытались сбежать сперва на черном фрегате, а потом - на лодке. Она внимательно слушает, все больше напрягаясь, и изменения в ее настроении чувствуют все: кажется, что в каюте становится темнее, хотя за окнами ярко светит солнце.
        Расскажет? Или нет? Она сама не знает, какого исхода ждет.
        - Мы захватили остров, - говорит ~он~ и умолкает. Все встревоженно ждут, не сводя с него глаз. Целительница так сжимает губы, что они теряют цвет. ~Он~ встает и в глубокой задумчивости проходит вдоль стола туда и обратно. - Потом кое-что случилось. Я не расскажу, что именно, однако вы все узнаете совсем скоро. Дело в том, что… - Он тяжело вздыхает. - Я хочу этим воспользоваться, чтобы наделить еще несколько кораблей переносимостью звездного огня. И тогда у нас появится шанс выжить в завтрашнем сражении.
        «Выжить». Выжить, а не победить.
        - Значит, ты уже придумал стратегию? - спрашивает однорукий король.
        - Он~ печально машет рукой:
        - В лучшем случае тактику. Для стратегии чего-то не хватает. И слишком многое зависит от того, удастся ли мне воплотить задуманное в жизнь.
        - Можешь заняться этим сейчас? Выбрать корабли и… изменить их, или как еще назвать то, что ты собираешься сделать? - не отступает король.
        - Нет. Для этого нужны реморы - то есть надо сперва вернуться в Росмер и снова обратиться за помощью к Вире Корвисс.
        - Предположим, все получится. Что дальше?
        - Он~ опять тяжело вздыхает. Она без труда видит все проблемы, которые однорукий король, бывший юнга и все остальные, включая даже целительницу, не в силах постичь. Если удастся отменить <запрет.> - о способе, которым ~он~ намерен это сделать, она предпочитает не задумываться, - другие фрегаты смогут выдерживать близость звездного огня, но пушек и собственно огня на всех не хватит. А если хватит - или если получится оснастить хотя бы пять кораблей, - все равно остается нерешенным вопрос, как именно сражаться. Уж она-то теперь знает, что стрельба из артиллерийских орудий - непростая наука. И если некоторый опыт в обстреливании крепости и запертого в гавани противника ей удалось приобрести, то с движущимися мишенями все будет куда сложнее…
        Если, конечно, забыть о том, что зреет в ее межпалубном пространстве.
        - Эта сеть с общим центром, как ты ее называешь… - говорит однорукий король, в задумчивости хмуря лоб. - По ней передаются только приказы? А как насчет ощущений? Меня в особенности интересует боль.
        - Я не обсуждал с двумя другими навигаторами, чувствовали ли они повреждения ~Невесты~ во время битвы, - отвечает ~он~. - Но кое-что точно передается, помимо приказов. Причем в обе стороны. Незадолго до того, как… связь распалась, я почувствовал, что «Зеленоглазая» и «Душа бунтарки» увидели нечто случившееся со мной и пришли в смятение. Отчасти поэтому мне и пришлось… - Он поморщился, сообразив, что проговорился, но отступать было некуда. - Да, я сам оборвал связь. Снял ремору и оборвал. Испугался, что они сойдут с ума, когда поймут, что именно увидели.
        - И теперь ты собираешься как-то воспользоваться этим, чтобы их изменить? - тихо спрашивает король, вставая, чтобы снова оказаться вровень с ~ним~. - Кристобаль, ты… я знал тебя безрассудным, но не бессердечным. И уж точно не безумным.
        - Иначе нам конец, - просто отвечает ~он~. - Что ты хотел сказать про боль?
        Немного помолчав, король задает новый вопрос:
        - Что случится, если найти главный фрегат… как ты его назвал? Флагман, да. Если найти флагман и ударить тараном в одно из его средоточий разума, он потеряет способность двигаться. А что произойдет с остальными черными кораблями?
        Это надо обдумать.
        Не сдержавшись, она тянется к ~нему~.
        ~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
        - Мысль интересная, - говорят ~они~. Не так уж трудно вызывать в памяти то, какой воспринималась маленькая сеть из трех фрегатов, и произвести быстрые мысленные расчеты, меняя исходные данные так и этак. Конечно, слишком много неизвестных: кто знает, насколько сильно черные фрегаты изменены изнутри? Вдруг у них не три средоточия разума, а, к примеру, одно? Вдруг искомое окажется не там, куда ~они~ ударят? А они ударят, конечно, - идея Лайры Арлини достойна проверки в бою, ведь если она оправдается, это может их спасти. - Да, мысль очень интересная. Если черная сеть хоть на некоторое время потеряет боеспособность, это поможет нам отчасти сгладить разницу в шансах. Быть может, мы даже… - ~Они~ смеются, машут рукой. Не стоит смешить Великий Шторм, произнося вслух такую нелепость.
        Но думать о ней можно. Вероятно, они даже обретут преимущество.
        - Лайра, если все получится, «Луной» буду командовать я. Через тебя, да, но она станет подчиняться мне, а не тебе. Говорю об этом сейчас, чтобы между нами не было никаких недомолвок.
        - Помимо того, что ты собираешься сделать? - язвительно уточняет король.
        - Помимо того, что я собираюсь сделать, - повторяют ~они~. - Амари, тебя это тоже касается.
        Бывший юнга пожимает плечами и безмятежно улыбается. Он ничего не говорит, но доверие к капитану читается на его лице без труда.
        - А как мы найдем этот флагман? - спрашивает Джа-Джинни, который до сих пор молча наблюдал за разговором. - Черные корабли похожи друг на друга как глиняные горшки. Я, конечно, взгляну на них с высоты, но вряд ли это поможет.
        - Флагман будет прятаться, - говорит Лайра. - Если такая уязвимость и впрямь существует, они должны были о ней подумать - ведь в их распоряжении имелось множество блестящих умов. А скажи-ка, действие этих… ремор ослабевает с расстоянием?
        - Вира сказала, что да, и довольно заметно, - отвечают ~они~.
        - Неплохо. - Лайра в задумчивости чешет бровь. - Неплохо.
        Да, разумеется: в ином случае флагман мог бы притаиться хоть с противоположной стороны острова, хоть где угодно посреди бескрайнего моря, достаточно далеко от места сражения. Но раз расстояние воздействует на связь, ему придется держаться ближе - точнее, вместе с обычными боевыми кораблями, потому что отдельно от них, в пределах видимости, он сразу привлечет к себе внимание. Отыскать его среди полусотни одинаковых фрегатов будет очень трудно, и все-таки это лучше, чем рыскать по окрестностям, пока кто-то другой покупает время ценой собственной жизни.
        - Они~ распадаются.
        ~~~~~~~~~~~~~~
        - Придется пройти сквозь огонь, - говорит женщина-рыба.
        - Не в первый раз, - отвечает хрипловатым голосом бывший юнга.
        Становится тихо. Даже не заглядывая в их мысли, фрегат понимает: каждый думает о том, что ждет их завтра, - о противнике, который сделался сильней, чем можно было вообразить. О том, что грядущее сражение, скорее всего, закончится сокрушительным поражением защитников Росмера - бунтовщиков и отступников. Капитан-император прислал своих слуг, чтобы покарать нарушителей.
        Или, может, явился сам. И тогда им точно конец.
        - Он~ устало проводит ладонью по лицу и говорит:
        - Итак, давайте сделаем то, к чему мы так долго стремились. Амари, часть компаса при тебе?
        Бывший юнга расплывается в улыбке и опять превращается в мальчишку.
        - Ну разумеется, капитан!
        Целительница, не дожидаясь просьбы, снимает с плеча ларима и, бормоча что-то ласковое, отцепляет от ошейника круглый медальон, который снова доверила ему на время сражения. Зверек сердито стрекочет, щурит большие глаза, но не сопротивляется. Он оказался надежным хранителем - сберег драгоценную находку и в Облачном городе, и во время путешествия через Море Обездоленных, и когда фрегат настигла корабельная чума и все живое на борту оказалось под угрозой.
        - Глаз~ внимательно следит за происходящим, и далекое существо, которое она не смеет назвать по имени, придвигается чуть ближе. В нем нет враждебности, но все равно это движение кажется таким хищным, что по телу фрегата пробегает дрожь. Целительница, которая как раз в этот момент встала, чтобы подойти к капитану, едва не падает.
        Никто не произносит ни слова. Крылан ободряющим жестом гладит целительницу по руке, улыбается. Всех охватило одинаковое волнение, все ждут одного и того же: соединения трех частей небесного компаса. События, о котором прошлой осенью говорили мечтательно и отважно, не задумываясь, какую цену придется за него заплатить.
        Она подходит к фениксу; с другой стороны приближается бывший юнга, и оба кладут свои части амулета на стол. Капитан делает то же самое и замирает, глядя на три диска разной величины. Эти три осколка далекого прошлого, покрытые витиеватыми узорами, не похожи на компас - в них вообще нет ничего общего с механизмом, с какой стороны ни взгляни. Больше всего они напоминают украшения, хоть и великоватые по размеру.
        Но это если смотреть обычными, человеческими или магусовскими глазами. Фрегат видит - точнее, ощущает, - как сближение частей амулета пробуждает в них некую силу. Над фигурными завитками, которые украшают их поверхность, поднимаются вьющиеся струйки дыма и превращаются в подобия щупалец, тянутся друг к другу, тыкаясь как слепые котята. ~Он~ чувствует ее внимание, присматривается к ним, но явно ничего не видит и подавляет разочарованный вздох.
        - Ну же, Кристобаль, - шепчет однорукий король. - Чего ты ждешь?
        Крылан наблюдает за происходящим с каменным лицом, ни на миг не забывая, что приказал себе больше не интересоваться небесным компасом, из-за которого пролилось столько крови. На самом деле, конечно, ему любопытно. В точности как остальным.
        Принцесса прижимает пальцы к губам - для нее это признак величайшего душевного волнения.
        Женщина-рыба многозначительно улыбается.
        - Он~ снова берет свой диск - самый крупный из трех - в ладонь и кладет сверху диск юнги. В полной тишине раздается громкий щелчок. Феникс тыкает амулет кончиком пальца - две части соединились друг с другом намертво, словно и не были отдельными никогда. Хмыкнув, он кладет сверху диск целительницы, первый и самый маленький. Опять раздается резкий сухой щелчок: третья часть компаса поворачивается и ложится поверх второй, занимая предназначенное место. Поверхность металла мутнеет, словно зеркало от дыхания. Что-то щелкает в третий раз, и феникс, стиснув зубы от внезапной боли, хватается левой рукой за запястье правой. Три диска поворачиваются: их узоры складываются в сложный рисунок, который исчезает так быстро, что никто не успевает его рассмотреть. Он кажется нарисованным темно-красными чернилами, но миг спустя все - включая фрегат - понимают, что это кровь.
        А еще фрегат видит, как над металлической… основой? опорой? подставкой?.. появляется сам компас, словно нарисованный тончайшими голубоватыми линиями. Он красив, как лунный свет над океаном, и подобен одновременно цветку и медузе, чьи изящные щупальца колышутся в толще воды. Сплетаясь, они поворачивают на юго-запад, растут и растут, проникают сквозь корпус, тянутся дальше. Нет, на компас это не очень-то похоже. Скорее, на пуповину. Или…
        Невидимый жгут начинает пульсировать в такт ~его~ сердцебиению.
        Она пугается.
        Происходящее ей совершенно непонятно и поэтому вызывает страх. Почему ~он~ ничего не видит и не чувствует? Не считая боли, конечно. Хищная древняя сущность осторожно надвигается из глубины, выпускает тонкие и также невидимые для всех, кроме нее, щупальца, касается уходящей на юго-запад пуповины, а потом - связующей нити между нею и фениксом. Вплетается в эту нить и в мгновение ока переделывает изнутри - движение - такое проворное, изящное и мастерски исполненное, что по сравнению с ним предыдущие эксперименты феникса выглядят неумелыми потугами подмастерья, которого толком ничему не научили. Сущность распутывает узлы, выравнивает нить там, где она истончилась, - и связь делается крепкой как никогда. Теперь… на что же они вдвоем способны теперь?
        И почему ~он~ по-прежнему ничего не чувствует?!
        Феникс, рыча от боли, отрывает компас от руки - с ладони капает кровь - и бросает на стол. Цветок-медуза закрывается, пуповина тускнеет и гаснет, но фрегат успевает почувствовать, что она дотянулась… до чего-то. Или кого-то. Не до той силы, что наблюдала за ними уже давно и переделала связующую нить. До чего-то совершенно иного.
        Ею овладевает странная грусть.
        - Вот так разбиваются мечты, - говорит ~он~ с горькой иронией и сжимает раненую ладонь в кулак. - Вот так впустую тратятся месяцы жизни и… чужие жизни.
        - Рад, что ты об этом сказал, - безжалостно замечает крылан.
        - Возможно, его надо изучить? - предлагает Ризель. - В Росмере найдутся мудрецы, которым такое задание будет в радость.
        - Не знаю. - ~Он~ убирает руку со стола, словно не замечая, как к ней потянулась целительница. - В любом случае этим мы займемся после Черного флота.
        «Или никогда», - написано на лице у однорукого короля.
        - Идем в Росмер, - решает феникс, и все, включая фрегат, внезапно осознают маленькую несуразность, которая таилась в происходящем с самого начала: никто не возражает ему, не напоминает, что это чужая битва и ни одна живая душа не сможет предъявить претензии пиратам и отщепенцам с Окраины, если те просто развернутся и уйдут куда глаза глядят. Никого из них - даже принца и принцессу, даже женщину-рыбу - здесь ничто не держит, но они остаются.
        До чего же они все-таки странные, эти двуногие.
        Неназываемая сила, что наблюдает за нею давным-давно, тихонько смеется. А потом вдруг становится ясно, что прикосновение к связующим нитям оказалось не таким уж аккуратным и кое-кто его почувствовал.

* * *
        Когда Фейра, Арлини и остальные ушли совещаться, Сандер подошел к Хагену, который стоял у третьей мачты, мрачно созерцая повреждения, полученные «Невестой ветра» в предрассветной битве. За прошедшие недели пересмешник очень изменился: черты его лица остались прежними, однако такого спокойного и решительного выражения Сандер ни разу не видел. Раньше какая-нибудь мелочь - морщина у рта или на лбу, слегка прищуренные глаза, - всегда выдавала сомнения и тревогу, что грызли магуса изнутри, какую бы личину он ни надел. Похоже, он наконец-то отыскал то место в своей душе, где царил покой. А еще заметно похудел, загорел и коротко остригся - обрезал крашеные пряди и больше не пытался скрывать, что его волосы совершенно белы.
        Ну и правильно. Принцесса же этого не скрывала.
        - Почему ты не пошел со всеми? - тихо спросил Сандер. - Капитан не пригласил?
        - Мысленно пригласил, - ответил Хаген так же негромко. - Приятно было убедиться, что я по-прежнему часть команды… пока что. Но я отказался, и он не настаивал.
        - Почему?
        Пересмешник вздохнул и повернулся к матросу-музыканту.
        - Не знаю, смогу ли объяснить… Вся эта история - то, как и зачем я попал на «Невесту», как обманывал всех вас и к чему это привело… Остров Зеленого великана, Каама, Эверра и Облачный город… вот это… - Он взмахом руки указал на свое лицо. - Ты ведь понимаешь, что все изменилось?
        Сандер кивнул.
        - Все изменилось, и я понял, что нашел свое место. Оно не среди тех, кто принимает решения. О, я не струсил - я буду сражаться в первых рядах, если понадобится, и там умру, если так будет угодно Эльге. Но командовать должны другие. Иными словами… - Хаген снова уставился на черный обугленный след на палубе. - Я не могу быть первым. Мое место среди вторых.
        Сандер ничего не сказал, но подумал, что пересмешник лукавит - или, возможно, сам до конца не понимает, что им движет. Оставаясь рядом с Фейрой, он терял всякий шанс быть ближе к принцессе Ризель, которая, несомненно, сопровождала брата на его фрегате. А ему хотелось быть к ней ближе - Сандер теперь в этом не сомневался. Бесчисленное множество деталей, на которые он не обращал внимания больше полугода, вдруг выстроились как гвардейцы на параде, и вопросов не осталось.
        Хаген на «Невесте ветра» не задержится, пусть даже еще не знает об этом.
        Что-то заныло в груди…
        - Будь проклят этот компас, - сказал он вслух. Хаген вздрогнул, повернулся и вопросительно приподнял бровь. Сандеру пришлось продолжить: - Мы потеряли стольких людей… У нас была жизнь, знаешь? Может, не очень-то завидная и довольно трудная, но не такая, как сейчас.
        - Дело не в небесном компасе, - мягко возразил пересмешник. - Я-то и вовсе о нем не знал, когда рвался на борт. Черные корабли капитана-императора с ним никак не связаны. Истории Амари, Эсме, да и капитана Крейна, или Фейры начались гораздо раньше, чем о компасе узнали все, кто захотел найти «Утреннюю звезду».
        Сандер не уступал:
        - Раз уж ты о ней упомянул, то сам пойми - история «Утренней звезды» началась гораздо раньше всех наших историй. Она предопределила все, что с нами случилось. О да, я уточню: будь проклят этот древний фрегат, если он вообще существует, а не рассыпался в прах за три тысячи лет…
        - Странно, что ты назвал ее «фрегатом», а не «кораблем».
        Сандер пожал плечами.
        Он не вкладывал в это слово какой-то особой мысли - оно просто вырвалось.
        - Лучше расскажи, что с вами случилось, - попросил Хаген с улыбкой. - Сдается мне, ваши приключения были куда интереснее наших.
        И матрос-музыкант уважил просьбу друга. Он начал свой рассказ с того самого момента, когда в Талассе зазвучал чумной колокол, и не утаил ни единой мелочи: поведал и о том, как сам едва не превратился в… во что-то иное. Он еще ни разу ни с кем не говорил так откровенно о колодце в своей душе. Даже с капитаном - ведь тот все понимал без слов. Подумав об этом, он на миг умолк, растерянно моргая. Фейра все понимал без слов, Фейра сделал очарованного морем своим матросом, пока тот еще сидел в чулане, таращась в темноту и прижимая к груди сирринг. Почему?..
        - Что было дальше? - спросил Хаген, не сводя с него изумленных глаз.
        И Сандер рассказывал…
        …А что же происходило в большой каюте? Нечто важное - в этом сомнений нет. «Невеста ветра» сосредоточилась на ней, и прочее тело фрегата как будто оцепенело. Стоя на палубе живого корабля, Сандер чувствовал себя так, словно находился на причале из мертвых досок и камня. Даже ~песня~ звучала настолько тихо, что он ее почти не слышал. Но все же, все же - ждать осталось совсем недолго. Скоро все узнают, куда указывает небесный компас. И их ждет новый путь…
        - Искусай меня медуза, - пробормотал Хаген, растерянно мотая головой. - Вы, ребята, без нас прожили целую жизнь.
        Сандер не спорил.
        И внезапно перед глазами у него все вспыхнуло, будто в корабль ударила молния. Волна жуткой боли, от которой замерло сердце, прокатилась по телу от макушки до пят. ~Песня~! На мгновение она сделалась чудовищно громкой, невыносимо громкой - только слышал он ее не ушами, а всем телом, оттого случившееся едва его не убило. Он даже не понял, что потерял сознание. А очнувшись, увидел над собой испуганные лица Хагена, Кая и кого-то из временных матросов. Их рты открывались, но тишину не нарушил ни один звук.
        Ни один…
        Он понял, что не слышит даже собственного дыхания. Вяло поднял руку к лицу, щелкнул пальцами. Ничего. Закашлялся. Проговорил:
        - Что…
        Тишина.
        Полнейшая, мертвая тишина. Даже без ~песни~, хоть это и казалось немыслимым. Сандер сглотнул и почувствовал, что дрожит: он, в чьей жизни музыка играла такую важную роль, больше всего на свете боялся потерять пальцы и слух. Пальцы и слух. Слух…
        Заступница, что же теперь делать?
        Он сел на палубе, обнял себя за плечи, не переставая дрожать. Мир вокруг как-то странно померк и закружился: вокруг него бегали и суетились, но он этого почти не осознавал, снова и снова пытаясь уловить ~песню~, как бы тихо и далеко она ни звучала. Ведь он слышал ее не ушами. Уши тут ни при чем. Если Шторму было угодно так над ним подшутить, что ж, это он переживет. Наверное. Но ~песня~… может, даже не ~песня~ «Невесты ветра», а «Луны» или «Черной звезды», неважно… без ~песен~ лучше сразу кинуться в колодец вниз головой, перестать сопротивляться зову моря.
        Ах, так вот оно в чем дело. Он наконец-то понял, почему до сих пор не превратился: из-за страха, что в толще воды царит тишина. Конечно, музыка людей там не звучала - это он понимал. Но надеялся на ~песни~, хотя ничего не знал наверняка.
        Сандер горько рассмеялся при мысли, что его будущее начало обретать четкие - и весьма неприглядные - контуры, и, конечно, ничего не услышал. Что ж, был еще один выход. Никто не в силах запретить ему умереть как человеку, пока в нем осталось хоть что-то человеческое.
        Он попытался встать, толком ничего не видя вокруг, и что-то ударило его по левой щеке, а мир - сумеречный, невнятный и болезненно беззвучный - закружился. Сандер несколько раз моргнул и понял, что прямо перед ним сидит на корточках Эсме, растерянная, встревоженная и злая.
        Целительница что-то сказала - ее губы зашевелились, - но он не разобрал ни единого слова и беспомощно покачал головой. Потом, сообразив, что ей надо как-то объяснить случившееся, прижал ладони к ушам, сморщил лоб и снова покачал головой. Произнес, выталкивая неслышные звуки из горла, которое вдруг сделалось чужеродным, как спинной плавник.
        - Эсме, я оглох.
        Она сжала губы в ниточку и застыла перед ним - с напряженным лицом, положив руки на колени, похожая на статую. Рядом он видел только чужие ноги, но через несколько секунд кто-то присел на корточки и положил руку ему на плечо.
        Капитан.
        Хотя Сандер и был убит горем, он не мог не заметить, что феникс расстроен. Кристобаль Фейра сделался… серым, будто его присыпало пеплом. Когда он злился, пламя проступало в его глазах, сыпались искры. Но, что бы ни случилось во время совещания в каюте, оно его не разозлило, а повергло в такие глубины отчаяния, где он, наверное, еще не бывал.
        Пальцы феникса сжались, лицо напряглось. Он пытался обратиться к Сандеру посредством мысленной речи, как капитан к матросу.
        Ничего не произошло.
        Сандер покачал головой, хотя это было излишне - феникс и сам все понял. Фейра и Эсме обменялись тревожными взглядами, а потом она встала и ушла. Конечно же, в свою маленькую каюту - за зельями, которыми ее снабдил Рейнен Корвисс. Эта девушка просто не умела сдаваться, даже если знала, что проиграет бой.
        «Но ведь я ее ни о чем не просил…» - подумал Сандер.
        Он напрягся, подыскивая слова. «Дайте мне умереть». Ну нет, такое говорить не стоит. «Вы не сможете помочь». Ведь он не слышит ~песню~, и эту глухоту даже целительница не исправит - откуда ей знать, что именно в нем сломалось? Он ведь и сам этого не понимал. «Не тратьте силы зря». Ну да, конечно. С тем же успехом можно попросить их взять его за руки и за ноги, раскачать и швырнуть за борт.
        Собравшаяся вокруг плотная толпа расступилась, пропуская целительницу. Эсме пришла не одна: Сандер сперва увидел чьи-то ноги в потертых башмаках, а потом рядом с ним присел на корточки молодой ворон, Айлантри.
        Они с капитаном посмотрели друг на друга и обменялись короткими фразами. Феникс нахмурился, о чем-то задумался, потом с явной неохотой кивнул и, взглянув на Сандера, что-то сказал ему. Матрос в ответ лишь беспомощно пожал плечами.
        Что они задумали?
        Все трое сели вокруг Сандера: Фейра - справа, Айлантри - слева, Эсме - напротив. Феникс и ворон положили каждый одну руку ему на плечо, другую - целительнице, которая в свою очередь прижала обе ладони к его груди, чуть ниже ключицы. Он вздрогнул от ее тепла и закрыл глаза.
        Пусть делают что хотят.
        В тишине и темноте его горе поразительным образом унялось, боль утихла, и тревогу сменило холодное любопытство. Итак, Фейра взял его в команду, не побоявшись морской болезни; и еще Фейра вот-вот возьмет в команду этого молодого ворона - пусть капитан делает вид, что не хочет этого делать, - ему поверит лишь слепой. Их судьбы связаны, но остается нерешенным вопрос: почему? И еще - почему именно сейчас? Интуиция подсказывала Сандеру, что здесь кроется некая закономерность и он в силах ее выявить.
        Он вообразил себя и Айлантри в виде игральных карт. На собственной карте Сандер представал человеком с рыбьей головой и плавниками вместо рук, а его ноги, вполне человеческие, по щиколотку утопали в воде. Сирринга при нем не было - о да, время музыки и впрямь прошло. Айлантри - в своем новом облике: с черными глазами, белыми волосами и лапой, - в левой, обычной руке держал очки, а под мышкой - папку с бумагами, в точности как судебный защитник. Сандер не видел его в зале суда, но по рассказам Кая и Гвина многое себе представлял. Поразмыслив, он стал добавлять к воображаемой колоде все новые и новые карты.
        Хаген в грубой деревянной маске, полностью скрывающей лицо: дырки для глаз, узкая прорезь для рта - и больше ничего. Короткие белые волосы. Золотая серьга в ухе.
        Эсме в перчатках - длинных, до локтей. Одна желтая, другая - черная.
        Амари-Кузнечик. Взрослый, каким он стал теперь, и в щегольском черном наряде с шейным платком, только вот платок не просто красный, а по-настоящему пропитавшийся кровью. Он зажимает платком рану на горле, и кровь течет по руке. При этом у него улыбка на губах и глаза глядят безмятежно, как будто ничего страшного не происходит.
        Джа-Джинни - полыхающие от ярости бирюзовые глаза, жуткий оскал от уха до уха, по четыре метательных ножика в каждой руке. Кажется, он готов разорвать на части любого, кто посмеет бросить ему вызов.
        И еще, и еще - все они сложились в колоду, а потом какие-то карты из нее выскользнули. Умберто, связанный по рукам и ногам. Эрдан с миниатюрной «Невестой ветра» в ладонях. Худощавый мужчина с седыми волосами, печальным взглядом и глубокими морщинами на лице, которое странным образом казалось нестарым, с маленькой девочкой на руках… - это же Велин. Сандер его не знал, но не сомневался, что видит перед собой прежнего корабельного целителя, каким тот был на самом деле. Его карта выпала, мелькнула и скрылась в пустоте, как и множество других. А потом поверх колоды легла еще одна - с изображением огненного колеса о шести крыльях.
        Все сложилось.
        - Ох, как же ты нас напугал.~
        - Сандер, что случилось?~
        Я не знаю. Просто я увидел вспышку - а потом понял, что полностью оглох.
        Моя связь оборвалась?
        - Нет, с ней все в порядке. Я совершенно не понимаю, как это объяснить.~
        - Я тоже.~
        Ну… раз мы сейчас говорим, то все хорошо?
        - Я… не знаю, Сандер. В тебе есть раны, которые невозможно исцелить. Прорехи, которые я не могу зашить. Я пытаюсь, но края снова расползаются, и с каждой моей попыткой дыры становятся больше. Мне не хватает знаний. Айлантри, что делать?~
        Новый голос:
        - Я уже показал все, что мог. Дальше только полужизнь. Сами видели, чем это может закончиться. Что ты скажешь, Сандер? Хочешь рискнуть?~
        - Он музыкант. Слух нужен ему больше, чем всем нам.~
        - А если он очнется с вороньими лапами вместо рук?~
        - Пусть подумает…~
        Да что тут думать? Нет.
        Нет.
        - Сандер?~
        Нет.
        - Но как же ты будешь… постой, я ведь могу сделать то же самое, что сделала с Джа-Джинни… или нет, не могу. Я не знаю как. Ведь ты…~
        Хватит, Эсме. У нас мало времени.
        - По бурным водам плывет игрушечный кораблик из ореховой скорлупки, с клочком материи вместо паруса. Чьи-то руки - откуда руки посреди моря? - опускаются и вылавливают его, бережно и аккуратно. Несут дальше, сложив ладони лодочкой, и кораблик как будто продолжает плыть сам. Как будто…~
        Видите? «Невеста» говорит, что поможет мне.
        Ну хватит уже, Эсме.
        Хватит.

* * *
        Айлантри отдернул руки и размял правое запястье. «Воронья» кисть, и без того не очень чувствительная, совершенно онемела - и он перестал ее ощущать, отчего вновь нахлынуло то жуткое чувство неполноты, которое молодой магус испытал, когда осознал свое увечье… всего-то позавчера? Ему казалось, прошла целая жизнь.
        Опомнившись, он почувствовал на себе взгляд Кристобаля Фейры.
        Эсме пришла в себя и с кем-то разговаривала; Сандер, тоже очнувшийся, сперва обнял себя руками за плечи и уставился в пустоту, а потом что-то сказал то ли в ответ на вопрос, то ли просто так.
        Значит, слух к нему вернулся?..
        Айлантри догадывался, как могла помочь «Невеста ветра»: она проникала в разум любого своего матроса и была способна напрямую доносить звуки и слова. Но, скорее всего, только на борту - или в лучшем случае, если рядом находился кто-нибудь еще из команды. Моряка было жаль. Ворон хотел бы ему помочь, но для этого следовало овладеть своим даром достаточно хорошо, чтобы с уверенностью выполнять столь тонкие изменения. Так, как это делали предки.
        Феникс смотрел не мигая, и радужки его глаз превратились в два огненных колеса. Этот взгляд измерял и взвешивал, оценивал. Ворон замер, выпрямив спину, как прилежный ученик за партой… а потом вдруг понял, что на самом деле не волнуется. Он открыл непосвященному главный секрет своего клана вовсе не ради того, чтобы попасть на борт живого фрегата и спастись от грозного Духа Закона, к которому любой мог обратиться с просьбой наказать клятвопреступника. Он просто знал, что это правильно.
        Что по-другому нельзя.
        Капитан Фейра медленно опустил веки, словно говоря: «Да».
        В ту же секунду все изменилось. До сих пор Айлантри понимал умом, что палуба у него под ногами - всего лишь видимость, потому что в действительности подавляющая часть предметного мира вокруг - это плоть, это тело корабля, огромного существа, которое способно не только дышать, поедать пищу и двигаться, но еще и нести на себе и внутри себя других живых созданий. Он в это не вдумывался, не пытался это прочувствовать, как нельзя всерьез объять воды, покрывающие мир, - в сознании человека или магуса такие просторы не могут поместиться. Теперь же новые ощущения и новые истины хлынули в него, как потоки воды во время сильного ливня, - и он в один миг наполнился осознанием.
        Он понял, что дышит вместе с ней.
        Он понял, что его сердце бьется в унисон с ее… сердцами? С чем-то внутри нее.
        Он понял, что безгранично мал по сравнению с Океаном.
        Но она не даст его в обиду, пока жива.
        - Теперь мы одна команда, ворон. Надеюсь, я об этом не пожалею.~
        Прежде чем они продолжили путь, Эсме исцелила повреждения «Невесты ветра». Она сделала это так буднично и легко, словно речь шла о какой-нибудь царапине на руке у матроса, и даже не стала спрашивать разрешения у капитана. Просто подошла к первой мачте, положила на нее обе ладони, которые словно окутались туманом, черным и золотым, и закрыла глаза. Через считаные секунды раны живого корабля начали зарастать, и Айлантри, отныне связанный с «Невестой ветра», почувствовал, как она наполняется силой. О, это было очень славно! Ведь до встречи с маленькой эскадрой Арлини они шли медленней, чем накануне к Земле тысячи огней, хотя погода благоприятствовала им. Сказывались раны и отсутствие нескольких парусов, которые теперь у всех на глазах выросли вновь и развернулись, изумрудно блистая в лучах солнца.
        Покончив с исцелением, Эсме демонстративно отряхнула ладони, бросила взгляд на капитана и, не сказав ни слова, ушла куда-то вниз - должно быть, в свою каюту.
        Фейра хмыкнул, а затем устало произнес:
        - Ладно. Если ветер не переменится, в Росмере мы окажемся примерно через четыре часа. Всем отдыхать - это приказ. Потому что, когда мы туда вернемся, вряд ли у нас останется свободное время.
        Айлантри ждал, что капитан захочет с ним поговорить, позовет за собой, но этого не случилось. Фейра подошел к капитанам двух кораблей, с которыми они соединились крючьями, - ворон знал, кто они такие, но все еще не мог поверить, что действительно видит перед собой короля Окраины и сына капитана-императора, - и пожелал им счастливого пути. А когда корабли разъединились, все и впрямь разбрелись кто куда, чтобы заняться своими делами, связанными или не связанными с коротким путешествием, которое им предстояло совершить. Вскоре на палубе остались немногие, и среди них - Сандер, который выглядел как утопленник, разве что не мокрый, еще два моряка-человека и огромный молчаливый гроган. Та самая уменьшенная команда, с которой феникс и прибыл в вороний город.
        - Идем знакомиться, - дружелюбно сказал один из матросов, постарше. Айлантри понял, что знает: его зовут Гвин. - Раз уж времени мало, не будем тянуть.
        И они пошли. В кубрике собрались еще несколько матросов, чьи имена Айлантри тоже знал. Он поразился тому, насколько аккуратно действовала «Невеста ветра», подсказывая нужные сведения, и испытал полузабытый восторг алхимика, у которого наконец-то получился опыт. Только теперь он сам был одним из веществ, что перемешались в колбе и произвели некий замысловатый результат. Или, возможно, колбой. Или горелкой. Или результатом?..
        Мир как будто уменьшился до размеров кубрика «Невесты ветра», и Айлантри показалось, что наступило прекраснейшее время его жизни, когда никто не изумляется и не ужасается его внешности, когда собеседников интересует он сам, а не его дела с Верховным Вороном, Духом Закона или кем-то еще. Они расспрашивали его о жизни в Росмере, чутко избегая разговоров о родне, но не чураясь добродушных шуток о подружках, которых не было. Он краснел и смеялся вместе со всеми, а потом сказал самому себе, внутренне напрягаясь: «Так не бывает». Что-то должно случиться.
        За спиной послышался шорох - отъехала в сторону дверь. Кай, сидевший напротив Айлантри за длинным столом, вытянул шею и, увидев вошедшего, изумленно приподнял брови. Схожие чувства отразились на лицах других моряков, которые сидели лицом к двери, и ворон, вместе с теми немногими, кто сидел к ней спиной, повернулся.
        В кубрик вошла женщина - одна из тех, кто участвовал в собрании с Фейрой, но не принцесса. В моряцкой одежде, рыжая и худая, с жестким лицом и неприятными нечеловеческими глазами. «Марис, - вспомнил Айлантри. - Марис Гансель». Он слышал, как Фейра рассказывал Рейнену Корвиссу, что в городе очарованных морем сделала для них эта женщина, если ее вообще можно было так называть.
        - Не пугайтесь, мальчики, - весело сказала она, взмахнув рукой. - Я пришла проведать музыканта.
        Сандер, с отрешенным видом сидящий неподалеку от Айлантри, поднял голову.
        - Боюсь, с музыкой покончено. - Это была самая длинная фраза, которую он произнес за все время после своего приступа, и теперь Айлантри отчетливо слышал кратчайшие паузы после каждого слова, будто оно, вылетев изо рта, достигало ушей моряка необычно длинным путем.
        - Об этом я и хочу поговорить, - сказала Марис, делаясь серьезной. Она окинула взглядом собравшихся матросов, прежде чем снова обратиться к Сандеру: - Выйдем отсюда?
        Он равнодушно пожал плечами:
        - Мне нечего скрывать.
        - Ну, как хочешь. - Очарованная обошла стол, подошла к музыканту и остановилась рядом с ним, изучающе глядя сверху вниз. Он не сделал попытки встать, а просто смотрел на нее в ответ все с тем же безучастным выражением лица. Наконец Марис картинно вздохнула и, подняв руку, ткнула его пальцем между глаз.
        Палец вошел ему в голову, как нож в арбуз.
        Кто-то ахнул, кто-то выругался, кто-то бросился к Сандеру, но Марис вскинула другую руку, и их обоих окружила завеса, похожая на непрерывно текущий поток воды. Текущий, что примечательно, по спирали снизу вверх. Сквозь «воду» было видно, что Сандер сидит в прежней позе, с открытыми в испуге глазами, не переставая дышать.
        - Примерно два часа назад «Невеста ветра» испытала на себе воздействие некоей силы, - проговорила Марис очень спокойным тоном, словно сообщая о погоде. - Никто из вас - да, Кристобаль, включая тебя, - ничего не почувствовал, как и было задумано, однако с Сандером все вышло иначе. Потому что он особенный.
        Айлантри ощутил нечто очень странное: ему почудилось, что капитан стоит за спиной. Он даже оглянулся, но там, конечно же, никого не оказалось. И все же раз очарованная обратилась к Фейре как к присутствующему, значит, так оно в некотором смысле и было.
        - Потому что он очарованный морем? - спросил кто-то.
        - Дело не в этом. Очарованных не так уж мало - вы сами видели Талассу. Морская болезнь меняет и искажает человека снаружи и изнутри, однако до самых глубинных слоев его сути не достает, как правило. Точнее, в тот момент, когда она до них добирается, человека уже нет. В общем, я веду к тому, что у вашего друга Сандера есть качество… и даже два качества… которыми не наделены все прочие люди и нелюди на этом корабле. Капитан - исключение, разумеется. Одно из качеств - это музыкальный талант. Подлинный, редкий. А второе…
        Новым резким движением она выдернула палец - на лбу Сандера не осталось и следа - и с плавностью волны взяла его лицо в ладони, заставила взглянуть себе в глаза. Завеса из воды упала, и все увидели, что рыжеволосая чем-то очень опечалена.
        - Ты мог бы стать великим музыкантом, - тихо проговорила она. - Или великим навигатором.
        - Если бы не колодец, - сказал Сандер, с виду ничуть не удивленный.
        - Если бы не колодец, - повторила Марис. - Хочешь, я расскажу тебе, кем ты был? Что с тобой случилось до того, как Фейра повстречал на своем пути опустевший фрегат? Я знаю, где ты жил и кого любил, кому верил и кто тебя предал. - Он посмотрел на нее и покачал головой. Она с легким удивлением приподняла брови, а потом продолжила: - Что ж, как знаешь. Эти два таланта сделали тебя очень восприимчивым ко всему, что связано с фрегатами. Поэтому ты их слышишь. Ведь слышишь же, верно?
        Он тяжело вздохнул, взял ее за запястья и вынудил медленно опустить руки.
        - И поэтому Его прикосновение тебя обожгло, - закончила она. - Мне жаль.
        Сандер кивнул. Казалось, оба поняли гораздо больше, чем было сказано вслух.
        - Его? - осмелился переспросить Айлантри. - О ком вы говорите? Чье прикосновение?
        Рыжеволосая повернулась к молодому ворону. На ее лице с нечеловеческими глазами и впрямь отражалась глубокая печаль, которой он не мог понять.
        - Того, кто слишком велик, чтобы поместиться в разуме корабля или человека, - сказала она. - Вы его очень боитесь, но втайне надеетесь, что его не существует и что все россказни об особом посмертии, которое он уготовил тем, кто погибнет вдали от суши, - неправда. Кому охота на сто лет сделаться пищей для крабов? Что ж, я там не была и ничего о Лугах - или Полянах, как их еще называют, - поведать не могу. Но Его присутствие ощущаю даже сейчас. Потому что он, конечно же, настоящий.
        Ужас на их лицах отразился по-разному: кто-то зажмурился, кто-то побледнел, кто-то съежился и отвернулся, будто борясь с тошнотой. Сам Айлантри мог бы побледнеть, но его новое лицо и без того было почти белым. Марис обвела моряков внимательным взглядом, потом присела на край стола, оперлась рукой и миг спустя уже сидела на нем, скрестив ноги.
        И уставилась на них, словно в ожидании вопросов.
        - Что будет, когда мы вернемся в Росмер? - спросил Кай Морено. - Пойдем дальше? Туда, куда указал небесный компас?
        - Нет, - тотчас же ответила Марис. - Мы вступим в войну с капитаном-императором, чья армада приближается и завтра будет тут. Исход битвы во многом зависит от того, сумеет ли ваш капитан еще сильнее изменить «Невесту ветра» и подчинить себе другие фрегаты. Если не сумеет, то шансов нет.
        - Но мы все равно останемся, - сказал кто-то.
        Марис просто кивнула.
        - Почему? - спросил Сандер, медленно выговаривая слова. - Почему мы не можем просто уйти? Не то чтобы мне был нужен компас или «Утренняя звезда», но…
        - Потому что так правильно, - неожиданно для самого себя сказал Айлантри. Взгляд Марис метнулся к нему: она прищурилась, рассматривая молодого ворона, а потом уголки ее рта изогнулись в легкой улыбке. Он договорил: - Потому что нельзя все время убегать. Океан на самом деле не так уж велик - и у него есть предел.
        Марис вытянула руку и ткнула пальцем в его сторону:
        - И еще потому, что Он следит за вами. Не сомневаюсь: по возвращении в Росмер капитан предоставит каждому возможность уйти. Но вы не уйдете - никто из вас не уйдет. Это ваша судьба, вы ее наконец-то нашли. После стольких лет, стольких морей и смертей вы ее нашли. Теперь поздно прятаться.
        - Разве что в колодце… - проговорил Сандер, не поднимая глаз.
        - В колодце, - повторила Марис. - Но Великий Шторм и там вас найдет.
        Айлантри подумал об изменениях и взглянул на свою правую руку. Он вспомнил об отверстиях в бортах, через которые паленая команда вела огонь этим утром. Вспомнил о «фабрике» и черной крови, текущей по искусственным кишкам, впивающимся во внутренности кораблей, которые никогда не видели солнца. Что же еще должно случиться, какой еще секрет должен выплыть из глубины веков - или из чьего-то нутра, - чтобы у них появился шанс не проиграть в завтрашней битве?
        Любые ответы порождали новые вопросы.
        - Капитан попытается сделать так, чтобы и другие корабли приняли звездный огонь. Но… если у него получится, пушек на всех не хватит.
        - Верно, - сказала Марис. - И как бы ты решил эту проблему?
        Айлантри растерянно покачал головой.
        - Есть один немаловажный момент, о котором вы наверняка забыли, - продолжила рыжеволосая. - Нам предстоит сразиться не просто с капитаном-императором, тираном, каких не видел свет, - хотя, право слово, знавала я магусов, да и людей, по сравнению с которыми он безобиден как малек. Дело в другом. Дело в его кораблях. Он извратил безупречную сущность фрегатов и поставил это извращение на поток. Если его не остановить, мир изменится бесповоротно и станет очень непривлекательным местом для жизни. Вообразите: больше никакой связи между моряком и кораблем, никакого товарищества, рожденного родством душ, никакой надежной опоры и защиты на море и на суше! Вы боитесь Великого Шторма сейчас, когда вас оберегает огромное и могучее существо, а что случится, когда между вами и Повелителем Океана останется лишь мертвая тонкая скорлупа? Завтра, когда вы выйдете в море против черных фрегатов, прежде всего посмотрите им в глаза. Попытайтесь увидеть в них проблеск разума, намек на чувства - и, когда у вас ничего не получится, представьте себе, что в случае победы Аматейна все фрегаты рано или поздно станут такими
же. Потому что он бессмертен. Потому что ни одному клану, кроме воронов, не хватит духу бросить ему вызов, а Окраине не хватит сил, чтобы победить. - Она немного помолчала, потом прибавила: - Это значит, что все зависит от вас.
        Она спрыгнула со стола, выпрямилась, касаясь столешницы кончиками пальцев, и снова обвела их изучающим взглядом. А потом повторила:
        - Все зависит от вас.
        «И от Великого Шторма», - мысленно договорил Айлантри.
        Еще через три часа они вернулись в Росмер, и, пока «Невеста ветра» пристраивалась у причала, Айлантри бросился разыскивать Фейру. Капитан совсем не выглядел отдохнувшим - собственному приказу он явно не последовал и посвятил недолгое путешествие раздумьям о том, что должно случиться завтра. Взглянув на него, ворон убедился, что визит Марис Гансель в матросский кубрик не прошел незамеченным. Ее поступок капитану явно не понравился, но уже поздно было что-то менять.
        Фейра хмуро сообщил, что сейчас они пойдут к Вире Корвисс просить о реморах, которыми он воспользуется немедленно. Помощь Айлантри требовалась для того, чтобы побыстрее распределить их по всем кораблям, воспользовавшись курьерами воронов - не зная, что он уже не секретарь Рейнена, они должны были ему подчиниться. Если, конечно, он наденет мантию и не станет показывать правую руку. Об этом Фейра не сказал, но все и так было понятно.
        Когда Айлантри осторожно заметил, что сперва не мешало бы поговорить с Рейненом, капитан отмахнулся и сказал, что Верховный Ворон сам их найдет в подземелье Виры Корвисс, поэтому не стоит тратить время зря. Айлантри, конечно, понял: причина в другом. Кристобаль Фейра не хотел разговаривать с Рейненом Корвиссом - и, похоже, не только потому, что тот скрывал от него главный вороний секрет. Между этими двумя магусами крылась еще какая-то тайна.
        Которую бывший секретарь, сам того не желая, почти выволок на свет.
        Вира Корвисс, согнувшись над резервуаром, держала в ладонях маленькую ремору, по телу которой бегали синие искры. Глаза воронессы тоже светились синим, и Айлантри, вспомнив, как менялось его отражение в зеркале, вздрогнул. Заметив гостей, Вира не прервала своего занятия, и им пришлось подождать еще несколько минут, пока она закончит. Но зато потом все случилось быстро: толком недослушав Фейру, она кивнула и, бросив взгляд на Айлантри, явно видя все, что он скрывал под опаленной мантией, сказала всего одно слово:
        - Поздравляю.
        Стиснув зубы, он выкрикнул одного из часовых и приказал ему вызвать курьеров. Вира тем временем взяла сачок и принялась спокойно вылавливать рыб.
        - Пятнадцать фрегатов, - сказал феникс, через некоторое время, словно ему вдруг надоело молчать. Шестнадцатым был «Полуночный призрак», который решили не присоединять к сети. - Пятнадцать ремор.
        - Рейнен наверняка выделит еще корабли… - заметил Айлантри.
        Фейра поморщился и нервно потер шею:
        - Я не уверен, что справлюсь с пятнадцатью. Куда уж больше?
        - Я тебя обрадую, Пламенный, - почти промурлыкала Вира, орудуя сачком. В банке, которую она держала в другой руке, уже плавали четыре маленькие реморы. - Совладать с ними будет проще, чем кажется, поскольку теперь ты знаешь, что надо делать. Ты покорил троих. Значит, справишься и с пятнадцатью. И с пятьюдесятью, если понадобится.
        - То, что я собираюсь им сказать, неприятно и вызовет отторжение, - сказал Фейра. - Они дадут сдачи. Разорвут сеть - или меня, изнутри.
        Айлантри вздрогнул - не от смысла слов, но от спокойного тона, с которым их произнесли.
        - О-о, - беспечно откликнулась Вира, не отвлекаясь от дела. - Это будет печально.
        Выловив с десяток ремор, она подошла к одному из своих столов и принялась с прежней неторопливостью раскладывать их по банкам. Подоспели курьеры, и Айлантри пришлось заняться раздачей указаний. Фейра снабдил его списком кораблей, хотя это было излишне - еще в канцелярии суда он приучился запоминать нужные сведения на ходу. И все же он как раз дошел до середины этого списка, когда появился Рейнен Корвисс.
        Он вошел обычным стремительным шагом и резко остановился, увидев Фейру. Феникс стоял на самом краю круга света, в который была заключена лаборатория Виры, скрестив руки на груди и чуть приподняв лицо, словно статуя какого-нибудь адмирала, обдумывающего грядущую великую битву. Он повернулся к Рейнену, не разжимая губ, и снова замер, устремив на Верховного Ворона тяжелый взгляд. Айлантри ожидал вновь увидеть в его глазах верчение огненных колес, но не увидел. Фейра смотрел на Рейнена Корвисса как магус на магуса, и в его взгляде читался не гнев, а… печаль? скорбь?
        Или обида?
        - Что произошло? - тихо спросил Рейнен. - Мне рассказали…
        Он умолк. Фейра по-прежнему просто смотрел на него, не делая даже попытки заговорить. Айлантри застыл с банкой в руке, забыв о последнем курьере, который в нерешительности топтался рядом; молодой ворон совершенно не понимал, как следует поступить. Признаться ли старейшине в своем новом преступлении самому? Сообщить ли, кем он теперь стал?
        От испуга он почувствовал себя ребенком.
        - Итак… - Рейнен перевел дух и закрыл глаза. - Ты знаешь.
        - Я догадался, - странным голосом ответил Кристобаль Фейра.
        Оба ничего не замечали вокруг.
        Верховный Ворон привычным жестом прижал правую руку к лицу, накрывая ладонью шрам на щеке. Его брови сошлись на переносице в выражении сильной боли, которое Айлантри уже неоднократно видел. Происходящее выглядело спектаклем, начавшимся с середины, а то и с конца: оба главных героя явно понимали, о чем разговаривают, но только не Айлантри - и, в чем он убедился, бросив взгляд на узницу подземелья, не Вира Корвисс, которая стояла с сачком в руках и рассматривала немую сцену, по-птичьи склонив голову набок.
        Он сунул банку с реморой курьеру, прошипел название фрегата и инструкции и велел поспешить.
        Они остались вчетвером.
        - Суд подстегнул мою память, - сказал Фейра тем же тоном. Айлантри вник: голос феникса звучал так, словно он говорил через силу, выталкивая слова. Так говорят люди на грани обморока. - Но в тот момент я еще не осознал, что именно вспомнил. На… фабрике все встало на свои места.
        - А-а… - Рейнен взглянул на Айлантри - без злобы или гнева, но с другим чувством, от которого бывший секретарь содрогнулся. - Да. Теперь я понимаю. Все случилось так, как должно было случиться.
        Покорность. Вот что читалось на лице старейшины: покорность.
        - Что ты теперь предпримешь?
        - Теперь я дождусь, пока все реморы разойдутся по фрегатам. Потом прицеплю свою. И если пятнадцать живых кораблей не порвут мой разум в клочья ни в самом начале, ни потом, когда я попробую убедить их в том, что без крови умерших сестер не получится избавить этот мир от чего-то еще более мерзкого… значит, я вызову Лайру Арлини, Амари и всех остальных капитанов, и мы попробуем придумать стратегию на завтра. Тебе уже сообщили, что гостей надо ждать около полудня? Времени в обрез.
        Рейнен покачал головой, но это явно не было ответом на вопрос.
        - Ты… ни о чем не хочешь узнать?
        - А разве ты сможешь поведать мне что-то по-настоящему интересное? О главном я уже знаю - ведь на самом деле ты все мне рассказал тогда, сорок лет назад, но я не понял, потому что был слишком мал и боль потерь меня слишком сильно измучила. Я неверно истолковал твои слова. И мне… - Он ненадолго замолчал и покачался на каблуках, словно вдруг забыл, что собирался сказать. - Мне не нужны подробности того, как все было, что ты чувствовал и каким образом потерпел неудачу. В таких историях самое важное - финал, а он давно известен.
        Верховный Ворон вздрогнул словно от пощечины.
        Фейра наконец-то отвел взгляд.
        - Гхм… - раздалось от резервуара с реморами. Вира Корвисс стояла, прислонившись к нему боком, и с необычным интересом разглядывала обоих. - Это часть какой-то весьма замысловатой истории, которая могла бы меня заинтересовать в другой обстановке. Но сейчас мне куда интереснее другое: я хочу вас кое о чем попросить. И поскольку я достаточно вам помогала, хотя могла бы отказать, рассчитываю, что мою просьбу вы уважите.
        Феникс и ворон посмотрели на нее, словно удивленные тем, что кто-то оказался рядом. Вира выпрямилась, прижимая к груди банку с еще пятью реморами - включая одну большую, - и сказала на удивление звонким девичьим голосом:
        - Я хочу присутствовать на казни Кармора.

* * *
        Но сперва - фрегаты.
        Риск велик. ~Он~ на самом деле не понимает, насколько все серьезно. Прежде всего, между тремя и пятнадцатью телами разница не только в количестве - чтобы охватить их всех, ей придется сильно растянуться, раскинуть части себя во все стороны, и каждая из этих частей будет вести себя по-своему. От такого можно легко рассыпаться… насовсем.
        И еще ~он~ так и не почувствовал прикосновения той силы, что наблюдала за ними уже давным-давно и теперь наблюдает втрое внимательней. Фрегат толком не понимает, что изменилось в связи между нею и навигатором, и это вызывает сильнейшую тревогу. Что-то случится. Определенно что-то случится, и она не может ~его~ предупредить.
        Да и не хочет. Она понимает: другого выхода нет.
        - Он~ посылает ей знакомый образ пути через океан, при попутном ветре.
        Она отвечает мертвым штилем, палящим зноем.
        - Он~ тихонько шепчет:
        - Все будет хорошо.
        А потом опускает руку в банку, достает рыбу-не-рыбу и говорит троим воронам:
        - Лучше вам отойти подальше.
        И она начинает ~расти~.
        Первыми приходят ~Зеленоглазая~ и ~Душа бунтарки~. Эти две ей уже знакомы, и воссоединение с ними происходит легко и быстро. Они даже в какой-то степени рады ей, им приятно вновь сделаться частью чего-то большего. Частью большего… Из глубин памяти - оттуда, где хранятся воспоминания о случившемся не с ней, - вновь поднимаются образы, связанные с дорогой через ничто, через пустоту и черноту. Кажется, те, кто шел этим жутким путем, тоже были едины. И есть еще какая-то тайна, связанная с их единством, какой-то безумно глубокий слой воспоминаний, до которого она не добралась. Ну, у нее пока всего лишь три тела, а не пятнадцать.
        - Свободная от оков~. О, подходящее имя для фрегата с Окраины. Дерзкая, даже слегка нахальная сущность. И все же под слоем нахальства таится глубокое уважение к фрегату-легенде, фрегату с зелеными парусами. К тому же ~Свободная~ очень молода - это ее первый навигатор, и они вместе всего лишь семь лет. Она совсем недолго сопротивляется, больше для вида, чем всерьез, и вливается в растущую сеть.
        - Морская плясунья~. Паруса ярко-синие, необычные и редкие. Темные, почти черные глаза смотрят внимательно, словно спрашивают: «Кто ты? Что ты? Ты мне нравишься, но я тебя не знаю. Как же мне с тобой поступить?»
        - Станцуем?~
        Чуть поразмыслив, ~Плясунья~ соглашается.
        - Гончая~, ~Баловница~, ~Летящая над волнами~ - эти три подчиняются без сопротивления и даже не проявляют любопытства, но она знает: проблемы с ними возникнут потом. Поняв, что все всерьез, что завтра, скорее всего, их уничтожит превосходящий враг, - они тотчас же захотят уйти и даже могут утащить за собой кого-нибудь еще из сомневающихся.
        - Небесная подруга~. Тот, кто дал ей имя больше семидесяти лет назад, - отважный и дерзкий, испытавший немало приключений за свою достаточно долгую жизнь, - грезил небесами и Прародиной магусов, хотя сам был всего лишь человеком. Он умер в своей постели, от старости, но в глубине души ~Подруга~ бережно хранит воспоминания о нем и грустит, как будто они расстались вчера. Нынешнего своего навигатора она оберегает как ребенка и оттого сопротивляется сети сильнее прочих. Она боится, что ему угрожает опасность.
        - Он~ говорит, что она права. А потом, уцепившись за туго натянутую струну ее сути, спрашивает: что бы сказал по этому поводу ее первый навигатор? ~~~
        О, ~ему~ трудно перечить.
        - Северный цветок~ - изящный и довольно маленький двухмачтовый фрегат с бледными, почти белыми глазами, которые отсвечивают серебром. Она почти что вернулась домой: лет двадцать пять назад ее выловил на одном из здешних островов сын аптекаря, грезивший морем. Он до сих пор с ней. Уговаривать его не надо: даже проведя много лет во владениях однорукого короля, он не забыл родные края и готов их защищать ценой жизни - своей и фрегата. Они оба к этому готовы.
        - Стремительной~ командует помощник Окраинного правителя, суровый и опытный моряк. Он тоже не сопротивляется, хотя испытывает легкое раздражение, когда понимает, что ~они~ способны заглянуть в самые дальние уголки человеческой и фрегатской души, включая тот общий на двоих уголок, где притаился страх. С этим тоже придется что-то сделать, чтобы завтра ~Стремительная~ их не подвела…
        - Химера~ и ~Белая кошка~. У первой среди белых парусов затесался один багряный - оттого, видать, ее так назвали. Обе рвутся в бой за своего короля и за правду - нет в них ни тени сомнения, ни намека на страх.
        - Черная звезда~ вливается в сеть легко и изящно, словно всегда была ее частью, так, словно связь между ~ним~ и ее молодым навигатором не распадалась. А ведь боль от разрыва еще свежа… Но без боли нет жизни, и потому она тянется навстречу ~Звезде~, приветствует как равную - подругу, сестру - и обещает, что завтра их ждет славная битва. Паруса фрегата - немыслимо-черные, жуткие - трепещут от нетерпения.
        И, наконец, ~~~Луна~~~.
        Они замирают и смотрят друг на друга.
        Осознание накатывает волнами.
        …Минувшие годы - словно моря, что остались за кормой вместе со всеми штормами и штилями. Они не так уж часто шли бок о бок, но даже на расстоянии не забывали друг о друге, готовые прийти на помощь по первому зову. Сперва они не знали всей правды. Потом поделились секретами: первый рассказал о своем прошлом, второй - о будущем, каким его видел. Тайн не осталось.
        За исключением одной.
        …Проще было бы объединиться. Даже мудрой и грозной ~~~Луне~~~ не под силу сопротивляться ~им~, когда они ~вдвоем~. А по отдельности ~они~ едва удерживают привязь, и сеть трещит, натягиваясь; другие ее части пытаются помочь, но им не хватает опыта, чтобы понять, как это следует делать. Вот и проблема! Вот и опасность! Если однорукий король сейчас не поддастся, он их всех погубит - не останется ни единства, ни шанса на победу.
        Но еще можно все исправить.
        …И в какой-то момент ~он~ тянется к ~~~Луне», а через нее - к навигатору, который стоит у носа и смотрит на воронью столицу, озаренную вечерними сумерками, - смотрит прямо на Воронье Гнездо, в точности зная, где сейчас тот, кто пытается вскрыть его разум, словно спелый плод. ~Он~ тянется к фрегату, чьи паруса в ночи излучают свет, который жители Окраины именуют «светом надежды», прекрасно осознавая, что надежда делает их правителя уязвимым. Тянется и одновременно что-то творит с собственной памятью и душой, как будто… как будто…
        Выворачивает их наизнанку.
        - Остров посреди бескрайнего океана - черный, как глухая полночь, и мертвый, как выкатившийся из костра и давно погасший уголек. И все же среди черноты еще просматриваются руины замка. От него осталась лишь тень былого могущества, но даже она впечатляет.~
        - Изящная женская рука легко касается широкой мужской ладони - и та сжимается, очень нежно и аккуратно, чтобы не раздавить эти тонкие пальцы. Кажется, мужчина сжимает не чью-то кисть, а живое существо.~
        ~~~~~Луна~~~~~ еще сильней натягивает привязь, и ~они~ держат ее из последних сил.
        - Изорванный в клочья и заново сшитый парус. Нет - два паруса, зеленый и синий. И сшиты они черными и золотыми нитями. Мчит куда-то не корабль даже, а хлипкий жалкий плот, на котором никого нет.~
        - Прости меня. Я не мог иначе.~
        Все замирает.
        А потом ~он~ продолжает начатое, продолжает выворачивать наизнанку самого себя, бесстрашно выволакивая под лучи тускнеющего солнца все новые и новые образы. Грозный остров и форт с рявкающими пушками. Темный коридор, змеящийся в недрах замка, уходящий все глубже. Пещера и тот ужас, что их ждал. А потом - пепел, пепел, ничего, кроме пепла.
        Сеть трещит, ~~~~~~Луна~~~~~ почти освободилась. Другие фрегаты в ужасе и смятении рвутся кто куда. Она смутно слышит крики и понимает, что живые корабли на грани безумия причиняют боль не только самим себе, но и своим людям.
        - Он~ не останавливается.
        Образы следуют один за другим. Теперь ~он~ не передает увиденное, а пытается составить из образов новые фразы, пытается говорить с живыми кораблями на их языке. ~Он~ берет воображаемый черный фрегат, словно шахматную фигурку, и опускает на воду вблизи от Росмера. Потом еще один. И еще, еще - вскоре окрестности вороньей столицы чернеют от сотен или даже тысяч мертвых кораблей, и где-то далеко видно, как появляются все новые и новые. А потом ~он~ все это стирает и рисует с растущим умением огромную гору с почерневшими от жара склонами; человека, который поднимается все выше и выше, как будто не замечая, что его ступни горят; колоссальную птицу с перьями из пламени, которая опускается на вершину горы.
        Она упускает тот момент, когда в ~его~ руке появляется настоящий нож.
        - Не надо, Кристобаль! - кричит кто-то. Она не успевает ничего сделать - да разве ей такое было бы по силам? В тот миг, когда воображаемый герой с дочерна обожженными ступнями вонзает себе в грудь старый отцовский нож, - льется настоящая кровь. ~Он~ не пробивает грудную клетку насквозь, лишь рассекает кожу, и все-таки крови много, очень много. Сеть пропитывается ею, меняет цвет. В багровеющих сумерках пятнадцать фрегатов - вместе с ~Луной~ - замирают в страхе и растерянности, скованные алыми узами, которые отчетливо видны всем, кто с ними связан, - от навигатора до юнги.
        Больше никаких тайн.
        Как подобает паутине, эти узы крепче стали.

* * *
        Лишь когда Фейра зашатался и упал на колени, Айлантри понял, насколько близки они трое были к смерти. Феникс на грани обморока - опаснейшее создание, и матросы успели рассказать несколько жутковатых историй на эту тему. Но все же ему, Рейнену и Вире повезло: Пламенный Князь сохранил ту меру самообладания, которая требовалась, чтобы удержать в узде его дар - или то существо, что обитало в его теле.
        Они усадили его на стул. Вира бережно сняла ремору, опустила в банку, а потом, вновь повернувшись к фениксу, в задумчивости потерла подбородок:
        - Вызвать целительницу?
        От внимания Айлантри не ускользнуло, что она оказалась более собранной и хладнокровной, чем он сам и старейшина. Верховный Ворон до сих пор выглядел сбитым с толку после странного разговора, который предшествовал эксперименту феникса с кораблями.
        - Не надо, - хриплым голосом отозвался Фейра. Он сидел с закрытыми глазами и тяжело дышал. - Рана неглубокая. Найдется чем перевязать?
        - Айлантри? - Вира бросила красноречивый взгляд на бывшего секретаря старейшины. - Может, один из тех остолопов возле двери принесет все необходимое?..
        Так и вышло. Когда дозорный прибежал с пластырем и - Айлантри осенило в последний момент - чистой и целой рубашкой, Вира вновь проявила поразительное хладнокровие и, отстранив обоих воронов, сама занялась фениксом.
        Старейшина посмотрел на своего бывшего помощника. Лицо Рейнена снова сделалось непроницаемым, но Айлантри видел правду: под этой маской скрывались растерянность и тревога. Последняя, как подсказывало чутье, была связана не с Фейрой, а с тем, что предстояло в самом скором времени.
        С судом над Кармором Корвиссом и его сподвижниками.
        Айлантри призадумался и понял, что источник беспокойства ему известен. Он вспомнил, как на борту «Невесты ветра» Сандер задал вопрос, на который не нашлось ответа: почему они не положили этому конец?
        Молодой ворон понял, что знает настоящий ответ, и испугался.
        - Через полчаса в Фонтанном дворе, - сказал тем временем Рейнен. - Не опаздывайте.
        А потом он повернулся и ушел походкой приговоренного к смерти.
        Айлантри снова посмотрел на феникса, который в тускловатом свете краффтеровских ламп выглядел бледным как мертвец. Вира смыла кровь, заклеила порез пластырем и теперь помогала раненому одеться. Айлантри очень смутно осознавал, что странный поступок Фейры тесно связан с тем, что он пытался совершить - и, похоже, преуспел, - но объяснить происходящее ему было не по силам. Даже то, что Рейнен Корвисс доверил ему Виру, казалось нереальным. Как будто прошлое вернулось - но ведь на самом деле оно безвозвратно ушло…
        - И что же ты сделал? - спросила она, стоя над фениксом со скрещенными на груди руками, разглядывая его с нескрываемым интересом, словно какую-нибудь необыкновенную ремору. - Весь этот спектакль с кровью - зачем он был нужен?
        Он поправил манжеты, потом повернулся не вставая и снял куртку, которую Вира повесила на спинку стула. Айлантри наконец-то понял, что болезненная медлительность в движениях капитана возникла не из-за раны - для него это наверняка была почти царапина. Он потратил слишком много сил на то, что сделал с фрегатами.
        Что бы это ни было.
        - Я рассказал им легенду о том, как мой предок получил свой огонь, - устало проговорил Фейра. - Я должен был продемонстрировать, что готов на все ради победы над нашим общим врагом. Кровь в этом мире дороже любых драгоценностей и любых слов… Впрочем, что говорить? Ты ведь об этом знаешь не хуже меня.
        Вира, конечно, знала про звездный огонь - если какие-то загадки для нее и существовали, то располагались они на еще не открытых этажах Подвала, ниже той самой злополучной лестницы. Но было видно по лицу, что она подумала не про огонь.
        Феникс, как ни странно, тоже это заметил.
        - Зачем ты хочешь попасть на казнь… точнее, суд над Кармором? Не боишься оказаться среди обвиняемых? Или думаешь, что тебе простили прегрешения из-за того, что ты не сбежала вместе с его маленькой бандой на Землю тысячи огней?
        Она усмехнулась и ничего не сказала.
        - Постой-ка. - Он встал, встряхнулся и, осторожно взяв ее за подбородок, заставил повернуть лицо в одну сторону, потом - в другую. Она подчинилась. - Ну да. Конечно. Искусай меня медуза, как же я мог тебя забыть?
        - Всего одна встреча сорок лет назад, - тихо сказала Вира. - Очень короткая встреча.
        - Но в доме твоего… отца я больше никого не видел, не считая слуг, - возразил Фейра. На его бледном лице отразилась боль. - Да-да… Теперь я вспомнил. В тот самый день, когда Рейнен привел меня к себе, ты сидела в его кабинете, в его кресле, с книжкой на коленях. Он велел тебе уйти. Ты рассердилась, но не стала ему перечить. На тебе было темно-синее шерстяное платье с белым воротничком…
        - Если бы отец не отправил меня на следующий же день в пансион, я бы нашла возможность с тобой познакомиться, - проговорила воронесса.
        Фейра наконец-то отпустил ее подбородок, но она продолжала стоять в той же позе словно изваяние.
        - Я устроил пожар, и Рейнен решил уберечь тебя от опасности. Это было правильно.
        - Но я могла помочь.
        - Нет. - Он покачал головой и грустно улыбнулся. - Мне никто не смог бы помочь. Просто удивительно, что я не убил всех в вашем доме, не превратил его в обгорелые развалины. Ты понятия не имеешь, что я перенес.
        Они ненадолго застыли, глядя друг на друга.
        Айлантри кашлянул.
        - Нам пора, - сказал он. - Если мы и впрямь хотим увидеть суд… и казнь.
        - О да, - ответила Вира, не сводя глаз с Фейры. - Мы очень этого хотим.
        Фонтанный двор располагался в самом центре Вороньего Гнезда и был самым большим из всех внутренних дворов огромной крепости. Фонтанов в нем имелось три: они изображали одну и ту же женщину, только одно изваяние, с повязкой на глазах, держало в руках весы, другое - меч и песочные часы, а третье - ветвь какого-то дерева. Айлантри не знал какого, и символизм статуй оставался для него загадкой. Да и старшие вороны, как он ни расспрашивал, ничего не могли объяснить. Происхождение изваяний было окутано густым покровом тайны.
        Один за другим собирались росмерские вороны, приходя отовсюду. Айлантри с одинаковым усердием прятался от знакомых и незнакомых, надеясь, что его примут за какого-нибудь отшельника, случайно оказавшегося в вороньей столице, или за подмастерье, который лишь недавно получил право носить мантию и еще не успел как следует насладиться этой привилегией. Вряд ли кто-то заметит его отсутствие… или он ошибается? О процессе над Фейрой наверняка говорили в каждом доме, и тот, кто сыграл немаловажную роль в оправдании подсудимого, просто обязан был удостоиться определенного внимания.
        Вира тоже надела мантию. На этом настоял Фейра, и Айлантри был фениксу благодарен: сам он по-прежнему тушевался перед дочерью Рейнена Корвисса, не мог лишний раз взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы заговорить по собственной воле. Они стояли вблизи от фонтана с мечом и часами, окруженные пустым пространством, - вороны, разумеется, узнали феникса, и каждый старался держаться от него подальше.
        Двор постепенно заполнялся: воронов собралось не меньше сотни. Они большей частью молчали. И вот, когда Айлантри от нетерпения и тревоги уже готов был малодушно удрать, доверив Виру фениксу, на возвышении посреди двора появился Рейнен Корвисс. Он был… собой. Старейшиной клана, Верховным Вороном, магусом с уродливым шрамом от ожога на правой щеке и глубокой хмурой морщиной на лбу. Он что-то сказал блюстителям, и через несколько минут на площадку перед возвышением вывели четверых воронов в цепях - здесь от них был толк, поскольку, чтобы избавиться от оков, Кармору и остальным пришлось бы прибегнуть к магии полужизни у всех на глазах, а они, как и прочие вороны, не были на такое способны.
        Кармор стоял, расправив плечи и гордо вскинув голову. Они с Рейненом смотрели друг на друга, и старейшина молчал, словно и сам онемел. Верн был невозмутим; Ашиль и Ивон, похоже, волновались, но как-то держали себя в руках. Секунды превращались в минуты, те проходили одна за другой. Ничего не происходило.
        Айлантри закрыл глаза.
        Чтобы призвать Духа Закона - существо, помешанное на справедливости и не знающее ничего другого, кроме нее, - нужно было к нему обратиться. Не просто произнести вслух или написать на бумаге слова, излив свои чувства, но пустить в ход ту струну души, что басовито гудела, туго натянутая от творящегося беззакония. Лишь тот, кто по-настоящему чувствовал себя пострадавшим из-за совершенного проступка, лишь тот, кто был готов рискнуть даже собственной жизнью ради истины, - лишь он мог обратиться к древнему существу с такой просьбой. Стоило помнить о том, что Дух Закона наказывал всех причастных, если узнавал о них, наказывал клеветников, наказывал тех, кто пытался воспользоваться его решением, получив незаслуженную выгоду.
        И поэтому вороны молчали.
        «Почему вы не положили этому конец?..»
        Да потому, что каждый из них втайне поддерживал Кармора, - вот что Айлантри мог бы сказать Сандеру, но не сказал. Давний запрет на использование магии полужизни всякий из живущих ныне воронов впитал с молоком матери, но на самом дне его души таилось возмущение этим запретом. Почему, ради всех богов?! Чем они так провинились перед остальными магусами и людьми, что единственные из всех потеряли право на собственный дар? Никто и никогда не пытался приказать фениксам, чтобы те погасли, или цаплям - чтобы замолчали, - да что там приказать, о таком даже мечтать не смели! Но перемена, случившаяся с кланом воронов, позволила всему миру вздохнуть с облегчением, и теперь «полужизнь», как правило, с ними даже не связывали. Она, омерзительная и полная головокружительных возможностей, существовала отдельно - словно была всего лишь наукой, словно ей можно было научиться. Она существовала…
        И манила. И снилась ночами. И раны не заживали.
        Как мог Айлантри в чем-то обвинять Кармора и остальных, если сам не устоял? Отказался принять свой жребий. Не выдержал испытания, которое определила ему… Эльга-Заступница? Да хоть бы и Великий Шторм. Его участь вовсе не была невыносимой, другие справлялись и с невзгодами потяжелей - всю свою жизнь. Но он оказался слабым и не вытерпел даже одной ночи.
        Ворон криво усмехнулся. Он не зря так спешил с преображением: боль и смятение уступили место решимости, а здравый смысл самую малость опоздал. Если бы он полностью пришел в себя, пробудились бы и сомнения. Но в тот момент их не было. В тот момент он твердо знал, чего хочет, и ни один в мире Договор его бы не остановил.
        Миг, когда он позволил себе заглянуть в бездну, которая всегда зияла рядом…
        Это был миг абсолютной свободы. И Айлантри знал, что никогда его не забудет.
        Поэтому он не находил в себе силы, чтобы заговорить.
        - Я обвиняю, - раздался женский голос совсем близко, в шаге от него.
        По собравшейся толпе воронов прокатилось тихое «а-а-а-ах…».
        - Я обвиняю, - повторила Вира Корвисс, шагнув вперед и снимая одной рукой капюшон мантии. - Обвиняю Кармора Корвисса, Верна Корвисса, Ашиля Корвисса и Ивон Корвисс в нарушении запрета - в использовании магии полужизни. Я призываю Духа Закона и прошу его вынести справедливый вердикт.
        Рейнен Корвисс на возвышении вздрогнул, и за долю секунды до появления на его месте Духа Закона Айлантри увидел на изуродованном лице старейшины выражение, которое не успел тотчас же понять, - так быстро оно сменилось бесстрастной маской одержимого божества. Рейненом овладела… готовность страдать. Не животный ужас перед подступающей агонией, не страх возможной смерти, в той или иной степени управляющий всеми живыми тварями, но чувство, на которое способны лишь разумные существа. Готовность принять боль, чей смысл и цель - если они вообще существуют - превосходят тебя; готовность признать свою ничтожность перед ликом судьбы, свою малость фрегата перед надвигающимся штормом.
        И не отступить.
        Когда Дух Закона появился, Вира Корвисс, ничуть не смущенная происходящим, прошла к самому возвышению и встала рядом с ним, повернувшись лицом к четверым обвиняемым. Айлантри не видел их лиц, но заметил, что плечи Ивон дрожат; брат на полшага приблизился к ней и коснулся плечом. Верн как будто застыл. Кармор же тряхнул головой и на миг ссутулился - если бы Айлантри не видел этого движения раньше, то вряд ли понял бы, что ворон-отступник беззвучно смеется.
        - Я обвиняю тех, - продолжила Вира с каменным лицом, - кто поддался искушению и пустил в ход коварный дар, который уже погубил один - один ли? - мир. Я опускалась в эту бездну глубже кого бы то ни было из живущих и видела, что ждет нас впереди, если запреты перестанут соблюдаться. Все это уже происходило: границы дозволенного отодвигались все дальше - мы изменяли окружающее все сильней, пока оно не умирало на наших глазах. Наш дар имеет изъян, и его не зря называют полужизнью - то, что мы трансформируем, бесплодно и отравлено изнутри. Мы на самом
        деле не можем творить… - В этот момент впервые за все время, что Айлантри знал Виру, ему послышалась в ее словах истинная боль. - Мы возомнили себя творцами, но не способны создать ничего нового. Мы способны лишь изменять и искажать. Даже если получается что-то полезное и красивое, оно не может воспроизвести себя и рано или поздно превращается в прах. Но гораздо чаще мы творим мерзости. И творили. Так было всегда.
        Мы разбирали на части людей и животных и собирали из этих частей химер, чтобы другие кланы ужаснулись или удивились. Потом они стали платить нам за это деньги, и мы делали все больше и больше несчастных существ, ломая все больше и больше жизней.
        Мы извлекали нерожденных детей из материнской утробы, чтобы вырастить из них подобия человека, дышащие жабрами, с ластами вместо рук и ног, - они требовались нам, чтобы ухаживать за прекрасными подводными садами.
        Мы наказывали преступников, растворяя в их телах все кости, кроме черепа и хребта, превращая людей в подобия слизняков. А потом, смилостивившись, мы творили им новые кости, но не возвращали прежнего облика.
        Мы… Впрочем, надо ли перечислять все наши прегрешения?
        Я обвиняю стоящих передо мною в том, что они исказили природу живых фрегатов и создали из них мертвые лодки без души и разума, несущие огненную смерть и обреченные на распад. Я обвиняю этих магусов во вмешательстве в естественный ход событий, в уродовании красоты, в надругательстве над самой жизнью. Они совершили множество других преступлений, но если я начну перечислять их все, не хватит времени до утра. Погубленных фрегатов достаточно. Я обвиняю… И да, Кармор. Я готова понести наказание вместе с вами. Потому что не хочу, чтобы мое собственное преображение завершилось.
        Миг спустя Дух Закона спрыгнул с возвышения и подошел к Кармору Корвиссу. Пока Вира говорила, Айлантри тихонько продвигался ближе к центру двора, хотя не понимал зачем, и теперь он увидел, как ворон-мятежник посмотрел божеству справедливости прямо в глаза. На лице Кармора отразилась тень того чувства, которое испытал Рейнен за миг до пришествия Духа: он был готов страдать. Айлантри внезапно понял, что немой ворон все это время испытывал те же самые сомнения, что и он сам, и терзался так же, как он сам. И, вопреки здравому смыслу, бывший секретарь старейшины его пожалел. Пожалел того, кого совсем недавно ненавидел и презирал. Дух Закона положил руку Кармору на плечо, его губы шевельнулись - и он произнес короткую фразу на незнакомом языке, полном шипящих звуков. Никто не знал, как она переводится - это был, скорее всего, какой-то из мертвых языков Прародины, неизвестный даже Основателям, раз уж они ни в одной из сохранившихся летописей о нем не упоминали. Но все были осведомлены о том, что происходит после этой фразы.
        Раздался хлопок - и Кармор превратился в горстку пыли. Это было похоже на первопламя, но куда быстрее и… основательнее.
        Дух Закона повернулся к Верну.
        Помощник Кармора выдал свои чувства тем, что закрыл глаза. Может, он в это же самое время мысленно пел или говорил себе, что смерть не страшна; на его лице не дрогнул ни один мускул, но глаза он все-таки закрыл.
        Дух произнес слова. Верна не стало.
        Божество повернулось к Ашилю - и произошло неожиданное. Молодой ворон шагнул в сторону, как будто заслоняя сестру от Духа, - неужели он решил, что может что-то ему противопоставить? Глядя исподлобья на существо с лицом, похожим на маску, с косматыми пегими волосами, он тихо проговорил:
        - Умирать последним, умирать в одиночестве - всегда очень трудно. Забери нас обоих разом. Я знаю: ты можешь.
        Дух Закона на миг застыл. Айлантри видел его сутулую спину и даже не понимал, есть ли в этом теле кости и мышцы, но что-то в осанке безумного божества свидетельствовало о секундном колебании. Потом взметнулись обе костлявые руки, легли на плечи брату и сестре - и Ашиль успел лишь вскрикнуть:
        - Не бойся!
        …И оба исчезли.
        Божество повернулось к Вире.
        Айлантри испытал неимоверный жуткий страх и спросил себя, зачем ему понадобилось подойти так близко. Кажется, прах, оставшийся от четверки мятежных Корвиссов, осел на его мантии. Он мог бы шагнуть в сторону и преградить путь тому, кто вселился в Рейнена Корвисса, не дать старейшине убить собственную дочь, - он мог бы, но сил не хватало, и не хватало самообладания, чтобы внушить собственному телу простую истину: для того, кто умер, смерть уже не страшна.
        Страшна она лишь для тех, кто остался.
        - Я так хочу, - громко сказала Вира, как будто прочитав его мысли. Смотрела она только на Духа Закона, но обращалась, как внезапно понял Айлантри, все-таки не к нему, а к Рейнену Корвиссу, в надежде, что тот слышит. - Лучше сделаться горсткой пыли, чем до последнего вздоха сеять зародыши грядущего зла.
        Дух поднял руку и застыл. Айлантри увидел, как сквозь маску проступил шрам. Это продлилось лишь одно мгновение, но Вира, конечно, тоже все увидела и… улыбнулась. В ее улыбке не было боли и горечи, не было печали. Только облегчение от того, что теперь наконец-то все случится так, как ей хочется.
        Рука божества опустилась.
        Слова прозвучали.
        Айлантри моргнул, чувствуя, как текут слезы по щекам, и тот момент, когда от высокой и стройной воронессы с длинными черными волосами осталось одно воспоминание, ускользнул от его внимания. Зато он увидел, как на месте Духа Закона возник Рейнен, и в глубине души ощутил постыдное облегчение: значит, сегодня больше никого не казнят. Потом ему захотелось казнить за это самого себя.
        От лица старейшины отхлынула вся кровь. Воронья стая молчала, не смея ни пошевелиться, ни вздохнуть. Никто не понимал, как быть дальше. Казнь, обернувшаяся чем-то более жутким и чудовищным, чем любой из них мог себе представить, словно продолжалась.
        Продолжалась…
        Рейнен запрокинул голову, и из его глаз вырвалось такое яркое сияние, как будто в голове у старого ворона вспыхнула синяя звезда. Он поднял правую руку, в последний раз знакомым жестом провел кончиками пальцев по шраму на щеке - и Айлантри, машинально повторив этот жест, понял, что старейшина вытирает слезу. А потом Рейнен Корвисс взмахнул этой же рукой, растопырив пальцы, и воткнул ее себе в грудь. По его телу пробежали крупные синие разряды, похожие на молнии, - и миг спустя он превратился в пыль.
        Но и это был не конец. Рейнен исчез, однако на его месте осталась тень. Она ничем не походила на Духа Закона, которого все они видели столько раз: ее очертания отдаленно напоминали тело человека или магуса, но каждую секунду менялись самым тошнотворным образом, словно из тени в мир стремилось прорваться какое-то существо или какая-то сила. Тень нечеловеческим образом повернула голову, окидывая толпу взглядом невидимых глаз, и Айлантри окаменел от ужаса, когда этот взгляд остановился на нем.
        ТЫ ПРИМЕШЬ МЕНЯ?
        Голос прозвучал в его голове, но это было не похоже на мысленный разговор с капитаном. Скорее, на крик в ухо, от которого под сводами черепа все загудело, будто прямо над ним проснулся туманный колокол. Айлантри съежился от страха и увидел, что Фонтанный двор, воронья стая и все прочее вокруг него померкло и сделалось плоским, как рисунок угольным карандашом на серой бумаге.
        ТЫ ПРИМЕШЬ МЕНЯ?
        - Кто ты? - беззвучно прошептал он, глядя в темный овал, заменяющий тени лицо. Он не видел ни малейшего намека на глаза или другие черты - лишь сгусток сумерек, стирающий и без того блеклую действительность. От существа веяло могильным холодом.
        Я СПРАВЕДЛИВЫЙ СУД. ТЫ СТАНЕШЬ СУДИЕЙ? ТЫ ПРИМЕШЬ МЕНЯ?
        Так вот как все устроено…
        Айлантри зажмурился и попытался выровнять дыхание, чтобы безумное сбивчивое трепыхание в груди сменилось знакомым размеренным ритмом. Итак, он может принять в себя эту сущность и стать новым Судией, новым Духом Закона. Очередным звеном в цепи. Блюстители будут подчиняться ему и жители станут приходить к нему, чтобы кого-то в чем-то обвинить. Он узнает, наверное, в чем смысл этой непостижимой фразы, и его прикосновение сделается смертоносным.
        Никто не посмеет обвинить его в нарушении запрета.
        Он открыл глаза. Ничего не изменилось. Мир, как и прежде, был недвижным, нарисованным, и тень маячила прямо перед его лицом. Теперь он распознал в холодном воздухе, который надвигался с этой стороны, гнилую ноту - как будто и впрямь дул ветер с могильника.
        - Нет, - тихо, но твердо сказал молодой ворон с белыми волосами и черными агатовыми глазами, сжимая в кулак воронью лапу, которая заменила ему правую кисть. - Ты не справедливость, ты… возмездие. Воздаяние. Иногда справедливое, но чаще - нет. Смерть не может быть справедливой, потому что она не в силах обратить время вспять и сотворить новую жизнь. Чем это лучше нашей запретной магии? А если я поддамся тебе, опасаясь за собственную шкуру, то и вовсе совершу ужасное преступление. Судия - подлинный, настоящий Судия - должен быть безупречным. Не знаю, найдешь ли ты такого. Но я… тебя не принимаю.
        Дух исчез, а мир опять сделался объемным, полным запахов и звуков, живым - и случилось это так внезапно, что последние силы покинули Айлантри. Он пошатнулся, прижимая к груди правую руку, а потом упал. И пала тьма, пришла тишина, он наконец-то обрел покой - пусть и ненадолго.

* * *
        Ночью ей не вздремнуть ни на миг.
        То, что созревало уже несколько дней в ее межпалубном пространстве, наконец-то готово, и теперь - пусть даже связь перестала действовать, и у нее опять одно тело, а не пятнадцать - она слышит смутные отголоски образов, которыми обмениваются другие фрегаты, и понимает, что с ними происходит то же самое, только гораздо быстрее, потому что времени почти не осталось. Люди наконец-то замечают неладное и приходят в смятение. ~Он~ прибегает, такой же растерянный, как все остальные, и останавливается на причале, не понимая, что делать. Она посылает образ-подсказку. ~Он~ трет ладонями виски, а потом начинает отдавать указания. ~Он~ все понял. Она расслабляется, обрадованная.
        Чтобы убрать пушки с оружейной палубы и выгрузить их обратно на причал, уходит три часа. Все это время она проводит, погрузившись в себя и довершая начатое, исправляя и уточняя то, что в этом нуждается. ~Он~ время от времени пытается проникнуть в ее мысли, но всякий раз терпит неудачу и в конце концов уходит в свою каюту, скрипя зубами от боли под сводами черепа. Когда один за другим прибегают курьеры и сообщают, что происходит с другими фрегатами, ~он~ сперва теряется, а потом… потом она чувствует, как в ~его~ душе вспыхивает робкий огонек надежды.
        И вот настает тот самый момент, когда корпус начинает дрожать, и ~он~, оборвав очередного курьера на полуслове, выскакивает из каюты и бежит на опустевшую оружейную палубу. Остальные спешат туда же, сбитые с толку и немного испуганные.
        Отовсюду из палубы и переборок - которые за последние несколько дней сделались толще и плотнее, пусть этого и не заметили, - выдвигаются… предметы. Ни один из невольных зрителей не может подобрать слов, чтобы их описать, потому что они впервые видят такие формы: плоские и объемные, со множеством выступов и зубцов, с тянущимися канатами вроде кишок или пуповин. Они соединяются друг с другом согласно последовательности, которая известна только ей, - как ни парадоксально, разум навигатора до такой степени воспротивился этому образу, что предпочел притвориться, будто его не существует, - и с каждой секундой все ближе безвозвратная перемена, порожденная нарушением запрета.
        Она могла бы сказать ~ему~: это все ты.
        Но ~он~ и так понимает…
        Когда все заканчивается, ~он~ и остальные несколько минут глядят в потрясенном молчании на двенадцать… штуковин, которые заняли места, где еще недавно стояли пушки. Между ними есть отдаленное сходство, но у штуковин гладкие корпуса - они показались бы литыми тому, кто не видел, как происходила сборка, - и что-то вроде полозьев вместо колес. Они вросли в палубу - или, точнее, выросли из нее. Но дула этих орудий-не-орудий таращатся в отверстия в бортах, и их предназначение очевидно для любого, кто был у Земли тысячи огней утром этого неимоверно длинного дня.
        - Нужно собрать всех навигаторов, - говорит ~он~ и не сводит взгляда с живых пушек. Глаза его сияют не огнем Феникса, но пламенем надежды, а в уголке рта прячется дерзкая усмешка. - Нам требуется новый план, и у меня есть по этому поводу кое-какие идеи…
        Акогда проходит бессонная ночь и наступает утро, в Росмерской гавани выстраиваются пятнадцать преобразившихся фрегатов. Где-то рядом шестнадцатый, маленький «Полуночный призрак» - он не обзавелся живыми орудиями, но полон других сюрпризов, и горе тому, кто сочтет его легкой добычей.
        Они ждут.
        Она по привычке ловит обрывки фраз: в Росмере траур, вороны растеряны и убиты горем, вороны потеряли старейшину. Так об этом и говорят: «потеряли», и те, кто видел, как именно это случилось, обмениваются друг с другом понимающими взглядами, но не словами. Другие сочувствуют и все же не удивляются - он был очень старым, ему было очень много лет, даже магусы обычно столько не живут… Она размышляет: магусы - как фрегаты - могли бы жить вечно, но не живут. А люди - как магусы, только их дары спрятаны очень-очень глубоко.
        Три их народа похожи друг на друга больше, чем принято считать.
        Целительница поднимается на палубу: на плече у нее ларим, на шее - зеленый шарф. ~Он~, отвлекшись от разговора с навигатором «Химеры», хмурится и качает головой; она отвечает дерзким взглядом. «Попробуй меня прогнать». Ненадолго оба замирают, уставившись друг на друга, и все вокруг тоже на них смотрят, ждут. Потом ~он~ подходит к целительнице и, не стесняясь взглядов, обнимает ее. Она прижимается к ~его~ груди, закрывает глаза. Ларим спрыгивает с ее плеча, мчится к мачте и взлетает на самый верх. Все ждут… чего-то. Дрожания палубы, рокота в трюме, свиста и воя в ушах. Но фрегат молчит.
        Над гаванью парит крылан, обозревая окрестности с высоты. Она тоже следит за тем, что происходит вокруг, напрягая все чувства и в особенности то странное, особенное зрение, которое появилось после исцеления от корабельной чумы. Теперь оно усилилось: она видит… нет, ощущает все, что происходит в воде и над водой в пятнадцати милях от острова. И это расстояние потихоньку увеличивается. Она могла бы увеличить его быстрей, но опасается, что ~его~ разум этого не вынесет.
        Незадолго до полудня, когда враг еще не показался на горизонте, она чувствует перемену.
        Время пустить в ход ремор. ~Он~ отдает нужные указания, подставляет шею под рыбу, которую ворон с птичьей лапой достает из стеклянной банки, и через четверть часа у нее снова пятнадцать тел, не считая «Полуночного призрака», который, не став частью сети, все равно слышит приказы, что мчатся по ее тугим нитям. Фрегаты выдвигаются, занимают позиции согласно плану, который обдумывали и обсуждали всю ночь, и сеть растягивается вокруг росмерской гавани. ~Они~ объединяются.
        Карта местности расстилается перед ~ними~, с каждой секундой становясь все подробнее. Ветра, течения и глубины; каждая подводная скала в окрестностях гавани, каждый затаившийся водоворот. Маневрируя против ветра, защитники Росмера выходят вперед и снова замирают, а вдали тем временем показываются первые черные точки.
        Зачем Аматейн привел к Вороньему городу так много фрегатов? Конечно же, ради устрашения. Накануне ночью однорукий король высказал смелое предположение: это в каком-то смысле блеф, и отнюдь не каждый черный корабль в этой полусотне готов к бою. Капитан-император, предчувствуя - как и сам однорукий король, - что эта битва станет решающей, рискнул и бросил против воронов б?льшую часть своих сил. Раздавив сопротивление Росмера, он продемонстрировал бы всем остальным, что с Облачным городом нельзя шутить, нельзя играть - можно только подчиняться. Черным фрегатам наверняка приказано, чтобы ни у кого не осталось сомнений, расстрелять сперва крепость, а потом - весь город, насколько это возможно, принимая во внимание дальнобойность пушек. Пожары помогут довершить начатое, и от Вороньего Гнезда останется лишь пепелище.
        «По крайней мере, - сказал король, - я бы на его месте именно так и поступил».
        Но даже если только половина черных кораблей способна сражаться, это все равно много. Они не испытывают боли и страха, у их команд было несравнимо больше времени, чтобы привыкнуть к тактике боя, которую маленькая флотилия феникса только начинает осваивать. Не говоря уже о флагмане и магусе, который им управляет…
        Кто же им окажется? Сам капитан-император? Или его ручной ястреб?
        Кем бы ни был вражеский адмирал, он тоже намного опытней, чем ~они~.
        У защитников Росмера лишь два преимущества, которыми должно воспользоваться. Прежде всего, капитан-император рассчитывает, что они не будут сопротивляться организованно - он наверняка уверен, что им такое даже не пришло в голову. И еще есть пушки. Точнее, орудия-не-орудия.
        Подарок от той силы, что наблюдает за происходящим. Заранее прощенный грех. Только об этом, конечно, никто не догадывается…
        Ах да: еще есть женщина-рыба и ее необычный маленький фрегат.
        Ветер благоприятствует черным фрегатам, и они быстро приближаются. Идут растянутым с запада на восток строем, черной волной, рассчитывая перехватить любой корабль, который захочет сбежать из Росмера при виде угрозы. Но никто не бежит: пять фрегатов из пятнадцати, во главе с ~ними~, выдвигаются навстречу врагу и, когда они сближаются достаточно, совершают одновременный - пусть и не очень грациозный - разворот правым бортом, после чего, не давая черным времени на раздумья, стреляют.
        Выращенные фрегатами пушки бьют ничуть не хуже настоящих, и, самое главное, их не надо заряжать. Паленую команду слегка разочаровал такой поворот, но, когда им предложили принять участие в сражении, никто не отказался. Рано или поздно должно было дойти и до этого. Пока что, однако, эскадра феникса дает первый залп, и он оказывается достаточно успешным: шесть черных фрегатов, идущих в первом ряду, получают повреждения, пускай ни одно из них и нельзя назвать достаточно серьезным.
        Пятерка продолжает идти вперед и вновь открывает огонь, когда несколько вражеских фрегатов оказываются в секторе обстрела. От смятения два черных корабля выходят из строя и через несколько минут сталкиваются друг с другом - попутный ветер сыграл с ними злую шутку.
        Начав с руководства стрельбой на всех пяти кораблях, ~они~, как и было решено ночью, постепенно передоверяют это дело навигаторам-соратникам, а сами сосредоточиваются на карте, которая теперь отображает не только ветра, течения и глубины, но и вражеские суда. Пока что в их передвижениях нет никакой закономерности, указывающей, где находится флагман, хотя признаки того, что Черным флотом командует единый разум, безусловно, имеются. Враг, справившись с растерянностью, переходит в наступление: понимая, что пятерка стремится проникнуть вглубь строя, где черные фрегаты не могли вести огонь из риска навредить друг другу, они расходятся в разные стороны, и скопление кораблей редеет в середине.
        Но с флангов происходит то же самое, что в центре. ~Их~ главные фрегаты там - ~Луна~ и ~Черная звезда~, которые бесстрашно идут вперед, ведя за собой соратников. Черные корабли отвечают залпом, и на этот раз повреждения получают защитники. Три фрегата ранены на правом фланге, два - на левом. Пока что ранения нетяжелые, и все продолжают сражаться.
        У ~них~ белые, а не изумрудно-зеленые паруса. Во время ночного совещания об этом почему-то подумал только крылан: он намекнул фениксу, что лучше, если черные фрегаты не поймут с первой секунды боя, кто им противостоит, и будут считать ~их~ совершенно обычными фрегатами - в той степени, в какой это вообще возможно. Иначе ~они~ станут мишенью для огромного количества пушек.
        - Они~ согласились, хоть желание заявить о себе и было достаточно сильным.
        Человек-птица оказался прав: знай невидимый адмирал, на каком корабле находится его противник, - он бросил бы все силы на то, чтобы потопить этот фрегат, тем самым сломив сопротивление росмерцев. Но пока что ни один из защитников не стал особой мишенью - значит, понимают ~они~, флагман прячется где-то позади. Сам не выступая в первых рядах, он не верит, что кто-то другой окажется на такое способен, и не видит своего главного врага прямо у себя перед носом.
        Противники на правом фланге обмениваются залпами, и у двух черных фрегатов падают мачты. Однако ~Северный цветок~ получает пробоину в достаточно низком и опасном месте, и отголоски боли расходятся по всей сети. Это пугает и одновременно вселяет надежду: раз они чувствуют боль друг друга, значит, черные фрегаты, связанные родственным образом, и впрямь отреагируют, если удастся вывести из строя флагман. Осталось лишь его разыскать…
        Пушки палят без перерыва. Еще два черных фрегата выходят из строя. На борту ~Свободной от оков~ начинается пожар, и она оказывается без защиты; ~Гончая~ и ~Белая кошка~ обороняются от врагов, которые теснят их в сторону. Черный фрегат стреляет, и средняя мачта ~Свободной~ с треском падает, огонь разгорается еще сильней. Черный, развернувшись правым бортом, готовится к новому залпу, который должен смести с ее палубы все живое и неживое, но в самый последний момент с ним происходит нечто странное. Его корпус резко кренится на левый борт, и откатившиеся орудия стреляют намного выше, чем рассчитали те, кто их заряжал и направлял, причем один ствол разворачивается неудачным образом и вылетевшим из него снарядом черному сносит часть корпуса. Он кренится опять, уже на правый борт, и команда в ужасе вопит, видя под водой щупальца огромной твари, похожей на кракена, которая и дергает судно из стороны в сторону. «Полуночный призрак», воспользовавшись смятением, подплывает сзади, и его команда, в которой нет ни одного человекоподобного существа, швыряет веревки с крюками, чтобы перебраться на борт противника
и разобраться с ним при помощи клинков, а также клешней и щупалец. Со стороны кормы у черного фрегата пушек нет - и потому он вскоре выходит из боя.
        Как и ~Свободная от оков~.
        Потери были неизбежны, и все-таки ~они~ чувствуют раздражение и гнев. Один ~их~ фрегат стоит трех или четырех черных, и с учетом того, что ~Северный цветок~, пусть и продолжает битву, мало на что годится, противник пока что выигрывает. ~Они~ чувствуют себя так, словно сели за шахматную доску в конце партии, когда предшественник уже потерял большинство фигур, а противник, наоборот, расположился со всевозможным удобством. Если бы прямо сейчас на борту началась схватка, ~они~ бы ничего не заметили, потому что полностью утратили ощущение собственного тела, взлетев над битвой и обозревая ее с высоты полета человека-птицы. ~Они~ были над битвой и одновременно повсюду там, где она шла: разворачивали и складывали чужие паруса; точней нацеливали чужие орудия и приказывали открыть огонь за миг до того, как это сделал бы навигатор, не наделенный всевидящим оком; торопили маневры, убирая из-под грядущего удара чужие борта. Где-то в глубине сдвоенной души ~им~ казалось, что ~они~ созданы для таких битв. Ни одно предыдущее сражение не могло сравниться с этим. ~Их~ расчеты по мере накопления опыта становятся все
точней - и временами кажется, что ~они~ предсказывают будущее.
        Только вот оно не предвещает ничего хорошего.
        Что ж, раз ~им~ до сих пор не удалось обнаружить флагман, придется прибегнуть к опасной уловке, заготовленной как раз на этот случай…
        - Они~ берут на себя управление тринадцатью оставшимися боеспособными фрегатами и начинают череду быстрых маневров, которые вынуждают черные корабли - вернее, сокрытый где-то в их рядах разум - реагировать. К счастью, ветер меняется, делаясь более благоприятным для защитников Росмера, - это удача, на которую ~они~ не смели надеяться. Фрегаты лавируют, словно танцуя, и даже успевают стрелять, но не очень тщательно целясь - суть уловки не в том, чтобы кому-то навредить, хотя это, конечно, не помешает.
        Черные дают залп в ответ, и ~Химере~ дырявит паруса, а ~Морской плясунье~ сносит часть фальшборта. Это цена, которую ~они~ готовы заплатить; главное, что никто из оставшихся не вышел из боя. Пока что. Новые маневры следуют один за другим, солнце медленно ползет по небосводу, и без устали парящий в вышине человек-птица внимательно следит за перемещениями кораблей.
        Оно происходит… волнами. Всякий раз, когда приходится перестраиваться, отвечая на очередное ухищрение росмерцев, черные фрегаты действуют с разной скоростью: кто-то движется быстрей, а кто-то опаздывает. Так или иначе, они все во власти этих волн.
        Кроме одного.
        Неужели искомое найдено?..
        …~Баловница~ горит. Вертлявый «Полуночный призрак» получает легкое ранение в правый борт. ~Черная звезда~ зарабатывает ядро в корму - в то самое место, которое она заращивала в Лейстесе после нападения кракена, когда еще была «Утренней звездой» и принадлежала Аматейну. Бывший юнга учится с невероятной скоростью, но не может творить чудеса. ~Луна~ пока что невредима, как и ~Невеста ветра~, но ~Небесная подруга~ попала в клещи, и ее вот-вот расстреляют почти в упор с двух сторон.
        Пора? Последний козырь в рукаве, самый действенный и самый опасный. Применить его можно только один раз, без права на ошибку - слишком уж высока цена этого маневра.
        Что ж, пора.
        - Они~ меняют цвет парусов.
        Кажется, все поле сражения - даже та его часть, откуда не видно, что происходит в центре, - на миг застывает. Изумрудно-зеленые паруса как будто вспыхивают в лучах солнца и, наполнившись ветром, несут фрегат вперед, прямиком к черному кораблю, который единственный из всех перемещается не в такт волнам, потому что - если ~они~ не ошиблись в предположениях - сам их создает. Когда навигатор этого корабля понимает, что случилось, он принимает единственно верное решение: поворачивает фрегат, подставляя под удар наименее уязвимую часть - нос. Нос, увенчанный костяным выростом, острым и грозным. Любой здравомыслящий капитан, человек или магус, отказался бы от удара, пусть даже прямо под тараном располагалось одно из средоточий разума и прямое попадание могло надолго парализовать фрегат.
        Но ~они~ забыли о здравомыслии.
        Заставили себя забыть.

* * *
        Фрегаты столкнулись с жутким треском и грохотом, так что удержаться на ногах не удалось никому. Трубный стон огласил поле битвы - и сорок три черных корабля застыли словно шахматные фигуры на огромной доске.
        Уцелевшие росмерские защитники тоже замерли.
        Эсме ощутила волну чудовищной боли - совсем не так, как все остальные. На мгновение у нее потемнело в глазах, потом перед внутренним взором возникла картина - два корабля, черный и зеленопарусный, стоящие носом к носу. Она словно видела их глазами Джа-Джинни. Таран «Невесты ветра» вспорол борт флагмана словно нож и, поразив одно из средоточий разума, обездвижил его, как они и рассчитывали.
        Таран же самого флагмана…
        …вошел «Невесте» точно в левый глаз и, сломавшись, в нем остался.
        Тело целительницы охватила предательская слабость. Ноги подогнулись, она рухнула на палубу как подкошенная; все вокруг заволокло странным туманом. Люди кричали, падали, и она знала, что должна им помогать, но не понимала, что именно ей следует сделать. Какая-то часть ее разума бесстрастно отмечала течение времени. Секунды уходили одна за другой, превращаясь в минуты.
        Кто-то рядом с ней встал на колени, а потом с трудом поднялся на ноги. Он закрывал рукой левый глаз: сквозь пальцы сочилась кровь. Потом он поднял правую руку - медленно, словно преодолевая сопротивление - и, сорвав что-то с шеи, бросил на палубу. Что-то омерзительно извивалось и испускало предсмертные мыслеобразы.
        Эсме несколько раз моргнула и отвесила себе оплеуху.
        «Ну же, очнись».
        - Непредвиденное… п-последствие, - выдохнул Кристобаль, покачиваясь и продолжая прижимать левую руку к лицу. - Надеюсь, остальные от этого не…
        Он не договорил.
        Где-то громыхнул пушечный залп - и сразу же раздался стон фрегата.
        - Приготовились! - заорал Кристобаль. - Добьем крабьего сына!
        Матросы и бойцы ответили ему дружным воплем. Туман-морок рассеивался, люди приходили в себя - это ведь была все же не их боль. Кто-то помог Эсме подняться - она рванулась вперед спотыкаясь, на ходу вытаскивая флакон со «слезами Эльги». Она должна все исправить, пока еще не поздно.
        Фейра поймал ее запястье правой рукой и крепко сжал.
        - Нет. - Он говорил тихо, но она слышала. - Мне уже не больно. Что потеряно - то потеряно. Иди вниз, сейчас здесь будет жарко, а потом… потом твоя помощь понадобится другим.
        - Да, капитан, - только и сумела сказать она.
        А потом, стащив с шеи зеленый шарф, протянула ему.

* * *
        Ей больно. Такую боль она испытывает не впервые - когда-то давно их обоих обожгло небесным огнем, а потом ее много раз рвали на части морские чудовища всех мастей. Она знала, что сумеет восстановиться; она понимала, что ~ему~ это не удастся. Люди и магусы устроены по-другому.
        А еще она чувствует то, о чем ~он~ не догадывается. ~Его~ разум отказывается это принимать, и все же теперь, когда они снова разделились, она осознает, что вот-вот должно случиться.
        Но пока что на покосившейся палубе безымянного черного фрегата разворачивается сражение. В разгар схватки появляется вражеский адмирал, и она чувствует исходящие от ~него~ волны разочарования: это не капитан-император, а его ручной ястреб. Магус пострадал во время таранного удара - у него, похоже, сломаны несколько ребер и повреждена челюсть, - но, как и все небесные дети из сильных кланов, он способен на время отрешиться от боли.
        Джессен Витесс замирает, уставившись на своего противника, словно не узнавая его из-за наспех сооруженной, пропитанной кровью повязки, прикрывающей левый глаз, а потом две раненые птицы, ястреб и феникс, сходятся в бою.
        Исход сражения предрешен.
        Джа-Джинни продолжал парить над полем битвы, толком не понимая, откуда у него взялись на это силы - ведь здравый смысл подсказывал, что прошло уже много часов, а он не чувствовал даже намека на усталость. Он напряженно вглядывался, пытался увидеть каждую мелочь и понять, оправдались ли отчаянный ход Кристобаля и его жертва, к которой крылан оказался причастен, сам того не желая. Хотя парализующий эффект таранного удара явно подействовал на Черный флот неравномерно, поначалу происходящее внизу вызвало в его душе ликование: «Полуночный призрак» и «Черная звезда», объединившись, расправились с двумя черными фрегатами с необыкновенной быстротой: без всяких ремор они действовали так четко и слаженно, что Джа-Джинни невольно залюбовался ими. «Луна» была в чуть более сложном положении, сражаясь с двумя противниками сразу. Но Лайра Арлини выходил и не из таких ситуаций, и к тому же двигались его противники куда медленней обычного. Оставшиеся росмерцы тоже худо-бедно справлялись, а б?льшая часть Черного флота пребывала в ступоре и не пыталась ни сбежать, ни атаковать.
        А вот меньшая…
        Джа-Джинни пригляделся - и почувствовал, как внутренности превращаются в холодный липкий ком. Грязно выругавшись, он взмахнул крыльями и камнем упал вниз.
        - Кристобаль! Кристобаль!
        Фейра повернулся, и крылан вздрогнул при виде его лица. Он понимал, что случилось - он почувствовал боль «Невесты ветра» и своего капитана, как чувствовал все, что с ними происходило, - но все-таки лишь теперь осознал непоправимость этого ранения. Феникс часто играл полуслепого, и теперь…
        Некогда об этом думать.
        - Что случилось?
        - К северо-западу отсюда девятнадцать черных фрегатов снова построились и идут в нашу сторону, - сказал Джа-Джинни. - Они готовятся продолжить бой. У них… мне кажется, у них есть новый флагман. Они действуют слишком упорядоченно.
        Фейра на секунду замер, уставившись на крылана уцелевшим глазом.
        - Сколько наших все еще полностью боеспособны?
        Джа-Джинни с таким же пристальным взглядом ответил:
        - Восемь, но «Луна» слишком отдалилась и без помощи быстро погибнет. Мы можем сделать только одно, капитан…
        - Да, ты прав. - Фейра повернулся к Джа-Джинни спиной. - Сигнальте остальным - пусть уходят под защиту пушек форта. Где, ты сказал, эти девятнадцать? К северо-западу отсюда? Значит, между нами и Росмером. Что ж, с девятнадцатью тот же фокус пройдет гораздо легче, чем с пятьюдесятью. Поднимайся - мне надо увидеть, как они себя ведут, чтобы понять, где этот второй флагман. Времени в обрез.
        - Да… - с внезапной растерянностью проговорил крылан. Он не подумал о том, как далеко «Невеста ветра» отошла от входа в росмерскую гавань и с какой легкостью черные могли перекрыть ей путь к отступлению, что они и сделали. - Мы же можем…
        Он замолчал.
        - Нырнуть? - договорил за него Фейра и сухо рассмеялся. - Нет, друг мой, не можем. Из-за пушечных портов. Они не закрываются, и вода будет все время поступать внутрь. Если мы нырнем, то утонем. Впрочем… - Он покачал головой, как будто сам не верил, что говорит такое вслух. - Сегодня мы утонем в любом случае.
        Момент настал.
        По ее телу проходит дрожь. ~Он~ вынужден схватиться за первого попавшегося матроса, чтобы не упасть, потому что внезапно подгибаются колени и кажется, что все ~его~ кости становятся стеклянными, а мышцы - ватными. У ~него~ нет сил кричать, и никто не понимает, что с ~ним~ происходит. Все замирают, потом начинают растерянно озираться. Самым чувствительным кажется, что внезапно наступили сумерки, солнце померкло, а над водой поднялся густой туман. Некоторые морщатся от внезапной головной боли. Целительницу сотрясает приступ рвоты, и, едва придя в себя, она бросается наверх, понимая: случилось что-то страшное.
        - Глаз~ смотрит сочувственно и скорбно. Она не просит помощи; она знает, что даже это существо не в силах помочь. В длинной и красивой истории осталась последняя страница, и… она ведь может написать ее в одиночку, верно?
        Может. Но медлит. Ей… страшно. Она не боится боли и все же страшится задуманного: это все равно что лишить себя оставшегося глаза. Или, будь она человеком, все равно что отрубить себе руку.
        - Глаз~ смотрит строго. У него есть план для… Кристобаля - она это уже поняла. Тот, чье имя произносят лишь очень глупые и очень дерзкие, что-то задумал, и для воплощения в жизнь задуманного ему необыкновенно важен Кристобаль Фейра. Кристобаль Фейра, Пламенный Князь, последний из клана Феникса. Она, конечно же, всегда знала его имя, но связь между ними была мощнее, крепче и глубже любых имен.
        Была.
        Теперь она называет его по имени.
        Она могла бы сказать: Кристобаль, живи и помни обо мне.
        Но фрегаты не общаются при помощи слов…
        - Она говорит: Кристобаль, живи и помни обо мне, - произносит кто-то.
        Фейра наконец-то падает на колени, его тело сводит ужасная судорога, но пока что он в сознании, он слышит - ведь слышит же? Крылан Джа-Джинни растерянно озирается, как будто ищет невидимого стрелка, поразившего капитана отравленным дротиком. Матросы и бойцы выглядят ошарашенными.
        Миг спустя она с легкостью читает по лицам, что их захлестывает осознание и горечь чудовищной потери. Кто-то кричит, кто-то в отчаянии хватается за голову, кто-то сыплет ругательствами.
        Кто-то тихо плачет.
        - Слушайте все! - продолжает тот же голос. - Слушайте внимательно!
        На палубу выбегает Эсме, бросается к Кристобалю; под ее руками словно взрывается маленькое солнце - и тут же гаснет. Она в недоумении глядит на свои ладони и начинает беззвучно рыдать, сотрясаясь всем телом.
        - Слушайте! - повторяет голос. - Сейчас из брюха выйдут все лодки, и вы сядете в них. Мест хватит. Черные фрегаты не станут стрелять по мелким мишеням, поскольку будут некоторое время заняты, и вам должно хватить этого времени, чтобы спастись. Может, повезет не всем. Но даже если так, все равно шансов выжить у вас окажется больше, чем если вы останетесь на борту.
        - Узы! - то ли кричит, то ли стонет кто-то. - Она перерезала узы!
        - Я останусь, - хрипло говорит Джа-Джинни, белый как призрак. - Я…
        - Ты уйдешь, - спокойно возражает все тот же голос. - Останусь я.
        - Он~ стоит у главной мачты, скрестив на груди руки с непомерно длинными пальцами, между которыми виднеются перепонки. У него бледная кожа, местами покрытая чешуей, а зрачки огромных глаз превратились в узкие щелочки. Он так не похож на себя прежнего, но это…
        - Не имеет значения.~
        - Умирать последним, умирать в одиночестве всегда очень трудно.~
        - Поэтому мы уйдем вдвоем.~
        Она могла бы спросить: а ты сыграешь мне в последний раз?
        - Да.~
        Чуть помедлив, он прибавляет:
        - Эту песню ты еще ни разу в жизни не слышала.~
        ~~~
        ~~~~~
        ~~~~~~~
        ~~~~~~~~~
        ~~~~~~~~~~
        Шум моря
        Погода испортилась стремительно, как часто случается в северных морях, и, когда остатки росмерского флота добрались до спасительной гавани, дождь и ветер бесчинствовали вокруг с такой силой, что сложно было разглядеть хоть что-нибудь даже в трех шагах от себя. Все скрылось за стеной падающей воды, за воем ветра. Если бы росмерцами по-прежнему командовал один человек через ремору, он бы сразу подсчитал потери. Лайре Арлини для этого понадобился час.
        И к исходу этого часа король Окраины понял, что потерял не только шесть фрегатов.
        - Повтори еще раз, - попросил он, глядя на молодого моряка, который не был ранен, но казался смертельно уставшим и едва мог стоять. - Что там произошло?
        Живым свидетельством того, что произошло нечто ужасное, был ларим, сидящий на плече короля. Зверька, мокрого и дрожащего от испуга, привез в своей лодке Ролан Орено, и, едва увидев Лайру, тот прыгнул к нему и теперь отказывался уходить.
        - Связи между кораблем и командой прервались, - тихо проговорил моряк. Его зовут Кай Морено, вспомнил Лайра. - «Невеста» назначила новым капитаном Сандера, который… превратился. Он был уже совсем не человек, по крайней мере внешне. Всем нам было приказано сесть в лодки и спасаться, не теряя времени. Мы это и сделали - никто не смог сопротивляться ее нажиму.
        - Даже Кристобаль? Даже капитан Фейра?
        - Он был без сознания. - Кай виновато развел руками. - Его мы перетащили в одну из лодок, и туда же села Эсме. Потом… потом поднялся ветер, и к нам стали приближаться три черных фрегата. «Невеста» пошла наперерез.
        Лайра вздрогнул:
        - Что было дальше?
        - Не помню. - Кай вздохнул. - Очнулся в лодке по пути в Росмер. Со мной были еще трое наших и двое блюстителей. Куда подевалась лодка с Эсме и капитаном, я не видел.
        И никто не видел. Лайра как следует расспросил всех спасшихся, но их рассказы оказались до безумия схожими. Все они говорили о том, что случилось через считаные минуты после того, как люди и магусы покинули фрегат с зелеными парусами. «Невеста» поймала ветер и буквально влетела в самую гущу сражения, протаранив один из черных фрегатов - точнее, разорвав его на две части. Джа-Джинни убеждал Лайру, что это был второй флагман, и король Окраины мог лишь поверить крылану на слово, потому что никто другой не видел битву с высоты птичьего полета. Через несколько секунд после таранного удара раздался взрыв - и оба корабля вместе с еще тремя, оказавшимися достаточно близко, сгорели с поразительной скоростью.
        Потом разыгрался страшный шторм, и битва закончилась.
        - Свободен, - проговорил Лайра вслух и потер переносицу. В глазах темнело; он не получил в бою ни царапины, но устал так, словно сражение продлилось сутки.
        Ларим издал тоскливую трель.
        Им удалось потопить или вывести из строя по меньшей мере восемнадцать кораблей противника, из которых половина была на счету одной «Невесты ветра», - безусловно, они проиграли эту битву, пусть Черный флот и лишился флагмана вместе с адмиралом. С таким численным превосходством они раздавят защитников Росмера и добьются того, чего желает капитан-император.
        И теперь никто не в силах бросить им вызов.
        - Как же ты мог, - прошептал Лайра. - Именно сейчас, когда ты нам так нужен…
        Ответом ему был лишь ливень за окном.

* * *
        Мастер Горра, росмерский целитель, которого прислали на «Черную звезду», оказался бодрым старичком ростом едва ли по плечо Амари. При ходьбе он опирался на трость, но двигался проворно и трудился усердно. Он хотел сначала исцелить Амари, заметив окровавленные повязки на его плече и колене, однако тот воспротивился:
        - Сначала мои люди, потом я.
        - Как скажете, капитан. - Горра смерил его проницательным взглядом. - Я вижу следы целительского воздействия, куда более глубокого, чем то, которое предстоит осуществить мне. Да, вы многое успели перенести, несмотря на молодость. - Последние слова прозвучали достаточно тихо, но Амари все равно поморщился. - Отправляйтесь в свою каюту, я приду через… - Целитель огляделся, пересчитал раненых. - Через полчаса.
        Амари последовал его совету. С каждой секундой ему было все труднее держаться - силы убывали, а откуда-то из глубин души поднималась черная волна отчаяния. Хотелось верить, что Кристобаль и Эсме не погибли, но он понимал, что это желание сродни детской привычке прятаться от страшных вещей, зажмурив глаза. Его глаза были широко распахнуты - и он видел: положение безвыходное. Оно было таким с самого появления Черного флота, но после… того, что случилось с «Невестой ветра», все пошло кувырком.
        Амари остановился у самой двери своей каюты, уткнулся лбом в переборку. Выходит, та мелодия, которую музыкантша по имени Лейла сыграла им в таверне Лейстеса - о Заступница, как же это было давно! - все-таки оказалась пророческой. «Плач по фениксу». По фениксу, которого предал лучший друг. Пусть из благих побуждений, пусть ради спасения множества жизней, но…
        Он невольно потянулся к сути «Черной звезды», прислушался к негромкому гудению туго натянутых струн, которое постоянно раздавалось где-то на задворках разума. Она была рядом, она слышала его ушами и смотрела его глазами, она знала, о чем он думает. Перед его мысленным взором возник образ: черная башня посреди бурного моря, под ночным небом с единственной яркой звездой. Он уже несколько раз видел эту картину, но так и не понял, что она означает.
        Может, одиночество? Гибельный распад всех уз?..
        - Капитан? - раздался знакомый голос за спиной. Амари обернулся и увидел Горру - престарелый целитель по-прежнему выглядел бодро, и лишь потускневший огонь в глазах выдавал его усталость. - Почему вы тут стоите?
        - Я просто… - начал Амари и осекся. Ему казалось, что прошло несколько секунд; видимо, ощущение было обманчивым. Он понял, что снова краснеет, и рассердился на себя.
        - Впрочем, какая разница! - Горра махнул рукой. - Давайте зайдем? Мне бы хотелось заняться вами в более… э-э… комфортных условиях, чем коридор.
        Амари молча открыл дверь и вошел в каюту, к которой все еще не мог привыкнуть. Внутри было темно и тихо, но стоило ему войти, как на стенах зажглись три корабельные лампы, источавшие слабый зеленоватый свет. Он подошел к койке, сел и понял, что вряд ли сумеет встать.
        - Так-так… - пробормотал Горра и, подвинув ближе стул, уселся напротив молодого магуса. - Давайте-ка поглядим на вашу руку… и колено… и лоб тоже, у-у, какой порез…
        Амари только теперь понял, почему пот, стекавший по лбу, вызывал такое жжение. Это уже не имело значения; он расслабился и предоставил целителю полную свободу действий. Руки у Горры были очень холодные, их прикосновение казалось легким, словно прикосновение крыльев бабочки. Он вдруг вспомнил, что рассказывала Эсме о целителях, и слегка вздрогнул. Сколько жизни осталось у этого человека? Он не должен ее тратить на такие пустяки…
        Но Амари ничего не успел сказать: с ладоней Горры уже полился золотистый свет.
        «Черная звезда» одарила своего капитана новым образом: бескрайний морской простор, сияющее чистотой небо; спокойствие и умиротворение. «Ты тоже переживаешь из-за меня, - подумал Амари с грустной улыбкой, вспоминая, что их ждет. - Ничего-ничего. С нами все будет хорошо».
        Она понимала, что он врет, разумеется. Но молодой капитан, опальный принц, не мог даже в мыслях признаться, что проиграл.
        От прикосновений Горры к ране на руке по всему телу раскатилась волна приятного тепла. Амари почувствовал прилив сил - он бы смог сейчас вновь отправиться на битву, будь в этом смысл и необходимость. Он знал, что это лишь временный эффект, связанный с неравномерным распределением силы целителя. Эсме ему это объясняла.
        Эсме…
        - С вашим горлом была проделана работа, о которой я еще не слышал и не читал, - сказал Горра, сделав такой жест, словно он стряхивал воду с рук. - Поразительно. Я полагаю, это сделала та девушка, что была с капитаном Фейрой?
        Амари кивнул.
        - Поразительно, - прошептал Горра. - Это даже не прикосновение целителя - это прикосновение божества. Жаль… очень жаль, что с нею все так вышло…
        Горло Амари свело судорогой. Он вспомнил с болезненной ясностью, как Эсме смотрела на Кристобаля, когда они сидели за большим столом в его каюте; вспомнил все случайные жесты и слова, что они дарили друг другу на протяжении долгих недель, не осмеливаясь на большее, чтобы не подвергнуть опасности людей, доверивших им свои жизни. Что же выходит, за такое они получили лишь одну награду - смерть вдвоем?
        Немыслимо.
        - Так нельзя, - хрипло проговорил Амари. - Я должен что-то сделать.
        «Черная звезда» издала в его голове чаячий крик, в котором слышалось удивление. Горра уставился на него бледно-голубыми глазами, ожидая продолжения. Но молодой капитан и сам не знал, что будет дальше.
        Он просто понимал, что не станет сидеть сложа руки и ждать прибытия отца.
        Часть третья
        Мертвая вода
        После занятий с Госсом, широкоплечим громилой с каменными кулаками, Кристобаль всегда убегал из замка через одну из потайных дверей - ту, что в кухне, - и, пробравшись через заросший колючкой сад, выходил на скалистый уступ, с которого открывался восхитительный вид на Алую гавань. Уступ, похожий на каменный язык, который Замковая гора показывала морю и самому Великому Шторму, был достаточно опасным местом, но он об этом даже не задумывался. «Дурной, как все фениксы», - сказал бы Госс, добродушно усмехаясь, если бы увидел его на самом краю бездны.
        Только феникс - даже такой, чей дар пока что не пробудился, - мог по доброй воле каждый день сражаться с этим великаном, который внушал ужас противникам одним своим видом. Он возвышался над самим лордом Фейрой на целую голову; когда он шел по коридору, слышно было на два этажа вниз; когда он хохотал от души, на нем рвались не только рубашки, но и кожаные куртки, а еще он как-то раз ударом кулака расколол дубовую столешницу и потом целый месяц работал бесплатно, чтобы возместить хозяину испорченное имущество. Любого другого подростка - не феникса - Госс сломал бы одним движением пальца.
        Кристобаль с улыбкой посмотрел на свои руки. Сбитые в кровь костяшки, синяки и глубокие царапины - не беда, заживет. Сегодня он сумел удивить учителя. «Ну надо же, достал», - поворчал Госс, когда посох Кристобаля сломался, ударившись о его бедро. С точки зрения мальчишки, правильнее было бы сказать «врезал», но он решил не придираться к словам. Времени на это, в общем-то, и не было, потому что Госс приказал ему взять второй посох и попытаться повторить. Ну… раз не получилось сегодня, получится когда-нибудь потом.
        Строго говоря, Госс был намного безумнее любого феникса, выходя один на один против подростка из клана Фейра. Кристобалю полгода назад исполнилось двенадцать, и это означало, что в любой день в нем мог пробудиться наследственный дар. Случись такое во время их учебного боя - в тот момент, когда Госс загонит его в угол или ударит, - великану не поздоровится. Они оба это знали, но продолжали заниматься.
        «А что мы будем делать потом? - спросил однажды Кристобаль. - Ну, когда я… изменюсь. Ты же еще многому не успел меня научить, верно?»
        «Есть способы», - уклончиво ответил Госс и усилил натиск, как делал всегда, когда не хотел о чем-то говорить.
        Кристобаль решил приберечь вопросы на будущее и через несколько дней, сам того не ожидая, получил ответ - один из возможных. Его старший брат, Бастиан, предложил Госсу немного размяться, и мальчик впервые увидел, как дерется взрослый и очень сильный феникс, когда не хочет случайно причинить вред обычному человеку.
        С завязанными глазами.
        Это было удивительное зрелище. Бастиан двигался так, словно все видел: он был проворным и смертоносным, он был неотвратимым как шторм. Кристобаль следил за происходящим с открытым ртом, и если поначалу он еще пытался запоминать какие-то движения, чтобы в свой черед опробовать их на Госсе, то уже через несколько секунд все забылось, кроме двух фигур - громадной и тяжелой, стройной и грациозной. Их движения, так похожие на танец, завораживали, и даже сейчас, несколько месяцев спустя, Кристобаль не мог понять, в чем был секрет этой ворожбы.
        Он некоторое время сидел с закрытыми глазами, воображая, что держит в руках посох. Близость обрыва придавала ощущениям остроту, он как будто чувствовал приближение врага. Но ничего не происходило - яркий солнечный свет пронзал его веки, окрашивая слепую тьму в красный цвет. Где-то в глубине его души вновь шевельнулся затаенный страх, проснувшийся вскоре после тренировочного боя Бастиана и Госса. Что, если он… кукушка? Что, если дара у него нет? Фениксы могущественны, но их мало по сравнению с другими семействами, и это опасно. Хотя Кристобалю было всего двенадцать, он уже знал о кровных узах и войне больше, чем иной взрослый. И от этого ощущение собственной бесполезности становилось лишь сильнее.
        Вздохнув, он поднялся и направился было назад, как вдруг увидел краем глаза какое-то шевеление посреди колючих зарослей. Там, в самой непролазной части сада, стояла беседка; Кристобаль узнал о ее существовании из старых дневников, поскольку садовника в замке не было уже полвека - поэтому сад и находился в столь запущенном состоянии. Он не мог увидеть беседку с того места, где стоял, однако заросли вдруг словно расступились под его взглядом, открывая покосившиеся деревянные решетки, оплетенные красно-зеленым плющом.
        И… незнакомого мальчика, его ровесника, одетого с головы до ног в белое, с волосами цвета свежевыпавшего снега и алебастровой кожей. Он стоял, прижимая к груди большую книгу - тоже белую! - и пристально смотрел на юного феникса.
        Кристобаль моргнул несколько раз - и наваждение исчезло, как исчезают призраки. Но белый незнакомец выглядел человеком или магусом из плоти и крови, а не эфемерным видением. Что-то кольнуло в левом глазу - наверное, мусор попал, когда Госс бросил ему в лицо горсть песка, пытаясь отвлечь. Смахнув набежавшие слезы, Кристобаль сердито нахмурился, ощущая, как испаряется хорошее настроение, а взамен приходит предчувствие чего-то очень, очень нехорошего.
        Ему вдруг захотелось поговорить с той, кто знала ответы на все вопросы.
        Очнись. Очнись, пожалуйста, я прошу тебя, очнись.
        Я не выживу без тебя…
        - Ты что-то хотел спросить, мой мальчик?
        У леди Марии был чарующий голос. Стоило ей заговорить - любой обращался в слух. В жилах матери Кристобаля текла доля соловьиной крови, и иногда отец шутя называл ее Певчим Фениксом. Она и впрямь очень хорошо пела, хотя подлинного соловьиного дара у нее, конечно, не было. Она, как и все прочие благородные обитатели Алой башни, повелевала огнем и - хотя об этом редко говорили вслух - была в этом деле куда сильней мужа и старшего сына.
        Кристобаль снова моргнул. У него кружилась голова. Почему-то он не помнил, как попал из сада сюда, на балкон третьего этажа, где мать и две ее компаньонки занимались своими обычными делами - одна из дам вышивала, другая рисовала, а сама Мария Фейра читала книгу. «Наверное, я о чем-то задумался и не заметил, как нашел ее здесь», - сказал он себе, но все равно покраснел. Художница продолжала сосредоточенно рисовать, не замечая его, а вышивальщица хихикнула и уронила иголку.
        - Иди сюда. - Мария отложила книгу и поманила сына к себе, улыбаясь. - Ты так редко ко мне приходишь. Ты стал совсем взрослый и скоро забудешь дорогу в мое маленькое царство. Скоро я стану тебя побаиваться. - Ее улыбка сделалась лукавой. - Но пока что ты весь мой, и я могу сделать с тобой что угодно. Например, отругать за испорченную рубашку.
        Кристобаль оглядел себя. Ну разумеется, Госс от души валял его по двору, и это не могло пройти без последствий. Хотя… откуда взялись эти бурые пятна, если ему не разбили нос? И с чего вдруг на рукаве дыра с опаленными краями? Он потрогал ткань, и та рассыпалась у него в пальцах, превратившись в пепел.
        Странно.
        - Я как раз хотела поделиться с тобой одной приятной новостью, - продолжила леди Мария, вынудив сына усесться на подлокотник кресла. Она не перестала улыбаться, но в ее мелодичном голосе зазвучали напряженные нотки. - Отец разрешил тебя порадовать. Послезавтра вы с ним отправляетесь в Облачный город.
        - В Облачный город?! - Кристобаль подпрыгнул от радости, мгновенно позабыв и про рубашку, и про белое видение в саду, и вообще про все. Он уже год всячески пытался уговорить отца или брата взять его с собой на фрегат - ведь у обоих старших Фейра были собственные корабли, где хватало места для пассажиров. Марко смеялся и советовал подождать, Бастиан просто хмурил брови; Кристобаль всякий раз оставался на берегу и злился. Но теперь настал черед радоваться! Его брали с собой! И куда - в Облачный город, столицу Империи! Это означало, что путешествие будет очень долгим и, несомненно, увлекательным. Он наконец-то посмотрит, как ведет себя фрегат в открытом море, узнает, как живут моряки, и, может, даже сумеет чему-то научиться.
        А то и обзаведется собственным корабликом - ведь в роду Фейра, как известно, очень много навигаторов.
        Он так обрадовался, что не сразу заметил обеспокоенного лица матери. А когда заметил, сразу устыдился своего счастья. Он был уже достаточно взрослым, чтобы понимать: кто-то из старших Фейра всегда должен оставаться в Алом замке. Раз Бастиан со своей «Волшебницей» находился в Росмере, а отец отправлялся в Облачный город, значит, леди Мария останется.
        И впервые отпустит сына так далеко и так надолго.
        - Все будет хорошо, мама, - сказал он и поцеловал ее куда-то в ухо. Она рассмеялась и взъерошила ему волосы. - Нет, правда, - все будет хорошо. Мы привезем тебе подарки. Чего бы ты хотела?
        Она заверила его, что не нуждается в подарках, потому что самое главное - чтобы все они были живы и здоровы. Одна из ее компаньонок предложила помузицировать, раз уж вечер выдался таким тихим и красивым, и Кристобаль сам не заметил, как застрял на балконе до темноты. Потом он вспомнил про мальчика в саду, но по прошествии времени случившееся показалось не более чем видением, вызванным усталостью или слишком жарким солнцем. Он ничего никому не сказал.
        На следующий день с самого утра начались сборы. Кристобаль вместе с отцом уезжали надолго - кроме самого путешествия туда и обратно, им предстояло еще и пробыть в столице Империи не меньше трех недель. Сердце мальчика пело, он почти что летал. Наконец-то у него появится возможность увидеть воочию не только Облачную цитадель, но и знаменитые столичные чудеса, о которых он столько слышал. Хотя леди Мария и отказалась от подарков, он знал, что обязательно что-нибудь купит маме, даже если на это уйдут все деньги, какие ему выдадут.
        Отца он не видел до самого отплытия. Лорд Фейра, желая помочь жене, которая оставалась за хозяйку в Алом замке и Огненных землях, решил разобраться со всеми делами. Кристобаль не придал этому значения, но поздно вечером, вознамерившись поговорить с матерью, услышал голоса за приоткрытой дверью.
        - …Меня это тревожит. Ты как будто уезжаешь на долгие годы.
        - В самом деле?
        - Прости. - Тихий смех. - Наверное, я просто трусливая курица.
        - Ты… - Шуршание, вздох. - Ты самая смелая птица из всех, кого я знаю.
        Кристобаль тихонько отошел от двери.
        «Ведьма глубин» была красивым и мощным трехмачтовым фрегатом с темно-синими парусами. Она служила лорду Фейре верой и правдой не один десяток лет и была предметом зависти многих лордов-навигаторов. Кристобаль в первую же ночь выбрался из каюты, чтобы побродить по бесконечным коридорам, освещенным тусклым синеватым светом, и успел много где побывать, прежде чем его поймал пожилой матрос и без особых церемоний вернул на прежнее место. Здесь - теперь он это понял - титулы и различия между детьми земли и неба не имели особого значения. Он просто мальчишка-пассажир, который нарушил правила. Хорошо еще, что не дали по шее.
        В каюте, которую он получил в безраздельное владение, было темно и тихо; одеяло сползло с койки на пол, и Кристобаль наклонился, чтобы поднять его. Под койкой что-то лежало - он не помнил этой вещи среди своего багажа. Какая-то книга.
        Книга в белоснежной обложке.
        Чувствуя неприятную дрожь в коленях, Кристобаль уселся на пол и кончиками пальцев потрогал странную книгу, от которой веяло холодом. Без сомнения, это ее держал тот мальчик в саду. И как же он мог забыть о случившемся? А если незнакомец - не видение, если он существовал на самом деле? Если матери угрожает опасность из-за того, что у него такая короткая память и ветер в голове?..
        Кристобаль открыл книгу и сначала увидел совершенно белые, пустые страницы. Потом на одной из них вдруг проявился черно-белый рисунок, и, пока Кристобаль на него смотрел, он становился все более подробным, пугающе реалистичным. Берег моря, рыбацкие хижины, зависшая в полете чайка и легкие облачка на небе - ничего особенного, если не считать того, что он еще никогда не видел столь мастерски исполненных иллюстраций. В левом глазу опять что-то кольнуло, как и в тот раз, когда он повстречал в саду незнакомого мальчишку. Кристобаль сердито потер глаз рукой, но болеть стало сильнее, и он уже хотел позвать матроса, чтобы тот принес воды, как вдруг на странице что-то шевельнулось.
        Рисунок… ожил. Чайка взмахнула крыльями и полетела, волна набежала на берег и смыла что-то маленькое - не разглядеть. Из ближайшей хижины выбежал человечек и, отважно ринувшись в воду, выловил из моря то, что было украдено волной. Потом он застыл, подняв голову. Кристобаль тоже перевел взгляд на небо.
        Нарисованные облака превратились в нарисованные тучи. Они клубились, становясь все больше и больше, а потом посреди них возникло что-то странное. Понадобилось несколько секунд, чтобы Кристобаль понял: он видит нос фрегата. Вскоре и сам фрегат показался из туч, грациозный и величественный. Он спокойно плыл по небу, словно был для этого и создан, а над рыбацкой деревушкой замедлил ход и бросил якорь, который упал рядом с одним из домов. В борту открылся люк, оттуда вылетели шестнадцать птиц, и Кристобаль уже забыл про соринку в глазу, с интересом наблюдая за происходящим, но картинка растаяла. Он разочарованно перелистнул еще несколько страниц - они оставались белыми. Книга не исчезала, и он не нашел ничего лучше, как спрятать ее среди своих вещей.
        Похоже, она предназначалась ему.
        Следующего вечера он ждал с нетерпением, каким-то шестым чувством ощущая, что книга откроется в то же самое время, что и прошлый раз. Так и вышло - ночью, когда все звуки стихли, он услышал шорох страниц и торопливо вытащил странный том из сундука с одеждой. Книга раскрылась сама, несколько листов перевернулись, будто от сквозняка, и на белой бумаге вновь проступили линии. По очертанию гор и берега он понял, что видит то же самое место, но оно сильно изменилось.
        Деревня выросла. Прежде в ней было едва ли полтора десятка построек, а сейчас - не меньше сотни, причем не рыбацких хижин и хлипких сараев, а добротных каменных домов. У берега появился причал, возле которого покачивались на волнах два небольших одномачтовых фрегата - обычных, морских. Небесный корабль по-прежнему стоял на якоре, но он был скрыт тучами и о его присутствии свидетельствовала только якорная цепь, поросшая плющом. Возле самого якоря росли высокие деревья, которых не было в прошлый раз, и, глядя на них, Кристобаль понял, что после прибытия небесного корабля прошло лет тридцать-сорок.
        Ближайший к якорной цепи дом выглядел основательнее прочих - трехэтажный, с высокими окнами и знаменами на крыше. Когда Кристобаль сосредоточился на нем, картинка изменилась: теперь он видел только этот дом и его обитателей, явно благородного происхождения, потому что их жизнь напоминала ту, к которой он сам привык. Лорд, высокий и важный, решал споры между жителями, что-то писал, принимал гостей - таких же важных людей, которых всегда сопровождали слуги. Его жена занималась детьми, которых было трое - три драчливых мальчика, постоянно устраивавших разные шалости. Поначалу Кристобаль наблюдал за ними с интересом, а потом заскучал и уже начал гадать, зачем книга ему все это показывает, - как вдруг ракурс снова изменился. Он увидел парадную дверь дома, к которой подошла женщина в плаще, ведя за руку маленькую девочку. Она постучала и бросилась бежать, а ребенок остался. Пожилая служанка, открывшая дверь, всплеснула руками и забрала малышку внутрь.
        Страница снова сделалась белой, и следующим вечером Кристобаль не увидел продолжения истории. Он не разозлился как следует только из-за того, что «Ведьма» попала в шторм и из-за сильной качки ему сделалось очень плохо. Весь день прошел словно в тумане, зато ночью ему совсем не хотелось спать. Он лежал и думал.
        Несомненно, рисунки изображали прибытие небесных людей. Кристобаль сомневался, что «Утренняя звезда» и впрямь выглядела как самый настоящий фрегат, но летающий - причем без крыльев! - однако кто его знает? Ведь те, кто видел ее воочию, давно обратились в прах, а сохранившиеся изображения и описания безумно противоречили друг другу или попросту были весьма расплывчатыми. Стоило предположить, что он видит первое поселение магусов в этом мире, а в доме возле якорной цепи живет сам Капитан.
        Или нет?..
        Тут Кристобаль вспомнил еще одну странность. В первый раз, когда книга показала ему прибытие «Утренней звезды», он увидел птиц, вылетающих из трюма, и почему-то уверился, что их было шестнадцать. Несуразность этой цифры дошла до него лишь теперь. Откуда взялась лишняя птица? И какой она была?
        И что за девочку привели к порогу капитанского дома?
        Через три дня белая книга соизволила открыться вновь - и он увидел огромный богато украшенный зал и множество людей в красивых нарядах. Наверное, ему показывали настоящий бал, на каких ему еще не доводилось бывать. Рисунок опять поменялся, танцующие пары сблизились, и он увидел девочку в красивом белом платье, чуть постарше его - лет, наверное, четырнадцати. Еще он понял, что это та самая девочка-подкидыш, хотя откуда взялась эта уверенность, оставалось лишь догадываться. Она выросла - значит, снова прошли годы.
        К девочке в белом подошел парнишка того же возраста и пригласил на танец. Оба поначалу робели и спотыкались, но потом их движения сделались грациозными и красивыми. Остановившись, они продолжали держать друг друга в объятиях, и девушка положила юноше голову на плечо. Ему показалось, или они выглядели теперь лет на пять старше? Еще через секунду какая-то плохо прорисованная фигура в черном приблизилась к паре и, схватив девушку за руку, потащила прочь. Юноша протянул руки ей вслед, и тотчас же несколько человек, оказавшихся рядом, схватили его за плечи, за одежду, даже за ноги, не давая двинуться с места. У него за спиной появилась странная тень, высокая и горбатая: они оба следили, как девушку уводят, но ничего не могли сделать из-за собравшихся вокруг людей.
        Рисунок поменялся так быстро, что у Кристобаля зарябило в глазах. Он увидел еще один просторный зал, своим убранством отдаленно напоминающий храм: собравшиеся не танцевали, но чего-то ждали. Распахнулись большие двери, и в зал вошли двое - мужчина держал под руку молодую женщину. Кристобаль понял, что видит свадьбу, а когда среди гостей появился некто с горбатой тенью за спиной, стало понятно, что главные герои этой истории все те же - девушка-подкидыш и парень, который танцевал с нею на балу. Кристобаль не видел ее лица, но по бессильно опущенным плечам и медленным движениям даже он, двенадцатилетний мальчишка, понял: эта невеста очень-очень несчастна. Зал быстро опустел, и в нем остался юноша-с-тенью: он стоял, опустив голову и сжав кулаки, а тень покровительственно нависала над ним.
        Страница побелела. Больше книга ему ничего не показывала до самого Облачного города, и Кристобаль терялся в догадках - что же случилось дальше? История слегка напоминала романы, которыми зачитывались компаньонки его матери, но все-таки в ней крылось что-то еще. Особенно его привлекал загадочный юноша-с-тенью - почему остальные не обращали на нее никакого внимания?
        Дни шли за днями, и «Ведьма» прибыла в Облачный город - столицу Империи. Громадный суматошный порт, высоченные здания - Кристобаль привык, что все строения, не относящиеся к Алому замку, не превышают двух-трех этажей, а в столице было изрядное количество пяти - и шестиэтажных громадин, - люди во всех мыслимых и немыслимых нарядах, со странными акцентами, с причудливыми привычками… Лорду Фейре принадлежал небольшой особняк в одном из городских кварталов, и там, как выяснилось, все приготовили к приезду хозяина. Кристобаль получил в свое распоряжение большую комнату с балконом и первым делом спрятал белую книгу в один из сундуков с одеждой.
        Потом пришли двое слуг и сообщили, что отец велел приготовить его к важному визиту. Пришлось позволить им сделать все необходимое: через полтора часа он был вымыт, аккуратно подстрижен и одет в новый зеленый костюм и белейшую рубашку с пышным воротником. Цвет костюма подсказывал, что его выбирала мама, потому что отец предпочитал темно-красный, как и все прочие фениксы. Непривычный фасон одежды сковывал движения, из-за чего Кристобаль злился и нервничал всю дорогу до Облачной цитадели.
        У входа во дворец их ждал один из советников капитана-императора, вежливый и обходительный, но с лукавым огоньком в глазах. Только тогда, когда столичный щеголь церемонно поклонился лорду Фейре и тот ответил не менее официальным поклоном, Кристобаль почувствовал, что отец чем-то встревожен. Он впервые задумался, зачем же им вообще понадобилось ехать в столицу и являться в Облачную цитадель, если фениксы - об этом в Алом замке знали даже слуги - предпочитали не вмешиваться в дела капитана-императора без особой причины.
        Значит, причина появилась?..
        Они шли по коридорам и залам - роскошно обставленным, украшенным гобеленами и статуями; они шли через внутренние дворики с фонтанами и деревьями в кадках; раскланивались со встречными - мужчинами и женщинами в шелках, чьих украшений хватило бы заполнить не один сундук. Наконец их привели в просторную комнату, где посреди множества книжных шкафов стоял мощный дубовый стол, а рядом с ним - два кресла. Одно оказалось занято.
        - Приветствую, Марко. - Навстречу лорду Фейре поднялся высокий светловолосый мужчина с красивым волевым лицом. У него были светло-голубые, почти прозрачные глаза, от одного взгляда которых Кристобаль почувствовал себя так, словно его вдруг с головой погрузили в ледяную воду. - Рад видеть тебя и твоего сына. Ты Кристобаль, не так ли?
        Он с огромным трудом выдавил из себя:
        - Д-да, ваше величество!
        И застыл как истукан. Капитан-император рассмеялся, легонько похлопал его по плечу и предложил погулять по крылу дворца или в небольшом саду, куда можно было попасть через дверь в дальнем углу комнаты. Когда он предложил лорду Фейре присесть, Кристобаль малодушно воспользовался шансом оказаться как можно дальше от магуса, который управлял большей частью обитаемого мира, не считая южных морей, принадлежащих меррам. Он юркнул за дверь и оказался в саду.
        Назвав его «небольшим», капитан-император то ли пошутил, то ли невольно продемонстрировал то, насколько привычен ему огромный дворец. Оглядывая убегающие прочь дорожки, окруженные живой изгородью в полтора человеческих роста, Кристобаль усомнился, стоит ли ему уходить далеко от этой двери, - ведь если он заблудится здесь, то опозорит не только себя, но и своего отца. Но капитан-император вызывал трепет - от него хотелось держаться подальше, и потому мальчик все-таки выбрал одну из дорожек и медленно пошел вперед, стараясь запоминать все повороты.
        Небо над головой было каким-то неестественным, пронзительно-синим. Приглядевшись, Кристобаль увидел, что оно испещрено тончайшими белыми линиями, образующими сложный узор, - и понял, что это купол знаменитых Садов Иллюзий. Он много читал про эти Сады, включая и то, что в них есть лабиринты из живых изгородей, выбраться из которых мог лишь магус или человек, осведомленный о целой системе тайных знаков. Только этого не хватало. Кристобаль на всякий случай повернул в обратную сторону.
        И увидел мальчика в белом.
        Теперь, когда их разделяло несколько шагов и незнакомца не заслоняли пышные кусты, разглядеть его удалось во всех подробностях, и от этих подробностей Кристобалю сделалось нехорошо. Костюм и кружевные манжеты рубашки; непослушная челка, падающая на глаза, и знакомый по отражению в зеркале прищур; маленький шрам на подбородке - там, где Госс однажды достал его посохом. Кристобаль смотрел на свою точную копию - только белого цвета. Мальчик был похож на ожившую мраморную статую, и слепые, совершенно белые глаза лишь дополняли это впечатление.
        Кристобаль повернулся и побежал, с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать. Гравий шуршал у него под ногами, в ушах барабанным боем раздавался стук сердца; он уже не боялся заблудиться и думал лишь о том, как бы сбежать от жуткого белого двойника и предупредить отца, что вокруг происходят какие-то странные вещи.
        Каким-то чудом он очутился перед дверью в кабинет капитана-императора и остановился, чтобы отдышаться и стряхнуть с одежды пыль. Внутри слышались приглушенные голоса - беседа Марко Фейры и Аматейна Эгретты продолжалась, но слов было не разобрать. Кристобаль вошел, стараясь двигаться очень тихо, и вскоре, выглянув из-за книжного шкафа, снова увидел стол, за которым сидели его отец и капитан-император. Последний его сразу заметил и одарил улыбкой шарката:
        - Подойди ближе, мой юный друг. Твой отец хочет тебе что-то сказать.
        Он не смог ослушаться и шагнул вперед.
        Марко Фейра встал и медленно повернулся к сыну. У лорда Феникса были отсечены кисти обеих рук, а на месте глаз зияли кровавые ямы. Он улыбался, словно в происходящем не было ничего необычного.
        Кристобаль закричал…
        …Ипришел в себя.
        Вокруг было темно и тихо; пахло сыростью и гнилью. Он лежал на чем-то мягком и влажном, такой слабый, что едва мог пошевелиться. Он попытался приподнять голову и сдавленно охнул - левая сторона лица полыхала от боли и центром пожара был глаз.
        Он вспомнил все и сразу.
        Приподняться на локте удалось не сразу, но постепенно ему удалось вновь обуздать собственное тело. Слева ощущалось чье-то присутствие - еле слышное ровное дыхание, живое тепло. Он медленно сел и огляделся по сторонам, вглядываясь в темноту прищуренным правым глазом, который сильно слезился от напряжения. Пожар в левой глазнице не утихал, но ему удалось отодвинуть боль куда-то в дальний угол сознания, забыть о ней - и о том, что от него оторвали нечто куда более важное - хотя бы на некоторое время. По крайней мере, пока он не разберется, куда попал.
        Темнота никак не желала рассеиваться. Он вдруг испугался, что на самом деле полностью ослеп, и решил проверить это единственным доступным способом - вытянул перед собой правую руку и вызвал первопламя. Оно откликнулось сразу же. Над его раскрытой ладонью затанцевал маленький огонек, который постепенно разгорелся, повинуясь беззвучному приказу.
        Он перевел дух. Что ж, двумя проблемами меньше - правым глазом он все-таки видит и свой дар не утратил. Это уже что-то.
        Он осторожно повернул голову и увидел, что рядом лежит Эсме. Ее бледное осунувшееся лицо в неровном свете первопламени выглядело совершенно мертвым; поддавшись порыву, он схватил ее левой рукой за плечо и… разбудил. Она мгновенно распахнула свои огромные глаза, несколько раз моргнула, недоверчиво глядя на него, а потом тихонько проговорила хриплым, сорванным голосом:
        - Ты живой…
        И заплакала.
        Он погасил первопламя и прижал ее к себе обеими руками, ощущая, как худые плечи содрогаются от беззвучных рыданий. Телесная боль отступила, а вот рваная рана в душе как будто начала сочиться гноем. Он все помнил, но удерживал правду на некотором расстоянии от себя, потому что сомневался, что сможет с нею справиться. Он потерял свой фрегат. Нет, хуже - фрегат отказался от него, отсек его, выбросил на корм рыбам, как выбрасывают рыбьи же потроха, чтобы приманить зверя покрупнее. И зверь пришел. Теперь они у него внутри.
        Эсме начала сбивчиво шептать ему на ухо то, о чем он уже догадывался: когда он потерял сознание, «Невеста ветра» оборвала связи со всеми, кроме Сандера, и выгнала их, заставила сесть в лодки и спасаться бегством. Они не хотели, они сопротивлялись, но «Невеста» что-то такое с ними сделала - и опомнились они только в море. Там же Эсме поняла, что в их лодке больше никого нет и вокруг поднимается очень густой туман.
        А потом она сама лишилась чувств.
        Он гладил ее по волосам, прижимал к себе и баюкал как ребенка. Он чувствовал себя старым, слабым и усталым калекой и никак не мог справиться с этим ощущением; это его злило. Яростная, пламенная часть его требовала немедленно собраться с силами и найти выход из положения. Но у него было слабое тело - смертное тело. Иногда дети неба столь же беспомощны, как дети земли.
        - Где мы? - тихо спросила Эсме, пока он в полной темноте вытирал ей заплаканные щеки и нос. Он не видел, но чувствовал, как она смотрит на него. Он боялся этого вопроса. - Куда мы попали?
        - Судя по тому, что я увидел… - начал он и осекся. Собственный голос звучал непривычно. Нахлынула паника, которую он с трудом унял, а потом призадумался и понял: с двенадцати лет, с того самого момента, как ему случилось проснуться в доме рыбака Тако на острове Огами, он слышал эхо собственных слов. Каждое слово, произнесенное вслух, повторял некий голос, и это означало, что он не один. Теперь этот голос исчез. Он вздохнул. - Мы в брюхе какого-то очень большого и очень запущенного фрегата. Больше я ничего не могу тебе сказать.
        Она шмыгнула носом и чуть отстранилась. Он разжал руки, позволив ей встать.
        - Ты можешь… снова зажечь свет?
        Он поколебался, но сделал то, о чем она просила, - поднял руку над головой и призвал первопламя, на этот раз сделав его достаточно сильным, чтобы можно было в подробностях разглядеть странное место, куда они попали.
        Бугристая лжеплоть стен маслянисто заблестела, отражая свет первопламени: с высокого потолка свисали бахромчатые наросты, а пол выглядел как плотная губка, напитавшаяся водой. Отдаленная часть брюха утопала во тьме, но по еле слышному плеску воды можно было предположить, что там находится внутреннее озеро. Сопоставив видимые размеры с тем, что оба они знали о фрегатах, оставалось лишь произнести вслух название того живого корабля, который их проглотил, но почему-то не стал переваривать.
        - Белый Фрегат, - проговорила Эсме, вставая. - Мы внутри Белого Фрегата.
        Он тоже поднялся, продолжая держать правую руку на весу, и чуть не упал - боль, дурнота, головокружение накинулись разом. Эсме подставила ему плечо, помогла удержаться на ногах. А потом потянулась к его лицу.
        - Не надо… - Он повернул голову и посмотрел на нее уцелевшим глазом.
        - Я еще в лодке сделала все, что могла, - ответила целительница с горечью. - Остановила кровь и з-закрыла рану, чтобы она не воспалилась. То, что ты чувствуешь, боюсь… фантомная боль.
        Он на миг застыл, зажмурившись. Бывало и хуже. Тридцать лет назад, когда в мачту попала молния, было намного больней. Но стоило вспомнить о мачте - и о фрегате, - как все кости в его теле превратились в расплавленный свинец и боль перешла в агонию.
        Не потерять сознание. Он не имеет права терять сознание.
        Застонав сквозь стиснутые зубы, он тяжело опустился на колени и воткнул скрюченные судорогой пальцы левой руки в губчатую лжеплоть Белого Фрегата. Она легко поддалась - ничего не произошло. Огромный живой корабль как будто их не замечал. Но ведь он зачем-то открыл пасть, чтобы заглотить маленькую лодку?
        И, кстати, где она?..
        - Выход должен быть где-то там, - сказал он, кивком указывая в сторону. От резкого движения в голове словно что-то взорвалось. - Если он и впрямь внутри такой же, как все остальные фрегаты, мы сможем отсюда выбраться и посмотреть, кто управляет этой белой развалиной.
        Но выхода на положенном месте не оказалось. В свете первопламени перед ними предстала стена, сплошь покрытая губчатой тканью, пропитавшейся уже не водой, а маслянистой красной жидкостью с резким запахом. Он переложил огонек в левую руку, прикоснулся к этой стене, а потом, преодолевая отвращение, надавил. Лжеплоть снова поддалась, его пальцы легко вошли внутрь, и, лишь когда рука погрузилась почти по локоть, внутри обнаружилась твердая преграда. Вскоре удалось нащупать нечто вроде замка. Он достал нож и принялся кромсать стену. Куски мокрой губки посыпались на пол.
        - Я что-то слышу… - вдруг сказала Эсме. Он остановился, прислушался. Покачал головой. - Нет, я точно что-то слышу, - настойчиво повторила она. - Там, где вода.
        - Может, это лодка, вместе с которой нас проглотили?
        - Нет, больше похоже на…
        …Шаги. Теперь он тоже услышал и повернулся лицом в ту сторону, откуда они раздавались. Плеск воды сменился тихим шлепаньем и поскрипыванием: кто-то шел по мягкому губчатому полу, стараясь перемещаться медленно и незаметно. У неведомого существа определенно было не две конечности, а больше. Оно пока что оставалось достаточно далеко, и все же, поскольку других источников света, кроме первопламени, в чреве Белого Фрегата не наблюдалось, неизвестный должен был их видеть весьма отчетливо. Несомненно, он - оно? - приближался именно к ним. Но вот с какими намерениями?
        Эсме схватила его за руку и молча указала в двух направлениях, а потом, помедлив секунду, еще и вверх. Шаги множились. К ним приближались не меньше трех живых существ, и то, как эти существа подкрадывались, говорило о многом. Он вдруг вспомнил, что в больших кораблях, чьи навигаторы не уделяют достаточно внимания чистоте, иногда заводятся паразиты; с учетом монструозных размеров Белого Фрегата и его внешнего вида можно было предположить, что у него в брюхе кто-то живет. И этот… кто-то вряд ли желает просто побеседовать с теми, кто угодил сюда тем же путем, что и обыкновенная добыча.
        Он сунул нож в руки Эсме и жестом приказал ей продолжать резать стену, а сам спрятал первопламя в ладонях, так что свет, пробиваясь сквозь пальцы, сделался красноватым. Вокруг них затанцевали зловещие тени. Неизвестные существа были где-то в двадцати шагах, когда он раскрыл ладони. Огненный шар размером с яблоко взлетел к потолку и там взорвался. Вспышка света на несколько секунд озарила чрево Белого Фрегата, и этого хватило, чтобы он смог понять, что происходит.
        К ним приближались не три, а пять тварей жуткого вида - он успел разглядеть многочисленные суставчатые конечности с громадными клешнями, длинные скорпионьи хвосты, выпученные глаза и пасти, полные острых зубов. Две твари ползли по полу, прячась за губчатыми выростами; еще две проворно перемещались по стенам, а одна свисала с потолка прямо над ними. Огненный шар взорвался в непосредственной близости от ее зубастой морды, и живую пещеру огласил пронзительный вопль, от которого заложило уши. Отцепившись от губчатой поросли, существо свернулось в шар и упало в нескольких шагах от него. Разворачиваясь, оно зашипело и грозно щелкнуло клешнями.
        - Режь быстрее! - крикнул он Эсме, почувствовав, что сзади наступила растерянная тишина. Его яростная, пламенная часть возликовала - шанс проявить себя в полную силу у нее выдавался нечасто, и обычно она так этому радовалась, что загнать ее на прежнее место, в глубины сознания, оказывалось весьма сложным делом. Но сейчас он даже не пытался ее ограничивать - наоборот, расслабился и позволил Фениксу полностью овладеть своим телом.
        В больших глазах твари отразилась фигура с огненными крыльями за спиной, и паразит на секунду замер, понимая, что происходит нечто странное. Его пища никогда не вела себя так. Временами случалось, что у добычи обнаруживалось что-то яркое, обжигающее, но это длилось недолго и уж точно не выглядело столь внушительно. Однако тварь была голодна и хотела опередить своих соплеменников, поэтому она отбросила сомнения и ринулась вперед.
        Феникс хлестнул ее огненной плетью по морде, вынудив снова завопить и отпрыгнуть в сторону. Тут как раз подоспел другой паразит, которому новый удар плети отсек часть хвоста. Обе твари отползли в сторону, издавая звуки, похожие на жалобный хриплый лай. Еще три паразита затаились в темноте. Они были слишком испуганы, чтобы понять - враг всего один, и его можно одолеть, объединив усилия. Но рано или поздно эта мысль должна была появиться хотя бы в одной из пяти голов…
        Он бы не рискнул броситься в атаку, потому что подверг бы риску Эсме, но Феникс о таких вещах не задумывался. Пламенный сиганул вперед, взмахом огненных крыльев подбросив себя выше, чем полагалось бы подняться человеку или магусу, и, приземлившись на спину бесхвостой твари, запустил когтистую руку под ее воротник из шипов - туда, где между костяными пластинами виднелась уязвимая розоватая плоть. Вспыхнуло пламя - и паразит оглушительно завопил, запрокинув голову: пластины сомкнулись с треском - опоздай Феникс хоть на миг, остался бы без пальцев. Но он не опоздал и успел прыгнуть в сторону. Бесхвостый, продолжая вопить, завертелся на месте, не в силах справиться с огнем, который пожирал его изнутри.
        Феникс повернулся ко второму противнику - и в его руке снова возникла огненная плеть. Тварь, упавшая с потолка, не желала повторить судьбу бесхвостого и держалась начеку. Она шипела и щелкала клешнями, не забывая сохранять дистанцию между собой и своим врагом, сверля его взглядом выпученных глаз. Плеть взвилась в воздух - тварь увернулась, прыгнув на стену, а потом побежала вверх и повисла на потолке, продолжая шипеть.
        Двое из прятавшихся в темноте паразитов осмелели и двинулись вперед.
        Позади раздался глухой удар, и Феникс бросил быстрый взгляд через плечо. Целительнице удалось содрать со стены почти всю губку, но под ноздреватой лжеплотью был металл, на котором кое-где виднелись непонятные выступы, - и ничего похожего на дверь. Она в отчаянии несколько раз стукнула по стене кулаком, а потом без сил сползла на пол.
        Твари кинулись на него. Какое счастье, что они, разгоряченные схваткой, не решили сперва разобраться с той добычей, которая явно не могла сопротивляться…
        Феникс снова прыгнул и взмахнул плетью, но промахнулся. Один из паразитов задел его хвостом по ноге, и, приземлившись, он упал на одно колено. Плеть с шипением погасла - теперь только свет огненных крыльев разгонял тьму, но и он тускнел на глазах. Твари радостно двинулись вперед, обмениваясь щелкающими и воющими звуками. Тот, что висел на потолке, нетерпеливо шевельнул клешнями, но все же решил немного подождать - слишком ему не нравилось это странное существо из плоти и огня.
        Он оказался прав. Когда паразиты подобрались совсем близко, крылья ослепительно вспыхнули и в руках Феникса возник огненный шар, который взорвался спустя секунду. Одной из тварей снесло половину морды; раненая, она понеслась прочь и издохла где-то во тьме. Другой оторвало три лапы из восьми, что тоже вынудило ее отступить.
        Висевший на потолке свернулся в клубок, крепко уцепившись за выросты лжеплоти всеми конечностями, и затих. Еще один паразит, так и не осмелившийся выбраться из темноты, жалобно взвыл и ретировался.
        Феникс шевельнул крыльями. С каждой минутой они становились все более весомыми - тяжелыми и мощными. Если подождать достаточно долго, он сможет взлететь. Но тогда та его часть, которой летать не суждено, умрет навсегда.
        Он вздохнул.
        Крылья погасли и растворились; тотчас же вернулась боль - она стала сильнее, чем прежде. Чуть ниже правого колена была новая рана. К счастью, неглубокая, и кровь текла не очень сильно. Тяжело дыша и хромая, он подошел к стене, которую Эсме освободила от лжеплоти, и уперся в нее обеими руками, сам не понимая, что делает.
        Тотчас же вокруг его правой ладони, испачканной в крови, появилось пятно бледно-голубого свечения. Он торопливо убрал руки, но пятно не исчезло. Оно начало расти, изменило форму и вскоре превратилось в ровную вертикальную линию, разделившую стену напополам.
        Дверь отворилась бесшумно, словно была сделана из дыма, а не из металла. По ту сторону царил полумрак, в котором смутно угадывалась лестница, уходящая вверх. Далеко позади раздался плеск воды; один из уцелевших паразитов залаял, а потом издал заунывный плач, похожий на зов. В просторном чреве Белого Фрегата наверняка обитало куда больше пяти многоногих тварей. Впереди была неизвестность, а позади - верная смерть, поэтому он не стал больше раздумывать, а подхватил Эсме и ринулся прочь из брюха.
        Дверь за спиной закрылась, по-прежнему беззвучно.
        Несколько секунд он просто стоял, борясь с головокружением, болью и усталостью, а потом медленно огляделся. Позади высилась глухая стена - ничто не говорило о том, что на самом деле здесь был какой-то проход. Впереди смутно виднелась довольно крутая лестница, через несколько десятков ступеней теряющаяся во мгле. Никаких источников света он не увидел и не понял, каким образом удается вообще хоть что-то разглядеть. Воздух был спертым и слегка отдавал плесенью. Он только теперь понял, что на самом деле в чреве жутко смердит гнилой рыбой. Но, по крайней мере, здесь кругом были твердые поверхности и никакой омерзительной губки, пропитанной - как теперь он признался себе - смесью воды и крови.
        - Нож… - прошептала Эсме ему прямо в ухо. Опомнившись, он поставил ее на пол словно куклу. - Я его уронила…
        Значит, они остались без оружия.
        - Ничего страшного, - сказал он, гадая, какие еще живые и негостеприимные существа могут обитать внутри Белого Фрегата. - Мы справимся. - Он вдруг понял, что ее глаза смотрят мимо него, куда-то в сторону, но не видят там ничего. - Ты меня не видишь?
        - Здесь же полный мрак, - растерянно проговорила она. Лестница призывно маячила впереди, заставляя думать, что кто-то из них сошел с ума. - Что мы будем делать?
        - Для начала просто пойдем вперед, - сказал он и обнял ее за плечи. - Осторожно, здесь ступеньки.
        - Эй, вставай. Все проспишь, братишка.
        Кристобаль открыл глаза. Он лежал в просторной кровати с пологом: кровать была незнакомой и располагалась определенно не дома, в Алом замке. В его голове словно пронесся шторм, перемешав воспоминания и поломав все, что только можно было поломать. Он лихорадочно вцепился в какой-то обрывок - чей-то кабинет, сад под куполом, высокий человек с ледяными глазами и отец…
        - Отец! - Кристобаль резко сел и чуть не стукнулся лбом с наклонившимся над ним темноволосым юношей, который добродушно улыбался, хоть и смотрел встревоженно. - Что с отцом? Где он? А ты откуда тут взялся, почему ты не в Росмере?!
        - Где же еще быть отцу, как не в порту, на «Ведьме»? - Бастиан Фейра удивленно вскинул брови, и тревога в его взгляде сделалась сильней. Последний вопрос он почему-то пропустил мимо ушей. - Около часа назад он собрал всех наших местных агентов и выясняет, как дела. Думаю, кое-кого из них к этому времени уже изрядно, хм, укачало. Я отпросился - хотел проведать тебя.
        - А… как же встреча с капитаном-императором? - растерянно проговорил Кристобаль, потирая лоб. - Что там с ним… произошло? Я видел…
        Бастиан нахмурился:
        - В каком смысле «видел»? Тебя же там не было.
        «Как это не было?» - хотел спросить Кристобаль, но от удивления потерял дар речи и просто уставился на брата.
        Бастиан тоже некоторое время смотрел на него, не говоря ни слова, а потом начал объяснять. Оказалось, что за день до прибытия в Облачный город Кристобаль сильно заболел - у него начался жар, за считаные часы перешедший в беспамятство и бред. Кто-то другой на месте Марко Фейры испугался бы, что потеряет сына, но Пламенный Князь отлично знал, что эта загадочная болезнь есть не что иное, как один из первых признаков скорого раскрытия дара. Потому он приказал разместить мальчика со всеми удобствами и обеспечить уход за ним, пока не наступит улучшение. А по прибытии в Облачный город отправился в цитадель, чтобы встретиться с его величеством. О том, что происходило во время этой встречи, никто не знал, но он вернулся через шесть часов - живой и здоровый.
        С тех пор прошли сутки.
        - Мне снились странные сны… - сказал Кристобаль с виноватой улыбкой, надеясь, что брат не принял его за сумасшедшего. Опасения оказались напрасны - Бастиан Фейра коротко хохотнул и признался, понизив голос, что и сам когда-то прошел через подобное испытание. У Кристобаля камень упал с души, и он, расслабившись, снова рухнул на подушки. Бастиан поболтал с ним полчаса о пустяках и о том, чем можно заняться в столице, после чего вспомнил о собственных делах и ушел, пообещав вернуться к ужину.
        Пришли слуги, помогли Кристобалю привести себя в порядок и принесли обед. Когда его вновь оставили в одиночестве, мальчик понял, что спать ему совсем не хочется. Потом он вспомнил о белой книге и решил проверить, не была ли и она плодом воображения, разгоряченного болезнью. Он выбрался из постели и открыл сундук с одеждой.
        Книга лежала там же, где он ее оставил в предполагаемом бреду. Мало того, ее обложка источала бледное свечение, похожее на лунный свет. Не сдержавшись, он открыл ее прямо рядом с сундуком, усевшись на пол, и жадно уставился на белые страницы.
        Он снова увидел девушку-подкидыша - Незнакомку. Теперь уже не оставалось сомнений, что именно она и Человек-с-тенью - главные герои этой истории. Теперь Незнакомка была замужем за высоким, явно более взрослым мужчиной. Муж, насколько мог судить Кристобаль, ее очень любил. Он дарил ей платья, цветы и прочие подарки, он привел ее в красивый дом - странно знакомый белый замок на высокой горе, - и вообще всячески старался ей угодить. Но когда он обнимал ее, она отворачивалась, а после его поцелуев пряталась в укромном уголке и плакала. Рисунки сменяли друг друга, время шло. Вскоре у Незнакомки и ее супруга появились двойняшки - мальчик и девочка, - но ее поведение не изменилось. Супруг же постепенно стал другим: он больше не пытался демонстрировать Незнакомке свою любовь, вел себя с ней так, словно они чужие, и часто подолгу замирал, глядя в окно или сидя за столом. Его явно обуревали мрачные мысли.
        А потом Кристобаль увидел его на борту фрегата, рядом с которым из воды взметнулись щупальца огромного кракена.
        Овдовев, Незнакомка стала сама вести дела, которыми раньше занимался ее муж. Она теперь часто появлялась в порту, вела долгие беседы с торговцами, спорила с ними. Ей кланялись, ее уважали. Ее приглашали на праздники в качестве почетной гостьи, и на одном из таких праздников она вновь повстречала Человека-с-тенью. Он изменился - стал шире в плечах, увереннее в себе, его одежда напоминала военную форму. Тень по-прежнему стояла у него за спиной, все такая же неправильная - слишком длинный нос, слишком круглые плечи и она слишком сильно сутулилась, как будто… как будто…
        Как будто нахохлившаяся птица с огромными крыльями.
        Незнакомка и Человек-с-тенью демонстративно игнорировали друг друга, беседуя и танцуя с другими, и лишь в самом конце праздника, оказавшись рядом, ненадолго взялись за руки. Это напомнило Кристобалю об отце с матерью - он знал, что навигаторы ведут себя с большей холодностью именно с теми женщинами, которых любят, потому что любить-то им как раз нельзя. Когда навигатор в кого-то влюблен, фрегат может сойти с ума. И точно - вслед за этой мимолетной встречей книга показала Кристобалю Человека-с-тенью на борту огромного живого корабля, который двигался по воде так быстро, что казалось, словно он и вовсе летит.
        Рисунок растаял. Кристобаль еще некоторое время посидел рядом с книгой, надеясь увидеть что-то новое, не столь похожее на одну из тех любовных историй, которые читали и взволнованно обсуждали компаньонки леди Марии, но книга не желала ничего показывать, и ее обложка перестала светиться. Он спрятал свою драгоценность в сундук и решил, что не мешало бы одеться и хотя бы осмотреть окрестности дома.
        Оказалось, предусмотрительный лорд Фейра оставил на этот случай инструкции, и через полчаса Кристобаль отправился в небольшое путешествие по Облачному городу в сопровождении двоих слуг. Они прошлись по одной из центральных улиц, покормили птиц на площади с фонтанами, заглянули в несколько лавок, где и впрямь продавались удивительные вещи. Но Кристобаля они не порадовали. Он никак не мог отделаться от странной мысли, которая пришла к нему в голову, пока белая книга еще демонстрировала свои картинки.
        Как же могло случиться так, что эта вещь оказалась именно в том сундуке, куда он ее положил, если, по словам Бастиана, жар у него начался за день до прибытия в Облачный город?..
        Да и сами улицы выглядели причудливо знакомыми, словно он тут уже успел побывать. Остановившись возле одной из лавок, Кристобаль вслух назвал еще несколько, расположенных за углом, и попросил слугу проверить - тот вернулся через минуту, сильно озадаченный, и молча кивнул. Молодой феникс повернулся к большой стеклянной витрине и посмотрел на свое отражение.
        Сначала Кристобаль увидел там мальчика в простой белой рубашке, коричневых штанах и удобных башмаках. Разноцветные глаза внимательно глядели из-под сильно отросшей челки, тонкие губы были напряженно сжаты. Стоило ему моргнуть, и отражение изменилось - теперь он видел перед собой взрослого мужчину в куртке изумрудно-зеленого цвета: его длинные волосы были собраны в хвост, на щеке виднелся длинный шрам, и лишь прищуренные разноцветные глаза говорили, что оба отражения принадлежат одному и тому же магусу.
        Кристобаль снова моргнул…
        …Ипроснулся, уже ничему не удивляясь.
        Он кое-что запомнил: они с Эсме поднялись по лестнице и оказались в самом начале длинного коридора, по обе стороны которого имелось множество дверей. Все двери были заперты, а некоторые даже заросли чем-то похожим на губку из брюха - правда, здесь она не воняла. Он шел вперед, ведя целительницу за собой, и чувствовал, что с каждым шагом теряет силы. Он давно уже не позволял Фениксу так овладевать собой - это утомляло. Ему нужно было прилечь и отдохнуть, немного поспать. Хотя бы час.
        Впереди мелькнуло и пропало что-то белое.
        - Там… человек? - растерянно проговорила Эсме. - Кажется, ребенок…
        Это и был ребенок - тот самый белый мальчик из его сна. На этот раз призрак появился слишком далеко и исчез слишком быстро, чтобы разглядеть его в подробностях, но, по крайней мере, они оба его увидели. Они дошли до того места, где видели белого мальчика, и оказалось, что ближайшая дверь приоткрыта.
        За дверью оказалась каюта - очень маленькая, совершенно пустая и почему-то казавшаяся безопасной. Для Эсме она была погружена во мрак, но сам он по-прежнему отчетливо все видел уцелевшим глазом. Дверь каюты открывалась вовнутрь; он ее закрыл и лег на пол у самого порога, чтобы почувствовать, если кто-нибудь захочет войти. Он что-то сказал Эсме - слова полностью выветрились из его памяти, - и уснул, едва опустив голову на пол.
        Его сон вновь оказался ярким и совсем непохожим на обычное сновидение. Быль и небыль перемешались в нем самым странным образом; да еще и белая книга, совершенно точно отсутствовавшая в его настоящем прошлом. Что все это значит?..
        Эсме сидела рядом, обхватив руками колени, и внимательно смотрела на него.
        - Ты меня видишь? - хрипло спросил он.
        Целительница кивнула.
        - Не понимаю почему - здесь же совсем нет света, - но я и впрямь тебя вижу.
        - Жуткое, наверное, зрелище… - Он с трудом сел и прислонился к двери. Его по-прежнему терзала боль, но усталости чуть поубавилось и сделалось немного легче. Эсме грустно улыбнулась в ответ. - Что-нибудь произошло, пока я… спал?
        - Один раз я слышала, как по коридору кто-то прошел, - сказала она. - Кто-то явно не двуногий. Но он даже не остановился возле нас, проследовал мимо. Похоже, здесь… много разных обитателей.
        «Которые увлеченно жрут друг друга», - мысленно закончил он. Интересно, успеют ли они помучиться от голода и жажды до того, как станут жертвами какого-нибудь монстра, еще более отвратительного, чем паразиты со скорпионьими хвостами? Тут он вспомнил о своей новой ране, но, потянувшись к ноге, нащупал лишь плотный рубец.
        - Больше так не делай. Тебе нужны силы. Я магус - я могу вынести гораздо больше, чем ты думаешь.
        - Я знаю, - ответила целительница тихим усталым голосом. - Но ты и так уже слишком много вынес. Это во-первых. Во-вторых, я не собираюсь просто сидеть и смотреть, как тебя рвут на части прямо на моих глазах. Раз уж я не могу сражаться… не лишай меня единственной возможности помочь.
        Он хотел было возразить - ты же тратишь на это время собственной жизни! - но встретил ее взгляд и с болезненной ясностью понял, что времени у них обоих осталось куда меньше, чем она могла бы потратить на его исцеление. Строго говоря, они покойники по меньшей мере наполовину, поскольку шансы отыскать где-то на борту Белого Фрегата чистую воду и что-то пригодное в пищу исчезающе малы.
        Он даже не понимал, зачем они вообще куда-то идут.
        - Так, - сказал он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и уверенно. - Давай-ка я расскажу тебе о своих снах. Есть ощущение, что я увидел нечто важное - только вот никак не могу понять, что именно.

* * *
        - Яувидел свое отражение и проснулся здесь.
        Пока Кристобаль рассказывал, Эсме подобралась ближе и сначала просто села рядом, а потом опустила голову ему на плечо. Его голос выдавал боль и усталость, но все равно успокаивал. Она знала: пока они оба живы, остается шанс выбраться из этой переделки, даже если в Росмере их уже никто не ждет.
        Ее сердце разрывалось от любви и жалости.
        Кристобаль говорил тихо и как-то несмело. Эсме вдруг поняла, что он, наверное, давным-давно не рассказывал никому о своих снах. Не считая, конечно, «Невесту ветра». Она попыталась представить себе, что он сейчас чувствует, и сразу же услышала, как стукнула крышка [сундука]. Он словно приглашал ее спрятать все: забыть и про раны в душе, причиненные расставанием с живым фрегатом, и про боль от ран Кристобаля, и про тоску, которая ее охватывала при мысли о том, что они, скорее всего, не вернутся в Росмер, а погибнут где-то здесь.
        «Нет, - подумала целительница, стиснув зубы. - Второй раз я так не поступлю».
        - Ты видела белого ребенка, - сказал Кристобаль, осторожно гладя ее по щеке. - Значит, он не просто моя галлюцинация. Что ты об этом думаешь?
        - Давай по порядку, - сказала Эсме, заставив себя сосредоточиться. - Ты сказал, что белая книга показала прибытие магусов в наш мир. Мы знаем из книги, которую перевела Ризель, что их капитаном был Ворон. Значит, тот дом возле якорной цепи, где жил какой-то влиятельный богач, вполне мог быть его домом. Логично предположить, что капитан остался жить возле своего корабля.
        - Безусловно.
        - Ребенок… эта девочка, которую ему принесли… - продолжила Эсме. - Я знаю нынешних магусов и могу предположить, что три тысячи лет назад некоторые их черты были выражены еще ярче, чем сейчас. Они бы никогда не взяли в семью подкидыша-человека. Значит, девочка тоже была магусом.
        - Чей-то незаконнорожденный ребенок? - предположил Кристобаль и покачал головой. - Нет, не то. К чистокровным детям, даже рожденным вне брака, всегда относились хорошо, потому что кровь важнее всего. Мать не стала бы ее прятать. Если же она полукровка… то ее не отдали бы в семью магусов. Хм. Это и впрямь очень странно. Разве что кто-то вынужден был ее спрятать. Но если так, мы слишком мало знаем, чтобы разобраться.
        - Наверное, ее действительно от кого-то спрятали, - согласилась Эсме. Разгадывание загадок из сна вдруг оказалось очень увлекательным делом, и она даже взбодрилась. - Ворон - предположим, что это был он, - вырастил ее как свою дочь и потом выдал замуж. Но чуть раньше она встретила на балу… кого?
        Кристобаль коротко рассмеялся:
        - Это как раз нетрудно понять. Во сне я ощущал себя двенадцатилетним ребенком, а в детстве мне ни разу не довелось увидеть феникса в птичьем облике. Кракен меня раздери, я даже не знаю, становились ли мой отец и брат такими же, каким становлюсь я, когда призываю свой дар. Что касается моей матери… - Эсме почувствовала, как он вздрогнул всем телом. - Извини, отвлекся. Итак, на балу она встретила феникса. В этом нет никаких сомнений.
        - Как и в том, что они полюбили друг друга.
        - Верно.
        Оба ненадолго замолчали.
        - Знаешь, - проговорил Кристобаль через несколько минут, - кажется, я понял, за кого ее выдали замуж. - Он резко выпрямился, повернулся и схватил ее за плечи, не замечая, что причиняет боль. - Как же я сразу не догадался… Белый замок на горе, Эсме. Это же Тейравен! Земли буревестников всегда были на севере, их не затронуло Великое Перемирие - им не пришлось переселяться. Она стала женой лорда Амальфи!
        Болезненные воспоминания захлестнули целительницу с головой - так что на миг перехватило дыхание. То, что она увидела в памяти «Невесты ветра», когда лечила фрегат от корабельной чумы; то, что рассказал ей Кристобаль в библиотеке Рейнена; то, что она вспомнила, и то, что забыла.
        Белый замок на горе.
        Зеленый шелк.
        Желтые глаза Паоло.
        - Она родила князю д-детей, - проговорила Эсме, заикаясь от волнения. - Да и феникс наверняка был женат. Выходит, мы с тобой - их… потомки?
        Кристобаль кивнул и тотчас же скривился от боли. Эсме протянула руку к его лицу, коснулась правой щеки и вздрогнула, почувствовав влагу. Кровь? Нет, она исцелила его рану и смыла кровь своим зеленым шарфом, который, кажется, остался в лодке и был потерян вместе с ней. Вместе с ними.
        Ах… это слезы.
        Внезапно бремя всего, что с ними происходило, оказалось слишком тяжелым, и целительница почти ощутила, как от непосильного груза выворачиваются ее суставы и трещат кости, угрожая вот-вот сломаться. Она задохнулась от страха и скорби.
        Ненадолго в мире осталась только агония.
        - Тс-с, тише. - Рука, гладившая волосы Эсме, была тяжелой и сильной, но ее прикосновения - легки. Кристобаль держал ее на коленях как ребенка, позволяя выплакать все слезы. - Все будет хорошо. Мы что-нибудь придумаем и обязательно выберемся отсюда.
        Она шмыгнула носом:
        - Врешь. Мы там, откуда нет выхода. Это…
        - …Белый Фрегат, корабль самогo Великого Шторма, знаю, - перебил Кристобаль. - Мы все равно выберемся. Пройти столько дорог, принести столько жертв - и сдохнуть в брюхе какого-то дряхлого фрегата? Нет уж, благодарю покорно.
        Некоторое время они молчали.
        - Шестнадцать, - внезапно проговорил Кристобаль. Эсме подняла голову и посмотрела на него: осунувшееся лицо феникса казалось высеченным из серого камня, единственный глаз смотрел куда-то вперед - в пустоту. - Почему я так уверен, что их было шестнадцать?
        - Шестнадцать небесных птиц, - вспомнила Эсме. - Наверное, ты все же ошибся. Если они обозначали кланы, их было пятнадцать.
        - Да, наверное, - пробормотал он, а потом моргнул и взглянул на нее. - Ну что, давай продолжим путь? Сдается мне, наверху нас ждет окончание этой истории. Только вот не знаю, как и кто ее расскажет.
        Они поднялись и вместе подошли к двери. Эсме вдруг стало очень страшно - эта каюта, маленькая и пустая, была относительно безопасным приютом, а вот в коридоре наверняка таилось что-то очень страшное. У них не было иного оружия, кроме первопламени, а она знала, чем может закончиться его призыв.
        - Другого выхода нет, - сказала она вслух.
        Кристобаль обнял ее за плечи левой рукой, а над его правой ладонью заплясал маленький огонек. Они вышли наружу. В коридоре было тихо, но феникс, вероятно, вспомнил, что Эсме слышала, как кто-то прошел мимо, и немного постоял, прислушиваясь. Ничего не шевелилось, даже воздух, и дышать было тяжело. Наконец Кристобаль пошел вперед, чуть прихрамывая и вглядываясь в простиравшийся перед ними полумрак.
        - Скажи мне, что на самом деле там произошло, - попросила Эсме.
        - Там?
        - В Облачном городе, - уточнила она. - Сорок лет назад.
        Он вздохнул и, немного помолчав, начал рассказывать:
        - Мы провели там неделю. Отец занимался делами - Бастиана с нами на самом деле не было, - а я то гулял по городу в сопровождении слуг, то скучал дома. В пути было интереснее, чем в Облачном городе, и мне не терпелось отправиться домой. Раньше я никогда не проводил так много времени в одиночестве - в столице у Марко Фейры не было настоящих друзей, поэтому никто не приходил к нам в гости, и дом, сначала показавшийся мне роскошным дворцом, к концу недели выглядел тем, чем и был, - довольно-таки запущенным небольшим особняком в не самой благополучной части города… И вот как-то раз я совсем одурел от скуки и решил сбежать. Я ничего не боялся, потому что уже неплохо изучил близлежащие кварталы и улицу, по которой можно было легко попасть в самый центр столицы со всеми его диковинами. Я подговорил одного из мальчиков-слуг - моего возраста и примерно моего роста - посидеть у окна в моей комнате, изображая меня за книжкой, и в случае необходимости отвечая через дверь на вопросы старших. Я не знал, чем обернется моя… выходка.
        - И чем же она обернулась?
        - Выполняя приказ Аматейна, его люди сначала пришли к нам домой и схватили этого слугу, приняв за меня. Его оглушили и набросили на голову мешок, а потом потащили к моему отцу. Он увидел мальчика в моей одежде и позволил себя обезвредить. Он подумал, что этот мальчик - я.
        Эсме охнула.
        - Да, вот так все и вышло.
        - Но что же случилось с тобой?
        - Я бродил по городу, пока не устал, и решил вернуться домой. Еще за три квартала я увидел дым от пожара и бросился туда, но меня схватил какой-то человек, и я потерял сознание. Скорее всего, он уколол меня каким-то парализующим ядом. Я пришел в себя в доме, принадлежащем Рейнену Корвиссу… Меня там держали какое-то время, потом отправили в Сарму, к Крейну. Продолжение ты знаешь.
        Эсме с сомнением покачала головой. Нет, конечно, - продолжения она толком не знала. Вся его жизнь представала перед ней россыпью разноцветных осколков, по которым невозможно определить, чем они являлись до того, как разбиться.
        - Впрочем, еще кое-что, - вдруг прибавил Кристобаль безжизненным голосом. - Пока я был у Рейнена, моих родных начали убивать. Отца и брата казнили, но позже… Началось все со смерти дяди Алэно - наверное, самого умного и самого безобидного из всей моей немногочисленной родни. Он любил книги. Вы бы друг другу понравились. Не знаю, как он умер, но в тот самый момент, когда это случилось, я загорелся. В буквальном смысле - я лежал в кровати без сна и внезапно увидел, почувствовал, как мои руки охватывает настоящее пламя. Потом загорелась одежда. Вспыхнула постель. Словом, не окажись слуги Рейнена достаточно проворными - там бы моя история и закончилась. Я иногда спрашиваю себя, что стало с целителем, который лечил меня в тот раз…
        Он тяжело вздохнул.
        - Через три дня Марко Фейру казнили - на главной площади Облачного города, на глазах у тридцати тысяч человек, как изменника. Я не знал. Я вообще не понимал, что происходит, и Рейнен почти ничего мне не говорил, просто просил подождать, пока все не образуется. Вот я и дождался… В тот момент, когда он умер, снова пришел огонь - да, огонь приходил каждый раз, когда кто-то из них умирал, но теперь он сжигал меня изнутри, и с этим уже никто не мог справиться. Ощущения были такими же, как когда я горел на самом деле. Даже хуже. От этой боли я не мог потерять сознание.
        А вот казнь брата я видел. Я сбежал-таки от Рейнена - к тому моменту меня уже сложно было удержать, не обезвредив как положено. Я забрался на колокольню Эльгиного дома и оттуда глядел, как его вывели на помост, как огласили приговор, как заставили встать на колени. Он был…
        Кристобаль остановился, отпустил ее и, подняв руку, ощупал кончиками пальцев дыру на месте левого глаза. Эсме внезапно поняла, в каком виде Бастиан Фейра предстал перед теми, кто пришел посмотреть на его казнь, и ее замутило. Лицо Кристобаля сделалось белым как у призрака.
        За его спиной на миг проступили огненные крылья, но тотчас же пропали.
        - Идем, - тихо сказал он и снова взял ее за руку.
        Они нашли лестницу и поднялись по ней на три уровня вверх. Палубы отделялись от лестничного колодца массивными дверьми, и не было слышно, есть ли там кто-нибудь живой. Эсме шагала по ступенькам, едва успевая за Кристобалем, хотя тот и прихрамывал. Тишина вокруг больше не казалась ей благим знаком - в этой тишине затаился враг, ждавший подходящего момента, чтобы напасть.
        На следующем уровне лестница закончилась, и двери здесь не было. Они привыкли к сероватому полумраку, и оба оказались озадачены внезапной тьмой - густой и… плотной. Эсме прижалась к Кристобалю, а он привычным жестом поднял правую руку - и слабый огонек первопламени ярко вспыхнул.
        А потом превратился в плеть и ударил по черной блестящей морде, ринувшейся на них из темноты.
        Он толкнул Эсме назад, и она едва не свалилась кубарем на ту самую палубу, откуда они пришли. Полыхнуло первопламя; с сухим треском раскрылись пламенные крылья. Она со страхом посмотрела вверх, но увидела там только беспорядочное мельтешение огненных вспышек, сопровождавшееся глухими ударами. Существо, которое она едва успела разглядеть во время первой вспышки, было огромным - оно походило на черного змея, свернувшегося кольцами; его тело занимало все свободное пространство на палубе.
        Эсме спустилась на несколько ступенек - и вдруг сквозь доносившийся сверху шум проскользнуло что-то еще. Что-то знакомое. Она вздрогнула, прислушалась и с ужасом поняла, что не ошибается, - где-то внизу раздавался вой паразитов, которые каким-то образом сумели выбраться из брюха.
        Она шагнула было наверх, но там полыхнуло первопламя.
        Ощущая себя на редкость безобидной и вкусной добычей, девушка повернулась лицом к серому полумраку, что плескался внизу, и стала ждать. Так или иначе, ей предстояло погибнуть, но мысль о том, чтобы встретить смерть лицом к лицу, почему-то успокаивала. Она видела змея и знала, на что способен Феникс; она понимала, что хвостатые твари доберутся до нее быстрее, чем завершится битва наверху.
        Но вышло иначе. Через некоторое время - оно показалось ей вечностью - все звуки наверху затихли, а доносящийся снизу вой сделался лишь немного громче, и целительница, осмелев, стала подниматься. Она шла медленно, боком, преодолевая ступеньку за ступенькой в напряженном ожидании новых признаков битвы, однако их все не было. Наконец она поднялась достаточно высоко, чтобы увидеть, что случилось.
        Кольца змеиного тела по-прежнему громоздились, куда ни кинь взгляд, но сам змей был определенно мертвее мертвого. Его голова оказалась разваленной на две части, и края жуткой раны дымились. Воняло горелой плотью.
        Кристобаль стоял рядом с поверженным врагом, за его спиной алели крылья, а в правой руке еще не угасла огненная плеть. Почувствовав приближение Эсме, он резко обернулся - и она замерла, не в силах больше ступить ни шагу.
        Она увидела птичий лик с массивным клювом и красными глазами. Левый казался чуть тусклее правого, но точно был зрячим. Черно-красные перья закрывали не только голову, но и шею; по ним то и дело пробегали искры. Превращение затронуло и руки - они вновь сделались похожими на птичьи лапы с острыми черными когтями.
        Его крылья - о ужас! - теперь выглядели настоящими. Растущими из тела.
        И не исчезали.
        - Кристобаль… - прошептала она, глотая слезы. - Нет, только не это…
        Феникс совершенно по-птичьи склонил голову набок и посмотрел на нее одним глазом.
        Левым.
        - Превращайся обратно, - сказала Эсме чуть громче и шагнула вперед. Феникс распахнул крылья и отпрыгнул в сторону, легко взлетев на труп своего поверженного врага. - Ты не можешь меня тут бросить! - крикнула она, забыв обо всем, и вдруг почувствовала сильный толчок в спину.
        По всему телу раскатилась странная слабость, а правая рука, которую она протягивала к Фениксу, безвольно упала, словно набитая тряпками рука куклы. Эсме перевела взгляд на себя и увидела, что из-под ее правой ключицы высовывается узкое костяное лезвие длиной почти в ладонь. Боли она отчего-то не чувствовала.
        Стало темно.
        [Пятно света на полу - от солнечного луча, который падает из окна, - почему-то зеленое. Эсме глядит на него, озадаченно хмуря брови, а потом переводит взгляд на само окно.
        Зеленое стекло. Это странно. У них с Велином иногда нет денег даже на еду - так откуда взялись стекла, да еще и такие хорошие, прозрачные, пусть и странного зеленого цвета?
        Она как будто угодила в бутылку.
        - Не хмурься, - говорит Велин. - Морщины появятся.
        Эсме резко поворачивается и видит его на том же месте, где всегда, - в кресле у камина, с раскрытой книгой на коленях. Вместо закладки в книге засушенный цветок, плоский и выцветший. Она всегда хотела узнать, какого он был цвета раньше, но так и не спросила, а сейчас вдруг понимает - красный. Цветок ярко-красный. Был.
        Был, был, был. Что-то не так со временем.
        Велин улыбается ей и говорит с мягким упреком:
        - Ну что ты стоишь? Уже вечер, пора пить чай. Я достану чашки, а ты принеси кипяток…
        - Хорошо, - отвечает она и отправляется привычной дорогой на кухню. Тело легко вспоминает действия, которые ей столько раз приходилось совершать за те десять лет, что они прожили вместе. Она всегда знала, что сможет отыскать любую вещь в доме с закрытыми глазами и, похоже, все еще могла.
        Хотя… ведь ее дом сгорел прошлой осенью.
        А Велин умер за несколько дней до пожара.
        Она резко останавливается и поворачивается к тому, кто выглядит, как ее учитель. Теперь вся комната зеленая, словно Эсме смотрит на нее сквозь зеленые очки, а фигура в кресле у камина, хоть и остается отдаленно похожей на Велина, постепенно окутывается черной дымкой.
        - Кто ты такой?
        Он вздыхает:
        - Знаешь, я ведь хотел как лучше. Разве тебе не нравится это место? Здесь всегда тихий спокойный вечер. Никаких штормов, никаких пожаров или других бедствий. Можно читать книги, можно пить чай или просто разговаривать. Столько, сколько захочется. Целую вечность.
        - Кто ты такой? - упрямо повторяет целительница.
        Сидящий в кресле обиженно фыркает:
        - Вот так, да? Мы знакомы уже много лет. Я был щедр, я позволил тебе оставить здесь кое-что… тяжелое. И ты с радостью воспользовалась моей щедростью, дорогая. А теперь, забрав свои вещи, притворяешься, что не помнишь меня. Фи, как некрасиво.
        Эсме прячет лицо в ладонях. Надо сосредоточиться. Происходит что-то очень-очень неправильное. Она пытается вспомнить, что случилось до того, как мир исчез, а взамен появилась эта зеленая бутылка, слегка похожая на ее давно потерянный дом. Они с Кристобалем были на борту Белого Фрегата… он сражался с какой-то тварью… призвал Феникса и дал ему слишком много воли…
        А потом…
        Что-то царапает ее руку. Отняв ладони от лица, она в изумлении глядит на узкий костяной штырь, торчащий из-под правой ключицы. Стоит прикоснуться, как раздается хруст, и он ломается, будто сухая ветка. Боли Эсме не чувствует - только неприятное онемение в плече.
        - Я тот, чьей силой ты пользуешься, чтобы исцелять людей. Тот, кто забрал твою боль и заполнил возникшую в тебе пустоту. Тот, кто живет на дне сундука, - говорит существо в кресле, хотя Эсме уже понимает, где находится и что с ней произошло. Она чувствует, как в груди что-то с хрустом и звоном разбивается, - и только теперь ей становится больно. - Это твое сердце, милая, - продолжает существо, сокрушенно вздыхая. - Оно не вынесло тех мук, что выпали на твою долю. Ты всех потеряла - и ты все потеряла, включая шанс на нормальную жизнь… ах, это так печально…
        Зеленоватые сумерки вдруг делаются зловещими, и Эсме понимает, что Хозяин Сундука солгал, когда обещал ей вечный покой и умиротворение здесь - в несовершенной копии ее дома. Ему даже не придется утруждаться, чтобы обеспечить ей адские муки вместо покоя. Она все сделает сама. Так, конечно, куда интереснее для него.
        - Нет, - говорит целительница, не узнавая собственного голоса. - Так не должно быть, это неправильно.
        - Да уж, ведь мир сам по себе такой правильный и справедливый, - саркастично замечает Хозяин Сундука, закрывая книгу и пряча ее в карман просторного черного одеяния. Он уже не похож на Велина - у него узкое длинное лицо, лишенное возраста, с выразительными глазами, крючковатым носом и ртом, изогнутым в вечной усмешке. - Меня всегда удивляло, что все вы так цепляетесь за жизнь, в которой нет ничего, кроме страданий. Твое как бы смертное тело… ты не чувствуешь боли, потому что я забрал ее. Ошибся! Что ж, ничего не поделаешь.
        Что-то в его словах привлекает внимание Эсме, но она никак не может понять, что именно. Она бросается к двери, но та - просто рисунок на стене; она бежит к окну, по дороге схватив табурет, и пытается разбить зеленое стекло. Но табурет разлетается в щепки с оглушительным треском, а на стекле не появляется ни единой трещинки. Прильнув к окну, она пытается что-нибудь разглядеть.
        Там нет знакомой тейравенской улицы, домов, прохожих и играющих детей. Там вообще ничего нет, кроме зеленоватого марева, в котором движутся тени, похожие на рыб. Да, в самом деле, это рыбы, а наверху смутно виднеется серебристая рябь - поверхность воды. На эту поверхность надвигается нечто большое и черное.
        - Крышка, - говорит Эсме вслух, не веря своим глазам. - Я смотрю на крышку изнутри сундука, и она закрывается.
        - Очень точно подмечено, - вежливо отвечает Хозяин у нее за спиной.
        Эсме медленно поворачивается и смотрит на него.
        У Хозяина Сундука - она лишь теперь это заметила - разноцветные глаза. Нечеловеческие глаза. Правый бирюзовый и искрящийся, левый - бурый, цвета запекшейся крови. Светлая кожа неестественно гладкая, лишь на лбу три параллельные морщины.
        Внезапно ее осеняет:
        - Ты сказал, что я ничего не чувствую. А должен был сказать - не чувствовала. Значит, мое тело все еще живет, и я могу отсюда выбраться. Ведь крышка еще не закрылась!
        - Скоро закроется, - с притворным сочувствием уточняет Хозяин.
        - Но сейчас она еще открыта! - кричит Эсме. - Выпусти меня! Что тебе нужно? Я не хочу здесь оставаться, я сделаю все, что попросишь, только выпусти меня!
        - Не надо так орать… - Он морщится и с прежней наигранностью прижимает ладони к ушам, хотя Эсме не сомневается, что слышит он не ушами. У него нет ни рук, ни лица. - Мне ничего не нужно от тебя, кроме самой тебя, глупая. Ты станешь ценным экспонатом в моей коллекции.
        - Я не хочу в коллекцию! - Эсме еще сильнее повышает голос. - Я живая и хочу жить! Не может такого быть, чтоб ты не нуждался ни в чем. Только скажи!
        Хозяин качает головой.
        Мысли Эсме лихорадочно несутся, обгоняя друг друга. Почему-то ей на ум приходит Сандер - ох, Сандер… - и очарованные морем из Талассы. Любовь, ненависть и любопытство. Если предположить, что все морские твари в той или иной мере подвержены этим трем роковым страстям, если поверить, что с их помощью можно что-то изменить, то…
        Она хватается за соломинку.
        - Тебе скучно сидеть здесь - в сундуке. И ты любишь смотреть, как смертные мучаются. - Его бирюзовый глаз блестит, словно отражая невидимое солнце. - Испытай меня. Задай какой-нибудь сложный вопрос, загадку, что угодно. Если я отвечу, то ты меня отпустишь. Если нет - ничего не потеряешь, но развлечешься. Ну?
        Хозяин медлит с ответом, но Эсме видит, что ей удалось его заинтересовать.
        - У этой игры древние правила, - наконец говорит он. - Хм… Что ж, мы поступим так: у меня есть то, в чем ты нуждаешься больше всего. Что это? Я даже дам тебе три попытки, Эсме. Чур, не жульничать.
        С этими словами он жестом фокусника вытаскивает из рукава маленькую бутылочку, до краев наполненную чем-то вроде сине-зеленых чернил. Эсме растерянно моргает - она не ожидала, что, согласившись, он сразу же начнет действовать. Снаружи заметно темнеет, крышка продолжает опускаться, и она понимает, что времени на смятение не осталось. Совсем.
        Бутылка размером с половину его длиннопалой ладони. Что могло поместиться в такой маленький сосуд? Впрочем, сейчас они тоже в бутылке, и в нее каким-то образом влез целый дом. Надо забыть о размерах и сосредоточиться на том, что ей нужно больше всего.
        Кристобаль?
        Но он был - ей хотелось верить - все еще жив, и не во власти Хозяина.
        Велин?
        Нет, она не станет его тревожить, потому что он на самом деле устал и хотел покоя.
        Стоп, стоп. Хозяин сказал - то, в чем ты нуждаешься. В бутылке, разумеется, не человек. Она закрывает глаза и чувствует в пальцах гладкий шелк, который столько времени хранила, берегла от всех напастей и потеряла там, где едва не потеряла саму себя. На самом деле вместе с этой вещью она носила на себе отпечаток утраченных воспоминаний.
        - Шарф. Зеленый шарф моей мамы, который ей подарил Кристобаль.
        Лицо Хозяина приобретает скорбное выражение.
        - Увы, Эсме, это не так. Подумай сама - теперь, когда ты все помнишь, зачем тебе вещь? Да к тому же хрупкая и нежная, как шелковый шарф. Ты утратила его, но вернула свои воспоминания. Ты бы совершила обратный обмен? Нет? Тогда с чего ты взяла, что нуждаешься в нем? Думай дальше.
        Она до боли стискивает зубы и сжимает кулаки.
        Что же ей нужно? Что-то нематериальное? Способности Хозяина наверняка позволяют заточить в бутылку любовь или иное чувство. Но она любила и была любима, а больше ей по-настоящему ничего не требовалось.
        Впрочем…
        Она могла бы вернуть «Невесту ветра», сделать Кристобаля… целым. Она понимает, что значит для него эта утрата, - она бы с радостью разделила его боль, окажись это возможным. Теперь у нее есть шанс все исправить.
        Или нет?
        - Ты хитер, - говорит она, устремив на Хозяина немигающий взгляд. - Ты знаешь и то, чего я на самом деле не хочу.
        - В этом моя суть, - соглашается он, осклабившись. Зубы у него острые, и их много - совсем как у шарката в пасти. - Иногда человека надо немного подтолкнуть к тому, чтобы он просто взглянул правде в глаза и признался самому себе в собственных грехах и недостатках.
        Взглянул правде в глаза…
        - Глаз, - говорит Эсме. - Верни его глаз, если… ты и впрямь это можешь.
        - Могу, - подтверждает Хозяин. - Но не буду, потому что, хотя он тебе и в самом деле нужен - твой возлюбленный был куда красивее с двумя глазами, - есть кое-что, в чем ты нуждаешься сильней. Просто ты никак не можешь это понять. Последняя попытка. Думай.
        Он как будто ей сочувствует, но вместе с тем явно наслаждается, внутренне радуясь удачной сделке. Эсме подходит к окну, за которым уже почти совсем стемнело. Раньше из этого окна была видна улица, а из ее собственной комнаты - тейравенские крыши и кусочек моря. И чайки, вездесущие голодные чайки, которые так ее раздражали своими криками и своими тухлыми мыслеобразами. Даже тот день, когда она повстречала Кристобаля, как ей казалось, в первый раз, начался с чайки.
        С птицы.
        Эсме поворачивается к Хозяину Сундука и видит в его глазах яростное нетерпение пополам с жадным любопытством. Первая догадка верна: одни и те же страсти обуревают не только всех живых, но и всех мыслящих существ, пусть даже не все эти существа готовы признаться самим себе в собственных… недостатках.
        - Птица, - хрипло говорит она. - В бутылке шестнадцатая птица.
        Хозяина Сундука окутывает плотный покров мрака - он заворачивается во тьму, как в плащ, и это хорошо, потому что теперь его облик совсем не напоминает человеческий. Он в один миг оказывается рядом - он высокий, такой высокий, что упирается головой в потолок, - и трехпалой рукой из костей протягивает ей бутылку.
        ОТКРЫВАЙ.
        От его настоящего голоса все кости в ее теле вибрируют. Стуча зубами, она вытаскивает пробку. Сначала из горлышка бутылки валит черный дым, а потом появляется что-то острое… и на свободу выбирается птица чуть крупнее воробья. У нее длинный клюв, двухцветное оперение - спина блестящая, голубовато-зеленая, а внутренняя часть тела выглядит испачканной в ржавчине. Взглянув на Эсме черными глазами-бусинами, птица издает писк и, взмахнув крыльями, улетает.
        По груди течет что-то горячее. Эсме смотрит на себя и видит, что ее блуза красна от крови. Она закрывает глаза и улыбается. Так или иначе, ответ найден.
        Во тьме раздается громкий стук - это опускается крышка.]
        - Асейчас ты дашь мне честное слово, - сказал высокий мужчина с уродливым шрамом от ожога на правой щеке, - что не попытаешься снова сбежать, не станешь подговаривать слуг помогать тебе и вообще будешь вести себя так, как полагается хорошо воспитанному юноше из приличной семьи.
        - Семьи, обвиненной в измене? - мрачно переспросил Кристобаль. Рейнен Корвисс закрыл глаза и устало вздохнул. - Ладно, ладно, я все понял. Буду паинькой, господин Ворон, только прошу вас - узнайте, что происходит и где мой отец. Я уже два дня сижу взаперти и ничего не знаю. Он жив?
        Рейнен Корвисс кивнул. Они находились в маленькой комнате на втором этаже небольшого особняка, принадлежащего старейшине воронов. Никто не ведал настоящего имени хозяина этого домика, затерянного среди других, похожих на него как две капли воды. Капитан-император, конечно, мог отыскать Кристобаля, будь ему известно, что тот жив. Но, похоже, юный Марр и после смерти продолжал оставаться Кристобалем Фейрой.
        Он почувствовал, что дрожит словно в ознобе. Рейнен не стал скрывать правду о том, как Пламенный Князь был сначала обманут, а потом схвачен; Кристобаль отлично понимал, что в случившемся есть немалая доля его вины. Если бы Марко Фейра не решил, что слуги капитана-императора схватили его младшего сына…
        - В чем нас обвиняют? - тихо спросил Кристобаль.
        - Три месяца назад сгорела фабрика звездного огня на острове Последней Надежды, - столь же негромко ответил Рейнен. - В силу некоторых причин… возникли подозрения, что с этим связан какой-то из кланов. Его величество приказал провести расследование.
        - Какие еще причины? Какие подозрения? Нас кто-то оклеветал!
        Лицо Рейнена приобрело странное напряженное выражение. Из-за шрама его гримасы сбивали с толку, скрывая - или перевирая - истинные чувства. Кристобаль, не понимая причины, почувствовал: ему сейчас соврут.
        - Ты ведь знаешь, в чем заключается истинный дар Цапли? Знаешь. На месте пожара был схвачен один… соучастник. Капитан-император допрашивал его лично. Если цапля находит нужное слово, сильное слово, - оно становится ключом, который отпирает все замки. Ему не может сопротивляться ни человек, ни магус. Ну… разве что очень сильный магус. Пленник собрал все силы, но их не хватило. Он сильно обгорел, его раны болели и начинали гнить…
        - И что?
        - Во время допроса он сказал все, что капитан-император хотел услышать.
        Даже в свои двенадцать лет Кристобаль понимал: это не равнозначно правде.
        - Как давно она… три месяца назад? В то время мой отец был дома!
        - Он сам не поджигал фабрику, разумеется. Но, по версии Аматейна, все подготовил - и пленник это подтвердил. Всем участникам заговора грозит смертная казнь.
        - Какое безумие… - прошептал Кристобаль, пряча лицо в ладонях. - Зачем моему отцу эта фабрика? У нас достаточно земель, нам всего хватает - я, конечно, не управляю Алым замком, но все вижу и слышу. Никто из фениксов никогда не брал чужого.
        - Ты просто не можешь понять кое-чего важного, - сказал Рейнен. Более мягкосердечный магус или человек попытался бы утешить мальчика, но Ворон разговаривал с ним как со взрослым, ничего не скрывая и не смягчая. Почти ничего. - Большинству людей и магусов - в этом смысле мы с ними одинаковы - всегда чего-то не хватает. Денег, власти, любви, уважения, славы… - этот список можно продолжать бесконечно. Каждый из нас судит о другом со своей точки зрения, и поэтому мы часто ошибаемся - ведь тот, кто мечтает о славе, никогда не поймет того, кто мечтает о любви. Аматейн мечтает сделать свою Империю блистательной и осознает, что для такого у него маловато власти.
        Кристобаль кивнул:
        - И поэтому он думает, что ее жаждут все. Особенно другие кланы.
        - А ты неглуп. - Рейнен улыбнулся краем рта и потрепал его по волосам, впервые вспомнив, что разговаривает с ребенком. - Я должен тебя оставить, у меня много дел. - Он поглядел на Кристобаля, словно думая, стоит добавить еще что-то или лучше промолчать. Кристобалем вновь овладело то же самое чувство, что и совсем недавно: ему сейчас соврут. - Я попытаюсь убедить его величество, чтобы твоего отца судили в Росмере. Росмерского Судию невозможно подкупить или запугать - он всегда выносит справедливые решения. Будем надеяться, что Эльга-Заступница окажется на нашей стороне, и я его… уломаю.
        - Будем надеяться, - повторил Кристобаль словно эхо. - А чего хотите вы, господин Верховный Ворон?
        Рейнен обернулся у двери:
        - Что?
        - Чего вы хотите? - снова спросил Кристобаль, бестрепетно глядя Корвиссу в глаза. - Денег? Власти? Или… чего-то другого?
        - Справедливости, - сказал магус со шрамом на щеке. - И знаний. Ради того, о чем еще никто в мире не знает, я готов на все. Спи, мальчик. Завтра я приду и расскажу тебе, чего нам удалось добиться в деле спасения твоего отца.
        И дверь закрылась.
        Кристобаль и вправду попытался уснуть. Его держали в гостевой спальне. На огромной кровати могли бы разместиться с удобством десять таких мальчиков, как он. Еще он увидел несколько пустых сундуков для одежды, плетеное кресло у занавешенного плотными шторами окна, выходящего в сад, и книжный шкаф, заполненный легкомысленными романами. Он пробовал читать, пробовал считать листья на ветках за окном, пробовал даже драться с воображаемым Госсом. Но рано или поздно его мысли возвращались в привычную колею, и внутри все начинало болеть.
        Он виноват. Он все испортил. Если бы не он, отец был бы свободен.
        И впрямь оставалось лишь молиться Эльге-Заступнице…
        Кристобаль закрыл глаза и почти сразу провалился в сон. Во сне он шел по лабиринту жутковатых темных коридоров вместе с какой-то девушкой и говорил с ней на языке, которого не понимал, - смешном языке, напоминающем птичье чириканье. Девушка была красивая, но казалась очень уставшей, да и сам Кристобаль едва переставлял ноги, словно брел по песку. Они поднялись по лестнице и попали в зал, где обитало чудовище - громадный черный змей с пастью, полной острейших зубов, и глазами, похожими на лампы. В этот момент случилось нечто странное даже для сновидения - Кристобаль почувствовал, как превращается в большую хищную птицу. У него выросли крылья, руки стали лапами с когтями - он обратился в сгусток полыхающего гнева и бросился на змея. Чем дольше длилось их сражение, тем дальше уходила та часть его сути, что была Кристобалем Фейрой, сыном Пламенного Князя Марко и его жены Марии, братом красавца Бастиана, учеником великана Госса… Ему теперь хотелось только убивать, и змей подвернулся как нельзя кстати. Кромсать и жечь плоть врага - вот настоящее удовольствие, и, наверное, Рейнен прав. Вот этого ему
всегда не хватало. Вот этого он хотел.
        И получил.
        Когда змей был повержен, он замер, наслаждаясь победой. Его уже не удивляло, что сон сделался очень подробным, полным запахов, звуков и ощущений, которые бывают только в реальной жизни. У него за спиной раздался шорох, и, повернувшись, он увидел девушку, что шла с ним по лабиринту. Она протягивала к нему руки и что-то чирикала на своем птичьем языке.
        Он не понимал ни единого слова.
        По ее лицу потекли слезы, и Кристобаль ощутил в происходящем какую-то неправильность. Он же был в доме Рейнена - в том самом доме, где, по словам старейшины воронов, ему ничего не угрожало. В безопасном логове, в хорошо спрятанном убежище, подготовленном специально для подобных случаев и расположенном там, где никто не станет искать, - на самом видном месте. Он должен был оставаться здесь, а не бродить по лабиринтам, сражаясь с монстрами.
        За спиной незнакомки мелькнула какая-то многоногая тварь. Взметнулся изогнутый хвост с костяной иглой на конце; девушка вздрогнула и с удивлением уставилась на кровавое пятно, которое начало расплываться у нее на груди. До этого момента среди ощущений, которые испытывал Кристобаль, не было боли, но теперь она пришла - его что-то ударило по запястьям, обжигающая волна рванулась вверх, к локтям, плечам, и дошла до сердца.
        Он охнул, открыл глаза и вместо полога кровати увидел низкий каменный потолок, покрытый густым слоем сажи. Это был уже не дом Рейнена, а тюремная камера, и посреди этой камеры он стоял на коленях, запрокинув голову, потому что кто-то держал его за волосы, заставляя смотреть вверх. Жутко болели запястья. Он не чувствовал пальцев. Он вообще не чувствовал кистей рук.
        К его лицу приближалось что-то похожее на ковш с длинной ручкой - только вот булькающая жидкость внутри точно не была водой.
        - Найдите его, - послышался в отдалении чей-то смутно знакомый голос. - Найдите его, пока не поздно.
        И мир вокруг Кристобаля взорвался, превратившись в море огня. Одежда и волосы сгорели мгновенно, кожа покрылась волдырями, почернела, пошла трещинами и начала отваливаться. Вскоре он увидел собственные обугленные кости. Затем они превратились в пепел и рассыпались. От него осталось… что-то способное испытывать боль. Он хотел, чтобы пришла тьма, он хотел умереть, перестать существовать, но адские муки не прекращались, и он оставался в сознании, переживая все то, что должен был пережить. Из пламени за ним следили чьи-то внимательные глаза.
        - Ты мой?
        Он не впервые слышал этот голос. Тогда, в доме Рейнена, после разговора со старейшиной, он успокоился и уснул, не догадываясь, что ворон его обманул и вскоре Марко Фейра будет окончательно обезврежен, после чего казнен на главной площади Облачного города. А той же ночью смерть настигла дядю Алэно, безобидного философа и поэта. Возможно, Кристобалю и впрямь что-то приснилось в гостевой спальне Корвисса, но он запомнил только одно - равное вечности мгновение, когда вокруг разверзся полыхающий огненный ад, способный спалить целый мир, не говоря уже о теле одного двенадцатилетнего подростка. Тем утром ему впервые задали этот вопрос, и он ответил: «Да».
        Но сейчас…
        - Ты мой? - повторил голос, и в нем ощущалось нетерпение.
        Сущность, живущая в пламени, ждала очень долго, но даже ей в конце концов это надоело. Языки огня обрисовали фигуру огромной птицы с длинным клювом и распростертыми крыльями: она приближалась, желая заключить его в объятия, пронзить его сердце и слиться с ним по-настоящему, чтобы уже никогда больше не отпускать. Все вернулось к тому, с чего началось: одна птица и один человек, по неведению совершивший ошибку.
        - Ты мой? - в третий раз спросила птица.
        - Нет, - сказал Кристобаль Фейра, последний Пламенный Князь, чувствуя, как огонь ищет брешь в последних укреплениях его души, чтобы испепелить ее без остатка. - Нет. Это ты - моя. И так будет всегда.
        Он схватил бездыханное тело Эсме и взлетел на огненных крыльях, больше не нуждаясь в лестницах, коридорах и дверях, чтобы попасть туда, куда ему нужно было попасть. Вокруг него бушевало пламя, лжеплоть Белого Фрегата плавилась и рассыпалась на части, открывая путь, освобождая дорогу; он летел, не зная, куда и зачем.

* * *
        Боль заполняла тело, как вода заполняет кувшин. По груди кто-то без остановки колотил молотом, и пришлось хорошенько сосредоточиться, чтобы понять - это колотится ее собственное сердце. Изнутри. Не снаружи. Приложив немалые усилия, она вывернула себя шиворот-навыворот, вернув кости и плоть на положенные места. Боль ритмично вспыхивала и угасала, вспыхивала и угасала; но теперь, когда она смогла вновь осознать себя, стало чуть-чуть легче.
        Мир возвращался по частям. Ее сердце бьется. Она жива.
        Она открыла глаза.
        Она лежала на полу посреди большой каюты, чьи почерневшие стены были изъедены корабельными червями так, что лжеплоть свисала с них лохмотьями, которые время от времени неприятно шевелились. Сначала ей показалось, что каюта совершенно пуста, но потом, приподнявшись на локтях и обернувшись, она увидела, что в шаге от нее сидит еще один… человек?
        Он обнял руками колени и уткнулся в них лбом. Она видела его крылья: черно-красные перья все время менялись, становясь то короче, то длиннее, однако выглядели живыми, настоящими, осязаемыми. Она видела его пальцы с изогнутыми черными когтями. Она не видела только его лица.
        Она осторожно села, страшась вдохнуть полной грудью, и у нее под рукой что-то хрустнуло, как сухая ветка. Она посмотрела вниз и обнаружила сломанный пополам костяной шип со следами запекшейся крови. Она невольно прикоснулась к тому месту, где этот шип пронзил ее грудь, и поняла, что больше не чувствует боли; потом она посмотрела на свои руки и поняла, что от кончиков пальцев до локтя правая словно облита расплавленным золотом, а левая - смолой.
        Но ей не было больно.
        - Одно из двух, Эсме, - сказал знакомый голос, прозвучавший как-то странно, по-новому. - Или мы умерли и попали в Эльгин рай, или мы оба совершили нечто особенное. Кажется, меня устраивают оба варианта, раз уж мы здесь вдвоем.
        Она перевела взгляд на него.
        Человеческое, прежнее лицо, изборожденное усталыми морщинами: бледный шрам на щеке - ее ошибка, с которой все началось; левая глазница пуста, а правый, синий глаз смотрит внимательно, почти не мигая. Он остался собой - и сделался другим, потому что теперь у него были крылья и острые когти.
        Но он рядом…
        Она протянула ему правую руку, и он, чуть помедлив, осторожно взял ее ладонь в свою; они помогли друг другу подняться. Вокруг было тихо, но ощущалось чье-то присутствие - чей-то тяжелый взгляд со всех сторон. Такое они и раньше испытывали. Так смотрели фрегаты.
        - Я не хотел ее трогать, пока ты не проснешься, - сказал Кристобаль, кивком указывая в сторону. Эсме посмотрела туда и увидела большую белую книгу, которая лежала на полу. - Посмотрим? Мне бы хотелось узнать конец истории.
        Небесный корабль. Шестнадцатая птица. Хозяин Сундука.
        В груди болезненно кольнуло, но Эсме ничего не сказала, лишь кивнула. Они подошли к Книге, и та сразу же раскрылась. Все было именно так, как рассказывал Кристобаль: на белой странице начали проступать черные линии, которые постепенно сложились в рисунок, и рисунок ожил.
        Высокая красивая женщина в сопровождении слуг идет по пристани; люди почтительно и со страхом кланяются ей. Она останавливается, жестом подзывает к себе одного из согнувшихся в поклоне, и тот, не разгибаясь, подходит ближе. Незнакомка - Эсме решила пока что называть героев истории так же, как и Кристобаль в своем сне, - ничего ему не говорит, а берет за плечо и вынуждает выпрямить спину. Он глядит на свою госпожу с явным недоверием, но повинуется. Выпрямившись, он оказывается почти таким же высоким, как она, и, следуя ее новому жесту, занимает место в свите.
        - Что бы это значило? - пробормотал Кристобаль, не отрывая взгляда от рисунка. Взмах крыльев - и страница перевернулась.
        У Эсме перехватило дыхание - ей показалось, что она видит на новом рисунке себя. Помещение, в котором находилась Незнакомка, определенно было портовым складом, и на полу, на рваной подстилке, лежал раненый или больной рабочий. Он был не гроганом, а человеком, но в остальном сходство оказалось поразительным. Даже докеры, столпившиеся вокруг целительницы, словно были одеты не в штаны и рубахи, а в шкуры.
        Вокруг целительницы?..
        - Что она делает? - ахнула Эсме. - Ты видишь, что она делает?!
        Руки Незнакомки лежали на груди докера. Они были окружены штрихами, которые, вероятно, означали свечение, хорошо знакомое им обоим. Она была целительницей, и она была магусом; одно с другим не сочеталось, поскольку, как всем хорошо известно, среди чистокровных магусов никогда не встречаются целители.
        - Эльга-Заступница, - сказал Кристобаль, стискивая ее руку. Его интонация заставила Эсме на мгновение отвести взгляд от книги. Они посмотрели друг на друга. - Эльга-Заступница, - повторил Кристобаль чуть увереннее, чем прежде. - Это она, Эсме. Та, чьим именем мы все клянемся. Она была настоящей и жила среди магусов как равная им.
        Эсме покачала головой, не в силах поверить в его слова, но понимая, что он, скорее всего, прав. Узел истории сплетался все туже, в нем появлялись новые нити: Эльга была воспитанницей ворона, женой буревестника, а любила феникса и феникс любил ее. Еще одна нить маячила где-то на самом краю поля зрения. У Эсме вновь кольнуло в груди, и она вспомнила про сундук, Хозяина и бутылку. Про птицу, которая оказалась тем, что ей было нужно.
        - Шестнадцатая птица, Кристобаль, - сказала она, указывая пальцем на изображение Эльги. - Я видела ее… там, где побывала. Это… я не знаю, как такое возможно, но…
        - История еще не закончилась, - сказал он. - Смотри.
        Рисунки стали быстро сменять друг друга. Эльга все чаще появлялась среди простолюдинов, детей земли. Она не страшилась ходить среди них одна, она исцеляла их болезни и раны прикосновением руки, и они не причиняли ей вреда, но берегли ее и окружали таким искренним почтением, о котором никто другой из магусов даже мечтать не мог. Но Эльга не только исцеляла. Она учила людей, и постепенно рыбацкие хибары вокруг ее замка превратились в добротные дома, у берега выросли причалы, рядом с которыми покачивались на волнах маленькие лодки. Они не все понимали из того, что показывала белая книга: например, один раз они увидели, как двое детей земли поссорились и один, достав из-за пояса предмет слишком мелкий, чтобы как следует его рассмотреть, что-то сделал с другим, не прикасаясь к нему, - и тот упал замертво. Через секунду появилась Эльга и кинулась к упавшему, но ничем не сумела ему помочь. Обладатель загадочного предмета подполз к ней на коленях, однако она даже не посмотрела в его сторону.
        А потом они увидели еще более странную картину: одна из лодок у причала отошла от берега и… взлетела. Она поднялась в облака, превратившись в малое подобие корабля Небесных детей, и спокойно уплыла за верхний край страницы.
        Внезапное понимание было подобно ожогу.
        - Не позволяйте им оседлать ветер, - сказал Кристобаль. - Ибо умчатся они так далеко, что вы не сумеете угнаться следом. Так вот в чем дело… Людям нельзя было отдавать фрегаты, которые в то время умели летать. Все, а не только «Утренняя звезда».
        - «Видеть сокрытое» - это целительский дар? - растерянно проговорила Эсме и тотчас возразила себе: - Нет, это знания. Она обучала земных детей, рассказывала им то, чего они не должны были знать. А огонь…
        - Это звездный огонь, - закончил за нее Кристобаль. - Вот и он, смотри.
        Разросшийся город обзавелся высокой стеной, на которой виднелись узнаваемые очертания пушек. По морю и по воздуху к городу шли корабли, но, когда они были уже близко, пушки вдруг плюнули огнем, и два корабля из пяти взорвались, а остальные замерли на месте. На стене рядом с пушками были люди, но Эльги среди них не оказалось. И вообще они выглядели как дети земли, а не магусы. Дети земли, получившие в свое распоряжение мощное оружие и не преминувшие его использовать против захватчиков, явившихся с неба.
        А потом появился маленький кораблик, который, с неимоверной скоростью пролетев над стеной, опустился во дворе замка Эльги, и она сама вышла навстречу тому, кто столь необычным способом явился к ней в гости. Из корабля вышел Человек-с-тенью, Феникс, и на этот раз они кинулись друг другу в объятия со страстью, уничтожившей последние сомнения в их чувствах.
        На следующей странице Эсме и Кристобаль сначала увидели беспорядочную мешанину линий, однако стоило приглядеться, как сквозь хаос стали проступать образы, начертанные скупо, но вполне понятно. Падающие с неба корабли; дымящиеся развалины какого-то дома; труп с раной в груди, много трупов… Это война, поняла Эсме. Эльга дала земным детям оружие, и они его применили. Она хотела сделать их жизнь лучше, но в итоге получила море огня и реки крови. Эсме догадывалась, что и это не все.
        Новый рисунок показал им зал, до боли похожий на тот, где Дух Закона признал Кристобаля Фейру невиновным в убийстве Лейста Крейна. Только здесь присутствовали пятнадцать судей. Главный - тот, что сидел посередине, - облачен во все черное словно ворон. Он и был Вороном - тем самым Капитаном Вороном из легенды, переведенной Ризель.
        «Шел год седьмой от Великого пришествия, и тогда собрались все небесные люди. Первым говорил Капитан Ворон…»
        - Прошло не семь лет, а, скорее, семьдесят, - проговорил Кристобаль. Его лицо сильно побледнело, крылья носа дрожали от напряжения. - Или все семьсот? Небесные дети собрались, чтобы понять, кто виновен в их бедах.
        Нарисованный Капитан Ворон что-то говорил, и его внимательно слушали. Толпа зрителей была безлика, поэтому Эсме пригляделась к «судьям» и без труда обнаружила среди них Феникса. Он один смотрел не на Ворона, а куда-то в сторону. Эльги в зале не было.
        - Кто же нарушил запреты? - тихо сказал Кристобаль, словно озвучивая немой рисунок. - Кто позволил простолюдинам поумнеть, дал им оружие и научил пользоваться кораблями? Кто совершил все те проступки, которые предсказывал Буревестник? И почему, раз уж все они были предсказаны, никто не сделал ничего, чтобы их предотвратить?
        - Было, - сказала Эсме. - Эльгу подбросили Ворону; значит, с ее семьей, с кланом Шестнадцатой птицы, произошло что-то… страшное. Он ее почему-то пожалел и принял. Он вырастил ее как свою дочь. И, кажется, он ее по-настоящему любил.
        Кристобаль задумчиво кивнул:
        - Ты права. Любил. И поэтому позволил другому взять на себя ее вину.
        Нарисованный Феникс встал и что-то сказал. Сидевшие рядом отстранились от него, потом вскочили. Его крылья распахнулись, но, когда поднялся Капитан Ворон, они вновь сложились, и взявший на себя чужую вину беспрекословно позволил связать себе руки и завязать глаза. Потом они увидели, как его заводят в трюм огромного корабля, тот поднимается в воздух - и страница побелела, а книга закрылась.
        Точнее, ее закрыла детская рука - белая, словно оживший мрамор. Белый мальчик обратил к ним слепые глаза: его лицо казалось умиротворенным лицом статуи, но чувство, которое от него исходило, вовсе не было умиротворением. Он чего-то от них ждал, он чего-то хотел, но не мог объяснить. Они должны были что-то понять?..
        - Феникса казнили за преступление Эльги, - сказал Кристобаль, пристально глядя на белого мальчика. - А потом она умерла… от тоски? От какой-то болезни? Покончила с собой? Мы ведь еще не все узнали, да?
        Мальчик молча выпрямился и протянул им руки.
        - Этот жест мне знаком, - тихо проговорила Эсме, тоже протягивая руку и глядя на Кристобаля. - Кажется, у нас нет другого выхода.
        Кристобаль снова кивнул:
        - Сорок лет был навигатором, но никогда не был ничьим матросом. Что ж, пора и это попробовать…
        И он последовал ее примеру.
        В тот момент, когда белый мальчик принял их в свою команду, все вокруг изменилось. Почерневшие стены раздались, каюта стала огромной и неестественно чистой. Ее залил слепящий свет, взявшийся неизвестно откуда. Книга исчезла. Мальчик тоже исчез. Вместо него перед Кристобалем и Эсме стоял высокий мужчина в темно-синем костюме строгого покроя и явно военного стиля. Тонкие, но жесткие черты красивого бесстрастного лица не слишком напоминали черты Кристобаля, но между ними ощущалось фамильное сходство. Черные волосы с легкой проседью были собраны в хвост. Глаза внимательно глядели из-под густых бровей.
        - Матрос из тебя вышел бы никудышный, - сказал незнакомец ровным голосом, без тени иронии. - Впрочем, ты мне нужен не для этого. Нам надо торопиться.
        - Куда торопиться? - растерянно спросил Кристобаль. - И почему? Пожалуйста, объясни для начала, что происходит, раз уж мы теперь можем разговаривать по-настоящему, а не через рисунки в несуществующих книгах. Ты бы хоть назвался.
        - Имя… - По лицу магуса пробежала тень. - Мое имя сгорело вместе с большей частью меня. Называйте, как хотите - Фениксом, Капитаном или как-то еще. Это не имеет значения. Она скоро будет здесь - у нас осталось совсем мало времени.
        - Она? - тихо спросила Эсме. - Эльга?
        Капитан повернулся к ней и спокойным, почти равнодушным голосом произнес:
        - «Утренняя звезда». «Утренняя звезда», которую вы призвали, когда собрали и кровью запустили артефакт, ошибочно названный компасом. Он не компас, а… скажем так, маяк. Или даже ключ. Вы засунули его в замок и повернули. Теперь она идет к вам. - Он взмахнул рукой - и стены белой каюты растаяли: за ними виднелось море, бескрайнее и величественное. Далеко на горизонте маячило что-то темное - вероятно, земля. - И только вы можете ее остановить.

* * *
        Когда Капитан сказал, что маяк они запустили кровью, Кристобаль почувствовал внезапный зуд в ладони - той самой, которую «компас», будучи собранным, ободрал до живого мяса. Он посмотрел на нее и ничего не увидел, но зато ощутил что-то вроде бестелесной нити, тянущейся от него вперед, к темнеющей на горизонте точке.
        Мысль, что он все-таки увидит «Утреннюю звезду», которую так долго искал, не принесла радости. Он вдруг понял, что не может точно определить, сколько времени прошло с того момента, как маленький обреченный флот вышел из росмерской гавани. Несколько часов или несколько дней? Они оба слишком сильно изменились, чтобы полагаться на телесные ощущения. А еще он понял, что вот-вот окончательно запутается в снах и загадочных видениях.
        - Ты боишься, - заметил Капитан, не глядя в его сторону. Он смотрел вперед, прищурив глаза. - Ты взял на поводок птицу-в-пламени, а теперь боишься. Жаль, если ты не подойдешь. Другого шанса не будет, потому что ты последний из моего рода.
        - Не подойду для чего? - тихо спросил Кристобаль.
        Капитан молчал достаточно долго, чтобы темная точка выросла в несколько раз. Это был, по всей видимости, достаточно большой остров; уже не оставалось сомнений в том, что Белый Фрегат направляется именно туда.
        - Я так устал… - сказал Капитан. Впервые в его голосе мелькнул хоть какой-то намек на обычное человеческое чувство, и этим чувством оказалась тоска. - Если бы я знал заранее, что буду тысячелетиями бороздить океан в одиночестве, прикованный к собственному кораблю, то мог бы и не сдержать слова. - Он повернулся к Эсме и посмотрел на нее, задумчиво склонив голову набок. - Альцион. Ее звали Эльга Альцион. Последняя из клана Зимородка, о котором тогдашняя Цапля заставила всех магусов забыть из-за их чрезмерной любви к детям суши. Она в одиночку повторила все то, что однажды попытались сделать ее соплеменники, - и с гораздо большим успехом. Ты на нее очень похожа и внешне, и своей… силой. Хозяин Сундука лишь дважды покорялся целителям после того, как вороны его пленили и заставили служить своим собратьям-зимородкам.
        Эсме смутилась и покраснела.
        Хозяин Сундука? Кристобаль понял, что так и не расспросил ее о том, что с ней произошло.
        - Меня бросили в огонь, - продолжил Капитан, вновь устремив взгляд на приближающийся остров. - Они поняли, что побеждают взбунтовавшихся детей земли, и решили, что настал момент отыскать и наказать того отступника, который стал всему причиной, - того, кто дал неразумным червякам оружие и научил их пользоваться звездным огнем. Когда поиски завели их слишком далеко, я понял, что они вот-вот узнают правду, и… - Он вздохнул и ненадолго замолчал. - Они бросили меня в огонь - в огненное сердце «Утренней звезды». Иным из них эта идея показалась разумной и даже… элегантной. Однако все забыли о важном отличии фениксов от других магусов: они носят своего покровителя внутри, с собой. Птица-в-пламени не дала мне сгореть до конца, и мы вместе с ней влились в огненную кровь «Утренней звезды», проникли в ее сердце, в ее главное средоточие разума - повсюду. Я не мог стать ею, она слишком огромна, однако мне хватило нескольких секунд, чтобы сделать то, что я хотел. - Он улыбнулся. - Я заставил ее упасть с неба и направил в воду. В самую глубокую яму, какую только смог отыскать на океанском дне. А следом за ней
туда же отправились все ее летающие дети, и магусы потеряли свои крылья.
        Остров быстро увеличивался в размерах. Кристобаль вдруг вспомнил, как медленно и величаво всегда двигался Белый Фрегат, пригляделся и удивленно вскинул бровь. Нет, не может быть! Но…
        Не они шли к острову, а остров все быстрее двигался им навстречу.
        И он был заметно больше, чем показалось вначале.
        - Там, внизу, она восстановила контроль, - продолжил Капитан. - Она могла бы раздавить то, что осталось от меня, словно блоху, но не сделала этого. Она обладает собственным разумом, хотя этот разум даже отдаленно не похож на человеческий. Она иначе чувствует, иначе мыслит, и я хотел бы когда-нибудь понять, почему ее сородичи вдруг покорились людям, - ведь наши силы нельзя сравнить… Так вот, она не стала уничтожать меня, а изучила. Узнала все, что я знал, посмотрела на жизнь моими глазами. От нее нельзя было ничего скрыть, а я и не пытался - наоборот, я открылся ей, я умолял ее выслушать и понять меня.
        - И что же произошло? - спросил Кристобаль, глядя на остров. Глаз слезился от напряжения, но все же он продолжал пристально всматриваться в переднюю часть того, что приближалось к ним. В самом ли деле он увидел там то, что увидел? - Она поняла?
        Капитан взмахнул рукой, словно ему не хватало слов:
        - Я не сразу осознал, насколько хорошо она меня поняла. Трудно удержаться на грани безумия, когда утром ты был магусом, в полдень превратился в горстку пепла и одинокую искру посреди пламенной реки, а к вечеру вдруг стал… - Он ткнул пальцем куда-то вниз. - …Этим.
        Узы, связывающие Кристобаля с Белым Фрегатом, натянулись, словно струны гитары. Он остро ощутил, что стоит на палубе корабля, которому больше трех тысяч лет и которым управляет призрак, пусть и кажущийся сейчас обычным магусом. «Это не конец истории, - подумал он. - Это не конец, а только начало».
        - Три тысячи лет ее дети помогали живущим в этом мире, не делая различий между людьми и магусами, потому что она так решила, вняв моим просьбам и словам Эльги, - сказал Капитан. - Я наблюдал. Я чувствовал то, что чувствовали они, я слышал голос каждого разумного существа, когда-либо связывавшего себя с фрегатом. Но однажды одно такое существо решило, что ему нужен не один фрегат, а много. Очень много. Все больше и больше. Она почувствовала, как ее детей одного за другим забирают у нее, лишают разума и свободы воли, и ей это не понравилось. Хотите увидеть, как она ответила на это?
        Не успев сказать «да» или «нет», они увидели то, о чем он говорил.
        Они увидели… Кааму. В городе-на-воде приближался вечер, и жизнь шла своим чередом: сторожевые фрегаты охраняли вход в гавань, у причалов стояли несколько торговых кораблей, вереница грузчиков таскала какие-то мешки и ящики. Не считая бурной деятельности в порту, город будто накрыло мягким покрывалом умиротворения и спокойствия. Словно король не покинул его, отправившись на войну; словно война не могла вот-вот прийти к самому порогу. Ничто не тревожило каамцев.
        А потом один из сторожевых фрегатов покачнулся, хоть погода и была безветренной, и раздались встревоженные крики. Перспектива сменилась: теперь Эсме и Кристобаль оказались ближе к этому кораблю и увидели, как по его правому борту карабкается хорошо знакомая им тварь - собрат безымянного монстра, встреченного по пути к острову Зеленого великана, и глубинного ужаса, поселившегося в окрестностях Эверры и уничтожавшего корабли один за другим. Этот был крупнее, но в остальном выглядел так же и с поразительной скоростью отращивал все новые и новые щупальца, хотя их и так уже насчитывался не один десяток. Крики стали громче, и теперь они раздавались с других фрегатов, подвергшихся атаке таких же существ.
        Подлинный ужас охватил Кристобаля и Эсме, когда они увидели, как твари выбираются из воды на причалы, явно нацелившись на дома и людей. На суше они передвигались без свойственного всем морским существам изящества, но зато неумолимо, как падающие с горного склона валуны. Деревянные постройки в порту ломались и рассыпались под ударами их многочисленных щупалец, словно были сделаны из бумаги и соломы, и паника охватила весь город со скоростью лесного пожара.
        Каама исчезла, и они увидели Лейстес. А потом Облачный город, Ниэмар, Тейравен, Ламар, Эверру и множество других незнакомых городов в самых разных частях мира, где происходило в точности то же самое. Лишь когда Эсме в ужасе закричала «Хватит!», парад разрушений прекратился, и они вернулись на Белый Фрегат.
        - Как это остановить? - хриплым голосом спросил Кристобаль.
        Капитан пожал плечами:
        - Остановить пожирателей может лишь та, кто произвела их на свет.
        - Почему она мстит так извращенно? Люди, которые сейчас погибают, не имеют ничего общего с Аматейном и его черными фрегатами. Может быть, они даже пострадали от него! Так зачем же их убивать, если они не виноваты?
        - Ты просто не знаешь, как все устроено, - сказал Капитан. - Она не сейчас начала рождать пожирателей вместе с фрегатами - она это делала всегда, испокон веков. Когда ты узнал, в кого в конце концов превращаются живые корабли, тебе не пришло в голову, что кархадонов в океане как-то маловато? За три тысячи лет очень многие фрегаты, исчерпав желание служить, сменили облик, и, по идее, моря должны кишеть этими опасными тварями. Но не кишат. Почему?
        - Их убивают кракены. Мерры. Да хоть крабы Великого Шторма. При чем тут это?
        - Притом что каждому кархадону суждено в конце концов встретиться с собственным, особенным пожирателем. С глубинным ужасом, с безымянной тварью. Они ищут друг друга в океане, а когда находят - уничтожают. Какая-то часть их сути возвращается к ней, чтобы родиться вновь. Такой вот цикл - она сама его придумала, и не нам с тобой судить, что в нем хорошо, а что не очень. Лучше подумай вот о чем: на каждый фрегат, погубленный Аматейном, осталось по одному пожирателю. Существу, которое может только убивать, разрушать. Сперва они искали свои фрегаты, рыскали повсюду, повинуясь единственному инстинкту. Потом начали нападать на любые корабли, но это ничего не решило. И теперь они злы, они очень-очень злы и сбиты с толку. Она могла бы их отозвать, но, боюсь, не станет этого делать. - Помедлив, Капитан прибавил: - А еще их очень много.
        Кристобаль и Эсме переглянулись, охваченные ужасом и растерянностью. Между тем их собственная судьба приближалась. Еще совсем недавно они считали Белый Фрегат самым большим кораблем на свете, однако по сравнению с тем существом, которое сейчас надвигалось на них, он был словно малек фрегата рядом с ним самим. Громадное тело этой твари покрывали броневые пластины, на каждой из которых «Невеста ветра» поместилась бы, как на тарелке. Плавников они не видели и лишь приблизительно могли угадать, где на удлиненной морде располагаются глаза, прикрытые бронированными веками. «Утренняя звезда» была поразительно уродлива и совсем не походила на небесный фрегат в облаках.
        Но все дороги вели к ней.
        - Откуда взялся компас, или маяк, или… как его там? - спросил Кристобаль, сжимая правую руку в кулак. Ладонь зудела нестерпимо. - Кто его разделил на три части?
        - Эльга, - спокойно ответил Капитан. - Он принадлежал мне и предназначался для того, чтобы обеспечить доступ к «Утренней звезде». Я был… скажем так, старшим помощником Ворона и одновременно тем, для кого в вашем языке нет нужного слова. Я отвечал за то, чтобы она летала, а Ворон решал, куда именно. Когда случилось то, что случилось, Эльга решила спрятать компас… маяк… ключ и сделала это так, как считала нужным. Я вспомнил о ключе, когда понял, как «Звезда» ответила на действия Аматейна, и решил, что пора кому-то его найти.
        - Мне, - сказал Кристобаль. - Ты решил, что мне пора его найти, потому что я последний в роду.
        Капитан молча кивнул.
        - И что же я должен сделать сейчас?
        - У тебя есть преимущество: в отличие от меня ты пока еще жив. В каком-то смысле. Это означает, что ты можешь - по крайней мере, теоретически - ею управлять, как когда-то управлял я. Если ты прикажешь ей отозвать безымянных тварей, она послушается. Ты сможешь приказать ей что угодно - она послушается. Но сначала ты должен стать ее хозяином.
        - А если у меня не получится?
        Призрак пожал плечами.
        - Ваши жизни, - сказал он ровным голосом, - против всех жизней мира. Ты правда думаешь, что у меня - или у тебя - есть выбор?
        Эсме взяла Кристобаля за руку, и в ее глазах он увидел ответ на свой незаданный вопрос. Это его не удивило - чего еще ждать от той, у кого в крови клятва Эльги? В прямом и переносном смысле. Он и сам понимал, что выбора нет. Просто после видений, начавшихся в брюхе Белого Фрегата, двенадцатилетний мальчишка в его душе ожил и совсем не хотел умирать по-настоящему.
        - Ну давай, - сказал он. - Посмотрим, что я смогу сделать.
        «Утренняя звезда» распахнула пасть и проглотила маленький белый кораблик.
        Она встретила его песней.
        Это был один из хорошо знакомых мотивов - тот самый, что раздавался по ночам, когда все спали, и только недремлющая «Невеста ветра» разделяла с ним бессонницу. Первое время он думал, что сойдет с ума, а потом привык. В конце концов, другого способа вспомнить одну из любимых песен матери у него не было.
        Теперь она ему пела в темноте, и он почувствовал, как возвращается чувство направления, утраченное вместе с фрегатом. Внутри него снова появилась стрелка, которая теперь указывала не строго на север, а туда, где нужно было искать Ее.
        Он рванулся вперед, но вспомнил, что явился сюда не один. В этом странном месте невозможно было полагаться на обычные чувства - пусть даже ни он, ни Эсме уже никак не могли себя назвать обычными, - и даже нельзя было точно определить, есть ли у него тело. Он помнил, как Белый Фрегат вошел в пасть «Утренней звезды», словно в огромную пещеру, а потом челюсти захлопнулись и пала тьма. Во тьме слышалась песня.
        Он обнял Эсме - не руками, но собой, всей своей сутью - и повлек за собой. Он чувствовал ее решимость, к которой примешивался страх; он знал, что первое вскоре одержит верх над вторым.
        Ведь у них и впрямь не было другого выхода.
        И песня звала туда, где…
        …На балконе сидела женщина в плетеном кресле. Она куталась в зеленый плед, смотрела на бурное море и негромко напевала себе под нос. Она была именно такой, какой он ее помнил, и это его обрадовало, потому что все шрамы на его теле, вместе взятые, ничего не значили в сравнении со шрамами в его душе. Значит, он все же сумел сохранить ее образ, пронести сквозь долгие годы.
        Она встала - высокая темноволосая женщина с бледной кожей и лучистыми зелеными глазами. Она была невероятно красивой даже по меркам магусов, а человека могла повергнуть в трепет одним своим видом. Он когда-то втайне считал ее богиней и сейчас едва сдержался, чтобы не кинуться на колени.
        - Кристобаль, мой мальчик, - сказала она, улыбаясь и протягивая руки ему навстречу. - Я так по тебе соскучилась!
        Он шагнул вперед и превратился в двенадцатилетнего подростка, который однажды утром покинул родной дом, чтобы никогда не вернуться. Даже много лет спустя, после того, как все поверили, что клан Фейра уничтожен и никогда не возродится из пепла, он не мог попасть в Алый замок неузнанным, под другим именем, потому что самого замка не осталось, как и Замковой скалы. Узнав о том, что случилось в Облачном городе, леди Мария запаслась провизией и сожгла единственный мост, связывавший Скалу с Большой землей; вместе с тридцатью слугами, среди которых, как потом рассказывали, особо отличился Госс, она держала оборону на протяжении восьми месяцев, доказав, что легенды о неприступной обители Пламенного семейства вовсе не были легендами.
        Как рассказывала единственная служанка, выжившая после этой осады, однажды леди Мария спустилась в подвал Алого замка, куда могли входить только члены семейства, и через несколько минут раздался страшный грохот. Еще через минуту началось землетрясение, и на глазах у потрясенных моряков, наблюдавших за происходящим с кораблей, которые окружили мятежное гнездо со всех сторон, рухнул сам замок, а потом скала раскололась на три части и ушла под воду. Мощная волна едва не потопила фрегаты, расположившиеся ближе остальных. Служанку вынесло на берег этой же волной, а остальные сгинули без следа, включая и саму Марию Фейра.
        Он почувствовал ее смерть, конечно.
        Но теперь она была рядом, и его сердце колотилось от счастья, а минувшие годы исчезали легко, словно пепел, летящий по ветру. Он хотел бы оставаться на этом балконе целую вечность. Отчего бы и нет? Ведь леди Мария была богиней, а способности богинь безграничны.
        Что-то попало ему в левый глаз, тот начал слезиться все сильней и сильней, а вместе с ним заслезился и правый. Кристобаль зажмурился и оказался в темноте, где по-прежнему звучала знакомая песня, только вот беспрестанно повторяющийся мотив показался ему каким-то… неживым. Прекрасным, как искусное творение ласточки, но холодным и даже острым как нож.
        - Я всего лишь магус, - сказал он и невольно удивился, что может говорить, хотя и не ощущает своего тела. - Тебе не трудно обмануть мои ощущения и даже мой разум. Но пока мы тратим время на игры, где-то гибнут люди и магусы - те самые, которых ты хотела защитить три тысячи лет назад. Жизни невинных - слишком большая плата за чью-то ошибку…
        Поначалу ответом ему была лишь песня, а потом она прервалась.
        - В самом деле? - спросила леди Мария своим мелодичным голосом, сводящим с ума. - Ты и правда так считаешь?
        Она рассмеялась, а потом Кристобаль почувствовал на лице горячий ветер, под ногами - камень мостовой - и открыл глаза. Он дышал хрипло и сбивчиво; сердце колотилось в груди. Вокруг была площадь, заполненная взбудораженными людьми; в нескольких шагах от него какой-то толстяк глядел куда-то, потрясая кулаками, и не замечал, что шустрый мальчишка-оборванец вытаскивает у него из кармана кошелек. Там, куда он смотрел, стоял высокий помост. На помосте только что казнили молодую женщину - изменницу из клана предателей, которая много лет вместе с сообщниками распространяла крамольные книги и даже осмелилась открыть книжную лавку с изображением совы. А эту мудрую птицу многие связывали прежде всего с семейством, чье имя было вычеркнуто из списка небесных кланов. Ее узнали. Ее схватили. Он так спешил на помощь, но опоздал…
        То, что случилось потом, сводило его с ума много лет, но он не позволял себе ничего забывать. Те, кому повезло не пойти в тот день на площадь, рассказывали про море ревущего огня, но все было не так. Он призвал в тот раз не огонь, а свет - яркий, чистый. В этом свете люди превратились в статуи из пепла, которые потом развеяло ветром. Этот пепел еще долго летал по всему Лэйфиру.
        Он снова оказался на балконе, рядом с матерью. Леди Мария смотрела на него укоризненно - так, как когда он разбивал вазу или что-нибудь портил. Она была настоящей - он это чувствовал, - и в то же самое время была давным-давно мертва. Теперь он понимал, что случилось: она не выдержала растущей мощи… как Капитан называл это существо?.. Птицы-в-пламени. Мария оказалась слабее, чем ее считали.
        - Я виноват, - медленно проговорил он. - И готов понести любое наказание за то, что сделал. Но ты… ты ведь еще можешь все исправить.
        - Я не хочу тебя наказывать. - Она сморщила нос. - Точнее, не хочу наказывать одного тебя. Вы, люди, очень сложные существа, которые могут только ломать, но никогда не пытаются исправить. Я сделала то, о чем меня попросили, - я создала для вас корабли, наделенные разумом, способные испытывать отвращение к насилию хотя бы в той его форме, что имеет наиболее далекоидущие последствия. Вы стали искать способ, чтобы обойти это ограничение, и нашли его! Да, вам понадобилось три тысячи лет, но что значит этот срок для меня? Я помню время, когда этого мира еще не существовало. Я буду жить, когда от него не останется даже пепла. Тебе меня не переубедить.
        Он вспомнил, как глубинный ужас крушил дома в Кааме, и подумал о тех, кто остался в Росмере и других городах, которые им довелось посетить в этом долгом и странном путешествии. Ризель и Амари. Лайра Арлини. Марлин Краффтер. Гарон. Скодри и его семья. Мара, кем бы она ни была на самом деле. Лейла. Десятки, сотни людей и магусов. Даже если к кому-то из них пока не пришли такие же твари, - это лишь вопрос времени. Капитан прав: флот Аматейна огромен, а это значит, что глубинных ужасов получилось много, и их аппетиты растут.
        Если он ничего не придумает…
        «Ты можешь ей приказать, - сказал в его голове Капитан. - По праву крови. Она будет сопротивляться, но потом послушается тебя».
        «И чего я этим добьюсь? Только снова все испорчу».
        Он посмотрел на свои руки - руки двенадцатилетнего мальчишки - и сжал кулаки. Это не его тело. Он стал другим, он давно сбросил эту шкуру и сейчас носит другую - грубее, толще, покрытую шрамами - большей частью изнутри. Он многое потерял, но многое приобрел.
        Его ладони разжались, превратившись в когтистые лапы феникса; он посмотрел на мать уцелевшим глазом, и лицо леди Марии на мгновение сделалось скорбным. Она не играла в человеческие чувства - наоборот, она пыталась их спрятать. В его душе сверкнула искра надежды.
        Он оглянулся и увидел Эсме. Целительницы до сих пор не было на балконе - вероятно, пока он оставался в облике ребенка, ей не находилось места в их общей с матерью реальности. Хотя, судя по выражению лица, она все видела и слышала.
        - Когда я стал навигатором, - сказал он, - мой первый учитель сказал мне: «Не слушай того, кто станет болтать, будто бы фрегат - всего лишь придаток к хозяину, заполняющий те его части, где пустота. Фрегат живой и обладает собственным нравом, с которым временами не просто совладать».
        - Тако, - леди Мария улыбнулась. - Мудрый старый осьминог.
        - Выходит, он для тебя ценен?
        - Он не магус и не человек, - сказала Мать. - Возможно, как раз очарованным я и отдам этот мир - он им подходит куда больше, чем детям неба и суши.
        - Так вот, он не уставал повторять, что у каждого корабля есть свой характер. И я со временем понял еще кое-что - у них есть и душа. Они способны любить и ненавидеть. То, как они появлялись на свет, оставалось для всех загадкой, и для меня тоже, но я привык считать, что, каким бы способом это ни происходило, причиной всему была любовь.
        Мать внимательно наблюдала за ним, прищурив глаза. Он понял, что смог ее заинтересовать, и осознал, что теперь следует проявлять особую осторожность, чтобы не испортить то, чего удалось добиться.
        - Ты же ценишь любовь, верно?
        - Да, - сказала она. - Я пробудилась из-за того, что двое влюбленных были навсегда разлучены и один из них оказался в моей власти. Я вижу вас обоих - я чувствую, что вы стали их отражениями, и это, возможно, было кем-то предначертано. Я сохраню вас, и в новом мире вы…
        - Нет, постой! - перебил Кристобаль. - Дело не в этом. Дело в том, что те двое не просто любили друг друга - они хотели исправить то, что сломано. Они хотели исправить мир. И ты пробудилась не только из-за любви, а еще и потому, что Феникс… Капитан… тот, кто стал частью тебя… А ведь он никого не винит в том, что с ним сделали. Он знает, что люди и магусы способны ошибаться - но способны и исправлять ошибки.
        «Это очень верно подмечено».
        Мать опустилась в кресло и прикрыла глаза рукой. Кристобаль подошел к Эсме - рядом с ней он чувствовал себя увереннее, будто само присутствие целительницы отгоняло прочь его сомнения и страх. Вместе они приблизились к ограждению балкона, и, к своему величайшему удивлению, Кристобаль увидел совсем не тот пейзаж, который ожидал увидеть. Вместо Алой бухты там была Росмерская гавань, которую покидали восемнадцать кораблей. Восемнадцать?! Откуда? Он растерянно нахмурился. Довольно далеко от гавани - он понимал, что в реальном мире ничего не увидел бы на таком расстоянии, - стояли в боевом порядке двадцать восемь черных фрегатов. Восемнадцать против двадцати восьми - это куда лучший расклад, чем пятнадцать против пятидесяти, особенно если учесть, что третьего флагмана у черных явно нет и что они сами еще не вполне пришли в себя после сражения накануне. Кто же решился повторить его выходку и подставить шею под ремору, не говоря уже о том, что Вира Корвисс умерла, а никто другой не знает, как обращаться с этими странными рыбами? Впрочем, за помощь наверняка стоило благодарить Айлантри…
        - То, что я вижу, происходит прямо сейчас?
        - Да, - ответила Мать.
        - А ты не могла бы…
        Он даже не успел договорить, как оказался внутри одного из росмерских фрегатов и почувствовал разум, который ими управлял. Разум не Феникса, но все-таки напоминающий огонь - яростный, отчаянный, неутомимый. Он был ему хорошо знаком.
        «Ты молодец, Амари, - подумал Кристобаль, зная, что молодой магус его не услышит. - Удачи тебе, мой стойкий юнга».
        В следующую секунду Мать перебросила его сознание в один из черных фрегатов, дав сполна почувствовать тот леденящий холод, который он вскользь ощутил в Кааме, оказавшись рядом с мертвым кораблем. Потом она погрузила его в другой черный фрегат, идущий к Росмеру в сопровождении еще сорока таких же кораблей, во главе с новым флагманом. Вскоре вновь прибывших должны были заметить с вершины одной из сторожевых башен.
        Амари и его восемнадцать фрегатов были обречены, вместе со всем городом.
        Не дожидаясь Матери, Кристобаль сам потянулся к разуму, который управлял жуткой эскадрой. Этот разум был остер и холоден словно нож. Сейчас он нацелился на Росмер, но желал заполучить весь мир без остатка. Он понятия не имел, что уже погубил этот самый мир. Жажда власти ослепила его…
        И внезапно, сгорая от гнева, Кристобаль испытал ощущения, схожие с теми, которыми его совсем недавно наделяла «Невеста ветра». Он вновь осознавал, где находится, хотя и не воспринимал собственное тело как нечто объемное. Он был частицей размером с острие иглы, но эта частица без труда воспринимала окружающий морской простор, чувствовала течения, глубины и даже ветра, причем намного отчетливее, чем раньше. И еще где-то поблизости… в глубинах… дремали существа, о чьем присутствии люди и магусы на борту черных фрегатов даже не догадывались.
        Кристобаль нырнул, отыскал одно из этих существ и влетел прямиком ему в голову. Громадный кракен тотчас же очнулся и поплыл к поверхности, сердито взмахивая щупальцами. Его собрат чуть меньшего размера потянулся следом, как отражение в искаженном зеркале. Кристобаль навестил и его тусклый разум, распалил гнев и желание кого-нибудь разорвать на части - и совсем скоро строй черных фрегатов нарушился: два корабля посреди него столкнулись с морскими чудовищами.
        Отрешившись от схватки, Кристобаль вновь сосредоточился на своих ощущениях, пытаясь обнаружить еще что-нибудь полезное - хотя бы новую парочку кракенов. Но других монстров в глубинах не нашлось. Зато сама вода делалась все более странной по мере того, как он напрягал свои новые чувства.
        Она… перестала быть водой.
        Его окружали неустанно движущиеся потоки частиц, причем он мог при желании рассмотреть каждую из них по отдельности, но быстро понял, что этого не следует делать, - чем сильнее он сосредоточивался на чем-то мелком, тем значительнее искажалось течение времени, и минута легко могла превратиться в час. А если… нырнуть в один из этих потоков? Поколебавшись, Кристобаль так и сделал, и сперва течение обожгло его ледяным холодом. Холод вернул воспоминания о телесности, с которыми нахлынула паника: он тонет! Он погибает! Пришлось собрать всю волю, чтобы внушить себе иное.
        Он не магус, а бесконечно малая точка посреди океана.
        Он не утонет, потому что не нуждается в воздухе.
        Он, скорее всего, уже мертв.
        Но это не важно.
        Оставаясь частицей в потоке, Кристобаль продолжал воспринимать окружающую действительность - другие течения, рельеф и даже плотность, соленость и прочие качества воды, о которых раньше никогда не задумывался. Или это все-таки не вода? Он парадоксальным образом все хуже понимал эту среду, пусть и осваивался в ней все лучше.
        А если попробовать вот так…
        Он приказал потоку, вместе с которым перемещался, изменить направление, и тот подчинился без намека на сопротивление. Сразу четыре черных фрегата от внезапной резкой перемены течения оказались в бедственном положении: два столкнулись друг с другом, один лег на правый борт и не сумел подняться, еще один с трудом избегнул той же участи, но от усилий на нем лопнула добрая треть всех снастей.
        Это, пожалуй, было куда полезнее кракенов.
        Он взялся за дело всерьез, и второму Черному флоту пришлось несладко. Корабли сбивались с курса, задевали друг друга, теряли контроль над парусами. Точнее, не корабли, а люди и магусы на борту - ему приходилось постоянно напоминать самому себе, что эти фрегаты не живые. Возможно, оно и к лучшему, потому что живые существа, рожденные для жизни в воде, быстро просчитали бы его игру с течениями и нашли чем на нее ответить.
        Разуму, который управлял Черным флотом, понадобилось чуть больше времени.
        Кристобаль с первой секунды осознавал свою уязвимость: он мог изменять лишь одно течение за раз, а фрегатов было слишком много. В конце концов капитан-император тоже это понял - он ведь и сам обладал неким подобием всевидения, дарованным сетью ремор, пусть оно и не шло ни в какое сравнение с тем, что сейчас испытывал бывший капитан Фейра. В любом случае черные фрегаты рассеялись, их матросы стали иначе управлять парусами, и Черный флот, пусть даже изрядно потрепанный и потерявший треть от первоначального числа кораблей, продолжил путь к Росмеру.
        Он переместился туда в мгновение ока, и увиденное его не обрадовало. Амари успел потопить шесть черных фрегатов, но потерял пять, и на палубе «Черной звезды» полыхало пламя. Хуже всего, однако, было другое: в Росмерской гавани из воды выбирались сразу четыре пожирателя, и первый уже крушил щупальцами причалы.
        Кристобаль попытался проникнуть в разум одной из тварей, но его тут же отбросило - он как будто с размаху налетел на каменную стену, и опять вернулось ощущение телесности вместе с болью.
        «Нет, - сказала Мать. - Это было бы слишком просто».
        Он отступил, подавляя панику и лихорадочно размышляя, а потом в приступе вдохновения превратил один из потоков в петлю, которой захлестнул тело ближайшего пожирателя. Тварь задергалась, но не двинулась с места: ей только и осталось, что трепыхаться, размахивая многочисленными щупальцами. Когда она попыталась изменить собственное тело, сделаться ?же и длиннее, петля затянулась. Ловушка держала крепко.
        Кристобаль представил себе, что поток - это и впрямь веревка, которую можно к чему-нибудь привязать. К примеру, к подводным рифам у входа в гавань. Задумка сработала, и он почувствовал, как освободился от воображаемой веревки почти целиком, что дало возможность применить тот же самый трюк ко второму пожирателю, пока еще не добравшемуся до суши. Но схватить третьего он не успел и уже никак не мог до него дотянуться, а сразу два каната из воды отнимали слишком много сил. К тому же они не перестали быть течениями, и противоестественным образом движущиеся потоки взбаламутили гавань и окрестности, зацепив несколько фрегатов Амари. Да и остальные его корабли, чуткие и живые, поняли, что происходит нечто странное. И это их испугало.
        Отпустив пожирателей, он обречет на смерть множество горожан. Продолжая их удерживать, потеряет маленькую флотилию Амари. Кристобаль понял, что не может сделать выбор. Мало того - он внезапно сам превратился в канат, опутывающий двух чудовищ и несколько острых подводных скал, натянутый так туго, что волокна его тела уже начали лопаться одно за другим.
        И в тот момент, когда ему уже казалось, что все потеряно, пришла помощь. Его как будто омыло золотым светом, который унес боль и нерешительность, успокоил тревогу и наделил Кристобаля ясностью мыслей. Лишь после этого он понял, кто ему помогает.
        «Эсме, не надо…»
        «Тс-с. Это все, что я могу. А теперь покажи, что можешь ты».
        Можешь? Разве он уже недостаточно сделал? Если бы у бесконечно малой точки посреди Росмерской гавани были зубы, она бы ими заскрежетала. Прилагая немало усилий, Кристобаль приподнялся над водой, чтобы как следует рассмотреть, что происходит в Росмере. Он увидел, как первый пожиратель крушит какой-то дом достаточно далеко от берега; второй тем временем разносил в щепки один из портовых складов. Люди и магусы, мелкие как муравьи, разбегались в стороны, хотя немногие храбрецы пытались атаковать монстра, вооружившись саблями. Внезапно раздался грохот: один из фрегатов Амари, «Белая кошка», вышел из боя и теперь, вернувшись в порт, принялся обстреливать тварь. Первый залп оказался неудачным: пожирателя он даже не задел, но от этого пробудилась надежда. И тотчас же с первым пожирателем начало происходить что-то странное. Его щупальца взмыли в воздух, словно кто-то собрал их в пучки и начал тянуть в разные стороны. По телу твари пробегали волны света, она дергалась и извивалась, но не могла освободиться.
        Лишь один магус в Росмере был на такое способен.
        Точнее, способна.
        Третий залп «Белой кошки» снес пожирателю в порту половину тела вместе с щупальцами, и, хотя оставшаяся половина продолжила в слепой ярости разрушать ближайший дом, у Кристобаля не осталось сомнений: с этим врагом покончено. Если Ризель сумеет разорвать второго пожирателя и не надорваться…
        Но времени на размышления не осталось. Он с мрачной решимостью и тоской отпустил тварей из ловушек в гавани, а потом ринулся к «Черной звезде». Влетел в нее, не давая себе возможности передумать, и разыскал бывшего юнгу. Памятуя о том, что совсем недавно случилось с Сандером, к которому нечаянно прикоснулся Капитан, Кристобаль не попытался проникнуть в разум Амари напрямую. Он на миг слился с его фрегатом и вложил в «Черную звезду» куда более полную картину гавани - вместе с надвигающейся с юга армадой во главе с капитаном-императором, - чем ее навигатор мог бы получить через сеть ремор или от Джа-Джинни, который парил над Росмером, раскинув крылья. От внезапно нахлынувших сведений Амари - уставший до полусмерти, перемазанный сажей и кровью - рухнул на колени, и, хотя юноша не потерял сознания, Кристобаль на мгновение испугался, что все испортил.
        Вновь хлынул золотой свет, наполняя молодого капитана силой и исцеляя раны.
        «Действуй, Кристобаль. Почему ты медлишь?»
        «Да, действуй, - впервые заговорил Капитан. - Ты же знаешь, что надо делать».
        И в самом деле, он знал.
        Но хватит ли ему сил?
        Слившись с одним из потоков, он покинул Росмер. Хоть перемещение, как и в первый раз, заняло всего миг, он осознал, что черный флот Аматейна находится уже очень близко - в пределах видимости. Он словно краешком сознания ощущал пристальный взгляд капитана-императора, взгляд изумленный и немного растерянный. Это было странное чувство, ведь повелитель империи не владел той силой, которая сейчас оказалась в распоряжении Кристобаля. Но он не стал над этим размышлять, а обошел Черный флот, который опять шел плотной группой, по кругу. Один раз, потом другой.
        И третий. Четвертый…
        Сперва он решил, что совершить задуманное проще, чем кажется, но это было обманчивое, опасное чувство. С каждым новым витком он не просто терял силы - он словно отдирал что-то от собственной души и памяти, ощущая, как сочатся невидимой кровью раны, которые не излечит ни один целитель в мире. Как же опрометчиво было счесть, что раз тела нет, то и смерть над ним не властна! Ему грозило кое-что не менее страшное, чем смерть: полный осознанный распад.
        Что ж…
        Если суждено - так тому и быть. Он сосредоточился на единственной мысли, единственной идее и продолжил начатое. Дома, улицы и дворцы в его воспоминаниях покрывались трещинами и рассыпались, превращаясь в пыль; магусы, люди и нелюди сперва теряли имена, потом превращались в безликие, одинаковые тени и, взмахнув на прощание рукой, уходили во тьму. Последней ушла она - такой, какой он ее увидел той ночью в доме старейшины воронов, когда она сказала, что больше не будет никаких секретов. И фрегат… в воспоминаниях фрегат все еще был его частью, так что отрывался живой корабль с мясом и жуткой болью, и, когда все завершилось, он увидел собственную суть, словно взглянул со стороны. Жалкое нечто, испещренное дырами, словно губка, и сочащееся белесой слизью с бурыми разводами. Бессильное, беспомощное.
        Он еще не закончил. Это была не паника - всего лишь холодная ясность.
        Он не успел.
        И тогда в глубинах, о существовании которых он забыл, проснулось существо, некогда угодившее в плен к его предку и помещенное в бесконечно большой и бесконечно малый сосуд. С той поры оно постоянно пыталось вырваться и до недавнего времени считало, что шансы заполучить вожделенную свободу особенно велики теперь, когда от некогда могущественного рода остался единственный молодой нахал. Но после схватки с забытым змеем - а был ли он? - на борту забытого корабля это существо покорилось ему без остатка и поэтому на этот раз не сделало последнего шага к избавлению от оков. Оно раскинуло крылья, будто не замечая, что вода гасит пламя, оставляя лишь влажную мертвую черноту, и полетело дальше, увлекая его за собой.
        И вместе они завершили последний круг.

* * *
        Потом говорили, что все случилось внезапно.
        Черный флот капитана-императора Аматейна достаточно близко подошел к Росмеру, чтобы его увидели не только со сторожевых башен, но и со стены форта, из окон Вороньего Гнезда, которое осаждал последний пожиратель, и даже с верхних этажей домов, что стояли на возвышенностях. Кораблей оказалось пугающе много, от страха люди и магусы были готовы поверить, что их сотни и тысячи, но тем грандиознее вышло зрелище, которое увидели защитники обреченного города.
        Это был, наверное, самый большой и быстрый водокрут за всю историю мира.
        Он разверзся, словно голодная пасть, и пожрал черные фрегаты все до единого. Они провалились в него с такой быстротой, что, наверное, ни один из тех несчастных, что канули в бездну вместе с мертвыми кораблями, даже не успел испугаться. Конечно, случившееся обросло выдуманными подробностями с неимоверной скоростью: небо потемнело, громыхнул гром и сверкнула молния, раздался чей-то грозный голос… Но все произошло отнюдь не так пафосно, а буднично и просто. Даже умелые пловцы порой тонут у самого берега, когда их утаскивает тягун; отчего бы целому флоту не исчезнуть в один миг, если его адмирал разозлил высшие силы? От такого прочие черные корабли, разумеется, сдались без боя.
        Впрочем, говорили еще кое-что: он спасся. Он каким-то чудом спасся и доплыл до берега в маленькой лодочке, которая, перевернувшись и вышвырнув его в воду, тотчас же скрылась в глубине. Мокрый и измученный, он выбрался на последний уцелевший причал, и, поскольку в порту царил хаос, никто его не заметил.
        Кроме человека-птицы, который спустился с неба и застыл, раскинув огромные крылья. В его бирюзовых глазах горела холодная ярость, но на ресницах блестели слезы. Может, это просто таял лед, который намерз на них, пока крылан парил в вышине?
        - А-а, ты, - сказал спасшийся. - Не ожидал тебя тут встретить.
        Они ненадолго замерли, глядя друг на друга.
        По разрушенной улице к причалу вышла девушка с длинными белыми волосами. Ее платье было в прорехах и пятнах, левую руку, обмотанную окровавленной тряпкой, она прижимала к груди, а ее бледное лицо выглядело мертвенно-серым - словно она едва держалась на ногах от усталости… или совсем недавно увидела, как погибает тот, ближе кого в целом мире не осталось.
        - Все сложилось, конечно, весьма неудачным образом, - сказал спасшийся. - Но, видимо, так было угодно Эльге-Заступнице. И что же вы двое собираетесь делать со мной? Не надо, право слово, так смотреть, словно я…
        Девушка с белыми волосами, вытянув правую руку, прошептала:
        - Я обвиняю.
        И в мгновение ока место крылана занял… другой.
        Какая разница, что было потом?

* * *
        Но в тот момент, когда происходит главное, никто из живущих не видит, как на балконе давным-давно разрушенного замка двое падают без сил, - и женщина плачет, сжимая холодные, пепельно-белые пальцы мужчины, который глядит перед собой единственным глазом, мутным, как замерзшее стекло.
        - Надеюсь, - негромким усталым голосом произносит кто-то, - он простит меня за то, что я не стану ждать и уйду не попрощавшись.
        - А ты уйдешь?
        - Да. Мне надо было это сделать еще три тысячи лет назад. Я просто не смог…
        - Знаю.
        - У меня не осталось сил. Пусть каждый магус - и каждый человек - несет в себе искру божественной силы, позволяющую жить вечно и творить что угодно, - мы по сути своей несчастные твари и не умеем этой искрой пользоваться так, как она того заслуживает. Может, это и к лучшему? Что бы ты сейчас ни решила - я смирюсь.
        Слышится тихий и печальный женский смех.
        - Но я не умею принимать решения так быстро. Мне надо удалиться в глубины и немного подумать. Ты же помнишь, как было в прошлый раз, - я думала триста лет, и триста лет моря были непреодолимы, и лишь потом первый навигатор новой эпохи встретился со своим кораблем.
        - Я помню. И сколько лет тебе понадобится на этот раз?
        - Пожалуй, - говорит она после паузы, - еще трех тысяч вполне хватит.
        Шум моря
        Спустя год
        - Каама~
        Где-то стучали молотки и перекрикивались строители.
        Лайра Арлини, сидящий за столом, потер переносицу и устало вздохнул. После бессонной ночи - молотки стучали почти круглосуточно и, кажется, под сводами его черепа поселилось беспокойное эхо, которое усиливало стук, - перед глазами как будто стоял туман, и строчки письма, лежащего на столе, расплывались. Кестер Нами сообщал, как идет восстановление Ямаоки. Лайра не сомневался, что в городке все обстоит лучше некуда, с учетом обстоятельств, но, конечно же, письмо следовало дочитать, чтобы в этом убедиться.
        Если бы оно не было таким длинным и если бы ему не приходилось напрягать глаза, разбирая каждое слово, король Окраины давным-давно справился бы с этим делом и занялся чем-то еще. Чем-то, не связанным с чтением.
        - Тебе нужны очки, - раздалось с балкона. - Ну, или можешь обратиться к целителю.
        Лайра снова вздохнул, отложил письмо и вышел на балкон, где несколько секунд назад никого не было. Теперь там стояла девушка в темно-красном платье, рыжая и зеленоглазая. Босая. Она посмотрела на короля Окраины с нежностью, приподнялась на цыпочки и легко поцеловала его в щеку.
        - Я просто устал.
        - Нет, не просто.
        - Намекаешь, что я уже старик?
        Она приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но внезапно передумала и отвернулась, нахмурив брови.
        - Я смутил богиню, - с тихим смехом проговорил Лайра. - Неплохое достижение для пятидесятилетнего старикашки.
        Она шутливо стукнула его по груди; он прижал ее к себе левой рукой, наклонился и поцеловал по-настоящему. Молотки продолжали стучать, и над гаванью Каамы, где с огромных торговых фрегатов выгружали партии древесины и камня, носились потревоженные чайки, оглашая округу сердитыми воплями. Пожалуй, и впрямь надо навестить целителя, потому что еще одна ночь без сна сведет его с ума…
        С другой стороны, бессонную ночь можно посвятить другому занятию.
        - Пятьдесят - это не так уж много, - сказала Мара. - Люди доживают и до ста.
        - Поверь мне, я перестану быть для тебя привлекательным уже через десять лет. А то и быстрее. Ты меня покинешь и найдешь себе кого-нибудь, чтобы морочить ему голову и предаваться постельным утехам.
        Богиня надула губы. Время от времени она занималась этим уже сейчас, как делала всегда. Лайре было все равно.
        Он покинул балкон и подошел к окну с противоположной стороны комнаты, откуда открывался вид на внутренний дворик. Король Окраины пустил все свои средства на восстановление Каамы, и двор, разоренный однажды ночью, долго пребывал в запустении. Но полгода назад горожане каким-то образом об этом узнали и отправили к нему разношерстную делегацию, требуя, чтобы повелитель города-на-воде наконец-то уделил внимание собственным нуждам. И даже предложили помощь. Так что теперь двор утопал в зелени, посреди которой виднелся небольшой каменный столик, окруженный тремя не очень изысканными, но зато добротными скамейками. На одной сидела женщина в темно-синем платье, с белыми волосами, уложенными в затейливую прическу. Подперев голову левой рукой - на которой не хватало двух пальцев, мизинца и безымянного, - она с безмятежной улыбкой наблюдала, как по короткой садовой дорожке медленно перемещаются двое.
        Мужчина с такими же белыми волосами, как у нее, тяжело опирался на костыль. Его правая нога оканчивалась культей чуть ниже колена, и болезненная худоба подсказывала, что он очень много времени провел на грани между жизнью и смертью, прежде чем попасть в этот двор и наконец-то взглянуть на мир с высоты человеческого - точнее, магусовского - роста, а не с высоты кровати.
        Его поддерживала молоденькая девушка, сама изможденная и худая, похожая на маленькую серую птичку. Впрочем, ее решительности, которая отражалась на миловидном лице, позавидовали бы любые орлы и ястребы.
        - Завтра Хагена ждет сюрприз, - проговорил Лайра. - Прибывает посольство из Эверры с подарком. Надеюсь, он не отвергнет изготовленную Краффтерами ногу из гордости, свойственной пересмешникам.
        - А как ты сам поступишь с рукой?
        Тут его обняли сзади и прижались к спине.
        - Еще не решил. - Он пожал плечами и немного помолчал. - Я ее приму, конечно, - иное было бы недипломатично, да и просто некрасиво по отношению к Ризель и семейству Краффтеров. Они пока что единственные, кто встал на нашу сторону. С ними нельзя ссориться.
        - Будь осторожен, выбирая друзей.
        - Я всегда… - Он осекся и почувствовал, как что-то сжалось внутри. - Я всегда был осторожен.
        Мара тихонько вздохнула:
        - Что же дальше? Империя рассыпалась на полсотни княжеств. Кланы раскололись, и брат пошел войной на брата. В этом мире когда-нибудь наступит, хм, мир? Впрочем, не отвечай. Не очень-то деликатно задавать такой вопрос… человеку.
        «Смертному», - мысленно поправил он ее и грустно улыбнулся.
        - Отчего же, я могу сказать, что будет дальше. Сегодняшнюю ночь мы проведем вместе… - За спиной возмущенно фыркнули, и он со смехом продолжил: - Завтра прибудет посольство, и мы с ними, Ризель и Хагеном придумаем план, позволяющий привлечь на нашу сторону клан Соловья, пользуясь родственными связями принцессы. Да, я все еще не отвык ее так называть. Потом снарядим экспедицию в Фиренцу. К тому времени, надеюсь, Камэ освоится в роли навигатора «Паука», который уже достаточно велик, наберет в команду еще человек десять-пятнадцать и присоединится к тем, кого мы туда отправим. Это будет полезным опытом для нее. Затем…
        - Вернись-ка лучше к сегодняшней ночи, - попросила Мара странно изменившимся голосом. - Я хочу подробностей.
        Он повернулся и обомлел.
        Она стояла перед ним, по-прежнему рыжая и зеленоглазая, по-прежнему в темно-красном платье. Но платье обрисовывало не узкобедрую фигуру юной девицы, а тело женщины, которая прожила в два раза больше лет и, наверное, родила не одно дитя. В густой шевелюре проглядывала седина, в уголках глаз и губ виднелись морщины. Ее улыбка была прежней - в этой улыбке ему виделся тысячелетний опыт существа, для которого в любом человеческом языке имелось лишь одно название, и еще - необыкновенная любовь с примесью горечи. Не к нему. Ко всему человечеству, всем детям неба и суши.
        Впрочем, и к нему тоже.
        - С удовольствием, - сказал он. - С превеликим удовольствием.
        - Росмер~
        Айлантри сидел на верхней ступеньке лестницы, чей конец терялся во мраке.
        Даже его измененные глаза не могли ничего там рассмотреть. Казалось, ступеньки просто тают в космической темноте, растворяются в ней, как масло на горячей сковородке. Но, конечно же, это не могло быть правдой. Воронье Гнездо, в чем он ни на миг не сомневался, стояло на вполне осязаемых скалах, а не на сгустке потусторонней мглы, и, будь то, что простиралось перед ним, попросту огромной пещерой, никто не сумел бы соорудить эту вполне крепкую, хоть и достаточно старую лестницу из камня, похожего на гранит.
        Он мог бы спуститься.
        - Спускайся, - сказал бог за спиной. До сих пор вокруг было тихо, необъяснимо тихо - ведь даже в пещерах постоянно раздаются какие-то звуки, - но теперь он услышал шелест крыльев.
        - Я еще не готов, - медленно ответил Айлантри не оборачиваясь.
        - А когда будешь готов?
        Он молча пожал плечами.
        - Я могу перенести тебя к последней ступеньке, - предложил бог.
        «До чего же странно, - в очередной раз подумал Айлантри, - что к нему вернулся разум. Рейнен, такой умный и знающий так много, впустил его в себя и породил полоумную тварь, которую Судией называли только из трусости. А крылан словно был создан специально для того, чтобы сделаться вместилищем Духа Закона и позволить ему наконец-то явиться в достойном виде. До чего же любопытная задачка…»
        Вслух он проговорил:
        - Знание, полученное таким простым способом, приведет лишь к беде.
        - Даже если сам Бог Справедливости на твоей стороне?
        - Да, - уверенно ответил Айлантри. - Дорога к знанию обязана быть длинной. Надо пересчитать ступеньки - может, временами собственной спиной и ее окрестностями, - износить не одну пару башмаков, обзавестись мозолями, съесть пуд соли, изгрызть все зубы о гранит и все такое прочее. А еще ночами, после долгого пути, нужно лежать без сна, глядя на звезды, и вспоминать увиденное днем. Каждая мелочь может оказаться важной.
        - О, да ты поэт, - саркастически заметил Дух Закона и опять взмахнул крыльями. - Ничего, что тут нет ни неба со звездами, ни пейзажа, который можно вспоминать по ночам? Только тьма и ступеньки.
        - Я пошутил, - признался Айлантри. - Но переносить меня туда все равно не надо. Я сам спущусь, когда буду готов.
        - Когда передашь обязанности старейшины кому-нибудь другому.
        Он тяжело вздохнул:
        - Мне обещали, что Совет скоро примет решение. По правде говоря, они ведут себя очень странно. Как будто им нравится, что во главе воронов - да и Росмера покамест - стоит нарушитель запрета.
        - Умный, скромный и добрый нарушитель, - сказал Дух Закона. Айлантри покраснел. - Тот, в ком они видят связующее звено между прошлым и будущим. Тот, кто применил магию полужизни к себе самому, а не к какой-нибудь невинной жертве. Ну и не будем забывать о приятельских отношениях с Богом Справедливости…
        Тщеславия богу было не занимать. Айлантри Корвисс, самый молодой за всю историю клана старейшина воронов, тихонько рассмеялся, а потом внезапно хлопнул себя по лбу:
        - Совсем забыл! Прежде чем спуститься, я получил письмо для Джа-Джинни. От какой-то женщины, которая недавно прибыла в город и хочет с ним встретиться.
        - Как ее зовут? - раздалось сзади. Голос изменился.
        Айлантри повернулся: на него нетерпеливыми бирюзовыми - не черными - глазами смотрел крылан, протягивая руку за письмом.
        - Джайна, - сказал Айлантри. - Фамилию мне не назвали.
        Когда крылан сломал печать и развернул лист, изнутри выпало вложенное в письмо белое перо и, вырисовывая в воздухе изысканные круги, скрылось во тьме непознанного - там, куда уходила лестница.
        - Лейстес~
        Он, конечно, весьма удивился, когда оказалось, что в городе пиратов всех вновь прибывших не выпускают с причала, пока не впишут имя каждого в толстенный журнал. Алесса встревожилась и так крепко сжала его руку, что пришлось ее обнять и поцеловать в макушку, а потом долго-долго шептать на ухо ласковые слова. Собственное беспокойство он тщательно скрывал, как и угрызения совести. Выходило так, что он подвел эту девушку, которая, рискуя собственной жизнью, три месяца выхаживала его после ранения. Она последовала за ним, она покинула Облачный город - да, там сейчас жизнь пошла нелегкая, но разве человек в здравом уме может покинуть древнюю столицу Империи, пусть даже распадающейся на глазах, и переселиться в город пиратов?
        Да еще и с бывшим пиратом?
        С другой стороны, любовь и здравый смысл - вещи несовместимые.
        Он обнял ее, такую маленькую и хрупкую, приподнял над причалом - пусть от этого и заныла старая рана в груди, которая едва не убила его чуть больше года назад, - и прижал к себе. Горячо зашептал на ухо:
        - Алесса, Алесса, запомни навсегда: где ты - там и я, где я - там и ты, понимаешь? Ни шторм, ни мертвый штиль не помешают нам быть счастливыми. И если здесь что-то пойдет не так - мы просто уплывем за горизонт и найдем среди Десяти тысяч островов другой, где нам будут рады.
        - Я тоже тебя люблю, - просто ответила Алесса, и глаза ее засияли словно звезды.
        Потом они спокойно ждали своей очереди еще час, потому что переселенцев было очень много. После нашествия чудовищных тварей-пожирателей множество больших и малых городов оказались стерты с лица земли, и не все выжившие решили отстраиваться заново там, где море едва их не уничтожило. Конечно, особую известность приобрели места, которые по стечению обстоятельств сохранились лучше других. Лейстес странным образом оказался одним из них.
        Один раз он увидел вдалеке Скодри. Зубастый шел куда-то в сопровождении советников, и лицо у него было суровое. Правитель пиратского города по-прежнему выглядел крепким, но заметно сдал за полтора года, что миновали с их последней встречи, и он опять засомневался в правильности принятого решения. Может, стоило попытать счастья в Ниэмаре, а не здесь, где его могут узнать, невзирая на все отметины, которые судьба оставила на его лице за прошедшее время?
        Но их очередь была совсем близко, и он отбросил сомнения.
        - Откуда вы? - спросил таможенник.
        Таможенник в пиратском городе - ну что за парадокс…
        - Из Мариона. - Он, как и договаривались, назвал родной городок Алессы, разрушенный пожирателями до основания.
        Должно быть, лейстесский чиновник об этом знал, потому что он сочувственно покачал головой и как-то вдруг подобрел.
        - Назовите мне ваши имена, возраст и род занятий, и я вас отпущу. Мы в Лейстесе рады молодым парам - вы как-никак наше будущее. - Он покосился на слегка округлившийся живот Алессы. - В самом буквальном смысле. С прошлым у нас, знаете ли, особые отношения.
        Он открыл рот и в самый последний момент в приступе вдохновения смешал напополам правду и ложь, присоединив к собственному имени фамилию Алессы. Зачем, в самом деле, тревожить прошлое?..
        - Тамро. Алесса и Умберто Тамро.
        - Где-то посреди Океана~
        Два фрегата, большой и маленький, замерли посреди бескрайней водной глади, словно собираясь полюбоваться закатом. Над самым горизонтом бежали темные облака - прочь, в сторону от солнца, как будто испугавшись алого сияния вечерней зари.
        Большой фрегат был полностью черным и слегка переливался в лучах солнца, словно кусок угля. Выглядел он мощным и хищным, но прямо сейчас - не опасным. Скорее, наоборот, - спокойным и удовлетворенным жизнью во всех ее проявлениях.
        Маленький живой корабль казался немного несуразным: у него удлинился корпус, но вторая мачта еще не отросла как следует. Она торчала, словно ручка от метлы, обмотанная старым тряпьем. Перемены сделали этот фрегат медлительным, что необычайно раздражало и его, и молодого навигатора. Капитан черного фрегата, сам вчерашний мальчишка, беззлобно подшучивал над другом, втайне ощущая угрызения совести: он не испытал таких мучений с кораблем, потому что получил его уже взрослым и полностью сформировавшимся, не считая цвета.
        Впрочем, выпавшие на его долю испытания тоже не отличались легкостью…
        Впереди ждала Каама, но вечер выдался таким красивым, что он решил не спешить домой, а позволил обеим командам отдохнуть после долгого и трудного путешествия в Эверру. В городе-на-воде - как и повсюду в обитаемом мире - днем и ночью царила суматоха и было не так уж много мест, где не звучали молотки и пилы. Все понимали, что надо немного потерпеть, пока мир возрождается из руин. Но иной раз эти звуки делались чересчур назойливыми.
        С орудийной палубы доносились звуки музыки и смех. Его ждали, и он пообещал зайти, но не спешил. Немного постояв у правого борта и полюбовавшись на закат, он достал из кармана глиняную трубку и кисет. Трубка была дешевая, табак - дорогой, если, конечно, торговец его не обманул. Он неуклюже набил чашу, а потом спрятал кисет и взамен достал спички. Взглянув на них, скорбно поджал губы и изобразил, будто поджигает табак пальцем, - а потом, спохватившись, огляделся по сторонам. Два матроса дремали на носу; молоденький дозорный забрался по вантам очень высоко, но смотрел в другую сторону. Никто не увидел печальной капитанской пантомимы, кроме зверька по имени Сокровище, который издал укоризненный стрекот.
        Вздохнув, он попытался раскурить трубку и тотчас же хрипло закашлялся.
        Сквозь плеск волн у борта послышался чей-то тяжелый вздох.
        - Что такое? - тихо спросил молодой капитан.
        - Ты все делаешь неправильно, - сварливым тоном сказали за бортом.
        Он пожал плечами:
        - Ну так залезай и покажи, как надо.
        Раздался новый вздох, и что-то тяжело шлепнуло черный фрегат по одной из броневых пластин. Потом звук повторился - и еще, и еще раз повторился. Дремавшие матросы проснулись и принялись встревоженно озираться, но, когда поняли, что происходит, опять улеглись. Дозорный - он был новичком - тихонько ахнул от испуга, и капитану пришлось его ~успокоить~.
        Существо, похожее на кракена, тяжело перевалило через фальшборт и шмякнулось на палубу. Оно было, как подметил молодой капитан, совсем не таким большим, как в прошлый раз. Он спрятал улыбку. Кажется, кое-что получилось.
        - Дай сюда. - Тонкое щупальце одним резким движением вырвало у него трубку. - Что тут у нас… хм… ламарский табак. Неплохо. Послушай, Амари, с каких это пор ты куришь? Ристо не курил. Все время ругался, что от меня куревом несет. Видать, табачная вонь была слишком тяжким испытанием для его аристократического носа.
        - Смею заметить, мой нос не менее аристократичен, - спокойно проговорил молодой капитан, глядя на заходящее солнце, а не на того, кто стоял… лежал?.. нет, все-таки стоял рядом. - Это всё личные предпочтения.
        Очарованный морем пробормотал в ответ что-то невнятное.
        Вскоре он уже вовсю попыхивал трубкой, выпуская дымные кольца одно за другим.
        - Как идут дела в Талассе? - спросил юноша через некоторое время.
        Старый рыбак в одежде, затвердевшей от соли и выцветшей на солнце, неопределенно взмахнул рукой:
        - А что ей сделается, Талассе-то? Пожиратели их не тронули. Все, кто отправился с Марис Гансель, вернулись домой. Сама она чувствует себя прекрасно и постоянно говорит о южных морях, из-за чего они с Немо опять в ссоре. Но… хм… не всерьез.
        Амари понимающе улыбнулся.
        - Ну а ты? - спросил рыбак. - Как идут дела у тебя? До меня, конечно, многое доходит теми путями, о которых тебе не стоит знать, но одно дело - слухи и всякие там отголоски, а другое - личная беседа. Раз уж мы так мило беседуем, можешь поделиться со мной последними новостями.
        - Мы везем в Кааму послов из Эверры, - сказал молодой капитан. - Если я хоть что-то смыслю в политике, Ризель и Лайра заключат с ними союз уже завтра вечером, и это станет очень важным шагом. Но потом нам всем предстоят нелегкие времена, потому что кланы - бывшие и нынешние, - склонные к сотрудничеству, мало что могут предложить взамен. Они слишком слабы. Ну, с соловьями мы договоримся. А вот с орлами и скопами точно будем воевать. Впрочем, мои догадки мало что значат. Я всего лишь капитан фрегата.
        - Не принц.
        - Нет. Империя развалилась - какие уж тут принцы?
        Тако опять сосредоточился на трубке.
        - Никаких известий о…
        - Нет, - перебил старый рыбак. - Никаких. Ты за этим меня приманил?
        - Что ты, нет! - Амари повернулся, и они с Тако взглянули друг другу в глаза. - Если хочешь знать, мне было интересно проверить одну догадку. - Он кивком указал на трубку в руке очарованного. - Она, как мы оба видим, подтвердилась.
        Старик рассмеялся и пригрозил ему пальцем:
        - Любовь, ненависть и любопытство, да. Но никто и никогда не говорил, что речь о любви к человеку. Есть многое другое, что можно любить, - и, раз такое дело, спасибо тебе за табачок. Хорош, да. Хорош весьма.
        - Обращайся, если что. - Амари опять повернулся лицом к заходящему солнцу. - Знаешь, Джа-Джинни уверял меня три месяца назад, когда мы виделись в последний раз, что Эсме жива. Он говорил, что ощущает какую-то… особую связь. Что стоит ему закрыть глаза, как появляется золотистая нить, которая тянется от его сердца куда-то вдаль. Он однажды попытался полететь в ту сторону, но устал и был вынужден вернуться. Я верю ему, он не выдумывает и не бредит. Он действительно что-то чувствует.
        - А ты? Сам-то что чувствуешь?
        - У цапель все устроено по-другому. Мы не доверяем собственным чувствам. Иногда мне кажется, я должен отыскать правильное с и л ь н о е слово - и тогда они тоже найдутся. Оба. Ведь не может быть такого, чтобы Эсме выжила, а Кристобаль погиб, верно? В этой истории и без того хватает смертей. Но слова все нет - и загадка остается без ответа…
        Он посмотрел на очарованного. Тот сперва ничего не ответил - просто стоял с трубкой в руке и каким-то странным взглядом смотрел на молодого капитана. Потом, издав не то смешок, не то кряхтенье, рыбак Тако сказал:
        - Слово он ищет, да. Ищет, прям надорвется скоро. Эх, молодость, молодость…
        Он сунул трубку Амари, потом оседлал фальшборт, не переставая качать головой с таким видом, словно оскорблен в лучших чувствах, и, перед тем как упасть в море, повернулся к молодому капитану и добавил:
        - Надежда. Твое сильное слово - надежда. Жди и надейся, сынок.
        Очарованный скрылся из вида, и внизу раздался громкий плеск.
        Оставшись в одиночестве, Амари зажмурился, грустно улыбнулся и прошептал:
        - Храни, Заступница, живых и мертвых. А тем, кто в море, даруй силы и веру в то, что все всегда заканчивается хорошо.
        Потом он открыл глаза и успел увидеть, как далеко-далеко на фоне заходящего солнца ослепительно сверкнуло что-то изумрудно-зеленое.
        КОНЕЦ
        Перо из крыла феникса
        - Тако! Эй, шкипер! Глянь, какую интересную рыбку я поймал!
        Северо-западный ветер - который в Сарме называли ветром перемен, поскольку он приносил дурную погоду из Меррского котла, - крепчал с каждой секундой, и это означало, что вот-вот грянет буря. За долгую-предолгую жизнь рыбак по имени Тако пережил множество бурь, и еще одна его совсем не пугала. Но все-таки стоило принять меры, затянуть потуже пару-тройку узлов, кое-что убрать с палубы в трюм, а уж потом отвлекаться на всякие мелочи вроде Унаги с его рыбками.
        «Верная», лодка Тако, была старой - куда старше, чем он сам. До него ею правили четыре других навигатора, но ни с одним из них она не бороздила моря столько, сколько с ним. Много лет они со всем справлялись вдвоем, и лишь недавно, устав от навязчивого внимания соседей и непрошеного сочувствия приятелей, Тако взял себе в помощники высоченного и очень сильного парня, про которого все говорили, что он тупее медузы, - взял просто так, не привязывая к себе и к лодке. Унаги оказался вовсе не тупым, и они втроем довольно быстро привыкли друг к другу. Но иногда Тако слегка жалел, что не может, как в прежние времена, побыть наедине с «Верной» - ведь на самом-то деле им никто не был нужен.
        - утреннее солнце золотит крыши рыбацких хижин~
        - ласково плещутся волны~
        - корабли покачиваются у причалов как будто танцуют танцуют танцуют…~
        - Спасибо, родная. Я тоже тебя люблю.~
        - Шкипер, ты бы поспешил, а то рыбка сдохнет.
        - Забери тебя кракен… - зарычал Тако, оборачиваясь, и осекся.
        Здоровяк держал за шиворот утопленника - точнее, еле живого от жажды, многочисленных синяков, ушибов и солнечных ожогов мальчишку лет двенадцати, который угодил в одну из сетей вместе с двумя десятками толстеньких красноперых крылаток. «Верная» находилась в открытом море, и выловить здесь такую рыбку было, без сомнения, вещью из ряда вон выходящей. Впрочем, Тако хватило одного пристального взгляда, чтобы во всем разобраться.
        Разобравшись, он заорал:
        - Унаги, крабья твоя башка! Ну почему ты сегодня не спал на ходу, как делаешь всегда? Почему не мечтал, как вечером у Бассары в таверне будешь пиво хлестать кружку за кружкой, а? Почему вместо этого ты пялился куда не надо и поймал рыбу, какую ловить нельзя?!
        От этой гневной речи парень обомлел и заморгал, словно прыгунец, сиганувший поперек лодки и повстречавший на пути мачту или другое препятствие. Но Унаги-то не был глупой рыбой, он почти все время проводил рядом с Тако и знал о происходящем в порту и окрестностях не меньше, чем старый рыбак; просто ему для нужных выводов понадобилось больше времени.
        - Башня… - тихонько проговорил он наконец. - Укуси меня краб…
        Отсутствие любопытства - отличное качество, особенно в то нелегкое время, когда ветер и волны предвещают скорое начало если не войны, то большой смуты. С того самого дня, как жители Сармы, маленького города с довольно-таки темной репутацией, узнали, что в далекой столице Империи схвачен и казнен по обвинению в государственной измене феникс Марко Фейра, Пламенный Князь, все они сделались очень нелюбопытными, и временами казалось, что Сарму окутало плотное покрывало, заглушавшее смех, песни и беззаботную болтовню. Они молчали, выжидали и присматривались друг к другу, особенно к морякам, которым доводилось бывать во владениях мятежного князя. Впрочем, к Тако это не имело никакого отношения, ибо он в Огненные земли давно уже не заглядывал, а если и заглядывал, то совсем ненадолго. Разве ящик-другой табака из Фого - достаточный повод, чтобы обвинить его в пособничестве мятежному клану? Да над таким предположением даже рыбы посмеются.
        Вдобавок Тако не любопытен и не спросил имени того, кому продал табак.
        Вот и три дня назад он не проявил ни малейшего любопытства, когда в северной части Сармы вдруг раздался страшный грохот, словно выстрелили из заряженных звездным огнем пушек, коих в маленьком провинциальном городишке отродясь не бывало. Ну, громыхнуло и громыхнуло, подумаешь. Тако и Унаги как раз перетаскивали из портового склада в трюм «Верной» ящики с товаром, который подрядились отвезти в Огами, раз уж Меррская мать, за что-то рассердившись на сармийцев, наслала на них холодные течения, прогнавшие всю мало-мальски ценную рыбу. Тако утомился - возраст, что поделать… и, присев на один из ящиков, достал свою любимую трубочку. Он знай себе курил и грел на солнышке старые кости, а мимо шли люди, переговариваясь о случившемся. Через некоторое время в сетях, которые Тако раскинул, запуталось достаточно слов, чтобы он во всем разобрался, не сходя с места.
        Взорвалась, разумеется, Башня - об этом рыбак догадался и без подсказок, потому что в Сарме не было жилища, чей хозяин занимался бы более странными и темными делишками (в городе контрабандистов это означало скорее комплимент, чем приговор, но только не в смутные времена). Лейст Крейн - так звали владельца Башни - был вороном-алхимиком, а это означало, что все его уважали и боялись, но испытывали примерно столько же теплых чувств, сколько красноперая крылатка испытывает к сковороде, на которой ее собираются зажарить. Вороны вели себя с людьми гораздо приветливее, чем прочие небесные дети, магусы, - они не зазнавались, не издевались попусту, помогали чем могли и брали за помощь разумную плату. Хотя вблизи от людей жили только птицы с самых нижних жердочек, а то и вовсе бескрылые, - пресловутый Лейст Крейн принадлежал к боковой ветви раскидистого вороньего древа, довольно хилой и не пользовавшейся особым влиянием ни в семье, ни в Империи, - земные дети все равно были многим обязаны алхимикам. Но любовь, как известно, штука сложная, а ее младшая сестра - привязанность - ничуть не проще, и потому никто
Лейста Крейна не жалел. Ворону - вороново.
        С его учеником дела обстояли лишь самую малость получше.
        Мальчишка появился в Сарме несколько месяцев назад, и Тако даже успел с ним как-то раз столкнуться на рынке. Кристобаль - так его звали - был худым и нескладным, точно вывалившийся из гнезда птенец, и очень нелюдимым. Он проводил в Башне едва ли не больше времени, чем сам Лейст Крейн, ни с кем из портовых сорванцов не свел знакомства, и оттого никто из сармийцев понятия не имел, откуда у ворона вообще взялся ученик и чему он учится в Башне. Имя - вот и все, что они про него знали, да еще имелась забавная примета, в правдивость которой Тако не верил, пока сам не увидел: правый глаз Кристобаля был синего цвета, а левый - зеленого.
        Левый глаз теперь заплыл, запекшаяся кровь склеила веки. «Уцелел или нет? - подумал Тако, почесывая в затылке. - Если нет, то даже лучше. Жить можно. Одноглазых немало, а вот разноглазые - большая редкость. К кракену такую примету, в самый раз для объявления о награде… тьфу!»
        Ход собственных мыслей не понравился старому рыбаку, и он нахмурил брови.
        - Говорят, к Крейну заплыли три рыбки в черном, - проговорил Унаги негромко, словно опасаясь, что кто-то их услышит. «Утопленника» он при этом без особых усилий продолжал держать на вытянутых руках. - Они ушли - и Башня рванула, словно ее напичкали звездным огнем… Думаешь, это были цепные акулы?
        - Кто ж еще? - мрачно отозвался Тако. - А теперь мы с тобой растопырим плавники и станем ждать, кто первый подплывет, разинув пасть…
        - Эй-эй, не гони волну! - воскликнул Унаги, впервые повысив голос на старшего товарища. - Ты ведь сам знаешь: что в море случилось, то в море осталось. Только вот… мне как-то жаль отправлять мальчишку к крабам. Он ведь чудом выжил. Может, Эльга уберегла?
        - Эльга, как же! - фыркнул Тако. - Уж скорее сам Великий Шторм.
        У него теперь не осталось сомнений, что этот Кристобаль - магус.
        Высшие силы - Светлая Эльга, многочисленные боги, в которых сами магусы верили и не верили, а может, и Великий Шторм собственной персоной - щедро наделили небесных детей самыми разными подарками, но если их особенным дарам мало кто завидовал всерьез, ибо с тем же успехом можно было завидовать солнцу или луне, то вот железное здоровье магусов и жизненный срок, стремящийся чуть ли не к бесконечности, уже три тысячи лет заставляли детей земли скрипеть зубами, тоскливо вздыхать и ронять горькие злые слезы от бессилия пред ликом судьбы, отсчитывавшей их собственные года, дни и минуты с видом сквалыги-ростовщика. Эльгиниты усердно воспитывали в прихожанах смирение, но слушали их только те, кому редко приходилось встречаться с магусами. То есть считаные единицы.
        - Шторми твою мать, я не хочу неприятностей, - сказал Тако. - Я всего лишь… рыбак. Как и ты. Понимаешь, чем это может закончиться? Когда цепные акулы пронюхают, что случилось, они придут за нами… или сразу же пришлют щупачей. Тебе очень хочется, чтобы кто-нибудь поковырялся в твоей башке и узнал обо всем, что там спрятано?
        - Если мы его бросим, он угодит прямиком на Крабьи луга… - гнул свое Унаги. - От трех дней в море без еды и воды даже магус подохнет, и не сомневайся…
        - Да знаю я, знаю! - раздраженно воскликнул старый рыбак. - В моей груди - живое сердце, а не выеденный моллюск! Опусти его на палубу, медузий сын, ему же больно!
        Унаги с непривычной и трогательной аккуратностью положил свой «улов» на палубу «Верной», а та, мгновенно выпустив из основания мачты невидимое щупальце, самым кончиком потыкала мальчишку, который по-прежнему был без сознания. Раз-другой… Что же ее так заинтересовало? Кристобаль казался мертвым - лишь особое чутье нашептывало Тако, что несчастный юный магус все еще дышит, что сердце его пока что не перестало биться. «Бедняга…» - подумал старик, смягчаясь, и вдруг заметил кое-что весьма неожиданное.
        - Ого, - растерянно проронил он и прищурился. - Интересный нарисовался курс. Так вот как ты выжил, птенчик…
        - Чего-чего? - спросил Унаги.
        Вместо ответа Тако рванул к правому борту и взмахом руки поманил помощника за собой.
        Совсем рядом с «Верной» обнаружился фрегатик длиной в три локтя, с чуть великоватым парусным плавником и огромными разноцветными глазами - зеленым левым и синим правым. Существо до смешного усердно работало всеми прочими плавниками, стараясь не отстать от «Верной», такой большой, такой сильной… и чуть-чуть сердитой. Так сердится, пряча истинные чувства, увядающая прелестница при виде молодой девицы, еще толком не осознавшей силу своей красоты.
        Душесвязь между юным живым фрегатом и лежавшим на палубе мальчишкой казалась слабой, едва заметной, но Тако знал, что на самом деле она крепче всего, что только можно себе вообразить. Ни огнем, ни мечом ее не взять.
        Совсем как истинную дружбу. Или любовь.

* * *
        Вмаленьких портах чужаков не жалуют.
        Право слово, ничего удивительного. В городишках, где все жители знают друг друга с детства, незнакомцев считают опасными. Приходится соблюдать осторожность, если хочешь сохранить голову на плечах, особенно если где-то не столь далеко идет война, и даже те, у кого есть все на свете, кроме крыльев, не могут с уверенностью утверждать, что на следующее утро проснутся в своих постелях, а не в Небесных садах или - кто его знает? - посреди Крабьих лугов.
        - Я ж тебе говорил… - с довольным видом заметил рыбак, ткнув локтем в бок товарища, с которым они драили палубу небольшого корабля. На пристани было совсем мало народу - все живые существа в здравом уме попрятались от полуденной жары. - Опять приперлись. Ну что им неймется? Неужели так трудно уразуметь, что мы не какие-нибудь тупые крабы и понимаем, что к чему…
        - Шторм их скоро сцапает, - уверенно сказал второй рыбак. - Упрямые рыбы попадают не в сети, а прямиком на Крабьи луга - так уж заведено.
        - Не призывай Его, тупица, - проворчал первый. - А ну работай, хватит болтать.
        «Упрямые рыбы», о которых говорили рыбаки - высокий стройный мужчина и женщина необыкновенной красоты, с роскошными черными волосами, - как раз вышли из безымянной гостиницы, единственной в Огами, и направились к докам вдоль причалов, где дремали маленькие фрегаты, купаясь в лучах солнца.
        Эти двое прибыли в эту дыру две недели назад на большом рыбокорабле под названием «Морская звезда» и ни с кем не поделились причиной, которая вынудила их остаться. Не было никаких сомнений, что остались они против воли, - скорее всего, их просто вынудил сойти на берег навигатор, разузнавший то, о чем жители Огами начали догадываться уже к исходу первого дня. Чужаки выглядели слишком хорошо во всех смыслах: слишком прямые спины, слишком благородные лица, слишком безупречные манеры, слишком добротная, пусть простая и поношенная, одежда. «Только крыльев за спиной не хватает», - говорили о таких, посмеиваясь. Говорили за спиной, ибо всех без исключения магусов неимоверно бесили любые шутки о крыльях.
        Магусы, которые никому не признавались, что они магусы, выглядели очень подозрительно, и жители Огами, предпочитавшие держать ушки на макушке даже в мирные времена, сделали все возможное, чтобы не связываться со странными гостями. Так и получилось, что они застряли в маленьком порту на целых две недели, и все шло к тому, что придется им тут сидеть еще очень-очень долго.
        «Капитана на борту нет, а я ничего не решаю, уж простите».
        «О, я извиняюсь, но мы идем не в Гармсиль, а совсем в другую сторону».
        «Гармсиль? Нет-нет, нам в… Ламар! Вот ведь незадача…»
        «Пассажиров не берем».
        «Я бы с радостью, но есть правило - женщин на такие маленькие корабли брать нельзя. Вы уж простите…»
        «Светлая Эльга знает, я бы хотел помочь, но…»
        «Увы, нет».
        «Жалко вас, но…»
        - Мне вас жалко, - сказал бродяга, прятавшийся от яростного полуденного солнца в тени склада. Он был очень старый и худой как рыба-игла, а тень оказалась такой густой и длинной, что они бы его и не заметили, сиди он по-прежнему тихо. - Ох, как же мне вас жалко-то, - повторил бродяга с ухмылкой.
        Из его глазниц торчали крабьи глазки-бусинки на стебельках, и был он слепым - по крайней мере, об этом в первую очередь подумал Кайрен, борясь с приступом тошноты. Он глянул на Лару, ожидая, что она испугается или хотя бы побледнеет, но лицо невесты оставалось таким же бесстрастным, как и весь последний месяц, на протяжении которого она почти не покидала свою Внутреннюю библиотеку. Он ощутил легкую жалость - ну надо же, она не увидит такую диковинку. Очарованные морем встречались редко, особенно явные, как этот бедолага, - их уже не убивали, как двести лет назад, но дети моря по-прежнему боялись всех прочих детей.
        - С чего вдруг тебе нас жалеть? - спросила Лара, и Кайрен вздрогнул от неожиданности. Выражение ее лица не изменилось, но глаза заблестели от присущего всему их роду любопытства. Это были первые слова, которые он услышал от нее за последние пять дней, и самая длинная фраза за целый месяц. Ее голос звучал чуть хрипло.
        - Солнце светит ярко, - сказал бродяга, шевеля жуткими глазами. - Соль такая горькая. И они близко…
        - Кто близко? - спросила Лара.
        - Они близко, - повторил он, словно не понимая вопроса. - Они будут полосовать вас когтями, выпьют глаза, высосут кости. Так они всегда поступают с маленькой и беззащитной добычей.
        Какого бы ответа Лара ни ждала, услышанное не могло не повергнуть ее в дрожь. Кайрен взял невесту за руку - пальцы были холодные и влажные. «Два чуда за день, - подумал он. - О Светлая, прости меня, но я прошу еще об одном…»
        Обращаться к Светлой Эльге даже в мыслях было богохульством, ведь они с Ларой находились под покровительством другой богини - Всезнающей госпожи, чьи крылья охватывали день и ночь, свет и тень, жизнь и смерть… ее-то и следовало просить о помощи. Или о милости. Или о том и другом сразу. Но он не боялся богохульствовать и признался бы в этом Ларе, пожелай она спросить.
        Он крепче сжал ее руку и повел дальше. Миг спустя они услышали, как бродяга бормочет:
        - Хищные птицы. Они летят. Они уже близко…
        - Я не сомневаюсь, что он безумен, - проговорил Кайрен просто потому, что не мог молчать.
        Лара посмотрела ему прямо в глаза и ничего не сказала.
        Большим несчастьем было застрять в Огами - порту, о котором Кайрен раньше не знал и хотел бы никогда не знать. Маленькие порты ему всегда не нравились, а этот оказался воистину омерзительным. Здесь жил проницательный и подозрительный народ, и, без сомнений, магусов в них признали с первого взгляда. А со второго поняли, что видят магусов-беглецов. Кайрен надеялся лишь на то, что огамийцы не поймут, какая причина заставила их покинуть родное гнездо. Если бы Лара вела себя иначе, они могли бы разыграть влюбленных, которые пошли против воли родителей, но с ее ледяным лицом такой спектакль вряд ли снискал бы успех у зрителей. Его надежда таяла как свеча, с каждым новым отказом все уменьшаясь. Она уже едва теплилась.
        «Поищите шкипера Ристо, - сказал один моряк. - У него, по правде говоря, в башке временами ветер дует… Но, может быть, он отвезет вас куда надо. Голодный рыбак всякой рыбке рад».
        А они и впрямь были очень, очень голодны.
        Времонтном доке воды было по пояс, и фрегату, который находился внутри, это сильно не нравилось, судя по прищуренным глазам и нервному трепетанию мачтового плавника. Возле правого борта корабля бродил юноша, и всякий раз, когда огромное существо начинало слишком уж сильно волноваться, он прижимал обе ладони к грубой шкуре и что-то неразборчиво бормотал нежным голосом.
        - Прошу прощения? - окликнул его Кайрен. Других людей видно не было.
        Моряк поднял голову. На вид ему было чуть меньше двадцати: высокий, широкоплечий, но какой-то… хрупкий, словно лишь недавно оправился после тяжелой болезни или раны. Грязное лицо пересекала повязка, прикрывавшая левый глаз.
        - Чего тебе? Я занят, разве не видно?
        - Это «Шустрая»? - За месяцы странствий Кайрен привык не обращать внимания на грубость, если она касалась лишь его одного, но не Лары.
        - Ну, вроде как она, - сказал молодой моряк и, схватив свисавший вдоль борта трос, взлетел на палубу с быстротой и ловкостью рыбы-белки. - А что, дело есть?
        - Я хочу поговорить с ее шкипером. Мне сказали, его зовут Ристо.
        - Вот прям счас шкипер оч-сильно занятой, ага…
        Кайрен поморщился. Одноглазый прохвост начал безжалостно коверкать слова, как будто знал, что для магуса из их с Ларой клана это хуже ножа, приставленного к шее. «Шустрая» заворочалась, в трюме что-то загрохотало и послышались приглушенные ругательства на два голоса.
        - …Если и впрямь есть какое-никакое дельце, то придется до следующего раза обождать, - продолжил моряк, вдруг посерьезнев и бросив взгляд на люк посреди палубы. - Места нет совсем, разве что для какой-нибудь маленькой и легонькой посылочки.
        Кайрен не был моряком, но знал, что у связи с фрегатом есть забавный побочный эффект: все матросы в каждой команде, большой или маленькой, напоминают своего шкипера. В маленьких командах сходство сильней, и в этом нет ничего удивительного. У этого матроса, конечно, в голове дул тот же ветер, что и у навигатора «Шустрой».
        - Слушай, ты, плавник дохлой акулы! Я пришел говорить со шкипером, а не с…
        Тут из люка высунулся другой моряк с широким лицом, вымазанным чем-то зеленовато-черным, и копной непокорных темных волос.
        - Все готово, Ристо, можно поднимать, - пробубнил он.
        Кайрен застыл.
        - Очень хорошо, Унаги, - сказал молодой шкипер, кивая своему матросу. Кайрена не предупредили, что Ристо одноглазый, - неужели это было так сложно? Нарочно промолчали, подумал магус, стиснув зубы. Глупо было надеяться, что кто-то пожелал помочь ему от чистого сердца, пускай лишь советом. - Мы поднимем нашу малышку, погоди чуток. Я только разберусь с одним хорошим… человеком.
        Многозначительная пауза не ускользнула от внимания Кайрена, и он напрягся.
        Шкипер, однако, надел новую маску - теперь он глядел с симпатией и даже сочувствием.
        - Давайте начистоту, - сказал одноглазый совершенно серьезным голосом, уважительно и с неким намеком на… б?льшую образованность? Кайрен на миг поддался врожденному любопытству - единственному качеству, которое делало его похожим на более удачливых соплеменников. Возможно, померещилось, но это и впрямь могла быть одна из причин, по которым остальные моряки считали Ристо ветреным. Грамотеев в таких портах не жаловали.
        - Здешние жители, - продолжил шкипер, - отнюдь не идиоты. Они знают, что вы магусы, и я знаю. Но я еще знаю, что вы… не просто так сбежали из родного гнезда. Значит, как заведено у вашего брата, по следу послали щупачей или цепных акул. А может, и тех и других.
        Кайрен сглотнул:
        - О чем это ты?
        Одноглазый вместо ответа одарил его широкой улыбкой.
        - Откуда ты… - начал Кайрен.
        - О, вам должны были сказать, что у меня в голове дует ветер. Горожане правду говорят. Ну так вот, он дует и приносит разные новости, по чуть-чуть… Но вообще-то я люблю слушать, а не болтать. Так что не переживайте, никому ни словечка не скажу.
        Он говорил все тише, пока не перешел на шепот, но у Кайрена был отличный слух. Он вздохнул, и одноглазый моряк, явно решив, что разговор окончен, повернулся лицом к противоположной части ремонтного дока, где располагались насосы, и прокричал какую-то заумь, понятную лишь его собратьям по ремеслу. Вероятно, это был приказ, потому что уровень воды в доке тотчас же начал подниматься. Кайрен ждал. Он сам не знал, чего ждет, - Ристо высказался достаточно ясно, и Кайрену он не понравился, так что провести в такой компании дней десять в пути до Гармсиля стало бы весьма непростым испытанием.
        Когда «Шустрая» поднялась достаточно высоко, Ристо перепрыгнул с палубы на стену, где стоял Кайрен. Вблизи он выглядел постарше - возможно, даже на год-другой старше самого Кайрена. Магус ощущал себя все более неловко, и положение усугублял дерзкий огонек в единственном глазу шкипера. «Как же мне все это надоело», - подумал Кайрен и едва не повернулся к Ристо и его кораблю спиной.
        - Ты не рыбак, - сказала Лара. Кайрен не услышал, как его невеста пересекла узкий мостик, который вел на стену дока, и подошла к нему, но зато увидел, как резко побледнел шкипер - словно ее слова несли в себе смертельную угрозу. - Ты рыба. Очень маленькая рыбка, которая до смерти боится открытого моря и чудовищ, что живут в его глубинах. Ты не хочешь оказаться съеденным.
        - Очень точно подмечено! - воскликнул Ристо. Его испуг прошел без следа. Что это было?.. - Можете даже назвать меня трусом, госпожа, я не обижусь. Очень уж толстокож - в общем-то, у меня шкура толстая, как у фрегата, колкости от нее отскакивают. Что ж, если больше вам нечего сказать, мне пора за работу. Даже маленьким рыбкам приходится зарабатывать себе на жизнь, знаете ли.
        Кайрен посмотрел на невесту. Миг власти, миг силы миновал; теперь она выглядела обычной молодой женщиной - очень красивой и очень печальной.
        - Пойдем, - негромко проговорила Лара. - Есть время сражаться, есть время любить, и есть время встретить судьбу лицом к лицу. Океан широк, но не бесконечен, и на самом краю Океана ждут двое. Кому ты достанешься - Светлой или Темному? Вот вопрос, на который никто не может ответить, даже та птица, что летает выше остальных.
        Это, разумеется, была цитата из какой-то книги, что хранилась в ее Библиотеке - священном месте, которого Кайрен, бескрылый, не мог даже вообразить. Он взял ее за руку и повернулся, чтобы уйти, но внезапно, вопреки собственным желаниям, вновь взглянул на одноглазого моряка, своего ровесника.
        Ристо стоял, скрестив руки на груди. Что-то в его лице изменилось.
        - Мне проблемы с щупачами, конечно, без надобности, - проговорил он, явно размышляя вслух. - Но, возможно, я и впрямь слишком маленькая рыбка, чтобы меня заметили такие крупные птицы, как они?..
        Лара закрыла глаза. Кайрен перевел дух.
        - Это будет непросто, знаете ли. Челнок у меня маленький, троим и то тесновато, а пятеро… - Ристо покачал головой и вместо продолжения стал наблюдать, как уровень воды в доке наконец сравнялся с наружным, открылись воротца и фрегат, неистово работая плавниками, выплыл на волю. На его лице промелькнула нежная, почти отеческая улыбка. Он продолжил: - Что ж, если вы еще не передумали… Добро пожаловать на борт ~Шустрой~~!
        «…Ислучилась великая война между Кланами, катастрофа как для детей земли, так и для детей неба. Даже бескрылые, не обладающие особыми талантами, по природе своей сильные воины, а многие из тех, кому эти таланты все-таки достались, почти непобедимы. Всегда было известно, что такие кланы, как Орел, Цапля или Ястреб, способны на поле боя и за его пределами учинить великие разрушения, и они каждым своим поступком доказывали, что слухи не врут. Зато погибали редко, предоставляя эту участь нам, людям, которых они называют “детьми суши”…»
        Лара Соффио захлопнула книгу и вернула ее на полку.
        «Способны на поле боя и за его пределами учинить великие разрушения…»
        Последние шесть месяцев в ее памяти превратились в россыпь разноцветных стеклянных осколков - в остатки прекрасного витража - того самого, который Лара любила с детства. Он назывался «Роза Мира» и включал картины из разных эпох этого мира, а также некоторые сцены, имевшие отношение к Прародине; впрочем, даже Сариен Белая Сова, ее прабабушка, не могла с уверенностью сказать, можно ли им верить. Семь месяцев назад, во время ее помолвки с Кайреном, по всему залу плясали разноцветные блики, порожденные этим витражом в лучах солнца.
        «Роза Мира» разбилась первой, когда началась война. Прямо посреди собрания, которое в зале проводили старейшины, витраж взорвался - и неистовый дождь осколков обрушился на их головы. Сколько пролилось крови…
        Насколько знали Лара и Кайрен, их цитадель все еще держалась, хотя говорили, что многие защитники Совиного Гнезда мертвы. Мертвы как пыль посреди сухого лета. Лара попыталась вообразить, что происходит сейчас в том месте, которое было ей так хорошо известно, - в конце концов, она читала более чем о двух сотнях войн, малых и великих. Письма, хроники - и даже бухгалтерские книги, описывающие войну своим странным языком денег, языком цифр. Но эта новая война велась на языке, которого Лара не понимала, и никто пока что не написал о ней.
        И, наверное, не напишет.
        Книжная полка - самая необычная вещь, какую только можно обнаружить на челноке контрабандистов. Ларе попадались на глаза моряки, которые таскали за поясом «Заветы Эльги» и время от времени их читали, если нечем было заняться. Но целая полка? Очень странно. И еще более странными оказались книги как таковые, явно собранные не случайным образом, - «Искусство войны на море», «Осада Орлиного Гнезда», «Тактика»…
        Когда она рассказала об этом Кайрену, он лишь плечами пожал:
        - Как я и говорил, этот шкипер - самая чудн?я рыбешка в целом океане. Хорошо бы нам не пришлось пожалеть, что мы взошли на борт его корабля.
        Лара не помнила, что именно ее жених говорил о Ристо. Б?льшую часть времени она проводила, читая и перечитывая бесчисленные книги, хранившиеся Внутри, и они стали ее спасительницами в широком море скорби, которое они с Кайреном так отчаянно пытались пересечь. Лара втайне думала, что это море не имеет края, - но, впрочем, она всегда могла начать заново с той первой книги, которую взяла с полки в своей Внутренней библиотеке больше тридцати лет назад.
        Книги шкипера там тоже были - и она все читала, - но оказалось приятно держать их в руках, листать, чувствовать шероховатости на переплете. Ристо явно берег их от влаги, плесени и прочих опасностей морской жизни. Он их любил так же сильно, как она, - это было совиным качеством. Лара улыбнулась против собственной воли и, мгновение поколебавшись, взяла с полки томик, от которого по спине пробежали мурашки.
        «Соль и пепел» - та самая книга, которую она цитировала в Огами, возле дока.
        Маленькая и потрепанная, даже слегка обгорелая по краям - словно случайно уцелела во время большого пожара. Но бумага была хорошего качества, и текст - не рукописный, а отпечатанный на краффтеровской машине, так что ущерб оказался не очень серьезным - бери и читай. Никто не знал, кто автор этого памфлета, открыто нацеленного против Цапли-над-цаплями - Птичьего владыки, капитана-императора Аматейна; по слухам, крамольный текст написал какой-то младший феникс, возможно бескрылый, достаточно незначительный, чтобы избежать внимания цепных акул, и достаточно умный и образованный, чтобы избрать столь изысканный способ мести за свой уничтоженный клан. Книга быстро сделалась популярной: цитаты из нее передавались из уст в уста. Вероятно, автор оставался неизвестным по той простой причине, что кончил так же, как и б?льшая часть экземпляров книги, - в костре на площади. Лишь немногие фениксы не боялись огня, да и тем не удалось скрыться от гнева его величества.
        Лара открыла книгу наугад.
        «Богатство не имеет значения, сила не имеет значения, власть не имеет значения. Знай, что важны лишь соль и пепел, только и всего. Соль в крови и соль в слезах, а в самом конце - пепел. Насколько широк размах твоих крыльев? Как высоко ты летаешь? Как долго живешь? Все это не имеет значения, ибо соль горька, а те, кто летает, кровью истекают так же, как те, кто ходит по земле».
        Каюта шкипера теперь принадлежала ей. Несомненно, Ристо весьма сердился на самого себя из-за того, что поддался сочувствию и взял их на борт. Тем не менее он с веселым удивлением отметил, что Кайрен не присоединился к ней в каюте, и пришлось объяснять, что они еще не муж и жена. Его товарищи-моряки явно сгорали от любопытства, но вопросов не задавали.
        Их было двое. Первый, Унаги, выглядывал из люка, когда они повстречали Ристо в сухом доке. Он был на год или два старше шкипера, но относился к нему покровительственно, словно к очень юному и непутевому брату. Вообще-то оба моряка казались старшими братьями этого одноглазого нахала, но Велин-целитель был на самом деле гораздо старше - лет тридцати пяти или, может, сорока. Такой возраст Лара могла воспринимать лишь умозрительно, и целитель парадоксальным образом казался ей больным.
        И еще, разумеется, был сам корабль - «Шустрая», одномачтовый челнок с разноцветными глазами: левый - зеленый, а правый - синий. Слегка непривычно, однако Лара повидала немало фрегатов и читала о множестве других живых кораблей. Она знала, что фрегат Золотого Императора, «Золотая бабочка», получил имя благодаря отблеску на парусах. Она знала, что некоторые фрегаты светятся, а некоторые поют. Знала, что фрегаты клана Буревестника умеют предсказывать шторм.
        Ребенком она засып?ла вопросами гостивших у отца навигаторов. Ее интересовало все. Как рождаются фрегаты? Похоже, это было никому не известно. Они просто появлялись из океанских глубин и туда же уходили, заканчивая свой жизненный путь. Чем отличаются корабли-самки от кораблей-самцов? По малолетству она не понимала, до чего это неудобный вопрос и почему он заставляет моряков смеяться, а лорда Сову - хмурить брови в притворном гневе. Лишь научившись забираться по лесенке на более высокие уровни Внутренней библиотеки, Лара узнала, в чем дело. Различия между фрегатами, связанными с женщинами и мужчинами, и впрямь существовали, однако не были заметны внешне и никто не мог точно сказать, в чем именно они заключаются.
        «Шустрая» отнеслась к ее присутствию на борту спокойнее, чем рассчитывала команда. Прочитать истинные эмоции шкипера по его лицу мешала повязка, а физиономия Унаги была совершенно непроницаемой, но зато Велин не скрывал своих чувств. Они боялись, что случится… что-то. Лара знала правила - на малых кораблях с навигаторами-мужчинами не привечают женщин: их присутствие влечет за собой опасность столь же малопонятную, как различия между самцами и самками фрегатов. И поэтому, когда Велин вздохнул с облегчением, Ристо изобразил подобие улыбки, а Унаги хмыкнул, она сказала себе, что все будет хорошо.
        Но ошибалась.
        «Шустрая» летела вперед и вперед, быстрая как рыба-белка, быстрая как ветер, быстрая как мысль. От водяных брызг платье Лары промокло - последнее оставшееся у нее платье, простое, но красивое, - но ей было наплевать. На миг она почувствовала себя почти счастливой, словно ничего не случилось, и окно-роза все еще цело, и никому не пришлось вытаскивать из ран осколки. Она посреди океана, она свободна. Она… сама по себе?
        Вот уж нет.
        - Если позволите, я бы напомнил, что ветер холодный и в мокром платье вы замерзнете быстрее, чем можно предположить, - проговорил Велин, приблизившись. - Нам предстоит еще несколько дней пути, и мне не хотелось бы…
        Он замолчал, как будто смутившись.
        - Я не заболею, - сказала Лара, понимая, что ей пытаются сообщить. «Не простужайтесь, иначе мне придется открыть ваш разум и прочитать его как книгу, без уважения к секретам». - А если и заболею, то не тяжело. Не думаю, что мне понадобятся услуги целителя.
        Он благодарно кивнул.
        - Кстати, - продолжила Лара, - если не возражаете, я задам один вопрос. Вы целитель, а целители читают людей почти как чайки-чтецы - те, кого вы чаще называете щупачами. Таким, как вы, хорошо платят, и найти достойную работу им не трудно. Почему же…
        Она поколебалась, и Велин тихонько рассмеялся:
        - Кажется, моя очередь заканчивать фразу. Что ж, все очень просто: шкипер - мой друг. Унаги - тоже мой друг, но шкипер… я однажды спас ему жизнь. Я это делал несколько раз, но в ту нашу первую встречу между нами что-то возникло - какая-то связь. Так бывает. Можно сказать, он мне как брат. И я его не брошу ради денег или лучшей жизни.
        - Извините, если я вас обидела.
        - Я ничуть не обиделся! - Велин продолжал добродушно улыбаться. - Я отлично понимаю, как глупо это с вашей точки зрения. Но… так уж вышло. Мы в одной команде. Такими вещами не пренебрегают.
        Для Лары это были просто слова, и она кивнула, понимая, что целитель больше ничего не сможет объяснить. Посмотрела в сторону кормы - там Унаги и Ристо играли в игру, напоминавшую знакомые ей шахматы. У носа лодки сидел Кайрен и медитировал с закрытыми глазами или просто притворялся, что медитирует. Ведь у него не было своей Внутренней библиотеки.
        «Мы в одной команде…»
        Это ведь просто фигура речи, верно?
        - Велин, на западном горизонте что-нибудь видно? - спросил Ристо, не поднимая головы от игровой доски. - Не хочу отвлекаться, иначе Унаги сожрет моего «шарката».
        Лара расслышала в его голосе тревожные нотки. Велин их тоже заметил - или, может быть, шкипер передал ему совсем другой мысленный приказ? - и, нахмурившись, подошел ближе к фальшборту, прикрыл глаза ладонью от солнца. Лара ничего не видела - лишь море и редкие облака в небе, но миг спустя движения целителя сделались напряженными, сигнализируя о беспокойстве с настойчивостью маяка перед началом шторма.
        - В чем дело? - спросила она тем голосом, каким магусы обычно разговаривают с детьми суши.
        Велин поколебался.
        - Понимаете, «Шустрая» - особенный фрегат. Она… склонна шутить, и время от времени шутки у нее коварные. Но неопасные! Просто досадные. Она как ребенок.
        - Балованный ребенок, - уточнил Ристо.
        - А кто ее разбаловал? - парировал Велин. Это было похоже на напоминание о каком-то событии, известном троим членам команды, потому что Ристо и Унаги ухмыльнулись, но сам целитель остался серьезным. Он повернулся к шкиперу, помрачнев. - Ристо, по-моему, на этот раз она не валяет дурака. Возможно, кто-то и впрямь преследует нас.
        Лара почувствовала озноб.
        Шкипер вскочил и подошел к фальшборту так, что его слепой глаз оказался со стороны Лары, и ее в очередной раз передернуло. Она ощутила вспышку гнева. Да кто он такой, чтобы выводить ее из себя, нарочно демонстрируя свое увечье? Но это чувство было мимолетным: у нее появилась более важная проблема. Почему они так уверены, что загадочный невидимый фрегат на горизонте преследует «Шуструю»? Океан ведь так широк…
        - Что она тебе сообщает? - спросил Велин.
        Лара не поняла вопроса, но потом Ристо заговорил, тихо и хрипло:
        - Фрегат-ловец, идет под всеми парусами. Голодный и злой на своего навигатора, потому что тот гонит его без жалости. Настойчивый. И движется в точности тем же курсом, что и мы.
        - Откуда вы все это знаете? - против собственной воли спросила Лара. Ристо повернулся к ней, а потом бросил взгляд на подошедшего к ним Кайрена. - Как вы могли все это узнать? Или это представление для того, чтобы выбить из нас побольше денег? Вы не…
        - Я не из таких, - перебил шкипер. - И давайте не будем ходить вокруг да около: вы понимаете не хуже меня - это за вами погоня, а не за ~Шустрой~.
        - Как ты себе… - начал Кайрен, но Ристо опять позволил себе перебить магуса.
        - Я на этом корабле навигатор, а не мертвый груз, и знаю все, что должен знать. Пусть иной раз до меня долго доходит. Я сразу понял, что вы опальные небожители, но теперь думаю, что упустил пару важных деталей. Итак. К какой же из обреченных семей вы принадлежите? Ласточки? Пересмешники? Белокрылые голубки? Или… хм…
        - Совы, - сказала Лара, заслужив сердитый взгляд Кайрена. - Мы совы.
        Велин охнул. Лицо Унаги осталось бесстрастным. Ристо прищурил единственный глаз:
        - А в чем ваш второй секрет?
        Лара вздохнула:
        - Мы единственные, кому удалось сбежать из Совиного Гнезда несколько месяцев назад. Если цепные акулы его величества поймают меня, он прекратит осаду и уничтожит крепость. Я нужна ему, чтобы покончить с кланом бунтовщиков.
        - Но почему? - с безграничным изумлением спросил Велин.
        - Дело не в ней как таковой, - мягко проговорил Ристо, глядя на Лару единственным глазом. Выражение лица у него сделалось странное… такое же, как в прошлый раз, в доках. - Дело в ее особенной драгоценной памяти. Перед вами, друзья мои, принцесса-сова собственной персоной.
        Лара надеялась, что «Шустрая» докажет, что свое имя получила не зря, и оторвется от фрегата-преследователя. Но, судя по всему, маленький челнок не мог соревноваться с кораблем-ловцом, рожденным для того, чтобы практически летать над волнами, и расстояние между ними неуклонно сокращалось. На борту никто друг с другом не разговаривал, и все выглядело так, словно никакие отчаянные усилия Ристо не позволят им сбежать от погони. Это продолжалось два или три часа, а потом ветер вдруг переменился. Заметно ослабел.
        И стих совсем.
        Оба фрегата остановились посреди темно-синего зеркала океана, словно два листка, унесенных ветром. Под водой прятались большие плавники, которые позволяли им двигаться при полном безветрии, но из книг Лара знала, что это слишком утомительно как для самих кораблей, так и для их навигаторов. Она не сочла это удачным стечением обстоятельств - в конце концов, штиль не длится вечно, - однако Велин вдруг устремил на шкипера многозначительный взгляд.
        - Нет, - резко сказал тот. - И речи быть не может.
        - Почему? - искренне изумился целитель. - Ты предпочитаешь иметь дело… с этими?
        - Ничего плохого они нам не сделают, - ответил Ристо так неуверенно, что вспыхнувшее было беспокойство Лары тотчас угасло. - Мы для них слишком маленькие рыбки. И всегда можно сказать, что… - Он замялся, подыскивая слова.
        - У них на борту щупачи, я уверен, - сказал Велин, посуровев. - Если она и впрямь принцесса-сова, в которой так отчаянно нуждается сам капитан-император, неужели ты думаешь, будто нам уготовят иную участь, кроме как прямым курсом на Крабьи луга? Да ладно. Я слишком хорошо тебя знаю. Ты кто угодно - только не дурак.
        Ристо нахмурился:
        - Ну-ну, ты хочешь, чтобы она спела, я понял. А если произойдет… кое-что?
        Велин вздрогнул, а Унаги что-то невнятно пробормотал себе под нос.
        - Не произойдет, - проговорил целитель, явно собрав уверенность по крупицам. - А если произойдет, то лишь потому, что ты ей не доверяешь.
        - О, убедил и успокоил. Спасибо, друг мой дорогой.
        - Что происходит? - хмуро спросил Кайрен. - Я больше не в силах это терпеть.
        Ристо посмотрел на него, прищурив единственный глаз, но ничего не сказал. Махнул Унаги, и широкоплечий моряк исчез в трюме. Сам шкипер отправился на нос лодки и там замер. Велин ободряюще улыбнулся:
        - Все будет в порядке. Не надо переживать.
        - Я требую… - начал Кайрен и осекся, болезненно морщась - нелепость заявлений такого рода была очевидной. - Что вы собираетесь делать? Ну хоть полслова выделите нам, дражайший целитель.
        - Проще показать! - ответил Велин и внезапно перешел на просторечный говор рыбаков и морских фермеров: - Вы только погодьте!
        Появился Унаги, и они вдвоем предались занятиям, которые казались Кайрену и Ларе бессмысленными, если не безумными. Достали из трюма с дюжину веревок и прикрепили по обоим бортам суденышка, бросив свободные концы в воду. К ним были привязаны какие-то палки. Возможно, в книгах из Внутренней библиотеки Лары содержалось описание этого странного действа - ритуала? - но что-то подсказало ей, чтобы она не отвлекалась. Лара взяла Кайрена за руку. Он улыбнулся, приятно удивленный этим жестом.
        Все это время Ристо стоял не шевелясь, и лишь когда Велин бросил за борт последний конец, он встряхнулся и на губах его заиграла коварная улыбка.
        - Итак, - провозгласил он, - кто хочет услышать, как корабль поет?
        Сперва раздался свист, такой тонкий, что быстро вышел за границы слышимости. Потом плеск. Лара ринулась к фальшборту и увидела, что под водой «Шуструю» окружают какие-то серые и гладкие создания. Они подбирались все ближе и ближе, высовывая над гладью океана улыбчивые морды, а потом начали брать привязанные к веревкам палки в свои челюсти - и…
        Фрегат вздрогнул - раз, другой. Сдвинулся с места.
        И быстро стал набирать скорость.
        - Держитесь! - крикнул Велин. Лара схватилась за фальшборт. Внезапно «Шустрая» полетела вперед проворнее, чем под собственными парусами, которые теперь были сложены, и по ее огромному телу время от времени пробегали странные судороги - Лара ощущала их через фальшборт и даже через подошвы собственных туфель. Она вспомнила про «кое-что», вызывавшее у моряков беспокойство и страх. О чем они говорили? Ей и впрямь не стоит бояться?
        А вдруг фрегат, от которого они оторвались, был не самым страшным, что могло с нею случиться?..
        - Осторожнее, - сказал Велин, подобравшись ближе к ней и Кайрену. - Если упадете за борт, мы не сумеем остановиться и помочь вам выбраться из воды. Дельфы очарованы песней. Они только и знают, что двигаться вперед.
        - О, так это… - Лара ошеломленно покачала головой. - Шкипер ведь сказал, что она будет петь. Так фрегаты песней не только рыбу приманивают, чтобы питаться?
        - «Шустрая» - не только, - сказал Велин. - Про других ничего не знаю.
        - А как насчет «кое-чего», что бы ни имелось в виду?
        Он успокаивающе улыбнулся:
        - Не переживайте, госпожа. Как я уже сказал, все будет хорошо.
        Существа, которых Велин назвал дельфами, несли их много часов. Солнце наполовину опустилось за горизонт, когда дельфы побросали веревки и - некоторые напоследок выпрыгнули из воды и кувыркнулись в прохладном вечернем воздухе - исчезли в морских глубинах. Не было никаких признаков «кое-чего», равно как и преследующего их фрегата, так что Лара наконец-то успокоилась. Отправилась в каюту, съела немного черствого хлеба и сушеного мяса из своих дорожных запасов, а потом легла на койку шкипера и задремала.
        Ночью Кайрен разбудил ее. Голос у него был встревоженный, руки слегка тряслись. Палуба опять содрогалась - весь корабль дрожал словно в лихорадке, - и Лара тотчас же поняла, что вот-вот случится нечто ужасное, если уже не случилось.
        «Шустрая» была испугана до полусмерти.
        - Этот тупица-капитан со своим тупым фрегатом занесли нас в гнездо мурен, - громким шепотом проговорил Кайрен. - Сейчас они спят. Но если хоть одна из них проснется, задетая корпусом этой дрянной лодки, они нас на части разорвут. Ты только не беспокойся. Если какая-то тварь сюда прорвется - я буду с нею сражаться за двоих.
        Теперь она увидела в руках у Кайрена топор. Ее жених умел обращаться с оружием, хотя и не так хорошо, как иные небожители, - совы, по большому счету, были слабейшими среди магусов, потому что их особый талант имел нематериальную природу. Вороны, которые принципиально не брали в руки оружия, были даже опаснее скоп с их колючими кулаками или могучих орлов, поскольку умели убивать одним прикосновением. А цапли, включая самого капитана-императора, могли убить словом и даже мыслью. С совами все обстояло иначе, хотя Кайрен все-таки был сильнее среднего человека.
        Как и сама Лара.
        - Найди мне еще один топор, - потребовала она, вскакивая с койки. - Или какое-нибудь другое оружие. Я иду с тобой наверх.
        И она выбежала из маленькой каюты, не дав ему и шанса возразить.
        Наверху было темно. Наверху было холодно. Корабельные фонари едва просматривались в клубящемся тумане, и ей понадобилось некоторое время, чтобы различить троих моряков - Велин и Унаги находились на корме, а Ристо держался ближе к носу, - вооруженных топорами и, в случае шкипера, саблей.
        - Ступайте вниз, - сказал он, не оборачиваясь. - Мы справимся сами.
        Голос его звучал напряженно, но без страха. Лара выдохнула. Она многое знала о муренах - по крайней мере больше, чем о дельфах, - потому что вокруг ее родных островов они водились в избытке. Эти твари внушали страх и вполне заслужили свою репутацию, но в это время года чаще всего были сонными и вялыми. Чтобы пробудить их ото сна, требовалось нечто большее, чем проплывающая мимо лодка. В особенности маленькая и… шустрая.
        Но если они на самом деле проснутся, никакие топоры не помогут.
        Двигаясь очень осторожно и медленно, Лара подошла к фальшборту и посмотрела вниз. Воды она не увидела - только клубящийся туман и витки тел морских змей: треугольные головы со слишком длинными зубами, которые торчали наружу из сомкнутых пастей, закрытые глаза - лишь кое-где проглядывали мерцающие щелочки болезненно-желтого цвета, - и чешую, и слизь… У Лары перехватило дыхание. «Помоги нам, Матерь Сова, - безмолвно взмолилась она. - Помоги нам, Пресветлая. Клянусь, я отплачу за услугу - я помогу кому-то другому. Вы обе знаете, что я послушная дочь».
        Казалось, что это прохождение через спутанный клубок смертельно опасных существ никогда не закончится. Лара не слышала ничего, кроме собственного колотящегося сердца - биение было ровным, но куда более быстрым, чем обычно. Время от времени ей казалось, что она чувствует на себе чей-то взгляд - не Кайрена, Ристо или двух других моряков, но ~чей-то~ еще. Скорее всего - самого фрегата. Лара нашла в себе силы мысленно заверить живой корабль, что все будет в порядке, но заговорить вслух не осмелилась. А потом поняла, что «Шустрая» не может читать ее мысли - ведь она не член команды.
        И все равно она подумала: «Я здесь, я с тобой. И останусь до конца».
        Спустя вечность внизу мелькнула чистая вода, и Ларе показалось, что они выбрались из смертельно опасной ловушки. Ристо, как будто прочитав ее мысли, громко прошептал:
        - Это еще не все…
        И тут что-то с глухим звуком ударилось о корпус фрегата. Огромная клиновидная голова взмыла со стороны правого борта, где стояла Лара. Мурена была темно-синей или темно-зеленой, так что в ночном тумане выглядела почти черной: ее глаза светились точно две жаровни, и она зашипела на «Шуструю» и Лару, оказавшуюся ближе всех, оскалив длинные зубы. На один ужасный миг Лара поверила, что осталась с этой тварью один на один. Кто-то ее оттолкнул - сверкнула сталь. Лара зажмурилась. Как она могла вообще подумать о том, чтобы взять в руки топор, защищая себя и остальных? Ей только в Библиотеке и сидеть, ибо мир бесконечных морей, живых фрегатов и монстров принадлежит тем, у кого сильные крылья. Или тем, кто справляется вовсе без таковых.
        Мурена издала громкий визгливый вопль. Это было плохо, очень плохо - она наверняка разбудила остальных в гнезде. Но что-то зашуршало над головой Лары: она открыла глаза и увидела, как паруса на плавнике-мачте разворачиваются целиком и ветер наполняет их до краев, как вино наполняет чашу. «Шустрая» ринулась вперед быстрей стрелы. Раздались новые вопли, посреди темной воды промелькнули извивающиеся тела. «Мы не успеем», - поняла Лара. Ее страх исчез - бессмысленно бояться неизбежного. Она выпрямилась, расправила плечи. Рядом с нею был Кайрен, а трое моряков у кормы ждали, когда мурены догонят «Шуструю». Вот и конец долгого пути…
        Прямо по курсу мелькнул свет.
        «Что это?..»
        Это был фрегат.
        Это был самый странный фрегат из всех, какие Лара видела воочию или о каких читала в книгах. Прежде всего, он оказался белого цвета. Не цвета снега или цветка лилии. Цвета глаз слепца, цвета пепла на погасших углях. И еще он был огромным. Самые большие живые фрегаты Лара видела в Ламаре, где имелся достаточно просторный порт: четырехмачтовые громадины, посреди которых «Шустрая» выглядела бы котенком посреди стаи волкодавов. А этот… этот на их фоне казался жеребцом-тяжеловозом. У него было не то шесть, не то семь мачт - Лара не смогла их сосчитать из-за спутанных снастей и рваных парусов, большей частью безвольно обвисших. Как же тогда он двигался? Неужели его глаза, тошнотворные как скисшее молоко, что-то видели?
        И кто был его навигатором?..
        Лара наконец-то поняла, что этот фрегат ей все-таки известен - по книгам, разумеется. Ее удостоил визитом призрак из немыслимо далекого прошлого, одна из самых странных загадок бескрайнего океана. Люди рассказывали байки об этом корабле, намекая, что им управляет сам Великий Шторм. Лара почти поверила, но потом нашла в себе силы заглянуть в слепые глаза странного и на удивление материального видения: не было в них ни ненависти, ни коварства, присущих повелителю морских бурь - одна лишь безграничная печаль.
        - Белый Фрегат… - потрясенно проговорил Кайрен. - Я и не думал, что увижу его собственными глазами…
        - В море и не такое случается, - сказал Велин с намеком на бахвальство, и Унаги утвердительно хмыкнул. Оба заметно расслабились и теперь стояли рядом с Ларой - там, откуда было проще увидеть огромный белый корабль, исчезающий в тумане справа по борту. Вопли мурен стихли, сами они скрылись из вида. Море успокоилось, и туман начал рассеиваться, словно уходя вслед за Белым Фрегатом. В чистом небе звезды светили весело, как будто ничего особенного не произошло.
        - Чудом уцелели, - сказал Кайрен и нервно рассмеялся. Велин кивнул и мгновенно помрачнел. Он повернулся к Ристо, который тихо стоял у кормы, держа в руке саблю.
        - Что? - резко спросил целитель.
        Когда шкипер не ответил, Велин и Унаги бросились к нему - но он вскинул руку, и они замерли как вкопанные.
        - Ни шагу, - хрипло проговорил Ристо. Он вдруг глухо застонал и согнулся пополам, рухнул на колени, выронив оружие. В свете корабельных фонарей Лара увидела, что его лицо сделалось белым, в цвет призрачного фрегата, который они только что повстречали. Он оскалил зубы от мучительной боли, и его единственный глаз широко распахнулся от ужаса.
        - Ты ранен? - спросил Велин. - Мурены, они… «Шустрая» ранена?
        - Зря надеешься, - простонал Ристо. - Ты знаешь, в чем дело.
        - Да в чем же?! - вскричала Лара.
        Велин повернулся к ней, не пряча смятения:
        - «Шустрая» хочет расти, стать большой. Ристо не согласен. Она вот уже некоторое время вела себя смирно, без фокусов, но мы знали, что она ждет… и теперь, из-за мурен и всего остального, он ослабил контроль. Она растет.
        - И это всё? Почему вы так испугались?
        На этот раз ответил Ристо.
        - Потому что, - прохрипел он, - ей надо набрать вес, а мы для нее всего лишь… сырье. - Он помолчал и прибавил с кривой ухмылкой: - Точнее, пища.
        Наверное, следовало бы прыгнуть за борт, но всех парализовал страх. Велин и Унаги бросились к Ристо - хоть он и запрещал им двигаться, - и это было последнее, что Лара увидела перед тем, как раздался страшный неописуемый звук, от которого заныли кости и зубы и что-то едва не лопнуло внутри черепа. Он сводил с ума, и Лара, зажмурившись и рухнув на колени, зажала уши ладонями, тщетно пытаясь защититься от него. Но он шел со всех сторон, и сам воздух вибрировал от него. Прошла целая вечность, прежде чем снова наступила тишина.
        Она оказалась недолгой. Раздался громкий хруст и скрежет, и, хотя Лара стояла на коленях, ей показалось, что палуба уходит из-под ног. Сначала доски сделались мягкими, как рыхлая земля, и податливыми, как поверхность болота. Лара не могла открыть глаза, не могла пошевелиться. Она не чувствовала боли, но испытывала странное ощущение - словно что-то дергало ее сознание, какой-то вопрос на языке, которого она не понимала и поэтому была не в силах ответить, хотя каким-то образом знала, что ответ важен, что от него зависит чья-то жизнь. Силу - существо, задававшее этот вопрос, - разочаровала ее непонятливость.
        Потом над нею раздался шорох, и ~кто-то~ вздохнул с облегчением.
        «Кое-что» случилось.
        Она сделалась… большой.
        Может, в два раза крупней, чем раньше: с одной высокой мачтой и зачатками еще двух, вровень с макушкой Лары, с парусами, до сих пор свернутыми в плотный кокон, покрытый чем-то вроде жира. Главная мачта с виду не очень-то впечатляла, но было понятно, что трансформация не завершена, и мысленным взором Лара видела, какой высокой она должна стать. Гораздо выше, чем теперь.
        Она была неполна.
        Палуба оказалась твердой только там, где стояли люди, но через пару локтей от них начинались дыры или пятна из прозрачной и хрупкой пленки либо материала, похожего на паутину и явно не способного вынести чей-то вес. Но сам корпус был крепким, потому что они не шли ко дну. По крайней мере пока не шли.
        Паруса на главной мачте были зеленого цвета.
        Лара видела немало фрегатов с цветными парусами. Впрочем, нет: на самом деле они просто отсвечивали розовым, желтым, синим; их испещряли пятна и полосы, видимые под определенным углом. Но эти - эти оказались изумрудно-зелеными. Они почти сияли в свете раннего утра, полоскались на ветру, и Лара вдруг поняла, что вот-вот расплачется от счастья.
        - Кто-то~ расхохотался на два голоса.
        Лара перевела взгляд в сторону и увидела Ристо - шкипер смеялся слегка истерично, спрятав лицо в ладонях, и спина его содрогалась. Его одежда выглядела еще более потрепанной, чем раньше, но и платье Лары обзавелось дырами на подоле, как будто его разъела кислота или изжевало какое-то животное, а на руках и ногах появились ссадины и легкие ожоги.
        Ристо отнял руки от лица, и его повязка упала на палубу. Лара ахнула от неожиданности. Шкипер на самом деле вовсе не был одноглазым: его правый глаз был синим, а вот левый - тот, который до сих пор скрывала повязка, - оказался зеленым. Зеленым, как паруса его фрегата. Лара внезапно вспомнила, что и у «Шустрой» глаза разного цвета.
        И зачем только он носил повязку на здоровом глазу?..
        - Мы живы, - прошептал рядом с ней Кайрен.
        Лара протянула ему руку; оба поднялись, внимательно следя, чтобы не наступить на ту часть палубы, которая провалилась бы под ними. Это оказалось непросто. Велин и Унаги, соблюдая те же предосторожности, пытались понять, что именно изменилось в их корабле. Ристо был единственным, кто не двигался, - с безмерно усталым видом он сидел на прежнем месте, выпрямив спину и скрестив ноги. Неподалеку валялась сабля, которую он уронил, когда все началось.
        - Я бы посоветовал вам пока что воздержаться от прогулок, - сказал он, прищурив странные глаза и глядя прямо на Лару.
        Теперь, когда больше не нужно было бороться с присущим всем небожителям отвращением к уродству, она вдруг поняла, что для жителя суши Ристо весьма хорош собой. В чертах его лица проскальзывало нечто благородное - сильная челюсть, четко очерченные губы, прямой нос и эти глаза… Ристо усмехнулся, отлично понимая, о чем она думает, и Лара покраснела.
        - Она еще не закончила, - продолжил он. - Она теперь песней призовет всю рыбу на двадцать миль в округе прямиком к себе в пасть. Надеюсь, ей не попадется какая-нибудь тварь, слишком большая, чтобы проглотить. Надо подождать… хм… четыре часа, пять? Ну, по крайней мере, она достаточно счастлива, чтобы не сожрать кого-то из нас.
        И они стали ждать.
        Лара о многом хотела спросить, но моряки были явно не расположены беседовать, сердились на своенравный фрегат, и если хотели что-то сказать, то делали это беззвучно. Потому она закрыла глаза и удалилась во Внутреннюю библиотеку, ощутив легкие угрызения совести из-за того, что оставляет Кайрена в одиночестве. Однако недавние события слишком выбили ее из колеи, чтобы оставаться целиком и полностью в наружном мире. Она блуждала по комнатам Библиотеки довольно долго, время от времени беря с полок то одну, то другую книгу. Прочитала о призрачном корабле, Белом Фрегате, но не узнала ничего интересного - ей и так было известно, что это создание появилось где-то во время Потерянной эпохи, стертой из памяти Сов.
        Прочитала о фрегатах.
        О муренах и дельфах.
        А потом взяла с полки томик под названием «Соль и пепел» и начала его перечитывать.
        «Соль горька, и пепел горек. Вот идешь ты по тонкой линии меж сушей и морем, и ноги твои остаются сухими. Ты улыбаешься, ты поешь; ты забываешь, что ждет тебя в конце пути.
        А стоило бы помнить».
        - Лара! Лара, проснись!
        Это был не сон, а повторение того, что уже случилось перед рассветом. Теперь у них над головой сияло полуденное солнце, но в остальном все осталось без изменений. Лара была далеко от дома. На борту фрегата. И Кайрен пытался ее разбудить - вывести из библиотечного транса, - потому что приближался монстр.
        Опять.
        Придя в себя, Лара немедленно осознала, что на этот раз им не спастись. Оставалось лишь гадать, как именно фрегат-ловец умудрился разыскать свою жертву в бескрайнем океане. Так или иначе, их настигали, и это вовсе не удивляло: «Шустрая» болталась на волнах, будто пустая ореховая скорлупа. Парус на главной мачте она порвала, попытавшись поймать ветер, и Лара заметила, как Ристо при этом скривился. Не от гнева - от боли. И выглядел он таким сбитым с толку, что Лара и Кайрен поняли без лишних слов: ни дельфов, ни других трюков не будет.
        В конце концов ловец подошел вплотную к «Шустрой», выставил абордажные крючья и прицепился к челноку, который не был больше челноком.
        К ним на борт перешли трое.
        Три небожителя, незнакомых Ларе и Кайрену. Один - явно скопа, с шипастыми кулаками и игольчатыми выступами на лице и шее, составлявшими видимую часть его боевого облика. Клановая принадлежность другого угадывалась без труда: на его надменном лице, на его длинном темном одеянии словно было написано красным: «Чайка». Или щупач - так называли его сородичей, способных читать мысли. А вот третий мог быть из любого семейства с даром, не имевшим внешних признаков. Быстрый ястреб, могучий орел - самый надежный союзник капитана-императора, - или представитель какого-то из менее значимых кланов, служивших цаплям верой и правдой.
        - День добрый, госпожа Великая Сова, - сказал этот третий с любезной улыбкой и поклонился. Двое других последовали его примеру, хоть и едва заметно поколебались. - Я так рад, что нам наконец-то удалось встретиться.
        - Не могу ответить тем же, - холодно ответила Лара. - Что вам нужно?
        - Разве это не очевидно? - спросил магус, чье лицо сохраняло любезное выражение, несмотря на ее прямолинейность на грани грубости. - Мы хотим сопроводить вас в Облачный город, госпожа Великая Сова. Его величество желает с вами познакомиться, и он с радостью предоставит вам подходящее жилище до той поры, пока Совиное Гнездо не отремонтируют… или, если точнее, не отстроят заново. Ибо я сомневаюсь, что от ремонта будет хоть какой-то прок.
        Лишь теперь Лара осознала, как он к ней обратился - дважды!
        «Госпожа Великая Сова».
        Кайрен рядом с нею тихонько охнул.
        Лара уставилась на магуса, чей клан оставался неизвестным, как и имя.
        Вид у него был крайне самодовольный и уверенный. То, как он с нею разговаривал, не уделяя внимания ее спутнику и морякам, раздражало Лару так сильно, что ей с трудом удалось сосредоточиться на главном. Он обращался к ней как к главе клана, намекая, что Совиное Гнездо пало и б?льшая часть ее родных мертва… все, кто старше ее, мертвы. По крайней мере, из главной родовой ветви, полноправных Библиотекарей, они точно никого не оставили. Зачем капитану-императору прошлое, которое нельзя переписать по своему желанию? А вот бескрылых, вроде Кайрена, могли и пощадить.
        Или нет. Они ведь, в конце концов, тоже отказались признавать власть Цапли.
        На краткий миг самодовольная улыбка исчезла с лица безымянного магуса.
        - Лжешь, - сказала Лара. - Они не умерли.
        - А в чем разница, девочка моя? - вступил в разговор щупач, изогнув бровь. Лара почувствовала, что он очень стар. С возрастом у крылатых небожителей были сложные отношения: они не менялись с течением времени и обычно выглядели молодыми и красивыми до самой смерти. Но от старых магусов веяло холодом, и именно холод она ощутила теперь. - Даже если кто-то выжил - я сомневаюсь, что это возможно, однако давай притворимся ради продолжения беседы, - что это меняет? Перечислим факты - безусловные факты, весомые факты, с которыми поспорит лишь безумец или дурак. Ты наследница лорда Совы и владеешь полной и почти безупречной Внутренней библиотекой, и сейчас ты можешь лишь отправиться вместе с нами, потому что бойцы из сов никудышные. - Щупач одарил ее кривой ухмылкой. - Кроме того, ты напугана. Ты так напугана, моя бедная маленькая птичка…
        - Предлагаю продолжить беседу на борту нашего фрегата, - нетерпеливо перебил первый магус. - Слова «н е п о к о р н о с т ь» больше нет в вашем словаре, моя дорогая.
        Слова… какого еще слова?
        Лара растерянно моргнула. Он что-то сказал, он обратился к ней - в этом не было никаких сомнений, но смысл сказанного мгновенно покинул ее разум. Будто зачарованная, она шагнула вперед. Где-то на заднем плане внутренний голос бесстрастно отметил: о, капитан-император счел тебя достаточно важной персоной, чтобы отправить за тобой своего родственника, ну надо же…
        Еще шаг.
        Как все просто, как легко: можно больше не бежать. Отныне она ни в чем не будет нуждаться, получит в свое распоряжение все блага, какие только можно себе представить, потому что щупач, разумеется, прав: совы не умеют сражаться. Совы мирные, спокойные книжники, добродушные, но необщительные, предпочитающие общество себе подобных. Наверное, это их и погубило… в числе прочих причин. Не сумели вовремя обзавестись друзьями. Слишком увязли в прошлом и недооценили то, как быстро менялось настоящее.
        И опять она шагнула вперед, а потом мир погрузился в хаос.
        В третий раз за одни сутки.
        Щупач зашипел. Кайрен прыгнул вперед, вопя и размахивая саблей Ристо, которая невесть как оказалась у него в руке. Цапля выругался и отшатнулся.
        «Ах, - пронеслось в голове у Лары, - вы ведь ненамного сильнее сов, когда вас никто не слушает».
        Скопа ударил шипастым кулаком - и полетели брызги чьей-то крови.
        А потом…
        Потом три ее врага стали пламенем.
        Они не загорелись, словно облитые звездным огнем. Они целиком превратились в пламя и исчезли в один миг - в одной вспышке. Ничего от них не осталось - ни единой частицы пепла.
        Лара ощутила почти необоримое желание распахнуть двери в свою Внутреннюю библиотеку и запереться там, она даже услышала знакомый скрип несмазанных петель - но потом сжала кулаки так, что ногти вонзились в ладони. «Позже». И она повернулась, избавившись от невидимого поводка, и забытое слово вернулось в ее память, в ее разум.
        «Непокорность».
        Кайрен лежал на палубе, под ним ширилось темное пятно. Кровь мгновенно впитывали «доски» - на самом деле плоть живого фрегата, - но крови было слишком много, и слишком много боли. Велин упал на колени рядом с ним, простер руки над раной, но Лара прочитала много книг и знала: даже у чудесных целительских способностей есть предел. Даже Пресветлая Эльга не спасла бы обреченного.
        Чуть позади от нее стоял шкипер. Рука его все еще была поднята, а разноцветные глаза сияли жутким огнем, какого Лара никогда не видела и даже не думала, что увидит. Она не хотела увидеть такое снова.
        «Позже!»
        Она рухнула на палубу рядом со своим женихом. Велин опустил ладони ниже, но Кайрен неожиданно поднял руку, гоня целителя прочь. Он стремительно слабел, но смысл жеста был прост и понятен. Кайрен не помнил стольких книг, сколько помнила она, но чувствовал приближение Великого Шторма.
        - Зачем? - спросила Лара.
        Он улыбнулся, глядя на нее с нежностью. Это была совсем слабая, призрачная улыбка, но Лара ее увидела. Что-то обожгло ее изнутри - какое-то странное мощное пламя, сродни тому, которое уничтожило трех магусов.
        Краем глаза заметив шевеление, Лара подняла голову. Шкипер Ристо подошел к фальшборту и громко и спокойно проговорил, обращаясь к морякам фрегата-ловца, которых они не могли видеть, поскольку его борт высоко вздымался над палубой «Шустрой».
        - Я знаю: сейчас вы спрашиваете себя, правда ли увидели то, что увидели, или же это был какой-то трюк со звездным огнем и краффтеровской машиной. И, возможно, подумываете спуститься, чтобы разобраться в случившемся и, если получится, отомстить.
        Ответа не было, и шкипер продолжил все тем же ровным голосом:
        - На вашем месте я бы отсюда ушел. Ох, нет. Я бы убежал!
        Сначала была тишина, а потом раздался треск, и абордажные крючья начали подниматься. Лара выдохнула и повернулась к Кайрену, который был еще жив. Велин что-то говорил о необходимости спешить, но она не слушала.
        - Зачем? - спросила она, чувствуя на щеках жгучие слезы.
        - Затем, - прошептал он, - что бескрылые птицы по-другому не летают.
        Они погребли Кайрена в море. Это означало, что «Шустрая» сожрала его тело.
        Лара не стала возражать. Она знала, что нет ни единой возможности довезти его до суши и надлежащим образом сжечь на погребальном костре. Так что оставалось лишь море, и какая разница - рыбы или живой фрегат? Лара была слишком растерянна, чтобы об этом думать. Они унесли тело в трюм; в какой-то момент она почувствовала… нечто. ~Прикосновение~. Вздох. Шепот. Ни в одной из прочитанных книг не было ответов на вопросы, которые стайкой встревоженных мальков вертелись у нее в голове: а с телами своих друзей моряки так же поступают? Что чувствуют, когда корабли их съедают? Если связь между членами команды и впрямь так сильна, как принято считать, - смерть одного должна быть мукой для всех…
        А если они правы, и умерший на воде действительно попадает во владения Великого Шторма? Ох, Пресветлая, забери его, защити его. Защити после смерти, как не смогла защитить при жизни.
        После с Ларой никто не разговаривал, и она была этому рада.
        Пришла ночь, и все четверо остались на палубе корабля, медленно идущего по волнам. Они устали, проголодались и замерзли. «Шустрая» поглотила все, что нашла на палубе и под нею, - остались только вещи, что были на них. Унаги снова спустился в трюм и вернулся, неся в своей рубашке несколько маленьких рыб. Велин выпотрошил их своим ножом, а потом посмотрел на Ристо, обращаясь к нему с какой-то молчаливой просьбой. Шкипер покосился на Лару и пожал плечами.
        Велин взял одну тушку за хвост и вытянул руку. Ристо прищурился - и рыба начала поджариваться на невидимом огне. Сначала раздалось тихое потрескивание, потом поплыл чудный аромат; то же самое повторилось с остальными рыбами. Ристо хмыкнул, закрыл глаза, как будто все это совершенно его не касалось.
        - Надо поесть, - сказал Велин.
        Лара отрешенно кивнула.
        Двери во Внутреннюю библиотеку были приоткрыты, и она стояла перед ними в нерешительности. Внутри царила тьма. Лара видела через щель полки, уставленные книгами, но в них теперь ощущалось что-то незнакомое, словно она ненароком забрела в чужую Библиотеку. Немыслимо. Невозможно. И все же, все же…
        «Итак, госпожа невеликая Сова. Что ты теперь будешь делать?»
        Она вздрогнула и вдруг поняла, что сильно замерзла. Из-за приоткрытых дверей тянуло ледяным холодом. Во Внутренней библиотеке подобное тоже было невозможным, однако Лара уже ничему не удивлялась. Наверное, цапля, чьего имени она так и не узнала, сказал правду. Или его слова стали правдой вопреки мыслям и желаниям. Ее Библиотека - последняя, и правила вполне могли измениться.
        А если она возьмет и… останется здесь насовсем? Что случится с ее разумом и душой, когда тело наконец-то прекратит жить? Сделается ли она призраком в призрачной Библиотеке? Лара попыталась вообразить себе мир, который не меняется: огромный мир, но все же имеющий предел. Время Внутри текло медленно. Однажды книги ей наскучат. Но выйти она уже не сможет.
        Нет. Она не хотела такого конца. Она не допустит такого конца.
        Слово, потерянное и найденное, пульсировало в ее сознании.
        Н е п о к о р н о с т ь.
        Странное дело - она и не думала, что это слово имеет хоть какую-то ценность, пока его не попытались отнять.
        «Соль тяжела, пепел легок, но ветер уносит прочь и то и другое. Что же остается? Пустота? Нет, память. О волнах и слезах, о костре и тепле; о тех, кого больше нет. О, широк океан, но не бесконечен, и на неизведанных берегах ждут унесенные ветром призраки…
        Есть в этом мире нечто хрупкое и прочное одновременно: уничтожить его - мечом ли, огнем - как будто не стоит труда, но пройдет время, и посреди пепелища возникнет то, чего не может быть. Приглядись-ка - что ты видишь?
        Ты видишь надежду.
        Знай и помни: не горит она в огне».
        - Шкипер Ристо? Или… лорд Фейра? Как мне теперь тебя называть?
        Он явно удивился, услышав ее голос после дня - или двух? или больше? - молчания. Лара сдержала улыбку. Она сидела на палубе, смутно припоминая, что чуть раньше находилась в темной и пустой комнате, где странно пахло и со всех сторон раздавались звуки - вздохи, сдавленные крики, поскрипывания и щелчки - тихие, на самой границе слышимости… Каюта. Выходит, «Шустрая» кое-как соорудила для них отдельные помещения. Еще неделю назад Лара оценила бы этот жест, но теперь ей было все равно.
        Солнце клонилось к закату. Велин и Унаги возились с главной мачтой, которая мало изменилась по сравнению с тем, какой была сразу же после превращения: уцелевший парус сделался плотней, только и всего. Лара ничего не смыслила в морском деле, но все же поняла, что моряки просто убивают время, чтобы не сойти с ума от вынужденного безделья. Шкипер сидел неподалеку от нее - лицо усталое, осунувшееся, глаза покраснели от недосыпа. Он был чем-то встревожен.
        - Что не так? - спросила Лара, нахмурившись.
        «Если не считать того, что мы на борту живого фрегата, который нас едва не сожрал и теперь идет куда хочет, а мы можем лишь гадать, Гармсиль в конце пути или Крабьи луга».
        Ристо покачал головой и улыбнулся. Улыбка была вымученной и лишь убедила Лару, что тревога шкипера ей не померещилась. А еще она опять почувствовала странное, уже знакомое присутствие: «Шустрая» снова пыталась с нею говорить на своем непонятном языке.
        - Я ее не понимаю, - сказала Лара вслух.
        Ристо вытаращил глаза, в растерянности приоткрыл рот.
        - Я тоже, - признался он через некоторое время, болезненно морщась. - Стыд и позор… Мы вместе восемь лет, она спасла мне жизнь. А теперь я перестал ее понимать.
        - Только теперь? - спросила Лара. - Мне кажется, все началось гораздо раньше. Должно было начаться раньше. В тот день, когда ты впервые почувствовал, что она хочет расти… и впервые попытался ей это запретить.
        Он хмыкнул и придвинулся ближе. Два других моряка продолжали забавляться с мачтой и парусами, но Лара ощущала, что они прислушиваются.
        - Ты ведешь себя странно для женщины, которая… перенесла столько всего, - деликатно заметил Ристо. - Уверена, что я ненароком не взял тебя в команду? Потому что я-то как раз засомневался.
        - Видно, что ты никогда не имел дела с совами. Нас временами трудно понять.
        - Выходит, не взял. - Он коротко рассмеялся. - Иначе понимал бы как себя самого… впрочем, себя я тоже не всегда понимаю, но ты все равно права. Тогда поставлю вопрос ребром: может, мне и впрямь стоит тебя завербовать?
        Лара хотела сказать «нет». Лара хотела сказать «да». Она прикусила язык и задумалась. Фрегат - это новая жизнь. Она из магусов - она сильна и умна. Она действительно может оказаться полезной. Она женщина - ну и что? Теперь-то ясно, что моряки тревожились по другой причине. Или… не ясно?
        - Спину словно ледяным ветром обдало. ~
        - Она не этого хочет, - тихонько проговорила Лара.
        - Ох… - Он нахмурился, что-то пробормотал себе под нос и не стал продолжать.
        Лара вздохнула, зажмурилась и прижала обе ладони к палубе, ощущая шершавые доски. Плоть живого фрегата.
        - Расскажи, - попросила она. - Расскажи о себе. Ты был ребенком, когда твой клан уничтожили. Как ты выжил? Потому что, хотя я и не маленькая девочка, опыта в таких делах у меня нет.
        - Я не был один. - Почему-то в голосе Ристо ей послышался мягкий упрек. - Одному очень трудно.
        Может, все-таки сказать «да»? Он сможет… он заставит…
        «Ты ведь помнишь, как тебя однажды заставили?..»
        Она открыла глаза.
        - Назови мне свое полное имя, шкипер.
        - Ты его знаешь, - ответил он, смутившись. - Ты сова - совы не забывают.
        До чего печально, что об этом таланте сов знали все, включая капитана-императора…
        - Скажи вслух. Я хочу его услышать из твоих уст.
        Он смятенно фыркнул, внезапно побледнел, прищурил разноцветные глаза. Лара вспомнила их первую встречу - как будто вечность прошла - и то, каким юным ей показался этот «шкипер Ристо». Лет восемнадцати, совсем мальчишка.
        А потом она поняла, что он старше.
        А потом она поняла, что он хорош собой.
        А потом она поняла, что…
        - Кристобаль Фейра, - сказал феникс, магус, ее собрат, могущественный и одинокий… в точности как она сама. - Последний из Стражей пламени. Ты это хотела услышать?
        - Да.~
        Она улыбнулась, созерцая перемену. Та была едва заметной, но Лара ее видела отчетливо. Осанка шкипера стала чуть прямее; лицо помрачнело, но от этого лишь сделалось еще привлекательней; что-то сверкнуло на дне разноцветных глаз. Сидевший перед Ларой человек - магус! - был не из тех, кого можно просто так сбросить со счетов, не заметить или забыть. Сейчас она не совершила бы той же ошибки, что в порту Огами.
        - Знаешь, ведь все до безумия просто. Ей не нравится, что ты прячешься от самого себя.
        Велин и Унаги теперь не скрывали, что слушают их разговор, хотя и не приближались.
        - И что я должен делать? - спросил Кристобаль, криво ухмыльнувшись. - Объявить во всеуслышание, что жив-здоров, желаю встретиться с капитаном-императором и обнять его как старого друга нашей семьи, горячо?
        - Ты ведь именно это и сделал, когда спас меня, разве нет?
        Он покачал головой:
        - Люди постоянно рассказывают байки о фениксах, которые выжили и где-то прячутся. Никто не поверит тем морякам. - А вот он в собственные слова верил… почти. - Понимаешь, я ведь не всесилен. Капитан-император убил мою семью. Сейчас он старше и, говорят, очень болен, но сможет убить меня с прежней легкостью, потому что я один.
        - Он и мою семью убил.
        - Что я должен делать? - повторил феникс с нажимом.
        Лара встала и подошла к фальшборту. Солнце зависло над горизонтом, словно не зная, как ему дальше быть. Ветер усилился, и позади раздался шелест - это «Шустрая» открывала и закрывала паруса на пока еще маленькой главной мачте. В какой-то момент Лара как будто увидела порывы ветра, подталкивающие, как ладонями, странное существо, на чьей спине они стояли вчетвером, заставляющие его двигаться вперед и вперед. Однако полностью доверять ветру не стоило. Вот почему фрегат, хотя и был в восторге от своего нового облика, действовал осмотрительно. «Шустрая» понимала, что ей не хватает знаний и опыта, - это не мешало ей оставаться храброй и дерзкой.
        Оставаться собой.
        - Да что хочешь, то и делай, - сказала Лара. - Ступай куда хочешь. Судьба сведет вас однажды - это я вижу, как если бы моей птицей был Буревестник, а не Сова. Просто… больше не отказывайся от самого себя и не принуждай свой фрегат делать то же самое.
        - А если поточнее?..
        - Ну… - Лара вдруг рассердилась из-за его непонятливости и брякнула наобум: - Для начала поменяй ей имя.
        Внезапно ~присутствие~ сделалось таким большим и всеобъемлющим, что на миг она потерялась в нечеловеческом разуме. Как будто родилась - и умерла - и обрела бессмертие - разом. Она не удалилась во Внутреннюю библиотеку, но почувствовала, как книги посыпались с полок и полетели точно стая птиц. Внутри опять зажегся свет, и расцвела Роза Мира, яркая и красивая, как когда-то. И ~кто-то~ стоял прямо у нее за спиной - дух, призрак, едва различимый абрис человеческой фигуры. Этот ~кто-то~ вздохнул с облегчением, благодарно, а потом исчез.
        «На здоровье, - подумала Лара. - Впрочем… мы квиты».

* * *
        - Икак же ты умудрился ее потерять, дурень? - спросил Тако, хмуря брови. - Великий Шторм заменил мозги в твоей башке на крабьи, не иначе. О, если бы я уже знал эту историю, когда ты появился у моего порога, немедля задал бы тебе хорошую трепку…
        Кристобаль уныло улыбнулся и ничего не сказал.
        Они сидели на скамье рядом с домиком Тако. Небо на востоке светлело: гость заявился в полночь, и темное время суток старый моряк и молодой провели за разговорами, делясь новостями, хотя Тако особенно нечем было делиться. Он теперь берег свои старые кости - поселился на суше, предоставив «Верной» возможность свободно плавать где хочется. Впрочем, ни один вечер не проходил без того, чтобы неподалеку от берега не мелькнул ее парус и Тако не почувствовал знакомое ~прикосновение~ к своему разуму.
        - «Невеста ветра», - проговорил он. - Замысловатое имечко. Сам придумал?
        Молодой магус пожал плечами и снова ничего не сказал.
        - Ветер - тот, что снаружи, или тот, что в твоей дурной голове?
        - Не знаю.
        Тако хмыкнул:
        - Ну ничего-ничего. За сотню-другую лет разберешься как-нибудь.
        Бывший «шкипер Ристо» вздохнул. Конечно, он по-прежнему не использовал своего настоящего имени, но теперь назывался Кристобалем Крейном. Тако решил, что это правильный ход. Однажды люди заметят, что его подопечный не стареет. Пусть уж лучше с самого начала его признают - шепотом, украдкой - бескрылым вороном, а не обычным человеком.
        Впрочем, подумал рыбак, и без этого сплетен будет много.
        - Не понимаю, как я потерял ее в Гармсиле, - рассеянно проговорил Кристобаль, глядя перед собой. - Мы туда прибыли и, сами того не желая, устроили переполох. Все хотели поглядеть на мою ~Невесту ветра~, все хотели к ней прикоснуться. Кое-кто начал предлагать разные сделки, всякие сделки. Я всем твердил одно и то же: ей нужно время, чтобы закончить превращение, поговорим потом. Лара была рядом. Мы отправились к Бассалю - надо ж было объяснить, как и почему я потерял его груз. Лара была рядом. Бассаль чуть живот не надорвал от хохота, а потом сообщил, что дает мне отсрочку на полгода. Я уже все ему вернул, если хочешь знать. И она была рядом. Но где-то после этого разговора… исчезла. Испарилась, как водяной дух.
        - Что ты делал перед тем, как заметил, что ее нет?
        Кристобаль поколебался.
        - Глядел на ~Невесту~, - наконец признался он. - Думал, куда податься дальше.
        Тако кивнул с таким видом, что слова не понадобились. Кристобаль отвернулся.
        «Ты еще так молод, птенчик мой…»
        - Почти год прошел, - продолжил молодой магус. - Сперва я пытался ее разыскать, но безуспешно. Затем мне понадобилось обратиться к корабельному мастеру, потому что ~Невеста~ по-прежнему доставляла проблемы. Приключилась весьма забавная история, которую я тоже должен рассказать. Вообще-то я этого мастера завербовал, и мне бы хотелось вас познакомить. Ты мог бы…
        - Вынужден повторить уже в который раз: меня ты не завербуешь, - перебил Тако.
        - Просто прими к сведению - я все равно буду пытаться… Итак, мне не удалось выйти на след Лары Соффио ни в Гармсиле, ни где-то еще. Но два дня назад мы остановились в Седой гавани, и там на рынке я услышал кое-что странное. - Он растерянно покачал головой, словно самому себе не веря. - В Ламаре у одного торговца цепные акулы нашли книгу - «Соль и пепел». И другую такую же - в Ниэмаре. И еще в трех местах… по меньшей мере.
        Тако сперва не понял.
        - Ох…
        - Да-да. Копия Лейста, как ты прекрасно знаешь, была единственным сохранившимся экземпляром. Который ~Невеста~ слопала вместе с остальными моими книгами. Найдись всего одна книга, я бы решил - совпадение. Но это не так. Лара ее снова написала, как-то умудрилась сделать много копий, и… - Он умолк, глядя Тако прямо в глаза.
        Старый рыбак улыбнулся светло и чуть-чуть печально:
        - Да, ошибки быть не может, я ее вижу…
        - Что видишь?..
        - Связующую нить. Между тобой и твоей судьбой. Крупная тебе досталась рыба, малыш.
        Юноша прищурил разноцветные глаза и тоже улыбнулся.
        - Ага, - сказал он с гордостью. - Еще какая!
        Вгавани Огами фрегат с изумрудно-зелеными парусами весело фыркнул в знак согласия.
        Благодарности
        Эту трилогию не удалось бы закончить - и тем более издать - без помощи и поддержки множества отважных, добрых и отзывчивых людей, которым я хочу от всей души сказать спасибо.
        Прежде всего, я благодарна издательству «Астрель-СПб» в лице Александра Прокоповича, Николая Кудрявцева, Ирины Епифановой, а также редактору Анне Сусид - за то, что помогли «Детям Великого Шторма» обрести плоть и кровь.
        Я безгранично признательна Максиму Никифорову за прекрасное визуальное воплощение моих фантазий, а также за терпение в работе с автором, который сам не знает, чего хочет.
        Моя особая благодарность - моим родителям, без которых ничего бы не получилось.
        От всей души благодарю Светлану Татарченко, моего самого внимательного, чуткого и мудрого читателя, чья проницательность порою достигает мистических масштабов. И, несомненно, маленькую компанию бета-ридеров и просто читателей, которые помогали мне на заключительном, самом трудном этапе: Наталию Минаеву, Ирину Барышникову, Елену Артемьеву, Анну Коппа-Куприянович, Анну Пилинскую-Ливанову, Светлану Позднякову. А также Аркадия Путилина, Александра Стрепетилова, Дмитрия Федорченко, Алину Алехнович и Алексея Поленова.
        Екатерину Сехину благодарю за разговоры под соснами и звуки ночной Москвы.
        Андрея Зильберштейна, которого с нами нет, - за сказанные вовремя слова.
        И тебя, читатель, - за то, что ждал и надеялся…