Дипломная работа Василий Сергеевич Панфилов
        Россия, которую мы… #7
        Приключения на суше и на море, в Африке и везде, где только понадобится ГГ и автору!
        Содержание
        Василий Панфилов
        Дипломная работа
        Пролог
        - Это решительно невыносимо! - энергически сказала Анна Ивановна, рваными движениями обмахиваясь веером. Полное её лицо, со следами былой привлекательности, преисполнено страдальческим негодованием, а округлые подбородки желейно подрагивают при каждом слове.
        - Этот… - она поджала куриной гузкой крашеные кармином подвядшие губы, явственно и очень выразительно сдержав крепкое словцо, - анфан террибль, персонаж дурно пахнущего анекдота, стал настоящей занозой!
        Голядева снова поджала губы и этак повела полными, несколько даже заплывшими плечами, что все присутствующие без лишних слов поняли, что заноза эта торчит в филейной части Российской Империи… пусть даже и метафорически!
        - Полно, душенька… - нервно прервала её владелица дома, не желая обсуждать человека, ставшего в Российской Империи притчей во языцех и одновременно - персоной нон-грата для людей, блюдущих политическую девственность. Сухое, несколько щучье лицо немолодой хозяйки салона покраснело и пошло белыми пятнами, выдавая решительное нежелание к продолжению разговора.
        Одна из немногих, она сохранила, некоторым образом, нейтралитет салона, оставшись крохотным островком, на котором могли встречаться люди взглядов, равно охранительских и либеральных. Однако же несносная Анна Ивановна, презрев законы гостеприимства, решительно не унималась, зарабатывая себе политический капитал, а хозяйке салона непреходящую головную боль.
        - Мальчишка… - выплюнула Голядева, и на краснеющем лице её начали проступать капельки пота сквозь крупные поры, - пащенок помоечный! Ну кто в здравом уме поверит, что этот… этот…
        Веер закрылся с лёгким стуком, и снова - энергические взмахи, разгоняющие прохладный майский ветерок, залетающий в окна московского особняка. В просторной гостиной… нет, не весь свет Москвы, но люди, некоторым образом влиятельные, и даже причастные… да-с! В чинах, с орденами, при уважении…
        … и какая-то Голядева!
        Поджав губы, хозяйка салона пообещала себе никогда больше…
        … но вечер решительно испорчен. Разговоры стремительным образом политизировались, и гости, хотя и соблюдая некоторым образом разумную осторожность, показывали свою причастность к тому или иному лагерю.
        А всего-то - несколько случайных слов и одна несдержанная особа!
        - Дамы, господа! - натужно улыбаясь, хозяйка салона попыталась перехватить инициативу, - А давайте поиграем в фанты!
        Нехотя, но спорщики вспомнили-таки об этикете, и обсуждение прервалось, но нет-нет, а мелькало на грани слышимости…
        - … мужицкое государство, Феб Ильич… абсурд! Как есть абсурд!
        - … но кто-то ведь за ним стоит?
        Вечер шёл своим чередом, но в веселье собравшихся чувствовалась некоторая натуга. Былые…
        … пусть даже не приятели, но люди светские, мастерски избегающие лишней политики, на миг сбросили маски, обнажив самое сокровенное, и чувствуя себя потому…
        … решительно неловко.
        Неловкость эта, с тонким запахом подгорающего на костре таза с вареньем, пропитывала потихонечку просторную гостиную, окутывая собравшихся сладковатым дымком и принося понимание…
        … так, как раньше, уже не будет. Былая непринуждённость ушла прошлое, как далёкие дни беззаботного детства, о котором вспоминается хотя и ностальгически, но и с оттенком неловкости. Прошлое не вернуть…

* * *
        Едва май перевалил за половину, походным маршем потянулись в Красное Село кавалерийские полки. Горела на солнце начищенная медь, играли трубачи, и обыватели, щурясь, провожали глазами молодцеватых вояк.
        - Экие молодцы! - крякали деды, а молодки стыдливо опускали глаза, встречаясь с охальными взглядами бравых вояк…
        … так было раньше. В 1901 году на гвардию часто смотрели иначе, хмуро и неприветливо, а иногда и…
        … будто через прицел.
        Сделав привал возле Ульяновки, конная гвардия поселилась вдоль высокого берега Дудергофки, в районе Павловской слободы, поближе к Петербургу. Несколько дней на обустройство, и на Военном поле начались традиционные учения.
        Тысячи, а иногда и десятки тысяч солдат одновременно, конных и пеших, совершали на поле сложные перестроения под неизменную музыку полковых оркестров. Порой полки сближались, и звуки полковых маршей, смешиваясь, давали ужасную какафонию, никого, впрочем, не смущающую.
        Бесконечные марши, парады, вытягивающиеся в бесконечную нить шеренги войск, и геометрически правильные построения.
        Движения, доведённые до полного автоматизма, с самыми пристальным и пристрастным вниманием к внешней стороне военного дела.
        Десятилетиями отрабатываются одни и те же перестроения, эволюции и атаки. Считается, что это развивает у офицеров дисциплину, внимание и глазомер, а инициатива и самостоятельность должна проявляться только после соответствующего о том приказа.
        Тренировки в стрельбе как из артиллерийских орудий, так и стрелкового оружия, проходят отдельно и столь же формально. Пехоты стреляет залпами, и более всего ценятся не меткие попадания, а единовременность. Конная артиллерия лихо выезжает на передний край, на виду у назначенного «неприятеля», становясь не просто на открытые позиции, но и на гребни пригорков.
        В завершении военной учёбы провели большие корпусные маневры с участием всей гвардейской кавалерии. Покинув Красносельский лагерь с наивозможно бравым видом, гвардия, согласно легенде, отправилась отражать нападение гипотетического неприятеля со стороны Нарвы.
        За корпусными маневрами последовал смотр, затем итоговый маневр на Военном поле, а после кавалерийские полки прошлись галопом по полю, преодолевая специально выстроенные препятствия.
        Гвоздь парада - атака кавалерии. По приказу императора, конвойные трубачи сыграли сигнал «карьер», и вся бывшая на поле конница, возглавляемая Великим Князем Николаем Николаевичем, галопом понеслась на Николая Второго и Вильгельма. Картина жуткая и величественная…
        Остановившись в нескольких шагах от императоров, Николай Николаевич скомандовал «Стой! Рав-няйсь!»
        … и вся масса конницы остановилась в один миг.
        … Николай Николаевич пил одну рюмку за другой, не пьянея и только темнея лицом да страшно скрежеща зубами.
        Б-дзынь! Разлетелась рюмка хрустальной шрапнелью, а невозмутимый служитель офицерского собрания Преображенского полка и глазом не моргнул, новую на серебряном подносе протягивает. Запотевшую, налитую аккурат в плепорцию…
        … и снова… Б-дзынь! И рука в кулак сжимается - добела, до хруста костей, будто смыкаясь на вражьем горле!
        - Не хуже… - заходясь от ненависти, задохнулся словами Великий Князь, втянув воздух со всхлипом и невидящими глазами глядя в пустоту, - не хуже Первого Сарматского… только опыта не достаёт! Мы!
        - Кай-зер… - прошипел он змеёй и рванул воротник, наливаясь кровью…
        - … а ведь с этим надо что-то делать, господа, - мертвенным голосом сказал один из офицеров, - все эти мизерабли[1 - Мизерабль - так называют ничтожного и жалкого негодяя, который всем своим видом вызывает одновременно жалость и омерзение.], взлетевшие наверх посредством Нечистого, порочат саму…
        Запнувшись, он потерял мысль, да так и не нашёл. Однако же в гвардии с того дня глухой ропот на всё это мужичьё сменился невнятной пока, но злой и жестокой решимостью. Потому что…
        … ну в самом деле, господа! Невозможно терпеть!
        Глава 1
        Вынырнув, я ухватился левой рукой за просмоленный борт баркаса, проведя правой по волосам и лицу, стряхивая стекающую солёную влагу.
        - Да погодь, - отмахиваюсь от Саньки с его непрошенным помоганием, - ишшо поныряю. Так тока… передых небольшой.
        - Эк тебя разобрало, - хмыкнул брат, свешиваясь с развалистого низкого борта над морской зыбью и разглядывая ползающих по дну членистоногих тварей.
        Не отвечая ему, потянулся всем телом, и не отцепляясь от борта, вытянулся стрункой на поверхности воды. В голове нет никаких мыслей, даже и самых ленивых. Только безмятежный покой, счастье и смутные образы чего-то неведомого, но очень и очень хорошего. Отпуск!
        Вырвались из-под Парижа всего-то на несколько дней, и Божечки… какое же это счастье! Никто не дудит в уши, не требуется ничего срочно решать, думать, планировать, отвечать…
        Всё-таки рановато я на самые верха влез, ноша не для неокрепшего хребта! Но вышло как вышло, чего уж теперича…
        Прогнав ненужные мысли, снова ныряю и скольжу под водой, пока в груди не заканчивается воздух. А потом ещё и ещё… с неизбывным восторгом наблюдая за бытием жителей морского дна.
        - Ф-фу! - отфыркиваюсь, вынырнув в десятке сажен от баркаса, отдыхиваюсь малость и воплю пронзительно:
        - Айдайте в пятнашки!
        Короткая заминка, и Санька, скинув белую просоленную рубаху, шумно сиганул в воду, а за ним Том?, Илья с Адамусем и Корнелиус.
        И где тот мальчишка, что сцался от самой близости большой воды?! Скажешь кому, так не поверят даже и те, учильщики херовы! Вон, чисто дельфин голожопый, будто и родился на море, с жабрами притом. Этьен марселец, а и то… кракозябра инвалидная по сравнению с Санькой!
        Наплававшись до одури, нахлебавшись солёной воды чуть ли даже и не через задницу, влезли наконец на баркас, не обращая внимания на ухмылочки капитана. А и то! Обращать на каждого внимание, да объяснялки объяснять… языка и терпёжу не хватит!
        Отпуск у нас! Небось если бы сам провёл этак с полгодика, почахнув над бумагами, да с нашей ответственностью, так… а, да что там говорить! Пусть хоть обухмыляется, морда небритая.
        - Рубаху натяни, - забубнил Санька заботливо, тут же запутавшись в вороте, - не то облезешь, - я вот уже малость подгорел.
        - Агась… - накидываю просторную одёжку сильно навырост и растягиваюсь под полотном, натянутым над баркасом. В Марселе уже лето, несмотря на весну по календарю, а денёк… чудо!
        Водичка ещё не так, чтобы и вовсе уж тёплая, ну так нам, северянам, самое то! Не жарко ещё, ветра почти нет, и солнечные зайчики прыгают на морской зыби, играясь в классики.
        Том? сидит рядышком, с видом настолько самодовольным, что хочется сделать что-нибудь пакостное…
        … но лень. Да и пусть! Вытащил нас марселец в родной город, и пусть… пусть в первую голову для своих целей! С роднёй там повидаться, перед друзьями и недругами детскими похвастаться… что ж плохого-то?
        Я вот перерос гармошку да сапоги лаковые, ан нет-нет, да и мелькнёт иногда что-то этакое… смутное. Сам толком не понимаю, но вот ей-ей - жалко малясь, что так и не прошёлся!
        И вижу ведь, что куда как больше достиг… ан нет, не то! Школа, помощь землякам с переездом, это всё да, а вот сапог и гармошки, да вовремя - не было! Не то чтобы и грызёт, но чешется порой, н-да…
        Отлежавшись, без особой охоты надулись водой. Оно вроде как и не сильно хотца, но по Одессе знаю уже, что - надо! Удара солнечного, может и не будет, а тошнотики лёгкие - запросто.
        Потом прямо на судне ели молодой сыр со свежим хлебом и копчёной рыбой, да с лучком, чесночком и разбавленным вином прошлого урожая. Лепота!
        Разнежившись и набив брюхо до выпяченного барабана, я с сонной ленью смотрел, как Адамусь с Корнелиусом делят забортный ящик со стеклянным дном, наблюдая за морскими гадами. Стоим на мелководье, вода чистая, и так вот, когда не мешает рябь и солнечные блики, видно очень хорошо! Естествоиспытатели, ети…
        Том? наблюдал за ними снисходительно, ровно как они за гадами, и выбрав момент, когда Адамусь с Корнелиусом перестали наконец пхаться, вытащил дыхательный аппарат Флюсса[2 - В 1878 Генри Флюсс изобрёл первый удачный (сравнительно) подводный аппарат с замкнутой системой дыхания.] с видом доброго волшебника.
        - Ети… - выдохнул Адамусь восхищённо, разом ухватив суть как опытный механик и человек, помотавшийся по свету, - ну-ка…
        - Погодь! - осадил его Санька, - Руки! Руки, кому я сказал! дай человеку объяснить, куда поперёк лезешь!
        - А… ну да, - Ивашкевич, хмыкнув смущённо, даже убрал руки за спину, заалев ушами.
        Том?, как и полагается человеку, некоторым образом причастному к великому Племени Инженеров, подробно объяснил - что, как… и чего - ну ни в коем случае!
        - Ага, ага… - кивал Адамусь, сглатывая и косясь на нас с такой мольбой, что… да пусть его! Успеем ещё напробоваться.
        Несмотря на все свои хотения и порывы, литвин понимает за технику безопасности, плавая только возле баркаса и так, чтоб если вдруг что, так и сразу! Мы с не меньшим интересом наблюдаем за его лягушачьими дрыганьями, живо и со смухуёчками обсуждая оные. Даже и капитан, презрев свои фанаберии, устроился, как бы невзначай, на перекур с того самого - нужного борта, косясь одним глазом в воду.
        Наконец, покосившись нетерпеливо на вытащенные часы, Санька постучал по железному котлу, зачем-то опустив его край в море. Вид нарочито деловитый, то бишь человек не просто торопит, желая поиграть в свою очередь, а сугубо по делу и вообще… переживает! Ибо, а вдруг?
        - Ох ты ж Боже… - только и сказал Адамусь, будучи вытащенным на баркас, - там так…
        Он всё разводил руками и пучил глаза, пытаясь выразить невыразимое, но мы - поняли! Капитан, какой-то там очень дальний и непрямой родич Том?, и то весь задумался, пытаясь, наверное, переложить в заскорузлой голове пользу от этой игрушки сугубо для себя.
        Я, как и положено командиру в таком развлекательном деле, нырял самый последний. Слыша своё сиплое дыхание, скользил под водой, дыша невкусным воздухом, и как-то всё было…
        … неправильно.
        - Здорово! - не совсем искренне сказал Этьену, снимая маску, но в голове уже крутилось… всякое. Не знаю пока, как именно, но точно знаю - можно лучше!
        Не было единения со стихией, как в воздухе, и вообще - сильно не факт, что в прошлой жизни я как-то причащался моря и…
        - «Дайвинга».
        Ага, его самого! Но всё равно, в голове начало вертеться изобретательство. Видимость плохая, и вообще…
        … как то интересно это совмещается - морская авиация, которой пока нет, с аппаратами для подводного дыхания, которые как бы тоже… Хм, не знаю пока, как именно, но на всякий случай…
        … сделаю вид совершенно незаинтересованный! Вот чует моя чуйка, что здесь должна быть секретность больше меня самого!
        Вечером, сидя под навесом, болтали о всяком и никогда о работе, косясь одним глазом на рыбаков, взявшихся творить для нас настоящий марсельский буйабес. Тот-кто-внутри кивает одобрительно, видя костистую рыбку расскас, необходимую для навара, морских коньков, крылатку-зебру и прочие аутентичные компоненты, без обману!
        Пахнет всё сильней и вкусней… и вот уже один из рыбаков застучал по котлу, созывая на обед. Ели все вместе, не слишком соблюдая этикет, перешучиваясь и причавкивая. Как раньше… как когда-то в Одессе, с поправкой на колорит. Если не знать, что простых людей среди них…
        … нет.
        Вон тот босоногий сивоусый усач, подмигивающий и травящий сальные анекдоты - один из заместителей мэра, а упитанный крепыш «Папаша Жюно» - известный (но хрен докажете!) контрабандист. Но…
        … никаких разговоров о делах! Хоть так…

* * *
        - Не знаю, што и делать, - делился проблемами Матвеев, прибывший в Ле-Бурже сразу после нашего прилёта из Марселя, - хучь плачь! Оглоблей скоро офицерьё гонять буду, ей-ей!
        - Да вон… - коммандер мотнул головой, - хоть у Анатолия спроси! Уж на што человек выдержанный, а и то звереть начал.
        - Евграф Ильич несколько утрирует ситуацию, - блеснул пенсне Луначарский, - но ситуация и правда нездоровая. Право слово, какая-то дурная самодеятельная театральщина! Оторопь берёт иногда, настолько всё странно и…
        - Мстюны! - прикусив пустую трубку, рявкнул Матвеев, перебивая моего помощника, - А што?! Так и есть! Разобиделись вон… на всё, по их мнению плохое и етот… как там бишь?
        - Крестовый поход, - подсказал Толик.
        - А… он самый! - благодарно кивнул военный атташе, - Ходют и ходют…тьфу! И главное, ета… самодеятельность! Перемкнуло што-то в головёнках, набриолиненных на прямой пробор, так што я даже и просчитать не возьмусь, как и когда оно выстрелит.
        - Выстрелит, это не так уж и… - начал было я, прикидывая ситуацию.
        - Образно! - рявкнул коммандер, - Этих, с голубыми кровями, будто под хвостом наскипидарили! Глаза выпученные и вою много, а што, как, где…
        Матвеев раздражённо пожал плечами и крепче вцепился зубами в изрядно погрызенный мундштук.
        - Ага… - сказал я озадаченно, переглядываясь с Санькой, - То есть хоть стрельба, хоть провокация, а хоть бы… вообще что угодно?
        - Угу, - промычал коммандер.
        - Русские кантоны и иже с ними, как образ врага, - пояснил спокойно Анатолий, - это уже идеология. Ещё не государственная, но поощряемая властями. А Егор де-факто - Враг Номер Один.
        - Ебическая сила, - выдохнул Санька.
        - Эпическая? - вопросительно поправил Луначарский, не тая улыбку. Признавая таланты Чижа, он всё тщится сделать из него человека интеллигентного…
        … но это же Санька! Мне даже интересно, кто там кого в этой битве интеллигентской придури и деревенского невежества переборет. Брат не дурак, но иногда баранится просто потому шта!
        - Не… - мотанул головой брат, - ебическая!
        - Во-во! - кивнул коммандер, - Выдрать с корнем эту заразу, ликвидировав ково-то одново, хер выйдет!
        - А может… - Санька замер сусликом, не сразу отмерев, - не будем резать хвост по частям, а?!
        Видя наше непонимание, он зачастил:
        - Навстречу ударим! Егор, ты сам ведь говорил, что Париж в настоящее время исчерпал себе, а?! Если уж лезут сами, то может, сыграем мал-мала в поддавки, и прогнёмся там и тогда, где нам и надо?
        - Ага… - подскочив, я зашагал по кабинету, - то бишь играем в поддавки так, что меня как бы выпихивают из Парижа… или вообще в глушь?
        - В глушь, - закивал Матвеев, знакомый с моими планами и хотелками, - но формально! Как его… штобы все понимали, что если формально ты где-то што-то… то виноват и не ты, а эти… голубых кровей. Обидочка штоб у добрых французов осталась, на недобрых царёвых выкормышей. А к тебе - полное сочувствие и понимание.
        - А потянем? - интересуюсь у военного атташе.
        - Угум, - сжав трубку, он кивает болванчиком, - легко! Они же дуриком… не так, штобы агенты или што, а так… вавка в голове и высокие идеалы Самодержавия и крепостничества. Сколько их, белой кости, в Париже? Не одна тыща, так?
        - Поболее десяти, - отвечаю уверенно, - и это если совсем белой. С разночинцами так и за двадцать будет, мне кажется.
        - Неужто из этих тыщ нужных нам дуриков не подберём?! - вдохновляется моими словами коммандер.
        - Недооценка противника… - начал занудно Анатолий.
        - Оцениваем мы их как должно, - отмахнулся Матвеев, - не боись! Страховка с подстраховкой и планы на все случаи составим! Мы ж Егора не как живца, а как бы! Чем ждать и терпеть, подготовим несколько этих… сценариев, и по надобности и сыграем, а?!
        Глава 2
        - Акцентик… - вздохнул Санька, полужидкой медузой сползая с дивана и раскидываясь прямо на полу просторной гостиной в нашей парижской квартире, - вот же ж! Проще никак?
        - Не… - вздоху моему позавидует иная корова, - нам ведь не полемику надо в газетах разворачивать, а для особо мнительных зацепочки психологические выстроить. Такие типусы нужны, што сами себя накручивают, и в строчках газетных, даже и самых невинных, двойное дно норовят увидеть.
        - А может, ну его? - заныл брат, повернувшись набок и оперевшись на локоть, - Попроще никак?
        - Не тот случай, Сань, - пригорюнившись, отзываюсь с дивана, на котором устроился с ногами, - Ты ж знаешь, что я не сторонник излишне закрученных шахматных комбинаций в жизни…
        Брат явственно хмыкнул, но смолчал.
        - …но тут - надо! Мы ж хотим на лучших чувствах французов сыграть, а здесь тонко работать придётся.
        - А надо ли? - перебил меня Адамусь, подобравшись в огромном кресле, - Остроумные комбинации парижане любят!
        - Так-то да, - соглашаюсь с ним, поставив на подлокотник огромную кружку какао и смахивая крошки от печенья с губ, - но есть подвох! А ну как почувствуют себя одураченными и оскорблёнными? Тут же не сколько остроумие, сколько игра на лучших чувствах французов. И противник у нас тоже непростой.
        - Да уж, - уныло протянул Чиж, снова раскинувшись крестом на полу и глядя в высокий потолок с лепниной, - свора эта великокняжеская, да камарилья придворная! Париж чуть не пригородом Петербурга мнят!
        - А я о чём?! - дёргаю плечом, - Дворцы, дома, знакомства за десятки лет… понимать надо!
        - Так… - задумался Адамусь, - а если заметки из Африки зачастить в газеты? И там уже - акцентики!
        - На сословиях, а?! - филином заухал Илья, оторвавшись таскания конфет из вазы вперемешку с шумным сёрбаньем кофия, - Дескать, такой-то почтенный член Фолксраада сделал што-то там… не суть важно! С приписочкой, что он - бывший крестьянин из села Голозадово-Голодаевка, к примеру. А ныне… ну, бал даёт благотворительный. Можно даже и приврать чутка, ради красного словца!
        - Да и врать не придётся, - тихохонько засмеялся Санька, - потому как когда мужик устраивает посиделки для соседей, это просто посиделки. А если тот же мужик в миллионщики выбился, или в члены Фолксраада, то уже - приём!
        - Идея! - признал я, делая пометку и расписывая подробности, предлагаемые возбуждёнными парнями.
        - Улыбочки! - оттолкнувшись спиной, Санька вскочил на ноги и закружился в пируэте, награждая воздух размашистыми ударами пяток.
        - Противненькие! - остановившись, он отобрал у Ильи развёрнутую конфету, и сунув её за щеку, ткнул в меня пальцем, - Как ты умеешь!
        - Я?!
        - Могёшь, - весомо подтвердил Илья, снова зарывшись в вазу, где навалом лежало с десяток видов конфет.
        - Ты, ты! - закивал Адамусь, - Не замечал? На заводе улыбочек твоих пуще выговоров боятся! Ну-кась, представь, что ты того молодого, как его…
        - Жерома, - подсказал Санька, шурша фантиком наперегонки с Ильёй.
        - Во, его! - закивал Ивашкевич, - Да не мне! Перед зеркалом!
        Послушно встав перед трюмо, старательно представил, что стою перед молодым и самонадеянным парнем, и…
        - … в морду хочется сунуть, - констатирую удивлённо, - себе же, а?! Думаешь, стоит растиражировать?
        - Ещё как! - убеждённо отозвался брат, - Ты только представь, если нужному человеку, да в нужном месте! До мурашек пробирает! Если уже наскипдарены, то и сунутся к тебе со скандалом - на раз-два.
        - Так улыбаться надобно, штобы никто не видел, - педантично уточнил литвин, - помимо него, разумеется!
        - Ну, не знаю… - я потёр губы, будто снимая ухмылочку, - тут же, ети, талант нуж?н!
        - Гадостную такую, эт да, - засмеялся Военгский, - но если посольские и те, ково знают за наших людей, начнут улыбаться при встречах с ненашими? А! Здесь, кстати, анекдотцев можно серию пустить, попошлее, оно тогда улыбочка сама и будет лезть.
        - Есть такое… - чуть задумавшись, припоминаю папочку с мелкими гнусностями имперских посольских, лежащую у Матвеева. По мелочи: грехи содомские, выходки пьяные и такое всё… не поощряемое обществом, да попротивней чтоб. Ну и анекдотцами разбавить, да! С карикатурами.
        Не я нарушил наше негласное перемирие, и если власти Российской Империи не могут одёрнуть зарвавшихся подданных, а напротив, гласно и негласно поощряют к гадостям, то…
        … идей у меня много. Особенно почему-то к слову «Самодержец» похабщины весёлой много в голову лезет.
        - Через Жан-Жака можно подойти, - предложил брат, - тесть его… ну, пусть будущий! Он же в издательском деле человек не последний? Воот…
        - Подойти-то можно и без Жан-Жака, - возражаю я, - Весь смысл в том, чтобы это была не наша интрига, а пляска на граблях этих… из монархической камарильи.
        - А если утечку? Ну… чево-нибудь! - прочавкал брат.
        - Жопа слипнется! - прикрикнул я на него, - Хорош конфеты жрать, в самом деле! Как сухарики грызёшь, право-слово! Што за утечка-то?
        - Да подумал… последняя, не смотри так! Подумал, што вокруг нас репортёры вьются, да в друзья набиваются, так? Не нас конкретно, а вообще, - помахал рукой с зажатым фантиком Санька, - так почему бы и не слить? Как бы невзначай.
        - Идея, - признал я, - конкретика есть у ково?
        - Так-так-так… - вытянулся сусликом литвин, подскочив с кресла, - Жопошничество!
        - Чево, блять?! - вылупился я ошарашенно на Ивашкевича.
        - Жопошничество, - ухмыляясь до треснутых губ, подтвердил Адамусь, - согласно британским традициям!
        - Ещё раз, - попросил его, не уловив идеи, - только теперь с пояснениями. Традиции британских школ знаю, переведи теперь на язык родных осин!
        - Так вы… - с видом полного превосходства поглядел на нас Адамусь, принимая наполеоновскую позу, - о Пажеском корпусе какие слухи ходят?
        - А-а… - хлопаю себя по лбу.
        - Бэ! - передразнил он, - Я и говорю - жопошничество! Чуть ли не обряд посвящения при поступлении через порванную сраку устраивают.
        - Ну… - начал неуверенно я, - это уже, думаю, вряд ли…
        - Я тоже так думаю, - перебил меня литвин, - но ведь есть? Есть разговоры? Пажеский корпус, как рассадник… и далее, вплоть до Преображенского полка.
        - А! Понял! Кропоткин как раз в своих «Записках революционера» недавно писал, - я закрыл глаза и начал цитировать по памяти:
        - «В силу этого камер-пажи делали все, что хотели. Всего лишь за год до моего поступления в корпус любимая игра их заключалась в том, что они собирали ночью новичков в одну комнату и гоняли их в ночных сорочках по кругу, как лошадей в цирке. Одни камер-пажи стояли в круге, другие - вне его и гуттаперчевыми хлыстами беспощадно стегали мальчиков. „Цирк“ обыкновенно заканчивался отвратительной оргией на восточный лад…»
        - Считается, - усмехаюсь, - что нравы Пажеского корпуса с тех времён претерпели некоторые изменения в сторону большей нравственности, но если что изменилось, то явно не слишком.
        - Г-гвардия! - мотанул головой Санька - по-видимому, слишком живо представив себе услышанное. Ну да, не всегда воображение художника во благо! Сам, хм… такой же.
        - Гвардия и МИД, - уточнил Адамусь, - ну и придворная служба, разумеется.
        - Кто там ещё… - щёлкаю пальцами, брезгуя произносить вслух некоторые слова.
        - Жопошники? - зачем-то уточнил литвин, - Так… дай Бог памяти… за Пажеский корпус могу ручаться, императорское училище правоведенья - слышал, но уточнить надо.
        Ну и так, отдельные… вплоть до гимназий.
        - В прессе даже процесс освещали, - пожал плечами Адамусь, видя моё недоумение, - в… 1883, кажется. Я тогда мальчишкой совсем был, и как раз читать учился - всё, што с буковками попадалось, тащил. Ну и… запомнилось. Я, хм… у батюшки спросил непонятное. Н-да…
        - Директор гимназии учеников развращал, не абы кто! - продолжил он, - Бычков, кажется… а вот в каком городе, запамятовал уже.
        - Я, когда на Балтийском работал, в эти дела жапошнические не вникал, - раздумчиво начал Военгский, - но и то. Кажись, на Пассаже собирались любители глину месить.
        Эти, как их… а, точно! «Тётки»! С утра кадеты и прочие воспитанники задницами крутили, а вечером солдаты и мальчишки-подмастерья. На все, значица, вкусы. Тфу ты…
        Сплюнув в сердцах ничуть не фигурально, он смущённо затёр плевок на паркете и закрестился быстро, бормоча слова молитвы.
        - Я тут подумал, - подал голос брат, - а выйдет ли? Французы-то тоже… тово! В открытую!
        - Выйдет! - отвечаю уверенно, как человек, размышлявший над проблемой, - Соль в том, што французское общество в целом относится к педерастам лояльно, а в России - только верхушка! Понимаешь?
        - Ещё одна линия для раскола общества? - сообразил Санька.
        - Угум. В крестьянской общине это тоже есть. Да есть, есть! - усмехаюсь кривовато, - Сам не сталкивался, но… в общем, глаза и уши у меня имеются - другое дело, что по соплячеству многого просто не понимал. Есть, но отношение сильно другое, и если вытащить эти гадости со дна, да с учётом доминирования староверов в Кантонах, то - сам понимаешь!
        - С учётом французских нравов - как по канату пройтись, - протянул Адамусь с сомнением, - как бы парижские педерасты за петербургских не вступились!
        - Кажется только! - не соглашаюсь я с ним, - Есть ряд маркеров социальных и психологических, от которых можно отталкиваться. Я, хм… насмотрелся на представителей французской богемы, уверенно могу говорить.
        - Если уверен - берись, - пожал плечами Адамусь, переглянувшись с Ильёй, - я… мы пас.
        - Пас? Ладно, - соглашаюсь неохотно, - возьму это направление на себя - благо, не основное, а так… в общей канве.
        С силой провожу руками по лицу, будто стряхивая липкую паутину, и снова открываю тетрадочку.
        - Итак… газеты с африканским житиём, жопошничество, улыбочки… што ещё предложить можете, господа заговорщики?
        - По дворянству пройтись, - прищурился Илья, - скока их там в Империи Российской? Один процент населения? И прав - выше головы, а вот обязанностей-то и нетути!
        - С дворянством сомнительно, - заспорил Адамусь, - во Франции позиции аристократии сильны, в Германии тем паче.
        - Сравнил! - вздыбился помор, - В Германии чуть не каждый десятый, и привилегий у них, если титульную знать не считать - шиш да не шиша! Конкуренция идёт и меж собой - ого какая, да с с обычными горожанами и богатыми крестьянами!
        - А, в таком контексте! - закивал Ивашкевич, - Понял! Пройтись по правам дворянства российского, да по их ничтожному количеству, так получится, что в жопку их пхают, и если не вовсе уж дурнем родился, то непременно на тёплое местечко пристроят.
        - Да! Внутривидовая конкуренция фактически отсутствует, и значит што? - Илья замолк, обводя нас глазами, - Вырождение!
        - Не вовсе уж, - возразил я, - да и приток свежей крови есть.
        - А! - отмахнулся помор, - Несущественно! В общем и в целом есть возражения по сказанному?
        - Хм, а и нет, - пожав плечами, записываю в тетрадочку, - Ещё идеи есть?
        - Так… вертится што-то, - неуверенно сказал Санька, а Адамусь с Ильей только покачали головами.
        - Ну, хватит пока… - закрываю тетрадь, - Так што, господа хорошие, начинаем операцию «Вброс говна на вентилятор!»
        Глава 3
        Нежно зашелестела гроздь крохотных колокольчиков на поросших вьюнком ажурных воротах из чугуна каслинского литья, и по каменным плитам тенистой дорожки застучали каблучки.
        - И раз-два-три… - вполголоса напевала девушка, почти девочка, кружась в вальсе с невидимым партнёром, мечтательно полуприкрыв большие миндалевидные глаза. Подол её лёгкого платья вился вокруг точёных ножек бежевой вьюгой, и…
        - Рахиль? - Песса Израилевна, несколько встрёпанная, выглянула из укрытой кустами беседки, поправляя корсаж лёгкого муслинового платья.
        - Ой… - танец прервался, и обворожительная танцовщица, споткнувшись и едва не упав, как по волшебству превратилась в милую, но не слишком-то красивую и очень застенчивую девочку.
        - А я тут… - сказала она, и покраснела так отчаянно, как могут краснеть только девочки-подростки в период пубертата.
        - Да я тоже… мы, - поправилась женщина, очень выразительно покосившись вглубь тенистой беседки.
        - Ой! - взвизгнула она кокетливо и интересно задышала, поглядывая назад с видом глубоко заинтересованным и романтичным, - Семэн Васильевич вон приехал, в гости зашёл. Ты иди, иди…
        Рахиль покраснела ещё сильней, на што Песса Израилевна закатила глаза…
        … как только убедилась, што девочка развернулась в нужном направлении, и уже не смотрит, куда ей не очень надо! И не то што ей сильно жалко на поглядеть своего интересного мушщину, но девочка ж стесняется! Она, Песса, и сама за целомудрие до свадьбы в разумных пределах, но не настолько же, штоб так краснеть за прозу жизни?!
        Покачав сокрушённо головой, Песса Израилевна выбросила из неё до времени всё, всех, и их застенчивые проблемы, вернувшись к более интересной прозе, которая у неё - сплошная поэзия! Семэн Васильевич не был в Дурбане почти месяц, и потому у ней намечается если не вся «Илиада», то явно и не четверостишие!
        - Доча, - поздно вечером женщина поскреблась тихонечко в дверь спальни, выжидая ответа. У девочки уже возраст, и если слишком да, то может выйти пикантный интерес нездорового характера!
        - Ма-ам? Заходи!
        Выждав ещё чуть, Песса зашла, и сев на банкетку у кровати, завздыхала, стараясь не слишком шарить глазами по дочиной спальне. Получалось так себе, потому што есть привычка через одесское общежитие, когда за соседями глаз да глаз просто превентивно! И если ты нет, то они, сволочи, точно да, и кому тогда нужен доктор?!
        - Я таки понимаю за проблемы? - выгнула Эсфирь тонкую бровь, взявшая за привычку разговаривать с мамеле на одесском, потому как Родина и ностальгия, - Ты мине только скажи - они пришли за нас или постучались до постороннего человека, на которого немножечко тьфу?
        - Фира, доча… - Песса Израилевна прижала руки к полной груди, - ты бы поговорила с Рахилью?!
        - А… вы играли таки в Дафниса и Хлою[3 - Буколический античный роман любовно-эротического жанра с пастухом и пастушкой.] с Семэном Васильевичем?! - иронично поинтересовалась девочка, облокотившись на подушки, - Я не против за ваши игры на свежем воздухе, но можно выбирать не только место, но и время!
        Вопреки небрежным словам, ушки девочки полыхнули ало, выдавая смущение.
        - Да это… - женщина небрежно отмахнулась, не желая даже думать за разные глупости. Если кто хочет стесняться не за сибе, а за почти посторонних людей, то кто она такая, штобы мешать думать глупости? Может, им так жить интересней, через стеснение и пикантность на каждый шорох в кустах!
        - А тогда в чём дело? - удивилась Фира, высунув маленькую ступню из-под подола длинной ночнушки тончайшего льна, - Если ты хотишь сказать за её стеснительность и щепетильность, то я уже говорила много раз, и всё мимо! Вбила себе в голову за срочное получение профессии и съезжание на вольные хлеба к чужим людям, и шо ты хотишь думать? Она упёрлась!
        - Золото, а не ребёнок, - закивала Песса Израилевна важно, - да не смотри ты так! Я таки не думаю, шо она нас объест, обопьёт и обоспит! Как по мине, так это немножечко глупо, но кто я такая? Всево лишь хозяйка дома, в котором её приютили и готовы ютить ещё, потому как теперь есть на што есть!
        - Мам! - возмутилась девочка честной искренности с налётом одесского цинизма.
        - Не мамкай! Имею право на мнение, и вообще… это так глупо, што даже мило, но зато… - женщина назидательно подняла палец, - Ты и мы можем быть уверены, шо она тибе настоящая хорошая подруга, а не просто так за большие деньги и по привычке! Сейчас тибе это кажется смешно через хиханьки, но лет через двадцать ты мине поймёшь и вспомнишь со спасибом за мудрость и большую правоту!
        - Так в чём дело-то? - поторопила Эсфирь мамеле, зная за её способность вести долгие и вкусные беседы, особенно если ей не надо просыпаться рано утром для гимназии или иных дел!
        - Мине кажется, - Песса Израилевна заговорщицки перешла на шёпот, но тише почему-то не получилось, - шо наша Рахиль влюбилась! Да-да, доча! Я знаю за Рахиль с пелёнок и даже немножечко раньше, так што моё понимание здесь можит быть первее её, и даже сильно первее!
        - Ой… - Фира восторженно прижала ладошки к загоревшимся щекам, - как здорово! Рахиль моя лучшая…
        - Доча! - перебила её мать, закатив глаза и выразительно сделав руками, - Пока мы не увидим в кого она да, мы не можем говорить за нашу радость, ты мине понимаешь? Одно дело - правильный еврейский юноша любого происхождения. Немножечко совсем другое - какой-нибудь поц со странными планами и чужими идеями, даже если он и аидиш голубых кровей! Теперь ты мине да?
        - Ой… - отозвалась Фира, - Рахиль, она же…
        - Да! - поставила точку мать, - И я таки хочу ей немножечко женского счастья с обладателем интересного состояния.
        - Мам! - возмутилась девочка, привстав на кровати, - Деньги не главное, живут ведь не с капиталами, а с человеком!
        - Ша! Деньги не главное, когда они да, и к красивому капиталу прилагается приятный характер с человеческими качествами! А если у жениха в голове сплошное прекраснодушие, а по жизни он шлемазл? Фира! Ты вспомни за отца Рахили, не к ночи будь помянут! Тоже ведь кладезь прекраснодушия в свою пользу! А потом оц-тоц перевертоц, и такой сибе вышел поц!
        - Это другое, - надулась девочка, и многомудрая мать не стала спорить, переведя разговор с абстрактного вообще на конкретные частности.
        - Ребёнок из кожи вон лезет, хотя выучиться на модистку как можно быстрее и лучше, и из всех развлечений у неё только занятия танцами через раз! Но тибе и мамзель Боннет нельзя назвать сердешным интересом, или я чево-то не знаю?
        Песса Израилевна с прищуром уставилась на смеющуюся дочу, у которой сама мысль, шо она, и с девочкой… Ну мамеле даёт жару! Немножечко таких предположений, и можно будет выступать с комическими куплетами!
        - Ну и ладно, ну и хорошо… - закивала женщина, - ты не думай, если вдруг и да, то это бывает…
        Эсфирь засмеялась вовсе уж в голос, и Песса Израилевна выдохнула облегчённо. Она не то штобы и ханжа, но немножечко спокойней за дочку, когда та не виляет по жизни и судьбе, а идёт к своему счастью, как паровоз на всех парах по проложенным где надо рельсам!
        Отсмеявшись, Фира развернулась на живот, положив ступни на подушки и подперев подбородок руками.
        - Где бы она могла влюбиться, а? - задала девочка вопрос, глядя на мать, - Из ателье домой, из дома в ателье, и разве што синагога в шаббат, да иногда удаётся её прогуливать через кафе и парк, и совсем уж редко - к Гиляровским!
        - Ой, доча… - отмахнулась женщина, мечтательно вспоминая што-то своё, - в вашем-то возрасте! Как там… пришла пора, она влюбилась[4 - А.С. Пушкин «Евгений Онегин».]! Кто-то не слишком старый, встреченный случайно на улице, улыбнулся любезно, и вот она себе навоображала! А если этот кто-то шаромыжник, авнтюрист и вообще поц, который бросит потом Рахиль в интересном положении и с растерзанной моралью? Или ещё для нас хуже, если он через неё, и до нас! Скажешь, не можит быть да?!
        - Расследование! - выдохнула Фира восторженно, соскучившаяся немножко по приключениям.
        - Да? И как ты сибе это представляешь? - Песса Израилевна сделала большие скептические глаза и немножко помогла скепсису руками, - Девочка будит идти по улице, а мы с тобой красться сзаду с продырявленными для зрения газетами у лица?
        - Надо будет записать! - отсмеявшись, сказала Фира, - Для Егора! Он говорил когда-то, шо хочет организовать небольшую киностудию, а это ведь готовый сценарий! Нет, мам! Мы просто зайдём в синагогу, где спросим ребе, а оттуда - пешком до ателье, заходя в каждый магазин, кафе и кондитерскую на её и нашем пути!
        - Но за-ради поговорить придётся што-то покупать, - слабо возразила мать, сдаваясь под натиском дочиного надо и стройных рядов кондитерских изделий…
        … в пользу бедной девочки! Сугубо!
        - … и я такая, - негромко, но весьма эмоционально рассказывала Фира матери, идя по улице, - любезнейший Антип Меркурьевич, сударь мой, не знаете ли вы… а потом смотрю - знает! И краснеет! Та-ак мило…
        - Антип? - переспрашивала мать, немного завидуя, шо в этом расследовании она явно не Холмс, и не факт даже шо и Ватсон!
        - Ну! Модный такой, франт настоящий и мастер признанный, да и делец изрядный, недаром же Федул Иваныч доверил ему Дурбанский филиал! А та-ак застеснялся…
        - Он же… Песса Израилевна сложила пальцы староверческим двоеперстием.
        - А Егор? - возразила дочь с видом триумфатора.
        - Ну…
        - Вот и я о том же! - припечатала довольная Эсфирь, которой чем больше таких браков, тем меньше взглядов на неё! И вообще!
        - Хороший мальчик, - завздыхала Песса Израилевна, - но…
        - Пусть лучше через «Но» счастьем, чем через традиции, но без счастья, как у родителей Рахиль! Да и кто што сделает? Антип Меркурьевич не абы кто, а друг и компаньон Мишки Пономаренка через швейный бизнес! А со стороны нас у Рахиль ещё интересней! Ну и?! Кто?
        Она задиристо подпрыгнула, сжав маленький кулачок, и тут же смутилась редких прохожих, мило порозовев.
        - Это што же получается? - едва не споткнулась Песса Израилевна, кивая машинально встреченному знакомцу, - Вот так всё? Просто?!
        - Ну… совсем уж просто не будет, - чуть задумавшись, ответила Фира, - эти двое долго будут делать друг другу нервы, ходить и краснеть, но в целом - да!
        - А… - начала было женщина и закрыла рот, - Синода-то нет! И это шо, кто как хочет, тот так и верит? И… в брак?! Доча, я только сейчас это осознала! Нет тех, кто своей работой выбрал - мешать людям жить! И сколько такого «Нет» по Африке и Кантонам?! Просто… не мешать? И ведь всё! Ничего больше не надо, а как надо, люди сделают сами!

* * *
        - Бах! - открывая двери головой, в участок ввалился сперва странный субъект, а затем Соломон Маркович с алой повязкой ДНД на правом бицепсе. Бывший биндюжник и немножечко бандит, известный в Одессе забияка и драчун, после Англо-Бурской Соломон Маркович ос?л в Дурбане.
        Немножечко оглядевшись и выздоровев после всякого, он понял, шо в новой стране и при новой власти можно бить людей при полной и горячей поддержке власти и общества! Ну это ли не подарок?! Необходимость соблюдать при этом немножечко законности удручает и гнетёт, но нет в мире совершенства…
        - Эт-та што за… - участковый даже бутерброд с салом обронил, благо и подхватил тут же, а быстро поднятое, как известно, считается упавшим на газетку, - покемон?!
        Крепкое словцо, подхваченное у Егора Кузьмича, прижилось в Дурбане, и всё больше в районе Новой Молдаванки, обозначая того, кто ещё может и не поц, но идёт верной дорогой к етому званию.
        - Покемон как есть! - хохотнул Соломон Маркович, пхая вперёд самонастоящево казака при лампасах и фуражке, - вон… на рынке завёлся, как таракан!
        - Та ладно… - не поверил участковый, сбиваясь от волнения в сторону суржика. В интересном волнении он забыл даже об сале, а ето, зная Ивана Андреича - прицидент!
        - Я природный казак… кхе! - лампасник подавился воздухом, а участковый старательно не заметил самоуправство старинного приятеля, вбившево немаленький кулак в дыхало задержанново.
        - Нет, ты слышал?! - просиял жид, улыбаясь золотозубо и щасливо, - Да не падай ты!
        Соломон Маркович заботливо придержал казачка, за шиворот, приподняв над полом одной рукой. Вышло даже немножко интересно и символично, потому как щитается, што казаки, они богатыри и м?лодцы, а жиды как бы наоборот. Но это щитается всё больше теми, кто не видел блондинистых здоровенных ашкеназов, работающих мясниками и биндюжниками, и киргизистых казачков, местами ни разу не крупных.
        - Та слышал, слышал, - отмахнулся хохол, тыкая пальцем в казака, не исчезнет ли? - не глухой.
        - Да я своим ушам и глазам не да, - заулыбался Соломон Маркович, - когда увидел такое. Я сказал сибе - Шломо, надо прекращать пить по утрам! А потом выдохнул, выдохнул и радостно понял, шо это не белочка в лампасах, а настоящий казак! Пить можно!
        - Их по всему Союзу двух десятков нету, и те расказачились, а тут - нате! - солнышком сиял правоохранительный жид, - К именинам подарочек!
        - Шломо, я тебе вот што скажу, - палец участкового упёрся уже в друга, - если чилавек казак, то это не повод хватать ево ко мне, как бы тебе етово не хотелось!
        - Ваня… - всплеснул руками друг, - у мине полрынка свидетелей! Вон… Ираида Ильинишна со мной!
        Высунувшаяся наконец из-за жидовской спины склочная и насквозь православная старушонка закивала, поджав ссохшиеся губы.
        - Лаился и Коституцию нарушал, - наябедничала старушка, - злостно!
        Учитывая, што старушка та ещё жидоедка, то таки да и немножечко ой! Не врёт. Наверное. Казачков Ираида Ильинишна не любит ишшо больше, чем жидов, хотя…
        … она вообще никаво не любит. Такая себе праведница и терпеливица из тех, которые поедом едят всех прочих, начиная с близких.
        - Ой… - выдохнул Иван Андреич, разом представляя интересное дело и много писанины, отчево лень в нём заборолась с любопытством и карьеризмом. А потом вспомнилось, што он хоть и маленькое, а всё ж таки начальство, и писать придётся не ему!
        Участок заполнили свидетели и видоки, а также те, кто ничего и никак, но желал поучаствовать и посмотреть. По словам их, преступление выходило страшенное!
        - … вот таки-таки и сказал? - не вдруг поверил участковый, остановив помощника насчёт писать, - Што он казак и етот привилиги… привилегированное сословие?! При люд?х?!
        Толпа разом загомонила, делясь впечатлением.
        - Ишь, - качнул головой участковый, - вы ему тово… объяснили, што у нас сословий нет? Ни привилиле… тфу ты! Ни привилегированных, никаких ишшо? Только граждане?
        - В душу объяснили? - переспросил Иван Андреич, - А… не сразу хоть бить стали? Не, не… я ничево, если осторожно и без вредительств членов, то можно! Нужно даже, потому как оскорбление общества.
        - Стоп! - остановил себя и людей участковый, потому как он болеет за Закон и Правду, а нравятся ли ему казаки или вообще нет, дело двадцать пятое, - А он не из дилигации какой? Нет? С корабля сошёл и гражданство запросил? Кхе… С убежищем? Кхе…
        Допрос шёл тяжело, но после тово, как Соломон Маркович по просьбе Ивана Андреича удалил всех лишних, и в участке осталось всего-то три десятка чилавеков.
        - … привиле… - высунув язык, бойко выводил пёрышком молоденький стажёр.
        - Даже и не раз? - уточнял участковый, поглядывая на казака.
        - Мужичьё… - сплюнул тот на пол и разразился речью.
        - Тю… - Иван Андреич остановил Соломона Марковича со второго раза, - эта, похоже, для дохтура клиент. Который…
        Он многозначительно постучал сибе по лбу.
        - … по голове.
        - Да тьфу ты… - расстроился дружинник, - так шо, в камеру ево?
        - Да, - участковый загромыхал ключами, - Сёма… Сёма! Набери номер психиатра, похоже, работёнка для ево!
        - … головушкой поехал, стал быть, - рассказывал на следующий день Иван Андреич за рюмкой чая в обед, - у себе на Дону со старш?ной боролся, бо оне там всю землицу общинную под себя гребут. Ну и… то ли до полново расказачивания дошло, то ли сбёг как дезертир, это власти уточняют покамест.
        - А здеся, - мужчина пожал плечами, - может, в трюмах головушку перегрел во время путешествия, а может, просто, как ето… прогрессировал! Решил, шо там казаки неправильные, а здеся он новое войско создаст и атаманом при ём станет.
        - Таки да… - протянул Соломон Маркович.
        - Ну и я же и говорю, - снова пожал плечами участковый, - больной чилавек!
        Глава 4
        - Вот тоже, кулинарная Мекка! - бубнил Санька, вяло ковыряя ложечкой пирожное, - По мне, так в Клозери де Лила[5 - Клозери де Лила - кафе на бульваре Монпарнас, одно из самых популярных мест встреч богемы в то время.] куда как душевней, и рожи вокруг знакомые, а не эти…
        Он покосился на чинных посетителей «Серебряной башни»[6 - Серебряная башня, она же «La Tour d’Argent» - старейший ресторан Парижа, и наверное, самый аристократический.], разодетых в вечерние платья, и вздыхая тяжко, принялся терзать несчастное кондитерское изделие, размазывая его по фарфоровой тарелочке. Вид такой несчастный, будто не в одном из лучших ресторанов Парижа сидим, а в тошниловку я его затащил.
        - И на манеры можно почти не обращать внимания, - подковырнул я насупившегося брата.
        - И што? - тот даже и головы не поднял, продолжив терзать несчастное пирожное, раздавив его карамельно-ореховые внутренности по фарфоровой тарелочке, - Спорю разве? Не последнее дело - уютно тебе за столом сидеть, или давишься, на рожи эти глядючи. Глянь! Зоопарк человеческий как есть!
        - Пф… - одним только звуком показав раздражение, я стал лениво есть, поглядывая в панорамное окно, из которого открывается потрясающий вид. На Париж неспешно опускается вечер, и катящееся к горизонту солнце, отражаясь в Сене, совершенно волшебным светом озаряет город.
        - Гиойм звал, - всё бубнил Санька, сбивая созерцательное настроение, - Андрэ Жид обещался, а мы тут как сопля под носом скучаем!
        - Отскучались похоже, - заметив в отражении сплочённую группу, целенаправленно двигающуюся к нам, спешно вытер рот салфеткой, - да не оглядывайся ты!
        - В конном строю практически, - съязвил брат, косясь на неверное отражение и залпом допивая кофе, поморщившись от попавшей в рот гущи, - не иначе как с манёвров отпускники. Нога к ноге идут, и впереди командир!
        - Господа! Не кажется ли вам, что здесь воняет дерьмом? - отчётливо и очень громко произнёс по-русски рослый усатый мужчина лет сорока, остановившись у нашего столика и с неотвратимостью орудийной башни поворачивая голову в нашу сторону.
        Ну… так, по крайней мере, ему кажется. Наверное. На мой взгляд, выглядит это всё донельзя манерно, отдаёт плесенью и нафталином глубоко провинциального театра. Группа поддержки, с выразительность скверных актёров играя эмоциями и лицами, поддержала и одобрила лидера, вбросив ряд тщательно отрепетированных реплик.
        Да… пожалуй и верно - провинция-с! Слишком уж пристальное внимание к деталям моды. Затянутые в корсеты и облитые фраками, они напоминают скорее…..кондомы. Притом жизненная потрёпанность у них такая, что… использованные. Неоднократно.
        Ну или говоря языком более светским - это никак не денди, а скорее фаты[7 - Фат - театральное амплуа для ролей эффектных, ограниченных и самовлюблённых молодых людей («салонных любовников»). Одна из «ролей с гардеробом», где костюм и аксессуары являются ключевыми элементами образа.] из провинции. Притом с дурным вкусом, ну или просто отсутствием оного.
        Ни единой нотки индивидуальности в зализанных обликах, и даже специфические алкогольно-кокаиновые крылья носа практически одинаковые. Ни дать ни взять - прожившиеся провинциальные помещики из отставных офицеров, решившие то ли поправить свои дела дурной лихостью[8 - Предупреждая вопросы некоторых читателей пишу сразу, дабы не писать потом по десять раз в комментах. Да, персонажей такого рода в Российской Империи хватало, и даже более чем, особенно во Франции. Собственно, как раз на рубеже веков помещики и заканчивали «проедать» выкупные деньги.В РИ крестьяне платили выкуп за землю (завышенный в разы и без возможности отказаться платить) до 1907 года. Большая часть выкупных платежей (что-то свыше 90 %, если не ошибаюсь) была потрачена в Европе, и преимущественно как раз во Франции.И да, поведение «ля рюс Бояр» и им подражающих мелкотравчатых помещиков, было крайне вызывающим и скандальным.], то ли…
        … чорт его знает! Внезапно стало скучно, и я позволил эмоциям отразиться на лице. Нам с братом плевать на этикет хоть по большому, хоть по маленькому, и соблюдаем мы его ровно настолько, насколько это удобно нам! И такое нелепое представление… на кого оно было рассчитано?
        - Жопу надо вытирать, если кажется, - буркнул Санька, откидываясь на спинку стула, и взглядом эстетствующего мясника окидывая троих мужчин.
        - Идиоты, - сухо констатирую я, - пытаться шокировать разговорами о дерьме бывших пастухов, которые не скрывают и не стесняются своего прошлого, - гарсон!
        Ловлю взглядом официанта, взмахом руки привлекая внимание персонала и публики.
        - В-вы… - с огнём в глазах и пузырькам слюны на губах, лидер кокаинистов левой рукой схватил меня за грудки и то ли замахнулся, то ли захотел вздёрнуть со стула ввысь…
        … но я, ухватив его за пальцы, с готовностью начал падать на спину, выворачивая кисть на излом. Короткий, какой-то собачий взвизг, перешедший в скулёж, и рослый мужчина скрючился в позе эмбриона, баюкая сломанную руку…
        … а я уже на ногах.
        - Долго ты, - буднично сказал брат, пробивая ногой в голову стоящему на одном колене щеголеватому мужчине с жидковатыми тоненькими усиками на одутловатом лице. Второй, обладатель «Николаевской» бороды и рыхлого, сбившегося набок большого живота, раскинулся на спине морской звездой, вяло шевеля конечностями и явно пребывая в глубоком нокауте.
        - Зато чисто, - хмыкаю в ответ, и прижав руку к сердцу, с виноватым видом кланяюсь миловидной даме, ставшей свидетельницей произошедшего, - считай, полресторана видело, што не мы первыми начали. Мы белые и пушистые!
        - Эт да, - согласился Чиж, носком ботинка трогая «морскую звезду» и пряча кастет в карман, - никак перестарался? А нет…
        «Звезда» повернулась на бок и звучно наблевала на пол, приведя в комичное отчаяние официанта, самую чуточку не успевшего с тазиком.
        - Сават, месье, - улыбаюсь одному из ближайших соседей, заинтересовавшихся скандалом. Приврать несложно, а французам всё национальное - бальзам на сердце!
        - Месье… - метрдотель был вежлив, но твёрд и настойчив, обращаясь к агрессору, - вы меня понимаете?
        Лидер троицы, держась за сломанную руку, кивнул… далеко не сразу и изрядно заторможенно. Не факт, что понимает он в полной мере, ибо переломы я обеспечил сложные и со смещениями. Чорт его знает, как сознание не потерял от болевого шока…
        - Мы вызвали врача и… - метрдотель покосился на нас, мастерски выдерживая паузу.
        - На полиции не настаиваем, - жму плечами с видом человека, не нуждающегося в надуманных сенсациях, - если только эти агрессивные месье не считают иначе.
        Месье, в лице пребывающего в шоке плешивого лидера, у которого слетела волосяная накладка с макушки, не считали. Покинув поле боя с помощью персонала, оставили нас победителями как де-юре, так и де-факто.
        - Месье… - материализовался метрдотель у нашего столика, на котором не иначе как попущением Божиим, не пострадала ни одна салфетка, - хочу заверить Вас, что лично я и персонал «Серебряной башни» не винит Вас в произошедшем. Также уверяем вас, что эти… клошары не ступят более ногой в наш ресторан.
        Чорт знает, лукавил ли этот осанистый немолодой мужчина, склоняя гордую выю, но блевоту и кровь замыли, а нам, в качестве компенсации за как бы испорченный вечер, принесли изрядных размеров блюдо со сладостями.
        - Хоть так, - вздохнул брат, у которого явно прорезался аппетит, - и не подрались толком, а… ладно!
        - Ничего они не понимают в благородном искусстве кабацкой драки, - съязвил я, и Санька закивал согласно. Тьфу ты… даже неинтересно…
        Ан нет! Вон, глаза блестят насмешечкой!
        - Ах ты… а молодца, - улыбаюсь ответно, - ей-ей молодца! Подловил на дурачка!
        - А то!

* * *
        Отложив документы в сторону, Лубе прикрыл веки и помассировал их кончиками пальцев.
        - Информация полностью достоверна? - глухо поинтересовался он у секретаря, не открывая глаз.
        - Месье Лепин лично ручается, - бесстрастно ответил тот.
        - Между Сциллой и Харибдой, - пробормотал президент Французской Республики, растекшись по креслу снулой медузой.
        - Месье… - напомнил о себе секретарь.
        - Ступайте, Пьер, - отпустил его Лубе, и молодой мужчина, склонив голову, закрыл за собой дверь массивную дверь, отсекая звуки приёмной.
        Некоторое время Лубе сидел молча, полуприкрыв глаза. Наконец, шумно вздохнув, он нашарил в ящике стола коробку сигар, и отрезав кончик при помощи гильотины, раскурил табак из заморских колоний Франции, подаренный плантаторами.
        - Русские… - пробормотал он, прикусывая в досаде сигару и перекатывая её в уголок рта, - республиканцы и монархисты, и нам, тысяча чертей, нужны и те, и другие!
        Выпустив дымное колечко, Лубе снова открыл принесённые секретарём документы и принялся их просматривать, хмыкая и делая пометки карандашом. Не вызывая Пьера, он достал с полок «русские» папки и принялся делать выписки, не выпуская сигару изо рта.
        - И ссориться ни с кем нельзя, - меланхолично констатировал президент, приходя в самое дурное расположение духа.
        С одной стороны Российская Империя, надёжнейший рынок сбыта, поставщик дешёвого сырья и…
        … пушечного мяса в случае боевых действий.
        Страна-должник, дворянство которой, начиная с представителей Дома Романовых, самым решительным образом стремится тратить деньги во Франции. Имея такого союзника за спиной, можно не бояться решительно ничего!
        - Нет… - поправил себя Лубе вслух, - не за спиной, ни в коем случае не за спиной! Впереди, и только так! Россия - замечательный пример того, как можно выиграть все битвы, проиграв в итоге войну. Замечательный союзник…
        С другой стороны - Русские Кантоны, ключ к Африке. Огромные, почти незаселённые территории, с богатейшими недрами и плодородными почвами. Стремительно развивающаяся страна, которая ещё много десятилетий будет нуждаться в…
        … Старшем Брате.
        Страна, которая при наличии надёжных союзников и капельки везения, способна стать доминирующей силой на материке. Африканский плацдарм Франции!
        - Юный коммандер ведёт свою игру? Или кто-то из его окружения играет коммандером? - Лубе ещё раз бегло проглядел папку и кивнул удовлетворённо, - Хм… пусть. Если верить Лепину, а не доверять ему решительно нет резона, лёгкие, точечные провокации русской фракции лишь чуть-чуть ускорили течение событий.
        - Чуть-чуть, - задумчиво повторил он, катая по столу карандаш, - Даже… я бы сказал - изящно! Если бы не пристальное внимание к Георгу и его делам, то пожалуй, мы могли бы и пропустить эти детали как малозначительные!
        - Значит, - Лубе склонил голову набок, будто прислушиваясь к кому-то, и пару минут спустя вновь принимаясь листать документы, - ему нужно обострение конфликта… сейчас? Именно сейчас?
        - Ах ты ж… - он восторженно хлопнул ладонью по столу, - делёжка африканского наследства в разгаре! Вот оно!
        Сделав в общем-то логичное допущение, президент Французской Республики выстроил цепочку действий Георга в частности, и русской фракции вообще, на не вполне верном выводе.
        По его мнению, получив кусок африканского пирога, авиатор демонстративно удалился от последующей неизбежной грызни. Свои активы он обезопасил на первых порах авторитетом военного, а затем и тесной кооперацией с промышленными и аристократическими кругами Франции. Ныне же Георг получил возможность вернуться в Африку арбитром с незапятнанной репутацией, равно усилив свой экономический и политический вес.
        - Хлопнуть дверью… а ведь и выйдет у мерзавца! - невольно восхитился Лубе, и тут же поправился, - Могло выйти! Ему - повод удалиться в Африку, а нам - головная боль… экий подлец!
        Несмотря на нелестные эпитеты, президент настроен вполне благодушно. Желание Русских Кантонов максимально осложнить для Российской Империи ситуацию на политическом поле логично, закономерно и пожалуй - исторично. Сыграли изящно, не переходя негласных, но достаточно жёстких рамок политической подковёрной борьбы, так чего ж обижаться?
        - Н-да… а ведь придётся отойти от роли арбитра и подыграть Георгу в этой партии, - озадачился он, раскуривая погасшую сигару, - Пусть провокации и имели место быть, но ведь первыми начали никак не Кантоны! Да и удалить из Парижа одного человека много проще…
        - … и дешевле, - вздохнул президент, вспоминая о невероятных суммах, ежегодно оставляемых русским дворянством в Париже. Если же репутацию русского дворянства скандализировать в глазах французского обывателя ещё больше, то…
        … этот источник может сократиться весьма существенно. А что ещё хуже - ряд контрактов окажется под большим вопросом!
        - А ведь придётся с Георгом договариваться, - меланхолично констатировал президент Французской Республики, - Вот уж действительно, Возмутитель Спокойствия!
        Глава 5
        - Права и свободы… - выдохнул я, сминая газетную страницу в тугой комок. А потом ещё, ещё…
        - Гхм! - глухо кашлянул Матвеев, не вынимая изо рта пустую трубку, - Не злись, Егор! Понятно, што Дума эта будет чем-то… а, опереточным! Но хоть штой-то, понимаешь? Кака-никака, а трибуна люду.
        - Трибуна… - усмехаюсь и бросаю комканную газету в корзину для бумаг, - Сколько красивых слов, а толку?!
        - Ты, Егорушка, и вправду не понимаешь… хм, - отложив трубку, Матвеев посмотрел на меня с видом учителя, взирающего на нерадивого тупоумного ученика.
        - Да всё я понимаю! - взрываюсь криком.
        - Хрена! - заорал коммандер в ответ, лупанув кулаком по столу, - Обидели ребёночка, не дали все пряники на ярмарке! Так?! Думал, вот так сразу тебе, на блюде всё? А шиш!
        Он ткнул мне под нос увесистый кукиш с толстым желтоватым ногтём.
        - Вот такой вот, токмо царский! По кусочку, по шажочку, по чуть! - выплёвывал военный атташе, - Зубами выгрызать права и свободы будем… кровью поливать! Свой ли, царёвой ли… внял?!
        - Дума ему не понравилась, ишь! - вскочив со стула, Матвеев закружил по своему кабинету, как хищник в клетке, - Мне может тоже не ндравится, а куда деваться? Хоть какая-то трибуна, возможность высказаться! Шажок!
        - Власти устроили политический террор! - заорал я в ответ, - И что… вот так вот всё?!
        - Да! - развернулся коммандер на пятках, обжигая яростным взглядом, - Так! Смягчение приговоров, помилование, и давление, давление, давление… Выгрызать будем, шантажировать, покупать чиновников, продавать, красть!
        - Ам-нис-ти-я! - нависнув надо мной, проговорил военный атташе, - Большая часть восставших… понимаешь? Большая! Ты хоть понимаешь, какая это победа? И это сделали мы! И народ знает… будет знать о нас, а не о царской милости!
        - Столько слов Лубе наговорил… - меня начало отпускать, и настроение из яростного стало пасмурно-дождливым, чуть не до слёз.
        - Ему по должности положено, - усмехнулся Матвеев угрюмо, - да и што… думаешь, вот прям такой туз козырный в руках у тя был? Шиш! Залупы еврейской кусок!
        - Французам не хотелось нагнетания, - почти спокойно сказал военный атташе, усаживаясь на стул, - и всего-то! Можно сказать, с учётом имеющегося, нам навстречу пошли.
        - Аванец выдали? - сощуриваюсь хмуро.
        - Ево, - невозмутимо кивнул собеседник, - и я чевой-то не пойму, ты чево жалуисся? Хотел из Парижу в Африку, и пожалста! Со всем уважением и реверансами! С выгодами! Скажешь, нет?
        - Прав ты, Ильич, - откипятился я окончательно, - со всех сторон прав. Но…
        - Ясно-понятно, - кивнул он, не дождавшись продолжения, - хотелось всево и сразу, так? Да в уши небось надудели так, што вот прям все блага земные за обещание не скандалить больше господ российских помещиков?
        - Оно, - выдыхаю тяжко, - Так-то оно понимаешь, сильно опосля уже, што ничего такого экстраординарного и не пообещали, а всё тоже, што им негоже, просто в обёртке покрасивше. Да… а всё равно кажется, што не по букве, а по духу должн?, по картинке, перед глазами нарисованной.
        - Эт да, - крякнул Матвеев, - здесь ты опростоволосился… Цыц! Я тя не виню, Лубе сладкоречив, недаром эвона куда влез! Што я, сам, што ли… За ручку ухватит и держит, яко парень девицу, а? Да улыбка, морщинки лучиками, да словеса подбирает - куда там сказительницам! Ну што, отошёл?
        - Отошёл, - навалилась апатия.
        - Ты, Егор, вот што подумай, - усмехнулся военный атташе, набивая табаком трубку, - Скока времени прошло с начала англо-бурской? Ась?! А скока сделано?
        - Государство русское, - начал он загибать пальцы, - да с союзниками какими-никакими!
        - Хреновыми! Говно на палочке, а не союзники!
        - Ясен-красен! - кивнул он спокойно, тая под усами усмешечку, - Когда это союзники другими бывали, при наличии хоть каково умишки? Эт только у нас цари-батюшки за одобрение европейское кровушкой русской любой пожар норовили залить, да не жалеючи! В Европах такие дурни давно уж перевелись!
        - На волоске Кантоны висят, - перекосившись, делюсь наболевшим, - Я, веришь ли, даже союзникам из буров не вполне доверяю, так-то!
        - А-а… - протянул Матвеев, - слона-то[9 - «Слона не приметил» из басни Крылова, то есть не заметил самого важного.] ты и не приметил! Вот…
        Подчеркнул ногтём нужные строки, он протянул мне документ.
        - Так… облегчение визового режима для… представителей крестьянского и мещанского сословия?!
        Голос у меня сорвался на фальцет, и Ильич кивал с улыбкой кота, довольного злой шкодой.
        - С ба-альшими оговорочками, - ехидно протянул он, - Ну то есть так они думают! А на деле - вона… чти далее!
        - Так, так… а! При наличии родственников и… гарантии финансовой поддержки?! - я неверяще уставился на Матвеева, расплываясь в улыбке, - это же…
        - Да! - он пыхнул дымком, - Эти-то… псы царские, по себе людей судят! Им же всё дай да дай… а слова «На» они и знать не знают! Нет у них понимания християнской души, у сук етаких!
        - Это ещё сильно не свободный выезд, - кусаю губы, норовящие растянуться, - но уже куда как…
        - Надолго ли? - перебил коммандер мой восторг, - Сам понимать должон, не мальчик! Полгода, много год, и опомнятся суки, прикроют калиточку! А до тех нужно вытащить как можно больше народишку, да порукастей и поголовастей!
        - Это кто ж такой яйцеголовый такую казуистику юридическую в договор завернул? - восхитился я, перечитывая ещё раз сложнозавёрнутые строки, - Яйцеголовый, это…
        - Да понял, - перебил усмешливо Матвеев, - яйцеголовый, ишь… Он и правда… хм, лысенький да головастый. Яйцеголовый, ха! Ульянов! Ну, тот…
        - Помню, как не помнить!
        - Ну вот, - военный атташе окутался табашным дымом, - не один он, ясно-понятно! Вся фракция… точнее, там вся закавыка была не в том даже, што придумать, а в том, што пропихнуть! А у этих дружки-приятели университетские да гимназические, ну и это… сочувствующие нашлись. Впихнули каким-то… хм, боком.
        - Хитро… а мы?
        - Навстречу пошли, чево ж ещё, - пожал плечами Матвеев, - Раз уж такие ушлые, пусть политической деятельностью в Кантонах занимаются.
        - Хм…
        - Чево не так? - уставился на меня коммандер.
        - Да так… сам не пойму! Вертится в голове што-то, а уцепить мысл? ногтями никак не выходит.
        - А… бывает. Так што, не против?
        - Да с чево бы? - удивился я, - Дельные вроде! Так посмотришь, чистоплюи интеллигентские, а в летнем восстании знатно отметились. Бурш, а?! Единственное - марксистов у нас многовато становится, их бы разбавить, а?
        - Разбавить, говоришь? - Матвеев чуть задумался, - Всякой твари по паре в Кантоны запустить?
        - Вроде того. Облегчим визовый режим всяким там… активистам. Штоб перекосов не было в левую политику.
        - Хм…
        - Я хоть и социалист, - поясняю свою точку зрения, - но считаю, што в государстве должны быть представлены все точки зрения, так как-то. Здоровее общество будет. Ну и до кучи - люди образованные, да с убеждениями, глядишь, а и потянутся! Да и спокойней будет для союзников, сам понимаешь! Для янки социализм - нож острый, да и германцы не так, штобы вовсе доброжелательно!
        - Кхе! - подавился дымком военный атташе, - С этой стороны я на проблему не глядел!
        - Кхм… Ильич, а чево ты мне сразу текст договора не ткнул? - опомнился я, - Орали тут, как два лося во время гона…
        - А ты дал? - удивился он, - Зашёл с газетой, скомкал её, и ну истерику устраивать! Вот я и не сразу опомнился, да и сам на взводе, чего уж греха таить. Ну, выорался?
        - Угум.
        - Когда отъезжаешь? Да не гоню! Но и сам долж?н понимать, што не стоит тебе задерживаться в Париже.
        - Ну… дня три, - прикинул я, - Дела в Ле-Бурже и посольстве сдать, потом банкет в посольстве по случаю отъезда, банкет… да хоть в Клозер? де Лил?, уже как частное лицо. И… всё пожалуй. А нет! В Ле-Бурже с сотрудниками надо будет, и… вот теперь - точно всё!
        - Три дня? - Матвеев склонил голову набок, - Не мало?
        - В натяг, но хватит. В посольстве Луначарского сходу на своё место натаскивать стал, так он без раскачки потянет. В Ле-Бурже я де-факто главный конструктор, а идей и идеек, запатентованных… помню, помню, - предупредил я очевидный вопрос, - на два года вперёд накидал. Ну и так, в последние пару месяцев почти всё управление на замов свалил.
        - Банкет в посольстве на себя возьму, - военный атташе сделал у себя в бумагах пометку, - здесь не переживай. Клозер? де Лил?… а вот здесь, пожалуйста, с временем поточней определись!
        - Думаешь, будут провокации?
        - Будут или нет, - пожал плечами Ильич, - но ведь возможны? Рассадим там с полдюжины наших, и… Ты как смотришь на то, чтобы катакомбную братию пригласить?
        - Активистов?
        - Только за! Хорошие парни, чего ж не пригласить?
        - Ну и славно… - Матвеев сделал пометки в ежедневнике, - всё?
        - Да пожалуй, што и да, - киваю задумчиво, - привязанности в Париже у меня есть, но они не вполне… хм, сердешные. Обойдутся!
        - Да! - остановил он меня у дверей, - Анатолий сейчас пробивает возможность помогать жертвам политических репрессий в Империи, ты как?
        - В деле! А конкретней?
        - А чорт его знает, - пожал Матвеев широкими плечами, - я же говорю - пробивает! Но не как раньше, окольными путями через пятые руки, а предварительно через официальные организации.
        - Думу? - оживился я, - Это было б здорово! Сразу своих людей прорекламировать можно было б!
        - Через Думу, через Красный Крест, может ещё чево. Как выйдет.
        - Лишь бы вышло! - трижды сплюнув, трижды стучу по косяку двери, - Народу поддержка нужна, да и живая пропаганды выйдет. Думаешь, не запретят с помоганием?
        - Не попробуем, не узнаем, - философски отозвался коммандер.

* * *
        Бурлящая толпа художников, поэтов, писателей и тех, кто мнит себя таковыми, в Клозер? де Лил? сегодня как никогда велика и…
        … именита, если можно так сказать о людях творческих, многим из которых признание приходит после смерти. Все друг друга знают если не лично, то как минимум имеют общих друзей и знакомых, а потому нравы самые непринуждённые.
        Суфражистки, встряхивающие руку по-мужски энергично и тут же - утончённые дамы, и рядом - музы… иногда очень сомнительных, а порой и недвусмысленных моральных качеств и…
        … профессий. Гетеры. Дамы полусвета. Содержанки. И многие, чорт побери, талантливы!
        Но ничуть не меньше истеричек, мнящих о себе пустеньких творческих личностей, мстительных и подлых. Разные, очень разные.
        Мужчины… тоже разные, и порой хочется вымыть руки, но…
        … гляжу на Гийома и Жида, на Пруста, вспоминаю поведение «боевых пидорасов» в Порт-Саиде и… пусть их живут как хотят. Есть друзья, враги и все остальные, а какого они пола, возраста, религиозных и иных предпочтений - плевать.
        Много социалистов, в том числе и русских. Знакомлюсь наконец с Ульяновым, но по недостатку времени походя, только и успел пригласить его в Кантоны и Дурбан, обещая самоё искреннее гостеприимство. А жена у него да… штучка! Правда, несколько неухоженная, ну да это почему-то общая черта для многих революционерок.
        Пабло расстроен искренне, от всей души, как это бывает у южан. Не самые глубокие моральные принципы у человека, но друг он хороший и искренний.
        - Тяжко бедняжке, - отшучиваюсь от набившего оскомину вопроса, прилетевшего из толпы, и снова - рукопожатия, объятия, поцелуи, искренние и не очень слёзы.
        Причина моего отъезда хранится как бы в тайне, но это же Франция! Знают далеко не всё, но что уезжаю я потому, что на Лубе надавили Романовы, уже просочилось, притом из источников, близких Французскому правительству.
        Отмалчиваюсь и отшучиваюсь, подтверждая подозрения.
        - Друзья, друзья! - перекрикиваю гам, - Я очень рад, что все вы здесь собрались проводить меня! Думается, встречаемся мы с вами не последний раз, и возможно, не только в Париже! Жду вас в Дурбане! А сейчас…
        Оборачиваюсь и киваю Саньке с приятелями музыкантами, и…
        - Дайте мне номер-люкс в Гранд-отеле Ритц -
        Я этого не хочу,
        Драгоценности от Картье -
        Мне этого не хочется.
        Дайте мне экипаж -
        Что мне с ним делать?
        Папалапапапа
        Подарите мне персонал -
        Что мне с ним делать?
        Небольшой замок в Невшатель -
        Это не для меня.
        Подарите мне Эйфелеву башню -
        Что мне с ней делать?
        Я хочу любви, радости,
        Хорошего настроения,
        И ваши деньги
        Меня не осчастливят.
        Я хочу умереть с чистой совестью.
        Так, давайте, я вам открою мою свободу,
        Забудьте, в таком случае, ваши стереотипы.
        Добро пожаловать в мою реальность.
        Мне надоели ваши хорошие манеры,
        Это слишком для меня.
        Я ем руками,
        И я такой, какой есть.
        Я громко говорю и я откровенен,
        Извините меня.
        Кончено лицемерие, я сваливаю отсюда
        Мне надоело слышать шаблонные речи.
        Посмотрите на меня!
        В любом случае, я на вас не сержусь.
        Я вот такой, какой есть
        Я вот такой, какой есть
        Я хочу любви, радости,
        Хорошего настроения
        И ваши деньги
        Меня не осчастливят!
        Я хочу умереть с чистой совестью.
        Так давайте, откроем мою свободу,
        Забудьте в таком случае ваши стереотипы
        Добро пожаловать в мою реальность.
        Я хочу любви, радости,
        Хорошего настроения
        И ваши деньги
        Меня не осчастливят
        Я хочу умереть с чистой совестью.
        Так давайте, откроем мою свободу,
        Забудьте в таком случае ваши стереотипы
        Добро пожаловать в мою реальность.[10 - ZAZ - Je veux (Live). Автор перевода - Elena Decat. От меня - ма-аленькие переделки с поправкой на пол (певица женщина) и время.]
        … уже садясь на пароход, слегка нетрезвый и провожаемый едва ли не всеми гостями, я заметил чуть в стороне от толпы Евгению Константиновну…
        … с детской коляской…
        Глава 6
        - Устал, как гончий конь! - пожаловался Бляйшман супруге, скидывая пыльник на руки чернокожему слуге, и касаясь губами подставленной щёчки Эстер, - Не Кнессет, а какой-то дурдом, и я таки не пойму - я за главврача, потому што согласился на это да, или таки за главного достопримечательного Наполеона, красу и гордость больницы?
        - Милый, ты в любом случае за да и гордость, - ответила дражайшая супруга очень уверенно, - и даже если твоё да в палате, то это главное место психбольницы! Где ты, там и да!
        - Сердце моё! - умилился Фима, потянувшись губами к губам любимой. На присутствующих слуг они быстро приучились не обращать внимания, считая их не то штобы за предмет мебели, но и не так, штобы нет!
        - Сердце и всё, шо поверх, будет потом, - хихикнула та кокетливо, отпрянув на мраморном полу холла с грациозностью бегемотика в брачный период, и приложив к губам супруга пухлый пальчик, - а сперва мой усталый и пропотелый рыцарь примет ванну после грязного Кнессета, и немножечко нафарширует своё пузико вкусными вкусностями!
        - А можит… - Фима галантно повёл носом и сделал глазами интересные намёки, отчево у супруги интересно зарозовело лицо, - между ванной и пузиком будет немножечко восточного разврата?
        Был разврат, и даже два раза, чем Бляйшман немножечко не на шутку загордился. И был ужин с обстоятельной фаршировкой пузика, отчево он ещё не начал чувствовать сибе рибой фиш, но уже пришло немножечко понимания за неё.
        - Што же хотят эти шлемазлы на этот раз? - делая мужу приятно интересом к делам, поинтересовалась пэри его сердца.
        - Как всегда, милая, - прочавкал тот аппетитно, - денег! Штоб им было хорошо и сразу, но отвечать за это надо было другим!
        - Шоб ми так жили, как они об нас думают! - всплеснула пухлыми руками Эстер, и многочисленные её кольца и браслеты, украшенные драгоценными камнями ценой в линкор, блеснули согласно.
        - Ещё немножечко… - Фима показал это немножечко облизанными пальцами, раздвинув их на расстояние втиснутого патрона, - подождать, и будим совсем да! Не так да, как Николай и господин Балетта, но только за нашей большой скромностью!
        - А што мешает нам за такое светлое совсем да? - поинтересовалась супруга после короткой паузы. В кротких глазах её мелькнули отголоски грозы в сторону тех, которые против ихнего да.
        - Люди! - воскликнул патетически супруг, - Которые есть, они не те, а которые надо, их нет!
        Мужественно и отважно расправляясь с едой, Бляйшман привычно проговаривал супруге события дня, проблемы и мысли, делясь сокровенным и важным.
        - Слишком многие хотят за гешефт, - немножечко невнятно жаловался он, обгрызая мясо с бараньего рёбрышка, - и мало за работать! Я им показываю, где и как можно сделать деньги, лишь приложив немножечко голову и руки, а они совсем не хотят за руки, и скажу тибе самое страшное - не слишком да и за голову!
        - Ой-вей! - покачала головой супруга, сделав грустно глазами, - А если…
        - … русских? - подхватил Фима, изучивший её за много лет, - Думают за да, а вот русские как-то не очень!
        - У русских, - продолжил он без прежней экспрессии, - не всегда получается хорошо прикладывать голову, но руки они готовы стирать до самых костей!
        - И как это лечить у нас? - поинтересовалась супруга, подвигая ему соусницу.
        - Если б я знал! - Фима широко развёл руками, и соус с рёбрышек отправился в полёт.
        - Русские не слишком хотят, - продолжил он, - а если и соглашаются на да, то получается не гешефт в пользу нашево народа, а нормальное предприятие в общую пользу!
        - Я таки понимаю, это самое лучшее да, шо можно ждать от русских, - задумчиво констатировала драгоценная супруга, - а кафры…
        Бляйшман пожал плечами, дожёвывая.
        - Копать-таскать они могут, но нужно стоять рядом с палкой, и я таки скажу, шо не просто стоять! Плантацию делать, дорогу ровнять, таскать што-то, и на этом почти всё!
        - А наши - ну сплошные гешефтмахеры, даже если за честное ведение дел! Дома - сапожником был из не самых, - распалялся он, - а приехал сюда, и сразу белым сахибом сибе чувствует! Ты, можит, воевал за эти земли, или имеешь капитал? Светлую голову и большое умное знание? Нет? Поц ты тогда, а не сахиб!
        - Фима, - дождавшись паузы, вбила супруга свой клин в разговор, - ты помнишь, сына рассказывал нам за Золотую Лихорадку в Калифорнии?
        - Ну… - Фима перестроился на новое не только лишь сразу, а с некоторым скрипом, - таки да! Ага, ага… это когда больше всех заработали не золотоискатели, а те, кто снабжал и торговал их?
        - Ага… - он ушёл в мысли, не забывая фаршироваться, но уже медленно и с паузами, - а потом пришли большие капиталы, и шахты стали принадлежать им? Ты это хотишь сказать?
        - Таки да! - уверенно сказал супруга, не вполне понимая ход мыслей Фимы. За много лет изучил не только он её, но и ровно наоборот, и знала, когда и што надо поддакнуть, когда поднеткнуть, а когда - перебить интересной историей.
        - Золотце! - умилился супруг, улыбаясь подливной улыбкой, - Шоб я без тибе… Нужны люди в сильных количествах, и ещё больший ажиотаж, а дальше они уже сами!
        - А мы будим снабжать и торговать, оставаясь в сторонке, - гордо выложила Эстер, но попала не так и не туда, так што Фима хоть и выразил свой восторг, но как-то вяло и без огонька.
        - Люди и ажиотаж - Бляйшман попеременно кусал то персик, то нижнюю губу до самой щетины, думая о важном. Тряхнув головой, он выбросил до поры эту проблему, сосредоточившись сперва на ужине, потом на супруге, а потом на ещё раз перекусить.
        Проснувшись среди ночи, он долго лежал, глядя в потолок и слушая стрёкот цикад за окном. Мысли домкратом распирали умную голову, и не так, штобы и очень радостные!
        - Заселять Иудею надо срочно, - тихохонько пробормотал он, и Эстер заворочалась на простынях, потревоженная шёпотом. Нашарив мужа, она закинула на него сперва руку, а потом, для пущей надёжности, и ногу, и засопела умиротворённо.
        - «Срочно!» - набатом било в голову, и лезли всякие мысли и намёки на них. Планы Вильгельма на Иудею грандиозны, и хотя дальнейшее включение её в состав Германской Империи не вызывало у Бляйшмана очень уж яростного энтузиазма…
        … если только не на правах очень… очень большой автономии!
        … то вот необходимость осваивать необъятные просторы, притом как можно быстрее, понималось и принималось премьер-министром Иудеи очень горячо!
        К великому его сожалению, у других людей были другие планы, многие из которых - сильно вразрез! Это только на словах можно фу на Ротшильдов, а когда они фу на тибе, это очень даже ураган!
        Нет, Бляйшман не жалел о демонстративном разрыве с ними, потому што как ни проглядывал он аналитически возможные варианты, но именно шо его, Фимы, там не находилось! Ни в равных партнёрах, ни в младших…
        … и даже сама Иудея становилась под вопросом. По крайней мере - как государство, а не территория, принадлежащая Ротшильдам. А жили бы там евреи в значимых количествах, или кто другой, большой вопрос.
        Переселение и даже сама агитация в пользу Иудеи пробуксовывали от того не так, штобы вовсе на одном месте, но где-то рядышком! Ибо - противодействие по всем фронтам!
        Чуть-чуть Соединённые Штаты облегчили въезд сугубо для них, чуть-чуть - Аргентина и Канада, и этих «чуть» набиралось не так уж мало, так што в светлых еврейских головах надвигалось головокружение от успехов и возможности выбора!
        Главы и представители общин надували щёки, торгуясь за условия и привилегии, желательно лично для них, и обязательно притом - деньгами! Своё веское да говорили цадики и раввины, которые всегда имели своё мнение, и никогда не стеснялись навязывать его другим.
        Фима пытался считать их требования в столбик, но цифры и условия приближались к бесконечности. Даже если он пустит всё своё состояние на обеспечение чужих хотелок, то его не хватит несколько раз, и притом сильно!
        Оплатить переезд? Ладно… так они ещё и шекели возвращать за него не хотят! Ни в кредит без процентов, ни работой где надо!
        А условия? Каждый второй мнит себя плантатором, и хотит готовых негров с плантацией, притом непременно так, штобы приехать, и оп-па! Чуть-чуть тока доделать под своё надо, и всю жизнь - не делать ничево до самых внуков, которым тожи нет!
        Которые не вторые, те хотят или места в правительстве, или привилегий по торговле, или шахт и всего сразу!
        Самые скромные представители общин, делегированные в Иудею, требуют хоть какой-то обустроенности быта, дорог, школ, медиков… ну и разумеется - подъёмных.
        Едут в массе не сюда, а оттуда. Спасаются. От долгов, уголовного и политического преследования, ну и вообще… проблемные!
        Одесса на фоне этих - золотой фонд практически, хотя ведь на деле - ну совсем не разу! А сколько их? Раз-два, и кончились… остальные ещё хуже.
        - «Нет, - поправил он себя мысленно, - не самый золотой, а просто - первые! Не в неизвестность ехали, а к нему, к Фиме! К родственникам, знакомым и друзьям, которые - таки да, уже с перспективами, планами на будущее и какими-никакими, а связями. Ну а потом уже, после разгрома Одесского Восстания - от безвыходности, потому что альтернатива - военно-полевой суд, и в лучшем случае - каторга! И то половина в Дурбане осела, н-да…»
        - А русские - едут, - пробормотал он и с тревогой покосился на супругу, но та сладко спала.
        - «Почему?»
        … а потом вспомнились рассказы Шломо, то бишь Егора, и стало немногим понятней. Потому что у русских - ещё хуже! Да, нет притеснения по национальному и религиозному признаку, и…
        … всё.
        Зато есть такая же де-факто черта осёдлости, выкупные платежи, исправники, попы…
        … и мрущие по весне дети.
        - «Русских нигде не ждут, - дошло до него, - Нам нигде не сладко, но иудейские общины есть таки в большинстве стран, и куда бы не переехал еврей, ему везде хоть чуть-чуть, но помогут! Очень часто это всего лишь иллюзия помощи, но…
        Фима выдохнул прерывисто, и Эстер заворочалась во сне.
        … у русских нет и этого! Нет и никогда не было значимых общин за пределами Российской Империи, и не было даже самой возможности покинуть её. А ведь если вспомнить потомков дезертиров, оставшихся во Франции после Наполеоновских войн, то и нельзя сказать, шо не хотели! Солдаты бежали к кавказским горцам, к персидскому шаху и османскому султану. Куда угодно от царя-батюшки! Как сейчас - в Африку, где их ждут. И больше - нигде…»
        - А у нас - иллюзии, - пробормотал он совсем тихо, - и кажется, шо можно подождать ещё чуть, и тибе предложат условиях получше, а если немножечко поторговаться, то и совсем хорошие. Не в Африке, так ещё где. Не так денежно в перспективе, зато цивилизация, и безопасно уже сейчас…
        А потом паззлы в его голове сложились, и Бляйшман с ужасающей ясностью понял, что если он хочет видеть Иудею государством, а не территорией, ему нужны люди, её заселяющие, и не когда-нибудь потом, а прямо сейчас. Люди, которые поедут в голое поле, готовые корчевать джунгли, воевать с британцами и всем миром, накрепко вцепившиеся в кусок африканской земли. Их земли.
        Люди, которым некуда возвращаться и нечего терять, а потому…
        - Чем хуже, тем лучше, - судорожно сглотнув, прошептал Бляйшман, и перед глазами его встали…
        … убитые во время погромов соплеменники.
        … пока ещё живые…
        Глава 7
        - Лабиринт Минотавра какой-то, - остановившись на покурить, сплюнул раздражённо Коста, вконец отчаявшись отыскать коллегу в путанных двориках, коридорах и комнатушках Кнессета. Перехваченные депутаты и чиновники охотно делятся информацией о возможном местоположении Хаима, но то ли играют в Сусанина, то ли путают право и лево, и русский со своим.
        А ещё эти строители, будь они неладны! Там коридор перегородили, здесь дверь в стене из самана прорубают или наоборот - закладывают! Раз обошёл, два…
        … и стоишь, как дурак! Снова потерялся!
        Кнессет разрастается подобно раковой клетке, выпуская метастазы во все стороны разом. Клети, клетушки, внутренние дворики, открытые и закрытые переходы в залы заседаний, министерства и ведомства…
        … в лучшем стиле трущоб арабского Востока. Так получилось.
        Никто толком не знает, как должно функционировать правительство, и получается одна сплошная импровизация на бегу. Анархический хаос, в котором только начинает выкристаллизовываться будущее правительство Иудеи.
        Уже есть премьер-министр и гражданская администрация, она же военная, и…
        … на этом всё.
        Портфели ещё не созданных министерств делятся между группировками с учётом военных заслуг, родственных связей, политического веса в Африке и Европе, и разумеется - религиозных течений. Решения принимаются простым большинством голосов и перевесом политических сил, но если кто-то считает иначе, он может подкрепить своё хотение деньгами в бюджет.
        Кажущаяся анархия, тщательно просчитанная Бляйшманом, играющимся в демократию ровно в тех границах, которые ему удобны! Решение спорное, но…
        … а куда деваться?
        Иудея не рождалась в боях, а основана де-факто хотением Кайзера.
        Выбившихся из низов боевых офицеров и проверенных войной интендантов с управленцами очень мало. Иммигрантов из Европы и обоих Америк, претендующих на посты в правительстве и армии Иудее, встречали не то чтобы вовсе в штыки, но откровенно настороженно, а порой и ревниво.
        Заслуженные, но не всегда образованные ветераны предвзяты, да и как могут быть непредвзяты люди, только что победившие Британию?! Они смогли, а вы…
        … кто такие?!
        Офицерам европейских армий нужно доказывать, что они достойны служить в Армии Победителей. А ещё - перемолоть уставы европейских, американских и русской армии в единое целое, годное к применению здесь и сейчас…
        … и непременно - с учётом боевого опыта Африканской Кампании!
        Аналогично - управленцам и политикам. Грызня!
        Бляйшман не участвует в политических баталиях, выступая в роли Судии и Арбитра. Правильно или нет, рассудит Время, а пока - так.
        - О… - приглядевшись и увидев знакомую физиономию, мелькнувшую в дальнем конце коридора, грек гаркнул, надсаживая горло:
        - Яков! Яков, маму твою Сарру! Лебензон!
        - А? Коста? - неуверенно прищурился тот в полумрак, где стоял одессит, - Шолом, шолом… - ты-то што здесь делаешь?
        - Дела… - неопределённо ответил грек, пожимая руку, - ты начальника своего видал сегодня?
        - Хаима-то? Канешно, - долговязый контрабандист перехватил поудобней изрядно вытертую пухлую папку, - проводить?
        - Будь добр, - кивнул Коста, выкидывая окурок в окно, - а то боюсь заблудиться.
        - Я ж как умный, - хмыкнул грек, подстраивая шаг под проводника, здоровающегося на ходу со встречными, - когда мине в командировку направили, взял карту страны, города и Кнессета, и шо ж ты думаишь? Не понадобились! Вы их шо, на запутывание врагов выпускаете?
        - А, это… - отмахнулся небрежно Лебензон, - шалом, Моше! Хотели как лучше, а получилось как всегда[11 - Черномырдин.]! Замах был на рупь, а шо вышло, ты и сам можешь поглядеть.
        - И всё-таки? - не отставал грек.
        - Ну… - независимо дёрнул плечом Яков, - это времянки. Фима уже сказал своё веское да плану градоустройства, и все эти халабуды будет потом сноситься.
        - Сразу не проще?
        - Получается, шо и нет, - усмехнулся Лебензон, - сам-то как?
        - Соня девочку родила, - зажмурился Коста счастливо, - красивая… в мать!
        - Ишь ты, поздравляю! - искренне порадовался старый приятель, который во времена Одессы бывал иногда и неприятелем. А потом случилась война и другое государство, и давешнее неприятельство вспоминается сейчас с умилением и словами «А помнишь?!» Жизнь…
        - Вот, - остановился Яков у приземистого длинного барака из самана, вписавшегося в здешнее безобразие с органичностью навозной лепёхи, сброшенной вилами с тачки на преющую на задах огорода кучу такого же добра, - военное ведомство Иудеи.
        - Погодь… - остановил он жестом Косту, - секретность и всё такое.
        - Хаим! Хаим! - заорал истошно Лебензон, вспугивая каких-то птах, устроившихся на соседней крыше, - До тибе пришли! Коста!
        - А! Сейчас… минутку! Документы уберу!
        - … не то штоб прям секретность, калимэра… - минуту спустя объяснялся Хаим, выпроводив Лебензона с каким-то поручением.
        - Шалом, - отозвался Коста, пожимая мозолистую потную руку.
        - … просто делаю изначальный орднунг, - закончил иудей, снимая сохнущую на спинке стула стираную рубаху и перекладывая её в сторонку, - Ну, садись! Я таки понимаю, Фольксраад Кантонов внял мольбам бедного мине и направил тибе на сверку и координацию?
        - Будим вас координировать и сверять, - по-своему перевернул грек, поудобней устроившись на скрипнувшем стуле и обведя взглядом кабинет, - малой-то твой где?
        - Моше? На тренировке батальона, - важно отозвался хозяин кабинета, покосившись на грубо сколоченные полки с личными делами.
        - Батальона, - усмехнулся Коста, - сколько там в морской пехоте Иудеи? Сотня хоть есть, а? У меня под началом полторы тысячи, и почти все - ветераны! А у тибе?
        - Дело не в том, сколько нас, - жабой надулся Хаим, вильнув взглядом, - а в перспективах!
        - Ша! - Коста хлопнул ладонью по столу, - Хаим, мы с тобой сколько годиков уже знакомы, так што давай не будем делать друг другу нервы! Лично тибе я уважаю уже давно, и ещё больше зауважал после войны! Но сколько таких, как ты, в ваших жидких рядах?
        - Морская пехота Иудеи… - торжественно начал Хаим, кривясь как от зубной боли и пытаясь раздуться много больше, чем позволяет аскетичная обстановка небольшого кабинета, где нет даже телефона.
        - И снова ша! Хаим, друг мой! Я не претендую на формальное главенство в нашем Союзе, ты мине понимаешь? Формально ты и мы равны, и так всё и останется, по крайней мере - до очередной войны. А пока давай не делить песочницу, потому как мы играемся в разных!
        - Ой-вей… - встряхнув головой, Хаим с силой потёр лицо и осунулся на стуле.
        - Всё так плохо? - поинтересовался грек после короткого молчания.
        - Нас меньше тридцати тысяч, Коста, - мрачно отозвался старый друг, - всего! На всю Иудею, понимаешь?
        - А писали вроде…
        - Да! Писали! - прервал его иудей, - На заборе вон тоже… написано. Решили так вот, духоподъёмно. Преувеличиваем численность и успехи, преуменьшаем неприятности.
        - Не всплывёт?
        - По головам считают, в порту, - мрачно отозвался Хаим, доставая из стола бутылку и два стакана, - будешь? Твоё здоровье…
        - Твоё здоровье… - эхом отозвался грек, выпивая крепчайший горлодёр, как воду, - это шо же выходит - в Дурбане живёт человек или в Претории, но если он обрезанный, то вы числите его своим?
        - Здесь я тибе не помогу, - подытожил Коста после короткой паузы.
        - Здесь - нет, - кивнул Хаим, - а вот…
        Встав, хозяин кабинета снял со шкафа увесистую папку, сдув с неё пыль.
        - … здесь - могёшь!
        Видя, что грек не спешит хвататься за каку, Хаим усмехнулся кривовато.
        - Просто ситуацию описал, как есть, - пояснил он, - обстановку в нашей дружной стае товарищей. Кто там против кого дружит, поддруживает и альянсирует.
        - Хм… - взвесив папку на ладони, Коста открыл её, обозначив начало помогания, и вопросительно уставился на иудейского морпеха.
        - Одна большая политическая жопа, - ёмко охарактеризовал ситуацию иудей, - Не скажу, шо вовсе уж лишён политических амбиций, и если бы нашёлся кто-то сильно хороший и компетентный на моё место, я бы подвинулся. Вот те крест!
        - Х-хе… - мотанул головой грек, давя усмешку.
        - Рувим? - осклабился Хаим, - Тожи вспомнил?
        - Он самый. Так шо, так-таки и подвинулся бы? - подначил друга грек, приподняв недоверчиво бровь.
        - Без восторга и с нытьём, но таки да, - уверенно кивнул старый контрабандист, - В историю я уже немножечко вошёл, и могу входить дальше как первый командующий морской пехотой Иудеи, а могу - в морские перевозки и накопление капитала всерьёз, а не как сейчас. Так што гонор боролся бы в мине с жадностью, и жадность имела бы все шанцы!
        - Хм… совсем не на кого оставить?
        - А я о чём?! - Хаим развёл мосластыми руками, показав ненароком пропотелые подмышки старого френча, - В теории таки да, а на практике - одна сплошная политика выходит! Я таки понимаю за неё, но не до такой же степени, штоб сливать уже имеющиеся достижения в угоде политической конъюктуре!
        - С доказательствами? - пожестчел лицом грек.
        - А как же! - осклабился Хаим, похлопывая по папке, - Да не умствования старого мине, а доказательства за былое! Планы-то у них можит быть…
        Он прервался, смачно харкнув в плевательницу.
        - … хорошие, да беда в том, шо хорошесть и толковость их будет тока в том случае, когда и если они получат всю полноту власти. Ты мине понимаешь?
        - Ага… распихать локтями конкурентов, а потом уже устроить светлое, в своём понимании, будущее? Та-ак… Иудея, как слабое звено?
        - Потенциально - да, - закивал Хаим, отмахиваясь от мухи, норовящей усесться на потное лицо, и подвигая папку ближе к гостю, - Только распихивание будет вплоть до убийств, чему я совсем не удивлюсь, а планы их на прекрасное будущее прервутся британским десантом! Держусь пока на старом авторитете и одесских знакомствах. Но они, суки, тоже на авторитете, только што не нашем!
        - Одесса-мама… - Коста прикусил губу, решительным жестом забирая папку, - ладно! Возьму на поглядеть, и если всё так…
        - … не обижайся! - выставил ладони грек, - Ты можешь банально ошибаться, с этим-то согласен?
        - Да, - нехотя выдавил Хаим, сдуваясь на скрипнувшем стуле.
        - Если, - выделил Коста голосом, - ты не ошибаешься, будем помогать. Есть идеи и идейки, как поднять твой личный авторитет. А всё-таки, неужели так плохо? С Одессы чуть не половина здесь, и шо, тебе перестали узнавать в лицо и по авторитету?
        - Да… - перекосился Хаим, как от лимона пополам с уксусом, - так-то посмотришь, вроде как вокруг свои да наши, а на деле всё сложней! С Европы всё больше не вдовы да сиротки приезжают, а либо представители серьёзных людей и общин, либо такая отморозь, шо хоть в почётные казаки принимай!
        Выдохнув, он снова налил себе местного вина и подвинул греку бутылку.
        - Так-то… - отпив чуть, продолжил иудей с усмешечкой, - наши-то, одесские, всё больше семейные, и как люди умные, чуть не в большинстве решили осесть в Дурбане. Так што… не в большинстве мы, совсем не. Если в мужчинах брать, то у европейцев перевес, и не самый слабый. Благо, у них единства нет, а так…
        - … в Семэна Васильевича два раза уже стреляли, понимаешь? Даром што шериф всея Иудеи!
        - Вот так-так… - откинулся Коста на спинку стула, - и ты молчал? И Семэн?
        - Как-то стыдно было, - Хаим не поднимал глаза, - вроде как не справляемся.
        - Боевые отряды? - деловито уточнил грек.
        - Ну… так, - пожал плечами иудей, - если как бойцы, то не очень, а если как террористы, то каждый второй.
        - А т ж Бога душу… - заругался Коста зло, выплёвывая слова и чернея лицом, - дебилы, блять! Вы! И не смотри так! Подумать не могли, шо те же Ротшильды могут иметь в Иудее свой козырный интерес?! И Фима, поц на премьерстве, расхорош! Шо мы, не помогли бы по старой памяти?! А то тухес какой-то, ей Богу! Делали войну однилюди, а их потом в сторонку отодвигать? Хуй там!
        - В общем, так… - могучая рука грека легла на папку, - будет ли помощь лично тибе, я пока не знаю! Не вскидывайся! А вот этих, гиен европейских, мы точно укоротим!
        Переведя взгляд на стоящие в углу простецкие ходики с кукушкой, Коста осёкся.
        - Заболтался… - он встал, подхватывая со стола фуражку и отбирая у Хаима обгрызенную галету, - пока искал, пока то-сё… Егорка в Кнессете выступать будет - пошли, а то опоздаем!
        - … неделю как прибыл Егор, - на ходу рассказывал Коста поспешая за старым другом по извилистым переходам, - ну сходу - дела, дела, дела… Говорит - разделается с самыми наипервейшими, и смоется далеко и надолго, в сине-море-окиян! И ругается стихами! Из Парижу сбёг, потому как забодали, а здесь он в два раза забоданней.
        В Кнессете, рассчитанном на сто двадцать человек, толпилось как минимум двести и ещё немножечко. Депутаты, члены правительства разных рангов, авторитетные политики, представители общин, раввины, наиболее уважаемые дельцы, военные и репортёры, и разумеется - случайный люд.
        Вся эта уважаемая публика беседовала, местами галдела, а местами и вовсе - норовила перейти на личности, вплоть до хватания за грудки.
        Впрочем, она и обстановка - ни разу не парламентская, а так - сарайчик больших размеров. Сараище.
        Только что окна большие, через которые заглядывают любопытные, да ряды кресел и невысокая сцена с президиумом и трибуной. Отделка самая простая - штукатурка с синькой, да развешены невпопад фотографии с примерами героизма времён прошедшей войны, и портреты государственных деятелей Иудеи, чтоб не путался народ. Пахнет штукатуркой, пылью, потом, табаком и алкоголем, едой и больными зубами, одеколоном и ваксой.
        - Привоз! - гыкнул Хаим, ввинчиваясь в толпу безо всяко стеснения и чувствуя сибе так хорошо и по родному, как только можит чувствовать одесский жид в родной стихии! На ходу он здоровался, хлопал по спине приятелей, огрызался на враждебные выкрики и уверенно шёл к своей цели - местам в первых рядах.
        - Самый цимес, - довольно констатировал Хаим, пристраивая костлявый зад на подлокотнике чужого кресла, - не только хорошо видно, но можно и подискутировать с выступающим, не надсаживая горло.
        - Шо ви сибе позволяете! - взвился придавленный задом, интеллигентного сложения человек.
        - Ша! - Хаим даже не повернулся, - Я тут вообще-то имею право находиться, а вот за тибе ещё надо посмотреть! Твоей личности в списках што-то не припоминаю!
        - Я…
        - Головка от патефона, - равнодушно осадил соплеменника Хаим, - а если вдруг шо, то окошко - вон оно, а лететь низенько!
        - Ну хоть ви скажите вашему другу, - не унимался придавленный, неуклюже поправляя перекособочившиеся очки, - Ви же из Кантонов, да?
        Он говорил как человек, родившийся и выросший в напрочь жидовском местечке, с таким жутким акцентом, что Коста понимал его через раз, хотя казалось бы!
        - Из Кантонов? - не унимался очкарик, - Так? У вас, говорят, нет таких безобразий, а…
        - Есть, - вздохнул Коста, - вплоть до мордобоя…
        Грек машинально потёр кулак, потому как причиной, следствием и главным героем последнего был он сам, и вышло немножечко неудобно, потому как не того…
        … и не тех.
        Придавленный замолк, а на сцену один за другим начали подниматься выступающие. Повестки самые разные - от международного положения, до вопросов иудаизма и починки изгороди, которую проломили люди шерифа в погоне за нехорошим кем-то.
        Председательствующий спикер, перерывая шум, сломал два деревянных молотка и…
        … это вызвало ещё одну повестку, о замене штатного плотника Кнессета, ибо ну халтура же! Плотник, сидевший в зале, не постеснялся встать и предложил заменить спикера, ибо болван!
        Свои сторонники, к вящему удовольствию Косты, нашлись у каждого, и минут десять было потрачено на интересную и увлекательную ругань - с идиомами, гиперболами и аллюзиями.
        Потом был короткий националистический спор, должен ли говорить Панкратов на идише или пусть его на русском? Предмет спора сидел на столе, и болтая ногой в побитом жизнью ботинке, по-дружески общался с президиумом, грызя какой-то сочный фрукт и нимало не беспокоясь обсуждением.
        Националисту напомнили, что Егор, он же Шломо, может хоть на иврите не хуже ребе, а вот насчёт личной образованности его, националиста, ещё большой вопрос! Спор закрыл один из авторитетных раввинов, указав на наличие делегатов из Кантонов, и потому говорить присудили на русском.
        Панкратов разродился цветистым приветствием на иврите и перешёл-таки на русский. Для начала он объявил о закладке университета в Кантонах…
        … после чего перескочил на вопрос признания Иудеей светского брака, и ряда столь же специфических вопросов. Столь недвусмысленное послание игнорировать было нельзя, и…
        - Процентная норма какая?! - послышался пронзительный фальцет, и на кресло вскочил с ногами прыщавый юнец, уставившийся на оратора, как на Мошиаха.
        - Ноль! - отрезал Егор, - Учащийся берёт кредит непосредственно у университета, а каковы его религиозные убеждения и гендерная принадлежность, роли не играет!
        … Иудея сделала решительный шаг на пути становления светским государством.

* * *
        - Вопрос кафров… - начал докладчик, и в зале разом поднялся шум. Спикер застучал молотком, призывая Фольксраад Русских Кантонов к тишине. Сломав молоток, он застучал по столешнице ладонью, которая, судя по звуку, твёрже иной деревяхи!
        - Надоели уже! - с места заорал одиозный Марков, вскакивая в кресло памятником самому себе, - Национальная партия давно предлагает ввести департамент Туземных дел, и свалить всё текучку с кафрами на него! Сколько можно? Только и слышно, что о жалобах шона на матабеле, да о необходимости компенсировать тсвана отобранные угодья! Это не тот масштаб, штобы тащить на обсуждение Фольксраада, заминая действительно важные вопросы!
        - Тратим время чорт знает на што! - поддержал Маркова один из соратников, и Фольксраад зашумел.
        - Я понимаю желание националистов замять тему туземцев, - вскинулся докладчик, непримиримо сверкая очками и собирая губы в жопку, своеобразно выглядящую над узкой козлиной бородкой, - но мы, партия «Социалистической Африки», считаем…
        - Да похуй, што вы там считаете! - эпилептиком задёргался на кресле Марков, - два процента…
        - Тишина! - вовсе уж в голос заорал спикер, багровея лицом и вставая с места о весь свой немалый рост, - Гражданин Марков, ещё один выкрик такого рода, а тем паче с места, и я вынужден буду вспомнить о регламенте и вывести вас из зала! Если мы будем ограничивать права своих политических оппонентов, в том числе и на свободу слова, то чем мы лучше, блять, Николашки?!
        - Гражданин Калинин, - уже спокойней сказал спикер, усаживаясь в кресло, - честно выиграл выборы в Фольксраад, и имеет те же права, што и вы, гражданин Марков, это вам ясно?
        - Ясно, - пробурчал глава «Национальной партии Русских Кантонов», садясь в кресло с видом Наполеона, ещё только начавшего свой путь в Консулы.
        - К сведению гражданина Маркова, - ехидно сказал Михаил Иванович, - наша партия представляет отнюдь не два процента, а несколько более количество избирателей.
        - Цветных! - выкрикнул Марков, багровея лицом.
        - Избирателей, - поправил его Калинин, улыбаясь ехидно, - полноценных граждан Русских Кантонов, имеющих право голоса. А если гражданин Марков не уймётся со своими выкриками, то я напоминаю ему, что стреляю я лучше него, а право на дуэль в нашей стране внесено в Конституцию!
        - Тишина! Тишина! - заорал спикер, - Гражданин Марков, гражданин Калинин! Хватит! Михаил Иванович, хватит отстреливать оппонентов, выступайте уже наконец!
        - Благодарю, - церемонно поклонился Калинин, - Вопрос касается кафров, но на сей раз это не текучка, как выразился гражданин Марков, а проблема, и очень серьёзная!
        - Кооперативное движение, зачинателями которого были Егор Кузьмич и Феликс Эдмундович… - он церемонно поклонился в сторону главнокомандующего армией Кантонов, сидящего в президиуме, - в целом дало положительный эффект, и прежде всего в экономике. Множество мелких собственников, объединённых в мощные, но вместе с тем гибкие структуры, разом двинули важнейшие экономические показатели страны вверх. Эффект социальный оценивать пока рано, но и здесь прогнозы благоприятны.
        - Вместе с тем… - Калинин остановился, отпив воды из стакана, - появился ряд непредвиденных сложностей, связанных с кафрами. Так, уставы кооперативов, отличаясь порой довольно-таки значительно, фундаментально сходятся, в частности - в требовании платить работникам определённый процент с дохода хозяйства.
        - Ха! - выкрикнул с места один из «националов», и наклонившись к лидеру партии, зашептал ему что-то на ухо. Марков, слушая его, расплывался в широкой улыбке, полной самого искреннего, незамутнённого злорадства.
        - Сейчас, пока плантации расчищаются и требуют много чернового, неквалифицированного труда, - Калинин неприязненно оглядел блок «Националов», - эта проблема не видна, поскольку доходов, собственно, и нет. Кафры нанимаются на работы целыми племенами, получая взамен социально гарантированный минимум.
        - Та-ак… - заинтересованно протянул спикер, переглядываясь с президиумом и наваливаясь на стол, - продолжайте.
        - Благодарю, - чуть поклонился Михаил Иванович, вкладывая в поклон изрядную долю язвительности, - Механизация плантаций идёт опережающими темпами, не в последнюю очередь благодаря ценным ископаемым на участках кооператоров, а также взаимопомощи, прописанной в уставе кооперативов. Ещё год-два, и значительная часть хозяйств перестанет нуждаться в массовой неквалифицированной рабочей силе.
        - Таким образом, - повысил голос Михаил Иванович, перекрикивая поднявшийся шум, - механизация вытесняет неквалифицированную рабочую силу, а вместе с ней и кафров!
        - Проблемы кафров русских не ебут! - выкрикнул с места Марков и захохотал гиеной. На некоторое время выступление прервалось в силу естественных причин, но потихонечку спикер навёл порядок, и глава «Социалистической Африки» продолжил выступление.
        - … таким образом, чернокожие вытесняются из экономики Кантонов естественным путём.
        - Заметьте, вы сами это сказали! - перебил Калинина один из соратников Маркова, - Не мы! Естественным путём!
        - Да, естественным! - согласился Калинин и сердито сверкнул очками, - Но радоваться вам, граждане националисты, рано! Кафры вытесняются естественным путём, но сама ситуация выходит противоестественной! Я знаю вашу позицию «Африка для белых» и в корне с ней не согласен!
        - Да, не согласен! - повторил выступающий, - И не только в силу социалистических убеждений, но и здравого смысла! Здесь и сейчас складывается парадоксальная ситуация, когда чернокожие и отчасти цветные вытесняются из экономической жизни Кантонов, и вместе с тем они не могут быть вытеснены из страны! Да, не могут! В том числе и соображений экономического характера!
        - Я так понимаю, - с места сказал Дзержинский, - Михаил Иванович имеет в виду, что неквалифицированный, черновой труд ещё долгие годы, и то и десятилетия, не исчезнет в небытие?
        - Совершенно верно, Феликс Эдмундович, - кивнул Калинин, - таким образом, чернокожие выпадают из поля действия нашего законодательства! А это, граждане, опасная тенденция!
        - Поясните подробней, Михаил Иванович, - попросил спикер, - суть, я полагаю, все уловили, но уточнить не помешает.
        - Суть в том, что чернокожие нужны нашей экономике, и ещё долго будут нужны. Однако платить им процент с доходов кооператива, установленный законодательно… - Калинин сверкнул очками в сторону Дзержинского, - кооператорам часто не выгодно, да и попросту невозможно! В том числе и потому, что «Закон о кооперативах» регулирует не только процентное отчисление в фонд заработной платы, но и количество этих самых работников.
        - Вы предлагаете снизить процент заработной платы в пользу владельцев хозяйства?! - выкрикнули из зала, - Или повысить лимит на найм работников?!
        - Нет! - моментально отреагировал Калинин, - Это бессмысленный поступок, потому что при прочих равных фермеры всё равно выберут белого, как более грамотного и соответственно - квалифицированного!
        - Ну не скажите, - живо возразил спикер, - грамотного, хм… грамотных и у нас не хватает! Ликбез работает, но с большим скрипом!
        - И всё же! - не дрогнув, возразил Михаил Иванович, - Даже если брать самого тёмного и неграмотного русского крестьянина, то перед кафром у него есть неоспоримое преимущество - знание русского языка!
        - Раса! - выкрикнул Марков, и в зале одобрительно зашумели его сторонники, - Землячество, если хотите!
        - Аргумент, - не стал спорить Калинин, протирая очки, - При прочих равных преимущество получает родственник или земляк. Повторюсь - в этой ситуации кафры выпадают из юридического поля если не де-юре, то как минимум де-факто!
        - Так давайте оформим это законодательно! - предложил один из…
        … центристов?! Предложение бурно поддержали националисты, да и среди социалистов правого толка нашлось немало сочувствующих.
        - Нет! - резко отреагировал Калинин, - Сразу скажу, что «Нет» в данном случае не только с точки зрения социалиста-интернационалиста, но с точки зрения экономиста! Мы с товарищами по партии взялись просчитать последствия, и ваше предложение означает неминуемые, и очень серьёзные экономические проблемы в будущем…
        - Не верю!
        - … не говоря о последствиях социальных, - не дрогнув, закончил Михаил Иванович.
        - Повышение лимита работников также палка о двух концах, - прогудел спикер, - Повышая лимит на рабочие руки, мы даём в руки недобросовестным кооператорам оружие против работников в части урезания заработной платы и социальных условий.
        - С русскими проблем нет! - встал Марков, - И если убрать из этого уравнения кафрскую переменную, то проблема предстаёт вполне решаемой! Я вижу несколько вариантов решения проблемы, к примеру - контрактную систему при работе с чернокожими! Контракт на несколько месяцев или недель, после чего кафры будут выдворены в пределы своих бантустанов, нагруженные купленными у нас товарами.
        - Нет, нет и ещё раз нет! - резко возразил Калинин, - Повторю - помимо того, что такое предложение неприемлемо для меня, как для социалиста, оно несёт ряд проблем экономического характера! Мы готовы поделиться своими выкладками с коллегами по Фольксрааду, и может быть, вместе найдём выход из создавшегося положения!
        - Хорошо, - встал Иванов Второй, один из лидеров правых центристов, - мы готовы к работе, но пока вы можете сказать вкратце, как ваша партия видит решение проблемы?
        - Для начала… - Михаил Иванович снял очки и протёр их платочком, пережидая гул, поднявшийся после вопроса Иванова, - для начала мы предлагаем усилить социальные программы среди чернокожих, и прежде всего образовательные и медицинские. Детская смертность у них просто ужасающая…
        - За чей счёт? - перебили его из зала.
        - Мы полагаем, что некоторым образом можно оказать её в кредит, - живо ответил Калинин. Поднялся шум, и выступающего начали форменным образом освистывать.
        - … два-три десятилетия… - пытался перекрикивать зал Михаил Иванович, - и мы не узнаем Африку! Экономика и культура…
        - Культура?! - перебил его Иванов Первый, признанный лидер социал-дарвинистов, - Да некоторые племена в каменном ещё веке живут, а вы хотите их за тридцать лет вытащить в век железа и пара?! Для эволюции культурной нужны если не тысячелетия, то как минимум - века!
        - Бастеры и гриква успешно… - вскочил один из соратников Калинина.
        - Успешно! - перебил его Иванов Первый, - Успешно переняли культуру белых! Это никак не эволюция, а скорее мимикрия! Капля в море, если сравнивать с аморфной массой кафров, коллективное бессознательное которых пребывает даже не в каменном веке, а пожалуй, на уровне инфузорий!
        - Надорвёмся! - поддержал его Марков.
        - В настоящее время чернокожие не могут конкурировать с европейцами в естественных условиях, - проговорил Калинин, упрямо наклонив голову.
        - Заметьте, это сказали вы! - выкрикнул Марков.
        - А я поддерживаю Михаила Ивановича, - пошептавшись с лидером партии, встал Давид Абидор, заместитель «Фабианской партии[12 - Фабианский социализм - реакционное буржуазное течение в Англии, созданное для борьбы с научным социализмом. Фабианский социализм оформился в 1884 г. под названием «Фабианское общество», представители которого проповедовали возможность постепенного мирного врастания капитализма в социализм на основе «сотрудничества» буржуазии с пролетариатом.]». Калинин приподнял было удивлённо брови при виде столь неожиданной поддержки, но почти тут же его удивление было развеяно.
        - Мы поддерживаем, - встал Илья Решетников, возглавляющий фабианцев, и заложив большие пальцы за отворот пиджака, оглядел зал, - Постепенное, поступательное вовлечение кафров в орбиту европейской цивилизации снизит социальное напряжение и позволит консолидировать лучших из них в Русский Мир!
        - Кафрский вопрос нужно решать немедля, а не откладывать его на десятилетия, как по сути предлагаете вы! - непримиримо рубанул Михаил Иванович.
        - Для начала, - негромко сказал Дзержинский, и все замолкли, - предлагаю создать комиссию, которая рассмотрит вопрос в кратчайшие сроки, не затягивая. Нужно хотя бы вчерне понимать, о чём идёт речь, и куда нам двигаться дальше.
        - Кто за? - спросил спикер, - Принято!
        Глава 8
        - Улыбаемся… - с натугой пыхтит Владимир Алексеевич, подпирая плечом длинную вагу[13 - Вага - длинный шест, рычаг для поднятия тяжестей.] и пытаясь подпихнуть её поглубже под тяжёлый валун. Санька понизу, подбивает опорное брёвнышко кувалдой, стараясь никого не зацепить и самому не поскользнуться на глинистой грязи, оставшейся после недавнего дождя.
        -.. и машем, - сиплю я, вцепившись в свою жердину, и нависаю на ней всем своим невеликим весом. Строители, ведомые лучшими побуждениями и гигантоманией, подготовили нам Царь-валун многотонный. Перестарались… ф-фу… мать их ети!
        - Давай… х-ха! - Коста вбивает вагу чуть поглубже в глину, и валун самую чуточку качнулся на краю котлована.
        … вспышки…
        … фотографируют нас, кажется, буквально все, у кого есть фотоаппарат, пусть даже и дрянненький. Съехались репортёры со всего Южно-Африканского Союза, любопытствующие и Бог весть, кто ещё.
        Университет! Сотни вспышек, десятки художников с этюдниками и без. Событие!
        - И р-раз… - командует Феликс, пружиня ногами и подпирая плечом длинную жердину.
        - Навались, православные! - весело командует дядя Фима, подавая пример. Православные, давя смешки и щедро отсыпая ответные реплики, наваливаются…
        … и валун, качнувшись, гулко падает на дно котлована. А следом, не удержавшись на стёсанном краю, я оскальзываюсь, и….
        … извернувшись каким-то чудом, выхваченный вовремя руками дяди Гиляя, памятником самому себе седлаю краеугольный камень.
        Вот эта фотография, со мной-памятником и смеющимися друзьями, и обошла все газеты. Удачные кадры.
        Но это потом, а сейчас…
        … Фира разбивает бутылку шампанского о валун, и закладка университета официально состоялась.
        Вспышки, вспышки… ловлю себя на дурной ревности, но уж больна она хороша! Уезжал - девчоночка ещё, а приехал - барышня! Не взрослая ещё, далеко не… но уже сейчас вижу, что совсем не хуже Клео де Мерод[14 - Клео де Мерод - французская танцовщица, на рубеже веков признанная самой прекрасной женщиной Франции. Её можно назвать одной из первых профессиональных фотомоделей, и фотографии её были буквально повсюду - вплоть до почтовых марок и открытках.]!
        Лучше, чорт побери!
        - … господа, господа… не толкайтесь! Месье Мартен… пропустите человека!
        К чести собравшихся, нет ссор и попыток как-то протолкнуться вперёд, «бремя белого человека» в Африке воспринимается совершенно иначе. География этих мест странным образом влияет на мозжечок, подкорку или иные части европейского мозга. Стоит распоследнему трущобному оборванцу ступить на красноватую землю Африки, как начинается преображение в гордого кабальеро времён Конкисты.
        Многоголосица на десятке языков, включая английский и идиш, создаются сотни групповых фотографий перед краеугольным камнем первого в Африке университета[15 - Первым университетом в Африке принято считать исламское учебное заведение в Тимбукту (Мали), но я напоминаю - в книге НЕ политкорректное время, и достижения НЕ европейских цивилизаций принижаются или «не замечаются», притом чаще всего искренне.]. Все, мало-мальски причастные и вовсе непричастные, но…
        … если Луис Бота хочет попасть на первые полосы вместе с нами, то глупо отказывать президенту ЮАС в этом невинном желании. Все всё понимают, но формально вот так вот. Улыбаемся и машем!
        Отношения между кантонами и собственно бурскими республиками непростые. Сразу после войны всколыхнулся африканерский национализм, желание обособиться и заморочки людей, привыкших считать всю Африку - своей.
        Чем дальше, тем больше среди африканеров разговоров о «глухом нейтралитете» в случае войны. Глупо… или всё же нет? Какие там подводные течения в Большой Политике, Бог весть.
        … но об этом потом. А сейчас, прервав неуместные размышления, выдёргиваю из толпы Самуила и Товию для группового фото. Потом земляков…
        … какие ни есть, а родня. Мне - несложно постоять несколько лишних минуток, а им - не просто память, а козырный документ, который в некоторых случаях весомей иные удостоверений.
        - Лыбисся, как дурак, - пхается Санька локтём.
        - Ну… - только плечами пожимаю, - и чорт с ним!
        Хоть как, хоть не как… а лёгко на душеньке так, что и словами не передать! Сильно ещё не всё, чего в жизни хотел достигнуть, но вот…
        … стоит краеугольный камень. Есть строительная документация, деньги… всё есть!
        - «Панкратовский университет» - шепчу одними губами. Почему-то немножечко неловко… а с другой стороны, а как иначе-то?! Стэнфорд, Гарвард… Третьяковская галерея, наконец! Чем я хуже-то?!
        Поначалу хотел назвать «Георгиевским» - вроде как не напрямую, а в честь святого. Дядя Гиляй с Феликсом переубедили. Дескать, мощный политический жест с посылом всем слоям населения.
        И если честно…
        … я не слишком сопротивлялся. Чем я хуже…
        - Иди, - подтолкнул меня Владимир Алексеевич, - пора говорить речь!
        Забежав на невысокую трибуну, некоторое время молчал, глядя на волнующееся людское море. Сколько их… тысячи? Десятки тысяч? Не знаю уж, как меня услышат те, кто с краю стоит…
        Наконец поднял руку, прося тишины. Не сразу, но волнение смолкло и тысячи людей устремили свои взоры на меня. Вдох…
        - Свободные люди на свободной земле! К вам обращаюсь я, друзья мои! Всё мы знаем цену свободе, потому что взяли её - в бою! Отстояв свободу здесь и сейчас, мы готовы драться и дальше, защищая свои дома, свою землю и отныне и навсегда - свою страну!
        Короткая пауза…
        - Здесь и сейчас мы строим наш общий дом - на века. Строим, не отставляя далеко оружие, и если понадобится, пойдём защищать наши дома, нашу страну - от любого врага, кто бы он ни был!
        - Я знаю! - обвожу глазами толпу так, что каждому почти кажется, что смотрю я - лично на него. В упор. Глаза в глаза, - Каждый из нас выполнит свой долг, и если надо - до самого конца, даже ценой собственной жизни. Потому что за спиной - дети и жёны! Это и есть Родина!
        Снова пауза, дабы прониклись и осознали.
        - Вы, ваши родные и друзья, ваши дома, и отныне и навсегда - земля. Ваша! Земля и воля - за это можно воевать, и если понадобиться, то и со всем миром!
        Пережидаю гул толпы, и снова поднимаю руку, требуя тишины.
        - Я полностью уверен в вашем мужестве и готовности умереть за свободу! Но я хочу, что вы… все вы - жили! Если все выполнят свой долг[16 - В этом абзаце отрерайченная речь Черчилля в начале ВМВ.], если ничто не будет забыто, и если будут приняты наилучшие меры, как это делается сейчас, вам не придётся умирать!
        - Выполняя свою долг до конца и делая всё для защиты нашего дома, мы переживём любые бури! Я знаю, что вы умеете работать до кровавых мозолей и сорванных спин! А сейчас я прошу… нет, требую! Требую от вас, чтобы вы с таким же усердием - учились!
        Толпа загудела, начались было обсуждения…
        … и снова рука требовательно взлетает вверх, призывая к молчанию.
        - Учиться, учиться и ещё раз учиться[17 - Фраза написана Лениным в работе «Попятное направление русской социал-демократии» в 1899 году. После написания она нигде так и не была опубликована, увидела свет только после смерти лидера большевиков, в 1924 году, в № 8 - 9 журнала «Пролетарская революция».]! Учиться надлежащим образом - военному делу и грамоте, наукам и языкам! И не лениться, пребывая в праздности и чванстве!
        - И… - делаю несколько шагов вперёд и чуть наклоняюсь, создавая более доверительную атмосферу, - я прошу вас отнестись к учёбе, как к военной операции. Забудьте слово «Я!», отныне и навсегда есть «Мы»!
        - Ваши личные успехи - ничто! Если сосед, состоящий в одном коммандо с вами, не умеет стрелять, если не умеет читать карту и перевязать раненого товарища - погибнет не только он, но и вы! Всё коммандо!
        Выдох… такие аналогии понятны большинству собравшихся.
        - Один в поле не воин, вы знаете это! Вместе мы преодолеем любые невзгоды, как уже преодолели войну! Так неужели не одолеем неграмотность?! Мы, сумевшие отбиться от Британской Империи?!
        И тут же, не давая возможности задуматься…
        - Хотим ли мы, что наше обретённое отечество утеряло свою независимость[18 - Отрерайченная речь Сталина 4 февраля 1931 г.]? Нет! Но если мы действительно не хотим этого, то необходимо в кратчайший срок ликвидировать его отсталость! Мы отстали от передовых стран на пятьдесят-сто лет, и нужно пробежать это расстояние за несколько лет! Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.
        - Сегодня вы вырубаете заросли на плантациях, строите железные дороги и заводы, а уже завтра должны быть готовы сесть на механическую жатку, занять место машиниста и встать у станка! Либо гибель нашего государства, либо догнать передовые страны и перегнать их экономически[19 - В. И. Ленин «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» 1917 г.]!
        - Учиться, учиться и ещё раз учиться! - повторяю я, - Учиться надлежащим образом, овладевая новыми знаниями на пользу себе и Родине!
        С трибуны я сошёл на подгибающихся ногах, отчаянно надеясь, что никто не видит моего состояния.
        - Экий ты бледненький, чуть не с прозеленью, - озабоченно сказал дядя Фима, закопавшись в кармане, - куда я его…
        - На! - Товия пхнул мне под нос уже открытую фляжку, - хлебни!
        - С ума сошёл!? - возмутился Бляйшман, обжигая его взглядом, - Ещё вырвет на нервах!
        - А…
        - Б… - передразнил дядя Фима, сунув мне кусок коры, - пожуй-ка! Йохимбе, хорошая штука!
        Морщась от неприятного вкуса, старательно изображаю козла, слушая выступающих. Наши, африканеры, жиды, французы и Бог весть, кто ещё.
        По-русски говорят, на африкаанс… благо, его с пятого на десятое все понимают. Франки и германцы с переводчиками, и порой смешно выходит…
        - «Хорошая кора, надо будет у дяди Фимы поинтересоваться, да глядишь, в партнёрство войти!»
        … особенно когда сперва с надрывом толкает речь оратор, рубя воздух жестами, а вслед за ним, а то и перебивая - переводчик. Кажется, что они друг с дружкой на трибуне дебаты затеяли… х-хе!
        - Силён! - подошедший дядя Гиляй, пряча фляжку во внутренний карман, хлопнул меня по плечу, обдав запахом арманьяка, - А я тут, до речи ещё твоей, в толпе прошёлся… вы знали, што в Кантонах просто Новгородов и с разными приставками почти два десятка?
        - Эко… - удивился я, сплёвывая вязкую горьковатую слюну на вытоптанную до корней траву, - так-то слышал, што не один, но штоб столько?
        - Антон Палыч, Антон Палыч! - извинившись перед дядей Гиляем одними глазами, пробиваюсь через редкую толпу к именитому писателю. Интересности от Владимира Алексеевича я и потом успею - благо, живём все по соседству. А вот Чехова ловить нужно, а то опять в вельд сорвётся!
        Одни только рассказы да повести в газетах появляются, а это хоть и…
        … интересно, но не хватает живого общения с человеком, да и планы на него - ого-го!
        - Егор Кузьмич, - он пожал мне руку и снова переложил тросточку в правую.
        - Ну мы договаривались, Антон Палыч… - мне становится неудобно, - просто Егор!
        - Э, нет! - Чехов весел, бодр, слегка нетрезв, бронзов от загара и жизни в саванне, - Только не сегодня! Сегодня ты Егор Кузьмич, и никак иначе!
        - А знаешь… - сменил он тему разговора, - помог ведь твой совет! Отживел, как в народе говорят!
        - Ой, как здорово! - искрюсь радостью и улыбкой, - Слу-ушай… Антон Палыч, а у меня ведь на тебя большие планы!
        - Университет? - он тросточкой приподнял шляпу и изогнул весело бровь, не обидно посмеиваясь над моим щенячьим энтузиазмом.
        - Как ты… а, ну да! Хм… кафедра русской литературы, а?! И всё… - выделяю голосом, - вот прямо всё по своему разумению устроить можешь!
        - Хм… - Чехов задумчиво качнулся на носках, и констатировал не без нотки сожаления в голосе, - не выйдет. Образование у меня не профильное…
        - Это как раз ерунда! - хватаю его за руку, готовый уговаривать, ибо Чехов… ну Чехов же! Если не он, то кто?!
        - … да и сыровато в Кантонах для меня. Боюсь, как бы ухудшение не началась.
        - А… ну да, тогда лучше не надо! - сникаю я, и тут же нахожу плюсы, - Ну и так хорошо! Жив, относительно здоров… это ж сколько ещё написать успеешь!
        - И это тоже… - Чехов выцепил глазами очаровательную женщину лет тридцати, продефилировавшую в нескольких метрах от нас, и…
        … глазками в Антон Палыча, как из корабельных орудий главного калибра!
        - Да иди уже, - смеюсь, - и это тоже, да! Успеешь! Теперь - всё успеешь!
        Хмыкнув, отсалютовав мысленно Чехову, и порадовался, что сценическая оратория уже закончилась, и не нужно снова подниматься, представляя очередного оратора. И…
        … забавно, но только сейчас обратил внимание, что не было никаких пригласительных и фэйс-контроля, а сегрегация - вот она!
        Те, которые «право имеют», на пятачке вокруг сцены, прочие - в отдалении. Само так получилось, вот ей-ей! Нет никакого разделения на «чистую» и «нечистую» публику, а поди ж ты… безо всяких городовых поделились.
        - Егор Кузьмич! Егор Кузьмич! - окликнул меня кто-то запыхавшийся.
        - Александр Никитич! Вальцуев, верно? - жму руку студенту.
        - Вы… помните? - вид ошарашенный и взъерошенный, как у не ко времени разбуженного филина. Луп-луп глазами… и голову набок, давно не стриженную.
        - До старческой деменции далеко, - искренне удивляюсь вопросу.
        - А… ну да, - он справляется с волнением, - мы с товарищами…
        Судорожное движение подбородком куда-то в сторону, не отпуская моей руки.
        - … попали под каток репрессивного аппарата, и… вот, волчий билет, и…
        - Ага, ага… и много вас? - оглядывая подтянувшихся товарищей, изрядно потрёпанных и выглядящих неважнецки.
        - Пятеро, - он зачем-то оглядывается на друзей, отпуская наконец мою руку, - а вообще двадцать два человека бывших студентов прибыло.
        - Только, - смущается Александр Никитич, - не могу ручаться за всех. Полагаю, не все наши товарищи готовы… хм, вновь стать студентами.
        - Не страшно, - смахиваю его смущение улыбкой, - нам образованные люди край как нужны! А учиться можно будет и без отрыва от работы! Вам есть где остановиться?
        Остановиться было негде, равно как и не на что…
        - Не страшно! Остановитесь у меня…
        - Право слово, Егор Кузьмич… - начал было Вальцуев.
        - Не стесните, - перебил я, - и да - вполне удобно! Пустующих комнат у меня полно, еда здесь дёшева необыкновенно, так што в тягость не будете! Заодно и расскажете новости московские.
        - Вы, кажется, по части естественных наук, - перескакиваю с темы, сбивая неуместное смущение, - так?
        - Биолог… то есть, будущий биолог! - спохватывается Александр Никитич, поправляя пенсне.
        - Замечательно! А ваши товарищи? Ах, почвовед… чудесно, чудесно! И химик?
        Всячески обнадёжив и обласкав их, отправил к столам подкрепиться, сам же решил найти к Житкова с Корнейчуковым, похвастаться новым приобретением. Волчий билет…
        - … ха! Идиоты! Биолог, почвовед, химик… золотой фонд, а им - билет!
        - Как ещё не сели, - хмуро добавил Борис, кивая в такт моим словам, и…
        …тяжёлая винтовочная пуля, войдя в лоб, разбрызгала затылок Житкова, ставшего передо мной, и на моё лицо брызнуло тёплым.
        Глава 9
        - Нашли стрелка, но… - Котяра безнадёжно машет рукой, искажая лицо в болезненной гримасе, - стрелять в Африке умеют. Сорок пуль при задержании, это…
        - … опознавать нечего, - доканчиваю за него, потухнув душой. Сидим молча, слышно даже жужжание мух в душном номере отеля, да перекличка чернокожей прислуги на улице.
        На неудобном комковатом диване затекла нога, но…
        … у меня странное состояние безразличия к удобствам, и какое-то болезненное стремление наказать себя за смерть Житкова.
        - Совсем ничего? - интересуюсь на всякий случай, у Котяры, сидящего в кресле марионеткой с обрезанными нитками. Кукла человеческая… Не знаю, что уж там он испытывает, но с Борисом они дружили, и крепко.
        - Восемь или девять пуль в голову, - мертвенным голосом ответил бывший хитрованец, глядя куда-то в угол незряче.
        - Н-да… Африка во всей её красе, - мрачно констатирую я, и вновь хочется закурить - чтоб горло продрало, закружилась голова, и губы обожгло горьким никотиновым привкусом, - Оказывается, вооружённые граждане, готовые прийти на помощь, не всегда к месту.
        - Сделаем всё… - начинает Иван, шевельнувшись.
        - Не винись! - прерываю его, и встав, подхожу к окну, распахивая его на всю ширь. Сквозняк, ленивый как местные слуги, проникнув в комнату, лизнул меня в щёку и влажно пошевелил шторы, но не принёс облегчения.
        - Нет тут твоей вины, - повторяю ещё раз, глядя в окно на тошнотворно-обыденную сценку колки дров для кухни, где мускулистый молодец не столько колол дрова, сколько играл мышцами обнажённого мускулистого торса перед жопастой молоденькой кухаркой в цветастом платке на курчавой голове, - Когда там тебя выбрали шерифом округа? Две недели? Ах три… Вот месяцев через шесть начнётся спрос не только за набеги чернокожих, но и за такие вот… а пока не винись.
        Котяра несогласно дёргает шеей, но молчит. Он из породы самоедов, считающих себя в ответе за всё, что хоть краем их касается. Потому, собственно, и выбрали шерифом…
        … ну и за уголовное прошлое, не без этого. Чудны дела Твои… но своя сермяжная Правда в этом есть. Котяра хитрованец, ан репутация у него человека честного, насколько это вообще возможно в таких скотских условиях.
        Если уж на Хитровке не запачкался в человеческой подлости, то стало быть - порядочный до мозга костей. А что кухню уголовную изнутри знает, так это скорее в плюс! Видок[20 - Видок - исторический персонаж из первой половины XIX столетия, беглый каторжник, ставший известным парижским сыщиком и легендой при жизни.] российского разлива практически…
        - Улики хоть собрали?
        - Угум, - кивает Иван, немножечко оживая, - Владимир Алексеевич и этот врач, как его там… Каммелькранц.
        - А… ну вдвоём ничего не упустят! - говорю скорее для Котяры, с его совершенно безбрежной верой в способности Владимира Алексеевича, - Есть какие-то улики? Предварительные данные?
        - Улики… - Иван начал оживать, зашевелившись в кресле, - улик полно, а вот с данными погодим. Пазл этот пока не начали собирать, так што не буду строить предположений.
        - И всё же? - не унимаюсь я.
        - Нет уж! - отрезал друг, вконец очеловечиваясь, - Строить предположения на таком зыбком фундаменте непрофессионально! Думаешь, тебя хотели застрелить?
        - Угу, - пожимаю плечами, - кого ж ещё?
        - Ну… может, - кивнул шериф, - а может - Борю! Не думал о том? Они с Колей, как ни крути, а из крупнейших землевладельцев будут, да не только в Кантонах, но и во всём Южно-Африканском Союзе, смекаешь? Одно это - такая политика с географией выходит, што голова кругом!
        - А политика? - жёсткий его палец пронзал воздух и само Пространство, - Кто лоббирует в Фолксрааде Кантонов интересы одесситов? Снова Житков с Корнейчуковым!
        - Не только одесситов, - поправляю Котяру, - но… понял, не продолжай.
        - Так-то! - сердито, но уже без прежней мертвенности, сказал Котяра, вытирая большим платком худое лицо, - Ох и погодка… А! Забыл ещё сказать! Мы пока выстраиваем, как её… диспозицию, но уже сейчас могу сказать, што рядышком в момент выстрела были оч-чень непростые люди! Смекаешь? Ну, сам вспомни, кто тогда вокруг трибуны крутился?
        - Смекаю… - меня странным образом начало отпускать.
        - Так-то! - он сердито глянул на меня и передразнил, - Ково ж ещё?! Да много ково, так вот! Студентов ежели убрать, так чуть не каждый второй… ну, сам вспомни! Послы, политики не из мелких, промышленники и торговцы! А Владимир Алексеевич с ево газетой? Мно-огим она поперёк горла встала!
        - А ты… - Котяра снова достал платок и промокнул лицо, - Христом-Богом прошу, уезжай пока куда подальше!
        - Ты сам говорил… - я хищно уставился на друга, - штоб я не звездился! Так што там такое…
        - Никакое! - рявкнул шериф, - Я всех буду распихивать к херам, подальше отсюдова! Ясно?! Пока не поймём хотя бы направление, в котором копать надобно, будем считать, што охотятся за всеми!
        - Эко… да не кипятись ты! - подымаю руки, - Прав ты, как есть прав! Если начнут крутиться Особо Важные Персоны, да со своим Особо Важным Мнением, то это не расследование будет, а профанация с проституцией.
        - Не говоря о том, што ково-нибудь пристрелить могут, - закивал Иван, - в суматохе-то! А тогда - во!
        Он провёл большим пальцем по горлу, как-то по-детски вывалив язык, и я вспомнил, что шерифу нашему от силы девятнадцать годочков…
        - Угум… распихаться, говоришь? - я задумался, жестом попросив Котяру помолчать. Смерть Бориса стала тяжёлым ударом для меня, но нужно быть честным - более всего от её… противоестественной интимности. Особой дружбы меж нами не было, скорее приятельство и взаимная приязнь, так уж сложилось. Бывает.
        - Распихаться… хм…
        - Христом-Богом… - повторил Иван с нотками безнадёги, - знаю я тебя…
        - Да нет… вырос уже, - невольно усмехаюсь я, - Бегать самолично с ружжом по Африке, пытаясь поймать супостата… нет, этого не будет. Я просто задумался, как себя… хм, с пользой распихать. Ладно, распихаюсь!
        - Обещаешь? - с мольбой спросил Котяра.
        - Обещаю, - и тут же уточняю, - не сразу! Сам долж?н понимать, мне одних только подписей поставить нужно не один десяток. Ну и прочее… как ни крути, а дня три надо, может четыре.
        - Охрану дам, - после короткого раздумья властно сказал Иван, - и гляди… без побегушек с ружжом!
        На аэродром я пришёл затемно, за полтора часа до рассвета. Проверив двигатели и обшивку, я зевал, цедя кофе из дарёной кружки, и ждал Фиру с тётей Песей, поглядывая на стоящий на углях кофейник.
        Самодеятельная и самозваная наша охрана, составленная, кажется, сплошь из параноиков в стадии обострения, прочесала уже с собаками окрестности, и ныне бдит, готовясь стрелять на каждый шорох и пук…
        … и последнее не шутка, а жизненный анекдот. Как шутил (сильно потом!) Моня Циммерман:
        - «Сделал громкий пук, а после выстрела - ещё и как!»
        … впрочем, сам дурак! Зная о ситуации (и это я про параноящую охрану), полез инспектировать кусты, не предупредив охрану.
        - Доброе утро, - застенчиво сказала Фира, входя в ангар в сопровождении охранника, тут же, впрочем, ретировавшегося, сделав перед тем такую понимающую морду…
        … что в неё захотелось сунуть - от всей души! Сперва - как Егор, а потом продублировать за Шломо!
        - Доброе… - и хочется много всего сказать, но… - кофе будешь? С печеньками?
        - Буду! - она подхватила кружку и привалилась с левого боку, отчего сердце сразу застучало чаще. Вместе мы ждали рассвета, переглядываясь безмолвно и похрустывая печеньем.
        Безмолвие это уютно и очень интимно, отчего на душе тепло и славно…
        … но немножечко грустно. Горя нет, но есть светлая печаль по хорошему человеку, и ощущение несбывшейся дружбы с Житковым.
        Уют нарушила Песса Израилевна, с позевотой вошедшая в ангар. Вкусно пахнущая свежей сдобой, духами и удачной ночью, она поздоровалась и…
        … её как-то разом стало - много! Опять эта странная одесская особенность, когда чем их меньше, тем они заметней и громче!
        Семэн Васильевич задержался на покурить и сделать внушение охране, потом послышался басок Владимира Алексеевича, и с его приходом начался рассвет.
        - Песя, солнце моё, ты хорошеешь с каждым днём! - сделал комплимент дядя Гиляй, - Не будь я так дружен с Семэном, давно бы сделал попытку закружиться с тобой в интересном романе!
        Будущая моя тёща зарделась и потупила глазки, как маленькая девочка, а Семэн Васильевич скрежетнул зубами, едва не перекусывая мундштук папиросы.
        - Когда ж вы уже поженитесь, - покачал я головой, укладывая багаж невесты.
        - Вот выдам Эсфирь замуж… - проворковала Песса Израилевна, - и если Семэн Васильевич не передумает к тому времени…
        - Не передумает! - отрезал тот, выплёвывая мундштук, - Я гиюр за-ради Фимы Бляйшмана прошёл, или поста шерифа? Ну, ладно… немножечко за-ради поста шерифа и желания поиграть в иудейскую политику, но это - немножечко!
        - А множечко, дорогая моя, - свирепо раздув изрядно волосатые ноздри, Шериф Иудейский повернулся к Пессе Израилевне, - за-ради тибе, потому шо мне - ну никакой разницы, а тибе приятно!
        Они немножечко померились взглядами, и Шериф Иудейский (а у него это стало именем собственным!) начал сверлить глазами уже мине, и я немножечко задумался…
        … и перевёл взгляд на Фиру, которая разом - та-ак раскраснелась…
        - Осенью Фире пятнадцать будет, - собираюсь с мыслями и… будто переступаю через некий незримый барьер, - так што следующей, как только шестнадцать стукнет…
        … ты согласна?
        Фира пискнула, покраснела ещё сильней и кивнула.
        - Ну вот и решено, - солидно сказал я, краснея под стать невесте.
        - Всё! - хлопаю в ладоши, - По машинам! Напоминаю - я ведущий, следовать строго за мной, и никакой самодеятельности!
        - Яволь, герр оберст! - задурковал дядя Гиляй, вытянувшись на прусский манер, и тут же хохотнув.
        - Шуточки… - сдерживая улыбку, качаю головой и помогаю забраться Фире в летадлу. Вот же… недавно ещё профессия пилота была героической, моими же стараниями, а теперь…
        … опять-таки не без моей помощи, летадлы, пока что преимущественно в Кантонах, становятся чем-то статусным, и вот ну совершенно необходимым транспортом солидному человеку!
        Сперва «Фениксом» обзавёлся дядя Гиляй (первым из гражданских!), потом Феликс… а потом Бляйшману стало интересно, и оказалось, што при наших просторах это удобно и незаменимо, и где я был раньше!
        Техники выкатили летадлы из ангара, и начали раскручивать винты. Короткий разбег, взлёт… делаю круг над аэродромом, и - курс на Дурбан!

* * *
        - С вами приятно иметь дело, господин президент, - Бергманн склонил голову, забирая чек с пятью нолями и пряча его в портмоне страусиной кожи.
        - Взаимно, Джордж, - улыбнулся Бота, вставая из-за стола и крепко пожимая мужчине руку, - начало операции нас впечатлило, очень профессионально сработано!
        - Благодарю, - Бергманн церемонно склонил голову, - герр президент… герр Смэтс[21 - Смэтс (Smuts) ЯнХристиан (24 мая 1870, Бовенплатс, Капская провинция - 11 сентября 1950, Ирене, близ г. Претория) - философ, южноафриканский политический деятель, принимавший участие в разработке устава Лиги Наций, британский фельдмаршал.]…
        В знак особого уважения и приязни Луис Бота проводил мужчину до двери, сделав десяток символических шагов. Однако стоило двери закрыться, как африканер, вытащив из нагрудного кармана платок, щедро плеснул на него бренди из стоящей на столе откупоренной бутылки, и оттёр руки самым тщательным образом.
        - Хн…
        - Не смейся! - Бота, продолжая оттирать руки, резко повернулся к Смэтсу, сидящему сбоку от стола, - Этот Бергманн и ему подобные - отвратительное существо, а мне ему руку пожимать пришлось!
        - Ощущение… - выкинув платок в корзину для бумаг, он поднёс руки к лицу и понюхал, морщась брезгливо, - будто дерьмо голыми руками собирал! Бергманн… ха!
        - Политика другой не бывает, - философски отозвался Ян Христиан, потянувшись за бутылкой, - привыкай.
        - Это не политика, а… - Бота замялся, подбирая слова, но махнул рукой, и отобрав у подчинённого бутылку, сделал глоток прямо из горла.
        - Политика, господин президент, политика! - не согласился Смэтс, плюхнувшись обратно в кресло, - Именно так она и выглядит. Переговоры в верхах и подписание договоров, это даже не верхушка айсберга, а много меньше. Политика, Луис, это грязь, кровь и дерьмо! И вот такие вот… Бергманны, урождённые Розенблюмы, вишенкой на тортике из навоза.
        - Мерзко, - не сразу отозвался бур, налив алкоголь в стопку, и ссутулившись, встав у окна. Глядя во двор невидящими глазами, он вспоминал первые недели и месяцы после Победы, когда всё казалось таким простым и лёгким…
        Враги побеждены, Южно-Африканский Союз на подъёме, и кто против нас, если Бог - за нас!? А потом оказалось, что у русских есть свои интересы, и если поначалу решение о максимальной автономии Кантонов было удачным, то позже…
        … всё изменилось. Русских оказалось слишком много, и они решительным образом не хотели ни уступать позиции, ни ассимилироваться! Они охотно учат африканерский, перенимают местные охотничьи и фермерские повадки, и на этом вся ассимиляция и заканчивается.
        Разом врастающие корнями в полученную землю, берущиеся за любую работу, они постепенно, но неуклонно отвоёвывают позиции в Союзе, просто по факту своего существования. Едва ли не каждый день причаливают пароходы и выплескивается на берег человеческая масса.
        Их всё больше, больше… и если сперва африканеры относились к ним с брезгливой снисходительностью, не видя в этих низкорослых оборванцах равных, то позже пришло уважение и…
        … неприязнь. К основной, неквалифицированной массе иммигрантов комочком дрожжей добавились студенты и профессиональные рабочие, и результат поражает. Экономика Кантонов рванула вверх без какой-либо раскачки, грозя в самые короткие сроки обогнать экономику Трансвааля, Претории и Оранжевой.
        Дурбан де-юре порто-франко, но де-факто это русский город… ну и пожалуй, жидовский! Одни Розенблюмы…
        Русские Кантоны, русский Дурбан и… уже Претория становится русской! До войны русских и выходцев из Российской Империи было никак не меньше восьми тысяч, и почти все они трудились на шахтах и производствах. После, получив Кантоны и землю, почти все они уехали из исконных земель африканеров, и их сменили новенькие иммигранты из России, которых буры контрактовали едва ли не в порту.
        Тогда это казалось удачным решением! А сейчас…
        Стопка треснула в ладони генерала.
        … они не могут обойтись без русских, но не могут и жить рядом с ними! Их слишком много и они не хотят ни ассимилироваться, ни…
        … признавать главенство африканеров!
        Любая попытка давления окончится крахом - рядом Кантоны, где с радостью примут рабочие руки. Кантоны, защищающие права выходцев из России… имеющих те же права, что и африканеры! Они такие же граждане Южно-Африканского Союза!
        И русских уже…
        … больше. Если всю эту русскоговорящую сволочь считать русскими…
        Оставить всё как есть, и через десяток лет Южно-Африканский Союз станет государством славян и жидов! Как только мигранты получат право голосовать и быть избранными, власть в Конфедерации перейдёт к ним в руки. Естественным путём.
        Пойти на разрыв…
        … невозможно по целому ряду политических и экономических причин. Остаётся только одно…
        - Луис, - прервал размышления президента Ян Христиан, - ты ведь понимаешь, что это необходимо? Африка для африканеров! Вся, без остатка! Для нас! И если для этого нужно лгать, красть, предавать и убивать, то так тому и быть. Или ты отступишься от мечты?!
        - Африка для африканеров, - глухо сказал Бота, расправляя плечи, и приподнял стопку, где на дне ещё плескался алкоголь, - просто…
        Он, не морщась, опрокинул в глотку содержимое стопки.
        -.. мерзко.
        - Это жизнь, - флегматично ответил Смэтс, отсалютовав стопкой, - просто жизнь. На любой ферме есть люди, которые занимаются самой грязной работой, и не обязательно сажать их за один стол с собой! Они просто живут где-то там, и делают грязную, но необходимую работу - за тебя!
        - Сейчас, - продолжил он после короткой паузы, - идёт делёж Африканского Наследства, и нам нужно устранить претендентов на него. Не вскидывайся! Убивать нашего юного гения никто не собирается!
        - Он, - Ян Христиан налил себе ещё бренди, - пригодится Союзу! Сейчас достаточно удалить Георга из Африки, пусть он занимается изобретениями и не лезет в политику и экономику! А вот после войны… прозит!
        - Мы, - сказал Смэтс с силой втянув воздух и крепко затягиваясь тонкой сигарой, - все, все без исключения очень благодарны русским за то, что они протянули нам руку помощи в трудную минуту. Но лекарство, Луис, оказалось хуже болезни!
        Глава 10
        Стравливая пар, старенький паровоз остановился на прокалённом солнцем пустынном полустанке. Бетонное строение, выполненное с полным отсутствием архитектурных изысков, высилось на бетонном плацу, окружённом чахлой травой и пеньками вырубленного кустарника, уже пустившего свежие побеги.
        Некоторое оживление пейзажу придавал широкий полотняный тент над входом в полустанок, под которым стояло несколько скамеек, да полотняный же шатёр, растянутый над плоской крышей верхом от потрёпанного шапито. Ну и пожалуй - флаг Кантонов, представляющий собой красное знамя с белым крестом, окружённом золотыми звёздами по числу этих самых Кантонов.
        Небритый проводник, поглядывая то и дело на полосу буйной растительности, начинающуюся в паре сотен метров от железнодорожного полотна, помог Ксандрову выгрузить багаж на перрон.
        - Вы бы, Владимир Николаевич, оружие вытащили, - посоветовал он равнодушной хрипотцей, почёсывая щетинистый подбородок и не отрывая глаза от окоёма зелени, - а то оно по всякому бывает! Нет-нет, да и налетят…
        - Кафры? - поинтересовался Ксандров, доставая «Винчестер» и перекладывая коробки с патронами в карманы сюртука.
        - Всякие… - последовал туманный ответ. Проводник, зевнув с поскуливанием, скрылся в душном, сыром полумраке вагона, и паровоз, лязгая изношенными колёсными парами, начал набирать ход.
        - Однако… - сдвинув на затылок шляпу, лектор общества «Знание» иначе оценил небрежную монументальность полустанка, созданного не для удобства ожидающих, а исключительно для обороны.
        Однако, - озадаченно повторил Ксандров, обойдя строение со стороны леса и ковырнув пальцем свежие следы от пуль, - похоже, что не байки!
        Не дождавшись помощи смотрителя, он затащил багаж в бетонную трапецию полустанка. Обстановка внутри довольно-таки эклектичная, ядрёная смесь деревенской избы и глубоко провинциального присутственного помещения, густо приправленного африканскими реалиями.
        В красном углу иконостас, поделённый тлеющей лампадой на никониановскую и древлеправославную половины. Для тех, кто понимает (а Ксандров понимал!) ситуация не то чтобы решительно невозможная, но многое говорящая о здешних христианах.
        Под иконами несколько писем, и насколько Ксандров понимал здешние реалии, полустанок выполняет заодно обязанности почтового отделения. Письма доставляются сюда, а получатели, а то и соседи оных, забирают их при оказии.
        На столе граммофон с начищенной до нестерпимого блеска трубой, к нему внушительная стопка пластинок. Роскошь, доступная не каждому провинциальному помещику!
        Диваны и кресла, сплошь плетёные из лозы, и этот дачный вариант по здешним жарким местам куда как хорош!
        На отштукатуренных стенах оружие и орудия местных племён, маски и фотографии аборигенов в праздничных нарядах, и тут же - явно срежессированные бытовые сценки. Этакий этнографический музей в миниатюре, собранный без должного понимания, но с большим энтузиазмом.
        Несколько полок с книгами, над которыми (и не поленился же кто-то!) прикреплена вырезанная из дерева табличка «Нужно - возьми, не нужно - поставь!», и чорт побери, эта импровизированная публичная библиотека в глуши впечатляла!
        - Пособие по родовспоможению, - чуть склонив голову, прочитал студент, - и… Шекспир? Однако… неожиданное соседство.
        Развлекая себя осмотром полустанка, он всё время ждал появления смотрителя, и с каждой минутой ощущая всё большую неловкость.
        - Будто в чужую квартиру забрался, право-слово! - негромко, он экспрессивно высказался он, ослабляя узёл галстука. Взглянув ещё раз на лестницу, ведущую наверх, покачал головой… - ну это уже ни в какие ворота!
        Фыркнув, он подхватил винчестер и решительно отправился наверх.
        - Кофе будете или чаю? - без «здрасте» поинтересовался сидящий в кресле молодой, но какой-то очень потрёпанный смотритель, обернувшись к новоприбывшему с видом человека, далёкого от всего мирского.
        Диссонансом отрешённому, едва ли не монашескому виду мужчины, смотрелся пулемёт «Мадсена» на сошках, и винтовка незнакомой системы с оптическим прицелом.
        - Э… кофэ, пожалуй! Здравствуйте, - несколько растерянно отозвался Ксандров, удивлённый столь специфическим приёмом.
        - Да-да… - отмахнулся лихорадящий смотритель, не выпуская из подрагивающих рук жестяную кружку, - вон кофейник и всё, что нему полагается… не стесняйтесь!
        - Вы уж извините, - после паузы сказал железнодорожный служащий, - малярия проклятая!
        Он сказал это так, будто малярия всё объясняла, и Владимир Николаевич решил сделать вид, будто всё понял. Кивнув, он потрогал стоящий на спиртовке кофейник, и найдя его достаточно горячим, налил кофе в кружку сомнительной чистоты, которую стоило бы если не помыть, то хотя бы протереть…
        … но проклятая интеллигентская рефлексия вылезает иногда не вовремя! Неудобно ведь!
        - Дмитрий… - будто продолжая давний разговор, сказал смотритель, и Ксандров не сразу понял.
        - Владимир, ээ… Николаевич, но можно просто Владимир, - отозвался он, сделав шаг к собеседнику.
        - … руки, уж простите, не подаю, - безмятежно продолжил тот, - чесотку какую-то подхватил, и не знаю пока, заразно, иль нет.
        - Да-да… разумеется, - лектор почувствовал себя неловко, и на плоской бетонной крыше воцарилось молчание.
        - А вот и за вами приехали, - равнодушно сказал Дмитрий несколько минут спустя, подрагивающими руками прикуривая трубку, - ступайте.
        Попрощавшись, и получив в ответ только вялый взмах рукой, Ксандров сбежал вниз, и подхватив багаж, вышел к повозке. Крепкая, с высокими бортами и полотняным тентом, натянутым на дуги, она выглядела ожившей иллюстрацией приключенческого романа.
        - Студент? - спрыгнув с козел, с прищуром поинтересовался худощавый бородач в широкополой шляпе, и тут же протянул сухую мозолистую руку, - Как же, как же… давно ждём! Никифор Ильич, Лукин моё фамилиё. А ты, стал быть…
        - Ксандров Владимир Николаевич, - не без облегчения представился лектор. После странноватого общения со смотрителем, более похожим не на человека, а Безумного Шляпника, обычный разговор воспринимается едва ли не в удовольствие.
        Хотя и немного жаль, что ушло очарование момента, всё ж таки герои приключенческих книг должны разговаривать иначе… ведь так? Даже кобура с револьвером, висящая на правом боку Лукина, и тесак слева, не слишком спасали положение. Мужик никак не тянет на героя, и даже оружие выглядит буднично и совершенно не романтично, как метла в руках дворника.
        - А эт… - Лукин оглянулся, - Прошка! Прошка, подь сюды!
        - Вот… - подхватив мальчишку лет двенадцати за плечо, он поставил его перед собой, - старшенький мой!
        В голосе его звучала суровая нежность кондового русского мужика, не жалеющего для отпрыска ни отцовской любви, ни вожжей.
        - Хм… очень приятно, - серьёзно сказал лектор, обмениваясь рукопожатием. Прошка, жилистый белобрысый мальчишка с оттопыренными ушами, глядел с вежливым прищуром и безо всякого пиетета, положенного перед человеком куда как более взрослым.
        - Митрий тама как? - без перехода поинтересовался Никифор Ильич, сбивая с мыслей.
        - Малярия, - неопределённо ответил студент.
        - Ети ж… - крестьянин в досаде взъерошил бороду, - и как? А хотя о чём я… погодь!
        Подхватив с повозки винтовку «Маузера», он зашёл в здание, зажёвывая на ходу ус и бурча под нос что-то невнятное и расстроенное.
        - Ну и каково здесь? - чувствуя молчание за неловкость, поинтересовался студент у Прохора.
        - Нормально, - чуть пожав плечами, ответил мальчик, и прочертил по земле черту носком грубого ботинка, заступая путь огромной многоножке, окрашенной так ядовито и ярко, как это только вообще возможно.
        Наступила неловкая пауза, мучительная обоим несостоявшимся собеседникам, и возвращение Никифора Ильича оба восприняли с нескрываемым облечением.
        - Побудешь пока здеся, с Митрием, - постановил глава семейства, пристально глядя на сына, - а я к ихним заеду и скажу, пусть поменяют чилавека.
        - Но смотри! - он погрозил пальцем сыну, - Без глупостев штоб!
        - Агась! - подхватившись, Прошка нырнул в крытую повозку и завозился. Минуту спустя он выскочил с винтовкой и патронташем, и кивнув отцу, побежал к зданию полустанка.
        - «Как с вилами на баз[22 - Баз, базок - хозяйственный двор крестьянской усадьбы. 2. рег. огороженное место для скота; скотный двор.]!» - пришла странная ассоциация Ксандрову, и снова - ну ничего героического!
        - «А может, так и надо? - подумал он, - Настоящие герои и должны выглядеть вот так, буднично и порой некрасиво? Это потом уже их распишут яркими красками…»
        - … из пулемёта могёшь? - прервал его размышления Никифор Ильич.
        - Харьковский технологический, - пожал плечами студент, чувствуя неловкость (в который раз!), - будущий инженер как-никак!
        - Инженер, эт хорошо… - кивнул ничуть не впечатлённый мужик, - а с пулемётом-то могёшь? Не собрать-разобрать, а стрелять? По люд?м?
        - Могу, - суховато ответил Ксандров, не желая вдаваться в подробности своего участия в Летнем восстании.
        - Ну и ладно, - Лукин, в отличии от студента, не чувствует ни малейшей неловкости, - тогда полезай в кузов, там «Мадсен».
        - Гхм! - мотанул головой молодой человек, забросив багаж в повозку, - Прям так сильно опасно?
        - Опасно? - Никифор Ильич даже не остановился, - Да не особо. Так… пошаливают.
        Напоив лошадей и угостив каждую какими-то фруктами из мешка, он махнул рукой перевесившемуся с крыши сыну и тронул вожжи.
        - Поглядывай взад, - озабоченно велел Лукин, поставив винтовку между ног и положив на колени укороченный дробовик.
        - Здесь везде так?
        - Чавось? А… нет, - отмахнулся крестьянин, - Полустанок, вишь, с ентой… с перспективой строили! Тока перспектива - енто потом, а покамест неудобно. К самой станции особо не подберёсси, а в окрестностях бывает, што и пошаливают. Народишку бы подсобрать, да вычистить сволоту всякую, ну и где надобно - засыпать, а где и, значица, наоборот!
        Начался бесконечный монолог без конца и края, в котором спелись воедино его, мужика, планы на будущее, жалобы на жару, рассказы о помершей от холеры жене и извечные байки старожила, скармливаемые новичку. Студент не сразу уловил тот момент, когда монолог начал перерываться вопросами, притом на первый взгляд наивными и несвязанными, а на второй…
        … Ксандров восхитился, услышав знакомые нотки допроса-беседы, только пожалуй, у мужика выходило как бы не профессиональней, чем у полицейских! Хотя, чорт возьми, и мужички-то здесь не простые!
        Дорога с вырубленной по обочинам растительностью, тянулась меж тем своим чередом, и мерное покачивание повозки изрядно убаюкивало не выспавшегося студента. Зевая, он слушал Лукина, отвечая не всегда впопад, да без особо толка протирая то и дело глаза, вглядывался в колышущееся на ветру зелёное море.
        Там что-то постоянно пищало, трещало, ело друг дружку, привлекало самочек и активно размножалось. Иногда на дорогу выбегал то какой-то зверёк, то выползала змея неизвестной степени ядовитости.
        Понимая всю важность порученного задания, Ксандров таращил глаза, но решительно не понимал, на что же нужно обращать особое внимание! Да и переизбыток экзотики, по правде говоря, изрядно перегрузил мозг, отчего студент чувствовал себя не живым человеком, а отважным героем, сошедших с книжных страниц. Если бы не зудящее от пота тело, то пожалуй, он окончательно погрузился в состояние транса.
        - Ах ты ж еб же ж твою мать! - без перехода взревел Никифор Ильич, стеганув лошадей вожжами и пригнувшись, - Н-но, милаи!
        Ксандров распластался по дну повозки, вцепившись в пулемёт до боли в руках, и…
        … он всё-таки успел нажать на спусковой крючок. Чернокожий, прыгающий в повозку с винтовкой наперевес, получил в грудь с полдюжины пуль, вывалившись на дорогу окровавленным кулем. Впереди гулко ахнул дробовик, и тут же - ещё…
        … и кто-то невидимый заорал страшно и надрывно на незнакомом языке, а возчик стрелял, экономя патроны. Резко затормозила повозка, и Владимир упал на спину, больно ушибив локти, но так и не выпустив оружие.
        В борт ударило, и в десятке сантиметров перед глазами показался наконечник копья. Развернувшись, студент привстал на миг на колено, и представив примерно, где мог находиться нападавший, полоснул через тент короткой очередью сверху вниз.
        Выстрел! Ещё выстрел! Пули кафров дырявили тент, и Ксандров, сменив опустевшую обойму, выпрыгнул из остановившейся повозки, и завалившись набок, полоснул длинной очередью по набегавшим чернокожим.
        Миг… и кафры развернулись обратно, скрывшись в джунглях, как и не было.
        - … ну и всё… - как сквозь вату, донёсся до него спокойный голос возчика, - кажись, отбились!

* * *
        Зевнув тягуче, Жуков подвинул себе папку и начал развязывать шёлковые тесёмки, но зевота снова разодрала рот, аж до слёз!
        - Мать моя женщина! - буркнул раздражённо Сергей Александрович, и снова зевнул, - Да што ты будешь делать!
        Встав, он потянулся и схватился за поясницу, где разом стрельнуло, хрустнуло и кольнуло, от чего настроение ушло в глубокий минус. Размявшись осторожно и протерев слипающиеся глаза, шериф Дурбана, кривясь, поглядел на спиртовку, стоящую в кабинете на широком подоконнике. От кофе и табака едко горчит во рту, а сердце бухает глухо, но мозги, хотя и со скрипом, начинают работать.
        - Так и помру на работе, - мрачно посулил он сам себе, подхватывая кофемолку и высыпая в неё добрую горсть «Робусты».
        - Да и хуй с ним, - столь же мрачно подытожил Жуков, высыпая кофе в турку, - хоть с пользой помру, и то утешение.
        Зная не понаслышке работу контрабандиста и подпольщика ещё по Одессе, он творчески переработал полицейскую систему Российской Империи, позаимствовал полезные идеи у Франции и Германии, и бросил в котёл с булькающим на огне варевом добрую жменю собственных идей и понимания должного. Получается…
        … а ведь и получается, чорт побери! Единственный затык в том, что система ещё не отлажена, и многое приходится регулировать в ручном режиме. Зная опасность выстраивания системы «под себя», Жуков сделал ставку не на личность начальства и тем паче исполнителей, а на прописанные законы и нормативные акты.
        Но законы и акты, ети их медь, сами не пропишутся, да и эксцесс исполнителя никто не отменял! Поэтому шериф, будучи перфекционистом до мозга костей, на работе днюет и ночует, притом без всяких преувеличений. Вечный недосып и нехватка времени что у него самого, что у подчинённых.
        Благо, политического авторитета одного из руководителей «Красных Бригад» хватило как на привлечение достойных сотрудников, так и на достойные условия для оных. Не только заработная плата и амуниция, но и пенсия, страховка, обучение и бытовые условия.
        Казалось бы, мелочь, но возможность переночевать на работе, буде такая необходимость возникнет (а она возникает с удручающей регулярностью!) не на столе или стульях, а на койках в комнате отдыха, уже очень немало для людей понимающих! А душевые кабины? Хороший сортир? Спортзал и библиотека? Немало…
        Зато и общество вправе требовать от службы шерифа полной отдачи! И что характерно - требует.
        Наливая в кружку кофе, Жуков с ностальгией и нежностью, как о чём-то давно позабытом, вспомнил о мягкой подушке, и поглядев на ходики, время на которых уже давно перевалило заполночь, уселся за стол.
        - Сергей Александрович, - поскрёбся заспанный секретарь с подносом, - я вам бутерброды принёс.
        - О! Д?бре! - обрадовался шериф, впиваясь зубами в слегка зачерствевшую булку с колбасой. Чуть погодя, сытый и несколько более довольный жизнью, Жуков протёр руки и рот чистым платком.
        - Ну-с… - открыл он папку, - и што же нам пишут?
        Продираться через малограмотное косноязычное письмо, изобилующее ошибками, помарками и кляксами, непросто…
        - «…и асоблива хачу абсказать…»
        - Пф… кровь из глаз! - шериф мотнул головой, снова вчитываясь в прыгающие строки. Глаза, и без того будто засыпанные песком, разболелись ещё больше, а раздражение накатывает волнами.
        - Асаблива… - фыркнул мужчина, принимаясь за чтение, - и ведь не доверишь никому такое чтение, мать ети…
        Косноязычный, но очень искренний, и что немаловажно - добровольный (!) осведомитель из среды старообрядцев поставляет важнейшую информацию. Пусть она носит характер скорее политический, но есть за верхушкой староверов и кое-какие грешки уголовного толка! По старой, так сказать, памяти.
        Можно уже кое-кого взять и…
        … но политика, ети их мать! Как шериф Дурбана, Жуков понимает, что некоторые вещи проще предотвращать, чем резать потом по живому. Но как человек, не чуждый наук социальных[23 - Основные социальные науки: юриспруденция, экономика, психология, филология, лингвистика, риторика, социология, история, политология, педагогика, культурология, социальная география, антропология.], он прекрасно знает, что иногда нужно закрыть глаза…
        … до поры. А вот немножечко погодя, когда старообрядцем некуда будет отступать из Кантонов, можно будет выложить припрятанные до поры козыри. Капиталы у этой братии ох и немаленькие! Даже по меркам ЮАС… и что немаловажно, деньги эти не лежат мёртвым грузом на банковских счетах или в земле, как у большинства африканеров.
        А пуще того - разветвлённые, обширнейшие связи по всей Российской Империи и отчасти за её пределами. Связи, благодаря которым можно вытаскивать людей из «Тюрьмы народов» и покупать чиновников без долгих подходцев. Крапивное семя охотно берёт взятки от «благодарного купечества», но самый распоследний взяточник может встать в позу оскорблённого патриота, когда деньги ему предложит представитель социалистов. Даже за сугубо благое дело!
        Правда, ничуть не реже встречается и обратная картина, когда чинуша «брезгует» деньгами купечества. При этом с лёгкостью неимоверной идёт на сотрудничество хоть с революционерами, хоть с иностранными разведками, лишь бы подвести под своё воровство хоть идеологию, а хоть бы и идею!
        Не ворующих, что характерно…
        … нет. По крайней мере, Жуков таких не только не встречал, но даже и не слыхивал, если не считать всякую мелочь не выше двенадцатого класса, которых коллеги же считают за юродивых. В лучшем случае берут «борзыми щенками» и услугами, искренне при этом считая себя людьми честнейшими и порядочными.
        Так что до поры он будет закрывать глаза на ситуацию…
        … и читать письма, даже сто раз косноязычные.
        - А вот это што-то новенькое, - пробормотал шериф, прикусывая ус и сбрасывая навалившуюся было сонную одурь.
        - «… ишшо Микешин, который из Анежскай общины грит, што надо бы Михуила Панамрёнка к рукам, потому шта…»
        - Та-ак… - хищно протянул Жуков, у которого пропали остатки сна, - к рукам, значит? Мало вам, верунам, што он за всю вашу братию всей жизнью своей молитву перед Богом творит? К рукам?! Ага, ага…
        - И даже девку ему в укор решили? - брови его поползли вверх, - Вот бляди! Сами же… чуть не династическую помолвку устроили с африканеркой, а после, значит, в укор? Выгоды от этого брака собрать, а потом корить, што женился не на девке из своих?!
        Он вчитывался, видя уже не корявые, прыгающие буквы, писанные человеком не слишком умным…
        Что скорее в плюс, потому как такой и не выдумает ничего.
        … и малограмотным. Перед мысленным взором Жукова разворачивалась Интрига. Некрасивая, откровенно грязная, с попыткой сыграть на лучших человеческих чувствах, обмазать Человека калом и гноищем.
        - Средневековье какое-то, ей-ей… - откинувшись на спинку стула, он некоторое время сидел так, потом закурил и встал, разминая затёкшие ноги.
        - Ну… впрочем, ничего нового, - сухо усмехнулся мужчина, - вечная история. Вечно всякая сволочь…
        Он замолчал и принялся напряжённо думать, как быть лично ему в этой ситуации, и пересилил…
        … служебный долг.
        Глава 11
        Санька расположился на палубе с этюдником, и поглядывая на хихикающих девочек, усевшихся в лёгких платьицах на солнечном полубаке, делал наброски, имея вид лихой и немножечко придурковатый. Недавно он объяснился с Надей, и чувства его оказались взаимны. До объявления о помолвке дело пока не дошло, но официальное разрешение на ухаживание от Владимира Алексеевича он получил.
        Сейчас они переживают тот милый, романтичный и удивительно неловкий период, когда сбивается дыхание от близости любимого человека, заливает алым лицо и немеют губы. Два влюблённых подростка в пубертатном периоде, да под бдительным присмотром родных и друзей, которые (о ужас!) знают о их намерениях! Стыд, неловкость и любовное томление, густо замешанное на плотском и духовном разом.
        Девочки шушукаются и хихикают, поглядывая иногда лукаво на брата, от чего он совершенно дуреет…
        … впрочем, на качестве этюдов и картин это если и отражается, то только в лучшую сторону! Столько нежности и любви в этих рисунках, что вот ей-ей, в Санькином творчестве произошёл качественный скачок!
        Он рисует, занимается акробатикой и танцами непременно перед девочками, и… словом, ведёт себя, как и положено молодому здоровому самцу в брачный период! Разве что без деревенских ухваток, навроде тисканья понравившейся девки за амбаром.
        Эсфирь предпринимает иногда попытки «поточить коготки» о мою дублёную шкуру, но это действует в обе стороны, и когда я начинаю выразительно играть лицом и глазами, краснеют уже девочки! Никакой пошлости, Боже упаси! Но много ли надо девчонкам, которым нет ещё и пятнадцати? Бровь приподнял, улыбнулся уголком рта и чуть дольше положенного задержал глаза, и всё - сидят, цветочки аленькие!
        Работает не только Санька, но и Надя, совершенно, кажется, оттаявшая после московских событий, и начавшая новый «Кошачий» цикл, на сей раз «Славянофильский». Хм… не уверен, что так можно назвать героев, носящих имена навроде Мстиссав Нагломордович или Гладислав Кусимирович!
        Пока это не полноценные повести, а скорее коротенький сборник рассказов, от сдержанно ироничных, полных тончайшего юмора и аллюзий, до саркастичных и довольно злых, с недвусмысленными аллегориями на власть имущих Российской Империи. Жёсткая, круто замешанная политическая сатира вперемешку с рассказами для семейного чтения.
        Решение, как по мне, оптимальное, обеспечивающее максимальный охват аудитории, и главное - даже убеждённые монархисты не смогут удержаться и не заглянуть после «славянских» рассказов «для семейного чтения», в рассказы с политической сатирой. А монархисты далеко не все мироточат от самого факта венчания на царство, и Царскосельский Суслик не самый популярный из Романовых!
        Многие из них считают монархию важным (для себя лично) фактором стабильности общества, а будет ли на троне сидеть Николай или кто-то другой…
        … и не обязательно Романов, не так важно. Главное, чтобы смена декораций прошла максимально незаметно для зрителей.
        Эсфирь тоже не бездельничает, но у неё несколько иной профиль деятельности, не вполне творческий. Продолжая достаточно серьёзно заниматься танцами, с недавних пор она берёт ещё и уроки рисования, и в общем-то, получается вполне недурно. Не Бог весть какой талант, но пейзажи и натюрморты выходят вполне сносно.
        Выступать на сцене или каким бы то ни было образом заниматься творчеством всерьёз, у Фиры нет ни малейшего желания. Талант к танцам есть, и выраженный очень ярко, а вот желания - нет!
        Зато оказалось, что ей интересны политика и логистика, так что натаскиваю пока на палестинском направлении. Если сумеет быстро ухватить все ниточки, это будет большой для меня удачей. Палестина в настоящее время захолустье, и откровенно вторична для меня, но и забрасывать её никак нельзя!
        Сейчас - захолустье, и вряд ли она станет одним из центров Цивилизации, но очень уж много тропок сходится на этой древней земле, и если я могу упустить торговлю, то вот ниточки политические никак нельзя! Да и Тот-кто-внутри, то бишь моё альтер эго, подсказывает мне (к сожалению без подробностей), что и торговые связи в этом регионе нужно укреплять, ибо… А почему именно, чорт его знает!
        В общем - справится Фира, и хорошо! В крайнем случае, у неё есть куча родных правильной национальности, и если будет совсем тяжело, всегда найдётся какой-нибудь кузен Моше или троюродная тётя Сарра, которые знают нужных людей и готовы помочь почти совсем безвозмездно, за долю малую.
        Ну и наработка собственного Фириного авторитета в этих кругах, разумеется. А то смешно немного…
        … у меня, русского, этого самого жидовского авторитета столько, шо хоть на хлеб заместо масла, вот-вот цадиком объявят, а у невесты - нет!? Ну несерьёзно же!
        Но думаю, справится. Она у меня девушка серьёзная и умная, с очень практическим складом ума. Да что далеко ходить… мадемуазель Боннет пророчит ей карьеру великой танцовщицы, а Фире просто неинтересно заниматься танцами профессионально. А бухгалтерией (де-факто) таки да! Дайте два!
        Сам я занимаюсь переоборудованием купленного парохода в плавмастерскую, и получается, если честно, довольно криво и медленно. Есть теоретическая возможность приобрести плавмастерскую у Франции или Германии, но именно что «У», а не «В».
        Аккуратно затронув эту тему через третьих лиц, будучи ещё в Париже, я убедился, что плавмастерские, даже списываемые, находятся на особом контроле, и «просто» купить их никак не получится, по крайней мере мне. Не акт покупки-продажи получится, а чуть ли не политические договорённости не в мою пользу, притом длинным списком.
        Да и дорого это, полноценная плавмастерская. Дорого, и пожалуй, что и не слишком нужно. Работы предполагаются не Бог весть какие сложные, но…
        … а вдруг?! Знаю уже по опыту, что лучше иметь, чем не иметь, вот и пытаюсь соблюсти баланс.
        Цена-качества, плюс вместимость трюма, стоимость и вес оборудования, эргономика[24 - ЭРГОНОМИКА (от др. - греч. ????? - работа и ????? - закон), науч. дисциплина, изучающая взаимодействие человека и используемых им технич. средств в системе «человек - машина - среда» с целью оптимизации этой системы.] производства и наличие необходимых специалистов, притом непременно - проверенных перепроверенных! Вожусь с чертежами и справочниками, бегаю по трюмам, измеряя всё, что только можно измерить, и думаю, думаю, думаю…
        Усложняется всё необходимость иметь на борту хотя бы пару пушчонок, запас угля на самый продолжительный маршрут, пару опреснительных установок, подъёмный кран и прочее. Список получается внушительный и всё время корректируется.
        Хочется иногда плюнуть на всё и послать на хер советчиков…
        … но вспоминаю, что на кону само существование Кантонов, и все мои хотелки и нехотелки в данном случае вторичны. На карман ситуация не слишком давит, и ладно.
        Союзники, как всегда, преследуют свои и только свои интересы, и вариант, что нами решат пожертвовать, отнюдь не иллюзорен. Не слишком хочется и превращения Кантонов в провинцию Германии или Франции, очень уж много «Но» в этом варианте.
        Поэтому секретность и ещё раз секретность, и увы, на берегу мне её не гарантируют. Мишка сейчас плотно занимается контрразведкой, и по его словам, шпионов и агентов влияния в Южно-Африканском Союзе пугающе много. А когда брат выделяет слово «пугающе» голосом и соответствующей мимикой, что вообще-то ему ни разу не свойственно, то ситуация и правда из ряда вон. Пугает.
        Летадлы мои хотя и не стали первопричиной победы в англо-бурской войне, козырем были не из последних. Но это козырь уже битый, и значит, нужно прикупить новый!
        К войне грядущей готовимся не только мы, но и британцы, которые учли предыдущие ошибки. Не знаю, как именно будет разворачиваться вторжение, но подготовка и логистика будет качественно иной. И не факт, что буры не займут позицию нейтралитета…
        Мишкина идея бить бриттов по больному месту, то бишь по морским коммуникациям, в том числе и с помощью авиации, возможна только в случае соблюдения, до поры, полной секретности. С собственным флотом у Союза откровенно плохо, а вот авиация, да при надлежащем использовании, может стать козырным тузом! Но это должна быть принципиально иная авиация.
        В настоящее время мы стоим на якоре в открытом море, в полусотне миль южнее Дурбана, и вся команда уверена до поры (под большим секретом!), что я решил поприключаться как следует, ныряя за затонувшими кораблями. Особо доверенные знают, что на самом деле я (тс-с!) изобретаю подводную лодку или батискаф!
        Тема подводной войны ныне популярна в определённых кругах, преимущественно в германских. Никто не удивится, что я решил заработать на изобретениях, в том числе и капитал политический. Очень может быть, что и германские круги искренне уверены, что работаю в их пользу, ибо у нас, официально, отныне сплошная дружба народов!
        - И не боишься… - покачала головой Надя, заметив меня на палубе в костюме для подводного плавания. Сама она плавает прекрасно, но немного боится открытой воды, а точнее её обитателей. Плавает поэтому только на мелководье, и непременно в закрытых бухтах.
        - Не-а… - улыбаюсь я.
        - Спустить шлюпку на воду! - зычно скомандовал капитан.
        Шлюпка висела по-походному, на шлюпбалках, так что скучающие матросы с готовностью отдали грунтовые и цепные стопора с подветренного борта, и тут же, скинув лестницу, скользнули вниз с ловкостью цирковых мартышек. А я…
        … спустился не хуже! Н-да, играет же иногда детство в жопе!
        - Во-он туда, - показываю рукой, - метров триста.
        - Погодь! - брат перевесился с борта, - Я с вами!
        - Давай, - киваю ему, и снова матросам, - триста, может триста пятьдесят… там скажу.
        - Экая обувка, - хмыкнул Ваньша на вёслах, выразительно поглядывая мои ноги.
        - Нравится? - шевелю ступнями, и расплющенная резина забавно затрепыхалась. Матросы захмыкали, перебрасываясь шуточками, но впрочем - осторожно, не переходя границ.
        - Патент брать будешь? - поинтересовался Санька, проверяя патроны в винтовке.
        - Позже. Оптимальная форма, цена-качество… сам понимаешь.
        - Большие деньги-то будут? - поинтересовался пожилой Архип.
        - Деньги? Да нет… так только, с хлеба на воду.
        - Курочка по зёрнышку клюёт, - отозвался за меня Ваньша, не переставая грести, - а весь двор в дерьме.
        - Оно самое, - киваю, одевая наконец аппарат. Проверив нож в ножнах на голени, переваливаюсь аккуратно за борт. Очки на маске маленькие, неудобные, и я в который раз обещаю себе сделать нормальную маску. Видимость неважная, да ещё и вода мутноватая, приходится постоянно вертеть головой, но…
        … ласты работают! Тяжеловатые, пожалуй, но в остальном… кружусь винтом, переворачиваясь ненадолго на спину замечая Саньку, который отчаянно машет руками. Машу ему в ответ и…
        … удар в бок разворачивает меня.
        Крутанувшись, разворачиваюсь в сторону удара, и замечаю акулу…
        … которая снова бьёт меня рылом! Бью навстречу кулаком - так сильно, как только могу в толще воды, и тут же хватаюсь на нож на голени.
        Не выпускаю её из виду, начинаю отплывать, готовый ударить ножом. Акула не торопится атаковать, выгибая спину и опуская хвост с плавниками. Ме-едленно…
        … акула делает рывок в мою сторону, но не пытается ударить, а будто…
        … прогоняет меня?!
        Всё так же, задом, не отрывая от неё взгляда, отплываю назад и вверх, отчаянно боясь, что акула не одна… Но нет…
        На поверхности меня тут же подхватили сильные руки и буквально закинули в лодку.
        - Ишь, тварина! - с ненавистью сказал белый от пережитого Санька, грозя кулаком глубине.
        - Не ругай рыбку, - попросил я, стягивая маску с потного лица, - ф-фу… она меня за конкурента посчитала, не за добычу. Прогнала из охотничьих угодий, и вишь, не стал кусаться! Давайте во-он туда, на полмили отплывём, и…
        - Но медоедом называют меня, - меланхолично сказал отживающий Санька куда-то в пространство, и добавил безапелляционно:
        - Назад плывём! Тьфу ты… на судно! Ты как хочешь, а мне… - он передёрнул плечами, - выпить надо!
        - А… ну ладно! Зря ты так… ладно, ладно! Гребите к пароходу, мужики!
        - Я, кстати, - поворачиваю голову к брату, - кажется, придумал, как маску нормальную сделать!
        - Вот пока не сделаешь маску и не придумаешь подводное оружие… - Санька молча погрозил кулаком.
        - Да это не опас…
        - Фире нажалуюсь! - рявкнул он бешено.
        - А… ладно. Аргумент!
        Глава 12
        К вечеру в усадьбу Ивашковых начали съезжаться соседи-фермеры, с чадами и домочадцами, слугами и собаками, и каждый приехавший добавлял свою щепотку весёлого Хаоса.
        Длинные, разлапистые, несуразные строения не смущают никого. Времянки! Как там тот студент выразился… а, дендрофекальный принцип конструирования!
        Столбы да плетни, а промеж плетней глина вперемешку с тростником да всякой соломой набита плотно. На полу камни, поверх которых положены расколотые, кое-как обтёсанные стволы деревьев. Крыша тростником покрыта, по кафрской методике.
        Придёт время, и будут настоящие усадьбы и усадьбищи, а пока - не до жиру. Сыты, здоровы, хозяйство крепкое, что ещё надо?! Пару ещё годиков назад об таком только мечталось у большинства, и на те, сподобились! Есть где прислонить на ночь голову, да сложить урожай, и слава Богу!
        Над двором навесы из кривоватых стволов деревьев и веток, крытые пальмовыми листьями. Дёшево и сердито! Пара кафров, случись ураган, за полдня наново ставят, почёсывая чорные задницы и пересмеиваясь.
        Под навесами кое-где дорожки вымощены, чтоб по грязище не шлёпать. Необтёсанный камень, стволы деревьев… времянка как есть, а и хорошо!
        Дай Бог, половина плантации расчищена, а засажено и того меньше. Потом уже будут красоты, и непременно!
        Насмотрелись мужики в Дурбане да в других городах, как жить можно… как надо жить! И будут! Может, не скоро ещё, но непременно будут.
        Ребятишки бегают, играют, дерутся… и даже драчки им, соскучившимся без сверстников на своих отдалённо стоящих фермах - в удовольствие! Окружённые виляющими хвостами собаками, успевающими решать попутно свои собачьи дела, дети мотаются по ферме, то собираясь в весёлые домоткано-мохнатые половички, устилающие землю, а то разлетаясь одуванчиками.
        Фр-р! И как и не было! Визги, писки, крики «Чур-чура» и «В домике» со всех сторон! Не поймёшь даже, одна это игра, или десяток вперемешку. Только глаза горящие, волосы взъерошенные, да неизбывное счастье в глазах.
        У подростков свои интересы, и тут хоть напополам порвись! Хочется показаться человеком сурьёзным и ответственным, ан детство в жопке ишшо играет…
        … да и как не осалить вон ту смеющуюся девчонку? Эвона… у ей сарафан в натяжку на грудях становится, и вчера только дура-дурой была, а севодня сердце колотится, как на неё взглянешь!
        Взгляды, тисканье как бы невзначай, на бегу, короткие стычки у парней, да злоязыкие, гадючьи разборки девиц, и тут же…
        … винтовки, составленные так, чтобы подхватить их почти тут же, не теряя времени. И уж без разницы - парни ли, девицы… Вооружены все, кто не падает от отдачи и может попадать в цель.
        Своя иерархия у слуг, зависящая от цвета кожи, былого положения в племени или степени цивилизованности, которую простодушные машона часто понимают просто как наличие деталей европейской одежды…
        … а вот бастеры, гриква, а также разнообразные цветные и полукровки, не входящие по разным причинам в эти этнические сообщества, нередко владеют грамотой и ремёслами, лишь немногим не дотягиваясь до статуса «полноценного белого».
        Статус у таких слуг высокий, да и не всегда это слуги! Управляющие, которым обещан процент от доходов плантации, кузнецы, плотники, а порой и…
        … жёны!
        Женщин в Кантонах не хватает, а местные, из цветных, такие себе бывает… не один мужик назем полетел, заглядевшись! А если баба не только гладкая, но и предки её давным-давно крещёные, да живут как белые, то стало быть, белая и есть[25 - До начала 19 века в Южной Африке людей считали белыми, согласно их классовому и культурному положению. Чёрная рабыня, вышедшая замуж (!) за белого, считалась белой, равно как и её дети. Согласно мнению некоторых исследователей, в среднем африканере (из тех самых, ведущих род от Отцов-основателей) не менее (!) 7 % африканской крови.Апартеид в ЮАР был установлен законодательно только в 1948 году, а до этого браки с цветными и негритянками были проблемой только социального окружения. И даже само определение «цветных» по времена апартеида было странным. Нередки случаи, когда единокровных детей разлучали, признавая одного белым, а второго - цветным! Одному, соответственно, все права белых, второго - в гетто.Ещё - японцев в ЮАР считали белыми, а китайцев - цветными)]!
        Взрослые степенно здороваются с хозяином и непременно с лектором, окидывая его без всякого стеснения любопытствующими взглядами. Потом обязательный длинный обход всех приехавших ранее, согласно сложному крестьянскому этикету. Родственные и земляческие связи наипричудливейшим образом переплелись с армейскими и иммигрантскими, и канпот из этого варева выходит наваристый и ядрёный.
        Окающий говорок смешивается с акающим и цокающим, обычаи и поконы сплетаются змеиными свадьбами, служа постоянным источником насмешек и подковырок, но…
        … они вместе воевали, бедовали в эмиграции, теряли умерших от болезней детей и жён, и как могли, помогали друг другу. И теперь уже неважно, кто из них кто, потому что прямо сейчас зарождается новая общность русских людей - кантонисты.
        … но нет-нет, а спотыкается глаз на беременной молодухе из гриква, с солидным пузцом, весьма уверенно чувствующей себя среди русских баб. А с чего ей себя неуверенно чувствовать, если она - тутэйшая, и все реалии африканские как «Отче наш» знает? Да и родня, случись чего, в стороне не останется!
        На лектора посматривают настороженно, несолидный какой-то мушщина! Бородёнка клочковатая да жидкая, то и ладно, молодой ишшо, да и так-то не у всяково растёт толком. Иной уже в летах, а хоть ты тресни!
        Но вот ремесло… ха! Историк! Нет, наверное на пользу так-то… Не зря ж учился? Или всё ж таки зря?! Может, просто теребеньки барские?
        До тово люди сурьёзные приезжали, всё больше по механицкой части, и эт да! Польза! И слушать антиресно было, да и в сеялках-веялках и прочей механике, как в своей ширинке, где всё с малолетства знакомо. И починить, и подсказать чево-ничево, всё польза!
        А почвовед приезжал, а? Прохоровы Лушку, старшенькую свою, готовы были за нево отдать! Даром што на их участке золото есть, да и девка… ничего так, справная. Толстопятенькая, крепенькая, как та репка! А што на лицо рябенькая, так с ево воду не пить! Ночью-то… кхе!
        Биолог? Вот уж золотой чилавек! Нарасхват! Три дня побыл, а пользы… у-у! Стоумовый. Жаль, женат уже… а супружница фельдшарица-то! Вот тебе и ага. Такова бы в каператив, да под бочок, и то-то пользы было бы!
        - Пора лекцию начинать, - поглядев на темнеющее небо, как в прорубь шагнул студент, обращаясь к хозяину усадьбу, сидящему под навесом в компании таких же справных мужиков.
        - Ась? - обернулся Егор Митрофаныч от интереснова разговора к студенту.
        - Лекцию, - сорвался на фальце молодой человек, - гхм! Лекцию, говорю, пора начинать!
        - Говоришь, пора? - хозяин без нужды достал часы, которыми его наградил не абы кто, а сам Счастливчик, то бишь Феликс. С надписью! - Ну, давай… всё подготовил-то, аль чем помочь надо?
        - Всё подготовил, собирайте народ, - кивнул юноша, сглатывая вязкий комок. Месяц назад был обычным студентом, и думать не думал о приключениях более серьёзных, нежели поход к букинисту. А закрутилось вот так, что пришлось решать…
        … и очень быстро. Нет, он не жалеет ни о чём, и даже застреленный жандарм не снится, но убийство, побег из России и Африка…
        … очень уж резко всё вышло. Смирный мамин сын, даже в драчки в гимназии почти не ввязывавшийся от нежелания огорчать драгоценную родительницу, отмалчивающийся и отмаргивающийся на вопросы о политике в университете. А потом оп-па… и сорвало крышку с котла! Накопилось.
        Переговариваясь и переругиваясь, крестьяне начали собраться перед импровизированной сценой. Рассаживаются, толкаясь и весело переругиваясь, достают орешки и другие погрызки да шикают на детей и собак, вертящихся под ногами.
        Дети, кто постарше, со взрослыми вместе, ну а кто возрастом не вышел, те со слугами и собаками сзади да по сторонам.
        Шелуха семечковая и скорлупки ореховые под ноги, и разговоры…
        - … мототелега, агась… подумываю! Где-то книжечку… Вань! Ванятка, ну-кася сюдый дуй, живее!
        - Звал, батя? - просочился в ряды взрослых подросток с пушком над верхней губой и ломким голосом, отчаянно старающийся казаться взрослым.
        - Звал, звал, - ворчливо подтвердил отец, - книжечка ента далёко?
        - При мне, бать, - подросток бережно достал из-за пазухи завёрнутую в тряпицу брошюру, - вона она, держите.
        - Вот, Савва… да ты ступай, ступай! Неча тебе среди взрослых, молод ишшо! Вот, Савва, глянь… - зашелестели переворачиваемые страницы, - вишь? Мотор да рама, а остальное, как ево… а, навесное оборудование! Вишь? Хоть тележку каку чепляй, хоть…
        - А плуг? - перебил Савва, ухватив длинную бороду в горсть, водит перстом по картинкам, - Плуг потянет?
        - Не-е… мощ? не хватит! - поколебавшись, отозвался мужик, сплёвывая шелуху на землю, - Покамест на лошадках да на быках сподручней. Может, по ранее паханому и пойдёт, а так-то… не-е!
        - Пошто тогда? - Савва поставил вопрос ребром, собрав лоб в морщины, - Игрушка?
        - А муха це-це? - снисходительно отозвался собеседник, - Ась? Не везде с лошадками и зайдёшь, а тут нате! Стоит до поры в анбаре, не пито, не едено! Мотор у ей хоть на масле, а хоть и на спирту! Долго, што ли, брагу поставить?
        - Было б с чево! - хрюкнул Савва в густющие усы, весело щуря бровастые глаза, - А уж здеся… у-у!
        - Ну а я о чём? - прищурился ответно мужик, тая ухмылку в углу лохматого рта, - Ванька-то мой к технике страсть имат, так и пусть ево!
        - Хм… а деньги, Корней? - беспокойно заворочался Савва, зная приятеля за чилавека рассудительново, - Я чай, не малые!
        - Деньги… - завздыхал тот, - оно вроде как и да… но ведь и надо! Пулемёт, он ведь тожить денег стоит, а што у тебя, нетути?
        - Скажешь тоже, - удивился Савва до пученья глаз, - так то пулемёт, первеющее дело! У каждово второго в усадьбе припасён! Без пулемёта… хе! Перемолотовы, вона, пожмотился, и где те Перемолотовы? Копеечку сэкономили, ети! У их на участке золото, и сами на краешке жили, а они - на пулемётах… ха! Был бы Василь Иваныч жив, он бы у-у! А супружница евойная… да тьфу! Баба и есть баба, даром што всю семью в кулаке! Додержалася…
        - А я те о чём!? - перебил собеседника Корней, - Телега ета, мото, она ж тока на первый взгляд игрушка, потому как непривышно! А приглядеться, так одна сплошная польза! Хоть оборудование, а хоть и…
        Он подмигнул, приглушая голос.
        - … пулемёт!
        - А-а… - озарило Савву, - вона оно што! Низенько, лошадок пулями не зацепить, а оборудование… это ж и щиты какие заказать можно?
        - Да хоть самому сделать! - повернувшись взад, влез Игнат Ильич, не утерпев чужово разговора, - А ты, Корней, голова! И польза, и малого к технике приучаешь!
        - Ну дык… - приосанился Корней, - погодьте, ещё годочков несколько, и все механицкими сеялками-веялками обзаведёмся! Вот….
        - Хорош галдеть! - Егор Митрофаныч, на правах хозяина, взялся наводить порядок среди расшумевшихся фермеров, - Ишь, расшумелись как жиды на базаре! Всё! Давайте умнова чилавека слушать, не зря ж приезжал!?
        - Зачем нужно знать историю? - начал студент, взойдя на сцену, то бишь доски, положенные на пеньки.
        - А нам-то откель знать? - отозвался удивлённо один из уже подвыпивших мужиков, не вставая с места, - Ты собрал, ты и рассказывай, мил чилавек!
        - Гхм… - Дмитрий Иванович дёрнул шеей, но смолчал, хотя рвались фразы «Это был риторический вопрос», но не хотелось погрязнуть в глупых прениях.
        - Историю необходимо изучать, - продолжил лектор, наступив на горло гордыне, - чтобы знать, как наш современный мир и населяющие его народы, стали такими, какими мы их видим сегодня! Изучая прошлое, мы учимся на чужих ошибках, дабы повернуть наше настоящее и будущее в лучшую сторону!
        - А-а! - мужики и бабы из тех, кто постарше, закивали с просветлёнными лицами. Эт знакомо… эт понятно… у стариков учиться нужно, ясно-понятно! А если ещё и по науке, то стал быть, точно не во вред! Известное дело, старики, они тово… дурново не посоветуют.
        - Дальше давай! - подался вперёд Егор Митрофаныч, и студент приободрился. Он рассказывал им о возможности перенимать чужой опыт, не наступая раз за разом на грабли ошибочных решений. О разнообразии человеческого опыта и идей. О том, что заглянув в прошлое собственного народа, можно увидеть не только ошибки предков, и но и саму суть государственного мироустройства в настоящее время.
        - Эк! - крякнул хозяин усадьбы, доставая кисет и трубку, и как по команде, задымила добрая половина мужиков, окромя тех, которые староверы, - Вон оно што!
        - Дмитрий Иваныч, - попросил лектора кто-то из задних рядов, - ты б иногда попроще! Всё ж таки не только взрослый люд слухает, но и детвора, и вона… слуги. А они на человеческом с пятого на десятое понимают.
        - Попроще… - вздохнул лектор, и без того упростивший лекцию до предела, - ладно.
        - Иван! - он подал знак помощнику, старшему сыну хозяина усадьбы, и на белую простыню позади лектора общества «Знания» лёг кадр диафильма.
        - Портрет царедворца, - прокомментировал Дмитрий Иванович, - а точнее - граф Кутайсов, Иван Павлович, родоначальник фамилии. Вельможа, царедворец…
        … далее перед крестьянами развернулась история десятилетнего мальчишки, взятого в плен русскими войсками на Кавказе и подаренного наследнику Павлу. Выученный на парикмахера, он занял место подле будущего императора, и сделал себе карьеру…
        - Сводничеством?! - переспросил в ужасе Егор Митрофаныч, роняя трубку под ноги.
        - Сводничеством, - с наслаждением отчеканил разночинец Дмитрий Иванович, - хотя разумеется, официальная историография говорит несколько иначе.
        - И вот так вот… - Егор Митрофаныч повёл руками, - при Дворе? Царю?!
        - О… - лектор улыбнулся предвкушающе, - сколь многое вам предстоит сегодня узнать…
        Далее была лекция о не упоминаемых моментах истории Государства Российского, через призму именитых Родов, и…
        … Дома Романовых.
        Лекция и расспросы затянулись заполночь, и народ, разошедшийся ночевать кто по своим фургонам, а кто и просто под навесы, всё шептался да думал, думал…
        - … вот же падаль! - ёмко выразился поутру один из мужиков, как только затронули тему Знати, - Не люди, а сволочь! И как только…
        - Н-да… - согласился сосед, собираясь до нужника со старой газетой.
        Молчали, курили угрюмо на пустой пока желудок, а потом как прорвало! Поднявшаяся дискуссия, прочем, не продлилась слишком долго, ибо за столом такие вещи не обсуждают!
        После завтрака Дмитрий Иванович, уделив некоторое внимание реалиям Российской Империи и её прошлого, перешёл на обсуждение народов соседних. Прежде всего тех, кто имел и имеет наиболее культурное и экономическое влияние на Россию.
        - Любить их, - то и дело подчёркивал лектор, - не обязательно! Но знать нравы и обычаи соседей, а также их точку зрения на события прошлого и настоящего очень важно.
        Мужики крякали, курили и просвещались, а лекция то и дело превращалась в дискуссию, принимая подчас странноватые формы.
        - С голой жопой, говоришь? - всё не верил один из мужиков приведённому примеру, - греки?!
        - Греки, - кивал студент, - другая культура, и соответственно, другие социальные нормы. Где-то у меня были…
        Он зарылся в своих вещах, и по рукам краснеющих мужиков пошёл альбом с образчиками греческого искусства.
        - Ишь… жопастенькие, - крякали смущающиеся мужики, - А ты куда через отцово плечо глядишь!? Неча! Мал ишшо!
        - … дай-ка, Митрич, - тянулись нетерпеливые руки соседей.
        - … фу! - смеялись замужние бабы, допущенные до такого непотребства, - а у мужиков-то писюльки какие маленькие! У мово-то опосля проруби побольше будя!
        - … а эт што за тесак, - заинтересовался Евпатий Игнатыч, отслуживший в своё время в кавалерии.
        - Это? - студент близоруко сощурился, - Копис! Мне в механических мастерских при университете такой подарили!
        … - Экая г?вна чудная! - хуторянин пощёлкал ногтём по клинку кописа, качая головой, - Дай-ка хоть примериться по руке… ну-кась!
        Студент не слишком охотно расстался с клинком, и крестьянин покачал в руке оружие, живо обсуждая с обступившими мужиками вес, баланс и качество металла.
        - Ну-кась… - Евпатий Игнатыч пошёл к кромке невырубленного леса, и народ потянулся за ним, желая зрелищ.
        - Х-хе! - рубанул он тонкое деревце, которое упало не вдруг, - Помнят руки-то!
        - А если так? - присев, фермер попробовал настрогать деревце на щепу, - Хм… а ничё так… Как, говоришь, называется?
        - Копис, - буркнул студент, чуть оттаивая, - древние греки с таким оружием сражались.
        - Греки, говоришь… хм, ну чай, не совсем дурные, пусть и с голыми сраками бегали, ха-ха-ха!
        Утром следующего дня Дмитрий Иванович отправился дальше, просвещать население на фермах. Мужики из тех, кто не наговорился, взялись провожать его верхами, и такие-то по дороге были интересные разговоры!
        О происхождении знати, понятии стыда в разных культурах и…
        … писюльках древних греков, куда ж без них!

* * *
        - Зажрались мужички! - бесстрастно сказал банкир Поляков, давя извивающуюся папиросу в малахитовой пепельнице, принесённой расторопным официантом. Руки у банкира, впрочем, подрагивали, выдавая истинное настроение.
        Полно, Лазарь Соломонович[26 - Лазарь Соломонович ПОЛЯК?В - русский БАНКИР, основатель банкирского дома, коммерции советник, еврейский общественный деятель, предполагаемый отец балерины Анны Павловой.А заодно (как и оба его брата) совершенно бессовестный аферист и казнокрад, прописанный (краешком) Гиляровским в книге «Москва и москвичи».], - меланхолично сказал Грингмут[27 - Русский политический деятель, историк и публицист консервативного толка, ближайший идейный сторонник В. Л. Величко. Действительный статский советник. Монархист, член Русского собрания, основатель Русской монархической партии, один из главных идеологов черносотенного движения в царской России. Главный редактор газеты «Московские ведомости».] и усмехнулся, - или вы ожидали чего-то другого? Всякий человек вправе отстаивать свои личные интересы, а условия на ваших предприятиях, прямо скажем - скотские!
        - Владимир Андреевич, право слово! - повернулся недовольно князь Голицын[28 - Голицын Дмитрий Петрович, писатель, общественный деятель и крупный чиновник министерства народного просвещения в РИ. Лидер «Русского Собрания».], - Не имею намерений защищать Лазаря Соломоновича, но мы собрались сегодня не для обсуждения условий труда!
        - Поддерживаю Дмитрия Петровича, - чуть скривившись, усмехнулся Пуришкевич[29 - Пуришкевич Владимир Митрофанович - (12 (24) августа 1870, - 1920, Новороссийск) - русский политический деятель ультраправого толка, монархист, черносотенец. Один из лидеров организации «Союз русского народа» в РИ.], - «Союз русского народа» стоит на страже народных интересов, но в данном случае мы собрались не для порицания достойнейшего…
        Он скривился саркастически.
        - … Лазаря Соломоновича. Наша задача, неуклонное улучшение жизни простонародья, но…
        Воздев палец к небу, Пуришкевич начал на глаза превращаться в народного трибуна, и голос его сдержанно загремел в кабинете ресторана.
        - … требуя одномоментного улучшения жизни здесь и сейчас, во время всемирного кризиса, они вставляют палки в локомотив российской промышленности! Патриотизм с опорой на здоровые силы народа…
        По окончанию беседы, патриотизм решено было подкрепить пулемётами. Сугубо к народной пользе.
        Глава 13
        - Да тьфу три раза на твово Лифшица! - тыкая дулями в оппонентку, возмущалась интересная грудастая молодуха, зажав пачку листовок подмышкой, потея от негодования и жары. Она спокойно раздавала листовки у театральной афиши, а тут нате - конкурентка с каким-то Лифшицем!
        Ей и без того жарко, влажно и тяжко дышать, а тут ишшо какая-то посторонняя лезет со своим Лифшицем! У ей совесть вообще есть, или ета жидовка на ей мацу замешивает, впополам с кровью християнских младенцев?! У-у, сволота пархатая!
        - Хто он такой? Хласный в Адессе? И шо? Знаем мы таких хласных, на всё от бар сохласных! Так, бабоньки?! - Отчаянно «Хекающая» молодуха обернулась на зрителей с видом победительницы по жизни, но здесь ей не там и не вообще! Это не родное село, где она самая горластая, да при справном мужике! Здесь таких горластых, да при годящих мужиках, каждая вторая, не считая каждой первой! А с кавун кулаки у мужика, али помене, то совсем неважно, ибо стрелять умеют все, и што характерно, попадают.
        Зрители охотно наблюдают за политическими дебатами посреди тротуара, щёлкая семечки кто свои, а кто и одолженные у соседей, но встревать не спешат. Тиятра! Выборы, оказывается, это здоровски интересно, когда они есть!
        - Ой вэй! - отчаянно картавящая оппонентка возрастом заметно за сорок всплеснула полными руками и листовками на другого кандидата, как веером, - и чем же тибе Додик не угодил? Человек при обгазовании и связях, а ты мине и нам пгедлагаешь Гелетея? Где ви такое слышали, кгоме как здесь и в цигке?! Кто он такой, чтоб стоять пегед здесь?!
        - Цирк как есть, - довольно осклабился подвыпивший портовый рабочий, лузгая семечки и культурно сплёвывая шелуху в мозолистый кулак, - и ходить никуда не надобно! Такой сибе променад с парадом Алле! Гы!
        - Ага, - харкнув на камень раскалённой за день мостовой, согласился его коллега, растирая плевок подошвой, как и положено человеку культурному, уважающему себя и других, - год уже здесь, а до сих непривышно. Демократия!
        - Он хто? Он хто?! - начала задыхаться молодуха, оглядываясь по сторонам в поисках поддержки, но встречая только заинтересованный в развлечениях цинизм.
        - Сама не знает, хто етот Гелетей, - с деланным сочувствием прокомментировала какая-то ехидная бабонька из толпы, не выпуская корзину с покупками из натруженных рук, - никак подзабыла?
        - Агась, - отозвалась соседка с семечковой шелухой, налипшей на полной нижней губе, - у нас и спрашивает! Хи-хи-хи!
        - Да Хелетей, если ты хочешь знать… - перекосив глаза разом на оппонентку и злоязыких баб из толпы, начала было сторонница Гелетея.
        - Да кой чогт он мине и нам нужен?! - торжествуя, перебила оппонентка, надувая несколько обвисшую грудь и щёки, - Я тибе о том и да, шо если о твоём Гелетее никто не знает, и тебе нужно о нём гассказывать, то кто он такой, штобы пгетендовать на пост мэга Дугбана?!
        - Да я тебя сичас за волосья! - шагнула молодуха к жидовке, но та только прищурилась навстречу, закалённая Привозом и семейной жизнью. Габариты у ней ничуть не меньше, хотя и более обвисшие. Да и торговка рибой, это такой сибе бонус к скандалу и драке, шо дайте два!
        - Подол ей на голову! - обрадовался какой-то пьяненький новоприехавший, до сих пор не верящий в пребывание в Кантонах, и от того радующийся кажному дню. Его быстро зашикали, а потом, не унявшемуся, надавали в сторонке тумаков с пояснениями за манеры. Потому как здеся люди приличные собрались, а не абы кто!
        Над головами протрещал мотор, и собравшиеся порскнули кто куда, задирая головы. Сразу стало понятно, кто служил, а кто просто приехал, ибо одни принялись срывать с плеч отсутствующие винтовки и искать укрытия, а другие - просто так, овцами напуганными.
        - Итить твою… - отряхаясь, поднялся с мостовой работяга, переглядываясь с понимающими смешками с такими же ветеранами, а над их головами вновь пролетел «Феникс», таща за собой длинный плакат с портретом Гиляровского и надписью «Гиляровского - в мэры Дурбана!»
        - А ить и неково больше! - согласился кто-то в толпе. Разом загомонили, обсуждая достоинства дяди Гиляя, Лифшица и как ево… Гелетея? Свои сторонники нашлись у каждого, но нужно же понимать разницу между теми и не теми! Есть кандидаты, какие надо кандидаты, а есть всякие, што ходют тут!
        Политическая дискуссия закончилась прибытием полиции, и стрельбой в воздух, но довольны остались все стороны, и даже те, которые проиграли! Свороченная на сторону скула и вырванная с мясом пуговица, это тьфу! Зато этот… диспут хороший был. От души!

* * *
        - Возражаю! - резко сказал Военгский, вставая, едва оратор закончил, - не имею ничего против идей интернационализма, но крайние его формы столь же вредны, как и национализм!
        Кафе Де Флор, как всегда по вечерам, наполнено леваками всех мастей и национальностей, и разумеется, здесь не только (и даже не столько!) едят и пьют, сколько общаются и спорят. Не стал исключением и этот летний день, так что желание прославленного пилота и небезызвестного социалиста выступить в прениях, собравшаяся публика поддержала очень жарко.
        - Возражаю, - чуть спокойней повторил Илья Митрофанович, встав у стойки, - Концепция интернационализма вполне разумна, перекликаясь притом с библейскими истинами. Все мы от Адама и Евы!
        - Некоторые от Лилит! - воскликнул пьяненький поэт, попытавшись прочитать очередной из цикла своих «богоборческих» стихов.
        - Не буду спорить, - суховато кивнул Илья, - Сотворены ли мы Богом из глины в буквальном смысле, или волею Его эволюционировали из обезьян, это скорее вопрос вкуса. Повторюсь… концепция интернационализма вполне мне импонирует, предполагая некое братство народов, а уж основано ли оно на Библии, не так уж важно.
        - Но! - он подался вперёд, - Вы знаете, за моими плечами нет университетов, да и французский язык не является мне родным. Поэтому, уж простите, буду говорить, опираясь на примеры самые призёмлённые.
        - Для примера… - он повернулся к официанту, и сказал негромко:
        - Принеси мне воды, друг мой.
        - Для примера предлагаю взять Российскую Империю, эту тюрьму народов, - сказал Военгский громче, - Но! Я хочу подчеркнуть - всех народов, включая русский! Не все понимают, но русские в этой тюрьме являются одновременно тюремщиками и самыми бесправными заключёнными!
        - Соглашусь, - протянул Аполлинер за соседним столиком.
        - Не все это понимают, - Военгский благодарно кивнул поэту, - и от того бывают разнообразные коллизии националистического характера.
        - Погромы! - выкрикнул кто-то с места.
        - Верно, - спокойно кивнул пилот, - погромы. Но ведь и среди откупщиков[30 - Откуп - система сбора с населения налогов и других государственных доходов, при которой государство за определённую плату передаёт право их сбора частным лицам (откупщикам).] процент иудеев аномально велик! Пусть эта практика де-юре канула в лету, но значительная часть предприятий с сомнительной моралью в руках иудеев!
        - Я никого, - выделил голосом Военгский, - не оправдываю и не обвиняю, а лишь говорю о взаимной нелюбви и том, что нелюбовь эта зиждется пусть на обветшалом, но всё же фундаменте. Интернационализм, в его здоровой форме, учит смотреть на ситуацию не с национальной, а классовой точки зрения. Смотреть, и видеть настоящих врагов - паразитов, присосавшихся к плоти народов!
        - Спорно, - вклинился в паузу Бурш, обмахиваясь шляпой и переглядываясь с очаровательной супругой, которая в кои-то веки начала одеваться и вести себя женственно, - впрочем, продолжайте!
        - Благодарю, - чуть усмехнулся Илья, - Так вот, интернационализм предполагает, что все народы, а отчасти культуры, равны между собой. Уже здесь немало спорных моментов, но…
        - … не будем заострять на них внимание, ибо речь сейчас о другом.
        - Я, - пилот чуть подался вперёд, - хочу, чтобы все вы представили себе карту Российской Империи. Люди здесь образованные, так что задача не из самых сложных. А теперь попробуйте сопоставить географическую карту с законодательством Российской Империи!
        - А-а… - протянул Аполлинер, - вот оно… молчу, молчу…
        - Законодательство Империи весьма серьёзно ограничивает перемещение подданных… - Военгский пристально посмотрел на художника, выкрикивавшего недавно о погромах, - всех поданных, не только иудеев! А точнее - всех представителей мещанства и крестьян.
        - Даже перебраться на постоянно место жительство в другую губернию иногда проблематично, получить же заграничный паспорт, - пилот сделал глоток воды, - могут только представители привилегированных сословий, и…
        - … жители приграничных губерний! То есть жители Царства Польского, Финляндии, Прибалтийского края и Кавказа! Преимущественно НЕ русские! Жители этих губерний могут получить паспорта как официально, так и перебраться через границу нелегально.
        - Добавим сюда специфическую, и притом долговременную политику властей в Петербурге, когда национальные чувства окраин угнетаются, а народы русифицируются железной рукой. Это делает ситуацию хоть и революционной, но я вас уверяю, ничуть не интернациональной!
        - Одновременно с угнетением культурным, Империя насаждает в тех краях промышленность и развивает сельское хозяйство, ибо близость к европейским рынкам делает это развитие выгодным. И разумеется, развитие промышленности не может обойтись без развитой… более развитой, чем в России, системы образования!
        - И что мы видим? - задал Военский риторический вопрос, - С одной стороны окраины, населённые национальными меньшинствами, ненавидящими Петербург и отчасти переносящими эту ненависть на русский народ.
        - С другой, - он качнул рукой для наглядности, - забитые, необразованные в массе своей русские крестьяне, которые даже не знают, что можно жить лучше! Жестокий гнёт на всех уровнях, в том числе и религиозном, и одновременно - игра Петербурга на национальном самолюбии русского народа.
        - Уже сейчас мы видим, что количество революционеров из представителей русского народа, народа глубинного, стремится едва ли не к нолю! Всех нас, - Военгский обвёл рукой Де Флор - представляющих Российскую Империю, здесь больше десятка человек. И нет ни одного… подчеркну - ни одного человека из числа российских крестьян!
        - А вы… - Андрэ Жид подался вперёд, с интересом изучая Илью.
        - Помор, - спокойно ответил тот, - отдельный этнос, родственный русскому. Хотя не все так считают, ну да это личное дело каждого… и к слову - я как раз вырос в одной из губерний, которые считаются пограничными.
        - Представители собственно русского народа, русских крестьян, не имеют даже возможности, - выделил Илья голосом, - присоединиться к революционной борьбе. Парадокс, но большую часть Российской Империи представляет едва ли не самая малочисленная часть социалистического движения!
        - Значительная часть революционеров с национальных окраин, - продолжил Военгский устало, - хотя и социалисты, но с явственным оттенком национализма. Да-да… вспомните мои недавние слова о политике Петербурга в приграничных губерниях! Националистическая эта позиция если и не выражена явно, то сидит в подсознании, влияя на принятие решений.
        - Интернационализм, товарищи, в такой ситуации может быть декларируемым на словах, но деле это будет национализм под маской интернационализма! Интернационализм за счёт русского народа! Минуточку! - Военгский жестом остановил потенциального оппонента, - Дайте договорить!
        - Даже, - выделил он голосом, - если считать всех революционеров людьми глубоко порядочными и непредвзятыми… а мы знаем, что это не так! Но и в этом случае они будут опираться на нравственные и культурные ориентиры, знакомые с детства! На людей, к которым они привыкли в юности, и прежде всего - на земляков.
        - Вот поэтому, - Военгский решительно махнул рукой, - я безусловно интернационалист, но - с учётом интересов не только классовых, но и национальных!

* * *
        - Справишься! - с уверенность, которую сам не чувствую, сжимаю плечо Владимиру Алексеевичу, - Кто, если не ты?! Лифшиц? Или быть может, Гелетей?!
        Дядя Гиляй фыркает дымом через нос, усмехаясь. В тесноватой моей каютке разом становится нечем дышать, но терплю… Вид у Владимира Алексеевича сейчас раскисший, и я не хочу, чтобы его видели таким.
        - Ботсма может быть? - продолжаю я, - Вот уж дурак дураком, даром что в депутаты Фолксраада пролез на знатности фамилии!
        - Боюсь, - тоскливо признался он, - управленец из меня так себе.
        - Ха! А издательство?! Тянешь ведь, и тянешь хорошо!
        - С городом, боюсь, не потяну… - он снова окутался дымом, а я раздражением.
        - Потянешь, - присаживаюсь рядом, - в конце концов, ты репортёр и издатель, так им и оставайся! Как репортёр, всю жизнь занимавшийся социальными язвами общества, ты точно знаешь, как НЕ надо, а уж экономисты и юристы у нас есть!
        - Хм…
        - Да и поздно уже, - с ехидцей добиваю я, - выиграл уже выборы… так што не жужжи!
        - А… - он уставился на меня и захохотал, и разом - как и не было хандры!
        - Есть… - и козыряет, - не жужжать!
        Глава 14
        - «Мой милый Алекс, если бы я могла нарисовать тебе картину своего сердца, то вряд ли на ней что-то изменилось бы, ведь ты знаешь его лучше кого бы то ни было[31 - Отрывок (несколько отредактированный) из письма Абигейл Адамс Джону Адамсу, второму президенту США.]. То место, которое ты занял там, и та власть, которую ты имеешь над ним, не оставила там ни одного свободного местечка.
        Оглядываясь назад, на первые дни нашего знакомства и невинные моменты дружбы и первой близости…»
        Перо остановило свой стремительный бег, и мужчина, странным образом пишущий от лица женщины, замер, покусывая губу. Склонив голову набок, он хмыкнув, кривя в усмешке губы, и продолжил писать.
        - «… я понимаю, что без тебя, мой дорогой и любимый, я не смогла бы видеть, думать, чувствовать и даже жить[32 - Отрывок (отредактированный) из письма Зельды Сейр Фрэнсису Скотту Фицджеральду.]. Я хочу целовать тебя сзади - там, где на шее начинаются волосы, а после - усыпать поцелуями твою грудь. Я люблю тебя, и даже не могу передать словами, как сильно…»
        - Роковая стр-расть, - насмешливо сказал мужчина по-русски, пробегая глазами по тексту, - А недурственно вышло, герр Бергманн, он же Розенблюм, он же Рейли… совсем недурно! Не податься ли нам в эпистолярный жанр? Хе-хе-хе…
        Взяв чистый лист, он принялся начисто переписывать письмо, тщательно вырисовывая каждую буковку, сверяясь с образцом почерка. Медленно… но не всякий графолог взялся бы уверенно утверждать, что письма написаны разными людьми.
        - Последний штрих, - пробормотал мужчина, и залез в ящик письменного стола, - да где же…
        Брызнув из флакончика с духами в стороне, он помедлил секунду, и быстро провёл письмом в оседающем душистом облачке, после чего поднёс к носу и понюхал.
        - Перебор… ладно, не буду сразу в конверт запечатывать, пусть выветрится немного.
        Встав, Бергманн потянулся всем телом, и взяв из лежащего на столе портсигара папироску, закурил, щуря блаженно миндалевидные тёмные глаза. Пуская кольца ароматного дыма и ни о чём не думая, мужчина смотрел из окна номера в отеле на улицу Дурбана, и губы его кривились в усмешке.
        Маленькие человеческие фигурки, спешащие по своим делам, виделись ему куклами, а сам он - кукловодом. Десятки тоненьких ниточек, и вот уже куклы повинуются тончайшим манипуляциям, сами не зная о том.
        Работая на четыре великие державы разом, можно делать ровно то, что хочется лично ему! Нет ничего слаще, чем быть одним из тех, кто стоит за троном, в тени…
        … и манипулировать теми, кто вершит судьбы мира. Ну или думает, что решает!
        - Стрелять легко, - пробормотал он, глядя сверху на людей и повозки, - и даже завербовать человека, выбрав или подстроив нужный момент, не так уж сложно. А вот тонкие манипуляции, когда кто-то искренне считает, что он сам принимает решения… вот это искусство!

* * *
        Обхватив стриженую голову руками, я склонился над картой акватории Дурбана, зажав в зубах карандаш. Фарватер, глубины, возможные стоянки для британского флота и минные банки на их пути помечаются цифрами и линиями, стираются, сверяются и снова обрастают вязью цифр, линий и слов.
        Знаю, что дублирую работу флотских офицеров Южно-Африканского Союза, но потраченное на это время не считаю потерянным. Какой флот, такие и… н-да, я пристрастен и пессимистичен, не спорю.
        В войну флот Союза участвовал чуть меньше, чем никак, если не считать таковым судёнышки контрабандистов, прорывавшие блокаду. Это потом уже набежали с предложениями услуг морские офицеры десятка стран, но вот качество… Всё больше неудачники, переслужившие все сроки вечные лейтенанты и прожектёры, фонтанирующие идеями. Сколько там дельных, сколько бездельных, дураков и просто шпионов - Бог весть.
        Поэтому и пытаюсь разобраться самостоятельно, обложившись военно-морскими мемуарами и пытаясь найти в этой свалке военно-морских анахронизмов жемчужное зерно. Знаю, что изобретаю велосипед, но…
        … тот самый случай, когда проще сделать самому, чем объяснять. Потому как военно-морская «классика» для меня вторична, пытаюсь думать как водолаз.
        Мне достаточно примерно представлять, как могут пойти дела, и в этом мне всемерно помогают военно-морские уставы Великобритании, структурированные донельзя, в которых любое отступление от устава карается трибуналом даже (!) в случае победы. Для флота Великобритании это разумно, ибо поистине «У короля много», и проще дрессировать «серую массу» строго по уставу, чем выискивать крупицы талантов, которых на столь огромный флот просто не хватит.
        Попытка свести в единое целое акваторию порта и прилегающих территорий, военно-морской устав Великобритании и минные банки - одна сплошная головная боль.
        Добавляет мигрени водолазное снаряжение, доведённое наконец-то до ума. Ласты, маска, более совершенный дыхательный аппарат, коим горжусь особо, ибо…
        … вот честно, не знаю! Знаю только, что водолазное снаряжение можно как-то использовать в будущей войне, а вот как именно… а чорт его знает!
        Идей полно. Постоянно придумаю что-нибудь интересное, а то и всплывает в голове виденное в синематографе будущего… наверное. Не всегда понимаю, где у меня вид?нья, а где - плоды собственной буйной фантазии.
        Вот только всё или почти всё требует либо нескольких лет подготовки, либо вообще невозможно в ближайшие десятилетия по техническим причинам. Нужна цепочка простых решений, не требующих ни многолетней подготовки личного состава, ни тем паче выстраиванья с ноля новой промышленности в наших отсталых краях.
        Объявить о создании новых подразделений военно-морского флота ЮАС нельзя по соображениям секретности, но даже если бы не было такой необходимости, всё очень…
        … печально. Дыхательные аппараты, пусть и нынешнего, несовершенно образца, в Дурбане есть. И мы с Санькой и Мишкой ныряли, не особо скрываясь. А желающих поиграться с интересной игрушкой - меньше двадцати человек на весь город… так-то.
        В основном, что характерно, только около берега на мелководье. Пугают людей глубины, и сам ведь руку приложил, серией рассказов про Ктулху, н-да…
        Волею Судьбы и необычности написания рассказы стали достаточно популярными, во Франции даже фильм сняли, донельзя убогий, как по мне, но народ в кинотеатрах послушно пугается. Какое уж там покорение глубин!
        Профессиональные водолазы - каста, притом «высшая». Всё больше дядьки в возрасте, с большим самоуважением и соответствующими заработками. И их, на минуточку, всего несколько человек на весь порт. Незаметно «из обращения» не изъять, да и согласятся ли?
        Профессиональные ныряльщики за жемчугом в городе тоже есть, но с ними другая беда - профессия эта не так, чтобы сильно престижная, и народ там всё больше из низших каст, да притом японцы, индусы и прочие малайцы. Доверия к ним, несмотря на весь мой интернационализм - ноль.
        Да и с обучаемостью, равно как и с мотивацией - масса проблем. Дело тут даже не в интеллекте и языке, а именно что в другой системе мышления. Образованные индусы, к примеру, демонстрируют все признаки магического мышления[33 - Магическое мышление - убеждение о возможности влияния на действительность посредством символических психических или физических действий и/или мыслей.У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путём, должно произойти только потому, что он этого хочет. (Фрейд. «Тотем и табу»)], что уж там говорить о необразованных!
        Человек с магическим мышлением наиболее важным этапом военной подготовки считает, к примеру, выбривание висков, магический танец и нанесение татуировок. Меткость же стрельбы, по его глубокому убеждению, зависит не от прицеливания, а от благосклонности духов… вот как с таким работать?!
        В теории, разумеется, можно, доказано британцами. Вот только для этого нужно обладать безграничными человеческими ресурсами Британской империи, вкупе с их безжалостным и совершенным репрессивным аппаратом.
        Как вариант - разбираться в психологии и этнографии на профессиональном уровне, но даже высочайший профессионализм лишь отчасти нивелирует проблемы магического мышления потенциальных рекрутов. И опять-таки - время…
        Даже британцы, признанные специалисты по использованию колониальных ресурсов, не раз и не два лажали, причём крупно. Взять хотя бы знаменитое восстание сипаев, произошедшее в 1857 году из-за того, что бумажная оболочка патронов была смазана от влаги жиром, а коровий он или свиной, не суть важно.
        Для мусульман, коих было немало среди сипаев, свинья нечистое животное, а для индуистов корова была священной. Вот и получили самое кровавое восстание столетия.
        - Задачка, - бурчу вслух, оттягивая ворот рубахи. Душно… и не то чтобы в самом деле воздуха не хватает, а как-то иначе душно. Наверное, просто засиделся, да ещё и нерешённые проблемы давят, вот мозг и сбоит.
        - Коммандер… - поскрёбся в дверь мальчишка-вестовой.
        - Минутку! - прижав карты и документы на столе пресс-папье, накидываю поверх покрывало, и только потом иду открывать.
        - Коммандер, - десятилетний мальчишка, сияя начищенным пятаком, вытягивается в струнку, - Тётя Песя велела сказать…
        Он хмурит лоб, пытаясь вспомнить слова и интонации.
        - … шо война войной, а обед по расписанию, и шо на кухне командует она, и если кто-то, на ково она не будет таки тыкать пальцем, не придёт вовремя, то этот шлемазл будет мыть посуду!
        - Принято, - усмехаюсь невольно, и заперев каюту, иду в кают-компанию, где уже собрался весь наш немногочисленный экипаж, не считая вахтенных. Поздоровавшись, усаживаюсь за стол, по правую руку от капитана, немолодого эстляндца с лучшими рекомендациями.
        Эстляндец необыкновенно похож на протестантского пастора, на деле же он отъявленный безбожник, контрабандист и неопределившийся социалист с анархическим уклоном. Впрочем, для Кантонов ничего необычного, здесь много людей, что называется, «С биографией», и ничего - вполне благонамеренные граждане.
        За обедом, заранее расстроенная из-за предстоящей разлуки нас с ней, тётя Песя не затыкалась ни на минуту, а если и да, то тут же начиналось шмыганье носом, мокрые глаза и прочее женское расстройство в жидовском исполнении.
        - Вот останетесь без мине и девочек, и кто вам приготовит традиционные русские блюда, - шмыг носом… и затем каким-то угрожающим тоном, - ви ещё соскучитесь по моему форшмаку!
        - Уже да, - вздохнул сентиментальный Санька, и Песса Израилевна зашмыгала носом с новой силой. Глядя на неё, протекла Фира, а потом и Надя, так что обед вышел с оттенком слёз, соплей и трагедии.
        Вещи у женщин уже собраны, но тем не менее, собирались они ещё почти два часа, и на что было потрачено это время, я так и не смог понять. Взявшись провожать их, мельком увидел, как Радж, затерроризированный тётей Песей кок, делает явно ритуальные (и не иначе как отгоняющие!) жесты в её сторону.
        Заметив меня, кок виновато улыбнулся и шмыгнул к себе, вжав голову в плечи. С трудом подавив улыбку, помог женщинам спуститься, у же в катере, перекрикивая шум двигателя, давал последние наставления.
        - Учить вас управлять отелями не буду! - говорю громко, придерживая шляпу, - Здесь всё в порядке, и даже боле чем! А вот за Владимиром Алексеевичем прошу присмотреть!
        - Девочки! - поворачиваюсь к ним, - У Владимира Алексеевича сейчас очень тяжёлый период, так что постарайтесь вместе с Пессой Израилевной как-то облегчить ему жизнь. Знаете, все эти женские мелочи, вроде корзинки с приготовленным вами обедом, принесённым на работу. Ну да не мне вас учить!
        - Особо… да штоб тебя! - ловлю шляпу в последний момент, - Особо прошу проследить за охотницами на мужчин, а то, знаете ли, есть звоночки.
        - Так… - Надя хищно прищурилась, и вся её хандра - как рукой! А я порадовался придуманной проблеме…
        - Да! - киваю как можно более убедительно, - Конкретики пока нет, но вокруг твоего отца начали, образно выражаясь, расставлять флажки!
        - Отдельно - всем вам большая просьба! - делаю глазки, - Вы знаете, што дядя Гиляй на при мере московских чиновников точно знает, как управлять НЕ надо! Команда у него достаточно сильная, но…
        - … нет женского глаза, понимаете?! Не этих, - делаю брезгливый жест рукой, - дамочек из комитета, а настоящих женщин, знакомых с жизнью! Юлия Алексеевна и Степанида Фёдоровна, да Ираида Зиновьевна… и больше-то некого назвать, понимаете?
        - А вы, Песса Израилевна, - снова гружу её, - жизнь знаете со всех сторон. Ви таки понимаете, за шо я говорю!?
        Она закивала с ноткой задумчивости и самоуважения, и я снова повернул голову к девочкам.
        - А у вас задача другая! Вы, и по сути ТОЛЬКО вы можете сейчас говорить в полный голос от лица молодёжи! От кого другого может и отмахнутся, но не от вас! Организация досуга молодёжи, проблемы учёбы… вы и только вы! Понимаете? Стратегия молодёжной политики Дурбана, а по факту, и всех Русских Кантонов, на ближайшие десятилетия!
        Начали расспросы, обсуждения…
        - … мог и раньше сказать! - укоризненно сказала Фира, касаясь губами моего уха, и может быть даже, не совсем случайно!
        Вместо ответа виновато развожу руками - дескать, не подумал, не успел.
        Вру, разумеется! Придумал давненько, но специально таил до случая, зная женскую сырую натуру! Но ведь работает, а?
        - А это, - поворачиваюсь, и как бы случайно касаюсь губами заалевшего ушка Эсфири, пока Песса Израилевна вместе с Надей старательно изучают горизонт, найдя его необыкновенно интересным в эту минуту.
        - … мои записи, - передаю невесте увесистую папку с соображениями по использованию морской авиации, водолазов при постановке мин и прочем. Всё это сыро, отчасти фантасмагорично, но если удастся воплотить хотя бы часть, победа британцев станет пусть не полностью невозможной, но по крайней мере…
        … Пирровой!
        - Мишке, и строго ему! Поняла? повторяю, наклонившись к любимой, - Владимир Алексеевич, при всём моём к нему уважении, иногда бывает немножечко безалаберным. Если что… стреляй на поражение!
        - Это… - пальчики Эсфирь крепко схватили папку.
        - Это, - отзываюсь эхом, - оружие Победы!
        Глава 15
        Кони, покачивая головами и фыркая изредка, будто переговариваясь, мягко ступают по подкисшей после дождя грунтовой дороге, наезженной от штаба к стрельбищу. Частые лужицы бликуют на высунувшемся из-за облаков солнце, испаряясь на глазах, и в испарениях этих кружится мелкая злая мошк?, набрасываясь на проезжающих мимо путников. За мошкой охотятся стрекозы и всякие птахи, наполняющие окрестности деловитым цвирканьем и суетливым мельтешением.
        По обе стороны дороги высятся раскидистые деревья, многие из которых способны дать приют едва ли не полуроте пехотинцев, и уж точно - большой фермерской семье со всеми чадами и домочадцами!
        Кустарник, напротив, вырубается по мере возможности, дабы не плодить близ дороги змей и насекомых, и без того изобильных в окрестностях Претории. Кое-где видны фигурки кафров, снаряженных хозяевами на отработку этой повинности, но поскольку особого пригляда за ними нет, то работа эта считается среди чернокожих мероприятием едва ли не светским. Возможность лишний раз встретиться со знакомым и всласть поболтать, да обзавестись новыми приятелями, или чем чорт не шутит - сердечными привязанностями!
        Народу на дороге немного, всё больше военные, да редкие повозки окрестных фермеров. Все друг друга знают, как это и бывает в провинции, пусть даже и ставшей внезапно окрестностями столицы. Сонное, уютное, благожелательное захолустье, до сих пор сохранившее остатки победной эйфории.
        Драбанты, пользуясь хорошей видимостью, приотстали от генерала, инспектирующего владения, не столько даже от деликатности, сколько желая всласть почесать языки, не смущаясь острого слуха начальства. До Снимана и его адъютанта то и дело долетают отдельные солёные словечки, а то взрывы хохота. Да и пусть… что может случиться в самом сердце Южно-Африканского Союза?
        - Есть вариант надавить на эфиопов, - негромко сказал Пономарёнок, не поворачивая головы.
        - Та-ак… - Сниман чуть повернулся в потёртом седле, заинтересованно прищурившись на адъютанта, и крепче, чем следует, закусив сигару. Он давно воспринимает юношу не только и даже не столько как подчинённого, сколько как талисман, а с некоторых пор и как надёжного делового партнёра.
        - В окружении Менелика[34 - Менелик II - негус-негести (император, «царьцарей») Эфиопии (Абиссинии) с 1889 года.] достаточно много людей, понимающих, что союз с британцами и итальянцами противоестественен, даже если речь идёт о войне с Сомали, их природным врагом, - неторопливо продолжил Михаил, - можно на этом сыграть.
        - Британцы умеют обещать, - хмыкнул командующий, не скрывая усмешки.
        - Они друг друга стоят, - равнодушно отозвался Пономарёнок, сдвигая чуть назад широкополую шляпу, и генерал рассмеялся хрипло, щуря глаза от табачного дыма.
        - Что от нас требуется? - отсмеявшись, поинтересовался Сниман, отмахиваясь от наглого овода.
        - Оружие и золото, как обычно, - с ленцой отозвался адъютант.
        - Вечные ценности, - понимающе кивнул Сниман, - и что же изменилось для нас?
        - Полковник Максимов решил сыграть на нашей стороне, - повернувшись к генералу, ответил Пономарёнок, улыбаясь во все тридцать два.
        - Ха! - не найдя слов, командующий с силой хлопнул его по плечу, - Завербовали?!
        - Или… - засомневался генерал, и его волнение передалось занервничавшей лошади, - игра русской разведки?
        - Может быть и игра, - с некоторой меланхоличностью согласился адъютант, - иметь в виду такую возможность необходимо. Но вряд ли. Евгений Яковлевич прекрасный офицер и честно исполнил свой долг в минувшей англо-бурской войне. А в Российской Империи, стоило отношениям между нашими странами испортиться…
        Он замолк, и Сниман кивнул понятливо. В начале войны Петербург видел англо-бурскую как некую кальку с Балканских войн, перенесённую на африканский театр военных действий. Буры-братушки, вся надежда на русского царя и конечно же - православное воинство, которое всё как один человек…
        … а вышло иначе, и сильно. Власть по инерции размахивала поначалу заплесневелыми знамёнами совершенно нелепых идеологий и догм, а позже, после краткого периода растерянности, пришла в ярость.
        Травли как таковой не случилось, но к некоторым героям войны Власть, а отчасти и общество, начали предъявлять какие-то нелепые донельзя претензии. Суть их сводилась к тому, что нужно было не побеждать, а Прославлять Российскую Империю, и непременно - в желательных Петербургу рамках! Даже если эти рамки обозначились уже после войны.
        Некоторое время ехали молча, лишь изредка обмениваясь приветствиями с редкими всадниками, попадающимися на пути к стрельбищу. Информацию нужно переварить…
        - Полковник Максимов, - глянув на шефа, продолжил Пономарёнок, - из тех людей, что ставят интересы страны выше интересов обидевшихся правителей. ЮАС, как противовес Британии на континенте, а в перспективе и политический тяжеловес как минимум в Южном полушарии, для России выгоден даже недружественным.
        - Для России… - Сниман остро глянул на Пономарёнка, моментально поняв разницу между страной и политическим строем, - я так понимаю, полковник Максимов решил служить не Государству в персонифицированном лице Николая, а народу?
        - Похоже на то, - кивнул адъютант, - но пока не форсируем ситуацию.
        - Замечательно, - выдохнул дымом генерал, - самостоятельно, или…
        - Или! - оправдал его надежду адъютант, - Всё походит на то, что часть Генштаба начала свою игру! Они не могут не видеть, что Дом Романовых прогнил, и что Николай способен на троне сидеть, но не править!
        - Но, - уже тише сказал Михаил, успокаивая загарцевавшего коня, - ранее они не видели альтернатив для смены существующего строя, по крайней мере, без большой крови…
        - А теперь? - Сниман чуть повернулся к нему, требовательно глядя в глаза.
        - Есть, - уверенно кивнул Пономарёнок, не отводя глаз, - Само существование Русских Кантонов - смертельная угроза для Российской Империи! Подданные видят, что могут быть - гражданами, и Небо от этого не упадёт на Землю.
        - Не упадёт… - глуховато повторил Сниман, кивая чему-то своему. Вечные их споры по поводу предопределения, свободы воли и гражданского общества сейчас ни к чему.
        - Суть предложения? - встряхнувшись, деловито поинтересовался командующий, задымив сигарой пуще прежнего.
        - У русского Генштаба есть личные контакты не только с Менеликом, но и с феодалами Эфиопии, - подобравшись, начал докладывать Пономарёнок, - каждый из которых имеет собственное войско, и не слишком-то зависим от власти негуса-негэсти. Поставляя оружие не Менелику, а феодалам, мы резко усиливаем децентрализацию власти, и эфиопскому правителю будет не до Сомали.
        - Хм… Гражданская война? - поинтересовался Сниман, ожесточённо скребя пятернёй густую бороду.
        - Она там никогда не прекращалась, - бесстрастно отозвался адъютант, - если так вообще можно назвать бесконечную грызню феодалов за территории.
        - А что Россия? - остро глянул на него командующий.

* * *
        - Россия и Самодержавие есть вещи неразрывные, Вячеслав Константинович! - вещал Николай, проникновенно глядя на министра МВД и шефа жандармов Плеве, назначенного недавно на место покойного Сипягина[35 - В РИ Сипягин был убит в 1902 г., но у меня всё-таки АИ, и история порядком сдвинулась.]. Большие, необыкновенно красивые глаза Его Величества смотрят прямо в душу министру, будто глаза святого с иконы старинного письма - строго и вопрошающе.
        - Это догмат, который не подлежит не только пересмотру, но и обсуждению, - продолжил император после короткой, но очень драматической паузы, - это символ Веры! Политические организации, ставящие вопросы о Конституции, правах и свободах, создании Государственной Думы - от Лукавого!
        - Кто говорит, что Россия переросла форму существующего строя, что Россия стремится к правовому строю на основе гражданских свобод - лжецы! - выдохнул император, Государственный Совет с видимым участием видимого элемента в нём, это начало нашего конца, конца России! Я никогда и ни в коем случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа[36 - Прямая цитата Николая Второго. Здесь, в этом обрывке, достаточно много его высказываний, записей из дневников и воспоминаний современников.].
        - Вынужденная…
        Выделил монарх голосом.
        - … уступка, принятая под давлением наших лукавых европейских союзников - временна! Россия сосредотачивается, и как только подготовка будет завершена, Мы найдём повод разогнать Думу! Мертворожденное детище противоестественного союза наших либералов и европейских масонов упокоится на политическом погосте с осиновым колом в прогнившей от рождения груди!
        - Переосмысление традиционных ценностей выбросит Россию в пучину революционного безумия, Ваше Величество, - как можно более проникновенно сказал министр, - и мы должны остановить это любой ценой!
        - Вы меня понимаете, Вячеслав Константинович, - глаза императора увлажнились, - Мы пытались объединить общество перед лицом внешнего Врага, сделав значительный уступки оппозиции, но оппозиция не оценила нашей жертвы! Этот вечно голодный монстр требует ещё и ещё, не удовлетворяясь благоволением монарха, превыше которого только Бог!
        - Ответственностью своей перед Богом и совестью, я несравненно более ограничен во власти, чем президент Французской республики, - горячо говорил император, - оппозиция же не ограничена ничем, являясь наихудшим образцом беззаконной диктатуры. Отбросьте сомнения! Моя воля - воля царская, остановить оппозицию любой ценой - непреклонна! Пусть установится, как было встарь, отеческое единение между Царём и всей Русью, отвечающее самобытным русским началам!
        - Да, Ваше Величество! - выдохнул Плеве, - Но…
        Он замялся, не решаясь нарушать храмовую торжественность момента, но чувство долга старого бюрократа пересилило восторг царедворца.
        - … как быть с… разросшейся оппозицией за пределами нашего богоспасаемого Отечества?
        Красивое лицо Самодержца исказилось на миг…
        - От Лукавого! - решительно сказал Его Величество, - Любая оппозиция православному самодержавию есть воинство Нечистого!
        - Да, Ваше Величество, - Плеве выпрямился ещё больше, наполненный служебным рвением и не сковываемый излишне тесными рамками инструкций по отношению к оппозиции. Когда император сжал на прощание его руку, задержав ненадолго, министра обуяли чувства, сходные с религиозными[37 - «Сову на глобус» я не натягиваю, многие современники Николая писали, что при желании он мог произвести сильнейшее впечатление даже на искушённых царедворцев. Витте называл его «византийцем» за умение привлечь человека своей доверительностью, а затем (при необходимости) обмануть.].
        Проводив до двери министра МВД, Николай чуть обмяк, и усевшись в кресло, с удовольствием закурил ароматную папироску, прикрыв глаза. Несколько минут спустя, скормив окурок забавной нефритовой жабе, он повернулся и поглядел на часы.
        - Полдень… а впрочем, и хватит, на сегодня! - встав, император потянулся всем своим сильным телом, и получасом позже, переодетый, он уже прогуливался по аллеям парка с ружьём, высматривая ворон и не думая ни о чём, кроме как о метком выстреле. В конце концов, пока русский царь ловит рыбу или занимается чем-то ещё…
        … Европа может подождать!
        Вечером, перед тем как отойти ко сну, Его Величество сделал запись в дневнике.
        - «День отдыха для меня - ни докладов, ни приёмов никаких…
        - … Я стараюсь ни над чем не задумываться, и нахожу, что только так и можно править Россией.»

* * *
        - Российская Империя, - мягко поправил его Михаил, чуть улыбнувшись, - ДУМАЕТ, что имеет там свои интересы. На самом же деле это обычная политическая раскоряка…
        - Как?! - перебил его генерал, не поняв русского словца, и адъютант со вкусом объяснил ему значение слова на примере борделя.
        - … ну, а как ещё назвать это безобразие? - пожал плечами ухмыляющийся Мишка, - В головы вбивается мнение, что только монархия способна выстраивать долговременную политику. Но на примере Российской Империи можно убедиться, что долговременность если и имеется, то строится зачастую не на политических и экономических выгодах государства, а на личных амбициях и обидах монархов, а порой и их родственников.
        - Например - Эфиопия, - скривился Пономарёнок, - классический случай такой политики. Императору, или вернее даже, его окружению, показалось заманчивым и лестным наладить контакты с православной империей, в которой правят якобы потомки Соломона. Бог весть, что уж там они себе мнили, но не иначе, как воображали себя ревнителями Веры.
        - А просчитать последствия не хватило ума… - усмехнулся Сниман.
        - Всё так, мой генерал. В результате налажены связи, поставлено оружие в значительных количествах, инструктора для армии и прочее, - продолжил Михаил с горечью, - но зачем?! Если у Российской Империи нет достаточно сильного флота, равно как и политической воли, чтобы закрепиться на африканском континенте, то право слово - лучше бы всё это оружие, золото и медикаменты было сброшено в выгребную яму!
        - Плодами их трудов воспользовались британцы, - закончил за него командующий, - от чего в символическую выгребную яму полетела не только работа русских дипломатов и разведчиков, но и репутация страны.
        - Верно, - подтвердил Пономарёнок, - и сейчас, накачивая оружием уже не Менелика, а эфиопских князей, мы не только выводим тот регион из-под британского влияния, но и в потенциале, перехватываем налаженные русским Генштабом контакты.
        - Скорее всего, - задумчиво сказал он, - Менелика начнут накачивать оружием британцы, а может и Российская Империя… хм, весьма вероятно, к слову. Петербург, раз вцепившись в какой-нибудь амбициозный проект, вваливает в него деньги с идиотическим упорством, достойным лучшего применения. И чем этот проект нелепее, тем больше упорствует Петербург.
        - От меня что требуется? - деловито поинтересовался Сниман, уже сообразивший, что основными интересантами в этой операции станут Кантоны, притом в силу причин самых естественных.
        - Прикрыть в Фолксрааде, - ответил представитель староверов без обиняков, - и со стороны армии, насколько это вообще возможно.
        - Хм… - Сниман почесал бороду, оглядевшись зачем-то на отставших драбантов из числа дальних родственников. Вопросы личной заинтересованности командующего не поднимаются, но подразумеваются. Инсайдерская информация, способная поменять политику целого региона, это достаточно весомо для тех, кто понимает.
        - Не навоевавшихся авантюристов у нас не одна сотня, - задумчиво сказал генерал, снимая шляпу и ожесточённо скребя потный затылок, - могу устроить им командировку в Эфиопию.
        - В сопроводительных документах, - усмехнулся командующий, несколько поднаторевший в бюрократии, - можно провести инструкторов непосредственно к князьям Эфиопии. Они ведь числятся офицерами Менелика?
        - Да, - весело кивнул Пономарёнок, и не слезая с седла, потянулся. Настроение скакнуло вверх. Разговор, ожидавшийся непростым, прошёл на удивление легко…
        - Хм… моего, - Сниман выделил голосом, - интереса в Эфиопии нет, но мне нужно будет опираться на что-то, отстаивая это решение в Фолксрааде.
        … а нет, показалось!
        Начался делёж невыпеченного ещё эфиопского пирога, с учётом интересов Союза в целом и Кантонов в частности и разумеется - частных лиц. Обыденная коррупция…
        … она же - лоббирование!

* * *
        - На один раз сойдёт такой эрзац, и ладно! - резко отмахиваюсь от Саньки, и командую:
        - «Феникс» на палубу!
        - А обратно?! Обратно как садиться будешь?! - глаза у брата бешеные, и за грудки меня… - В смертника хочешь поиграть?! Брандер?!
        - В мыслях не было! Угомонись! Обратно просто на волны сяду, «Феникс» даже со сброшенными поплавками сразу не потонет! А потонет и…
        Сбиваю руки и разворачиваю голову брату в сторону британского военного корабля с поднятыми сигнальными флагами, требующими немедленной остановки. Британия славна пиратскими традициями, и никто на пароходе не сомневается - в живых нас не оставят!
        - … хуй с ним! Видишь, кто нас нагоняет? Так-то! И ведь, сука такая, нагонит…
        - Нагонит, - мрачно подтверждает капитан, сжав трубку зубами. Он злится, и более всего от того, что не может сделать в этой ситуации решительно ничего.
        - Сам-то всё равно выплыву, а может, и летадлу зацепить краном успеем, ясно?! - ору на брата, и тут же становится стыдно, но…
        … извиняться буду потом. Если выживу. Ситуация, на самом-то деле, куда гаже, чем я пытаюсь представить.
        - Петрович! - окончательно отцепляю Саньку, - Давай сюда живо! Поплавки на палубу… да ёб твою мать, я знаю, что они не доделаны! Говно, и говно сырое! Но ты чем слушал?!
        - А-а… - раззявив рот, он будто только сейчас замечает нагоняющего нас британца.
        - Бэ! Живо!
        Механик немолод и хороший специалист, но в критических ситуациях подтормаживает. Это, насколько я понял, своеобразный защитный механизм от начальственной дурости, приобретённый за долгие годы работы на заводах Российской Империи.
        - Давай, мужики! - ору я, - Хуй им по всей морде, пиратам сраным! Работаем!
        Глава 16
        Раскалённая солнцем палуба «Авроры», на которой раскинулся остов «Феникса» напомнила мне ярко освещённый стол в прозекторской, а наша суета вокруг почудилась экспериментом сумасшедшего учёного, собирающего чудовище Франкенштейна из кусков мёртвой плоти. Странноватая ассоциация, но и ситуация определённо не обыденная.
        - «Со стороны поглядеть, так необыкновенно живописно, - мелькнули мысли, - экий паропанк! Надо бы зарисовки…»
        - Са-ань! - мысли у меня обычно не расходятся с делами, но не в этот раз, - Саня!
        - А?! - сощурившись от солнца, он поднял голову с видом совершенно ошалелым. Светлые волосы, выгоревшие на африканском солнце до совершеннейшей белесости, промокли от пота, нечистой трюмной влаги и машинного масла, отчего торчат иглами дикобраза. На загорелой коже разводы грязи, засохшие дорожки пота и царапины.
        - Давай на кран, - командую решительно, делая отмашку рукой, - поплавки будем на весу цеплять!
        - Думаешь? - склонив голову немного набок, сомневается брат, прикидывая предстоящую нам еботу.
        - Иначе никак! - отрезаю я, - По хорошему, их до ума доводить и доводить! Это ж так, недоделка экспериментальная из говна и палок. Ни прочности толком, ни герметичности! Замнём поплавки на палубе ещё, и што тогда?
        - А в море? - зафонтанировал он скептицизмом, - Што, сильно лучше?
        - Сань! Я ж тебе говорил уже! Для взлёта хватит, и ладно! Нам главное, ДО взлёта их не повредить… лезь давай! Ты на кран? лучше всех работаешь, так што отдувайся!
        Зацепив «Феникс» чалками, вздымаем его над палубой, и ситуация становится вовсе уж сюрреалистичной. Карл Людвигович, наш штурман и штатный фотограф, делает снимки для искусства и истории.
        - Подчепляй! - командует Митрич напарнику, натужно приподняв поплавок со своей стороны.
        - Стоять! Не нравится он мне… - пригнувшись, пролезаю под брюхо летадлы, косясь то и дело опасливо наверх, проверяю швы, - Валера! Афанасьев! Мухой в трюм, принеси шёлк промасленный!
        - Весь? - повернул он толстую морду, обрамлённую огненно-рыжими бакенбардами, и часто заморгал маленькими глазками, приставив ко лбу ладонь от ярченного солнца.
        - Штуки[38 - Штука (полотна) - старая мера длины не имеющая определённого значения. Ткань в куске.] хватит… живо!
        - Одна нога! - отозвался Валера.
        В несколько минут обматываем поплавки драгоценным шёлком, прорезая ножом материю в местах креплений.
        - … как в книгах, - нервно бурчит один из немолодых слесарей, - о пиратах! Читывал где-то, как они при нехватке картечи серебряной монетой стреляли, и тогда такой дурью казалось, шо не приведи Господь! А сейчас, вот те крест, понимаю!
        Усатая его рожа преисполнятся пониманием исторического момента, промеж нас пробегает хохоток и работать становится веселей.
        - Ты погодь, - сулит ему коллега, обматывая шёлком поплавок, - когда не атаманское добро вот етак в разор, а своё собственное придётся! Вот тогда точно поймёшь!
        - Меня от жадности удар бы хватил, - честно признался любитель пиратских книг, - да и сейчас… как представил, так сердце зашлось!
        - Вот потому-то ты и не атаман, - назидательно сказал кто-то из матросов.
        Зацепили наконец-то поплавки, и развернув «Феникс» носом к борту, с превеликой осторожностью принялись цеплять торпеду. Парогазовое творение Кошчельного, созданное под наши требования, ещё совсем «сырое».
        Хотя торпеды уже прошли ряд испытаний, но полное их завершения где-то на линии горизонта. Да-алеко не случайно летадла развёрнута носом к борту, ибо случись торпеде сойти, на что есть немалый шанс, есть надежда, что рванёт она всё-таки в океанской пучине.
        В трюме лежит ещё шестнадцать «сестричек», но испытания приходится проводить через жопу, а не как изначально предполагалось. Х-хе! Думали неспехом, с опорой на какой-нибудь необитаемый островок в качестве базы, а оно вот так вот получилось.
        - «Как обычно, - мелькнула мысль, пока я, потея от нервов и напряжения, закреплял торпеду, - всё на бегу, второпях и фактически под пулями. Карма!»
        Вражеской судно вспухло облаком дыма, через пару секунд до нас донёсся звук выстрела, и в четверти кабельтова от «Авроры» лёг снаряд, вспенив мутные воды Индийского океана.
        - Ну, слава Богу! - на православный манер перекрестился капитан, спустившийся на палубу с мостика, - Не мы начали!
        Видя моё недоумение, он пояснил без извечной снисходительности бывалого морехода к сухопутной крысе:
        - Преследование в нейтральных водах достаточно спорный вопрос, и не всегда его можно подвести как преступление. В этом уравнении очень много переменных, притом не математических, а скорее юридических.
        - А сейчас? - и в голове начинают ворочаться шестерёнки. Чуйка верещит в полный голос, что это крайне важная информация.
        - Имеем полное право защищаться, - кивнул тот, - как бы сейчас не повернулась ситуация, суд нас оправдает.
        - Правда, - усмехнулся он, - не британский.
        - Ой, бля… - гляжу на «Феникс», подвешенный на чалках, и аж в пот бросило!
        - Надо было сразу тебе в кабину сесть, - хмуря брови, сообщает мне Санька, - а может всё-таки я?
        В голосе его появляются вопросительные нотки, но в дискуссию не вступаю, потому что в таком случае нотки могут смениться нудением, от которого ажно зубы болят! Знаем, проходили!
        - Хорошая мысля приходит опосля… принесите лестницу, что ли!
        - Ой, бля! - матерюсь в голос, заползая по лестнице в летадлу, раскачивающуюся маятником. «Феникс» хоть и придерживает десяток рук, но такой цирк не для меня! Уф… заполз…
        С минуту сижу, приходя в себя, потом начинается новый цирк, с необходимостью крутить винты… на весу, ёкарный бабай! Слава Богу, кручу не я, но даже и глядеть на этот воздушный цирк нервозно до тошнотиков.
        Летадла раскачивается, под брюхом у неё эрегированным членом висит торпеда Кошчельного, от чего разом смешно и сцыкотно чуть не до буквальности. Наконец, мотор заводится, «Феникс» начинает рваться из чалок…
        … и кажется, у меня крошатся стиснутые зубы!
        Повернувшись, стрела крана опускает аппарат на воду, и Санька, обезьянкой спустившись по чалкам, отцепляет их…
        … и всё это - на ходу! Пусть даже и замедленном. Больше, увы, мы себе не можем позволить, счёт идёт буквально на минуты.
        Ругаю эти чортовы рифы, за которыми прятался шлюп, ненастную погоду и все те обстоятельства, из-за которых сейчас мы - вот так! Мучительно думать, что британская разведка нас переиграла на этом этапе, по крайней мере тактически. Но вдвойне мучительно предполагать (а я просто обязан это делать!), что в нашем экипаже, провеянном на семи ветра, есть сука…
        «Феникс», зарываясь в поднятые «Авророй» волны, начинает неуклюжий разбег, переваливаясь с боку на бок и весьма заметно цепляясь кончиками крыльев за воду. Сердце работает с перебоями, но я развернулся на волнах, и взлетел.
        Набрав высоту, делаю несколько кругов вокруг шлюпа, без особого труда опознавая устаревший морально, но вполне достаточный для колоний тип «Кондор», разве что несколько модернизированный, да и то не факт. По мне стреляют из орудий и кажется…
        … пулемёта! Обшивку крыла дырявит пулей, но не критично. Прикинув примерно вооружение шлюпа, захожу на бреющем слева-спереди, нажимая на ручку сброса и… ничего!
        Проскакиваю под трассами вдоль борта, но кажется целый… Только что мокрый от пота, будто купался в одежде.
        - Надо! - ору истошно, но как, сука, не хочется… Слабость, вялость и острое желание бросить штурвал, и гори оно всё синим пламенем!
        С трудом пересиливаю страх и усталость, и снова - набор высоты, маневры, заход на бреющем, ручка сброса… есть! Пенящийся след от торпеды сложно перепутать с чем-то другим.
        На шлюпе пытаются маневрировать, но… время! Врыв разворотил левую скулу, и британский корабль начинает набирать воду, кренясь на борт. Но, сука такой, не тонет… и весьма вероятно, без нашей помощи и не потонет.
        Впрочем, похер… точнее не так, а если совсем быть точным, то и вовсе не так… но сейчас я разворачиваюсь и нагоняю «Аврору», замедлившую, а потом и застопорившую ход. Подхожу под самый борт, и матросы, нырнув с чалками, подцепляют «Феникс», поднимая его на борт.
        - Стоп! - ору, уже будучи над палубой, - Не опускать!
        - Никак контузило? - озадачился Санька.
        - Добивать надо, - мотаю подбородком на шлюп, - Сейшелы рядом! Если не добьём, то они пластырь заведут, доковыляют до островов, и тогда всё - впустую!
        - Так это же не… - начал было штурман, но закаменев лицом, кивает.
        - «Не по правилам…» - зачем-то заканчивает за него подсознание.
        По правилам, это предложить сдаться, высадить досмотровую партию, довести пленённый корабль в порт, где моряков будет ждать вежливый плен и судебное разбирательство, а нас - раскрытие козырей ещё до войны. Ну или как вариант - предложить сдаться, а после отказа торпедировать вновь, но непременно (!) подбирая всех выживших и далее всё также - вежливый плен, переписка с родными, раскрытие козырей.
        Это - по правилам… Официальные и неофициальные соглашения, которые соблюдаются тем небрежней, чем меньше противники считаются равными. Для британцев мы - мусор, недочеловеки, если верить тамошней прессе.
        Мы уже осуждены. Заранее. Заочно. В лучшем случае - длительное заключение в тяжёлых условиях, с выходом на свободу «когда-нибудь потом». Поводы найдутся, раздуются, придумаются…
        … и все это понимают. Но поди ты! В подкорку вбито у «водоплавающих», отсюда и это «Не по правилам!»
        - Крыло дырявое! - говорит Санька, не слушая штурмана.
        - Вижу! Виражей закладывать уже не нужно, долечу! Глянь лучше снизу, поплавки как?
        - Да вроде нормально! - доносится снизу через пару минут, - да, точно нормально! Ха, даже странно…
        - Шёлк помог, - влез Афанасьев со своим сверхценным мнением. Впрочем, чего это я… чай, не отребье, зашанхаенное в ближайшем порту!
        - Ну и хуй с ним! Вешайте торпеду!
        Работали уже без прежней спешки, перебрасываясь шуточками и смешками, но как мне показалось - не без некоторого напряжения. Здесь всё воедино - начиная от «Не по правилам», заканчивая осознанием того, что путешествие наше будет, похоже, очень непростым!
        Не то чтобы до этого не понимали, но наверное, всё было немножечко не всерьёз! Песса Израилевна, девочки и Санька с этюдником создавали дачный эффект. Да и работали мы не то чтобы с ленцой, но и без особого напряжения. Дача как есть. И разом… н-на по мордасам!
        Повесили торпеду, раскрутили винт, опустили на воду…
        … взлёт! В этот раз не вразвалочку, без касания крылами волн. Что значит - не на ходу летадлу спускали, а в тепличных условиях.
        - Шлюпки спускают… - разговариваю зачем-то сам с собой. Почему-то это очень важно сейчас, слышать собственный голос, - а хер вам!
        Зайдя с подтопленного борта, чтобы не собирать в себя лишние пули, я как-то очень буднично затопил шлюп. Заход на бреющем, рычаг пуска торпеды и набор высоты, совпавший со взрывом.
        Британский корабль чуть не мгновенно разошёлся надвое, затонув менее чем за минуту. Покружив над ним, выискивая немногих выживших, я ощутил не удовлетворение, а вялость.
        - Видели! - возбуждённо затараторил Санька из шлюпки, стоя с чалками, пока я подруливаю к борту, - Ка-ак он разломался, а?!
        По крылу перебрался в шлюпку и уселся на банку, только сейчас поняв, что ранен.
        - Дай, што ли, тампон, - попросил я брата, вытягивая ногу с окровавленной штаниной.
        - Ба-атюшки! - всплеснул тот руками, роняя чалки, - Снова?!
        В итоге, первым поднимали меня, а не летадлу. А пока я отмывался и перевязывался, экипаж успел не только разобрать «Феникс», спрятав его в трюм, но и сплавать под руководством штурмана на спасение выживших британцев. Благо, немного их оказалось, выживших-то. Н-да… немного, а всё равно - проблема!

* * *
        Стоило закрыться двери крохотной каюты, как улыбка сползла с лица немолодого мужчины.
        - Зар-раза такая, - прошипел он сквозь оскаленные стиснутые зубы, - вывернулся-таки… ненавижу! А так всё хорошо начиналось…
        Прерывисто дыша, он занёс кулак, намереваясь стукнуть в переборку… но выдохнул и остановил руку, разжав стиснутый добела кулак. Стиснув зубы глаза, он замычал бессильно, не замечая текущие по лицу слёзы.
        - Чем тяжелее гром войны[39 - Неофициальный гимн Великобритании «Правь, Британия, морями».], - зашептал он на английском, - тем сокрушительней отпор, тем крепче дуб родной страны стоит грозе наперекор! Правь, Британия, морями! Бритт - свободный человек! Не бывать ему с рабами ныне, присно и вовек!
        Выдохнув прерывисто, он дёрнул кадыком и продолжил…
        - И воспылают пламена, и сгинет вражеская рать, когда чужие племена тебя замыслят попирать! Правь, Британия, морями! Бритт - свободный человек! Не бывать ему с рабами ныне, присно и вовек!
        Судорожный вздох…
        - Встают во всей своей красе твои деревни, города. И воды все, и земли все твоими станут - навсегда!
        - Навсегда… - повторил он уже на русском, и лицо его медленно приняло бесстрастное выражение. Подойдя к крохотному рукомойнику, вмонтированному в переборку каюты, мужчина тщательно вымыл руки и поплескал в лицо холодную воду, просморкавшись заодно.
        Вытеревшись застиранным полотенцем, он холодно усмехнулся своему отражению, и натянул на лицо одно за другим несколько выражений. Глуповатый восторг, лёгкая приязнь, неприкрытое обожание и наконец - праздничное. С той надутой важностью и желанием соблюсти своё достоинство, с которым русские крестьяне фотографируются в наиторжественнейших случаях.
        - Сойдёт, - констатировал он наконец, оставляя на лице эту маску и присаживаясь на узкую койку.
        - И всё же, - сказал мужчина, не меняя торжественного выражения лица, - как же тебя, ирода, остановить?
        Он погрузился в размышления, вспоминая ту сумятицу и неразбериху, создавшуюся не без его участия при формировании производственной базы «Авроры». Мелкие диверсии…
        … не в счёт, пусть каждая из них и замедляет Пака с Драконовых гор, но увы - не критично. Подобраться к самому изобретателю…
        Британец замер, просчитывая риски… и всё же оставил эту затею, или вернее - отставил. До поры. У этого нелюдя звериное чутьё и реакция, шансов убить его немного.
        Да и бессмысленно это в настоящий момент. Убивать Георга нужно было до отправления из Дурбана, но тогда не вышло, и благо, мальчишка даже не понял, что в порту его пытались убить.
        Сейчас же, когда вся «Аврора» видела, как именно утонул британский шлюп, нужно уничтожать весь пароход, не оставляя шансов на выживание никому! Зная принципиальную возможность взлёта аэроплана с водной поверхности, и успешного торпедирования судна с воздуха, пройти этот путь заново будет не слишком сложно.
        - Топить из всех… - прошептал он, не меняя торжественного выражения лица, - а если не выйдет? Хм… в таком случае нужно будет покинуть судно в ближайшем порту, имитировав несчастный случай! Британия должна знать о надвигающей угрозе для своего Флота!
        В дверь забарабанили…
        - Сейчас, сейчас! - откликнулся мужчина, и вскочив с койки, метнулся к тесному гальюну, скрытому за дверцей. Слив воду, он шумно поплескался в рукомойнике, и поправив лицо перед зеркалом, открыл наконец щеколду.
        - Ну, чево?
        - Дядька Пахом, там англичан пленных подняли! - восторженно заплясал перед ним Ванька, - Айда! Интересно же, а?!
        - Ну… - мозолистая рука пригладила стриженную голову мальчишки, - пойдём поглядим, сорванец.
        Глава 17
        Пленные британцы напомнили мне помоечных котов, на которых внезапно выплеснули сверху ведро воды. Вот только что был запал для драчки, и в горле ещё эхом рокочет грозный мяв…
        … но уже включилась паника, когтистые лапы с пробуксовкой взрывают землю, и в голове только одна мысль - оказаться как можно дальше! Бегом!
        Потрёпанные донельзя, мокрые, не отошедшие ещё от боевого азарта и одновременно перепуганные нежданным купаньем и гибелью большей части экипажа, британцы производят самое жалкое впечатление. Коты! Как есть коты!
        Мокрые, стоят в одежде на палубе «Авроры», под ногами лужи. Обтекают. От мокрой одежды ощутимо пар?т, и британцы стоят в мутноватой дымке. Запах солёного пота, пороха, гари и крови с еле ощутимой, но явственной ноткой экскрементов.
        Не в упрёк. Сильно не уверен, что оказавшись в такой же ситуации, сумел бы удержать кишечник.
        Вид у английских моряков перепуганный и гордый одновременно. В головы закрадывается осознание, что они - в плену… и лица сереют на глазах, потому что наступает понимание момента.
        Это война не по правилам, и охотники, внезапно превратившиеся в жертвы, искренне уверенные в своём праве - вот так вот, без объявления войны… Правь, Британия, морями! Они в своём праве! И внезапно - плен…
        … без объявления войны! Со всеми вытекающими и втекающими, вроде собственного неопределённого статуса. Нападение военного корабля в мирное время, да тем более в нейтральных водах, трактовать можно очень по-разному - вплоть до виселицы за пиратство.
        А у меня такое право, между прочим, имеется! Пост атташе я покинул, но по приезду в Дурбан и далее в Кантонах, на меня навалили с десяток почётных и ни к чему не обязывающих должностей, полный список которых не уместиться ни на одну визитку…

* * *
        - Гениальный молодой человек, - саркастически сказал неприметного вида немолодой чиновник, глядя на список должностей, - но дура-ак…
        Он захихикал и подвинул к себе досье, и причмокивая изредка дряблыми губами, принялся составлять Схему. Ничего нового…
        … для бюрократа со стажем. В Дурбане, где большая часть чиновничества - горящие огнём служения неофиты, лишённые опыта, и вовсе уж случайные люди, сойдёт. Пусть другие лезут вперёд, собирая все шишки, а он уж как-нибудь в сторонке, хе-хе!
        Скромный серенький чиновник, у которого даже волосы расчёсаны так, чтобы подчеркнуть некрасивую, жалкую плешь. Крыска канцелярская, серая и неприметная, одна из многих.
        Работа в архиве, кабинет в конце коридора, где почти никто и не бывает. Должностишка мелкая, хлопотливая, карьерных перспектив никаких, но для человека с пониманием…
        … золотое дно! И что немаловажно - никакой ответственности!
        - Это только по молодости да глупости думать можно, што почётные должности ни к чему не обязывают, - приговаривал он с одышкой, пристраивая все почётные титулы, выписанные на картонных квадратиках к Схеме, похожей на раздавленного осьминога.
        - Человек с пониманием… - он послюнявил палец и перелистнул страницу досье, - знает, как устроен мир и не нуждается в мишуре. Ага, ага…
        Чиновник замер, ловя ускользающие мысли, и переложив квадратики, провёл карандашом несколько стрелок, дополняя план.
        - А если так? - склонив голову набок, он критически посмотрел на получившееся, выискивая слабые места, - Ага, ага… вот и наш обладатель почётных должностей и титулов в Схему встраивается!
        - А право подписей у вас, Егор Кузьмич, имеется, - пропел чиновник, навалившись на стол и увлечённо делая пометки, - и к должностям вашим - за-амы прилагаются… хе-хе! Тоже с правом подписей! И кто же у нас в Дурбане будет пристально рассматривать дела национального героя, особенно если намекнуть, что идут они под грифом «Перед прочтением съесть»!?
        - Курочка по зёрнышку, - уже тише сказал он, погружаясь в работу, - курочка по зёрнышку…

* * *
        Капитан хмурится, на пленных британцев глядючи, и от взгляда этого у них шерсть дыбом встаёт, ибо знают…
        … он может приказать повесить их, и всё, что характерно, по Закону. А сейчас у нас те самые - обстоятельства.
        Смотрят на меня британцы, и сереют ещё больше. Чуть не главный жупел Великобритании, если верить репортёрам и некоторым писателям. Не смерти даже боятся, а некоей потусторонности, ореолом окружающей мою персону на Островах.
        Я - Пак с Драконовых гор! Существо заведомо потустороннее. Нелюдь. Удачная книга у Киплинга получилась, а потом ещё и Дойл, Артур Конан, отметился.
        Дойл в англо-бурской добровольцем участвовал, в качестве хирурга. Потому он не видел то зло, которое творят британцы, но исправлял зло, содеянное бурами. Патриотичен, крайне пристрастен и чертовски талантлив! Несколько рассказов, серия очерков и…
        … подражатели. Не всегда талантливые, но предложенная ими тема внезапно стала модной.
        Санька рядышком со мной встал, тоже с незаслуженной славой мясника и едва ли не кровавого маньяка. Нелюдь, как и я. То ли фэйри Неблагого двора, то ли иная пакость… но не человек, однозначно!
        Нас таких, «с чертовщинкой», по мнению некоторых суеверных британцев, хватает в ЮАС. Ну не могла Британия проиграть честную войну каким-то… бурам! А значит, даже люди просвещённые, о чём-то потустороннем подумывают…
        … и не так уж и неправы, к слову! Н-да…
        Феликс, к примеру, он британцам понятен. Враг, но вызывает восхищение, густо перемешанное с ненавистью и пожалуй даже - завистью. Этакий аналог наполеоновских маршалов, которых война вознесла из безвестности на вершину славы. Не без мистицизма, но всё ж таки человек!
        … и снова Санька, руку ободранную языком облизывает, кровь выступившую губами снимает. Губы в крови…
        С детства привычка ещё, когда страшнее было не пораниться, а окровянить одёжку. Одёжка, чай, денег стоит!
        … на британцев смотрит.
        Британцы на него, на меня, на архаровцев самодеятельных, что из воды их вытаскивали. Стоят, спасители херовы… вид праведников, готовых претерпевать муки за свои убеждения.
        Делаю вид, что не замечаю настроя, но пометочку в уме сделал. Репутация у меня, оказывается, так себе… своеобразная, даже среди своих.
        Вроде и не было от меня жесточи к пленным, но… а чорт его знает! Сама идея, что кто-то может сверху сбросить на тебя какую-то смертельную гадость, покамест революционна донельзя! Непривычна. Потому, наверное, страшна. И я, соответственно, страшен… в том числе и для своих. Н-да… неприятно. Ладно, буду потом разбираться! И думать, что мне со своей репутацией делать, и делать ли вообще.
        … на меня, на Саньку, на спасителей…
        - Не имеете права! - аж с провизгом, - мы военнопленные…
        Далее вколоченные Уставом слова, которые должно говорить при попадании в плен моряку Королевского военно-морского флота Великобритании. Имя, звание, должность, название судна! Ну и прочее про мелочи. В рамках устава.
        Паникуют, все пятеро, но, сцуки такие - держатся! Серые от страха, мокрые как цуцики, дерьмецом пованивают, но - британцы! Петти-оффицер[40 - Петти-оффицер - старшина первой статьи.] не то что расстрела, а судя по всему - пыток ожидает, рука сломана так, что кость торчит, а поди ж ты…
        А с провизгом там или как, дело десятое. И главное - не себя даже, а своих людей защищает, как старший по званию. Мелькает что-то такое в речах, что старший - он, и вся ответственность, соответственно - тоже на нём.
        Внушает. Глядя на них, понимаю, почему британцы построили величайшую Империю. Национальный характер, воспитание или даже дрессура - не суть.
        Допрашивать мы их даже не стали, да и что важного могут знать низшие чины Британского флота? Ноль! Кастовость там абсолютная, неформального общения между кастами попросту нет!
        Оказали медицинскую помощь, вымыли, переодели, да и заперли в карцере, где условия, между прочим - вполне. Карцер на «Авроре» не за-ради мучительства провинившихся матросиков, и тем более не канатный ящик.
        Так… скорее чтобы был, с прицелом, пожалуй, скорее медицинским. Самое то, если кто из экипажа дристать начнёт дальше, чем видеть, или шанкры от сифилиса на залупе доктор обнаружит. Обычная комната с двухярусными койками, только что в трюме, ну и дверь усиленная. Вот, собственно, и все строгости.
        Атмосфера за обедом едва ли не Рождественская, необыкновенно христианизированная и благолепная.
        - … матушка-богородица отвела, - слышится то и дело, и персты в головы, в животы, в плечи! Морды торжественные, будто после причастия, и никому дела нет, кто там тремя перстами, кто двумя.
        А я… лицедействую. Морда лица умеренно благолепная, и тоже - крещусь. Но тоска…
        Это ведь отборные, и не по крепости вере отбирали! Хотя… с Мишки станется! Хорошо, если так. То есть… плохо, конечно, что брат слишком религию с политикой увязывает, очень плохо!
        Но с другой стороны, а чего я хотел? Обратился бы к Феликсу, получил бы экипаж из марксистов…
        … и вот этот разнобой меня не очень радует. Оба ведь - фанатики!
        Адольф Иванович, наш медикус из студентов-недоучек, всё подливает мне красное вино, разбавленное гранатовым соком.
        - Тунца, Егор Ильич, - журчит он, взявшись ухаживать за мной, - Савва незадолго до боя выловил! Свеженький! И может, печёночки?
        Убедившись, что я пусть и не слишком охотно, но заставляю себя есть пищу, сугубо полезную для творения крови, Адольф Иванович немножечко сбавляет напор. К счастью! Очень уж он болтлив.
        Впрочем, это единственный серьёзный недостаток нашего врача, да и то - временами. Словоохотливость его пусть порой и раздражает, но в общем-то, она скорее уместна для корабельного медика, тем более, что и запас историй у Елабугина почти бесконечный, да и рассказчик он отменный.
        Человек дельный, да и недоученность, между нами, спорная. Диплома у него пока нет, и учился он, как многие студенты из бедных семей, с перерывами. Годочков уже под тридцатник, так-то!
        Адольф Иванович и фельдшером успел побывать, притом деревенским, и скотину пользовал, и на войне показал себя. А ещё тюрьмы, ссылки… не без этого. С интересной биографией человек.
        Ну а самообразование - можно сказать, конёк нашего медикуса. Большой любитель мешать передовые методы с народными.
        - Я, Егор Кузьмич, британцам немного кокаина оставил, - журчит он, - так, знаете ли… успокоить немного.
        - Господь с вами, Адольф Иванович! - моментально понял я нехитрый подходец, - Ничего с ними не будет! С капитаном - да, могли быть варианты. А с этих-то што взять?!
        - Так я могу быть… - начал он осторожно.
        - Адольф Иванович! За кого вы меня принимаете? Я даже в вельде, когда мы от британцев Мишку выцарапывали, раненых британцев не добивал, а лечил!
        - А… - замер сусликом медик, - простите, Егор Кузьмич! Нас… меня, похоже, неверно информировали о вашем… хм, характере.
        Гляжу, и рожи у доброй половины экипажа тоже - неверно информированные, виноватые… Этакая коллективная псина, наделавшая кучу на ковре гостиной и осознающая промашку.
        - Н-да… - уткнувшись глазами в тарелку, терзаю тунца, - надо будет потом посмотреть на информатора. Сдаётся мне, што гадость эта, с информированием, может быть очень неспроста!
        - Британцы! - стукнул ладонью по столу Карл Людвигович, поймав момент дзена, - Ну точно! А я-то…
        Все разом загомонили, и все-то они, оказывается, подозревали враки! Но… и куча причин, почему они вот этак, а не так!
        Перевести разговор на нормальные рельсы удалось только минут через десять, и я сразу же решил прояснить судьбу британцев, во избежание домыслов.
        - … побудут в карцере, - рассказываю, повысив голос, - а потом, в одной из условленных точек, передадим ребятишкам Косты. Посидят морячки где-нибудь на сильно отдалённой ферме до конца войны, да на этом и всё!
        - Так может, книг им… - Адольф Иванович сделал вопросительное выражение лица.
        - Ну… подберу им што попроще, - киваю согласно.
        - Диккенса? - со скепсисом спросил Санька, сидящий напротив, - Прочее, што на английском, у тебя и вовсе мудрёное!
        - Библию могу дать на английском, - предложил капитан, и на моё удивление пожал плечами, - случайно завалялась!
        Медик, чувствуя себя виноватым, затараторил с удвоенной скоростью.
        - Я знаете ли, немного с ними разговорился, - рассказывал он, дирижируя вилкой и гримасничая живо - что, впрочем, в его исполнении выглядит органично, - ещё когда перелом их главному вправлял.
        - Петти-оффицеру, - поправляю машинально, и тут же спохватываюсь:
        - Простите…
        - А! - отмахнулся Адольф Иванович, - Пустое! Служебные тайны или то, что они таковым считают, британцы только под пыткой выдадут…
        Санька отчётливо хмыкнул, но смолчал под моим свирепым взглядом. Ни к чему сейчас пересказ баек дяди Гиляя о взятии языков и о… хм, «стойкости» колониальных британских военных из числа сухопутных войск. Да и, пожалуй, не только сейчас! Подробности иногда очень уж… зоологические. Владимир Алексеевич две войны в пластунах прошёл, а это накладывает отпечаток!
        - … а вот разными байками охотно делятся! Вы слышали, что на Сейшелах живёт королева-мать ашанти?! - Адольф Иванович азартно наклонился ко мне, а потом обвёл горящими глазами вокруг, цепляя мало не всех присутствующих, - Потрясающая женщина! Немолодая уже, но возглавила восстание Ашанти! А?!
        - Действительно, интересно, - соглашаюсь с ним, мысленно вспоминая карту Африки и численности народа ашанти… или как там их? Поймав вопросительный взгляд брата, киваю, и…
        - … вы бы расспросили их подробней об этой истории, Адольф Иванович?
        - Кхм! Я так понимаю… - медик подобрался.
        - Сам пока до конца не понимаю, - отвечаю честно, - но ведь интересно же?!
        Глава 18
        - Афера какая-то, право слово, - несколько невнятно сказал капитан, зажав желтоватыми зубами мундштук старой трубки из верескового корня, - как есть афера!
        - Помилосердствуйте, Аксель Генрихович, - всплёскиваю руками, - ну и што же в этом дурного? Ну, афера… так ведь и риска почти никакого! Право слово, мы же не налёт с бомбометанием учредить собираемся, а выкрасть человека, да и то - посмотрим сперва, возможно ли это вообще!
        - Пф… - выдыхает Суви вместе с дымом, и становится несколько более задумчив и восприимчив.
        - С военно-морской точки зрения ситуация и правда несколько сомнительна, - чуть подаю назад, и тут же усиливаю напор, - но стоит ввести в это уравнение военно-воздушную составляющую, и всё меняется!
        - Пожалуй, - кивает капитан, - и всё же…
        - Смотрите… - сверяясь с записями, начинаю рисовать на грифельной доске в кают-компании нужные острова, - Яаа Асантева содержится на этом острове…
        Стучу мелом по доске, усиливая слова, и тут же начинаю рисовать схему.
        - … в паре миль от плантации Холкомбов. Отдельно, если верить британцам!
        - А верить им можно, - подал голос с дивана уютно устроившийся Адольф Иванович, с интересом наблюдающий за нашей дискуссией, - потому как информация эта для них ни разу не стратегическая, и скрывать морячки её и не думают.
        - В точку! Британцы не воспринимают на равных даже европейцев…
        - За Проливом людей нет! - влез Санька.
        - … тем более людей другого цвета кожи! Одновременно с этим кастовость британской системы, с её почтением к титулам, пусть даже и туземным. С одной стороны - королеву-мать народа ашанти распоследний лондонский оборванец не признает за равную, а с другой - она всё ж таки королева, и с этим надо считаться!
        - Отдельно держат! - повторяю ещё раз, - Выверт британского подсознательного, понимаете? Готов поспорить, британцы предпочитают не замечать её, потому што само существование Яаа Асантеви ломает их ограниченные мозги!
        - Чорная, но всё ж таки королева, - подал голос Санька, придирчиво ковыряясь в вазе с фруктами, - притом не самого маленького государства. А бриттов мозги от противоречий дымятся!
        - С этим, пожалуй, соглашусь, - чуть помедлив, кивает капитан, - есть, знаете ли, опыт общения с британцами. Своеобразный народ. Не самый плохой, нужно сказать, но тяжёлый.
        - Уже хорошо, - хмыкаю я, - Соответственно, британцы не будут досаждать ей своими визитами, равно как и спешить оказывать гостеприимство. Полагаю, што и работникам своим Холкомбы велели не приближаться к ней.
        - Штобы не сломались, - прочавкал Санька папайей, - што? Англичане вбивают в чорных и цветных идеологию превосходства белой расы, а тут - нате! Чорная королева в изгнании! Што там может выйти из таково общения, Бог весть!
        - Ишшо… - брат откусил ещё кусок, напрочь игнорируя правила приличия, что у него бывает не часто, - надумают себе, што чорные не хуже белых, и вообще, смутьянами заделаются. Страшный сон любово плантатора!
        - Как-то так, - соглашаюсь с братом, - то есть можно быть уверенным, што та часть острова более или менее изолирована от ненужных нам людей. Тем более, што под резиденцию королевы Холкомбы выделили неудобья, так?
        - Согласно показаниям британских моряков - да, - кивает медик, необыкновенно довольный своим участием в таком интересном деле, - и согласно их же словам, охраны со стороны моря там, за ненадобностью, никакой не имеется. Пристать к берегу в том месте попросту невозможно.
        - Ну вот и всё! - развожу руками, и спохватившись, начинаю отряхивать меловую пыль, - И выходит, што и риска в этом почти никакого и нет! Не больше, по крайней мере, чем в дальнем перелёте через вельд.
        - А если што, - Санька вгрызся в фрукт, - у меня пулемёт есть!
        - У нас, - поправляю его мягко.
        - Че-ево?! - взвился брат, - Жопу ранетую лечи!
        От волнения от сбился на деревенский диалект, не в силах подбирать слова.
        Короткий наш спор увенчался моей победой, но брат всё равно фыркал и всячески выказывал недовольство.
        - Подстраховка, Саня! На всякий случай! Вдруг шасси сломается при посадке? Са-ань… ну я же не гопака плясать буду!
        - Ладно! - рявкнул Чиж, грозно сопя, - Но смотри у меня!
        - Хочешь, даже из кабины вылезать не буду?
        - Из кабины… ладно уж, вылезай… только штоб жопу размять, понял? К этой… матери, я сам схожу. С пулемётом!
        - С вас, Аксель Генрихович, - поворачиваюсь к капитану, - подбор нужного островка для аэродрома. Требования к длине взлётной полосы вы знаете, остальное на ваше усмотрение. Маршрут, с какой стороны подойти… ну, не буду вас учить!
        Вмешиваться в дела белых своих работников британцы отучают сразу и накрепко, так что любопытных глаза мы особо не боимся. Однако же Суви, следуя поговорке «бережёного Бог бережёт», нашёл в лоциях крохотный островок, скорее даже риф, окружённый высокими скалами.
        - Годится! - дал я «добро» уже на месте, и команда «Авроры» принялась выравнивать площадку, с изрядным даже запасом и превеликой тщательностью. Я этом трудовом апофеозе не принимал ни малейшего участия, и вот ни капельки не стыдно! Имею, значица, право пофилонить, как ранетый в жопу.
        Взлетели под вечер, не поднимаясь высоко. Раскраска у нас маскировочная, под цвета моря и неба, но дразнить Судьбу лишний раз всё же не стоит.
        Полчаса неспешного полёта, и вот мы уже у искомого острова, приземляемся на пологом склоне. Пара подскоков… остановились, и тут же, закатив «Фениксы» в кусты, завалили их срубленными ветвями.
        Санька, устроив мне позицию с пулемётом, затоптался возле, вздыхая…
        - Помню! - живо отзываюсь, пока он не начал говорить глупости, - Патронов и гранат, ежели што, не жалеть! Лучше смеяться потом над взорванной коровой, чем сидеть в плену!
        - Угу. Ну…
        - Иди, иди уже… - обняв брата, тут же подталкиваю его в джунгли и принимаюсь за самую тяжёлую работу - ждать…

* * *
        Пробираясь в надвигающихся сумерках через пышную тропическую растительность, Санька небрежно отводил лианы выставленным вперёд тесаком, нырял под ветви и обходил кустарник. Выросший близ леса, он воспринимал его кормильцем, а никак не источником опасностей. А среднерусский или тропический… право слово, не так это и важно!
        Да и какие могут быть опасности на Сейшелах? Дикие животные? Если только попугаи… да пожалуй, к числу природных опасностей можно отнести плоды сейшельской пальмы, весящие поболее пуда. Если свалится такое на голову, это да… с концами!
        Люди? Белые плантаторы без большой нужды не выходят по ночам из дома, а чорные суеверны донельзя, и леса откровенно боятся. Они и днём-то лишний не зайдут дальше кромки леса, а уж ночью-то…
        К резиденции королевы-матери Санька вышел аккурат к ночи, и некоторое время, окутанный сгустившейся мглой, стоял на краю леса, опасаясь собак. Но нет! Бог весть почему, но собак Яаа Асантева не держала.
        Резиденция королевы более всего напомнила ему несколько украинских хаток, составленных буквой «П», разве что крыши более островерхие, да виднеется какое-то подобие колонн и навес над входом.
        Несмотря на опустившуюся ночь, жизнь во дворе не прекращается. Виднеются отсветы то ли костра, то ли жаровни, и в этом неверном свету можно разглядеть фигуры то ли четырёх, то ли пяти человек, да слышится пение с ритмичными хлопками.
        Обойдя резиденцию вокруг, Санька не заметил ни малейшего намёка на охрану, и только плечами пожал на такое небрежение. Ему, ушибленному войной с детских лет, это показалось странным. Дело, пожалуй, не столько в безопасности, сколько в самоуважении и некоем маркере, что королева-мать не сдалась.
        Выдохнув несколько раз, он расстегнул кобуру револьвера и подвигал её на поясе, подгоняя под руку. Укороченный винчестер небрежным внешне хватом, и…
        - Добрый вечер, - негромко поздоровался Чиж на английском, заходя во двор, - могу ли я увидеть Яаа Асантева?
        Начавшийся было гомон среди слуг пожилая чернокожая дама, сидящая у костра в резном кресле, прервала одним лишь жестом. В свете костра её лицо казалось бронзовой маской старинной работы, а в бесстрастных глазах плясали отсветы огня.
        Короткий поединок взглядов закончился вничью. Впрочем, передавить никто и не пытался.
        - Ты не британец, - сухо констатировала женщина, всё так же не отводя глаз.
        - Южно-Африканский Союз, фельдкорнет Чиж, - усмехнулся он, отслеживая краем глаза челядь. Лицо королевы матери дрогнуло на миг, и тут же стало бесстрастным, но…
        … бронзовая маска пошла трещинами. Некоторое время они сидели молча, а слуги Асантева, кажется, даже дышали через раз. Две пожилые служанки, такой же пожилой мужчина, и молоденькая губастая девчонка, беспрестанно почему-то потеющая.
        - Ты пришёл за мной? - спросила королева низким голосом.
        - Если ты этого хочешь, - ответил Чиж, и женщина дрогнула… - Если хочешь продолжать священную войну народа Ашанти, иди за мной!
        - Слуги…
        - Я пришёл за тобой, - отрезал он, не желая объяснять африканцам, что такое грузоподъёмность летательных аппаратов и ограниченность мест.
        - Я пойду с тобой, - королева-мать торжественно встала со своего трона, - свобода Ашанти для меня дороже всего!
        Процессию ашанти, возглавляемую Санькой, я заметил или скорее…
        … услышал издали. Треск стоял такой, будто через лес пробирался нетрезвый носорог в дурном настроении. Если бы не условный Санькин посвист, полоснул бы на шум длинной очередью!
        - Яаа Асанте, - вынырнув, из зарослей, представил мне Санька старуху, - а это…
        - … сомлела, - констатировал он, - никак переволновалась, сердешная!
        Не без труда привели королеву-мать в чувство, и выяснили, что лететь она не то чтобы отказывается…
        … а просто в обморок падает, при одном только намёке на это.
        - Зараза такая! - расстроился я, - это ж надо было так обмишуриться… Это што ж, всё зря? Сердце от страха остановится, и што нам тогда? Труп хладный везти туда, как символ сопротивления? Н-да… незадача!
        - … на море и на суше Мать Ашанти не боится ничего, - горячился пожилой мужчина, защищая свою повелительницу, - но Небо принадлежит только Богам и птицам!
        - Твою дивизию… не боится моря, говоришь? - взгляд мой упал на заросли, - Сань!
        - Аюшки!
        - Верёвку из летадлы не выкладывал?
        - Нет, а што? - отозвался уныло брат.
        - Да вот думаю, а если плот сгондобить, да на прицеп его.
        - На што?! А… понял! Етическая сила!
        Не откладывая в долгий ящик, Санька принялся объяснять ашанти суть идеи, и к их чести…
        … или дурости, не отказался никто. Слуги, как один, пожелали сопровождать свою госпожу. Ну, что ж…
        Увязывав длинные брёвна, и попытавшись придать им хоть сколько-нибудь обтекаемую форму, я не без скепсиса поглядел на получившееся, но…
        … я сделал всё, что мог! Кто может, пусть… а собственно, никто больше и не может.
        Верёвки связали друг с другом, прикрепили на конец крюк, после чего мне предстояло вспомнить элементы «Воздушного цирка», и с помощью Саньки зацепить этим крюком обвязку плота в полёте. Получилось только с четвёртого раза… и не по моей вине!
        Дважды слуги королевы-матери пугались, бросаясь врассыпную, на третий раз Яаа Асантева сомлела… и только на четвёртый раз всё вышло, как полагается. Поглядывая то и дело назад, пошёл в десятке метров над водой, и выдохнул облегчённо, только когда Санька нагнал меня минут через несколько.
        … доставили всех живыми и относительно здоровыми, хотя обмороки Яаа Асантева нашего медикуса несколько смутили. А вот позже…
        - … вы - фольклорные персонажи народов Африки, - повторил Адольф Иванович серьёзно, пережидая смешки.
        - Мы - што? - тупо переспросил брат.
        - Фольклорные персонажи, - повторил я, - и…
        - Духи… или боги, - медик пожал плечами, - не понял, если честно. Здесь боги не всеведущи, а так… вроде древнегреческих, а то и послабже.
        - Ага… - попытался уложить информацию Санька, - в Ашанти?! Мы?!
        - Вы, - повторил врач, веселясь от души, - и когда, Александр Фролович, вы предложили пойти Яаа Асантева с ней, она восприняла это… восприняла, в общем. Что-то вроде Вознесения со становлением одним из младших Божеств, чья дальнейшая судьба - служить делу свободы народа Ашанти.
        - Ишь ты… а ведь пошла же! - восхитился брат.
        - И слуги… - киваю согласно, - тоже ведь готовы были судьбу разделить! Вот тебе и Африка…
        - Суеверия, - пыхнул дымом капитан, - но внушает уважение! Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идёт за них на бой[41 - Гёте.]!
        Глава 19
        Покойника зашили в плотный саван из новёхонькой парусины, разрисованный сакральными символами народа ашанти. Покойник «свежий», умерший всего несколько часов назад, но от савана ощутимо тянет сладковатым душком тления, не перебиваемым запахами пряных трав из запасов Р?жда. Я бы даже сказал, покойник с приправами пахнуть стал гораздо хуже! Запах тяжёлый, стелющийся, поднимающийся дымкой над палубой, въедающийся в ноздри.
        Королева-мать долго, уже второй час, молится на палубе возле тела умершего слуги, и всё это время мы рядом… Жарко, тошно до подкатывающего к горлу рвотного комка, но приходится принимать участие в церемонии ради налаживания отношений. Благо, требуется только стоять или сидеть в сторонке, но и то… тяжелое впечатление.
        Влажная жара, запах человеческой тухлятины со специями и временами - ощущение пусть и неявной, но всё ж таки явственной чертовщины! Ей-ей, чудится этакая пелена над саваном!
        Умом понимаю, что скорее всего именно что кажется, или как вариант - просто испарения от разлагающегося тела. Эффект вполне материальный, как дымка над водой, но подсознание, зараза такая, считает иначе!
        Однообразные песнопения, прерываемые иногда речитативом и воем, да вкупе с такими же однообразными движениями, вводят в транс. Ашанти обходят тело то посолонь, то противосолонь, и всё это ритмично, с приседаниями и притоптываниями, раскачиванием зада.
        На всё это накладывается искренняя, едва ли не истовая Вера. Либо королева-мать очень хорошая актриса, либо, что вернее, она всерьёз воспринимает силу своих молитв и ритуалов.
        Вера в себя, вера в духов и транс… Сочетание серьёзное, пробирает даже меня.
        - Шаманка… - просипел мне в ухо Санька, повернув голову после очередного завывания королевы. Он вроде как и улыбается, но бледновато.
        Бабка-знахарка не всегда бонус, к таким вот штукам брат чувствительней меня, ибо с детства не то что верит, а ЗНАЕТ, что чудеса возможны. Для него они часть повседневной жизни, и образование на магическую повседневность повлияло меньше, чем никак.
        - Отчасти, - шепчу одними губами, почтительно наблюдая за церемонией прощания, - у них христианство, замешанное на культе предков, - а она сейчас выполняет функции священнослужителя.
        - А-а…
        Как ни странно, информация эта, прошелестевшая по рядам, вызвала полное понимание и пожалуй что, облегчение. Смесь христианства с деревенскими суевериями, это ведь так по-нашему! За церемонией наблюдают уже с полным одобрением, не хмуря брови и не сопя грозно каждый раз, когда Яаа Асантева или кто-то из её приближённых совершает что-то в растык с мировоззрением матросов.
        Люди уже достаточно помотались по белу свету, и знают прекрасно, что вариантов христианства достаточно много. Наверное, для них достаточно уверения, что в основе этого обряда лежит христианская вера, а если я вру, то и грех на мне!
        Женщина старается, делая ритуал прощания очень театрализованным и ярким, но как по мне…
        … более всего это похоже на дурной любительский спектакль с большой долей импровизации. Отчасти так оно и есть, ведь ашанти не свойственны похороны в море, так что королева-мать просто вынуждена импровизировать, соединяя куски обрядов своей королевской волею и…
        … магией.
        Христианство у ашанти весьма поверхностное, и Исус[42 - Исус у староверов, Иисус - современная (никониановская) трактовка РПЦ.] у них всего лишь один из богов, притом что члены королевской семьи и даже некоторые деревенские вожди из числа наиболее уважаемых, также не лишены божественности. Впрочем, где там боги, а где сильные духи, не всегда понятно даже самим ашанти. Система духовных ценностей, с пантеоном богов и духов, у них достаточно гибкая, и в неё встроили даже нас с Санькой. Кажется, на правах духов, но…
        … не уверен. Магическое мышление, тем паче африканское, я лично просто не понимаю. Заучил некоторые вещи, и всё на этом. Настолько, чтобы не влететь с неприятностями на ровном месте, и не более.
        Первая часть ритуала заканчивается, покойника кладут во второй саван, начиная фаршировать его (саван, а не покойника!) фруктами, бутылками с алкоголем, кофе, чаем, табаком и…
        … жестяными банками консервов, что уж вовсе ни в какие ворота!
        Но чего уж там, сам приказал «оказать содействие». Яаа Асантева провожает своего приближённого в последний путь помпезно, раз уж похороны проходят не по традиционному сценарию. Что-то там с посмертием… неважно. Не очень-то хочется вникать, нет во мне жилки этнографа, вот ну ни разу!
        В смерти мужчины отчасти виноват я сам, и не то чтобы меня гложет вина… вот уж нет!
        Королева-мать, боящаяся высоты и слуги, не желающие покидать свою повелительницу даже в посмертии, а в итоге…
        … плотик и скачки на волнах. Как бы я не замедлял «Феникс», но скорость была всяко посерьёзней, чем у любого «выжимателя ветра». И всё это, по сути, на вязанке дров, да в течении достаточно длительного времени. Как бы не старались загладить дно и сделать форму хоть сколько-нибудь аэродинамической, вышло так себе, и плюсик нам в карму разве что за старание.
        Подозреваю, что у умершего были проблемы с почками, а после скачек на волнах пошло обострение. Есть ли похожие проблемы у других чернокожих, спрашивать не стал. Помочь всё равно не сможем, а нагнетать обстановку подводящими вопросами за-ради простого любопытства не стоит.
        Не виню себя! Так… чуточку разве что. Очень уж нестандартная ситуация была, предвидеть такую почти невозможно. Да всё бегом, спешно!
        Бабьи слёзы мужикам тяжко даются, и когда Яаа Асантева начала валиться в обмороки, а служанки её подвывать беззвучно от ужаса, у нас с Санькой всю соображалку отключило. И без того на нервах от возможной погони, а тут ещё и нате - концерт! Так что нет, не виню себя.
        Другое дело, что нужно сгладить дурное впечатление от смерти мужчины, который не просто слуга, а какой-то там приближённый непростого происхождения. На Сейшелах в ссылке была не только Яаа Асантева, но и правитель всех ашанти Премпех, равно как и выжившие командиры восставших.
        Вытаскивать всю эту сиятельную шоблу нет ни сил, ни желания, ни пожалуй - смысла.
        А вот замотивировать королеву-мать, это уже перспективно! Баба она жёсткая, волевая, харизматичная. Этакая Боудикка[43 - Боудикка - символ кельтского сопротивления. Боудикка стала вдохновительницей крупного восстания, поднявшей свой народ на борьбу против римских воинов.] африканской штамповки.
        При некотором везении и поддержке восстание ашанти вспыхнет вновь, а уж простой народ замотивирован донельзя! Губернатор Ходжсон наделал едва ли не все мыслимые ошибки, начиная от святотатства, и если снабдить ашанти оружием и инструкторами, у британцев будет гореть земля под ногами!
        Война Золотого Трона[44 - Она же Война Яаа Асантева, 8-я англо-ашантийская война, третья экспедиция Ашанти, Восстание Ашанти 1900 года - последняя война из серии конфликтов между британским правительством колонии Золотой Берег и Федерацией Ашанти, крупным государственным образованием, находящимся к тому времени под английским протекторатом.], весьма неудачно сложившаяся для ашанти, отвлекла от театра Англо-Бурской войны несколько тысяч солдат колониальных войск Британии. Были серьёзные бои с артиллерией, осадой британского форта и сложными маневрами.
        До британского уровня, даже колониального, ашанти сильно не дотягивают, но всё ж таки это полноценное государство, со своими многовековыми устоями и традициями. Рыхлое, феодальное, отсталое… но государство ведь! А если Яаа Асантева и народ ашанти будут готовы к войне?!
        Минимальную хотя бы выучку, инструкторов и современное вооружение с достаточным количеством патронов. Полсотни тысяч «Маузеров» для германской промышленности - тьфу! Весьма недорогая цена за выведение, пусть и на время, территорий Ашанте из-под британского влияния.
        Зная характер Вильгельма, можно быть уверенным - влезет в эту авантюру. Впрыгнет!
        Возможность расширить влияние на континенте, даже теоретическая, дорогого стоит. А тут если не шанс на приобретение новых колоний для Германии, то как минимум повод для торга при неизбежном заключении мирного договора. Скушает! А заодно…
        … ещё один повод у Германии воевать с Британией всерьёз, за возможность сделать Африку - своей.
        Вот и обхаживаю старуху, и если надо опуститься до мистики и мороченья стриженной полуседой головы Яаа Асантева, то так тому и быть!
        - «И ашанти так лучше… - влез в башку альтер-эго, - они скорее всего проиграют и капитулируют, но уже на достойных условиях!»
        … и так неприятно стало, вроде как оправдание себе придумал. Лучше им будет, хуже… Бог весть. Себе врать нельзя, даже и подсознательно! Ради Русских Кантонов я готов уложить в землю всю Африку и половину Европу… вот так будет честно!
        - «Каждый за себя, один Бог за всех» - и вроде как всё честно, а всё равно - противно! Просто теперь - иначе.
        Короткая пауза, и капитан, как первый после Бога на судне, начинает торжественно проговаривать молитву. Тот факт, что он крещён лютеранином и вообще безбожник, чего и не скрывает, никого не смущает. Обрядовость для православных важнее всего, и здесь мы очень схожи с ашанти.
        Мы с братом, так же бормоча молитвы, начинаем «Одаривать Океан», высыпая туда горстями кофе и чай из мешка, и выливая алкоголь из бутылок. Напоследок, в воду летят несколько лепёшек…
        … и следом с борта соскальзывает покойник с привязанным к ногам грузом. Он камнем идёт ко дну, что считается почему-то хорошей приметой. Сложно ожидать иного, когда к телу привязан кусок металла, но морские суеверия местами странней африканских.
        Несколько секунд молчания, и из воды выпрыгивает дельфин, отчего ашанти взрываются радостью, да и экипаж крестится благостно.
        - Ведь ерунда же, - шепчу Саньке, - стая который день «Аврору» сопровождает, и попрыгунчиков таких видим десятки раз за день.
        - Не… - солнечно улыбается брат, - ты ничего не понимаешь!
        Оставив скепсис при себе, поспешил поздравить Яаа Асантева с правильно проведённым ритуалом.
        - Мать всех ашанти, - взяв её руки в свои, говорю как можно более торжественно, - ты всё сделала правильно, и Христос посредством своего сына Опо[45 - Опо - бог моря Ашанти.], показал это!
        Она пристально смотрит в глаза, я не отвожу взгляда и…
        … кажется, что вижу не зрачки, а зеркала, в которых отражаюсь я, стоящий перед зеркалом…
        … и так бесчисленное количество раз.
        Яаа Асантева подхватывают слуги, я же остаюсь стоять на ногах.
        - «Попытка взломать Систему не удалась!» - веселится альтер-эго, не объясняя ничего.
        Какая-то попытка гипноза? Даже и гадать не хочу… я оказался моложе, а мой вестибулярный аппарат крепче, только и всего.
        - Анансе, - отчётливо говорит Мать всех ашанте, и в голосе её слышится странное удовлетворение, - Анансе Кокуроко[46 - Главный среди богов (абосом) и духов ашанти бог неба Ньяме, или Оньяме («сияющий»). Его именуют также Ньянкопон или Оньянкопон («истинно великий Ньяме»), Одоманкома и другими «хвалебными именами». Каждая ипостась Ньяме имеет свой символ. Один из символов Ньяме паук (Анансе). Подобно пауку, Ньяме сотворил (сплёл) свой мир и живёт в центре этого мира. Его называют Великим пауком (Анансе Кокуроко).]…
        … и несколько слов на ашанти. Яаа Асантева повела плечами, и слуги поспешно отпустили её.
        - Он… - она бесстрастно уставилась на меня, избегая смотреть в лицо, - смотрит твоими глазами, и…
        Королева-мать усмехнулась чуть принуждённо.
        - … ему самому интересно, что будет дальше!
        После похорон Санька целый вечер фонтанировал разными глупостями мистического характера, надоев до зубной боли со своими изысканиями этнографически-богословского характера. Яаа Асантева в качестве гостьи заняла его каюту, и брат перебрался ко мне, зудя в ухо своими предположениями.
        - … а если Анансе и в самом деле может смотреть твоими глазами?
        - Хватит! - в моей руке с треском ломается карандаш, - Сам подумай - какая, на хрен, мистика? Рассказы о Ллос есть?
        - Есть… - уныло соглашается брат, не желая расставаться с чудом, но уже ухватив суть моей логики.
        - С паучком по Парижу гуляли?
        - Гуляли, - вздыхает он.
        Ну и вот, - киваю я, - в эту же кучу - летадлы, то бишь прерогатива верховного бога Ньяме, если я правильно понял их пантеон. А дальше - эффект испорченного телефона, который лёг на магическое мышление Матери всех ашанте. Она сама себя накрутила, ясно?
        - Ясно, - уныло протянул брат, лишённый чуда, - а если…
        - Никаких если! - прерываю его, потому что мне не хочется даже думать о таком. Потому что в самом деле…
        … а если?!
        Глава 20
        Раскидистые кроны огромных деревьев заслоняют небо, и кажется порой, что выше их зелёных крон и нет ничего, будто они и есть Небо.
        Даже в безоблачный полдень в подлеске царит вечный полумрак, а пробивающийся свет отливает золотом и зеленью, преломляясь причудливо в густой листве. В солнечных лучах видны мелкие насекомые, искрящиеся на свету пылинками драгоценных камней.
        Меж стволов гигантов стелется кустарник, тянутся ввысь тощие деревца, отчаянно рвущиеся к солнцу. Улавливая трепетными листочками любую искорку света, опоясанные лианами, тянущими из них жизненные соки, деревца эти производят впечатление самое жалкое и болезненное.
        Голые стволы с немногими ветвями, и на конце облезлый, небрежно собранный разлохматившийся пук веток с листвой. Однако стоит только рухнуть после очередного урагана одному из гигантов, подточенному жучками, и тощие эти уродцы, расталкивая собратьев, расцветают в считанные годы.
        Внизу прелая листва вперемешку с давно сгнившей древесиной, источенной временем и насекомыми. Рельеф поверхности причудливый и коварный, изобилующий естественными ловушками.
        Покрытый мхом валун может оказаться подгнившим стволом дерева, а ровная поверхность таить под собой яму, прикрытую переплетением полусгнивших ветвей и тонких корней. Даже сторожкие дикие звери попадают порой в ловушки, ломая конечности и становясь поживой обитателей подлеска.
        Жизнь внизу кипит беспрестанно, не прерываясь ни на секунду, но что это за жизнь?! Всё больше гигантские слизняки и мокрицы, пауки, бесчисленные муравьи, укус которых по болезненности может соперничать с ожогом от папиросы, да мелкие земноводные и пресмыкающиеся.
        Яркие, порой будто собранные из полудрагоценных камней, скользят меж ветвей змеи, ощупывая воздух раздвоенным языком. Бросок… и рептилия начинает заглатывать ещё трепыхающуюся жертву.
        Редко когда мелькнёт обезьяна, спешащая убраться с дороги, ворохнётся в кустах мелкий хищник, скалящий зубы при виде нарушителей его охотничьих угодий. Попадается иногда стадо бородавочников, да зарастающая на глазах просека, проложенная через заросли стадом слонов.
        Воздух тяжёлый, застоявшийся, влажный, заполненный дурманящими, густыми ароматами тропического леса. Запахи преющей листвы и сгнившей древесины самым причудливым образом мешаются с цветущими растениями, и получившийся коктейль тяжело бьёт в голову.
        В воздухе роятся насекомые, от мелкой мошки до крупных москитов с необыкновенно болезненным укусом, ощущающимся порой неделями. Они лезут в глаза, в ноздри, в уши, в складки одежды, и досаждают необыкновенно.
        В каждое время дня свои насекомые. Одни выходят на охоту ранним утром, другие пируют днём, третьи охотятся по ночам.
        Есть деление и территориальное. В густых кустарниках роится мошк?, сдуваемая малейшим ветерком. На открытых пространствах это уверенные в себе, солидные насекомые, легко прокусывающие или прогрызающие одежду путешественников.
        Нет, никак не рай… но и не «Зелёный ад», красочно описываемый некоторыми путешественниками!
        Стоит только обжиться в этих краях, и мошк? с москитами не накидывается с былым остервенением, да и укусы их ощущаются не столь болезненными. Пауки размером с ладонь и огромные мокрицы перестают нервировать, а палочниками забавляются детишки, пугающиеся их не больше, чем боятся в России кузнечиков и стрекоз крестьянские дети.
        Малярия, ядовитые гады и насекомые…
        … но климат позволяет выращивать несколько урожаев год. Палку ткни, вырастет! Ваниль, корицы, гвоздика, хлопок, табак и практически всё, что только можно вообразить, укореняется моментально, идя в рост.
        По мнению поселенцев, это искупает все недостатки. Земля и воля! Наверное, это и есть Родина… или нет?
        Серафим поднял руку, и не оглядываясь, отсемафорил отделению, распределяя позиции. Сзади зашуршали, послышался сдавленный матерок…
        … и справный мужик из Сенцово скривился, как от зубной боли. Выросший близ леса, он искренне не понимает, как можно не уметь ходить по лесу? А то, что лес африканский, эт дело десятое… привыкнуть чуть к местной гадоте и влажному климату несложно. По его, Серафима, мнению…
        Обернувшись, он смерил виновника взглядом, пройдясь от криво сидящей на голове кожаной широкополой шляпы, до истрёпанных штанов грубого сукна, заправленных в сапоги. Росточку Серафим среднего, и не так, чтобы очень уж плечист, хотя и жилист.
        Однако же испытания и война закалили его наилучшим образом, и встречаться с его колючим взглядом было решительно неприятно. Этот - могёт…
        Мужики под его началом тёртые, бывалые, не раз глядевшие Смерти в лицо. Но пластун, повоевавший под началом дяди Гиляя, и не раз ходивший по английским тылам, это совсем другой коленкор!
        Устраивать разнос он не стал, зная поперечный характер подчинённого насквозь. Качнёшь етак головой, и всё - сам себя поедом заест! А выговорить ежели, так ажно распирает Ваньшу поперешничать! И сам ведь всё понимает, ан поделать ничего не может - в детстве, сам говорит, недопороли.
        - Отдых, - буркнул Серафим, и мужики, переговариваясь устало, начали садиться кто где. Ну а командир, кусая губы и морща лоб, слюнявит химических карандаш и составляет кроки[47 - Чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами. Как базовый для кроки может быть взят аэрофотоснимок или топографическая карта, на которые наносятся важные ориентиры, а на полях карты - рисунки этих ориентиров.]. Дело непростое, и оченно даже сильно, но куда деваться? Ежели командир не умеет честь карту и кроки, то не командир он, а так… человека кусок. Старайся давай, учись, а нет, так и освободи место тому, кто умеет!
        А взводные, то бишь корнеты, те и вовсе обязаны не просто карты читать, но и при необходимости и сами кроки составить. Не все пока могут… но это пока, на то и учения, мать их ети!
        Посредники…
        Покосившись на следующего налегке невозмутимого штабного, обмахивающегося веточкой от мошки, справный мужик из Сенцово продолжил своё занятие.
        … раздражают, но ведь на пользу же! Ан всё равно - до бесячки… Зараза такая, ты хоть рожу глумливую не делай! Понятно, што грамотный, других в штаб не берут! Но попроще-то можно? Рожу?
        За всё баллы - как прошли, да за какое время. Действия командира при таких-то случаях, и действия подчинённых. А то - оп-па… «Командир ранен, ваши действия!?» И смотрит, как командир подчинённых натаскал.
        - Ах ты ж блять! - прервал его размышления вскрик и последовавшая затем суета.
        - Семён?! - вскинулся командир, отрываясь от работы, - Ну так кто ж ишшо…
        Он устало мотанул головой, поджимая губы. Вот вечно с ним што-то не так, с етим Семёном! Работяга справный, но шаг влево, шаг вправо…. дитя малое!
        Хорошо, родители его обженили по уму. Хоть мужики и посмеиваются над тем кто там в дому главный, но Глашка молодец, справная баба. Мужа свово в узде держит, но не напоказ - штоб уважение в обществе не растерял, значица.
        - Пиявки? - поинтересовался Серафим, - Да где ж ты так?
        - Рубаху расстегнул, - охотно отозвался Устин, раскуривающий сигару, - пока ты не видал.
        - Эк тебя испятнало, - мотанул головой командир, оглядывая торс Семёна, покрытый извивающимися пиявками, - впредь наука!
        - Семёну-то? - хохотнул кто-то из мужиков, так што даже посредник усмехнулся.
        - Везде свой Семён есть, - поделился штабной мудростью, наблюдая, как Устин сигарой прижигает пиявок на товарище.
        - Да… спохватился Серафим, - давайте-ка тожить проверимся, мужики! А то мало ли…
        Проверились, и по рукам пошла фляга из выдолбленной тыквы, туманом легло на полянку облачко табашного дыма. Без излишку, потому как все люди взрослые и понимают плепорцию.
        Галеты, сухой сыр, вяленое мясо, разговоры… Кому-то понадобилось удобрить кусты, и всё - подхватились, как и не было на поляне мужиков.
        По всем правилам пошли - с арьергардом, авангардом, боковыми охранениями, прикрывая друг друга. В руках винтовки, на поясах ножи, одёжка цвета хаки, и таких групп ко Кантонам - тысячи.
        Патрулирование территорий, совмещённое с учениями, боевое слаживание, а иногда и…
        … стычки!
        Беззвучная отмашка впереди идущего, и отряд рассыпался, прячась по кустам и за стволами деревьев. Томительные минуты ожидания, и вот потекли рекой воины тсвана.
        Не боевой отряд, ведомый племенным вождём, а банда, но стоит признать, отменно вооружённая. Британцы не оставили чернокожих союзников, с помощью которых ещё недавно сгоняли с земель матабеле и шона.
        Зажатые в тисках между Кантонами и матабеле, тсвана отчаянно сопротивляются. Зная местность, они просачиваются в самое сердце чужих отныне земель, нанося нежданные удары без какой-либо жалости. Старики, женщины, дети…
        … так ведутся войны в Африке. Так ещё недавно тсвана уничтожали матабеле.
        Вооружённые винтовками «Ли-Энфилд», списанными британской армией, тесаками и саблями, они шли, негромко переговариваясь и не боясь ничего и никого. Беззаботные, какими бывают только африканцы и дети, кафры уповали на численное преимущество и помощь духов.
        Украшенные бесчисленными амулетами, среди которых виднелись и отрезанные человеческие члены, тсвана производили достаточно жуткое впечатление. Но всё-таки…
        … просто банда.
        Выстрелы загрохотали неожиданно, и с такого расстояния мужики не промахивались. Стреляли едва ли не в упор, не дальше двадцати-тридцати саженей, и успели сделать по три-четыре выстрела, прежде чем тсвана среагировали на избиение.
        - А-а! - набежал на Устина здоровенный кафр с выпученными глазами, стреляя от бедра…
        … и разумеется, промахиваясь. Судорожное передёргивание затвора…
        Выстрел… гигант будто сломался, сложившись пополам. Спрятавшись за ствол железного дерева, мужик передёрнул затвор и выкатился с другой стороны, припав на колено. Приклад к плечу…
        .. выстрел в спину убегающему врагу. Один, второй… кончились.
        - Контроль! - заорал Серафим, - Семён, Ваньша - действуйте, потом догоните! Остальные… за мной!
        Убегающих преследовали неспешно, как бушмены антилоп. Только што брали не выносливостью, а знанием местности и картами! Зря они, што ли, учения проводят и…
        … меняют рельеф!
        Ежели с пониманием, то копать и таскать нужно не много, а там, где нужно! Завалить десяток деревьев ежом, обрубить да заострить сучья… и пройдёшь не враз, если вообще пройдёшь. Углубить берег или напротив - засадить его погуще, и…
        … все. Всё знание местности воинами тсвана - к чертям! Да и какое может быть знание леса у скотоводов? Так, с краешку…
        Одна ошибка, вторая…
        - Кончился, - выдохнул Серафим, вскидывая винтовку «Маузера» к плечу и расплёскивая мозги кафра по лесной подстилке, - последний… был.
        - Ишь, землю им… - с ненавистью покосился мужик на труп, к которому уже подбирались насекомые, привлечённые растекающейся лужей крови, - Наша она! Наша!
        Глава 21
        Выйдя из борделя на Глухой, шо на Молдаванке, мужчина задумчиво качнулся на пятках, чувствуя некоторую неудовлетворённость жизнью и сервисом. В мудях ощущается полная и окончательная опустошённость, но какая-то неинтересная и скушная, а на душе и сердце лёгкий недоёб.
        - Чорт знает шо такое, - бормотнул он нетрезво, шаря по карманам пиджака, - чорт знает!
        Достав золотой портсигар с чужой монограммой, мужчина прикурил, сломав несколько спичек, и выпустил дым через крупные ноздри, заросшие урожайным чорным волосом.
        Некоторое время он меланхолично курил, поглядывая на тускло светящийся фонарь неподалёку от входа, и размышляя о бренности бытия и достоинствах пышнотелых прелестниц былых времён.
        - Лёва! - сбивая с мыслей, издали салютнул тросточкой молодой Герш Бадинтер, набриолиненный и предвкушающий интересное с приятным, - Моё тебе привет! Ты уже да, или пока думаешь?
        - Герш… - заторможено отозвался Лазарь, вяло пожимая руку, - и тибе моё почтение. Я таки да, но типерь думаю за нет.
        - А шо случилось?! - озадачился приятель, наклонившись и понижая интимно голос, в котором было сочувствие и немножечко опаска после рукопожатия, - Можить, ты начал сомневаться в завтрашнем поп?се?!
        - Скорее нет, чем да, - шевельнув модными в этом сезоне усиками, вяло отмахнулся Лазарь, которого начали наконец догонять весёлые пузырьки в прощальном бокале шампанского.
        - А шо ж тогда случилось?! - удивился Бадинтер, сдвигая в волнении шляпу на рано облысевший затылок, обильно покрытый перхотью и немножечко п?том, - Ты мине скажи, потому шо если там атмосфэра сиводня не та, то я сразу пойду искать ту, которая под мине, а не через потом со скандалом!
        - Ты ж мине знаешь, - приосанился Герш, опершись на тросточку с набалдашников в виде призывно изогнувшейся фемины, - я ж когда своё не получу, хар?ктерным становлюсь! Но культурный досуг с интересной дракой я предпочитаю уже после, и в пивной, а не до и вместо!
        - А чорт его знает, Герш! Чорт его знает! Бляди как бляди, и минет вполне на уровне, но… - щёлкнул пальцами Лазарь, - скучно всё как-то, - без огонька. Морда лица у каждой на месте, сиски-письки-жопы тожить имеются, но знаешь…
        Мужчина задумался, пробиваясь словами и интеллектом через алкоголь с хитрой фармакологией.
        - … скушно! За сиськи щупаешь, хихикают, улыбаются, но… а поговорить!?
        - Герш, ты представляешь?! - он схватил приятеля за пуговицу пиджака, - Поговорить не с кем! Я ей за юмор и интересный разговор, а она делает хи-хи, но не понимает мине! Глаза… вот, как пуговка…
        Герш крякнул, но смолчал, отобрав оторванную пуговицу и пряча её в карман.
        - … ни искорки интеллекта, Герш! Ни разговора поддержать, ни-че-го! Только на спине лежать могут, ну или стоять. Ни по-человечески не понимают от слова совсем, ни по-русски толком, ты сибе такое как?! Му-у!
        Сделав рога, Лазарь разыгрался и некоторое время пытался бодать Герша, изображая минотавра, и иногда, забывшись, и сатира с цигаркой. Выходило очень аутентично, особенно в сатирских сценках. Морда лица такая, подходящая, да ещё и наалкоголенная для окончательного грима.
        - Лазарь, а шо ты хотишь?! - возмутился приятель, придержав его за плечи, - Вся Одесса сейчас в Дурбане, и даже бляди поехали искать заработков и мужа!
        - Мужа, - выдохнул мужчина дымом и всем лицом показывая, как он относится к тем, которые да за такое странное. Но зато и успокоился наконец с боданьем, перестав фыркать соплями и дымом.
        - И шо тибе не нравится? - Герш приподнял бровь, а потом и вторую, потому как лицом он умеет не хуже, и надо это показать, - Тибе никто не гонит с кем-то из них в синагогу, а за профессиональный минет, скажу тибе, можно простить очень многое и чуточку даже больше! А если она умеет готовить правильный борсч и шить, то многие готовы закрыть глаза на её интересное прошлое. Тем более в Африке, где без белых женщин и рибу раком!
        - Да я таки только за, когда они находят свой интерес, не влезая в мою пользу, - пожал плечами Лазарь, - но это шо теперь получается, Герш? Одесса уже не та, и сильно не та! В том г?де я мог зайти в любой бордель, и стоило мине сказать шалом, как в ответ я получал «шалом у-враха», а иногда и небольшую, но приятную скидку, даже если это просто бесплатный бокал шампанского с кокаином!
        - А если встречала девушка из гоев, - продолжил Лазарь, распаляясь, - то она хотя бы понимала мою большую и красивую душу, а заодно чуточку идиша! А типерь? Одна половинка - которые совсем «Му-у», а которая другая половинка - так те зарабатывают сибе на проезд до Дурбана! Им не до разговоров, и вообще…
        - … не профессионалки! - подытожил он возмущённо, - Блядью надо родиться и жить, а не на корову зарабатывать, приговаривая «Пизда не лужа, достанется и мужу!» А эти…. тьфу!
        - Лазарь! - перебил его приятель, - Я имею вам шо сказать, имейте совесть немного помолчать! И руками тоже! Я таки начал понимать за усмешку Хаима, который продал мине свою долю в аптеке, шоб ему икалось отсюда и до Пурима! Ми, которые пока здесь, совсем поссорились с мозгами, потому шо там, где нас нет, есть большие возможности и никакой осёдлости!
        - Это понимаешь даже ты и проститутки, - продолжил Герш, в ужасе хватаясь за голову, - а мине, похоже, мамеле зря считает за умного! Хотел сделать бизнес там, где другие его продают! После прошлогоднего восстания и весёлых погромов войсками, я таки решил за бизнес! Лазарь, перед тобой местами адиёт!
        - В кризисе можно делать интересные гешефты, - отозвался Лазарь, трезвея от мучительных умственных усилий, - но только бегом!
        Он наклонился, и жарко дыша алкоголем и чем-то женским, зашептал горячечным шёпотом. Герш, зная приятеля за умного, терпел запах и слюни в ухе, потому шо со слюнями туда лились сладкие слова за гешефт через немножечко контрабанду.
        - Хуцпа[48 - В еврейских кругах хуцпу чаще понимают, как дерзость, выходящую за пределы того, что менее успешные люди считают возможным, тем самым отличающую успешного человека от неуспешного и позволяющую преодолевать кажущиеся непреодолимыми препятствия, например, очевидную неправоту.], - не без сомнения отозвался он на предложение Лазаря.
        - И шо? - отстранившись, Лазарь склонил голову к плечу, глядя на приятеля исподлобья, - Ми делаем кому-то хуже, не считая государства?
        - Нет, но… а, ладно! - Герш залихватски махнул рукой, - Но способ…
        - А шо такое? - осклабился Лазарь, - Пёзды у блядей разработанные…
        Сжав кулак, он подвигал им туда-сюда, наглядно показывая разработанность, скаля желтоватыё зубы и не замечая, что папироска, торчащая в углу рта, давно уже потухла.
        - … и подработать, провезя пару-тройку фунтов через османскую границу, захотят многие!
        - Голова! - восхитился Герш, - А если пообещать немножечко помощи за потом, то они ещё и молчать будут!
        - А то!
        Некоторое время они перемигивались и скабрезно обшучивали детали, понизив, впрочем, голос. Ибо конкуренты, и тут вам не там! На ходу!
        - Мальчики! - обрадовался им старый Вайнштейн, вышедший из борделя в облаке перегара и тяжёлых мускусных запахов, - Не знаю, о чём ви говорите, но ехать надо!

* * *
        - … клад, найденный на острове Робинзона Круза, оценивается в десять миллиардов долларов, - выговаривал ведущий, тщательно артикулируя, - это примерно шестьсот бочек золотом, общим весом в восемьсот тонн.
        - Старое, - сыграл Валерон в «Капитана очевидность», заливая лапшу с покрошенной сарделькой кипятком и усаживаясь за покоцаный стол рядом с Длинным. Накрыв эмалированную миску старой картонкой, он начал нарезать на газете тонкими кусками сало в чёрном перце, тут же утянув один кусок в рот.
        - Берите, пацаны.
        - Угум, - не отказываюсь, сало у Валерона знатное, - у, ещё и с чесноком!? Охуенчик!
        - Дай-ка! - прочавкал Длинный, сграбастывая сразу несколько кусков. На столе лук, чеснок, нарезанный хлеб, заветрившаяся варёная колбаса. Поколебавшись, беру одну чесночину и четвертинку луковицы. Не любитель, но это чистая самозащита! Когда сам съешь, тогда и от других вроде не воняет…
        - … впрочем, точную стоимость найденного клада установить сложно, поскольку большая часть найденного состоит из золотых монет и драгоценностей инков, имеющих историческое и культурное значение. В настоящее время…
        - Гля на ебало! - гыкает Жирный, тыкая в маленький, иногда помаргивающий телевизор пальцем с траурной каймой под ногтем, - Бля буду, если его пустить, он бы на этом золоте дрочил!
        - И я б вздрочнул! - мелко захихикал Валерон, - Прикинь? Куча золота, и вся твоя… Бля, у меня от одних мыслей стояк начинается! Сука! Найти бы чё-ничё…
        - Вов! Володя! - Длинный пихает в бок старого экскаваторщика, накидавшегося ещё до обеда. Впрочем, ничего нового. За три месяца, что я здесь работаю, Володя ещё ни разу не был трезвым, и как-то работает… Хотя экскаваторщик он хороший, пусть и синяк.
        - А?! - заморгал тот, повернув помятое лицо с вечно красными мутными глазами.
        - Ты клады находил? - поинтересовался Длинный, не переставая жевать. Володя наморщил лоб и закивал.
        - Ага… не один раз даже.
        - Пиздишь! - эмоционально откликнулся Жирный, вытирая жирные губы рукавом.
        - Мама твоя пиздит! - тут же полез в залупу экскаваторщик.
        - Харе… Харе, мужики! - перервал Валерон конфликт, нависнув над столом и растопырив руки, не давая мужикам сцепиться, - ну… что за клады?
        - А… - Володя отмахнулся куском хлеба, зажатого в руках, постоянно пропитанных машинным маслом и солидолом, - хули толку? Если б в одну харю нашёл, а так… Прораб, да мастера, да свои опездолы. Даже если с государством не делиться, всё равно хуйня получается. Хуем по морд?м помазали, и всё на этом, клад закончился.
        - А самое большое? - поинтересовался Длинный, взяв ещё кусок сала, - По деньгам?
        - Ящик водки на рыло, - не задумываясь, отозвался Володя, - так-то, конечно, больше, но хули! Знать надо, кому и как сдавать, а мы ломом. Эх, бля… я тогда совсем пиздюком был, сразу после шараги! А так часто бывает, но в основном хуета. Коробочка с медными монетами, пятак царский… хуета, говорю же! На пузырь не каждый раз!
        Не-е, пацаны… на хуй эти клады, цветмет вернее. Мы как-то один пустырь расковыривали, и я ебу! Медяшку тоннами сдавали, прикинь?!
        Повернувшись к нам, он щёлкнул себя по горлу, ухмыляясь мечтательно и выдохнул тягуче, обдавая запахами нечистого человеческого тела…
        … во сне?!
        В голове удар набат, глаза приоткрылись, и я едва успеваю перехватить худую руку с ножом. Тут же, дёрнув руку на себя, опрокидываю убийцу и бью головой в лицо навстречку. Пока не опомнился, выворачиваю руку и ломаю, а потом - контрольный - ножом по горлу!
        Свалившись с кровати, не встаю, а подхватив ружьё убитого, и не отрывая взгляда от приоткрытой двери, на четвереньках перемещаюсь к столу. Секунда, и в руках у меня пистолет-карабин «Маузера» и несколько обойм.
        Ещё несколько, и я перепоясан портупеей на голое тело. Два револьвера, «Маузер», патронташи, взгляд на трофейное ружьё…
        … хлам. Подхватываю винчестер и выскальзываю на палубу, где тут же сталкиваюсь с чернокожим, открывшим рот для крика. Выпад! Дуло винчестера выбивает из врага зубы и сознание, пяткой ломаю упавшему горло, и только затем…
        - Тревога! Враг на борту!
        … стреляю. Сорок четвёртый калибр разносит голову в бурнусе, а затем мне на спину обрушивается тяжесть. Контроль над ситуацией удаётся перехватить несколько мучительных секунд спустя, и оседлав врага сверху, бью его головой о палубу. Раз, другой… только потом вспоминаю об оружии, и вытащив револьвер из кобуры, стреляю в упор, ткнув дулом в выпученный глаз с обильными кровяными прожилками.
        Не успевая встать, качусь по палубе от тяжелого удара в бок, и пытаюсь попасть в противника, уворачиваясь от тяжёлого приклада. Выстрел! Готов…
        … из Санькиной каюты выкатывается рычащий клубок из нескольких тел. Секунда, и два из них остаются лежать на палубе, а Санька с длинным чужим ножом вскакивает на ноги и тут же кидает его в кого-то…
        … за моей спиной!
        Пригнувшись, рыбкой прыгаю вперёд, и развернувшись в полёте спиной, стреляю в падении, жёстко приземляясь на палубу. Но я - жив, а несостоявшийся убийца - нет!
        - Держи! - кидаю брату револьверы и патронташ, получаю совершенно безумный оскал в ответ. На окровавленном лице выделяются только белые зубы и глаза…
        … глаз.
        На «Авроре» разгорается бой, стрельба слышится в каютах экипажа и в трюме. Вспышки выстрелов в ночи, мат, крики врагов. Всё очень сумбурно, шумно и… страшно.
        Санька с двумя револьверами крутится среди надстроек судна, я с винчестером. Привычно, как отрабатывали много раз, прикрываем друг друга. Натыкаюсь на детское тело…
        … и сердце пропускает удар, но эмоции - потом. На корме послышался стрёкот «Мадсена» и матерный рёв капитан, потом зажглись бортовые огни, и в несколько минут ситуация развернулась в нашу пользу.
        В пиратскую лайбу по правому борту механик кинул связку динамита. Внизу рвануло, потом что-то загорелось, задымилось, послышались отчаянные крики на чужих языках.
        - Не нравится, суки!? - оскалился доктор, перегибаясь через борт и всаживая очередь из «Мадсена» в пиратов, пытающихся потушить на своём судне пожар. Пять минут спустя всё было кончено, мы…
        … победили.
        Трое убитых в экипаже, четверо раненых, и это если считать только тех, кто не может передвигаться сам. У брата через всю рожу шрам, и хотя глаз цел, но ранение нехорошее. У меня, кажется, сломаны рёбра… нет, без кажется!
        Обыскиваем наскоро трупы, и за борт! Чуть меньше тридцати человек, не считая тех, кто остался на пиратском судне. Трофеев мало, в основном низкокачественные золотые украшения, не производящие на африканеров никакого впечатления, да дрянное оружие. Единственное, кинжал из индийского вуца у капитана, да пара стоящих сабель. Остальное - хлам.
        Короткий допрос оставшихся в живых пиратов не дал ничего, равно как и обыск судна, на котором каким-то чудом потух огонь. Капитан и вся верхушка убиты, прочие либо молчат и готовы умереть, либо и правда ничего не знают.
        Расспрашивать, впрочем, некого. Самый молодой, очень красивый мальчишка лет пятнадцати с тонкими чертами лица и кофейного цвета кожей, обосрался от страха и только подвывает на одной ноте.
        - … сошёл с ума, - констатирует Адольф Иванович сухо после короткого осмотра.
        Молодой мужчина лет двадцати смотрит тупо, судя по специфическим мозолям и повадкам - селюк, попавший в море едва ли не впервые. Классический «бери больше, кидай дальше», низкий лоб с надбровными дугами, вид человека, не обременённого интеллектом, едва ли не умственно отсталого.
        Старик с катом[49 - Catha edulis (кат) - цветущее растение, произрастающее в районе Африканского Рога и Аравийского полуострова. Среди общин этих областей, жевание ката является социальным обычаем с тысячелетней историей. 1) Кат содержит моноаминный алкалоид под названием катинон, амфетаминоподобный стимулятор, который вызывает возбуждение, потерю аппетита и эйфорию.] за щекой смотрит безучастно, он уже мёртв, и знает это. Пытать…
        … противно.
        - За борт, - командую коротко, и первым на встречу с акулами отправляется селюк. Выражение недоумения на лице, всплеск, короткий вскрик…
        … и пятно крови на волнах, а потом ещё два раза.
        После - короткое расследование и приборка палубы. Ничего нового, кроме того, что часовой…
        - … выпил, - подтверждает медик уверенно, и скривившись болезненно, поднимается с колен.
        - Слышали? - капитан зол, и не скрывает этого. Отчасти это и его вина… не уследил!
        Можно ли вынести приговор мёртвому? Оказывается, да… после короткой молитвы тело часового, зашитое в саван, отправляется в море. Всплеск…
        … пятно крови.
        Экипаж молчит. Не по божески…
        … вот только лежит на палубе Лёшка Севастьянов. Тридцать лет, пятеро детей…
        Ванька… десять лет.
        Молчит экипаж. Этих будем хоронить позже и не здесь. Не в акульих желудках…
        Глава 22
        - Как-то оно всё через жопу пошло, с самово начала, - выдал Санька, кривя губы. Так… мысли вслух вылетели. Сказал, и снова замолк, подпёр подбородок кулаком и уставился одним глазом на хлещущий на улице дождь.
        - Кхе-кхе-кхе! - повернувшись на скамье в сторонку, закашлялся капитан, пряча усмешку в полуседых усах.
        - Хн… - доктор отвернулся, напряжённо вглядываясь в струи воды, стекающие с парусинового навеса, и только плечи от смеха подрагивают.
        - Хм, - в мой огород камушек, но давлюсь невольно смешком… и правда, удачно сказанул. Но брат не заметил собственного каламбура, и просто выплёскивает дурное настроение. Не нарошно, оно само наружу вылезает, тёмная сторона.
        Сейчас вот скорее забавно вышло, но это скорее исключение, так-то скорее зло получается. Потом извиняется, да…
        Рана поперёк морды оказалась болезненной, заживает долго, ноет и подёргивает. Не то чтобы вовсе уж невтерпёж, но боль эта постоянная и непрекращающаяся, извела его вконец, ну и нас заодно.
        Адольф Иванович предлагает морфий или кокаин для обезболивания, но брат набрался от меня предубеждения к дурманящим средствам, и отказывается категорически. Правда, характерец… иногда я начинаю думать, что лучше бы согласился, настолько это достало, но потом вспоминаю вояк, которые после госпиталя отучались от морфия, и…
        … потерплю! Не все, к слову, и отучились. В Дурбане хватает наркоманов из бывших военных. Отношение к наркомании и наркоманам в обществе негативное, прощают разве что фронтовиков, и то не всяких. Если конечность была неудачно ампутирована и у человека фантомные боли, позвоночник повреждён, мигрени после контузии - да, морфий прощается.
        Любителей наркотических грёз в Союзе не уважают. Сказывается влияние староверов, да и в целом коллективное бессознательное у нас на крестьянском фундаменте, чуждающемся любого дурмана. У нас даже пьют, согласно статистике, заметно меньше, чем в Российской Империи, хотя казалось бы, возможности-то какие?!
        Ан нет, не складывается как-то с винопитием. Наоборот, многие зароки дают, иногда целыми капральствами. Как-то оно и… незачем, что ли.
        Культуры винопития в простонародной среде нет и не было никогда. Не Франция, чай! Дегустировать брагу и сделанный невесть из чего самогон, наслаждаясь послевкусием, это как-то… странно, в общем. Пьют, чтоб забыться, провалиться в сон после адово тяжёлой работы, от отчаяния. От безнадёги.
        А в Союзе, с его достатком и маячащими перед носом возможностями, как-то так сложилось, что пропустит работяга после работы пару кружек пива после работы, да и баста! С товарищами под разговор, иногда и под представление с танцами! Что-что, а формат кафешантанов в Дурбане хорошо приживается.
        Хапнул народишко мал-мала хорошей жизни, и вкус к эстетике появился. До уровня оперы и балета культура не дотягивается, а всё больше кино, цирк, кафешантаны… ну и театры, но это уже изыск. Впрочем, сам не без греха.
        «Воспитывать вкус» пытался у себя ещё в Москве, но как-то он, вкус, не очень воспитался. В Париже если и ходил в оперу и на балет, то исключительно по служебной необходимости. И даже, если честно, не стыдно ни разу.
        - Может, в карты? - вяло предложил Карл Людвигович, тасуя несколько отсыревшую колоду. По здешним канонам, в приличном обществе принято для игры чуть не каждый раз новую колоду распечатывать, даже если игра не на деньги. А у нас на «Авроре» так сложилось, что карты, даже коммерческие[50 - Законодательство многих стран разделяло все игры на коммерческие и азартные. Азартные запрещались, а коммерческие разрешались (см. Законодательство). Коммерческие игры в старину назывались также «степенными».К коммерческим играм относятся: Вист, Винт, Бридж, Кинг, Нарды, Покер, Преферанс и др., в которых имеет место розыгрыш; игры, основанные на выкладывании комбинаций карт: Джин Рамми, Криббидж и др.; а также игры, сочетающие розыгрыш с выкладыванием комбинаций: Терц, Деберц, Белот и пр.Влияние везения в коммерческих играх не уничтожается совсем, но имеет не столь важное значение, как в играх азартных, что позволяет играть в коммерческие игры на деньги так же, как в азартные. Однако, провести чёткую грань между коммерческими и азартными играми не всегда возможно.], как-то не прижились.
        - А давайте, - киваю я, - Сань, ты как?
        - Раздавайте, - повернулся брат, - В безик?
        - Без разницы, - пожал плечами штурман, продолжив тасовать.
        - Аналогично, - зеркалю я, поудобней устраиваясь на скамье.
        - Ну значит, безик, - подытоживает капитан. Играем вяло, без особо азарта, перекидываясь редкими словами. Не игра, а так, руки занять от скуки, да время скоротать.
        Санька правду сказал, через жопу оно всё как-то пошло! Не сказать, что вовсе уж неудачно, но символическая кочка в виде британского шлюпа, вышла знатной. Всё вроде бы и хорошо закончилось, но осадочек остался.
        Как?! А вдруг и правда, сука какая-то… да на «Авроре»?! И не то чтобы разговоры пошли, а так, нехорошее немножечко промеж людей. Доверия чуть меньше стало, сердечности. А потом - пираты, и… да, здесь я отчасти виноват. Да и пожалуй, не отчасти!
        Принял народ смерть виновного в акульем желудке, но не сердцем, не душой. Как наказание по Букве, но не Духу Закона. Вроде и не на что роптать, но чувствуется пусть даже и справедливость наказания, но - неправедность!
        Одно на другое так и наложилось, да и ещё и раненые почитай все. Хоть по чуть, а все пострадали. В горячке, оно особо не чувствуется, а потом зашибленное колено или рассаженные о вражьи зубы костяшки пальцев, они ещё как аукаются. Ну и настроение, соответственно, не прибавляется.
        Вроде и победили, но как-то криво, косо и едва ли не дуриком. Да и противник не тот, победой над которым можно гордиться.
        - Двойной марьяж, - Санька выложил карты.
        - Угум, - отозвался штурман, записывая очки и доставая портсигар с пахитосками.
        Одно к одному, да… наложилось. Сперва об шлюп споткнулись, потом ночное нападение, и моё не самое удачное решение о посмертном наказании, н-да… Хватило бы разноса с коллективным выговором, но это я уже сильно опосля понял. Есть за мной привычка резать по живому, не раз и не два аукалось.
        Сейчас стоим на якоре у одного из бесчисленных мальдивских островков. Чинимся, лечимся. Второе-Я выдаёт иногда картинки крутости нашего отдыха в будущем, но в настоящем - тоска-а…
        Захолустье дичайшее, весь британский протекторат обозначен парой военных судёнышек, безнадёжно устаревших ещё лет тридцать назад. Для победы в морском бою над этим хламом, нам, пожалуй, даже «Фениксы» с торпедами в воздух поднимать не придётся, хватит и пушек «Авроры».
        Остров, крохотный, необитаемый, как собственно, и большая часть Мальдив. Вокруг вода, сверху вода… сезон дождей, чтоб его! Благо, дожди здесь кратковременные и тёплые, хоть в этом повезло.
        В остальном - тоска-а… Три десятка чахлых пальм, немного травы и кустарника, много песка, мало птиц и крабы. Зато корабль может близко подойти, и аборигенов нет ни на самом острове, ни на соседних. Собственно, на этом его достоинства и заканчиваются.
        Но впрочем, это уже я придираюсь. Нам, точнее мне… и нужен был такой безлюдный островок в отдалении от цивилизации. Экипаж занимается регламентными работами на судне, слесаря доводят до ума мои идеи по части морской авиации и водолазного дела, и вот уж кто занят!
        Готовых проектов, а тем паче сырых идей, у меня валом. Морская авиация, водолазное дело, мины, двигатели, оружие. Недавно пролезла в голову (и задержалась!) идея придумать простой и дешёвый аналог пулемёта, и чтоб производить его можно было чуть ли не в велосипедной мастерской! Ажно свербит в голове… самое ведь то для городских боё накоротке!
        Дождь тем временем прекратился, и Санька сразу бросил карты на стол.
        - Взлёт-посадка, - напоминаю ему.
        - Пф… - но я занудствую, продолжая инструктаж. В воздухе брат перестаёт ощущать рану, отчего на эйфории может немножечко начудесить. Был прецедент. А он, на минуточку, сейчас из-за повязки одноглазый, координация в пространстве нарушена. Поэтому занудствую и…
        … немного завидую. Сам я, со сломанными рёбрами, взлететь могу, но только при большой… очень большой нужде! Холстина на рёбрах накручена так, что даже дышать немножко натужно, и какие там полёты… сели-встали вдумчиво исполняю. Плавание, пробежка, фехтование… нах!
        Я ж с переломанными рёбрами ещё побегать-попрыгать успел в горячке. Вон, аукается до сих пор. Болевые ощущения уже проходят, но Адольф Иванович перестраховывается, поэтому я сейчас напоминаю мумию, притом довольно-таки вонючую из-за мази.
        - Взлёт-посадка, - кивает наконец брат с обречённым видом, надевая очки-консервы, переделанные с учётом повязки.
        - Угум… - колеблюсь немного, - Поработай на отказ! Неправильные посадки, то да сё… потянешь?
        - На отказ, говоришь? - оживает Санька, - Дело! Думаешь проверить поплавки на деформацию?
        - Поплавки, крепления и вообще конструкцию, - подтверждаю я, - пока возможности для испытаний у нас лабораторные, надо по максимуму поработать. Все четыре варианта… не прям сегодня! Ну и свои ощущения тоже запоминай и анализируй, может на што полезное наткнёшься.
        - Принято, - оживляется брат, усаживаясь в кабину. С помощью техников летадлу вытолкнули с пляжа, и она помчалась по мелководью, разбрызгивая воду.
        - Сейчас бы водные лыжи, - говорю вслух, - прокатиться.
        - Водные? - оживляется капитан, и оказывается, что их…
        .. нет[51 - Водные лыжи впервые появились в 1922 году, когда американец из штата Миннесота Ральф Самуэльсон, экспериментируя с обычными зимними лыжами, решил испробовать их на воде.]?
        Народ заинтересовался, воодушевился, несколько вариантов водных лыж и досок было выпилено из фанеры, после чего начались эксперименты. Кому нельзя было участвовать в этом весёлом безобразии, давали советы, лезли под руки и вкусно завидовали счастливчикам.
        Я завидовал со стороны, кусая губы не столько даже от зависти, сколько ловя ускользающую мысль.
        - Ага… - лоб пошёл морщинами.
        - Што такое? - поинтересовался Санька, вставая рядом. Ему тоже нежелательно пока что участвовать из-за морды лица, и брат откровенно завидует счастливчикам, примиряясь только из-за возможности летать. Пусть даже урезанной.
        - Да так… - объяснять неохота, но это же Санька! - Видишь, какие довольные?
        - Ну так и развлечение! - пожал плечами брат, - Эвона… балаган какой. Лучше любого цирка, право слово!
        - Прокатился-таки? - кошусь на него.
        - Один разочек, - потупился брат, ковыряя босой ногой песок. Вид как у кота, засунувшего морду в крынку с молоком и пойманного с поличным. Вид шугливый, уши прижаты, хвост поджат, но…
        … никакого раскаяния!
        - И-эх… - выдыхаю устало.
        - Кхе! Ну так што не так? Народ довольный, и…
        - Довольный… а я только сейчас свою промашку понял. У нас, Сань, команды нет! Точнее, есть, но только-только формируется, понимаешь? Все вроде люди хорошие. проверенные и перепроверенные, но - поодиночке!
        - Аксель Генрихович «Аврору» уж месяц как принял, - наморщил Санька лоб, не понимая меня, - с гаком!
        - Судно - да! А экипаж? Команды на судне не было, а потом не до слаживания было, а сплошь то станки на берегу принимаем, то ещё чего. И я тоже хорош! Плавбаза и плавбаза… цех слесарный, только што на воде. Никакого же понимания! Работяги отдельно, экипаж отдельно!
        - А-а… - начал понимать брат.
        - Вот! И я тоже - а-а… только сейчас дошло. Слаживания экипажа нет, а што начиналось, так я своими руками не раз и не два ломал! То слесарей от пожарных учений освободить, потому што они станки налаживают, то ещё чево. Да и сами они помимо капитана ко мне, если недовольны чем.
        - Поганцы хитрожопые! - ругнулся брат.
        - Сам виноват, - обрываю его, - капитан мне ведь пытался, но на што он морской волк, а и то…
        - Заробел, - понимающе кивнул Санька.
        - Ну… не уверен, што заробел. Так если, чуточку самую. Скорее, Аксель Генрихович решил, што это мои какие-то задумки, кроющие все морские традиции, как бык овцу! Хитрожопо-инженерные!
        - Отчасти, - кусаю губу и чуть отворачиваюсь от солнца, выглянувшего из-за облаков, - так оно и есть. Не освобождал бы слесарей от учений и прочего - не факт, что поплавки перед английской атакой успели бы сделать. Даже и такие!
        - Ну так и чево? - не понял брат.
        - Да… понимаешь, Сань, - поворачиваюсь к нему, - надо сплачивать экипаж, и быстро!
        - Учения…
        - И это тоже, - прерываю его, - Нам, Сань… ой, бля! Никогда не думал, што скажу такое… Нам, то бишь экипажу, нужна маленькая победоносная война!
        - Или всё-таки… - я поглядел на брата, выпучившего глаза и молча то открывающего, то закрывающего рот, - клад поискать? А?
        Глава 23
        Поджав ноги под несколько обшарпанный венский стул и согнув их в носках, Владимир Ильич работал с документами, отгибая то и дело пальцем правое ухо. Близкие, хорошо зная привычки Бурша, ходят в такие минуты на цыпочках, не докучая хлопотами и пустыми разговорами.
        В узкой полутёмной спаленке, превращённой в кабинет, поместился только письменный стол, стоящий у настежь открытого окна, выходящего на одну из улочек Тампля, диван, да два массивных письменных шкафа, битком набитых книгами и разбухшими от бумаг папками. Тесно, не слишком уютно, да и уличный шум не слишком способствует работе, но…
        … Ульянов привык. Бывало хуже! Собственно, почти всегда…
        Документы пролистываются, прищуренные глаза бегают по строчкам и цифрам, а на лице всё больше проступает озабоченность.
        - Надо вникнуть! - живо произнёс революционер, - Поосновательней, - и развернувшись на стуле к двери, крикнул:
        - Надюша! Кржижановский[52 - Глеб Максимилианович Кржижановский - деятель революционного движения в России, советский государственный и партийный деятель, один из создателей плана ГОЭЛРО, учёный-энергетик, академик и вице-президент АН СССР, литератор; советский экономист и экономико-географ, наиболее близкий друг Ленина.] не подошёл ещё?!
        - Тебя только ждём, - мягко отозвалась супруга, показавшись в дверях, - отвлекать не хотели, очень уж ты заработался.
        - Замечательно! - отозвался Ульянов, забирая бумаги со стола и моментально оказываясь на ногах. Несколько шагов, и он уже в полутёмной, неуютной гостиной, заставленной порядком обветшавшей мебелью, где на продавленном диване сидел Глеб, тут же, впрочем, поднявшийся.
        Пожав руку старому другу, Владимир Ильич подхватил супругу под локоть, и менее чем через минуту они уже втроём спускались по лестнице, оживлённо разговаривая на ходу. Так же, на ходу, они здоровались с соседями, по опыту уже зная, что стоит только проявить вежливость чуть больше положенного, как изнывающие от любопытства парижские обыватели вцепятся оголодавшим клещом.
        И ладно бы, любопытство их имело хоть сколько-нибудь политическую окраску, так ведь нет! Обычное желание обывателя погреться в лучах чужой славы, покопаться в грязном белье и хвататься потом знакомством с «Русским Маратом», ну или «Робеспьером», это уже от фантазий обывателя зависит. К чорту!
        Как всегда почти, обедали Ульяновы вне дома. Надежда Константиновна обладает множеством достоинств, но хозяйственных способностей, да и амбиций, она лишена начисто.
        Заняв столик под навесом в близлежащем кафе и утолив первый голод, продолжили разговор.
        - … не смейся, Глеб, - Бурш потёр переносицу, - но ведь и в самом деле проблема! Никогда не думал, что скажу такое, но мы решительно не умеем работать при избытке средств! Год ещё назад партия экономила каждую копейку, и мы чудесно сумели приспособиться к вечному нашему безденежью и нищете.
        - А сейчас… - Ульянов замолк ненадолго, плотно сжав губы, - меня пугает мысль, что неумение наше распоряжаться свалившимися деньгами может совершенно дискредитировать движение!
        - Проблемы этического характера, - медленно кивнул Кржижановский.
        - В том числе! - энергично согласился Ульянов, - Я уже вижу, как у некоторых товарищей, притом весьма, казалось бы, достойных, зарождается привычка тратить деньги из наших африканских поступлений без должной оглядки. Было бы интересно познакомиться с твоими взглядами на этот счёт, прежде чем выносить вопрос на обсуждение ЦК.
        Он протянул Кржижановскому документы со своими пометками и закладками, экономя время товарищу. Читая, Глеб Максимилианович не забывал о кофе и рогаликах, но вкуса совершенно не чувствовал. Надежда Константиновна, расшалившись как девочка, подсунула ему салфетку в руку…
        - Тьфу! Надя… - с укором посмотрел на неё Кржижановский, держа обслюнявленную ткань, но сам же, не выдержав, засмеялся, переглядываясь с Ульяновым и смеющейся Надеждой.
        - Проблема серьёзная, - выдал своё заключение Глеб Максимилианович несколько минут спустя, отложив документы на край стола, - и к сожалению, не только этическая. Большие деньги, как бы странно это не звучало, могут развратить партию.
        - Уже… - он потёр переносицу, прикрыв глаза, - звучат голоса, что мы имеем право на некую компенсацию за годы, утерянные на подпольной работе, в тюрьмах, ссылках и на каторгах. Пока негромко.
        - Безобразие и дикость! - не выдержал Ульянов, сжимая кулак, на что Кржижановский только пожал плечами, - Компенсацию?! Это подло!
        - Подло, - глуховато согласился друг, - но такова человеческая природа.
        - Если мы не будем бояться говорить даже горькую и тяжелую правду напрямик, мы научимся, непременно и безусловно научимся побеждать все и всякие трудности[53 - Подлинная цитата Ленина. Я вообще постарался (насколько могу) сохранить ленинский стиль из его писем, несколько упростив его для разговорной речи.], - сощурив глаза, сказал Ульянов, - О человеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по тому, что он делает. Я…
        Он непримиримо сощурился.
        - … могу поддержать оступившегося, но если человек пришёл в Революцию не бороться за освобождение народа, а улучшать своё материальное положение, то он нам не товарищ, а в лучшем случае попутчик! Если человек видит конечной целью не Революцию, а себя в Революции, то он нам не товарищ!
        - Партмаксимум! - выпалила молчавшая доселе Надежда Константиновна, и поспешила объяснить свою мысль.
        - Если человек занимается партийной работой и живёт на деньги партии, он не должен барствовать! Доход на уровне учителя, мелкого чиновника или заводского рабочего[54 - Заводские рабочие, в отличие от фабричных - профессионалы с соответствующими доходами. Не жировали (за исключением ОЧЕНЬ узкой прослойки), но жили немногим хуже европейских рабочих.] вполне достаточен. Если нужны деньги на покупку литературы или иные партийные нужды, их нужно выделять особо и под отчёт.
        - Умница, - восхищённо сказал Ульянов, и супруга, не избалованная лаской, зарделась смущённо.
        - Нет, Глеб, ты слышал?! - повернулся он к другу, - В самом деле, решение простое и архилогичное, так что возражать по существу будет сложно! А деньги можно будет пустить на помощь политическим заключённым в Российской Империи, и их семьям!
        - Полагаю, - усмехнулся Ульянов зло, - против таких трат наши новые бояре возражать не посмеют.
        - Согласен, - кивнул Кржижановский, никогда почти не расходящийся во взглядах с другом, - Единственное, нужно предусмотреть средства для создания партийных школ.
        - Архинужно, - закивал Владимир Ильич, - давай вчерне проработаем твои предложения по партийным школам, и конечно же - Наденькину идею по партмаксимуму. Очень своевременно, Надюша… умница!
        - Да пожалуй, - Глеб Максимилианович почесал переносье, - и не вчерне надо. Есть у меня серьёзная опаска, что ряд… хм, попутчиков воспримет в штыки идею партмаксимума.
        - А вот здесь ты прав! - энергично согласился Владимир Ильич, - Итак…
        - Я отойду, - встала Крупская, подхватывая висящий на спинке стула ридикюль.
        - Да-да… - рассеянно отозвался супруг, погружаясь в планирование.
        Несколько минут спустя, приведя себя в порядок и попудрив носик, Надежда Константиновна вышла из уборной кафе, обдумывая тезисы партмаксимума, но…
        … получалось, если честно, не очень. Неизбалованная ласковыми словами супруга, она сильно смутилась похвале, а пуще того - выразительному взгляду Володи. Взгляду, в котором смешалась воедино гордость товарища по партии и мужское, собственническое начало при взгляде на желанную женщину. Свою женщину.
        Женская её натура радовалась этому взгляду, в то время как бесполая, партийная половинка естества, ела душу поедом. А не потому ли Володя похвалил её, что с некоторых пор она стала следить за собой?! Ничего особенного, но… это всё-таки Париж, где умение одеваться элегантно и недорого буквально витает в воздухе.
        Мучаемая этой двойственностью, женщина замедлила шаг. Покусывая губы и вздыхая, она рассеянно поглядывала по сторонам и…
        … едва не споткнулась при виде знакомого лица.
        - «Рачковский»[55 - РАЧКОВСКИЙ Петр Иванович (1853 - 1911), российский политический и государственный деятель, организатор политического сыска в России. В 1885 - 1902 заведовал заграничной агентурой (Париж, Женева), организовал слежку за революционными эмигрантами, нападения на их типографии. В реальной истории Рачковский был уволен Плеве в 1902 г. за многочисленные должностные злоупотребления. В 1909 году было установлено, что организатором убийства Плеве был агент Департамента полиции Евно Азеф, много лет сотрудничавший с Рачковским.], - пронеслось в её голове, и женщина, сделала шаг назад. Личность одиозная, известная любому революционеру или оппозиционному политику. Постоянного персонала у него немного, но официальная должность позволяет нанимать для слежки за революционерами отставных филеров французской полиции, а полная беспринципность - пользоваться услугами уголовников.
        Погромы типографий, нападение на революционеров, создание фальшивок, разнообразные провокации[56 - Считается, что именно Рачковский был инициатором создания «Протокола Сионских мудрецов»], работа с французской прессой против революционных эмигрантов и многое другое, притом методами самыми нечистоплотными, это всё он, Рачковский.
        С недавних пор французское правительство перестало вовсе уж безоглядно подыгрывать Ники, и старательно не замечает действий как полицейского Департамента, так и противной стороны. К вящему неудовольствию равно революционеров и Кантонов, баланс всё равно выходит в пользу полиции Российской Империи, но…
        .. хоть так.
        К счастью, глава заграничной агентуры Департамента полиции в Париже не узнал обновлённую Надежду, скользнув по лицу и фигуре безразличным взглядом. Остановившись чуть в сторонке, она не стала подходить к столику, за которым разговорились Володя с Глебом, и принялась наблюдать.
        Сердце колотилось отчаянно, но вспомнив уроки конспиративной работы, женщина с лёгкой, несколько вымученной улыбкой пошла вдоль столиков в кафе, будто выглядывая знакомых. Несколько томительных минут… и она уверенно опознала не только сотрудников Департамента полиции в Париже, но и неких странноватого вида личностей, направляемых полицейскими.
        Личности эти затерялись бы в Охотном ряду Москвы, но здесь, в стремительно русеющем Тампле, картузы и косоворотки хоть и не являются чем-то вовсе уж из ряда вон необычным, но…
        … рядом с полицейскими, которые старательно делают вид, что они просто прогуливаются рядом?
        - «Провокация? - мелькнула мысль, - Или…»
        … а затем Надежда увидела переглядывание охотнорядца с Рачковским, искажающееся решимостью лицо и…
        … револьвер, вытаскиваемый из-за пазухи.
        Время замедлилось, и Крупская, перехватив ридикюль в левую руку, выхватила из него пистолет «Браунинга» и…
        - У-умри-и! - широко распахнувшись, вытолкнул волосатый рот охотнорядца, и дуло огромного револьвера начало опускаться, целя в спину Володи.
        … она успела в последний момент.
        Выстрел! Ещё раз!
        … и фигура охотнорядца осела на брусчатку, не подавая более никаких признаков жизни[57 - Н. К. Крупская, хорошо знала разных эсеров-террористов, разбиралась в оружии, взрывчатке и т. д., и, возможно, училась работе с оружием и взрывчаткой.].
        Не успел охотнорядец упасть, как Володя и Глеб уже оказались на ногах с оружием в руках[58 - Ленин в реальной истории не был боевиком, отрицательно относясь к террору вообще, однако охотником он был умелым и страстным, так что оружием владел как минимум неплохо. Здесь же, после Летнего Восстания, где он (волею автора) руководил восставшими и принимал участие в боевых действиях, характер его должен был стать несколько более «жёстким».]. Грохот выстрелов…
        … и два трупа в косоворотках упали, опрокидывая столики. А потом…
        … визг! В Париже не привыкли к терактам, и публика отреагировала крайне живо.
        Не опуская пистолет, Крупская мерялась взглядом с Рачковким. Короткое противостояние взглядов… и полицейский, пожав едва заметно плечами, приподнял с насмешливой улыбкой шляпу.
        - «До следующего раза!» - прочитала она по губам.
        Глава 24
        Сердце лупит по рёбрам как боксёр-профессионал, норовя разломать к чертям грудную клетку, победив меня инфарктом до окончания жизненного раунда. А британский таможенник, как назло, задерживается на раскалённой палубе «Авроры».
        Капитан, вместо того, чтобы сунуть ему на лапу и выпроводить наконец вон, общается, как с давно не виденным старым приятелем. Будто встретились два одноклассника невесть через сколько лет, и хотя карьера у них сложилась по-разному и точек соприкосновения практически нет, постоянно в разговоре всплывают школьные годы, фраза «А помнишь?» и ностальгия…
        - Ой, бля… - слышу позади себя, и молча показываю кулак, заложив руку за спину. Наконец, чиновник явно нехотя покинул палубу, неспешно спустившись в шлюпку с гребцами-индусами, и коллективный выдох экипажа прошелестел по судну, накалённому готовностью к вооружённому сопротивлению и возможностью прорыва из порта на всех парах.
        - Отвела матушка-Богородица, - громогласным шёпотом сказал второй механик, истово крестясь, и примеру его последовала добрая половина экипажа. Сдерживая добрые и ласковые пожелания, я только рыкнул сдержанно, но народ внял и заткнулся наконец, став молиться без прежнего громогласия.
        - Што так долго? - нервенно поинтересовался Санька у невозмутимого капитана.
        - Долго? - удивился тот, прикусив трубку, - Разве? Обычная беседа двух джентльменов, и нам очень повезло, что матушка достопочтенного мистера Добкинса имеет курляндские корни, и во мне он, некоторым образом, увидел земляка.
        Санька искривил губы, но смолчал, зная уже цену таким вот мелочам. Чиновник колониальной администрации в Индии, даже мелкий, далеко не царь и Бог, но…
        … для подчинённых разница невелика. И если белый сахиб благосклонно настроен к морякам, то кто они такие, чтобы идти против Воли Сахиба?!
        - Никаких увольнений, - коротко сказал я, окинув экипаж выразительным взглядом, - а то помянет кто на берегу «Матушку-Богородицу», и нам конец.
        Загримированный, я выгляжу лет на тридцать, более всего походя на янки из Нью-Йорка. Не то чтобы у британцев с американцами ныне любовь и лобызание в дёсны, но акцент в моём английском почему-то именно нью-йоркский, и деваться в общем-то некуда. Могу имитировать ещё шотландский, но скверно и скорее для тех, кто не часто сталкивается с шотландцами в реальной жизни.
        Потрогав рыжеватые бакенбарды и одарив ещё раз выразительным взглядом второго механика, спустился в шлюпку вслед за Акселем Генриховичем, и загребной навалился на вёсла. Пока матросы гребли, я всё поглядывал на наш корабль, пока Суви не похлопал меня по руке, успокаивая.
        - Фсё в порядке, - с улыбкой сказал он, не вынимая трубки изо рта, - мы надёжно замаскировали нашу «Аврору», не признают.
        Мелькнув в таможенному управлении Тривандрама как владелец груза, оставил всякие формальности на капитана, сам же вышел на улицу и закурил сигару, как часть тщательно продуманного образа. Влажная жара снова навалилась на меня, и я тысячекратно проклял «бремя белого человека», обязанного и в тропиках одеваться согласно моде континентальной Европы или Туманного Альбиона.
        Выцепив взглядом мелкого служащего из индусов, дёргаю еле заметно подбородком, и вот уже немолодой, грузный человек стоит перед мной, кланяясь по индусскому обычаю. Он не обязан, ибо я не его начальник и даже не британец, но…
        … почитание белого человека вбито в них даже не палкой, а картечью и пушечными ядрами.
        - Сахиб… - снова поклонился индус, позволив себе вопросительную интонацию.
        - Проводника, - даже не глядя на него, коротко бросаю я, промокая пот платком и проклиная мысленно приклеенные намертво бакенбарды и бородку, - хочу пройтись по городу, посмотреть на достопримечательности.
        Снова поклон, несколько шагов в сторону…
        … и раболепный индус преобразился в грозное божество. Несколько фраз на хинди, суета среди отирающихся во дворике служащих и слуг, и вот уже передо мной, склонившись в поклоне, стоит мальчишка лет пятнадцати…
        - «Сам-то многим старше…»
        … довольно бойко изъясняющийся на английском. Акцент, разумеется… но это вечная беда колоний.
        Парнишка оказался из вайшью, а не шудр, что свидетельствует об особом ко мне уважении… наверное. Бойкий, но почтительный, он говорил со мной, прикрывая ладонью рот, отчего его акцент только усиливался и приходилось постоянно переспрашивать.
        Лицо под гримом зверски чешется, жарко даже в чесучевом костюме, так что раздражительного и брюзгливого янки я отыграл на все сто!
        Коровы на улицах, толпы народу, одуряющий запах благовоний, смешивающихся с запахами навоза, факиры и танцовщицы…
        … не радует ничего, но я прочесал город вдоль и поперёк, не доверяя карте, и собственноглазно рассматривая пути возможного подхода и отхода. Зная по опыту, что если что-то может пойти не так, оно непременно пойдёт не так, я составил план со множеством ответвлений, но…
        … ни в коем случае не в жёстких рамках! Место для импровизации непременно должно быть, мы же всё-таки не профессионалы.
        Наконец, он… храм Падманабхасвами, более чем впечатляющее строение, избыточно украшенное статуями и барельефами до полной потери вкуса. Впрочем… стоп! Это уже вкусовщина человека, привыкшего… а вернее - приученного к иным культурным ценностям.
        В храм я заходить не стал, да и не смог бы, наверное. Насколько я знаю, пройти внутрь может только правоверный индуист, и возможно… но сильно не факт, британцы по согласованию с княжеской семьёй Траванкора.
        Заглушая пары, катер остановился у самого берега, и пройдя на нос, я прыгнул в воду и побрёл вперёд, подталкиваемый в спину волнами Индийского океана. Почти тут же меня обогнал второй механик, желающий реабилитироваться за «Богородицу», и пройдя чуть вперёд, залёг в кустах с «Мадсеном», прикрывая высадку.
        - Радж… - тихо позвал я, и кок вышел вперёд. Короткий жест, и он пошёл чуть впереди, едва видимый в сгущающейся темноте. Если вдруг паче чаяния столкнёмся с кем-то из местных в ночи, пара фраз на хинди даст нам несколько секунд форы. Наверное…
        Одеты мы как местные, и по идее должны сойти за контрабандистов, коих в здешних местах как грязи. Система управления в Индии сложная, и власть британцев абсолютна только в каких-то ключевых вопросах.
        Княжеские семьи Индии также имеют свою толику власти, притом у всех эта толика разная. Травандрам, к примеру, не находится под прямым управлением британской администрации, хотя представители этой самой администрации в нём имеются. В общем…
        … всё сложно, и контрабандисты в этой юридической системе из прецедентов, казусов и законодательных дыр чувствуют себя очень уверенно. Белые, к слову, также встречаются, и не так уж редко.
        Около получаса мы продирались через прибрежную растительность, густую и полную змей. Идти приходилось медленно, шурудя палками по кустам и подсвечивая перед собой фонарём. Маршрут самый причудливый, обойти пришлось крохотную рыбацкую деревушку и стоянку… да похоже, что «конкурентов», расположившихся на поляне, прикрытой вековыми раскидистыми деревьями.
        Наконец мы углубились в развалины какого-то древнего храма или вернее - какого-то храмового комплекса, затерявшись в лабиринте из обвалившихся стен и зализанных дождями и ветрами статуй и барельефов.
        - Здесь… - прошептал Радж, обильно потея, - под плитой…
        Он показал на ничем не примечательную каменную плиту, являющуюся, на первый взгляд частью стены.
        - Ага… гулким шёпотом пробасил Сергей Хренников, подходя с ломиком наперевес, - сюда, значица?
        - Ага… - пропыхтел он, сдвигая плиту, и я уже собрался нырнуть в подземный ход, но Санька дёрнул меня за ворот.
        - Сдурел?!
        - Пф-ф…
        - Александр Фролович прав, Егор Кузьмич, - решительно поддержал брата Карл Людвигович, - не сочтите за лесть, но ваша голова будет ценней всех наших.
        - По крайней мере…
        Он усмехнулся.
        - … до конца ещё не начавшейся войны.
        Признав его правоту, я пропустил заулыбавшегося Хренникова, валуном вкатившегося в подземный ход.
        - Чисто! - донеслось полминуты спустя, а почти тут же Сергей решил выглянуть сам.
        - Ну то есть грязно, - поправился он, - но сторожей нет.
        - Давай… - толкнул его брат, - сторож!
        - Ага! - человек-валун вкатился в проход и пошёл впереди, подсвечивая дорогу высоко поднятым фонарём и не выпуская ломик из рук. Внутри неожиданно просторно, вполне себе железнодорожный тоннель на колею двухпутку, в котором можно спрятать несколько составов, а по бокам проложить тротуары. И камень, камень, камень… подогнано так, что ни следа сырости.
        Камень сплошь изрезан письменами и узорами, никак не укладывающимися в ни в местную письменность, ни в искусство. Линии проще, лаконичней и в то же время изящней, будто строили тоннель представители совсем другой цивилизации. И…
        … немного чуждой. Чувствуется нотка чего-то допотопного, додревнего…
        - … вентиляция есть, - прервал мои мистические размышления Санька, зажигая взятый с собой факел, - видите? Не вверх дым идёт, а по тоннелю протягивается.
        - Ну, и то славно, - бормочет штурман, кусая губы.
        - Нервничаю, - шёпотом признался он, улыбаясь чуть смущённо, - нет у меня привычки к подземным приключениям.
        - А… привыкнете.
        - Хм… не уверен, что хотелось бы, - улыбнулся он искренне.
        Несколько раз мы останавливались, делая фотографические снимки и зарисовки особо интересных участков стен, но очень ненадолго. Поворот и…
        … на каменном полу, среди грязи и мусора, лежит золото…
        … много золота! В драгоценных сосудах и глиняных горшках, в давно истлевших деревянных сундуках, грудами поверх истлевших кулей и просто на полу.
        - Это больше, чем я мог даже представить, - севшим голосом сказал Карл Людвигович.
        Как заворожённые, мы бродили среди россыпей золота и серебра, присыпанных пылью драгоценных камней и лежавших грудами - навалом, камней полудрагоценных. Единственное, предметы явно ритуального характера, по негласному уговору не трогаем.
        - Это… - сказал Санька, и его заело. Не зная, что выбрать, мы начали стаскивать в центр огромной комнаты драгоценные камни и ювелирные украшения, а потом…
        - … здесь ещё комната! - гулко ахнул Хренников, - Ещё залы!
        Голос его, нарушив негласную, торжественную храмовую тишину, эхом прокатился по залу, и подземелья тряхнуло, как при землетрясении. Стены раскололись, и из щелей, шипя, начали выползать огромные кобры с раздутыми капюшонами. Сотни и сотни кобр…
        … мы побежали в диком страхе, но проход оказался перекрыт сдвинувшимися плитами.
        - Стреляй в них, стреляй! - закричал штурман, выхватываяпистолет-карабин «Маузера» и спешно приделывая приклад. Несколько томительных мгновений, и мы открыли стрельбу, но…
        … без особого толка. Попасть в вёртких тварей не так-то просто, а тем более когда их сотни. Первым погиб Хренников, рухнув на пол в змеином клубке. Потом Ульян Степаныч, кряжистый старовер, потом…
        … Санька. А я…
        .. проснулся.

* * *
        - Ах ты ж в Бога душу мать… - заругался я, хватая ртом воздух и распутываясь из простыни, намотавшейся на шею. Скинув промокшую от пота простыню на пол, пошёл в душ, где долго стоял под струями едва тёплыми струями, подставив лицо и жадно глотая воду пересохшим ртом.
        - Жарко, душно, - повторил я как мантру, опуская голову, - ещё и простыня намоталась, вот и приснилась херь… Но блядь! В который раз уже храм этот чортов снится! Глупость, глупость это несусветная! Так ведь?
        Не одеваясь, голым плюхнулся в кресло, но почти тут же встал, накапав себе валерьянки.
        - Ебическая сила… аж зубы от стекло стучат, вот это пробрало! Клад, блядь…
        Упав снова в кресло, задумался. Клад… если мне-в-будущем не изменяет память, что вообще-то не факт, деньги в храмовом хранилище колоссальные. Но…
        … это не клад, а именно что храмовая казна, о существовании которой хорошо знают как местные жители, так и британцы. Знают, и не лезут!
        Прежде всего потому, что они понятия не имеют, сколько там золота и драгоценностей… Ну и далеко не последнюю роль играет тот факт, что это, мать его, Святилище! Тронешь его, и на дыбки поднимется вся Индия! Прецеденты были.
        А княжество, между прочим, не под прямым контролем британцев… Собственно, как и вся Индия, представляющая собой то ещё лоскутное одеяло. Британцы опираются здесь не только и даже не столько на силу, сколько на интриги, а сила по большей части…
        …заёмная. Сипаи…
        …гуркхи и прочие… коллаборационисты.
        Впрочем, они себя предателями в большинстве не считают, ибо являются, как правило, выходцами из княжеств и земель, где британцы изображают некое подобие союзничества.
        Единственное, что их связывает всерьёз, так это религия. Тронешь, и вся Индия встанет! Вот британцы и не лезут…
        - И мне не надо, - повторил я для кого-то, насылающего подобные сны, - совсем не надо! Пусть британцы…
        Я будто споткнулся и принялся обдумывать идею, ещё совсем сырую и не факт, что из неё выйдет хоть какой-то толк, но…
        …мне ведь не нужно даже, чтобы британцы действительно вскрыли храм, мне нужно, чтобы в это поверили индусы!
        - Провокация, которая может обернуться революцией, - пробормотал я, кусая губу, - Хотя нет! Скорее полномасштабным восстанием! Война с Британией, если верить аналитикам, в будущем году неизбежна, как снег в России зимой. Подготовку просто не отменить…
        Подготовка к чему бы то ни было стоит денег, а подготовка к войне - колоссальных. Заготовить продовольствие и переместить его, оторвать рабочих от станков, а фермерских сыновей от их наделов. Переместить массу грузов из точки «А» в точку «Б», притом к строго определённому времени, это всё очень дорого!
        А подкуп политиков нейтральных стран? Продавливание нужных законов, актов и постановлений?
        Наконец - подготовка к определённой дате вооружения вообще и флота в частности. Оружие, технологии и даже военные концепции имеют свойство устаревать, а постоянно держать в напряжении казну ради военных расходов, это ни одна экономика не потянет!
        - Отступить и перегруппироваться? - я задумался, но пришёл к выводу, что Великобритания не может себе этого позволить. Неудачная для неё Англо-Бурская больно ударила по престижу Империи, и сразу в Колониях полыхнуло. Вон… по Индии до сих пор угли восстаний полыхают, да и в Китае, хотя боевые действия и прекратились официально, ещё очень долго будут бегать мелкие бандочки численностью в две-три тысячи человек.
        Отступив, даже временно, Британия покажет слабость, и если Колонии она сможет утихомирить, то вот Франко-Германский дуэт может и хочет (!) изменить расклад сил в Европе.
        - А значит… - пробормотал я и замолк, - а чорт ево знает, што это значит! Придумается, так и придумается, а нет…
        Глава 25
        Несмотря на уверения Акселя Генриховича, я, признаться, изрядно нервничал, но перекрашенная «Аврора», получившая имя «Эос» и несколько фальшивых надстроек, не вызвала в Батавии[59 - Батавия, столица Нидерландской Ост-Индии, ныне Джакарта, столица Индонезии.] ни малейшего интереса, равно как и моя загримированная физиономия.
        Нужные штампы и разрешения у портовых властей мы получили за считанные часы, после чего спокойно пополнили запасы топлива, пресной воды и свежей провизии, и снова вышли в море. В городе ныне неспокойно, и то, что капитан не стал отпускать команду на берег, никого не удивило.
        - Я говорил вам, Егор Кузьмич, - усмехнулся Суви, раскуривая трубку на капитанском мостике, - что вы видели проблемы там, где их не было изначально. Пароходы нашего типа выпускались лет двадцать по всему миру, и сколько их создали за это время, я даже угадать не возьмусь. Обычный, ничем не приметный труженик океана, побитый штормами и годами, ни-че-го интересного.
        - Документами, - он пыхнул дымком, - на все случаи жизни мы ещё в Дурбане обзавелись, да и Карл Людвигович отыграл прекрасно.
        - Х-ха! - вырвался у меня нервный смешок, - Признаю, отменная актёрская игра! Этакий растяпа из провинции, всю жизнь богатеющий думками, и получивший внезапно свалившееся наследство! Очень, очень тонко! Как на него в портовом управлении смотрели!
        Штурман чуть склонил голову, улыбаясь довольно и пуша усы.
        - Признайтесь, ведь сталкивались уже с чем-то подобным? - поинтересовался я у него.
        - Сосед по даче у родителей был, - ностальгически сказал штурман, - насмотрелся в детстве. Типаж… с трудом окончил гимназию и вечно неустроенный, но мнящий себя гением. Обиженный на окружающих, не спешащих признавать его интеллектуальное превосходство, н-да… Изучением древностей занимался, разом за всё подряд хватался, но и остывал быстро. Эрудиция широкая и довольно-таки сомнительная, притом крайне поверхностная. А уж самомнения!
        - Да и с наследством, - усмехнулся он, - была история… грустная довольно-таки, даже противненькая немного. Он и так-то не самым приятным человеком был, но терпели. Кто за юродивого его считал, а кто в память о родителях. Всю жизнь чужими милостями жил.
        - Нет, вы не подумайте! - спохватился Карл Людвигович, - Не вовсе уж… наследство от родителей у него было, но небогатое. Домишко с садиком, да доля в доходном доме. Прожить можно, но очень скромно, почти нищенски. Самому только прокормиться, какая уж там семья…
        - А сам он такой… неприспособленный к жизни. Вечно его проблемы чужие люди решали. Наследство получить, мошенников отвадить, на службишку устроить. Службишка, по правде, копеешная, но от него и не требовались ничего. Синекура!
        - А как получил наследство от дальних родственников… - он усмехнулся кривовато, - сразу всем всё попомнил. Помогали без должного уважения, ну и… А, вспоминать не хочу! Промотал, разумеется, быстро, и…
        - … глупо, - он раскурил сигару, - И снова к былым покровителям.
        - Турнули?
        - Помогли, - вздохнул Карл Людвигович, и мне стало ясно, что родители его и помогали, раз уж сосед по даче.
        - Н-да… бывает, - согласился капитан, вспоминая что-то своё, - и всё же талант! Понятно, что типаж насквозь знакомый, но за пять минут раскрыть характер персонажа, это уметь надо!
        - Вражеское судно по курсу зюйд-зюйд-вест! Приготовиться к отражению атаки!
        По палубе «Эос» затопали башмаки, оторванный от всех дел экипаж спешит занять места согласно боевого расписания. Артиллерийский расчёт, пыхтя и отдуваясь, тащит из трюма ящики со снарядами, а наводящий уже разворачивает орудие.
        Аксель Генрихович, поглядывая на хронометр, высится на мостике статуей языческого бога, не снисходя к суете учений, коими командует Карл Людвигович. Пятнадцать минут и…
        - А-атставить!
        Разбор полётов короткий и резкий, досталось всем, в том числе и мне, хотя и вежливо.
        - Егор Кузьмич, - не мигая, распекает меня штурман, - соблаговолите повторить, где ваше место согласно штатному расписанию?
        - На мостике, - громко вздыхаю, виноватясь на публику.
        - Так какого, простите, хера, вас понесло к артиллеристам? - навис надо мной Карл Людвигович, - Не слышу?
        - Виноват…
        - То-то, что виноваты! Вы, как руководитель экспедиции и человек с боевым опытом, должны взять на себя руководство боем, буде нас с Акселем Генриховичем порешит случайный снаряд или пуля! Тем паче, вы единственный на судне, кто хоть как-то понимает штурманское дело и способен довести «Эос» до ближайшего порта.
        Отстав от меня, он прошёл вдоль строя, всем своим видом демонстрируя недовольство.
        - Учения будем проводить каждый день, - разродился наконец Карл Людвигович, покосившись на капитана, - если только не помешают погодные или иные условия. Разойтись!
        - Н-да… - ломая спички, штурман всё пытался прикурить сигару, но руки подрагивали, - вы, Егор Кузьмич, постарайтесь в другой раз смотреть мимо меня. А то уж больно…
        Он неопределённо махнул рукой.
        - … взгляд. Я, знаете ли, на медведя с рогатиной не раз хаживал, так вот очень похожие ощущения.
        - Хм, виноват. Х-хе… простите. Знаете ли, на секунду обида взыграла. Вроде и сам придумал эту сценку, чтоб дисциплину на судне повысить, а поди ж ты! Взыграло ретивое. Не обижайтесь, Карл Людвигович!
        - Не обижаюсь, - выдохнул он с дымом, и улыбнулся несколько бледно, - тоже ведь - опыт!
        - А всё же, - становлюсь рядом, опираясь спиной на ограждение, - как учения прошли?
        - Паршиво, - рубанул он излишне резко, - чувствовалась этакая, знаете ли, прохладца. Свои обязанности знают твёрдо, но выполнять не торопятся. Этакое, знаете ли, гипертрофированное самоуважение не к месту.
        - Даже так? - неприятно удивился я, - Будем лечить!
        Покинув Карла Людвиговича, я отправился на палубу, где уже начали собирать водолазный колокол под руководством Саньки.
        - Думаешь, не соврал твой малаец? - остановившись рядом, громко спрашиваю у брата, успевшего зачумазится за несколько минут. Есть у него такая интересная особенность, стоит только Саньке взять в руки отвёртку или гаечный, как он становится магнитом для смазки и машинного масла. По лужам может пробежать и брюки не забрызгать, а тут нате… Мистика, право слово.
        - Не попробуем… - пропыхтел он, подтягивая натуго болты, - не узнаем. Сам же… ф-фу… скаски рассказывал по Малаккский пролив, и сколько в нём судов потонуло за тыщи лет.
        - Ну… - тру подбородок, на котором уже начали пробиваться редкие пока волоски пополам с прыщами, - то, што было тыщи лет назад, илом давно занесено, да кораллами обросло. А вот што посвежее, это уже нам на поживу! Больших денег не ожидаю, но водолазное снаряжение нам всё равно испытывать надобно, а тут хоть с пользой, да и условия не то штобы боевые, но всё ж таки и не в пруду на дачке.
        Катер уже покачивался на воде, так что осталось только опустить на него водолазный колокол, что мы и проделали с превеликим тщанием.
        - Ничего вроде… - суетился брат на палубе катера, - помпа? Есть! Буи…
        Я открыл было рот, но тут же закрыл. Пусть! Это его идея и его ответственность.
        Проверив комплектность оборудования, развели пары, и тут же почти мы с Санькой надели дыхательные аппараты, не натягивая покамест маски.
        - Во-он туда правьте, - ткнул брат копьецом, - на четверть мили примерно.
        - Ну да, примерно, - повторил брат, поймав мой скептический взгляд, - может, и неделю нырять придётся, пока место не найдём.
        Пожимаю плечами и натягиваю маску, не отвечая ему. Несколько минут в пути, и вот мы входим в воду, сжимая в руках тонкие стальные копья, обитые пробкой и облитые каучуком для прочности хвата и создания околонулевой плавучести. Не Бог весть какое оружие, но другого нет.
        Парим в воде, стараясь прикрывать друг друга от внезапного нападения. Акул не видно, но всякой разности, вроде тех же мурен и осьминогов, в поле зрения хватает. Вода мутноватая и видимость не самая лучшая. Нарезаем расширяющиеся спирали, но…
        - Пусто, - подытоживает Санька, вскарабкавшись по приваренной лестнице на борт катера. Голос, впрочем, ни разочка не расстроенный. Отплыли в сторонку, и…
        … вторая попытка, третья…
        … изрядно прогнившее судёнышко с дырами в бортах находим почти сразу.
        Поднимаемся на поверхность и машем матросам. С подошедшего катера кинули буи, заякорились и начали опускать водолазный колокол.
        Он у нас самой простой конструкции. Собственно, сам бочонок, к которому сверху протянут шланг, через который беспрестанно качают воздух помпой, да трос для спуска и подъёма колокола.
        Водолазный колокол нам не слишком-то нужен, это элемент страховки на случай отказа оборудования или нападения акулы. Он скорее для длительных работ под водой или для подъёма грузов, а мы просто отрабатываем нестандартные ситуации заранее, а не когда припечёт.
        Опустили колокол удачно, в десятке метров от затонувшего корабля, но заплывать внутрь не спешим. В таких вот естественных убежищах часто обитают осьминоги и мурены, а эта живность может быть весьма агрессивной.
        Обогнули судно раз, второй, наконец я плавно зашёл в большую дыру, выставив перед собой копьё. Санька сзади - страхует и подсвечивает фонарём, кабель от которого тянется на катер. Не слишком удобно, но и этого не было… самоделка на коленке.
        Ф-фух! Тёмная тень, зазмеившись, метнулась вперёд, накалываясь на копьё, чуть не вылетевшее из рук, заметалась…
        … ушла в пролом. Мурена? Не уверен… гибкое змееобразное тело, а кто конкретно, это долго гадать можно. Вариантов хватает. Ну… вроде всё.
        Успокоив сбившееся дыхание, плыву дальше, и вот оно, содержимое трюмов! Покрытые водорослями пушки, сундуки…
        … жестом показываю брату колокол и заплывая внутрь, снимаю маску.
        - Сань, что за дела? Мы што, на всамделишный клад наткнулись?!
        Брат закивал быстро, и засмеялся - до слёз!
        - Ой… - простонал он, - и не расскажешь ведь никому! Ну… не вдруг! Аби-идна…
        Переглядываясь, мы смеялись, потому что ситуация и вправду оказалась несколько…
        … сюрреалистичной.
        Сплачивание экипажа в рамках «маленькой победоносной войны» по выздоровлении было признанно мной горячечным бредом сотрясённого мозга, а вот идея поиска подводного клада плотно засела в голове. Отчасти - то самое сплачивание, ибо такие вещи, да вместе с учениями, достаточно быстро могут восстановить в коллективе здоровую атмосферу.
        Но это, пожалуй, всё ж таки вторично, Аксель Генрихович с Карлом Людвиговичем взялись за экипаж и в общем-то, справляются. Совместные приключения в данном случае приятный, но совершенно необязательный бонус.
        А вот совместить сплачивание, да с азартом к водолазному делу показалось мне крайне соблазнительным! Как ни крути, но водолазный отряд нужен как воздух, и часть экипажа может стать его ядром. Должна!
        Кто-то хуже, кто-то лучше… здесь важна именно массовость. Коллектив, «заражённый» водолазным делом, азартный до моря, болеющий делом. Пусть даже не все пойдут под воду в силу разных причин, но отряду нужны слесаря-токаря, гальванёры[60 - Гальванёр - матрос, обслуживавший артиллерийскую электротехнику на корабле. Изначально - судовой электрик «за всё».], механики и ещё куча разного народу.
        Оставить «Аврору» как плавбазу по возвращению в Дурбан, подселить туда пару десятков тщательно отобранных перспективных новичков и оп-па! Через пару месяцев у меня будут квалифицированные водолазы. Так, по крайней мере, планируется.
        Во время захода в Батавию мы пробежались по лавками и закупили на десяток тысяч франков всякого барахла, долженствующего изображать клад с затопленного купеческого судна. Как уж там доктор организовывал в кратчайшие сроки перевозку груза и его затопление, история отдельная, достойная пера Сабатини.
        Вкратце - один из его знакомцев по революционному движению бежал с российской каторги и добежал ажно до Индонезии, о чём Адольф Иванович знал, не придавая особого значения. Добежал политкаторжанин, осел и…
        … окормляется ныне клерком в одной из судоходных компаний. Из-за него, собственно, мы и дошли до Батавии. Подводным кладоискательством и «заражением» экипажа водолазным делом можно было заниматься и в более безопасных для нас водах. Но…
        … Аксель Генрихович, как услыхал о должности знакомца нашего медикуса, да о компании, в коей он обретается, чуть зубы об мундштук трубочный не сломал. Беглый наш готовым резидентом оказался…
        - «Личинкой»
        … а Суви понимает равно в морских перевозках и налаживанию подполья. Капитан увидел Шанс, и убедил меня не упустить его. Я же, не слишком веря в новоявленного резидента, спорить не стал. Дай Бог, на перспективу…
        Впрочем, не мне говорить. Мысли о храмовой провокации тоже ведь идея более чем сомнительная, а ведь бродят в моей буйной головушке. Планы строю… н-да. Хотя по здравому рассуждению, вся моя жизнь - одна сплошная удавшаяся провокация.
        Потом уже, после Батавии, разговоры о «малайце» на публике, ради разогрева любопытства и азарта… и нате! Пролюбили!
        - Не найдём своё, так и хер с ним! - постановил Санька, отсмеявшись.
        - Согласен, - улыбаюсь в ответ, надевая маску. Настроение самое… такое, славное. Знак ведь, как ни крути! Вроде одобрительно похлопывания по плечу Вышними Силами - всё-то ты правильно делаешь, Егор Кузьмич!
        Груз на малайском судне оказался габаритным. Золота-серебра не нашли, но много изделий из бронзы и меди, статуэток из камня, и кажется - фарфор. Даже если это массовые изделия, а не предметы искусства, то как ни крути - с историей!
        Возились долго, подцепляя габаритный груз верёвками и по неопытности не всегда так, как надобно. Одна из пушчонок, обильно украшенная литыми барельефами восточного типа (насколько удалось счистить налёт), выпуталась из верёвок и упала на дно. Ничего, заново подцепили, и как миленькая!
        В очередной раз занырнув в колокол, глянул на часы и пришёл в ужас.
        - Всё, Сань… хватит на севодня. Шабаш!
        - Чево так? - удивился брат, - Ещё вон… полтрюма не исследовано даже.
        - Завтра, Сань. Мы ж на какой-никакой, а глубине. Пока азарт всё перебивает, но вдохи через силу, так?
        - Перетрен? - моментально сообразил он, - Из-за давления воды?
        - Ну… навроде, - пожимаю плечами, не желая углубляться в тему, которую и сам не понимаю толком.
        Всплыли, подняли водолазный колокол на катер, где на палубе уже громоздилось поднятое добро и…
        Вопросы, вопросы, вопросы…
        С трудом успеваю отвечать.
        - … с одного судёнышка? С купца мелкова? - интересуется Ваньша, пуча глаза. Парень он не шибко жадный, но на женитьбу требуются деньги. Тот самый случай, когда невеста согласна, а вот родители её дуют щёки, выискивая женихов получше. Учитывая, что белых женщин в Кантонах сильно поменьше, чем мужчин, а молодых девок и вовсе дефицит страшенный, родители не так уж неправы…
        - С одного, но это раз на раз не приходится, - отвечаю степенно.
        - … а по деньгам? - заинтересованно спрашивает второй механик.
        - Не знаю, - пожимаю плечами, - одна такая пушчонка не на одну сотню в рублях потянет, а может и на тысячи, но эт если сильно повезёт. Поставлю себе у крыльца, как украшение…
        Подпускаю в голос нотки мечтательности.
        - … думаю, многие из тех, кто побогаче, не отказались бы.
        - Зачем? - не понял Ваньша, и притих весь экипаж, один только шум двигателя слышен, да плес волн.
        - А штоб было! Зачем львов перед крыльцом ставят? Красиво! А это, - хлопаю по боку пушки, - ещё и история. Антиквариат! Не абы какой новодел, отлитый на заводе!
        - А… есть разница? - осторожно интересуется Ваньша.
        - Х-ха! - влезает брат, - Сам недавно рассказывал, что есть иконы «просто», а есть «намоленные»!
        - Это другое, - несколько неуверенно отозвался Ваньша, переглянувшись с дружками.
        - Ну… - Санька равнодушно пожал плечами, - принцип тот же. Кто пообразованней, те часто на старину антикварную неровно дышат, ровно как староверы на иконы.
        - Ага… - отвалился озадаченный Ваньша, задумавшись глубоко и надолго.
        - Себе хабар заберёте? - подал шкипер отрепетированную реплику.
        - А кому ж? - отвечаю вопросом на вопрос, - Экспедиция целиком на наши с братом деньги, ныряли тоже мы, так что и да! Делиться в таком разе, это юродивым надо быть!
        - Если… - Санькин фырк также отрепетирован (но только без вылетевших соплей!), - сами достанете, то ваше и будет.
        - Пф… - показательно давлюсь смешком, - ну, пусть! Будут желающие, так и снаряжение водолазное дадим, и пользоваться научим.
        - А… - Ваньша подвинулся поближе, - сложно научиться-то? И тишина…
        Есть накрытие…
        … но это не точно!
        Глава 26
        - Майна помалу! - помогая себе жестами, надрывает голос Никандр Ильич, который вообще-то лекальщик и немолодой человек с большим к себе уважением, но и его захватила «подводная лихорадка», так что в свободное от основной работы время он участвует в подъёме грузов на общих основаниях, - Ещё чуть! Майнуй!
        Носовая фигура опустилась на палубу «Эос», участвовавшие в погружении члены экипажа облепили траченную временем и водой деревяху, галдя не хуже жидов на Привозе. Санька, перегнувшись на крану, смотрит на это сверху, как на самолучшую ярмарку.
        - «Семечек только не хватает» - хихикнул Второй-Я, глядя на эту прозу и поэзию жизни.
        - Красное дерево, ей-ей! - горячится Филипп Сергеич, наш деревомодельщик, ласково поглаживая наплывы кораллов на фигуре, - вона, в просвете… глянь!
        - … португальская работа! - заложив руки за спину и зачем-то приседая по петушьи, авторитетно доказывает кочегар Степан, давеча листавший в кают-компании Санькины альбомы и учебники по искусству, - вот… фигулина такая же! Да один в один, я те точно говорю!
        - Сам ты фигулина! - возразил горячо второй эксперт, двадцатилетний слесарь Африкан Ильич, - тута вишь, загогулина кака?! Испанская работа, я те говорю! В осьм… в восемнадцатом веке такие резали, а ты мне чево?! Глаза промой и…
        - Кхе… - выразительно кашлянул штурман, показывая, что он рядом и бдит, и потому не стоит даже думать о хватании оппонента за грудки, посылании по матушке и прочих неотъемлемых вещах высокоинтеллектуального спора. Карла Людвиговича самого распирает веским мнением, но он сдерживается, блюдя дисциплину и штурманскую честь.
        Где там эксперты увидели «фигулину» и «загогулину» под напластованием кораллов и водорослей, я даже не пытаюсь понять. Не дано…
        - Золотая лихорадка, - бурчит Суви, глядя с высоты капитанского мостика на творящееся внизу безобразие.
        - Зато как повысился энтузиазм экипажа! - отвечаю не без ехидцы, помня не такой уж давний скепсис Акселя Генриховича.
        - Не без этого, - добродушно кивает капитан, щурясь от табачного дымка, вьющегося у глаз. Принимать подначку он решительно не настроен, не то у него сегодня настроение.
        Да и спорить, по сути, не о чём. Лёгкая ехидца, это так, мелочь. Энтузиазм, а главное - управляемость экипажа и правда здорово повысились. Аргументация «не будешь участвовать в погружении» оказалась куда как действенной! Даже не ожидал, честно говоря.
        - А с коммерческой точки зрения, Егор Кузьмич? - интересуется доктор как бы невзначай, оттопыривая прикрытое волосами ухо, - Есть ли смысл?
        - Хм… - задумываюсь, не вдруг находя ответ, - сложно сказать, Адольф Иванович, но скорее нет. Стоимость горючего, оплата экипажа, амортизация судна… нет, всё-таки нет! Не в нашем, по крайней мере, случае.
        - Если только, - добавляю чуть погодя, - подготовиться к экспедиции всерьёз. Библиотеки, лоции, расспросы возможных свидетелей и знающих людей. В общем, как к серьёзному проекту отнестись, равно коммерческому и научному. Ну и не гоняться, разумеется, за легендарными кладами, а промышлять потихонечку такой вот мелочёвкой.
        - Можно совместить поиск кладов со сбором разведданных и этнографическими изысканиями, - сказал неожиданно доктор.
        - Н-да? - переглядываемся с капитаном и синхронно переводим взгляды на Адольфа Ивановича.
        - Хм, - смутился медик нашему вниманию, - простите, глупость сказанул.
        - Да нет, Адольф Иванович, - медленно качнул головой Суви, - совсем не глупость. Я бы даже сказал…
        - … гениально, - закончил я фразу, - на поверхности ведь лежало, а?! Мы не одни такие кладоискатели, в Батавии никто даже и не удивился. А как готовились… Официальный наниматель разве што полудурошный, но и таких хватает. Не настолько, как правило, как наш Карл Людвигович отыграл, но в Колониях лёгкая сумасшедшинка за норму считается.
        Суви усмехнулся на мою последнюю фразу, но кивнул согласно. В Колониях и правда Кунсткамера какая-то, колониальных чиновников из Метрополии можно разделить на несколько групп.
        Представители знатных семей, едущие в Колонии за быстрой карьерой и строчками в личном деле. Несколько лет службы, и вот уже чиновник, приросший капитальцем, чинами и малярией, возвращается в Европу на местечко, заранее пригретое заботливой роднёй. Деловые их качества сколько-нибудь заметной роли не играют, имеют значение только личные и родственные связи. Бывают среди них люди дельные, но как правило, деловитость их неразрывно связана с личными и семейными выгодами. Если она совпадает с государственными интересами, то чиновник считается выдающимся государственным мужем.
        Выходцы из низов, у которых на Родине практически никаких шансов стать кем-то большим, нежели младший письмоводитель. В Колониях они редко поднимаются выше определённой, загодя (и очень невысоко) установленной планки, вне зависимости от собственных деловых качеств. Большинство из них принимает это как должное, полностью удовлетворяясь ролью мелкого божества в пантеоне Белых Сахибов. Годам к сорока обычно сгорают от алкоголизма и малярии, не всегда успевая обзавестись детьми. Опора колониального режима любой Империи.
        Люди, которых я обобщённо называю «белым мусором», хотя эвфемизмов придумано великое множество. Алкоголики, наркоманы, игроки, полусумасшедшие и прочие из среднего и высшего класса, коих выталкивают в Колонии не обстоятельства даже, а более адекватные члены семей. Выплывут, так и хорошо, а нет…
        … так и не жалко. Публики такого рода в Колониях много, каждый четвёртый с той или иной придурью. Подчас в общем-то невинной и достаточно распространённой, но не принимаемой в настоящее время Обществом. А подчас - весьма противненькой или даже пугающей. В Старом Свете они если не парии, то как минимум отщепенцы, не вполне признаваемые даже роднёй. А в Колониях если не уважаемые, то как минимум принимаемые местным сообществом белых людей.
        - Десяток судёнышек такого рода… - я начал генерировать мысль, - да пожалуй, и поменьше размером можно, «Аврора» наша для таких целей в общем-то избыточна. Да, с десяток, потом точней подсчитать, и…
        - … охватим регион, Аксель Генрихович?
        - Регион? - капитан вынул трубку изо рта и задумался, - Охватим. Даже, наверное, в самом широком смысле.
        - Единственно… - закусываю губу, - боюсь не потянуть, очень уж обременительный проект получается. Одна только «Аврора» выбила в моих финансах заметную брешь, а если десяток… Хм, если только другие проекты заморозить?
        - Пф… - фыркнул Суви, весело наморщив нос, и устроил мне короткий, очень вежливый разнос, призвав не подменять собой государственный аппарат.
        - … и запомните наконец, Егор Кузьмич! Русские Кантоны отчасти ваше детище, но это уже не ваш проект, а полноценное, пусть и молодое, государство! На десяток судёнышек его ресурсов точно хватит, особенно если, как вы уверяете, можно выйти если не в плюс, то хотя бы свести баланс к нолю.
        - Уели, - подытожил я, выслушав смиренно разнос, - В плюс вывести можно, и пожалуй, даже не сложно, если заниматься не только и даже не столько кладоискательством, сколько мелкой контрабандой, подрабатывая заодно перевозкой попутных грузов и пассажиров. Придумать соответствующие легенды, чтобы не было вовсе уж единообразно и запустить… Не думаю, кстати, што мы первые до этого додумались.
        - Да уж будьте уверены, - крякнул Аксель Генрихович, набивая трубку с мрачным видом, - в серьёзных государствах подобные схемы веками отрабатывались. Это мы, сирые, всё давно открытое заново переоткрываем.
        - Вы правы… и поводу Кантонов тоже.
        - Извините, - вздохнул Суви, - я несколько перегнул…
        - Не стоит! - перебил я, - Всё верно! Проблема только в том, што наши разведслужбы, равно как и контрразведка, находятся в состоянии младенческом. Да, у нас хорошие перспективы благодаря поддержке значительной части социалистов по всему миру, и поддержка их ощущается уже сейчас. Но…
        - … Аксель Генрихович, попробуйте только представить, какое количество документации потребуется для оформления судёнышек, достаточных для охвата региона? Как их провести должным образом, не привлекая внимания десятков… скорее даже сотен любопытных глаз? Официально, вне частной инициативы?
        - Н-да… - только и сказал капитан.
        - Вы правы, Аксель Генрихович, вы абсолютно правы! Нельзя пытаться подменять собой государство, да и глупо это. Но надеюсь, ход моих мыслей станет немного понятней после этого разъяснения. Я, Аксель Генрихович, меняю деньги на время…
        - Вира! - заорал Никандр Ильич истошно, избавляя Суви от неловких извинений, а меня от не менее неловких выслушиваний оных, - Левее помалу!
        На палубу «Эос» с парового катера перенесли пушку…
        - Везёт нам на орудия, - перервал наше молчание медик, усмехаясь неловко, - экий милитаризованный регион!
        - Да, Адольф Иванович, - охотно поддержал я, - самому удивительно!
        Судно разобрали, насколько это вообще возможно, вплоть до медной обшивки днища. За три недели отработали такие вещи на «?», вот что энтузиазм животворящий делает! И жадность.
        Не без несчастных случаев, но смертельных пока не было, и…
        … очень боюсь, что это ненадолго. Не раз и не два объяснял экипажу, что такое техника безопасности, и что мы де-факто первооткрыватели морской стихии со всеми втекающими и вытекающими. Вроде бы прониклись, но чую, Океан ещё возьмёт своё…
        - Заканчивать пора нашу эпопею в этих водах, Егор Кузьмич, - сказал Суви после обеда, раскуривая свою неизменную трубку, - Свою задачу здесь я вижу выполненной, дёргать смерть за усы просто ради молодчества не вижу смысла.
        - Согласен, Аксель Генрихович, - поддерживаю капитана, - мне, право, и самому кажется, што мы здесь подзадержались. Экипаж сплочён, подводная стихия стала частью их сути, а резидентура, как я понимаю, начала работать.
        - Так, Егор Кузьмич, - кивнул Суви, дипломатично пуская дым в сторону. Он искренне не понимает моего неприятия полезного для здоровья табака (рекомендовано лучшими врачами!), полагая его скорее влиянием староверов, но как человек воспитанный, принял это мелкое чудачество спокойно.
        - Я бы попросил остаться на пару дней, - неуверенно сказал штурман, пригладив ус, - агент из малайцев сообщил о затонувшем судне, и мы уже провели разведку, выглядит оно и правда многообещающе. Да и… хм, среди экипажа информация уже разошлась.
        - Н-да…
        - Но главное даже не это, - заторопился Карл Людвигович, поняв неудовольствие капитана, - Судно богатое, если верить поднятым в архивах документах, часть груза составляет нефрит.
        - Нет-нет, Аксель Генрихович! Егору Кузьмич! - засмущался штурман при виде выразительной мимики капитана, - Не из-за денег, хотя и это, хм… Совпадение интересов получилось, так уж вышло ненароком. «Святая Ипатия» изрядно занесена песком, и механикусы наши придумали размывать песок через рукав с воздухом. Очень уж удачной мне эта идея кажется, да и вообще для портовых работ применима. Не хотелось бы, знаете ли, энтузиазм трудовых масс охлаждать, тем паче творческий.
        Суви поглядел на меня, на что я только плечами пожал.
        - Два-три дня погоды не сделают. Если наше присутствие не будет излишним дёрганьем тигра за усы, то можно и задержаться. А потом…
        Бью решительно ладонью по подлокотникам.
        - … в Дурбан! Нужно передать промежуточные результаты испытаний поплавков и торпед, да и… кое-какие идеи.
        - Хорошо, - согласился со мной Суви, - Карл Людвигович, можете пообещать экипажу задержку на три дня. Не более!
        Встали на якоре неподалёку от затопленного судна. Глубина хоть и не самая маленькая, но вполне приемлемая. Где-нибудь в Балтике груз подняли бы достаточно быстро, при помощи обычного водолазного колокола. Здесь же, лет полтораста назад, подъём «Ипатии» был экономически невыгоден, как бы странно это не звучало.
        Обученные ныряльщики такого класса, способные работать на предельной глубине без водолазных костюмов, товар штучный, равно как и колокол соответствующего качества. В регионе они, разумеется, наличествовали, но движение судов в Малаккском проливе и в те времена было оживлённым необыкновенно, так что всегда находился куда как более дорогостоящий груз. А иногда и НЕ находился, а просто - война, конфликт интересов и прочие интересности большой и малой политики.
        - Интереса ради сплаваю, - сообщаю мужикам, собирая водолазное снаряжение и…
        … замечаю лёгкое, почти неуловимое напряжение. Народ в экипаже вменяемый, но очевидно, ожидания от подъёма грузов слишком велики. Хотя… вспомнить если, сколько добра мы подняли, и сколько придётся на членов экипажа (раз уж я отказался от своей доли) по самым низким расценкам, сумма набегает приличная. На особняк в Дурбане не хватит, а вот на дом с садом где-нибудь в предместье - вполне!
        - На долю не претендую, - добавляю как бы невзначай, и напряжение рассеивается, - но это последнее судно! Не забывайте, што я не ставил задачу сделать вас богатыми, а всего-то испытываю водолазное снаряжение, это-то вам ясно?
        - Ясно, Егор Кузьмич, - выступил вперёд один из признанных патриархов в экипаже, Никандр Ильич, которому натикало ажно тридцать шесть годиков, - Не беспокойся, всё понимаем!
        Спускаясь в катер, старательно не замечаю, как особо напряжённых расслабили тычками по рёбрам и подзатыльниками товарищи. Воспитание через коллектив, ети! А потом злые, сдавленные шепотки воспитательного характера…
        Через пару минут мы прибыли на место, где уже качалось на волнах несколько буёв, и я натянул снаряжение.
        - А… не стоит, - отмахиваюсь от Саньки, - кхекаешь вот как старый пёс, неча в воду лезть! Полушарие хоть и Южное, а на глубине прохладенько!
        - Одного не пущу! - упёрся брат.
        - Да давай хоть… - я зашарил глазами по экипажу, - Фотий, ты гороха и капусты давеча не жрал?
        - Не, - заулыбался тот рисованным солнышком, - после тово раза, когда ажно живот под водой резать начало, ни-ни! Ни капусты перед погружением, ни хлебушка чорново, ничиво таково!
        - Давай тогда, одевайся.
        - Ага… - он засуетился, пока я настраиваю камеру Бутана[61 - Первая камера для подводной съёмки придумана инженером Огюстом Бутаном, братом морского биолога Луи Бутана, не позднее 1893 года.] для подводной съёмки. Монструозного вида медный футляр с тремя застеклёнными отверстиями, потом лампа с наполненной кислородом бочкой для подводной вспышки, и наконец - подводный фонарь с тянущимся к катеру кабелем.
        - Пахом… Пахом! - окликаю нашего гальванера, - Давай пока глубинные бомбы готовь.
        - А? А… понял, - отозвался тот заморожено.
        - Дли истории… - услышал я Санькин голос, уже опускаясь под воду.
        Песка на «Святую Ипатию» нанесло изрядно, но в общем-то, ничего критичного. Судно с большими пробоинами, какие бывают при взрыве в крюйт-камере[62 - Крюйт-камера - во времена парусного флота - помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха (как бочек с порохом, так и готовых к стрельбе пороховых зарядов) и сигнальных ракет. Располагался, как правило, в носу или корме корабля ниже ватерлинии.], лежит на морском дне ровно, и нет опасности, что при выгрузке оно может как-то завалиться, похоронив водолаза.
        Опустив оборудование на дно, спиралью облетели «Ипатию», обмениваясь жестами и готовые во всякий момент выставить вперёд копья и дать дёру. По опыту уже знаем, что затопленные суда любят морские змеи, мурены и осьминоги из тех, что покрупней. Обошлось…
        Сделав снимки, подёргали за трос, давая знак поднимать оборудование, а сами задержались немного, вопреки обыкновению.
        Мы уже начали подниматься, как наверху, на самой границе воды, бумкнуло глухо, и по нашим телам ударила ослабленная ударная волна, едва не отправив в небытие. В голове помутилось, как после хорошего удара кулаком, а дыхание сбилось. Забыв как дышать, я запаниковал, хватанув ртом морской воды мимо загубника и закашлявшись. С трудом удержав кашель, задышал…
        … и заметил паникующего Фотия, хватающегося руками за воду. Несколько гребков к нему, ухватываю сзади и прижимаю загубник ко рту. Дышит…
        Отпустив его, отплываю и жестами спрашиваю, всё ли в порядке? Кивает… и только потом выставил большие пальцы.
        Притянув потерянное было копьецо за линь, привязанный к запястью, делаю жест всплывать, но…
        … в сторонке. Очень уж мне не нравится этот взрыв!
        Всплыли осторожно, и высунув едва головы над водой, закачались на волнах, озирая водную гладь. Вопреки моим опасениям, вражеских судов или авиации поблизости нет, зато на палубе катера суетится брат, уже готовясь спускаться под воду в наспех надетом водолазном костюме.
        Свистом привлекаю внимание, и минуту спустя нас уже подняли на палубу катера, ощупывая беспокойно и задавая вопросы десятком ртов разом.
        - Хватит галдеть! - решительно прерываю эту бестолковую заботу, - Чисто вороны на дохлом коне разорались! Живы, относительно здоровы, потом Адольф Иванович решит, насколько! Што рвануло-то?
        - Бочонок с кислородом, - отозвался гальванёр с мрачным видом.
        - Пахом! - воззрился я на него, - Ну етижи пассатижи! От ково, а от тебя…
        - А я говорил! - огрызнулся он с обиженным и немножечко виноватым видом, - Ненадёжная конструкция! Кислород с электричеством не дружит!
        - Ладно… - прерываю начавшийся шум со взаимными обвинениями, - на «Авроре» думать будем! Посмотрим оборудование и решим, што там рвануть могло. Аппарат цел?
        - Цел, - угрюмо отозвался гальванёр, - што ему будет. Ево поднять успели, это кислород, туды его в качель, только к борту подтягивать начали, как ёбнул!
        - Ёбнул… - вздыхаю, растирая руками следы от маски на физиономии, - ладно. Давайте всё-таки глубинные бомбы, распугаем живность в «Ипатии», а через часок, когда песок осядет, начнём пескодувку испытывать. Только, пожалуй, без нас с Фотием, в голове всё ж таки позванивает немножко. Пару дней оклематься не помешает.
        - Ага, - с несчастным видом сказал недавний мой напарник.
        - Не боись! - оборачиваюсь я к нему, - Без доли не останешься.
        Мужики заподдакивали, хлопая его по плечам и обещая усиленную долю, как поранетому.
        - Не боюсь, - мрачно отозвался Фотий, вздыхая со всхлипом, - просто интересно, а тут…
        Он ещё раз вздохнул, вовсе уж душераздирающе, и я понял, что один настоящий водолаз у нас точно есть!
        - Вот не нравится мне Пахом, и точка, - делая ход, неожиданно сказал Санька, когда вечером мы играли в шахматы в кают-компании, - есть в нём фальш какая-то, вот ей-ей!
        - Глупости… шах.
        - Угум… - поглядев с минуту на доску, брат решительно смешал фигуры, - сдаюсь!
        - Он мне сразу как-то не понравился, - продолжил он разговор, - но смолчал тогда.
        - Пф… хорош, Сань! Будешь сейчас выискивать в нём всякое, задним числом!
        - А вот увидишь! - упрямо отозвался Чиж, - Хоть бы и задним, но не нравится, он мне, Егор!
        Глава 27
        - Но… как же? - гальванёр растерян донельзя, вся его крепко сбитая фигура выражает недоумение, а собравшиеся на лице морщинки - сплошной знак вопроса, вытатуированный на дублёной коже, - Автоматически устойчивый самолёт, не теряющий равновесия, как бы плохо им не управлял пилот…
        Голос его, поначалу звучный и чеканный, сбился в конце фразы едва ли не на шёпот.
        - Помню, - у меня в голосе непроизвольно зазвучали ностальгические нотки, - сам этот постулат[63 - Утверждение, принимаемое без доказательств, и служащее основой для построения какой-либо научной теории.] вдалбливал тысячи раз инженерам в Ле-Бурже, газетчикам и ученикам. Вдолбил!
        - На деле же… - вытерев ветошью руки, отбрасываю тряпку в сторону, - автоматически устойчивый самолёт лишь препятствует пилоту, связывая его движения в воздухе, мешая выполнять необходимые эволюции.
        - Н-но… - Пахом запинается, в глазах полное непонимание, - зачем?! Автоматические стабилизаторы в «Фениксе» сильно усложняют, удорожают конструкцию! Если это не надо…
        - Как не надо? Надо, - улыбаюсь я, и поскольку слушает меня не только Пахом, но и вся механическая братия, поясняю логику своих действий.
        - На начальном этапе не было ни малейшего смысла демонстрировать все возможности авиации британцам, ну а потом… - улыбаюсь широко, - сюрприз!
        - Х-ха! - выдохнул зычно второй механик, оскаливаясь в улыбке.
        - А русские… наши пилоты? - не отстаёт Пахом, - Справятся?
        - Пройдя предварительно планерную школу и занимаясь беспрестанно гимнастикой? - улыбаюсь ещё шире, обводя экипаж лукавым, заговорщицким взглядом, и ловя ответные ухмылки. Ухмыльнулся и Пахом, но немножечко натужно.
        - Деньги… хм, в прямом смысле на ветер, - задумчиво качнул головой долговязый главный механик, - Нет-нет, не подумайте, не осуждаю! Идея изящная, просто…
        Он замялся.
        - Смелее, Сергей Парфёнович! - подбадриваю петербуржца.
        - … жалко немного человеческого труда, - чуть смущённо сказал Волобуев, - Некоторые идеи, воплощённые в маятниковых и гироскопических стабилизаторах[64 - Первые гироскопы для практического применения начали выпускаться в 1910 г. фирмой Sperry Gyroscope Co. Это были судовые стабилизаторы и так называемый «искусственный горизонт», который показывал пилотам высоту полёта.], чудо как хороши! Жаль, что они никогда не пригодятся…
        - Почему же? - решительно возражаю ему, - В бою - да, не слишком, но возможность при длительном перелёте доверить штурвал автопилоту, не боясь при этом, что аппарат пойдёт кувырком, очень много значит.
        - Посцать хотя бы, - ёрнически влез Санька, разряжая излишне серьёзную обстановку, и по палубе пронеслись смешки.
        - Не хотя бы, - поддерживаю его с самым серьёзным видом, - а целая проблема! Наверху холодно и дует, так што приспичить может крепенько! Прудить в штаны как-то не хотца, так што приходится изворачиваться.
        - Целая наука, - важно кивнул брат, - не учёл ветер, и всё тебе назад в харю вернёт!
        - А што, бывало? - поблёскивая глазами, осведомился второй механик.
        - Бывало, Валериан Иванович, как не бывало, - засмеялся брат, - и ух как бодрит!
        - Га-га-га! - грохнул экипаж, обсуждая сцаный душ по-всякому. Нимало не смущаясь, мы с Санькой позубоскалили на пару, потому што иногда - надо! Вот так вот, с небес на землю, и на равных! Иначе - бронзовение прижизненное, насмотрелся уже.
        - Кроме того, Валериан Иванович, - отсмеявшись, продолжил я, - в перспективе, притом ближайшей, у нас грузовые и пассажирские перевозки, и вот уже где воздушные танцы излишни!
        - Не дурная, выходит, работа, - раздумчиво сказал Трофим, токарь из-под Тулы, подпольщик со стажем и боевик РСДРП.
        - Не лишняя, - соглашаюсь с ним, - я вообще стараюсь не делать дурной работы. Бывает, это да… но стараюсь избежать! А вообще, нам желательно все технологии разрабатывать так, штобы применить их можно было как в военной, так и в гражданской сфере. Не везде получится, но технологии двойного назначения, по нашей бедности и нехватке рабочих рук, самое оно!
        - И много таково-то? Сюрпризов для британцев? - несколько напряжённо поинтересовался гальванёр.
        - Хватит, - улыбаюсь ему, - Не переживай, Пахом! Я помню, што ты их до зубовного скрежета ненавидишь, встретим как полагается, с огоньком!
        Он ухмыльнулся и дёрнул плечом, не отводя глаз, и я решил приободрить мужика, который после смерти юнги всё никак в себя придти не может. Привязан был к мальцу, а тут… да уж, судьбинушка…
        - Вот, например, - понизив голос, хлопаю по лопасти пропеллера, - работаю сейчас над синхронизатором, то бишь устройством, с помощью которого можно вести огонь через винт самолёта без опасности повредить оный. Смекаешь? Вместе со вторым пилотом и танцами в Небесах, это, брат, такая вундервафля получается, што ой!
        - Резвиться будем, как хорёк в курятнике, - нервно оскалился Пахом, - это хорошо, это очень хорошо… Так што, никаких шансов у британцев?
        - В воздухе? - усмехаюсь, - Ноль! Да на воде, а точнее под водой…
        - Ладно, - спохватился я, - это уже лишнее! Не беспокойся, Пахом! В небе первыми будем мы, сколько бы летадл британцы не наделали, да и на море… Пожалеют, што связались!
        - Эт верно, - одобрительно вставил свои пять копеек Степан, внимательно слушавший беседу, - я им… ух!
        Он погрозил кулаком куда-то в сторону, на что Африкан, вечный оппонент, бросил насмешливо:
        - Дежурство у тебя не началось, ухарь?
        - Етить твою! - спохватился кочегар, поглядев на карманные часы и срываясь с места.
        - Етить, - передразнил его Африкан.
        - Слышь, ухарь етитькин! - позвал его Санька, уже подлезший под летадлу с инструментами, - Не стой столбом, шевели руками!
        Бормотнув что-то неразборчиво, малость посмурневший Африкан присоединился к работе.
        - Ухарь етитькин, - хмыкнул кто-то в сторонке, и Африкан засопел, понимая, что прозвище, ети его, прижилось!
        - Осторожней, - давал мне последние наставления брат, - не рискуй дуриком, а сперва попробуй, как летадла будет себя вести без стабилизаторов.
        - Угу…
        - Не угукай мне! - рассердился брат, - А то я тебя не знаю! Весь уже в Небесах… так ведь?
        - Ох-х… - с силой провожу руками по лицу, сбрасывая наваждение, - так, брат, так… Спасибо, што напомнил! Действительно, наваждение какое-то…
        - Ну… - он смутился, - кто, если не я? Давай…
        Я перебрался из шлюпки на качнувшееся крыло и забрался в кабину, натягивая лётные очки и бубня под нос порядок действий.
        - Пробковый жилет застегнут… - щупаю застёжки, - нож на голени… есть…
        - … запускай!
        Санька, не доверяя никому, начал раскручивать пропеллер и мотор затарахтел, набирая обороты. Разбег…
        … разбрызгивая солёную воду, летадла побежала по волнам наперегонки с дельфинами, и оторвалась наконец от воды. Качнув крылами, набираю высоту по спирали, кружась вокруг «Авроры» и не удаляясь далеко. Наш катер стоит у борта с разведёнными парами, ибо Техника Безопасности превыше всего!
        - «Сейчас бы бочку крутануть! - восторженно орёт Второй-Я, впавший в эйфорию, - Или иммельман!»
        Давлю дурную идею на корню, хотя ах как хочется…
        - Ничево, Егор Кузьмич, - бормочу себе успокаивающе, - ничево! Пару разиков ещё слётать надо будет, потом обшивку проверить, и потом уже…
        Выполняя собой же поставленную задачу, кружусь вокруг корабля по спирали, то набирая, то снижая высоту. Влево качнуть крылами…
        … вправо… Хар-ра-шо! «Феникс» отзывается непривычно чутко, но нет ощущения, что он может свалиться в штопор или в пике. Единственное - не пару разочков надо будет полетать без стабилизаторов, а с десяток. А потом помалу… совсем помалу!
        На предыдущих моделях я летал без всяких стабилизаторов, обставляя это как часть испытаний, а это…
        … пожалуй, совсем новая модель! Не «Феникс», никак не «Феникс»… другое всё, совсем другое. Поплавки добавились, иная геометрия крыла и прочее. Всё вроде бы по чуть, ан нет, другой аппарат. Морской!
        - Погорячился ты, Егор Кузьмич, с парой разиков, - и затыкаюсь озадаченно… чего это я взялся себя по имени-отчеству величать?! Сроду такого не было, и нате! Волнение это дурацкое, на ровном месте…
        Выполнив задуманное, приземлился на воду и добежал до борта «Авроры», где летадлу живо подцепили чалками.
        - Вовремя ты, - успокоено заулыбался брат, слезая с крана, - эвона, посвежело как!
        - Угу… - отзываюсь машинально, только чтобы показать, что слушаю. Брат не обижается, знает уже, что в эти минуты я стараюсь сохранить свежесть впечатлений, чтобы заполнять журнал испытаний как можно точнее и быстрее.
        - Волны какие, - покачал головой Санька, поглядывая на море, - вовремя ты сел! На такой воде и поломаться можно, чиниться потом замаялись бы.
        - Угум… - в журнале испытаний ставлю время дату и время полёта, силу ветра и прочее. В основном по шаблону - галочка, вписать нужное… иногда только несколько слов или строк. Мучились в Ле-Бурже ещё, делая журнал под себя, но и результат! Время экономится существенно, и пропустить в горячке ничего не выйдет.
        - Пахом… Пахом! - громче окликаю гальванёра, - Да погоди ты разбирать! Забыл, што ли, регламент? Всё под запись и…
        - Да етить твою! - Африкан, взяв Пахома Иваныча за талию, отставил от летадлы, - Погоди, тебе говорят!
        - Да што ж ты за человек такой?! - возмутился гальванёр, обильно потея и вырываясь, - Я глазком только…
        - Та-ак… - протянул Санька, моментально оказавшись возле открытого движка, - Егор, ну-кась подойти!
        - Я, могёт быть, - сбиваясь от волнения на деревенский говор, начал брат, - и не понимаю в электрике сильно много, но…
        - Ошибся, - бледно улыбнулся Пахом, - вот… хотел поправить, стыдно потому шта…
        - Я… - пропыхтел Санька, уложив Пахома на палубу с вывернутой рукой, - извинюсь потом, и в ножки поклонюсь, ежели не прав, а пока…
        Блеснул нож, и ворот рубахи полетел на палубу.
        - … ты считаешься диверсантом со всеми вытекающими.
        - Да што ж ето такое! - забился гальванёр, как в падучей, - Мальчишка! Сопляк! Помстилось иму!
        - Прости, Пахом Иваныч… - Африкан с мрачной совершенно физиономией помог Саньке спеленать гальванёра, - но как сказал Александр Фролович, я те потом в ножки поклонюсь, ежели неправ был.
        - Не нравится мне всё это, - забухтел в тронутые сединой усы Никандр Ильич, отиравшийся на палубе.
        - Я! - орал гальванёр, ловя взгляды экипажа и пытаясь в криках выразить всю нашу неправоту и свою заслуженность, - Заслуженный!
        Спеленав заслуженного, прямо на палубе раздели его, срезая одёжку, после чего замотали в простыню, воткнув в рот кляп.
        - Всякое бывало, - пояснил брат любопытствующим, - может, игла ядовитая в манжете. Тык! И нету человека.
        У раскрытого движка побывал тем временем весь экипаж, вроде как не просто любопытствуя, а свидетельствуя.
        - Ишь ты, г?вна какая! - нахмурился Никандр Ильич, изучив проблему, - На волоске! Я так маракую, што крутанул бы ты, Егор Кузьмич, пару коленец в воздухе, и в море булькнул бы. С концами!
        - Я так же понимаю, Никандр Ильич, - соглашаюсь с немолодым тридцатишестилетним мужчиной.
        - Ну точно! - ахнул Фотий, - На «Ипатии» тоже ведь он, так получается?! Если бы мы всплывать начали, то аккурат под взрыв и попали!
        Разом заговорили все, и оказалось внезапно, что вот весь экипаж, до единого, подозревал Пахома в нехорошем. С трудом подавив кривоватую усмешечку, разогнал народ с палубы.
        - Сейчас обыск в каюте Пахома… или как там его на самом деле? - Санька взял расследование в свои руки, - а вы… да, Никандр Ильич и… вы, Валериан Иванович. По трюмам пройдитесь… где там у гальванёра хозяйство? Во… ну и просто рядышком поглядите, где там тайник может быть.
        Видя воодушевление брата, только качаю головой. Если Пахом и в самом деле диверсант и шпион, но при этом не совсем дурак…
        … ни хрена мы не найдём! Хранить компромат в собственной каюте, это идиотизм полнейший, да собственно и незачем. На судне можно сделать тысячи тайников, которые ни один таможенник с собакой не найдёт.
        - Я… - с энтузиазмом рассказывал Санька, разбирая вещи Пахома, не то штоб сразу его заподозрил, но…
        Он перевернул Евангелие, вороша страницы на предмет чего интересного.
        - … потом начались звоночки. Для начала говорок…
        Механик, присутствующий при обыске, кивнул задумчиво, а у меня опять полезла неуместная усмешка. Ага, как же… Санька, тот и вправду мог понять что-то неладное, ибо наблюдательности у него на троих Холмсов хватит, и на сдачу ещё останется. По филерам полицейским помню, как он быстро их срисовал. А остальные… сами себе больше врут.
        Сергей Парфёнович, при всех своих профессиональных и человеческих достоинствах, отнюдь не Шерлок Холмс и не Пинкертон. Человек он умный и отменно образованный, но изрядно мнительный и склонный к некоторой мистике. Придумать задним числом что-нибудь этакое, равно как и уверить себя в этом, он вполне способен. Но детективные способности? Не-ет…
        - Говорок у него специфический, - продолжил брат, беря с полки следующую книгу, - Нормальный человек из народа, ежели он волнуется, то говорить начинает, как в детстве бывалоча. А у этого… шалишь! Деревенский говор, а как волнуется - нате! Городской! Эт как? Человек притворяется менее образованным, чем он есть на самом деле?
        - Сразу пометочку себе сделал, - поиграл бровями брат, - но с поправочкой - мало ли, человек в Революции давненько, подпольщик со стажем. Где уж он там жил и ково изображал… оно ведь по-всякому бывает, прицепился акцентик. А потом один к одному набежало, по мелочам.
        - Ни-че-го, - мрачновато подытожил брат получасом позже, - Так только… несколько книжек с пометками. Может, для шифровок…
        - … или секретным составом на бумаге написано?! - вскинулся он.
        - А может и нет, - вздыхаю я.
        - Не может! - замотал головой Санька, - Вот ей-ей! Шифр, или может, документ секретный…
        - Секретный… - меня будто током шарахнуло, - швы на одежде надо распороть.
        - Думаете? - заинтересовался механик.
        - Ну, - пожимаю плечами, - читал где-то, а может быть слышал, что документ на шёлковую тряпочку можно поместить. Много места не занимает, и если не искать целенаправленно, то и не угадаешь.
        - А я… - Санька закусил губу, - к Адольфу Ивановичу загляну. Помнится, он как-то при химической лаборатории обретался, может чего интересного и подскажет.
        Ввалившись в каюту, доктор сделал физиономию записного сплетника и забегал глазами по окружающему нас погрому, стараясь запечатлеть всё и сразу. Он любопытен как енот-полоскун, хотя если нужно хранить тайну - кремень! Как это в нём сочетается, ума не приложу, но ведь сочетается как-то…
        - Задали вы мне задачку, Александр Фролович, - медик потёр ладони с предвкушающим видом, и взял с кровати книгу, обернув её предварительно простынёй.
        - Эге… - переглянулся я с братом, начиная нервничать, - думаете?
        - Не исключено, - понял меня Адольф Иванович, - отравленные страницы, это прямо-таки классика жанра.
        - Вот так-так… - обескураженно сказал Санька, подойдя к рукомойнику и принявшись старательно намывать руки, - а остальные вещи?
        - Маловероятно, - качнул головой наш новоявленный эксперт, - и по правде говоря, я сильно сомневаюсь, что книги отравлены, но подстраховаться стоит. Очень уж удобно, при любом ведь обыске книги листать будут. Надеюсь, в рот пальцы не совали?
        Санька мотнул головой, задумался, и мотнул ещё раз, уже уверенно, но на всякий случай намылил руки ещё пару раз.
        - Ну и слава Богу, - облегчённо сказал доктор.
        - Так… - он перевёл своё внимание на книгу, всё так же держа её через ткань, - хм… попробуем сперва азы, а потом уже…
        Разогрев страницы книги, мы не добились ничего, но…
        … ватка, смоченная в нашатыре, проявила какой-то шифр.
        - Ф-фу, - выдохнул штурман, выходя из каюты, - пойду, капитану доложу…
        - Экипажу скажите! - крикнул я вслед.
        - Да, разумеется!
        - Я бы… - Адольф Иванович сделал паузу, задумавшись, - отложил расшифровку до поры. Предлагаю зайти с другой стороны…
        - С какой? - осведомился я, принимая подачу.
        - Раз уж у нас имеется шпион, почему бы нам не попробовать допросить его?! - доктор склонил голову набок, умильно глядя на меня.
        - Хм…
        - Понимаю ваши сомнения, - закивал Адольф Иванович, - но я, хм… не вполне дилетант. Дела мои вели, так уж вышло, не рядовые сотрудники полиции, а профессионалы, притом высокого класса. Я… хм, некоторым образом почерпнул от них толику знаний. Да и… хм, несколько раз применял на пользу социалистическому движению.
        - Не знал, - с искренним удивлением сказал механик, глядя на болтливого медикуса с уважением.
        - Хм… - смутился Адольф Иванович, - это, некоторым образом, информация не такого рода, которой принято хвастать.
        - До уровня профессионального сыщика не дотягиваю, - продолжил он после короткой паузы, - хотя некоторым образом понимаю, как нужно действовать. Но…
        Он набрал воздуха в грудь и выпалил.
        - … я предлагаю отойти от стандартных процедур!
        Брови Саньки поползли наверх.
        - Нет-нет! - замахал руками доктор, - Никакого насилия, Александр Фролович, не подумайте!
        - Я и не подумал, - соврал брат, возвращая брови на место.
        - Я, хм… - Адольф Иванович смутился, - так уж сложилось, что мне приходилось заниматься разными отраслями медицины. От, хм… пользования крестьянских Бурёнок до… впрочем, об этом и вспоминать не хочу… Некоторое время я пребывал в роли ассистента гипнотизёра.
        - Да ладно?! - выпалил штурман и тут же смутился, как мальчика. Санька, вовремя захлопнувший челюсть, поглядел на него с видом человека воспитанного, попавшего в общество мизерабля, отчего моряк смутился не на шутку.
        - Да ладно?! - повторил брат и захохотал, хлопнув Карла Людвиговича по плечу.
        - Пф… - фыркнул тот, улыбаясь чуть смущённо.
        - Ничего такого, - тая улыбку, пожал плечами доктор, - на самом-то деле, всё довольно заурядно. Искусство гипноза можно сравнить с талантом к музыке. Кому-то даётся легко, и он через год читает ноты с листа, блестяще играя на фортепьяно, а кто-то и через несколько лет не может продемонстрировать чего-то большего, нежели несколько простеньких мелодий на гитаре.
        - Ваш покорный слуга, - доктор поклонился чуть шутовски, - к талантливым гипнотизёрам не относится никоим образом, но медицинское образование вкупе с несколько специфическим опытом.
        - Как в книжках?! - восхитился брат, и достав часы, принялся баловаться, делая гипнотические пассы руками:
        - Ваши веки тяжелеют…
        - Ох-ха-ха! - искренне, до слёз засмеялся Адольф Иванович, - Простите, Александр Фролович, но нет! Человек с сильной волей может сопротивляться гипнозу, а я, уж простите, не обладаю хоть сколько-нибудь заметным врождённым гипнотизмом. Всё намного прозаичней и…
        - … сложней.
        - Беседа, Пахом Иванович, - успокаивающе журчал голос Адольфа Ивановича, сидящего напротив, - Вы не маленький мальчик, и должны понимать, что ситуация с двигателем сложилась достаточно двусмысленная…
        - Да штобы я?! - взвился гальванёр.
        - Тише, тише, Пахом Иванович… - медик чуть перегнулся через стол и положил руку ему на предплечье, - не кипятитесь. Я считаю действия Александра Фроловича несколько… хм, неуместными, потому и взялся представлять ваши интересы.
        - Признаться, - чуть улыбнулся доктор, - я пару раз бывал в вашем положении. Знаете ли, такие конфузливые ситуации, когда всё, казалось бы, свидетельствует против тебя. Н-да… неприятно вспоминать, право слово.
        - Так что, - он усмехнулся чуть грустно, - знаю, как это бывает. А потом, знаете ли, как в том анекдоте «Ложечки нашлись, а осадок остался!» В вашем же случае, сами понимаете, ситуация несколько осложнена…
        Доктор усмехнулся чуть пренебрежительно.
        - … шпиономанией. Подростку такое, в общем-то, простительно… но когда тот подросток имеет толику власти… Н-да…
        Он потёр переносицу, опустив ненадолго глаза вниз, но не стал заострять внимание на своём несогласии с действиями Чижа. Прохор Иванович обиженно сопел, разглядывая исподлобья каютку доктора, примыкающую к медицинскому блоку. Ничего, в общем-то интересного… всё как всегда, и это успокаивает.
        - Давайте для начала попробуйте вспомнить, кто кроме вас находился на палубе во время сборки «Феникса», - участливо продолжил Адольф Иванович, - Я, знаете ли, далёк от шпиономании и склонен предполагать скорее любопытство, граничащее с преступлением…
        - Я не виноват! - рявкнул гальванёр.
        - Господь с вами, Пахом Иванович! - всплеснул руками медик, - Я вас и не обвиняю! Ваши рекомендации более чем… э-э, убедительны. Скорее, я склонен предполагать, что кто-то из слесарей, а то и просто любопытствующих, залез в вашу… хм, зону ответственности. А потом уже, то ли не поняв, что натворив, то ли попросту испугавшись, не стал говорить.
        - Енти могут! - обиженно сказал гальванёр, - Наворотили, а потом, когда пон?ли, аюшки включили! Ничево не видали, ничево не слыхали, ничево не знают! А што человека из-за ентого могут ни за што ни прошто, так им, паразитам, нипочём!
        - Ф-фу… жарко! - он потянул ворот рубахи и обмахнулся ладонью.
        - Водички? - услужливо предложил доктор, подвигая графин, - Или может, морса?
        - Давайте, - чуть поколебавшись, гальванёр протянул руку к графину с водой.
        - А я, с вашего позволения, морса, - благодушно сказал Адольф Иванович.
        - А давайте и мне морса! - передумал подозреваемый, подождав, пока доктор сделает несколько глотков рубинового напитка, щурясь от удовольствия.
        - Пожалуйста, Пахом Иванович… да выплесните воду в рукомойник!
        Беседа потекла своим чередом. Строились предположения и домыслы, Адольф Иванович с позиции будущего защитники отрабатывал не хуже Плевако, но…
        … постепенно голос его становился всё более монотонным.
        - … я ваш друг, - снова и снова повторял Адольф Иванович, проникновенно глядя в глаза, - вы доверяете мне.
        - … доверяю, - покорно согласился гальванёр, несколько поплывший от жары или…
        … чего-то иного? Беседа потекла своим чередом, но уже более доверительная.
        Доктор, не отрываясь, смотрел на Пахом Ивановича, касался иногда его руки и…
        … всё чаще звучали фразы о дружбе и доверии. А потом…
        - I'm your friend, - проникновенно сказал Адольф Иванович.
        - Friend, - согласился гальванёр, и беседа потекла своим чередом, пока собеседники не перешли окончательно на английский.
        Глава 28
        Сизые облака табачного дыма, повинуясь душным, ленивым сквознякам, дрейфуют по кают-компании, собираясь порой в грозовые облака. Настроение у собравшихся под стать, такое же мрачное, тягостное и немного душное.
        - Да уж… - с силой ввинчивая папиросу в пепельницу, выдохнул Котяра, нарушая молчание, - история…
        - Да, - улыбнулся он кривовато, поймав мой взгляд, - снова закурил. Не хотел, а вышло так.
        - Значит, говорите, здесь уже убил британец Пахома Ивановича? В Дурбане? - уточнил Жуков у Адольфа Ивановича.
        - Это уже он сам сказал, - усмехнулся доктор, - на граммофон записали, можете прослушать потом.
        - Гипноз, н-да… - покачал головой Шериф Иудейский, он же Семэн Васильевич, пыхая сигарой, - кто бы сказал мне ещё утром, что мет?да эта не только в дешёвых книжонках работает, сроду бы не поверил такому поцу. Наркотики и гипноз, надо же… бульварщина ведь, а сработало!
        - Может, нам ввести в службу шерифа штатного гипнотизёра? - подал реплику Жуков, сидящий бесстрастной статуей.
        - Хм… - доктор потёр переносицу, собираясь с мыслями, - идея интересная.
        - Вижу, Адольф Иванович, што вы в сомнениях? - приподнял бровь Жуков.
        - Пожалуй, - медик снова потёр переносицу, - Понимаете ли, Сергей Алексеевич, я достаточно глубоко изучил этот вопрос и могу уверенно сказать, что сильных гипнотизёров не слишком много, да и методы гипноза у них отчасти… хм, ярмарочные. Работа идёт с подставными и с людьми, пришедшими причаститься Чуда, готовыми охотно поддаваться самым простым манипуляциям.
        - Задача ассистента, - не вставая, он слегка поклонился, - состоит в том, чтобы из числа пришедших отобрать людей податливых, подготовить публику к Чуду. Создать, некоторым образом, мистическую обстановку такого рода, чтобы и скептики подсознательно жаждали прикосновения к Магии.
        - Так… - кивнул Жуков, поощряя доктора.
        - Человек с сильной волей, - продолжил тот, - да ещё и не желающий быть загипнотизированным, это, скажу я вам, та ещё задачка!
        - Но есть же настоящие мастера, - переглянувшись с Жуковым, сказал Семэн Васильевич, - способные загипнотизировать кого угодно едва ли не мановением руки.
        - Есть, - усмехнулся медик, - но их немного и своим Даром они зарабатывают много больше, чем может им предложить полицейское управление. Ах да… служба шерифа, простите.
        - Есть ещё проблема этического характера, - подал голос Санька, - простите, што перебил, Адольф Иванович.
        - Да нет, всё верно, - энергически кивнул тот, - не за что извиняться, вы подняли очень правильный вопрос. Власть такого рода, знаете ли… опьяняет. Нет-нет, я не о себе! Я о… хм, мастерах, способных одним пассом ввести человека в гипнотическое состояние. Представляете, сколько соблазнов вокруг?
        - Даже человек порядочный, - закивал брат, - может не удержаться и… не обязательно даже что-то преступное, но…
        - Подтолкнуть кого-то к действиям, которые кажутся более правильными или этичными самому гипнотизёру, - мрачно дополнил шкипер, вспомнив что-то своё.
        - Совершенно верно! - закивал доктор.
        - А ваша метода, Адольф Иванович? - поинтересовался Шериф Иудейский.
        - Моя… хм, - медик чуть смутился, - А знаете, действительно моя! В бытностью свою ассистентом гипнотизёра я пытался развить гипнотические способности. Не скажу, что вовсе уж бестолку, но понял, что природных способностей у меня почти нет. Н-да… обидно было.
        - Зато, - он усмехнулся, - как ассистент я был выше всяких похвал! Безо всякого гипнотизма! Слова, жесты, интонации… Есть, знаете ли, в этой среде свои профессиональные секреты.
        - Я, знаете ли… - Адольф Иванович замолк смущённо, - на ярмарке в Нижнем зазывалой два сезона отработал. Под псевдонимом, разумеется! Сами понимаете, в университете такое не приветствуется.
        - Н-да… - крякнул капитан, доселе молчавший, - О, сколько нам открытий чудных[65 - А. С. Пушкин.]…
        - Да вы не смущайтесь, Адольф Иванович, - подбодрил я вконец смутившегося медика, - Мы тут все с интересными биографиями, ваша ярмарочная работа на этом фоне, уж простите, рядовой эпизод.
        - О да… - с чувством сказал Суви, крепко затянувшись и усмехаясь чему-то своему.
        - В университете, - кивнув благодарно, продолжил доктор, - продолжил изучать тему гипноза, но уже не ярмарочного, а научного. Наверно, это так бы и осталось полузабытым увлечением юности, но в ссылке на одного из моих товарищей пало подозрение в предательстве. А история, поверьте на слово, грязненькая была, с нехорошим душком.
        - Вот… он усмехнулся грустно, - пришлось расследовать, и так вышло, что те самые ярмарочные методы оказались весьма кстати.
        Адольф Иванович сжал губы, и я отчётливо понял, что ему пришлось не только вести следствие, но и выносить приговор…
        - Потом… знаете ли, не было особого желания заниматься подобными вещами, но пришлось разработать… хм, методу на стыке науки и балагана.
        - Та-ак… - протянул Жуков, переглядываясь с Котярой и Семэном Васильевичем этак… по-особому, - а можно хотя бы в общих чертах объяснить суть вашего метода?
        - В общих? - Адольф Иванович потёр переносье, - Создавая доверительную обстановку… это важно! Ввожу человека в медитативный транс… и нет, это ещё не гипноз! Повторяющиеся действия, монотонный голос, прикосновения, не отпускаю взгляда и…
        Он закусил губу, запнувшись ненадолго.
        - … много мелочей. Точнее… мелочей на первый взгляд, но вот так вот, в беседе, объяснить не выйдет.
        - Хорошо, - кивнул Сергей Алексеевич, снова переглядываясь с коллегами, - мы понимаем.
        - Мелочи, - повторил Адольф Иванович, которому эта беседа, противу обыкновения, не доставляет особого удовольствия, - которые вводят человека в медитативное состояние. На этом уровне уже можно вести беседу несколько более доверительную, нежели рассчитывал собеседник. Незначительно, но всё же…
        - Далее… - вздохнул доктор, - состояние транса, и вот здесь я разработал дополнительные… хм, костыли. Работал я отнюдь не лабораторных условиях, да и собеседники мои, все как один, люди весьма волевые и не слишком доверчивые.
        - Сочетание наркотических препаратов, - он пожал плечами, как бы извиняясь за подобную бульварщину, - медитативного транса и в общем-то банальных приёмов хорошего следователя, который задаёт вопросы не в лоб, а обходя с флангов.
        - Очень… интересно, - медленно сказал Котяра, - А што же, Адольф Иванович, ваша мет?да доступна не только людям с врождённой гипнотической силой?
        - Разумеется, нет! - фыркнул тот, - Но право слово, проще она от этого не становится! Азы, разумеется, могут освоить многие, хотя я не назову это простой задачей. Но этого всего-навсего уровень доверительной беседы…
        Замолкнув, Адольф Иванович тряхнул головой и заулыбался.
        - Ну в самом деле! - воскликнул он, - Для полицейского сыщика даже азы - великое подспорье!
        - Но учтите! - доктор наклонился вперёд, не вставая с кресла, - Мет?да хоть и не требует непременно гипнотического дара, но… уж простите за невольное хвастовство, интеллект и эрудицию необходимо иметь куда как выше среднего! Да и эмпатия, вкупе с жизненным опытом и наблюдательностью, должны быть на достаточно высоком уровне. И даже в таком случае учиться придётся не один месяц. Азам!
        - Мы понимаем, Адольф Иванович, - отозвался за всех Жуков и перевёл взгляд на меня.
        - Отпущу с сохранением жалования, - понял я невысказанную просьбу, - на полгода. А там разберёмся, войдёте ли вы в штат службы шерифа, или займётесь научной работой при Университете.
        - Хм… доктор схватил себя за бородёнку, тщетно пытаясь скрыть довольную улыбку, - курсы при полиции и спецслужбах, я правильно понял? Хм… двойственные чувства, знаете ли. С одной стороны отчаянно хочется принести, некоторым образом, пользу новой Родине, да и стать… хм, отцом-основателем лестно. С другой - жаль покидать «Аврору», очень уж интересным выдался наш поход.
        - Дай Бог, не последний, - отозвался я, - успеем ещё пересечься. А ваши таланты, думается мне, сделают вашу жизнь куда как интересной!
        - Ну… - он снова дёрнул себя за бородёнку, улыбаясь уже вовсе неприкрыто, - в таком разе согласен!
        - Вот и славно, - улыбнулся Жуков зеркально, но почти тут улыбка пропала с лица.
        - Если верить словам британца, Пахома Ивановича убили уже в Дурбане, - сказал Сергей Алексеевич, постукивая пальцами по подлокотнику кресла, - а на «Аврору» пришёл уже Джон Буль[66 - Джон Булль (Джон Буль, Джон-Буль) - кличка, собирательный образ типичного англичанина (юмористическое олицетворение), одна из персонификаций образа Великобритании.]. Это, товарищи, очень скверная новость… сколько таких «Пахом Иванычей» ныне в ЮАС, мы можем только предполагать.
        - Ожидаемо, - пожал плечами Котяра, - фильтровать такой поток переселенцев можно только вчерне.
        - Как бы то ни было, - мрачно подытожил Жуков, которого ситуация со шпионом больно ударила по воспалённому самолюбию, - работать будем с тем, што есть!
        - Будем, - вздохнул Семэн Васильевич. Ситуация в Иудее ничуть не лучше, там вполне открыто лоббируют интересы других государств, кланов и религиозных течений, нимало не смущаясь предательства собственно Иудеи. А Фима…
        … играет в политику и интриги, и очень может быть, что уже - заигрался.

* * *
        - Дурацкие шпионы, - своим непередаваемым контральто сказала Фира, с неохотой отрывая свои губы от моих.
        - Дурацкие, - соглашаюсь с ней и снова целую, едва касаясь губами, чувствуя привкус мёда и молока, и чего-то такого очень женского и в тоже время невинного. Отчаянно кружится голова, хочется подхватить невесту на руки и нести неведомо куда, долго-долго… только чтобы она навсегда осталась в кольце моих рук.
        - Всё… всё, хватит, - её тонкие руки упираются мне в грудь, - мне… слишком много для одного раза.
        - Мне мало… - тестостерона и хрипотцы в моём голосе хватит на взвод солдат, - но я понял тебя…
        Эсфирь краснеет, пряча лицо у меня на груди, и мне кажется, что сегодня лучший день в моей жизни! Сердце бухает ликующим тамтамом воина-победителя, и…
        - … мама идёт, - тихонечко сказала девушка, отпрянув от меня. Беглый взгляд в зеркало, несколько неуловимых движений, и вот она снова благонравная барышня, разве что чуть розовеющая от смущения.
        Песса Израилевна устроила на «Авроре» немножечко экскурсии, быстро напомнив всему экипажу, и особенно Раджу, обморочно закатывающему глаза, кто здесь на самом деле первый после Бога! Суви, не выпускающий трубки изо рта, флегматичен и невозмутим. Будущая моя тёща проходит для него в графе «Стихийные бедствия», и показывать характер суровый мореплаватель не пытается.
        Впрочем, тётя Песя знает свою и нашу норму, и не переходит Рубикон скандала. Суровая её диктатура не простирается дальше камбуза, норм морали и возможности упереть руки в боки перед кем угодно, лишь бы этот кто угодно сделал вид раскаявшийся и виноватый. В таком разе провинившемуся доставался короткий фырк, или небольшая, минут на двадцать, нотация, если тётя Песя пребывала в не том настроении, которое надо ей и особенно окружающим.
        Ну а если нет…
        … проверять как-то не хотелось никому. Даже Семэн Васильевич (который, к слову, уже несколько месяцев как Шимон), мушщина брутальный и представительный, в не наступившей ещё семейной жизни заранее уступает супруге. Не потому даже, что характер и скандал, а потому, шо не хочется расстраивать.
        Пессе Израилевне и девочкам показали трюм, поплавки гидроплана, торпеды и новую модель «Феникса». Они честно пытались впечатлиться, но запутались в технических деталях, и поохав почти искренне, быстро выбрались наверх, в кают-компанию.
        Приключения наши, не сговариваясь, рассказывали в сильно смягчённом виде, романтизируя и выставляя напоказ забавные моменты. Плавание наше получалось весёлым и захватывающим приключением, а что люди погибли… бывает.
        Но…
        … весёлого повествования у нас так и не вышло. Надя как-то очень тактично увела разговор в сторону, и мы не без облегчения прекратили наше натужное веселье. Потом… не пытаясь скалить зубы, а так только, смягчая особо неприятную правду жизни.
        - Нам столько нужно вам рассказать! - с энтузиазмом воскликнула Фира, прижав к груди тонкие руки. Надя быстро закивала, и несколько непослушных прядок, воспользовавшись моментом, выскочили из-под опеки шпилек.
        - Рассказать и показать! - звонко добавила Гиляровская, и подруги переглянулись.
        - Верно! - глаза моей невесты зажглись предвкушением и энтузиазмом, - Мальчики ведь ни-че-го не видели! А в Дурбане сто-олько изменилось…
        Она смешно зажмурила глаза и привстала на цыпочки, а я с трудом удержался, чтобы не сделать какую-нибудь милую глупость.
        Глава 29
        В порт Дурбана «Аврора» вошла тихохонько, практически прокралась на цыпочках, встав у дальнего причала. Не было ни толпы встречающих, размахивающих букетами цветов и флагами с транспарантами, ни высоких официальных лиц.
        Встретили нас добры молодцы из Контрразведки, получившей в народе прозвание «Управление Благочиния». Несмотря на откровенно ёрническое прозвище, к «благочинным» народ относится лояльно, с некоторым даже оттенком благодушия. Свои!
        Набирают туда сугубо мужиков, прошедших войну, битых и ломанных жизнью и судьбой. С биографией, которые молодые и романтичные считают «интересной», а люди постарше «не дай Бог!» Стараются подбирать таких, кто ставит общественное выше личного, и в общем-то, подбираются. Читать-писать умеешь, тест на соображалку прошёл, поручители из числа проверенных товарищей имеются, готов работать по шестнадцать часов в день, получая среднее жалование квалифицированного рабочего и пули на сдачу? Принят!
        Короткое обучение, и далее сплошной экстернат без отрыва от работы. Можешь, не можешь… должен! Курсы общей криминалистики, курсы дактилоскопии, азы судебно-медицинской экспертизы, ориентирования на местности и прочие, несть им числа.
        Потом - тестирования, в перерыве между бумажной работой, оперативными мероприятиями и тренировкой по рукопашному бою. Кнутом не подгоняют, все мужики взрослые, им в учёбу втянуться надо.
        Стимулом - доплаты «за классность» по мере прохождения курсов, копеечные, по чуть. Но и курсов этих полторы дюжины, скопом хорошо выходит. Ну и при повышении смотрят - на результаты работы, на её чистоту и «техничность», и да - по результатам курсов. Суммируется.
        Какой-либо жесточи за благочинными пока нет. По большей части, занимаются они довольно-таки поверхностной фильтрацией приезжих, да организацией облав на мазуриков, что воспринимается обывателями с полным пониманием.
        Существенных различий между Службой Шерифа и Контрразведкой пока нет, братья-близнецы по сути. Одни и те же курсы, педагоги, требования к личному составу, жалование. Задачи отличаются, но незначительно, разбежка только началась.
        Служба новорожденная, никто пока толком не понимает, какие полномочия действительно нужны контрразведке и только ей, какие нужно «делить» с таможней или сыщиками, а какие оставить армии.
        Есть адепты «государственной машины» желающие отхватить «всего и побольше», и потом уже разбираться, а нужно ли это вообще.
        Есть сторонники минимализма, особенно среди анархистов всех мастей и оттенков, коих в Кантонах предостаточно. Государство, дескать, есть орган насилия, и потому ему не д?лжно давать слишком много полномочий. Полномочий у государства должно быть минимум, и ровно те, без которых в принципе не обойтись. А потом, по мере роста образования и сознательности граждан, государственные функции должны урезаться ещё больше, вплоть до полного их отмирания.
        Работают контрразведчики достаточно открыто, без какой-либо жесточи, широко привлекая к своим операциям не только Службу Шерифа (помогая, в свою очередь, шерифам), но и обывателей, состоящих в ДНД.
        Но тут, как водится, палка о двух концах.
        С одной стороны, народное доверие стоит многого, большую часть шпионов, заезжих мазуриков и подозрительных типов благочинным сдают сами же бдительные (и мнительные) граждане. Печатаются и распространяются простенькие методички, никто не делает Великих Тайн на ровном месте.
        Все ДНДшники, равно как и добрая половина торговцев и просто любопытных кумушек, знает, на что надо обращать внимание и какие задавать вопросы, чтобы сказать «Ага!» и арестовать подлого шпиона. Большая часть гражданских арестов «холостая», но все случаи попадания «в яблочко» раздуваются прессой. Доморощенные Пинкертоны награждаются грамотами, часами, именным оружием и самоуважением.
        Правда, шпионы гражданам попадаются редко. Зато всевозможные аферисты обоего пола и мазурики, пытающиеся мимикрировать под обывателей, раскрываются как раз благонамеренными горожанами. Отмечается существенная экономия на нижних чинах службы шерифа, и высокая самоорганизация граждан, особенно по части военизированной и полицейской составляющей. Это, для тех кто понимает, плюс, и существенный.
        Резервисты с куда как б?льшим энтузиазмом занимаются учениями, если видят возможность (и необходимость!) применять свои знания на практике вот прямо сейчас. Тактические занятия в городе, совмещаемые с облавами, воспринимаются как увлекательные игры для взрослых бородатых мальчиков. «В нетях» пребывает не более двадцати процентов подразделения, притом причины, как правило, уважительные.
        Самый «цимес» (а словечко это накрепко прижилось в Кантонах) среди резервистов морской пехоты - участие в «учебном» штурме судна, заподозренного в контрабанде. Событие!
        Но при всём энтузиазме и народном доверии…
        … налицо изрядная беззубость спецслужбы. Излишняя её открытость мешает проводить хоть сколько-нибудь тайные операции. Офицерам приходится порой изрядно поломать голову, чтобы провести банальнейшую облаву на рынке без того, чтобы все заинтересованные лица не узнали о ней загодя.
        Выстраиваются сложнейшие схемы, основанные не только на интеллекте и профессионализме, но и на личных связях. Пока связи не переходят в откровенное кумовство, на это не то чтобы смотрят сквозь пальцы, а скорее поощряют. Умение найти общий язык с кем угодно, выстроив агентурную сеть, порой важнее холодного интеллекта, лишённого социальной составляющей.
        В перспективе такой подход позволит вылепить пристойную спецслужбу лет за десять. Благо, открытость позволяет хорошо видеть, кто на что способен, и руководящие посты, в перспективе, займут достойнейшие. А пока…
        … что имеем, тем и пользуемся.
        Сторонники «делать режим» в Кантонах есть, и своя сермяжная правда у них имеется. На короткий срок, да в предвоенное время, жёсткие методы могут оказаться полезными. На перспективу хоть сколько-нибудь дальнюю их польза уже не кажется сколько-нибудь очевидной.
        Да и государство у нас специфическое, иммигрантское. «Закрутить гайки» сложно, почти невозможно, а вот потерять доверие общества при таком раскладе - легко. Вся суть нашего общества нанизана на концепцию вооружённого народа. Любая «жесточ» без очень веских доказательств необходимости оной, притом в каждом конкретном случае, обернётся против спецслужб взрывом общественного негодования, и хорошо, если обойдётся без бунта и стрельбы.
        - «Аврора» причалила, - выдохнул один из портовых рабочих товарищу, проходя мимо меня спешным шагом, мало не срываясь на несолидную трусцу. Руки прямо на ходу обтирают ветошью, спецовки добротные, как и положено уважающим себя мастеровым.
        - Хто? - влезаю с вопросом, глупо открыв рот, обрамлённый неряшливым волосом.
        - «Аврора», дяревня, - усмехнулся тот, чуть дёрнув в мою сторону глазами, - это…
        - Брось, Фомич! - дёрнул его за рукав приятель, пряча ветошь в карман, - Давай поспешим, а то опять из-за голов будем выглядывать! Моя ежели узнает, што мог автограф у Егора Кузьмича и Александра Фроловича взять, ан не взял, так поедом есть будет!
        - Да, - согласился второй, - твоя…
        … маскировка работала на все сто, образ сутуловатой деревенщины, пытающейся показать себя справным мужиком, удался.
        - Ус отклеился… - прошептал Санька, и я заполошно схватился за лицо.
        - Опять со своими враками?! Сердце в сапоги чуть не сбёгло!
        - Х-хе! - ухмыльнулся брат, поправляя на плече тяжёлый мешок, набитый барахлом, с каким приезжают свежие переселенцы.
        - Х-хе, - передразнил его я, поправляя свою ношу и сутулясь пуще прежнего. Благочинный из прикрытия, изображающий подвыпившего конторского, зашёл тем временем вперёд и пошёл, уперев руки в бока и всячески отвлекая внимание задиристой походкой и поведением первого парня в маленькой деревне. Физия такая задиристая и наглая, что сразу видно - человеку хочется поиграть в «морда-морда, я кулак, иду на сближение!»
        - «А хорошо актёрствует!» - невольно оценил я, снова поправляя мешок. Не сам собирал, а готовенький получил, притом собранный человеком городским, бестолковым. Не тяжёлый вроде, а всю спину, зараза такой, отмандякал!
        - Затейники, ети… - бурчу негромко, делясь с миром плохим настроением, - старики разбойники! Што дядя Гиляй, што Жуков - два сапога пара, и оба на левую ногу сшиты! Провокация, ети их медь…
        - Не гунди! - весело отозвался брат, шаркая рядом разбитыми ботинками, - Ишь, гундяй какой нашёлся! Согласился с планом? Вот давай, ссутулься ишшо посильней, морду… морду оставь, она у тебя чичас аккурат как у деда Филимона с ево почечуем[67 - Почечуй - геморрой.]. Помнишь?
        Он весело пхнул меня плечом, скалясь кипенно белыми зубами, ещё по-детски острыми, с не избытыми до конца зубчиками.
        - Тьфу на тебя с разбегу! - чортова железяка в мешке, долженствующая защищать мою спину от пули, угробит меня надёжней возможного британского снайпера!
        - Ага… - невнятно отозвался брат, прислушиваясь к чему-то вдали. Через несколько секунд донеслась заполошная стрельба, еле слышимая в звуках порта.
        - Уби-или! - ввинтилось в уши комариным писком.
        - Вот… - повернулся ко мне Санька, раздувая по-звериному тонкие ноздри, - а ты говорил…
        На конспиративной квартире стащил наконец с потной головы лохматый каштановый парик, и с мычанием начал отдирать приклеенные усы и бородёнку с морды лица.
        - Я воду уже поставил, Егор Кузьмич, - сунулся в комнату благочинный, - сейчас нормально умоетесь.
        - Благодарю…
        - Александр Яковлевич, - понял мою заминку контрразведчик, крепкий сухощавый мужчина лет двадцати пяти, с лицом усреднённого европейца.
        - Благодарю, Александр Яковлевич, - с меня не убудет, а ему приятно.
        - Понимаю, что вы фору многим из нас дадите, - чуть замялся он, - но инструкции… К окнам не подходить, разговаривать шёпотом.
        - Принято, - киваю послушно, - даже переодеваться пока не будем на всякий случай.
        Умывшись, уселись играть с братом в шахматы, коротая время. Получалось, если честно, так себе, мысли всё время сбивались на дяди гиляеву провокацию в порту. Шпиён, ети его медь! Скушно ему на посту мэра Дурбана стало, понимаешь ли!
        Благо, сам не стал по трущобам с револьвером бегать, а то с него сталось бы! С другой стороны, затеянные им интриги могут быть поопасней десятка перестрельных побегушек с револьвером.
        - «А с другой стороны - надо!» - вылезло Второе-Я. Надо, да… спору нет. Дурбан де-юре порто-франко в составе ЮАС, а де-факто прикипел к Кантонам, и две трети постоянных его жителей говорят на русском. Потом, по ниспадающей - идиш, африкаанс, французский с немецким ноздря в ноздрю, и потом уже - хинди.
        Некоторые буры воспринимают это болезненно. Год назад те же африканеры подпихивали русских заселять Дурбан - по разным причинам.
        Одни надеялись нашими руками восстановить город, а потом перехватить экономику. Другие хотели (и это не скрывалось), чтобы именно мы приняли на себя первый удар британцев, давая бурам время на мобилизацию или переговоры.
        А вышло так, как вышло… Дурбан мы восстановили, а экономику хер кому дали перехватить! Да и с щитом от британского вторжения тоже не всё однозначно. Щит, по сути, мы создаём сами, но и выгоды от него, будь то экономические или политические, получает русская община. То бишь русско-иудейская.
        А им, Народу Избранному - африканерам, считающим всю Африку своей от Бога, видеть такое невмочь. Не по их!
        Палки в колёса суют только так, а ответочки си-ильно не любят. На любой наш пук готовы Фольксраад поднять на дыбки. И вроде бы мелочь, но…
        … но закону, который мы сами же и приняли год назад, гражданство ЮАС получили только участники Англо-Бурской и те, кто прожил в Южной Африке не менее пяти лет. У нас попросту мало тех, кто может голосовать в ЮАС как полноценный избиратель.
        А гражданство Кантонов…
        … де-юре не вполне легитимно в рамках ЮАС, и считается там видом на жительство, гарантируя только гражданские права и свободы наравне с полноправными гражданами.
        Хотя казалось бы, Кантоны и ЮАС взяли уже курс на разбег в разные стороны, но…
        … пока ещё не точно. Да и не выгодно это ни нам, ни значительной части африканеров по ряду причин экономического и политического характера.
        Отделиться, ежели что, всегда успеем… только надо ли? Вот и приходится выдавать ответочки с ба-альшой осторожностью, обложившись документами, свидетелями и мнением общества.
        Провокация в порту, по замыслу наших Стратегов, должна стать этаким казусом белли, но не для объявления войны, а именно что для ответочек. Чтобы, значит, ощущение Русской Правды даже у наших противников клеймом горело.
        - Блицы? - предложил Санька, смешивая фигуры.
        - Давай, - соглашаюсь после короткого раздумья, - штоб не думать лишнево!
        Лишнее всё равно думалось, но обрывисто, по чуть. Нет-нет, да и глянем на ходики, и снова головы шахматами ломаем. Молчание нарушается только хрустом раскусываемых фруктов, да изредка причавкиванием.
        - Идёт, - коротко бросил Александр Яковлевич напарнику, вглядываясь через занавеску куда-то вдаль.
        - Егор Кузьмич, Александр Фролович, будьте добры…
        - Ясненько, - отозвался брат за нас двоих, подхватывая со стола шахматную доску, - будем.
        Спрятавшись в спаленке с пистолетами «Маузера» наготове, ждём. Условный стук, проверка…
        - … свои!
        - … подстрелили двойника, - рассказывал агент «Сергей… не надо меня по отчеству», сдерживая возбуждение.
        - Не части, - перебил его Александр Яковлевич, показывая глазами на нас.
        - А… да, - закивал тот, - Мы заранее слили информацию по вам, но…
        Сергей поднял палец.
        - … всем подозреваемым хоть по чуть, но разную.
        - Эт правильно, - одобрил Санька, хищно скаля зубы, - ну… дальше?
        - В порт приехали загодя, - продолжил Сергей, - но немножечко…
        Он замялся, подбирая слова.
        - … распиздяисто, во!
        По нашим лицам пробежали усмешки, а парень развёл руками - дескать, не его слова… не обессудьте.
        - Выстроились свиньёй ещё на палубе, - прищурив красные от недосыпа глаза, вспоминал агент, - двойники ваши внутри, вроде как оберегаем. А на деле - показываем, в кого стрелять надобно.
        - А с трапа как сходить? Так-то… - он усмехнулся, - двое впереди, остальные сзади, а двойник аккурат под выстрел подставляется.
        - Жив? - перебил я.
        - Жив, жив, - закивал Сергей болванчиком, - Оба живы! Мы пирс не абы как подбирали, а с учётом возможного снайпера. Штоб слишком близко не смог подобраться. Так, штоб не разглядеть толком и…
        - … в голову не попасть, - закончил за него Санька успокоено.
        - В кирасу, - закивал агент, - правда, пуля скользом пошла, руку здорово раскровянила, но оно и к лучшему. Рана поверхностная, но кровищи! Да и мы… натурально так вышло, не отыграешь. Народ как увидел, што вас…
        - … ну то есть двойника, - поправился он, - зацепило, так сразу на дыбки! А мы раненого обступили, своими спинами прикрыли, и бегом до автомобиля!
        - И долго так? - поинтересовался я, памятуя о склонности дяди Гиляя к импровизациям.
        Он молча пожал плечами и прикусил ус.
        - По ситуации, - расшифровал Санька очевидное, и…
        … ситуация растянулась на сутки. Народу не давали никаких бюллетеней о моём состоянии, подогревая слухами. До погромов дело не дошло, но общественное мнение, в том числе и европейское, раскачали в нужную сторону.
        Всё это время мы сиднем сидели на конспиративной квартире, играя в шахматы и обсуждая ситуацию по запоздалым сообщениям агентов. Санька на нервной почве ударился жратаньки, и нажрался своих любимых фруктов до поноса. Еле вылечили перед тем как…
        - … сгибайся ты, чортушко! - шиплю ему, пытаясь упаковать в большом чемодане.
        - Да не дави ты! - сдавленно огрызается брат, - В пузе откликается!
        - В пузе… - вздыхаю я, сдерживая раздражение, - давай уж сам упаковывайся, жрец хренов!
        - Ага… щас… вот, застегай!
        - Застегай! - бурчу, затягивая ремни, - Всемирно известный художник, а культуры… Удобно?
        - Удобно, - донеслось из чемодана, - а сам што, лучше?
        Оставив без внимания эту грязную инсинуацию, лезу в свой чемодан, сразу вытаскивая «Браунинг» под руку. На всякий случай. Сворачиваюсь калачиком, и…
        … темнота.
        Потом два часа нас везли, перекладывали и роняли. Слыша чужие голоса и пребывая от жары и духоты в полуобморочном состоянии, я мысленно проклинал эту затею и чортова анархиста, рассказавшего в своё время о такой мет?де!
        Стук… меня ощутимо тряхнуло, ремни начали расходиться…
        - Живой! - выдохнул дядя Гиляй, вытаскивая меня из чемодана на руках. Санька уже освобождён и дышит, дышит… в вестибюле моего дома, обморочно обвисая на руках Косты. Вид как у утопленного котёнка, которого достали из поганого ведра в последний момент.
        - «Наверное, я выгляжу не лучше» - мелькнула вялая мыслишка.
        - … неделю, - упрашивал за ужином Владимир Алексеевич, показывая для верности пальцы, - нам дожать их надо, дожать! Штоб не зря!
        - А без этого никак? - неприятно удивился я.
        - Гхм… - смутился дядя Гиляй, - Да, собственно, и без этого… основные фигуранты помечены как шельмы, а кое-то и…
        Он добела сжал кулак, и стало отчётливо ясно, что крылось за этим многозначительным молчанием.
        - Удачно вышло, - чуть смущённо улыбнулся дядя Гиляй, - удачней даже, чем мечталось. Не так, штобы совсем уж…
        Он смущённо почесал нос.
        - … кое-где мы знатно обмишулились!
        - Но… - подсказываю ему.
        - Есть возможность поиметь на операции выгоды политического характера, - веско бухнул дядя Гиляй.
        - Однако! - удивлённо вскидываю брови.
        - Да! - закивал бывший опекун, отложив вилку, - Даже и не мечталось, говорю же! Вылезло неожиданно, и надо решать - да-да, нет-нет…
        - Продолжайте, - киваю поощряюще, переглядываясь с братом.
        - Когда Дурбан начал врастать в Кантоны, - продолжил дядя Гиляй, не прекращая неравный бой с отбивной из антилопы, - Фолксраад навязал нам в Совет своих африканеров. Вне выборной системы. Тогда мы не имели возможности протестовать, да и по правде говоря, был от них не только вред, но и кое-какая польза.
        - А после… - он сморщил нос, - вредители как есть! Власть какая-никакая имеется, право подписи есть… так они, заразы, пакостить начали! На грани законности, а иногда и за гранью! А главное, система эта, с полноценным гражданством ЮАС и правом голосовать, им чуть ли не большинство голосов даёт, понимаешь? В Кантоны они дотянуться не могут, а в Дурбане вредят изо всех сил! А поскольку формально у них голосов чуть не большинство, то - по Закону! Гадят!
        - Ну, - поправился он, - как гадят… свои интересы блюдут, как правило. Личные или национальные, не суть. Этих-то хотя бы понять можно, и хоть как-то работать, а есть - принципиальные! Што угодно, лишь бы нам во вред!
        - Доходит до того, - сказал молчавший доселе Жуков, промокнув рот салфеткой, - што вмешиваются в дела Министерства Обороны.
        - Однако… - выдохнул я, чувствуя холодную ярость.
        - Да, - спокойно подтвердил Жуков, - в оборонительную программу Кантонов они влезть не могут, а Дурбан де-юре под юрисдикцией ЮАС, где у африканеров большинство голосов. Эти сволочи знают, что нам в ЛЮБОМ случае придётся защищать Дурбан, и делают всё, чтобы ослабить оборону.
        - На… - я прокашлялся, - намеренно?!
        - Да, - снова кивнул шериф, - и мы получили шанс на то, чтобы немного изменить ситуацию.
        - Чуть-чуть, - показал пальцами дядя Гиляй, - всего-то поправки к некоторым законам.
        - Ага… и што требуется от меня, - задаю наконец вопрос.
        - Валяться в постели, - расплылся в улыбке дядя Гиляй, - изображая раненого. С недельку. Справишься?
        - Ну-у…
        - А я, - он нагнулся вперёд, играя бровями и говоря театральным шопотом, - уговорю Пессу Израилевну отпустить Фирочку ухаживать за раненым героем!
        - Кхм… - чувствую, как краска заливает уши, - я согласен положить такую жертву на алтарь нашей Победы!
        Глава 30
        - Тэкс… - Адольф Иванович поглядел мне в глаза, бесцеремонно задрав голову и приподняв пальцем веко, - повернитесь к окну… Тэкс…
        Схватив сухими пальцами меня за запястье, он померил пульс, глядя на вытащенный из кармана старый хронометр, и кивнул удовлетворённо, повернувшись к Гиляровскому.
        - Афера, да-с… но пожалуй, что и выгорит, Владимир Алексеевич, - сказал он уверенно, - Симптоматика теплового удара у Егора Кузьмича ещё наличествует, да и… Хм, последствия от неудачного спарринга с Александром Фроловичем к месту, кто бы мог подумать!
        - Но пожалуй… - медик задумался, - для верности я бы предложил несколько усилить симптомы. Есть, знаете ли, средства! Интересный бледный вид, вялость и прочая симптоматика, достоверная до абсолюта.
        - Пф-ф… давайте свои… средства, - не слишком довольно говорю я, - надеюсь, меня от них не унесёт в страну розовых пони?
        - Розовых пони? - с улыбкой переспросил Елабугин, - Нет, это несколько не то, что вы подумали! Я помню о вашем неприятии наркотических препаратов, так что нет, безобидная фармакология, просто подобранная по уму. В подпольной работе, знаете ли, возможность перевести арестанта из общей камеры в больницу, хотя бы и в тюремную, порой дорогого стоит. Методика апробированная, не переживайте.
        - Тэкс… - он закопался в саквояже, доставая какие-то порошки и пилюли, - давайте, Егор Кузьмич… запивайте, запивайте! Воды побольше, да-с… в пот бросит и лёгкая лихорадка, как и положено.
        - По ранению… - начал было дядя Гиляй.
        - Во-от здесь пуля прошла, - Адольф Иванович ткнул меня в бок, - при нападении пиратов вам здесь рёбра сломали, да и кожу рассекло изрядно. Месяца через три…
        Он с некоторым сомнением склонил голову набок.
        - … хотя конечно, достоверность такого шрама не будет…
        - Ну так обеспечьте новый! - перебил я его.
        - Да ты што?! - взвился Владимир Алексеевич, - Совсем с глузду съехал?!
        - Дядя Гиляй! Одним шрамом больше, одним меньше… у нас на кону што стоит?
        - Я не…
        - Здеся? - Санька, несколько бледный, бесцеремонно задрал мне рубаху и ткнул пальцем.
        - Совершенно верно, молодой человек, - закивал доктор, - совершенно…
        - Ага… - на то, чтобы достать из кармана «Браунинг», примериться и выстрелить через сложённое в несколько раз покрывало, у брата ушло секунды две. Выстрел прозвучал приглушённо, и бок обожгло резкой болью, но впрочем, вполне терпимой.
        - Вот… - бледно сказал брат и осел на ковёр. Обморок…
        - Ах ты ж… - сдавленно прошипел доктор, переступив через Саньку и кинувшись осматривать рану.
        - Нормально… - выдохнул он через пару секунд, - вот, прижмите к боку покрывало!
        - Мальчишка! Дурак! - громогласно шептал Владимир Алексеевич, найдя в саквояже Елабугина нашатырь и водя им под носом Чижа, встав перед ним на колени.
        - А? - встрепенулся тот, и первым делом повернулся ко мне. Продолжая удерживать покрывало, показываю Саньке большой палец и улыбаюсь, насколько могу искренне.
        - Все он правильно сделал! - прерываю Владимира Алексеевича, - Всего-то и делов, што кожу зашить, зато достоверность абсолютная!
        - Так бы сыграл! - вскинулся дядя Гиляй возмущёно.
        - А вдруг? - парирую я, и тут же сбиваюсь… - Адольф Иванович, да без наркоза зашивайте! Я должен встречать гостей бледный и страдающий, а не обдолбанный! Зашивайте!
        - Владимир Алексеевич… дядя Гиляй! Прав Санька, сто раз прав! Сейчас тот случай, когда отыгрывать нужно на все сто! Когда всплывёт затея с двойником, а всплывёт она в наших реалиях неизбежно - все, включая раненого двойника должны быть уверены, что в порту они переиграли врагов, но потом меня всё равно достали. Понимаете?
        - Устройтесь на боку, - скомандовал доктор, примеряясь ко мне.
        - Сейчас… Сань, подсунь сюда покрывало, его всё равно сжигать! Закровить постель не хочу.
        Щедро плеснув на рану спирта, Адольф Иванович, вооружившись кривой иглой, начал сшивать кожу. Больно… но как-то отстранённо, будто и не вполне моя боль.
        - Достали меня, - повторяю ещё раз, - после! Понимаете? То бишь получается не просто покушение, што тоже из рук вон, а настоящая загонная охота, а это совсем другой коленкор!
        - Но вот так… - Владимир Алексеевич покачал головой, всё ещё внутренне не согласный со мной.
        - Хоть как! Дядя Гиляй, вы же сами рассказывали, што у нас на кону стоит! Вот эта… да не больно, Адольф Иванович, право слово… царапина вот эта и стакашек пролитой крови, помогут нам спасти тысячи, а скорее даже - десятки тысяч жизней. Не до интеллигентских рефлексий, Владимир Алексеевич!
        - Дано, - продолжаю после еле заметной (надеюсь!) паузы, - настоящее покушение, свидетелями которого стали сотни…
        - Тысячи, - перебил меня Елабугин, прокалывая кожу.
        - … тысячи свидетелей, - соглашаюсь с ним, - и соответственно, оно стало частью истории! Оно настоящее…
        Чуть морщусь от боли.
        - … но есть ма-аленький подвох, - продолжаю, стараясь не дрожать голосом, - Двойник и далее по списку, вплоть до лжи о моём ранении. На этом основании наши противники могут попытаться отыграть назад утраченные позиции, понимаете? Пусть не сейчас, не сразу… но ведь могут? Притом нужно учитывать, что наша маленькая большая ложь может обернуться против нас большими проблемами - в будущем!
        По лицу Владимира Алексеевича видно, что он со мной не согласен, или согласен, но как-то не вполне, без этой, несколько театральной сцены… и без последствий.
        - А теперь, когда в уравнение с настоящим, - подчёркиваю голосом, - покушением мы ввели и настоящее ранение, то всё меняется! Позиции наши становятся почти безупречными, а у противников - ровно наоборот! Было покушение? Было! Ниточки, ведущие к нашим противникам, вполне настоящие, не оспорить. А главное, пф-ф…
        - Всё, - успокаивающе сказал Елабугин, - заканчиваю.
        - Благодарю, Адольф Иванович, у вас лёгкая рука, - говорю не вполне искренне.
        - Лёгкая, - по лошажьи фыркнул он, - а то я не видел, как у вас от боли… ладно, ладно! Помолчу…
        - Сань, помоги встать… Сейчас, - продолжаю, стоя у кровати на подгибающихся ногах, - прибрать малость и главное - придумать легенду о моём ранении. Не врать! Максимально близко к правде, но - пунктиром! Дескать, тайна следствия… Потом уже добавим нужные детали.
        - Да я и сейчас такую пинкертоновщину навертеть могу! - натужно улыбаясь, усмехнулся брат.
        - Могёшь! - киваю, - Верю! Но не надо. Потом! Посмотрим, што выгоднее будет говорить… а лучше помалкивать, пусть сарафанное радио нужные нам детали обеспечивает. С этим справимся?
        - Справимся, - грустно улыбнулся дядя Гиляй, - и всё же…
        Он покачал головой, и мне почему-то стало стыдно. Знаю ведь, что я прав, сто пятьсот раз прав! Рану пустяшную на жизни обменял, но…
        … всё это как-то неправильно.
        Не откладывая в долгий ящик, прибрали комнату, придумали пунктиром легенду и…
        - … благодарю, - бледно улыбаюсь репортёру, - опасности никакой, но чувствую себя, признаться, отменно отвратительно.
        - Герр Панкратов, - артикулируя излишне отчётливо, на хорошем русском поинтересовался репортёр «Кёльнише цайтунг», Фриц Беккенбауэр, - как вы можете прокомментировать слухи о том, что стреляли не в вас, а в вашего двойника.
        - Как правдивые, - отвечаю, не дрогнув, и репортёрская братия в моей спальне загудела рассерженным пчелиным роем, - получив известия о готовящемся покушении, Контрразведка Кантонов вместе со Службой Шерифа Дурбана провела блестящую спецоперацию по ловле убийц «на живца».
        - К сожалению…
        Откинув покрывало, показываю зашитый бок. Опухший, кровящий… выглядит он, надо сказать, отвратительно. И взгляды, взгляды… жадные, липкие, ощупывающие! Чувствуя себя едва ли изнасилованным от столь явно выраженного интереса… хотя и не имеющего сексуального подтекста.
        - … мы недооценили наших противников, - заканчиваю бесстрастно.
        - Скорее, - добавил мрачный дядя Гиляй, - степени их интегрированности во властные структуры города.
        - Вы хотите сказать, - загундосил в нос представитель французской прессы.
        - Я сказал ровно то, што сказал, - отрезал Владимир Алексеевич, - идёт следствие, и мы выясняем детали.
        - Могу только констатировать, - повысил он голос, перекрикивая представителей четвёртой власти, - што ситуация в Совете Дурбана выглядит уже не рядовым противостоянием политический сил, и даже не уголовщиной, а прямым предательством!
        - Вы обвиняете кого-то конкретного?! - возбудился француз, распихивая локтями коллег и пролезая вперёд.
        - … рассказать нам детали покушения?! - янки из «Нью-Йорк Таймс», не выпускающий сигару изо рта.
        … и разом, почти два десятка репортёров, перекрикивая друг-друга… Сильно, до тошноты, начала болеть голова и потемнело в глазах.
        - «Пилюлькин, блять, - вяло отозвался в сознании Второй-Я, - да и сам хорош!»
        - Господа! Господа! - прошу вас соблюдать тишину, находясь у постели раненого, вызверился Адольф Иванович, бесцеремонно выпихивая репортёрскую братию.
        - Пройдёмте в гостиную! - скомандовал Владимир Алексеевич, и вся эта гомонящая толпа, пахнущая табаком, одеколоном, вежателем, несвежим бельём и застарелым потом, вывалилась из моей спальни.
        - Шакалы пера! - выдавил сквозь зубы Санька, закрывая за ними дверь, - Всё-таки не надо было…
        - Надо! - перебил я начинающееся Санькино самоедство, - Ты всё сделал правильно, брат!
        Дёрнув плечами, он остался при своём, не став спорить со мной.
        - Расскажи што-нибудь, - попросил я брата, прикрыв глаза. Фармацея «Пилюлькина», наложившись на тепловой удар, ранение и стресс, сказалась на самочувствии не в лучшую сторону. Муторное ощущение, схожее с качкой и сотрясением мозга разом.
        - Што рассказать-то? - не понял он.
        - Хоть што… - не открываю глаз.
        - А-а… - дошло наконец, что я просто хочу заснуть слушая знакомый голос, - давай я тебе Наденькины рассказы из новых почитаю! Где… а, вот! Сэр Хвост Трубой, пребывая в изрядно расстроенных чувствах…
        К утру я малость отошёл, и милейший Адольф Карлович, проверив зрачки, рефлексы, наполнение пульса и чистоту раны, счёл моё состояние сносным, допустив короткие посещения.
        - Я, Егор Кузьмич, в соседней спальне поселился, с вашего позволения, - уведомил он меня, - Моя фармакология была рассчитана на тепловой удар, а огнестрельное ранение вышло явно лишним. Ночью к вам несколько раз заходил, а с полуночи до четырёх утра неотлучно, да-с! Очень уж у вас пульс нехороший был, да и другие признаки, да-с! Даже удивительно, что так быстро на поправку пошли. Надеюсь, это не временное облегчение.
        - Я… - он широко зевнул, прикрыв ладонью рот, - пойду, с вашего позволения! Прилягу у себя в комнате.
        Но если вдруг почувствуете хоть малейшее ухудшение состояния, непременно звоните в колокольчик! Прошу, Егор Кузьмич, без ложной скромности! Мне проще встать и потратить пять минут, измеряя вам температуру и пульс, вручив затем какие-нибудь порошки, чем сидеть потом полночи или не дай Бог…
        Доктор перекрестился.
        - … вытаскивать вас с Того Света!
        - Понял, Адольф Иванович, - согласился я, - при любом ухудшении состояния вызываю горничную, а уже она будит вас.
        - Короткие визиты, - зевая, повторил Елабугин, - я вам песочные часы поставлю… вот, на десять минут подойдут. Не более одного визита в час, договорились?
        - А просто посидеть в одной комнате? - с надеждой осведомился я.
        - Невеста? - понял доктор, - Нет, тем более нет! Пару дней потерпите, хорошо? Боюсь, иначе можете слечь всерьёз и надолго!
        - Ясно…
        Сперва забежал Санька, принёсший мне завтрак в постель и новости.
        - Шухер наводят, - рассказывал он, сидя у меня в ногах, - да ты ешь, ешь… Отряды возмущённых граждан по всему городу, ну и благочинные промеж них. Направляют, значица, гнев народный.
        - Расправы?
        - Не-а, - мотанул головой брат, - аккуратно. Но вызовов на дуэли до ебёны матери! И, х-хе, мордобоев! Ешь давай! Вон, руки как трясутся… помочь?
        Фира улыбалась, но глаза у неё были на мокром месте.
        - Вот, - улыбаюсь виновато, - так получилось.
        - Получилось… - вздохнула она, судорожно сглотнув и жалко улыбнувшись, - мне Санька уже всё рассказал.
        - Да… иногда и так будет… не передумала?
        - Никогда! - наклонившись, она поцеловала меня в губы и тут же отпрянула, сильно покраснев.
        - Я… - трогаю пальцами свои губы, отчего Фира покраснела ещё сильней, - постараюсь пореже попадать в постель по таким дурацким поводам. Есть более интересные…
        - Молчи! - моментально оказавшись рядом, она прижала тонкий палец к моим губам, совершенно раскрасневшись, - Я поняла и…
        - Молчу, - киваю, глупо улыбаясь и любуясь невестой, - молчу…

* * *
        - Безобразие и дикость! - возмущался Ульянов, затягивая ремни на чемодане, - Покушение на убийство устроил этот подлец Рачковский, а покидать Францию приходиться нам!
        - В самом деле, некрасиво, - согласился Кржижановский с другом, - но что поделать? Во Франции мы на птичьих правах, и пусть симпатии рядовых французов преимущественно на нашей стороне, невозможно не учитывать силу бюрократии.
        - Это подло! - пропыхтел Бурш, затягивая наконец ремень на раздутом чемодане, - Бюрократический формализм такого рода есть подлейшее нарушение не Буквы, но Духа Закона!
        - Надюша, - прервался он, попробовав приподнять чемодан, - тебе не кажется, что мы несколько обросли вещами и погрязли в мещанстве быта?
        - Ты как всегда прав, Володя, - откликнулась супруга, ощутимо похорошевшая за эти месяцы, - но нельзя жить в обществе и быть свободным от него! На уровне марксистских ячеек можно не обращать внимание на условности общества, но серьёзному политику приходится идти на некоторые компромиссы.
        - Пожалуй, - согласился Владимир Ильич после короткого раздумья, - политику, говоришь… Не Революция, а Эволюция? Хм…
        Физиономия его приняла скептическое выражение, но Ульянов смолчал.
        - Африка, говорите… - высунувшись из окна, он позвал консьержа помочь с багажом и замолчал, глубоко задумавшись.
        - Пост консула, хоть бы и формальный, был бы очень кстати для нас, - задумчиво сказал Глеб Максимилианович.
        - Консула… хм, - усмехнувшись, Бурш выкинул из головы непрошеные мысли о Наполеоне.
        Глава 31
        - Божие милостию мы, Николай Вторый, - вслух читал Скалон[68 - Виталий Юрьевич Скалон, русский публицист и общественный деятель, член товарищества газеты «Русские Ведомости», член «Союза освобождения» - нелегального политического движения за введение в России политических свобод, объединившее «освобожденческие» кружки поначалу в 22 городах Российской Империи.], подрагивающим голосом выделяя торжественность обращения, - Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая.
        Прикрыв глаза в которых таилась усмешка, Посников слушал товарища молча, признавая за ним право на лёгкую театральщину. В кабинете редактора газеты «Русские Ведомости» тесно, заняты все кресла и стулья, а кое-кто из присутствующих стоит, подпирая спиной стену. Не тот случай, чтобы меряться чинами и регалиями, лелея воспалённое самолюбие.
        - Вникая в нужды всех Наших верноподданных и обращая взоры Наши в особенности на страждущих и обременённых, - продолжал Скалон, - хоть бы и по собственной вине или нерадению, следуем велению сердца даровать им возможность облегчения. В сих видах Всемилостивейше повелеваем даровать туземным народам Кавказа и Туркестана, Калмыкам, кочующим по Астраханской губернии, а также Калмыкам Большедербетовского улуса льготу.
        Налог, взимаемый с туземного[69 - В те годы писали и говорили именно так.] населения Кавказа и Туркестана, взамен исполнения воинской повинности натурой, равно как и прочие налоги и недоимки, подданные Наши могут отдать воинской службой в Туземном Кавказском и Туземном Туркестанском легионах.
        Выдохнув с силой, Скалон пропустил несколько строк и закончил чтение, явственно борясь с желанием стиснуть зубы и скомкать газетные листы в тугой ком.
        - … передать управление сими легионами Военному Министерству Великобритании, для наведения порядка на подведомственных им землях…
        На этих строках терпение Виталия Юрьевича закончилась, и правительственная газета, свёрнутая бешено-нервическими движениями сильных рук, полетела в старую корзину для бумаг. Не долетев, она упала рядом, но никому из присутствующих не было дела до столь вопиющего беспорядка.
        - Позор! - задыхаясь от ярости, выдохнул публицист, - Боже… какой позор! Торговать солдатами, притом…
        Скалон дёрнул ворот, и пуговица отлетела куда-то в угол, на что Виталий Юрьевич не обратил ни малейшего внимания, пребывая в неимоверном бешенстве.
        - … не опосредовано даже, через союзнические договора, а напрямую?! Как нищие германские княжества в восемнадцатом веке! Россия! Какой позор…
        - К этому всё шло, - спокойно сказал Михайловский[70 - Николай Константинович Михайловский - русский публицист, социолог и литературовед, критик, переводчик. Теоретик народничества. В начале 20-го века фигура Михайловского была едва ли не культовой, его ставили в один ряд с Герценом и Чернышевским. Слава его померкла после 1917 г., поскольку Михайловский был оппонентом марксизма и сторонником критиковавшейся марксистами теории героев и толпы, в эмиграции к его наследию также обращались редко.], проведя рукой по окладистой бороде, но судя по подрагивающим пальцам, флегма его сугубо напускная, не обманувшая никого из присутствующих, - с первых британских кредитов. Если у Великобритании на дворе колоссальный экономический и политический кризис, усугублённый унизительнейшим поражением в Англо-Бурской, а она находит возможность изыскать средства для выдачи кредитов Российской Империи…
        - Романовской клике! - перебил классика возбуждённый Скалон, на что Николай Константинович только плечами пожал, не пожелав оспаривать слова известного публициста и земского деятеля.
        - … и что самое главное, Николай берёт эти кредиты, - размеренно продолжил мыслитель, - сделать выводы несложно.
        - Сама идея, - неторопливо сказал Постников, качнувшись в своём кресле, - недурна. Французские кредиты висят на метафизических ногах Российской Империи неподъёмным ядром каторжника. Политика России, развитие её промышленности и даже культуры проходила с постоянной оглядкой на Францию. А при всей моей симпатии к этой стране, интересы у нас далеко не идентичны.
        - Покрыть кредиты Франции кредитами Британии, полученными на более льготных для нас условиях, - Александр Сергеевич пожал плечами, - не самая глупая идея. Дьявол, как известно…
        Он прервался, чтобы закурить, в оглушительной тишине достав серебряный портсигар. Слышно было, как жужжит запоздалая осенняя муха, тыкаясь в нагретое солнцем оконное стекло.
        - … кроется в деталях. И вот детали этой сделки поистине дьявольские! Это… - Посников ткнул пальцем в корзину для бумаг, где покоилась злосчастная газета, - мелочи.
        - Это? Мелочи?! - ужаснулся один из маститых репортёров «с именем», допущенный к столь серьёзному разговору.
        - Мелочи, - спокойно кивнул редактор, на лице которого появилась грустная, несколько саркастическая улыбка, - Как водится в России-матушке, государевы чиновники путают личные интересы с государственными. Начиная с самого верха, н-да… Элиза Балетта выходит на сцену в бриллиантах стоимостью в несколько броненосцев, и это всего лишь любовница одного из великих князей[71 - Элиза Балетта - любовница Великого Князя Алексея Александровича, генерал-адмирала и председателя Адмиралтейств-совета. Современники (ещё до «броненосного» скандала) отзывались о ней почти исключительно негативно, притом равно о профессиональных и человеческих качествах.]!
        - Поразительно недальновидная политика, - качнул седой головой Анучин[72 - Дмитрий Николаевич Анучин - русский географ (первый в России профессор географии), антрополог, этнограф, археолог, музеевед, основоположник научного изучения географии.], - Воровство наверху уже привычно, как бы страшно и цинично не звучали мои слова. Но легионы? Романов выигрывает тактически, удаляя пороховую мякоть из вечно тлеющих регионов, но неужели он не понимает, что стратегически это решение удаляет Туркестан и Кавказ из орбиты Российской Империи?
        - Я, господа, не великий стратег, - блеснув стёклышками пенсне, сказал Амвросий Ильич, один из репортёров «с именем», - но с силу профессиональных обязанностей разбираюсь немного в политике как внутренней, так и международной. Дмитрий Николаевич верно сказал, решение это более чем странное. Этот поступок перечёркивает всю Россию как Империю, ставя её фактически в вассальную зависимость от Великобритании. Если же говорить о политике сугубо внутренней, то Романов тем самым десакрализирует свою власть на Кавказе и Туркестане, а ведь там обстановка и без того предвоенная! Не понимать этого…
        Амвросий Ильич покачал седой головой, не в силах подобрать должных слов.
        - Не понимает, - чуть усмехнулся Посников, и только излишне сильная затяжка показала его волнение, - «Сидеть на престоле годен, но стоять во главе России не способен»[73 - Цитата генерала Драгомирова, преподававшего Николаю Второму военное дело.] сказано его наставником, а никак не злопыхателем из среды революционеров! Интеллектуальные способности Самодержца даже доброжелатели не называют выдающимися, упирая более на мягкосердечие…
        По лицам пробежали усмешки. Мягкосердечие Николая Второго, называвшего «молодцами» карательные отряды и требовавшего «больше расстрелов», с некоторых пор стало притчей во языцех. Ходынка в начале царствования многих отвратила от монарха, но некий запас «сакральной прочности» общественность всё-таки выделила молодому императору.
        Трагедию отчасти оправдывали «эксцессом исполнителя», неудачами госаппарата, доставшегося от отца и даже происками врагов России - как внешними, так и внутренними. Несколько лет спустя стало ясно, что «добросемейственность» Николая Второго и «лучистые глаза святого», цепляющие за душу (преимущественно немолодых, пожёванных жизнью девушек), не делали из него ни хоть сколько-нибудь пригодного монарха, ни даже - человека. Самые закоренелые монархисты, считающие царскую власть важнейшей составляющей самого существования России, всё чаще поговаривали о замене царя, а может быть…
        … и династии.
        - Многие решения, имеющие государственное значение, продолжил Постников, - дают основания подозревать то ли полное безразличие императора к собственному правлению, то ли наличие проблемы с умственным развитием[74 - Биографы, изучающие Николая Второго, достаточно единодушны в его оценке. К примеру, дневники его (хорошо изученные) изобилуют такими подробностями, как «гулял… играл в… убил ворону…». Практически нет размышлений, оценок ситуации с точки зрения государственного масштаба, метких суждений о подчинённых. Поразительно ограниченное содержание вместе с эмоциональной тупостью даёт основание предполагать почти полное отсутствие абстрактного мышления. Император, что называется «жил одним днём», не умея (и не желая) заглядывать в будущее.ПЫ. СЫ. Записи в дневниках настолько примитивны, что дали основание предполагать, будто их подменили (подделали) большевики для дискредитации монарха, но нет - дневники подлинные.].
        - Страшно, господа, - мрачно сказал Анучин, и все заговорили разом, обсуждая цензуру, «Священную дружину», молодчиков из черносотенных отрядов и карателей. Решительно непонятно, как в таких условиях жить и работать!
        - … Его Величество царствует, но не правит, - рубил воздух трёхпалой ладонью бывший кирасирский поручик, а ныне один из ведущих репортёров газеты, - и это не новость! Самое страшное, что у России нет правителя, хотя бы и коллективного! Есть страшная химера бюрократии, слившаяся в противоестественном экстазе с химерой Дома Романовых! Коллективный уровень интеллекта этих тварей есть интеллект глупейшего из коллектива, поделенный на число его членов!
        - Да! Да! - вздёрнув бородку, воинственно кивал Амвросий Ильич, оглядываясь на Анучина, - Как метко! Химеры эти, как существа донельзя примитивные и в тоже время живучие, как это свойственно простейшим организмам, могут только жрать и размножаться!
        - … интрига одного из Великих Князей, - вещал Скалон, - готовых растащить Россию на куски, лишь бы получить один из кусков оной в своё безраздельное пользование! Хоть огрызок от Руси, а только бы их собственный, неотъемлемый!
        Дверь с грохотом распахнулась, и спорщики развернулись резко, в глазах у них метнулся испуг… а кого и яростная злость!
        - В номер! - показавшись в дверях, вытолкнул из себя запыхавшийся вусмерть репортёр, пробежавший, судя по его изнеможденному виду, не иначе как марафон, - Великого Князя…
        Согнувшись и оперевшись на дверной косяк, худощавый мужчина выталкивал из себя слова.
        - … Александра Михайловича… взорвали!
        С женой!
        - Партия социалистов-революционеров[75 - Партия социалистов-революционеров - ПСР, они же «эсеры», в реальной истории была создана в 1901 г., на базе ранее существовавших народнических организаций. Была самой многочисленной и самой влиятельной НЕ марксистской партией Российской Империи. Партия прославилась как одна из активнейших участниц Революционного террора.], - чуть отдышавшись, продолжил он, промокая вспотевшее лицо давно уже мокрым платком, - решила громко заявить о своём основании. Акция! Совместно с Союзом борьбы за освобождение рабочего класса[76 - Создана Ульяновым.]!
        - Да! - спохватился он, срывая с шеи дешёвый «детективный» фотоаппарат от «Кодак», - Срочно на проявку! Успел заснять, но за качество кадров не ручаюсь, сами понимаете!
        Фотоаппарат забрали, вручив дежурившему за дверью мальчику, тут же умчавшемуся прочь, а репортёру вручили стакан воды, налив из стоящего на столе хрустального графина.
        - Не успел я явиться на аэродром, - залпом выпив воду, возбуждённо продолжил Ксаверий Эдуардович, обмахиваясь измятой шляпой.
        - Ну вы помните!? - обратился он к Посникову, повернувшись всем корпусом.
        - Да-да, - закивал тот, - как же! Перелёт Великого Князя с супругой из Петербурга в Москву! Ну же, голубчик… не томите!
        - Да-с… простите, - смутился Ксаверий Эдуардович, нервно поправив козлиную бородку, - Едва успел взять интервью у начальника аэродрома и сделать несколько кадров летадлы, пилотируемой самим Великим Князем Александром Михайловичем, как аппарат приземлился и… как это говориться? Скапотировал! Как выяснилось позднее, революционеры, проникшие в аэродромную обслугу, попросту натянули проволоку, представляете?!
        Мужчина возбуждённо выпучил глаза, состроив гримасу, которую в иных условиях сочли бы довольно-таки уморительной.
        - Стрельба! - он возбуждённо махнул руками, - Из пулемёта… «Мадсена», если не ошибаюсь. Тра-та-та! Одна обойма, вторая! Революционеры! Охрана! Пули повсюду! В стационарную камеру две пули, а Лев Исаакович, наш фотограф, ранен!
        - Легко, - поспешил успокоить встревожившихся коллег Ксаверий Эдуардович, - в ляжку на излёте! Хорошо, у меня «Кодак» был… привычка, знаете ли, подстраховываться! Качество, конечно, похуже, но оправдалось. А вы говорили…
        - Ксаверий Эдуардович! - воскликнул Посников, пристукнув ладонью по столу.
        - Да-да, простите, - смутился репортёр, - Нервы-с… да и после боя, признаться, тяпнул изрядно. Охрану перестреляли и бомбами, бомбами! А главные их мне потом интервью дали и для фотокарточек позировали! Как же…
        Он закопался в карманах тужурки.
        - Савинков[77 - В реальной истории Савинков в 1901 г. работал (пропагандист) в петербургском отделении «Союза борьбы», и только позже - после ареста, ссылки и побега стал эсером. Здесь же «Союз борьбы» показал себя куда как более «зубастой» организацией, и авторское ИМХО оставило Савинкова в её рядах.] от «Союза Борьбы»…
        - …и Гершуни[78 - Гершуни Григорий Андреевич (Герш-Исаак Гершуни) один из основателей боевого крыла ПСР.] от ПСР, - прочитал он, - такие, знаете ли… авантажные господа!
        - Или товарищи? - засомневался Ксаверий Эдуардович.
        - Гершуни! - задравши руки к небу, простонал Василий Фёдорович, немолодой худощавый мужчина из выкрестов, - Ну почему?! Погромы только прекратились, и такая громкая провокация!
        - Не скажите, коллега! - горячо возразил отставной поручик, - Отношение к жидам у Власти и без того безобразное, так что я бы назвал это не провокацией, а хирургической операцией! Болезненно, но необходимо! Не гнить всем кагалом в Российской Империи, а сделать наконец какой-то выбор! Будь то эмиграция или самая решительная борьба за свои гражданские права!
        - Господа, господа! - резко прервал их Скалон, - свои идеи по части жидов и жидовствующих оставьте на потом, будьте добры!
        - Благодарю вас Виталий Юрьевич, - поддержал его Посников, - Так что, Ксаверий Эдуардович?
        - Вот, - репортёр суетливо достал свои записи и засуетился, близоруко разглядывая мятые бумажки, - скорописью записывал! Где оно… а, вот!
        - Наш теракт, - зачитал он по бумажке, - есть ответ на государственный терроризм Российской Империи! Если Государство считает себя вправе проводить безсудные расправы, действуя наиподлейшими методами, то мы отказываемся признавать этот бандитский анклав государством! Проводя безсудные расправы с нашими товарищами, томящимися на каторге…
        Анучин машинально кивнул при этих словах, и на лице его появилось мрачное выражение потомка Кассандры[79 - Кассандра - троянская царевна, наделённая даром пророчества и одновременно проклятием - её предсказаниям никто не верил.].
        - … вопреки прежним договорённостям, а также убийства и покушения на убийства политэмигрантов, пребывающих ныне в Европе, Власть поставила себя вне Закона!
        - Это Савинков, - поспешил уточнить Ксаверий Эдуардович, и тут же продолжил:
        - Дом Романовых - это метастазы в теле нашей Родины, и мы будем безжалостно вырезать их все до единой, не испытывая ни жалости ни сострадания, как не испытывает хирург жалости к члену, поражённому гангреной!
        - Гершуни, - уточнил репортёр и снова начал читать, щуря глаза.
        - Мы, социалисты-революционеры, обязуемся не преследовать Романовых, которые сложат с себя титул и все привилегии, к нему полагающиеся, откажутся от неправедно нажитых богатств и уедут из России, сменив фамилию и принявшись жить на те средства, которые будут зарабатывать своим трудом!
        - В этом что-то есть… - протянул один из гостей, щуря глаза, - из додревних времён, Ветхозаветное и…
        Он распрямил плечи, готовый отстаивать свою точку зрения.
        - … честное.
        - Ну, это вы… - начал Скалон, мотанув головой, - хотя… по здравому размышлению, толика истины всё-таки есть! Жестокой и… хм, Ветхозаветной.
        - Да! - очень вовремя прервал их разговор Ксаверий Эдуардович, - революционеры на летадлах улетели, представляете?
        - Ого! - брови Посникова вознеслись высоко на лоб, и он ошалело закрутил головой.
        - Ого, - согласился Анучин, комкая бороду в кулаке. Сам факт теракта, (притом теракта удавшегося!) совершённый по отношению к члену Дома Романовых, ломает многие политические расклады. Но до сих революционеры не посягали на женщин… и тем паче не обещали вырезать всех (!) представителей Августейшей Фамилии!
        С другой стороны…
        … первыми перешли черту отнюдь не революционеры! Насилуя в тюрьмах девушек из числа политических, и убивая на каторге и тюрьмах мужчин, Власти ожидали какой-то иной реакции?
        А теперь ещё и летадлы! Как, чорт подери?! Как революционеры ухитрились провернуть такое? С момента первого полёта до настоящего дня прошло совсем немного времени, и хоть сколько-нибудь серьёзное производство имеется у Франции, Германии, США и…
        … с заметным отставанием и многочисленными катастрофами, скрываемыми от общественности - Британии. Российская Империя, Австро-Венгрия и Италия делают первые шаги к Небу.
        Все… все авиационные производства и пилоты, даже любители - сосчитаны. Шпионов, военных атташе и репортёров вокруг каждого завода и аэродрома - больше, чем персонала. А посему… как?!
        - Опять ведь закроют газету, - с тоской протянул Посников, - и это как минимум.
        Помолчали, переглядываясь и ведя тот безмолвный диалог, который только могут вести давно и хорошо знакомые люди, объединённые какой-то Идеей.
        - В печать! - махнул наконец рукой Посников, вставая с кресла с видом Цезаря, переходящего Рубикон, - Лучше сделать и пожалеть, чем жалеть потом, что не сделал!
        - Мы принимаем бой… - одними губами шепнул Скалон.
        Глава 32
        - Че-ево, б… - заткнув крик души на взлёте, покосился на невозмутимую Надю и уставился на дядю Гиляя взглядом самого баранистого барана в большой отаре.
        - Избирательные права для женщин… - охотно начал тот, ставя бокал с вином на стол, укрытый белоснежной скатертью расшитого хлопка.
        - Да эт я понял! - быстро перебиваю Владимира Алексеевича, излишне резко откладывая вилку и нож, - идея социалистических фракций Русских Кантонов, спорная по форме, но верная по существу… передовицы газет я помню! Кто, говорите, поддержал социалистов?
        Я весь обратился в слух…
        - Староверы, - повторил Гиляровский, щурясь обожравшимся котом и самодовольно поглаживая вздыбившиеся усы.
        - Надежда, прошу вас, ущипните меня… - сомнабулическим голосом говорю девочке, - ай!
        - Не за что, - пряча смешинки в глазах, отозвалась она, садясь на своё место.
        - Староверы… - повторяю ещё раз, но фразы «Избирательные права для женщин» и «поддержали староверы» находятся для меня на разных концах Вселенной. Звучит невыносимо фальшиво и неправдоподобно, так что предыстория, наверное, очень… очень интересная!
        - Та-ак… - пытаюсь собраться с разбегающимися мыслями и выбросить из разом вскипевшей головы вовсе уж фантасмагорические версии, - подробности?
        - Вы ешьте, Егор Кузьмич, ешьте… - прервала нашу беседу Надя, в глазах у которой таилась не слишком-то скрываемая смешинка, - я сама готовила! Невкусно?
        - Хм… очень вкусно, благодарю! - улыбаясь светски, продолжаю трапезу, не чувствуя вкуса. А Надя, улыбаясь лучисто, ведёт беседу в лучших традициях Старой Москвы… и бесконечно далёкую от политики!
        Наконец обед завершён и девочка, репетирующая роль хозяйки дома, отправила нас на тенистую веранду, где уже стоит кофейник и разложены курительные принадлежности. Собравши всю терпёжку в кулак, молча жду, пока дядя Гиляй усядется поудобней в плетёном кресле, раскурит трубку с длинным чубуком и выпустит первый клуб ароматного дыма.
        - Не все поддержали, - качнувшись в кресле, сказал бывший опекун, кивая благодарно чернокожей служанке, налившей ему кофе. Взгляд его на удаляющуюся корму был несколько сальным и…
        … собственническим, но кто такой, чтобы судить его?! Благо уже, что вообще отживел после смерти супруги, начав проявлять интерес к женщинам. А к чорным, белым… право слово, не так важно.
        - Не все поддержали, - повторил он, делая глоток кофе и закусывая его дымом с видом человека, пробравшегося в райский сад, - не все…
        На лице его появилась мефистофельская усмешка.
        - … но некоторым - пришлось!
        - Взяли-таки за жопки?! - подскочил я в кресле, как шилом ткнутый, - Тех, заигравшихся?!
        - Да! - выдохнул он, улыбаясь зубастым чеширским котом, - У них, паразитов, грешков поднакопилось, а мы нарочито глаза закрывали. Не видели, не слышали и не говорили.
        Отложив трубку и чашку, дядя Гиляй весьма обезьянисто показал реплику «в лицах», вызвав у меня невольный смешок.
        - Заигрались, - киваю понимающе.
        - О да… - Гиляровский улыбнулся нехорошо и я понял, что в этой истории он принял живейшее участие, - заигрались. Славно так получилось, один к одному! Мы…
        Снова улыбка, а в глазах - отражение пожарищ и крови.
        - … аккуратно подвели их, чуть не носом тыкали - где можно хапнуть и с кем кооперироваться при хапке!
        Я только глаза прикрыл, представляя примерно уровень операции. Да… пока я был в море, в ЮАС происходили дела ничуть не менее интересные! Впрочем, о чём это я… это как раз и нормально!
        - Сложно было, - понял меня бывший опекун, - в России такое ни за што не провернули бы. А здесь…
        Он сделал глоток и снова затянулся.
        - … на подготовленной территории работали. Староверов и до войны в Африке немало проживало, но до нападения британцев они с тутошними православными верой не мерялись. А после - тем более. Как полноценная община…
        Глоток, затяжка…
        -.. староверы начали уже после войны организовываться, Мишкиными усилиями. Дельцы их по приезду волей или неволей, а на старожилов опирались. Да и Африка это, а не Расеюшка! Ни Синода, ни…
        - Расслабились, - заканчиваю за него.
        - Отчасти, - усмехнулся дядя Гиляй, - да и чево не расслабиться-то? Ну и социалисты грамотно сработали. Сам же знаешь, при желании можно найти немало общего между социализмом и христианством! А когда оно, желание, есть, да с обеих сторон, то вот так и получилось.
        - Удачно.
        - Как сказать, - ворохнулся он на кресле, - Если бы не твоё ранение… да, да! Всё правильно Александр сделал, признаю! Если бы не вся эта история с покушением, то не факт.
        - А так, - он усмехнулся зло и победительно, - взяли кое-кого с фактами и подобрали аргументы! Полностью не подмяли, да и цели такой не было, но…
        Снова усмешка.
        - … на уступки им пойти придётся, и крепенько.
        - Светский брак… - осторожно сказал я.
        - И это тоже, - энергически кивнул Владимир Алексеевич, - признание не только в Дурбане, но и по всей территории Кантонов для начала! Не все Кантоны признают, но это уже можно будет оспаривать в судах, хотя…
        Он усмехнулся.
        - … не думаю, что окончательный перелом произойдёт быстро.
        - Хоть што-то, - философски согласился я, - капля камень точит. А избирательные права, с ними што?
        - Здесь… - он пожал плечами и затянулся, заглянув недовольно в пустую чашку. Миг… и служанка возникла рядом, как всегда здесь была. Короткий обмен взглядами, в которых таилась такая африканская страсть, что мне стало неловко и… немного тесно в паху.
        - … сложнее. Сторонники всеобщих избирательных прав в меньшинстве, побеждают сторонники имущественного и образовательного ценза на каждой ступени. Ну и…
        - … заслуги перед обществом, - пожал плечами Владимир Алексеевич.
        - Спорно, но в нашей ситуации, пожалуй, што и оптимально. С женщинами также?
        - Угум, - он выпустил дым через ноздри, - образование, имущественный ценз, а в качестве заслуг можно детей. Количество и качество.
        - Хм… дайте потом почитать, - попросил я.
        - Уже, - дядя Гиляй похлопал по папке на столике, - почитаешь, а потом с политиками встретишься.
        - Я?! А… ну да, ну да… Всё время забываю, что уже фигура. Верите…
        Чуть усмехаюсь, старательно пряча в глаза.
        - … до сих пор боюсь, што всё это сон крестьянского мальчишки, и вот-вот япроснусь, и снова - нищая деревушка, в которой я - никому не нужный нахлебник…

* * *
        Прогулка по Дурбану в окружении агентов Благочиния и боевиков РСДРП не приносила удовлетворения ни мне, ни Ульянову. Впрочем, прогулки такого рода и не должны приносить удовольствия, это своеобразная декларация о намерениях и публичная демонстрация союзнической приязни.
        Единственный, кто получал искреннее удовольствие от своеобразного «парада-алле» по главным улицам города, так это, наверное, только Владимир Алексеевич. Его страсть к театральщине и цирку получила полное удовлетворение. Дядя Гиляй говорит за всех разом, успевая поддерживать беседу и отвечать на приветствия горожан, среди которых он пользуется огромной популярностью.
        Если я бы хоть чуть-чуть ревнив к славе, то пришлось бы признать, что Владимир Алексеевич куда как популярней меня! Слава у меня с оттенком мистицизма и опаски, уважают и любят не меня, а какую-то неведомую то ли зверушку, то ли сущность, окутанную ореолом легенд и мифов. Нечто среднее между былинным героем из легенд, пакостливым сидом из британских сказок и христианским святым.
        Забавно подчас, но…
        … не всегда приятно. Очень мало тех, кто готов видеть во мне Егора или Егора Кузьмича, а не Сорвиголову или Пака с Драконовых гор. Подобной ерундистикой страдают даже земляки из Сенцово, и я бы даже сказал, что отчасти именно они виноваты в подобном отношении.
        Оправдывая своё не всегда хорошее отношение ко мне в не таком уж далёком детстве, они понапридумывали себе всяко-разных баек, а потом взяли, да и поверили в них! И ныне я не вполне человек, а скорее персонаж, притом мифологический.
        А бывший мой опекун - человек очень земной, зримый и всю жизнь на виду. Биография его необыкновенно увлекательна и в то же время понятна. Глянешь, и вот она - биография из серии Жизнь Замечательных Людей, как она есть. Все жизненные этапы расписаны, оформлены как полагается и лежат на положенных местах.
        Да и мэром Владимир Алексеевич оказался хорошим, в самые короткие сроки завоевав народную любовь и поддержку. Управленец из него вышел не идеальный, не без изъянов, но… как политик «переходного периода», или как подсказывает «Альтер-эго» громким шёпотом в голове - «кризисным менеджером», он оказался более чем на своём месте. Сейчас нужен именно такой - не столько экономист и юрист, сколько человек, сполна познавший, что такое коррупция в верхах, проблемы городского «дна» и главное…
        … не боящийся резать по живому. А он не боится, хотя и не страдает излишней жесточью. Да и экономика сейчас на подъёме… и не то чтобы это заслуга Владимира Алексеевича, но кому какая разница?! В общем, все шансы на памятник и добрую память у моего бывшего опекуна имеются.
        Владимир Ильич с супругой, изрядно похорошевшей после пребывания в Париже. Вернее сказать, она всегда была премилой, но очень уж неухоженной, да и непримиримое выражение, поселившееся на хорошеньком личике, не добавляло ей шарма. Этакая угрюмая бука, глядящая на весь мир исподлобья взглядом несправедливо обиженного ребёнка. А сейчас ничего… очаровательная особа, хотя и очень уж серьёзная.
        Наверное, небрежение бытом добавляло семье Ульяновых уважения в нафталиновой среде ортодоксальных марксистов, среди которых немало людей, склонных к аскетизму и едва ли не умерщвлению плоти. Но для публичного политика и лидера крупнейшей (пусть даже и нелегальной) партии Российской Империи требования несколько другие.
        Увы… «декларация о намерениях» не предполагает наличия Фиры, отчего, признаться, немного жаль. Хотелось бы познакомить невесту с интересными людьми, да и давненько мы не гуляли вместе вот так, на публике. Но… даже Надежда Константиновна присутствует здесь не только как супруга, но и как член ЦК РСДРП!
        Проходя мимо Французского парка, устроенного попечением галльских предпринимателей, Владимир Алексеевич замедлил шаги, вглядываясь в народ, собирающийся перед трибуной.
        - Голубчик, - обратился он к одному из охранников, - будь добр - узнай, кто там сегодня выступает.
        - У нас, изволите видеть, - повернувшись к Ульянову, начал разъяснять Гиляровский на правах хозяина города, - с недавних пор заведены в Дурбане уголки ораторов, этакие Гайд-парки.
        - Да? - живо заинтересовался Владимир Ильич, переглянувшись с супругой, - Признаться, я слышал об этом ещё в Париже, но очень уж информация была противоречивой.
        - Дело новое, - улыбнулся Владимир Алексеевич в усы, - не без огрехов! Идея, признаться сырая, так што правим на ходу. Отсюда, думается, и все противоречия.
        - Ильин, - доложил подошедший охранник, - из кооператоров.
        - Ах, этот Ильин… Не хотите послушать чаяния народные? - осведомился дядя Гиляй у супружеской четы.
        - Надя? - повернулся Ульянов к супруге.
        - Пожалуй, - деловито кивнула та, - выступление обещает быть интересным!
        Нас узнали, но к чести горожан, назойливость в Дурбане считается крайне дурной привычкой. Нашу компанию пропустили вперёд, под самую трибуну, и дядя Гиляй обменялся рукопожатием с Ильиным, представив его семье Ульяновых.
        - Известный наш идеолог кооперативного движения, - вполголоса дополнил Владимир Алексеевич, склоняясь к Надежде Константиновне и Владимиру Ильичу, когда Ильин взошёл на трибуну, - некоторые моменты очень спорные, порой и вовсе завирается, но идеи интересные, да и политик многообещающий.
        - … первоначально, - живо рассказывал Владимир Алексеевич на ходу, повернув голову к Ульяновым, - мы хотели разрешить ораторам выступать где бы то ни было, но по здравому размышлению, отказались. Это изрядно оживило бы политическую жизнь города, но усложнило бы жизнь простых горожан.
        - Ныне по городу… здравствуйте, герр Мойзель! Ныне по городу, - продолжил дядя Гиляй, зажав подмышкой массивную трость чорного дерева, - восемь мест, предназначенных специально для ораторов и собраний людей, и только для этого. Все они в городской черте, но вместе с тем, никак не мешают жизни обывателей.
        - А как же декларируемая свобода собраний? - поинтересовалась Надежда Константиновна.
        - В наличии! - рубанул воздух рукой мой бывший опекун, - Все мероприятия городских и квартальных управ проводятся по графику, вывешиваемому в местах общего пользования минимум на две недели вперёд! Желающие митинговать ВНЕ предназначенных для этого мест, уведомляют управу о месте и времени проведения, и разрешения на митинг НЕ требуется. Единственное, митингующие должны соотносить свои мероприятия с графиком управ и подать уведомление не менее чем за сутки.
        - А если управе понадобится внезапно провести мероприятие в месте, о котором загодя уведомили митингующие, притом непременно в тоже время? - прищурился Бурш.
        - Значит, управа должна будет отыскать иное место! - ответил Владимир Алексеевич, выпячивая грудь, - Исключение - объявленное военное положение, сложная эпидемиологическая обстановка и прочие форс-мажоры такого же рода.
        - Интересно… - задумался Ульянов, - Спорно, но интересно!
        Наконец мы пришли в «Лукоморье», одно из самых известныхрусскоязычны кафешантанов Дурбана, где у нас забронированы столики. Владелец заведения, немолодой мужчина из московских разночинцев, подошёл поприветствовать нас. Доброжелательный без официоза, но и без фамильярности, он загудел вокруг нас уютным толстопузым шмелём, и через минуту расслабился даже несколько напряжённый Ульянов.
        - Соловейчик будет выступать, - доверительно наклонившись, сказал владелец заведения, - с новой программой!
        - Однако! - приподнял брови Бурш, когда увидел Соловейчика, - Признаться, я думал о чём-то более… иудейском! Но чернокожий?!
        Цвет кожи не помешал Соловейчику быть талантливым куплетистом, а ядрёный акцент и некоторая неправильность построения фраз только добавляли выступлению шарма.
        - Не поверите, - перегнувшись через стол, сообщаю Надежде Константиновне, - но русский язык у него чистейший, немногим хуже, чем у тамбовского крестьянина или мещанина из Москвы! Несколько лет назад поступил в услужение одному из русских механиков при шахте, так поверите ли, в кратчайшие сроки не только африкаанс выучил, но и русский с английским!
        - Вы серьёзно? - удивилась женщина, - Однако… богата же талантами земля Африканская!
        В «Лукоморье» о политике мы не говорили, и только один из подвыпивших гостей, коверкая русский язык хуже Соловейчика, несколько испортил настроение Буршу, похвалив «Акцию» по устранение четы Романовых. Скривившись еле заметно, как от зубной боли, Ульянов ничего не ответил пьянчужке, а подоспевший хозяин поспешил увести того прочь.
        Неприятное происшествие мы с дядей Гиляем «заговорили», причём я в основном развлекал Надежду Константиновну. Милая женщина…
        … только вот у меня сложилось впечатление, что Владимир Ильич видит в ней скорее товарища по партии, очень уж она смущалась элементарным знакам внимания.
        Ситуация с удавшимся покушением на Александра Михайловича и Ксению Александровну, мягко говоря, двусмысленная. Ульянов, несмотря на всю свою боевитость и удачное руководство Летним восстанием, сторонником индивидуального террора, равно как и террора вообще, никогда не был. Возможно…
        А возможно и нет!
        …обратись Савинков к нему с таким предложением, Бурш дал бы «добро» на операцию. Маловероятно, но всё же не исключено… ответить Романовым на парижское покушение всё ж таки было необходимо. Но женщину… пожалуй, всё-таки нет, Владимир Ильич несколько старомодно относится к терактам.
        Савинков обыграл Ульянова методами совершенно шулерскими. Воспользовавшись тем, что в «Союзе Борьбы» и «РСДРП» его знали, считая товарищем, он организовал убийство Романовых так, будто его планировало ЦК РСДРП.
        В итоге, Ульянов решительно отмежевался от Савинкова, но…
        … осадочек остался. Некоторые его сторонники решили, что это такой Хитрый План, и теперь у РСДРП есть «как бы» нелегальное Боевое Крыло, от действий которого можно открещиваться. Другим понравилась решительность Бориса Викторовича, его бескомпромиссность и даже некоторая моральная нечистоплотность по отношению к товарищам по партии.
        В общем, Савинков (как и Гершуни) ныне в фаворе среди радикальных революционеров, и пользуясь этим, создаёт Партию Радикальных Социал-демократов. В общем…
        … всё очень непросто. Я даже предугадать не возьмусь, во что выльется противостояние терроризма государственного и терроризма революционного. Не теперь… не после Летнего восстания и колоссальной народной поддержки Революционного движения в Российской Империи и…
        … Африке. Могу только уверенно сказать, что крови прольётся…
        … море.
        Эпилог
        Сжав густую бороду в мосластом кулаке, Сниман жевал огромную дешёвую сигару, свирепо глядя на прикреплённую к стене огромную карту Индостана, испещрённую многочисленными пометками.
        Окутываясь клубами вонючего дыма, генерал молчал, и тяжкое это молчание дымным покрывалом опустилось на стоящих позади него штабных офицеров и представителей разведки. Оглушительную тишину нарушил чей-то прерывистый выдох, и командующий дёрнул недовольно широким костлявым плечом. Тишина…
        - Хм… - сигара переместилась из правого угла рта в левый, а голова генерала едва заметно склонилась набок.
        - Риск! - скорее уловили, чем услышали собравшиеся в помещении офицеры, и снова молчание, ставшее вовсе уж тяжким, - Но…
        Мозолистая рука, более привычная к поводьям и плугу, чем к страницам книг и штабным картам, ещё крепче сжала тронутую сединой бороду, и на суровом лице фотографически проявилось выражение мучительного выбора.
        - Хм, Траванкор… - плечи главнокомандующего напряглись, как перед боем, и атмосфера стала невыносимо тяжкой, - ну допустим!
        Офицеры обменялись беглыми взглядами, в которых смешалось облегчение и напряженное ожидание. Все они так или иначе поддерживают идеологию непрямого воздействия, и все - поставили свои карьеры на карту Индостана.
        - Провокация в Траванкоре, хм… - кулак ещё крепче сжался на бороде и снова молчание.
        - Храм Падманабхасвами… сколько, вы говорили, будет групп? - не оборачиваясь, спросил он.
        - Порядка двадцати, - отозвался Суви, подходя к карте.
        - Двадцать, хм… - Сниман повернулся в сторону Акселя Генриховича, - двадцать групп, у каждой из которых своя задача? Не слишком ли много фигур в этой шахматной партии?! А если что-то пойдёт не так, вскроется наше участие? Миллионы индусов пойдут в британскую армию, дабы отомстить святотатцам! Нам!
        - Более половины из этих двадцати групп предлагается, участвовать в операции с завязанными глазами, - отозвался капитан, промокая выступивший от волнения пот большим клетчатым платком.
        - Да, с завязанными глазами… - повторил немолодой эстляндец, с трудом собирая разбегающиеся мысли.
        - Позвольте, Аксель Генрихович? - перехватил инициативу Пономарёнок у мужчины, явно чувствующего себя не слишком хорошо.
        - Прошу вас, Михаил Ильич, - кивнул капитан, - продолжайте! А я, с вашего позволения, присяду…
        С облегчением опустившись на стул, Аксель Генрихович поблагодарил одного из молодых офицеров, налившему ему джина со льдом и накапавшего лекарства.
        - Большая половина групп, - продолжил Пономарёнок неспешно, - будет выполнять, по сути, роль подожжённой шутихи, заброшенный в дом, полный гостей. Наёмники преимущественно из туземцев, нанятые через посредников и свято уверенные, что представляют интересы не чужого государства, а собственных же феодальных кланов и торговых домов Индостана. Их задача - отвлекать в нужный момент внимание полиции, или же подогревать настроения толпы. Аксель Генрихович…
        Пономарёнок слегка склонил голову перед сидящим на стуле капитаном, признавая его заслуги.
        - … дополнил идеи Егора и предложил очень интересные варианты непрямого воздействия на проживающих в Тривандраме горожан. Ценны они ещё и тем, что связать действия низкопробных авантюристов воедино практически невозможно.
        Сниман с сомнением приподнял бровь.
        - Действия каждой группы по отдельности не выходят за рамки обычного для тех мест, - пояснил Михаил, - Британская Империя контролирует в Индии наиболее важные позиции, оставив прочее на откуп местным феодалам и жрецам. Ну и разумеется, туземному чиновничеству.
        - Отчасти, - суховато усмехнулся Пономарёнок, - ситуация в Индии напоминает раннее Средневековье в Европе, где-нибудь под боком всё ещё сильной, но порядком одряхлевшей Империи. На неё оглядываются, стараясь не переходить неких границ, но стычки, отравления, похищения, поджоги и провокации считаются едва ли не естественным порядком вещей.
        - Княжество Траванкор, - Суви малость отживел и вступил в беседу, отпивая из стакана мелкими глотками, - стоит несколько наособицу, нынешний раджа весьма дельный правитель. Экономическая и политическая ситуация в княжестве, пожалуй, наиболее благоприятная во всей Индии. Поэтому он…
        - Та-ак, - заинтересованно протянул Сниман, начиная понимать.
        - … бельмо в глазу всех соседей!
        - Слишком хорош, - неприятно улыбаясь, негромко сказал один из офицеров, явно вспоминая что-то личное.
        - Да! - живо повернулся к нему Суви, улыбаясь очень искренне и заразительно, - Вы очень хорошо сказали! Хороший правитель, да и династия, можно сказать, удачная - по крайней мере, на фоне остальных.
        - А выделяться… - кривовато улыбнулся Михаил, чувствуя себя не лучшим образом от того, что ломает через колено судьбу миллионов индийцев, - не всегда хорошо, иногда выгодней быть посредственностью.
        - Верно! - энергически кивнул Аксель Генрихович, отставив на стол пустой стакан с тающими кубиками льда и вставая со стула, растирая левую руку на ходу, - Как уже сказал коммандер Пономарёнок, ситуация в Индии напоминает Европейское Средневековье, и реформы, равно социальные и экономические, жизненно необходимы. Они назрели!
        - Однако, - быстро продолжил Суви после короткой, но очень выразительной паузы, - с самого начала реформы встретили яростное противодействие феодальной верхушки княжества. Никто… решительно никто из местного мелкопоместного дворянства не желает лишиться даже малой части доходов и привилегий! Доходит до абсурда. Сравнительно недавно чиновники княжества провели исследование, собрав статистические данные. Оказалось, что некоторые налоговые сборы на самом деле не только не приносят прибыли государству, но и убыточны!
        Сниман нахмурился непонимающе, и Аксель Генрихович поспешил объяснить раздражающую простоватого африканера нелепицу:
        - Содержание чиновников, собирающих эти налоги, обходится государству много дороже самих налогов.
        Генерал высоко вздёрнул брови, услышав такую глупость, и покосился на адъютанта, привычно полагаясь на его мнение, но Михаил кивнул, подтверждая информацию.
        - Нелепицы такого рода нередко встречаются и в Европе, - счёл нужным заметить Пономарёнок, - хотя и в исчезающе редких случаях.
        - Хн… - Сниман дёрнул себя за бороду, но смолчал. Ох уж эти европейцы! Всё у них не как у людей!
        - Верно! - воскликнул Суви, излишне оживлённый после приёма лекарства, - В Траванкоре, равно как и во всей Индии, налоговых обременений такого рода превеликое множество! Когда-то, в незапамятные времена, эти налоги, возможно, имели какой-то смысл. В настоящее же время это просто своеобразная кормушка для мелких чиновников и провинциальных помещиков.
        - Никакой прибыли, - голосом выделил капитан, выразительно покачав выставленным вперёд указательным пальцем, - Сбор подобного рода мелких налогов бременем ложится на казну. Более того, налоги эти косвенным, а то и самым прямым образом тормозят развитие региона. Например…
        - Нет, простите, не могу вспомнить, - виновато сказал Аксель Генрихови, - ещё раз простите…
        Промокнув лицо, он подошёл к столу и взял пузырёк с лекарством.
        - А-а… ландаум! - качнув головой и явно сдержав просящиеся на язык слова, Суви поставил пузырёк на место и выдохнул прерывисто.
        - Михаил Ильич, будьте добры, продолжите, - промокая лицо, попросил капитан, - Я… сами видите, поднабрался невольно.
        - Не беспокойтесь, Аксель Генрихович, - коротко кивнул Пономарёнок, ухитрившись вложить в это движение искреннее сочувствие и ободрение, - Ситуацию с налогами именно в Траванкоре мы изучить не успели, но могу привести вам британские аналогии.
        - К примеру, - продолжил он после еле заметной паузы, - всего лишь пятьдесят лет назад в Британии отменили налог на окна, просуществовавший полтора века.
        Налог этот, как не раз отмечали сами же британцы, привёл исключительно к негативным последствиям - дома в те годы строили с минимальным количеством окон, а то и вовсе без оных. Такие дома, да в гнилом английском климате, становились настоящим рассадником всяческих эпидемий, не говоря о том, что сильно пострадала стекольная промышленность.
        По лицам африканерам пробежали пренебрежительные усмешки. Ещё один факт в копилку антибританских настроений…
        - Неужели не понимали? - ошалело поинтересовался Ван Бателаан, наклонив непонимающе лобастую голову с ранними залысинами.
        - Понимали, - усмехнулся Пономарёнок, - всё они понимали! Налоги на окна собирались конкретными людьми…
        На лицах африканеров проступило осознание. Не то чтобы они сами без греха… Фолксраад то и дело сотрясают скандалы коррупционного толка, порой весьма нелепые и едва ли не карикатурные.
        - … а расходы на устранение последствий эпидемий размазывались по государственному бюджету.
        Несколько минут потратили на обсуждение британских нравов и шуточки на эту тему, порой несколько низкопробные. Развеселившийся Сниман на это время отбросил к чертям всю субординацию и развлекался абсолютно на равных.
        - Ф-фу… - выдохнул генерал, проведя мозолистыми ладонями по кирпично-красному лицу, будто стирая улыбку, - это было занимательно, но давайте перейдём к сути!
        - Слушаюсь, мой генерал! - подобрался Михаил, и обстановка в помещении вновь построжела, - В настоящее время в княжестве Траванкор сложилась парадоксальная ситуация. Разрешите…
        Он подошёл к грифельной доске и взял в руки мел.
        - Реформы жизненно необходимы и они начались, весьма ощутимо стимулируя экономику княжества. Но…
        По доске застучал мел.
        - … настоящих союзников у династии Варма нет!
        «Союзников - нет!» - гласила надпись, сделанная ровным, каллиграфическим почерком.
        - Формально реформы поддерживает колониальная администрация Индии. На деле же индийские чиновники, на которых, как на фундаменте, и держится колониальная власть, не горят желанием реформировать аппарат. Да и зачем? Запутанная, насквозь коррумпированная система удобна и прибыльна лично для них.
        - А нужды народа? - удивился Сниман, всем своим существом африканера не желая понимать очевидного.
        - Кастовая система, - пояснил Пономарёнок, - высокие касты, из которых только и набираются чиновники, не пересекаются с представителями более низких каст. Веками! Фактически, сейчас это уже не просто некий аналог европейских сословий, а разные народы.
        - Хм…
        - Далее, - продолжил Михаил, - система чиновничества устроена таким образом, что в коррупционные схемы встраиваются и белые сахибы из метрополии. Вариантов много, но суть одна. В итоге, даже если новоприбывшие белые чиновники и считают нужным проводить реформы, то делают они это неспешно, без какого-либо энтузиазма. Пресекают разве что откровенное, неприкрытое воровство, притом идущее вразрез государственным интересам Британии.
        - Та-ак… - поощряюще кивнул главнокомандующий. На доске появилась надпись «Поддержка колониальной администрации - формальна!»
        - Сюда же - помещиков, - отложив мел, снова заговорил Михаил, - которые держатся не столько даже за прибыли, сколько за каждый клочок власти. Подчас это может быть совершеннейшая нелепица, но чем нелепей обычай, тем крепче держатся за него помещики, воспринимая даже попытку обсуждения отмены оных не иначе, как покушением на Основы.
        Застучал мел…
        - Беспорядки и выступления разного рода там не редкость, - подал голос Аксель Генрихович, сидящий на стуле с прикрытыми глазами, - Траванкор в настоящее время - открытая бочка с порохом, и сколько там сейчас заговорщиков, а тем паче просто недовольных, сказать никто не возьмётся.
        - Верно, херр Суви, - согласился Пономарёнок, - а самое парадоксальное, что для власти княжества опаснее всего не коррумпированные чиновники и не мелкие феодалы, всеми силами ухватившиеся за оставшиеся у них привилегии, а патриоты!
        Сниман нахмурился, несколько раздражённый излишне затянувшимся вступлением адъютанта, но прерывать его не стал.
        - Патриоты, - продолжил тем временем Пономарёнок, - которые всеми силами поддерживают реформы и искренне желают добра княжеству Траванкор! Настоящей властью они, как правило, не обладают. Это всё больше интеллигенция европейского образца, но с национальным, индийским колоритом. Этакая прослойка, выступающая за всё хорошее против всего плохого в своём понимании. Как правило, прослойка эта равно далёкая как от реальных нужд и чаяний народа, так и от управления княжеством.
        - Княжество Траванкор, - Михаил расхаживал у доски на манер учителя, заложив руки за спиной, - обладает не только относительно развитой экономикой по сравнению с другими землями Индостана, но и рядом социальных завоеваний. Патриотическая интеллигенция ставит эти достижения себе в заслугу.
        - Не без оснований, - признал он нехотя, склоняя блондинистую голову красивой лепки, - влияние на умы у них имеется, хотя, пожалуй, более из-за неимения реальной власти. В глазах части народа они выглядят не прожектёрами, а мудрецами - именно из-за недеяния! Ну и отчасти - из-за размытых лозунгов, в которых каждый желающий может найти что-то близкое.
        - Звучит странно, - не в силах подобрать вежливых эпитетов, Сниман выбрал наименее оскорбительное слово, - Недеяние как достоинство?
        - Странно, - спокойно кивнул Михаил, давно привыкнув к грубоватой манере генерала, - но это их культура, и нам приходится работать с ней. Как я уже сказал, влияние на умы у патриотической интеллигенции есть, но они его сильно переоценивают. Однако…
        Остановившись, он выдохнул.
        - Устраивая провокацию с храмом Падманабхасвами… - вытолкнул Пономарёнок, и юное его лицо пошло жёсткими складками, разом постарев на добрый десяток лет, - мы получаем не только взрыв недовольства религиозных фанатиков, но и неизбежно - заявления политического характера! Нам неважно, будут это националисты любого толка, или сторонники партии Индийского национального конгресса. В любом случае, они обязаны будут… они не смогут не отреагировать на попытку обокрасть святыню! Не смогут!
        - Выступления патриотических сил Траванкора неизбежны, - горячо продолжил он, - а поскольку они пользуются в народе определённым авторитетом, люди их поддержат! Нам совершенно неважно, с какими конкретно лозунгами они выступят! Важно то, что они - те искры, из которых может разгореться Пламя! А далее…
        Полуприкрыв глаза, Пономарёнок процитировал брата, на ходу переводя на африкаанс:
        Возглавляя партии и классы,
        лидеры вовек не брали в толк,
        ЧТО ИДЕЯ,БРОШЕННАЯ В МАССЫ-
        это девка, брошенная в полк[80 - Губерман, разумеется. ГГ (если кто забыл) искренне считает, что сочиняет стихи и песни.].
        - Я понял твой посыл, - сказал Сниман, взмахом руки останавливая объяснения адъютанта, и задумался, сильно морща лоб.
        - Да, - глухо сказал он пару минут спустя, - не выступить они не смогут. И выступать они, пожалуй, смогут только с резко антибританских позиций. Принимается.
        - Единственное… - едва заметно вскинув бровь, он заставил замолкнуть радостно загомонивших штабных, - два замечания.
        Офицеры подобрались…
        - Первое, - Сниман загнул корявый палец на правой руке, - очень слабо проработаны действия по другим княжествам Индостана! Нам нужно не эпичное восстание в единственном княжестве, а выступления по всей Индии. Всей! Второе восстание сипаев, никак не меньше! Если уж мы идём на риск навеки…
        Выделил он голосом.
        - … поссориться со всеми индуистами мира, то бить надо так, чтобы враг не встал! Ни один сипай, гуркх и сикх не должен ступить на землю Африки! Напротив, Индостан должен стать магнитом, притягивающим к себе солдат со всех концов Британской Империи! Полномасштабное восстание.
        - Не это… - он небрежно махнул рукой в сторону папки с планом, - а всерьёз!
        Сделав несколько стремительных шагов к карте Индостана, командующий пальцем начал тыкать в священные для индуистов города:
        - Айодхъя.
        - Матхура.
        - Харидвар.
        - Варанаси.
        - Канчипурам.
        - Удджайн.
        - Дварка.
        - Справитесь?
        Сниман склонил голову набок, наблюдая за совещающимися офицерами.
        - Сами не потянем, - выдал наконец вердикт Пономарёнок, стараясь держать лицо невозмутимым и пряча за спиной подрагивающие руки, - придётся идти на контакты с… коллегами. У нас не хватит времени и подготовленных людей.
        - Коллеги, хм… - Сниман ухватил бороду в горсть и застыл на месте.
        - Получится обойтись без утечек? - отмер он наконец, постарев разом лет на двадцать.
        - Если только через личные контакты, - без раздумий ответил Пономарёнок, - я могу взять на себя Германию, а Егор…
        - Георг нужен здесь! - отрезал Сниман свирепо, раздувая ноздри.
        - В таком случае с Францией могут быть проблемы, - сухо констатировал Михаил.
        - Луначарский, - не открывая глаз, сказал Суви.
        - Луначарский? - недоумённо переспросил Пономарёнок, - А-а… через контакты с социалистами!
        - Да, - приоткрыл глаза Аксель Генрихович, - и не только с Францией!
        Он замолк, и Сниман понял, что пришло время для торговли.
        Переоценить влияние социалистов в Русских Кантонах невозможно, притом не только в части политической, но и в экономике. Панкратов как первая ласточка. Затем Дзержинский и сотни боевитых, решительных, образованных людей, готовых драться даже не за свободу чужой для них страны, а всего лишь за маячащие на горизонте идеалы, которые получили шанс воплотиться в жизнь!
        Студенты из Российской Империи с «волчьими билетами»…
        … и тысячи людей со всего мира, готовые строить Будущее, о котором они мечтают! Сложных людей, проблемных, колючих… Думающих, образованных, полных энтузиазма и готовых браться за воплощение самых утопических проектов, если они считают их правильными.
        Социалисты, горящие Верой, как первые христиане… и сотни тысяч бывших крестьян и мещан, которые из подданных стали - гражданами! Люди, привыкшие рвать жилы просто ради того, чтобы выжить и прокормить детей, и внезапно получившие Шанс на такое зыбкое…
        … но безусловно Светлое Будущее!
        Старт у Русских Кантонов получился мощным, и не последнюю роль в этом сыграли социалисты.
        - «Социалистическая идея, как форсаж двигателя, - мелькнуло в голове африканера, не чуждого технических новинок, - Очень опасно и можно повредить механизмы государственности, но на короткой дистанции это принесёт победу. А после…»
        Генерал выбросил из головы странные мысли о государстве-механизме и с механичностью арифмометра принялся просчитывать варианты войны против Британии в союзе с социалистами. Выходило… странно. Тот случай, когда союзник может оказаться хуже врага, но…
        … есть ли выбор у ЮАС? Германия и Франция преследуют собственные интересы. Существование африканского государства им выгодно, но исключительно как плацдарм собственных интересов на континенте!
        Ослабленное, связанное кабальными кредитами и договорами, ставшее вассалом и проводником Германских и Французских интересов, именно так видят союзники ЮАС по окончанию Второй Англо-Бурской! Это даже особо и не скрывается, хотя на уровне «высоких официальных лиц» произносятся куда как более сладкие речи.
        К идеологии, будь-то социалистической или какой-либо иной, Сниман относился крайне скептически, считая государство, построенное на подобном фундаменте, крайне неустойчивым. Если бы ему указали, что сама государственность африканеров построена на Библии, он бы, пожалуй, и не понял… Это ведь совсем другое дело!
        К самой возможности построения государства по социалистическим принципам он относился крайне скептически. Африканер считал (и не без оснований!), что как только угроза самого существования Русских Кантонов пойдёт на спад, лидеры социалистов разругаются в хлам, уступив позиции более консервативным партиям.
        А далее… Кантоны, скорее всего, придут к некоему единому европейскому знаменателю и станут чем-то вроде африканской Швейцарии или Франции. И это его, в общем-то, вполне устраивало.
        - Что вы за это хотите? - просчитав ситуацию, насколько это вообще возможно, сухо сказал командующий, подойдя к капитану и глядя на него в упор.
        - Я? - тот чуть приоткрыл глаза, в которых резко выделялись суженные зрачки, - Лично - ничего! Я патриот Кантонов и делаю всё, что только могу для своего социалистического Отечества! А вот что вы - лично и от имени ЮАС, сможете предложить европейским социалистам?
        Молчание…
        - Я? - отзеркалил Сниман, переглядываясь с офицерами-африканерами, - Финансирование и…
        Он заколебался на минуту, но всё-таки произнёс:
        - … негласную поддержку на государственном уровне. Настолько, насколько это вообще возможно, и до тех пор, пока эта поддержка не будет угрожать безопасности Южно-Африканского Союза!
        КОНЕЦ КНИГИ
        notes
        Примечания
        1
        Мизерабль - так называют ничтожного и жалкого негодяя, который всем своим видом вызывает одновременно жалость и омерзение.
        2
        В 1878 Генри Флюсс изобрёл первый удачный (сравнительно) подводный аппарат с замкнутой системой дыхания.
        3
        Буколический античный роман любовно-эротического жанра с пастухом и пастушкой.
        4
        А.С. Пушкин «Евгений Онегин».
        5
        Клозери де Лила - кафе на бульваре Монпарнас, одно из самых популярных мест встреч богемы в то время.
        6
        Серебряная башня, она же «La Tour d’Argent» - старейший ресторан Парижа, и наверное, самый аристократический.
        7
        Фат - театральное амплуа для ролей эффектных, ограниченных и самовлюблённых молодых людей («салонных любовников»). Одна из «ролей с гардеробом», где костюм и аксессуары являются ключевыми элементами образа.
        8
        Предупреждая вопросы некоторых читателей пишу сразу, дабы не писать потом по десять раз в комментах. Да, персонажей такого рода в Российской Империи хватало, и даже более чем, особенно во Франции. Собственно, как раз на рубеже веков помещики и заканчивали «проедать» выкупные деньги.
        В РИ крестьяне платили выкуп за землю (завышенный в разы и без возможности отказаться платить) до 1907 года. Большая часть выкупных платежей (что-то свыше 90 %, если не ошибаюсь) была потрачена в Европе, и преимущественно как раз во Франции.
        И да, поведение «ля рюс Бояр» и им подражающих мелкотравчатых помещиков, было крайне вызывающим и скандальным.
        9
        «Слона не приметил» из басни Крылова, то есть не заметил самого важного.
        10
        ZAZ - Je veux (Live). Автор перевода - Elena Decat. От меня - ма-аленькие переделки с поправкой на пол (певица женщина) и время.
        11
        Черномырдин.
        12
        Фабианский социализм - реакционное буржуазное течение в Англии, созданное для борьбы с научным социализмом. Фабианский социализм оформился в 1884 г. под названием «Фабианское общество», представители которого проповедовали возможность постепенного мирного врастания капитализма в социализм на основе «сотрудничества» буржуазии с пролетариатом.
        13
        Вага - длинный шест, рычаг для поднятия тяжестей.
        14
        Клео де Мерод - французская танцовщица, на рубеже веков признанная самой прекрасной женщиной Франции. Её можно назвать одной из первых профессиональных фотомоделей, и фотографии её были буквально повсюду - вплоть до почтовых марок и открытках.
        15
        Первым университетом в Африке принято считать исламское учебное заведение в Тимбукту (Мали), но я напоминаю - в книге НЕ политкорректное время, и достижения НЕ европейских цивилизаций принижаются или «не замечаются», притом чаще всего искренне.
        16
        В этом абзаце отрерайченная речь Черчилля в начале ВМВ.
        17
        Фраза написана Лениным в работе «Попятное направление русской социал-демократии» в 1899 году. После написания она нигде так и не была опубликована, увидела свет только после смерти лидера большевиков, в 1924 году, в № 8 - 9 журнала «Пролетарская революция».
        18
        Отрерайченная речь Сталина 4 февраля 1931 г.
        19
        В. И. Ленин «Грозящая катастрофа и как с ней бороться» 1917 г.
        20
        Видок - исторический персонаж из первой половины XIX столетия, беглый каторжник, ставший известным парижским сыщиком и легендой при жизни.
        21
        Смэтс (Smuts) ЯнХристиан (24 мая 1870, Бовенплатс, Капская провинция - 11 сентября 1950, Ирене, близ г. Претория) - философ, южноафриканский политический деятель, принимавший участие в разработке устава Лиги Наций, британский фельдмаршал.
        22
        Баз, базок - хозяйственный двор крестьянской усадьбы. 2. рег. огороженное место для скота; скотный двор.
        23
        Основные социальные науки: юриспруденция, экономика, психология, филология, лингвистика, риторика, социология, история, политология, педагогика, культурология, социальная география, антропология.
        24
        ЭРГОНОМИКА (от др. - греч. ????? - работа и ????? - закон), науч. дисциплина, изучающая взаимодействие человека и используемых им технич. средств в системе «человек - машина - среда» с целью оптимизации этой системы.
        25
        До начала 19 века в Южной Африке людей считали белыми, согласно их классовому и культурному положению. Чёрная рабыня, вышедшая замуж (!) за белого, считалась белой, равно как и её дети. Согласно мнению некоторых исследователей, в среднем африканере (из тех самых, ведущих род от Отцов-основателей) не менее (!) 7 % африканской крови.
        Апартеид в ЮАР был установлен законодательно только в 1948 году, а до этого браки с цветными и негритянками были проблемой только социального окружения. И даже само определение «цветных» по времена апартеида было странным. Нередки случаи, когда единокровных детей разлучали, признавая одного белым, а второго - цветным! Одному, соответственно, все права белых, второго - в гетто.
        Ещё - японцев в ЮАР считали белыми, а китайцев - цветными)
        26
        Лазарь Соломонович ПОЛЯК?В - русский БАНКИР, основатель банкирского дома, коммерции советник, еврейский общественный деятель, предполагаемый отец балерины Анны Павловой.
        А заодно (как и оба его брата) совершенно бессовестный аферист и казнокрад, прописанный (краешком) Гиляровским в книге «Москва и москвичи».
        27
        Русский политический деятель, историк и публицист консервативного толка, ближайший идейный сторонник В. Л. Величко. Действительный статский советник. Монархист, член Русского собрания, основатель Русской монархической партии, один из главных идеологов черносотенного движения в царской России. Главный редактор газеты «Московские ведомости».
        28
        Голицын Дмитрий Петрович, писатель, общественный деятель и крупный чиновник министерства народного просвещения в РИ. Лидер «Русского Собрания».
        29
        Пуришкевич Владимир Митрофанович - (12 (24) августа 1870, - 1920, Новороссийск) - русский политический деятель ультраправого толка, монархист, черносотенец. Один из лидеров организации «Союз русского народа» в РИ.
        30
        Откуп - система сбора с населения налогов и других государственных доходов, при которой государство за определённую плату передаёт право их сбора частным лицам (откупщикам).
        31
        Отрывок (несколько отредактированный) из письма Абигейл Адамс Джону Адамсу, второму президенту США.
        32
        Отрывок (отредактированный) из письма Зельды Сейр Фрэнсису Скотту Фицджеральду.
        33
        Магическое мышление - убеждение о возможности влияния на действительность посредством символических психических или физических действий и/или мыслей.
        У примитивного человека имеется громадное доверие к могуществу его желаний. В сущности, всё, что он творит магическим путём, должно произойти только потому, что он этого хочет. (Фрейд. «Тотем и табу»)
        34
        Менелик II - негус-негести (император, «царьцарей») Эфиопии (Абиссинии) с 1889 года.
        35
        В РИ Сипягин был убит в 1902 г., но у меня всё-таки АИ, и история порядком сдвинулась.
        36
        Прямая цитата Николая Второго. Здесь, в этом обрывке, достаточно много его высказываний, записей из дневников и воспоминаний современников.
        37
        «Сову на глобус» я не натягиваю, многие современники Николая писали, что при желании он мог произвести сильнейшее впечатление даже на искушённых царедворцев. Витте называл его «византийцем» за умение привлечь человека своей доверительностью, а затем (при необходимости) обмануть.
        38
        Штука (полотна) - старая мера длины не имеющая определённого значения. Ткань в куске.
        39
        Неофициальный гимн Великобритании «Правь, Британия, морями».
        40
        Петти-оффицер - старшина первой статьи.
        41
        Гёте.
        42
        Исус у староверов, Иисус - современная (никониановская) трактовка РПЦ.
        43
        Боудикка - символ кельтского сопротивления. Боудикка стала вдохновительницей крупного восстания, поднявшей свой народ на борьбу против римских воинов.
        44
        Она же Война Яаа Асантева, 8-я англо-ашантийская война, третья экспедиция Ашанти, Восстание Ашанти 1900 года - последняя война из серии конфликтов между британским правительством колонии Золотой Берег и Федерацией Ашанти, крупным государственным образованием, находящимся к тому времени под английским протекторатом.
        45
        Опо - бог моря Ашанти.
        46
        Главный среди богов (абосом) и духов ашанти бог неба Ньяме, или Оньяме («сияющий»). Его именуют также Ньянкопон или Оньянкопон («истинно великий Ньяме»), Одоманкома и другими «хвалебными именами». Каждая ипостась Ньяме имеет свой символ. Один из символов Ньяме паук (Анансе). Подобно пауку, Ньяме сотворил (сплёл) свой мир и живёт в центре этого мира. Его называют Великим пауком (Анансе Кокуроко).
        47
        Чертёж участка местности, выполненный глазомерной съёмкой, с обозначенными важнейшими объектами. Как базовый для кроки может быть взят аэрофотоснимок или топографическая карта, на которые наносятся важные ориентиры, а на полях карты - рисунки этих ориентиров.
        48
        В еврейских кругах хуцпу чаще понимают, как дерзость, выходящую за пределы того, что менее успешные люди считают возможным, тем самым отличающую успешного человека от неуспешного и позволяющую преодолевать кажущиеся непреодолимыми препятствия, например, очевидную неправоту.
        49
        Catha edulis (кат) - цветущее растение, произрастающее в районе Африканского Рога и Аравийского полуострова. Среди общин этих областей, жевание ката является социальным обычаем с тысячелетней историей. 1) Кат содержит моноаминный алкалоид под названием катинон, амфетаминоподобный стимулятор, который вызывает возбуждение, потерю аппетита и эйфорию.
        50
        Законодательство многих стран разделяло все игры на коммерческие и азартные. Азартные запрещались, а коммерческие разрешались (см. Законодательство). Коммерческие игры в старину назывались также «степенными».
        К коммерческим играм относятся: Вист, Винт, Бридж, Кинг, Нарды, Покер, Преферанс и др., в которых имеет место розыгрыш; игры, основанные на выкладывании комбинаций карт: Джин Рамми, Криббидж и др.; а также игры, сочетающие розыгрыш с выкладыванием комбинаций: Терц, Деберц, Белот и пр.
        Влияние везения в коммерческих играх не уничтожается совсем, но имеет не столь важное значение, как в играх азартных, что позволяет играть в коммерческие игры на деньги так же, как в азартные. Однако, провести чёткую грань между коммерческими и азартными играми не всегда возможно.
        51
        Водные лыжи впервые появились в 1922 году, когда американец из штата Миннесота Ральф Самуэльсон, экспериментируя с обычными зимними лыжами, решил испробовать их на воде.
        52
        Глеб Максимилианович Кржижановский - деятель революционного движения в России, советский государственный и партийный деятель, один из создателей плана ГОЭЛРО, учёный-энергетик, академик и вице-президент АН СССР, литератор; советский экономист и экономико-географ, наиболее близкий друг Ленина.
        53
        Подлинная цитата Ленина. Я вообще постарался (насколько могу) сохранить ленинский стиль из его писем, несколько упростив его для разговорной речи.
        54
        Заводские рабочие, в отличие от фабричных - профессионалы с соответствующими доходами. Не жировали (за исключением ОЧЕНЬ узкой прослойки), но жили немногим хуже европейских рабочих.
        55
        РАЧКОВСКИЙ Петр Иванович (1853 - 1911), российский политический и государственный деятель, организатор политического сыска в России. В 1885 - 1902 заведовал заграничной агентурой (Париж, Женева), организовал слежку за революционными эмигрантами, нападения на их типографии. В реальной истории Рачковский был уволен Плеве в 1902 г. за многочисленные должностные злоупотребления. В 1909 году было установлено, что организатором убийства Плеве был агент Департамента полиции Евно Азеф, много лет сотрудничавший с Рачковским.
        56
        Считается, что именно Рачковский был инициатором создания «Протокола Сионских мудрецов»
        57
        Н. К. Крупская, хорошо знала разных эсеров-террористов, разбиралась в оружии, взрывчатке и т. д., и, возможно, училась работе с оружием и взрывчаткой.
        58
        Ленин в реальной истории не был боевиком, отрицательно относясь к террору вообще, однако охотником он был умелым и страстным, так что оружием владел как минимум неплохо. Здесь же, после Летнего Восстания, где он (волею автора) руководил восставшими и принимал участие в боевых действиях, характер его должен был стать несколько более «жёстким».
        59
        Батавия, столица Нидерландской Ост-Индии, ныне Джакарта, столица Индонезии.
        60
        Гальванёр - матрос, обслуживавший артиллерийскую электротехнику на корабле. Изначально - судовой электрик «за всё».
        61
        Первая камера для подводной съёмки придумана инженером Огюстом Бутаном, братом морского биолога Луи Бутана, не позднее 1893 года.
        62
        Крюйт-камера - во времена парусного флота - помещение на военном корабле, предназначенное для хранения пороха (как бочек с порохом, так и готовых к стрельбе пороховых зарядов) и сигнальных ракет. Располагался, как правило, в носу или корме корабля ниже ватерлинии.
        63
        Утверждение, принимаемое без доказательств, и служащее основой для построения какой-либо научной теории.
        64
        Первые гироскопы для практического применения начали выпускаться в 1910 г. фирмой Sperry Gyroscope Co. Это были судовые стабилизаторы и так называемый «искусственный горизонт», который показывал пилотам высоту полёта.
        65
        А. С. Пушкин.
        66
        Джон Булль (Джон Буль, Джон-Буль) - кличка, собирательный образ типичного англичанина (юмористическое олицетворение), одна из персонификаций образа Великобритании.
        67
        Почечуй - геморрой.
        68
        Виталий Юрьевич Скалон, русский публицист и общественный деятель, член товарищества газеты «Русские Ведомости», член «Союза освобождения» - нелегального политического движения за введение в России политических свобод, объединившее «освобожденческие» кружки поначалу в 22 городах Российской Империи.
        69
        В те годы писали и говорили именно так.
        70
        Николай Константинович Михайловский - русский публицист, социолог и литературовед, критик, переводчик. Теоретик народничества. В начале 20-го века фигура Михайловского была едва ли не культовой, его ставили в один ряд с Герценом и Чернышевским. Слава его померкла после 1917 г., поскольку Михайловский был оппонентом марксизма и сторонником критиковавшейся марксистами теории героев и толпы, в эмиграции к его наследию также обращались редко.
        71
        Элиза Балетта - любовница Великого Князя Алексея Александровича, генерал-адмирала и председателя Адмиралтейств-совета. Современники (ещё до «броненосного» скандала) отзывались о ней почти исключительно негативно, притом равно о профессиональных и человеческих качествах.
        72
        Дмитрий Николаевич Анучин - русский географ (первый в России профессор географии), антрополог, этнограф, археолог, музеевед, основоположник научного изучения географии.
        73
        Цитата генерала Драгомирова, преподававшего Николаю Второму военное дело.
        74
        Биографы, изучающие Николая Второго, достаточно единодушны в его оценке. К примеру, дневники его (хорошо изученные) изобилуют такими подробностями, как «гулял… играл в… убил ворону…». Практически нет размышлений, оценок ситуации с точки зрения государственного масштаба, метких суждений о подчинённых. Поразительно ограниченное содержание вместе с эмоциональной тупостью даёт основание предполагать почти полное отсутствие абстрактного мышления. Император, что называется «жил одним днём», не умея (и не желая) заглядывать в будущее.
        ПЫ. СЫ. Записи в дневниках настолько примитивны, что дали основание предполагать, будто их подменили (подделали) большевики для дискредитации монарха, но нет - дневники подлинные.
        75
        Партия социалистов-революционеров - ПСР, они же «эсеры», в реальной истории была создана в 1901 г., на базе ранее существовавших народнических организаций. Была самой многочисленной и самой влиятельной НЕ марксистской партией Российской Империи. Партия прославилась как одна из активнейших участниц Революционного террора.
        76
        Создана Ульяновым.
        77
        В реальной истории Савинков в 1901 г. работал (пропагандист) в петербургском отделении «Союза борьбы», и только позже - после ареста, ссылки и побега стал эсером. Здесь же «Союз борьбы» показал себя куда как более «зубастой» организацией, и авторское ИМХО оставило Савинкова в её рядах.
        78
        Гершуни Григорий Андреевич (Герш-Исаак Гершуни) один из основателей боевого крыла ПСР.
        79
        Кассандра - троянская царевна, наделённая даром пророчества и одновременно проклятием - её предсказаниям никто не верил.
        80
        Губерман, разумеется. ГГ (если кто забыл) искренне считает, что сочиняет стихи и песни.