Герметикон, №03 Кардонийская Рулетка- библиотека РусЛит

Кардонийская рулетка Вадим Юрьевич Панов
        Герметикон #3 Они парят в бескрайней Пустоте, и только цеппели соединяют их… Миры Герметикона. Зажиточные и бедные, сверкающие и провинциальные, и среди них - богатая Кардония, бриллиант чистой воды. Таких планет мало, они независимы и сильны, но у них есть беспощадный враг - Компания, стремящаяся к господству над Герметиконом и не брезгующая никакими средствами на пути к своей цели. Компания поставила Кардонийскую конфедерацию на грань гражданской войны, в разгорающийся конфликт оказались втянуты самые разные силы, и эмиссаром одной из сторон стал знаменитый путешественник Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур. И пусть он прикован к инвалидному креслу, навыки бамбадао и острый ум никуда не делись. Впрочем, как и скверный характер.
        Вадим Панов
        Кардонийская рулетка
        - Внутри каждого человека борются два волка, - негромко произнес старик. - Один волк - черный, это зависть, ревность, эгоизм, амбиции, ложь. Второй волк - белый, это мир, любовь, надежда, истина, доброта и верность.
        - И какой волк побеждает? - тихо спросил мальчик.
        - Тот, которого ты кормишь.
        Индейская притча
        Пролог
        в котором Гатов, Дагомаро и Бааламестре занимаются географией
        Спросите у любого цепаря, что есть Кардония, и вы услышите: Банир. Задайте тот же вопрос любому кардонийцу - и услышите: Банир. Если вы никогда не бывали на этой планете, то наверняка удивитесь столь редкому единодушию, но если вам доводилось посещать Кардонию, то задавать дурацкие вопросы не станете, потому что ответ известен: Банир.
        Банирский океан, покрывающий четыре пятых мира, разделяющий его и объединяющий. Ужасающий зимой и добродушный летом. Дарующий пищу, а значит - жизнь, и знаменитые хологаны - холодные ураганы, а значит - смерть. Все это - Банир.
        Огромный кардонийский океан не считался излишне спокойным. Моряки и летчики обожают рассказывать о его яростном характере, о зимних штормах и безумных, но, к счастью, довольно редких хологанах, во время которых многометровые волны злобно таранят берега, и еще рассказывают о том, как тяжело приходится отчаянно храбрым летчикам и морякам. Яркие истории безотказно действуют на впечатлительных женщин, превращая моряков и летчиков в бесстрашных героев, бросающих вызов неукротимому Баниру, и в девяти случаях из десяти награждают рассказчика желанной взаимностью, но… Но хитрые моряки и летчики «забывают» уточнить, что бесится океан исключительно зимой, а все остальное время покойно дремлет, изредка всхрапывая легким штормом.
        Вот и сейчас, в самой середине весны, Банир был настроен миролюбиво. Его синие волны лениво бежали к горизонту и совсем не расстраивались, если недоставало сил нырнуть за него. Редкие облака - белые мазки на нежной лазури - не предвещали даже слабой бури, и серебристый цеппель «Ушерский лев» - яхта консула Дагомаро - плавно шел в половине лиги над океаном. Собственно, управляющие цеппелем люди и не рискнули бы отправиться в дальний поход - а ближайший порт остался в тысяче лиг к юго-западу - в другую погоду. Но вовсе не потому, что «Лев» был плохим, - цеппель считался одним из самых надежных в Герметиконе, - просто в настоящий момент команда яхты состояла из трех человек вместо положенных двадцати. Особенных трудностей это обстоятельство не вызывало: идеально продуманное устройство позволяло совершать путешествия даже со столь усеченным экипажем, но только в благоприятных условиях, в те дни, когда Банир добр.
        - Далеко еще?
        - Нет.
        - То же самое ты говорил вчера вечером.
        - Я немного ошибся.
        - Ты ошибся?
        Неподдельное изумление собеседника заставило стоящего за штурвалом мужчину улыбнуться. Едва заметно. Краешками губ.
        - Ладно, не ошибся. Я решил, что следует пройти еще пятьсот лиг. Тут есть острова…
        - У них имеются названия?
        - Не придумали.
        - Забавно.
        - Отправь сюда экспедицию.
        На капитанском мостике «Льва» находилась большая часть экипажа. За штурвалом стоял Павел Гатов - невысокий, жилистый мужчина, одетый в черные штаны с накладными карманами, цепарские ботинки и грубый серый свитер с капюшоном. Лицо Гатов имел узкое, немного вытянутое, плавно стекающее к маленькому подбородку, неказистость которого прикрывалась аккуратно подстриженной бородкой. Ее идеальная форма абсолютно не гармонировала с пребывающей в полном беспорядке прической: Павел частенько проводил по голове правой рукой, и потому его короткие черные волосы всегда торчали в стороны. В левом ухе Гатов носил золотую серьгу - безыскусное колечко, помогающее, по мнению цепарей, избегать Знаков Пустоты, а на запястьях - простенькие дешевые браслеты: бусины, цветные веревочки и кожаные ремешки. Кроме того, руки Гатова покрывали многочисленные татуировки, что придавало ему заправский вид профессионального цепаря.
        Вот только ни один цепарь Герметикона не имел за плечами двух оконченных с отличием Академий и звания магистра по двум наукам.
        Собеседником Павла выступал сам Винчер Дагомаро, консул Ушера, один из богатейших людей Кардонии. И вот в его внешнем виде не было ничего легкомысленного или цепарского. Несмотря на то что на борту находились лишь близкие люди, можно сказать - друзья, Дагомаро не расслаблялся и не изменял себе, он поднялся на мостик, облаченный в наглухо застегнутый пиджак с воротником-стойкой, в идеально отутюженные брюки и такие блестящие туфли, что их можно было использовать в качестве зеркала. А единственным украшением, которое позволял себе Винчер, был золотой значок консула Ушера на левой стороне груди. Как именно Дагомаро ухитрялся сохранять привычный лоск в отсутствие слуг, Павел не спрашивал, но предполагал, что консул заранее позаботился о достаточном количестве одежды.
        Голову рано облысевший Винчер брил, однако волос у него хватало: густые рыжие брови над глубоко запавшими глазами и длинный, до груди, узкий клин знаменитой на всю Кардонию рыжей с проседью бороды. Впавшие щеки, длинный нос, огонь во взгляде
        - лицом Дагомаро походил на религиозного фанатика, однако религией консула была политика.
        - То есть мы на краю мира.
        - Чуть дальше, Винчер, чуть дальше. Мы пересекли Правую Хорду шесть часов назад.
        А значит, удалились не только от оживленных торговых путей, но и от всех известных точек перехода. Правая Хорда - почти прямая цепочка необитаемых островов - считалась восточной границей заселенных земель Кардонии, и забирались за нее лишь редкие исследовательские экспедиции.
        - Зачем так далеко? Аргументируй!
        - Не люблю заниматься своими делами у всех на виду.
        - Мы договорились провести испытание на севере Правой Хорды. Там полно никому не нужных островов.
        - Предлагаешь вернуться?
        - Павел! - Это был не окрик - Дагомаро никогда не позволял себе низводить Гатова до положения слуги или наемного работника, восклицание демонстрировало сдержанное неудовольствие. Консул показал другу, что его следовало заранее известить об изменении планов.
        - Правая Хорда подробно описана, все ее острова нанесены на карты, -
«аргументировал» свою позицию Гатов. - Лишние пятьсот лиг дали нам гарантию сохранения тайны.
        - Допустим, - помолчав, произнес Дагомаро, без приязни разглядывая появившиеся на горизонте земли. - Допустим…
        И прекратил спор, поскольку сам ратовал за строжайшую секретность испытаний.
        Местные «земли», к которым стремился «Лев», представляли собой скопление необитаемых клочков суши: от совсем крошечных, больше похожих на отмели, до больших - 5-6 лиг в поперечнике - островов, поросших чахлой растительностью. Но до центра группы, где возвышался Корявый вулкан, единственная описанная картографами гора малюсенького архипелага, яхта не добралась - Гатов плавно повернул цеппель и распорядился в переговорную трубу:
        - Каронимо, стоп машина.
        - Есть! - отозвался находящийся у кузеля Бааламестре. - Прибыли?
        - Да.
        Примерно через минуту винты перестали крутиться, и теперь к стоящему в отдалении от собратьев острову цеппель вели инерция и слабый попутный ветер.
        - Волнуешься?
        - А ты? - вопросом на вопрос ответил консул.
        - Немного, - признался Павел, - но только потому, что мне предстоит небольшое путешествие вниз.
        - Только поэтому?
        - Да. - Гатов помолчал и добавил: - Во всем остальном я уверен.
        - Мы запороли три испытания, - напомнил консул.
        - Именно поэтому я спокоен, Винчер, - больше ошибок не будет.
        В голосе ученого прозвучала грусть. Однако Дагомаро не услышал ее.
        - Надеюсь.
        Важный груз, который тащил в далекое путешествие «Ушерский лев», прятался в стандартном металлическом контейнере, стоящем на закрепленной в двадцати метрах под пузом цеппеля платформе. В крыше контейнера располагался люк, из гондолы к нему вела веревочная лестница, и именно об этом «небольшом путешествии вниз» говорил Гатов: Павлу предстояло спуститься и выставить скрытую в чреве контейнера бомбу на боевой взвод.
        - Выпьешь? - Дагомаро протянул Гатову флягу с коньяком. - За бортом холодно.
        - Сначала бабахнем, - буркнул тот, натягивая теплую цапу.
        - Хорошо, - покладисто согласился консул. - Сначала бабахнем.
        Однако сам к фляге приложился, и этот жест показал ученому, что нервы Дагомаро на пределе. Но беспокоила Винчера не возможная неудача, а риск, которому они подвергались: кому понравится сидеть на пороховой бочке, к которой похожий на цепаря ученый собирается поднести зажженный фитиль?
        - Ты уж там аккуратнее.
        - Возможно, ты удивишься, но я тоже хочу жить, - хмыкнул Гатов, застегивая кожаный шлем.
        - Я ничего не пропустил? - Каронимо Бааламестре появился в тот самый момент, когда Павел готовился открыть люк. Бросил быстрый взгляд на флягу в руке Винчера, затем оглядел друга и топнул ногой: - Так и знал, что забудешь! - Рядом с люком валялся широкий кожаный пояс, к которому крепился конец страховочного троса. - Надевай немедленно!
        - Я еще не спускаюсь.
        - Все равно!
        - Кар прав. - Консул вновь глотнул коньяка. - Пристегнись, если действительно хочешь жить.
        - Ладно, ладно.
        Гатов взялся за пояс, а распахнувший люк Бааламестре скривился:
        - Хнявый мерин!
        Ослабленная лестница трепыхалась на ветру, обещая Павлу весьма и весьма нелегкое путешествие.
        - Натяни, - посоветовал Дагомаро.
        - Знаю.
        Каронимо взялся за блок, пытаясь придать веревочной дороге друга хоть какую-то твердость, а надевший перчатки Гатов глубоко вздохнул:
        - Я знал, что мне придется это делать. - Потому что лететь со взведенной бомбой никто не хотел, а как выставить ее на готовность, знал только изобретатель. - Никуда не уходите.
        И следующие полчаса стали самыми длинными в жизни Дагомаро и Бааламестре. Сначала прилипшие к люку мужчины напряженно следили за спускающимся к контейнеру Гатовым. Затем и вовсе затаили дыхание - когда Павел ступил на раскачивающийся контейнер, - а еще через несколько мгновений Каронимо выругался - открывающий люк ученый едва не потерял равновесие. Но это были единственные слова, произнесенные за все тридцать минут. Исчезновение Гатова в чреве контейнера, то есть начало самой опасной части «небольшого путешествия вниз», Дагомаро отметил большим глотком коньяка, но дальше сдерживался и в следующий раз вернулся к фляге, лишь когда Павел поднялся в гондолу.
        - Получилось?
        - Да.
        - Молодец! - Бааламестре опустил крышку люка и похлопал друга по плечу.
        - Дайте выпить! - Гатов жадно хлебнул коньяка, подошел к лобовому окну, оценил расстояние и вздохнул: - Как по заказу.
        Дрейф получился удачным: легкий ветерок приблизил цеппель к небольшому, примерно две лиги в поперечнике, острову, напоминающему черно-белую кляксу - камни и песок
        - на синей груди Банира.
        - Хорошая мишень, - заметил Дагомаро, но Павел не ответил.
        - Каронимо, давай в кузель и полный вперед.
        - Я хочу посмотреть. - Бааламестре обиженно надул губы.
        - А я хочу выжить, - грубовато бросил Гатов. - Дай полный вперед и бегом обратно. Если поторопишься - успеешь.
        - Хнявый мерин…
        Каронимо пулей вылетел с мостика, прогромыхал по коридору, и через несколько минут вздрогнувший цеппель принялся быстро набирать скорость. Стоящий у штурвала Гатов переложил рули высоты, поднимая «Льва» выше, и вздохнул:
        - Если у нас получится, нужно быть как можно дальше.
        С оставшимся расстоянием повезло - к выходу на рубеж атаки цеппель успел подняться на полторы лиги, и Павлу уже следовало надавить на рычаг, раскрывая удерживающие платформу захваты, однако ученый медлил.
        - Только бы получилось, - пробормотал стоящий рядом Винчер.
        Консул не понял, чем вызвана задержка, предполагал, что Гатов выбирает подходящий момент, и сильно удивился, услышав неожиданный вопрос:
        - А что будет, если получится?
        - Как это - что? - опешил Дагомаро. - Мы…
        - Мы изменим ход истории.
        - И спасем тысячи жизней.
        - Не уверен.
        Нахмурившийся Дагомаро убрал флягу в карман и пристально посмотрел на Павла:
        - Ты работал над проектом два года. Дольше, чем над любым другим изобретением.
        - Идея меня увлекла, - тихо ответил Гатов.
        - Что изменилось?
        - Теперь я ее боюсь.
        И консул понял, что впервые в жизни видит в глазах ученого боль. Радость видел, и видел часто, когда получалось задуманное. Злость видел, раздражение - в тех случаях, когда Гатов ошибался на пути к цели. Скуку видел, но боль - никогда.
        И реагировать следовало не так, как обычно.
        - Мы должны это сделать, Павел, - проникновенно произнес Винчер. - Ты знаешь, что должны.
        - А если снова не получится?
        - Тогда…
        - Тогда мы прекратим исследования, ладно? - перебил консула Гатов. - Прекратим?
        Отступать Дагомаро не умел, но дикая боль во взгляде ученого заставила Винчера изменить принципам:
        - Ты этого хочешь?
        - Я стал бояться того, что придумал, - повторил Гатов. - Да, я этого хочу.
        - Значит, так будет, - кивнул Дагомаро. - Даю слово.
        - Вы уже начали? - осведомился влетевший на мостик Бааламестре.
        - Договорились, - прошептал Павел, надавливая на рычаг.
        И цеппель, освободившийся от тяжеленного груза, устремился вверх. Вверх и вперед, куда его толкали работающие на полную мощь двигатели. Винчер и Бааламестре бросились к окнам, внимательно следя за падающим на остров контейнером, а Гатов крепко ухватился за штурвал и громко произнес:
        - Удар о землю приведет в действие детонатор, прозвучит первый взрыв, обычный. Вряд ли мы его увидим, вряд ли поймем, что он был, но именно он запустит реакцию. И следом…
        Усиленный контейнер врезался в остров, смялся, прокатился вперед и замер, словно тоже ждал продолжения. Две секунды, два удара сердца ничего не происходило, а затем…
        - Святая Марта, - прошептал Дагомаро.
        - Хнявый мерин…
        - Дерьмо, - глухо закончил Гатов.
        Потому что затем, примерно через две секунды после удара о землю, случилось немыслимое.
        Невозможное.
        Невероятное.
        Остров приподнялся… Нет! Начал приподниматься… Нет, не остров… Не только он… И не сразу. Сразу явился огненный шар. Появился на том самом месте, где был остров. Огромный и продолжающий расти огненный шар, сжигающий все на своем пути. А уже затем песок, вода и камни вдруг устремились вверх, словно посланные разъяренным Баниром догнать и поквитаться с теми, кто нарушил его покой. Вперед, вверх, в стороны, во все стороны сразу - песок, вода, камни, все полетело с ужасающей скоростью. Но не быстрее…
        - Держитесь!
        Ударная волна успела раньше. Играючи подхватила трехсотметровый цеппель, развернула, намереваясь превратить в игрушку, и лишь хладнокровие стоящего за штурвалом Гатова позволило «Льву» удержаться на курсе.
        - Павел!
        - Дерьмо!
        - Держитесь!
        - Хнявый мерин!
        - Мы падаем!
        - Дерьмо!
        Болтанка длилась несколько секунд - целую вечность, и на ногах сумел остаться только Гатов. Яхта заскрипела, Бааламестре швырнуло на стекло, Дагомаро врезался в приборную стойку, рассадил голову, но едва цеппель перестало трясти, и Винчер и Каронимо вернулись к окну.
        - Что?
        - Что там?!
        Но не увидели ничего. Ровным счетом ничего, потому что острова больше не было. Исчез, растворился, а там, где только что расплывалась черно-белая клякса, бесился Банир. Да поднималось к небу серое облако.
        - Чтоб меня пинком через колено, - шумно выдохнул Каронимо. - Павел, хнявый ты мерин, ты хоть понимаешь, что у тебя получилось? Ты понимаешь, насколько велик?
        - И что теперь ты можешь просить у меня все, чего хочешь? - добавил Дагомаро.
        И услышал печальное:
        - Больше всего я хочу, чтобы ты обо всем забыл.
        Глава 1
        в которой Помпилио недоволен, Кира спасает людей, а Мерса узнает много нового

«Вам знакомо значение слова „захолустье“? Вы понимаете его смысл? Нет? Вам крупно повезло. А вот мне…
        Вы когда-нибудь бывали в городишке, уклад жизни которого не менялся веками? Нет, вы не поняли - только уклад. Сам город за прошедшие столетия постарался облагородиться: жители протащили в дома электричество, устроили центральный водопровод и канализацию, в современный порт приходят паровые суда, а рядом с вокзалом расположена специальная площадка для паротягов. Почему рядом с вокзалом? Потому что он в километре от городской черты - чтобы не мешать людям спать. И по той же причине паротягам запрещено въезжать на узкие улицы Даген Тура. А еще потому, что здоровенные машины могут повредить булыжные мостовые. Уловили? Помните, я говорил об укладе, чтоб меня в алкагест окунуло? Паротягам в город нельзя, новомодным автомобилям тоже, да их тут и нет, зато полным-полно скрипучих пролеток и телег, водители которых обязаны убирать закономерно появляющийся время от времени навоз. Слышали? Обязаны убирать, чтоб меня в алкагест окунуло. Штраф - цехин. Этот закон местные приняли четыреста двадцать три года назад и весьма им гордятся. Они гордятся всем, что имеет выдержку от ста лет и выше. „Наша ратуша -
ровесница города. Ее дважды перестраивали, а во время Первой войны за Дагенские берега разрушили до основания. Но мы ее восстановили по старым чертежам…“ Услышать такое в первый раз было забавно, но когда я понял, что подобное можно запросто рассказать о большинстве городских зданий, то впал в глухую тоску. История лучшей харчевни - словечко „ресторан“ среди местных не прижилось - насчитывает шестьсот семьдесят четыре года, а раньше на ее месте стояла общественная конюшня. Нет, харчевню возводили по другим чертежам, чтоб их в алкагест окунуло, но с тех пор не перестраивали. А о конюшне все помнят. Конечно! Ее ведь только что снесли! Вокзалу двести двадцать лет, и он считается новостройкой. Уловили? А Доброго Маркуса здесь поминают так, словно он топтал эти булыжные мостовые вчера, а не тысячу лет назад.
        Другими словами, город Даген Тур может по праву считаться образцом патриархального лингийского захолустья, а потому нормально здесь себя чувствуют только патриот своей родины Бедокур да Бабарский, которого несколько лет назад тут хотели повесить, но мессер попросил за своего будущего суперкарго и местные передумали. С тех пор ИХ испытывает к Даген Туру необычайно теплые чувства и раскланивается со всеми встречными. Не удивлюсь, если он действительно знает всех жителей: у Бабарского отличная память.
        О чем я забыл упомянуть? Правильно: о соборе и замке. Без них картина не полна.
        Собор Доброго Маркуса - ровесник города, разумеется, - возвышается на главной площади (угадайте, как эта площадь называется?), без особых проблем пережил все прокатившиеся через Даген Тур междоусобицы, поскольку лингийские адигены - ревностные олгемены и скорее откусят себе что-нибудь торчащее, чем прикажут бомбить освященное здание. Местные любят рассказывать, как триста сорок лет назад сотрясение от взрывов - артиллерия дара Альберта Вальга утюжила порт - привело к появлению трещины на одной из башенок. Сразу после боя войну прервали на сутки, чтобы нанятые Альбертом строители привели собор в порядок. Дар долго извинялся.
        Соборы лингийцы берегли, а вот замок - другое дело. Замок Даген Тур получал и с земли, и с воздуха, однажды был разрушен едва ли не до основания, но всякий раз возрождался и никогда - по старым чертежам. Адигены прекрасно понимают, что консерватизм и военное дело несовместимы, а потому перестраивали крепость с учетом новейших достижений в области фортификации. Я видел на фресках первую версию замка и могу с уверенностью заявить, что за прошедшие века он изменился до неузнаваемости.
        Родовое логово мессера Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур располагается на одинокой скале, стоящей у отрогов лесистых гор, переполненных дичью и золотом. Линга, в принципе, богата золотом, когда-то была основным его поставщиком для Ожерелья, да и теперь здесь добывают десятую часть всего золота Герметикона, так что владение приисками для лингийского адигена вещь обыденная. Так же, как защита собственности.
        Место для замка предки мессера выбрали идеально: северной частью скала нависает над водами озера Даген, что позволяет контролировать порт, а с другой стороны открывается великолепный вид на узкую Барсову тропу - долгое время она служила единственной ниточкой к золотым приискам дер Даген Туров.
        Вершину скалы строители взорвали, после чего окружили получившуюся площадку массивными стенами, продолжающими грандиозное каменное основание. К воротам, которые оказались в шестидесяти метрах над землей, ведет неширокая дорога, заканчивающаяся подвесным мостом, и замок кажется неприступным даже сейчас, во времена доминаторов, бронетягов и тяжелой артиллерии. Круглая главная башня - классический адигенский Штандарт, поднимается над стенами на добрых сорок метров, а слева от нее стоит Новинка, низкая, но выстроенная в том же стиле башенка, в которой прячется работающая на Философских Кристаллах электростанция, - резервный источник энергии.
        В случае необходимости высоченный Штандарт может служить причальной мачтой - на его вершине установлены стандартные захваты, однако в этом качестве используется редко - мессеру не нравятся падающие на двор тени. И поэтому рядом с вокзалом, который, как вы уже поняли, является транспортным центром Даген Тура, мессер выстроил современную причальную мачту, а неподалеку - огромный эллинг для своего любимого „Амуша“…»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - Ядреная пришпа!
        - Мессер?
        - Кофе слишком горячий?
        - Сейчас не должно быть больно!
        - Это я не тебе. - Пауза. - И не тебе. - Сидящий в резном кресле адиген, Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, перевел тяжелый взгляд на долговязого мужчину в скромном чиновничьем сюртуке, помолчал и хмуро поинтересовался: - Как будешь оправдываться?
        Долговязый съежился, насколько ему дозволялось природой, и робко произнес:
        - Увы.
        - Что? - скривился Помпилио.
        - Увы.
        А в следующий миг в зале прогрохотало:
        - Я запретил сдавать в аренду Чильную пойму!
        Громоподобный голос отразился от стен, высоких потолков и клинком вошел в несчастного чиновника, побелевшего и дрожащего.
        - Да, мессер, - пролепетал долговязый.
        - И?
        - И мы ее не сдавали. Но когда…
        Чиновник запнулся.
        - Что «когда»? - осведомился адиген.
        - Когда…
        Два свидетеля разноса - медикус и дворецкий - с интересом уставились на долговязого, гадая, сумеет ли он вывернуться из ловушки, в которую сам себя загнал?
        Несчастный чиновник служил управляющим, отвечал за владение Даген Тур, а значит, согласно принятым на Линге законам, считался вассалом. Со всеми вытекающими последствиями: его жизнь принадлежала владетелю.
        - Когда вы… Когда считалось…
        - Что я погиб? - помог долговязому Помпилио.
        - Да, мессер.
        - Что изменилось?
        - Э-э…
        - Отменить распоряжение мог только мой наследник, - холодно произнес адиген. - Брат разрешил сдать пойму в аренду?
        Управляющий окончательно сник.
        Братом Помпилио был дар Антонио, верховный правитель дарства Кахлес, - как можно тревожить такого человека мелким вопросом об аренде поймы?
        - Как долго действуют мои распоряжения?
        - Всегда, - пролепетал несчастный.
        - Не слышу!
        - Всегда.
        - Независимо от того, жив я или нет, - продолжил Помпилио. - Иногда меня считают погибшим, такое случается, но по возвращении я хочу находить владение в полном порядке.

«Два месяца, - пронеслось в голове управляющего. - Всего два месяца…»
        Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур пропал на полтора года. Пассажирский цеппель, на котором он летел с Заграты, сгинул в Пустоте, а поисковые экспедиции, что снаряжал Антонио Кахлес, результатов не дали. В конце концов Помпилио признали погибшим, а управление владением Даген Тур перешло к далекому от мелких вопросов дару. Возбужденные таким оборотом фермеры насели на управляющего с мольбами сдать завидные луга под пастбища, и он не устоял. А еще через два месяца Помпилио в буквальном смысле свалился с неба, поставив несчастного в крайне незавидное положение. Разумеется, договоры были молниеносно расторгнуты, перепуганные фермеры стремительно ликвидировали все следы своего недолгого пребывания, включая ограды, шалаши пастухов и даже навоз, но напрасно. Вчера на закате Помпилио отправился в коляске в любимую пойму, зорким взглядом бамбальеро приметил изменения, после чего разразилась буря.
        - Готов понести любое наказание, - промямлил управляющий.
        - Я как раз об этом думаю.
        - Любое наказание, - еще раз уточнил несчастный. Он знал, как нужно вести себя в тревожные мгновения.
        - Отец частенько говорил, что хорошая порка - лучший педагог, - протянул адиген. Долговязый судорожно вздохнул. - Но я не хочу омрачать пребывание в замке такой ерундой.
        Гроза миновала.
        Наказывать управляющего не хотелось еще и потому, что он прекрасно справлялся с обязанностями: дела владения пребывали в полном порядке, доход неуклонно рос, и подвергать полезного человека публичному унижению было бы верхом безрассудства. К тому же Помпилио проводил в родовом гнезде не больше месяца в году, предпочитая размеренной жизни владетеля рискованные путешествия по Герметикону, и привык полагаться на долговязого вассала.
        Но и оставить произошедшее без последствий дер Даген Тур не мог.
        - Штраф? - негромко подсказал Теодор Валентин.
        Верный камердинер, сопровождавший адигена во всех его приключениях, обладал невероятной способностью оказываться за спиной хозяина в нужную минуту.
        - Правильно: наложим штраф на фермеров, накажем, так сказать, искусителей, - обрадовался найденному выходу Помпилио. А в следующий миг грозно сдвинул брови: - Но если подобное повторится…
        - Никогда! - не сдержался управляющий.
        - Если подобное повторится, снисхождения не будет.
        - Да, мессер.
        - В целом же я тобой доволен.
        - Благодарю, мессер.
        - Можешь идти.
        Управляющий пятясь выбрался за дверь. Где-то в глубине души, в дальнем ее уголке, долговязый не верил, что будет выпорот, однако Помпилио, как и все Кахлесы, ревностно следил за исполнением своих приказов и мог счесть испоганенную пойму личным оскорблением.
        - Рутина… - Помпилио потер лоб. - Она изматывает больше, чем иное сражение.
        - Совершенно с вами согласен, мессер.
        - Оставь, Теодор, что ты можешь об этом знать?
        - Не так много, как вы, мессер.
        - Вот именно.
        Помпилио сделал глоток кофе и откинулся на спинку кресла, демонстрируя всю тяжесть своего положения.
        Как и все мужчины рода Кахлес, владетель Даген Тура был коренаст, плотен и абсолютно лыс. Круглая голова, короткие толстые руки, короткие толстые ноги - в телосложении не было ничего царственного, однако лицо Помпилио не оставляло сомнений в том, что он адиген. И не просто адиген, а из рода даров. Выпуклый лоб, серо-стальные глаза, умеющие смотреть с невозможной надменностью, нос с горбинкой, упрямый подбородок - лицо дер Даген Тура дышало властью.
        Сейчас Помпилио, облаченный лишь в тонкий, искусно расшитый золотом домашний халат, утонул в глубоком кресле, а его вытянутую правую ногу старательно массировал крепкий мужчина в белом халате - бортовой медикус «Пытливого амуша» Альваро Хасина.
        - С другой стороны, жизнь следует заполнять делами, и повседневные заботы прекрасно с этим справляются, - продолжил рассуждения Помпилио. - В противном случае пришлось бы влачить жалкое существование бездельника.
        - Вы совершенно правы, мессер, - согласился Валентин. - Это было бы ужасно.
        - Я вижу суть вещей, Теодор. Мне дано.
        - Да, мессер.
        Помпилио вздохнул и вновь приложился к кофе.
        Среди многочисленных помещений замка Даген Тур числились и кабинет, в котором владетель должен был заниматься делами, и обширная библиотека, вполне подходящая для той же роли, но Помпилио всегда превращал в рабочий кабинет тронный зал, расположенный на втором этаже Штандарта. Сюда сносили столы, кресла, диваны, стеллажи с книгами и, если требовалось, приборы. Помпилио нравилось огромное помещение, стены которого прорезали стрельчатые окна с мозаичными стеклами. Проходя через них, солнечные лучи окрашивались во все цвета радуги, и разноцветное смешение навевало на Помпилио приятные воспоминания из беззаботного детства.
        Сделав глоток, адиген вновь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и осведомился:
        - Теодор, что творится в мире?
        Помимо утреннего кофе Валентин доставил хозяину свежую корреспонденцию и текущие сплетни.
        - Новости или письма?
        - Начнем с писем.
        Валентин взял с подноса первый конверт - дорогой, желтоватой, под мрамор, бумаги, украшенный замысловатым гербом, - вскрыл его и сообщил:
        - Дар Арчибальд желает скорейшего выздоровления и приглашает к себе. Уверяет, что целебные воды подействуют на ваши раны самым благотворным образом.
        - В это время года на водах действительно неплохо, - усмехнулся Помпилио. - Дядюшка Арчи писал сам или диктовал?
        - Написано рукой дара от первого до последнего слова.
        - Значит, надо будет съездить… Отложи, я отвечу сам.
        - Да, мессер. - Валентин взялся за следующее письмо. - Послание от адмирала дер Монти, начальника штаба воздушного флота…
        - Теодор, - капризно протянул Помпилио, - я помню должность дядюшки Карла.
        - Извините, мессер.
        - Чего он хочет?
        - Желает скорейшего выздоровления…
        - Ядреная пришпа!
        - Осведомляется, когда вы планируете навестить столицу? Предлагает организовать торжественный вечер в вашу честь в офицерском собрании.
        - Дядюшка Карл по-прежнему обожает вечеринки.
        - Да, мессер.
        - Придумай в ответ что-нибудь нейтральное, Теодор, я не в настроении веселиться.
        - Понимаю, мессер.
        - Что-нибудь еще?
        - Президент Академии Наук напоминает, что вы еще три года назад обещали прочесть лекцию в Астрологическом обществе.
        - Я действительно обещал это дядюшке Тому?
        - Полагаю, да, мессер.
        - Надо же… - Помпилио поморщился. - Отложи, я подумаю.
        - Да, мессер.
        - И хватит на сегодня писем, они меня утомили.
        - Да, мессер.
        Дер Даген Тур скрестил на груди руки.
        - Новости?
        - Сегодня утром синьорина Жозефина отбыла в Маркополис.
        - Это хорошо, - улыбнулся Помпилио. - Мне нравится, когда события случаются вовремя. Не раньше, не позже, а именно тогда, когда нужно. У Жозефины есть чувство такта.
        - Совершенно с вами согласен, мессер.
        - Она что-нибудь говорила?
        - Оставила записку.
        - Я ознакомлюсь с нею позже.
        Синьорина Жозефина - звезда столичного полусвета, одной из первых навестила Помпилио по его возвращении в Маркополис и в ходе завязавшейся беседы согласилась полюбоваться красотами владения Даген Тур - знаменитого озера и близлежащих гор. В целом ее пребывание прошло ко взаимному удовольствию сторон, однако последние три дня Помпилио несколько тяготился присутствием гостьи.
        - Синьорина Жозефина намекнула, что не прочь вернуться в Даген Тур.
        - Вот уж не думал, что провинциальная архитектура произведет на нее столь сильное впечатление.
        - Насколько мне известно, синьорина так и не побывала в городе.
        - А что ей там делать? Кофе, кстати, замечательный.
        - Благодарю, мессер.
        - Через пару дней напиши Жозефине что-нибудь теплое от моего имени. И какой-нибудь подарок.
        - Серьги?
        - Колье. Мы замечательно провели время.
        - Конечно, мессер.
        - Приглашать не надо.
        - Понимаю.
        - Я знаю, что могу на тебя положиться, Теодор.
        - Благодарю, мессер.
        - Хасина, а что у тебя?
        Медикус закончил массаж, поднялся, но продолжал задумчиво разглядывать украшенные безобразными шрамами ноги адигена. Услышав вопрос, он чуть поджал губы, но тут же ответил:
        - Все не так плохо, мессер.
        Постаравшись вложить в голос максимум жизнерадостности.
        - У тебя или у меня? - уточнил Помпилио.
        - В целом.
        - В целом мои ноги не целые.
        - Как раз наоборот, мессер, сейчас они гораздо целее, чем месяц назад.
        - Месяц назад они были в гипсе.
        - А сейчас мы смотрим на них и верим… - Хасина запнулся, - верим, что все будет в порядке.
        - Неужели?
        - А что нам остается?
        Корабельный медикус «Амуша» было высок, худ и обладал удивительной формы - похожей на яйцо - головой. Сходство тем более усиливалось, что к своим сорока годам Альваро сохранил мизерное количество волос, лишь за ушами да на затылке, и все великолепие странного черепа демонстрировалось окружающим без какого-либо прикрытия: яйцо, отягощенное мясистым носом и большими ушами. Внешний вид Хасины мог вызвать смех, однако Помпилио судил о людях исключительно по делам и в медицинских вопросах доверял Альваро безоговорочно.
        - Когда я смогу ходить? - Дер Даген Тур тянул с вопросом очень долго. Гипс сняли месяц назад, с тех пор адиген следовал всем инструкциям Альваро: ежедневный болезненный массаж, изнурительные упражнения, мази, горькие порошки, пилюли - месяц выдался сложным, и теперь Помпилио желал получить ответ на главный вопрос: - Когда?
        - Теоретически…
        - Обойдемся без словоблудия! Я смогу ходить?
        - Возможно…
        - Да или нет?
        Отвечать на вопрос медикусу не хотелось, поэтому он рискнул перейти в контратаку:
        - Вы принимаете порошки?
        - Не знаю.
        - Мессер принимает лекарства, - сообщил Валентин.
        - Порошки, массаж, упражнения…
        - Я смогу ходить?
        Дер Даген Тур уставился на медикуса. Кулаки сжаты, рот слегка перекошен, глаза лихорадочно блестят - ответ был слишком важен, и адиген не скрывал чувств.
        - Как раньше?
        - Да.
        - Сомневаюсь, - сдался Хасина.
        Приговор. Теодор не сдержал вздоха. Приговор. Бамбадао превращается в калеку. Приговор. И Валентин, несмотря на то что служил Помпилио без малого двадцать лет, понятия не имел, как отреагирует хозяин на страшное известие.
        - Ты забыл добавить «мне очень жаль», - после паузы произнес Помпилио.
        - Мне очень жаль, мессер, - убито произнес Хасина.
        - Пошел вон.
        - Да, мессер.
        Медикус поклонился, схватил саквояж, пиджак, сделал два шага к дверям…
        - Альваро!
        Хасина повернулся:
        - Да, мессер?
        И услышал угрюмое:
        - Альваро, придумай что-нибудь.
        Гордому адигену требовалась помощь. Гордый адиген просил.
        - Я постараюсь, - тихо пообещал медикус.
        - Иди.
        Помпилио проводил Хасину тяжелым взглядом, дождался, когда закроется высокая, в два человеческих роста, дверь, и негромко произнес:
        - Я хочу в кресло.
        - Да, мессер.
        В инвалидное кресло.
        Кто мог подумать, что когда-нибудь оно пригодится самому знаменитому путешественнику Герметикона? Не в старости, а сейчас, когда Помпилио достиг самого расцвета. Кто мог подумать, что все так обернется?
        Валентин помог хозяину перебраться в трон инвалидов и встал позади.
        - Отвези меня к окну.
        Из которого открывался великолепный вид на город. На черепичные крыши домов, ратушную башню с часами и высоченный собор Доброго Маркуса. Однако Теодор знал, что не Даген Тур разглядывает хозяин и даже не храм - чуть дальше, около вокзала, виднелись причальная мачта и огромный эллинг, в котором прятался «Пытливый амуш». И именно на эти строения был устремлен взгляд адигена. Приступы дурного настроения, что часто накатывали на Помпилио в последние месяцы, быстрее всего подавлялись видом любимых бамбад или быстроходного рейдера, пусть и спрятавшегося в своем домике. В своем замке.
        - Я хочу улететь, - тихо произнес Помпилио.
        - У вас есть план? - так же тихо осведомился Валентин.
        - Нет. Еще не знаю.
        А поскольку хозяин мог запросто отправиться куда угодно, камердинер рискнул продолжить:
        - Осмелюсь напомнить, мессер, что завтра прилетает ваш брат.
        - Я знаю, Теодор, - буркнул адиген. - У меня плохо с ногами, а не с головой.
        - Да, мессер.
        - И прекрати подсказывать, я прекрасно справляюсь.
        - Да, мессер.
        - И… - Помпилио замолчал, продолжая разглядывать эллинг. Ему не нужно было видеть ИР - он прекрасно помнил свой цеппель, каждую его черточку, каждую деталь и каждый установленный внутри прибор. Даже их. И еще он помнил те чувства, что дарили ему путешествия на «Пытливом амуше». - Во время моего отсутствия открывали новые миры?
        - Да, мессер.
        В голосе Валентина послышались радостные нотки: наконец-то хозяин заинтересовался чем-то стоящим! Не значит ли это, что Помпилио возвращается?
        - Закажи в Астрологическом обществе отчеты, я хочу посмотреть.
        - Второй стеллаж, мессер.
        - Они здесь? - удивился дер Даген Тур.
        - Я изучал все, что могло вас заинтересовать, мессер, - невозмутимо произнес Теодор. - Все время вашего отсутствия.
        Все полтора года. Не зная, пригодятся ли сведения, Валентин старательно собирал их и систематизировал, надеясь, что когда-нибудь Помпилио их прочтет. Тот самый Помпилио, которого официально объявили погибшим.
        - Спасибо.
        - Это мой долг, мессер.
        Адиген улыбнулся:
        - Тогда принеси бутылочку вина, Теодор, мне тоскливо читать о чужих приключениях на трезвую голову.

* * *
        - Оскару? Взыскание?!
        - И предупреждение о неполном служебном, - добавил Френк. - Сегодня приказ выйдет.
        - Что он натворил?
        - Ты разве не слышала? - Предвкушая веселый рассказ, второй пилот радостно потер руки. - Помнишь, его крылу звено «умников» досталось?
        - Конечно.
        Кира скорчила гримасу: она надеялась, что пополнение придет к ней, но начштаба уважил просьбу старого приятеля, отдал новые машины ему, и девушка до сих пор досадливо морщилась, вспоминая поражение.
        - Вчера вечером ребята закончили выделять машины, и Оскар отправился принимать работу.

«Выделять» на сленге паровингеров означало нанесение на фюзеляж воздушного корабля соответствующих эмблем: бригады, эскадрильи, крыла и личной метки экипажа. Первые три картинки считались уставными, а вот последнюю паровингеры лепили от души, украшая машину в соответствии со своим позывным или видением прекрасного. Оскаленные пасти жлунов, игральные карты и даже пикантно наряженные девушки - командование традицию чтило, закрывало глаза на вольности, и ребята не стеснялись.
        - Лейтенант Клео под кабиной физиономию стыра изобразил. Все как положено: синяя кожа, бородавки, длинный нос, зеленые волосы; у него позывной - «Водяной», вот и постарался. А Оскару почему-то не понравилось, он возле паровинга остановился и пальцем тычет: «Что это за харя торчит, а?», а из фонаря как раз бригадир Хоплер высовывается: «Коммандер, это вы о ком?» - и понеслась ругань. Ты ведь Хоплера знаешь - ему только повод нужен, чтобы разораться.
        - А что бригадир в кабине делал?
        - С внезапной проверкой притащился.
        - Не повезло Оскару.
        - Ага.
        Кира улыбнулась и чуть подалась вперед - ей показалось, что на горизонте появилась подозрительная точка.
        Высота сто пятьдесят метров, скорость сто пятьдесят лиг в час, другими словами,
«полтора на полтора» - любимый режим морских паровингеров. Когда Банир добр, а в небе ни облачка, крылатая лодка скользит по лазурной глади неба, словно огромная птица, и только мерный гул моторов напоминает о том, что паровинг создан из мертвого металла.
        - Астролог?
        - Приближаемся, коммандер.
        Рабочее место бортового астролога находилось сразу за кабиной, а потому ответ прозвучал мгновенно.
        - Я знаю, что приближаемся, Ронни, - недовольно заметила девушка. - Мне нужен доклад, а не сообщение.
        - Семьдесят минут.
        - Поняла.
        Кира посмотрела на часы, прикинула, что на цель - главный остров Валеманской группы - они выйдут к расчетным десяти утра, и привычным движением поправила выбившийся локон. Инструкция предписывала пилотам обязательно надевать плотные кожаные шлемы, но летом паровингеры ими пренебрегали - слишком жарко, вот непослушный локон и развлекался, периодически падая Кире на глаза. Девушка не любила гладко зачесывать волосы, не раз получала нагоняй за легкомысленные прически, но упрямо стояла на своем. А вот уставной, со множеством карманов, комбинезон Кира застегивала полностью, не желая отвлекать экипаж от служебных обязанностей.
        - Хорошо идем, - заметил Френк.
        - Пока, - уточнила Кира.
        - Надеюсь, не просто так слетаем.
        - Я тоже. - Девушка помолчала, после чего добавила: - Надеюсь.
        Информацию о том, что к Валеманской группе направляются неизвестные корабли, на базу Северный Кадар передали рыбаки. Маломощные передатчики траулеров не могли добить до Ушера, поэтому сообщение пришло по цепочке из трех судов и, разумеется, без особых подробностей. Еще полгода назад оно не вызвало бы переполоха - мало ли что и кому показалось в открытом океане? - но в последнее время обнаглевшие пираты стали все чаще выходить за пределы Барьерной россыпи, и бригадир Хоплер приказал отправить к Валеману патрульный паровинг: отыскать суда, а заодно навестить лагерь геологов, что два месяца назад высадились на необитаемые острова. Боевой опыт у Киры и ее экипажа отсутствовал, а потому пилоты искренне надеялись, что неизвестные окажутся пиратами.
        Однако об этом они говорили всю дорогу, и тема надоела.
        - Скоро День Конфедерации, - робко произнес Френк.
        - Я помню, - ровно ответила Кира.
        Торжественное мероприятие в Офицерском собрании, включающее в себя скучные речи: умеренной длины - от Хоплера, краткую - от начальника штаба и монотонную бредятину болтуна-губернатора. Затем вручение медалей и знаков отличия - штабные любят подгадывать награждения к праздникам, возможно - объявление о получении каким-нибудь счастливчиком очередного звания и только после этого - бал. Вот его-то не избалованные светскими мероприятиями офицеры ждали с нетерпением.
        - На бал пойдешь?
        - Конечно.
        - С кем?
        Френк догадывался, с кем - с тем же, с кем и в прошлый раз, однако не мог не попытаться. Приглашения сыпались на Киру уже неделю, и девушка удивлялась робости второго, никак не решавшегося затеять разговор. В принципе, Френк был славным парнем: хороший пилот из хорошей семьи с хорошими перспективами, но… Но был мужчина, в присутствии которого сердце девушки начинало биться чаще, и этот фактор перевешивал все.

«В нашей семье не принято вмешиваться в сердечные дела детей, - сказал отец, когда Кире исполнилось шестнадцать. - Я буду требовать от тебя многого, научу быть сильной, упорной и, если нужно, - жестокой, потому что ты - моя наследница и в жизни тебе придется быть сильной, упорной, а если обстоятельства потребуют - жестокой. Но мужа ты выберешь сама, поскольку дома ты должна быть счастлива».
        Кира знала, что впереди ее ждет непростая жизнь, и замуж не спешила. Дотянула до двадцати трех - остаться старой девой не боялась, предложений хватало, - зато нашла мужчину, рядом с которым ей действительно хотелось быть.
        И потому вопрос Френка девушка проигнорировала. Едва заметно, уголками губ, улыбнулась и попросила:
        - Возьми управление, хочу кофе попить.
        - Уже, - отозвался второй, опуская руки на штурвал.
        Френк понял, что Кира решила «не услышать» его предложение, и попытался зайти с другой стороны:
        - Говорят, на праздник приедет адмирал Даркадо.
        - В наше захолустье? - Девушка как раз отвинтила крышку термоса и стала аккуратно наливать горячий кофе в металлическую кружку. - Сомневаюсь.
        Северной базу Кадар назвали не ради красного словца - гарнизон располагался на краю архипелага, и высшие штабные заглядывали в него не часто. Киру это вполне устраивало, а вот офицеры чувствовали себя забытыми. В их понимании настоящая жизнь бурлила исключительно вокруг Тахасы и служба на дальней базе не шла в зачет карьерному росту.
        - Все штабные уверены…
        - А вот я слышала, что на базе Мелепорт испытывают сверхвысотный паровинг. - Кира отхлебнула кофе. - И это действительно интересно.
        В засекреченном Мелепорте промышленники обкатывали новейшие образцы оружия, и слухи, что периодически просачивались с острова, будоражили умы военных.
        - Насколько высотный? - тут же поинтересовался второй.
        - Говорят, Гатов хочет подняться на две лиги.
        - Не верю.
        - Почему?
        - Нет, в то, что он хочет, - верю, - поправился Френк. - Не верю, что получится.
        - Гатов - гений. До сих пор у него получалось все.
        - Гм… - оспаривать это заявление Френк не стал. - Пожалуй. Хотя мы не знаем всего, что он задумывал.
        - Тоже верно, но я с удовольствием испытала бы новую машину. - Кира рассеянно посмотрела на стелющийся под пузом паровинга океан. - Иногда хочется чего-нибудь резкого, необычного.
        - Попроси перевод, - предложил второй, бросив на девушку косой взгляд. - Ты хороший пилот, тебя возьмут.
        Была и еще одна причина, по которой рапорт Киры имел все шансы быть удовлетворенным. Деликатный Френк о ней не упомянул, но девушка услышала намек и качнула головой:
        - В испытатели отбирают лучших, и раз мне не предлагают, значит, есть более достойные кандидаты.
        - Но…
        - Тихо! - Кира одним глотком допила кофе и бросила кружку за спину. - Внимание на одиннадцать часов.
        Френк посмотрел в указанном направлении и подобрался:
        - Вижу цель. - А в следующий миг слегка расслабился: - Это наши. - Расстояние до суденышка стремительно сокращалось, и второй без труда опознал стандартный паровой катер, предназначенный для перемещений между островами одной группы. - У геологов есть два или три таких…
        - Но что они делают так далеко от Валемана?
        - Проклятье!
        Об этом Френк не подумал.
        Запас хода у катеров мизерный, рация маломощная, осадка небольшая - днище почти плоское, - другими словами, для открытого моря не приспособлены. Сейчас Банир добр, волнение слабое, но синие воды океана таили серьезную угрозу.
        - Они удирают!
        За катером скользила длинная коричневая тварь.
        - Я вижу, - сквозь зубы процедила Кира и надавила на кнопку, наполняя паровинг воем тревожной сирены.
        Банир был богат и богатством своим щедро делился с людьми. Огромные косяки мельди, серебристой вирли и крупных черных мангелей, вес которых доходил до трехсот-четырехсот килограммов, бороздили океанские просторы, и рыбакам, казалось, достаточно было отойти от берега на лигу-две, чтобы привезти домой отличный улов. Наиболее желанной добычей считался простер - зеленый банирский кит, самый большой и самый ленивый обитатель кардонийских вод. Здоровенные создания - целые горы мяса
        - обожали нежиться под теплым солнцем, однако охотиться на них оказалось непросто. Необычайно живучие простеры уходили, даже получив три-четыре тяжелых гарпуна в толстые бока, и немедленно отвечали атакой, легко переворачивая шлюпки зазевавшихся китобоев могучими лобовыми ударами. Агрессивность зеленых лентяев стала для людей неприятным сюрпризом, но вскоре выяснилось, что Банир приготовил для них куда более страшных созданий - драконоподобных жлунов. Эти длинные злобные твари умели не только глубоко нырять, но и с неимоверной скоростью скользить по самой поверхности воды и были естественными врагами простеров. Проблемы с драконоидами начались сразу: жлуны принимали шлюпки и небольшие лодки рыбаков за детенышей китов и атаковали, честно пытаясь рвать обшивку острыми зубами. Такие нападения особой угрозы не таили, но вскоре жлуны сообразили, что из
«неправильных», но перевернутых «детенышей» в воду падает совсем другая добыча: беспомощная и достаточно аппетитная. А силы на хороший таран драконоидам хватало…
        - Приготовиться!
        Ответа Кира не ждала, знала, что засевший в курсовой башне Шварц ее услышал, и сосредоточилась на управлении.
        Четырехмоторные паровинги серии УМИ, универсальный морской истребитель, - на армейском сленге «умники», - обладали впечатляющей огневой мощью. Главным их калибром, если использовать военно-морскую терминологию, были две стандартные
36-мм автоматические пушки, установленные в расположенных на линии крыла башнях. Продуманная конструкция турелей давала широченный, почти в сто восемьдесят градусов, сектор обстрела и позволяла вести огонь не только вперед, но и вниз. На носу «умника», чуть ниже кабины пилотов, находилась курсовая пулеметная башня, вторая, расположенная позади крыла, прикрывала паровинг от атак сверху, а завершали вооружение два пулемета в крыле, огнем которых управлял пилот. Пушки обеспечивали мощь, а вот «изюминкой» современных кардонийских истребителей по праву считались новейшие пулеметы - шестиствольные, с электрическим приводом, невероятно скорострельные «Гаттасы» - уникальная разработка знаменитого изобретателя.
        - Внимание!
        Снижаясь, Кира заложила вираж и по длинной дуге вывела машину на боевой курс. Жлун почти догнал катер, но оставшегося расстояния вполне хватало на то, чтобы пули не задели перепуганных геологов.
        - Огонь!
        И сидящий в носовой башне Шварц не подвел.

«Гаттас» ударил издали. Завыл, непринужденно набирая обороты, и по синим волнам Банира побежали фонтанчики пуль, быстро приближаясь к змеевидному телу жлуна.
        - Есть!
        - Попал!
        - Получи, скотина!
        Паровингеры, напряженно следившие за происходящим, радостно загалдели.
        Потерявший скорость драконоид завертелся на месте, а вода вокруг стремительно побурела от крови.
        - Добить! - приказала Кира.
        Она торопливо развернула машину - боялась, что жлун нырнет, - и вновь направила паровинг на тварь.
        - Огонь!
        Извивающийся драконоид представлял собой прекрасную мишень, и тяжелые пули разорвали его тело напополам.
        - Отличная работа!
        - Спасибо! - весело отозвался Шварц.
        - Проклятье! - простонал Френк.
        - Что?!
        А в следующий миг Кира поняла - что. И громко выругалась.
        Драконоиды охотились парой, и, пока паровингеры разбирались с первым, который преследовал катер с кормы, второй стремительно приближался с борта.
        - Разворачиваюсь!
        - Не успеем!
        - Заткнись! - Кира закусила губу и резко вошла в очередной вираж, заставив тяжелый паровинг совершить несвойственный маневр. - Шварц! Людей не задень!
        - Постараюсь!
        - Накроем на выходе!
        - Понял!
        - Осторожнее, - прошептал Френк.
        - Не мешай!
        Мощный удар перевернул катер, и геологи горохом посыпались в воду. Перепуганные, беспомощные, орущие… Не окажись поблизости паровинга, их участь была бы предрешена.
        - Давай!
        Повадки твари ушерцы знали отлично: после удара драконоиды всегда уходили на глубину и выныривали в двадцати-тридцати метрах. Шварц врезал из «Гаттаса» за несколько мгновений до того, как над водой появилась сплюснутая башка жлуна. Врезал наугад, но ошибся всего на несколько метров. Тут же поправился, и следующая очередь превратила голову твари в кровавое месиво.
        - Попал?!
        Даже на минимальной скорости паровинг двигался слишком быстро, чтобы Кира успела разобраться в происходящем.
        - Все в порядке.
        Мертвый драконоид уныло покачивался на волнах метрах в сорока от перевернутого катера. Опомнившиеся и слегка успокоившиеся геологи радостно вопили, приветствуя спасителей, а внутри паровинга послышался веселый смех.
        - Шварц! Официальная благодарность!
        - Служу Ушеру, коммандер, - бодро отозвался стрелок.
        - Экипаж, внимание! Заходим на посадку.
        Как вытаскивать из воды людей, ушерских паровингеров учили едва ли не в первую очередь - жизнь обитателей архипелага неразрывно связана с Баниром, морские законы впитывались ими с материнским молоком, а первый из них гласил, что любой человек обязан оказать помощь терпящим бедствие. Быстро и без раздумий.
        Кира посадила «умника» метрах в ста от катера, за борта которого держались спасенные, затем аккуратно подвела машину ближе и заглушила двигатели. Сразу после этого ребята распахнули люки и принялись бросать подплывающим геологам спасательные круги. И даже начали зубоскалить, шутками выгоняя накопившееся напряжение.
        - Какого муля вы тут забыли?
        - Развлекаетесь?
        - С курса сбились?
        - Не ехидничайте, - хмуро оборвал Шварца выбравшийся из воды мужик. - Настроение не то.
        Фраза, а главное - тон, которым она была произнесена, подсказали Кире, что черноволосый среди геологов главный.
        - Я - майор Дагомаро, - произнесла девушка после того, как мужик скинул мокрую одежду и завернулся в одеяло. - Представьтесь, пожалуйста.
        - Дагомаро? - Мужик оценивающе оглядел Киру. - Вот ведь совпадение…
        - Это ваше имя?
        - Энцо Такере, начальник изыскательной партии «Валеман». - Он помолчал, после чего, усмехнувшись, добавил: - Мы представляем компанию «Руды и минералы», подразделение…
        - Подразделение холдинга «Дагомаро», - спокойно перебила геолога Кира. - Что у вас произошло? Рыбаки сообщили, что к Валеманской группе шло какое-то судно.
        - Канонерская лодка землероек.
        Военные переглянулись, и астролог тихонько выразил общее мнение:
        - Дерьмо.
        Все знали, что отношения между двумя составляющими Кардонийской конфедерации - Ушером и Приотой - в последнее время ухудшились, но никто не ожидал, что землеройки перейдут от слов к делу.
        - Мы разбили лагерь на острове «А», - продолжил Такере, прихлебывая горячий кофе, кружки с которым раздал спасенным Френк. - Составляли геологическую карту островов, а сегодня утром… - Энцо скривился. - Короче, перед рассветом в бухту вошли канонерка и вспомогательное судно с десантом. Землеройки выгнали нас из домов и велели убираться с исконных земель Приоты.
        - Они так сказали? - уточнила Кира.
        - Их командир.
        - Уроды!
        - Гидратные манявки!
        - Все острова Банира принадлежат Ушеру!
        - Тихо! - Кира обвела возбужденных паровингеров жестким взглядом, после чего вновь обратилась к Такере. - Прошу вас, продолжайте.
        Остальным геологам было что сказать, однако никто из них не посмел перебить начальника.
        - У нас было два катера, в каждый село по десять человек, - медленно произнес Энцо. - Мы все время оставались на связи, надеялись, что рыбаки услышат сигнал бедствия, но через пару часов батареи сдохли, а потом появились жлуны. - Пауза. - Мы пытались уйти, но получилось плохо.
        Все было понятно, но майор не могла не задать вопрос:
        - Где второй катер?
        Кира спросила негромко, ответ прозвучал почти шепотом, но в наступившей тишине показалось, что геолог ответил громоподобным гласом:
        - Их догнали.
        Десять человек пошли на корм драконоидам. Десять умных, знающих, толковых ребят, умеющих смотреть сквозь землю и находить скрытые в ней богатства. Десять ушерцев.
        - Землеройки должны ответить, - произнес Френк. И вопросительно посмотрел на коммандера: - Кира?
        Атаковать, залить свинцом, вдолбить в землю, перебить… Глаза паровингеров требовали крови, глаза геологов - мщения, орудийные стволы деликатно намекали: мы не подведем. Кира чувствовала закипающую ярость, готова была окунуться в нее, нырнуть с головой, и лишь огромным усилием воли сумела взять себя в руки.
        - Мы получили приказ провести разведку, - медленно, потому что скулы сводило от бешенства, сказала девушка. - Мы отправляемся на Валеман, чтобы убедиться в правдивости рассказа синьора Такере.

* * *
«К моменту исчезновения мессера я провел на „Амуше“ всего несколько дней и не успел достаточно освоиться среди экипажа. Я не Олли, мне требуется время, чтобы привыкнуть к людям, и уж тем более - назвать их друзьями. Кроме того, офицеры
„Амуша“ оказались, мягко говоря, своеобычными личностями, и первое знакомство повергло меня в изумление, а если точнее - в легкий шок. Капитан Дорофеев, суперкарго ИХ Бабарский, шифбетрибсмейстер Чира Бедокур, медикус Альваро Хасина и, конечно же, Галилей Квадрига, астролог, - все они являлись превосходными профессионалами, мастерами своего дела, но людьми настолько странными, что их пребывание в команде, а уж тем более - в одной команде, казалось решительно невозможным. И только со временем я понял, что именно черты, отличающие офицеров
„Пытливого амуша“ от обыкновенных людей, сплачивают их крепче цемента, превращая в настоящую семью. Каждому из них не было комфортно в традиционном обществе, но, оказавшись в компании себе подобных, они раскрылись, обрели дом.
        Еще я понял, что рядом с ними и я чувствую себя как дома.
        И еще - что создал этот дом Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.
        Как я уже писал, исчезновение мессера случилось в самом начале моего знакомства с
„Амушем“, и меня до глубины души поразила проявленная экипажем верность. Дорофеев, Бабарский, Бедокур, Хасина, Квадрига - каждый переживал несчастье по-своему, но все они остались на цеппеле и полтора года упрямо прочесывали Герметикон, отказываясь верить в гибель мессера.
        Точнее, мы прочесывали. Мы вместе».
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - И мессер его не выпорол?
        - Нет, - пожал плечами Хасина.
        - А зря, - сурово рубанул Бедокур. - Есть вещи, на которые нельзя не обращать внимания.
        - Если вдуматься, пороть управляющего не за что, - ухмыльнулся Бабарский и шмыгнул носом. - Фермеры выдернули ограды, увели стада, прибрали навоз и даже засеяли травой протоптанные коровами дороги. Я специально съездил в пойму - там стало красивее, чем раньше. Правда, от воды сыростью тянет, и у меня кости разболелись, хронический радикулит, чтоб его…
        Иоахим Христофор Бабарский - суперкарго, казначей, менеджер и главный в команде
«Амуша» контрабандист - обладал таким букетом наследственных, хронических, аллергических, вирусных и прочих заболеваний, что мог служить ходячим пособием для начинающих медикусов. Он постоянно кашлял, чихал, сморкался, держался за бока, стонал, жаловался на судьбу и приставал к добродушному Хасине, который охотно скармливал мнительному суперкарго экспериментальные микстуры собственного изготовления. Впрочем, во время обязательных для любого цепаря осмотров у братьев Доброй Дочери болячки ИХ волшебным образом рассасывались и никто не слышал, чтобы Бабарский хоть раз оказался в карантине.
        Ростом суперкарго едва дотягивал до ста шестидесяти сантиметров, а сложением напоминал мячик: пухлая фигура, круглое лицо и нос картошкой. Добавьте черные волосы до плеч, которые Бабарский зачесывал назад, большие щеки, малюсенький подбородок, губы бантиком, и портрет завершен. Мужественности ни на гран, однако ИХ обладал сверхъестественным умением располагать людей, чем полностью компенсировал дарованную природой внешность.
        - Красота - понятие неопределенное, - брякнул Галилей, доставая из кармана жестяную коробочку.
        - Управляющий нарушил приказ, - напомнил шифбетрибсмейстер. - Это плохая карма.
        - Человек слаб, и мессер это понимает.
        - Если человек слаб, то правильно исполненная порка поможет ему стать сильным, - глубокомысленно заметил медикус. - А если силен - не повредит.
        И вздохнул, наблюдая за тем, как Галилей смешивает табак с извлеченной из коробочки травой темно-желтого цвета. На Линге, в отличие например от Анданы, вихель был запрещен, однако астрологу «Амуша» полагалась поблажка, и, завидев Квадригу, местные полицейские отворачивались, хотя с легкостью могли отыскать в его карманах и поясной сумке пять-шесть лет каторжных работ. Впрочем, поблажка полагалась всем настоящим, водящим через Пустоту цеппели, астрологам.
        - Альваро, откуда такие познания? - осклабился Бедокур. - Был опыт?
        - Я сделал сии умозаключения на основе наблюдений и теоретических изысканий, месе карабудино.
        - Мне одному кажется, что здесь ужасный сквозняк? - Бабарский демонстративно высморкался, аккуратно свернул платок, и продолжил: - Если кого и надо пороть, так это тутошнего хозяина. Он преступно относится к здоровью посетителей.
        - Не тутошнего, а здешнего, - меланхолично поправил суперкарго Мерса.
        - И еще за то, что пускает в приличное заведение всяких умников.
        - ИХ, в зале душно! - не сдержался Бедокур. - Даже волосы потеют.
        - А у меня ажарская астма! Я задыхаюсь!
        - Откуда у тебя астма?
        - Выросла!
        - На Андане подцепил, - язвительно сообщил Хасина. - В заведении синьоры Улитки.
        - Разве астма так передается? - испугался Чира.
        Медикус деликатно заржал.
        Несмотря на то что каждому члену экипажа полагалась комната в замке, офицеры, за исключением Дорофеева и Валентина, предпочли поселиться в городе и коротали вечера в харчевне «Золотой дуб». Той самой, что не меняла облик шестьсот семьдесят четыре года, в результате чего посетители вынужденно наслаждались раннелингийскими интерьерами: тяжеленными столами из плохо выструганных досок, неудобными лавками и глиняной посудой. Но еду в «Дубе» подарали отменную, а местное пиво славилось на все дарство Кахлес. Харчевня не пустовала даже в будние дни, однако офицеров Помпилио всегда ожидали лучшие места и быстрое обслуживание.
        - Если у тебя астма - иди на воздух, ипать-копошить, - посоветовал Галилей Квадрига, с наслаждением раскуривая трубку.
        Над столом лениво повисло вихельное облако.
        - Иди курить туда. - ИХ неопределенно махнул рукой.
        - Не могу подняться с лавки, - обезоруживающе улыбнулся астролог. - Пьян.
        - А вот меня ваши слова э-э… возмущают, - неожиданно произнес Мерса, откладывая двузубую вилку. - Вы сожалеете, что мессер не выпорол э-э… человека, и это безнравственно! Мы ведь не о лошади говорим.
        - То есть лошадей пороть можно? - немедленно уточнил Хасина. - Это нравственно?
        - Не согласен, - встрял Бабарский. - Я, к примеру, не то что лошадь, даже собаку бродячую не пнул ни разу в жизни. Хотя все они блохастые твари, а блохи разносят заразу.
        - Я тоже, - добавил Бедокур. - В смысле, не зараза блохастая, а насчет собак. Бить животных - плохая примета. Это вам даже начинающая ведьма скажет.
        - Собака может укусить, - промямлил Галилей, попыхивая трубкой. - Меня однажды пыталась, но я спугнул ее щепоткой свуи.
        - А лошадь может лягнуть, - ляпнул алхимик и тут же укорил себя за длинный язык.
        - Что, Мерса, не любишь животных? - медикус театрально покачал головой. - Не ожидал от человека столь прогрессивных взглядов. Это самый настоящий флукадрук.
        - Какой же ты злой, Мерса, - тоненько хихикнул ИХ, старательно вытирая руки льняной салфеткой.
        - Алхимик, ипать-копошить. - Квадрига блаженно прикрыл глаза. - Я всегда с подозрением относился к людям, которые проводят жизнь возле атаноров. Надышатся всяким, потом идеи распространяют.
        И пыхнул вихельным выхлопом.
        - Я люблю э-э… животных, - покраснел Мерса.
        - Я видел, как Энди ел рагу, - припомнил Бедокур.
        - Мерса, это безнравственно, - продолжил изгаляться Хасина. - Если ты действительно любишь животных, зачем поглощаешь их трупы? Почему тебя не тошнит?
        - И ботинки кожаные таскаешь, - въедливо добавил ИХ. - А еще ремни и перчатки.
        - И цапу кожаную надевал, когда холодно.
        - Мерса, ты - лицемер.
        - Мы обсуждали телесные наказания, - хмуро ответил Энди.
        Он догадывался, что над ним подшучивают, и старательно гасил подступающее раздражение.
        - Можно подумать, тебя никогда не пороли.
        - Кстати, да, Мерса, ты бунтуешь просто так или тяжкие воспоминания гнетут?
        - Я э-э… не бунтую.
        - Уже не важно, - отмахнулся Хасина. - Тебя пороли?
        - Расскажи, как это было?
        - Участвовал в каком-нибудь мятеже?
        - Или на мелком воровстве спалился?
        - Ни на чем я не палился, - отмахнулся Энди. - А пороли меня всего один раз э-э… в молодости э-э… когда я работал учеником алхимика на Герметиконе.
        - И сильно сей опыт помешал тебе в жизни, месе карабудино?
        Алхимик наконец понял, что обрадованные возможностью развлечься друзья просто так не отстанут, и перешел в контратаку:
        - Альваро, никак не ожидал, что ты э-э… убежденный сторонник телесных наказаний. Это разве не флукадрук?
        - Когда-то я считал телесные наказания несомненным доказательством человековской дикости, но с течением времени понял, что в этом инструменте заложен определенный смысл, - важно ответил Хасина. - Тщательно и беспристрастно проанализировав доступную информацию, я убедился, что в некоторых случаях подобное воздействие необычайно эффективно. Ты, Мерса, не медикус, но наверняка слышал аксиому, что яд в разумных дозах оказывает положительный эффект. - Альваро с наигранной печалью оглядел офицеров. - Человеки несовершенны, говорю вам как сторонний и нейтральный наблюдатель, человеков следует улучшать.
        - Не такой уж ты нейтральный, - громко заметил Энди, поправляя очки.
        - Это еще почему?
        - Давно хотел спросить: в чем цель твоих э-э… исследований? Что будет, когда твоя раса соберет достаточно сведений о человечестве?
        Контратака удалась: разогретые пивом офицеры охотно переключились на новую тему и принялись забрасывать медикуса каверзными вопросами:
        - Вторжение?
        - Ты будешь нас вешать?
        - Альваро, брат, за что?
        - Хасина, я всегда был добр к тебе.
        - Жалкие, жалкие человеки, - усмехнулся медикус. - Вы способны мыслить исключительно насилием.
        - Ты вроде не возражал против телесных наказаний. Почему бы тебе не согласиться с массовыми убийствами?
        - Вы убьете всех или оставите немного рабов?
        - Чтобы кто-то возделывал для вас поля.
        - Я не хочу быть рабом.
        - Или вы нас съедите?
        Альваро помолчал, хлебнул ароматного пива, после чего добродушно продолжил:
        - Посмотрите на меня, человеки, посмотрите и убедитесь, насколько развита моя раса. Постарайтесь понять, гвини патэго, что мы образованны, умны и миролюбивы. И лишь благодаря нашей невероятной доброте вы до сих пор засоряете Вселенную своей жалкой цивилизацией.
« - Пораскинь мозгами, Мерса: человеки открыли десятки пригодных для жизни миров, но не освоили и сотой части Вселенной. Да что там сотой - миллионной! Вы ползаете по малюсенькому уголку необъятного, а пыжитесь так, словно положили в карман все существующие звезды. Вы не встретили разумных и, гвини патэго, решили, что являетесь единственным, уникальным видом. Но ведь это глупо, Мерса, ты понимаешь, что это глупо? Вселенная огромна, а значит, есть вероятность, что где-то далеко, или совсем рядом, существует иная цивилизация. Более могущественная, чем ваша, и более мудрая.
        Хасина разговорился, когда мы остались в кают-компании „Амуша“. С момента нашего знакомства прошла примерно неделя, и медикус, по всей видимости, решил, что настало время поведать мне правду. Разговор Альваро начал заявлением, что не является человеком, и тут же развил мысль, объясняя, что имеет в виду. Любопытную мысль. Но поначалу, признаться, она сбила меня с толку.
        - Почему же мы э-э… до сих пор никого не встретили?
        - Не пришло время.
        - А кто будет решать, когда оно придет?
        - Разумеется, мы, месе карабудино, - гордо ответил Хасина. - Как более развитые существа. И более мудрые. Настанет день, и мы объясним человекам, что Вселенная принадлежит не только им. То есть - вам. Или просто: не принадлежит вам. Я не знаю, какую формулировку выберут наши вожди.
        Знаю, знаю, следующий мой вопрос прозвучал на удивление глупо, но ты должен меня простить, Олли - я был настолько ошарашен, что попросту не знал, как правильно поддерживать столь занимательную беседу.
        - Ты прибыл к нам э-э… официально?
        - Нет, конечно же, - рассмеялся Альваро. - Меня доставили в Герметикон в младенческом возрасте, но доставили не просто так, а с тайной миссией. Меня отобрали из тысяч претендентов и подготовили к существованию в невыносимых условиях вашего общества.
        - Э-э…
        - Предвижу удивленные вопросы, поэтому расскажу подробнее. - Хасина налил себе вина.
        - Полагаю, э-э… это будет э-э… познавательно, - пролепетал я, но увлеченный медикус меня не слышал.
        - Сначала я не подозревал о своем предназначении, месе карабудино. В приюте, а позже у приемных родителей я рос обыкновенным мальчиком, правда, очень умным и любознательным… Мерса, тебя когда-нибудь считали умным и любознательным?
        - Э-э…
        - Значит, ты не поймешь. Я много читал, всегда стремился к новому, но не только этим отличался от сверстников. - На губах медикуса заиграла сентиментальная улыбка. - Иногда, разглядывая рассыпанные по ночному небу звезды, я испытывал странное щемящее чувство. Необъяснимая тоска охватывала меня в те мгновения, и мне казалось, что я потерял нечто необычайно важное, нечто дорогое. Я не сразу понял, что, глядя на звезды, я чувствовал себя чужим, что человеки не родня мне, и где-то далеко-далеко, в бескрайних просторах Пустоты, скрывается мой настоящий дом. - Хасина выдержал многозначительную паузу, во время которой сделал пару больших глотков вина. - А затем я узнал, что не могу иметь детей от ваших женщин и ко мне не прилипают пикантные недуги. Согласись, Мерса, это весомое основание считать себя не таким, как все.
        - И ты стал медикусом на „Амуше“… - пробормотал я, подразумевая, что это весьма невысокая должность для тайного агента, но не был понят.
        - Да, стал медикусом, - важно ответил Альваро. - Что не так?
        - Я думал, твоих э-э… родичей заинтересуют наши изобретения, политика, власть…
        - Этими вопросами занимаются другие агенты, - успокоил меня Хасина. - Моя же цель
        - техническое изучение человеков.
        - Зачем? - выдал я совсем уж идиотский вопрос.
        - А зачем ты изучаешь алхимию?
        - Э-э… в научных целях.
        - Еще подсказки нужны?
        Я решил, что нет - не желал выслушивать ехидные замечания медикуса. Хотел закончить разговор, однако не мог не поинтересоваться:
        - Альваро, для чего ты выдал мне свою тайну? Мы ведь едва знакомы.
        - В познавательных целях, - не стал скрывать Хасина. - Хотел увидеть твою реакцию.
        - И как?
        - Ничего интересного, Мерса, ты стандартно ошарашен и не знаешь, как себя вести.
        Ответ, признаться, меня покоробил. Особенную неприязнь вызвала правота медикуса: я действительно находился в некотором затруднении, но это ведь не повод хамить, правда? И потому я попытался огрызнуться:
        - А мессер знает о твоем происхождении?
        - Конечно. - Хасина помолчал и добавил: - Мессер сказал, что высокая цель налагает на меня большие обязательства, и если я хочу с блеском исполнить миссию, то должен стать лучшим медикусом Герметикона. - Еще одна пауза. - Я стараюсь.»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - Давно я так не смеялся, - тоненько захихикал Бабарский, утирая выступившие слезы. - Вам, ребята, нужно билеты на свои диалоги продавать. Или в цирк завербоваться. Хотя в цирке высокий травматизм.
        - И все равно я против телесных наказаний, - упрямо заявил алхимик. - Против!
        - На моей памяти мессер никого не порол, - заметил Бедокур.
        - А другие адигены?
        - А другие адигены меня не волнуют, - нахохлился шифбетрибсмейстер.
        И Мерса, к огромному своему удивлению, различил в голосе Чиры угрозу. Которая прозвучала тем более весомо, если учесть выдающуюся комплекцию Бедокура: двухметровый рост, мощная мускулатура и кулаки размером с небольшие тыквы. Выглядел шифбетрибсмейстер настоящим громилой, но в технике разбирался получше иного конструктора, и все оборудование «Пытливого амуша» работало у Чиры как часы. Наверное, не хотело связываться. Или же послушно подчинялось многочисленным заклинаниям, заговорам и оберегающим проклятиям, по части которых Бедокур также был большим мастаком. Путешествуя по Герметикону, Чира ухитрился изучить огромное множество примет, предзнаменований и магических ритуалов, которые активно использовал в повседневной жизни. Длинные каштановые волосы Бедокур заплетал в косички, перемежая их заговоренными веревочками и бусами, а на широкой груди носил медальоны Доброго Маркуса, небесного покровителя Линги, и почитаемого всеми цепарями Герметикона святого Хеша. С медальонами соседствовали амулеты: кривая раковина хансейских жриц Большого Фебула, усиливающая удачу обладателя на количество завитков, и
редчайшая подъязыковая косточка лагорианской обезьяны Ким, о предназначении которой Чира упорно молчал. На руках Бедокура позвякивали многочисленные браслеты-обереги.
        - Другие адигены не имеют права меня трогать, - закончил шифбетрибсмейстер. - Если не хотят, чтобы я их ауру с грязью смешал. Или еще чего.
        - То есть пусть бьют кого угодно, только не тебя, да?
        - Мерса, не горячись, - примирительно произнес Хасина. - Ты плохо понимаешь законы, регламентирующие взаимоотношения адигенов и простолюдинов. Для начала уясни, что в адигенских мирах нет рабства, все простолюдины - свободны.
        - До тех пор, пока не решат заключить с адигеном договор, - уточнил Бабарский. - То, что у вас называется контрактом или договором о найме, на Линге именуют вассальной присягой. Вот и все отличие.
        - В присягу входит пункт о телесных наказаниях?
        - О возможности телесных наказаний, - поднял палец Альваро.
        - Вассальная присяга не менялась тысячу лет, - с чисто лингийской гордостью сообщил Чира. - В ней все по-настоящему.
        - И вас это устраивает?
        - Ты опять ничего не понял. - Хасина ткнул Бедокура в бок, не позволив шифбетрибсмейстеру облить алхимика парой-тройкой крепких выражений, и вернулся к вопросу: - Точнее, месе карабудино, ты не учитываешь того факта, что простолюдины имеют право владеть оружием. Так повелось с самого начала, поскольку адигены быстро поняли, что удержать власть над дарством можно только с помощью ополчения - одной дружины недостаточно. Кахлесы, если тебе интересно, правят больше тысячи лет, а почему? Потому что все простолюдины дарства поднимаются по первому зову.
        - И что?
        - А то, что вооруженными людьми нельзя править, ими нужно управлять, - наставительно объяснил медикус. - И все адигены, которые хотят удержаться у власти, знают эту нехитрую аксиому назубок.
        - Не пора ли им поменять законы?
        - А кто позволит? - ехидно осведомился Бабарский. - Народ слишком хорошо вооружен, чтобы быть безропотным.
        - Когда простолюдин принимает вассальную присягу, он в том числе обязуется вооружиться, - сообщил Бабарский. - Ты, Мерса, наверное, не заметил, но в маленьком Даген Туре есть девять оружейных лавок. Так что, если мессер или какой-нибудь другой адиген начнет вдруг пороть подданных направо-налево, в него тут же начнут палить из-за каждого угла.
        - Но зачем, в таком случае, служить адигенам? - растерялся алхимик. - Не лучше ли самим выбирать правителей?
        - В каждой общине есть голова и мировой судья.
        - Я имел в виду главу государства.
        - Зачем ломать то, что работает? - удивился Хасина. - И работает хорошо.
        - А как же новая кровь?
        - Дары имеют право посвящать в адигены наиболее выдающихся простолюдинов, и они этим правом пользуются.
        Офицеры не убеждали алхимика в преимуществах адигенского строя, они спокойно и неторопливо рассказывали о древних законах, по которым живет Линга. О законах, не менявшихся уже тысячу лет, и о том, почему гордые адигены, которых на Бахоре и Заграте считали чуть ли не рабовладельцами, чтили эти законы.
        - И вспомни, месе карабудино, что даже Эдуард Инезир не смог завоевать Лингу и был вынужден заключить с дарами договор, - подытожил медикус.
        - Наши предки Узурпатора кровью умыли, - гордо сообщил шифбетрибсмейстер.
        И алхимик понял, что простолюдин Бедокур имел на это высказывание такое же право, как и Помпилио дер Даген Тур.
        - Но право на телесные наказания у них есть, - промямлил Энди. Воспитанный в свободном от адигенов Бахоре, Мерса считал это право ярчайшим примером насилия над личностью.
        - Иногда лучше выпороть, чем отправить в тюрьму, - со знанием дела произнес Бабарский. - Со всех точек зрения лучше: времени тратится меньше, а впечатление остается на всю жизнь.
        Подначить суперкарго никто не успел. Безмятежно клевавший носом Галилей неожиданно вытащил изо рта трубку - все думали, что астролог спит, и давно перестали обращать на него внимание, - и громко спросил:
        - Все это, конечно, безумно интересно, но я хочу знать, что дальше, ипать-копошить? Хасина, сплетни есть?
        Офицеры перевели взгляды на медикуса, который, ощутив важность момента, немедленно надулся.
        - Что, человеки, любопытно?
        - Похоже, мессер с ним планами не делился, - хмыкнул Квадрига.
        - Чтобы он их сородичам не сдал, - поддержал астролога Бедокур.
        - Зря только в замок ходил.
        - Со мной никто ничем не делился, - признал медикус. - Но Теодор намекнул, что мессер наконец-то заинтересовался отчетами Астрологического общества.
        Сообщение вызывало понятное оживление:
        - Мы отправляемся в путешествие?
        - Надеюсь.
        - Давно пора.
        - А куда?
        - Куда захочет мессер.
        - Как он?
        Медикус поморщился:
        - Нормально. - Помолчал и грустно добавил: - Учитывая обстоятельства.
        - Так давайте выпьем за то, чтобы у мессера все было просто нормально, без всяких обстоятельств, - предложил Бедокур, и офицеры дружно подняли глиняные кружки.
        Глава 2
        в которой Кира опускает флаг, Лайерак заключает сделку, Помпилио уговаривают, Мерса сталкивается с цепарями, а Гатову преподают урок
        - Вижу острова, - громко произнесла Кира.
        Отошедший к астрологу Френк немедленно вернулся в кресло и улыбнулся:
        - Быстро долетели.
        - На попутном ветре.
        - Ага.
        На самом деле Кира приказала выжать из машины все, что только можно, и даже чуть больше. Двигатели паровинга работали на максимуме, недовольно ревели, но с задачей справились - Валеманская группа явилась на горизонте на двадцать минут раньше расчетного времени.
        - Сразу к острову «А»? - поинтересовался Френк.
        - Да, - коротко отозвалась девушка и объявила: - Общая готовность!
        Необитаемые клочки суши лежали к северо-западу от Ушера и, согласно заключенному сто лет назад договору, считались зоной влияния архипелага. Собственно, все острова Банира считались зоной влияния Ушера, взамен пообещавшего не претендовать на обширные территории континента. Этот договор был основой конфедеративного устройства Кардонии, однако в последнее время вожди Приоты все чаще и чаще заявляли о правах на ближайшие острова. Только вот Барьерная россыпь, в которой взять, кроме пиратов, было нечего, приотцев не интересовала, они нацелились на более лакомый кусок. Валеман отстоял от континента на двести лиг, от архипелага на пятьсот - чем не повод признать группу частью континента? Тем более что проведенная несколько лет назад разведка показала, что острова богаты рудами. Столкновение, учитывая все возрастающую наглость землероек, было вопросом времени.
        И время пришло.
        Появление поселка разозлило Приоту - в последний раз геологи посещали Валеман семь лет назад и базировались на судне. На континенте поняли, что Ушер приступил к освоению островов, и решили огрызнуться. Первая кровь пролилась, и что будет дальше, зависит от многих факторов. В том числе от того, как поведут себя прилетевшие на разведку паровингеры.
        - Не помешаю? - Энцо Такере замер в проходе, не рискуя приближаться к креслам пилотов.
        - Хорошо, что вы здесь, - усмехнулась Кира. - Покажете, где расположен поселок.
        - На острове «А».
        Но это коммандер знала сама.
        - Откуда лучше заходить?
        - С севера.
        Девушка чуть повела штурвал, заставив паровинг изменить курс, и приказала:
        - Боевые расчеты - товьсь! Огонь по приказу!
        Френк вытер выступивший пот. Остров «А» быстро приближался.
        - Что планируете делать? - негромко спросил геолог.
        - У меня приказ провести разведку, - холодно ответила Кира.
        - Я знаю, коммандер. Я спросил, что вы планируете делать?
        Такере был не стар, лет пятьдесят, не больше, и, судя по всему, умен. Он прекрасно понимал, какие чувства владеют девушкой, и решил помочь молодому офицеру. Не дать ей наломать дров.
        - Вы ведь не хотите начать войну?
        - Я принесла присягу, синьор Такере, - процедила Кира. - Я поклялась защищать Ушер.
        - Кардонию, - уточнил геолог.
        - Почему бы вам не вернуться в салон? - грубовато осведомился Френк.
        Салоном паровингеры называли предназначенный для экипажа отсек, в котором сейчас находились товарищи геолога.
        - Пусть остается, - тихо произнесла Кира, прежде чем Энцо успел ответить.
        Они завершили вираж и теперь заходили на остров «А». С севера заходили, держа курс на показавшийся вдалеке поселок. Небольшой, в три дома, поселок среди невысоких валеманских скал. И еще они отчетливо видели стоящие в бухте корабли: канонерку и вспомогательное судно.
        - На втором катере плыл Родриго, мой старый друг, - произнес Такере. - Мы с ним весь Ушер излазили, даже на юге Приоты побывали, в Загорье. Тридцать лет его знал…
        - И что? - оборвала геолога девушка.
        До острова оставалось не больше двух лиг.
        - Когда мы вернемся домой, мне придется идти к жене Родриго, рассказывать о его смерти, объяснять, почему я жив, а он - нет, - вздохнул Энцо. - Но я не прошу вас мстить за моего друга.
        - Почему?
        - Потому что самое простое, что можно сейчас сделать, - начать драку. А потом, если в результате нашей драки вдруг разразится война, люди спросят: кто в ней виноват? И ответ будет таков: майор Дагомаро.
        Одна лига до острова «А».
        - Землеройки отправили вас на верную смерть, - процедила Кира.
        - Но не убили.
        - Они знали, что в Банире полно драконоидов.
        - Жлуны могли появиться, а могли не появиться.
        - К чему вы клоните?
        - Не дайте землеройкам возможность обвинить во всем Ушер, - торопливо объяснил Такере. - И лично вас, коммандер.
        - Время! - выкрикнул Френк.
        Остров как на ладони. Корабли покачиваются на тихих волнах, из трубы левого домика струится дымок, а ошивающиеся вокруг солдаты безмятежно задирают головы, разглядывая налетающий паровинг. Солдаты не вооружены и не прячутся, не разбегаются при виде истребителя, потому что получили приказ: не прятаться, не разбегаться, не стрелять, а стоять и смотреть. Солдатам страшно. Они понимают, что их жизни находятся в руках взбешенного ушерского паровингера, но продолжают стоять и смотреть. Солдаты готовы дать политикам козырь - свои жизни, и Кира понимает, что Энцо прав.
        - Коммандер? - шепчет Френк.
        - Если мы атакуем, то станем убийцами.
        Паровинг с ревом пролетает над поселком. Огромная тень падает на солдат и дома, но только тень. Приказа стрелять не прозвучало.
        - Все правильно, - тихо говорит Энцо.
        - Нет, синьор Такере, не правильно. - Кира разворачивает машину и вновь заходит на поселок. И вновь - с севера. - Шварц! Флагшток видел?!
        - Видел и отметил, коммандер! - весело отзывается стрелок.
        - Срежь его!
        - Есть!
        - Остальным расчетам отбой!
        Такере качает головой, но молчит. Он умен, он понимает, что придется согласиться с меньшим злом. Кира улыбается, возбужденный Френк смотрит в окно, а Шварц разгоняет шестиствольный «Гаттас». Из пулеметной башни доносится вой и грохот, тяжелые пули врезаются в основание флагштока, и приотское знамя падает в пыль.
        Солдаты разбегаются.
        - Отличная работа! - смеется Кира.
        Шварц насвистывает мотивчик, Френк показывает большой палец, астролог хлопает, а Такере вздыхает.
        Паровинг медленно набирает высоту и берет курс на Ушер.

* * *
«Помнишь, я рассказывал о скучном, как мемуары рака-отшельника, лингийском захолустье? Так вот, Варнион - это увеличенная до размеров мира лингийская провинция, только не такая зажиточная и довольно грязненькая. В буквальном смысле грязная - варнионцы обладают потрясающей способностью создавать свалки и помойки всюду, где появляются, даже там, где мусор в принципе отсутствует, например в пустыне. Я не бывал в варнионских пустынях, но убежден, что их песок смешан со старым тряпьем, огрызками, объедками, сломанными инструментами и прочей дрянью, что в огромных количествах валяется на улицах местного сферопорта. Не знаю, что показывают тамошние миражи, но уж точно не дворников, чтоб меня в алкагест окунуло.
        Жизнь на Варнионе тоже скучная, а потому историю, приключившуюся в их сферопорту, будут пересказывать еще лет сто. Или сто пятьдесят.
        Но она, если честно, того заслуживает.
        Сам я знаком с событиями с чужих слов: прочел не меньше десятка статей в газетах и журналах да пообщался с очевидцами, а потому немного завидую тем варнионцам, которым довелось своими глазами наблюдать столь редкое зрелище.
        Гибель цеппеля.
        Импакто вынырнул из Пустоты примерно в полдень, когда жизнь в местном сферопорту била ключом, - там разгружался грузовик верзийской торговой корпорации. Импакто вынырнул и замер в двух лигах от ощетинившегося пушками вижилана. На запрос диспетчеров ответа не последовало, и капитан сторожевика приготовился открыть огонь, но отдать соответствующий приказ не успел - середину трехсотметрового пришельца охватило огненное кольцо. Половинки импакто немного приподнялись, тут же схлопнулись, и сразу после этого грянул еще один взрыв. Огромные языки пламени стали жадно пожирать обшивку, на землю посыпались первые обломки и люди, водопадом хлынула балластная вода. Еще через миг корпус импакто окончательно распался на две части, и к облакам рванула пара чудом уцелевших баллонов с гелием.
        Легкая носовая половина принялась неспешно вертеться, словно выбирая, куда бы шлепнуться, а корма сразу направилась к земле, по которой в панике носились варнионцы. Тяжелые рули сделали кормовую часть похожей на половинку огромной бомбы, но следующий взрыв устроила не она, а кузель, и этот взрыв вдребезги разнес носовую часть цеппеля. Пылающие останки разлетелись по всему сферопорту, и то, что несколько минут назад было гордым цеппелем, превратилось в кучу безобразных обломков.
        Которыми тут же начал интересоваться местный народ: как я уже говорил, варнионцы весьма охочи до всякого мусора. Самые честные из аборигенов попытались отыскать выживших - безуспешно, самые беспринципные жадно накинулись на хлам, а несколько пронырливых подростков рванули на поиски улетевших баллонов и сорвали главный куш. Поврежденные баллоны приземлились в лесу, лигах в пяти от сферопорта, и повисли на деревьях, уныло выплевывая в атмосферу остатки гелия. Особой ценности баллоны не представляли, но рядом с одним из них мальчишки обнаружили лысого мужчину в простой цепарской одежде. Окровавленного, с поврежденными ногами, без сознания, но живого.
        К вечеру цепаря на телеге доставили в госпиталь, где он ненадолго пришел в себя, назначил царскую награду за возвращение уникальной трехствольной бамбады, заявил, что его зовут Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, и вновь потерял сознание.
        Надолго.
        А на Варнионе началось смущение. Местные, разумеется, слышали о знаменитом путешественнике с Линги, но отказывались верить, что им на головы свалился считающийся погибшим герой. Возмущенный президент - а сферопорт Варниона объединен со столицей, и высшее руководство планеты лично разбиралось с катастрофой - предложил заключить мошенника в тюрьму, но капитан верзийского цеппеля уверенно опознал мессера и тут же отправился на родину, прекрасно понимая, что принесшего радостную весть ждет щедрая награда. Оставшиеся без присмотра аборигены два дня пытались лечить мечущегося в горячке гостя, а затем началось вторжение.
        Во всяком случае, нечто весьма похожее.
        Первым на Варнион пришел импакто Лингийского флота. Удостоверившись, что спасшийся цепарь и в самом деле мессер Помпилио, родной брат дара Антонио, капитан импакто немедленно взял госпиталь под усиленную охрану, а учитывая состояние местных вооруженных сил, можно сказать, что он оккупировал планету. И кроме того, намекнул президенту, что больница - не лучшее место для пребывания настолько значимой особы. Варнионский вождь совету внял и приказал перевезти мессера в свой дворец. И очень вовремя приказал, потому что следующим на захудалую планету явился верзийский дар Дерек, старинный друг мессера, привезший с собой кучу лучших медикусов Ожерелья. Затем пришел рейдер Астрологического флота с какой-то шишкой из штаба, затем набитый журналистами пассер, а еще через час в сферопорт буквально ворвался флагман Лингийского флота с двумя доминаторами сопровождения - прибыл дар Антонио. Другими словами, когда „Пытливый амуш“ оказался на Варнионе, провинциальная планета была похожа на Герметикон в дни заседания сената - от обилия важных персон рябило в глазах. Дары, их пышные свиты, военные, представители
Химмельсгартна, куча адигенов с самых разных миров - друзья мессера, а также журналисты и богатые бездельники. Ошалевшие варнионцы важно рассказывали о катастрофе - выяснилось, что ее наблюдала половина, если не больше, обитателей планеты, - и безбожно задирали цены на жилье и стол. Президент говорил речи и пытался подружиться с важными гостями в инвестиционных целях, а владельцы домов терпимости сделали десятилетнюю прибыль.
        История чудесного спасения мессера надолго заняла первые полосы газет, но ответа на главный вопрос: где именно известный путешественник провел полтора года, публика не получила. Поговорив с братом, дар Антонио объявил, что мессер частично утратил память, и выразил надежду, что со временем недуг оставит Помпилио. Расследование обстоятельств катастрофы также ничего не показало. Определить принадлежность корабля, на котором мессер прибыл на Варнион, не удалось, а поскольку в команде цеппеля было много спорки, журналисты пустили слух, что знаменитый путешественник побывал в плену у пиратов.
        Капитан грузовика получил солидное вознаграждение от дара Дерека и лингийский орден. Любознательным подросткам дар Антонио вручил по сотне цехинов и пообещал оплатить учебу в любой академии Герметикона, а счастливчик, отыскавший бамбаду мессера, заполучил кучу золота…»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        Несмотря на то, что Даген Тур считался одной из жемчужин дарства Кахлес, оживленным и шумным он так и не стал, поскольку располагался вдали от традиционных торговых путей. Добытое золото под охраной перевозили в столицу, в казначейство дарства, медь - второе богатство владения - поездами шла на заводы Черемхайдена, и туда же фермеры сбывали урожай. В итоге Даген Тур оставался тихим, уютным и полусонным городком, как и сто, и триста, и тысячу лет назад. И лишь одно отличало его от совсем уж замшелых лингийских провинций - здесь давно привыкли к визитам важных, сверхважных и коронованных особ, а потому появление больших кораблей не вызывало у местных особенного интереса.
        Три цеппеля вынырнули из-за гор примерно в пять пополудни. Маленькая эскадра, составленная из двух роскошных флаг-яхт - «Эрмизанской девы», дара Антонио V Кахлеса, и «Белой розы», дара Конрада IX Селиджи, - и доминатора «Дер Каттер», разделилась у замка. Крейсер и «Белая роза» отправились к причальной мачте, а
«Дева», на борту которой путешествовали дары, пристыковалась к Штандарту.
        Лифт в главной башне отсутствовал, винтовая лестница была хоть и широкой, но довольно крутой, а потому владетель Даген Тура встретил коронованных гостей не на верхней площадке, как полагалось, а в тронном зале, который по-прежнему представлял собой рабочий кабинет. Встретил в вольной одежде - белая сорочка с кружевами, легкие брюки, - и сидя в инвалидном кресле, словно объясняя, почему не поднялся на Штандарт.
        Впрочем, объяснения не требовались.
        - Так вот где ты прячешься! И правильно: тронный зал - главное помещение любого дворца. Здесь сама атмосфера… - старый Конрад щелкнул пальцами, подбирая подходящее слово, - сама атмосфера бодрит. И навевает.
        Неофициальность визита гости также обозначили одеждой: их классические месвары, несмотря на богатую отделку, считались повседневными, а оказавшись в зале, дары как по команде расстегнули верхние пуговицы, приняв совсем уж домашний вид.
        - Антонио. - Приветствие прозвучало официально, а потому в ответ старший брат ограничился сухим кивком:
        - Помпилио.
        - Дядюшка Конрад. - Дер Даген Тур склонил голову.
        - Здравствуй, мой мальчик, здравствуй. - Старый дар потрепал Помпилио по плечу. - Выглядишь вполне здоровым.
        - Но наперегонки я вряд ли смогу бегать.
        - Наперегонки?! Когда это адигены бегали наперегонки, мой мальчик? Мы не лошади, знаешь ли, нам нет нужды торопиться. - Продолжая посмеиваться, дар Селиджи плюхнулся в кресло и тут же обратил внимание на сервированный столик: - Вино? Какое?
        - Белый сегир, дядюшка.
        - Отлично! Антонио, поможешь старику?
        Поскольку хозяин замка пребывал в инвалидном кресле, а конфиденциальность беседы исключала присутствие слуг, разливать бутылку выпало дару Кахлес. И он отлично справился со столь непростой задачей.
        - Ноги - это важно, но главное, что ты живым выбрался с Ахадира, мой мальчик, главное - это. - Хрустальные бокалы соприкоснулись, издав мелодичный перезвон, легчайшее белое отправилось в путешествие по благородным организмам, и дар Селиджи продолжил: - Я знал, что если кто и сумеет добраться до Ахадира, то только ты, мой мальчик.
        - Спасибо, дядюшка.
        - Это не лесть.
        Объявленная потеря памяти была призвана скрыть от общественности тот факт, что Помпилио побывал на Ахадире, на легендарной планете, до которой мечтали добраться все искатели приключений Герметикона. Побывал случайно, не по своей воле, но этот факт не умалял его заслуг. А полученная Помпилио информация оказалась настолько важной и пугающей, что дары приняли решение ее засекретить.
        - Я всего лишь путешественник, которому повезло, дядюшка.
        - Ты - национальное достояние Линги.
        - И это тоже не лесть, брат, - вставил Антонио.
        - Конечно, - скептически хмыкнул Помпилио.
        Ему показалось, что он разгадал причину неожиданного визита, - поддержка. Дары прекрасно понимали, что искалеченный путешественник пребывает в депрессии, и прибыли ободрить его, показать, что не все потеряно.
        - Напрасно смеешься, - строго произнес Конрад. - Я уверен, что, впервые поднявшись на борт «Амуша», ты не стремился прославиться, ты бежал… - Помпилио бросил быстрый взгляд на брата, тот остался невозмутим. - Но странствия создали тебе репутацию, мой мальчик, сделали известным.
        - Ты посещал далекие планеты, открывал новые миры и проявлял чудеса героизма. - Дар Антонио выдержал короткую паузу и скромно добавил: - А мы делали так, чтобы твои успехи с придыханием описывали газетчики.
        - Меня это раздражает.
        - Зато теперь, услышав название Линга, жители Герметикона в первую очередь вспоминают тебя, отважного путешественника и настоящего героя. - Конрад улыбнулся:
        - Хочешь ты того или нет, но ты - лицо Линги.

«Нет, они слишком прагматичны, чтобы лететь в Даген Тур только для того, чтобы ободрить меня. Им что-то нужно…»
        Помпилио глотнул вина:
        - И еще я очень удобная фигура для решения тонких политических задач, дядюшка, мы это проходили.
        - Ты превосходно справлялся, - с энтузиазмом воскликнул старый дар.
        - Сейчас я не в настроении.
        - Ты скучаешь, и мы решили помочь тебе развеяться. - Дар Антонио улыбнулся уголками губ. - Есть нетривиальная задача, брат.
        А вот и предложение. Воспитание не позволило Помпилио отказаться сразу, пришлось обозначать интерес, который в действительности напрочь отсутствовал:
        - О чем идет речь?
        Дар Конрад кивнул, дар Кахлес вскрыл вторую бутылку белого и наполнил бокалы. Наблюдать за тем, как один из двенадцати верховных правителей Линги и авторитетнейший лидер могущественного Лингийского союза обслуживает компанию, было весьма забавно.
        - Тебе что-нибудь говорит название Кардония? - осведомился Селиджи.
        - Неинтересное, - тут же отреагировал Помпилио.
        - Там назревает война.
        - Серьезная?
        - Серьезная? - Дар Конрад махнул рукой. - Помпилио, мой мальчик, о чем ты говоришь? Откуда на провинциальной планете взяться серьезной войне? Вот когда мой прапрапрадедушка сцепился с вашим прапрапрапрадедушкой за устье Ригоссы, это было серьезно. А на Кардонии так, мелочь.
        - Ригопорт построили Кахлесы, - тут же произнес дар Антонио.
        - Город наш по праву, - поддержал брата Помпилио.
        - И ваш уважаемый прапрапрапрадед это право подтвердил. - Дар Селиджи с улыбкой оглядел насупившихся братьев и улыбнулся: - Но попробовать стоило.
        Последняя крупная междоусобица случилась на Линге в самом начале Этой Эпохи, но раньше гордые адигены частенько проверяли соседей на крепость.
        - Вернемся к Кардонии, - предложил Помпилио.
        - По определенным причинам мы не хотим направлять туда официального представителя, а ты, мой мальчик, по собственному признанию, - удобная фигура.
        Никаких официальных должностей, кроме как в Астрологическом флоте, но при этом - близкий друг многих правителей Герметикона. Дары обращались к Помпилио редко, слишком уж много времени он проводил на окраинах освоенной Вселенной, и дер Даген Тур никогда не отказывал. Раньше не отказывал.
        - Войну разжигает Компания?
        - Да, - подтвердил дар Антонио.
        - Неинтересно.
        - Почему?
        - Хватило Заграты. - Помпилио помолчал. - У Компании грязные методы.
        - Новые времена, мой мальчик, сейчас всех интересует результат, а не процесс. - Старый дар вздохнул. - Правила умирают.
        - Пока тебя не было, Компания существенно расширила сферу своего влияния, - сообщил дар Антонио. - Нам навязывают большую игру, брат. Или мы ее принимаем, или сдаемся.
        Помпилио видел, что дары предельно серьезны. Они шутили, называли Кардонию провинциальной, высокомерно посмеивались, но в их глазах читалось напряжение. Дары смотрели вперед, анализировали настоящее, чтобы понять контуры будущего, и им не нравилось то, что они видели.
        Стихийная колонизация планет, произошедшая в эпохи Инезирской династии и Белого Мора, привела к разрыву традиционных связей. Подавляющее большинство новых миров отказалось от адигенской формы правления, и теперь, в эпоху воссоединения, старая знать постепенно теряла позиции. Миры Ожерелья все еще оставались самыми развитыми в Герметиконе, самыми влиятельными в политическом плане, а созданные адигенами союзы были мощны, но как долго продлится мирное сосуществование старых вождей и новых, предсказать не мог никто.
        - Я отсутствовал полтора года и плохо понимаю нынешние реалии, - негромко произнес Помпилио. - Если дело серьезное, вам нужен осведомленный человек.
        - Люди, которые нам интересны, отнесутся к тебе гораздо лучше, чем к любому другому посланнику, - быстро ответил дар Антонио. - Мы все тщательно обдумали.
        - Но забыли спросить меня.
        - Вот, спрашиваем.
        - Я не хочу.
        - Мы не объяснили, почему не хотим направлять официального посланника, - размеренно произнес дар Конрад. - Дело в том, мой мальчик, что Кардония исторически входит в зону влияния Кааты и наши друзья пытаются сами справиться с ситуацией.
        - Ты ведь знаешь каатианцев - они прижимисты и не любят, когда чужаки лезут в их огород.
        - Пусть даже в огороде полным-полно зайцев.
        - Раз в год в Унигарте проходит крупная выставка вооружений. На Кардонии весьма развита промышленность, а потому на выставку съезжается множество гостей с окрестных планет. Каатианцы убедили Ушер и Приоту провести переговоры во время выставки.
        - Если одной из сторон управляет Компания, переговоры ни к чему не приведут, - заметил Помпилио, грея в ладонях бокал. - Компания крепко держит своих лакеев.
        - Компания контролирует Приоту, - уточнил дар Антонио.
        - Не важно.
        - Важно, потому что Ушер обладает мощной армией и есть вероятность, что галаниты отступят.
        - Зачем нужен я?
        - Наблюдать за ходом переговоров, помогать каатианцам.
        - А если потребуется - намекнуть Ушеру, что Линга в нем заинтересована, - продолжил дар Конрад. И со вздохом закончил: - Мы не можем потерять Кардонию, мой мальчик, не можем, и все.
        - Она находится в центре Кардонийского сплетения и обладает огромным промышленным потенциалом. Если каатианцы проиграют, Компания получит великолепный плацдарм для продвижения в Южный Бисер.
        - Мы же наверняка потеряем Эрси, которая сейчас вполне предсказуема. А Эрси - это серьезная армия.
        - Каатианцы едва не проспали Заграту, но ничему не научились, - с жаром произнес дар Антонио. - Они до сих пор косо смотрят на Нестора и периодически намекают, что следует вернуть власть отпрыскам Генриха. Мнят себя прожженными интриганами, но директора-наблюдатели поняли, что это слабое звено Ожерелья, и целенаправленно атакуют их сектор.
        - Вам нужен опытный дипломат, - мрачно произнес дер Даген Тур. - Отправьте на Кардонию дядюшку Стефана, он мигом всех помирит.
        - Стефан - отличный дипломат, - согласился Конрад. - И поэтому его будут держать на расстоянии. Ты же окунешься в самую гущу событий.
        - Ты плохо слушал, брат, - каатианцы не хотят нашего участия.
        - После того как мы договорились с Нестором, каатианцы чувствуют себя ущемленными,
        - тонко улыбнулся дар Селиджи. - Хотя им досталось одно загратийское дарство из трех.
        - Но не вся планета, - хмыкнул Помпилио.
        - Всю планету они проспали, - жестко ответил дар Антонио. И тут же, совсем другим тоном продолжил: - К тому же Кардонийская выставка - это нечто особенное, ты наверняка присмотришь что-нибудь интересное для «Амуша». И для нашей армии.
        - Я плохо знаю, что нужно нашей армии.
        - На этот счет не волнуйся, мой мальчик: в Унигарт отправится доминатор «Дер Капер», битком набитый специалистами.
        - Мы пригласили капитана «Дер Каттера» на ужин, - деловито сообщил дар Кахлес. - Вам нужно познакомиться, брат, на Кардонии капитан дер Вигге поступит в твое распоряжение.
        - На всякий случай, мой мальчик, на всякий случай… Капитан дер Вигге решительный и смелый офицер, у него есть тяжелые пушки и будет рота егерей. На всякий случай… Вино, кстати, прекрасное… - Дар Конрад подмигнул Помпилио. - А капитан дер Вигге получил четкие инструкции: он исполнит любой твой приказ. Абсолютно любой. Он смелый и решительный офицер.
        - Я еще ничего не решил.
        - Я помню.
        Помпилио выдержал паузу, бросил взгляд в окно, из которого виднелся эллинг
«Амуша», и негромко спросил:
        - Выставка действительно интересная?
        - Последние четыре года на ушерских промышленников работал Павел Гатов, - произнес дар Антонио.
        Гатов. Это имя объяснило все.
        Помпилио побарабанил пальцами по подлокотнику кресла и с улыбкой спросил:
        - Что вам нужно от Гатова?
        - Предложить контракт на любых условиях, - честно ответил дар Конрад. - Но он с нами не разговаривает.
        - Павел, как и все гении, слегка чокнутый, - вздохнул дар Антонио.
        - Напоминает ребят, которых ты собрал в команду, мой мальчик.
        Намек был более чем прозрачен.
        - Вы надеетесь, что я смогу найти с Гатовым общий язык? - усмехнулся дер Даген Тур.
        - Почему нет? Ты умеешь обращаться с такими людьми.
        - Когда мне это нужно.
        - А когда это нужно Линге?
        Обычно, когда что-то требовалось Линге, Помпилио был готов на все, но почему теперь? Почему в самый паскудный момент его жизни?
        - А когда я не могу? Когда у меня нет желания ничем заниматься? - Он отвернулся. Он не хотел продолжать, но рядом сидели близкие люди. Не дары, а те, кого он знал с детства, на чьих глазах вырос, кому доверял, и потому дер Даген Тур продолжил. Глухим голосом продолжил: - Вчера я читал отчеты Астрологического общества… пытался читать. Я надеялся, что чужие приключения меня раззадорят, но вышло только хуже. Я не могу думать о путешествиях.
        - Это говорит о том, что ты не готов к своим обычным приключениям, - тихо произнес Антонио. - Ты много пережил, и твои мытарства продолжаются, так что…
        - Только от тебя зависит, как долго продлятся мытарства, - перебил Кахлеса Конрад.
        - Поверь старику, мой мальчик, только от тебя.
        - Я потерял вкус к жизни, - признался Помпилио. - Я не смогу достойно представить Лингу в столь сложном деле. Мне на все плевать.
        Дары помолчали. Переглянулись и еще помолчали. Конрад вздохнул, Антонио едва заметно пожал плечами. Разговор, судя по всему, закончился.
        - Я благодарен вам за заботу, но вы обратились не к тому человеку, - по-прежнему негромко произнес Помпилио. - Я не готов.
        - Ты всегда готов, брат, и ты это знаешь, - уверенно заявил дар Антонио. - Ты - Кахлес, и ты - сильный.
        Дер Даген Тур промолчал.
        - Надеюсь, не откажешь капитану дер Вигге в ужине?
        - Он знает много анекдотов?
        Дар Антонио рассмеялся.
        - Кстати, я упоминал, кого каатианская Палата даров назначила посланником? - небрежно поинтересовался Конрад.
        Помпилио вздрогнул.
        - Кажется, нет, - подыграл старику дар Антонио.
        - Человеком, который должен примирить кардонийцев, станет молодой, но многообещающий дипломат Фредерик дер Саандер. - Дар Селиджи выдержал паузу. - В ближайшее время Фредерик со своей супругой Лилиан отправится на Кардонию. Выставка-то вот-вот начнется.
        - Прямо перед ужином имеет смысл прогуляться по крепостной стене, - легко произнес Антонио. - В это время года на озере Даген потрясающие закаты.

«Со своей супругой Лилиан… Со своей супругой…»
        Помпилио знал, что Лилиан вышла замуж, но не ожидал, что простая констатация этого факта ударит его настолько сильно.
        - Вы приберегли хороший козырь.
        Дары деликатно промолчали. Они были лингийцами, они всегда припасали главный козырь для последнего удара.

«Со своей супругой Лилиан… Со своей…»
        А в следующий миг из глубины души поднялся неслышный, но необычайно громкий и яростный рев раненого зверя:

«С моей Лилиан!»

* * *
«Если вы хотя бы чуть-чуть интересуетесь наукой… А впрочем, кто в наш просвещенный век ею не интересуется? Кто? Наука в моде. Наука ведет человечество вперед, открытия меняют жизнь, а главное - делают исследователей богатыми. Смотрите сами: компания „Бергер“ - ее основатель сделал огромное состояние, придумав пишущую машинку, „Флотак-Бе“ наводнил Герметикон фотоаппаратами собственной, весьма удачной конструкции, „Триада“ - крупнейший концерн, основанный тридцать лет назад тремя нищими алхимиками, и список этот можно продолжать. Человечество вступило в замечательный, восхитительно прекрасный век, в котором на первое место вышли знания и ум. Обывателям, даже тем, кто с трудом окончил начальную школу, стало неприлично считаться профанами в научных вопросах и не знать знаменитых ученых Герметикона.
        И уж тем более - Гатова.
        История о том, как простой мальчишка стал легендой, вот уже двадцать лет будоражит умы, и многие начинающие ученые (не скрою, и я в том числе) примеряли на себя его судьбу. И самые умные из нас с печалью поняли, что стать Гатовым нельзя - им нужно родиться. Пусть даже на провинциальной планете.
        Согласно официальной биографии, Павел появился на свет на Кардонии, на архипелаге Ушер, в семье бедного рыбака. Потом, когда он прославился, ушлые репортеры
„находили“ у Гатова адигенские или галанитские корни - в зависимости от того, кто оплачивал „исследования“, однако все эти домыслы полная ерунда, и сам Павел не раз подчеркивал, что по происхождению он обыкновенный кардониец.
        Когда Гатову исполнилось одиннадцать, отец взял его в море, приучать, так сказать, к взрослой жизни, однако результат получился неожиданным. Пробыв на рыболовецком судне всего один день, мальчишка отправился к капитану и рассказал, как следует изменить конструкцию трала, чтобы улучшить его работу. И был немедленно выпорот за нахальство и безделье. Однако идею капитан услышал, по возвращении на берег обсудил ее с портовыми механиками и выяснил, что неграмотный щенок сделал оригинальное и весьма эффективное изобретение. Которое принесло Павлу первые деньги: ушлые механики за смешную сумму купили у папаши Гатова патент. Возможно, на этом карьера вундеркинда завершилась бы, но забавная история попала в газеты, Павлом заинтересовались ушерские инженеры, и вскоре он оказался в знаменитой Механической гимназии Тахасы. И принялся демонстрировать невероятные способности к получению знаний. За пять лет Гатов прошел десятилетний курс, затем поступил в университет Тахасы и через три года стал самым молодым в его истории магистром. За время обучения он сделал четыре изобретения и написал шесть научных статей,
которые открыли ему двери в престижную Вибритарскую академию Герметикона, и через два года Гатов стал магистром алхимии.
        Потом была блестящая работа на Бахоре, постройка самой современной во всем Герметиконе электростанции на Жухазе, усовершенствование цеппелей, новые паротяги и паровозы, блестящие алхимические опыты и выдающиеся статьи об электричестве… Гений Гатова не ограничивался одной областью, Павла интересовали все направления науки, и везде он добивался поразительных результатов…»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        Из всех военных объектов Ушера Мелепорт идеально подходил на роль секретного испытательного полигона. База занимала целый остров, который особняком стоял к востоку от архипелага, - суда и дирижабли приотцев так далеко не забредали, - обладал большой бухтой и несколькими долинами, скрытыми от посторонних глаз высокими горами. Мелепорт принадлежал военным, но работали на его полигонах не только с оружейными системами. Бурный рост промышленности, случившийся в Герметиконе в Эту Эпоху, привел к столь же бурному развитию промышленного шпионажа, и ушерские магнаты давно научились оберегать свои тайны от конкурентов с других планет. А потому на уединенном острове испытывались не только новые пушки, бомбы, взрывчатые вещества и бронетяги, но и паротяги, паровозы и мирные паровинги.
        Впрочем, и военные, и промышленники прекрасно понимали, что любое новое изобретение, даже сугубо мирное на первый взгляд, может пригодиться армии.
        - Почему нет пулеметных башен?
        - Не сейчас, - отмахнулся листающий записную книжку Гатов. - И вообще, не отвлекай меня.
        Павел сидел на толстом чугунном кнехте, у носа пришвартованного паровинга, и всем своим видом показывал, что не намерен отвлекаться на такую ерунду, как разговор с начальником Генерального штаба вооруженных сил Ушера.
        - Как это - не сейчас? - возмутился адмирал. - Я еще могу понять отсутствие орудий
        - они и в самом деле много весят. Но ни один приличный паровинг не может обойтись без пулемета! Не может!
        - Никаких пулеметов, - потряс головой Павел. - Лишний вес. - Однако все его внимание было сосредоточено на покрывающих листы каракулях. - Потом переговорим, ладно? Я занят.
        К счастью для Гатова, свиту Даркадо с собой не взял, в противном случае нахальство могло обойтись ученому очень и очень дорого.
        - Синьор адмирал, вы ни в коем случае не должны обижаться на магистра, - подскочил к закипающему военному Бааламестре. - Перед серьезными экспериментами Павел всегда немного не в себе и не отвечает за свои слова.
        - Не отвечает?
        - Увы.
        До сих пор старый адмирал практически не встречался с Гатовым - пара светских мероприятий, на которые Павла приводил Дагомаро, не в счет, - слышал, разумеется, о своеобразной манере поведения гения, но был уверен, что уж в его присутствии Гатов поведет себя прилично. И ошибся.
        - Он псих?
        - Ни в коей мере, синьор адмирал. Или же слегка. - Каронимо понизил голос. - Магистр - увлеченный человек, и даже консул Дагомаро не обижается на его выходки. Я вам ничего не говорил… ну, вы понимаете… Магистр способен огрызнуться на кого угодно.
        - Консул? - недоверчиво протянул Даркадо.
        - Он, - подтвердил Бааламестре.
        Каронимо, друг, названый брат, менеджер и ближайший помощник Гатова, умел располагать к себе людей - пришлось научиться, учитывая отвратительные манеры Павла.
        Не дылда, но достаточно рослый, не толстый, но плотный, плечистый, Бааламестре производил впечатление энергичного, но не суетливого человека, который действует быстро, но обдуманно. Круглое лицо Каронимо напоминало о предках-фермерах, от которых ему также достались нос картошкой, толстые губы, большие щеки и умение напускать придурковатый вид. О своих длинных светлых волосах Бааламестре заботился, мыл их часто, а вот бороды недолюбливал, но, поскольку все взрослые половозрелые ушерцы носили их в обязательном порядке, Каронимо выращивал на щеках щетину, которая, впрочем, ему шла.
        - Для чего нужен безоружный паровинг? - недовольно поинтересовался Даркадо.
        - Для рекорда, синьор адмирал.
        - У нас война на носу.
        - А я должен понять, как будут развиваться паровинги, - резковато бросил Гатов, не отрываясь от записной книжки. - И хватит орать, вы меня сбиваете.
        - Гений, что с него взять? - Бааламестре мягко взял Даркадо под ручку и повел вдоль пирса, у которого тихо покачивался заинтересовавший старика паровинг - четырехмоторный красавец без оружия и опознавательных знаков. - Вы ведь помните, синьор адмирал, насколько важны для Ушера разработки магистра? Можно и потерпеть.
        Поскольку подчиненные поблизости отсутствовали, Даркадо решил не спорить и сказал как есть:
        - Я терплю.
        - А я представляю, каких усилий вам это стоит, - разливался соловьем Каронимо. - Но что делать, синьор адмирал, общение с гениями требует определенных… гм… жертв.
        В отличие от Гатова, чья манера одеваться делала его похожим на цепаря, Бааламестре выглядел ученым. Ну, не совсем ученым, скорее, чокнутым провинциальным изобретателем пустотного парошаголета повышенной комфортности, но все-таки не межпланетным бродягой. Поверх сорочки с длинными рукавами, закатанными или опушенными в зависимости от погоды, Каронимо таскал жилет с многочисленными карманами, в которых водилась всякая полезная мелочь, включая инструмент и карандаши. Жилет был пошит по индивидуальному заказу, и Бааламестре безумно им гордился, больше даже, чем щегольскими штанами с накладными карманами, некоторые из которых смахивали на накладные сумки, а то и рюкзаки. Завершали костюм цепарские башмаки, перчатки с отрезанными пальцами, массивные походные часы на левой руке и щегольская круглая шляпа с загнутыми полями.
        - Гатов - невоспитанный щенок. - Даркадо покосился на серьги в ушах Бааламестре: золотое кольцо в левом и бриллиантовый «гвоздик» в правом, и добавил: - Ты тоже подозрителен.
        - Понимаю, - вздохнул Каронимо, - но если я приму приличный вид, Павел перестанет меня узнавать.
        И улыбнулся.
        Улыбка у Бааламестре получалась своеобразной: с одной стороны, весьма дружелюбной, с другой - несколько отталкивающей, поскольку под толстыми губами Каронимо скрывались крупные кривые зубы. Да еще желтые, как слюна стерча.
        Несколько секунд Даркадо таращился на улыбающегося Бааламестре так, словно впервые увидел эту круглую рожу, после чего пробормотал себе под нос старинное военно-морское ругательство и поинтересовался:
        - Зачем нужен сверхвысотный паровинг?
        - Магистр хочет понять пути развития авиации, синьор адмирал.
        Однако эти материи были слишком далеки от старого вояки.
        - В чем смысл? Аэропланы все равно не поднимаются выше пятисот метров.
        Даркадо слыл превосходным тактиком, считался неплохим политиком, но в стратегических вопросах «плавал», и потому искренне не понимал, для чего тратить время и ресурсы на улучшение паровингов, если они и так превосходят аэропланы вероятного противника?
        - Имеет смысл готовиться к их развитию, - дипломатично ответил Бааламестре.
        - Думаешь, галанитам или кому-нибудь еще удастся поднять аэропланам потолок?
        - Обязательно.
        - Когда?
        - Возможно, скоро. - Каронимо почесал подбородок. - Сейчас аэропланы проигрывают и паровингам, и цеппелям. Но Компания делает на них ставку, а значит, будет совершенствовать. Обязательно будет.
        - Возможно, скоро… - задумчиво повторил адмирал. И неожиданно поинтересовался: - Как высоко хочет забраться Гатов?
        - На две или три лиги.
        - Как получится, - добавил подошедший Павел. Он сунул записную книжку в карман, провел рукой по волосам и в упор посмотрел на Даркадо: - Поедешь с нами?
        - Что?
        Старик побагровел, у Бааламестре отвисла челюсть, а магистр зевнул Даркадо в лицо и безмятежно пояснил:
        - Ты не понимаешь, чего я хочу, а я не могу тратить время на объяснения, показать быстрее. Поедешь с нами - увидишь, не поедешь - не узнаешь.
        - Что ты хочешь мне показать?! - рявкнул взбешенный адмирал.
        А перепуганному Каронимо показалось, что золотые эполеты белоснежного мундира чуть приподнялись, собираясь змеями наброситься и придушить обнаглевшего ученого.
        - Там - небо, высоко. - Магистр ткнул пальцем вверх. - Так высоко, как ты не был. Не забыл, как летают, адмирал? - Гатов прищурился. - Если что, у нас есть парашюты. Мы наденем его на тебя и выбросим. Ты спасешься.
        Первая реакция Даркадо была понятна и очевидна: адмирал до боли сдавил жезл, правая его рука дернулась, но… Но замерла на полпути к невысокому наглецу. Замерла, потому что на старика накатило прошлое. Воспоминания о той поре, когда он, безусый и безумно влюбленный в небо щенок, сел за штурвал первого на Кардонии паровинга. Перед глазами Даркадо встал его первый самостоятельный полет, паровинг, летящий сквозь густые облака, и звонкий хохот… И упоительный восторг человека, сумевшего забраться необычайно высоко.
        - Не слушайте магистра, синьор адмирал, Павел нервничает, поскольку нам предстоит…
        Даркадо оттолкнул Бааламестре и глухо спросил:
        - Почему не летят испытатели?
        - Я должен сам все увидеть, - серьезно ответил Гатов. - Каронимо за штурвалом, я рядом. Если птичка подавится, на мне не будет чужой крови.
        И Даркадо окончательно передумал его бить.
        По той простой причине, что чокнутый ученый готов рисковать своей шкурой. И еще потому, что сейчас Даркадо уже не был адмиралом, кавалером всех орденов Кардонии, начальником Генерального штаба вооруженных сил Ушера и стариком. Перед невоспитанным гением стоял влюбленный в небо щенок, которому предложили невероятное приключение. И еще потому, что на наглость магистра следовало ответить так, как умеют отвечать настоящие летчики.
        - Я буду пилотом, - решительно произнес Даркадо.
        - Предполагалось, что я… - начал было Каронимо, но тут же заткнулся.
        - Ты будешь вторым, - отрезал адмирал, даже не посмотрев на Бааламестре. - Я вам, засранцам, покажу, что значит ставить рекорды.
        - Договорились! - Гатов хлопнул Даркадо по плечу. - Договорились!
        Первые паровинги начали строить лет через сто после появления цеппелей. Люди убедились, что способны летать, и энтузиасты задумались над созданием новых машин
        - тяжелее воздуха. Не потому что цеппели не нравились, просто хотелось нового - людям это свойственно.
        Но хотеть нового и добиться его - это разные истории.
        Самые ранние паровинги, как и следовало ожидать, были никуда не годны. Оснащенные тяжеленными паровыми двигателями, перегруженные собственным весом, они с трудом пробегали до конца поля и в лучшем случае неловко подпрыгивали, вызывая безудержный цепарский смех. Через некоторое время серьезные люди поставили на аппаратах тяжелее воздуха крест, однако поторопились. Людям это свойственно - торопиться.
        Годы складывались в десятилетия и века, а число приверженцев сумасшедшей идеи не уменьшалось. Ведь самый простой способ прославиться - совершить невозможное, и энтузиасты бились над тем, чтобы поднять в небо самолеты. Постепенно пришло понимание, что крылья должны быть неподвижны - на первых паровингах они неуклюже трепыхались, имитируя маховые движения птиц. Пришло понимание, что крылья не должны быть плоскими, - додумались до подъемной силы, заложив основы аэродинамики… Разработки энтузиастов обогащали всю науку Герметикона, но к собственной цели они приближались с мучительной неторопливостью. Главным препятствием создания полноценного паровинга был чересчур объемный и тяжелый паровой механизм, работающий на Философских Кристаллах, и лишь получение легкого, но прочного ильского сплава, создание паротурбинного кузеля и современных тяговых электродвигателей, тоже тяжелых, но способных развивать необходимую мощность, позволило крылатым машинам наконец-то подняться в небо. Но достойного места они так и не заняли.
        Да, паровинги были быстрее цеппелей, менее зависимы от погоды, зато брали мало груза и требовали хорошо подготовленных аэродромов. Кроме того, применение кузеля диктовало размеры: паровинги получались большими, а значит - дорогими, что тоже ограничивало возможности их использования, но… Но был в Герметиконе мир, где паровинги пришлись ко двору, - Кардония, а точнее, архипелаг Ушер. Именно для него, объединяющего триста с лишним островов, морские паровинги, построенные по принципу «летающей лодки», стали настоящей находкой.
        - Как машина, синьор адмирал? - осведомился стоящий за его спиной Каронимо.
        - Машина? - Даркадо холодно покосился на съежившегося в кресле второго пилота Павла, поморщился, но ответил честно: - Машина хороша, Бааламестре, этого не отнять.
        - Мы старались, синьор адмирал.
        - Я вижу.
        Переодеваться в летный комбинезон и шлем старый вояка не стал, снял галстук, сменил китель на цапу и в таком виде отправился в полет. Обычно адмирал не давал спуску нарушителям устава, однако сейчас им управлял позабывший о правилах мальчишка, который терпеть не мог муштру и дисциплину. Сейчас Даркадо переживал настоящее приключение, возможно последнее в жизни, и хотел насладиться им в полной мере.
        - В молодости я любил покорять вершины…
        - Лазали по горам, синьор адмирал? - удивился Каронимо.
        - Отличный спорт, между прочим.
        - Поверю на слово.
        Даркадо поджал губы, но сдержался, грубить не стал, цокнул языком и продолжил:
        - Так вот, пузатый, в свое время я стоял на вершине Дылды, а это, между прочим, три лиги, как раз та высота, на которую мы хотим подняться.
        - Ты не просто так об этом вспомнил, - быстро произнес Гатов.
        - Сынок, разве тебя не учили говорить людям «вы»?
        - На вершине, - напомнил магистр. Его интересовали только факты. - Что там случилось?
        Старик вздохнул, но ответил:
        - Там тяжело дышать.
        Ученые переглянулись.
        - Разреженная атмосфера, - протянул Павел. - Когда я дорабатывал кузель, я это учел. - И тут же поправился: - Но только кузель, о людях я не думал.
        - Кузель без пилота - всего лишь кусок металла.
        - Как вы себя чувствуете? - заботливо осведомился Бааламестре.
        - Пока хорошо, но мы еще у самого моря. - И Даркадо рассмеялся.
        Настроение было отличным. Паровинг послушен, как хорошо дрессированный пес, двигатели, насколько можно судить по шуму, работают ровно, и тяжелая машина степенно набирает высоту - пару минут назад они преодолели половину лиги.
        - Можно предусмотреть баллоны с кислородом, как это делают в цеппелях, - негромко произнес Каронимо. - И подавать газ по мере необходимости.
        - И нужно хорошо герметизировать кабину, наверху холодно. - Даркадо вновь рассмеялся. - О чем вы вообще думали?
        - Извините, синьор адмирал, но печь утяжелит конструкцию.
        - Поставьте двигатели мощнее.
        - Можно использовать тепло кузеля, - пробормотал Гатов, сосредоточенно грызя ногти правой руки. - И передавать его в помещения с помощью… Эй, что ты делаешь?! - Адмирал потянул штурвал на себя и резко увеличил скорость. - Подниматься нужно медленно!
        - Я взбирался на Дылду трое суток, сынок, мне пришлось ночевать на склоне. - Скорость прибавлялась. И высота - тоже. - Но на гору я поднимался для удовольствия, а мы испытываем боевой паровинг и не можем тратить время. Боевая машина должна быстро набирать высоту!
        - Мирная машина!
        - Боевая!
        Кузель надрывался так, что корпус стало трясти.
        - Лига! - выкрикнул Каронимо, хотя и Павел и Даркадо прекрасно видели ползущую вправо стрелку. - Слишком быстро!
        - Или машина работает так, как мне нужно, или ее место на свалке! - Адмирал не сводил глаз с лобового стекла. - Вперед и вверх, сынки, вперед и вверх.
        - Мы должны проверить, сможет ли паровинг вообще подняться на такую высоту!
        Полторы лиги.
        - Проверим все сразу! - пообещал раскрасневшийся Даркадо. В его глазах горело пламя. - Надежность в том числе!
        Резкий порыв ветра ударил в борт, машину тряхнуло, Бааламестре вздрогнул, Гатов вцепился в подлокотник, но старый адмирал удержался на курсе.
        - Паровинги менее маневренны, чем аэропланы, зато быстры. И мы должны использовать наше преимущество!
        - Двести лиг в час! - Бааламестре с ужасом смотрел на показания приборов. - Высота
        - две лиги!
        - Не так быстро, - попросил Павел, - адмирал…
        - Ты ведь чокнутый, Гатов, - расхохотался старик. - Тебе плевать на правила. И тебе должно нравиться то, что я делаю!
        Две с половиной лиги.
        - Не так быстро, - простонал Каронимо. Его затрясло, то ли от страха, то ли от холода, - температура в кабине паровинга падала на глазах.
        Дрожало все, что могло дрожать. И выло, все вокруг выло. Дыхание рождало облака, тепло было только позаботившемуся о цапе адмиралу, ученых трясло. Скорость - двести пятьдесят лиг в час.
        - Не так быстро!
        - Нельзя замедляться, придурок, нас тут же бросит вниз. А нам нужно вверх! Вперед и вверх!
        - Да! - неожиданно для Бааламестре выкрикнул Гатов. - Да!
        И заслужил одобрительное:
        - Мне нравится, что ты снова спятил, сынок, теперь мы говорим на одном языке!
        Три лиги.
        Сказать, что паровинг болтало, - не сказать ничего. Машину трясло так, что скрип фюзеляжа заглушал вой турбины. Корпус ходил ходуном, и Бааламестре, чтобы удержаться на ногах, вцепился в кресло второго пилота. В котором веселился поймавший кураж Павел.
        - На стекле появился лед!
        - А ты думал, здесь так же жарко, как внизу?
        - Я вообще об этом не думал!
        - Идиот!
        - Я знаю!
        Гатов принялся лихорадочно чиркать что-то в записной книжке.
        - Меня сейчас вырвет!
        - Получишь два наряда, пузо!
        - Хоть десять!
        - Первый двигатель глохнет! - деловито сообщил Павел, не отрываясь от записной книжки. - Я слышу.
        - Ресурса остальных достаточно?
        - Да!
        - Тогда вперед и вверх!
        - Согласен, старик!
        Три с половиной лиги.
        - Мы все умрем!
        - Ты говорил, что на борту есть парашют. Надень его и выкинься, раз страшно!
        - Адмирал!
        - Тихо, толстый, я занят! - Старик не сводил глаз с неба. С чердака неба, на котором он никогда не был.
        Скорость, высота, болтанка и хриплое дыхание. Надрывались все: и люди, и машина, но паровинг упрямо таранил небо, словно Даркадо решил вывести его прямиком в Пустоту.
        Четыре лиги.
        Видимость ноль, сбоят уже два двигателя, давление в кузеле падает, старик смеется, Каронимо бормочет молитву, а Павел удовлетворенно захлопывает записную книжку и прикасается к плечу Даркадо:
        - Кто-то должен сообщить, что эксперимент прошел удачно.
        Старик смотрит на магистра, а тот добавляет:
        - Синьор адмирал. - Пауза. - Вы.
        - Не только ты умеешь выходить за грань, Гатов, - скрипит Даркадо. - Не только ты.
        Старые руки крепко держат штурвал, направляя паровинг вперед и вверх.
        - Я это понял, - шепчет магистр.
        - Вот и молодец.
        Четыре лиги, куда уж больше? Адмирал вздыхает и направляет машину вниз. Рекорд есть, приключение закончилось, и настроение на пять с плюсом. И будет оставаться таким еще долго. Очень-очень долго.
        - Я все еще пилот, сынок, я все еще пилот.
        - Вы - лучший.
        - Это невозможно, - стонет Бааламестре и складывается пополам, стремительно избавляясь от завтрака.
        - Откуда ведро? - поинтересовался Даркадо.
        - Припас на всякий случай, - докладывает магистр.
        - Ты действительно гений, - ухмыльнулся старик. - И выглядишь не таким нахальным, как на земле.
        - Я ведь сказал, что все понял.
        - Но машину ты построил отличную, - продолжил адмирал. - Я думал, мы развалимся на двух лигах.
        - Я тоже.
        - Хорошо, что мы думали неправильно.
        Лед постепенно сходил со стекла, и испытатели увидели на горизонте маленькую точку
        - Мелепорт. Такой родной, такой желанный…
        - Спасибо, - тихо произнес Павел.
        - За что?
        - Без вас мы не забрались бы так высоко, синьор адмирал.
        - Не за что. - Даркадо помолчал, улыбнулся и закончил: - Вперед и вверх, сынок, вперед и вверх. Пусть эта фраза станет и твоим девизом.

* * *
        - А я так скажу: фотографии ваши - ерунда новомодная! - горячился пожилой фермер за соседним столиком. - Сегодня они есть, а завтра все забыли, чего-нибудь еще придумали. А картины - вот они, триста лет висят и еще столько же будут!
        И фермер махнул рукой на стены, где между старинным оружием и доспехами красовались аляповатые работы провинциальных мастеров кисти, изображающие наиболее значимых посетителей харчевни, как поодиночке, так и компаниями. Традиция сия возникла на десятую годовщину сноса общественной конюшни и свято почиталась завсегдатаями «Дуба».
        - Так ведь картины никто не снимает, - попытался урезонить фермера собеседник. - Будут вместе с фотографиями висеть.
        - Это они сейчас говорят, что будут, а завтра возьмут да все поменяют.
        - Не рискнут, - уверенно ответил рассудительный. - Зачем все переделывать?
        - Ты сам сказал: новое время.
        - Ну…
        - Вот тебе и «ну».
        Порою здоровый лингийский консерватизм давал настолько удивительные всходы, что оставалось лишь руками развести. Обсуждение предложенного новшества шло в «Золотом дубе» уже третью неделю. Специально выделенная стена пестрела короткими записками и целыми трактатами разнонаправленного содержания, шумные дискуссии собирали десятки участников, а предстоящее в ближайшее воскресенье голосование грозило прибытием всего населения Даген Тура, включая трезвенников, язвенников и грудных младенцев. Традиция трещала под напором новомодного фотографического искусства, и никто не мог с уверенностью сказать, чем закончится противостояние.
        Однако офицеры «Амуша» были озабочены куда более важной темой.
        - На Кардонию? - переспросил Бедокур.
        - Так сказал Валентин, - уточнил Хасина.
        - Валентин зря не скажет, - уныло протянул Бабарский. И вздохнул.
        - Ты что, расстроился? - удивился Мерса.
        - Не уверен, что мессеру сейчас следует отправляться на цивилизованные планеты, - пробурчал ИХ. - Нет лучшего способа развеяться, чем оказаться в какой-нибудь дикости.
        - Кардония - это хорошо, ипать-копошить, - ухмыльнулся Галилей. - У меня как раз свуя заканчивается, а на диких планетах трудно отыскать достойных поставщиков.
        - На диких планетах трудно отыскать удобные дороги и пролетки с мягкими рессорами,
        - произнес Бедокур. И перевел взгляд на медикуса: - Что у мессера с ногами?
        - С одной получше, месе карабудино, с другой… - Альваро поморщился и честно ответил: - С другой - так себе.
        - А ты для чего?
        - Я стараюсь: ежедневный массаж, упражнения, мази…
        - Порошки пропиши, ты в них мастак.
        - В порошках Галилей мастак, - съязвил Хасина.
        - Мои порошки мессеру вряд ли помогут, - пробормотал астролог. А в следующий миг оживился: - Правда, есть на примете одна веселая смесь, ипать-копошить, но эффект краткосрочный, на пару часов, не больше.
        - Порошки не всегда помогают, - авторитетно сообщил Бабарский. - Вот, к примеру, выгнуло меня позавчера хроническим защемлением, я в аптечке порылся, отыскал что-то от изжоги, но выгиб только компрессом снял, который мне Альваро наложил.
        - Ты мне новый микроскоп обещал, месе карабудино, - тут же напомнил медикус.
        - Не обещал, - хладнокровно отозвался ИХ.
        - Обещал.
        - Если бы я за каждую свою болячку кому-нибудь чего-нибудь обещал, мессер давно разорился бы.
        - Это если бы ты исполнял обещания.
        - Вот и смирись.
        - Гвини патэго! Так я тебе и скажу в следующий раз.
        - Тогда тебе микроскоп точно никто не купит.
        Маленький Бабарский служил на «Амуше» большим суперкарго и цепко держал в пухлых ручках все финансы цеппеля. ИХ обожал делать прибыль и любоваться на нее, с наличными же расставался неохотно, но если Помпилио приказывал купить оборудование, приобретал только самое лучшее.
        - А это еще что за цепари? - вяло осведомился Галилей, тыча трубкой в сторону входа.
        У дверей «Дуба» осматривались шестеро мужиков в военной форме.
        - Вояки с «Дер Каттера», - определил Бедокур.
        - С какого еще «Каттера»?
        - Пока ты в отключке валялся, в Даген Тур доминатор прибыл, - сообщил Бабарский. - У вокзала трепыхается.
        - Я не валялся, а дремал перед сэнским раствором, внятно? - объяснил астролог, продолжая таращиться на военных. - Надо было сил набраться.
        Из всех офицеров Галилей Квадрига выглядел наиболее молодо и одновременно - болезненно. Точнее - расслабленно, поскольку астролог «Амуша», как, впрочем, почти все его коллеги, отходил от Пустоты с помощью проверенных, но запрещенных препаратов разной степени тяжести. Роста он был невысокого, а телосложения хлипкого, идеально гармонирующего с вялыми движениями. Одевался Галилей просто: тельник с длинными рукавами, штаны с накладными карманами, в холодную погоду - цапа, но обожал яркие детали. Сейчас, к примеру, левое запястье астролога перехватывал шелковый платок кричаще-желтого цвета.
        - А что вояки делают в нашей харчевне, ипать-копошить?
        - Поужинать притащились.
        - А-а…
        Окружающая действительность занимала астролога не всегда, а потому проявленный интерес вызвал понятное удивление друзей.
        - Тебе-то что? - осведомился Бабарский.
        - Мне? Мне срочно надо поесть. - И Галилей схватил за руку направляющуюся к цепарям с «Дер Каттера» официантку. - Красавица, мы скоро улетаем.
        - Неужели?
        Квадрига почесал короткую русую бородку и мило полюбопытствовал:
        - Вы будете по нам скучать?
        - Ну… - Девушка неодобрительно покосилась на трубку астролога, что распространяла сладковатый запах чего-то незаконного, но ответила вежливо, хоть и неопределенно:
        - Не знаю.
        - Массаж и упражнения эффекта не дают, - пробубнил себе под нос Хасина. - Нужно нечто иное, но что?
        Замечание Бедокура заставило медикуса погрузиться в размышления.
        - А давайте устроим прощальный ужин? - с энтузиазмом предложил Галилей. - Что вы посоветуете для нашей компании, красавица?
        Палубные и механики «Амуша», что скромно выпивали неподалеку от офицеров, поддержали щедрое предложение астролога довольными возгласами. А вот умный Бабарский помрачнел.
        - Денег жалко? - ехидно осведомился Мерса.
        - Галилей, за что ты взъелся на харчевню? - поинтересовался ИХ, не обратив внимания на каверзный вопрос алхимика.
        - Мы хотим сделать заказ! - громко сообщили военные. - Милая, подойди к нам!
        - Может, поросенок? - быстро предложила официантка.
        - С пятачком? - игриво уточнил Квадрига, не отпуская девушку.
        - Кажется, после сэнского раствора Галилей не забыл побаловаться ухской пылью, - вздохнул Бабарский.
        - Он пыль не употребляет.
        - Откуда ты знаешь?
        - Милая!
        - С костями все в порядке, а вот состояние мышц оставляет желать лучшего. - Хасина сделал большой глоток пива и провел рукой по лысому черепу. - Думай, думай…
        - Вы пока подумайте…
        - А с чем вы подаете поросенка?
        - Что э-э… происходит?
        Смысл отрывистых фраз, мрачных взглядов, подмигиваний и улыбочек полностью ускользал от алхимика, но с объяснениями никто не спешил.
        - Милая, ну что ты прилипла к штафиркам? - не выдержали военные.
        - Иди к нам!
        - К настоящим мужчинам!
        - Ипать-копошить, кто пустил в приличное заведение животных? - Астролог печально покачал головой. - Расскажите мне о поросенке, красавица, как он выглядел, когда был жив? Упитанным?
        Квадрига широко улыбнулся, а вот официантка, сообразившая наконец, куда клонит Галилей, насупилась.
        - Не хами военным, заморыш!
        - Не ипите мне мозг, девочки, он и так перезрелый.
        - Как ты нас назвал?
        Бедокур укоризненно посмотрел на астролога, вздохнул и хрустнул пальцами, неспешно разминая руки. Самый высокий из военных последовал примеру Чиры и тем привлек внимание офицеров. Здоровенный цепарь был одет в стандартную черную форму, по-уставному подчеркивающую мускулистую фигуру, а его лицо испещряли мелкие шрамы, свидетельствующие то ли об аварии кузеля, то ли о многочисленных драках.
        - Я плохо разбираюсь в знаках различия, - лениво протянул Бедокур. - Кто это?
        - Шифбетрибсмейстер доминатора, - доложил подскочивший механик.
        - Глыба Штокман, - растягивая слова, представился здоровяк.
        - Чира Бедокур.
        - Слышал.
        - Тогда знаешь, что должен отступить.
        - Почему?
        - Мы заказываем ужин.
        - Добавляете шафран? Великолепно! А сколько времени готовится поросенок?
        Ненавидящий взгляд официантки развеселившийся астролог полностью игнорировал.
        - Ты вроде местный? - уточнил Глыба.
        - Я чту традиции, - мгновенно отозвался Бедокур. И обвел взглядом сидящих вокруг дагентурцев: - Это наше дело! Только наше. Никто не вмешивается, чтобы не испортить себе карму.
        - Если согласно традиции, мы подписываемся.
        - Традиционные методы не работают, - вздохнул Хасина, продолжая массировать голову.
        - Сорок минут? Надо подумать.
        - Чира, остановись.
        ИХ взял Бедокура за плечо, но тот одним движением сбросил руку суперкарго.
        - Конечно! - Заметивший жест Альваро хлопнул себя по лбу. - Усилие! Если обычные упражнения не помогают, следует увеличить нагрузку! - Медикус гордо оглядел окружающих, сообразил, что его гениальное открытие никто не услышал, и осведомился: - Что происходит?
        Поднявшиеся из-за столов цепари выстроились в ряд: шестеро против шестерых. И во главе каждой линии возвышались массивные фигуры шифов. Выглядела сцена настолько внушительно, что стихли даже споры о фотографиях.
        - Галилей обкурился и затеял «вышибалу», - доложил Бабарский. - А Чира повелся.
        - Вы, человеки, как дети малые, - вздохнул Хасина. - Даже на минуту нельзя отвлечься.
        - А что, красавица, посоветуешь к поросенку? Овощи или кашу?
        - Что еще э-э… за «вышибала»? - насторожился Энди. Ему не понравился тон, которым перебросились фразами ИХ и медикус.
        - Старинная цепарская забава, месе карабудино, - поведал Альваро. - Экипаж одного цеппеля вышибает из кабака соперников.
        - Весьма энергичное мероприятие, - пискнул суперкарго.
        Мерса скривился так, словно откусил колючий хвост хансейской ящерицы-вонючки.
        - А почему э-э… Чира в игре? Пусть палубные дерутся, раз им э-э… хочется.
        - Исторически сложилось так, что именно шифы являются для нижних чинов главными авторитетами. Бабарский… - Медикус покрутил головой. - А где ИХ?
        - Не знаю, - развел руками Мерса. - Только что э-э… был здесь.
        - Значит, драки не избежать, - закончил Альваро. - У Бабарского отменный нюх.
        - Зря вы сюда зашли.
        - Штафирок потрепать.
        - И три бутылки бедовки.
        - Я могу э-э… не участвовать?
        - Разумеется, Мерса, разумеется, «вышибала» - игра добровольная, - рассеянно ответил Хасина, поднимаясь на ноги. - Продолжай не участвовать без меня.
        - «Амуш»! - заорал Квадрига.
        Альваро выругался, официантка метнулась прочь, а ждавшие сигнала цепари стремительно сошлись.
        Дальнейшее алхимик помнил неотчетливо.
        Хасина переворачивает стол, перекрывая нападающим путь, и бросается к спасительной двери в подсобку. Женский визг. Завсегдатаи делают ставки. Галилей заскакивает на лавку, подпрыгивает, вцепляется в кованую люстру и, демонстрируя чудеса ловкости, начинает подтягиваться по ней куда повыше. Из кармана астролога сыплются навигационные препараты, а вокруг вихрится вихельное облако. Кто-то громко смеется. Ревущий Бедокур бросает неизвестное тело в ближайшую стену. Оно врезается в драпающего Хасину. Инопланетная ругань. Хасина пытается избавиться от тела, но оно отбивается кулаками. Устроившийся на люстре Галилей пытается раскурить трубку. Глыба промахивается, и его тяжеленный кулак находит дружественную голову. Завсегдатаи одобрительно шумят. Хасина избавляется от дерущегося тела и пытается уйти под столом. Ему мешает обладатель дружественной головы, оказавшийся рядом после удара Глыбы. Инопланетная ругань. Бедокур и Глыба наконец-то встречаются. Мстительная официантка швыряет в Квадригу яйца, Галилей роняет трубку и орет. Вихельные угольки сыплются Глыбе за шиворот, Глыба орет, вихельное облако
редеет, Галилей снова орет и начинает отламывать что-нибудь от люстры, чтобы швырнуть в официантку. Завсегдатаи громко считают удары, которыми обмениваются шифы. Палубные
«Дер Каттера» пытаются сорвать раскачивающегося Квадригу, но им мешают палубные
«Амуша». Мстительная официантка вскакивает на стол и долбит Галилея кочергой. Хасина отступает куда придется. Фоном продолжается ругань. В том числе инопланетная. Бедокур шатается, но держится, Глыба кряхтит, но тоже не падает. У мстительной официантки перекашивается платье, завсегдатаи рукоплещут. Прижимавшийся к стене Мерса решается на рывок, но получает увесистый удар в скулу и валится на пол.
«Ну почему все самое интересное выпадает на твою долю?»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.

* * *
        Адигены любят повторять, что власть их священна, ибо досталась от самого Бога. Что перешла она к ним от Первых Царей, выбранных посланцами Господа, - Добрыми Праведниками. Что Первые Цари, исполняя волю Его, отдали власть адигенам, назвав самых достойных дарами. И именно от Первых Царей, авторитет которых непререкаем для любого олгемена, ведут родословные самые знатные семьи.
        И право адигенов на власть веками считалось непререкаемым.
        До тех пор пока принявшие чиритизм галаниты не перебили их, положив начало новой эре человечества, наступающей на адигенское прошлое под знаменем равенства. Власть теперь могла достаться кому угодно и на каких угодно основаниях: по праву сильного, по праву богатого, потому что понравился большинству населения или просто потому что повезло. Власть потеряла сакральность, в ней перестали видеть нечто священное. Она еще символизировала порядок, но одна из ее опор - безоговорочная вера - оказалась подрубленной, и вскоре в Герметиконе появились люди, отрицающие необходимость самой власти, которая всегда есть угнетение.
        В Герметиконе появились анархисты.

«Скоро! Очень скоро! Ослепительная Этель Кажани!»
        Афиши с улыбающейся звездой заполонили весь Унигарт: тумбы, заборы, стены домов, борта трамваев - отовсюду на кардонийцев призывно смотрела черноволосая красавица в роскошном вечернем платье. А еще антрепренеры наняли половину городских мальчишек, и на центральных улицах не утихал веселый гомон:
        - Впервые на Кардонии! Золотой голос Герметикона! Не пропустите!
        И прохожие с удивлением обнаруживали у себя в руках буклеты с расписанием концертов.
        - Послушайте певицу, которой рукоплещут все цивилизованные миры! Послушайте Этель Кажани!
        На первый взгляд могло показаться, что визит знаменитости затмил даже главное событие месяца - Кардонийскую выставку, потому что среди воплей «Великолепная Кажани!» лишь изредка слышалось: «Посетите знаменитую выставку! Билеты на лучшие трибуны! Не пропустите!» Но в действительности все жители и гости сферопорта ждали именно ее - горделивую демонстрацию кардонийских достижений.
        Раз в год Унигарт сходил с ума. Не случайно сходил, под влиянием нахлынувших эмоций, а вполне обдуманно, крепко подготовившись, а потому - сильно. Большой и богатый город, в котором и так-то жизнь била ключом, а в глазах рябило от инопланетников, заходился в безумной лихорадке, разгоняя привычно быстрый ритм до бешеной скорости шестиствольного «Гаттаса». И еще - распухал на глазах, прибавляя не менее трети населения. Отели и доходные дома заполоняли официальные делегации военных и любители светских мероприятий, инженеры и промышленники, коммерсанты и шпионы со всех окрестных миров и даже из Ожерелья. Деньги у них водились, и именно за ними устремлялись в Унигарт торговцы, бродячие музыканты, нищие, воры и проститутки со всей Кардонии. Рестораторы взвинчивали цены и завозили стратегический запас спиртного, владельцы игорных домов, как подпольных, так и законопослушных, нанимали дополнительный персонал, а наркоторговцы расширяли ассортимент. Полицейских прибавлялось втрое, но одолеть разгул порока они не могли, едва справляясь с поддержанием порядка на массовых гуляньях и стихийных уличных танцах -
выставка давно стала для Унигарта вторым карнавалом. И хотя в этом году настроение портили известия с Валеманских островов, кардонийцы не сомневались, что политики сумеют договориться: между Приотой и Ушером случались размолвки, но тучи всегда рассеивались.
        - Самые модные платья! Удивите гостей из Ожерелья!
        - Бинокли! Лучшие бинокли Герметикона! Вы увидите маневры во всей красе!
        Пассеры приходили в Унигарт в три раза чаще обычного, пограничники и таможенники работали на износ, документы и багаж проверяли без традиционной тщательности, но это ничего не значило - паспорт обошелся Лайераку в тридцать цехинов и мог пройти любую проверку. «Герберт Беккет, с Анданы, негоциант. Цель визита? Выставка, разумеется! Я представляю частную фирму, занимающуюся импортом оружейных систем». Подобных посредников на Кардонию слеталось множество, и легенда Лайерака не вызвала никаких подозрений. «Добро пожаловать». «Спасибо».
        Вещей Отто возил с собой мало, всего один саквояж, а потому сразу направился в расположенный неподалеку от порта трактир «Сломанный кузель», где его ожидал человек, купивший Лайераку и его людям билеты на Кардонию.
        - Как вам город?
        - Шумный.
        - Потому что грядет выставка, - жизнерадостно объяснил мужчина. - Пива? Поверьте на слово: здесь оно великолепно.
        - Пожалуй.
        - Официант! Два пива! - Мужчина вновь повернулся к Отто и негромко добавил: - А еще в Унигарте пройдут непростые переговоры.
        Однако удивить собеседника не смог.
        - Получив предложение слетать на Кардонию, я почитал газеты и в общих чертах представляю происходящее. - Голос у Лайерака был глуховат, казалось, слова сначала проходят через искусственный глушитель, спрятанный во рту, и лишь потом оказываются на свободе.
        - Ценю вашу предусмотрительность.
        - Я профессионал.
        - Поэтому мы к вам и обратились.
        Собеседник Лайерака был… никаким. Именно это определение как нельзя лучше подходило щуплому мужчине, безвольный подбородок которого украшала редкая бороденка. Невзрачный, незапоминающийся некто в темном костюме - портрет завершен. И на его фоне Отто, сам того не желая, оказался весьма приметен, хотя, если честно, какие-то особенно героические черты в его внешности отсутствовали.
        На вид - лет тридцать пять, чуть выше среднего роста, в меру плечистый, подтянутый Лайерак казался отставным офицером, но был ли в его бурной биографии период армейской службы, достоверно никто не знал. Лицо Отто было грубым, словно бесталанный скульптор второпях обтесал первый попавшийся булыжник и кое-как расставил по местам карикатурно крупные детали: лоб, нос, уши и губы. Под стать лицу - мимика, точнее, полное ее отсутствие. Казалось, что лицевые мышцы отказываются работать, и на все случаи жизни у Лайерака было припасено одно-единственное выражение - холодная невозмутимость, что сделало бы его великолепным игроком… люби он карты. Но Отто терпеть не мог азартные игры, а на жизнь зарабатывал иным способом, и зарабатывал неплохо, о чем свидетельствовали модный дорожный костюм тонкой шерсти, дорогой анданский галстук, перстень с крупным камнем на мизинце и элегантный саквояж прекрасно выделанной кожи. Нет, удачливым негоциантом Лайерак не был.
        - Что нужно делать? - негромко поинтересовался он и хлебнул пива. Действительно неплохого.
        Место встречи щуплый выбрал отличное: в переполненном трактире стоял дикий шум, гремели здравицы, то и дело слышались взрывы хохота, и никто не обращал внимания на двух мужчин, обсуждающих щекотливое дело.
        - Для того чтобы упомянутые переговоры прошли в нужном ключе, требуется создать определенную атмосферу. И тут ваш опыт бесценен.
        - Почему именно мой опыт?
        - Потому что нам нужен именно Огнедел, - объяснил щуплый, назвав Отто его псевдонимом. Собственно, ничего другого о Лайераке собеседник не знал, даже ненастоящего имени, под которым Отто прибыл на Кардонию.
        - Вам нужен Огнедел для конкретной задачи или просто - Огнедел? - уточнил Лайерак.
        - Мы укажем цели, но исполнение останется за вами. Вы ведь художник, а мы принципиально не мешаем творческим людям.
        - Приятно слышать.
        - Мы тоже хорошо подготовились. - Щуплый положил на стол маленький листок бумаги.
        - Если вы согласны с предложением, то вот адрес дома, который мы сняли для вас на первое время. Там вы найдете список целей, пятьсот цехинов на начальные расходы и кое-какое оборудование, которое вам понравится. Вы нам нужны, Огнедел, а ставки слишком высоки, чтобы размениваться на дилетантов.
        - Что еще? - жестко поинтересовался Лайерак, отставляя пиво. - И не надо мне льстить, это на меня не действует.
        - Без лести не получится, - осклабился щуплый. - Мы предлагаем контракт, потому что вы ничего не боитесь и всегда доводите дело до конца. Ваша репутация играет за вас.
        - Репутация ничего не играет, она просто есть.
        - Можно сказать и так, - согласился щуплый. Помолчал и продолжил: - Больше мы не встречаемся. Вот ключ от ячейки на главном почтамте Унигарта, будем использовать ее для связи. Каждый день обязательно просматривайте раздел объявлений в
«Кардонийской звезде», ищите те, что будут подписаны мадам Валедакеда, в них будут указаны даты проведения акций.
        - А ведь я еще не согласился, - задумчиво протянул Отто, откидываясь на спинку стула.
        Ключ и записка остались на столе.
        - Я человек маленький, но не глупый, - вновь осклабился щуплый. - Вы прекрасно держите лицо, Огнедел, но глаза… - Он покачал головой. - У меня огромный опыт чтения по глазам, я вижу, что вы согласились.
        Лайерак медленно кивнул:
        - Гонорар?
        - Если не ошибаюсь, мы говорили о растарском жемчуге?
        - Цены на него стабильны, а места он занимает мало, и то и другое меня полностью устраивает.
        - Три первые жемчужины ждут вас в доме. - Щуплый допил свое пиво, бросил на стол пару серебряных монет, но подниматься не стал, выдал последнее пожелание: - Пусть все ваши люди отпустят бороды.
        - Мы не собираемся светиться.
        - Вы не хуже меня знаете, что всего не предусмотришь. И я хочу, чтобы в описании очевидцев обязательно прозвучало: бородатые мужики.
        - Я вас услышал.
        Глава 3
        в которой Дагомаро много говорит, Кира получает хорошее известие, Помпилио возвращается в семью, офицеры «Амуша» готовятся, а Лайерак выходит на работу
        Страх, подозрительность, недоверие, настороженность…
        Людей не переделаешь, и эти чувства они будут испытывать всегда. Тем более - на новой, неизведанной планете, тем более - оказавшись на этой планете не по собственной воле, почти без оружия и припасов, и только-только пройдя через ужасы Белого Мора.
        Первые кардонийцы встретили новую родину без улыбок. Обрадовались, конечно, что оказались в свободном от страшной заразы мире, но облегчение быстро сменилось пониманием трудностей, ожидавших их впереди. И потому, едва оглядевшись, первые кардонийцы, точнее ушерцы, принялись строить крепость Tax - некрасивое, но надежное убежище, в котором переселенцы чувствовали себя в относительной безопасности. И лишь после того как эта работа была закончена, люди занялись нормальным освоением планеты.
        И позволили себе улыбнуться.
        Потому что люди долго отходят от пережитого ужаса.
        С тех далеких пор минуло не одно столетие. Кардония расцвела, превратилась в большой и богатый мир, пусть и не единый, но с прочной конфедеративной основой, никогда не испытывала «прелестей» войны, но надежная, хоть и некрасивая крепость по-прежнему возвышалась в центре города, которому она дала имя, в самом центре столицы архипелага. И именно за ее древними стенами собирался сенат Ушера. Не во дворе, конечно же, собирался, а в большом зале крепкого прямоугольного дома, что стоял в северной части крепости и вот уже сто пятьдесят лет так и назывался - Сенат. Высокие окна зала выходили на зубчатую стену, которую давным-давно облюбовали чайки, разбавляя серый камень белым, а тишину - шумным базаром. При этом птицы активно гадили, но стражники все равно их не гоняли - к чайкам на архипелаге относились с добродушием.
        Но его категорически не хватало в зале.
        - Война? Винчер, ты сошел с ума!
        - Фил, мы старые друзья, и ты можешь называть меня как угодно. - Консул Дагомаро широко улыбнулся и добавил: - Но аргументируй, дружище, аргументируй.
        - Доказать, что ты псих?
        - Сделай одолжение.
        Несмотря на летнюю жару, Винчер явился на заседание в традиционном, наглухо застегнутом пиджаке с воротником-стойкой, строгих брюках и блестящих туфлях, тогда как остальные сенаторы предпочли легкие сорочки с короткими рукавами, тончайшие брюки и обошлись без галстуков. Но Дагомаро неудобств не испытывал, создавалось впечатление, что он запретил своему телу реагировать на зной, и за все время заседания на его лбу не появилось даже намека на пот.
        - Хорошо, докажу. - Сенатор Фраскетти медленно оглядел присутствующих. - Мы знаем, что за Приотой стоит Компания. А воевать с Компанией - самоубийство. Объяснения закончены, я прав!
        - Почему самоубийство?
        - Догадайся сам.
        Сенаторы поддержали заявление Фраскетти одобрительным гулом, но консул твердо стоял на своем:
        - Мы на своей земле, Фил, на своей планете.
        - Которая поделена пополам, - напомнил сенатор Дзинга.
        - Не важно. - Дагомаро перевел взгляд на Даркадо. - Адмирал! Выскажите, пожалуйста, сенату мнение военного человека.
        Начальник Генерального штаба кивнул, но подниматься не стал. Этого не требовалось, поскольку все двенадцать присутствующих: десять сенаторов, консул и он, знали друг друга с детства.
        - В истории Герметикона нет примеров удачных вторжений в развитые миры, - проскрипел адмирал. - Если население планеты превышает пятьдесят миллионов человек, интервенция гарантированно заканчивается провалом, поскольку в существующих условиях невозможно организовать достаточное снабжение войск.
        - Вы уверены?
        - Последняя попытка захвата развитой планеты случилась тридцать лет назад, с тех пор никто не выражал желания повторить опыт - слишком велики потери.
        Цеппели - это не легендарные Вечные Дыры, которые часами можно было держать открытыми, а значит, успеть перевезти большое количество войск и припасов. Цеппели ограничены в размерах, и никому, даже мирам Ожерелья, еще не удавалось создать армаду, способную единовременно перебросить в мир-жертву серьезную ударную группировку. И только благодаря этому Герметикон успешно избегал разорительных межпланетных войн.
        - Адмирал, мы все прекрасно знаем, что прямое вторжение невозможно, - подал голос сенатор Онигеро. - Но Кардония разделена, и у Компании будет огромный плацдарм - вся Приота.
        - Галаниты науськивают на нас землероек, - согласился с коллегой сенатор Дзинга. - Воевать будет Приота, а не Компания, и это обстоятельство в корне меняет ситуацию.
        - Мы их в порошок сотрем, - пообещал консул. - Компания не сможет доставить на Приоту столько техники, сколько есть у нас. И уж тем более столько, сколько мы в состоянии произвести. Ушер силен.
        - Нас в три раза меньше, чем землероек, - напомнил Фраскетти.
        - Но мы лучше оснащены.
        Ни Ушеру, ни Приоте большие армии не требовались. Между собой половинки Кардонии давным-давно договорились, амбициозными планами по захвату соседних миров не страдали, а потому перед военными стояли всего две задачи: защита от гипотетического вторжения и борьба с загорскими пиратами. Небогатую Приоту такое положение дел вполне устраивало, во всяком случае до сих пор, а вот ушерские промышленники быстро поняли, что военные расходы - не груз, а вложение, и щедро финансировали профессиональную армию, оснащению которой могли позавидовать лучшие вооруженные силы Герметикона. Помимо основных обязанностей ушерские военные снаряжали экспедиции, составляя подробную карту неосвоенных земель планеты, испытывали создаваемое на архипелаге оружие и служили инструкторами в мирах, куда это самое оружие поставлялось. Часто - в очень «горячих» мирах, где получали бесценный опыт ведения серьезных войн. Ушерская армия на голову превосходила вооруженные силы Приоты, и это обстоятельство придавало консулу уверенности.
        - Мы знаем, что полгода назад Компания открыла Приоте колоссальный кредит, а поскольку паротягов и паровозов на материке не прибавилось, можно сделать вывод, что землеройки покупают оружие. - Дагомаро выдал сообщение резким и жестким голосом. - Покупают уже полгода, и никто не знает, в каких количествах.
        - Ты сам себе противоречишь, Винчер, - развел руками Фраскетти. - Если землеройки окрепли, нам и подавно не стоит трепыхаться.
        - Время еще есть.
        - Сколько?
        - Достаточно, чтобы обернуть ситуацию в свою пользу.
        - Каким образом? - поинтересовался Онигеро.
        И услышал холодный ответ:
        - Единственным.
        - То есть?
        - Да, Винчер, конкретизируй.
        - У тебя есть план?
        Нешуточная проблема - а дело пахло то ли войной, то ли распадом Конфедерации - выбила сенаторов из колеи. И вот уже две недели они никак не могли решить, что делать. Бесконечные совещания, согласования, прения и обсуждения - разговоры, разговоры, разговоры… Сенаторы растерялись, но сегодня консул собирался склонить их к принятию окончательного решения.
        - Спокойно, спокойно, у меня есть план! - Дагомаро выставил перед собой руки. - И только он поможет нам избежать поражения.
        - Война еще не началась, - уточнил Фраскетти.
        - Война идет давно, Фил, с тех самых пор, как Компания решила наложить лапу на наш мир. А точнее - на Ушер, поскольку на Приоте ничего интересного нет. - Консул выдержал паузу, позволяя сенаторам согласиться с высказыванием, и продолжил: - Им не удалось нас купить, им не удалось посадить нас на кредиты, и потому они решили нас завоевать. Или же создать угрозу завоевания.
        - Весьма реальную угрозу.
        - Мы должны понимать, что попытка развязать войну - последний козырь Компании, - повысил голос Дагомаро. - Если мы отобьемся, нас оставят в покое.
        - С чего такая уверенность? - осведомился Дзинга.
        - Это логично, - поддержал консула Онигеро. - Винчер прав: все остальное Компания уже пробовала, а больше ничего не придумано.
        - Спасибо, Питер.
        - Так что ты предлагаешь? - поинтересовался Фраскетти.
        - Будем лавировать между Компанией и адигенами, - твердо ответил консул. - Стоять на своем, обещать, врать и слегка поддаваться. Полагаю, мы сумеем выйти из ситуации с минимальными потерями.
        - Ляжем под адигенов?
        - Попытаемся столкнуть их с Компанией, - улыбнулся Дагомаро. - Мы станем призом, за который они начнут драку. Призом, который не достанется никому.
        - Как это? - не понял Фраскетти.
        - Они упрутся, но в какой-то момент поймут, что проще отступить, - сообразил Онигеро.
        - А мы останемся при своих, - закончил консул.
        В зале повисла тишина. Примерно полминуты сенаторы взвешивали услышанное, после чего Фраскетти кивнул:
        - В целом мне нравится.
        - А что с Приотой? - кисло спросил Дзинга. - Будем воевать с землеройками?
        - Приотская армия - сброд, - уверенно произнес адмирал Даркадо. - Им нечего нам противопоставить, кроме численности. У нас полное превосходство в технике и боевом опыте. Воздух - наш, море - наше, если же мы соберемся оккупировать континент…
        - Пока не собираемся, - поспешно перебил военного консул. И вежливо ответил сенатору: - С Приотой постараемся договориться.
        - А если не получится?
        Пылкая речь адмирала Дзингу не впечатлила, и Дагомаро пришлось поддержать старого вояку:
        - Если мы готовы сдаться после первой серьезной угрозы. Подчеркиваю: не после удара или тычка, а только после угрозы, то нам не следовало ссориться с Компанией. Нужно было допустить в Ушер их банки и позволить скупить акции наших предприятий. Мы получили бы деньги и ушли со сцены. Тихо и мирно.
        - Ты выгнал отсюда банки Компании, - напомнил Дзинга.
        - Потому что наши предки создали Ушер! - прогрохотал консул. - Наши отцы и наши деды! Их труд, ум, деньги, их упорство создали Ушер, а значит - Кардонию! Это наша планета! И я ее не отдам!
        Яростные возгласы, яростно вспыхнувшие глаза - Винчер изменился в мгновение. Только что перед сенаторами сидел настаивающий на своем консул, а через секунду - лучший оратор Кардонии, прирожденный боец, патриот. И эта вспышка показала, что не зря, ох не зря именно на груди Винчера Дагомаро сверкал крылатый жлун - золотой значок консула.
        - Но…
        - Пойми, наконец, что нет никакого «но»! Нет! - Дагомаро вскочил на ноги. - Или Кардония принадлежит нам, или Компании. Или мы хозяева, или никто! Вы хотите оставить предприятия детям? Вы хотите, чтобы они владели Кардонией? Фил?
        - Ты знаешь, что да, - пробурчал сенатор Фраскетти.
        - Питер?
        - Мог бы не спрашивать.
        - Дзинга? Роджер?
        Против никто не выступил. Сенаторы поджимали губы, неохотно качали головами, вздыхали, но было видно, что пламенная речь консула задела их за живое. Они привыкли чувствовать себя хозяевами и не собирались уходить со сцены.
        - А раз мы этого хотим, - громко произнес Дагомаро, возвращаясь в кресло, - то придется перегрызть пару глоток. - И улыбнулся: - Впрочем, мы это умеем.
        - Ты говорил об угрозе, но захват Валеманской группы - это уже не угроза, а тычок,
        - медленно произнес Фраскетти. - Болезненный тычок.
        - Землеройки проверяют нас на прочность, - сипло произнес Онигеро и откашлялся. - Если поддадимся - на переговорах они не отступят ни на шаг.
        - Согласен, - кивнул Дагомаро. - Мы обязаны вернуть Валеманскую группу до начала переговоров.
        - Которые в этом случае могут не начаться, - бросил Дзинга.
        - Аргументирую: мы не можем садиться за стол слабаками, нужны козыри.
        - Звучит логично.
        - И еще нам следует укрепить армию, - продолжил консул. - Землеройки покупают у галанитов оружие? Отлично! Продемонстрируем силу. Адмирал?
        - Генеральный штаб предлагает сформировать две дополнительные бригады и одну эскадру в западном секторе архипелага. Кроме того, необходимо срочно доукомплектовать существующие подразделения техникой.
        - Теперь я понял смысл сегодняшнего совещания, - язвительно заметил Дзинга. - Две новые бригады и техника!
        - И что?
        - То, Винчер, что ты - главный производитель оружия.
        - Но не единственный.
        - Но ведь армии потребуется самое лучшее, а твой холдинг опередил всех.
        - Кажется, я не забываю делиться открытиями Гатова, - с трудом сдерживая злость, ответил консул. - И вы все неплохо зарабатываете на инвестиции, которую я сделал много лет назад.
        - Мы говорим об оружии, - напомнил Дзинга. - На войне ты разбогатеешь.
        - Потребуется много металла с твоих шахт, энергии с твоих электростанций и грузовых судов с твоих верфей. Война - это не только патроны и пулеметы, дружище. Война жрет все.
        - И тут мы подходим к действительно важной теме, - громко произнес Фраскетти. - Винчер, ты забываешь об одной мелочи: казна Ушера большая, но не бездонная.
        - И я хочу, чтобы именно мы, ушерцы, продолжали ею распоряжаться. Если для этого нужно драться, мы должны драться. Но не голыми руками.
        - Хватит лозунгов, - поморщился Фраскетти. - Мы уже решили, что будем драться.
        - О чем, в таком случае, мы говорим?
        - О казне, которая не бездонная, - твердо произнес сенатор. - Ты готов поставлять технику в кредит?
        - А ты?
        - Я?
        - Нам потребуется еще одна эскадра, - улыбнулся Дагомаро. - С твоих верфей, Фил, с твоих. И я задаю тебе тот же вопрос: будешь вооружать страну в кредит? То есть за собственный счет? Будешь вкладывать свои средства в наше общее будущее? Я - буду. Не один, разумеется, а только в том случае, если каждый из вас согласится на эти условия. Если мы сожмемся в кулак, о который Компания разобьет физиономию. Мы готовы к этому? Мы все еще жлуны в этом Банире?
        - Мы - жлуны, - подал голос Фраскетти. - Лично я кредит предоставлю, потому что кардониец. Потому что ушерец. Потому что я здесь главный и мои дети станут главными после меня!

* * *
        Семейным, или, если можно так выразиться, наследным, увлечением анданийских даров Лиронг было коллекционирование оловянных миниатюр, именуемых в простонародье
«солдатиками». Но не тех примитивных фигурок, что продают на ярмарках по пятьдесят грошей за коробку, а маленьких, с любовью воссозданных и аккуратно раскрашенных скульптур, в точности копирующих обмундирование и вооружение реальных воинов. Рыцари, ландскнехты, первые артиллеристы, первые мушкетеры - по коллекции Лиронгов можно было изучать историю военного дела Герметикона от Эпохи Ожерелья до наших дней. Именно Герметикона, поскольку увлеченные дары не ограничивались родной Анданой. В коллекции были представлены лингийские егеря и офицеры Астрологического флота, верзийские гренадеры и каатианские стрелки, летчики и моряки, механики из броневойск и кавалеристы. Тысячи фигурок и тысячи мундиров: пышных, с аксельбантами, золотыми погонами и широкими поясами и простых, рациональных, которые стали шить в последнее время; офицерских и солдатских, парадных и повседневных. Коллекция даров Лиронг охватывала все армии и рода войск, каждая миниатюра была уникальной, однако объединяло их то, что все они изображали мужчин.
        Потому что война - не женское занятие.
        Эта аксиома не подвергалась в Герметиконе сомнению. Точнее - почти не подвергалась, и на богатой, но считающейся провинциальной Кардонии вот уже двадцать лет женщин принимали на военную службу, с тех самых пор как свободолюбивая дочь консула Даркадо делом доказала, что является лучшим летчиком Ушера. Солдатскую лямку кардонийки не тянули, служили астрологами, радистами - на должностях, где требовались усидчивость и внимание, и, по заложенной Рози Даркадо традиции, - пилотами. И носили особую форму, отсутствующую в коллекции анданийских даров, форму, разработанную специально для них. Форму, которая великолепно сидела на Кире Дагомаро. И не только потому, что сшил ее лучший портной Тахасы, не только.
        В свои двадцать три Кира обладала превосходной фигурой - не юношеской, еще слегка угловатой, а женственной, демонстрирующей, что прекрасная роза находится в самом расцвете. Стройная, подтянутая, с небольшой грудью и округлыми бедрами, она привлекала мужские взгляды, а строгость синего кителя и черной юбки лишь добавляла девушке шарма.
        Однако бригадир Хоплер повидал на своем веку много женщин, в том числе пилотов, и не отвлекался на подчеркнутые мундиром прелести.
        - Майор Дагомаро!
        - Да, мой бригадир, - по-уставному отозвалась стоящая навытяжку Кира.
        - Вам понятна причина наложенного взыскания?
        - Так точно, мой бригадир.
        По мнению девушки, на этой фразе встречу можно было заканчивать: разнос проведен, взыскание наложено, обещание отдать под военно-полевой суд прозвучало, чего еще? Но Хоплер считал иначе.
        - Ваше самоуправство могло привести к международному конфликту, коммандер Дагомаро, - строго продолжил бригадир, холодно глядя на Киру. - Вы понимаете, что из-за ваших действий наши страны оказались на пороге войны?
        - Да, мой бригадир.
        Справа от Хоплера сидел полковник Вестербильд - прилетевший из Тахасы военный атташе Приоты, - и именно поэтому бригадир не мог остановиться слишком рано. Политика, чтоб ее, проклятая политика. Кира старалась не обращать внимания на землеройку - поздоровалась едва заметным кивком, после обращалась исключительно к командиру, но постоянно ощущала на себе заинтересованный взгляд полковника. Понравилась красивая девушка? Возможно. Лицо Киры было столь же привлекательным, как фигура: густые рыжие волосы, стянутые сейчас в тугой узел, карие, с золотыми искорками глаза, не очень большие, но живые, маленький, чуть вздернутый носик и большой рот, который мог испортить кого угодно, но только не Киру. Девушка была красива, но понимала, что интерес Вестербильда вызывает не столько ее внешность, сколько фамилия. Землеройка с нетерпением предвкушал, как будет измываться над дочерью консула. Слегка печалился отсутствием публики - на разнос Хоплер не позвал даже высших офицеров базы, - но был полон решимости высказать «вздорной девчонке» все, что о ней думает.
        - Вы - грамотный и умный офицер, и я удивлен проявленной вами несдержанностью, - закончил Хоплер. - Свободны.
        - Одну минуту, бригадир, - улыбнулся атташе. - Вы позволите?
        Ушерцы - и Хоплер и Кира, - посмотрели на полковника, как на… землеройку. Но инструкции Генерального штаба гласили: «проявлять вежливость, оказывать содействие». И бригадиру пришлось кивнуть:
        - Пожалуйста.
        - Спасибо. - Вестербильд повернулся к Кире и вкрадчиво осведомился: - Коммандер Дагомаро, я обратил внимание на то, что вы смотрите на меня с какой-то необъяснимой агрессией. Я ошибаюсь?
        Землеройка, судя по всему, решил зайти издалека.
        - Да, - холодно отчеканила девушка, глядя на портрет консула Онигеро, признанного всеми кардонийцами «отцом Конфедерации». - Ошибаетесь.
        - То есть вы не считаете приотцев врагами?
        - Нет. - Какими-либо обращениями: «полковник», «атташе» и даже «синьор» девушка подчеркнуто пренебрегала. Если Вестербильду хотелось уважения, ему следовало поискать его в другом месте. - Не считаю.
        - Но вы открыли огонь.
        - Никто не пострадал.
        - Но вы открыли огонь, - повторил Вестербильд. - Мне интересно, что вы чувствовали, приказывая стрелять в кардонийцев?
        - Мне было неприятно, - без раздумий ответила Кира.
        - Хоть что-то, - оживился атташе. - Но мало.
        - Вполне достаточно, - невозмутимо продолжила девушка. - Мне было неприятно видеть оккупантов на землях Ушера так же сильно, как разговаривать сейчас с вами.
        Вестербильд покраснел.
        - Бригадир?
        Но на поддержку дипломат мог рассчитывать в той же степени, что и на уважение.
        - Флаг Приоты оказался в грязи задолго до того, как его швырнула туда коммандер Дагомаро, - задумчиво произнес Хоплер, вертя в руке карандаш. - Вы, полковник, забыли, что на глазах моего офицера погибли люди.
        - Насколько я знаю, геологи выразили желание вернуться на архипелаг и командир нашей экспедиции с уважением отнесся к их решению.
        Дипломатические выверты хороши на переговорах, с военными так шутить не следует.
        - Не желаете повторить опыт? - осведомился бригадир. - Я могу выделить вам катер на обратную дорогу. Боюсь только, что не смогу снарядить команду.
        Кира удивленно посмотрела на Хоплера: на ее памяти старый и крикливый бригадир никогда не отходил от полученных инструкций и не мог, физически не мог сказать то, что сейчас прозвучало.
        - Вы мне угрожаете? - растерялся атташе.
        - Конечно нет, - усмехнулся бригадир. - Угрожал я своему офицеру, обещая отдать под суд. А вас я просто спрашиваю. По-дружески. С уважением. Как кардониец кардонийца.
        Вестербильд вновь покраснел.

«Вонючая землеройка!»
        Из штаба Кира вышла в приподнятом настроении: шумный разнос, наложенное взыскание, обещание суда, ядовитые вопросы атташе - все услышанные гадости были перечеркнуты последними высказываниями Хоплера, жесткими заявлениями настоящего ушерского офицера, который плевать хотел на дипломатию, когда дело касалось жизней сограждан. И пусть столичные бюрократы лебезят перед землеройками в попытке «найти приемлемый выход из кризиса» - пусть! Армия и простые ушерцы думают иначе, а значит, сенату придется прислушаться!
        - Кира!
        - Драмар!
        Полковник Накордо ждал девушку во дворе: нервно курил, сидя на лавочке в тени платана, и вскочил, едва Кира появилась в дверях.
        - Как все прошло?
        - Взыскание и обещание суда. - Девушка поправила фуражку. - Все в порядке.
        - От должности отстранили?
        - За что?
        - Согласен - не за что, - с облегчением рассмеялся Накордо. - Но со штабных станется.
        - Не отстранили.
        - Вот и славно.
        Они вышли за ворота и медленно, прогулочным шагом направились по набережной в сторону порта: рыжая девушка и высокий черноволосый мужчина с орлиным носом и крупным волевым подбородком, украшенным тонкой, словно нарисованной бородкой. Темно-синие мундиры, золотые погоны и наградные планки: у девушки только за отличия в подготовке, у Драмара - еще и боевые.
        - Штабные велели продемонстрировать неудовольствие, и Хоплер честно орал на меня двадцать минут. - Кира улыбнулась. - А потом взял и макнул землеройку в помои.
        - Да ну?
        - Я тоже не ожидала. Всегда считала Хоплера занудой.
        - Я был с бригадиром на Менсале, и поверь: Хоплер не зануда, - негромко произнес Накордо. - Но Вестербильда он оскорбил напрасно.
        - Что? - изумилась девушка.
        Все пилоты… да что пилоты - вся база единодушно поддержала поступок Киры. Все сходились во мнении, что девушка действовала правильно, а наиболее горячие головы честно признавались, что не удержались бы от настоящей атаки, от крови. Драмар тоже одобрил уничтожение приотского флага, а потому его замечание поставило Киру в тупик.
        - Почему напрасно?
        - Утром Хоплер получил секретный пакет из Тахасы: принято решение выдавить землероек с Валеманских островов.
        - Правда?!
        - Тихо!
        - Извини. - Кира вцепилась в рукав Драмара. - Когда?
        - Вечером твой приятель Вестербильд возвращается в столицу, а завтра к нам прилетит адмирал Даркадо, чтобы лично проинструктировать офицеров. Командовать операцией будет Хоплер.
        - Чудеса!
        Слухи о том, что «решение принято и завтра в бой», ходили с самого инцидента, но всякий раз, к огромному разочарованию военных, оказывались ложью. Однако Накордо был замполетом - заместителем бригадира по летной части - и зря языком не трепал. Особенно - Кире.
        - Так что готовь машину, коммандер, будет работенка.
        - Наш первый бой, - улыбнулась девушка.
        - Твой первый бой, - отозвался Драмар. - Не наш.
        - Как это?
        - Я… В этом самом пакете был приказ о моем переводе, - вздохнул Накордо. - Через три дня я перестану быть замполетом.
        - Тебя переводят? - Кира похолодела. - Куда?
        - Я остаюсь в бригаде, но на другой должности, - успокоил девушку Драмар.
        - Тебя сняли с замполетов? Но почему?! Все знают, что ты - лучший пилот бригады! Ты - ас!
        - Именно поэтому меня сняли и переводят…
        - Куда? - не сдержалась Кира.
        Сначала страх: «Драмара переводят!», затем облегчение, а теперь оно сменилось обидой за мужчину: «Как смели они снять его с должности?!» Замполет бригады - это серьезное карьерное продвижение, следующая ступенька - командир отдельного авиационного соединения, но в Северном Кадаре такого подразделения не было.
        - Куда тебя переводят?
        - Я не могу сказать.
        - Драмар!
        - Но… - Накордо улыбнулся. - Но ты могла случайно оказаться в нужном эллинге и сама все увидеть, ведь так?
        - Так, - с готовностью кивнула девушка.
        - Тогда поехали в нужный эллинг, - рассмеялся Драмар. - Я как раз туда собирался.
        - За разговором они подошли к пирсу, где Накордо ожидал паровой катер. - У тебя есть время?
        - До завтра я совершенно свободна.
        - В таком случае - прошу. - И Драмар картинно подал девушке руку, приглашая ступить на борт катера. - Через двадцать минут ты все увидишь.
        Самая северная, самая удаленная от столицы база Северный Кадар была при этом одной из самых больших, уступая лишь столичной Новой Тахе. В зоне ответственности базы находились огромные территории, и бригада Хоплера считалась усиленной, а по существу - сдвоенной. Двенадцать авиационных крыльев вместо восьми, девять батальонов морского десанта, двадцать канонерок и восемь корветов. Кораблей большего размера на Кардонии не строили - не требовалось, а два гигантских вооруженных судна, что использовались в экспедициях, боевыми не считались. Одно из них, кстати, базировалось в Северном Кадаре. Поместить всю эту армаду в одной бухте, даже в такой большой, как Солнечная, не представлялось возможным, а потому военные забрали и две соседние: Сонную и Глубокую, и именно в последнюю, самую дальнюю, направился катер. Мимо знаменитой набережной - географического центра светской жизни Северного Кадара; скучающих на рейде кораблей - орудия зачехлены, вахтенные прячутся в тени; и береговых батарей, прикрывающих Солнечную с моря. На Кардонии не существовало силы, способной штурмовать ушерцев, однако все базы
архипелага были надежно защищены.
        - Иногда мне кажется, что мы сами провоцируем землероек на агрессию, - произнес Драмар, задумчиво разглядывая длинные стволы береговых орудий. - Они видят, насколько мы сильны, и начинают бояться.
        - Так боятся, что нападают? - прищурилась Кира.
        - Да, - серьезно подтвердил Накордо. - Страх - лучший повод для войны. Страх проиграть еще до ее начала.
        - Ушер всегда выступал за Конфедерацию.
        - И каждый год мы демонстрируем Приоте свою мощь. - Знаменитая оружейная выставка только называлась кардонийской - устраивал ее Ушер, поскольку промышленность Приоты пребывала в зачаточном состоянии.
        - Конфедерация - залог мира и процветания Кардонии, - убежденно заявила девушка.
        Не заученно, а именно убежденно: Кира верила в то, что говорила.
        - Меня агитировать не надо, - вздохнул Драмар. - Но участие в Конфедерации дело добровольное, и если один сосед обижен, добра не жди.
        - Нас крепко обидели.
        Накордо помолчал, давая понять, что имел в виду другого соседа, но кивнул:
        - Согласен.
        И отвернулся, подставив лицо под соленые брызги.
        Несмотря на название, Глубокая бухта была самой мелкой из всех и предназначалась для вспомогательных судов, катеров и ремонта паровингов. По ее периметру стояли четыре эллинга, к одному из которых и подошел катер.
        - Меня пустят?
        Накордо загадочно улыбнулся.
        К удивлению девушки, охрану эллинга несли не привычные вахтенные, а морские десантники в полной боевой выкладке: каски, пистолеты в кобурах и карабины. К тому же их было слишком много: на пирсе, у ворот, у дверей, на крыше - куда ни повернись, взгляд обязательно упирался в хмурых парней.
        - Так меня пустят?
        - Понятия не имею.
        - Драмар!
        - Я сделал тебе допуск, - сдался мужчина.
        - Напомнил о моем происхождении? - нахмурилась Кира.
        - Сказал Хоплеру, что не смогу тебе солгать, а о происхождении он вспомнил сам.
        - Ну и ладно, - махнула рукой девушка. Козырять фамилией она не любила, но никогда не отказывалась принять то, что гарантировало происхождение. - Что внутри?
        - Маленькое чудо.
        На самом деле - огромное.
        В закрытом эллинге прятался самый большой паровинг из всех, что Кире доводилось видеть, - гигантская машина, больше похожая на готовящегося взлететь простера. Невозможная и невообразимо прекрасная.
        Пятидесятиметровое крыло, на котором покоились четыре тяговых двигателя. Всего четыре, но каждый в полтора раза больше стандартного «Ромса», а значит - мощнее. Массивный фюзеляж, внутри которого прятался классический кузель, - именно из-за него, а точнее, из-за Философского Кристалла паровинги превосходили размерами паровозы. Кабина пилотов остеклена, словно капитанский мостик цеппеля: снизу доверху. Выглядит необычно, но обзор из нее, как прикинула Кира, открывается великолепный. Пушек нет, но курсовая башня на месте - шестиствольный «Гаттас» гордо смотрит на ворота эллинга.
        Колоссальная машина важно покоилась на опорах, внушая уважение одним лишь видом, и даже бомбардировщики по сравнению с ней казались недомерками.
        - Драмар, что это?
        - Нравится?
        - А ты как думаешь?!
        Раскрасневшаяся Кира была похожа на ребенка, которому сдали в аренду кондитерскую лавку.
        - Когда его официально примут на вооружение, он будет называться БДР - большой дальний разведчик. Ребята из Мелепорта называют его «бродягой».
        - Дальний разведчик? - Такого обозначения Кира еще не слышала.
        - Мой здоровяк способен пролететь без посадки две тысячи лиг. - Накордо с гордостью похлопал паровинг по фюзеляжу. - В нем полно воды, даже в крыльях установлены дополнительные баки.
        - Здорово.
        - А еще предусмотрены насосы с фильтрами, так что воду можно набрать из любой реки или озера. - Драмар распахнул люк. - Прошу.

«Салон», кабина пилотов, все с виду стандартное, но одновременно непривычное. Необычные кресла - широкие и удобные, огромное, как, впрочем, и ожидалось, лобовое стекло, обтянутый кожей штурвал, все новенькое, блестящее, остро пахнущее. Рабочее место астролога увеличено вдвое, а под радиостанцию отдана добрая половина
«салона».
        - Радиостанция такая же мощная, как на корветах, - можно связаться с Тахасой с расстояния в четыре тысячи лиг. - У Накордо блестели глаза. - А еще мой «бродяга»
        - высотный разведчик! Гатов гарантирует, что он спокойно поднимется на две лиги и сможет держать эту высоту сколь угодно долго. У нас даже кислородный баллон есть!
        - Ты сможешь облететь всю планету!
        - Обязательно! - Мужчину распирало от эмоций, чувствовалось, что Накордо давно хотел поделиться секретом, и теперь захлебывался от восторга. - Здесь даже спальня есть!
        Мужчина за руку отвел Киру в следующий за «салоном» отсек и показал привинченные к стенам койки.
        - Не отель, конечно, и даже не казарма, зато можно вытянуться и отдохнуть. По очереди.
        И замолчал, продолжая держать девушку за руку.
        Люк задраен, в эллинге тишина, которую стерегут вооруженные до зубов десантники, - они одни, и их никто не потревожит. И маленькая койка в большом паровинге кажется самым желанным на свете ложем.
        - Довольно тесно, - прошептала Кира. - Особенно вдвоем.
        - Как раз вдвоем - совсем не тесно, - так же тихо ответил Драмар, нежно целуя любимую в шею. - Вдвоем хорошо.
        Фуражка уже на верхней койке, строгий китель расстегнут почти наполовину - когда он успел? Кира улыбнулась и медленно ослабила узел галстука.
        - «Бродяга» тебя вдохновляет…
        - Меня вдохновляешь ты.
        - Было бы здорово заняться любовью в полете.
        - Надо подумать.
        - Обязательно подумайте, коммандер.
        - Обещаю, коммандер.
        Китель где-то, блузка там же, юбка скользит по бедрам вниз. Обычно они не торопятся, но сейчас захлестнуло, сейчас они подростки, которые терпеть не могут длинные прелюдии, сейчас они полны страсти.
        - А вы, коммандер, нетерпеливы. - Кира уселась на колени Драмара, обняла его за шею и внимательно посмотрела в темные глаза мужчины. - Я люблю вас, коммандер Накордо.
        - Это признание, коммандер Дагомаро?
        - Это приказ.

* * *
«Так уж вышло, что я человек самый что ни на есть обыкновенный, ничем не примечательный. Даже внешность заурядна, хотя мне неприятно в этом признаваться. Все достижения - пара научных статей да похвалы коллег. Сдержанные похвалы, говоря откровенно, поскольку по-настоящему заняться наукой у меня не получилось. Коллеги и наставники говорили, что чувствуют во мне потенциал, ждали, что он раскроется, но вышло так, как вышло, и через несколько лет я точно перейду в разряд не оправдавших надежд. Если, конечно, к тому времени это еще будет хоть кому-то интересно. Или если я ничего не изменю.
        К чему нытье?
        Просто хочу подчеркнуть, что я жил тихой, размеренной и незаметной жизнью, полностью поглощенный работой и мечтами, но встреча с мессером все переменила. Нет, я не стал великим, не прославился на весь Герметикон… пока, во всяком случае, не прославился, но течение времени необъяснимо ускорилось, а вокруг стали мелькать адигены и разные важные шишки, военные и гражданские. Или я стал мелькать вокруг них, это уж с какой стороны посмотреть. Поначалу, говоря откровенно, я несколько смущался и робел, но постепенно привык, и даже встреча с даром Антонио Кахлес не выбила меня из колеи.
        Ну, или почти не выбила.
        Это случилось через полгода после исчезновения мессера. К этому времени планеты, на которые могло выбросить „Изабеллу“, были тщательно прочесаны спасательными экспедициями Астрологического флота и лингийцами. Результаты отсутствовали: ни следов катастрофы, ни выживших. Встал вопрос: что дальше? Капитан Дорофеев собрал офицерский совет „Амуша“, мы расселись в кают-компании, предполагая длинный и грустный разговор, но начать его не успели - дверь распахнулась и в помещение вошел дар Антонио.
        Его появление стало сюрпризом еще и потому, что в последние годы Помпилио практически не общался с братом, и я, говоря откровенно, не ожидал, что дар Антонио примет настолько деятельное участие в поисках мессера: он лично возглавлял спасательные работы, инструктировал капитанов и даже посетил несколько планет.
        При появлении дара мы, разумеется, вскочили на ноги, но Кахлес жестом приказал нам вернуться на места, медленно обвел взглядом и произнес:
        - Астрологический флот считает, что „Изабелла Та“ не вышла из Пустоты. - Дар Антонио старался держаться спокойно, но мы прекрасно видели, насколько сильно ударило по нему исчезновение брата. - Вы - команда Помпилио, люди, которым мой брат безусловно доверяет. Я хочу знать ваше мнение.
        Признаюсь: я не сразу понял, что имеет в виду дар Антонио, но я не капитан, а вот Базза среагировал мгновенно:
        - Я слишком многим обязан мессеру, чтобы прекращать поиски всего лишь через полгода, - почтительно, но очень твердо произнес Дорофеев. - Герметикон велик и, как показывает история Тринадцатой Астрологической экспедиции, надежда на благоприятный исход сохраняется.
        - Как долго вы готовы искать моего брата, Базза? - тихо спросил дар.
        - Столько, сколько потребуется, мессер, - уверенно ответил наш капитан.
        И ни у кого из нас не возникло желания спорить. Совет закончился, едва начавшись.
        - В таком случае, „Пытливый амуш“ остается в вашем полном распоряжении, Базза, - произнес Антонио Кахлес и вновь обратился к нам: - Капитан Дорофеев возглавит бессрочную спасательную экспедицию, которая будет финансироваться из моих личных средств. Присоединиться к ней или нет, каждый из вас решит сам…»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        Любой адигенский замок мог похвастать наличием оружейной комнаты, хранилищем хозяйского арсенала, представляющего собой причудливую смесь музейных экспонатов и новейших систем лишения жизни. Стены по традиции украшали древности: мечи, в том числе двуручные, кинжалы, булавы, секиры, боевые молоты, шестоперы и прочие холодные приспособления разрушительного действия. Между железом располагались картины и гравюры героического содержания: известные сражения, в которых принимали участие воинственные родственники хозяина замка, штурмы крепостей, и наиболее известные дуэли. Современное оружие пряталось в шкафах. В основном охотничье оружие: ружья, карабины, штуцеры, с помощью которых владельцы удовлетворяли свои мужские инстинкты, и, обязательно, дуэльные пистолеты, пара или несколько пар, в зависимости от темперамента обладателя. По-настоящему боевое оружие, предназначенное не для медведя или стерча, а для людей, оставалось в меньшинстве. Правда, только в том случае, если владелец оружейной комнаты не был бамбальеро.
        К примеру, в коллекции Помпилио дер Даген Тура охотничье оружие отсутствовало напрочь, а шкатулка с дуэльными пистолетами хоть и сопровождала хозяина во всех путешествиях, никогда не открывалась - соревноваться в стрельбе с бамбадао, с человеком, познавшим секреты Высокого искусства достижения цели, желающих не находилось. Зато все шкафы оружейной наполняли бамбады - уникальные образцы, вручную исполненные величайшими мастерами Герметикона, - к другому оружию дер Даген Тур обращался редко, как правило, в познавательных целях.
        И когда Антонио вошел в оружейную, он стал свидетелем как раз такого случая: сидящий за столом Помпилио внимательнейшим образом изучал разобранный пистолет. Рядом стояли бутылка красного вина, два бокала и тарелка с сыром.
        - Я не говорил, что зайду, - усмехнулся дар, прищурившись на второй бокал.
        - Было очевидно, что ты решишь составить мне компанию, - негромко ответил Помпилио, не отрывая взгляда от оружия. - Что дядюшка?
        - Спит.
        После ужина дары и капитан дер Вигге отправились играть на бильярде, и больше хозяин замка их не видел. Однако понимал, что брат захочет пообщаться, и задержался в оружейной.
        - Нашел что-то интересное? - Антонио кивнул на пистолет.
        - Это галанитский «Лекой» новой модели, - неспешно ответил Помпилио, начиная медленно собирать оружие. - Рассчитан под усиленный патрон.
        - Хороший пистолет?
        - Зависит от стрелка, - усмехнулся Помпилио.
        - Это я понимаю.
        - А во всем остальном… - Дер Даген Тур резко загнал на место обойму и вскинул руку, направив оружие на стену. Все действие - меньше мгновения, меньше половины мгновения, дар увидел результат: только что пистолет на столе, и вот он указывает на цель. - У «Лекоя» большая ударная сила, но он чрезмерно тяжел - неудобно носить, неудобно стрелять. А серьезная отдача может помешать второму выстрелу; у наших, более легких, пистолетов такого недостатка нет.
        - Твой вердикт?
        - В нашей армии все в порядке.
        - Приятно слышать. - Антонио проследил за тем, как брат возвращает «Лекой» в коробку, и негромко произнес: - Жаль, что с Лилиан так получилось.
        Он предполагал, что вопрос вызовет яростную вспышку, но ошибся, ответил Помпилио достаточно спокойно:
        - Мы не разговаривали больше десяти лет, брат, почему ты решил начать общение с грустной темы?
        - Потому что она для тебя важна, брат, - объяснил Антонио. - Я знал, что ты неравнодушен к девушке, но и представить не мог, насколько сильно.
        - Поэтому ты решил использовать ее в своих интересах?
        - Я всего лишь подсказал тебе, что этот узел необходимо распутать или разрубить. - Дар помолчал. - Я ведь вижу, что только Лилиан связывает тебя с жизнью, брат, на все остальное тебе плевать.
        Несколько минут Помпилио сидел молча: голова опущена на грудь, глаза закрыты, дыхание мерное. Могло показаться, что он задремал, но Антонио понимал, что брат погрузился в непростые размышления.
        - О нас с Лилиан тебе Теодор рассказал? - произнес наконец Помпилио.
        - Она сама.
        - С чего бы?
        - Известие о твоем исчезновении повергло Лилиан в шок. - Дар добавил себе вина, подумал, поднялся и наполнил бокал брата. - Она ужасно переживала, но по понятным причинам не могла никому излить душу. У нее ведь никого не осталось…
        - Я знаю.
        - Одним словом, получилось так, что мы много общались. - Антонио погрел бокал в руке. - Не могу не одобрить твой выбор, брат: Лилиан красива, умна…
        - Ты забыл маленькую деталь, брат: она вышла замуж за Фредерика.
        - Не нужно ее обвинять.
        - Я не обвиняю, - вздохнул Помпилио. - Наверное, поэтому и злюсь: я не могу обвинять Лилиан в том, что она сделала. - И пронзительно посмотрел на брата: - Но что делать мне?
        Боль - вот что увидел Антонио во взгляде брата. Невыносимую боль потерявшего все человека. Антонио увидел то, что ожидал. Для того он и пришел: чтобы увидеть и постараться помочь.
        - А что ты намеревался делать, когда узнал, что Лилиан собирается замуж? - осведомился дар. - Тогда, на Заграте?
        - К концу нашего путешествия Лилиан изменила решение.
        - Ты с ней говорил?
        - Я видел.
        Дер Даген Тур улыбнулся. Против воли. Потому что вспомнил, как Лилиан смотрела на него: во дворце, на «Амуше». Вспомнил, как стояли они рядом. И как присутствие одной-единственной женщины переворачивало весь мир. Главной женщины.
        - Допустим, - не стал спорить дар. - Но представь, что ничего не изменилось. Твои действия?
        - Тогда все было просто, - пожал плечами Помпилио. - Я предполагал посетить Каату и поговорить с Фредериком: или он уходит с дороги, или дуэль.
        - Что изменилось?
        - Я изменился.
        - Уверен? - Антонио покачал головой. - Ты переживаешь непростое время, брат, но ты все равно тот самый Помпилио, которого я знаю с детства. В противном случае ты уже вскрыл бы себе вены.
        И этот удар достиг цели: пробил выстроенную защиту и вывел дер Даген Тура из равновесия.
        - Зачем ты явился?! - сжав кулаки, выкрикнул Помпилио.
        - Поговорить.
        - О Лилиан?
        - О тебе.
        - Я согласился лететь на Кардонию, ты пристроил меня к делу. Развеселил. Что еще? Советы? Соболезнования? Что еще я должен выслушать?
        Он не жаловался, не собирался жаловаться и не искал жалости. Он потерял все и начал потихоньку выбираться из ямы. Сам выбираться, кряхтя и стискивая зубы. Он не жаловался и не просил, он готовился драться с судьбой и готов был возненавидеть любого, кто осмелился бы полезть к нему в душу.
        И потому следующая фраза Антонио поразила дер Даген Тура прямо в сердце.
        - Я испугался, - глухо произнес дар, и ошеломленный Помпилио умолк. - Последний раз я боялся в детстве - боялся заблудиться на охоте, но вскоре это прошло. С тех пор я ничего не боялся, и вот - испугался потерять тебя. Мы не общались - да, но ты был. Я читал о твоих приключениях, я с гордостью говорил, что ты мой брат. И несмотря на все твои безумства, я не верил, что ты уйдешь первым. Ты на десять лет младше, ты должен меня пережить - это нормально. Когда я узнал, что тебя нет, мир стал другим. Я испугался. - Дар поставил бокал на стол и поднялся. - Собственно, это все, что я хотел сказать. Спокойной ночи.
        - Он предложил дуэль, - произнес Помпилио, прежде чем Антонио повернулся к нему спиной. Произнес громко, намеренно выделив местоимение «он». - Он, не я.
        - Что?
        - Это была идея Маурицио.
        И дар медленно вернулся в кресло.
        Он понял, что пришел не зря и сделал все правильно, понял, что услышит ответную исповедь. Услышит рассказ о том, как много лет назад в замке Гларден Помпилио убил их брата. Их Маурицио, решившего претендовать на трон и поставившего дарство Кахлес на грань гражданской войны. Помпилио предотвратил кровопролитие, защитил закон, но с тех пор избегал Антонио.
        - Я надеялся переубедить Маурицио, мы говорили всю ночь, но он стоял на своем.
        - Он был упорен, - прошептал Антонио.
        - Упрям, - уточнил Помпилио. - Под утро, когда мы оба поняли, что разговор зашел в тупик, Маурицио сказал, что я не прав и дело идет к дуэли. А я сказал, что раз он чувствует себя оскорбленным, то должен выбрать оружие. - Пауза. - Маурицио выбрал сабли.
        Потому что к тому времени младший Кахлес уже несколько лет познавал тайны Хоэкунса.
        - Маурицио был хорошим фехтовальщиком, - грустно улыбнулся дар.
        - Отличным, - подтвердил Помпилио.
        - Гораздо лучше тебя.
        - Когда Маурицио выбрал сабли, он не оставил мне выбора, - твердо произнес Помпилио. - Маурицио был готов убивать за свою власть, но не был готов умирать. Он стал бы очень плохим даром.
        - Но он был великолепным фехтовальщиком, - повторил Антонио. - Как ты победил?
        - Я знал, как Маурицио будет сражаться, - угрюмо ответил Помпилио. - Он ведь любил меня и не хотел затягивать дело.
        И перед глазами Антонио встала картина старой дуэли: тронный зал замка Гларден дремлет в предрассветных сумерках, кресла и маленький столик, за которым братья сидели всю ночь, сдвинуты к стене, на них валяются месвары, а Помпилио и Маурицио, одетые лишь в брюки, сапоги и сорочки, стоят друг перед другом с саблями наголо. Похожие так, что щемит сердце. Принявшие решение убивать, и от этого тоже щемит. Братья ждут сигнала, которым стал первый луч солнца.
        - Я знал, что сначала будет финт и лишь потом - смертельный выпад, - продолжил Помпилио. - Поэтому не среагировал на первый удар, ушел от второго и уколол Маурицио в сердце. Так было.
        Первый луч даже опомниться не успел. Не пробежал по всем окнам, не поиграл с хрусталем тяжелой люстры, не подмигнул позолоченному трону. Первый луч лишь выглянул, а по мраморном полу уже растекалась кровь.
        - Десять лет я вспоминал эту историю каждый день. Десять лет я спрашивал себя, правильно ли поступил? Десять лет видел кровь на своих руках, но во время катастрофы я потерял память, а когда она вернулась, выяснилось, что боль ушла, перестала жечь мне душу. Я наконец принял то, что сделал. - Помпилио улыбнулся. - Когда память вернулась, первая моя мысль была о Лилиан.
        - А если бы Маурицио выбрал пистолеты? - тихо спросил Антонио.
        Если бы показал, что готов умереть за идею? Показал себя настоящим даром?
        - Не знаю, - спокойно ответил Помпилио. - Но это не важно, брат, потому что Маурицио выбрал сабли.
        - Спасибо за прямоту, брат.
        - Налей мне еще вина. - Помпилио криво усмехнулся. - Я рад, что мы наконец разговариваем.

* * *
        - Оружие?
        - Проверено, - мгновенно ответил Бабарский, преданно глядя на руководство снизу вверх.
        - За состояние отвечают стрелки и Бедокур, - холодно напомнил Дорофеев, «забыв» о том, что по боевому расписанию ИХ исполнял обязанности пулеметчика. - Меня интересуют боеприпасы.
        - Полный комплект, - заверил начальство суперкарго. И шмыгнул носом, продемонстрировав, что болезни не дремлют.
        - Допустим. - Капитан поставил галочку напротив очередной графы. - Продовольствие?
        - Длительного хранения завозят. - Бабарский кивнул на стоящий у ворот эллинга паротяг. - А свежие доставим на борт за три часа до отправления.
        Опустошение здоровенного кузова шло по-муравьиному сноровисто и деловито: цепочка грузчиков споро перетаскивала ящики, мешки, свертки и бидоны в чрево «Амуша», где их встречал озабоченный кок.
        - Допустим.
        Несмотря на не самый высокий рост, Базза выглядел на фоне маленького и пухленького ИХ настоящим гигантом: сказывались плотное сложение и широкие плечи. Одевался капитан обыкновенно - в темно-синий повседневный мундир офицера Астрологического флота, а самой примечательной его приметой был жуткого вида шрам, обезобразивший левую сторону лица Баззы и придававший ему весьма устрашающий вид.
        Дорофеев нарисовал в ведомости еще одну галочку и продолжил:
        - В прошлом походе у команды были жалобы на обмундирование. Не всем хватило комбинезонов.
        - Не всем хватило новых комбинезонов, - поправил капитана ИХ. - Теперь все в порядке.
        - Ты закупил обмундирование? - удивился Базза.
        - Нет, просто счастливчики поистрепали обновки.
        Но шутка не удалась: при подготовке к походу у капитана напрочь исчезало чувство юмора.
        - ИХ!
        - Всем, кому нужно, достались новые комбинезоны, - доложил суперкарго.
        - А что с судовой кассой?
        - Судовая касса всегда в порядке, капитан, - широко улыбнулся Бабарский. - Можете организовать проверку в любое время дня и ночи. - Взгляд маленьких глаз ИХ был настолько честен, что любой на месте Дорофеева устыдился бы. Но Базза хорошо знал своего суперкарго, чтобы доверять невинному взгляду. - Вам не кажется, что здесь ужасный сквозняк?
        - Сквозняк тоже проверим, - рассеянно пообещал капитан, ставя галочку в графе
«судовая касса». И пометку: «Ревизия вечером».
        - Заявки начальников служб удовлетворены?
        - Так точно. - ИХ чихнул. - Полностью.
        Каждая служба, ну разве что за исключением ведомства Бедокура, была представлена на «Амуше» в единственном лице: один медикус, один алхимик, один астролог, один радист. Однако Дорофеев по-уставному именовал их «начальниками».
        - То есть сейчас я буду выслушивать жалобы?
        - Они всегда жалуются, - пожал плечами Бабарский.
        - Гм… Пожалуй.
        Длина исследовательского рейдера превышала триста метров, высота - сорок, при соответствующей ширине. Добавьте торчащие рули, необходимость технического зазора
        - цеппель не может войти в эллинг впритык, надеть его на себя, как свитер, - и вы поймете размеры «домика», который выстроил для любимого «Амуша» владетель Даген Тура. Колоссальное строение располагалось в полулиге от вокзала, но все равно затмевало его, превращало в скромное, едва заметное сооружение, что-то вроде собачьей будки, выстроенной у крыльца настоящего дома.
        Снаружи эллинг походил на тщательно обтесанную скалу и не вызывал особенного удивления у местных горцев. Другое дело - изнутри. Впервые оказываясь в чреве гигантского строения, все дагентурцы ошарашенно запрокидывали головы, стараясь разглядеть находящуюся на невероятной высоте крышу, чесали затылки и обменивались изумленными замечаниями, смысл которых сводился к тому, что раз люди научились создавать таких исполинов, мир действительно изменился. А уж когда внутри оказывался «Амуш», чувство нереальности происходящего усиливалось многократно. Трехсотметровая сигара, важно дремлющая внутри рукотворной скалы, вызывала в памяти легенды о драконах, и неизбалованные зрелищами дагентурцы толпами валили в эллинг, желая лично поглазеть на чудо современной техники. И отказа не знали: Помпилио разрешал подданным заходить в любое время и даже дозволял осматривать
«Амуш» изнутри. Но только не в те дни, когда экипаж проводил плановые работы или готовился к путешествию.
        - Осторожнее, чтоб вас всех в алкагест окунуло! - заорал Мерса, услышав тяжелый стук. - Это не вода, а королевский уксус!
        - Так ведь тяжело, - пожаловался один из грузчиков.
        - Это мне с вами тяжело, а вы на работе. - Алхимик обошел громоздкую стеклянную емкость, которую грузчики неаккуратно извлекли из кузова паротяга, убедился, что толстые стенки не повреждены, и с облегчением выдохнул: - Пронесло.
        - А что было бы? - осведомился самый молодой из грузчиков.
        - Ничего не было бы, - ответил Мерса.
        - Ну вот…
        - Тебя не было бы, идиота, приятелей твоих не было бы, меня…
        - Как это? - растерялся молодой.
        - А вот так, чтоб тебя в алкагест окунуло с головой, это королевский уксус, понял?
        - Алхимик постучал костяшками пальцев по толстенному стеклу емкости. - Триста литров самого ядовитого вещества на свете, способного растворить все, что угодно. Испарения от него такие, что сначала мы выхаркали бы легкие, а потом превратились в белковые лужицы.
        Физиономии грузчиков вытянулись. Добавлять королевский уксус в кузели требовалось нечасто, и его опасные свойства местным известны не были. Во всяком случае, этим местным.
        - Так что тащите предельно осторожно, - закончил алхимик.
        Объявление предполетных работ превратило эллинг в муравейник: грузчики, механики, ремонтники, шум, гам, гудение приборов, а в самом центре тщательно продуманного хаоса - капитан Дорофеев, спокойный, как спящая пришпа, но мистическим образом замечающий все детали происходящего.
        - Мерса!
        - Да, капитан?
        Однако к Дорофееву алхимик не повернулся, продолжая с преувеличенным вниманием следить за движениями грузчиков.
        - ИХ исполнил ваши заявки?
        - Так точно, капитан.
        - Все?
        - Да.
        - Алхимическая служба готова к полету?
        - Так точно.
        Разговор затягивался, и оставаться спиной к непосредственному начальнику становилось все сложнее. В конце концов, такое поведение нарушало элементарные нормы вежливости, и Дорофеев решил напомнить об этом:
        - Мерса!
        Алхимик вздохнул и неохотно повернулся.
        - Извините, капитан.
        И услышал ожидаемое:
        - Ужасно.
        - Согласен, - вякнул выросший из-под земли Бабарский. И ехидно добавил: - Олли, ты видел, что у тебя с лицом?
        - Я с ним проснулся, - мрачно сообщил Мерса. - И это, знаете, неприятно, чтоб меня в алкагест окунуло! Энди должен просыпаться с разбитой физиономией и с удивлением узнавать, что натворил вчера. Энди, а не я! А потому я зол и чувствую себя полным идиотом.
        Алхимик и так-то не был красавцем: невысокий, худощавый, с тусклым лицом, главной приметой которого был большой мясистый нос, нависающий над узким подбородком. Нос привлекал внимание в первую очередь, и только потом люди замечали серые бусинки глаз, прячущиеся за круглыми очками, и резко очерченные губы, лишь теперь перед ними появлялось собственно лицо, как единое целое. Однако сейчас на физиономии Мерсы появился еще более заметный, нежели нос, элемент: роскошный синяк, охватывающий всю правую скулу алхимика.
        - Посмотрите на себя, Мерса, - вздохнул Дорофеев. - Вы - офицер, неужели непонятно, что недопустимо являться перед нижними чинами в таком виде? Откуда у вас синяк?
        - Подозреваю, что он… в смысле я, не устоял на ногах.
        - Галилей затеял «вышибалу» в «Золотом дубе», - сообщил Бабарский. - Я, разумеется, не участвовал: у меня твердые моральные принципы, хроническая травма спины и колена.
        - Кого вышибали?
        - Команду «Дер Каттера».
        - Военных? - Дорофеев едва заметно улыбнулся, но продолжил строго: - Мерса, разве вам не рассказывали, что в «вышибалу» положено играть только нижним чинам?
        - Мне трудно оправдываться, капитан, поскольку самое интересное я пропустил, - нашелся алхимик. - Но я уверен, что Энди пытался отказаться. Я его немножко знаю.
        - Отказываться следовало энергичнее… Бедокур!
        Здоровяк высунулся наружу с невинной целью: посмотреть, как грузчики справляются с опасной уксусной емкостью. Увидев капитана, Чира немедленно сдал назад, но ускользнуть от зоркого взгляда Дорофеева не сумел.
        - Мы как раз обсуждали вчерашние события, Бедокур, прошу вас, присоединяйтесь.
        Шифбетрибсмейстер вздохнул, подошел ближе и прошамкал:
        - Ижвините, капитан, мне тружно шевелить челюштью.
        Разрушений у Чиры было куда больше, чем у алхимика. Помимо двух синяков и крупной ссадины Бедокур щеголял свежим шрамом на запястье, разбитыми губами и распухшими костяшками пальцев. Плюс к этому - не очень уверенные движения. Однако в отличие от Мерсы Чира носил свои знаки с достоинством, был бодр и пребывал в отличном настроении.
        - Не хотите рассказать о чем-нибудь?
        - Вам дейшвительно интерешно? - прищурился шифбетрибсмейстер.
        - Да, - кивнул Базза.
        - Вы не поверите, капитан, я впервые вштретил доштойного противника, - с воодушевлением поведал Чира. - Хотя ничего не предвещало вштречи. Вше жнаки говорили, что будет легко.
        Дорофеев поджал губы.
        - Глыба Штокман окажался наштоящей глыбой. Выдержал шешть ударов.
        - А вы?
        - Шоответственно - пять. На шештой Глыбы не хватило.
        - Рад за вас.
        - Мы не имели права отштупать перед походом, капитан, это плохая примета, - со всей доступной ему серьезностью произнес шифбетрибсмейстер. - Перед Пуштотой нельжя боятьша.
        - К Хасине обращались?
        - Он ш утра в жамке.
        - А где Галилей? - вспомнил Дорофеев.
        - Прячется, - хихикнул Бабарский.
        - И правильно делает, - проворчал Бедокур. - Это он жатеял «вышибалу».
        Попасть на огромную, размером с пастбище, крышу эллинга можно было только одним способом: по металлической пожарной лестнице, скобы которой шестидесятиметровой линеечкой протянулись по западной стене. Лазать по «пожарке» просто так, не по делу, желающих не находилось, даже мальчишки не рисковали взбираться на невозможную высоту, а потому Квадрига пребывал на крыше в полном одиночестве.
        Он лежал на раскалившемся от солнца металле, но не замечал жара. Он вообще ничего не замечал.
        Невидяще смотрел астролог в лингийское небо, но видел не бездонную лазурь и легкие облака, а то, что скрывалось далеко-далеко за ними.
        Пустоту видел Галилей, лежа на крыше эллинга. Великое Ничто, через которое водил цеппели. Бесконечное серое, привлекательное и пугающее. Оглушающее пространство, где таились ужасающие Знаки, прикосновение к которому дарило астрологам боль и наслаждение.
        - Мы скоро увидимся, - прошептал Квадрига, закрывая глаза. - Очень скоро.

* * *
        Господь создал людей свободными.
        Посланцы Его - Добрые Праведники - не уставали повторять эту максиму и добились того, что ее запомнили все. Свободными. Свободными не благодаря кому-то, а по определению, потому, что так хочет Бог. Точка. А затем Добрые Праведники передали дарованную Богом власть Первым Царям, которых еще через сто лет сменили адигены. А максима любой власти - ограничение свободы.
        Получается, Добрые Праведники нарушили один из главных постулатов Бога?
        Первым эту крамольную мысль высказал тинигерийский священник Иеробот и даже успел организовать движение за возвращение к истокам, получившее большую популярность у простолюдинов - ведь Иеробот призывал к уменьшению влияния адигенов и Церкви на повседневную жизнь. Что именно приключилось с Иероботом и его последователями, которых стали называть нердами, на Тинигерии предпочитали не уточнять, но редкие вспышки аналогичных заблуждений на ней и других планетах Ожерелья с тех пор гасились весьма оперативно - адигены не допускали их превращения в подобие пожара или хотя бы костра. И весьма преуспели, поскольку следующий удар по основам Олгеменической церкви был нанесен спустя несколько столетий. Зато удар этот оказался весьма серьезным.
        Набирающие силу анархисты быстро поняли, что на победу может рассчитывать лишь та идея, которая наступает широким фронтом, вторгается во все сферы жизни простого человека, и в том числе - в его душу. В его религию. И древнее учение Иеробота обрело вторую жизнь, куда более известную, чем первая.
        Надо отдать анархистам должное: прекрасно понимая, что попытка потрясти Церковь вызовет жестокие ответные меры, подготовились они предельно тщательно и выступили во всех крупных мирах одновременно, организовав вошедшее в историю «Смущенное воскресенье». Пропагандисты врывались в храмы и вступали в ожесточенные споры со священниками, устраивали митинги на улицах и площадях, распространяли прокламации, обвиняя Церковь во лжи и предательстве. Месть разгневанных адигенов была беспощадной: всех арестованных анархистов приговорили к длительным каторжным работам, и все они - до последнего человека - умерли на этих работах, став мучениками нового-старого движения нердов. Однако посеянные ими зерна сомнений дали всходы. Не могли не дать, поскольку кровь всегда считалась лучшим удобрением.
        - Как в старые добрые времена, да? - Шо Сапожник отрезал от плитки жевательного табака изрядную порцию и сунул ее в рот, отчего следующая фраза прозвучала невнятно: - Прямо мурашки по коже от предвкушения.
        - Почему «старые времена»? - не понял Лайерак. - Мы работали всего пять месяцев назад.
        - Последние акты были однообразны, - хмыкнул Шо. - Рутина. А нынешний контракт хорош, ипать мой тухлый финиш, есть возможность импровизировать. - Сапожник выдержал короткую паузу. - Как раньше, чтоб его.
        - Пожалуй, - согласился Отто. - Здесь мы сможем развернуться.
        - Как раньше, да?
        - Да, Шо, как раньше.
        Лайерак улыбнулся, потрепал помощника по плечу, но про себя отметил, что раньше,
«в старые добрые времена», Сапожник не был таким болтливым. И не прикладывался столь часто к бутылке - запах бедовки Отто уловил даже сквозь вонь жевательного табака.
        - И штучки нам выдали классные, чтоб их, - продолжил Шо. - Тебе небось как бальзам по сердцу, да?
        - Да, - коротко подтвердил Лайерак. - Как бальзам.

«Штучки» - обещанное заказчиком снаряжение и оружие - действительно оказались классными. Великолепными. Идеально подходящими такому мастеру, как Отто. Оружие разработал настоящий гений, и Лайерак влюбился в удивительные «штучки» с первого взгляда, а после тренировок, окончательно осознав их возможности, стал в буквальном смысле дергаться, нетерпеливо дожидаясь возможности опробовать оружие в настоящем деле. А еще ему казалось, что знаменитый Гатов ухитрился прочесть его, знаменитого Огнедела, мысли и воссоздал в металле самые фантастические мечты Лайерака.
        - Они такие компактные, - продолжил тем временем Шо.
        - Ага.
        - Удобные.
        - Ага.
        - Но шарахнут как следует.
        - Я знаю.
        - Повеселимся!
        - Ага.
        Сапожник храбрился, очевидно храбрился, в действительности нервничая перед акцией. Глаза горят, голос бодрый, но обмануть Огнедела Шо не мог. Лайерак видел подрагивающие пальцы, чувствовал запах бедовки и пота. Да, они сидели в закрытом фургоне, одетые в плотные кожаные плащи, с пристегнутым поверх снаряжением. Да, на Кардонии лето, и ночь не принесла особенной прохлады. Да, жарко. Но никогда раньше, даже на пустынной Миделе, Сапожник не потел перед акциями. Никогда. И не болтал как заведенный.

«Похоже, Шо, нам придется расстаться…»
        Жалости Огнедел не испытывал - так, легкая грусть. Сапожник был не первым помощником, которому предстояло уйти в никуда. Правда, Шо продержался долго - шесть лет, и Отто успел к нему привыкнуть, но привычки Лайерак менял так же часто, как имена - это был вопрос выживания.
        - Люблю нашу работу.
        - Я вижу.
        Всего Огнедел привез на Кардонию четырнадцать парней. Отбирал самых опытных, привыкших работать в больших городах, и самых умных, поскольку контракт подразумевал целый ряд акций, в перерывах между которыми следовало водить за нос полицию. Жили ребята по двое-трое, чтобы не привлекать внимания, а перед акциями собирались в пятерки. Сегодня работала первая группа, следующую проведет вторая, затем третья - чтобы не примелькаться. Сам Отто планировал принять участие во всех операциях, но он - наособицу, он слишком умен и опытен, чтобы позволить полицейским испортить потеху.
        - Я давно понял, что ты - артист, - неожиданно произнес Шо. - Великий артист… Или режиссер. Да, скорее - режиссер. Но артист тоже, чтоб меня.
        - О чем ты говоришь? - поморщился Лайерак, но подумал, что сравнение, пожалуй, лестно.
        - Все твои акции - как великие театральные постановки. Ты выверяешь каждую деталь, выстраиваешь мизансцену, готовишь публику, потом выходишь и устраиваешь кульминацию. И мне лестно, что рядом с тобой на сцену выхожу я. - Сапожник отодвинул деревянную ставню, изнутри закрывавшую зарешеченное окно фургона, и выглянул наружу, разглядывая тускло освещенный порт. - Вступление: мы ждем сигнала. Ждем, когда ребята отвлекут охрану.
        Перед тем как заговорить, Шо посмотрел на часы, и когда он заканчивал фразу, со стороны дальних складов донеслись звуки перестрелки.
        Лайерак улыбнулся.
        А Сапожник продолжил. Складывалось впечатление, что он читает вслух несуществующее либретто:
        - Увлеченные стражники со всех ног мчатся на выстрелы, торопятся спасать склады, а на главной сцене появляется Кэмерон.
        Умение водить автомобиль было не главным талантом их шофера - Кэмерон превосходно управлялся с пистолетами и в очередной раз продемонстрировал свое умение, хладнокровно расстреляв охранявших ворота матросов. Сдавленные глушителем выстрелы не привлекли ненужного внимания, а мигнувший один раз фонарик показал сидящим в фургоне мужчинам, что путь свободен.
        - Наш выход, Шо.
        - Я прав? Ты чувствуешь себя артистом?
        - Чувствую.
        - Я знал! Ипать мой тухлый финиш: я знал!
        - Маску не забудь.
        На спине у каждого террориста висело по два массивных баллона, шлангами соединенные с длинными распылителями с пистолетными рукоятями, - усовершенствованные Гатовым армейские огнеметы. Главное новшество заключалось в удивительной смеси, приведшей Лайерака в совершеннейший восторг. Летела смесь далеко, горела долго и жарко, прожигая дерево, расплавляя железо и проникая в самые маленькие щели. Ерундовый побочный эффект - смесь оказалась весьма ядовита, а потому мужчинам пришлось натянуть на лица защитные маски.
        - Сделаем им красиво? - Голос из-под респиратора звучал так же невнятно, как когда Сапожник жевал табак, но Отто понял помощника.
        - Охотно.
        - Хотел бы я посмотреть на представление из партера.
        - Мы артисты, а не зрители.
        Целью Огнедела были две пришвартованные к дальнему пирсу канонерки - низенькие тихоходные кораблики устаревшего образца, главными достоинствами которых выступали стодвадцатимиллиметровые орудия., Помимо них на лодках стояли пулеметы и тридцатичетырехмиллиметровые автоматические пушки, превосходно зарекомендовавшие себя в борьбе с пиратами Жемчужного моря, но на Отто вся эта мощь не производила никакого впечатления - воевать с канонерками он не собирался. Он планировал их уничтожить.
        Корабли пришли в Унигарт утром - закончили патрулирование Барьерной россыпи, команды веселились в кабаках, и на борту оставались лишь вахтенные. Которые не сразу поняли, что происходит и что за люди неспешно приближаются к лодкам. Почему они в плащах и что за странные конструкции торчат из-за плеч.
        - Что там творится?
        Действо у складов достигло кульминации: грохот револьверных выстрелов превратился в непрекращающуюся барабанную дробь.
        - Кто-то напал на склады! - крикнул в ответ Кэмерон.
        Шофер, успевший натянуть матросскую шапочку, держался позади.
        - Зачем?
        - Чтобы отвлечь внимание!
        - От чего? - осведомился туповатый вахтенный и услышал:
        - От нас!
        В полной темноте выстрел из огнемета выглядит удивительно красиво. Раскаленная струя с шипением чертит желтую, до белизны, дугу и мощным потоком бьет в цель, расплескивается, растекается и сразу же поднимается огненной завесой.
        Лодки террористы распределили заранее, Шо ударил в надстройку правой, а Лайерак шарахнул по корме левой, специально прицелившись так, чтобы зацепить вахтенного.
        - А-а-а!!
        Превратившийся в факел матрос заметался по палубе, а вот вахтенный второго корабля оказался смышленым - молча бросился за борт, даже не попытавшись оказать сопротивление.
        - У-у!!
        Маска мешала говорить, и возбужденный Шо глухо орал, выражая охвативший его восторг.
        Пламя ярко осветило пирс и террористов.
        - Давай! - не удержался от вопля Отто.

«Ы-ай!» - донеслось из-под маски, и следующий выстрел, опустошивший второй баллон огнемета, пришелся в надстройку.
        - Великолепно, - восхищенно прошептал Лайерак. - Великолепно.
        - У-у-у! - надрывался Сапожник.
        - А-а-а!!! - вторил ему еще живой вахтенный. Точнее - факел вахтенного, мечущийся по гибнущей канонерке.
        Корабли пылали. Жидкий огонь пробрался внутрь и разгонял теперь бешеный танец гудящего пламени. Горело все, что могло гореть, а остальное плавилось под натиском удивительной смеси. Будь ее больше - канонерки попросту растворились бы, с шипением уйдя под воду, а так они превратились в потрескивающие дрова. Глазницы-иллюминаторы переполнены оранжевым, жар становится нестерпимым, сбросившие баллоны террористы отступили к берегу, но не убежали, остановились, наслаждаясь творением своих рук.
        - А вот теперь я с тобой соглашусь: как в старые добрые времена, - проворчал Отто, стягивая маску.
        Дышать было трудно - едкий дым драл горло, но с открытым лицом Лайерак чувствовал себя увереннее.
        - Ипать мой тухлый финиш, я никогда не видел такой смеси, - прошептал Сапожник. - Она не просто устраивает пожар, она жрет все, до чего дотянется!
        - Как раз сейчас она дотягивается до крюйт-камер, - усмехнулся Огнедел.
        И через мгновение, подтверждая слова террориста, прозвучал первый взрыв.
        Глава 4
        в которой Абедалоф загадывает загадку, Дорофеев погружается в прошлое, а Кира познает интересы боя
        - Астролог!
        - Да?
        - Что «да», кретин? - громко рассмеялся Абедалоф. Без зла рассмеялся - весело, продемонстрировав окружающим отличное свое настроение. И ругательство Арбедалочик отпустил с неимоверной легкостью, в которой полностью утопил его оскорбительную суть. - Что «да»? Координаты давай!
        - Вям! - осуждающе тявкнул устроившийся на могучих руках хозяина саптер.
        - Все в порядке, Эбни. - Абедалоф погладил любимца по голове. - Наш астролог уже понял, что ошибся, и все поправит.
        - Две минуты, господин директор! - прокричал из своего угла провинившийся офицер.
        - Две минуты!
        - Вям!
        Капитанский мостик доминатора «Заскармазам», в полном соответствии с галанитскими принципами строительства цеппелей, был объединен с астрологическим кабинетом и радиорубкой, и потому Арбедалочик прекрасно видел и слышал склонившегося над картой астролога. А все находящиеся в рубке цепари прекрасно видели широченную улыбку директора-распорядителя и едва сдерживались, чтобы не ответить, - так заразительно улыбался Абедалоф.
        - Вижу Корявый вулкан, - доложил рулевой, позволив себе повернуться, чтобы бросить взгляд на директора. В Арбедалочика, нисколько не кичившегося высочайшим своим положением в Компании, была влюблена вся команда, и рулевому было приятно, что именно он доставил директору долгожданную весть.
        - А! Слышали? Я чувствовал, что приближаемся!
        - Вям!
        Спорить с директором-распорядителем никто не стал.
        Абедалоф же взмахнул нераскуренной сигарой и подскочил к рулевому:
        - Направление?
        - Одиннадцать часов, господин директор.
        - Все правильно…
        - Вям!
        - Астролог?
        - Мы в точке, господин директор.
        - Все слышали?!
        - Так точно!
        - Конечно.
        - Вям!
        - Да, Эбни, да: я, как всегда, не ошибся. Я все сделал вовремя, правильно, а потому им снова придется признать мое превосходство.
        Придется признать. И не только потому, что Абедалоф «сделал вовремя и правильно», просто, несмотря на присутствие капитана, главным на мостике «Заскармазама» был именно Абедалоф Арбедалочик, директор-распорядитель проекта «Кардония», молодой мужчина - не старше тридцати, - которого всемогущие директора-наблюдатели назначили главным представителем Компании на планете, наделив колоссальными полномочиями и колоссальной же ответственностью. Потому что теперь молодой мужчина лично отвечал за то, чтобы Кардония оказалась под властью Компании.
        Вся Кардония под безграничной властью Компании, не больше и не меньше.
        Арбедалочик был высок и широкоплеч, сложен гигантом, а точнее - рыцарем, сказочным героем, изображения которых украшали страницы детских книг. Массивный, но в то же время ловкий, энергичный, дышащий силой и здоровьем, Абедалоф привлекал внимание и мужчин и женщин. Особенно женщин, поскольку, помимо силы и здоровья, обладал притягательной для трепетных дамских сердец внешностью: квадратный подбородок, выдающий записного упрямца, полные губы, так много обещающие девицам, загадочная родинка на левой щеке, прямой нос, густые каштановые кудри и темные глаза, в которых никогда не гас веселый огонек. Арбедалочик любил говорить громко, но его бархатистый голос звучал необычайно приятственно, а потому эта привычка Абедалофа окружающих не раздражала, скорее привлекала и помогала директору оказываться в центре внимания любого общества. Если он того хотел, разумеется.
        Как все разбогатевшие выходцы из низов, одевался Абедалоф «богато», то есть крикливо: дорогущие, исключительно модные костюмы, шитая на заказ обувь и тяжеловесные украшения. Но внешность и природное обаяние позволяли нивелировать издержки воспитания. Страсть к длинным ароматным сигарам считалась
«аристократической» привычкой - ими увлекались многие бонзы Компании, а вот любовь Арбедалочика к саптерам - редчайшим карликовым собачкам - объяснению не поддавалась. Саптеров таскали с собой богатые дамочки средних лет, и видеть ухоженное по всем правилам существо в здоровенных ручищах директора-распорядителя было по меньшей мере странно.
        - Итак, мы в точке… - Абедалоф подошел к боковому окну и посмотрел вниз, на спокойный Банир. - Это хорошо.
        - Вям! - подтвердил Эбни.
        - Тебе тоже нравится?
        - Вям!
        Тонкое вяканье директорского любимца раздражало команду, несмотря на всеобщую любовь к Арбедалочику. Но указывать собачке, а уж тем более ее хозяину на неподобающее поведение никто не рисковал. Что же касается лужиц, которые саптер периодически оставлял по всему цеппелю, так они молниеносно вытирались палубными.
        - Капитан, пожалуйста, двенадцать лиг строго на юго-запад от вулкана, - распорядился Абедалоф. - И стоп-машина.
        - Слушаюсь.
        - Мы стремились сюда? - удивленно осведомился Руди Йорчик, отнимая от глаз бинокль. А в следующий миг неделикатно рыгнул, продемонстрировав последствия правильного времяпрепровождения путешественника первого класса. Напивался Йорчик в одиночестве, в своей каюте: всем говорил, что его укачивает и именно поэтому он вынужден рано ложиться спать, однако мешки под мутными глазами, очевидная головная боль и жадное поглощение холодной воды доказывали, что сон приходил не сразу.
        - Совершенно верно, - рассеянно подтвердил Арбедалочик, продолжая разглядывать волны. - Слово скаута.
        - Неожиданно.
        - Не сомневаюсь.
        Руди поджал губы, Абедалоф широко улыбнулся, Эбни наклонил голову, но тоже промолчал, капитан и астролог дружно прикидывали, где должен зависнуть цеппель, рулевой исполнял, все были при деле.
        - Профессор, я ведь предупреждал, что перед выставкой нам придется немного попутешествовать.
        - Я помню, директор.
        - Это и есть путешествие.
        - Мотаться над океаном?
        Морской болезнью Руди не страдал, но симптомы ее по утрам ощущал весьма явственно, и даже легкая болтанка казалась ему жутким штормом.
        - Что может быть веселее, чем путешествие над огромным океаном? - жизнерадостно осведомился Абедалоф.
        - Ну…
        Даже сейчас, с тяжеленной головой, Руди мог не напрягаясь составить директору длинный список увлекательных поездок, но не успел.
        - Приятный путь из Бей-Гатара в Йоргидург, карточный стол в кают-компании белоснежного лайнера, друзья и женщины, не так ли?
        Йорчик порозовел.
        - Мы на краю Вселенной, Руди, в неизведанных землях, которые должны стать нашими, и океан, который вызывает у вас угрюмое раздражение, - тоже должен стать нашим. Все вокруг должно стать нашим, и потому мы совершаем необычайно веселое путешествие: мы изучаем свою недвижимость.
        - Вям! - высокомерно тявкнул Эбни.
        Капитан усмехнулся, и Йорчик в очередной раз оставил последнее слово за Абедалофом. Чувствуя себя если не униженным, то уж точно задетым.
        Потому что Рудольф М. Йорчик давно привык к выказываемому собеседниками уважению. Потому что значительность профессора Ибельского университета, действительного члена Галанитской Академии Наук и владельца знаменитой компании «ЙГ Механика» признавали даже директора-наблюдатели, и именно один из них, Шаредовез Марочик, предложил Йорчику совершить вояж на Кардонийскую выставку. Лично предложил, во время приватного ужина, значимость которого подчеркивалась неофициальностью. Руди, который и так собирался в Унигарт, обрадованно согласился, и лишь на борту
«Заскармазама» догадался, что его, знаменитого профессора и промышленника, приставили в качестве ученого консультанта к неотесанному и плохо образованному Арбедалочику, не пойми отчего назначенному директором-распорядителем. При этом Арбедалочик не просто не испытывает к нему никакого уважения, так еще и не считает нужным советоваться с одним из умнейших галанитов и не делится своими планами.
«Заскармазам» прибыл на Кардонию четыре дня назад, глубокой ночью, но в Унигарте, к удивлению Йорчика, доминатор не задержался, сразу взял курс на северо-восток и с тех пор болтался над бескрайним Банирским океаном, отыскивая интересующее Арбедалочика место. Что за место, почему оно так важно - никаких объяснений. Проклятье! Даже с рядовыми цепарями, с грязными палубными этот, с позволения сказать, «директор-распорядитель» ведет себя куда приветливее, чем с великим ученым! С цепарями Абедалоф шутит, смеется и даже позволяет называть себя старой кличкой - Везунчик. Надо же! Хотя, если вдуматься, Арбедалочик и в самом деле везунчик…
        - Руди!
        - Вям!
        - Руди!
        - А? - Йорчик задумался настолько сильно, что не сразу среагировал на обращение. - Что случилось?
        - Еще ничего, - рассмеялся директор-распорядитель, раскуривая сигару. - Но скоро случится, слово скаута.

«Мы найдем сокровища? Захватим эту проклятую планету? Ритуально утопим твою психованую шавку?»
        Нет, нет и нет.
        - Помните, вы спрашивали, что за груз тащит «Заскармазам»?
        - Конечно, помню, - ответил Йорчик. Хмуро ответил, потому что этот вопрос наглый Везунчик тоже проигнорировал.
        Как и любой доминатор, «Заскармазам» обладал солидным грузовым отсеком, однако его размера не хватило для «поклажи» Арбедалочика, и к пузу цеппеля подвесили странного вида платформу с принайтованными ящиками. Что в них, Руди пытался выяснить еще на Галане, однако лишь сейчас Абедалоф снизошел до объяснений.
        - Так вот, профессор, через час мы с вами будем этот груз использовать.
        - Как?
        - Одновременно! - И директор весело засмеялся над собственной шуткой, ничуть не смущаясь тем, что смысл ее не был понятен собеседнику.
        Абедалоф курил «Масванских толстяков» - самые ароматные сигары Герметикона, но сейчас их потрясающий, приводящий знатоков в экстаз запах казался Йорчику жуткой вонью.
        - Вям!

«Он специально злит меня? Ему доставляет удовольствие видеть мою ярость?»
        За все прошедшие дни Руди так и не смог разобраться в Арбедалочике и радовался одному тому факту, что директор по-прежнему обращается к нему на «вы».
        - Что в ящиках?
        - Сейчас увидите. - Абедалоф кивнул цеповоду: - Капитан, можно приступать.
        - Слушаюсь, господин директор.

«К чему приступать? Что делать?»
        Йорчик не сразу сообразил, что доминатор планирует избавиться от груза - суши ведь рядом не было, - и лишь когда спустившиеся на платформу цепари скинули брезент, показав, что платформа покоится на понтонах, все встало на свои места.

«Ему нужна плавучая пристань. Для чего?» Но ящики еще не вскрыли, информации было мало, а гадать у измученного похмельем профессора получалось плохо.
        Тем временем «Заскармазам» опустился к самой воде, механики стравили трос и платформа мягко встала на воду. Сидевшие на ней цепари тут же освободили захваты, и цеппель плавно поднялся на пятидесятиметровую высоту. Наблюдать за происходящим на платформе стало неудобно - окна на капитанском мостике не открывались, - и Руди пришлось поинтересоваться:
        - Что дальше?
        - Как я сказал, у нас есть примерно час.
        - Вям!
        И саптер посмотрел на Йорчика так, словно говорил: «Ты в самом деле один из лучших инженеров Галаны? Не верю!»
        Голова собачки могла легко уместиться в кулаке взрослого мужчины и была настолько хрупкой, что череп раскололся бы при малейшем сжатии. Пальцы сминают кости, слышится негромкий хруст, осколки врезаются в мозг…
        - Руди!
        Во второй раз подряд Абедалофу пришлось вырывать профессора из задумчивости, но теперь потребовался всего один окрик и клуб сигарного дыма, пущенного Йорчику в лицо.
        - А?
        - Мы слегка сместились, и теперь вы можете без труда разглядеть, что происходит внизу.

«Скотина! Ну почему, почему директору просто не рассказать о задуманном? Что за дурацкая игра? Проклятый везучий выскочка!»
        Йорчик вернулся к окну и послушно уставился вниз.
        - Вям!

«Заткнись!»
        Ладонь стала влажной, Руди бросил быстрый взгляд на руку и с облегчением понял, что это всего лишь пот.
        - Что скажете?
        - Гм… Любопытно.
        Оставшиеся на платформе цепари уже вскрыли самый большой ящик, в котором оказался массивный, работающий на нефе генератор, запустили его и теперь занимались компрессорной установкой. Энергично занимались, и не было никаких сомнений в том, что очень-очень скоро, в течение минут, на плавучей платформе будет развернута необходимая Арбедалочику техника. Наилучшая во Вселенной - галанитская техника. Руди знал, что находящиеся внизу устройства произведены не на его заводах, но все равно испытывал гордость за свою планету, за самую развитую державу Вселенной, за…
        - Профессор, мы идем в «корзину грешника». Капитан, прошу вас, позаботьтесь об Эбни.
        - С удовольствием, господин директор, - с улыбочкой ответил цеповод, принимая от Абедалофа собачку.
        Капитану, так же как Йорчику, очень хотелось выпачкать руки в крови отвратительной псины, но на физиономии цеповода отразилось лишь умиление:
        - Какой ты славный.
        - Эбни, мальчик мой, веди себя хорошо.
        - Вям! - отозвалась собачка и тут же попыталась прокусить сукно капитанского мундира.
        Йорчик откашлялся:
        - Итак, мы спустимся на платформу…
        - Еще ниже, Руди, под воду.
        - Под воду?!
        А вот об этом директор-наблюдатель точно не предупреждал! Изучать ушерскую технику
        - пожалуйста, служить ходячей энциклопедией при полуграмотном Везунчике - и это можно стерпеть, но лезть под воду?! Рисковать свой драгоценной жизнью ради… А ради чего, собственно? Что Абедалоф рассчитывает увидеть под водой? Для чего он тащил за тридевять земель какое-то снаряжение? И почему никому не рассказывал о своих планах?! Почему?!
        Разъяренный Руди собирался устроить грандиозный скандал, но весь его пыл разбился о небрежный вопрос:
        - Профессор, вы когда-нибудь спускались под воду?
        - Нет.
        - А мне доводилось, - живо произнес Арбедалочик. - Поверьте, профессор, этот невероятный опыт вы запомните навсегда. Вы будете хвастать им, обязательно будете, слово скаута.
        Руди хотел заметить, что ему и так есть чем похвастать, но прикусил язык. Понял, наконец, что Абедалоф предлагает настоящее мужское приключение, и заткнулся, прикидывая, справится ли? Ему сорок шесть, и выглядит он так себе: годы, спиртное и сигары сделали лицо одутловатым, проредили волосы, разложили под глазами мешки, но еще не отобрали силу, заложенную в Йорчика природой, не превратили в развалину, а потому Руди спокойно сказал себе: «Справлюсь».
        - Мне нужно, чтобы вы меня сопровождали, профессор, - неожиданно серьезно продолжил Абедалоф. - Мне нужно, чтобы вы кое-что увидели и высказали мнение. - Короткая пауза. - Надеюсь, вы не боитесь высоты и глубины?
        - Нет.
        - Вот и хорошо. Пожалуйте в корзину.
        Руди широко улыбнулся, день был безнадежно испорчен. Истеричная собачка, глупый разговор, дурацкое место, тупой, как пробка, директор-распорядитель с повадками палубного пропойцы, а теперь еще и корзина… Знаменитая «корзина грешника», которую частенько использовали для наказания нерадивых цепарей. С ее помощью Йорчика и Абедалофа спустили на платформу, но удовольствия от путешествия Руди не получил никакого, поскольку мутить его стало еще до того, как корзина пошла вниз. Вчерашний алкоголь поднял бунт, и лишь огромным усилием воли Йорчик сумел заставить себя дотерпеть до платформы. Он почему-то считал, что «на земле» станет легче, совершенно забыв, что «земли» под корзиной не будет, и, едва ступив на шаткую платформу, Руди немедленно бросился к борту.
        - Покормить рыбок, - со знанием дела сообщил заржавшим цепарям Арбедалочик. - Наш профессор - известный ихтиолог.

«Мерзавец!»
        И Руди, не прекращая процедуру, принялся размышлять над тем, что он сделает с Абедалофом сразу после того, как наглый и везучий выскочка потеряет покровительство директоров-наблюдателей. А в том, что он его потеряет, Йорчик не сомневался: таких тупых уродов, поднятых с самых низов, директора-наблюдатели использовали разово, для наиболее грязных проектов, а затем безжалостно выбрасывали. Руди живо представил, как встречает бредущего по обочине Арбедалочика, сажает в свой роскошный автомобиль и отвозит в загородный дом, в подвале которого уже нетерпеливо мнется мускулистый палач в красном…
        - И-и-ы-а! - Еды не оставалось, рыбкам предлагался желудочный сок, избавляться от которого Йорчик терпеть не мог. - И-и-ы-а!
        - А я ей отвечаю: «Красавица! Я - честный цепарь, к тому же с Галаны, поэтому больше двух таллеров ты не получишь!»
        Палубные дружно заржали.
        - И ушел? - поинтересовался один из них, утирая слезу.
        - И ушел, - подтвердил Абедалоф. - Клянусь твоими кишками.
        - Моими не надо.
        - Так ведь ты спросил. - Еще один взрыв хохота. Арбедалочик повернулся к разогнувшемуся наконец профессору и осведомился: - Руди, с вами все в порядке?
        - Да, - подтвердил действительный член Галанитской Академии Наук.
        Стыдно так, что лучше утопиться, а потому Йорчик заставил себя держаться предельно высокомерно.
        - В таком случае, давайте одеваться, профессор, - предложил Абедалоф, без стеснения меняя куртку и брюки на теплое белье, толстый свитер и шерстяные носки.
        - Хоть и лето, но под водой, знаете ли, холодно.
        - Знаю, - хмуро отозвался Руди.
        - А я и не сомневался в вашей образованности, профессор, ни капельки не сомневался.
        - Рад слышать, директор.
        - Хорошо, что мы понимаем друг друга.
        Цепари, помогавшие Абедалофу облачаться в водолазное снаряжение, обменялись ехидными ухмылочками, которые Йорчик предпочел «не заметить». Не время, сейчас - не время, подождем, когда на сцену выйдет палач в красном. Сначала он обработает Арбедалочика, а потом - его прихвостней, всех прихвостней, всех этих палубных, водолазных, рулевых и прочее быдло, которое восторженно смотрит Абедалофу в рот. Все эти заурядные, ничего не добившиеся подонки обязательно заплатят…
        - Ваша очередь, господин профессор, - почтительно произнес цепарь.
        - Что?
        Руди думал, что ему придется приложить какие-то усилия, придется напрячься, но в действительности все свелось к банальному исполнению несложных распоряжений: «Руки поднимите, пожалуйста, господин профессор. Ступите сюда. Наденьте… Вам не жмет?»
        Цепари оказались профессионалами и меньше чем за пять минут упаковали Йорчика в неудобный и тяжеленный «костюм».
        - Вода здесь идеальная: прозрачная, чистая, так что увидим все, что нужно, в лучшем виде, - хохотнул Абедалоф.
        - Чем глубже, тем хуже видимость, - блеснул познаниями Руди.
        - А мы на большую глубину не полезем, - пообещал директор-распорядитель. - Слово скаута.
        - Дернете за фал три раза подряд - срочно поднимайте наверх, - сообщил Йорчику один из палубных.
        - Это все, что я должен знать?
        - Ага, - нахально усмехнулся тот. - Остальное знает господин директор, держитесь рядом с ним, и все будет хорошо.

«Палач в красном, вот кто тебе нужен! Палач в красном! Избить палубного до полусмерти!»
        - Я понял, спасибо, - сухо произнес Руди и повернулся к Арбедалочику: - Ничего сказать не хотите? Что мы будем изучать? На что обращать внимание?
        Чем дальше, тем больше ситуация напоминала фарс: его, знаменитого ученого, везут на другую планету, сажают в «корзину грешника», заставив выблевать и завтрак, и остатки ужина, и половину накопленного организмом желудочного сока, облачают в водолазный костюм, готовятся отправить на океанское дно, но до сих пор никто не потрудился объяснить - зачем?
        - Мне нужно, чтобы ваше восприятие было чистым, профессор, - медленно произнес Абедалоф. - Вы посмотрите на то, что я укажу, оцените, запомните, а когда вернемся на поверхность, я задам вам пару вопросов. И тогда, слово скаута, полностью удовлетворю ваше любопытство. - Арбедалочик обаятельно улыбнулся. - Договорились?

«А куда деваться?»
        - Договорились, - пробурчал Руди.
        - В таком случае - приступаем. - Еще одна улыбка. - Сейчас вы узнаете, что такое полная тишина.
        Полнейшая тишина, если быть точным.
        Огромный, как показалось Йорчику, шлем полностью оборвал связь с миром: шум генератора, гудение компрессора, едва слышный рокот двигателей цеппеля - все пропало в одночасье, словно Руди уже оказался на дне. Здоровенный шлем с окошками толстого стекла изрядно давил на плечи, но продолжалось это недолго, до тех лишь пор, пока Йорчик не оказался в воде. Пока не ушел на дно, не почувствовал, что стал легче, что все вокруг стало легче, и не рассмеялся, радостно впитывая новые ощущения. А потом Руди увидел стаю удивительно красивых рыбешек и едва не закричал… Точнее - закричал, но тут же вспомнил, что его никто не услышит, смутился, снова вспомнил, что он один, и смущаться перестал. И покричал еще, и принялся без стеснения глазеть на рыб. А они, словно почувствовав интерес чужака, игриво проплывали мимо зачарованного Йорчика: мелкие и покрупнее, под цвет песка и яркие, бросающиеся в глаза, мирные и хищные.
        - Невероятно. - И Руди вдруг подумал, что в очередной раз оказался в другом мире. Только вот сейчас ему пришлось преодолеть не Пустоту, а страх перед погружением. Совсем другой мир в шаге под. В шаге вниз. - Невероятно.
        Абедалоф прекрасно понимал, что испытывает Йорчик, а потому не торопил ошеломленного профессора. Подождал, пока Руди вдоволь насмотрится на подводный мир, и лишь после этого легко прикоснулся к его плечу. И повелительно повел рукой, указывая направление.
        Йорчик послушно сделал несколько шагов, и остановился, сообразив наконец, что дно в этом месте было каким-то странным. Они с Абедалофом стояли на краю огромного обрыва, плавно уходящего далеко вниз и, что самое интересное, имеющего очевидно закругленный край. Несколько шагов вперед, несколько назад, и Руди окончательно удостоверился в том, что дно в этом месте больше всего напоминало… воронку. Гигантскую воронку или же кратер, диаметром, как наспех прикинул изумленный профессор, не меньше лиги.

«Чудеса! - И рыбки немедленно отошли на второй план, перестали волновать ученого разноцветные шалуньи, полностью исчезнув из сферы его интереса. - Что же здесь произошло?»
        Будь такая возможность, Йорчик обязательно задал бы пару наводящих вопросов Арбедалочику, но водолазные костюмы к разговорам не располагали, а потому приходилось докапываться до истины самостоятельно.
        Руди прошел вперед настолько далеко, насколько позволяли тянущиеся к платформе шланги. Вернулся, вопросительно посмотрел на директора, указывая вниз, получил разрешение и осторожно спустился по откосу, внимательно изучая грунт. Остановился метрах в десяти ниже, аккуратно прошел вдоль откоса, после чего вернулся к Арбедалочику и жестами показал, что нужная информация получена, можно подниматься наверх. Возражать директор не стал…
        - Что скажете, профессор? - Вопрос Абедалоф задал не сразу, не в тот момент, когда палубные стянули с них массивные шлемы, и тем обманул Йорчика.
        Сначала Арбедалочик скинул водолазный костюм, переоделся в привычную одежду, с наслаждением раскурил сигару и лишь после этого, усевшись на краю платформы, завел разговор:
        - Что скажете, профессор?
        Пауза позволила Руди вернуть научное хладнокровие. Он понял, что увиденное объяснить трудно, а потому намеренно выбрал уклончивый вариант ответа:
        - Ну… в принципе, я могу предположить… без уверенности, конечно, как вы понимаете, предположить, что рельеф дна в данном районе и в самом деле отдаленно напоминает…
        - Воронку, - перебил Йорчика директор. Абедалоф хорошо разбирался в людях и не собирался выслушивать занудную кашу. - Под нами находится охренительных размеров воронка. Вы это хотели сказать?
        - Диаметр? - быстро спросил Руди. Он догадался, что Арбедалочик уже провел необходимые исследования.
        - Примерно две лиги.
        - Глубина?
        - Семьдесят метров в максимуме.
        - И вы хотите знать…
        - Какое оружие способно выкопать такую яму? - Теперь быстрый вопрос задал директор и получил на него почти мгновенный ответ.
        - Никакое, - уверенно произнес Йорчик.
        И услышал недовольное:
        - Этот ответ я мог дать себе сам. - Абедалоф попыхтел сигарой, предоставляя профессору время осознать допущенную ошибку, и продолжил: - Я позвал вас, знаменитого ученого, вовсе не для того, чтобы узнать, что в арсеналах Герметикона нет подходящей бомбы. Я показал вам воронку и хочу услышать: какое оружие на это способно? Вы - ученый, вы должны на шаг или два опережать меня, опережать весь мир. Вы должны смотреть дальше, видеть очертания скрытого или угадывать их. Вы - ученый?
        - Это мог быть вулкан, - произнес Руди. - Мы видим не воронку, а кратер.
        Жалкая попытка оправдаться.
        - Вулкан? - Абедалоф не сразу понял, что имеет в виду профессор. - Нет жерла.
        - Его могло засыпать.
        И оба галанита - и ученый, и директор - одновременно вспомнили о Корявом, который служил им ориентиром. Один вулкан здесь есть, почему бы не оказаться второму?
        - Подводное извержение… - протянул Арбедалочик.
        Йорчик понял, что эту версию выскочка не рассматривал.

«Погоди, скотина, дальше будет хуже, - злорадно подумал профессор. - Скоро ты поймешь, что на высоких должностях способны удержаться лишь умные и образованные люди. Одного везения мало!»
        - Оставим пока версию вулкана, - медленно продолжил директор. - Давайте вернемся к оружию: такую воронку можно создать массированной, предельно точной бомбардировкой?
        - Нет, - покачал головой Руди. - Если здесь действительно случился взрыв, то он был один.
        - Я так и думал.
        - Но я не представляю бомбу, обладающую такой разрушительной силой! Ее не существует!
        - Если ее пока не существует, это не значит, что ее невозможно создать, - нравоучительно заметил директор. - Наши предки понятия не имели об электричестве, а мы с его помощью сортиры освещаем.

«Если бомбы не существует, это не значит, что ее нет…»
        Абедалофу удалось главное: Руди почувствовал азарт, заставивший его позабыть даже о похмелье, и теперь напряженно размышлял над загадкой.
        - Мне нужна информация… Больше информации. - Йорчик вздохнул. - Откуда вообще известно, что здесь был взрыв?
        - С тех пор как Компания наладила отношения с Приотой, на Кардонию стали тайно, чтобы не нервировать Ушер, направляться наши исследовательские цеппели, - ровным голосом поведал Арбедалочик. - Мы изучали необитаемые архипелаги за Правой Хордой и два оставшихся континента, оценивали их перспективы и чертили карты Кардонии, поскольку местные олухи с этой работой не торопятся. - Пауза. - Так вот, Руди, карты показывают, что еще полгода назад на месте нашей странной воронки находился остров.

* * *
«Как я уже говорил, людей простых, без какого-либо таланта и прилагаемых к нему мозговых подселенцев, на борту „Амуша“ не водилось, поскольку в компании заурядных обывателей мессер начинал скучать. Каждый из офицеров был особенным, каждый чем-то удивил меня при первом знакомстве, но в самое дурацкое положение я попал во время встречи с капитаном Дорофеевым. По собственной вине попал: спросил о шраме, рассекающем лицо Баззы, услышал, что это память о Бреннане, и поторопился сделать вывод о службе в лингийском флоте. И ошибся - до знакомства с мессером Базза Дорофеев был пиратом.
        Как говорится, кому из нас удалось избежать ошибок молодости?
        Почему его не вздернули? Нетрудно догадаться: потому что Базза произвел впечатление на мессера. И не только на него, впрочем.
        А теперь обо всем по порядку.
        Назвать Бреннан провинциальным, значит, оскорбить все миры, которые пока не встали на ноги, но честно пытаются вырасти во что-то приличное. Бреннан же был нищ, заброшен, лишен центральной власти, никому не интересен… Впрочем, почему „был“? Он и сейчас такой, несмотря на то, что его название прогремело на весь Герметикон. Бреннан - глухие задворки, и именно поэтому пираты обустроили на нем большую базу. Здесь они отсиживались после кровавых дел, сбывали награбленное, ремонтировались и пополняли экипажи из числа местных обитателей.
        Почему военные целых три года не могли вычислить местонахождение базы, я не знаю, но когда вычислили, удар последовал быстрый и безжалостный.
        В один прекрасный день в унылый сферопорт Бреннана вошли сорок пять цеппелей: двадцать доминаторов и двадцать пять импакто - колоссальная армада, посланная четырьмя адигенскими мирами Ожерелья. План был прост: военные перекрыли все существующие на Бреннане точки перехода, отрезав пиратов от Герметикона, и стали методично прочесывать планету, намереваясь изловить перепуганных, как им казалось, бандитов, поодиночке. План был хорош, но не учитывал фактор Дорофеева, сумевшего убедить коллег не разбегаться, а прорываться, и потому заурядная зачистка планеты вошла в историю как „штурм Бреннана“. Хотя правильнее было бы назвать ее
„сражением за Бреннан“ или как-нибудь в этом роде.
        Основные события развернулись у точки перехода на Малиту: пираты намеревались снести стерегущий ее доминатор и вырваться с планеты, но военные разгадали их замысел и успели стянуть десяток крейсеров. И устроили одно из самых грандиозных сражений в истории Герметикона: десять против четырнадцати.
        Я, как вы понимаете, не большой знаток воздушных боев, но слышал, что наш капитан продемонстрировал великолепную тактическую выучку и сумел серьезно потрепать объединенный флот. Но умение ничто против дальнобойных орудий доминаторов - у пиратов попросту не было кораблей такого класса - и резервов, что подошли в самый разгар сражения. Пиратов задавили, цеппель Дорофеева погиб, сам он, раненый, едва спасся, оказался за решеткой, и болтаться бы ему в компании коллег на виселице, если бы не мессер.
        Помпилио, который тоже принимал участие в сражении, оценил смелость и решительность Баззы, лично переговорил с ним и понял, что лучшего капитана для строящегося „Амуша“ отыскать трудно. А поскольку в жизни мессера не существует грани между понятиями „я хочу“ и „так будет“, то вскоре Дорофеев получил персональное помилование с обязательством поступить на службу в Астрологический флот.
        Еще через полгода „Амуш“ вышел из эллинга, и с тех пор наш капитан и Помпилио не разлучались.
        Ах да, чуть не забыл: Дорофеев - единственный в Герметиконе человек, которому мессер говорит „вы“. Если вам непонятен смысл этой ремарки, то вы вообще ничего не поняли».
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - Ваши порошки, мессер.
        - Спасибо, Теодор, - отмахнулся Помпилио. - Поставь куда-нибудь.
        - Прямо сейчас, мессер, - холодно произнес Валентин. - Хасина неоднократно подчеркивал, что в приеме лекарств следует соблюдать строгий режим.
        - Я занят!
        - Да, мессер.
        Дорофеев отвернулся, скрывая от адигена неуместную улыбку, - сделал вид, что поправляет воротник кителя.
        - Ядреная пришпа! - Помпилио понял, что застывший у кресла камердинер не отстанет, и смирился: протянул руку, приняв сначала порошок, а затем - стакан с водой. - Когда-нибудь мне придется тебя казнить.
        - Да, мессер, разумеется. - Валентин забрал пустой стакан, повернулся, но остановился, услышав:
        - Можешь остаться на совещание, Теодор, полагаю, тебе будет интересно.
        - Не только мне, мессер, - с достоинством ответил камердинер. - Команда с нетерпением ожидает вестей о планете, которую вы решили посетить.
        - Вот как? - Поскольку пункт назначения - Кардония - был объявлен несколько дней назад, последняя фраза вызвала у Помпилио законное недоумение. - Команда могла бы посетить библиотеку и сама все узнать.
        Дорофеев собрался было заступиться за цепарей, но камердинер справился с этим не хуже:
        - Вам, мессер, команда доверяет больше, чем всем книгам Герметикона.
        Теодор Валентин, сопровождавший дер Даген Тура вот уже двадцать лет, отчаянно напоминал Петторио - знаменитого персонажа анданийского уличного театра, и если бы потребовалось описать Валентина одним-единственным словом, им оказалось бы
«длинный». Рост, руки, ноги, нос, подбородок - все было длинным, ну чем не разбитной шутник Петторио, оранжевый кафтан которого издалека заметен на любой ярмарке? Теодор был его копией, но в отличие от марионетки Валентин всегда одевался в изысканную темную тройку, белейшую, как лингийские облака, сорочку, такие же перчатки и ни разу не появился на людях в грязной обуви. Черные с проседью волосы всегда аккуратно зачесаны, тонкие усики всегда аккуратно подстрижены, а стекло монокля всегда начищено до блеска. Аккуратно начищено.
        И не было в Герметиконе человека, знавшего о Помпилио больше, чем всегда невозмутимый Валентин.
        - Помоги Баззе.
        - Да, мессер.
        - Нет, сначала предложи нам вина.
        - Вы только что выпили порошок, мессер, ближайшие полчаса вам нельзя употреблять алкоголь.
        - Ядреная пришпа!
        - Да, мессер, - согласился камердинер.
        - Помоги Баззе!
        - Да, мессер.
        - Иногда ты приводишь меня в неистовство.
        - Сожалею, мессер.
        - Что толку от сожалений, Теодор? Ты меня мучаешь.
        - Я ни за что не осмелился бы, мессер.
        - Почему ты бездельничаешь?
        - Извините, мессер.
        Дорофеев извлек из тубуса карту освоенных земель Кардонии и с помощью Валентина расстелил ее на столе.
        - Я вижу, вы хорошо подготовились, Базза, - одобрил подъехавший Помпилио. - Это Кардония?
        - Именно так.
        - Забавная.
        - Гм… Возможно.
        - Осмелюсь поинтересоваться, мессер, - подал голос Теодор. - Наш визит будет носить познавательный характер? Если я правильно понял, на Кардонии есть масса неисследованных земель…
        - К сожалению, мы отправляемся на планету с политической целью, - вздохнул дер Даген Тур. - Лингийский Союз не имеет оснований для официального вмешательства в творящиеся там события, но Палате интересно происходящее. Даже более чем интересно: в беседе со мной дары использовали определение «озабочены».
        - Понимаю.
        - И нам надлежит с головой окунуться в местные интриги. - Помпилио покосился на бутылку вина, затем на строгого Валентина, после чего откинулся на спинку инвалидного кресла и предложил: - Базза, прошу вас, расскажите, что вы узнали.
        - Насколько подробно?
        - А это уж как получится, Базза, как получится, - дер Даген Тур сложил на груди руки и наградил камердинера тяжелым взглядом. - На скучные подробности у нас есть целых полчаса.
        Теодор остался невозмутим.
        - Понятно. - На этот раз Дорофеев позволил себе улыбку. - Итак, Кардония. Ее колонизация случилась в Эпоху Белого Мора, когда, согласно каатианским архивам, на планету было отправлено примерно восемьдесят тысяч человек. В основном крестьяне и ремесленники.
        - Адигены?
        - Немного. И, судя по всему, они не сыграли серьезной роли в освоении планеты.
        - Почему? - живо осведомился Помпилио. - Что с ними случилось?
        Как любой адиген, дер Даген Тур представлял во главе переселенцев исключительно знатных людей, и сильно удивился услышанному.
        - Официальные сведения об адигенах отсутствуют, куда они исчезли - неизвестно, - дипломатично ответил Базза. - Но можно предположить, что приключился бунт.
        - Такое случалось, - поморщился Помпилио.
        И случалось довольно часто. Миры Бисера, заселенные в Эпохи страшного Белого Мора и кровопролитных войн Инезирской династии, далеко не всегда продолжали жить по законам Ожерелья. Бывало, простолюдины убивали или изгоняли дворян, бывало, адигенов губила жажда единоличной власти и они гибли в аристократических войнах или же, при определенной удаче, основывали королевские династии, что тоже шло вразрез с древней традицией.
        - Другими словами, адигенов не стало, но привычный общественный строй кардонийцы сохранили, организовав на планете нечто, напоминающее систему местного самоуправления в адигенских мирах: старосты во главе деревень, выборный голова уезда и совет, управляющий жизнью вольной земли. Каатианцы растеклись по континенту, организовали свои вольные земли и надолго застряли в таком положении.
        - Между собой воевали?
        - Проблема в том, что плодородная, отлично приспособленная для сельского хозяйства Приота - так называется континент - крайне бедна полезными ископаемыми, - сообщил Дорофеев. - Самое главное, на ней совсем нет железа. Только медь, немного золота и чуточку олова. Переселенцы оказались в бронзовом веке.
        - Теперь я понимаю, почему они одичали и набросились на адигенов, - пробормотал Валентин.
        - Судя по всему, они сначала одичали, а уже потом оказались в бронзовом веке, - уточнил Помпилио. - Базза, прошу вас, продолжайте.
        - Конечно. - Капитан откашлялся. - Пришло время сообщить, что изрядную часть переселенцев, примерно двадцать тысяч человек, астрологи отправили на самый большой остров архипелага, который теперь называется Ушер.
        - Причина?
        - Братья Доброй Дочери заподозрили, что среди переселенцев есть зараженные, и приняли меры предосторожности. - Базза помолчал. - На Ушере ситуация оказалась обратной: на островах минимум плодородной земли, мало леса, зато в недрах скрыта почти вся алхимическая таблица элементов.
        - На Ушере развернулись ремесленники, - догадался адиген.
        - Не сразу, - поправил дер Даген Тура капитан. - Долгое время островитяне боролись за выживание - они голодали и, лишь наладив рыболовство, занялись развитием производств.
        - Когда они встретились? - История наскучила, и Помпилио решил перескочить через пару эпох кардонийской цивилизации.
        - Примерно через двести лет, - тут же ответил Дорофеев. - Крестьяне доползли до берега и наткнулись на небольшое поселение островитян, которые как раз планировали осваивать континент.
        - Началась война?
        - Она быстро закончилась: приотцы задавили ушерцев численностью.
        - Но при этом поняли, что назревает интересный коммерческий проект, - вставил Валентин.
        - Совершенно верно, - подтвердил Дорофеев. - У Приоты и Ушера впервые появился внешний рынок сбыта, причем потребности обеих сторон в производстве соседей были невероятно высоки, и это привело к стремительному развитию торговли. Особенно сильного развития цивилизация не получила, но от бронзового века кардонийцы ушли. Когда на планету прибыл первый цеппель, они уже вовсю экспериментировали с паровыми двигателями.
        - Молодцы.
        - Согласен, мессер.
        - Теодор?
        - Еще двенадцать минут, мессер.
        - Базза, продолжайте, - пробурчал Помпилио. - Я слышал, на Кардонии есть и другие игроки?
        - Юг континента, Загорье, несколько отделен от повседневной жизни планеты, - доложил капитан. - Так получилось, что сюда испокон веков бежали преступники, подонки и маргиналы, а когда их количество достигло критической массы, они организовали нечто вроде республики, управляют которой выборные атаманы. Конфедерацию Загорье не признает, зато покровительствует морским разбойникам.
        - Почему с ними до сих пор не справились?
        - Две экспедиции, что снаряжал Ушер, провалились: юг континента - это или горы, или джунгли, или болота, там тяжело воевать. К тому же, если верить слухам, в последние годы власти Приоты заигрывают с Загорьем.
        - Все правильно, - усмехнулся дер Даген Тур, разглядывая карту. - Им нужны опытные моряки.
        - Назревает заварушка?
        - Давайте вернемся к вашему докладу, Базза, я хочу докопаться до истоков конфликта и понять, как можно повлиять на аборигенов.
        - Да, мессер. - Капитан пригладил аккуратно уложенные волосы, кашлянул и продолжил: - Поначалу Эта Эпоха не сильно изменила жизнь Кардонии. Экспедиция Астрологического флота установила Сферу Шкуровича на полуострове Длинный Нос, примерно посередине освоенного сектора, внесла планету в реестр и отправилась дальше…
        - Кардония выгодно расположена, - протянул Помпилио, разглядывая астрологический атлас. - В центре крупного сплетения.
        - Но в те времена межзвездная торговля делала первые шаги и удачное расположение планеты не имело особого значения. - Дорофеев заглянул в блокнот. - Лет тридцать Кардония вяло развивалась, а затем случилась гражданская война на соседней Эрси, первая в Эту Эпоху, и многие эрсийские промышленники решили покинуть нестабильный мир. Большинство направилось в Ожерелье, но шесть семей, прочитав отчеты геологов Астрологического флота, решили обосноваться на Кардонии, точнее - на Ушере. И именно их золото стало фундаментом, на котором архипелаг превратился в один из мощнейших промышленных центров Южного Бисера.
        - Теодор!
        - Да, мессер. - Камердинер поднялся на ноги и с преувеличенной медлительностью направился к бутылке.
        - Почему Конфедерация? - Помпилио всегда требовал от Дорофеева не только тех фактов, что можно было отыскать в архивах или газетах, но и выводов. - Почему кардонийцы отказались объединиться в одно государство?
        И Базза традиционно не сплоховал:
        - Островитяне не захотели смешиваться с землеройками.
        - С кем?
        - Так на Ушере называют обитателей Приоты.
        - Не любят друг друга?
        - Слишком разный уклад жизни.
        - Вот что происходит с оставшимися без присмотра народами: тут же начинаются ссоры, стычки и бессмысленные войны - на большее у них элементарно не хватает фантазии, - убежденно произнес адиген. - А затем - катастрофа и гибель.
        - Да, мессер.
        - Согласен, мессер.
        - Несчастные, брошенные и растерянные кардонийцы… - протянул Помпилио, принимая бокал с вином. - Продолжайте, Базза, что у них с властью?
        - Система управления планетой достаточно проста: двадцать сенаторов, по десять от Ушера и Приоты, составляют Сенат Конфедерации. Два консула возглавляют исполнительную власть. Представитель в сенат Герметикона назначается по очереди, раз в четыре года, сейчас в Герметиконе сидит ушерец. - Дорофеев сверился с записями. - У меня не было времени на ознакомление с их конституцией, но, судя по отзывам, на Кардонии действуют весьма разумные законы.
        - Которые кому-то надоели, - заметил Валентин.
        - Нет, Теодор, кому-то надоели люди, - не согласился дер Даген Тур. Помпилио держал бокал уже несколько минут, но до сих пор не пригубил вина.
        - Люди, в смысле, кардонийцы?
        - Богатые кардонийцы, Теодор, владельцы рудников, заводов, фабрик и верфей, - уточнил дер Даген Тур. - Ушер, насколько я помню, поставляет технику во все окрестные миры, его промышленность - лакомый кусок, и на нее наверняка уже покушались. - Помпилио посмотрел на бокал так, словно не понимал предназначение этого предмета. - Базза, ваши изыскания затрагивали этот аспект?
        - Восемь лет назад Ушер пытались штурмовать каатианские торговые корпорации, - ответил Дорофеев. - Я не очень хорошо разбираюсь в экономических вопросах, поэтому добавить подробностей не могу. Знаю только, что затея потерпела крах.
        - Каатианцы подпортили отношения с Ушером, и Компания решила этим воспользоваться.
        - Но почему опять война? - вздохнул Валентин. - Почему нельзя договориться?
        - Потому что галаниты приемлют только один результат переговоров: они получают все, - объяснил Помпилио. - Ушерцы же люди гордые, смелые и умные, они прекрасно понимают, что галаниты не отстанут, но не собираются добровольно идти в рабство.
        - Лучше воевать, - угрюмо заметил Дорофеев.
        - Согласен, - кивнул Помпилио. После чего поставил полный бокал на стол и поинтересовался: - Теодор, зачем ты принес вино? Ты ведь знаешь, что мы с Баззой не пьем во время совещаний.
        - Виноват, мессер, - хладнокровно отозвался Валентин.
        - В последнее время ты допускаешь много ошибок. Ты невнимателен и рассеян.
        - Прошу меня простить, мессер, мне нет оправдания.
        - Унеси вино и свари кофе, нам с Баззой предстоит набросать план действий.

* * *
        - Солнце, это Жлун, прием!
        - Я - Солнце, - бодро отозвалась Кира. - Слышу вас, Жлун, прием.
        Позывной «Солнце» приклеился к девушке еще в летной академии. Рыжая ведь, а раз рыжая, то или «Солнце», или «Ведьма», на большее у вояк фантазии не хватало. А поскольку назвать дочь Винчера Дагомаро «Ведьмой» не рискнули даже записные остряки, получилось «Солнце».
        А вот позывной «Жлун», естественно, был закреплен за командующим оперативной группой «Валеман» Хоплером. Бригадир шел на флагмане, корвете «Быстром», и, судя по всему, уже добрался до точки встречи.
        - Доложите о местонахождении.
        Кира прищурилась на показавшиеся на горизонте силуэты.
        - Вижу вас, Жлун. Мы на месте.
        - Проблемы в пути? Потери?
        - Никак нет.
        Паровинги быстро приближались к идущей в походном порядке эскадре, и девушка уже различала не только силуэты кораблей, но и фигурки моряков.
        - Отлично, Солнце, приступайте к исполнению боевой задачи.
        - Да, Жлун. - Кира почувствовала возбуждение: боевая задача! Она идет в настоящий бой! И не просто идет, а командует «воздухом». - Приступаю!
        Эмоции зашкаливали, душу переполняли радость и радостное же предвкушение.
        Бой! Кира не смогла сдержать веселой улыбки.
        Согласившись вернуть острова, ушерские сенаторы наложили на военных массу ограничений, главным из которых стало четкое требование не «отвоевывать» утерянные земли, а «выдавить» приотцев с Валемана. Как именно следует «выдавливать», сенаторы оставили на усмотрение адмирала Даркадо, посоветовав смутить землероек подавляющим техническим превосходством, после чего предложить деморализованным приотцам отправляться восвояси. Но при этом запретили использовать слишком много войск.
        Другими словами, сенаторы хотели получить зеркальное отображение операции землероек, не отдавая себе отчета в том, что мероприятия по «выдавливанию» безоружных геологов и кадровых военных, мягко говоря, отличаются. Взбешенный Даркадо не преминул высказать все, что думает о стратегических талантах сенаторов, но переубедить их, даже при поддержке консула, не смог и был вынужден планировать операцию исходя из политических требований.
        Главной ударной силой оперативной группы «Валеман» стали три корвета в сопровождении четырех канонерок и вооруженное судно с батальоном морских десантников на борту. С воздуха строй кораблей прикрывали два крыла паровингов: четыре «умника» и четыре «толстяка» - бомбардировщики, которым, собственно, и предстояло открыть «демонстрацию подавляющего технического превосходства». По плану, паровинги проводили два последовательных налета, укладывая тяжелые бомбы чуть позади поселка и тем деморализуя противника. Под прикрытием воздушной атаки в бухту входят два корвета, добавляя к бомбам орудийный огонь, и одновременно высаживается десант. Как только солдаты достигают берега, бомбардировка прекращается, командир десанта вежливо указывает землеройкам направление на континент, а над островами гордо взвивается флаг Ушера.
        Занавес.
        Военным замысел не нравился, но он полностью соответствовал желанию политиков не лить кровь, и Хоплеру пришлось смириться.
        К тому же сначала все шло по плану.
        - Первое крыло! В боевой порядок!
        - Есть!
        - Второе крыло! В боевой порядок!
        - Есть!
        - Пеликан, работаешь без приказа!
        - Понял, Солнце, - отозвался командующий бомбардировочным крылом Стефан.
        - Вперед!
        Сделавшие крюк паровинги заходили на остров «А» с севера, со стороны бухты, отвлекая внимание от подбирающейся с востока эскадры. Бомбардировщики выстроились в линию: толстые, неспешные, гордо несущие на бортах изображения крылатых жлунов, они и в самом деле олицетворяли несокрушимую мощь ушерской армии, грозно обещая захватчикам скорое возмездие. Кира знала, как приближение бомбардировщиков выглядит с земли - специально участвовала в маневрах на стороне морских десантников и хорошо помнила, как перехватывает дыхание от ощущения надвигающейся беды, как давит гул моторов и оглушают близкие разрывы бомб. Кира знала, а потому мысленно согласилась с Даркадо: лучшей демонстрации не придумаешь.
        Истребители по-уставному прикрывали линию бомбардировщиков. Кира видела тени, что бросали на воду паровинги, вход в бухту, малюсенькие фигурки разбегающихся солдат…
        - Мы им покажем! - неожиданно заорал обычно спокойный Стефан. - Второе крыло: товьсь!
        Пилоты отозвались дружным гулом.
        - Товьсь!
        Все шло по плану. Бомбардировщики готовятся. Паровинги надвигаются. Корветы приближаются. Но что-то не так… Что-то не так… Приподнятое настроение улетучилось, приближающийся бой сделал Киру холодной и сосредоточенной, заставил видеть и чувствовать все вокруг, потому что от этого зависят жизни… Что-то не так… Две лиги до бухты, а что-то неуловимое не так… Кира закусила губу. Тени на воде, разбегающиеся солдаты, гудящие моторы, тени на воде… Вот оно: на воде только тени!
        - Отворачиваем! Немедленно отворачиваем! «Воздух», разбить строй!!
        - Что?! - Френк, второй пилот, изумленно таращится на девушку.
        - Солнце?! - Стефан изумлен не меньше.
        - Солнце, это Жлун! Объяснитесь!
        - Пеликан! Отворачивай немедленно! - Кира кричит в голос. - Это приказ!
        Канонерка! В бухте нет канонерки! Землеройки не могли не понимать, что ушерцы придут, а значит, отсутствию канонерки есть два объяснения: либо Приота готова отдать Валеман без боя, либо ушерцев ждет засада.
        Но времени на разговоры нет, и девушка, рискуя оказаться под трибуналом, кричит:
        - Пеликан!
        - Мы стараемся!
        Не подчиниться прямому начальнику Стефан не может, тем более что Хоплер молчит, сообразив, что находящаяся на месте Кира лучше разбирается в обстановке, и толстые бомбардировщики начинают медленно рушить строй. Слишком медленно!
        - Внимание крыльям! Большой разворот! Точка встречи - четыре лиги к северу…
        - Нет!!
        Снизу ударили замаскированные зенитки.
        Не вовремя ударили, неразумно, видимо, не выдержали нервы, вот и шарахнул расчет по уходящим целям в надежде хоть кого-то зацепить. С досады шарахнули приотцы, взяв под перекрестный одну лишь замешкавшуюся «четверку» из второго крыла.
        - Билли! Нет!
        Зениток внизу полно, не только пулеметов, но и пушек, готовящийся к атаке бомбардировщик шел невысоко, небыстро и получил слишком много свинца. Гораздо больше, чем мог утащить на крыле.
        - Билли!
        Залпы, залпы, очереди, залпы. «Четверка» спотыкается и с грохотом уходит в скалу, распускаясь на серых камнях алым, с железом, цветком. Наглядно продемонстрировав, как должны были встретить на Валемане не ожидавших подвоха паровингеров.
        - Жлун! Это Солнце! Засада!
        - Отлично, Солнце, действуем по плану «Б»! - сухо отзывается Хоплер. - Внимание всем: план «Б»! Повторяю: план «Б»!
        Никаких церемоний, никакого выдавливания, никакой дипломатии. План «Б» - это активные военные действия, направленные на уничтожение захватчиков.
        - Пеликан! Точка встречи: четыре лиги к северу! Ждать распоряжений.
        Приближающиеся корветы оказываются без прикрытия, но Киру беспокоило другое:
        - Жлун! Мы не видим кораблей противника! Повторяю: ни одного корабля в бухте!
        - Организовать поиск!
        - Есть! Первое крыло: поиск кораблей противника! - Кира помолчала. - Жлун! Я бы воздержалась от захода в бухту.
        - Мы совсем рядом…
        Бригадир торопливо просчитывает ситуацию. Землеройки укрепились, но кораблей не видно. Ждут? Появятся, когда ушерцы окажутся запертыми в бухте и ударят в спину? Скорее всего. Но терять инициативу бригадиру не хочется и оставлять в открытом море набитое солдатами судно - тоже, вот и следует приказ:
        - В бухту идет только «Быстрый».
        Береговых орудий не видно, а зенитки корвет без труда подавит из главного калибра. Затем десант, и первая часть задачи решена.
        - Солнце! Где землеройки!
        Ответил Хоплеру Фил - второй номер истребителей.
        - Это Альбатрос! Вижу противника! Проклятье!
        - Что?!
        - Шесть целей! Четыре корвета и две канонерки! Движутся с запада!
        Шесть целей! Не спаси Кира «воздух», морякам пришлось бы несладко.
        - «Море», вы все слышали! - спокойно командует Хоплер. - Противник с запада! Развернуться в боевой порядок… Проклятье!
        Взрыв прозвучал дважды: сначала из рации, затем с воды. Или сначала с воды, а уж потом из рации. Или одновременно. Главное, что он прозвучал, оборвал бригадира на полуслове, и Кира похолодела:
        - Мины!
        Окутанный дымом флагман кренится на правый борт. А с гор по нему в упор долбят зенитки, без жалости расстреливая оказавшихся в ловушке моряков.
        - Бригадир! Жлун!
        - Мы идем в бой!
        - Что у вас происходит?!
        - Это десант! Что нам делать?!
        Хоплер молчит, приотцы приближаются, «Быстрый» горит, никто не знает, что делать… Впрочем, моряки скоро узнают: приотцы придут и навяжут бой. А паровингерам необходимо принимать решение самостоятельно.

«Умник» девушки завершает вираж, все остальные паровинги уже в точке встречи, в четырех лигах от острова, ждут.
        - Кира? - Френк вопросительно поднимает брови.
        Ты хотела командовать «воздухом»? Пожалуйста!
        Что делать? Куда направить истребители? Куда бомбардировщики? Или вместе? Лететь на помощь погибающему Хоплеру, давить расстреливающие «Быстрый» зенитки или направить отряд в море, где завязывалось главное сражение? Спасать людей или спасать ситуацию?

«Тебе придется быть жестокой…»
        Спасибо, папа, научил.
        - Пеликан!
        - Да, Солнце, прием!
        - Второму крылу атаковать морские цели!

«Простите меня, бригадир».
        - Вас понял, Солнце!
        Бомбардировщики на помощь «Быстрому» не пойдут, потому что интересы боя выше интересов людей. Потому что поражение приведет к еще большим жертвам. Что же касается погибающего флагмана, то его броня должна выдержать огонь зенитных пушек, а экипаж, если, конечно, не впал в панику, должен отвечать землеройкам самостоятельно. Не маленькие, продержатся.
        - Десант! Десант! Говорит Солнце!
        Рация на паровинге слабая, и Кира молится, чтобы транспортное судно оказалось в зоне действия.
        - Десант!
        - Слышу, Солнце! Прием!
        - Бухта заминирована! Повторяю: бухта заминирована! В непосредственной близости идет бой! Приказываю подойти к острову «А» с востока и высадить десант на побережье!
        Пауза. Напряженная пауза, поскольку командир десанта Кире не подчиняется, а по званию старше. Послушается или нет? Послушался. То ли магия фамилии сыграла, то ли понял десантник, что с воздуха виднее.
        - Задача прежняя?
        - Постарайтесь в первую очередь захватить зенитки! Они нам очень мешают!
        - Понял, Солнце, отбой… Проклятье!

«Не слишком ли часто повторяется это восклицание?»
        - Десант! Что у вас?
        - Аэропланы!
        - Откуда они взялись? - простонал кто-то в эфире.
        - Да какая разница? - Кира громко выругалась. - Первое крыло! Истребители! У нас воздушные цели!
…Два корвета против четырех и четыре канонерки против двух. У кого преимущество?
        Фактора внезапности больше нет, кончился, несчастливый «Быстрый» получил свое, а остальные ушерские корабли подготовились и врезали по приближающемуся противнику от души. И поблагодарили дальновидных политиков, давным-давно запретивших продавать Приоте новейшую технику: благодаря этому флот континента состоял из кораблей, отслуживших положенное в составе ушерских бригад. Пушки слабее, скорость ниже, защита хуже, и эти факторы могли существенно повлиять на результат обыкновенной арифметики: два против четырех.
        - Наводи!
        - Есть!
        - Огонь!
        Залп.
        - Заряжай!
        Первыми огонь открыли ушерцы, ударили по плохо видимым целям, демонстрируя дальнобойность орудий, пристреливаясь. Минных аппаратов на кораблях не было: до сих пор кардонийцы друг с другом не воевали, а потому сражение должно было превратиться в артиллерийскую дуэль.
        - Огонь!
        Залп. Грохот главных орудий. Вздрогнувший корабль окутывается пороховым дымом, но продолжает резать волны, торопясь сблизиться с противником, а в его чреве готовятся к следующему выстрелу.
        - Огонь!
        - «Хитрюга»!
        Не приотская канонерка - ушерская. Взрывается так, что наблюдатели видят взлетающий Философский Кристалл. Удача… Она тоже влияет на арифметику. Куда прилетит снаряд: в бронелист или крюйт-камеру? От этого зависят цифры.
        Два против четырех, три против двух.
        - Огонь!
        - Сброс!
        - Есть!
        - До свидания, урод!
        Трех подряд бомб приотский флагман не выдерживает, добавляет еще один взрыв: то ли крюйт-камеры, то ли кузеля, и плавно ложится на бок. С противоположного борта в воду прыгают перепуганные моряки.
        - Есть!!
        Стефан «Пеликан», командир второго крыла, был человеком спокойным и уравновешенным, к быстрым решениям не приспособленный, но задачи выполняющий только на «отлично» и «хорошо», другими словами - настоящий бомбардировщик. И даже гибель «четверки» не вывела Стефана из себя, только злости добавила.
        Получив приказ, он развернул «толстяков», определил цель - приотский флагман, разумеется, и распорядился бомбить только его и только четвертью запаса - морские цели слишком маленькие и слишком подвижные, чтобы сразу сбрасывать весь груз. Впрочем, паровингеры «Пеликана» дело знали. Затея Стефана была крайне опасной: бомбардировщикам предстояло пролететь как минимум над двумя корветами, собирая букеты зенитных подарков, зато давала большую вероятность успеха.
        Которая не сработала в первом заходе: бомбы легли по левому борту флагмана, а днища бомбардировщиков украсились пробоинами от зенитных пуль. Приотцы проводили паровинги радостными воплями, но уже следующий заход оказался для их корабля роковым.
        - Отлично! - довольный Стефан и повел своих на разворот. - Следующая цель…
        - Аэропланы!
        - Проклятье[В действительности паровингеры использовали для выражения эмоций иные восклицания, замененные в книге по соображениям нравственности.] !
        Осы! Настоящие осы! Аэропланы лезут отовсюду, налетают, хлеща по массивным паровингам из пулеметов, и бросаются прочь, освобождая место следующей осе. Сколько их? Не важно! Много! Считать врагов Кира перестала в самом начале, как только поняла, что это бессмысленно - их слишком много! Не важно сколько. Важно, чтобы их стало меньше. Намного меньше, потому что аэропланы несут смерть. Паровинги тоже не беззащитные увальни, но аэропланы бьют по десанту, налетают на корабли, сбрасывая слабенькие, но смертоносные бомбы, аэропланы пытаются повлиять на исход сражения. Их становится меньше, но медленно. Проклятье, как же медленно дохнут эти осы!
        - Патроны! - надрывается Шварц. У него курсовой пулемет, самый важный, учитывая, что установленные в крыле уже молчат, а перезарядить их можно только на базе. - Патроны, вашу мать!
        Воняет горящей изоляцией, но сейчас это не важно, не до нее.
        Астролог тащит цинк с лентами, обдирает руку о застрявший в обшивке осколок - привет от зениток, - ругается, но продолжает тащить. Это его задача по боевому расписанию. А задача второго пилота - страховать первого, но Френк не может, Френк свесился из кресла и молчит, а из его головы капает кровь. Поэтому Кира старается не смотреть направо.
        - Есть! - Курсовой оживает, и Шварц буквально сносит зазевавшийся аэроплан. Есть!!
        Кира проводит паровинг через облако дыма и закладывает крутой вираж, торопясь вернуться к десантному судну, над которым вьются безжалостные осы. Справа и слева вновь грохочут пушки, астролог несется за следующим ящиком, Френк ничего не видит.
        Бой.
        Истребителям пришлось разделиться: Кира и «двойка» прикрывают десант, а «трешка» и
«четверка» бьются над морем, причем бьются успешно. Хотя сначала паровингерам показалось, что сражение безнадежно проиграно: аэропланов много, аэропланы повсюду, погонишься за одним, а остальные накрывают суда, безжалостно лупят по десантникам, смеются… Наверное - смеются, наслаждаясь безнаказанностью. Точнее, смеялись, пока наслаждались. Поняв, что ловить шустрых ос нет никакой возможности, паровингеры решились на опасный трюк: стали держать вираж, непрерывно кружа над кораблями и не подпуская к ним противника. Стали предсказуемыми, но оттого не менее опасными, поскольку «шурхакены» ос проигрывали шестиствольным «Гаттасам» и басовитым пушкам.
        Паровингеры рискнули и выиграли: уже через пару минут сражения по новым правилам количество аэропланов пошло на убыль. В бортах паровингов прибавилось дыр, но аэропланов стало меньше. А это главное!
        - Мы их положим!
        - Они страшны, когда их много!
        - Патроны!
        Ругань астролога.
        И неожиданный крик:
        - Они бегут!
        Аэропланы по очереди выходили из боя и устремлялись на юг, туда, откуда пришли. В первый момент Кира хотела броситься следом, узнать, откуда на необитаемом Валемане появились аэропланы, но вопли в эфире показывали, что дела у моряков обстоят не слишком хорошо, и девушка, с сожалением проводив взглядом хвосты уцелевших противников, приказала:
        - К месту сражения.
        Где все уже оглохли от разрывов, ослепли от вспышек и окончательно озверели. Где разработанные планы давным-давно пошли на дно, каждый бился за себя, а офицеры пытались направить желание спастись в нужное русло. Корветы, канонерки, паровинги, аэропланы… Нет, аэропланы улетели, но остальные отступать отказывались, ведя ожесточенное сражение за кучку необитаемых островов, над которой появился не тот флаг. За право называть эту землю своей. За свою честь. Исполняя приказ.
        Они сражались, потому что были военными, и этого сейчас было достаточно.
        Гулкие залпы корабельных орудий, дроби автоматических пушек, трели пулеметных очередей, вскипающая вода, рвущийся металл, кровь… и Банир, с изумлением разглядывающий невиданное зрелище. Настоящий властелин Кардонии, ошарашенный яростью и ненавистью и с грустью понимающий, что это - лишь начало.
        Огонь, огонь, огонь, снаряды, пули, смерть. Выучка и техническое превосходство одолели арифметику - Валеман вернулся под власть архипелага.
«Быстрый» все-таки ушел под воду. Какое-то время команда боролась, но без помощи не справилась - идти в заминированную бухту никто не рискнул - и организованно покинула корабль, не забыв раненых и погибших, среди которых, как выяснилось, был и бригадир Хоплер. Брошенный корвет стремительно затонул, оставив на поверхности лишь унылые кресты верхушек мачт.
        Победа.
        По канонеркам счет равный: два-два, по корветам - один-два в пользу Ушера, потерявшего только «Быстрого». Флагман землероек на дне, за ним последовал еще один корвет, третий потерял ход и выбросил белый флаг, последний пытался уйти, но был настигнут и предпочел сдаться.
        Победа.
        На волнах покачиваются обломки аэропланов и паровингов. Истребитель и два бомбардировщика записаны в безвозвратные потери, не спасся никто.
        Победа.
        Победа, чтоб ее об коленку шваркнуло, горделивая и довольная собой победа. Почему же так тоскливо в твоей компании? Кира поняла, что больше не может. Она устала от кабины любимого «умника», от неимоверного груза, лежащего в правом кресле, от запаха пота, пороха и крови, от желания заплакать.
        - Шварц, отдать якорь!
        - Есть, коммандер.
        Кира посадила паровинг неподалеку от берега, но дожидаться, когда машина прочно встанет на прикол, не стала, вышла из кабины и через верхнюю пулеметную башню выбралась на крыло. На свежий воздух, на солнце, к морю…

«Почему ты такая горькая, победа?»
        На грустные приотские корветы - орудийные стволы задраны, флаги опущены - направляются абордажные команды. Паровинги садятся на воду, но людей не видно - команды торопливо ремонтируют поврежденные фюзеляжи.
        - Мы перенесли Френка в «салон», - хмуро сообщает появившийся Шварц. К победе, судя по всему, он испытывает те же странные чувства, что и Кира.
        - Спасибо.
        - Не за что. - Стрелок без спроса усаживается рядом и достает из кармана флягу: - Будете?
        - Давай.
        Коньяк обжег, но не взял, не затуманил голову, лишь подчеркнул горечь.
        - Хотите что-нибудь сказать, коммандер? - негромко спрашивает Шварц.
        - Да. - Кира молчит, а затем, неожиданно даже для себя, одним-единственным словом подводит итог длинного дня: - Дерьмо.
        Глава 5
        в которой Лилиан говорит лишнее, все съезжаются в Унигарт, а Помпилио демонстрирует радушие
        Пинок Пустоты - так это называется. Пинок Пустоты - и никак иначе.
        Когда цеппель завершает переход, вываливаясь из «окна» на нужную планету, когда Великое Ничто с кошмарными своими Знаками остается позади и все облегченно вздыхают и улыбаются, точнее - собираются улыбнуться, именно в этот момент Пустота весело наподдает уходящему цеппелю под зад. Или лупит в пузо. Или сверху бьет - зависит от того, как тот вошел в переход. Пустота играет, а огромная сигара ощутимо вздрагивает, отправляя на пол незакрепленные предметы и потерявших бдительность пассажиров.
        Пинок Пустоты - так называют прощальную шутку все цепари Герметикона.
        Но люди знатные, образованные и хорошо воспитанные, люди, так сказать, высшего света не могли использовать в общении столь грубое определение и напридумывали кучу заменителей: «встряска», «шок», «дрожь» и прочие словечки, невнятно описывающие унизительный удар, входящий в обязательную программу любого путешествия через Пустоту. И еще знатные люди опасались потерять лицо, нелепо растянувшись на полу, а потому встречать Пинок предпочитали расположившись в мягких креслах и диванах, благо в салоне флаг-яхты «Арамалия» недостатка в них не ощущалось.
        И вообще ни в чем не ощущалось недостатка, поскольку принадлежала флаг-яхта каатианскому дару Паулю Диирдо, и мысль о том, что она несовершенна или же не столь роскошна, какой должна быть, могли счесть подрывающей устои общества.
        Мягкая кожа обивки, резные столики, элегантная серебряная посуда, ковры и картины на обтянутых веперацким шелком стенах - салон флаг-яхты ничем не отличался от салонов замков или дворцов и тем поражал неискушенного наблюдателя, привыкшего к тому, что на цеппелях, даже роскошных, в обязательном порядке считали килограммы, опасаясь перегрузки.
        Впрочем, на борту «Арамалии» неискушенные наблюдатели отсутствовали - среди членов официальной делегации, в распоряжение которой дар Пауль передал свою флаг-яхту, числились исключительно адигены, чьи модные дорожные костюмы идеально гармонировали с роскошью обстановки.
        - Кардония, адиры, - объявил старший помощник после того, как рулевой стабилизировал цеппель.
        Пинок остался в прошлом, и дипломаты охотно покинули надоевшие диваны и кресла, радостно разминая ноги.
        - Наконец-то!
        - В какой-то момент мне показалось, что я поймал Знак. Или вот-вот поймаю.
        - Пусть откроют вино.
        - И легкие закуски.
        - Тебе бы только есть.
        - Я немного нервничаю в Пустоте.
        В главном салоне «Арамалии» находилось тринадцать человек: шестеро дипломатов, составляющих Чрезвычайную миссию Палаты Даров, их жены и старший помощник капитана флаг-яхты, сопровождавший важных персон во время перехода. Старпом был ямаудой, на Знаки Пустоты не реагировал и мог в случае необходимости быстро оказать помощь.
        - Мне показалось, я слышу чей-то голос.
        - Главное, мы прилетели.
        - Слава Доброму Лукасу.
        - Цепари считают, что в переходах через Пустоту помогает святой Хеш, - с улыбкой заметила Лилиан дер Саандер.
        - Значит, слава ему, - рассмеялся ее супруг, кудрявый Фредерик. - И Доброму Лукасу
        - тоже.
        И заслужил одобрительные возгласы подчиненных.
        Все находящиеся в салоне адигены были патриотами и в первую очередь славили своего Праведника, а уж потом - святых, стоящих, в понимании каатианцев, гораздо ниже Доброго Лукаса.
        - Праведник ведет нас, дорогая.
        - Я знаю.
        - Но Хешу я тоже благодарен.
        - Я просто напомнила о нем.
        Лилиан дер Саандер каатианкой не была - она родилась и выросла на Заграте, и род ее, чего уж скрывать, знатным не считался. Но природная красота, огромное состояние, а главное - острый ум позволили молодой женщине легко освоиться в новом окружении. Свадьба с Фредериком дер Саандером состоялась меньше года назад, а на Каате уже не стесняясь называли молодого дипломата подкаблучником и прямо указывали на то, что его карьерные успехи, включая назначение на должность чрезвычайного посланника, - заслуга умной и целеустремленной супруги.
        - Это и есть Унигарт? - прощебетала Нэнси дер Маардак, жена первого секретаря миссии.
        - Нет, адира, это сферопорт, сам Унигарт расположен к востоку, - почтительно сообщил старший помощник. - Зато отсюда открывается превосходный вид на его знаменитые, острые, словно карандаши, крыши.
        - Я слышала о них. - Лилиан поднялась и подошла к боковому окну, за ней немедленно последовали остальные женщины, а за ними - их мужья.
        Адира дер Саандер была красива: высокая, стройная блондинка с узким, идеальным, без единого изъяна лицом, она привлекала внимание, притягивала и в то же время - отталкивала. Адигенским холодком отталкивала, который веял от гордого лица молодой женщины. Лилиан умела быть теплой, располагать к себе собеседников, и не всегда такое поведение объяснялось только необходимостью: молодая адира ценила умных людей, независимо от их происхождения. Однако даже в самом дружеском ее разговоре нет-нет да проскальзывала тень адигенского превосходства.
        - Жаль, что до города далеко.
        - Отсюда лучший вид, - повторил старший помощник. - Поверьте мне, адира, просто поверьте.

«Окно» перехода открылось для «Арамалии» в полутора лигах над землей. На небе - ни облачка, портовый вижилан остался слева и сзади, и его ощетинившаяся орудийными стволами туша не мешала наслаждаться видом.
        - А впрочем, неплохо, - пробормотал Фредерик.
        - Согласна, - шепотом ответила Лилиан.
        - Я ожидал чего-нибудь жалкого, - хмыкнул Майк дер Маардак.
        - Кардония - не глухая провинция, адир, - вежливо произнес старпом. - Это вполне развитая планета.
        И ее лицо - сферопорт - наглядно подтверждало утверждение ямауды.
        Унигарт заполнил собой самый кончик вонзившегося в Банир полуострова Длинный Нос, и издалека действительно казалось, что некий великан шутя расставил на земле множество остро заточенных карандашей разной длины, поскольку почти каждое здание сферопорта заканчивалось башенкой с длинным шпилем. Квадратной или круглой - не важно, важно то, что все башни уходили вверх, оставляя основную часть дома далеко под собой и создавая неповторимый, навсегда запоминающийся вид.
        - Как необычно, - прошептала Лилиан.
        - Весьма, - поддержал супругу Фредерик.
        - Самый высокий дом Унигарта едва дотягивает до пятнадцати стандартных этажей, - продолжил старпом. - Но благодаря башням и тому, что город стоит на холме, создается впечатление, что Унигарт устремлен к небу.
        - Все это очень мило, но меня интересует другое, - перебил цепаря дер Саандер. - Когда мы пришвартуемся?
        - Через десять минут. - Старпом указал на металлическую мачту, к которой медленно подходила «Арамалия». - В Унигарте всего шесть причальных башен оснащены лифтами, и одну из них предоставили в наше распоряжение.
        - Проявили уважение, - усмехнулся Фредерик.
        - А куда им деваться? - поддержал начальника дер Маардак.
        Лилиан прищурилась, недовольно глядя на Майка, но промолчала. Ее совсем не радовала дружба Фредерика с разбитным дер Маардаком, но разлучить друзей молодой женщине пока не удавалось.
        - А это что, маяк? - Майк махнул рукой вдаль.
        У него, как с удивлением поняла Лилиан, был необычайно зоркий глаз.
        - Совершенно верно, - подтвердил старпом. - Дело в том, что Унигарт еще и морской порт, поэтому…
        - Маяк в центре города! - Дер Маардак повернулся к жене. - Дорогая, тебе нравится?
        - Романтично, - немедленно подтвердила Нэнси.
        - На предпоследнем ярусе находится один из самых известных ресторанов Унигарта, - закончил старпом.
        Обрадоваться этому сообщению первый секретарь миссии не успел: вошедший в салон радист протянул дер Саандеру несколько листов бумаги.
        - Радиограмма от мэра Унигарта, адир.
        - Что-то интересное? - осведомился Майк и на правах старого друга заглянул посланнику через плечо, тоже уставившись на листы.
        - Официальное приветствие, - поморщился Фредерик, пробежав взглядом по строчкам. - Насколько я понимаю - первое.
        - Скука. - Дер Маардак отвернулся.
        - А вот это тебе понравится, - ухмыльнулся дер Саандер, прочитав следующий лист. - Вся миссия приглашена на торжественный прием, который состоится сегодня вечером в здании Совета Унигартских Общин.
        - С корабля на бал?
        - Как здорово! - захлопала в ладоши Нэнси и не удержалась от дурацкого вопроса: - Прием в нашу честь?
        - Нет, в честь Помпилио дер Даген Тура, - угрюмо ответил Фредерик. - Он прибыл на Кардонию вчера.
        Лица двух старых профессиональных дипломатов, приписанных к миссии от министерства иностранных дел Кааты, вытянулись. Фредерик дер Саандер, Чрезвычайный, так сказать, Посланник, тоже не выразил радости, а вот его молодые подчиненные: дер Маардак, второй секретарь дер Скеето и военный атташе дер Хиинтер, а в особенности
        - их жены, принялись бурно обсуждать появление на Кардонии известного лингийца.
        - Что он тут делает?
        - Путешествует, он ведь путешественник.
        - Давно хотела с ним познакомиться, - не стала скрывать Марта дер Скеето.
        - Познакомиться? - Ее супруг удивленно приподнял брови.
        - Он такой… необычный.
        - Ходят слухи, что Помпилио заносчив и необычайно чванлив.
        - Все лингийцы чванливы.
        - Но дер Даген Тур в этом спорте чемпион, - рассмеялся Майк. - Его брат - дар, и поэтому нос Помпилио всегда задран к звездам.
        - Рискнешь повторить шутку в его присутствии? - негромко поинтересовалась Лилиан.
        Негромкое, но резкое замечание Лилиан могло привести к серьезному скандалу. Молодая женщина открыто обвинила адигена в трусости, и выйти из положения Майк мог двумя способами: вызвать Фредерика на дуэль или сделать вид, что не услышал унизительной реплики. И решение дер Маардаку следовало принять быстро, поскольку окружающие с интересом ожидали развязки и каждая секунда промедления играла против молодого секретаря.
        - Змея, - едва слышно прошелестел Майк. Он знал, что Лилиан его недолюбливает, но не ожидал удара сейчас. - Змея…
        И легкая улыбка в ответ.
        Фредерик побледнел - дуэль со старым другом не входила в его планы, Лилиан мягко взяла мужа под руку и, глядя дер Маардаку в глаза, вопросительно изогнула тонкую бровь.

«Что скажешь?»
        - Я слышала, ужасная катастрофа сильно изменила дер Даген Тура, - громко произнесла Нэнси. - Ему крепко досталось.
        Она считалась глупенькой, недалекой, но сейчас именно Нэнси спасла положение и, возможно, своего непутевого мужа.
        - И никто не знает, где Помпилио провел полтора года, - немедленно поддержал тему Фредерик.
        - Уверен, память к нему вернется, - выдохнул Майк, с ненавистью глядя на молодую жену друга.
        - А еще я слышала, что теперь у дер Даген Тура ужасный шрам через все лицо, - продолжила щебетать Нэнси. - Его вид столь омерзителен, что Помпилио несколько месяцев прятался в замке, не рискуя показываться в свете.
        - Ноги, - тихо сказала Лилиан. - Помпилио повредил ноги, особенно - правую.
        Но услышал молодую женщину только муж. Услышал и бросил на Лилиан задумчивый взгляд.

* * *
        - Кто виновен в гибели канонерок?! Террористы или ушерские диверсанты?!
        - Брюбнеры! Жаренные в сахаре брюбнеры! Чищенные! Два гроша кулек!
        - Кто хочет сорвать переговоры?! Полиция в тупике!
        - Этель Кажани! Последние билеты на завтрашнее выступление! Только у нас! Этель Кажани!
        - Сладкая вата! Два гроша! Сладкая вата!
        - Выставка! Выставка! Билеты в ложу! Лучшее предложение!
        - Прохладительное! Грош стакан, три гроша бутылка! Шипучее прохладительное!
        Площадь Конфедерации - центральная, как можно догадаться, - гордо носила звание самого шумного в Унигарте места. Ну, не в абсолютной категории, конечно, поскольку с грохотом порта, круглосуточным гудением грузового вокзала и даже стуком ремонтных мастерских площадь сравниться не могла, но среди повседневных мест равных ей не находилось: верещали юные газетчики, надрывались торговцы, наигрывали модные мелодии уличные музыканты, сигналили автомобильные клаксоны - в ответ ржали лошади многочисленных извозчиков, важно переговаривались прогуливающиеся по набережной и расположившиеся за столиками уличных кафе богатеи, орали чайки, приветственно гудели проходящие суда… Всего и не перечислишь. А бедлам в итоге стоял такой, что глушил даже привычных к военным действиям цепарей.
        - Пять тысяч геллеров за информацию о взрыве канонерок! Сенсация! Полицейское управление Унигарта объявляет награду за помощь в поимке преступников! Только в нашей газете!
        - Модные кожаные корсеты в стиле «Валеман»! Специальный кармашек для пистолета! Первым покупательницам скидка!
        - Консул Махим заявляет, что Валеман принадлежит Приоте!
        - Лучший кофе Унигарта! Посетите наш ресторан!
        - Этель Кажани!
        - Состоятся ли переговоры?!
        Получить традиционную увольнительную в первый же день на Кардонии у офицеров
«Амуша» не получилось: цеппель прибыл в Унигарт слишком поздно, ехать в город не имело смысла, и команда завалилась спать, с наслаждением предвкушая замечательное завтра - весь день целиком и каждый его час в отдельности. День в новом, еще неизведанном порту. Самые нетерпеливые предлагали мчаться в Унигарт как можно раньше, дабы с пользой потратить каждую секунду увольнительной, но цепари опытные, во многих мирах побывавшие, прекрасно понимали, что торопиться не следует: настоящая жизнь любого сферопорта разгорается ближе к вечеру, а потому ведомые Хасиной офицеры оказались в центре Унигарта лишь к трем пополудни и теперь озирались на огромной, выходящей к океану площади, пытаясь сообразить, что делать дальше.
        - Купите газету, добрый синьор! Последние новости…
        - Да чихать я хотел на ваши новости, - поморщился Хасина.
        - А на что вам не чихать, добрый синьор? - тут же осведомился мальчишка.
        - На то, где можно пообедать, - машинально ответил медикус.
        - Могу посоветовать…
        - Гвини патэго, - вздохнул Альваро, - я что, похож на человека, которому нужен совет?
        - Вообще-то, да, - хихикнул газетчик.
        - Но не от тебя.
        - Откуда вы знаете, добрый синьор?
        - Проваливай. - Мальчишка понятливо растворился в толпе, а медикус повернулся к друзьям. - Ну и где здесь обедают, месе карабудино?
        - И что здесь можно есть? - добавил Бедокур. - На некоторых планетах пищу готовят так, что лучше оставаться голодным. Никакого понимания о ритуалах умерщвления животных и правилах приготовления еды.
        - И сколько э-э… за это надо платить? - не остался в стороне Мерса.
        Количество заведений на площади и прилегающей набережной зашкаливало за все разумные пределы. Столики на улице, столики в залах, официанты, зазывалы, запахи… Пахло свежим хлебом, специями и кофе. И еще - жареными орехами, или брюбнерами. И морем, разумеется, пахло - солоноватый привкус Банира служил Унигарту главной приправой.
        - Ну и в целом надо внятно понять, что и как тут устроено? - поднапрягшись, подвел итог Квадрига. - Чтобы лишнее время не тратить, ипать-копошить.
        Вопросы прозвучали, а вот с ответами вышла заминка. Несколько секунд офицеры пристально смотрели друг на друга, выжидая, кто начнет говорить первым, но лишь, по меткому выражению Галилея, зря время потратили, ипать-копошить.
        - Гм…
        - Н-да…
        - Флукадрук…
        - На Кардонии есть э-э… лингийский консул? - грустно осведомился Мерса.
        - Должен быть, - неуверенно отозвался Бедокур. - Наверное.
        - Только в твоем воображении, цепарь, - усмехнулся Галилей, неспешно вминая в трубку подозрительную, но не запрещенную на Кардонии траву.
        - Зачем нам консул, которого к тому же может не быть? - удивился Хасина. - У нас есть ИХ, месе карабудино, он все знает.
        И все уставились на помрачневшего Бабарского.
        Отправляясь в большой цивилизованный город, офицеры «Амуша» позаботились о внешнем виде. В меру своего понимания прекрасного, разумеется, позаботились. Бахорец Мерса выбрал элегантный клетчатый костюм спортивного покроя, тончайшая шерсть которого свидетельствовала о кредитоспособности владельца не хуже дорогих часов и золотых украшений. Рослый Хасина предпочел удлиненный энвильский сюртук с вышивкой на груди и спине - некоторая старомодность стиля придавала медикусу внушительный вид, несмотря на комичную форму головы. Чира Бедокур облачился в чистую красную сорочку и повесил на шею три дополнительных амулета от неизвестных напастей, Галилей Квадрига повязал розовый шарфик, и только суперкарго отправился в увольнительную в своем обычном черном костюме (галстук-шнурок прилагается) и с большой наплечной сумкой.
        - Да, - подтвердил шифбетрибсмейстер, свысока разглядывая низенького ИХ. - Он у нас есть.
        - А вы есть у меня, - тут же отозвался суперкарго. - Только я не знаю, для чего?
        - Хватит язвить, месе карабудино, - решительно произнес Хасина.
        - Язва еще не дала о себе знать, но я жду приступа с минуты на минуту, - сварливо ответил ИХ. - А от моря тянет простудой, можно его выключить?
        - Это океан.
        - И чахотка.
        - От моря не бывает чахотки.
        - Ты сам сказал, что это океан.
        - Бардигадиго! - прорычал медикус. - У тебя есть что сказать по делу?
        - Если тебя интересуют достопримечательности, то позади нас торчит маяк, справа находится Совет Унигартских Общин, исполняющий завидную роль местного муниципалитета. - Бабарский махнул рукой на довольно простенькое серое здание с двумя башнями. В ту, что ниже, вставлены большие часы, вторая, согласно унигартской традиции, уходила куда-то вверх. - Сегодня вечером там будут чествовать мессера.
        - Как же они все там поместятся? - прищурился Галилей.
        - Они постараются, - отрезал ИХ. - Рядом с Советом находится собор Святой Марты. - Его шпиль присутствующие олгемены не оставили без внимания, прикоснулись ко лбам пальцами правой руки, едва оказавшись на площади, но теперь вновь повернули головы к храму. - В нем, собственно, она и покоится.
        - Чудеса случались? - деловито осведомился Бедокур.
        - Сам спрашивай. - Суперкарго посмотрел налево. - Главное здание другой стороны - театр Дагомаро, в котором дает концерты Этель Кажани, сразу за ним - «Гранд-отель Унигарт», в нем остановился мессер, а домик с колоннами - Дворец Конфедерации, в котором пройдут переговоры, если землеройки с волосатиками окончательно не разругаются.
        - Кто с кем? - не понял Мерса.
        - Приота - зона сельского хозяйствования, поэтому землеройки, - объяснил Бабарский. - На Ушере принято носить бороды, поэтому волосатики.
        - Сверхинформативно, - покачал головой медикус. - ИХ, я и не знал, что ты бывал на Кардонии.
        - Я сам не знал, - отрывисто ответил Бабарский и поежился: - Это море просто рассадник насморка. У меня кости ноют от радикулита.
        - «Амуш» сюда не заходил, - ляпнул Квадрига.
        - Три раза транзитом, - уточнил Бедокур.
        - Какая у тебя память, - подивился Галилей. И пыхнул трубкой. - Сразу видно - шифбетрибсмейстер.
        - Странно, что у тебя она плохая.
        - А мне память без надобности, у меня атласы.
        - И свуя.
        - Не только она… - Астролог повернулся к суперкарго. - Кстати, ИХ, где здесь продают навигационные препараты?
        - Я что, криминальный путеводитель? - Бабарский чихнул и шумно высморкался. - Проклятье, мне срочно нужен врач!
        Хасина демонстративно отвернулся.
        - Ты сам э-э… говорил, что бывал тут, - припомнил Мерса.
        - Я сказал, что много где бывал.
        - А тут включено в твое много? - осведомился Квадрига.
        - Тут выключено.
        - Не остроумничай, у меня запас на исходе.
        - Смешать тебе раствор, месе карабудино? - предложил Хасина. - Не так давно мне в голову пришел занимательный зеленый рецепт.
        - Я не самоубийца, - гордо отказался астролог.
        - А ты заставь Альваро опробовать смешенье пред употреблением…
        - Мерса, не остроумничай.
        Часы на нижней башне Совета пробили три, Бабарский вздрогнул и громким голосом перебил медикуса:
        - Слушайте дальше! Местный веселый район находится к востоку от сферопорта и называется Запредельем. Извозчик из центра Унигарта стоит два геллера ассигнациями или один серебром, извозчик из сферопорта обойдется в пятьдесят грошей. Обедать в Запределье не советуют: местная кухня и так не образец для подражания, а уж как готовят в притонах, вы и без меня знаете. С выпивкой на Кардонии полный порядок: очень хвалят пиво, а из крепкого рекомендуют приотскую ячменную бедовку. За спиртным следят строго, поэтому подделывают его крайне редко.
        - А я? - поинтересовался Галилей.
        - Ты своих по запаху отыщешь, не впервой, - отмахнулся ИХ. - В городе советуют ресторацию «Рыбацкий пирог» - дорогую, для гурманов, и харчевню «Костерок с дымком», где проще, дешевле и вкуснее.
        - Так ты здесь бывал? - вновь осведомился алхимик.
        - Нет, - отрезал Бабарский.
        - Откуда же такие познания?
        - Из энциклопедии. Мама была столь добра ко мне, что научила читать.
        - ИХ всегда все знает, - хмыкнул Бедокур. - Пора привыкнуть.
        - Завтра вечером в «Костерке» случится большой праздник, что-то вроде дня рыбака на туземный лад, который местные всегда подгадывают к выставке. Будет шумно и весело.
        - Здесь вроде война назревает, - недоуменно произнес Мерса. - Какой э-э… может быть праздник?
        - А еще здесь пройдет выставка, переговоры, выступает Кажани и бегают непонятные террористы, - перечислил Бабарский. - Так что заканчивай обсуждать местные проблемы, у меня от чужих бед всегда изжога делается.
        - Так и знал, что не нужно было ехать в центр, ипать-копошить, - пробубнил Квадрига, и повернулся к извозчикам: - Все, я пошел.
        - В Запределье?
        - В одиночестве.
        - У Галилея дела…
        - И у меня - тоже, - добавил ИХ, растворяясь в толпе.
        - Вы это видели? - Мерса недоуменно посмотрел на оставшихся офицеров. - Они нас бросили.
        - Значит, эти человеки не хотят обедать, - пожал плечами медикус. И приятно улыбнулся: - Ну, что, давайте проинспектируем местную кухню?
«Ребята ворчали, говорили, что Унигарт совсем не тянет на главный город планеты, даже такой примитивной, как Кардония, но я думаю, что бурчание возникло исключительно из-за склочности характера отдельных членов команды. А также явного нежелания сидеть в цивилизованном сферопорту, ожидая, когда мессер уладит свои дела.
        Помпилио дер Даген Тур отсутствовал полтора года, и экипаж, чего уж там скрывать, надеялся, что возвращение мессера будет отмечено интересным путешествием по дальнему пограничью Герметикона, однако ранение мессера и другие резоны, которыми он с нами не делился, спутали все карты. Одним словом, получилось так, как получилось, чтоб меня в алкагест окунуло.
        Что же касается меня, то Унигарт мне скорее понравился. Во всяком случае, здесь было куда веселее, чем в Даген Туре. Во всех смыслах веселее: больше людей, больше денег, больше развлечений, как законных, так и нет, больше энергии. Именно - больше энергии, чтоб меня в алкагест окунуло! С тех пор как я вырвался из сонного Альбурга, мне стали нравиться города с сильной энергетикой, города, которые никогда не спят, города современного стиля. Сначала я удивлялся таким переменам, но вскоре понял, что стряхнул с сапог пыль неспешного прошлого и устремился вперед со скоростью мира. Я стал другим. Я перестал бояться нового и с радостью принимаю перемены. Я тороплюсь жить.
        Я задыхался в лингийской провинции.
        И потому крикливый Унигарт показался мне одним из самых привлекательных сферопортов Герметикона».
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - В какой день срезали гроздья? - строго осведомился Бедокур.
        - В пятницу, синьор.
        - По местному исчислению?
        - Я в таких материях не секу, - признался официант. - Пятница всегда пятница.
        - Гм… - Чира многозначительно помолчал. - Ты не ошибаешься?
        - Как можно, синьор?
        - Мои вопросы лишь на первый взгляд кажутся простыми, - важно произнес Бедокур. - Но уверяю тебя, что точные ответы помогут тебе избежать больших неприятностей. Нормальный человек не должен есть что попало и уж тем более - пить что попало.
        - Я понимаю, добрый синьор, - кивнул официант. В его взгляде не было ничего, кроме ошеломительной, с ног сшибающей серьезности. - Виноград срезали в пятницу, до полудня, по утренней росе, на молодом месяце.
        Ответ обрушился на Чиру на удивление бойко - кардониец уже понял, что за чудо завернуло в «Рыбацкий пирог», и делал все, чтобы странный клиент остался доволен.
        - Надеюсь, работали не девственницы?
        - Как можно? - обиделся официант. - Приотские виноградники славятся свободными нравами.
        - Это плохо, - кисло поморщился Бедокур. - Свальный грех во время уборки урожая недопустим, поскольку препятствует формированию гармоничной насыщенности и лишает вино должного благородства.
        - На Приоте никогда не путали свободу с распущенностью, - молниеносно среагировал официант. - Я имел в виду, что наши девушки рано выходят замуж.
        - Так лучше.
        Мерса покачал головой и принялся протирать очки. В третий раз подряд протирать, поскольку процедура заказа длилась уже сорок минут и давно превратилась в познавательный этнографический экскурс.
        Тщательно выбрав столик и определив свое место за ним (лицом на юго-запад, по правую руку сидит мужчина, имя которого начинается на А), Чира немедленно приступил к допросу, поинтересовавшись у официанта, как именно в местных краях принято лишать жизни бычков? В тот момент кардониец еще не разобрался в ситуации и ответил честно: на бойнях, в порядке общей очереди, подробности привести можно, но они гарантированно испортят добрым синьорам аппетит. Ответил - и тут же попал на развернутую пятнадцатиминутную лекцию о важности соблюдения правил и древних обрядов в современной скотобойной промышленности, сдобренную многочисленными отсылками к традициям народов Герметикона и примерами из богатого личного опыта Бедокура. Это время хитрый Хасина посвятил чтению заблаговременно приобретенной газеты, а вот несчастный Мерса прослушал поучительное выступление до самого конца, неоднократно поклявшись при случае нагадить говорливому шифу по первое число. Сметливому же кардонийцу лекция помогла определиться с линией поведения, и больше официант ошибок не допускал.
        Как выяснилось из дальнейшего разговора, приотских гусей умерщвляли с соблюдением стольких положительных ритуалов, что даже Бедокур не смог отыскать в процедуре ничего предосудительного, сложная технология сбора салатных листьев повергла Чиру в восторг, а подробный рассказ о том, как в приотских деревнях отбирают правильные куриные яйца, заставил Хасину отложить газету - инопланетный разум был поражен до самого мозжечка.
        - Давили виноград в тот же день? - продолжил допрос шифбетрибсмейстер.
        - После полуденного очищающего обряда, - подтвердил официант.
        - Совсем как на Хамоке.
        - Это на Хамоке, как здесь, у нас, - продемонстрировал похвальный патриотизм кардониец.
        С пронесенного мимо подноса восхитительно пахнуло едой. У голодного алхимика потекли слюнки, но он сдержал рвущиеся на свободу ругательства, поскольку следующий диалог оказался венцом процедуры заказа:
        - От чего очищаете?
        - От ночных шептаний.
        Хасина закусил губу, отчаянно борясь с желанием расхохотаться, Мерса оставил очки и с той же целью вцепился рукой в челюсть - и медикус и алхимик прекрасно понимали, что хитрый официант водит Чиру за нос, на ходу изобретая несуществующие традиции, но Бедокур, который никогда не считался дураком, по-прежнему вел разговор предельно серьезно.
        - Кто наводит шептания? Местные ведьмы?
        - Совершенно верно, синьор.
        - Жжете?
        - Изгоняем.
        - Ну и ладно. Ваши ведьмы, вам и решать, как с ними обращаться. - Бедокур в последний раз посмотрел на винную карту, затем, с некоторым сомнением, на официанта и распорядился: - Принеси бутылочку этого самого, о чем мы говорили, и быстро, а то мои друзья заскучали.
        - Сию минуту!
        Официант испарился, а Чира наконец-то «вернулся» к спутникам:
        - В целом мне здесь нравится. Сегодня нечетное число, я обедаю, сидя лицом на юго-запад, в компании двух друзей и буду есть птицу - день обещает быть удачным.
        - Он удачный, потому что у нас увольнительная, - напомнил Хасина. - И впереди много интересного.
        - Будем играть или развлекаться? - Чира извлек из поясной сумки черный кубик со зловещими красными иероглифами на гранях, бросил его на стол и осклабился: - Жневский тут зовет за карточный стол.
        - Правда? - недоверчиво спросил Мерса.
        - Примета верная, - успокоил алхимика шифбетрибсмейстер.
        - И много я выиграю, чтоб тебя в алкагест окунуло?
        - Будешь желать мне всякого - выиграешь фингал под глазом.
        - Обсудим планы на вечер за десертом, я не могу принимать серьезные решения на голодный желудок, - проворчал медикус.
        - Ваше вино, синьоры.
        Расторопность официанта поражала: он появился, исчез, снова появился, опять исчез, а на столе образовалась бутылка белого, три бокала, корзинка с хлебом и…
        - Специальный комплимент от шеф-повара! - Перед Бедокуром возникла малюсенькая тарелочка с гладким черным орешком. - Мистический приотский обычай, добрый синьор! Чтобы трапеза легко вошла и удачно вышла.
        - Чего только не узнаешь, странствуя по Герметикону, - философски произнес Бедокур, смело забрасывая орешек в рот. - Неплохо. Если вам интересно, смахивает на миндаль.
        - За новые знания, месе карабудино, - проворчал Хасина, поднимая бокал. - И их удачный выход.
        Белое вино, гроздья для которого недевственницы срезали до полудня пятницы, оказалось душистым, чуть сладковатым, идеально сочетающимся с жарой летнего дня.
        - Отлично, - прокомментировал Альваро. - Все-таки умеешь ты угадывать вина, Бедокур.
        - Я не угадываю, я выбираю, - поправил медикуса Чира. - Если все делать правильно, не забывая о предзнаменованиях и знаках, результат окажется хорошим.
        - Да, конечно.
        - Кстати, какие знания ты собрался отправить на выход?
        - На выход… - Хасина скривился и кивнул на сложенную газету. - Местные журналисты наперебой обсуждают появление мессера. Спорят, как повлияет он на переговоры, и поливают грязью Лингу. От этих знаний я избавился бы с большим удовольствием.
        - Журналисты всегда поливают грязью Лингу. - Бедокур пожал могучими плечами. - При каждом удобном случае. Придурки не понимают, как плохо это отражается на их карме.
        Здоровенная лапа шифа выразительно сжалась в невиданных размеров кулак, на который с уважением посмотрел сидящий за соседним столиком толстячок в полосатеньком пиджаке. Толстячок давно не сводил с Чиры масленых глазок, но стеснялся.
        - Не все и не всегда, чтоб меня в алкагест окунуло, - уточнил Мерса. - На Бахоре к примеру, к адигенским мирам относятся непредвзято.
        - Рано или поздно половину ваших газет купят галаниты, вторую половину - адигены, и слово «непредвзято» навсегда исчезнет из бахррского лексикона, месе карабудино.
        - Или уже исчезло, - хмыкнул Чира. - Ты когда в последний раз был на родине?
        - Давно, - недовольно ответил алхимик. Он не планировал говорить о себе и попытался сменить тему. - Вы действительно думаете, что мессер решил заняться политикой?
        - Раньше ему нравилось играть в интриги, - легко обронил Хасина.
        - Иногда, - уточнил Чира.
        - А сейчас мессеру необходимо развеяться, отвлечься от печальных мыслей. Я медикус и непредвзятый наблюдатель, я вижу, что мессеру тяжело, он ищет себя.
        - Снова?
        - Все еще, месе карабудино, - подтвердил Альваро. - Все еще.
        - А нам что делать? - наивно осведомился Мерса.
        - Помогать, что же еще? - объяснил слегка удивленный медикус. - К тому же, месе карабудино, не только политика позвала мессера на Кардонию. Не будем забывать, что…
        - С каких это пор нелюди стали разбираться в человеческих эмоциях? - грубовато перебил Хасину Бедокур.
        Алхимик понял, что медикус собрался упомянуть Лилиан, и удивился неожиданной выходке Чиры. А в следующий миг подумал, что лингийцу виднее, и если двухметровый Бедокур запрещает сплетничать о девушке, то лучше не спорить. Хасина, хоть и инопланетянин, рассудил в том же ключе, но выдвинул условие:
        - Я иду в уборную, - негромко сообщил он, в упор глядя на шифа. - А когда вернусь, жду твоих извинений. Ты поступил флукадрук.
        Поднялся и неспешно направился в глубь зала.
        Появившийся на небольшой сцене оркестр - аккордеон, скрипка и рояль - заиграл что-то местное, тягучее и, благодаря Баниру, солоноватое. Толстячок смотрел на Бедокура не стесняясь: уперся подбородком в кулаки и улыбался мечтательно.
        - Зачем ты его обидел? - осведомился алхимик.
        - Хасину? - Чира рассмеялся. - Мерса, ты ведь сейчас Олли и не должен быть таким наивным. Я не обижал Альваро, я его вовремя остановил, поскольку к некоторым вещам следует относиться с уважением.
        - Это значит - молчать?
        - Это значит - не трепать языком, чтобы не разбудить ненароком ненужные силы.
        - Ваши салаты, синьоры.
        - Отлично!
        Чересчур затянувшийся заказ и вкусное белое разбудили в алхимике зверский аппетит. Олли радостно схватил со стола приборы, однако был бесцеремонно остановлен.
        - Жаль, но мы пока не можем приступить к трапезе, - хладнокровно произнес Бедокур, глядя на Мерсу «со значением».
        Этот взгляд знала вся команда. За исключением, наверное, капитана и мессера.
        - Почему? - сглотнул Олли.
        - Нечетный день, я сижу лицом на юго-запад, но не хватает одного сотрапезника. - Шифбетрибсмейстер весомо улыбнулся. - Надо подождать Альваро.
        - Как скажешь. - Голодный алхимик отложил приборы и, раз уж речь зашла о медикусе, поинтересовался: - Ты считаешь Хасину инопланетянином?
        Чира оставался единственным офицером «Амуша», с кем Мерса еще не обсудил происхождение Альваро.
        Бедокур аккуратно подложил под тарелку с салатом плоский оберег, прошептал короткое заклинание, продемонстрировал толстячку универсальный жест, сопроводив его внушающим взглядом, и только после этого ответил. Вопросом на вопрос:
        - Это важно?
        - К нему действительно не прилипают пикантные недуги?
        - И он действительно не может иметь детей.
        - Значит, он инопланетянин?
        - Нет, конечно. - Чира снял с левой руки хансейский браслет «ненужных слов» и намотал его на ладонь. Жест означал, что шиф собирается поднять неприятную тему и не хочет, чтобы она имела к нему хоть какое-то отношение. - Я думаю, это Белый Мор.
        - Чтоб меня в алкагест окунуло! Альваро - спорки? - изумился Мерса.
        - Нет, конечно, - вздохнул Бедокур. - Но я верю, что во многих из нас, или даже в каждом, Белый Мор оставил свой след. Спорки изменились сильно, а мы - чуть-чуть, едва заметно. Но все равно изменились: кто-то больше, кто-то меньше, а кто-то об этом не знает. - Шиф помолчал и закончил: - Тогда столько людей болело, что мы не могли не измениться.
        И холодное белое показалось ошарашенному Олли горьким.

* * *
        Давным-давно, когда Унигарт переживал второе рождение, торопливо превращаясь из пропахшей рыбьими потрохами деревушки в огромный сферопорт, а на кончике Длинного Носа шло строительство всего и сразу, перед кардонийцами встал вопрос: где проводить торжественные церемонии? С массовыми мероприятиями, предназначенными для развлечения простого люда, все было понятно: огромная площадь Конфедерации могла вместить всех желающих, а те, кому не хватило места, веселились на прилегающих улицах. Но где устраивать пышные балы и приемы? Где будет блистать свет? Где?
        Театр отпал сразу - слишком уж специфическое у него устройство. Хотели приспособить под развлечения Дворец - название идеально подходило, - но натолкнулись на противодействие чиновников, а после того как в здание, помимо Сената, въехал еще и Верховный Суд Конфедерации, идея заглохла окончательно. Из крупных общественных построек оставался Совет, а поскольку возводить для светских раутов отдельный дом прагматичные кардонийцы сочли неразумным, ему и пришлось отдуваться.
        По замыслу архитекторов, почти весь первый этаж Совета занимал Зал Заседаний: полы тильзинского паркета, высокие, в три этажа, окна, мраморные статуи в нишах - Зал производил впечатление, и в нем действительно совещались депутаты Унигартских Общин. Все пятнадцать. Но только в те дни, когда помещение не закрывалось на очередное светское мероприятие. То есть сегодня, к примеру, насущные проблемы сферопорта рассмотрению не подлежали.
        - Синьор Альфонсо Богучар с супругой!
        Тихий голос из-за спины: «Оптовая торговля зерном. Тридцать процентов рынка. Экспорт в окрестные миры».
        - Счастлив познакомиться, командор.
        Костюм анданский, стильный до последнего стежка; из украшений только часы и перстень - скромно, учитывая состояние Богучара, и это много говорит о торговце.
        - Взаимно.
        - Синьор Габриэль Джеймс с супругой!

«Южные железные дороги. Убежденный сторонник Махима».
        - Командор дер Даген Тур! Для меня большая честь…
        - Рад знакомству.
        Кардония всегда, на протяжении всей своей истории, подчеркнуто дистанцировалась от любых атрибутов, имеющих отношение к адигенам, - в этом приотцы и ушерцы были единодушны. «У нас нет аристократов и никогда не будет», - не раз говорили кардонийцы, являясь еще большими демократами, чем галаниты, которые, истребив адигенов, не удержались от введения баронских титулов.
        Кардонийцы последовательно отрицали прошлое и тем создавали дипломатическую проблему: здесь, у себя дома, никто из них не стал бы называть Помпилио мессером, как того требовало положение дер Даген Тура. И выйти из ситуации Помпилио мог только одним способом: явиться на прием в белоснежном парадном мундире командора Астрологического флота. Но без орденов, показывая, что надел военную форму без охоты. Расшитую золотом треуголку держал стоящий за спиной хозяина Теодор, а короткий кортик в усыпанных белыми алмазами ножнах покоился на бедре адигена: Помпилио встречал гостей, сидя в инвалидном кресле.
        - Вы слышали? Он совсем не может ходить!
        - Совершенно?
        - Абсолютно! И пытался покончить с собой!
        - Какой ужас!
        - Синьор Питер Онигеро, сенатор Ушера!

«Близкий друг консула Дагомаро, умен, коварен, в тройке самых богатых кардонийцев».
        - Сенатор.
        - Командор. - Короткая светлая борода, окружающая толстые губы сибарита, круглые щеки, нос картошкой - в тройке самых богатых? Но ошибка исключена - да, в тройке.
        - Ваш пример, командор, вдохновил моего младшего сына поступить на службу в Астрологический флот.
        - Уверен, из парня выйдет толк.
        - Онигеро всегда были крепкими. Как ваши раны?
        - Заживают.
        - Не хотите посетить архипелаг? На острове Нуан-данг есть потрясающие горячие источники, уверен, они будут вам полезны. - Онигеро подошел к знатному гостю одним из последних, специально, чтобы задержаться. Помпилио не возражал. - И вообще летом на Ушере замечательно.
        - Поверю на слово.
        - Но лучше всего на архипелаге тем, у кого есть надежные друзья.
        - Затем и приехал, - произнес адиген в тон сенатору. - Я обожаю заводить новых друзей.
        - Посмотрим, - тонко улыбнулся Онигеро. - Посмотрим.
        - Астрологический флот?
        - Совершенно верно.
        - Я догадался по белой форме.
        - Вы удивительно наблюдательны, синьор.
        - Синьор сенатор, - поправила Дорофеева сопровождающая «наблюдательного» женщина. Ответом ей стала широкая улыбка.
        - Какой цеппель? - продолжил сенатор.
        - ИР «Пытливый амуш».
        - Тот самый?
        - Тот самый.
        - Хм…
        Длинный, как жердь, мужчина в консервативном черном костюме был приотским сенатором Кучиргом. Имени своего он капитану не назвал, но Базза слышал, как их с супругой представляли Помпилио, и счел, что для поддержания непринужденного разговора этого вполне достаточно.
        - И каково вам?
        - По четвергам скучно.
        - Почему по четвергам? - оторопел Кучирг.
        - А какие дни недолюбливаете вы?
        - Капитан шутит, - рассмеялась пышнотелая супруга сенатора. Смех получился натянутым.
        - Я имел в виду: каково вам служить адигену? - уточнил Куч ирг.
        - Интересно, - не стал скрывать Базза. - Мессер весьма деятельный человек.
        - «Мессер», - хмыкнул сенатор. - Впрочем, чего еще от вас ожидать?
        - А правда, что вы принадлежите своему адигену душой и телом? - театрально распахнув глаза, поинтересовалась сенатская супруга.
        - Здесь шумно, - светски улыбнулся Дорофеев. - Поэтому вы не расслышали, что я служу в Астрологическом флоте.
        - Адигенам?
        - Герметикону, - уточнил Базза. - Астрологический флот проводит поиск и разведку новых миров, установку Сфер Шкуровича и осуществляет первичную картографию.
        - В Астрологическом флоте служат настоящие герои, - выдал сенатор.
        - Совершено верно, синьор.
        - Но и адигены тоже там служат.
        То ли приотец уже успел набраться, то ли другие темы его не волновали. Или и то и другое вместе: напился и полез в привычные дебри. Когда раскрасневшийся Кучирг открывал рот, Баззе оставалось лишь дипломатично улыбаться.
        - Адигены - прошлое. Вы слышали о Единой Партии Вселенского Прогресса? Она объединяет всех думающих, устремленных в будущее людей! Мы выиграли выборы на Приоте… Слышали меня? Мы выиграли выборы, потому что люди хотят идти вперед. Людям нужен прогресс!
        - Не сомневаюсь.
        Кучирг с подозрением посмотрел на Дорофеева, поразмыслил и осведомился:
        - А вы, капитан, каких взглядов придерживаетесь?
        - Умеренно консервативных, - сообщил Базза. И пригубил игристого.
        - То есть?
        - Я готов слушать и соглашаться с критикой властей, но не считаю демократию панацеей от всех бед.
        - Что мешает?
        - Концентрационные лагеря, которые я видел на Мирте, - предельно вежливо ответил Дорофеев. - Компания построила их для сторонников свергнутого падишаха. Для тех из них, кого не растерзали во время Очистительных погромов…
        - Синьор Винчер Дагомаро, консул Ушера и его очаровательная дочь Кира!

«В комментариях не нуждается».

«Фанатик, - слово пришло моментально, при первом же взгляде на консула. - Человек-дело, человек-долг, человек-служение и - человек-власть».
        Дары подробно останавливались на личности консула, но Дагомаро, по меткому определению Теодора, в комментариях не нуждался. Он был открыт, он был на ладони, но он был настолько силен, что взломать его не представлялось возможным.
        - Очень приятно, консул.
        - Взаимно, командор.
        Помпилио наградил Дагомаро быстрым взглядом, мимолетность которого балансировала на грани оскорбления, и сфокусировал внимание на Кире:
        - Синьорина - настоящая красавица.
        - Командор? - подняла брови девушка.
        - Это комплимент. Уверен, вы к ним привыкли.
        Или наоборот - стала отвыкать за время службы в дальнем гарнизоне, поскольку с развлечениями в Северном Кадаре было не густо. Не сказать чтобы Кира соскучилась по шумным светским мероприятиям, но на прием в честь «самого известного лингийца» девушка собиралась с особым чувством. Ей хотелось блеснуть, и ей это удалось, девушка знала, что тяжеловесный комплимент полностью заслужен - выглядела Кира потрясающе. Соблазнительное вечернее платье: плечи и спина обнажены, немного косметики - молодым она без надобности - и черный жемчуг, лежащий на бархате загорелой кожи.
        - Глядя на такую красоту, с особенной тоской осознаешь горькую участь инвалида. - Помпилио тяжело вздохнул.
        Кира смутилась:
        - Полноте, командор, вы обязательно поправитесь.
        - Ты обещаешь?
        Вопрос окончательно сбил девушку с толку.
        - Я…
        - Моя дочь выразила пожелание, - с прохладной улыбкой объяснил Винчер, поглаживая длинную бороду.
        Облачение консула было по обыкновению скромным: темный костюм, темная сорочка. Единственное украшение - золотой значок. И подчеркнутая аскеза выделяла Дагомаро из толпы. Кира, воспользовавшись моментом, отошла в сторону, оставив отца и лингийца один на один.
        - Моя дочь пожелала вам здоровья из вежливости.
        - А я, в свою очередь, выразил благодарность.
        - Не сомневаюсь.
        - Она действительно красива.
        Несколько секунд Винчер пристально смотрел на адигена, пытаясь понять, почему Помпилио заговорил о его дочери, после чего сухо ответил:
        - У Киры была прекрасная мать.
        - Девушке повезет, если ей достанется отцовский характер.
        - Уже достался. - На собеседников бросали взгляды, а потому пикировку мужчины сопровождали пустыми, но лучащимися неподдельным дружелюбием улыбками. - Могу я узнать цель вашего визита на Кардонию, командор?
        - Можешь, - кивнул Помпилио. - Я удовлетворяю любопытство.
        - И только?
        - Удовлетворить мое любопытство гораздо сложнее, чем кажется, - серьезно произнес адиген. - Я изучаю не столько новые миры, сколько людей. Мне интересно наблюдать за их поступками, решениями и ошибками.
        - Думаете, я ошибусь?
        - Я не думаю, я наблюдаю и делаю выводы.
        Небрежный ответ покоробил ушерца, ему захотелось перейти в атаку:
        - Ошибки одних - победы других.
        - Другие тоже так думают.
        - Их мнение не важно. - Дагомаро заставил себя рассмеяться. - В любом случае, я рад, что вы здесь, командор, приятно знать, что Линге небезразлично происходящее.
        - А тебе? - неожиданно спросил Помпилио.
        - Мне? - не понял консул.
        - Тебе небезразлично? И что именно тебе небезразлично? - Дер Даген Тур понизил голос, говорил тихо, только для Дагомаро, но от этого его слова лишь прибавили в весе. - Кровь ближе, чем кажется, консул, всегда ближе. Стоит порезаться, и она тут как тут, чего уж говорить о войне?
        - Война любит кровь.
        - А ты? Ты любишь?
        - Я ее не боюсь.
        - А что ты любишь больше, консул: пускать кровь или терять? Не боишься порезаться?
        Улыбок больше не было, закончились. Светская пикировка затронула слишком серьезную тему, и теперь Винчер и Помпилио смотрели друг на друга жестко. Но без враждебности.
        - У вас интересные взгляды, командор, - хрипло произнес консул. - Полагаю, у нас будет время их обсудить.
        - Уверен, консул, - подтвердил Помпилио.
        - И еще, чтобы вы знали: моя дочь собирается замуж.
        Удар адигена все-таки достиг цели: потревоженные отцовские чувства заставили Дагомаро выйти из крепости.
        - Я люблю бывать в мирах простолюдинов, - улыбнулся в ответ дер Даген Тур. - Здесь меня не донимают свахи, поскольку знают свое место.
        Винчер порозовел. А его длинные, поглаживающие длинную бороду пальцы от бешенства свело судорогой.
        - Командор, позвольте вам представить наших особенных гостей с Кааты: посланник дер Саандер и его восхитительная супруга Лилиан.

«Особенных» гостей не объявляли, синьор Хольчин, досточтимый мэр Унигарта лично подвел их к Помпилио.
        - Нет необходимости в представлениях, мэр, - мы давно знакомы…
        - Каатианцев я еще мог вынести, но лингийцы раздражают меня безумно. - Руди Йорчик залпом допил игристое, взял новый бокал и уточнил: - Доводят до исступления.
        - Профессор, я вас не узнаю, - усмехнулся Абедалоф. - Откуда такая резкость?
        - Вям!
        Несколько мгновений Йорчик таращился на подавшего голос саптера, после чего процедил:
        - Кичливые подонки!
        - Вям! - Эбни показалось, что замечание Руди относилось к нему.
        - И?
        - Что «и»?
        - Вы сказали, что лингийцы - кичливые подонки, - напомнил Арбедалочик, почесывая песика за ухом. - Что дальше?
        - Разве мало?
        Барон Здучик, директор Кардонийской фактории Компании, тонко засмеялся, поддерживая высказывание Йорчика, но быстро стушевался, заметив, что Абедалофу шутка ученого не пришлась по вкусу.
        - Демонстрацией безосновательной ненависти мы играем адигенам на руку, - поучительно произнес Арбедалочик. - И я удивлен, что должен напоминать об этом столь высокопоставленным господам. Безосновательная ненависть - удел адигенов. Мы должны убеждать всех, что именно они, адигены, звереют при одном лишь упоминании Компании или Галаны. Они, господа, понимаете? Они! А мы - образец спокойствия и дружелюбия. Мы - хорошие парни. И нужно играть эту роль, как бы противно нам ни было.
        - Я играю, - хмуро произнес Йорчик, вертя в руке почти полный бокал. - Я просто думал, что здесь все свои.
        - Вокруг полно чужих, - улыбнулся Абедалоф. - Правда, Эбни?
        - Вям!
        Песик гордо посмотрел на окружающих, а в ответ на Арбедалочика устремились завистливые взгляды: саптеры до сих пор оставались редчайшими в Герметиконе животными, и даже готовность платить запредельную цену не гарантировала получения на руки вожделенной псины.
        - Извините, - пробурчал Руди. - Я не подумал.
        Он чувствовал себя нашкодившим мальчишкой. Он! Профессор! Промышленник! Академик! Перед каким-то безродным щенком… перед…
        Руди с трудом удерживал висящие на языке ругательства.
        Он был высок, такой же высокий, как этот проклятый Арбедалочик, но, разумеется, менее плечистый - похвастаться спортивной фигурой профессор не мог даже в молодости. Одутловатое лицо рассказывало о безудержных возлияниях, что стали верными спутниками Руди после обретения богатства, отечные глаза и желтые зубы… Можно было сказать, что Йорчик выглядит на свои сорок шесть, если бы не умный, цепкий взгляд больших зеленых глаз, сводивших с ума женщин, и не длинные кудрявые волосы цвета вороньего крыла, которые Йорчик любил носить распущенными и редко собирал в хвост. Глаза и волосы обманывали Руди, нашептывали, что юность еще не прошла, и толкали на многочисленные приключения, приличествующие скорее студенту, чем серьезному, давно вступившему в пору зрелости ученому.
        - Не обижайтесь, профессор, я должен был вас остановить.

«Подонок».
        - Я выпил чуть больше, чем требовалось.
        - Вям!
        - Вам виднее. - Абедалоф повернулся к Здучику: - Что здесь делает брат лингийского дара? Я слышал, его с трудом собрали после катастрофы.
        - Помпилио несколько месяцев лечился на Линге, - подтвердил директор фактории. - Ходили слухи, что он при смерти, и его появление на Кардонии стало полной неожиданностью.
        - Я знаю, что стало неожиданностью, - перебил Здучика Арбедалочик. - Я спрашиваю, почему эта самая неожиданность вообще произошла? Что говорят ваши шпионы?

«Пытливый амуш» стоял в порту со вчерашнего дня - вполне достаточно, чтобы собрать сплетни, слухи и переговорить с осведомителями. Именно на этом основании Абедалоф требовал от директора полный отчет.
        - Поговаривают, что Помпилио неравнодушен к Лилиан дер Саандер, - промямлил Здучик.
        - Основания?
        - Спасая ее, Помпилио рисковал на Заграте жизнью.
        - Насколько я помню, Даген Тур спасал королевских детей. Он дал слово Генриху, и он его сдержал.
        - Лилиан присутствовала и во дворце, и на «Амуше».
        - Вям!
        - То есть ты тоже согласен? - Арбедалочик посмотрел на саптера.
        - Вям! - ответила преданным взглядом собачка.
        - Постарайтесь уточнить эту информацию, барон, - на ней можно сыграть.
        - Хорошо.
        Абедалоф повернулся к Руди:
        - Не дуйтесь, профессор, смотрите, как тут весело.
        В дальнем углу, подальше от музыки, гостей развлекал лучший иллюзионист Кардонии - маэстро Фраттини. Задачу перед ним поставили простую: самолюбованием не заниматься, сложных трюков не демонстрировать, но максимально увлечь благородную публику, и маэстро справлялся - собравшаяся толпа то разражалась смехом, когда часы очередного синьора являлись из декольте чужой спутницы, то аплодисментами.
        - Не понимаю, что ему здесь нужно? - повторил Фредерик, поднося ко рту бокал с игристым.
        - Помпилио всегда был удобной фигурой для политических интриг.
        - Но ведь он даже не оправился от ран!
        - В любом случае, Помпилио здесь, - подытожила Лилиан. - И нужно думать, что с этим делать.
        Еще один взрыв хохота и аплодисментов: из карманов изумленного Богучара полезла карточная колода.
        - Я думал, лингийцы пришлют дер Бунина, - вздохнул Фредерик. - Старый лис блестящий дипломат.
        - Ты допустил бы дер Бунина к переговорам?
        - Нет, конечно.
        - И держал бы на расстоянии.
        - Разумеется.
        - И что, в таком случае, дер Бунину делать на Кардонии? - Лилиан зло усмехнулась.
        - Дары умны, они прислали человека, не занимающего официальных постов, но являющегося весомой фигурой. В отличие от дер Бунина, который хорош только с коллегами, с такими же, как он сам, лисами, Помпилио никогда не лезет в центр событий. Он ходит вокруг, навещает старых друзей, заводит новых, а потом неожиданно оказывается, что все пляшут под его дудку.
        - Все? - прищурился дер Саандер.
        - Кроме того, Помпилио действует тебе на нервы, - продолжила Лилиан, не ответив на вопрос мужа.
        - Лингийцы хотят, чтобы я нервничал? - удивился Фредерик.
        - Разумеется.
        - Но зачем? Мы ведь на одной стороне, мы играем против Компании.
        - Если ты выиграешь, это станет победой Кааты, а если обратишься к Помпилио за помощью, оглянуться не успеешь, как по Кардонии станут разгуливать лингийцы. Получится так, что мы им должны.
        - Ловко, - растерянно протянул молодой посланник. - Я об этом не подумал.
        Интриги никогда не являлись коньком Фредерика, но у него было имя и связи. А у его молодой жены - энергия, целеустремленность и ум. И Лилиан была полна решимости добиться на Кардонии громкой победы.
        - Я хочу сказать, что присутствие Помпилио не должно тебя смущать. - Лилиан посмотрела мужу в глаза. - У тебя нет никаких оснований для беспокойства.
        Фредерик склонился и поцеловал молодой женщине руку.
        - Ты никогда не давала мне повода для сомнений, моя любовь. Никогда…
        - Вям!
        Дорофеев, как раз подносящий ко рту кусочек груши, вздрогнул от неожиданности и обернулся.
        - Вям!
        - Эбни вас напугал? Извините.
        Псина покоилась на сгибе локтя высокого темноволосого мужчины, одетого в серый костюм только-только входящего в моду покроя «принц», - дурацкого, по мнению Баззы, покроя, мешковатого, но на мужчине, тем не менее, костюм сидел идеально.
        - Вям!
        Собачка смотрела на капитана с неодобрением, словно сама имела виды на грушу. Мужчина же, напротив, улыбался во все тридцать два зуба и явно ожидал продолжения разговора.
        - Саптер? - светски осведомился Дорофеев, продолжая держать кусочек фрукта в руке.
        - Совершенно верно, - подтвердил мужчина, и пыхнул сигарой.
        - Я так и думал.
        - Вям!
        - Теперь вы об этом знаете.
        Не узнать самую редкую и в то же самое время самую известную породу Герметикона было невозможно, и именно этим объяснялся едва заметный сарказм, прозвучавший в последней фразе.
        Кто может не узнать саптера? Или не догадаться, что видит саптера? Только конченый идиот. Миниатюрные собачки, стоимость которых доходила до десяти тысяч цехинов, обладали необычной внешностью, подробные рассказы о которой разнесли по Герметикону сплетники и журналисты. Глазастые саптеры, острые мордочки которых заканчивались большим черным носом, напоминали бесшерстных крыс на длинных лапках, а их бока и спины украшали черные, словно нарисованные прямо на коже полосы. Длинная шерсть присутствовала лишь на коротком хвосте и плавно переходила в тянущийся вдоль хребта пушистый гребень, заканчивающийся веселым хохолком на голове. Природа дважды посмеялась над саптерами: сначала - когда придумывала необычный вид; затем - наделив минимальным желанием размножаться. Спаривались саптеры раз в два стандартных года, в приплоде редко приносили больше двух щенков и потому распространялись по Герметикону крайне медленно. Зато дорого.
        - Его зовут Эбни. - Еще один клуб ароматного дыма.
        - Я уже понял.
        - Вям!
        Галанит почесал собачку за ухом.
        - Мой любимец.
        - Ваш?
        В представлении Дорофеева приличный мужчина мог прикоснуться к визгливой комнатной псине только в одном случае - спутница отлучилась в дамскую комнату. Нет, в двух случаях: не следует забывать о старом добром пинке, с помощью которого можно выслать тонколапую тварь на ближайшую луну.
        - Удивлены?
        - Не скрою.
        - Вы не первый, - рассмеялся мужчина. - Многие, в основном, конечно, мужчины, не понимают моей приязни к саптерам.
        - Разве должна быть причина? - Базза пришел в себя и, вернув непринужденный тон, спокойно поддерживал светскую беседу. - Саптеры вам нравятся, этого достаточно.
        - Отличное замечание, - одобрил любитель больших сигар и мелких собачек. - Но кое в чем я с вами не соглашусь: причина есть всегда. И в моем случае она прозаична: мне нужно о ком-то заботиться.
        Откровение прозвучало весьма неожиданно: во время светской болтовни изливать душу не принято. Дорофеев скривился - на обезображенном шрамом лице появилось угрожающее выражение, - но воспитание заставило Баззу промолчать.
        - Я - молодой человек, хочу пожить для себя, и мне, клянусь всем золотом Вселенной, нравится жить для себя. Но здесь… - Абедалоф постучал себя по голове. - Или здесь. - Он прикоснулся к сердцу. - Я испытываю потребность заботиться о ком-нибудь. Мне нужны дети, но я пока не готов их заводить, приходится любить саптеров. - Широкая улыбка. - Вы ведь капитан Дорофеев, не так ли?
        - Так, - не стал скрывать Базза. Но от ответного вопроса воздержался, показывая, что ему, в принципе, плевать на имя случайного собеседника.
        Любителя саптеров такое поведение не обидело.
        - Абедалоф Арбедалочик, директор-распорядитель местного бедлама, - представился он, глядя Баззе в глаза. В одной руке собачка, в другой - сигара, рукопожатие оказалось невозможным, впрочем, оно и не подразумевалось. - Вы ведь знаете, капитан, что это за должность такая: директор-распорядитель? Конечно, знаете. Так что в ближайшие несколько лет мне будет некогда заниматься детьми.
        - Вям!
        - Дела, дела, дела…
        - Зачем вы мне это рассказываете? - поинтересовался Дорофеев.
        - В надежде на ответную искренность.
        - В чем?
        - Есть вопрос, который мучает меня уже несколько лет: почему вас помиловали? - Бестактно, резко, неожиданно. Арбедалочик выдержал паузу, рассчитывая насладиться реакцией капитана, но просчитался: Базза остался невозмутим. И это заставило галанита продолжить прежде, чем капитан раскрыл рот. - Насколько мне известно, все ваши друзья и… гм… коллеги либо погибли на Бреннане, либо были повешены. А вы живы. Помпилио заступился?
        - Мессер помог, - не стал скрывать Дорофеев.
        - Оценил ваши таланты?
        - У меня был и другой весомый козырь.
        - Какой, если не секрет?
        - Вям? - вопросительно тявкнул саптер.
        - Занимаясь вольным промыслом, я атаковал исключительно Компанию, - с издевательской вежливостью сообщил Дорофеев.
        Абедалоф тоже сумел сохранить спокойствие. Улыбнулся, утопил докуренную до середины сигару в оказавшемся на столе бокале с игристым и холодно произнес:
        - Передайте своему хозяину, что ни он, ни его женщина не смогут мне помешать. Кардония будет принадлежать Компании…
        - Позвольте вам представить специального посланника Эрси, маршала Гектора Тиурмачина, - провозгласил мэр и вновь попал впросак. Будучи человеком воспитанным, эрсиец дождался окончания фразы, после чего с улыбкой подошел к виновнику торжества.
        - Дорогой Помпилио!
        - Маршал.
        На правах старого знакомца старик приобнял дер Даген Тура, прикоснулся щекой к его щеке и прошептал на ухо:
        - Выглядишь лучше, чем я ожидал.
        - Нога болит, - едва слышно отозвался Помпилио.
        - Пройдет.
        - А если нет?
        - Ты заставишь себя забыть о боли.
        - Пожалуй.
        Простолюдинов, которым дозволялось называть Помпилио на «ты», можно было пересчитать по пальцам, и старик входил в их число. Не мог не входить, учитывая, что Гектор Тиурмачин был одним из двадцати маршалов, составляющих правящую хунту Эрси, и если не по происхождению, то уж по статусу точно был равен Кахлесам.
        - Газеты обязательно напишут, что кардонийцы уронили свою честь, сбежавшись на поклон к заезжему адигену.
        - Именно поэтому меня встречают как известного путешественника и называют командором, - рассмеялся в ответ Помпилио.
        - Поговорим как военный с военным? - шутливо предложил эрсиец.
        - На профессиональные темы.
        Тиурмачин явился в алом мундире: золотые погоны, аксельбанты, церемониальный кинжал - при полном параде. Мундир сидел на старике как влитой, однако дер Даген Тур не мог не заметить, что со времени их последней встречи Тиурмачин изрядно сдал: седые волосы поредели, глаза слезятся, движения стали медленными.
        - Что ты здесь делаешь?
        - Приехал на выставку, - спокойно ответил старик. - Присматриваю новинки для армии.
        - Совсем как я.
        - Удивительное совпадение.
        - Случайность.
        - Я верю в случайности гораздо больше, чем в умысел. И еще я верю, что нужно дать каатианцам шанс. - Тиурмачин внимательно посмотрел на адигена. - Хорошо бы им никто не мешал.
        - Такой задачи передо мной не ставили, - честно ответил дер Даген Тур.
        - Вот и славно, - с облегчением произнес маршал. - Нужно будет пообедать как-нибудь…
        Музыка неожиданно стихла, и раскрасневшийся мэр громко объявил:
        - А теперь, добрые синьоры, - главный сюрприз вечера! Поприветствовать нашего гостя…
        В следующий миг его слова потонули в грянувших аплодисментах и восторженных выкриках.
        - Несравненная!
        - Божественная!
        - Прекрасная!
        В зал вплыла высокая брюнетка в черном платье, ослепительный вырез которого поверг в волнение всех присутствующих мужчин.
        - Этель Кажани!
        - В честь нашего гостя: ария принцессы Марии из оперы «Первый Царь»!
        И зал окутали первые аккорды знаменитой арии.
        Глава 6
        в которой Бабарский делает предложение, Помпилио расслабляется, а Лайерак едет на вокзал
        - «Семнадцать королев»! Ты еще не был в «Семнадцати королевах»? Лучшие девочки Запределья, самые лучшие! Их всего семнадцать, и хозяин заведения тщательно отбирает…
        - Ты до сих пор сидишь на вихеле? Товар хороший, не спорю, но попробуй болиану - кардонийскую траву, которая скоро вытеснит вихель…
        Новая тактика уличных зазывал: никаких воплей, лишь ласковые нашептывания, сопровождаемые точно выверенными улыбками и жестами. Вопли всем надоели, а при использовании новой тактики появлялось ощущение, что не товар с услугами тебе по нахалке впаривают средь бела дня, а старый друг дает добрый совет, к которому стоит прислушаться.
        - Самая настоящая спорки: рот от уха до уха и никаких зубов…
        - …выиграл две тысячи геллеров…
        - Тебе ведь нравятся собачьи бои?
        Главный закон зеркала гласит, что у всего на свете есть отражение. Иногда - кривое, но всегда перевернутое. А главный закон взрослой жизни напоминает, что у любой лицевой стороны есть оборотная. Иногда непривлекательная, если не сказать отвратительная, но всегда скрытая. Именно скрытым, непривлекательным и кривым отражением Герметикона служил Омут - межпланетное сообщество преступников. Не единое - составленное из множества банд и группировок, но прекрасно организованное сообщество, четкости законов которого, а также строгости их соблюдения могло позавидовать иное государство. Омут был везде: вымогал деньги у лавочников и содержал публичные дома, торговал наркотиками и занимался контрабандой, грабил банки и скупал у пиратов добычу; но «живым», наиболее наглядным воплощением Омута были «веселые» районы, что пиявками цеплялись к сферопортам, высасывая смешанное с кровью золото. Именно в них Омут жил полной жизнью: подмигивал прохожим усталыми глазами уличных шлюх, дурманил струящимся из притонов дымком и безумно хохотал за карточным столом; здесь велись контрабандные дела и здесь был настоящий омут
- место, где преступники чувствовали себя в относительной безопасности.
        - Приотцы на нас сразу рукой махнули, поняли, что не справятся, - продолжил повествование Сличер. - Местных, унигартцев то есть, мы научили отворачиваться: деньги, они ведь всем нужны - и миллионерам, и полицейским. А вот с ушерцами пришлось тяжело.
        Заявляться к нужному человеку без рекомендаций, просто с улицы: «А давай, любезный, поговорим о том, о сем!», в Омуте принято не было. Тем более когда речь шла о серьезном деле, тем более когда дело серьезное предлагал инопланетник. Требовалось поручительство, но сложностей с ним не возникло: Бабарскому приходилось вести дела с криминальными заправилами, и сказал за него сам Умный Зум
        - известнейший в Омуте организатор сделок. А поскольку слово Умного Зума котировалось невероятно высоко, встречу назначили быстро и в удобное для ИХ время.
        И теперь они с посредником неспешно топали по булыжной мостовой улицы Все Что Надо к таверне «Поддай пару!», а единственным неудобством - за исключением нескончаемых предложений грамотно потратить деньги - был столь же нескончаемый бубнеж справа: Сличер отчего-то решил, что заезжему гостю безумно интересна краткая история кардонийского бандитизма. Издание «… надцатое, под редакцией помощника Умного Зума». Впрочем, Бабарский умело скрывал раздражение.
        - Сэнский раствор, дружище! Только в нашем заведении…
        - А после того как ушерское оружие стало пользоваться популярностью во всех окрестных мирах, волосатики окончательно озверели.
        - Решили, что Омут лишает их прибыли?
        - Ага.
        - И что сделали?
        - Объявили войну.
        - Похвально, - брякнул суперкарго.
        - Что?!
        Для Сличера Бабарский был просто «человеком от Умного Зума», ничего сверх этого, даже имени коротышки посредник не знал, но предполагал, что пухленький, непрерывно ноющий по поводу своих болячек недомерок имеет в Омуте вес. И потому последнее замечание вызвало у Сличера неподдельное изумление.
        Которое Бабарский поспешил развеять.
        - Не часто государства рискуют объявлять нам открытую войну, - объяснил ИХ. - И уж совсем немногие способны ее выиграть.
        - Почему ты решил, что ушерцы победили? - хмуро спросил Сличер.
        - Ты говорил о них зло, совсем без иронии, - пожал плечами Бабарский. И закашлялся: - Проклятье, мои легкие не приспособлены к морскому воздуху.
        - Много соли?
        - Холодный ветер.
        - Сегодня жарко.
        - Кому как.
        Посредник покосился на шарф, которым ИХ обмотал шею, хмыкнул, вытер со лба пот - вечерок выдался душным, но хихикать над болезненностью спутника не стал. Вместо этого неожиданно продолжил неприятную тему:
        - Они нас сделали.
        - Как? - играть не пришлось, Бабарский действительно удивился. - Это невозможно.
        - Невозможно уничтожить Омут, - поправил его Сличер. - Но придавить - пожалуйста. Ушерцы дважды высаживали в Унигарт морских десантников и блокировали Запределье на пять дней и две недели; посадили за решетку начальника таможни, после чего наши деловые операции полностью остановились; отправили на каторгу трех лидеров…
        - Лидеров? Они же не мараются, за что их брать?
        - Обвинения выдвинули лживые, но судьям это не помешало. - Посредник зло усмехнулся. - Короче, через два месяца, когда стало понятно, что волосатики не остановятся, мы предложили переговоры.
        - Верзийский вариант, - пробормотал ИХ.
        - Вроде того, - кивнул Сличер.
        В свое время он пошатался по Герметикону и прекрасно понял, что имеет в виду спутник: знаменитая верзийская жандармерия яростно давила местный криминал до тех пор, пока уголовники не взмолились о пощаде, после чего им продиктовали условия капитуляции, и с тех пор местный «веселый район» - Поднебесье - считался самым законопослушным в Герметиконе. Его даже полиция патрулировала!
        - И-и-и-эх!
        Из дверей ближайшего кабака вылетел пьянчужка, за ним бросились вышибалы, догнали и принялись молча молотить ногами.
        - И как же вы теперь? - поинтересовался ИХ, осторожно обходя занятых непростой работой здоровяков.
        - Нормально, - махнул рукой посредник. - Волосатики выдвинули вполне разумные условия: первое - все оружие, уходящее с их заводов и фабрик, должно быть оплачено тем или иным образом.
        - Молодцы.
        - Второе: торгуя оружием, Омут и Ушер не мешают друг другу.
        - Монополия - высшая форма экономической организации, - одобрил Бабарский.
        - Кто это сказал?
        - Логика, самая обыкновенная логика: только при монополии можно получить максимальную прибыль.
        - С этим не поспоришь, - согласился Сличер.
        - А теперь признавайся: зачем ты рассказал мне эту в высшей степени поучительную историю? - неожиданно спросил ИХ.
        Но смутить посредника у него не получилось.
        - Чтобы скоротать время, - равнодушно ответил Сличер. - Кстати, мы почти пришли.
        И остановился в трех шагах от крыльца таверны, не желая заканчивать разговор рядом со скучающими у дверей вышибалами.
        - Хотел намекнуть, что некоторые лидеры местного Омута слишком тесно связаны с волосатиками? - догадался Бабарский.
        - Если соберешься играть против Ушера - придется внимательно выбирать друзей, потому что даже тот, кто сейчас нейтрален, не упустит возможность оказать волосатикам услугу. - Сличер выдержал многозначительную паузу и объяснил: - За ними сила.
        - Я тебя услышал, - кивнул Бабарский. Он тоже умел быть многозначительным. - Но спрашиваю еще раз: зачем ты мне помогаешь?
        - За тебя сказал Умный Зум, причем сказал серьезно. - Посредник улыбнулся. - Расскажи Умному, что тебя хорошо встретили и хорошо помогли, и мы в расчете.
        Судя по всему, Сличеру надоело на Кардонии и он хотел повышения.
        - Договорились.
        - О чем?
        - О разных вещах, которые будут интересны и мне, и тебе.
        - Ты удивительно забавен, мой неизвестный невысокий друг, - расхохотался Серый Штык. - И не будь здесь Сличера, я счел бы тебя пройдохой.
        - Наш гость не пройдоха, - вставил слово посредник.
        - Он не называет имени и не торопится излагать дело. - Серый покрутил головой. - Зачем ты его привел?
        Крепкий, плечистый, дочерна загорелый, с белыми, выцветшими на солнце волосами и яркими, лучистыми глазами, Штык напоминал рыбака, одного из тех, что каждое утро выходят из унигартского порта в море. Отец Серого и впрямь вкалывал на баркасе, но сам Штык занимался семейным бизнесом лишь до семнадцати лет, после чего перешел на опасную, но прибыльную криминальную работу. Наверх Серый поднялся с низов, славился среди коллег аккуратностью, осмотрительностью и умом, которые и помогли ему возглавить самый мощный клан кардонийских уголовников - «рыбацкий». Организацией Штык правил уже двадцать лет и считался долгожителем.
        - Зачем ты его привел?
        - Он приглядывается, - пояснил Сличер. - Немного волнуется…
        - На самом деле я хочу понять, смогу ли получить от тебя то, что мне нужно? - нахально произнес ИХ. - Потому что взамен я предлагаю очень много.
        - Очень? - с веселым изумлением переспросил Штык. С поддельным, надо отметить, изумлением.
        - Больше, чем ты думаешь.
        - А если окажется, что меньше? - Никто, кроме ближайших помощников, не смог бы понять, что в голосе главаря мелькнула угроза. Однако ИХ умел читать лица. Он понял, но не смутился.
        - Тогда ты узнаешь, что я за свои слова отвечаю.
        Серый снова улыбнулся. С интересом улыбнулся, лихорадочно пытаясь оценить сидящего перед ним толстяка.
        Таверна «Поддай пару!» располагалась в самом центре Запределья, на Водяной площади, названной так в честь тридцать лет как сломанного фонтана. Собственно, таверной «Поддай пару!» не являлась - из еды в ней подавали исключительно выпивку, и правильнее было назвать ее баром, да размеры не позволяли: двухэтажный особняк (на первом пьют, на втором - номера) на скромный бар не тянул. А называть свою штаб-квартиру борделем, каковым она, в сущности, и являлась, Серый не хотел, вот и приучил народ к слову «таверна».
        Гостя, самим Зумом сосватанного, Штык принял в «кабинете» - отдельной комнатке, предназначенной для приватного пьянства с сотрудницами второго этажа, и тем ясно дал понять, что не считает предстоящую беседу заслуживающей особого внимания. И первый взгляд на длинноволосого коротышку подтвердил опасения Серого: разве такой клоун способен предложить серьезное дело? Но постепенно уверенное поведение толстяка заставило Штыка изменить отношение к происходящему.
        - Занимаешься оружием? - легко осведомился ИХ.
        - Мы на Кардонии, мой неизвестный друг, здесь все занимаются оружием. - Серый плеснул себе ячменной, добавил содовой и раскурил трлстую сигару приотского производства. На взгляд Бабарского, местный табак невыносимо вонял, но о других сортах патриотичные кардонийцы, судя по всему, не слышали. - Ушер его производит, а мы им занимаемся.
        - Я слышал, на Приоте хорошо развито сельское хозяйство и оттуда идет много интересных трав, - продолжил светский разговор ИХ.
        - Я наркотой не занимаюсь, для этого другие спецы есть, - проворчал Серый. - Что же касается оружия, то оно ценится высоко, а его производство дает работу многим простым людям, поэтому я, если можно так выразиться, патриот. Я работаю на благо планеты.
        - Но не все это понимают, - обронил Бабарский.
        - Что ты имеешь в виду? - насторожился Штык.
        Струя вонючего дыма влетела прямо в суперкарго, но хрупкий здоровьем толстяк даже не кашлянул.
        - Есть люди, которые считают, что оружием следует торговать лишь по официальным каналам. - ИХ вздохнул. - Печально, но они есть. И они тебе мешают.
        - Мы говорим о полиции?
        - Не местной полиции, - уточнил Бабарский.
        Витиеватая манера стала раздражать бандита.
        - Хочешь помочь мне в экспортных операциях? - поинтересовался Серый.
        - Ты не поверил в мои возможности, поэтому я начал разговор с оплаты. - ИХ улыбнулся. - Которая окажется выше, чем ты думаешь.
        Выбранная им стратегия разговора наконец начала давать результат.
        - Считай, что ты меня заинтересовал, - медленно произнес Штык. - Но теперь, поскольку мы говорим об оплате, давай без намеков и уловок - прямо, по существу.
        И Серый залпом допил бедовку.
        - Без намеков? Хорошо, можно и так. - Бабарский подался вперед. - Эри Фар, твой племянник, пытался торговать оружием на Вельмене, планете Лингийского союза. Попытка оказалась неудачной. Эри огреб двенадцать лет каторги, уже отсидел два года, но мы оба знаем, что он протянет не больше пяти: лингийская каторга - это тот же смертный приговор, только с мучениями.
        - Я запретил напоминать мне об этой истории! - рявкнул Серый.
        - Потому что она тебя гложет.
        - Ты приехал на Кардонию сдохнуть? - Штык яростно посмотрел на ИХ. - Ты в шаге от смерти, придурок!
        Сигара с размаху вонзилась в столешницу, а в левой руке бандита блеснул короткий рыбацкий клинок, именно такими ножами его подчиненные вспарывали животы рыбам и конкурентам.
        - Ты меня оскорбил!
        Сличер незаметно отодвинулся в сторону, оставив глупого гостя один на один с разъяренным Серым.
        - Ты…
        - Я приехал, чтобы вернуть тебе племянника, - невозмутимо сообщил Бабарский, не бросивший на клинок даже самого быстрого взгляда. - Это больше, чем ты ожидал, или меньше?
        - Это… это… - Примерно пять секунд понадобилось Штыку, чтобы осознать смысл услышанной фразы, и еще десять, чтобы подобрать в ответ нужные слова: - Это невозможно.
        - Почему? - удивился ИХ.
        И наивно хлопнул ресницами.
        - Все знают, что лингийцы не отпускают преступников, - угрюмо бросил бандит.
        - У меня есть нужные связи.
        - Ты хоть понимаешь, что ты сказал? - Теперь в голосе Серого послышалась откровенная угроза.
        - Умный Зум ручается за этого человека, - тихо произнес Сличер. - Или наш безымянный гость сдержит свое слово, или будет иметь дело с Умным.
        - Он будет иметь дело со мной! - Штык врезал кулаком по столу. - Со мной! - И бешено посмотрел на спокойного, как медитирующий бамбадао, ИХ. - Я выну из тебя кишки!
        - За что?
        - За… - И Серый сдулся. Недоуменно покрутил головой: взгляд на затаившего дыхание посредника, взгляд на коротышку; почесал в затылке и негромко произнес: - Я порченый.
        И этой фразой признал поражение.
        Нож исчез. Штык уселся в кресло, раскурил следующую сигару, выдохнул дым и спокойно продолжил:
        - Я имею девок, с этим проблем нет, но понести от меня они не могут. И никогда не могли. И потому Эри был мне как сын. - Серый помолчал. - Мой несчастный брат, да хранит его святая Марта, утонул двадцать лет назад, и я честно заботился о его сыне. О моем сыне. Эри вырос на моих глазах, стал мужчиной, стал похожим на меня и даже… - Еще одна пауза, но бандит справился. - На Вельмен Эри отправился втайне от меня, хотел доказать, что крут, что достоин зваться моим сыном, пусть и названным. Он…
        - Он вернется, - уверенно произнес ИХ. - Мое слово.
        - И слово Умного Зума, - напомнил Сличер. - Ты ведь знаешь, Серый, что во всем Герметиконе нет обещаний крепче.
        А значит, можно не волноваться: чудо случится, лингийцы отпустят контрабандиста.
        - Что взамен? - глухо осведомился Штык.
        - Ты поможешь мне отыскать того, кто сжег канонерки, - спокойно ответил Бабарский.
        - Поможешь отыскать террориста.
        - Что?
        - Что?!
        И Сличер, и Штык недоуменно вытаращились на толстенького ИХ, но тот повел рукой, отсекая ненужные вопросы, и закончил:
        - Я хочу поговорить с этим человеком. А о чем - не ваше дело.

* * *
        Я остаюсь совсем одна,
        Я ухожу, чтоб не вернуться.
        Мой милый друг, моя мечта
        В том, чтобы больше не проснуться…
        Знаменитая пауза, что следовала за последней фразой арии, не сопровождалась знаменитой же тишиной - ее убили противный треск и механическое шипение.
        - Занятно, - пробурчал Помпилио.
        - Тихо!
        Еще через мгновение вступил оркестр, но чарующий момент, о котором с придыханием рассказывали все зрители «Первого Царя», растворился в посторонних шумах, летевших из вытянутой раковины звуковой трубы.
        - Выключи, - попросил дер Даген Тур, и Этель послушно сняла с пластинки иголку.
        Шипение угасло.
        - Тебе не понравилось?
        - Как, ты сказала, это называется? - Адиген бросил брезгливый взгляд на ящик, из которого и торчала выпускающая звуки железяка.
        - Граммофон, - повторила певица. - Его придумали на Галане для того, чтобы можно было слушать оперы дома.
        - Для чего?
        - Чтобы слышать меня, когда я гастролирую в другом мире.
        - Не понравилось, - резко произнес дер Даген Тур.
        - Потому что граммофон галанитский?
        - Потому что я не услышал твоего голоса - он перевран.
        - Спасибо, дорогой.
        - Это не комплимент, - отрезал Помпилио. - Ты - восхитительная певица, но эта странная машина с раструбом все портит.
        - Зато нам не мешают музыканты, - рассмеялась женщина. - И мне не нужно идти к роялю. И когда ты снова отправишься путешествовать, сможешь взять с собой арии в моем исполнении.
        - Я лучше прилечу на твое выступление, - усмехнулся дер Даген Тур, медленно почесывая обнаженную грудь.
        - Спасибо, дорогой.
        Дешевых комнат «Гранд-отель Унигарт» не предлагал. Десятиэтажный красавец, сложенный из серого и красного камня, стоял в самом центре сферопорта, на самой главной площади, распахивал двери исключительно для исключительно важной публики и состоял исключительно из люксов, «королевских» люксов, «дарских» люксов и неприлично роскошных «царских» апартаментов. Но год назад владельцы «Гранд-отеля» решили, что давно не предлагали дорогим клиентам чего-нибудь новенького, особенного, и на крыше «Гранд-отеля» появился первый на Кардонии пентхаус. Собственно номер состоял всего из пяти комнат, но вся прилегающая крыша была превращена в чудесный сад, в одном из уголков которого располагалась похожая на небольшой бассейн ванна, рядом с которой и отдыхал на тахте расслабленный адиген.
        Черноволосая Этель, всю одежду которой составляла тончайшая простыня, оставила граммофон, медленно прошла вдоль ванной, ведя пальцем по воде, взяла с низенького столика бокалы с вином и грациозно расположилась рядом с Помпилио.
        - Игристое выдохлось.
        - Позвони, пусть принесут еще.
        - Не хочу.
        - Игристого?
        - Не хочу никого видеть, - улыбнулась певица. - Надоели.
        Ночь давно и плотно окутала Унигарт прохладным покрывалом, в котором запутался чудесный вид на океан. Юный месяц и россыпь звезд создавали романтичную атмосферу, но осветить маленький сад не могли, пришлось включить фонарь, и его желтый свет с вожделением ласкал Этель, формируя причудливые тени на аппетитных выпуклостях певицы. Покатые плечи, большая грудь, полные бедра - Кажани можно было назвать толстушкой, но этот эпитет использовали исключительно завистники. Как и любая певица, Этель не могла быть тощей, однако тщательно следила за собой, не позволяя роскошному телу превратиться в расплывшийся бурдюк.
        - Ты не представляешь, как я рада видеть тебя на Кардонии.
        - Неужели? - усмехнулся Помпилио, запуская правую руку в длинные волосы женщины. Кудрявые черные волосы, влажные, пахнущие анданийской ромашкой - Этель обожала тонкий, чуть горьковатый запах этого простого цветка.
        - Здесь скучно до ужаса, - подтвердила Кажани, делая маленький глоток вина. - Местные не могут полностью отдаться веселью, потому что слишком озабочены своими проблемами: одни ненавидят других, другие ненавидят первых, а третьи замерли, ожидая, чем все закончится. Каатианцы… ну, ты их знаешь - скупые сухари. А галанитов я недолюбливаю за отсутствие блеска.
        - Но ты частенько гастролируешь на Галане.
        - Все зависит от ангажемента.
        - Кардонийский ангажемент оказался выгодным?
        Дер Даген Тур оставил волосы певицы в покое и теперь нежно гладил ее плечи. Гладил умело, заставляя женщину мягко выгибаться, становясь похожей на довольную кошку, однако последний вопрос Кажани не понравился:
        - Зачем ты тянешь из меня правду?
        - Чтобы мне не рассказал ее кто-нибудь другой.
        - Для тебя важно услышать правду от меня?
        Наивной дурочкой певица не была, спрашивала она не всерьез, просто чтобы поддеть любовника, но где-то в глубине души Кажани мечтала о чуде, о принце на белом коне, о том, чтобы нашелся…
        - Этель? - Помпилио поднял брови.
        - Извини. - Женщина сделала еще один глоток вина и честно ответила: - Каатианцы хотели, чтобы я очаровала Винчера Дагомаро. Они предложили ангажемент, утроили официальный гонорар и долго рассказывали, насколько интересный человек наш бородатый консул. То есть - их бородатый консул.
        - И как? - хладнокровно осведомился дер Даген Тур.
        - У меня много недостатков, - спокойно ответила певица. - Я люблю бывать с мужчинами, и многие называют меня шлюхой. Но я не проститутка. Я не сплю по приказу.
        - Я, конечно, не женщина, но мне кажется, Дагомаро способен понравиться.
        - Он мне понравился, - не стала скрывать Кажани.
        - И?
        - Я пообщалась с ним десять минут и поняла, что никто на свете не способен повлиять на его решения. Никто. Дагомаро - фанатичный патриот. Или патриотичный фанатик. Ради Ушера он переступит через кого угодно.
        - Я знаю.
        - А каатианцам это знание стоило утроенного гонорара, - рассмеялась певица. - Когда Дагомаро понял, для чего твои родственники пригласили меня на планету… А он не дурак, он понял сразу. Так вот, когда он понял, мы стали хорошими друзьями. Не более.
        - Не верю.
        - Почему?
        - Когда ты рядом, нормальный мужчина неспособен остаться равнодушным.
        - Спасибо, дорогой. - Этель повернулась, провела пальцами по губам Помпилио, а затем мягко откинула полу халата и осторожно погладила покрытую шрамами ногу адигена.
        - Болит?
        - Сейчас нет.
        Теплая ладонь медленно скользила по безобразным рубцам, но еще больше тепла было в голосе женщины:
        - Болело?
        - Сильно. - Дер Даген Тур прищурился: - Что веселого?
        На полных губах Кажани заиграла улыбка. Неуместная, учитывая предыдущий вопрос.
        - Я оказалась права.
        - В чем?
        Черные глаза Этель превратились в черные омуты: бездонные, но манящие.
        - Я была уверена, что пострадали у тебя только ноги, и не ошиблась.
        Простыня медленно скользнула на пол, Помпилио улыбнулся в ответ и нежно прикоснулся к женщине.

* * *
        Жестокость редко приводит к желаемым результатам, зато гарантированно порождает не менее злой ответ.
        Идеалисты, ставшие мучениками анархистов-нердов, сознательно шли на смерть, намереваясь открыть глаза «забитому народу», и в чем-то преуспели, поскольку бескорыстная жертва во все времена производила на людей сильное впечатление. Но идеалисты отправились на каторгу, а пришедшие им на смену вожди - возмущенные, озлобленные - не нашли пути лучшего, чем террористическая война. И герои
«Смущенного воскресенья», добровольно отправившиеся на муки и смерть, стали знаменем тех, кто понес муки и смерть другим.
        Трудно поверить, но каких-то пятьдесят лет назад улицы крупнейших городов Герметикона превратились в поле боя, на котором рвались бомбы и звучали выстрелы. Каждый встречный мог оказаться фанатиком-нердом, убийцей, готовым пожертвовать собой ради идеи, а каждый убийца мечтал войти в историю как самый массовый, унесший больше жизней, чем остальные. Взрыв на Верзийской выставке - семьдесят пять погибших, взрыв собора Доброй Дочери в Анамараке - триста сорок два трупа, включая полторы сотни женщин и детей, список можно продолжить, но всех превзошел отравивший шекбергский водопровод Дандир Каперо - восемь тысяч смертей в течение одного дня.
        Борьба за свободу принимает порой весьма причудливые формы.
        Резонанс после Шекбергской трагедии был таким, что даже галаниты, которых многие подозревали в тайном сотрудничестве с нердами, - ведь атаки анархистов были направлены против адигенов и Олгеменической церкви - объявили о полной поддержке любых действий, направленных против террористов. На всех планетах Ожерелья были приняты драконовские законы: за пропаганду анархического учения - десять лет каторги, за любое доказанное пособничество террористам - десять лет каторги, за соучастие в террористических актах - смертная казнь. Нердов преследовали как бешеных собак, и даже до каторги они доживали редко, массово погибая, «оказав сопротивление при задержании». Вожди и теоретики анархизма были изловлены и отправлены на виселицу, само слово «нерд» стало ругательным, но…
        Но убить идею гораздо сложнее, чем человека.
        Это похоже на путешествие в тоннеле: непроницаемо черный, без сахара и сливок кофе летней ночи, мощный прожектор, желающий расплескать его светом, но бьющий на жалкие десятки метров, и лесенка торопливых шпал, бегущих под нескончаемыми рельсами. Только они казались реальными - шпалы и рельсы, сдавленные со всех сторон непроницаемым мраком. Только их выдергивала из черного кофе ложечка резкого света, но выдергивала лишь для того, чтобы бросить на съедение голодному паровозу. Летящему сквозь тьму гиганту, обожающему поглощать разложенные на земле лесенки.
        Но паровоза не видно - его растворил в себе кофе, а прожектор бил из лба, оставляя гиганта в тени. Паровоз гудел, стучал, дарил скорость, но не показывался, спрятавшись в черном кофе вместе с полями, горами, лесами, мостами и станциями. Паровоз не существовал, а казался, и все вокруг - тоже. И трудно было отделаться от мысли, что по лесенке шпал и рельсов мчится один только свет.
        Нематериальный.
        Чудом зародившийся в черном безвременье ночи.
        Но Малькольм Фрей доподлинно знал, что это не так. Что в действительности за спиной гиганта - настоящего, взаправдашнего, существующего гиганта! - тянутся долгой змеей тяжелогруженые вагоны. А вокруг двухколейной дороги, принадлежащей
«Северным Чугунным Путям», расстилаются поля и леса, что мир есть, а разлитый по нему кофе скоро исчезнет. Не навсегда, до следующей ночи, но обязательно исчезнет. Малькольм Фрей был реалистом, водил паровозы уже двадцать три года и никогда, даже будучи зеленым юнцом, не поддавался романтическим настроениям и не видел в ночном рейсе ничего, кроме ночи и рейса. Ну и паровоза, естественно.
        - Слышал новость: ушерцы хотят ставить на локомотивы рации. - Скотт, вот уже семь лет бывший бессменным помощником Фрея, прочитал об этом еще два дня назад, но позабыл, и только сейчас, глубокой ночью, припомнил интересную тему.
        - Рации? - переспросил машинист, поправляя форменную фуражку.
        - Как на корабли.
        - Зачем?
        Консервативный Фрей был полностью доволен существующим положением вещей и не видел необходимости в изменениях. Новомодным рациям, которые чаще ломались, чем работали, Малькольм не доверял, отдавая предпочтение старому доброму телеграфу.
        В ответ Скотт пожал плечами:
        - А вдруг в дороге что случится? Мост, допустим, рухнет или путь повредится?
        - Если впереди сейчас мост, допустим, рухнул или путь повредился, - передразнил приятеля Фрей, - то нам от рации толку не будет, мы все равно затормозить не успеем: ухнем с этого моста - и до свидания.
        - Типун тебе на язык, - быстро произнес Скотт. - Я ведь не то имел в виду!
        - А что?
        - А то, что нам по рации о мосте рухнувшем сообщить успеют.
        - Кто?
        - Стрелочники. Или обходчики. Мало, что ли, людей на чугунке работает?
        - Людей полно, - не стал спорить Фрей.
        - О том и речь, - оживился Скотт. - Если что случится, нам тут же сообщат, мы скорость сбросим, потом остановимся, и никто не пострадает.
        - А семафоры зачем?
        - А если прозеваешь какой?
        - А это будет означать, что я плохой машинист и ни на что, кроме как с моста, не гожусь.
        Перед глазами помощника встала ужасающая картина железнодорожной катастрофы: летящий в реку паровоз, за ним - ломающаяся цепочка вагонов, взрывающийся кузель и огонь, повсюду огонь…
        - Ты смеешься! - догадался Скотт. - Смеешься, да?
        Видение рассеялось, но внутри еще оставалось прохладно. Еще таилась внутри капелька ужаса, что на мгновение овладел помощником.
        - Смеюсь, - признался Фрей и тут же напомнил: - Через час останавливаемся, пропускаем первый скорый.
        - И воды набрать надо, - перешел на деловой тон Скотт. - До Унигарта не дотянем.
        - Наберем, - хмыкнул машинист. - Времени полно.
        - На этот раз будет не просто красиво, - негромко произнес привалившийся к дереву Шо Сапожник. - Если все пройдет как задумано, ты, ипать мой тухлый финиш, превзойдешь самого себя.
        - Это будет хороший спектакль, - спокойно ответил Лайерак.
        - Великий.
        - Хороший.
        Ночная тьма напоминала битум - залила мир густой смолой, вычеркнула все, даже пальцев на вытянутой руки не видно, чего уж говорить о собеседнике, находящемся в трех шагах? Отто не видел Сапожника, но был уверен, что Шо улыбается.
        - Ты не наслаждаешься победами заранее, Огнедел. Ты прекрасно представляешь грандиозный финал, но запрещаешь себе восхищаться им до тех пор, пока он не случится.
        - Я осторожен, - уточнил Лайерак.
        - Или суеверен?
        - Какая разница?
        - Согласен - никакой, - признал Шо. - Главное, что ты переживаешь свой триумф однажды, а я, благодаря богатому воображению, - несколько раз. И скажу тебе честно, Огнедел: сейчас я жалею, что служу в нашей труппе актером, я с удовольствием занял бы местечко в партере.
        - Не перегибай, - поморщился Отто, но оба террориста понимали, что Лайераку приятно слышать неприкрытую лесть старого напарника, и тот факт, что Сапожник уже влил в себя полбутылки бедовки, ничего не значил: пьяный, слегка поддатый или трезвый, Шо действительно мог представить спектакль до самого финала. Сапожник заранее восхищался действом и режиссером. А Отто не стеснялся признаваться себе в том, что без предоставленного заказчиками снаряжения настолько грандиозной постановки не случилось бы.
        В ящиках, полученных Огнеделом, находилось как привычное, но усовершенствованное оружие, вроде огнеметов, что они использовали при атаке на порт, так и уникальные приспособления, вызвавшие у Лайерака неподдельное восхищение. Необычные смеси и алхимические растворы, обладающие поразительными свойствами, зажигательные бомбы с хитроумными взрывателями и многое другое. Огнедел радовался как ребенок и, разрабатывая акции, тщательно рассчитывал каждый взрыв, каждый язык пламени - в отличие от Шо, Лайерак получал удовольствие не только от действа и финала, но и от подготовки к ним.
        - Это будет красиво, - повторил Сапожник. - Спектакль войдет в историю.
        - Но его мало кто увидит, - вздохнул Отто.
        - Увы, наши постановки не для всех, - рассмеялся Шо.
        - Не шуми.
        - А кто услышит? - Сапожник потянул из кармана флягу, но, поразмыслив, вернул ее обратно. - Кто нас здесь услышит, Огнедел? Кузнечики? Суслики? Совы?
        И опять - не поспоришь.
        Террористы прятались в небольшой рощице, что весело зеленела в полулиге от затерявшегося в бескрайних полях Приоты разъезда. Днем зеленела, разумеется, а сейчас, невидимая во мраке, тихонько шумела на легком ветру, словно выказывая Отто и Шо неудовольствие. Роща, кажется, догадывалась, что затеяли преступники, но помешать, увы, не могла.
        - Мы все сделаем и…
        - Заткнись!
        - Что? - оторопел Сапожник: никогда еще Лайерак не говорил с ним настолько грубо.
        - Поезд! - прошипел Отто.
        - Наш?
        - А чей еще? Ты расписание читал?
        - Сколько сейчас времени?
        Нет, полбутылки бедовки все-таки много, чересчур много для крепкого некогда Шо.
        На разъезде обозначилось движение: загорелись фонари - большой, украшающий столб рядом с водокачкой, и маленький, ручной, которым освещал себе путь вышедший из домика стрелочник. Побрехал, для порядка, проснувшийся кобель, после чего вновь наступила тишина.
        - Сначала приходит наш грузовик, останавливается на разъезде и ждет скорого, - хмуро напомнил Отто.
        - И нас, - хихикнул Сапожник.
        - И нас, - подтвердил Лайерак, вплотную подойдя к напарнику. - Ты помнишь, что должен делать?
        И столкнулся со злым, абсолютно трезвым и абсолютно злым взглядом Шо.
        - Я помню, - буквально выплюнул ответ Сапожник. - Я все сделаю.
        - Не сомневался в тебе, - ровно произнес Отто. И ухнул степной совой, давая знак остальным, что представление начинается…
        - Никогда, - тихо ответил Скотт, с улыбкой глядя на медленно приближающийся разъезд.
        Освещенные окна домишек, фонари, прожектор локомотива - света здесь оказалось много, и он смело окрашивал полутонами черный кофе, разрушая чарующую таинственность ночного путешествия.
        - Никогда не останавливается? - переспросил удивленный Фрей.
        - Да, - подтвердил помощник и с неожиданным пылом продолжил: - Я верю, что паровозы никогда не останавливаются. И никогда не спят.
        И неохота, с которой локомотив расставался с набранной скоростью, подтверждала странные слова Скотта.
        На мгновение огромный паровоз показался машинисту живым: стук колес - цокот копыт, мерное гудение машины - довольное урчание, шипение пара - шипение… но уже через пару секунд Малькольм стряхнул с себя наваждение.
        - Скотт… - Однако язвительная фраза, почти слетевшая с языка, на нем же и застряла. Прагматичный Фрей решил не обижать старого друга: сглотнул дурацкую реплику и продолжил совсем в ином ключе: - Скотт, ты никогда не говорил ничего подобного.
        - Боялся, что ты меня высмеешь, - честно ответил помощник.

«И правильно делал».
        - А сегодня?
        - Не знаю. - Скотт привычно - он всегда так поступал, когда тщательно обдумывал ответ, - щелкнул грязным ногтем по стеклу манометра. - Мне почему-то показалось, что сегодня нужно сказать.
        Длинная змея грузовика давно уже сошла с основного пути, освободив дорогу скоростному первому, и сейчас, неразборчиво прошипев что-то, остановилась у водокачки, намереваясь как следует подзаправиться.
        - Малькольм!
        - Привет, Рич! - Машинист распахнул дверцу и лихо, как в молодости, спрыгнул на землю, предоставив Скотту самому заканчивать с остановкой состава. - Как дела?
        - Да как обычно.
        - Скучаешь?
        - Женился в том году.
        - Об этом я и говорю.
        Мужчины рассмеялись старой шутке, которую всегда повторяли при встрече, уселись на лавочку и раскурили трубки. До первого скорого, что должен был обогнать грузовик, еще сорок минут, так почему бы не поговорить о разном? О новых, неспокойных временах и захвативших Валеманские острова ушерцах, о выставке и поднятых налогах, о женах и детях.
        Машинист и начальник разъезда трепались, их помощники наладили подачу воды и тоже заболтались, паровоз неспешно пил, вагоны дремали, цепному кобелю снилась рыжая сучка, и никто, абсолютно никто не заметил группу облаченных в черное мужчин, которые споро закинули в несколько последних вагонов весьма подозрительные ящики и канистры.
        - Я его чувствую, понимаешь? - Скотт рассмеялся. - Чувствую! Он живой!
        - Не понимаю, - сдался Фрей.
        - И не надо!
        - Надо! - Машинист хлопнул себя по колену. - Надо!
        Как можно чувствовать железо? Пар? Машину? И зачем их чувствовать? Они ведь вещи! Бездушные, мертвые вещи! Что такое паровоз? Железный ящик, внутри которого прячется столб Философского Кристалла - умирающее сердце любого кузеля. Прячется и медленно растворяется в королевском уксусе, выдавая неимоверное количество тепла, которое превращает воду в пар, даруя машине некое подобие жизни. Все просто, и в то же самое время - сложно. Фрей слышал, что некоторые люди видели в послушных железяках нечто большее, чем хитроумные творения человеческих рук, но никогда не подумал бы, что среди этих идиотов окажется Скотт.
        - Еще сто пятьдесят лиг, - проворчал Фрей желая наконец закончить опостылевшую тему.
        Ругаться с другом не хотелось, но сил выслушивать его бред не осталось.
        - Ага, - подтвердил помощник. - Сто пятьдесят.
        - Подремлешь?
        - Не, дотяну до Унигарта.
        - Как хочешь, - слегка разочарованно произнес машинист.
        Фрею нравился последний перед сферопортом перегон - через пятьдесят лиг от разъезда начинался Длинный Нос, и запах трав и цветов, что следовал за эшелоном через всю Приоту, смешивался с солью морского ветра, порождая причудливого вкуса коктейль. Нет, конечно же, главными источниками ароматов оставались масло и раскаленный металл, но тонкое обоняние Малькольма позволяло ему отбрасывать машинные примеси, концентрируясь на нежных запахах природы. И Фрей неожиданно подумал, что именно сегодня, после дурацкого разговора об одушевленных машинах, неплохо было бы проехать этот перегон в одиночестве. И в тишине.
        Но не получилось.
        - Прибавим?
        - Давай.
        На этом участке разрешалось разгоняться до пятидесяти лиг в час, и машинисты охотно пользовались своим правом.
        - Малькольм, я понимаю, что сегодня…
        Но продолжить Скотт не успел - получил пулю в голову и мешком осел на пол. А в следующий миг ошарашенный Фрей разглядел стрелка - мужчину в черной одежде, что стоял снаружи, немыслимым образом повиснув на узенькой подножке. Но удивиться поразительной ловкости незнакомца или же предпринять что-либо Малькольм не успел - вторым выстрелом Лайерак застрелил машиниста, после чего открыл дверцу и спокойно вошел в кабину. За ним последовал Сапожник, без труда повторивший путь Отто: с крыши на подножку, с подножки внутрь.
        - От мертвечины избавься, - не оборачиваясь, приказал Лайерак.
        - Ага.
        Шо подхватил под руки ближайшее тело - Скотта - и потащил его к открытой дверце. А Лайерак внимательно изучил показания приборов и удовлетворенно хмыкнул: все шло по плану.
…Грузовой железнодорожный центр Унигарта располагался на юго-западе, между городской чертой и сферопортом, а чуть дальше, на южном побережье, находился морской грузовой порт - самый большой на Кардонии. Прагматичные ушерцы - а именно они проектировали Унигарт - сумели создать грандиозный транспортный узел, гармонично объединив воздушный, наземный и водный транспорт, что позволяло существенно экономить время и деньги. Проектировщики не просто расположили порты рядом, но продуманно связали их между собой и с расположенными неподалеку складами. В результате получилось удивительное, хаотичное на первый взгляд, но предельно рациональное, как муравейник, переплетение железной и обыкновенных дорог, по которым неспешно тащились паротяги; а над ними тянулись акведук и линии электропередачи; а еще выше пыхтели перетаскивающие грузы краны, а совсем высоко - цеппели.
        Жизнь в грузовом районе Унигарта не затихала ни на мгновение, суда и цеппели швартовались едва ли не каждый час, поездам приходилось пробираться сквозь хитросплетение многочисленных стрелок буквально на цыпочках, на минимальной скорости, и это обстоятельство категорически не устраивало Лайерака.
        - Шестьдесят пять лиг! - Сапожник подпрыгнул. - Ипать мой тухлый финиш: глазам не верю!
        - Мало! - рявкнул Отто, напряженно глядя на приближающийся Унигарт.
        - Мало?! Мы разогнали это корыто…
        - Мало!!
        И Шо прибавил.
        Все предохранители, защитные клапаны и контуры они сорвали, когда только осваивались в захваченном локомотиве. Сапожник отлично разбирался в паровозах - в молодости учился на инженера - и сумел превратить машину в обезумевшего от жажды скорости зверя. Несчастный локомотив надрывался, дрожал всем корпусом, приятный перестук колес превратился в оглушительный непрекращающийся грохот, но не подчиниться приказам Шо машина не могла и послушно набирала все большую и большую скорость, словно желая оторваться от рельсов и присоединиться к плывущим под облаками цеппелям.
        - Семафор закрыт!
        - Естественно! - расхохотался Лайерак. Отто ждал кульминации - огня, явления ослепительного пламени, но наслаждался и яростью бешеной скорости. Запахом опасности и предчувствием большой беды. - Они знают!!
        На чугунке уже догадались, что возникли проблемы, но еще не поняли, насколько серьезные. Пригородную станцию грузовик пролетел со свистом - иначе не смог бы набрать нужную террористам скорость, и оттуда отстучали паническое сообщение диспетчерам.
        - Успеют?
        - Ни за что!
        Семьдесят лиг в час. И хохот Сапожника:
        - Мы сделаем!
        - Не торопись!
        Двоих парней Лайерак послал к Главной Стрелке Операции, к той, которая могла отправить взбесившийся эшелон на Объездную петлю, прочь от хаотичного скопления грузового вокзала, и ребята не подкачали: пролетая, Отто успел заметить бездыханные тела стрелочников.
        - Отлично!
        Путь открыт, теперь их никто не остановит.
        - Что?
        - Скорость?!
        - Семьдесят пять, ипать мой тухлый финиш! Восемьдесят!
        Набравший колоссальную инерцию состав несся в никуда. Точнее - в хвост другого состава. Или в тупиковый отбойник. Куда придется. Нет, все-таки точнее не скажешь
        - в никуда. Другой цели у эшелона уже не было.
        В никуда.
        - Бежим! - Шо заблокировал управление, распахнул дверцу и ухватился за свисающую с крыши кабины веревку. - Скорее!
        - Иду!
        Последний взгляд вперед, на приближающееся «никуда», легкая грусть: а ведь Сапожник прав - посмотреть бы со стороны… и торопливый рывок к дверце, к спасительной веревке.
        Восемьдесят лиг в час. Прыгать на такой скорости - безумие, но Огнедел и не собирался. Все, что требовалось - добежать до последнего вагона, который помощники отцепили в тот самый миг, когда Отто перепрыгнул на его крышу.
        А за мгновение до этого, еще стоя на предпоследнем вагоне, Лайерак с размаху разбил об него колбу с алхимическим раствором и тем запустил стремительную реакцию…
        Скорость, масса, огонь.
        Невероятнее, всесокрушающее сочетание.
        Больше всех повезло сидевшим в высокой башне диспетчерам сферопорта - только они наблюдали поставленный Лайераком спектакль от начала до конца. Только они насладились великолепным замыслом и грандиозным исполнением.
        Только они увидели, как плохо различимый в предрассветных сумерках эшелон вдруг вспыхнул. В несколько секунд вспыхнул от хвоста до здоровенной головы, на глазах превратившись в нацеленную на Унигарт стрелу.
        В огненное копье.
        И вой тревожной сирены, что запустили паникующие диспетчеры, обрамил кошмарную картину багетом ужаса, доведя постановку до совершенства.
        Почти до совершенства, поскольку финал еще не случился.
        - Почему его не переводят? - тихо спросил кто-то, завороженно наблюдая за тем, как охваченный пламенем состав несется к отбойнику, а маленькие фигурки людей разбегаются от опасного места.
        Поздно!
        Слишком поздно, потому что локомотив уже врезался. Уже громыхнуло, перекрыв орущую сирену, и тяжеленная махина подпрыгнула и сразу лопнула, выпуская на свободу струи пара, огонь и металл. Кузель разорвался, раскаленные его куски ударили вокруг, брызги королевского уксуса пулями пронзали все на своем пути, но даже это были цветочки, легкая увертюра, потому что следом стали разлетаться вагоны. Огненная цепочка состава неожиданно уперлась в преграду рассыпалась, и ее звенья, торопясь избавиться от набранной энергии, покатились и полетели, сметая любые препятствия. Пылающие вагоны врезались в стены складов, в соседние составы и опрокидывали тяжелые локомотивы, все сильнее раскручивая маховик хаоса. Рухнула мачта электрической линии, вспыхнул пакгауз, за ним еще один, два взрыва подряд - взлетели на воздух паровозы, и затянутый черным дымом вокзал превратился в поле, засеянное ломаным железом, огнем и кровью. В поле, по которому прокатилась война.
        Глава 7
        в которой Бабарский отчитывается, Дагомаро мрачен, Кира получает добрый совет, а Помпилио дает обещание
«Чудовищная катастрофа!»

«Кошмарная трагедия или хладнокровное преступление?»

«Унигарт в огне!»

«Это война!»
        Утренние газеты были отпечатаны еще до катастрофы, оказаться в них горячая новость не могла никак, а потому на столике лежали наспех выпущенные листки экстренных выпусков. Четыре главные унигартские газеты - четыре листка, и в каждом - фотографии разнесенного грузового центра.
        - Снимки не передают величия картины, - негромко произнес Бабарский. Пронырливый суперкарго успел побывать на месте трагедии, переговорить с осведомленными людьми и знал о катастрофе намного больше всех журналистов Унигарта. - Вокзал вдребезги: пути разорваны, некоторые склады горят до сих пор, повсюду перевернутые вагоны и паровозы. Выглядит, как после артиллерийского налета. А диспетчеры сферопорта в один голос твердят, что кто-то направил на Унигарт огненную стрелу.
        - Канонерки тоже сожгли, - прищурился Помпилио.
        - Совершенно верно, мессер.
        - То есть я не ошибся: это было начало?
        - Теперь в этом нет никаких сомнений, мессер, - подтвердил ИХ. - Из того, что я услышал, можно сделать только один вывод: террористический акт.
        - Что ты услышал?
        ИХ аккуратно промокнул нос платочком, кашлянул в него же и деловым тоном произнес:
        - Очевидцы рассказывают, что незадолго до катастрофы от эшелона отцепился последний вагон. Отцепился и очень быстро затормозил. Он до сих пор стоит целенький, хотя от эшелона осталась лишь гора расплавленного металлолома.
        - Кто-то раскачивает лодку, - протянул дер Даген Тур.
        - Полагаете, террористы появились не случайно?
        - Не верю в совпадения. - Помпилио помолчал. - Вопрос: кто пригласил их на Кардонию?
        - Тот, кто хочет сорвать переговоры.
        Бабарский прибыл с докладом акурат к первому завтраку: апельсиновый сок, кофе, выпечка с медом; получил приглашение и с огромной охотой вцепился в хрустящий рогалик, запивая его большими глотками кофе. Столик был сервирован на западной стороне сада, в направлении промышленных пригородов, однако разобрать, что происходит на полуразрушенном вокзале, не представлялось возможным: его скрывали дома и облако плотного черного дыма.
        - Как город? - светски осведомился Помпилио, макая рогалик в липовый мед. Адиген употреблял только его - жидкий, почти прозрачный, но очень душистый. А замечание насчет срыва переговоров дер Даген Тур оставил без внимания.
        - Встревожен, - в тон ответил Бабарский. - Всех разбудил грохот, люди напуганы.
        - Этого следовало ожидать.
        - Согласен, мессер.
        Самого Помпилио катастрофа не разбудила: он просыпался рано, немедленно отправлялся к хитроумному приспособлению Хасины, что пряталось в дальней комнате, и приступал к изнурительным упражнениям, на которые три раза в день тратил по два часа. Теодор и Альваро шепотом рассказывали, что адиген, случалось, терял от боли сознание, но, приходя в себя, продолжал заниматься. Он хотел ходить. И помочь ему могла только железная воля, которая некогда сделала дер Даген Тура бамбадао, позволив преодолеть жесточайшие испытания Химмельсгартна.
        ИХ вновь кашлянул:
        - Извините, наглотался дыма. - И продолжил: - Ползут слухи, что по Унигарту разгуливает Огнедел.
        - Тем интереснее стоящая перед нами задача, - улыбнулся дер Даген Тур. Упоминание самого опасного террориста Герметикона не вызвало у него беспокойства. - Лично я не думаю, что это Огнедел, - почерк этого бандита легко подделать, но требую, чтобы ты действовал как можно быстрее…
        - Дорогой, никогда не подумала бы, что ты встаешь в такую рань. - Певица обставила выход максимально эффектно: черные волосы пребывают в тщательно продуманном беспорядке; тончайшего шелка халат прилип к роскошным выпуклостям, но нисколько не скрывает их, лишь красит в нежно-сиреневый; голос «сонный», с хрипотцой. Молодая женщина знала, что Помпилио не устоит, но никак не ожидала встретить в саду гостя.
        - Кто это?
        И машинально скрестила на груди руки - там халат был распахнут гораздо шире, чем дозволялось приличиями.
        - Познакомься, Этель, это Бабарский, мой суперкарго, - спокойно произнес адиген, с улыбкой глядя на смутившуюся певицу. - Ты замечательно выглядишь.
        - Спасибо, дорогой.
        Как выяснилось, держать удар Кажани умела. Она величаво прошла к столику и сделала большой глоток апельсинового сока из бокала Помпилио.
        - Мне показалось или ночью приключился шум?
        - Не показалось.
        Шелк отчетливо обрисовывал крупные соски Этель, и смущенному Бабарскому ничего не оставалось, как перевести взгляд на запад, на далекое облако черного дыма. ИХ с удовольствием просвистел бы какой мотивчик, но понимал, что будет неправильно понят.
        - Была гроза?
        - Поезд сошел с рельсов, - хладнокровно ответил адиген. - Мы как раз обсуждаем этот случай.
        - Какой ужас. - Замечание было именно что «обронено»: певице следовало среагировать на сообщение, и она среагировала. Без особых эмоций. - Кто-нибудь погиб?
        - Кто-нибудь всегда гибнет.
        - Понимаю. - Женщина допила сок и негромко сообщила: - Я приму ванну.
        В ее голосе скользнула легкая обида.
        - Там и увидимся, - пообещал Помпилио.
        - Я жду.
        Нежно-сиреневая фигура исчезла за кустами, и Бабарский, подумав, пробормотал:
        - Мои комплименты, мессер, у вас великолепный вкус.
        - Такова участь инвалида, ИХ, - с печалью в голосе поведал адиген. - Образно говоря, я потерял возможность бегать за добычей и довольствуюсь тем, что само плывет в руки.
        - В ваши руки плывет самое лучшее.
        - Гм… Возможно. - Дер Даген Тур на мгновение сожмурился, словно вспомнил нечто весьма приятное, но тут же приказал: - Вернемся к делам.
        - Да, мессер, - подобрался суперкарго. Но он до сих пор переживал явление полуобнаженной знаменитости.
        - Ты обещал отыскать террористов.
        - Я все устроил, мессер. - Бабарский позволил себе улыбку. - А значит, человека, о котором мы с вами говорили, нужно освободить.
        - Когда ближайший цеппель на Лингу?
        - Сегодня в три часа дня уходит пассер «Клювиц».
        - Возьми у Теодора письмо и передай с капитаном.
        - Да, мессер.
        - Как я уже говорил, мы должны ОБЯЗАТЕЛЬНО вычислить террористов. - Помпилио сцепил на животе руки, жестко посмотрел на ИХ и повторил: - Обязательно.
        - Да, мессер.
        Суперкарго ответил всепонимающим взглядом и одним глотком допил кофе.
        - А что, кстати, полиция?
        - Мои местные знакомые уверяют, что власти ловят злодеев без особой охоты.
        - Не хотят или не могут? Ты закончил с завтраком? Давай прогуляемся.
        - Да, мессер. - Бабарский поднялся и, взявшись за ручки инвалидного кресла Помпилио, стал медленно толкать его вдоль балюстрады.
        Дорожка шла по периметру крыши, и собеседники могли насладиться дивными видами утреннего Унигарта: залитый солнцем Банир, волнистое поле которого неспешно пересекали суда и рыбацкие лодки; острые крыши домов и плывущие высоко над ними цеппели; повозки и новомодные автомобили на улицах, снующие люди. Шум, гам и гудки. Повседневность. Унигарт жил обычной жизнью, и безобразное пятно, что дымной кляксой чернило небо над западными окраинами, казалось неестественным. Дурацким розыгрышем, который устроил кто-то неведомый, но очень сильный. И еще казалось, что пятно это можно легко и просто стереть: и с неба и из памяти.
        Но так только казалось.
        - Если слухи верны и на Кардонии объявился Огнедел, полиция не сможет его вычислить, - произнес Бабарский. - Сейчас в Унигарте полным-полно приезжих со всего Герметикона, и затеряться среди них опытному террористу - раз плюнуть.
        - ИХ!
        - Извините, мессер, - поправился суперкарго. - Я имел в виду - легко.
        - Ты слишком глубоко погружаешься в Омут.
        - Впредь буду внимательнее.
        - Будь любезен. - Дер Даген Тур помолчал, давая Бабарскому возможность полностью осознать смысл полученного замечания, после чего вернулся к насущным проблемам: - Ты все рассказал?
        - Последняя новость еще не подтверждена, мессер. - ИХ остерегался приносить Помпилио непроверенные слухи.
        - Говори, - приказал тот, рассеянно разглядывая знаменитый на всю Кардонию маяк.
        - Полицейские, с которыми я говорил на вокзале, намекнули, что террористы используют новейшее оружие: усовершенствованные огнеметы и секретные зажигательные смеси, которые производят лишь на ушерских алхимических заводах.
        - Это оружие кому-нибудь поставлялось?
        - Армия Ушера и армия Приоты, - уверенно ответил ИХ. - За пределы Кардонии его еще не вывозили.
        - Ушер поставляет Приоте новейшее оружие? - удивился адиген.
        - Иногда и в небольших количествах.
        - Любопытно… - Еще одна пауза. Из-за кустов, мимо которых они как раз проезжали, послышался плеск воды и женский голос: купаясь, Этель напевала игривую песенку. Бабарский молниеносно обернулся, пытаясь пронзить взглядом плотную листву, а вот Помпилио остался равнодушен, его занимали иные материи: - Ушер и Приота стоят на грани войны. Напряжение начало накапливаться не вчера, отношения последовательно ухудшаются уже несколько месяцев, но Ушер, тем не менее, поставляет вероятному противнику новейшее вооружение.
        Тишина. Увлекшийся Бабарский потерял нить беседы.
        - ИХ!
        - Да, мессер, вы абсолютно правы. - Суперкарго вздрогнул. - Удивительно.
        - Что удивительно? - не понял Помпилио.
        - Удивительно, насколько вы точны в своих предположениях, мессер, - нашелся Бабарский.
        Дер Даген Тур покосился в сторону ванны и нахмурился:
        - Я только что сказал, что ты сильно рискуешь.
        - Оно того стоит, мессер.
        - Откуда ты знаешь?
        - Мне кажется.
        Пару мгновений адиген молча обдумывал смелое заявление суперкарго, после чего улыбнулся и кивнул:
        - Тебе правильно кажется, ИХ, - стоит. - И тут же вернул себе деловой тон: - Делай все, что сочтешь нужным, но отыщи террористов.
        - Да, мессер.
        - И перестань останавливаться - мы гуляем.
        - Да, мессер. - Бабарский со вздохом навалился на кресло, и они проехали дальше, к выходящей на площадь Конфедерации южной стороне.
        - Как тебе местная архитектура?
        - Простая, - мгновенно отозвался ИХ.
        - Пожалуй, соглашусь, - кивнул Помпилио. - Простая, но с претензией.
        - Купеческий размах, мессер. Кардонийцам не хватает изящества.
        - И снова в точку. - Адиген помолчал. - Кстати, о купцах: вчера мне представили директора-распорядителя Компании, некоего Абедалофа Арбедалочика.
        - Да, мессер?
        - Он странный.
        - Странный? - Бабарский приподнял брови, но вспомнив, что Помпилио не видит его лицо, уточнил: - Что-то особенное?
        - Директор-распорядитель - это очень высокая должность в структуре Компании, - размеренно произнес дер Даген Тур. - Это руководитель с чрезвычайными полномочиями, несущий ответственность лишь перед директорами-наблюдателями.
        - Да, мессер.
        - Учитывая важность Кардонии, все ожидали, что директором-распорядителем будет назначен барон Калочик… Когда я говорю «все», я имею в виду лингийских даров, а это значит, что назначение Калочика можно было считать состоявшимся.
        - Да, мессер.
        - Но на сцене совершенно неожиданно появился этот юноша.
        - Абедалоф Арбедалочик, - повторил, словно пробуя на язык, ИХ. - Я слышал, его называют Везунчиком.
        - Узнай все остальное.
        - Э-э…
        - Что не так?
        - Боюсь, мессер, что для этого вам придется отправить меня на Галану, - вздохнул суперкарго. - Моих здешних связей для составления развернутого досье недостаточно.
        Пронырливый ИХ нечасто расписывался в собственном бессилии, и только в тех случаях, когда сталкивался с действительно безнадежным заданием.
        - Гм… - Дер Даген Тур провел рукой по лысой голове. - Здесь есть консорция?
        - Да, мессер.
        - Организуй мне встречу.
        - Когда вам будет угодно?
        - Не сегодня и не завтра.
        - Да, мессер.
        Импровизированная прогулка завершилась, Бабарский вернул Помпилио к столику, у которого адигена ожидал Теодор, и остановился.
        - Хасина прибудет через час, мессер, - сообщил камердинер. - Какие будут распоряжения?
        - Где наша гостья?
        - Все еще в ванне.
        - Я составлю ей компанию, - решил дер Даген Тур. - А через полчаса можно накрывать второй завтрак.
        - Да, мессер.
        Адиген перевел взгляд на Бабарского:
        - ИХ, я крепко на тебя рассчитываю.
        - Приложу все усилия, мессер, - пообещал суперкарго. - Террористов будет искать весь город.

* * *
        Мало кто на Кардонии не завидовал Винчеру Дагомаро - миллионеру, промышленнику, политику и просто - одному из лидеров планеты. И мало кто не мечтал оказаться на его месте. На первом месте, ибо Винчер всегда был на вершине, всегда во главе, а если что-то не складывалось, он не стыдился отступать, но только для того, чтобы с триумфом вернуться. «Быть первым!» - он не знал других правил, потому что носил фамилию Дагомаро. А с восемнадцати лет он был не просто Дагомаро, а главой семьи. В восемнадцать Винчер единолично возглавил доставшуюся от отца империю и сейчас, в пятьдесят семь, с гордостью говорил, что утроил полученное наследство.
        И не было в его словах ни грана лжи.
        Но ошибался тот, кто считал, что путь Дагомаро всегда устилали розы. И ошибался тот, кто думал, что Винчер всего добился сам - в его жизни был настоящий друг.
        Меньше чем через сутки после гибели «Джека-островитянина» - цеппеля, на котором летели в Унигарт родители Винчера, юный наследник получил первое предложение о покупке акций. Еще продолжалась спасательная операция, рыбаки и военные пытались отыскать выживших, в порту подбирали крохи надежды безутешные родственники, а стервятники уже набросились на ослабевшую компанию. Ничего личного, только бизнес.
        Первое предложение было весьма щедрым - всего на десять процентов ниже биржевой цены, но Винчер отказался, поскольку видел себя на вершине, а не в жалкой роли кутилы, проматывающего невероятное состояние. Винчер заявил, что сможет управлять унаследованной империей, и тем начал войну. И едва устоял. Биржевые атаки, промышленный шпионаж, предательства доверенных лиц, диверсии, саботаж - Дагомаро получал удары чуть ли не еженедельно и со всех сторон. Его сжимали, словно гидравлическим прессом, сделали парией, заставив сражаться в одиночку, и пообещали, что он не победит.
        Стараясь удержаться на плаву, Винчер вычерпал до дна семейные фонды, избавился от ряда активов и даже продал недвижимость, переселившись в один из принадлежащих ему отелей. Он пытался удержать хотя бы базовые предприятия империи, но получалось плохо. Через год после смерти родителей состояние Дагомаро уменьшилось в два раза. Большая часть его предприятий простаивала из-за отсутствия средств, на половине оставшихся бастовали подкупленные рабочие, банки отказывали в кредитах, и ушерцы заключали пари на то, когда именно Винчер уйдет со сиены.
        Банкротство казалось неизбежным, а потом…
        А потом скоропостижно скончался Руперт Онигеро - пятидесятилетний, полный сил мужчина, бывший одним из главных гонителей Дагомаро. Власть в концерне перешла к двадцатитрехлетнему наследнику - Питеру, и ситуация молниеносно повернулась на сто восемьдесят градусов. Онигеро подставил потрепанному холдингу «Дагомаро» могучее плечо: прекратил атаки сам, пригрозил остальным, что вступится за друга в случае продолжения войны и предоставил Винчеру колоссальный кредит на льготных условиях. Питер Онигеро вернул Дагомаро на вершину, с которой тот покатился, и с тех пор их с Винчером дружба стала на Ушере синонимом настоящей крепости…
        - А вдруг катастрофа? - угрюмо предположил Дагомаро, пиная ногой покрытую сажей железяку. Испачкать туфель консул не боялся - получасовая прогулка по разрушенному вокзалу лишила обувь привычного блеска. - Может, у него тормоза отказали?
        И именно их неисправность привела к тому, что уже назвали самой страшной катастрофой в истории Кардонии. Не по числу жизней - нет, погибло всего шесть человек, но по разрушениям. Грузовой вокзал Унигарта перестал существовать, превратившись в памятник хаосу. Кругом вагоны и паровозы: разбитые, помятые и сравнительно целые, стоящие и перевернутые, сгоревшие и слегка обугленные… Между ними - рельсы, порой торчащие вверх; валяющиеся в самых неожиданных местах шпалы; остатки пакгаузов. Где-то, несмотря на усилия пожарных, еще горит. Где-то шипит и потрескивает. Электричество отключено, ремонтники пытаются восстановить упавшие мачты. Полицейские пытаются понять, как все случилось, и не пропустить внутрь зевак и репортеров. А диспетчеры пытаются сообразить, куда направлять грузовики.
        - Что скажешь?
        - О чем?
        - О тормозах.
        - Ты сам в свои слова веришь? - печально осведомился Онигеро.
        - Нет, не верю, - буркнул Дагомаро. - Но хочу услышать мнение профессионала. Аргументируй.
        - Тебе известно мое мнение.
        Корпорация «Онигеро» была исторически связана с транспортом: верфи, морские и воздушные перевозки, железные дороги, производство паровингов, локомотивов, паротягов и бронетягов… Сенатор любил повторять, что его семья обожает все, что движется, и все, что к движущемуся прилагается. И грузовой вокзал Унигарта, к примеру, на тридцать процентов принадлежал расстроенному Питеру.
        - Неисправные тормоза ни при чем, - продолжил Онигеро. - Эшелоны сбрасывают скорость в пяти лигах отсюда, на специальном стоп-разъезде. Там машинист должен был понять, что машина неисправна и поднять Философский Кристалл.
        Мера простая и действенная: извлеченный из уксуса Кристалл перестает выделять тепло, котел остывает, паровая машина останавливается - элементарная физика, с которой даже сломанные тормоза неспособны справиться.
        - Эшелон разогнали? - негромко спросил Дагомаро.
        - Эшелон разогнали, - подтвердил Онигеро.
        Они не походили друг на друга не только внешне, но и внутренне. Полный Питер - сибарит, буквально источающий запах роскоши и чувственных наслаждений. Одна фраза… Нет - одно лишь слово из его уст, один только звук мурлыкающего голоса, и становилось понятно, что Онигеро не привык отказывать себе в удовольствиях. Чего нельзя было сказать о подчеркнуто аскетичном Дагомаро. Они не походили ни в чем, но дружили уже пятьдесят лет и понимали друг друга с полуслова.
        - Свидетели в один голос твердят, что вагоны пылали, а этого не может быть, поскольку в хопперах совсем не используется дерево. И еще все слышали взрывы. Вагоны взрывались до того, как стали врезаться в локомотивы.
        - Ты уже доказал, что это диверсия, - вздохнул Дагомаро. - К чему продолжать?
        - Уточняю: вагоны обработали горючим алхимическим составом и заложили в них взрывчатку.
        - Возможно. - Консул кивнул на группу криминалистов. - Поэтому я и притащил сюда своих экспертов.
        - Можно подумать, они тебе нужны.
        Дагомаро усмехнулся, признавая правоту друга, и уверенно сообщил:
        - Вагоны обработали фоговой смесью «Алдар 2», производной от «Алдара», разработанной Гатовым для новых огнеметов. Она активизируется алхимическим путем и дает долгое, ровное пламя.
        - Были взрывы, - тихо напомнил Питер.
        - Полагаю, в каждом вагоне преступники разместили взрывное устройство на основе нитробола. Только он может привести к таким разрушениям.
        Консул обвел рукой унылый пейзаж.
        - Твои эксперты приехали, потому что на твоих заводах делают лучшие боевые смеси,
        - выделив голосом «твои» и «твоих», произнес сенатор. - И у тебя лучшие специалисты по взрывчатым веществам.
        - К чему ты клонишь?
        - Канонерки тоже сожгли, - хмуро произнес Онигеро. - Понимаешь? Канонерки тоже сожгли.
        И Винчер догадался, о чем говорит старый друг:
        - Нас подставляют?
        - Тебя, - уточнил Онигеро.
        - Нас, - не согласился Дагомаро. - Весь Ушер.
        - Нас, через тебя. Ты сейчас консул, тебе первый удар. - Сенатор зло оглядел развороченный вокзал и продолжил: - Компания приказала землеройкам сорвать переговоры. Махим нанял террористов и снабдил их твоим оружием. А обвинять в преступлениях будут нас.
        - Кто?
        - Газеты. - Онигеро покачал головой. - Винчер, иногда я удивляюсь твоей наивности. Все газеты Унигарта и Приоты воют под дудку прогрессистов и завтра скажут, что это мы разнесли вокзал.
        - Разнесли собственный вокзал, чтобы сорвать переговоры, которые сами предложили?
        - Дагомаро качнул головой. - Это слишком даже для прогрессистов.
        - Как раз для них - не слишком, - отрезал сенатор. - Ты постоянно повторяешь, что Приота неспособна с нами воевать, но молчишь о том, что Ушер полностью зависит от приотского продовольствия. Землеройкам не нужно сражаться - достаточно прекратить поставки.
        - И они разнесли вокзал, чтобы напомнить об этом?
        - Вполне возможно, - развел руками Питер.
        Мужчины посмотрели друг на друга и вдруг одновременно, как это принято на Ушере - и среди бедняков, и среди богачей, - прикоснулись к бородам. Жесты были разные: Винчер погладил свою длинную бороду, проведя ладонью почти до живота, Питер же просто ухватился за подбородок. Жесты были разные, но их смысл был ясен любому островитянину: мужчины в затруднении. Сибарит и аскет, сенатор и консул, миллионер и миллионер, они стояли среди груд расплавленного, перекрученного железа и смотрели друг на друга, поглаживая бороды. Они знали, что нужно принимать решение.
        - Приоту поддерживает Компания. - Онигеро тяжело вздохнул. - Тебе тяжело это слышать, но нам нужны равноценные союзники. Иначе не устоим.
        - Потеряем изрядно, - глухо отозвался Дагомаро. Его глаза запылали. - Каатианцы захотят доли в предприятиях и потребуют пустить банки на наш рынок.
        - Потеряем часть, - уточнил сенатор. - Не все.
        - Если отрезать собаке лапу, это тоже будет называться «потеряла часть».
        - У ящерицы отрастает новый хвост, - криво усмехнулся Онигеро. - Мы умеем вести дела, Винчер, и постепенно выправим ситуацию. Пусть они приходят, пусть берут доли, пусть приводят банки - мы все вернем. Мы сможем обмануть кого угодно, кроме галанитов. Значит, договариваться мы должны с кем угодно, только не с галанитами.
        - И тут же, не дав консулу ответить, продолжил: - Когда ты встречаешься с каатианцами?
        - Сегодня ужинаю с дер Саандером, - неохотно ответил Дагомаро.
        - Попроси их о помощи, - неожиданно горячо произнес Онигеро. Слишком горячо для всегда всем довольного сибарита. - Попроси каатианцев или лингийцев - Помпилио не зря приехал, он ждет, чем закончится твоя встреча с дер Саандером, и наверняка имеет полномочия говорить с нами от лица Линги. Договорись с кем-нибудь, Винчер, у нас нет выхода.
        - Выход есть всегда, - мрачно отозвался консул.
        - Война не выход, а определение бенефициара, - вздохнул сенатор. - С Приотой мы справимся, но Компания нам не по зубам.
        - Наша единственная проблема - сферопорт, - жестко усмехнулся Дагомаро и поднял взгляд чуть вверх, прочь от разгромленного вокзала, к причальным мачтам, у которых величественно покачивались гигантские цеппели. - Если мы заберем Унигарт, мы победим.
        - Святая Марта! - Онигеро в ужасе округлил глаза. - Винчер, ты все-таки собрался воевать?
        - Нет, - твердо ответил консул. - Но я готов к любому развитию событий. И я знаю, что буду делать.
        - Это «Арамалия»? - спросила Кира, внимательно разглядывая изящный цеппель.
        - Совершенно верно, - кивнул Гектор Тиурмачин. - Флаг-яхта каатианского дара Пауля Диирдо.
        - Имя?
        - Имя тоже, но в первую очередь - очень красивый цветок.
        - Я так и думала.
        Со стороны могло показаться, что старый, но на удивление крепкий дедушка привез провинциальную внучку полюбоваться загадочными цеппелями, бросающими вызов самой Пустоте, и в какой-то мере так оно и было. Но одна деталь портила пасторальную картину: Тиурмачин нигде не появлялся без сопровождения, а потому за роскошной
«Колеттой Витарди», в которой сидели маршал и девушка, следовал вместительный авто фирмы «Зееп», набитый вооруженными до зубов телохранителями. К тому же не любоваться приехала Кира в сферопорт, а развеяться, избавиться от дурных мыслей.
        Услышав о катастрофе, девушка выразила желание сопровождать отца на вокзал, но покинула его, едва взглянув на разрушения. На удивленный вопрос ответила резко:
«Недавно видела нечто подобное» и собралась уезжать. Но не смогла отказать маршалу в прогулке по сферопорту. Тиурмачина девушка знала сызмальства, любила, уважала и с большой охотой проводила время в обществе старого эрсийца.
        - Цветок действительно красивый? - серьезно поинтересовалась Кира.
        - Каатианцам нравится, - усмехнулся Гектор. - Арамалия - один из символов Кааты, что-то вроде морской лилии, если я правильно помню…
        - Дар Пауль любит море?
        - Обожает.
        И всячески подчеркивал свою страсть.
        Роскошная отделка «Арамалии» вызывала в памяти образы прекрасных парусников, что бороздили моря Кааты триста-четыреста лет назад.
        Окраска большой гондолы имитировала деревянную корабельную обшивку: слегка потраченную волной, но все еще крепкую. Иллюминаторы стилизованы под пушечные порты, а большие окна обрамляли настолько красивые наличники, что их хотелось назвать багетами. Нос флаг-яхты украшало резное изображение прекрасного цветка, а корма была отдана под открытую палубу - чудесное место для забав в хорошую погоду.

«Арамалия» казалась элегантным фрегатом, над которым распушилось необычное - сигарообразной формы - облако белоснежных парусов. Но больше всего девушку поразили шлюпки - по одной с каждого борта гондолы.
        - Для чего?
        - Насколько я знаю, дар Пауль большой рыбак и любитель поохотиться на сварфов, - объяснил эрсиец. - Он улетает далеко в море и там, на утлых вельботах, предается своим страстям.
        - Красиво.
        - И необычно.
        С другой стороны, цеппели необычны по сути: огромные машины, способные преодолевать огромные расстояния, так стоит ли удивляться тому, что некоторые из них отличаются от себе подобных?
        Кира навсегда запомнила те чувства, что пережила в далеком детстве, впервые увидев цеппели. Восторг, изумление, восхищение и снова - восторг. Важные воздушные суда надолго стали ее кумирами, прочно оккупировав сны и мечты. Кира с радостным нетерпением ждала каждой поездки, излазила все помещения цеппеля, в двенадцать лет по-настоящему встала за штурвал, без труда управляясь с гигантом, а еще через год поняла, что любит небо, а не дирижабли. В тринадцать Кира впервые летала на паровинге и больше не восторгалась медлительными и неповоротливыми цеппелями. Но не забыла старую любовь и не отказывала себе в удовольствии полюбоваться на здоровяков - в конце концов, они умели прыгать через Пустоту.
        Невероятная отделка флаг-яхты поражала воображение, и на фоне великолепия
«Арамалии» пришвартованный к соседней мачте ИР выглядел скромным сухариком рядом с кусочком торта.
        - «Пытливый амуш»?
        - Верно, - подтвердил эрсиец.
        Не броский, не яркий. Из украшений только черный валькнут на руле - символ Астрологического флота.
        - Он… - Девушка прищурилась и даже пошевелила пальцами, подбирая подходящее определение. - Обычный.
        - Зато считается самым быстрым цеппелем Герметикона, - напомнил Тиурмачин. -
«Амушу» проигрывают даже верзийские почтальоны.
        - Почему?
        - Потому что Помпилио нравится летать на самом быстром цеппеле Герметикона и он не жалеет денег на его оснащение.
        - Разве рейдеры должны быть быстрыми?
        - Рейдеры Астрологического флота должны быть живучими, - пояснил маршал. - Но
«Амуш» и живучий, и быстрый.
        Плавные линии силуэта; аккуратно «зализанная» гондола - не стандартная, явно переделанная; необычные обтекатели на мотогондолах - над «Амушем» работали так же тщательно, как над «Арамалией», но его не украшали, а готовили к трудным походам, и потому рейдер выглядел внушительнее соседки, в нем чувствовалось нечто настоящее, железный стержень, который по определению отсутствовал в флаг-яхте.
        Кира знала, что исследовательские рейдеры относились к цеппелям астрологического класса и предназначались для предварительной разведки малоизученных и только что открытых миров. Кира знала, но цеппель и его хозяин не складывались у девушки в единое целое.
        - Не могу представить Помпилио на пограничной планете, - призналась Кира. - Он кажется капризным сыном цивилизации, неспособным одеться без помощи слуги.
        - Он сильно ранен, - коротко напомнил Тиурмачин.
        - Я имела в виду его поведение, а не состояние.
        Кира припомнила ленивые жесты, высокомерный взгляд и облаченного в черное слугу, угадывающего малейшую прихоть взбалмошного адигена.
        - И тем не менее мы говорим об опытнейшем путешественнике, способном выжить в любых обстоятельствах.
        - Так уж и любых? - скептически протянула девушка.
        - Во-первых, Помпилио - бамбадао, а в Химмельсгартне на титулы не смотрят, - серьезно произнес старик. - Во-вторых, он сумел остаться в живых, будучи сыном лингийского дара, одним из претендентов на трон. - Маршал рассмеялся. - Это о многом говорит.
        Шутка удалась: мягкий мужской смех смешался со звонким девичьим, но уже через несколько секунд эрсиец вернулся к серьезному тону:
        - Подружись с ним.
        - Дядя? - изумилась девушка.
        - Необязательно делать то, о чем ты подумала, Кира, поскольку я подразумевал только то, что сказал: в твоих интересах крепко подружиться с Помпилио.
        - Разве он дружит с простолюдинами? Я имею в виду - по-настоящему.
        - Я не адиген, а мы дружим, - пожал плечами Тиурмачин.
        - Ты - маршал, дядя Гектор, один из правителей Эрси.
        - А ты - наследница Дагомаро, девочка, и скоро будешь управлять Кардонией. - Старик помолчал. - Твое положение заставит Помпилио забыть о происхождении.
        - Но зачем мне с ним дружить?
        - Затем, что сейчас в Ожерелье и адигенских мирах Бисера идет смена поколений, - объяснил Тиурмачин. - К власти приходят ровесники Помпилио, для которых он - друг, герой и образец для подражания. Его любят на Линге и в Союзе, у него тесные связи с Верзи…
        - Я поняла.
        Кире стало грустно: разве можно назвать дружбой теплые, но взаимовыгодные отношения? Выгодные с политической, коммерческой или иной точки зрения? Неужели в ее жизни не будет настоящей дружбы, как та, что у отца с Питером?
        Только теперь, услышав совет старика, Кира окончательно поняла, почему отец хочет, чтобы она вышла замуж по любви: чтобы испытать настоящие чувства.
        - Помнишь, адигены обвинили Нестора Гуду в смерти Помпилио? Лингийцы взбесились, готовились начать войну, и их поддержало все Ожерелье, поскольку речь шла о Помпилио.
        - Я поняла!
        - Тебе повезло, что его занесло на Кардонию, - невозмутимо продолжил маршал. - Подружись с ним.
        - Над нами доминатор?
        - Ты прекрасно знаешь, что да, - сварливо ответил Тиурмачин.
        Ему не понравилось, что Кира сменила тему столь топорно: настоящая Дагомаро обязана вести разговор изящнее.
        - А ты прекрасно слышал, что я поняла насчет Помпилио, - в тон эрсийцу ответила девушка. - Давай говорить о цеппелях.
        Кира и маршал «прогуливались» по сферопорту, устроившись на широком диване анданийской «Колетты Витарди» - «аристократки автомобилей», машины миллионеров и адигенов. Все металлические детали позолочены, все панели - исключительно из ценных пород дерева, а кожа вапальской выделки - нежная на ощупь, но необычайно прочная. Крышу, по причине летней жары, сняли, и ничто не мешало любоваться величавыми цеппелями. Пока пассажиры беседовали о Помпилио, шофер успел доставить их до следующей мачты, к которой пришвартовался тяжелый крейсер «Дер Каттер», и тем позволил Кире сменить тему.
        - Признаться, меня всегда забавляли лингийские способы маскировки.
        - Они доказали свою действенность.
        Вычурная «Арамалия» была белоснежной - крашенная «под дерево» гондола не в счет;
«Пытливый амуш» стандартно серебрился - оболочка светлее, гондола темнее; а «Дер Каттер» оказался… пестрым. Черные полосы, белые вставки, огромные серые блоки и снова полосы, сходящиеся под острыми углами, - угадать, какой цвет был главным, не представлялось возможным. Определить, где заканчивается цеппель и начинается небо
        - тоже. В глазах рябило, «зацепиться» хоть за какой ориентир не получалось, и это обстоятельство сбивало наводчиков противника. И грело душу команде крейсера.
        - Наверное, действенно, но… - Девушка покачала головой. - Мы так не делаем.
        - Потому что на Кардонии почти нет боевых цеппелей, - усмехнулся маршал. - А лингийцы используют их постоянно и поднаторели в воздушных сражениях.
        - Что верно, то верно. - Кира вновь подняла глаза к крейсеру.
        Снаружи - обыкновенный цеппель, только огромный до невозможности. Стодвадцатимиллиметровые орудия - основной калибр доминатора - спрятаны, порты задраены. Видны полусферы пулеметных башен, но торчат из них одиночные стволы
«Шурхакенов» - вчерашний, по мнению Киры, день.

«А ведь я его завалю! - неожиданно подумала девушка. - Даже одним „умником“ завалю, а уж крылом - тем более!»
        Стодвадцатимиллиметровки - мощь и гордость доминатора, это действительно серьезно. Против наземных целей и другого доминатора. А вот быстрому паровингу тяжелые пушки безразличны, ему могут навредить автоматические тридцатимиллиметровки, но их на доминаторе мало.

«Я зайду сверху - „потолок“ позволяет, - сброшу скорость и прикончу единственную башню, что прикрывает твой загривок. Развернусь и займусь баллонами - „Гатовы“ и пушки разорвут их за три захода. Пусть даже за десять заходов - сопротивления не будет, поскольку у тебя отвратительно прикрыт „загривок“. Цеппели любят высоту, привыкли быть сверху, и если потеряют это преимущество, получится не бой, а избиение…»
        - Кира. - Увлеченная девушка не услышала первого обращения, и старику пришлось прикоснуться к ее локтю: - Кира!
        - А? Дядя Гектор, извини. - Девушка рассеянно улыбнулась. - Я задумалась.
        - Я заметил, - кивнул Тиурмачин. - Если не секрет: о чем?
        - Да, так… - Кира повела рукой, словно отбрасывая не слишком важные мысли. - Ерунда.
        - Не думаю, что ерунда, - предельно серьезно произнес старик.
        - Что? - Девушка удивленно посмотрела на маршала. - Дядя?
        - Ты выросла на моих глазах, Кира, - проникновенно произнес Тиурмачин, беря девушку за руку. Кожа у старика была морщинистой, кое-где проглядывали пигментные пятна, но пожатие оказалось весьма крепким. - И мы с тобой часто, очень часто бывали в сферопортах. Здесь, на Эрси, на планетах Ожерелья… Помнишь наше путешествие на Андану и Верзи?
        - Помню, - подтвердила девушка. Но голос ее прозвучал глухо. И в глаза старику она не смотрела, вновь уставилась на доминатор. Кира догадывалась, что скажет Тиурмачин, и не ошиблась.
        - При виде цеппелей у тебя всегда загорались глаза, - негромко произнес маршал. - Ты смотрела на них, но видела другие миры, видела переходы и Пустоту, Герметикон видела: все его планеты вместе и каждую в отдельности. Ты мечтала, Кира, мечтала всякий раз, когда смотрела на цеппели, мечтала всегда, но не сегодня.
        Наверное, нужно было отшутиться. Мило улыбнуться старику, прощебетать какую-нибудь чушь, отмахнуться от его печального взгляда, но… Но девушка не захотела. Тиурмачин угадал - и заслужил честный ответ.
        - Я изменилась.
        - Что произошло? - вздохнул маршал.
        Он тоже знал, что услышит.
        - Я была в настоящем бою, - криво улыбнулась Кира. - И теперь я вижу не цеппели, а цели. Я прикидываю направление атаки и отмечаю слабые места. Я…
        - Это на поверхности, - перебил девушку Тиурмачин. - Назови мне причину, Кира, истинную причину. Ты уже взрослая, ты должна понять.
        - Я не думала… - Вот теперь девушка попыталась отмахнуться.
        Не получилось.
        - Об этом не надо думать: или знаешь, или нет, - горячо продолжил старик. - Ты понимаешь, что изменилась, значит, ты знаешь. Скажи мне.
        В чем причина? Что убило мечты? Что именно означает фраза: «Я изменилась»? Кира не лгала - она действительно не думала обо всем этом. Но и маршал был прав: ей не нужно было думать - она знала.
        - Я вижу вокруг врагов, - прошептала девушка.
        На ее глазах выступили слезы.
        - А ведь я просил тебя не ходить в армию, - едва слышно отозвался Тиурмачин. Он по-прежнему держал в руке ладонь девушки.
        - Я - Дагомаро, и служба в армии - один из самых простых этапов моей жизни, - сквозь слезы пошутила Кира.
        - Такие слова должны произносить сыновья.
        - Никто не виноват в том, что я родилась девочкой.
        - Тут ты права.
        У старого маршала не было дочерей, и он давным-давно выбрал на эту роль Киру. В ее обществе Тиурмачин разительно менялся: жестокий, никому не доверяющий, злопамятный подлец превращался в заботливого добряка, отзывчивого и нежного. И чем старше становился маршал, тем чаще требовались ему встречи с Кирой, потому что он находил все больше и больше радости в том, чтобы не быть самим собой. Он устал от крови, но признавался в этом только себе. И теперь, глядя на то, как кровь меняет его девочку, маршалу хотелось кричать.
        - Что мне делать, дядя Гектор? - беспомощно спросила девушка.
        - Ты можешь все изменить, - тихо, но очень твердо сказал эрсиец.
        - Не могу.
        - Поверь - можешь.
        Они оба знали, что Тиурмачин прав, а значит, нужно быть честной до конца.
        - Не хочу, - выдохнула Кира, промакивая слезы кружевным платком. - Я нужна отцу, я не могу его покинуть.
        - Винчер поймет.
        - Не поймет, а примет, - поправила старика девушка. - Это другое.
        Слезы высохли, прихватив с собой горечь. Приступ острой жалости к себе прошел, был назван приступом эгоизма и проклят. Теперь маршал держал за руку другую Киру: не романтичную девушку, а достойную наследницу Дагомаро, майора военно-воздушных сил Ушера. Боевого офицера.
        - Я нужна отцу, дядя Гектор, у него никого нет, кроме меня.
        - Да, - кивнул Тиурмачин. - Кроме тебя, у Винчера никого нет. - Эрсиец грустно улыбнулся и нежно прикоснулся к щеке девушки. - Поэтому не повторяй его ошибок, Кира, - подружись с Помпилио.

* * *
        - Утренняя корреспонденция, адир, - почтительно произнес вошедший в комнату слуга. В руках он держал серебряный поднос с конвертами.
        Фредерик дер Саандер медленно поднял голову, внимательно, словно вспоминая, кто перед ним стоит, оглядел застывшего слугу и лишь после этого осведомился:
        - Что-нибудь интересное?
        Чрезвычайный посланник сидел за письменным столом в роскошном позолоченном кресле с высокой спинкой - очень красивом, но неудобном. Обстановка впечатляла: тяжелые шкафы с толстыми книгами, ворох бумаг на столе, включенная, несмотря на солнечное утро, настольная лампа… Казалось, дер Саандер полностью поглощен делами, однако последний час молодой посланник посвятил изучению доставленной с Кааты прессы. Раздел «Спорт», подраздел «Скачки».
        - Послание из министерства иностранных дел, - сообщил слуга.
        - Уже? - удивился Фредерик. - А ведь мы только прилетели.
        И вздохнул глубоко, всем своим видом показывая, что не испытывает особого желания знакомиться с директивами.
        И действительно - не испытывал.
        С детства дер Саандер грезил карьерой военного: пышные мундиры, выигранные сражения, мемуары, главы в учебниках истории - Фредерик мечтал о славе и даже окончил (без отличия) академию, но… Но уже через год разочаровался, столкнувшись с суровыми порядками и невыносимой скукой военной повседневности. Желание готовиться к будущим победам у дер Саандера отсутствовало напрочь, и он испросил двухгодичный отпуск, под занавес которого удачно женился на незнатной, зато невероятно красивой и неимоверно богатой Лилиан дер Ти-Нофаль. И именно Лилиан уговорила мужа перейти на службу в министерство иностранных дел - на этой стезе благодаря семейным связям у Фредерика открывались отличные перспективы.
        - Кроме послания из министерства есть еще три интересные корреспонденции: пакет из министерства обороны, письмо от вашего уважаемого отца и записка от консула Дагомаро.
        - Очень хорошо… - Ни первое, ни второе, ни третье Фредерика не взволновало.

«Не пора ли заняться вторым завтраком?»
        - А в большой гостиной вас ожидает мессер Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.
        - Кто?!
        - Мессер Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур.
        - Проклятье! - Дер Саандер окинул съежившегося слугу раздраженным взглядом. - Зачем он здесь?
        - Засвидетельствовать почтение.
        - Конечно! - рыкнул Фредерик. - Как я сам не догадался?
        И резко поднялся из-за стола.
        Утро, а значит, и весь день были безнадежно испорчены.
        Злые языки не раз и не два сплетали имена Помпилио и Лилиан, намекали, что их давнее знакомство было чем-то большим, нежели просто дружбой, однако никаких доказательств, кроме загратийской истории, никто не приводил. Тогда, спасая Лилиан, Помпилио рискнул жизнью, но Фредерик точно знал, что до этого случая они не виделись больше двух лет, а потому старался не обращать внимания на досужие домыслы. Старался, потому что помнил, какое горе вызвало у Лилиан известие о смерти Помпилио.
        До вчерашнего дня все шло замечательно, однако ее тоскливая фраза: «Ноги, у него повреждены ноги» открыла Фредерику, что Лилиан печалится куда сильнее, чем говорит. А вечером дер Саандер увидел, КАК смотрит на его жену дер Даген Тур, и все понял.
        Но не решил, что следует делать, а потому неожиданный визит Помпилио привел молодого адигена в замешательство.
        - Кузен. - Церемонный поклон.
        - Кузен. - Короткий кивок.
        Дер Даген Тур встретил Фредерика в инвалидном кресле. Мундир командора Помпилио сменил на бирюзовый с золотом месвар классического лингийского покроя - архаичное одеяние, кажущееся удивительной экзотикой на современной Кардонии. Рядом с креслом, на столике, стояла изящная корзина с крупными ало-фиолетовыми лилиями, аромат которых уже окутал большую залу.

«Как это пошло: лилии для Лилиан. Не мог придумать ничего интереснее?»
        - Надеюсь, я тебя не разбудил? - проскрипел Помпилио.
        - Неотложные дела не позволяют нежиться в кровати.
        - Сочувствую. - Дер Даген Тур выдержал короткую паузу. - А вот мне врачи предписывают покой.
        - Как идет… гм… выздоровление?
        Фредерик не знал, о чем говорить и как себя вести. Он так и не справился с замешательством, чувствовал себя не выучившим урок школяром и мечтал поскорее закончить встречу. Помпилио, напротив, - прекрасно знал, для чего пришел.
        - Я заехал попрощаться.
        - По…

«Он уезжает?»
        И только в следующий миг растерянный дер Саандер понял, что имел в виду дер Даген Тур. И не смог сдержать вздох облегчения:
        - Правда?
        Пару мгновений Помпилио пристально, но без эмоций, можно даже сказать - равнодушно разглядывал каатианца, после чего произнес:
        - Мы оба знаем, что этот разговор должен был состояться, - нужно расставить точки над «i».
        - Да, - выдохнул Фредерик.
        И неожиданно подумал, что стреляться с бамбадао, даже прикованным к инвалидному креслу, - форменное самоубийство. И сабли выбирать нельзя, потому что Помпилио не может ходить. Удивительная коллизия: в обоих случаях дуэль превращается в убийство.

«Может, выбрать пистолеты, но предложить ему завязать глаза?»
        - Мы не сможем не видеться, - ровно продолжил дер Даген Тур. - Здесь, на Каате, на Линге или Герметиконе мы будем встречаться: на официальных мероприятиях, на светских раутах, у общих друзей… Но я даю слово: ты можешь спать спокойно. - Помпилио помолчал и повторил: - Я заехал прощаться.
        С одной стороны, радостнр - дуэли не будет; с другой - странно, непонятно, почему дер Даген Тур отступил; с третьей - неприятно, поскольку в высокомерном взгляде лингийца проскальзывает намек: «Я спас тебя, а мог бы и не спасать», в-четвертых - противно, ведь лысый только что подтвердил все его предположения. Или не подтвердил? Или они с Лилиан просто друзья?
        - Почему? - глухо спросил Фредерик.
        - Она сделала выбор, - равнодушно ответил Помпилио.
        Голос не сорвался, на лице не дрогнул ни единый мускул. Так говорят о том, чего нет и никогда больше не будет, так говорят о том, что навсегда вычеркнуто из жизни.
        - Она считала вас мертвым.
        - Раньше, - качнул головой дер Даген Тур. - Лилиан сделала выбор гораздо раньше. Я говорил с ней на Заграте.
        - А ведь вы везли мое письмо, кузен, - криво усмехнулся Фредерик.
        - Ты сам мне его всучил, - пожал могучими плечами Помпилио. И тут же осведомился:
        - Так я могу попрощаться с твоей… С твоей женой?
        И просьба, учитывая обстоятельства, прозвучала весьма деликатно.
        - Она в саду, - решился дер Саандер.
        - Спасибо.
        Положение чрезвычайного посланника каатианской Палаты даров накладывало определенные обязательства: Фредерик не мог остановиться в гостинице, пусть даже самой лучшей, и для него арендовали виллу в фешенебельном районе Унигарта. Начинающийся за домом парк выходил к морю, и именно там, в стоящей у воды беседке, Помпилио отыскал Лилиан.
        Имя незваного гостя молодая женщина угадала без труда - подсказало шуршание колес по гравию дорожки, но вставать с шезлонга или оборачиваться Лилиан не стала. И лишь после того как Теодор доставил хозяина в беседку, произнесла, продолжая смотреть на море:
        - Прекрасные цветы.
        Она знала, что за ее спиной стоит корзина с великолепными «Мецца» - редкими ало-фиолетовыми красавицами.
        - Я тоже рад.
        - Ты поставил меня в неловкое положение.
        - Мы не могли не увидеться, - мрачно произнес Помпилио. - А в наших обстоятельствах - чем раньше, тем лучше.
        Теодор удалился, и Лилиан, дождавшись, когда стихнет скрип гравия, вздохнула:
        - Странно все вышло.
        - Обыкновенно.
        - Обыкновенные люди не пропадают на полтора года.
        - Это была не моя идея.
        - Не твоя… - Лилиан приподнялась и, опершись на подлокотник шезлонга, внимательно посмотрела на Помпилио: - Мне было очень больно.
        Фраза прозвучала искренне, но очень ровно, без тоски - молодая женщина четко давала понять, что боль, которая «очень», осталась в прошлом.
        - Сначала тебе, потом мне, - негромко отозвался дер Даген Тур, теребя пояс месвара.
        - Ты не смеешь осуждать меня.
        - Я пришел не осуждать, а прощаться.
        - Со мной?
        - С нами. - Он смотрел ей прямо в глаза.
        - Нас не было.
        - Могли быть.
        - Только в твоих фантазиях.
        - Мне нравились те мечты.
        - Сделай себе одолжение - забудь о них. - Лилиан вернулась в шезлонг и вновь устремила взгляд на добродушно волнующийся Банир. - У тебя есть другие дела на Кардонии?
        Прощание не следует затягивать.
        Дер Даген Тур скривился и после короткой паузы произнес:
        - Здесь опасно. Война может начаться в любую минуту.
        Он беспокоился, Лилиан это услышала, однако не могла ничего изменить:
        - Я убедила Фредди делать карьеру дипломата. А там, где опасно, очки набираются быстрее.
        - Твой супруг бесполезен.
        - Мы оба знаем, что Фредди ничего не испортит, - уверенно произнесла молодая женщина.

«Поскольку будет во всем слушаться жену».
        И в этом ответе прозвучало все: поездка на опасную Кардонию нужна самой Лилиан, это ее затея, и она не отступит. Почему? Какая разница? Помпилио увидел главное: происходящее важно для Лилиан - и задал единственно верный вопрос, который может задать мужчина в такой ситуации:
        - Чем я могу помочь?
        Глава 8
        в которой Помпилио хочет искренности, Мерса знакомится с Гатовым, Махим дерзит, Лайерак попадает в историю, а Бедокур приходит на помощь
        - Компромисс? - громко переспросил Дагомаро, глядя Лилиан в глаза. - Мы оба понимаем, адира, что компромисс возможен, я стремлюсь к нему, однако… - Вопреки ожиданиям, консул воспользовался паузой не для того, чтобы посмотреть на Фредерика, официального посланника каатианских даров - все внимание Дагомаро было сосредоточено на молодой супруге дер Саандера. Умный ушерец давно понял, с кем ему придется вести переговоры, и отвлекался на Фредерика ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличий, не более. - Однако совершенно очевидно, что на компромисс должны идти приотцы. Нынешний кризис - их рук дело. Они к нему готовились и…
        - Но… - Фредерик попытался возразить, однако консул никак не среагировал на молодого адигена, лишь говорить стал чуточку громче.
        - И приотцы до сих пор находятся в более выгодной позиции.
        - Неужели? - удивился дер Саандер, постаравшись вложить в голос добрую долю здорового сарказма. - Приота все еще на коне?
        - Да, - серьезно подтвердил консул. - Аргументировать?
        - Вы разгромили их экспедиционный корпус, - кротко заметила Лилиан. - Утопили несколько кораблей и сбили тучу аэропланов. Я слышала, ваша дочь была награждена за ту операцию.
        Сидящая напротив Кира чуть склонила голову и без особой гордости поведала:
        - Орден Святой Марты с мечами. До сих пор им награждали исключительно мужчин.
        На мгновение, всего на одно мгновение во взгляде Лилиан промелькнуло выражение глубочайшего презрения, но уже в следующий миг адигена расцвела прохладной улыбкой:
        - Мои поздравления, синьорина.

«Крыса!»
        Однако вслух Кира произнесла совсем другое:
        - Благодарю.
        Лилиан дер Саандер девушке категорически не понравилась. Красивая? Да, красивая: высокая, стройная обладательница восхитительной фигуры, округлости которой выгодно подчеркивало модное синее платье; благородные черты лица: тонкий нос, резко очерченные губы, глубокие, выразительные глаза. Жена посланника производила впечатление и, возможно, этим раздражала Киру: Лилиан казалась слишком совершенной для искренности.
        - Таким образом, Приота потерпела сокрушительное поражение, - подытожил Фредерик.
        - Землеройки не собирались биться за Валеман, то был пробный камень, - подал голос Помпилио, всего на секунду опередив консула. - Валеман - ловушка, позволившая выставить Ушер агрессором.
        - Все верно, - мрачно кивнул Дагомаро, машинально комкая льняную салфетку. - Мы никак не могли отдать острова и затеяли драку. Но агрессию спланировали они, а не мы!
        - Объясните это газетчикам, которые наперебой убеждают Герметикон в вашей безжалостности, - вздохнул адиген.
        Консул откинулся на спинку стула и с наигранным удивлением посмотрел на Помпилио:
        - Мы обсуждаем бредни щелкоперов?
        - Нет - ваши проблемы. - Лилиан решительно вернула себе слово. - Дары не хотят выглядеть покровителями кровожадных захватчиков.
        - Почему?
        - Политика, - вздохнула молодая женщина. - Галаниты раздувают каждую нашу оплошность и тем привлекают на свою сторону колеблющиеся миры. В результате у Ожерелья все чаще возникают проблемы в Сенате Герметикона.
        - Все знают, что Компания не обременяет себя моралью, - пожал плечами Дагомаро.
        - Но об этом их газеты молчат, - буркнул Фредерик. - А газет у них много.
        - Галаниты убивают не задумываясь! - Консул начал распаляться. - Вы слышали о концентрационных лагерях на Мирте? Там погибло сто тысяч человек!
        - И только поэтому у нас все еще есть друзья, - хладнокровно произнес Помпилио.
        - Э-э… - Фредерик чуть приподнял брови, однако влезть в разговор не успел.
        - Пожалуй, - неожиданно согласился с адигеном Дагомаро. - Пожалуй. - И во взгляде, которым он наградил дер Даген Тура, мелькнуло искреннее уважение. - Вы все понимаете, командор.
        - Я умею делать выводы.
        - Я помню, вы говорили об этом.
        Начало ужина получилось напряженным. Из-за Помпилио, разумеется, другие аллергены отсутствовали. Фредерик принял решение супруги пригласить лингийца на ужин стоически, радости не выказал, улыбаться не улыбался, но светскую беседу поддерживал, а вот явившийся в компании дочери консул сдержать кислую мину не смог и демонстративно обращался исключительно к хозяевам. Темы поднимались разные: выставка, железнодорожная катастрофа, диверсия в порту… И лишь теперь, расположившись на террасе, собеседники перешли к действительно важным вопросам.
        - Почему вы сказали, что позиция Приоты сильна? - задал вопрос Фредерик. - Что я упустил, изучая сложившееся на Кардонии положение?
        - Унигарт, - коротко ответил Дагомаро, поглаживая длинную бороду. - Сферопорт - ворота Кардонии и потому, согласно законам Конфедерации, обладает особым юридическим статусом, практически полной самостоятельностью. Однако сейчас Унигарт контролируется приотцами. - И консул неожиданно сжал кулак, давая волю нахлынувшим чувствам. - Землеройки стали хозяевами города, который строили наши предки! Театр, вокзал, порт, дороги, акведук, электростанция - все создано ушерцами! Мы подарили городу университет, содержим бесплатную больницу для горожан, а что в итоге? В итоге мы понятия не имеем, какие цеппели приходят на планету и что за грузы они привозят, поскольку засевшие на таможне землеройки врут нам!
        - И этот факт косвенно свидетельствует о том, что Приота накапливает силы, готовясь к агрессии, - глубокомысленно заметил Фредерик.
        Но аплодисментов не сорвал.
        Как и консул, молодой посланник тоже явился на ужин в темном: в строгом форменном сюртуке каатианской дипломатической службы. Одно-единственное украшение: маленький золотой значок выпускника военной академии. Подчеркнутая аскетичность… но только она делала мужчин похожими. Рядом с бородатым ушерцем Фредерик выглядел теленком против волка, в отличие от наряженного в алый месвар Помпилио.
        - Моя горячность может показаться странной, но для такого поведения есть веские причины, - негромко продолжил Дагомаро, задумчиво посмотрев на дер Саандера. - Нейтральный, нормально функционирующий сферопорт жизненно необходим Ушеру, поскольку мы сильно зависим от импорта и экспорта.
        - Продовольствие, - печально улыбнулся Помпилио, побарабанив пальцами по подлокотнику инвалидного кресла.

«А он не дурак, - Кира бросила быстрый взгляд на лысого адигена. - Хорошо все изучил и понял, что беспокоит отца в первую очередь».
        - Да, продовольствие, - кивнул консул. - Питаться одной рыбой можно, но недолго - люди начнут выражать недовольство. А наши сельскохозяйственные угодья не дадут нужного количества зерна. Если Приота прекратит поставки, нам придется импортировать продовольствие с соседних миров, что делает сферопорт важнейшим элементом безопасности архипелага.
        - И важным источником получения прибыли, - добавил Фредерик, решив показать жене, что разбирается в ситуации не хуже дер Даген Тура.
        - Прибыль тоже важна, - серьезно отозвался Дагомаро. - Когда Компания пришла в Приоту, она стала выдавливать нас с рынка, поставляя землеройкам аналогичную технику себе в убыток. К счастью, демпинговать в восьми мирах сразу даже галанитам не под силу, и это позволяет нам чувствовать себя более-менее уверенно. Потери на кардонийском рынке Ушер восполняет за счет соседних планет.
        - Которых в первую очередь интересует ваше оружие, - не сдержавшись, вздохнула молодая адира.
        - Лилиан? - Фредерик выразительно посмотрел на жену, однако консул остался спокоен. Сильные эмоции у него вызывали приотцы, в остальном он был готов к разумным дискуссиям.
        - Не любите оружейников?
        - Я видела, чем заканчиваются игры с оружием. - Лилиан помолчала. - Винчер, вы ведь знаете, что я с Заграты и была в Альбурге во время переворота.
        - Знаю, - не стал скрывать Дагомаро.

«Так это ты была с королевскими детьми! Тебя спасал Помпилио!»
        Теперь Кира смотрела на Лилиан совсем другими глазами. Теперь она знала, что эта холодная, похожая на законченную эгоистку адигена вернулась в окруженный мятежниками дворец, постыдившись оставить в беде трех подростков. Вернулась на верную смерть и погибла бы, не окажись рядом Помпилио.

«Вы вместе или нет?»
        Кира перевела взгляд на дер Даген Тура, но лишь разочаровано вздохнула: лингиец никак не отреагировал на упоминание Заграты.
        - То, что я видела, навсегда отвратило меня от так называемой романтики войны, - медленно продолжила адигена. - Я хочу, чтобы на Кардонии сохранился мир, и ради этого пойду на все.
        Кира вспомнила мертвого Френка и мысленно согласилась с молодой женщиной:

«Пожалуй».
        Но у ее отца было другое мнение.
        - Вы видели людей, а не оружие, - негромко произнес Дагомаро. - Люди стреляли и бросали гранаты, люди вели бронетяги, заряжали пушки и давили на пулеметные гашетки. Люди, Лилиан, мы говорим о них. Без человека даже лучшая бамбада - всего лишь мертвый металл. - Винчер бросил хитрый взгляд на Помпилио: - Не так ли, командор?
        - Я - бамбадао, консул, а потому - не так. Бамбады живые.
        - Вы ошибаетесь.
        Улыбка, легкое движение кистью руки, сопровождающееся сверкнувшими на пальцах бриллиантами, и одно-единственное слово:
        - Ничуть.
        Дагомаро усмехнулся и вновь обратился к Лилиан:
        - Скажу откровенно: мне нравится заниматься оружием. Оно требует высокого уровня производства, квалифицированных рабочих и лучших материалов. Еще оно сложно в изготовлении и приносит большую прибыль. Мне нравится заниматься оружием, Лилиан, но я с удовольствием произвожу паротяги, паровозы, гражданские паровинги и сеялки, потому что в первую очередь мне нравится производить, понимаете? Я наслаждаюсь процессом, постепенным превращением руды в сложные механизмы, мне нравится создавать, но вот беда: паротяги и сеялки перестали покупать, а моим рабочим нужно кормить семьи. Я понимаю - вас потрясли события на Заграте, но я должен думать о себе и своих людях, так что не нужно обвинять меня в торговле смертью. Я делаю то, что должен.
        Дагомаро говорил спокойно, но слова заставили дер Саандера вернуться к извинениям:
        - Поверьте, консул, мы не планировали оскорбить вас.
        - Вы ведь поняли, что именно я сказала, - вздохнула Лилиан, легко прикоснувшись к руке супруга. Фредерик понятливо умолк. - Я не хочу войны, и вы, надеюсь, тоже. И если это так, я буду во всем вас поддерживать.
        - Вы будете меня поддерживать, чтобы не отдать Кардонию Компании.
        - Не будьте самоуверенны.
        - Я все просчитываю.
        - Я вижу.
        Перемена была разительной: только что Лилиан и Дагомаро говорили о принципах, о том, что их действительно волнует, говорили искренне, раскрываясь перед собеседником, и вот они с улыбкой, можно сказать, шутя, обмениваются быстрыми фразами.

«Они почувствовали друг друга, - понял Помпилио. - Лилиан подобрала к нему ключик».
        А значит, половина переговоров сделана.
        - У вас есть другие условия, консул?
        - Только Унигарт. - Дагомаро кивнул, словно подтверждая серьезность заявления, и продолжил: - Теперь ваши условия, адира. Чего просят дары за свою помощь?
        - Дары не просят, - мягко произнесла Лилиан. - Дары выдвигают условия.
        - Это конфиденциальная информация. - Фредерик неуверенно посмотрел на Помпилио. - Мессер, сожалею, но я вынужден просить вас оставить нас.
        - Я с уважением отношусь к тайнам даров, - улыбнулся дер Даген Тур. - Болтайте, а мы с Кирой прогуляемся по парку.
        - С удовольствием. - Девушка поднялась и взялась за ручки инвалидного кресла. - Надеюсь, я справлюсь с управлением.
        - И не только с ним.
        Дагомаро сморщился так, словно вынюхал щепоть тырского шмыца, но смолчал.
        - Как вам на Кардонии?
        - Можешь говорить «ты»?
        Кира обернулась - оставив спутника на дорожке, девушка отошла к полосе прибоя - и без труда изобразила удивление:
        - Почему?
        - Я так хочу, - вальяжно ответил развалившийся в своей печальной повозке адиген.
        Инвалидное кресло Помпилио строили по специальному заказу - иначе и быть не могло,
        - и работали над ним не только механики, но и ювелиры, и лучшие мебельщики Линги. Мягкое сиденье обито дорогой кожей, Кира не разобралась, какой именно, но оценила качество на ощупь; в голове подушки искусно вышит герб дер Даген Тура - амуш, идущий настороже; деревянные детали исполнены из полированного красного дерева, металлические украшены гравировкой или позолочены. Кресло адигена раза в два превышало обычные размеры, зато в нем можно было именно развалиться.
        - Хочешь?
        - Да, я так хочу, - подтвердил Помпилио.
        - Это твой единственный девиз?
        - Вызывает зависть, не так ли?
        - Только не у меня. - Кира передернула плечами, давая понять всю неуместность подобного предположения, и услышала насмешливое:
        - Значит, я в тебе не ошибся.
        В чем именно дер Даген Тур не ошибся, девушка решила не уточнять и вернулась к предыдущему вопросу:
        - Как тебе на Кардонии?
        - Не так скучно, как я ожидал.
        Конечно, как тут заскучаешь, если в твою честь постоянно устраивают какие-нибудь мероприятия, а знаменитая певица исполняет для тебя арию… И не только ее…
        - Слышала, ты подружился с Этель.
        Сплетников хватало, а потому весь Унигарт уже знал, что после приема дер Даген Тур и Кажани уехали вместе. С одной стороны, Кире не было дела до их взаимоотношений, с другой - мысль о том, что лингиец выбрал черноволосую знаменитость, слегка царапала…
        - Мы с Этель познакомились не здесь и не вчера, - махнул рукой Помпилио, с улыбкой разглядывая Киру. - Но хватит обо мне, иначе нам придется провести здесь вечность. Я слышал, ты паровингер?
        - Майор вооруженных сил Ушера.
        - Чем тебе не понравились цеппели?
        - Ты не спросил, почему я стала паровингером? - прищурилась девушка. Этот вопрос в обязательном порядке звучал после того, как собеседник узнавал, чем занимается наследница империи Дагомаро. Но дер Даген Тур знал ответ лучше самой Киры.
        - Ты хотела - ты стала, разве не очевидно? - В его руке появился платок, возможно
        - из рукава, Кира не разбиралась в строении месваров. Помпилио вытер шею и повторил: - Так чем не понравились цеппели?
        - Медленные.
        - Астрологи считают, что расстояние между звездами превышает миллиард лиг, а цеппель преодолевает его за четырнадцать минут максимум. Куда быстрее?
        - Ты меня поймал.
        - Еще нет.
        Сопроводивший фразу взгляд превратил ее в настолько прозрачный намек, что девушка пожалела, что надела на ужин слишком открытое платье. Тем не менее ответила Кира спокойно:
        - И не получится.
        - Потому что я калека?
        - Потому что я не Этель.
        - Согласен: оперный голос не входит в число твоих достоинств. Но я могу закрыть глаза на этот мелкий недостаток.
        Кира попыталась выдержать прямой взгляд Помпилио, но сдалась через несколько секунд - никто и никогда раньше не рисковал смотреть на Дагомаро с такой беззастенчивостью.
        - Ты со всеми девушками такой развязный? - Кира попыталась контратаковать, но получилось так себе.
        - Только с теми, кто сразу соглашается перейти на «ты». Так почему ты паровингер?
        Амуш, как знал весь Герметикон, славился пытливостью.
        - Зимой Банир настолько суров, что Ушер и Унигарт закрываются для цеппелей, - ответила Кира. - А на паровинге можно летать весь год. Риск есть, но летать можно.
        Она хотела продолжить, но была бесцеремонно перебита:
        - Прокатишь меня как-нибудь. Те паровинги, что я видел до сих пор, впечатления не производили, хочу посмотреть на ваши.
        - Ответной просьбы не дождешься, - язвительно произнесла девушка. - Я не собираюсь кататься на «Амуше».
        - Мой цеппель - исследовательский рейдер Астрологического флота, а не прогулочная яхта, - отрезал адиген. - Захочешь прокатиться, попроси об одолжении каатианских приятелей своего отца.
        Неожиданно хлесткая и резкая фраза заставила Киру растеряться:
        - Почему ты мне хамишь?
        - Мы только учимся понимать друг друга, так что не делай поспешных выводов.
        - Учимся понимать друг друга?
        - Разве отец не велел тебе подружиться со мной? - Теперь удивленную гримасу состроил Помпилио. - Он слегка переиграл, провожая нас злым взглядом.
        - Ты действительно не нравишься отцу.
        - Я никому не нравлюсь, - поморщился дер Даген Тур. - Но я брат лингийского дара, и это обстоятельство смягчает сердца. Ты и представить не можешь, сколько дочерей, племянниц и внучек улыбались мне во время таких вот целомудренных прогулок. Улыбались, что бы я ни говорил.
        И Кира вдруг поняла… Или подумала, что поняла… Поскольку ей показалось, что последнюю фразу Помпилио произнес с тщательно скрываемой грустью.
        - Ты потому стал путешественником? Тошнит от закулисья?
        Но смутить адигена девушка не смогла.
        - Меня мы обсудили в начале прогулки.
        И улыбка. И пристальный взгляд. И никакой грусти ни в голосе, ни в глазах.

«Он играет со мной? Или издевается? Что делать? Возмутиться? А ведь он все видит и все понимает… Интересно, как он среагирует на искренность?»
        В любом случае, другого приемлемого способа продолжить разговор девушка не видела.
        - Подружиться с тобой мне посоветовал Тиурмачин.
        - Старый Гектор не часто раздает хорошие советы, - усмехнулся адиген. - У него есть на тебя виды?
        - Виды? - Кира не сразу поняла, что имеет в виду дер Даген Тур. - Дядя Гектор старше на сорок лет!
        - Тебе меньше хлопот.
        - Помпилио!
        - Ядреная пришпа! Сейчас-то я в чем не прав?
        В голосе изумление, но взгляд насмешливый, взгляд не скрывает, что все вокруг - игра. И по правилам этой игры нужно быть циником; веселым или мрачным - выбирать тебе.

«Что скажешь, девочка? - спрашивал взгляд Помпилио. - Папа или дядя Гектор готовили тебя к этому? Или берегли? Или ты специально бежала в Северный Кадар, спасаясь от грязи великосветского закулисья?»
        Дружить с тем, с кем «надо», играть свадьбу с тем, на кого укажет семья, улыбаться врагам, читая ненависть в ответных взглядах, слыша шипение за спиной, слушая сплетни - улыбаться.
        - Я не виновата в том, что родилась Дагомаро, - тихо произнесла Кира. - Так же, как ты не виноват в том, что родился Кахлесом. Мне не нравится то, чем предстоит заниматься, не нравится быть жестокой и решительной, не нравится искать твоей дружбы, и ты мне не нравишься. Мне плевать на то, что ты брат дара, - меня от тебя тошнит, а тебя давным-давно достали все мы, но мы должны улыбаться друг другу, и это мне тоже не нравится. Ты спрашивал, почему я стала паровингером? Потому же, почему ты шляешься по Герметикону: чтобы быть подальше от всей этой дряни!

«Он разозлился? Взбесился? Какая разница?»
        Кира чувствовала себя прекрасно, она облегчила душу, высказала все, что считала нужным, и плевать она хотела на реакцию лысого.
        Которая оказалась неожиданной.
        - Молодец.
        - Что?
        - Молодец, - повторил Помпилио и подмигнул ошарашенной девушке. - Теперь я точно не уеду с Кардонии, не полетав с тобой на паровинге. Уверен, это будет незабываемо.

* * *
«Я очень люблю свою каюту на „Амуше“ - свыкся, знаете ли, за полтора года непрерывного путешествия и даже, чтоб меня в алкагест окунуло, считаю ее своим домом. Наверное, потому, что другого у меня нет. Пока нет.
        Мой дом умеет летать и прыгать между мирами, его постоянно покачивает, а иногда сильно трясет. Еще он быстр, умеет огрызаться, носит странное имя, принадлежит мессеру, а не мне, но… Но это мой дом.
        Слышишь, Энди, я тоже, чтоб тебя в алкагест окунуло, немножко сентиментален!
        (Строчка замарана.)
        Я люблю каюту, но не отказываю себе в удовольствии переночевать на берегу, потому что нормальный цепарь живет от порта до порта, а я уже цепарь, меня даже Галилей так называет.
        И меня, и Энди.
        Не знаю, его за что?
        Так вот, если нам везет и увольнительная выпадает в мою „вахту“, я стараюсь держаться Хасины, поскольку Альваро много где был, прекрасно разбирается в межпланетных законах, не лезет за словом в карман и знает неимоверное количество анекдотов. Блестящее образование и многолетняя практика позволяют Хасине уверенно выбирать наиболее безопасных - тут я имею в виду хвори - женщин, а огромный опыт - самых умелых. К примеру, на Андане…
        (Страница вырвана.)

…я отыскал брюки. Затем мы расплатились, пообещав непременно заглянуть завтра, и, воспользовавшись советом Бабарского, отправились в „Костерок с дымком“, где ожидалось веселое мероприятие…»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - А мне тут нравится, - громко заявил Хасина, с грохотом возвращая пивную кружку на стол. - И странные человековские обычаи, которыми нас сейчас развлекут, достойны изучения.
        - Разжигают аппетит? - ехидно уточнил Галилей.
        Альваро с сомнением посмотрел в красные глаза астролога и с достоинством ответил:
        - Получше вихеля.
        - Ты медикус, тебе виднее.
        Мерса и Бабарский одновременно усмехнулись: соревнование «Хасина - Квадрига» пока выигрывал астролог, но все понимали, что Альваро еще ответит. И не раз.
        - Кстати, месе карабудино, как тебе танцы? - заботливо осведомился медикус. - Голова не кружится?
        - Навигационные препараты хороши тем, что позволяют абстрагироваться от ненужного,
        - важно объяснил Галилей. - Не люблю засорять мозг лишними подробностями, а потому ответь, мой неизвестный науке друг: о каких танцах ты говоришь?
        Вихельный дым плавно поднимался к потолку, мрачный Хасина барабанил пальцами по столу, а Мерса и Бабарский с трудом сдерживали хохот.
        Несмотря на трагедию, отменять праздник владельцы «Костерка» не стали. Во-первых, не позволяла традиция: все знали, что открытие выставки предваряется веселой гулянкой в самой большой харчевне Унигарта. Во-вторых, жаль было потраченных денег: украшение зала, актеры, месячный запас спиртного - все это вылилось в копеечку, терять которую прижимистые хозяева не собирались.
        Центр огромного зала «Костерка с дымком» - а размеры харчевни поразили даже видавшего виды Альваро - был отдан под импровизированную сцену, на которой сменяли друг друга местные затейники. Первыми выступали танцоры: два десятка парней в народных костюмах выдали три зажигательные пляски подряд, сорвав полноценные овации. За танцорами последовали певицы - девичье трио с народными, опять же, песнями, а теперь половые готовили зал к чему-то необычному: развели стоявших у дальней стены гостей и торопливо устанавливали на освободившееся место треноги с тяжелыми, сбитыми из грубых досок мишенями.
        - Здесь будут стрелять? - опасливо осведомился Мерса.
        - Возможно, - хладнокровно ответил ИХ.
        - А если я не хочу?
        - Тебе и не придется, - усмехнулся Бабарский, но почему-то добавил: - Надеюсь.
        - Все мы на что-то надеемся, ипать-копошить, - философски заключил Квадрига, попыхивая трубкой. - Одни пытаются не стрелять, другие мнят себя умными.
        - Ты еще притащишься ко мне за порошком от соплей, - хмуро пообещал Хасина. - Еще уговаривать будешь рецептуру изменить…
        - Мы перешли к угрозам? - хладнокровно осведомился астролог. - Мы растеряли чувство юмора и моральные принципы?
        - Я не человек, у меня их присутствие необязательно.
        - В школе учиться не пробовал?
        - Это мне тоже необязательно, - отрезал медикус.
        Было видно, что он серьезно разгорячился, но сдерживается. И никто не знал, когда прогремит взрыв.
        - Меня беспокоит, что я не вижу Бедокура, - поморщился ИХ. И посмотрел на часы. А потом зачем-то - на веселящихся унигартцев. - Он ведь вроде собирался?
        - Придет, - успокоил суперкарго Хасина. - Чира никогда не пропускает праздники, считает это плохой приметой.
        - Так для чего здесь мишени? - повторил Мерса.
        - Эти? - Бабарский почесал в затылке, после чего неожиданно предложил: - Спроси у местных, им лучше знать.
        И кивнул на соседний столик, за которым выпивали два бородатых ушерца.
        - А здесь гораздо лучше, чем на архипелаге, - громко рассмеялся Гатов, беззастенчиво тиская податливую девицу. - Даже вихелем пахнет!
        - С соседнего столика несет, - доложил всезнающий Бааламестре.
        - А у тебя есть?
        - Еще не раздобыл, чтоб меня пинком через колено.
        - Тормозишь… - Павел бросил взгляд на соседний столик, за которым веселились инопланетники, пробурчал: «Успеем» и вернулся к девице: - Как тебя зовут, рыбка?
        - Марта. - Девушка надула губки. - Я ведь говорила.
        Зеленые глаза, каштановые кудряшки, тонкая блузка с большим вырезом, цветастая юбка до пола: именно то, что пожелал пошедший в отрыв магистр. Сегодня Гатов хотел быть простым, как грузчик, не думать ни о чем, кроме развлечений, и пока у него получалось.
        - Уши у меня привинчены к другой голове, рыбка, так что я ничего не слышал. - И Павел запустил правую руку под блузку красавицы.
        - Почему ты называешь меня рыбкой? - осведомилась Марта, крепче прижимаясь к ученому. Обнаженная рука обвилась вокруг шеи магистра.
        - Потому что я с Ушера.
        - Рыбы холодные и скользкие.
        - И влажные, - припомнил Павел.
        - Нахал! - Однако отстраняться девушка не собиралась. - Я хочу еще игристого.
        - Зови полового.
        Зрители не забывали сопровождать выступления артистов обильными возлияниями, и теперь в харчевне установился добросердечный бедлам главного этапа попойки - самого душевного и веселого, того самого, ради которого, собственно, попойки и затеваются. Вино слегка ударило в голову, раскрепостило, но не развезло, развеселило, развязало языки, но окутало вселенским добродушием, позволяя воспринимать с улыбкой все. То есть - абсолютно все. Разговоры становились громче, любая шутка воспринималась на ура, планка приличий неспешно сползала в подвал, и развязные жесты Павла никого не смущали.
        - А мне еще пива, - подал голос Бааламестре, обнимающий сразу двух прелестниц. - И где наше горячее?!
        - Ты сам горячий, красавчик.
        - И крепкий, - добавила вторая.
        - Не надо льстить авансом, рыбки, - хмыкнул Каронимо.
        Прелестницы дружно хихикнули.
        - Извините, вы не объясните, для чего э-э… нужны мишени?
        Павел обернулся и пару мгновений непонимающе таращился на задавшего вопрос очкарика в клетчатом костюме, материализовавшегося с окраины вихельного облака.
        - Что?
        - Э-э… мишени, - повторил очкарик. - Зачем они?
        - А подождать пару минут нельзя? - грубовато поинтересовался Бааламестре. - Скоро сам увидишь, чтоб тебя пинком через колено.
        Очкарик пожал плечами, собираясь отвернуться, но был остановлен.
        - Каронимо, зачем так? - укоризненно протянул Гатов. И дружелюбно осведомился у очкарика: - Судя по костюму, ты не местный?
        - Я э-э… с Бахора. - Незнакомец поправил очки. - Позвольте представиться: Андреас Оливер Мерса, доктор…
        - Уже доктор? - удивился Павел. - Ты молод.
        - На Кардонии полно молодых докторов, - сообщила Марта, деловито наполняя бокал принесенным игристым. - Неделю назад меня осматривал совсем юный мальчик. Слушай, он так покраснел, когда я сняла трусики, что мне стало его жалко.
        Но ученый не собирался выслушивать подружкины откровения:
        - Павел Гатов.
        - Тот самый? - вытаращился Мерса.
        Про себя он определил случайных собеседников «ушерскими цепарями». Мелкий, так типичный: одежда, серьга в ухе, татуировки, браслеты с разных миров… А уж то, как он тискал девицу, говорило само за себя - цепарь однозначно. Плотный казался механиком - его сдавал жилет с многочисленными карманами. Алхимик заранее определил собеседников, и потому представление Павла повергло Мерсу в шок:
        - Тот самый Гатов?!
        Обязательные вопли «Неужели?!», «Не верю!», «Какая честь!» магистр терпеть не мог, а потому мгновенно перешел к делу:
        - Ты на выставку, доктор? На кого работаешь?
        - На монополию, корпорацию, концерн или синдикат, - зевнул Бааламестре. - Разве не видно?
        - Ты знаешь столько забавных слов, - хихикнула та, что прижималась слева.
        - Я даже знаю, что они значат, - не стал скрывать Каронимо.
        - Ты такой умный.
        - В первую очередь видно то, что он бухает с цепарями, - хмыкнул Гатов. И вернулся к Мерсе: - Так что, доктор, мой брат прав? Ты из концерна или синдиката?
        - Я э-э… имею честь быть корабельным алхимиком исследовательского рейдера Астрологического флота «Пытливый амуш». - Андреас попытался воздействовать на развязных собеседников строгим взглядом, но попытка не удалась.
        - Того самого «Амуша»? - Теперь удивился Павел. - Того чокнутого адигена?
        - Возможно, э-э… того самого. - Мерса поправил очки и с достоинством продолжил: - Вы не ответили на мой вопрос, синьор Гатов.
        - Мишени? А ты не так смышлен, как хочешь показаться, доктор.
        - Он действительно врач? - поинтересовалась «рыбка».
        - Тебе наш новый друг не поможет, - огорчил девушку Павел. И тут же продолжил: - Мишени нужны для демонстрации меткости, в нашем случае - меткости гарпунщика. Гарпуны, в свою очередь, нужны для добычи крупной рыбы…
        - Я знаю.
        - Вот и хорошо: я проявил должный уровень воспитания, - хмыкнул ученый. - Теперь твоя очередь колоться: ты служишь чокнутому адигену?
        - Он служит адигену? Он раб?
        - Пусть доктор скажет.
        Вам!
        Андреас съежился - он не ожидал, что «демонстрация меткости» начнется так скоро.
        Вам!!
        Мускулистый рыбак метнул гарпун во вторую мишень, что располагалась в шаге от Мерсы, заставив несчастного алхимика испуганно пригнуться, а его соседей - расхохотаться. Бросок был такой силы, что стальной наконечник вошел в толстые доски мишени почти наполовину.
        - Почему они швыряют копья? Здесь же люди!
        - Для веселья!
        - Я уже говорил, что на Кардонии отличная бедовка? - громко спросил Шо, наполняя очередной стакан. Не до краев наполняя, примерно на треть, но и стакан был далеко не первым. - Отличная, ипать мой тухлый финиш, бедовка! Вторая в Герметиконе после хамокской яблочной.
        - На твой вкус, - с улыбкой уточнил Отто.
        - Он у меня есть, - пьяно заявил Сапожник.
        - Еще какой, - подтвердил Лайерак.
        - Тогда скажи, чего мы тут делаем? - Шо опрокинул стакан и продолжил: - Конечно, приятно, что ты сам предложил составить мне компанию и даже выбрал кабак, но это, извини, не в твоих правилах. Ты давно сторонишься компаний.
        Резкая смена темы объяснялась просто: Сапожник начал выпивать задолго до того, как они оказались в «Костерке», и давно перестал обращать внимание на такую мелочь, как нить беседы.
        - Ты притащился сюда из-за Гатова, да?
        - Не ори, - прошипел Отто.
        - Ты серьезно? - хихикнул Шо. - Если да, то запомни: я могу орать что угодно - в этом гаме все равно ничего не слышно. - И прежде чем Лайерак ответил, продолжил: - То есть я угадал.
        Спорить с поддавшим напарником Огнедел не рискнул, просто подтвердил:
        - Да.
        И вцепился зубами в жаренного на углях кальмара. Или местную разновидность кальмара. Чуть подгоревшую и слишком соленую жратву, идеально подходящую к пиву.
        - Зачем?
        - Мне интересно. - Лайерак хотел ограничиться скупым ответом, но по взгляду Сапожника понял, что расспросы обязательно продолжатся, и объяснил: - Я хотел увидеть гения.
        - Ипать мой тухлый финиш, - изумленно протянул Шо. - Ты назвал Гатова гением?
        - Он такой.
        - Я знаю, но ты…
        Лайерак жил только для себя, а его борьба, идеи, которые он отстаивал, - они служили обрамлением для невероятных постановок гениального режиссера. Требовались, чтобы подчеркнуть его величие. Не было для Огнедела ничего важнее его акций, его огненных фантазий, что ошеломляли и потрясали, и потому так сильно поразило Сапожника услышанное признание. Впервые на памяти Шо Лайерак назвал кого-то равным себе.
        Потных гарпунщиков давно сменили танцовщицы - ядреные девки, прелести которых едва прикрывали дурно скопированные наряды анданийских куртизанок. Исполнялся
«традиционный приотский танец весны», заключавшийся в демонстрации упругих прелестей, и Шо прилагал массу усилий, чтобы не уставиться на сцену: Отто откровенничал нечасто, имело смыл послушать.
        - Гатов - гений. Я понял это, едва прикоснувшись к созданному им оружию, а после того как мы опробовали его в реальном деле, меня покинули последние сомнения. - Лайерак отхлебнул пива. - Гатов чувствует огонь так же тонко, как я, чувствует его суть, его дыхание. Гатов научился придавать зарождающемуся язычку огня величие грандиозного пламени, научился скрывать пожар в малюсенькой пуле, и я…
        - Хочешь пожать ему руку?
        Отто пристально посмотрел на помощника и, лишь убедившись, что Сапожник серьезен, задумчиво ответил:
        - Мне достаточно его увидеть.
        - Ну так смотри скорее, - хихикнул Шо. - У твоего любимчика назревают неприятности…
        - Таскаться по разным мирам? - переспросил Гатов. - Не так часто, как вы, ребята. Я люблю менять обстановку, но предпочитаю пожить на планете хотя бы год-два, иначе ничего не успеешь.
        - Мы не совсем перелетные, - добавил Бааламестре. - Хотя миров окучили много.
        - Четыре, - сообщил магистр.
        - Семь.
        - Четыре.
        - Семь. - Каронимо улыбнулся и объяснил удивленным цепарям: - Кто-то должен вести дела. У нас этим занимаюсь я.
        - Все в порядке, нецепарь, я тоже путаюсь в планетах, - хмыкнул Галилей, приобнимая Гатова за плечи. - В «дальнем глазе» они разные, а на берегу, ипать-копошить, оказываются одинаковыми.
        - Милый, ты решил меня подвинуть? - удивилась Марта, которой категорически не понравился жест астролога.
        - И даже девчонки одинаковые, - вздохнул Квадрига. - Везде.
        - У тебя вихель приличный? - негромко осведомился Каронимо.
        - Ты бы, нецепарь, еще завтра спросил.
        - Мы должны были получше узнать друг друга, чтоб меня пинком через колено, - усмехнулся Бааламестре, извлекая из штанов трубку. - Нельзя делить вихель с тем, кого не уважаешь.
        - Лингийское качество, - похвастался Квадрига, протягивая Каронимо кисет.
        - А я слышал, на Линге за траву головы крутят, - удивился Бааламестре. Открыл кисет, понюхал и согласился: - Высший сорт.
        - Крутят, - подтвердил Галилей. - Но у меня, нецепарь, действительная астрологическая лицензия и брат дара в командирах. Так что головокруты меня в упор не замечают.
        - Помпилио?
        - Он.
        - И как?
        - Помпилио? - уточнил астролог.
        - Он, - подтвердил Каронимо.
        - Я, нецепарь, только приказы помню, - хмыкнул Квадрига, возвращая в карман кисет.
        - И только до момента исполнения.
        - Хорошая отмазка, - вздохнул Бааламестре, наивно рассчитывавший на порцию эксклюзивных сплетен.
        - Лучшая в мире, - хихикнул астролог, доставая коробок длинных спичек.
        - Я люблю менять обстановку и цели, - продолжил Павел, глядя на Мерсу в упор. - Сегодня электростанция, завтра новый цеппель, послезавтра… что-то другое. - Короткую заминку заметили не все. Тем более что Гатов быстро и уверенно продолжил:
        - Неожиданные задачи не позволяют заскучать, покрыться мхом и стать болотом.
        - Твоя борода не похожа на мох, - хихикнула девушка.
        - Вперед и вверх, - брякнул Бааламестре и пыхнул трубкой, отправив облако вихельного дыма куда-то вверх. И, возможно, вперед.
        - Да, - подтвердил Павел. - Вперед и вверх.
        - Ваш девиз? - в научных целях уточнил Хасина.
        - С недавних пор, - кивнул Гатов.
        - Э-э… занятно, - промямлил алхимик.
        - Ага.
        - Кстати, а где Бабарский?
        Знакомство состоялось на удивление легко. То ли Павлу захотелось поболтать с инопланетниками, то ли подействовало название «Пытливый амуш» - известное, чего уж скромничать, название, - но еще до того как силачи «отгарпунились», столы были сдвинуты и началась беседа. Нормальная, к удивлению Мерсы, беседа - магистр вел себя просто и дружелюбно, не демонстрируя ни грана того снобизма, легенды о котором слагали в ученой среде.
        - А мне цепари нравятся, - неожиданно произнесла сидящая на коленях Гатова
«рыбка». - Они веселые.
        - Почти все, - поддержала товарку одна из красавиц Каронимо. И бросила многозначительный взгляд на Альваро.
        Учитывая обстоятельства, заявления девиц прозвучали весьма странно. Мужчины переглянулись, но прежде чем кто-нибудь из них высказался, откуда-то сбоку прозвучало:
        - Вот и трахалась бы с цепарями, шлюха, а не с вонючими волосатиками.
        И сразу стало ясно, что скучать сегодня не придется.
        - Зачем позоришься, сука? Денег захотелось? Так переспала бы с честным приотцем, - продолжил забияка. - Ляжешь под волосатика - не отмоешься, навсегда дешевкой прослывешь.
        Выступление затеял длинный парень с ухватками кабацкого героя. Самым выдающимся элементом его портрета была порванная верхняя губа и расколотые в этом месте зубы
        - следы старинной стычки. Выглядел щербатый опасным, а трое здоровяков за его спиной усиливали первое впечатление до неприличного: все высокие, широкоплечие, с низкими лбами и маленькими глазами - даже далекий от подобных материй Энди без труда догадался, что «попрыгать» на ненавистных ушерцах собрались местные уголовники.
        Несчастный алхимик надеялся, что спутники предложат переговоры («Гермес Трисмегист, куда же подевался ИХ?»), и потому оторопел, услышав из уст известнейшего на весь Герметикон ученого:
        - Попридержи коней, землеройка, а то навозом накормлю.
        Магистр двух наук произнес фразу громко, отчетливо и предельно уверенно.
        - Придурку навоз не страшен, он в нем родился, чтоб меня пинком через колено, - рассмеялся Бааламестре.
        И Мерса понял, что отступать ушерцы не собираются.
        Девицы растворились в толпе, к бандитам присоединились не меньше шести приотцев, но к столику цепарей пробились три бородача, несколько улучшив положение островитян.
        - Смерти ищете? - поинтересовался щербатый. - Сейчас найдете.
        - От ипатых доярок? - удивился Каронимо. - Не дождетесь!
        - Да я твою бороденку к стене прибью!
        - Послушайте, зачем сводить приличный разговор к рукоприкладству? - миролюбиво, как ему показалось, начал сидящий с краю Мерса, но получил обидный толчок в грудь и с унизительной неловкостью врезался спиной в стену.
        - Сиди!
        - Дерьмо, - прокомментировал Хасина, использовав грубое, зато понятное абсолютно всем окружающим ругательство.
        - Гасите волосатых!
        - Я тут лишний. - Галилей попытался стечь под стол, но кто-то врезал по ножке табурета, и плавное исчезновение превратилось в сопровождающееся грохотом падение.
        - Уроды!
        - Торчка умойте!
        - Ты как меня назвал?!
        Лежащий на полу астролог извернулся и въехал ногой в промежность ближайшей землеройки.
        - Ох!
        - Убейте гадину!
        В лицо второму полетели раскаленные вихельные угольки.
        - Хня!
        - Круши!
        Бааламестре сунул щербатому под вздох, тут же развернулся и локтем приложил тому, что справа. Гатов перехватил и вывернул руку с ножом; Хасина влепил кому-то кружкой; Мерса стянул очки, спасая их от гибели, спас, но получил по уху и
«поплыл»; Галилей оказался за спиной Бааламестре, тот отправил в нокдаун очередную землеройку, но пропустил в скулу.
        - Налетай!
        Почуявшие кровь приотцы ринулись в атаку, бородачи ответили, цепари вступились за цепарей, и теперь огромный зал «Костерка» стремительно разносили на молекулы человек тридцать. Остальные предпочли остаться зрителями.
        - До смерти волосатых!
        - Ипатых землероек!
        В руке у Павла ножка стула, бьет жестко, не разбирая. Бааламестре прикрывает друга слева, успел стащить пояс и лупит тяжелой пряжкой - вполне себе кистень получился. Не сумевший ускользнуть Галилей отбивается обломком гарпуна, а Хасина - двумя пивными кружками.
        - Гаси!
        - Мама!
        - Не жалейте!
        - Ша!
        - Что?
        - Кто?
        - ША!!
        И в зале стало тихо. Как-то вот неожиданно тихо. И просторнее немного стало, потому что распаленные драчуны дружно отшатнулись к стенам и повернули головы на звук, и нацепивший очки Мерса повернул, надеясь разглядеть у дверей блюстителей порядка. Но увидел две здоровенные фигуры. Действительно - здоровенные. Самый рослый из местных - он покачивался слева - едва доходил Бедокуру до подбородка. А официальный рост Глыбы Штокмана - он покачивался справа - на шесть сантиметров превосходил рост Чиры. Здоровяки покачивались, стоя у главного входа в обнимку, то ли поддерживая друг друга на ногах, то ли от избытка чувств, но улыбки, с которыми они появились в харчевне, уже сползали с цепарских физиономий. По всему получалось, что шифы где-то неплохо развлеклись, в «Костерок» завернули продолжить веселье и сильно возмутились увиденным. К примеру - крупным синяком, стремительно наливающимся под глазом интеллигентного инопланетного медикуса.
        - Ша! - рявкнул Глыба на тот случай, если кто-то его не расслышал.
        А Бедокур поцеловал какой-то медальон и деловито хрустнул пальцами - он всегда разминал суставы перед дракой.
«Приличным людям, к коим я, без сомнений, отношу нашего шифбетрибсмейстера, не нравится, когда их сравнивают со стерчами. Ибо при всей невероятной силе и мощи стерчи отличаются некоторой ограниченностью. И тем не менее, да простит меня Чира, ничего другого мне в голову не пришло: когда Бедокур и Штокман бросились в атаку, мне показалось, что какой-то шутник выпустил в зал „Костерка“ стадо разъяренных стерчей. Землероек было много, но вторая служебная обязанность любого шифбетрибсмейстера - управление нижними чинами, и опыта в этом деле нашим спасителям было не занимать.
        Как именно Глыба оказался в центре зала, я не знаю. И уж тем более не могу понять, как именно он вычислил заводилу, но факт остается фактом: первым Штокман вырубил именно щербатого. А Бедокур уже размахивал небольшой лавочкой, по его понятиям небольшой, но каждым ударом он доставал троих врагов. А самое для землероек страшное заключалось в том, что действовали шифы в полном молчании, наглядно демонстрируя, что драчунам не повезло связаться с настоящими профессионалами. Один удар, второй, третий… Когда Чира взмахнул лавкой в четвертый раз, все бросились наутек: и драчуны, и зрители - все. Признаюсь откровенно: мне тоже хотелось дать стрекача, но я сдержался, надеясь, что Бедокур меня опознает…»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.

* * *
        Хочешь оказаться на вершине - родись на ней.
        Не существует в сословном обществе более прямого пути к успеху, и в этом его главная беда. Глупые, плохо учившиеся, неопытные, но знатные карьеристы без стеснения лезут на первые роли, даже не расталкивая, а попросту отодвигая в сторону тех, чья родословная оказалась недостаточно хороша. Глупые, но знатные берут все, оставляя прочим объедки, и эта вопиющая несправедливость не могла не порождать злобу и ненависть. Не могла не порождать желания все изменить.
        На что мог рассчитывать простолюдин? Стать фермером или рабочим? Цепарем? Если повезет: купцом или военным? Выбор есть, открытых дверей много, но заперты самые интересные, перспективные, заперт путь на вершину: простолюдин мог стать полковником, но не генералом, мог потратить жизнь на получение титула и стать адигеном, чтобы дети его получили больший выбор, но… Как быть со своими желаниями? Амбициями? Как быть с талантом, в конце концов? Каково прирожденному полководцу выслушивать безумные приказы бездарного мерзавца, усевшегося на должность благодаря громкой фамилии?
        В сословных мирах есть дорога наверх, однако простолюдинов на ней не ждут.
        Но глупо думать, что в мирах демократических, слыхом о сословиях не слышавших, сын любого слесаря мог претендовать на высший государственный пост. Людям не нравится равенство… Точнее, они ничего не имеют против красивого лозунга, но при первой же возможности начинают строить пирамиду - видимую или скрытую, ревниво следя за тем, чтобы не оказаться на уровне фундамента. И знатность легко подменяется имущественным цензом. И власть народа непринужденно превращается во власть самых богатых его представителей. Хочешь оказаться на вершине - стань богачом. Или родись в семье банкира, промышленника, землевладельца… Вариантов много, а главное
        - все в твоих руках.
        Арбору Махиму родиться в правильной семье не удалось. Третий сын бедного фермера, он даже на скудное наследство претендовать не мог: все досталось первенцу, и чтобы не работать на земле - фамильный бизнес Арбор терпеть не мог, - молодой Махим подался в Линегарт. Но вербоваться в солдаты не стал, устроился помощником механика - к этой профессии у него была склонность, - по вечерам посещал школу и в двадцать шесть лет получил лицензию младшего водителя паротяга. Казалось бы - грандиозный успех. Водители паротягов почитались на деревенской Приоте наравне с машинистами чугунки и цепарями, люди их уважали, землевладельцы щедро платили, так что безбедная жизнь и обеспеченная старость были Махиму гарантированы. Но вчерашний фермер уже хотел большего. Арбор вошел во вкус, понял, что образование способно поднять его весьма высоко, и записался на курсы при Линегартском университете. Однако надежды его оказались призрачными - курсы не давали нужной квалификации, а учиться на инженера было слишком дорого. Через год занятий Арбор с горечью признался себе, что напрасно теряет время и должность водителя паротяга
- его потолок. Через год Арбор едва не сдался, но судьбе приглянулся цепкий парень и она решила дать ему шанс.
        Примерно в то же время, когда Арбор заканчивал курсы, на Приоту пришли галаниты. Не капиталисты, разумеется, - капиталистов ушерцы ухитрились выкинуть за пару лет до того - пришли агрономы и врачи, инженеры и строители, журналисты, машинисты и умелые рабочие. А самое главное - пришли рассказы о других мирах, о том, как живут люди за пределами Кардонии. О том, что власть должна принадлежать народу, а не адигенам или богачам. Выброшенные капиталисты не собирались отказываться от перспективной планеты и перешли к планомерной осаде: если государство невозможно захватить сразу, его необходимо ослабить и захватить чуть позже. Потерпев поражение от яростно сопротивляющихся ушерцев, галаниты решили начать с Приоты, жители которой исторически недолюбливали островитян. Дураками галаниты никогда не считались, прекрасно понимали, что, несмотря на полезность агрономов, инженеров и журналистов, их еще долго будут считать чужаками, а потому искали местных: умных, дерзких, амбициозных, желательно - из народа, и молодой Махим стал одним из кандидатов на роль лидера.
        В Единую Партию Вселенского Прогресса Арбора привел, буквально за руку, наставник с курсов. Сомнения у Махима, конечно же, присутствовали, но они исчезли после предложения получить бесплатное образование - за такой подарок будущий консул мог пойти на что угодно. Два года Арбор учился в Игальском университете, впитывая теорию управления и дух свободной Галаны, а по возвращении организовал первый на Приоте профсоюз - водителей паротягов. Следующие пять лет были насыщенными: Махим колесил по континенту, укреплял свой профсоюз, помогал становлению других и завоевал репутацию принципиального борца за права рабочих. Демонстрации, стачки, требования социальных гарантий и особенно создания государственного пенсионного фонда в конце концов переполнили чашу терпения приотской элиты - Арбора обвинили в махинациях с членскими взносами и отправили за решетку.
        А уже на следующий день лидеры осознали, как сильно изменилась их страна.
        Арест «народного заступника» взорвал континент. Забастовки, стачки, марши протеста, акции неповиновения - на правительство обрушились все «прелести» народного гнева. Встал транспорт, встали алхимические заводы удобрений, а крупные землевладельцы разом лишились наемных рабочих. Экономика забуксовала, под угрозой оказались поставки продовольствия Ушеру, что вызвало истерику островитян, и приотское правительство отступило. Арбора освободили, через два месяца он триумфально выиграл выборы в сенат Приоты - прогрессисты получили семь кресел из десяти - и стал самым молодым в истории Кардонии консулом. И повторил успех через четыре года.
        Исполнил ли Махим свои обещания, оказавшись у кормила власти? Мягко говоря, не все
        - ссориться с элитой Арбор не хотел. Но он, в отличие от большинства кардонийских прогрессистов, действительно верил в декларируемые партией идеалы. Искренне считал, что любой приотец сможет повторить его путь.
        - Сырое мясо?!
        - Вям!
        - Извините, я хотел сказать…
        - Вям!
        - Не волнуйся, Эбни, этот человек уже понял, какую глупость сморозил, и глубоко раскаивается. - Абедалоф почесал саптера под подбородком и перевел грозный взгляд на съежившегося лакея. - Вареная говядина, человек, это понятно? Вареная, а не сырая.
        - Да, синьор, - пролепетал слуга.
        - И никаких специй!
        - Да, синьор.
        - Господин!! - Галаниты терпеть не могли традиционное герметиконское обращение.
        - Простите, господин.
        - Вы сделаете из вареной говядины фарш, добавите в него вареной моркови и принесете моему другу вместе с первой переменой!
        - Вям!
        - Да, господин.
        - Исполняйте!
        - Слушаюсь!
        Перепуганный лакей бросился прочь, моля святую Марту, чтоб на кухне оказалась вареная говядина, маленький Эбни храбро отправился в большое путешествие по длинному парадному столу, северный конец которого оккупировали четверо мужчин, а Арбедалочик вернулся к прерванному появлением лакея разговору:
        - Наши вложения в свободную кардонийскую прессу прекрасно окупаются - меня решительно радуют заголовки завтрашних газет. Действительно - радуют. - Он раскурил сигару, блаженно прищурился, наслаждаясь знаменитым на весь Герметикон ароматом, и продолжил: - Чувствуется, что журналисты не просто отрабатывают наше золото, а вкладывают в статьи душу, что им нравится лить помои на ушерцев. Это очень важно.
        - На волосатиков, - хмыкнул барон Здучик. - Их называют волосатиками за атавистические бороды.
        - Да, да, я помню эту милую деталь местного фольклора.
        - Деревенские увальни, - фыркнул Руди Йорчик.
        - Их ответные высказывания еще более оскорбительны, - заметил Махим.
        - Кому они интересны? - усмехнулся Арбедалочик. - Ушерские газеты лживы по определению, потому что они ушерские.
        Еду еще не подавали, в качестве аперитива выступало легкое белое, среди бокалов с которым лежали макеты первых полос всех унигартских газет.

«Сколько человек ДЕЙСТВИТЕЛЬНО погибло на вокзале? О чем молчит полиция?»

«УШЕР НАНЕС ОЧЕРЕДНОЙ УДАР?»

«Канонерки и поезд: кто использует ушерское оружие?»

«Валеман - Унигарт - Линегарт?»
        - Последний заголовок мне особенно понравился, - проворчал барон Здучик. - Упоминание столицы очень к месту.
        - Удачная логическая цепочка, - поддержал директора фактории Йорчик. - И вообще, хочу отметить, что общественное мнение формируется в правильном направлении.
        - Обществу приятно думать, что у него есть мнение, - протянул Арбедалочик, встревоженно наблюдая за Эбни: саптер опрометчиво приблизился к самому краю стола.
        - Тонко подмечено, Абедалоф.
        - Весьма остроумно.
        - Спасибо, господа.
        Махим же промолчал, не польстил Арбедалочику, и Здучик с Йорчиком наградили его удивленными взглядами.
        Дабы не афишировать тесную связь консула независимой Приоты с директором-распорядителем Компании, дружеский ужин проходил в снятой на подставное лицо загородной вилле. Собеседники съехались после наступления темноты, используя взятые напрокат автомобили, а прислуживали им доверенные люди Махима. Конспирация тяготила консула, казалась унизительной, но просьбы Арбедалочика имели статус приказов, противоречить которым приотец не рисковал.
        Махим не спросил даже, что делает на тайной, посвященной политическим вопросам встрече промышленник Йорчик: улыбался и поддерживал светский треп в холле до тех пор, пока Абедалоф не снизошел до объяснений.
        - Мой друг Руди - выдающийся эксперт в области современных вооружений, слово скаута. Его фирма давно и плодотворно сотрудничает с армией Компании.
        - Я много слышал о вас, профессор, - кисло улыбнулся Махим.
        - Рад знакомству, консул.
        - Руди изучит новинки, которые ушерцы представят на выставке, и даст необходимые рекомендации вашему военному командованию, - закончил Арбедалочик. - Мы ведь не хотим, чтобы приотская армия хоть в чем-то уступила островитянам, не так ли?
        - Не хотим, - взмахнул кулаком Здучик.
        - С удовольствием поработаю, - кивнул Йорчик.
        - Замечательно, - без энтузиазм произнес Махим.

«Экспертов» и «советников» консул давно уже воспринимал коммивояжерами - Компания присылала их едва ли не еженедельно, и каждый визит заканчивался серьезным увеличением государственных расходов, то есть приотского долга. «Обратите внимание на новые винтовки!», «Войскам необходимы облегченные бронеавтомобили для разведки». «Наши гранаты неприятно удивят волосатиков». Армия росла, накачивала мускулы, но перестала вызывать у Махима чувство гордости - его сменила тоска. Война еще не началась, а государство уже в долгах. Что это значит? Только одно: теперь война не может не начаться.
        И приближающаяся бойня больше не казалась консулу величественной или романтической. Ему хотелось, очень хотелось войти в историю создателем единой Кардонийской республики, но стала пугать кровь, которую придется пролить.
        - Любое общество состоит из индивидуумов, и чем они сильнее, тем сильнее общество.
        - Абедалоф приласкал подбежавшего песика, легким толчком отправил его в новое путешествие, пыхнул сигарой и поинтересовался: - Руди, вы познакомились с Гатовым?
        - Его не было на приеме.
        - Великий изобретатель не засвидетельствовал почтение адигену? Это хорошо, это мне нравится.
        - Честно говоря, я не понимаю, зачем Дагомаро притащил Гатова в Унигарт, - подал голос барон Здучик. - До сих пор Винчер его прятал. - Подумал, и добавил: - И правильно делал.
        - Дагомаро показывает, что силен и никого не боится, - бросил Махим.
        - Верно, - согласился Арбедалочик. - Очень правильный ход.
        - Как и приезд дер Даген Тура, - в тон галаниту произнес приотский консул.
        Реакция на замечание последовала не сразу. Сначала Абедалоф с улыбкой наблюдал, как Эбни делает лужу в дальнем конце стола, затем дождался первой перемены блюд, проследил, чтобы лакей обслужил саптера, и лишь когда дверь закрылась, негромко ответил:
        - Помпилио не помешает.
        И несколькими резкими толчками затушил сигару.
        - Он уже отнял у Компании планету, - заметил консул. И для чего-то уточнил: - Заграту.
        У Здучика отвисла челюсть, Йорчик замер с поднесенным ко рту бокалом, галаниты ждали взрыва - глупый консул переступил черту, напомнил об унизительном поражении и должен поплатиться за необдуманное высказывание. Директор-распорядитель не имел права смолчать, но вспышки ярости, к огромному удивлению барона и профессора, не последовало.
        - Не Даген Тур отнял Заграту, - спокойно ответил Абедалоф. - Мы сами ее потеряли.
        И медленно положил себе тончайший ломтик маринованного саунграбля - рыбы, за которой траулеры поднимались к полярному кругу Кардонии.
        - Помпилио непредсказуем.
        - Теперь мы это знаем и будем готовы, - невозмутимо произнес директор-распорядитель, выдавливая на рыбу пару капель лимона.
        - К его непредсказуемости?
        - Совершенно верно.

«Прощай, Махим, - равнодушно подумал Руди. - Тебя раздавят при первой же возможности».
        И совсем другими глазами посмотрел на Арбедалочика: человек, способный с таким искусством скрывать гнев, куда опаснее, чем кажется.
        - Отличная рыбешка, - одобрил деликатес Абедалоф. - Кстати, консул, как вы нашли Дагомаро? Хоть парой слов перебросились?
        - Именно парой. - Махим прищурился, в подробностях припоминая мимолетную встречу на приеме, и добавил: - Винчер показался весьма уверенным. Сказал, что с нетерпением ждет начала переговоров.
        - У нас есть союзники среди ушерских сенаторов?
        - К сожалению, нет. Ушерцы напоминают лингийцев: чужаков не любят еще больше, чем друг друга.
        И снова - неправильно, как отметили Йорчик и Здучик: в присутствии высокопоставленных галанитов ни в коем случае не следует упоминать адигенов в положительном ключе. Впрочем, Арбедалочик оставил без внимания и эту оговорку.
        - А как насчет народа? - живо спросил он. - Вы работаете с народом? На Ушере есть представительство ЕПВП? Барон Здучик уверяет, что финансирует его.
        - Абедалоф, - обиженно протянул директор фактории.
        - Представительство есть, - кивнул Махим. Есть ему совсем не хотелось, он лишь ковырялся в деликатесах, не испытывая никакого желания наслаждаться изысканными яствами.
        - Чем оно занимается?
        - Пропагандой.
        - И каковы результаты?
        - Пока похвастаться нечем, - признал консул. - Дагомаро - великолепный оратор, ярый патриот архипелага и обладает огромным авторитетом среди ушерцев. Среди всех ушерцев. Кроме того, он прекрасно понимает угрозу и ухитряется вовремя избавляться от наших лучших пропагандистов.
        - Ладно, птичка клюет по зернышку, - проворчал Арбедалочик. - Подточим его авторитет, слово скаута.
        - Вям!
        - Да, Эбни, рано или поздно мы обязательно склюем этих злых волосатых ушерцев.
        - Вям!
        Абедалоф вновь обратился к Махиму:
        - Почему его любят?
        Директор-распорядитель наверняка собрал информацию, обдумал ее, однако хотел услышать мнение лидера Приоты. Весомого, казалось бы, человека, вынужденного исполнять галанитские прихоти.
        - Когда Винчер был консулом в прошлый раз, он провел ряд законов, защищающих права рабочих, и уговорил своих дружков-миллионеров хорошо платить им. Уровень жизни…
        - Плевать на уровень жизни! - взревел Абедалоф. Так взревел, что собеседники вздрогнули. - Плевать! Кого он волнует? Откуда тупым ушерцам знать, как именно они живут: хорошо или плохо? Я вам скажу, откуда: мы им скажем! Покупайте газеты, нанимайте пропагандистов и говорите, что все плохо. Говорите, говорите, говорите! Превращайте мелкие неприятности в катастрофы, а катастрофы - в трагедии вселенского масштаба. Постоянно повторяйте, что где-то живут лучше, намного лучше, так хорошо, как бывает только в сказке, а здесь - прогнившая помойка. Уровень жизни, хорошая зарплата - это повседневность, которая никогда и никому не кажется достижением. К ним привыкают, воспринимают как должное, но если все вокруг станут повторять, что люди живут плохо, потому что ими правят богачи, работяги поверят.
        - Поверят? - растерялся Махим.
        - Разумеется, поверят. - Арбедалочик презрительно усмехнулся. - Первое: людям нравится думать, что они используют мозг по назначению. Второе: мало кто доволен своим положением. Третье: люди тянутся к новому, причем, заметьте, не к лучшему, а к новому. Четвертое: возможность выступить против власти повышает их в собственных глазах. Взболтайте из перечисленных ингредиентов коктейль, и вы получите взрыв, способный смести какой угодно авторитет.
        - А потом? - тихо спросил Йорчик.
        Сфера его интересов была далека от подобных материй, и профессор как завороженный слушал Абедалофа.
        - Потом мы устанавливаем свою власть и возвращаем скот в стойло, - махнул рукой директор-распорядитель. - Быдлу станет в разы хуже, чем раньше, но пищать оно не посмеет, поскольку мы будем жестоки с ним. Так жестоки, что это быдло будет непрерывно трясти от ужаса.
        - Вям!
        В зале повисла тишина. Йорчик медленно вертел в руке серебряный нож, обдумывая слова Абедалофа, барон Здучик тянул вино, консул ковырялся в тарелке, а наевшийся саптер тщательно обнюхивал собственную лужу.

«Быдлу станет в разы хуже…»

«Мы будем жестоки…»
        Никогда наставники из прогрессистов или барон Здучик не говорили подобного. Никогда. И яростный окрик директора-распорядителя привел Арбора в полное замешательство.
        - Что на вторую перемену? - светски осведомился Арбедалочик.
        - Острый суп из плавников бьюраля, - рассеянно ответил Махим.
        - Я слышал, это изысканный деликатес?
        - Так и есть.
        - Предвкушаю.
        - Я хотел бы уточнить нашу… наши… - Консул сбился, но сумел взять себя в руки и выплыть: - Нашу договоренность насчет долга. Расходы на армию постоянно растут…
        - Договоренности остаются в силе, - пожал плечами Абедалоф. - Приотский долг галанитским банкам будет погашен ушерской промышленностью. Вы получите политическую власть и единое кардонийское государство, мы - фабрики, заводы и концессию на разработку всех необитаемых территорий Кардонии.

* * *
        Говорят, история человечества развивается по спирали. И еще говорят, что она повторяется: трагедия оборачивается фарсом. В случае с анархистами-нердами сработало только первое правило: разгромленные, растоптанные, проклятые, они все равно вернулись. И возвращение их сопровождалось кровью: никакого фарса, все осталось по-прежнему.
        Пятьдесят лет вполне достаточный срок, чтобы одержимые убийцы покрылись флером романтики. Прогрессивные студенты, особенно из демократических миров Бисера, видели в нердах героев, замученных консерваторами-адигенами, и не вспоминали о жертвах. Семьдесят погибших, триста, восемь тысяч… Кого они волнуют? Зато последнее слово Дандира Каперо, его знаменитое: «Если вы не хотите открывать глаза, мы их вам закроем!» переписывали от руки, примеряя на себя «священную» ненависть террориста. Нерды возрождались, однако новое поколение видело в учении лишь идеологию беспощадной борьбы. Фраза «Господь создал людей свободными!» осталась в храмах. Лозунгом улицы стало: «Власть должна быть разрушена!» А конкретно - власть адигенов, противная любому «прогрессивному» человеку. Любая несправедливость, любая ошибка - случайная или злонамеренная - становилась поводом для «акции протеста». Гремели взрывы, совершались покушения на судей и чиновников, птицами разлетались по университетам прокламации, полиция громила один кружок анархистов за другим, но не могла остановить войну.
        Теракты случались нечасто, но не прекращались, поскольку у нового поколения нердов отсутствовало общее управление. Не было вождей, направляющих движение к нужной им цели, только идея. А победа над идеей никогда не входила в компетенцию полиции.
        - До неба! Ипать мой тухлый финиш, до самого неба столб поднялся!
        - Не ори, - попросил Огнедел.
        - Я негромко, - хихикнул Шо. - Да и кто услышит?
        Время - за полночь, но народу на улицах полно: завтра выставка, гулять начинаем сегодня. Шум, смех, громкие голоса - Унигарт веселится, кто будет подслушивать пьяный треп двух приличных синьоров?
        - А вдруг? - поморщился Лайерак.
        - Дружище, ты ведь меня знаешь: я всегда осторожен. - Сапожник икнул. - До неба, до самого мулева неба!
        - Да, я помню.
        - Ты гений.
        - Спасибо.
        - А этот полицейский… Как он горел… Совсем, как тот парень…

«Тот парень».
        Самое удивительное заключалось в том, что Отто сразу понял, о ком говорит Шо. Сразу вспомнил безусого юнца с Малибата, не пойми зачем решившего сыграть в героя. Помнил, как бросился он к оставленной террористами бомбе, в безумной, бессмысленной попытке предотвратить взрыв посреди многолюдной площади. Все помнил… Лайерак уезжал в пролетке, обернулся, чтобы посмотреть на взрыв, и увидел, как парнишка бежит к ящичку. Бежит и кричит. А потом превращается в огненный столб. Только что был человек, и вот - язык пламени. Визжащий от боли. Безусый идиот.
        Тогда они посмеялись, пошутили насчет человека-спички, но вечером - Отто знал точно, - тем вечером Шо впервые в жизни ужрался в хлам и с тех пор уже не отпускал от себя бутылку.
        Больше они смешного человека-спичку не обсуждали, но на грузовом вокзале Унигарта оказался такой же идиот - все понял и бросился к вагону, на котором террористы покинули несущийся в никуда поезд. Арестовать хотел? Перестрелку затеять? Скорее всего - второе, потому что, когда Лайерак шарахнул несостоявшегося героя из компактного «марргана», тот как раз выхватывал из кобуры пистолет. А «маррган» сработал идеально: капсула врезалась идиоту в грудь, смесь вспыхнула, и получившийся факел напомнил террористам Малибат.
        - Объяснить? - удивился громила.
        - Да, объяснить, - подтвердил Бабарский. - И побыстрее, пожалуйста, ночью у меня всегда разыгрывается ипохондрия.
        - А как это - объяснить? - Громила развел руками. - Не понимаю.
        Со стороны могло показаться, что громила издевается над толстым коротышкой, но ИХ не в первый раз общался с уголовниками и не питал иллюзий насчет их ума и словарного запаса. Суперкарго мило улыбнулся и медленно произнес:
        - Я хочу знать, чем тебе не понравилась эта парочка?
        - Чужаки, - молниеносно ответил громила. И подбоченился, решив, что допрос окончен.
        - Завтра открывается выставка, - скучно напомнил Бабарский. - Чужаков в Унигарте в три раза больше, чем местных. Предлагаешь заняться всеми?
        - Говори медленнее, - попросил громила. - Что не так?
        Кругленький и болтливый инопланетник ужасно раздражал здоровяка. Хотелось врезать, кровью смыть с округлой рожи самодовольную ухмылку, деньги забрать хотелось - громила видел у коротышки мешочек с цехинами, - но Серый Штык велел слушать толстячка, как себя, вот и приходилось терпеть.
        - Почему ты решил пощупать именно этих чужаков?
        - Деньги есть - по шмоткам видно, а живут в Запределье. Зачем? Ясное дело - от мусоров ширятся.
        - От кого?
        - От мусоров, - повторил громила. - От полиции, то есть.
        - Мусора… - протянул Бабарский. - Ну, допустим, мусора. - С таким обозначением блюстителей порядка ИХ сталкивался впервые. - Ладно, допустим, они подозрительные. Как собираешься щупать своих протеже?
        - Своих кого?
        - Чужаков.
        - Так я уже все продумал, - осклабился здоровяк. - Засады, чай, за милую душу умеем устраивать, не дети…
        - Ты сказал, что они спички, - продолжил Шо. - Я их теперь тоже так называю - спичками.
        Тогда, на Малибате, Лайерак решил, что Сапожник просто сорвался и обязательно вернется, но через несколько месяцев с горечью убедился, что Шо сломался. Огонь суров к своим детям, огонь любит сильных.
        - Он мне не снится, нет… - с пьяной откровенностью продолжил Сапожник. - Но я часто его вспоминаю.
        Жаль, очень жаль, что Шо не выдержал.
        - У нас такая работа, - произнес Отто, ловко уворачиваясь от вывалившегося из таверны пьянчужки - мужичка тошнило.
        - Я знаю, - улыбнулся Сапожник. - И работа мне нравится.
        И наподдал пьянчуге под зад, отправив прямиком в канаву.
        Сегодня напарники ночевали в Запределье, ночевали уже в третий раз, но Лайерак не чувствовал опасности и не приказывал менять место. Окружение бандитов Огнедел почитал одним из самых надежных, поскольку обитатели Омута крайне редко сотрудничали с полицией.
        - А насчет Гатова я скажу так…
        - Тихо!
        Сапожник усек все с полуслова:
        - Да.
        И выдал пьяный смешок.
        Но Лайерак понял, что Шо «включился».
        Они продолжали идти так, как шли, - все-таки профессионалы, и лишь чуть-чуть, самую малость, самую незаметную малость снизили скорость. Им требовалось время на подготовку.
        - Извини! - Сапожник схватил напарника за предплечье, остановился, наклонился и громко рыгнул, словно готовясь опорожнить желудок, - со стороны происходящее выглядело предельно естественно. И никто не расслышал тихий шелест вопроса: - Ты что-то услышал?
        - Увидел, - почти беззвучно ответил Огнедел.
        - Все хреново?
        - Выкрутимся.
        Засада была организована из рук вон плохо.
        Нет, громилы, конечно, не перегораживали улицу, сурово оглядывая встречных, но
«уши торчали» так сильно, что вычислить нападавших не составило для Лайерака и Сапожника никакого труда. «Пьяный» на углу должен был опознать цели и подать знак. И он затянул песню в тот самый миг, когда с ним поравнялись Отто и Шо. Ничего необычного - в Запределье хватало ужравшихся певцов, но Лайерак насторожился. Затем «нищий» у ведущей во двор арки: во-первых, раньше его тут не было, во-вторых, выпрашивать мелочь в такое позднее время бессмысленно - других побирушек приятели не видели. А рядом с «нищим» - веселая парочка: мордоворот тискает проститутку. С одной стороны, все сделано правильно, но женщина молчит, не смеется, не подбадривает клиента, женщина понимает, что ее используют, как прикрытие, и ей страшно.
        - Ты ничего не оставил в квартире?
        - Не обижай меня, - негромко ответил Шо.
        - Я просто так спросил.
        - Я уже забыл. - Сапожник облизнулся. - Делаем как всегда?
        - Да, Шо, как всегда.
        К предстоящей схватке Сапожник был готов на сто процентов и больше ничем не напоминал ни сломленного человека, ни даже уставшего от беспокойной жизни профессионального террориста. Шо демонстрировал великолепную форму…

«А может, все не так плохо?»
        Однако додумать эту интересную мысль Огнедел решил потом.
        - Уходим на север.
        - Понял.
        - На счет «три».
        - Понял.
        - ТРИ!
        Они выхватили револьверы, когда до «нищего» оставалось десять шагов, а до парочки
        - пятнадцать. Сначала Лайерак занялся «нищим» - две пули в грудь, затем разворот и две пули в «пьяного» - не прицельно, просто для того, чтобы тот не оказался за спиной. «Пьяный», как и предполагал Отто, оказался вполне себе трезвым и намек понял с полуслова - молниеносно скрылся за углом. Еще разворот - и две последние пули во мрак арки: показать засевшим там придуркам, что о них помнят. Придурки оказались непрофессионалами, и из арки послышался полный боли вопль - пуля отыскала жертву.
        - Уходим!
        Сапожник покончил с парочкой: по три пули на каждого, без жалости и без раздумий.

«Молодец!»
        Заверещали шлюхи - то ли от страха, то ли гневаясь за смерть товарки; мужской бас потребовал: «Прекратить!»; кто-то бахнул из карманного, но не рядом, в двух заведениях к югу; а Шо и Отто уже бежали вверх по улице, на ходу перезаряжая револьверы.
        - Почему сюда?
        - Извозчики!
        Чуть дальше всегда стояли готовые к поездке пролетки. Сбросить кучера, стегнуть кобылу - секундное дело, - пролететь пару кварталов, спрыгнуть и раствориться в толпе.
        - Отлично!
        - Нет!
        Засада была организована плохо, но о внешнем оцеплении придурки позаботились. Путь на север закрывали трое, но палить они начали слишком рано - нервы не выдержали.
        - Во двор! - заорал Отто. - Он проходной!
        Шо резко свернул в ближайшую арку.
        - А ты?!
        - Не сразу!
        В обычное время Лайерак брал с собой только револьвер, однако компактные алхимические фанаты настолько ему полюбились, что Огнедел изменил принципам и готовился преподнести преследователям неприятный сюрприз.
        - Отто!
        - Сейчас!
        Три придурка влетели в арку одновременно, совершенно не задумываясь над тем, что их могут ждать. Три придурка считали, что дичь неспособна огрызаться, и были удивлены… Нет, как раз удивиться они не успели. Граната взорвалась без грохота, глухим хлопком, и ярко осветила внутренности арки. Освобожденная смесь радостно окутала несчастных, и вой в три глотки оказался на порядок громче взрыва-хлопка. Вспыхнувшие люди орали от боли, подоспевшие с улицы - от ужаса, но Огнедел не слышал криков, не воспринимал их. Огнедел любовался тремя «спичками» и шептал:
        - Какая красота!
        И готов был наслаждаться зрелищем до конца, позабыв обо всем, но… но Сапожник снова стрелял. То ли во дворе их ждали, то ли полиция подоспела - не важно. Шоу отменялось. Лайерак грустно вздохнул, выругался и бросился за напарником.
        Глава 9
        в которой Бабарский выручает Бедокура, выставка полна сюрпризов, а Лайерак подкидывает журналистам горячие новости
«„Костерок“ разрушен!»

«Любимая харчевня Унигарта разнесена вдребезги!»

«Дикая выходка ужаснула Кардонию!»
        - Видите заголовки? - Капитан Болгер, начальник Приморского полицейского участка, строго посмотрел на Бабарского. - Это сегодняшние газеты.
        - Третьи полосы, - хладнокровно отозвался ИХ. - Главные заголовки посвящены выставке, а затем идут материалы о террористах.
        - Журналисты спрашивают: доколе инопланетники будут глумиться над гордой Кардонией? - Болгер сделал вид, что не услышал Бабарского.
        - Они забыли, что здесь сферопорт? Инопланетники имеют те же права, что и кардонийцы. - Суперкарго продемонстрировал всепонимающую улыбку: - Мы тут как братья, а в большой семье чего только не случается?
        Несмотря на раннее утро, в кабинете капитана уже установилась удушливая жара: окна выходили на восток и солнце беспощадно поливало собеседников раскаленными лучами. Мужчины дружно потели, но старались не обращать внимания на это досадное обстоятельство.
        - И еще они спрашивают: когда полиция наведет порядок?
        - Хочу отметить, что Унигарт - весьма и весьма достойный город, необычайно приятный для пребывания и, насколько я смог убедиться, предельно безопасный, - деликатно польстил полицейскому ИХ. И дипломатично чихнул. - Я много путешествовал по Герметикону, синьор капитан, и могу с полным основанием утверждать, что по обеспечению правопорядка Унигарт можно сравнить с Жерном и Маркополисом.
        Хитрый суперкарго назвал два самых страшных для Омута порта, в которых бандиты, опасаясь загреметь на каторгу, даже вздохнуть лишний раз боялись, и полицейский порозовел от удовольствия.
        - Энергичные действия ваших подчиненных произвели на меня неизгладимое впечатление, синьор капитан, - продолжил ИХ. - Чувствуется выучка, мастерство, желание стоять на страже. А главное, чувствуется, что руководству небезразлично происходящее.
        - Мы призваны охранять покой честных унигартцев, и мы этим занимаемся.
        - И представьте себе мое изумление, когда я узнал, что ваши подчиненные задержали невинного человека, - с неожиданно возникшей печалью вздохнул Бабарский.
        - Не может этого быть, - в тон суперкарго ответил полицейский. - Они у меня такие молодцы.
        - У всех случаются ошибки.
        - Даже у вас?
        - Я - счастливое исключение. - ИХ кашлянул, прикрыв ладошкой рот. - Извините, синьор капитан - бестерберийский бронхит, хроническая форма.
        - Это все от путешествий, - с улыбкой ответил Болгер и раскрыл рыжую папку. Теперь, когда разговор коснулся вещей серьезных, розовое больше не красило полицейские щеки, теперь капитан вернулся к привычному цвету и привычному тону. - Итак, давайте посмотрим, в чем обвиняется добрый синьор Честер Дитер Хан.
        Бедокур открыл было рот, намереваясь высказать свое мнение относительно обвинений, но увидел кулак Бабарского и резко передумал. Чира страдал, но крепился, понимая, что мешать суперкарго не следует.
        - Свидетели показывают, что добрый синьор Хан ворвался в харчевню «Костерок с дымком» и… - Болгер на мгновение сбился. - И… гм… напал на восемнадцать человек, мирно отдыхавших в вышеупомянутой харчевне.
        - Напал? - саркастически переспросил ИХ. - На восемнадцать человек?
        - Напал, - повторил капитан. Он оценивающе оглядел Бедокура - тот попытался съежиться, но не срослось - и пожал плечами: - Можно поверить.
        Иногда могучее сложение Чиры играло против него.
        - Кто подтвердил обвинение?
        - Все присутствующие, - сообщил капитан, заглянув в папку. - Те, кто не успел удрать и пребывал в сознании.
        - То есть двое, - с нажимом уточнил ИХ.
        - Трое, - вздохнул Болгер. И вновь посмотрел на Бедокура: - Он молодец.
        Поскольку говорить ему ИХ не разрешил, Чира кротко улыбнулся.
        - Свидетели ошиблись, - категорически заявил Бабарский. - И мы оба, синьор капитан, это знаем.
        - Проблема в том, что вы это знаете лучше меня, - хмыкнул полицейский.
        - Насколько лучше?
        Капитан захлопнул папку и на пальцах обозначил притязания. В цехинах получалось приемлемо, но прижимистый ИХ решил сэкономить. Он показал Болгеру, что будет платить золотом, а затем уменьшил сумму на четверть. Расчет оказался верен: распаленный видом полновесных герметиконских монет, полицейский лишь поморщился, соглашаясь, и уже через пять минут цепари покидали гостеприимный участок, прихватив на память рыжую папку с материалами следствия.
        - Как тебя угораздило оказаться в полиции? - сварливо осведомился ИХ. - Старый стал?
        - Нога застряла, - вздохнул Чира, радостно щурясь на утреннее солнце.
        - Что? - не понял Бабарский.
        - Мы в одном месте пол немного проломили, и у меня там нога застряла, - объяснил Бедокур. - Глыба помочь хотел, но я велел ему сматываться.
        - Какое благородство, - хмыкнул ИХ.
        - Не благородство, а дружеская услуга: у Глыбы устав и дисциплинарное взыскание, а у меня есть ты. Я знал, что смогу на тебя положиться.
        Бабарский, который едва доходил шифбетрибсмейстеру до живота, задрал голову и скептически посмотрел на здоровяка. Получилось внушительно, но довольный собой Чира проигнорировал взгляд суперкарго:
        - Почему мы идем пешком? Где пролетка?
        - У тебя есть деньги на пролетку?
        - У тебя есть. - И Бедокур принялся загибать пальцы: - Сегодня нечетное число и нечетный зодиакальный знак по местному атласу, день начался с боя, но удачного, а значит, платить должен тот, у кого есть деньги, а таких из нас двоих только ты.
        - Если бы ты не прикрывал наших, я бы даже не проснулся ради тебя, - пробубнил Бабарский, жестом призывая ближайшего извозчика.
        - Если бы я не прикрывал этих обормотов, то не попал бы в полицию. - Чира влез в мигом просевшую пролетку и осведомился: - Куда мы?
        - На выставку, - ответил ИХ, усаживаясь рядом с другом. - Поедешь?
        - Поехали, - пожал плечами Бедокур. - Я прекрасно выспался в камере.

* * *
        - Командор.
        - Консул, - ответил Помпилио и кивнул на офицера, с которым говорил до появления Дагомаро. - Капитан дер Вигге, доминатор «Дер Каттер».
        - Капитан.
        - Консул. - Дер Вигге приложил руку к козырьку фуражки.
        Затем Дагомаро повернулся к певице, что стояла по правую руку от адигена.
        - Этель.
        - Винчер.
        Консулу понравилось, что красавица певица обратилась к нему по имени. Он провел рукой по длинной бороде, чуть расправил плечи, едва заметно усмехнулся и с излишней заботливостью осведомился:
        - Вот уж не думал, командор, что вы, учитывая ваше состояние, рискнете отправиться на полигон.
        Вчерашние заигрывания Помпилио с Кирой принесли плоды: Дагомаро решил посостязаться с адигеном за внимание черноокой Кажани. Маленькая отцовская месть. Или же ее попытка.
        - Мне приходилось рисковать сильнее, - спокойно ответил адиген, откидываясь на спинку инвалидного кресла. - Но сейчас я не отказался бы от бокала игристого, консул. Спасибо.
        Только адиген мог так быстро и с такой легкостью переменить ситуацию в свою пользу: официант с подносом как раз оказался справа от Дагомаро. Через несколько мгновений он добрался бы до Помпилио, но прозвучала просьба, и просьба поставила консула в идиотское положение. Подать адигену бокал или высокомерно отказать инвалиду?
        Окружающие замерли.
        - Совсем забыл, что у вас повреждены ноги, командор, - протянул Дагомаро, пытаясь выиграть время.
        - Только они.
        - А вот мне, к сожалению, запрещают пить холодное вино, - проворковала Этель. Привычная к светским стычкам певица чудесным образом оказалась рядом с Винчером и мягко взяла его под руку. - Я должна беречь связки.
        Алое платье Кажани, прелестно сочетающееся с белой формой командора Астрологического флота, неплохо смотрелось и рядом с черным костюмом консула. Прикосновение, улыбка, кроткий взгляд прекрасных черных глаз - и ситуация сглажена.
        - Вы должны беречь ваш божественный голос, - поправил певицу Дагомаро. После чего спокойно взял бокал с подноса и протянул его Помпилио: - Угощайтесь, командор, вы мой гость.
        - Что же касается вопроса, консул, - как ни в чем не бывало продолжил адиген, - все просто: ради визита на полигон я и прилетел на Кардонию.
        - Неужели?
        - Мне много рассказывали о новом ушерском оружии, решил взглянуть воочию.
        - Вы не будете разочарованы, командор.
        - Надеюсь.
        Дагомаро окончательно взял себя в руки и вел беседу предельно вежливо, абсолютно нейтральным тоном.
        - Нам всем приятно, что такой известный человек заинтересовался разработками ушерских инженеров.
        Помпилио с улыбкой поднял бокал:
        - За пытливость!
        Знаменитая выставка традиционно проходила на Ушерском полигоне, расположенном в двадцати лигах к западу от Унигарта. Далековато, конечно, тем более что подходящих размеров площадку можно было отыскать и ближе к городу, но все решил уникальный рельеф: обширное поле, на котором демонстрировалась тяжелая техника, представляло собой низину, южная сторона которой упиралась в сорокаметровое скалистое плато. Именно на нем монтировали трибуны для гостей - вид на полигон открывался необыкновенный, - устанавливали шатры и павильоны, а также стенды с образцами. Именно здесь, под звуки духового оркестра, ключом била жизнь: в глазах рябило от офицерских мундиров - галуны, эполеты, кортики и парадные сабли; глаза разбегались при виде красивейших дамских платьев - появиться на выставке в прошлогоднем наряде считалось верхом неприличия; и на глаза постоянно попадались шпаки, пытающиеся состязаться с блестящими офицерами пошлой демонстрацией достатка - перстни, браслеты, часы, дорогущие запонки, булавки для галстуков и прочие мелочи, привлекающие внимание карманников. Но сердцем выставки, особенно в день открытия,
без сомнения служил Сенатский павильон, в котором собирались сливки кардонийского света и самые видные инопланетники. Именно здесь разыгрывались хитроумные комбинации и заключались по-настоящему крупные сделки.
        - Теперь я должен поприветствовать посланника дер Саандера, - произнес Дагомаро, едва пригубив игристое. - Прошу меня извинить.
        И быстро пошел в глубь павильона.
        - Зачем ты его обидел? - тихо спросила Этель.
        - Хотел проверить…
        - Умеет ли он с достоинством выходить из дурацких положений? Теперь ты знаешь, что умеет.
        А в следующий миг Кажани умолкла, увидев недоумение во взглядах лингийцев - в отличие от певицы и дер Вигге, и стоящий позади кресла Валентин прекрасно поняли, что проверял Помпилио.
        - Мне понравилось, что он с достоинством вышел из дурацкого положения, - сухо произнес дер Даген Тур. - Но консулу не следовало в этом положении оказываться.
        - Маршал!
        - Рад вас видеть, барон.
        Тиурмачин выдал галанитам бессмысленную в своей изысканной вежливости улыбку и собрался отвернуться, но Арбедалочик чуть повысил голос и сделал шаг к эрсийцу.
        - К сожалению, маршал, титула я еще не заслужил. Вы спутали меня с директором Здучиком.
        - Сочувствую, - прохладно отозвался Тиурмачин. - Но мне отчего-то казалось, что директорами-распорядителями становятся исключительно бароны.
        - Галана - демократический мир, маршал, посты и должности достаются достойным, а не знатным.
        - Вям!
        - Да, да, конечно, - протянул старик, брезгливо разглядывая миниатюрного песика. Стоящий позади адъютант протянул Тиурмачину платок, и Гектор вытер пальцы, на которые теоретически могла попасть слюна саптера.
        Затем адъютант подал старику перчатки.
        - Вы знакомы с Руди Йорчиком, маршал? - жизнерадостно продолжил Абедалоф, никак не среагировав на подчеркнуто оскорбительный жест эрсийца.
        - Кажется.
        - Мы были представлены три месяца назад, когда я устраивал выставку вооружений в Эредорфе, - произнес Йорчик.
        - Она была великолепна, - скучным голосом «припомнил» старик. Он не собирался скрывать, что тяготится обществом галанитов. - Произвела сильное впечатление.
        - Но не было подписано ни одного крупного контракта, - усмехнулся Руди.
        - В серьезных делах не принято торопиться, - рассудительно ответил Гектор. - Мы должны были посмотреть, что предложит Ушер.
        Каждый из двадцати маршадов эрсийской хунты являлся полноправным правителем своей области и самостоятельно снаряжал свою армию. Однако старый Тиурмачин считался экспертом, к его мнению прислушивались почти все коллеги. Или соперники, поскольку выяснение отношений между маршалами считалось делом обыденным - когда-то их насчитывалось двадцать пять. Это, а также наличие мощного повстанческого движения, ведущего нескончаемую войну с хунтой, делали Эрси крупнейшим импортером оружия Кардонийского сплетения. Главным поставщиком маршалов выступали ушерцы, и галаниты давно пытались перехватить выгоднейшие контракты.
        - А если здешняя техника вам не понравится? - осведомился Йорчик. - Я точно знаю, что по некоторым характеристикам мои бронетяги превосходят ушерские.
        Абедалоф кашлянул: фраза Руди прозвучала настолько жалко и глупо, что директору-распорядителю стало стыдно за соплеменника.
        - К сожалению для вас, Руди, я видел Дагомаро - он весел и доволен, - мягко произнес Тиурмачин. - Полагаю, это означает, что мне его новинки понравятся.
        - А вот позиции самого Дагомаро довольно шаткие, - негромко, но веско произнес Абедалоф. - Я лично искренне надеюсь, что все закончится мирно, но тучи над архипелагом собираются нешуточные.
        - Вям!
        - Ушерская армия превосходно отработала на Валемане, - ответил маршал, наградив любителя саптеров презрительной усмешкой. - Нет сомнений, что она в случае необходимости так же хорошо отработает на Приоте.
        - Никаких сомнений?
        - Как и в том, что какое-то крупное государство поставляет оружие эрсийским повстанцам, - с неожиданной холодностью резанул Тиурмачин.
        Хунта подозревала Компанию, но нет доказательств - нет обвинений. А на намеки галаниты не реагировали.
        - Контрабанда оружия - бич современного мира, - не моргнув глазом произнес Арбедалочик.
        Несколько секунд маршал и директор-распорядитель буравили друг друга взглядами, играя в «Я знаю, что ты знаешь, но мне плевать», после чего Тиурмачин пожал плечами:
        - Да, это так.
        И отвернулся.
        - Двигатели прогреты!
        Но к чему доклад, если мерный гул слышен в каждом отсеке паровинга? Такой знакомый, приятный, дружелюбный гул всех моторов огромного самолета: и кузеля в пузе, и тяговых на крыле.
        - Принято. - Кира положила руки на штурвал и приказала: - Доложить о готовности!
        И машинально посмотрела направо, где сидел Генри. Не Френк, а Генри, новый второй. Опытный, умелый, но для Киры - новый.
        А Френк давно в могиле, и церемонию его похорон девушка старалась не вспоминать.
        - Первое крыло готово!
        - Второе крыло…
        Первый - а значит, основной - показательный полет по традиции совершали лучшие пилоты Ушера. Обычно ими становились испытатели с Мелепорта, однако в этом году почетное право досталось ребятам с Северного Кадара, тем, кто доказал свое мастерство в реальном бою. Досталось, несмотря на недовольство приотцев и вой газет, несмотря на бранные эпитеты, которыми награждали воевавших на Валемане летчиков унигартские обыватели, - консул четко дал понять всей Кардонии, что гордится своими героями.
        - Третье крыло готово!
        - Четвертое крыло готово!
        Кира кивнула, словно ребята могли ее видеть, и перевела взгляд на адмиральский корвет:
        - Говорит Солнце. Прошу разрешения на взлет!
        Миры Герметикона объединяло небо.
        Свое на каждой планете, но общее для всех. В него поднимались несущие астринги цеппели, чтобы исчезнуть в окне перехода. И с неба же приходили они, гордо являясь из страшной Пустоты, непокоренной, но преодоленной.

«Кто владеет небом, тот владеет Герметиконом!» И потому ведущие планеты Вселенной уделяли воздушным судам первостепенное внимание. Цеппелям в первую очередь, куда же без них? Но даже обвешанный дальнобойными орудиями дирижабль оставался уязвимой целью, а потому борьба за небо продолжалась - требовалось отыскать «доминирующую силу», которая сможет обеспечить контроль над воздухом, и именно на эту роль пробовались паровинги и аэропланы. Именно над этой задачей бились лучшие конструкторы Герметикона.
        Потому что «внизу», на поле боя, «доминирующая сила» уже существовала и сдавать свои позиции не собиралась.
        Бронетяги.
        Огромных размеров монстры - только высота их гусениц начиналась от двух метров, закованные в непробиваемую сталь и вооруженные мощными пушками, они были подлинными «царями войны», сеющими смерть и наводящими ужас. Бросать вызов гигантам могли только равные по силе машины, а потому новые галанитские разработки
        - неуклюжие танки на двигателях внутреннего сгорания, плохо защищенные, плохо вооруженные и медленные, вызывали у специалистов или скепсис, или здоровый смех.
        Бронетяги.
        И когда они появились на поле, гости Сенатского павильона… да что там гости - все зрители! - дружно выдохнули, восторженно приветствуя титанов, чье имя давно стало нарицательным.
        В центре полигона, на комфортном для глаз публики расстоянии, ушерцы возвели различные постройки: группу домов, призванных обозначить населенный пункт; невысокий каменный бастион - условную крепость; и современную полевую линию во всей красе: окопы, капониры, блиндажи и огневые точки, половина из которых сделана из бревен, остальные - бетонированы. Выглядели постройки внушительно, и то, что против них ушерцы выставили всего три бронетяга, поначалу вызвало удивление:
«Сколько они будут возиться?» Но уже первые действия машин развеяли сомнения зрителей.
        Первые же выстрелы.
        Бронетяги вынырнули из-за небольшого холма и быстро направились к постройкам. Очень быстро - демонстрация скорости тоже была элементом шоу. Публика ожидала, что машины выйдут на огневой рубеж и остановятся, но ушерцы удивили - начали стрелять на ходу.
        - Обратите внимание на машину под номером один! - прокричал благородной публике озвучивающий происходящее ведущий. - Средний бронетяг «Бёллер», оснащенный новейшей скорострельной пушкой!
        Машина и в самом деле укладывала снаряды один за другим, с легкостью сметая установленные на открытых позициях орудия и пулеметы. Бетонированные сооружения
«Бёллеру» были не по зубам, но сзади уже напирал бронетяг под номером два.
        - Наш хороший знакомый - «Доннер»! Еще более мощный! Еще более зубастый!
        Сто сорок миллиметров - это серьезно. «Доннер» гвоздил бетонированные сооружения с сосредоточенностью чемпиона по боксу, и каждый удачный выстрел сопровождался аплодисментами.
        - А теперь - новейшая разработка инженеров холдинга «Дагомаро»! Обратите внимание на машину под третьим номером!
        Бронетяг, до сих пор державшийся за спинами собратьев, неожиданно ускорился, вырвался вперед, резко остановился и выпустил длиннющую огненную струю, без труда добив до стоящих в пятистах метрах домов.
        - Перед вами огнеметный бронетяг «Азунда».
        Следующий выстрел, заполонивший оранжевым пламенем бетонный ДОТ, изумленная публика встретила овацией.
        - В огнемете используются уникальные алхимические смеси, обеспечивающие высочайшую температуру горения…
        ДОТ почернел, и было очевидно, что окажись в нем люди, от них не осталось бы и головешек. Деревянные дома еще пылали, и скорость, с которой огонь пожирал стены и крыши, о многом говорила собравшимся на выставке специалистам.
        Обычная же публика просто таращилась на редкое зрелище, радостно покрикивая при виде картин разрушения. Обычная публика не примеряла эти картины на себя, на свою жизнь, замирала не от ужаса, а от восторга и требовала новых зрелищ. Именно для этой публики разработчики демонстрации приготовили бессмысленный с военной точки зрения, зато эффектный номер: тяжелый «Доннер» приблизился к трибунам и медленно, с напускной важностью, переехал галанитский танк. Средних размеров противника специально установили на каменистую площадку, чтобы «Доннер» не вдавил его в землю, подперли сзади, не давая возможности отъехать, слили все горючее, чтобы случайно не загорелся, и оставили на растерзание монстру. Совсем как в сказке про девственниц и дракона.
        И скрежет, с которым гусеницы «Доннера» давили несчастный танк, услышали во всех концах притихшего полигона.
        - Весьма символично, вы не находите? - поинтересовался Фредерик дер Саандер, отнимая от глаз бинокль.
        - Грубовато, - спокойно ответил Махим. - Ушерцы никогда не славились изяществом.
        - Ушерцы или кардонийцы? - негромко спросила Лилиан.
        Пару мгновений приотский консул внимательно смотрел на молодую женщину, затем едва заметно кивнул, словно признавая в ней достойного собеседника, и согласился:
        - Вы правы, синьора, - кардонийцы. Мы действительно слегка прямолинейны и любим порой продемонстрировать грубую силу.
        Они стояли у балюстрады: высокий приотец в элегантном кремовом костюме и стройная адигена в кремовом - словно сговорились! - платье. Они смотрели друг на друга, но в их взглядах отсутствовал даже намек на флирт. Они знакомились, пытались понять человека, с которым завтра придется обсуждать вопросы жизни и смерти.
        - Братья часто дерутся, - продолжила Лилиан.
        - Мне можете не рассказывать, - рассмеялся приотский консул. - Я рос в большой семье.
        - Приходилось драться?
        - Конечно!
        - Бились до крови? До самого конца, когда захлебывающийся кровью мальчишка падает на землю и силится просить пощады, но не успевает, потому что вы бьете его ногой? Он валится навзничь, кричит, и только этот, полный боли и страха, крик заставляет вас остановиться. Вы дрались так, консул?
        - С братьями? Никогда! - быстро ответил Махим. И резко умолк, сообразив, что именно сказал.
        - Я надеюсь, - улыбнулась Лилиан. - Искренне надеюсь, консул, потому что видела, как страдает братоубийца.
        Укол получился болезненным.
        - Брат брату рознь, - глухо бросил Махим. - Иногда…
        - Иногда мы поддаемся обидам и забываем о том, что действительно важно. - Молодая женщина легко прикоснулась к руке консула. - Что это за гул?
        - Это, адира, ушерские паровинги, - с горечью ответил Махим. - С братским, так сказать, приветом от семьи Дагомаро.

«Так не вовремя!»
        И Лилиан с трудом, только благодаря воспитанию, сумела сдержать ругательство.
        Бронетяги разнесли не все строения: примерно треть зданий, укреплений и окопов оставались нетронутыми и были прекрасно видны зрителям, самые искушенные из которых немедленно предположили, что приближается демонстрация новейших пушек. И в их словах был резон: бронетяги покинули сцену, а стереть с лица земли оставшиеся постройки можно было только с помощью хорошего артиллерийского удара.
        - Гаубицы покажут, - авторитетно заявил Фредерик дер Саандер, протягивая супруге бокал с игристым. Всего лишь второй бокал, а ведь они находились в Сенатском павильоне уже больше двух часов. - Раз пушек не видно, значит, гаубицы. А бить они будут во-он из-за тех холмов.
        - А консул уверен, что ушерцы покажут паровинги, - с усмешкой произнес подошедший Арбедалочик.
        - Вям! - подтвердил слова хозяина Эбни.
        - Какая милая игрушка, - воскликнула Лилиан, мгновенно преобразившись в восторженную девочку. - Ваша?
        - Да, госпожа дер Саандер, моя. - Абедалоф подчеркнуто не использовал не только традиционное уважительное обращение к адигенам, но даже общепринятое «синьора», и тут же был наказан.
        - Не наигрались в детстве?
        - Люблю все красивое.
        Но первый выпад оказался уловкой, основной удар последовал сейчас:
        - Мне рассказывали, что галаниты любят только то, что можно положить в карман.
        - Вям!
        - Паровинги не обеспечат необходимой плотности огня, - глубокомысленно произнес Фредерик.
        Вовремя произнес, поскольку взбешенный Арбедалочик мог наговорить лишнего и завершить день назначением дуэли.
        - Обеспечат, - не сказал, а буквально выкашлял Абедалоф, нервно поглаживая Эбни. - Повернитесь и посмотрите.
        - Но…
        Гул усилился в разы, превратился в нестерпимый вой, в рев разъяренных чудовищ, и на зрителей едва не свалилось первое крыло сводной «выставочной» эскадрильи ушерских ВВС.
        Кира, как, впрочем, и было задумано, до последнего держала высоту в лигу, потом направила машины к земле, выровняла на сотне, эффектно пройдя над головами публики, сметая шляпы и вырывая из рук зонтики, и вывела крыло на цель. На этот раз боеприпасы не экономили: цели были большими, к тому же знакомыми, - паровингеры отрабатывали налет неделю, - и самолеты избавились от всего запаса сразу. По две тонны смертоносного груза с борта. Тяжелые бомбы легли на строения почти идеально, но грохот потерялся в реве двигателей только что пронесшихся самолетов, полуоглохшие зрители не услышали взрывов, лишь увидели взметнувшуюся к небу землю, смешанную с деревом, железом и камнями. Увидели, на что способны восемь тонн взрывчатки, профессионально уложенные на заданную площадку. Полуоглохшие зрители собрались обменяться впечатлениями.
        - Четыре паровинга… - начал было Фредерик.
        Но тут же умолк, поскольку над трибунами прошло второе крыло. Проревело, ударило по целям и тут же сменилось третьим, и еще двумя. Пять крыльев, двадцать бомбардировщиков, сорок тонн смерти…
        - Они умеют обеспечивать необходимую плотность, не правда ли? - рассмеялся Абедалоф, обрезая кончик сигары.
        - Вям! - подал голос засунутый в карман пиджака Эбни.
        Фредерик нервно дернул плечом, Махим насупился, Лилиан закусила губу.
        А в центре полигона медленно оседала пыль, открывая пораженной публике величественную картину разрушений…
        - Прекрасно, - негромко произнес Тиурмачин, разглядывая в бинокль воронки, рытвины и чудом уцелевшие остатки построек. - Я понимаю, что налет тщательно готовился, но мощность бомб поражает воображение. Двадцать паровингов сделали больше, чем могла бы сотня аэропланов.
        - Так уж и сотня? - недоверчиво протянул Помпилио.
        - Согласен, они еще слабые, - поморщился Гектор. - Дешевые - да, но слабые. Хотя рано или поздно, я уверен, аэропланы обязательно вышибут паровинги с поля боя.
        - Почему?
        - Потому что паровинги исчерпали ресурс развития, - объяснил маршал. - А у аэропланов все впереди, двигатели на нефе только появились, им есть куда развиваться. - И кивнул адъютанту: - Вина.
        Положение Тиурмачина обязывало его путешествовать с пышной свитой, в которую помимо адъютанта входило пятьдесят шесть человек: секретарь, помощники, телохранители, наложницы, повар и даже палач - на всякий случай. Был среди них и тестер, пробующий блюда и напитки перед тем, как их подавали маршалу. Именно поэтому между приказом: «Вина!» и появлением запотевших бокалов с игристым прошло довольно много времени.
        - Твое здоровье, Помпилио.
        - Твое здоровье, Гектор.
        На поле спешно создавали новые «укрепления», именно «укрепления» в кавычках, а не укрепления - в отличие от ушерцев, воздвигнувших серьезные строения, проводившие следующую демонстрацию приотцы особенно себя не утруждали, лишь обозначали плетнем защитные линии да ставили быстровозводимые макеты домов. Ничего серьезного от землероек не ждали, но публика не расходилась: праздник открытия продолжался.
        - Знаю, прозвучит пессимистично, но я не думаю, что Ушер и Приоту можно примирить,
        - вздохнул Тиурмачин, разглядывая бокал с вином на просвет. Этель увели знакомиться с важными персонами кардонийского света, Валентин, подчинившись жесту дер Даген Тура, отошел, а телохранители маршала умело создали вокруг собеседников пустое пространство, обеспечив условия для комфортного разговора. - Слишком много сил брошено на то, чтобы они вцепились друг другу в глотки. Поверь, Помпилио, я знаю, что говорю.
        - Я верю.
        - Старательность Фредерика вызывает уважение, но он юн и неопытен, у него ничего не получится. А то, что Каата отправила сюда мальчишку, показывает, что дары недооценивают происходящее.
        - Мы оба знаем, что дары отправили сюда Лилиан, - напомнил дер Даген Тур. - Она будет вести переговоры.
        - Лилиан умна, - кивнул после паузы Тиурмачин, - но у нее нет опыта.
        - Главное, что она умна. - Теперь помолчал адиген. - И я буду во всем помогать ей. Согласись: это уже немало.
        - Все еще любишь ее?
        Старик был на том карнавале, что свел Помпилио и юную Лилиан, был одним из тех, кто знал правду об их отношениях, говорил дер Даген Туру «ты», а потому имел право на подобный вопрос. И на честный ответ.
        - Почему «все еще»? - удивился Помпилио, разыскав взглядом Лилиан. - Я просто ее люблю. Вчера, сегодня и впредь. Это навсегда.
        - Вы могли стать замечательной парой, - спокойно произнес маршал. - Хочешь, я сотворю Фредерику несчастный случай? Меня сопровождает умелый человек, Лилиан ничего не заподозрит.
        Сколько миров - столько обычаев. По меркам Эрси Тиурмачин не сделал ничего предосудительного, он лишь подтвердил дер Даген Туру, что является другом, согласившись взять на себя кровь. Однако Помпилио дипломатично отклонил лестное предложение:
        - У адигенов так не принято.
        - Вызови его на дуэль.
        - Я его убью.
        - Естественно, - с энтузиазмом произнес старик. - Для чего же еще?!
        - Я обещал Лилиан оставить их в покое.
        - В любви и на войне все средства хороши.
        - В таком случае давай говорить о войне, в приближение которой ты веришь. - Помпилио поставил опустевший бокал на стол и сцепил на животе руки. - Кто победит?
        - Ушер не в состоянии тягаться с Компанией, - пожал плечами Тиурмачин. - А после Кардонии галаниты примутся за нас.
        - Эрси хорошо вооружена, и вы умеете сражаться, - заметил дер Даген Тур.
        - Компания поддерживает повстанцев, а они способны доставить немало неприятностей.
        - И некоторые маршалы тоже, - в тон старику произнес Помпилио.
        - И некоторые маршалы тоже, - не стал скрывать Гектор. - Мы не очень жалуем друг друга, и галанитам не составит труда купить нескольких членов хунты. - Старик выдержал паузу и жестко закончил: - И тогда Эрси рухнет.
        - Таким образом, мы оба понимаем, что должны спасти Кардонию, - подытожил адиген.
        - Только здесь ты сможешь защитить свой мир, Гектор, только здесь.
«Впервые в жизни я был на оружейной выставке.
        У меня была великолепная возможность побывать на Герметиконской военной неделе - главной выставке обитаемой вселенной, - и я этой возможностью пренебрег. Я до сих пор не посетил ни одного оружейного магазина, и у меня никогда не возникало желания приобрести так называемое средство защиты. При этом я прекрасно знаю, что такое бамбада или, к примеру, патрон „черная обезьяна“, я ведь алхимик и обязан следить за арсеналом мессера. Я путешествую на вооруженном цеппеле, знаю назубок все существующие военные смеси и могу создать парочку новых. Еще я понимаю, что оружие оружию рознь: изящество некоторых бамбад, к примеру, приводит меня в восхищение. Но в целом это не мое.
        Оружие меняет человека. Если не сразу, прямо, то исподволь, постепенно. Оружие - порождение агрессии и насилия, и не может не призывать к агрессии и насилию. Они всегда идут вместе, и мне с ними не по пути.
        Нет, я не ханжа, просто не в восторге от средств, с помощью которых люди занимаются истреблением людей, и потому как неприкаянный бродил по выставке, проклиная себя за то, что отстал от Хасины. Бронетяги, пушки, пулеметы, мины, бомбы, торпеды… Стенды сменяли друг друга, но везде я видел одно и то же: орудия убийства. Еще я видел дельцов, обсуждающих сделки и подсчитывающих в уме прибыль; милых дам видел, мужественные спутники которых мужественно рассказывали об устройстве „Шурхакена“ или мужественно сравнивали характеристики пистолетов, и эта обывательская рисовка была мне стократ противнее прагматичного подхода торговцев смертью.
        Я купил лимонаду, но он оказался теплым и оттого - безвкусным; помял шляпу - у стенда с многоствольным электрическим пулеметом случилась небольшая давка; уже собрался уходить, но неожиданно встретил Гатова…»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - Неужели вы не слышали, синьорина? - притворно удивился молоденький лейтенант верзийской армии - бордовый парадный мундир не оставлял сомнений в его национальной принадлежности. - Эту новость обсуждает весь Герметикон: профессор Туркенбаум провел успешные испытания «лучей смерти», и скоро все оружие, которое вы видите здесь, устареет.
        - Как можно? - притворно изумилась девушка. Оружейные новинки красавицу не волновали абсолютно, а вот симпатичный офицер из Ожерелья - очень, и ради интрижки она была согласна слушать что угодно. - Какие ужасные лучи!
        - «Лучи смерти», синьорина.
        - Но почему их придумал какой-то Филькентрахен…
        - Туркенбаум.
        - …а не гениальный Гатов?
        - Потому что слава Гатова чрезмерно раздута, - махнул рукой лейтенант. И повернулся к невысокому механику, который скромно стоял у стенда, вытирая испачканные в масле руки ветошью. - Скажи, гм… милейший, где тут ближайшая ресторация?
        - Налево, направо, прямо, прямо, налево, налево, направо.
        - Гм… спасибо.
        - Всегда пожалуйста, добрый синьор, но за спасибо даже птички в лесу не поют.
        - А за что же?
        - За взаимность.
        Девушка залилась краской, и лейтенант поспешил сказать болтливому человеку серебряное спасибо.
        - Благодарствую! - Механик ловко поймал брошенную монетку, белозубо улыбнулся и повернулся к бредущему вдоль стенда алхимику. - Здорово, доктор!
        - Э-э… - Удивленный Мерса никак не ожидал, что к нему кто-нибудь обратится, остановился, прищурился, а затем удивился еще больше: - Павел? Что вы тут делаете?
        - Действительно, что? - насмешливо отозвался магистр.
        Алхимик понял, что сморозил глупость, и смутился окончательно.
        - Э-э…
        - Да ладно, все в порядке.
        Посещение «Костерка» не сильно отразилось на внешности известного ученого: ссадина над бровью, еще одна - на скуле и ободранные костяшки. Как с грустью заметил Энди, даже в простецких забавах дважды магистр был куда опытнее его, единожды доктора, щеголявшего опухшим носом и приличных размеров синяком под глазом. Синяк, несмотря на все усилия Хасины, до сих пор не потерял здоровой синевы, однако ни Гатов, ни подошедший Бааламестре обсуждать полуразрушенную физиономию алхимика не собирались.
        - Мерса!
        - Э-э… Привет… э-э, Каронимо.
        Ради выставки Каронимо приоделся: напялил странного вида башмаки до колен, странную черную робу с белым - откуда он его взял? - жилетом и чудовищный цилиндр с цветком «домохозяйка плачет». А поверх робы - неизменный кожаный жилет.
        - Ты какой Мерса? Нет, подожди, не отвечай, я постараюсь угадать сам! - Бааламестре сдавил виски ладонями и напряженно посмотрел на алхимика. - Сам, сам, сам…
        - Монетку брось, - посоветовал Гатов, протягивая приятелю честно заработанную деньгу.
        - Не мешай!
        К некоторому удивлению Мерсы, ученые держали себя с ним не просто дружелюбно, а как со старым или даже старинным приятелем - весьма неожиданно для одного дня знакомства. А вот четверо крепких парней в дешевых серых костюмах разглядывали алхимика с агрессией цепных псов.
        - Дагомаро после вчерашнего приставил, - усмехнулся Павел, перехватив взгляд Мерсы. - Сказал, что никому не позволено бить меня по голове.
        - Энди! - выкрикнул Каронимо. - Ты - Энди!
        Толстый палец уперся алхимику в грудь.
        - И что э-э… теперь?
        - Придется заплатить.
        - За что? - изумился Мерса.
        - Я ведь угадал!
        - Э-э…
        - Это же Энди, брат, - укоризненно протянул магистр. - Шути осторожнее.
        - Могу вообще не шутить, - притворно обиделся Бааламестре и тут же осклабился: - А хорошо вчера размялись, чтоб меня пинком через колено! И те двое, что потом пришли, ничего не испортили.
        - Я правильно понял, что один из них - твой шиф? - уточнил Гатов.
        - Бедокур, - кивнул Мерса. - Тот, что с косичками, амулетами и э-э… не в военной форме.
        - Крепок, - с уважением произнес Каронимо. - За таким шифом как за каменной стеной. А второй кто?
        - Глыба Штокман - шифбетрибсмейстер с «Дер Каттера», - ответил алхимик. И зачем-то добавил: - Мы с ними э-э… в «вышибалу» играли в прошлом порту.
        Прозвучало по-мальчишечьи, но Бааламестре оценил:
        - А теперь подружились? Нормально.
        - Как тебе, кстати, наша малышка? - Гатов похлопал рукой по боку бронетяга. - Впечатляет?
        Они встретились у стенда с огнеметной «Азундой», но не спереди, где толпилась публика и громко вещали инженеры, а с обратной стороны, где огромный бронетяг выглядел хоть и внушительно, но уже не так грозно.
        - Э-э… Да. То есть не знаю.
        - Не знаешь? - удивился магистр.
        - Э-э…
        - Стояла задача: повысить дальность стрельбы при сохранении поражающих свойств.
        - И точности, - уточнил Бааламестре.
        - И ее тоже, - кивнул Павел. - На первый взгляд - ничего особенного, учитывая размеры устройства, но начать пришлось…
        - Со смеси, - машинально произнес Мерса. - Вам понадобилась другая смесь.
        - Правильно, - быстро отозвался магистр. - А что мне пришлось изменить?
        Но алхимик уже опомнился, сообразил, что его легко и непринужденно вывели на профессиональный разговор, и умолк. Не потому, что не хотел поддерживать ученый диалог с самим Гатовым - как раз это было весьма лестно, - просто Энди не понимал, для чего такой разговор понадобился. И решился на прямой вопрос:
        - Тебе нравится создавать оружие?
        Бааламестре крякнул, и в его глазах мелькнуло изумление, словно алхимик поступил так, как от него совсем не ожидали. Павел же владел собой лучше и ответил спокойно:
        - Нет, не нравится.
        - Тогда почему создаешь?
        - Ты меня обвиняешь?
        - Э-э… интересуюсь.
        - Не такой уж ты и мямля, - хихикнул Каронимо.
        - Иногда э-э… получается. - Энди поправил очки. - Ответ будет?
        И ответ, к некоторому удивлению алхимика, был. И ответ честный:
        - Я обещал Винчеру пять лет жизни, - негромко произнес Гатов, глядя Мерсе в глаза.
        - Фактически - пять лет рабства. Мне щедро платят, мне оставляют патенты, но придумываю я только то, что от меня требуют. - Ученый выдержал коротенькую паузу, а затем, предвосхищая следующий вопрос, сказал: - Я многим обязан Винчеру.
        - Чем? - не сдержался алхимик.
        За что нужно платить годами жизни?
        - Всем.
        - Всем?
        - Ты ведь слышал мою историю, не так ли? О первом изобретении, сделанном в десять лет?
        - Неужели ты украл славу у Дагомаро? - неловко пошутил Мерса.
        - Нет, изобретение сделал я, но патент мне никто не дарил, - улыбнулся Гатов. - Капитан присвоил мое изобретение, продал патент местной инженерной фирме, а моему отцу выдал два цехина.
        - Проклятье! - Такого алхимик не ожидал.
        - Я должен был остаться нищим рыбаком, Энди, но мне повезло: патент перепродали холдингу Дагомаро, его инженеры стали задавать вопросы, на которые никто не смог ответить, и по цепочке добрались до меня. Когда Винчер узнал, что настоящему изобретателю всего десять лет, его изумлению не было предела. Он стал платить семье пенсию, а меня отправил учиться… Так что если быть объективным, тот Гатов, которого знает Герметикон, создан Винчером Дагомаро.
        - Ты сделал себя сам, - глухо произнес Мерса.
        - Только в той части, что зависела от меня, а вот за все остальное я обещал пять лет жизни, - предельно серьезно заявил Павел. - Я простолюдин, Энди, но знаю, что такое честь.
        На то, чтобы построить посреди поля некое подобие защитных сооружений, приотцам понадобилось чуть больше часа. Простенькие заборчики и хлипкие домики резко контрастировали с основательными сооружениями ушерцев, откуда следовало, что бомбить или обстреливать условную крепость никто не собирается. А когда строения занял пехотный полк, - обмундирование солдат карикатурно напоминало ушерскую форму, - зрители решили, что разгадали приготовленный приотцами сюрприз.
        - Я не люблю постановочные сражения, - поморщился Помпилио. - Много пороха и мало дела. Гремят холостые выстрелы, все затянуто дымом, а настоящие солдаты с перекошенными лицами бегут в ненастоящую атаку, чтобы победил тот, кого выбрал режиссер.
        - Как в театре? - улыбнулась вернувшаяся певица.
        - Именно так, Этель, как в театре, - подтвердил дер Даген Тур.
        - Зачем же мы остались?
        Кажани на полигоне наскучило: новизна исчезла, темы для светских разговоров исчерпались, и следовало поскорее уезжать, пока над головами не заревели еще какие-нибудь самолеты.
        - Мы остались из вежливости, - объяснил адиген.
        - А вот мне кажется, что нас ожидает необычное зрелище, - негромко произнес маршал. - Посмотри вверх, Помпилио.
        Дер Даген Тур задрал голову и несколько мгновений наблюдал за приближающимися цеппелями.
        - Это не крейсеры.
        Силуэты гигантских аппаратов выдавали их мирное предназначение: минимальных размеров гондолы, никаких пушечных портов и огромные контейнеры под брюхом.
        - Грузовики? - предположил заинтригованный Тиурмачин, принимая у адъютанта бинокль. - Нет, грузовики сейчас неуместны. Тяжелые бомбардировщики?
        - Внизу приотский полк, вряд ли они станут атаковать своих, - напомнил адиген. - И это не бомбовые, а десантные платформы.
        Бамбадао в бинокле не нуждался, его зоркости мог позавидовать учмарский лирг.
        - Какие платформы?
        - Десантные.
        Длиной примерно в половину «сигары», а внутри, как наспех объяснил дер Даген Тур удивленному маршалу, установлено до шести рядов лавок для личного состава. В определенный момент расположенные в конце платформы ворота распахиваются и солдаты отправляются в увлекательное путешествие вниз.
        - Для чего?
        - Сейчас увидишь.
        Надежные парашюты в Герметиконе разработали довольно давно, больше тридцати лет назад, однако использовать в военных целях пока не додумались - тут галаниты шагали впереди. Даже дер Даген Тур только слышал о новом стиле ведения боевых действий и готовился впервые лицезреть необычное зрелище.
        И не остался разочарован.
        - Как красиво! - прошептала зачарованная Этель. - Помпилио, ты когда-нибудь летал с парашютом?
        - Это называется прыгать, - рассеянно ответил адиген - все его внимание было приковано к разворачивающемуся на полигоне действу. - Не летать.
        - И как? Интересно? Страшно?
        - Прагматично. Я делал это, чтобы спастись.
        Черные точки, горохом сыплющиеся с цеппелей, быстро обретали белые купола, наполняя голубое небо ненастоящими облаками. Солдаты плавно опускались на «поле боя», сбрасывали парашюты и бросались в атаку. Самые умелые десантники, или же самые удачливые, ухитрялись приземляться внутри условных укреплений и завязали условный бой с условными ушерцами. Поле, как и предсказывал дер Даген Тур, затянулось пороховым дымом, повсюду грохотали холостые выстрелы, а солдаты либо картинно умирали, либо картинно побеждали. На полигоне шло типичное постановочное сражение, но смотрели его с огромным интересом.
        - Знаешь, что я думаю, дорогой друг? - негромко спросил маршал, задумчиво разглядывая обреченную «крепость»: все пулеметные гнезда захвачены, бесполезные орудия молчат, а остатки защитников готовятся выкинуть белый флаг. - Я думаю, Ушер только что перестал быть архипелагом.
        - Без поддержки с воздуха парашютисты обречены, - почти сразу ответил Помпилио. - Паровинги расстреляют десантные цеппели за сотню лиг до первого острова.
        - А если Ушер лишится паровингов? - Тиурмачин тяжело вздохнул. - Махим показал, как будет заканчивать войну, оглушил парашютистами, но промолчал насчет паровингов. А ведь он прекрасно понимает, что их необходимо уничтожить.
        - У них есть еще один сюрприз, - прищурился адиген.
        - Согласен.
        - Великолепно! - без ложной скромности воскликнул Арбедалочик.
        - Вям!
        - Они потрясены, если не сказать - раздавлены! Вы видели, как вытянулась физиономия Дагомаро? Слово скаута: он едва не сжевал свою бороду.
        - Вям!
        - Консул, почему вы такой грустный? - Директор-распорядитель поставил саптера на ближайший столик и принялся раскуривать сигару. - Что не так?
        Показное веселье Абедалофа не привлекало внимания: собравшиеся в Сенатском павильоне гости увлеченно обсуждали приотский сюрприз, и выделялся как раз Махим - некоторой мрачностью.
        - Вы ведь знаете, Абедалоф, что я был против демонстрации нашего тайного оружия, - тихо ответил он. - Зачем показывать, что Ушер досягаем?
        - Чтобы сделать Дагомаро покладистым.
        - Или направить его в объятия адигенов. - Приотский консул покачал головой: - Дагомаро - фанатичный патриот Ушера, еще час назад он не собирался договариваться с Каатой, намереваясь справиться с нами своими силами. А что теперь?
        Теперь ушерцы бросятся в объятия союзников, займутся усилением армии и война станет неотвратимой. Война, о которой Махим мечтал. Война, которую он теперь боялся.
        Здучик и Арбедалочик рассматривали приближающиеся переговоры с сугубо утилитарной точки зрения: во-первых, нужно выиграть еще немного времени, во-вторых, постараться обвинить в развязывании войны ушерцев. А вот у консула нет-нет да проскальзывала мысль, что неплохо было бы действительно о чем-нибудь договориться. Подленькая мысль, противоречащая всему, что Махим делал до сих пор, но… Но какая-то правильная.

«Вернем скот в стойло… Будем жестоки…»
        И хотя консул давно не был в церкви, он вдруг подумал, что святая Марта мысль помириться с ушерцами одобрила бы.
        - Все будет хорошо, - хладнокровно произнес Абедалоф, выпуская клуб ароматного дыма. - Идите к гостям, консул, и ведите себя как победитель. Покажите Дагомаро, что он уже проиграл!
        - Вям!
        Ему приказали, он исполняет.
        Махим вздохнул, но послушно нацепил на физиономию высокомерное выражение и двинулся к собравшейся у балюстрады группе дипломатов. Арбедалочик же повернулся к Йорчику.
        - Что скажете, профессор?
        - Для детального анализа понадобится время, но…
        Абедалоф обидно усмехнулся, показывая Руди, что видит его насквозь, и Йорчику пришлось признать:
        - Ряд представленных образцов превосходит галанитские аналоги, а до некоторых ушерских решений мы попросту не додумались. Хотя не факт, что они имеют серьезное значение.
        - Например?
        - Огнеметный бронетяг, - быстро ответил Руди. - Я не вижу большой необходимости в подобном устройстве.
        - Огонь оказывает мощное психологическое воздействие, - задумчиво протянул Абедалоф. - Я знаю случаи, когда солдаты разбегались, узнав, что против них выдвинуты огнеметчики - никому не хочется превратиться в жареного цыпленка. - Пауза. Ставшее почти привычным «Вям!», клуб сигарного дыма. - А что вы скажете о Гатове, профессор?
        - Он гений, - угрюмо ответил Йорчик, не рискуя больше лгать проницательному выскочке. - А самое главное заключается в том, что Гатов - универсальный гений. Создается впечатление, что ему все равно, над чем работать: ему ставят задачу - Гатов находит оригинальное решение. Хотите знать мое мнение? Я восхищен.
        - Гатов мог создать супербомбу? - тихо, но настолько жестко спросил Абедалоф, что Руди даже вздрогнул.
        - Вы опять об этом?
        - Да, об этом. И мы будем возвращаться к этому до тех пор, пока я не пойму, что уничтожило тот остров.
        Упрямство. А вот глупое оно или нет - вопрос второй. Йорчику надоело постоянно возвращаться к опостылевшей теме, но он отдавал должное Арбедалочику, жаждущему во что бы это ни стало добраться до истины.
        И ответить профессор постарался максимально корректно:
        - Нужна информация.
        - Ладно. - Абедалоф попыхтел сигарой, взял заскучавшего песика на руки и распорядился: - Давайте насладимся чудесами ушерской техники вблизи.
        - Как же он шумит, - капризно протянула Этель.
        - Не шумит, а стреляет, синьорина, - улыбнулся Дорофеев. - Грохот есть обязательное сопровождение стрельбы.
        - И еще он визжит.
        - Так работает электрический привод.
        - Визжит, грохочет, разрывает уши… Я едва не оглохла!
        Негодование певицы объяснялось просто: Этель планировала прогуляться между стендами в компании Помпилио - пусть завидуют! - но адиген как замер у «Гаттаса» - шестиствольного монстра, привинченного к хитроумной конструкции, так и не отлипал от него уже двадцать минут, требуя от инженеров все новых и новых подробностей. А в довершение распорядился устроить показательные стрельбы, благо возможность для этого предусматривалась.
        - Точность удовлетворительная, огневая мощь выше всяких похвал.
        - Патрон стандартный, от «Шурхакена», - пискнул из-за спины Бабарский. - Докупать придется только ленты.
        - Помпилио, мне скучно. И звенит в ушах.
        - Базза, я считаю, что мы должны установить на «Амуш» один такой пулемет.
        - Может, подождем? - попытался проявить консерватизм Дорофеев. - Модель еще не обкатана.
        Капитана смущал подозрительный электрический привод, в надежности которого у Дорофеева были серьезные сомнения, однако переубедить упершегося адигена не было никакой возможности.
        - Базза, «Амуш» - исследовательский рейдер, вот и займемся исследованиями, - рассмеялся Помпилио. - К тому же мне нравится новая турель.
        - Она снабжена электрическим приводом и позволяет вести огонь вертикально вниз, - завел шарманку инженер. - Турель управляется педалями…
        - Теодор! - капризно воскликнул Помпилио.
        - Молодой человек, мессер уже слышал ваши объяснения и счел их удовлетворительными, - ледяным тоном произнес опомнившийся Валентин. - Я сообщу, если мессер захочет выслушать вас повторно.
        - Бабарский!
        - Мы покупаем пулемет и турель, - деловым тоном произнес ИХ, оставаясь за спиной Помпилио. - К завтрашнему полудню они должны быть смонтированы на цеппеле мессера.
        - Два, - каркнул дер Даген Тур. - Я рано встаю.
        - Два образца, - уточнил растерянным инженерам Бабарский, давно научившийся понимать хозяина с полуслова. - И смонтировать их надо до восьми утра. В половине девятого мессер лично прибудет принимать работу.
        - Придется работать в ночную смену, - предупредил ушерец.
        - И что?
        - Помпилио, ты меня слышишь? - Этель сжала кулачки.
        - Игристого? - Вездесущий Теодор поднес рассерженной певице бокал. - Не нужно отвлекать мессера, когда он занимается «Амушем».
        - Может, ограничимся одним образцом? - негромко предложил Дорофеев.
        - Базза, прошу вас, - я так хочу. - Помпилио с нежностью посмотрел на шестиствольный пулемет. - Вы ведь не собираетесь всерьез противоречить мне в оружейных вопросах?
        Капитану оставалось лишь развести руками: ни разу за все время их знакомства Помпилио не оспорил ни одного его профессионального решения. Во всяком случае - публично. Что же касается пулеметов, то кому, как не высшему адепту Хоэкунс, понимать достоинства того или иного оружия?
        Намек адигена был настолько прозрачен, что Дорофеев смутился:
        - Извините, мессер.
        - Полноте, Базза, за что? К тому же, как вы слышали, новая турель позволяет вести огонь вертикально вниз, а я не желаю лезть в «корзину грешника» еще раз.
        На Заграте дер Даген Тур едва не погиб, прикрывая пузо «Амуша» от аэропланов.
        - Прекрасно вас понимаю, мессер.
        - Приблизительная стоимость вашего заказа составит…
        Призванный инженерами менеджер допустил стандартную ошибку - обратился напрямую к Помпилио, и фраза Валентина вылилась на него ушатом ледяной воды:
        - Разве мессер спрашивал, сколько это стоит?
        - Махим тебя поразил, - негромко произнесла Кира. - Не хочу выражаться сильнее.
        - Да, - односложно ответил Дагомаро. Врать дочери он не собирался.
        Они возвращались в Унигарт на автомобиле. Возвращались вдвоем, хотя в огромной
«Колетте Витарди» могли комфортно разместиться еще три человека - всем желающим составить ему компанию, даже Тиурмачину, Дагомаро вежливо, но твердо отказал. Он хотел побыть с дочерью.
        - Мне понравилось, как ты держался, папа, - продолжила девушка. - Ты - молодец.
        - Это все, что мне оставалось, - держаться, - признал консул. - Я не ожидал, что галаниты продадут землеройкам парашюты и десантные цеппели.
        - Ну и что?
        - Как это что? - Дагомаро резким движением погладил бороду. - Мы под ударом.
        - Вопрос в том, сколько у землероек цеппелей и подготовленных парашютистов? - рассудительно произнесла Кира. - И есть ли у них силы защитить десантную эскадрилью от паровингов?
        - Должны быть.
        - Аэропланы? - Кира покачала головой. - Мы перебьем их, как уток.
        Выбирая, во что переодеться после показательного вылета, девушка остановилась на мундире майора ушерских ВВС, рассудив, что являться в Сенатский павильон в чем-то другом попросту глупо. Но консул всегда замечал, что форма делает дочь более категоричной. И - уверенной в себе.
        - Валеман показал, что каждый паровинг стоит десятка «этажерок».
        Коммандер не сомневалась в себе, показателем чего стало презрительное обозначение бипланов, придуманное паровингерами после скоротечной войны за Валеман.
        - Очень хочется, чтобы ты оказалась права, - вздохнул Дагомаро.
        - Что мешает?
        - Махим не дурак, - ответил консул. - Он карьерист, выскочка, галанитский лакей, но не дурак, он понимает, что паровингеры утопят десантные цеппели в ста лигах от Ушера. Понимает, но все равно показывает нам цеппели. А это, в свою очередь, означает, что приотцы знают, как справиться с паровингами.
        - Или же Махим блефует, ожидая, что ты прогнешься на переговорах.
        - Или так. - Дагомаро помолчал, а затем неожиданно спросил: - Не хочешь уехать с Кардонии?
        Именно из-за этого вопроса консул не взял в машину посторонних.
        - Что?! - Кира уставилась на отца так, словно он только что признался в родстве с Первыми Царями. - Шутишь?
        - Вероятность того, что Махим блефует, - пятьдесят процентов. И еще пятьдесят, что галаниты придумали, как сбивать паровинги, и я… - Консул запнулся. - Я не хочу, чтобы ты рисковала.
        Дагомаро был бойцом, фанатиком, патриотом, но еще - любящим отцом. Дочь - его единственная слабость, единственное уязвимое место, но кто осмелится обвинять отца в чрезмерной любви?

«Уехать? Сначала дядя Гектор, теперь отец… Может, они все-таки правы? Может, так и надо? Уехать от войны и от военных, перестать пачкаться в крови, жить нормальной, возможно - счастливой жизнью. Уехать…»
        - Ты ведь знаешь, что я тебя не оставлю, папа. - Кира бросила задумчивый взгляд на привинченный к груди орден. - Ты учил меня быть самостоятельной и любить Ушер, вот и получай, что получилось.
        Твоя дочь тоже хочет быть первой. А возможно, не хочет, возможно, мечтает убежать, но ни за что на свете не оставит тебя одного. Потому что такая у тебя дочь.
        - У меня получилась Дагомаро. - Консул с трудом совладал с подкатившим к горлу комком.
        Девушка придвинулась ближе, положила голову отцу на плечо и с улыбкой подтвердила:
        - Да, папа, у тебя получилась настоящая Дагомаро.
        Упрямая и сильная.
        - Которая не должна стать последней в роду. - И прежде чем девушка смогла ответить, консул продолжил: - Ты наконец выбрала мужчину, и я был бы счастлив…
        - Не нужно меня торопить, - перебила отца Кира. - Ты хочешь стать дедом? Ты им станешь, обещаю. Но не нужно меня торопить.

* * *
        Всего двадцать лет, а на меньшее, чем быть президентом, уже не согласен? Но что-то не получается? Не складывается? Недоволен своим положением? Кто же во всем виноват? Ответ очевиден: другой. Кто-то другой. Власть. Или Бог. Виноваты они, потому что никто и никогда не признается в отсутствии таланта, ума или деловой хватки, в лени, в конце концов, в безволии и трусости. Проще отыскать виновного на стороне или брякнуть: «Не получилось, потому что система прогнила!» и затаить обиду. И протестовать против тех, у кого все получается. Требовать крушить все и вся на том основании, что ты - неудачник.
        Анархические идеи переживали ренессанс, но что, интересно, сказал бы Иеробот, услышав, что быть нердом стало модно среди дремучей серости? Хотя… Кто знает, о чем думал священник, затевая поход против церкви? Какие планы строил?
        Как бы там ни было, каждый хоть чем-то недовольный считал себя «немножко нердом», хотел избавить Герметикон от «преступной по определению власти» и рассуждал о
«прогнившей системе». Подобные настроения стали питательной средой для возрождения, помогали распространению анархических идей, однако не приводили к созданию полноценного движения. Отчаянно требовался Герой - он должен был создать притягательный миф, легенду, придать новому старому движению сакральное дыхание. Погибнуть или победить - не важно, Герой должен был безусловно возвыситься, но… Но возникла заминка: Герой не появлялся. Проповедники нердов таились на дальних планетах Бисера и в Ожерелье не совались; современные, то есть далекие от религии, теоретики анархизма тоже предпочитали оставаться в тени; в вожди никто не лез, поскольку все помнили, как адигены обошлись с предыдущими лидерами. И потому Героем пришлось стать не мыслителю, а воину. Тому, кто прославился не речами, а дерзкими атаками и тем, что постоянно оставлял в дураках полицию. Тому, кто не скрывал своего имени, а точнее - псевдонима.
        Героем нердов стал неуловимый Огнедел.
        Никто не знал, откуда он явился, где родился, где учился и почему примкнул к анархистам. Его имя, его прошлое - все было тайной, он казался призраком, и многие не верили в существование героя, считая, что под общим именем Огнедел действуют восемь или десять глубоко законспирированных анархических кружков. Другие считали Огнедела гениальным психом. Третьи не определились.
        Огнедела боялись. Ненавидели. Обожали. Отдавали за него жизнь. Мечтали выдать полиции ради колоссальной награды. Впечатлительная молодежь находила в нем кумира,
«немножко нерды» - символ борьбы с режимом, для обывателей же Огнедел стал персонажем увлекательного, а главное - «настоящего» детектива, разворачивающегося непосредственно на их глазах. И все: и молодежь, и «нерды», и обыватели внимательно изучали газеты в ожидании новых убийств.
        Взрыв пассажирского парохода на Андане, уничтожение президентского дворца на Крандаге, полицейское управление на Жухазе, храм на Каате и множество других акций. Всегда страшных, кровавых и всегда безумно красивых. Огнедел никогда не оставлял знаков, не подбрасывал в полицию писем с признаниями, но стиль знаменитого террориста был узнаваем, и публике не составляло труда определять его работы.
        Его постановки.
        За красотой которых совершенно терялся философский смысл учения нердов.
        Третье пришествие окончательно выхолостило идею, превратив ее в абстрактное и всем понятное: «Власть должна быть разрушена!»
        - Ипать мой тухлый финиш, - всплеснул руками Шо. - Ты ведь сам признаешь, что слежки не было!
        - Не было, - подтвердил Лайерак.
        - Значит, на нас наехали случайно.
        - Да, конечно, - саркастически усмехнулся Отто. - Нас приняли за богатых гуляк с распухшими от ассигнаций бумажниками и решили устроить плотную засаду с перекрытием улицы, чтобы немножко ограбить. Ты сам понимаешь, чего городишь?
        - Искали нас, но они не знали, что мы - это мы, - обиделся Сапожник. - Вот что я горожу. Если бы они знали, что мы - это мы, открыли бы пальбу первыми.
        Заявление имело смысл, и Лайерак нехотя согласился:
        - Ну, наверное.
        И отвернулся.
        Засада, перестрелка и стремительное бегство через весь город не заставили террористов отменить намеченную акцию, однако дополнительные меры предосторожности они, разумеется, приняли. Во-первых, разделились: теперь Отто и Шо жили по отдельности, а остальные члены группы - по двое. Во-вторых, сменили личины: имена, внешность - все стало другим, правда, Лайерак, в отличие от товарищей, не отказал себе в удовольствии остаться на прежнем социальном уровне, сказавшись на сей раз негоциантом с Тинигерии. Сохранили террористы и бороды, как было обещано заказчику, тем более что именно сегодня они должны были «засветиться» во всей красе.
        - Я думаю, местные проверяли всех подозрительных чужаков.
        Сапожник приводил этот аргумент в третий, а то и в четвертый раз, но только сейчас Лайерак решил сообщить помощнику то, что узнал от заказчика:
        - Засаду устроили не полицейские, кто-то нанял местных уголовников.
        - Ипать мой тухлый финиш! - Сапожник изумленно посмотрел на Лайерака. - Точно?
        - Заказчик весточку прислал, а ему наш провал совсем не нужен. - Огнедел помолчал.
        - Во всяком случае, сейчас.
        Местные блюстители порядка беспомощны, серьезной службы, наподобие лингийской тайной полиции или верзийской жандармерии, на Кардонии никогда не существовало, и до сих пор террористы чувствовали себя достаточно спокойно. Вот почему появление нового игрока, первый же удар которого, при этом удар вслепую, едва не достиг цели, испортило Огнеделу настроение.
        - Жаль, что у нас нет надежных связей среди местных бандитов, - протянул Шо.
        - И хорошо, что нет, - не согласился Отто. - Сейчас о нас никто не знает, никто не может выдать. И если так будет продолжаться, мы спокойно отымеем эту хнявую планету и отправимся дальше.
        - Да! - поддержали вожака сидящие рядом террористы. - Поимеем!
        Сапожник улыбнулся, показывая, что разделяет энтузиазм соратников, но говорить ничего не стал, склонился над лежащим на коленях «Брандьером». Шо частенько перепроверял оружие перед акциями, это был один из его способов снять ненужное напряжение, а уж такое экзотическое устройство, как ружье-огнемет, не грех перепроверить дважды - мало ли что?

«Брандьер» представлял собой восьмизарядное револьверное ружье с очень толстым, но довольно коротким стволом и маленьким прикладом. В широкие каморы, больше похожие на мышиные норы, вставлялись особые, специально разработанные ушерскими алхимиками зажигательные снаряды, приведшие Лайерака в детский восторг. Огромный калибр ружья и относительно слабый заряд боеприпасов делали «Брандьер» эффективным лишь на коротких дистанциях - до восьмидесяти шагов, но этого было вполне достаточно для той цели, для которой Гатов его спроектировал, - для метания огня. Врезавшись в преграду, снаряд взрывался, выдавая облако раскаленной зажигательной смеси, способной стремительно зачать грандиозный пожар. Или превратить человека в пылающий, орущий от боли факел.
        - В «спичку»… - пробормотал забывшийся Сапожник.
        - Что? - переспросил Отто.
        - Ерунда, - хмыкнул Шо, проводя ладонью по деревянному ложу. - Не обращай внимания.
        И поправил висящий на груди патронташ с необычайно, карикатурно большими патронами.
        Основная группа - шесть человек с «Брандьерами», укрылась внутри крестьянского фургона, запряженного парой гнедых лошадей. После одиннадцати вечера подобные повозки буквально оккупировали унигартские улицы, развозя продукты по магазинчикам, лавкам, харчевням и ресторанам, а потому никто не обратил внимания на еще один фермерский экипаж, медленно выехавший на центральную улицу. Даже события последних дней не заставили местных полицейских быть внимательнее.
        - Работаем быстро, - произнес Лайерак, внимательно оглядывая помощников. - За жертвами не гонимся, но чем больше, тем лучше. Главное - получить нужный результат и запоминающуюся картину. Все понятно?
        - Да, - кивнули помощники.
        - Уходим тройками. Группа Шо - на запад, вас ждет Джон в машине. А мы втроем - на площадь. - Фургон остановился. - Начинаем!
        И Огнедел натянул на лицо респиратор.
        Начинающаяся от площади Конфедерации улица Ашо Машеля была длиннющей, тянулась с востока на запад через весь Унигарт, рассекая город на две части, и считалась главной. Не на всем протяжении, конечно, считалась, а примерно на две трети, потому что после парка Западных скал, который улица также делила пополам, стоимость недвижимости от квартала к кварталу уменьшалась на четверть, а самый кончик Машеля даже днем не считался безопасным. Но это на диком западе, а вот у площади предприниматели буквально дрались за дома, особенно за первые этажи, где так удобно располагались лавки знаменитых ювелиров, парфюмеров и портных, дорогие магазины и не менее дорогие рестораны, бары, клубы, банки, представительства компаний и в том числе - офисы крупнейших газет. В центре города - в центре событий. Второй дом - «Кардонийская звезда», третий - «Герметиконский вестник», пятый - «Унигартские известия», седьмой - «Новость». Три редакции занимали верхние этажи - престиж тот же, аренда ниже, а вот богатый «Вестник» - его владельцу принадлежали газеты и журналы еще в семи мирах Герметикона - располагался на первом,
гордо украшая витрины своим логотипом.
        И тем привлек внимание Огнедела.
        - Начинаем!
        Переделанный помощниками фургон открывался теперь в три стороны, и разбившиеся на двойки террористы оказались повсюду сразу. И выстрелы из «Брандьеров» прозвучали залпом, мгновенно смешавшись с воплями, в которых читались удивление, страх, боль, ужас… А ночные сумерки, слегка подсвеченные уличными фонарями, украсились огненными всполохами. Разноцветными вспышками, поскольку стреляли террористы разными алхимическими смесями. Четверо помощников, прикрывающие вожаков вверх и вниз по улице, били по людям, по гулякам, что затянули празднование первого дня выставки и на свою беду оказались на Машеля. Поджигали оранжевые «спички», швыряли заряды в стены, фургоны и автомобили. Сеяли панику. А вот Шо и Отто использовали другие боеприпасы, маркированные голубым, их лобастые, похожие на гранаты снаряды легко пробивали толстые витринные стекла и лишь тогда взрывались, наполняя помещение страшной своей начинкой.
        Печь. Вот что стал напоминать дом уже через несколько секунд. А первый этаж - распахнутую топку, в которой бесилось обретшее свободу пламя. Восемь гранат Огнедел расстрелял за шестнадцать секунд, Шо специально отстал и продолжил работать, пока Лайерак перезаряжал оружие.
        - Отлично!
        Трупы, аура страха, но главное - пожар. Величественный пожар, возникший за секунды, за мгновения.
        - Огонь очистит, - прошептал Отто. - Огонь изменит…

«Герметиконский вестник» трещал сухим поленом. Добавлять первому этажу не имело смысла, а потому Лайерак и Шо расстреляли несколько верхних окон, и меньше чем через минуту пятиэтажный дом пылал до самой крыши. Пылал голубым алхимическим огнем.
        А вокруг визжали оранжевые «спички».
        - Какая красота! - Жар бил в лицо, но Отто не отступал, продолжал стоять в пяти шагах от погибающего здания и зачарованно улыбался, не в силах отвести взгляд отдела своих рук. - Совершенство…
        - Уходим!
        Свистки полицейских, пожарный колокол, вопли… Кто-то бежит прочь, кто-то помогает горящим людям. Паника. Попытки что-то сделать. Паника.
        - Совершенство…
        От оранжевого мутит. «Спички» ведь не только горят, они еще и воняют, перебивая запахом жареной плоти аромат зажигательной смеси. И еще они орут. Мутит… И Шо начинает разряжать «Брандьер» в окна соседнего дома. Просто для того, чтобы отвлечься от оранжевого.
        Глава 10
        в Унигарте начинаются переговоры, Хасина подбрасывает идею, Накордо ничего не видит, а Помпилио узнает важное

«Наше первое по-настоящему обстоятельное общение с Хасиной состоялось, когда я обратился к нему за профессиональной помощью, но такова, наверное, судьба всех медикусов. До этого мы были представлены, встречались в кают-компании, даже обедали за одним столом, обмениваясь ничего не значащими фразами, но и только. Альваро, так же, как все остальные офицеры „Амуша“, ко мне присматривался, терпеливо дожидаясь, когда судьба занесет меня в его паутину для детальной диагностики. И дождался, стервец инопланетный.
        В своем первом воздушном, бою - не скрою, геройствовал в нем Энди - я получил ожоги рук и, как вы понимаете, не мог пройти мимо кабинета медикуса. Первый визит оказался скомканным: мы только что потеряли мессера, команда пребывала в угнетенном состоянии духа, и Альваро ограничился тем, что наложил мне мазь и повязку. Велел прийти завтра, и вот назавтра, чтоб меня в алкагест окунуло, я крепко облажался. Не знаю с чего, но я счел Хасину самым безобидным из офицеров: то ли яйцевидная башка его так подействовала, то ли уши, напоминающие крылья летучей мыши, то ли в целом… Но я позволил себе расслабиться. Я достаточно вальяжно поздоровался, чем вызвал удивленный взгляд медикуса, без спроса расположился в кресле для посетителей, а, когда Альваро отвернулся к шкафу с медикаментами, так же без спроса взял со стола маленький желтый леденец.
        До сих пор не могу объяснить, почему я это сделал.
        Я разгрыз леденец в тот самый миг, когда Хасина обернулся, держа в одной руке банку с мазью, а в другой - стерильный бинт.
        Помню, я улыбнулся:
        - Совсем неплохо. - Конфетка оказалась мятной, с легким привкусом каких-то трав.
        Подозреваю, что вид у меня при этом был необычайно нахальный.
        Однако Альваро отреагировал на мою наглость на удивление кротко. Суховато улыбнулся, положил мазь и бинт на стол, уселся напротив меня, посмотрел на часы и только затем вежливо заметил:
        - Никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.
        Фраза прозвучала вполне естественно в данных обстоятельствах, а потому я позволил себе ироничный смешок:
        - Извини.
        Хасина вздохнул, словно выказывая легкое разочарование, выдал еще одну вежливую улыбку, поднялся, повернулся к запертому шкафу, что стоял прямо за его креслом, но замер, едва прикоснувшись к дверце. Выдержал пару секунд, вернулся в кресло и свел руки перед собой:
        - Впрочем, раз уж ты ее съел, торопиться не будем. Подождем симптомов, месе карабудино, а пока займемся руками.
        И открыл баночку.
        В кабинете завоняло мазью, но слова медикуса не понравились мне куда больше неприятного амбре.
        - Каких симптомов? - вопросил я.
        - Вытяни вперед руки, месе карабудино. - Я подчинился, и Хасина разрезал старые повязки. - Болело сильно?
        - Терпимо.
        - Хорошо.
        - Так что там насчет симптомов, чтоб меня в алкагест окунуло? О чем ты говорил?
        - Я не сразу понял, что ты не тот Мерса, который попроще, - негромко ответил Альваро, аккуратно накладывая мазь на мои раны. Работал он, надо отдать должное, весьма ловко и профессионально. - Я еще не научился в вас разбираться.
        - Мы говорили о симптомах, - напомнил я.
        - Тот Мерса… Энди, кажется… Так вот, тот Мерса имел со мной разговор на открытой палубе, но, видимо, не передал его тебе, - невозмутимо продолжил медикус и с законной гордостью сообщил: - Видишь ли, месе карабудино, помимо того, что я лечу ваши прыщи, я занимаюсь серьезным делом - медициной и даже написал несколько книг.
        - Рад за тебя, - не очень вежливо бросил я. - О каких симптомах ты говорил?
        - У тебя руки дрожат.
        - Слишком тугая повязка.
        Хасина ослабил бинт.
        - Так лучше?
        - Да.
        - Я автор монографии „Некоторые особенности минеральных ядов“ и брошюры для специалистов „Принципы целенаправленных отравлений в походных условиях“. За эти труды я удостоен звания доктора токсикологии Мерленсонского медицинского университета…
        - Это был яд?!
        Проклятая конфетка!!
        - Гвини патэго, зачем ты такой громкий? - поморщился медикус.
        - Яд?!!
        - Какая теперь разница?
        - Почему он лежал на столе?!
        - Потому что никто не берет с моего стола „конфетки“, месе карабудино.
        И вот на этот раз фраза прозвучала совсем не кротко. Я пропустил хлесткий, четко выверенный удар.

„Безобидный яйцеголовый?! Как бы не так!“
        Внутри стало холодно-холодно, однако голова, как ни странно, работала:
        - Мне нужен антидот.
        - Давай дождемся симптомов, - мягко предложил Хасина.
        - Альваро!
        Медикус деловито посмотрел на часы и взялся за карандаш:
        - Потоотделение? Сухость во рту?
        - Да!
        - А не должны были…
        - Альваро!
        Еще меня тошнило, а внутри, как я только что упомянул, было холодно-холодно. И кончики пальцев стали холодными как лед. А еще меня била дрожь.
        - Сними штаны и вставь себе градусник.
        - Мне нужен антидот!
        Отчаянный вопль изрядно позабавил инопланетянина. Медикус откинулся на спинку кресла и нравоучительно произнес:
        - Проблема в том, месе карабудино, что я не совсем хорошо помню, какой именно яд завалялся на моем столе, а неправильный антидот может тебя убить. Ты ощущаешь неприятную прохладу вот здесь, в животе?
        Он приложил руку к своему пузу.
        - Альваро!!!»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - Теперь - вертикально вниз, - распорядился Помпилио, удобнее устраиваясь в инвалидном кресле. Кофе, чашку с которым адиген держал в правой руке, давно остыл
        - все внимание дер Даген Тура было приковано к новинке. - Резко - аэропланы атакуют!
        Пулеметчик послушно заработал ногами - управление хитроумным «гнездом» осуществлялось с помощью педалей - и быстро развернул «Гаттас» в указанном направлении. Тело стрелка притягивали к креслу широкие ремни, и это позволяло ему спокойно перемещаться следом. Теперь шесть стволов оружия смотрели, как того и требовал адиген, вертикально вниз, а пулеметчик то ли лежал, то ли висел сверху.
        - Аэропланы с востока!
        Движение ногами, лязг, скрип, и «Гаттас» развернулся.
        - Достаточно. - Помпилио удивленно посмотрел на чашку, передал ее Валентину и резюмировал: - Я доволен.
        Ушерцы неуверенно улыбнулись.
        Три бригады из холдинга «Дагомаро» работали ночь напролет: разбирали старые пулеметные установки, готовили место - расширяли проемы, добавляли несущие конструкции, после чего крепили новые турели. Задач было много, так что успели ушерцы тютелька в тютельку - закончили в восемь двадцать четыре. А в восемь тридцать одну Валентин подкатил к «гнезду» кресло с Помпилио. За ними двигались Дорофеев - он бодрствовал уже четыре часа; зевающий Бедокур, который всю ночь командовал ушерцами; печально кашляющий Бабарский и остальные офицеры, пожелавшие осмотреть новую игрушку Помпилио.
        - Вторая установка готова?
        - Так точно.
        - Базза, проверьте ее без меня.
        - Да, мессер, - кивнул Дорофеев.
        - Вам все еще не нравятся наши новые пулеметы?
        - Много электричества и механики, - вздохнул капитан. - Чем сложнее устройство, тем проще ему сломаться.
        - Зато «Гаттас» отдает много пуль.
        - Пожалуй.
        - Тем не менее мы говорим о новом оружии, - прошелестел Валентин.
        - Все правильно! - среагировал адиген. - Базза, нужно провести тренировку для стрелков. Наши люди должны изучить «Гаттасы».
        - Вряд ли нам позволят открыть огонь посреди сферопорта, мессер.
        Помпилио удивленно поднял брови:
        - Бабарский?
        - Да, мессер, сомнительно, - пропищал суперкарго.
        - Очень жаль, - разочарованно протянул дер Даген Тур. И оглядел стоящих позади Дорофеева офицеров так, словно только что их увидел: - А что вы тут делаете?..
        - Тем более в таком виде, - усмехнулся Хасина.
        - В каком еще виде? - склочно осведомился Бабарский.
        Выглядел он как всегда: недорогой - но и не дешевка! - дорожный костюм помят ровно настолько, чтобы оставаться в рамках приличий, сорочка свежая, галстук-шнурок завязан модным верзийскими узлом, жилет щегольский, с вышивкой, желтые штиблеты в меру пыльные. А через плечо - вечная сумка со всякой всячиной.
        - В хмуром виде, - уточнил медикус.
        - Не важно.
        - Важно, потому что ты портишь мне удовольствие от утреннего кофе.
        Осмотрев новоприобретенное и новоустановленное оружие, все разбрелись по своим делам. Помпилио и Валентин вернулись в город, Дорофеев с Бедокуром отправились принимать вторую установку, а Хасина, Мерса и Квадрига решили выпить кофе на открытой палубе «Амуша» - ветра не было, а потому ничто не превращало приятную утреннюю свежесть в промозглую утреннюю прохладу, - и именно здесь их отыскал взъерошенный, недовольный, хмурый, мрачный, склочный…
        - Ты еще и злой какой-то, ипать-копошить, - заметил Квадрига.
        В кофе астролог добавил несколько капель сомнительного зеленого «ликера» из похожей на аптечную бутылочки, и теперь, после двух больших глотков, его глаза подозрительно заблестели.
        - Напиши об этом диссертацию, - окрысился суперкарго.
        - Да что случилось-то? - громко спросил Мерса. - ИХ?
        - Ты со своими смесями совсем от жизни отстал, цепарь, - хихикнул астролог. - Мессер велел Бабарскому отыскать поджигателей, а у Бабарского ни муля не получается. - Еще один глоток кофе. - Видимо.
        - Откуда знаешь? - изумился суперкарго.
        - Пустота научила меня влезать людям в головы. - Галилей достал трубку и любезно пояснил: - Мое второе имя - Знак.
        - Кто-нибудь знает, что за «ликер» он глушит? - обратился к друзьям ИХ.
        - Что-то новенькое, - сообщил Мерса.
        - Но, судя по всему, крепкое. - Бабарский повернулся к Хасине и прищурился: - Ты Галилею зеленое выдал?
        - Ты действительно не можешь поймать террористов, месе карабудино? - Вопрос о зеленом медикус решил пропустить мимо больших ушей.
        - Я над этим работаю, - вернулся к хмурому тону суперкарго.
        - Получается?
        - Не очень. - ИХ поставил сумку на палубу и налил себе кофе. - Остыл!
        - И что?
        - Мне вредно пить холодное.
        - А почему э-э… мессер хочет поймать террористов? - наивно осведомился Энди Мерса.
        Офицеры дружно посмотрели на алхимика, затем дружно покачали головами, вздохнули, и Бабарский с жалостью объяснил:
        - Мессер любознателен.
        - Пытлив, как амуш, - уточнил Альваро.
        А раскурившийся и освоивший зеленое Квадрига высказался предельно откровенно:
        - Нас не должны волновать мотивы мессера, цепарь, наша задача - исполнять приказы.
        - А-а…
        Покрасневший алхимик уткнулся в чашку, а Хасина вернулся к допросу Бабарского:
        - Месе карабудино, расскажи, как ты ловишь террористов?
        - Решил податься в детективы? - осведомился суперкарго, делая большой глоток кофе.
        - Стыдно, что нечем похвастаться?
        - Вы энергичные, как новые шестиствольные пулялки, - хихикнул Галилей. - Почему просто не посидеть? Почему не встретить утро улыбкой?
        Высказавшись, Квадрига с шумом всосал в себя очередной глоток кофе, подумал и добавил в чашку еще пару капель «ликера». Медикус сопроводил действия астролога неодобрительным взглядом.
        - Я договорился с главарем туземных бандитов, заставил его людей искать подозрительных чужаков и почти взял террористов, но не повезло, - негромко рассказал ИХ, добавляя себе кофе. Подумал и стащил одно печенье из вазочки. Печеньки офицерам щедро предоставил кок «Амуша», большой спец по выпечке. - Теперь уроды стали осторожнее, и я никак не могу выйти на след. - Суперкарго помолчал, покривился и уныло закончил: - Мессер недоволен.
        - У тебя есть описание террористов?
        - Они наверняка сменили внешность и социальный статус. Мы ищем денди, а он теперь прикидывается поденщиком.
        - Насколько я знаю, террористы не здешние? - уточнил медикус.
        ИХ помолчал, после чего заговорщицким тоном сообщил:
        - Мы с мессером считаем, что газеты правы и в Унигарте действительно работает Огнедел.
        Но ожидаемой вспышки удивления: «Как, сам Огнедел? Тот самый? Знаменитый? И ты, отважный суперкарго, в одиночку сражаешься с опаснейшим преступником Герметикона?» Бабарский не увидел. Галилей пыхтел трубкой, накладывая вихель на загадочное
«зеленое», Мерса тянул кофе, а медикуса интересовали иные аспекты.
        - Инопланетники не могут прикидываться поденщиками, - задумчиво произнес Хасина. - Они не знают местных нюансов, диалектов, сленга, в конце концов - их вычислят на раз, а это значит, что, даже сменив внешность и, как ты выражаешься, социальный статус, террористы все равно должны остаться инопланетниками. Понимаешь, месе карабудино, инопланетниками. Если не денди, то рядовым цепарем, но никак не поденщиком из соседнего уезда.
        - Это здорово сужает круг, - оживился Бабарский. - Сколько в Унигарте инопланетников? Тысяч двадцать? Или пятьдесят?
        - Далее, - невозмутимо продолжил медикус. Чувствовалось, что поиск неуловимых террористов увлек его. - Нужно подумать, на что ловить злодеев.
        - В смысле, на что? - не понял ИХ.
        - Чем наш преступник отличается от других?
        - Огнедел террорист, а не преступник.
        - Непринципиально.
        - Как раз наоборот - принципиально. Террорист воюет за идею, а преступник орудует ради наживы.
        - Знаешь на опыте? - попытался съехидничать алхимик.
        - Не забудь это высказывание, когда в следующий раз притащишься ко мне за жалованьем.
        - Э-э… Разве не было похоже на то, что я пошутил?
        - Не мучай Мерсу, - распорядился Хасина. - И подумай вот над чем, месе карабудино: мы ищем человека, а не преступника или террориста.
        - Человека?
        - Странно, что о такой мелочи тебе вынужден напоминать я, представитель древней высокоразвитой расы.
        - Не морочь мне голову, - поморщился суперкарго. - Он человек потом, а сначала - террорист. Иначе кому бы он был нужен?
        - А ведь ты - один из лучших представителей человеков, которых я встречал, - с грустью произнес Альваро. - Так почему же, глядя на тебя, я вижу беспомощного ребенка?
        - Кажется, я знаю, отчего вымерла твоя раса: от словоблудия.
        - Мы не вымерли, мы наблюдаем за вашей деградацией.
        - С того света?
        - Вселенная огромна, месе карабудино, - рассмеялся медикус, разламывая в пальцах печенье. - Возможно, рано или поздно человеки доберутся до границ нашего огромного государства…
        - Когда-то Вселенная являла собой крошечную точку, в которой была сжата вся существующая материя, - неожиданно произнес Галилей, вытащив изо рта трубку. - Затем она взорвалась от натуги и тем образовала звезды, планеты, астероиды…
        - А Пустота? - поинтересовался ИХ.
        - Пустота тоже образовалась, - кивнул Квадрига, глядя куда-то перед собой. - Потому что не существовало ничего, кроме точки.
        Мерса с уважением посмотрел на бутылочку с «ликером», а затем с еще большим уважением - на Хасину, косвенно подтвердившего, что является автором зеленого. Бабарский же выразился в ином ключе:
        - Альваро, если ты подольешь мне хоть каплю этой отравы, я тебя убью. Если сумею вернуться в реальный мир, конечно.
        - Поверь, месе карабудино, я поражен не меньше тебя, - медленно произнес медикус, не сводя глаз с пыхтящего трубкой астролога. - Возможно, так подействовал вихель.
        - Давай вернемся к террористам, - предложил суперкарго. - Есть что сказать по делу?
        - Мерса, а ты что скажешь о нашем преступнике? - вальяжно осведомился Хасина.
        - Э-э… - Не ожидавший вопроса алхимик выдал излюбленное блеяние, снял и протер очки, после чего неуверенно ответил: - Он устраивает пожары.
        - Гениально, - саркастически хмыкнул ИХ.
        - Именно - гениально! Наш скромный друг мгновенно увидел то, до чего ты со своими бандитами не додумался. - Альваро победоносно посмотрел на Бабарского. - Террористы, месе карабудино, действуют разнообразно: стреляют, взрывают бомбы, а наш негодник жжет и жжет.
        - Ему нравится, - догадался ИХ.
        - Совершенно верно, - подтвердил медикус. - А теперь, после получения таких подсказок, скажи мне, как нужно ловить Огнедела?
        - Устроить большой пожар, - рассеянно предложил Галилей, мечтательно разглядывая глубины внутреннего космоса.
        - К примеру, - согласился Альваро.
        - Вы спятили? - не сдержался Мерса.
        - Ты гарантируешь, что Огнедел придет поглазеть? - деловито осведомился Бабарский.
        - Если все сделать правильно, а главное, заранее предупредить террориста, что зажжем, - придет обязательно, - уверенно ответил Хасина.
        - Пожары заранее не объявляются, - вздохнул суперкарго. - А если мы объявим, все поймут, что это наших рук дело.
        - Шутишь? При твоей-то ловкости?
        - Я не всемогущ, - скромно признался ИХ. - Я не могу пригласить всех на мероприятие, а потом сказать, что его делал не я. И еще мне нужен человек, разбирающийся в зажигательных смесях.
        - А вот это уже другой разговор! - рассмеялся Альваро. - Совсем другой!
        Медикус и суперкарго одновременно посмотрели на Мерсу.
        - Ни за что! - твердо заявил алхимик.
        - Совсем забыл, что с нами Энди, - вздохнул Бабарский. - Олли согласился бы не задумываясь.
        - Я не позволил бы, - отрезал Энди.
        - А ты ничего не узнал бы.
        - Не следует меня недооценивать! И вообще: мне нужно проверить боеприпасы мессера!
        Алхимик надеялся, что упоминание Помпилио заставит Бабарского отступить, но ошибся.
        - Кое-кто готов заняться чем угодно, лишь бы ничего не делать, - язвительно заметил суперкарго. - Лишь бы не помогать друзьям, с которыми съел два пуда соли с горчицей. Которые горой встают за него в минуты опасности…
        - Человеки, прекратите препираться, - поморщился Хасина. - Если моя теория верна, а она, как вы сами понимаете, верна, поскольку мой гениальный разум неспособен плодить ошибки, то нашего террориста привлекает огонь во всех проявлениях.
        - У меня где-то валяется золотая зажигалка, - хихикнул Квадрига. - Она привлечет?
        - Если ты при этом встанешь на голову.
        - Я могу.
        - Надо привязать его к стулу. - ИХ наградил астролога строгим взглядом.
        - Не нужно пожара, достаточно грандиозного фейерверка в каком-нибудь видном месте,
        - продолжил медикус. - В Унигарте есть видные места?
        - Маяк, - тут же ответил суперкарго.
        - Пусть будет маяк, - не стал капризничать Альваро. - Мерса, фейерверк на маяке вместо пожара в городе успокоит твои встревоженные принципы?
        - Ну… э-э… - Алхимик пожал плечами. - Фейерверк - другое дело. Я в молодости…
        - То есть ты его устроишь?
        - Э-э… - Принять решение было непросто. - Э-э…
        - Мерса, не придуривайся, все алхимики умеют устраивать фейерверки, - строго заявил Бабарский. Идея Альваро дала суперкарго главное - понятную цель, и маленький ИХ рванул к ней с привычной нахрапистостью. - Иди и устраивай, или…
        - Или что?
        - Или Хасина чем-нибудь тебя накормит и ты будешь тошнить пару дней.
        - А почему я должен это делать? - удивился медикус.
        - Потому что иначе я задержу твое жалованье.
        - Тогда тошнить пару дней будет тебя.
        - Странно, что представитель древней и высокоразвитой цивилизации не понимает простых человековских шуток, - подал назад Бабарский. - Все приходится объяснять на пальцах.
        - Потому и не понимаю, что они у вас примитивные. - Хасина почесал бровь. - Мерса, ты занимаешься технической стороной вопроса: делаешь эти… фейерверочные смеси и те штуки, из которых их пуляют…
        - В этом э-э… я вообще не разбираюсь, - сообщил алхимик. И уточнил: - В пулялках то есть.
        - Подключи Бедокура, - отмахнулся медикус.
        - Я?
        - Сделаю, - пообещал ИХ.
        - И еще договорись с властями и оповести город. - Хасина извлек из кармана плоскую фляжку и плеснул в холодный кофе коньяка. Всем плеснул, не пожадничал. Ну, кроме Галилея. - Нужно собрать толпу.
        - В первую очередь нужно придумать повод, - рассудительно произнес Бабарский. - Власти не любят устраивать мероприятия просто так.
        - Так ведь не они устраивают, а мы! Мы немного повеселим жителей и гостей Унигарта. - Альваро с удовольствием глотнул модифицированный кофе. - Что плохого?
        - Ты забыл местную ситуацию? Здесь все друг друга в чем-нибудь подозревают.
        - Параноики.
        - Согласен.
        - В таком случае… - Хасина повертел в руке чашку, и это нехитрое упражнение позволило мощному инопланетному уму выработать блестящую идею: - Давайте отпразднуем какую-нибудь дату.
        - Можно отметить день независимости Бахора, - скромно предложил Мерса. - В этот день Первый Президент Республики принял присягу на верность народу и демократии.
        Несколько мгновений Хасина и Бабарский молча смотрели на алхимика, и на этот раз в их взглядах жалость смешивалась с недоумением. Затем офицеры переглянулись.
        - Они это празднуют, - выдохнул суперкарго.
        - Какое широкое поле для исследований, - покачал головой медикус.
        - Что еще за намеки? - возмутился Энди.
        - Ничего, ничего…
        - Просто удивляемся тому, как мало вам нужно для веселья, - не сдержался Альваро.
        - Это главный государственный праздник Бахора!
        - А теперь, месе карабудино, представь, что подумают о нас туземцы, если мы предложим это отметить?
        - Харельская проповедь Доброго Маркуса! - ИХ гордо посмотрел на медикуса. - Лучше не придумаешь!
        - Не совсем праздник, - вздохнул Хасина.
        - День отмечен в лингийском церковном календаре, - напомнил Бабарский. - Правда, до него еще неделя, но не думаю, что Праведник рассердится. Он добрый.
        - А галаниты позеленеют от злости, - улыбнулся медикус.
        - Эта часть мне особенно нравится. - ИХ радостно потер ладони. - И тема, опять же, подходящая.
        - Какая тема? - осведомился алхимик.
        Замечания насчет бахорского праздника покоробили Мерсу, и он готовился принять в штыки предложение Бабарского. Но тема знаменитой проповеди, как выяснилось, оказалась весьма достойной.
        - Добрый Маркус объяснял адигенам грех междоусобиц и призывал к миру, - ответил суперкарго. - Учитывая обстоятельства, весьма своевременное напоминание.
        - В день Харельской проповеди лингийцы не воюют и не дерутся на дуэлях, - наставительно сообщил медикус.
        - Только в этот день? - кисло спросил Мерса.
        - Человеки неохотно меняются, я знаю об этом больше кого бы то ни было, - улыбнулся Альваро. - Лучше всего на свете они умеют выискивать повод для ссор, а потому следует изредка напоминать им, что война - это плохо.
        - В общем так, Энди, твое представление увидит весь город, так что не ударь лицом в грязь, - подытожил Бабарский. - Не опозорь Доброго Маркуса.
        - ИХ, мы оба знаем, что никто не справится с этим лучше меня. - Мерса широко улыбнулся. - Кстати, а что я должен сделать, чтоб вас всех в алкагест окунуло?

* * *
        Площадь Конфедерации, вечно шумная и забитая до отказа, сегодня окончательно сошла с ума. От приближения события, которого ждали даже больше, чем выставку. От возможности прикоснуться к истории. От надежды, в конце концов, хотя люди, как выяснилось, ждали от переговоров разного.
        - Надери вонючим землеройкам задницу!
        - Мы врезали им один раз, врежем и еще!
        - Да здравствует Ушер!
        - Валеманский убийца!
        Так встречали островитян и лично Дагомаро, гордо шествующего впереди делегации.
        Начало переговоров было назначено на полдень, однако бесчисленные зеваки запрудили площадь уже к девяти. Благородная публика смешалась с принарядившимися по случаю важного события рабочими, торговцами, цепарями, моряками, фермерами, их женами и детьми. Вся Кардония вышла на площадь Конфедерации, и если бы полиция не огородила подъезд к Дворцу красножелтыми барьерами, дипломатам пришлось бы проникать в здание через черный ход.
        - Нас больше, и мы сильнее!
        - Эти уроды сдохнут без нашей еды!
        - Приота навсегда!
        - Валеманский убийца!
        Эти выкрики сопровождали Махима и приотцев.
        Барьерчики едва выдерживали натиск толпы, и если бы взявшиеся за руки полицейские не организовали еще одну линию ограждения, зеваки наверняка добрались бы до политиков.
        - Убирайтесь!
        - Исполните свой долг!
        - Вам тут нечего делать, адигенские сволочи!
        - Будьте мудрыми! Нам нужен мир!
        Так напутствовали приехавших последними каатианцев.
        Невиданное скопление людей изумило не только членов делегаций: как признался впоследствии унигартский мэр, полиция все утро пребывала в растерянности, поскольку никто не ожидал, что кардонийцы поведут себя настолько активно. Сложилось несколько факторов: выставка, которая традиционно поднимала местным градус собственной значимости; переговоры, к которым было приковано внимание ведущих государств Герметикона; и самые настоящие террористы, о которых до сих пор в Унигарте знали исключительно из газет. Карусель завертелась, заставив кардонийцев поверить, что их планета наконец-то вышла на авансцену глобального политического спектакля, и люди потащились на улицы - «влиять и выражать мнение».
        И разрывались на части журналисты. Какой заголовок важнее? О чем рассказать в первую очередь, на главной полосе? Что войдет в историю? Что заметят, а от чего равнодушно отвернутся?

«Переговоры: все или ничего?», «Сумеет ли Приота обуздать Ушер?», «Кардонийские военные новинки производят фурор!», «Приходящие с неба: реформа приотской армии сделала ее одной из лучших в Герметиконе», «Мы сумеем защитить страну наших отцов! Генерал Селтих о возможном вторжении Ушера», «Очередная вылазка террористов!»,
«Кто бьет по свободной прессе?», «Всем известно, что смелые журналисты
„Герметиконского вестника“ неоднократно обличали ушерский режим в ущемлении прав человека…»
        Помпилио сложил последнюю газету - сегодня их было всего три - и вздохнул:
        - Чушь.
        - Зачем, в таком случае, ты их читаешь?
        - Чтобы знать, как подают происходящее.
        Они встретились в кафе «У Арнольда». Не специально - когда Кира Дагомаро вошла в зал, Помпилио потягивал кофе, проглядывая газеты, и галантно предложил провести время в его обществе. Девушка согласилась - воспитание есть воспитание, - но вместо ожидаемого светского трепа услышала нелицеприятный разбор утренней прессы.
        Который ей быстро наскучил.
        - Слышала, ты купил два «Гаттаса»?
        - Отличные машины.
        - Согласна.
        - Уже установил их на «Амуш», - небрежно закончил адиген.
        - Уже?! - удивлению Киры не было предела. - Так быстро?
        - Терпеть не могу ждать.
        - Всегда?
        - Во всем. - Дер Даген Тур откинулся на спинку кресла и прищурился. - Но только после того, как принято решение, Кира, а оно может приниматься очень долго, поскольку требуется все тщательно обдумать и взвесить. - Глаза адигена на мгновение затуманились, словно он вспомнил что-то важное, над чем продолжал думать и что продолжал взвешивать, даже когда занимался другими делами. - Но когда решение принято - терпеть не могу ждать.
        Легкое платье девушки - тонкие бретельки на открытых плечах, юбка до колен - резко контрастировало с месваром спутника - тоже достаточно легким, хорошо подходящим для жары, однако старомодным, старомодным… В мирах, мнящих себя современными, обожали посмеиваться над классическим одеянием адигенов, но - не в лицо. И в этом, если вдуматься, тоже был признак «современности» мира.
        - Вчера ты вела паровинги.
        Помпилио не спрашивал, но Кира все равно ответила:
        - Да.
        - Превосходный получился налет. Не думал, что женщина способна командовать бомбардировщиками.
        - Не веришь в женщин?
        - Не верю, что вам следует заниматься мужскими делами, - резковато бросил дер Даген Тур.
        И удар заставил Киру раскрыться.
        - Думаешь, что мне это нравится? - вырвалось у девушки.
        Машинально вырвалось, необдуманно, криком души. В следующий миг Кира беззвучно обругала себя за несдержанность, покраснела от злости на себя, но услышала дружеское:
        - Теперь не думаю.
        И расслабилась.

«Он ведь хочет искренности, так почему бы нет? Почему не сказать лысому то, что накипело, наболело, почему не сказать ему правду?»
        Девушка подперла голову кулачком, вздохнула и мечтательно улыбнулась:
        - Гатов придумал сверхдальний паровинг, на котором можно облететь всю Кардонию, и ты не представляешь, как бы я хотела отправиться в это путешествие… В обыкновенное путешествие… Без бомб под крылом, без пушек и пулеметов. В путешествие. Я хороший паровингер, Помпилио, я хочу летать.
        - Представляю, - тихо отозвался дер Даген Тур. - Собственно, Кира, я единственный здесь человек, который представляет, о чем ты сейчас говоришь.
        - В заключение хочу выразить надежду, что наши переговоры пройдут успешно и слово
«Кардония» станет синонимом мира и процветания.
        Фредерик дер Саандер отложил в сторону последний лист и гордо оглядел рассевшихся за круглым столом делегатов: пять человек от Ушера, пять от Приоты и пять каатианцев. Вступительная речь молодого дипломата оказалась несколько затянутой, местами излишне пафосной, но в целом пустой. Именно такой, каким и должно было стать вступительное слово к весьма непростым переговорам, больше похожим на старинный рыцарский турнир: оружие наточено, жеребцы бьют копытами, опытные бойцы взирают друг на друга через еще поднятые забрала, но прежде чем начнется потеха, герольды бубнят собравшимся маловразумительный текст.
        - Благодарю, - кивнул Фредерик вяло похлопавшим делегатам, уселся в кресло и шепотом осведомился у жены: - Как прошло?
        - Ты был великолепен, - тихо ответила Лилиан, внимательно разглядывая Махима.
        Молодая женщина расположилась справа от супруга, однако обошлось без нарушения протокола: еще на Каате Лилиан добилась права числиться третьим личным секретарем посланника.
        - Какая часть им особенно понравилась? - Только что случилась первая «важная речь» в жизни молодого дипломата, и Фредерик жаждал говорить о ней.
        - Вступление.
        - Что?
        - Обсудим позже.
        Благодаря высоким окнам обширный зал буквально купался в лучах кардонийского солнца. Веселые «зайчики» скользили по до блеска отполированному дереву мебели, подмигивали, натыкаясь на очки и монокли, предлагали: «Давайте играть!» Но отклика в сердцах делегатов не находили.
        Собравшиеся были сосредоточенны и мрачны.
        Бородатые ушерцы предпочли черное: костюмы, сорочки - все было однообразно темным, копировало аскетичную одежду консула. Приотцы выбрали светлое, то ли противопоставляя себя островитянам, то ли изображая белые шахматные фигуры - слепой жребий предоставил им право открывать переговоры. И размениваться на длинные речи Махим не собирался.
        - Полагаю, мы должны начать переговоры с обсуждения агрессивных действий Ушера на Валеманских островах, - громко произнес он, жестко глядя на противников.
        - Которые вы попытались захватить, - немедленно отреагировал Дагомаро.
        - Которые принадлежат Приоте, - поправил консула консул.
        - Статус островов зафиксирован в Конфедеративном договоре.
        - Валеман необитаем, а значит, не попадает под действие договора.
        - В котором четко сказано, что Ушеру принадлежат все острова, за исключением Барьерной Россыпи.
        - Юридические споры нужно решать в судах, а не с помощью оружия. Погибли приотские военнослужащие.
        - Первыми погибли ушерские геологи.
        - Позвольте мне записать, что в ходе коротких прений стороны обменялись мнениями об истории конфликта? - Лилиан очаровательно улыбнулась Дагомаро и сразу же - Махиму.
        - Записывайте, - грубовато согласился приотский консул. - Я могу продолжать?
        - Хотите перейти к главному вопросу? - осведомилась адира дер Саандер.
        - Что может быть важнее военного конфликта? - удивился Махим.
        И попал в аккуратно заготовленную ловушку:
        - Конфедерация, - невинным тоном ответила Лилиан. - Главный вопрос переговоров я вижу так: хотят ли стороны сохранить Кардонийскую конфедерацию?
        В зале повисла тишина.
        - Вы должны были приехать сюда, зная ответ на этот вопрос, синьоры, - без улыбки продолжила адира дер Саандер. Ее голос, только он звучал в зале. И слушали молодую адигену все, без исключения, собравшиеся. - Если же вы еще не определились, то давайте искать ответ вместе. Здесь и сейчас, потому что без этого ответа дальнейшие переговоры бессмысленны.

* * *
        - Я был уверен, что ты на переговорах.
        - Не участвую, - коротко ответил Помпилио, раскрывая меню.
        - Даже в качестве наблюдателя? - удивился Тиурмачин.
        - Посещаю только открытые мероприятия.
        - С удовольствием посмотрел бы, как тебя выгоняют с закрытых, - рассмеялся старый маршал. - Фрукты и вино?
        В отличие от встречи с Кирой, разговор с эрсийцем был запланирован: мужчины еще на выставке договорились пообщаться за вторым завтраком и теперь придумывали, из чего его составить.
        - Виноград, сыр и местное белое урожая девяносто восьмого, мне его настоятельно рекомендовали.
        - Отличный был год, - согласился Гектор. - Но тогда нужна лепешка, это вино особенно хорошо с хлебом.
        - Так и сделаем. Теодор!
        - Да, мессер, я слышал.
        Валентин отправился объясняться с официантом, компанию ему составил тестер маршала, а дер Даген Тур почти без паузы продолжил:
        - Если бы остался я, остался бы и Арбедалочик, а я не хочу, чтобы галаниты присутствовали на переговорах.
        - Разумно.
        - Отличный отсюда вид.
        - Великолепный.
        Солнечные лучи играли с волнами Банира, превращая океан в безбрежную россыпь искрящихся самоцветов, в самом центре которой величаво шел к порту белоснежный пассажирский пароход. Чайки, легкий ветерок и приятное томление в ожидании заказа… Помпилио и Гектор встретились «На маяке», в самом дорогом ресторане Унигарта, открытая терраса которого кольцом охватывала предпоследний уровень главного городского маяка - название заведения полностью соответствовало. Старый закон запрещал строить в Унигарте здания выше, а потому с террасы открывался замечательный вид на окрестности: город, порт, сферопорт, но собеседники выбрали могучий Банир, словно пригласив главного кардонийца разделить компанию.
        - Заключил контракты?
        - Подписываю завтра.
        - Потом уедешь?
        - Дождусь окончания переговоров, - качнул головой маршал. - Опять же, твои люди обещают грандиозный фейерверк.
        - Они умеют, - хмыкнул Помпилио.
        - Устраивать фейерверки?
        - Обещать.
        - Не скромничай, тебе не идет.
        - Вчера ты был уверен в неизбежности войны, - неожиданно сменил тему дер Даген Тур. - Ты сказал правильно: ее старательно разжигают, но дрова должны быть сухими. Расскажи мне о них.
        - О дровах? - уточнил старик.
        - Да.
        - Что именно?
        - То, чего я не знаю.
        Направляемые Теодором официанты накрыли стол и удалились, Валентин занял позицию в нескольких шагах, компанию ему составили телохранители маршала, так что помешать собеседникам опять никто не мог.
        Какое-то время Тиурмачин пристально смотрел на Помпилио, раздумывая, говорить ли ему то, что собрался, а затем, приняв решение, произнес:
        - Дагомаро - эрсиец.
        - Из эрсийского рода, - поправил старика дер Даген Тур.
        Попытался поправить, потому что, как выяснилось секундой позже, маршал сказал именно то, что хотел.
        - Это не афишируется, но семья Дагомаро всегда поддерживала с родиной тесную связь. Невесты, женихи… По крови Дагомаро скорее эрсийцы, чем кардонийцы. К примеру, жена Винчера была моей племянницей, а его дед был сыном Акселя Сартамина.
        - Много еще маршалов может похвастаться такими же связями?
        - Половина хунты, - бесстрастно ответил Тиурмачин. - Дагомаро всегда были умными.
        - То есть поддержка Эрси консулу обеспечена?
        - Я говорил о другом: в первую очередь Дагомаро - родственник эрсийских маршалов, а уж во вторую - кардонийский промышленник. Подумай об этом, Помпилио, когда в следующий раз займешься анализом ситуации.
        - Я подумаю, - пообещал адиген.
        Бокалы в очередной раз соприкоснулись - без тоста, слов и так хватало, - и Тиурмачин продолжил:
        - Я был откровенен с тобой.
        - Я это ценю.
        - На ответную любезность рассчитывать можно?
        Старик оказался прав: белое девяносто восьмого идеально сочеталось со свежей лепешкой. Помпилио отломил еще кусочек, прожевал, глядя маршалу в глаза, - теперь была его очередь размышлять и оценивать ситуацию - и кивнул:
        - Спрашивай.
        - Почему дары не прилагают больших усилий для предотвращения войны? Компания ведь почти открыто поддерживает Приоту.
        - А что будет, если дары так же, без стеснения, поддержат Ушер? - поинтересовался дер Даген Тур.
        - Компания отступит, - тонко улыбнулся Тиурмачин. - Против Ожерелья ей не устоять.
        - Или же Кардония превратится в поле боя между нами и галанитами.
        - Мы оба знаем, что вашей войны не избежать, - прежним тоном продолжил маршал. - Именно поэтому Галана подминает независимые миры - ей нужны союзники, вассалы и колонии, чтобы противостоять Ожерелью. И когда галаниты соберут достаточно сил - они атакуют. Без колебаний, без сомнений и без пощады. Они хотят быть первыми, Помпилио, и ради этого будут убивать, убивать и убивать. Вас, адигенов. Они не устанут.
        - Я знаю, - угрюмым эхом отозвался дер Даген Тур.
        - И тебя не должно волновать, что Кардония станет полем боя, ты должен думать о том, чтобы им не стала Линга. - Тиурмачин помолчал, после чего задал главный свой вопрос: - Адигены не готовы к войне?
        - Нет единства, - честно, как обещал, ответил дер Даген Тур.
        - Это и означает быть неготовым. - Маршал тяжело вздохнул. - Скажу откровенно, Помпилио: ты меня не порадовал.
        Потому что следующей, после Кардонии, под удар Компании попадет Эрси - в этом не сомневался никто, и это понимание требовало от эрсийской хунты обязательно поддержать Ушер.
        - Хотите нас использовать? - грустно улыбнулся старик.
        - Или мы вас используем, или они вас раздавят, - спокойно отозвался дер Даген Тур.
        - Вино и правда хорошее.
        - Девяносто восьмой был славным годом.
        - А с лепешкой - просто замечательно. Спасибо за совет.
        - Мне было приятно дать его тебе. - И тут же, без подготовки и экивоков: - Если мы встанем за Ушер, как поступит Ожерелье?
        - Линга и Верзи точно поддержат. Не встанут рядом, но поддержат.
        Терраса постепенно заполнялась, люди узнавали собеседников, то и дело бросали на них заинтересованные взгляды, оценивали мрачность лиц и понимали: «Разговаривают о политике». И не ошибались.
        - Помпилио, ты слышал о «рулетке на всё»? - задумчиво поинтересовался маршал. - В револьвер закладывают один патрон, игрок прокручивает барабан, подносит ствол к виску и нажимает на спусковой крючок…
        - Я слышал, игру называют эрсийской рулеткой, потому что ее придумали твои соотечественники.
        - У нее много названий, и кто ее придумал, не важно, - вздохнул Тиурмачин. - Важно другое: меня не покидает ощущение, что мы, все мы - Винчер, Махим, ты, я, Арбедалочик - играем в нее. Знаем, что выстрел обязательно прозвучит, но продолжаем вырывать друг у друга револьвер в надежде, что не повезет соседу.
        - Опасность, Гектор, заложена в сокровенный смысл жизни, - негромко ответил Помпилио. - Ведь каждая, как ни старайся, заканчивается смертью.

* * *
        Что такое Приота?
        Бескрайняя степь, изрядная часть которой превращена в плодородные поля или отдана под сады? Огромные элеваторы и хранилища, битком набитые урожаем с этих полей? Непроходимые джунгли на юге? Непроходимые Клитские горы, делящие континент на две части? Города на побережье Жемчужного моря, ведущие нескончаемую войну с пиратами Барьерной Россыпи? Что есть Приота?
        Со стороны могло показаться, что единого ответа нет, но спросите любого жителя материка, и вы услышите: Хома. Великая река, рассекающая Приоту с севера на юг, мать всего и всего основа. На берегах Хомы возникли первые на Кардонии поселения, по ней люди исследовали свой новый дом, на ней стояли столица Линегарт и главные города внутренней Приоты. Хома и несколько крупных озер наполняли материк жизнью, не позволяя степи высохнуть под жарким солнцем, дарили драгоценную воду, за которую им были благодарны и птицы, и звери, и землеройки, и даже… ушерцы.
        - Почистил?
        - Да, - отозвался Жибер.
        - Включаю!
        Снат запустил электрический насос, и вода вновь пошла к фильтрам, один из которых механикам пришлось прочищать несколько минут назад.
        - Жибер, доложите!
        - Баки будут заполнены через четверть часа, коммандер.
        - Хорошо. - Заглянув в гидроотсек, Драмар Накордо вернулся в «салон», постоял пару мгновений, заложив руки в глубокие карманы форменного комбинезона и решив, наконец, что последние пятнадцать минут остановки имеет смысл посвятить отдыху, полез к верхней пулеметной, чтобы выбраться на широкую спину паровинга.
        Самолет тихонько покачивался на волнах Копесора - приотского озера, входящего в знаменитую шестерку «великих». На западном берегу Копесора не было ни одного поселения, и именно поэтому ушерские разведчики выбрали его для дозаправки. Заодно надеялись искупаться, но Накордо не позволил: пока Снат и Жибер качали воду, остальные члены экипажа занимались профилактикой и мелким ремонтом и только-только стали выползать на солнышко.
        - Сколько у нас времени?
        - Четверть часа.
        - Сойдет.
        Первым Драмар встретил пыхтящего трубкой Усицкого: курить на борту категорически запрещалось, поэтому приземления были единственной для капитана возможностью предаться пагубной привычке.
        - Табачку?
        - Не хочу.
        - Как знаешь. - Усицкий блаженно улыбнулся и «как бы» доложил: - У меня все в порядке.
        Главным «оружием» разведчиков была мощная радиостанция, позволяющая связаться даже с Тахасой. Огромное радиохозяйство потребовало создания на борту отдельной службы из трех человек под началом капитана Усицкого. И именно у этой службы, если верить словам ее начальника, «все было хорошо».
        - Может, выйдем на связь с базой? - Капитану давно надоело молча слушать ушерцев, хотелось опробовать радио в настоящем деле. - Свистнем, что у нас все хорошо, что сидим на Копесоре…
        - Не раньше чем доберемся до первой цели.
        - То есть часа через два? - печально вздохнул Усицкий.
        - Да, - подтвердил Накордо. - Часа через два.
…Возвращение Валемана позволило разведчикам проложить оптимальный с точки зрения скрытности маршрут. Вылетев из Северного Кадара, они добрались до островов, где их дожидалось вспомогательное судно, под завязку наполнили баки водой, провели дополнительную профилактику и взяли курс на запад, по широкой дуге обойдя зону активного рыболовства. Северная оконечность континента была, можно сказать, безлюдна: неприветливые Хомские горы с беднейшими недрами и полным отсутствием плодородных земель не привлекали приотцев, и именно здесь разведчики вошли на материк, направившись затем строго на юг. Задача перед ними стояла простая: осмотреть три крупные военные базы, расположенные на правом берегу Хомы, и тем же маршрутом вернуться в Ушер. На вопрос: «Что именно вы вкладываете в понятие
„осмотреть“?» Накордо получил весьма неопределенный ответ: «Ищите все необычное, странное, подозрительное» - и преисполнился уверенности, что в действительности главной целью операции было испытание нового паровинга в реальных условиях. Дело важное, нужное, но не такое почетное, как разведка.
        - Не хочу этим заниматься, - покачал головой Чебер. - Дальние полеты над вражеской территорией, конечно, возбуждают, но мне по душе хорошая драка. Хочу в бой ходить.
        - Твое право, - кивнул Накордо, спокойно глядя вперед, на голубое небо, украшенное редкими пятнами облаков.
        Была его вахта вести паровинг, а потому руки Драмара лежали на штурвале.
        Чебер с удивлением покосился на коммандера и поинтересовался:
        - Когда вернемся, подпишешь рапорт о переводе?
        - Да.
        Второй пилот летал с Драмаром пять лет, расставаться было жаль, но Накордо понимал, что у каждого свое небо и глупо удерживать хорошего летчика там, где ему плохо. Чебер попробовал стать разведчиком, у него не получилось, значит, Чебер должен уйти.
        - Не обижаешься?
        - Нет.
        - Коммандер, подлетаем к точке «Полдень», - доложил астролог.
        - Общая тревога! - громко объявил Накордо и услышал топот башмаков: свободные от вахты офицеры бросились к пулеметам. На всякий случай, разумеется, - не принять меры предосторожности коммандер не имел права.

«Осматривать» цели предполагалось издалека. Драмар прекрасно понимал всю глупость подобного подхода, но переубедить начальство не смог: адмирал Даркадо хотел, чтобы первый дальний паровинг обязательно вернулся из своего первого дальнего похода, и распорядился не рисковать. Удаленный облет на максимально возможной для наблюдения высоте - вот что ожидало разведчик ков согласно инструкции. Однако первый же брошенный на базу взгляд вызвал изумленное восклицание:
        - Она пустая!
        И тут же последовало подтверждение от Чебера:
        - База покинута, коммандер. - Пауза. - Это невозможно.
        День в разгаре, от военных должно рябить в глазах, но среди построек не видно ни души. Нет машин, нет приписанного к точке «Полдень» импакто, и приотского знамени на флагштоке - тоже нет. Пусто, как в Пустоте.
        - Ты что-нибудь понимаешь?
        - Нет, - негромко ответил Драмар и повернул штурвал, уверенно направляя паровинг к базе. - Посмотрим вблизи.
        Глава 11
        в которой Арбедалочик интересуется и сам становится объектом интереса, Бабарский поражает напором, Бедокур ужасает Мерсу, Хасина теряется, а Дагомаро выслушивает откровения
        Самой легкомысленной планетой Ожерелья заслуженно считалась Андана - царство карнавалов, театров и пышных празднеств, которые привлекали тысячи людей со всего Герметикона. Андана диктовала моду на одежду, внешность и даже образ жизни. Андана генерировала тенденции и сама определяла границы вседозволенности. Она служила маяком для всех, кто жаждал жить красиво, и никто не удивлялся тому, что именно на Андане рождались лучшие художники, скульпторы, архитекторы, музыканты, поэты, ювелиры и портные. Необязательно в буквальном смысле, но огранить талант при помощи взыскательных ценителей считалось делом обязательным.
        Веселый нрав анданийцев, их дружелюбие и тяга к беззаботной жизни вошли во множество поговорок, и, возможно, именно они помогли спастись общине мриагеров: то ли ортодоксов, твердо следующих заповедям первых олгеменических текстов, то ли еретиков, извративших святое учение до полной неузнаваемости. Как бы там ни было, появившиеся еще при Первых Царях мриагеры подверглись гонениям во всех мирах Ожерелья, были стерты, позабыты и уцелели лишь благодаря покровительству анданийских даров, ценивших странных сектантов за высочайшее ювелирное искусство.
        Терпимость Этой Эпохи позволила мриагерам выйти за пределы Анданы и вновь расселиться по мирам Герметикона, организуя свои знаменитые, полностью скрытые от посторонних глаз консорции. Не везде их ждали, не везде гарантировали безопасность, однако постепенно, шаг за шагом, кварталы странных ювелиров появились во всех крупнейших сферопортах Герметикона и во многих городах. Именно кварталы - мриагеры всегда покупали несколько домов, формируя замкнутый периметр, настоящую крепость, ощетинившуюся вывесками ювелирных лавок.
        В которых продавали и покупали не только золото и драгоценные камни.
        - Мессер! Я - ауслег Дите Благ. - Встретивший Помпилио старик свел перед собой ладони - мриагеры никогда не здоровались за руку - и поклонился. - Ваш визит - большая честь для нас.
        Ауслег - верховный толкователь священных текстов - возглавлял консорцию и выходил лишь к самым важным гостям.
        - Ты знал, что я не пройду мимо, - хмыкнул адиген. - Точнее, не проеду.
        Валентин подкатил кресло к столику, а Благ, выдержав короткую паузу, расположился напротив. Так же, как и адиген, старик предпочитал традиционное одеяние, но в отличие от Помпилио, выбравшего расшитый золотом месвар из каберского шелка, ауслег был облачен в серый, грубой ткани хитон, перехваченный потертым поясом, и простенькие сандалии на деревянной подошве. Длинные седые волосы лидер мриагеров вязал в хвост, когда-то пышный, а теперь уныло тощий, зато брови удались: по-стариковски густые, с торчащими во все стороны волосиками, во время разговора они заслужили от Помпилио целых трех недоуменных взглядов. Единственным дозволенным Благу украшением была татуировка на правой щеке: три солнца, связанных копьем Гермеса Трисмегиста, которого мриагеры почитали Первым Пророком.
        Убранство ювелирной лавки было таким же скромным, как и одежда старика: простой деревянный стол, два стула, тусклый светильник, не освещающий, а превращающий тьму в полумрак. Никаких стеклянных витрин с товаром, никаких прилавков: мриагеры не доверяли клиентам сложный и деликатный процесс выбора, они…
        - Мы знаем, что вам нужно, мессер.
        - Ты слышал, Теодор? - рассмеялся адиген. - У тебя появились конкуренты: они тоже знают, что мне нужно.
        Слуга ответил скупой улыбкой.
        Дите Благ тоже улыбнулся, едва заметно пошевелил пальцами, и в комнате возник, во всяком случае, именно так показалось гостям, облаченный в черное мужчина. В руках он держал накрытый платком поднос.
        - Синьорина Кажани любит жемчуг, - продолжил старик. - В ее коллекции представлены украшения со всех концов Герметикона, но такого, даю слово, у нее еще нет. Гарнитур «Розовый Банир».
        Мужчина поставил ношу перед Помпилио, убрал платок, и взору адигена открылся удивительной красоты комплект из крупных и розовых, согласно названию, жемчужин. Слева каким-то чудом возникла настольная лампа, однако включать ее дер Даген Тур не стал, ему дополнительный свет не требовался.
        - Такого комплекта нет даже у супруги барона Здучика. - Ауслег позволил себе короткий смешок. - А уж она, поверьте, мессер, в драгоценностях разбирается.
        Ожерелье, браслет, серьги, два кольца… Розовое прекрасно смотрелось на черном бархате, и не было никаких сомнений в том, что на смуглой коже певицы жемчуг будет выглядеть столь же великолепно.
        - Пусть завернут.
        - Да, мессер.
        - Теодор!
        Валентин и мужчина в черном вышли из комнаты, их сменил розовощекий юноша в скромном и тоже черном одеянии, который быстро накрыл к чаю - алкоголь и кофе мриагеры не употребляли.
        - Аромат кажется знакомым.
        - Это белый чилькатский чай, - неспешно ответил Дите Благ. - Он идеально подходит для серьезной беседы, мессер.
        Юноша исчез, и это позволило Помпилио приступить к делам:
        - Абедалоф Арбедалочик.
        - Необычайно сильный и опасный человек, - очень быстро и очень мягко ответил ауслег. Казалось, он знал, о ком спросит адиген.
        - Приходил?
        - Три дня назад.
        - Расспрашивал о Дагомаро?
        Мриагеры не раскрывали тайн чужих визитов, но положение Помпилио и проявленная проницательность заставили ауслега нарушить правило: старик едва заметно кивнул. Дер Даген Тур знал, что не может рассчитывать на большее, а потому продолжил расспросы:
        - Что за человек Арбедалочик? За исключением того, что он опасен.
        - У него великое будущее.
        - Не люблю предсказаний.
        - Весьма интересное настоящее.
        - Согласен.
        - И удивительное прошлое.
        Отвечая, ауслег разлил чай по тончайшим, вивильского фарфора, чашечкам и подал гостю. По комнате растекся легкий аромат жасмина, смешанный с запахом прошедшего на заре дождя.
        - О будущем Арбедалочика ты говоришь более уверенно, чем о его же прошлом, - заметил адиген.
        - Как я сказал, прошлое Арбедалочика удивительно.
        - Чем?
        - Тем, что его нет.
        Вот и главный ответ на главный вопрос.
        - Рассказывай, - приказал Помпилио.
        Дите Благ сделал маленький глоток чая.
        - Официально Арбедалочику двадцать семь лет. Родился, если верить документам, на самой окраине Герметикона: его родители работали в фактории Компании на Абакате. Должность они занимали маленькую, зарабатывали соответственно, а потому не смогли дать сыну образования. Абедалоф окончил школу, поступил на мелкую должность в фактории и должен был всю жизнь провести на Абакате, но вмешался случай.
        - Печальный, как я понимаю, - проворчал дер Даген Тур, демонстрируя мриагеру опустевшую чашку.
        - Весьма печальный, - подтвердил старик, доливая гостю чаю. - Когда Арбедалочику исполнилось двадцать два года, факторию разграбили пираты, родители погибли, а вот юноше удалось спастись. Компания выплатила ему небольшую компенсацию, которая, вкупе со скромными сбережениями родителей, и составила на тот момент все его состояние. Обдумав перспективы, Абедалоф устроился палубным на грузовой цеппель, и именно тогда, если верить слухам, его завербовал Департамент секретных исследований.
        - Насколько можно доверять слухам?
        - Трудно сказать, - честно признался Дите Благ. - Официально Арбедалочик никогда не служил в Департаменте, однако его стремительная карьера не может не навести на мысль, что ему оказывали серьезную помощь.
        Секретное подразделение Компании, ее глаза и уши, являлось наилучшим, после армии, способом достичь высот для незнатных галанитов, а потому в словах мриагера был смысл.
        - Продолжай.
        - Арбедалочик прослужил на грузовике «Быстровоз 149» чуть меньше года и списался как раз перед фатальным рейсом. - Ауслег прищурился. - «Быстровоз» не вышел из Пустоты.
        - Везунчика преследуют печальные случаи.
        - Я тоже обратил на это внимание, мессер.
        - Что было потом?
        - По всей видимости, Арбедалочику удалось скопить деньжат, - продолжил старик, - он отправился на Галану и поступил в школу цеповодов. Учился блестяще: за два года освоил четырехлетний курс, однако по специальности не проработал ни дня, поскольку, сразу же по окончании школы стал помощником директора фактории на Шадоте. Помните торговую войну, которую Компания выиграла у Тинигерии?
        - Когда она приключилась?
        - Извините, вы отсутствовали, - смутился Дите Благ. - Шадотой интересовались сразу несколько тинигерийских корпораций, но Компания сумела прибрать планету к рукам. И это сделал Абедалоф.
        - Похвально, - скупо прокомментировал достижение молодого галанита адиген.
        - После совершенного подвига Арбедалочик вернулся на Галану, появился на нескольких светских раутах в обществе весьма влиятельных персон и получил назначение на Кардонию. Карьера, согласитесь, ошеломительная.
        - Мальчик из глухой провинции становится директором-распорядителем важнейшего для Компании проекта.
        - Совершенно верно, мессер.
        - Теперь я понял, почему о его будущем ты говоришь с большей уверенностью, чем о его прошлом.
        - Абедалоф Арбедалочик - человек без прошлого, - повторил Дите Благ. - Историю его юности сожгли пираты, историю его скитаний по Герметикону растворила катастрофа
«Быстровоза 149». Трудно, если вообще возможно, отыскать людей, которые помнят Абедалофа до его поступления в школу цеповодов. До начала головокружительной карьеры.

* * *
        Ресторан «Главный причал», занимавший весь первый этаж выходящего на Центральную набережную дома, старательно соперничал с «Рыбацким пирогом» и «На маяке» за звание лучшего заведения сферопорта: сманивал неприличными зарплатами поваров, копировал меню, тратил огромные деньги на винный погреб и деликатесы из дальних миров. Другими словами, пытался встать вровень, но получалось, говоря откровенно, не очень. Перекупленные у конкурентов повара лезли из кожи вон, превращая изысканные продукты в оригинальные блюда, полки ломились от бутылок лучшего вина - в «Причале» подавали даже анданийское ледяное, но публика шла в ресторан без особой охоты.

«Хотите рыбу? Идите в „Пирог“. Хотите птицу? Идите в „Маяк“. Все столики забронированы? Ну тогда в „Причал“…»
        Унигартские снобы считали ресторан недостаточно стильным, принимали в штыки все нововведения, зато гости сферопорта - инопланетники, ушерцы и приотцы - не оставляли заведение без внимания, искренне изумляясь капризности местных.
        - Рад, что вы согласились отобедать со мной.
        - Вям!
        - Ты был настойчив, - буркнул Гатов, с брезгливостью разглядывая саптера. - Оно настоящее?
        - Что? - не понял Абедалоф, прекратив раскуривать сигару. - Кто?
        - Вот это, на столе, - уточнил Павел, кивая на песика. - Оно настоящее или механическое?
        - Механическое?
        - Шутка, - торопливо объяснил Бааламестре, не желающий начинать встречу со скандала. - Газетчики любят пугать публику паровыми человекообразными истуканами, как здоровенными, так и не очень, а в результате на каждой планете обязательно отыщется безумный профессор, уверяющий, что способен создать самодвижущееся механическое существо.
        - Размером с миниатюрную собачку?
        - Почему нет? - Бааламестре покосился на саптера, саптер поджал переднюю левую лапку, подумал и тявкнул.
        - Я хотел познакомиться с вами, магистр, - мягко произнес Арбедалочик, вновь обратившись к Павлу. - И - да, я настойчив. Вы даже представить не можете, насколько настойчивым я могу быть.
        - Не завидую твоей собачке, - хмыкнул Гатов. - Если, конечно, она настоящая.
        - Вям!
        Эбни, похоже, разозлился, но, поскольку укусить обидчика возможности не было, саптер яростно напустил лужицу. По льняной скатерти расползлось дурно пахнущее пятно, официанты бросились устранять, а галанит ухватил себя за подбородок и в упор посмотрел на магистра. И даже самый пристальный человек не обнаружил бы во взгляде директора-распорядителя ничего, кроме дружелюбия.
        - Вы действительно остры на язык, Павел.
        - Перестанет получаться с наукой - пойду в сочинители комедий. - Гатов сделал глоток воды: от вина он отказался и от предложения изучить меню - тоже. - Зачем ты хотел меня видеть?
        Вопрос прозвучал настолько жестко, что сидящие за соседним столиком телохранители насторожились и недружелюбно уставились на галанита.
        - Первый день выставки стал вашим бенефисом, Павел, - невозмутимо польстил магистру Арбедалочик. - Все в восхищении.
        - Даже вы? - не сдержался Каронимо.
        - Даже я, - спокойно подтвердил галанит.
        - Вям, - согласился Эбни. И цапнул за палец меняющего скатерть официанта, тот побледнел, но не издал ни звука.
        - Вы в очередной раз подтвердили, что опережаете науку Герметикона на шаг, а то и на два. Руди Йорчик… Вы ведь помните Йорчика? Так вот, Руди до сих пор не может отойти от острейшего приступа зависти.
        - Хотите приобрести лицензии на мои разработки?
        Абедалоф ответил дипломатичной улыбкой.
        Компания неохотно признавала выданные в других мирах патенты, даже герметиконские, и всеми силами старалась закрепить первенство галанитских изобретателей. Открытия беззастенчиво копировались, а часто еще и патентовались задним числом, давая повод для бесконечных судебных разбирательств, во время которых юристы нагло требовали от настоящих изобретателей заплатить Компании за использование собственных разработок. Лучший способ обороны - нападение, лучший способ приобрести что-нибудь
        - назвать это своим.
        Гатова галаниты обворовывали в особенно крупных размерах, и потому каждое произнесенное ученым слово буквально сочилось сарказмом.
        - А если я отвечу, что хочу? - неожиданно поинтересовался Арбедалочик.
        - Я удивлюсь.
        - Удивитесь?
        - У меня давно сложилось определенное мнение о Компании, - пояснил Павел, делая еще один глоток воды.
        - Ваши дружки имели наглость подать на нас в суд, - добавил Бааламестре. - А за неявку на разбирательство нас с Павлом ожидает месяц тюрьмы на Галане.
        - Я слышал об этом недоразумении, - не стал скрывать Абедалоф. И с притворным недоумением осведомился: - Почему же вы согласились на встречу со мной?
        - Я эксцентричен, - пожал плечами магистр.
        - Знаю.
        - И хотел посмотреть на твою собачку.
        Абедалоф машинально улыбнулся, протянул руку и мизинцем почесал любимца за ухом.
        - Вам нравятся саптеры?
        - Слишком мелкие.
        - Зато послушные.
        - Потому и не нравятся.
        - Вям!
        - Вы свободолюбивы, как настоящий галанит, - с уважением произнес Арбедалочик. - С вами интересно.
        - Ты терпишь, поскольку хочешь что-то от меня получить, - перебил директора Гатов.
        - В глубине души ты мечтаешь выдавить мне глаза.
        - «Выдавить глаза…» - Арбедалочик блестяще сыграл изумление. - Откуда у вас эти фантазии?
        - Случайно попал на Туренгу сразу после того, как местные вышибли с планеты экспедиционный корпус Компании, - ответил ученый. - Я видел, что натворили твои сородичи.
        - И не научились осторожности? - огрызнулся галанит.
        - Я человек образованный, местами даже интеллигентный, но это не помешает мне оторвать тебе ухо за такие высказывания, - пригрозил Бааламестре.
        Телохранители ушерцев вновь насторожились, однако миролюбивый жест Абедалофа заставил их успокоиться.
        - Пожалуйста, пожалуйста! Прежде чем мы окончательно разругаемся, я хочу озвучить предложение Компании, - широко улыбнулся Арбедалочик, выставляя перед собой ладони. - Павел, мы безоговорочно признаем ваше авторство на все изобретения, включая те, которые нами уже используются. Мы принесем официальные извинения и выплатим все полагающиеся вам деньги. - Директор-распорядитель выдержал паузу. - Речь идет о двадцати миллионах.
        - Двадцать миллионов! - поперхнулся Бааламестре. - Это нереально!
        - В отличие от Павла, у меня нет склонности к сочинительству, - прохладно ответил Абедалоф. - Вы получите свои деньги.
        - Что взамен? - прищурился магистр.
        То ли он не расслышал оглашенную сумму, то ли держал себя в руках лучше друга.
        - Вы переедете на Галану, - немедленно ответил Арбедалочик. - Это же очевидно.
        - И поступлю на службу в Компанию?
        - Зачем? Мы поможем вам основать собственную фирму. Корпорация «Гатов»! Звучит? Мы ценим предпринимательство и искренне радуемся, когда талантливые люди выбирают Галану. - Абедалоф вытащил изо рта сигару и говорил без тени иронии, искренне веря в каждое произнесенное слово: - Что бы вы о нас ни думали, Павел, Галана - по-настоящему свободный мир с тысячей открытых дорог.
        - Для галанитов.
        - А для кого же еще? - удивился Арбедалочик. - Адигены думают об адигенах, мы - о галанитах. Быть с нами перспективно, Павел, за нами будущее, за нами идут люди, поскольку мы создали наилучшие во Вселенной условия для реализации Великой Мечты.
        - Стать богатым и знаменитым?
        - А вы разве не человек? - ехидно уточнил Абедалоф. - Мечтаете о чем-то другом?
        - Я плохо знаю историю Галаны, но не сомневаюсь, что у истоков вашего государства стоял великий психолог, - рассмеялся Гатов. - Мне придется принять чиритизм?
        - Безусловно, - кивнул галанит. - Но ведь в действительности вы агностик, Павел, вам все равно, кого из себя изображать, не так ли?
        Гатов промолчал.
        - Вы будете вольны изобретать все, что пожелаете, никаких ограничений, - продолжил Арбедалочик. - Вы станете академиком, если захотите - получите кафедру, ваше имя войдет в историю.
        - Оно уже в истории.
        Несмотря на весь огромный опыт, Абедалоф не расслышал в голосе ученого высокомерия. Или не захотел расслышать.
        - Электрифицированный пулемет, огнеметный танк и модернизированный паровинг? Я уверен, Павел, что ваш потенциал гораздо выше. Вам по плечу изобретения, от которых вздрогнут миры…
        И Бааламестре вздрогнул. Не сильно, едва заметно, галанит не обратил бы на Каронимо внимания, но тот зачем-то полез в разговор:
        - Непонятно, чем вы пытаетесь нас удивить?
        И был поспешно перебит Гатовым:
        - Я слышал, тебя зовут Абедалоф А. Арбедалочик. Что означает еще одно «А»?
        - Мое второе имя - Авессат, - ответил директор-распорядитель, пристально глядя на Бааламестре.
        - А вот у меня второго имени нет, - с печалью в голосе поведал Гатов.
        - Судя по отвлеченному вопросу, вы находитесь в замешательстве, - улыбнулся Арбедалочик, не спуская глаз с поникшего Каронимо. - Вам требуется время.
        - Вопрос не отвлеченный, - не согласился Гатов. - Я услышал ответ и посмотрел на собачку, больше меня ничего не интересует.
        И одним глотком допил воду.
        - Вы уверены?
        - Я уважаю тех, кто покупает у меня патенты, не выставляя условий, и презираю воров, - громко ответил ученый. - А самое главное: у Компании не хватит золота, чтобы выплавить для меня клетку. - Павел поднялся. - Прощайте.
        - Было приятно познакомиться, Абедалоф, - хихикнул пришедший в себя Каронимо. - Вы выглядите точно как на фотографиях…
        - Он знает!
        - В лучшем случае - подозревает, - покачал головой магистр. - И то я не уверен.
        - «Вздрогнут миры»! Это очевидный намек.
        - Ты паникуешь, брат.
        Они ехали в автомобиле - в роскошном лимузине, предоставленном в распоряжение магистра, они отгородились от шофера стеклянной перегородкой, заперлись, но все равно говорили на хансейском диалекте универсала, который использовали всегда, когда не хотели быть понятыми.
        - Что будем делать? - Бааламестре растерянно посмотрел на друга. - Расскажем консулу, что Арбедалочик подозревает о существовании бомбы?
        - Нельзя.
        - Почему?
        - Последние месяцы Винчер находится под огромным давлением, но все равно верит в победу, - объяснил Павел. - Он думает, что в самый напряженный момент достанет из рукава бомбу, и все немедленно склонят головы. Он еще не понимает, что одержит тактическую победу - над Приотой, но на него тут же насядут адигены и галаниты. Кардония хороший, в меру развитый мир, но ей не позволят в одиночку владеть таким оружием. Как только Винчер объявит о существовании бомбы, предыдущие неприятности покажутся ему цветочками. И нам тоже.
        - Нам? - прищурился Бааламестре.
        - Наши головы, брат, дороже всех богатств Герметикона, - грустно усмехнулся Гатов.
        - Как только Винчер это поймет, он запрет нас в Мелепорте.
        - Пока не запер.
        - Потому что мы все еще друзья. Потому что он все еще хороший, а главное - уверенный в победе человек. Но когда его загонят в угол, Винчер продаст нас тому, кто больше заплатит.
        - Мы не рабы.
        - А Дагомаро не рабовладелец, но жизнь есть жизнь, брат: Винчеру выкрутят руки, он нас продаст, а мы ничего не сможем поделать. - Павел откинулся на кожаную спинку дивана. - Так будет.
        - Не надо было придумывать эту хренову бомбу.
        - Это была интересная задача.
        - Что верно, то верно.
        А у них не было принято отказываться от интересных задач. Дагомаро бредил
«стратегическим превосходством», постоянно повторял, что небольшое население Ушера и зависимость от приотского продовольствия делают архипелаг уязвимым, и просил сверхоружие. Для защиты.
        Теперь бомба создана, однако проблем только прибавилось. Во всяком случае, на взгляд ученых.
        - Нужно сматываться с Кардонии, - вздохнул Каронимо. - И чем быстрее, тем дальше.

* * *
        - Мерса!
        - Ну? - сквозь зубы ответил алхимик. - Что?
        Отвлекаться Мерсе было противопоказано: он балансировал на стремянке, что стояла на узеньком балкончике, прилепленном к башне маяка метрах этак в семидесяти от земли, и осторожно менял заряды в одной из уже установленных батарей. Вниз алхимик старался не смотреть.
        - Ты еще Олли?
        - Сам подумай.
        - Не могу думать, высокая температура мешает. - Бабарский озабоченно потрогал себя за лоб, вздохнул, но мужественно продолжил заниматься неотложными делами. - Все подготовил?
        - Не мешай.
        - Не отмахивайся! Я не муха!
        Отмахнуться от надоеды алхимик не мог при всем желании - руки ему требовались для дела, поэтому он коротко ответил:
        - Ты - хуже.
        - Думай, что говоришь.
        - ИХ, отстань! - взмолился Мерса. - Не видишь, я стараюсь, чтоб тебя в алкагест окунуло?!
        - Стараешься, чтоб меня окунуло?
        - Нет. - Алхимик понял, что Бабарский не уйдет, пока не получит ответы, и, признавая поражение, уныло осведомился: - Что?
        - У тебя все готово?
        - В какой-то мере.
        Безумная идея, которую выдал насосавшийся зеленого «ликера» Квадрига, воплотилась в жизнь, и все благодаря неукротимой энергии вечно чихающего Бабарского.
        Для начала ИХ засадил Мерсу за подготовку смесей. Уговорил Бедокура помочь, согласившись дать несчастному два часа на сон. Испросил в муниципалитете разрешение устроить грандиозный фейерверк на маяке и получил отказ. Растрезвонил на весь город, что в полночь на маяке состоится грандиозный фейерверк. Спросил у Мерсы, почему ничего не готово. Разбудил Бедокура. Ухитрился удрать от Бедокура. Получил в муниципалитете разрешение устроить на маяке фейерверк. Получил угрозы от полиции и администрации порта. Разбудил Бедокура. Привез на маяк рабочих. Привез на маяк десять ящиков взрывчатых веществ. Привез на маяк других рабочих. Дал взятку начальнику порта, пообещав организовать у маяка круглосуточное дежурство пожарного расчета. Дал взятку брандмейстеру. Растрезвонил на весь город, что во время фейерверка маяк может быть разрушен до основания…
        - А если мы и в самом деле его опрокинем? - поинтересовался Мерса.
        - Не волнуйся, - махнул рукой Бабарский. И шмыгнул носом. - Маяк застрахован.
        - Правда? - Олли обрадовался так сильно, что чудом сохранил равновесие.
        - Ну ты и дубина! - восхитился Бабарский. - Конечно же, нет. Если опрокинешь или еще как-нибудь поцарапаешь, будешь выплачивать полную стоимость из жалованья. Я прослежу.
        - ИХ!
        - Поторапливайся, люди начали собираться. - Суперкарго чихнул и озабоченно посмотрел вниз, на площадь. Его знаменитая акрофобия включалась исключительно по требованию.
        - До полуночи еще три часа.
        - Проведи их с пользой.
        - Если мне не будут мешать.
        - Я тебе помогаю.
        - Пошел вон! - буркнул алхимик, возвращаясь к работе.
        - Не груби! У меня слабые нервы.
«Если вы думаете, что подготовить за один день „грандиозный фейерверк“ легко, то вы веселый, наивный и туповатый оптимист, ничего не умеющий и ничего не понимающий. Я, в отличие от вас, с самого начала знал, что впутываюсь в крайне сложное предприятие, но отказаться, чтоб меня в алкагест окунуло, не мог. Особенно после того, как мессер счел затею „любопытной“.
        Начал я со смесей, ведь на борту, естественно, их не было. Добрая половина требуемых ингредиентов тоже отсутствовала, только пороха в достатке, вот и пришлось гонять палубных за маслами, металлическими солями, окислителями, флегматизаторами… Нет, кое-что из перечисленного на борту присутствовало, не считайте меня легкомысленным, но не в тех количествах, чтоб меня в алкагест окунуло, совсем не в тех. Потом пришлось поднять учебники, записи и старательно вспоминать студенческую юность, поскольку подобные забавы для вечеринок всегда выпадало делать мне… Точнее - Энди. В те времена я еще не взялся за его воспитание, а в мое отсутствие Энди был несколько э-э… (узнаете интонацию?) застенчив и вечно занимался подсобными работами, пока остальные студиозусы развлекались с девицами.
        Но я отвлекся.
        Первым, кто оказал мне весомую помощь, стал Бедокур - после того как его окончательно разбудили, разумеется. К огромному своему удивлению, я обнаружил, что Чира превосходно разбирается в устройстве гранат, мин, снарядов, петард и батарей фейерверков - поднаторел во время проведения национальных лингийских развлечений: празднеств и междоусобиц, - и знает несколько хитростей, способных поразить не только провинциальных кардонийцев, но и гостей из Ожерелья.
        От предложения Бедокура разместить на крышах соседних домов дополнительные батареи я благоразумно отказался.
        Затем Бабарский прислал местных специалистов - алхимиков и художников, которые помогли нам составить план зрелища и продали изрядное количество готовых фейерверков, - и только после этого мы отправились на маяк».
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - Но почему сюда? - беспомощно повторил Бабарский.
        - То есть ты признаешь превосходство моего инопланетного разума? - высокомерно осведомился Хасина.
        - Над чем?
        - Вообще, - не стал мелочиться медикус. - В целом.
        - Если у нас ничего не получится, я все свалю на тебя, - предупредил Бабарский. - Скажу, что ты все испортил.
        - Если успеешь, - кротко уточнил Альваро.
        Правильно уточнил, предельно правильно, поэтому суперкарго вздохнул, покашлял, поправил берегущий шею шарфик и в очередной раз протянул:
        - Почему именно здесь?
        - Потому что именно сюда придет искомое создание, месе карабудино.
        - Гарантируешь?
        Медикус покачал головой, но пытку прекратил и ответил серьезным тоном:
        - На первый взгляд кажется, что, поскольку маяк высок, мест для наблюдений фейерверка полным-полно: любая ближайшая площадь, любая улица… Кстати, эта мысль окончательно расслабит искомое создание и заставит его почувствовать себя в полной безопасности. Хотя мы с тобой знаем, что это далеко не так…
        - Продолжай по делу, а? - попросил суперкарго.
        - Он смешается с толпой, - прищурившись так, словно уже увидел «искомое создание», произнес Хасина. - Постарается ничем не отличаться от публики, но мы, благодаря мне, знаем, кого ищем…
        - Благодаря дуболомам Серого Штыка, которые составили словесное описание подонка,
        - проворчал ИХ.
        Однако медикус оставил провокационное бурчание без высочайшего внимания могучего инопланетного разума.
        - Во время фейерверка я вычислю искомое создание по поведению, - гордо закончил Альваро. - Все понятно?
        - Кроме одного: почему Огнедел придет сюда?
        По большому счету, именно это было главной целью крайне дорогостоящего мероприятия, однако вразумительных объяснений от «величайшего знатока человековской психологии» Бабарский до сих пор не получил.
        - Потому что искомое создание испытывает неестественную тягу к огню, получает наслаждение от вида пламени, а значит, инстинктивно выберет наилучшее место для созерцания.
        - Инстинктивно?
        - А как же еще? - удивился Хасина. - Мы ведь говорим о человеке, а значит - инстинктивно. Откуда у вас разум?
        Вступаться за людей Бабарский не стал, в настоящий момент его интересовали прикладные вопросы:
        - Почему это место - лучшее? Ты сам сказал, что раз маяк высокий, таращиться на фейерверк можно с любой площади.
        - Гвини патэго, - простонал Альваро, театрально хватаясь за лоб. - Сколько я буду вытирать вам сопли, человеки? Сколько? - Он схватил суперкарго за руку и потащил к балюстраде: - Смотри сам, смотри! Что перед нами?
        - Маяк, - немедленно ответил сбитый с толку ИХ.
        - Бардигадиро! - выругался медикус. - А внизу?
        - Площадь Конфедерации.
        - И самые красивые здания Унигарта вокруг, не так ли?
        - Так.
        Они стояли на плоской крыше Дворца Конфедерации - главного здания Кардонии. Без труда вмещающая восемьсот с лишним человек, крыша давно служила местной элите площадкой для необычных вечеринок и приемов, в том числе и таких, что заканчивались фейерверками. Однако использовать для размещения батарей маяк лингийцы догадались первыми, и теперь богатые унигартцы нетерпеливо ожидали результата, чтобы решить, стоит ли перенимать опыт. Стрелки часов едва перевалили за одиннадцать, однако крыша уже была заполнена хорошо одетой публикой.
        - Мы видим все: маяк, море, город, но самое главное - мы не в городе, а над ним. Не рядом с маяком, но и не так уж далеко. Фейерверк ударит над нашими головами, мы окажемся в его сердце и увидим, как царящий в небе огонь отразится в стоящем на земле городе, в его окнах и фонарях. - Разгорячившийся Хасина умолк и, выдержав короткую паузу, осведомился: - Теперь понятно?
        Но ИХ был прагматиком до мозга костей, а потому короткая, но весьма эмоциональная речь медикуса вызвала у него простой вопрос:
        - Почему, в таком случае, мессер наблюдает за фейерверком не отсюда?
        - Потому что у мессера другие планы на сегодняшнюю ночь, - хмыкнул Альваро.
        - Как романтично: небо, звезды, море… - Этель развела руки, словно пытаясь обнять все перечисленное, не нашла слов для продолжения фразы и пленительно улыбнулась.
        - И одна звезда здесь, среди нас, - грубовато польстил кто-то из присутствующих.
        Улыбка Кажани стала чуть шире.
        - Возможно, - не стала спорить певица и еще чуть-чуть откинулась на поручни, заставив напряженную ткань платья натянуться еще сильнее.
        Собравшиеся на корме мужчины: каатианцы из посольства, ушерцы - несколько высших офицеров, лингийцы - капитан и старший помощник с «Дер Каттера», - пристально следили за кошачьими движениями облаченной в тонюсенькое одеяние красавицы.
        - В какие-то мгновения, особенно когда я пою, мне кажется, что я умею летать, - продолжила Этель. - Мне кажется, что у меня есть крылья, которые несут меня высоко вверх.
        Легкий взмах руками, символизирующий движение крыльев, выпуклости игриво ерзают, платье держится из последних сил, кто-то не удерживается от громкого вздоха, но в целом можно сказать, что певица произнесла свою реплику в полной тишине.
        - А вскоре грянет гром, - негромко сказала Кира, просто для того, чтобы хоть что-то сказать.
        И сделала большой глоток игристого.
        Девушка прекрасно понимала, что Кажани будет иметь успех у мужской половины гостей, но не ожидала, что он окажется настолько грандиозным. Если бы не нормы приличий и присутствие дер Даген Тура, Этель не смогла бы вырваться из плотного кольца поклонников ни на мгновение.
        Раздосадованные дамы собрались на носу, но общаться с ними у Лилиан и Киры желания не было никакого, вот и задержались у борта, примерно посреди яхты.
        - Совсем забыла, что нас ожидает фейерверк, - коротко рассмеялась адигена.
        - Многие забыли. - Кира не собиралась изменять жениху, но ничего не имела против легкого флирта и потому воспринимала нахальное невнимание как личное оскорбление.
        - Забавная получается вечеринка.
        - Помпилио всегда делает то, что ему нужно, - усмехнулась Лилиан.
        - Не всегда, - мягко произнес дер Даген Тур. - Как правило, я делаю то, что хочу.
        - И галантно склонил голову: - Дамы.
        Валентин подвез хозяина к расположившимся у борта женщинам и отступил на несколько шагов, всем своим видом показывая, что ничего не слышит и ничего не видит.
        - Подслушивал?
        - Проезжал мимо.
        - Торопился на корму? - ледяным тоном осведомилась Лилиан. - Там сегодня спектакль.
        - Этель - замечательная, - в тон молодой адире ответил Помпилио. - У меня нет причин для беспокойства.
        - Она пользуется успехом.
        - У Этель есть все, что нужно.
        - Актриса! - выдохнула Лилиан.
        С презрением выдохнула? Весьма похоже. Продемонстрировала, как низко пал дер Даген Тур, однако лысый адиген не смутился:
        - Любовь - это театр, дорогая. Женщины отвечают за декорации, мужчины - за постановку.
        - Терпеть не могу, когда ты такой. - В глазах адиры сверкали молнии. - Я хочу, чтобы ты отправился на корму.
        - Никогда не ходил в толпе.
        Кира ошеломленно прислушивалась к разговору: она и представить не могла, что кто-то осмелится говорить с Помпилио настолько дерзко.
        - Калеки всегда позади?
        - Вместе с обманутыми женами.
        В это мгновение Кире показалось, что Лилиан выплеснет остатки игристого в лицо дер Даген Туру, но адира сдержалась. Передернула плечами - в море становилось зябко, - отвернулась и, глядя на залитый огнями Унигарт, поинтересовалась:
        - Зачем ты все это затеял?
        Взбаламутил город обещанием невиданного фейерверка, нанял «Повелительницу бурь» - самую роскошную на Кардонии прогулочную яхту - и закатил вечеринку в заливе, с изысканными яствами и дорогим вином.
        - Последние полтора года я провел вдали от цивилизации. Наверстываю упущенное.
        - Невозможно наверстать все. - Лилиан резко повернулась и жестко закончила: - Время и Пустота неумолимы.
        - Время… - Кира была внимательной, сумела разглядеть в глазах адигена вселенскую грусть. - Пожалуй…
        Струнный квартет заиграл первую из знаменитейших на весь Герметикон «Звездных пьес», и нежные звуки самой Романтики плавно скользнули над притихшим Баниром.
        - Лучше всего фейерверк будет виден с крыши Дворца Конфедерации, - хрипло произнес Помпилио. - Но, чтобы насладиться зрелищем, - именно насладиться, - нужно быть здесь, в заливе. Покачиваться под яркими звездами и ждать, когда огонь попробует одолеть тьму.
        - Их слишком много!
        - Их нормально, - пробурчал Бедокур, устанавливая самодельную батарею на торчащую перпендикулярно стене штангу. - Это тебя много.
        - И мощность критическая! - Алхимик сунул здоровяку скомканные листы. - Я посчитал!
        - Олли, заткнись. Ты ведь не Энди.
        - У нас общая шкура, чтоб тебя в алкагест окунуло, так что я не заткнусь.
        - Ничего с твоей шкурой не станется, - пообещал шифбетрибсмейстер. Он докрутил проволоку и прищурился на первые звезды. - Мы выбрали удачное время, дружище, даже местный гороскоп не против Доброго Маркуса. - Поразмыслил и добавил: - Ни один гороскоп Герметикона не имеет ничего против деяний во славу Доброго Маркуса.
        И взялся за следующую батарею. Снаряжал которую самолично и весьма щедро.
        - Ты представляешь ее мощность? - с опаской поинтересовался алхимик.
        - Я знаю, как эта малышка пульнет, и знаю, когда она должна пульнуть, - отозвался Бедокур. - Не волнуйся, Мерса, все будет хорошо.
        И в борьбе со здравым смыслом победа останется за нами.
        - А если хорошо не будет?
        - Раньше надо было думать.
        - Чира!
        - Какой же ты все-таки паникер, - посетовал шифбетрибсмейстер. Он с сожалением оторвался от работы, пристально посмотрел на нахохлившегося алхимика и наставительно произнес: - Ты забыл, что в нашем полном распоряжении есть Бабарский, чья карма позволяет проводить уникальные ритуалы по оболваниванию полицейских в любых условиях, включая нахождение под водой и в Пустоте. Так что расслабься, Олли: максимум, что нас ждет за случайное разрушение маяка, - ночь в участке и свобода. Я знаю, о чем говорю.
        - Это ты за драку получил ночь в участке, - уточнил Мерса. - А если мы разнесем маяк, взяткой можем не отделаться.
        - Тогда сбежим, - хладнокровно ответил Бедокур. - В первый раз, что ли?
        Спорить? Как? Чира железобетонно прав: сбежим.
        Как сбежали местные пиротехники, когда заметили, что шиф проволокой прикручивает к несущим штангам дополнительные заряды. Для проформы поинтересовались: «Зачем?», услышали: «Для красоты, придурки!» - и сбежали. И Мерса их понимал, поскольку опоясывающий башню технический балкон, вокруг которого, собственно, и были размещены заряды, все меньше напоминал площадку для запуска фейерверков и все больше - крюйт-камеру.
        За то время, пока алхимик лазал по стенам, ругался с рабочими, требуя установить батареи и ракеты именно так, как того требовал план, пока проверял заряды, дорвавшийся до бесконтрольной власти Чира полностью перемонтировал электрическую панель управления и добавил, по приблизительной оценке Мерсы, не менее четырехсот тридцати двух с половиной килограммов взрывчатых веществ… В смысле - фейерверков.
        И продолжал добавлять.

«Если мы устроим плохое зрелище, мессер будет недоволен. Если мы разнесем маяк, мессер, наверное, тоже не обрадуется. Интересно, что хуже?»
        - Может, не следовало сюда приходить? - поинтересовался Шо.
        - Сюда? - изумился Лайерак.
        - Смотреть фейерверк, - уточнил Сапожник, сообразив, что сморозил глупость. - Мне показалось странным, что его назначили сейчас. И назначили неожиданно.
        - Кто-то ищет любителей огненной потехи?
        - Гм… Возможно.
        Отто неопределенно пожал плечами.
        Здраво или невероятно? Способны ли преследователи устроить грандиозный аттракцион ради мизерного шанса отыскать Огнедела? Нет, нет и еще раз - нет! Во-первых, кто они, эти преследователи? Где они? Во-вторых, как им удалось настолько быстро сделать нужный ход? Ответ может быть один: никак. И хотя Сапожник прав: стремительное устройство фейерверка выглядит весьма странным, поверить в то, что зрелище устроено ради его поимки, Отто не мог.
        Но не только эти резоны заставили Лайерака отправиться на шоу, было кое-что еще. Очень важное «еще»: в последние годы Отто был драматургом, режиссером, критиком, даже работником сцены - кем угодно, только не зрителем. Влюбленный в вечное пламя, он ставил грандиозные спектакли для других и устал любоваться красотой огня урывками, он хотел видеть его величие и ради этого собрался на чужое шоу.
        - Твоя осторожность превысила все возможные пределы, - перебил напарника Лайерак.
        - Приятно думать, что лингийцы затеяли грандиозное мероприятие лишь для того, чтобы изловить меня, но я реалист и понимаю, что сегодня вечером на улицы выйдет весь Унигарт. Отыскать в толпе одного-единственного человека невозможно.
        - Мы не в толпе, - заметил Сапожник.
        К некоторому его удивлению, Отто распорядился арендовать на вечер лодку - простой рыбацкий баркас, ведомый насквозь просоленным стариком, которому помогал вихрастый внук, - и вышел в море. Лайерак не был оригинален: залив оказался полон лодок и яхт, с которых доносились смех и музыка, однако до сих пор не объяснил напарнику причину столь странного поступка.
        - Этот факт должен тебя успокоить, - рассмеялся Отто.
        - Почему?
        - Потому что лучшее место для наблюдения - крыша Дворца Конфедерации.
        - Но… - А вот теперь Сапожник растерялся. - Тогда почему мы здесь?
        - Потому что мне обещали потрясающее зрелище и я хочу им насладиться, - спокойно ответил Лайерак. - Отсюда, с залива, мы будем видеть город, освещенный вспышками огня. И слышать шум волн. А в перерывах между залпами сцену будет накрывать покрывало звездного, не потревоженного луной неба… - Тихий вздох: - Здесь мы будем наслаждаться, Шо, именно наслаждаться.
        - Время!
        Электрический пульт они установили внутри башни, в маленькой комнате, из которой вела дверь на балкон. Железная дверь оказалась прочной, плотно прилегала к косяку, и потому Бедокур не слышал боя часов.
        - Семь! - прокричал Мерса.
        - Громче!
        - Одиннадцать!!
        - Я понял!!
        Шифбетрибсмейстер щелкнул первым тумблером в тот самый миг, когда часы пробили двенадцать, и в ночное небо устремились четыре ракеты - первый, самый простенький привет благодарным зрителям. Одновременный взрыв, алая с золотом вспышка, алые с золотом «снежинки», медленно опускающиеся вниз, первые улыбочки, первые пальцы, указующие на первые разрывы и… крупные капли пота на лбу алхимика.

«Гермес Триждывеличайший, ты ведь поможешь, чтоб меня в алкагест окунуло, а? Ты ведь сделаешь так, чтобы все прошло хорошо? Пожалуйста!»
        Додумать короткую молитву Олли не успел: следующий тумблер пришел в движение, и маяк вздрогнул от грохота - батареи Бедокура принялись наперегонки избавляться от зарядов.
«Невозможно!»

«Немыслимо!»

«Ваш корреспондент был ошарашен!»
        Такими заголовками пестрели утренние газеты. Но это завтра, а пока над главной площадью Унигарта только-только разворачивалось необычайное действо.
        Четыре ракеты стали прологом. Они исчезли, едва мазнув по унигартским башням красно-желтым, и мгновенно забылись, выброшенные из памяти вихрем огненной карусели.
        Залп. Залп. Залп…
        Двенадцать батарей по двенадцать залпов ударили одновременно, смешав разноцветные шары с «дождем» и «змейками». Новая порция огня через две секунды, новые разрывы накладываются на старые, формируя невероятный рисунок, который невозможно запомнить и невозможно забыть. Калейдоскоп из вспышек, грохота и визга.
        Полминуты пронеслись за мгновение, и небо расцветили бураки, оставляющие за собой огненные дороги до самой верхней точки подъема. Одновременно языки искусственного пламени - оранжевые и синие - побежали по самой башне, и на следующие полминуты маяк превратился в огненный цветок с десятками длиннющих лепестков.
        Затем - ракеты, украсившие небо гигантскими хризантемами, бураки-стебли, дождь…
        - Хасина!
        - Не отвлекай!
        - Хасина! Мы на работе!
        Медикус с сожалением оторвался от зрелища, быстро оглядел толпу и ткнул пальцем в компанию мужчин:
        - Та четверка.
        - Это брокеры с местной биржи, - вклинился в разговор Эрик, выделенный Серым Штыком всезнайка.
        - Брокеры? - удивился медикус.
        - Зуб даю.
        - Ну ладно… - Альваро двинулся через толпу. - Вон те двое?
        - Их не знаю, - ответил Эрик на вопросительный взгляд Бабарского.
        - Проверить.
        - Понял.
        - Вон тот мужчина подозрительный, - приободрился Хасина.
        - Зерноторговец.
        - А те трое?
        - Оружейники с Бахора, пытались договориться с нами о левой поставке.
        Медикус помрачнел, и по его лицу Бабарский догадался, что Альваро разуверился в собственной затее.
        - Я ведь говорил, что все будет в порядке!
        Бах! Бах!! Бах!!!
        - Слава Гермесу!
        - Хорошо, пусть ему!
        Бах! Бах!! Бах!!!
        - Чира, пора остановиться!
        - Шутишь?! Веселье в самом разгаре!
        Мерса знал, что зрелище удалось. Не чувствовал, не догадывался, а именно знал, и восторженные крики толпы не имели к этому знанию никакого отношения: Олли был достаточно самокритичен, чтобы отсекать ненужное. Алхимик понимал, что они с Бедокуром уже устроили великолепное шоу, и теперь пытался избежать финала. По мнению Чиры - грандиозного, по мнению Мерсы - опасного.
        - Мы уже герои дня!
        - Значит, нам все простят.
        - Не будь наивным!
        - Я просто буду!
        И Бедокур переключил последний тумблер.
        Ба-а-а-а-а-ах!!!!!
        Размениваться на мелочи Чира не стал, и к финалу подготовил тридцать тридцатизалповых батарей. И пятиметровое «анданийское колесо», которое лично водрузил на макушку маяка. И именно это сочетание приводило Мерсу - даже Олли! - в ужас. Шифбетрибсмейстер пожелал, чтобы колесо крутилось в окружении необычайно пышного «цветка», и не пожалел смеси.
        А проволока, как выяснилось, была не самым надежным крепежом Герметикона.
        - Красотища!!
        - Ложись!
        Первую батарею сорвало во время третьего залпа. Ящик полетел куда-то вбок, а затем, продолжая стрелять огнем, - вниз.
        - Ипать меня через колено, - прошептал позеленевший Олли.
        Оставалась надежда, что остальные батареи удержатся, но щедрый Чира наделил их слишком большой мощностью. Следующий ящик свалился на балкончик и пальнул в сторону застывшего Мерсы… Красным… Красным огненным шаром, все увеличивающимся в размерах… Приближающимся к замершему алхимику…
        - Пора, - хладнокровно произнес ставший вдруг сосредоточенным Бедокур, резво оттаскивая Мерсу с линии огня. Захлопнул дверь, молниеносно сдвинул тяжелый засов, а в следующий миг железную преграду тряхнуло сгустком огня.
        - Всякую вечеринку следует заканчивать вовремя.
        Бедокур выдавил улыбку, но Олли прекрасно слышал, что привычное и ритмичное
«бах-бах-бах» сменило деловитое «бум-бум-бум», а то и просто «бу-у-ум!», когда в плохо сделанных батареях разом взрывался весь заряд.
        - Не думаю, что мы встретим кого-нибудь до самого низа, - продолжил разглагольствовать Чира, начиная спускаться по винтовой лестнице. Потерявшего всякую ориентацию алхимика он тащил за руку. - А там я приметил черный ход, так что полиция…
        Последние слова потонули в оглушительном грохоте.
        - Фейерверк устраивал Мерса? - поинтересовалась Лилиан, внимательно наблюдая за полетом «анданийского колеса».
        - Да, - коротко подтвердил Помпилио. - И Бедокур.
        - Передай мое восхищение.
        - Обязательно.
        Мощный взрыв не только подбросил «колесо» высоко вверх, но и придал серьезный боковой импульс, и теперь оно, продолжая крутиться и разбрасывать снопы искр, по плавной дуге летело к водам Банира.
        - Прекрасный и великолепно реализованный замысел, - несколько нервно произнес Фредерик.
        - Мерса - замечательный алхимик, - бесстрастно ответил Помпилио, а в следующий момент «анданийское колесо» с шумом врезалось в воду. Шагах в пятидесяти от яхты.
        - Ты умеешь окружать себя талантливыми людьми, - улыбнулась адира дер Саандер.
        Помпилио улыбнулся в ответ и, положа ладонь на руку сидящей рядом Этель, выдал:
        - Спасибо.
        Заметивший жест Фредерик машинально улыбнулся, а Кажани бросила на Лилиан победоносный взгляд и гордо сообщила:
        - Завтра мы улетаем в Линегарт.
        - Неужели?
        - Столичная публика ждет, а Помпилио любезно предоставил «Амуш» и согласился сопровождать меня.
        - Как мило с твоей стороны. - Теперь Лилиан смотрела на адигена.
        - Мне нужно развеяться, - ответил тот, глядя на адиру в упор.
        - Возможно, у меня все еще рябит в глазах, но мне кажется, маяк перестал работать,
        - протянул Фредерик. - Он ведь должен мигать?
        - Уверен, восстановительные работы не затянутся, - хладнокровно отозвался дер Даген Тур.
        Кира рассмеялась. Остальные женщины, поразмыслив, последовали ее примеру.
        - Теодор, еще игристого! И почему умолкла музыка?
        Члены струнного квартета, рванувшие к шлюпкам при приближении колеса, вернулись к инструментам, и над темной водой вновь зазвучали чарующие звуки «Звездных пьес».
«Не вверх! Бураки, красавцы с искристыми хвостами, не вверх - вниз! Вниз их нужно направить! Прямо на стадо! На ждущее развлечений быдло! И добавить зажигательную смесь, превратив легкий дождь в огненный ливень!»
        - Отто.

«Раскаленные капли врезаются в головы людей… Вопли… Паника… Ужас…»
        - Отто!
        - Что? - Лайерак недоуменно посмотрел на помощника. - Что?
        - Ты сделал бы много лучше.
        Лишь через пару секунд Отто сообразил, что все это время Сапожник говорил с ним о фейерверке. Сообразил, почувствовал легкую злость: «Нельзя так погружаться в собственные мысли!» - и попытался сорвать ее на Сапожнике.
        - Мне не нужна лесть.
        - Лесть? С каких это пор ты решил, что я лижу тебе задницу?
        Лайерак нахмурился, но уже через мгновение рассмеялся и признал:
        - Умыл.
        Наваждение спало.

«Носящиеся по площади „спички“… Запах горящей плоти, его ни с чем не спутаешь, ни с чем…»
        - Следи за языком.
        - Мы оба знаем, что фейерверк был великолепен.
        - Финал показался мне взрывным, - пошутил Шо.
        - Они слегка облажались, - кивнул Огнедел, имея в виду устроителей мероприятия.
        - Вот видишь!
        - Но публика ничего не заметила, а это главное. - Лайерак вздохнул. - Они молодцы, Шо, действительно молодцы, а те смеси, что использовались для «дождя», явно уникальны. Будь у меня время, обязательно обсудил бы ее состав с алхимиком.
        - За кружечкой пива.
        - Или бутылочкой вина.
        - Мне нравится идея.
        - Пожалуй… - Отто на мгновение задумался. С точки зрения конспирации следовало расстаться с Сапожником и отправиться в убежище, но возбуждение еще не оставило Огнедела, хотелось говорить, обсуждать, спорить, доказывать, писать формулы смесей, которые использовали неизвестные пиротехники… Лайерак знал, что если откажется, то ему всю ночь будет сниться несбывшееся: роскошная акция, ставшая логическим продолжением великолепного фейерверка, невиданное действо, по-настоящему достойное огня. Лайерак знал, не хотел до утра ворочаться без сна, а потому сдался: - Поехали, выпьем чего-нибудь!
        Напарники выбрались на пирс - баркас только-только пристал к нему - и направились в ближайшую харчевню. И не увидели, как старый, насквозь просоленный рыбак негромко бросил внуку короткий приказ. Мальчишка кивнул, тоже сошел на берег и неспешно направился следом за бывшими пассажирами.
        - Великолепное получилось зрелище, не так ли?
        - Именно так, консул, - великолепное. Вы подобрали весьма точное определение.
        - Вям!
        Дагомаро покосился на усталого саптера - собачке осточертел раут на крыше, хотелось домой, на теплую подстилку, - и неожиданно для себя поинтересовался:
        - Вы знаете, какому событию был посвящен фейерверк?
        - Какому-то религиозному празднеству, - равнодушно ответил Абедалоф. - Я не силен в культах.
        Винчер хотел повести разговор иначе, более тонко, но самодовольная физиономия пыхтящего сигарой Арбедалочика и его визгливая псина заставили консула изменить решение.
        - В честь Харельской проповеди Доброго Маркуса.
        - Вполне возможно.
        Официальной религией Галаны был чиритизм, и хотя вырос он из Олгеменической церкви, галаниты относились к ней с подчеркнутым пренебрежением.
        - Я специально узнавал - до этого дня еще месяц, - продолжил Дагомаро. - А потому вижу откровенный намек. Помпилио напомнил об одном из главных и почитаемых обращений Праведника.
        - Им это нужно, - рассмеялся Арбедалочик. - Лингийцы, знаете ли, забияки, слово скаута.
        - Вям!
        - Но в день Харельской проповеди они не прикасаются к оружию.
        - С нами - воевали, - жестко бросил галанит.
        - Потому что вы не уважаете их законы, правила и традиции.
        - Вы завели разговор в надежде оскорбить меня? - осведомился галанит.
        - Я…
        А все из-за неправильного начала, из-за эмоций, если быть точным. Направляясь к директору, Винчер знал, что будет говорить, знал до последнего слова, до последней интонации. Но неожиданное желание уязвить Абедалофа завело консула в тупик.
        - Если уж мы заговорили о праздниках, то послезавтра Галана будет отмечать День Большого Сердца, - легко продолжил директор-распорядитель.
        - Вям!
        - В этот день мы помогаем тем, кому не повезло, каждый проявляет ту заботу, на которую способен, и даже президент раздает еду нищим.
        - На планетах Ожерелья нищенство запрещено, - машинально произнес Дагомаро. - Это честнее, чем раздавать еду.
        - Дурацкий закон, - хмыкнул Арбедалочик. - Как можно запретить человеку быть нищим?
        - Дать ему работу, - пожал плечами ушерец. - Вы не хуже меня знаете, что адиген обязан предоставить работу любому обратившемуся.
        - И люди попадают в рабство.
        - Я знаю целые планеты, которые оказались в рабстве у банков Компании.
        - Вот мы и добрались до главной темы разговора, - вновь рассмеялся Абедалоф.
        - Вы вооружаете Приоту и натравливаете ее на нас!
        - Не надо кричать, - поморщился Арбедалочик. - И вообще, давайте пройдемся, прогуляемся, так сказать, под звездами.
        - Вям!
        - А ты, Эбни, подожди меня здесь, этот разговор не для твоих ушей.
        Абедалоф передал песика помощнику, взял консула под локоток и медленно повел вдоль балюстрады.
        - Самое печальное, Винчер… Вы позволите называть вас так? Спасибо. Так вот, Винчер: самое печальное заключается в том, что Ушер необычайно похож на Галану. Вы не терпите адигенов, вы самостоятельны, умны, трудолюбивы, умеете работать, но… вы слабы. Не здесь, на Кардонии, а за тем большим столом, за которым играет Компания. Там вы никто и потому должны прислушаться к инстинкту самосохранения и подружиться с нами.
        - Мы оба знаем, что вы не умеете дружить, - негромко ответил Дагомаро. - Вы нас сожрете.
        - Но ведь не сразу, - усмехнулся Арбедалочик. - Мы предлагаем постепенный, безболезненный процесс, растянутый на несколько лет. Слово скаута!
        - Вы не стесняетесь говорить об этом, - удивился консул.
        Не спросил, а именно сказал, самому себе сказал, но галанит все равно ответил.
        - Я силен, - пожал могучими плечами Абедалоф. - Я могу себе позволить всё, Винчер, даже - подождать, потому что время работает на меня.
        - Неужели? - прищурился Дагомаро.
        - С тех пор как мы отыскали супероружие, - вальяжно ответил галанит.
        Ушерец вздрогнул. Не сообразил, что его держат под локоть, или просто не сдержался, но вздрогнул.
        - Почему вы такой нервный, Винчер? - прищурился директор. - Неужели хоть на секунду подумали, что я достану из кармана супербомбу и брошу в вас?
        - Да уж…
        Неправильное начало или слишком умный собеседник? В чем причина провала? Начиная разговор, консул предполагал, что придется клещами вытягивать из Арбедалочика признание в помощи Приоте и притязаниях на ушерские богатства, и потому циничные заявления собеседника отправили Дагомаро в нокдаун.
        - Мы поговорили о нашем сходстве, Винчер, но есть и серьезные отличия: вы устарели. Вы правите Ушером и одновременно владеете заводами, шахтами, цеппелями, железными дорогами - вы владеете всем! Ваше богатство на виду, ваша власть на виду, и это сочетание делает вас удобной мишенью. Вы, Винчер, и ваши дружки-промышленники, они же - сенаторы, ходячие источники недовольства для ваших же сограждан. Я ни в коем случае не обвиняю вас в глупости, поскольку мы сами не так давно додумались до того простого решения, которое и стало нашим супероружием. Точнее, додуматься было легко, а вот принять - необычайно трудно.
        - О каком решении вы говорите?
        - Нельзя быть на виду, Винчер, понимаете? - Абедалоф уже не просто поддерживал ушерца за локоток, но еще и дружески похлопывал консула по плечу. Со стороны могло показаться, что в дальнем углу крыши разговаривают почти братья. - Владельцы заводов отдельно, политики - отдельно. Политики верно служат нам, но делают вид, что стараются на благо простого народа. И нужен театр, цирк: политики обязательно должны меняться, чтобы у народа была иллюзия выбора, чтобы энергия крутила жернова постоянных политических обновлений, которые ничего не обновляют, а всего-навсего являются ширмой для нашей власти. Просто, не так ли? Но как сложно! Вы, к примеру, ни за что не откажетесь от власти.
        - Не откажусь, - хрипло подтвердил Дагомаро.
        - Значит, ее у вас отнимут, - пообещал Арбедалочик. - Я вас уважаю, Винчер, поверьте, это не ложь. Я знаю, через что вам пришлось пройти, какую драку вы выдержали, чтобы сохранить свою империю. Я помню, как вы бились с нами, - я вас уважаю. И только поэтому предлагаю в последний раз: сдавайтесь. Еще не поздно.
        - Или?
        - Или я вас уничтожу. Заберу заводы, фабрики, шахты, но при этом убью. - Абедалоф рассмеялся. - Убью всех, кто будет сопротивляться, кто не склонит голову, кто не захочет меня бояться. И вы, Винчер, знаете, что мы не устанем убивать. Потому что мы - в своем праве, а вы - никто.
        - Откуда у вас права на Ушер? - Скулы консула сводило от бешенства, но он заставлял себя сдерживаться.
        - Наше право - в нашей силе и наших желаниях.
        Вот и все. Вопросы заданы, ответы получены. Надежды на иное окончание разговора практически не было, и Дагомаро с грустью поздравил себя с тем, что выбрал абсолютно правильную стратегическую линию. Не разговора, а поведения. Консул шел по опасной дороге, но только так у него появлялся шанс спасти Ушер.
        - Сколько времени у меня есть?
        - Нисколько, Винчер, вы должны дать ответ прямо сейчас.
        - Вы ставите меня в неловкое положение.
        - Это и называется «провести переговоры».
        - В таком случае, мой ответ - нет. - Дагомаро твердо посмотрел в черные глаза Арбедалочика. - Может, мы и слабы, но крови вам попортим.
        - Вы потеряете все.
        - Но не отдам добровольно.
        Глава 12
        в которой Бабарский выручает, «Амуш» улетает, Помпилио принимает решение, Дагомаро в бешенстве, Накордо совершает неприятное открытие, а Мерсу настигает прошлое
«„На маяке“ разрушен!»

«Любимый ресторан Унигарта разнесен вдребезги!»

«Дикая выходка ужаснула Кардонию!»
        - Кажется, я уже читал этот заголовок, - пробормотал Бабарский, изучая выданные полицейским газеты. - Или очень похожий.
        - Может, и читали, - кивнул капитан Болгер и строго посмотрел на Бедокура: - Что вам не нравится в наших ресторанах, синьор Хан?
        - Они все время попадаются на пути, но тот, о котором вы сейчас говорите, я не выбирал, - попытался объяснить Чира. - Я честно занимался увеселением публики…
        - Заткнись! - прошипел ИХ.
        Шиф послушался.
        Путешествуя по Герметикону, Бедокур изучил огромное количество примет и ритуалов, согласно которым и выстраивал свою жизнь: никогда не пил из щербатой чашки, не играл в кости по вторникам, старался не оказаться третьим и многое, многое другое. Однако существовали два главных правила, действующие вне зависимости от предзнаменований и расположения звезд: всегда слушаться мессера, а сидя в полиции
        - Бабарского, потому что Бабарский знает.
        - Мой друг хотел сказать, что не имеет ничего против унигартских заведений, - деловито объяснил суперкарго. - Более того, местные рестораны отличаются прекрасной кухней и…
        - На этот раз за синьором Честером Дитером Ханом числится не только сопротивление при аресте, - широко улыбнулся Болгер. - Но еще нападение на сотрудников полиции и создание организованной преступной группы с целью совершения диверсии.
        - Чира? - упавшим голосом поинтересовался ИХ.
        - Я ничего такого не замышлял, - честно вытаращился Бедокур. - У кого хочешь спроси.
        - Какой еще диверсии? - перешел в контрнаступление суперкарго. - Мой друг даже слова такого не знает.
        - Синьор Хан и его приспешник, - полицейский указал на съежившегося на стуле Мерсу, - пытались уничтожить маяк, чтобы… гм… чтобы препятствовать… гм… движению.
        - Вы путаетесь, - невинно улыбнулся Бабарский, - минуту назад вы утверждали, что мои друзья пытались уничтожить «На маяке» в силу неприятия местной кулинарии.
        - Я ничего такого не говорил, - отрезал капитан. - Зато ваш Честер, который Дитер, пытался скрыться с места преступления, оскорбив действием шестерых полицейских. Трое из них попали в больницу.
        - Как же тебя арестовали, бестолочь?
        - Он запутался у меня в ногах. - Чира тоже указал на съежившегося Мерсу.
        - Я торопился, - объяснил алхимик. И извиняющимся тоном добавил: - Наверное.
        - А этот утверждает, что ничего не помнит, - обвиняющим тоном заявил Болгер. - Чем создает препятствие исполнению правосудия, что тоже есть еще одно серьезное преступление.
        - Мерса, ты должен сотрудничать с правосудием, раз уж попался, - строго произнес суперкарго.
        - Да я ничего не помню!
        - Устройство фейерверков в пьяном виде преследуется по закону, - заметил Болгер.
        - Мой друг серьезно болен, - сообщил ИХ. - Внезапные провалы в памяти. Есть заключение известного медикуса.
        - Устройство фейерверков больными также преследуется по закону. У нас тут порядок, сколько бы вы там себе ни думали.
        - А сколько мы не должны думать?
        - До трех месяцев тюрьмы.
        - А в деньгах?
        - Как вы можете говорить о деньгах, когда весь Унигарт спрашивает: доколе инопланетники будут глумиться над гордой Кардонией?
        Это высказывание звучало и на прошлой встрече, однако развивать тему суперкарго не стал. Тем более что на этот раз фраза прозвучала цехинов на двадцать громче.
        - Журналисты спрашивают? - уточнил ИХ, намекая, что аппетит следует умерить.
        - Весь Унигарт, - твердо ответил полицейский, на стороне которого играли
«сопротивление при аресте» и «создание преступной группы с целью диверсии». - Вы не слышите, а мне приходится. По долгу службы.
        - Предупреждаю сразу: если освобождение окажется дорогим удовольствием, я их вам оставлю, - твердо произнес Бабарский. - Будете судить придурков за «диверсию в пьяном виде».
        - Ты кого придурком назвал, гангрена?
        - Мне тоже э-э… не понравилось, - пропищал Мерса, но его никто не услышал.
        Так же, как и Бедокура.
        - У нас суровые законы, - предупредил Болгер.
        - А у меня бюджет, нерезиновая судовая касса и бывший пират в капитанах. И фонды на юридическую помощь практически исчерпаны, - развел руками суперкарго. - В Унигарте слишком много ресторанов.
        - Возьмите кредит, - предложил капитан.
        - Мне проще внести за них залог и посадить на ближайший цеппель куда подальше.
        - Это незаконно.
        - Ничего, они потерпят.
        На несколько секунд помещением завладела техническая пауза: высокие стороны обдумывали происходящее и приводили в порядок аргументы. Позиции полиции казались незыблемыми, но нахохлившийся суперкарго ясно давал понять, что не оценит головы друзей дороже, чем решил.
        - Но они на самом деле повредили маяк, - вздохнул Болгер. - Хотели сбежать, а попались по чистой случайности.
        - Они подарили городу праздник, - в тон полицейскому ответил ИХ. - Почитайте газеты, капитан, и увидите, в каких восторженных выражениях отзываются о моих друзьях простые унигартцы.
        - Журналисты.
        - Совесть нации.
        - Они не знают, что восхищаются правонарушителями.
        - Когда синьор Хан и синьор Мерса поняли, что заряды их великолепного фейерверка взрываются не так, как запланировано, они бросились к людям. Рискуя жизнью, хотели предупредить собравшихся, что…
        - Их задержали в трех переулках от маяка, - кисло напомнил полицейский.
        - А что, там не было людей?
        - Хватит паясничать.
        - Если скажете, сколько в деньгах? - уперто повторил ИХ.
        - Я должен быть уверен, что вы восстановите маяк, - сдался Болгер. - Иначе мэр с меня шкуру спустит.
        - Работы уже начались.
        - Я ведь говорил: ночь в тюрьме - и свобода! - Бедокур глубоко вздохнул, с наслаждением втягивая ноздрями свежий утренний воздух.
        - Проклятье! - просипел Мерса, взбираясь в пролетку.
        Алхимик посерел, побледнел и даже слегка похудел. Волосы растрепаны, руки дрожат, а под красными глазами - синие круги.
        - Ты выглядишь так, как я себя чувствую, - заметил Бабарский. - Меня вчера продуло на этой крыше, чтоб ее.
        - Никогда раньше… Никогда еще я не был так унижен.
        Энди едва не плакал. То ли от злости, то ли от обиды, то ли в целом от переполняющих чувств.
        - Никогда не сидел? - изумился ИХ.
        - Луна была в четверти, дул восточный ветер, по местному гороскопу правит знак Воздуха, и он же правит годом… - Чира благодушно потрепал алхимика по плечу. - Отличную ты выбрал ночь для начала тюремной карьеры.
        - Все из-за тебя.
        - Чира, бегом в сферопорт! - распорядился Бабарский. - «Амуш» уходит через два часа!
        - Как же я мог забыть…
        - Бегом!
        Здоровяк рванул к ближайшему извозчику, а ИХ повернулся к алхимику:
        - Энди!
        - Мне тоже на борт? - безразлично осведомился Мерса.
        - «Амуш» идет в Линегарт и обратно, так что почти вся команда остается здесь. - Суперкарго уселся рядом. - Мы с тобой едем в гостиницу.
        - В таком случае, хочу сказать, что ты э-э… тоже причастен к моим унижениям. И я не хочу ехать с тобой в одной коляске. Лучше пешком!
        - Ты пахнешь каторгой, - сообщил Бабарский. - Прими душ, позавтракай и тогда иди пешком. Договорились?
        - Я, между прочим, известный ученый, - проныл Мерса. - И еще я офицер Астрологического флота.
        - Тогда рекомендую вздремнуть перед прогулкой, - проворчал ИХ. - Все офицеры так поступают.

* * *
        - Еще! Еще раз!! Ядреная пришпа! Еще!!!
        Ругань, стоны, резкие выдохи и снова ругань. Он орал себе. Своему телу. Он требовал от него, искалеченного, гораздо больше, чем оно могло дать. И он заставлял его давать больше. Руганью, стонами, резкими выдохами… а еще - литрами пота, стиснутыми зубами и жуткой болью. Точнее - преодолением жуткой боли.
        - Еще!! Ядреная пришпа… Еще раз!!
        Помпилио сидел на лавке, наполовину погруженный в кошмарного вида машину: безумное переплетение рычагов, блоков, противовесов, грузов, пружин, ремешков и прочих частей, приводимых в движение ногами. Придумавший пытку Хасина уверял, что упражнения «с усилением» благотворно влияют на поврежденные мышцы, но Валентину, который регулярно наблюдал за мучениями хозяина, иногда хотелось сломать медикусу ноги и посмотреть, прибегнет ли Хасина к помощи своей хитроумной машины?
        - Еще!!
        Шумный - стон, смешанный с рычанием, - выдох, лязг железа, и закончивший тренировку Помпилио тяжело откинулся на стену, к которой была придвинута лавка.
        - Прошу вас, мессер.
        Валентин подал хозяину бокал с водой, и тяжело дышащий дер Даген Тур сделал несколько жадных глотков.
        - Двадцать пять повторений… Сегодня - по двадцать пять.
        - Это много, мессер, - серьезно ответил Валентин. - Я горжусь вами.
        Потому что не знал никого, готового так истязать себя ради призрачной возможности ходить, в которую не очень-то верили даже лучшие врачи Герметикона.
        - Как думаешь, что случится раньше: я доведу число повторений до тридцати, сдохну или избавлюсь от проклятого кресла?
        - Зависит от того, сколько вы готовы поставить, мессер.
        Помпилио рассмеялся и вытер поданным полотенцем пот.
        - Бабарский приходил?
        - Еще нет, мессер.
        - Значит, результатов у него нет… - Террористы по-прежнему неуловимы, в противном случае ИХ не замедлил бы похвастаться. - Ну и ладно: фейерверк удался, всем было весело.
        - Совершенно с вами согласен, мессер.
        Впечатления от ночной прогулки у Помпилио остались самые положительные. И от продолжения веселья в компании Этель - тоже. Поспать, правда, удалось всего три часа, но это дер Даген Тура не смущало.
        - Я хочу на свежий воздух.
        - Да, мессер.
        Валентин помог хозяину выбраться из пыточной машины.
        - Хорошее утро.
        - Да, мессер.
        Унигарт просыпался: возвращались рыбацкие лодки, торопясь доставить на рынок первый, наисвежайший улов; перекрикивались торговки на этом самом, только открывшемся рынке; скрипели тележки молочников и туманил головы аромат свежевыпеченного хлеба. Примет утра много, но здесь, в центре, его наступление подтверждалось прихожанами, торопящимися в главный городской собор.
        - День обещает быть удачным, - улыбнулся Помпилио.
        - Вы что-то задумали, мессер?
        - Чуть позже, Теодор, сейчас я хочу принять ванну и позавтракать.
        - Да, мессер.
        - И пригласи толкового специалиста: мне нужен маникюр, - адиген озабоченно оглядел руки.
        - Да, мессер.
        - И скажи, что это за крики? - Помпилио наконец-то обратил внимание на громкие голоса, доносившиеся из распахнутых окон предпоследнего этажа отеля. - У нас пожар?
        - У нас синьорина Этель, - вздохнул Валентин.
        Женские сборы - это всегда длительный, наполненный суетой, криком и драматическими поворотами процесс, отсылающий нас к эпохе величественных театральных постановок, длившихся по двенадцать часов кряду. Женские сборы - это внезапное понимание того, что извлеченные из шкафа платья вышли из моды, и слезы горя; поиск позарез необходимого колечка и слезы радости, когда через три часа оно отыскивается на самом видном месте; троекратное обещание никуда не ехать и столь же резкая смена планов… И не важно, насколько длительным предстоит путешествие: два дня или полгода; сколько горничных помогают в сборах… Хотя, пожалуй, нет: когда приказов ожидают шесть горничных, процесс женских сборов затягивается, две помощницы гораздо лучше, однако Этель Кажани не привыкла себя ограничивать, привлекла к работе всех, кто не успел спрятаться, и на два часа парализовала работу
«Гранд-отеля Унигарт», устроив причудливую смесь муравейника и птичьего базара. Горничные кудахтали, личные помощницы верещали, мчались куда-то сосредоточенные посыльные и хватался за сердце управляющий. Невозможный гомон окутывал «царские» апартаменты «Гранд-отеля», но весь этот бедлам прошел мимо живущего этажом выше Помпилио. Дер Даген Тур принял участие в заключительной части постановки: явление Этель в пентхаус.
        - Дорогой?!
        Мучения не прошли даром: собравшаяся красавица поражала элегантным дорожным костюмом - шелк, перья, вышивка, глубокие вырезы на груди и бедрах, новомодные солнечные очки-«бабочки» и шляпка в стиле «колониальный гламур».
        Певица перенервничала - она только-только закончила тяжелейшие сборы, - а потому позволила себе чуть больше эмоций, чем следовало.
        - Дорогой?! - Удивление, растерянность и немного злости в голосе. Ровно столько злости, чтобы не оказаться за рамками, - умная Этель прекрасно понимала границы, выходить за которые не стоило. - Ты обещал отправиться со мной в Линегарт.
        - Я передумал, дорогая. - Помпилио встретил молодую женщину по-домашнему: шелковый халат поверх пижамы, шейный платок и домашние туфли. Он только принял ванну, как раз планировал завтракать, но распорядился отвезти себя в холл, проявив уважение к чувствам молодой женщины. - У меня появились дела.
        - На переговорах?
        - Да.
        - А… - На Кажани было жалко смотреть.
        - Не волнуйся, Этель, - успокоил женщину адиген. - Базза получил необходимые указания: «Амуш» доставит тебя в Линегарт, дождется и вернет обратно. Гостевая каюта в твоем распоряжении, мы же встретимся завтра вечером.
        Певица вплотную подошла к Помпилио и негромко сказала:
        - Я рассчитывала на романтическое путешествие.
        Взмах длинных ресниц, многообещающий взгляд, призывная улыбка, аромат духов… Женская магия во всей красе, однако дер Даген Тур очаровывался только тогда, когда сам этого хотел.
        - Кто-то должен отвезти тебя на Андану, - напомнил адиген.
        - Ты полетишь со мной?
        - Почему нет?
        Это обещание с лихвой перекрывало несостоявшееся путешествие в Линегарт.
        - Ты такой милый.
        - Не все с тобой согласятся.
        - Мне лучше знать. - Еще один взгляд «глаза в глаза», последняя попытка уговорить адигена составить ей компанию. - Я действительно надеялась на романтическое путешествие.
        - Я тоже опечален.
        - Надеюсь.
        Скрывая разочарование, Этель улыбнулась, нежно прикоснулась пальцами к губам адигена и быстро направилась к лифту, до последнего надеясь услышать призыв адигена…
        Помпилио же вернулся в сад - Валентин отвез его к столику, - но приказал не торопиться с завтраком. Велел принести небольшой ящик из красного фербанландского кедра, поставил его на колени, открыл и задумчиво уставился на покоящуюся на черном бархате бамбаду. На «Улыбчивого Ре», созданного гениальным Бартеломео дер Га, на подарок великого мастера, сделанный много лет назад, в тяжелейший для Помпилио момент. С тех пор шестизарядная бамбада стала неразлучным спутником дер Даген Тура, и один лишь ее вид вносил в душу адигена успокоение.

«Что же делать? - Помпилио прикоснулся к холодному металлу, к украшающим ствол золотым насечкам и легко, словно опасаясь сбить установку, - к мушке. - Что же мне делать?»
        Принятые решения, данные себе обещания, подкрепленные железной волей, - все полетело в тартарары при первом же взгляде на Лилиан. Или - при первом же взгляде Лилиан. При первых звуках ее голоса. При одном лишь понимании, что вот она - рядом. На расстоянии шага. Недоступная. Помпилио улыбался, шутил, язвил и на равных - немыслимое дело! - на равных держался с Фредериком. Последние дни стали проверкой его духа, но даже алмаз имеет предел прочности.
        - Будем откровенны: я не могу.
        Это проигрыш? Или наоборот? Или…
        - Плевать!
        Что означало признание: слабость или силу, Помпилио не волновало. Гораздо важнее было то, что он исполнит мечту и прогонит сковавшую душу тоску. Гораздо важнее было то, что он перестанет сидеть сложа руки и попытается стать счастливым. Получится или нет - вопрос второй, главное, что он попытается.

«А что скажет Лилиан?»
        Вопрос прозвучал подлым ударом в спину. И только этот вопрос мог разрушить несокрушимую башню под названием «Я хочу!», потому что желания Лилиан были для Помпилио важнее собственных.

«Вдруг она меня возненавидит?»

«Вполне возможно, кстати».

«Из-за какого-то щенка?»

«Из-за мужа».
        Незадача…
        Что делать? Улететь? Опять скитаться по Герметикону, глуша тоску приключениями? Скрыться от Лилиан? А от себя? Получится?

«Я сделаю так, как ты хочешь, - прошептал „Улыбчивый Ре“. - Решай!»
        Бамбада не торопила и не торопилась. «Улыбчивый» признавал, что решение должен принять хозяин, и просто напомнил, что готов. На все готов. Он был создан для достижения цели, душевные переживания у него отсутствовали.
        Помпилио захлопнул крышку, перевел взгляд на маяк, по которому ползали рабочие, и позвал:
        - Теодор!
        - Накрывать завтрак? - мгновенно отозвался стоящий за спиной Валентин.
        - Я не знаю, что мне делать.
        Камердинер догадывался, что мучает адигена, но советовать в столь тонких материях не рисковал.
        - Возможно, небольшая прогулка поможет вам развеяться, мессер?
        - Я только что отослал «Амуш».
        - Море - идеальный фон для размышлений, а яхта все еще в вашем распоряжении, мессер, Бабарский арендовал ее до конца недели.
        Волны, солнце, безбрежный простор, одиночество и возможность не спеша все обдумать.
        - Пожалуй, ты прав, - кивнул Помпилио, поглаживая полированную крышку ящика.
        - Да, мессер.
        - И насчет завтрака тоже.
        - Уже иду, мессер.
        - Теодор!
        - Да, мессер?
        - Теодор, мой роман с Этель себя исчерпал, - сообщил дер Даген Тур. И поджал губы.
        Валентин ожидал заявления чуть позже, перед отъездом с Кардонии, но все равно не удивился:
        - Да, мессер.
        - Подарок у нас есть, так что позаботься о цветах. Какие она любит?
        - Розы.
        - Не скупись.
        - Разумеется, мессер.
        - Это все.
        - Да, мессер.
        - Ты свободен.
        - Да, мессер.
        Валентин отвесил легкий поклон, но не пошевелился. Теперь он точно знал, что продолжение последует.
        - После длительных размышлений я пришел к выводу, что все-таки люблю Лилиан и хочу на ней жениться, - произнес Помпилио, постукивая пальцами по крышке ящика с бамбадой. - А это возвращает нас к необходимости убить Фредерика.
        - Прекрасная мысль, мессер, - одобрил Валентин. - Займетесь этим теперь или дождетесь окончания переговоров?
        - Об этом и думаю, - признался Помпилио, капризно выпячивая губу. - С одной стороны, гибель каатианского посланника внесет оживление в непростые дискуссии.
        - Совершенно согласен, мессер.
        - С другой - я чувствую некоторую ответственность за судьбу Кардонии, - поморщился дер Даген Тур. - Меня ведь не просто так сюда направили, а с миссией.
        - У вас замечательное чувство долга, мессер.
        - Воспитание, Теодор, воспитание, - не стал скрывать адиген. - Отец учил нас никогда не забывать о государственных делах.

* * *
        - В харчевне они сидели до трех, но много не пили, больше болтали. Потом разошлись…
        - Расстались? - уточнил Бабарский.
        - Да, - кивнул мальчишка. - Громкий поехал на север, в квартал Тармыр, он живет в меблированных комнатах синьоры Розмас. А щеголь подался в Раковину, виллу там снимает.
        Указанные районы находились в разных концах Унигарта, и этот факт вызвал закономерный вопрос:
        - Ты раздвоился, что ли?
        - Приятеля встретил, пока у харчевни ошивался. - Мальчишка шмыгнул носом. - Ему тоже придется заплатить.
        - Об этом не волнуйся… - Бабарский еще раз пробежал взглядом по раскрытому блокноту и уточнил: - Значит, щеголя зовут Отто, а громкого - Шо?
        - Ага, - подтвердил мальчишка. - Он его еще Сапожником называл.
        - Он его кого?
        - Отто этого.
        - А этот его?
        - Нет. В смысле, никак не называл, только Отто.
        - Понятно. - Бабарский сделал в блокноте очередную пометку.
        Картина вырисовывалась интересная: два инопланетника, одеты приблизительно одинаково, держатся, если верить мальчишке, на равных, но один живет в дешевом доходном доме на окраине, а второй снимает виллу во втором по стоимости жилья прибрежном районе. Начальник и подчиненный? Вполне возможно, но где, в таком случае, сопровождающие «начальника» холуи?
        - Почему дед велел тебе следить за этой парочкой?
        - Чужаки, - развел руками мальчишка. С его точки зрения, он все объяснил, но, увидев удивленный взгляд Бабарского, продолжил: - Тот, который Сапожник, еще ничего, а второй на фейерверк смотрел как завороженный, а после только о нем и говорил, даже я слышал.
        - Гм… Допустим.
        Умный ИХ никогда не складывал яйца в одну корзину: будучи весьма высокого мнения об интеллекте Хасины, Бабарский, тем не менее, не забыл переговорить с Серым Штыком, и во время фейерверка все верные бандиту люди внимательно высматривали на улицах подозрительных чужаков. Недостатка в докладах не было - очередь в «Поддай пару!» выстроилась знатная, суперкарго буквально фонтанировал серебром, однако сообщение мальчишки привлекло внимание - в нем прозвучала кличка, а честные люди не часто награждают ими друг друга. Впрочем, предыдущий доклад, наводящий на трех странных верзийцев, тоже показался интересным.
        - Ты уверен, что это не местные бандиты?
        - Местных я знаю.
        - Ладно, проверим. - ИХ выдал мальчишке две монетки: за труды и слежку, подождал, пока тот закроет за собой дверь, и обратился к Штыку: - Нужно как можно быстрее отсечь тех, кто ни при чем.
        - А что с остальными?
        - Будем следить, что нам остается? - пожал плечами Бабарский. - Рано или поздно они отправятся на очередную акцию - и мы их возьмем.
        - Или они улетят домой, - хмуро произнес Серый. - Выставка скоро заканчивается.
        - Или улетят, - хладнокровно подтвердил ИХ. - Но помощь есть помощь, Штык, я доволен нашим сотрудничеством, а значит, твой племянник точно окажется на свободе.
        Это было смелое заявление - узнав, что приз в любом случае его, любой нормальный бандит мгновенно забывает об обещаниях. Однако Бабарский разбирался в людях, чувствовал, что Серому можно доверять, и не ошибся.
        - Мы возьмем этих сволочей, - бросил Штык. - Будем надеяться, что они не улетят.

* * *
        - Будь он проклят!
        - Винчер, возьмите себя в руки!
        - Не хочу!
        - Винчер!
        Красный как рак, Дагомаро вылетел из зала и стремительно зашагал по коридору, не обращая внимания на навостривших уши журналистов. Репортеры взяли низкий старт, готовясь наброситься на разъяренного консула с расспросами, однако охрана сработала на отлично, преградила журналистам дорогу, и сопровождаемый адигеной Дагомаро без помех скрылся за дверьми курительной.
        - Лилиан, вы ведь там были! Это наглость! Вопиющее неуважение к Договору!
        - Согласна, - кивнула молодая женщина.
        - И что? Я должен это выслушивать?
        - Вы обязаны это выслушивать, - подчеркнула Лилиан.
        - Махим - мальчишка! Пустое место! Никто! Что он понимает в политике?! Безродный щенок! Еще десять лет назад он был нищим болтуном!
        - Махим разбирается в политике.
        - Неужели? - зло хохотнул Дагомаро. - Марионетка Компании!
        - Махим - любимец Приоты, - напомнила адигена. - Это и называется быть хорошим политиком.
        - Э-э… - Несколько мгновений консул пристально смотрел женщине в глаза, потом кивнул: - Возможно. - Кашлянул и буркнул: - Извините, не сдержался.
        Короткие, но меткие замечания адигены подействовали: Дагомаро медленно приходил в себя.
        - Мы все на нервах, - тихо произнесла Лилиан. - И любой срыв играет на руку врагам.
        - Которых у нас много.
        - Только один - Компания, - попыталась пошутить молодая женщина, но понимания не нашла.
        - Это очень много, - вздохнул Винчер. - Очень-очень много…
        Второй день переговоров начался со скандала: неведомым образом журналисты получили доступ к материалам следствия и узнали, что поджоги последних дней осуществлялись с помощью новейшего ушерского оружия. Статьи об этом вышли в «Известиях» и
«Звезде», и кто-то из приотских сенаторов решил, что именно с этой темы следует начать заседание. Предсказать дальнейшие события было несложно: сорок минут переговорщики занимались банальным сквернословием. Обвинения в свой адрес Дагомаро перенес стоически: требовал доказательств и намекал, что приотские арсеналы охраняются спустя рукава. Но постепенно завелся. Все, откровенно говоря, завелись, и в какие-то моменты Лилиан казалось, что кардонийцы сойдутся в рукопашной. Вернуться к повестке дня удалось с огромным трудом, но на первом же заявлении Махима - приотский консул предложил ушерцам заплатить за Валеман отступные - Дагомаро окончательно сорвался и шумно покинул зал заседаний.
        - Он марионетка, Лилиан, он делает то, что приказывает Компания, и намеренно ведет Кардонию к войне!
        - Тем не менее Махим согласился на переговоры, - заметила девушка. - А значит, среди приотцев нет единства.
        - И что?
        - Не поддавайтесь на провокации, не дайте им морального права на развязывание войны.
        - О какой морали вы говорите, Лилиан? - Дагомаро зажег длинную спичку, но раскуривать не стал, вместо этого швырнул дорогущую, вырезанную из швельского корня трубку в стену. - Они убили беззащитных геологов, наняли террористов и обещают оставить миллионы людей без продовольствия! Мораль? Вот вам мораль!
        - Винчер!
        - Я постараюсь! Даю слово, что постараюсь! - В комнату заглянул секретарь консула, увидел разъяренного шефа, пискнул что-то невнятное и только собрался исчезнуть, как был остановлен приказом: - Объяви перерыв на полчаса!
        - Слушаюсь.
        - Адира, мне нужно прогуляться. - Дагомаро кивнул адигене и стремительным шагом покинул комнату.
        - Я вижу, у вас оживленно.
        Лилиан надеялась посидеть в одиночестве, подумать, успокоиться, в конце концов. Она собралась даже крикнуть служителю, чтобы в курительную закрыли доступ, но не успела: дверь распахнулась, и Валентин вкатил в комнату кресло с Помпилио.
        - Приключился скандальчик?
        Бодрый тон дер Даген Тура не ввел молодую женщину в заблуждение, она понимала, что Помпилио серьезен, и так же ответила:
        - Винчер повелся на провокацию и едва все не испортил.
        - Но переговоры продолжаются. - Дер Даген Тур неожиданно подмигнул Лилиан. - Это хорошая новость, не так ли?
        - Это… - На языке вертелось: «Я хочу побыть одна!», но губы против воли сложились в улыбку: - Да, ты прав: это хорошая новость.
        В конце концов, что плохого в поддержке друга? В том, что он пришел и все понимает с полуслова? Фредерик - замечательный, но ему не хватает опыта, он упускает много мелочей, которые видны дер Даген Туру даже из-за закрытых дверей.
        - Теодор, нам нужен лимонад.
        - Да, мессер, - понятливо кивнул Валентин и скрылся за дверью. Не за лимонадом, а преграждая дорогу тем, кто захотел бы войти в комнату.
        А Помпилио мягко положил ладонь на руку Лилиан:
        - День только начался, и ты сумеешь сыграть в свою пользу.
        - Думаешь?
        Молодая женщина не отстранилась.
        - Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы думать, - я уверен. - Он заглянул ей в глаза.
        - Иногда кажется, что я слишком хорошо тебя знаю.
        - Так и есть, - прошептала Лилиан.
        - Да.
        Ни малейшего движения навстречу, ни одного намека на движение, только его ладонь, лежащая на ее руке. Только руки и взгляд. Слишком личный, чтобы назваться дружеским. И еще - тепло. Тепло человека, который ее… которого она… они… Мысли путались, и потому адира гнала их. Не хотела мыслей. Хотела, чтобы человек, который ее… чтобы этот человек держал ее за руку. Именно этот человек, не важно почему. Чтобы он не делал движений, молчал, просто держал ее за руку. Вот этого хотелось, потому что очень-очень долго, полтора года и даже больше, именно этот человек не держал ее за руку.
        - Иногда мне кажется, что я совсем одна, - сглотнув, произнесла Лилиан. - Одна против всех.
        - Тебе уже казалось так.
        Она поняла, что он имеет в виду.

«Не вспоминай!» Но разум не успел поставить блок.
        Ей казалось так на Заграте, в переполненном озверевшими мятежниками дворце, когда она стояла под дулами десятков ружей, пытаясь защитить трех мальчишек. Она знала, что сначала ее станут мучить, а потом убьют. Она знала, и на мгновение ей показалось, что она совсем одна.
        - А потом пришел ты, - прошептала женщина.
        - Я всегда прихожу, - тихим эхом отозвался Помпилио.
        - Зачем сейчас? - Лилиан сделала слабую попытку освободить руку, но мужская ладонь оказалась слишком тяжелой. - Зачем ты пришел?
        - Помочь.
        - Хочешь принять участие в переговорах?
        - Всему свое время.
        А в следующий миг Валентин подтвердил правильность прозвучавшего высказывания:
        - Адира Лилиан, вас ищет адир дер Саандер.
        Сообщение вернуло молодую женщину в реальность.
        - Зачем ты меня мучаешь? - На этот раз ей удалось освободить руку. Коротким, нервным рывком. - Зачем?
        Но воспоминания… куда от них деться, от воспоминаний? Взгляд Помпилио перед тем, как он отправился к «корзине грешника»… Чтобы прикрыть «Амуш». Чтобы прикрыть ее. Чтобы выбраться из проклятой корзины через целых полтора года. Его взгляд.
        - Я предпринял кое-какие шаги: собираюсь изловить террористов, допросить их и доказать, что их наняла Компания, - веско произнес Помпилио, подпирая рукой подбородок. И продолжая пристально смотреть на Лилиан. - Полагаю, этим ты сможешь надавить на Махима.
        - Ты правда сумеешь?
        - Мои люди сидят у Огнедела на хвосте.
        Бабарский осторожно намекнул, что «в деле возможен прогресс», однако дер Даген Тур не видел ничего плохого в том, чтобы слегка приукрасить доклад пронырливого суперкарго.
        - Помпилио… Я обязательно сообщу об этом Дагомаро! Винчеру нужны хорошие новости!
        - Мои люди ищут террористов с тех пор, как мы прибыли в Унигарт.

«А Фредерик даже не подумал об этом…»
        - Ты опять все поправишь, - вздохнула Лилиан. - Ты все сделаешь.
        - Я буду помогать тебе всегда и во всем, - негромко произнес дер Даген Тур, глядя любимой в глаза. - Чего бы мне это ни стоило. До тех пор, пока буду жив.

* * *
«После того как стало ясно, что „Изабелла Та“, на которой мессер летел с Заграты, не выйдет из Пустоты, точнее, после того как мы окончательно поверили в катастрофу, Дорофеев на сутки распустил команду. Как я провел это время, о чем думал и с кем встречался - не важно, важно то, что я вернулся, и тем же вечером состоялся серьезный разговор.
        - Ваше возвращение показывает, что вы решили продолжить службу на „Амуше“.
        - Совершенно верно, капитан. И я…
        - И вы должны принять присягу, - деловым тоном перебил меня Дорофеев.
        - Присягу? - Признаюсь, я был несколько обескуражен. - Э-э… какую?
        - Обыкновенную, Мерса, самую обыкновенную. - Капитан позволил себе улыбку. Первую с того момента, как пропал мессер. - Какую приносят все, приходя в Астрологический флот.
        - Э-э… А разве контракта недостаточно?
        - Недостаточно, потому что Астрологический флот - не корпорация, - мягко объяснил Дорофеев. - Мы служим, а не работаем.
        - Я э-э… понимаю.
        - Мессер взял вас на борт, снабдив временным офицерским патентом. Понаблюдав за вами во время боя и выслушав отзывы сослуживцев, я пришел к выводу, что вы, Мерса, достойны постоянного патента. Каатианский штаб Астрологического флота пошел мне навстречу и согласился сократить испытательный срок. Вы можете стать офицером, Мерса, но прежде должны принять присягу.
        Ну что ж, раз без этого не обойтись, пришлось согласиться.
        Честно говоря, я не воспринял предложение Дорофеева всерьез. Подумаешь - ритуал! Ну, вызовет меня капитан на мостик, положу я руку на астрологический атлас, - или на что они там ее кладут? - прочитаю текст по бумажке, и дело сделано. Я предполагал, что все пройдет быстро и буднично, но ошибся. Исчезновение мессера заставило Дорофеева искать способы сплотить команду, и моя клятва оказалась как нельзя кстати.
        Не знаю, сколько заплатил Бабарский, но уже утром я облачался в свой первый и до сих пор единственный в жизни мундир - белый, как полярные айсберги, парадный мундир лейтенанта Астрологического флота, - а к девяти нас ожидали в штабе. Спасательная операция была в самом разгаре, точнее, стремительно набирала обороты: Флот намеревался обыскать все окрестные миры, на которые теоретически могло выбросить „Изабеллу“, однако адмирал дер Ваатерс, начальник Каатианского штаба, понял резоны Дорофеева и согласился принять участие в церемонии. Вместе с ним пришли командующий каатианским флотом со свитой, лингийский адмирал дер Монти и еще несколько шишек. Наверное, я навсегда останусь в летописях Астрологического флота офицером, чью присягу принимало такое количество высших чинов. Прекрасный повод для гордости, но я терялся, был скован и кожей ощущал царящее вокруг настроение. Далеко не праздничное настроение, чего уж там скрывать.
        Команда „Амуша“ выстроилась во внутреннем дворе штаба, я даже представить не мог, что они знакомы со строевой подготовкой, и был изрядно удивлен проявленными умениями. Рядом - шеренга офицеров, сплошь золотые погоны, перед строем - шесть адмиралов и я. В перекрестье взглядов. У развернутого знамени Астрологического флота.
        До сих пор не понимаю, как я ухитрился не упасть в обморок?
        Но не упал, чем горжусь, и, возможно, в этом мне помогла напутственная речь дер Ваатерса.
        - Мы собрались сегодня, чтобы услышать слова, которые произнесет претендент Мерса. Он даст клятву не дару или государству, не какому-то институту власти и даже не Астрологическому флоту - он даст ее нам, своим товарищам. Он поклянется, что пойдет с нами в неизведанное, будет без страха прокладывать тропы и открывать новые миры, что встанет рядом и мы сможем на него положиться. Он поклянется, как клялся когда-то каждый из нас, что его верность не будет зависеть от обстоятельств и причин, а только от того, жив он или нет. Он станет одним из нас, а мы своих не бросаем.
        И каждый понял, что имеет в виду адмирал дер Ваатерс.
        А потом прозвучал голос Дорофеева:
        - Андреас Оливер Мерса!
        И я сделал шаг вперед.
        - У вас есть последняя возможность отказаться от принесения присяги, претендент. - Никогда до и никогда после капитан не говорил со мной настолько жестко.
        - Я не хочу отказываться. - Ума не приложу, как я ухитрился избавиться от „э-э…“, но я избавился, поверьте. Повернулся к строю и, глядя ребятам в глаза, четко произнес присягу, текст которой не забуду до конца жизни…»
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - Рюмку бодрящего, синьор?
        - Э-э…?
        - Бедовка? Ликер? - дружелюбно уточнил бармен. И чуть наклонился, обеспечивая между собой и сидящим у стойки алхимиком «интимное» расстояние. - Вы впервые на Кардонии?
        - Э-э… да.
        - В таком случае, рекомендую попробовать слэк - приотский коричный ликер. Гарантирую - вы никогда его не забудете.
        Учитывая, что как раз сегодня Мерсе уже довелось пережить один незабываемый опыт, предложение бармена выглядело своевременным: раз занялся открытием неизведанного, почему бы не продолжить? К тому же Хасина тепло отзывался о шестидесятиградусном ликере, назвав его «одной из лучших смазок для внутренностей», которые ему доводилось пробовать, и предлагал присоединиться к дегустации, но Энди смутил горящий напиток.
        - Решились?
        - Только кофе, - промямлил алхимик. И почему-то затеял оправдываться: - До полудня предпочитаю обходиться без крепких напитков.
        - Хорошее правило, - равнодушно отозвался бармен, отворачиваясь к турке.
        - Мой капитан - человек строгих правил.
        - Сочувствую.
        - Я случайно зашел к вам. Сегодня э-э… мне довелось вынести нечто ужасное - меня бросили за решетку.
        - Вы сбежали?
        - Бабарский спас, - махнул рукой Энди. - Но я э-э… провел в участке всю ночь.
        И вдруг подумал, что он практически каторжанин.
        - Вчера многие упились, - поддержал тему бармен. В заведении было пусто, и разговор казался единственным спасением от скуки. - А все из-за фейерверка.
        По залу начал расплываться аромат кофе.
        - При чем тут фейерверк? - нервно осведомился Мерса.
        - Красиво получилось, людям понравилось, - объяснил бармен. - А когда людям что-то нравится, они идут сюда. А после - в полицию.
        - Ну… Э-э… Вам виднее.
        - Ты, кстати, не знаешь, что за инопланетники устроили фейерверк? - Бармен выставил чашку. - Я слышал - лингийцы.
        - Не знаю, - твердо отрезал Энди. - Я тоже был зрителем. С набережной смотрел. Мне понравилось. - Глоток обжигающего кофе. Кашель. - Я - бахорец. С Бахора то есть.
        Прокомментировать его слова удивленный бармен не успел.
        - Алхимик Мерса?
        Если эти двое и хотели показаться заурядными гражданскими, то у них ничего не получилось: мятые шляпы, квадратные подбородки, дешевые костюмы в клетку, оттопыренные в районе левой подмышки, - бармен счел новых гостей полицейскими, но, несмотря на богатый опыт, ошибся. А вот Энди сразу сообразил, кто явился по его душу.
        - Департамент секретных исследований! Давненько э-э… не виделись.
        И подумал, что имело смысл жахнуть стакан слэка. Пусть даже горящего.
        - Не надо орать, - распорядился тот, что слева.
        А тот, что справа, выдал бармену пару купюр:
        - Иди во-он туда и чем-нибудь займись, пока мы не уйдем. Уловил?
        - Понял, - прошелестел бармен, послушно исчезая в дальнем углу.
        - Ты правильно сказал, Мерса: давно не виделись, - приступил к делу левый.
        - Пришло время отрабатывать, - добавил правый. - У нас есть несколько вопросов.
        С точки зрения собственной безопасности следовало как можно быстрее удовлетворить любопытство угрюмых незнакомцев и расстаться с ними. Но только что откинувшийся из тюрьмы алхимик чувствовал себя бывалым уголовником, каторжанином и сорвиголовой, а потому затеял беседу:
        - В контракте говорилось о ежегодном э-э… пожертвовании в мою пользу. С тех пор прошло полтора года, а первый взнос так и остался единственным.
        - Ты не отработал.
        - К тебе никто не приходил.
        - Платить не за что.
        - Не возбухай.
        - Ваш э-э… коллега говорил, что вы сами будете определять частоту встреч. Я получаю вознаграждение и могу вообще с вами не видеться. - Мерса сделал глоток кофе. - Так, собственно, э-э… и получилось.
        Он ждал короткого тычка в ухо, который отправит его на пол и собьет спесь. Тычок должен был оказаться весьма болезненным, поэтому внутри у Энди все сжалось в предвкушении удара, но галаниты отчего-то медлили и тем заставили осмелевшего алхимика продолжить:
        - Я с удовольствием отвечу на ваши вопросы, синьоры, но только после того, как мы уладим финансовую сторону нашей э-э… связи.
        - Как думаешь, что будет, если мы покажем твою расписку Даген Туру? - с угрозой осведомился левый.
        - Я навсегда от вас избавлюсь, - радостно выдохнул Мерса. - А вы покажете?
        Такого ответа галаниты не ожидали.
        - Что с тобой будет? - уточнил правый.
        Буквально прорычал уточнение.
        Энди похолодел, но ответить смог. И даже нахально ответить - сказывалась тюремная закалка.
        - А вам какое дело, ребята? Мы ведь расстанемся навсегда… - Вздрогнул от тычка под ребра, тихонько охнул, но продолжил: - Мессера можно отыскать в «Гранд-отеле» или э-э… во Дворце. Удачи.
        Галаниты переглянулись, и алхимик понял, что Бабарский в очередной раз оказался прав.

«На следующей встрече они обязательно попытаются тебя кинуть, - поучал суперкарго робкого Мерсу. - Но ты стой крепко, требуй денег, чего бы это ни стоило, иначе вообще перестанут платить». - «Мы ведь договорились». - «Плевать они хотели на договоренности. И на тебя тоже».
        - Сколько ты хочешь? - сдался левый.
        - Все, что положено за год, - пожал плечами алхимик.

«Получилось!»
        - Здесь пятьдесят цехинов, - рыкнул правый, выкладывая на стойку увесистый на вид мешочек. - А это - вексель Первого Торгового банка Галаны еще на пятьдесят.
        Рядом с мешочком улегся защищенный алхимическими печатями лист.
        - Почему вексель? - поинтересовался Мерса.
        - Хотим, чтобы ты засветился в банке.
        - Расписки мало?
        - Ты получил свои деньги? Получил. Теперь отвечай на вопросы.
        Энди не спеша пересчитал золотые монеты, внимательно изучил вексель и только после этого кивнул:
        - Что вас интересует?
        - То, что интересует Даген Тура.
        Предсказуемый вопрос и еще более предсказуемый ответ:
        - Мессер не делится со мной планами, - вздохнул Мерса. - Я знаю, что он видится с разными шишками, обсуждает переговоры, но, как вы понимаете, не присутствую на этих встречах. Не того полета птица.
        - Даген Тур говорил что-нибудь о Гатове? - прищурился левый. - Приказывал познакомиться с ним?
        - Э-э…
        - Ты был с Гатовым в харчевне, а потом встречался на выставке, - жестко произнес правый.
        - Ты выполнял приказ Даген Тура?
        - Нет.
        - Нет? - удивился левый.
        - Не надо нам врать, - попросил правый. Зло так попросил, как будто не доверял.
        - Мы познакомились в харчевне, а после случайно встретились на выставке, - ответил Энди. Подумал и повторил: - Случайно.
        - Я был в харчевне, - веско произнес правый. - И я уверен, что уголовники специально затеяли драку, я в таких вещах разбираюсь.
        - Специально? - растерялся Мерса.
        - Чтобы вы познакомились, - объяснил левый.
        - Я с Гатовым?
        Алхимик продемонстрировал искреннее - на пять баллов! - изумление, однако в глубине души скользнула у него тень сомнения: Бабарский зазывает их в «Костерок», где - какое совпадение! - развлекается Павел, затем Бабарский сильно переживает, что Бедокура не видно, и очень вовремя исчезает…
        - Когда вы встречаетесь с Гатовым?
        - Сегодня, - машинально ответил растерянный алхимик.
        - Где?
        - В «Костерке».
        - Завтра мы ждем подробного отчета о встрече, - быстро произнес левый и молниеносно перевел разговор на другую тему: - А теперь скажи, какое оружие заинтересовало Даген Тура?

* * *
        - Экстренный выпуск! Срочно!!
        - Переговоры сорваны! Только в нашей газете!!
        - Теодор.
        Валентин бросил ближайшему мальчишке медяк и протянул листовку хозяину. Именно листовку, а не газету или «экстренный выпуск»: текст был набран с одной стороны, на плохой бумаге - краска расползалась, словно стыдилась лживых слов, - и целиком состоял из броских лозунгов.

«Островитяне выдвигают непомерные требования!», «Дагомаро закатывает истерику!»,
«Дагомаро ведет Кардонию к войне!», «Дагомаро оскорбляет сенаторов Приоты!»
        - Быстро они, - пробормотал Помпилио, брезгливо возвращая камердинеру листовку. Теодор скомкал ее и бросил в ближайшую урну.
        - Журналисты знали, что будет скандал? - поднял брови Валентин.
        - Надеялись.
        - Консул попался на провокацию?
        - В очередной раз попался, - задумчиво протянул адиген. - Иногда мне кажется, что Дагомаро чересчур вспыльчив.
        Газетчиков они встретили на набережной, неспешно направляясь к «причалу миллионеров», где под парами ожидала яхта, но, увидев за столиком летней террасы Киру, дер Даген Тур поменял планы:
        - К ней! - И широко улыбнулся, когда до столика осталась пара метров: - Рад тебя видеть.
        - Помпилио! - Девушка оторвала взгляд от океана, помедлила, наблюдая за тем, как Валентин, отодвинув в сторону стул, без спроса располагает хозяина за столиком, и светским тоном произнесла: - Я думала, ты отправился в Линегарт.
        - Решил сделать тебе сюрприз. Удивлена?
        - Почему мне?
        - Больше здесь никого нет. - Адиген пренебрежительно оглядел отдыхающих на террасе людей. - Вот и получается - тебе.
        - Я должна быть польщена?
        - Ты уже польщена.
        - Холодного белого? - предупредительно осведомился Валентин.
        - Лимонад, - распорядился Помпилио. До общения с официантами он снисходил лишь во время отлучек Теодора.
        - Я слышала ужасные новости: переговоры сорваны. - Кира кивнула на лежащий перед ней «экстренный выпуск».
        - А я слышал еще более ужасную новость: ты обручена, - в тон девушке ответил адиген. - Твой папа рассказал.
        - Зачем?
        - Испугался, что ты со мной сбежишь.

«Отец?!» В следующий миг девушка поняла, что адиген шутит.
        - Да, обручена. - Кира растерянно посмотрела на Помпилио - неожиданная смена темы сбила ее с толку. - Почему ты спросил?
        - Говорить о тебе интереснее, чем о политике.
        - А я хочу о политике, - решительно произнесла девушка и постучала пальцем по листовке. - Ты что-нибудь знаешь?
        - Твоего отца вывели из себя, но он уже успокоился, - ответил дер Даген Тур и сделал маленький глоток лимонада. - Теодор, слишком много сахару, пусть заменят. Переговоры продолжатся.
        - Точно?
        - Я говорил с Лилиан.
        - Хорошо, - с облегчением вздохнула Кира.
        - Теперь твоя очередь отвечать на вопросы, - вновь насел адиген. - Ты обручена?
        - Я уже сказала: да, обручена. - Настырность, с которой дер Даген Тур возвращался к этому вопросу, начинала раздражать.
        - Зачем? - быстро спросил Помпилио.
        - Не твое дело.
        - А если мое?
        - Ты поссорился с Этель? - ехидно осведомилась Кира.
        - Так и знал, что тебя волнуют наши отношения.
        - Мне все равно, - поспешно ответила девушка.
        Чересчур поспешно.
        - Да, да, я заметил.
        - Ты - наглый, самовлюбленный, лысый… - Кира умолкла. Она перечисляла
«достоинства» Помпилио с улыбкой, шутливым тоном, но следующее слово могло прозвучать оскорблением, и внутренний цензор наложил на него вето.
        - Инвалид, - закончил за девушку дер Даген Тур. - Так?
        - Ты сам все знаешь. - Кира не отвернулась, уверенно ответила на взгляд Помпилио.
        - Вот уж не думал, что я возбуждаю тебя настолько сильно. - Адиген пригубил обновленный лимонад. - Гораздо лучше. Что касается Этель: мы не ссорились, просто я решил прекратить отношения.
        Первое замечание девушка оставила без внимания - зачем подставляться? - тем более что второе открывало пространство для атаки:
        - Чтобы сосредоточиться на Лилиан?
        - Не знаю, что за лопух согласился отправиться под твой каблук, но если я захочу, ты забудешь его через час.
        Кира чуть подалась вперед:
        - Я видела, как ты смотришь на Лилиан.
        - Просто смотрю, - пожал плечами Помпилио.
        - Ничего не замечая вокруг.
        Он мог продолжать паясничать, уверять, что ослепленная любовью к нему, неотразимому, девушка видит то, чего нет, но адиген, к удивлению Киры, признал ее правоту:
        - Ты наблюдательна и умеешь делать выводы.
        - Это называется быть умной.
        - Наследственное?
        - Папа никогда не считал себя дураком. - Довольная собой Кира вновь улыбнулась. - Ты давно знаком с Лилиан?
        Удачная атака на всегда закрытого Помпилио подняла девушке настроение, ей захотелось знать больше, в конце концов, речь шла о знаменитом на весь Герметикон человеке.
        - Несколько лет.
        - А потом тебя объявили мертвым и она вышла замуж за Фредерика?
        В глазах дер Даген Тура мелькнула тень прежней боли. Не сама боль - от нее он избавился, а только тень, память о том, что она была.
        - Вернись я на пару месяцев раньше, Лилиан носила бы мое имя.
        - Мне жаль.
        - Ты так добра.
        - Я еще романтична, - вздохнула девушка. - Я хочу, чтобы любовь всегда побеждала.
        - Как мило - любовь, - оживился адиген. - Я тоже верю в нее, между прочим.
        - Помпилио?
        - А может, и правда жениться на тебе, раз уж с Лилиан не вышло? - Дер Даген Тур оценивающе оглядел порозовевшую девушку. - Ты красива, умна, богата. Происхождение, конечно, подкачало, но все знают, что я склонен к эксцентричным поступкам. К тому же я инвалид, а инвалиды не всегда отвечают за свои действия.
        - Помпилио!
        - Как отнесется твой отец к тому, что его внуки станут адигенами? Думаю, будет счастлив.
        - Он тебя пристрелит.
        - Ты забыла, что я - бамбадао.
        - Значит, отравит.
        - А ты хочешь породниться с семьей Кахлес?
        - То есть мое мнение все-таки учитывается?
        - Ты против?
        - Конечно.
        - В таком случае, не учитывается.
        - Помпилио!
        В какой-то момент Кире показалось, что дер Даген Тур говорит серьезно, но бесшабашная улыбка подсказала девушке, что это не так. У него было хорошее, нет - отличное! - настроение, как бывает у человека, который принял трудное решение, но уверенного в том, что у него все получится. И девушка поняла, о каком решении идет речь.
        - Тебе нужна Лилиан.
        - Ага, - подтвердил Помпилио.
        Адигены не отрицали разводов, но и не одобряли их, дер Даген Тур принадлежал к элите элит, а значит, не мог себе позволить ничего, кроме…
        - Как Лилиан отнесется к тому, что ты убьешь ее мужа? - поинтересовалась Кира.
        - В этом главная проблема, - вздохнул Помпилио. - Фредерик до сих пор жив только потому, что я не знаю ответа на этот вопрос.
        - Но ты над ним думаешь.
        - Пытаюсь отыскать аргументы.
        - Для себя?
        - Для себя я все решил, - махнул рукой адиген. - Для Лилиан. - И перевел взгляд на безбрежный Банир: - Прекрасный вид.
        - Согласна.
        - Видишь, сколько у нас общего? Нам нравится одно и то же, а ты отказываешься выходить за меня. Прокатимся на яхте? Я как раз собирался.
        - Давай лучше полетаем, - неожиданно для себя предложила Кира. - Составишь мне компанию?
        - С удовольствием.

* * *
        - Я все равно считаю, что нужно было брать севернее, - повторил Чебер. - Унигарт - самый большой порт континента и ближе всего к Ушеру. Если землеройки и стягивают войска, то только к нему.
        - Если им нужен порт, - уточнил Накордо.
        - Порт нужен всегда.
        - Согласен, - поразмыслив, кивнул Драмар. - Но севернее Карлонара слишком высока плотность населения, если бы землеройки перебросили войска туда, в штабе узнали бы на следующий же день.
        - Мы и так все узнаем.
        - Только потому, что Гатов придумал «бродягу».
        Покинув точку «Полдень», разведчики исследовали еще две базы на правом берегу Хомы и увидели ту же картину: пусто. Ни солдат, ни техники, лишь часовые, охраняющие здания от мародеров. Приотская армия оставила опорные пункты и… И возник вопрос: куда она делась? В докладе Накордо предположил худший вариант: проведение переговоров служит прикрытием для перегруппировки войск перед широкомасштабным вторжением, и запросил разрешение продолжить поиск. Генеральный штаб дал добро, и разведчики взяли курс на восток, к побережью Жемчужного моря. Это был опасный план: по мере приближения к Баниру число поселений стремительно росло, а значит, увеличивалась вероятность провала, но поступить иначе Накордо не мог. Он чувствовал, что прав, жаждал отыскать доказательства и молил лишь об одном: не опоздать.
        - Прими управление, - распорядился Драмар. Подождал, давая возможность Чеберу исполнить приказ, отпустил штурвал и потянулся: - Надо отдохнуть.
        - Кофейку выпей.
        - Пожалуй.
        Накордо прошел в глубь самолета, отметив, что у радиостанции дежурит молоденький лейтенант Рама, хмыкнул, заключил сам с собой пари и выиграл его, обнаружив в
«салоне» бездельничающего Усицкого.
        - Расслабляешься?
        - Хочешь кофе?
        - За ним и пришел. - Драмар наполнил металлическую кружку из большого термоса - кофе варили во время посадок, и он успел изрядно остыть, - уселся на лавку и вытащил из набедренного кармана комбинезона карту.
        - Прикидываешь, куда полетим после «Грозового леса»?
        - Думаешь, эта база тоже пустая?
        - Все может быть.
        Накордо кивнул, нервным жестом разгладил карту и вздохнул:
        - Это будет означать, что мы опоздали.
        Точка «Грозовой лес» находилась в двухстах лигах от побережья, следующая крупная база - морская, «Карлонар». Если в «Лесу» войск нет, значит, быть они могут только у моря. Или уже в транспортах.
        - Дерьмово.
        - Согласен. - Драмар глотнул кофе, помолчал, рассеянно разглядывая карту, и негромко спросил: - Мы провели три сеанса связи, как думаешь, землеройки уже догадались, что в курятник пробралась лиса?
        - Скорее всего, - спокойно подтвердил Усицкий. - Одну-две шифрованные передачи они еще могли пропустить, но три - вряд ли.
        - Скоро они сопоставят радиограммы с рассказами о неизвестном паровинге, и на нас начнется охота.
        - Значит, нужно ускоряться…
        - Коммандер! - Дверь в «салон» распахнулась, и на пороге появился капрал Жибер. - Кажется, нашли.
        Если верить астрологу, до точки «Грозовой лес» оставалась еще сотня лиг, но торопиться туда больше не имело смысла. Потому что приотская армия стояла тут: бескрайнее море палаток в бескрайней степи. Солдаты. Огромное количество солдат: бегущих, марширующих, стреляющих и отрабатывающих штыковой бой. Драмар поймал себя на мысли, что никогда не видел столько солдат одновременно, никогда не думал, что кто-то на Кардонии соберет такую армию.
        Но если число солдат просто поражало воображение, то количество аэропланов и цеппелей повергло ушерцев в ступор. Десяток? Какое там - десятки! А самолетов как будто сотни! Аэропланы стояли на земле, крылом к крылу, рядами до горизонта. Каждый по отдельности - хиляк, но, собранные вместе, они превращались в грозную силу.
        - Святая Марта, а это что за монстры?
        - Авианосцы, - отрывисто ответил Накордо. - Я читал о них.
        - Галанитское изобретение?
        - Да.
        Невероятных размеров цеппели, меж сдвоенных «сигар» которых располагалась взлетная палуба. Авианосцы появились на вооружении меньше года назад, и Накордо никак не ожидал увидеть их на Кардонии.
        - Компании действительно нужна наша планета.
        - Что? - не расслышал Чебер.
        - Мы в большом дерьме!
        - Согласен!
        Авианосцев пять, кроме них - несколько доминаторов и десятка два, если не больше, безоружных цеппелей, похожих на обычные грузовики.
        - Транспорты? - шепотом предположил Усицкий.
        Капитан без спроса вошел в кабину пилотов и встал между креслами, изумленно разглядывая невиданное скопление войск.
        - Десантные транспорты, - уточнил Чебер. - Я видел такое на Менсале.
        - Десантные?
        - Посмотри направо, - предложил Накордо.
        Усицкий послушно повернул голову и выругался, увидев в лазурном небе множество белых парашютов.
        - Отрабатывают высадку.
        - Куда?
        - Догадайся.
        - Проклятье!
        Ошарашенные летчики напрочь позабыли об осторожности и едва не прозевали зенитную батарею: Драмар увел машину с линии огня в последний момент.
        - К бою, синьоры! - распорядился Накордо. - Возможно, придется прорываться.
        - Уйдем! - проворчал Чебер. - У нас фора!
        - Ипатый пень…
        У них действительно была фора: пока поднятые по тревоге летчики добегут до машин, пока взлетят, пока наберут скорость - все это давало паровингу время убраться из опасной зоны. Но…
        Но набитая войсками база охранялась гораздо лучше опустевших объектов правого берега. Или же звено истребителей совершало учебный вылет - какая теперь разница? Четыре аэроплана выскочили из-за облаков, и правый борт «бродяги» принял четыре пулеметные очереди. Железо по железу, дырки там, где их быть не должно, свист пара из пробитого соединения, погибший термос и уверенный голос Накордо:
        - Жиберу проверить состояние кузеля!
        - Надо прибавить! - заметил Чебер, вытирая о штаны вспотевшие ладони.
        - Я знаю, - цедит Драмар.
        Надо бы и ответить, не подбить, так хотя бы отогнать врага подальше, но «бродяга» бегун, а не боксер, два пулемета: курсовой и задний - это все, чем он может похвастаться. Противостоять атаке с борта разведчикам практически нечем.
        А потому Накордо орет:
        - Рама! Хоть что-нибудь!
        - Я стараюсь!
        Радисты перетасовались по боевому расписанию: Усицкий теперь у станции, а лейтенант стал пулеметчиком, «держит» заднюю полусферу. Его башня вращается, склонение ствола - десять градусов, и Рама способен кое-как защищать паровинг.
        - Есть!
        Шестиствольный «Гаттас» заходится в истерическом визге, создав раскаленную завесу, через которую не смог прорваться один из аэропланов. Клюнул носом и нырнул, едва не задев крыло паровинга. Ушерцы встречают его гибель громкими воплями, но остальные аэропланы уже на вираже, собираясь вновь выйти на ударную позицию.
        - Еще одно схождение, - рычит Накордо, бросив взгляд на медленно ползущую вправо стрелку спидометра. - Больше не будет - оторвемся!
        - Они бьют по двигателям! - подал голос Чебер.
        - Я знаю!
        Двигатели огромны, но попасть в них нелегко. Восемьдесят лиг в час у аэропланов, сто пятьдесят у паровинга - огневой бой длится несколько секунд, точный прицел - мечта, остается полагаться на удачу и… скорострельность. В которой «Гаттас» давал
«Шурхакенам» пять стволов вперед.
        - Есть!
        Второй аэроплан идет на жесткую посадку, оставляя за собой траурно-черный шлейф дыма.
        - Раму к ордену!
        - Если прорвемся - обязательно!
        - А куда мы денемся?

«Гаттас» снова визжит, но резкий, рвущий уши звук кажется разведчикам лучшей на свете музыкой.
        А скорость уже высока, и третьего схождения не будет - аэропланы безнадежно отстали.
        Глава 13
        в которой Йорчик догадывается, Лайерак много говорит, у Мерсы приключение, а Помпилио оказывается в тюрьме
        - Гатова уважают, потому что гений, но никто не любит.
        - Почему? - удивился Йорчик и тут же хлопнул себя по лбу: - Мог бы не спрашивать: потому что гений.
        А в следующий миг сообразил, что ляпнул лишнее.
        - Не только поэтому, - нахмурился инженер Свельдо. - Не считайте нас завистливыми ублюдками.
        - Ни в коем случае, - торопливо произнес Руди, коря себя за несдержанность. - Я тоже не гений, знаете ли.

«Как ты смеешь, скотина, ждать от меня уважения?»
        Однако обстоятельства требовали от профессора такта и спокойствия.
        - С появлением Гатова все изменилось, - помедлив, проворчал Свельдо.
        Но продолжать не стал, уткнулся в кружку.
        - Что именно изменилось? - уточнил Йорчик и услышал потрясающе полный ответ:
        - Все.
        И в очередной раз обругал про себя предателя.
        Таверна «Два дракона» располагалась за чертой Унигарта, в шести лигах по линегартскому тракту, и являла собой классическое придорожное заведение «с претензией»: меню большое, но готовить не умеют - говядина жесткая, овощи подгорели, да еще и маслом воняют, разрекламированное пиво кислое, а принесенное на замену - немногим лучше. Впрочем, Руди в «Два дракона» не обедать приехал - он был полностью поглощен разговором, - а его собеседник ко второсортным забегаловкам привык с детства.
        - Так что, вы говорите, изменилось?
        Свельдо сделал большой глоток пива, понял, что отвечать придется, - не ссориться же с профессором из-за такой ерунды, как случайно оброненное оскорбление, и продолжил:
        - Раньше как было? Дагомаро ставил задачу, под задачу создавалась конструкторская группа, мы вместе обдумывали проект, вносили предложения по реализации, получали добро от Дагомаро и начинали работать. Делали, пробовали, если не получалось - снова думали, устраивали мозговой штурм. Работала команда, и результат обязательно приходил. - Инженер вздохнул. Чувствовалось, что «старые добрые времена» ему бесконечно дороги. - А когда появился Гатов, роль конструкторов свелась к доработкам и внедрению. Бааламестре приносит чертежи - мы выполняем.
        - Гатов, - поправил собеседника Руди. - Гатов приносит чертежи.
        - Бааламестре, - твердо повторил Свельдо. - Гатов чертить не умеет или делает вид, что не умеет. Он придумывает, объясняет Каронимо, что придумал, а тот уже переводит нам.
        - Что значит «переводит»?
        - Я видел записи Гатова… Нет, не только записи: я видел, как он говорил с Каронимо. - Инженер зло усмехнулся. - Они сидели в кабаке, за отдельным столиком сидели - они редко кого-нибудь зовут к себе, и Гатова, судя по всему, «накрыло», как говорится. Бааламестре дал ему бумагу: он всегда таскает в кармане блокнот, и Гатов стал лихорадочно писать… А потом вскочил и принялся что-то объяснять. Руками размахивает, слюной брызжет, а ничего не понятно: язык странный, не универсал, но Бааламестре слушает и кивает. А Гатов снова писать бросился… Я сидел недалеко и видел блокнот: каракули, хаос цифр, формул, наброски от руки. Помойка, одним словом. Потом Гатов упился, а на следующее утро Каронимо выдал нам вполне вменяемое техническое задание.

«Получается, Бааламестре не тупой помощник, а полноправный член команды, - усмехнулся про себя Йорчик. - Интересно…»
        Выставка предоставляла профессионалам большие возможности: военные оценивали технику и прогнозировали, что нового привнесет она в науку убивать; коммерсанты заключали сделки на десятки, а то и сотни тысяч цехинов; инженеры и алхимики чесали в затылках, пытаясь разгадать секреты конкурентов, а шпионы покупали тех, кто секретами владел.
        Встречу в «Двух драконах» организовали агенты Департамента секретных исследований
        - всемогущей тайной полиции Компании. Как именно они вышли на Свельдо, профессора не волновало: вышли - и хорошо. Руди знал только, что доступные секреты были оценены инженером в смешную сумму - двести цехинов. Причем вторую половину Свельдо обещали выплатить только в том случае, если Йорчик решит, что разговор того стоил.
        И он, говоря откровенно, стоил. Почти два часа ушерец - а Свельдо был специалистом по бронетягам - выкладывал профессору тайны, к которым имел доступ. Руди исписал кипу бумаги, познал много нового и даже, расчувствовавшись, решил заплатить за информацию сполна.
        Когда же невкусный обед был съеден, а тайны закончились, Руди наудачу осведомился о Павле и вытянул счастливый билет: теплых чувств к гению Свельдо не питал и готов был говорить о магистре часами.
        - Мы превратились в механиков, в технологов, - с обидой произнес инженер. - Конечно, мы не такие умные, как Гатов, но это не повод вытирать о нас ноги! Мы тоже люди! И тоже ученые!
        Самолюбие и амбиции. Когда-то барон Перельбачик, директор Департамента секретных исследований, сказал Руди, что именно на эту наживку его агенты вербуют большую часть предателей. Тогда Йорчик не поверил, он ставил на жадность, о чем и заявил мудрому барону: «Никогда не поверю, что золото проигрывает чувствам!» Но теперь, пообщавшись со Свельдо, Руди готов был извиниться перед Перельбачиком.
        Впрочем, через мгновение выяснилось, что у инженера имелись и другие резоны предать страну.
        - Дагомаро силен, но против Компании он никто, - продолжил Свельдо, заказав еще одну кружку пива. - Самые умные из нас, из образованных и честных патриотов Ушера, это понимают, но нам трудно - на архипелаге свирепствует полиция. Проявишь несогласие - сразу попадешь в тюрьму. Поговаривают, что скоро в Ушере запретят Прогрессивную партию. Прям феодализм какой-то, правда? А на словах все сенаторы ратуют за демократию, лживые сволочи. Какая может быть демократия, если они миллионеры?
        - Гм… Возможно. - Эти материи миллионера Йорчика интересовали слабо. - Вам нужно поговорить со специальным агентом Хиппчиком.
        - Я только хотел сказать, что, когда вы приберете Ушер к рукам, вам наверняка понадобятся верные люди, не так ли? - заторопился Свельдо. - Прогресс не остановить, и партию не остановить. Герметикон будет свободен, Ушер будет свободен…

«А может, не платить ему вторую половину? Будет у „образованного“ лишний мотив верно служить Хиппчику?»
        Скользкий «патриот», мечтающий стать «верным» новым правителям Ушера «человеком», вызывал у Руди нарастающую неприязнь. Лично он в услугах предателя более не нуждался, а потому попытался подвести под разговором черту:
        - Вы не знаете, над чем сейчас работает Гатов?
        - Нет, - развел руками Свельдо.

«Ну да, откуда тебе знать?»
        - Какие-нибудь странности в последнее время? Необычные события? Неестественное поведение?
        Свельдо наморщил лоб, послушно пытаясь вспомнить интересующие галанита подробности.
        - Слухи? Сплетни?

«Все, придурок, пора прощаться…»
        - Несколько месяцев назад Гатов, Бааламестре и Дагомаро улетали куда-то на целую неделю.
        - Что в этом странного? - пожал плечами Йорчик.
        - Они летали втроем, ни одного цепаря не взяли, - торжествующе ответил инженер, довольный тем, что вновь завладел вниманием профессора.

«А вот это действительно интересно». Подобная секретность говорила о необычайной важности экспедиции.
        - Что-нибудь еще?
        - Они брали груз - под пузом цеппеля висел большой контейнер, а вернулись без него. А еще я видел их, когда они только прилетели: Гатов был мрачен, будто мешок дерьма сожрал, а Дагомаро сиял, словно в лотерею выиграл.

«У них получилось, но Павла это не обрадовало?»
        - Нет мыслей, что за груз они брали в путешествие?
        - Контейнер доставили из личной лаборатории Гатова - у него целый ангар в распоряжении, куда никому хода нет. А чем он там занимается… - Было видно, что Свельдо очень хочется еще раз доказать свою полезность, но придумывать подробности предатель боится. - Ходили слухи, что в лабораторию привозят снятые с цеппелей астринги.
        - Астринги?
        - Я сам не видел - ребята говорили. Вы ведь просили слухи… сплетни…
        - Астринги…
        Уникальные машины, с помощью которых астрологи создавали переходы через Пустоту, с помощью которых цеппели за считаные минуты преодолевали невероятные межзвездные пространства. Энергия при этом выделялась колоссальная, но использовать ее для чего-то иного ученые не умели.
        Обычные ученые.
        Астринги строили только на Герметиконе: никто больше не знал секретов обработки астрелия и не понимал принципов работы удивительной машины.

«Но Гатов - не обычный ученый!»
        Перед глазами Руди появилась гигантская подводная воронка. И голос Абедалофа:
«Полгода назад на этом месте стоял остров»…
        Свельдо продолжал говорить. Торопливо, боясь быть прерванным, и слова его наскакивали одно на другое, сливаясь в длиннющее нечленораздельное предложение, но Йорчику было все равно - он предателя не слушал.

«Астринг… Проклятье! Неужели Гатов отыскал способ высвобождать энергию астринга?!»

* * *
        - Здесь довольно узко, - прокомментировал Помпилио, перемещаясь на место второго пилота.
        Именно перемещаясь, а не пересаживаясь, потому что до кабины адиген добрался с помощью Валентина и рослого механика. Они осторожно извлекли дер Даген Тура из инвалидного кресла и бережно пронесли на руках через весь паровинг. Недлинное путешествие сопровождалось пыхтением носильщиков - Помпилио никогда не был тощим - и стоическим молчанием адигена. Соответственно, первое язвительное замечание он отпустил, лишь оказавшись в кабине.
        - Теперь я понимаю, почему пилоты управляют паровингом по очереди - чтобы локтями не толкаться.
        - Тем не менее ты здесь как-то поместился, - заметила Кира. - Даже раздутое самомнение не помешало.
        Теодор бросил на нее выразительный взгляд, но промолчал. И отметил, что мессер позволяет дерзкой на язык девчонке больше, чем следует.
        - Значит, не такое уж оно и раздутое.
        - Со стороны виднее. - Кира извлекла из-под кресла пыльный кожаный шлем и протянула его дер Даген Туру. - Надень.
        - Зачем?
        - В целях безопасности. Если мы грохнемся, шлем сохранит для потомков форму твоей ценной головы во всей красе.
        - А парашют на борту предусмотрен? Я лучше его надену, чтобы сохранить ценного себя во всей красе.
        - Мне кажется, в шлеме ты будешь выглядеть милым, - рассмеялась девушка. И повторила: - Надень, пожалуйста.
        Отказать жизнерадостной Кире было решительно невозможно. Помпилио покосился на Валентина - тот молниеносно покинул кабину, утянув за собой механика, - и нахлобучил на голову шлем:
        - Так?
        - Когда вернемся в город - обязательно сфотографируемся.
        - Если вернемся.
        - Не доверяешь паровингам? - удивилась Кира.
        Швартовы отданы, и самолет, буксируемый паровым катером, стал медленно отходить от пирса, одновременно разворачиваясь к океану. У «прогулочного» пирса, являющегося частью главной набережной Унигарта, редко появлялись паровинги, а потому поглазеть на маневры крылатой машины собралась изрядная толпа.
        - Не доверяю? - Помпилио снял шлем и бросил его в угол. - Нет, они меня удивляют.
        - Чем?
        - Хотя бы тем, что способны взлетать. Не говоря уж о том, чтобы преодолевать расстояния.
        - Плохо учился в школе? - язвительно осведомилась девушка.
        - Плохо учился дома, - уточнил дер Даген Тур.
        - Все время один? - с притворной грустью протянула Кира. - Бедненький. Тебе, наверное, жилось ужасно скучно?
        - Только до тех пор, пока меня не отправили в Лингийскую военную академию.
        - Мечтал служить в армии?
        - Не особенно, но такова семейная традиция, - объяснил Помпилио.
        - Дети дара получают лучшее?
        - Дети дара становятся воинами.
        - Чему же ты научился в академии?
        - Заправлять койку. - Дер Даген Тур потер подбородок. - Но почему мы вдруг заговорили о моем образовании?
        - Если ты учился в школе, то должен понимать, что в основе полета лежат физические законы.
        Катер вытолкал паровинг за пределы акватории и ушел, оставив машину один на один с бескрайним Баниром. Прогулочные суда держались на почтительном расстоянии, и ничто не мешало самолету рвануть к небу.
        Кира запустила двигатели, наполнившие кабину громким рокотом.
        - Физику процесса я понимаю, - не стал отрицать адиген. - Но все равно считаю, что в самой концепции аппаратов тяжелее воздуха заложено нечто противоестественное.
        - Людям вообще противоестественно летать, но ведь хочется.
        - И нравится.
        - Очень.
        Кира улыбнулась, и паровинг плавно пошел вперед. Сначала мягко, словно прогулочная лодочка, которую легонько оттолкнули от причала, но с каждой секундой все быстрее и быстрее, стремительно набирая скорость и все выше подпрыгивая на волнах. Из моря в небо, минуя землю.
        Казалось, в эти мгновения пилот обязан быть предельно сосредоточен, однако Кира спокойно продолжила разговор:
        - Хочешь ты или нет, но за самолетами - будущее.
        - А за цеппелями - Герметикон.
        - До тех пор пока мы не придумаем, как заставить астринг работать на самолете.
        - Не придумаете.
        - Посмотрим.
        Взлет она специально сделала жестким - хотела произвести на адигена впечатление. Тяжелая машина резко забрала вверх, не вертикально, конечно, - тяги не хватило бы,
        - но и не комфортно для экипажа, и мощный рывок паровинга можно было запросто спутать с прыжком.
        - Любишь ходить по краю?
        - Люблю чувствовать скорость, - ответила Кира, аккуратно выравнивая машину. - Люблю видеть, как несется навстречу океан. Спереди несется, убегает вниз, но не достает меня даже в самую сильную бурю. И не заканчивается. Я люблю летать над Баниром, потому что он никогда не заканчивается.
        - Но сейчас ты пытаешься улететь от себя, - негромко произнес Помпилио.
        - С чего ты взял?
        - С того, что на Валемане случился твой первый бой. И ты до сих пор под впечатлением.
        Нагрубить в ответ? Перевести разговор в другое русло? А зачем?
        Кира криво усмехнулась:
        - Догадался?
        - Если бы всякий раз, когда я о чем-то догадываюсь, мне давали леденец, не пришлось бы задумываться о покупке кондитерской фабрики.
        - У тебя есть кондитерская фабрика? - изумилась девушка.
        Она едва не отпустила штурвал.
        - Когда мне было десять, хотел купить на карманные деньги, - вздохнул дер Даген Тур. - Но папа не позволил.
        - Опять шутишь?
        - Валеман стал твоим кошмаром.
        - Тебе показалось.
        - Мне давно уже ничего не кажется. - Кира хотела перебить адигена, но Помпилио предупредительно поднял руку, заставив девушку остановиться, и продолжил: - Когда-то давно я стоял на таком же перекрестке: я впервые убил человека и должен был решить, что делать дальше. Но мне было проще…
        - Потому что ты мужчина? - На этот раз Кира наплевала на просьбу молчать.
        - Да, потому что мужчина, - подтвердил дер Даген Тур. - И еще потому, что я с детства готовился убивать, ведь я не только мужчина, но и адиген, воин, я не могу прожить жизнь и никого не убить. - Он грустно улыбнулся, глядя на расстилающийся впереди океан, и добавил: - Так не бывает.
        Наверное, дело действительно в этом: он готовился. И его готовили. С детства. Не говорили: «Однажды тебе придется защищать…», а честно объясняли: «Ты - воин, убивать для тебя - естественно». И поэтому свой перекресток Помпилио преодолел без особого труда.
        - Как ты его убил? - спросила девушка.
        - Застрелил.
        - Ах да, ты ведь бамбальеро.
        - Тогда еще не был. Но именно эта история утвердила меня в мысли отправиться в Химмельсгартн.
        - Чтобы в следующий раз убивать профессионально?
        - Да, именно для этого, - жестко и без всяких экивоков подтвердил дер Даген Тур. И тут же, без паузы, но более размеренным, повествовательным тоном продолжил: - Мне было четырнадцать, я плохо владел оружием, и первая пуля попала ему в плечо. Это сейчас я могу убить человека, даже не просыпаясь, а тогда я услышал крик… полный боли… такой, знаешь, жалостливый крик, и растерялся. Мне показалось, я сделал что-то не то, на секунду мне даже стало стыдно за то, что я выстрелил, и стыд едва не убил меня. Парень продолжал орать и одновременно перекладывал пистолет в другую руку, я увидел, точнее догадался, что он делает, и выстрелил еще раз. Попал в живот.
        Кира закусила губу, она поняла, что услышит дальше, и не ошиблась.
        - Ты сбивала аэропланы, бомбила корабли, но не стояла рядом с хрипящим и плачущим человеком, из которого сочится кровь; А вместе с нею - жизнь. Пуля в живот - это весьма неприятно, раненый страшно мучается, проклинает тебя и тут же умоляет о пощаде, просит помочь, перевязать, позвать доктора, а ты стоишь и не знаешь, что делать. А потом подходит старший брат и говорит, что есть два варианта: или наблюдать за мучениями, или выстрелить еще раз, сделав всем большое одолжение.
        И по тому, как рассказал историю Помпилио, сомнений в том, какой был избран вариант, не оставалось.
        - Кого ты убил? - отчужденно спросила девушка.
        - Мы с братьями путешествовали по Бисеру, а люди Компании решили, что это подходящий случай подстроить отцу крупную пакость. Нам устроили засаду, но мы выстояли.
        Рассказ о том, как четырнадцатилетний подросток хладнокровно добил беспомощного человека, поверг Киру в шок, и она попыталась отыскать хоть что-то положительное, способное обелить адигена:
        - То есть вы защищались?
        - А той же ночью перешли в наступление, - честно ответил дер Даген Тур. - Наемники убили трех наших слуг, и мы с братьями отправились мстить.
        - Жестоко?
        - Без пощады.
        К этой фразе Помпилио не добавил подробностей, но тон короткого ответа сказал Кире, что так даже лучше.
        Почти минуту в кабине царствовал рокот моторов, а затем раздался вопрос:
        - Зачем ты рассказал об этом?
        Девушка повернула голову, столкнулась взглядом с адигеном, и еще несколько секунд они молча смотрели друг другу в глаза.
        - Я хотел предупредить, что нас, мужчин, кровь только марает, мы к ней привычные. А вас она топит с головой. - Дер Даген Тур вздохнул. - Тебе нельзя в эту грязь, Кира, не нужно тебе. Для войны Создатель придумал мужчин.

* * *
        Злодей оказался классическим: длинные черные волосы, длинная черная борода, два патронташа крест-накрест через грудь и два револьвера в кобурах - обозначая стрельбу, они выдавали пышные облака «порохового» дыма. Злодей умело корчил рожи, демонстрируя темные стороны души, а его короткие реплики являлись образцом вопиющей грубости. Злодей в «Пленнице Южной пустыни» удался на славу, но героем фильмы был не он и даже не противостоящий ему юноша, а очаровательнейшая Аделаида Крабо - анданийская звезда синемы. Почти всю фильму белокурая красотка провела в наилегчайшем - и это самое деликатное из всех возможных определение - платье, которое в некоторых моментах не то что не скрывало, а с редкостным бесстыдством подчеркивало прелестные формы актрисы. В такие моменты зал шумно вздыхал, а тапер лупил по клавишам рояля с утроенной энергией. Но талант Аделаиды заключался не только в умении продемонстрировать красоту: природное обаяние вкупе с правильно выбираемыми сценариями заставляло сопереживать героиням Крабо и женскую половину публики, что гарантировало успех любой фильме с участием Аделаиды.

«Отважный герой бесстрашно бросается в пещеру, где томится похищенная красавица!»
        Финальная схватка получилась живенькой: герой рубился на саблях, едва не погиб, но освободившаяся от кандалов Аделаида подставила злодею стройную ножку, и отважный спаситель одержал победу. Затем последовал целомудренный поцелуй на фоне заката - лапать красотку дозволялось исключительно злодею - и украшенная вензелями надпись:
«Конец».
        - Очень хорошая фильма! - подытожил Шо, когда они с Лайераком вышли из прокуренного зала.
        Сапожнику нравились непритязательные истории синемы: картинные злодеи, красивые женщины и спасающие их рыцари без страха и упрека. Приключавшаяся на экране жизнь
        - ненастоящая, но забавная - погружала Сапожника в мечты, заставляла видеть себя в роли «отважного героя», отвлекая от черно-белой реальности не хуже бедовки.
        - Энергично сделано, и Аделаида по-прежнему прекрасна.
        - А помнишь первую фильму? - неожиданно спросил Отто. - Вот уж энергично так энергично.
        И рассмеялся, удивляясь неожиданному приступу сентиментальности.
        - Я тогда чуть не обделался, - признался Шо. - До сих пор мурашки по коже.
        - Мне тоже было не по себе.
        Пятнадцать лет назад Лайераку повезло оказаться на одном из первых показов знаменитого «Бронетяга» братьев Спич - первой в истории Герметикона фильмы, которую показывали широкой публике. Точнее, тогда это была еще не фильма, а минутный аттракцион, во время которого зрители переживали медленное, но неотвратимое приближение тяжелого бронетяга - пушечный ствол выразительно опущен, курсовой «Шурхакен» рыщет в поисках цели, огромные траки важно обещают раздавить, вмять в пол, превратить в кровавую лужицу… Выдерживали испытание, естественно, не все, но аттракцион процветал: одни зрители возвращались, чтобы вновь пережить незабываемые ощущения, другие - чтобы попытаться усидеть в кресле.
        - Почему ты вспомнил о «Бронетяге»? - поинтересовался Шо. - Выставкой навеяло?
        - Подумал, что синема здорово изменилась за эти годы. «Бронетяг» длился минуту, а мы платили за просмотр больше, чем за получасовую фильму сегодня.
        - Все меняется.
        - Какое тонкое замечание.
        - Не издевайся.
        - И в мыслях не было.
        Они выбрали столик в тени маркизы, Лайерак заказал кофе, Шо - кофе и рюмку коричного ликера, подождали, пока официант исполнит заказ, затем еще помолчали, бездумно разглядывая наряженных прохожих, а затем Сапожник спросил:
        - Почему сегодня выходной?
        Почему не случится большой акции в сферопорту, которая должна была стать украшением кардонийских гастролей и достойно ответить устроившим фейерверк выскочкам? Огнедел обожал жечь цеппели, говорил, что с красотой пылающего в небе пожара ничто на свете не сравнится, тщательно готовил акцию, но… Но вчера отменил ее без объяснения причин.
        - Что случилось?
        - Всем ледяного лимонада! - Соседний столик оккупировала веселая компания молодежи: трое парней, судя по форме - курсанты Морской академии и три хорошенькие девушки. - И мороженого!
        - Отто, спасибо! Ты такой молодец! - защебетали девушки.
        А Лайерак резко обернулся и посмотрел на неожиданно появившегося тезку. Лет двадцать, не больше, краснощекий, не избавившийся еще от юношеской пухлости, кареглазый, громкий…
        - Только не выбирайте шоколадное!
        - Хочу щербет!
        - Все, что пожелаешь, - пообещал Отто-младший.
        А старший перевел взгляд на Сапожника и коротко ответил:
        - Опасно.
        И хотя пауза получилась долгой, уточнять, что именно опасно, не потребовалось.
        - Я слышу это от тебя? - попытался пошутить Шо. - Невероятно.
        - Отто, а пойдем в синему? Новую фильму привезли: «Пленница Южной пустыни». С Аделаидой Крабо!
        У Огнедела дернулась щека.
        - Завтра мы ставим точку, - медленно ответил Лайерак, изо всех сил стараясь не обращать внимания на компанию за соседним столиком. - Нельзя рисковать главной акцией.

«Нельзя рисковать главной акцией»?! Слова правильные, но какая она - «главная» акция? Много лет назад таковой считалась та, во время которой власть получала наиболее весомый удар. Взрыв ратуши в Маркополисе, убийство тинигерийского дара Клавдия, уничтожение «Шолоколета», флагмана Шестого флота Компании, - все эти акты считались главными и сопровождались отвлекающими ударами. Но так считалось давно, до того как Огнедел стал превращать террор в искусство. Лайерак ценил замысел и красоту исполнения и главными называл те акции, которые завораживали случайных зрителей величием постановки.
        Но в том, что намечено на завтра, красоты нет. Это будет работа, нужная в первую очередь заказчику, и этот факт бесконечно печалил Сапожника.
        - Ради чего мы рискуем?
        - Что, извини? - не понял Лайерак.
        - Ради чего рискуем? - повторил Шо. - Мы поставили планету на уши - зачем?
        - Так должно быть, - медленно ответил Отто.
        И Сапожнику вдруг показалось, что в глазах Огнедела заиграли отблески всех недавних пожаров: тонущие канонерки, летящий в никуда поезд, пылающее здание… Не хватало самого главного, несостоявшегося, но и без него всполохи выглядели угрожающе: Лайерак догадывался, куда идет разговор, и направление ему не нравилось.
        Шо стало страшно. Чтобы продолжить, ему пришлось собрать в кулак всю свою волю, но он продолжил:
        - А мне начинает казаться, что мы работаем за деньги.
        Прозвучало, и теперь ничего не важно, кроме ответа.
        Сапожнику очень хотелось, чтобы Отто вспылил, оскорбился, чтобы потребовал объяснений, но торопиться с ответом Лайерак не стал. Сделал глоток кофе, вернул чашку на блюдце. Неспешно раскурил сигарету, предварительно помяв ее в пальцах. Поморщился, наверное от солнечных лучей, и кивнул на прохожих:
        - Согласен ли ты с тем, что все они скоро умрут?
        - Нет, Отто, даже не думай - никаких прогулок на катере! - Смех. Отто пытается объяснить, что нормы приличий будут соблюдены.
        - Глупо отрицать очевидное, - ответил Шо.
        - Атеисты, религиозные фанатики, полицейские, борцы за свободу, адигены, простолюдины - никто не останется навсегда. Мы пытаемся сделать мир иным… мы делаем его иным, будим людей, открываем им глаза, но мы уйдем, а мир останется. Пусть измененный, но останется. Повседневный мир: будничный и тусклый, как черно-белые картинки твоей любимой синемы. Он просыпается изредка: войны, революции, катастрофы… Расцветает ненадолго, но вскоре вновь засыпает. Мы его изменим, обязательно изменим, но вскоре мир снова станет скучным, а потому необходимо постоянно наполнять его красотой. Постоянно добавлять изящества. Добиваться того, чтобы мир не засыпал, чтобы изменения его стали перманентными.
        - За деньги?
        Повторять вопрос было еще более опасно, чем задавать его в первый раз, однако Лайерак не разозлился.
        - Меня, к примеру, забавляет тот факт, что одни эксплуататоры пытаются с нашей помощью свести счеты с другими…
        - Я чувствую себя проституткой.
        - Ребята, фильма начнется через пятнадцать минут! Бежим!
        Молодой Отто умчался, держа за руку одну из девчонок. Исчез в толпе, случайный тезка, а Отто старый, проводивший студента странным взглядом, в котором боль смешалась с завистью и раздражением, вернулся к тому, с чего начал:
        - Они все равно умрут. В свободе или рабстве, на войне или в постели, здоровыми или больными, верующими или нет - они умрут. И мы с тобой подохнем, Шо, и поэтому я постараюсь не упустить ни одной возможности добавить в мир немного красоты. Мне платят - пусть, мне не платят - буду делать ради удовольствия. Огонь был в начале, огнем все закончится… - Лайерак достал еще одну сигарету - его пальцы подрагивали.
        - Огонь - это красиво.
        - А как же наши идеи? - тихо спросил Сапожник.
        - Все идеи - дерьмо, кроме одной: мы все умрем.
        - Но…
        - Ты ничего не понял, Шо! - Огнедел вдавил так и не зажженную сигарету в пепельницу. - Наша цель - обрушить власть. Но для этого мы должны обрушить мир. А обрушить мир возможно лишь тогда, когда он теряет равновесие, а значит, каждая наша акция должна нести удар не власти, а миру!

* * *
« - Синяя краска для волос перестала пользоваться спросом, - авторитетно заявил Зверге, машинально поигрывая зажатой в руке вилкой. Это была старая привычка, только раньше, в университете, Зверге размахивал карандашом. - Никто больше не хочет походить на спорки с Куги, мода закончилась.
        - И как ты выкручиваешься? - спросил я.
        Из вежливости спросил, только из-за нее. Рассуждения о бизнесе старины Зверге, который настолько углубился в парфюмерно-косметическую алхимию, что даже открыл в Шекберге соответствующий салон, наскучили мне еще час назад, но останавливать старого друга я не стал. Зверге же не понимал моего состояния и продолжал раскрывать секреты правильного впаривания богатым дамочкам кремов от ожирения и эксклюзивных красок для волос.
        - Сейчас новый тренд - все оттенки красного, - самодовольно сообщил толстяк, который некогда списывал у меня контрольные по элементарному смешиванию. - Я предлагаю самую широкую палитру: от бледно-розового до бордового, так что от клиенток отбоя нет.
        Да уж, достойное занятие для выпускника Гинденбергского университета Герметикона. Хотя… Кто я такой, чтобы обвинять старину Зверге? Можно подумать, я занимаюсь академической наукой!
        - Парфюмеры слишком зависят от веяний моды, - хмыкнул Юдаро. - Мой бизнес устойчивее.
        Старина Юдаро - с ним мы три года делили комнату - занимался окраской тканей и хвастался, что придумал удивительные оттенки, позволяющие солдатам сливаться с местностью.
        - Твой бизнес устойчив, пока ты даешь взятки военным, - хохотнул Зверге.
        - Не только им, - уточнил Юдаро.
        - Это безнравственно.
        - А ты спишь с половиной своих клиенток, - парировал Юдаро. - Поэтому они и ходят в твой салон.
        - Кто виноват, что я нравлюсь женщинам? - Зверге подмигнул мне: - Ты, надеюсь, избавился от своей знаменитой стеснительности?
        Наверное, это и называется искушением: мы сидели в „Эсмеральде и Ромео“, одном из лучших ресторанов Шекберга, ели фаршированную въельду - четверть цехина порция, и запивали ее белым суранским - полцехина бутылка. Такие траты на „просто поужинать“ не в моем стиле, но счет оплачивали богатые друзья, наперебой старающиеся заманить меня к себе. Не из-за того, что я великий алхимик - я не такой, а потому, что два этих самодовольных стервеца любили меня и искренне желали мне добра.
        Я тоже их любил. Но я уже не был тем Андреасом Мерсой, которого они знали по университету. Я даже просто Андреасом перестал быть, заделавшись Андреасом Оливером…
        - Ты правильно сделал, что смылся с Заграты.
        - Но Астрологический флот - не вариант для такого таланта, как ты.
        - Служба слишком опасна.
        - Цеппели пропадают… ты сам только что рассказывал об этом адигене…
        - О мессере Помпилио.
        - Вот-вот! Революции, дикие звери, Пустота - зачем тебе все это? Погибнуть или стать инвалидом?
        - Оставайся на Каате, старина, а мы поможем тебе устроиться.
        Я слушал их, смотрел на них, кивал им, а сам удивлялся: они были такими заводными в Университете, такими веселыми, яркими, я на их фоне выглядел безликим серым типом… если бы меня кто-нибудь сумел разглядеть. Они грезили подвигами, приключениями, великими открытиями на худой конец, а сами удовлетворились сытой мещанской жизнью. Я должен был оказаться на их месте, я - тихий, незаметный и робкий Энди Мерса. Я должен был выкопать себе теплую норку на какой-нибудь тихой планете и честно зарабатывать на жизнь своей честной профессией. Собственно, еще несколько дней назад так и было. А теперь…
        А теперь получилось так, как получилось.
        Я смотрел на них и вспоминал потного Бедокура, мечущегося по задымленному кузелю; Бабарского у пулемета, орущего от невозможности достать хитро заходящие на „Амуш“ аэропланы; перепачканного кровью и блевотой Галилея, в беспамятстве вывалившегося из астринга, Галилея, который едва не сдох, спасая наши шкуры.
        Впрочем, мы все тогда чуть не сдохли, спасая друг друга…
        - Ты станешь богачом, старина, - щедро пообещал Зверге.
        Я улыбнулся.
        А потом, после десерта и сладкого вина, сказал ребятам, что их предложения вскружили мне голову, попрощался, вернулся на цеппель и пошел к Дорофееву. А на следующий день принял присягу».
        Из дневника Андреаса О. Мерсы, alh. d.
        - Я читал все твои статьи. - Павел сразу взял быка за рога. - Слежу за тобой с тех пор, как ты работал с Озборном.
        - Э-э… Неужели? - Услышать похвалу всегда приятно, из уст самого Гатова - все равно что получить «почетного доктора» во всех университетах Герметикона одновременно, а потому сказать, что Мерса обрадовался, - то же самое, что промолчать. Алхимик буквально воспарил от восторга.
        - «Заметки о преобразовании тяжелых веществ» меня восхитили, - продолжил магистр.
        - Каронимо?
        - Не врет, - подтвердил Бааламестре. - Мы спорили о твоей работе два дня.
        - Но это заметки! - рявкнул магистр. - Где продолжение? Где развитие идей? Ты хоть представляешь, куда мог забраться?
        - Э-э…
        - Ты обязан продолжить, потому что, несмотря на достоинства, статья сырая…
        - Сырая? Не может быть! Но если доброму синьору не нравится, мы можем заменить блюдо!
        Гатов повернулся и несколько секунд недоуменно таращился на бесшумно подошедшего официанта.
        - Что?
        - Вы сказали, что рыба сырая, - профессионально улыбнулся тот.
        - Парень, мы тебя позовем, - отмахнулся Каронимо и бросил чересчур трудолюбивому служащему серебряную монетку. - А пока иди туда и не мешай.
        - Слушаюсь.
        Послеобеденное время для ресторанов сонное. «Рыбацкий пирог» начнет заполняться позже, к вечеру, пока же Гатов, Бааламестре, Мерса и четыре телохранителя, что обосновались в двух столиках к выходу, были единственными посетителями огромного зала, и скучающие официанты молниеносно исполняли пожелания гостей. И даже слегка перегибали палку.
        - Так вот, - пробормотал магистр, с трудом возвращаясь к теме, - статья сырая, но потенциал виден. Когда продолжишь?
        - Я работал над «Заметками» полтора года.
        - А я думал, что последние время ты был слишком занят, - хмыкнул Каронимо. - Вы ведь не сидели на месте.
        - «Амуш» посетил одиннадцать э-э… миров, - подтвердил Мерса. - Мы организовывали поисковые экспедиции.
        - Как же ты успел написать статью?
        - Обычные перемещения - рутина, - объяснил алхимик. - На борту у нас порядок, работы мало, вот и появилась возможность вернуться к науке.
        - Ты неплохо вернулся.
        - Спасибо.
        В зал вошли двое полицейских, по всей видимости - завсегдатаи: столик для них накрыли заранее, а подскочивший метрдотель ласково зашелестел насчет «горяченьких закусок». Телохранители среагировали на открывшуюся дверь - повернулись, положив руки на рукоятки дремлющих в кобурах револьверов, но, увидев блюстителей порядка, расслабились.
        - Астрологический флот - мелко для тебя, Мерса, - веско произнес магистр. - Не пора ли всерьез заняться серьезной наукой? Вместе с нами?
        - Э-э… Вам нужен секретарь?
        - На равных, Мерса, на равных. Нам нужен алхимик, которого раздражает слово
«невозможно». И нам с Каронимо кажется, что это ты.
        - Определенно ты, - подтвердил Бааламестре. - Чтоб меня пинком через колено!
        Заманчиво? Нет, это не то слово, которым можно описать выпадающий раз в жизни шанс. Работать с таким гением, как Гатов, - мечта любого настоящего ученого. Павел ходит по самому краю изведанного и постоянно заглядывает за этот край. Ему интересно. И под его пытливым взором каменная стена, скрывающая от нас непознанное, превращается в занавес. Откинь его - и откроются удивительные горизонты. Павел откидывает. Павел впереди всех. Павел терпеть не может слово
«невозможно»!
        Ученый шептал: соглашайся! Но…
        Но потом Энди вспомнил, как тушил пожар в третьем двигателе. Один тушил, потому что остальные были слишком заняты. Как стоял перед дверью, за которой бушевало пламя, мялся, не решаясь войти, а потом вдруг понял, что на него рассчитывают. Ощутил себя членом команды, стиснул зубы и распахнул дверь. И еще вспомнил, как счастлив был, справившись с пожаром. Как гордился собой. И тогда гордился, и сейчас.
        - Предложение лестное, но я - офицер Астрологического флота, - тихо сказал Мерса.
        - И не считаю службу в нем чем-то мелким.
        - Кто мешает тебе выйти в отставку? - удивился Каронимо.
        - Присяга.
        - Которую ты дал Флоту?
        - Нет, я принес ее своим товарищам, - повторил алхимик слова адмирала дер Ваатерса. - Ребятам, с которыми хожу на край света.
        Их было четверо. Плюс шофер фургона. Плюс двое вверх по улице и двое вниз - тактическое прикрытие, плюс разведчик - получалось десять человек, но внутрь пойдут только они, а значит, их четверо. Всего четверо, но поскольку каждый стоит четверых, их шестнадцать.
        Эту шутку главный выучил, будучи зеленым юнцом, услышал от наставника и теперь частенько повторял перед акциями. Правда, сам главный считал, что стоит шестерых, но из песни слов не выкинешь.
        - Неприятности…
        Последнее слово, что хочется услышать от разведчика, отправленного больше для проформы, в последний раз убедиться, что все идет по плану.
        - Что случилось?
        - Внутри двое полицейских, - уныло ответил разведчик. - Обедать притащились.
        - Всего двое? - Главный растянул губы в презрительной усмешке. - И что?
        - Но это же полицейские, - растерялся разведчик. - Если мы их кончим, местные озвереют.
        - У меня приказ директора-распорядителя, а это важнее каких-то фараонов, - пожал плечами главный. И уверенно кивнул помощникам: - Приступаем.
        - Признаться, я удивлен, - протянул удивленный магистр.
        - Э-э… я тоже, - не стал скрывать Мерса. И принялся яростно протирать очки. - Я собирался дать другой ответ.
        - Почему же не дал?
        - Язык не повернулся. - Энди водрузил очки на место и в упор посмотрел на магистра. - Извини.
        Привычное «э-э…» отсутствовало.
        - Забавно, - натянуто рассмеялся Гатов. - Изменить решение не хочешь?
        - Не уверен, что получится.
        - Подумай вот над чем: ты сможешь оказаться в клубе Заводных Игрушек.
        - Что? - вытаращился алхимик. - Он же выдуман!
        - Павел, - покачал головой Каронимо. - Зачем?
        Но слово сказано, и слово серьезное. И взгляд магистра подтвердил ошарашенному Мерсе: нет, не выдуман - Клуб реален.
        - Я известен. Не скажу, что я к этому стремился, так получилось. Обо мне знают, меня считают гением, но я не единственный, кто тянет науку Герметикона вперед, кто заглядывает за грань и восторженно бросается на новые загадки. Я не один, Энди, я просто известен.
        - Ты - член клуба Заводных Игрушек? - Алхимик до сих пор не мог поверить в происходящее.
        - Помпилио думал, что обхитрил меня, устроив ту нелепую драку, но в действительности он мне подыграл: я хотел познакомиться с тобой. Я хотел позвать тебя. Я вижу в тебе потенциал.
        Чем дальше, тем удивительнее. И отказаться становится все сложнее и сложнее.

«Ну ладно, ты не остался на Каате, не захотел превращаться в такое же сытое, самодовольное и скучное существо. Но чем ты недоволен сейчас? Почему хочешь отказаться от предложения, за которое еще два года назад откусил бы себе руку? Чем тебе не угодил Гатов?»

«Он опоздал. Я нашел свою семью!»
        - Что скажешь?
        - Ложись! - рявкнул побледневший Бааламестре.
        Каронимо сидел лицом ко входу, а потому среагировал на происходящее раньше друзей. И даже раньше телохранителей, которые «включились» секундой позже…
        - Ложись!
        Бааламестре толкнул Павла, а через мгновение царящую в харчевне тишину вздыбил первый выстрел.
        Вошедшие мужчины - дешевые костюмы, шляпы, широкие плечи и мощные подбородки, - открыли огонь без предупреждения. Мужчин было четверо. Тех, кто теоретически мог сопротивляться, - шестеро, но обладатели дешевых костюмов оказались проворнее. Грохот револьверных выстрелов или пистолетных - Мерса не был силен в таких вопросах, - короткие вскрики, облака порохового дыма, вонь порохового дыма, громкая ругань…
        Внезапность нападения и решительность мужчин, действующих предельно сосредоточенно и эффективно, выбили алхимика из седла. В отличие от Бааламестре, который продемонстрировал готовность биться до конца.
        Отправив Гатова под стол, Каронимо бесстрашно бросился к ближайшему противнику, подставляя грудь под вражеские пули, и попытался затеять рукопашную. Но безуспешно. Выпад Бааламестре был хладнокровно встречен прямым левым в голову, а следом, пока Каронимо не опомнился, тяжелая пистолетная рукоятка врезалась ему в висок, отправив ученого в нокаут.
        - Козлы!!
        Гатов понял, что Бааламестре пытался его прикрыть. Понял, но не принял. Гатов разозлился, вынырнул из-под стола и бросился вперед - маленький, злой, резкий. Гатов прекрасно понимал, что с четверкой ему не совладать, надеялся влепить кому-нибудь из них по физиономии - исключительно для самоуважения, - но не успел. Главный профессионально взял магистра на апперкот, а один из помощников бережно подхватил обмякшего Павла под мышки.
        - Скорее!
        А растерянный Мерса все еще за столом.
        Туман вокруг - пороховой дым, туман в голове - от неожиданности, туман повсюду…
        Телохранители на полу, они успели вскочить, даже оружие почти выхватили, но и только. Теперь на полу, получив по нескольку пуль каждый.
        Полицейские сидели ближе ко входу, им досталось первым, они даже не успели сообразить, что происходит. Один уткнулся лицом в тарелку, вокруг расплылось кровавое пятно. Второй под столом, видны только ноги - темно-синие брюки с тонким красным кантом, начищенные до блеска ботинки. И кровь. Из-под стола тоже кровь…
        - Что с ним?
        - В ступоре.
        - Меньше мороки.
        Мерса все слышал, но не понял, что говорят о нем. И не стал сопротивляться, когда его грубо потащили к двери…

* * *
        Они возвращались с севера. Ветер попутный, солнце не мешает - медленно сползает направо, лаская уходящими лучами континентальную Приоту. Облачность нулевая, бесчисленные башни Унигарта кажутся прелестной картинкой, нарисованной на фоне идеального неба, и лишь движение цеппелей да вышедших в открытое море судов убивает иллюзию, напоминая, что все вокруг - настоящее.
        - Славно полетали, - подытожил Помпилио сразу после того, как паровинг остановился, разорвав на брызги кучу волн. - Это лучше, чем прогулка на яхте.
        Буксир привычно вырос впереди, ухватился за канаты и деловито потащил самолет к берегу.
        - Рада, что тебе понравилось, - улыбнулась Кира.
        - Не могло не понравиться, учитывая, сколько усилий ты приложила.
        Он все заметил, все понял и в очередной раз заставил девушку порозоветь.
        - Обязательно нужно сказать?
        - Ты сама просила быть откровенным.
        - Когда?! - возмутилась Кира.
        - Какая разница, когда? - отмахнулся Помпилио. - Ты спросила, я ответил: мне понравилось.
        Девушка и в самом деле расстаралась. Скорость, резкие виражи, доступные тяжелому паровингу фигуры пилотажа - она показала адигену все, как на экзамене. Но самое главное - скорость, точнее, непривычное для цепаря ощущение ее. Не такое распыленное, как в огромном цеппеле, а концентрированное, намертво связанное с корпусом, с двигателями, со встречным ветром, в конце концов, который ты не чувствуешь, но понимаешь. Паровингеры совсем иначе переживали полет - вот что хотела донести до дер Даген Тура Кира, и ей это удалось.
        - Мне доводилось испытывать паровинги, но ваши, ушерские, - лучшие.
        - Спасибо.
        - И пилоты здесь замечательные.
        - Не все.
        - Я знаю, что мне повезло.
        Они не только летали, совершив путешествие далеко за горизонт, но и разговаривали
        - искренне и обо всем, в полной мере использовав часы уединения. Помпилио рассказал о Химмельсгартне - немного, довольно скупо, но каждая деталь о загадочной планете бамбальеро казалась девушке необычайно яркой; в ответ адиген услышал рассказ об Ушере, об экспедициях, что планировали снарядить за Правую Хорду, о пиратах Барьерной Россыпи и странных обитателях юга. Они не сбивались на монологи, шутили, поддевали друг друга - продолжали выбранный с самого начала стиль общения, а потому теперь, к расставанию, Кира заготовила необычный вопрос:
        - Почему ты позволяешь мне так себя вести? Ведь я тебе не ровня.
        Но удивить Помпилио девушка не смогла: судя по всему, он ждал, что услышит нечто подобное.
        - Мы похожи, - улыбнулся дер Даген Тур.
        - Но Дагомаро не адигены.
        - Я решил закрыть глаза на это обстоятельство.
        - Я должна быть польщена?
        - Ты не должна меня разочаровывать.
        - В смысле? - Такого ответа Кира не ожидала.
        - Оставь комплексы, - самодовольно посоветовал адиген. - Я забыл о твоем происхождении, вот и ты не думай о том, кто я. Наслаждайся общением с умным собеседником, когда еще так повезет?
        - Ты ведешь себя невозможно.
        - Не возмущайся - терпи, - перебил разозлившуюся девушку адиген.
        - Зачем?
        - Продолжай производить на меня впечатление. Криком ничего не добьешься, так что постарайся смутить меня покладистостью.
        - Когда-нибудь я тебя убью, - прошипела Кира, но развивать мысль не стала, поскольку заметила нечто странное.
        Паровинг медленно подплыл к причалу. Выбравшиеся на нос механики закинули береговым швартовы, но не их работа привлекла внимание девушки, а тридцать, примерно, человек, что ожидали на пирсе: полицейские в форме, печального вида мэр в окружении нескольких растерянных клерков и группа сосредоточенных ушерцев, среди которых выделялся Винчер Дагомаро.
        - Кажется, что-то случилось, - пробормотала Кира.
        - Все отрицай, - весело посоветовал Помпилио. - Бабарскому это помогает.
        - Кому?
        - Не важно. Теодор!
        - Да, мессер. - Валентин заглянул в кабину.
        - Мы прилетели, Теодор.
        - Конечно, мессер.
        Обратный путь на пирс дер Даген Тур проделал знакомым способом: на руках у слуги и механика, только на этот раз впереди вышагивала встревоженная Кира.
        - Отец, что случилось?
        Но консул промолчал, внимательно наблюдая за тем, как дер Даген Тура усаживают в инвалидное кресло. Жест показал, что встречающие прибыли за Помпилио, и вызвал громкое замечание:
        - Я знал, что не следует отправляться на прогулку с твоей дочерью.
        - Вы не в том положении, чтобы шутить, командор.
        - Так ведь я не о здоровье, - усмехнулся Помпилио, хлопая себя по бедрам. - Добрый день, консул.
        Валентин расположился за спиной хозяина, мрачно изучая враждебную толпу. Безмятежность дер Даген Тура камердинеру не передалась.
        - Добрый день, командор, - вежливо ответил консул.
        - Приятно, что ты лично приехал пожелать мне его.
        Среди собравшихся на пирсе ушерцев пробежал недовольный шепоток - им не понравилось поведение адигена, однако Дагомаро остался невозмутим.
        - Командор, не скажете, где находится ваш цеппель?
        - Не скажу, - качнул головой Помпилио.
        Шепот усилился, медленно превращаясь в ропот.
        - Почему?
        - Потому что тебе известно, куда направился «Амуш».
        - Я спрашивал, не куда он направился, а где находится?
        - Ты проспал изобретение радио?
        - «Амуш» не выходит на связь.
        Дер Даген Тур нахмурился.
        - Отец, что случилось? - не выдержала Кира.
        - Похищен магистр Гатов.
        - Что?! - Девушка перевела взгляд на адигена. - Но при чем тут Помпилио?
        - Павел отправился на встречу с бортовым алхимиком «Пытливого амуша» Андреасом Мерсой, который тоже исчез, - объяснил консул. - А чуть раньше сферопорт покинул
«Пытливый амуш», и мы не можем установить с ним радиосвязь. - Дагомаро выдержал многозначительную паузу. - Я полагаю заговор.
        - Звучит глупо, - прокомментировал Помпилио. - Я полагаю.
        - У вас есть что сказать в свою защиту?
        - В какую защиту? - Дер Даген Тур недоуменно посмотрел на консула. - Защищаться от идиотских инсинуаций? Теодор, мы уезжаем.
        - Да, мессер.
        Однако Валентин не сумел даже обозначить движение.
        - Командор, не усугубляйте, - попросил Дагомаро.
        У инвалидного кресла выросли двое полицейских.
        - Разве вопрос не закрыт?
        - Вы арестованы по подозрению в похищении магистра Гатова.
        - Отец, опомнись!
        - Теодор, я не хочу с ними разговаривать. - Помпилио откинулся на спинку кресла, сложил на груди руки и уставился куда-то перед собой. Уголки его губ были недовольно опущены.
        - Мессер дер Даген Тур выражает решительный протест и предупреждает, что ваши действия способны спровоцировать международный скандал, - громко сообщил камердинер.
        - Кстати, синьор Валентин, лично вы свободны, - уточнил консул.
        - Как вы это себе представляете? - презрительно осведомился Теодор. И тут же перешел в наступление. - Мессер дер Даген Тур требует поставить в известность капитана дер Вигге, руководителя лингийской делегации.
        Напомнив тем самым о стоящем на рейде доминаторе. У мэра замечание Валентина вызвало кислую гримасу, но, закусивший удила, Дагомаро плевать хотел на такие мелочи.
        - Капитана известят.
        - Теодор, пусть дер Вигге немедленно отправляется в Линегарт, - тихо произнес Помпилио. - Мне нужен «Амуш».
        - Да, мессер.
        - Вы вооружены?
        Один из полицейских наклонился, словно собираясь обыскать дер Даген Тура, чем вызвал почти истерическое восклицание Киры:
        - Папа! - Даже она понимала, что одно дело арест адигена и совсем другое - публичное оскорбление. - Папа!!
        И консул сообразил, что едва не перегнул палку.
        - При командоре нет оружия, - мрачно пробурчал Дагомаро. Полицейский отступил. - Доставьте его в городскую тюрьму.
        - Папа!
        - На моем автомобиле, - хрюкнул консул.
        И отвернулся.
        Глава 14
        в которой Кира и Лилиан составляют заговор, Помпилио страдает, Махим поддается, а Дорофеев принимает бой
        - Начиная с сегодняшнего дня тебя будут сопровождать телохранители.
        - Нет, - отрезала Кира.
        - Да, - не менее жестко рубанул консул. - Решение принято, твоя безопасность важнее всего.
        - Я паровингер, папа, боевой офицер.
        Девушка выдвинула «неубиваемый», как ей казалось, аргумент. Но Дагомаро лишь покачал головой:
        - В бою, лицом к лицу с врагом, ты паровингер, но здесь ты моя дочь. - Пауза. - Ты же видишь, что они готовы на все, на любой грязный трюк, так что, пожалуйста, послушай меня на этот раз.
        Последнюю фразу Винчер произнес очень мягко, просительно, но ответом стало молчание.
        - Пожалуйста.
        - Хорошо, пусть будут телохранители, - коротко ответила Кира.
        Холодно ответила.
        - Дуешься из-за адигена?
        Роскошный лимузин консул отдал Помпилио - на нем дер Даген Тура повезли в тюрьму, поэтому к Дворцу Конфедерации они отправились в машине Киры, двухместном «Бебесе» алого цвета - по таким сходила с ума вся золотая молодежь Ожерелья. И забавно смотрелись вокруг приземистой спортивной машины черные, как бзорские волкодавы, автомобили сопровождения.
        - Папа, я устала повторять: ты поступил неосмотрительно.
        - Не позволяй чувствам туманить твой рассудок, - произнес Винчер, поглаживая бороду.
        - О чем ты говоришь?
        Дагомаро улыбнулся:
        - Я ведь вижу, что Помпилио тебе нравится.
        Отрицать очевидное девушка не стала.
        - Он нравится половине Герметикона.
        - Не позволяй чувствам…
        - Я обручена.
        - И что? - с любопытством осведомился Винчер. - Ты - моя дочь, ты можешь делать все, что сочтешь нужным.
        - Я люблю Драмара. Я его выбрала, и буду только с ним.
        - Очень хорошо, - одобрил консул. - Ты любишь и гонишь мысли об измене. Я понимаю.
        - Но Помпилио мне нравится, - призналась девушка. - Он необычный.
        - Великолепный собеседник.
        - Слегка высокомерен.
        - Но умеет расположить к себе.
        - С ним интересно.
        - Однако впредь я прошу тебя даже косвенно не оспаривать мои решения, - неожиданно бросил Винчер. - Сейчас мы обязаны демонстрировать единство.
        - Вот именно: единство! - мгновенно ответила Кира. - А ты отправляешь за решетку человека, который хочет тебе помочь.
        От «прогулочного» пирса до Дворца - всего половина лиги, даже меньше, но улицы узкие, прохожих прибавилось, а потому Дагомаро добрались до цели ненамного быстрее, чем дошли бы пешком. Кира оставила «Бебес» прямо у лестницы - она не собиралась задерживаться, только чтобы проводить отца, - и они стали медленно подниматься к выложенному из темного камня портику.
        - Линга не участвует в переговорах, поэтому арест Помпилио ничего не изменит. Каата же не торопится давить на Приоту, Лилиан ждет, когда я начну молить о помощи.
        - А ты начнешь? - осведомилась Кира.
        - В самом крайнем случае, - не стал скрывать консул. - Пока у нас война нервов: кто кого пересидит. Потому что тот, кто первый откроет рот, потеряет больше.
        - Наше положение шаткое.
        - Поэтому я и арестовал Помпилио: хочу показать адигенам, что не позволю собой помыкать.
        - Ты рискуешь.
        - Это политика.
        - Нет, Винчер, - это скандал!
        Они вышли из-за колонны: Лилиан, Фредерик и маршал Тиурмачин. Строгое синее платье и шляпка с короткой вуалью, мундир Дипломатической службы Кааты и треуголка с коротким плюмажем, скромный гражданский костюм старомодного покроя и скромная же шляпа с короткими полями. Темные сюртуки сопровождающих застыли много дальше, у дверей, получив строгий наказ не мешать приватной беседе.
        - Консул.
        - Добрый день, - поприветствовал всех Дагомаро.
        - Вы уверены? - мгновенно атаковала Лилиан.
        - В чем?
        - В том, что день - добрый?
        - Что с ним не так?
        - Своими необдуманными действиями вы поставили переговоры под угрозу.
        - Линга в них не участвует, - резанул Дагомаро.
        - Но…
        Но консул умел атаковать не хуже адигены.
        - Совершено тяжкое преступление, и если расследование выявит причастность командора дер Даген Тура - он понесет наказание, невзирая на свое положение.
        - Помпилио не может быть причастен, - неуверенно протянул Фредерик. Чувствовалось, что дер Саандер вступается за лингийца исключительно по воле жены.
        - Есть основания предполагать.
        - Винчер, пожалуйста, думайте, что говорите, - попросила Лилиан. - И о ком говорите.
        - Адиген такого ранга не может быть «причастен» к преступлению, - хохотнул Тиурмачин. - Или он его совершил, или нет.
        - В настоящий момент дознаватели предполагают, что лейтенант Астрологического флота Мерса специально заманил магистра Гатова в «Рыбацкий пирог». Затем случилось похищение, и Гатов с Бааламестре были переправлены на «Амуш», который предусмотрительно имитировал поход в Линегарт.
        - Но почему Помпилио и несколько его офицеров остались в городе? - осведомился дер Саандер.
        - Для отвода глаз.
        - Винчер, ваши обвинения шиты белыми нитками, - ледяным тоном заявила Лилиан.
        - Помпилио останется под стражей до тех пор, пока не объявится «Амуш», - не менее холодно ответил консул.
        - Вы подозреваете не тех и сами понимаете, что не правы.
        - Не понимаю, - отрезал Дагомаро. - Любое государство мечтает заполучить в свое распоряжение такого гения, как Гатов.
        - Не путайте «мечтает заполучить» и похищение, - предложила адира дер Саандер.
        - Есть только одно государство, которое с презрением относится к чужим законам и к жизням чужих граждан, - негромко произнес Тиурмачин. - Но я не услышал его названия.
        - Галанитов я тоже подозреваю, - не стал скрывать консул. - И тебя, старый друг. Сейчас я подозреваю всех. - Он жестко посмотрел на каатианцев. - Вы до сих пор не получили желаемого и могли решить, что потеря магистра сделает меня сговорчивым.
        - А она сделает? - тут же спросил Фредерик.
        - Я отыщу Павла, - пообещал Дагомаро, глядя адигену в глаза. - Что же касается переговоров, то они продолжатся завтра в оговореное время. Благодарю, что посетили меня в столь трудный час.
        Намек был более чем прозрачен.
        - До завтра, консул.
        - До завтра.
        Лилиан и Фредерик медленно направились вниз по лестнице, на площади их ждали автомобили. Кира, пробормотав отцу: «Увидимся!», поспешила следом, и Дагомаро с Тиурмачином остались одни. Как будто случайно.
        - А ведь она его любит, - задумчиво пробормотал маршал, глядя на удаляющуюся Лилиан. - Что за безумие она сотворила, выйдя замуж за мальчишку? - Старик усмехнулся: - Представляешь, что они с Помпилио натворили бы вместе?
        - Махим собрал армию, - угрюмо сообщил Дагомаро.
        Рассуждать о влюбленных адигенах он не собирался.
        - Ты уже три месяца об этом рассказываешь.
        - На этот раз все серьезно, - вздохнул консул. - Мои разведчики видели армию собственными глазами - к юго-западу от Карлонара.
        Тиурмачин крякнул, потер подбородок, словно желая растереть неприятное известие по старческой коже, после чего осведомился:
        - Большая армия?
        - Десяток доминаторов, импакто, по меньшей мере пять авианосцев, но аэропланов с избытком, гораздо больше, чем может поместиться. - Консул поморщился: - То ли резерв, то ли ждут еще авианосцев.
        - А пехота?
        - Тысяч пятьдесят и куча десантных цеппелей.
        - Тяжелая техника?
        - Разведчики не видели.
        - У галанитов есть танки, - произнес маршал. - Они меньше бронетягов, хуже вооружены, но прекрасно подходят для действий на архипелаге: их проще перебрасывать с места на место. Кроме того, нужны полевые орудия…
        - Но разведчики тяжелую технику не видели, - повторил консул.
        - Значит, есть еще одна армия, - жестко закончил маршал. - Твои разведчики видели десант, первую волну, что налетит на Ушер с неба. Главные же силы придут по морю.
        - Они не дураки.
        - Не веришь во вторжение? - удивился Тиурмачин.
        - У меня превосходство и на море, и в воздухе.
        - Ты сам сказал, что там огромное количество аэропланов.
        - Валеман показал, что паровинги мощнее. Их меньше, но каждый стоит десятка самолетов. Приотцы и галаниты это понимают.
        - Для чего же им армия? - осведомился маршал.
        - Они будут сражаться с нами в воздухе, будут пугать десантом и, может быть, при должном везении даже высадят его.
        - Но?
        - Но их основная армия, в которой, как ты правильно заметил, должна быть артиллерия и бронетехника, пойдет на Унигарт. - У консула заиграли желваки. - Если Ушер отрежут от Герметикона, мы сдадимся через несколько месяцев.
        - У тебя навязчивая идея.
        - Я вижу, что будет, потому что сам сделал бы именно так: зачем воевать, если есть возможность задушить? Они атакуют архипелаг, обкатают оружие, новые способы ведения боя, врежут нам… Но победу одержат здесь, в Унигарте. - Дагомаро помолчал.
        - Эрси меня поддержит?
        Вот они - переговоры. А точнее, важнейшая их часть. Маршал не был официальным посланником, не говорил речей, но именно от его слова зависело будущее Кардонии.
        - Все имеет цену, - негромко ответил Тиурмачин. - Нашу ты знаешь: половину того, что ты возьмешь в Приоте.
        Земли, доли в предприятиях и банках - половину всего придется отдать эрсийской хунте.
        - Я согласен, - кивнул консул.
        - А сенат Ушера?
        - Я говорю от его имени.
        Старик вновь крякнул: он не ожидал, что Винчер даст ответ настолько быстро, вновь потер подбородок и осведомился:
        - Чем же ты будешь расплачиваться с адигенами?
        - Тем, что Кардония не станет галанитской.
        - Им этого мало.
        - Именно поэтому наши переговоры буксуют, - усмехнулся Дагомаро. - Я приучаю адигенов к мысли, что этого достаточ но.
        - Хочешь обмануть всех?
        - Придется. В противном случае моя родина окажется в рабстве.
        - Посмотрим, что у тебя получится.
        - Ты с детства называл меня умным.
        - Лилиан, можно с вами поговорить? - Кира догнала адигену примерно на середине лестницы. Обратилась довольно громко, презрев нормы приличий, а закончила и вовсе неподобающе: - Наедине.
        - Дорогой? - Адира дер Саандер вопросительно посмотрела на супруга.
        - Конечно, милая. - Фредерик улыбнулся. - Я вижу, вы подружились.
        - Немножко.
        - Так поболтайте.
        И отошел к автомобилю, затеяв разговор с секретарем. А Кира, едва дождавшись ухода дер Саандера, выпалила:
        - Я попрошу отца освободить Помпилио!
        И замерла, внимательно наблюдая за выражением лица адигены. И разочарованно вздохнула, поскольку оно осталось бесстрастным.
        - Не думаю, что у вас получится.
        - Я умею быть настойчивой, - уверенно ответила девушка. - Если я захочу, Помпилио окажется на свободе уже вечером. И плевать на результаты расследования.
        Лилиан припомнила свои отношения с отцом - она тоже была единственной дочерью - и улыбнулась:
        - Не знаю, почему вы решили помочь, но я вам благодарна.
        Мягкий голос, вежливые слова, дружеский жест рукой, но Кира все равно ощущала разделяющее их расстояние. Почти незаметное сейчас, но реально существующее. И точно такое же расстояние она чувствовала, общаясь с Помпилио.

«До чего они похожи!»
        Во всяком случае - в этом.
        - Скажу честно: мне не требовалось ваше одобрение, чтобы освободить Помпилио, - медленно произнесла Кира, глядя молодой женщине в глаза. - Но мне кажется, что лучше ему остаться в тюрьме.
        - Вы шутите? - изумилась Лилиан. Или ловко сыграла изумление: девушка по-прежнему не могла «читать» адигену. - Почему?
        - Потому что… - Кира сделала полшага вперед, почти вплотную подойдя к собеседнице:
        - Это правда, что вы расстались как раз перед его исчезновением?
        - Откуда вы знаете? - Маска бесстрастия дала трещину: в глазах адиры вспыхнули яростные огоньки. - От него?
        - И еще я наблюдательна.
        - Помпилио рассказал о нас? - Молодая женщина никак не могла прийти в себя.
        - Мы постепенно становимся друзьями.
        - Ах вот в чем дело…
        Лилиан хрустнула пальцами, помолчала, а затем, совершенно неожиданно для Киры, которая ждала короткого честного «да» или короткого лживого «нет», ответила:
        - Мы расстались раньше. Но на Заграте Помпилио вновь сделал мне предложение, я отказала, была уверена, что поступаю правильно, что люблю Фредерика… Или думала тогда, что люблю… Или хотела любить… - Адира отвернулась, она с трудом сдерживала слезы. И Кира вдруг поняла, что пришла вовремя: Лилиан требовалось выговориться. - Я отказала Помпилио, но на следующий день он… Сейчас не важно, что он сделал, но на следующий день я твердо решила согласиться. - Лилиан гордо вскинула голову: - Если бы не катастрофа, сейчас я была бы адирой дер Даген Тур.

«Как же все несправедливо!» Кира тоже была готова расплакаться, но сдержалась и тихо прошептала:
        - Он знает?
        - Я не стала навещать его в госпитале. Только цветы от имени супругов дер Саандер.
        - Но вы его любите, - грустно улыбнулась Кира.
        И вновь услышала правду:
        - Его нельзя не любить, он - герой, - вздохнула адигена. - Рядом с ним надежно, безопасно, спокойно, но…
        - Что «но»? - навострила уши девушка.
        Но Лилиан уже справилась со слабостью.
        - Зачем вы завели этот разговор, Кира? Мой муж в опасности?
        Винчер не раз говорил, что адира дер Саандер умна, и девушке оставалось лишь покачать головой, признавая правоту отца: Лилиан прекрасно поняла, куда клонит юная собеседница.
        - Только вы удерживаете Помпилио, - честно ответила Кира. - Он медлит, потому что не знает, как вы воспримите дуэль.
        - Убийство, - хладнокровно поправила девушку Лилиан. - Помпилио - бамбадао, он способен застрелить Фредерика, даже находясь на соседней планете. Связанный.
        - Пожалуй, - не стала спорить девушка.
        Ей не доводилось видеть дер Даген Тура в деле, но титул бамбадао за красивые глаза или богатых родственников не присваивали.
        - У меня нет ни времени, ни желания выяснять отношения с Помпилио, - холодно произнесла адира дер Саандер. - А значит, пусть его свобода в ближайшее время будет ограничена.
        - Я не стану приставать к отцу, - кивнула Кира. И сделала шаг к машине.
        Но остановилась - Лилиан легко прикоснулась к руке девушки:
        - Почему вы решили мне помочь?
        - Я обручена, - с достоинством ответила ждавшая вопроса Кира. - И знаю, что женщина решается на подобный шаг лишь после тщательных размышлений. Вы решили, что будете счастливы с Фредериком, вы в нем не разочарованы, и потому я осмелилась предупредить вас.
        Несколько секунд адигена оторопело молчала, а затем, сообразив, что пауза неприлично затягивается, ухитрилась выдавить коротенькое:
        - Спасибо.
        Подумав про себя:

«Какое же ты все-таки дитя…»

* * *
        - Так вот, значит, где я проведу часть своей жизни, - протянул Помпилио, брезгливо изучая простецкий книжный шкаф, придвинутый к левой стене комнаты. - Занятно.
        Шкаф гренадером тянулся к потолку, а за его грязными стеклянными дверцами таились не полные мудрых мыслей тома в кожаных переплетах, а пухлые папки - то ли дела личные, то ли уголовные, то ли от прошлого директора осталось.
        - Не могу сказать, что я в восторге.
        Синьор Акуторо судорожно вздохнул, чем привлек внимание адигена и стоящего за его спиной Валентина, и осмелился уточнить:
        - Извините, но это мой кабинет.
        - Мессеру Помпилио это известно, - ледяным тоном произнес Валентин. - Мессер…
        - Теодор, оставь, нет необходимости подвергать нападкам нашего хозяина, - махнул рукой дер Даген Тур. - Директор ни в чем не виноват.
        - Да! - Синьор Акуторо приложил руку к сердцу и попытался отразить на лице охватившее его чувство глубокой благодарности за проявленное понимание. - Вы необычайно справедливы, мессер.
        - Это врожденное.
        - Прекрасно вас понимаю.
        - Откуда?
        Акуторо сбился.
        Известие о том, что консул Дагомаро распорядился заточить в городскую тюрьму Унигарта самого Помпилио Чезаре Фаху дер Даген Тура, известнейшего путешественника и родного брата лингийского дара, повергло директора в шок. С одной стороны, синьору Акуторо безумно хотелось познакомиться со столь значимой персоной, переброситься, так сказать, парой слов о том, о сем, обсудить темы - и надолго стать героем кардонийских светских салонов. С другой стороны, директор прекрасно понимал тяжесть ответственности, что возложил на его хрупкие плечи несдержанный консул. Несомненно, известие о заключении выдающегося исследователя молниеносно облетит Герметикон, однако на политические последствия - дипломатический скандал, ноты протеста, возможная интервенция, - синьору Акуторо было плевать, гораздо больше директора занимало то, что скажут люди, особенно - журналисты. А они обязательно скажут. Точнее - спросят: в какой обстановке жил дер Даген Тур? Чем питался? Получал ли своевременную медицинскую помощь? А учитывая, что речь идет об инвалиде, репортеры наверняка заинтересуются шириной коридоров, высотой порогов и
наличием удобных пандусов. Дер Даген Тур слишком известен, а потому тюрьма надолго станет главной достопримечательностью Кардонии, возможно - символом планеты, и ни в коем случае нельзя ударить в грязь лицом. В перспективе синьор Акуторо видел себя популярным человеком: вот он дает пространные интервью ведущим газетам Герметикона; вот посещает значимые светские мероприятия Ожерелья; вот - почему нет? - баллотируется на пост сенатора.
        Но сейчас следовало достойно принять выдающегося узника.
        - Пожалуй, я останусь здесь, пока будут готовить апартаменты, - решил Помпилио. На книжный шкаф он старался не смотреть.
        - Поверьте, я распорядился, подготовить самую чистую кам… э-э… Комнату.
        - Одну?
        - Конечно… Ой…
        Дер Даген Тур и Валентин так посмотрели на покрасневшего Акуторо, что директор мгновенно осознал вопиющую нелепость своего заявления.
        - Сколько же вам надо?
        - Не знаю, - пожал плечами адиген. - Мои люди обо всем позаботятся.
        - Ваши люди?
        - Они принимают меры.
        - Какие меры? - растерялся директор тюрьмы.
        В воображении несчастного возникли шеренги бамбальеро, жаждущие вырвать бамбадао из кардонийских застенков. А следом - десант лингийских егерей, зависший над тюрьмой доминатор, залпы стодвадцатимиллиметровых орудий, разрушения, смерть, хаос и Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур, возвышающийся над грудой обломков в белом с позолотой инвалидном кресле.
        Переживания настолько отчетливо отразились на физиономии синьора Акуторо, что Помпилио, к собственному удивлению, припомнил значение слова «человеколюбие»:
        - Я не собираюсь ссориться с местным правительством, - успокоил адиген директора.
        Свою позицию дер Даген Тур определил яснее ясного, синьор Акуторо успокоился, но уже через секунду вновь заволновался:
        - Прошу простить мою настойчивость, мессер, как вы понимаете, я не хочу ошибиться… Вам доводилось…
        А вот на большее директора не хватило. Как закончить фразу, он не знал и замер, пытаясь отыскать подсказку в глазах Валентина.
        - Бывал ли я когда-нибудь в заключении? - благодушно помог собеседнику адиген, все еще пребывающий в человеколюбивом настроении.
        - Да, - с облегчением выдохнул синьор Акуторо.
        - Конечно, бывал, - не стал скрывать Помпилио, откидываясь на спинку кресла и подпирая подбородок рукой. - На Верзи. - Адиген сентиментально улыбнулся. - Мне тогда было шестнадцать, я путешествовал, знакомился с Ожерельем, а когда оказался в Жерне, неожиданно выяснилось, что дядюшка Уильям, дар Яведо, крупно поссорился с моим отцом и, пребывая в гневе, распорядился заточить меня в крепость. Ты слышал о крепости Дабарут?
        - Нет, - покачал головой Акуторо, отчаянно пытаясь запомнить каждое слово адигена.
        - Дабарут - главная верзийская тюрьма, предназначенная для самых опасных преступников. Это огромное мрачное строение расположено на северной окраине сферопорта и наводит страх одним своим видом. Казематы, катакомбы подвалов, крысы и обглоданные ими скелеты… - Помпилио картинно поежился. - Мне выделили камеру на третьем этаже главной башни, и я немедленно принялся за подкоп. Теодор?
        - Вы повели себя необычайно мужественно, мессер.
        - Пребывание в Дабаруте закалило мой характер. Я в полной мере осознал ценность свободы. - Лицо синьора Акуторо вытянулось. - Не волнуйся, тогда я был молод, горяч и еще не стал инвалидом. Я томился в застенках два часа.
        - Два часа и шестнадцать минут, мессер, - уточнил Валентин. - Я запомнил на случай, если вы соберетесь заняться мемуарами.
        - Это были самые романтические часы моей жизни. - Помпилио зевнул. - А потом приехал кузен Дерек, сын дара Уильяма, и мы отправились обедать. Кузен был крайне раздосадован тем, что дядюшка Уильям отправил меня за решетку, не посоветовавшись с ним, и предложил устроить настоящий побег. Мы отобедали и небольшой компанией - человек семьдесят, не больше, - отправились в охотничий замок. Целую неделю я чувствовал себя беглым каторжником, а Дерек поддерживал меня, как мог: устраивал балы и различные увеселения, пытаясь разогнать мою тоску… А потом дядюшка Уильям помирился с отцом, и мои злоключения закончились.
        - Понимаю, - протянул синьор Акуторо.
        Он чувствовал, что должен обязательно сделать что-то, но переживания не позволяли ему мыслить ясно. О чем забыл? Что упустил? Синьор Акуторо даже вспотел немножко, слушая рассказ адигена, и лишь упоминание «балов и увеселений» заставило директора сообразить, что он до сих пор не продемонстрировал гостеприимство.
        Синьор Акуторо облизнул губы и поинтересовался:
        - Может, э-э… вина?
        - А какое у тебя есть?
        - Местное.
        - Это невозможно… - вздохнул Помпилио. - Теодор!
        - Вино доставят чуть позже. Пока могу предложить коньяк.
        Валентин извлек из кармана флягу.
        - Хорошо, пусть коньяк. А когда будет вино?
        Через открытое окно послышалось тарахтение автомобильных двигателей. Слуга выглянул во двор и громко сообщил:
        - Доставлено, мессер.
        Директор вновь побледнел.
        - Что это?
        - Ты его не предупредил? - удивился Бабарский, поправляя перекинутую через плечо сумку.
        - Времени не хватило, - отрезал Валентин.
        - Чем же ты занимался?
        - Пребывал в застенках.
        - И как тебе?
        - Не понравилось.
        - А как мессер?
        - Держится.
        - У меня в таких местах всегда развивается клаустрофобия…
        - ЧТО ЭТО? - возмущенно повторил синьор Акуторо. Очень громко повторил, надо отметить, и нервно ткнул пальцем в сторону причины неудовольствия, каковой являлись два грузовика, доверху набитые ящиками, тюками и свертками различного калибра. Около грузовиков неуверенно улыбались шестеро грузчиков, демонстрируя жгучее желание как можно быстрее приступить к работе и смыться из неприятного местечка.
        - Я хочу знать, что находится в грузовиках?!
        - Кое-какие личные вещи, совершенно необходимые мессеру, - хладнокровно объяснил Бабарский. И вновь повернулся к Валентину: - Куда носить?
        - Я еще не распределил помещения, - сообщил Теодор. - Ты поторопился.
        - Извини, не знал, что следует подождать до утра.
        - Какие еще личные вещи?! - взвился синьор Акуторо. - Два грузовика одежды?!
        - Там еще мебель, ковры и предметы интерьера, - объяснил ИХ, недовольный тем, что его в очередной раз прервали. - Ужин доставят к восьми вечера.
        - Ужин? Вы понимаете, что говорите?
        Директор тюрьмы отчего-то решил обращаться к Бабарскому и Теодору, как к подчиненным. Но добился лишь того, что его демонстративно проигнорировали.
        - Покажи, что тут есть, - предложил суперкарго.
        - Пойдем, - согласился Валентин, и они с Бабарским зашагали к подъезду.
        - Эй! - пару мгновений синьор Акуторо изумленно таращился на спины нахальных гостей, а затем припустил следом. - Вы слышите меня?
        - Мы хотим осмотреть помещения, - не оборачиваясь, ответил Теодор.
        - Сначала поговорим насчет вещей!
        - Ну зачем вы упорствуете, синьор Акуторо? - вздохнул Бабарский. Хитрый суперкарго притормозил, взял директора под локоток и зажурчал: - Вы ведь должны следить за тем, чтобы мессер не покидал здание, так?
        Чересчур вольное изложение его должностных обязанностей несколько покоробило Акуторо, однако спорить с ИХ директор не стал:
        - В общем, да.
        - Но это, знаете ли, непростая задача, - продолжил Бабарский. - Обстановка приедается, возникает усталость от однообразия, а мессер, как вам известно, знаменитый путешественник, не привык сидеть на одном месте… Вам ведь известно, что мессер обожает путешествовать?
        - Ну… да, - подтвердил Акуторо.
        - И что вы будете делать, если мессер соберется уехать?
        - Э-э…
        Теоретически директор тюрьмы знал, что должен будет делать, но не был уверен, что описанные в уставе и должностных инструкциях шаги вызовут понимание у окружающих. Особенно - у лингийских военных.
        - Я рад, что вы со мной согласились, - провозгласил Бабарский.
        - С чем? - растерялся Акуторо. За разговором он сам не заметил, что оказался на втором этаже, у «лучших» камер унигартской тюрьмы, предназначенных для шалопаев из золотой молодежи.
        Помещения были недавно отремонтированы и содержались в чистоте, однако не произвели на нахальную парочку особенного впечатления.
        - Комната, прямо скажем, небольшая, - резюмировал Бабарский, оценивающе разглядывая тридцатиметровую залу. - Может, вышибем стену и соединим ее с соседним помещением?
        - Вышибем стену? - У директора задергалось веко.
        - Несколько часов работы.
        - Не надо ничего ломать, - решительно произнес Валентин. - Мессер готов к испытаниям.
        - Слава святой Марте, - выдохнул Акуторо. Но тут же вновь похолодел.
        - Здесь обустроим спальню.
        Тон Теодора не оставлял сомнений в том, что продолжение обязательно последует.
        - Следующая комната… - Валентин заглянул в глазок очередной камеры, не сдержал изумленного кряканья и повернулся к директору тюрьмы: - Кто это?
        - Заключенные, - язвительно сообщил синьор Акуторо. - Разве неясно?
        - Необходимо удалить, - категорически заявил Теодор.
        - Куда?
        - Куда-нибудь прочь. Мессер не захочет их видеть, слышать, нюхать и… И вообще знать, что они тут есть.
        - Что вы себе позволяете?
        Но адигенский камердинер продолжил прерванное явлением заключенных перечисление:
        - Следующая комната справа - туалетная, за ней гостиная и столовая…
        - Не так быстро, - попросил Бабарский. - Я не молод, мне трудно запоминать с той же скоростью, с какой ты говоришь.
        - Я буду жить в комнате, что примыкает к спальне мессера слева.
        - Вы будете здесь жить? - окончательно растерялся Акуторо.
        - А как же иначе? - Теодор, покачал головой, ярко демонстрируя охватившее его удивление, и безапелляционно продолжил: - После того как мессер ляжет спать, ваши люди должны соблюдать полнейшую тишину.
        - До подъема?
        - До момента пробуждения мессера, - уточнил Валентин. - Я поставлю вас в известность, когда это случится.
        Грузчики втащили на этаж первый ящик, директор закусил губу, Теодор выразительно посмотрел на Бабарского, тот улыбнулся, ласково прихватил пребывающего в прострации Акуторо за пуговицу форменного мундира и зажурчал:
        - А почему бы, синьор директор, нам не обсудить небольшую премию…

* * *
        - Теперь вы понимаете, кому пытаетесь помочь? - Махим не играл, во всяком случае - не переигрывал. Он смотрел на Лилиан так, как должен был: открытый взгляд честного человека, и в этом взгляде отчетливо читаются грусть и недоумение. - Дагомаро не способен контролировать себя, не хочет и не умеет сдерживаться. За что он отправил в тюрьму дер Даген Тура? Я вам отвечу: ни за что! - Приотский консул сжал кулак, добавив к грусти и недоумению точно выверенную дозу ярости. - Дагомаро повел себя безответственно! Его выходка способна рассорить Кардонию с Лингой!
        - Пожалуй, - протянула Лилиан.
        - Пожалуй?! Скандала не избежать, адира! Всему Герметикону известно, как лингийцы носятся со своей честью!
        Они не скрывали факта встречи, но и не афишировали ее, рабочий ужин, ничего особенного. Махим приехал в сопровождении секретаря - Борнаса, Лилиан встретила гостей, держа под руку Фредерика, за столом обсуждали все, кроме переговоров, а вот после десерта компания распалась. Фредерик и Борнас устроились на террасе, продолжая беседовать ни о чем, Лилиан же отвела консула в любимую беседку у моря. Ни фруктов, ни коньяка, просьба не курить - вечер немного скрашивала бутылка красного вина, однако Махим не чувствовал себя обиженным. И сомневался, что выпьет хотя бы половину бокала.
        - О реакции лингийцев можно пока не думать, - тонко улыбнулась молодая адира. - Гораздо больше меня беспокоит то, что переговоры вновь зашли в тупик.
        - А чья в том вина? - с жаром поинтересовался Махим. - Дагомаро! Упертого, как стерч, Дагомаро!
        - Вы тоже не сделали ни одного шага навстречу.
        - Я отстаиваю интересы народа, который выбрал меня сенатором, а после - консулом! Я считаю, что Кардония имеет право на великое будущее!
        - Красиво сказано, - одобрила адигена.
        - Спасибо.
        - Но я не ваш избиратель, консул, меня интересуют не слова, а дела. Дела же таковы: Кардония скатывается к войне.
        - Дагомаро…
        - Дагомаро и Махим, - предельно жестко резанула Лилиан. - Когда мясорубка закончится, вы оба окажетесь виноватыми.
        - Виноватым окажется проигравший, - усмехнулся приотец. - А я…
        - Станете правителем обнищавшей планеты.
        Махим осекся.
        - Вы ведь это собирались сказать, не так ли? - невинно уточнила Лилиан.

«Стерва!»
        Одной-единственной фразой умная адигена ухитрилась вывести его из равновесия.
        - Повторяю: я служу народу! - хрипло произнес консул.
        - Народу нужна война, к которой вы толкаете Кардонию? Покажите этот народ, мне любопытно.
        - Любому народу нужна победа.
        - Нищему, обескровленному, ожесточившемуся? После войны вы продержитесь у власти не больше года, Арбор. Если у вас будет поддержка народа, вас уберут галаниты, им герои-победители без надобности. Если же вы не справитесь с разрухой и послевоенными тяготами, вас уберет народ. Ваше здоровье, консул.
        Адигена подняла бокал.
        - Ваше здоровье, - машинально ответил Махим.
        - Вы ведь знаете, что я права.
        - Вам хочется, чтобы я так думал.
        - Вы слишком тесно сплетены с Кардонией, консул: разрушите планету - погубите себя. - Губы гладят хрусталь бокала, в глазах легчайшая, едва-едва читаемая улыбка, Махим завороженно смотрит в них, смотрит на губы… «Она права? Возможно…» - Я не понимаю вашей игры, консул.
        - Я считал вас умнее. - Махим попытался абстрагироваться от чувств, которые пробуждала в нем очаровательная адигена, попытался нагрубить, но с Лилиан уловка не сработала.
        - На что вы рассчитывали, принимая условия галанитов? Неужели не понимали, что они вас обманут? Неужели не понимали, что в какой-то момент станете для них опасны? Вы сильный человек, Махим, но сила ваша нужна сейчас, когда необходимо раздавить Ушер, а потом к власти придут серенькие ничтожества, маленькие и тусклые лакеи, полностью зависимые от милости Компании.
        - Сказки.
        - А как галаниты реагировали на ваше беспокойство относительно будущего Кардонии? Их вообще интересует ваше мнение хоть по какому-нибудь вопросу?
        Махим знал, что его постараются купить, готовился презрительно пресечь поползновения, но… но яростная атака стала для него полнейшей неожиданностью. При этом никакого цинизма - Лилиан действительно болела за Кардонию, и это подкупало. И сбивало с толку: почему адигена так переживает? Горячие нападки заставили Махима вспомнить все сомнения последних месяцев, мысли и чувства, которые он гнал прочь, прикрываясь заученным:
        - Я служу народу Приоты.
        - Какое будущее вы ему уготовили? - осведомилась адира дер Саандер, слегка ослабляя напор. - Давайте рассмотрим ваш вариант: случилась война с Ушером, вы победили. Что дальше? Приота в долгах, ведь галаниты вооружают вас не за наличные, если я правильно понимаю происходящее, вы взяли кредиты. Кредиты нужно отдавать, да еще с процентами. Расплатитесь ушерской промышленностью?
        - Именно, - усмехнулся Махим. - Согласитесь: беспроигрышный вариант.
        - Беспроигрышный? - подняла брови Лилиан. - Какая Приоте выгода от того, что Компания заполучит Ушер? Вы обретете номинальную власть над планетой, а в качестве бонуса - тысячи инвалидов, тысячи, в лучшем случае, погибших и тотальное доминирование галанитов во всех сферах экономики.
        - Мы будем независимы.
        - Вы уже независимы.
        - Ушер диктует нам условия.
        - Но Ушер сидит с Приотой в одной лодке, которая называется «Кардония», - уколола собеседника Лилиан. И прежде чем Махим успел возразить, проникновенно продолжила:
        - Я знаю вашу историю, консул, вы оказались наверху благодаря галанитам, но сердце подсказывает мне, что вы - хороший человек. Вы согласны со всеми моими аргументами, но отказываетесь их принять, потому то находитесь под давлением. Вы запутались.
        - И только вам известно, что я должен сделать, да? - саркастически произнес Махим.
        - Да.
        - И что же?
        - Я родилась и выросла на Заграте, - негромко проговорила адигена, глядя консулу в глаза. - Во время мятежа я была в Альбурге, я видела, что такое война. Я видела детей, рыдающих над телами родителей; я видела изнасилованных людей - обоих полов и всех возрастов; солдат, стреляющих по толпе, и толпу, втаптывающую солдат в камни мостовой. Вы видели что-нибудь подобное? - Тишина. Махим с удовольствием отвернулся бы, но не хотел демонстрировать слабость. Он продолжал смотреть Лилиан в глаза. Но молчал. - Скольких ушерцев вы планируете убить ради счастья Приоты? Ради того, чтобы Компания заполучила заводы Дагомаро?
        - Замолчите!
        - Скольких детей вы хотите сделать сиротами ради того, чтобы Арбедалочик заработал миллион и титул барона?
        - Замолчите!
        Махим резко отставил бокал - красное пролилось - и вскочил.
        - Вы когда-нибудь задумывались над тем, что вы делаете и для чего? Вы думали о своих земляках? Об их проблемах? Вас научили считать собственный народ быдлом, тупой толпой, но ведь вы, если вдуматься, такая же скотина: вами управляют, вам не позволяют иметь собственное мнение.
        - Я… - Махим готов был ударить женщину.
        От стыда.
        - Что вы вкладываете в понятие «счастье Приоты»? Вы, человек, избранный ее народом?
        - Я не собираюсь выслушивать оскорбления!
        - Допускаю, что я могла в вас ошибиться. Возможно, вам действительно на все плевать.
        - Честь имею!
        Эту фразу Лилиан оставила без ответа. Она услышала изменения в интонации и поняла, что победила, раньше чем Махим осознал свое поражение.
        Консул дошел до входа в беседку - три широких, быстрых шага - и остановился. Возможно, надеялся, что Лилиан прервет молчание, облегчив ему жизнь, но адигена помогать не стала.
        Она ждала.
        И она дождалась.
        - Я подумаю насчет того, чем можно поступиться, - не оборачиваясь, произнес консул. - Даю слово, адира: завтра переговоры выйдут из тупика. - Шаг вперед, на дорожку, и снова остановка - Махим забыл сказать кое-что важное: - Вы во мне не ошиблись.
        - Полтора часа?
        - Да, синьор директор, они говорили полтора часа, - услужливо подтвердил Борнас.
        - Вям! - недовольно тявкнул саптер. И посмотрел на секретаря консула так, словно его вина в поведении Махима была полностью доказана. Арбедалочик тоже нашел к чему придраться:
        - Не называй меня синьором. Правильное обращение: господин. Привыкай.
        - Извините, господин директор.
        - Так лучше. - Абедалоф улыбнулся, но его глаза остались холодными, а улыбка получилась настолько грозной, что Борнас вздрогнул. - О чем они говорили, ты, разумеется, не знаешь?
        - Меня не допустили, - развел руками приотец. - Я провел это время в компании Фредерика.
        - О чем говорили вы?
        - Не о политике.
        - Лилиан его проинструктировала, - усмехнулся Арбедалочик.
        - Я тоже так думаю, господин директор.
        На секретарские мысли Абедалофу было плевать, гораздо больше его волновало другое:
        - Как повел себя Махим после встречи?
        - Молчал всю дорогу домой, - доложил Борнас. - А потом потребовал стенограммы переговоров и принялся тщательно их изучать.
        - Какие места?
        - Выступления Дагомаро.
        - Решает, какие условия принять?
        - Судя по всему. - Борнас чуть подался вперед, устанавливая между собой и Арбедалочиком «доверительное» расстояние. - Махим становится опасен.
        - Я знаю, - протянул галанит. - Я рад, что не ошибся в тебе, Борнас. Очень рад.

* * *
        - Какие новости, ИХ? - осведомился Помпилио.
        - Час назад «Дер Каттер» выходил на связь, мессер. Доминатор преодолел половину пути до Линегарта, но следов «Амуша» пока не обнаружено.
        - Понятно… - Адиген побарабанил пальцами по подлокотнику кресла-коляски. - Понятно…
        Они сидели в гостиной - в других помещениях продолжались работы - у журнального столика, на котором стояла бутылка густого красного и два бокала. Дер Даген Тур в инвалидном кресле, Бабарский - на краешке кожаного дивана. Под ногами - мохнатый ковер, в ворсе которого ноги утопают по щиколотку, на стенах - картины… За последние полтора часа комната преобразилась до неузнаваемости: новая люстра, торшер в углу, книжные полки, плотные гардины, закрывающие зарешеченное окно, - камера стала значительно уютнее и даже светлее, несмотря на спрятанное окно. Однако дер Даген Тур грустил.
        И вовсе не потому, что оказался в заточении.
        Услышав от Дагомаро, что «Амуш» не выходит на связь, Помпилио счел происходящее недоразумением, был уверен, что через час, максимум через два корабль обнаружится, но время шло, ИР продолжал молчать, и это обстоятельство заставляло адигена нервничать.
        А больше всего раздражало то, что поиск «Амуша» вел только «Дер Каттер» - несмотря на выдвинутые обвинения, разыскивать ИР кардонийцы не спешили.
        - Надеюсь, у вас все в порядке, мессер?
        - Да, ИХ, все нормально, - стоически ответил Помпилио. - Страдает только чувство прекрасного: архитектурными изысками это заведение не отличается.
        Поскольку единственное окно комнаты было плотно зашторено и видеть само здание дер Даген Тур никак не мог, замечание, по всей видимости, относилось к стенам без фресок и лишенным благородной лепнины потолкам. Бабарский поднял голову, прищурился, прикидывая объем работ, и предложил:
        - Если прикажете, мессер, через два часа специалисты начнут приводить помещение в порядок.
        - Не надо, ИХ, я потерплю, - вздохнул адиген. - Перед ужином Хасина сделает массаж и тем, надеюсь, слегка улучшит мне настроение. - Помпилио помолчал и с печалью закончил: - В заключении у меня разболелись раны.
        - Я вас понимаю, как никто другой, мессер, - заверил адигена Бабарский. - Помните, как я ухитрился подцепить наследственный радикулит? В точно таком же месте, мессер: отвратительная архитектура и запертые двери.
        - Правда?
        - Истинная правда, мессер. Чтоб мне век прибыли не видеть.
        - Весьма смелая клятва, - заметил Помпилио.
        - Да, пожалуй, я погорячился, - вздохнул ИХ. И тут же осведомился: - О чем вы хотели поговорить?
        - О преступниках, разумеется, - коротко рассмеялся дер Даген Тур. - Мы ведь в тюрьме.
        - Да, мессер, о преступниках. - Бабарский потер виски. - Мы продолжаем следить за десятком подозреваемых: остальные по тем или иным причинам отпали. Все они ведут себя естественно, как добропорядочные граждане, и я боюсь, что нам придется ждать следующей акции.
        - Не хотелось бы.
        - Согласен, мессер.
        - А если Огнедел понял, что находится под наблюдением, и преступлений больше не будет?
        - Такую вероятность нельзя исключать, мессер, - честно ответил Бабарский.
        - Тем не менее мы должны с ним встретиться, ИХ, - прищурился Помпилио. - Я обещал.
        - Приложу все усилия, мессер.
        - Налей вина.
        - Да, мессер. - Бабарский неспешно наполнил два бокала.
        - И расскажи, что еще интересного происходило на свободе.

* * *
        - Ничего? - удивилась Этель. Несколько наигранно, но так требовали правила выбранной ею модели поведения.
        - Ничего не нашли, - подтвердил Базза Дорофеев, глядя в черные глаза красавицы. - Сокровищница оказалась пуста.
        - Вы шутите!
        - Истинная правда, синьорина. Мессер был в совершеннейшей ярости.
        - Представляю.
        - Вам хорошо, вы только представляете, - притворно вздохнул Базза. - А мне пришлось пережить.
        Они рассмеялись.
        Оказавшись на борту «Амуша», Этель, скрывая дурное настроение, сказалась уставшей, невыспавшейся и заперлась в каюте. Баззу поведение звезды необычайно порадовало - ему было чем заняться, однако безмятежная жизнь капитана продлилась лишь до второго завтрака. Затем Кажани выбралась на волю, и с тех пор Дорофеев занимался тем, о чем мечтали все без исключения герметиконские ловеласы - развлекал очаровательную Этель. Сначала на мостике - певица изволила любоваться набегающими облаками и наблюдать за работой рулевого, а затем, после того как знаменитости наскучило затянутое тучами небо, - в кают-компании. Ланч с бутылочкой игристого и множество баек из цепарской жизни. Этель смеялась до слез, а улыбающийся Дорофеев мечтал о попутном урагане, что доставил бы их в Линегарт за пару-тройку минут.
        - А что вы расскажете об этой ужасной лапе? - Этель указала на когтистый трофей, украшающий длинную стену кают-компании. - Как звали ее кошмарного обладателя?
        - Хамокская пришпа, синьорина.
        - Страшный зверь?
        - Ужасный… - добродушно начал Дорофеев и умолк, различив в привычном гуле кузеля посторонний звук - громкий хлопок.
        - Вы тоже слышали? - Музыкальный слух позволил Кажани не остаться в стороне от происходящего.
        - Побудьте здесь! - Капитан вскочил на ноги. Он был достаточно опытен, чтобы понять, что на офицерской палубе прозвучал выстрел.
        - Что?!

«В коридоре! Если бы стреляли в каюте или на мостике, звук был бы тише».
        Дорофеев сунул руку за лапу, достал из тайника револьвер и повторил:
        - Оставайтесь здесь!
        Базза не был ни бамбадао, ни даже бамбальеро, но обращаться с оружием умел неплохо.
        - Там стреляли, я должен проверить, что происходит.
        - Кто стрелял? - прошептала побледневшая Кажани.
        - Какая разница? - пожал плечами Дорофеев. - На борту запрещено стрелять без моего разрешения.
        Он направил револьвер перед собой, резко распахнул дверь и шагнул за нее. Кают-компания находилась в самом конце гондолы, а потому Базза сразу же увидел весь ведущий к мостику коридор. Совершенно пустой коридор.
        - Ганс! Майк!
        Тишина. Ни старпом, ни рулевой не отзываются. Возможно, не слышат - дверь на мостик закрыта. А возможно, все дело в выстреле. Дорофеев, не опуская револьвер, направился вперед, попутно проверяя выходящие в коридор двери.
        - Ганс!
        Заперто. Заперто. Заперто.
        - Майк!
        Заперто. Заперто…
        - Руки!
        - Это же я, ипать-копошить! - Астролог испуганно уставился в черный глазок револьверного дула.
        - Галилей!
        - Так точно.
        - Ты стрелял?
        - Я этими штуками умею только орехи колоть.
        - А кто?
        - Хеш его знает…
        А в следующий миг в радиорубке, что располагалась напротив кабинета астролога, прозвучал несильный взрыв.
        - За мной!
        - Я подожду здесь, - вежливо отказался астролог.
        - Чтоб тебя!
        Базза распахнул дверь в радиорубку и сразу же увидел распростертого на полу радиста. Мертв? Нет, без сознания, на голове ссадина - получил чем-то тяжелым. А вот радиостанция мертва: дымится полуразрушенная, тлеет и немного горит; комната стремительно наполняется едким дымом.
        - Галилей! Помоги ему!
        Осторожный астролог скривился, собираясь сделать вид, что не расслышал приказа, но повторять Дорофеев не стал - бросился на мостик. Дверь рывком: старпом тоже на полу, но не оглушен - убит, пуля попала точно в лоб.
        Грохот снизу, из отсека, где хранится «корзина грешника».

«Да что ж мне, разорваться, что ли? Где все?!»
        Базза резко развернулся, астролог в коридоре, хлопочет у радиста.
        - Объявляй тревогу!
        - Есть!
        - Потом сюда - тушить пожар!
        - Есть!
        Дорофеев мчится к лестнице, а когда ныряет вниз, слышит завывание сирены - Галилей исполнил приказ. Снизу бьет в лицо холодный ветер. Потому что люк распахнут.
«Корзина грешника» здесь, но люк распахнут, а внизу, метрах в пятидесяти, - купол парашюта. Кто-то покинул корабль. Капитан рычит, выпускает в белый шелк пару пуль, захлопывает люк и бегом наверх.
        - Базза! - Перепуганная Кажани. Только ее сейчас не хватало.
        - Этель, чуть позже!
        - Я боюсь!
        - Здесь безопасно! Преступник покинул корабль.
        - Капитан! - Галилей стоит в дверях мостика. - Старпом…
        - Я знаю!
        На лестнице топот, палубные и механики несутся на помощь, Бедокур впереди.
        - Что случилось?!
        - В радиорубке пожар - тушить! Нужен рулевой! Живо!
        Базза широким шагом поднимается на мостик, за ним Бедокур, а следом семенит белая как мел Кажани.
        - Что случилось? - осведомляется Чира.
        - Майк нас предал, убил Ганса и взорвал радиостанцию. Лишил связи.
        - Зачем?
        - Прямо по курсу цели! - кричит новый рулевой.
        - Вот зачем! - Дорофеев берет бинокль и вплотную подходит к лобовому окну. Аэропланы. Опять аэропланы… - Боевая тревога!
        - Все по местам! - орет Бедокур. - Боевое расписание, дармоеды!
        Палубные несутся прочь.
        - Набрать высоту!
        Аэропланы все ближе.
        - Может, приотцы проводят учения? - неуверенно предполагает рулевой.
        Ответом становится пулеметная очередь.
        - Может, и учения, - усмехается Базза. - Но мы в них участвуем.
        - Лучше не надо, - пробормотал Чебер. Не то чтобы второй пилот боялся, просто считал, что на этом задании они рискнули достаточно и не следует вновь испытывать судьбу. - Уйдем.
        - Согласен, - поддержал Чебера Усицкий.
        - А если это наши? - негромко спросил Накордо.
        - А если нет?
        - Кто, в таком случае?
        Из «Грозового леса» ушерцы ушли хорошо, на хвост никто не сел, но теперь о разведчиках знали, и возник вопрос: как возвращаться? Прежним маршрутом - на запад, через Хому и вверх? Большая часть пути была относительно безопасна, однако Драмар сомневался, что на этот раз им удастся без труда проскочить линегартские военные базы. Не пустые, в отличие от правобережных точек, базы - по сообщениям
«обычных» разведчиков, с которыми Накордо знакомили в штабе, аэропланов около столицы хватало. Лететь на восток? Прорываться к Баниру через Барьерную Россыпь? Самая короткая дорога и самая очевидная для приотцев. Они наверняка подняли базирующиеся в Жемчужном море паровинги, и «бродягу» ждет теплая встреча. В итоге разведчики решили уходить на север, слегка смещаясь к западу, - подальше от оживленного побережья, - покинуть континент и уже над океаном брать восточнее, на Валеман.
        Ушерцы сели на одно из приотских озер, починили паровинг - пули задели второй и третий двигатели и пробили баки с водой - и снова поднялись в воздух, мечтая об одном: не встретить никого по дороге. Не встретили, но оказались в дурацкой ситуации, наткнувшись на ведущий сражение цеппель.
        - Мы безоружны, - напомнил Чебер. - Два пулемета - даже не смешно.
        - Два шестиствольных пулемета и наш боевой опыт. Это и в самом деле не смешно - для приотцев.
        - Еще есть приказ не ввязываться в драки, - вздохнул Усицкий.
        Но как же тяжело смириться с этой инструкцией.
        - Кто-нибудь сомневается в том, что одна из сторон - приотцы? - осведомился Накордо.
        Они огибали место сражения по большой дуге, удалялись все дальше, и следовало как можно быстрее принимать решение. Через несколько минут драчуны скроются из виду, и совесть постепенно успокоится.
        - Или приотцы, или галаниты, - усмехнулся Чебер.
        - Кто-нибудь сомневается в том, куда направятся войска из «Грозового леса»?
        Драмар понял, что угадал с вопросом: офицеры засопели.
        - Или мы убьем их здесь и сейчас, или нам придется сражаться с ними через неделю или месяц, - закончил Накордо. - Выбирайте.
        - Хренов ты оратор, - угрюмо протянул Усицкий.
        - Это значит «да»?
        - Это значит мы идем в бой!
        И паровинг пошел на разворот.
        - Мне страшно!
        Этель попыталась ухватить Дорофеева за рукав, но Базза увернулся - ловкий маневр по достоинству оценили бы мастера фехтования - и вежливо пообещал:
        - Все будет хорошо.
        Не отрывая напряженного взгляда от панорамы боя.

«Амуш» лег на обратный курс, к Унигарту, набирает высоту, но не так быстро, как хотелось бы, «потолок» аэропланов еще не преодолен, и они рядом - на уровне гондолы и даже чуть выше. Лупят из «Шурхакенов», все глубже погружая в истерику несчастную певицу. Пушки против юрких самолетов не помощники, «Амуш» огрызается пулеметами - три аэроплана уже получили свое, - но врагов слишком много.
        - Позовите на помощь! Базза! Пусть нас спасут!
        - Радио не работает.
        - Почему?!
        - Мы стали жертвой предательства, - роняет Дорофеев.
        И краем глаза замечает, как вздрагивает при этих словах Этель. На несколько мгновений певица умолкает, затем вскрикивает - две или три пули пробивают боковые окна мостика, стекло сыпется на пол, через дыры начинает завывать ветер - и движимый жалостью капитан интересуется:
        - Возможно, в каюте вам будет спокойнее?
        - Нет, Базза, мне будет спокойнее рядом с вами.
        - Благодарю.
        - Но что же нам делать?
        Ее голос подернут рябью, невозможно представить, что миллионы поклонников сходят по нему с ума. Этель удалось подавить истерику, но вид аэропланов приводит ее в ужас, девушка дрожит. Дорофеев не выдерживает и, не поворачивая головы, берет певицу за руку:
        - Современные аэропланы несовершенны, синьорина Этель, они не могут подняться так высоко, как мы. Скоро они отстанут, и мы от них улетим.
        - И спрячемся в тучах, чтобы нас не нашел кто-нибудь другой, - шепчет Кажани.
        - Да, - подтверждает Дорофеев, внимательно глядя на тучи. - Спрячемся…
        Со стороны могло показаться, что капитан изучает картину боя, что его мысли занимают исключительно аэропланы, но в действительности все внимание Баззы отдано тучам.
        - Спрячемся…
        - Что?
        - Аэропланы не должны… - Дорофеев резко разворачивается и подскакивает к переговорным трубам: - Бедокур! Самый полный! Выжми все! Ты слышал? Выжми все!! - Следующий приказ рулевому: - Отставить подъем! Снижаемся! Поворот на тридцать! Снижаемся резко и поворот на тридцать!
        Цепари обучены исполнять приказы, тем более отданные таким тоном, цепари вопросов не задают. В отличие от певицы.
        - Базза! Объясните!

«Амуш» кряхтит, но, как и цепари, слушается: идет вниз, одновременно меняя курс.
«Амуш» - ИР, быстрый и маневренный, он может.
        - Аэропланы показались слишком рано, - отрывисто отвечает капитан и вновь подносит к глазам бинокль. - Они должны были набрать высоту, прятаться за тучами, подобраться к нам, пока мы шли ниже их «потолка», и только тогда атаковать - сверху. А они пришли снизу, слишком рано показали себя.
        - И что это значит? - с тревогой спрашивает Кажани.
        - Они хотели, чтобы мы поднимались, но при этом смотрели вниз.
        - Почему?
        - Потому что…
        - Вижу цель! - кричит рулевой.
        И Дорофеев громко ругается: из-за туч выныривает импакто.
        - У них жарко! - делится впечатлениями Чебер.
        Нет, не жарко - быстро. Бой идет на скорости: красавец ИР стремится вырваться из пулеметно-пушечных объятий, скользит на попутном, но враг не отпускает. Аэропланы жалят снизу, норовя добраться до гондолы. Падают, снесенные ответным огнем, или выходят из боя, избавившись от боезапаса, но аэропланов много, не меньше полутора десятков, и они еще сила. Но не главная: в двух лигах от ИР несется импакто, торопливо всаживая в пытающийся удрать корабль снаряд за снарядом.
        - А ты хотел пропустить такое веселье! - смеется Накордо. - Цеппель определил?
        Валькнут на руле виден издалека, но Драмар хотел знать название.
        - «Пытливый амуш», Астрологический флот. - Чебер отнимает от глаз бинокль и недоуменно качает головой: - Они с ума сошли? Зачем они атакуют ребят с Герметикона?
        - Возможно, ребята с Герметикона увидели то, что не должны были, - пожимает плечами Драмар. И кричит через плечо: - Усицкий! Связь?
        - Цеппель не отвечает.
        - Скорее всего, радиостанция повреждена, - предполагает Чебер.
        - Усицкий! В эфир открытым текстом: неопознанные аэропланы ведут бой с цеппелем Астрологического флота «Пытливый амуш», и укажи координаты.
        - Слушаюсь.
        - Подставляемся, - вздыхает второй пилот.
        - Еще нет.
        - Но ты обещаешь?
        - Все будет!
        - Что ты задумал?
        - Мы можем снести импакто рули. Или двигатель.
        - Лучше двигатель, - деловито произносит Чебер. - Если импакто потеряет скорость,
«Амуш» сможет подняться выше, оставив аэропланы внизу, и уйти.
        За курсовым пулеметом - лейтенант Эйдер, второй помощник Усицкого, и именно ему адресован следующий приказ Накордо:
        - Идем прямо на крейсер, твоя задача - сосредоточенный огонь по первой мотогондоле. Если успеешь ее убрать - огонь по второй.
        У импакто четыре двигателя, при атаке в борт доступны два, и теперь вся надежда на шестиствольный «Гаттас» и мастерство Эйдера.
        - Все понятно?
        - Так точно!
        - Вперед!
        Первый залп крейсеру не удался. Импакто шел встречным курсом, намереваясь устроить классическую артиллерийскую дуэль «борт в борт», и выиграть ее, поскольку противостоять восьмидесятимиллиметровым пушкам «Амушу» было нечем. Однако вовремя предпринятый маневр не оставил от этого плана камня на камне. «Амуш» изменил курс, начал снижаться, и залп не получился ни эффектным, ни эффективным. Но уже следующий выстрел достиг цели - снаряд разорвался в корпусе.
        - Доложить о повреждениях!
        Цеппель тряхнуло так, что Этель не удержалась на ногах. Первая мысль: «Я погибла! , следующая: «Мы все умрем!» А вместо третьей - спокойный, как сытый мыр, Базза.
«Амуш» пошел в Линегарт с половиной команды, рулевого пришлось отправить в ремонтную бригаду, и капитан встал за штурвал.
        - Доложить о повреждениях!
        - Мы потеряли четвертый баллон!
        Еще один взрыв.
        - Мы погибнем?!
        - Им этого хотелось бы, - подтверждает Дорофеев. И тут же наклоняется к переговорной трубе: - Бедокур?!
        - Машина в порядке!
        Взрыв. Борт в борт не получилось, но быстрый импакто держится рядом и долбит, долбит, долбит… Дорофеев умело маневрирует, не позволяет крейсеру использовать больше одного орудия, но и этого вполне достаточно: снаряды входят в беззащитный ИР, как гвозди. Пулеметные очереди с аэропланов.
        И никакой надежды.
        Взрыв. Гондолу трясет, кажется, что она вот-вот оторвется от корпуса. Крепко воняет горящей изоляцией. Перепуганная Этель кричит в голос:
        - Я не знала! Не знала!!
        - Бедокур! Что кузель?
        - Все хорошо.
        - Он мерзавец!
        - Если не оторвемся - нам конец. - Базза вспоминает о взорванной рации и понимает, что запах горящей изоляции держится на мостике давно.
        Взрыв.
        - Он хотел меня убить!
        - Кто?
        - Абедалоф! Он устроил ангажемент! Сказал, что хочет выманить Помпилио из Унигарта, чтобы повлиять на переговоры! Просто выманить на два дня! Я не знала, что он хочет меня убить!
        - Не вас, синьорина, не вас..
        У них получилось.
        Отчаянная, не имеющая шансов на успех атака - получилась. Помог эффект неожиданности: команда крейсера не сразу сообразила, что приближающийся паровинг - чужак, и бортовые пулеметы заработали слишком поздно; помог шестиствольный
«Гаттас» - даже знаменитый «Шурхакен» не мог обеспечить такой плотности огня, и помогло мастерство Эйдера.
        Накордо направил «бродягу» прямо на импакто, точнее - на мотогондолу, а лейтенант открыл огонь с максимального расстояния, поймал в свинцовый поток и не отпускал до тех пор, пока огромный двигатель не развалился на части. Куски обшивки, какие-то детали, а в завершение - массивный пропеллер, падение которого ушерцы встретили радостным ревом.
        У них получилось!
        И даже ответный огонь не казался большой неприятностью.
        - Отлично!
        Драмар провел паровинг под брюхом захромавшего импакто и стал закладывать вираж, намереваясь повторно зайти на цель.
        - Посмотрим, сколько у них двигателей с этого борта!
        - Импакто отстает! - докладывает стрелок «чердака» - пулеметной башни, что прикрывает макушку цеппеля. С нее открывается превосходный вид на окрестности.
        - Что случилось?!
        - Чей-то паровинг снес ему двигатель!
        - Замечательно. - Дорофеев перекладывает рули - «Амуш» стал вновь набирать высоту,
        - и ободряюще улыбается съежившейся в кресле Этель: - Все в порядке, синьорина.
        - Какой же я была дурой.
        Они еще не спаслись, их еще обстреливают пушки крейсера, но сколько можно бояться? Острый приступ прошел, и Кажани сообразила, что наговорила лишнего.
        - Не буду спорить, синьорина.
        - Я была на волосок от гибели.
        - Мы все…
        Договорить капитан не успевает.
        Взрыв.
        Тяжелый и гулкий, заставивший цеппель подпрыгнуть так, словно получил пинок Пустоты. Следом второй, много ближе. И очередной вопль певицы:
        - Базза!!
        В простреленных окнах шумит ветер, но мостик все равно наполняется запахом гари. Пожар где-то рядом, и это уже не рация, но Дорофеева волнует не пожар, а тишина. Тишина означает смерть.
        - Базза! Помогите мне встать…
        Но Дорофееву плевать на певицу. Он орет в переговорную трубу:
        - Бедокур?!!
        И слышит в ответ приговор:
        - Силовые кабели накрылись!
        - А резервная линия?
        - Погибла три выстрела назад.
        Двигатели встали.
        - Бедокур, - угрюмо бросает Базза. - Сделай что-нибудь!
        Потому что тишина - это смерть.
        - Они останавливаются!
        Окутанный дымом рейдер покачивается среди облаков. Не падает, но и не уходит. Замер, обреченно ожидая неминуемой развязки: израненный импакто подходит все ближе. Приотцы не стреляют, наслаждаются триумфом, позволяя команде рейдера сполна пережить ужас поражения. Аэропланы тоже не стреляют, оттянулись назад, прикрывая импакто от паровинга.
        - Дерьмо, - скрипит зубами Накордо. - Дерьмо.
        Сейчас состоится убийство, а им выпала позорная участь наблюдателей. И все ушерцы вторят коммандеру: «Дерьмо!»
        Вторая атака результата не принесла: пулеметные расчеты крейсера умело взяли паровинг в перекрестный, и Накордо, спасая машину, отвернул в сторону. А затем подоспели аэропланы, заставив ушерцев отойти еще дальше.
        - Пора…
        - Я знаю, - цедит Драмар. - Я знаю.
        Ему противно и стыдно. Он сделал все, что мог, но ничего не добился. Он злится. Он просит прощения у незнакомых цепарей, которых никогда не увидит. Которые сейчас умрут. Он обещает отомстить.
        А когда наконец Накордо решает уйти, то слышит радостный вопль:
        - Смотрите!!
        И все встает с ног на голову.
        Потому что из-за туч вываливается лингийский доминатор.
        Огромный, забавно раскрашенный, смертоносный и очень-очень злой доминатор «Дер Каттер».
        Он приходит сверху, как на учениях, и тут же рявкает стодвадцатимиллиметровыми, превращая серебристую сигару импакто в развороченный бурдюк. Через десять секунд гремит второй залп. Еще через десять - третий… А четвертого не требуется: баллоны пробиты, руль перекошен, корпус в огне - импакто стремительно идет вниз, оставляя за собой шлейф жирного черного дыма. Аэропланы исчезли чуть раньше, еще на втором залпе: связываться со свежим противником пилоты не рискнули.
        - Мы спасены! - рыдает Этель. - Мы спасены!!
        - Ну да. - Базза поправляет китель и уверенно берется за переговорные трубы: - Внимание всем! «Амуш» вышел из боя. Начальникам служб доложить о потерях и повреждениях.
        Глава 15
        в которой долги тянут Махима на дно, Мерса не курит, Лайерак творит историю, а Гатов летит вперед и вверх

«С тех пор как я поступил на службу к мессеру, точнее, завербовался в Астрологический флот… Нет, пожалуй, именно к мессеру, потому что Астрологический флот имеет к его приключениям косвенное отношение. В смысле, когда мессер шляется по только что обнаруженным планетам или открывает новые, Астрологическому флоту это нравится и высшие офицеры не устают подчеркивать свою радость от того факта, что мессер несет по Герметикону знамя Герметикона.
        Надеюсь, вы поняли, что я имею в виду.
        А когда мессер занимается чем-то личным, Астрологический флот воспитанно отворачивается в сторону и ничего не замечает. Ну, до тех пор не замечает, пока не потребуется вытащить мессера из очередного увлечения. Впрочем, у мессера и без Флота полно друзей, готовых прийти на помощь в трудную минуту.
        Но я отвлекся.
        Так вот, с тех пор как я поступил к мессеру на службу, я побывал в воздушном сражении, завербовался в шпионы, сознался в этом, поучаствовал в бандитской разборке, облетел больше планет Герметикона, чем рассчитывал в самых смелых мечтах, дрался в сомнительных заведениях с сомнительными противниками и намотал столько лиг по Пустоте, что хватило бы на три десятка добропорядочных жизней. И это при том, чтоб меня в алкагест окунуло, что я никогда не лез на первые роли.
        Много чего довелось пережить, но до сих пор меня не похищали и я, поверьте, не чувствовал себя обделенным.
        Да и кому нужен скромный офицер Астрологического флота, чтоб меня в алкагест окунуло?
        Но, как выяснилось, нужен. Как минимум - за компанию. Слышишь, Энди? В следующий раз не ходи обедать с кем попало…
        Собственно, самого похищения я не помню, Каронимо рассказал, что нас впихнули в фургон и куда-то повезли. Обращались жестко, но не грубо, лишнего себе не позволяли, по всей видимости, похитителям объяснили ценность Павла.
        Когда фургон тронулся, парни спросили, будем ли мы звать на помощь или заткнуть нам рты кляпами? Мы пообещали молчать, и нам поверили. Честно говоря, когда тебе в живот упирается револьверный ствол, нарушать слово хочется в последнюю очередь.
        Так в тишине, но совсем не в покое, мы добрались до частного причала к юго-западу от Унигарта, где нас ожидал паровинг приотских ВВС. Думаете, мы удивились? Вы плохо о нас думаете. Похитителей мы классифицировали как типичных галанитов, но все знают, чтоб меня в алкагест окунуло, что землеройки прислуживают Компании, так что явление приотцев удивления не вызвало. Нас попросили на борт, и через несколько минут паровинг поднялся в небо…»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        - Итак, мы в Карлонаре, - протянул Каронимо, с интересом изучая замок железной двери.
        - Откуда знаешь? - ехидно осведомился Мерса. - Астролога в башку подсадили?
        Замечание Бааламестре не понравилось. Он прищурился, неодобрительно глядя на алхимика, а затем обратился к Гатову так, словно Мерса вышел погулять:
        - Не знаю, какой из них мне нравится больше, чтоб меня пинком через колено. Тихоня неуверенный, но второй слишком уж наглый.
        - За языком следи.
        - Сейчас лучше наглый, - обронил магистр.
        - Я передам Энди, что он вам не приглянулся, - пообещал Олли. - А пока объясни, Кар, почему ты думаешь, что мы в Карлонаре? И что такое Карлонар, чтоб меня в алкагест окунуло?
        В паровинге алхимик ненадолго выпал из действительности: то ли в обморок свалился, то ли уснул от переживаний. Когда очнулся, некоторое время помалкивал, изумленно озираясь по сторонам, затем задал пару наводящих вопросов, выяснил, что приключилось, и в полной мере продемонстрировал товарищам по несчастью второе лицо А. О. Мерсы, alh. d.
        - Карлонар - ближайшая к Унигарту военно-морская база.
        - Имело смысл спрятать нас получше. - У Олли на все имелась собственная точка зрения.
        - Если бы нас похитили землеройки - отвезли бы дальше, - согласился Бааламестре. - Но мы в руках галанитов, люди, которые собираются с нами говорить, сидят в Унигарте, на выставке, они не могут надолго отлучаться.
        - И время полета подходящее, - рассмеялся магистр. - Так что скорее всего Карлонар, Энди.
        - Олли.
        - Извини.
        Несмотря на то что именно он являлся главной целью похитителей, Павел держался на удивление спокойно. Немного посерьезнел, конечно, все-таки приключение они переживали неординарное, но страха или неуверенности Мерса в магистре не чувствовал.
        - Как думаешь, переговоры будут? - поинтересовался Бааламестре.
        - Обязательно, - кивнул Гатов. - Сначала предложат договориться по-хорошему, а если я не соглашусь, начнут на ремни резать.
        - Что значит по-хорошему? - не понял Мерса. - О нашем похищении уже объявлено, даже галаниты не захотят признаваться в таком грязном преступлении.
        - Похищения не было, точнее - не будет, - грустно улыбнулся магистр. - Если мы с галанитами договоримся, завтра сюда слетится куча репортеров, и я скажу, что сам попросил спасти меня из лап жестокого Дагомаро. Газетчики разнесут мои слова по всему Герметикону, на Винчера выльется ушат помоев, и он окончательно превратится в монстра.
        - А ты скажешь? - тихо спросил Каронимо.
        - Не знаю, - честно ответил Павел.
        - Не знаешь?
        Обстановка в камере, как положено, была скудная: двухъярусные нары без матрасов и белья - голые доски; привинченный к полу стол и две так же привинченные к полу лавки. Гатов уселся на одну из них, облокотился на стол и угрюмо объяснил:
        - Все будет зависеть от того, как галаниты выстроят беседу. Если они пообещают порвать тебя, брат, мне будет трудно отказываться.
        Ногу Павел поставил на лавку, и Мерса неожиданно подумал, что обыкновенный цепарский ботинок магистра только кажется обыкновенным цепарским: судя по тому, как он подогнан по ноге, сшит ботинок на заказ, из мягкой, очень дорогой кожи.
        - Получается, ты знаешь, как поступишь, - не менее угрюмо протянул Каронимо.
        - Получается, знаю.
        - Дерьмово быть таким умным, да?
        - Не всегда.
        - Мне сказать можно? - с ложной скромностью осведомился Мерса. - Или будете жалеть друг дружку, пока не расплачетесь?
        - Хочешь в репу? - среагировал Бааламестре.
        - Энди предложишь, - отмахнулся Олли. - На него это произведет впечатление.
        - А на тебя?
        - Я - не он.
        - О чем ты хотел поговорить? - спросил Гатов.
        Мерса засунул руки в карманы, картинно покачался с пяток на носки, с иронией разглядывая товарищей по несчастью, после чего предложил:
        - Может, сбежим?
        Ученые изумленно вытаращились на алхимика.
        - Понимаю, что сначала такая простая мысль должна была прийти в ваши светлые головы, но я спишу эту осечку на занятость.
        - В наши светлые головы эта простая мысль приходила, - язвительно сообщил Гатов. - Но не задержалась.
        - Через дырку вылетела?
        - Мы заперты на военной базе, друзья находятся далеко и понятия не имеют, где мы. Бежать отсюда мог предложить только большой поклонник авантюрных романов.
        - Все, что нужно, - выбраться из камеры и добраться до ближайшего паровинга, - пожал плечами Олли. - Кто-нибудь умеет управлять паровингом?
        - Я умею, - ухмыльнулся Бааламестре.
        - Будешь пилотом, - решил алхимик. - Вы хоть примерно представляете, где находится Карлонар относительно Унигарта? В смысле, курс проложить сумеете?
        Общение с Бабарским принесло плоды: теперь Олли делил трудности на преодолимые и не заслуживающие внимания.
        - Вот это вот сейчас что такое было? - недоуменно поинтересовался Гатов. - Ты, типа, так шутишь? Или пытаешься нас поддержать?
        - Я, типа, хочу напомнить, что нельзя опускать руки, - хладнокровно ответил Олли.
        - Мы знаем, что галаниты не хотят тебя убивать, и должны этим воспользоваться.
        - Они могут убить тебя или Каронимо.
        - А могут и не убить, - отрезал Мерса.
        - Конкретные предложения есть? - уточнил Бааламестре.
        - С замком справишься?
        - Раз плюнуть.
        - Начало обнадеживает.
        - Что дальше?
        А дальше в замке, о котором с таким пренебрежением отозвался Бааламестре, заскрежетал ключ, дверь распахнулась и в камеру вошел розовощекий юноша в форме приотского лейтенанта.
        - Да? - осведомился алхимик. Олли вполне освоился с ролью хозяина камеры. Или дворецкого при Гатове. - Вы здесь зачем?
        Но ответа не получил. То ли розовощекий от природы не отличался словоохотливостью, то ли стеснялся неблаговидной роли тюремщика, но общение с учеными он постарался свести к минимуму: ткнул пальцем в магистра и заявил:
        - Идешь со мной.
        А два мордоворота у двери придали недружелюбному приказу изрядного веса.

* * *
        - Вот уж не думала, что ты просыпаешься ни свет ни заря, - рассмеялась Лилиан, с интересом разглядывая гостиную.
        - Я в заключении, - горестно сообщил Помпилио. - Приходится жить по суровому тюремному распорядку.
        - А почему коридор на твоем этаже перекрыт?
        - Блуждания простолюдинов могли помешать моим страданиям, и Теодор принял меры.
        - Твоим страданиям? - подняла брови Лилиан.
        - Для чего же меня здесь заперли? - удивился дер Даген Тур. - Зачем облачили в рубище? Зачем не выпускают из сырого подвала? Я скажу зачем: таково мое наказание. В горести и печали должен предаваться я тяжким раздумьям и с достоинством принимаю эту скорбную участь.
        Помпилио встретил молодую женщину без лишнего официоза: шелковый домашний халат, тонкие шаровары и расшитые тапочки с загнутыми носами. Кофе подали в чикдальском фарфоровом сервизе, чашки которого по традиции расписывались золотом, а чудный запах свежих рогаликов будоражил, несмотря на то, что Лилиан плотно позавтракала. Вокруг, чтобы не мешать страданиям адигена, стояла полная тишина - даже со двора не долетало ни звука.
        - Как прошла ночь?
        - Одиноко, - вздохнул дер Даген Тур.
        - Странно, я слышала, в тюрьме полно народу.
        - Не заметил, - пожал плечами Помпилио. - Возможно, Бабарский снял все здание… - И быстро спросил: - Почему ты не вытащила меня отсюда?
        Ответ последовал мгновенно - Лилиан ждала вопроса:
        - Винчер закусил удила.
        - Ерунда, - отмахнулся адиген. - У тебя есть возможность влиять на него. Почему не стала?
        - А почему ты согласился пойти в тюрьму?
        - Хотел посмотреть, как ты себя поведешь.
        - Мне плевать.
        - Не лги.
        - Но ведь ты мне лгал, почему я не могу?
        - Когда я тебе лгал? - насторожился Помпилио.
        - Когда обещал оставить в покое, - с удовольствием ударила ответом молодая женщина. - Разве нет?
        Она ожидала, что выпад заставит дер Даген Тура хоть на мгновение сбиться, но тот не растерялся:
        - Я не лгал. - И даже взгляд не отвел, не попытался изобразить смущение. - Я думал, что справлюсь, но не смог, и мне не стыдно в этом признаваться.
        - Свой стыд можешь оставить при себе, - продолжила наседать Лилиан. - Не трогай Фредерика.
        - Кира рассказала? - усмехнулся Помпилио.
        - Она хорошая девочка.
        - Но еще совсем дитя, - с иронией произнес дер Даген Тур. - Абсолютно все воспринимает всерьез.
        Пару секунд Лилиан непонимающе хлопала глазами, а затем догадалась:
        - Ты хотел, чтобы Кира мне рассказала! - Фарфоровая чашка возмущенно тренькнула о фарфоровое блюдечко. Едва не разбилась. - Специально ей во всем признался.
        - Ах, какой я интриган!
        - В первую очередь ты мерзавец.
        - Не без этого, - не стал отрицать Помпилио и пожал плечами: - Но ведь работает.
        - Зачем ты впутал Киру?
        - Не знал, как начать разговор с тобой, - признался адиген. - Пришлось пойти обходным путем.
        - Разговор состоялся, теперь я ухожу. - Лилиан задыхалась от гнева.
        - Бегством проблему не решить, - мягко произнес дер Даген Тур. - Необходимо обсудить, что нам делать. Я тебя люблю. Это факт. Ты тоже меня любишь…
        - Помпилио!
        - Глупо отрицать очевидное. - Адиген пронзительно смотрел женщине в глаза. - Мы оба знаем, что если бы не дурацкая катастрофа, ты уже была бы адирой дер Даген Тур.
        Глупо отрицать, глупо возражать, глупо молчать… И лгать - тоже глупо. Себе ведь лжешь, а себя не обманешь.
        Лилиан была гордой и сильной, но не железной. Она держалась сколько могла, и даже чуть больше. Она старалась… Добрые Праведники видят: она старалась. Но сколько можно ломать себя? Лилиан хотела забыться, отринуть все и слушать только сердце, хотела броситься к мужчине, который был единственным, но… Но из последних сил она старалась действовать правильно.
        - А как же Фредерик?
        - Я не кровожаден, а сейчас прогрессивные времена, - предельно серьезно ответил Помпилио. - Фредерик может остаться в живых: пусть даст тебе развод и возвращается на Каату, ему там будет хорошо.
        - Ты все продумал, да?
        Судя по всему - да, вплоть до ответа на этот вопрос.
        - Я не продумал твое решение, Лилиан, не мог продумать. Я хочу его услышать.

«Да! Да! ДА!!» Но вместо этого губы, ставшие вдруг чужими губы прошептали:
        - Ты уже слышал его. На Заграте.
        Дер Даген Тур вздрогнул, но через секунду заставил себя улыбнуться:
        - Я из нас бамбадао, Лилиан, я могу всадить в сердце две пули подряд. Я, а не ты.
        - Но я ответила, и что теперь? - осведомилась молодая женщина. - Убьешь меня? Убьешь Фредерика?
        Она не бралась за чашку - боялась расплескать кофе. Отвела взгляд, не рискуя смотреть на Помпилио. И чуть съежилась, словно ожидая удара.
        Но услышала исповедь.
        - Я соврал о потере памяти, - негромко произнес дер Даген Тур. Он чуть подался вперед, к женщине, но замер в неудобной напряженной позе., - Катастрофа забросила меня на Ахадир, на пришвартованную к Пустоте планету. Вырваться оттуда почти невозможно, у меня был один шанс из миллиона, и я сумел им воспользовался.
        Помпилио не объяснил как, но все было понятно по его взгляду и голосу - трудно и тяжело. Один тот факт, что его цеппель взорвался, едва выйдя из Пустоты, говорил о многом.
        - Я вернулся и только тогда узнал, что прошло полтора года. Пустота пошутила, затеяла странную игру, потому что для меня прошло всего несколько дней. А здесь - полтора года. И когда я узнал об этом, то сразу подумал о тебе. Точнее, я догадался, что потерял тебя. И пожалел, что вернулся. Пожалел, что Добрый Маркус помог мне выбраться. Я пожалел, Лилиан, потому что хотел вернуться не в Герметикон, не на «Амуш» и не к своей жизни - я рвался к тебе. Ты для меня и Герметикон, и вся жизнь.
        Прозвучало.
        В третий раз Помпилио признавался ей в любви и просил стать его женой. И в этот раз Лилиан не могла отказать.
        - Сегодня день моего триумфа, - тихо сказала молодая женщина. - Я уговорила Махима и Дагомаро пойти навстречу друг другу. Войны не будет. Переговоры завершатся успехом.
        - Я никогда не устану повторять, что ты умница.
        - Сегодня я занята, - через силу произнесла Лилиан. - Продолжим разговор завтра. - Она поднялась. - Мне пора.
        У нее дрожали руки.
        - Я тебя не отпущу, - твердо сказал Помпилио.
        - Неужели?
        - Не отпущу, пока ты не скажешь.
        - Что?
        - Ты знаешь.
        - Я… - Лилиан остановилась в дверях. Голова опущена, пальцы нервно теребят сумочку. Она знала, что не должна этого говорить. Она не могла не сказать: - Я люблю тебя, Помпилио, и… я согласна.
        - Лилиан!
        - Объявим обо всем завтра.
        И быстро вышла в коридор.

* * *
        - Привет, Руди, - хмыкнул Гатов, располагаясь в неудобном кресле. Мебель в приотской армии изысканностью не отличалась, если нары, то плохо оструганные доски, если кресло, то дешевое, без подушек. И старое, судя по тому, как жалобно оно скрипнуло под легким магистром. - Я догадывался, что без тебя не обойдется.
        - Похитить тебя решил Абедалоф. - Йорчик выставил перед собой ладони.
        - Неужели? - Павел всем видом показывал, что не верит жесту профессора. - И где же он?
        И заглянул под стол, словно ожидая увидеть там директора-распорядителя.
        - Зачем ему с тобой встречаться? - удивился Руди. - Насколько мне известно, вы уже виделись.
        - И не договорились, - сообщил Гатов.
        - И Абедалоф решил забрать тебя у Дагомаро. Будешь ты работать на Галану или нет - вопрос второй, но с Ушером все кончено.
        Последнее замечание прозвучало двусмысленно.
        - Я упрашивал директора одуматься, говорил, что так дела не делаются, но он не слушал, - продолжил Йорчик, пользуясь молчанием Гатова. - Сказал, что путешествие в Карлонар позволит тебе лучше осознать новое предложение.
        - Более щедрое?
        - Возможно, - уклончиво ответил Руди. - Я ведь не знаю, о чем вы говорили в прошлый раз.
        Врет, конечно, но он в своем праве. В конце концов, профессора на той встрече и правда не было.
        - Я слушаю, - вздохнул Павел.
        - Абедалоф намерен прибавить к предыдущей цене ваши с Каронимо жизни.
        Ну что ж, действительно щедро.
        - Царский подарок, - протянул магистр.
        - Тут я с тобой соглашусь.
        Несколько мгновений Павел пристально смотрел Руди в глаза, а затем ухмыльнулся:
        - Передай Арбедалочику, что он не ошибся.
        И на этот раз услышал в ответ кое-что неожиданное:
        - Я перед ним не отчитываюсь, - едва слышно выдал прозрачный намек Йорчик.
        - Считаешь себя птицей высокого полета? - так же тихо спросил магистр.
        - Что бы там Абедалоф ни думал, приехать на Кардонию меня попросили директора-наблюдатели. - Руди вытащил из кармана золотой портсигар, выбрал тонкую папиросу, раскурил ее и с наслаждением выпустил к потолку клуб дыма. Опытный человек без труда различил бы в аромате дорогого табака крохотную примесь вихеля.
        - Я в самом деле птица высокого полета, Павел, и часто играю в собственные игры.
        Рассказывать Арбедалочику детали разговора с ушерским предателем от Руди не требовалось. «Как все прошло?» - «Отлично! Гораздо лучше, чем можно было ожидать!» Директор-распорядитель в технические вопросы не вдавался, «проконтролировал» сам факт встречи и счел миссию выполненной. «Гатов вам нужен?» - «Да». - «Он у вас будет». А вместе с деталями Йорчик не стал излагать Арбедалочику и появившиеся подозрения насчет сверхбомбы. Во-первых, слова предателя нуждались в проверке - Свельдо не видел астринги, только слухи пересказал. Во-вторых, если чудо-оружие действительно существует, Руди собирался стать его «отцом» - не больше, но и не меньше. Такой подвиг занесет его на самую вершину, может, к примеру, сделать директором-наблюдателем Компании, а ради такого приза Йорчик мог пойти на что угодно. На любой риск.
        Дальнейшие события развивались стремительно. Абедалоф сказал - Абедалоф сделал: агенты Департамента секретных исследований дерзко похитили Гатова и доставили его в Карлонар. Йорчик прилетел на базу на несколько часов раньше, официально его визит был связан с инспекцией поставленной пару месяцев назад техники, и успел как следует подготовиться, до мелочей продумать и разговор, и свои возможные действия.
        - Ты играешь в свои игры? - недоверчиво переспросил Гатов.
        - Я не такой крутой, как директора-наблюдатели, но не последний человек на Галане. У меня есть собственные планы и возможности для их реализации.
        - И что же тебя интересует сейчас?
        - География, - небрежно ответил галанит, легким жестом поправляя длинные волосы.
        - География? - Йорчику удалось сбить Павла с толку. - Я не понимаю.
        - Куда-то делся остров, - весело объяснил Руди. - Так, ничего особенного, пару лиг в диаметре, сущая мелочь, другими словами, но я человек любознательный, хочу знать способ, с помощью которого на его месте образовался кратер. Подскажешь?
        - Исчезновения островов не мой конек, - глухо ответил магистр. - Обратись к геологам.
        - Абедалоф уже обращался, но ничего не узнал. - Глаза Йорчика заблестели, голос стал веселым, однако Гатов видел, что профессор серьезен. Вихеля в папиросе намешано чуть, только напряжение снять. - Я думаю, Абедалоф похитил тебя для того, чтобы не спеша обсудить эту тему. Но поскольку он не ученый, вопросы будут задаваться без академической вежливости.
        Павел едва не застонал - этого он не ожидал, совсем не ожидал. Галаниты вышли на след и теперь с него не сойдут, неприятности начались гораздо раньше, чем планировалось.
        - А ты, стало быть, «добрый дознаватель»?
        - Ты невнимательно слушал, - вздохнул Руди. - Я не добрый и не злой, я свой собственный дознаватель.
        - Хочешь войти в историю, - догадался магистр. - Тебе нужна не столько бомба, сколько факт ее открытия.
        - В отличие от тебя я тщеславен. - Профессор затушил папиросу. - Я этим не горжусь, но и не стыжусь. Я такой, какой есть.
        - Цена?
        - Значит, бомба существует?! - взвился Руди.
        Магистр промолчал.
        - Ты сделал ее из астринга? Да? - Профессор вскочил и возбужденно пробежался вдоль стола. - Будь ты проклят, Гатов, почему ты такой умный, а? В кого ты такой умный, сволочь? Ну почему? Почему тебе достался талант?
        - Цена? - хрипло повторил Павел.
        - Свобода, - ответил Йорчик. Вернулся в кресло и уточнил: - Я организую побег.
        - Гарантии?
        - Мое честное слово.
        - Несерьезно, - покачал головой магистр.
        - А ты объяви тендер, - ехидно предложил профессор. - Может, кто и предложит лучшие условия.
        - Тендер идет прямо сейчас. - хмыкнул Гатов. - Я могу дождаться Арбедалочика и договориться с ним. Он, кстати, обещал мне двадцать миллионов цехинов по старым патентам.
        - Не думал, что тебя настолько легко купить.
        Йорчик постарался вложить во фразу все доступное ему высокомерие, даже презрительное высокомерие, но услышал небрежное:
        - Это потому, что тебе ни разу не продавали твою жизнь.
        И оставалось лишь развести руками:
        - Возможно.
        Ученые задумчиво посмотрели друг на друга. У каждого было кое-что на продажу, и каждый не знал, как правильно своим «кое-чем» распорядиться. Но распоряжаться надо, обязательно надо.
        - У нас проблема доверия, - констатировал Йорчик.
        - А время уходит.
        Гатову удалось главное: убедить Руди, что ему все равно, с кем договариваться, и тем заставить профессора нервничать. Йорчик даже не понял, что на собственной шкуре убедился в мудрости руководителя Департамента секретных исследований барона Перельбачика: не за деньги вербуют, точнее, не только за деньги. Зато Руди знал, что время уходит, а вместе с минутами - надежда стать величайшим изобретателем Герметикона. И это печальное знание заставило его осведомиться:
        - Что ты предлагаешь?
        - Сначала побег, потом ответы.
        - Издеваешься? У меня одних вопросов на три дня разговоров!
        - Я расскажу тебе принцип, - веско произнес Гатов. - Это, поверь, не займет много времени. А зная принцип, ты соберешь бомбу за полгода.
        - Гарантии?
        - Мое слово.
        Несколько секунд Йорчик смотрел Павлу в глаза, а затем согласился:
        - Рассказывай!
        - Ты не расслышал первую часть предложения: сначала ты поможешь бежать мне и моим друзьям.

* * *
        - Помпилио дер Даген Тур помещен в городскую тюрьму!
        - Зачем Дагомаро межпланетный скандал?
        - Кардония на пороге войны? К чему приведет очередная выходка ушерского консула?
        Мальчишки-газетчики надрывались, торопясь донести до публики именно свой листок - продать за медяк мнение, которое станет общественным. А горячая новость помогала: пачки разлетались белокрылыми чайками, рассаживаясь на руках и столиках, медяки сыпались в карманы, но вопли не утихали:
        - С какой целью Дагомаро арестовал знаменитого лингийца?!
        - Кто усмирит безумного ушерца?
        Горячие новости сменялись скандалами, те - очередными новостями и снова скандалами… Пожары, выставка, террористы, Кажани, разгром «Вестника», переговоры, арест дер Даген Тура - неделя удалась на славу. За день мальчишки зарабатывали больше, чем за весь предыдущий месяц, но не успокаивались: сообразив, что обилие новостей вызывает не отторжение, а желание узнавать все больше и больше, мальчишки стали расползаться по Унигарту, уходить с привычных центральных улиц и площадей, проникая в районы, которые раньше считались для продажи газет абсолютно
«мертвыми». Например, в застроенные виллами богачей прибрежные кварталы.
        - Махим требует объяснений!
        - Приота заявляет, что с уважением относится к Линге.
        - Правда ли, что Гатов исчез?
        - Что они здесь забыли? - хмуро протянул Гендель, с неприязнью глядя на шумных мальчишек.
        - Тебе-то что? - лениво осведомился Сапожник.
        - Лишние свидетели.
        - Они? - Шо рассмеялся. - Они сбегут после первого же выстрела.
        - А если не сбегут?
        - Тогда они опишут полицейским твою волосатую рожу, - с прежней веселостью продолжил Сапожник. - А ты уже вечером будешь выглядеть совсем иначе.
        - Борода мне порядком надоела, - признался Гендель.
        - Скоро ты о ней забудешь.
        После этой акции. Не красивой, не изящной, не претендующей даже на половину балла из ста возможных, но нужной заказчику, а значит - Огнеделу, отказавшемуся ради нее от великолепно задуманной атаки на сферопорт. Сапожник до сих пор бесился, никак не мог смириться с тем, что превращается в заурядного наемника, но виду не показывал, при ребятах держался обыкновенно. Зачем ребятам знать, что один из вожаков чувствует себя грязным? Они ведь верят…
        - Ты не слышал, нам заплатят здесь или на Каате? - поинтересовался Гендель.
        И Шо захотелось его убить.
        А в следующий миг Сапожнику стало настолько противно, что захотелось убить себя.
        Сначала носки, длинные хлопковые носки элегантного кремового цвета. Амалия настаивала, чтобы Махим сначала надевал брюки, а уже потом носки - жене не нравился вид мужчины в трусах и носках, - но Амалия осталась в Линегарте, и консул облачался в излюбленной последовательности. Носки, затем брюки - легкие кремовые брюки от летнего костюма последней моды - и тонкая сорочка. Квадратные запонки с гербом Приоты - их Арбору подарила Амалия в день, когда он стал сенатором, и называла их «счастливыми». За запонками последовал шелковый галстук, строгий жилет и…
        - Боялся опоздать!
        - Вям!
        - Прекрасный галстук, тебе идет.
        - Вям!
        - Абедалоф! - Махим не знал, что раздражает его больше: явление без доклада, обращение на «ты» или визгливая тварь на руках директора. - Я тебя не ждал.
        - Я не ждал вас, - поправил приотца Арбедалочик.
        - Что? - Консул не сразу понял, что его ставят на место.
        Однако развивать мелкие, не имеющие особого значения темы галанит не собирался.
        - Слышал, у тебя вчера был непростой разговор?
        Арбор вздрогнул. Вчера он принял решение не скрывать ужин с каатианцами и специально взял Борнаса, но теперь подумал, что имело смысл соблюсти конспирацию. Подленький Борнас наверняка наболтал галаниту лишнего.
        - Стоит ли доверять слухам? - стараясь оставаться спокойным, осведомился консул.
        - А это уже мне решать.
        - Вям!
        - Тебе так тебе.
        Махим принялся застегивать последние пуговицы жилета и прозевал выпад. Точнее, не ожидал выпада. Точнее, консул и представить не мог, что кто-то…
        - Вям!
        Абедалоф поставил саптера на диван, схватил Махима за правое плечо и швырнул, в буквальном смысле - швырнул в стену. До нее было не менее четырех метров, но консул пролетел их стремительно, не потеряв начальной скорости, ударился спиной, локтем и упал на колени. Галанит подскочил, наподдал поверженному приотцу ногой, тут же присел на корточки и тряхнул стонущего Арбора за грудки:
        - Решил меня обмануть?
        - Я…
        - Вям!
        - Решил сыграть по своим правилам?
        - Вям!
        Руки у Арбедалочика оказались крепкими, сильными. И не только руки: Махим не ожидал, что кто-то сможет с такой легкостью бросить его взрослого и довольно тяжелого мужчину, о стену. Но вот, пожалуйста, - Абедалоф смог. Чудовищно сильный, но… Но накатившая злость подавила страх.
        - Я… Я тебя не боюсь.
        - Почему? - искренне удивился директор-распорядитель.
        - Я… служу Приоте. - Консулу удалось восстановить дыхание.
        - Служи, кто тебе запрещает? Для этого тебя и выбрали, в конце концов. - Абедалоф хихикнул.
        - Дай мне встать.
        А в следующий миг Махим скривился от боли: продолжая удерживать его левой рукой за грудки, правой Арбедалочик крепко сдавил предплечье консула. Не просто крепко, а словно слесарными тисками.
        - Скажи мне «вы», гаденыш.
        - Что?
        - Скажи мне «вы»! Сейчас! Немедленно!
        Лицо совсем близко. Красивое лицо, обезображенное бешеным оскалом. Страшное лицо. И очень страшные глаза: бешеные глаза, переполненные такой яростью и злобой, что твердость слетела с Махима, словно апельсиновая кожура.
        - Пожалуйста, отпустите меня.
        - Вот так. - Абедалоф мгновенно успокоился и выполнил просьбу консула. Поднялся, небрежно отряхнул рукава и презрительно бросил: - Слизняк.
        - Я договорюсь с Ушером, - хрипло ответил сидящий на полу Махим.
        Крови нет, одежда не порвана, даже боль от ударов проходит, через пять минут не останется ничего, кроме унижения. От которого никуда не деться. Которое помогло расставить точки над «i». Короткий разговор стал ответом на все сомнения и страхи, сжег все мосты.
        - Войны не будет.
        - Дурак, - пожал плечами Арбедалочик.
        - Вям!
        - Да, Эбни, он дурак, - сообщил собачке директор-распорядитель, с улыбкой глядя на то, как саптер делает вонючую лужу на диванную подушку. - Но именно поэтому мы и назначили его консулом: умники на таком посту нам не нужны.
        - Ты уверен?
        - Он должен был выйти минут пятнадцать назад, - хмуро произнес Шо. - Опаздывает.
        - Может, решил кофейку попить напоследок, - хохотнул Гендель.
        - Может… - Сапожник прищурился: - Есть!
        Изображавший электрика наблюдатель - он просидел на столбе без малого полчаса, вытер белым платком шею и принялся спускаться. Через несколько секунд распахнулись ворота и на улицу важно выехал «Синг-Силачик Ураган» - самый роскошный галанитский лимузин. Длинная машина сияет полированными темно-синими боками и золотой отделкой, крыша снята, и развалившийся на мягком диване консул виден издалека. Следом за «Синг-Силачиком» следует тупорылый «Борд», облюбованный охранниками едва ли не всех планет Герметикона. В машину такого размера могло набиться до восьми вооруженных телохранителей, однако Сапожнику было плевать на количество противников.
        Он все рассчитал.
        Он организовал встречу на первом же перекрестке, метрах в пятидесяти от виллы:
«Синг-Силачик» притормозил, к нему устремились мальчишки-газетчики, но тут же бросились врассыпную, потому что несущийся по улице фургон резко вильнул и на полной скорости врезался в лимузин. За рулем фургона сидел Кэмерон, большой мастер только-только нарождающегося жанра «автомобильная авария».
        Передок «Синг-Силачика» смят, двигатель ушел вправо, колесо набок, шофер в отключке, а засевшие в кустах террористы открывают огонь по «Борду». Шо планировал создать максимальную плотность огня, просил у заказчика пулемет, но оружия не получил. Пришлось обходиться револьверами и двумя последними зарядами «Брандьера», которые Сапожник всаживает в «Борд». Взрыв, вопли боли, пламя… Телохранители вылетают из машины, но попадают под выстрелы. Револьверные и ружейные. Пулемета нет, но огня, который свинцовый, и без него достаточно.
        - Проклятый Арбедалочик! Проклятый Арбедалочик! - Махиму страшно, но он находит в себе силы высунуться и тут же прячется обратно, укрываясь от пуль.
        - Дерьмо!
        - Что?!
        Троим телохранителям удалось укрыться за горящим «Бордом», и они продолжают отстреливаться, не подпуская террористов к «Синг-Силачику», однако яростное восклицание Генделя вызвано другим: Гендель видит бегущих полицейских.
        - Подстава!
        - Подстава?!
        Выстрелы.
        Полицейских много, и они оказались на перекрестке слишком быстро. У них винтовки и дробовики… Похоже, заказчик принял решение прекратить контракт.
        Выстрелы.
        Террористы отвечают, но вступать в настоящий бой и подыхать из-за какого-то провинциального политика никто не хочет.
        - Прорываемся! - громко командует Шо.
        Полицейских полно, но у террористов преимущество - они профессионалы. И еще они понимают, что пощады не будет, а потому прут напролом.
        - Залп!
        Не пушечный, конечно, револьверно-ружейный, но если сложить уверенную, прицельную стрельбу, алхимические пули и одновременный выстрел, результат может превзойти ожидание.
        - Залп!
        Полицейские знали, что их много больше, и самоуверенность сыграла с ними злую шутку: они слишком сблизились с террористами. С опытными убийцами, не знающими, что такое дрогнувшая рука.
        - Залп!!
        Три подряд, второй и третий на ходу, пороховой дым, вопли, кровь, смерть… И ответные выстрелы. Часть полицейских полегла, часть бросилась наутек, но самые смелые, или опытные, или злые - они остались. И ответили из винтовок и дробовиков, вышибая людей Сапожника, как кегли.
        - Залп!!
        Террористам нужно пройти всего двести метров. Или пробежать. Или проползти - не важно. Важно, чтобы живыми и раньше полицейских. Но злых или опытных полицейских оказалось больше, чем рассчитывал Шо. Сначала террористов было восемь, затем шесть, пять… Залпы становятся жидкими.
        Четверо…
        Синие мундиры все ближе. Гендель хватается за плечо, но продолжает бежать. Вместо него падает Курт. Или не вместо, а за себя.
        Трое…
        Сапожник чувствует обиду. Не страх, не злость, а обиду. Он не должен погибнуть вот так: в засаде, устроенной пузатыми полицейскими заштатной планеты. Не должен!
        - Ненавижу!
        Двое выскакивают навстречу. Решили стать героями? Взять нас живыми? Идиоты! Шо снимает их в секунду, два выстрела сливаются в один, двое пузатых отваливают, но пуля из чьей-то винтовки влетает в голову Жака.
        Двое…
        А в следующий миг к Сапожнику и Генделю подлетает автомобиль.

* * *
        - Подставляться не хочет? - уточнил Каронимо.
        - А ты захотел бы? - усмехнулся в ответ Гатов.
        - Согласен, чтоб меня в алкагест окунуло, - поддержал магистра алхимик. - Йорчик делает достаточно.
        - Он помогает нам бежать, он уже рискует и не хочет влипать в происходящее больше необходимого.
        - Он, получается, вообще влипать не планирует, чтоб его пинком через колено, - проворчал Бааламестре. - Все за наш счет.
        - Он свободен, мы - нет, кто должен суетиться?
        - Тот, кому нужна информация.
        - Которую галаниты могут получить с помощью пыток, - вздохнул Павел. - Нам крупно повезло, что Руди поддался тщеславию и согласился рискнуть. Надеюсь, он не опомнится.
        - Вы скажете, о какой информации идет речь? - осведомился Мерса.
        - Нет, - хором ответили Гатов и Каронимо.
        Олли пробурчал ругательство, но в целом признал право приятелей на скрытность: в конце концов, почему они должны откровенничать с человеком, который отказался с ними работать?
        Выругавшись, алхимик осведомился:
        - Йорчику, если я правильно понял, доверять не следует?
        - Ни в коем случае, чтоб меня пинком через колено, - подтвердил Бааламестре.
        - Но выхода у нас нет, - добавил Павел. - В смысле: другого выхода.
        - В таком случае совершенно необходимо составить идеальный план, - резюмировал Мерса. - В нынешней версии много недочетов.
        - Это еще слабо сказано, - хмыкнул Каронимо. - Собственно, только из недочетов наш план и состоит.
        Поняв, что ничего, кроме «принципа», он от Гатова не добьется, Йорчик откровенно минимизировал свое участие в побеге, пообещав лишь предоставить транспорт. Впрочем, учитывая обстоятельства, это была серьезная поддержка.

«Открою военную тайну: в полдень будет большой развод, на который сгонят почти всех туземных военных, так что в здании останется минимум охраны. Мой паровинг в вашем распоряжении. Он заправлен, пришвартован к дальнему пирсу и повернут носом к морю. Охраны нет, команды нет, все, что вам нужно, - добраться до него».
        Куда именно добраться, Йорчик тоже объяснил, однако помогать сверх отказался категорически.

«Арбедалочик молод и никому не известен, но директора-наблюдатели назначили его распорядителем. Он явно чей-то любимчик, а я не собираюсь ссориться с боссами Компании. Я должен остаться в стороне, точнее - пострадавшим, ведь вы угоните у меня паровинг…»
        От барака, в котором держали пленников, до пирса метров пятьсот, может, чуть больше. Но не по чистому полю, к сожалению, а через военную базу, и более-менее понятным был только первый этап:
        - Дверь я вскрою без проблем, - сообщил Каронимо. - Вопрос в том, что делать с охраной?
        Гатов покосился на Мерсу.
        - Почему сразу алхимик? - притворно возмутился Олли. - Можно подумать, нас учат созданию бомб из воздуха.
        - А разве нет?
        - Неужели мы зря тебя хвалили?
        - Вы тратили время на Энди, - сообщил Мерса. - А мне не сказали ни одного доброго слова.
        - А ведь верно! - Павел хлопнул себя по лбу. - Олли, мы предлагали Энди работать с нами.
        - На равных, - уточнил Бааламестре.
        - Ни за что!
        Отрицательный ответ от наглой стороны двуликого алхимика вызвал законное удивление: ученые рассчитывали, что Олли выберет другой вариант, хотя бы из вредности.
        - Почему? - выдохнул Гатов.
        - У вас много врагов, - рассеянно объяснил Мерса, роясь в карманах. - Где же оно?
        - Что «оно»?
        - Вот! - И вновь повеселевший алхимик продемонстрировал товарищам золотой портсигар. - Не отняли.
        - И у меня не отняли, - сообщил Каронимо.
        Хотя обыскали ученых старательно: у Бааламестре опустошили многочисленные карманы, забрали массивные наручные часы; Гатов лишился всех браслетов, а Мерса -
«походного алхимического несессера», небольшого запаса полезных в сложных ситуациях веществ. Зато табак приотцы оставили.
        - А зажигалку взяли. Неплохую, кстати, зажигалку, тоже золотую…
        - Да плевать я хотел на твои зажигалки, - перебил Каронимо Олли. Он осторожно раскрыл портсигар и нежно посмотрел на лежащие рядком сигареты: - Дело в том, друзья мои, что мы с Энди не курим.
«Десять минут первого! - Йорчик нервно посмотрел на часы. - Чего они ждут?»
        Руди дергался уже полчаса, с тех самых пор как пленники, согласно его расчетам, должны были покинуть камеру.

«Даже ребенку ясно, что раз построение назначено на полдень, сгонять солдатню начнут раньше! Чего ждать?!»
        Почему не броситься навстречу судьбе как можно скорее?
        Десять минут назад профессор запустил двигатели, надеялся, что ушерские придурки вот-вот появятся, но секунды таяли, а беглецов не видно.

«Уроды!»
        О том, как он будет оправдываться перед Арбедалочиком, Руди пока не думал. Как и о том, что ему только предстоит понять придуманный гением принцип - в мыслях Йорчик уже мнил себя единственным обладателем секрета уникального оружия. Он обязательно узнает принцип - Гатов славился тем, что всегда держит слово, и оставалась сущая мелочь: убрать магистра. Услышать принцип и убрать.
        Но как?
        Стрелять самому? Невозможно, поскольку Йорчик совершенно не владел огнестрельным оружием. Будь Павел один, еще куда ни шло, но магистра сопровождают двое друзей, справиться с которыми Руди не мог при всем желании. Нанять специалистов? Хлопотно. Во-первых, это лишние свидетели. Во-вторых, откуда их взять - специалистов? Времени в обрез, личные телохранители, которых кое-как удалось спровадить в офицерский бар, наверняка на службе у Арбедалочика, больше никого подходящего нет. В итоге профессору пришлось остановиться на варианте с бомбой с часовым механизмом, на создание которой ушло всего двадцать минут - Йорчик, ничтоже сумняшеся, воспользовался лабораторией базы, благо ему позволялось посещать любые карлонарские объекты.
        И все должно получиться идеально: паровинг взлетает, берет курс на Унигарт, или Ушер, или куда-нибудь еще - не важно - и пропадает над Баниром. Тихо, спокойно, без лишних нервов и вопросов. А через некоторое время он, знаменитый профессор Руди Йорчик, в корне меняет расстановку сил в Герметиконе. Его имя звучит повсюду. Он, знаменитый профессор Руди Йорчик, становится директором-наблюдателем Компании и получает неофициальный титул «отец Галаны». Он…
        Выстрелы.
        - Что?!
        Взрывы.
        - Идиоты!!
        Сомнений никаких - выстрелы и взрывы. Ушерские придурки умудрились взбудоражить охрану и теперь шумно уносят ноги, вместо того чтобы тихо добраться до паровинга.
        - Козлы! - стонет Йорчик, а на пирс выскакивает встревоженный магистр. - Павел!
        - Руди!
        - Рассказывай!
        - Чуть позже!
        Не снижая скорости, Гатов направляется к паровингу. Йорчик пристраивается следом.
        - Когда?!
        - Догадайся!
        Руди почти сразу вспотел, еще раньше запыхался, в боку предательски закололо, но продолжал держаться в шаге позади быстроногого магистра. И не заметил, как на пирс, отстреливаясь на ходу, выскочили Мерса и Бааламестре.
«Честное слово, Энди, я рад, что ты сегодня в запасе!»
        Из дневника Оливера А. Мерсы, alh. d.
        Собственно, единственным; тихим этапом побега стал первый: вскрытие двери.
«Хитроумный» замок, которым, наверное, гордились все промышленники Приоты, не продержался и тридцати секунд, скрипнул жалостливо, проглотив изогнутую шпильку, которую Бааламестре извлек из широкого ремня, для вида продемонстрировал стойкость и капитулировал, открыв беглецам путь в… В коридор. Один конец заканчивается тупиком, второй - запертой дверью, а за ней - дежурка с двумя, как минимум, солдатами.
        И вот тут беглецам впервые пригодились «сигаретки» Мерсы.

«Уже на второй день службы на „Амуше“ Бабарский втравил меня в серьезную разборку, с тех пор неподготовленным я в город не хожу».

«А как же несессер?»

«Для отвода глаз, друзья, тоже Бабарский научил».

«Держишь в портсигаре нестабильные вещества?!»

«Я ведь алхимик! Меня учили с ними обращаться!»
        - Берегись!
        - Уже!
        Беглецы даже не старались подкрасться к «дежурке» незамеченными. Бааламестре бросает в дверь первую «сигаретку» - с половинной дозой нитробола, - несильный взрыв вышибает замок, и Каронимо тут же швыряет внутрь второе «курево» - световое. И закрывает глаза.
        - Отлично!
        Ослепленные и оглушенные солдаты валятся на пол, тревожная кнопка не тронута, в барак возвращается тишина, второй этап пройден.
        - Оружие!
        - Знаем!
        Гатов сковывает охранников их же наручниками, Олли и Бааламестре берут револьверы. Героями они себя не ощущают, отчаянными бойцами тоже, как использовать револьверы по назначению, знают исключительно в теории, во всяком случае - Мерса, но полны решимости стрелять, чтоб проложить путь к свободе.
        Но до тех пор пока можно обходиться без насилия, нужно без него обходиться.
        Беглецы выходят из барака, поворачивают направо и быстро, но без суеты идут к морю. К пирсу. По тщательно описанной Йорчиком дороге.
        - Кажется, получается.
        - Может, не будем радоваться заранее?
        - Разговаривая, мы ведем себя естественно, меньше внимания привлекаем.
        - Тогда имело смысл переодеться в форму местных.
        - Зачем время тратить?
        - Эй!
        Вполне возможно, что подавший голос патрульный не имел в виду ничего плохого: не собирался останавливать, требовать документы или арестовывать, узнав в троих штатских сбежавших пленников. Возможно, он просто хотел прикурить. Но нервы у Гатова не выдержали, и магистр швыряет в патруль «сигарету» с нитроболом. С полным зарядом.
        И грохот взрыва рассекает унылую повседневность Карлонара на «до» и «после».
        Нитробол смесь мощная, но уж больно нестабильная, таскать ее в портсигаре мог только предельно уверенный в себе алхимик, и Мерса, к некоторому удивлению Гатова и Бааламестре, оказывается именно таким.
        Взрыв еще не прозвучал, а Олли уже стреляет.
        Револьверные хлопки. Вопли. Патруль улепетывает за ближайшую казарму, но к беглецам спешат другие военные. Более воинственные. Поднятая стрельба их не пугает, а вот периодически прилетающие «сигаретки» заставляют отступать.
        Но «курево» стремительно тает. То есть разлетается.
        - Я выполнил условия сделки! - задыхаясь, кричит Йорчик.
        - Еще нет! - хрюкает влезающий в паровинг Павел.
        - Как это?!
        И тут Руди допускает роковую ошибку.
        Он не собирался забираться внутрь, он только заглядывает, чтобы лучше слышать Гатова, а мощный толчок набежавшего Бааламестре заканчивает дело - профессор оказывается в «салоне».
        - Я…
        - Лежать!
        Пара выстрелов снаружи, шальная пуля щелкает по дверце люка, и побелевший Йорчик послушно валится на пол.
        - Козлы! - Мерса ныряет в люк, когда паровинг начинает движение. И тут же запирает дверцу. - Ушли!
        - Отпустите, - хнычет перепуганный Руди.
        - Не будь дураком!

* * *
        - Вы слышали? Дагомаро арестовал того лингийца!
        - Дер Даген Тура?
        - И бросил за решетку!
        - Не может быть! Наверняка оставил адигена в отеле под домашним арестом.
        - За решетку!
        - Так ему и надо!
        Разговоры за столиками уличного кафе вертелись вокруг главного события вчерашнего дня: ареста знаменитого путешественника. Скандал затмил и новости с выставки, и проблемы на переговорах, и неуловимых террористов.
        - Я думал, Дагомаро дружит с адигенами.
        - Дагомаро?! Он же псих! Об этом во всех газетах написано.
        - Адигены кого хочешь доведут. Такие уроды!
        - Когда же они исчезнут?
        - Жаль, что я не пью по утрам, - тост получился замечательный.
        - Постараюсь не забыть его до обеда…

«Идиоты!»
        Одни боятся, другие бахвалятся, третьи надуваются спесью, демонстрируя умение «во всем разобраться», но все, все без исключения, обсуждают подброшенную газетами тему. Говорят не о том, о чем хотят, а о том, что нужно кукловодам. Горячатся, спорят, размахивают руками, трясут головами и широко разевают рты, чтобы добавить услышанному немножко собственного бреда.
        - Вы слышали? Помпилио связан со взрывами и пожарами!
        - Не может быть!
        - Друг моего двоюродного брата служит в военной разведке, он врать не будет.
        Сегодня вам дают темы для разговоров, завтра влезают в мысли, и вот вы уже не замечаете рабского ошейника. Вы улыбаетесь и продолжаете считать себя свободными. Потому что не видите железа на шее, клейма на лбу, и вам достаточно. Вы не понимаете, что самые прочные цепи не гремят при ходьбе. А цепи нужны любой власти, потому что любая власть преступна по определению и должна быть уничтожена!

«Но прежде нужно уничтожить мир». - Лайерак тихонько рассмеялся и довольно потер руки. Взял чашечку с кофе, поднес ее ко рту и… И замер, невидяще глядя перед собой.
        Потому что вдруг понял.
        Потому что происходящее сложилось, как складываются в пасьянс потрепанные карты. Каждая на своем месте, в соответствии с правилами, что придуманы кем-то другим, не зависящими от наших желаний правилами. Карта за картой на зеленый стол, перекладываются, тасуются, выстраиваются в комбинации и последовательности. Какое-то время игрой можно управлять, но чем ближе финал, тем меньше все зависит от игрока, потому что собраны комбинации, выстроены последовательности и теперь главенствуют правила.
        И удача.
        И одна-единственная карта сделает победу.
        Или же придется начинать сначала.
        - Я - эта карта, - шепчет Огнедел.
        И чашечка кофе выскальзывает из ослабевших пальцев. Падает на стол, бьется, кофе плещет на галстук и рубашку, но ему плевать.
        Он все понял.
        Но карта не он, а предстоящая акция. Не красивая и не эффектная акция, простая и жестокая, она оказалась наполнена громадным смыслом… Который ускользнул от всех, кроме Лайерака.
        Бедный дурачок Шо решил, что Огнедел продался, превратился в наемника.
        Хитрый и подлый заказчик пытается победить в малюсенькой, но очень большой для него игре. Последовательности, комбинации, движения - все сходится здесь, на Кардонии. Пасьянс почти готов.
        - А ведь получится. - Теперь у Отто дрожат не только пальцы - его всего трясет. Но не от страха, нет - от возбуждения.
        От понимания того, что только он, Огнедел, видит картину целиком и знает, что через пять минут изменит мир.
        Бесповоротно.
        - «Пытливый амуш» все еще не восстановил ход. У них проблемы с электричеством и кузелем, - доложил секретарь, наклонившись к самому уху Дагомаро. - «Дер Каттер» стоит рядом, охраняет. Из Линегарта вышел грузовой цеппель с запасными частями и ремонтной бригадой.
        - Когда ремонтники доберутся до «Амуша»?
        - К вечеру.
        - Когда? - Крыша снята, автомобиль едет быстро, ветер и звук мотора разгоняют слова, вот Дагомаро и не расслышал ответ, несмотря на приложенные секретарем усилия.
        - К вечеру!
        - Очень хорошо. - Винчер медленно провел рукой по бороде. Ночь на ремонт, затем обратная дорога… - Пусть дер Даген Тур остается в тюрьме до возвращения «Амуша».
        - Хорошо, синьор консул.
        - Не хочу видеть его физиономию, - продолжил Дагомаро. - Особенно сейчас.
        - Отлично вас понимаю, - вздохнул секретарь.
        Сообщение о нападении на Махима пришло за несколько минут до того, как ушерцы собрались во Дворец. Телефонный звонок, бледные лица, растерянность: «Что же теперь будет?», вопросительные взгляды на консула и его уверенный приказ: «Вы отправляйтесь во Дворец, я еду на место преступления».

«Там может быть опасно!»

«Смеетесь? Там сейчас самое безопасное место в городе».
        И Дагомаро не ошибся: складывалось впечатление, что на злополучном перекрестке толпились все полицейские Унигарта. Рядовые, офицеры и даже сам синьор Карчебрад - начальник полиции, в компании с мэром Хольчиным. От синих мундиров рябит, тем более что полицейские не стоят на месте: одни прочесывают окрестности в поисках улик, другие осматривают и описывают тела, фотографируют, зарисовывают, опрашивают свидетелей. Тут же репортеры, слетевшиеся на запах крови и беды. Улицы перекрыты, полно автомобилей, грузовиков, фургонов, пролеток, закрытых карет - приехавших по делу и случайно попавших в бедлам. Крики, ругань, толкотня… Но только не для Дагомаро, дорогу которому прокладывал сам Карчебрад.
        - К счастью, все обошлось, синьор консул. На этот раз полиция сработала отлично!
        Распространяться о том, что удивительная расторопность объяснялась анонимным сообщением, начальник полиции не стал.
        - Преступники?
        - Почти все убиты. Но одного мы взяли живым!
        Карчебрад светится так, словно его подчиненные совершили эпический подвиг. Впрочем, поимка помощника неуловимого Огнедела и в самом деле была вехой для провинциальной планеты.
        - Я горжусь вами, синьор Карчебрад. Блестящая работа.
        - Спасибо, консул!
        Махим обнаружился в карете медиков. Взвинченный - а кто бы остался спокоен после покушения? - растрепанный, с поцарапанным пулей плечом, на которое уже наложили повязку, и горящими глазами.
        - Я приехал, как только узнал, - не здороваясь произнес Винчер.
        И мэр, и начальник полиции ожидали яростного вопля и были поражены, увидев на лице приотского консула дружелюбную улыбку:
        - Спасибо.
        - Не за что… Гм… - Судя по всему, ласковый прием стал для Дагомаро не меньшей неожиданностью, чем для мэра и полицейского. Он в замешательстве погладил бороду, еще раз откашлялся и осведомился: - Как ты?
        - Синьоры, вы нас не оставите? - Махим многозначительно посмотрел на Карчебрада и Хольчина. - Спасибо. - Дождался, когда следом карету покинут медикус с медсестрой, и вновь обратился к Дагомаро: - Я хочу договориться.
        - О чем?
        - Не юродствуй. - Консул Приоты тяжело вздохнул. - Я говорил вчера с Лилиан, и она… Нет, не только она - все сразу. Я задумался над тем, что будет дальше, сколько крови прольется в дурацкой войне за то, чтобы Компания прибрала к рукам твои заводы. Я понял, что был глуп, предательски глуп, понял, что отдаю планету галанитам, я… - Махим посмотрел Дагомаро в глаза: - Я хочу договориться.
        И вздрогнул, увидев равнодушие в ответном взгляде. И вздрогнул, услышав в ответ на выстраданное предложение неожиданный и короткий ответ:
        - Поздно.
        И не сразу понял, о чем идет речь:
        - Внутри Генерального штаба есть противники войны, я назначу их на первые роли, выгоню из правительства всех, кто связан с Компанией. Мы все остановим, войны не будет!
        - Поздно, - повторил Дагомаро.
        И до Махима наконец дошло, что ему отказывают.
        - Почему?
        - Потому что Компания поставляла тебе оружие не за красивые глаза, - холодно объяснил Винчер. - Ты надеялся расплатиться нашей промышленностью и увяз в кредитах.
        - Я верну им оружие.
        - Они не возьмут. Я бы, к примеру, ни за что не взял. - Дагомаро зевнул.
        - Лучше платить золотом, чем кровью, - дрожащим голосом произнес Арбор.
        Это тоже было предложение: помоги расплатиться с Компанией, пусть Приота будет должна Ушеру. Однако оно было отвергнуто.
        - У тебя нет золота, - напомнил Винчер. - А спасать тебя слишком дорого.
        - Но…
        - К тому же ты не понимаешь, как изменил Приоту. Ты сломал старую систему и создал новую, в которой ты - марионетка. Допустим, я тебе помогу, выкуплю долги, но завтра тебя демократически сменят, в консулы выдвинут совершеннейшую куклу, что-нибудь вроде твоего секретаря, и все вернется к нынешнему положению вещей. За тем исключением, что Ушер потеряет деньги.
        - Значит, война? - растерялся Махим.
        - Единственный способ уйти от долгов, которые ты наделал, - ликвидировать Приоту как самостоятельное государство, - твердо ответил Дагомаро. - Никакой преемственности: захват и формирование новых властных институтов, которые не признают твои долги. - Консул помолчал. - Это бизнес, а не война, только внешнее управление Приотой спасет Кардонию от рабства.
        Тысячи погибших, тысячи раненых, города в огне, народ… Народ, который его выбрал. Проигравший войну народ. Каким он запомнит своего консула?
        - Никакой войны! Мы должны договориться!
        Ответить Дагомаро не успел: дверца кареты распахнулась, и собеседники увидели растерянного Хольчина:
        - Синьор консул… Синьоры консулы… Там…
        - Что случилось?!
        Мэр поднес дрожащую руку ко рту, убрал ее, испуганно глядя на консулов, и пролепетал:
        - Беда!
        - Как Помпилио? - поинтересовался Фредерик дер Саандер.
        Не сразу, надо отметить, поинтересовался. Почти всю дорогу от тюрьмы до площади Конфедерации Фредерик обсуждал с женой предстоящие переговоры: как следует себя вести, в какой последовательности затрагивать темы, на что давить… Все эти детали они обсуждали добрую половину ночи, но молодой посланник решил повторить. И лишь на подъезде к Дворцу осведомился насчет дер Даген Тура.
        - Помпилио стоически переносит свалившиеся на него трудности, - улыбнулась Лилиан.
        Шутливый тон сбил Фредерика с толку: в конце концов, речь шла о заключенном в тюрьму человеке, однако молодой мужчина решил поддержать супругу:
        - Надеюсь, у него сырая камера?
        - Какая из них?
        - Что значит - какая? - окончательно растерялся дер Саандер.
        - Помпилио занял пять комнат на втором этаже главного здания, - сообщила молодая адира. - Теперь туда никого не пускают, чтобы не мешать ему страдать.
        - Ты шутишь?
        - Нет.
        - Вот ведь клоун!
        - Клоун, - согласилась Лилиан. - Но при этом Помпилио позволил кардонийцам сохранить лицо.
        - То есть?
        - Антонио мог расценить арест брата как личное оскорбление со всеми вытекающими последствиями: резкие ноты, разрыв отношений и демонстрация силы… А лингийцам есть что продемонстрировать.
        - Да уж. - Фредерик почесал кончик носа, представил доминаторы над Унигартом, не один, как во время выставки, а штук десять, и почесал снова.
        - А благодаря Помпилио выходка Дагомаро превратилась в милую шутку, о которой долго будут рассказывать анекдоты в светских салонах: пять комнат, прислуга, обеды из «Маяка». Помпилио дал понять брату, что не против подыграть консулу и отношения между Кардонией и Лингой не испортятся. Во всяком случае, не из-за этого.
        - Как все сложно, - вздохнул Фредерик.
        - Проще, чем кажется, - рассмеялась Лилиан.
        - Я не политик.
        - С опытом придет.
        - Лысый Кахлес даже в детстве разбирался в этих головоломках лучше, чем я сейчас,
        - уныло признал дер Саандер.
        - Но лысый Кахлес сидит в тюрьме, а ты готовишься к триумфу. - Лилиан погладила мужа по щеке. - К первому в своей жизни триумфу.
        - Который стал возможен лишь благодаря тебе.
        - Нет, - тихо ответила молодая женщина. - Это наш триумф, твой и мой.
        - Я люблю тебя, Лилиан.
        - Я…
        Лимузин остановился у ступеней Дворца, и ответ молодой женщины потонул в гомоне толпы.
        Которая, как обычно, состояла из репортеров и зевак.
        Довольно большая и шумная толпа, отвлекающая на себя все внимание полиции. Люди плотно облепили ограждения и громко кричали, надеясь услышать ответы:
        - Вы еще верите в успех переговоров?
        - Почему вы не уехали?
        - Будет ли война с Лингой?
        Лайерак не слышит вопросов, но представляет их. И улыбается.
        Остальные каатианцы давно прибыли, ожидают посланника во Дворце, по лестнице торопливо спускается парочка мужчин в сюртуках Дипломатической службы, но их можно не брать в расчет. Настоящие противники внизу: четверо телохранителей, успевших окружить роскошную «Колетту Витарди», да десяток полицейских. Полицейские сосредоточенны и хмуры: им уже рассказали о покушении на Махима. Полицейским имеет смысл утроить бдительность, но толпа мешает. Полицейским кажется, что опасность может прийти из толпы.
        В принципе, правильно кажется.
        Лайерак улыбается.
        Полицейских и телохранителей в три раза больше, чем солдат свободы, но это ничего не значит: они уже проиграли. Потому что Огнедел твердо решил выиграть эту партию.
        Лайерак встает из-за столика летнего кафе и неспешно движется к Дворцу. Лайерак выглядит заурядным зевакой, и лишь объемистый саквояж в левой руке немного выбивает его из образа. Но кто подумает, для чего зеваке саквояж? Кто обратит внимание на такую мелочь? Верзийский жандарм обратил бы, лингиец из тайной полиции обратил бы - их обучают бороться с террористами, а вот на Кардонии таких профессионалов нет.
        Здесь безопасно. Лучшее место во Вселенной, чтобы поменять ход истории.
        Лайерак улыбается.
        Из лимузина выходит красивая молодая пара: мужчина в треуголке и строгом сюртуке - посланник дер Саандер и женщина в голубом, его жена. Мужчина выходит первым, подает даме руку. Она что-то говорит. Они улыбаются.
        И Лайерак улыбается, на ходу расстегивая саквояж и доставая «Брандьер».
        Полицейские отдают честь.
        Встречающие начинают громко говорить, они мрачны и совершенно растеряны. Наверное, рассказывают о том, что натворил Шо. Но посланник не успевает ответить.
        Первый выстрел.
        Первый крик. В нем больше удивления, чем страха.
        Полицейские и телохранители еще ничего не понимают, встречающие разевают рты, дер Саандер поворачивается. А его жена бледнеет.
        В толпе четыре парня с револьверами, и потому за первым выстрелом сразу же звучат три. А потом снова четыре, на этот раз залпом. Кто-то из телохранителей падает, кто-то прячется. Встречающие бросаются прочь, полицейские лезут в толпу. А молодой посланник закрывает собой жену.
        Пытается закрыть.
        Бесполезно.
        Лайерак с наслаждением выстреливает в каатианца из «Брандьера» и громко смеется, когда мощный алхимический снаряд швыряет жертву на лестницу.
        - Нет!
        Женский крик. Пронзительный, однако его заглушает дикий вопль вспыхнувшего факелом мужчины.
        - Фредди!!
        Но от горючей смеси не отмыться.
        Вопли, выстрелы, вопли - музыка огненных представлений. Трещат револьверы, но подлинная красота происходящего не в них. Револьверы обрамляют явление «спичек», людей-факелов, людей огня… Огонь очищает. И неслучайно именно в огне рождается Новый Герметикон. В муках и с воплями. С выстрелами и снова - воплями.
        В огне.
        Лайерак стреляет в женщину, а затем - в убегающего полицейского.

«Всякая власть преступна!»
        Площадь плавает в панике. А еще в боли и крови, но это нормально: боль и кровь сопровождают любое рождение.

«Всякая власть должна быть уничтожена!»
        Ответные выстрелы телохранителей становятся прицельнее. С дальнего края бегут полицейские, скоро их будет очень много. «Брандьер» дважды бьет в лимузин, а потом, последние три заряда - в толпу. В кого угодно. Только для того, чтобы вспыхнули еще три «спички».
        А потом помощники тянут Отто в переулок, к машине.
        - Я изменил мир!!
        На ступенях Дворца пылает молодая пара.
        - Вы слышите? - смеется Лайерак. - Я только что изменил мир! Я только что создал Новый Герметикон!

* * *
        - Они стреляют? - дрожащим голосом осведомился Йорчик.
        - Ага, - подтвердил Мерса, бросив на профессора веселый взгляд.
        - А мы?
        - А мы летим на твоем ипатом пассажирском паровинге, чтоб тебя в алкагест окунуло! Не мог выбрать что-нибудь вооруженное?
        - Я…
        - Хоть один завалящий пулемет!
        - Но…
        - Да, заткнись ты! - Алхимик переступил через связанного Руди и посмотрел в иллюминатор. - Вроде не догоняют.
        Но и не отстают. Беглецам повезло: патрульный паровинг оказался довольно далеко от Карлонара. Пока пилотам сообщили о побеге, пока они легли на курс… Одним словом, полноценного перехвата у приотцев не получилось: Каронимо засек военных и увернулся. Но патрульные сели на хвост и упорно шли за беглецами, изредка пытаясь достать их из пулеметов.
        - Я хочу поговорить с Гатовым, - громко произнес Руди.
        - О чем?
        - Позови Павла! - сорвался на визг галанит. - Немедленно!
        - Держи себя в руках, - равнодушно отозвался Мерса и занялся «важнейшим» делом: изучением ногтей. - Твои дружки из Компании сбили мне маникюр.
        Было видно, что он не собирается никуда идти до тех пор, пока не узнает подробности, и Йорчик сдался:
        - Послушай…
        - Меня зовут Олли.
        - Плевать!
        - Не нужно меня оскорблять.
        - На борту бомба, хнявое ты животное!!
        - Ты уверен, что Мерса справится?
        - Он сейчас Олли, а Олли за жизнь понимает, - усмехнулся Гатов.
        А в следующий миг, будто услышав, что речь идет о нем, в кабину вломился алхимик. Шумный и веселый, словно они не от озверевших приотцев драпали на безоружном самолетике, а выбирали подходящий островок развлечься: чтобы лагуна для забав с девчонками и пляж песчаный для прочего…
        - Друзья мои, как обычно, две новости: такая и такая.
        - Начинай с хорошей, а плохую оставь себе: я не в настроении выслушивать кошмары,
        - ответил Бааламестре.
        - Я обезвредил бомбу!
        - Нашел чем хвастаться.
        - А плохая? - поинтересовался магистр.
        - У преследователей появились друзья. - Мерса указал на две приближающиеся с северо-востока точки. - Или я ошибаюсь?
        - Не ошибаешься, - вздохнул Гатов. - Нас берут в клещи.
        - Будет перехват?
        - Минут через пятнадцать.
        - Я предупреждал, что вторая новость так себе.
        Беглецы рассмеялись. Негромко, невесело, но все-таки рассмеялись.
        Будут ли с ними церемониться? Предложат ли сдаться? Захотят ли они сдаваться? Захотят ли возвращаться в плен, зная, что шанса на побег больше не представится? Вопросов полно, но все они неприятные. И ответы на них неизвестны. На все вопросы неизвестны, кроме одного:

«Мы боимся?»

«Нет».
        Мы бравируем, напускаем на себя веселый вид, мы дергаемся в глубине души, но страха, того противного, сосущего страха за собственную шкурку, жалкого желания сделать все для спасения - его нет. Мы не можем драться - на ипатом паровинге нет оружия, - но готовы сопротивляться.
        Павел бросил парашют около Йорчика, разрезал пару витков, не освободив, а позволяя освободиться, и отошел к двери, держа револьвер направленным на профессора.
        - Прыгать умеешь?
        - Нет, - ответил Руди, с лихорадочной торопливостью сбрасывая веревки.
        - Надеваешь рюкзак, застегиваешь, выходишь в небо и дергаешь за кольцо.
        - Весьма информативно.
        - Это твой единственный шанс уйти.
        - Или?
        - Останешься с нами. - Магистр удивленно поднял брови. - Разве не очевидно?
        - Остаться с вами или утонуть?
        - Мы сообщим по рации, кто покинул паровинг. Если ты настолько важная персона, как тебе кажется, тебя спасут.
        - Урод, - прошипел Йорчик.
        Гатов сделал вид, что не расслышал.
        Профессор кое-как натянул парашют, подошел к дверце люка, взялся за ручку, но замер, не поворачиваясь, осведомился:
        - Наверное, глупо рассчитывать на то, что ты сдержишь слово?
        - Имело смысл вести себя честно.
        Да, имело. Он ведь действительно держит слово, этот маленький простолюдин с зачуханной Кардонии, сын рыбака, гений. Он рассказал бы принцип, но только не тому, кто подложил в паровинг бомбу.
        - Скажи хоть, это действительно возможно?
        Йорчик распахнул дверцу и сквозь завывший ветер услышал вожделенное:
        - Да!
        - Нет!
        - Получится!
        - Не будь дураком!
        - Идиоты!
        Их взяли в клещи. Один сзади, двое справа. Скорости примерно равны, но ребята с северо-востока шли навстречу. Каронимо отвернул, но тут же начал резать виражи преследователь, приблизился и завел пулеметную песню. Несколько пробоин в крыльях, из которых потекла драгоценная вода. Еще одна попытка уклониться, на этот раз от того, что сзади, но в дело вступили перехватчики.
        А в эфире наперебой звучат «щедрые» предложения:
        - Садитесь!
        - Вам не уйти!
        - Садитесь, и мы не будем стрелять!
        Радио на паровингах слабое, как Гатов ни старался, берег их не услышал. И поблизости, как назло, ни одного ушерца: ни в небе, ни в море. Только приотцы:
        - Сдавайтесь!
        И новый, с надрывом орущий голос:
        - Говорит «Быстровоз 89», вы не имеете права стрелять около цеппеля! Повторяю: немедленно прекратите огонь!
        Беглецы заметили серебристую «сигару» минуты четыре назад. Надеялись на цеппель с Ожерелья или Бисера, а наткнулись на грузовик Компании, болтающийся под облаками в ожидании…
        - Они строят «окно»! - догадывается Гатов.
        Собираются прыгнуть на другую планету, и именно этим объясняется нервная реакция на появление паровингов: цепари ненавидят отвлекаться в столь ответственный момент.
        - Сдавайтесь!
        Сзади враги, справа враги, пулеметные стволы ждут приказа, злой голос требует позорного, а над «сигарой» вздрагивает небо - астролог «Быстровоза 89» запустил астринг.
        - Немедленно отойдите на безопасное расстояние! - орут из цеппеля.
        Приотцы отворачивают, потому что не дураки, над «Быстровозом» величаво раскрывается черная пасть Пустоты, и Павел громко шепчет:
        - Шанс!
        И все понимают, о чем говорит магистр: лучше Пустота, чем пулеметы.
        - Безумие!
        - Я знаю!
        - Мы погибнем!
        - Может быть!
        - Идиотизм!
        - Согласен!
        - Я подписываюсь!
        - Я тоже!

«Быстровоз» наполовину «там». Обычно это происходит стремительно, но сейчас время словно замедлилось. Для троих мужчин. Для троих ученых.
        Они видят, что «Быстровоз» наполовину «там», понимают, что времени чуть, и принимают решение. И оно дается им гораздо легче, чем сесть на воду и сдаться. Они принимают решение, которым будут гордиться всю оставшуюся жизнь. Даже в том случае, если она, бестолковая, продлится несколько минут.
        - Это и значит идти за грань! - хохочет Гатов.
        Бааламестре поднимает вверх большой палец.
        Алхимик снимает очки и прячет их в карман.
        Приотцы ушли по большой дуге, отлетели подальше, не желая оказаться в зоне действия «окна». Развернулись и уставились в небо, силясь разглядеть, куда делись беглецы.
        Разглядели.
        И ошарашенно заорали, увидев уходящий в «окно» паровинг. В Пустоту. В никуда. Вслед за цеппелем, в отчаянной надежде использовать его переход.
        Один из величайших экспериментов в истории. Степень риска - девяносто девять процентов.
        - Вдохните поглубже, друзья! - советует Олли. - Корыто у нас дырявое, так что с воздухом будут проблемы.
        Бааламестре цепко держит штурвал и мечтает об одном: успеть до того, как схлопнется дырка межзвездного перехода. Он не боится, он хочет успеть. И даже шутит:
        - Мерса, ты ведь алхимик! Сооруди из чего-нибудь кислород!
        Паровинг врезается в Пустоту.
        - Вперед и вверх! - хохочет Гатов. - Вперед и вверх!
        Эпилог
        в котором ничего не заканчивается
        - Уважаемые пассажиры! Сферопорт Унигарта работает в обычном режиме. Просим сохранять спокойствие и порядок. Спасибо за понимание.
        Громкоговорители были установлены повсюду, а потому бесстрастный голос диктора разносился не только по зданию, но и по окружающему сферопорт полю, по ведущим к причальным мачтам дорожкам.
        - Уважаемые пассажиры! Вы обязаны исполнять все законные требования представителей военной администрации. Отказ предъявить документы или багаж для осмотра будет рассматриваться как преступление.
        Пассажиров на поле много: инопланетники торопятся покинуть ставший негостеприимным мир. Инопланетники налегке - саквояж, максимум - чемодан, - они прилетали на выставку, им нетрудно предъявить багаж «для осмотра». Но среди инопланетников заметны вкрапления кардонийцев, обремененных детьми и большим количеством вещей, - первые ласточки грядущего потока беженцев. Самые трусливые. Или самые умные.
        Но инопланетников пока больше.
        - Вот уж не думал, что у них есть боевые цеппели, - пробормотал мужчина в клетчатом дорожном костюме.
        Себе пробормотал, однако идущий рядом лингиец - если верить значку Университета на лацкане пиджака, - отозвался мгновенно:
        - У них много чего есть.
        - Верно.
        Ушерцы демонстрировали «много чего» на выставках и в войнах на соседних планетах, продавали всем желающим, обучали, доказывали, что их «много чего» лучшее, а теперь используют сами. По прямому, так сказать, назначению. Точнее, по одному из прямых назначений оружия: ушерцы еще не воюют, но уже угрожают.
        - Я впервые оказываюсь в такой ситуации, - признался обладатель клетчатого костюма. - Вторжение, оккупация…
        - Хорошо, что стрелять не начали.
        - Да хранит нас Добрый Лукас.
        Стрелять не начали, но взгляд то и дело натыкается на бородатых мужчин в черной форме, ушерских морских десантников. У портовых ворот, в залах вокзала, на пограничном контроле, рядом с грузчиками, рядом с механиками - повсюду. Привычные полицейские тоже видны, но в гораздо меньших количествах и в полном подчинении военных. В полиции остались только те, кто поддерживает Ушер, остальные «ушли в отпуск».
        Новые времена.
        Держались десантники вежливо, но с холодком, ясно показывая, что серьезно относятся к своим задачам и шутить не собираются. А сверху, в буквальном смысле - с неба, их приказам придавал вес доминатор.
        - А ведь замечательная была планета, - вздохнул клетчатый.
        - Войны случаются, - хмыкнул лингиец. - Таковы издержки власти.
        - Издержки? - не понял клетчатый.
        - В основе любой войны - борьба за власть. Правители удовлетворяют амбиции, а мы страдаем.
        У причальной мачты несколько десантников периодически выхватывают из очереди пассажира, отводят в сторону и роются в вещах. Законное требование, отказ считается преступлением.
        - Вы интересный человек, синьор…
        - Спенсер, - представился Лайерак. - Густав Спенсер.
        - Алоиз Кудро. - Клетчатый жмет Огнеделу руку. - Лечу на Каату.
        - Нам по пути.

* * *
        - Ваше имя? - поинтересовался начальник полиции.
        - Кэмерон… Эмиль Кэмерон.
        - Возраст?
        - Тридцать два года.
        - Вы анархист?
        - Да.
        Карчебрад упивался ролью победителя, сумевшего нанести террористам серьезный удар. Он вел пресс-конференцию с жеманством провинциального конферансье, постоянно оборачивался к репортерам и замирал, позволяя фотографам сделать «исторические» кадры.
        О том, что доблестная унигартская полиция прозевала похищение Гатова и покушение на каатианского посланника, Карчебрад старался не вспоминать.
        - Откуда вы?
        - Родился на Бахоре, учился на Галане, сюда прибыл с Кааты.
        - Вы всегда носите бороду?
        - Нет. Нам приказали отрастить их, когда мы прибыли на Кардонию.
        - Удивительный факт, не так ли? - театрально обратился к репортерам Карчебрад. Выдержал паузу и продолжил допрос: - Зачем вы прибыли на Кардонию?
        Сидящий на подиуме мужчина опустил голову. Может, от стыда, а может, от неуверенности: никогда раньше Кэмерону не доводилось становиться объектом пристального внимания репортеров. А их в большой зал Совета Унигартских Общин набилось немало: как местных, представляющих ведущие кардонийские издания, так и со всех развитых миров. Жестокое убийство Фредерика дер Саандера и его молодой супруги потрясало Герметикон, шок на Каате, ярость в адигенских мирах, невнятные соболезнования галанитов… Никто не знал, что будет дальше, и отловленный террорист должен был стать ключом к происходящему.
        - Зачем вы прибыли на Кардонию? - повторил Карчебрад.
        - Я солдат, я приехал воевать за свои убеждения.
        - Каким образом воевать?
        Молчание.
        - Вы причастны к уничтожению канонерских лодок?
        - Да.
        - К разрушению железнодорожного вокзала?
        - Да.
        - К поджогу «Герметиконского вестника»?
        - Да.
        - К убийству посланника дер Саандера и его супруги?
        - Нет, - гордо отрезал Кэмерон. - Но только потому, что я причастен к покушению на консула Махима. В противном случае я обязательно отправился бы убивать каатианцев.
        - Кто вами руководил?
        - Огнедел.
        Репортеры едва не взвыли от восторга.
        - Повторите, пожалуйста.
        - Огнедел.
        Но главный сюрприз Карчебрад оставил «на сладкое»:
        - Вы тщательно готовились к покушению на консула Махима?
        - Да, - подтвердил террорист.
        - Вы устроили засаду, остановили автомобиль консула и перебили его телохранителей.
        - Все так.
        - Почему же консул остался жив?
        Кэмерон помолчал - он быстро учился наслаждаться вниманием публики, - и громко ответил:
        - Огнедел приказал оставить Махима в живых.
        И на этот раз репортеры действительно взвыли.
        - Прекрасно сыграно, - одобрил Тиурмачин. Однако в его голосе прозвучала грусть. Прозвучала и не укрылась от старинного друга.
        - Что не так, Гектор?
        - Опять кровь, Винчер, - обронил маршал. - Тебе снова пришлось мараться.
        - Я сделал то, что должен был, - спокойно ответил Дагомаро. С тех пор как ушерские войска вошли в Унигарт, консул демонстрировал завидное спокойствие. - Я спасу Кардонию.
        - Но что будет, если твою маленькую тайну раскроют? - Они стояли на галерее, опоясывающей главный зал на уровне второго этажа. Стояли одни - телохранители позаботились о том, чтобы им не мешали, а потому могли говорить свободно. - Зачем ты отпустил Огнедела?
        - Он должен был сдохнуть, но сумел обмануть моих людей и скрыться, - признался Дагомаро. - И людей Помпилио он тоже обманул.
        - Представляешь, что будет, если он расскажет, на кого работал?
        - Огнедел не знает, на кого работал.
        - Но может догадаться.
        - Я - жертва, Гектор, - хладнокровно произнес консул. - Враги подставляли меня, поливали грязью, а теперь еще и убили поддерживавших меня каатианцев. Я - жертва, я защищаюсь. Именно для защиты ушерская армия вошла в Унигарт и именно для защиты атакует Приоту. - Дагомаро тихонько рассмеялся. - Я отбился, Гектор, отбился!
        - А что об этом думает Компания?
        - Галаниты постараются, спасти свои вложения в Приоту, но стратегически они уже проиграли. - Консул победоносно улыбнулся. - Арбедалочик вернулся на Галану и, если он не совсем дурак, постарается убедить директоров-наблюдателей оставить нас в покое.

* * *
        О последнем этаже небоскреба «Черчер» - штаб-квартиры всемогущей Компании, - слагали легенды. Говорили, что стены там выложены драгоценными камнями, причем не отделаны, а именно выложены, снизу доверху; что прислуживают там обнаженные девушки такой невероятной красоты, что люди, случалось, падали в обморок, увидев их совершенные тела; а еще говорили, что провинившихся директора-наблюдатели сбрасывают в идущую до самого подвала шахту. Сказок хватало, но только потому, что подняться на последний этаж «Черчера» доводилось немногим, а обслуживающий всемогущих владельцев Компании персонал держал рот на замке.
        - Добрый день, господин Арбедалочик, - произнес Хью Пильчик, как только Абедалоф вышел из лифта.
        Ответа не последовало.
        Впрочем, распорядитель главного офиса Компании не обиделся - привык. Хью прекрасно понимал, что поднимающиеся на вершину «Черчера» люди испытывают сложные чувства.
        - Прошу.
        Открыл обе двери, ведущие в совещательную комнату, сначала первую, черного дерева, затем вторую, обитую кожей, пропустил Арбедалочика внутрь и тщательно закрыл двери
        - теперь изнутри не доносилось ни звука. За тем, чтобы распорядитель не ошибся в выполнении этой несложной процедуры, следили два телохранителя и два секретаря. Потому что никому не дозволялось слышать, о чем совещались самые могущественные люди Галаны. Да что там Галаны! Десять самых могущественных людей Вселенной, если уж на то пошло! Десять человек, которые покупали планеты и развязывали войны. Десять человек, каждое слово которых означало жизнь или смерть для тысяч людей. Десять человек, которых Абедалоф Арбедалочик знал по старинным кличкам.
        Слева направо вдоль круглого стола: Патриарх, который был первым; язвительный Заноза; веселый Клоун, никогда и ни при каких обстоятельствах не теряющий чувства юмора; Птицелов - он до сих пор ставил силки в своем заповеднике; ненавидящий флейтистов Дудочник - он мог стать великим музыкантом, но жизнь пошла иначе; вечно сонный Шляпа; грызущий карандаш Поэт; жадный даже по галанитским меркам Мельник и молчаливый как рыба Хитрый. Десятое кресло оставалось свободным.
        Арбедалочик плюхнулся в него и принялся раскуривать сигару.
        - Привет, Везунчик!
        - И я рад тебя видеть, старый хрыч.
        - Я старый? - возмутился сорокалетний Клоун. - На себя посмотри.
        - Смотрю! Каждый день смотрю в зеркало, и мне нравится то, что я вижу. - Везунчик пыхнул сигарой и широко улыбнулся. - Завидуете?
        Директора-наблюдатели ответили сдержанными смешками.
        - А может, оставим его менеджером среднего звена? - предложил Клоун. - Пусть поработает на побегушках, пока не повзрослеет.
        - Долго придется ждать, - буркнул Патриарх.
        - Что верно, то верно, - хмыкнул Мельник.
        - Я и так на побегушках, - с притворной грустью вздохнул Арбедалочик. - Но ничего, подождите: совершу пару подвигов, стану любимцем толпы, вознесусь над согражданами, и вы волей-неволей назначите меня директором-наблюдателем. Наглядно продемонстрируем сбывшуюся Большую Галанитскую Мечту.
        - Насчет подвигов можно подробнее? - поинтересовался Заноза. - Я слышал, ты только что завалил проект «Кардония»?
        - Мы потеряли армию! - рявкнул Мельник. - Огромные деньги, между прочим.
        - Только аэропланы и десант, - отмахнулся Везунчик. - Основное туземное воинство уцелело.
        - Авианосцы едва успели спастись!
        - Все идет в строгом соответствии с планом.
        - То есть мы хотели, чтобы Ушер захватил планету и оставил нас в дураках? - удивился Поэт.
        - Нет, мы хотели Кардонию, и мы ее получим. Собственно, мы уже ее получили.
        - Каким образом?
        - Мы проиграли!
        - Ты проиграл!
        - Кто назвал его Везунчиком?
        - На Кардонии началась война!
        И тут Патриарх улыбнулся. Поскольку знал, что ответит Абедалоф:
        - Война, мой старый друг, меняет все, - веско произнес Везунчик. - Абсолютно все.

* * *
        Она опять первая. Она всегда первая: на Валемане, а теперь здесь, на Приоте. Везде, где льется кровь, она первая. То ли потому, что Дагомаро, то ли везет.
        Флот движется к спящему Унигарту, первые корабли и суда с десантом едва появились на горизонте, а она уже ведет армаду паровингов на приотский лагерь, названный разведчиками «Грозовой лес 2». Армаду на армаду.
        - Внимание всем! Готовность четыре минуты! Командирам первого отряда доложить!
        - Первая эскадрилья готова!
        - Вторая эскадрилья…
        Ушерцы заходили с востока, со стороны встающего над Приотой солнца. Заходили двумя отрядами: в первом - бомбардировщики, будут работать по наземным целям; во втором
        - истребители, которые займутся цеппелями и аэропланами. Две огромные волны - почти все паровинги Ушера - надвигались на «Грозовой лес 2», и Кире выпала честь командовать атакой.
        Или избиением.
        Приотцы наверняка уже объявили тревогу. Мечутся цепари в висящих над лагерем дирижаблях, готовятся ударить из пушек, из пулеметов… На земле тоже суета: пилоты пытаются взлететь, ничего не понимающие солдаты носятся среди палаток - что могут десантники, если их не успели сбросить на противника? Ничего.
        - К бою! - командует Кира.
        Закусывает губу, но не отворачивается. Заставляет себя смотреть на то, как летят к земле первые бомбы.
        За Ушер! За нашу свободу!

* * *
        Дом окружили лингийские егеря - тридцать человек в полной выкладке, абордажная команда с «Дер Каттера». А чтобы не возникло проблем с полицией или военными патрулями, лингийцев сопровождал ушерский офицер. Бородатый десантник в черном, очевидно робеющий высочайших персон. Он остался в начале квартала, у доставившего егерей грузовика, а вот длинная «Колетта Витарди» подъехала к самым воротам виллы.
        - Мои люди могут помочь, - негромко предложил Тиурмачин.
        Десять телохранителей старого эрсийца окружили лимузин, с подозрением оглядывая ограждения богатых домов. Смотрелись телохранители серьезно, среди них даже бамбальеро были, однако адиген отказался:
        - Нет необходимости, Гектор.
        - Понимаю.
        Валентин распахнул дверцу, помог Помпилио спуститься на землю и сопроводил опирающегося на трость адигена к калитке.
        - Жди здесь.
        - Да, мессер, - вздохнул камердинер, подавая хозяину «Улыбчивого Ре».
        Вздохнул не от беспокойства - Теодор знал, чем закончится визит дер Даген Тура на занятую террористами виллу, вздохнул, потому что настроение у Валентина было таким же скорбным, как и у адигена.
        А Помпилио уверенно ступил во двор.
        И сразу же выстрелил, на мгновение опередив вскинувшего винтовку террориста. Следующий шаг и следующий выстрел. И снова в цель. «Улыбчивый Ре» был снаряжен пробивными «тигриными когтями», и даже толстая дубовая дверь не являлась для них преградой. А для анархиста - укрытием.
        Выстрел.
        Бамбадао засек движение в окошке второго этажа и среагировал, и услышал едва различимый предсмертный вскрик.
        Бабарский докладывал, что в доме собрались четверо анархистов. Когда адиген, хромая, вошел в гостиную первого этажа, из них, по его расчетам, должен был остаться один. И шорох на кухне, примыкавшей к гостиной, показал, где он.
        - Не пытайся бежать через сад, тебя поймают, - громко произнес Помпилио. - Дом окружен, так что иди сюда, не трать время. - Он уселся на скрипнувший стул, положил бамбаду на стол, вытер шею и голову кружевным платком и, не поднимая глаз, поинтересовался: - Знаешь, кто я?
        Ему не требовалось смотреть на появившегося в гостиной террориста, чтобы видеть его. По едва слышному скрипу половиц, по дыханию и запаху бамбадао знал, где именно стоит Шо, мог оценить его комплекцию и позу.
        - Да, знаю. - Сапожник напряженно посмотрел на адигена. - Я не боюсь.
        - Повтори эту фразу еще пять раз, - предложил дер Даген Тур. - Возможно, тогда у тебя перестанут дрожать руки.
        В одной из них, правой, Шо держал пистолет со взведенным курком. Оружие адигена покоилось на столе, однако Сапожник на самом деле знал, кто к нему явился, и не собирался состязаться с бамбадао в скорости.
        - Похоже, мне придется вам довериться. - Шо осторожно положил пистолет рядом с бамбадой. - Я готов рассказать…
        - Ты расскажешь, - подтвердил дер Даген Тур, складывая руки на трости.
        - Но вы должны пообещать мне жизнь.
        - Ты убил женщину, которую я любил. А значит, сегодня ты умрешь.
        Договора не будет.
        Сапожник дернул головой и, собрав в кулак всю свою волю, сумел твердо сказать:
        - Я не убивал.
        И услышал мрачное:
        - Не важно. Я принял решение убить всех, кто так или иначе причастен к смерти Лилиан. И я убью вас всех. Найду и убью. Ваши смерти не принесут мне покоя и ничего не исправят, но я принял решение, и оно не изменится.
        - В таком случае, я помолчу.
        - Не получится, - качнул головой Помпилио. - Или ты будешь говорить, или кричать. Сначала кричать от боли, потом говорить о том, что меня интересует.
        И Шо настороженно посмотрел на вошедшего в комнату мужчину. Высокого мужчину в длинном темно-сером сюртуке.
        - Мой старый друг маршал Тиурмачин всегда путешествует в сопровождении большой свиты, - ровно продолжил дер Даген Тур. - В ней есть телохранители, секретари, наложницы, повара и палач. Как говорится, мало ли что может приключиться в дороге? Я одолжил палача на сегодняшний вечер. - Пауза. - Ты все расскажешь.
        Слухи о том, как пытали на Эрси, ходили по всему Герметикону, достаточно сказать, что правящую хунту даже лингийцы называли Кровавой, а потому следующий взгляд Сапожника был полон страха:
        - Я… Ты правда эрсиец?
        Вместо ответа высокий мужчина раскрыл саквояж, продемонстрировав прячущиеся в нем инструменты.
        Шо в ужасе повернулся к Помпилио:
        - Что будет, если я все расскажу?
        - Никаких мучений, - пообещал адиген.
        - Что вас интересует?
        - Расскажи об Огнеделе, - угрюмо приказал дер Даген Тур.
        И целый час внимательно слушал, лишь изредка разбавляя вопросами рассказ террориста. А когда услышал достаточно - поднялся, кивнул палачу и тяжелой поступью вышел во двор. Под звезды. Под знакомые звезды Герметикона. Под яркие и отстраненные звезды, окутанные той же пустотой, что царила в душе Помпилио.
        Пустотой, в которой таились страшные Знаки.
        Выстрел. Глухой хлопок из гостиной. Первая кровь.
        - Мне жаль, - прошелестел Тиурмачин отголоском пистолетного щелчка.
        Старый маршал знал, что есть мгновения, когда рядом обязательно должен быть друг. Обязательно.
        - Мне кажется, я умер, - тихо произнес Помпилио.
        - Ты справишься.
        - В последнее время я слишком часто слышу эту фразу.
        - Прости…
        - За что? Почему прощать? - Помпилио поднес к глазам «Улыбчивого Ре». Верного. Беспощадного. Бывшего рядом в самые трудные дни. Что толку в беспощадном друге, если все плохое уже случилось? Дер Даген Тур сунул бамбаду за пояс. - Помнишь, мы говорили об «эрсийской рулетке»? О том, что играем в нее: ты, я, Лилиан, Кира, Винчер, Арбедалочик - все. Помнишь?
        - Помню, - подтвердил маршал.
        - А ведь каждому из нас досталась пуля, Гектор, каждому - все каморы оказались снаряжены, и мы по очереди выстрелили в себя. Каждый - в себя, никто не остался в стороне.
        И столько отчаяния прозвучало в голосе Помпилио, что Тиурмачин не нашелся с ответом. Знал, что молчать нельзя, но не смог подобрать слов старый лис.
        - Я бы все отдал, чтобы Кардонии не существовало, - глухо закончил Помпилио, снимая с шеи цепочку с золотым медальоном. - Но она есть, она была, она случилась… Случилось то, что случилось, и мне остается надеяться… - Он закрыл глаза и поцеловал изображение Праведника. - Я надеюсь, Добрый Маркус простит мне то, что я сделаю. Ужаснется, но простит.
        Примечание
        alh.d. - сокращение от доктор алхимии. Аналогично: alh. b. - бакалавр алхимии, alh. m. - магистр алхимии.
        as.d. - сокращение от доктор астрологии. Аналогично: as.b. - бакалавр астрологии, as. m. - магистр астрологии.
        АДИР (адира) - почтительное обращение к адигенам.
        АДИГЕНЫ (адиген, адигена) - высшая знать Герметикона. Считается, что родословные адигенов восходят к Первым Царям Ожерелья, и это делает их не просто знатного, а царского рода и ставит выше любого другого человека. Во всех мирах Ожерелья (за исключением Галаны) адигены обладают верховной властью, являются крупнейшими землевладельцами, а также контролируют самые мощные промышленные и финансовые корпорации.
        АЛХИМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСУМ - полное собрание стандартных алхимических опытов и техник. В настоящее время состоит из двадцати томов (десять томов Живого Кодекса и десять томов Неживого Кодекса) и шести томов официальных дополнений.
        АСТРЕЛИЙ - необычайно твердый и тяжелый металл, обладающий рядом загадочных свойств. Использование астрелия лежит в основе межзвездных переходов: из него изготавливаются астринги и Сферы Шкуровича, а раньше - Вечные Дыры. Обработка астрелия, а также способ его добычи являются одними из наиболее охраняемых тайн Герметикона. Согласно легенде, в Изначальный мир астрелий попал в огромном метеорите, который раскопали алхимики. Именно поэтому на девятой планете Ожерелья экспансия остановилась - астрелий закончился. Откуда его сейчас берет Герметикон - неизвестно, однако недостатка в этом редчайшем металле Герметикон не испытывает.
        АСТРИНГ - разработанная в Герметиконе машина межзвездных переходов. Астринги выполняются из астрелия и предназначены для установки на цеппели. Принцип действия астринга является одной из наиболее охраняемых тайн Герметикона. Известно только, что проявлять свои необычайные свойства астрелий начинает под воздействием Философского Кристалла.
        АТАНОР - алхимическая печь.
        АЭ - класс специализированных цеппелей, которые используются исключительно в Астрологических экспедициях.
        БАМБАДА - официальное название оружия бамбальеро. Бамбады отличаются высочайшим качеством изготовления, надежностью и точностью. Как правило, богато украшены. Бамбады изготавливаются только мастерами, получившими лицензию Химмельсгартна, и в подавляющем большинстве случаев - по индивидуальному заказу.
        БАМБАДАО - высшая степень посвящения в Хоэкунс. Воин, познавший все секреты Высокого искусства достижения цели.
        БАМБАДИР - средняя степень посвящения в Хоэкунс.
        БАМБАЛЬЕРО - обобщающее название посвященных в Хоэкунс.
        БАМБИНИ - низшая степень посвящения в Хоэкунс.
        БЕДОВКА (сленг.) - крепкий алкогольный напиток.
        БЕЛЫЙ МОР - не поддающаяся лечению болезнь, от которой в свое время погибла примерно половина населения Ожерелья. В организмах тех, кто переболел Белым Мором, но выжил, произошли необратимые изменения, таких людей называют «спорки».
        БИСЕР - обобщающее обозначение планет, колонизированных людьми после освоения Ожерелья. Различают Северный и Южный Бисер, деление на которые проходит по условной плоскости Ожерелья.
        ВЕЧНЫЕ ДЫРЫ - первые межзвездные переходы, разработанные, согласно легенде, под руководством Гермеса Трисмегиста. Вечные Дыры были стационарными устройствами, обеспечивающими создание переходов на неимоверно большие по нынешним меркам расстояния (в двадцать раз превосходили дальность действия астрингов) и позволяли держать переходы открытыми в течение больших промежутков времени. Все Вечные Дыры были разрушены во время восстания адигенов против Инезирской династии. В настоящее время секрет строительства Вечных Дыр считается утерянным.
        ВИЖИЛАН - класс боевых цеппелей, сторожевой корабль. По сути - артиллерийская платформа, с орудиями 86-, 100- или 120-мм. Обладают невысокой (до 40 лиг в час) скоростью и небольшим запасом хода.
        ВИХЕЛЬ - многолетняя трава семейства аургундновых, обладающая слабым наркотическим действием. Запрещена на многих планетах Герметикона.
        ГАТТАС - 12,7-мм шестиствольный пулемет с электрическим приводом, разработанный магистром Павлом Гатовым. Прицельная дальность - 800 м, убойная дальность -
1500 м. Темп стрельбы - до 4000 выстрелов/мин.
        ГЕРМЕНОМИКОН - Свод законов Гермеса. Легендарная книга алхимиков, авторство которой приписывают Гермесу Трисмегисту. Существует ли она в действительности - неизвестно, однако считается, что она хранится в Герметиконе.
        ГЕРМЕТИКОН - некорректная, упрощенная, но получившая широкое распространение и официальный статус форма слова «Герменомикон».
        В настоящее время слово «Герметикон» используется в следующих значениях:

1. Самая известная алхимическая школа, обладающая рядом собственных университетов и научных центров.

2. Название планеты (и государства), на которой расположена алхимическая школа Герметикон.

3. Вся освоенная человечеством Вселенная.
        ГОГЛЫ - круглые, плотно прилегающие к лицу очки со специализированными для различных работ (как правило, сменными) линзами. Гоглы активно используются представителями различных профессий, но в первую очередь астрологами и алхимиками.
        ДАР - единственный и высший адигенский титул. Вождь, обладающий всей полнотой власти на территории дарства. Считается, что первые дары были выбраны Первыми Царями, а потому их власть священна. Право на власть передается по наследству, в случае отсутствия наследника проходят выборы среди адигенов дарства. Закон гласит, что каждый новый мир адигены обязаны делить на дарства, избирать даров и формировать из них Палату. Границы дарств, согласно закону, неизменны, также запрещено владеть двумя или большим количеством дарств одновременно.
        ДОБРЫЕ ПРАВЕДНИКИ - согласно учению Олгеменической церкви, первые правители миров Ожерелья, Божьи посланники, научившие людей жить в их новой Вселенной. После ста лет правления Добрые Праведники были призваны Богом, уступили власть Первым Царям и превратились в небесных покровителей своих миров.
        ДОМИНАТОР - класс боевых цеппелей, тяжелый крейсер. Главное вооружение - четыре
100- или 120-мм орудийные установки. Также доминаторы несут 36-мм автоматические пушки, крупнокалиберные пулеметы и запас бомб. Скорость - до 60 лиг в час. Запас хода - до 15 000 лиг.
        ЖЕЗАРСКИЙ СПЛАВ - очень дорогой, но при этом особо прочный алхимический сплав, предназначенный для изготовления оружия. Использование жезарского сплава позволяет применять особо мощные алхимические боеприпасы.
        ЖЛУН КАРДОНИЙСКИЙ - драконоид семейства вельфовых. Хищник. Ареал обитания - Банирский океан.
        ЗНАКИ ПУСТОТЫ - наблюдаемые в Пустоте явления неизвестной природы. Различают Малые Знаки, оказывающие психологическое воздействие на людей («старый друг», «обещание рая» и др.) и Большие Знаки («сучий всполох», «рогатый клещ» и др.), которые атакуют непосредственно цеппель, действуя как природное явление (шторм, ураган, торнадо) или как хищное животное колоссальных размеров. В настоящее время защиты от Знаков Пустоты не существует.
        ИЛЬСКИЙ СПЛАВ («металл цеппелей») - прочный, но необычайно легкий алхимический сплав, активно применяющийся при строительстве цеппелей.
        ИМПАКТО - класс боевых цеппелей, легкий крейсер. Главное вооружение - четыре 86-мм орудийные установки. Также импакто несут 36-мм автоматические пушки, крупнокалиберные пулеметы и запас бомб. Скорость - до 70 лиг в час. Запас хода - до 20 000 лиг.
        ИР - класс цеппелей, исследовательский рейдер. Астрологические суда, строящиеся на базе импакто. Располагает отлично оснащенными алхимической и астрологической лабораториями, а также оборудованием для исследования и картографирования поверхности планет и звездного неба. Стандартное вооружение: две 36-мм автоматические пушки, пять 12,7-мм пулеметов. Скорость - до 90 лиг в час. Запас хода - до 30 000 лиг.
        КАМИОН - класс цеппелей, грузовое судно. Грузоподъемность (в зависимости от типа) до 400 тонн. Скорость - до 50 лиг в час. Запас хода - до 15 000 лиг.
        КОНСЕРВЫ (сленг.) - очки характерной формы, которые цепари и летчики используют для защиты от ветра.
        КОРОЛЕВСКИЙ УКСУС - мощный алхимический растворитель, смесь нескольких кислот, единственная субстанция, способная растворить Философский Кристалл. Необычайно опасен, хранение и перевозка осуществляются в сосудах из особого стекла.
        КУЗЕЛЬ (кузельный двигатель) - паротурбинный двигатель, основа транспортной системы Герметикона. Необходимое для работы тепло кузель получает растворением Философского Кристалла в королевском уксусе, в дальнейшем энергия пара преобразуется либо в механическую, либо в электрическую.
        КУЗЕЛЬ Рене - изобретатель получившего его имя паротурбинного двигателя.
        ЛАНДАНГ - класс боевых цеппелей, десантный корабль. Строится на базе камиона, однако вместо грузовой платформы используется специально разработанная гондола для размещения десанта. Стандартное вооружение: пять 12,7-мм пулеметов. Скорость - до
50 лиг в час. Запас хода - до 15 000 лиг.
        ЛИГА - мера расстояния - 2000 метров. Первоначально человечество использовало меньшую меру - километр (1000 метров), а понятие «лига» использовалось исключительно в воздухоплавании. Однако постепенно, по мере распространения цеппелей, лига стала официальной мерой во всех мирах Герметикона.
        ЛИНГИЙСКИЙ СОЮЗ - политико-экономическое объединение семи миров во главе с Лингой. Одна из наиболее мощных коалиций Герметикона, оказывающая огромное влияние на жизнь всего человечества.
        МАРТУ - 36-мм автоматическая пушка, штатное вооружение боевых цеппелей и цеппелей класса ИР. Дальность выстрела - 3500 м, питание - обоймы по 8 снарядов, расчет - 2 человека.
        МЕСВАР - традиционное адигенское одеяние, он же - парадная форма некоторых армий. Месвар представляет собой длинный камзол характерной формы, детали кроя которого определяются его предназначением (повседневный, парадный, боевой).
        МЕССЕР - почтительное обращение к дару, его сыновьям и родным братьям.
        МЫР ЭРХАНСКИЙ - люпениум семейства генрд. Один из самых опасных хищников Герметикона. Ареал обитания: вся Эрхана. Обладает гипнотическими способностями, появившимися, согласно некоторым теориям, под действием Белого Мора.
        НЕРД (нерды) - последователи учения Иеробота, ставшего основой религиозного анархизма.
        ОЖЕРЕЛЬЕ - обобщающее название девяти первых колонизированных людьми миров. Тинигерия, Каата, Линга, Андана, Галана, Верзи, Старлип, Гермина и Бадория. Связь с тремя из них (Старлип, Гермина и Бадория) утеряна во время Эпохи Белого Мора, и что на них происходит сейчас - неизвестно. Миры Ожерелья являются наиболее густонаселенными и наиболее развитыми планетами Герметикона и проводят активную внешнюю политику. Каждый мир Ожерелья является центром собственной коалиции миров, самой известной и мощной из которых является Лингийский союз.
        ОЛГЕМЕНИЗМ (Олгеменическая Церковь) - самая древняя и самая массовая религия Герметикона, зародившаяся еще в Изначальную Эпоху. Главная книга Олгеменизма -
«Три Правды» - включает в себя следующие части: «Первое Царство», «Деяния Добрых Праведников» и «Пришествие Доброй Дочери». Олгеменизм является официальной религией Ожерелья (кроме Галаны), всех миров, где правят адигены, и большинства планет Бисера.
        ОЛГЕМЕН (олгемена, олгемены) - последователь Олгеменизма.
        ОМУТ (сленг.) - общее обозначение криминального мира Герметикона.
        ПАРОВИНГ - самолет (в большинстве случаев - гидросамолет), основной силовой установкой которого является кузель, вследствие чего паровинги обладают внушительными размерами.
        ПАССЕР - класс цеппелей, пассажирское судно. Вместимость (в зависимости от модели) - до 500 пассажиров. Скорость - до 60 лиг в час. Запас хода - до 15 000 лиг.
        ПЕРВЫЕ ЦАРИ - легендарные правители миров Ожерелья, пришедшие на смену Добрым Праведникам. Согласно учению Олгеменической церкви, Первые Цари правили людьми сто лет после Праведников, после чего передали власть адигенам.
        ПРИШПА ХАМОКСКАЯ - брынский ящер семейства флу. Хищник. Ареал обитания: вся Хамока, за исключением полярных широт. Очень опасен.
        ПУСТОТА - официальное название пространства между мирами. О том, что Пустота существует, обладает какими-то свойствами и наполнена Знаками, люди узнали лишь в Эту Эпоху, когда на смену Вечным Дырам пришли астринги. Исследования Пустоты практически не ведутся.
        РУНДЕР - тип цеппелей, имеющих форму тора.
        СВУЯ - растение семейства пиктовых. Из его высушенных и подвергнутых особой переработке листьев изготавливают нюхательный порошок, обладающий слабым наркотическим действием.
        СПОРКИ (множ. ч. - спорки) - люди, организмы которых изменились под действием, Белого Мора, выжившие потомки зараженных, изгнанных из Ожерелья в резервационные миры. Свойства, приобретенные спорки в результате мутаций, настолько разнообразны, что некоторые даже приписывают им сверхъестественные способности. Это утверждение далеко от истины, однако среди спорки встречаются сильные гипноты.
        СТЕРЧ ИГУАСКИЙ - самый известный хвин семейства камитовых. Ареал обитания: юго-запад Игуасы.
        СФЕРА ШКУРОВИЧА - межзвездный маяк, на который наводят цеппели корабельные астрологи. Представляет собой тридцатиметровую сферу из астрелия, вокруг которой расположены три спиральных кольца. О внутреннем содержимом Сферы известно только то, что там установлен Философский Кристалл соответствующих размеров. Секрет производства Сфер Шкуровича является одной из тайн Герметикона; известно лишь, что их работа (так же, как и работа астринга) основана на прямом взаимодействии астрелия и Философского Кристалла. Астрологический флот бесплатно устанавливает Сферы на все вновь открываемые миры, обслуживания она не требует, однако перезарядку Философского Кристалла (приблизительно через сто лет эксплуатации) оплачивает правительство мира.
        ТАЛЬНЕК (тальнека, тальнеки) - воины спорки, прошедшие обучение гипнотическому воздействию на противника.
        ТОЧКА ПЕРЕХОДА - рассчитанное астрологами место (и время) совершения межзвездного перехода.
        УНИВЕРСАЛ - единый язык Герметикона. Очень сложный, со множеством правил, исключений и непростой структурой. Был выбран в качестве всеобщего именно из-за сложности.
        ФИЛОСОФСКИЙ КРИСТАЛЛ - искусственный минерал, секрет выращивания которого является одной из наиболее охраняемых тайн Герметикона. Философский Кристалл - краеугольный камень энергетики Герметикона. При растворении в королевском уксусе он выделяет огромное количество тепла, что используется в работе кузеля. При взаимодействии с астрелием заставляет металл проявлять свои уникальные свойства и создавать межзвездные переходы.
        ХИММЕЛЬСГАРТН - планета, на которую, по договоренности с Эдуардом I, ушли бамбальеро. В настоящее время Химмельсгартн является центром Хоэкунса, именно на нем расположены все школы Высокого искусства достижения цели.
        ХОЭКУНС (Высокое искусство достижения цели) - разработанное адигенами боевое искусство владения огнестрельным оружием.
        ЦАПА (сленг.) - утепленная кожаная куртка, входящая в штатное обмундирование цепарей боевого и гражданского флотов.
        ЦЕПАРЬ (сленг.) - профессиональный воздухоплаватель.
        ЦЕПОВОД (сленг.) - капитан цеппеля.
        ЦЕППЕЛЬ - дирижабль, на котором установлен астринг. То есть дирижабль, предназначенный для путешествий между мирами. Делятся на боевые, гражданские и астрологические. По сравнению с обычными дирижаблями отличаются лучшей герметизацией гондолы и большим запасом прочности.
        ЦЕХИН (Герметиконский цехин) - официальная денежная единица Герметикона и Лингийского союза. При общем весе в 12 граммов содержит 10 граммов чистого золота. Считается самой надежной валютой Герметикона, принимается во всех мирах.
        ЧИРИТИЗМ (Чиритская Церковь, Галанитская Церковь) - отколовшееся от Олгеменизма в Эпоху Белого Мора (по мнению олгеменов - еретическое) религиозное течение. Чиритизм отрицает некоторые основополагающие догмы Олгеменизма, но главное его отличие заключается в введении понятия кары господней, отсутствующего в ортодоксальном Олгеменизме. Кроме того, чириты отрицают факт пришествия Доброй Дочери и, соответственно, не признают третью книгу Олгеменизма. Третья книга Чиритизма называется «Правда Божественного Света».
        ЧИРИТ (чирита) - последователь Чиритизма, второй по массовости церкви Герметикона.
        ШУРХАКЕН - 12,7-мм пулемет, штатное вооружение цеппелей. Прицельная дальность -
1800 м. Темп стрельбы - до 600 выстрелов/мин.
        ЭФФЕТА - 86-мм, 100-мм и 120-мм пушка, штатное вооружение боевых цеппелей классов вижилан, импакто и доминатор. Дальность выстрела - до 5000 м.
        ЯМАУДА - люди, обладающие врожденным иммунитетом к воздействию Пустоты и Знаков Пустоты. Из ямауда выходят отличные цепари, однако они неспособны смотреть сквозь Пустоту, то есть не могут быть астрологами.
        notes
        Примечания

1
        В действительности паровингеры использовали для выражения эмоций иные восклицания, замененные в книге по соображениям нравственности.