Госэкзамен Василий Сергеевич Панфилов
        Россия, которую мы… #8
        Падают Титаны, обращаясь в прах, меняются части Великого Механизма, и ведущие роли начинают играть совсем другие народы и Идеи.
        Русским Кантонам предстоит выдержать важнейший экзамен, в котором будет решаться - станет ли территория полноценным государством. Враги говорят, что Кантоны скроены на живую нитку и не выдержат испытания, а лидеры новорожденного государства молчат, но планы у них…
        … Наполеоновские!
        Содержание
        Василий Панфилов
        Госэкзамен
        Пролог
        Международная политика представляется иногда неким подобием часового механизма, все части которого скрупулёзно выточены искусным мастером и подогнаны затем с ювелирной точностью. Заведённые Мастером, движутся эти части с невообразимой синхронностью, подталкивая человечество вперёд, в неизбежное светлое будущее.
        Тик-так… стрелочки событий движутся, отсчитывая времена и эпохи. Меняется Мастер, и ключом для завода часов становится не религия, но экономика или некая Идея. Потом снова религия… а впрочем, часовых ключей может быть несколько!
        Порой деталь изнашивается в войнах, эпидемиях и Революциях, и Мастером меняется шестерня или часовая пружина, после чего механизм продолжает отсчитывать время, как ни в чём ни бывало. А изношенная деталь, будь-то страна, религия или народ, ржавеет на свалке Мировой Истории.
        Если смотреть с позиции Вечности, часовой механизм по-прежнему отсчитывает время и мягко, но неотвратимо подталкивает человечество вперёд. Давно уже нет тех, Изначальных деталей Первых Часов. Народы, религии и страны проржавели до атомов, стали прахом веков и обратившись в небытие.
        Но часовой механизм международной политики по-прежнему отсчитывает время, и некоторым, отчасти сакральным образом, это всё тот же изначальный механизм. Что с того, что все детали многократно переменились? Несущественная мелочь… с точки зрения Вечности.
        Механизм может стать проще или сложней, измениться дизайн корпуса, и тогда устаревшие детали-народы отправляются на свалку Истории… Если только Мастер не окажется рачительным, и не смахнёт их в коробочку с древними народами и государствами, поставив на обочину Истории и припорошив пылью веков.
        Через века или тысячелетия их могут достать, сдуть прах времён и снова вставить в Великий Механизм. А мнение деталей… право слово, смешно.
        Есть и другая точка зрения, сторонники которой видят международную политику этаким театром, где зрители могут наблюдать согласованную работу актеров на сцене, но никак не театральное закулисье! На сцене высокие чувства, заставляющие сопереживать происходящему и верить… верить героям, и разумеется - верить в актёров!
        Это не обыватели, думающие только о хлебе насущном, а люди идеи, искусства… Они живут эмоциями, сценой, аплодисментами зрителей!
        А на деле, в зрительном зале могут только догадываться о том, что за кулисами разворачиваются десятки спектаклей разом. Алчность, алкоголь и наркотики, тщеславие и психические отклонения, сексуальные девиации и Бог весть, что ещё!
        Заключаются союзы, подчас противные самому естеству, но…
        … всё ради Искусства! А ещё - ради денег, тщеславия, желания войти в Историю и просто… от скуки.
        Самый важный человек в театре Международной Политики, это режиссёр…
        … или может быть, драматург? А может, ведущие актёры театра, своим талантом способные вытянуть даже бездарный спектакль?
        Отдельно, особняком стоит театральный продюсер - человек, без которого вряд ли состоялся бы спектакль. Вечно в тени, за кулисами, незнакомый и совершенно неинтересный зрителям. Организатор. Серый кардинал.
        Иногда за его спиной стоит спонсор, на деньги которого и ставится спектакль…
        Должности эти могут переплетаться самым причудливым образом, и порой режиссёр обходится без спонсора и даже без продюсера, разрываясь на части и делегируя части полномочий подчинённым. Порой - режиссёром становится спонсор, компенсируя нехватку таланта финансовыми возможностями.
        Возникают зависимости и созависимости, закручивающиеся клубком интриг и политических противоречий, продуманных шахматных комбинаций на десяток ходов вперёд, шулерских приёмов и психологического давления.
        … а в зрительном зале искренне сопереживают происходящему на сцене, живя чужими, наигранными эмоциями. Умелый режиссёр, талантливые актёры, правильно подобранные декорации…
        … и зрители, готовые переживать надуманным страстям. Желательно - зрители неискушённые, с восторгом неофита взирающие театрализованному политическому действу.
        Как вариант - зрители, фанатеющие от любимых актёров и режиссёров, прикормленные, мнящие себя знатоками политических миражей. Единожды пригубив наркотического вина политического театра, они не утруждают себя глубоким анализом спектакля, и жаждут лишь зрелищ.
        Некоторых из них допускают за кулисы, в святая святых, но…
        … в точно рассчитанные моменты. Они видят не безобразные свары и подлейшие поступки, а волнение коллектива перед спектаклем или усталость - после него. Зрители чувствуют себя причастными… и не понимают, что это тоже - спектакль!
        Считая себя тонкими знатоками и людьми без сомнения посвящёнными, они пишут нужные, правильные статьи и говорят нужные вещи…
        … лишь немного упрощая и искажая видимые им реалии. Как правило, из лучших побуждений, потому что… ну в самом деле, зачем филистеру[1 - ФИЛ?СТЕР - презрительное название человека с узкими взглядами, преданного рутине; самодовольного мещанина, невежественного обывателя, отличающегося лицемерным, ханжеским поведением.] вдаваться в тонкости политики? Незачем… да и скучно будет!
        Другие упрощают ситуацию и чуть-чуть иначе расставляют акценты, мня себя людьми посвящёнными, причастными к неким Тайнам. Информация подаётся дозировано, выверено и на все вкусы. Это называется…
        … собственное мнение!
        Есть и актёры второго плана, которые жаждут стать ведущими, и право слово, некоторым из них стоило бы дать шанс! Есть художники-декораторы, осветители и даже рабочие сцены, и кто осмелится сказать, что их труд ничтожен?
        Они тоже вступают в альянсы, любят и ненавидят, дружат и враждуют… и их не стоит недооценивать. Песчинки, прах под ногами Великих. Вот только редко кого из них устраивает роль мусора, налипшего на подошву Всемирной Истории!
        Большинству из них суждено сгинуть под пятой Истории, перемоловшись до праха, до атомов и растворившись в небытие. Но иногдапесчинкам…
        … рабочим сцены…
        …актёрам второго плана…
        … малым народам…
        … идеям…
        … и государствам удаётся договориться! Складывается пазл из осколков удачи и терпения, национального характера и трудолюбия, финансов…
        … и бешеного, неукротимого желания стать чем-то большим, нежели пыль под ногами!
        Падают Титаны, обращаясь в прах, меняются части Великого Механизма, и ведущие роли начинают играть совсем другие народы и Идеи.
        Глава 1
        Газетные строчки тлеют огнём будущих пожарищ, воняют неубранными с полей сражений трупами, звучат надрывающими душу бравурными военными маршами и вколачиваются в мозг речами будущих победителей, уже начавших передел территорий, экономики и сфер влияния.
        Война! Славная, победоносная, справедливая! Она ещё не началась, но подготовка к ней ведётся полным ходом, и уже сейчас можно предсказать накал ненависти, всеобщего озверения и готовности умереть, вцепившись из последних сил в горло Врагу.
        Всегда - с Большой Буквы. Исконный, страшный… и между строк читается - Враг рода Человеческого.
        В роли Человечества - читатель, его родные и близкие, его народ и страна. Нация. Он, Читатель, воплощение всех мыслимых добродетелей, а недостатки подаются столь лестным образом, что само их наличие говорит исключительно о высоких нравственных и моральных качествах лучших представителей Человечества.
        О союзниках пишут комплиментарно, но непременно с душком. Чуть-чуть… ровно настолько, чтобы Читатель покачивал снисходительно головой, читая о них, и пропитывался ощущением собственного и национального совершенства. Они, союзники, тоже представители Человечества, но представители второстепенные, запасные.
        Противник - расчеловечивается, кастрируется морально и интеллектуально. В газетах - призывы уничтожить, растоптать, стереть с лица Земли! Никакой пощады Врагу!
        Война уже началась и первые выстрелы уже прозвучали - с газетных разворотов, с парламентских трибун, со страниц спешно печатаемых книг. Басовито рявкают гаубицы политических партий, на прямую наводку выкатываются радикалы и националисты всех мастей, пулемётными очередями статей стреляют газеты. Война разгорается с каждым днём, с каждым выступлением политика в поддержку вражды, с каждой статьёй в поддержку грядущих битв.
        Роты добровольцев уже заняли позиции в ближайших кабаках, выпуская ругательства и шовинистические высказывания в сторону противника. Боевой дух их высок, и как правило - тем выше, чем меньше шансов отправится на войну лично у них. А пока добровольцы пробуждают пыл недостаточно патриотичным и воспитывают своим примером молодёжь, которой предстоит отправится на позиции, но уже не в кабаки, а в окопы!
        Школьные учителя пылают дешёвым казённым патриотизмом, накачивая подрастающее поколение сладкой патокой государственной пропаганды. Вытряхиваются пропахшие нафталином, старинные, порой откровенно сомнительные истории о Героизме, Чести и Славе. Сомневаться нельзя! Верь!
        Умиляйся, роняя на пожелтевшие страницы слёзы и мечтая о такой же славной судьбе и героической гибели, после которой о тебе напишут несколько строк в провинциальной газете. Это ли не счастье!? Это ли не завидная судьба?!
        Быть убитым, замученным, умершим в госпитале от ран и тяжёлой болезни, от эпидемии и злого поноса… Список этот почти бесконечен и всегда страшен, но положено - завидовать! Трескучие фразы о том, как «Отрадно и почётно умирать за Отечество»[2 - Гораций.] повсюду, на любой вкус.
        Газеты, книги, речи политиков и школьных учителей, разговоры родителей за ужином и книги, рекомендованные для чтения, уроки патриотического воспитания и молебны. Победоносная война! Справедливая! Славная!
        Выбирай лозунг, под которым пойдёшь на смерть! Ну?!
        Это - государственная политика, политика правящего класса. Людей, которые кричат «Вперёд!», а не «За мной!» и позируют для придворных художников верхом на коне, держа за древко развевающееся знамя, и указуя вперёд перстом или обнажённым клинком. Они не будут лично вести пехотные цепи в атаку, не будут делить окопы с пехотными ротами и кормить вшей, страдая от дизентерии и «траншейной стопы»[3 - ТРАНШЕЙНАЯСТОПА (окопная СТОПА) - сезонное заболевание, разновидность отморожения, суть которого заключается в поражении ступней ног из-за продолжительного воздействия на них холода и сырости при вынужденной малоподвижности. Особенно часто ТРАНШЕЙНАЯСТОПА наблюдается в дождливые сезоны года (ранняя весна или глубокая осень) при температуре выше 0° у военнослужащих, которые длительное время не имеют возможности просушить портянки и обувь в течение своего пребывания в сырых траншеях и окопах.].
        Тяжек их удел… Оставаясь в тылу, они будут ковать Победу в парламентах и тихих чиновничьих кабинетах, вести тяжёлые бои в ресторанах и на званых ужинах, бесконечно страдая от геморроя, похмелья и запора. Скромные герои Тыла!
        За свой тяжкий труд, за героические битвы с оппонентами, за раненую алкоголем печень и больной желудок они не попросят от Нации ничего… кроме власти, денег и гарантий, что так будет - всегда! Ныне и присно и вовеки веков![4 - Если что, я цитирую не молитву, а просто вставил несколько слов на старославянском, все совпадения - случайны!] Ведь это они и никто другой выковали Победу, подарив её Нации. Они и есть Государство. Соль нации. Сыны Отечества.
        Некоторые из них всё-таки погибнут на войне, и это тот самый случай, когда гибель миллионов - статистика, а смерть одного человека - трагедия! Будут портреты в газетах, украшенные траурным крепом, и погибшие представители элиты будут смотреть на живых с вечным укором.
        Они погибли, чтобы жил Ты! Ценой своей жизни…
        … именно они, а не миллионы погибших остановили Врага! Они лучшие. Самые светлые, самые чистые…
        … и Тебе не дадут это забыть. Никогда. Они Герои, и навсегда останутся в учебниках истории, на парадных портретах и везде, где только возможно. Титаны. Полубоги.
        Думать иначе - нельзя! Это попытка осквернить Священное, оскорбление Нации и пляска на костях. Святотатец!
        Даже если ты сам воевал, терял родственников и друзей, Герои всё равно они, Титаны и Полубоги, а твои родные и ты сам…
        … просто выполняли свой Священный Долг! Может быть, тоже героически, но уж точно - не с Большой Буквы! Без упоминания в учебниках истории и без…
        … преференций. Её получат родственники тех, Настоящих Героев.
        Думать нельзя. Сомневаться нельзя. Задавать вопросы нельзя.
        Ради чего мы будем воевать? Честь? Слава? Государственные интересы? Претензии на уровне государств? Долг Родине?
        Каким образом интересы частных лиц внезапно оказываются - государственными?!
        Какие претензии могут быть у английского рыбака к французскому виноградарю?!
        Что успел задолжать нищий, угнетаемый русский крестьянин своему Государству?! Да и своему ли?
        … и всё-таки встречаются люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы. Листать пожелтевшие, пыльные страницы газет в архивах и делать выписки о Долге, Чести и Государственных Интересах в войнах минувших времён.
        А потом, несколькими архивными годами позднее, на соседней полке, находят газетные статьи и статистические выписки, показывающие ситуацию как есть. Без Долга, без Чести и очень часто - вопреки реальным Государственным Интересам.
        Зато неизбежно всплывают интересы финансово-промышленных групп, у которых всегда имеются имена и фамилии. Почти всегда - те самые, Соль Нации, с портретами в учебниках истории.
        Люди, которые не боятся задавать неудобные вопросы, пытаются отделить государственные интересы от клановых. Родину от Государства.
        «Государство, это аппарат управления страной, собранной группой лиц, наделённых властью! - говорят они, - Нужно учиться понимать, где находятся интересы всей страны, а где - группы лиц, осуществляющей управление страной!»
        «Государство и Родина - это не одно и то же!» - вторят им другие.
        Где-то их голоса звучат достаточно уверенно, и люди, не боящиеся задавать неудобные вопросы, ведут споры с государственным аппаратом. Разные.
        О сути патриотизма, национальных интересах и том, что это эта война может принести народу. Что получат от войны фермеры, шахтёры и рабочие. Снижение налогового бремени? Строительство школ на деньги от репараций и контрибуций? Что?!
        Говорят о том, что это война в интересах капиталистов, а трудящимся стоит, получив оружие, повернуть его не на солдат вражеских армий, а на настоящих врагов, заседающих в родных парламентах.
        Где-то их голоса звучат еле слышимым комариным писком, и приходится прислушиваться, чтобы услышать мнение, отличное от государственного.
        … а где-то иные мнения иметь запрещается!
        Политика в моей голове - набатом гудит! Официальное мнение государственных аппаратов разных стран и политических партий, финансово-промышленных групп и отдельных граждан льётся пасхальным перезвоном с газетных страниц, брошюр, докладов и записок.
        Одна из гостиных в моём доме целиком отведена под штабную комнату, и везде, на каждом свободном пространстве - информация, информация, информация… Портреты политических деятелей, финансистов и офицеров генштабов. ЮАС, Франция, Британия, Пруссия, Австро-Венгрия, Российская Империя, Япония, Турция и всякая европейская мелочь, вращающаяся в орбите серьёзных игроков.
        На стенах, на столах, на стоящих посреди комнаты школьных грифельных досках, на протянутых вдоль и поперёк бечёвках - информация. Финансовые интересы, родственники в других странах, политические симпатии членов семьи, дружеские привязанности, любовные связи, порочные пристрастия и всё, что мы только можем отыскать.
        Иногда написанное на доске стирается, и кто-то из нас, постукивая мелом, пишет новые вводные, а мы ломаем головы и спорим до хрипоты, перекрепляя чуть иначе ниточки-связи, тянущиеся от ключевых личностей политического Олимпа.
        Мишка называет это Большой Игрой, а в моей голове огромными коваными гвоздями вбито название…
        … «Всемирная Паутина», но о сути происходящего мы никогда не спорим.
        … мы просто работаем.
        Считается, что я оправляюсь от последствий ранения и заодно занимаюсь творчеством. Я и правда много пишу. Статьи в газетах, переписка с именитыми репортёрами, писателями, политиками, революционерами и финансистами. Со всеми, кто обладает хоть крупицей влияния.
        Переписка приватная и дискуссии с оппонентами на газетных страницах. Небрежные письма в несколько строк с намёками на намёки, и многостраничные, юридически безупречные договора.
        Я велик и многогранен…
        … хотя точнее - мы! Просто так получилось, что на гребне волны сейчас я, и читающая публика охотней прислушивается именно к моим словам.
        Целая команда занимается анализом ситуации, выписывает основное в паре абзацев, набрасывает начерно статьи и письма, а переписываю начисто - я. Ну или надиктовываю, не суть.
        Команда… как это грозно звучит и как перекликается со словом «коммандо»! Воображение рисует суровых бородатых мужчин с оружием, а потом, спохватившись - умных, но несколько болезненных людей, непременно в очках! Очки эти грозно сверкают, а сами библиотечные воины способны словесно дать отпор любому политикану!
        … а правда куда интересней, чем рисует воображение.
        Генштаб ЮАС «течёт». Староверы себе на уме и не оставили мыслей взять реванш. Социалисты стоят на классовых позициях и многие из них считают само существование Государства архаичной настройкой, готовые бросить в топку Мировой Революции весь континент. С иудеями не проще.
        Вся наша команда - полтора десятка человек, включая Наденьку, Фиру и учителок. Сила! Мощь!
        … а некого больше привлечь.
        Да собственно, и не очень-то надо. Мы не подменяем собой правительство, не пытаемся объять необъятное, а просто корректируем какие-то моменты, которые считаем особенно важными. Как можем…
        … а можем немногое, переоценивать свои силы мы не склонны.
        Впрочем, недооценивать нас тоже не стоит.
        За Мишкой стоит Сниман и значительная часть Генштаба. Да, там «течёт»… но право слово, Генштаб ЮАС даже в таком виде даст фору иным европейским коллегам! Заковыка в том, что брат может использовать дай Бог пять процентов этой силищи.
        Владимир Алексеевич слишком занят делами Дурбана, чтобы всерьёз участвовать в наших делах, но руку на пульсе событий держит и не стесняется использовать административный ресурс. Впрочем, с ресурсом этим такая же беда, как с Генштабом.
        Политические баталии в городском совете переходят подчас в рукопашные схватки, дуэли, перестрелки из засад, убийства, шантаж и прочие реалии провинциальной политики. И мы в этой грязи…
        … с головой! Собственно, в этом случае скорее мы получаемся ресурсом для Владимира Алексеевича, а не наоборот.
        Но это тот случай, когда деваться некуда, и нам кровь из носа нужно перехватить власть в Дурбане! Ситуация сложилась так, что город - наш, и защищать его предстоит - нам. А власть - пока что - у буров, притом из числа националистов, готовых воевать до последнего русского солдата.
        Юлия Алексеевна и Степанида Фёдоровна, то бишь директриса единственной в Дурбане гимназии, и её заместительница - дамы влиятельные, и влияние их сложно переоценить. Правда, за пределами города и отчасти Кантонов это влияние сходит на нет, но и там у нас есть свои люди, например…
        … Корнейчуков. Плантатор, революционер, известный писатель и (внезапно!) один из вождей матабеле. Фигура!
        Ситуация престранная, и я мог бы сравнить её с шахматной баталией, но…
        … пожалуй, всё-таки нет! Это какой-то дурной сеанс одновременной игры в сумасшедшем доме, когда кто-то играет в шахматы, кто-то в шашки, а кто-то и вовсе - в дурака! Вслепую притом.
        Дикая, невообразимая смесь тончайших, математических расчётов, интуиции и авося. Я предпочитаю называть это работой подсознания… но хрен редьки не слаще. Думаем, строим козни, а потом оп-па!
        … и кто-то из нас говорит: «Как хотите, но я считаю…» - и что характерно, половина аргументов в стиле «Я так вижу» и «Ну вы что, не понимаете, што ли?»
        … и иногда мы поступаем вразрез с расчётами, по интуиции. Потому что потому. ВотЪ!
        У противника, по словам Мишки, ситуация не слишком отличается от нашей. Это только в теории в Генштабах и правительстве великой страны сидят сплошь высокообразованные патриоты, думающие исключительно о Деле и Родине.
        На деле же всё как всегда, непотизм[5 - НЕПОТ?ЗМ - вид фаворитизма, заключающийся в предоставлении привилегий родственникам или друзьям независимо от их профессиональных качеств (например, при найме на работу).] процветает. Где-то всё совсем печально, как в богоспасаемом Отечестве. Где-то, например в Пруссии, ситуация более-менее приемлемая, но и там хватает потомков древних фамилий, которых непременно нужно устроить на хорошую, социально приемлемую должность.
        Единственное, в Пруссии этих самых потомков развелось столько, что среди идёт нешуточная конкуренция на интересные места… Собственно, за счёт этого страна и не тонет.
        Отдельно - Балканы и Османская Империя с извечным бардаком, заговорами и переворотами.
        Румыния с территориальными претензиями к соседям.
        Польша и Княжество Финляндское, вечно беременные Революциями…
        … и прочая, прочая…
        
        Отпустив самокатчика[6 - САМОКАТЧИКИ - военнослужащие велосипедных (САМОКАТНЫХ) формирований вооружённых сил различных государств мира.], внешне забавного лопоухого парнишку с цокающим акцентом скобаря…[7 - Скобари - уроженцы Пскова и Псковщины.] и жёстким, тяжёлым взглядом человека, познавшего Глад, Мор и Войну, я дождался, пока он выйдет со своим велосипедом за калитку, и только потом вскрыл конверт.
        Записку читал прямо на веранде, не заходя в дом. Недавно прошёл дождь, воздух напоён ароматами растений так, что кружится голова, но очень уж сыро, а в помещении даже несколько душно, не спасают даже настежь распахнутые окна и крутящиеся вентиляторы под потолком. Если бы не опаска лишних глаз и порывы ветра, перебрались бы с бумагами на веранду, но увы…
        - Однако, - поискав глазами одну из пепельниц, которые держу для гостей, сжёг в ней бумаги, и ведомый паранойей, растёр в ладонях пепел. Тяжело (рана всё-таки саднит) усевшись в кресло-качалку, я некоторое время сидел без движения, сматывая обрывки мыслей в один пёстрый клубок.
        - Никак не могу привыкнуть, - меланхолично пожаловался я неведомо кому, и встав с кресла, вошёл в дом, пребывая в задумчивости.
        - Курьер, - ответил я на невысказанный Надей вопрос, - из Генштаба.
        
        Девочка только кивнула молча, и хотя её мучает неутолимое женское любопытство, она уже знает, что несмотря на доверие, некоторые тайны умрут вместе со мной. Ведомая инстинктами, она пытается иногда молочными зубками, как бы играясь, прокусить броню чужих секретов, и бывает, обижается немного на молчание, но не всерьёз, а как бы пробуя пределы дозволенного.
        Ещё раз кинув на меня взгляд, Надя снова закопалась в бумаги, занимаясь перепиской и анализом данным. По сути, она выполняет роль секретаря, притом не моего личного, а всей нашей команды.
        Работоспособность у неё потрясающая, а что ещё важнее - необыкновенное чувство Слова. Мельчайшие смысловые оттенки, полутона и нюансы она видит так, как будто к каждой строке и каждому слову прикреплено подробное пояснение с картинками.
        В голове мелькает иногда сожаление о том, что Надя тратит своё время на учёбу в гимназии…
        … но увы, общение со сверстниками это часть терапии, медики в этом непреклонны и единодушны. А всё-таки жаль… даже так, тратя три-четыре часа в день на разбор переписки, она ухитряется не теряться в бумажном море из личных и деловых связей, бюрократических отписок и газетных статей.
        Эсфирь, закалённая ведением Палестинских дел, занимается финансовым аудитом. Надо признать, небезупречно… Я её очень люблю, но не считаю воплощением всех мыслимых достоинств. Она восхитительная, любимая и любящая, очень умная, но вполне земная девушка.
        Финансы - наука далеко не гуманитарная, где можно выехать за счёт врождённого таланта. Бывают гениальные поэты и в пятнадцать, но вот гениальных финансистов пока не встречалось! Таланта у Фиры хватает, равно как и желания разобраться, а вот именно что знаний и опыта пока не достаёт.
        Ладно… не страшно, всё равно есть ещё дядя Фима с Ёсей на подстраховке. Младшенький Бляйшман, когда перестал баловаться Революцией, оказался ни разу не полупоцем с идеологией в голове, а жёстким и хватким дельцом. Допуска ко всем тайнам у Бляйшманов нет…
        … но подозреваю, помогая Фире разбираться с финансовыми документами, они поняли много больше, чем мне хотелось бы…
        … равно как и у меня нет допуска ко всем тайным делам Иудеи и иудеев, но притом знаний о ситуации с делами жидовскими сильно больше, чем хотелось бы Бляйшманам!
        В общем, весёлая и интересная игра с союзниками «мы знаем, что ты знаешь, что мы знаем…», с засылкой шпионов и вербовкой агентов влияния. С попыткой самую чуточку скорректировать экономику и политику союзников в нужную тебе сторону и прочими увлекательными, сугубо дружескими интригами.
        Без обид! Есть правила игры, а мы уже не дети и можем играть в такие игры, не наливаясь гневом и пожимая руку после проигранной партии.
        - Итак, - начал я, и Санька, медитирующий перед перепутанным макраме из статей и фотокарточек, нехотя повернул ко мне голову, потирая виски. С недоумением взглянув на надгрызенное яблоко в руке, успевшее изрядно потемнеть, он усмешливо качнул головой и кинул его в корзину для бумаг.
        - Нам стало известно, - продолжил я, - что в Сербии произошёл переворот и династия Обреновичей, занимающая уверенно антироссийскую политику, жестоко уничтожена толпой восставших[8 - В Реальной Истории это произошло в мае 1903 г.].
        - Пардон… - сверившись с запиской и поглядев на часы, поправляюсь с неловкой кривоватой усмешкой, - будет уничтожена. Разница во времени… как раз сейчас убивают.
        Надя прикусила губу, но смолчала, только вздохнула прерывисто. Кажется, до неё только что дошло, что чужие тайны могут быть столь неприглядными. В глазах девочки мелькнуло сомнение и я сделал паузу…
        … но нет, упрямо наклонив голову, Гиляровская осталась сидеть, обратившись в слух и глядя мне в глаза. Несколько секунд мы играли в гляделки, но потом я отвёл глаза, признавая за ней право…
        … и помня совет Адольфа Ивановича. В психологии и психиатрии Елабугин будет покомпетентней многих признанных светил, и если он говорит, что борьба со своими страхами кажется ему подходящей терапией, то так тому и быть!
        «Обреновичи», постукивая мелом, пишу на доске и перечёркиваю жирной линией, показывая пресечение династии.
        - На смену Обреновичам придёт пророссийская династия Карагеоргиевичей.
        «Карагеоргиевичи», выписываю на доске.
        - Организатор переворота, капитан Драгутин Димитриевич, известен как один из лидеров националистов, имеющих своей целью объединение южнославянских народов в одно государство, - продолжаю я, - Достоверно известно, что переворот осуществили при поддержке военной разведки Российской Империи.
        
        Прерываюсь ненадолго, чтобы дать время на осмысление ситуации.
        - Можно сказать с большой долей уверенности, - продолжаю монолог, - что заговорщики не собираются уходить в тень, предоставляя всю полноту власти королю Петру Первому Карагеоргиевичу или парламенту.
        
        Напротив, они собираются взять страну под контроль[9 - Как это и произошло в действительности.], а в планах у них - объединение южных славян в королевство Югославия!
        - Красиво, - нехотя признал Санька, - грязно до предела, но красиво! Одним ударом вывести из-под влияния Австрии Сербию, а учитывая территориальные претензии сербов к соседям, то и все Балканы!
        - Полыхнёт, - кусая губу, соглашаюсь с братом, - хорватов и словенцев они рассматривают как «сербов католического вероисповедания». К Болгарии и Македонии у них претензии территориального характера.
        - Ещё румыны, - неуверенно сказал Санька, - ввяжутся ведь, а?! Не удержатся, не смогут удержаться!
        - Пожалуй, - чуть помедлив, кивнул я, - Румыния де-факто вассал Австро-Венгрии и Франции разом, то бишь союзным Болгарии странам, но нет… не удержаться! Какой-нибудь пограничный инцидент на границе болгарского княжества…
        - Да не один! - живо перебил меня Чиж.
        - Считаешь? - я чуть задумался, проворачивая в голове страницы Истории и вспоминая поведение этих стран в сходных ситуациях, - А ведь пожалуй!
        - Сильный ход, - вздохнул Санька и закусал губы.
        - Сильный, - эхом отозвалась Надя, и встав со стула, подошла к карте Европы, висящей на стене и частично перегораживающей оконный проём. Некоторое время она молча стояла перед ней, вздёрнув подбородок и заложив руки за спину.
        - Народно-либеральная партия Болгарии выступает за самые тесные политические и экономические связи не только с Германией и Австро-Венгрией, но и с Великобританией, - начала она тоном гимназической учительницы, - Лидеры партии считают, что Болгария должна занять максимально нейтральную позицию.
        - … и продать себя подороже в конце войны, когда победитель уже определится, - дополнил я девочку.
        - Грубо, но верно, - усмехнулась она, покраснев едва заметно, а я с трудом удержался от закатывания глаз… Ох уж эти барышни в пубертатном возрасте! Всё-то у них вызывает смущение!
        - Либеральная партия близка по духу Народно-Либеральной, но в отличие от неё, видит войну средством решения национальных проблем, - продолжила Надя всё тем же менторским тоном, несколько неуместным для её возраста и ситуации, - Партия эта имеет поддержку князя Фердинанда Саксен-Кобург-Готского, который претендует на гегемонию Болгарии на Балканах, видя себя основным претендентом на европейское наследство Османской Империи.
        
        Замолчав, Надя прикусила губу и принялась рассматривать карту - так, будто видит с высоты птичьего полёта марширующие отряды славян, готовых вцепиться друг другу в горло. На красивом её лице начала наливаться тоска…
        - Война, - тихонько сказал Санька, до сих пор не переболевший славянофильством в тяжёлой форме, подхваченным у Гиляровских, - Балканы взаимно аннигилируются…
        Он отчаянно сморщился и заморгал часто. Надя, посмотрев на него, скуксилась ещё сильней.
        - А нам очень нужна эта война? - тихохонько спросила она, моргая набухшими веками.
        - Нет! - рявкнул я и тут же смутился, - Извини… нервы ни к чёрту!
        Надя тут же сочувственно посмотрела на мой раненый бок, а взгляд брата сделался по-собачьи виноватым.
        - Да нет же! - отфыкнулся я и промокнул платком потный лоб, - Это так… мелочь, право слово! Просто кувырком всё… как всегда.
        - Нам не нужна война, - повторяю ещё раз, для убедительности постукивая себя кулаком по ладони, - Даже если отбросить к чертям единство славян и прочие благоглупости… Да, Сань, я знаю твоё мнение по этому поводу! Война нам не нужна ещё и потому, что боевые действия на Балканах приближают войну Мировую!
        - А у нас, - продолжаю, борясь с внезапно накатившей усталостью, - каждый мирный день - это ещё один пароход с переселенцами из России. Ещё один самолёт. Десяток пулёмётов. Обученный санинструктор…
        Вздохнув прерывисто, заставляю себя замолчать, хотя список этот едва ли не бесконечный.
        - Не нужна… - задумчиво повторила Надя и снова обернулась к карте. Короткое, задумчивое молчание…
        - А если… - она обернулась ко мне, и в голосе её прозвучал злой азарт, - уничтожить партию войны?! Физически?
        В несколько минут, постукивая на доске мелом, она вывела основных фигурантов и предложила весьма дельные, а порой даже изящные, пути их устранения. И даже…
        … не всегда насильственные. Да, будут трупы, в том числе и людей непричастных. Но…
        - Работаем, - сухо киваю я.
        - Нет… - Надя даже попятилась, - ты хочешь сказать, что мы…
        Она выразительно обвела руками нас.
        - … вот так вот?! Просто?
        - Вот так, - спокойно отозвалась Фира, - Не самые умные, не самые компетентные… но кто, если не мы?
        - Нет никаких других, Надя, - грустно усмехнулся я, - оглянись! Мы и есть отцы-основатели, столпы общества и государства!
        - Ужас, да? - невпопад отозвался Санька от грифельной доски, сбивая пафос и эпос момента, - Мы, и столпы!
        Он потряс нечёсанной головой, будто пытаясь выбросить оттуда эти дурацкие мысли. Столпы… Ха!
        - Действительно… - Надя растерянно улыбнулась и болезненно сощурилась, массируя виски и наверное, пытаясь вспомнить более компетентных и влиятельных, - а ведь и некому больше… Боже мой…
        Глава 2
        - Слово предоставляется депутату Морозову…
        Спикер Городского Совета ещё не договорил, а по широкому проходу, устланному красной ковровой дорожкой, уже стремительно шёл, почти бежал Илья Логгинович, не обращая внимания на пустой левый рукав, выпавший из кармана пиджака. Плотно сжатые губы и раздувающиеся ноздри тонкого, несколько хрящеватого носа, свидетельствовали о крайнем возбуждении этого обычно спокойного и сдержанного человека, и Илья Логгинович не обманул ожиданий.
        - Хватит! - рявкнул он на африкаанс, воинственно выпятив вперёд короткую, задиристую рыжеватую бородку, и с силой ударив добела сжатым кулаком по трибуне, - Хватит это терпеть! После захвата Дурбана Фольксраад навязал нам своих представителей, навязал вопреки всем демократическим процедурам! Вопреки здравому смыслу и воле народа!
        - Мы не стали оспаривать это решение… - глухо произнёс он и вздохнул прерывисто, набирая воздуха в ходящую ходуном грудь, - Не стали, посчитав его за обычную перестраховку от радикалов в наших рядах! От тех немногих, кто протестовал против статуса вольного города в составе ЮАС, и видел Дурбан неотъемлемой частью Русских Кантонов! Мы пошли навстречу опасениям консервативной части Фольксраада, проглотив обиду и стерпев унижение.
        - А нас… - Илья Логгинович сделал паузу, обводя присутствующих яростным взглядом, отдельно остановив свой взор на африканерах, представляющих Фольксраад в Городском Совете, - предали!
        - Да! - закричал он яростно, надсаживая горло и перекрикивая орущих оскорбления буров, вскочивших со своих мест, - Предали! Я готов отстаивать свои слова хоть в суде, хоть с оружием в руках!
        - … регламент! Регламент! - тщетно колотит спикер молоточком по столу, а в зале уже вовсю дерутся. Летают кресла, кого-то лупят оторванным подлокотником по спине, кровянятся рожи, мелькают кулаки, а Янсена бьют ногами, целя острыми носками штиблет в толстое бородатое лицо.
        Аккредитованные в Совете журналисты лихорадочно записывают происходящее в блокноты, и в газету, немедленно в газету! Добежать до дверей, вручить вырванный листок мальчишке-курьеру на велосипеде - с напутствием спешить так, будто этого зависит чья-то жизнь, и снова в гущу политических событий!
        Вспышки фотоаппаратов… снимки в таких ситуациях почти всегда дрянные, не всегда опознаваемые без подписи кто есть кто под фотографией. Поэтому в зале на заседании Совета всегда сидит художник, а то и не один, спешно делая наброски. Не всем это нравится, но…
        … это и есть - демократия!
        Охрана не сразу растащила драчунов, но воинственный пыл не угас ни у одной из сторон. Пусть буры в заметном меньшинстве, но народ это рослый, откормленный, и сама драка напоминала схватку своры собак с огромными секачами.
        - Предали! - неукротимо повторил Морозов, выцеливая взглядом побитых, но не сломленных представителей парламента ЮАС, - По какой причине Фольксраад не стал заниматься развитием Дурбана, спихнув всё на нас, мы можем только догадываться, но все возможные причины отчётливо воняют отборным дерьмом!
        Буры снова вскочили со своих мест, но на этот раз не полезли в драку, ограничившись криками и оскорблениями. Орали от души - так, что едва не лопались жилы на шее… но переорать не смогли.
        - … неверие в то, что мы можем удержать город, - хрипло надрывался Илья Логгинович, перекрикивая шум в зале, - желание провернуть масштабную спекуляцию с земельными участками, что-либо другое, или всё это вместе взятое - не важно! Важно то, что Фальксраад не стал развивать Дурбан, оставив его развитие целиком и полностью на нас! Не стал развивать, но представители Фольксраада делают всё возможное, чтобы экономика города не росла, чтобы обороноспособность его оставалась на возможно нижайшем уровне! Что это, как не предательство?
        - Дорог каждый день, каждый час, каждая минута, - срывающимся голосом выкрикивал Илья Логгинович, поджавшись вперёд так, что доски трибуны врезались в грудь, - а нам вставляют палки в колёса, затрудняя, а то и накладывая вето на любое решение, идущее на пользу городу! И чем важнее это решение для экономики Дурбана, для его безопасности, обороноспособности, тем больше проволочек.
        - Они! - Морозов ткнул рукой в ставленников Фольксраада, - Предатели! Предатели, готовые менять нашу кровь на британское золото! Они называют это национальными интересами, но присутствующие здесь буры, живущие в Дурбане и имеющие имущественные интересы в городе, не дадут соврать - национальных интересов в их поступках нет! Есть предательство.
        - Мы спрашивали! - вскочил с ногами на кресло Савва Григорьев, - Мы много раз спрашивали Янсена и Беземайера напрямую, делали запросы в Фольксраад, и знаете что? Нет ответа!
        - Нет! - заорал Савва ещё громче, - Есть отписки, которые не назовёшь даже формальными, такими бумагами даже подтереться нельзя - жёсткая! А Шниперсон…
        Он огляделся в поисках приятеля, и могучий иудей воздвигся памятником самому себе.
        - … Лейба не даст соврать, он лично ездил в Фольксраад, и что?! Да ничего! Даром потраченное время!
        - Не-ет… - пароходной сиреной прогудел Лейба, - не даром! Мы хорошо поняли, что могучий Дурбан, процветающий Дурбан… Дурбан, с честью выдержавший осаду британцев, им не нужен! Там…
        Лейба щедро махнул волосатой рукой, захватывая в жменю добрую половину Африки.
        … - сидят те, кто хочет видеть Дурбан, разрушенным до основания, и чтоб сами камни его пропитались нашей кровью! А потом на развалины придут они, и будут торговаться с британцами, выторговывая себе мир, завоёванный не ими!
        - … регламент, регламент, - пуча глаза, надрывается спикер, давно уже сорвавший голос и каркающий простуженной вороной. В зале заворачивается второй раунд дебатов - с матом на нескольких языках, оторванными рукавами, попыткой удушить оппонента и плевками в окровавленное лицо.
        - … мы следим, чтобы Дурбан оставался в составе ЮАС! - дорвался до трибуны Пауль Янсен, прижимая окрашенный кровью платок к рассечённой скуле, - Все обвинения неуважаемого Илии и Лейбы - клевета и поклёп, и на этом я настаиваю!
        Речь его попытались заглушить свистом, в трибуну полетела всякая мелкая дрянь из карманов, а потом, выстроившись клином, фракция Морозова пошла в атаку, пытаясь оттащить Янсена от трибуны. Вцепившись в дерево сильными лапищами потомственного фермера, тот не желал покидать место, а представители Фолксраада, сгрудившись вокруг, защищали предводителя.
        - Предатели! - пароходной сиреной орал бакалейщик де Гроот, рвущийся к соплеменнику на трибуне и пытающийся дотянуться кулачищем до неприятельской физиономии, - Нам! Нам здесь умирать, когда придут британцы! Не вы будете умирать в Дурбане, чтобы женщины и дети за вашими спинами - жили!
        - Вон воров из Совета! - начал скандировать де Гроот, так и не дотянувшись до ненавистной физиономии, - Вон предателей!
        - Вон - воров! - поддержали его радикалы, отрывая наконец представителя Парламента ЮАС от трибуны - вместе с доской! - Вон - предателей!
        Снова разгорелась драка, но на этот раз сторонники Морозова выиграли не по очкам, а тяжёлым политическим нокаутом! Представителей Фольскраада вытолкнули из здания Совета, выкинув следом их документы и все личные вещи из кабинетов.
        - … Илия, ты не мужчина! - орал Янсен, задирая окровавленную физиономию вверх, и не обращая решительно никакого внимания на разбросанные под ногами бумаги, с которыми шаловливым котёнком уже начал играть ветёр, - Ты трус!
        - … дебаты, - прошелестело среди зевак, в быстро кристаллизующейся толпе возле здания Совета.
        Бумаги разлетаются под ноги толпе, ложатся в мелкие лужицы, оставшиеся после недавнего дождя. Несколько африканеров, наклоняя по-бычьи головы, собирают их с угрюмыми лицами, невольно склоняя выи перед собравшимися людьми.
        - … а он? - и спрашивающий замирал, стараясь не пропустить не то что ни словечка, а ни единого звука! Это же История! Настоящая, живая… потом уже набегут репортёры, и как водится, всё переврут! А тут он самолично, свидетель…
        - … да ты што? - не верили всё новые зеваки, подходя и переспрашивая у очевидцев, - Так и сказал?
        - … да пустите, черти… пустите, я сказал!
        Отпихиваясь от чересчур ретивых сторонников, Илья Логгинович сбежал со ступенек, остановившись за несколько шагов до Янсена.
        - Илья, давай я на замену… - всё упрашивал его молодой Шниперсон, придерживая друга за плечо могучей ручищей.
        - Не мужчина, говоришь? - Морозов шагнул вперёд, щуря злые глаза, и скандал стал внезапно чем-то большим. Вздохнув, Лейба отступил на шаг и с досадой запустил руку в густую, проволочной жёсткости бороду.
        - … дуэль, - прошелестело в толпе, - стреляться будут!
        … но они ошиблись. Накал взаимной ненависти оказался так велик, что дуэлянты выбрали - ножи! Не первый, и наверное, не последний случай в истории ЮАС - одной из немногих стран, где право на дуэль закреплено на уровне Конституции, а вот дуэльного кодекса пока не выработалось!
        Секунданты начали было обговаривать условия, но…
        - Насмерть! - синхронно выдохнули противники, меряясь взглядами и силой Духа. Суеты с одинаковым оружием и прочим бредом не возникло - что у тебя с собой, тем и дерёшься…
        Оба дуэлянта оказались людьми практичными, с боевым и дуэльным опытом. Поэтому и ножи их по размеру напоминали скорее тесаки, которыми сподручней рубить кустарник и вражеские конечности, а не никак не нарезать лежащую на тарелке отбивную. Впрочем, это особенность любого фронтира.
        Освободили площадку примерно пять на пять метров, и толпа обступила их, напрочь перегородив улицу. Задним рядам не видно ни черта, но…
        … какая, на хрен, разница?! Подробности они выдумают потом, а пока - вот она, дуэль! Представитель Парламента и народный избранник дерутся насмерть!
        - … пропустите… да пропустите же, черти! - мечется на краю толпы мелкий чернявый мужичонка, но его, как одиночку и не тутэйшего, отпихивают назад, не жалея локтей и добрых слов.
        - А-а! Да штоб вас! - шваркнув картуз оземь, он задумался на миг, тут же подобрал головной убор, и забрался на ближайший фонарный столб с ловкость обезьяны. Его примеру, заулюлюкав и засвистев, тут же последовали мальчишки-курьеры, молодые парни и несколько подвыпивших мужичков, не боящихся уронить авторитет чилавека степенного и солидново под ноги честн?му люду.
        - А действительно… - выдохнул осанистый господин, по виду мелкий служащий банка или приказчик солидного галантерейного магазина. Но, будучи тверёзым и здравомыслящим, не стал изображать из себя обезьянку на потеху толпе, а кинув мелкую серебрушку чернокожему извозчику, застрявшему с пассажиром на краю толпы, вскарабкался в экипаж и встал сусликом.
        Бойцы начали расходиться, ожидая сигнала. Янсен, скаля желтоватые зубы, скинул с себя сюртук и одним уверенным движением намотал его на левую руку.
        В толпе глухо зароптали, но Морозов не стал протестовать, лишь усмехнувшись кривоватой многообещающей улыбкой. Однорукий, он не считает себя калекой… просто перезаряжать оружие стало немного сложней!
        Встав на носки, Илья Логгинович попрыгал на них, и развернувшись боком к противнику, начал, разминаясь, как бы раздёргивать его.
        - Неаполитанская школа! - уверенно сказал нетрезвым голосом какой-то доморощенный знаток в толпе, - Зумпата! Щас напрыгивать будет!
        Знатоку быстро объяснили по шее, где он не прав, и самое страшное - вытолкали из передних рядов, лишив Зрелища.
        - Дурака кусок, - вытолкавший его пожилой рабочий дал напоследок подзытыльник с напутствием, - Илья Логгиныч и так-то однорукий, а тут ещё ты со своим мнением! На хера? Штоб говнюку етому из Парламента воспомоществование советом оказать?! Никшни! Ишь…
        Погрозив напоследок мосластым кулаком, авторитетный работяга ввинтился в передние ряды, где для него придерживали местечко.
        Благо, нетверёзый знаток говорил на русском, а африканеры, будь они хоть сто раз представителями Парламента в русскоязычном Дурбане, изучением языка себя не утруждают.
        - Начали!
        … вопреки ожиданиям людей несведущих, дуэлянты не бросились в бой сразу после сигнала, а продолжили ходить, провоцируя иногда противника. Еле заметное движение корпусом…
        … и тут же назад! Снова, и снова, и снова…
        Внезапно бур рыкнул натуральным львом и бросился в атаку, сперва прижав к груди обмотанную пиджаком руку, а потом резко выбросив её вперёд - пытаясь толи схватить, толи ударить депутата.
        Морозов контратаковал беззвучно, скользнув под руку вперёд и немного вбок плавным движением.
        Несколько секунд необыкновенно быстрых движений… и Морозов отпрянул назад. С рассечённой головы депутата обильно текла кровь, предплечье жесточайше изрезано…
        … а Янсен остался лежать на брусчатке, вскрытый от паха - до горла!
        - Как же так… как же так… - отменно высокий, но несколько дрищеватый господин с землистого цвета лицом, всё повторял и повторял одну и ту же фразу, уподобляясь сломанному патефону. В расширенных глазах его нет никаких мыслей, и лишь один неизбывный, какой-то первобытный страх существа, выросшего в совершенно тепличных условиях и впервые столкнувшегося с жестокостью.
        Под мёртвым телом африканера тем временем начала расплываться лужа крови, тяжело запахло убоиной, содержимым кишечника и прочими ароматами крестьянского подворья по осени. Откуда-то почти моментально нароились мухи и прочая насекомая погань, припавшая к лужицам крови и развороченному животу.
        Отступив на пару шагов назад, тщедушный господин спешно прижал к стремительно зеленеющему лицу надушенный платок. Издав нутряной звук, он ещё сильнее прижал платок, но тем самым лишь измарал сюртук. Рвало его долго и мучительно, до боли в лёгких и желудке.
        Янсена, в ожидании коронера, прикрыли куском ковровой дорожки, наспех отхваченной ножом. Ворсистая ткань скрыла тело от сторонних глаз, впитав часть крови с земли, и только тогда зеваки начали расходиться, возбуждённо обсуждая поединок.
        - Как же так… - потерянно повторил господин, тщетно пытаясь оттереть с сюртука следы рвоты, - вот так вот, и человека… как можно? Кто да ему право вот так вот… убивать?
        - Право? - тот самый немолодой рабочий, вытолкнувший знатока из передних рядов, остановился перед чувствительным господином. Высморкавшись под ноги с тем простодушием простолюдина, в котором баре видят бескультурье, а народ попроще - недвусмысленную издёвку и отношение к чистой публике, работяга достал платочек и культурно вытер сперва испачканные пальцы, а потом промокнул бугристый нос, заросший обильным волосом изнутри и немножечко снаружи.
        Нимало не смущаясь разницей в росте, возрасте и социальном положении, пожилой рабочий настроен явно задиристо, ни в малейшей степени не боясь последствий. А правда… а чево он?! Право, тля…
        - Права, сударь… - рядом с пожилым рабочим встал молодой, от силы лет шестнадцати, худощавый парнишка с руками, в которые намертво въелось машинное масло и металлическая стружка, - Права - не дают, права - берут… Человек должен сам завоевать себе права, если не хочет быть раздавленным грудой обязанностей[10 - Пьеса «Мещане» Максима Горького (1901 г.) Слова Нила, сказанные им в споре с отцом.].
        - Па-азвольте, - сутуло выпрямился заблёванный господин, опираясь на тросточку и готовый отстаивать свои убеждения, - социальный переворот сам по себе не даст ничего!
        - Тю… - насмешливо протянул молодой, скаля неровные зубы, - никак толстовец?
        Дрищеватый господин с достоинством выпятил подбородок с клочковатой бородкой, в волосах которой ещё виднелись следы рвоты.
        - Да тьфу ты… - сплюнул пожилой работяга на туфлю оппонента, - юрод! Пошли, Савка, нечего с этими господами…
        - Уезжали бы вы отседова, господин хороший, - посоветовал паренёк, - здесь вам не там! Ишь, тля… непротивление…[11 - Неотъемлемая часть Толстовства (помимо вегетарианства, отказа от табака и алкоголя) непротивление злу насилием и отказа от вражды с любыми народами.]
        В Кантонах дела у толстовцев сразу как-то не заладились, да и немудрено. Некоторые идеи мятущегося графа перекликались с извечным мужицким стремлением к социальной справедливости и неприятием церковной иерархии, но…
        … пацифизм?!
        Российская Империя постоянно воюет - с «туркой» ли, со «злыми горцами» или «дикими текинцами». По газетному, по барски, войны эти всегда священны, и «положить живот» за свободу болгар, грузинцев[12 - Не хочу никого обидеть, это обычное просторечие тех времён, сугубо для антуража и вживания в эпоху.] или иных братьев-православных - прямо-таки обязанность всякого православного.
        Мужики исправно ложили животы, умирая даже не от пуль и картечи, а прежде всего от болезней, дрянного питания, худых сапог и ледяных казарм. От воровства чиновников военного ведомства, нерадения отцов-командиров, кулаков озверелых фельдфебелей и шпицрутенов. Умирали, добывая свободу, землю и волю кому угодно… но только не себе!
        Освободили Балканы… Братья-православные, не будь дураками, предпочли перебежать из-под гнёта туркского, под гнёт европейский, лишь бы не попасть под руку православного батюшки-царя.
        Завоевали Кавказ… и Великие Князья тут же принялись спекулировать земельными участками, вновь и вновь поднимая на восстания горские народы.
        А мужику-то всё это…
        … зачем?!
        Вот и появлялись, как грибы после дождя раскольники всех мастей, отказывающиеся приносить присягу Власти, считая её за врага много худшего, нежели османы! В Туретчину, к румынам, в Сибирь… лишь бы подальше от Белого Царя, попов и помещиков.
        Но одно дело - драться за интересы чужие, за возможность Великих Князей спекулировать землёй, за кабинетские земли[13 - КАБИНЕТСКИЕ ЗЕМЛИ - личная собственность императора в РОССИИ; управлялись Кабинетом его императорского величества. Кабинетские ЗЕМЛИ находились на Алтае, в Забайкалье, Польше и сдавались в аренду.], выкупные платежи и возможность работать за гроши по шестнадцать часов в день…
        … и совсем другое - за своё! Кровное. Вот она, протяни руку - землица. Никаких бар. Своя власть…
        … и толстовцы? В Дурбане? В преддверии войны? Да што за на, тля…
        В преддверии войны в Кантонах, и особенно в Дурбане, собрался уникальный человеческий зоопарк, так что даже толстовцы с их непротивлением теряются этом фоне. Вот уж точно… каждой твари по паре!
        Будто мошки на огонёк, слетаются в Кантоны авантюристы всех мастей. Война! Она ещё не началась, но кто не знает, что война - это не только кровь и смерть, но ещё и Возможности! Не для всех… но люди в Дурбан съезжаются специфические, и очень часто - не брезгливые.
        Гешефтмахеры с головами, полными идей и дырявыми карманами. Куртизанки, хипесницы и обычнейшие рублёвые проститутки со всего мира. Странные люди с прозрачными глазами серийных убийц и бродячие проповедники, часто - в одной компании, повязанные самыми странными узами.
        Ведёт их жажда. Славы ли, денег, крови… у каждого не выспросишь, да и люди это подчас полезные, и у всех - морковкой под носом- успех нынешних хозяев Дурбана! У у всех перед глазами - примеры людей, которые ещё недавно были - ничем!
        И желание…
        У кого-то - влиться в эти пока ещё не сплочённые ряды. Стать элитой нового государства. Попасть в учебники истории хотя бы в сносках.
        У кого-то - сломать сырую, не застывшую ещё кладку государственного устройства, и из этих обломков построить что-то новое, будь-то государство нового социального строя или личная Империя.
        Дурбан образца тысяча девятьсот второго года - очень… очень интересное место. Когда-нибудь об этом периоде истории будут писать книги и снимать фильмы, а пока - люди живут здесь так, будто каждый пытается стать Главным Героем!
        Глава 3
        Вздыхая так тяжко, как только это вообще возможно, Кузьмёныш застоявшимся жеребёнком переминался на тонких ногах и тоскливо поглядывал в маленькое окошко полуподвала - источник солнечного света и божественных звуков…
        - … офсайд, - надрывным дискантом орали во дворе - выплёскивая эмоции, срывая голос и наматывая нервы окружающих на кулак вместе с собственными соплями, - я тебе говорю - офсайд!
        Голос был пискляв, авторитетен и яростно-надрывен, как перед хорошей драчкой.
        - Рувим, ты с тогошних разов на карточке висишь![14 - ВИСЕТЬНАКАРТОЧКЕ (предупреждении) - 1) ситуация, при которой игрок имеет непогашенные предупреждения, полученные в предыдущих матчах, и очередное предупреждение повлечёт за собой, согласно регламенту турнира, дисквалификацию на следующий матч; 2) ситуация, при которой игрок уже получил предупреждение в проходящем матче и следующее предупреждение в данной игре повлечёт за собой удаление с поля.] - не менее яростно возражал невидимый, но такой же писклявый и яростный оппонент, - Што за манера жидовская - всё через хуцпу решать!
        - Сам ты… - послышалась возня, преддверие обыденной мальчишеской драчки, - Нет, Федь, а чево он? Хуцпа! Нашёлся арбитр! Глаза пусть…
        - Пепе! - заорал истошно всё тот же дискант, - Пепе, ты скажи - был офсайд, или как?!
        Кузьмёныш завозился и завздыхал с совершенно щенячьим поскуливанием, нетерпеливо перебирая босыми ногами и неотрывно глядя то на окошко, то на низкую дверь, ведущую из маленькой полуподвальной квартирки на улицу, представляющуюся ему раем. Он уже там, во дворе…
        - А ну цыть! - строго прикрикнула мать, подкалывая где нужно булавками ношеный костюм, отданный мальчишке сердобольными соседями задаром. Кузьмёныш послушно замер, печально обвиснув, и всей своей тощей фигуркой показывая, меру, степень и глубину своего отчаяния.
        Во дворе невидимый Пепе, мешая русский с португальским и африкаанс, авторитетно (и пискляво!) решал насчёт офсайда и висенья на карточке. В итоге спор разрешили практически рыцарским поединком на кулачках.
        - По сопатке ему! По сопатке! - азартно орали детские голоса, среди которых явственно выделились несколько девчоночьих. Кузьмёныш люто обзавидовался, он готов сейчас даже получить по сопатке, лишь бы вот так, во дворе, с ребятами…
        - Под дых лупоглазого! - азартно вопили болеющие за иную сторону, - А-а! Бить не умеешь! Девчонка!
        - По уху, по уху ево!
        Затем последовал короткий, но очень эмоциональный разбор драчки, в которой не оказалось проигравших, а были одни сплошные победители. Игра возобновилась, и снова послышались звуки босых ног, пинающих мяч, азартные крики и неизбежное…
        - А ну пошли отседа, ироды! - дребезжаще ввинтился в игру старушечий сварливый голос из тех, от которых заранее морщишься, предугадывая затяжной лай и позиционное конфликтное противостояние, - Ишь, взяли барску манеру, мячики ногами лупасить! Вот я вас, озорников! Возьму хворостину, и…
        - Да што ж ты за зараза такая, Марковна! - послышался грубый, прокуренный мужской голос, и начавшийся было конфликт поколений разом перерос в увлекательную свару по-соседски, - Всё бы тебе свои порядки наводить, да хворостиной размахивать! Тебе б фельдфебелем к Николашке, знатный бы мордобец и тиран вышел бы! Ребятишки спортом, стал быть, занимаются, к етому… к чемпинату квартала готовятся, а ты им мешать? Сгинь, зараза старая!
        Склока с лаем понеслась по двору, вовлекая всё новых и новых участников. Как это всегда и бывает, бойцы вспоминали минувшие дни[15 - А. С. Пушкин. Уверен, мои читатели достаточно грамотны, но увы - цитировать без упоминания первоисточника в том или ином виде у нас нельзя.], где ядом друг в дружку плевались они.
        А потом, как и не было ничего… бумц мячиком и…
        - Го-ол!
        - Не было! - штопором закрутился в уши голос Рувима, игнорируя пространство и время, - Через руку пошло, по руке! Федя, ну скажи же!
        - Ма-ам… - не выдержал Кузьмёныш, выразительно поглядывая на дверь глазами и дыша часто-часто.
        - Цыть! - решительно прервала нытьё мать, усталая женщина с натруженными руками прачки и просветлённым лицом Мадонны, - Не мамкай мне!
        Вздохнув, Кузьмёныш принялся стойко претерпевать муки примерки жаркого, колючего шерстяного костюма и необходимость стоять неподвижно. Единственная отрада - слушать игру, но и то…
        - … вот здесь подошьём, - ввинчивался в уши пронзительный голос тёти Фейги, взявшейся помогать по-соседски и околачивающейся здесь уже второй день. Свободного времени у домохозяйки при хорошо зарабатывающем муже и почти взрослых детях - полным-полнёшенько, и она, скучая бездельем, щедрою рукой тратит его на соседей, не всегда задумываясь об уместности.
        - … был гол! - доказывал тем временем дискант, - Был! Федя, скажи им…
        - … здесь расставим, и будет у нас не мальчик, а такой сибе пэрсик, шо люди издали будут щурить глаза и говорить: а хто это там прошёл, такой красивый и интеллигентный?!
        Мать блаженно улыбалась, кивала и готова была вот так, с булавками во рту, соседкой и разговорами о сыне сидеть вечно! А Кузьмёныш страдал…
        Наконец костюм подкололи где надо, местами вместе с Кузьмёнышем, на што тот только шипел тихохонько, потому што надо понимать за женское вдохновение и характер! Вроде как гадость сделали тебе, ан ты и окажешься виноватым. А чего ты… ишь, под руку!
        - Ну вот, - выдохнула мать, любовно приглаживая костюмчик на сыне, - хоть сейчас женись!
        Сын скривился, но смолчал благоразумно. Необходимость жениться он смутно понимает, потому как это от века заведено и не нами кончится, но напоминать-то зачем?! Фу, девчонки…
        - Ма-ам… - проскулил он на грани слышимости.
        - Ишь, размамкался, - проворчала та, но видя слёзы, набухающие в глазах кровиночки, безнадёжно махнула рукой, - Ладно, иди. Да смотри у меня! Штоб без…
        Мать без лишних слов погрозила кулаком, и мальчишка закивал истово. Скользнув к себе, в крохотную комнатушку, где помещалась только узкая кровать, стол с нависшими над ним книжными полками с парой десятков книг, да стул, он быстро переоделся, подрагивая всем телом от мальчишеского весёлого азарта.
        - Я пошёл! - скороговоркой выпалил он, складывая на столе костюм, и выскочил, не дожидаясь ответа и не слыша наставлений вдогонку.
        Хлопнула дверь полуподвала, и на солнечный свет вылетел мальчишка, сияя щербатой улыбкой самого счастливого человека во всём мире. А во дворе - друзья весёлой кучей-малой. Налетели, по плечам охлопали, улыбками осветили, и вот он уже - равный среди равных, буцкает в пыли меж домами и сараями старый залатанный мячик, готовясь к чемпионату квартала.
        - … забегай, забегай! - и бумц по мячу… эмоции - самые искренние, на потных замурзанных физиономиях азарт, счастье и готовность именно так провести Вечность, - Го-ол!
        Число игроков в команде неровное. Это потом, на чемпионате, будет тютелька в тютельку, а пока вот так - орда сопливая, с азартно подтявкивающим щенком, которого придерживает на коленях рыжая девчонка лет восьми, болеющая за старшего брата.
        - Пенальти! - заорал истошно Пепе, голосом заменяя поломанный свисток.
        Разбег…
        - Наташа-а! - прервал футбольную идиллию женский голос, - Обедать!
        - … го-ол!
        - Ма-арк… - пронзительно вторит ей пожилая еврейка, - домой!
        - Пять минуточек, Ба!
        - Домой! - приговор звучит сурово и безапелляционно, даже если такого слов нет в лексиконе зовущего. Воители разбредаются по квартирам, наспех плещутся над рукомойниками и скороговоркой делятся с домашними футбольными перипетиями.
        - … а я с подката такой - бумц! - рассказывал Кузьмёныш взахлёб, расплёскивая эмоции и почёсывая украдкой разбитую коленку, от которой отвалился наслюнявленный листок.
        - … ну што с тобой делать? - невпопад качает головой мать, занятая домашними хлопотами и подкладывая добавку, - Ты ешь, ешь…
        В дверь решительно постучали, и женщина встрепенулась, подхватившись с табуретки и поспешая к двери.
        - Додик? - удивилась она, растерянно пропуская незваного гостя.
        - Шалом этому дому, - поприветствовал хозяев Бриск, щуря подслеповатые глаза и втискиваясь в крохотную квартирку. Пригнувшись неуклюже, он всё-таки стукнулся лысеющей головой о низкую притолоку. Изрядного роста, он и сутул преизрядно, всей своей нескладной фигурой напоминая вопросительный знак в золотых очёчках.
        - Глафира, я пришёл поговорить за поведение вашего сына! - сходу ошарашил он прачку, не утруждая себя вежливыми расшаркиваниями.
        - Ах ты паршивец! - напугано ахнула женщина, поворачиваясь к удивлённому сыну, - Признавайся, што ты натворил!
        Логика в её испуге наличествует и даже оправдана, потому как - где вдова-прачка, а где почтенный аптекарь? Пусть даже аптека у него крохотная, а сам Бриск служит неизбывным источником анекдотов для всего квартала, но нужно же понимать разницу в социальном положении!
        - А я што? - привычно заныл Кузьмёныш, уворачиваясь от свёрнутого грязного полотенца и мучительно пытаясь понять, с какой именно претензией мог придти местный аптекарь. Потому что специально он не шкодит, оно само как-то получается, притом на удивление разнообразно, - Што сразу я?!
        - Опять окно?! - сама себя накручивала женщина, хватаясь за сердце и вспоминая, сколько в её тощем кошелке осталось денег, - Ну паршивец!
        - Хуже! - скорбным голосом протрубил Бриск, и Глафира опустилась на табуретку, хватая ртом воздух и глядя перед собой остановившимся взглядом.
        - Серёжа, - взгляд Додика остановился на мальчике, пригвождая того к дощатому полу, - сядь, нам надо с тобой серьёзно поговорить.
        - Д-да… - не чуя под собой ног, Кузьмёныш нащупал свободную табуретку и уронил на неё костлявую задницу, уставившись на аптекаря испуганными глазищами.
        - Ах ты… - завыла было женщина, раззадоривая саму себя для предстоящей порки сына. Женщина она добрая, а лупить кровиночку нужно, потому что безотцовщина и шкода! И вообще… как же иначе-то воспитывать? Рыдает и бьёт, а Кузьмёныш страдает не столько от колотушек, сколько от материных слёз.
        - Глафира Ивановна, - Додик осадил её тяжёлым взглядом и та, прижав руки с полотенцем к губам, понятливо закивала. Подав гостю табуретку, она уселась и сама, но тут же вскочила, обмахиваясь полотенцем и стискивая побелевшие губы.
        - Серёжа, - продолжил Бриск, не отрывая от мальчика гипнотического взгляда, - я сегодня имел интерес наблюдать за ваш дворовый футбол.
        Глафира выдохнула что-то нечленораздельное и ещё сильнее замахала полотенцем, задрожав нижней губой и придумывая для себя все возможные ужасы. Русский язык у Додика практически эталонный, но когда он начинает сбиваться на местечковый диалект - дело дрянь!
        - Серёжа, - с трагизмом в голосе продолжил гость, - я видел, как ты делал руками вот так…
        Додик изобразил, будто хватает кого-то за грудки и весьма неумело обозначил удар. В ином случае это выглядело бы скорее комично, но сейчас из аптекаря выплёскивается паника, и это откровенно пугает.
        - Ну… - мальчик часто заморгал, не понимая решительным образом ничего, - так, драчка…
        - Драчка! - Бриск вскочил, воздевая худые руки к небу, - Ты слышал? Драчка!
        Небо не отозвалось, и Гласа с низкого белёного потолка не послышалось, но эмоциональный посыл был столь силён, что Кузьмины невольно задрали головы вверх, ожидая ответа и тщетно разглядывая трещинки на потолке.
        - Никак покалечил кого? - выдохнула мать, опуская наконец голову и растерянно моргая - так, будто в глаза ей попали соринки.
        - Хуже! - свирепо выдохнул Додик, так что перепугалась не только мнительная Глафира, но и Кузьмёныш.
        - Серёжа! - иудей подался вперёд, и очень бережно взял руки Кузьмёныша в свои, поднимая их на уровень глаз, - Ты мог повредить руки!
        - А-а… - выдавила женщина и растерянно захлопнула рот, едва не прикусив до крови нижнюю губу.
        - Эти руки, Серёжа, - с напором продолжил Додик, выпятив вперёд подбородок из тех, которые принято считать безвольными, - не для драки!
        В карих глазах его засветилось то мессианство, которому без разницы на квадратность подбородков.
        - Не для драки, Серёжа, - Бриск не выпуская руки мальчика, поднёс их к глазам матери, - видите? Мозоли!
        Он провыл это так трагически, что Глафира отшатнулась испуганно.
        - У Серёжи! - провыл Додик, гневно сверкая очами на растерянного мальчишку, хлопающего глазами и не понимающего решительно ничего!
        - Серёжа… - вкрадчиво сказал Бриск, меняя тон разговора, - тебе нравится скрипка?
        - Ну… да, - осторожно ответил мальчик, совсем не понимая нового поворота в разговоре, - красиво звучит! Эхуд говорит, што у меня талант и будущее. А Гектор, как просморкается и отплювается - што он дал бы отпилить себе ногу без наркоза ещё раз за такие руки и слух.
        - Талант, Серёжа! - возбуждённо вскричал аптекарь, - А ты - драться! У человека в руках…
        Он осторожно встряхнул руку Кузьмёныша.
        - … ровно тридцать костей! Тридцать, Серёжа! Одна неудачная драка, и ты можешь повредить одну из них, после чего у тебя уже нет будущего! Нельзя… даже воду таскать нельзя!
        - Так ето… - начала было Глафира, часто моргая глазами и собирая в кучку воспитательные мысли по поводу приучения к труду, воспитания и прочих несомненно благих вещей.
        - Вы хотите для своего сына счастливого будущего, или таки желаете видеть его босяком?! - резко повернулся к ней Додик, раздувая заросшие густым волосом ноздри.
        Столь безапелляционная постановка вопроса добила женщину. Для сына она хотела и хотит светлого будущего, в котором он - непременно в костюме. А тут…
        … голова её закружилась от видений сыночка со скрипочкой и в костюме. Если уж такие люди говорят о будущем Серёжи, то…
        
        - Господи… - она завыла, сотрясаясь всем телом и прижимая к лицу нечистое полотенце.
        - … сподобилась, - вытолкнула она из себя, ещё пуще заливаясь слезами, - счастье-то какое…
        Додик часто заморгал и снял очки, протирая их манжетой и хлюпая носом, а Кузьмёныш, завздыхав, без лишних слов обнял мать. Уткнувшись лицом в тёплую макушку сыны, Глафира плакала от счастья.
        Говорить что-то членораздельное она не могла, но…
        - … Господи… кому в Расее… досыта, каждый день…
        - … костюмчик, - дрожащими губами вытолкнула она, - Думать не могла! Костюмчик! А теперь…
        Она всхлипнула и зарыдала ещё сильней, но это были слёзы счастья.
        - Скри-ипочка-а… тала-ант!
        - Обещай! - она вцепилась в сына обеими руками и уставилась глазами, из которых слёзы текли - ручьём! - Обещай… все силы… Ну же… ну!
        - Обещаю… - вытолкнул из себя Кузьмёныш, готовый в эту минуту пообещать что угодно, лишь бы мама прекратила плакать. Он смутно догадывался, что футбол, может быть, для него и не всё… Но что многие мальчишеские удовольствия для него отныне под запретом, это точно!
        А другой стороны - скрипочка… Нравится ведь! И костюм… не этот, жаркий и колючий, а костюм вообще!
        - Обещаю, - уже уверенней повторил он, и мать прижала его к полной груди, разрыдавшись с новой силой.
        Завидев толпу, длинной змеёй протянувшейся к спрятанному в глубине сада двухэтажному особняку в колониальном стиле, Глафира неосознанно замедлила шаги, прижав край расписного платка к губам и неверяще округляя глаза.
        - Охти… - вырвалось у неё, - это што ж, все…
        - Ага, - угрюмо отозвался Кузмёныш, прижимая к боку футляр со скрипкой и упрямо наклоняя подбородок к левому плечу. Проходя вперёд, он грозно сопел, готовый в любой момент двинуть какому-нибудь задаваке по сопатке. А то ишь! Смотрят!
        - Это ж сколько народищу… - театральным шёпотом брякнул идущий позади Сашка Ванников, взятый за компанию, - и все сюды? Ужасть! Я б помер со страху, вот ей Богу!
        Сердце у Кузьмёныша, после услышанного-то, провалилось куда-то вниз, в район мостовой и даже ниже…
        … а потом забухало заново, часто-часто! Сзади послышался звук подзатыльника, и змейски зашипела на приятеля Ида Левинсон - рослая, нахальная, носатая девчонка с повадками опытной базарной торговки - вся в мамеле, дай ей Б-г здоровья!
        - Я тибе язык с губами на ключь сажать буду! Не умеешь думать, так не берись мотать нервы вслух! Делай молча и сибе, а не всем окружающим разом!
        - Так его! - гоготнул нахальный Севка, рассуждая на тему жениха и невесты, и что характерно - не встречая отпора по этому поводу.
        - Воспитывает, - дипломатично отозвался чернявый Пепе, и на душе у Кузмёныша стало почему-то легче. Па-адумаешь! Он, может, всю жизнь (то бишь последние три месяца оной) хочет стать моряком! Если на скрипочке не получится, то вот он, запасной план!
        Будет моряком, пиратом и известным путешественником. Ну или торговать с дикими племенами и охотиться на львов! А потом приезжать к матери и дружкам, весь в шрамах от львиных когтей и кафрских ассегаев, пропотелый и запылённый, как дядя Фриц, и рассказывать, посасывая трубочку, истории о своих приключениях, одна другой интересней и чудесатей.
        «А можно же и тово… - постучалась в потную мальчишескую голову горячечная мысль, - разом! Со скрипкой это… концентрировать, и на львов с кафрами приключаться!»
        Додик, деликатно подхватив идущую впереди Глафиру под локоток, втолковывал ей что-то успокаивающее, наклонившись пониже.
        «Женихается, штоль? - отвлёкшись от будущих гастролей с ручным львом и преданным слугой-кафром, которого он самолично от чего-нибудь спасёт, недоумённо подумал мальчишка, следя за губами аптекаря, почти касающегося уха женщины, - Мамке двадцать пять годочков уже, куда ж…»
        В этот момент его толкнули, и мысли по поводу предполагаемого жениховства и его, Кузьмёныша, отношения к этому, вылетели из головы. Осталось только возмущение и готовность если вдруг что - по сопатке!
        … по сопатке не получилось, потому как мальчишек развел дядя Гектор Христодулопулос и дядя ПалВаныч, коротко выговорив обоим.
        Померявшись взглядами и…
        … Кузьмёныш залихватски и оченно круто сплюнул через дырку в зубах прямо под ноги противному толкачу.
        … а оппонент очень гадко и невоспитанно харкнул через губу под ноги людям.
        … разошлись.
        - Флейта, - снисходительно сказал Сашка, проводив взглядом мелкого невоспитанного поца с верблюжьими привычками, - от неё футляр.
        - То-то! - подытожил Кузьмёныш, будто ставя точку в несостоявшемся споре о крутости. В негласном музыкальном рейтинге скрипка занимает почётное первое место, деля его с роялем. А флейта… ну, тоже инструмент! Не литавры и не треугольник, знамо дело… вот уж где стыдобища-то!
        - Он ещё и с мамочкой пришёл, - сказала Ида, и в этих словах Кузьмёнышу послышалась подковырка. Он внимательно поглядел на девочку, но та с деловитым видом отковыривала болячку на локте, не обращая на мальчика никакого внимания.
        - Ну да, - неуверенно согласился будущий великий музыкант, путешественник и охотник на львов, - маменькин сынок!
        А сам он… ну это же совсем другое дело! И вообще…
        … сделав вид, что очень занят, Кузьмёныш уткнулся глазами в огромную матерчатую вывеску, растянутую на чугунной ограде.
        «КОМИССИЯ ПО ДЕЛАМ МОЛОДЁЖИ»
        Очередь неспешно тянулась, и Кузьмины продвигались всё ближе к саду, поросшему такой умопомрачительной красотищей, какой на Земле и быть не может.
        
        За это время Кузьмёныш успел изучить каждую буковку на вывеске, каждый причудливый, художественно оформленный завиток, состоящий будто бы из танцующих языков пламени.
        - … и раз-два-три… - слышалось то и дело, и какая-нибудь девочка, встав на носочки, кружилась прямо на каменной дорожке, разминаясь…
        … а заодно и деморализуя соперниц!
        Повсюду молодые улыбчивые люди с нарукавными повязками волонтёров, разносящие лимонад, пресекающие ссоры и терпеливо отвечающие на вопросы.
        - … а где? - робко вопросил очередной претендент, высадивший на нервной почве литра полтора бесплатного лимонада со льдом, и смутился, не договаривая…
        - Пройдёмте, - ответ доброжелательный, без малейшей тени улыбки, и долговязый мальчишка лет двенадцати, алея ушами, поспешил за волонтёром куда-то за кусты.
        В гул голосов вклиниваются распевки, из особняка доносится то пение а капелла, то звуки рояля или фагота. А очередь всё ближе и ближе…
        - … Кузьмин! - доносится как сквозь вату, и вот он перед комиссией, отвечает на вопросы, а что…
        … убей Бог, не вспомнить!
        - … и ад либитум[16 - AD LIBITUM (ад либитум) - «по желанию»: указание, позволяющее исполнителю свободно варьировать темп или фразировку, а также пропустить или сыграть часть пассажа (или другого фрагмента нотного текста); сокращенно ad. lib.], - доброжелательно говорит пожилой и очень известный музыкант, переглянувшись с Надей Гиляровской, сидящей по левую руку.
        - … безусловный талант, - соглашается комиссия, и Кузьмёныша ажно качает от волнения. Он сейчас не понимает решительным образом ни-че-го… Слышит, запоминает, но не понимает!
        - Стипендия? - деловито спрашивает председательствующего молоденькая, невозможно красивенная жидовка, которую весь Дурбан знает как невесту Самого Егора Кузьмича.
        - Пожалуй… - кивает мэтр, склоняя голову с львиной гривой седых волос.
        - … поздравляем, молодой человек, - пожилой музыкант, встав из-за стола, пожал мальчику руку, - вы приняты стипендиатом в Школу Искусств!
        - … класс Григория Ильича, - втолковывал ему седовласый, - Школа Искусств, пока строится, поэтому занятия идут…
        Видя полную невменяемость новоиспечённого стипендиата, мэтр вздохнул и подозвал родителей мальчика…
        … но Глафира Ивановна только улыбалась растерянно и очень счастливо.
        - Кхм… я тут некоторым образом, - смущённо начал Додик, подойдя к комиссии и подхватывая женщину под локоток. До Кузьмёныша, как через вату, доносились обрывки фраз.
        - … пока в особняке Владимира Ивановича… проехать можно на конке или…
        На обратному пути Додик уже уверенней поддерживал Глафиру Ивановну под локоток. Несколько опомнившись и вернувшись в реальность, женщина сделала было попытку освободить руку…
        … но не слишком, впрочем, решительную. Оба смутились и далее шли, алея ушами и шеями, но кажется, им это нравилось!
        Кузьмёныш всё это видел, но пребывая мыслями где-то далеко, не обрабатывал поступающую информацию. Он всё пытался переварить рукопожатие мэтра, стипендию и тот факт, что он, Сергей Кузьмин, вообще прошёл в Школу Искусств!
        Друзья, дав ему пара минут на размышления, начали тормошить, спрашивая о конкурсе и строя самые грандиозные планы на будущее. Придавленный будущей славой именитого музыканта, Кузьмёныш вполне снисходительно поглядел на мать с Додиком. Пусть их!
        - … сразу видно - нашенское государство! - громогласно рассуждал подвыпивший пожилой мастеровой, чинно вышагивающий позади Кузьминых на излишне твёрдых ногах по булыжной мостовой. Залитый самоуважением с самого утра, дядька щедро делится с окружающими мудрыми мыслями и луково-чесночным перегаром.
        - А то! - поддакивал ему такой же немолодой и излишне чинный приятель, тщетно пытающийся вставить свои полгроша в чужой монолог, - Я вот…
        - Не… - не слушая его, продолжал токовать самоуважаемый дядька, - Школа искувств, а? А говорят…
        - Да брешут! - вмешался невидимый Кузьмёнышу словоохотливый третий, - Британия, ха! Клали мы на их с пробором и перебором!
        - С прибором на их перебор! - пошутил кто-то, и мужики заржали, а потом, мешая в одном предложении поступившую в Школу Искусств внучку залитого самоуважением рабочего, Британию и экономическую ситуацию в целом, сошлись на том, что жить - хорошо…
        - … а если вдруг што, то мы - у-у… За такую жистю, штоб детишки - в школах все до единого, а в школах сортиры с клозетами и бесплатные обеды…
        - … зубами рвать будем, - выдохнул один из мужчин, - Не отдадим!
        Про зубы Кузьмёнышу было неинтересно, и далее глас нетрезвого народа он пропускал мимо ушей, сосредоточившись на обсуждении с друзьями действительно важных тем…
        … какого мороженого запросить им в честь такого события, да что лучше - иметь ручного льва или мотоциклетку?

* * *
        - Не сходится, - с досадой бросаю карандаш на документы и резко встаю из-за стола. Скрежетнул по полу стул, сцарапывая краску, и я заметался по веранде, как тигр в тесной клетке, только не хватает хлещущего по бокам полосатого хвоста!
        - Финансы? - меланхолично поинтересовался сидящий на перилах Санька, с негромким звяком размешивая чай со льдом.
        - Они самые…
        - Придумаешь што-нибудь, - пожал плечами брат, с сёрбаньем (так вкусней!) отхлёбывая ледяной чай.
        - Твоя вера в мои способности воодушевляет, - отзываюсь как можно более ёрнически, но получается скорее упаднически.
        - Совсем хреново? - Санька чуть приподнял бровь.
        - Ну… помнишь, мы с тобой проблемы пикирования разбирали? Вот тоже самое, только с финансовой точки зрения. Крутое пике!
        Для наглядности я даже рукой показал степень его крутости, но Санька не слишком-то впечатлился.
        - Придумаешь, - повторил он равнодушно, сызнова сёрбая чаем и почёсывая москитный укус на щиколотке, - на худой конец, изобретёшь чево-ничево, как всегда.
        - Да пока ничево, - отозвался я досадой, ероша волосы. Постричься б покороче, но Фире нравится…
        - А урезать расходы? - снова приподнял он бровь, выглядывая из-за чашки и продолжая почесушки.
        - Куда?! - возмутился я, - Личных расходов у меня по минимуму - считай, только содержание дома, а это по большому счёту - копейки! Ну, рублей сто сэкономлю, если совсем ужаться, вот до притыка нищенского! Машинерия моя, сам знаешь, не для представительства, а для скорости и экономии времени, и так во всём.
        - В Париже ещё… - вспомнилось мне, - не забыл ещё мою дурную квазиэкономию? То-то, брат! Учён!
        - А на что тогда деньги уходят? - поинтересовался он незамутнённым тоном деревенского дурачка, и даже физиономию состроил соответствующую.
        - Са-ань… - я возмутился до глубины души, - ты вообще слушаешь, когда я тебе о финансах говорю? Опять всё из головы повыбрасывал, за ненадобностью?
        - Я? О финансах? Хе-хе…
        - Всё с тобой ясно! - отмахнулся я от этого юродивого, но тут же повернулся, подозрительно уставившись глаза в глаза, - Издеваешься, што ли?
        - Самую чуточку, - засмеялся брат, показывая эту чуточку пальцами, - Помню, помню… кучу проектов тащишь, капиталист недоделанный!
        - Тащим! - педантично поправляю его, - Там и твоих денег предостаточно.
        - А… - отмахнувшись рукой, как от чего-то несущественного, Санька продолжил пить чай, раздражая меня сёрбаньем и финансовой простодырностью. Вот вечно так с ним! Деньги есть на поесть, и ладно! На поспать мягко, поесть сладко и одеться нормально? Шикуем!
        - Нечего урезать, - снова повторяю я, кусая губу, - Университет? Только-только студенты и главное - профессура начала появляться! Ну… массово.
        - А программы? - поинтересовался брат, баюкая чашку в мозолистых ладонях, - Чуточку ассигнования университетские урезать? Совсем никак?
        - Не-а… и без того наполовину на энтузиазме да на будущих преференциях трудятся! Да и что урезать? Экспедиции биологов с геологами и почвоведами?
        - Хотя бы, - пожал плечами Санька.
        - Не-а… - снова повторяю я, - они прибыль уже сейчас дают, понимаешь? Там… в общем, сложная система. Крестьяне охотней в землю свои кровные вкладывают, иностранное кредитование и прочее. Нельзя, никак нельзя!
        - Остальное… - вздыхаю, - веришь ли, даже филология с историей, мать их гуманитарную ети, пользу приносят! Да не опосредованную когда-нибудь потом, а прямо сейчас! Не напрямую, ясен-красен, но приносят.
        - Да и… - дёрнув плечом, усмехаюсь кривовато, - не вдруг урежешь-то, даже если пользы вот прям сейчас и нет! Знаешь, какая психологическая атака мощная вышла, с социальными проектами? Люди сюда ехали, привлечённые конкретными программами, а сейчас… знал бы ты, как пристально за этими программами следят! Это фундамент, на который всё здание государственности опирается.
        - Чуточку, - теперь уже я показываю пальцами, - урезать, и всё… волна может пойти. Принцип домино.
        - Из производства тоже изымать ничего нельзя, - предупреждаю вопрос, - Если изыму сегодня, то завтра или через месяц недополучу прибыль, которую не смогу пустить на те же социальные проекты. Долгострой у меня и так заморожен, а всё, что в ближайшие месяцы прибыль обещает, трогать нельзя!
        - А на государство часть хлопот скинуть? - поинтересовался напряжённо брат, наклоняясь вперёд, - Никак?
        - Што можно - скинул, - усмехаюсь криво, - а можно немногое. Всё ж на живую нитку сшито - в одном месте потянешь, весь костюмчик и расползётся. Всё ж надо! Промышленность, сельское хозяйство, медицина, оборона, школы… А переселенцам? Дай, дай, дай… и слава Богу, што едут пока, што не перекрыли путь-дорогу! Неоткуда выдернуть от государства, ни копеечки единой.
        - Хм… - допив чай и с хрустом разжевав пару ледышек, Санька соскочил с перил, - давай вместе попробуем покумекать.
        - Хм… - это уже я, преисполненный вполне понятного сомнения, - ладно, давай попробуем!
        Закопаться в бумаги, копаясь в циферках, Санька мне не дал. Вместо этого он козликом проскакал по верхам, фонтанируя помётом завиральных идей, нимало не смущаясь моему фырканью и отказам.
        - … стоп! - напряжённо перебил я брата, - Ещё раз!
        - Именные стипендии, - повторил он терпеливо.
        - Именные, именные… - забормотал я как припадочный, щёлкая пальцами, - вот оно!
        - Никак набрёл на што полезное? - удивился брат.
        Набрёл, набрёл! - киваю ему и пока не забыл - записываю, - Предложим промышленникам и купечеству меценатами побыть.
        - Не ново вроде? - осторожно осведомился Чиж.
        - Меценатство не ново, - соглашаюсь с ним, - но если предложить не просто в газетах печатать, а… да хоть Аллею Славы! Аллеи. Дескать, такой-то имеряк на свои деньги выучил… и табличка бронзовая на этой аллее - кого именно он выучил. Сколько народу выучил - столько табличек, память - на века!
        - О как, - впечатлился брат, - Да, толково! Много хоть сэкономишь?
        - Ну… - задумываюсь ненадолго, - мелочь по большому счёту - тысяч пятьдесят если за год, уже хорошо.
        - Мелочь… - ностальгически усмехнулся брат.
        - Ох, Сань… - я с силой потёр лицо, - знал бы ты, какие суммы нам нужны…
        - Ну если пятьдесят тысяч мелочь, - осторожно начал он, - то…
        - Миллионы, Сань, миллионы… - подтвердил я невысказанное, - и боюсь - придётся мне заняться дополнительной эмиссией акций[17 - ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ЭМИССИЕЙ называют процесс выпуска компанией новых ценных бумаг. Процедура негативно сказывается на стоимости акционерного общества и самих АКЦИЙ. Основная причина проведения - необходимость привлечь новый капитал.] или чем-то ещё в том же духе.
        - А это… - не договаривая, брат замолк, вопросительно глядя на меня.
        - А это та ситуация, - упав на стул, мрачно говорю я, - когда я могу разориться, что хотя и неприятно, но общем-то не страшно… Страшно, Сань - то, что разориться я могу без какой-либо пользы для Кантонов. Финансовые авантюры - ни разу не мой конёк, а иного выхода я пока не вижу… Кто б подсказал!
        Глава 4
        Огромные окна в кабинете шерифа распахнуты настежь, по кабинету гуляет жаркий, ленивый африканский сквозняк, с простодушным любопытством дикаря трогающий придавленные пресс-папье бумаги на столе. Клубы сизого табачного дыма, поднимаясь к потолку, медленно, как бы нехотя выплывают на улицу, истаивая под неистовым, яростным светом солнца.
        Курит Сергей Алексеевич много, так что побелка уже изрядно пожелтела, да и геккончики, охотящиеся в комнате, кажется, пристрастились к никотину. Во всяком случае, они уже не чихают, пытаясь убежать от облачка табачного дыма, а остаются на месте, принимая вид джентльмена в курительной комнате. Всё здесь пропитано запахами кофе, табака и бумажной пыли, а иногда к этому своеобразному букету ветер добавляет цветочной пыльцы или ароматы выхлопных газов с улиц Дурбана.
        - Будешь? - поинтересовался Жуков вместо приветствия, указывая на кофейник. Я, уже зная по опыту его манеру общения, киваю молча и устраиваюсь поудобней на стуле напротив. Верный его секретарь-делопроизводитель без лишних слов начал возиться подле спиртовки. Вскоре по комнате поплыли ароматы первоклассного кофе с нотками корицы, ванили и ещё полудюжины специй, до которых шериф большой охотник.
        Вручив нам по чашке и поставив на стол кофейник на серебряном подносе, секретарь молча пристроился к торцу стола, зевая то и дело до выворота челюсти и потирая красные вурдалачьи глаза человека, который и сам забыл, когда в последний раз спал досыта. Шериф, так же зевая, изогнулся и ногой подтянул к себе пустой стул, после чего развернулся полубоком, закидывая на него ноги в истоптанных полуботинках.
        - Устал, сил нет… - повинился он за столь вопиющее нарушение этикета, но я только фыркнул, разливая всем кофе. Мы знакомы несколько лет, и прошли за это время такое, что право слово, можно и не обращать внимания не лишние условности!
        - Сливки? - интересуюсь у секретаря, явно настроившегося подремать.
        - У-у… - мотанул тот головой, прогоняя наваливающийся сон, и взяв чашку, щедро набухал коричневого, неочищенного тростникового сахара.
        - Нашли крота, - деликатно позвякивая ложечкой, буднично сообщил шериф, не выпуская изо рта дымящейся трубки, - веришь ли, из старичков. Механик первого авиаотряда, он и сливал.
        - Н-да… - у меня ажно голова разболелась - так, что пришлось ненадолго поставить чашку на стол, - а казалось бы - какая проверка была!
        - Была! - спокойно кивнул Жуков, вынимая трубку изо рта и осторожно пробуя кофе вытянутыми губами, - И я склонен полагать, што на тот момент чист был наш крот, аки свежевыпавший январский снег. Потом уже то ли нашли к нему подходец, то ли сам идеями терроризма и радикализма воспылал, тут пока сказать не могу.
        - Чего так? - удивился я, зная за давним знакомым редкостный перфекционизм и дотошность.
        - Ну… - пожав плечами, шериф отпил наконец-то кофе и крепко, со смаком затянулся, - взять его в любой момент можем, но вот стоит ли? Раскрытый агент - ценность немалая, как по мне, особенно ежели ни он, ни его руководство об том не ведают.
        - Деза? - интересуюсь для порядку и уже прикидываю, что именно можно слить через такого агента.
        - Она самая, - кивнул хозяин кабинета и снова зазевал, прикрывая рот рукой, - мы по чуть информацию стравливали, ну и смотрели - где и как всплывёт. Вот оно и… хм, всплыло.
        - Один? - приподнимаю бровь, показывая скепсис, - Информация - ладно, но самолёт для этих чёртовых террористов он как смог стащить-то?
        - А, это… - шериф усмехнулся, - ничего хитрого, на самом-то деле. Все ж проверку прошли…
        Он саркастически скривил губы, и я медленно кивнул. Многие после войны полутонов не различают, и если с кем-то сидели под пулями в одном вонючем окопе, а пуще того - лазали по британским тылам, то человек этот априори свой, без обиняков! Глаза закрывают, видеть ничего плохого не хотят решительно! Носом ткни, не поверят…
        … а и ещё хуже бывает - это когда в голову гвоздём влезают мысли о том, что если он на фронте был, то теперь у него как бы индульгенция на неблаговидные поступки. Он право имеет! Кровью заслужил!
        - Потихонечку, - решил всё же уточнить Сергей Алексеевич, - деталь заранее заменить, когда она ещё далека от изношенности, в мастерских заказать на одну-две больше - вот и накопилось на неучтённый самолёт. Пилотировать ты его сам научил, как и остальных механиков - из тех, кто пожелал. Остальное…
        Он пожал плечами и постучал пальцами по папке с бумагами - дескать, захочешь потом подробности, так вот они!
        - А на огрехи неизбежные охрана глаза закрывала, - пробормотал я, потирая подбородок, на котором вовсю лезет юношеский пух, и благо ещё, что не с прыщами впополам! - потому как свой, а значит - априори безгрешен!
        - Не то штобы мне сильно жалко Сандро с Ксенией, - усмехнулся по-волчьи шериф, - но подкузьмил нам этот крот знатно! Случись чево, на нас и выйдут, и доказывай потом, что мы ни сном, ни духом!
        - Выйдут, - сказал секретарь, наливая себе ещё одну чашку, - непременно выйдут! Не сейчас, так годочков через несколько выплывет эта история, и нам тогда конфузливо придётся!
        Я отмолчался, отпивая кофе по чуть и мучительно пытаясь впихнуть этого чёртова крота в политическое уравнение. Впихивалось скверно, вместо выстраивания стратегии или хотя бы тактики, в голову полезли воспоминания о механике, с которым мы, между прочим, хоть в дёсны и не лобызаемся, но вполне себе приятельствуем! Вот и думай…
        А я ведь всегда говорил и говорю - есть проблема, так подходите, вместе решать будем! Нет… а почему, собственно? Проблемы стыдная? Иль может быть, я в горячке отмахнулся - дескать, потом, не до тебя! А он и обиделся… Или что? Что ему не хватало? Неужели и в самом деле радикализм дрожжевым тестом выпер? Ой не верю…
        Чтоб за короткие сроки, да у человека, приставленного к важному делу, от которого напрямую (!) зависит судьба целой страны, притом страны, выстраиваемой по социалистическим лекалам, и так резко мировоззрение поменялось? Очень странные дела…
        - Значит, так… - медленно сказал я, ставя чашку на поднос, и Жуков разом подобрался. Я ему хоть и не начальник, но дело это напрямую касается моих интересов, и соответственно - решать всё равно через меня придётся, - Крота этого не трогать, а через пару неделек надо будет перевести его на какую-нибудь другую должность. Што-нибудь такое…
        Я пощёлкал пальцами, подбирая потерявшиеся слова.
        - … да, точно! Штоб должностишка выглядела вкусно и многообещающе, но крот сидел там на жёстком поводке, сам того не подозревая!
        - С Мишкой посоветуюсь сперва, его всё-таки вотчина. Не трогать, - повторяю ещё раз, - и плотно не обкладывать! Я не я буду, если господа-товарищи Гершуни и Савинков за ним со стороны не присматривают! Пусть их… мы пойдём другим путём.
        - Со стороны России к нему можно подобраться? - я немигаючи уставился на Жукова, - Может, родственники и друзья-товарищи там остались? С той стороны он подвоха не ждёт. С подбрюшья зайти, а?
        - Пожалуй, - чуть помедлив и взяв паузу на пару затяжек, согласился шериф, - Мнится мне, што всё ж таки он не вполне идейный, и террором не враз воспылал. Может, сидит кто на Российской каторге из родных, а ему помочь пообещали, может ещё што… смотреть надо.
        - Надо проверить, - филином ухнул делопроизводитель, закивав, и стряхивая ненароком в чашку перхоть с давно немытой большой головы, - непременно!
        - Да, Сергей Алексеевич, Савва Игнатьич… - я чуть склонил голову, признавая заслуги делопроизводителя, - верно сказал - выйдут на нас с этим кротом, будь он неладен! Непременно выйдут! Што вы думаете по этому поводу?
        - На опережение будем работать, - чуть поведя плечами, ответил Жуков после короткой паузы и закусил трубку, делая затяжку, - Савинков с Гершуни несколько даже бравируют финансовой… хм, всеядностью и неразборчивостью, готовностью сотрудничать с кем угодно ради свержения самодержавия в Российской Империи.
        - Так што, господа хорошие, - он суховато усмехнулся, - никто и не удивится, ежели окажется, што у них налажены контакты не только с финансовыми кругами некоторых стран, но и со спецслужбами оных.
        - Не ново, - киваю согласно, зеркаля усмешечку, - Старая формула: противники существующего режима в твоей стране - есть злобные уголовники и террористы, а точно такие же противники существующего строя в странах недружественных - доблестные борцы за свободу.
        Жуков фыркнул устало и открыл было рот, но я предупредительно приподнял руку, пока заарканенные мысли не вырвались и не убежали прочь дикими мустангами.
        - Ситуация нам известна, и потому нужно перекинуть контакты от нас… да собственно, и не очень важно, к кому. Нас устроят как внутренние разборки Дома Романовых, так и интересы финансовых кругов Уолл-стрита. При необходимости - создать нужную доказательную базу… Ну да не мне вас учить, Сергей Алексеевич. Со своей стороны обещаю всемерную поддержку, насколько это вообще возможно. Люди, деньги, идеи…
        Он молча прикрыл глаза, зная моё отношение к убийству Великокняжеской четы и о последствиях этого теракта. Не то чтобы я принципиальный противники террора вообще…
        … но вот использование для этой цели авиации нам сильно навредило. Чего стоит один только вспыхнувший разом интерес к зенитной артиллерии…
        - А через крота… - я чуть задумываюсь…

* * *
        - … мы сольём нужную информацию Савинкову и Гершуни, сыграв ими втёмную, - закончил я объяснять свою идею Мишке, прилетевшему вчера в Дурбан по делам Генштаба.
        - Хм… - встав с дивана, Пономарёнок башней возвысился в гостиной и принялся расхаживать, меряя шагами комнату, враз уменьшившуюся в размерах.
        - Слить… - он покусал губу и выдохнул шумно, - ладно, возможно. Не так просто, как ты думаешь…
        - Хм… - чуточку ёрнически спародировал его Фира, и брат замолк.
        - Я чево-то не знаю? - кротко поинтересовался он, но тут же понял свою оплошность.
        - Ах да… - лающе рассмеялся Мишка, - действительно, чево это я… опыт у тебя в этих делах побольше моего! Совсем я зазнался…
        - Это заразное, - очень серьёзно сказал Санька, вкусно хрустя каким-то фруктом, - был человек как человек, а лет через несколько будешь ходить строевым и считать всех, кто не в мундире, стрюками и шпаками.
        - Да уже… - пробормотал Мишка, потирая лицо и встряхиваясь, - и всё же! Ладно - слить какую-то информацию, здесь в общем-то верю - справимся. Легкомысленно относиться к дезинформации не стоит, но… в общем - да, реально. Но уговорить их решить за нас проблему с болгарским Фердинандом? Я чево-то не понимаю?
        Он вопросительно уставился на меня, а Владимир Алексеевич, в кои-то веки вырвавшийся с работы не ближе к полуночи, а всего-то к восьми вечера, машинально кивнул, соглашаясь с Пономарёнком.
        - А кто сказал, што будет легко? - отвечаю вопросом на вопрос, - Уговаривать их, естественно, мы не будем. Информация должна пойти косвенно, притом желательно из разных источников, по кусочкам.
        - Та-ак… - заинтересовался Гиляровский, переглядываясь с дочкой. Они большие любители подобных интеллектуально-психологических ребусов.
        Недостаток образования у Владимира Алексеевича нивелируется интеллектом, колоссальным жизненным опытом и отменным владением практической психологией. Лишь близкие друзья за холерической натурой и постоянными розыгрышами видят настоящего Гиляровского - умного, тонко чувствующего человека, способного просчитывать своих противников на несколько ходов вперёд и играть на нескольких метафорических шахматных досках разом.
        - Схема, собственно, не нова, - неторопливо начал я, собираясь с мыслями, - Савинков и Гершуни - не просто радикалы, но люди крайне тщеславные, падкие на славу. Громкие политические убийства, притом не только в Российской Империи - основа основ их организации. Будут громкие акции - будут новые боевики, финансирование и разумеется - слава.
        - Пожалуй, - охотно согласился дядя Гиляй, - я склонен полагать, што в настоящее время они обсуждают несколько акций сравнимого масштаба, и как минимум к одной ведут подготовку.
        - Получается, нам надо просто слегка подтолкнуть их в нужном направлении, - задумчиво подытожила Надя, переглядываясь с подругой.
        - Подтолкнём? - я посмотрел на задумавшегося Владимира Алексеевича.
        - А пожалуй… - медленно ответил тот, подкручивая усы, - Болгария мне не чужая[18 - Гиляровский воевал в Русско-Турецкую, хотя и на Кавказском фронте.], а видных отечественных славянофилов я всех знаю лично. Кому и што писать… хм…
        Он выпал из беседы, но судя по хитрющей физиономии матёрого котяры, замыслившего очередную пакость - удачно. В голове у Владимира Алексеевича сырая идея начала оформляться должным образом, и я нисколько не сомневаюсь, что несколько дней спустя на свет божий появятся детища сегодняшней беседы, и несомненно - дельные! Бывший мой опекун не состоит из одних только достоинств, но именно что репортёр он на редкость дельный, и общественное мнение привык не только раскачивать, но и формировать.
        - Это понятно, - медленно кивнул Мишка, взявший на себя, очевидно, роль адвоката дьявола, - мнение мы, можно сказать, раскачали. Я даже не сомневаюсь, што даже если прямо сейчас в твоей голове нет ещё плана, как нам натравить Савинкова на Фердинанда вот прямо сейчас, то ты его придумаешь.
        - Придумаем, - поправляю брата, - это, собственно, самая сложная часть плана.
        - Это? - Мишка вскинул бровь и скрестил руки, - А мне-то, скудоумному офицеру Генштаба, всё мнилось - дескать, самое сложное, это скормить информацию кроту и террористам так, штоб они ни секундочку не усомнились, што это чистая правда, и что решение, принятое в свете полученной информации, их собственное, а не навязанное извне!
        - Я ведь правильно понимаю, и ты не хочешь, штобы лет через несколько выплыла бы информация о нашем якшании с террористами? - надавил он голосом, мастерски оперируя интонациями.
        - Правильно, - улыбаюсь как можно более благожелательно, но чувствую - выходит скорее ехидно!
        Скрестив руки на груди, Мишка воздвигся надо мной памятником, выжидательно глядя сверху вниз.
        - Да просто всё, - не тушуясь, плюхаюсь в кресло и смотрю на брата снизу, - Помнишь, ты говорил, што надо бы напомнить матабеле, по чьей милости они живут?
        - Это как связано? - растерялся брат.
        - А Коля звал на облавную охоту, - гну я свою линию, - вот я подумал… а если совместить?
        - Вот смотри… - приглашающе хлопаю рукой по соседнему креслу, и Мишка охотно усаживается рядом, с облегчением прекращая дурацкое соперничество, на которое нас подталкивает пубертатный возраст, - если мы пригласим на сафари нужных людей, включая старичков из первого авиаотряда, это будет выглядеть естественно?
        - Вполне, - кивнул брат, - отдохнуть в старой компании, развеяться… погоди! До Колькиных земель далекова…
        Он откинулся и замолк.
        - … ах вот оно што, - засмеялся брат, - на аэропланах, да?
        - Угум, - киваю я, с облегчением видя прежнего Мишку, который просто - брат, а не офицер, радеющий за честь Генштаба, - и матабеле проникнутся, и вечеринка на славу…
        - … и кроту под таким соусом можно будет скормить любую дезу! - выдохнул брат.
        - Да и не только кроту, - после еле заметной паузы добавил он раздумчиво, - На эту ось можно… нужно понакрутить много чего интересного, очень уж ситуация выходит яркая и нестандартная. Да… один ход, а сколько всего сделать можно!
        - Надо будет сценарии проработать, - предложила Фира, прикусывая нижнюю губу и явно прикидывая вчерне два-три интересных варианта.
        - Втёмную? - поинтересовался Санька, - Я к тому, что такая орава с актёрством точно не справится, особенно когда подопьют. Может, слить самым болтливым информацию заранее, а потом, на сафари, мы эти темы тихохонько поднимем, и будет наш крот искренне считать, што добыл её самолично!
        … на том и порешили.

* * *
        - … да, Ежи[19 - Ежи - у поляков Георгий или Егор.] всю старую гвардию собирает. Да, да… все приглашены…
        В просторном, полупустом высоком ангаре со сводчатыми потолками и каменными полами звуки разносятся хорошо, да собеседники и не думают понижать голоса. Шум станков из соседнего цеха еле слышен, а здесь, в предбаннике известного всему миру конструкторского бюро, тишина и чистота, сравнимые с операционной.
        На полу и на станинах разобранные двигатели, экспериментальные модели самолётов и автомобилей, остро пахнущие металлом и смазкой. Местами разложены чертежи, и механики нет-нет, да и подойдут к бумагам, хмыкая и почёсывая стриженую голову замасленной рукой.
        Народу немного, едва ли десяток человек, но каждый - на вес золота! Заработки в ЮАС немалые, а квалифицированный профессионал, элита-элит рабочего мира, может позволить себе снимать не только квартиру, но пожалуй, и особнячок с чернокожей прислугой!
        Здесь же, в опытовом цеху, заработки такие, что право слово - оторопь берёт! Даже по щедрым меркам ЮАС - невообразимо много! Правда, и требования соответствующие.
        - … а и правда ведь, прекрасная идея! - отозвался собеседник хрипловатым баритоном, - Давненько мы не собирались вот так запросто - всем составом и без лишних формальностей!
        Узнав голос Кошчельного, Аляксандр Рыгоравич[20 - Без аналогий! Просто конкретно это имя влезло в мой мозг штопором, и я таки сдался!] обратился в слух. Не то чтобы он надеялся услышать стратегическую информацию государственного масштаба, но порой и в обыденных разговорах начальства проскакивает что-то небезынтересное.
        Даже если это всего лишь сплетни из бухгалтерии или пикантная подробность вчерашних нетрезвых похождений, полезно быть в курсе подобных вещей, что для человека понимающего самоочевидно. Сегодня эта информация бессмысленна, а завтра, быть может, именно она станет увесистым аргументом в пользу твоего повышения или иной жизненной приятности!
        Лёжа под кузовом грузовика на деревянном поддоне из тонких упругих реек, Аляксандр Рыгоравич, не глядя, брал то один, то другой инструмент из лежащих рядом, изображая работу и напряжённо вслушиваясь в разговор. Начальник с собеседником остановились буквально в нескольких шагах от механика, ненадолго прекратив беседу.
        Скрежетнул кремешок зажигалки, и по ангару поплыл сладковатый запах дорогого табака.
        - Облавная охота… - пан Кошчельный, окутываясь клубом дыма, ностальгически захмыкал в густые усы, - прямо как в славные времена Ржечи Посполитой!
        Механик не видит его, но настолько хорошо выучил привычки начальника, что очень живо, прямо-таки синематографично представил эту сценку.
        - Пан Тадеуш… - укоризненным тоном сказал собеседник, - ну право слово, ваши попытки натянуть историю двухсотлетней давности на реалии века двадцатого…
        «Феликс! Феликс Щенсны!» - наконец опознал Аляксандр Рыгоравич второго собеседника, и кровь гулко шарахнула по барабанным перепонкам. Не то чтобы «Счастливчик» такой уж редкий гость на опытовом производстве, вот уж нет! Рыгоравич лично ему представлен, при встречах здороваются за руку и…
        … механик засомневался ненадолго, а не лучше ли ему вылезти из-под автомобиля и подойти поздороваться? Здесь есть как плюсы - с возможностью вклиниться в беседу, так и минусы - не факт, что при человеке стороннем они обронят что-нибудь… этакое. Лишнее. Не предназначенное для третьего лица.
        Ведь как ни крути, но он, Аляксандр Рыгоравич, «Счастливчику» лишь представлен, в то время как пан Кошчельный с ним давно и плотно дружит. В подобном непринуждённом разговоре, когда собеседники полагают себя беседующими тет-а-тет, всплывают порой о-очень пикантные подробности! А уж правильно ими воспользоваться…
        - Пан Феликс! - кашлянув нетерпеливо, перебил Кошчельный военачальника, - давайте не будем спорить по поводу виденья истории! Я считаю, что она движется по спирали и сюжет неизменен, а в этом спектакле меняются лишь декорации да имена актёров. Вы, марксисты, можете считать историю последовательной сменой поколений при совершенно изменившихся условиях.
        - Ладно! - засмеялся Феликс, - Ваша взяла! В самом деле, вы имеете право смотреть на мир через стёкла любого цвета! Кто из нас прав… Полагаю, судить будут потомки, и не факт, что беспристрастные.
        - Вы правы, пан Щенсны, - отозвался Тадеуш, мешая формальное обращение с фамильярным прозвищем, тем самым как бы принося извинение за неуместную историческую ностальгию. Добрые приятели, они придерживаются не слишком-то схожих политических взглядов, а пана Кошчельного подчас заносит с историческими ретроспективами.
        Дзержинского можно назвать марксистом, хотя ортодоксальность его взглядов изрядно потрёпана африканскими реалиями. Сложно оставаться неуступчивым ортодоксом, когда Судьба, вознёсшая тебя едва ли не на вершину Олимпа, требует гибкости ума и понимания момента, а никак не политической девственности! Да и интернационализм его, столкнувшись с африканскими аборигенами, затрещал по швам.
        Кошчельный же имеет взгляды хотя и социалистические, но изначально далёкие не только от марксизма, но и от какой-либо интернациональности. Выросший вдали от Родины, он с большим и не всегда уместным пиететом относится к истории и культуре Польши, продавливая свою позицию с упорством миссионера и грацией носорога.
        - Воздушная охота… - с нотками мечтательности произнёс Феликс, выдыхая дым.
        - Первая в истории! - уместно перебил Тадеуш друга, и далее они со вкусом обсудили предстоящее действо. Дзержинский всё время сбивался на политический аспект будущего мероприятия, список приглашённых гостей и возможность обсудить тот или иной вопрос с нужным ему человеком в неформальной обстановке.
        Тадеуш высмеивал излишне формализованный подход и дразнил тем, что он-то славно поохотится и крепко надерётся со старыми друзьями… К чёрту политику!
        Дзержинский отшучивался, отругивался, но вынужден был признать, что в карьере политика есть свои минусы, а профессиональная деформация уже начала корёжить праведную марксистскую душу!
        - Всё, всё… - засмеялся наконец Феликс, - твоя взяла, пан Тадеуш! Признаю, карьера политика имеет куда как больше минусов, если сравнивать с карьерой инженера! В своё оправдание обязуюсь заниматься на охоте не только делами, но и повеселиться от всей души!
        - То-то… - назидательно сказал пан Кошчельный, и они, поговорив ещё немного, удалились прочь.
        Аляксандр Рыгоравич некоторое время молча лежал под грузовиком, пытаясь переварить услышанное. Получалось… получалось, ему - кровь из носа - надо попасть на эту охоту!
        - Я што, не из старой гвардии? - шёпотом произнёс он, накручивая сам себя и придумывая всё новые и новые аргументы как для спора, так и для обиды на Егора, оставившего заслуженного человека без приглашения. Вариант, что механик останется без приглашения, более чем возможен.
        Положа руку на сердце, птица он не того полёта, чтобы парить на одном уровне с такими людьми, как Дзержинский или Панкратов. Его удел, это демократичное рукопожатие при встрече, групповые фотографии пятым слева в девятом ряду, да поздравления «к датам», когда начальственная рука самолично пишет несколько строк на открытке.
        Он и без того получил немало! Не считая возможности гордиться собой и неизбежных фотографий в учебниках истории (пусть даже и в пресловутом девятом ряду), были преференции не только моральные, но и вполне материальные. Крупный участок под застройку в предместьях разрастающейся Претории, дом в Дурбане, который ныне сдаётся, принося своему владельцу не самые большие, но и далеко не маленькие средства. Наконец, возможность взять кредиты под столь низкий процент, насколько это вообще возможно, будет он решится завести дело, и десятка два не столь очевидных, но вполне ощутимых приятностей.
        Если брать «Старую Гвардию» вообще, а тем паче ранжировать их по заслугам перед ЮАС и Кантонами, Аляксандр Рыгоравич влезает в условную роту, как в старые штаны - с большой натяжкой и не застёгивая. А вот если судить с позиций формальных, то… повод для обиды имеется!
        Он из тех, Первых! У истоков авиации! Заслуженный человек! А его…
        - А вот шишь вам, - прошептал он, выкатываясь на поддоне из-под кузова грузовика, - Аляксандр Рыгоравич всех вас продаст и купит!
        Обиды, действительные и мнимые, ржавчиной обгладывали душу механика. Он уже забыл, как после победы ему предлагали карьерный рост, помощь в становлении производства и многое другое. Давай, Рыгоравич! Поможем!
        Отказался… по какой уж причине - не важно. Решил, что не вытянет и не стоит прыгать выше головы? Испугался резкого взлёта? Пожалуй.
        А потом разъело душу, и как-то так повернулось в его голове, что уже не он сам отказался, а его оттолкнули былые товарищи! А предложения помочь… да право, были ли они!? Это ведь всё так… формально было, неискренне. Без должного уважения!
        Аляксандр Рыгоравич искренне считал, что прав именно он, и что это только его решение…
        … а Джордж Бергманн, он же Сидней Рейли, он же Зигмунд Маркович Розенблюм, уроженец Одессы, считал иначе…
        - Без меня, значит? - прошептал Рыгоравич, не вставая с поддона, - А вот это мы ещё посмотрим!
        В голове его закрутились шестерёнки мыслей, отсеивая одну идею за другой и…
        - Вот оно, - пробормотал он, улыбаясь так, что позавидовал бы голодный крокодил, - Зазнался Егор Кузьмич, зажрался! Неинтересно ему боле с простым людом ручкаться, в этих… сферах витает! Высших. Ну-ну…
        Пройдясь мысленно по поводу зажравшихся начальничков, которые ещё недавно из общей миски холопские щи сёрбали, а сейчас знаться не хотят с былыми товарищами и вообще…
        - Рыгоравич, - вытирая замасленные руки чистой тряпицей, окликнул его подошедший коллега - нестарый ещё, но какой-то неказистый, корявый мужичок с вечно взлохмаченной рыжеватой бородёнкой, - ты чавось разлёгси то?
        - А? - нервно вздрогнул Аляксандр Рыгоравич и рассмеялся принуждённо, - Задумался, Иваныч, чево тебе?
        - Дык ето… - Иваныч не сразу собрался с мыслями, он из тех работяг, что думают руками, а головы им так, для общей комплектности и чтоб шапку носить! А… ну да, ещё есть в неё!
        Люди такого рода часто косноязычны и кажутся едва ли не умственно отсталыми. Но стоит им взяться за работу, как становится понятно, что впечатление это обманчиво, а работяга каким-то нутряным чутьём понимает, что и как нужно сделать, нередко давая сто очков форы специалистам с университетскими дипломами.
        Используя преимущественно предлоги, мат и неопределённый артикль «бля»[21 - Экзаменационный билет в американской школе разведки:Перед каким словом в вопросительном предложении - «мужики, кто крайний за пивом?» - надлежит ставить неопределенный артикль «бля»?Да, собственно, везде: - Бля, мужики, кто крайний за пивом? - Мужики, бля, кто крайний за пивом? - Мужики, кто, бля, крайний за пивом? - Мужики, кто крайний, бля, за пивом? - Мужики, кто крайний за пивом, бля?Но, конечно же будет: - Мужики, бля, кто, бля, крайний за пивом, бля?На самом деле все зависит от того какую дополнительную информацию ты хочешь сообщить очереди.Разберем ваши варианты:1. Какая очередь длинная - то. Ну ничего, постою с мужиками.2. Вот ведь выстроились тут, а я думал не будет очереди. Как я вас ненавижу, алкашей.3. Ну вот ведь, конец очереди не найдешь. Ровно в очереди стоять не можете.4. Ох, ну хот пиво есть. Хотя я предпочел что покрепче5. Максимально нейтрально. Мужики, я свой.] для связки оных, работяга тыкает корявым пальцем (неизменный атрибут людей, «думающих» руками) в проблему, тут же предлагая решение и претворяя
его в жизнь. А вот объяснить, как это у него получается, он в принципе не сумеет! Чертёж читать, это запросто… а в буковках путается!
        - Так ето… - повторил работяга, собираясь с мыслями и убирая тряпицу в карман комбинезона, - помочь нужна! Подержать, тово-етово… ну и покумекать вместях, коль время есть.
        - Найдём, Иваныч! - дружелюбно отозвался Аляксандр Рыгоравич, вздёргивая себя на ноги и пинком закатывая поддон под грузовик, чтоб не мешался в проходе, - Кому иному, а тебе-то… пошли!
        - Заковыка, понимаешь, тово-етово, - идя по широкому проходу меж полуразобранных механизмов и работающих людей, бубнил польщённый Иваныч, искренне считая что не вываливает на человека плохо связанный набор слов, а весьма толково вводит коллегу и приятеля в курс дела, - Инженер?, значица, подсуропили, ети их… Кхе! Задачку мне, стал быть, подкинули, сукины дети, а я вот тута…
        - Ничево, Иваныч, - отозвался Рыгоравич, подделывая язык под заскорузлые уши коллеги, - я не из тех, которые зажралися. Я как был простяга, таким и остался, не то што ети, из начальства которые!
        Проблема Иваныча оказалась из тех, когда одна голова хорошо, а у семи нянек - дитя без глазу.
        - Етическая сила! - получасом позже понял наконец суть проблемы Аляксандр Рыгоравич, - Они ж, инженер? яйцеголовые, каждый свою часть работы сделали, а как оно вместе будет смотреться, на этом их соображалка и всё! Вот же ж дурни!
        - Так ето… - Иваныч замялся, собираясь с мыслями, пока Аляксандр Рыгоравич ещё раз проглядывал чертежи и убеждался, что с технологичностью двигателя дела - полный швах! Идей и идеек на чертеже полнёшенько, но все они хороши сугубо по отдельности, а вместе - химера механическая! Сделай такую, и все лошадиный силы на пердячий пар изойдут, безо всякого толку.
        - Да давай… - механик подхватил чертежи в одну руку, уцепив приятеля другой, - пойдём ругаться, Иваныч! Пойдём, пойдём! Куда ж я без тебя?
        Обсуждая головожопость молодых инженеров и проблемы у работяг, возникающие от чужой, стал быть, глупости, они подошли по усаженной платанами аллее к двухэтажному зданию конструкторского бюро. Охранник на входе, крепкий однорукий мужчина с револьвером на поясе и глазами матёрого убивца, пропустил их без вопросов, ухмыляясь в прокуренные усы. Какие, к чёртовой бабушке, пропуска? Свои ведь!
        В КБ Аляксандр Рыгоравич, пользуясь авторитетом грамотного механика и старожила, влетел в помещение и устроил инженерам разнос, тыкая их носом в чертежи.
        - А вот здеся… ась? - прищуривался он, не отпуская взглядом вчерашнего студента, пытающегося сохранить остатки самоуважения, - Хитро придумано, но как подлезть?
        - У меня, может, дипломов университетских и нет, - выговаривал он, - но на плечах не тыква насажена, а голова, и думать ей умею! Вы, когда придумки свои придумывали, хоть раз взял за труд покумекать, а как оно не на бумаге-то будет? Ась?!
        Инженера переглядывались друг с дружкой, хмыкали, открывали было рты… Затем вглядывались повнимательней в чертёжи - туда, куда тыкал грязный палец Аляксандра Рыгоравича, да и закрывали обратно, алея ушами. Чего уж там! За дело…
        - Иваныч уж на што мастер… - следовал кивок на косноязычного слесаря, - а и то озадачился! С ево руками золотыми, и то исхитриться не сумел! А вы ето в производство хотите? Шалишь!
        - Кто тут… - на шум появился воинственно настроенный Кошчельный, - а-а, Аляксандр Рыгоравич! А я-то думал, опять комиссия от Фольксраада без предупреждения пожаловала! Что тут такое…
        Сощурившись, он пригляделся к чертежам моментально понял проблему, багровея лицом и всем своим видом обещая недоучкам суровый разнос, но чуть погодя. Перца на хвост молодым специалистам он не жалеет, но бережёт инженерский авторитет, считая публичные выговоры хамским моветоном.
        Молодых специалистов Кошчельный бросает в работу, как в воду с лодки - на самую средину реки. Выплывет с проектом, так и молодец, а нет… что ж, рядовые исполнители тоже нужны.
        Да и закалка… хоть насчёт уверенности в себе, а хоть и самоуверенности! Бесценный жизненный урок.
        - Аляксандр Рыгоравич! - повернулся пан Тадеуш к механику, и задушевно взяв под локоток, отвёл к распахнутому окну, накалённому солнцем, - Вовремя ты зашёл! Я с утра тебя искал… Ты ж ещё в первом составе Авиаотряда, так?
        - Ну… так, - осторожно согласился механик.
        - Вот! - воздел палец к небу поляк, - А всё скромничаешь, всё позади норовишь спрятаться! Как дело делать, так Аляксандр Рыгоравич нотов ночами не спать, а как за орденами в очередь, так робеешь, аки красна девица!
        - Ну… - выдавил Рыгоравич, не понимая ни происходящего, ни своей реакции на похвалу. В душе поднялось давно забытое чувство единства, как тогда…
        - В общем… - пан Тадеуш закопался во внутреннем кармане пиджака, - а, вот! Персональный пригласительный! Вся Старая Гвардия собирается…
        Глава 5
        - Я?! - совершенно искренне изумился Корнейчуков, пробежав сощуренными глазами строчки полученной телеграммы. Похмыкав, он прикусил тронутую шрамом от ассегая обветренную нижнюю губу и слегка нахмурил густые брови, пытаясь вспомнить тот разговор, на который ссылается Егор, но безуспешно. В голову пролезли проблемы огромного хозяйства, обустраиваясь с привычной уверенностью завсегдатаев.
        - Облава… Хм, - проговорил он задумчиво и снова замолчал. Тишину нарушал лишь мерный рокот деревянных лопастей вентилятора, да тихое гуденье кондиционера[22 - Первые прототипы кондиционеров были ещё в 19 веке.], охлаждающего воздух в помещении телеграфа.
        Увидев краем глаза изнывающего от любопытства молодого белобрысого телеграфиста, тщетно пытающегося сохранить равнодушный вид, Николай решил сделать вид, что ситуация под контролем, всё идёт должным образом, и всё-то он понимает. Разобраться с телеграммой можно и потом, покопавшись в геологических пластах памяти.
        Подавив неуместное желание объясниться с телеграфистом, плантатор сложил телеграмму и спрятал её в нагрудный карман косоворотки, с неохотой выходя из здания телеграфа на улицу. Жара сразу набросилась на него с липкими, удушливыми объятиями, осязаемой тяжестью навалилась на плечи и намочила спину дорожкой пота.
        Корнейчуков заколебался на миг, ностальгически вспоминая прохладу двухэтажного особняка, но чувство долга в очередной раз победило чувство лени.
        Хочется… и ох как хочется усесться в любимое кресло, вырезанное из цельного пня красного дерева, стоящее в уютном прохладном кабинете у настежь распахнутого окна. А затем грезить наяву, неспешно выписывая рифмованные строки, с ювелирной дотошностью работая над каждой буковкой и создавая восхитительно-необычные образы… Или может быть, проза? Заметки о прошедшей войне или жизни огромного поместья? Воспоминания об Одесском Восстании?
        Читают ведь, чорт подери, читают! Два года назад и мечтать о таком не мог, а ныне - читают, да говорят притом, что - талант! Ох, как хочется в это поверить… что ты - талант, и что отныне он может жить, как мечтал когда-то - литературой!
        Но суровая действительность такова, что сейчас он интересен, но пожалуй - более как пионер, чьи стихи будоражат воображение не красотой рифм и возвышенными образами, а скорее фактами его биографии! Ярмарочный несколько интерес у читающей публики. Увы.
        Угаснет интерес, и что? А у него мать, сестра… дети, наконец.
        Вспомнив о детях, Николай вздохнул, улыбаясь кривовато. Да уж, со стороны, наверное, это выглядит интересно… Он и сам бы в гимназические годы охотно прочитал что-нибудь этакое о белом вожде воинственного чернокожего племени, гареме и приключениях в Африке!
        Реальность намного более прозаична и отчасти даже скучна, несмотря на едва ли не каждодневные, приевшиеся уже приключения. Бремя! Тяжелейшее… и не бросишь ведь!
        Тогда, после едва закончившейся войны, кровь кипела, а критичность мышления была близка к абсолютному нолю. А вожди, не будь дураками, подкладывали чернокожих красавиц, желая крепче привязать к племени именитого воина. Всё по их и вышло… накрепко привязан.
        Сильно потом, набравшись политического опыта, Корнейчуков осознал, что бытия племенного бычка и лоббиста племенных интересов в ЮАС вообще и Кантонах в частности, можно было избежать. Но… дети. Не бросать же…
        А сами матабеле? Оставь их одних… Нет, они проживут и не впадут в ничтожество, вот уже нет! А вот окружающим племенам не поздоровится… Он и без того с большим трудом остановил резню остатков тсвана, вытесненных на наихудшие земли и пребывающим отныне в роли спартанских илотов. Зато живы…
        Хороший народ… куда как более работящий и цивилизованный, ежели с зулусами[23 - Матабеле входили в состав зулусских племён, но в 1820 г. вышли из союза и пошли своим путём, вобрав в себя (путём завоевания) племена шона (машона) и отчасти их культуру.] сравнивать. А сложилось так, как сложилось! Война!
        Ранее, читая запоем мемуары полководцев былых времён, он частенько представлял себя на их месте, и укоряя мысленно за жестокость, думал, что он-то сумел бы смягчить сердца озверевшей солдатни, заставив их служить без каноничного «город на три дня!»
        Не вышло… Война как стихия, как грозная штормовая волна, которая подхватила тебя, и всех мыслей только - остаться бы в живых! Да где-то там, в глубине сознания - животный непроходящий восторг, от того, что ты - жив! Снова и снова…
        В Европе, пусть даже и Средневековой - с инквизицией, религиозными войнами и жесточайшим насилием, всё ж таки было какое-то подобие морали. Притом с античных ещё времён, когда не существовало ещё понятия греха, зато существовали хюбрис[24 - Хюбрис: дословно «перебор», но обычно расшифровывается как «несправедливость».] и дике[25 - Дике - справедливость.], а «город на три дня» был явлением пусть и привычным, но за гранью человеческой нормы, как некая антитеза подвигам и Славе.
        А у него - племена, только-только вступившие на путь государственности, и руководствующиеся моралью готтентотской![26 - Термин «готтентотская мораль» восходит к легендарной, но реальной беседе христианского миссионера с одним из представителей южноафриканского племени готтентотов. На вопрос «Что такое плохо?» готтентот ответил: это когда мой сосед побьет меня, угонит мой скот, похитит мою жену. На вопрос «Что такое хорошо?» он же ответил: это когда я побью моего соседа, угоню его скот, похищу его жену.] Дышишь с ними одним воздухом, ешь одну пищу, пьёшь одну воду… даже сердца стучат в унисон. Частично - да, подтягиваешь их на свой уровень… а частично - и наоборот!
        А ещё понимаешь - когда можно отдавать приказы, а когда тебя просто не будут слушать! А могут и убить… По крайней мере, пытались.
        Изрядно он тогда одичал… и озверел. Потом уже оглянулся на пройденное, и ужаснулся сделанному.
        Мог бы иначе? Мягче, цивилизованней? Пожалуй… не слишком, но мог бы. Будь у него десяток-другой подготовленных белых волонтёров, которых можно поставить на офицерские должности, да сотня цветных, воспитанных должным образом.
        Передавить европейской дисциплиной и менталитетом обыденную, первобытную жестокость племён, едва вступивших в железный век!
        А так, будучи иногда единственным белым на несколько сот, а потом и тысяч вооружённых африканцев… Нет, и наверное, никто бы не смог.
        В итоге, для тсвана он стал фольклорным персонажем из тех, коими пугают непослушных детей и вспоминают с искренним ужасом несколько поколений. Матабеле же до сих пор недовольны тем, что он не дал вырезать тсвана под корень. Так, как это принято в Африке!
        - Р-романтика… - кривовато усмехнувшись, протянул Корнейчуков, давно уже (как он искренне считал) лишившийся остатков иллюзий. Просто…
        … кто, если не он?
        Раз уж пришлось стать частью племенной структуры матабеле, и так сложилась судьба, он будет тянуть их к цивилизации! Через гарем, через нелюбимых и далеко не всегда красивых дочерей вождей, будущие браки своих сыновей и дочерей с детьми племенных вождей, через феодальное общество - к телеграфам, железным дорогам, школам и больницам!
        Криво тянуть. Косо. Как умеет. Потому что… а кто если не он?[27 - «Цивилизаторские» идеи были в то время (да и значительно позднее) довольно-таки популярны в Европе. Условное «бремя белого человека» многие воспринимали вполне серьёзно, видя свою миссию в том, чтобы вывести африканцев (азиатов, индусов) к «Свету». Такие подвижники в итоге как бы «освящали» колониализм, делая его социально приемлемым.]
        Приняв от молчаливого слуги поводья и взлетев в седло австралийского приклада[28 - Имея стилистические корни от английского седла в дизайне сиденья, панелей, крыльев и стремена, оно имеет гораздо более глубокое сиденье, более высокий угол наклона и наколенники спереди, чтобы создать очень надежное седло. для всадников, которые ездят в суровых условиях или проводят много времени на лошади.], невесть какими путями попавшее в ЮАС, Николай окинул окрестности, по въевшейся привычке выглядывая врагов. Война не закончилась окончательно ни для него, ни для тсвана, ни не для десятков, если не сотен племён, многие из которых не поймут самого значения слова «мир».
        Добавить в это экзотическое блюдо, томящееся на медленном огне племенных конфликтов и экономических интересов Великих держав привычно-враждебных британцев, горстку беспринципных авантюристов, африканской природы по вкусу… Малярийные москиты, ядовитые насекомые и змеи, ну и разумеется - леопарды, нет-нет, да и пробирающиеся на территорию поместья, привлечённые запахами человеческого жилья.
        Да и с матабеле не всё так однозначно! Народ этот безусловно храбрый и воинственный, но никакого «благородства дикаря», нелепой выдумки некоторых европейцев, у матабеле не наблюдается! Воинственность, жестокость, маскулинность - сколько угодно!
        А благородство… оно есть, как не быть. Но отнюдь не утрированно-идиллическое, а то самое - Ветхозаветное. Вождь здесь второй после Бога, но он должен постоянно доказывать сакральность свой власти, что не отменяет бесконечных заговоров или как минимум - попыток прощупать пределы прочности!
        Да, заговоры и мятежи в исполнение африканцев имеют несколько иной антураж, и понять суть человеку несведущему часто просто невозможно. Они верят в магию и колдовство, используют части человеческого тела в качестве «лекарств» и могут обвинить человека в колдовстве на том основании, что у него плохо растут волосы на ногах![29 - Всё это относится не только к матабеле, но к зулусским племенам вообще. В частности, волосы у мужчин на ногах (на внутренней стороне ляжек) по мнению зулусов, плохо растут потому, что колдуны ездят верхом на гиенах, и потому волосы на ляжках «стираются».] Притом обвиняемый может только бежать… если успеет.
        Можно посмеяться над попыткой заколдовать вождя по плевку… Но нельзя прощать.
        Намерение есть действие, и неграмотный африканец, задумавший извести вождя или одного из его приближённых, совершает попытку убийства, или как минимум - причинения умышленного вреда здоровью! Умышленного!
        Сегодня просвещённый Белый Вождь посмеялся над колдуном, отпустив его восвояси, или наказав сугубо символически…
        … а завтра члены племени не поймут, если на высоком суку вздёрнут неудавшегося стрелка! В их голове это явления одного порядка…
        Объезжая усадьбу, напоминающую одну огромную стройку, Корнейчуков своим присутствием выполнял ту же роль, что выполняет канонерка Великой Державы в колонии. Каждодневно напоминая о своём существовании, заглядывая в самые отдалённые уголки, он стимулирует нерадивых работников много лучше, чем любая система наказаний и поощрений.
        Он по опыту знает, что стоит ему ослабить внимание всего на несколько дней, и беспечные африканцы начнут лентяйничать, выдумывая себе всевозможные оправдания. Что с того, что завербованы они отнюдь не насильно и получают за свой труд вполне сносное жалование, а дневной урок создан с учётом особенностей племени?
        Менталитет скотоводов, сложившийся за тысячи лет, не изменишь в одночасье! Хотя племена зулусов и не чужды ни земледелию, ни ремёслам, но основа их благосостояния - скот! А работа африканского пастуха заключается в том, чтобы сидеть на пригорке и поглядывать по сторонам, высматривая хищников. Самая главная их задача… не заскучать! Какой уж там монотонный физический труд…
        «Тсвана куда как способней к работе», - мелькнуло в голове молодого плантатора при виде мускулистых фигур воинов матабеле, танцующих возле строящейся ограды крааля. Тронув пятками коня, он подъехал к засмущавшимся чернокожим.
        - Вы как дети! - резко сказал Корнейчуков, хмуря брови и особое внимание уделяя немолодому старейшине, выполняющему роль бригадира, - Мужчины знают, когда можно веселиться, а когда нужно работать, и если надо - умеют работать весело!
        - Может, они ещё маленькие мальчики? - осведомился он у разом вспотевшего пожилого матабеле, - Тогда им нужно выполнять работу мальчиков и забыть думать о женщинах и пиве!
        - Они мужчины, бвана! - старейшина склонил голову, украшенную кольцом, делая небольшой шажочек вперёд, как бы принимая на себя ответственность. Воины тихо зароптали, недовольные покушением на святая святых, то бишь на женщин и пиво.
        
        - Мужчины? - усмехнулся плантатор, окидывая взглядом засмущавшихся и разом замолчавших головорезов с рожами, способными напугать любого парижского апаша, - Ну так пусть докажут это работой! Я знаю, что у матабеле даже мальчики - храбрецы, и рождаются с ассегаем в руке. Но мужчинами становятся только тогда, когда понимают, что работать нужно больше, чем танцевать и веселиться!
        Устроив разнос, и одновременно польстив племенной гордости воинов, Корнейчуков поехал дальше, тая в усах кривоватую усмешку. Сцены такого рода не доставляют ему никакого удовольствия, но приходится заниматься специфической африканской риторикой, держа в голове десятки шаблонов на разные случаи.
        Рослый рыжий мерин английских кровей, прядая ушами, мерно вышагивает по широкой, изрядно разбитой грунтовой дороге, по краям которой высажены тоненькие пока деревца. Лет через двадцать они будут давать густую тень и прохладу, а ныне - только отдохновение для глаз!
        А пока… пока вокруг сплошная стройка и будущий парадиз можно скорее угадать! Что-то строится накрепко, на века, а что-то - как времянка, и сия архитектурная чересполосица режет глаз всякому человеку, не лишённому от рождения вкуса.
        Впрочем, это не в укор, да и рабочие придают строительному ландшафту своеобразную деловитую прелесть растревоженного муравейника. Нет-нет, да и пересекут дорогу кафры, тащащие на плечах пилы, топоры и мотыги, и непременно - с песнями! Танцуют и поют они куда охотней, чем работают.
        Повсюду если не грязь, так пыль и навоз, щепа и растаскиваемый ветром тростник. Мычание быков, конское ржанье, пение работников, визг пил и стук топоров сливаются в мелодию стройки, самую сладостную для собственника!
        Запряжённые могучими быками повозки, неспешно поскрипывающие впереди, завидев хозяина, без нужды сворачивают к обочине, а работники-кафры приветливо скалят зубы, размахивая руками. Иногда Николай удостаивает кого-то взглядом, и тогда улыбки становятся настолько широкими, что он всерьёз опасается, что лицо работника треснет пополам от переполняющего его счастья!
        Менталитет… Корнейчуков уверенно втиснулся в племенные рамки, и для матабеле он - вождь и старший родич! Подчиняться ему можно и должно, но и вождь, в свою очередь, много чего обязан делать для племени.
        С одной стороны - работы на благо вождя в традициях зулусов, хотя и регламентированы от и до! Что можно делать мужчинам-воинам, что - женщинам и детям… А вождь должен кормить работников, поить просяным пивом и по необходимости - разрешать конфликты, выполняя работу судьи.
        Последнее - задача не самая простая, ибо судить нужно по справедливости, не забывая при этом племенных обычаев, густо замешанных на прецедентном праве и магических ритуалах, и обязательно - с учётом сложного переплетения родственных, дружественных и имущественных связей. Для этого приходится слушать старейшин… и тщательно фильтровать их советы, потому как они - лица заинтересованные. Непросто, но только так можно быть в курсе всего происходящего в племени!
        Патриархальная, практически Ветхозаветная действительность… Но только людям недалёким или неосведомлённым кажется, что плантатор, получивший права племенного вождя, становится кем-то вроде помещика с практически бесплатными работниками! Действительность куда прозаичней, ведь племя инертно, и сдвинуть его, пытаясь заставить выполнять какие-то работы не по тысячелетним заветам предков, практически невозможно.
        Да, работники эти очень дёшевы… Но и квалификация их ниже всякой критики! А всё, что нельзя сделать с песнями и танцами за полдня, вызывает у матабеле уныние, и необходимость стоять рядом буквально с палками - у плантатора.
        Всё бы ничего… вот только Белый Вождь, в отличии от буров, не может выгнать лентяев к чертям! Это его племя, и его родня, чёрт бы их подрал…
        … и работников со стороны нанять он практически не может! Довольствоваться нужно тем, что имеешь! Обходные пути есть, но не всегда удобны, а иногда - не всегда возможны по этическим мотивам.
        В результате - самые обыденные действия, вроде постройки крааля для скота, требуют как минимум определённого знания этнографии матабеле, и умения применять эти знания на практике. А ещё - политической гибкости, умения маневрировать в хитросплетении родственных связей, и необходимости закрывать глаза на некоторые неблаговидные поступки старейшин. До поры…
        Любая работа вязнет в племенном менталитете, в нежелании старейшин учиться чему-то новому, в гордыне воинов, чурающихся «неправильной» работы. Как камень в болото…
        С другой стороны - есть личный авторитет Корнейчукова как военного вождя, родственные связи со старейшинами и вождями матабеле, и…
        … личные земли плантатора. Отдельно - собственные, полученные от правительства ЮАС за военные подвиги. Отдельно - как одного из вождей племени матабеле.
        Схема предельно сложная и работает со скрипом, но ведь работает! Нужных ему работников он может нанимать как плантатор ЮАС, перебрасывая затем «командировочных» на нужное направление, маскируя это риторикой и словоблудием. Язык у коренного одессита подвешен, с софистикой и подменой понятий он знаком, да и с красочными метафорами всё в порядке.
        Сложно, очень сложно… но чёрт подери, до чего же интересно! Не затрагивая самих племенных основ, выплетать из родовых связей и трайбализма[30 - ТРАЙБАЛИЗМ - форма групповой обособленности, характеризуемая внутренней замкнутостью и исключительностью, обычно сопровождаемая враждебностью по отношению к другим группам. Изначально характеризовал систему первобытных, неразвитых обществ, позднее понятие расширилось и приобрело новые направления.] нечто новое. Справится ли? Бог весть…
        … но ради детей - должен!
        Вектор африканской ленивой безалаберности задают белые специалисты и цветные работники из бастеров и гриква, многие из которых имеют вполне европейский менталитет, что куда там немцам и голландцам! На некоторые рожи посмотришь - кафры, ей-ей кафры! И не разглядишь капельку белой крови.
        Ан нет… европейское воспитание перебивает африканскую кровь! Ценнейшие кадры. Но…
        … приходится снова и снова подтверждать их легитимность в глазах матебеле. Редкий день, когда ему не приходится разбирать очередную ссору между матабеле и цветными из бастеров.
        Воины матабеле с трепетом относятся к малейшему умалению чести, видя покушение на достоинство там, где его никогда и не было. А тут - чужаки, приставленные командовать… и вообще, а чего они?!
        Приходится ехать и разбираться. Снова, снова и снова! Переложить эту работу на плечи управляющего не всегда возможно, матабеле с упорством баранов апеллируют к вождю.
        Отчасти, по своим племенным законам, они правы, ведь Корнейчуков вполне официально признан одним из вождей матабеле, а управляющий - человек совершенно посторонний для африканцев! Он имеет право приказывать белым специалистам, гриква и бастерам, нанятым чернокожим из других племён… А они, матабеле, подчиняются только своим вождям!
        А бывает, проблемы создают именно цветные. Проживая обыкновенно рядом с белыми, они привыкли к определённой социальной роли, считая чернокожих априори ниже себя.
        Только вот матабеле имеют собственное мнение, а уж если в крови цветного течёт «низкая» кровь шона, бушмена или готтентота, скандалу - быть!
        Приходится разбираться, кто там прав, кто лев… Не забывая о гордыне матабеле и ни в коем случае не обижая цветных специалистов! Постоянная, непроходящая головная боль.
        Впрочем, потихонечку происходит определённого рода диффузия, и цветные начинают взаимодействовать с матабеле без постоянной прокладки в лице плантатора! К сожалению, процесс этот медленный и требует постоянного контроля, ибо такое явление, как коррупция, в Африке неизвестно разве что племенам бушменов, кочующим в Калахари.
        Белые специалисты не лучше, местами так и вовсе - караул! ЮАС, несмотря на все трудности, в настоящее время развивается, и человек, мало-мальски сведущий в африканских реалиях, может сделать карьеру поистине головокружительную! Особенно если имеется хоть капля решимости, образование и самомалейшие амбиции.
        Остаются… Да нет, не отребье, но всё больше свежеиспечённые иммигранты, никоим образом не ориентирующиеся в окружающей его действительности, да тюфяки, решительно не склонные к самостоятельной работе.
        Ничем не лучше идеалисты, взрощенные книжной пылью и вспоенные библиотечными тётушками на идеях просветителей. Некоторые искренне считают, что если объяснить африканцу, что такое Свобода, Равенство и Братство, то кафр непременно проникнется, воспылает, и начнёт строить Царство Свободы - так, как это понимает белый просветитель.
        А потом обижаются… и часто, озлобившись - мстят! Невротический идеализм, столкнувшийся с суровой действительностью, часто рассыпается на осколки. Недавно ещё человек разглядывал мир через розовые очки, а теперь он впал в другую крайность, видя реальность уродливой и шрамированной, пребывая в перманентной обиде на неправильное человечество.
        А работать приходится с теми, кто под рукой… Отбросов нет, есть кадры![31 - Слова эти приписываются то Канарису, то Вальтеру Николаи, но в общем и целом - немецкая разведка руководствовалась именно этим девизом.]
        Всхрапнув, мерин сбился с шага и повёл шкурой на холке, пытаясь согнать укусившего его слепня. Корнейчуков, прервав размышления, прихлопнул зловредную тварь, вытер руку о конскую гриву и успокаивающе похлопал Малыша по потной шее.
        - Всё, всё мой хороший… убили гадину!
        Будто поняв что-то, мерин фыркнул, кивнул головой благородной лепки, и кажется, даже пошёл веселей. Сам же плантатор, отбросив философствование, принялся решать проблемы практического характера.
        Одетый по заветам буров, очень просто и практично, Николай побывал буквально в каждом уголке усадьбы. Заехав к котловану будущего противопожарного пруда, он заметил откровенную ленцу работников, и подъехав к распорядителю работ, соскочил с седла и одними глазами задал безмолвный вопрос.
        - Бвана… - немолодой гриква поклонился еле заметно, и только затем пожал протянутую руку.
        
        - Снова? - осведомился Николай, некоторое время удерживая того за руку и тем самым показывая матабеле, какой важный человек над ними поставлен.
        - Да, бвана, - кивнул цветной, доставая тетрадку с записями, - здесь все бездельники записаны, и кто воду мутит.
        Бегло просмотрев, плантатор вернул тетрадку гриква, носящему вполне прозаичное для протестантов имя Адриан, и образованному получше большинства российских мещан. Свободно владеющий, помимо африкаанс, немецкого и английского ещё десятком африканских языков и наречий, он бегло считает в уме, знаком с основами механики…
        … и если бы не чёртовы превратности войны, начисто разорившие преуспевающего торговца, чёрта с два Адриан он стал работать на кого-то! В общем, человек явно неординарный, и неудивительно, что плантатор присматривается к цветному… Ну а тот, в свою очередь, к нанимателю.
        - Бездельники… - задумчиво протянул Корнейчуков и встряхнул головой, - ладно! Не понимают по-хорошему, будет по-плохому!
        Адриан изобразил на лице сомнение, но смолчал. Он вполне независим, но ещё недостаточно хорошо изучил патрона и не знает, когда можно спорить, а когда - нужно молчать.
        - Скажешь им, - усмехнулся плантатор, - что плохие работники останутся без вечернего пива, а откровенные бездельники и бузотёры не будут допускаться вечером на танцы.
        Брови гриква вздёрнулись наверх, и он искренне захохотал, хлопая себя по ляжкам.
        - Без пива и танцев!? - выдавил он сквозь смех, - Ты прав, бвана - зачем стоять над работником с палкой? Без танцев, а?!
        Стоило Николаю снова сесть на коня, как Адриан, надрывая глотку, объявил о решении вождя. Над котлованом пронёсся стон ужаса, и за работу взялись даже бригадиры-старейшины, старательно кося глазами в сторону Белого Вождя, не успевшего ещё отъехать.
        Африканцы без танцев… нет, это нонсенс! Можно представить непьющего матабеле, но существо это скорее мифическое. Все признают, что слышали о таком, но видеть своими глазами…
        Африканец же, не имеющий возможности танцевать, существо глубоко несчастное, обездоленное, близкое к самой тяжёлой депрессии. А уж не любящий! Нет… такие уроды не встречаются даже в местной мифологии!
        Корнейчуков не настолько жесток, чтобы вовсе лишать их вкуса к жизни, но…
        … одно дело - танцевать под тамтамы и ритмичные хлопки в ладоши, и другое - под патефон при свете керосиновых ламп!
        - Как же я раньше-то не догадался! - хохотнул плантатор, видя столь ярко вспыхнувший трудовой энтузиазм, - Кнут и пряник, да? Только вот кнут - как самый крайний случай, а наказывать лишением пряника… хм…
        Тронув пятками бока мерина, перешедшего на рысь, одессит на время выкинул из головы вопросы поощрений и наказаний работников, давая им время отлежаться. Только где-то на периферии подсознательного вертелись мысли про диафильмы и синематограф для лучших работников…
        На аэродроме Корнейчукова уже ждали матабеле, прямо-таки жаждущие получить приказания и поедающие вождя глазами. Даже вальяжные старейшины отложили ассегаи в стороны и взялись за лопаты и мотыги, демонстрируя готовность к трудовым подвигам.
        
        Весь их энтузиазм выстроен на фундаменте из слухов и сцементирован желанием оказаться в аэродромной команде, когда на лётное поле будут приземляться «Фениксы». Высокая Встреча такого рода вызвала бы живейший интерес и у европейских обывателей, заставив газеты захлебнуться сплетнями и предположениями! А уж в захолустье Матабелеленда…
        - Как же быстро в Африке расходятся слухи, - пробормотал одессит, качнув головой. Он точно знает, что телеграфист избегает общения с цветными, и тем паче чёрными, и уж точно не стал бы с ними сплетничать.
        Слуга? Николай покосился на всегда молчаливого Нкоси, неизменно пребывающего чуть позади. Так он не делился с ним содержанием телеграммы. Да и поделился бы… Он нгуни[32 - НГУНИ, нгони - группа родственных НАРОДОВ в Южной Африке, говорящих на языках НГУНИ. Включают зулусов, коса, ндебеле (матабеле), нгони и свази.], но не матабеле, и верен прежде всего вождю. Чертовщина какая-то, и ведь не в первый раз!
        Разумеется, можно предположить, что в здание телеграфа, расположенное прямо в усадьбе, сразу после его ухода зашёл кто-то из любопытствующих работников-европейцев. Как бы невзначай, разумеется… и телеграфист, не видя в том ничего дурного, поделился информацией…
        «Да, скорее всего так и было», - с облегчением решил просвещённый одессит, отметая чертовщину к чертям! Проблема с телеграфистом, впрочем, осталась открытой.
        Несмотря на все грозные постановления служащим Кампании, белые удивительно быстро пропитываются в Африке своеобразным европейским интернационализмом. Притом чем меньше вокруг белых и больше кафров, тем больше выражен белый интернационализм и отношение к европейцам, как к близким родственникам.
        Наиболее выражен этот интересный эффект у африканеров, которые действительно другу дружке родня, и новичков, только-только ступивших на землю африканского континента, и успевших разве что загореть, но никак не пропитаться духом Африки. Сперва - европейский интернационализм, а потом уже всё остальное.
        «Выговор, - решил он для себя, - А лучше, пожалуй, обстоятельная беседа с разъяснениями по поводу шпионажа британцев и прочего. Приглашу-ка я его на чай! Да… самое то. Обед или ужин слишком официально, а чай - уважение покажу, но без чрезмерной близости!»
        «Стоят, голубчики! - переключился он на воинов, - Во всё лучшее вырядились, как будто и не на работы собрались, а прямо сейчас к почётному караулу готовятся! Да-а… стоило один раз фотографии напечатать не только гостям, но и представителям почётного караула, как пожалуйста!»
        «Впрочем, - он усмехнулся внутренне, но на бесстрастном лице его эмоций отразилось не больше, чем на падающем кирпиче, - не я ли недавно размышлял о синематографе для работников? Вот он, крючок…»
        «Нормальные условия для жизни и труда как некие базовые принципы, а в качестве пряника - жажда удовольствия и тщеславие! Ну а в качестве наказания - возвращение в родные пенаты, и больше никаких движущихся картинок, танцев под патефон и фейерверков по праздникам! При условии, что я не буду грубо ломать их жизненный уклад - вполне приемлемо».
        Окончательно сформулировав для себя стратегию поведения с матабеле на ближайшие годы, плантатор успокоился.
        - Отец! - тут же грянуло на зулусском, будто они только и ждали этого момента, - Вождь!
        Босые ноги матабеле слитно ударили о землю, строительные инструменты взяты наизготовку, подобно оружию, а из выпученных глаз прямо-таки полилась преданность Белому Вождю. Корнейчуков усмехнулся едва заметно, и концентрация градуса преданности повысилась ещё сильней.
        - Приказывай, отец! - выступил из рядов пожилой, но всё ещё бравый старейшина, выпячивая испещрённую шрамами грудь.
        - Отец! - снова грянуло громом, - Вождь!
        - Н-да… - тихо сказал одессит и расправил плечи, перерождаясь в Вождя.
        - Воины матабеле! - начал он на зулусском, который успел неплохо выучить за прошедшее время, - Через три дня сюда прибудут вожди белых людей. Они прибудут по Небу, подобные богам и героям…
        Он говорил образно и велеречиво, как и подобает у зулусов в подобных случаях. Перечисляя каждого из гостей, Николай называл не только имя, но и заслуги, а также все звания, чины и регалии.
        Процедура долгая и достаточно нудная…
        … хотя матабеле так не считали. Глаза всё больше и больше разгорались восторгом, и… плантатор мог поклясться, что они начали светиться!
        Объяснив зулусам, кого он ждёт в гости, и какая это честь для него лично и для воинов, которые будут причастны к столь значимому событию, Корнейчуков расставил акценты должным образом.
        - В оцеплении будут стоять настоящие мужчины! - повествовал он.
        - Отец! - слитно топнули ноги, и на него уставились полные энтузиазма глаза, - Вождь!
        - Я знаю, - Корнейчуков упорно гнёт свою линию, - что зулусы рождаются с сердцем льва, но мальчика, даже если он нгуни, не называют сразу мужчиной! Это право нужно заслужить! Мужчиной становятся не тогда, когда вырастают волосы на груди или познают женщину.
        - Мужчина матабеле… - он сделал паузу, обведя воинов взглядом, - не просто храбрец. Это воин, который может неделями преследовать врага, не пить и не есть по несколько дней. Он отвечает за свои слова, а за его спиной женщины и дети его народа чувствуют себя в безопасности!
        - Сигиди! - проревели зулу боевой клич, надрывая лужёные глотки и выбрасывая вперёд мотыги и лопаты, как ассегаи. Глаза их горели, ноздри раздувались, и общему воинственному воодушевлению не было предела.
        - Воины матабеле могут сражаться часами, не чувствуя усталости и не замечая ран, - продолжил Корнейчуков, - Они могут терпеть боль, голод, жажду и пытки врагов…
        Затем он плавно подвёл всё к тому, что настоящий мужчина нгуни имеет сердце льва, и как настоящий лев - защищает своих львиц и детёнышей.
        - … если надо, матабеле пойдёт в атаку на пулемёты в полный рост, но настоящий мужчина думает не только о смерти врага, но и том, чтобы вырастить своих львят! А для этого нужно не только убивать врагов, но и приносить домой мясо, чтобы львята нгуни были сыты и веселы, и весело играли у ног своего отца.
        - Если для того, чтобы накормить своих львят, - продолжал он, увеличивая дозу пафоса, - льву надо лежать в пыли, подстерегая антилопу, он не думает о том, достойно ли это! Он думает о своих львятах и том, что сегодня они будут сыты и веселы! Мужчина нгуни подобен льву, и если для того, чтобы накормить своих детей, ему нужно копаться в земле, он не думает о своём величии, а думает о том, что его дети будут сыты и веселы, а жёны радостно и завлекательно смеяться при виде своего льва!
        Корнейчуков распинался как мог, увязывая воинскую доблесть с необходимостью работать. С учётом психологии матабеле, пришлось сделать акцент, что работают они не в поле, подобно женщинам и рабам, а строят краали для скота и дома. А строительство аэродрома или конюшни для племенных лошадей - деяние из тех, что можно доверить только настоящим воинам!
        - … в оцеплении будут стоять настоящие мужчины! - повторил он, - Настоящие львы… а встречать Небесных гостей в почётном карауле - львы из львов! Вожди и старейшины, которые умеют не только охотиться, но и воспитывать своих львят! Самые мудрые, хитрые и острожные! Те, что одним рыком могут осадить молодого льва!
        - Кажется, сработало, - пробормотал Николай, покидая наконец лётное поле, на котором вовсю кипели работы. Поглядев на стоящее в зените солнце, он с точностью до минут определил время, и только потом сверился с брегетом.
        - Совсем африканером стал, - усмехнулся плантатор, защёлкивая крышку часов, и трогая конские бока пятками, приказал:
        - Домой, Малыш! Домой!
        Не оглядываясь, он пустил мерина лёгким галопом, наслаждаясь редкими минутами безделья. Дома он помоется, переоденется к обеду…
        … за которым будет длинный, обстоятельный разговор с управляющим Людвигом Карловичем, ветеринаром Штейнбахом и геологом Ласточкиным, исследующим земли поместья на предмет всяких полезностей.
        Трапеза из тех, когда ешь на драгоценном фарфоре (трофеи!) и серебре, но не почти не чувствуешь вкуса приготовленных блюд. Полтора-два часа бесед за столом, а потом - учёба…
        Почивать на лаврах, надеясь на добросовестность управляющего, Корнейчуков и рад бы, да натура не та! А поэтому - чтение десятков книг из списка, составленного профессорами университета.
        По необходимости можно прояснять непонятные моменты у одного из специалистов, проживающих в усадьбе. А потом - экзамены в университете! Биология, органическая химия, сельское хозяйство, экономика…
        А куда деваться? Чёрт бы с ними, с поместьями… но куда он денется от своего народа?!

* * *
        Вынырнув из-за высоких раскидистых деревьев, делаю широкий круг над лётным полем, поглядывая на ярко окрашенные ветроуловители и по въевшейся военной привычке, высматривая на земле возможные несоответствия. Всё в порядке, и я приземляюсь, как по учебнику - на три точки, без подскоков и козленья.
        Короткая рулёжка, и «Феникс», вращая лопастями всё реже и реже, подъехал к ангару, у которого высится долговязая фигура Корнейчукова. Он изрядно раздался в плечах за то время, что мы не виделись, и выглядит эталонным атлетом, только что без дурной цирковой мясистости. Не силач, способный гнуть через шею рельсы, но с трудом пробегающий пару вёрст, а атлет времён Эллады, способный совершить самый длительный переход в доспехах, а потом сходу вступить в бой.
        Чуть поодаль от него, в почтительном отдалении, несколько разодетых кафров, наряженных в том неповторим стиле, который московские вороны нашли бы, пожалуй, несколько ярким и вульгарным.
        Африканцы не лишены своеобразного вкуса, пусть он и несколько эклектичен на взгляд европейца, воспитанного на Викторианских ценностях Старой Европы. Но это… полное впечатление, что предстоящий прилёт гостей начисто выбил из их возбуждённого сознания само понятие вкуса.
        Они не выглядят полными дикарями, и надраенных медных кофейников, как это бывает в более диких уголках Африки, на себя не навешивают. Украшения вполне в африканском стиле, просто их до невероятия много - в три, в четыре, в пять больше, чем требуется даже по весьма специфической местной моде. Собственно, они наверное и нацепили на себя всё, что у них было. А зная местную незамутнённость нравов, они могли и одолжиться у соседей!
        
        Спрыгивая с самолёта, я не успел коснуться земли, как попал в крепкие объятия друга.
        - Пусти… - заворочался я, дрыгая ногами и сопя в съехавшую к носу полу собственного реглана, - да пусти ты, чортушко! Экий ты, Колька, здоровый стал! Тебе бы с Мишкой на пару в цирке с номерами выступать! Да поставь же… Коля, я летел без остановки почти шесть часов, што ты меня тискаешь…
        - А-а… - дошло до плантатора, и он аккуратно поставил меня на землю, давясь от смеха.
        - Вот тебя бы и заставил отстирывать! - кричу ему из-за ангара, орошая постройку литрами жидкости.
        - В другой раз непременно! - с хохотом отозвался Коля, - Дожамкаю до последней капелюшечки и понесу отстирывать!
        - Дожамкает он… - я вышел, скидывая реглан на руки подошедшему слуге, - жамкатель нашёлся! Всё, всё!
        Отпрыгнув от расшалившегося друга, хлопаю его по длинным рукам и удерживаю дистанцию. Тот не унимается с игрульками, и я, сделав проход в ноги, роняю его на траву, где мы и возимся в партере. Оба ржём, а ощущение… ну ей-ей, как в детство вернулся!
        - Веришь ли, - пожаловался Коля пару минут спустя, отряхивая с себя травинки и букашек, - вот так вот повозиться и не с кем! Не как тренировка, а…
        Он не заканчивает предложение и дёргает щекой, еле заметно вздохнув и на миг приходя в дурное расположение духа. А я представил, каково это - без Мишки, Саньки, Фиры, дяди Гиляя и все-всех-всех, для кого я просто - Егорка… Одни сплошные подчинённые и вассалы, ети их в качель!
        Представил, и ажно до тошноты, до желания бежать куда угодно, лишь бы подальше!
        - Вот… - тихо сказал Коля, прекрасно поняв моё состояние, - а я так неделями… Понимаешь теперь, почему я в Дурбане такой… ну, дурошлёпистый?
        - Н-да… ладно! - поводя плечами, сбрасываю незримую паутину уныния, рваными серыми нитями упавшую на нас, - Вернёмся к делам! Я чуть опередил нашу воздушную армаду, минут через пятнадцать начнут приземляться первые ласточки. Ты б подготовил тут… Чуть не полсотни самолётов, и всем в уборную нужно. Причём некоторым - невтерпёж!
        Усмехнувшись снисходительно, Коля дёрнул подбородком на несколько причудливых круглых хижин из тростника, стоящих на краю лётного поля.
        - А-а… - я почувствовал себя неловко, но всё ж таки попытался отшутиться:
        - Вот не жамкал бы, тогда и посцал бы, куда надо! А теперь получи обосцанный ангар!
        - Да! - тут же перескакиваю на тему, спеша заболтать недавнюю нелепицу, - Прикажи, пусть выгружают мой аэроплан! Только осторожней… там не только бумаги, но и вино.
        - Из Франции прислали, - отвечаю на невысказанный вопрос, - Члены Жокей-клуба шлют вино из собственных виноградников. Я, ты знаешь, не любитель выпить, у меня оно так до скисания и простоит. А так хоть в дело пойдёт, да отписаться смогу - дескать, понравилось не только мне, но и высоким гостям на таком-то мероприятии.
        Кивнув, он отдал несколько команд на зулусском, и тут же два кафра начали разгружать самолёт, а остальные разбежались по сторонам. Смотреть на чернокожих грузчиков, наряды которых стоят больше, чем иной парижский рабочий зарабатывает года за два, достаточно забавно и как-то неловко.
        Африка, она такая, один сплошной диссонанс! Нищая и в тоже время безмерно богатая, к ней сложно подходить с европейскими мерками и пытаться переменить чернокожих на манер, угодный европейскому обывателю.
        - Торжественная встреча, - тут же пояснил Корнейчуков, заметив мой интерес к матабеле, - ты раньше времени прилетел, да ещё и из-за деревьев на бреющем вынырнул, вот мои и не успели подготовиться.
        - А-а… ну прости, - ёрничаю я и спохватываюсь тут же - а чего это я на друга серчаю? - Уф-ф… извини, Коля… устал очень.
        - Полёт сложный? - посочувствовал Корнейчуков, подзывая слугу и что-то тихо тому приказывая.
        - Сам полёт не особо… а вот его обеспечение - да! Маршрут подготовить, да в головы всем вдолбить…
        - Вроде и взрослые люди, - пожаловался я, принимая из рук слуги огромный стакан ледяного лимонада с соломинкой, - а семь потов сошло, пока не втолковал каждому, что лететь нужно не «как удобней», а «как правильно»! Строго группами, с приземлением в контрольных точках и прочим.
        - Это же Африка! - на эмоциях повышаю голос, заглушая их ледяным напитком, - Одиночка, да ещё если в сторону хоть на десяток миль вильнёт, и сесть при поломке придётся… Я за такого гроша ломаного не дам!
        - Ну… - начал было Коля, - не так в Африке и страшно…
        - Ага… - киваю вроде как согласно, но с ехидцей, - а зашибётся при посадке? Здесь же, как я погляжу, на каждом шагу подготовленные лётные поля, да? Эт тебе не пешкодралом, в сопровождении батальона дружественных аборигенов!
        - Всё, всё… - друг шуточно поднял руки, - твоя взяла!
        - Ничего, - устало потираю глаза, - зато опыт какой! В будущей войне перемещение такими вот армадами точно пригодится.
        - А бритты… - Коля выразительно приподнял бровь.
        - А бритты всё поодиночке летают, - усмехаюсь зло, - Я тогда через французов продавил идею аэроплана, как возрождения рыцарской конницы. Вот и утекло… да ещё в утрированном виде.
        - Странствующие рыцари Неба… - с соответствующим завыванием передразниваю апологета возрождения рыцарства.
        Коля, услышав знакомые нотки Аполлинера, много сделавшего для романтизации воздухоплавания, заржал не хуже коня. Творчество Гийома он ценит, и вполне приязненно относится к поляку, но саму фигуру поэта считает (и не без оснований!) изрядно карикатурной. Человек он очень симпатичный, но очень уж увлекающийся, да и придурь, положенная всякому приличному поэту, выдана ему, мне кажется, в тройном размере.
        - Французы, впрочем, не лучше… - признал я со вздохом, - и неизвестно ещё, кто из них первым додумается сводить этих странствующих рыцарей в единые отряды! Ладно, неважно… нам первый удар отразить, а дальше много проще будет.
        - Думаешь, не выдержат бритты длительной войны? - поинтересовался Корнейчуков. Я открыл было рот…
        … и захлопнул, поражённый зрелищем. Лётное поле, весьма и весьма немаленькое, окружали празднично разодетые матабеле, вставая по периметру. Было их так много, что я невольно забеспокоился и покосился в сторону ангара.
        - Торжественная встреча Высоких Гостей, - съёрничал Коля, но видно - пробрало и его. Вроде и сам сюрприз готовил, ан нет! Вот чего у африканцев не отнять, так это любви ко всяким танцам и шествиям, и умеют же, чорт возьми! Если не подходить к ним с зауженными европейскими мерками, и тем более не пытаться переделать их на свой манер, то остаётся только восхищаться!
        - Веришь ли, - он зачем-то наклонился ко мне, хотя и так стоим почти впритирочку, - не только мои молодцы, но и из соседних селений пожаловали! Услышали, ну и…
        Он усмехнулся этак по одесски, что я таки сразу понял, шо Коля поимел на этом свой не очень скромный гешефт! А с другой стороны… а где он не прав? Здесь и сейчас делается Политика, и если он смог вставить в наше уравнение вождей матабеле и поиметь на этом политический капитал, то честь ему и хвала!
        С некоторым запозданием на лётное поле начали выходить вожди и старейшины, разодетые с необыкновенной пышностью. Шкур, перьев и всевозможных украшений на некоторых из них с таким избытком, что не считая лица, не видно и кусочка чёрной кожи!
        Я не эксперт, но всё ж таки бытиё владельцем золотых и алмазных шахт, да совладение процветающей ювелирной фирмой приложило меня ворохом несколько разрозненных и специфических, но всё ж таки небезынтересных знаний. Золотые украшения на вождях собраны весьма эклектичные.
        Украшениям от местных мастеров или скажем - европейских, я особо не удивился (трофеи!). А вот изделиям, перекликающимся стилистически с бенинской бронзой[33 - Бенинская бронза - коллекция из более чем 1000 латунных пластинок с изображениями из дворца правителя Бенинского царства.] или пуще того - с украшениями из гробниц Древнего Египта, поразился до самой глубины души!
        
        Женский золотой медальон европейской работы на пожилом пузатом старейшине - это превратности войны и тот самый случай, когда охотник за сокровищами сам обогатил чью-то сокровищницу. Интересно, но в общем-то понятно, да и интерес несколько отстранённый, ибо для Африки это весьма рядовая обыденность.
        А вот Египет или Бенин… Я поклялся себе, что выкуплю у вождей наиболее интересные образцы! Свободных денег у меня сейчас нет, но…
        … что-нибудь придумаю! И совесть меня потом не загрызёт, потому что это - для музея Университета!
        - … и дядю Фиму нужно будет предупредить, - бормочу тихохонько, - что для науки… А может, у него для науки средств экспроприировать?
        - Чего ты сказал? - поинтересовался Коля.
        - А… так, - отмахиваюсь, - гляди! Летят!
        Придерживая шляпу левой рукой, Корнейчуков задрал голову ввысь, щурясь от солнечного света, льющегося в глаза. Воздушная армада, предводительствуемая Санькой, описала несколько кругов над лётным полем, усадьбой и деревней матабеле - всё так, как обговаривали ранее.
        Взыскательный зритель, то бишь я, видел в этом представлении массу недостатков, над устранением которых придётся долго работать. Но то я…
        … а остальные видели - силищу! Больше пятидесяти аэропланов, мать честная… Притом, что в недавней войне всего несколько штук натворили столько дел, что авиации зряшно приписывали едва ли не главенствующую роль.
        А потом «Фениксы» начали садиться один за другим, выруливая к натянутым полотняным тентам, где уже суетятся белые и цветные обитатели усадьбы, хоть сколько-нибудь знакомые с техникой.
        Санькин аэроплан коснулся короткой, подъеденной коровами травы, чуть скозлил при посадке и резво покатился к ангару. Псходелическая[34 - ПСИХОДЕЛИЧЕСКОЕИСКУССТВО - направление ИСКУССТВА, художественное или визуальное представление, вдохновлённое ПСИХОДЕЛИЧЕСКИМИ переживаниями или галлюцинациями.] раскраска братова «Феникса» вызвала тяжёлый ступор у почётного караула, вплоть до отвращающих знаков и явно выраженного желания сделать ноги. Останавливала разве что знаменитая гордость нгуни, да наше с Колей деловитое спокойствие.
        
        Стоило Чижу спрыгнуть с крыла и сорвать пропотелый шлем с лица, как по рядам африканцев прокатилась волна облегчения, и только сейчас они кинулись подкатывать его аэроплан к ангару. Оцепление по краям лётного поля запоздало пустилось в пляс, что-то ритмично напевая и хлопая в ладоши.
        - Коля! - заорал брат восторженно, распахивая объятия, - Сто лет тебя не видел! Всё, всё… хватит обнимашек, усцусь сейчас! Где…
        - Вон там уборные, - давясь смехом от незамутнённой Санькиной простоты, показал плантатор, и брат, скинув реглан, потрусил в указанном направлении.
        - А то Чижа не знаешь… - выразил я своё удивление непроходящему смеху Коли.
        - Нет… не в этом дело! - замахал на меня руками плантатор, изображая ветряную мельницу при штормовом ветре, - Жаль, ты зулусский не знаешь!
        Он снова заржал, и я не сразу добился ответа.
        - Д-духи… - иская сквозь смех, сообщил Коля, - раскрасочка то… того, специфическая! А потом - Санька! Ну, ты вашу репутацию знаешь…
        Я кивнул, поморщившись. Сомнительная слава существа не вполне земного, навеянная дурацкими книжонками, приносит немало докуки. Экзальтированные девицы, всякого рода теософские общества и медиумы, повадившиеся «вызывать» меня, а потом - от моего имени рассказывать всякую ересь о бытие в Холмах или того пуще - советовать что-либо в финансовых или сердечных вопросах, изрядно приелись, раздражая и вынуждая тратить деньги на судебные тяжбы.
        - Вот… - выдохнул Коля и снова заржал, - Жаль, что ты зулусского не знаешь! Перевод без контекста и понимания местных реалий…
        Он расстроено махнул рукой.
        - Хотя… - задумался Корнейчуков явно о чём-то своём, - А, да! В общем - они ещё больше удостоверились, что вы не люди. Нечисть, но как бы это сказать…
        - Полезная? - предположил я.
        - Ну… я бы сказал - зловредная, - усмехнулся друг, - но отчасти полезная и прирученная. Мной.
        - Х-хе… - вырвалось у меня, - неожиданно!
        - Это кто тут нечисть? - вытирая руки поданным слугой полотенцем, заинтересовался подошедший Санька, услышавший только кусок беседы.
        - Мы, - ответил я вместо Коли, - На взгляд нгуни.
        - А-а… - брат даже не стал уточнять деталей, не меньше меня наевшись сомнительной славы. Покивав, он встал у аэроплана, пока подоспевший Ласточкин суетится с фотоаппаратом, делая снимки.
        Санька, с улыбкой глядя в зрачок фотоаппарата, стоял перед аэропланом, а по обеим сторонам, торжественные и важные, пыжились белые специалисты. Потом он же с цветными и наконец - с ротой почётного караула… то бишь со сводным взводом из вождей и старейшин, старательно пучащих глаза и выстраивающихся вокруг брата согласно собственному табелю о рангах.
        Постоянно извиняясь за опоздание, дико нервничающий Ласточкин сфотографировал наконец меня, и умчался встречать аэроплан Феликса.
        - … замрите на несколько секунд! - донёсся до нас истошный вопль фотографа, - Ещё чуть… готово!
        В стратегических местах у него расставлены три стационарные фотокамеры на массивных штативах, и фотограф-любитель мечется между ними, ныряя под чёрное покрывало и пытаясь командовать всем и вся. Впрочем, некоторые обладатели фотокамер ничуть не впечатлены попытками Ласточкина диктовать свою волю, шипеть и сверкать глазами.
        Фотоаппарат в наличии у большинства белых и некоторых цветных работников усадьбы. Это, некоторым образом, показатель даже не доходов, а скорее статуса, заявка на принадлежность к эфемерному клубу людей творческих, тонких, высокохудожественных и чувствующих.
        Большинство гордых владельцев фотографических аппаратов могут делать в лучшем случае сносные снимки для семейных альбомов. Из тех, что важны никак не художественной составляющей, а исключительно воспоминаниями для членов конкретной семьи.
        На звание фотохудожника, если не считать меня и Саньку, претендует разве только геолог Ласточкин, увлёкший фотографией ещё в гимназии, и с той поры изрядно продвинувшийся в этом искусстве.
        Полагаю, минимум два-три человека смогли бы сделать вполне пристойные снимки. Но Ласточкин - победитель и лауреат ряда фотографических конкурсов (о чём я узнал через минуту после знакомства) и скорее всего - продавил выгодное для себя решение, желая кусочек славы на этой встрече в Верхах. Знакомый типаж… не самый скверный, откровенно говоря, но учитывать особенности характера необходимо.
        Аэропланы тем временем приземляются один за другим, мечущийся фотограф охрип и насквозь пропотел в своём парадном сюртуке английского сукна. Матабеле неустанно танцуют, а парадный караул из вождей и старейшин по самое горлышко налился ощущением причастности к Великому.
        Приземляется очередной аэроплан, и Карл Людвигович, сверившись со списком гостей, объявляет его на зулусском. Один из старейшин, надуваясь от волнения жабой, отбегает в сторону на десяток метров, и орёт изо всех сил, перечисляя все регалии, звания и прозвища вновь прибывшего.
        По рядам матабеле проносится восхищённый выдох, и некоторое время они поют вовсю уж оглушительно, а от слитного топота ног, ударяющихся о землю, ощутимо вздрагивает земля. Потом энтузиазм спадает и…
        … на лётное поле запоздало приземляется аэроплан с кинооператором. Вместо того, чтобы сразу выгрузить операторское барахло на противоположном от нас конце поля, как и было уговорено заранее, пилот начинает колесить по аэродрому.
        - Адик, сука… - вырывается у меня, и прямо-таки вижу, как носатый жидяра, перегнувшись через перегородку, брызгая слюной, орёт пилоту в ухо о правильном свете, хороших кадрах и должном ракурсе. Пилота я даже не могу винить, у этого христопродавца харизма запредельного уровня, и какое-то гипнотическое воздействие на собеседников!
        Не вообще… но во всём, что касается синематографа, даже я спорить с ним не всегда берусь. Хотя казалось бы, владелец кинокомпании… А как начнёт глаза таращить и орать шёпотом, так мозги отключаются!
        «Он вообще-то немец», - напоминает подсознание, - но я отмахиваюсь от такой нелепицы. Ну да, немец… на морду лица истинный викинг, разве что шнобель как румпель, но вот характер…
        Его дядя Фима жидярой патентованным называет, а это ого! Характеристика. Так себе характеристика, это да… но точная!
        «Криптоиудей!» - отозвалось подсознание, выдав идиотический, но очень яркий сценарий о том, как семья иудеев в Раннем Средневековье примеряет на себя христианскую веру, оставаясь тайными иудеями. Потом они, оставаясь иудеями, принимают участие в крестовых походах, становятся рыцарями и обрастают замками, ради маскировки гнобят иудеев явных, едят свинину и женятся на женщинах из семей таких же криптоиудеев, сохраняя…
        «А собственно, что?» - озадачился я вывертам собственного бессознательного и постарался выбросить из головы это бред, возвращаясь в реальность.
        - Зато фильм? хорошая получится, - утешает меня Саня. Набрав было воздуха в грудь… с шумом выдыхаю - да, фильм? получится хорошая… Собственно, у Адика других не бывает. Талант!
        Наконец, Адик выбрал нужную точку, аэроплан остановился, совершенно очумелый пилот помог оператору выгрузить оборудование…
        … да так и пошёл к нам пешком через всё поле. Благо, управляющий Карл Людвигович проорал что-то на зулусском, и старейшины, раздуваясь от гордости, покатили аэроплан в нашу сторону. Некоторым, как мне показалось, удалось разве что руку к механизму приложить, но и то - гордость!
        - Я с ним заикой стану, - ошалело пожаловался мне Котяра, - Всю дорогу в ухо - бу-бу-бу! Свет, масштаб, кадры… через встречный ветер перекрикивает, а?! Всю дорогу! Меня через полчаса полёта аж жопой к сидушке приварило, как стукнутый сидел! Што хотишь делай, а обратно я с ним не получу!
        - Здравствуй, Николай, - пожал он руку подошедшему Корнейчукову, - а где…
        Коля показал рукой в сторону домиков, и шериф потрусил туда, отмахнувшись от фотографа. А на поле тем временем садился аэроплан дяди Фимы, легко узнаваемый по стилизованным иудейским львам, шестиконечным звёздам и тому подобной символике, выполненной в стиле «Бляйшмановского китча». Не, не Санька… нашлись подражатели.
        Народ в ЮАС всё больше такой… не обременённый излишним образованием. А если оно, образование, и есть, то как правило сугубо прикладное, заточенное под сельское хозяйство, геологию и прочее в том же духе.
        Жаба-старейшина, не дожидаясь Карла Людвиговича, заорал так, что кажется, сорвал голос.
        - По… - хрюкнул рядом Коля, краснея от сдерживаемого смеха, - податель всех благ Фима Бляйшман!
        … и захохотал гиеной.
        На лётном поле тем временем начало твориться нечто невообразимое. Такое я видел…
        «Только на концертах рок-звёзд!» - подсказало подсознание, и я вынужденно с ним согласился.
        Обступив Подателя Всех Благ, лучшего из людей и кандидата в зулусский Пантеон, то бишь Фиму Бляйшмана, старейшины и вожди старались коснуться краешка его одежды «на счастье» и вели себя…
        «Как восторженные малолетки в присутствии Кумира» - подсказало альтер-эго, подкинув соответствующих картинок, а потом ещё раз - уже с африканским колоритом. В голове плотно засели идиотическо-синематографические сценки, в которых вожди и старейшины, визжа от радости, кидают в дядю Фиму нижнее бельё - начиная от набедренных повязок, заканчивая почему-то старинными женскими панталонами с разрезом и застиранными бюстгальтерами огромных размеров.
        Давясь смехом, поделился своими виденьями с Колей и Санькой, отчего нашего гостеприимного хозяина скрючило от хохота мало не пополам.
        - Я это нарисую, - отсмеявшись, пообещал брат, и в глазах Коли мелькнуло что-то этакое… мстительное!
        «Эге ж… - отреагировало подсознание, - а ведь приревновал своих матабеле к дяде Фиме!»
        Не думаю, что Коля ревнив к славе вообще, дело тут скорее в чувстве собственника. Он привык считать их «своим» племенем, а тут - Бляйшман, с отдышкой карабкающийся на зулусский Олимп!
        Ну и отчасти - дело в самом дяде Фиме. Нынешнее своё положение он прогрыз с самого дна, и привычки - те самые, крысиные, остались.
        Это не в укор ему! Просто для лучшего понимания. Дядю Фиму я очень люблю, он и в самом деле воспринимается как родственник, притом близкий. Приязнь эта обоюдная, и даже если поначалу была какая-то фальш, она давно ушла в небытие.
        Со мной он ведёт дела честно, я бы даже сказал - болезненно честно. Да и в целом Бляйшман старается соблюдать Букву если не Закона, то как минимум Сделки, памятуя о важности репутации в деловом мире.
        Ситуация с матабеле немножечко наособицу - тот самый случай, когда подлости нет, а что ситуация выглядит не вполне приглядно в точки зрения Корнейчукова…
        … так это извините! Матабеле не его вассалы!
        Что мне прикажете делать? Подойти к дяде Фиме и сказать, что Коля Корнейчуков ревнует к нему матабеле, и пусть он ради дружбы между мной и Колей отойдёт в сторонку?
        Не слишком стесняясь, Бляйшман потихонечку протягивает ниточки деловых интересов между Матабелелендом и Иудеей. Я в этом нисколько его не виню, наоборот… Хотя мне очень интересно, что же за химера вырастет на древе Нгуни, если привить туда веточки иудейских деловых интересов!
        … а отчасти - проблема ещё и в идеалистических воззрениях, впитанных Николаем в гимназии. Все эти истории о Сцеволе и прочих… На этом фоне Бляйшман и правда как-то не смотрится!
        Или это с Одессы ещё, когда дядя Фима фактически «вляпал» Корнейчукова в Восстание, а теперь не желает оказать ответную любезность?
        В общем… всё сложно. Они не враждуют и вроде как даже приятельствуют официально, но холодок пробежал изрядный, и как их мирить, я решительно…
        - … общие деловые интересы, - послышалось рядом, я быстро обернулся, но не нашёл говорившего в толпе гостей. А кстати… действительно! И желательно побыстрей, пока холодок между ними не превратится в ледяные торосы!
        Аэропланы тем временем приземляются один за другим, и атмосфера над лётным полем становится всё более праздничной. Африканцы совершенно счастливы, удовлетворяя свою жажду зрелищ невиданным доселе в?деньем летательных механизмов и персон, в них прибывающих.
        Они не прекращают свои танцы и песнопения, и хотя на взгляд европейский их искусство выглядит изрядно непривычным, нельзя не признать определённой эстетики происходящего. Непривычной, несколько даже чуждой, но очень самобытной, и пожалуй - интересной.
        А вообще - выглядит всё, разумеется, очень ярко и празднично, но и несколько забавно. Стоит приземлиться аэроплану, как отважный пилот, пожав несколько рук, трусцой спешит в уборную, и только затем оказывается под прицелом фотоаппарата.
        Иногда сценарий даёт сбой, особенно если гость излишне деликатен. Ласточкин чрезвычайно напорист, да и некоторые самодеятельные фотографы, завидев именитого гостя вблизи, становятся порой очень настойчивыми. Они буквально хватают того за рукав или полу реглана, вынуждая останавливаться и с несколько вымученной улыбкой стоять под прицелом фотоаппарата.
        На пару с Корнейчуковым стараемся разрешать ситуации подобного рода, но нельзя поспеть везде и сразу. Да и если говорить откровенно, именно гости виновны в изрядной доле Хаоса на этом тщательно отрежессированном празднике.
        Личности здесь по большей части яркие, волевые, привыкшие начальствовать и повелевать. Я изрядно намучался с ними при перелёте, а уж теперь-то, считая путешествие завершённым, они слушают меня, но не всегда слышат.
        Это не то чтобы проявление неуважения, а скорее - ощущения отпускника, усугублённые долгим и сложным перелётом. Своеобразная легкомысленная эйфория, сродная наркотической.
        Наконец, приземлились все аэропланы, и хвала всему зулусскому Пантеону разом - благополучно! Ремонтной бригаде найдётся дело, но в общем-то, насколько меня уведомили, ничего страшного.
        Сделали групповые фотографии, собрав всех причастных, кроме собственно оцепления. Не знаю уж, что там можно будет разглядеть на фотографии с полутора сотнями людей, но такая вот сейчас мода.
        Впрочем, Бог с ними… для кого-то вроде Феликса это ничего не значащий эпизод в жизни, а для цветного моториста из усадьбы Корнейчукова что-то вроде верительной грамоты, притом вот они, заверители! На фотографии!
        К вещам такого рода относятся достаточно серьёзно, и если ты сфотографирован с кем-то, то стало быть, ты этому человеку как минимум знаком, а возможно и представлен. Знаю не один десяток историй, когда годы, а то и десятилетия спустя за помощью к людям с подобной коллективной фотографии обращаются даже не сами сфотографированные, а их дети, и это считается допустимым.
        Фотографии эти берегут едва ли не пуще официальных документов. Да порой они и поважней! Вот они - люди, к которым можно обратиться при нужде! Не факт, что сильно помогут, но для какого-нибудь мелкого клерка или служащего усадьбы порой достаточно нескольких благожелательных слов от одного из Сильных Мира Сего, чтобы - к примеру, ребёнок смог устроиться в хорошую школу.
        Мероприятие тем временем подходит к логическому завершению. На лётное поле подали табун осёдланных лошадей и повозки, украшенные цветами так обильно, что позавидовал бы иной европейский цветочный магазинчик. Запах - дурманящий, излишне тяжёлый, маслянистый… в африканском вкусе, но пожалуй - не без приятности.
        Над повозкой что-то вроде тента из лозы редкого плетения, в которую вставлены ветки, бутоны, соцветья и Бог весть что ещё в сочетании, кажущимся африканцам уместным. Пышность неимоверная, ветки над лозой торчат чуть не метр вверх и на полметра, а то и больше, вниз.
        В цветах возницы, четвёрки лошадей, сбруя и… нет, в самом деле - колёса! Как это будет держаться, и будет ли держаться вообще, не имею понятия, но впечатление сильное.
        Сами повозки длинные, с высокими бортами. В подобных возят тяжёлые, но относительно деликатные грузы, то бишь не камни и ветки навалом, а скажем - доски красного дерева или мраморная облицовка для пола. В середине повозок, спинками друг к другу - две скамьи, и всё… вот буквально всё - в цветочных лепестках, так что даже досок пола не видно.
        - Долгохонько одёжку отстирывать придётся, - вздохнул Санька в редком порыве хозяйственности, и взлетел в седло. Улыбаясь белозубо, он помахал кафрам рукой, что вызвало шквал ответных эмоций.
        Начали рассаживаться и остальные гости, но почти все выбрали повозки. Верхами поехал только сам хозяин поместья, я с братьями, Бляйшман с Дзержинским и ещё с десяток человек.
        Верховых лошадей у Корнейчукова в избытке, но не все гости способны уверенно сидеть в седле, тем паче после длинного перелёта. Да и не все хотят. Дядя Гиляй, к примеру, усидит на коне даже без седла, притом в любом состоянии, но ему не терпится припасть на уши приятелям с какой-то свежей байкой.
        У прочих свои соображения - старые раны, свежий геморрой, желание пообщаться с давно не виденными знакомцами, усталость или что-либо ещё. Да какая разница…
        Лошадь подо мной нервно переступает копытами, встревоженная шумом и обилием незнакомых людей, но я уверенно сдерживаю её, в ожидании, пока все погрузятся в повозки. Наконец, все залезли, и африканские шарабаны длинной вереницей цветочных клумб потянулись к усадьбе.
        Африканцы тотчас пустились в пляс, а старейшины с вождями взялись провожать нас, нисколько не отставая от повозок и притом ухитряясь выделывать коленца прямо на ходу. Воины, выстроившись по обе стороны, и так же пританцовывая, всё не кончаются.
        Фокус этот старый и давно известный. Задние, которых мы уже проехали, за спинами товарищей забегают вперёд и вновь выстраиваются в шеренги, множа тем самым ряды своего войска в наших глазах. Известный трюк, однако же впечатление производит немалое.
        Время от времени из пританцовывающих шеренг выбегает какой-нибудь особо умелый плясун и с полминуты или минуту выделывает вовсе уж невообразимые прыжки, после чего скрывается среди прочих матабеле. Смотрится это совершенно потрясающе, полное ощущение военного парада, совмещённого с балетом и театрализованным действом.
        Покосившись на Николая, ловлю его взгляд и киваю одобрительно.
        - Умеешь! Могёшь!
        - Велик могучий русский языка![35 - Автор пародист Александр ИвановВ худой котомк поклав ржаное хлебо,Я ухожу туда, где птичья звон,И вижу над собою синий небо,Лохматый облак и широкий крон.Я дома здесь, я здесь пришёл не в гости,Снимаю кепк, одетый набекрень,Весёлый птичк, помахивая хвостик,Насвистывает мой стихотворень.Зелёный травк ложится под ногами,И сам к бумаге тянется рука,И я шепчу дрожащими губами:«Велик могучий русский языка!»Вспыхает небо, разбужая ветер,Проснувший гомон птичьих голосов.Проклинывая всё на белом свете,Я вновь брежу в нетоптанность лесов.Шуршат зверушки, выбегнув навстречу,Приветливыми лапками маша:Я среди тут пробуду целый вечер,Бессмертные творения пиша.Но, выползя на миг из тины зыбкой,Болотная зеленовая тварьСовает мне с заботливой улыбкойБольшой Орфографический словарь.] - отвечает тот и смеётся во весь голос, пхая меня в плечо.
        - А то! - отзываюсь задорно. С Одессы ещё за мной признали право на некоторые филологические эксперименты, а после Парижа и поэзии в цифрах, которую ругмя ругают и так же взахлёб хвалят, были попытки взгромоздить мой забронзовелый бюст на прижизненный памятник. И разумеется, утвердить потом некие рамки…
        Я тогда не согласился ни на бюст с памятником, ни на бытие мэтром. Ну её в жопу, забронзовелость эту!
        Оккупировать особняк мы не стали, расположившись в несколько стилизованной зулусской деревне, выстроенной специально для нас на территории усадьбы, в полутора сотне метров от белоснежного особняка с колоннами.
        
        Круглые тростниковые домики, рассчитанные на двоих-троих постояльцев, несколько огромных навесов со столами под ними, десяток будочек летнего душа, и разумеется - уборные, сделанные с некоторым избытком в разных концах нашей деревушки. С расчётом на нетрезвых гостей, не всегда способных донести последствия щедрого гостеприимства до места назначения.
        - … и не уговаривай! - решительно отбояриваюсь от Колиного гостеприимства.
        - Да никто в обиде не будет! - не унимается тот, - Все знают, что мы друзья давнишние… а?
        - Коль… - остановившись ненадолго, я перекидываю через плечо полотняный мешок с чистым бельём и мыльно-рыльными принадлежностями, - не надо, а? Все всё понимают, но разговоры-то будут! Пусть не промеж нас, а посторонние болтать будут, а нам это зачем?
        - Принцип спартанской военной демократии в действии? - несколько уныло осведомился Коля.
        - Он самый… да не куксись! - я стукнул его в плечо, - Лучше давай тоже - в хижину… а?
        - Ты ж вроде с братьями? - осторожно сказал плантатор, в нерешительности дёргая себя за короткий ус.
        - С Мишкой, - уточнил я, - Санька отдельную хижину займёт, он же вроде как на пленер выбрался! Одних мольбертов с полдюжины тащит, да все эти лаки-краски… Он один, мне кажется, этой вонью дышать может! А? Заодно и наговоримся!
        - А давай! - отчаянно махнул рукой Коля, - Сто лет нормально не разговаривали, в самом-то деле! Сейчас указания отдам… ты в какой остановился?
        В душевой кабинке я немножечко задержался - оказалось, здесь очень уж интересная система подачи воды. Инженерно несовершенная, но рассчитанная как раз на низкую технологичность, доступность материалов и никакущую квалификацию местных работников.
        - Спорное решение, - бормочу себе под нос, исследуя нехитрую механику, - я бы, пожалуй, решил его несколько иначе… Но работает, и вполне…
        - Виллем! - окликнул я проходящего мимо механика, - Твоя работа?
        - Да, хер Георг, - несколько неуверенно отозвался тот, жестом приказывая сопровождающим его работникам отойти в сторонку. Заулыбавшись, те отошли в тенёк…
        … а несколько минут спустя и вовсе - развалились, оживлённо болтая и беззаботно пуская вверх кольца дыма. Я же насел на Виллема, выспрашивая его, как именно он подошёл к решению задачи, и почему выбрал именно такое решение.
        - … Егор!
        - … а я всё-таки думаю… - спорил со мной механик, чертя прутиком прямо на земле.
        - Егор!
        - А? - я повернулся к Мишке, не сразу осознавая действительность.
        - Час уже, как мыться пошёл, - с укоризной сказал брат, - и што я вижу?
        Вопрос из серии риторических, так что я только плечами пожал и строго приказал механику никуда не уходить, на что тот слегка склонил коротко стриженную голову.
        - … остроумнейшее решение! - перекрикиваюсь с братом, намыливая мочалку, - А вообще - целая серия интересных решений - простых, даже простеньких, но действенных! Я как увидел…
        Смыв с себя наслоения пота, грязи и машинного масла, вытерся небрежно и переоделся в чистую одежду.
        - Виллем! - окликаю терпеливо ждущего механика, - У тебя есть какие-то срочные дела?
        Задумавшись на несколько секунд, он замотал головой.
        - Через два часа подойди, - приказываю ему, - мы с тобой не договорили.
        - Да, херр Георг, - коротко поклонился тот.
        - Ну и зачем тебе этот бастер? - вполголоса поинтересовался Мишка, когда мы отошли.
        - Бастер? - удивился я, - А действительно… внимания даже не обратил на цвет кожи. Механик талантливый, даже удивительно. Образования не хватает, но природной сметки с избытком. Такого надо к рукам…
        - Ах да, он же на Колю работает… - досадливо сморщившись, машу рукой самым решительным образом, - А и ладно! Придумаем што-нибудь. Нет, но каков талант!
        В стилизованной зулусской деревушке тем временем царит тихий час. Перелёт выдался достаточно сложный, а на вечер наш гостеприимный хозяин запланировал обширную программу развлечений.
        Для желающих перекусить на столах под навесами нехитрая снедь, напитки и доброжелательная молчаливая прислуга, маячащая чуть поодаль, но готовая примчаться на зов со всех ног. Здравое решение, как по мне - не насиловать людей официальщиной, и упаси Боже - банкетом сразу после долгой дороги.
        Спать улеглись далеко не все, но немногие бодрствующие ведут себя тихо. Несколько человек беседуют, сидя за столами и лениво отщипывая местные дары природы, но даже издали видно, что скоро усталость возьмёт своё. Пойду-ка и я спа-ать…
        Мельком окинув местную этнографию, расставленную по хижине, я скинул с себя одежду и завалился на кровать. Спа-ать…
        Многочисленные костры и керосиновые фонари светят таинственным мерцающим светом, перемигиваясь с мириадами звёздам, прикреплённых к чёрному бархату африканской ночи. Вьются вокруг ламп насекомые, привлечённые светом, и падают на землю, обжигая крылышки.
        Под фонарями сидят огромные уродливые жабы, снуют изящные ящерки - будто ожившие брошки из полудрагоценных камней, статуэтками цветного стекла притаились в траве лягушки. Падающие вниз насекомые - манна небесная для этой братии! Но и сами они, в свою очередь - накрытый стол для змей, мелких хищников и ночных птиц.
        
        Звуки граммофона разносятся далеко окрест, Африка слушает великолепный хор Софии Медведевой, записанный на пластинках Берлинера. Стрёкот цикад, пронзительные крики ночных птиц и желудочные песнопения жаб кажутся продуманным музыкальным фоном к основному произведению.
        Из зулусской деревни, расположенной в паре вёрст, доносятся иногда песни нгуни, звуки барабанов да топот тысяч ног, взбивающих в танце красноватую пыль на деревенской площади. Матабеле пьяны от просяного пива, красоты своих женщин, плясок и осознания могущества своего вождя, величественная тень которого уютным покрывалом накрывает каждого члена племени.
        Они веселы и беззаботны, для них есть только здесь и сейчас. Да и о чём можно беспокоиться, если у Вождя такие друзья? Если по одному его Слову прилетает воздушное войско!?
        Нгуни ждут войны - славной, победоносной, с реками крови и богатыми трофеями. Для них война - это новые земли, смеющиеся от радости женщины и бойкие весёлые ребятишки. Львята, которые продолжат род, раздвинут принадлежащие зулусам земли, и когда-нибудь - завоюют всю Африку!
        Я сижу на бревне, не думая ни о чём. Есть только здесь и сейчас. Мириады звёзд, стрёкот сверчков, снующие под ногами ящерицы и негромкие разговоры друзей.
        Иногда кто-то суёт мне в руки бутылку вина или чего покрепче, и я сделав символический глоток, передаю его дальше. Вкус чувствую отстранённо и странно, на губах не алкоголь, а будто бы сама Африка целует меня.
        Я сейчас будто чувствую на вкус эту пряную ночь. Воедино смешался алкоголь, разговоры у костра, запахи цветов и жарк?го. Ощущение единства с Африкой, будто она коснулась своими полными губами моих, улыбаясь лукаво и очень по-женски, и обещая много больше…
        … но потом.
        Ассоциации страннейшие, но я сейчас не пытаюсь обдумывать и анализировать, а просто принимаю всё, как есть. Здесь и сейчас…
        Слева Санька, спорит негромко о чём-то с Верещагиным, так и прижившимся в Африке. Чуть поодаль Мишка, с лёгкой полуулыбкой слушающий болтающих наперебой дядю Гиляя и дядю Фиму. Оба-два хохочут, понимают друг друга с полуслова и слова «А ты помнишь?» звучат постоянно.
        Память пока свежа, но душевные раны уже отболели, а думать здесь и сейчас о надвигающейся страшной войне нет ни желания, ни сил. Сейчас эта просто встреча старых друзей и добрых приятелей, многие из которых не виделись с самого окончания войны.
        Мероприятие это не светское, все мы давно и хорошо знакомы, так что какого-либо чёткого сценария нет. Совершенно броуновское движение людей промеж костров и навесов, и у всех свои интересы.
        Кому-то - выпить со старыми приятелями, пустив пьяную слезу и ударившись в воспоминания. Дела будут решать позже, а сегодня - сбросить с плеч груз тяжелейшей ответственности, забыться, отбросить прочь заботы и проблемы.
        Кому-то - поговорить о делах, решить проблемы служебные, а заодно и личные. Это не осуждается, а скорее одобряется. Есть, разумеется, граница между личным и общественным. Запускать руку в карман государства считается недопустимым - вплоть до револьвера с одним патроном… и прецеденты были. А вот инвестировать личные средства, видя с олимпийских высот финансовые реалии… почему бы и не да?!
        Ну а кто-то - вроде меня, растворился в африканской ночи. Дела - завтра, потом… дела могут подождать. Не умом, а какими зачеловеческими инстинктами понимаю, насколько целительно для меня сегодняшнее растворение сознания.
        Народ собрался очень разный, от гешефтмахеров наподобие дяди Фимы, до ортодоксальных марксистов, типа Ульянова. Обстановка самая неформальная, в другое время и вовсе, пожалуй, невозможная.
        Многие леваки так старательно сохраняют идеологическую девственность, что так и протухают в своих кружках и ячейках, занятые сугубым теоретизированием, да редкими попытками выйти «в народ» или уничтожить очередного сатрапа-городового. Иногда они пытаются заниматься неумелым политическим петтингом с такими же меньшинствами, но редко заходят дальше предварительных ласк, и расстаются неудовлетворённые, виня во всём исключительно партнёров.
        А здесь, в Африке, сложно сохранять идеологическую чистоту, видя перед собой пример того, как высоко взлетели их товарищи, решившие отбросить нелепое ханжество. Тот же Феликс, которого ныне сложно называть ортодоксальным марксистом, да собственно, и марксистом вообще, решает судьбы ни много, ни мало, а целого государства!
        Можно обвинять его в нарушении политической девственности, но даже хулители не могут не признать, что пойдя на компромиссы и став одним из вождей Кантонов, Счастливчик получил возможность созидания. И никто не скажет, что Дзержинский мало сделал для демократии, для становления Кантонов государством социалистическим.
        Да, на взгляд некоторых ханжей и завистников - сделал недостаточно и вообще не так… но ведь сделал же! И продолжает делать, продавливая свою позицию не вооружённой рукой, а созданием парламентских коалиций, написанием статей и вербовкой сторонников.
        А Калинин? Ортодоксальный марксист, но нашёл ведь свою нишу! А всего-то - не пытается согнуть всех под себя и свою идеолгию, и готов сотрудничать… с оговорками, но человек в политическом плане договороспособный.
        А политические девственники всё ищут себе правильный народ, который внезапно поймёт прекраснодушие ортодоксальных радикалов, да и полюбит их такими, как есть! С вонью застарелых цитат из давно нечищеных собраний сочинений. С нетерпимостью к иному мнению. С попытками переломить через колено жизненные реалии под их, политических девственников, понимание жизни.
        Пусть их! А пока…
        … я смотрю, как Ульянов живо обсуждает что-то с Марковым[36 - Марков - у меня глава «Национальной партии Русских Кантонов»] и Ивановым-Первым[37 - Иванов Первый, признанный лидер социал-дарвинистов]. Несколько недель назад эта ситуация была вовсе невозможной, а сейчас - пожалуйста!
        Ульянов морщится недовольно, спорит достаточно резко… но ведь спорит же! Находит аргументы, выслушивает оппонентов, пытается вести диалог. Интересно…
        С разговорами ко мне не лезут, понимая и принимая сегодняшнюю отстранённость. Народ здесь собрался не то чтобы сплошь от природы чуткий, но некоторые зачатки эмпатии есть у хоть сколько-нибудь значимого публичного человека. Если, разумеется, он достиг этих высот самостоятельно, а не по праву рождения или ещё каким-нибудь противоестественным кунштюком.
        В единую симфонию сплелись запахи жареного на углях мяса, крепченного кофе, и нормальной, живой музыки. Хор, несмотря на всё их академическое совершенство, производил на меня впечатление несколько гипнотическое. А сейчас, когда граммофон выключили, и кто-то начал не без живости наигрывать на аккордеоне, меня потихонечку отпускает.
        Я шевельнулся, полной грудью вдыхая воздух тварного мира, и почти тут же на колени мне поставили тарелку жареного мяса.
        - Ешь давай, - с ворчливой заботой сказал Санька, - а то ишь… тощий какой!
        - Как-то у тебя так ловко вышло, што чуть не отвод глаз! - перевёл он разговор.
        Пожав неловко плечами, я хотел было поделиться впечатлениями от недавнего катарсиса, но не смог подобрать слов. Да собственно, и не надо было… брат, убедившись, что со мной всё в порядке, не стал продолжать разговор.
        Помолчали уютно, уже вдвоём, отмякая от катарсиса и поцелуя Африки, а потом запах жареного мяса достиг моего носа, и я окончательно ожил. Вытащив нож, запилюкал им по простецкой жестяной тарелке, используя его же заместо вилки.
        Сегодня у нас по простецки, даже нарочито немного. Слуги подготовили дрова, мясо и продукты, а остальное сами! Плохо ли, хорошо ли… сами! Без лишних глаз и ушей, когда у костра возятся те кому это нравится - как это обычно и бывает в мужской компании.
        Одним - нравится кормить друзей, разрумяниваясь от жара костра и комплиментов поварскому искусству. Другим - травить байки и самим же хохотать, не успев закончить рассказ. Третьим…
        - Далеко там аккордеон? - повернулся я к брату.
        - Как знал, - довольно отозвался тот и утопал в темноту. Через несколько минут Санька появился вновь, таща на хребтине аккордеон, гитару и виолончель, а за ним, как за гаммельнским крысоловом, начали подтягиваться все, кто хоть сколько-нибудь мнит себя музыкантом.
        - Ну-с… господа-товарищи? - поинтересовался я, подмигнув одним глазом сперва Иванову-Первому, а затем одному из его антагонистов, - Сыграем?
        Несколько минут мы настраивались и переговаривались, пытаясь подобрать те самые песни, которые нравятся решительно всем и…
        … это оказалось непросто. Одни хотели исполнения революционных песен и настаивали на «Марсельезе» и «Варшавянке», другим хотелось романсов. Самое же интересное, что эта вкусовщина достаточно слабо связана с предпочтениями политическими! Сугубо дело сиюминутного настроения.
        С небольшим перевесом победили «романтики», и…
        - Призрачно все в этом мире бушующем[38 - Есть только миг. сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина],
        Есть только миг, за него и держись.
        Есть только миг между прошлым и будущим,
        Именно он называется жизнь!
        … оркестр наш играет не слишком-то слаженно, но весело всем! Музыканты время от времени меняются, и уже кто-нибудь другой берёт в руку гитару, аккордеон или флейту, пытаясь подстроиться под остальных.
        Получается обычно так себе, потому как принципы классического образования предполагают занятия музыкой, но таланты есть не у каждого. Ну и сыгранность, разумеется!
        Впрочем, никого это не смущает, и танцы сменяются хоровым пением, а потом кто-нибудь берётся исполнять романс или «каторжные» песни. Спели наконец «Варшавянку», но…
        … подпевали не все! Оба Ивановых молчали, но так… не слишком демонстративно. Иванов-Второй, к слову, вполне себе социалист на свой извращённый лад, и не самый плохой человек, но идеологические разногласия бывают и на уровне песен!
        Запутанная история, которую я не помню, да откровенно говоря, и не хочу ни помнить, ни знать. Одна из тех, для понимания которых нужно знать всю историю, предысторию и предысторию предыстории, чтобы пожать недоумённо плечами и отмолчаться на вопрос «Ну теперь ты понимаешь!?»
        Не понимаю… Но это нормально для всевозможных политических движений. Очень многое здесь на чувстве момента и некоей общности, в том числе основанной на любимых и нелюбимых песнях.
        Потом…
        - Егор! - позвал меня раскрасневшийся Мишка в круг танцоров.
        - Шломо! - замахал руками потный, но абсолютно счастливый дядя Фима.
        - Ежи! - … это уже Феликс.
        - … станцуем? Нашенское! - произнесли они почти одновременно.
        Я потерялся было, а потом ка-ак разобрало! Захохотав гиеной, сказал несколько слов Саньке, заржавшему не хуже меня, прервал недолго музыку и пошептался с музыкантами.
        - Да ну…
        - Егор Кузьмич, это… - не найдя подходящих слов, немолодой уже человек, переглянулся с другими самодеятельными музыкантами, прыснул мальчишеским совершенно смешком, да и кивнул решительно.
        - Сыграем, - весело сказал он.
        - Ох и сыграем… - с предвкушением протянул дядя Гиляй.
        - Нашенское! - объявил Санька дурашливо, и оркестр заиграл русскую плясовую, я вышел на площадку, поклонился с лицом настолько серьёзным, что подвох прямо-таки подразумевался, и дал жару…[39 - … А минуту спустя музыка зазвучала с явственным оттенком Молдаванки! Той, что была до Одесского восстания…[40 - Потом музыканты заиграли причудливое попурри[41 - ПОПУРР? - музыкальная инструментальная пьеса, составленная из популярных мотивов других сочинений, нескольких произведений одного жанра или определенного композитора.], в котором смешали мотивы славянские и иудейские, а я танцевал, не думая ни о чём.
        - А ну! - дядя Гиляй, отложив мандолину, вышел в круг и подбоченился, важно подкручивая ус, - Посторонись, молодёжь… зашибу!
        Гиляровский плясал с гиканьем и уханьем, но удивительно легко для человека грузного. Смотреть, как шестипудовая туша прыгает, подстригая ногами в воздухе, вертится волчком и выделывает самые сложные коленца, было необычно даже для меня…
        «А ведь он впервые пляшет после смерти жены…» - прорезалось подсознание, но я задвинул его куда подальше… Вот не хватало сейчас ещё сочувствие показать!
        - Нашенская! - с каким-то вызовом сказал дядя Фима, стоявший до того чуть поодаль, и…
        … удивительно, на какой разный манер могут танцевать люди на одну и ту же мелодию.
        Потом мы снова пили, пели, плясали… и наконец-то полностью стали теми, прежними ещё мужчинами-победителями, для которых война только что закончилась Победой. Просто - победители, а не председатели парламента, мэры городов и шерифы округов… Братство.
        Спать легли ближе к трём пополуночи, и что интересно…
        … пьяных не было.
        - Привыкай! - перекрикиваю шум моторов, надевая лётный комбинезон, - Воевать тебе предстоит всё больше по картам, а это, брат, совсем другое!
        На губах Железного Феликса появляется еле заметная улыбка, но воспитанный шляхтич не спорит, считая очевидно, что я впал в менторский раж и озвучиваю очевидные для него вещи.
        Аэропланы тем временем один за другим выруливают на лётное поле, и взлетают, начиная описывать широкие круги над усадьбой Корнейчукова, к вящему восторгу кафров.
        - Другое! - повторяю ещё раз, - И не улыбайся ты так, чортушко!
        - Прости, - Дзержинский уже откровенно скалит зубы.
        - Да, другое! - стараюсь отрешиться от раздражения, - Это только кажется, что ты всё-то уже знаешь и умеешь, а на самом деле чорта с два! Вот скажи - честно только… Не думал ни разу, что если тебе тогдашнему, да сегодняшние знания, то-то было бы здорово?! А? Как бы врага громил, зная заранее… Пусть даже не ходы, а хотя бы более глубокое понимание момента. Стратегия, тактика, логистика, политический момент… нет?
        Феликс хмыкает этак неопределённо и кивает… не вдруг. Но хорошо хоть задумывается!
        - То-то и оно, - я наконец справляюсь со всеми застёжками, но не лезу пока в кабину аэроплана, желая договорить, - Генералы всегда готовятся к прошедшей войне[42 - Слова Черчилля.], и ты не исключение!
        - Да и я, - отвечаю на незаданный вопрос, - Мы можем только предугадывать, анализировать, просчитывать стратегию на основе имеющихся у нас знаний. Проблема в том, что даже самые лучшие военачальники основой стратегии делают не имеющиеся знания, а имеющийся личный опыт! Сознательно или подсознательно, не важно.
        - Мишка говорит, - вставляю для пущей убедительности авторитет брата, - что даже штабного офицера отучить думать шаблонно крайне сложно. Чу-уточку самую если человек может творчески мыслить, своё что-то придумывать, так уже - ценность! Только вот не все эту ценность понимают, н-да… даже среди штабных.
        - Есть у офицера какой-то положительный опыт, так везде его пихать и будет! - продолжаю я, и Феликс, усмехнувшись чему-то своему, кивает согласно, - Не всегда собственный даже - бывает иногда, что лекция особенно яркая была, или преподаватель харизматичный, и всё… В голову влезает военная наука времён Цезаря, и хоть ты тресни! На её основе и строит генерал свои планы. А если современная военная наука не укладывается в прокрустово ложе завоевательных походов Рима, то тем хуже для науки! Подпиливают, подклеивают… но пхают свои представления о должном, а потом - кровью аукается архаичность эта старинная!
        - Ладно… - слегка утратив запал, хлопаю его по плечу и одеваю шлем, - Вижу, сейчас ты задумался о моих словах, но то ли не переварил ещё, то ли подсознательно не согласен. Может, в воздухе понятней будет. Полезли!
        Дзержинский по стремяночке весьма ловко забрался на место пилота, а я в кои-то веки уселся сзади, пассажиром. Неуютно, слов нет!
        Раскрутив винт, механик отскочил и помахал рукой. Отмашка в ответ, и Феликс начал выруливать от ангара на лётное поле.
        Сижу как на иголках, всё-то хочется поправить, подсказать… С каким трудом удерживаюсь, словами и не передать! Я ж впервые пассажиром-то, всё время за штурвалом сидел.
        В учебных аэропланах система управления дублированная, и я, даже когда сидел сзади, всегда мог перехватить управление, а то и вовсе - заблокировать курсанту саму возможность сделать какую-то глупость! А здесь…
        «Ладно… - нервно отозвалось подсознание, - живы будем, не помрём!» - и подкинуло в?денье парашюта! И это мы ещё не взлетели…
        Короткий разбег, взлёт, аэроплан Дзержинского присоединился к основной группе, и мы полетели до условленной точки. Долетев до приметной красноватой скалы, торчащей на плоской равнине гнилым зубом, разделились на три двойки и полетели разными маршрутами.
        - Как слышно? Приём! - осведомляюсь у Феликса через переговорную трубу, постучав предварительно по мембране-звоночку. Так себе… эрзац-решение, но всё лучше, чем орать изо всех сил, надрывая голос, или расстёгивать ремни и привставать, хлопая пилота по плечу и перегибаясь через переборку ради привлечения внимания.
        - Слышно хорошо, - не сразу отозвался тот из трубки искажённым голосом, - Приём…
        Поглядывая то и дело вниз, сверяюсь с картой и провожу на бумаге линию маршрута, делая рядышком особые пометки. Точность карты, мягко говоря, вызывает сомнения, но для Африки это нормально. Здесь полным-полно территорий, куда не ступала нога не то что белого, но и чёрного человека! Может быть и «не вообще», но уж точно - веками!
        Матабелеленд сплошная «терра инкогнита», и если за всю писаную историю здесь прошло с полсотни белых, я буду удивлён. Путешественников, геологов, военных и прочих, кто озаботился хоть какими-то географическими изысками, уровня хотя бы «два лаптя правее солнышка» и «У Кривого ручья направо, дальше спросить Н,Коси», дай Бог, человек десять из них!
        Ситуацию несколько выправляет то, что с некоторых пор Коля является гордым обладателем аэроплана и проводит регулярные облёты местности. Другое дело, что забот у владельца плантации по самое горлышко и ещё чуть, да и пилот из него аховый. Освоил взлёт-посадку, простейшие ремонтные работы, и всё на этом. На штурманское дело, даже на самые азы, не хватило ни времени, ни (что важнее) желания.
        Так что поправки в «карте от Коли» имеются, но соответствующего уровня. К примеру…
        … у него не хватило опыта понять, что ориентиры сезонного уровня, вроде сухих рек, наполняемых водой в период дождей, вносить на карту необходимо, но с соответствующими правками рядом. И уж точно - не стоит делать этот ориентир центральным!
        Управление преимущественно на автопилоте, Феликс точно также делает пометки на карте. Иногда он снижается, или даёт крен вправо-влево, желая рассмотреть поближе какой-нибудь ориентир. Логику его действия я не всегда могу понять, и боюсь, штурман из него аховый…
        Конечно, генералу не обязательно заниматься воздушной разведкой, и скорее даже - противопоказано. Но! Всегда остаются те моменты, когда военачальнику нужно самому оценить ситуацию с воздуха, и здесь нужно не просто уметь летать и пялиться вниз, но и видеть!
        С высоты многое искажается но…
        … молчу.
        Пролетев по маршруту до условленного места, коим служила очередная красноватая скала причудливой формы, приземлились. Наземная команда из полудюжины лопающихся от гордости матабеле в старой униформе ЮАС и одного бастера-главнюка, помогла закатить «Фениксы» под навес и провести техобслуживание.
        Ох, как громко это звучит… Но к сожалению, дальше «принеси-подай…» они не освоили ничего, а уже - каста! Чувство собственной важности переполняет их настолько, что ещё чуть, и взлетят, как воздушные шарики.
        Это черта, свойственная многим африканским народам - стоит им возвыситься хоть немного над соплеменниками, как они решительно перестают учить новое, воспринимая свои знания как что-то жреческое, тайное, окутанное мистическими ритуалами. Даже прокручивание кривой рукоятки стартёра сопровождается у них массой ненужных ритуальных сложностей.
        Почтительно удалившись подальше, дабы не мешать нам, матабеле устроились на часах, то бишь позируя в героических позах на интересном фоне, в страстной надежде на фотографирование. С лёгкой руки Коли, для нгуни оно стало одним из важных признаков социальной значимости.
        Бастер, смешливый молодой полукровка с совершенно европейским воспитанием, только усмехнулся при взгляде на подчинённых. Устроившись в паре десятков метров от нас, в тени каких-то колючих деревьев, он беззаботно жевал травинку, поглядывая иногда в нашу сторону.
        Мы же сели на брёвнышках под треугольным полотняным навесом. На спиртовке, трудами бастера, уже вскипает огромный медный чайник. Бляйшман зашуршал разворачиваемым шоколадом, и Владимир Алексеевич требовательно протянул руку за своей долей.
        Несколько минут сидели почти молча, иногда только подавая реплики, да отвечая междометиями, отхлёбывая чай, да шурша шоколадом и бисквитом. Потом с плоского камня, служившего нам столом, смахнули крошки, и я расстелил карты с пометками, мельком проглядев их и оставшись недовольным.
        - Господа военачальники… - привлёк я внимание, - извольте не обижаться.
        - О-о… - протянул дядя Гиляй с тоскливым видом гимназиста, который сломал себе мозг, делая уроки, и тут выяснилось вдруг, что не то и не так!
        - Всех касается, - я неумолим, - но раз уж летел с Феликсом, с тебя и начну…
        Развернув его карту, кладу рядом со своей, и шляхтич досадливо закусил губу, видя разницу сильно не в свою пользу. Но я неумолим…
        Разношу его деликатно, выбирая выражения…
        … заранее заготовленные и отрепетированные, вплоть до пауз, жестов, интонаций и возможных ответов.
        Дзержинский краснеет, бледнеет, кусает губу, но я с настойчивостью бульдога пережёвываю каждую его ошибку. Мне и самому решительно неловко, отчего поляку становится вдвойне горше.
        Шляхетский гонор, помноженный на чуткость человека совестливого, не даст ему забыть ни сам разнос, ни тем более - то мучительное ощущение, с которым я устраиваю ему выговор. Человек он порядочный и умный, и не может не видеть моих красных ушей, запинок и общего впечатления того, что я с превеликим удовольствием обошёлся бы без подобных сцен!
        - … пан Щенсны, как вы можете объяснить отсутствие на вашей карте столь крупных ориентиров, как скальный гребень, хотя и невысокий, но решительным образом непроходимый для транспорта?
        Мне и в самом деле стыдно! Отчасти - потому, что я не любитель подобных сцен. Отчасти - потому что многие ошибки его прямо-таки смехотворны и напрашиваются в учебники - как эталон того как делать не надо.
        … а отчасти - потому, что спровоцировал эту ситуацию - я! Все эти детские ошибки, снисходительные улыбки профессионала, не нуждающегося в объяснениях… я!
        С Владимиром Алексеевичем общаемся мы почти каждый день, так что бывшего опекуна я знаю так хорошо, насколько это вообще возможно. Приходилось пару раз выслушивать даже откровения интимного характера по пьяной лавочке… Вот уж без чего я решительно бы обошёлся!
        Человек он тщеславный и самолюбивый, но в Российской Империи его звёздной болезни не давала разыграться суровая российская действительность, в коей дядя Гиляй был хотя и не пешкой, но уж точно не ферзём! Церковь, власти… да и супруга, Царствие ей Небесное, удерживала мужа на земле.
        Здесь, в Дурбане, первое время якорем служила болезнь Нади, но как только она уверенно пошла на поправку, рецидивы звёздной болезни стали приключаться с Владимиром Алексеевичем всё чаще. В принципе, ничего страшного, далеко его «болезнь» не заходит, и наткнувшись на колючую действительность, эго бывшего опекуна сдувается до приемлемых размеров.
        Вот только одно дело - эго обычного, хотя и именитого репортёра, и совсем другое - городского головы в преддверии войны! В таком разе невнимание к мелочам и ощущение непогрешимости могут аукнуться слишком многим.
        … ну а приглядевшись, я понял, что звёздная болезнь охватила многих из нас.
        Мишке хватило всего одного памятного разговора, а ради прочих пришлось разрабатывать психологические этюды по маканию мордой в грязь.
        Несложно, на самом-то деле… Стыдно поступать так с друзьями, но именно что сделать - не сложно.
        Сперва - подать важную информацию максимально докучливым, неуместным и занудным образом. Но не усердствуя в этом, а выводя всё так, будто это собеседник не желает тебя слушать, и главное - чтобы собеседник сам был в этом уверен!
        Например - начать разговор, когда человек пришёл с делового ужина, нафаршированный едой, алкоголем и важной информацией так, что в его голову не впихнётся вообще ничего. Или напротив - пребывая в настроении легкомысленном и игривом. Предвкушающем.
        А тут я… жужжу. И слова подбираю так, чтобы внешне - всё правильно, а в голове они ну ничуточку не укладывались!
        Жестоко по отношению к друзьям? Да! Вот только если Мишке хватило разговора, то с остальными - зась! Время, время и ещё раз время… которого нет ни у меня, ни у них, да ещё - без гарантий.
        Потому и решил преподать жестокий, но действенный урок, акцентируя их внимание на важной теме - до болезненности.
        - … пан Щенсны может объяснить… - маканье продолжается, но без формальной издёвки. Я не просто тыкаю его носом, а заставляю вспоминать - как и о чём он думал, совершая ту или иную ошибку. А переход на формально-отстранённую беседу - как бонус к гадотности беседы. Навсегда запомнят!
        Бляйшман с Гиляровским, заранее обвиснув мордами и характерами, вникают. Крякают изредка, сочувствуя молодому шляхтичу, сопят… но помалкивают.
        Основательно растоптав самолюбие Дзержинского, переключился на дядю Фиму…
        - И шо ви можите мине сказать за такую глупость? - осведомляюсь у него, - Я понимаю за хуцпу, как часть национального характера, но это…
        Выразительно трясу картой.
        - … если бы я не знал тибе, то подумал бы не за умного человека, а за мишигина![43 - Мишигин - придурок (идиш).]
        Закончив разнос, помолчал немного, слушая обиженное сопенье.
        - Поняли хоть? - осведомляюсь так кротко, как это вообще возможно… что на самом деле - провокация! Я характер бывшего опекуна знаю и от и до, и подобная ласковая кротость, да в нужный момент, раззадоривает его пуще прямого вызова.
        - Поняли, поняли, - бухтит дядя Гиляй, но так, что мне…
        … приходится объяснять ещё раз. Но уже, разумеется, не отдельные ошибки, а своё виденье ситуации.
        - Это, - тычу рукой в сторону аэропланов, - сильнейшие наши козыри, и если мы не хотим ввязываться в длительное противостояние, нам нужно разыграть их - правильно! А для этого нужно знать все сильные и слабые стороны авиации. Все!
        - Староват я, в пилоты идти, - диссидентствует дядя Гиляй, всё ещё дующийся на меня.
        - Пилоты… - вздыхаю еле заметно (и хорошо отрепетировано!) так, чтоб ежу было ясно - от мата я удержался с большим трудом!
        - Да не пилоты, а военачальники! - тон моего голоса с ноткой безнадёжности, - А как вы можете отдавать приказания, если сами толком не понимаете, что можно потребовать от пилота, а что нет? Как вы будете читать результаты аэрофотосъёмки, если вы просто не умеете видеть?
        - Надеяться на специалистов… - сам же отвечаю на вопрос и склоняю голову набок, - Так?
        Владимир Алексеевич отмалчивается угрюмо, но эта угрюмость с нотками задумчивости.
        - А они есть, эти специалисты? - не отстаю я, - А ещё время, господа хорошие… Пока специалист найдётся, пока расшифрует… понимаете?
        - Понимаю, - мрачно отозвался дядя Гиляй, и встав внезапно, стиснул меня в железных (и несколько пропотелых) объятиях, - Ох, Егорка… Спасибо! Всё, всё… прости!
        … дальнейший разбор полётов проходил уже нормально, без психологического давления и прочих домашних заготовок. Но теперь уже - с полным осознанием и самоотдачей!

* * *
        Дым от пожаров тонкими струйками поднимается к самому небу. Выглядит это так, будто подожгли тысячи ароматических палочек в языческой кумирне, и всё, что происходит сейчас, является своеобразным жертвоприношением неведомому, но несомненно жестокому божеству.
        Даже на высоте в сотню, а то и две сотни метров, воздух едкий, с явственным привкусом гари и пепла, разъедающий лёгкие и заставляющий страдальчески перхать. Растительность сейчас, во время сезона дождей, сырая, и в нормальных условиях гореть тут нечему, но у облавной охоты свои правила, и матабеле приготовились загодя.
        У каждого нгуни, участвующего в загонной охоте, припасены высушенные пучки травы, скрученные особым образом и дымящие совершенно нещадно. Выстроившись частой цепью, чернокожие размахивают своими дымарями, орут во всю глотку и колотят кто во что горазд. Шум стоит совершенно невероятный, и кажется мне, что некоторые животные погибают просто от разрыва сердца!
        Порой тлеющий пучок травы, пущенный меткой рукой, летит в колючий кустарник. Обычно безрезультатно, но иногда разгорается дымный потрескивающий огонь, нехотя крадущийся низом по сырой растительности, чтобы через несколько минут потухнуть окончательно. Дымных очагов такого рода - тысячи-тысяч, и сверху кажется будто горит вся Африка.
        Животные сходят с ума от ужаса, и повинуясь инстинктам, спешат покинуть горящий буш. В случаях, когда здравый смысл берёт верх над инстинктами, в дело вступают зулусы, подгоняя хищников и копытных меткими бросками дротиков.
        В подходящих местах вырыты огромные ловчие ямы, соединённые с замысловатой изгородью, плетённой из колючего кустарника и ветвей. Изгороди выстроены умело, со знанием дела, образуя настоящий лабиринт, с длинными коридорами и даже тоннелями, с обратной стороны которых стоят опытные охотники и бьют дичь копьями прямо через колючую преграду.
        Животных так много, что местами получается настоящая давка, в которой слабые особи падают… и больше не встают. Тысячи копыт втаптывают их в африканскую почву - так, что даже самой голодной и неприхотливой гиене не сыскать себе поживы.
        Мелкие антилопы и одиночные особи гибнут, гибнут, гибнут… Но живая река течёт дальше. Сейчас не до вражды, и порой можно увидеть самые причудливые сцены, невозможные в обычное время.
        Вот леопард, извернувшийся и каким-то чудом спасшийся из-под копыт, и пытающийся сейчас удержаться на буйволиных спинах. Смертельная эквилибристика длится едва ли не полминуты, после чего хищник, взметнувшись в воздух, в невероятном прыжке преодолевает заграждение!
        К нему тотчас же бросается один из воинов нгуни, укрывшись за большим щитом из коровьей шкуры и вооружённый лишь узловатой дубинкой. Короткая, полная драматизма схватка, и леопард падает с проломленной головой, а друзья воина-победителя издают восторженные вопли.
        Здесь и сейчас - не просто охота, не массовый забой скота. Это воинский праздник, это жертвоприношение Духам земли, которая ещё недавно была - чужой!
        Обильно поливая землю кровью, матабеле кормят духов, богов и божков, тем самым как бы нанимая их на службу. Льётся кровь не только животных, но и людей. Не один и не два воина матабеле уйдут сегодня к предкам, и по мнению нгуни - это хорошая смерть! Достойная.
        Сцены такого рода я сегодня наблюдаю десятками, а сколько сегодня будет отснято киноплёнки и сделано фотографий! Документы жестокой уходящей эпохи…
        Поднявшись повыше, наблюдаю разрыв в цепи загонщиков, и покачав крылами, привлекаю к себе внимание нескольких пилотов. Вираж… и я со снижением пошёл на штурмовку стада буйволов, прорвавших колючую изгородь!
        Коста, сидящий позади с пулемётом, щедро полоснул одной длинной очередью, и могучие быки, бегущие в передних рядах, полетели через головы, будто налетев на спрятанную в траве стальную проволоку. Тотчас же образовался затор, и я, заложив вираж, зашёл с другой стороны. В этот раз грек стрелял редко, экономя патроны, и очевидно, пытаясь просчитывать ситуацию тактически.
        «Надо было ставить синхронизатор!» - выплыла в голове мысль, полная кровавого азарта, и я задвинул я её назад. Не время… Синхронизаторы давно испытаны и лежат на складах. Имеются подготовленные инструктора, механики и прочие, так что как только придёт час, они поступят в войска в считанные часы! А пока…
        … мы просто отрабатывает штурмовку пехотной колонны!
        Отрабатываем не тонкости, а сам принцип, и так - чтобы в головы коммандантов и фехт-генералов эти самые принципы легли намертво. Наглядно. Не сотни объяснений, пусть даже сто раз верных и подтверждённых расчётами, а вот этой бойней, которую они творят сейчас сами, своими руками.
        Всё, я снова наверх…
        … но рёв испуганного скота слышится даже здесь, в небесах. Рёв скота, топот десятков тысяч копыт, от которых содрогается земля…
        … и запах. Я пропитался запахом бойни, от которой выворачивает нутро.
        Кажется, уж я-то должен быть привычен к такому! Ан нет… скотину жальче.
        К британцам жалости не было, как собственно и вражды. Так… глухая досада на ненужную лично мне войну. Да, потом эта война обернулась прибытками, Русскими Кантонами и… случись мне вернуться назад, я не стал бы поступать иначе!
        А животных - жаль… Всё-то кажется, что я не додумал что-то, поленился выделить ресурсы для мозга, а решил по-простому - декалитрами скотской крови простимулировать…
        Залетев повыше, обозрел ситуацию с высоты. В воздухе сейчас примерно половина аэропланов, даже скорее чуть поменьше. Экипажи сдвоенные, да и началась охота с раннего утра, так что удивительно даже, как мало летательных аппаратов на дозаправке или на неизбежном мелком ремонте.
        Несколько часов полёта - уже не самое простое испытание, а уж летать на самых малых скоростях, до рези в глазах вглядываясь вниз и не забывая о взаимодействии с другими пилотами - задачка, непосильная большинству европейских пилотов.
        Я нисколько не умаляю их лётные качества, но специфика полётов именно в Африке такова, что здесь не всегда возможно сориентироваться по карте или скажем - снизившись возле железнодорожной станции и прочитав на лету название. Так что азы штурманского дела и привычка цепляться глазами за рельеф местности въедается достаточно быстро.
        Да и расстояния… Для большинства европейцев, не считая редких покамест почтовых курьеров да любителей устанавливать рекорды дальности, перелёт на пару сотен вёрст в диковинку.
        Военные пилоты обычно сопровождают пехоту на марше во время маневров, садясь то и дело возле штабного автомобиля и принимая документы, дабы сбросить их в нескольких верстах в руки командиру полка. Ещё, пожалуй, тренируются стрелять из пулемёта и сбрасывать флешетты, и вовсе уж редко армейцы отрабатывают что-то иное, не столь тривиальное.
        Пилоты гражданские в большинстве своём состоятельные дворяне и буржуа, занимающиеся лихачеством в меру сил и фантазии, да катающие дам на пикниках. Ещё, пожалуй, немногочисленные «извозчики», купившие аэроплан на последние деньги, а то и в кредит, и занимающееся ярмарочными увеселениями публики попроще.
        А у африканеров и жителей колоний, независимо от национальной принадлежности и гражданства, отношение к аэропланам пусть и не без романтических ноток, но вполне утилитарное. Рекорды дальности, полёты в сложных метеорологических условиях и тому подобные вещи как-то сами набегают, без какого-либо желания впечатлить публику.
        Читаю иногда европейские газеты, с заметками о графе N, установившем очередной рекорд дальности, или совершившем полёт средь гор, и смешок сам собой пробивается. Там - рекорд, а у нас - обыденность, потому как поместье у иного африканера с четверть Бельгии, а за хозяйством присмотр нуж?н!
        Благо, по какому-то выверту британской политики, в Капской колонии аэропланов и десятка не наберётся в частных руках, военных же и вовсе нет. Всё собственно британское производство под контролем военного ведомства, равно как и централизованные закупки в третьих странах.
        Даже если и захочет житель колонии приобрести аэроплан на собственные средства не в Британии, купить его напрямую не так-то просто. Франция, равно как и Германия с Австрией, аэропланы враждебной стороне продавать запретили, а через посредников получается мало того, что дорого, так ещё и идиотизм собственной бюрократии вставляет палки в колёса.
        Как несложно догадаться, я нисколько не расстроен тем фактом, что британцы, да и не только они, не понимают пока возможностей авиации. Это козырь, фактически даже Джокер…
        «Как хорошо владеть послезнанием…» - мяукнуло подсознание.
        … осталось только правильно разыграть партию. С одной стороны - противник должен пребывать в заблуждении и бродить в темноте своего невежества до самого последнего момента. С другой - надо вдолбить понимание авиации в своих.
        … и как мне, чёрт возьми, соблюсти этот баланс?!
        - Ладно… - говорю неведомо для кого, облизывая тут же заветрившиеся губы. А в голове всё бьётся набатом, что так - неправильно! Всё неправильно…
        Дурость какая-то. С духами, жертвоприношением и воинским ристалищем. А мы - из пулемётов…
        «Судьба возьмёт своё…» - вылезло из подсознания, и я глухо заматерился, в бессильной ярости выплёвывая ветру ругательства на полутора десятке языков.
        - Возьмёт… - снова говорю вслух неведомо для кого. Решившись, стучу по мембране, и вытащив пробку из переговорной трубки, запрашиваю Косту.
        - Как слышно? Приём…
        - Слышно нормально, - не сразу отзывается грек, голос которого искажён трубой почти до полной неузнаваемости, - Приём.
        - Передаю командование Чижу и снижаюсь, - деловито сообщаю ему, - Приём!
        - Командование Чижу и снижаемся, - повторят Коста.
        Несколькими условленными виражами привлекаю к себе внимания находящихся в воздухе пилотов, после чего Коста флажками семафорит о передаче командования.
        «Бред, ну бред же…» - отзывается альтер-эго, и я будто чувствую свою-чужую зубную боль.
        С вырвиглазного «Феникса» Саньки отсемафорили о принятии командования, а я решительно пошёл на посадку. Сделав несколько кругов, сел на ровную площадку неподалёку от изгороди и решительно выпрыгнул из кабинки аэроплана.
        - Поссать? - светски осведомился Коста, прыгая на землю и разминаясь.
        - Ну… - прислушиваюсь к позывам организма, - и это тоже.
        Сливать излишки жидкости под любопытными взглядами кафров то ещё испытание. Нгуни по своему, на свой африканский манер, народ очень благородный, но десятки глаз, заинтересованно пялящихся в спину, ощущались едва ли не физически.
        Постояв затем возле изгороди и перекатываясь с носка на пятку, я решительно расстегнул куртку и скинул на руки смутно знакомому воину, просиявшему от оказанной чести.
        «Чести… - фыркнуло подсознание, - давно ли корочку плесневелую за счастье считал, Большой Белый Вождь?»
        Хмыкнув смущённо, прошёлся вдоль ограждения, выстроенного так, чтобы опираться на рельеф местности и имеющуюся растительность. Переплетение колючих ветвей густое, и вместе с листвой они вполне надёжно закрывают нас от взглядов животных, лишь местами оставлено нечто вроде бойниц, через которые охотники бьют зверей тяжёлыми копьями.
        Не приближаясь к бойницам, дабы не мешать охотникам, попробовал разглядеть что-либо через переплетение ветвей, но увидел лишь мозаику из чьих-то шкур, рогов и копыт. Нгуни не мешали моим исследованиям, скорее им польстило уважительное внимание белого вождя.
        Стадо буйволов, голов около двухсот, перевалило через холм и встало, как вкопанное. Впереди вожаки и матёрые самцы, высоко задравшие головы, что у меня почему-то ассоциировалось с вызовом на бой.
        Здесь, на земле, это выглядит совершенно иначе, чем с воздуха. Это не синематограф и не крохотные фигурки где-то далеко внизу, а опаснейшие животные Африки. Грозные тяжеловесы, моментально приходящие в неистовство, и способные при толике удачи в одиночку отбиться от львиного прайда.
        Вот они… стоят, дышат, раздувая широкие ноздри, а тяжёлый, концентрированный запах коровника надвигается на нас облаком. Но и буйволы учуяли запах людей, и вряд ли они оценили его высоко!
        Зулусы-загонщики подняли страшный крик, но буйволы, сгрудившись, начали разворачиваться назад. Зная, что за нами наблюдают с воздуха, делаю отмашку руками, и спустя несколько секунд над стадом с рёвом пронёсся чей-то аэроплан.
        Есть! Стадо бросилось бежать, но если большая часть животных бездумно понеслась по проходу, то некоторые ломились в оставленные для воинов проходы, и тогда - горе тем нгуни, что оказались на их пути!
        Один такой бык, совершеннейший берсерк рода копытных, весь покрытый мелкими ранами и порезами, метрах в двадцати от меня прорвался через изгородь, повалив одного из воинов. Зулус умело прикрылся щитом, и буйвол, действуя почему-то только рогами, безуспешно пытается поддеть его. Стоит ему применить копыта…
        - Копьё!
        … и почти тут же в руку мне легло массивное отполированное древко, заканчивающееся тяжёлым железным наконечником листообразной формы. Не думая ни о чём, я ринулся к буйволу, отвлекая его на себя и танцуя так, как не танцевал никогда ранее.
        - Длинным - коли! - и припав на колено, наконечником полосую его по носу, приводя в совершеннейшее неистовство. Позабыв обо всём, буйвол ринулся на меня, и один из воинов весьма умело вонзил копьё прямо в бычье сердце.
        - Хорошо бьёшь! - хвалю его от души, не без труда вспоминая подходящие слова на языке матабеле. Воин сияет и оглядывается - все ли слышали? Ну, мне не жалко… ещё несколько лестных слов, и я возвращаюсь к охоте.
        Нгуни бьют копьями прямо через колючую изгородь, но очень редко валят быков с одного удара. Шкуры некоторых испещрены десятками ударов и порезов, в огромных глазах безумие, морды покрыты пеной и засохшей слюной.
        Один из быков, настоящий великан, обратил своё внимание на воина, неудачно спрятавшегося за оградой, и придя в совершеннейшее неистовство, начал ломиться прямо через колючие ветви, оплетающие столбы. С яростным рёвом, не обращая внимания на впивающиеся в тело огромные колючки, буйвол проломил ограду, и его огромная голова, увенчанная тяжёлыми рогами, показалась на нашей стороне.
        Какое-то мгновение он стоял так, а после, будто собравшись с силами, ринулся в пролом что есть мочи! Один из нгуни, широкоплечий длиннорукий крепыш, бросился ему навстречу, и тяжёлой узловатой палицей сломал переднюю ногу. Но бык всё-таки успел протиснуться, и сейчас, окровавленный, беснуется среди разлетающихся воинов, припадая на одну ногу.
        Колоть его копьём спереди бесполезно - огромная голова с тяжёлыми рогами надежно прикрывает грудь, а подобраться сбоку не так-то просто! Воины отлетают кеглями, и один из них, поддетый рогами, улетел на колючую ограду, где и остался лежать изломанной куклой поверх переплетения ветвей. Лишь еле слышные стоны показывают, что он ещё жив.
        Падая, воины почти всегда успевают прикрываться щитами, и буйвол безуспешно пытается поддеть их рогами, тратя на это драгоценные секунды. Миг… и я, проскользнув змеёй между чернокожими воинами, наношу смертельный удар копьём прямо в сердце.
        Зверь остался лежать, перегородив проход, а воины, даже искалеченные, разразились криками радости.
        - Хороший удар, вождь! - вернул мне комплимент давешний воин.
        - Вот это бык… - сказал кто-то из воинов, обсуждая недавний бой.
        Оглянувшись на Косту, вижу, что у грека схожие приключения, и он ничуточки не скучает.
        Стадо буйволов тем временем ушло дальше, и в коридоре из переплетения колючих ветвей показались водяные козлы, спрингбоки и небольшое семейство львов. Хищники бежали крадучись, прижимаясь то и дело брюхом к земле и скаля жёлтые клыки во все стороны.
        Воины притаились у бойниц, сделанных на уровне человеческой груди. Подняв копья, они слегка раздвинули листья, прикрывающие бойницу, и терпеливо ждут. Нгуни сейчас - изваяния из обсидиана, и только раздувающиеся ноздри дают понять, что они живы.
        Едва вожак прайда прошёл, последовал молниеносный удар копьём сзади под лопатку. Выгнувшись в смертельной судороге, хищник несколько раз дёрнул лапами, выпустив огромные когти, и затих.
        Остальным нгуни не так повезло, выбранные ими жертвы оказались более острожными, ну или стояли не так удачно. Львицы, получив по несколько ранений каждая, попытались сбежать, но были добиты в колючем тоннеле через несколько десятков метров и несколько ударов копий спустя.
        - Слоны, слоны идут! - взволнованно закричали кафры, и действительно, это были они. Один из воинов, мешая африкаанс с языком зулу, принялся рассказывать мне, что обычно слоны идут первыми, но если стадом управляет старая опытная самка-матриарх, бывает всякое.
        Возглавляя стадо, впереди шествует старая слониха и ещё несколько самок, за ними следуют детёныши разного возраста, и замыкают процессию самцы. Идут они достаточно тесно, часто касаясь друг друга своими телами.
        Остановившись, матриарх вытянула хобот, будто пробуя воздух на вкус, и решительно свернула в сторону от ложных проходов, ведущих к ловчим ямам! Пойдя вдоль забора, слониха попробовала изгородь на прочность, и найдя слабое место, вырвала несколько столбов, сделав широкий проход.
        - Старуха умна! - восхитился самоназначенный переводчик, ничуть, впрочем, не расстроенный. И действительно, избежав одной ловушки, слоны попали в другую. Поднимаясь на крутой склон, впереди они образовали настоящую давку, в которой напуганные слонята и молодняк напирали на слоних, путаясь под ногами. Самцы же, идущие сзади - напротив, сильно растянулись.
        - Пойдём, вождь! - улыбаясь желтозубо, поманил меня переводчик, взявший на себя, очевидно, ещё и роль чичероне, - Интересно будет!
        Переглянувшись с Костой, не колебались более ни минуты, и сразу же подхватились за матабеле. Несколько минут блужданий в лабиринте из переплетения колючих ветвей, ловчих ям и цепей загонщиков, и мы оказались аккурат позади слоновьего стада, с трудом поднимающегося по крутому склону.
        Перебегая от бойницы к бойнице, мы следуем за слонами, наблюдая за ними с расстояния всего лишь в несколько метров. Воины нгуни тем временем притаились у многочисленных узких ходов.
        Дождавшись, пока стадо скроется за поворотом, вооружённые топорами кафры выскочили из проходов, почти одновременно подрубив идущему позади самцу задние ноги. Топоры их, похожие на огромные томогавки, довольно глубоко врубились в живую плоть.
        Затрубив от боли и ярости, слон неуклюже развернулся и попытался дать отпор своим обидчикам. Но будучи раненым, опасности он почти не представляет. Сильно припадая на задние ноги и размахивая хоботом, самец вертится на месте, в то время как охотники, уклоняясь от хобота, наносят ему по задним ногам всё новые и новые удары.
        Внезапно закричали наблюдатели, и из-за поворота, трубя, вернулся один из самцов, придя на помощь собрату. Кто-то из воинов выметнулся ему навстречу, кинув тяжёлый ассегай и очевидно целя в хобот, но тщетно. Стоптав незадачливого храбреца, слон схватил хоботом другого, и сдавив с силой, поднял в воздух, после чего бросил себе под ноги.
        Зрелище кровавое и завораживающее, но неандерталец, живущий где-то в мохнатых глубинах моей души, уже удовлетворён убийством буйвола.
        … только вот неандерталец в душе Косты не счёл охоту оконченной! Выхватив у одного из воинов топор, грек протиснулся в узкий проход и накинулся на слона сзади с каким-то воинственным кличем, пытаясь подрубить тому ногу. Неудачно… но на счастье одессита, удача не улыбнулась и слону.
        Раненый товарищ его, припадая на задние ноги, всё продолжает вертеться на месте, мешая пока ещё здоровому самцу. Впрочем… я бы поставил на слона!
        - … ах ты ж… - себя я осознал, уже подбегая к слону с топором в руке. Как, когда… убей Бог, не вспомню…
        Увернувшись от хобота, длинным кувырком пролетаю меж ногами-тумбами и выдёргиваю Косту, уже почти прижатого слоновьим задом к колючей изгороди. В руке топор, рядом нога слона, и я, вот ей-ей, рубанул едва ли не наудачу!
        … и оказалось - попал. Далеко не идеально, но сумел подранить огромного самца, а потом и Коста, блестя шалыми глазами, рубанул слона по другой ноге.
        Слон, припадая на задние ноги, затрубил уже без прежней ярости, а будто прощаясь. А мы, опьянённые кровью и опасностью, всё бегали вокруг, и рубили, рубили, рубили…
        Истекая кровью, слон повалился на землю, и только тогда мы отошли, вернувшись за не такое уж надёжное ограждение.
        - Ну и зачем?! - сердито поинтересовался я у друга.
        - Ну… - Коста пожал широченными плечами, и улыбнулся совершенно по-мальчишески, - скучно стало!
        Комментировать «скучно» от командующего морской пехотой Кантонов, я не стал, только сейчас осознав всю глубину, ширину и вонючесть проблемы. Мы же все, все без исключения…
        «Адреналиновые наркоманы» - подытожило подсознание. В частной жизни это обернётся глупыми смертями, алкоголизмом и депрессией для многих из нас. А вот в жизни страны… вот не знаю даже, даже приблизительно не могу оценить, насколько это скверно…
        … или всё-таки нет?
        … а слониха, как оказалось позже - ушла, уведя с собой почти всё стадо. Прорвав оцепление, они ушли, и ни зулусы, ни пилоты преследовать их не стали.

* * *
        Охота определённо удалась! Впечатлений гости хапнули столько, что иному до конца жизни хватит. Даже Старая Гвардия, на что уж битые-перебитые, и казалось бы, повидавшие всё и вся на свете, ходят как шальные, не в силах подобрать слова, которыми можно выразить впечатления в полном объёме.
        Одних впечатлил сам факт охоты с воздуха, её масштаб и небывалое, невероятное количество трофеев, которые Корнейчуков пообещался обработать и отправить при оказии адресатам.
        Другие сумели провести правильные аналогии и живо обсуждают возможности воздушной атаки на маршевые колонны противника. Идеи подчас всплывают вовсе уж завиральные, но народ здесь как один повоевавший, не страдающий чинопочитанием, да ещё и связанный если не дружественными, то как минимум, приязненными узами.
        Обсуждение получается живым, и насколько я понимаю, применение авиации всерьёз зацепило Старую Гвардию. Так что обсуждать это будут и по прилёту домой, а наша единственная задача - сделать так, чтобы обсуждение это не вышло за пределы не слишком широкого круга. Ну и поскольку вовсе уж рты не заткнёшь, для вражин нужно сместить акценты в нужную сторону.
        Самое главное, что верхушка Кантонов стала думать в нужном направлении, поняв перспективы и важность авиации. Здесь тот самый случай, когда адреналиновая зависимость скорее в плюс, нежели в минус! По крайней мере, в краткосрочной перспективе.
        Мы все привыкли думать и действовать быстро, не рассусоливая, не впадая в философскую заумь, не откладывая дела в долгий ящик. Не до раскачки было.
        Война, потом приток иммигрантов, которых требовалось (и требуется!) срочно накормить, дать работу, расселить. Строительство новых предприятий, закладка плантаций, создание нового государства, и всё - срочно! Галопом!
        Барственная вальяжность здесь не то чтобы неуместна, невозможна. Любое промедление в наших условиях означало, что кто-то останется без крыши над головой, без еды, без лекарств… А это - судьбы, притом конкретные. Вот они, завшивленные «десантники», выгружающиеся с кораблей на пристани.
        Ну… взгляни в глаза их детям и скажи, что тебе нужно отдохнуть, подумать… А они пусть сдохнут, пока думать будешь… так?
        Быстро привыкли дела решать, не откладывая. По крайней мере самые важные, и те, которые уж точно отложить нельзя! На нашем фоне даже янки с их деловитой суетливостью, вошедшей в поговорки, кажутся черепахами.
        Потом да… потом, через несколько лет после не случившейся ещё войны к власти естественным образом начнут приходить люди более сдержанные, консервативно настроенные. Невозможно всё время подстёгивать ни людей, ни экономику. А пока так.
        - … нет, ну ты видел?! - азартно наседает на меня Давид Абидор, не замечая, как выплёскивается бренди из бокала на рукав пиджака. Он всё ещё там, на охоте, не отошёл от кровавого угара, - По земле практически чиркал, на брюхе…
        Давид рукой показывает нечто, похожее на ползущую змею, окончательно выплёскивает бренди себе на рукав, и заметив это, хохочет оглушительно.
        - Притормозить пора, - философски замечает он, - а не то засну в кустах!
        Поговорили ещё немного, и покачиваясь слегка, щеголеватый заместитель председателя Фабианской партии удалился в кусты, оповещая всех встречных о своём намерении заняться орошением оных. Н-да… действительно, притормозить надо.
        Вечеринка в самом разгаре, и трезвых нет! Начудим ещё, и так начудим, что «Орошение Давида» если и не затеряется, то станет совершенно рядовым эпизодом. Проверенно.
        Уж на что я не любитель, а и то… Впрочем, в меру. «В плепорцию», как выражается дядя Гилдяй, у которого эта самая «плепорция» имеет свойства изрядно растягиваться! Кстати…
        … а, вот он. Найдя его глазами, успокаиваюсь. По своему обыкновению, он шумен, громогласен, и весело наседает разом на троих оппонентов, ухитряясь одерживать верх. Это ничего, это не страшно…
        Вот если вечеринка в разгаре, а Владимира Алексеевича не видно и не слышно, тогда да… верный признак! Несколько минуточек ещё, и его будет видно, слышно… и разговоров хватит до ближайшей пасхи!
        - А, вот ты где… - Товия наскочил на меня из толпы и затараторил на почти чистом идише, вставляя немножечко иврита для лучшего непонимания посторонними.
        Дела торговые у него, как оказалось, смешались с делами сердечными, и сердце старинного друга похитила красавица из гриква. Девушка из хорошей семьи торговцев, имеет красивое приданое и много-много не слишком бедных родственников.
        Ему таки плевать на цвет её кожи, но (вот где ужас!) она верующая христианка и не желает принимать гиюр, хотя для женщин, выходящих замуж, это вообще на раз-два! Ему, Товии, на это всё равно, но не всё равно на любимую маму, которая в Африке решила удариться в иудаизм всем телом, а не краешком, как раньше!
        Пообещав ему помочь как минимум советом, а как максимум разговором с драгоценной мамеле, оставил его совершенно успокоенным. Они ещё с Одессы привыкли доверять мне без всяких оговорок и рассуждений, а после нашего африканского анабазиса, из которого мы выпутались без большого ущерба, но с большим прибытком, доверие близнецов стало абсолютным. Даже неловко иногда бывает…
        «Приходится оправдывать».
        Заулыбавшись, Товия загудел себе под нос, и полуприкрыв глаза, принялся весьма ловко вальсировать под невидимую музыку с невидимой партнёршей. Огромная косматая фигура, кружащаяся под фонарями с развевающимися пейсами и в украинской косоворотке, которую мамеле одного из друзей-немцев вышила специально для «милого мальчика», решительно и бесповоротно врезалась в мою память.
        На невысокую эстраду, сооружённую аккурат между зулусскими хижинами и двухэтажным особняком, вылез тем временем Коля, и дабы не орать лишнего, стукнул в поставленный для этого медный гонг. Затихли не сразу, а кое-где народ, подстёгиваемый алкоголем и невоспитанностью, и не подумал прерывать разговор.
        - Товарищи! - выразительно посмотрев на говорунов, плантатор взял громкоговоритель, - Сейчас будем запускать фейерверки, желающие могут принять участие…
        Желающие, разумеется, нашлись, потянувшись на площадку шумной гурьбой, пахнущей алкоголем, мясом, табаком и самую множечко п?том. Дядя Гиляй, подхватив под руки хохочущего Верещагина и упирающегося Бляйшмана, откормленной трусцой забежал в голову процессии и устроил затор.
        - … цепляйся… да за паровозиком! Што ж тут непонятного!?
        Владимир Алексеевич весьма натурально пыхтел, сопел, дыбил усы, таращил глаза и пытался изображать свисток, насмешив всех чуть не до колик. В итоге, заразив всех своей дурашливой идеей, он добился своего, и пару минут спустя, вцепившись друг дружке в бока, мы пошли за «паровозиком», дудя губами в меру сил и фантазии, и выбрасывая вбок ноги.
        Ну ерунда ведь… А зашло, и как зашло! Минут с пятнадцать шатались так, стоптав по пути скамейку и проделав в кустах обширный проход, достаточный для проезда телеги.
        К площадке, на которой установили фейерверки, мы прибыли в настроении, которое самое то! Смеющиеся… нет! Ржущие аки кони, толкающиеся и чувствующие себя не солидными и уважаемыми людьми, а натурально - мальчишками!
        Видя с каким упоением Самуил и Товия, бывшие артиллеристы и ракетчики, запускают шутихи в звёздную темноту, расцветающую десятками разноцветных огней, только смеялся. Им-то чего? В армии не хватило?!
        «Простенько» - скептически отозвалось альтер-эго при виде взлетающих ракет и бенгальских огней, но я решительно заткнул его, размахивая искрящейся палочкой. Душе хочется праздника, и праздник есть!
        … а Санька захотел поесть, и этот раб желудка сразу после салюта потащил меня за собой.
        - … хобот слона, - капая слюной, вещает брат, - Миш! Ми-иша! Пойдём слонятину есть!
        - Тоже мне… - фыркаю я, изображая из себя пресыщенного жизнью патриция, которой в этой жизни успел попробовать всё. Миша, чуть улыбаясь, молча идёт рядом, вкусно дыша всей грудью и щурясь на огни фонарей.
        - По новому рецепту! - взъерошился Чиж, - ну Его-ор… с кем мне потом впечатлениями делиться? Ми-иш… ну скажи ему!
        Закатив глаза, делаю такой вид, шо Саня мине сильно должен, и иду на дегустацию. Корнейчуков расстарался, и его повар, совместно с туземными искусниками, превзошёл все ожидания. Не знаю пока, как насчёт качества блюд, но количество - зашкаливает за все мыслимые пределы!
        Отрезав себе кусок хобота на тарелку, я поставил туда же бокал с вином и принялся фланировать среди гостей, стараясь с каждым обменяться хоть несколькими словами. Благо, настроение у всех вполне такое… фестивальное.
        Некоторых из них я не видел с войны, с другими виделся с той поры раз или два, едва ли не на бегу. Так что подобная неформальная обстановка - бальзам на моё сердце человека, который знает слово «психология» и умеет применять его правильно!
        Отловив меня в ночном саду и вцепившись в пуговицу, Коля с пьяной решительностью изливает душу под хрипловатый аккомпанемент патефона.
        - … вот так вот всё, - он колотит себя ребром ладони по горлу, попадая в такт аргентинского танго, - вот так! Ты меня понимаешь? Понимаешь?
        Киваю, но Корнейчукову этого мало, и с упорством, достойным лучшего применения, он продолжает добиваться ответа.
        - Понимаю… - выдыхаю с нотками обречённости, ибо понимаю не только его, но и то, что сегодня мне предстоит работать то ли психологом, то ли исповедником. Не то чтобы у меня такое хобби… но у Корнейчукова сейчас то самое состояние, когда выговориться - надо!
        - Дай я тебя поцелую! - восклицает хозяин усадьбы, но я успешно отбиваюсь от слюнявых нежностей.
        Поцелуи такого рода не несут сексуального контекста, и служат лишь проявлениями приязни. На Пасху христосуются все мало-мальски знакомые, а порой и незнакомые, троекратно лобызаясь в губы без всякого разбора пола. Целуются родные и друзья после долгой разлуки, забияки в знак примирения.
        Я, не будучи религиозным ни в малейшей степени, вижу в этом обычае один лишь источник неизбывной заразы, и прежде всего - распространения бытового сифилиса. Это, а ещё целование икон, мощей, причастие…[44 - На всякий юридический случай. Оскорбить чувства верующих не имею ни малейшего желания, это сугубо мысли ГГ, с него и спрос.]
        - … ах да… прости, Егор… ты ж этого не любишь! - опомнившись, Николай долго и многословно извиняется, пуская пьяную слезу. С немалым трудом удаётся утешить его и перевести разговор в формат беседы пациента с психотерапевтом.
        - Думаешь, я пьяный? - подозрительно щурится он, тут же вздыхая и сутулясь виновато, - Ну да, пьяный… а ты как думал?! С одним выпей, с другим… а…
        Он махнул рукой и засопел на меня алкогольными парами, не сразу продолжив разговор. Слушать не слишком связные откровения решительно неинтересно. Он постоянно сбивается, повторяется и перескакивает с темы на тему.
        - … гарем этот… а! - Коля резко машет рукой, будто отмахиваясь от комаров, - Пф-ф…
        - Нет, - поправляется он, - есть и ничего так! Но в целом - пф-ф…
        - А эти… из газет дурачки, - продолжает он, распаляясь всё больше, - всё это… красавицы чернокожие… экзотические! Я бы всех этих экзотических на одну нормальную променял бы… Веришь?
        Я снова киваю.
        - Во-от… - к счастью, Коле хватило и столь незначительного выражения согласия, - На одну!
        Он задумывается и начинает загибать пальцы, бормоча что-то себе под нос.
        - … Иду Рубинштейн, Лену… Лен! Васильеву и эту… рыженькую, как её… не Лену, но похожую!
        - На пять-шесть, - поправляется он с видом монаха-схимника, идущего на великую жертву. Я невольно задумываюсь… а если бы Фира допускала гаремы, кого бы я…
        … вытряхнув из головы неправедные мысли и не без труда утихомирив бунт в штанах, продолжаю слушать друга. Мозг, помучившись немного со словесным винегретом Коли, каким-то необычным образом принялся выстраивать почти внятный разговор. Прислушаться если повнимательней, так сплошное мучение, а если расслабиться слегка, то кажется, будто почти нормально говорит.
        - … все эти тёщи, тести, бабки двоюродные сёстры… а?! - продолжает он изливать душу, - Всех устроить и обустроить - да так, чтобы прочих не обидеть, и не во вред делу!
        - Веришь ли? - Корнейчуков с высоты своего роста несколько секунд молча смотрит мне в глаза, и очевидно, удовлетворившись увиденным, продолжает…
        - Я, брат, хером политику в племенах делаю, веришь ли?! Какая любовь, какая страсть… была бы не слишком страшная, да чтоб родные полезные! Детишек уже… у-у! Благо, как пузо сделаю, так и всё… - он снова машет рукой, отгоняя комаров, - развод и свободна!
        - Раскоряка! - выкрикнул внезапно он, - С одной стороны - настоящее, с паровозами и аэропланами, телеграфами и телефонами. С другой - каменный век!
        Хмыкнув, я промолчал, не став ввязываться в дискуссию антропологического и исторического характера.
        - А я, - продолжает плантатор, - впросак[45 - ПРОСАК, ЭТО расстояние между влагалищем и заднепроходным отверстием.] попал!
        Он захохотал несколько истерически, и не сразу продолжил свою исповедь о местной политике, выстроенной вокруг его хера, патефонов и синематографа. Информация, даже если делить её на десять, презабавная…
        … и пожалуй, очень важная.
        «А я почти не обращал внимание на это направление» - приходит запоздалое чувство вины.
        - … эрзац, батенька, эрзац, а никакой не социализм! - слышу задиристый тенор с лёгкой картавинкой, и чуть погодя вижу Бурша, спорящего под фонарём с невидимым мне собеседником.
        - Слом старого возможен только тогда, когда людям решительно невозможно терпеть более существующую действительность! Поэтому чем хуже в России, тем лучше! Ломать!
        Ответ собеседника я не расслышал толком, но услышал Владимира Ильича.
        - Какой, к чорту, гнойник?! - взвился он, и лёгкая картавость, проявляемая только в моменты сильных волнений, стала чуть заметней, - Вы уж простите, Михаил Иванович, но там не гнойник вскрывать, а резать, ампутировать по живому!
        - Если уж вы решили ассоциировать Российскую Империю с живым организмом, - живо продолжал Ульянов, задиристо наступая на значительно более высокого собеседника, - то извольте! Отсекать придётся не только сгнившую плоть, но и весьма изрядно прихватить здорового тела, дабы с гарантией спасти сию химеру, прозывающуюся Российской Империей.
        - Так и только так! - Бурш настроен решительно, и судя по всему, передавливает собеседника не только логикой, но и эмоциями, - Жестоко, кроваво… как вы сказали?
        - С перегибами… - отозвался невидимый.
        - Пожалуй, - охотно согласился Ульянов, - чертовски метко! Именно что с перегибами, Михаил Иванович. Организм, прозываемый Российской Империей, буквально при смерти, и прояви мы сейчас интеллигентскую слюнявую доброту, как получим политический труп! Резать, Михаил Иванович! Резать без жалости! Вы думаете…
        … я осторожно свернул в сторону, не без сожалений прекратив невольное подслушивание. Владимир Ильич отменно интересный собеседник, но очень уж горяч и пожалуй - нетерпим. В полемическом запале он неутомим и можно сказать - неумолим.
        Терпимый к обыденным обычным человеческим слабостям, политическое инакомыслие он воспринимает как ересь! В иное время я бы с удовольствием выступил его оппонентом, но полагаю, сегодняшнюю ночь можно провести с большей пользой, нежели потратив её на политическую дискуссию с пусть и уважаемым мной, но всё ж таки единственным оппонентом!
        - Ба-а! Рыгоравич! - услышал я, - Дорогой ты мой человек…
        Услышав знакомое имя, я пристроился в кустах как бы посцать… а потом и без как бы посцал, раз уж такое дело. Пару минут спустя из темноты появился Феликс, и оперевшись спиной о тонкое деревце, закурил, одну за другой ломая спички подрагивающими руками.
        - Помню, что Иуда, - усмехнулся он криво, поймав мой взгляд, - а надо… Противно, слов нет…
        Я молча кивнул, отзеркалив кривую усмешечку. Аляксандр Рыгоравич один такой… кажется. А сколько болтунов и тех, кто ради фракционной борьбы не считает зазорным поделиться информацией, сказать сложно. И в общем-то, порядочные люди, просто…
        … всё сложно. Вот и получается так, что компания по дезинформации задумана не только за-ради единственного Аляксандра Рыгоравича, но и трепачей всякого рода.
        Там словечко, здесь… и вот уже картина происходящего искажена самую чуточку, а иногда и вполне серьёзно. А все ведь - товарищи… так-то.
        - Когда ж это всё закончится! - вырвалось у меня, на что шляхтич-марксист только усмехнулся грустно.
        С трудом подавив желание закурить, я постоял, подышал, и натянув на лицо беззаботную улыбку, отправился к товарищам. В конце концов, праздник продолжается…
        Глава 6
        Шурша проутюженными газетными листами, Санька хмыкает, сопит, кряхтит и издаёт уймищу странноватых немелодичных звуков, без которых дня него чтение прессы не в радость. Время от времени из-за газетных листов высовывается рука, слепо шарит по столу и скрывается с добычей, обычно в виде печенья и конфет. Поедать добычу положено с чавканьем, так вкуснее, и раз никто не видит, то можно.
        
        - Хе-хе… - из-за газетных листов послышался чавкающий смех, - Встреча в верхах…
        Санька, прерываясь на чавканье и хихиканье, начал цитировать статью, на что я только поморщился, но останавливать брата не стал. Он и так-то нечасто читает прессу, и почему-то почти исключительно у меня дома, после совместной трапезы. Это что-то вроде давнего ритуала, коих у него, как у всякого творческого человека - как блох на худой собаке.
        Пресса, по возвращению в Дурбан, вот уже третий день на все лады обсасывает встречу старых приятелей и мои нечаянные слова о «Старой Гвардии». «Встреча в верхах», «Высокая встреча», и так далее и тому подобное.
        Игра слов не всегда тонкая, часто откровенно притянутая за уши, с попыткой найти какие-то синонимы, аллюзии и отсылки на разных языках (вплоть до диалектов койсанского), к разным произведениям и источникам. Находя порой такое, что меня оторопь берёт, и брови к затылку подползают. Если верить хоть четверти написанного иными авторами, то масоны тридцать третьего градуса передо мной - дети малые!
        Со «Старой Гвардией» вышло не менее интересно. Единственная оговорочка…
        «По Фрейду!»
        … и снова вал таких убедительных статей, что я и сам начинаю сомневаться, а не Наполеон ли я случаем? Не мечтаю ли повторить судьбу Первого Консула, который из безвестной корсиканской глуши возвысился до императора?!
        Не могу сказать, что мы не ожидали чего-то подобного, и даже более или менее успешно оседлали эту волну из слухов, сплетен и нужным образом поданных фактов. Раздражает скорее сам факт привязки ко мне, а не допустим - к Феликсу, который куда больше подходит на роль Первого Консула.
        Впрочем, шляхтичу тоже достаётся, да и всем нам газетчики разгладили биографии паровым утюгом, найдя всё, что было и чего не было. При необходимости в ход идут слегка искажённые факты, на основе которых строятся такие же искажённые версии, а на этот зыбкий фундамент тяжкими гранитными блоками ложатся слухи, домыслы и гипотезы, придавливая нас настоящих могильными плитами.
        Основной мишенью всё ж таки выступаю я, ибо нескромная моя персона в силу некоторой синематографичности биографии, более привлекательна для большинства читателей и соответственно - репортёров. Личность я по ряду причин медийная, а для недалёких персон ещё и уж-жасно р-романтичная!
        Даже в письмах встречаются порой эти «р-раскаты». Всё больше от девочек лет двенадцати, и пожилых девушек, жаждущих слипнуться со мной в духовном и плотском (последнее несколько реже) экстазе, разделив на двоих сердце, душу и состояние. Много угроз при отказе совершить с собой что-нибудь этакое - то ли «пасть» с кучером, то ли выпить уксуса с запиской, что во всём виноват демонический я. Фотокарточки «ню» отдаю Саньке, тот всё ещё коллекционирует их, а Надя саркастически делает вид, что не знает об этом невинном увлечении жениха.
        Попаданческое моё альтер-эго, с некоторой «нездешностью», нездешним же осколочным образованием и отчасти послезнанием, окутало меня этаким романтическо-мистическим флером, подкреплённым некоторыми реальными талантами. Факты стыкуются с домыслами, и получившаяся химера, по мнению общественности, и есть настоящий Я.
        Неожиданно в прессе всплыли отголоски «жидо-масонского заговора», аукнувшись весьма необычными последствиями. Благодаря моей фантазии, лёгкой руке дяди Фимы и мистицизму Кайзера, дурашливая, откровенно издевательская идея стала фундаментом для очень странных вещей.
        Вроде того, что посвящение в рыцари Бляйшмана, это всего лишь верхушка айсберга, а настоящее куда как более интересно и таинственно. Ну и далее каждый додумывает в меру своей больной фантазии.
        Разумеется, британцы или официозная пресса Российской Империи подают «жареные» факты подобного рода со знаком минус, а представители дружественных стран - со знаком плюс. Но это именно что «в целом», здесь многое зависит от свирепости цензуры и политической партии, к которой принадлежит та или иная газета.
        В британской прессе немало статей, где нас хоть и сквозь зубы, но хвалят. Воздают, так сказать, должное опасному врагу. Впрочем, хвалят обычно таким образом, чтобы не столько похвалить меня, Феликса или Владимира Алексеевича, сколько сильней макнуть мордой в грязь политического оппонента из конкурирующей партии.
        Ну и наоборот, разумеется. Пресса Претории оценивает меня в частности и Старую Гвардию в общем, далеко не всегда дружественно. Тамошние националисты из тех, что грезят «Африкой для африканеров», терпеть не могут всё русское, видя в нас угрозу куда большую, нежели Великобритания.
        В российской прессе обо мне вообще стараются не упоминать. А если вдруг такое случается, то официозные газеты именуют «небезызвестным смутьяном», «международным авантюристом» и так далее, избегая почему-то называть по имени.
        На эту тему ходят шуточки разного рода, ни разу не лестные для царя. Я получил очередное странноватое прозвище «Тот-кого-нельзя-называть» (вызывающее у меня необычные ассоциации), и «Царская Бабайка».
        Масла в огонь подливает дядя Гиляй, да и сам я нет-нет, да и присочиню чего-нибудь условно-правдоподобное, опираясь на реальные факты. Недавно написал серию разоблачений, где раскрывал свою злокознённую суть, рассказывая о связях с Иванами, изрядно всё приукрашивая в стиле дешёвых сыщицких детективов. Лежат пока, дожидаются нужного часа… и так на каждого.
        
        Санькина идея, между прочим! Он вообще-то не великий светоч разума, но мыслит как-то очень уж нестандартно.
        Наверное, и даже скорее всего, я бы и сам додумался до чего-нибудь подобного. Ну или дядя Гиляй, он мастер подобных психологических трюков. Но вот успели бы мы додуматься вовремя… это большой вопрос, а хуже нет, чем ждать и догонять.
        А загодя на-амного проще работать. Хотят наши противники дискредитировать того же Феликса, собирая на него компромат? Да не вопрос! Подбросим горячих фактов! Но… со лжой, заранее встраивая туда определённые элементы, опираясь на которые, можно довести ситуацию до абсурда или вовсе поставить под сомнение любой компромат на Счастливчика.
        Потом, понятное дело, вражины опомнятся, поймут нашу игру и если не перехватят инициативу, то как минимум сведут ситуацию к ничьей. Но! Если мы не проиграем информационное противостояние вовсе уж вчистую, нотка сомнения к правдивости вражеской информации останется у большинства читателей. Ну и разумеется, всегда можно будет ткнуть в ранние статьи с криком о том, что Большая Ложь идёт давно, и вот они, доказательства!
        - А вот ещё! - прервал мои размышления Санька и сдавленно захихикал, читая вслух перлы очередного разоблачителя.
        Прерывая его, в саду заорала надрывно какая-то мелкая птаха в саду, жаждущая немедленно размножится. Голосок у птахи противный, ни разу не мелодичный, но Санька заткнулся, и на том спасибо.
        Брата я очень люблю, но порой он бывает совершенно невыносим, а с некоторыми его привычками, изрядно мне досаждающими, пришлось смириться. Обещая исправиться, он каждый раз искренен, и разумеется, постоянно забывает.
        Двигаясь с грацией перекормленной утки, на веранду вышла чернокожая служанка. Бесшумно убрав со стола всё лишнее, она живой мимикой вопросила, не нужно ли нам чего, и так же бесшумно удалилась.
        - Вот послушай… - Саня вновь зашуршал страницами и протянул руку, нашаривая на столе вкусняшки.
        - А? - удивился он, не найдя искомого, - А где… убрали уже?
        - Жопа слипнется, - привычно ответил я, на что брат только фыркнул и взглянул с той укоризной, от которой сворачивается в клубочек сердце, норовя забиться в самый тёмный уголок моей безусловно мрачной и холодной личности.
        Зашуршав газетными листами без прежнего энтузиазма, он принялся вздыхать, поглядывая на меня со всепрощающей добротой святого, но я к его манерам привычен. Ну… почти. По крайней мере, уверенно делаю вид!
        - Ладно! - не выдержав, зову служанку и приказываю вновь принести конфеты… которые появились с подозрительной быстротой. Так, будто их убирали не в буфет, а оставили на столе в гостиной!
        - Помолчи только, - ворчу, пытаясь хоть так оставить за собой последнее слово, - я биографию предкам придумываю.
        - Ась?! - брат выглянул из-за газеты удивлённым сусликом.
        - Владимир Алексеевич раскопал-таки историю с землями в отцовской деревне, - поясняю, - Ну ты помнишь…
        - А… - закивал Санька, вспоминаючи давнее, - Как же! Грязная история! Помнится, ты брался тогда за расследование, да забоялся.
        - Забоялся! - фыркаю гневно, но почти тут же сдулся, - Ладно… я и в самом деле забоялся, очень уж опасные персоны варили сие ведьминское варево.
        - Великие Князья? - полюбопытствовал брат, откладывая газету, - Ты тогда не сказывал толком, а я бередить и не стал.
        - Ну… - после короткого раздумья киваю едва заметно, - косвенно и они. Так-то персоны пониже, но это именно что системная проблема. Земельные спекуляции, брат, это штука такая, что без Двора никак! Помнишь истории со спекуляциями с земельными участками на Кавказе?
        - Угу, - кивнул Санька, - не в деталях, но помню. Наместник Кавказа, Великий Князь… как там его?
        
        - Неважно. Все они одним миром мазаны!
        - В самом деле, - хмыкнув, согласился брат, - Как там… Великий Князь с князёнышами поменьше спекулировал землями на Кавказе. Выводя общинные земли в казённые, а казённые в частные, родичи императоров провоцировали восстания уже замиренных горцев. Лилась кровь и…
        - Напомни, - озадачился он, прервав свой монолог, - хоть кого-нибудь из Высочайших спекулянтов наказали? Ведь не один десяток лет шли эти аферы, замешанные на крови горцев и русских солдат!
        - Хм… - задумался я, - не уверен, но разве что символически! Отлучением от Двора на сезон, может, ссылкой в Крым на год-другой. Не считая мелких сошек, разумеется.
        - Ага… - Санька закусал губу, - В Расее также?
        - Всё тоже самое, - уверил я, - только более… размазано, что ли. Ну и русские мужички не горцы, да-авненько замирены!
        - Много бы горцы навоевали, не будь у них Османской Империи под боком! - горячо возразил брат, для которого эта тема очень болезненна.
        - Много ли, мало ли… - скривился я, - ладно, не будем об этом!
        - Так что там с биографией? - поинтересовался брат, возвращаясь заинтересовавшей его теме.
        - А… да, действительно. Дядя Гиляй раскопал ту историю, насколько это вообще возможно. Ну и так… документы поднял. Кто мои предки, откуда. Ничего сверхъестественного, на самом-то деле, но при должной подаче…
        В голову пролезла интересная мысл?, и я принялся спешно прописывать её карандашиком в тетрадке, пока не убежала.
        - И? - не утерпел Санька, - Что с предками-то?
        - А… - поднимаю голову, не сразу соображая, - как я говорил, ничего сверхъестественного, но пугачёвцы затесались. Помимо прочего. Вроде как даже не рядовые.
        - Ишь ты, - одобрительно сощурился брат, для которого подобные истории - мёд и мёд!
        - Ничего особенного, - отмахнулся я, - ты историю Пугачёвского бунта не только по Карамзину изучал, так что должен помнить, что в некоторых уездах бунтовали вообще все! Две, может три деревушки вовсе уж на отшибе, к Пугачёву не присоединялись.
        - Я и говорю, - живо закивал Санька, седлая любимую тему, - не бунт это, никак не бунт! Самая настоящая война - народная, против иноземных захватчиков! Сам читал, помнить должен… Кто там против Пугачёва воевал? Траубенберг, Кар, Декалонг, Михельсон, Фрейман, Кир, Дуве, Брант… так? А против - Пугачёв, Белобородов, Зарубин, Пугачёв! Это как?!
        - А хоть и Суворов! - запальчиво продолжил он, будто споря со мной, - Он сам говорил, что из шведского корня![46 - СУВОРОВЫ вели свой род от легендарного ПРЕДКА - ШВЕДА Сувора, поступившего на русскую службу в 1622 году. Но (по мнению историков) это было данью традиции галантного XVIII века - выставлять на щит иностранного ПРЕДКА. На самом деле (опять-таки по версии историков), фамилия СУВОРОВЫХ русского происхождения, от слова «суворый» - «суровый».Желающим углубиться - Автор НЕ считает это истиной или ложью, это просто интересная ВЕРСИЯ, подкреплённая ссылками на не менее интересные (и часто - не менее спорные) статьи.]
        - Ладно, ладно! - я замахал руками, пока брат не начал снова вещать про Тартарию, всемирную катастрофу и тому подобные вещи, - Понял тебя!
        
        - А, да… - Санька прерывисто вздохнул и виновато улыбнулся, - опять понесло?
        - В общем, старая история, - продолжил я, оставив за скобками недавний братов словесный понос, - пленных пугачёвцев, коих было очень и очень много, холопили вовсю. Мстили. Даже казаков на землю ссаживали, что уж там… А уж заставить бывшего сотника, к примеру, тапочки в зубах новому хозяину носить, так это и вовсе милое дело!
        - Милое… - глухо сказал брат, прикрыв на миг заслезившиеся глаза, - Как же! Пленного пугачёвского офицера - в лакеи, а чтоб не рыпался, детишки да жёны в заложниках, и чуть что - шкуры с заложников сдирали, иногда - буквально. Ладно, извини….
        - В общем… - собравшись с мыслями и воспоминаниями, я продолжил, - предок мой офицером в его войске был, или унтер-офицером, сие за давностью лет - тайна, густо покрытая мраком. Но вот второстепенных деталей предостаточно, чтобы при желании накрутить версий на десяток авантюрных романов в стиле господина Дюма.
        - А ты желаешь, - утвердительно сказал Санька.
        - Угу, - киваю согласно, - Дядя Гиляй предложил. Тема Пугачёвского бунта до сих пор очень болезненная - что для властей, что в народе. Вот пробую сейчас, на основе истории предков соорудить не то чтобы теорию заговора, а такое… Знаешь, чтоб всех продрало.
        - Всколыхнуть затхлое болотце? - осведомился брат, сощурившись хищно.
        - Оно самое… Просто чтоб обсуждать начали, понимаешь? Вроде бы мелочь, но по нашим прикидкам, можно будет поднять… хм, бунташность общества на несколько процентов. Как минимум. А при некоторой удаче и параллельных ходах, так и на добрую четверть.
        - Сильно, - впечатлился Чиж, имеющий хорошее представление о настроениях в Российской Империи, - Помочь?
        - Не откажусь. Только…
        - Понял, понял… - принуждённо засмеялся брат, - без Тартарии и прочего! Так?
        - Угум, - чувствую себя неловко, но увы, такие вот вещи приходится озвучивать. Натура он увлекающаяся, а это не всегда в плюс!
        - Вот смотри… - поворачиваю к нему тетрадь, - я вчерне набросал несколько вариантов.
        - Развить их? - поинтересовался Чиж, подвигая её поближе.
        - Н-нет… - отказываюсь не без колебаний, - Давай-ка лучше идей накидаем сперва! Потом уже будет смотреть.
        - Та-ак… - брат вчитался, - слушай, а мне нравится! Особенно вот эта, с тайным обществом потомков пугачёвцев! Сюда хоть кого приплести можно - хоть староверов, хоть чорта лысого! Или вот эта… тайник с древними знаниями, доставшийся тебе от покойного отца, хранителя Пугачёвского Наследия. Мно-огие поверят! Им так проще, чем считать, что мальчишка из крестьян может оказаться умнее академиков! Хм…
        Он замолк, потирая переносицу.
        - … а если всё-таки - Тартария? Нет-нет! - заторопился брат, - не всерьёз! Не кривись! Я помню, как ты к этому… Как одна из параллельных версий, а? Вообще - не одну версию запустить, а несколько, только чтоб не слишком противоречивых!
        - Или лучше… - он щёлкнул пальцами, - разные источники, каждый из которых продвигает одну основную версию и несколько второстепенных, как бы дополняющих!
        - Ага, ага… - остановив его словоизвержение, я вскочил и заходил по веранде, - Мозаикой, да? Несколько источников, каждый из которых продвигает основную, и несколько второстепенных версий, но все вместе они - якобы части одной мозаики! Только чтоб понять не сразу можно было… Да! Так лучше будет!
        - Не на блюдечке чтоб, а как будто они, мудрые и прозорливые, отгадали загадку века, - закхекал-засмеялся Санька, насмешливо щуря глаза.
        - В точку! А что версии разные, так это просто кто услышал неправильно, кто недопонял услышанное, а кто и просто - додумал лишнего, да так и рассказал кому-то именно так!
        - А если нам попробовать создать непротиворечивую картину огромного ордена?! - подскочил брат, - Нет, ты погоди… дай досказать! Я коряво, своими словами… самую суть! Масоны, не масоны… а так! Ну ты понял…
        - Понял, понял, - киваю, смежив веки, - козла отпущения и позже можно будет присобачить, это не главное.
        - Да! - живо откликнулся Санька, - Совершенно не важно, кто это - масоны, жиды, которые не наши жиды, или эти… девять неизвестных, как ты в фантастическом рассказе писал. А точно фантастическом? Ладно, ладно… Сами пусть додумывают! Нам важнее свести все неудачи правительства Российской Империи и Великобритании не к тому, что мы их переиграли, а к тому, что их предали! А?!
        - Сидят, дескать, в министерствах и ведомствах тайные агенты… - он замялся, но почти тут же махнул рукой, - кого бы то ни было! Идейные! То ли по типу масонов, то ли ещё и по происхождению правильному… в общем, чтоб подозрениями друг к другу налились, и обычнейший чиновничий идиотизм казался им предательством.
        - Шпиономания? - я потёр подбородок, - Мило! Если дополнить это подозрительными встречами… хм…
        - Подозрительными, это как? - живо осведомился брат, чуть подавшись вперёд.
        - А… да как угодно, лишь бы подозрительными! - отмахиваюсь я. - Не понял? Вот смотри… вычисляем какого-нибудь мелкого чиновника в министерстве. Знаешь, такую крыску ничтожную, которая держится только за счёт того, что циркулируя между министерствами или отделами в оных, распространяет сплетни и перетаскивает записочки от нужных людей.
        - Да таких чуть не четверть! - засмеялся брат.
        - Не важно. Пусть четверть, так даже проще! Выбираем из тех, кто погаже… ну допустим, молоденьких девочек любит. Насильно. И…
        Я делаю вид, будто целюсь из пистолета.
        
        - … пиф-паф! А в квартире убитого обнаруживаются неопровержимые доказательства того, что он работал на… кого-то. Нам, собственно, и не важно - на кого. Притом, что не мелкой сошкой был, а к примеру - важным вербовщиком, а в записках завуалировано - о том, что завербовал он несколько десятков человек! А?
        - Работа встанет! - подскочил Санька, восторженно хлопая себя по колену, - Ай да мы!
        - Ага… - пытаюсь выглядеть скромником, но получается плохо, рот сам собой растягивается в широкой лягушачьей ухмылке, - А ведь кунштюков такого рода можно мно-ого придумать! Нам, по факту, нужны либо крыски-бегунки, либо архивные, имеющие доступ к важным документам, пусть даже чисто теоретический доступ. Что в одном, что в другом случае придётся проводить всеобъемлющую проверку, от которой работы если не встанут, то как минимум - серьёзно замедлятся.
        «Спам!» - подсказало возбуждённое альтер-эго.
        - Да, вот ещё! - я снова подскочил, - Завалить их письмами от бдительных граждан! Тысячами, десятками тысяч! Чтоб ни один пароход с армейскими грузами не мог выйти из порта без сопровождения нескольких писем о том, что некие нехорошие бяки готовят большой бум!
        - Или из железнодорожного депо! - дополнил Санька, делая соответствующие записи в тетради.
        - И это тоже, - киваю благосклонно, - Любая ерунда! Мышьяк в зерне для армейских лошадей, мина в машинном отделении… пусть побегают!
        - Ох… - брат тихохонько засмеялся, - нам бы только сдвинуть эту лавину! А дальше бдительные граждане, особенно с психическими расстройствами, сами начнут генерировать этот бред!
        - Даже психически здоровые люди будут видеть то, чего не было, - согласился я, - Психиатрам этот феномен давно известен. Ну а на этом фоне проводить диверсии станет вовсе уж просто…
        Я потёр подбородок, на котором начала расти щетина и прыщи, придумывая идеи диверсий. Второй-Я, будто ждал, подбросил идеи угольных мин… и разумеется, я не преминул это записать!
        - Бред же, а? - тихо сказал Санька, став у перил и глядя на меня растерянно, разом будто сдувшись, - Мы… и переиграть всех разом пытаемся! Мы! Мы же никто, Егор… мальчишки!
        - У них… - он дёрнул подбородком непонятно куда, - всё есть! Люди, деньги… школы, наконец. А мы?
        - А у нас, брат, выхода нет, - криво усмехаюсь я, хотя самого пробрала холодная дрожь, - Да и не так всё страшно! Традиции и разведшколы, это да… А у нас зато - социалисты! Ну, не все… пусть! Но тоже - школы! Маркса или Бакунина пока осилишь, мозги нешуточно прокачаешь! А ведь в Революцию изначально не дурни идут! Не скот тупой, а люди думающие, чувствующие.
        - А подпольная работа? - продолжаю ломать ледок отчаяния в братовой голове, - Годами иные живут, и не попадаются ведь! Интеллигенция почти вся за нас.
        - Это в Российской Империи, - буркнул он, несколько успокаиваясь, - в Британии сильно иначе.
        - Ну, не скажи! - возражаю резко, - Взять тех же ирландцев… впрочем, тут ты скорее прав, да и ирландцев мы упустили. Раньше надо было, раньше…
        - А я о чём?! - возопил брат, - В Британии разведка традиционно сильная! А мы…
        - Пф! - переигрываю, дабы в зародыше подавить пораженческие настроения. Санька, он такой - на эмоциях работает. Ну или не работает… - И что? Сильная, ну так не сильнейшая! А мы всё ж таки не в одиночку воевать собрались!
        - Это радует, - сумрачно улыбнулся брат, - что не в одиночку.
        - Хм… - встав с плетёного из ротанга стула, я подошёл поближе к брату и уселся на перила. Помолчали немножечко вместе, и я, пользуясь давнишним озарением от альтер-эго, подстроил своё дыхание под братово[47 - Синхронизация дыхания, один из приёмов нейропсихологии, ну или если хотите - НЛП.].
        - Легко не будет, - нарушаю наконец молчание, - это у точно! Но и проиграть… Нет, брат, не проиграем! Не с нашими козырями.
        - Летадлы? - бледно улыбнулся Саня, и я улыбнулся ответно.
        - И они тоже… Военная мощь Британии внушает опаску любому здравомыслящему человеку, но здесь и сейчас…
        Я покачал головой.
        - … не очень-то и страшно. Франция и Германия на одной стороне в кои-то веке. Да-да… знаю, что союз этот противоестественен, и скорее всего распадётся ещё до конца войны. Бритты мастера на всяческие подлости и провокации, да и у галлов правительство сейчас не самое сильное и здравомыслящее.
        - А Паровозик Вилли? - хмыкнул Санька.
        - И это тоже, - соглашаюсь я, - Но с другой стороны - Индия! Да и африканские колонии зашевелились. Бритты, Саня, не могут свою мощь по всему миру равномерно размазать, да и экономика у них в упадке. А значит, что?
        - Что? - послушно отзеркалил брат.
        - А это значит, что бритты не выдержат затяжного конфликта! Ставка у них на один могучий удар, то бишь флот и авиация, ну а потом морская блокада вкупе с вторжением пехотных частей через Капскую колонию. Они думают, что предусмотрели все ошибки прошлой войны, и наверняка накопят достаточно большое количество пехоты, прежде чем переходить в наступление… Но знаешь?
        Я соскочил с перил и умыльнулся.
        - … Они ошибаются!
        - Морская авиация и торпеды, - одними губами сказал Санька, улыбаясь уже вполне живо.
        - И синхронизаторы на винтах! - важно поднимаю палец, - А ещё много-много всего интересного от меня и Кошчельного! Так что не выйдет у них могучего первого удара, понимаешь? А ввязаться в полноценную затяжную войну они не могут себе позволить!
        - Понимаю… - задумчиво кивнул брат, - оставить в Африке большую часть своих сил на хоть сколько-нибудь длительное время, им не позволит ни ситуация на других фронтах, ни экономика.
        - А малые силы британцев, - подхватываю я, - не смогут сделать нам ровным счётом ни-че-го! Если, разумеется, мы выдержим первый удар. А мы, брат, выдержим!
        - Но подгадить они нам могут, - утвердительно сказал он.
        - Эт да… - киваю с усмешечкой, - но даже в худшем случае при своих останемся, так-то! Это, Саня, худший расклад! В таком разе лет через десять-пятнадцать снова война. С одной стороны, мы подготовимся получше, а с другой… британцы тоже.
        - Как вариант, - поправляюсь я, - не война, а длительный затяжной конфликт, растянутый на десятилетия.
        - Значит, не проиграем, - меланхолично подытожил Санька, - Хм… Но всё равно, у бриттов - сильная школа! И традиции.
        - Кто б спорил, - развожу я руками, - Но с другой стороны - школы эти так стары, что давно нуждаются в реставрации!
        - Ха! - заулыбавшись удачной метафоре, брат кивнул…
        … и будто переключившись с проблем государственного деятеля на дурашливость, приличествующую возрасту, принялся передразнивать орущую в саду птицу.
        - Вот же… - договаривать я не стал. В голове, будто на дрожжах, выперлись умные мысли, и очень хотело договорить Саньке вдогонку хороших и правильных аргументов.
        О том, что британская разведка пусть и традиционно сильна, но сила её отчасти нивелируется такой специфической особенностью Британии, как Палата Лордов, благодаря которой люди получают должности не благодаря талантам, а исключительно по праву рождения. И какой-нибудь граф или маркиз становится руководителем разведки просто потому, что он - граф и маркиз, окончил Итон и состоит в закрытом клубе для джентльменов, где известен как славный малый и хороший игрок в вист.
        
        В этом её сила…
        … потому как, имея такие связи просто по праву рождения, «славному малому» гораздо проще решать некоторые вопросы, даже если он не самый компетентный руководитель. По факту, достаточно быть неглупым человеком и иметь примерное представление о работе разведки, не мешая заместителям делать свою работу, чтобы остаться в истории выдающимся государственным деятелем.
        … и слабость, потому как «славные малые» очень часто ассоциируют интересы Государства с интересами закрытого клуба для джентльменов, и достаточно узкого круга однокашников. Вся мощь разведки Великобритании, по сути, обслуживает интересы частного капитала, которые далеко не всегда совпадают с интересами Государства!
        Хотелось рассказать Саньке о том, что традиции - это конечно здорово! Но «Генералы всегда готовятся к прошедшей войне», и британская разведка не является исключением!
        О том, что бритты опираются на английский частный капитал, разбросанный по всему земному шару, да на идеологическую составляющую с её «Правь, Британия, морями».
        Однако же и нам есть что предложить! Начиная от куска земли в бурно развивающемся государстве. Земли, в которую сухую палку воткни, вырастет плодоносящее древо, а копни чуть глубже, и вот тебе рудник или шахта!
        Да и с идеологией дела у нас обстоят вполне солидно. Построение социального государства с избирательными правами без различия пола и вероисповедания, а сугубо по налоговому и отчасти образовательному цензу, небывалой личной свободой и минимальным вмешательством в дела граждан!
        Едут… знают ведь, что война будет, а едут… Не только из Российской Империи, со всего мира едут! А сколько сочувствующих… худо ли?!
        Мог бы сказать…
        … но глянул, как Санька передразнивает птицу, и промолчал. И не потому, что он балбес, а потому, что если ему хватило предыдущих аргументов, то и незачем с упорством психопата долбить в одну точку! Я всё-таки не представитель интеллигенции, с их маниакальным стремлением переливать из пустого в порожнее…
        До второго завтрака занимались делами, ломая головы над дезинформацией и нетривиальными ходами разведки. К сожалению, озарений больше не случалось, и мозги, будто перегорев вспышкой небывалой ясности разума, работали с великим скрипом. Но как бы то ни было, отработали несколько сырых идей до чего-то удобоваримого, да набросали тезисно смутные намётки, большая часть которых никогда не воплотиться в жизнь.
        - Татьяна давеча обещалась к Гиляровским зайти, - обронил Саня, делая мучительный выбор между несколькими видами печенья и крохотных пирожных, лежащих на десятке маленьких тарелочек.
        - Да ты што? Вот этот попробуй… да, с завитушечкой улиточной, - советую ему, - Марта экспериментирует, и мне кажется - недурно вышло.
        - Действительно, - согласился брат, делая первый кусь и блаженно прижмуривая глаза, - чудо! Да, обещалась зайти… после обеда, но не помню точно, во сколько. К пятичасовому чаю, скорее всего.
        - Это хорошо… - в моей голове начала прорисовываться идея, - надо бы с ней повидаться.
        - Соскучился?
        - Не без этого, - задумчиво соглашаюсь я, - Да! Она всё такая же сплетница?
        - А-а! Вот оно что! - прозрел Саня, - Дезинформация?
        - Почему бы и не да? - пожимаю плечами, - Чем я хуже Владимира Алексеевича? Уж если он этаким манером вбрасывал нужную информацию в московское общество, то мне и сам Боге велел!
        - Сложно… - покачал головой Санька, побарабанив пальцами по столу и принимая нахмуренный вид, плохо сочетающийся с прилипшими крошками на губах, - При всех свои недостатках, человек она порядошный, и если что посчитает важным - лопнет, а не выдаст!
        - Ну или поедом себя заест потом, если сболтнёт невзначай, - соглашаюсь с ним, - Это да… есть такое дело! Но мы пойдём другим путём!
        Выпустив на волю громкую фразу, я задумался и замолк, ибо кроме самой фразы - ну никаких умных мыслей! Дядя Гиляй называет это «цитированием цитат» и «издержками гуманитарного образования». Отчасти так и есть, ибо литература хотя и формирует отчасти хороший вкус, слог и интеллект, но она же впихивает в головы чужие мнения и красивые словечки.
        В среде интеллигенции жонглирование цитатами и отсылками нечто вроде спорта. Вроде как один из признаков показать хорошее образование и память. Вплоть до того, что на дачах от скуки могут целый вечер вести гладкую беседу, используя почти исключительно одни цитаты. Я подобной ерундистикой обычно не страдаю, но если выпадет случай поупражняться в изящной словесности, такого рода умничанье вылезает порой само.
        - Косвенно? - додумал за меня брат.
        - А? Да, косвенно, - киваю рассеянно и будто просыпаюсь. В голове разом завертелись сырые покамест идеи и зачатки будущих диалогов и монологов.
        - Нужно нечто совершенно невинное и очень-очень косвенное, - озвучил я задачу, и видя озадачившееся лицо брата, начал пояснять:
        - Рассказывать военные тайны напрямую не стоит. Если мы начнём обсуждать при Татьяне количество пулемётов или скажем - планы поставок аэропланов с завода Ле-Бурже в Кантоны, это может насторожить потенциального вражину. Да и хм… это как раз тот случай, когда гадать заманаемся - проговорилась Татьяна кому-то или нет.
        - Да и вводить в искушение человека не стоит, - закивал брат.
        - И это тоже, - соглашаюсь с ним, - Человек она… ну, не так чтобы святая, но для Наденьки много сделала, так что - своя!
        - А если по персоналиям? - озарило брата, - Не пулемёты и прочее, а скажем, обронить в разговоре, что имел беседу с нужным господином, результатами которой остался премного доволен. Невинно? Вполне! Для Татьяны - обычная сплетня…
        - Скорее даже часть, - влез со своим мнением я.
        - Агась! - закивал брат, - Так даже достовернее будет! Не о сём господине сплетня, и не о вашей беседе, а…
        Он замялся, но тут озарило уже меня.
        - Чай при этой беседе подавали особенный… - проговариваю, быстро записываю скорописью в блокноте, чтоб не забыть, - Нет! Пирожные! Именно что о пирожных рассказать… и можно даже будет угостить Татьяну пирожным по такому же рецепту. А беседа с сим господином, кем бы он ни был - мимоходом!
        - Да… - протянул брат после короткой паузы, - этак недурственно выйдет! Татьяна, она не о политике, а как нормальная баба, всё больше отношения обсусоливать любит. Кто как на кого посмотрел, да прочее в том же духе.
        - Законная добыча, - усмехнулся я.
        - Успеем сегодня? - осведомился Санька.
        - Вряд ли, - ответил я с изрядной толикой сомнения, поглядев на часы, - В запасе у нас с полчасика, а потом нужно будет выдвигаться. Некрасиво опаздывать на собственную пресс-конференцию.
        - А… ну да, - кивнул брат, - просцаться-просраться… да, да! Освежиться, помню! Вот такой вот я сегодня некуртуазный!
        - Ладно, - он легко поднялся со стула, и поглядев на накрытый стол, цапнул ещё одно крохотное пирожное, - Очень уж удались! Пойду тогда к себе, што ли… рубашку хоть переодену. Да! Машину из мэрии пришлют, или на своей?
        - На своей! В мастерских по моим эскизам новый кузов сделали, как раз и поглядишь! Обкатываю сейчас, а потом, уже с доработками, в армию хочу поставлять, как штабные автомобили.
        - А-а… - протянул Санька, - это те броневики, которые ты всё сделать грозился?
        - Да какие там броневики! - меня ажно покорёжило, а потом Другой-Я подкинул интересных картинок, - Хм…
        Санька с пониманием хмыкнул в ответ и удалился по-английски. Я же, подтянув к себе поближе тетрадку, принялся набрасывать эскизы виденного.
        Не то чтобы мне вовсе незнакома концепция передвижных огневых точек, но одно дело - мототелега, на которую можно поставить пулёмёт и пару щитов, закрывая от пуль стрелка и водителя. И совсем другое - полноценный автомобиль с несущим кузовом, который при необходимости можно быстро усилить в нужных местах и поставить, к примеру, крупнокалиберный пулемёт или даже…
        - Пушку? - сказал я неверяще, но наскоро набросал на бумаге расчёты, и оказалось, что сходится! Подсознание мурлыкнуло что-то невнятное, но уцепить промелькнувшую мысль сходу не удалось. Пришлось скрещивать логику, инженерное образование и концепцию маневренной войны, в коей мы и намереваемся воевать.
        «Вундерваффе», - мяукнуло подсознание, и покрутил эту мысль со всех сторон. Увы…
        … но нет! Если придержать саму концепцию годочков хотя бы на пять, а скорее и всего десять, то наверное, и да. С оговорочками! Наличие мощного производства, секретность, неожиданное (это важно!) массированное применение на каком-то участке фронта и прочее… Тогда да.
        В нашем же случае это пусть и козырь, но всё ж таки младший! Не хватает ни-че-го… Ни должных производственных мощностей, ни длительных конструкторских мучений, ни… Прежде всего - времени. Будь у нас в запасе два-три года, можно было бы соорудить нечто интересное, отработав разные узлы на «ять», равно как и саму концепцию применения.
        - Эрзац, - сожалеючи проговорил я, выкидывая из головы виденья многотонных стальных машин, несущихся быстрее коня в галопе, и преодолевающих окопы прыжком. Выкинул… и в голову пролезло настоящее эпохи броневиков, то бишь тарахтящие, относительно слабо защищённые тихоходки.
        Впрочем… чего это я жалуюсь! Вот так, наспех, создать пусть даже эрзац чего-то по-настоящему мощного и убийственного, это дорогого стоит! Автомобилей у нас не одна тысяча, и пусть не все из них годятся на переделку под броневики, да и не все можно реквизировать в силу разных причин, но… козырь же! Ещё один в нашу краплёную колоду…
        - Баас, - тихохонько напомнила о себе служанка, - стрелочки на тех цифрах, на которых надо!
        - В самом деле! - глянув на часы, я заскочил на второй этаж, и наспех ополоснувшись под душем, переоделся во всё чистое. А то знаю эту репортёрскую братию! Сам такой… При желании, а оно несомненно возникнет у некоторых репортёров, зацепиться можно за любую мелочь.
        Санька вышел почти сразу, как я подогнал автомобиль к парадному крыльцу. Медленно обойдя вокруг, он зачем-то простучал пальцами кузов, покивал каким-то своим мыслям, постоял с полминуты памятником, и только потом открыл дверь авто.
        
        - Я тут подумал, - будто продолжая разговор, сказал брат, плюхаясь рядышком на переднее сиденье, - насчёт крысок архивных. Это ведь быстро надо! Не на месяцы счёт идёт, а на недели! Если мы хотим не просто красивый ход сделать, а добиться каких-то значимых результатов.
        - Угу… - поглядывая в зеркало заднего вида, сдал задом на улицу и влился в уличный поток. Память подсказывает мне, что это не поток, а так… кот насцал, подкидывая картинки вовсе уж апокалипсические, но мне кажется - враки! Наверное, из фильмов ужасов про это… восстание машин. Ну потому что потому… быть такого железного потока на дороге не может!
        Да и вообще… поток у нас, поток! Пусть народу на дорогах и сильно поменьше, но и привычки к автомобилям не выработалось! Нет-нет, да и понесёт какая-нибудь фермерская дурнина, испугавшись рожка или выхлопа газолина, а то и просто тарахтения движка. А люди? У-у… ничем не лучше!
        - Ход, говоришь? - вернулся я в беседу, - Есть такое дело, быстро делать надо, тут ты прав.
        - Вот! - воодушевился брат, вальяжно выставив в окно локоть, - А ведь на самом-то деле просто всё! Есть ведь у нас агенты в Британии?
        - Как не быть, - киваю согласно, объезжая деревенскую повозку, вставшую посреди дороги, пока её хозяин чешет язык с каким-то знакомцем, - Не самая сильная агентура, но какие-никакие есть.
        - Ну вот! - заёрзал на сидении Санька, - Нам ведь, по сути, для того дела просто информация нужна, так? Информация и… десяток, может полтора десятка групп, больше не надо! В каждой - два-три человека, которые могут вести слежку…
        - Ну… - протянул я сомнением, подыскивая контраргументы.
        - Не обязательно вовсе уж квалифицированных! - понял брат, - Они же не против этих… рыцарей плаща и кинжала. Крыскам хватит! Тем более, не суть важно, какую именно крыску!
        - А-а… согласен.
        - Во-от… - заулыбался Саня, - А к ним один кто-нибудь - специалист по подделке документов!
        - Понял тебя, дельно! - я замолк, прикидывая начерно, сколько мы можем подготовить таких групп. Картина выходит достаточно странная, поскольку решительные люди, способные равно к похищению людей и подпольной работе, притом в чужой стране, у нас почти все занимают важные государственные должности…
        … что, к слову, придаёт определённый колорит нашему бюрократическому аппарату. Впрочем, отыщем!
        А вот специалистов по подделке документов понабежало - батальон сформировать можно! В основном жидовского племени, но не суть.
        - Хм… - озвучиваю мысли вслух, - я тут подумал, что не обязательно на метрополии зацикливаться. Парализовать работу индийского, канадского или австралийского бюрократического аппарата нам ничуть не менее важно. Единственное - нужно определиться с приоритетами и подобрать наиболее уязвимые точки британского государства, с поправкой на наши ограниченные возможности.
        Угукнув, Санька задумался и погрузился в размышления. Я же отставил покамест мысли в сторону, сосредоточившись на дороге. А то очень уж много… понаехавших!
        - Порты, - нерешительно начала брат, - и железные дороги, это само собой. Но я бы сделал запрос среди наших крючкотворов на департаменты даже не второстепенные, а третьестепенные, но без которых не может нормально функционировать государственная машина Британии. С кондачка такое не решить!
        - Взрослеешь, - хмыкнул я, паркуя автомобиль возле здания, где мы сняли конференц-зал для встречи с прессой, - Ещё с полгодика назад принялся бы решать эту проблему вразбежку.
        - Хм… - невнятно хмыкнул тот, не зная, как реагировать на столь специфический комплимент.
        - Месье Панкратов… - подскочил ко мне какой-то нетерпеливый репортёр, очевидно из тех, кто не получил аккредитации, - что вы можете сказать о…
        - Всё, что я могу сказать, я скажу на пресс-конференции! - отрезаю безапелляционно, и захлопнув дверцу, взбегаю по ступенькам в холл, где уже толкутся заинтересованные лица, среди которых с десяток представителей «Старой Гвардии», сплошь счастливых обладателей хорошо подвешенного языка и харизмы. Понятно, что интервьюеры рано или поздно доберутся до каждого из гвардейцев, а там да-алеко не все обладают должным интеллектуальным потенциалом, не говоря уж о подвешенном языке и харизме.
        Но это потом, а первое впечатление - вот оно! Обаятельные, симпатичные, с подвешенными и языками и интеллектуальным багажом, с запасом интереснейших историй и…
        … отрепетированными ответами на вопросы, в том числе и на каверзные. Черновую репетицию мы полушутя прогнали ещё в поместье Корнейчукова, а потом каждый получил «домашнее задание»: подумать над ответами, в том числе и об «узких» местах своей биографии.
        Помимо репортёров и «Старой Гвардии», в холле чиновники из мэрии, десятка три политиков разного уровня, по несколько представителей от военных, Службы Шерифа и крупного бизнеса. Завидев нас, вся эта братия зашумела, загомонила и двинулась навстречу, так что я даже на миг подумал, а не опоздали ли мы на собственную пресс-конференцию?
        Но нет, если верить висящим в холле часам и Санькиному брегету, прибыли мы минут за пятнадцать до начала. Поскольку это не приём, фланировать по холлу, пожимая руки всем желающим и ведя неторопливые беседы, не имеет смысла. Улыбаясь во все шестьдесят четыре и резко оглохнув, дабы не отвечать на вопросы, мы с Санькой прошли в конференц-зал, куда начали подтягиваться и остальные.
        «Гвардия» начала рассаживаться на трибуне, остальные занимают места в зале, согласно билетам - как в театре.
        - Господа… граждане и товарищи! - я встал, привлекая к себе внимание, - Прежде чем начнём пресс-конференцию, хочу удостовериться, что правила все читали и все с ними согласны.
        Дабы не было обид и обидок, места для репортёров разыгрывались в лотерею. Отдельно - для представителей мэрии и прочих, не причастных к прессе.
        - Напоминаю, - занудствую я, - Каждый репортёр имеет право задать по одному вопросу. Любому! Но разумеется, если это вопрос будет касаться личной жизни, военных или коммерческих тайн и тому подобных вещей, мы оставляем за собой право не отвечать на них. Так же вы все ознакомились и подписались под договором, согласно которому вопросы откровенно провокационного характера не допускаются. Мы оставляем за собой право не отвечать на них, а репортёр, соответственно, лишается аккредитации!
        - А кто будет решать, провокационный этот вопрос, или нет?! - выкрикнул с места носатый репортёр, которого я пока не имею чести знать.
        - Комиссия из наиболее уважаемых представителей прессы, - отвечаю, не задумываясь, - К слову, почему бы нам всем вместе не создать постоянную комиссию по этике? Не имею ничего против репортёров из провинциальных газет, но порой среди этой уважаемой публики попадаются люди, не вполне понимающие роль прессы. Я бы даже сказал - дискредитирующие нашу профессию.
        Некоторые вспомнили, что и действительно… я ведь тоже репортёр! Один из славной когорты!
        Владимир Алексеевич, хмыкнув, подёргал усы, да и сбежал вниз, приняв самое живое участие в обсуждении. А что? Имеет полное право!
        - Граждане… граждане! - я сегодня на правах председателя, и потому луплю молотком по столу, не жалеючи, - Обсудим это предложение после пресс-конференции! Вообще, я предлагаю создать пул журналистов, имеющих полную аккредитацию в Дурбане, а возможно, и в Кантонах вообще!
        - Ещё одна косточка… - не шевеля губами, почти беззвучно сказал Саня, прикрыв рукой лицо.
        - Угум… - а сколько ещё будет! С прессой, по-хорошему, нужно вести партнёрский диалог, и я это прекрасно понимаю. Не «строить в одну шеренгу», как любят власти Российской Империи, а разговаривать.
        Я это понимаю, Владимир Алексеевич понимает ещё лучше. Да собственно, добрая половина Старой Гвардии, и все…
        … вот решительно все здесь присутствующие, так или иначе знакомы с репортёрской работой! Кто-то зарабатывал себе на булку с маслом в былые времена, кропая фельетоны, другие писали и пишут статьи для партийной прессы, третьи стали пописывать статейки, погрузившись в политическую деятельность.
        … и аккредитованных репортёров - проняло! Ведь получается, что мы - часть репортёрского сообщества, и мы говорим с ними на равных! Партнёры. Мы - это они! А они, соответственно…
        … мы?! В глазах у некоторых я явственно читаю живейший интерес, и главное - мучительный вопрос…
        … а почему, собственно, репортёры не могут принимать самого непосредственного участия в политике? Не просто написание статей, а формирования политического мнения!
        Не то чтобы они этого не знали… но одно дело - примеры редкой удачи бывших коллег, другое - стремительный карьерный взлёт в новом государстве!
        Значит… они тоже могут? Если не у себя на Родине, то может быть…
        … в Кантонах?
        Пусть даже на уровне подсознания, но я уверен, что мысли такого рода если не посетили ещё кого-то, то чуть погодя, после пресс-конференции и написания материала…
        … непременно!
        А я, сверяясь с бумажкой и перебивая галдёж, выдвинул ещё несколько предложений, облегчающих работу прессы. Никакого ломания устоев и прочего, а всё больше раздражающие мелочи, которые человек со стороны просто не поймёт.
        Чуть позже, уже во время пресс-конференции, члены Старой Гвардии выдвинут ещё несколько инновационных предложений в пользу прессы. А пока…
        - … газета Юманите[48 - «ЮМАНИТ?» - ежедневная коммунистическая ГАЗЕТА во Франции, основанная в 1904 г. Жаном Жоресом. Центральный орган Французской коммунистической партии (ФКП) с 1920 по 1994 гг.В этой ветви истории она появилась чуть раньше.], Ив Леблан, - долговязый галл воздвигся дорожным столбом, - Месье Дзержинский, вас часто сравнивают с Наполеоном. Скажите, пожалуйста…
        Вопросы, вопросы, вопросы… ожидаемые, иногда очень острые, на грани скандальности. Ничего, мы умеем отвечать… и отвечаем хорошо.
        … а ещё я умею смотреть, и вижу, что все, решительно все репортёры, настроены к нам благожелательно. Мы их…
        … купили. Понимают они это или нет, и каковы будут позиции их партий и государств, неважно. Пресса - наша!
        Глава 7
        - Этого не может быть… - как заведённый, повторял Ивашкевич, наблюдая за бипланами, играющими в догонялки в иссиня синем небе, - Этого просто не может быть!
        Задрав голову вверх, литвин смотрел и смотрел слезящимися глазами, боясь сморгнуть и упустить хоть единую мелочь. Как скупой рыцарь, как Плюшкин, как самый жадный скопидом, он впитывал увиденное всем естеством, всей своей натурой, откладывая информацию копеечку к копеечке, стараясь не упустить ни единого ломаного грошика.
        
        - Это же… это же всё… решительно всё меняет! - сказал фальцетом стоящий рядом Военгский, подрагивающей рукой придерживая на затылке шляпу, - Всё! Всё меняет! Какая теперь разница, сколько их будет!
        Бипланы тем временем, не обращая решительно никакого внимания на суетящихся внизу людей-мурашей, играют в воздушные салки, как пара игривых котят. Взбираясь на невидимые горки и скатываясь вниз головой, выходя из пике над самой землёй, проворачиваясь вокруг своей оси, они походили не на бездушные механизмы, а на живых крылатых созданий, рождённых в Небе и для Неба.
        - Господи! - истово молится Корнелиус Борст на африкаанс, стянув с головы шляпу, - Если Ты защитишь нас и предашь врагов в наши руки, мы построим дом в честь имени Твоего и наша победа будет воспета до последнего колена потомков наших, потому что в этот день будут воспевать Честь Твою!
        - А я всё улыбался скептически, - истерически хихикает Том?, нервически кусая нижнюю губу и не замечая, как по подбородку течёт тонкая струйка крови, успев уже запачкать воротник белоснежной сорочки, - Вот они, крылатые рыцари Благого Двора!
        - Так вот зачем… - ахнул Ивашкевич чему-то своему, - а я-то сомневался! Всё думал - к чему столь высокие требования к подготовке пилотов… А оно вот што!?
        Он захохотал, и будто спеша куда-то, начал выговариваться, комкая окончания слов и предложений и нимало не заботясь, слышат ли его товарищи.
        - Всё, всё нужно… - говорил литвин, не отрывая взгляда от неба и срываясь с обычного разговора на крик, - Всё! Акробатика эта, будь она неладна, и танцы… пробежки по доскам на высоте… всё! Ничего отнять нельзя!
        - А эти-то, а эти… - он снова захохотал, грозя кому-то невидимому кулаком, а потом резко ударил левой рукой по сгибу локтя, - Што, лишнее? Да, лимонники?! Лишнее? Подготовка пилотов излишне усложнена и перенасыщена… х-ха! Рыцари Неба херовы!
        Бипланы тем временем, закончив резвиться, принялись расстреливать расставленные на полигоне мишени.
        - Через винт! - ахнул Том?, - Нет, вы видели? Через винт стреляют!
        - … исключить из подготовки элементы балагана, - ехидно кривя лицо, цитировал кого-то Адамусь, - Маршировка пилотам нужна, господа хорошие? Выездка? Парфосная охота? Ну-ну…
        - Потом, - выделил голосом молчавший доселе Жюль Ведрин, - лаймы будут орать, что это не крикет![49 - Это не крикет, английская фраза, ОЗНАЧАЮЩАЯ неспортивное поведение в спорте, в бизнесе или в жизни в целом.]
        Он захохотал восторженно, заулюлюкал, а после особо удачного виража с поражением мишени, разлетевшейся в щепки, подбросил шляпу, да и забыл её поймать. Влекомая ветром, та прокатилась несколько десятков сажен, и была остановлена только ветвями низкорослого колючего кустарника.
        - Небо будет нашим! - выдохнул Илья Митрофанович, щеря белые зубы в безумной усмешке, достойной викинга, выпрыгивающего с драккара в строй ощетинившихся копьями врагов.

* * *
        Приземлившись, подруливаю к группе пилотов, и скинув с потной головы шлем, тяжело выпадаю из кабины, почти тут же усаживаясь на траву и приваливаясь спиной к шасси.
        - Одна-ако! - озадаченно сказал Илья, видя моё состояние, - Вот оно как… нелегко, значит, догонялки в Небе даются?
        - Угум… - собрав все силы, стаскиваю с себя куртку, и подстелив её под задницу, благодарно принимаю из рук механика огроменную кружку, чуть не впополам набитую колотым льдом и залитую крепченным, сладченным чаем.
        Вслед за мной сел Санька, остановившись в паре метров от моего аэроплана.
        - Ф-фу… - сорвав шлем, он не нашёл в себе сил сразу вылезти из кабины.
        - Вот оно как, - пробормотал Илья, - пятнадцать минут такого боя, и…
        - Угу, - повторяю ещё раз, стягивая насквозь мокрую рубаху через голову и кидая её кому-то из аэродромной обслуги.
        - Вот значит как… - ещё раз повторил помор, прикусывая ус, - Это ведь всё специально было, да?
        Он напряжённо замер, ожидая ответа, а я…
        … даже не знаю, какой ответ он посчитает правильным!
        - Специально, - киваю я, не отводя глаз.
        - Это хорошо, - слабо улыбается Военгский, - Не стал все карты разом на стол, так? Это правильно…
        - Правильно, - задумчиво согласился Адамусь, усаживаясь по-турецки напротив меня и срывая травинку на погрызть, - И много у нас ещё таких козырей?
        - Ну… - чуть улыбаюсь, и отвечаю уклончиво, - достаточно.
        - Хм, - литвину хватило моего ответа, и он, будто убедившись в компетентности руководства, усмехнулся очень солнечно, и беззаботно повалился на траву, заложив под голову руки и прикрыв глаза.
        Несколько минут прошло в оглушительной тишине, нарушаемой лишь трескотнёй кузнечиков да криком какой-то птицы в небесной дали. Мы молчали, и молчание это странным образом сплачивало нас больше иных разговоров.
        Допив ледяной чай, я почувствовал себя более-менее живым, а не бельём после стиральной машинки, и встал, потянувшись всем телом. Хмыкнув чему-то своему, поднялся Санька, отдав кружку чернокожему бою из обслуги.
        - Под душем ополоснусь, - оповестил я друзей, - а потом, за обедом, можно и поговорить.
        Заняв своё место за длинным столом, стоящим на ветерке под навесом, ел я поначалу нехотя, через «не хочу» и «не могу». Дикая усталость и жара сочетание не самое приятное, и более всего хочется просто лечь где-нибудь в теньке, да вести неторопливые разговоры, потягивая ледяные кисловатые напитки.
        Но по опыту уже знаю, что если не поем как следует, то ощущение, будто я побывал в лапах неумелого таксидермиста, пройдёт в лучшем случае к вечеру, и то не факт. А поем, пусть даже и через силу, так через пару часиков снова буду зайчиком скакать.
        - Я эти земли давно присмотрел, - неторопливо рассказываю, ворочая ложкой в травянистой кисловатой похлёбке из местных трав и мяса антилопы, - ещё в ту Англо-Бурскую.
        - Н-да, - цокнул языком Том?, не бросивший изучение русского языка и неплохо понимающий нюансы, - В ту Англо-Бурскую…
        - Как есть, - пожимаю плечами и отправляю ложку в рот, - Война уже по факту идёт, просто пока не объявлена.
        - Соглашусь, - кивнул Жюль Ведрин, говоря с заметным акцентом. Он, вслед за Том?, принялся изучать наш язык, едва поступив на службу в Ле-Бурже. Сдружившись сперва с Ильёй и Адамусем, а потом, через них, с политическими беженцами из Российской Империи, коих на моём заводе водится в изобилии, выучил его на удивление быстро и хорошо. Картавый французский выговор никуда не делся, да и вряд ли пропадёт, но именно что словарный запас, понимание языка и его нюансов, у бывшего механика очень приличные.
        - В Париже, - продолжил он, и сделал короткую паузу, принюхиваясь к жаркому, - это особенно хорошо заметно. Парижане как барометр, любое изменение политического климата мгновенно отражается обществом.
        - В Лондоне много хуже, - коротко доложил Том?, и после вопросительного взгляда Саньки добавил:
        - Марсельская родня, сами понимаете… - расшифровок не понадобилось, контрабандисты испокон веков подрабатывают на разведку, полицию, контрразведку и любые спецслужбы, которые могут прижать их. Специфическое сообщество, связанное родственными, служебными и финансовыми узами, и не всегда понятно - в какой мере контрабандист работает на спецслужбы, а в какой - спецслужбы на контрабандистов!
        - Британцы совсем с ума посходили, - продолжил он, - На призывных пунктах настоящая истерия, а в газетах печатают письма матерей своим сыновьям, записавшимся на флот или в войска, с призывом умереть за Британию, но не допустить победы варваров, иначе Империя падёт.
        Похмыкали…
        - А в этом что-то есть, - признал Илья, прекратив жевать, - Если во всём мире бушует кризис экономический, то в Российской Империи и Британии кризис этот ещё и системный.
        - Оставим в стороне наше многострадальное Отечество! - быстро поговорил я, давя взглядом Саньку, открывшего было рот. Он в последние пару недель провёл в обществе наших, местных ура-патриотов из переехавшей в Дурбан русской интеллигенции. Ничего не хочу сказать, дельных людей среди них много, но говорильни - ещё больше!
        
        Как начнут вещать о Судьбах Отечества, пережёвывая одну и ту же жвачку снова и снова… А у брата на подобную инфлюэнцию иммунитет слабенький, не выработался ещё.
        - В Британии кризис системный, - повторил марселец, - Поражение в минувшей войне стало очень тяжёлым ударом для британцев, а в Колониях мигом вспыхнули если не восстания, то как минимум - разговоры о большей автономии, самоуправлении и праве самостоятельно выбирать генерал-губернаторов.
        - Ещё одного поражения Британия может не вынести, - заключил Адамусь, - Хм…
        - Британия может и вынесет, но вот Британская Империя - вряд ли! - подытожил я, и почувствовав, что аппетит всё-таки прорезался, воздал должное обеду.
        - … давно присмотрел, - неторопливо рассказываю, отхлёбывая кофе, - и знаете, в память врезалось! Вот так вот, на ровном месте. А потом уже, сильно позже, когда задумался о базе для авиации, вот тогда и торкнуло!
        - Дорого? - поинтересовался меркантильный Том?.
        - Не дороже денег, - пожимаю плечами, но видя, что марселец продолжает давить взглядом, нехотя признаюсь:
        - Место очень уж удачное! Дорого, да… Долина закрытая, и по земле так просто не подберёшься, а по воздуху - вон он, Дурбан! Чуть больше часа лететь, и на месте. Как база для авиации - идеальное место! Да и…
        Широким жестом показываю на строения неподалёку.
        - … инфраструктура имеется.
        Том? хмыкнул, и я понял, что он хотел сказать.
        - Мелочь, - киваю согласно, - соорудить такое несложно. Три десятка крепких работящих мужчин, желательно не из кафров, такую усадьбу возведут за месяц, работая от рассвета до заката. А доставить этих самых мужчин? А растительность вырубить? Поля выровнять? Вот так по мелочи и набегает…
        - Деньги на время, - покачал головой марселец, уже знакомый с моим принципом, но не вполне с ним согласный.
        - Деньги на время, - подтверждаю, приникая губами к кружке, - и такой размен я считаю удачным!
        Бывший владелец, престарелый полуграмотный африканер, в голове которого была только Библия, и не иначе как считающий себя одним из Ветхозаветных патриархов (а вонял он уж точно - Ветхозаветно!), решил, будто здесь нашли какие-то полезные ископаемые, и заломил весьма солидную цену за свои владения. Сбить у патриарха удалось немного, и только потому, что места здесь очень уж глухие!
        Понимание логистики у местных весьма своеобразно, но всё ж таки имеется. Да и патриарх ещё ребёнком участвовал в Великом Треке, а после, недовольный разом всем на свете, несколько раз менял место дислокации. Объяснять ему, что метафорические полезные ископаемые могут быть сколь угодно велики, но при отсутствии транспортной доступности и необходимости вкладываться в прокладку дорог, цена их является величиной весьма условной, пришлось долго.
        Объяснил не без труда, и кажется, старец понял мою покупку как долговременное вложение капитала в перспективное месторождение, которое вот прямо сейчас разрабатывать невыгодно, а вот через несколько десятков лет - вполне. Точнее…
        … я очень надеюсь, что он понял мои объяснения именно так!
        Собрав многочисленное семейство, патриарх укочевал куда-то, оставив мне большую часть своих стад и нетронутые фруктовые сады. Африка пока ещё безбрежно велика, и нисколечко не сомневаюсь, переехали они в ещё более медвежий угол, коих в этих горах немало.
        К тому моменту, когда подали пирог, парни немножечко успокоились, снизив градус разговоров с Мировой Политики до вещей обыденных.
        - … не всё так страшно, - рассказываю неторопливо, не забывая отдавать должное сладкому пирогу, запивая его литрами кофе, - Аэропланы новые, мы с Санькой их недавно начали осваивать. Отчасти, именно поэтому такие умотанные, как вы видели - самим всё в новинку. Уже могём кое-что, но умственное напряжение на каждом вираже - страшенное! Ну и физическое, канешно, но это так… проще привыкнуть.
        - Угу, - закивал тот, и проглотив кусок пирога, поспешил добавить, - элементы пилотажа без стабилизаторов мы ещё летом отработали, в морском походе, а в полной мере - здеся уже! Нервенно - страсть! Иньше летадла чувствуется, не как раньше. Всё время настороже нужно быть, чтоб ошибок не наделать.
        - Отдельные части фюзеляжа ещё испытывали, узлы и агрегаты механизации, - занудно поправляю я, не без труда подавив желание сделать выговор за «нервенно» и «здеся», ибо и сам не без греха, да и велик ли грех? Вся Россия так говорит, - А так да! Модель новая, по сути экспериментальная, вот мы с Саней его и испытывали. Кое-какие мелочи по ходу правим, ну и…
        Пожимаю плечами, не сразу подбирая слова.
        - … научились кое-чему. Следующие пару недель будем летать, летать и летать! Фаза завершающих испытаний и освоения новой техники.
        - Аэропланы второго поколения, - важно добавил Санька и облизал кофейную ложечку.
        В глазах пилотов - счастье. Летать! Освоение новой техники! Аэропланы второго поколения!
        Проснулся циничный и язвительный Второй-Я, пробубнив что-то ехидное и не сразу понятное. Дескать, бабий пол в таком настроении даст и на кактусе, и будь Я/Мы/Они хоть сколько-нибудь содомитами…
        - … подавился? - участливо осведомился брат, - Што ж ты как неаккуратно, ажно через нос кофий пошёл!
        - Ажно кофий, - не выдержал я, срываясь на нём за собственные же дурные мысли, - дярёвня!
        - Агась! - солнечно улыбнулся брат, гася конфликт в самом начале. Ну вот как с ним, а? Даже не поругаешься! И…
        … а, вот оно что? Поглядев на излишне безмятежного Чижа, выпятившего деревенскую дурнинку, я понял - издевается, паразит этакий! Слишком уж глаза простодушные, хотя чего-чего, а простоты в нём…
        - Я слишком пафосен? - спрашиваю почти беззвучно, одними губами.
        - Агась… - еле слышно ответил брат, и улыбнулся!
        После обеда вводили новоприбывших в курс дела, знакомя пилотов с базой и собственно персоналом.
        - … секретность в несколько уровней, - рассказываю внимательно слушающим парням, - и сейчас она вам кажется излишней, нарочитой… Да вижу, вижу! Мне-то што врать!? Што я, не видел, как Илья косился на обслугу, когда мы не за общим столом ели, а отдельно? А?
        - Ну… - тот неловко пожимает плечами, - что я, не понимаю? Секретность…
        - Понимаешь, но не принимаешь… вздыхаю я, - так? Вроде как и понятно, что не зря, и бритты не дремлют, но товарищи все сплошь проверенные… верно?
        - Ну, в общем… - Военгский принуждённо усмехнулся и снова пожал плечами. Благо, ситуацию я просчитал заранее, и заранее же придумал, как её объяснять.
        - Сейчас… - я встал, - Да сидите, сидите! Жопу просто за день отсидел, размять хочу.
        Выслушав несколько шуточек на соответствующую тему, продолжил терпеливо:
        - Сейчас у вас голова забита аэропланами, а всё остальное - побоку. Но чуть погодя неизбежно всплывёт вопрос секретности, и без понимания сути она вам покажется излишней. Соответственно, пойдёт манкирование должностными инструкциями и прочее… Да! Потом прочитаете и заучите наизусть! Пока не сдадите инструкции и теоретическую часть, к полётам допущены не будете!
        Ведрин весьма натурально провыл волком, потом пролаял шакалом и под конец хохотнул гиеной, выразив своё отношение к инструкциям и экзаменам. Впрочем, он тут же исправился, весьма натурально повиляв отсутствующим хвостом, так что Санька от хохота свалился с лавки, да и Том? едва удержался.
        - Понимаю, - отсмеявшись, соглашаюсь с Жюлем, - всё понимаю! И всё же…
        - Во-первых, - демонстративно загибаю палец, - сугубо для служебного пользования, чтоб не трепались… Шпионы в наших рядах наличествуют! Я не знаю, есть они конкретно среди аэродромного персонала, но среди Старой Гвардии как минимум одного человека можно назвать предателем.
        - Вот это поворот… - Адамусь разом побагровел, - и кто эта…
        - Неважно! - прерываю его, - Важно, что есть! В настоящее время через него ведётся компания дезинформации, так что - сами понимаете… А где один, там и второй, а может и третий-пятый.
        - Всё-таки я не понимаю! - тряхнув головой, сказал Том?.
        - Зачем? - продолжаю за него.
        - Да, - закивал марселец.
        - Знать бы… - пожимаю плечами, - тот случай, когда всё вроде бы есть, но… В общем, нужно понимать, что враги у нас серьёзные, и в принципе, завербовать можно многих. Тщеславие, какие-то действительные и мнимые обиды, грешки…
        - К слову! - остановившись, обвожу всех взглядом, - Если кто-то из вас… ну вдруг! Если кто-то из вас или ваших друзей, родственников, товарищей и знакомых увлекается, э-э… изысками в стиле Древней Греции и Востока…
        - Фу-у… - протянул брат, - Фу-у!
        - Если! - надавил я голосом на него, - То я не считаю это таким уж большим грехом! Ясно? Взрослый человек вправе сам распоряжаться своей жопой!
        - Всё, всё… - Илья, красный как рак, замахал руками наподобие ветряной мельницы в бурю, - поняли мы, поняли!
        - И всё-таки закончу! - не уступаю я, - Все присутствующие в курсе моих египетских приключений и в том, какую, сугубо положительную роль, сыграли… хм, боевые пидорасы. Да и парижские знакомства…
        - В общем, - скороговоркой выпалил Санька, - если вдруг што, оценивать людей будем сугубо по профессиональным и человеческим качествам!
        - Да! - подтверждаю я, - Понимаю… тема неприятная, но вербовка очень часто базируется на шантаже. Не обязательно такого рода, но вы должны понимать, что в случае попыток надавить на вас…
        - Убивать гадину! - выпалил Жюль воинственно, по котячьи топорща усы.
        - Зачем? - Адамусь улыбнулся так, как могла бы улыбаться антропоморфная змея…
        «Рептилоид!»
        … - Напротив, соглашаться… на всё соглашаться! - усмехаясь, продолжил литвин, - А потом идти к руководству и начинать вести Игру.
        - Верно, - соглашаюсь с бывалым человеком, - и это тоже есть в должностных инструкциях. А по поводу… хм, содомской лекции, вы должны понять… и принять! Грешки есть у всякого из нас, и если вдруг на вас надавили чем-то, что кажется вам постыдным - не бойтесь! В обществе такие вещи в общем-то предосудительны, но как вы могли заметить по некоторым нашим парижским знакомцам, никто от хорошего человека не отворачивается.
        - Ладно… - потёр лицо руками, тема и в самом деле неудобная, - на этом тему содомии в наших тесных рядах прошу считать закрытой! Вернёмся к шпиономании и к тому, почему важно соблюдать секретность.
        - Знаю, - продолжаю после короткой паузы, - вы можете считать, что именно сейчас, в закрытой долине, секретность не важна. А вот потом вы всерьёз озаботитесь этим вопросом. Так?
        Я выразительно посмотрел на Саньку, на что тот несколько театрально надул щёки и с шумом выдохнул.
        - Был неправ, - нехотя сказал он.
        - Верно, - киваю я, - неправ! Это не шпиономания, а простое, но очевидно не для всех, понимание того факта, что существует сила привычки! Почти невозможно переключиться хоть сколько-нибудь быстро с режима благодушия на режим секретности! Тем более, невозможно сделать это переключение с тумблером.
        - Здесь и сейчас мы вырабатываем в себе привычку с секретности, - обведя всех взглядом, продолжаю я, - а это сложно! Кроме того, вы должны понимать, что в бытовых разговорах всегда будут проскальзывать служебные моменты. Всегда! А здесь, на базе, полным-полно тайн стратегических, которые нужно хранить не то что недели и месяцы, а годы! Лучше - десятилетия.
        - А… - начал было Том?.
        - Потом поймёте, - усмехаюсь я, - по ходу! Сейчас, на пальцах, объяснять неудобно и не всегда будет понятно. Потом! Договорились?
        - Договорились, - переглянувшись с другими пилотами, согласился марселец.

* * *
        В Преторию меня привела политика, а точнее - коррупционная её составляющая. В своё время мы вынуждены были подписать соглашение о пятилетнем цензе на гражданство, считая этот момент несущественным. Кто б знал…
        Ошибка наша привела к тому, что граждане Кантонов, не имеющие ценза или военных заслуг перед ЮАС, за пределами Кантонов имеют права не граждан, а де-факто обычный вид на жительство. В быту это довольно-таки несущественная деталь, и мешает, пожалуй, только в некоторых моментах предпринимательской деятельности, да и те в большинстве случаев можно обойти окольными путями.
        А вот деятельность политическая с этим чёртовым цензом принесла нам немало хлопот! Проблема даже не в том, что не имеющие гражданства не могут избирать и быть избранными за пределами ЮАС. Всё намного хуже!
        Выборная система в ЮАС довольно-таки сложная, и в Фольксрааде депутаты представляют не только территориальные единицы, но и собственно людей. Избирателей. Граждан.
        Не граждане же системой не учитываются… В принципе! То бишь люди живут, работают и платят налоги, а своего представителя в Фольксрааде не имеют!
        Ситуация совершенно отвратительная, тем более в преддверии большой войны, основную тяжесть которой должны вынести как раз таки не-граждане. Большая часть африканеров понимает аморальность ситуации, и в принципе за нас…
        … но вот далее начинаются нюансы! Мнений по этому вопросу у буров много, и в общем-то они в нашу пользу. Но! На собственно прорусской позиции мало кто стоит, всё больше любителей мер половинчатых, и я бы даже сказал - четвертичных. Здесь чуть мягче, там…
        Особой роли, если честно, это не играет, и весь этот африканерский либерализм дальше пустой говорильни не идёт. Впрочем, мы рады и этому, поскольку подобное отношение позволяет хоть как-то формировать общественное мнение, и соответственно - давить на нужные «болевые» точки, коих у африканеров хватает.
        Одни дрались с нами бок о бок, другие ведут дела, третьи нанимают на шахты, заводы и фермы русских (польских, малоросских, эстляндских и прочих) работников, имея в большинстве своём самое лестное о них мнение. В целом… именно в целом, отношение к нам приязненное. Но…
        … именно как к народу. Испытывая самые искренние симпатии, африканеры испытывают не менее искреннюю антипатию к Кантонам. Странноватая на первый взгляд позиция…
        … но с их точки зрения совершенно логичная! Одни считают, что нам, русским, лучше (для нас же!) раствориться в африканерском этносе, и через два-три поколения мы будем с ними, коренными африканерами, совершенно на равных!
        А пока… национализм в этой среде зазорным не считается, и русские никак не выделяются из числа европейцев. Скорее даже, имеют куда как больший кредит доверия по сравнению, к примеру, с греками, испанцами или итальянцами, коих в здешних краях считают едва ли не за цветных, а порой и без «едва ли».
        В эту же кучу валится и опаска Кантонов как государства-конкурента. Африканеры в большинстве своём не просто глубоко верующие, но и свято убеждены в том, что они - народ избранный, которому Богом предназначено…
        … и претендуют они, как минимум, на весь континент! Каково?
        А тут мы… без всяких претензий на избранность, но уже ухватившие куда как больше земли, чем есть у Народа Избранного, да и собственно народа у нас куда как побольше!
        Ситуация непростая, усугубляющая позицией «непримиримых» африканерских националистов, британскими и американскими (куда ж без них!) агентами и разумеется…
        … представителями союзнических стран. Франции и Германии мы очень нужны на континенте, но только и исключительно как плацдарм, как вассальное государство, как ценнейший человеческий ресурс для освоения континента, для водружения на большей его части национального флага соответствующих цветов.
        На нашей стороне пресловутый африканерский либерализм, личные связи и… взятки. Здесь это называется «лоббирование интересов», но право слово - невелика разница.
        Единственное - лоббирование не всегда заключается в передаче кошелька с нужной суммой из рук в руки, а чаще «борзыми щенками» разного рода. Обычно безыскусно, но порой и завуалировано, когда и взяткой-то сложно назвать. К примеру, какая-то русская газета в Дурбане, Китеже, Новгороде, Изборске или Плескове печатает (после литературной правки) статьи депутата с лестными комментариями от редакции.
        Африканер чувствует себя мыслителем, ему приятно, и вольно или нет, но он начинает думать в нашу сторону несколько позитивней. Мы прикармливает подобного рода государственных деятелей - благо, куда как дешевле гладить возбуждённое эго, нежели раздавать далеко не бесконечные доли в фирмах, рудниках и заводах.
        Основная проблема этого метода заключается в необходимости личного участия… К государственному деятелю и мыслителю не пришлёшь неприметного человечка, ибо он, мыслитель и философ, может и обидеться!
        Лично приходится, лично… И если деятель достаточно крупный или на него можно надавить авторитетом, то в ход идёт тяжёлая артиллерия. Я. Феликс. Бляйшман… Может, ещё пяток тяжеловесов сравнимого уровня, но пожалуй, и всё!
        - Устал, - вяло ковыряя сложно сочинённое французское пирожное, сообщаю сидящему напротив дяде Фиме, - Всю кровь выпили!
        - А… - вяло отозвался тот, вцепившись обеими руками в бокал и явно пребывая ничуть не в лучшей форме. Заметив официанта, вопросительно выглядывающего из-за пальмы, я одними глазами отослал вышколенного кафра прочь.
        Встретились мы, по большому счёту, случайно. Да, бывает и так. Я не намеревался лететь в Преторию, потому как расписание моё и без того забито до последней минутки. Но прибыв на побывку в Дурбан, выяснил, что один из наших тяжеловесов-лоббистов свалился с дизентерией.
        Вопросы же у него из тех, что нельзя откладывать на потом, а списочек контактов более чем наполовину состоит из моих знакомцев. Пришлось переделывать расписание и лететь…
        А контакты, между тем, через одного неприятные - из тех, что требуют к себе особого уважения, притом что поводы для этого самого уважения нужно придумывать самостоятельно. Актёр я не из худших, но честное слово, это никак не отменяет омерзительности моих ролей!
        Ходить где-нибудь на приёме с бокалом шампанского несложно, а вот вещать с пафосной мордой о неоценимой помощи конкретного африканера в минувшей войне, когда этот персонаж и на передовой-то не появлялся… Да-да! Хватает среди них и таких, притом немало.
        Это только считается, что «воевал весь народ» а на деле предостаточно людей, которые всю войну отсиделись у себя на фермах в глуши, и в лучшем случае на войне «побывали». Приехали на своих фургонах, постреляли немножечко в сторону англичан, а потом назад, ибо на ферме коровы не доены, и кафры не пороты!
        А нужно ходить и рассказывать, как он своим появлением воодушевлял наших бравых русских волонтёров, которых хлебом не корми, дай посмотреть издали на самого настоящего бура с правильной родословной! Вот посмотрели так, воодушевились, и аж раны затягиваются и патроны в патронташах сами собой восполняются.
        Но это, правда, крайний случай. Так-то кривить душой приходилось изрядно, но не вовсе уж из ряда вон. Зато дёшево! И чорт с ним, с моим самоуважением… своё доберу на том, что всё-таки пропихнул нужные законы!
        Дядя Фима начал потихонечку отживать. Приёмы такого рода, они выматывают не столько физически, сколько психологически. А как человек поживший и бывалый, к мерзости такого толка у него есть какой-никакой, но иммунитет.
        Зажурчал ручейком… Не прислушиваюсь особо, а так… ловлю иногда знакомые слова, да отвечаю односложно, не задумываясь ни о чём.
        - … а как твой новый проект, Шломо? Я слышал, ты сделал-таки всё, шо хотел, и даже немножко больше? - дядя Фима участлив, благодушен и родственнен до последней капли иудейской крови.
        - Ага… - и краем глаза ловлю знакомый азартный прищур, с которым он пытался делать бизнес не со мной, а на мине! Ах ты ж, думаю…
        Нет, по-родственному думаю! Но матом.
        - Н-да? - одним поднятием брови выражаю весь мой скепсис и разочарование.
        - Ну а шо ты хотишь? - разводит Бляйшман руками, почти ничуточку не смущённый, - Привычка!
        - Ага… и интерес до чужого бизнесу! - яду в моём голосе хватит на стадо слонов. Смеётся…
        - Кстати… - наливаю себе чуть-чуть вина и делаю крохотный глоток. А ничего так… местное, а по мне - ничуть не хуже франкского, - Давненько мы не делали люд?м панаму!
        - Кхе! Кхе-кхе… - прикрывшись салфеткой тогда, когда стало уже всё равно, Бляйшман сделал глаза, но мине не проняло, потому как иммунитет, да и старый жид, это не разу не Фира!
        - Поясни, - сдавленно попросил он, моментально поняв, шо если я в преддверии войны говорю за панаму, то это будет история из тех, о которых потом говорят много и вкусно, а её интересанты, помимо приятной славы, имеют ещё и много-много полезных денег.
        - Алмазный синдикат[50 - АЛМАЗНЫЙСИНДИКАТ (англ. Дайамонд синдикейт Ltd. - DIAMONDSYNDICATE ЛТД.), одна из самые старых и больших интернациональных монополий. Её ядром есть компания Де Бирс консолидейтед майнс Ltd. (De Beers Consolidated Mines ЛТД.).] тряхнуть хочу, - сообщаю, прикрыв губы бокалом. Столик наш стоит в некотором уединении, да и пышная растительность в кадках предназначена не только для создания интимной обстановки и уюта, но и прежде всего для проведения подобных переговоров. Со стороны видно разве только то, что за столиком сидят люди, а мы, в свою очередь, прекрасно увидим подходящего официанта, если только он не вздумает подползти через весь зал по-пластунски. Но…
        … а вдруг?
        - Хуцпа! - шёпотом просипел дядя Фима, и тут же, без перехода… - Я в деле! И как?
        - Французская компания капских алмазных копий, - отвечаю еле слышно, прикрыв на миг губы салфеткой.
        - Ага… - он напряжённо задумывается, - Эта та, которую поглотил Де Бирс? Я што-то не знаю?
        - Хм…
        - А, ну да… - быстро сообразил Бляйшман, - твои парижские контакты?
        - Они самые. Косвенно пришла информация, случайно в общем-то. Оговорочка в одном письме, оговорочка в другом…
        - Разные люди, - предупреждаю его вопрос, - и да, проверял! Дал задание раскопать информацию…
        - А они могут…?! - перебил меня дядя Фима.
        - Не могут, - усмехаюсь, - Даже если захотят. Нет, это не то шо ты таки подумал. Это мозги у мине и кусочки информации у них, а не вся разом!
        - Да ничего я… - начал он было, но заткнул-таки свой фонтан красноречия и усмехнулся, пожав плечами.
        - Думать ты имеешь право, - усмехаюсь ответно, - и лево тоже! В общем, там сложная юридическая ситуация, когда поглощённая вроде компания оказалась поглощённой не до конца, и я скажу даже так, шо она, будучи как бы поглощённой, отщипнула кусочек поглотителя!
        - А… бывает, - кивнул он без удивления, - Едва ли не обыденность.
        - В Париже, - продолжаю негромко, не забывая вовремя прикрывать рот салфеткой, бокалом или ложкой с пирожным, - эта ситуация выглядит интересно, но не очень многообещающе. Тот случай, когда можно много и интересно судиться, надеясь лет через десять на кусочек чужого счастья в свою пользу. Но не особо надеясь и не особо большого.
        - А у нас, я так понимаю, эта ситуация поинтересней, - протянул Бляйшман, всем своим упитанным видом излучая позитив и денежный интерес.
        - Таки да! - соглашаюсь с ним и делаю перерыв, подзывая официанта звонком колокольчика, который здесь на каждом столике свой, со своей тональностью. Заказав несколько позиций сладостей, дабы иметь возможность прикрывать рот не пустой рукой подозрительно-шпионски, а законно и вкусно, дождался прихода кафра и почти кипенья старого жида, и только затем продолжил:
        - Сразу несколько козырей, - продолжаю разговор, - Прежде всего интересная путаница в документах купли-продажи, взятых во время захвата Кимберли. Затем документы, доставшиеся от Родса.
        - О-о… - в экстазе простонал собеседник, закатывая глаза.
        - Обрывочно, - тороплюсь уточнить, пока дядю Фиму не накрыла волна того, чем обычно накрывает с любимой женщиной.
        - Да хоть што! - сипит тот, разом охрипший, - это же… это возможности!
        - Верно, - скалюсь я, - А там ну оч-чень интересное можно прочесть между строк! Начина от намёков на гибель Барни Барнато[51 - БАРНИБАРНАТО - предприниматель, владелец шахт в ЮАР, сделавший состояние во время золотой и бриллиантовой лихорадки в конце XIX века. Один из основных акционеров Де Бирс.], заканчивая другими грязными секретами компании. Ну и немножечко…
        
        Пальцами показываю, насколько это немножечко.
        - … первого барона Ротшильда![52 - Первый барон Ротшильд стоял «за спиной» Сесиля Родса, и фактически является одним из основателей (и интересантов!) компании Де Бирс.]
        
        - Хуцпа… - прошептал дядя Фима, пойдя пятнами.
        - Повторяешься! - глянув на него насмешливо, откидываюсь на спинку стула и жду, пока шестерёнки его разума сбросят с себя ржавчину сомнений.
        - Но… - начал было тот, и тут же задумался, перекосив губы и кусая их изнутри.
        - А ведь и в самом деле! - с удивлением констатировал премьер-министр Иудеи, подняв на меня глаза, - Именно сейчас у нас есть все шансы!
        - Системный кризис, - соглашаюсь я, - Если не сейчас, то когда?
        - В самом деле… А французская ветвь семьи? - внезапно засомневался он, снова кусая губы.
        - А это… - чувствуя, как губы растягиваются в широченной ухмылке, спешу прикрыть их салфеткой, - берут на себя мои друзья из Парижского Жокей-клуба!
        - О как… - протянул дядя Фима, покрываясь бисеринками пота и откидываясь назад, - А они о том знают?
        - Пока нет, - моему оскалу может позавидовать гиена.
        - Даже так? - дядя Фима показал, что умеет вздёргивать брови не хуже меня. Броня моей уверенности выдержала залп его скепсиса, и старый компаньон захмыкал, придя в наилучшее расположение духа.
        - Старые счёты, - поясняю для точности, - У некоторых семей до-олгая память…
        - Это да, - задумчиво согласился Бляйшман, вспоминая что-то своё, - долгая.
        - Французские активы… - я поморщился, - приберут по большей части мои… хм, друзья из Парижского жокей-клуба.
        - Это несколько… хм, обидно, - предупреждаю незаданный вопрос, - но думать, что такой умный я с тибе сможем в одиночку забороть всех Ротшильдов разом, это даже не хуцпа, а диагноз!
        - Таки да, - пожевав губами, согласился премьер, - Делиться надо!
        - Надо… - некоторое время мы сидели в грусти печали, представляя размеры пирога, который придётся резать на много-много не всегда заслуженных кусочков.
        - Я только утешаю себя тем… - моим голосом можно створаживать молоко, - что с геополитической точки зрения, нам выгодней иметь много пусть и сомнительных, но союзников! Ну и пожалуй, тот факт, что эта финансовая афера очень здорово сместит баланс сил как минимум во Франции, и если знать об этом заранее, можно будет отыграть своё несколько позже.
        - Баланс сил, хм… - дядя Фима чуть задумался, и я, зная политическую составляющую Французской Республики несколько лучше, пришёл к нему на помощь.
        - Ротшильды, как ты и без мине знаешь, выступают флагманами банковского дела, и обеими руками голосуют за финансовые спекуляции любого рода, - начал я, на что дядя Фима кивнул нетерпеливо - дескать, продолжай, это-то я знаю! - А финансовые спекуляции, как и любые быстрые деньги, привлекают людей с особым складом ума, и прежде всего - нуворишей.
        - А-а… - Бляйшман откинулся на спинку стула, - вот оно что! Старая и новая аристократия, нувориши и старые деньги… так?
        - Границы этого противостояния несколько размыты, но в целом так, - соглашаюсь с ним.
        - А мы, влезая в эту панаму на стороне старых денег… хм, - он задумался глубоко, и я не стал его тревожить, воздав должное чудеснейшим меренгам. Ресторан этот славится скорее атмосферой приватности и роскоши, нежели кухней, но вот кондитерские изделия у них чудесны!
        Впрочем, ничего удивительного. Большая часть посетителей здесь - дельцы и политики, вроде нас с Бляйшманом, которые выбрались в ресторан, имея целью скорее разговор, нежели кухню. Либо парочки, которые в большинстве своём налагают на сладкое и всевозможные десерты, томно глядя друг дружке в глаза и имея в виду продолжение банкета в горизонтальной плоскости. Так что логика, пусть и несколько ущербная на мой взгляд, у владельцев всё ж таки наличествует.
        - Ага… - услышал я, и вскинулся было, но дядя Фима, отмахнувшись, снова бурчать себе что-то под нос, сопеть, потеть и морщить лоб, то бишь напряжённо думать.
        - Да, - заключил он наконец, промокая лоб грязной салфеткой, - политическая ситуация во Франции может стать очень интересной!
        В голове его звучала озабоченность и воодушевление разом. Потерев гладкий подбородок, он кратко, тезисно, но весьма ёмко поведал мне о возможных политических последствиях финансовой бури в отдельно взятой Франции.
        - Могёшь! - одобрительно киваю я, поднимая бокал, - Мне, чтобы придти к похожим выводам, понадобился не один день.
        Заострять внимание на том, что выводы мне пришлось делать не как ему сейчас, а на основе анализа разрозненных фактов, я не стал, потому как самолюбие моё это переживёт легко, а дяде Фиме приятно чувствовать себя самым умным в нашем узком кругу.
        - Ну так что? - я чуть наклонился вперёд, - Как тебе перспективы?
        - Очень… - он пожевал губу, - воодушевляюще.
        Несмотря на его слова, вид у премьер-министра Иудеи озабоченный, да оно и понятно. Перспективы, это да… но промах, пойди что не так, зацепит целую страну!
        Самое вкусное, зная характер дяди Фимы как свой, я оставил на потом. Ковыряя ложечкой пирожное, делаю заодно мозги своему почти родственнику, рассказывая ему о долине, но разумеется…
        … без подробностей! Зачем ему знать о том, что с моей точки зрения это идеальная авиабаза.
        - … если не вглядываться слишком пристально, - прямо на льняной салфетке набрасываю схематично-лубочное изображение Кимберли, выделяя геологически-правильные моменты. Бляйшман замирает, разглядывая моё творчество, а я тем временем, взяв другую салфетку, рисую свою долину, то бишь авиабазу, выделяя схожие элементы.
        - Это… - сипит он, подняв на меня глаза.
        - Козырь, - улыбаюсь ему во все шестьдесят четыре.
        - И что… кхе! В самом деле?! - голос дяди Фимы срывается, и он, кажется, пытается забороть меня гипнозом.
        - А это… - делаю паузу, - пока что только предположение! Ведутся геологические изыскания и…
        - … ты понимаешь, что пока, - наклонившись вперёд, я голосом выделяю это слово, - тайна стратегического уровня?
        - Пока? - он зеркалит мою акулью ухмылку, и даже его не слишком здоровые зубы на миг белеют и заостряются, - Вот это хуцпа!
        Бляйшману не надо объяснять, что не суть важно, имеет ли моя долина реальное геологическое сходство с Кимберли, и есть ли там алмазы в принципе. Главное, что при нужной подаче да в нужное время…
        … эта информация может обрушить рынок! И цимес в том, что сделать это можно будет не один раз.
        А пока, помимо всего финансового прочего, это замечательный отвлекающий маневр, объясняющий секретность вокруг проекта, привлечение туда самых близких друзей, перемещение техники и прочее. Да, лучше бы сохранить до поры в тайне само существование авиабазы…
        … но по ряду причин это или вовсе невозможно, или, в силу избыточной секретности, замедляет проект в разы. А пока - так…
        - Шломо… - торжественно сказал дядя Фима, и глаза его сияли, подобно брульянтам на свету, - я вижу, ты таки сын нашего народа! Нет-нет! Не спорь! Могу я помечтать в приятную сторону?! У тибе есть план победить врага до битвы, и это таки может сработать!
        - Это наша кровь! - он схватил мою руку и прижал к своей груди так, что её дебелость и волосатость я ощутил даже через рубаху, - Ты слышишь, как бьётся почти родное тибе сердцэ?!
        - Шломо, - он всхлипнул и высморкался, отпустив наконец мою руку, - Это так по-нашему! Зачем воевать, когда можно сделать так, шо врагам будет не до тибе!
        - Ну… - вздоху моему могла бы позавидовать рожающая корова, - повоевать всё-таки придётся!
        - Таки да, - с горечью согласился премьер Иудеи, - Нет, ну поцы же! У нас тут бизнес, а они с войной!
        Глава 8
        - … Господу помолимся… - истово надрывая глотку и багровея крупным пористым лицом, обрамлённым окладистой бородой, выводит протодиакон Севастопольского кафедрального собора, истекая потом. Гулкий, запредельно низкий бас священнослужителя ломает влажный воздух, надрывает пространство и время, пробирая собравшихся офицеров и чиновников до самых глубин тела и души.
        Голос протодиакона будто на воздусях подхватывается ангельски согласованным церковным хором и десятками священнослужителей разного ранга, поднимаясь к небесам, где носятся потревоженные птичьи стаи. Одеяния из шёлка и золотой парчи, панагии[53 - ПАНАГ?Я - небольшой богато украшенный образ Богоматери (реже Спасителя, Троицы, святых, распятия, библейских сцен), чаще всего округлой формы.] в усыпанных драгоценными камнями золотых обрамлениях, кресты, митры, жезлы и посохи, выносные подсвечники, кадила, дикирии и трикирии[54 - ДИКИРИЙ И ТРИКИРИЙ являются принадлежностями архиерейского богослужения. Это переносные подсвечники соответственно на две и три свечи, причем свечи в них расположены под углом друг к другу.].
        
        Солнце, выглянувшее через разошедшиеся осенние облака, тяжело нависшие над свинцовой землёй, осветило представителей сословия священнослужителей, добавив немного искрящихся красок в однообразную золотую палитру. Мазанув толстой кистью по драгоценному убранству, оно вновь спряталось за облака, и священнослужителей будто припорошило пылью.
        Держа фуражки на сгибе левого локтя, служивый люд крестится истово…
        … даже если и вовсе не верят в Бога! Здесь и сейчас не только, и даже не столько торжественный молебен, сколько важное светское мероприятие. Православие же - государственная религия Российской Империи, и всякий человек Законом обязывается его уважать!
        На аэродроме Куликово поле под Севастополем идёт торжественная церемония открытия Севастопольской офицерской школы авиации. Вторая после Гатчинской авиашколы, и первая в Империи, специализирующаяся на подготовке военных лётчиков.
        
        Созданная по особому распоряжению Государя Императора Николая Второго, попечением первого шефа русской авиации, мученически убитого Великого Князя Александра Михайловича, школа должна стать кузницей кадров зарождающегося военно-воздушного флота Российской Империи.
        
        
        Военных и гражданских чинов, представителей Двора, именитейших почётных граждан и прочих представителей привилегированных классов столько, что при желании, из одних только чинов шестого ранга[55 - Шестой ранг - полковник или коллежский советник.] и выше можно составить полноценную сводную роту.
        Расшитые золотом и серебром мундиры, золотые погоны и ордена… пудами! Среди этих мундиров, аксельбантов, лихо торчащих усов и блестящих лысин, поздними осенними цветами виднеются нарядные женские фигурки. Представительницы Дома Романовых, фрейлины императрицы нынешней и вдовствующей, женщины знатнейших фамилий Империи украшают собой этот праздник цвета пороха и огня.
        
        На особо отведённых местах фотографы и операторы синематографа, снимающие специально для дворцовой кинохроники. Позже, после показа Двору, цензоры устранят лишнее, и кадры с торжественного открытия Севастопольской офицерской школы авиации будут показаны обывателя в синематографах. Но это потом…
        Торжественная речь, и снова молитвенные песнопения. Митрополиты, епископы, иеродиаконы и архимандриты, служки и псаломщики текут меж собравшихся золотой рекой, окропляя святой водой людей, строения и аэропланы воинства Русского!
        Пройдя по дощатым помостам летательным аппаратам, стоящим посреди Куликова поля, священнослужители окропляют их святой водой, читая молитвы и благословляя воинство Православное и оружие Русское. Воды не жалеют, и она стекает вниз по деревянному корпусу и перкалевым крыльям, образуя внизу заметные грязноватые лужицы.
        Митрополит Московский и Коломенский Владимир, в миру Василий Никифорович Богоявленский, сказал богодухновенную[56 - Не опечатка! БОГОДУХНОВ?ННОСТЬ (или Боговдохновенность) Священного Писания - богословский термин, указывающий на то, что Священное Писание было составлено (избранными Богом людьми) при особом содействии Божественной благодати, по вдохновению Святого Духа, в соавторстве Бога и человека.] речь, в коей, воздав должное отважным покорителям Воздушного Океана, вспомнил мученически убитого Великого Князя Александра Михайловича с супругой, Великой Княгиней Ксенией Александровной. Панегирик его Великокняжеской супружеской чете, упокоившейся с миром, закончился грозными словами, обличающими бунтовщиков[57 - Владимир, митрополит Московский и Владимирский, известен в том числе своей полемикой с марксистами и поддержкой (в Реальной Истории) московского генерал-губернатора в борьбе с Революцией 1905 г.] и всех, кто расшатывает устои Государства Российского!
        Средь гостей расставлены столы, на которых пирамидами высятся бутылки лучшего шампанского, ситро и фруктовые воды для желающих освежиться, вазы с фруктами и конфетами. Услужливые, вышколенные специально для такого случая солдаты аэродромной команды, денщики и служители офицерского собрания, полны решимости не посрамить чести Русского Оружия, и выглядят наивозможнейше браво, ловя одобрительные взгляды господ. Время своё русские воины проводят отнюдь не праздно, едва успевая откупоривать бутылки и убирать использованные бокалы, ставя взамен чистые.
        В полированном хрустале, искажаясь, отражаются ордена и золотое мундирное шитьё. Высокие чины, делая неспешные глотки, ведут беседы, полные намёков, недомолвок, аллюзий и околичностей, которые человек несведущий может принять за пустые разговоры. И…
        … порой так и есть! Но чтобы понимать это, нужно быть человеком безусловно светским, вращающемся в Обществе с младых ногтей.
        Разговоры, разговоры, разговоры… Рушатся альянсы, заключаются миллионные сделки, вершится Большая Политика.
        Закончился сей грандиозный праздник Русского Духа и Русского Оружия фотографическими съёмками каждого из присутствовавших на фоне восьми аэропланов британской фирмы «Виккерс», состоящих в распоряжении школы.
        Вольдемар не без оснований считал себя человеком, не чуждым воздухоплавания. Испытывая себя, он трижды поднимался на монгольфьере, и даже, пересиливая натуру, перевешивался через борт корзины, пристально вглядываясь в сложную геометрию вспаханных полей, лугов и рощ.
        В первый раз, не без труда переборов постыдную дурноту и начавшуюся панику, молодой офицер подумал было, что путь в Небо навсегда заказан, и его удел - быть одним из многих офицеров Гвардии. Участь не самая скверная, но…
        … неумолимое тщеславие и болезненное самолюбие заставило его повторить попытку, и она далась несколько проще. Закрепляя результат, он в третий раз поднялся на воздушном шаре, оставшись полностью удовлетворённым равно своим поведением и реакцией организма.
        Позже, во время своего европейского вояжа, он пять раз поднимался в воздух в качестве пассажира уже на аэропланах, отдав за сию привилегию весьма существенную даже для него сумму. Позднее оплата за полёты значительно снизилась, но Вольдемар нисколько не жалел о потраченных деньгах.
        Как ни крути, но по крайней мере в Российской Империи он один из первых аэронавтов! Статьи, в коих он делился впечатлением о полётах, пользовались некоторым успехом в российской прессе, и по возвращению в Россию он был принят в лучших домах.
        Позднее этот эффект несколько выцвел, но остались полезные, да и чего греха таить - приятные знакомства! Воздушным своим анабазизом Вольдемар показал себя в глазах Общества безусловно достойным молодым человеком - образованным, отважным и не чуждающимся передовых технологий. Что и говорить, удачно вышло!
        Несколько омрачал его радость тот прискорбный факт, что в небо он всё-таки поднимался в качестве пассажира, и не имеет полного на то права именоваться аэронавтом. Ещё, пожалуй, давили воспоминания о пащенке, которого досужая пресса успела было окрестить «Новым Икаром»…
        … но в последнем Вольдемар не признался бы ни на исповеди, ни самому себе!
        Не желая вспоминать ни сам факт давнего знакомства, ни свою не вполне благовидную роль в судьбе «Икара», молодой офицер загнал саму тень воспоминаний так глубоко, как только возможно. Но угнездившись в глубине подсознания, в самой его сути, воспоминания стали неотъемлемой частью Вольдемара и подспудно давили на него, заставляя совершать те или иные деяния.
        Возможно…
        … именно поэтому молодой офицер подал рапорт о переводе авиационную школу!
        Не испытывая к Небу какой-либо тяги, или напротив - сладкого ужаса, от которого тянет внизу живота, своим поступком он будто доказывал, что право имеет! Себе ли?
        Отцу и тётушке, прося похлопотать о переводе, Вольдемар рассказывал о желании прославить фамилию. Товарищам по полку и капитану Гальфтеру[58 - В РИ Гальфтер в 1887 г. выпущен (после Павловского училища) подпоручиком гвардии в лейб-гвардии Московский полк, где и дослужился благополучно до генерал-лейтенанта. Уровень компетенции блистательного гвардейца и героя ПМВ (согласно Википедии) описывается здесь:О действиях полка 26 августа (8 сентября) 1914 г. в бою под Тарнавкой (Галицийская битва), за которую Гальфтер стал георгиевским кавалером.Ровно в 5 часов полк занял исходное положение. Притихшие неприятельские батареи дали без помехи развернуться 12 ротам полка. Солнце им било прямо в глаза, и они, будучи как на ладони, оказались прекрасной мишенью.Полковник Гальфтер, бывший впереди, повернулся к своим бойцам: - Славные Московцы! Вперед! Помни честь полка!И - пошел, прикрыв лицо саперной лопаткой. И полк стройно, как на красносельских маневрах, двинулся за ним.Мы, артиллеристы, с невыразимым волнением следили в бинокли за этим грозным, прекрасным и трагическим зрелищем.Первые 500 шагов полк прошел
без потерь. И тут начался ад. В рядах наступающих рот стали рваться тучи шрапнели. Вот падают ротные командиры Штакельберг, Нищенко, Климович. Позади наступающих цепей остается все больше убитых и раненых…Еще около получаса продолжается это восхождение на Голгофу. Вот они достигают подножия горы и залегают в мертвом пространстве. Однако надо спешить - неприятель уже выкатывает орудия из окопов, чтобы картечью в упор расстрелять эти доблестные остатки.Но вот огонь орудий как будто смолкает. Их прислугой овладело оцепенение, когда близко, совсем близко надвинулись лица русских солдат.Наконец все затихло. Вокруг немецких орудий, ставших тихими и безвредными, собрались остатки полка - 7 офицеров и около 800 солдат. В этой показательной атаке под Тарнавкой московцы потеряли убитыми и ранеными 57 офицеров и более 2000 рядовыхПЫ. СЫ. Прошу прощения за длинноту, но (ИМХО) такие вещи надо знать, чтобы лучше понимать атмосферу книги и ПОЧЕМУ народ тогда пошёл против власти.] - о необходимости привнести в авиацию славные гвардейские традиции лейб-гвардии Московского полка.
        Ради чего он на самом деле добивался перевода, гвардеец, пожалуй, ещё недавно затруднился бы дать ответ. Но как бы то ни было, хлопоты увенчались успехом, и отныне он - курсант Севастопольской офицерской школы авиации, и пожалуй…
        … сейчас, после молебна, молодой офицер дал бы честный ответ, ради чего он с таким рвением добивался перевода. Высочайшее внимание к новому роду войск, а следовательно - чины, звания, ордена… строчки в газетах и фотографии бравых авиаторов, хранящиеся молоденькими барышнями в медальончиках. А ещё…
        … отныне он - один из Первых, и значит, место в Истории ему уже обеспечено. Ему и его новым сослуживцам. А вот кто совершит карьерный взлёт под самые Небеса, а кто удостоится лишь скупых упоминаний…
        … покажет лишь Время! Но негласное соревнование уже началось.
        Гости разъехались, оставив после себя некоторую неустроенность и какую-то звенящую пустоту. Нижние чины, не мешкая, уже взялись наводить порядок, работая мётлами и граблями с той сноровкой умелых дворников, которая приходит лишь с большим опытом.
        Унтера покрикивают для порядку, но человеку опытному видно, что настрой у солдат праздничный, и пожалуй, ничуть не меньше, чем у господ офицеров! Службой своей, коли выпадет она хоть сколько-нибудь почётной и интересной, нижние чины гордятся не меньше, а пожалуй, даже и побольше, чем их непосредственные командиры.
        А тут - шутка ли?! Служить при школе авиации куда как почётней, чем в пехоте, да и унтера не «дантисты», а люди сплошь образованные, из монтёров, механиков и телеграфистов. Солдат будут не муштровать на плацу и использовать на бесконечных хозяйственных работах, а обучать телеграфному делу, фотографии, обращению с телефонами и воздушными шарами, и разумеется - обслуживанию аэропланов. Что ж не служить-то?!
        Гости, расчувствовавшиеся историческим событием, нет-нет, да и совали серебряный рубль, а то и красненькую[59 - Десятирублевая ассигнация печаталась на бумаге розового цвета, за что и получила в народе название «красненькая».] кому-нибудь из бравых служивых, обеспечивающих праздник. Позже эти деньги скинут в общий котёл, но и так-то, навскидку, сумма выходит ох какая немалая!
        Господа офицеры, равно из числа курсантов и преподавателей школы, проводив гостей, порядку для прошлись по территории школы, всем своим видом показывая нижним чинам, что расслабляться не стоит, и удалились в офицерское собрание части. Здесь ещё пахнет свежей побелкой, но двухэтажный дом с колоннами из фальшивого мрамора на входе уже пропитывается потихонечку запахами табака, хорошего алкоголя, вежателя и одеколона, коими и должен благоухать всякий уважающий себя офицер.
        Служители в накрахмаленных фартуках и колпаках уже хлопочут на большой, прекрасно оборудованной кухне, подготавливая праздничный обед[60 - Император, а за ним Двор и гвардия, обедали в то время около восьми вечера.], на котором ожидаются гости весьма именитые и титулованные. Офицеры школы, проконтролировав приготовление обед, собрались в синей гостиной, обсуждая молебен и все те праздничные тонкости, кои каждый из них видел хоть чуть, а по-своему.
        
        Выходило достаточно своеобразно, и пожалуй, недурственно показывало характер каждого из них, если бы не толика извечного византийского лукавства, прижившегося в гвардейских частях, несмотря на формальное его осуждение. Впрочем, лукавство это давно стало частью натуры и всерьёз никем и никогда не порицалось, добавляя определённой перчинки во взаимоотношения аристократических семей.
        Курсанты, сплошь молодые офицеры из хороший фамилий, в большинстве своём находятся если не в родстве, то как минимум имеют общих приятелей, и потому отношения меж ними вполне непринуждённые. Преподаватели же, будучи старше годами и чинами, прошли гвардейскую, либо схожую школу жизни, и вполне умело выдерживают баланс между субординацией и дружеским общением.
        Британские офицеры держатся несколько особняком, но впрочем, не чрезмерно. Островной снобизм и некоторое высокомерие с некоторых пор вошли у русских офицеров в привычку, равно как и присутствие британских наблюдателей и инструкторов в армии Российской Империи.
        Долговязый майор Примроуз, вытянув длинные ноги к огню, устроился у камина, сжав в крупных желтоватых зубах старинную трубку с длинным чубуком. Человек он молчаливый и закрытый, о котором известно разве что, что он родственник пятого графа Розбери, сорок восьмого премьер-министра Великобритании, ныне президента либерально-империалистической лиги, а также одного из самых богатых людей страны, удачно женившегося на внучке Ротшильда.
        Лейтенант Леннокс, устроившись подле командира негромко рассказывает что-то очевидно забавное, судя по еле уловимым улыбкам, пробегающим по лицам майора Примроуза и капитана Невилла. Русский язык британцы знают недурственно, но хотя и не избегают общения, всё ж таки нельзя назвать их людьми сердечными.
        Впрочем, никто и не ожидал от островитян русского радушия, и скорее бы удивились, а пожалуй, и заподозрили неладное, буде они вели себя дружелюбно и общительно. Британская чопорность и закрытость давно стали притчей во языцех и поводом для сотен и сотен соответствующих анекдотов. Да и после злосчастной англо-бурской войны пробежала меж народами этакая прохладца.
        Вспоминать ныне англо-бурскую, и не такие уж давние восторги едва ли не всех слоёв русского общества, вкупе с неуместной героизацией буров и выпячивания роли русских волонтёров неудобно всем. Ныне Фортуна повернулась так, что недавние недоброжелатели стали ближайшими союзниками, но едва ли уместно требовать от людей, лично воевавших против буров, быстрейшего забвения досадных ошибок Русского МИДа. Не спешат сближаться, и пусть…
        Люди они безусловно достойные, из лучших Фамилий Британии, да и притом с отменным образованием и самым свежим боевым опытом. Так что самолюбие русской стороны вполне удовлетворено, а мелкие нестыковки…
        … да Господь с ними! Когда их не было-то?!
        Вскоре среди молодых офицеров, несколько разгорячённых алкоголем и своим официальным представлением Обществу в качестве аэронавтов, зашёл спор о путях развития авиации, и разумеется, о боевом его применении. Воздушная разведка не оспаривались, собственно, никем из присутствующих, ибо ещё в Русско-Турецкую наблюдатели на воздушных шарах доказали свою эффективность. В Российской Империи с тысяча восемьсот восемьдесят пятого года существует Учебный воздухоплавательный парк, хотя дальше, чем к полётам на воздушных шарах и опытов в метеорологии, отряд до известных событий не приступал…
        Впрочем, нельзя отрицать пользу сих опытов, ибо наука опирается не только на наитие, но и на многочисленные практические эксперименты.
        Равно как и нельзя отрицать осторожное здравомыслие генералитета и чиновников Военного Ведомства, не спешившего вкладываться в развитие пусть и безусловно полезного, но всё ж таки сырого направления военной науки. Сколько прожектёров, обещающих возвеличить Российскую Империю, видели седовласые старцы…
        Стоит ли удивляться их приобретённому с годами скепсису, если даже учёные мужи ещё недавно уверенно говорили о невозможности покорения Воздушного океана аппаратами тяжелее воздуха? И даже оппоненты их в большинстве своём соглашались, что если такое событие и произойдёт, то уж точно не в ближайшее десятилетие!
        Ныне в научном и военном обществе эйфория и совершеннейший раздрай! Возможности авиации и боевого её применения обсуждаются едва ли не каждым мало-мальски грамотным человеком, и авторитетных мнений и виде записок, докладов, научных трудов и газетных статей столько, что голова кругом идёт!
        Вот кому прикажете верить? Боевому генералу, воевавшему в немалых чинах ещё в Русско-Турецкую или молодым инженерам, стоящих на самых передовых позициях?
        С одной стороны - консервативный, и подчас - несколько даже… э-э, заскорузлый взгляд на мир, но ведь на их стороне и опыт!
        С другой - знание технических новшеств и как минимум попытка просчитать движение прогресса с помощью научных методов. Но ведь и прожектёров среди этой публики пруд пруди! Не считая завышенных ожиданий от науки, и нежелания понимать (и принимать!) действительность, которая куда как сложней уравнений и чертежей на грифельной доске.
        Единства мнений нет и у аэронавтов, ибо среди них имеются как представители консервативных течений военной мысли, так и технократы. Пожалуй, единственное, в чём сходятся сторонники здорового консерватизма и патриотичной технократии, так это в своём неприятии социалистов. В офицерской среде и среди патриотично настроенной публики социалисты видятся существами безусловно злокозненными.
        Говорить о них у военных в общем-то не принято, ибо Высочайший указ о запрете заниматься всякой политической деятельностью никто не отменял[61 - В России царская власть, напуганная восстанием декабристов, запретила офицерам обращаться к политике. При производстве в офицеры давалась подписка следующего содержания (текст ее так и оставался неизменен до 1917 года): «18.. года. Я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, Думам, Управам и прочим, под какими бы названиями они ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду, и что не только членам оных обществ по обязательству, чрез клятву или честное слово не был, да и не посещал и даже не знал об них, и чрез подговоры вне лож, Дум, Управ, как об обществах, так и о членах, тоже ничего не знал и обязательств без форм и клятв никаких не давал».Офицерам запрещались также публичное произнесение речей и высказываний политического содержания. В обществах неполитического характера офицеры могли состоять с разрешения начальства. Поэтому в политике офицеры, как правило, стремились не
участвовать и не могли быть ее самостоятельными субъектами.]. Положено считать, что корабль Русской Государственности идёт верным курсом, и всякий, кто мешает капитану и офицерам выполнять свой долг, есть бунтовщик, место которому на рее!
        Согласно этой же доктрине, эмигранты суть предатели и дезертиры. Крысы, покинувшие государство-корабль в опасный момент, вместо того, чтобы встать к помпе и откачивать воду и конопатить щели, слушая приказы вышестоящего командования.
        Капитан получил должное образование, офицеры у него достойные, а корабль государственности идёт нужным курсом. Проблемы же на корабле, неизбежные при любом раскладе, есть совокупность внешних причин и распущенности экипажа!
        Ещё, пожалуй, с некоторыми оговорками допускалось полагать, что отдельные проблемы корабля-государства могут проистекать из-за ошибок некоторых сановников-офицеров… а капитан - знающий и очень, очень талантливый! Обсуждение отдельных ошибок отдельных сановников - максимум, что дозволялся офицерам, притом в самом узком кругу, и очень желательно, чтобы обсуждения эти никоим образом не переходили в плоскость политическую!
        По этой-то причине нежелательно обсуждать и проблемы авиационных заводов в Российской Империи, равно как и всевозможные технические сложности. Рано или поздно проблемы и сложности утыкались в первоисточник, то бишь человека, которого ещё не так давно называли «Русским Икаром», а ныне злоязыкие обыватели дали ему прозвище «Тот-кого-нельзя-называть».
        Куда ни ткнись в авиации, всюду он…
        … а для военных Российской Империи следить за успехами дезертиров и предателей неуместно, так что все удачи и неудачи авиации проходили через фильтр британских союзников и самоцензуры.
        Пилоты же, не состоящие на военной службе, после убийства Великого Князя, в коем террористы применили авиацию, находятся под столь пристальным вниманием властей, что решительным образом шарахаются от тени чего бы то ни было, напоминающего политику. А заодно, на всякий случай, от всяких людей в погонах…
        … потому-то в Российской Империи пилоты гражданские в подавляющем своём большинстве сосредоточены катанием людей на ярмарках, да перевозкой особо срочной почты. Имеются ещё вовсе уж редкие энтузиасты-изобретатели из тех, кто не сразу-то и вспомнит, какой политический строй в государстве, на территории которого они соизволят проживать.
        - … и хотя я не полагаю бомбометание хоть сколько-нибудь бесчестным, но всё ж таки мероприятие это несколько…
        … - сомнительное, - договорил Вольдемар после короткой паузы, сделав изящный жест кистью, будто стряхивая воду. Руки у него красивые, длиннопалые, изящные и в то же время сильные. Помнится, матушкины подруги ещё в гимназии изрядно их хвалили, считая за эталон.
        - Вопросов морали в данном случае я касаться не буду… - он ступил на тонкий лёд, - полагая себя недостаточно зрелым для столь сложных суждений. Полагаю, это не более аморально, нежели стрельба из гаубиц.
        Улыбнувшись чуть смущённо, молодой офицер пожал плечами. Игра очень сложная, нужно пройтись по лезвию, показав себя одновременно человеком, болезненно воспринимающим вопросы чести, и в тоже время - исполнителем, полностью полагающимся на мнение вышестоящего (и без сомнения, более компетентного, в том числе и в вопросах чести) начальства.
        - Наше дело - стрелять и помирать! - Вольдемар оточенным движением опытного фехтовальщика рубанул воздух, заодно привлекая внимание к красоте рук, - А в кого и за что - господин полковник знает!
        Грубоватая поговорка, уместная более для унтеров-сверхсрочников, в этот раз пришлась как нельзя кстати…
        … как и короткий взгляд, брошенный им на портрет Государя-императора на стене, коего художник изобразил в парадной форме полковника Королевского гвардейского драгунского полка Scots Greys.
        
        Не заостряя на удачном пассаже внимания (потому как позже его всё равно разберут по косточкам), Вольдемар, не забывший уроков дачного любительского театра, покраснел чуть смущённо, будто стесняясь на миг распахнутой души.
        - … а вот с военной точки зрения, - продолжил он после короткой заминки, - я не вижу в бомбометании особой пользы.
        - Разумеется… - Вольдемар вздёрнул уголки губ и еле заметно пожал плечами, - все мои рассуждения - обычная игра ума, и я бы даже сказал, несколько дилетантская! Однако же если подсчитать вес груза, который может взять аэроплана, и…
        Спора как такового не вышло. Сослуживцы, признав за ним партию, видеть его премьером[62 - Ведущий актер, который занимает лидирующие позиции В ТЕАТРАЛЬНОЙ ТРУППЕ называется ПРЕМЬЕРОМ.] отказались самым решительным образом. Некоторые из них владели материалом не хуже, но после столь удачного выступления Вольдемара, любая их активность вокруг бомбометания выглядела бы откровенно вторично, а изображать из себя хористов аристократии претило.
        Удовлетворившись ролью солиста в отдельном спектакле, настаивать молодой человек не стал, дабы не настроить против себя сослуживцев. Далее, обратившись во внимание, он слушал с самым доброжелательным видом, и если приходилось, отвечал односложно, не перетягивая внимание на себя.
        Ход, пожалуй, что и верный! Сперва - удачное первое впечатление, а после, не став настаивать на развитии своих идей, Вольдемар показал себя хорошим товарищем и командным игроком. Да и скромность его не смазалась излишним напором!
        Получасом позже поручик Урусов поднял вопрос воздушных поединков, остро волновавший всех присутствующих. Не находя бесчестья в разведывательных полётах и бомбометании, гвардейцы всё ж таки видели себя скорее продолжателями славных рыцарских традиций, а не разведчиками или расчётом летающей катапульты!
        Не сойдясь во мнении, решили спросить у экспертов, обратившись к британцам. Майор Примроуз, выслушав внимательно делегата, пыхнул дымком и после длинной паузы выдал свой вердикт…
        - Воздушный бой в Британии видят прежде всего как поединок стальной воли и лётного мастерства. Пулемёты… - он снова пыхнул трубкой и пожал костлявыми плечами, - не отрицаю их пользу, но и придавать большое значение им всё-таки не стоит.
        Он замолк, и капитан Невилл, улыбнувшись одними уголками губ, без участия глаз, продолжил разговор.
        - Я, господа, стоя обеими ногами на земле без труда попадаю в бекаса[63 - Слово «снайпер» происходит от английского sniper, от английского snipe «бекас». Считается, что попасть в эту птицу на лету могут только лучшие стрелки.], но в воздухе… - он покачал головой, - В воздухе, господа, дело иное! Стрелять с самолёта ничуть не легче, чем с несущейся галопом лошади. Вдобавок, вражеский аэроплан может свернуть не только в стороны, но также вверх или вниз, так что хоть сколько-нибудь результативная стрельба возможна едва ли не в упор.
        - Впрочем, - без эмоций добавил он, - в этом вы ещё успеете убедиться самостоятельно.
        Британец замолчал, даже молчащим продолжая весьма непринуждённо удерживать внимание.
        - В Королевском лётном Корпусе, созданном указом Его Величества Эдуарда Седьмого, эксперименты такого рода проводили, и могу вас уверить, результаты были несколько обескураживающими! Хороших стрелков… - Невилл неторопливо пыхнул сигарой, - у короля много. Но…
        Капитан снова затянулся.
        - … одно дело - стрелять по мишеням, расположенным на земле, или даже - по матерчатым мишеням, прикреплённым к другому аэроплану. Результаты не слишком обнадеживающие, но всё же, высадив полную обойму, хороший стрелок может добиться одного-трёх попаданий со ста пятидесяти футов.
        По лицам аэронавтов пробежали самоуверенные улыбки. Они, все как один, полагали себя не просто хорошими, а отличными стрелками, и надо сказать, что несмотря на некоторую самоуверенность - не без оснований. В Русской Гвардии стрелять умеют и любят, а уж после вступления на Престол Государя Императора Николая Второго, с его фанатичной страстью к охоте, неумение стрелять в этой среде стало приравниваться едва ли не к фрондерству!
        - Сколько из этих выпущенных пуль попадёт непосредственно во вражеского пилота и жизненно важные узлы летательного аппарата, можно только гадать, - продолжил британец, и на лицах русской аристократии начало проступать понимание.
        - Стрелять… - он снова пыхнул трубкой, - придётся едва ли не в упор, на расстоянии пистолетной дуэли. Настолько близко, что возникает опасность столкновения летательных аппаратов, что вместе со стрельбой…
        Он покачал головой и сунул в рот трубку.
        - Рыцарский поединок! - раздувая тонкие прозрачные ноздри, выпалил поручик Вельяминов, и в нескольких словах развил идею, сравнивая бой в воздухе с таранным ударом тяжёлой кавалерии. Товарищи по школе весьма благосклонно отнеслись к его словам, и в гостиной начал явственно оформляться мираж тех славных времён. Отчётливо пахн?ло кровью, конским потом и железом, а в голосе аэронавтов появились лязгающие нотки людей, готовых нестись галопом на противника, удерживая под мышкой тяжёлое копьё.
        - В Королевском Лётном Корпусе пришли к схожим выводам, - спокойно кивнул Невилл, выслушав доводы курсантов, - хотя детали, разумеется, несколько отличаются.
        - А если посадить стрелка позади пилота? - наморщив чистый лоб, осведомился капитан Алтуфьев, не обращая внимания на осуждающие взгляды, коими его тотчас же наградили некоторые товарищи. Обвинений в трусости капитан не боится, порукой его храбрости «Станислав» с мечами и «Клюква»[64 - «Клюква» - орден Святой Анны четвёртой степени.] на темляке шашки. Поняв, что капитан рассуждает чисто гипотетически, взгляды сослуживцев смягчились. Тем паче, к орденам прилагается значок выпускника университета, откуда и проистекает привычка к лишним умствованиям.
        Вельяминов, выпускник славного Николаевского[65 - НИКОЛ?ЕВСКОЕКАВАЛЕР?ЙСКОЕУЧ?ЛИЩЕ - привилегированное военное УЧИЛИЩЕ Российской империи. Основано 9 мая 1823 года. Принимали в училище только потомственных дворян, и выпускали офицерами в гвардию.] училища, одарил Алтуфьева снисходительным взглядом, но развивать конфликт не стал. Негласные традиции юнкерских училищ гласили, что прикасаться к «мирным», а значит и «бесполезным» наукам нужно как можно меньше, отчего даже на уроках химии сидели в белых перчатках…
        … пока её наконец окончательно не отменили![66 - В Николаевском училище физика не преподавалась с 1865 г. С 1883 г. исключена математика (!), политическая история, статистика, военная гигиена. Позднее, в начале 20-го века, из программы училища исключили химию и механику, а военная история стала «историей русской армии». Зато хорошо было поставлено преподавание таких важных предметов, как разбивка, трассировка и постройка полевых окопов. Основная идея новых программ - «приблизить военные знания юнкеров к войсковой жизни и подготовить их к обязанностям воспитателя и учителя солдата и к роли руководителя вверенной ему малой части (взвода, полуэскадрона) в поле».]
        - В таком разе результаты стрельбы выглядят несколько более обнадёживающими, - неторопливо ответствовал Невилл капитану Алтуфьеву, - Но, господа, возникает дилемма этического характера! Смоделировав ситуацию и подкрепив её многочисленными натурными экспериментами, мы пришли к обескураживающим результатам.
        Поискав глазами графин, он налил себе шустовского коньяку и снова откинулся на спинку кресла, продолжая импровизированный урок:
        - При подобном развитии ситуации, роль пилота сводится, по сути, к роли кучера, - присутствующие зароптали, но британец обвёл их тяжёлым взглядом, и русские офицеры примолкли.
        - Кучера, - повторил Невилл совершенно безэмоционально и приложился губами к бокалу с коньяком с той трепетной нежностью, что выдаёт не столько ценителя, сколько скрытого алкоголика из тех, что не признаются в своём алкоголизме и себе, - и отсюда растут… как это на русском? Корни проблем?
        Британца уверили, что его русский язык совершенно безупречен, а лёгкий акцент, даже если и проскальзывает иногда, не имеет никакого значения.
        - Пусть не кучера, - поправился британский военный, - пусть будет водитель боевой колесницы! Как ни крути, всё ж таки лицо второстепенное, подчинённое. К тому же, научить пилотировать аэроплан сложнее, чем научить метко стрелять!
        - Нонсенс! - воскликнул кто-то из курсантов, - Это столь же нелепо, как доверить управление судном механику… или скорее даже - кочегару, на том основании, что подбрасывая уголь в котёл, именно он движет судно!
        - Соглашусь! - британец отсалютовал бокалом возмущённому офицеру, - Более того, если посадить позади пилота стрелка, возникает ещё одна проблема.
        Допив коньяк, он встал, опёршись на подлокотники кресла, и подошёл к модели «Виккерса» в гостиной, выполненной один к пяти, свисающей с потолка. Аэронавты потянулись за ним, как гусята за гусыней, да и преподаватели школы, заинтересовавшись разговором, подошли поближе. Впрочем, вмешиваться в беседу, равно как и разбавлять демократическую толпу курсантов своими персонами они не стали, встав своей компанией чуть поодаль.
        - Обратите внимание, господа! - артикуляция Невилла стала отчётливей, что выдало в нём привычку к преподаванию. Невесть откуда взявшейся указкой он потыкал в сложное переплетение реек, соединяющих крылья биплана, - Видите? Стрелку необходимо быть не только метким, но и чертовски хладнокровным человеком… Я бы даже сказал - рептилией, если в идеале!
        
        - Да уж, - пробормотал кто-то из русских преподавателей, ухвативших суть проблемы, - Стреляться на пистолетном расстоянии, не забывая притом о необходимости беречь собственный аэроплан, это что-то за гранью… Если мы говорим о нижних чинах, разумеется.
        - Именно! - энергически кивнул британец, - Подобная стратегия предполагает использование аэроплана фактически в качестве пулемётного лафета, только очень уж дорогостоящего и малоэффективного. Вести хоть сколько-нибудь эффективный огонь таким образом возможно, но только если пилот совершенно забудет о чувстве самосохранения.
        - Вот… Господа, помогите! - Невилл вместе с заинтересованными курсантами, первым из которых стал капитан Алтуфьев, снял с потолочного крюка модель аэроплана будущего противника, - Вот так держите… и хвост чуть выше!
        - Видите? - приложив длинную указку к задней кабине, британец изобразил ей пулемётную трассу, - Эффективней всего стрелять вперёд, где сидит пилот и находится мотор! То есть пилот изначально подвергается повышенной опасности! А чтобы подойти на дистанцию эффективной стрельбы, выдерживая притом нужный угол, пилоту нужно фактически залезть под пули вражеского стрелка. Самому!
        - Военные, - подытожил британец, - лучше других знают, что они смертны, и готовы отдать свою жизнь, исполняя приказ. Но есть риск просчитанный, а есть - бессмысленный!
        Некоторое время курсанты и преподаватели с упоением вспоминали детство, пытаясь расположить модели аэропланов так, чтобы подобрать хоть сколько-нибудь приемлемые траектории. Получалось скверно… да собственно, почти никак.
        Разве что капитан Алтуфьев, подзуживаемый бессмысленным для военного университетским образованием, выстроил несколько чисто умозрительных схем, в которых русские аэропланы атаковали противника по самым немыслимым траекториям.
        - Ну право же, капитан… - прервал забавы Алтуфьева немолодой одышливый полковник с солидным брюшком человека, напрочь забывшего, что такое маневры и летние лагеря, зато досконально изучившего лучшие рестораны и разбирающегося в марках вин, как никто, - Понимаю, что вам интересно, но мы всё ж таки занимаемся не развлечениями и теоретическими изысканиями, а прикладным аспектом военной науки! Вся эта ваша…
        Полковник, от которого ощутимо попахивало вином, сделал неопределённый жест рукой.
        - … воздушная акробатика. Оставьте её циркачам, право слово! Учёные мужи ма-те-ма-ти-чес-ки доказали, что выделывать кунштюки в воздухе аэропланы просто не смогут!
        - Прошу прощения… - капитан и правда чуть смутился, - увлёкся!
        - Ничего, ничего… - подобрел полковник, вытирая платком одутловатое лицо, - Все мы были молоды и горели энтузиазмом, мечтая не иначе как о маршальских жезлах!
        Пожилые преподаватели посмеялись добродушно, переглядываясь полными пониманиями взглядами. А в гостиной тем временем разворачивалось продолжение лекции…
        - … таким образом, господа, - продолжал вещать Невилл, - единственное приемлемое крепление пулемёта на сегодняшний день, это справа от пилота - так, чтоб он, упирая приклад в правое плечо, а левой удерживая штурвал, мог стрелять и одновременно маневрировать. Соглашусь, не самая привычная позиция, но… пока, господа, деваться некуда! Есть разного рода курьёзные изобретения, долженствующие обеспечить пилоту приемлемую стрельбу, но оставим их на совести изобретателей и приёмной комиссии Королевского лётного Корпуса!
        - Вариант с посаженным сзади стрелком имеет право на существование, - капитан Невилл едва заметно усмехнулся, - имеет право на существование, но применение в воздушном бою… На сегодняшний день, господа, хоть сколько-нибудь приемлемый вариант применения огнестрельного оружия в воздушном бою видится Королевскому лётному Корпусу только в случае, когда пулемёт расположен в кабине пилота!
        - Хм… - в наступившей тишине хмыканье Алтуфьева прозвучало особенно громко, но выпускник университета не смутился, - сэр Невилл, вы сказали - применения огнестрельного оружия в воздушном бою?
        - А вы внимательны, капитан, - чуть покровительственно ответил Невилл, - Верно, господа! Верно! Итак…
        Он хлопнул в ладоши, привлекая внимание аудитории.
        - … у вас есть какие мысли по этому поводу, господа?
        Мыслей было много, но большая их часть так или иначе сводилась к…
        - … необходимо укреплять переднюю часть фюзеляжа, - мнение курсантов было единым, - хотя бы непосредственно перед вылетом, в котором возможно столкновение с авиацией противника.
        - Я бы предложил гранаты, - сказал диссидентствующий Алтуфьев, - При достаточном сближении и некотором преимуществе в высоте, ручные гранаты могут если не уничтожить аэроплан противника, то как минимум достаточно заметно повредить фюзеляж.
        - Браво! - британец демонстративно хлопнул в ладоши, - Ваше предложение, кэптен Алтуфьев, не ново для нас, но оно замечательно характеризует склад вашего ума.
        Не вдаваясь в подробности, разобрали методы, предложенные Королевским лётным Корпусом, отдельно остановившись на столкновениях в воздухе…
        - Господа, - сэр Невилл плотно удерживает внимание, - кэптен Алтуфьев сказал о преимуществе в высоте, и был чертовски прав! Имея преимущество в высоте, можно бросить в противника ручную гранату, опуститься сверху, ломая колёсами фюзеляж, или…
        Подойдя к доске, британец схематичными движениями нарисовал аэроплан, из брюха которого свисал…
        - … крюк? - удивлённо констатировал Вольдемар, - Но ведь это забавы ярмарочных пилотов… А-а! Прошу простить, господа! If it looks like a duck, swims like a duck and quacks like a duck, then it probably is a duck[67 - Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка.].
        - Верно, - одобрительно кивнул британец, взгляд которого на миг потеплел, - Если борцы на ярмарках и в цирке используют приёмы греческой борьбы или английского бокса, то что же - считать эти виды спорта низкими? Разумеется, нет!
        - Имея преимущество в высоте, - продолжил он, - сбросить крюк, повреждая фюзеляж![68 - Я НЕ принижаю противника и не подыгрываю «нашим». В качестве примера хочу привести вам вполне реальную историю, как в начале ПМВ британцы разрабатывали методы борьбы с вражескими подлодками. Которые (на минуточку!) использовались ещё во время Гражданской Войны в США! Подводные лодки были тогда очень примитивны, и самой уязвимой их частью был перископ.Поступили предложения (от британских военных моряков и учёных) дрессировать чаек, выливать в воду краску (пачкать линзы), также быстро-быстро подплывать к подводной лодке на катере, набрасывать на перископ мешковину и разбивать его кирками.Последний метод, несмотря на его идиотизм для наших современников, оказался относительно действенным. Вроде как.ПЫ. СЫ. ВСЕ предложенные в книге методы, включая таран, гранаты и крюки, использовались пилотами во время ПМВ. С разной степенью успешности.] Это, господа, задача очень непростая…
        - Господа офицеры! - несколько неуверенно подал голос молчавший доселе корнет Белосельский, тонкий и нежноликий, как не всякая девушка, - Я, наверное, не до конца понимаю ситуацию, но всё ж таки прошу объяснить мне - почему, видя преимущество в высоте основополагающим, мы не можем нивелировать его у противника, посадив позади пилота стрелка?
        - Допустим, - продолжил он, чуть смущаясь всеобщим вниманием, - строить свою тактику на этом фундаменте и вправду не стоит, и воздушный бой будет базироваться на наличии пулёмёта у пилота и крюка. Но…
        Голос его сорвался, и корнет, совсем ещё мальчишка, отчаянно покраснел, не без труда собрав волю в кулак.
        - … я считаю, что оперировать крюком лучше всё-таки не пилоту, непосредственно занятому пилотированием! Да и если поставить сзади пулемёт на этаких распорках, вражеским пилотам будет очень сложно зайти на нас сверху!
        - Я рад, господа, - серьёзно сказал майор Примроуз, впервые за долгое время поднявшись с кресла, - Рад, что наши курсанты умеют думать и не боятся задавать вопросы! А почему… лейтенант Леннокс, ответьте!
        - Благодарю, сэр, - лейтенант, имеющий инженерное образование, полученное в Лондонском Королевском Колледже, приблизился к курсантам, и коротко, но весьма ёмко объяснил, что аэроплан имеет не так много мест, где возможно было бы установить пулемёт. И дело тут не только в секторе обстрела, но и в самой конструкции тканево-фанерного летательного аппарата.
        По сути, закрепить пулемёт хоть сколько-нибудь жёстко возможно только спереди, где конструкция изначально создавалась усиленной, с расчётом на совокупный вес пилота с мотором, ну и разумеется, вибрацию двигателя и винта. Место, предназначенное для стрелка, летнаба или какого-либо груза, достаточно крепкое снизу, но никак не по бокам!
        - … так что, господа, - повествовал Леннокс, - прикрепить пулемёт, установив заодно достаточно жёсткую опору для стрелка, просто нет никакой возможности! Разумеется, британские конструкторы ведут работы, совершенствуя летательные аппараты, но дело это никак не ближайшего будущего!
        - Были попытки придумать систему крепления из ремней, - признал лейтенант, - но пулемёт в таком случае приходится по сути держать в руках. Да и сам стрелок хотя и не может выпасть благодаря ремням, но и в мишень может попасть разве что случайным образом!
        - Да уж, - с чувством заметил молодой мичман Васильчиков, - двойная болтанка! Это, господа, сущий аттракцион выходит, а не стрельба!
        Импровизированная лекция вскоре закончилась, и курсанты, предоставленные сами себе, затеяли спор, что же это такое - победа в воздушном бою? Все без исключения согласились, что вражеские летательные аппараты, упавшие или севшие на нашей территории, засчитываются без всякого сомнения. Аэропланы, упавшие или разбившиеся на вражеской территории, так же считались победой, но…
        … далее начинались разногласия. Стоит верить на слово, или лучше дожидаться подтверждения победы - хоть от собственных наземных войск, а хоть бы и от противника!
        А как быть с противником, спасшимся бегством?! Понятно, что никто не обязан принимать бой против превосходящих сил, но есть же разные случаи…
        … и никто, решительно никто из курсантов Севастопольской офицерской школы авиации не сомневался в грядущих победах. Русские прусских всегда бивали… и точка!
        Глава 9
        Ожидание войны трупным гнилостным ядом пропитывает мир. Мне кажется порой, что начало её встретят с облегчением, как это бывает после вскрытия огромного гнойника скальпелем хирурга.
        Обстановка нагнетается необыкновенно рьяно, как это бывает только в случае, когда в противоестественном экстазе сливается самый оголтелый национализм, интересы крупного капитала и дурно понятый патриотизм. Со страниц прессы помоями выплёскивается животная ненависть. От иной статьи к горлу реально подкатывает тошнота и во рту встаёт гнилостно-металлический привкус крови.
        Патриоты бьются в эпилептическом припадке, выплёвывая на слушателей вместе с ядовитой слюной самое сокровенное, самоё потаённое. Выблёвывают нутро.
        Инакомыслие осуждается. Инакомыслящие преследуется. Патриоты могут быть только с государственной лицензией! Не путать!
        Большинство рассуждений просты, и рассчитаны на существо одноклеточное, примитивное донельзя. На обывателя в худшем его понимании.
        Нехитрые тезисы разжёвываются до состояния жидкой кашицы и отрыгиваются в жадные клювики. Мы - хорошие, они - плохие. Потому что потому. Война - это мир. Свобода - это рабство. Незнание - сила[69 - Джордж Оруэлл, роман «1984»].
        Буквально на пальцах разъясняется, что это война - священна, и что она нужна прежде не крупному капиталу, и политиканам, желающим отмыть свои грехи и ошибки человеческой кровью, а непосредственно обывателю! Вот конкретно тебе… да-да! Не оглядывайся! Тебе!
        Договор между странами, составленный без должного уважения, оскорбляет лично Тебя. Что с того, что до сей поры ты не слышал о нём, и не имел ни малейшего представления о деталях и частностях? Разжуют и отрыгнут в доверчиво распахнутый клювик государственную пропаганду, отравленную падалью крупного капитала. Всё! Ты унижен и оскорблён, требуя реванша!
        Тебе, обыватель, никак не обойтись без колоний в Африке, без жизненного пространства в Азии, без плантаций в Южной Америке! Что с того, что земли эти не принадлежали, и никогда не будут принадлежать лично тебе?! Они принадлежат Лучшим Людям Страны! Ты что, не чувствуешь сопричастность?!
        Для эстетов и мнящих себя мыслителями, на фундаменте из подтасованных и тенденциозных фактов возводятся сложные историко-литературные конструкции, скреплённые скрепами лжи и заботливо переложенные пылью архивов. Седовласые учёные мужи с усталыми глазами скорбно вещают об исторической несправедливости, по мере необходимости жонглируя историческим фактами, собственными домыслами и даже самим происхождением народов.
        Что? Они противоречат сами же себе, и порой в одной статье?! Смотри, читай… внимательней читай! Вот тебе лупа патриотизма, а вот - правильное, официально одобренное толкование! Ну или не вполне неофициальное, но подписанное уважаемыми людьми! Читай… правильно читай! Ну? Понял ведь?!
        Вот сейчас, сейчас…
        … малой кровью, могучим ударом![70 - ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА Муз. бр. Покрасс, сл. В.Лебедев-Кумач.]
        Впрочем, иные пророчили войну кровавую, в которой вся планета омоется кровью! Но почему-то непременно «освежающую».
        Дескать, вот после и воцарится не Царство Божие, но Справедливость, и воевать просвещённым европейцам и чуть менее просвещённым американцам станет совершенно незачем. По крайней мере - друг с другом. Другое дело - всякие азиаты…
        Неизменно только одно - всё будет хорошо. После войны! Сразу. Всем.
        - Не могу это читать! - жалуюсь Фире, сползая с дивана на пол и комкая в сердцах газету.
        - Кто на это раз? - осведомилась невеста, подняв голову от записей.
        - Новая прусская газета[71 - «НОВАЯ ПРУССКАЯ ГАЗЕТА», основанна в 1848 г. Это монархическое издание, выражавшее интересы прусского политического класса, юнкерства и лютеранского духовенства, идею австрийской гегемонии. В ее заглавии был нарисован большой черно-белый крест, за это ее называли «Крестовая газета», недоброжелатели называли ее «Крестовой рыцаршей». Лозунгом газеты были слова «Вперед! С Богом, за короля и отечество».], кажется. Хотя… - подобрав смятую бумагу, расправил и захмыкал, - Всё-таки «Новая рейнская…»[72 - «НОВАЯ РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА», выходившая в Кельне с 1848 - 1849 гг. В состав редакционного комитета вошли Фридрих Энгельс, талантливые немецкие поэты Георг Веер и Фердинанд Фрейлиграт и др. Энгельс руководил всеми иностранными отделами газеты, курировал ее внешнеполитическую стратегию, военные вопросы.Важнейшим пунктом политической программы газеты было объединение Германии как необходимая предпосылка ее быстрого социально-экономического и культурного развития на демократической основе. Идеологи газеты отвергали идею объединения Германии как под прусским, так и под австрийским
началом. Они видели будущую Германию единой демократической республикой, какой она может стать лишь после распада Пруссии и Австрии.В своей внешнеполитической стратегии газета выступала с резкой критикой монархической Англии, юнкерской Пруссии и царской России как оплота европейской абсолютистско-феодальной реакции.] Н-да. Вот уж….
        Это, впрочем, ещё не худшие образчики! Особенное удовольствие доставляет британская пресса… или я пристрастен, и считаю союзников заведомо более честными и человечными? Ну, пожалуй… или всё-таки нет?
        Покрутив головой, снова смущённо похмыкал и потёр виски. В голове то тошнотное состояние, когда кажется, что сейчас отравившиеся мозги пойдут наружу, выблёвывать протухлую информацию.
        - Не ожидал, - несколько сконфуженно говорю я, повернувшись к девушке, уютно усевшейся с бумагами на другом углу дивана, под торшером зелёного света, - казалось бы, разные политические полюса, а вот гляди ж ты…
        - Немцы, - чуть улыбнулась Эсфирь - так, будто это всё объясняло…[73 - Во время ПМВ Социал-Демократическая Партия Германии, крупнейшая в Рейхстаге (!) и имеющая самую широкую поддержку профсоюзов и пролетариата, разорвало все антиимпериалистические и антимилитаристические традиции социалистов, сплотившись вокруг «своего» Кайзера и «своего» правительства.]
        … и от её улыбки у меня заколотило сердце!
        Песса Израилевна, будто чуя что-то материнским сердцем, материализовалась с веранды, где она вкусно пила чай и проявляла бдительность. Она промеж нас как диэлектрик, а то искры очень уж… летят!
        Как-то у нас с Фирой быстро всё ко взрослой части перейти норовит. Несмотря на впуклости и выпуклости в нужных и интересных местах, проявившиеся далеко не вчера, она ещё недавно совсем девочка была.
        Вроде и созрела, но дальше чем за руку подержаться украдкой, ну или верх разврата - поцелуй в щечку, ничего-то ей и не надо было. А потом ка-ак пошли звёздочки в глазах проскакивать!
        Я так думаю, Песса Израилевна не столько развратного меня опасается, сколько решительных действий дочи. Фира сейчас как тот персик, что только рукой тронь, он и упадёт в подставленную ладонь. И ах, какой это персик!
        Как же эта война не вовремя…
        Вообще, прошлая война, особенно поначалу, была для меня скорее авантюрой, да и то сугубо ради поддержки Мишки. Проиграли бы, выиграли… Ей-ей, всё равно почти что было!
        Потом уже да, личной стала. Ну да оно всегда так бывает, если сердцем вконец не очерствел.
        А сейчас… сейчас много хуже всё! Нет, с военной и геополитической сторон всё в порядке! Вот только…
        … мне есть что терять. Шахты, рудники, плантации… плевать! На большинстве я даже не был никогда, ну или так, мимоходом. Доходы - да, жаль, но они всё равно почти целиком на развитие производства идут, на нужды Университета, социалку и прочее.
        Не считая проживания в роскошном особняке колониального стиля, большинство комнат которого я обошёл только по вселении, да пожалуй, пару раз после, проверяя ремонт, живу я, в общем-то, скромно. К имуществу отношусь не то чтобы вовсе уж небрежно, но это скорее ресурс, возможность жить, не испытывая финансовых затруднений и легко изыскивать средства на что-то, что кажется мне важным. Привязанности как таковой к конкретным производствам - ноль. Это скорее условные фишки на карточном столе.
        А вот страну… страну жаль терять. Как-никак - детище! Пусть даже я один из многих родителей, но - кровиночка! А университет? Это да, кровное! Лично моё.
        Теперь ещё и искры эти… Дело ведь не только в Фире, но и во мне. Люблю я её давно, но как-то так всё было… платонически. Знал, что когда-нибудь поженимся, и будут у нас дети, а соответственно, и прочее всё, что для этого надобно.
        Знал, но отвлечённо. Отстранённо. Никаких скабрезных мыслишек и горячечных снов. То есть сны - были. Но не с Фирой. Образ был, а не живая девушка.
        А сейчас шалишь… пошли сны, и какие сны! Девушки же такие вещи ой как чуют… То есть не сами сны, а их направленность. Взгляды все эти. Прикосновения чуть иные стали. Дыхание… Ну и не знаю, что там ещё! Я не девушка!
        Ну вот наверное, и начала зреть под жаркими взглядами… А я ведь сдерживался! И сейчас тоже - ох как сдерживаюсь…
        А тут - война! И возможность погибнуть - отнюдь не гипотетическая. Раньше как-то проще ко всему относился. Пожалуй, не воспринимал этот мир, эту реальность всерьёз. Воспринимал себя кем-то вроде читателя, увлёкшегося похождениями героя в хорошей книжке и остро переживающего приключения, происходящие на бумажных страницах.
        Ну, погибну… закроются страницы, и Я-Читатель, поразмыслив немного над прочитанным, начну искать на полках новую книгу, выбирая между авантюрными приключениями, хитросплетённым детективом, суровой заводской прозой или сельской пасторалью.
        А сейчас - шалишь! Я, может, к самому и интересному подобрался… Да и вообще, уже не читателем себя воспринимаю, а вполне живым. Человеком.
        Поэтому - приключений, по крайней мере с собственным участием - по минимуму! И вообще, многотомник моей жизни постепенно теряет приключенческое начало, приобретая явственную политическую окраску. Сперва - в острой фазе военного конфликта, а потом (по крайней мере, я очень на это надеюсь!) как тонкая игра ума. Шахматная партия длинною в жизнь на доске мировой геополитики.
        - Всё, хватит, - командую сам себе, возвращаясь к чтению. Увы и ах, но - надо! Чорт его знает, почему так, но по части политической аналитики я фору иному парламентарию с полувековым стажем дам! Опыта, понятное дело, не хватает, да и заносит меня подчас очень здорово, но что есть!
        Отчасти, пожалуй, это неплохое образование вкупе с жизненной школой, и пусть даже вынужденное, но всё ж таки вращение в политических эмпиреях. Низенько-низенько…
        Впрочем, знание низов в этом деле скорее на пользу. Психика, она у представителей Высшего Света и городского дна, выстроена на одном шатком фундаменте. Психология Иванов если и отличается от психологии придворных сановников и политиканов, то право слово - не в худшую сторону!
        В своё время просчитывал преступников и вполне недурственно дёргал за ниточки общественного мнения, запуская нужные слухи в среде торговок, скупщиков краденого и приехавших на заработки крестьян. Позже, в Одессе и далее, направлял взгляды вполне благонамеренных обывателей в нужную мне сторону.
        Ну а затем вляпался в Большую Политику! Аж брызги по всему миру…
        Аналогии, с поправкой на среду и воспитание, выстраивать можно и должно. Получается неплохо, но признаться, меня подчас пугает схожесть психологии преступников и тех, кто ворочает вёслами на галере Мировой Политики.
        Отчасти, помимо образования и жизненного опыта, помогает та самая инаковость. Знаний, то бишь знаний полноценных, у меня о будущем нет. Ошмётки одни. Сны дурацкие… Но и это немало, как ведь?
        Наверное, как-то выручает. На уровне интуиции и неосознанных воспоминаний о том, что ТАМ в аналогичной ситуации сложилось именно так, и никак иначе.
        Ну и интеллект, не без того! Там дураком не был, как ни пытались учителя уверить в обратном, а здесь и тем паче! На нобелевского лауреата я не тяну никоим образом, но уж инженер из меня толковый вышел!
        Даже если сделать поправку на учёбу в прошлой жизни и всплывающие в голове ошмётки технических знаний. Сам ведь все расчёты делал. Сам! Ошмётки, они только направление подсказать могут, чтоб не вовсе тупиковым было.
        Вздохнув, я ещё раз покосился на покрасневшую Фиру, и решительно собрав все бумаги, вышел на веранду.
        - Да не надо… не надо освобождать стол! - замахал я на тётю Песю. Какой там стол… у меня в штанах - восстание!
        Разложив бумаги прямо на полу, улёгся животом и кое-чем ещё на тёплые доски, подперев гудящую голову руками и попытавшись хоть на время выбросить из головы Те Самые мысли.
        Лёжа в сгущающихся сумерках под лампой, я читал, читал… и думал, пытаясь анализировать. Получается, если честно, так себе. Мысли всё время сбиваются на «После Войны», в тот дивный мир, где можно заниматься инженерией и чуть-чуть, просто чтобы держать руку на пульсе…
        … политикой! Ну или наоборот. Не знаю пока… вот честно - не знаю, буду ли я политиком, занимающимся «для души» наукой и прикладной инженерией, или напротив - инженером, не чуждающимся политики.
        Но в первую очередь - Университет!
        Поплыли интересные мысли о всяких мероприятиях и повышении интеллектуального уровня граждан Кантонов, почему-то - через шахматы. В последнее время играю редко - нет ни времени, ни желания. По правде говоря, чтобы перейти на уровень выше, нужно много заниматься теорией и заучивать стандартные комбинации. А мне не то чтобы лень - скорее, я считаю это времяпрепровождение глупым. Не вообще, разумеется, а сугубо в моём случае.
        Хотя и неприятно проигрывать игрокам более слабым, но заточенным под интеллектуальный спорт…
        - Вот если бы… да тьфу ты! - с досадой отложив вырезки из газет в сторонку, я уселся по-турецки, подтянув к себе тетрадь для записей. Песса Израилевна, не чинясь и не дожидаясь служанки, убрала записи в папку.
        Ей такие вот редкие проявления заботы доставляют удовольствие. А ещё - учить мою повариху своим фирменным блюдам!
        Кивнув благодарно будущей тёще, подавил всплывшее было чувство вины. Ну в самом деле… и так по четырнадцать часов работаю, куда ж ещё! Нужно же иногда и развеиваться…
        Да, не ко времени! Но что делать, если от чтения прессы уже тошнотики в мозгах, и более всего хочется заорать, порвать к чортовой бабушке все газеты и кого-нибудь убить?!
        В тетради тем временем начали обретать очертания шахматы с несколько непривычными правилами, которые я, поколебавшись несколько секунд, окрестил русскими рэндомными[74 - ШАХМАТЫ-960 (англ. CHESS960), ШАХМАТЫ ФИШЕРА, ФИШЕРОВСКИЕ ШАХМАТЫ, ФИШЕР-рэндом (англ. fischerandom CHESS) - вариант ШАХМАТ, предложенный Робертом ФИШЕРОМ - 11-м чемпионом мира по ШАХМАТАМ. Правила игры, в основном, такие же, как в классических ШАХМАТАХ, но начальная расстановка фигур определяется случайным образом с некоторыми ограничениями.Смысл модификации - сохраняя принципы и закономерности шахмат, избавить игроков от изнурительной домашней подготовки, прежде всего - от анализа дебютов на компьютере с последующим заучиванием и воспроизведением многоходовых вариантов. В шахматах Фишера с первого хода начинается самостоятельная игра; кроме того, возникающие после дебюта позиции отличаются свежестью и нестандартностью].
        - Вот здесь мозг поломать придётся, - бурчу удовлетворённо, - на заученных ходах не вылезешь!
        Выкинув было из головы идею соревнований для популяризации новых шахмат, я всё ж таки снова и снова возвращался к ней.
        - Хм… а почему бы и не да? - покрутив мысль так и этак, пришёл к выводу, что организовать турнир при моих возможностях не стоит ничего. Нужно всего-то навсего разместить в газетах, где я имею доли, правила новых шахмат, ну и организовать турниры на местах… Тоже не сложно.
        Лекторы общества Знания, Университет… а дальше сами разберутся, кому и что поручать конкретно.
        - И ведь пожалуй… - я замолчал, прокручивая идею с упорством мясорубки, - к месту! Хм… как часть пропаганды. Вера в неизбежную победу и прочее. А заодно ведь и выявим умных, нестандартно мыслящих людей! Нам такие - край как нужны!
        Размышления мои прервал самокатчик из штаба, прорвавшийся через Пессу Израилевну с пакетом наперевес. Одетый с иголочки, щеголеватый, благоухающий одеколоном (несколько избыточно на мой придирчивый вкус), выглядел он, тем не менее, несколько помято и затравленно.
        
        Козырнув, он вручил мне пакет и застыл сусликом, дыша через раз и стараясь не коситься на мою любимую будущую тёщу. Разорвав конверт, я мельком пробежал глазами текст, и тут же почти сжёг его в одной из пепельниц, расставленных в изобилии специально для гостей.
        Меланхолично дождавшись, пока бумага прогорит, растёр всё в пепел, не боясь испачкать руки.
        - Коммандер… - обратил на себя внимание самокатчик, - ответ будет?
        - Ответ? Ах да, ответ… будет, погоди.
        Набросав ответ, запечатал конверт и вручил самокатчику вместе со свёртком, принесённым заботливой служанкой с кухни. Кухарка у меня - большая любительница кулинарных экспериментов, и я такую тягу поощряю. Да и ещё и тётя Песя…
        В общем, готовят они не на одного меня, плюс нередких гостей, а полное впечатление - на взвод солдат, притом только-только с голодного марша. Дом мой в итоге стал пользоваться репутацией самого хлебосольного в квартале, потому как свёртки со съестным всучивают не только гостям и курьерам, но кажется - любому чернокожему бою, проскочившему мимо ограды недостаточно быстро!
        Проводив самокатчика, я кивнул встревожено замершей тёте Песе.
        - Да. Началось… Я в Преторию, на совещание.
        Всплеснув руками совершенно как русские бабы, она тут же набухла слезами. Не замечая этого, но зная, как я не люблю женские слёзы, она засуетилась, собирая меня в дорогу.
        Фира в эту мамскую суету не полезла, стараясь держаться храбро и весело, развлекая меня беседой на отвлечённые темы. Получается… ну так себе получается, если честно. Но я искренне делаю вид, что верю, будто её кривоватая подрагивающая улыбка, это нормально. Это ничего…
        Сборы, впрочем, были недолги. Вещи на случай внезапного отъезда у меня всегда сложены, притом на самые разные случаи.
        Есть пехотный ранец утверждённого в Кантонах образца, со всеми вещами, жизненно необходимыми любому военному. Саквояж с вещами чуть менее необходимыми. Пара чемоданов, в одном из которых одежда, в которой не стыдно показаться на светском рауте, а в другом - набор оружия, лекарств, инструментов и тому подобных вещей. Опыт!
        Сперва аварийная посадка, закончившаяся вполне удачно и даже с некоторым прибытком, но приучившая меня возить с собой всё необходимое для таких случаев, притом в двойном комплекте. Потом - несколько внезапных совещаний, когда я в своей походной одежде выглядел совершеннейшим Гаврошем.
        Единственное, регулярно приходится обновлять хранимый набор одежды, потому как сейчас у меня период роста, притом какой-то нескладушечный, как у щенка дога. То рукава обнаружатся короткими, то штанины…
        Я сейчас довольно-таки высокий для шестнадцати годочков, но весь какой-то мосластый и костистый, будто из одних коленок и локтей состою. Ловкости, как несложно догадаться, это мне ничуть не прибавило… очень не ко времени!
        Не теряя времени, самостоятельно закинул вещи в багажник автомобиля, коснулся подрагивающих губ Фиры своими, раз уж Песса Израилевна отвернулась расстроено просморкаться, и тронулся, выехав в сгущающиеся сумерки.
        Огни ночного Дурбана не слишком ярки покамест, но вполне достаточны для того, чтобы чувствовать себя на дорогах вполне уверенно. Фонарей на центральных улицах с избытком, в вечерних окнах загорается свет, а вывески магазинов, ресторанов и аптек традиционно подсвечены огнями.
        Ехать, впрочем, приходится достаточно медленно. Правила дорожного движения воспринимаются в народе как понятие отвлечённое и скорее философское, нежели жизненное. В полной мере соблюдают его, пожалуй, только цветные возчики, многие из которых более европейцы, чем сами европейцы.
        Белые фермеры любой национальности, признавая пользу правил для общества, без колебаний нарушают их при любой возможности, если только в данный момент лично им так удобнее. Не отстают от них и вездесущие велосипедисты. Взрослые ещё туда-сюда, а мальчишкам, кажется, при покупке велосипеда сзади намертво крепят ракету Конгрива! А уже если встретятся двое мальчишек на велосипедах, едущих примерно в одном направлении, гонки неизбежны!
        Любые соревнования, даже самые дурацкие, у нас в большом почёте. Больше даже в Дурбане, чем в Кантонах вообще.
        Шахматы, шашки, бокс, подъём пудовой гири на разы… Всё очень серьёзно. Даже чемпионство на уровне двора, в котором всего-то пяток участников, воспринимается победой не меньше, чем Олимпийской!
        Проезжая часть воспринимается некоторыми как стадион, а уж вечером-то…
        - … ах ты ж поганец! - выкрутив руль и нажав на тормоза, объехал пацанят, выбежавших на дорогу за мячом. Возраст самый паскудный, когда уже не сопляки у мамкиной юбки, и бегают без присмотра, но нет ни мало-мальского понимания, ни жизненного опыта.
        Выходить, дабы надрать уши, впрочем, не стал… Учён! Надрать-то я могу любому… в своей весовой категории уж точно. Ну, кроме Толи «Бульдога» Ерохина, но это - уникум!
        Другого опасаюсь… а ну как узнают?! Автографы, это как минимум! А у нас ещё и фотоаппараты в большой моде, вот уж где Зло… Импровизированная фотосессия? Спасибо, но нет!
        Выехав за город, вдавил в пол педаль газа, и менее чем через пятнадцать минут был уже на аэродроме. Обслуга, предупреждённая по телефону, подготовила аэроплан, но я, учёный опытом и помнящий свои же инструкции, потратил время на проверку возможных неисправностей и диверсий. Благо, механики на это не обижаются, потому как с самого начала Техника Безопасности для лётного и наземного состава - Альфа и Омега!
        Проверив аэроплан, закрепляю багаж, и после короткого разбега взлетаю навстречу закату.
        Приземлился жестковато, скозлив при посадке, и потому из кабины вылезал, будучи сильно не в духе. Ворча разом на криворукий персонал, не способный обеспечить освещение лётного поля и на ситуацию разом, прыгнул на землю и повёл затёкшей шеей, разминая её.
        Почти тут же, не успел я как следует поворчать на почтительно внимающих моему ворчанию техников (не забывающих, впрочем, выполнять свою работу), подъехал автомобиль, из которого катапультировался Мишка. Заулыбавшись, он сгрёб меня в охапку, прижимая к груди.
        - Всё… Да хватит говорю! Чортушко… - я, как повелось у нас, ворчу, отряхаясь и всячески показывая себя брюзгой, - Экое здоровило выросло!
        - Это да, - не без самодовольства согласился брат, снимая фуражку и приглаживая коротко стриженые волосы, - Недавно в цирке был, так потом, дома, почти все трюки силачей смог повторить.
        - Иди ты! - на что Пономарёнок только улыбнулся с той напускной скромностью, которая пуще иной гордыни, - Дела-а…
        По дороге, за трескотнёй мотора, поговорить толком не удалось, ну да и ладно, ехали мы совсем недолго. Остановились подле довольно-таки длинного двухэтажного дома с чахлым сквериком, в котором под навесом прохаживался бдительный часовой.
        - Здесь и квартирую, - на ходу рассказывает Мишка, заходя в подъезд и придерживая двери шофёру с чемоданами, - служебная.
        Покивав, без всяких стеснений разглядываю братово логово, обставленное с казённым уютом, отчётливо попахивающим казармой. В просторной гостиной на стенах всюду карты, стопки книг на военную тематику по всем углам, оружие на стенах и неистребимый запах ружейной смазки, который каждый уважающий себя африканер считает наилучшим ароматом из всех возможных.
        - Ванная там, - еле уловимым движением головы показал брат, - освежись с дороги, а я пока позвоню, велю принести что-нибудь поесть.
        - Не надо, - остановил я его, - решительно никакого аппетита! Давай-ка лучше чаю поставь.
        - С дороги-то? - искренне возмутился Пономарёнок.
        - Ну, бисквиты и шоколад на стол выставь, - сдался я, - если захочу, то и поем.
        Когда я вышел из ванной в халате, на столе были не только бисквиты и шоколад, но и сыр с ветчиной, хлеб, пирожки и неизбежное в африканских реалиях вяленое мясо. Махнув безнадёжно рукой, глянул на висящие на стене часы и уселся за стол, наливая себя чай, настоянный на местных травах.
        - Совещание утром, - коротко сказал Мишка, устраиваясь напротив и подвигая к себе пирожки, до которых он всегда был большим охотником. Несмотря на всю серьёзность ситуации, настроение у брата не то чтобы вовсе уж хорошее, но и предгрозового ощущения тоже нет.
        - Сладилось, - не удержался он, улыбаясь зубасто искренне, как наевшийся крокодил, - Нормальная девка оказалась!
        Ёмко, в нескольких предложениях, Пономарёнок поведал мне, что всё ж таки сумел наладить отношения с навязанной невестой. Будущая женитьба не выглядит для него теперь Голгофой, и хотя любви как не было, так и нет, но взаимная симпатия всё ж таки присутствует. Немало!
        - Так… - он прервал сам себя, - заболтался я! Совещание с утра будет, давай-ка я тебя в курс дела введу, хотя бы тезисно.
        - Давай, - киваю согласно, - глядишь, за ночь что-то уляжется в голове!
        - Так… - ещё раз повторил он, нехотя отставляя от себя блюдо с пирожками, - Война по сути уже началась, но пока не объявлена.
        Я сощурился на эти слова, пытаясь предугадать действия британцев, и…
        - В Кейптаун начали прибывать разрозненные транспорты с грузом двойного назначения.
        - … угадал.
        - Никаких военных конвоев, - продолжил нахмурившийся Мишка, - и по большей части это просто разрозненные контракты. Как бы.
        - Дай-ка угадаю, - прерываю брата, - цемент, колючая проволока, фураж и прочее в том же роде.
        - Верно, - кивнул Мишка, страдальчески поджав губы, - Официально - не подкопаешься! Накладные честь по чести оформлены, все грузы предназначены для восстановления порушенного в ходе войны хозяйства.
        - Н-да… а колючая проволока?
        - Огораживание пастбищ, - развёл тот руками, - опять-таки - официально! Так, дескать, практикуют в США.
        - Сроду буры пастбищ не огораживали, - бурчу я и прикусываю губу.
        - А вот так вот! - Мишка снова развёл руками, замолкнув угрюмо.
        - Ла-адно, - тяну я, - не всё коту творог, когда и жопой об порог! Мы и так-то сильно притормозили бриттов, когда диверсии в портовых городах стали устраивать, да письма счастья слать. Значица, свой ход бритты сделали…
        Некоторое время мы молчали, и за это время Мишка дотаскал сперва пирожки, а потом, на нервной почве, подмёл и вообще всё, выставленное на стол. У меня в голове - пустота звенящая…
        Не то чтобы идей вовсе нет, а так… всплывают иногда странные ошмётки непонятно чего. Не всегда глупые даже, а чаще - просто требующие то ли ресурсов, то ли времени. Впрочем, у бриттов тоже негусто ни с ресурсами, ни со временем!
        - А пожалуй, и не так всё страшно! - подытоживаю я, делая глоток из вконец остывшей кружки, - У бриттов сейчас системный кризис, и помяни моё слово - на наших нервах играют! Пытаются, по крайней мере.
        - Ага… - озадаченно отозвался брат, - Поясни?
        - Провокация, - трогаю чайник тыльной стороной ладони, и подливаю себе ещё чаю, - Подход у бриттов в общем-то верный. Но! Только если у них достаточно времени.
        - А у них его нет, - на братовой морде лица стало проступать хищное веселье.
        - В точку! - соглашаюсь с ним, - Этаким манером можно долго грузы возить, но что-то мне подсказывает, что полгода - это в идеальных условиях! Год скорее. Очень уж большая неразбериха получается с разрозненными контрактами. Да и диверсантам, по большому счёту, эта ситуации далеко не критична. Наоборот скорее. Месяц, может два, чтоб перестроиться на новый манер. За это время шире раскидаться кадрами по свету, уловить новые веяния британской военной машины, и вуаля!
        - Ну… - Мишка замер, погрузившись в размышления, - А пожалуй, што и да! Хоть в документах буковки подправить, да отправить груз на другой конец света, хоть пробраться в трюм… для любых надобностей.
        - Вот то-то и оно! - подытоживаю я, невольно вспоминая ряд разработок для тех самых «гадостей». Бомбы с часовым механизмом в трюмах судов не новы и проверены временем. Собственно, «Три Кита» морских диверсий, это те самые бомбы, пиратские нападения в открытом море (которые случаются куда чаще, чем думается обывателю), да отравление части экипажа. Ну и всякие забавки с документами, но это отдельно…
        Я же, погрузившись в увлекательный мир инженерии, понял, что не могу обойтись не только без математики и физике хотя бы на уровне бакалавра, но и химии. Азы только осваиваю, урывками… и пребываю в совершеннейшем шоке от возможностей этой науки!
        В том числе и для диверсий, да… Сколько интересных возможностей открывается! Да и на борт пронести куда как проще.
        - Кстати, какие провокации мы можем ожидать? - вспомнил брат, нарушая молчание.
        - А чорт его знает! - пожимаю плечами и подливаю себе ещё чаю. После перелёта всегда хочется пить, - Вариантов, так сказать, базовых, на самом-то деле, не так много. Но вот понять и прочувствовать грань между провокацией и необходимость действовать… с этим сложней.
        - Поясни, - попросил брат, - Я в военно-морских делах ни уха, ни рыла!
        - Я будто морской волк, - ворчу, уткнувшись в кружку, и делаю глоток, - Ну… для примера - в каком-то нейтральном порту британские моряки делают нашим ряд гадостей. Любых! Впрочем, не обязательно даже гадостей, а просто каким-то образом цепляют на себя внимание моряков с судна под флагом ЮАС.
        - И… - чуть задумываюсь, подбирая слова, - каким-то образом дают понять, что везут груз военного назначения.
        - В драке, - понятливо кивнул Мишка, - как бы в запальчивости.
        - Ну вот, - улыбаюсь я, - не хуже меня понимаешь! А соответственно - што? У нашего бравого капитана может возникнуть желание остановить британцав нейтральных водах! Потому как война пока и не идёт, но обе стороны подписали ряд документов, в том числе и ограничение по поставке вооружений равно в Капскую колонию и в ЮАС.
        - А на британском судне пушек в трюме нет, но есть журналисты… - закончил за меня Мишка.
        - Как вариант! - соглашаюсь с ним, - Более того, они могут, к примеру, подорвать своё старое судно где-нибудь в виду порта, после чего журналисты из якобы нейтральных стран будут орать о минных банках и кильватерном следе!
        - Н-да… - помрачнел брат, - Я понимаю, что это игра, в которой не обязательно играть в одни ворота, но всё ж таки у британцев флот куда как побольше! В том числе и торговый, так что возможностей для провокаций у них на-амного больше!
        - Больше, - киваю я, - Потому как есть и обратная сторона этой медали, когда на символический плевок в лицо наш капитан утирается, и это тоже ущерб репутации! Вообще, судов у нас немного, а уж если сравнивать с британскими, и подавно. Во многих нейтральных портах на одно наше судёнышко будет по два-три десятка тех, что ходят под флагом Соединённого Королевства.
        - А немцы и французы… - начал было Мишка, - Хотя да, ты прав! Пусть они сто раз союзники, но у них своя игра! Так что, никаких шансов выиграть эту часть противостояния?
        - В лучшем случае смягчить, - пожимаю плечами, но какая-то мысль не даёт мне покоя… - Хотя есть, кажется, возможность подыграть нашим пусть и не репутационно, но как минимум - ещё больше замедлить прибытие грузов! У тебя морские карты есть?
        - Та-ак… - брат заметался по квартире, но карт не нашёл, и неожиданно принялся одеваться.
        - Куда? - изумился я.
        - В штаб, - коротко ответил он, - за картами.
        - Давай с утра… - вроде как для порядку сказал я, но уже сам загорелся идеей. И сна - ни в одном глазу!
        У входа в штаб горит свет и толпится десятка два офицеров, утонувших в густом облаке табачного дыма. Наш автомобиль они встретили взрывами хохота и улюлюканьем. По рукам заходили деньги, и оказалось, что на наш приезд ставили!
        Никто, собственно, и не сомневался, что мы приедем, и ставки были лишь на время… Да собственно, ставили не только на нас, сейчас в здании штаба присутствует добрая четверть офицеров, преимущественно самых дельных и инициативных. Вообще, кажется мне, что сегодняшнее столпотворение один из важных маркеров офицерского сообщества ЮАС.
        После рукопожатий, хлопков по спине и объятий с давно не виденными товарищами и знакомцами, я вошёл в здании, пребывая совсем в ином настроении. Поздоровавшись за руку со Сниманом, пребывающем со своей неизменной сигарой, я не без удовлетворения отметил, что росточком уже почти сравнялся с ним!
        Не так, чтобы очень уж важна для разумного человека вся эта антропометрия, но вот поди ты… Великаном мне никак не быть, но среднего или почти среднего росточка на фоне бурских здоровил уже достаточно, чтобы лохматый примат во мне несколько успокоился и перестал нервно скалить зубы.
        - Морские карты сюда! - с ходу выпалил брат, скидывая китель на спинку ближайшего стула и здороваясь по очереди с Костой и Дзержинским. Последний выглядит неважно, последствия недавно подхваченной малярии, и я делаю себе пометку не отпускать его в полёт одного. Пассажиром полетит!
        - И убрать всех лишних, - командую я. Что характерно…
        … никто не сомневается в моём праве командовать! Один из штабных тут же развернулся и ненавязчиво вытеснил большую часть офицеров, уже набившихся в комнату.
        Отнеслись к этому с пониманием, ибо не дети! Поначалу - да, были обидки, но самых обидчивых Сниман, не глядя на действительные заслуги ни самого обиженного, ни (что чаще) его предков, удалил от себя на периферию или в почётную отставку.
        Отставка, впрочем, не всегда была почётной. Порой она сопровождалась липучей характеристикой с неприятным запахом, тянущейся вслед отставнику. Никаких формальных претензий, но…
        … значительную часть говнистых никчемушников с длинной чередой правильных предков из армии Сниман удалил. Некоторые ушли сами, не дожидаясь отставки. Если они решат вернуться на военную службу, ничего серьёзного им точно не доверят, а вернее всего - доверят части милиции где-нибудь в медвежьем углу. Будут бывшие фельдкорнеты и коммандеры главенствовать над ополчением из полутора десятка юнцов и стариков…
        Сейчас привыкли уже, что каждый штабной офицер, за исключением нескольких, знает лишь часть мозаики. Притом, что в одной операции он может быть одной из ключевых персон, а в другой - на подхвате.
        Не считая меня, Мишки, Снимана, Феликса и Косты, которых уже видел сегодня (или уже вчера?) в комнате осталось пять человек. Всех знаю лично, поимённо, со всеми как минимум в приятельских отношениях.
        Достали карты, и я, разложив на столе первую, карандашом нанёс несколько пунктирных линий.
        - Надо будет уточнить у моряков, - сразу делаю оговорку, цепляя глазами Косту, - это всё пока очень примерно, чтобы иметь общее представление о предмете разговора. Но вкратце - морские дороги только кажутся бесконечными! Кое-где так оно и есть, но даже в океане имеются места, обойти которые нет никакой возможности.
        - Или обходить слишком далеко, - сказал грек, задумчиво глядя на карту.
        - Или далеко, - согласился я, - Иногда это могут быть морские течения, следуя которым капитан экономит время и горючее. Иногда - напротив, какие-то острова и архипелаги, славные коварными рифами в прибрежных водах. Не хочешь сесть на мель, так обходи их по дуге!
        - А есть места, - я снова потыкал карандашом, - которые никак нельзя миновать, следуя из одного порта в другой. В принципе! Моряки меня, может, и поправят, но…
        - Всё так, - перебил меня Коста, подходя поближе, - Ну-ка…
        Склонившись над картой, он некоторое время изучал её, потом добавил несколько пунктирных линий.
        - Я правильно понимаю? - спросил он с прищуром, повернувшись ко мне.
        - Ну… - улыбаюсь кривовато, - время играет на нашей стороне, так?
        - Так, - согласился Сниман, бесцеремонно влезая в разговор, - А теперь объясняй!
        О существовании морской авиации знают все присутствующие, так что долгих объяснений не понадобилось.
        - Вариантов, на самом деле, несколько, - поясняю я, - Основа-основ, это воздушная разведка. С высоты в пару вёрст, да в хорошую погоду, дымы заметны с расстояния в десятки миль. Соответственно, мы можем загодя учредить на пути следования нужных нам судов что-нибудь… этакое.
        Уточнять я не стал, и дело тут не только в возможном наличии шпионов. Просто в ЮАС у нас как-то само сложилось некое разделение обязанностей и интересов. Чорт его знает почему, но среди африканеров не отыщешь моряков, да и вообще, к важности развития флота они относятся без особого понимания. Типичные степняки, только что с поправкой на европейскую генетику!
        Ну и зачем нам, к примеру, в таком разе делиться с бурами информацией, что мы усиленно насыщаем портовые города своей агентурой? О том, что мы можем не только заметить дымы с высоты, но и имеем доступ к портовым документам, что вообще-то - информация стратегического уровня!
        У них есть свои интересы, своё виденье развитие будущего. И оно может не совпадать с нашим!
        Все присутствующие - люди порядочные, и я почти не сомневаюсь, что по крайней мере до конца войны буры будут молчать. А после? Что помешает им слить в нужный момент сам факт существования у нас агентуры во вражеских портах? Порядочность?
        Она ведь тоже имеет свои пределы… Да и понимание оной у каждого своё! Я ведь прекрасно помню, что за историей с похищением брата в Париже стоял Вильбуа-Марейль. До поры улыбаюсь, жму руку… а потом, как говорят в Одессе «Будем поглядеть»!
        … может быть, так и буду жать ему руку, да улыбаться, самыми тёплыми словами вспоминая бывшего командира. И помнить…
        А потому что - политическая необходимость! Наверное… Очень хочется порой спросить его.
        А тут не один человек, а минимум пять! Да у каждого своё понимание политического момента и будущего страны. А ещё - собственные интересы и интересы родственников. Любимых.
        Фронтовое братство, оно всё больше промеж рядовых, которым делить нечего. И то… всякое бывает.
        Да и не предательство это, по большому счёту. Лично меня, Мишку или Феликса, случись чего, эти откровения не отправят на каторгу или в тюрьму. Репутацию разве что попортят.
        А все эти агенты, которые из-за откровений могут погибнуть, так это не друзья-приятели, и даже не знакомцы! А так… статистика.
        - Это я себе забираю, - безапелляционно сказал Коста, сгребая со стола карту и сворачивая её в рулон. Сниман возражать не стал, он вообще дядька вполне адекватный, и если точно знает, что на его власть никто не покушается, то вполне охотно делегирует полномочия.
        Обсуждение вопросов пресечения британского судоходства не заняло много времени. Военного флота как такового у нас почти нет, не считая не слишком многочисленных торговых судов, которые после войны должны будут стать вспомогательными крейсерами.
        Я не разделяю оптимизма Косты по части рейдерства, считая его необоснованным, но и не слишком с ним спорю. Не специалист. Получится, и хорошо! А нет… ну так и планы я выстраиваю с учётом этого «нет».
        - Оставим пока в стороне вопросы рейдерства, - прервал Сниман грека, - Тема эта безусловно важная, но всё-таки второстепенная..
        Коста приподнял брови, весьма ярко показывая своё несогласие со словами командующего.
        - … и я непременно соберу совещание по этому вопросу, - хладнокровно продолжил бур, не обращая внимания на лёгкую фронду, - но только после того, как командующий Корпусом Морской Пехоты оформит свои мысли на бумаге.
        Сниман помолчал, пыхнул сигарой и добил грека…
        - Должным образом!
        Здесь, к слову, я полностью на стороне Снимана, и сам не раз выговаривал одесситу за его аллергию к «лишним» бумагам. Коста очень умён, но систематического образования не получил, да и специфическое прошлое наложило отпечаток.
        Он с лёгкостью выстраивает в голове сложнейшие многоходовки, при необходимости импровизируя и делая правки по ходу. Только вот работает это всё максимум на батальонном уровне, а дальше - бумажный Монблан начинает расти с угрожающей скоростью!
        - Это всё важно, - тяжело сказал командующий, но вторично.
        Он замер, оперевшись рукой о край стола, и все мы подобрались.
        - Война… - слова Снимана увесисто падают с высоты, эхом отдаваясь в затылке, - ещё не объявлена, но уже началась. Воевать и умирать мы не боимся…
        Оглядев нас через орудийные бойницы глаза, и не встретив возражений, он продолжил:
        - … но и не хотим. Даже если мы не боимся смерти, мы все… все без исключения не хотим терять близких. Друзей. Родственников. Соседей. Знакомых по гольф клубу. Каждый, не вернувшийся с войны - на нашей совести, буры. Каждый!
        - Мы составили планы на все возможные ситуации, - его слова ледоколом раздвигают напряжённое молчание, - и хотя невозможно предусмотреть всего, ибо всеведущ только Бог, но видит Он, мы сделали всё, что смогли!
        Оборвав речь, генерал начал молиться, и уж на что я не люблю такие моменты, но прохватило и меня…
        - Сделали, - сказал он, закончив молитву, - Теперь, буры, нам нужно сделать чуточку больше! Все…
        Сниман прервался, достав из сейфа бумаги.
        - … все наши расчёты говорят, что британцев можно бить, и мы если не победим, то как минимум отобьёмся! Но…
        Он опёрся на стол и снова обвёл нас взглядом.
        - … нам нужна только победа, буры! Безоговорочная. Британцев нужно ударить так, чтобы ни у них, ни у их детей и внуков не возникло мыслей о реванше! Никогда! Никаких попыток экономической блокады в дальнейшем, или давления на нас посредством дипломатии. Чтоб даже мыслей таких у них не было!
        - Время… - командующий повернулся ко мне, едва заметно склоняя голову, - сыграло на нашей стороне. Мировой экономический кризис больнее тяжелее всего дался Британии, совпав, не без нашего участия, с кризисом политическим. Мы же единственная страна, которую кризис не задел. Никак! Экономисты говорят, что наша ситуация уникальная, и вряд ли она когда-нибудь повторится ещё.
        - Я же… - командующий выпрямился, и голос его загремел, - вижу в этом Волю Господа Нашего! Поэтому мы, народ избранный, должны сделать всё, чтобы оправдать ожидания Его!
        - Бог на нашей стороне, - уже тише повторил он, - и британцы знают это, отсюда вся их злоба! Сейчас вся Британия надрывается, мобилизует все свои силы, и каждый день простоя обходится для их казны в сумасшедшие, совершенно невероятные деньги!
        - Британцы умны, - сухо констатировал Сниман, - и подлы. Они знают, что простой невыгоден им, но они также верят в своё мастерство дипломатии и умение ссорить народы, взятое ими не иначе, чем посредством Отца Лжи.
        - Каждый день простоя обходится им в большую сумму, - продолжил он, - Но каждый день союзные им страны, отрабатывая кредиты и подписанные договора, переводят свою экономику на военные рельсы. Сейчас экономика Британии кажется почти рухнувшей, но это не первый кризис для их Империи. Если они переживут его, то вернут своё, и вернут многократно! Если не за наш счёт, то за счёт ограбления союзников, как это было не раз.
        Сниман взял паузу, и я, улучив момент, одними глазами попросил слова. Кивок…
        - План Британии не отличается большой оригинальностью, не раз обсуждался в британской же прессе, и все вы его знаете, - начал я, - Полная блокировка Дурбана силами флота, бомбардировка его из артиллерийских орудий до полного уничтожения, и далее десант захватывает плацдарм. После установления блокады или одновременно с ней, они насыщают Капскую колонию войсками и оружием, начиная наступление. Британцы надеются перемолоть основные наши силы, и прежде всего авиацию, в нескольких крупных сражениях.
        - А мы до сих пор зависим от поставок из Европы… - пробормотал один из буров, прикусывая ус.
        - Верно, - киваю я, - Зависим. Поэтому британцы планируют разбить основные наши силы в нескольких сражениях, максимально быстро! А после, отведя большую часть войск на европейский театр военных действий, навязать нам войну на истощение.
        - А наши союзники будут смотреть? - вскидывает брови Де Вет.
        - Наши союзники… - морщусь непроизвольно, - Наши союзники могут выйти из войны и перестать быть союзниками.
        - Франция, - констатировал Феликс, который предвидел подобное развитие событий. Вообще, он очень скептически относится к нашим европейским партнёрам, считая важнейшим союз не со странам и нациями, а прежде всего с идеологией, и разумеется - с марксистской. Впрочем, в последнее время он и к марксизму несколько охладел…
        - Прежде всего, - соглашаюсь с ним, - Эльзас и Лотарингия - тема, болезненная для каждого француза. Да и других точек давления у британцев хватает. Нынешний союз Франции и Германии с самого начала называли противоестественным. Страны эти можно назвать естественными антагонистами, и я не думаю, что для кого-то из присутствующих эта информация окажется неожиданной.
        - Это не ново, - сухо ответствовал командующий, - и мы строили свои планы с учётом этой ситуации. Времени у нас…
        Он посмотрел на меня, ожидая ответа. Как-то так сложилось, что я один из тех, кто отвечает за политический анализ, а если говорить о Франции, то пожалуй, что по этому направлению моё мнение решающее.
        - Не более полугода, - выдал я прогноз.
        - Не более полугода, - мрачно повторил Сниман, - Слышали? Первый удар, каким бы сильным он ни был, мы отразим. Но вот война на истощение, война длительная… Нет, этого мы можем не выдержать.
        Все понимают, что экономика-то как раз может и выдержать… Не выдержат люди.
        - Поэтому, - он заговорил так, что каждое слово падало свинцовой пулей в полной тишине, - нам нужно вынудить британцев нанести удар тогда, когда удобно нам! Только так! Мы не можем выбирать место сражения, и потому должны сделать всё, чтобы выбрать время!
        - Заставить их поторопиться, - сипловато сказал Де Вет, - Вынудить начать наступление до того, как они успеют подготовится как следует.
        
        - А стоит ли? - возразил коммандер Якоб Виссер, взявший на себя роль «адвоката Дьявола», - Если мы сумеем затянуть переправу всего необходимого в Капскую колонию, война закончится, так и не начавшись.
        - А если распадётся союз Франции и Германии прежде, чем проблемы в экономике станут для Британии выше военного и политического престижа? - вопросом на вопрос ответил Феликс, и сам же ответил:
        - В таком случае вся военная мощь Британии обрушится на нас. Но даже если война закончится, не начавшись, через несколько лет Британия снова придёт сюда, только в этот раз у нас не будет союзников!
        - Я бы даже сказал, - мрачно добавил Мишка, - что союзником через несколько лет может обзавестись уже Британия.
        К Франции он относится без всякого пиетета, считая страну, а отчасти и народ «подлыми». Отчасти, дело тут в его катакомбных приключениях, а отчасти… отчасти он прав! Не скажу, что франки лишены чести, но понимание её у них весьма своеобразное, не всегда совпадающее с нашим.
        - Обмануть, - сипло каркнул Де Вет, - Заставить поверить, что ещё через месяц-другой мы усилимся настолько, что сможет не боятся всего британского флота! Пусть спешат!
        - Это… - я чуть помедлил, - реально. В прессу просочатся нужные сведения, и… да, вполне реально. Если за дело возьмусь не только я, разумеется…
        - Британцы, - я саркастически улыбаюсь, - склонны поверитьлюбой гадости про меня! Что мне только не приписывали… Пожалуй…
        «Лучи Смерти» - подсказал Второй-Я. Ну… почему бы и не да?! Я даже моментально придумал план, согласно которому мощными прожекторами подсвечу склон какой-нибудь горы, где предварительно будут установлены бочки с кислотой, например.
        В присутствии нужных людей «эксперимент» проведу, разумеется! Ладно, позднее подкорректирую, это пока начерно…
        - Прекрасно, - просипел Де Вет, поняв по моей физиономии всё для себя необходимое, - В таком случае им придётся вновь перестраивать военную машину и собирать конвои для транспортов так спешно, как это только возможно. Не считаясь с возможными потерями.
        - А они будут… - пропел Коста, погладив свёрнутую в рулон карту, - непременно!
        - Хаос… - усмехнулся Сниман, - твоя любимая стихия, Георг!
        Отсмеялись несколько нервно, но всех вопросов этот смех не убрал.
        - Следующее, - веско сказал командующий, и снова все замолкли, - Если уж мы сделали ставку на бой и ослабление Британской Империи не когда-нибудь потом, а в ближайшее время, не надо останавливаться полпути. Поэтому… что там у нас с национально-освободительными движениями?
        - У нас? - хмыкнул Де Вет, и снова нервный смех. Даже Сниман смеётся, прикусив сигару и щуря глаза. Да уж… проблема с кафрами, гриква и прочими не то чтобы острая, но мина в ЮАС заложена с самого основания.
        «Непременно рванёт!» - уверенно отозвалось подсознание.
        - И всё-таки? - уточнил командующий, перебивая сумрачные мысли о будущем, проскочившие в голову конным татарином.
        - Ну… - стараясь не коситься на Феликса, замычал я, подбирая слова. Всё тоже, всё тоже… это моя частная инициатива, и только! А как закончится война, так и всё… Какая агентура? Господь с вами! Всё… вот решительно всё проводим через Фолксраад!
        - Работаем, - отвечаю максимально расплывчато.
        - Хм… а можешь сделать так, чтобы выступление в колониях, и прежде всего в Индии, прошли ПОСЛЕ нашей битвы, - поинтересовался командующий.
        - После? - зачем-то уточняю я, будто и впрямь не расслышал, - Точно не до битвы?
        - Да, - уверенно закивал Сниман, - именно что после!
        - В этом случае для нас несколько больше риска, - пояснил он свою идею, - но зато и восстание имеет все шансы стать массовым. К тому же, если мы уничтожим или повредим большую часть британской эскадры, у них не останется шансов загасить пожар восстания в самом начале, малыми силами.
        - Я - за поправку, предложенную командующим, - коротко сказал Феликс после недолгого размышления, - Риск в таком случае, на самом-то деле, повышается для нас незначительно. Зато даже если итоги боя будут не самыми однозначными, воспользоваться его плодами британцы не смогут.
        - Индия для них важнее, - согласно кивнул Де Вет, - Если там полыхнёт как следует, британцы непременно попытаются затушить пожар!
        - А вот если будет нечем тушить, - задумчиво добавил Мишка, - то кризис в Британии может затянуться настолько, что после войны им будет не до реванша. В любом случае!
        - Ну? - Сниман оглядел нас, - Работаем, буры!
        Глава 10
        В прозрачной синеве неба виднеются лишь кипенно белые зефиринки облаков, двигаемые игривыми ветрами по самым причудливым траекториям. Ветра, будто и впрямь обладая подобием детского разума, играючись, вылепляют из облаков то куличики, то лошадок и медвежат, а то и неведомых зверушек, понятных лишь самим маленьким творцам.
        Облака сбиваются в кучи, а потом вдруг вновь рассыпаются снежной крупой. В этом весёлом хаосе не всегда возможно отличить природные явления, вроде влекомых ветрами облаков, от альбатросов и чаек, сопровождающих любое судно, не слишком удалившееся от побережья.
        
        Низкие тяжёлые волны, набегая сонно и дремотно, лениво ударяют в борта стоящего на якоре судна, едва покачивая его, как мать качает колыбель с ребёнком. Солнечные зайчики, отражаясь от поверхности воды и полированных деталей «Девы Марии», резвятся, как беззаботная детсадовская малышня на прогулке в парке, только что беззвучно, что для человеческих детёнышей дело совершенно немыслимое.
        Сонная, ленивая нега, когда не хочется делать решительно ничего, а только залечь в гамак между двумя тенистыми пальмами, и потягивать через соломинку кокосовое молоко, лениво переговариваясь с приятелями о всякой ерунде. Увы…
        Помощник капитана туго знает своё дело, и команда занимается работами, неизбежными на любом судне. Не мучая экипаж ерундой с надраиванием медяшек и покраской всего, что может быть окрашено, он затеял, очевидно, переборку каких-то механизмов, вытащив на палубу странную конструкцию из блоков и талей.
        Разрогатившись во все стороны, конструкция эта занимает изрядное пространство на палубе, но пожалуй, лишь крайне далёкий от моря человек отнёсся бы к ней с толикой любопытства. Моряки же, привыкнув к погрузочно-разгрузочным работам во всяком порту, да работам на судне, требующим порой изрядной инженерной фантазии, не нашли бы в этой причуде решительно ничего интересного!
        … и зря.
        Мелькнувший среди облаков альбатрос сделал широкий круг над «Девой» и решительно начал снижаться. Сторонний наблюдатель, найдись вдруг такой, пожалуй, вспомнил бы библию, или может - новомодные фантастические рассказы. Это там, в небесах, неизвестное создание кажется обычной птицей…
        … а сейчас, в приближении, хорошо видно фантасмагорическое создание, направляющееся к судну! Экипаж засуетился, и наблюдатель несомненно одобрил бы эту деловитую суету, ибо подобных тварей, будь они хоть из Бездны, а хоть бы и чудом сохранившимися потомками древних созданий, лучше встречать во всеоружии!
        Взрыкивая, крылатое чудовище село на воду и побежало к судну, превращаясь из хтонической твари в причудливый аэроплан. Силами мастеров и художников, силуэт его и впрямь навевал изрядную оторопь, заставляя поминать то ли Нечистого, то ли Дарвина… Ещё и раскраска, будь она неладна!
        Право слово, пролети такое над городом, переполох будет преизрядный! Работы добавиться всем, от священников, до полицейских и поднятых по тревоге военных и милиционеров, давно уже забывших о военных сборах, и судорожно пытающихся вспомнить, куда же они засунули своё снаряжение.
        Аэроплан же, пробежав по морским волнам, остановился у самого борта «Девы Марии» так, что даже чуть-чуть подтолкнул судно носом - будто телёнок, бодающий безрогим пока лбом вымя матери. Летательный аппарат спешно подхватили, и разрогатившаяся конструкция оказалась очень даже к месту.
        - Дымы, - коротко сказал пилот, выпрыгнув из кабины. Скинув с себя прямо на палубу перчатки, куртку и шлем, молодой человек сдвинул на потный лоб лётные очки и расстегнул планшет, доставая карту.
        - Вот здесь, - аккуратно подстриженный ноготь ткнул в нужное место, - Сигнальщики с лодок подтвердили - наш клиент.
        - Скорость? - коротко поинтересовался Чиж. Несмотря на юный возраст и совершенно щенячий вид, он не выглядит ряженым, и ни у кого на судне нет сомнения, кто здесь главный!
        - Двенадцать-тринадцать узлов, - отозвался пилот, - экономическим идут. Небольшая дуга…
        Он пунктиром наметил на карте маршрут нужных судов, и добавил чуточку виновато, как бы оправдываясь за недостаточность информации:
        - Горючее заканчивалось, я к судну уже на последних каплях подошёл.
        Чиж промолчал, едва заметно качнув головой и бросив разве что короткий взгляд. Но пилота разом прошиб пот, вспомнились все до единого наставления по лётному делу и инструктажи по технике безопасности.
        - Понял… - вздохнул он, - буду пересдавать. Все?
        Снова короткий взгляд Чижа…
        - Понял, - снова вздохнул пилот, - Есть все пересдавать!
        Не теряя времени, техники проверили двигатель и важнейшие узлы, залили горючего, и несколько минут спустя аэроплан снова взлетел, но на этот раз за штурвалом сидел Чиж. Забравшись на нужную высоту, он сверился с картой и компасом, привычно перестраховываясь, и направил полёт аэроплана в сторону пароходов, зафрахтованных Британией.
        В небе думалось легко и ясно, как это всегда у него бывает. Будто веником вымелись из головы всякие нелепицы, и тот сор из обрывков слов и образов, что преследует на земле любого, мешая ясности мышления. Осталось только небо, цель и ощущение собственного «Я», растворённого в пространстве и одновременно неделимого.
        С высоты дымы видны издали, даже если это гражданские транспортные суда, идущие экономическим ходом и чадящие не слишком сильно. Имея огромное преимущество в скорости, Чиж обогнул их по дуге, не выпуская из виду. Не сомневаясь в данных, доставленных проштрафившимся пилотом, он всё ж таки перепроверил информацию, имея в виду скорее момент воспитательный.
        Благо, запас по времени у них солидный, а воспитывать пилотов морской авиации с самого начала надо очень жёстко. Дисциплина и точнейшее следование инструкциям должны быть для них важнее, чем знание десяти заповедей для верующего. Потому как следование или НЕ следование заповедям могут погубить одного человека, а в морской авиации один единственный раздолбай способен погубить целую эскадру!
        Чиж хорошо помнил, какие примеры приводил брат, проникнувшись ими до самых глубин души. Это сейчас использование авиации в морском бою кажется чем-то необыкновенным даже её создателям, а ведь при здравом размышлении, один-единственный аэроплан, доставивший на флагманское судно сведения о местонахождении противника и его силах, способен поменять весь расклад боя!
        Приводнившись неподалёку от приметной индонезийской лодки типа «Проа» с тремя сонными рыбаками, Санька подрулил к борту, расстегнул шлем и поднял очки.
        
        - Командир? - удивлённо пробасила бородатая рожа, - Случилось чего?
        - А… - скривившись, Чиж в нескольких (не всегда печатных) словах объяснил необходимость перепроверки.
        - Да што ты будешь… - проглотив напрашивающиеся на язык слова, неуместные по отношению к старшему по званию, рыбак продублировал информацию и помог развернуть аэроплан, оттолкнув его от борта лодки.
        - Вишь ты… - покачал он головой, глядя вслед летательному аппарату, набирающему высоту, - В азарт чилавек вошёл, и на те! Цельный фельдкорнет из-за ево работу переделывать долж?н!
        - А ещё - пилоты… - гнусаво, будто передразнивая кого, поддакнул более молодой его товарищ, - Отбор, елита… Вот она, елита!
        - Эт да, - захмыкал бородач, - А с другой стороны, как не войти в азарт-то? Эвона как всё закручено! Мы когда бриттов по тылам резали, то у-у… Иной раз такие дурости ворочали, што до сих понять и не могу, как живы-то остались?! Только што те были ещё хужей нас, бестолочей. Потом уже, с опытом… и всё равно, нет-нет, а и вылезают разные глупости!
        - Эт верно, - согласился молодой и зевнул во всю пасть. Дежурство, оно такое… и скушно, потому как делать ведь ну ничевошеньки не надо, потому как не ловить же рыбу всерьёз? Куда её потом, за борт выкидывать? И страшно! Потому как стоит капитану парохода полюбопытствовать у рыбаков в Малаккском проливе хоть свежей рыбки, а хоть и ещё чево, так всё…
        Прибить, могёт быть, и не прибьют, потому как легенда на это случай, она имеется, и вызубрена на ять! Но штоб отпустить… этого уж точно нет! Как минимум в карцер посадят, до выяснения. А там, если жив останешься, то сдадут в порту британским властям, а это - с концами!
        Оказавшись на палубе «Девы», Санька выпрыгнул из кабины, сразу же скидывая с себя лётный шлем и куртку, без которых решительно не стоит лезть на высоту, и уж тем более, проводить там хоть сколько-нибудь долгое время.
        - Ерофеев! - позвал Чиж, и вперёд протиснулся худощавый рослый парняга, командующий на «Деве» боевыми пловцами, - Для тебя и твоих парней задача.
        Ерофеев заулыбался с видом именинника, получившего в подарок саблю, щенка бульдога и барабан.
        - Только смотри, без дурной лихости!
        - Нешто я не понимаю? - забасил тот, выразительно косясь на провинившегося пилота в сторонке.
        - Да тут и дурак бы понял, - хохотнул кто-то из техников. Но Санька не отпускал взглядом корнета, и наконец тот вытянулся…
        - Есть без дурной лихости!
        Кивнув молча, Чиж расстелил прямо на палубе карту, не скрывая от экипажа ничего. Люди все проверенные и перепроверенные…
        … но даже если сделать поправку на возможного болтуна или даже шпиона, то вреда в этом особого нет. Егор, по крайней мере, в этом уверен!
        «… разговоры в любом случаем будут ходить, - говорил Егор, сидя на перилах веранды и покачивая босой ногой, - Вспомните прошлую войну. Ну? Сколько воя было из-за привычки буров стрелять вражеских офицеров, и подумать только - прятаться за укрытия! Не хотят принимать, мерзавцы этакие, честного боя грудь в грудь один против двадцати британцев! А уж когда аэропланы появились…
        Все засмеялись, ибо да… громко было! Бритты, в попытке заставить командование буров отказаться от применения столь мощного козыря, вывалили разом все претензии, смешав их в кучу.
        - Вот то-то! - усмехнулся Егор, - Обвинения в любом случае будут. Нарушения есть и будут всегда! То, что вчера ещё казалось немыслимой подлостью, сегодня уже считается перспективной новинкой военного дела, а завтра - совершеннейшей рутиной. Всё течёт, всё меняется… Недавно - „Город на три дня“, но отпускали пленников за выкуп или под слово. Сегодня другие правила Игры, и диктовать их будем - мы!
        - Всё верно, - спокойно кивнул Мишка, не выпускающий из рук кружку с кофе, - Некоторые границы, разумеется, мы преступаем, но уж точно - не б?льшие, чем британцы. Взять хотя бы их вольную трактовку правил перевозки военных грузов, и грузов двойного назначения. Нарушений военного права со стороны британцев полно, а уж про сомнительную трактовку иных пунктов и говорить нечего.
        - Угу, - кивнул Егор, - Самое важное здесь - на чьей стороне окажется победа, ну и отчасти - общественное мнение. Победа, не сомневаюсь, будет за нами. А боевые действие без объявления войны…
        Он, усмехнувшись, пожал плечами.
        - … не британцам нас в этом упрекать! Хоть копенгагирование вспомнить, хоть недавние моменты англо-бурской или целой кучи колониальных конфликтов и войн с участием Великобритании. Да и не ново всё это, по большому-то счёту…
        - А всплывёт потом чево? - поинтересовался Санька.
        - Ну и всплывёт, - равнодушно пожал плечами Мишка, - После любой войны всплывает… всякое. Докажи ещё попробуй, да каждый факт отдельно! А и докажут… победителей не судят, брат!»
        - Британские суда пойдут здесь, - Чиж провёл карандашом тонкую линию, - Место для постановки минных банок отличное, как по учебнику, но и лишних глаз в тех местах полно. Будем ставить мины с аэроплана, рискуем засветить морскую авиацию, а нам, до поры, этого никак нельзя!
        - Ага… - Ерофеев уселся перед картой, - с катера, значица?
        - Да! - Санька кивнул чуточку резче, чем надо бы, - Сам смотри, какой тебе потребен, тут учить не буду!
        - Дядя Ваня, - Ерофеев поднял голову, отыскивая глазами капитана, - Ты здеся бывал не единожды, што посоветуешь?
        Капитан, старец преклонных лет с такой заковыристой биографией, что хватит на двадцатитомник любому писателю авантюрных романов, похмыкал, и на палубе все почтительно замолкли, не мешая раздумьям. Возраст у него такой, что не назовёшь даже престарелым, скорее - ветхим!
        Он из той породы, что стареет, истаивая до прозрачности и пребывая до последнего дня на ногах и здравом уме. И дело тут не столько в удачной наследственности и крепком здоровье, сколько в характере, и пожалуй - в неутолимом любопытстве, при котором плюют на болячки и живут даже не назло, а просто потому, что это интересно! И интересно ведь живут…
        - Сам поведу, - наконец сказал капитан совсем не старческим голосом. Ерофеев открыл было рот, но хмыкнул почти беззвучно и закрыл.
        - И успокойся уже, шалопут, - беззлобно пожурил капитан «Девы» боевого пловца, - командовать сам будешь, я за штурмана пойду. И…
        Старческий палец с желтоватым от никотина ногтем уткнулся в карту.
        - … чуточку в другом месте мины ставить надо. Как?
        - Не критично, - согласился Чиж, - на то вы и моряк, чтобы правки в наши планы вносить.
        - Кхе… - кашлянул старик, польщённый таким доверием, - Я к тому, что мины у вас хороши, но всё же - экспериментальные! Это в расчётах они должны пропускать над собой здешние деревянные скорлупки, а ну как нет?
        - Пароходы, дядь Вань, глубже сидят, особливо гружёные, - сказал один из пловцов.
        - Ну-ну… - старого моряка это только развеселило, а кто-то из зрителей отвесил излишне говорливому лёгкий подзатыльник. Не потому даже, что старших перебивает, а потому, что прав капитан! Экспериментальное, оно и есть экспериментальное…
        - Есть там пара узостей, которые лёгкие судёнышки по возможности избегают, - неторопливо пояснил старец, - течение силу набирает, и может на скалы снесть. А пароходам, особенно тем, што потяжельше, как раз и хорошо, потому как сидят глубоко, и двигает их не ветер, а машина. Парусники местные, они тех мест избегают, чуть поодаль проскакивают, по мелководью. Поняли?
        - Поняли, дядя Ваня, - ответил за всех Чиж, - спасибо за науку! Ты вдругорядь давай… сразу подходи. Лишней твоя голова точно не будет! Она десятка иных стоит!
        - Так и порешим, - солидно кивнул старец, лучась каким-то детским довольством.
        В крохотной бухточке одного из безжизненных островков, лишенных самомалейших источников пресной воды и прикрывающих скалистую плешь чахлой, крайне скудной растительностью, притаилось с полдюжины судёнышек из тех, что в ходу у местных полунищих торговцев. Выкуплены они были загодя, совершенно разными путями, и если даже догадливые продавцы и предполагали их не вполне легальное использование, то их это нисколько не смущало!
        В здешних водах отличия между торговцем, контрабандистом и пиратом настолько минимальны, что и сами моряки затруднились бы ответить как на духу, а чем же, собственно, они промышляют по большой части? Наиболее правдивый ответ был бы, пожалуй…
        … а чем придётся!
        Право слово, это какое-то поветрие! Стоит оказаться в местных водах почтенному капитану из Европы, чьи волосы давно уже посеребрила седина, а из самых страшных грехов числится мелкая контрабанда, посещение портовых борделей, да по молодости - драки в портовых же кабаках, как он преображается.
        Почтенный капитан со вполне благонамеренным экипажем, пообтёршись в здешних краях, будто подхватывает какой-то вирус, и уже совершенно иначе смотрит на жизнь. Контрабанда (и всерьёз!) как неотъемлемая часть местной жизни, пиратство по случаю, и иногда - участие в войнах, переворотах и тому подобных увлекательных вещах. Хоть колониальных, а хоть бы и сугубо местных!
        Политическая жизнь в здешних краях бурная и интересная, особенно если наблюдать за ней со стороны… Профессиональный историк, наверное, нашёл бы немало аналогий с Европейским Средневековьем, притом пожалуй Ранним. А местные плевать хотели на аналогии, и просто живут. Ярко! Но часто недолго…
        Возникают и рушатся теократические государства, независимые феодалы ведут борьбу с колониальной администрацией и друг с другом. Феодалы, ставшие так или иначе вассалами Ост-Индской компании, добиваются возвращения своих прав и привилегий.
        Действия их при этом порой настолько противоречивы, что вызывают интерес не у юристов и чиновников, а у психиатров! Подписывая договора с колониальной администрацией, и выторговывая себе привилегии за счёт подвластных крестьян, индонезийские аристократы могут одновременно поднимать крестьян на восстание против Ост-Индской компании…
        Крестьяне бунтуют против всех разом, вконец задолбанные огромными налогами и полным произволом властей, причём часто как колониальных, так и сугубо местных. Повинностей на них навешено столько, что выполнять их в полном объёме нет никакой возможности.
        Интеллигенция, как водится, бунтует за всё хорошее и против всего плохого. Часто их требования противоречивы, и если одни выступают против старых порядков и обычаев, против бесправия индонезийцев и их угнетения колониальной администрацией…
        … то другие не видят решительно ничего дурного в детских браках, многожёнстве и прочих, милых их сердцу культурных особенностях страны.
        Выбрав в качестве транспорта быстроходное арабское доу и замаскировавшись соответствующим образом, пловцы с превеликой осторожностью погрузили на борт мины и отправились в путь.
        
        Все они с морем дружны не понаслышке, и притом с самого детства. Даже если человек и не ходил на коче зуйком с малолетства, то всё равно, иные морские премудрости впитываются, пожалуй, с молоком матери!
        Куда как быстрее научить морским премудростям коренного одессита, севастопольца или архангелогородца из тех, чья семья неразрывно связана с морем, чем вдалбливать эту науку выходцу из центральных губерний Российской Империи. Даже если он и семи пядей во лбу!
        До нужного места дошли достаточно быстро, встретив по дороге несколько местных судёнышек. Но этикет Моллукского пролива не предполагает дружественного общения, так что все разы что те, что другие обходили друг дружку по изрядной дуге, готовые к любым пакостям от встречного судна. Где уж там разглядывать качество маскировки боевых пловцов, старательно мимикрировавших под арабов! Даже обидно…
        
        Боевые пловцы, хотя и прошли соответствующую тренировку и «обкатку» в условиях, приближенных к боевым, изрядно нервничали, что выражалось в болтливости и некотором ухарстве. Если бы не седой капитан, с самым благодушным видом покуривающий трубку и травящий байки из своего богатого прошлого, пожалуй, они могли бы и перегореть! А так…
        … дошли благополучно, и Ерофеев, удивлённо глянув на часы, благодарно посмотрел на старика, сумевшего с такой лёгкостью снять их треволнения.
        - Во-он там! - привстав, Иван Ильич показал узловатым пальцем, - Видите? Вода там потемнее и чуточку бурунами идёт.
        - Из-за течения? - вытягивая шею полюбопытствовал один из пловцов, замаскированный под араба так удачно, что даже рязанская его физиономия удивительным образом вписывалась в образ. Ну, бывает… на то и гаремы у мусульман! Да и попадает в эти гаремы подчас не соседская Амил?, но и какая-нибудь Гретхен… и не всегда по своей воле.
        Поэтому физиономия, это конечно здорово, но важнее всё ж таки врасти в образ! Если мешковатые арабские штаны и бурнус сидят так, будто таскаешь их с самого детства, а характерные для любого араба движения (о которых он и сам не слишком-то задумывается) выполняются без наигрыша и вовремя, это талант!
        - Из-за него, - кивнул старец, - Давайте-ка я малость покомандую…
        И тут пояснил, дабы не было обид и недопонимания:
        - Хочу поставить наше судёнышко так, чтоб подозрений не было. От лишних глаз. Сколько вам надо времени?
        - Ну… - Ерофеев прикинул фронт работ, - с полчаса.
        - Мелкая поломка, - кивнул старый капитан, и чуть сощурившись, оглядел рангоут. Похмыкав, он принялся командовать, и пару минут спустя рангоут доу принял тот полуразобранный вид, что издали любому наблюдатели просигнализирует о неполадках на судне.
        - Вот как-то так, - сказал Иван Ильич, и сев поудобнее, достал трубку верескового корня, наблюдая за действиями пловцов с неиссякаемым детским любопытством. А смотреть было на что…
        За борт с превеликими предосторожностями перевалили мины, обшитые досками так, что те казались большими ящиками. Сторонний наблюдатель, случись ему увидеть такое, озадачился бы, но пожалуй, не слишком! То ли какие-то контрабандные изыски, то ли пираты после удачной операции прячут до поры добычу… Рутина!
        Разве что маски и дыхательные аппараты выглядят несколько чужеродно. Но и то… переодевались пловцы с превеликими предосторожностями, с расчётом как раз на сторонних наблюдателей, притом с хорошим биноклем. Случай, конечно, маловероятный, но отнюдь не невозможный!
        Лодку без мачт и парусов не так-то просто разглядеть на волнах даже среди бела дня, особенно если её владелец этого не желает. А вот парусное судно видно издалека! И кто поручится, что сейчас за ними не наблюдает озадаченный контрабандист?
        Одев дыхательные аппараты, они угрями выскользнули за борт, со всеми предосторожностями принявшись за буксировку мин. Благо, капитан подсказал им, как использовать течение себе на благо, так что особого труда это не составило.
        На месте они разобрали доски, закрепили якоря на нужной высоте и отправились назад. Впрочем, это оставшимся на судне не было видно ничего, кроме макушек пловцов, да ящиков, глубоко сидящих в воде.
        Для наблюдателей время тянулось томительно и зевотно, будучи приправлено лишь лёгкой перчинкой тревоги, да возможной (но крайне маловероятной!) опасностью со стороны.
        Пловцам же пришлось изрядно потрудиться, да и нервных клеток они потратили куда больше. Пускай опасность самопроизвольного взрыва мин и невелика, но всё ж таки была! А акулы, мурены и прочие морские гады, коих в этих изобильных водах предостаточно? Наконец, течение и скалы…
        … так что в сумме, пожалуй, сочетание риска и усталости вышло достаточно серьёзное.
        - Еле выгреб, - пожаловался рязанец, переваливаясь через борт и растекаясь лужицей на дне судёнышка. Разом заговорили все, но так же быстро и сдулись, замолкнув и обмениваясь разве только редкими фразами.
        Не без труда заставив себя переодеться, привели рангоут в порядок и удалились восвояси. Как бы ни хотелось посмотреть на результаты минирования, здравый смысл (и служебные инструкции) победил дурное любопытство.
        Доу вернулась в каменистую бухту, и через несколько минут к «Деве» оттуда направился самый прозаический паровой катер, который можно вообразить. Работяга, при взгляде на который сразу можно увидеть длинную и сложную рабочую биографию, и никакая покраска этому не помешает.
        - Благополучно, командир, - коротко сказал Ерофеев, и в нескольких ёмких предложениях обрисовал операцию. Но…
        … от написания отчёта его это не спасло! Потому что - инструкции.
        - … никаких виражей, - пару часов спустя наставлял пилота Чиж, помогая техникам прилаживать под брюхом аэроплана кинокамеру и фотоаппарат, - ровнёхонько иди, как по струночке!
        Пилот, прекрасно зная все тонкости работы с кинокамерой при полёте, не перебивает. Есть за фельдкорнетом Чижом неприятная манера - чуть что, отстранять провинившегося от пролётов и самому садиться за штурвал! Нет уж…
        Что с того, что во время обучения будущие пилоты морской авиации несколько десятков часов посвятили воздушным съёмкам, заодно помогая картографам, и что вовсе неожиданно…
        … документалистам! Бобины с документальными фильмами до поры полежат на полках, но они уже есть, с ними поработали монтажёры, вставили титры и провели все необходимые операции.
        - … запас по времени у тебя час-полтора, - продолжал инструктировать Санька, - так что без спешки! И упаси Боже тебя снижаться!
        - Команди-ир… - укоризненно протянул пилот, но тут на глаза ему попался приятель, которому предстоит пересдавать все-все инструкции и технику безопасности… и вообще всё, что придумает въедливый фельдкорнет Чиж! Вот тебе и художник, вот тебе и Одуванчик улыбчивый… Право слово - сразу вспомнишь и про Медоеда, и про то, что это ещё не самая страшная командирская испостась. Режим «Зануда», вот где ужас хтонический!
        Наконец режим выключился, аэроплан спустили на воду, и пилот с оператором, то бишь летнабом, забрались по своим местам. Короткий разбег, и летательный аппарат воспарил в небо. Удаляясь, он оказался сперва причудливо разукрашенной машиной, затем альбатросом и наконец - белоснежной точкой в небе.
        А экипажу «Девы Марии» досталось самое тяжёлое… ждать. Пожалуй, составляй его основу люди чуть менее деятельные и чуть более склонные к отвлечённым размышлениям, то бишь представители русской интеллигенции, то на судне воцарилась бы самая нервическая атмосфера - с «Тварь я дрожащая…», грызеньем ногтей и прочей лихорадочной дурниной.
        Но представителей этой прослойки крайне редко можно встретить за пределами естественной среды обитания, а тем паче в море. Здесь работают люди, пусть и не чуждые романтике, но ставящие во главу угла Дело, а не Слово. И собственно, на море иначе и не выйдет… по крайней мере, недолго.
        Экзистенциальную пустоту в своих душах земноводные обитатели «Девы» заполнили работой, неизбежной и неотвратимой на любом судне. К хлопотам привлекли и пловцов, загрузив их по самые уши помощью при расчистке трюма, которую (кровь из носу!) произвести нужно именно сейчас, и никак иначе. Члены экипажа, прекрасно понимая подоплёку всей этой суеты, тем не менее, изрядно вымотались, перетаскивая круглое и катая квадратное, так что на размышления не осталось ни сил, ни нервов…
        … ни желания.
        К тому времени, когда аэроплан приземлился, вымотались все так, что дождавшись утвердительного ответа, разошлись, даже не слишком и ликуя. Работы, рассчитанные многоопытным капитаном с точностью часового механизма, закончились не позднее, чем через четверть часа.
        Получасом позже все собрались в кают-компании, дежурные задраили люки, застрекотал киноаппарат, и на белой простыне начали проступать чёрно-белые кадры. Сперва - море, скучное и неинтересное в чёрно-белом исполнении, тем более с преизрядной высоты.
        - Дымы уже засекли, но камера внизу, пока их не видит, - прокомментировал летнаб, - Ещё с минуту только море будет видно.
        Минута прошла в таком томительном ожидании, что кажется, кто-то и дышать перестал! Наконец, на простыне показались пароходы-муравьи и несопоставимые для таких крохотных размеров дымы.
        - А дрянной уголь-то! - сказал кто-то напряжённым голосом, - Эко чадит! Я…
        - Никшни! - осадили болтуна сразу всем залом.
        - Здесь мы немного снизились, - прокомментировал пилот подрагивающим голосом, - Небо подходящее было, обл?к мелких много, ну мы и тихохонько, на мягких лапах…
        Санька, сам того не замечая, кивнул, принимая объяснение. Начерно прикинув размеры пароходов, видимые на экране, он счёт риск вполне приемлемым и разумным.
        - Вот, - разом заговорили пилот и летнаб, и пилот тут же замолк, уступая слово летнабу, - сейчас к той узости и подходят, о какой Иван Ильич говорил!
        Несколько томительных минут, наполненные только шумным дыханием, скрипом башмаков и сидений, да невнятных возгласов…
        … а потом - взрыв! Сила воображения была так велика, что все будто своими ушами слышали этот чудовищный грохот, разнёсший пароход едва ли не на молекулы!
        На простыне экрана опадал белый шар и разрастался чёрный, ядовитый даже через кинокамеру, дым. В этом дыму потерялся, да так и не выплыл ещё один пароход.
        
        - Взрывчатку везли, - уверенно сказал Михаил Парфёнович, и спорить с инженером никто не стал. Этот своё дело знает! Да и что спорить-то? Рвануло так, что и слепому ясно.
        - Мы так и не поняли, - излишне громко сказал летнаб, - Второй пароход мог на ещё одну мину налететь, а могло и взрывом от первого повредить так, что там, в дыму, корпус и разошёлся.
        Решили всё же, что вторая версия более вероятна, хотя толковых аргументов в пользу этого утверждения не привёл никто. Ничего… потом уже разберут по кадрам плёнку кинокамеры и фотоснимки, и может быть…
        … а может быть и нет!
        - А мины? - возбуждённо поинтересовался кто-то не своим голосом, одновременно прикуривая и затягиваясь.
        - А что мины? - равнодушно отозвался Михаил Парфенович, некоторым образом причастный к сему адову изобретению, - Если они не взорвались от детонации парохода с взрывчаткой, в чём лично я очень искренне сомневаюсь, то через несколько часов они лягут на дно, став совершенно безвредными.
        - Вот же придумают! - искренне восхитился повар, весьма далёкий от любых технических новшеств.
        - Ничего хитрого, на самом-то деле, - чуточку снисходительно ответствовал инженер, но в подробности вдаваться не стал.
        Досмотрели фильм? уже без прежнего накала, и разошлись, обсуждая увиденное и перспективы как военно-морских сил Кантонов со всеми её подразделениями, так и перспективы британцев. Сошлись на том, что британцам будет «кисло», и хотя одними такими штуками войну не выиграть, но вклад они сделали - ого-го!
        - Контора Ллойда разорится! - гоготнул один из механиков, и далее разговор принял вовсе уж отвлечённый характер, когда в ход идут самые фантастические допущения, а Победа становится не просто неизбежной, но и лёгкой.
        Чиж усмехнулся, но не стал ни останавливать разговор, ни пояснять, что в общем-то…
        … они не сильно и ошибаются! Разумеется, война не будет лёгкой, и несмотря на технические козыри русской крови прольётся немало. Но здесь и сейчас, на этом этапе противостояния, британцев они переиграли!
        Если Британия начала бы играть по общепринятым правилам, с транспортными конвоями и прочим, то у них был как минимум месяц, а то и два, прежде чем раскочегарятся парламенты союзных стран. Что, по большому счёту, могли сделать Кантоны, начни Британия накапливать ресурсы в Капской колонии?
        Да собственно, и ничего! Собственного, хоть сколько-нибудь значимого флота, у ЮАС нет…
        Бог весть, какими соображениями руководствовались бритты, принимая это решение. Вероятнее всего, логика их действий, как обычно у них и бывает, базировалось на дипломатических хитросплетениях и попытке играть аккуратно. По крайней мере до того, как из Большой Игры выйдет Франция!
        К слову, пока ещё решительно неизвестно, чьё решение окажется в итоге правильным, и как оно потом аукнется с политической, не сиюминутной точки зрения. А пока…
        … на морских тропах разбойничают семь авиагрупп. Пока удачно!
        Глава 11
        Глянув на полосатые, красно-белые ветроуказатели, вяло трепыхающиеся на ветру, зашёл на посадку, и подрулив к ангару, я выпрыгнул из кабины ещё до того, как аэроплан остановился. Знаю, что ребячество, но иногда…
        - Пригнись! - слышу какой-то истошный котёночий мяв, и падаю тут же, не раздумывая ни единого мгновения. Сверху, видимо для надёжности, на меня навалился Лёвка, сиганувший из второй кабины. Вслед за ним, с небольшой задержкой, ещё два крупногабаритных парня из местного технического персонала, придавив весьма серьёзно. Не до поломанных рёбер, но дышалось с трудом, да и то через раз.
        Вжатый в землю так, что шевелить могу разве что пальцами и глазами, я распластался на лётном поле, подобно лягушке на столе лаборанта, и могу разве что мысленно материться. Левой щекой ощущаю каждую травинку, песчинку и какого-то жучка, упорно пытающегося выбраться из-под меня. Сверху моя голова прижата чьей-то потной подмышкой и ребром подошвы ботинка, упирающегося в щёку.
        Благорастворению в воздусях и благолепию во человецех это никак не способствует. В голове - мысли о нехватке воздуха, злость на всю эту ситуацию и мат, притом самый тупой и примитивный, а не цветисто-кучерявый.
        Почти тут же на аэродроме началась суета, которую я могу только слышать урывками. Лёжку стрелка вычислили довольно быстро, но увы, безрезультатно. Ушёл.
        - Да слезьте же вы с меня… - сиплю придавлено, силясь нормально вдохнуть. Хрен там! Пока не подоспели парни из охраны аэродрома, окружившие меня вместе с техниками плотной «коробочкой», встать так и не дали. К тому времени сознание моё уже начало сбоить, и уже всерьёз думал о смерти.
        Свои ряды они разомкнули только в ангаре, на что я только закатил глаза, но нотаций службе безопасности читать не стал. Бессмысленно. Да и честно говоря, не было ни сил, ни желания. Организм, без малейшего участия разума, пытается компенсировать недавнюю нехватку кислорода, заодно надышавшись про запас.
        При строительстве аэродрома под Преторией со мной советовались по каждой мелочи, и я всерьёз надувал не тронутые бритвой щёки, думая о собственной незаменимости. Но реальность, как водится, внесла свои коррективы. Вначале была ма-аленькая поправочка, потом ещё и ещё… В итоге от первоначального проекта остались только размеры, да хотели оставить ещё моё имя, как якобы главы проекта.
        Но тут уже я на дыбки встал, самым решительным образом отказавшись ставить свою подпись под этим выкидышем архитектурного Франкенштейна. В итоге, аэропорт так и остался творчеством коллективным, и притом безымянным. Что, по-моему, наилучшим образом характеризует этот проект…
        Ей-ей, раскоряка какая-то вышла, а не аэропорт! Одному буру не понравилось, что летательные аппараты пугают скот, и он, выпятив нижнюю губу, отказал Фолксрааду в покупке своих земель. А национализировать земли в ЮАС вообще-то можно, но не в этом конкретном случае! Потому что…
        … сват, брат, блат.
        В итоге, под аэродром выбрано место неудобное. Лишь по тем критериям, чтобы при строительстве никто из уважаемых людей не будет потревожен, и не будут задеты ничьи интересы. Уже сейчас понятно, что лет через десять максимум аэропорт придётся переносить.
        А инфраструктура и подъездные пути? Да всё тоже самое… с учётом хотелок конкретных уважаемых людей, а никак не целесообразности и тем паче безопасности.
        Аэродром со всеми службами занимает не цельный кусок земли, а представляет собой нечто вроде раздавленного осьминога с раскинувшимися щупальцами. На его территорию вклиниваются земли аж семи фермеров, не считая двух просёлочных дорог, одна из которых пролегает непосредственно у лётного поля.
        - Второе покушение, коммандер, - флегматично сказал подошедший Корнелиус, на ходу перетягивая руку поверх локтя какой-то тряпкой, при этом пытаясь придержать подмышкой снятую лётную куртку, которую никто из присутствующих и не подумал взять.
        - Ах ты ж в Бога душу мать… - заругался я по-чёрному, глядя на раненого ведомого, и оглядывая охрану налитыми кровью глазами, - На меня, значица, люди нашлись, штоб ажно в коробочку выстроиться, а на ведомого нет?
        Глаза у начальника охраны сделались самые отчаянные! Такие себе… выпученные, что в среде интеллигенции принято называть почему-то «трагическими». Санька, ни разу ни интеллигентный, несмотря на все свои художницкие таланты, называет их «какающими», и вот ей-ей - глазки у главнюка такие, будто он в штаны себе навалил и валить продолжает!
        Но толку то от твоих глаз?! Хрена ты мне трагичность показываешь? Не умеешь, не берись! А он как раз из тех людей, что считают себя специалистами, не будучи таковыми. При этом инициативные… и в не хорошем смысле этого слова! Классика «Я начальник…», только что в местном исполнении.
        Русский, за исключением Лёвки и Корнелиуса, не знает здесь никто, но интонацию и суть уловили правильно. Вытянулись, дышат через раз… и вот честно - не жалко даже! Не жалеется…
        Да, они не слишком виноваты в случившемся, но нормальный профессионал, уважая себя, с таким начальником работать просто не будет. Рабочих мест в Претории, да и вообще в ЮАС, куда как больше, чем рабочих рук, так что оправданий им просто не нахожу.
        Это бездельники, которых всё устраивает. Родственники начальника охраны и начальника аэропорта. Довеском - сыновья, внуки и племянники местных фермеров, пристроенных на лёгкую работёнку по причине полной своей рукожопости и непригодности к нормальным работам.
        - Ноги моей здесь больше не будет! - я перескакиваю на африкаанс, и уже Борсту:
        - Да брось ты куртку!
        Кочевряжиться тот не стал, но куртку не бросил, а аккуратно передал Лёвке и сел на полуразобранный двигатель, лежащий у стенки ангара. При виде раны я облегчённо выдохнул - не так всё страшно, как показалось вначале! Прочищать раневой канал в полевых условиях я не стал, ограничившись тем, что полил из фляжки арманьяком и перевязал чистым бинтом из индивидуального пакета.
        Начальник охраны зачем-то полез помогать, но я посмотрел на него тяжёлым взглядом, и солидного вида бородач, побелев, поспешил скрыться в задних рядах. Бородатые и пузатые добры молодцы, расступившись, ряды смыкать не стали. Напротив, они толи инстинктивно, то ли демонстративно отдалились от него. Самую малость…
        - Ну вот… а потом врач осмотрит, - уже спокойней говорю Корнелиусу, и только сейчас начинаю отряхиваться, в чём мне за каким-то чортом попытался помочь подскочивший директор аэродрома, сделав только хуже.
        А фельдшер, к слову, где? А… вот он, проталкивается в передние ряды! Рожа заспанная, помятая… Это не в укор!
        Если нет пациентов, медику не возбраняется спать, читать или заниматься какими-то посторонними вещами, лишь бы он мог моментально или почти моментально перейти в состояние полной готовности к приёму пациентов. А вот чудовищный выхлоп перегара, несвежий халат и явно грязные руки - в минус! Не считая опоздания…
        Сколько уже времени прошло с момента первого выстрела? Минут пять? Да как бы не больше… Что, за это время не было возможности помыть руки и добежать? Да хоть что-то!
        От помощи отстраняюсь самым решительным образом. Это… сложно объяснить, но что-то вроде неписанных правил, согласно которым, если я демонстративно не принимаю помощь, то выказываю тем самым своё особое недовольство и не принимаю извинений.
        Отряхаюсь сам, но по сути, скорее размазываю грязь. Как назло, недавно прошёл дождь, и хотя земля несколько подсохла, выгляжу я так, будто две недели пешим ходом шёл через вельд, ночуя прямо в одежде на сырой земле и совершенно не заботясь хоть о какой-то гигиене. Ощущение такое, что когда я сниму штаны, то и нижнее бельё окажется пропитанным грязью! Очень даже может быть, к слову…
        Багаж в автомобиль закинули без нас, и мы расселись по обтянутым кожей сиденьям, пребывая не в самом радужном расположении духа. Особенно я, явственно ощущая омерзительную, и отчасти унизительную, сырость в штанах.
        Ведомый, несмотря на болезненную рану, бодрится. Понятное дело, она болезненно ноет и тянет, но он точно знает, что ничего в общем-то страшного нет, и после томительных минут переживания облегчение захлестнуло африканера с головой.
        - Ты правильно сказал, командир, - приложившись к фляге, внезапно подал голос Корнелиус, повернувшись вполоборота с переднего сиденья, - нечего нам на этом аэродроме делать! У моих родичей есть ферма возле города, и как по мне, так лучше садиться на пастбище у надёжных людей, чем вот так, со стрельбой.
        - Хм… - я прекратил протирать саднящую щёку платком и убрал благоухающий дорогим алкоголем кусочек материи во внутренний карман.
        - Поставить ангар недолго, - тоном соблазнителя добавил Борст, - да и выровнять землю труда не составит. Они и сами предлагали!
        - Хм…
        - Брауэры? - поинтересовался шофёр, без всякого стеснения влезая в беседу.
        - Они, - кивнул Корнелиус.
        - А-а… - не сумлевайся, командир! - отозвался водитель, перескочив на русский, - Знаю таких! Хорошая родова, правильная! Они в войну на фермах не отсиживались, да и сейчас, случись чево, первыми с ружжом встанут! У таких небось никакой чужой стрелок на их землю не пройдёт! Щаз! Да и работники - сыты, одеты, обуты и обихожены на зависть всем! К таким небось на кривой козе не подъедешь, они своим местом ух как дорожат!
        - Хм… - я задумался уже всерьёз, - думаешь?
        - Не сумлевайся! - закивал Митрофан Елизарович, не забывая следить за дорогой, где влекомые быками повозки фермеров перемежаются с редкими грузовичками, - А если уж сами предлагали, то и подавно.
        - Ну… - давать ответ вот так сразу не спешу, - подумаем! Прикинуть надо по расстоянию и логистике, но вчерне - почему бы и не да?
        Оба-два заулыбались довольно, будто выиграли невесть что, а не кучу проблем для Брауэров. Корнелиус ещё ладно, может и получит какие-то преференции сложными путями. У африканеров своя система взаимозачётов, в которой человек со стороны разберётся сильно не вдруг. Но Митрофан Елизарович?!
        Впрочем…
        … чего это я?! Человек он в Африке не новый, и прижился так крепко, что и гвоздодёром не отодрать! До войны ещё, и сильно до неё, гражданство получил. Один из немногих русаков…
        … хотя себя он считает кержаком, резко отделяя от русских! Ну да это тема отдельная, и я в ней разбираюсь постольку-поскольку, стараясь не нырять в мутные воды этнического и религиозного самоопределения. Санька вон… донырялся! Всерьёз теперь о Тартарии, да об асах с ванами рассказывает…
        Гражданство Митрофан Елизарович ещё до войны получил, отвоевал честь по чести в одном из бурских коммандо в чине сержанта, вложился удачно… Он, собственно, и в шофёры ко мне пошёл, потому имеет с этой близости какой-то свой профит. Благо, профессия весьма уважаемая, а его услуги требуются только по приезду в Преторию.
        - Подумаю, - повторяю ещё раз, и дабы не терять времени даром, достаю из саквояжа документы, поделив их с Лёвкой, - Ещё раз проверь! Чтоб все цифры сходились!
        Хмыкнув, спорить он не стал, и забрав бумаги, погрузился в чтение. Вид у него по-прежнему несерьёзный, да и… пятнадцать лет человеку, какой ещё может вид в таком возрасте?!
        Всё такой же носатый, лупоглазый и светленький одесский ашкеназ, разве что ещё сильнее выгоревший под солнцем Палестины. В жизненном анамнезе - самое непосредственное участие в Одесском восстании, заочный приговор к бессрочной каторге на Сахалине за доказанное убийство полицейского офицера и прочие художества, два пулевых ранения, нелегальный переход границы, Палестина, брюшной тиф и подхваченная уже в Африке малярия.
        С недавних пор - писарь при штабе авиаотряда в звании сержанта, с перспективой дорасти то ли до моего секретаря, то ли до звания корнета, с назначением на одну из ответственных должностей в наземной службе. Если не обращать внимания на возраст, биография по нынешним местам едва ли не рядовая.
        Хватает в ЮАС героев куда как младше! Время такое… и люди.
        По приезду домой я сразу пошёл в душ, на ходу скидывая грязную одежду. Вообще-то свинство, но очень уж противное ощущение, и кажется, с каждой секундой промедления грязь с одежды въедается в кожу.
        Стоя под тугими горячими струями, я смывал грязь и усталость после полёта, но получалось, если честно, так себе. Отмывшись до красноты, несколько минут стоял под душем, меняя температуру воды от ледяной до почти кипятка. Так, чтоб только-только терпеть.
        А хрена! В голове окопалась тревожность, и судя по настрою, устраивается она там всерьёз и надолго, возводя оборонительные линии уровня именитых крепостей. Причин же для волнений - полно…
        В преддверии войны развёртка аэродромов дело совершенно необходимое, и в ЮАС очень немногие не согласились бы с этим утверждением. В окрестностях Дурбана с этим нет никаких проблем, и я бы даже сказал, что число их заведомо избыточно!
        Буквально каждый посёлок и почти каждый мало-мальский крупный фермер заводят аэродром, причём такое впечатление - на вырост! Огороженные участки пастбища или пустыря, с разровненной площадкой, ветроуказателями и ангаром натыканы повсеместно. У нас, собственно, аэропланов едва ли не меньше, чем аэропортов.
        У иного фермера и собственного-то аэроплана нет, а аэродром - есть! А вдруг?! Вот не прям сейчас, но купит непременно, и будет летать в гости, опрыскивать поля от саранчи и вообще, всячески самовыражаться и эстетствовать!
        Причём важно не просто расчистить поле, а добиться, чтобы твой (!) аэродром (причина особой гордости) внесли в соответствующие реестры. Тратят время на расчистку травы, ставят ангары и (раз уж ты в реестре!) хранят необходимый набор горюче-смазочных материалов, инструментов, и хотя бы минимальный - запчастей. Эти траты, по мере расходования им могут возместить, но вложиться-то изначально всё равно нужно!
        У африканеров с этим много хуже, причём в десятки раз. Не критично, ни в коем случае… Всё это решаемо, причём на уровне местечковых политиков. Но…
        … грёбанный Фольксраад!
        Откровенных предателей, соглашенцев и ненавистников русских не так много. Всех их, вместе взятых, не наберётся и пятой части от списочного состава парламента.
        А вот мудаков… этих много. Складывается иногда впечатление, что большая половина наших парламентариев страдает этим недугом!
        Причины мудачества у всех разные, но как правило, это болезненно воспалённое самолюбие, приправленное финансовыми интересами. Хочется им, понимаешь ли, поучаствовать в важном для страны событии…
        Лично! Чтоб списочек был, а в списочке его фамилия. Вот тогда наполняется гордостью сердце бура… Списочки фотографируются, делаются заверенные копии у нотариусов и…
        … вешаются на стенку. Без шуток! Для потомства. Чтоб потом внуки гордились дедами, которые вершили Историю!
        В итоге, банальнейшие вещи тянутся, затягиваются, вносятся правки и поправки, дополнения и запятые. Просто потому, что какие-то мудаки в Фольксрааде решили, что их фамилия должна быть в списке!
        А всего-то и нужно, что дать разрешение командованию решать такие вещи самостоятельно. Даже финансирования не требуется. Горючее и масл? куплены заранее, техники обучены, с фермеров, на чьих землях планируется развернуть аэродромы, получено согласие и взяты в том подписки.
        Луис Бота, уж на что сторонник примирения с британцами, и то зубами скрипит. Ан сам виноват… Доигрался, Наполеон местечковый.
        Президент ЮАС подыгрывал примиренцам и англофилам в Фольксрааде, вытаскивая их на важные посты просто в пику нам, да и перестарался. Ну или возможно - переиграли генерала.
        По его задумке, бритты ломали зубы о Дурбан, после чего с ними можно было начать переговоры или навалиться на ослабленного врага уже силами чисто африканерских полков.
        С этой целью он и его сторонники ставили нам палки в колёса. До поры.
        Не знаю, чего уж там обещали им британцы, да и были ли переговоры вообще, а не просто разговоры в кулуарах, коими так славны британцы. Но фракция примиренцев была уверена, что англичане ограничатся «приведением к покорности» территорий бывшей Родезии, их же оставят в покое. Планы Британии отвоевать как минимум земли, «откушенные» недавно бурами от Капской колонии, привели буров в шоковое состояние.
        Примиренцы в итоге раскололись на несколько фракций. Друзьями они нам не стали ни в коем случае, но временными союзниками некоторые их них - вполне. А другие - старательно раздувают мехи тщеславия у мудаков, мешая подготавливать к обороне собственно африканерские территории.
        По каким соображениям они подыгрывают врагу, Бог весть. Причины разные, и перепутано всё так, что куда там клубку с пряжей после парочки игривых котят!
        Одни искренне хотят влиться в Британское Содружество. Это ни в коем случае не единая фракция, и есть как сторонники вхождения в Содружество без всяких условий, так и те, кто оглядывается на Великое Княжество Финляндское и хочет ещё большей автономии.
        Другие парламентарии не считают свои действия хоть сколько-нибудь опасными для суверенитета страны. Считают, что все их действия пойдут во вред исключительно нам, а расово чистых африканеров последствия войны не коснутся никоим образом.
        Последних, к слову, достаточно много, что иногда приводит меня в уныние. Вот так вот своеобразно аукается недостаток образования, наложенный на веру в свою Избранность…
        Общаешься с человеком, и вроде бы он совсем не глуп, а потом бац! В разговоре вылетает какой-то триггер, и вот собеседник уже несёт какой-то вздор, стекленея глазами до полной невменяемости. Может молиться начать посреди разговора или с политическими речами разойтись так, что только слюна летит.
        Нам, собственно, плевать, насколько глубоко вторгнутся британцы в земли расово чистых африканеров… Вот ей-ей, плевать!
        Проблема только в том, что в таком случае война с Британией грозит стать затяжной, что ломает все наши планы. Нам нужно разгромить основные силы британцев БЫСТРО.
        Противостояния длительного, экономического, мы не выдержим. К тому же, чем дольше будет длиться война, и чем она более вялая и точечная, тем больше будет сходить «на нет» наше техническое преимущество.
        Если война продлится месяц, и мы разгромим пусть не живые силы противника, но значительную часть флота и авиации, то Британская Империя впадёт в кататонический ступор. Мировой кризис, и без того ударивший по островитянам сильнее всего, накроет их, что называется «с головой».
        В таком случае и Франция не выйдет из войны, ибо репарации и контрибуции - дело святое, и добить ослабленного врага - не подлость, а восстановление исторической справедливости! Разборки с Германией по поводу Эльзаса и Лотарингии можно и на потом отложить… А сперва - делёж британских колоний и сфер влияния!
        А если нет?! Даже если мы физически уничтожим большую часть британской эскадры близ Дурбана, что нам делать с пехотными частями, которые будут базироваться на территории Капской колонии? Аэродромов на территориях африканеров у нас пока очень мало, и что самое важное - не завезёно пока в должном объёме горючее, запчасти и прочее, необходимое для серьёзной войны.
        Каждый день будет лишать нас технического преимущества. Будет шпионаж, будут сбитые аэропланы, и учёные Британии быстро скопируют все новинки!
        А африканеры? Случись затяжная война, так многие захотят «почётного мира», особенно если британцы, уже потрёпанные нами, пообещают бурам какие преференции. Как вариант, вовсе оставить их в покое.
        Из душа я вышел чистый до скрипа, и переодевшись в принесённое незаметной прислугой чистое, по широкой лестнице спустился вниз, в просторную гостиную, обставленную в викторианской традиции. Мебель несколько разносортная, но подобрана с большим вкусом, как и полагается в семье со «старыми» деньгами.
        
        - Баас… - окликнул меня слуга, подкравшийся на мягких лапах, - обед накрывать?
        Чертыхнувшись нежданному появлению, делаю вид, что не заметил реакции кафра, вусмерть перепуганного моей резкостью. Прислуга здесь не вышколенная даже, а прямо-таки дрессированная. А методы, которые используются для достижения целей, и вспоминать не хочется…
        При всей патриархальной простоте здешних нравов, всегда нужно помнить, что простота эта - Ветхозаветная! Здесь легко уживается немыслимое для США и скандальное для Европы признание «цветной» родни…
        … и «приведение к покорности» отдельных чернокожих и целых племён методами, которые нельзя назвать иначе как палаческими и изуверскими.
        После той войны я прикупил по случаю дом в Претории, с прислугой и всей обстановкой. Ни разу никого не бил и не кричал, разве что голос несколько раз повысил, да каюсь - применял воспитательные меры экономического характера. А до сих пор… В подкорке уже сидит.
        - Немного погодите, - отвечаю слуге, не глядя на него, дабы не напугать ещё больше, - сейчас врач придёт, вот тогда и начните на стол накрывать.
        - Да, баас! - кафр коротко поклонился и ушаркал в сторону кухни.
        Врача не пришлось долго ждать - благо, позвонили ему ещё с аэродрома. Буквально через пять минут ожидания в дверях появился мистер Джонс. Худой, высоченный выходец из Аризоны с безукоризненными манерами и лицом стервятника, он более всего напоминает британского аристократа, какими их принято представлять.
        На самом же деле он выходец из самых низов общества, в молодости успел поработать ковбоем, а после - побывать по обе стороны Закона, прежде чем скопить деньги на образование и отучиться в Йеле, а потом в Сорбонне. По живости характера, Джонс успел поучаствовать в нескольких войнах на трёх континентах, четырежды жениться и осесть в ЮАС, будучи уже в достаточно почтенном возрасте.
        Врач, к слову, отменный, с богатейшей и разнообразной практикой. Несмотря на возраст, технических и научных новшеств не чуждается, сохранив детскую любознательность и ясный ум.
        Так, он является одним из пионеров автомобильного движения в ЮАС, а недавно приобрёл аэроплан для визитов к пациентам, проживающих на отдалённых фермах. И ремонтировать свою технику мистер Джонс предпочитает самостоятельно!
        К ясному уму и детской любознательности прилагаются и юношеские же пороки, не считая алкоголизма, коим он переболел ещё в молодости. Женщины, скачки, карты… и дуэли. Это, собственно, и есть причины его переездов. В некоторых странах правосудие прямо-таки жаждет пообщаться с медиком накоротке.
        Несмотря на все недостатки, достоинства мистера Джонса как врача и как человека перевешивают их с изрядным запасом, да и человек он очень приятный. Для своих…
        - Джентльмены, - поприветствовал нас медик, снимая котелок и передавая слуге изящным жестом, - Наслышан. Не будем терять времени, мистер Борст! Раздевайтесь до пояса, а я пока пойду помою руки.
        За каким чортом Корнелиус оделся после душа, зная, что его будет осматривать медик, я не очень-то понимаю. Вроде и пожил здесь достаточно, и друзья среди африканеров есть, а понять их могу не всегда. Приличия? Накинь поверх простыню, ну или если есть фетиш по поводу именно что одежды - пиджак… Но нет!
        Чертыхаясь про себя, помог кривящемуся от боли ведомому разоблачиться, пока слуга, опасливо поблёскивая глазами в сторону оставленного врачом саквояжа с инструментами, расстилал на кожаном диване чистую простыню.
        Лёвка тут же подобрался поближе, готовый при необходимости ассистировать. Притом не напоказ, а как-то очень незаметно и притом грамотно. Но оценить это, пожалуй, мог бы только человек, разбирающийся в медицине хотя бы на уровне медбрата.
        Такие себе мелкие подробности, вроде особой манеры сидеть, когда тебе вполне комфортно, но ты, не нервируя никого излишней близостью и боевитым видом, готов в любой момент подхватить упавшего в обморок человека или подать стерильные инструменты, разложенные на столе. Или к примеру - чисто вымытые руки, которые он держит на весу…
        Митрофан Елизарович, напротив, предпочёл не лезть под руку. Воспользовавшись давнишним ещё моим разрешением, он набулькал себе с полстакана виски и уселся в кресле с видом человека, намеревающегося прорасти здесь корнями.
        В Европе, пожалуй, такое было бы совершенно немыслимо. Пусть шофёр там и не считается за прислугу, но и вровень с хозяином держать его будет только редкий чудак. Но…
        … это Африка, да и Митрофана Елизаровича уместней назвать не шофёром, а скорее волонтёром. Жалование он получает, но скорее для порядку, и довольно-таки скромное, сообразно своим нечастым шофёрским обязанностям. На деле же, выполняемые им функции ближе, пожалуй, к помощнику парламентария.
        Пару минут спустя мистер Джонс неторопливо ковырялся в ране блестящим зондом, а Корнелиус старательно улыбался, пребывая на грани обморока. Оскал у него…
        «Сфотографировать бы эту улыбочку!» - мелькнула мысль, с которой я расстался не без сожаления.
        - Ну вот и всё, - подытожил мистер Джонс, вытаскивая зонд и заливая рану какой-то вонючей жидкостью собственного изобретения. Впрочем, несмотря на запахи и очевидно болезненное воздействие, заживление ран после его снадобий не только быстрое, но и почти всегда проходит без осложнений, а тем паче антонова огня. Очень жаль, что по каким-то своим соображениям он отказывается патентовать состав…
        - Останетесь на обед? - спохватился я, помогая медику собирать инструменты.
        - Охотно, - улыбнулся тот и засмеялся почти беззвучно, показывая вставную челюсть, - я уж думал, вы и не предложите! Не скажу, что я очень голоден, или кухня у вас настолько хороша, но обеды с вами обычно приправлены занимательнейшими историями, отказаться от которых я совершенно не в силах.
        - Ох уж эти истории… - вздохнул я, помогая Корнелиусу одеться.
        За обедом я неспешно пересказал Айзеку перипетии с Фольксраадом, пожаловавшись на фактическое отсутствие аэродромов на территориях африканерских государств.
        - Занятно, - не на шутку озадачился тот, - Так вы говорите, вопросы скорее технические?
        - Совершенно верно! - подтвердил я, - Средства уже выделены, согласие получено, и заминка лишь за болтунами из Фольксраада.
        - А вы своей властью… - начал было мистер Джонс, но тут же осёкся, приняв сконфуженный вид, - Ах да! Простите, глупость сказал. Без согласования с Сенатом это будет очень похоже на переворот! Хм… а не к тому ли вас подталкивают?
        - Я уж и не знаю, к чему меня подталкивают… - отзываюсь устало, - Ситуация на редкость сюрреалистическая и гадкая. Когда пребывал на посту командующего ВВС, мог бы решить проблему одним росчерком пера! Аэропланов было…
        Запив скопившийся во рту яд, продолжаю.
        - … по пальцам одной руки пересчитать! А власть, достаточная для решения такой проблемы - была! Потом меня мягко отодвинули от командования ВВС Южно-Африканского Союза, да я и не противился этому.
        - Да! - со стуком ставлю бокал на стол, - Не противился! Знал, что почтенным парламентариям хочется поиграть в новую игрушку и раздать друг дружке почётные звания офицеров ВВС. Пусть! Не мешал, хотя одно время дошло до такого идиотизма, что званий фельдкорнетов в ВВС африканерских республик было больше, чем аэропланов!
        - Но ни один из них не мог летать, - ядовито добавил кержак, отсалютовав стаканом.
        - Весьма возможно, - согласился я, - в лучшем случае на уровне взлёт-посадка аэропланы освоили. Отстранили меня, отстранили Корнелиуса… хотя казалось бы!
        - Возраст, - криво улыбнулся молодой африканер, всё ещё бледный после зондажа, и севший за стол скорее за компанию.
        - Ну… пусть возраст, - усмехаюсь, - не суть! К власти как таковой никогда не стремился, а ныне авиация Кантонов, коей мне выпала честь командовать, на порядок превосходит авиацию собственно африканерских республик.
        - Так уж и на порядок? - недоверчиво поднял бровь Айзек Джонс. Он, по своему обыкновению, отыгрывает не то чтобы простака, а скорее, этакого рассеянного учёного, обращающего не слишком много внимания на окружающую его действительность. На самом же деле, человек он наблюдательный, с отменным чутьём на всякие несуразности, но раз хочется человеку, то пусть его. Не он один…
        - Включая добровольческие соединения, пилоты которых приобретали летательные аппараты за свой счёт, и за свой счёт же тренируются - именно что на порядок, - уверенно ответил Лёвка.
        - А вы, простите… - медик повернул к нему голову с таким удивлением, будто их и не представляли друг другу пятнадцать минут назад.
        - Писарь при штабе авиаотряда, - отозвался ничуть не стушевавшийся одессит, в глазах которого мелькнули и тут же пропали насмешливые огоньки.
        - Ага… - медик сделал для себя какие-то выводы, но спорить не стал, - Даже так?
        - Ну, вот так… - пожимаю плечами, - Поверьте, нам есть с чем встретить британцев, опираясь исключительно или почти исключительно на силы Кантонов!
        - Просто… - кривлюсь болезненно, - Понимаете, Айзек, у меня иногда складывается впечатление, что верхушка буров не собирается воевать.
        - Предательство? - резко отреагировал тот, отложив столовые приборы.
        - Не знаю! - говорю чуть громче, чем следовало бы, - Право слово, не знаю… Скорее, они просто не видят серьёзности ситуации, но проблема в том, что мне не с кем договариваться!
        - Как это? - удивился мистер Джонс, снова принимаясь за еду.
        - А так. Дабы не поднимать вопрос моего возвращения на пост командующего ВВС, Фолксраад размазал эту должность, и теперь авиация Южно-Африканского Союза управляется коллегиально.
        - Признаться, я изрядно озадачен, - нахмурившись, отозвался мистер Джонс, - Не то, чтобы мне эта информация была в новинку, всё ж таки я человек, не чуждый военному делу, хотя и несколько однобоко. Но с точки зрения именно договороспособности, выглядит эта ситуация совершенно чудовищно! Да, Джордж, вы правы.
        - Коллективная безответственность, - едко сказал Лёвка, ловко орудуя ножом и вилкой.
        - Метко, - согласился мистер Джонс. Митрофан Елизарович не сказал ничего, он ел. И пил.
        Между самым юным и самым старым участником обеда завязалась та пикировка, в которой собеседники очень аккуратно проверяют уровень эрудиции, способность быстро схватывать информацию и чувствовать второе, а то и третье дно в обыденных, казалось бы, предложениях. Я слушал их, лишь изредка вставляя слово-другое, и нашёл их в общем-то равными. С поправкой на возраст и жизненный опыт, разумеется.
        - Что же вы намереваетесь делать, Джордж? - мистер Джонс снова вернулся к нашему разговору.
        - Не знаю… - губы мои сами кривятся в усмешке, - Иногда думаю, что стоило бы прибегнуть к методам Дикого Запада.
        - С дуэлями, - с нотками ностальгии подхватил медик, - стрельбой в спину, шельмованием оппонента в газетах и судом Линча!
        - Славные были времена, - неожиданно сказал Митрофан Елизарович, в голосе которого проскользнули скулящие нотки охотничьей собаки, давненько не выбиравшейся в поля.
        - Мэтью? - удивился врач, чьи брови поползли на лоб самым решительным образом, - Не знал, что вы там были!
        - Не докажут! - брякнул кержак, уже изрядно приложившийся к спиртному, - Э-э… То есть нет! Книги! Да, книги! Читать люблю.
        - Книги, значит, - согласился мистер Джонс, внимательно глядя на Митрофана Елизаровича, будто пытаясь разглядеть в нём сходство с давнишним плакатом «Разыскивается», - Надеюсь, Мэтью, вы не откажетесь обсудить со мной эти… книги? А то знаете ли, ностальгия порой одолевает.
        - Э-э… - промычал кержак, с тоской глядя на недопитый стакан с виски, и решительно отставляя его в сторону, - Нет! То есть да. Не откажусь.
        «Запад, значит» - подытожил я итог разговора, и пытаясь понять, сами ли я набрёл на такое решение, или меня «сыграл» мистер Джонс?
        - А может и в самом деле - Запад? - произнёс я вслух, краем глаза отслеживая реакцию американца, - Очень… Очень Дикий Запад! Нет, ну а что мне мешает?
        … и я понял, что ничто и никто, а только лишь тонкий налёт цивилизации, да пожалуй, слишком уж всерьёз воспринятая парадигма европейских ценностей.
        А на самом деле ситуацию здесь и сейчас можно, и пожалуй - нужно…
        … решать пулями и сталью. Не наёмные бретёры, но наши же офицеры и солдаты, возмущённые продажность и тупостью членов Фаольксраада!
        - А для этого нам нужно что?
        - Что? - удивлённо поинтересовался Лёвка.
        - Общественное мнение! - констатировал я, - Подготовленное. Та-ак…
        Некоторое время я сидел молча, а в голове всплывали разные образы, подчас очень странные. Успеваю отметить лёгкую тень довольства собой, мелькнувшую на лице врача. Дикий Запад, да?
        Идея недурна, но насколько «диким» будет моё поведение при разрешении этой ситуации, решить можно и потом! Сейчас пока так, разговоры…
        … и если я не ошибся, за мистером Джонсом стоят определённые деловые круги США, заинтересованные…
        … а в чём они, собственно, заинтересованы?! Усилить позицию ЮАС, наилучшим образом подготавливая страну к войне с Британией? Пожалуй…
        Янки кровно заинтересованы в ослаблении «кузенов», надеясь перехватить не колонии, так хотя бы рынки сбыта. И пожалуй… усилить раскол между русским и африканерским сообществом!
        Только вот кто сказал, что приводить Фольксраад к ответу огнём и сталью будут сугубо русские офицеры и солдаты? Не лучше ли сделать акцент на жителях районов, граничащих с Капской колонией, да притом из тех, что уже пережили депортации, желательно потеря при этом родным. А русские впрягутся за побратимов уже потом…
        … и все эти мысли промелькнули у меня не более чем за полминуты. А потом…
        … потом мне будто вложили в голову:
        - Не смеют крылья чёрные над Родиной летать, поля её просторные не смеет враг топтать…[75 - Отрывок из песни «Священная война», Лебедев-Кумач.]
        К сожалению, вдохновение моё было грубо прервано полицией, решившей допросить нас по поводу стрельбы в аэропорту. Полицейский комиссар и два детектива в штатском вежливы, деловиты и целеустремлённы, но мне показалось, что они не заинтересованы в раскрытии преступления.
        - Очень уж морды лиц у этих шлимазлов скучные, - мешая русский с одесским, шепнул мне Лёвка, - Как будто им приказано подгонять этот гембель под имеющееся в конце учебника решение.
        - Очень даже можить да! - в тон отозвался я, наблюдая за допросом водителя. В этот момент один из детективов, поймав мой взгляд, еле заметно пожал плечами и как-то очень тщательно, акцентировано отвернулся.
        «Ну… спаси тя Бог, добрый человек» - подумалось мне, и немножко понаблюдав за поведением полицейских, я пришёл-таки к выводу, шо Лёва прав, несмотря на то, шо он социалист и потому по жизни лев.
        - Ой вэй… - пробормотал я, наливая себе после ухода полицейских вино, и залпом его выпивая, - Площадка для большой и малой политики в Фольксрааде уже подготовлена, и увы - не нами! А значит, што?
        Я повернулся к Лёвке, и тот изобразил всей своей фигурой живой и почти трезвый интерес.
        - Если театральные подмостки в этом скверном любительском театре подготовлены загодя и не нами, то режиссёр этой халтуры видит нас исключительно на вторых ролях, и не поручусь, шо не отрицательными персонажами! Лёва! Корней! Пакуйте вещи взад, мы улетаем!
        Задержались мы ровно для того, чтобы Корнелиус успел написать письмо родне, а я дал краткие инструкции Митрофану Елизаровичу по поводу аэродрома. Поскольку водитель наш, не предвидя такого развития событий, изрядно накидался, за руль сел я, как наиболее технически подкованный.
        В аэропорту какой-то констебль, пучимый дурным усердием, попытался нам воспрепятствовать попасть в ангар, но подоспевший детектив осадил рьяного служаку несколькими словами.
        - Уже покидаете Преторию? - коротко осведомился.
        - Да, - кивнул я, - Срочные дела!
        - Вовремя… - шепнул он одними губами.
        - Простите? - переспрашиваю, не веря своим ушам.
        - Говорю, очень жаль, что служебные дела заставляют вас покинуть наш чудесный город! - сказал детектив чуточку громче, чем нужно, - Давайте я вас провожу, а то у нас недавно провели новый набор в полицию, и очень уж много в этом наборе совершеннейших деревенщин!
        Открыв дверцу автомобиля, он уселся на заднее сиденье и закурил, не спрашивая.
        - Вы мою жену вытащили из лагеря, сэр коммандер, - прикуривая, сказал он одними губами, и до меня только сейчас дошла игра слов «деревенщина - равно бур», и что человек, рискуя как минимум карьерой, предупреждает меня об очень нехороших вещах, происходящих в столице ЮАС…
        … аэропланы перед полётом мы проверили особенно тщательно.
        По возвращению в Дурбан я развил самую бурную деятельность, и разумеется, не я один. Не претендуя на роль первой скрипки и тем более дирижёра в нашем политическом оркестре, я взял на себя освещение нужной нам позиции в прессе.
        В первую очередь написал статью под одним из своих африканерских псевдонимов. Пишу я под ним нечасто, но что называется - метко, и бывает, полемизирую на страницах газет с самим собой.
        Эсфирь эта ситуация несказанно забавляет, но в журналистику, да и в литературу вообще она не лезет, полагая свой склад ума скорее математическим и занимаясь более всего ведением финансов, находя это занятие крайне увлекательным. Зря, как по мне, но в споры я не лезу, ибо понимаю прекрасно, что поэзия цифр может быть ничуть не менее интересной. Тем более, финансовая поэзия у Фиры не отвлечённая, а вполне себе живая, напрямую затрагивающая экономику не самого маленького региона.
        Надя же взяла мою мет?ду на вооружение и пользуется весьма успешно. Псевдонимов у неё с десяток, причём парочка их них мужские. Пишет она много, и вообще, после переезда в Африку писательские и журналистские таланты девушки расцвели просто необыкновенно.
        Писал я с позиции африканера, искренне возмущённого страусиной позицией Фольксраада. Дабы удовлетворить националистические взгляды, присущие большей части африканеров, я отпустил несколько тяжеловесных комплиментов «нашим русским братьям». Из тех, что с приставкой «Но»!
        Со статьёй я изрядно намучался. «Скелет» набросал быстро, а вот оформление в африканерском своеобразном стиле, да притом так, чтобы удовлетворить запросы местной деревенщины и интеллектуалов в равной степени, далось очень тяжело.
        Вариантов статьи написал несколько десятков, и цензорами моими стали все близкие, нещадно критикуя каждую запятую. Основой стали в итоге те первые строфы сочинённой песни. Писал от лица возмущённого бура, пережившего депортацию и вынужденное переселение, и только недавно вернувшегося на дедовскую ферму, отвоевав эти земли у подлых британцев.
        Какого чорта?!
        … разумеется, Нечистый в статье не упоминался, но посыл был именно таков. Что там, почтенные буры, происходит в головах членов Фолксраада, и не пора ли нам проверить их у психиатра?
        Потому как заниматься подобной хренью, теша собственное самолюбие в преддверии войны, могут только умалишённые! Или предатели…
        От имени африканера, я отделил русских, которые сражались в минувшей Англо-Бурской от «понаехавших», и выразил осторожное сомнение, а смогут ли «эти» русские удержать Дурбан и побережье? Я-африканер отнёсся к этому скептически, и поиграв вероятностями будущего с последствиями захвата города британцами, отступил от темы. В конце концов…
        … у меня ещё много ипостасей!
        Заключительная часть статьи была религиозно-мистической, и как ни странно, на бумагу она легла удивительно легко! Сопоставив собственный религиозный опыт с воззрениями африканеров, я написал нечто в евангельском духе, где предостерегал народ избранный от чрезмерного упования на силы божественные.
        От лица африканера я напомнил бурам, что в прошлой войне Господь недвусмысленно выказал свою волю, помогая своему народу в войне за Землю Обетованную. А если члены Фольксраада ныне мешают Народу защищать Землю Свою, то идут они против Воли Господа и служат Противнику Его!
        За всеми этими хлопотами так замотался, что чуть было не забыл написать статью от собственного имени. Вкратце рассказав о покушении, я весьма едко прошёлся по профессионализму служителей аэропорта. Не затрагивая, впрочем, технический персонал, к коему у меня серьёзных нареканий не имеется.
        Затем, используя графики, оказавшиеся в сём деле новинкой, и потому выглядящие особенно убедительными, показал общее падание профессионального уровня среди чиновников, связав его с действиями Фольскраада и уже не столь явно - с действиями президента Луиса Бота.
        Эти две статьи и стали детонатором, расколовшим консервативное африканерское сообщество. До этого многие из них, даже будучи недовольными действиями правительства и парламента, дали им очень уж большой кредит доверия, основанный разом на победе в минувшей войне и националистических настроениях в обществе.
        Недостатки ранее либо старательно не видели, либо недовольно поджимали губы, но ворчали только в своём кругу, оправдывая самые нелепые действия хитроумной политикой, призванной противодействовать «русской угрозе». Теперь проблема обороны стала во весь рост, а моё африканерское альтер-эго стало настолько популярным, что ходили речи о выдвижении его, то бишь меня, в Фольксраад.
        Я снова всерьёз погрузился во внутреннюю политику страны, урывая для этого время у сна.
        Всё это, разумеется, возникло не вдруг, борьба политических фракций в Фольксрааде идёт постоянно, и она далека от идеалов парламентаризма.
        Прощупав оборону противника газетными статьями и серией разоблачений, члены прорусской фракции Фольксраада провели на заседании парламента разведку боем, и несколько дней спустя в ход пошла гаубичная артиллерия, то бишь Сниман.
        Командующий не вовсе уж чуждался политики, но в самую топь этого вонючего болотца не лез. Все его действия так или иначе были связаны с финансированием армии, да обогащением личного состава.
        Большая часть авантюр, включая Эфиопскую, принесла заинтересованным лицам неплохую прибыль. Что немаловажно - не узкому кругу лиц, а сотням, а в некоторых случаях и тысячам людей. Политика нехитрая, но действенная, так что в армии авторитет Снимана к этому времени базировался не только на военных успехах, но и на финансовых.
        Как только мы вскрыли гнойник с отсутствием аэродромов в частности, и должной подготовки африканерских приграничных территорий вообще, военные будто прозрели. Они лучше других понимали, какую опасность несёт политика Форльксраада, но будучи плоть от плоти африканерского народа, обладали не только его достоинствами, но и недостатками.
        Например, беспрекословное повиновение старшим в семье…
        … даже если это не самые умные люди.
        А теперь Сниман получил возможность использовать армию в своих целях. Никакого захвата власти, упаси Боже! Просто с некоторых пор армейские офицеры и кадровый состав приняли позицию командующего, и ситуация начала поворачиваться в нашу пользу.
        Не везде, где хотелось, и не всегда так, как нужно… Но аэродромы наконец-то начали строить, завозить туда горючее и боеприпасы с запчастями. Ну и разумеется, подготавливать приграничье к войне всерьёз!
        Строительство укреплений, учения… да просто перекочёвка большей части фермеров со стадами вглубь территории! Не все были этим довольны, но прошлая война, оказавшаяся для многих весьма разорительной, научила осторожности.
        Я же, не забывая подбрасывать дровишек в политический костёр, затеял окончание масштабного проекта, призванного подстегнуть британцев спешить со всех ног…
        Летательные аппараты один за другим садятся на лётное поле, подкатывают к его краю, и высадив пассажира поближе, отъезжают, становясь в ряд. Как гостеприимный хозяин, я должен приветствовать каждого, но ради пущего эффекта решил пойти на нарушение правил этикета.
        
        Одетый в комбинезон, который пару часов назад можно было назвать чистым, я руковожу бригадой техников, не гнушаясь самостоятельно нырять в недра футуристического аппарата. Огромное сооружение, размером никак не меньше одноэтажного дома, растопырилось гигантской металлической многоножкой, сходу ошарашивая гостей своим фантастическим видом.
        Ажурные металлические конструкции, повсюду натянуты троса, изобилие рычагов, рычажков, переключателей, штурвалов, лампочек и кнопок на самый взыскательный вкус. Ни один человек, получивший хоть сколько-нибудь приличное образование, ни на секунду не усомнится в том, что это - очень серьёзное инженерно-техническое сооружение.
        Техники, с истовым видом выполняющие свою часть работы, и не знающие за её пределами решительно ничего, создают ту неповторимую атмосферу, с которой знаком любой рабочий, инженер или предприниматель, хоть раз бывавший на открытии завода, цеха или плотины. Все при деле, все заняты…
        - Господа! - вынырнув наконец из переплетений тросов, спешно вытираю руки замасленной тряпкой, а потом и поданным чистым полотенцем, - Господин президент… господа…
        На моём лице лихорадочный румянец, глаза горят огнём…
        … вызванным медикаментозными средствами. Именно так должен выглядеть сумасшедший учёный… Ну или учёный, пребывающий в здравом уме, но стоящий на пороге грандиозного открытия! Ведь синематограф не врёт, так ведь?
        - Господа! - повторяю ещё раз несколько невпопад, - Прошу простить за некоторые… э-э, накладки… Да, накладки!
        - Такая трагедия, такая трагедия… - я перескакиваю на тему, и не сразу проясняю, что имею в виду смерть профессора Филиппова[76 - Занимался исследованиями миллиметровых электромагнитных волн и экспериментами по передаче энергии взрыва на расстояние (гипотетический луч Филиппова). Известно письмо учёного в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости», написанное накануне гибели:«В ранней юности я прочёл у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идёт об изобретённом мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причём, судя по применённому методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дёшев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и
должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как трёххлористый азот, частью крайне ядовитых».Умер при невыясненных обстоятельствах в Петербурге: 12 июня 1903 года Филиппова нашли мёртвым в его собственной домашней лаборатории на 5 этаже дома по ул. Жуковского, 37 (принадлежавшего вдове Салтыкова-Щедрина, Елизавете). Официальная версия - апоплексический удар. В БСЭ написано: «Трагически погиб в своей лаборатории во время опытов со взрывчатыми веществами».Документы и приборы Филиппова были изъяты и считаются утраченными.], - И документы похитили, подлецы!
        - Ничего, ничего… - я снова бросаюсь к аппарату, и сверяясь с записями, переключаю несколько рычагов, - Хорошо, что мы с ним переписку вели!
        … а вот здесь я ничуточку не вру!
        - … часть записей удалось расшифровать, и… боюсь, по сравнению с творением профессора это жалкий эрзац!
        - Впрочем… - я тру подбородок, - что уж там! Создать нечто работающее по обрывкам… да какое там по обрывкам - по намёкам, которые можно доверить письму, нечто работающее… Но дорого! Ладно, это пока… серия экспериментов и…
        Я задумываюсь.
        - … месяца через два-три, если не помешает эта чортова война.
        - Не чертыхайтесь, Георг! - с суровым видом прервал меня Бота, только сейчас нащупавший твёрдую почву под ногами, - И скажите наконец, что же это за… механизм?
        - А! Да, простите… сейчас увидите! Ещё пару минут на подготовку и… А впрочем, скажите сразу - крестиком или чертой?
        - Простите? - осторожно осведомился президент ЮАС, - Мы сюда прилетели под ваше честное слово, а вы…
        - Просто скажите, господин президент! - прерываю его. Бота, оглянувшись на сопровождающих его промышленников, снова повернулся ко мне, и сказал, как выплюнул:
        - Линией!
        - Замечательно! - я вновь полез в недра механизма, и там загудело, заскрежетало…
        … а потом механизм поднял тонкий хобот и выплюнул в сторону гор пучок света, хорошо видимый в предрассветных сумерках. Несколько томительных секунд ожидания…
        … и скалы потекли. Линией. А потом, по просьбе недоверчивых промышленников, ещё раз, но уже на другом склоне - крестиком. И снова…
        - Извините, господа! - я решительно прервал развлечение, - Каждый выстрел обходится примерно в тысячу фунтов.
        - Мы готовы компенсировать вам издержки, - любезно предложил Де Гроот.
        - Простите, господа… - качаю головой, - это вопрос не только финансов, но и редкости некоторых составляющих.
        - Так… - Луис Бота вспомнил, что он президент, и решительно выступил вперёд, - Я так понимаю, вы хотите предложить армии Южно-Африканского Союза своё изобретение?
        А в голосе, вот ей-ей - предвкушающие нотки человека, который сейчас вот получил возможность отыграться за всё…
        - Армии? - я часто моргаю, что придаёт мне (по словам Саньки) несколько придурковатый вид. В сочетании с медикаментозными средствами, это должно убедить дорогих гостей, что я не спал минимум двое суток.
        - Ах, армии… - будто вспоминаю, - в самом деле, можно и армии. Но вообще же, господа, я вижу гиперболоид[77 - В конец 19-го и начале 20-го века концепция «Лучей смерти» была крайне популярна и не считалась чем-то фантастической.] скорее незаменимым механизмом в горнорудном деле. И… может быть, ещё прокладке туннелей.
        - Значит, вы считаете, что для армии это бесполезно? - снова Бота, который, похоже, пытается каким-то образом отыграться на мне за свои неудачи в политике. Он сейчас на грани импичмента и нервного срыва…
        - Почему же? - я снова тру подбородок, - Как стационарный пост обороны, к примеру, в порту… А! В самом деле, не подумал!
        Смеюсь несколько нервно…
        … а далее всё по накатанной колее. Осмотр механизма, опрос техников и…
        … Высокие гости улетели, полностью убеждённые, что я заново раскрыл тайну лучей смерти профессора Филиппова.
        … и что-то мне подсказывает, что вопрос импичмента Луиса Бота можно считать решённым! Потому что нет такого преступления, на которое не пошёл бы крупный капитал в ожидании трёхсот процентов прибыли!
        А всего-то - ювелирная работа горняков и сапёров, взрывчатка, плавиковая кислота и…
        … знание человеческой психологии!
        Глава 12
        На очередном собрании Фольксраада президент попросил слова, и разумеется, ему предоставили такую возможность. К трибуне Бота шёл быстро, рассеянно кивая знакомым и весь настолько погружённый в собственные мысли, что выглядело это почти неприличным.
        Оказавшись за трибуной, он добела сжал тонкие губы и замолк, дожидаясь тишины в зале, но так и не дождавшись её. Шум голосов разве что несколько поутих, но не сошёл окончательно на нет.
        - В стране политический кризис, - каркающим голосом сказал Бота, невидящими глазами глядя перед собой. Депутаты, не особенно прислушиваясь к нему, переговаривались между собой самым непринуждённым образом.
        Ну что интересного может сказать президент? Очередную речь об объединении всех здоровых патриотических сил перед лицом надвигающейся опасности? Сколько их было…
        - В стране политический кризис, - безжизненным голосом повторил он, не обращая никакого внимания на происходящее в зале, - и очевидно, я с ним не справляюсь. Поэтому я, Луис Бота, президент Южно-Африканского Союза, прошу Фольксраад засвидетельствовать мою отставку.
        … к выходу президент, теперь уже бывший, шёл быстро, почти бежал.
        Шум поднялся необыкновенный, но Бота, чьё лицо явственно напоминало посмертную восковую маску, не слушал никого. Вопросы депутатов, выкрики аккредитованных в Фольксрааде журналистов и даже попытки схватить его за рукав или полу сюртука не принесли никакого результата.
        Попытки прояснить ситуацию не дали ничего - ни сразу, ни чуть позднее. Луис Бота удалился в своё поместье и не желал никого видеть. По смутным и недостоверным слухам - пил…
        Как уж там договаривались промышленники с Луисом Бота с его ближайшим окружением, могу только догадываться. Уверен, интриги там были интереснейшие и ярчайшие. Наверняка ходы гроссмейстерского уровня соседствовали с грубым шантажом и подкупом, предательством и разрушенными судьбами.
        Если тому вообще суждено случиться, лет через тридцать, а вернее даже пятьдесят, Свет Божий увидят чьи-то мемуары, дневники, или попросту всплывут обмолвки впадающих в маразм старцев. Как это обычно бывает в таких случаях, появившаяся информация уничтожит не просто судьбы людей, но и целые политические партии, а быть может, и крупные корпорации, но…
        … всё это, разумеется - если! Вернее же всего, история эта так и останется тайной, а появившиеся обрывки документов и воспоминаний, перемешиваясь с домыслами, будут служить неиссякаемым источником вдохновения досужим журналистам, писателям и любителям дешёвых бульварных романов.
        
        Могу только догадываться, что крупный капитал, объединившись на пути к заветным сверхприбылям, попросту стоптал президента. Как это позже аукнется мне, не знаю. Возможно, озлившиеся промышленники уничтожат все мои начинания, кроме разве что Университета.
        А возможно, и нет… В конце концов, пожелтевшие страницы Истории хранят десятки куда более масштабных афер, закончившихся для их вдохновителей вполне благополучно… и я очень хочу попасть в число этих счастливчиков!
        Я же всё-таки не залез им в карманы… напрямую. А то, что Эсфирь весьма уверенно пообещала заработать на колебаниях биржи и полученной инсайдерской информации не меньше ста тысяч фунтов себе в приданое, это же совсем другое дело! Верно ведь?
        В связи с отставкой президента, в ЮАС начались невнятные брожения, грозящие перерасти в полноценный политический кризис - с периодом безвластия, делёжкой портфелей в министерствах, бюджета в Фольксрааде и прочими особенностями незрелой африканской демократии.
        Кризиса как такового не вышло, ибо всё было подготовлено, и события в ключевых точках срежессированны от и до. Публика неискушённая вряд ли чего заметила, и долгих две недели обыватели наслаждались хорошо подготовленным спектаклем с толикой здоровой импровизации.
        Пресса, по своему обыкновению, принялась раскапывать эту помойку с энтузиазмом норной собаки, учуявшей лису. В иное время, пожалуй, они докопались бы до сути, но здесь и сейчас ассистенты режиссёров весьма умело отвлекли их внимание, кинув этой своре корзину грязного политического белья. Редкие репортёры нашли в себе силы пройти мимо, а прочие, как это водится у собак, нашедших падаль, поспешили в ней извозиться, с энтузиазмом делясь с читателями изысками вкуса и аромата супружеских измен, сомнительных финансовых сделок, протекционизма и некомпетентности.
        Как это всегда бывает в кризисе подготовленном, измазанными в политических и финансовых нечистотах оказались преимущественно наши противники. Из числа самых одиозных, разумеется. Газеты захлестнула волна компромата, а за ней - волна самоубийств, арестов и отставок.
        Националисты и примиренцы попытались было ответить, но авторитет партийных лидеров пошатнулся в первые же дни. Их места попытались занять личности не всегда адекватные, но яркие и одиозные, которых хватает в любой партии…
        … и мы им немного помогли! Как правило, не требовалось никакой вербовки или скажем, переговоров. Достаточно было просто придержать компромат или подать материал под таким углом, что эти самые личности выглядели уже не клоунами из провинциального шапито, а пусть и несколько эксцентричными, но безусловно порядочными людьми.
        … но разумеется, компромат на них лежит наготове.
        Мы же… нельзя сказать, что вовсе уж чисты перед Богом и людьми, но в общем и целом - да! В сравнении… Мы, по крайней мере, пока, горим Идеей и не успели погрязнуть в коррупционных схемах и всевозможных махинациях.
        А ещё мы просто оказались… профессиональней. Африканеры не дети и умеют работать жёстко. Но всё ж таки в политическом смысле это глухая провинция, по сравнению с которой любое европейское захолустье выглядит ярко и оживлённо.
        Точнее…
        … ещё недавно так и было. Буры, в массе своей, перестроиться не успели, а мы… а нам и не надо было! Это ведь только кажется, что в русской деревне тишь да гладь, да божья благодать! На деле же там такие интриги, такая бурная общественная жизнь, что куда там шекспировским страстям!
        Только что не на виду всё, а тихохонько… как правило. Вендетту из-за покоса не хотите ли? И не в обидах дело, а точнее, не только в них. А буквально - дело жизни и смерти, без преувеличений! Не хватит сена? Лошадь по весне падёт, а там и вся семья по миру пойдёт… то, что от неё останется. Такая вот политика с географией…
        Это не значит, что каждый крестьянин готовый политический деятель, вот уж нет! Все эти деревенские интриги выглядят злой карикатурой на настоящую, правильную политическую и общественную деятельность.
        Но привычка-то - есть! Выискивать подвохи в царском указе и появлении начальства в селе, просчитывать свои действия не просто на несколько ходов вперёд, а с учётом родственных и социальных связей как собственных, так и прочих односельчан.
        Горожане? Плоть от плоти! Коммунальное жильё[78 - На всякий случай напоминаю, что коммуналки не изобретение СССР. В царской России нижние слои общества очень редко снимали квартиру и даже комнату, чаще - угол, а иногда - койку! Одиночки нередко делили койку ещё с кем-то - спали по сменам или валетом.], коллектив на фабрике, улица… Одиночка не проживёт!
        
        А если такой человек надумывал покинуть Богом спасаемое отечество, что ему, как представителю низших классов, сделать было очень непросто, то в зависимости от ситуации, делал он это легально… или нет. В первом случае он проходил мытарства, претерпевая муки по бюрократической и церковной (да-да!) линии. Во втором…
        … легче не было. Просто иначе.
        Тёртые, битые жизнью люди, которым совсем ещё недавно нечего было терять, а характер - никуда не делся! И навыки…
        Сопротивление националистов и примиренцев мы сломали, де-факто, в первые два дня. Отдельные островки сопротивления выглядели в глазах общества как бенгальские огни, воткнутые в кучку экскрементов.
        Даже если обыватель и разделял взгляды наших противников до последней запятой, гора компромата придавила его с головой и заставила сомневаться не только в прежних кумирах, но и в собственном здравом смысле, заставляя проводить ревизию собственных убеждений.
        Более всего, пожалуй, враждебных нам политиков сломил не компромат и даже не согласованность наших действий, а предательство недавних союзников. Момент это скорее психологический, но он сработал, и лагерь наших противников, и без того не самый дружный, раскололся и пал.
        Провели выборы и (что было ожидаемо) победил Сниман, получив таким образом высшие полномочия военной и гражданской власти. Он, по нашему совету, объявил себя президентом военного времени, пообещав, как только ситуация разрешится, подать в отставку и провести выборы, не цепляясь за пост.
        «… ну не знаю, - генерал расхаживал по своему кабинету, вцепившись левой рукой в бороду, то и дело окутываясь клубами табачного дыма, - глупо как-то всё!
        - Психология толпы достаточно проста… - с готовностью начал я, на что новоизбранный президент замахал на меня руками, страдальчески перекривив лицо. Мишка засмеялся негромко, и генерал метнул на него гневный взгляд, ничуть не напугавший брата.
        - На самом деле всё просто… - я не отстаю, - давайте всё-таки объясню?
        - А-а… - Сниман махнул рукой, - давай! Только без слишком умных слов, и погоди-ка…
        Он налил себе добрый стакан арманьяка, к которому пристрастился с моей подачи, и тяжело упал в кресло. Сделав глоток, Сниман затянулся, выдохнул, и кивнул наконец.
        - Всё на самом деле просто, мой генерал, - я встал, чуть-чуть потянулся и продолжил:
        - Вы, мой генерал, таким образом выбиваете у противников все козыри, лишая их возможности кричать об узурпации власти по поводу и без.
        - А то ты наших парламентариев не знаешь! - фыркнул Сниман, брызгая слюной и тут же, вытерев губы по-мужлански, тыльной стороной ладони, сердито затягиваясь, - Как будто им повод нужен!
        - Знаю, - согласился я, - и несомненно, будут шуметь! Но! Люди всё равно будут помнить ваше обещание, так что высказывания такого рода будут выглядеть одновременно нелепо и беспомощно, дискредитируя… пороча, - поправился я, помня просьбу генерала, - самих себя. Это раз!
        - В подсознании у каждого… - я прикоснулся пальцем к виску, - засядет убеждение, что вы, мой генерал, настоящий патриот, и готовы, ради объединения общества, отбросить личные амбиции в сторону и работать на благо страны, не думая о вознаграждении. Важный момент - вы объявляете об этом после победы на выборах, что в разы усиливает эффект! Объяви вы об этом до выборов, это выглядело бы как неуверенность в себе и демонстрировало бы неустойчивость политической пирамиды.
        - А так… - подмигиваю ему, - вы, мой генерал, не произнося лишних слов, раскрываетесь перед избирателями человеком глубоко порядочным, и более всего радеющим о единстве общества и благе страны!
        - Хм… - отозвался президент и кивнул, вслушиваясь в мои слова без прежнего небрежения.
        - Далее… Я нисколько не сомневаюсь в нашей победе, - на эти мои слова Сниман одобрительно покивал, - но даже если война пройдёт по идеальному для нас сценарию, победная эйфория быстро сойдёт на нет. Война, даже победоносная, это всегда горечь потерь, инвалиды, экономическая разруха и тяжёлый психический надлом для десятков и сотен тысяч людей.
        Генерал приоткрыл было рот, но почти тут же закрыл и махнул рукой:
        - Продолжай.
        - Я имею в виде не только Дурбан и побережье вообще, которые неизбежно пострадают от обстрела. Экономика страны, переведённой на военные рельсы, будет восстанавливаться несколько лет, и народ может начать роптать.
        - Вы, мой генерал, пообещав уйти, как только ситуация разрешится, на самом деле не рискуете ничем! Смотрите… Допустим, ситуация после войны поворачивается так, что недовольство граждан окажется выше какой-то критической точки. В таком случае вы подаёте в отставку, предоставляя новому президенту решать все экономические и социальные проблемы!
        Сниман захмыкал и задумался, улыбаясь мечтательно. Идея явно начала ему нравится…
        - А вы, мой генерал, в таком случае остаётесь Полководцем Победы! Понимаете? Никакой ответственности за неизбежный послевоенный кризис! Вы посещаете ветеранов, произносите речи в школах, разрезаете ленточки и занимаетесь только приятными вещами!
        - Ну и армия, разумеется, - предупреждаю очевидный вопрос, - Но армия-победительница после войны, это если и проблема, то приятная!
        Сниман смеётся негромко, салютуя бокалом.
        - Я смогу провести все реформы, и никто не будет мне мешать! Не посмеют…
        - Верно, - улыбаюсь в ответ, - Два, три, четыре года… и новый президент вытягивает страну из кризиса, но почти неизбежно - непопулярными мерами! А на следующих выборах вы выставляете свою кандидатуру, и рассвет экономики связывает с вами!
        - А если ему объявят импичмент? - азартно подаётся вперёд президент.
        - Сразу не объявят, - я пожимаю плечами, - и какую-то часть работы он всё равно вытянет. Даже если нет, то в таком случае приходите вы, вытягиваете страну… В этом случае, даже если потом вам не захочется выставлять свою кандидатуру вновь, у вас будет репутация человека, который ТРИЖДЫ вытянул страну из ямы.
        - Да-а… - протянул Сниман, бронзовея на глазах. К его чести, он почти тут же опомнился и засмеялся по-мальчишески, - Осталось всего ничего, для начала - выиграть войну!»
        Став президентом, Сниман весьма уверенно взялся за бразды правления, ни на йоту не сомневаясь в том, что «право имеет». В считанные дни он перевёл страну на военные рельсы, и уже затем, пользуясь законами о военном положении, начал выдавливать националистов и примиренцев из властных и политических структур.
        Неких условных границ он, впрочем, не переходил. Как заявил сам генерал «Не надо загонять крысу в угол!» Нельзя сказать, что всё происходило исключительно в рамках закона…
        … но сбор компромата и шантаж хотя и не прописан де-юре, де-факто принят и признан всеми игроками. Опять-таки - в негласно установленных границах!
        К примеру, политики могут использовать для слежки за конкурентами частных детективов или людей из собственного пула, и закона это (если не переходить черту) никоим образом не нарушает. Да, иногда на грани… иногда и чуть-чуть переступает за неё.
        Весь вопрос в этом самом «чуть»! Любой имеет полное право устроиться вести слежку за кем-то в общественных местах. А вот проникновение на чужую территорию… Впрочем, и тут есть нюансы.
        Так, во время подготовки к президентской компании, мы многажды переходили черту, но здесь наша совесть чиста, ибо не мы начали первыми эту грязную игру! Фольксраад вообще работает довольно-таки грязно, а при президентстве Бота это стало настоящей проблемой.
        Сниман, придя к власти не самыми чистыми методами, решил всё ж таки не множить сущностей, и придавив оппонентов, давал им возможность отступить сравнительно бескровно. Аресты и суды имели место быть, но если политик или чиновник не был замазан в коррупционных схемах и контактах с врагом вовсе уж по самые уши, он имел возможность, подписав обязательство не лезть в политику как минимум до конца войны, отделаться лёгким испугом.
        Идея условного наказания не нова[79 - На практике впервые условное осуждение появилось в Англии в 1842 г., когда преступников стали ссылать в Австралию. В то время им часто предоставлялась свобода, ограниченная рядом условий, и лишь после отбытия определенного срока наказания она становилась полной и окончательной.], и как по мне, в данном случае исключительно хороша. Во время войны условно осуждённые политики и чиновники не смогут вмешиваться в дела страны, и фактически, потенциальные заговорщики и предатели лишаются своих предводителей.
        Ну а если и нарушат… Тогда уже по законам военного времени!
        Со всеми этими хлопотами замотался так, что однажды просто заснул за рулём автомобиля. Благо, я только-только успел тронуться и проснулся, въехав в чугунную ограду собственного дома. Без особых последствий, только краску на авто чуть поцарапал, но происшествие это изрядно меня напугало.
        Вернувшись тут же домой, отменил по телефону все дела и по извечной своей привычке полез в ванную. У меня давно так - чуть стоит чему случиться, так вроде как смывать лезу. Грязь ли, усталость, грехи…
        Раздевшись в ванной комнате, кинул одежду в корзину для грязного белья, стоящую у двери и замер перед зеркалом, сам толком не понимая, чего же я там рассматриваю. Но ведь остановило же что-то?!
        - Ага… - переведя взгляд вниз, некоторое время разглядывал хозяйство, но не нашёл ничего принципиально нового, разве что волосни чуть прибавилось, - А што тогда?
        - Ах ты ж… - дошло до меня наконец, и подняв руку, я напряг тощий бицепс оглядел его. А потом, отойдя чуть подальше, оглядел себя целиком.
        - Курва мать! - вырвалось у меня, и потерев глаза, я снова посмотрел в зеркало. Увы, ничего не изменилось, и там по-прежнему отражалась тощая фигура, когда ещё чуть, и уже какой-то обитатель холерного барака, право слово!
        Понапрягал бицепсы-трицепсы, а затем и главный свой орган - мозг, пытаясь вспомнить когда же я в последний раз тренировался всерьёз? Выходило… а чорт его знает, но давненько!
        Совсем уж напрочь тренировки я не забрасываю, и минимум два-три раза в неделю вместе с пилотами делаю классический физкультурный комплекс, то бишь пробежка, полоса препятствий, немножко акробатики и рукопашный бой или фехтование. В нормативы укладываюсь, но… а ведь с трудом в последнее время!
        - У меня, собственно, и нет за последние месяцы толком никаких нагрузок, - озадаченно констатировал я, не отрывая глаз от тощей фигуры в зеркале, - Ни танцы, ни фехтование, ни… да собственно, и ни черта! А я ведь ещё и в рост пошёл в последнее время.
        - С питанием… - я призадумался, - да собственно, всё та же история! Курва мать…
        Покопавшись в памяти, я с ужасом осознал, что сочельник, Рождество и Крещение, бывшие совсем ещё недавно, помню кусками. Кусочечками. Наносил визиты и принимал гостей, отстоял службу (по сугубой просьбе Мишки) в старообрядческом храме, но в памяти отчётливо только запах хвои и остался…
        Проверив память, не без облегчения убедился, что прекрасно помню всё, что касается работы, политики и тому подобных вещей. А остальное, получается, мозг отсеял, потому что его ресурсы не бесконечны? Сказать, что это напугало меня, не сказать ничего!
        Домашние, разумеется, тревожились и постоянно напоминали, что нужно не забывать есть и спать, но я, додельный такой, постоянно отговаривался, будто всё нормально, и это просто возраст такой. В рост иду! Всё думал, что потом отосплюсь да отъемся… а оно вот как?!
        Поспать каждый раз хотел потом, оптом за все дни разом, как только дела чуть разгребутся. А они, дела, всё не кончались и не кончались… А мне всё казалось, что вот никто, кроме меня, их и решить-то не сможет… С питанием, собственно, та же история.
        - Это что же… вся жизнь так пройдёт? Мимо? Да ну её, такую жизнь! А впрочем… - усмехаюсь криво, и болезненно худое отражение передразнило меня улыбкой душевнобольного, - либо в сумасшедшем доме окажусь такими темпами, либо сердце остановится! Завязывать надо…
        Предупредив прислугу, что меня ни для кого нет, завалился спать, и проспал в итоге больше суток. Вопреки подспудному ожиданию, проснулся разбитым, будто организм, опомнившись, перестал сжигать сам себя, мобилизуя все ресурсы, которые только можно и нельзя.
        - Состояние нестояния, - прокомментировал я своё самочувствие, и отравился чистить зубы. Там же, нахлебавшись холодной воды из-под крана, и проснувшись окончательно, сформулировал для себя ряд правил, следовать которым решил неукоснительно…
        … по возможности. А потом вспомнил улыбку в зеркале и решил, что возможность поспать и поесть я всегда найду, иначе… Нет, к чорту манящие перспективы сумасшедшего дома и ранней смерти от инфаркта!
        - Прежде всего шофёр, - бурчу вслух, разыскивая ежедневник, - А, вот он…
        Во Франции я нашёл было водителя, но очень скоро сам же отправил его учиться на пилота, и ведь хороший пилот вышел, чорт возьми! А ведь нужен водитель, ой как нужен…
        - Сколько я времени за рулём провожу? - задаюсь вопросом, - Иной раз и по часу бывает, а это время можно потратить с большей пользой! Но прежде всего…
        Я поднял трубку телефона.
        - Барышня? Соедините меня с номером… Лёва? Это я удачно… В течение суток сдай дела, поступаешь в моё распоряжение! Да, да… адъютантом, секретарём… как хочешь, так и напишем. Нет, жить у меня, не хватало ещё квартиру в городе снимать… Да! Вестового подбери.
        Нажимаю на рычаг и снова:
        - Барышня? Соедините меня с номером… Коммандера Пономарёнка! Нет его? Скажите, чтобы перезвонил коммандеру Панкратову. Да, важно. Благодарю.
        Снова нажимаю на рычаг…
        - Барышня? Соедините с мэрией… Дядя Гиляй? Да… дома, дома! Скажи, у тебя есть на примете надёжный человек? Смотря для чего? А, ну да… вестовым. Да, да… Уверен, что лучшего подберёшь!
        Повесив трубку, я выдохнул с облегчением. Секретарь из Лёвки пока ещё сыроват, его бы обкатать годик-другой, но что называется - за неимением гербовой пишут и на простой! А он свой, и… да, доверяю! Насколько это вообще возможно.
        - Сколько времени сэкономят мне секретарь, шофёр и три вестовых? - задался я вопросом, попытавшись хотя бы вчерне прикинуть, но не вышло. При наличии помощников и дела решаются иначе!
        Один только вестовой из числа служителей мэрии, это пусть и не самый крупный, а козырь! Это только кажется, что дядя Гиляй некий Джокер, и достаточно поднять трубку и позвонить ему, как все дела в мэрии решатся!
        У меня и у самого полным-полно хороших знакомых в ратуше, ан нет… иногда ведь просто мелочь нужна, но такая, какую через третьи руки не решишь. Всякие причины бывают, но нужно или самому идти, либо долго и муторно договариваться через третьих лиц, либо… послать доверенного человека с запиской и парой слов! Причём желательно того, кто ориентируется в этой непростой внутренней кухне, ибо время, время…
        Аналогично и с вестовым от Мишки, то бишь с делами армейскими и координацией с сухопутными войсками. Ну и связь с собственной авиационной частью, где так же нужен человек не со стороны, а хотя бы поверхностно разбирающийся в этой кухне.
        В голову, как назло, полезла всякая ерунда о напрочь некомпетентных людях и о том, что «Хочешь сделать хорошо, сделай это сам!»
        - Мне не всегда нужно настолько хорошо, - отвечаю сам себе, - иногда просто быстро нужно! Всё, хватит рассусоливаний!
        Быстро разлиновав большой лист бумаги, составил себе расписание, в котором предусматривалось время на сон, общение с близкими…
        - И чтоб не совместная работа в гостиной, а настоящее общение, - бурчу вслух, - А то ишь, жаних… когда в последний раз невесту под ручку выгуливал? Ась?
        На сон я отвёл себе четыре часа в сутки, но поколебавшись немного, прибавил ещё часок…
        - … штоб харя ото сна треснула!
        Всего за неделю я отъелся, отоспался, и стал походить на человека, а не восставшую мумию времён Древнего Египта. Голова стала работать не то чтобы лучше, но быстрей…
        - «Быстродействие процессора повысилось».
        Я наконец-то прекратил «залипать» в никуда, пугая близких и попусту теряя время. Фире с Мишкой (а позже и Саньке) я рассказал всё как на духу. К их чести и уму, пилить меня не стали, взяв только обещание не пытаться тянуть разом все, а доверить хоть часть своих дел других людям. Я пообещал…
        … и намереваюсь сдержать обещание. Былое моё поведение Второй-Я несколько запоздало «разобрал по косточкам», назвав его юношеским максимализмом и неизбежным этапом взросления. Незрелый мозг, да на фоне гормональной бури…
        … а она не только в горячечных снах выражается! Это ведь ещё и тот самый максимализм, приступы подросткового бунта, перепады настроения и прочие прелести юношеского созревания. Н-да… ещё раз осознал, какое чудо моя Фира!
        Ну не может же быть, что её это не затрагивает, верно ведь? Физиология и анатомия у всех одна, и если отличается, то очень незначительно.
        Это ж какой характер нужно иметь, чтобы штормило, хотелось орать и плакать, устраивая спектакли в лучшем стиле Молдаванки, а она - ни-ни! Притом, что она вот ни разочка не флегма! А?

* * *
        - Сложно ли было? - задумавшись, Санька облокотился о широкие перила веранды, удерживая в руках бокал с лимонадом, в котором плавают подтаявшие кубики льда. Надя, задавшая вопрос, молчит, кусая полную нижнюю губу и неотрывно глядя на жениха.
        - Пожалуй, - сказал наконец брат, делая крохотный глоток, - Техническая сторона задания особых нареканий ни у кого не вызвала, да и к качеству разведданных особых претензий нет.
        - Значит, всё-таки есть… - вздохнул Феликс, еле заметно кривя губы.
        - Как не быть, - чуть улыбнувшись, пожал плечами брат, - Не бывает такого, чтобы всё идеально! А тут и вовсе, дело новое… Чудо, что вообще данные поступали!
        - Все недочёты ко мне на стол, - приказал Дзержинский, повернувшись ко мне.
        - Непременно, - киваю я, - Денька через три, как раз сведём все данные воедино.
        - Добр?, - чуть помедлив, кивнул Главком Кантонов. Видно, что он уже весь в работе, но понимает и принимает мои резоны. Он вообще не слишком авторитарный, а как для военного, так пожалуй, несколько излишне демократичный. Впрочем, у нас и армия нетипичная, так что строевщина с уставщиной, пожалуй, и не прошла бы.
        - Сложно, - повторил Санька, отставляя бокал на перила, - но именно что воздушная разведка и постановка мин с аэропланов особых затруднений не вызвала. Так… всё больше мелочи всякие. Привычки же нет, и пока приспособишься, пока обомнёшься в новом деле, семь потов сойдёт. А потом уже назад оглядываешься, и сам не понимаешь, как такая ерунда могла доставить столько проблем?!
        - Так оно всегда и бывает, - прогудел Владимир Алексеевич, шевельнувшись на жалобно скрипнувшем плетёном кресле. Коста хмыкнул согласно, и они, перебросившись несколькими тихими фразами, негромко засмеялись, очевидно, вспоминая былое.
        - Ещё… - начал было Санька и замолк, кусая губу, - пожалуй, психологическую составляющую нужно тщательней проработать.
        Я вскинул брови…
        - Да, был не прав! - нехотя признал Санька, - Не думал, что ТАК будет давить. Не сразу… а потом накапливается, и давит, давит! Всё время в голову лезет, что мы на маленьком кораблике посреди враждебного окружения, и случись что, нас будут судить, как пиратов.
        - И чем дольше ты в плавании, тем больше лезет, - добавил я.
        - Верно, - скривился брат, а Надя часто заморгала глазами.
        - Хм… - и я повернулся к Мишке, вскидывая бровь в немом вопросе, но тот покачал головой.
        - Так… вертится в голове разное, - нехотя сказал брат, - но сырое пока совсем. Может, потом…
        На веранду выплыла тётя Песя, сопровождаемая дурманящим шлейфом выпечки.
        - Я чаю прикажу накрыть, - утвердительно сказала она. Дядя Гиляй похлопал себя по животу и открыл было рот, но хмыкнул… хмыкнул ещё раз и промолчал.
        - О! - оживился Санька, - Для стряпни тёти Песи место в моём животе всегда найдётся, а потом ещё два раза!
        Песса Израилевна, засмеявшись, подошла и поцеловала его в макушку, наклонив к себе коротко стриженую голову.
        - Подхалим, - улыбнулась Фира, весело щуря глаза.
        - Правду говорить легко и приятно! - парировал Чиж, подхватывая с подноса, внесённого чернокожей служанкой, выпечку, пахнущую мёдом и орехами, - Ай! Горячая!
        Перебросив её несколько раз из руки в руки, он не выдержал и вцепился-таки зубами в горячее, вкусно пахнущее тесто…
        … и ожидаемо обжёгся.
        - Вот так всегда! - Надя закатила глаза к небу, борясь с жалость и смехом одновременно, - Военный в серьёзных чинах, и такой мальчишка!
        - Первые сорок лет детства в жизни мальчика - самые сложные, - вырвалось у меня.
        - Как-как? - живо переспросил Владимир Алексеевич и достал блокнот, записывая понравившуюся фразу.
        - Всё как есть! - подтвердила Песса Израилевна, смеясь одними глазами. С её приходом мы свернули разговоры на серьёзные темы, вспоминая всё больше всякое смешное.
        Не потому, что не доверяем, а просто… ну как-то неуместно при ней на такие темы.
        Тётя Песя, когда ей за надо, умеет прятать слова за зубами, как в хорошем сейфе! Но если сильно не надо, то зачем ей тяжело хранить важные тайны, распираясь от желания интересно поговорить и процеживая вкусные сплетни через ситечко самоконтроля? Её большое и ценное мнение по этому поводу мы таки уважаем, чем делаем ей слегка приятно, а нам чуть-чуть спокойней.
        Сидели за чаем около часу, и как-то так беззаботно и легко вышло всё, что будто и нет никакой войны, а есть только здесь и сейчас… Дом, сад, и мы за столом, а впереди - безмятежная Вечность в кругу близких.
        - Всё, - Песса Израилевна поднялась из-за стола, - я в гостиную, а вы продолжайте свои важные мужские разговоры без мине!
        - Ох… - глубоко беременная София, приехавшая в Дурбан незадолго до родов, тяжело поднялась со стула, - Пожалуй, я составлю тебе компанию!
        - Мы с вами, - Фира встала со стула и оглянулась на подругу. Надя закусила было губу… но чуть вздохнув, молчаливо признала правоту моей невесты.
        Деление здесь не по уровню причастности к тайнам, а скорее в деталях этих тайн, подчас измазанных в крови и грязи до того, что тошнота к горлу подкатывает. Ну и необходимости выговориться, используя специальные «морские термины»… не без этого.
        - Сложно было… - негромко сказал Санька, поглядывая на распахнутую дверь в гостиную, - а иногда и страшно!
        Он помолчал, кусая губы.
        - Насчёт технической стороны я не врал, - продолжил брат, - а так… разве что чуть не договаривал. Долго…
        Он пощёлкал пальцами, подбирая слова.
        - … аэропланы распаковывать из трюма. Для тайных операций сойдёт, но случись чего… Мы бы ничего не успели, Егор!
        - Та-ак… - я очень живо представил себя на месте Саньки, и волосы на голове шевельнулись, - это я не продумал! Н-да… всё ж наскоро… Ничего, будем работать!
        - Да, - кивнул брат, - это важно! Пара моментов была, когда мы по краю прошли. Чудом! Это поначалу легко было, как… как кур картечью! Непуганые, ничего не подозревающие…
        - А после? - глухо поинтересовался Мишка.
        - О… - криво усмехнулся Саня, - мы такой переполох в Молуккском проливе навели, вы просто не поверите! Досмотровые партии высаживали на все мало-мальски годные суда. Нас не остановили только потому, что очень уж «Дева» убого выглядит, и на крейсер, будь он хоть трижды вспомогательный, не тянет никак!
        - На то и расчёт был, - закивал я, - Корытце со ржой, экипаж маленький, таких по земному шарику не один десяток тысяч трюхает себе потихонечку, никому неинтересные.
        - Ну… да, - кивнул Чиж, - психология! Сработала. Но страху мы пару раз натерпелись! Было как-то…
        «По наши души, - констатировал капитан, вглядываясь в приближающийся британский корвет старческими дальнозоркими глазами.
        - Бронепалубный крейсер типа „Комюс“, он же тип C, - опуская бинокль, медленно сказал Ерофеев, напрягшись, как кот перед хорошей драчкой. Да и по правде, как тут не напрячься, когда вот, корвет ВМС Великобритании во всей красе!?
        
        - Охолонь, - негромко сказал ему вышедший на палубу судовой врач, - перегоришь раньше времени.
        Вопреки собственному же совету, медикуса несколько потряхивает…
        - А оно у нас будет-то, время? - отфыркнувшись, еле слышно пробормотал корнет, едва заметно расслабляясь, но продолжая немигаючи следить за вражеским судном.
        - Приказывают остановиться для досмотра, - без нужды перевёл один из матросов сочетание флагов.
        - Не нам… - чуть погодя добавил его товарищ, наблюдая, как отчаливший от корвета паровой катер, подпрыгивая на волнах, несётся к пароходу под флагом Панамы[80 - В виду особенностей налогообложения (а проще говоря, ради ухода от налогов), судовладельцы часто регистрируют суда в странах третьего мира.].
        - Пока, - выдохнул первый, дёргая рыжеватый ус.
        - А-атставить панику! - коротко скомандовал фельдкорнет Чиж, поднявшись из трюма.
        - Есть отставить панику! - не сразу отозвался матрос, чуть покосившись на капитана, сохраняющего полнейшее спокойствие. Фельдкорнет, отдав несколько коротких распоряжений пилотам, подошёл к борту. Опираясь на леерное ограждение, он принялся наблюдать за корветом, сохраняя, по крайней мере с виду, то спокойствие, что присуще людям, крайне далёким от каких-либо проблем. На его чистом юношеском лице виднелось выражение лёгкого, чуть отстранённого любопытства, а глаза смотрели покойно и ясно.
        Панамец тем временем остановился наконец, встав на якорь. К его борту причалил катер, и на борт парохода забралась досмотровая партия.
        Надо сказать, что наблюдать это событие посчастливилось не одним лишь морякам „Девы“, но и доброй полудюжине судов, находящихся в одной из узостей Молуккского пролива. Встав на якорь, они ожидали своей очереди, и пожалуй, причины для волнений были у всех…
        Минут через пять от корвета отчалил ещё один катер, и…
        … фельдкорнет замахал руками, приветствуя британцев.
        - Сбросьте трап, или что там у вас положено! - повернувшись к капитану, резко скомандовал Чиж. Юное лицо его исказилось, и на миг показалось, будто через кожу проступил лик древнего божества, и вот уже на палубе не вполне человек, а аватара самого Марса!
        - Думаете? - приподнял бровь капитан. Короткий поединок взглядов, Иван Ильич отдал приказ…
        … и потянулись долгие, томительные минуты ожидания.
        - Что тут у вас? - резко спросил молоденький мичман, возглавляющий досмотровую партию и отчаянно старающийся казаться взрослым.
        - Офицер! - и как и не было грозного божества… возле лееров весёлым щенком прыгает молодой креол, размахивая руками, - Возьмите нас на абордаж, сэр!
        - Простите? - не понял мичман.
        - На абордаж, сэр! - Санька-креол сиял, - Ну, или как там это у вас, военных моряков, называется?
        Не давая опомнится, он усиленно зазывал моряков в гости, и мешая английский с креольским диалектом, очень убедительно играл…
        … гомосексуалиста, впечатлённого статями бравого мичмана и мечтающего о романтическом морском приключении. За его спиной Ерофеев закатывал глаза и перемигивался с кем-то, невидимым с катера. Рожа у пловца была при этом ну настолько похабная…
        Бравый мичман побагровел, крутанул шеей и смерил нежданного поклонника взглядом. Впрочем, связываться с экспрессивным заднеприводным он не стал… ну в самом-то деле!
        Зато сержант британской морской пехоты высказался очень ёмко и ярко… Жаль, что самые интересные его высказывания заглушил шум заведённого двигателя парового катера. Потому что… ну в самом-то деле! Не отмоешься потом…
        Да и что интересного может быть на этом корыте? Мелкая контрабанда? Минные аппараты сюда не поставишь, а прочее…
        … ВМС Великобритании решительно не интересовало!»
        - Н-да… - я хотел было пошутить, но вспомнил про свой вояж в женском обличии, и благоразумно решил смолчать.
        - А не удалась бы игра? - задумчиво спросил Коста.
        - Импровизировали бы, - ощерился брат, - на такие случаи у нас несколько сценариев отработано.
        - Хм… - Феликс остро глянул на Саньку, - Я так понимаю, у вас были сценарии на ВСЕ случаи?
        Чуть помедлив, брат кивнул, и по спине у меня пробежал холодок…
        - Мы все присягу давали, - смущённо улыбнувшись, сказал Санька, - и…
        Он снова оглянулся на дверь в гостиную.
        - … помнили о пистолете Казарского![81 - Этот пистолет КАЗАРСКИЙ перед боем положил на шпиль у входа в крюйт-камеру, чтобы последний офицер, который бы оставался в живых на бриге «Меркурий», выстрелил и взорвал бы порох.Ярчайший эпизод Русско-Турецкой войны 1828 - 1829 гг, во время которой созданный для разведки бриг сцепился с двумя турецкими фрегатами и отбился!Соотношение сил в том бою поражает - 18 пушек против 184, 115 человек против 1200.]
        Пробрало всех… хотя пожалуй, у каждого из присутствующих в жизни бывало нечто подобное, а у дяди Гиляя и Косты, так пожалуй, и не один раз.
        Санька, несколько смущённый пафосом момента, решил зачем-то объясниться.
        - Нет, ну в самом деле… Нас на «Деве Марии» два десятка человек всего, а на другой чаше весов - страна!
        - Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя, - глуховато сказал молчавший доселе Лёвка, тут же смутившись ещё хуже Саньки и старательно отворачивая заалевшее лицо.
        - Да, - не совсем понятно сказал Владимир Алексеевич, достав из кармана трубку и начав набивать её подрагивающими пальцами.
        «Не иначе, было вспомнилось…»
        Будто по негласному уговору, историю эту в тот день мы больше не поднимали…
        Санька рассказывал всё больше хиханьки и хаханьки, пусть и опасливые. Навроде того, как разыгравшийся кит прошёлся под поплавками приводнившегося аэроплана, тронув их спиной.
        - … о хо-хо-хо! - гулко, как в бочку, смеялся дядя Гиляй, - Так говоришь, портки тот пилот полоскал?
        - Эй! - вскинулся Санька, - Я ничего не говорил!
        - Но подразумевал! - парировал бывший опекун, поблёскивая глазами.
        - Да ничего подобного! - возмутился брат, делая возмущённые брови.
        - И зря, - наставительно сказал Владимир Алексеевич и хохотнул, - в иных историях без щепотки перца не обойтись!
        - В историях - да, - кивнул фельдкорнет Чиж, - а легендах о ВВС - нет!
        - О как, - озадачился дядя Гиляй, - уел! Даже спорить не буду. Сейчас - да… легенды нужны, и не поспоришь ведь… хех!
        Услышав смех, на веранду осторожно выглянула Надя, а вскоре показалась и вся наша женская сборная, так что Саньке пришлось наново пересказывать свои байки, фильтруя из них кровь, грязь и специальные морские термины. Посмеялись от души, но недолго. Песса Израилевна, посидев немного с нами, снова подхватила Софию под руку и удалилась посплетничать о своём, о женском.
        Судя по лукавым взглядам, кидаемым на Дзержинского, речь пойдёт о его романе с танцовщицей Клео де Мерод, о котором в Дурбане не судачил только ленивый. Вот кто бы мог подумать…
        
        «Судя по всему, разговоры там будут из разряда „21 плюс“», подумал я, и в очередной раз подивился вывертам современного общества. Обсуждать «взрослые» отношения в присутствии девочек-подростков, это неприлично…
        … а то, что девочки эти вполне «по взрослому» занимаются Большой Политикой и планируют разведывательные и диверсионные операции, это ж совсем другое дело! Причём когда я пытался поговорить с тётей Песей на эту тему, у меня не то чтобы не вышло… Её натурально коротит! В общем, я плюнул и перестал лезть в базовые настройки личности, приняв ряд вещей, как данность.
        К слову, не только её особенность, это вообще один из признаков эпохи. Будущая моя тёща, как ни странно это прозвучит, человек с достаточно прогрессивным мышлением. Остальные, как правило, ещё хуже…
        Проводив их глазами, подавил всколыхнувшуюся досаду. Хочется иногда вот так вот так вот, о ерунде всякой посплетничать…
        … а некогда. К сожалению.
        - С Балканами, господа-товарищи, - потирая подбородок, начал я нелёгкий разговор, - к большому моему сожалению, я не справился. Идея натравить на Фердинанда Болгарского Савинкова и Гершуни провалилась с треском!
        - Мы, - негромко сказала Эсфирь, присаживаясь рядом, - Мы не справились. Не спорь, Егор… Я понимаю, что ты считаешь себя за всё в ответе, но принимая на себя чужие неудачи, ты одновременно принижаешь и работу других людей.
        - Мы не справились, - кивнул я, принимая упрёк. При посторонних Фира ни в коем разе не стала бы поперечничать, но здесь собрались только близкие. Тем более, Балканами она занимается как бы не больше меня…
        - Вместо того, чтобы по нашей задумке разрубить Балканский узел, Савинков с Гершуни ещё больше запутали его, - негромко сказала она, ставя перед собой руки и переплетая пальцы, - Признаться, я в некотором затруднении, и решительно не могу понять логику этих господ.
        - Ну… - чуть помедлив, осторожно начал дядя Гиляй, - в уме и проницательности этим господам не откажешь, так что может быть, они нас переиграли?
        - Нет, - Фира качнула прелестной головкой, и поправила смоляно-чёрный локон, выбившийся из причёски, - тут что-то иное. Вы знаете, я достаточно уверенно справляюсь с ведением работы на Палестинском направлении…
        
        - Наслышан, - одобрительно кивнул Феликс, - не самый простой регион. Очень сложное переплетение религиозных, национальных и территориальных интересов, тянущееся с Ветхозаветных времён.
        - Да, - Фира спокойно приняла комплимент, - Когда я начала разбираться в Балканских реалиях, нашла немало общего. Всё те же имперские амбиции не самых больших народов, постоянная оглядка на историю, густо переплетённую с мифологией, но всегда - Великую.
        - В основном это величие очень региональное, - едко прокомментировал Санька, заработавший в своё время стойкую мигрень в попытках разобраться во взаимоотношениях балканских народов. К слову, толком и не разобрался…
        - Не без этого, - с лёгкой улыбкой согласилась Фира, но как мне кажется, ей просто не хотелось спорить, - Опираясь на свои знания о Палестине, я достаточно быстро разобралась с ситуацией на Балканах.
        - Как же, - закивал Владимир Алексеевич, - помню! Ваши прогнозы по Балканам, Эсфирь, оказывались наиболее точными из всех.
        - Соглашусь, - медленно склонил голову Феликс, - Прогнозы такого уровня пристали скорее штабному офицеру, притом специализирующемуся именно на Балканах. Так что хотя и я до конца не понимаю ваше утверждение о заметной схожести Палестины и Балкан, вынужден принять это утверждение за истину.
        Фира чуть порозовела…
        … и кажется, я тоже. Комплимент уму и профессионализму невесты оказался куда как приятней признания её красоты. Последнее, признаться, меня несколько раздражает. Ревность? Отчасти… Но пожалуй, более всего не ревность, а досужее внимание некоторых репортёров и попытки то сфотографировать её возле школы, то придумать какую-нибудь нелепую историю, с переделанным на современный лад судом Париса[82 - Суд ПАРИСА - сюжет древнегреческой мифологии о пасторальном конкурсе красоты, на котором троянский царевич ПАРИС выносит свой вердикт трём богиням.].
        - Имея исходные данные, - продолжила девушка, чуть запнувшись от смущения, - всегда можно рассчитать действия народов, кланов, религиозных объединений и финансовых групп. Если данные поступают своевременно и в полном объёме, то точность расчётов становится достаточно высокой.
        - Иногда в эти уравнения вносятся неверные данные, - подхватил я, - или какие-то переменные вносятся хаотическим образом. Будь-то хоть достаточно масштабное градобитие или ураган, оскорбление религиозных чувств значительной части населения, или особо удачное выступление политического активиста.
        - Верно, - согласилась Фира, еле заметно улыбнувшись мне, - На самом деле всё ещё сложней, и таких переменных, которые невозможно учесть, на самом деле десятки.
        - Нет-нет… - она вскинула перед собой тонкие руки, - не подумайте, я не жалуюсь! Просто это всегда можно увидеть как некое уравнение, пусть даже не сразу!
        - Хм… понял, о чём вы, - деловито кивнул Феликс, - Пусть даже задним числом, но всегда можно увидеть логическую цепочку. А здесь?
        - Нет её, - ответил я, - Понимаете? Нет! Точнее, не полностью, а будто кусками, и как только в эту цепочку попадают Савинков и Гершуни, звенья лопаются!
        - Ага… - отозвался Коста, - А может, и нет её? Логической цепочки.
        - Ну-ка… - я живо повернулся к нему.
        - Так… - он пожал широченными плечами, - я слышал, что шизофреники… или шизоиды? В общем, они бывают крайне убедительными! Притом больные шизофренией видят мир как нечто очень враждебное, пугающее до глубины души.
        - Коста, ты гений! - Я вскочил, не в силах сидеть, - Не могу судить о психике этих господ… но ведь и в самом деле! Деяния их, а главное - методы, говорят о весьма специфическом мышлении!
        - И в это движение вливаются всё больше шизоиды, - внёс свою лепту Мишка, - Н-да… а ведь похоже!
        - А дальше - как эпидемия, - сказала Надя, азартно подавшись вперёд, - Они подпитывают друг друга, и сознательно или подсознательно, при контактах с балканскими революционерами ищут таких же!
        - Эпидемия шизофрении… - подытожил я озадаченно, - скверно! Насколько я знаю, экспрессия больного шизофренией и шизоидов вообще может быть очень убедительной, и при всей странности, непонятности и непривычности вызывать веру в свою подлинность.
        - Однако… - неожиданно перебил меня Мишка, - это же какая петрушка получается?! На вполне здравые социальные идеи ложится идеология террора, привлекательные для горячей молодёжи, да ещё и шизофреническая убедительность людей, считающих окружающий мир исключительно враждебным и пугающим?! Получается, мы видим зарождение сугубо деструктивной структуры, да ещё и дискредитирующей революционное движение вообще!
        - Согласен, - мрачно сказал я, - Взламывать этот код мы можем долго, а результатам нам никто не гарантирует. Чем дальше, тем больше над Балканами закручивается грозовой фронт, над которым мы вскоре потеряем всякий контроль.
        - Контроль… - Мишка потёр подбородок, - Бог бы с ним! Для нас главное - не допустить участия Балкан в Мировой бойне! Не скажу, что любой ценой, но…
        Он замолк, не договаривая… да и о чём говорить? Сейчас Балканы кипящий котёл, который может рвануть в любой момент!
        Сербские националисты, устроившие переворот вроде как под руководством Российского Генштаба, но чем дальше, тем больше из этого переворота торчат уши Франции! Сербия набирает французские кредиты и одновременно выпрашивает деньги у России… и ведь дают! Просто так, даже не взаймы…
        В Болгарии правит князь из немецкой династии, и немецкие интересы давно переплелись с интересами значительной части болгар. К русским и Российской Империи там относятся в общем-то лояльно и чтят память воинов, отдавших жизнь за освобождение страны, но…
        … политические интересы не могут строиться исключительно на благодарности![83 - Очень советую почитать материал А Российская Империя, увы, ведёт на Балканах политику, которую сложно назвать иначе как провальной.
        Россия не может предложить ни Балканам вообще, ни Сербии с Болгарией в частности, ничего… Лишь славянофильство с ярко выраженным комплексом «Старшего Брата», да православие с жандармским оттенком!
        … а по Балканам мы постановили - резать, не дожидаясь гангрены! У нас есть деньги на наёмников, есть выход на различных революционеров, но решительно нет времени пытаться загрести жар чужими руками!
        В настоящее время ситуация складывается таким образом, что Германии решительно неинтересны земли на Востоке. Она настроена отгрызть кусок британских колоний, и раз и навсегда покончить с гегемонией Соединённого Королевства, вырвавшись на оперативный простор Мирового Океана.
        Польша и Прибалтийские губернии - ничто по сравнению с возможностью вести свободную торговлю по всему миру! Качество немецких товаров превыше всяких похвал, и по сути, у пруссаков нет необходимости в захвате чужих колоний. Достаточно сломать колониальную торговую систему, с её протекционизмом и прямым военным давлением, и немецкое качество завоюет мир!
        … вот только национальные комплексы неполноценности никуда не делись, и весь народ настроен на захват жизненного пространства. Отчасти - да, необходимость получать сырьё… но в основном просто для того, чтобы было!
        Чтобы любой немец, будь то крестьянин или сам Кайзер, проснувшись поутру, смотрел на карту мира и гордился Фатерландом!
        Воевать же с Россией… нет, этого не хочет никто! Ради чего? Вряд ли кто-то из немцев сомневается в победе, но распылять силы и портить отношения с огромной страной ради Польши и Прибалтийских губерний, беременных национализмом и Революцией? Нет уж…
        Помочь им обрести независимость, получив таким образом буферные зоны и отчасти отрезав Российскую Империю от европейской торговли, это сколько угодно… Но не ценой военного конфликта!
        В случае войны Германия даже не планирует выставлять на восточный фронт хоть сколько-нибудь серьёзные силы, и тем более переходить в наступление. Зачем? Территориальные претензии к Российской Империи есть только у Австро-Венгрии, вот пусть она с Россией и воюет!
        А если же на стороне Антанты выступят ещё и балканские страны, аппетиты ведущих держав могут разыграться, и война Колониальная станет Мировой!
        … а мы, всей душой желая поражения Российской Империи, не хотим гибели не единого русского солдата. Пасть должен не фронт, но Самодержавие![84 - В очередной раз прошу не путать позицию ГГ с позицией автора.]

* * *
        Двадцатого февраля 1903 года в порт Кейптауна зашёл первый морской конвой из Соединённого Королевства, и на землю Капской колонии ступила нога британского солдата. Две недели ушло на обмен дипломатическими нотами, гневные филиппики в прессе и ультиматумы, а шестого мая Британия объявила о разрыве мирных соглашений.
        Глава 13
        - Он, паскуда, раньше в Натале жил, - мешая русский и африкаанс, горячечным шёпотом рассказывал Роэль напарнику, расположившемуся поблизости под миртовым кустом, - адвокат…
        Слова падали в горячий прокалённый воздух, подрагивающий от жары, и стороннему наблюдателю могло показаться, что они обретают видимые, едва ли не одушевлённые формы. Будто сотни крошечных духов вьются, пританцовывая, у головы африканера, и выстраиваются в очередь, толкаясь и распихивая друг друга, отчего речь африканера звучала отрывисто и скомкано.
        Земля уже успела высохнуть после прошедшего утром дождя, и освежающая прохлада ушла, как и не было. Осталась тяжёлая, несколько душная влажность, наполненная ароматами одуряюще пахнущих африканских растений, от которых кружится голова, а в сердце разливается сонная нега. В такие дни хорошо дремать в тени, и не суть важно - покачиваясь ли в гамаке или сидя в кресле-качалке на веранде дома, листая газету, да подкуривая постоянно затухающую трубку.
        Лежать, прея в маскировочных накидках и пытаться притом уподобиться какой-нибудь рептилии, дыша через раз и по возможности не шевелясь, человеку непривычному очень тяжело. Даже кафры, урождённые обитатели здешних благословенных пажитей, не всегда способны на такой подвиг. В полуденную жару они либо заваливаются в тенёк подремать, либо выбирают какое-нибудь несложное занятие, не требующее ни хоть сколько-нибудь физических, ни умственных усилий.
        Что же говорить о белых людях, один из которых родился в тех краях, где реки скованы льдом до восьми месяцев в году?! Но дух возобладал над плотью, и они, впав в то странное оцепенение, что со стороны можно принять за спячку, ухитрялись вести не только еле слышимую беседу, но и наблюдать за неширокой грунтовой дорогой.
        Каждый раз, когда птичий всполох показывает приближение повозки или всадника, оба наблюдателя замолкают, начисто сливаясь с ландшафтом. Готовые в любой момент перейти от оцепенения к самым решительным действиям, они провожают глазами пылящую по дороге повозку, одинокого всадника на старой кобыле или группу работников-индусов, которые за каким-то чортом оказались здесь в разгар рабочего дня.
        Выглядит это крайне подозрительно и попахивает провокацией… Но нет, индусы, гомоня на своём наречии, прошаркали мимо, вздымая босыми ногами пыль.
        Индусы-кули прошли, и снова наблюдатели впали в оцепенение, не забывая прислушиваться к птичьему гомону и вглядываться в кусты на противоположной стороне дороге, где залёг командир. Впрочем… всё это только предположительно, старш?й у них волчара битый и воспитывает подчинённых, ухитряясь даже во время выполнения задачи подкидывать им пищу для мозга и тренировки наблюдательности.
        Андрей, грызя травинку и сплёвывая то и дело сгрызенное чуть в сторонку, изредка еле заметно кивает впопад и невпопад, слушая вполуха, и не перебивая Роэля только из вежества и дружественной приязни. Буковки он знает не хуже африканера, глаза и ухи есть, мозги в наличии, да и на дырявую память ни разочка не жалуется. Нового тот не сказал решительно ничего, а просто проговаривается, выплёскивая нервное напряжение.
        На ликвидацию кого бы то ни было, осназ отправляют только после того, как те наизусть вызубрят всё мало-мальски нужное, будь то информация об объекте ликвидации, карты местности, пути отхода и прочая мелочь. Любая! Вплоть до особливой неприязни хозяйской собачонки к дикобразам. Если такая информация от разведки получена, разумеется. Никогда ведь не знаешь, что может пригодиться!
        Утаивать информацию нельзя ни в коем разе, особенно если она касается объекта ликвидации, и самое главное - её причин. В уставах прописано. Намертво!
        Раз попустить, да другой… да выйдет так, что занимается осназ не диверсиями и ликвидацией опасных для страны людей (причём только с постановления суда), а…
        … по самые уши замаран в политических убийствах внутри страны, да в разборках финансовых и промышленных кланов. А куда это годится?!
        Что там выйдет из этой задумки годков через десяток, один Бог ведает, а пока осназ имеет двойное подчинение, и в мирное время работает на Службу Шерифа. Заодно и тренировки…
        Серафим не раз говаривал, что во время той, первой ещё Англо-Бурской, любая мелочёвка выручала не раз и не два. Это ведь как работает? Деньга к деньге, да глянул в кубышечку, а там уже рупь! Так и здесь - одна мелкая деталюшка к другой, как в пазлах, так-то картинка и складывается! Пусть даже не цельная, пусть с дырочками, но суть-то ухватить можно? То-то!
        Заучивали как «Отче наш» примеры всякие, навроде тово, как пластуны шастали в лагерь к британцам, как к себе домой, и никаких особливых хитростей, а просто - знание, грошик к грошику собираемое. Как командира полка зовут, да лейтенантов в ротах, да кто как выглядит и какие пристрастия имеет.
        Любые! Хорошее, плохое… всё в дело может пойти! Как кузину зовут, да какую породу собак любит матушка полковника, да почему сержант, собака ирландская, не любит выходцев из Хэмпшира.
        А устав британский да негласные, но культивируемые привычки ветеранов, так и вовсе - наизусть заучивали! Отдельно драгунов, пехоты, артиллерии, ополченцев из Капской колонии и индусов из санитарных отрядов. Ну и язык, знамо дело! Не просто знать назубок, а кому способности позволяют, тому хоть несколько фразочек и словечек ставят так, чтоб под выговор Йоркшира, к примеру, подходило. В масть.
        Соображалку чутка включить, и вот уже ты не на пузе через лагерь ползёшь, аки крокодил, а на своих двоих, как белый человек. И не абы как, а знаешь, на кого и как ссылаться, чтоб тебя за своего приняли и пропустили. Ну или хотя бы не задержали…
        Выучено и затвержено так, что ночью разбуди и с любого места спрашивать начни - любой осназовец ответит! И задачки психологические, этнографические, да на наблюдательность - как семечки щелк?ют, любого спрашивай. А ничего такого… дело привычки, ну и отбора.
        Гвардия как есть! Только правильная, настоящая, а не эти… болванчики в мундирах.
        Но вот если привычка такая у Роэля, языком в засаде чесать, и если возможность такая есть, так что же, затыкать дружка? Пусть его… Кто языком, а кто вон… траву грызёт да сплёвывает. Тоже, если подумать, не самая приятная привычка. Так что один вот… языком молотит без устали, а второй - грызь да тьфу…
        - … сходу в политику влез, - возбуждённо продолжает африканер, - обоими ногами! Права индусов… Нет, ты подумай? Права! Не нравится что-то, так что тебя в Африке держит? Да?
        Андрей кивает бездумно, и Роэль тихохонько выплёвывает своё возмущение понаехавшими цветными, которые (вот твари, а?!) хотят каких-то прав! Белого аборигена Африки ничуть не смущает, что его напарник из таких же понаехавших…
        … которых современная расовая наука не считает полноценными европейцами, решительно классифицируя как переходное звено между азиатской и белой расами. Африканеры не столь пристрастны, ибо и сами не без грешка…
        … то бишь с примесями негроидной крови, подчас заметными. В Штатах почти все они считались бы цветными, с соответствующей сегрегацией и урезанными правами. Но ведь это совсем другое дело! Верно?
        Впрочем, подобное двоемыслие и двойные стандарты для Южно-Африканского Союза давно уже стали нормой и никого не удивляют. А что такого-то? Где иначе-то?
        - … а ещё, паскуда, - не унимается Роэль, к месту и не к месту вставляя полюбившееся словцо, - адвокатишка этот сам говорил, что считает борьбу буров за свои права и свои земли справедливой, а…
        - И не повесили? - вяло поинтересовался Андрей, прекратив жевать травинку и сбрасывая с щеки жука.
        - С чего бы? - не понял африканер, - А… нет, это ещё до войны было! Одно время, дед рассказывал, вместе хотел вести политическую борьбу против британцев.
        - Ага… и чево объединяться-то не стали? - лениво поинтересовался русин, уже зная ответ.
        - Сдурел? - удивился Роэль, - С цветными!?
        - Ага… - закивал напарник, - как же…
        Бабка из гриква у самого африканера, «это другое», а индусы - цветные и низшая раса? Но поднимать эту тему он не стал, опасаясь нарваться на очередную лекцию о том, что есть цветные правильные и проверенные, а есть - неправильные и чужие, и…
        «Это совсем другое дело, Андрей!» - как наяву услышал он безапелляционные слова.
        - … а как война началась, так неделя прошла, а он уже верноподданный, - возмущается Роэль, - и подаёт прошение о формировании Корпуса индийских носильщиков-санитаров. Это как?!
        
        - «Я считаю, - прикрыв глаза, начал цитировать африканер, полагаясь на память, - что если я требую прав как британский гражданин, то обязан также участвовать в обороне Британской империи… Я полагаю, что Индия может стать независимой только в рамках Британской империи и при ее содействии».
        - Доказательство лояльности индийцев по время войны, чтоб Индии предоставили самоуправление - это, по его мнению, не подлость! - горячо шептал бур, - А вот когда мы, захватив Наталь и наши старые провинции, повыгоняли оттуда большую часть индусов за ту самую лояльность к Британии, так это, по его мнению, нарушение базовых прав человека. Подбивает теперь, паскуда, работать на благо Британии оставшихся на наших землях индусов!
        Андрей, не вслушиваясь в слова, покивал, и напарнику этого оказалось достаточным, чтобы тот продолжил возмущённое повествование.
        - Тих-ха… - командир материализовался рядышком так, будто и не человек вовсе, а лешак, да и выглядит соответствующе, только что с африканским колоритом, - Никшните! Заболтались, сороки… слышите, колёса скрипят?
        - Виноват! - шепотом отозвался Андрей, не вставая с земли, чтобы не поправлять потом маскировочную накидку, должным образом утыканную веточками и травой.
        - То-то, что виноваты… - пробурчал Серафим, сдвигая чуть вверх маску Лешего, - Да спрячьтесь получше-то, ироды! Не первое задание, а как, прости Господи, стажёры какие…
        Роэль густо покраснел и потупил взгляд, принимая вину на себя. Очень уж он близко к сердцу принял эту историю… Молодой африканер полностью разделяет убеждения ныне покойного Дядюшки Поля, который в своё время заявил индусам, обратившимся к нему с просьбой дать им некоторые гражданские права: «Индусы по самому своему рождению должны находиться в рабском услужении у европейцев».
        Под ответом президента Трансвааля подписался бы, пожалуй, каждый африканер! Роэль не исключение, и наверное, молодой человек и сам не сказал бы уверенно, что его более всего раздражает в индусах.
        Как истинный бур, он вырос с фанатичным убеждением, что его народ Избран самим Господом, а удел потомков Хама и Сима - прислуживать потомкам Яфета[85 - Библейский прародитель всех европейских (европеоидных) народов.]. Ему, как и прочим африканерам, казалось, что выступая за свои права, индусы идут против воли Господа, нарушая предначертанное и приближая Апокалипсис.
        В этом виделось нечто удивительно кощунственное, идущее вразрез с пожеланиями Господа. Африканер возмущался совершенно искренне, не понимая и не желая принимать никаких аргументов, не видя в них решительно никакой логики и заранее расчеловечивая оппонентов.
        Но и вне религиозного контекста возмущение его было ничуть не меньшим. Какого чорта?!
        Да, африканеры не любят цветных и неприязненно относятся к индусам, ну так они их в Африку и не звали! Это Британия создала такую ситуацию, когда индусы, спасаясь от голода на родине, вынуждены подписывать кабальные контракты, и прежде всего - с англичанами.
        Ну так и воюйте против них, боритесь за свои гражданские права человеческое достоинство. В Индии! Но нет же…
        … и Роэль, как и многие африканеры, запоем читавший «Книгу Джунглей», находил самые прямые аналогии с шакалом Табаки!
        Осназовцы затаились в кустах, замаскировавшись ещё пуще - так, что пожалуй, случись здесь охотник с ищейкой, то он прошёл бы трёх шагах, ничего-то не заметив. Некоторое время спустя на дороге показался вооружённый белый подросток верхом на костлявом мерине, настороженно оглядывающий окрестности.
        Серафим, справный мужик из Сенцова, поморщился, стараясь не глядеть на сопляка прямым взглядом. Некоторые, он знает это хоть бы и по себе, способны почувствовать взгляд, особенно когда глядят прямо, как через прицел. А боковым, как бы вскользь, и ничево!
        Несколько минут спустя показались наконец тяжело гружёные поскрипывающие фургоны, судя по флажкам, принадлежащие Королевскому полку ополченцев Наталя.
        «Щуку съели, а зубы остались», - мелькнуло в голове у корнета, разглядывающего давнего врага без особых эмоций. Британские колонисты и пробританские буры, изгнанные победителями с земель, которые обе стороны считали своими, противник неприятный.
        В той войне они не проявили себя хоть сколько-нибудь значимой военной силой, но сейчас… Сейчас всё изменилось!
        Поначалу это были благодушно настроенные патриоты Британии, выполняющие обычно функции милиции на приграничных территориях. Изредка, объединившись в небольшие отряды, они совершали рейды на подконтрольные Союзу территории, не слишком, впрочем, себя утруждая.
        Большая их часть считала, что записавшись в полк, они полностью выполнили свой патриотический долг. Так и служили, патрулируя окрестности собственных ферм, да изредка выбираясь в полк на побывку. Потом уже, ближе к концу войны они начали было воевать всерьёз, но развернуться всерьёз им не дали.
        Сейчас основу полка составляют недобитки из старого состава, да всякая шваль из числа особо обиженных. Какие из них вояки, Бог весть, но каратели получились знатные!
        Несколько удачных рейдов на территорию ЮАС не дали результатов, значимых для Британии с военной точки зрения, но…
        … правительству Южно-Африканского Союза больше не надо убеждать фермеров с приграничных территорий в необходимости эвакуации. Королевский полк ополченцев Наталя сделал за них эту работу.
        Здесь, глубоко в собственном тылу, милиционеры Капской колонии чувствуют себя уверенно и беспечно, но Серафим не обольщается. Каратели они или кто, но стрелять в здешних местах умеют все, равно как читать следы и преследовать раненого зверя.
        «Тихохонько надо работать, - мелькнуло у него в голове, - как в аптеке! Эти, случись чего, преследовать будут до последнего, а здешние места, как ни крути, они знают куда как лучше нас!»
        Помимо озабоченности, мелькнуло в голове и лёгкое злорадство. Худой скот-то у врага! Не зря, ох и не зря конница Дзержинского делала рейды в самую сердцевинку Капской колонии, выгрызая всяческое осмысленное сопротивление и помогая бурам из Союза уводить стада….
        … а что увести не удавалось - резать! Сколько там награбили, и сколько перерезали падальщикам на поживу, это только гадать можно. А падёж? От бескормицы ли, от эпидемий…
        Но ведь удачно ведь вышло, а?! Экая лядащая скотина у милиционеров… У армии может и получше, да не слишком! Одну только лошадёнку драгунскую через окиян перевезти в такую цену встанет, что дешевле выйдет самого драгуна взнуздать! А пушки тягать? Да повозки просто! Душа радуется…
        Один из возчиков, подъезжая ближе к засаде, сделал последнюю затяжку и выколотил трубку о козлы, переговариваясь с кем-то невидимым в глубине фургона. Морщинистое лицо его, со следами давнего ожога, исказилось в гримасе, в которой только человек привычный опознал бы улыбку. Высморкавшись в горсть и обтерев ладонь о козлы, возчик смачно отхаркался, сплюнул на пыльную грунтовую дорогу и запел, сперва негромко…
        - Своей возлюбленной позабыт,
        В холодном доме совсем один[86 - Песня «Зелёные рукава», перевод Егора Яковлева.],
        - выводил он на удивление чистым голосом.
        - Жестоким горем, сижу, убит
        - Твой преданный паладин,
        - подхватил невидимый напарник из глубины фургона.
        - И сердце бьётся едва-едва,
        И гулок стук его в тишине
        - Твои зелёные рукава
        Мне грезятся в полутьме….
        Песню начали подхватывать остальные, и Серафим невольно заслушался. Хорошо ведь выводят, паскуды!
        - Я был послушным твоим слугой,
        Ни в чём нельзя меня обвинить.
        Не мог помыслить я о другой,
        Не мог тебе изменить.
        Во всём для меня ты была права
        Я видел и слышал тебя одну.
        Твои зелёные рукава
        Держали меня в плену.
        О, сколько платьев, шарфов, колец
        Тебе я, любимая, подарил…
        Сорил деньгами, и, наконец,
        Совсем себя разорил.
        За то осудит меня молва,
        Но деньги - пыль, и богатство - вздор,
        Когда зелёные рукава
        Ласкают усталый взор…
        Прощай же, дева моей мечты,
        Господь да хранит тебя в том краю,
        Где без меня продолжаешь ты
        Беспечную жизнь свою.
        Но, может, услышав мои слова,
        Меня пощадит милосердный бог.
        Твои зелёные рукава
        На мой возвратив порог.
        Фургоны тянулись один за другим, но наконец, последний из них скрылся за дальним поворотом дороги. Потянулись томительные минуты ожидания, а дорога меж тем стала несколько оживлённей, отчего напряжение стало нарастать.
        Необходимость соблюдать полную неподвижность, пребывая при этом в полной боевой готовности, утомляет просто необыкновенно. Тик-так… тянутся уже не минуты, а секунды - так, что даже полёт быстрокрылых стрекоз кажется замедленным и нарочитым, будто их рисовали для синематографа.
        Объект запаздывает… а жара тем временем несколько спала, и движение стало ещё более оживлённым. Благо, Бофорт-Уэст городок небольшой, да и местная экономика преимущественно аграрная, так что столпотворения на дороге всё ж таки нет. Но и того, что есть…
        Наконец, вдали показалась искомая повозка, и Серафим, достав маленький бинокль, приподнялся на локтях, всматриваясь до боли в глазах. Внешность у адвоката достаточно примечательная, а за время подготовки к операции осназовцам пришлось досконально её изучить, равно как и внешность всех мало-мальски близких к индусу людей, так что ошибка исключена.
        Профиль, анфас, профиль в три четверти, в темноте, в европейском платье, в индийском, с бородой и без… Не ошибутся.
        Подав условленный сигнал, корнет снова поднял бинокль и закусил губу. Метрах в трёхстах позади повозки адвоката тащились его соплеменники, то бишь возможные свидетели…
        - А свидетели нам не нужны… - прошептал он, и после короткого раздумья подал ещё несколько сигналов, проорав малой птахой, коих в этих местах - как воробьёв в Москве. А чтоб не путать, орал нарочито с небольшими ошибками, которых человеку понимающему - за глаза, а издали - ну никак не разберёшь.
        Прикрыв ненадолго глаза, Серафим живо представил, как Роэль бежит назад по заранее присмотренному маршруту, будто наяву видя каждый кустик, канаву и деревце, огибая их вместе с африканером. Продолжая мысленный хронометраж, он открыл глаза и спрятал бинокль.
        Расстояние ещё изрядное, но лица пассажиров и возницы уже не спутать. Достаточно…
        Чуть опустив глаза, дабы не давить индусов взглядом, он ждал… Повозка приближалась, а топавшие позади индийские кули, напротив, слегка приотстали.
        Серафим явственно представил себе, как Роэль, не добегая до них с полсотни метров, рыкнул, умело подражая леопарду, и ни разу не воинственные кули, сгрудившись и ощетинившись палками, пятятся по дороге назад. Развитое воображение даже показало это так живо, что он будто побывал в синематографе.
        - Пора… - шепнул он сам себе, заметив приближающуюся повозку, и стремительной тенью выметнулся на дорогу. Одним слитным движением корнет сбросил кучера в пыль и перехватил поводья, останавливая лошадей. Кучер, немолодой тощий индус, ещё падал в пыль, силясь вдохнуть перебитым горлом, а Серафим уже был в повозке, дёргая адвоката на себя и гася его сознание лёгким ударом в сонную артерию.
        Андрей тем временем оглушил двух спутников индийского адвоката, и спрыгнув на землю, подхватил поводья. Лошади, заволновавшиеся было, покорились твёрдой руке, а получив каждая по куску сахара, почти совершенно успокоились.
        - Ну вот и славно, - пробормотал осназовец, ласково погладив каждую по морде, - Не бойтесь, мои хорошие, вам ничего не грозит…
        Мимолётно пощупав пульс, он поднял кучера и закинул его в повозку, не желая оставлять тело на дороге. Потянув под уздцы лошадей, осназовец уверенно направил их в заросли. Те зафыркали было, но Андрей раздвинул ветки, и оказалось, что пространство за ними достаточно свободное.
        Повозка заехала в лесок, а на дороге подоспевший Роэль уже заметал следы, уделив особое внимание едва заметной колее, ведущей к деревьям. Вовремя… едва он успел скрыться за густой растительностью, с другой стороны дороги показался сонный старикан на такой же старой кляче, трусящей еле-еле и едва не засыпающей на ходу.
        Сморщившись, африканер остался наблюдать, готовый, при необходимости, к самым решительным действиям. Морщины его несколько разгладились, когда при ближайшем рассмотрении старикан оказался англичанином. Тем проще…
        … но крайние меры не понадобились, ибо выхлоп дрянной сивухи от старикана был так велик, что наверное, встреть он на дороге самого Дзержинского в парадной форме, то смог бы только недоумевающе поморгать глазами, да промычать что-нибудь не слишком внятное.
        Закончив маскировать место въезда, африканер поспешил нагнать своих напарников, которые за это время удалились не слишком далеко. Заглянув в повозку, он всмотрелся в лицо адвоката, потное от страха и непонимания. Глянув ему в глаза, Роэль улыбнулся многообещающе…
        … ибо африканеры живут по Завету, но преимущественно - Ветхому!
        … маску при этом никто из них не снимал.
        Наконец, повозка остановилась, и осназовцы без лишних грубостей выгрузили из них пленников, сняв с их голов мешки. К этому времени они уже пришли в себя, а секретарь адвоката, мисс Соня Шелезин, мычала что-то очень воинственное через кляп.
        - Не надо кричать, мисс, - равнодушно попросил Роэль, - мы достаточно далеко от дороги, и при необходимости вернём кляп на место.
        - Вы… вы не мужчины! - первым делом заявила воинственная мисс, пытаясь взглядом прожечь в маске дыру, - Мужчины никогда…
        - Как вам будет угодно, - также равнодушно ответил Роэль, - Пить будете?
        - Я ничего не приму из рук похитителей, - гордо заявила она, - Немедленно освободите меня!
        - Ясно, - африканер так же равнодушно сжал ей челюсти, вынуждая открыть рот, и вернул кляп на место. Мычание стало ещё более негодующим, но никто не обратил на это внимания. Было бы предложено…
        Упитанный индийский торговец, по делам которого и прибыл адвокат, оказался куда как более сговорчивым и трусоватым…
        - Не убивайте, прошу, только не убивайте! - заскулил он, едва вытащили кляп. Проморгавшись и рассмотрев похитителей, а особенно их маски и накидки, торговец описался и понёс какую-то околесицу на родном языке, очевидно, приняв похитителей то ли за демонов, то ли за духов…
        К фляге из тыквы, впрочем, присосался вполне живо, и выхлебав едва ли не два литра, несколько пришёл в себя. Раз уж мольбы не помогли, торговец выбрал тактику «притвориться дохлым», и кажется, даже дышал через раз.
        Адвоката развязывать не стали… а Роэль, присев перед лежащим на земле индусом, процитировал слова сэра Джона Робинсона, члена Законодательного собрания и первого премьер-министра Капской колонии:
        - «Несмотря на то, что вы были отстранены от действительной службы в полевых условиях, вы смогли сделать отличную работу по оказанию помощи раненым. Не будет слишком горячо поблагодарить вашего способного земляка, мистера Ганди, за его своевременные, бескорыстные и крайне полезные действия по добровольной организации корпуса санитаров-носильщиков, за работу на фронте в момент, когда их труды были крайне необходимы для выполнения трудных обязанностей, опыт которых, как оказалось, ни в коем случае не был лишен опасности. Все причастные к этой службе заслуживают благодарного признания обществ».
        - Пока вы, мистер Ганди, занимались медицинской помощью нашим врагам, - Роэль, подхватив адвоката за ворот, легко вздёрнул того на ноги, удерживая фактически на весу, - Южно-Африканский Союз не считал вас врагом. Когда же вы начали агитацию среди ваших соотечественников, оставшихся на наших землях, вы преступили Закон.
        
        - Вы… - он встряхнул адвоката и просунул его голову в петлю, перекинутую через толстую ветку, - приговорены судом Претории за подстрекательство к саботажу и шпионажу, за что будете висеть, пока не умрёте.
        Не обращая внимания на отчаянное мычание индуса, африканер затянул на его шее петлю и потянул за конец верёвки. Сделав несколько шагов, он привязал его к пружинистой, не слишком толстой ветви кустарника, и адвокат начал страшную пляску…
        Едва он касался земли кончиками ступней, как пружинистая ветвь брала своё, и тощий индус вновь повисал в воздухе. Серафим с Андреем переглянулись… но мешать напарнику не стали. В садизме Роэль не замечен, а это… ну наверное, очень личное.
        Да и в самом деле… подумаешь, какой-то индус. Не портить же из-за него отношения с хорошим человеком! Верно?
        Ганди всё ещё плясал на виселице, а Серафим, отстранившись от происходящего, присел рядом с Соней Шелезин.
        - Мисс, вы готовы разговаривать?
        Девушка отчаянно закивала, и корнет осторожно вытащил кляп.
        - Вы… вы чудовища! - выпалила она, дико кося на агонизирующего адвоката. Серафим, поморщившись (чего под маской видно не было), многозначительно повертел кляпом перед её глазами.
        - Да! Да! - выпалила она, - Буду! Вы довольны?! Чудовище… Спрашивайте!
        Как зовут вашего кучера, мисс? - поинтересовался он, приготовившись записывать информацию.
        - Что-о? - рот мисс некрасиво перекосило, - Вы… зачем?! Вам мало убить несчастного человека, так ещё и… О, вы чудовища! М-м…
        Вытерев слюни о платье мисс Шелезин, корнет покосился на упокоившегося адвоката, и подошёл к торговцу.
        - Да, да! - закивал тот, сходу вывалив всю информацию о кучере, и не смея даже спрашивать, зачем.
        - А затем, мисс, - Серафим будто продолжил диалог, - что если выяснится, что он лицо гражданское и никак не причастен к противоправной деятельности господина Ганди, то после войны его родные смогут рассчитывать на компенсацию от властей ЮАС.
        - К сожалению… - он встал с корточек, - во время войны неизбежно погибают мирные люди. Но одно дело, если это волонтёры, сами приехавшие на фронт ради помощи раненым, и другое - если это непричастные люди, далёкие от войны. Вот так вот, мисс…
        Глава 14
        В войну Российская Империя пока не вступила…
        … и на этом хорошие новости из отчих краёв заканчивались. В родном отечестве творится какая-то политическая фантасмагория, разобраться в которой, не имея вывиха мозга, решительно невозможно.
        Самодержец, не выдержавший стресса последних лет, самоустранился от власти, выпустив вожжи правления из вялых царственных ручек, и их тотчас подхватили…
        … а вот кто именно, сейчас и выясняется!
        Драка бульдогов под ковром[87 - Цитата (несколько переиначенная) Черчилля, но некоторые источники утверждают, что она только приписывается британскому политику, а на самом деле принадлежит перу польского публициста Стефана Киселевского.] пошла жесточайшая, и решительно ничего непонятно, только время от времени вываливается загрызенный насмерть бульдог. Трупы, трупы, трупы… в Санкт-Петербурге прокатилась волна самоубийств, апоплексических ударов табакерками и несчастных случаев на охоте.
        На фоне десятков громких смертей пеной смотрятся отставки, громкие и не очень коррупционные скандалы, адюльтеры и прочие штуки, долженствующие навсегда погубить некогда безупречную репутацию. То, что несколько месяцев назад было едва ли не хуже смерти для человека светского, ныне воспринимается как акт неслыханного милосердия, и едва ли не беззубое вегетарианство.
        Медленно, но верно вал громких смертей, отставок и уничтоженных репутаций докатился до Москвы и Киева, выплеснувшись наконец в глубоко провинциальные города. Чувства, обуявшие провинциальных обывателей, сложно описать словами.
        Восторженное, неприкрытое злорадство, ожидание перемен… и понимание вперемешку со страхом, что перемены эти вряд ли будут к лучшему! Но нашлись и те, кто готов был раздувать пожар, считая Государство Российское аварийным домом из трухлявых брёвен, насквозь проеденных древоточцами и гнилью.
        Сжечь! Разметать угли и отстроить на фундаменте Российской Империи нечто совершенно новое, с учётом былых ошибок!
        По всей стране, в самых медвежьих её уголках находятся те, кто по велению сердца, карьерным ли соображениям, руководствуясь местью либо чем-то иным, подняли головы…
        … а дальше - по ситуации! Обычно народные тр?буны ограничиваются бичеванием пороков общества и агитируют за всё хорошее, против всего плохого. Но порой они начинают делать и говорить весьма конкретные вещи!
        Замалчиваемые много лет пороки светских и духовных властей поднимаются на Свет Божий, и не абы как, а с конкретными доказательствами. Общественность же, обычно вялая и аморфная, не молчит, а чего-то…
        … требует!
        Даже черносотенные патриоты, не забывая брызгать слюной, привычно и бездумно обвиняя во всём жидов и немцев, начали задавать чиновникам неудобные вопросы. А государственные мужи, готовые благосклонно выслушивать любые нелепицы, касаемые инородцев и народного благочиния, оказались совершенно не готовы к вопросам о материальной составляющей и выполнении законов. Казалось бы…
        Привычно полыхнул Кавказ - с междоусобной резнёй и погромами, заволновалась Польша и Княжество Финляндское, напряглись прибалтийские губернии. В Сибири вновь начались разговоры о Сибирской Республике, Царстве и даже…
        … Тартарии! На все вкусы…
        
        Малороссы и белороссы начали чаще поминать Великое Княжество Литовское, а Империю Российскую именовать Московией.
        В России сермяжной, исконно-посконной, крестьянской, об отделении не говорят ничего. Там просто подняли многочисленные, но увы - довольно-таки разрозненные голодные[88 - «В зиму 1900/01 г. голодало 42 миллиона человек, умерло же в результате данного голода - 2 миллиона 813 тыс. православных душ». Голодными были 1902 и 1903 годы, что переросло в народные бунты. В 1902-03 годы для подавления крестьянских восстаний и выступлений рабочих только в Полтавской и Харьковской губерниях было использовано 200 тысяч регулярных войск (в Реальной Истории!), то есть 1/5 всей русской армии тех лет, и это - не считая жандармов, казаков и полицейских.] бунты, а точнее…
        … они не очень-то и утихали! Крестьяне требуют отмену выкупных платежей и недоимков, помещичьей земли в собственность, протестуют против ещё не случившегося массового набора «в солдатчину» и мобилизации в принципе. Это - основное, а так-то едва ли не каждая община выдвигала своё…
        … и неожиданно много - по духовной линии! От права снимать неугодных им священнослужителей и передачи общине монастырского имущества[89 - Сову на глобус не натягиваю. Верхушка революционеров-марксистов (социалистов вообще) была, как правило, если не атеистами, то людьми не слишком религиозными. А вот «снизу» вопросы религии поднимали, и ещё как! Начиная от старообрядцев (большая часть которых была де-факто двоеверами и вынужденно ходила в храмы РПЦ), заканчивая разнообразными «обновленцами» и просто людьми не слишком верующими (или как минимум не религиозными), которым надоел диктат Церкви.Для лучшего понимания (писал, но снова напоминаю) - когда после Февральской Революции обязательное посещение церкви было отменено, 80 % людей перестало её посещать! А на фронте доходило до 90 % и выше!], до отмены Церкви как государственного института.
        На подавление восстаний бросали войска, но и в армии всё непросто. Цензура свирепствует как никогда, но достоверно известно, что военно-полевые суды приговорили к смертной казни по меньшей мере несколько сот солдат, отказавшихся выполнять приказы или перешедших на строну народа.
        К несчастью, ожесточённое сопротивление народа носит очаговый характер, так что Власти успевают перебрасывать войска по железной дороге. Если же воинская часть «разлагается» и начинает считаться у командования неблагонадёжной, её отзывают, и далее по ситуации…
        Обычный сценарий - солдатам дают остыть, обещая прощение и самые лёгкие наказания, одновременно пугая самыми страшными карами за неповиновение, в том числе и родным бунтовщиков. Колеблющихся обычно достаточно, чтобы если не задавить сопротивление более радикальных товарищей, то как минимум дезорганизовать его.
        Пока идут увещевания, подводят казачьи сотни или полки, сформированные из инородцев. «Разложившаяся» часть так или иначе разоружается, после чего следует военно-полевой суд, притом расправу над главарями «бунта» приказывают учинять самим же товарищам.
        Но в целом, народ ещё не отошёл от жесточайшего подавления Июльской Революции, с десятками, если не сотнями тысяч убитых[90 - В Реальной Истории: «Правительственное сообщение: из тех, кто шел к царю (Кровавое Воскресенье 1905 г.), убито 96, ранено 330 человек. Но - 13 января верноподданные журналисты подали министру внутренних дел Империи пофамильный список на 4600 убитых и смертельно-искалеченных».По свидетельству газет того года через больницы города (Петербург) и его окрестностей прошло (за год) более 40 тысяч трупов со штыковыми и сабельными ранами, затоптанными конями, разорванными снарядами и т. п. Сколько при этом «не прошло»?!], так что протесты в большинстве губерний преимущественно мирные. Ну… насколько это вообще возможно.
        Тормоза у народа порой отказывают, но и Власти не стесняются применять пулемёты и пушки. Притом, что поводы для применения подчас откровенно надуманные, так что всё зависит в основном от свирепости военного начальства на местах и степени кровожадности конкретных поручиков и штабс-капитанов, командующих войсками.
        В городах протесты носят, как правило, системный характер, приняв явственный социалистический оттенок. В основном подача петиций, сбор подписей и митинги. Обычно, к слову, достаточно спокойные, несмотря на стихийный характер их возникновения.
        Лидеры протестов сдерживают радикальные настроения толпы, напирая именно что на организационную составляющую, в противовес стихийной. Арестов и бессудных убийств, тем не менее, много, а нагайками и шомполами «одаривают» и вовсе без счёта![91 - Сохранился факт: в 1914 году врачи осматривали призывников в армию и ужасались - 40 % всех новобранцев имели поротую задницу или спину со следами казацких нагаек или шомполов. Не розог! То есть «перепороть» всё (!) село без суда, при малейшем подозрении на «не восторженный образ мыслей» - как норма!]
        Хотя провокаторов предостаточно, и не всегда понятно, кто из них радикальный революционер, пытающийся раскачать толпу по принципу «чем хуже, тем лучше», а кто - полицейский агент. Некоторые революционеры не то что не скрывают, а даже кичатся тем, что ради свержения Власти они готовы сотрудничать «хоть с чортом».
        Если сотрудничество с полицией или жандармерией не мешает революционерам выполнять свои «профессиональные обязанности», то почему бы и нет?! Какая им, революционерам, разница - взрывать очередного «сатрапа» по собственному почину, или потому, что куратор использует грязные методы конкурентной борьбы при попытках забраться повыше?[92 - Целый ряд политических убийств в царской России был совершён так или иначе с «благословения» отечественных же спецслужб. Да хотя бы убийство Столыпина…]
        Справедливости ради, таких отпетых в революционной среде меньшинство, но сколько конкретно, сказать невозможно. Обычно какие-то контакты по линии МВД есть в каждой ячейке, но…
        … далеко не всегда именно полиция курирует революционеров! Бывает, что и наоборот… Впрочем, ничего нового.
        Устойчивость Власти, казавшаяся доселе незыблемой, начала вызывать сомнения у хоть сколько-нибудь умных людей. Аристократии же, с дворцами в Ницце и родственными связями при Дворах европейских монархов, в жандармерии, а тем паче в полиции, очень немного.
        Революционеры же, опираясь на ресурсы Кантонов, могут предложить чиновникам от МВД достаточно интересные условия…
        …вплоть до гражданства и небольшой, но всё ж таки пенсии! За заслуги перед новым Отечеством.
        С другой стороны, в полиции и жандармерии достаточно людей, озлобившихся до крайностей, потерявших при терактах товарищей, а то и родственников. Хватает и садистов, руки у которых в крови по локоть ничуть не фигурально.
        Пытки стали обыденностью, постоянно всплывают истории совершенно Средневековые - с изнасилованиями, убийствами, постоянными избиениями. Но и революционеры в долгу не остаются, так что профессия тюремного надзирателя или человека, так или иначе причастного к этой системе, стала одной из самых опасных.
        С казаками, несмотря на их активное участи в подавлении протестов, тоже не всё гладко. Далеко не все лампасники горят желанием подавлять народные волнения, и хотя с «инородцами», «Русью поганой» и «лапотными мужиками» чувствуют солидарность очень немногие, но… а нужно ли казакам подавлять волнения? В принципе?
        Пока казачество хранит верность Престолу, но тихие обмолвки о Казакии[93 - Широкое использование термина «Казакия» началась с 1917, но известен он, по некоторым источникам, как минимум с начала 19 века.] уже начались и слышатся всё чаще. Разговоры эти давние, вековые, но дальше невнятных мечтательных разговоров дело не шло. А теперь…
        … изменилось очень многое! Недовольство властями у казаков тлело всегда, и как это бывает, собственные привилегии виделись им чем-то несущественным и сами собой разумеющимися, а вот неизбежное проникновение «Руси поганой» на Дон, да вкупе с разрешением властей приобретать там земли и дома, воспринималось как неслыханное покушение на святая святых!
        А ведь были и настоящие причины для недовольства! Отделённый от Кубанского войска Черноморский край, который стали заселять армянами. Двенадцать казачьих станиц Ставропольской бригады переведёно в крестьяне. От Оренбургского Войска была отделена западная часть Самарско-Оренбургской линии, а казаки тоже переведены в крестьяне.
        … и так повсюду. Достаточно сказать, что станичные[94 - Станичные казаки - категория городовых казаков, проживавших в пограничных (на момент основания) городах, неся гарнизонную, пограничную и полицейскую службу.] казаки к концу правления Александра Второго исчезли как класс! Мало?!
        Что с того, что для расказачивания были веские причины, что иррегулярные войска, будь они хоть трижды из «потомственных», всяко хуже регулярных, даже из лапотных мужиков? Что Кубань завоевали не казаки, а Суворов со своими «чудо-богатырями»!? Да и обороняли Кубань не только казаки, но и русские солдаты… Обида часто иррациональна, да и пословица о бревне в собственном глазу неспроста появилась!
        Заигрывание Николая Второго с этим сословием (или всё-таки народом?!) в самом начале царствования, с грандиозными планами по созданию Туркестанского казачьего войска, обернулось, как после бывало не раз, не менее грандиозным пшиком… Казаки, даже верноподданные, метаний Самодержца не оценили, и чаша их терпения не то чтобы переполнилась, но стоит теперь - с напупинкой!
        Наверное, непримиримый революционер, руководствующийся принципом «чем хуже, тем лучше», радовался бы сложившейся ситуации, но у меня не получается. Причём при попытках рассуждать здраво и логично, не отвлекаясь на тонкие материи и метафизику духа, позиция профессиональных революционеров, пожалуй, в данном случае выглядит едва ли не выигрышно!
        Адольф Иванович, с его пристрастием к красивостям, как-то сравнил Российскую Империю с человеком, больным тяжёлой формой фурункулёза. Везде нарывы национализма и ура-патриотизма, нелепых законов и сословных ограничений, официального бесправия низших классов и чудовищного, каждодневного давления по религиозному направлению.
        Уже хорошо видно, что власти запустили ситуацию и не пытаются лечить тяжело больную страну. Видимость лечения иногда создаётся, но у человека, хоть сколько-нибудь разумного, от столь шарлатанских методов волосы дыбом встают!
        Лечение если и назначается, то очень дорогостоящее, и как правило - сомнительное. А каждодневные визиты врачей хорошо облегчают кошелёк, но приносят не облегчение больному, а скорее утешение.
        Другие видят страну как тяжело больного богатого родственника, притом нелюбимого, желая оному не выздоровления, а скорейшей смерти и последующей делёжки наследства. Ожидания денег густо замешано на действительных и мнимых обидах, причинённых богатым родственником, и потому приближающаяся смерть как минимум отчасти выглядит неким воздаянием.
        Ситуация меж тем всё ухудшается, и если лечение не начать как можно быстрее, то Российская Империя может распасться на части, а о сопровождающих сиё межэтнических и конфессиональных конфликтах можно только догадываться!
        Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не понять - после подавления восстаний, в том числе и в войсках, казачьими и инородческими полками, неприятие «чужинцев» в Центральной России в самом ближайшем времени будет доведено до самой крайней точки!
        … но ведь и русские части не без греха, и именно они подавляют выступления в Польше, на Кавказе, в Туркестане, Финляндии и далее…
        Экстраполируя на примере хотя бы Франции периода Великой Революции, могу уверенно предсказать необыкновенное количество пролитой крови. Если же учесть, что многострадальное моё Отчество имеет куда как более сложную национальную и религиозную основу, отягощённую притом повальной нищетой и абсолютной безграмотностью большей части народа, ситуация может стать поистине апокалипсической.
        Так что позиция революционеров, с их «Резать, и немедленно!», встречает у меня полное понимание. Сейчас, наверное, ещё можно спасти ситуацию, с хирургической безжалостностью вскрыв нарывы.
        Не ждать чудо-лекарство или талантливого врача, который каким-то чудом должен пробиться к больному, окружённому либо идиотами с прекраснодушием разной степени тяжести, либо людьми, выгадывающими от его смерти! Не пустят…
        А революционеры… пусть они в лучшем случае вытягивают на уровень деревенского фельдшера, но вот они - стоят, засучив рукава, и готовы действовать! Нет ни толковой анестезии, ни нормальных инструментов, а в процессе операции вероятнее всего пострадает морда медикуса. И никакой благодарности… разве что сквозь зубы и сильно потом!
        Умом-то я всё понимаю, но наверное, нет у меня политической зрелости и умения видеть в людях - циферки статистики! Не знаю, появится ли эта черта по мере взросления и черствения, но очень здорово, что ситуацией в Российской Империи занимаются другие люди. Эту ношу я просто не потяну…
        Пожалуй, единственное, чему я искренне рад в сложившейся ситуации, так это только отсутствию тотальной мобилизации. Слишком много внутренних проблем… и будь человек на троне хоть самую толику профессионально пригодным, он бы постарался вовсе не влезать в эту войну. Любыми путями!
        Российской Империи даже в идеальных условиях дешевле выйдет заплатить все накопившиеся внешние долги, нежели провести полноценную мобилизацию и поучаствовать в Мировой войне хотя бы на вторых ролях. Экономика глиняного колосса очень хрупка, и любое напряжение сил грозит аукнуться трещинами на теле голема государственности.
        Экономическая цепочка здесь не всегда очевидна, но одна только мобилизация двух-трёх миллионов крестьян перед посевной обречёт на голод и разорение их семейства. При том, что ситуация с продовольствием в стране и так не радует!
        Есть вещи менее очевидные, вроде срывов поставок из-за обилия военных грузов на железных дорогах, или невыполнении каких-то контрактов, потому что работников мобилизовали в армию. Или скажем - закупок продовольствия на армейские склады, отчего спекулянтами взвинчивается и без того немалая стоимость зерна, круп и мяса.
        С учётом же извечной британской привычки выезжать на хребте союзников, проблемы эти можно умножать минимум втрое…
        … и это не учитывая проблемы внутренние! Причём я даже не столько о тлеющем (а кое-где и полыхающем) народном недовольстве, но прежде всего - о чиновниках и купцах, привыкших видеть любую войну как средство обогащения! Это хорошо показала злосчастная Крымская и Русско-Турецкая.
        В настоящее же время тотальную мобилизацию Российская Империя ещё не проводит…
        … но вот указ о частичной мобилизации уже подписан! В городах на стенах начали расклеивать объявления, напечатанные на красной бумаге.
        Всеобщего патриотического подъёма решительно не наблюдается, и запасники не спешат появляться на сборные пункты. А если и появляются, то мрачные, злые и обычно пьяные. Всегда под руку с воющими бабами и при поддержке таких же нетрезвых дружков, волками глядящими на офицеров, и далеко не всегда в принципе скидывающими шапки при виде «благородий».
        Разговоры, которые ведутся меж собой, а иногда и при начальстве, крайне далеки от шапкозакидательского настроения, и в народе распространяется убеждение, что кинут их не на «германца», к коему, к слову, у мобилизованных нет никакой злобы, а…
        … набьют «как селёдки» в пароходы, и отправят воевать «за британца», отвоёвывая Африку. А это и вовсе - через край для мужиков!
        Причиной этих слухов отчасти послужили попытки социалистов объяснить народу, что при отсутствии достаточного количества пушечного мяса, война эта может стать преимущественно колониальной, а бои в Европе в таком случае будут носить вялый, позиционный характер. Как это нередко бывает, одни не сумели толком объяснить ситуацию на «народном» языке, а другие поняли её в искажённом виде.
        Ж?ру добавили доброхоты, преимущественно из староверов, которые на вполне конкретных примерах объясняли, что русские цари не в первый раз продают своих солдат. Начинали они от Петра и заграничных походов Суворова и заканчивали Венгерской Революцией 1848 - 1849 гг., в подавлении которой русская армия приняла самое непосредственное участие, из-за чего мадьяры по сию пору смотрят волками на выходцев из России, считая их не иначе как карателями.
        А кое-кто из самодеятельных агитаторов, рассказывая о не такой уж и давней Русско-Турецкой войне, выворачивал исторические факты мехом вовнутрь так хитро, что даже сами её участники разводили руками. Дескать робятушки… а ведь и в самом-то деле! За чужие интересы воевали, так оно выходит!
        Кто нынче на троне в Болгарии? Немец! То-то и оно! Царям и царёнышам тогда чистым золотом за русскую кровь заплатили, а народу в уши о братьях-славянах надудели!
        Чёрт его знает, как будет выкручиваться с мобилизацией Самодержец в этой ситуации! Война, по сути, ещё не началась, а народ от неё уже устал и готов повернуть штыки назад, превратив «Войну Империалистическую в Гражданскую».
        Впрочем…
        … ситуация сложилась таким парадоксальным образом, что кто бы ни примостил сейчас задницу на Российский трон, он вынужден будет проводить всё ту же мобилизационную политику!
        Интриги - извечное развлечение придворных, и грызня за место подле трона в этой среде нечто вроде спорта или даже религии, когда в качестве призовых маячит не кубок или памятный подарок, а политическое влияние, которое легко трансформируется в жизненные блага.
        Могу только догадываться, что решения будут приниматься самые худшие из возможных! Не потому, что подле трона вовсе уж нет компетентных людей, а потому, что почти всем им выгодна слабость Власти!
        Не сомневаюсь, что большая часть сих доброхотов руководствуется вполне благими намерениями…
        … что вовсе не гарантирует стране становления на нормальный путь развития! Люди при Дворе живут в каком-то своём, искажённом мире, так что и прожекты у них изначально мертворожденные или тупиковые.
        Но! Даже если в эту свору и затесались каким-то чудом хоть сколько-нибудь дельные люди, способные работать (или что вернее - считающие, что способны) в условиях жесточайшего системного кризиса, то и они заинтересованы в ослаблении пусть не Государства вообще, то как минимум институтов государственной власти.
        Всё как обычно, как по учебнику истории: ослабить Власть, после чего перехватить бразды правления, и…
        … вот под их-то управлением Расеюшка заживёт! Они-то ведь умные и хотят как лучше! Почти все они, что характерно, считают, что «право имеют», решительно отказывая другим в каких бы то ни было правах, воспринимая мир не реальным, а через призму своего Эго[95 - Не буду рекомендовать ничего конкретного, но мемуары белых эмигрантов штука довольно-таки любопытная! Если попадётся в Сети тот же Деникин, советую хотя бы выборочно полистать.].
        Николай царствует, но не правит, всё больше превращаясь в символ Власти, лишаясь её возможностей. Не всегда можно разобраться в достоверности данных, но ясно одно - Самодержец в принципе не собирается засучивать рукава и приниматься за работу. Но и делегировать какой-нибудь «Сильной Руке» диктаторские полномочия не желает, опасаясь…
        … а чего он, собственно, опасается, не совсем ясно. Власть как таковую из рук он выпустил, и назад её так вот просто не заберёт. Монарх стреляет ворон, пьёт, привечает юродивых и уповает не иначе как на Божественное вмешательство, которое «сделает хорошо» неким чудесным образом.
        Я это понимаю смутно, но ожидается, судя по всему, что-то вроде крестного хода, после чего весь народ возрыдает и умилиться, а врази его расточаться. Чудо ожидается к Пасхе[96 - В 1903 г. Пасха была 19 апреля.], но это не точно!
        Александра Фёдоровна, с её мистицизмом, истериками и нетерпением к людям, хоть сколько-нибудь талантливым и имеющим притом собственное мнение, не самая лучшая супруга для слабовольного Самодержца. В политику и дела Двора лезет она достаточно активно, не имея к тому ни склонности, ни должного образования[97 - Романова Александра Фёдоровна, она же Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, получила ТОЛЬКО домашнее образование. Степень доктора (кандидата) философии и учёба в Гейдельберге (Оксфорде, Кембридже), это фейк. Не сохранилось ни одного документа (да хотя бы просто упоминания в переписке), согласно которым она училась в университете, равно как и присуждения научного звания (просто диплома бакалавра) в каких бы то ни было науках. Ни у неё, ни у её родственников, ни где бы то ни было ещё. Считается (!), что она получила хорошее домашнее образование, но поскольку экзаменов она не сдавала, проверить это невозможно.].
        Выходит скверно, но императрица, с психопатическим упорством, достойным лучшего применения, не оставляет усилий. Руководствуется она притом не образованием, логикой и здравым смыслом, а мистицизмом, откровениями очередного «блаженного» и болезненной подозрительностью к излишне умным и дельным, видя в них покушение на саму основу Власти.
        Самодержец пользуется устойчивой репутацией подкаблучника, и тандем из царственных супругов вышел не самый удачный…
        Особым уважением Александра Фёдоровна не пользуется даже в монархической среде, да и Самодержец чем дальше, тем больше вызывает разочарование даже у самых преданных сторонников Дома Романовых. Ещё до коронации ходили разговоры, что матушка нынешнего императора не хотела бы видеть его на троне, взяв якобы с Николая слово уступить Престол брату Георгию.
        Скорее всего, это только слухи, но они весьма неплохо обрисовывают фигуру императора и его окружения. И чем дальше, тем громче звучат разговоры, что некие заинтересованные лица намереваются сменить фигуру на троне, купировав Революцию дворцовым переворотом.
        Слухи эти не новы, но в настоящее время они имеют под собой очень устойчивую опору. Собственно, от апоплексического удара табакеркой в висок Николая защищает отчасти авторитет матери, не желающей смерти сына, а отчасти разногласия в лагере, или вернее - в лагерях заговорщиков.
        Дагмар Датская, она же Мария Фёдоровна, мать незадачливого Самодержца, стала оплотом ряда консерваторов, сгрудившихся возле «Старого Двора». Дама очень неглупая, при жизни супруга участвовавшая в его делах, пользующаяся немалым уважением и определённым влиянием.
        Она могла была стать точкой опоры, но…
        … Аликс терпеть не может свекровь! А Ники - очень, очень хороший семьянин и супруг… Скверный правитель, но как муж и семьянин - прямо-таки эталон!
        
        Неформальным главой «великокняжеской фронды» в числе пятнадцати Великих Князей считается Николай Михайлович Романов, придерживающийся либеральных взглядов и имеющий прозвище «Филиппа Эгалитэ»[98 - По аналогии с французским принцем из дома Бурбонов Луи Филиппом Жозефом, отрекшимся от своей семьи и взявшим гражданскую фамилию Эгалите (Равенство).]. При всём своём уме, за последние годы он изрядно отдалился от армии, и сколько «Принц Эгалитэ» имеет реального влияния, сказать сложно.
        
        Великокняжеские Дома в этой своре, разделившись на Константиновичей[99 - «КОНСТАНТИНОВИЧИ». Так называли членов великокняжеской семьи от второго сына Николая I Павловича генерал-адмирала Великого князя КОНСТАНТИНА НИКОЛАЕВИЧА (1827 - 1892), известного в семье по прозвищу «Коко».], Михайловичей[100 - Названы они так по имени 4 сына императора Николая I Великого князя МИХАИЛА НИКОЛАЕВИЧА (1832 - 1909).], Николаевичей[101 - Великокняжеский клан: НИКОЛАЕВИЧИ. Назван так в честь третьего сына императора Николая I Великого князя Николая Николаевича Старшего (1831 - 1891), известного в семье под прозвищами Низи или дядюшка Низи.], Старших Александровичей[102 - Дети императора Александра Второго. Старшим и, соответственно главой Дома Старший Александровичей был Великий князь ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1847 - 1909) Один из главных виновников «Кровавого воскресенья» Имел огромное влияние на Николая II, который просто откровенно боялся своего громогласного дядю. Но советы мог бы давать и получше. Особенно во внешней политике.] и Младших Александровичей[103 - Младшие Александровичи - дети и внуки Александра
Третьего (включая Николая Второго, но последний скорее формально) Негласной главой клана Младших Александровией я бы посчитал вдову императора Александра III МАРИЮ ФЁДОРОВНУ(при рождении Мария София Фредерика Дагмар) (1847 - 1928).], отстаивают прежде всего свои интересы.
        А владетельные принцы Лейхтенберги, имеющие также титул князей Романовских[104 - ГЕРЦОГИ ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЕ- это титул одной из ветвей французского дворянского рода Богарне. Светлейший князь ГЕОРГИЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ РОМАНОВСКИЙ, ставший 6-ым герцогогом Лейхтенбергским (1852 - 1912) Имел слабое здоровье и большую часть времени проводил за границей. Георгий занимал видное положение в парижском обществе, блистая отраженным светом величия Романовых и имея общепризнанную репутацию наиболее щедрого гостя французской столицы.], Ольденбурги[105 - Герцог АЛЕКСАНДР КОНСТАНТИН ФРИДРИХ (АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ) ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ(1844 - 1932) - генерал от инфантерии, генерал-адъютант, сенатор, член Государственного совета.] и Мекленбург-Стрелицкие?[106 - МЕКЛЕНБУРГ-СТРЕЛИЦКИЕ.ГерцогГЕОРГ АЛЕКСАНДР МИХАИЛ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ФРАНЦ КАРЛ МЕКЛЕБУРГ-СТРЕЛИЦКИЙ или же Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий (1859 - 1909) - принц Мекленбургского дома.] Они не являются великокняжескими кланами в полном смысле этого слова, и не имеют большого влияния непосредственно на императора и его семью, но…
        … родня, и притом ближайшая! Со своими интересами в Российской Империи и в Европе, с немалым влиянием в гвардии, и естественным желанием любого аристократа - упрочить пОложение своего Дома.
        … но и это только верхушка айсберга! Толкаются Юсуповы и Голицыны, мелькают физиономии Гинцбурга и Морозовых, Второва и Рябушинских. Несть им числа… воистину змеиный клубок!
        Все они алкают Власти, и ради этого вступают в альянсы, предают и продают, выступают спонсорами и становятся членами масонских лож, с подчинением чорт знает кому! Переплетение интриг - сложнейшее, когда игроки сами уже перестают понимать, на чьей же они стороне и кто у них в союзниках.
        Финансовые интересы, родство и общность идеологии? Отчасти… а отчасти - старые обиды, ложь, предательство и… азарт.
        А вдруг?! Вдруг именно я - смогу? А далее - у всех свои чаяния, но неизменно - честолюбивые.
        Ничего нового… Санкт-Петербург построен на болотах и заговорах! Дворцовые перевороты, комплоты[107 - Преступный заговор, союз против кого-нибудь.] против неугодных царедворцев и прочая.
        Очередной кризис… сколько их было? Полноте! А были ли в истории Российской Империи столь серьёзные кризисы?!
        Наполеон и нашествие двунадесяти языков? Пожалуй, всё-таки…
        … нет!
        Не было ещё в истории страны такого сочетания - слабой, но при этом жестокой и всем ненавистной Власти, и низов - которые решительно не хотят жить по-старому!
        А господствующий класс, опираясь на зыбкий фундамент православия, Самодержавия и собственных иллюзий о происходящем, думает сохранить своё господство в неизменном виде, сменив лишь декорации, да имя режиссёра на театральной афише! Получится ли? Кто знает…
        … но уверенно можно сказать лишь одно - Российскую Империю ждут времена Великих Потрясений!

* * *
        Война объявлена, но Великие Державы не спешат с яростью берсерков сойтись в Последней битве, пылая праведным гневом. Выстрелы в Европе звучат всё больше со страниц прессы, и вполне рядовые, в общем-то, эпизоды войны, досужие писаки ухитряются выдавать за нечто эпическое. Впрочем, я в этом их не осуждаю…
        Основные боевые действия в Европе развернулись пока на границе Италии и Австро-Венгрии. Линия обороны проходят в Альпах и по реке Изонцо, вплоть до Адриатического моря. Планы противника не стали неожиданными ни для одной из сторон, и боевые действия там, скорее всего, примут позиционный характер.
        
        Насколько они будет вялотекущими в дальнейшем, сказать сложно, слишком много факторов могут оказать влияние на развитие событий. Территориальные претензии взаимны, притом, что Австро-Венгрия грезит Империей времён расцвета Габсбургов, а в Италии живы ещё ветераны революции 1848 года, сражавшиеся за единство страны, против реакционного владычества Габсбургов, так что эмоциональный накал на этом участке фронта обеспечен.
        Ситуация в этом противостоянии интересна ещё и тем, что Италия объявила войну только Австро-Венгрии, демонстративно расшаркавшись перед Францией и Германией, объявив о своё миролюбии. И пусть за действиями итальянцев торчат британские уши, по меркам международного права макаронники действуют вполне здраво.
        Я не юрист и тем паче не дипломат, но насколько мне растолковали, по итогам Австро-Итальянской войны 1848 - 1849 гг., значительная часть Италии осталась под властью Вены, так что выходит, война эта некоторым образом справедливая и освободительная. Даже согласно некоторым моментам международного права. Вроде как есть в мирных договорах тех лет пункты и подпункты, говорящие не в пользу Австрии.
        Чем это закончится, и втянут ли британцы Италию в полноценную войну за свои интересы, судить не возьмусь. Мне лично демонстративное заверение Италии в своём благорасположении к Германии и Франции видится большой победой британской дипломатии.
        Берлин оказался в сложном положении. С одной стороны, пруссакам совершенно не хочется полноценного вступления в войну Итальянского Королевства, ибо тогда придётся отвлечь часть не бесконечных ресурсов для помощи Австрии. С другой - в Вене могут обидеться… Словом, та ещё задачка - из тех, где в принципе нет верного решения.
        На границе с Российской Империей австрияки ограничились бряцанием оружием, искательно поглядывая на Большого Германского Брата. Но Вильгельма вполне удовлетворяет то положение вещей, когда Россия, будучи формально союзником Великобритании, в войну всё ж таки не вступает.
        Впрочем, в этом случае Вена и не настаивает, ибо территориальные её претензии к Российской Империи не настолько велики, чтобы в одиночку лезть на сонного после зимы медведя в его берлоге. Галиция и Закарпатье - не тот куш, ради которого стоит рисковать всерьёз, и есть все шансы вернуть отторгнутые[108 - Отторгнутые - с точки зрения Австро-Венгрии, разумеется.] территории с помощью дипломатии.
        Польшу…
        … рассматривают как суверенную страну. В будущем. Возможно. Если поляки окажутся достойны.
        Не знаю, кто подсказал эту идею Вильгельму, и надолго ли хватит Паровозика Вилли с его наполеоновскими замашками, но ход беспроигрышный. Российская интеллигенция сочувственно относится к борьбе поляков за свою независимость, а русскому мужику она и… В общем, совсем не нужна!
        Поляки же воспряли духом, и на территории Германии и Австро-Венгрии формируются польские Легионы, как основа войска будущей Речи Посполитой. Соответственно, надёжность польских офицеров и поляков вообще, в глазах российского чиновника стала величиной отрицательной, и многие предлагают полякам доказывать свою лояльность Российской Империи. Доказывать предлагается по-разному, но подчас довольно-таки…
        … унизительными методами! А с учётом того, что в той же Сибири потомков ссыльных поляков предостаточно, и именно они составляют значительный слой чиновничества и интеллигенции, брожение в обществе уже не назовёшь «незначительными»!
        Огромный слой населения, отличающийся, по большому счёту, только католицизмом и пристрастием к в общем-то безобидным разговорам об исторической Родине, начали выдирать из тела Российской Империи. С мясом!
        Вильгельм и Николай едва ли не ежедневно обмениваются телеграммами, в коих такое количество братской любви, дружбы и приязни, что от переизбытка сахара бумага начинает липнуть к рукам. Это не мешает МИДу обеих стран слать друг другу ноты, ну да таковы условности этого времени.
        Вильгельма вполне устраивает каждый день промедления, дающий возможность перевести экономику на военные рельсы без лишней спешки. У Николая…
        … всё сложно.
        Одни говорят, что нашлись некие «Здоровые Силы», считающие всеобщую мобилизацию Злом и всячески противодействующие ей как минимум до конца посевной. Другие убеждают, что ныне в многострадальном Отечестве царит не император Николай, а хан Бардак, и нет никаких здоровых сил, а есть только грызня подле Престола, да стремление урвать своё в этой сваре.
        Я склоняюсь скорее ко второй версии, поскольку имена «Здоровых Сил» называются разные, да притом за некоторые из них не поручится ни один психиатр. Обычная коллективная безответственность, неболее того.
        Быть инициатором всеобщей мобилизации в условиях резкого противодействия народных масс, значит если не окончательно поставить крест на политической карьере, то как минимум - усложнить её до той крайности, когда возвращение в Большую Политику граничит с чудесами.
        В итоге все киваю друг на дружку, и кто будет той фигурой, что подсунет на подпись Николаю злосчастный указ, пока неизвестно. Да и подпишет ли император его…
        Не думаю, что странное это состояния продлится хоть сколько-нибудь долго. Влияние Британии при Российском Дворе в настоящее время велико просто необыкновенно. Хотя нельзя недооценивать и влияние Франции…
        Пока же в стране проводят частичную мобилизацию и ведут самую оголтелую пропаганду, но получается скверно!
        Русский мужик более всего хочет, чтобы его не трогали, и в настоящее время решительно не понимает, а за что же он, собственно, должен воевать?! Даже если отставить в сторону революционное брожение…
        … власти попросту нечего предложить в качестве морковки! Извечная мечта о Царьграде и проливах в настоящее время стыдливо замалчивается, ибо Османская Империя внезапно стала - союзником!
        Мне сложно даже представить, какие шаги предприняли для этого британцы, и как Германская дипломатия ухитрилась упустить из своих рук прикормленную страну. Но факт налицо, и турка ныне предполагается возлюбить, как ближнего своего.
        Союзнические интересы мужикам тем более непонятны, ибо лично они у британцев ничего не брали, и возвращать царские долги собственной кровушкой желания не имеют.
        Смотрится всё происходящее дурно срежессированным спектаклем, и от попыток анализа ситуации у меня начинаются головные боли. Так, Британия торопит Российскую Империю со вступлением в войну и выплёскивает праведный гнев через прессу, порицая лукавых союзников.
        Одновременно с этим Соединённое Королевство используя в том числе условно-нейтральный статус Российской Империи, проворачивает финансовые аферы с долговыми обязательствами страны, документами на получение никогда не существовавших грузов и тому подобными вещами. Выходит так, что российское бездействие британцам выгодно ничуть не меньше, чем немедленное вступление в войну…
        Я в это царство Мамоны не лезу, оставив на откуп Эсфири. По её словам, аферы не столько сложные, сколько наглые, с дипломатическим прикрытием на самом верху и большей или меньшей лояльность представителей высшей российской Власти. Не видеть такие вещи хоть сколько-нибудь компетентному чиновнику попросту невозможно, но… молчат, лишь в газетах изредка появляются заметки о ненадлежащем поведении союзника.
        Если говорить коротко, то Российская Империя ещё не успела вступить в войну и растратить британские кредиты, как уже оказалась должна! Впрочем, ничего нового…
        Рассматривая взаимоотношения двух стран, не могу понять, в чём Великобритания заинтересована больше - в победе, или же в развале Российской Империи? Понятно, что идеальным вариантом для бриттов была бы победа в войне с последующим развалом союзного государства, но мне кажется, они готовы потерять Россию как союзника, увидев её если не окончательно уничтоженной, то как минимум сжавшейся, как шагреневая кожа.
        Политика, странная только на первый взгляд, и только человеку, привыкшему думать максимум на несколько лет вперёд. Британия готова проиграть тактически, но выиграть стратегически! Ослабленная Российская Империя открывает Соединённому Королевству всю Азию, и в том числе Туркестан. А проигрыш в колониальной войне, ситуация не самая страшная…
        … да и будет ли он таким уж серьёзным?
        На стороне Британии выступает Османская и Японская Империи, да и Россию нельзя окончательно сбрасывать со счетов. Даже если мобилизация сорвётся, всегда может найтись человечек, нашептавший нужные слова Паровозику Вилли или престарелому Францу-Иосифу!
        
        Прусские или немецкие сапоги ступят на землю Российской Империи, и…
        … так или иначе, Российская Империя вступит в войну, оттянув на себя часть вражеских сил. А дальше… дальше русскому мужику не нужно будет уже объяснять, в чём цели войны, и за что он воюет!
        Я не тщусь надеждой, что наша авиация развалит Британию как карточный домик. Не стоит недооценивать техническое превосходство, но нельзя и переоценивать его.
        Как ни крути, но в применение в Колониях единственного нашего значимого козыря, даёт огромное преимущество нам, и отсрочку - Британии. И если бы не лукавство союзников…
        … всё могло быть иначе! Но сложилось так, как сложилось, и ныне у Кантонов нет вечных союзников и вечных врагов - вечны и постоянны лишь интересы государства и его граждан.
        Скорее всего, Соединённое Королевство всё ж таки устоит, хотя и несколько ослабнув. Запас прочности у Британской Империи огромен, и бросая в топку кризиса свои колонии и доминионы, она наверняка выстоит, а далее будет жить надеждой вернуть и преумножить утраченное.
        Что ж… пусть её! Я не горю желанием положить жизнь на алтарь мщения, и если Британии суждено быть в веках, то так тому и быть. Просто отныне - не Первой Державой!
        … и я очень надеюсь, что наша авиация всё ж таки окажется достаточно весомым козырем в этой шулерской игре. Я не могу предотвратить развал Российской Империи, и не знаю, хочу ли…
        Но я приложу все силы, чтобы ни Британия, ни кто бы то ни было ещё, не смогли воспользоваться кризисом в многострадальном моём Отечестве в свою пользу. Как там обернётся ситуация, Бог весть…
        … но решать свою судьбу будет сам народ. Без посторонней помощи!

* * *
        Война в Европе разгорается медленно, и если вынести за скобки противостояние Австро-Венгрии с Италией, ожесточения пока нет. Более всего это похоже на делёжку территории двумя стаями бродячих собак, когда псы замерли в напряжении и скалят зубы, утробно рыча.
        Время от времени кто-то из них не выдерживает и кидается вперёд, успевая клацнуть клыками подле морды соперника, да порой обменяться короткими укусами, болезненными, но в общем-то, безопасными. Схватки эти, полные драматизма для непосредственных участников, обыкновенно не сразу получают продолжение.
        Псы биты и потрёпаны жизнью, и прекрасно знают, что важнее не стать победителем в этой драке, а не стать побеждённым! Лихие бойцы, рвущиеся вперёд безо всякой оглядки, живут недолго, и калеки никому не нужны. Впрочем, судьба трусов не многим более завидна.
        Так и стоят на месте, скаля зубы, и более всего желая, чтобы у соперника сдали нервы, и он отступил назад, а потом ещё и ещё… И вот уже вражеская стая, визжа, улепётывает с места битвы, а их догоняют и кусают, кусают… мстя за пережитый страх. Потом гордые победители с чувством собственника обозревают отвоёванную в бою свалку или пятачок возле рынка.
        Бои ведутся преимущественно на море, и более всего они похожи на шахматные партии, в которых опытные шахматисты, держа в голове заученные комбинации и пытаясь предугадать действия противника, двигают фигуры кораблей, долго думая над каждым ходом. Противники хорошо знают друг друга, и пытаются не только переиграть, но и передавить психологически.
        Эскадры могут маневрировать по несколько дней, добиваясь выгодного положения для себя, пытаясь подставить противника под пушки береговой артиллерии, взять его в клещи, и попытаться провести одну из сотен и сотен комбинаций, известных военным морякам. В таких боях значимы порой настолько ничтожные мелочи, что человек несведущий может и удивиться, но Победа часто складывается как раз из мелочей.
        Маневрируя, противники обмениваются выстрелами, но однозначные результаты крайне редки. Победы если и есть, то обычно по очкам. Две-три не самые значительные пробоины, необходимость переключиться с крейсерского хода на самый полный, надрывая двигатели и вымучивая людей.
        Затем противники расходятся, и одна из сторон объявляет себя победителем, но бывает, что…
        … оба! К слову, не так уж редко.
        Снова, и снова, и снова… «Настоящие» кровопролитные морские бои случаются достаточно редко, и уж точно - много реже, чем полагают обыватели!
        Флот, это важнейший инструмент политики, и одно его наличие в определённой точке земного шара, может дать колоссальное геополитическое преимущество. А ещё любой, даже устаревший военный корабль с выученным экипажем, это очень… очень дорого!
        Кровопролитные морские бои редки, и чаще всего они от безысходности. Обычно же - война умов, нервов и выучки экипажа, базирующиеся на фундаменте из технологий. Несколько выстрелов, пробоины в бортах, расстрелянные стволы орудий и несколько погибших членов экипажа.
        И всё это копится…
        … а потом оказывается, что ресурсы двигателей выработаны напрочь, новые стволы взамен расстрелянных ещё не сделали на заводах, и не все корабли могут просто отойти от пирса…
        Чтобы побеждать, нужно не просто быть храбрым и умелым моряком, но и выстраивать свою стратегию и тактику с учётом имеющихся на складах ресурсов, логистики, качества подготовки запасных экипажей.
        А жестокие бои - как последний козырь! Когда уверен, что твои действия переломят ход войны. Ну или просто - нечего терять…
        Эскадры маневрируют, сходятся смертельных шахматных партиях, перерезают торговые пути в океане, обстреливают города и высаживают десанты не более чем в сотню человек. Действия по большому счёту обыденные, но пресса раздувает каждый эпизод, подкидывая обывателям поводы для гордости, гнева и Священной Мести.
        Если прибрежный городишко противника обстреляли Наши Парни, то пресса смакует каждое попадание. Даже если случайным снарядом разрушена всего-то пара лодочных сараев, а остальные канули втуне, утопнув в непролазной грязи и разметав попусту всякий сор, досужие писаки обсасывают экономический и моральный эффект так, что создаётся впечатление едва ли операции фронтового масштаба. А мирные обыватели, случись им погибнуть…
        … что ж, это превратности войны! Если вообще упомянут о них в статье. Потому как… зачем?
        Если же монета падает другой стороной, и наши мирные города обстреливают Эти Мерзавцы, то пресса с тем же смаком подсчитывает каждый снаряд, выпущенный Этими Идиотами впустую. А моральный эффект… о чём вы?! Наши Парни теперь будут сражаться с удвоенной силой! Никакой пощады Этим Мерзавцам, способным только убивать мирных граждан, спящих в своих постелях!
        Несмотря на старательное расчеловечивание противника, стороны ведут себя не то чтобы по-рыцарски, но с некоторой оглядкой на нормы морали. Пока.
        Всем, кроме обывателей, ясно, что скоро это пройдёт, и старательно нагнетаемая ненависть прорвётся, как гнойный фурункул, а потом снова, снова, и снова! Но это в Европе, где люди просто не успели озвереть… По крайней мере - массово.
        А за пределами Старого Света правила Игры всегда немножко отличались. Многие из офицеров и чиновников сами де-факто ссыльные, отправленные за пределы Метрополии за пренебрежение нормами морали и вопиющую некомпетентность, пьянство и иные пагубные привычки, а ещё…
        … имея желание выслужиться - любой ценой!
        В Европе воюют обычные кадровые офицеры и солдаты, щедро разбавленные обывателями, вчерашними школьными учителями, продавцами и почтальонами, привыкшими жить с оглядкой на соседей и общественное мнение.
        В Колониях же - всё больше пьяницы и каторжники, перед которыми некогда поставили выбор - таскать тачку с породой, или винтовку! И они сделали выбор…
        … а потом привыкли умиротворять туземцев, подавлять бунты и оглядываться только на мнение непосредственного командира. Если он рядом!
        Так что инциденты начались…
        … сразу.

* * *
        На пепельное рассветное небо брошено рваное лоскутное одеяло из низких серых облаков. По откосам побережья ходит туман, пластаясь в низинах и впадинах белесыми змеями, оседая росой на камнях и траве, душно прижимаясь к влажной земле.
        Сквозь прорехи в одеяле из облаков проглядывают тускнеющие, сонно перемигивающиеся звёзды. Солнце не спешит подниматься над окоёмом, зябко прячась где-то вдали за пеленой густого тумана, и будто сама Земля, потягиваясь со сна, не торопится никуда, выжидая самые сладкие минутки перед началом нового дня.
        Слышен только посвист ветра в камнях, да если замереть и приглядеться, можно увидеть торопливую суету мелкой живности, спешащей на охоту в эти предутренние часы. Земля и камни и ещё не прогрелись, и снизу ощутимо тянет холодком, заставляя зябко подбирать босые ноги.
        - Дед… - отзевавшись и подтянув ноги под себя, позвал белоголовый мальчик лет пяти, привстав со старого, многажды латаного армяка, расстеленного на скошенной ещё с вечера траве, - деда…
        - Чевой тебе, малец? - сонно отозвал клюющий носом старик, сидящий на выбеленном океаном причудливом бревне, с корнями аккурат под спину, что куда там креслу в помещичьем дом?, - Спи давай! Рано ишшо.
        Мальчишка заворочался, засопел, но видать, выспался уже, и неугомонная, любопытная его ребячья натура снова взяла верх.
        - Деда…
        - Вот же неслух! - нахмурил кустистые брови старик, но в серых выцветших глазах было столько любви и ласки, что мальчик невольно заулыбался в ответ.
        - Не спится, Захарушко? - беззубо улыбнулся дед, расплывшись морщинистым солнышком.
        - Неа! - мотанул головой мальчишка, садясь на армяке и вкусно зевая, потягиваясь всем телом, - На всю жисть вперёд кажись выспался!
        - На всю жисть… - старец закхекал так, что человеку стороннему не сразу бы и стало понятно, что он смеётся, - И-и, Захарушко… я в твои года так же думал, а потом - куда там! Всё некогда да некогда, и только зимой, да… Но какой там сон? Не… то думки думаешь о судьбинушке нашей християнской, а то просто - живот от голода подводит так, что и сон не сон, а проваль какая-то чернушная.
        - Н-да… - старик замолчал, хмыкнул чему-то, и продолжил:
        - А чтоб досыта спать, да без забот, так это, Захарушка, нечасто выпадало. Ну, слава Богу…
        Он истово перекрестился, и подняв глаза к небу, начал по памяти честь молитву, постоянно крестясь на рдеющее утреннее солнце, краешек которого начал проглядывать из-за горизонта. Молитва его далека от церковных канонов, и является отменным образчиком апокрифической[109 - Апокрифическая МОЛИТВА - МОЛИТВА, составленная по образцу церковной, но содержащая большое число вставок из народных поверий и заговоров, переделки или отрывки из апокрифов.] из тех, от которых этнографы и историки приходят в восторг, а попы - в ярость. А сколько такого по деревням и сёлам - невытравленного ещё, несмотря на все усилия Церкви, давнишнего, самобытного…
        Ребёнок, мало понимая в происходящем, молился, повторяя слова вслед за дедом с тем ребячьим интересом, когда понимания почти что и нет, но есть желание сделать всё как взрослый. В таком разе малышне вовсе не важно, что именно делать, лишь бы вслед за старшими.
        - Слава Богу, - повторил старец, закончив молитву, - авось вам полегше будет, в Африке-то. Да… кто б мог подумать? Африка, ишь ты… и государство мужицкое! А обещают…
        Он помотал головой, усмехаясь недоверчиво, всем своим крестьянским нутром отвычный верить словам, в которых говорится хоть что-то хорошее. Вот гадостей всяких, это да… привыкли! А словеса, это так…
        … пыль! Дунул, и нет. Вона, сколько разговоров ходило, когда из крепости освобождали![110 - Отмена крепостного права.] И что, освободили? То-то! Ещё хуж?й стало, а разговоров-то… Какая ж это свобода, когда землицу, которые твои предки сотню сотен раз своим потом и кровью пропитали, у бар по дикушным ценам выкупать приходится, притом хотишь ты тово, аль вовсе нет?!
        А до тово ты с земли ни шагу сделать не могёшь без дозволения барсково! Што ж это, как не крепость? Так…
        - Живы-здоровы, - истово сказал старик, крестясь, - сыты, одеты да обуты, и слава Богу!
        Ни во что большее он уже не верил… Не умел. Может быть, внуки и правнуки, подняв головы, смогут мечтать о чём-то большем… А ему по сию пору не верится, что телесных наказаний в законах-то и нетути! Вот не единого… ась?! Это вообще как? Народ непоротым будет, вот уж чудо-то…
        - Пописяй давай, - переключился он на земные заботы, - покуда в штаны не напрудил.
        - Ой! - отозвался правнук, резво вскакивая на ножки.
        - Уже успел?! - засмеялся-закхекал дед.
        - Почти! - отозвался внук, уже задравший длинную рубаху возле трещиноватого валуна саженях в пяти от их стоянки, - Чутка ишшо, и не успел бы!
        - То-то, што не успел бы, - усмехнулся старик, - Ну, всё… стряхнуть не забыл?
        - Оно само… - небрежно отозвался мальчишка, приникнув губами к протянутой тыквенной фляге, придерживаемой стариком, - стряхнулось.
        - Стряхнулось… - старик закхекал, и достав было узел с провизией, призадумался, поглядел на пенящиеся океанские волны и нахмурился, отчего кустистые его брови напрочь закрыли глаза. Погода не то чтобы вовсе дрянь, но и ничего хорошего. Свеж?, ветрено, и кажись, полоснёт сейчас холодным дождиком, да с ветерком!
        - Оно вроде как и лето… - с сомнением пробормотал старый мужчина, вцепившись рукой в седую козлиную бороду, спускавшуюся до самого пояса. В голове крестьянина с трудом удерживалась мысль, что они нынче проживают на другой стороне Земли, и что когда в их отеческих землях зима, здесь самый что ни на есть разгар лета.
        Правнук тем временем кашлянул, и старец, нахмурившись, узловатыми артритными руками завязал узел обратно.
        - Пятерых унуков уже схоронил… - пробормотал он, тяжко вздымаясь на ноги, - хватит! Не для тово я родную земельку бросал, штобы и здеся родную кровь хоронить. Неча! Погосту со стариков начинаться д?лжно, а не с малых дитачек!
        - Захарушко! - надтреснутым, дребезжащим тенорком позвал он разыгравшегося несколько поодаль мальца, и подхватил ружьё. Старый, выменянный у буров роёр - ещё тогда, по первости…
        Сейчас мало кто держит такую рухлядь, а ему што? Бахает, случись што, громко… а што ещё надо, коли ты поставлен от общины следить за морем-окияном? Увидел, што корапь к берегу идёт, так бахни, и всех делов! Разбираться, што и как, это уже пусть те, кто помоложе должны! А его дело стариковское… да и какой такой корапь? У нево вон мальчонка кашляет!
        - Захарушко! - ещё раз позвал он мальчика, и когда тот подбежал, положил тому руку на плечо, удерживая при себе. Опираясь на роёр, как на посох, старик поглядел в сторону океана, старательно щурясь подслеповатыми глазами.
        - Уж корапь не упущу… - бормотнул он, поглядел тревожно на срывающиеся с неба капли, подхватил с земли старый армяк, служивший внуку постелью, и зашаркал, спеша уйти за гряду от ветра и дождя.
        Успели в последний момент, обойдя скалистую гряду и спрятавшись в пещерке, хотя вернее её было бы назвать расщелиной меж огромных валунов. Тесновато, но хватило аккурат на старика и мальчонкой, и осталось даже немного места для того, чтобы развести костёр на каменном полу.
        Наморщив нос, укутанный в армяк ребёнок тем временем чихнул - раз, да другой…
        - Чичас, Захарушко, чичас… - тотчас засуетился старик, собирая костерок и хвороста и плавника, ранее вынесенного на берег океанскими волнами, и притащенного в пещерку загодя, на такие вот ситуации. Постукивая кремнем о кресало, он добился попадания искорок на затлевший кусок старой ваты, раздул его, и поднеся к заготовленной растопке, разжёг костёр.
        Через несколько минут, сидя у огня и поглядывая на непогоду снаружи, старик рассказывал мальцу какую-то бывальщину из своей длинной жизни, богатой не столько приключениями, сколько всякого рода тягостями, от которых человек, не слишком крепкий Верой, давно бы вздёрнулся на вожжах.
        Говоря по правде, непогода снаружи не то чтобы вовсе разбушевалась, но правнук согрелся и перестал кашлять. Вон… трескает себе за обе щеки нехитрую снедь, да слушает старика, приоткрыв рот. А дым от костра, поднимаясь наверх, протягивается в расщелины и появляется над грядой, ничуть не мешая пещерным обитателям.
        - Ладно, Захарушко… - закряхтев, старик тяжело поднялся, опираясь на роёр, как на посох, - пойду, гляну на море-окиян…
        - Деда… ну дед! - малец дёрнул того за рукав, - Доскажи скаску-то!
        - Скаску… - кхекнул старик, остановившись и взъерошивая мальчишке вихры, - кому скаска, а кому и быль!
        Некстати заболела поясница, и он решил, что в самом-то деле… нужно же досказать! Усевшись, старик отставил ружьё, кашлянул, припоминая, на чём же он остановился?
        … крейсер Его Величества стал на якорь в полумиле от побережья, и почти тут же с его борта были спущены шлюпки, заскользив к берегу. Несколько минут спустя невысокие смуглокожие военные уже выпрыгивали из шлюпок прямо в воду, высоко поднимая над головой винтовки, и брели через волны к пологому берегу.
        Волнение к этому времени уже утихло, но небо всё ещё хмурится обиженной бабой, которая и сама не знает ещё, отшмыгается ли она, или сорвётся и зарыдает, уткнувшись в фартук и сотрясаясь плечами.
        Один из воинов, потянув носом, перебросился несколькими словами с сослуживцами, и несколько секунд спустя лэнс-наик[111 - Лэнс-наик - одно из унтер-офицерских званий (низшее) в частях гуркхов.] вытянулся перед джемадаром[112 - Джемадар - одно из офицерских званий (низшее) в частях гуркхов, соответствующее заместителю командира взвода или же командиру взвода. Относится к категории Вице-королевских офицеров, то есть их офицерский патент подписывал не король/королева, а вице-король Индии: джемадар, субедар, субедар-майор.]. Не думая долго, тот отдал приказ, и гуркхи с ловкостью уроженцев гор заскользили по камням, выискивая источник дыма. Поиск их был недолгим…
        - Деда-а! - истошно закричал мальчик, срывая горло, и старик с удивительной для его лет проворностью метнулся к ружью, нажимая на курок, и…
        … осечка! Наверное, всё ж таки не следовало использовать роёр как посох.
        Второго шанса гуркх не дал, и тяжёлый кривой нож отрубил руку старика так же легко, как хозяйки сечкой разрубают кочан капусты. Старческий рот распахнулся в крике…
        … и седая голова так и не перестала немо кричать, кувыркаясь по каменному полу пещеры. Она катилась медленно, и кажется, можно было разглядеть срезы вен и артерий, позвоночного столба и разрубленных мышц…
        … пока голова не уткнулась в ноги ребёнка, сидящего на большом булыжнике, на заботливо сложенном в несколько армяке. Ткнувшись в его ступню старческими дряблыми губами, ныне залитыми кровью, голова развернулась, и мёртвые глаза будто попросили прощения у ещё живого правнука.
        Взвизгнув, мальчик пригнулся, и поднырнув под руку гуркха, изо всех сил припустил в сторону дороги, ведущей в деревню. Но…
        … тяжёлый кривой клинок вонзился ему в спину, перебивая позвоночник.
        - Де… - прохрипел ребёнок, и синие глаза его навсегда угасли, запорошённые пылью Африки. Подошедший непалец, поставив ему на спину ногу, с лёгкостью выдернул клинок, и тщательно обтерев об одежду убитого, спрятал в ножны, не забывая зорко поглядывать по сторонам.
        Гуркхи, дождавшись командира-британца, выстроились в боевой порядок и поспешили вперёд. Несколько минут бега, несколько поворотов извилистой дороги…
        … и зазвучали первые выстрелы.
        Увы, но русские переселенцы пусть и прошли начальную военную подготовку, но вот ветеранов прошедшей войны среди них не нашлось. Предлагали, но… мужики решили жить своим умом. Бывает. Заставлять их не стали.
        Опыт же отставного унтер-офицера, считавшегося у них за старшего, оказался совсем не к месту. Служакой тот был старым, с поседевшими на службе мудями, вот только опыт многолетней службы в провинциальном гарнизоне не совсем то, что нужно для Фронтира! Скорее даже - наоборот…
        Так что даже ружья, совершенно исправные и отменно вычищенные, были составлены…
        … в пирамиды, и находились аккурат между наступающими гуркхами и мужиками, занимающимися дорожными работами на благо общины. Всего оружия под рукой - два револьвера на поясах у молодых парняг, привешенных скорее для пущей важности и желания пофорсить перед девками.
        Один из них, чорт знает как, но успел выхватить револьвер…
        … и тут же упал с пулей в груди, хрипя и булькая кровью, страшно суча ногами и отходя посреди растерявшихся односельчан. Его товарищу тяжёлая винтовочная пуля снесла полчерепа, брызнув кровью и мозгами на стоящего рядом отца.
        Единый миг…
        … и растерянный, перепуганный немолодой мужик, только что стоявший с ужасом в помертвелых глазах, метнул топор, и что характерно…
        … попал! Пусть обухом, но низкорослому монголоидному крепышу хватило, и череп гуркха раскололся ничуть не хуже, чем от винтовочной пули! Хрясь… и мозги наружу.
        - А-а! - как в руках того мужика оказалась мотыга, было решительно непонятно, но вот он уже бежит на гуркхов, не помнящий себя берсерк из Центрального Нечерноземья.
        - Jai Mahakali, Ayo Gorkhali![113 - «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali» переводится, как «Слава Великой Кали, идут ГУРКХИ!»] - заорали в ответ десятки глоток.
        … и один из стоящих впереди солдат, выдернув из ножен огромный кривой нож, прыгнул навстречу мужику. Остальные гуркхи, что характерно, стояли! Поединок. Короткая сшибка…
        … и кукри разрубил мужику грудную клетку - так, что сахарно блеснули разрубленные рёбра, тут же окрасившись кровью. А мотыга всё равно опустилась на голову гуркха, дробя кости в крошево, и ещё, ещё… пока другие солдаты исступлённо рубили ножами уже мёртвого по сути человека.
        Наверное, эти несколько драгоценных секунд и вытянули ситуацию, сделав её не вовсе уж безнадёжной, подарив мужикам время, чтобы хоть немного придти в себя. И вот уже на дороге сцепились в рукопашной воины из Непала с кривыми ножами и винтовками, и русские мужики - с чем придётся. Две, может три секунды замешательства, и люди смешались, сцепившись в смертном бою.
        Выстрелы слышались редко, и Бог весть, была ли причиной этому теснота схватки, или же озверение, которое принято называть «упоением» боя! В воздухе повис тяжёлый запах крови, распанаханных животов, рвоты и фекалий.
        Всё случилось так быстро, что осознать происходящее мужики вряд ли успели, но уже ввинчивался в уши бабий вой, и всем было кристально ясно, что отступать - нельзя! Обе стороны старательно расчеловечивали противника, но гуркхов даже британская пропаганда рисовала «кровожадными дьяволами», ибо основная их функция - карательная!
        … поэтому крестьяне дрались не с людьми, но с приспешниками Нечистого, и как в таком разе можно отступить?! Да ещё и - бабы…
        Булькающий хрип… и пожилой мужчина с сивой бородой, густо окрашенной кровью из разрубленного горла, успевает опустить разрубить топором ключицу своему убийце. А потом, сделав несколько шагов, не в силах уже держать топор, вцепился в другого непальца и держать, держать изо всех сил… пока лезвие мотыги не разрубило тому позвоночник.
        Старый ветеран, всё ж таки добежавший до пирамиды с ружьями, передёрнул затвор и…
        … выстрел! Один из гуркхов упал в горячую пыль под ногами сражающихся, и забился в предсмертных корчах.
        Ответный выстрел непальского стрелка окровавил голову ветерана, оставив от уха лишь кровавые ошмётки, но бывший унтер-офицер, будто не чувствуя боли, передёрнул затвор, и…
        … выстрел! Тяжёлая пуля разворотила тазобедренный сустав смуглокожего агрессора, и тот завыл на одной ноте, тяжело завалившись на спину.
        Тело старого унтера пронзило сразу несколько пуль, выпущенных из британских ружей, но он успел передёрнуть затвор, и…
        … винтовку подхватил подросток лет пятнадцати, в падении стреляя в набегающего непальца. Попал в живот, но это был последний патрон в обойме, и от набегающих врагов пришлось отмахиваться винтовкой, используя её вместо дубины. Недолго…
        Бледнокожий и рыжеволосый второй лейтенант, командующий десантом, остался в стороне от схватки, и сейчас хладнокровно выцеливал мужиков из револьвера системы Энфилда. Вращаясь городошной битой, пролетела над дорогой лопата, но британец увернулся, лишь слегка оступившись…
        … хватило и этого! Один из мужиков врезался в него косматой кометой и они покатились по земле, рыча как дикие звери. Британец не чуждался спорта и школе играл в регби, но привычка к спортивным правилам сыграла против него, и голова офицера была вколочена в дорогу. Ещё, ещё…
        … пока в спину победителю не вонзился клинок кукри! А потом лезвие топора снесло гуркху верхнюю часть черепа…
        Точку в этой бойне поставили набежавшие с ружьями бабы и мальчишки, некоторым из которых не исполнилось и десяти. А пару часов спустя, прячась за гребнем скалы, они отразили вторую волну десанта, после чего корабль Его Величества ушёл.
        … из взрослых мужиков не выжил никто.
        Глава 15
        Потерев ноющие виски, снова взялся было за работу с документами, но быстро сдался и отложил бумаги на край стола, придавив от сквозняков пресс-папье. Откинувшись назад, посидел так некоторое время, бездумно поглядывая на тикающие секундные стрелки настенных часов.
        
        Звук приглушённой перебранки за окном прервал сонное оцепенение, и я, встряхнувшись, решительно встал из-за стола, скрежетнув ножками стула по дощатому крашеному полу. Спрятав документы в сейф, размялся слегка у открытого настежь окна, дослушивая забавную свару двух техников, и вышел из кабинета.
        - Я в столовую, - привалившись к дверному косяку уведомляю в приёмной заработавшегося Лёвку.
        - Угу… - отозвался секретарь, не отрываясь от печатанья, - одну минуточку…
        - Да! - он наконец закончил работу и поднял голову, - Ты что-то сказал?
        - Я в столовую, пойдёшь со мной? - повторяю терпеливо, обмахивая потное лицо шляпой.
        - В столовую… - Лёвка задумался было, поглядывая на кипу документов, но бурчащий живот подсказал верное решение. Встав, он подхватил было китель, висящий на спинке стула, но поглядел на меня, стоящего в сорочке, да ещё и с закатанными руквами, безнадёжно махнул рукой и повесил назад.
        Я сдвинул шляпу на затылок и хохотнул, отчего секретарь скривился. Лёвка, как это бывает у людей глубоко гражданских, питает некоторый пиетет перед военной атрибутикой. Точнее, не так…
        … почтение к знакам различия, аксельбантам и тому подобным вторичным половым признакам, питать он начал после получения звания корнета и «крылышек» авиатора. Я же, закрутив до отказа гайки по части лётной и технической дисциплины, нарочито ослабил их во всякого рода шагистике и формализме.
        Военные из Старушки Европы, которых в армии ЮАС предостаточно, на такое непотребство шипят и плюются. Даже поговорку придумали «Порядок заканчивается там, где начинается авиация!»
        Да и чорт с ними! Я считаю это своего рода предохранительным клапаном, потому как невозможно жить, будучи постоянно застёгнутым на все пуговицы, притом как формально, так и буквально!
        Требования к внешнему виду у меня самые простые: быть чистым и опрятным (по возможности), всегда иметь оружие при себе, и пребывать в полной боевой готовности, находясь на территории части. Всё!
        «До синевы выбрит и слегка пьян», как и идеологию «бравого вида» вообще, я категорически не приемлю.
        Во-первых, господа офицеры понятие «нормы» понимают весьма своеобразно, и предостаточно тех, кто способен на осмысленные действия, будучи на самом деле пьяным до изумления. Со стороны поглядеть - так картинка, а не офицер, разве что выхлоп несколько демаскирует. Не шатается, говорит ровно, действует здраво, но…
        … строго по шаблону. Чуть ситуация вильнёт в сторону, и офицер с картинки оказывается тупым животным, способным только орать и отдавать бессмысленные приказы.
        Во-вторых, этим я хотя бы отчасти отсекаю огромное количество бессмысленной фигни, коей переполнена любая современная армия. Все эти строевые смотры, чистка пуговиц и прочее архаичное наследие из Средневековья… зачем? Вот и я не знаю…
        - Без нас никого не пускать, - дежурно командую часовому у дверей, и сбегаю вниз, не дожидаясь такой же дежурной отмашки ладонью у головы.
        Пока мы шли в столовую, Лёвка успел загрузить меня своим виденьем делопроизводства. Фонтанируя энтузиазмом, он рассказывал, размахивая руками за пол Одессы разом, как небольшое изменение в лётном журнале облегчит жизнь и непосредственно пилотам, и офицерам штаба.
        - Предлагаешь - отвечай, - соглашаюсь с ним, - Давай, сделай пару десятков экземпляров, заодно и протестируем, действительно ли они так удобны.
        - Есть сделать! - с энтузиазмом откликнулся Лёвка и заулыбался.
        Набрав полный поднос еды, поискал глазами, куда бы мне приземлиться, и увидев Саньку за одним из столов, раздумывать не стал. Брат, не прекращая энергично работать ложкой, вопросительно вскинул брови.
        - С инспекцией думаю тебя отправить, - сообщаю ему, умащивая задницу поудобней, - вот как раз с Сергеем.
        - Куда? - коротко поинтересовался Чиж, не спеша проявлять энтузиазм.
        - Приграничные аэродромы инспектировать, - говорю я и пробую солянку, - А удалась! Определённо удалась!
        - Аэродромы, хм… - Саня в задумчивости прикусывает ложку. К предстоящей задаче он отнёсся без особого восторга, и я мысленно погладил себя по голове, что не стал самое «вкусное» вываливать загодя.
        - Заодно и воздушную разведку подтянешь, - сообщаю тоном змия-искусителя. Уточкин быстро закивал, умоляющими глазами глядя на ведущего. В Африке он чуть более полугода, но так уж легли карты, что помимо Дурбана и Претории, притом наскоками, он бывал только на паре отдалённых ферм, почти безвылазно проживая на аэродромах.
        Не то чтобы Уточкин жаловался… Летать ему нравится, и кто бы что ни говорил о моём покровительстве одесситам, но пилот он отменный, и притом крепкий технарь, хотя и не получивший формально должного образования. Я его вижу как пилота-испытателя в послевоенном будущем, и Сергея моё в?денье более чем устраивает.
        … но и Африку поглядеть хочется! Не просто слонов, львов и жирафов, а вообще - всю, во всё её экзотическом многообразии.
        - Не тянут, да? - сухо сказал брат, опуская ложку и искоса поглядев на ведомого, - Ожидаемо… а што ты хотел от резервистов второй очереди?
        Я отмолчался, не став вступать с ним в спор… а смысл?! Да, решение спорное, и наверняка его можно было решить как-то иначе, но…
        … как?!
        Наступление британцев ожидается не позднее, чем через неделю-полторы, и за это время нужно успеть не просто переоборудовать аэропланы, но и переучить пилотов! Всех, хоть сколько-нибудь профессиональных и внушающих доверие…
        Были вручены повестки, на авиабазах резервисты дали подписку о неразглашении и начали самое спешное обучение. Не думаю, что за это время у нас получится подготовить их необыкновенно хорошо…
        Но даже азы пилотирования, да вкупе с синхронизатором, какой-то эффект это всё ж таки даст. На одну-единственную войну нам хватит и этого козыря!
        Не трогали мы только новичков, рукожопых неумех и тех, в чьих моральных или иных качествах имеются какие-то сомнение. Соответственно, в приграничных районах сейчас просто нет хоть сколько-нибудь грамотных пилотов.
        Но… а как иначе? Войска Британии уже вторглись на территорию ЮАС, но это пока преимущественно пехота. Ну и обозы, разумеется, куда ж без них!
        Флот Его Величества занят преимущественно сопровождением конвоев, тревожащим обстрелов прибрежных городов, да периодической высадкой десантов, которые мы пока что благополучно зачищаем под ноль. Хотя цена порой…
        Британская авиация также не участвует в боях, если не считать за таковые нечастые разведывательные полёты. Основные силы вражеского воздушного флота, согласно данным разведки, должны прибыть в составе ближайшего конвоя, и вот тогда-то, соединив усилия Флота Его Величества, пехоты и авиации, бритты планируют начать наступательную операцию.
        Ждём… и кто бы знал, как это тяжело! Каждый день получаю сводки: десанты, обстрелы прибрежных городов, сожжённые фермы в приграничье, взорванные шахты.
        Потерь пока немного… если оперировать сухими статистическими данными. У меня, к слову, не получается развидеть эти циферки как людей.
        … а тут ещё и Санька! Он не то чтобы не хочет, он именно что не может понять. Возраст, гормоны… не знаю. Не понимает!
        Для брата всё ясно и просто. В целом поддерживая наш план разгромить основные силы врага в нескольких крупных сражениях, в деталях мы с ним решительно расходимся!
        Санька считает, что нужно поступиться частью секретности ради человечности и снижения потерь здесь и сейчас. С цифрами апеллирует, с фактами. Но…
        … он слишком сильно опирается на такие составляющие, как «патриотизм», «самодисциплина» и прочее, видя людей куда лучше, чем они есть. Он, как мне кажется, несколько…
        … зажрался!
        Всё наше окружение, люди почти сплошь неординарные и порядочные. Не ангелы, вот уже нет… но в общем и в целом можно понять, что брат видит людей вообще через призму этих немногих.
        Я же просто по опыту знаю, что как бы ни были хороши люди, но опираться на такие сомнительные вещи можно только в тактическом плане, да и то, исключительно на коротком плече.
        Выстраивать же хоть сколько-нибудь внятную стратегию, базирующуюся на столь шатком фундаменте? Увольте!
        … а то что «люди здесь другие» и прочее… Разные здесь люди, разные! Да, в целом покрепче и подуховитей, но и никак не рыцари-храмовники времён расцвета Ордена!
        Да, сейчас наши войска отступают, но ещё неделя-другая…
        … и где будут бритты? Вклинившиеся на территорию ЮАС, но лишённые всякой авиации и с начисто или почти начисто перерезанными линиями снабжения! Много они навоюют, без патронов и снарядов?
        - … не тянут, - спокойно признал я, проглотив добрую тысячу слов, - Ну так как?
        - Хорошо, - пожал плечами Санька, уже не так сухо, - Есть какие-то детали? На что обратить особое внимание?
        - Внимание? - я чуть задумался, - Да… знаешь, не увлекайся инструкторской работой, пожалуйста! Ты именно инспектор, понимаешь?
        - Мм… - брат чуть задумался, продолжая механически жевать, но наконец кивнул, - Есть у меня такая привычка!
        - … а всё-таки, - нерешительно сказал он и замолк.
        - Ждём, Саня… - я не стал ничего говорить, а просто немигаючи уставился ему в глаза и позволил увидеть все свои переживания.
        - Понял, - сдавленно сказал он спустя несколько длинных секунд, разрывая зрительный контакт, - Так значит…
        - А вот так, - я криво улыбнулся, - Так и живу! Думаешь, мне не хочется вот настолечко…
        Едва заметно раздвигаю накрепко сжатые большой и указательный пальцы.
        - … ослабить? Хочется, Саня, ещё как… Здесь и сейчас это даже не сотни жизни спасёт, а как бы не тысячи! А потом? Потом что? Тысяча спасённых сейчас, но десятки тысяч погибших - потом?
        - А если нет? - тихо возразил брат, - Мало ли, как повернётся ситуация в мире…
        - А в нашу ли сторону повернётся? - так же тихо парировал я, - Запас прочности у Британской Империи куда как побольше, да и дипломаты - не нашим чета. Нет уж! Бить надо наотмашь, и так, чтоб не встал противник. Второй раз, случись нам сплоховать, ударить уже не дадут.
        Помолчав, Санька кивнул, и некоторое время мы ели молча, пока Уточкин не нарушил несколько неловкое молчание, начав травить байки, чему нисколько не мешало заикание.
        - Да! - прервав я Сергея несколько минут спустя, - Прости… просто потом, боюсь, забыть могу!
        Обрисовав брату идею Лёвки с журналами, я ожидаемо наткнулся на скепсис.
        - Бумаги? - протянул он.
        - Смотри… - я тут же сдал назад, не желая настаивать, - А! Может, Лёва тогда с вами? Как идея? Он как раз в этом море военной бюрократии не самая мелкая рыбёшка!
        - Замечательно! - Саня сразу воспарил энтузиазмом, быстро сообразив, что большую часть бумажной, откровенно нелюбимой им работы, можно будет сбагрить Лёве… А тот, к слову, и не против!
        - Вот и ладненько, - закивал я, - а заодно подтянешь его по части воздушной разведки.
        - Пф… - тяжело выдохнул брат, поглядывая на моего секретаря не без сомнений.
        - Попробую, но не обещаю, - честно сказал он, - Пилот из него выйдет в общем-то не самый скверный, да и как и штабной офицер, наверное, неплох…
        - Иначе не взял бы, - киваю я, краем глаза видя заалевшие щёки Лёвки.
        - Угум. Но воздушная разведка? - брат со скепсисом поднял бровь, - Хм…
        - Ну хоть понимание дай, - снизил я планку.
        - С этим попроще, - смилостивился Санька.
        - А закладки с оружием делать? - интересуюсь без намёка на напор, чтоб не слишком давить на и без того недовольного брата, - Не обязательно сам!
        - Ну если не сам… хм, можно, - пожал плечами Чиж, - Чорт! Хотя нет, только самому придётся! Ты же всех толковых пилотов отозвал, остались только наземные службы и те, кого и сам Лёвка поучить сможет. Ладно… многого не обещаю, но по дороге, если будет такая возможность, несколько остановок сделаем специально для этого. Всё?
        - Всё, всё… - закивал я.
        - К-кстати, - поинтересовался Уточкин, - а з-за-акладок не много? Я так п-прикинул, что чуть не ка-аждый пилот из п-проверенных не один д-десяток тайников сделал.
        - Много не мало, - философски отозвался я, - подъедая солянку, - Да и потом… много, это в перерасчёте на пилотов, а на всю армию попробуй отмасштабируй! Много ли груза аэроплан увезёт? Меньше тонны, и это если горючее впритык брать! Патроны, взрывчатка, оружие, медикаменты, немного еды… Это же, по большому счёту, взводу на два-три дня не самых активных боевых действий!
        - Н-ну… пожалуй, - кивнул Сергей, - не д-для полноценной армии, а д-для ма-аневренных отрядов?
        Угум, - мычу, не прекращая жевать и прислушиваясь к доносящимся до меня обрывкам разговоров. Пусть пилоты и придерживают языки, но даже по обмолвкам, если уметь, можно составлять достаточно качественную выборку мнений, пусть даже и «среднюю по больнице».
        В штабе меня ждало письмо, прочитав которое я тут же засобирался.
        - Что-то срочное? - поинтересовался Военгский, на которого я оставил командование базой.
        - Британцы блокировали гавань Дурбана, - отвечаю коротко, снимая трубку телефона, - Матиас? Готовь самолёт! Да… да, как обычно.
        - Всё нормально, - киваю Илье с той уверенность, которую не испытываю сам, - Основные силы британцев подтянутся не раньше, чем через неделю, так что время на подготовку пилотов ещё есть. Я лечу по вопросам организационным…
        Помор насмешливо вздёрнул бровь, позволяя себе усомниться в моих словах.
        - Ну… не только, - поправляюсь я, - но преимущественно.
        Задавать лишних вопросов Илья не стал, учён. И жизнью вообще, и мной в частности.
        
        На аэродроме в Дурбане нас уже ждали автомобили, подле которого нетерпеливо прохаживался Владимир Алексеевич, в компании человека, который не мог быть никем иным, нежели репортёром. За рулём второго автомобиля сидела новая пассия Корнелиуса, интересная эмансипэ из богемной среды, с весьма вольными манерами, так что молодой африканер, несколько смущаясь, отсеялся сразу же.
        
        Репортёра мой бывший опекун представил несколько невнятно для окружающих, как своего коллегу и старого знакомцы, так что вопросов и не возникло. Всем понятно, что имеет место быть корпоративная и земляческая солидарность, и что сей дятел клавиатуры получил возможность взять у меня интервью, пока мы едем в город. Ситуация не то чтобы очень частая, но и не редкая, с коллегами-репортёрами я стараюсь не ссориться.
        Пропустив вперёд автомобиль эмансипэ, мы выехали из аэродрома и задёрнули на окнах шторки - благо, солнце нам подыграло, и солнечный свет сегодня можно назвать пронизывающим.
        - Яков Ильич, - представил мне репортёра сидящий за рулём дядя Гиляй, - несмотря на молодость, мой давний и хороший знакомый.
        - Насколько хороший, - взгляд бывшего опекуна стал несколько ехидным, - что мне приходилось таскать его на себе, полностью обмочившегося.
        - Дядя Гиляй забыл сказать, что было мне на тот момент три месяца, - хмыкнул Яков Ильич, снимая с себя пиджак и со стоном отклеивая соломенные усы-щёточку.
        Я, не теряя времени даром, раздеваюсь до белья, переодеваясь в одежду двойника. Типаж лица и фигуры у нас весьма схож, ну да тут и ничего удивительного, физиономия у меня достаточно заурядная. Глаза только несколько выделяются, да и то… не так, чтобы очень.
        Переодеваться в одежду, влажную от чужого пота, не слишком-то приятно, но я постарался абстрагироваться. Это как раз тот самый случай, когда важны детали, мой двойник должен пахнуть именно как авиатор, а эту смесь запахов подделать сложно.
        Но какого чорта несвежим репортёром должен пахнуть я… Хотя бы сорочку мне могли дать свежую! Впрочем, не важно.
        Достав из саквояжа гримировальный набор, я наклеил усы. поглядывая в любезно предоставленное зеркало.
        - Бачки ещё, - подсказал дядя Гиляй, глядящий в зеркало заднего вида, - у Яши они несколько длинней.
        - Точно!
        Пока я наклеивал себе бачки, двойник, напротив, слегка подбрил их, и… оказался весьма похожим на меня! Если не вглядываться слишком пристально, разумеется!
        - Нормально, - удовлетворился наконец Владимир Алексеевич. Пока не приехали, пообщались немного, обмениваясь информацией и ставя голоса.
        - … рад был пообщаться, Егор Кузьмич! - прощаюсь с пассажиром, - Дядя Гиляй, моё почтение! Привет Наденьке!
        Автомобиль уехал, и я остался на тротуаре, испытывая странное чувство…
        … свободы? Да, пожалуй… В городе я постоянно под прессингом чужих взглядов и ожиданий, а сейчас, впервые за долгое время, я никому не интересен!
        Прогулявшись с часок по городу, и аккуратно проверившись на слежку, завернул в кафешантан, в коем у нас назначена встреча.
        - Пей, забавляйся, приятель Филибер[114 - Песня К.Н. Падревскаго. Музыкальная обработка Б.А. Прозоровскаго], - с хрипотцей пел шансонье с отчётливым марсельским акцентом и тем искренним надрывом души, что порой с лихвой восполняет некоторый недостаток певческого таланта.
        «А хорош! Лучше меня исполняет, право слово!» - и в голову некстати пролезли воспоминания, как я сочинял эту песню, сидя на подоконнике своей парижской квартиры и глядя на молодого, но уже потрёпанного жизнью военного, флиртующего с уличной продавщицей, торгующей каштанами. Сочинялось почему-то на русском, и я уже сильно потом переводил на французский.
        - Здесь, в Алжире, точно в снах,
        Чёрные люди похожи на химер,
        В пёстрых фесках и чалмах.
        Слушая вполуха, нашёл себе свободное местечко в глубине кафе, неподалёку от компании вкусно пьяных французских военных в компании цветных дам полусвета, ведущих себя с большим достоинством, если так вообще можно сказать о представительницах этой профессии. Заказав себе выпивку и кофе, принялся ждать, поглядывая вокруг, как и положено человеку, не чуждому ремесла репортёра.
        - В дымной кофейне невольно загрустишь
        Над письмом к далёкой к ней.
        Сердце сожмётся, и вспомнишь ты Париж,
        И напев страны своей:
        В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.
        Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура»!
        Много дней, веря в чудеса - Сюзанна ждет.
        У ней синие глаза и нежный рот.
        В пляске звенящих запястьями гетер,
        В зное смуглой красоты
        Скоро утопишь, приятель Филибер,
        Все, что нежно любишь ты.
        За поцелуи заплатишь ты вином,
        И, от страсти побледнев,
        Ты не услышишь, как где-то за окном
        Прозвучит родной напев:
        В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.
        Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура»!
        Много дней веря в чудеса - Сюзанна ждет.
        У ней синие глаза и нежный рот.
        Алые губы, гортанный звук речей
        Точно в снах мелькнул спеша…
        Ласки Фатимы и блеск её очей
        - И внезапный взмах ножа.
        В грязном подвале рассвет уныл и сер,
        Всё прошло - и страсть и гнев.
        Больше не слышит бедняга Филибер,
        Как звучит родной напев:
        В путь, в путь, кончен день забав, в поход пора.
        Целься в грудь, маленький зуав, кричи «Ура»!
        Много дней, веря в чудеса - Сюзанна ждет.
        У ней синие глаза и нежный рот.
        Перед началом боевых действий Дурбан буквально оккупировали представители союзников, своим поведением вызывающие скорее раздражение, чем дружественную приязнь. Отдельно взятые офицеры и капралы, как правило, вполне адекватны и даже симпатичны, но служебные обязанности их вызывают некоторое…
        … недоумение. Это если говорить языком дипломатии. А проще говоря, они лезут во все щели, занимаясь тем, что дядя Гиляй окрестил «дружественным шпионажем».
        Будучи формально наблюдателями, советниками и представителями, и имея полномочия, весьма серьёзные на взгляд человека неискушённого, союзники работают грубо, порой за пределами общепринятых норм. Руководствуясь не иначе как пословицей «Война всё спишет», они лезут куда льзя и нельзя, размахивая документами с грозными подписями и требуя к себе особого отношения.
        Особенно раздражает незамутнённая убеждённость Старших Братьев в том, что документ, подписанный каким-нибудь вторым заместителем начальника отдела Французского Генерального Штаба, имеет на территории Южно-Африканского Союза больший вес, чем устав караульной службы и письменный приказ президента Снимана. Чорт его знает…
        Мелькает иногда мысль, что наверное, такой подход имеет все основания, и наверное, где-то им позволяют вести себя подобным образом…
        … но очень неприятно видеть, как ЮАС пытаются поставить в позу полуколонии.
        Военные, не слишком нарушая приличия, притискивали к себе дам, подпевая шансонье и не забывая о выпивке. Я выдохнул, сбрасывая невесть откуда взявшееся напряжение, и усмехнулся. С-союзнички…
        - Какие ни есть, - бормочу тихохонько, и поскольку до условленного времени ещё с полчаса, делаю в блокноте небольшие карикатурные зарисовки, на полях которых тезисно набрасываю свои мысли по поводу отношения союзников. Все эти советники, консультанты, наблюдатели и военные специалисты по большому счёту просто балласт!
        Есть, разумеется, офицеры с техническим образованием, толковые генштабисты, медики и прочие профессионалы. Но по большей части это обычные «моменты» со связями, приехавшие за чинами, орденами и чужой славой.
        В бой, по крайней мере в первых рядах, идти им не придётся. Всё больше «присутствовать» в командных пунктах, да проверять линию обороны после вражеского обстрела, анализируя чужой опыт.
        Но так уж повелось, что после боя принято заполнять наградные формуляры, в том числе и на иностранных офицеров, хотя бы косвенно участвовавших в операции. Вроде как из вежливости… своеобразная военная дипломатия.
        Награждают командированных военных и правительства родных стран, притом часто не за реальное дело, а вроде как помечая тем самым территорию. Дескать, если мы наградили нашего офицера за участие в Вашей войне, то значит он молодец, и вообще - Наше государство тоже участвовало и оказало неоценимую помощь!
        Сержантам и капралам тоже перепадают награды, но там и вовсе до смешного. Достаточно иной раз с бравым видом попасться на глаза старшему офицеру союзных войск…
        … и на грудь падает очередная «блестяшка». Особого статуса, как правило, такие награды не имеют, но у ветеранов паркетных войск на груди порой настоящая кольчуга.
        В ЮАС с этим иначе, и сильно. Достаточно сказать, что после Второй Англо-Бурской у нас даже орденов и медалей ввести не удосужились! Да и потом… вплоть до богословских диспутов доходило - достойно ли доброму христианину вешать на грудь за убийство людей, и нет ли в этом кривды?
        Уже ближе к концу войны явочным порядком начали появляться шевроны отдельных коммандо и знаки «За ранение» или «Участие в рукопашной схватке». Неофициально…
        С началом президентства Снимана проект государственных наград вышел на новый виток, но заседающие в Фольксрааде мужи постановили, что все награды будут - сугубо после Победы! Дабы не искушать малых сих, и не вводить их во искушение…
        Делая зарисовки, не забываю поглядывать по сторонам, и заметив знакомую персону, закрыл блокнот, вставая навстречу.
        - Евгений Яковлевич? Добрый день, - протягивая руку полковнику Максимову.
        - Не имею чести… - сухо отозвался тот, не принимая руки, - Ба! Егор Кузьмич?
        - Он самый, - улыбаюсь приязненно, и наконец-то мы обмениваемся рукопожатиями, усаживаясь за столик, протиснувшись между стайкой девиц облегчённого поведения.
        - Вас не узнать, - глаза генштабиста скользят по моему лицу, остановившись на щёточке усов и большой родинке на щеке.
        - Вы тоже неплохо замаскировались, - делаю ответный комплимент. Он и правда не слишком похож на себя прежнего.
        
        - Неплохо… - скривившись как от зубной боли, он замолкает при виде подошедшего официанта и заказывает себе выпивку, - Вы, однако же, узнали меня ещё до начала условленных знаков.
        - Помилуйте, Евгений Максимович! - искренне удивляюсь я, - Вы же на нашей территории, а никак не наоборот!
        - Хм… и быстро срисовали? - осведомляется он.
        - Ещё в Петербурге, - даю честный ответ.
        - Однако… - он видит, что я не вру, да и нет такой необходимости, - недурственная у вас агентура, Егор Кузьмич!
        - На том стоим, - принимаю комплимент не себе, а всей разведке Кантонов разом, - Денег на разведку не жалеем, да и… хм, при наличии идеологической подоплёки работать становится значительно проще.
        Он морщится едва заметно…
        - Не принимайте близко к сердцу, Евгений Максимович! - спешу утешить его, - Мы ведь, собственно говоря, на одной стороне!
        - Социалисты? - он вздёргивает бровь, ухитряясь показать свой скепсис едва заметной мимикой. При всей своей демократичности, он не пытается опрощаться, уподобившись Толстому, и не играет в либерала с эполетами. Евгений Яковлевич вполне яркий представитель офицерства Российской Империи, разве что не «вообще», а весьма немногочисленного крыла технократов.
        - В первую очередь - патриоты, - парирую я ничуть не смущённый, - а социалисты или нет, не суть важно! У нас, не поверите, даже свои черносотенцы имеются, разве только без монархического подтекста.
        Помолчав, он сделал глоток, и я не стал вываливать на полковника своё в?денье будущего Российской Империи, давая ему время переварить информацию. На эстраде тем временем появился новый шансонье, и до двух заговорщиков в кафешантане решительно никому не было дела!
        Это ведь не шпионский роман, а жизнь. Если за нами нет плотной слежки, то обрывки фраз, выхваченные случайными слушателями, не играют ровно никакой роли. Понятное дело, толика конспиративности в нашем разговоре имеется, и хотя мы используем в разговоре настоящие имена, но всё ж таки не выкрикиваем их так, чтобы слышали все окрест!
        В остальном же… общество наше чрезвычайно политизировано, а цензура очень мягка и касается только военных и государственных тайн, да отчасти норм морали. Народ нисколько не стесняется, выражая свои мысли по поводу самодержавия, политического строя разных стран и тому подобных вещей.
        Не стесняясь, обсуждают военные перевороты, и…
        … это не всегда досужие фантазии! Народ у нас резкий, решительный. Один только переезд из Расеи для русского крестьянина или мещанина такой себе анабазис, что человек случайный его и не пройдёт! Даже если переезжает община, это такой слом всех жизненных устоев, столько человеческих трагедий…
        А одиночки или те, кто семьями едут? Вот уж битые-перебитые, ко всему готовые… Не буквально, разумеется, но психологическая готовность к любому жизненному дерьму у них просто поразительная!
        Год назад ещё шапку срывал, и кланялся любой кокарде с орлом, а ныне не просто вцепился в новую жизнь зубами и ногтями, но и готов отстаивать свои гражданские права с оружием в руках. Распробовали…
        А многие притом с опытом если не Англо-Бурской, то как минимум в Июльском восстании поучаствовали, ну или ещё где. Российская Империя велика, и в одном из её уголков непременно бунтуют!
        Одни - поговорят, спустят пар в свисток, да и начнут приглядываться, где им интересней обустроиться, и где семье лучше будет. Другие говорят ровно о том, что собираются сделать…
        Что есть, то есть… Тормоза во многих бошках сломаны напрочь!
        Революционеров, террористов, подпольщиков и прочей резкой публики, у нас - хоть в снопы скирдуй! Не только из числа поданных Российской Империи, к слову… Всех привечаем, кроме разве что крайних радикалов, кусающих кормящую их руку.
        - И в чём же, по-вашему, заключается наша роль? - осведомился наконец Максимов. Он немигаючи уставился на меня, но это не было не примитивное давление психики, а желание максимально подробно увидеть мою искренность, так что я не в обиде. Сам такими фокусами балуюсь, разве что…
        … профессиональней? А ведь пожалуй… мелькнули, да и пропали мысли, что в оперативной и подпольной работе я стал получше многих кадровых профессионалов! Лакун в этой области, разумеется, полно, да и возраст давит, но… а ведь действительно… состоялся!
        - В поддержании порядка, Евгений Яковлевич, - задумчиво отвечаю полковнику, - Не более… и не менее.
        - Вот как… - он на мгновение прикрыл глаза, - И что же, не будет никаких обещаний?
        - Зачем, господин полковник? - искренне изумился я, - Не путайте нас с отдельными группами революционеров, тем паче радикалами! Они, действительно, могут иметь какие-то свои планы… но мы за них не отвечаем и поддерживаем ровно в той степени, пока они идут в русле общей политики.
        - А так… - я пожимаю плечами, - Судьба страны в руках русского народа![115 - Озабоченным, выискивающим везде крамолу национализма, напоминаю - я пишу со стилизацией под эпоху, а тогда понятия «Российский народ» не было в принципе.] Будет ли то социализм по Марксу, Томасу Мору или буржуазная республика по французскому образцу, не суть важно. Есть ряд ключевых моментов, на которых мы настаиваем, а остальное - как получится. Все люди рождаются равными и свободными в своём достоинстве и правах…[116 - Всеобщая декларация прав человека.]
        - Красиво, - безэмоционально подытожил полковник Генштаба, выслушав мой краткий спич, и полез за папиросами. Открыв серебряный портсигар, он подрагивающими пальцами достал одну, и прикурил не с первой попытки.
        - Красиво, - ещё раз повторил он, - А получится ли?
        - Должно, - также безэмоционально отозвался, - а иначе… зачем всё? Вы, полковник, знаете, каково это - детский гробик отвозить по весне… Да не на кладбище, потому как денег на попа нет, а в овраг?
        - Даже так? - голос его дрогнул, и сигарета сломалась в руках, - Чорт!
        - Это не самое страшное, - спокойно сказал я, пока Максимов прикуривал новую папироску, - Это обыденность, Евгений Яковлевич. Для большинства русских - обыденность, есть вещи и пострашнее.
        - Я…
        - Вы изучали всё больше вероятного противника, господин полковник, - спокойно киваю, - понимаю. Вы просто представьте себе реалии Российской Империи…
        - … снизу. Четверть детей мрёт, не доживая до года. Ситуация с призывниками, половина из которых в принципе не пройдёт военную комиссию, а остальных нужно сперва откармливать, вам известна. Перспектив… да собственно, никаких!
        Он кивнул, и затянулся сильно. Не последовало громких слов о том, что он не знал… Знал, разумеется, знал! Как разрозненные факты, сводить которые в единую систему высочайше запрещено! Как запрещено слово «голод» в газетах, заменяемое на «недород».
        … а вообще, человеку с нормальной психикой думать о таких вещах просто не хочется! Подсознание противится, игнорируя такие факты. Потому что иначе…
        … нет иного решение, нежели менять всю систему! Пусть даже с мясом! Или помнить постоянно, что ты - соучастник. Молчаливый или не очень… и каждый твой поход в ресторан - это упущенная возможность спасти от голода семью крестьян, каждая покупка нового гардероба на деньги от сданного в аренду поместья, это детские трупики по весне.
        А христосование на Пасху с соседом-офицером, который (и ты это точно знаешь!) принимал участие в карательных операциях, и может быть, сам подписывал приказы о расстреле очередного бунтовщика или отдавал приказ «перепороть всю деревню»… Это как?
        - Всю систему ломать придётся, - констатировал он мёртвым голосом, и затянулся, - крови будет…
        - Не ломать! - возражаю резко, - Строить! С ноля строить! Евгений Максимович, господин полковник! Очнитесь! Не работает система, и давно не работает! Социальные лифты сломаны напрочь, вы разве не видите?
        - Строить? Кхм… - он задумался и начал курить одну папиросу за другой, жадно, взатяг, не обращая никакого внимания ни на песни, ни на прелюбопытные сценки из жизни посетителей кафешантана.
        - А ведь пожалуй, - согласился он после долгого раздумья, - Строить, надо же! Вы правы, Егор Кузьмич, именно строить! Фундамент у здания Государства Российского прочный, а остальное… Нет, в самом деле - проще разметать эти гнилые доски!
        «Эге! - не без оторопи подумалось мне, - а не перестарался ли я часом? Экий якобинец…»
        Обсудив вчерне вопросы сотрудничества, и придя к предварительному согласию, сидели потом уже как добрые знакомые, вспоминая всякие забавные истории из своей жизни. По негласному уговору, Англо-Бурскую войну не затрагивали, всё больше о российских реалиях вспоминали, притом в анекдотическом ключе. Евгений Яковлевич задумывался иногда, обрывая себя же на полуслове, и как мне стало ясно, пересматривая свою жизнь в ключе нового мышления.
        Я поведал ему о своём побеге из Российской Империи, и полковник хохотал до слёз, слушая истории моей женской испостаси.
        - Дашенька… - стонал он, - Господи, сказать кому… Не беспокойтесь, Егор Кузьмич - могила!
        - Да хоть бы и нет, - усмехаюсь я в наклеенные усы, - это не тот эпизод в жизни, которого я стыжусь! Ничем предосудительным я себя не запятнал, но знаете… это сейчас вспоминается сугубо в юмористическом ключе, а тогда… Поверьте, Евгений Яковлевич, страшно было!
        - Зато женщин стали понимать, - философски заметил тот.
        - Понимать? - удивился я, - Что вы! Так… не больше, чем давно женатый человек, обременённый выводком дочерей и племянниц, если он не чужд толики эмпатии.
        - И всё-таки, - не согласился со мной Максимов, - полезный опыт.
        - А вот здесь я с вами соглашусь, Евгений Яковлевич, - кивнул я.
        Распростившись с генштабистом и покинув кафешантан, я не без удовлетворения констатировал, что кажется, расчёты Мишки оправдались более чем полностью! На контакт с технократами из Генштаба мы вышли ещё во время событий в Эфиопии, но изначально это были контакты штабных офицеров ЮАС.
        Сейчас мы вышли на них уже от имени группы социалистов разного толка, что даёт определённый простор для игры. Не только нам, но и им…
        … и это никого не пугает! Напротив, это прекрасная возможность встроиться в нашу систему, используя её как трамплин для роста в системе Генштаба и Российских реалиях. Ну а нам, соответственно - возможность влиять на события в родном Отечестве.
        Этакий симбиоз разных систем, что для генштабистов, привыкших к подковёрным играм и разведывательным операциям - мёд и мёд! Они, разумеются, планируют использовать нас в своих интересах, и мы до поры будем подыгрывать им. А потом…
        … переварим![117 - ГГ 16 лет, и он имеет право на юношеский максимализм и самоуверенность.] При всём уважении к их профессионализму, мы видим и их слабые стороны, в том числе привычку ассоциировать себя с Государством. Не всегда здоровую… Этакий профессиональный перекос патриота, всю свою жизнь посвятившего интересам Отечества.
        А они всего лишь люди, хотя и с немалыми возможностями. Вот только большая часть их возможностей базируется на твёрдой власти и поддержке Государственной Машины за спиной!
        В период кризиса их ждёт много удивительных открытий…
        - … да што ж ты на тротуаре растопырился, чортушко!? - крепко пхнул меня в спину молодой мастеровой. В его светло-серых глазах читался вызов и готовность к хорошей драчке.
        - Прошу пардону, - приподымаю соломенную шляпу-канотье, - задумался.
        - Ишь, задумался… - мастеровой ещё ворчит, но уже потухая. Его вполне удовлетворил тот факт, что он может пхнуть растопырившегося на тротуаре барина и не получить по морде. Да и вообще…
        … в «чистой» части города по тротуару ходить!
        Ещё раз приподняв шляпу, удалился, пребывая в самом благостном расположении духа. До вечера ещё несколько часов, и я могу потратить их, как мой душеньке будет угодно!
        … а угодно, как оказалось, прогуляться по городу - вот так вот запросто, как никому неинтересный гражданин! Роскошь, а?!
        
        Бортовые огни броненосца «Эмпресс оф Индиа», типа «Ройял Соверен» сложно перепутать с чем-либо ещё, да и выглядывающая из-за облаков луна даёт совершенно театральную подсветку, художественными мазками обведя силуэт корабля. Всё вокруг кажется декорацией к какому-то невообразимому фантасмагорическому спектаклю. Я никак не могу отделаться от ощущения, что участвую в театральном представлении, и что прямо сейчас из-за кулис за мной наблюдает невидимый режиссёр, готовый заменить бесталанного актёра.
        
        Прикрыв фонарь, ещё раз сверяемся с картой… Нет, никаких ошибок быть не может!
        - Всево-то сажен двести буксировать, - шепчет Ерофеев, интимно прижавшись сбоку и жарко дыша в ухо. Пловца разрывает на части от сложной смеси гордости и опаски сглазить, и признаться, повод для гордости у него есть…
        Минирование акватории как часть обороны не нова, и применялась, дай Бог памяти, ещё при осаде Ла-Рошели. Не слишком успешно, но сам факт…
        Британцы, как морская нация, знают это лучше других, и их тральщики, пользуясь полным превосходством на море, протралили воды, собрав богатый урожай мин. Не без потерь, но всё же…
        Флот ЮАС представлен старьём, способным гонять разве что контрабандистов (которых мы де-факто привечаем), да поднатужившись, тягаться на равных с напрочь устаревшими колониальными корветами Британской Империи. Несколько особняком стоят лихие капитаны с патентами Добровольческого Флота, ставящие на свои пароходики парочку пушчонок, и что-то там пытающиеся изображать на морских просторах. Итоги подводить пока рано, но к Добровольческому Флоту я отношусь скорее скептически.
        Единственное, чего британцы опасаются всерьёз, так это наших береговых батарей и подводных лодок. Они не удаляются дальше десятка миль от берега, и представляют опасность скорее для собственных экипажей, нежели для противника, но…
        … напугать британских адмиралов несуществующими разработками по части подводного вооружения нам таки удалось. Это тот случай, когда удачная дезинформация войдёт в учебники разведывательного дела. И нет, я к этому почти не причастен…
        … разве только подал идею, что хорошо бы заставить британцев смотреть вниз, а не наверх! А подхватили уже совсем другие люди.
        Наши подводные лодки, числом три, показывались иногда на поверхности порта, а потом боевые пловцы что-нибудь шумно взрывали где-нибудь вдали. Впрочем, сценарии могли меняться… суть оставалась неизменной.
        В итоге не только вражины, но и собственные граждане уверены, что лодок у нас не меньше десятка, и притом таких, что Жюль Верновский «Наутилус» им и в подмётки не годится. Как водится в городе с интернационально-одесскими корнями, шёпотом и по секрету могли рассказать за племянника Моню или брата соседского приятеля, который «Вот те крест», служит на этой самой подводной лодке. Ну или строил её, грузил торпеды или поставляет продукты…
        Враки ходят увлекательные, яркие и такие правдоподобные, какие только могут быть в городе, добрая четверть населения которого знает, шо такое «Панама», и это не за географию с предметами гардероба! Кто-то, как водится, даже зарабатывает на этих слухах, продавая «секретные чертежи торпеды с ножницами, разрезающими противоминные сети», «хлопоча» за перевод «кровиночки» в экипаж секретной подводной лодки и занимаясь ещё кучей интересных вещей такого же рода.
        Контрразведка раздувает усы и стучит кулаками по столу, искренне пытаясь пресечь распространение военных тайн, но естественно…
        … безрезультатно!
        Наиболее талантливые и одиозные панамщики берутся на карандаш, по возможности вербуются, и далее вовлекаются в одну из интересных афер, позволяющих одним хорошим людям зарабатывать на патриотизме, а другим (да им Б-г здоровья!) строить карьеру в контрразведке. Ну и присматриваются… кто как работает - за деньги или готов за патриотизм, не забывая о простых человеческих радостях?
        Сильно после этим некоторым поступит интересное предложение - заниматься по сути тем же самым, но немножечко официально на благо родного государства! С погонами, карьерой, и возможность жить интересно и при уважении, видя в конце жизни военную пенсию, мемуары и мундир с орденами.
        Несколько месяцев назад мою сырую в общем-то идею оформили должным образов, и акватория Дурбанского порта обзавелась не только минными банками в очевидных и не очень местах. Несколько десятков мин из мастерских Кочшельного поставили на якоря в укромных местах, и притом так, чтобы никакие глубоко сидящие старые баржи и прочие тральщики ни в коем разе не зацепили их. До поры…
        - Вот туточки они сети расставили… - Ерофееев водит пальцем по схеме, - не слишком глубоко.
        Угукаем, кивая и задавая иногда уточняющие вопросы. Схему постановки противолодочных сетей мы выучили ещё на берегу, но порядок долж?н быть, и точка!
        Закончив обсуждения, надеваем акваланги, ещё раз проверяем комплектность и исправность снаряжения и с лёгким всплеском переваливаемся за борт. Экономя силы и воздух в баллонах (в чём в общем-то нет настоятельной необходимости), до места плывём, опираясь грудью на своеобразные плотики, сделанные их тщательно подобранного плавучего сора.
        Плыть недолго, но от нервического напряжения я, признаться, несколько устал. Всё время кажется, что на броненосце вот-вот включат прожектора, и поверхность океана покроется быстро зарастающими шрамами от пуль и снарядов.
        Доплыв до места, Ерофеев подаёт знак, и мы ныряем. Сердце бухает в рёбра как кулачный боец, но усилием воли несколько сдерживаю выброс адреналина. Фонари горят еле-еле…
        … и это одно из слабых мест нашего плана! Чуть сильнее, и свет могут увидеть с палубы броненосца. Слабее, и уже мы не увидим ни черта! А вспомнить если далеко не безобидных морских обитателей, которых может привлечь свет…
        «Зря я, наверное, по части морской биологии просвещался» - приходит мне в голову, но я скольжу вслед за Ерофеевым, который не выказывает признаков страха или сомнения. Ну да… это когда-то я учил его, а ныне корнет даст сто очков всем нам! Какая это боевая операция у него по счёту? Дай Бог памяти… нет, не помню, но точно - за дюжину перевалило!
        Я бы, честное слово, и не полез бы ночью в морские глубины, но это тот случай, когда…
        … надо!
        Причин несколько, и какая из них первая по важности, право слово - не знаю! Перво-наперво, это конечно, неизжитое до конца «Хочешь сделать хорошо, сделай сам!» Потом - тот факт, что к минам приложил руку не только Кошчельный… а я вполне разделяю традицию русских инженеров, становится под построенный мост, когда по нему пускают первый состав!
        А ещё потому, что минирование стоящих на якоре британских судов только часть операции, и главное здесь - не несколько взрывов, а необходимость поторопить британскую эскадру, заставить её придти наконец к порту Дурбана. Ибо чем больше проходит времени, тем меньше остаётся шансов сохранить до поры те технические новинки, который должны принести нам Победу!
        … ну и потому, что взрыв это всё равно припишут мне… а я не люблю чужой славы!
        «Угу! - проснулся ехидный Второй-Я, - А не потому ли, что жить не можешь без риска?»
        … и это тоже. В конце концов…
        Я кошусь на дядю Гиляя, скользящего рядом с грацией тюленя.
        … от возраста это не всегда зависит! Есть у бывшего опекуна способы надавить на меня… и есть понимание, что это такой человек, который и сам найдёт себе интересное приключение! Их с Костой абордаж в прошлой войне стал куда как громким событием… А так под каким-никаким, но контролем!
        … и к слову, Владимир Алексеевич сдал все нормативы боевого пловца резерва на общих основаниях, так что непотизм хоть и имеет место быть, но умеренный.
        На тусклый свет наших фонарей приплыли морские обитатели. Вижу озадаченные морды мурен, спешно меняющего свой цвет крупного осьминога…
        Не то чтобы откровенно страшно… чего нет, того нет. Но напряжение постоянное. Разом всё - мурены эти чортовы, непонимание, как же ориентируется Ерофеев в этом подводном мраке и ожидание подвоха вообще.
        Плывём медленно, иногда каким-то зигзагом над самым дном, что меня несколько успокаивает. Очевидно, какие-то ориентиры под водой всё ж таки есть… Напоминаю себе, что боевой пловец именно что здесь погружался не один десяток раз, но настоящего успокоения это так и не приносит.
        Но наконец, вот она - экспериментальная мина у самого дна, в окружении приметных каменюк и кораллов. Большая… впрочем, так и задумывалось.
        Все треволнения по поводу мурен, акул и иже с ними уходят прочь, да и напарники мои, вооружённые лёгкими стальными копьецами, бдят, растопырившись в разные стороны. Еле заметно шевеля ластами, они перемещаются по кругу, подсвечивая вывешенными на копьях фонарями.
        Очень осторожно обследую мину, выискивая следы коррозии, и не обнаружив таковых, выдыхаю облегчённо. Уже хорошо…
        Прицепив к ушку резиновый баллон, осторожно подаю туда сжатый воздух. Металлическая болванка, облитая каучуком, едва заметно всплывает над дном. Лишнее… Стравливаю воздух, добиваясь нулевой плавучести.
        Перерыв… Ерофеев, привязав к одному из ушек мины еле заметно светящийся фал, всплывает наверх. Глубина, судя по давлению в ушах, не слишком большая, но и не маленькая - метров двадцать.
        Пару минут спустя, уточнив наше месторасположение, он спускается, и начинается утомительный тяни-толкай мины к броненосцу. Протолкнуть массивный объект через толщу воды, задача та ещё… Пусть даже и расстояние невелико, но и привычки к такой работе немного.
        Ерофеев жестами показывает, что стоянка британских судов близко, и притопив мину на дне, мы всплываем вдвоём, оценивая диспозицию. Ничего не поменялось… «Эмпресс оф Индиа» как стоял в окружении тральщиков и миноносцев, так и стоит.
        Меж ними растянуты противолодочные сети, то бишь обычные рыбацкие на крупную рыбу, долженствующие задержать торпеду и выявить появление подводной лодки. Покачиваются буи, тихонько позвякивают крупные колокольчики, навроде коровьих ботал, подвешенные на сети. Сигнализация…
        «Резать?» - показывает Ерофеев жестом, на что я пожимаю плечами и так же жестом показываю «Поднырнём. Разведка».
        Сети, к нашему облегчению, оказываются утоплены не слишком глубоко. То ли командование британского флота не слишком впечатлилось рассказами о могучем подводном флоте ЮАС, то ли ещё что… не важно. От современных подводных лодок эта защита в общем-то действенная, а существования боевых водолазов устав Флота Его Величества не предусматривает!
        На судах не спят и время от времени прожектора обшаривают воду, слышна перекличка часовых. А часовые то… а-а! Ясно. Абордажа опасаются… х-хе!
        Снова утомительная тягомотина с тяни-толкаем. Медленно-медленно… буквально на ощупь. Фонари включать опасаемся, и смотали даже светящийся фал. А вдруг!?
        Ползём по самому дну, и хотя в теории сети изрядно не достают за него, но я бы на месте бриттов присобачил хотя бы куски троса, прикреплённые к колокольчикам. Или скажем, выставил бы возле броненосца тяжёлых водолазов… Дежурить.
        «На месте!» - уверенно сигнализирует корнет, но… контроль и ещё раз контроль! Оставив мину на дне, осторожно всплываю лицом вверх. Благо, подниматься до самой поверхности не понадобилось, подсвеченный огнями силуэт броненосца различим более чем хорошо.
        Вниз… втроём цепляем мину и подводим её под днище броненосца…
        … и изо всех сил стараемся, чтобы мина примагнитилась как можно мягче. Получилось? А чорт его знает… Мне вот кажется, что не слишком, но согласно расчётам, услышать нас могут только в том случае, если будут ждать именно что мины, притом что все агрегаты на корабле будут выключены. Впрочем, слабое утешение… всё равно в пот бросило.
        Вырезав ножом кусок резины, закрывающей таймер, трачу пару минут, выставляя время. Вообще-то, делается это за десяток секунд, но я каждое своё движение проверяю по десятку раз. Не тот случай, когда можно ошибиться…
        … дорога назад далась намного легче, хотя подсознательно и ожидалось всякого - от сброса глубинных бомб до встречи с акулами и муренами, прикормленными отходами с камбуза. А когда поднырнули под сети… вот тогда и поверили!
        Сразу вернулось, как и не уходило, восхитительное состояние невесомости, радость жизни и все краски мира.
        - Ну как? - нетерпеливо просипел рулевой, свешиваясь нам навстречу и помогая подняться.
        - Завтра узнаем, - выплюнув загубник, пожал плечами дядя Гиляй, стаскивая акваланг, - всё завтра!
        Поспать ночью так и не удалось, так что сумасшедшего учёного я отыгрывал вполне убедительно. Особенно хорошо получалось залипать над чертежами…
        Вид у меня становился, по словам Фиры, выполняющей роль ассистентки, необыкновенно одухотворённый. На деле же более всего мне хотелось моргнуть… медленно-медленно, с паузой часика хотя бы на три. Иногда я и в самом деле проваливался в какое-то обморочное подобие забытия, и тогда, очнувшись, разглядывал чертежи я вовсе уж артистично.
        … стараясь осознать, а что же это вообще такое?!
        Конструкция, более всего напоминающая сделанное из металла паукообразное существо, постепенно воплощалась в реальность и становилась всё более пугающей. Ну так ведь старался… точнее, старались, вдвоём с Санькой.
        От меня - инженерная составляющая и хотя бы толика наукообразного правдоподобия, от брата - талант художника и буйное… я бы даже сказал - больное, воображение!
        После не такой уж давнишней демонстрации промышленникам, я немножко доработал конструкцию, и теперь количество металлических ложноножек, педипальп и хелицер человека непосвящённого могло бы и напугать. Даже без учёта рычагов, лампочек и всяких жужжащих штучек внутри!
        Паукообразную конструкцию, дополненную тросами металлической паутины, ограждает невысокий заборчик, за которым толпятся представители городской администрации, депутаты Фольксраада, военные чины, промышленники, репортёры и Бог весть, кто ещё. Каждой твари по паре…
        Владимир Алексеевич исхитрился обставить всё так, что якобы ему пришлось прогнуться, получив взамен какие-то политические и хозяйственные преференции от Важных Персон, а так бы ни-ни… Секретность!
        А они, стало быть, доверенные, Особо Важные и…
        … кто бы знал, сколько среди них шпионов и агентов влияния, и каких трудов стоило контрразведке и всем нам собрать их здесь, не вызывая подозрений!
        Понятно, что интересанты и сами рвались увидеть это воочию, а не слышать потом в пересказе через всю Молдаванку! Контрразведка зубами скрежетала, закрывая глаза на грубую игру и выставляя себя деревенскими дураками, искренне полагающими себя хитрованами.
        Но хуже всего то, что в результате этих шпионских игр погибло несколько хороших парней…
        … и я уверен, что как минимум часть смертей контрразведка могла бы предотвратить… если бы им не приходилось старательно жмуриться.
        От недосыпа и осознания жизненного дерьма, к которому я причастен не слишком косвенно, настроение у меня поганое. Но странным образом, это придаёт ситуации достоверность… так, по крайней мере, говорит Фира.
        Техники, истово уверенные в важности своей работы, носятся бешеными белками на кофеине. Но! Все инструкции выполняются с немецкой педантичность и перестраховкой. Если сказано, что болт нужно закрутить на три с половиной полных оборота, то это будет ровно три с половиной, а не три или четыре.
        У каждого удобный комбинезон, пояс с инструментами (запатентовано!), каска и книжечка с чертежами и инструкциями, которые выдаются строго на время работы и строго под роспись, а после - в обратной последовательности сдаются и прячутся в сейф.
        Обстановка деловитой суеты захватывает, заставляет поверить в реальность происходящего. Да и как не верить-то?! Вот они, столпы общества…
        … и рядом Сниман, воинственно выпятивший бороду, переигравший промышленников и поставивший новое изобретение на службу Родине! Вот как тут не верить?
        … а с какими сложностями подбиралось место! Какие вкусные обрывки фраз через третьи руки попали к доверенным и Особо важным! Эманации металла, эфир, триангуляция энергетических линий, либидо земли, и ещё много-много слов о метеорологии, геохимии и нисходящих потоках, а вдогонку - обрывки черновиков, на которых выведены зубодробительные уравнения и «Это же очевидно!» и «Следовательно…», написанное на полях.
        … место для установки гиперболоида выбиралось по двум основным критериям: британский броненосец в прямой видимости, и относительно слабая артиллерийская батарея, перекрывающая часть портовой акватории.
        Сыграет наш блеф в полной мере? Прекрасно! Британская эскадра прижмётся плотнее к «Скальной» батарее, уходя от «Лучей Смерти» и подставляя броневые борта таки простым и понятным снарядам.
        Нет? Жаль… но ничего страшного, ресурсов на этот блеф потрачено очень немного.
        А пока… я тягуче зевнул, малость приходя в себя, вытребовал у Фиры кофе и полез регулировать гиперболоид, сверяясь то и дело с записями и набрасывая на страницах блокнота не самые сложные уравнения, понятные хоть сколько-нибудь дельному инженеру.
        … незаметно поглядывая на наручные часы, я взлохмаченным пауком скользил между тросов, переговаривался с техниками, крутил штурвалы и щёлкал переключателями. А потом, за несколько минут до установленного на таймере времени, я оседлал кресло наводчика и замер…
        … а паукообразный гиперболоид повёл тонким металлическим хоботом, из которого вырвался поток зеленоватого света, теряющегося через пару десятков метров. Все замерли…
        … а потом броненосец вспух, и до нас, с ожидаемым опозданием, донёсся звук взрыва.
        … самое сложное во всём этом было - подкрасить свет.
        Глава 16
        - Империя Российская ещё не вступила в Войну, которой суждено стать Великой, - стоя на парапете набережной, надрывался перед толпой провожающих Марков[118 - Николай Евгеньевич Марков (Марков Второй) - русский политик правых взглядов, монархист, один из лидеров черносотенцев, радикальный антисемит. С 1910 г. (в Реальной Истории) - председатель Главного Совета Союза Русского Народа. После Революции и последующей эмиграции, последовательно поддерживал все фашистские режимы, состоял на службе Гитлера, редактируя антисемитский журнал «Мировая служба» и «Казачий вестник» (совместно с генералом Красновым), выходивший в Берлине 1943 - 1945 гг.], - но авангард лучших сынов Отечества уже выступил походным маршем…
        
        … и почти тут же, перебивая оратора, зазвучала бессмертная музыка Преображенского полка[119 - Автор музыки неизвестен.], и по брусчатке Петербургской мостовой в парадном строю пошли добровольцы. Ах, как они шли…
        - Пойдем, братцы, за границу
        Бить Отечества врагов[120 - Слова Сергея Марина.],
        - лихо выводил пожилой оперный тенор, для антуража одетый в солдатскую гимнастёрку, и хор браво подхватывал:
        - Вспомним матушку-царицу,
        Вспомним, век ее каков!
        … и пусть уже более полувека под эту музыку звучали иные слова[121 - Знают турки нас и шведы,И про нас известен свет.На сраженьях, на победыНас всегда сам Царь ведет!], но что с того?! Немногие знали, что причиной этому стала вполне здравая предосторожность и…
        … некоторый переизбыток критики Государя, пробивающейся через плотно сжатые тиски цензуры. Известный своей скромностью, император почти безвылазно жил в Петергофе, на яхте «Штандарт» или в Ялтинском своём имении, не часто показываясь на публике. Злые языки дразнили его за затворничество «Царскосельским сусликом», и намекали, что причина затворничества отнюдь не скромность, а самая обыкновенная трусость…
        Ложь! Ложь и клевета, за которую понесли заслуженное наказание многие сотни злословщиков и пасквилистов! Однако нужно понимать нынешние тенденции к оговору Государя Императора, и по возможности не давать повода для наветов.
        Ну в самом деле… «На сраженья, на победы, нас всегда сам Царь ведёт!» несколько…
        … нет, не устарело, но стоит ли объяснять быдлу, что такое историческая преемственность, читая лекции по истории и объясняя, что такое аллюзии и метафоры? Потому - так!
        - Славный век Екатерины
        Нам напомнит каждый шаг,
        Те поля, леса, долины,
        Где бежал от русских враг,
        - выводил оперный певец, несколько академично скругляя слова, а добровольцы шли мимо с наивозможнейше одухотворённым видом, в такт открывая рты.
        - Вот Суворов где сражался!
        Там Румянцев где разил!
        Каждый воин отличался,
        Путь ко славе находил.
        Каждый воин дух геройский
        Среди мест сих доказал
        И как славны наши войски
        Целый свет об этом знал.
        Между славными местами
        Устремимся дружно в бой!
        С лошадиными хвостами
        Побежит француз домой.
        … впрочем, были и другие соображения выбрать старый вариант песни, и не сказать, что вовсе уж притянутые. История, как известно, движется по спирали, и слова по нынешним временам звучат вполне актуально!
        - За французом мы дорогу
        И к Парижу будем знать.
        Зададим ему тревогу,
        Как столицу будем брать.
        Там-то мы обогатимся,
        В прах разбив богатыря
        И тогда повеселимся
        За народ и за Царя.
        - Экие молодцы! - всё приговаривал нестарый ещё, но несколько кургузенький и какой-то поблёклый низенький господин, с солидным, не по росту, выпирающим вперёд животом пупочкой. Притоптывая на месте в новёхоньких галошах, он, очевидно, некоторым образом маршировал вместе с добровольцами по брусчатке, представляя себя на их месте. И не он один!
        Настроение в хмельной толпе царили самые воинственные, и пожалуй, несколько даже бравурные. Пару лет назад с ничуть не меньшим энтузиазмом провожали добровольцев, отправляющихся на Англо-Бурскую войну, искренне желая бурам победы, а ныне… Впрочем, для обывателей это нормально.
        Человек наблюдательный мог бы заметить некоторые отличия в проводах добровольцев тогда, и сейчас. Тогда - добровольцев провожал, казалось, весь народ, воспринимая Англо-Бурскую едва ли не как отражение собственной Отечественной[122 - Отечественной войной называли тогда войну 1812 г.].
        Сбегали с уроков гимназисты, восхищёнными глазами смотрели на Героев юные барышни, крестили им спины старухи-крестьянки, причудой судьбы оказавшиеся в столице. А песни?! Вся страна пела! И Божечки… какие-то были песни!
        А теперь… нет, поют, но как-то…
        Преображенский марш тем временем закончился, и в толпе завели «Боже, царя храни…», широко разевая бородатые рты.
        … скушно. Да и личности провожающих - совсем даже иные! Всё больше из Союза Русского Народа и сочувствующих, притом если судить по оным личностям о народе… Право слово, оторопь возьмёт!
        Вот где простор для Ломброзо! Лица… впрочем, что лица? Говорят, глаза зеркало души, а там…
        … пустота. Впрочем, у некоторых в глазах видно отражение чужого света… за неимением собственного.
        Вот как можно радоваться ещё не случившейся войне? Войне, которую уже называют Великой, предвещая гибель сотен тысяч соотечественников и великие страдания всему народу. А оказывается, можно…
        Энтузиазму добровольцев ничуть не мешал знаменитый Петербуржский дождь, мелким просом сыплющийся со всех сторон разом. От него не слишком-то спасали ни поднятые воротники, ни зонты. Лишь громче звучали голоса, да наливался силой хмельной дух, витающий над толпой.
        Добровольцы уже прошли маршем, и сейчас стояли в парадном строю под водяной крупкой, слушая вместе со всеми речи в свою честь. Они уже назначены героями и лучшими сынами Отечества, и многие из них…
        … верят. Да и как не верить-то?!
        Офицеры и приравненные к ним - отдельно, нижние чины - отдельно. Он тоже - в отпуске… как бы. Но кресты обещаны - всем! Заранее.
        Выступают видные черносотенные монархисты, священнослужители, отставные генералы, представители купечества. Соль Земли Русской! Речи, речи, речи… Говорят много и охотно. Для волонтёров, для народа, для союзников…
        … а вот и они! Везде видны представители Британии, Японской и Османской Империй. Последнее - непривычно и приводит в смущение рядовых представителей Союза Русского Народа. Противник, можно сказать, исторический… и нате! Союзничаем!
        Публика попроще ворчала, не слишком привечая старинных неприятелей. Да и на новоявленных узкоглазых союзничков…
        … косились! Особенно мальчишки. Право слово, поветрие какое-то!
        Интеллигенция… да-да, среди Союза Русского Народа встречались и люди вполне образованные, да-с… Так вот, интеллигенция некоторым образом выказывала оптимизм по части новых союзников.
        Старые-то, они насквозь известны… в том числе и умением переворачивать любую ситуацию в свою пользу. Европейцы!
        Османы и японцы казались интеллигенции из Союза Русского Народа попроще, да и как иначе-то?! Известно дело, турки. Азия-с! Должны же понимать своё место?!
        Да и японцы… ну право слово! Маленькие, косоглазенькие, старательные… а офицеры, служащие во Владивостоке и Порт-Артуре, весьма лестно отзываются об услужливости и расторопности японской прислуги.
        Возможная позиция Старших Братьев, муссируемая в прессе, нравилась некоторым образом даже тем, кто не слишком-то восторженно отзывался о грядущей Великой войне. Крови, конечно, будет много… рассуждали они, но ведь и куш какой! Худо ли, выйти на азиатские рынки и задружиться с османами?
        … а что об этом думали сами японцы и османы, публику волновало мало. Должны же понимать своё место, верно ведь?!
        Балтийское море встретило волонтёров неласково, ворочаясь голодным по весне медведем и каждодневно пробуя на прочность тяжёлыми волнами железные бока корабля. Люди совершенно измучались, особенно нижние чины и иже с ними, перевозимые в трюме вместе с лошадьми.
        Один из нижних чинов, ефрейтор Ганушкин, во время качки исхитрился упасть, ударившись виском об угол, и скоропостижно испустил дух. Ещё несколько человек поломалось, не имея привычки передвижения по узким и крутым корабельным трапам, тем более во время качки.
        Генерал-майор Гурко[123 - Он же Ромейко-Гурко - человек, в реальной истории (а также в моей книге) бывший военным атташе Российской Империи в Претории, во времена Англо-Бурской войны.], командующий экспедицией как человек, вполне знакомый с будущим театром военных действий, хотя бы и на иной стороне конфликта, сделал унтерам весьма энергический выговор. Как уж там воспитывали унтера рядовых, добровольцы предпочитали не вникать.
        Армейская общественность, ещё несколько лет назад не чуждая веяний либерализма, после известных событий стала смотреть на солдат как должно, а не с позиции чистоплюйствущей интеллигенции. «Дантистов» не то чтобы одобряли…
        … но право слово, а унтера на что?! Не перед строем лупить по зубам кулаком в лайковой перчатке, а потихонечку, в углу казармы, руками унтеров и ефрейторов…
        … ну ведь не понимают по другому! Рано, рано Государь Император крепостное право отменил!
        В кают-компании господа офицеры живо обсуждали гражданские права и свободы простонародья, весьма решительно выводя - рано! Поторопились.
        Поручик Урусов, известный вольнодумец, прикрыв глаза, процитировал Николая Семёновича Мордвинова[124 - Граф (1834) НИКОЛ?ЙСЕМЁНОВИЧМОРДВ?НОВ - русский флотоводец и государственный деятель, сын адмирала С. И. МОРДВИНОВА, один из организаторов Черноморского флота.Между прочим - самый известный либерал и оппозиционер того времени! Пушкин писал, что Мордвинов «заключает в себе одном всю русскую оппозицию».]: «Человек одарен деятельностью, умом и свободною волей; но младенец не может пользоваться сими драгоценными дарами, законом можно дать людям гражданскую свободу, но нельзя дать уменья пользоваться ею. Поэтому и свободу следует давать не сразу, а постепенно, в виде награды трудолюбию и приобретаемому умом достатку: ибо сим только ознаменовывается всегда зрелость гражданская».
        Однако же господа офицеры сочли это высказывание несколько либеральным, а Вольдемар, чутко уловив настроения общества, весьма к месту пришёлся с цитатой Карамзина: «Мне кажется, что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им невовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным».
        Генерал Ромейко-Гурко весьма благосклонно отнёсся к высказыванию Вольдемара, хотя и не высказал своего благорасположения вслух. Позднее, в приватной беседе с Урусовым, молодой человек весьма изящно дал понять, что видит в том приятного и очень интересного собеседника, словесный поединок с которым доставляет истинное удовольствие.
        Близ Борнхольма судно попало в изрядный шторм, и дабы не налететь на скалы, капитану пришлось направить ход в сторону германского берега. Второй помощник, уже сильно потом, за адмиральским чаем рассказывал, что силуэт немецкого эсминца был отчётливо виден сквозь штормовое ненастье, однако же обошлось.
        Почему? А Бог весть… Может, причиной всё тот же шторм, а может - власти Германии не стали нарушать и без того хрупкий мир меж двумя странами, до времени давая повод для войны.
        Несколько сот добровольцев на африканский театр военных действий - капля в море. Они не дадут британцам хоть сколько-нибудь значительного перевеса, а вот если судно интернируют, настроения в российском обществе могут измениться весьма существенно. Русский человек любит несправедливо обиженных, и в таком разе далёкая война на Африканском континенте из британской докуки[125 - Докука - надоедливая просьба, источник беспокойства и ненужной заботы.] может стать для многих делом личным.
        Господа офицеры начали было спорить по поводу нерешительности германцев, но тут в страшном расстройстве прибежал из трюма денщик мичмана Васильчикова. Во время шторма любимая кобыла князя, изабелловая[126 - Кремовая или изабелловая лошадь выглядит очень красиво и нежно. У таких лошадок голубые или зелёные глаза, а короткая шерсть на теле - розовая с кремовым переливом.] Искорка, сломала ногу.
        Мичман плакал, не скрываясь, да и многие офицеры моргали подозрительно часто… такое горе! Искорку оставили в Мальмё, и князь очень трогательно с ней прощался, выделив ветеринару изрядную сумму, и выписав из родного имения людей, которые по приезду присмотрят за лечением, а позднее заберут кобылу домой.
        Денщика списали на берег и отправили назад в полк с самыми нелестными характеристиками. Экий ведь мерзавец… недосмотрел! Сам хоть в лепёшку разбейся, а лошадь сбереги! Как иначе-то?
        У каждого из офицеров есть если не лошадь в имении, так маменькин пудель, и представить, как по нерадению слуги, любимое животное, скажем, охромеет, они могли весьма живо…
        … снова в кают-компании заговорили о ненужности и даже опасности свободы для низших классов, с нотками ностальгии вспоминая престарелых дворовых, по сию пору прислуживащих своим природным хозяевам. Преданны, услужливы, знают своё место и не мнят о себе лишнего!
        А эти…
        … ну право слово, изрядно деградировал народ без хозяйской руки! К слову, сию сентенцию никто из офицеров и не оспаривал.
        Дорогу до берегов Британии коротали за игрой в карты и бильярд, и подчас на кону стояли весьма серьёзные суммы, превышающие годовое жалование большинства играющих. Порой в неторопливых разговорах во время игры затрагивали вопросы политики, но впрочем - весьма деликатно.
        Политическая девственность русских офицеров давно стала притчей во языцех, и хотя после известных событий их несколько поднатаскали, прививая понимание настроений солдатской массы, большая часть служивого сословия отнеслась к этому весьма поверхностно, если не сказать - пренебрежительно.
        Научились распознавать смутьянов и социалистов, выучили несколько хлёстких фраз, при помощи которых удобно обрывать агитаторов, и будет! Да и к чему? Значительная часть офицерства вовсе не пересекается с солдатской массой, не считая построений, муштры на плацу, да словесности в учебных батальонах.
        Воспитание лежит на унтерах - бравых усачах с крепкими кулаками и заранее присмотренными местами городовых, швейцаров и дворников в богатых купеческих домах. Блага, будь то настоящие или будущие, они вполне отрабатывают!
        Однако же есть в политике темы, обсуждать которые незазорно и самым рафинированным представителям офицерского корпуса, и разумеется, все они так или иначе связаны с армией. В меру, да-с… не переходя неких границ. И всё же!
        Военные реформы в богоспасаемом Отечестве и Европах, всегда обсуждались аккуратно, и не все из них вызывали одобрение…
        … не переходя дальше тихого ропота.
        Отдельные пункты осторожно поругивали, если знали достоверно, что приняли их через голову Государя и иных высокопоставленных персон. Если же кому-то было вовсе уж невтерпёж обсудить некие пункты и подпункты, слова выбирались особенно тщательно. Что-то вроде…
        «На приёме у графа N я случайно услышал разговор, который предназначался не мне… так что никаких имён, господа! Мне это не слишком интересно, Военному Министерству я вполне доверяю, ибо не зря они поставлены Государем на свои посты!
        Услышал, да и вылетело напрочь из головы. Ах, господа, видели бы вы, как мы разошлись, играя в фанты!
        … Мнение сих господ не выдерживает никакой критики! Но это в целом. Если же брать частности, некоторые показались мне заслуживающими внимания. А как вы считаете, господа?»
        После чего следовал весьма аккуратный…
        … вброс, и господа офицеры, буде они того желали, могли обсудить какой-то вопрос, не привлекая ретивого внимания жандармерии. Впрочем, господа в синих мундирах редко вмешивались в дела такого рода.
        Обычно с лихвой хватало самоцензуры, да лёгкого намёка на недовольство старших офицеров и полковых товарищей. Более того, негласные рамки цензуры, установленные командирами полков и дивизий, значительно уже всех нормативов, имеющих не только законодательный, но и рекомендательный характер.
        На подходе к Британии внезапно выяснилось, что судно причалит в Портсмуте, а не в Лондоне, и сие известие вызвало некоторый ропот среди офицеров. Добровольцы имели все основания ожидать радушного приёма, и если не торжественной встречи с оркестром, то как минимум - приязненного отношения. А тут такое…
        Сгоряча было высказано немало лишнего, в том числе и о возвращении домой.
        - Какого чорта, господа? - возмущался Николенька Вадбольский, натура весьма артистичная и холерическая, - Это откровенное неуважение к союзникам! Я бы даже сказал, что это хамство!
        Иконописное, несколько даже девичье лицо выпускника Пажеского корпуса побелело от гнева, а тонкие брови, изгибаясь татарским луком, метали из синих глаз острейшие взоры. В эти минуты он был так хорош, что некоторые офицеры откровенно залюбовались молодым гвардейцем.
        - Бросьте, поручик! - прервал его нервический монолог грубый капитан Алтуфьев, открывая подаренный сослуживцами золотой портсигар, украшенный сапфирами, - Не нам говорить о неуважении к союзникам… к сожалению.
        Шум поднялся изрядный, но капитан, не отвечая никому, крепко затягивался пахитоской, с тоской глядя в приоткрытый иллюминатор. Среди господ офицеров нашлись и те, кто хотя бы отчасти разделял крик души Алтуфьева, хотя и не выражал свои мысли настолько откровенно.
        Ситуация и впрямь щекотливая! Ранее Империя Российская союзническому долгу была верна даже себе во вред, отчего репутация Державы среди европейских стран была на высоте. А злые языки…
        … пусть их! Они не понимают, что такое Большая Политика, воспринимая всё с позиции мелких людишек, не видящих грандиозного масштаба Государства.
        Репутация государства-рыцаря, держащего Слово даже в ущерб своим интересам, не лукавя и не потворствуя низменным интересам простолюдинов, дорогого стоит! Вспоминая Век Екатерины, помнят завоевание Крыма, Чесму и Кагул, а не порабощённых крестьян, чей удел во все времена - служить смазкой для Механизма Истории!
        Позиция несколько консервативная и даже замшелая, но всё ж таки по-своему уютная… Треск поленьев в огромном камине, бушующая за стенами замка метель, предстоящий пир с верными соратниками и друзьями, а после - весёлый выезд на охоту!
        … или на умиротворение крестьян, поднявшихся на своих законных господ.
        Тяжёлые, пусть и несколько заржавленные латы, выщербленные прадедовские мечи, истовая религиозность и разумеется - храбрость! А экономика, тонкости юриспруденции и прочее…
        … право, господа, стоит ли сушить голову пустыми вещами?
        Не слишком обращая внимания на быстротечность времени и изменчивую политическую моду, до поры можно несколько даже бравировать некоторой отсталостью родовых усадеб, называя это здоровым консерватизмом. Можно закрывать глаза на многое и усмешливо поджимать губы торгашеским ужимкам европейцев, памятуя о собственной незапятнанной рыцарской чести.
        Пусть собственное имение многажды перезаложено… но что с того, когда есть Честь!? А долги… как-нибудь образуется - крестьян в крепость дадут или кусок железной дороги в кормление, не суть важно!
        А потом - внезапно (!) выясняется, что долги - остались, крестьяне не хотят ни в крепость, ни служить смазкой Механизму Истории, а тут ещё и…
        … бесчестье! Репутация государства-рыцаря рухнула, как и не было, и не осталось…
        … ничего. Дворянину в такой ситуации остаётся только стреляться… а государству? Как в такой ситуации быть государству?!
        Спорщиков успокоил генерал Гурко, не только как глава экспедиции, но и как человек, не чуждый политических интриг и даже некоторым образом пострадавший от них. Кто из честных людей в Российской Империи не знает ныне его истории?!
        По прошествии времени всем стало понятно, что недаром подлые интриганы старались оклевать преданнейшего слугу Государя! Останься Василий Иосифович на посту военного атташе в Претории, не возникло бы этого нелепого…
        … мужицкого государства!
        Офицеры экспедиции, зная это, относились к Василию Иосифовичу с глубочайшим уважением.
        - Господа!
        … и споры тотчас утихли. Хоть и негромок голос генерала, но услышали его в самых дальних уголках кают-компании.
        - Право слово… - он замолк, и усмехнувшись, неторопливо достал портсигар, прикуривая в полной тишине. Слышно было, как колёсико зажигалки скрежетнуло о кремень, и как генерал подкуривает, всасывая воздух.
        - Будто в кадетский корпус вернулся! - усмешливо продолжил Гурко, остановившись у бильярдного стола с папироской в руке, - Господа, я всё понимаю…. переход был тяжёл и все мы изрядно на взводе! Но не принять во внимание тот факт, что сейчас вообще-то идёт война…
        Он покачал головой, и на лицах офицеров начало проступать понимание. В самом деле… Балтика никогда не бывает пустынной, и тевтоны вынуждены (!) были пропустить судно с добровольцами из Российской Империи. А здесь, в Северном море, они могли и отыграться!
        Правда, в таком разе следовало бы разгружаться скорее в шотландском Абердине, нежели в Портсмуте, расположенном аккурат на середине Ла-Манша! Но эти моряки… кто знает, какими соображениями руководствовались эти водоплавающие?!
        Несколько общих фраз, и господа офицеры, накрутив на них свои соображения, не то чтобы полностью удовлетворись, но всё ж таки успокоились. А воспалённое самолюбие…
        … пусть его! Злее будут воевать!
        - А всё-таки, господа, - наклонив лобастую голову, сказал капитан Алтуфьев, - мы - первые! Должно помнить, что мы - авангард Воинства Русского, и что за нами - Россия!
        - Виват! - закричал восторженно Николенька Вадбольский, - За нами - Россия!
        Глава 17
        В конце марта, скопив достаточно сил, британцы начали наступление разом на Кимберли и Блумфонтейн, продавливая оборону массированным артиллерийским и пулемётным огнём, и разменивая людей на время. Воюют они напористо, умело и уверенно, в прошлое ушли красные мундиры, атаки в полный рост и привычка к штыковым схваткам.
        
        На острие британского копья войска из Метрополии, разбавленные добровольцами из числа уроженцев Капской колонии. Они злы, высокомотивированы и не любят отступать. Очень много героизма, самопожертвования и всех тех вещей, которые любит патриотическая пресса и подростковая литература.
        Британцы не знают недостатка в боеприпасах, медикаментах, оружии, алкоголе и чем бы то ни было ещё, вплоть до шоколада в пайках для рядовых. Вообще, воюют они с некоторым шиком, не отвлекаясь на строительство укреплений, наведение переправ и тому подобные вещи.
        К каждому британскому полку и батальону прикреплены индусы и кафры - санитары, носильщики, землекопы и прочая, вплоть до слуг, получающих жалование от Военного министерства Британии. Обслуживающего персонала больше, чем собственно вояк, иногда в разы, и наверное, какая-то логика в этом есть. По крайней мере, в Колониях воюют именно так.
        В ЮАС собственно кафрских частей очень мало, да и те сплошь в тылу, заняты на строительстве и ремонте дорог, да на прочих работах, не требующих квалификации. Немногочисленные ассимилировавшиеся цветные и бастеры воюют в обычных частях, на общих основаниях, что приводит в изумление недавних переселенцев из Европы.
        Впрочем, ассимилировавшиеся цветные, если не обращать внимания на внешность, большие европейцы, чем сами европейцы. Люди это сплошь с некоторым положением в обществе - торговцы, квалифицированные рабочие, медики и мелкие чиновники[127 - «Сову на глобус» я не натягиваю, «расовые» законы в ЮАР были приняты в 1948, а до этого цветной вполне мог интегрироваться в белое общество, хотя и с большими натяжками. Доступной для них была и карьера чиновника, но правда - не выше мелко-среднего уровня.].
        Резким контрастом с британцами - колониальные части, где традиционна нехватка всего, кроме собственно оружия, но преимущественно стрелкового. Подготовка у сипаев посредственная, если не сказать больше, хотя встречаются и исключения, весьма для нас неприятные.
        После нескольких ощутимых оплеух от индийских частей, буры стали более уважительно относиться к разведке и понимать разницу между обычными сипаями, набранными к тому же в сугубо «вегетарианских» провинциях Индостана, и скажем - сикхами. Последние не то чтобы поголовно блещут выучкой и отвагой, но индивидуальная подготовка у них традиционна недурна, да и в рукопашной сикхи - не лучший подарок.
        
        Армия ЮАС, не привычная и не желающая воевать по лекалам «У короля много» огрызаясь, пятится назад, цепляясь за каждый клочок земли, но к сожалению…
        … отходим мы слишком быстро.
        С потерями британцы не считаются, но это утешает только отчасти. Да и большая часть британских погибших приходится на колониальные войска, а это не те потери, которые могут всерьёз огорчить островитян и порадовать буров.
        В Африку завезли уже больше трёхсот тысяч сипаев, и сколько из них погибло, не знает никто, известно лишь, что счёт идёт на десятки тысяч. Кажется, сами британцы не слишком заморачиваются с подсчётами потерь в колониальных войсках, а в прессе, в том числе лондонской, всплывают порой дискуссии, что большие потери среди сипаев «благотворны».
        Мне сия людоедская риторика кажется поразительной, а британцам и ничего, привычно. Дескать, нужно иногда утилизировать индийский человеческий материал для их же собственного блага. Вот сейчас утилизируется какая-то часть молодых энергичных мужчин, и в Индии некоторое время некому будет поднимать народ на безнадёжные бунты. А это, леди и джентльмены, куда больше крови…
        Из-за специфической подготовки африканеров, не боящихся окружения и при малейшей возможности просачивающихся в британские тылы, подсчитать соотношение потерь невозможно. Потом, всё потом…
        Говорят, что погибает не менее чем трое британцев за одного нашего, и один чёрт знает, сколько ещё индусов в привесок, но лично мне эти подсчёты кажутся излишне оптимистичными. Потому как умение буров стрелять и маскироваться выше всяких похвал, но нельзя пренебрегать фактором артиллерии и банального численного превосходства.
        Там, где бои принимают хоть сколько-нибудь маневренный характер, один бур способен отправить на тот свет отделение, если не взвод британцев, прежде чем упокоиться с миром. Но при позиционных боях меткая стрельба и умение маскироваться не имеют особого преимущества. Что толку от умения попадать за триста ярдов в спичечный коробок, когда тебя расстреливает артиллерия с расстояния в полтора километра?!
        Артиллерии и пулёмётов у нас хватает, а вот с патронами и снарядами ровно наоборот. Здесь сыграло разом несколько факторов - начиная от привычки генералитета рассматривать новую войну как продолжение старой, заканчивая промышленниками, которым показалось гораздо выгодней получить армейский контракт на поставку дорогих пулемётов, нежели относительно дешёвых патронов и снарядов.
        Ситуация в итоге сложилась парадоксальная - пулёмёт имеется в хозяйстве едва ли не у каждого второго фермера, а у некоторых так даже полевые орудия! А вот патронов и снарядов - дикарей отогнать, да выдержать недолгую осаду кафров, пока соседи не придут на помощь.
        В армии ситуация получше, но в общем-то схожая. Насыщенность оружием чрезвычайно велика, а с патронами и снарядами имеются проблемы, связанные в первую очередь с логистикой. На складах боеприпасы имеются, хотя и в не поражающих воображение количество, да и заводы перешли на трёхсменный график работы, так что настоящий снарядный голод нам в общем-то не грозит. Но…
        … мудрецы из Фольксраада, отодвинув в своё время от армейских контрактов Бляйшмана и «Африканскую транспортную компанию», по сути, выстрелили в спину армии ЮАС. Предатели они, жадные до денег недоумки или прекраснодушные идеалисты, ошибшиеся в расчётах, не суть важно, результат - вон… трупы.
        Сниман, как мог, исправил ситуацию, но ломать - не строить, так что… Зато снабжение Армии в руках добрых христиан!
        Без шуток… это был один из важнейших аргументов при отставке Бляйшмана от должности главного интенданта, а «Африканской транспортной компании» - от армейских контрактов. Самое же интересное, что с началом военных действий и вскрывшимися логистическими проблемами, риторика изменилась мало.
        Добрым христианам полагается больше молиться и радоваться, что логистика - в надёжных руках истинно верующих людей, настоящих буров с длинной родословной, вросшими корнями в африканский континент не позднее восемнадцатого века. А самое грустное, что для многих это - действительно аргумент…
        Признавая определённые огрехи за новыми поставщиками (по чудесному совпадению - сплошь близкими родственниками радетелей из Фольксраада), добрые христиане поминают проблемы с иудеями, и то, сколько среди них было британских агентов. Аргументация оппонентов, что иудеи из Российской Империи имели (и имеют!) другие интересы и уже доказали свою лояльность ЮАС, отметается как несущественная. Дескать, это до поры… а в решающий момент ка-ак нанесут предательский удар в спину!
        Подлые жиды, меж тем, воюют вполне лихо. Единственное, из-за жидоедских наклонностей немалой части бурского общества, они не так чтобы рвутся добровольцами в окопы. Русские, собственно, тоже…
        В Африке, где делить нам оказалось ну совершенно нечего, былая неприязнь быстро ушла, а некая культурная общность осталась. Полагаю, пошло это от меня с дядей Фимой и одесской публики вообще, а приезжающие воспринимали это за норму.
        Взаимопроникновение культур не то чтобы яркое и мощное, но именно что в сфере военных действий у наших народов оказался схожий менталитет. По крайней мере, в Африке.
        Ашкеназы, будучи почти стопроцентно грамотными и имея (как правило) хоть сколько-нибудь приличное образование, весьма охотно записываются добровольцами, но не в армию «вообще», а преимущественно в технические войска. Без шуток, конкурс на телеграфистов и телефонистов - десятки человек на место!
        Второй по популярности род войск у иудеев - осназ и всевозможные егерские группы. Никто, собственно, и не удивляется, ибо это только черносотенцы рисуют жидов уродливыми трусливыми ростовщиками, а на деле народ этот резкий, дерзкий (хуцпа!), и не брезгует тяжёлым физическим трудом.
        Собственно, большая часть одесских грузчиков из жидов, а плечи там - дай Б-г иному цирковому борцу! Такие себе представители гонимого народа… своеобразные. О понятиях «шаббат» и «кошерность» они в общем-то знают, но трактуют весьма вольно, вплоть до полной кошерности сала, если на халяву и никто не видит!
        А ребе, буде тот начнёт лезть с воспитанием, когда не просят, могут и того… поколотить. Ну при всём том - иудеи с самосознанием и чувством национальной гордости!
        А сколько среди жидов активных членов самообороны и контрабандистов… Да и уголовников, чего уж греха таить! Убеждённость в избранности, она не всегда на пользу. Одни - идут служить людям, как Хавкин[128 - Вакцину против ХОЛЕРЫ Владимир (Вальдемар) Аронович Хавкин создал во время работы в Институте Пастера в Париже в 1892 году, а на следующий год с разрешения британского правительства испытал ее во время холерной эпидемии в Индии.], а другие… по-разному.
        В общем - людей, знающих, что делать по обе стороны мушки, среди жидов полнёхонько, да и умение ходить через границу, оно тоже как бы намекает на живость характера и умение таиться так, что куда там индейцам Фенимора Купера! Русские или австрийские пограничники умеют выслеживать и стрелять, и что характерно - не стесняются делать это на поражение.
        У русских и иже с ними тоже всё непросто. Не знаю, как в Российской империи, а среди русских африканцев пехота не слишком популярна. Если человек хоть что-нибудь из себя представляет, то он прямо-таки жилы порвёт, но попытается попасть в егеря, те же телеграфисты и морскую пехоту.
        К слову, это говорит о том, что люди не смерти пытаются избежать, ибо морская пехота формируется при Дурбане, а бои там (без учёта морской авиации, о которой никто почти не знает) ожидаются тяжелейшие. В артиллерии, даже в гаубичной, тоже не курорт, а вот поди ж ты… почётно!
        Это скорее какой-то вывих сознания из расейского крестьянского прошлого. Пехота у многих ассоциируется с низшими сословиями, забитостью, шпицрутенами и прочими реалиями Государства Российского.
        В пехоте ЮАС всё больше свежие иммигранты из Европы да сами буры. Тоже - вывих кальвинистского сознания с «не высовывайся». В офицеры у африканеров выбиваются всё больше те, кто состоялся в мирной жизни, а есть ли у человека таланты в военном деле, не суть важно.
        И ладно бы юристы да инженер?… Всё больше самые богатые фермеры в округе, всё достоинство которых в том, что они не промотали отцовские земли.
        Ситуация меняется, но медленно. Благо, африканеры городские в корне отличаются от своих деревенских соплеменников, дельных людей среди очень много.
        Отступаем, но настроение в армии злое, боевитое. Сдаваться никто не намерен, ибо в этот раз мы не одни, и это чувствуется.
        Уж на что ничтожны силы Германской Империи в Намибии, но батальон под командованием капитана фон Леттова-Форбека[129 - Фон Леттов-Форбек - в РИ немецкий генерал-майор, командовавший войсками кайзера во время Африканской компании в ПМВ. Считается одним из лучших партизанских командиров на всю историю.] пересёк берег Оранжевой и резвится на коммуникациях противника. Силы у него невелики, всего-то пара сотен немецких унтеров и ефрейторов, и с тысячу туземцев.
        
        Но! Все немцы - добровольцы именно что с африканским опытом, многие успели повоевать с британцами. В ЮАС у всех друзья, десятки боевых товарищей, да ещё и враг общий! Так что с профессионализмом и мотивацией всё на высоте.
        Туземный состав тоже не прост, притом набран исключительно из уроженцев Капской колонии, по каким-то причинам вынужденным бежать из родных мест. Тоже - мотивированны… И хотя вояки из кафров, по мнению африканеров, это «эрзац эрзаца», но местность они знают, могут надеяться на помощь оставшихся в колонии родственников, и в конце концов - таскать поклажу!
        В открытые бои Леттов-Форбек не лезет, но коммуникации режет только так, особое внимание уделяя железным дорогам. Впрочем, терзают меня смутные сомнения, и мнится, что первостепенная задача бравого дойча не помощь нам, а недопущение британцев на территорию Намибии.
        По сути, он не столько помогает нам, сколько «выжигает» предполье на вражеской территории, ухитряясь относительно малыми силами решать задачу по нейтрализации противника. Для нас его помощь в общем-то тоже существенна, но не слишком.
        Зона ответственности капитана Леттова-Форбека изрядно в стороне от основных боевых действий, и тянется от городишки Александер-Бей, расположившегося в болотистом устье реки Оранжевая на границе с Намибией, до крохотного посёлка Кеймус, расположившегося в засушливых землях. Транзит грузов в мирное время там совершенно ничтожный.
        Впрочем… это я так, придираюсь. Леттов-Форбек ухитрился наглухо закупорить и без того ничтожную транспортную артерию, и два-три процента груза, которые армия Британии получает с запозданием, это человеческие жизни. Наши жизни.
        Свою лепту вносят и матабеле Корнейчукова, хотя союзники из них…
        Но грабят знатно, этого не отнять! Даже не слишком зверствуют в процессе. Вождям хватило ума понять, что белые люди не одобрят убийство белых женщин и детей.
        Впрочем, британцы всё ж таки вынуждены считаться с зулусами, распыляя свои силы на охрану коммуникаций и поселений. Пусть даже на охрану оставляют индусов, но всё же, всё же… Это значит, что сейчас в боях стачиваются первоклассные британские полки! А потом?
        Стратегия Британии понятна - захватить Кимберли и Блумфонтейн как узловые точки, и опираясь на них, закрепиться. Потом уже, подтянув тылы, в том числе и из Метрополии, развить наступление.
        Это, собственно, и не скрывается. Дискуссии в британской прессе, допросы пленных, да и собственно логика происходящего не оставляют особого выбора. А мы…
        … не успеваем. Как всегда. Тот случай, когда «гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить»[130 - Написал Лев Толстой во время Севастопольской обороны, и я не могу не привести их целиком:Как четвертого числаНас нелегкая неслаГоры отбирать.Барон Вревский генералК Горчакову приставал,Когда подшофе.«Князь, возьми ты эти горы,Не входи со мною в ссору,Не то донесу».Собирались на советыВсе большие эполеты,Даже Плац-бек-Кок.Полицмейстер Плац-бек-КокНикак выдумать не мог,Что ему сказать.Долго думали, гадали,Топографы всё писалиНа большом листу.Гладко вписано в бумаге,Да забыли про овраги,А по ним ходить…Выезжали князья, графы,А за ними топографыНа Большой редут.Князь сказал: «Ступай, Липранди».А Липранди: «Нет-с, атанде,Нет, мол, не пойду.Туда умного не надо,Ты пошли туда Реада,А я посмотрю…»Вдруг Реад возьми да спростуИ повел нас прямо к мосту:«Ну-ка, на уру».Веймарн плакал, умолял,Чтоб немножко обождал.«Нет, уж пусть идут».Генерал же Ушаков,Тот уж вовсе не таков:Всё чего-то ждал.Он и ждал да дожидался,Пока с духом собиралсяРечку перейти.На уру мы зашумели,Да резервы не поспели,Кто-то
переврал.А Белевцев-генералВсё лишь знамя потрясал,Вовсе не к лицу.На Федюхины высотыНас пришло всего три роты,А пошли полки!..Наше войско небольшое,А француза было втрое,И сикурсу тьма.Ждали - выйдет с гарнизонаНам на выручку колонна,Подали сигнал.А там Сакен-генералВсё акафисты читалБогородице.И пришлось нам отступать,Р…… же ихню мать,Кто туда водил.].
        Ситуацию с хромающей на обе ноги логистикой мы предусмотрели и отчасти подготовились, насколько это вообще возможно. Но…
        … мы никак не могли предугадать, что наши планы спутает неразбериха у британцев!
        Казалось бы, просчитано всё и вся, и написан очень красивый план военной компании, согласно которому наши войска, поупиравшись, должны начать отступление к Блумфонтейну и Кимберли. Но!
        … а где вражеские аэропланы?
        Вся наша стратегия базируется на уничтожениивражеской авиации, а после, когда британская армия впадёт в шоковое состояние, начать последовательно уничтожать вражеские тылы и коммуникации, артиллерию и так далее. А британцы не пришли… задерживаются, мать их Викторию!
        Случились какие-то накладки, и в итоге вся британская авиация - ждёт нового командующего, с новой гениальной (а как иначе-то?!) стратегией. Мы тоже - ждём…
        Потеря Блумфонтейна и Кимберли, случись вдруг такое, не ставит крест на наших планах, но очень… очень существенно их осложняет! Одно дело ловить войска противника на марше, растянувшиеся в горах и вельде, и другое - выбивать их из города, где наше преимущество в авиации не будет настолько значимым.

* * *
        Сидя в тени под пологом штабной палатки, я обмахивался несвежей прессой и пытался делать вид, что играю сам с собой в шахматы. Получалось откровенно хреново, но - надо…
        Во-первых - для подчинённых, которые должны видеть, что я спокоен, собран и деловит.
        Во-вторых, если я не занимаю голову шахматами, туда проникают все самые затаённые и потаённые страхи. А бояться есть чего…
        Стратегия военной компании более чем наполовину базируется на моих выкладках и обещании уничтожить ВВС Британии, по крайней мере - на африканском ТВД. А это давит… и не дай Бог узнать - как!
        Расписанные на бумаге планы пока не нарушены, но ситуация УЖЕ пошла не по идеальному сценарию. Время пока терпит, но…
        … это я умом понимаю, а сердце - давит!
        А Мишка? Этот поц не нашёл ничего лучше, нежели возглавить аръергард войск ЮАС, пятящийся сейчас в сторону Блумфонтейна. Из вчерашней почты знаю, что брат ранен, дважды поднимал войска в штыковую, и вообще - настоящий герой, о котором говорят не иначе как с придыханием.
        А я очень… очень сильно боюсь того, что его короткая жизнь закончится вот так - героически красиво и скоротечно. Мне не памятник нужен, и не гордость за брата, попавшего в учебники истории и стоящего бронзой на площадях, а живой человек!
        Волнуюсь за Эсфирь… В бои она не лезет, но в Дурбане активизировалась британская агентура, а эта публика не страдает избытком морали, и может… очень многое может. Да и Эсфирь, равно как и Наденька - не сестрички милосердные, а люди, самым непосредственным образом причастные к играм разведок. Надеюсь, этот факт не просочился пока наружу, но… всё равно боюсь.
        А Владимир Алексеевич? Они с дядей Фимой, то бишь маркграфом Бляйшманом, возглавляют сейчас оборону Дурбана, и зная за их характер, в тылу они не сидят! Впрочем, где тот тыл? Тяжёлая корабельная артиллерия медленно и методично разрушает кварталы города, и тяжёлый многопудовый «чемодан» может с равным успехом прилететь в жилых кварталах и деловом центре.
        В небе застрекотало, сбивая шахматные мысли, и я с готовностью отвлёкся, подняв потный зад с полотняного сиденья складного стула. У дежурного капонира уже суетятся техники, проверяя состояние двигателя, обшивку и всё, что положено по регламенту для приземлившегося аэроплана.
        С противным треском содрали клеёнчатые наклейки с эмблемами и начали протирать там мыльным раствором, а потом и чистой водой.
        - С единорогом, - подсказал Лёвка, спешно дожёвывая бутерброд.
        - Где ты видел обрезанных единорогов? - деланно изумился Санька, и началась их извечная пикировка, развлекающая пилотов. Наверное, только я вижу, что настроение у обоих так себе, и шуточки выдавливаются через ситечко, но… работает.
        Пока они перебрехивались под смешки и дурашливые реплики болельщиков, техники закончили работы, и Лёвка забрался на место пилота, выруливая на поле. Взлёт… минута, и аэроплан исчез в облаках.
        Летательных аппаратов старого образца у нас пять штук, все уже старенькие и потрёпанные, так что в переделке я не видел особого смысла. Оставили как есть для обучения новичков, а вот гляди ты… пригодилось!
        Гоняем сейчас их буквально на износ, меняя только наклейки и пилотов. Кадровые, прошедшие полноценное обучение и имеющие классность, за штурвал старых летадл садятся редко. А вот техники и оружейники, имеющие допуск к полётам, изображают сейчас все силы наших ВВС.
        Основная задача - мелькать! Просто мелькать на каком-то участке фронта, показывая противнику, что всё в порядке, и подлые мы ничего не задумали.
        Задачи командования при этом выполняются постольку-поскольку, в основном разведка. Британские войска сейчас скучены достаточно сильно, так что на такую разведку квалификации наших техников хватает с лихвой…
        В сложных случаях вылетают уже профессионалы на нормальных аэропланах, способные не только вести разведку, но и сдерживать порывы души, то бишь не заниматься пилотажем и не показывать врагу, что у нашей авиации произошёл качественный скачок.
        Для порядка прошёлся по аэродрому, показывая бодрость духа, вздрючил Ефимова за расхлябанность подчинённых и выслушал свежее мнение о маркграфстве Фимы Бляйшмана.
        - П-па-аравозик Вилли - тот ещё п-поц! - высказался Уточкин, ничуть не стеснявшийся заикания, - Та-акой дурной, что да-аже умный и-иногда! Ход к-ко-онём!
        Далее одессит высказал не блещущую новизной мысль, что даровав дяде Фиме титул маркграфа, кайзер не теряет ровным счётом ничего! Земли, ставшие маркграфством, они и так дяди Фимины, а титул, буде мы проиграем, не будет стоить ровным счётом ничего.
        - Я-а… - кивал Корнелиус, у которого русский язык мешался не только с африкаанс, но и почему-то с немецким. С другой стороны зудел Том?, с его русского-франкским-африкаанс, и отчего даже у привычного меня начала болеть голова и дёргаться веко.
        Я поспешил отойти, пока у меня самого не включилось заикание. Сергей, когда впервые стал свидетелем такого эффекта, пришёл в восторг, и не будучи человеком, обременённым чинопочитанием, принялся за натурные эксперименты на всех окружающих. Кому другому это вышло бы боком, а Уточкин так всё поворачивает, что смешно даже «жертвам».
        - Очень умно, - донёсся до меня удаляющийся голос Борста, который считает Кайзера за светоч разума, руками которого водит не иначе как сам Бог.
        Мотанув головой, я ускорил шаги, не желая слушать это по десятому разу кряду. Тема эта свежа, популярна и вызывает много споров.
        Жид, и маркграф?! А с другой стороны, он уже - рыцарь… Да и деяния - того… соответствуют. Равно как и владения.
        А Кайзер… да, так никто не делает, тем более маркграфство пожаловано ещё ДО победы. А с другой стороны, законов это не нарушает…
        А цимес, по мнению поклонников Паровозика Вилли (Кайзер - это голова…) в том, что именно сейчас все это проглотят. И проглотили, потому как не тот случай и (главное!) не то время, чтобы устраивать дипломатические скандалы.
        Сделал бы это кто другой, да будь даже личность Кайзера менее эксцентричной, событие вызвало бы немалый общественный резонанс, и не факт, что проскочило бы… А Вильгельм с его чудаковатостью стоит как бы наособицу. Ему не то чтобы можно… но и не сказать, что нельзя!
        С международной же точки зрения это значит, что маркграфство Масада, входящее в состав Иудеи, признано владениями Германской Империи. Де юре!
        Признал это дядя Фима, потому что принял титул. Признала Иудея, потому как с хрена ли им оспаривать волю основного торгового партнёра - притом, что воля эта их ну никак не ущемляет. Пошумели изрядно, да… но и сторонников вхождения в Германскую Империю хотя бы на птичьих правах там хватало. И признало ЮАС… де-факто, разумеется, пока не де-юре.
        В общем - казус, коллизия и забава для многих поколений дипломатов и юристов-международников. И очень красивый ход, на самом деле. Абсолютно сумасшедший! Но ведь сработал же…
        … и полудурошный Паровозик Вилли прицепил к Германии огромные земли. Панама! Всю Одессу разом умыл, на все поколения!
        Пусть… пусть автономия будет больше, чем у Великого Княжества Финляндского в Российской империи. Но ведь это всё равно - налоги, политическое влияние, протекционизм и прочие вкусности.
        Да за такое приобретение, буде это потребуется, все курфюрсты проголосуют, чтобы Фима Бляйшман влился в их тесно сплочённые ряды! И иудаизм их не смутит… вот ни настолечко! Да и сын, говорят, вполне многообещающий юноша… и не женат!
        Доказали же немецкие учёные, что ашкеназы (о сефардах речи нет!), это суть исконные немцы? А иудаизм там или нет… а какая нам, собственно, разница? В просвещённой Германской Империи люди могут быть даже атеистами!

* * *
        Воняло от героического разведчика знатно, не менее чем трёхдневной падалью, так что мало не наизнанку выворачивало, но мы, дыша через раз, столпились вокруг, внимая каждому его слову и жесту.
        - … вот туточки просквозили, - корявый палец человека, привычного более к плотницкой работе, коснулся макета местности, выстроенного на одном из столов в капонире, приспособленном под штаб.
        - Однако… - дежурно удивился Санька, - не слишком ли сложно? Там же такая мешанина из разных частей, что чорт голову сломит!
        - Вот именно, - снисходительно хмыкнул осназовец и поморщился, массируя грязное горло, на котором отпечатались чьи-то пальцы, уже успевшие пожелтеть. Переспрашивать никто не стал, но разведчик, памятуя о немаленьких чинах Чижа, всё ж таки пояснил:
        - У семи нянек дитя без глазу, а здесь ещё хужей! Как бы не семижды семь! Такое себе столпотворение Ваавилонское, што и спицияльно не придумашь.
        - Сперва, значица, индусы из тех, которые сипаи - енти сами всево пужалися. Потому, значица, что везде одни сплошные начальнички для их, так вот! Сикухи… а нет, сикхи, вот! У их же гонору, как у шляхты польской! Такого попробуй тронь - у-у…
        Санька тем временем, не забывая слушать осназовца, рисовал с его слов расположение противника, не жалея труда и черновиков на выброс.
        - … потом шотландцы, - продолжал Корней, с любопытством наблюдая за трудами Чижа, и крутанув головой, добавил неверяще:
        - В юбках! И как ветерок, так… срамота, чистое дело срамота! Потом британцы, но со слугами, а те и пужливые и наглые разом, известное дело - лакеи!
        - Вот… - он с хрустом почесал подбородок, давя выползшую крупную вошь, - Языка-то мы взяли, дело нехитрое, а дальше этим… зигзугом и пошли через весь лагерь. Не напрямки, а так… по лисьи, чуть не назад иной раз вертались. Ничо… проскочили! Ну, так и учителя какие были, а?!
        - Сам… - грязный палец возделся к небу, - дядя Гиляй! Вот!
        Произнесено было с нешуточной гордостью, и ведь да… знак качества, никак иначе! Я сразу проникся к осназовцу симпатией, начав воспринимать его не иначе, как дальнего родственника. Ну… а кто он после это есть?!
        - Там уже сложней пришлось, - признал Корней и звучно почесался, так что я напомнил себе, что человек трое суток без сна, и всё это время не на жопе ровно сидел, с кофием и какавой под боком. Чудо, что при таком раскладе он вообще связно разговаривать может, притом с живыми людьми, а не невидимыми для всех прочих собеседниками!
        - У нас, собственно, задача была - пошуметь, - криво ухмыльнулся осназовец и заплямкал губами, так что один из штабных, догадавшись, сунул ему в рот свою сигару.
        - От спасибочки, - закивал Корней, затягиваясь до головокружения и звучно прокашливаясь, - До самых печёнок продрало, ети… и хорошо, а то глаза слипаются…
        - Пошуметь, - терпеливо повторил Санька, почти не глядя рисуя на краю листа шотландского стрелка с задранной ветром юбкой. У брата часто так - руки помимо головы работают, не раздумывая и почти не глядя.
        - А! Да, пошуметь, - кивнул разведчик, с трудом отрывая взгляд от рисунка, - Я ж говорю - у семи нянек! В таком разе можно знатно набедокурить! Сумятицу внесть по-разному можно, ан результат один - у нас погибших помене, у их - поболе! А тут…
        Он снова крепко затянулся.
        - … летадлы, ети! Случайно увидели.
        - Близко подошли? - осведомился Ивашкевич, который чем дальше, тем больше принимает на себя функции начальника разведки ВВС. Не официально пока, а так… характер подходящий, ну и опыт, не без того.
        - Близко? - удивился Корней, - Зачем? Не… так-то можно было, но время… Летунов, их всерьёз охраняли. Я так думаю, вообще чудо, што оне в ентом бедламе оказилися.
        - Случай… - протянул Том?, - тылы скомкались, вот так и вышло.
        - Могёт быть, - согласился осназовец, - а могёт - хитрый план у британского благородия! У их, у британцев, которые из благородий, башка по странному работает, не как у людей. Свои какие-то соображения.
        - Так что близко лезть не стали, - подытожил Корней, снова затягиваясь сигарой. На некоторое время он прервался, подхватив из руку вестового огроменную чашку с бульоном из супа, который и выпил до самого донышка, шумно отдуваясь и болезненно сглатывая.
        - Не стали, - повторил он, благодарно кивая, - чтоб не насторожить. Да и время! Пока туда, пока сюда… Што толку от самово полново донесения, если оно запоздало? Так что мы оттедова когда выбралися, так сразу руки в ноги и бегом! А как к нашим подобралися, так дальше и сами знаете. Сразу, знацича, до штабу, и через пять минуточек уже в небе летел. Тока и успел, што посрать заранее!
        Поблагодарив, отпустили осназовца, оставив на попечение техников, потащивших того мыться в полевой душ. Корней зевал, норовил завалиться спать на плечи сопровождающих, но те не сдавались, бубня ему о вошках, киселе опосля душа и чистой постели с холодным пивом после. С пивом - это уже их собственная инициатива. Очень уж они впечатлились рассказом разведчика, как им с товарищами несколько часов пришлось прятаться среди начавших подтухать трупов…
        - Ну, слава Богу… - широко перекрестился Ивашкевич, - нашлись потеряшки!
        - Осталось всего ничего, - хмыкнул Санька, - узнать место и время!
        - Это-то? - Адамусь ухмыльнулся уголком рта, - Решаемо! Держать такую армаду близ линии фронта зряшно никто не станет. Накладно, да и опасно…
        - Верно, - согласился я с литвином, - что-то ты, брат, сегодня не в форме… Голова не варит?
        - Есть такое дело, - смущённо улыбнулся Санька, - Я… хм, дышал сейчас через два раза на третий, так что наверное, мозги за недостатком кислорода отказывать начали.
        - Да, духовитый разведчик, - согласился я, с трудом давя смешок, но остальные и не подумали этого делать.
        В штабной капонир заходить не стали - там, кажется, всё пропахло мертвечиной, так что приказав вестовым вытащить на свежий воздух столы с макетами местности и документы, расположились в десятке метров от входа, растянув огромный тент над головами.
        Информацию складывали кропотливо, как паззлы, часто не видя, а скорее догадываясь о ситуации.
        - А! Погодь… - вскакивал то и дело кто-нибудь из нас, начиная рыться в документах, - Своими же глазами… а, вот оно!
        … но не всегда это оказывалось именно то, что нужно, и пару раз мы едва не забрели в конспирологические дебри, выстроив очередную стройную теорию на фундаменте из предположений и невнятных косвенных фактов.
        - Флешетты… - подытожил Военгский, вставая со стула и нависая над столом, разглядывая местность, - это всё-таки флешетты!
        Мы покрутили его версию так и этак, а я, ради чистоты эксперимента, выступил даже адвокатом дьявола, но Илья весьма аргументировано отстоял свою позицию. Бумажечка складывалась к бумажке, и копия накладной на грузы, сделанная в портовой канцелярии, ложилась к донесению агента из Англии о том, что пилоты британских ВВС особое внимание уделяют отработке полёта в составе целого полка.
        - … а вот ещё! - выкладывал свой козырь Корнелиус, поминая дальнего родственника, который своими глазами видел что-то этакое… «Этакое» часто было весьма косвенным доказательством, но врать (не считая охотничьих побасенок) африканеры не приучены, а число родственников у Борста исчисляется сотнями, и это только достаточно близких.
        Сейчас, начав перебирать свою память, ведомый вытряхнул из пыльных кладовок очень много того, на что ранее просто не обращал внимания. У кого-то бывший работник уехал после войны в Капскую колонию, и работая в порту, писал письма родне. Письма эти, как водится у безграмотных в массе своей чернокожих, читали (да и писали) работодатели или просто доброхоты. Так что с одной стороны - ничего вроде тайного, а с другой - проскакивало!
        - Всё-таки флешетты, - подытожил я, потирая подбородок.
        - Массовое применение флешетт, - уточнил Санька.
        - Массовое, - соглашаюсь с ним, тасуя по всякому бумажки и бумажечки, в которых говорилось о флешеттах хоть прямо, а хоть бы и косвенно, - иначе бессмысленно выходит. Одно к одному всё - строем в составе воздушной армады летать тренировались, флешетты… Почему, кстати, не бомбометание?
        - Дёшево и сердито, - пожал плечами Адамусь, - если по плотным пехотным колоннам, то флешетты немногим хуже выходят, если вообще хуже.
        - А, ну да… - киваю я, - никаких проблем со взрывателями, а потянуть верёвочку, высыпая металл на людей, задача технически несложная. И… как там у нас с полевыми укреплениями?
        - Да какие там укрепления! - моментально отозвался Илья, - Смех! Армия пятится, так что дальше обычных окопов редко дело идёт, а так всё больше за ближайшим пригорочком норовят залечь. Чтоб копать поменьше.
        - Вот и ответ, - бледно усмехнулся Санька, - Что в пехотные колонны сыпать флешетты, что так…
        - А действительно, логично всё! - у меня наконец всё сошлось, - Огромная армада британских ВВС делает налёт и высыпает на наши укрепления тонны металла. Потом наступление…
        - Я бы ещё артиллерией обработал, - мрачно сказал Санька.
        - И артиллерией, - киваю я, - Но к артиллерии буры уже привыкли, а вот вражеская авиация над их головами, да в таких количествах…
        - Побегут, - сморщил нос Адамусь.
        - А кто бы не побежал? - меланхолично отозвался Илья, и мы замолкли. Британцы сделали ставку на количество, и нам предстоит размотать в прах почти семьсот аэропланов, прибывших в Африку.
        Несмотря на техническое превосходство и все подсчёты, обещающие нам победу, цифра эта неприятно холодит виски. Авиация в ЮАС достаточно многочисленная, но собственных технических мощностей у нас не хватает, а французские союзники вполне логично решили, что им нужнее, ограничив продажи на сторону незадолго до войны.
        Вся наша наличная авиация, это чуть больше двухсот пятидесяти аэропланов. Половина из них по разным причинам не годятся для мобилизации. У кого-то ресурс двигателя выработан близко к критическому, другие (а таких немало) весьма творчески переделали планер под своё понимание нужного. Есть и третьи, и десятые…
        … так что полноценных аэропланов, прошедших модернизацию, и пилотов, имеющих соответствующую подготовку, меньше семидесяти.
        Нет, остальные не сидят без дела, и в меру сил возят почту и медикаменты, забрасывают во вражеский тыл осназовцев, патрулируют границу и так далее, и тому подобное… Они герои, без шуток! Но воздушный бой… никак.
        Вообще, у нас очень маленький запас прочности. Техническое превосходство на коротком плече - есть, а технических мощностей - очень мало!
        - Тактика и стратегия понятны, - подытоживаю я, оставляя не слишком-то приятные мысли при себе, - место применения в общем-то тоже. Наши войска сейчас достаточно плотно сжаты, отступая на Блумфонтейн и Кимберли. Несколько километров в одну или другую сторону… для авиации никакой разницы.
        - Осталось всего ничего, - в тон отозвался Адамусь, - время!
        - Время… - я задумался, прикидывая так и этак, но чем больше прикидывал, тем больше мне начинала импонировать простота идеи. У нас и без того очень многое подвисает на предположениях и допусках, приправленное плохо отлаженными механизмами разведки.
        Вот же парадокс! Разведка у нас есть, и очень недурственная, а вот именно то механизмы её не отлажены, отчего буксуем иной раз, оскальзываясь на совершеннейшей мелочи.
        Вся необходимая бюрократия, правила и инструкции, гласные и негласные традиции, школа… Всему этому и многому другому предстоит быть вылепленным из талантов отдельных людей, интуиции, самопожертвовании, энтузиазме масс и прочего.
        - Время, - ещё раз повторяю я, - мы будем выбирать сами!
        - Слишком уж мы увлеклись многоходовками и косвенным давлением, - продолжаю, и вижу понимание, проступающее в глазах брата, Адамуся, Ильи… - и не сказать, что это как-то плохо! До поры нужно было действовать аккуратно, чтобы не спугнуть британцев, не подставить своих агентов и прочее «Не».
        - А сейчас нам известно место базирования одного из авиаотрядов, - подхватил Санька, склоняясь над макетом местности, - и судя по донесениям разведки, там не двадцать и не тридцать аэропланов, а примерно половина от общего числа Африканских ВВС Британии. Сжечь их на земле?
        - Идея хорошая… - шестерёнки в моей голове крутятся аж с провизгом, - но нет!
        - Почему? - удивился брат, - Один массированный налёт…
        - Один массированный налёт, и от нас ничего не останется! - перебиваю его, - Ты рисунки-то свои вспомни, которые со слов Корнея рисовал!
        Он задумывается на пару секунд и морщится, нехотя кивая. Вряд ли так вышло специально, скорее - воля случая и горного рельефа местности, но летательные механизмы на стоянке британских ВВС разнесены достаточно далеко друг от друга.
        Аэропланы стоят небольшими группами, по три-пять штук. Бомбить по столь незначительным целям с большой высоты бессмысленно, а снижаться, рискуя попасть под ответный огонь десятков тысяч стволов, это самоубийство чистой воды!
        Проблемно… А с другой стороны, британцы не смогут взлетать одновременно хоть сколько-нибудь большой группой! Предполётная подготовка в таких условиях должна отнимать кучу времени и сил… по идее.
        - Беспокоящий налёт малыми силами? - уныло озвучил Санька очевидную вещь.
        - Он самый, - киваю благосклонно.
        - Может…
        - Нет! - обрываю Адамуся, - Запрещаю! Полетят ребята из резерва второй очереди! При бомбёжке с такой высоты уровень мастерства не принципиален.
        - А если… - надувается Санька.
        - Если кого собьют, - я хладнокровен и предугадываю слова, - то напоминаю - все они добровольцы и давали присягу!
        - Мы тоже… - это уже Ефимов. Я хотя было отмолчаться, но заметил, что глаза у ребят… Это не то чтобы бунт, но тот случай, когда объяснять - надо!
        - Мы, в отличие от резервистов второй очереди, будем драться потом в воздушном бою, а при всём нашем техническом превосходстве, превосходство в численности, притом абсолютное, никто не отменял!
        - Подумаешь… - тот же Ефимов, и я задумываюсь, а нужен ли мне такой пилот вообще? Нет, летает хорошо, но вот дисциплина… или это вылезает подспудное желание утвердиться в роли вожака? Надо будет обдумать…
        - Именно что подумаешь! - резко парирую я, - И как следует! Нельзя считать британцев априори слабейшими, потому как это совсем не так! Да, стрелковое вооружение у нас безусловно лучше, да и возможность пилотажа даёт огромное преимущество! Но британцев просто-напросто больше, и напоминаю, что на каждом британском аэроплане есть пулемёт и стрелок! Пусть даже он может стрелять не со всех позиций, но ведь может!
        - А дирижабли с пулемётным вооружением? - нахожу я новый аргумент, - А зенитная артиллерия? А ещё целая куча всего, которая нам может быть просто неизвестна? Нет уж… расслабляться ни в коем разе нельзя! Тем более, напоминаю вам - нам нужно не просто победить, а победить с минимальными для нас потерями, а желательно и вовсе без оных! И не по очкам победить… У нас нет запаса прочности на большую войну, вы это помните?
        - С этим я бы поспорил! - возразил Ефимов, и я замолк, повернувшись к нему. Игра в гляделки особых результатов не принесла, я ожидаемо передавил его взглядом, но вижу - не убедил!
        - Не знаю, что с тобой, Миша… - нехотя произношу я, - но от командования звеном я тебя отстраняю! Сергей! Уточкин! Принимай звено Ефимова.
        - Д-да, - отозвался тот без особой охоты, виновато поглядывая на дружка.
        - Крутёхонько, - пробормотал кто-то из пилотов на грани слышимости, но обострять конфликт я не стал. Да и Миша, посверкав глазами, вздохнул прерывисто, и сдувшись, отошёл в сторонку.
        - У него с девушкой нелады, - сказал негромко Санька - как бы не мне, а вообще, в сторону.
        - И? - я еле заметно повернул голову к брату, - Считаешь, што я не прав?
        - Да нет… так просто…
        - С тобой, - я выцепил взглядом Ефимова, - мы поговорим после боя! И не вздумай джигитовку в воздухе устраивать! Это, к слову, всех касается. Бой - не воздушный цирк, и работать я приказываю не красиво, а целесообразно! За пилотаж ради дурной лихости, и вообще за ненужный риск, карать буду нещадно, вплоть до отстранений от полётов и перевода в резерв ВВС! Ясно?
        - Ясно… - не слишком дружно пробурчали пилоты, и даже Миша Ефимов, при всех его сердечных неладах, выглядел смирным. Ха!
        Я мысленно погладил себя по голове. Трюк нехитрый… На Мишу Ефимова я изрядно зол, но не подставься он вовремя, я докопался бы до чего другого! А как с ними, чертяками, иначе? Хороший пилот, это всегда личность яркая и самостоятельная, иначе и быть не может! Надо, надо осаживать… иначе не в шахматном стиле баталия будет, а натуральная собачья свалка!
        - Местонахождение британских ВВС под Блумфонтейном нам известно предельно точно, хотя отчасти и по воле случая, - продолжил я, - а вот установить расположение ВВС возле Кимберли нам удалось с точностью плюс-минус лапоть.
        Адамусь поморщился, принял мои слова как укор, и я поспешил добавить…
        - Ивашкевич и разведка ВВС отработали на ять. Проблема, судя по всему, в штабе ВВС.
        - Вот как знал! - сплюнул Борст, весьма грубо охарактеризовав почтенных мужей из Фольксраада. Я на это только плечами пожал… а что, собственно, нового?
        Власть у Снимана не абсолютна даже во время войны, а продавить абсолютно любое своё решение в Фольксрааде он не мог даже во времена недавнего политического кризиса. Тем более, в этом славном месте хватает мудаков искренних, не связанных с бриттами и сомнительными лицами разного толка.
        В итоге, я по-прежнему командующий ВВС Кантонов, а никак не всего ЮАС. Начальство надо мной всё такое же коллегиальное, и единственное - функции оного стали куда как более размытыми.
        Де-факто, да отчасти и де-юре, я ИО командующего ВВС ЮАС, но есть, как говорится, нюансы…
        … которые в настоящее время осложняют жизнь.
        Откровенным вредительством моё коллегиальное начальство не занимается, но время от времени кто-то из них (или что чаще - кто-то из их непосредственных подчинённых) начинает надуваться важностью. Замедляется прохождение каких-то документов или скорость принятия решения, или… Вариантов много, и все они мешают нам жить.
        Собственных подчинённых у коллегиального командования почти нет, не считая раздутые кадры штаба ВВС ЮАС, да резервистов, притом последние подчиняются им скорее косвенно. Дурацкая ситуация, когда боевые приказы исходят из моего штаба, а материально-техническое обеспечение проходит через штаб ВВС ЮАС. В общем…
        … ничего нового. Классический армейский бардак, примеров которого, притом куда как более вопиющих, полнёхонько в любой армии мира.
        Случаев такого рода хватает, и мы бережно всё документируем и подшиваем, дабы потом предъявить адресатам. А будет ли это официальное расследование или негласный договор в кулуарах… по ситуации.
        - Проблема в штабе ВВС ЮАС, - ещё раз повторил я, - наверняка ведь разведка доносила нужную нам информацию, притом не раз и не два! Так вот… Но выбора особого у нас нет, как нет и времени на наведение порядка в штабе, разбор бумаг и раздаче всем причастным тумаков и пряников.
        - Поэтому… - я сделал паузу, - работать будем от провокации! Флешетты и зажигательные бомбы - без изменений.
        - Бомбы, хм… - пробормотал Санька.
        - Есть возражения? - поворачиваюсь к нему.
        - Напротив! - замотал головой брат, - Концентрация британских войск, подготовившихся к наступлению, очень велика…
        - Пользуются, самки собаки, что у нас с гаубичной артиллерией туго! - воинственно выпятил челюсть марселец.
        - Не без этого, - скривился Санька, - будь у нас гаубицы в должном количестве… Но чего нет, того нет! Концентрация войск, повторюсь, у бриттов запредельная, и складов - в том числе!
        - Есть чему гореть! - зло хохотнул Илья.
        - Верно, - усмехнулся брат.
        - Флешетты и зажигательные бомбы - как основа, - снова беру слово, - а вишенкой на этом торте будут листовки!
        - Точно! - ахнул Саня, - Письмо запорожцев турецкому султану!
        - Хм… - я, откровенно говоря, думал о более сдержанном варианте, но…
        - Вариантов письма сделаем несколько, - подытоживаю я, - от сдержанно-джентльменских, до запорожских! А потом… хм, будем поглядеть!
        
        Отряд пришлось разделить на две части, перекрыв оба направления.
        Перебазировались на заранее подготовленные аэродромы, и самым сложным оказалось отбиться от разного рода любопытствующих. Причём если людей начальственных можно было слать далеко и надолго, пользуясь Уставом и субординацией, то всякого рода сектанты из буров, норовящие провести молитвенное собрание на лётном поле, и непременно чтоб с участием всего лётного состава, довели меня мало не до бешенства! У них, понимаешь ли, откровение было… а?! Вот такая вот она, обратная сторона религиозного общества…
        - Новейшее оборудование, черти полосатые! Не повредите! - оператор, хватаясь то и дело за грудь и явно путая сердце с поджелудочной, суетится вокруг аэроплана, помогая устанавливать оборудование. Успокаивают его на пяти языках разом, отчего тот только пугается и приходит в совершеннейшее отчаяние.
        - Вашу ж Машу… - не выдержав, присоединяюсь к техникам, а то они и в самом деле наворочают…
        … да кого я обманываю!? Мне просто интересно…
        Наконец, в облегчённый до предела аэроплан впихнули оборудование, оператора и листовки, срочно отпечатанные в походной типографии, и я взобрался в кресло пилота. В несколько минут набрав высоту, устремляюсь в сторону Кимберли, постоянно отвлекаясь на восторженно-идиотические реплики оператора.
        В разведывательные полёты я привык летать с кем-то из подготовленных ребят - благо, любой наш пилот, имеющий классность, учится в том числе и профессии лётчика-наблюдателя, где умение обращаться с кино и фотоаппаратурой - обязательно. Они если что и говорят во время полёта, то сугубо по делу, а этот…
        … не затыкается! И ведь не заменишь… аппаратура новейшая, работать на такой вдруг не выучишься, так что приходится терпеть.
        - … пейзажи, ах какие пейзажи! - фонтанирует тот восторгами. Поди ж ты… воронежский мещанин, несколько лет ещё бывший прикащиком в лавке, ныне один из тех людей, кто делает Большое Кино. И как делает…
        … но при этом - не затыкается!
        Наконец мы добрались до Кимберли и я, на расклеенном под облако аэроплане, барражирую над лагерем противника на солидной высоте. Здесь тоже свои хитрости, которые человеку непосвящённому не вдруг и объяснишь, но управлять аэропланом с киноаппаратурой может далеко не каждый.
        Несколько минут слушаю оператора и вглядываясь в расположение вражеских войск под нами. Разведка дала нам достаточно точные данные о расположении зенитной артиллерии, дирижаблей и тому подобных вещей, но…
        … доверяй, но проверяй! К слову, нахожу ряд несоответствий, достаточно важных для будущего рисунка боя.
        Это по плану бой будет проходить на больших высотах, вне досягаемости зенитной артиллерии и дирижаблей, укрытых пока в ангарах. А вот получится ли… Да и если придётся выходить из боя со снижением, то лучше знать, где можно нарваться на нацеленные в небо пулемёты!
        На рисунке, составленном по данным ранешней авиаразведки, делаю правки, уточняя диспозицию, и постоянно поглядывая на часы, вмонтированные в приборную доску. Время, время…
        Резервисты появляются с небольшим опозданием. Пять аэропланов, едва ли не чадящих от натуги, расходятся над лагерем противника, вываливая с большой высоты флешетты и зажигательные бомбы. Меткость их оставляет желать лучшего, но тем не менее, фиксирую небольшие возгорания на земле.
        - Ах, какие кадры! - восторгается оператор громогласно, хрипло перекрикивая рокот двигателя, - Какие кадры!
        Он орёт что-то не слишком связное, а я просто жду… Отбомбившись, резервисты уходят, и их почти тотчас сменяет вторая волна, действующая как под копирку. Единственное - в этот раз на земле огненными цветами расцветают зенитки, и кажется - в небо выстреливают патроны вообще все, имеющие оружие.
        Фантазия моя с почти документальной точностью рисует оскалившихся британских солдат, нацеливших в небо дула винтовок, и раз за разом нажимающих на спусковой крючок. А вот молодые офицеры, бездумно палящие в небо из револьверов… офицеры постарше, пытающиеся навести порядок…
        Вряд ли вторая волна отбомбилась удачней, но всё же, всё же… Они как минимум не дали затушить сброшенные ранее зажигательные бомбы, добавив в этот праздник пороха и огня своих подарков.
        Британский лагерь не то чтобы полыхает, но весёлые огни, едкие дымы и вся это интересная суета людей, пытающихся бороться с огнём под бомбами, определённо оживили пейзаж!
        Третья волна ставит жирную точку в этом веселье, и (что особенно для меня важно!) резервисты ухитряются повредить один из ангаров с дирижаблями. Не фатально… увы. Но пощёчина знатная!
        Напоследок пройдясь над британским лагерем, вывалил листовки, закружившиеся белыми голубями в чёрном дыму.
        - Ещё круг! - орёт оператор, и я поколебавшись, делаю круг над этим растревоженным муравейником.
        - Взлететь пытаются! - орёт оператор, - Там! Там!
        От волнения он забыл все выученные условные обозначения, и только орёт «Там» с превеликой громкостью и заедливостью сломавшегося патефона.
        «Там», внизу, попытка взлететь обернулась неудачей. Вражеский «Виккерс», подпрыгнув, остался на земле и очевидно повредил шасси. Аэроплан спешно убирают со взлётной полосы, и других попыток взлететь я не вижу.
        «Взлётную полосу повредили ненароком. Удачно!» - мелькнуло в голове, и я, от греха подальше, поспешил в сторону Кимберли. Не стоит гневить Судьбу!
        Сев как можно аккуратней, дабы не повредить драгоценное оборудование, я сразу подрулил к ангару. Воронежский мещанин орал что-то восторженное, и сняв с помощью техников аппаратуру, утащил её для дальнейших работ.
        - Есть, коммандер! Есть! - подбегая, заорал издали Борст, размахивая телеграммой, - Налёт на британский лагерь под Блумфонтейном увенчался удачей! С нашей стороны потерь нет!
        - Ну, слава Богу… - перекрестился я, тут же почти смутившись. Где Бог, а где…
        … впрочем, мысли духовного толка не задержались в моей голове, вылетев сразу и напрочь!
        Пообедав в столовой и ополоснувшись под душем, поспешил на киносеанс, устроенный в одном из ангаров. Оператор, по нашему требованию, то и дело останавливал фильм?, дабы мы могли разглядеть подробности. Хотя не сказать, что видимость настолько уж хороша, но…
        … некоторое представление о британском лагере мы всё ж таки получили.
        Пусть даже это далеко не первый разведывательный полёт, но зато - данные, свежее некуда! Пилоты смотрели внимательно, изучая ТВД, спорили и обсуждали тактические перестроения.
        Я стучал мелом по доске, установленной сбоку от экрана, и бегая с длинной указкой к простыне, снова и снова расставляя эскадрильи, вдалбливая в горячие головы схемы и дисциплину. Время то тянулось медленно, когда каждая секунда длилась и длилась, то начинало идти вскачь.
        Вестовой у входа в ангар, беспрестанно поглядывающий на небо, измаялся пуще всех. Кажется, взглядами в нём натурально дырку протёрли!
        Но аэропланы с наблюдателем всё кружились и кружились в высоте, не подавая никаких знаков. Никаких!
        Не могу сказать, чтобы это приводило меня в отчаяние, но всё же, всё же…

* * *
        - Буры вытерли ноги о честь британской армии, - сдерживая гнев, рявкнул Китченер, - Снова!
        - Лорд, я…
        - Снова! - с экспрессией повторил Горацио Герберт Китченер, свирепо глядя на стоящего перед ним командующего Британскими ВВС в Африке.
        - Лорд Китченер, - упрямо склонил тот лобастую голову, - потери незначительны и…
        - Генри! - генерал-лейтенант прервал стоящего перед ним старого приятеля, - О незначительности потерь я знаю лучше тебя! Я говорю о моральной стороне дела! Люди чувствуют себя униженными, ты понимаешь? Вся мощь британской военной машины, всё наше техническое и численное превосходство - ничто, если мы не в состоянии ответить на плевок в лицо о буров! Это вызов, понимаешь?
        Китченер устало поглядел на командующего авиацией.
        - … вызов, - тускло повторил он, - и мы ответим на него.
        - Сейчас, - сказал он с нажимом, - ты поднимешь все аэропланы, загрузишь их флешеттами и бомбами и вывалишь на головы этих чёртовых дикарей! Ты сделаешь это столько раз, сколько понадобится, чтобы обратить их в бегство.
        - Свои планы… - лорд Китченер, запнувшись, надёл на голову фуражку, которую до того вертел в руках, - можешь выкинуть! Стратегия…
        Он фыркнул пренебрежительно.
        - Я вижу тоже, что видят все солдаты британской армии - у нас в десять раз больше самолётов, но буры плюют нам в лицо! Последний индийский носильщик в нашей армии видит не твои планы, Генри! Он видит плевок в лицо! И если мы утрёмся сейчас… позже, Генри, крови будет намного больше!

* * *
        Аэроплан сделал круг над лётным полем, и снизившись, сбросил вымпел. Вестовой, не дожидаясь приказа, кинулся к нему со всех ног. Упав почти тут же, он вскочил и быстро захромал дальше, не обращая внимания на разодранную штанину и текущую по ноге кровь.
        - Британцы взлетают! - заорал он тоном человека, причастного к Великому…
        … и кто скажет, что это не так?!
        Всё, казалось бы, отрепетировано много раз… и всем нам известно, что «взлетают» нужно понимать не буквально! Британцы всего лишь начали подготавливать взлётные полосы, перекатывать аэропланы от мест стоянки и заниматься всеми теми подготовительными работами, без которых вполне можно было бы обойтись, подойди они к выбору места дислокации с большим тщанием.
        … и тем не менее мы выбегали, на ходу накидывая лётные куртки и шлема, надвигая на глаза очки. Техники вместе со стрелками уже выкатывают из ангаров и из-под навесов полностью подготовленные аэропланы, и все мы…
        … строго по регламенту, наспех проверяем - полны ли баки горючего, есть ли вода во флягах, шоколад и вся та боевая химия в аптечке, без которой мы покамест благополучно обходились. Но… а вдруг?!
        Лёвка уже занял место стрелка, скалится кипенно-белыми зубами, напоминая мне бешеного хорька. Он уже там, уже в битве…
        - Охолонь, берсерк иудейский, - осаживаю его насмешкой, и секретарь медленно начинает приходить в себя. Вот в глазах проявился проблеск мысли, напряжённые губы разгладились, закрывая зубы…
        … и на лице появилась смущённая усмешечка.
        - Вот так и держать, - приказываю я, играя на публику отца-командира… и как играя! В жизни так не актёрствовал, даже в бытность Дашенькой! Боже… кто б знал, как меня колотит внутри! Сейчас мы будем держать важнейший экзамен в нашей жизни, от которого зависит само существование государства. Здесь и сейчас решается всё…
        Мы успели. Британская армада только начала подниматься в воздух, и добрая четверть вражеских аэропланов ещё стоит на земле. Вокруг техники, стрелки и пилоты, напомнившие мне муравьёв, суетящихся вокруг дохлых жуков. В небе же пока царствует…
        … Хаос! Британцы только начали выстраиваться в то, что они понимают как боевой порядок. Должна, судя по всему, получиться этакая фаланга, растянутая на сотни и сотни метров по фронту. Пока же это отдельные отряды… в лучшем случае!
        Внизу огромные скопления народа, сидят чуть ли не на головах друг у друга.
        «Наступление готовили» - отмечаю машинально, будто ставя галочку в ежедневнике. Всё земное воспринимаю очень отстранённо, единственное - на плечи ещё сильней надавила ответственность, теперь уже не только за дела небесные, но и земные. Вся эта человеческая масса готова вылезти из окопов, и ждёт только пачки дрожжей, то бишь авианалёта и артиллерийского обстрела наших позиций. Как же их много…
        Моделей аэропланов свыше полутора десятков, но все они в той или иной степени клоны моего «Феникса», и чем дальше отстоят от оригинала, тем они хуже. Конструкторская мысль британских инженеров тяготеет всё больше к гигантизму, да к сложным техническим решениям - не всегда безнадёжным, но неизменно - сырым! Через год или два, буде этой войне суждено столько длится, инженеры и пилоты Британии наберутся опыта…
        … а пока - так!
        Преимущество в высоте у нас, и качнув крылами, я приказываю: делай, как я! Не прицеливаясь особо, вываливаю на британские аэропланы смертоносный груз флешетт и маленьких зажигательных бомб.
        Особых результатов не вижу… разве только «Феникс» подпрыгнул, став ощутимо легче. Но мои действия повторило тридцать пять аэропланов ВВС Кантонов, и с десяток британцев поспешили на свидание с Землёй… Ещё с десяток или полтора чувствуют себя неуверенно, но их по-прежнему слишком много!
        Матерно залаяли британские зенитки, полуденное небо приняло в себя разрывы сотен снарядов…
        … и ещё десяток вражеских аэропланов закувыркались вниз!
        - Сами! - восторженно заорал Лёвка, перегнувшись вперёд на ремнях, - Сами, своих же!
        Я оскалил зубы в злой улыбке, но почти тут же плотно сжал губы, сбрасывая наваждение. Да, сами… и я надеюсь, это не последняя ошибка британцев!
        Стрелять зенитчики почти тут же прекратили, и лишь изредка бахали выстрелы, выцеливая нас в разрывах британских боевых порядков. Пока тщетно…
        Несколько десятков британских аэропланов начали набирать высоту, надеясь схватится с нами, а остальные продолжили выстраиваться в воздушную фалангу, пренебрегая опасностью. Это достойно уважения, но…
        … тщетно!
        Даже если отбросить в сторону синхронизаторы и пилотажные возможности «Фениксов», мои аэропланы совершенней в каждой детали. Чуть легче, чуть прочнее, чуть лучше мотор… и этих мелочей набирается достаточно много.
        Высота по-прежнему за нами, и снижаться, попадая под обстрел зенитных орудий, мы ни в коей мере не планируем! Лёвка, вцепившись в пулемёт и весь вывернувшись на ремнях через борт, короткими очередями поливает британцев внизу, отсекая по три-пять патронов.
        Пока его время… пока мы, пилоты, всего лишь извозчики… пока так!
        - Есть! - орёт он, оглушая меня, - Есть, Егор! Двоих сбил!
        Не думаю, что он обманывается. На каждого из нас почти десяток британцев… было! Теперь поменьше…
        Надо отдать должное британцам, они упорны, и не обращая внимания на потери, лезут вверх, пытаясь выстраиваться в боевой порядок. С того момента, когда я сбросил на них флешетты и бомбы, прошла от силы минута, но кажется, это длится уже несколько часов!
        Лёвка перезаряжает обойму пулемёта, а я тем временем взбираюсь повыше, дабы лучше видеть картину боя. К сожалению, в хаосе битвы я почти не могу заниматься своей прямой обязанностью - руководить.
        Всё, что можно было - обговорили заранее, а остальное… Только своим примером, надеясь на то, что в круговерти боя пилоты и стрелки смогут хотя бы изредка находить глазами мой аэроплан!
        Пока же стрелки, перегнувшись вниз, торопливо расстреливают британцев, и всё идёт по плану… Британцы упорно карабкаются в высоту вслед за нами, но они очевидно перегружены и ползут с натугой, много медленней, чем им хотелось, и чем они могли бы.
        Замечаю, как один из огромных британских мастодонтов с экипажем в полдюжину человек при четырёх или пяти пулемётах, снизившись, вываливает свой смертоносный груз на головы индийской пехоте и ору от восторга.
        - Есть! - ветер едва не разрывает мне рот, но я - счастлив! Это даже лучше, чем я ожидал!
        Освободившись от груза, британский аэроплан быстро набирает высоту…
        … но Илья, спикировав, расстреливает его из пулемёта, зайдя сверху-спереди. Живучесть у этого британского динозавра оказалась чудовищной, но всё ж таки что-то там надломилось, кусок крыла оторвался, и аэроплан начал падать вниз, кружась осенним листом на ветру. Сел… аккурат у индусов.
        Ещё один британец высыпал свой груз на своих же солдат, и ещё, ещё…
        … и ни одна флешетта или бомба не упала на собственно британцев! Пилоты горели, разбивались и делали всё возможное, чтобы не пострадал ни один Томми Аткинс.
        А индусы… Вы не понимаете, это другое!
        Драчка пошла всерьёз, и началась натуральная собачья свалка. Задымился и вышёл из боя пилот из эскадрильи Том?, сев за линией наших окопов. Жив ли?!
        Вспыхнул свечой аэроплан из эскадрильи Уточкина, да как быстро! Несколько ужасающих секунд…
        … и пилот врезался в британский дирижабль, вытаскиваемый из эллинга. Взрыв!
        … самолёт разметало на сотни метров. А бой тем временем продолжился…
        На земле уже горело десятки костров, а в небе была - рубка! Преимуществ в высоте мы более не имеем, и бой более нельзя назвать игрой в одни ворота! К сожалению…
        Да, британцы не могут кружиться в воздухе с той же лёгкостью, как мы, но… их просто напросто больше! Всё ещё…
        Выпустив ракету, оставившую в небе длинный шлейф зелёного дыма, я отпустил ситуацию на усмотрение командиров эскадрилий. Всё! Бой окончательно разбился на десятки схваток, и более мой присмотр сверху не имеет никакого значения!
        Качнув крылами, я спикировал вниз вслед за ракетой, расстреливая из пулемёта «Виккерс» в цветах Российской Империи. Выпустив несколько пуль и размочалив кабину, я задрал нос «Феникса» вверх, оставляя подранка на Корнелиуса.
        Набор высоты… и снова короткое пикирование. Очередь в несколько патронов, оторванное крыло вражеского аэроплана, закувыркавшегося вниз, и я, перевернувшись через левое крыло, ушёл от трассирующей очереди, едва не сцепившись бортами с тяжеловесом от «Ролса».
        Далее - сплошная череда фотографических кадров. Вверх, вниз… я стрелял, в меня стреляли… Кажется даже - из револьвера! По крайней мере, в память отчётливо врезалась рука с револьвером и оскаленные зубы на окровавленном лице, показавшемся смутно знакомым.
        Опомнился несколько долгих секунд спустя, на вбитых тренировками рефлексах выбравшись наверх. Оглядевшись, я увидел, что в битве наступил перелом. В воздухе ещё очень много британских аэропланов, но…
        … большая их половина - на земле!
        Там же, на земле, догорает и второй дирижабль, уничтожение которого прошло как-то мимо меня. Но третий, всё-таки поднявшись в воздух, начал обстреливать нас из тяжёлых пулемётов.
        Ещё выше… выпускаю в сторону дирижабля дымную ракету, привлекая внимание свободных пилотов, и направляю полёт «Феникса» к воздушному Левиафану. За мной из свалки выбрался Корнелиус и Ефимов со своим ведомым.
        На защиту дирижабля встало около полутора десятков британских аэропланов, и мы начали смертельный танец, расстреливая врага. Команда на воздушном судне подобралась грамотная, но отсутствие сыгранности сказалось быстро.
        Не ввязывая с одиночные схватки, мы издали расстреливали британцев, заходя со стороны слепых зон. Короткая атака… и удалась она или нет, мы выходили из боя, используя фигуры высшего пилотажа. И пули, пули, пули… Мой «Феникс» содрогался, ловя своим телом выстрелы, предназначавшиеся - мне! Но пока - жив… пока летает и даже не потерял управляемости!
        Вот задымил один «Виккерс», второй… Краем глаза успеваю увидеть, как пара десятков вражеских аэропланов, прорвав наше оцепление, устремилось к линии фронта. Срочно набрав высоту, выпускаю в ту сторону ракету… и Уточкин не подвёл, перехватив их со своими ребятами аккурат над вражескими окопами, заставив британцев вывалить смертоносный груз на своих же солдат.
        Левиафан тем временем, потерпев поражение, быстро снижался вниз, вспухнув у самой поверхности огненным взрывом. Волна раскалённого воздуха тряхнула мой аэроплан, и выправить его удалось не без труда!
        
        С этой минуты произошёл коренной перелом, и очень скоро британцев осталось в воздухе немногим более полусотни. К сожалению…
        … потери есть и у нас. Из тридцати пяти аэропланов в воздухе осталось - двадцать четыре! Я знаю… я надеюсь, что большая часть моих ребят остались живы, но душа болит о каждом. Заранее…
        Британцы тем временем, окончательно пав духом, устремились в бегство. Они снижались, норовя удрать от нас далеко за линию фронта… и кому-то это даже удавалось!
        Снова забравшись в высоту, впускаю в сторону наших окопов ракету с алым дымным шлейфом и жду… просто жду. Через минуту в воздухе показываются пилоты резерва. Немногим менее полусотни аэропланов, многие из которых летает только чудом да соизволением Божиим. Рухлядь…
        Но здесь и сейчас - это грозный ударный кулак, несущий возмездие! А ещё - флешетты и зажигательные бомбы в больших количествах.
        Пройдясь над вражескими позициями на большой высоте, они не стали ввязываться в воздушные бои, а просто вывалили на британцев свой груз. А несколько минут спустя - ещё, и ещё…
        … и британцы побежали. Точнее, побежали индусы. И может быть, это совсем другое… но фронт оголился. А мы, добив остатки ВВС Британии, присоединились к резервистам. Кто мог.
        Техники наскоро латали дыры и выковыривали осколки из фюзеляжа, заправляли горючее и масло, перезаряжали пулемёт. А мы… тоже перезаряжались, зубами разрывая обёртки с шоколадом и наспех, обливаясь, запивали кто чем, не чувствуя вкуса.
        Всё, буквально всё пропиталось пороховой гарью, запахом сгоревшей взрывчатки и горящих складов.
        Фронт ещё держался… но лишь местами. Шотландцы и корнуольцы бились в окружении, а некоторые - последовали примеру индусов!
        Силы ЮАС перешли в наступление, и гнали, гнали британцев… Нельзя сказать, что мы нанесли им окончательное поражение, и это ещё далеко не Победа, но…
        … сумеют ли они оправиться? Вряд ли, как по мне. И дело даже не в потерях живой силы! У короля много… дело в том, что мы захватили склады армии, готовящейся к наступлению. Не всё, далеко не всё… но добрая половина запасов, перевезённая с превеликими трудами через океан, оказалась у нас!
        Боеприпасы, продовольствие, вооружение, большая часть тяжёлой артиллерии и…
        … пленные. Подсчитывать ещё рано, но ясно уже, что счёт идёт на десятки тысяч.
        А ещё - самое ценное для нас, аэропланы! Не все, но некоторые из них можно переделать, а если и нет… Двигатели у британцев немногим хуже наших, а фюзеляж соберут в любой ремонтной мастерской!
        У Саньки под Блумфонейном дела такие же, плюс минус лапоть. Британцы опрокинуты, наши потери приемлемы… Победа!
        Фронт прорван, британцы спешно отходят, пытаясь огрызаться. Но сопротивление их давится с воздуха, а во вражеские тылы уже вошла кавалерия Дзержинского, с пулемётами на пролетках и воздушной разведкой. М?рга!
        Наступив подошвой ботинка на старую, выгоревшую на солнце английскую газету, брошенную ветром мне под ноги, я машинально посмотрел вниз, по старой своей привычке к печатному слову.
        «… Российская Империя наконец-то вступила в войну, и теперь, помимо всадников-туркменов[131 - Туркменами тогда часто называли вообще ВСЕХ выходцев из Туркестана, то бишь республик Средней Азии.] и джигитов с Кавказа, выступающих под знамёнами Британии, на фронт бодрым маршем двинулись русские полки!»
        А ниже - короткая, сухая заметка о том, что Османская Империя интернировала находящихся на её территориях переселенцев из Российской Империю в ЮАС. Всего - около двадцати тысяч человек…
        Глава 18
        Дождь, прошедший этой ночью, умыл усталый город, смыв пыль, копоть со стен домов и все те следы войны, что неопрятными прыщами выступили на подростковом лице Дурбана с началом войны. Улицы, ещё чуть влажные, сияли чистотой и надеждой, глядя на просыпающийся мир широко раскрытыми окнами. Свежевымытый асфальт и брусчатка, будто начищенная щётками, натурально пружинят под подошвами сапог, ботинок и туфелек, добавляя шагу их владельцев бодрости и игривости, свойственной радостной юности.
        День обещался быть чудесным - не жарким, в меру облачным, с потянувшимся от океана свежим ветерком, перемешавшимся с ароматами цветов в палисадниках и запахами готовящихся завтраков. И ах, какие это запахи… Пройдёшь вот этак по улочкам и бульварам, продышишься полной грудью, и хочется жить, и чорт побери - до чего же здорово жить - вот так вот, в лучшем городе на Земле!
        Если бы не британцы… А впрочем, и чорт с ними! Не сказать, чтобы жители вовсе не обращали внимания на войну, вот уже нет!
        Следы войны повсюду. Множество военных с оружием на улицах города, патрули, установленные на перекрёстках полевые орудия, долженствующие остановить при необходимости десант англичан, барражирующие в небе дирижабли и воздушные шары с наблюдателями. Но…
        … военные - чуть не сплошь (!) с девушками и жёнами, а если и нет - так хотя бы с мороженым! Нередко - с бинтами, тросточками… и не всегда в полной комплектности! Но почти всегда - с девушками. Вне зависимости от наличия конечностей.
        Город торопится жить, расцветая назло всему, и даже война ему - нипочём! Британские корабли, обстреливающие Дурбан, явление временное, а вот военные с девушками, мороженое и запахи моря, цветов и готовящейся еды, будут всегда!
        Несмотря на раннее утро, народу на улицах довольно-таки много. Всё больше спешащий на работу люд, возвращающиеся с рынка домохозяйки, да парочки, ставшие одной из примет города. Что им война и само время… право слово, есть вещи поважнее!
        Никакого дурашливого легкомыслия, свойственного Парижу или Вене, что вы! Всё очень романтично и слегка консервативно, когда даже не слишком молодые люди, не раз обжегшие крылья в любовном огне, будто заново возвращаются в юность.
        Время, когда зов плоти не то чтобы вторичен… но будто бы отступает на второй план, а вперёд выходят - взгляды! А ещё - робкие прикосновения, от которых колотится сердце и дышится через раз, полные томления вздохи…
        И Божечки, как же хороши местные барышни! Вчера ещё - русские крестьянки, жидовки из местечек и больших городов, полячки и литвинки, которых объединяла разве что молодость и нужда, да подданство Российской Империи.
        Всего-то - чуть приодеться, отъесться и повариться в котле большого многонационального города, делясь традициями и надеждой на будущее, которое непременно будет - светлым. И как же хороши они стали!
        А рецепт прост - жизнь, которая только-только стала сытной, уверенность в завтрашнем дне и счастливые глаза родных, многих из которых и не знали, что такое - бывает. И расцвели улыбками барышни, застреляли сияющими глазами по сторонам, застучали победительно каблучками по мостовым Дурбана… куда там Парижу!
        Спору нет, французская столица светочь моды и куртуазности, а парижанки даже из куска мешковины и мусора могут соорудить интересный наряд и аксессуары к нему. Но такие улыбки, такие глаза, такая яростная…
        … нет, не надежда - уверенность в завтрашнем дне! В будущем, которое непременно будет - счастливым! Потому что - ну как же иначе? Потому что вот они…
        … мужчины - почти все с оружием, готовые от станка или прилавка лавки идти в бой. Но выглядят они, в большинстве своём, не воинственно, а деловито и очень привычно. Винтовки через плечо и подсумки с патронами смотрятся привычной деталью гардероба - такими же, как широкие ремни, шляпы и неизменные пиджаки.
        Нет ни намёка на обречённость или страх, но нет и бравады, дурного петушьего задора. Просто такой вот период в жизни, когда надо жить и работать, имея под рукой винтовку. Это пройдёт… а вот девичьи улыбки и абсолютная уверенность в мужчинах - нет! Потому что в Дурбане они - настоящие.
        Народ зевает украдкой, прикрывая рты ладонями, переговаривается на ходу и сбивается в привычные компании, вместе добираясь до места службы. Женщины и мужчины почти всегда отдельно - если это не парочки, разумеется!
        Здоровкаются на ходу, осведомляются о житье-бытье, обсуждают последние новости и сплетничают…
        … и да, мужчины тоже! А что они, не люди?! Так… иначе просто разговоры разговаривают, да интересы не бабские.
        Фыркают гудками автомобили, звенят трамваи, и велосипедисты, уверенно лавируя среди транспорта и людей, здороваются со знакомыми, не останавливая движения. Всё это сплетается в музыку большого города, тот уютный и бодрый негромкий гул, заставляющий подстраиваться под здешние ритмы и шагать, да и просто жить - бодрее!
        - … вернулся Толя, слышал уже? - ломким, чуточку искусственным юношеским баском поинтересовался у старшего товарища молодой парнишка, которому вряд ли исполнилось хотя бы пятнадцать. Но - на равных, потому как работник, и не хуже других! Не мамин сладкий пирожок и не захребетник, а добытчик, работяга не из самых плохих, а потому - мужчина. Пусть даже пока условно…
        - Это какой? - вяло поинтересовался тот, что чуть постарше, зевая и прикрывая рот рукой, придержав затем чуть соскользнувшую с плеча винтовку на узком ремне.
        - Да Ерохин! - хлопнув себя по туго набитому подсумку с патронами, выпалил парнишка, будто говоря о самоочевидной вещи, - Толя Ерохин! Што ты, Ванятка, с утра не проснулся?
        - Ерохин, говоришь? - влез в разговор шагавший рядом немолодой мужчина с тем задиристым лицом, какое у иных сохраняется до старости, вместе с соответствующим боевитым характером, не всегда удобным ни окружающим, ни тем паче семье, - А он што здеся делает!?
        - Да поранили ево, Данилыч, - охотно отозвался парнишка, повернувшись к заинтересованному слушателю, - Легко, но охромел мал-мала! Временно. С тросточкой пока шкандыбает. Ну вот на побывку и отпустили, потому как кому нужен хромой осназовец? А заодно и в порту што-то порешать, по военному ведомству.
        - Толя, и порешать? - с сомнением пожевал губами Данилыч, обсмоктав заодно жёлтый от табака ус, - Хм… не тот ён человек, штобы порешивать што-то! Вот если ково-то… га-га-га!
        Посмеялися вместе, и Данилыч, давясь смехуёчками, рассказал за Ерохина.
        - … забузотёрили тогда в «Веритас», в кабаке, французики-то с «Жакерии». Ково-то там из них служба шерифа тово, за яйца прихватила. Да чуть не с девчонки малой сняла, грят…
        - Ого! - отозвался молодой, в отвращении кривя рот и совсем не понимая европейские изыски и куртуазности. Баба должна быть - во! Штоб титьку двумя руками не обхватить, и штоб жопа, которой орехи колоть можно, и…
        - Вот тибе и ога! - передразнил его Данилыч, прервав юношеские фантазии, - Французы, они тово… дюже до баб охочи, и не всегда о желании… это, удостоверяются. А вот за своих товарищей - горой! Чуть что - бучу подымают! Как же, профсоюз! Вот, значица… выручать и пошли.
        - Они завсегда так, - перебил его Иван, живо блестя глазами, - любят бузотёрню устраивать. В кабаке подерутся, а потом в полиции орут, што консула им подавай, потому как нарушаются их гражданские права и свободы!
        - Ты можит сам рассказывать возьмёшься? - сердито воззрился на него Данилыч, дыбясь усами, как сердитый кот, изрядно потрёпанный годами и жизнью, но всё ещё не собирающийся сдавать позиции в дворовой иерархии.
        - Всё, всё… умолк! - закивал Ваня, не столько устрашённый напором немолодого товарища, сколько как человек вежественный и воспитанный.
        - То-то, - для порядку проворчал старший из троицы, подкручивая усы, - Ну в общем, толпой идут, и шумные - страсть! Чуть не «Марсельезу» оне завели… и чилавек двадцать уже, не шути!
        - Ну… - он снова подкрутил усы, - нас и позвали! Дескать - подсобите, братцы, а то оне такие! Сразу тормозить надо, а то чичас пройдут, и по всему городу своих соберут! А это ж опять беспорядки, туды их в качель!
        - Известное дело, - поддакнул Иван, - постоянно своих из участка норовят шумом вытащить! Соберутся под окнами участка, и давай орать, чисто коты мартовские!
        - Вот… - солидно кивнул Данилыч, - а нам оно надо? Шум, гам, драчки по всему городу! И это… союзники всё же, мать их дери! Плезиру[132 - Плезир (фр.) - удовольствие, забава. Здесь - Данилыч просто лепит французское словцо без всякого понимания.] к сибе требуют!
        - Нас всево ничево, - продолжил он, крутанув ус и выпятив не слишком-то богатырскую грудь, - я, да ещё трое. Правда, Гришка Иванников один за троих сойдёт. Гренадёр! А кулачищами махает, любо-дорого смотреть - чисто твоя мельница, да с пониманием, а не абы как! Но всё равно - маловато…
        - А за остальными пока побежали, - усмехнувшись, он пожал плечами, снова крутанув ус, и пожалуй, гордясь той несостоявшейся драчкой, - да пока… В общем, накрепко стоять надо! Район, где «Веритас», там наших мало, всё больше европейцы кучкуются. Больше португальцы да немцы, а это ребятки хотя и не сцыкливые, но политика, значица!
        - Слышал, как же! - закивал молодой, - Португалов после одной из драчек ихний же консул знатно продрал, чуть не до политики дело ведь дошло, до срачки дипломатической меж держав! А немцы с французами хотя так-то подраться любят, особливо друг с дружкой, но тоже - зась! Нельзя! Они же сейчас в дёсны лобызаются, а тут такой афронт.
        - Мы мине так и будишь перебивать? - осерчал Данилыч, сверля парнишку взглядом человека, уже примеривающемуся, как бы половчей дать тому подзатыльник! Или может, ухи накрутить? А то ишь, со старшим поперешничает!
        - Да всё, всё… молчок! - струхнув, сдал назад молодой, поняв всю сурьёзность ситуации. Не… ну не драться же с Данилычем, право слово?! На старшего руку поднять, это ж… да и не бывает такого!
        - То-то, что молчок! - сердито сказал пожилой работяга, снова подкручивая не нуждающийся в том полуседой ус, - Хорошо ишо, не соврал! Немчуре с французами за драчку меж собой такие клизмы со скипидаром пообещали, што ой! Теперя зубами иногда скрипят, а нельзя! Так тока, иногда носы друг дружке в кабаках посворачивают, но не всерьёз, без кастетов и ножиков с револьвертами.
        - В общем, - чуть успокоившись, продолжил он, - стоим мы, французы на нас идут, а зрителей… чисто цирк! А потом раз - остановились французы и стоят, волнуются. Один из них вышел, кто на русском мал-мал могёт. Ну… как могёт… картавый такой, што куда там Соломонычу - дай ему Бог сто лет жизни, и столько же поноса, да не сымая портков!
        - Вышел из толпы, - сощурился Данилыч, делая театральную паузу и не без удовольствия замечая, что его побасенки слушает с десяток человек из тех, кто рядом шагал, - и такой… Осторожненько этак, глаза щурит… Это, грит, Анатоль Сидящий Бульдог?
        Среди слушателей захохотали в голос. Прозвище, прилепившееся к чилавеку, ну чисто индейское же, а?! Смехота! Но в лицо сказать… не, дурнев нема, все повывелися!
        - Да тихо вы, чертяки… - сдавленно зашипели на хохотунов, - дайте чилавеку сказать!
        - А оборачиваюсь… - Данилыч снова сделал паузу, усмехаясь и подкручивая усы, - и правда - он! Тока-тока подошёл, так стал быть выходит. И недовольный чем-то - страсть! То ли с обеда выдернули, то ли с бабы сняли, х-хе… А французы тогда - атанде[133 - Атанде (фр.) - Призыв прекратить что-л. делать как действие.] и обратным сикурсом![134 - Сикурс (устаревшее) - военная помощь, поддержка, подкрепление. То есть Данилыч снова путает слова, используя их по принципу красивости.] Так же решительно, как и вперёд, только назад!
        В толпе захохотали, послышались солёные реплики, иногда с интересными филологическими изысками. Не только с запахом родным портянок, то бишь Отечества, но и с исковерканными до интересностей иностранными словечками, получившими помимо «путёвки в жизнь» ещё и новый смысл, сильно удививший бы тех же французов или немцев.
        Какой-то правдоруб, пытаясь перешуметь народ, всё норовил рассказать, как всё было на самом деле. А было - сильно заковыристей и психологичней, и совсем… совсем иначе! Но…
        … кому это интересно?! Толя «Сидящий Бульдог» Ерохин прочно вошёл в городской фольклор Дурбана! Как раньше был - частью фольклора Одесского.
        Бывают такие люди, которые просто - живут! Но как-то очень уж интересно… Иной из кожи весь извернётся, ан всей славы на одну Молдаванку с натягом, да и то - напоминать собеседнику надо, об ком вообще речь ведётся. А другой вот так… просто живёт, и просто легенда. При жизни!
        - О! - чутка удивился Данилыч, завидев чилавека, которого вот тока-тока обсуждали, - Толя!
        - Анатолий Ляксеич! - работяга приподнял с лысеющей головы шляпу-котелок, склоняя слегка гордую выю, заросшую длинным, жёстким полуседым волосом, - Моё почтение!
        Раскланялись со всем вежеством - как люди, хоть и не так штобы приятельствующие, но давно и приятно знакомые. Так что и побасенка та будто бы подтверждение получила! Не так, штобы и да… но ведь как удачно вышло, а?!
        Несколько шагов всего сделали, оглядываясь постоянно на бывшево портового слесаря, который стал - легендой, ещё будучи слесарем! А потом как завертелось всё так…
        … интересно, буквально вот сразу же ворвавшись в городской фольклор.
        Лёгкая тросточка Ерохина как-то очень ловко ткнулась под кадык проходящему мимо мужчине несколько жидовского вида, обратным движением стукнула набалдашником по руке второго, потянувшейся под пиджак. Сам же Толя, не прерывая движения, сделал какое-то танцевальное па и оказался внезапно позади них…
        … и вот они уже стоят со странно вывернутыми руками! А свидетели потом спорили… Было? Не было? Скока ударов успел нанесть Толя каждому и куда? Или так… ткнул просто пальцами походя куда надо, и скрючило голубчиков, как грешников в аду!
        И прошелестело над толпой:
        - Контрразведка! Шпиёнов британских взяли!
        … а тех уже закидывали в автомобиль иссиня-синево цвета…
        … и такое было - по всему городу! Потому как понимать надо - сеть шпиёнскую взяли! Так вот!

* * *
        - Введите арестованного, - услышал мужчина, и конвоир, среднего росточка мужичок с простоватым лицом деревенского хитрована, считающего себя всяко умнее разных там городских, небрежно толкнул его в спину. Охнув, мужчина впечатался грудью в открывшийся навстречу торец двери, и отшатнулся назад, сдавленно шипя от боли и…
        … пожалуй, что от непонимания! Что, вообще, такое творится вокруг?!
        - Здоровьичка, Ляксеич, - по-свойски поздоровался конвоир с зевающим владельцем кабинета, обставленного в стиле «И так сойдёт».
        Предметами роскоши, да и то с изрядной натяжкой, можно назвать разве что аляпистый телефон, подходящий скорее владелице не самого дорогого борделя или непритязательной куртизанке, вылезшей из самых низов, обрамлённую слоновой костью пишущую машинку, да лениво вращающиеся лопасти вентилятора под потолком, инкрустированные серебром. Мебель, равно как и несколько потёртый ковёр под ногами, по отдельности были вполне презентабельны, но все вместе производили несколько эклектичное, и пожалуй, трофейное впечатление.
        - И тебе не хворать, куманёк, - дружелюбно отозвался сидевший за столом мужчина, привставая и крепко пожимая руку, - Ну как твоя девчонка? Не хворает?
        - Не… спаси Бог Адольфа Иваныча! - закрестился конвоир, - Што значит, вчёный чилавек! Осмотрел малую, в ладушки с ней поиграл, пораспрошал о всяком разном, да и всё! Ни тебе солидности с очёчками, ни пилюлек с порошками. Всего-то - лепесины не жрать, да хрукты по чуть пробовать, а не жрякать без огрызков, как не в себя. И на тебе… прошло! Что значит, чилавек умственный, с пониманием!
        - Ничево, кум, - покивал владелец кабинета, падая обратно в кресло, - и у твоей хатёнки телега с гр?шами перевернётся! Лёнька твой учится так, што мало не пар из ушей, чисто бобёр в книги вгрызается! Будет и у вас свой дохтур в семье.
        - Ну, дай Бог, дай Бог… - закрестился конвоир, - А! Да, чуть не забыл! Ты с этим-то построжей…
        Он кивнул на задержанного мужчину, руки которого, скованные наручниками, пребывали за спиной.
        - … а то я вижу - дуркует! Чуть не каличным показать сибе пытается! Ох да ах… а я што, свою силу не знаю и смотреть глазами не могу, да башкой думать? Опасный это тип, Ляксеич!
        - Спасибо, куманёк, - кивнул владелец кабинет, и конвоир, поняв всё правильно, вышел вон.
        - Ляксеич… - одними губами произнёс конвоир, оказавшись в коридоре, и лицо его, недавно ещё рабоче-крестьянское, с тем выражением, что свойственно потомственным пролетариям[135 - ПРОЛЕТАРИЙ - ЭТО представитель ПРОЛЕТАРИАТА, наемный рабочий. В буквальном переводе с латыни PROLETARIUS - ЭТО «производящий потомство». В Древнем Риме так называли беднейших граждан, у которых не было никакого имущества, кроме детей.] из тех, у которых наследственный разве что алкоголизм, искривила тонкая ироничная усмешка, - язык чуть не сломал! Ладно, если Адольф Иванович прав по части психологического портрета этого авантюриста, то… чорт с ним! Надо будет для дела, так хоть в бабку старую переоденусь!
        - Джордж Бергманн, - сказал тем временем владелец кабинета, не поднимая глаз на задержанного, - прусский подданный, если верить паспорту…
        Он перебирал бумаги мозолистыми, корявыми руками, плохо отмытыми от ружейного масла и ещё какой-то дряни, щурился на буковки и шевелил губами, читая документы почти что не вслух.
        - … он же уроженец Одессы Зигмунд Маркович Розенблюм, он же уроженец Херсонской губернии Соломон Михайлович Розенблюм, он же Сидней Рейли. Хм… по некоторым источникам - воспитывался в дворянской семье Российской Империи, и до определённого времени считал себя не жидом, а дворянином… хе-хе-хе!
        
        Владелец кабинета поднял наконец на задержанного воспалённые глаза, продолжая мелко хихикать и механически перебирать бумаги.
        - Я…
        Задержанный буквально на мгновение опустил глаза вниз, стараясь не показать мелькнувшее в них бешенство.
        - … так и не понял, почему вы меня задержали, герр… начальник, - сказал он на сносном русском, с тем отчётливым акцентом, который присущ любому германцу, крепко прижившегося в России, но так и не ставшего в ней своим, - я подданный Германской Империи, и не имею ничего общего с этими… Розенблюмами.
        - Возможно… - задержанный неловко пожал плечами и сдавленно зашипел от боли в скованных запястьях, - эти люди и приходятся мне какими-то родственниками. Я… не отрицаю, что среди моих предков были когда-то иудеи, но сейчас, не считая толики иудейской крови, я самый обычный немец! Я…
        - Идиёт, - перебил его владелец кабинета, откидываясь на спинку стула.
        - Прощу прощения! - с видом оскорблённой невинности выпрямился (насколько это позволяли сцепленные за спиной руки) Зигмунд, он же Соломон, он же Сидней… - Я попросил бы…
        Владелец кабинета, тягуче зевнув, нашарил в ящике стола коробку с папиросами и закурил, не обращая внимания на слова авантюриста, который продолжил что-то говорить…
        … и кажется даже, что-то убедительное и логичное, подтверждённое документами и словами свидетелей.
        - Вся ента возня… - мужчина затянулся и вновь заразительно зевнул, - Шпиёны, ети! Чисто дачный тиятр, когда прыщавые гимназистики играют роли храбрых воителей, а их трепещущие подружки, такие же цвятущие прыщами и нескладушные, играют Дульсиней и этих… Отелл. А родители и бабки-тётки, сидят сибе на скамеечках и рукоплещут, чуть не ссыкая под сибе от восторга. Да не потому, что тиятра хороша или декорации убедительны, а потому что - кровиночки! На сцене!
        - Вот вы где у мине! - мужчина с силой провёл ребром ладони по горлу, ажно вдавив кадык вовнутрь, а в глазах его блеснула ярость, - Тяитр всратый!
        - Вы, пащенки этакие… - он сделал паузу, подкуривая новую папиросу от старой, - сибе самыми умными мнили? А вот вам зась!
        Владелец кабинета резко выбросил руку со скрученной фигой чуть не в лицо задержанного.
        - Вот так вот глаза закрывали… - он хлопнул себя ладонями по лицу, растопыривая пальцы и выглядывая сквозь них, - чисто в прятки с детишками играли, чуть не до аукалок!
        - Не вижу… - прогундел он в ладони, - ау!? Где вы, аглицкие шпиёны? Ау!
        - Я не имею никакого… - начал было задержанный, но внезапно сбился.
        - С кем имею честь? - Джордж, он же Соломон, он же Зигмунд… выпрямился, насколько это позволяли наручники. Он и сам пока толком не понимал, кого же отыгрывает - гражданина Германской Империи, возмущённого нарушением своих прав и свобод, или…
        - Честь? - хмыкнул владел кабинета, - Любите вы о чести… Жуков Сергей Алексеевич, шериф Дурбана и глава контрразведки Кантонов по совместительству.
        - Наслышан, - с достоинством кивнул задержанный, - Сергей Алексеевич, это всё какое-то чудовищное недоразумение…
        - Как же вы меня забодали, - закатил глаза Жуков, откидываясь на спинку кресла и пуская кольцами дым, пока почтенный германский негоциант и коммивояжёр весьма убедительно рассказывал о своей невиновности.
        - Говорю же… - шериф затушил папиросу, предварительно не без труда отыскав место в переполненной окурками пепельнице, - хватит тиятру отыгрывать! Щитай, похлопали тибе и на бис вызвали! Всё, успокойся. Мы вас да-авнёхонько нашли! Да и несложно было - дилитаты, ети вашу мамашу…
        У задержанного дёрнулся глаз и кажется, он хотел что-то резко возразить… но передумал, только плотнее сжав губы.
        - Вот с покушением на Егора Кузьмича - как мы вас сыграли, а? На живца! Небось поверили, што поранили ево? - усмехнулся шериф, дёрнув уголком рта, - А дальше, мил чилавек, мы тибе быстро нашли! И тибе, и всех твоих да ваших… Вы што ж - думаете, самые умные? Нет, мил чилавек, вы как дурачки в деревне - издали видны! А…
        Махнув рукой, он встал, потянулся и нажал на кнопку звонка.
        - Звонил, Ляксеич? - почти тут же заглянул давешний конвойный.
        - Агась. Давай-ка посиди тута, постереги, а я до ветру.
        - Ну давай, - охотно согласился тот, - А это… тово, в кресло твоё можно? Чтоб хвастаться потом перед мужиками, в чьём кресле задницу грел?
        - Да чиво нельзя-то? - отмахнулся Жуков, выходя из кабинета.
        - Ф-фух… - выдохнул он, едва закрылась тяжёлая дверь, приваливаясь к стене, крашеной шаровой краской.
        - Тяжко, Ляксеич? - выглянул из соседнего кабинета улыбающийся Адольф Иванович.
        - Да тьфу ты! - сплюнул шериф, - Ты-то хоть душу не трави! Я с энтими… этими тренировками по простонародному говору, чуть не как дурачок деревенский разговаривать начал! Не перехлёст, Иваныч? Он же вроде не дурак, и на меня мал-мало досье имеется.
        - Ручаюсь, - спокойно ответил Адольф Иванович, с ленцой привалившись к дверному косяку, - Я таких хар-рашо знаю! Типаж не то чтобы редкий, самолюбие у подобных людей бешеное, ещё чуть - и к психиатру! Самокритичность низкая, единственное - очень убедительными могут быть, за счёт этого и выезжают. Ну и за счёт запредельной наглости и жестокости, пожалуй. Впрочем…
        Он затянулся папироской, делая паузу.
        - … одна только низкая самокритичность - звоночки! Шизоидный тип, да-с… Небесталанный, но шизоидный. Ты уж, хм… Ляксеич, постарайся с говором ещё. Я не зря наблюдать в соседнем кабине устроился. Как его корёжит, ты бы понимал…
        - Да уж мал-мала понимаю, - усмехнулся Жуков, - хотя до тибе… да тьфу ты! До тебя далеко.
        - Ну и вот, - спокойно кивнул медик, - сыскной и следственной работе не мне тебя учить, а вот психологические изыски, это моё!
        - Да твоё, твоё, - отмахнулся шериф, - давай, а то я действительно… до ветру надо бы. Не сильно долго-то ломать этого Джорджа Розенблюма собираешься?
        - Смотря что тебе надо, - пожал плечами медик, и отлепился от стены, - Мне, пожалуй, тоже не помешало бы посетить кабинет задумчивости…
        - Смотря что тебе надо, - ещё раз повторил Адольф Иванович, идя рядом с Жуковым в нужном направлении, - Если просто сломать психологически, и заставить признаться, что он и есть британский агент, часа два от силы. Сдаст кого-нибудь, торговаться начнёт… А вот если нужно, чтоб он перед тобой, как на исповеди был, тут уже постараться придётся. Видел, как его корёжило от вашей простонародности?
        - Эт да! - хохотнул шериф, - Это ты ловко придумал! Как же… он, такой красивый и умный, эрудит и интеллектуал, и мы… селюки с навозом под ногтями! Переиграли!

* * *
        Надрывно загудели сирены, оповещая горожан о начале артиллерийского обстрела.
        - Ды што ты будишь… - пожилой однорукий мужчина, не договорив, сплюнул досадливо на асфальт и заспешил в убежище. Он шёл, постукивая тросточкой, чуть заметно кренясь на правый бок и раздражённо бурча под нос что-то матерное в адрес британцев.
        Пару раз ему предложили помощь, и даже подхватили было под локоть, но он так ожёг непрошеного помощника взглядом, что незадачливый парнишка чуть не отскочил, засмущавшись неведомо чему. Калекой мужчина себя не считал ни в коем разе, а что осталась одна рука, и охромел, то тьфу!
        Жена есть, дети в наличии, внуки на подходе, себя и семью кормит - да так, что иной из тех, кто с образованием, и позавидует таким доходам! Так какой он калека? Он мужчина в самом соку!
        - Едрить их… - вместо приветствия проговорил он, спустившись по каменным ступенькам в подвал и усаживаясь на лавочку, рядышком со знакомой, почти приятельственной жидовкой средних лет. Почти тут же рвануло где-то наверху… не слишком близко, но гулко, солидно этак, многопудово.
        - Чумаданами содят, - тоном знатока сказал однорукий, и обитатели подвала, будто по команде, живо заговорили, обсуждая британцев, их мам и жён, особенности жизни в осаждённом городе и своих родственников, которые - настоящие герои, все как один!
        В последнее, в принципе, верилось… да и почему нет? Чай, за своё дерутся, кровное! И даже богатеи местные не на смерть посылают, отсиживаясь в тылу, а вполне себе воюют, и некоторые - так даже в первых рядах.
        Образованный люд поминал аттическую демократию, пентакосиомедимнов, гиппев, зевгитов и фетов[136 - В Афинах существовало разделение всех граждан имущественным цензом на 4 разряда: пентакосиомедимны, гиппеи, зевгиты, феты, принадлежность к которым стала теперь определять их права и обязанности перед государством. Чем богаче был гражданин, тем больше у него было обязанностей: занимать государственные должности (хлопотные и НЕоплачиваемые), покупать за свой счёт оружие и доспехи, а также - именно богатые граждане (как обладатели наиболее качественных доспехов), составляли первые ряды фаланги. САМЫЕ богатые (пентакосиомедимны) могли иногда откупиться от действительной службы (в том числе НЕ доходной чиновничьей), снарядив за свой счёт судно во время войны, к примеру.], а народ попроще о таких вещах особо не задумывался, но считал существующий порядок вещей единственно правильным. Не, так-то всём мире иначе… но кто сказал, что так - правильно?!
        Подобных подвалов по городу - не сотни даже, а тысячи! Мэрия обязала домовладельцев открыть подвалы, расчистить их от всякого хлама и обеспечить минимально необходимые удобства, как то вода, освещение и лавочки. Перевязочный материал и небольшой набор лекарств государство взяло на себя, равно как и подготовку санинструкторов - ещё на заре становления Кантонов.
        К чести домовладельцев, никаких поперечностей они не чинили, ощущая себя единой общностью со всеми горожанами, и никак не выпячивая богачество. Нет, так-то думали по-всякому… но помалкивали! Потому как куда ты против общества пойдёшь?
        Плюнуть на народ… хе! Здеся не Расея, здеся не утрутся! Так в ответ плюнут, что любую политическую или иную карьеру утопят!
        Кто мог, те свои подвалы переделывал под трактиры. А што? Шибко сильно на этом зарабатывать грех, но свою копеечку получить можно. Да и люд?м приятственней за столами сидеть - хучь с кружкой пива, а хучь бы и шлёпая картами по столу! Ну или в шахматы… это кому как.
        А так… всякое бывало. Не так, чтобы тишь да гладь, да в человецех благоволение.
        Снаряды убивали прохожих на улицах, порой попадали в многоквартирный дом, и даже подвалы не всегда спасали. Но вот бардака - не было! Все службы работали чётко, как швейцарские часы, потому что… ну а как иначе? Война!
        Обстрел только начался, но уже взлетали аэропланы…
        … и не всегда с аэродромов! Выкатывались «Фениксы» из капониров в садах частных домов, выносились из подвалов государственных учреждений на руках. А пилоты-резервисты, наспех диктуя секретарю распоряжение или аккуратно кладя на стол столовые приборы, одевали лётные куртки и шлемы, натягивали на глаза очки, и выбегали на улицу.
        Короткий разбег… и аэроплан взлетал с дороги, расчищенной от автомобилей и повозок. Несколько минут полёта…
        … встреча в воздухе с дежурящими на аэродроме пилотами, уже летящими в порт с полной бомбовой загрузкой…
        … и резервисты приземлялись на лётное поле, без проволочек подруливая к ангарам. Несколько минут, и «Фениксы» снова взлетали, надсадно гудя под тяжестью бомб.
        Странная… да наверное, немыслимая в нормальное время ситуация! Но… а когда оно, время, было нормальным?
        Да и что странного в том, что пилоты пытаются экономить каждую секунду, и поэтому им - ну никак не до автомобильных гонок по опустевшим городским улицам! Проще уж вот так, держать аэроплан возле дома…
        А вот с бомбами и обслуживанием - да, проблема! Мало кому из соседей понравится бомбовый склад по соседству, да и бочки с горючим не прибавляют жизненного оптимизма!
        Дежурить на аэродроме постоянно? А кто тогда будет работать?! Пилоты резерва, они ведь в мирное время люди важные. Крупные промышленники, торговцы, инженеры, чиновники… И между прочим, все они, без исключения. купили аэропланы за свои деньги! Честно заработанные, так вот. А потом - прошли подготовку, и…
        … некому просто больше летать.
        Все остальные - в районе Кимберли и Блумфонтейна, и тоже в основном - резервисты! Здесь, в Дурбане, остались только те пилоты резерва, от которых повседневная жизнь города зависит - напрямую!
        Они и без того ночуют на аэродроме, да и вообще - проводят большую часть времени здесь, а не в уюте городских домов. А в город они летают…
        … на работу! И на войну тоже - как на работу.
        Бритты, наученные горьким опытом, не подходят близко к береговым укреплениям, издали перемалывая портовые строения и городские кварталы тяжёлыми многопудовыми снарядами. Безумное расточительство!
        Тяжёлая артиллерия во все времена была дорогим удовольствием, и дело даже не в стоимости снарядов, тоже далеко не копеечных. Каждый выстрел прибавляет какие-то доли процента к износу канала ствола, а в тяжёлой морской артиллерии таких выстрелов не может быть много!
        Один снаряд, вылетевший из десятидюймовой пушки - четыреста двадцать пять рубликов[137 - а сама пушка - пятьдесят четыре тысячи рублей - ни много, ни мало! А перевезти её? Установить? Тоже ведь не бесплатно! И очень… очень непросто!
        Но сейчас - стреляют, не жалея снарядов! Не до экономии. Британская армия отступает от Кимберли и Блумфонтейна, но пехота в Британии всегда играла вспомогательную роль! Ничего ещё не кончено, даже и на суше. Так, по крайней мере, считают англичане.
        Захват Дурбана не равен для британцев Победе, но важнейший, а по сути - единственный порт ЮАС, оказавшийся в руках Британского Флота - сильнейший козырь. Это, как минимум - блокада! Качественная, полноценная…
        … и плацдарм для высадки пехоты, артиллерии, боеприпасов и всего того, что нужно для боевых действий. Но уже - с учётом совершённых ошибок!
        Союзники? А что союзники? Какую-то помощь ЮАС они окажут, но сколько там они смогут перевезти по суше, да и много ли на складах в Колониях современного вооружения и техники? Смех!
        Флот? Так у Британии недаром двухдержавный стандарт![138 - ДВУХДЕРЖАВНЫЙСТАНДАРТ - принцип, согласно которому БРИТАНСКИЙФЛОТ должен быть равен ФЛОТАМДВУХ любых морских держав.] Франция и Германия вместе взятые будут уже изрядно посильней, но…
        … есть ещё Япония - тоже, как выяснилось, не самая слабая морская держава. Есть Российская и Османская Империи, флоты которых скорее внутренние, но и не учитывать их нельзя!
        А у Франции, Германии и иже с ними, есть свои интересы в Азии и Африке. Да и в Европе накал боевых действий потихонечку возрастает.
        Так что помощь ЮАС, наверное, союзники всё ж таки окажут… но по остаточному принципу! Не в ущерб себе, и скорее всего - в долг, с большими политическими процентами. И не флотом… никак не флотом! Самим внатяг!
        Поэтому стреляют тяжёлые орудия британских линкоров и крейсеров, и каждое попадание такого снаряда обходится им ой как дорого! Впрочем, Дурбану они обходятся тоже недёшево…
        По данным разведки (а также из британских газет, от пленных и целой кучи прочих источников), в Британской Индии уже собирают огромный конвой с плавмастерскими и транспортными судами, вычищают со складов все артиллерийские боеприпасы. Война с ЮАС уже обошлась Британии много больше, чем рассчитывали пессимисты в Британском Парламенте, а то ли ещё будет!
        Никто из Лордов Адмиралтейства не мог предвидеть захвата большей части привезённого с такими трудностями армейского имущества, гибели линкора и двух эсминцев первого класса от Гиперболоида, чудовищного расхода боеприпасов и расстрела стволов корабельных орудий. А потому…
        … бегом-бегом-бегом! Британское командование не жалеет наград за хорошую работу, и оно же - ничуть не стесняется увольнять без пенсий своих оплошавших служащих и расстреливать за саботаж индийских кули, посмевших не то что заикнуться об условиях труда и достойной оплате за переработку, но и просто поднять голову, разговаривая с сахибами!
        Недовольство, и даже сам намёк на него подавляются с неимоверной жестокостью. По законам военного времени! Всё настолько жёстко и жестоко, что порой от этих несообразных мер оторопь берёт даже патриотичных британцев, что уж там говорить о всяких…
        … туземцах!
        В британской прессе по этому повсюду развернулись дискуссии, но впрочем - очень патриотичные, осторожные и ни в коем случае не… чрезмерные. В любом смысле. Англичане, мня себя старейшей демократией, тем не менее прекрасно понимают, в чьих руках находится власть, и как эта власть может карать, защищая самое себя.
        Бритты выстроились неправильной, искривлённой дугой напротив порта: с учётом здешних рифов, отмелей и артиллерийских батарей, прикрывающих Дурбан.
        Впереди, редкой цепью с большими проплешинами, линкоры и крейсера первого класса, чудовищные орудия которых изрыгают тяжёлые снаряды. Одно попадание такого может снести многоквартирный дом, а на улицах оно оставляет воронки столь больших размеров, что дроблёного камня для их засыпки нужна не одна повозка!
        Позади броненосных тяжеловесов, подобно рыцарскому копью[139 - Здесь - копьё как отряд, набранный рыцарем, то есть оруженосцы, сержанты (тяжёлые латники и кавалеристы в изначальном значении), конные и пешие арбалетчики, лучники, копейщики и прочие кутильеры.] за тяжеловооружённым рыцарем, выстроилась всякая мелочь на подхвате, готовая в любой момент начать плеваться в аэропланы из всех корабельных орудий, задранных в самое небо. Орудия эти, переделанные под зенитные нужды чорт знает из чего и как, клинит порой в самый неподходящий момент, но их количество внушает уважение. Да и стрелять британские комендоры умеют неплохо! Даже если это не орудие, а чорт знает что.
        Впрочем, пенять британским инженерам на несообразности не стоит. При острой нехватки времени и непонимания самой сути противовоздушной обороны у генералитета, они сделали всё, что могли! И немножечко больше…
        Но кто мог догадываться, что технический прогресс рванёт внезапно как пришпоренная лошадь, да ещё и в области аэронавтики!? Поэтому всё наспех, всё наскоро… Временные решения, налепленные на имеющуюся, часто давно уже устарелую технику, переделывать которую, тем более вот так вот - быстро, нет ну никакой возможности!
        Больших успехов авиация Дурбана за эти дни не добилась, не считая потопленной разной мелочи, разменянной на аэропланы едва ли не один к одному, но какие-то повреждения от бомбардировки имелись практически на всех судах. Казалось бы, мелочь… вот только ближайшие ремонтные верфи ой как не близко!
        Поэтому и берегутся британцы авиации ЮАС, плохо понимая способы противодействия ВВС. Берегутся, но не жалеют боеприпасов. Не тот случай. Ставки слишком высоки! «У Короля много» внезапно перестало работать…
        Это не привычная колониальная война, и не загребание жара чужими руками. Но англосаксы хороши не только в дипломатии! Воевать они умеют, равно как и держать удар, и сейчас, выдержав ответный удар, они бьют…
        … наотмашь! Неистово, с яростью берсерка… слепой яростью. Когда видишь только силуэт противника, а сам не чувствуешь ни боли, ни страха, ни сострадания. Есть только хрипы в натруженных лёгких, и Цель. А там либо ты, либо тебя…
        Поговаривают, за каждый сбитый аэроплан ВВС Кантонов на экипаж корабля сыплется прямо-таки ливень из наград, вплоть до распоследнего палубного матроса. Основное же противодействие бомбёжке у бриттов самое нехитрое, но покамест вполне действенное - рассредоточится.
        Это не морское сражение, где надо выстраиваться в боевой ордер, а обстрел порта. Притом в ситуации, когда у противника нет хоть сколько-нибудь значимых военно-морских сил. Ну не считать же таковые действующие на торговых путях вспомогательные крейсера, да крутящуюся вдали всяческую мелочь, опасную разве что по ночам, да и то - в свете минных постановок или в качестве брандеров?[140 - БР?НДЕР - судно, нагруженное легковоспламеняющимися, либо взрывчатыми веществами (ВВ), используемое для поджога или подрыва вражеского корабля с целью его уничтожения.]
        Дурбан хоть и не назовёшь полностью беззащитным, но всё ж таки перевес у британцев, и очень заметный. Авиация же хоть и козырь…
        … но явно не старший! По крайней мере, в морских баталиях. Да и применять её нужно - с умом… ЮАС же, в том числе и Кантоны, несмотря на громкую славу первооткрывателей, сами толком не знают возможностей ВВС, и учатся на ходу, вот прямо сейчас - кровью своей выписывая буковки в инструкциях для будущих поколений.
        Артиллерийские батареи огрызаются всё реже, чудовищная установка Лучей Смерти, взорвавшая несколько кораблей, уничтожена диверсантами, а остатки её разобраны техниками. Одни, узнав об этом известии, ликовали и не скрывали радости. Другие - сцепили зубы…
        … но не сдались, и огрызаются сейчас авианалётами, сбрасывая на суда бомбы - от двухсот пятидесяти килограммовых малышек, до толстух весом в тонну, которые «Фениксы» поднимают на пределе своих возможностей.
        Покачав крылами, Гиляровский повёл аэропланы в атаку, обходя британский флот по широкой дуге. Не сразу, но бритты поняли задумку градоначальника, и корабли расцвели сигнальными флажками.
        Крейсер «Mowhawk», отчаянно чадя, начал движение, пытаясь уйти с крайней позиции в построении, внезапно ставшей такой уязвимой… А фехт-генерал Гиляровский, опасно снизившись и не обращая внимания на вспышки выстрелов, бивших, казалось, прямо в лицо, оскалившись страшно, нажал на рычаг.
        
        … и три малютки понеслись к борту крейсера, издавая в полёте совершенно инфернальные звуки! А следом, с крохотным отставанием, сваливались в пикирование всё новые и новые «Фениксы». Все семь…
        Столбы поднятой взрывами воды окутали британский крейсер, и… неизвестно, чьё уж там попадание оказалось счастливым, но «Mowhawk», ощутимо накренился, а на его борту начали суетиться люди, спуская шлюпки на воду. А от Дурбана уже летели новые аэропланы, теперь со звёздами Давида на крыльях.
        Иудеи отбомбились не так удачно, но всё же! Затоплен один транспортник с сикхами, а на двух эсминцах второго класса тушат пожары, и пока решительно непонятно, насколько же сильные повреждения смогли нанести британцам ВВС Иудеи.
        Вот только трое пилотов ЮАС в итоге не вышло из боя… Два иудея и русский с татарскими корнями.
        Одного, в миру русского журналиста, нагловатого и пронырливого, разорвали снаряды - так, что британцы даже не предприняли попытки подобрать хоть что-то с поверхности воды. Другой, неплохой музыкант и музыкальный критик, отринувший навязанное родителям крещение и прошедший гиюр, упав в воду, успел активировать пиропатрон и отплыть… вот только судьба его до сих пор неизвестна.
        Попал в плен? Утонул? Убит британцами, разгневанными уничтожением «Феникса», за которого Его Величество пообещал Крест Виктории? Кто знает…
        Из троих сбитых пилотов, в живых остался только Иосиф Бляйшман, ухитрившийся посадить свой разваливающийся на части «Феникс» на воду у самых пирсов. Морская пехота Дурбана вытащила его из воды - окровавленного, с торчащим из левого глаза куском металла, и всё рвущегося воевать. Он всё ещё был там… в небе.
        - Злой жид, - восхитился веснушчатый морпех, слушая ругательства на пяти языках, и не вкладывая в свои слова ни малейшего негатива. Скорее даже - одобрительно…
        - Бляйшман, - вроде как констатируя факт, пожал плечами сержант с характерными чертами лица и свежим, едва поджившим сабельным шрамом, придающим его в общем-то мирной физиономии потомственного портного и чуть-чуть (по ситуации!) контрабандиста донельзя залихватский и брутальный вид. И это действительно всё объясняло. Ну а действительно… Бляйшман! Чего ещё говорить-то?
        Третья волна «Фениксов», самая многочисленная, отмбомбилась вовсе уж неудачно, но и не понесла никаких потерь. Британцы к тому времени сгруппировались, а комендоры пристрелялись, так что резервисты, вывалив бомбы с большой высоты, едва ли добились значимых результатов.
        Позже, на аэродроме при анализе боя, Калинин снова поругался с Ивановым Вторым, обвинив того в неудачном руководстве…
        … так что мирить спорщикам пришлось Владимиру Алексеевичу. Снова.
        Прикрывающих город пилотов никак нельзя обвинить в трусости, но в остальном… Понятно, что после войны систему резерва придётся реформировать.
        Хотя бы потому, что политики Кантонов лично храбры, порой до полной потери самосохранения. Но вот их вечные попытки привнесть личное и партийное политическое влияние в ВВС, используя его для… чего бы то ни было, изрядно раздражает.
        Впрочем, в армии всё тоже самое. Наследие африканерской системы, будь она неладна!
        Всё это кумовство и местничество походит на скверную, едва ли не карикатурную копию, сделанную с реалий Руси, притом времён этак Алексея Михайловича.
        Ну а по мнению поляков - шляхта, как есть шляхтичи времён расцвета Речи Посполитой! Покупающие боевого коня, оружие и доспехи за свой счёт, и служащие отнюдь не ради жалования, они и отношения требовали особого.
        Несмотря на отменную личную выучку и отвагу - не всегда удобные. Местные пентакосиомедимны и гиппеи, в отличие от потомков сарматов[141 - Если кто не в курсе, польская шляхта считала (а многие и считают до сих пор) себя потомками сарматов, даже было понятие «сарматизм», когда парадные портреты шляхтичей художники писали, придавая им азиатские черты. При этом (если археологи и прочие паталогоанатомы не врут), шляхта была вполне себе европеоидами.], не взяли ещё за привычку орать чуть что «Не позволям»…[142 - «Тысячи голосов - в едином вопле: „ПОЗВОЛЯМ!“ Но один голос произнесет магическое „Вето!“ - и тогда весь сейм летит к чертям собачьим, и хоры голосов уже ничего не значат для польской нации… Таковы вольности панства посполитого». (В.С. Пикуль «Слово и Дело»).]
        … хотя постойте! Взяли, с самого начала взяли! И хватаются не за сабли, а за ножи и пистолеты, но…
        … хотя всё-таки нет. К абсолютной свободе слова политики Кантонов привыкли, но вот голос одного человека - это просто голос! Его слышат, принимают во внимание, но вот парализовать работу Фольксраада один человек всё ж таки не в состоянии.
        - Стреляться… - гадюкой прошипел Калинин, немигающе глядя на оппонента злыми глазами, так что будто сами зрачки стали вертикальными, - сразу после войны - стреляться!
        - Неужели? - не менее ядовито отозвался Иванов Второй, столь же яростно пялясь на главу «Социалистической Африки», - А я, грешный, всегда думал, что именно я имею право выбирать оружие! Неужели вы, Михаил Иванович, решили переписать дуэльный кодекс?
        - Трусите? - выплюнул Калинин и напрягся, как перед дракой.
        - Я?! - сухо рассмеялся один из лидеров правых центристов, - Я струсил? А не вы ли, часом, заходя сегодня на бомбёжку…
        Скрестив руки на груди, Михаил Иванович спокойно слушал не самые приятные обвинения в трусости и нарушении воинской дисциплины, и лишь изредка позволял себе вздёргивать бровь, когда пассажи оппонента заходили вовсе уж далеко.
        Кто в это ситуации прав, сказать невозможно! Гиляровский, при всех своих талантах организатора, недурственных навыках пилота и несомненной личной храбрости, роль командира авиаотряда всё ж таки не вытягивает. Насколько хорош он как пластун, как один из создателей осназа и егерей, настолько…
        … хотя нет! Всё ж таки не плох, а… не лучшая кандидатура, скажем так. Тот самый случай, когда политическая необходимость оказалась важнее всего. Бывает… не так уж редко, к слову.
        Сказать по совести, ошибки в бою сделали все! Никто из британцев не понимает толком, как противодействовать авиации…
        … но верно и обратное! Авиация совершает ныне едва ли не все мыслимые ошибки, платя за них - кровью!
        Если противодействие авиации и сухопутных войск было хоть как-то обкатано в прошлой войне, то флот… Для Панкратова он Терра Инкогнита, а прочие…
        … и вовсе не вытягивают.
        Может быть, потом… Да что там может быть! По итогам войны генералитет, штабные офицеры и инженеры-конструкторы создадут какие-то шаткие инструкции, и как водится, они будут очень хороши для войны минувшей…
        А здесь - новый род войск, резервисты… да ещё и двоё из трёх - политики! Вот и получается - всякое…
        - Н-да… - послышалось внезапно, - а казалось бы - взрослые, разумные люди, привыкшие к переговорам и дебатам!
        - Э-э… - оглянулся Михаил Иванович, - Егор Кузьмич?! Что вы… и как вы часовых прошли?!

* * *
        - Самое главное, - я обвожу взглядом собравшихся вокруг меня пилотов, - это соблюдение тайны! Прошу понять… дело не в недоверии к вам, но ситуация стоит очень остро, и я предпочитаю перестраховаться.
        - Верно, Егор Кузьмич, - солидно кивнул Калинин, - в жизни всякое бывает…
        Сказав это, он кинул взгляд на Иванова Второго, так что я с трудом удержался от закатывавания глаз. Взрослые, солидные люди…
        Хотя чего это я? Буквально пару лет назад эти взрослые и солидные парламентарии, общественные деятели, адвокаты и журналисты были оппозиционерами, подпольщиками, а то и террористами, взрывающими градоначальников и отстреливающими «цепных псов самодержавия»! А уж побегать с винтовкой, притом не в рядовых чинах, успели почти все - за очень, очень редким исключением. Не в Африке, так в Российской Империи, а парочка так и вовсе - в Америке Латинской! Идейные, понимаешь ли, революционеры. Перманентные[143 - Теория ПЕРМАНЕНТНОЙРЕВОЛЮЦИИ - теория о развитии революционного процесса в периферийных и слаборазвитых странах.].
        Дуэль с политическим противником или недоброжелателем? Заверните! На пистолетах, на ножах, на винтовках… встречается порой очень интересная экзотика, но основа-основ - пуля и нож! И это не французские дуэли, оканчивающиеся царапинами, вот уж нет… Парламентарии в Кантонах и Иудее кровожадные, и если кто-то не готов, озверев от бесконечных перебиваний оппонента, заткнуть тому глотку сталью, то какой он, к чёрту, политик?! Так, галочка в партийном списке… Без шансов на переизбрание и хоть какую-нибудь политическую карьеру. Может быть, лет через двадцать-тридцать, когда уйдёт поколение людей, захватывающих Власть с оружием в руках, ситуация и изменится… а пока - так!
        Реалии ЮАС - это налёты на штаб-квартиры противников, массовые драки членов разных партий - порой с применением подручных предметов и прочее… веселье[144 - Я не натягиваю сову на глобус. Именно ТАК выглядела политическая борьба тех лет. Желающие могут поискать материалы по США, Франции (вот уж гдё жёстко!), Израилю, Италии, Испании и Балканам. Единственное - в этих странах политики высшего эшелона действовали обычно (но не всегда!) чужими руками. Но большинство из «низовых» руководителей и значительная часть политиков, поднимавшихся с самых низов, прекрасно умела работать кулаками и подручными предметами, была знакома с шантажом и запугиванием оппонентов, имела связи с преступным миром, а часто - они и были боссами преступного мира - например в США.].
        … но зато - идейные! Убить оппонента в этих кругах - дело житейское и едва ли не само собой разумеющееся, а вот коррупция - грех смертный! Буквально. Свои же и убьют, чтобы репутацию партии не поганил.
        - Тайна, - ещё раз повторяю я. Хотелось бы приказать и…
        … чорт побери, я имею право приказывать! Вот только последствия… а они будут, непременно будут. Поэтому и приходится - так, как полковнику польской гусарии в Речи Посполитой. Не приказывать высокородным панам, а просить! Паны и сами понимают, что такое военная дисциплина, они готовы идти на смерть, но…
        … об этом надо попросить. Вежливо. Потому что они - ясновельможные паны, ну или в реалиях Кантонов - серьёзные политики, промышленники, известные юристы, издатели и журналисты, а чаще - всё сразу. Равные среди равных, которые снарядили боевого коня на собственные средства и служат, не требуя жалования.
        - В вашем умении молчать, - продолжаю я, - равно как и в том, что все вы - патриоты нашей страны, сомневаться невозможно. Но и у стен есть уши, а какой-нибудь наблюдательный, но излишне болтливый техник может обратить внимание на ваше приподнятое настроение, а там…
        Пожимаю плечами и приваливаюсь к толстому стволу жакаранды, вызвав ненароком дождь из опадающих лепестков, покрывших наши головы и плечи.
        - … не мне вас учить подпольной и оперативной работе. Вы и сами знаете, из каких мелочей складываются порой догадки, а то и неопровержимые факты.
        - Мы понимаем, - сказал за всех Иванов Первый, лидер социал-дарвинистов, - по крайней мере…
        Он, усмехнувшись, ожёг мимолётным взглядом Калинина.
        - … большинство из нас.
        Михаил Иванович катнул желваками, но смолчал. Выставлять себя скандалистом сейчас - значит, сильно подорвать свою репутацию, притом даже не политическую, а человеческую. По меньшей мере - человека разумного.
        - Замечательно, - киваю, улыбаясь отработанно - как человек, зверски вымотавшийся и потому не замечающий нюансов. Нельзя их сейчас замечать… По крайней мере - мне.
        - В таком случае, граждане, - продолжаю разговор, на миг прикрывая глаза и показывая усталость несколько большую, чем есть на самом деле, - приступим! Базовая часть операции, её скелет, разработана в штабе ВВС Кантонов, а вот обрасти ей мясом предстоит прямо сейчас! Итак…

* * *
        … на город падали тяжёлые снаряды. Нечасто, да и не каждое попадание наносило значимый урон. Но если уж попадание было…
        … рушились многоквартирные дома, рассыпаясь осколками кирпича и щепой. Лопалась мостовая, а куски асфальта и брусчатки выбивали окна в близлежащих домах, пятнали стены… а если не повезло - людей. Горели склады и промышленные здания, частные и муниципальные домовладения, вонью от сгоревшей взрывчатки надолго пропитывалось всё вокруг.
        Пожарные из добровольческих пожарных дружин, не дожидаясь окончания обстрела, раскатывали рукава, сцепляя их с пожарными гидрантами, растаскивали завалы, и очень часто - гибли. Но ещё чаще - спасали людей.
        А люди - с надеждой смотрели в небо, вслушивались и - ждали авиацию, с приходом которой весь этот ужас очень быстро завершался. Авиация же запаздывала…
        … гул моторов в небе послышался много позднее, чем обычно, и в этот раз он звучал намного солидней. Фехт-генерал Гиляровский решил ударить по Британской эскадре наотмашь, всеми имеющими силами, будь то собственные резервисты, изрядно истаявшие за предыдущие дни, или пилоты Иудеи.
        В этот раз британцы не совершили ошибки, чрезмерно растянув свои ряды и оставляя корабли на периферии боевого построения по сути без прикрытия. Выстроились они довольно таки причудливой геометрической фигурой, и так, чтобы у каждого линкора и броненосного крейсера оказалась своя свита, рассредоточившаяся вокруг и задравшая орудийные и пулемётные стволы к небу.
        Построение британцев, благодаря данным от наблюдателей с дирижаблей, не являлось для пилотов тайной, так что меры противодействия были наспех доработаны ещё на аэродроме. Пилотам раздали разработанные в штабе ВВС инструкции на всякие разные случаи - буквально по два-три абзаца, и отдельно - листок именно на такой вариант.
        Гиляровский повёл воздушную эскадру по широкой дуге, заставляя британцев нервничать. Стволы пушек и пулемётов выплёвывали свинец с необыкновенной щедростью, едва не плавясь от перегрева. А градоначальник, будто издеваясь, набрал высоту и пошёл на другой заход…
        … не опускаясь, впрочем, излишне низко. Потом был третий заход, четвёртый… и лишь на пятый раз воздушная эскадра, снизившись «все вдруг», высыпала на левый фланг британского построения все бомбы разом.
        Два «Феникса», изрядно запятнанные вражеским огнём, с трудом дотянули до берега, но Решетников, кувыркнувшись в воздухе, упал в районе доков. Светлая память…
        Иванов Второй с трудом посадил разваливающийся аэроплан на улице Дурбана, и выбравшись с помощью пожарных из развалившегося летательного аппарата, нервно закурил, не обращая внимания на просьбы пройти в бомбоубежище.
        - Как жив остался, не понимаю… - хмыкнул он, и затушив окурок в карманной пепельнице, широким шагом проследовал наконец за молоденьким пожарным, оказавшимся…
        … или вернее, оказавшейся - девицей.
        А Михаила Ивановича Калинина, посадившего на улицах Дурбана совершенно целый «Феникс», из кабины аэроплана вытаскивали уже мёртвого. Позже врачи будут говорить, что с такими ранами умираю мгновенно, но факты - вот они… сами за себя говорят.
        Едва ли бомбёжку можно было назвать в полной мере удачной. Да, какая-то незначительная мелочь потоплена, на нескольких кораблях тушатся пожары и подводятся пластыри к бортам, но… на этом всё.
        У короля много! А хуже всего то, что британские моряки нащупали способы противодействия воздушным атакам. Пока сырые, но с каждой бомбёжкой Британия нарабатывала способы отражения атаки.
        А у ЮАС мало… До войны «Фениксы» начали было выпускать по две-три штуки в неделю, но затем был договор с Францией и завод в Ле-Бурже, на который привлекли специалистов из мастерских. Соглашение было вполне взаимовыгодным, и ручеёк поставок из Франции был весьма ощутимым, и уж точно много больше того, чем наработали бы в Кантонах!
        Вот только сейчас, в разгар сражений, всех технических мощностей ЮАС хватает на то, чтобы в лучшем случае ремонтировать повреждённые самолёты, притом даже не все. Аэропланы ловят пули, ломаются при взлётах и посадках, сбиваются и просто вырабатывают ресурс двигателей. А поставки из Франции решительно невозможны!
        Так что британцы имели все основания смотреть на противостояние Британского Флота и ВВС ЮАС с осторожным оптимизмом. Да, боевые корабли много дороже любого аэроплана!
        Но рядом… относительно рядом - Индия, Австралия и азиатские владения Британии. А это не только плавмастерские и возможность отогнать корабли на ремонт, но и огромное, просто неимоверное количество плавающего железа и вооружения. Пусть даже изрядно устаревшего к концу правления Виктории.
        Но если на это судно поставить пушку или пулемёт, и задрать из вверх… и если таких судов будет много, Британия перемелет ЮАС. Пусть даже и количеством! Но ведь и ставка в этой игре какова…
        Береговые батареи Дурбана огрызаются всё реже и реже, и недалёк тот день, когда реальную опасность Британскому Флоту будут представлять только ВВС Кантонов. Это серьёзно… вот только без артиллерийских батарей к берегу двинутся десятки кораблей, и на город начнут падать не опасные, но редкие многопудовые снаряды, а стальной град!
        Сперва падёт защита порта, а потом, под прикрытием Флота, высадится десант. А авиация, не утратив эффект новизны, уже перестала быть жупелом! Британские полководцы умеют думать и уже поняли, что в условиях городской застройки эффект от применения авиации снижается на порядок.
        Авиация же ЮАС сточилась за время боёв более чем в два раза…
        … и многие из аэропланов, формально оставшиеся в строю, летали на моторах с выработанным по сути ресурсом. Этого в общем-то хватит, чтобы дожать пехоту, но не сказать, чтобы с лихвой. А вот на флот… на флот может и не хватить.
        По крайней мере, если применять авиацию способом, который с некоторой натяжкой можно назвать традиционным.
        Эскадра Гиляровского несколько потрепала британцев, но в этот раз они не спешили отходить от берега. Лишь отдельные подранки, пачкая чистый воздух углём из Кардиффа, удалились прочь. В паре десятков миль от берега - там, куда не дотягиваются «Фениксы» с нормальной бомбовой нагрузкой, они встанут на якорь и начнут ремонтные работы. А потом, оклемавшись и восстановив силы и боекомплекты, снова придут к порту Дурбана…
        Именно так планировали адмиралы Британского Флота. И сейчас, отразив де-факто сути атаку с воздуха, они выиграли раунд в этом бою, переломили ситуацию в свою пользу. Пока - только психологически!
        … но я считал иначе, и вторая волна аэропланов, собранная из всякой рухляди, которая только могла подняться в воздух, и которую можно было отозвать с фронта без всяких опасок, поднялась в воздух. Самое сложное было - не заставить их лететь, хоть бы и в последний полёт, а переправить к Дурбану тайно. Так, чтобы даже моё формальное, размазанно-коллегиальное начальство из штаба ВВС ЮАС, не знало об этом.
        Почти пятьдесят аэропланов, добрая треть из которых ещё недавно были британскими. Грозная сила!
        … если не знать, что с десяток аэропланов не несут бомбовой нагрузки. Вообще! Потому, что в воздух они могут подняться разве что с пилотом.
        Но - внушает. Сила! И британцы внушились. Собирая свои расстроенные после недавнего налёта корабли в боевой порядок, они начали отходить, огрызаясь изо всех орудий.
        Корнелиус качнул крылами и повёл воздушную армаду на британскую эскадру. Бомбы вывалили без особых изысков, но «Все вдруг», в самый центр боевого построения врагов, и оно ожидаемо рассыпалось.
        Сказать по совести, отбомбились они куда как хуже эскадры Гиляровского. Но британцы, почитав налёт Владимира Алексеевича единственным, изрядно скомкали свои боевые порядки, помогая другим кораблям со спасательными работами.
        Да и налёт тот, пусть и не слишком удачный, всё ж таки несколько потрепал их. Где-то разошлись бронеплиты, где-то - возник пожар в моторном отсеке, где-то… Причин было много, и все уважительные. Британцы решили отойти. На время, разумеется - на время!
        Морские сражения длятся порой даже не днями, а неделями, и капитаны привыкли думать наперёд. Важно не только выполнить приказ, но и сберечь корабль. А сейчас явно не тот случай, когда боевую задачу нужно выполнить любой ценой.
        В конце концов, скоро придёт подкрепление из Индии и Австралии, и Флот Его Величества медленно, но верно перемелет бунтовщиков! А для этого флот нужно сохранить.
        Британцы отходили, огрызаясь из всех стволов и сохраняя подобие боевого порядка. Но воздушная армада ЮАС, хоть и потерявшая несколько аэропланов, оставалась грозной силой.
        Вернувшиеся на аэродром, «Фениксы» и разномастные трофейные летательные аппараты, ещё недавно принадлежащие Британии, наспех латались, загружались авиабомбами и поднимались в воздух. Грозовой фронт снова надвинулся на Британский Флот, и сигнальные мачты расцвели флагами.
        Вице-адмирала Сеймура, отличившегося во время Боксёрского восстания и руководившего Морской бригадой, которая в составе Союзных сил штурмовала Пекин, нельзя обвинить ни в трусости, ни в некомпетентности, и он принял решение, которое показалось ему единственное верным…
        … отдав приказ отходить самостоятельно. Корабли, надсадно чадя и насилуя двигатели, начали расходиться от гавани Дурбана, подобно дроби, вылетевший из ствола ружья. Они расходились всё шире и шире, дабы собраться потом в условленном месте.
        Решение в принципе верное, изрядно затруднившее Воздушной Армаде бомбёжку, так что корабли отходили всё дальше, а аэропланы, разделившись на эскадрильи, приняли гоняться за отдельными судами, выбирая преимущественно транспортные и грузовые, как наименее защищённые. Впрочем, хватило и упрямцев, нарушивших прямой приказ командование и посчитавших должным устроить рыцарские поединки с эсминцами и линкорами…
        … и спасательные судёнышки, ринувшиеся из порта на всех парах, подобрали с поверхности океана тех пилотов, кто остался в живых после этих атак. Уцелели немногие.
        В океане, на пределе видимости, маячили быстроходные судёнышки ЮАС, не представляющие особой опасности в дневное время, и разве что по ночам досаждающие морякам Британии, вынуждая выставлять противолодочные и противоторпедные сети, и выстраиваться особым порядком, тратя время и силы. Да и сейчас они опасны разве что для тихоходных транспортных и грузовых судов, плохо вооружённых и взятых Сеймуром исключительно за вместительность и сносные мореходные качества.
        Но авангард отходящего Британского Флота представлен самыми современными, самыми передовыми кораблями - с неизношенными двигателями, правильными обводами корпуса и отменно выученным экипажем. Поэтому…
        … чего им бояться?

* * *
        - Отпускай! - ору во всю глотку, и знаю, что сейчас все двадцать два пилота Морской Авиации орут то же самое, и в наших голосах звучат отчётливые нотки стали, крови… и боевого безумия. Всё или ничего!
        Набирая скорость, «Альбатрос» понёсся по волнам и взлетел, но не высоко, а едва приподнявшись над волнами. Маскировочная раскраска носовой части аэроплана, составленная из сине-белых пятен, а позже покрытая лаком, должна бликовать, сливаться с пенными верхушками волн и быть невидимой для невзыскательного наблюдателя так долго, как это вообще возможно. По идее…
        Под брюхом и крылами у меня три торпеды из мастерских Кошчельного, отчего аэроплан идёт тяжело, надсадно. Ловлю себя на мысли, что вообще не мигаю, глядя через лётные очки на приближающийся броненосец «Alexandra», который легко опознать по характерному силуэту, заученному раз и навсегда - так же, как и остальные силуэты хоть сколько-нибудь значимых кораблей, осаждающих Дурбан.
        
        Меня то ли не видят, то ли наблюдатели и комендоры не успевают переключиться на новую для себя опасность…
        … где-то впереди справа раздался взрыв, и я, оскалив зубы, сбросил торпеду. Рано… Аэроплан, потеряв в весе, подпрыгнул вверх, на долю мгновения потеряв управляемость.
        Почти тут же я сделал разворот через левое крыло и сбрасывая вторую торпеду в крупнотоннажное грузовое судно, так и оставшееся для меня неизвестным. Как это много раз было на тренировках, облегчение веса с одной стороны дало крен на противоположный бок, и я, подправив траекторию штурвалом, сбросил торпеду в борт транспорта «Himalaya», подставившийся так удачно для меня. Полувековая рухлядь уже имела пробоины, но… лишним не будет!
        
        В это время первая моя торпеда дошла до броненосца и…
        … выполнив разворот назад, и вновь снизившись над волнами так, что едва не черпая солёную воду, я увидел, как «Alexandra», накренившись носом, зарывается в морские волны, снижая ход. Это не «лаки панч», но качественный нокдаун!
        Слышу позади взрывы, суматошную стрельбу… и инстинктивно вжимаю голову в плечи, когда пространство над моей головой пронзает смертоносная сталь, вырывая кусок фюзеляжа. Впрочем…
        Я кидаю быстрый взгляд на повреждение.
        … ничего серьёзного!
        Приводняюсь у самого борта сине-белой «Каллипсо», и техники, не медля ни секунды, подводят под меня тали.
        - Как мы их!? - восторженно орёт оператор крана, опустив меня на палубу.
        - Мы - Смерть! - всей душой всё ещё пребывая в бою, ору я в ответ, не разделяя сейчас пилотов и последних палубных матросов. Это всё - Мы!
        Короткий миг единения - даже не со всем экипажем, взорвавшимся восторгом, а кажется - со всеми Кантонами разом, и снова на палубе деловитая суета.
        - Цел, коммандер? - не дожидаясь ответа, врач весьма бесцеремонно разглядывает меня, вертя по сторонам, как куклу и заглядывая в глаза. Процедура эта не шибко приятная, но… надо! Горячка боя, она такая, особенно если это бой скоротечный, когда действия занимают считанные минуты, а уровень яростного азарта выше даже, чем в рукопашной схватке.
        Убедившись, что я цел, медик с некоторой неохотой опускает меня, и мягко, но настойчиво толкает в раскладное кресло, выставленное на палубе. Тотчас же в моих руках оказывается кружка не слишком горячего, но очень крепкого и сладкого кофе, и шоколадка, предусмотрительно разломанная на дольки.
        Пару минут спустя на борт поднимают Юру Леона, человека сложной судьбы и самого возрастного пилота в нашей группе. Пыхая восторгом, он мотыляется в руках медика и с некоторым сомнением признаётся годным, после чего всё повторяется - раскладное кресло, кружка кофе, шоколад.
        Не знаю, сколько энергии я потерял за эти минуты, но обмундирование под кожаной пилотской курткой мокрое буквально насквозь. Благо…
        … вестовой оказался догадливым, и уже протягивает большое полотенце, держа в руках чистую рубаху и китель.
        - Благодарю, Томаш, - сбрасывая с себя пропотевшую одежду, киваю мелкому, засиявшему ответной щербатой улыбкой. Он один из детей-сирот, отобранных «По заслугам отцов» в некое подобие кадетского училища, которое ещё только предстоит организовать.
        Сотни полторы их в настоящее время в войсках, но разумеется - не на передовых позициях. Подвергать их реальной опасности и показывать ужасы войны неокрепшим умам у нас нет никакого желания, но обкатать их хотя бы и вдали от боевых действий очень важно. Детвора…
        «Ха! - проснулся неожиданно Второй-Я, - сам-то далеко ушёл?!»
        … отобрана не просто «По заслугам отцов». Таких много… много больше, чем хотелось бы. Все эти дети в одежде цвета хаки прошли тестирование у Адольфа Ивановича, и обладают нешуточными интеллектуальными и лидерскими качествами.
        Сильно не факт, что они станут в будущем элитой Кантонов, но шанс мы им дали! А ещё - правильный пример как всем мальчишкам и девчонкам, так и взрослым. Русские своих не бросают!
        Пока я переодеваюсь и пью кофе, работа не останавливается - ни на судне, ни…
        - Дирижабль поднимают! - истошно заорал глазастый сигнальщик, и вскоре, буквально парой минут позже, он начал репетовать[145 - РЕПЕТОВ?ТЬ, репетую, репетуешь, совер. и несовер., что (франц. repeter) (мор.). Повторить (повторять) (подаваемые кем-нибудь сигналы) в знак того, что они правильно поняты.] сигналы наблюдателей с лёгкого дирижабля.
        - Броненосец «Temeraire» остановился! - читает он сигналы, но к сожалению…
        … не всегда радостные. Сигнальные мачты на судах-матках расцветают флагами, и порой - траурными! Из первой атаки не вышло трое, и хотя отчаянно хочется надеяться на чудо, но… шансов найти их живыми почти нет.
        - … построение британцев - Ромб А, - диктует сигнальщик, репетуя наблюдателя с дирижабля, а я, ползая на палубе вокруг расстеленной карты и сверяясь с памятками по условным знакам, пытаюсь просчитать Сеймура.
        - Эскадрильям Адамуся и Тома перекрыть левый фланг! - командую, пытаясь показать уверенность, которой нет и в помине, - Ва-банк не идти, осторожничать! Задача - остановить ход!
        Последнее обговорено ещё на совещании, но напомнить ещё раз лишним не считаю. Нам нет никакой необходимости красиво и эффектно топить британские корабли, достаточно максимально замедлить ход! Если скорость будет сброшена до трёх-пяти узлов, они - наши!
        Пусть не сразу, но… Британцы не успели ещё удалиться от Дурбана, и на таких скоростях наши резервисты смогут вывалить на них груз бомб ещё раз, а потом ещё, и ещё, и ещё… Пусть с высоты и едва ли не наугад, чорт с ним!
        Даже в таком разе это будет насколько потопленных или хотя бы повреждённых кораблей Флота Его Величества, прикомандированных транспортников и грузовых судов. Они если не все, то почти все потрёпаны предыдущими налётами. Разошлись броневые плиты, есть пробоины в бортах, потрачены боекомплекты на отражение воздушных атак… Нам всякое лыко в строку.
        Корабль, плетущийся на такой скорости - лёгкая добыча! Огрызаться он может… если успел получить боекомплект с плавбаз. А дальше… а собственно - всё! Не имея возможности ни прибавить скорость, ни маневрировать должным образом, он становится лёгкой добычей не только для морской авиации, но и для любого судёнышка с торпедными аппаратами.
        Если оное будет иметь абсолютное превосходство в скорости, то такая кроха может совершать столько попыток торпедирования, сколько ей будет удобно! И что немаловажно - когда.
        Механики тем временем завершили ремонт «Альбатроса» и подошли с вопросом.
        - Торпеды? Хм… вешать! - решительно киваю я, ещё раз поглядев на диспозицию британцев на карте, представленную воткнутыми булавками с флажками-названиями. Бой ещё не завершён!
        По всем военно-морским канонам, мы можем записать эту победу себе, но нам нужна не просто победа, а полный разгром эскадры, физическое её уничтожение. Так, чтобы конвою из Индии, составленному преимущественно из транспортников, грузовых судов и плавмастерских, пребывающему сейчас на полпути в Африку, не с кем было объединяться!
        Объединившись, они смогут сделать нашу победу уже не столь безоговорочной. А это - снова кровь… и ладно бы - только британская!
        - Володя! - кричу сигнальщику, - Слезай! Со мной полетишь!
        Сверху полыхнуло шумной радостью, и парень буквально ссыпался на палубу, спеша войти в Историю. Сжимая сигнальные флажки, он смотрел на меня отчаянными глазами и явно боялся, что я вдруг передумаю.
        Океанские волны стали ощутимо больше, так что взлетал я некоторой опаской. Поднявшись в высоту, сделал круг, привлекая внимание к аэроплану командующего. Рассмотрев с высоты диспозицию своими глазами, я начал отрывисто командовать сигнальщику.
        Володя, надёжно привязанный, вылез из кабинки стрелка на фюзеляж, и начал размахивать флажками, репетуя мои приказы ещё и вслух.
        - … всем! - надсадно кричал он, пересиливая шум ветра, рокот двигателя и звуки боя, - Внимание!
        Убедившись, что сигнальные мачты на судах расцвели должным сочетанием флагов, я приказал Володе вернуться в кабинку стрелка и пошёл на снижение. К британцам я подошёл, дав изрядного кругаля и барражируя над самой поверхностью океана.
        Флот Его Величества наконец-то сообразил, куда стрелять, и сейчас отчаянно жёг остатки боекомплекта, выстреливая куда-то в горизонт. Рисковать зряшно, приближаясь на дистанцию уверенного поражения, не стал, и пройдясь вдоль сгрудившихся в отару транспортников, сбросил издали три торпеды, посчитав их за достойную цель.
        Где-то очень глубоко мелькнула мысль, что если я сейчас попаду, то вычеркну из жизни не менее полка, но никаких рефлексий это не вызвало. «Альбатрос», полегчав более чем вдвое, подпрыгнул на миг, но я уверенной рукой ухватил его под уздцы, и ушел на бреющем, пользуясь горящими транспортниками, как прикрытием от артиллерийского обстрела.
        - Один - на части! - восторженно орал сигнальщик, перегнувшись через перегородку и вертя головой то вперёд, то назад, - Две торпеды разом! Бах, и пополам!
        Описывал он излишне эмоционально, но очень чётко, так что уводя аэроплан, я в общем-то представлял картину происходящего за моей спиной. Две торпеды потрачено на один транспортник, одна ушла куда-то, и решительно непонятно - сгинула ли бесполезно в океанских просторах, или же зацепила какое-никакое судёнышко.
        Атаку мы провели более-менее одновременно, а это почти два десятка аэропланов, каждый из которых нёс по две, а то и три торпеды. И ведь можем повторить…
        Да! Как выяснилось, ещё один британский транспортник втюхался таки в тот, разбитый двумя торпедами, и погружающийся сейчас в морские глубины. Считать ли это своей победой? А чорт его знает… но всё-таки, наверное нет! Или да? А… неважно!
        Снова поднявшись в высоту, я увидел догорающий флагман и…
        … Победу! Хоть сколько-нибудь значимые суда горели, стояли на месте, пытаясь завести под пробоины пластырь, или уползали за горизонт со скоростью улиток. Несколько мелких судёнышек, каким-то чудом оставшихся относительно целыми в этом сражении, на всех парах спешили покинуть место боя.
        - Володя! - обернулся я назад, - Давай снова туда… да постой! Дослушай сперва! Приказ - догнать все убегающие суда. Любые!
        - Чтоб не предупредили? - мгновенно сообразил он. Ну да… недаром в гимназии экстернат проходит, голова светлая!
        - Да! Всё, сигналь!
        Володя снова вылез на фюзеляж и замах флажками. Я делаю круг, дабы убедиться, что на всех сигнальных мачтах вывешены должные сигналы, и остаюсь в воздухе, наблюдая за происходящим.
        Бой… а точнее избиение, длилось ещё около часа. Беглецов догнали, и кого торпедировали, а кого - взяли на абордаж! Впрочем, большая часть поспешила сдаться в плен… если такая возможность предоставлялась.
        Позже выяснилось, что среди сдавшихся британцев самым старшим офицером оказался капитан-лейтенант.
        Через час сдался последний транспортник, нагнанный в десятке миль от места сражения. Гражданские моряки и портовые рабочие, составляющие у нас костяк морской пехоты, брали их на абордаж (часто без малейшей нужды), разоружали экипажи и пассажиров, то бишь британских и индийских солдат, и деловито перегоняли суда в порт.
        Одновременно велись спасательные работы, наши моряки и морпехи вылавливали из воды тысячи и тысячи вражеских солдат и матросов из океана. Местами поверхности океана была буквально усеяна головами людей, и хотя мы весьма спешно вытаскивали людей из воды, акулы успели собрать свою кровавую дань.
        Стрелять в морских хищников приходилось довольно-таки часто, но как правило безрезультатно. Да и агонизирующие туши, истекая кровью, привлекали всё новых сородичей, сходящих с ума от обилия пищи.
        Несмотря на то, что сражение происходило в виду Дурбана, некоторые захваченные и сдавшиеся в плен корабли так и не дошли до него, утонув по дороге. Не помогли ни спасательные работы, ни божба морпехов, которым полагалась доля трофеев за помощь в перегонке судна.
        Я к этому времени, приводнившись подле «Каллисто», проводил на борту импровизированное совещание. Чорт его знает, почему всех взяла такая нетерпёжка, что и до города дотерпеть не в силах, но ладно!
        Впрочем, назвать это совещанием я явно поторопился… Лейтмотивом[146 - ЛЕЙТМОТИВ или ЛЕЙТМОТИВ (/? l a? t m o? ? t i? f/) - ЭТО «короткая, повторяющаяся музыкальная фраза», связанная с конкретным человеком, местом или идеей.] тянулось «Как мы их…» Я дал всем возможность выговориться, потому что лучше - так, сумбурно вспоминая прошедший бой и собственные подвиги, смеясь невпопад и цедя спиртное, не чувствуя вкуса.
        Всех пилотов морской авиации осталось в живых - пятнадцать человек, а не попятнаных ранами - четверо, включая меня, и сколько из них вернётся в Небо, врачи пока не знают…
        … но всё-таки - Победа! Пока ещё не окончательная и не безоговорочная, но по факту, из Большой Войны ЮАС вышла. Да, будет добивание вражеской пехоты в Капской колонии, и нам предстоит ещё встретить конвой из Индии, но по сути - всё!
        Британия не в силах здесь и сейчас бросить на нас хоть сколько-нибудь значимые силы. Кончились.
        А Кейптаун и новые вражеские конвои… Теперь, когда мы разбили основные силы врага в этом регионе, и нет необходимости таить от всех существование морской авиации, каким же интересным становится рейдерство!
        - … и пожалуй - прибыльным, - сказал под самым ухом Санька, баюкающий раненую руку.
        - Я вслух сказал? - удивился я.
        - Угум, - задумчиво кивнул брат, - А знаешь… возьмусь! Сейчас оклемаемся, разобьём Индийский конвой, погоняем кандидатов в морскую авиацию, и…
        - Ты не против? - опомнился он, - Или есть какие-то планы?
        - А знаешь… и нет, - усмехнулся я, - Ты всё очень хорошо сказал. Опыт, опять же! Не одно, пусть даже два-три сражения, а полноценное боевое слаживание! Да ещё и… хм, прибыльное.
        - Да я больше за парней! - засмущался брат, - К делёжке пирога многие тогда опоздали, а…
        - Я не против, - перебиваю его, - Хорошая идея! Если эта война принесёт не только горе, но и прибыль, притом за счёт врага, то почему бы и не да!?
        На берег до поры мы сходить не стали, и как выяснилось, не зря. Разного рода инцидентов с пленными хватило, в том числе из-за нашей спешки в попытках выловить из воды всех без разбора.
        Были попытки захватить экипажи судов, везущих спасённых британцев в порт, была стрельба, трупы наши и британские…
        … и стойкая репутация британцев как людей без чести! Последнее весьма неприятно сказалось на их пребывании в плену, и хотя никакой жесточи мы себе не позволяли, но былое бесконвойное перемещение под честное слово кануло в лету.
        Встречу в Дурбане и последующий стихийный митинг, с которого нас не хотели отпускать, я пережил с трудом. Победная эйфория била по мозгам хуже вина, хуже любых наркотиков, и голова была звонко-пустая, до предела набитая лозунгами и обещаниями, которые я поспешил вывалить на воодушевлённых граждан.
        Не обещая Победы малой кровью, я сделал акцент на усилиях всех граждан ЮАС, которые и сломали хребет дряхлеющему льву Альбиона. На то, что мы… все мы (!) сделали для Победы всё и немножечко больше!
        - … нам предстоят ещё тяжёлые бои и потери близких, - вещал я, возвышаясь над толпой, стоя на поставленной «на попа» тяжёлой чугунной скамейке. - Не все из нас доживут до окончательной победы, но будут жить наши родные и близкие, будет жить страна! Наша страна! Отныне и навсегда - наша!
        Я чуть качнулся, но удержался на ногах и продолжил, напрочь отпустив вожжи фантазии. В моей речи смешалось настоящее, плавно перетекая в будущее, и ах…
        … какое это будущее было чудесным! Рисуя широкими мазками картину не такого уж далёкого будущего - с широкими автострадами, пассажирскими аэропланами, кинотеатрами в каждой деревне и главное - социальным лифтом и равными правами для всех граждан, я видел их глаза, в которых недоверие постепенно заменялась надеждой, а та - яростной уверенностью, что так - будет!
        Эпилог № 1
        Конвой из Индии мы перехватили в сотне миль от Дурбана. Составлен он был из вовсе уж древнего хлама, которому давно пора было отправиться на слом. Ну да специфика Колоний…
        У Короля много, но в основном - такого вот хлама, годного разве что для демонстрации флага туземцам разной степени голожопости, да обстрела городов, не имеющих ни хоть сколько-нибудь толковой береговой обороны, ни значимых Военно-Морских Сил. Возглавлял это парад антиквариата броненосный фрегат «Defence», введённый в строй ещё в 1862 год. Прочие корабли были либо ещё старше, либо сразу появились на свет с диагнозом «Инвалид детства».
        
        Гражданские суда, зафрахтованные или мобилизованные Флотом Его Величества для своих нужд, охарактеризовать можно было только «Каждой твари по паре». Традиционно много проржавелого хлама, коими так славятся Колонии, но хватало и современных пароходов.
        Вся операция по разгрому Конвоя целиком и полностью легла на Саньку, которому нужно выбираться из моей тени. Брат справился, и притом превосходно!
        Полагаю, этому в немалой степени способствовало ранение, полученное в бою под Дурбаном, и решительно мешавшее ему пилотировать «Альбатрос» в бою. Так что всё ж таки подняв аэроплан в воздух, торпедированием судов Чиж не занимался, а вёл себя, как и должно командующему - руководил боем, отдавая приказания со стороны.
        Застав врага врасплох, он торпедировал боевые корабли Британии, пресёк попытки гражданских пароходов сбежать, и высадив на захваченные суда призовые команды с сопровождавших его пассажирских пароходов, привёл Индийский Конвой к Дурбану.
        Надо сказать, что особого сопротивления британцы не оказали, да и Санька подловил их в походном строю, но тем не менее…
        Вернувшись в родную гавань и получив свою долю восторгов, Санька недолго пребывал в праздности, и наскоро надрессировав новых пилотов Морской Авиации, отправился в сторону Кейптауна, вознамерившись продолжить начатое, и нужно сказать, ему это вполне удалось.
        Нельзя сказать, что он вовсе закрыл вопрос с мореходством в районе Кейптауна, но в целом вышло удачно. Санька жал с моря, я давил британцев со стороны суши, а пехота ЮАС, где одну из первых ролей играл фехт-генерал Пономарёнок, грамотно наступала, к концу апреля захватив большую часть территории Капской Колонии. Собственно, у бриттов осталось к тому времени только две узкие полоски земли, на которых и сконцентрировались войска - в районе Кейптауна и Порт-Элизабет.
        А потом до индусов, составлявших большую часть вооружённых сил Великобритании в ЮАС, дошли наконец достоверные известия о восстании в Индии, и притом успешном! Проблем у восставших хватало, но восстание, тем не менее, было крупнейшим со времён сипайского, и уже сейчас, на взлёте, поражало своими масштабами.
        Притом, что значимых сил в Индии у британцев не осталось, и взять их в ближайшее время неоткуда, авторитет Империи упал ниже некуда, а «арендованные» джигиты с Кавказа и туркменские всадники не спешили умирать за любое из Величеств, оглядываясь в сторону Российской Империи, где назревали интересные времена. Поглядывая в сторону Родины и тоскуя о ней, они не забывали о собственных интересах, то бишь занялись любимым занятием иррегуляров - грабежом. Пока - под флагом Британской Империи, но по некоторым сведениям, в ближайшее время возможны очень интересные варианты.
        Сопротивление британских войск в Африке посыпалось, и единственно условие, скорее даже просьба индусов, заключалась в их скорейшем возвращении на родину! Желательно - с оружием в руках…
        Я нисколько не сомневаюсь, что среди них найдутся и сторонники Британской Империи, но разведка свой хлеб ест недаром, и умеет отделять агнцев от козлищ.
        Британские и шотландские полки за каким-то чортом пытались некоторое время играть в осаждённую крепость, но их просто блокировали, и через несколько дней гордые сыны Альбиона сдались вслед за индийцами, но уже безо всяких условий.
        Война в Европе ещё продолжается, но уже начались кулуарные переговоры, в которых наша страна впервые выступила как полностью суверенная держава. Нельзя сказать, что мы в один миг вошли в состав Великих Стран, но и не оценить наш вклад в (ещё не окончательную!) победу над Британией было никак нельзя.
        Точнее…
        … попытки были, куда ж без них! Вот только всё бил козырь в виде авиации, и прежде всего - морской! Само её существование ломало весь мировой расклад сил, и наши лукавые союзники, которым спешно требовался Джокер для дальнейшей эскалации давления на Великобританию, приняли наши условия.
        Собственно, ничего сверхъестественного мы и не выдвигали, и основным лейтмотивом с нашей стороны было полное списание долгов Кантонам, и полный доступ к техническим новинкам Германии и Франции. Ну и разумеется - пакет договоров по части торгового, промышленного, финансового и научного сотрудничества, составленный на адекватных условиях. Наверное, человеку стороннему могло показаться, что мы могли бы выгадать больше…
        Но по большому счёту, все наши технические новинки позволяли выгадать союзникам в лучшем случае месяц или два, потраченные в ином случае на эксперименты. Да пожалуй, ещё на подготовку пилотов, которые в ином случае гробились бы десятками, подгоняемые нехваткой времени и элементарных знаний.
        Ещё ЮАС, то бишь африканеры, откусили изрядный кусок от Капских колоний, изрядно прирастя территориями. Остальная часть Капской колонии должна перейти под управление спешно создаваемой Лиги Наций.
        Красивых слов на эту тему было сказано немало, но по сути, Землям Доброй Надежды суждено было стать этаким отстойником для мигрантов из Италии, Испании, Греции, Португалии, Балкан и прочих стран и территорий, гражданам которых которым не нашлось места ни у себя дома, ни в обоих Америках.
        Буры остались не сильно довольны предстоящим соседством, считая выходцев из Средиземноморья не вполне белыми, а земли под контролем Лиги Наций, соответственно, территориями для цветных. Но невкусную пилюлю африканерам подсладили возвратом ферм, утраченных некогда их предками из-за неправомочных действий Британской администрации.
        Поскольку на территориях Лиги Наци предки владели доброй четвертью земель, и соответственно, буры становились там этакими лендлордами, ворчание осталось, но сошло практически на нет. Землевладельцев эта ситуация в общем-то устраивала, и они предвкушали избыток квалифицированной рабочей силы, которой (по их сугубому мнению), д?лжно быть ещё и дешёвой, с полным пониманием своего места на вторых ролях.
        Я, да и многие другие, видели ситуацию сильно иначе, и предвидел достаточно серьёзные столкновения между теми, кто считал себя «Народом Избранным» и теми, кто считал себя (порой без особых на то оснований) наследниками Античности. Но поскольку напрямую меня это не касалось, лезть с предупреждениями не стал, а потом и вовсе - постановил для себя, что конкретно мне, да и Кантонам вообще, на территорию Лиги Наций соваться без особой нужды вообще не следует, а тем более - заниматься там любого рода политикой!
        Даже вопросы бизнеса, буде они у нас появятся там, решать лучше через якобы нейтральные структуры в виде банков, акционерных обществ размытого типа, общественные организации и прочие прокладки. Главное - сохранить за собой контроль, формально являясь одним из скромных акционеров, чем я, собственно, и занялся…
        В Российской Империи в начале мая 1903 года начались Интересные Времена, то бишь произошёл дворцовый переворот. Самодержец погиб вследствие апоплексического удара табакеркой по голове… или от скоротечной чахотки? Версии разнились… но не суть!
        Как почти всегда и бывает в дворцовых переворотах, в заговоре были замешаны ближайшие родственники, и вроде как даже сама Дагмара, уронив чугунную слезинку, многозначительно промолчала во время Того Самого Разговора. Но это не точно!
        Пару недель после скоропостижного переворота Августейшее Семейство увлечённо делило Власть. В этой галлюциногенной чехарде перестановок, делёжки министерских портфелей и откусываний от пирога государственной казны вскрывались порой (и вытаскивались на Свет Божий) очень интересные факты, от которых оторопь брала даже монархистов. В провинции, непривычной к столичным изыскам, начался открытый ропот, и местные монархические организации существенно поредели.
        В обществе тем временем начались робкие споры о Конституционной Монархии, собственно Конституции и некоторой либерализации законодательства.
        Августейшие особы, отвлёкшись от делёжки власти и возмутившись, стукнули кулаком по столу, то бишь пустили в ход Корпус жандармов, и на либеральных ересиархов начала охота. А простой народ, которого всё это достало - взял, да и вышел на улицы! А среди этого народа внезапно оказалось много солдат, которым надоела война, нищета и Августейшее семейство в полном составе.
        Народ, пусть даже вооружённый и местами обученный, не успел озвереть от войны, и потому стрельбы и разрушений было немного, но вот Августейшее семейство существенно поредело. Впрочем, валить эту череду смертей на народ могли только репортёры черносотенного толка, да и то - метафорически.
        За те несколько дней, что ересиархи захватывали власть, от Российской Империи успело отколоться Великое Княжество Финляндское. К счастью (в том числе и для финнов!) почти без эксцессов. Скоропостижно почило в бозе ещё двое представителей Дома Романовых, было убито с полсотни чиновников и военных, да устроили погромы на некоторых на дачах, принадлежащих «чистой» публике из Санкт-Петербурга.
        Этим всё и ограничилось, ибо в Гельсингфорсе, спешно переименованном восставшим народом в Хельсинки, всё ещё стоит флот. А настроения у матросиков хотя и вполне революционные, но всё ж таки дисциплину они пока соблюдают. Да и р-революционная нелюбовь к правящим классам, на чужой стороне причудливым образом перемешивается с «русскостью», трансформируясь порой в нечто вовсе уж несообразное.
        Так что с принадлежность Гельсингфорса-Хельсинки ещё не всё ясно…
        В Ташкенте активизировался Великий Князь Николай Романович, он же «Ташкентский безумец», сосланный туда после официального признания сумасшедшим. Официальный сумасшедший, принципиальный многоженец, очень эксцентричный…
        … а одновременно - талантливый предприниматель, толковый управленец и человек, который очень многое сделал для развития края! Он писал серьёзные научные труды для Императорского географического общества, почётным членом которого его оставили, несмотря на официальный диагноз.
        Николай Константинович занимается благоустройством города Ташкента. Замостил улицы, построил на деньги, отпущенные двором на строительство его дворца, театр, построил клуб, больницу для бедных, богадельню, цирк и даже публичный дом под вывеской «У бабуленьки». Несмотря на всю эксцентричность, в Туркестане его любят, считая человеком дельным и умным, и когда он объявил себя основателем новой династии, князем Искандером, решившим возродить древний Туран[147 - ТУРАН, это согласно Авесте, древнее государство ираноязычных скифов. Название с Пехлеви переводится как страна туров.], люди за ним пошли. Ничего ещё не было ясно…
        … кроме, пожалуй, того, что отныне они пойдут по своему Пути, решительно отколовшись от Российской Империи. Погромов, как ни странно, не было… по крайней мере - пока.
        Решительно и бесповоротно отделилась Польша, сразу же забряцав оружием и вытаскивая из музейных запасников ветхие знамёна и старые грамоты, согласно которым Киев, Чернигов и многие другие города принадлежат Речи Посполитой на веки вечные. Пока дело ограничивается речами, всеобщей эйфорией от Свободы, патриотичными статьями в прессе, да невероятным количеством парадов, провели которые, кажется, чуть ли не провинциальные клубы филателистов.
        Отделилось Закавказье, но как-то не полностью и не до конца. Местные элиты хотят, пожалуй, не столько независимости, сколько автономии по принципу Великого Княжества Финляндского, и денег. Много. А пока там идёт резня - как межнациональная, так и межклановая, и последняя, пожалуй, самая безобразная!
        Привычно полыхнул Кавказ, но как-то невнятно и без вектора. Межрелигиозных, да и межэтнических столкновений там пока немного, а вот старые обиды и переделы земельных наделов встали в полный рост.
        Заговорили о независимости Прибалтийские губернии, но опасливо, едва ли не шёпотом. Фронт с Германией проходит аккурат по их землям, а автохтонам хочется независимости, но генетическая память о былых немецких хозяевах приводит аборигенов в ужас, да и становиться очередной германской провинцией им не слишком-то хочется. В общем, всё как-то сложно и не вовремя…
        Заполыхали помещичьи усадьбы по всей России, Малороссии и Белороссии, а их обитатели… да по-всякому. В зависимости от степени сволочизма предков и собственных заслуг. Бывало - разрывали деревьями всех, включая малых деток и нянек, бросавшихся на защиту. А бывало - оставляли помещикам немалый кус земли на хозяйствование, обращаясь со всем вежеством.
        Крестьяне, занявшись переделом, плевать хотели на всю политику разом! Они просто хотят Земли и Воли! И чтоб без бар…
        … урядников, опёки Земства, попов и прочих, имя которым - Легион!
        Фронт начал трещать по швам, а дезертирство солдат, преимущественно крестьянского происхождения, приняло угрожающие масштабы. Воевать не хочет никто, притом не хотел изначально, тем более за Веру, Царя и Отечество. Тем более после переворота. Двух.
        Благо, на Восточном фронте боевые действия только-только начали разворачиваться и велись откровенно вяло, так что и счёт погибшим с обеих сторон с трудом дотянул до пары тысяч, включая умерших от поноса. Новая власть в Петербурге предложила мирные переговоры, и в прессу чудесным образом просочились сведения, что боевые действия предложено было считать «Пограничными инцидентами».
        Шанс на это достаточно велик, потому как захват земель Российской Империи (пусть даже это Украинские чернозёмы) для Германии не слишком-то интересен. Точнее…
        … они бы и рады, но рот не резиновый! А выбирая между плодородными землями Украины (и неизбежным в грядущем конфликтом с суровым северным соседом), и Индийскими колониями Британии, германцы решительно выбрали Индию! А ещё Африку, немного Азию и…
        … Германия стремительно превращалась в колониальную державу. Мнение индусов и прочих туземцев по этому поводу Кайзера решительно не интересовало! В конце концов, не обязательно же давать колониям официальный статус… Пусть считают себя независимыми, так даже проще!
        Об итогах переговоров Австрии с новым правительством Российской Республики говорить пока рано, но в прессу просочились сведения, что Российская сторона широким жестом отказалась от всяких притязаний на Польшу. А дальше… да сами разбирайтесь! Таким образом, Польша одним росчерком пера была выведена из игры.
        Не факт, что это сработает, но оставаться один на один с Россией, пусть и находящейся сейчас в глубоком кризисе, Австрия вряд ли захочет. Да и по совести говоря, разве этого мало за всего-то неделю боевых действий?
        А есть ещё и Колонии, где Австро-Венгрии обещаны не самые большие и не самые вкусные, но всё ж таки куски территории, некогда (а это уже дело решённое!) принадлежавшие Британии. Так что…
        … наверное, Австро-Венгрия выторгует себе у России какие-то торговые преференции, и на этом всё.
        Франция, которой и вовсе не пришлось столкнуться с русскими войсками, вряд ли будет сильно требовательней. Тем более, Российская Республика сохранила свой мобилизационный потенциал, а в Европе и в Колониях всё ещё ведётся война с Британией и её союзниками, и вряд ли она будет лёгкой!
        Да, произошёл перелом, и по факту, от поражения Британскую Империю может спасти только чудо. Но… а вдруг?! А пока, уже проигранная война идёт с большим ожесточением, и по итогам её станет ясно, с каким количеством территории придётся расстаться Британской Короне. Не больше, но и не меньше.
        Пока же можно уверенно констатировать, что Российская Империя, то бишь Республика, отделалась сравнительно легко. По крайней мере - в делах международных. Что будет с делами внутренними, решительно не ясно! Понятно только, что даже при наилучшем сценарии - будет очень, очень сложно!
        ЮАС, то бишь африканерские республики, спешно осваивает новые земли, пытаясь понять, что же делать с таким количеством пленных?! Индусов, как и было обговорено, перевозят домой, а…
        … белые? Что делать с британцами, шотландцами и прочими австралийцами, многие из которых куда как грамотней местных фермеров, да и специальности имеют вполне интересные.
        Ставить их на расчистку земли и прокладку дорог нерационально, а пускать их к станкам и в шахты - чревато диверсиями. Вот и думай…
        Дурбан пытается наращивать оборону с моря, используя трофейные орудия с британских судов, но получается так себе. Эрзац. На случай внезапного налёта британской эскадры, буде погода не позволит нашим ВВС взлетать, сойдёт, а как полноценная оборона - никуда не годится!
        Кантоны, и меньшей степени Иудея, наращивают силы ВВС, спешно тренируя пилотов, буквально разрываемых на части. Пилоты нужны в Кантонах и Иудее, во Франции и Германии, на фронте и…
        … при этом почти все они - резервисты, состоявшиеся в других профессиях. Приказывать таким… сложно.
        Не без труда, но в итоге я принял волевое решение, оставив в Кантонах всех подранков, раны которых в ближайшие недели не позволят пилотировать с полной отдачей. Ну и тех, разумеется, без кого Кантоны точно не обойдутся!
        Командование ВВС в Кантонах оставил на Чижа. Во время штурмовки Кейптаунского порта щепой от отлетевшего фюзеляжа его сломало кисть правой руки. Медики уверяют, что операция прошла удачно и осложнений не будет, но полного выздоровления обещают не ранее, чем через два месяца.
        Сам же, попрощавшись с Фирой, отправился во главе отряда в Европу. Как выразился дядя Гиляй - странствовать по свету, причиняя справедливость.
        Санька, провожая меня, завидовал чорной и белой завистью разом, а я…
        … всё бы отдал за то, чтобы остаться здесь, с Фирой. Просто иногда - надо! Очень сложно отказать Сниману, подкреплённому послами Германии, Австро-Венгрии и Франции разом, и обещающим преференции лично мне, Университету и Кантоном. Просто потому, что ну кто, если не я?!
        … так, по крайней мере, считают в Европе.
        Эпилог № 2
        Вздохнув, я покосился в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, и перелистнул газетную страницу, с зевотой почитывая про очередную замятню в индийских княжествах. Воюют там часто, но как-то… без размаха, что ли? Неинтересно воюют.
        Впрочем, не мне судить. Да и лоскутные те земли, составленные из колоний доброй дюжины европейских государств, подмандатных территорий, вассальных, полувассальных и условно независимых княжеств с республиками, обречены на вечную грызню. Не столько даже проведёнными наспех границами, сколько сложнейшей этнографией Индостана. Здесь как ни делай, а всё равно заденешь интересы какого-то народа, религиозной группы, вылезшей из подполья секты или Бог весть, кого ещё.
        Время тянулось медленно, газета не сообщала ничего нового, а Фирины «Пять минуточек» затянулись на добрых полчаса. Впрочем… у кого из женщин иначе?
        - Па-ап! - заорала Афина, сбегая по лестнице и на ходу рассказывая мне подробности очередной ссоры с сестрой. Ссорятся и мирятся они до двадцати раз на дню, но попробуй кто посторонний влезть в их разборки!
        - … а чего она!? - хрустальным колокольчиком прозвенело сверху, и Ева, плюхнувшись пузом на перила, съехала вниз, не переставая при этом трещать.
        - … а сама?!
        - … нет, а чего она? Па-ап! - звенело с двух сторон, но я привычно отрешился.
        Нет, дети у меня получились чудесные, здесь претензий нет! Ни к генетике, ни к Богу. Черноволосые в мать, и синеглазые в меня… только искорки в глазах - от Фиры! Со стороны глянуть, так задохнуться от умиления можно, а характерец… впрочем, есть в кого.
        Упёртые, и не всегда по делу, но впрочем - без жестокости и подлости, да учатся они с удовольствием. И со здоровьем… тьфу-тьфу!
        Старший, двенадцатилетний Лев, выглянув из своей комнаты, закатил глаза и спустился вниз, мягко выговаривая за суету и шум не ко времени. Брата они обожают, так что я временами даже ревную немного! А с другой стороны, хороший ведь из него отец выйдет…
        Фира наконец спустилась, ослепительно прекрасная, по праву носящая титул красивейшей женщины Африки. После родов, и без того необыкновенно красивая и конкурировавшая (хотя и без своего на то желания), она расцвела совершенно необыкновенно, затмив супругу Феликса, Клео де Мерод.
        - Устал ждать? - со смешком спросила любимая, встав позади и кладя мне руки на плечи.
        - Так… чуть-чуть, - я чуть притянул к себе изящную кисть, целуя тонкие пальцы.
        - Фу! - одновременно сморщились девочки, - Нежности!
        - Пойдём! - Ева потянула за собой сестру, и они удалились, бросив в нашу сторону пренебрежительные взгляды.
        - Фу! - ещё раз высказалась Афина, закрыв за собой дверь комнаты.
        Несколько часов спустя мы шли из синематографа по ночным улицам Дурбана, обсуждая фильм? и раскланиваясь с редкими прохожими. Сзади, приотстав на десяток метров, тихо шурша тугими шинами, катит автомобиль, в полированных поверхностях которого отражается свет фонарей и мерцание множества рекламных огней.
        Премьера удалась, фильм? Ялтинской киностудии, наконец-то освоившей цветную киноплёнку, была признанна несомненной удачей. Вне всякого сомнения - великолепная режиссура и ч?дная операторская работа, прекрасный звук и свет…
        … а вот сценарий и подбор актёров, по моему мнению, оставлял желать лучшего!
        - Какой-то… - после нескольких бокалов шампанского я несколько утерял быстроту мысли и не сразу подбираю слова, - слащавый!
        Эсфирь засмеялась негромко, слегка откинув голову и показывая жемчужные зубы.
        - Нет, ну правда, - не сдавался я, - в жизни таких красивых людей и не бывает! Понятно, что это грим…
        - Не бывает? Точно? - перебила меня остановившаяся супруга, лукаво щуря глаза.
        - Мужчин не бывает! А… ну да, как я мог забыть… - сбился я. Давнишнее моё фото в образе Дашеньки очень полюбилось Фире, и она иногда дразнится, что дочки - все в меня! Копия!
        - Внешность - ладно, - согласился я поспешно, пока она снова не начала дразниться, - но сценарий?! Всё так переврать…
        - А это называется художественный вымысел, - наставительно сказала Фира.
        - Слишком много вымысла, - недовольно произношу я, - Какой-то… рыцарь слащавого образа вышел!
        - Ну так это и не документальный фильм, - возразила супруга.
        - Таки да, - я вынужден признать очевидное, - но всё равно…
        - Не понравилась фильм?? - деланно удивилась Фира.
        - Ну… если бы в качестве главного героя был бы какой-то посторонний тип… - нехотя признал я. Засмеявшись, Фира приподнялась на носках и коротко поцеловала меня, не слишком смущаясь редкими прохожими.
        Я вздохнул… этот аргумент срабатывает всегда! Хотя на самом деле - ну враки же, враки!
        Какие-то дурацкие поединки с британцами, притом чуть ли не с десяток. Бег по крышам… это ж надо было так переврать мой побег из Москвы! Не было никакой перестрелки, не было! И жандармского офицера… а всего-то - дворник! Да и тот по крышам не бегал…
        А финальная песня? Нет, мы действительно записали её, и это действительно - первый в истории удачный опыт со звуком, записанный на киноплёнку!
        Тогда всё очень удачно разом сошлось: опыты со звуком наконец-то дали результат; Владимир Алексеевич был ошарашен признанием от школьной подруги Наденьки и вспомнил наконец, что он ещё не старый мужчина, отчего ходил задумчивый и романтичный; Клео объявила о своей беременности, и Феликс в те дни был самым счастливым человеком на свете. Счастливым, но нужно признать - изрядно дурковатым…
        Вот в таком настроении - взяли, и записали! Признаться, песня была написана много раньше, но лежала в столе - до поры, до настроения.
        Но чтобы на улицах Дурбана записывать?! Нет… не было этого! В гостиной и записали.
        … а вообще - хорошо получилось… хоть и наврано изрядно![148 - Примечания
        1
        ФИЛ?СТЕР - презрительное название человека с узкими взглядами, преданного рутине; самодовольного мещанина, невежественного обывателя, отличающегося лицемерным, ханжеским поведением.
        2
        Гораций.
        3
        ТРАНШЕЙНАЯСТОПА (окопная СТОПА) - сезонное заболевание, разновидность отморожения, суть которого заключается в поражении ступней ног из-за продолжительного воздействия на них холода и сырости при вынужденной малоподвижности. Особенно часто ТРАНШЕЙНАЯСТОПА наблюдается в дождливые сезоны года (ранняя весна или глубокая осень) при температуре выше 0° у военнослужащих, которые длительное время не имеют возможности просушить портянки и обувь в течение своего пребывания в сырых траншеях и окопах.
        4
        Если что, я цитирую не молитву, а просто вставил несколько слов на старославянском, все совпадения - случайны!
        5
        НЕПОТ?ЗМ - вид фаворитизма, заключающийся в предоставлении привилегий родственникам или друзьям независимо от их профессиональных качеств (например, при найме на работу).
        6
        САМОКАТЧИКИ - военнослужащие велосипедных (САМОКАТНЫХ) формирований вооружённых сил различных государств мира.
        7
        Скобари - уроженцы Пскова и Псковщины.
        8
        В Реальной Истории это произошло в мае 1903 г.
        9
        Как это и произошло в действительности.
        10
        Пьеса «Мещане» Максима Горького (1901 г.) Слова Нила, сказанные им в споре с отцом.
        11
        Неотъемлемая часть Толстовства (помимо вегетарианства, отказа от табака и алкоголя) непротивление злу насилием и отказа от вражды с любыми народами.
        12
        Не хочу никого обидеть, это обычное просторечие тех времён, сугубо для антуража и вживания в эпоху.
        13
        КАБИНЕТСКИЕ ЗЕМЛИ - личная собственность императора в РОССИИ; управлялись Кабинетом его императорского величества. Кабинетские ЗЕМЛИ находились на Алтае, в Забайкалье, Польше и сдавались в аренду.
        14
        ВИСЕТЬНАКАРТОЧКЕ (предупреждении) - 1) ситуация, при которой игрок имеет непогашенные предупреждения, полученные в предыдущих матчах, и очередное предупреждение повлечёт за собой, согласно регламенту турнира, дисквалификацию на следующий матч; 2) ситуация, при которой игрок уже получил предупреждение в проходящем матче и следующее предупреждение в данной игре повлечёт за собой удаление с поля.
        15
        А. С. Пушкин. Уверен, мои читатели достаточно грамотны, но увы - цитировать без упоминания первоисточника в том или ином виде у нас нельзя.
        16
        AD LIBITUM (ад либитум) - «по желанию»: указание, позволяющее исполнителю свободно варьировать темп или фразировку, а также пропустить или сыграть часть пассажа (или другого фрагмента нотного текста); сокращенно ad. lib.
        17
        ДОПОЛНИТЕЛЬНОЙ ЭМИССИЕЙ называют процесс выпуска компанией новых ценных бумаг. Процедура негативно сказывается на стоимости акционерного общества и самих АКЦИЙ. Основная причина проведения - необходимость привлечь новый капитал.
        18
        Гиляровский воевал в Русско-Турецкую, хотя и на Кавказском фронте.
        19
        Ежи - у поляков Георгий или Егор.
        20
        Без аналогий! Просто конкретно это имя влезло в мой мозг штопором, и я таки сдался!
        21
        Экзаменационный билет в американской школе разведки:
        Перед каким словом в вопросительном предложении - «мужики, кто крайний за пивом?» - надлежит ставить неопределенный артикль «бля»?
        Да, собственно, везде:
        - Бля, мужики, кто крайний за пивом?
        - Мужики, бля, кто крайний за пивом?
        - Мужики, кто, бля, крайний за пивом?
        - Мужики, кто крайний, бля, за пивом?
        - Мужики, кто крайний за пивом, бля?
        Но, конечно же будет:
        - Мужики, бля, кто, бля, крайний за пивом, бля?
        На самом деле все зависит от того какую дополнительную информацию ты хочешь сообщить очереди.
        Разберем ваши варианты:
        1. Какая очередь длинная - то. Ну ничего, постою с мужиками.
        2. Вот ведь выстроились тут, а я думал не будет очереди. Как я вас ненавижу, алкашей.
        3. Ну вот ведь, конец очереди не найдешь. Ровно в очереди стоять не можете.
        4. Ох, ну хот пиво есть. Хотя я предпочел что покрепче
        5. Максимально нейтрально. Мужики, я свой.
        22
        Первые прототипы кондиционеров были ещё в 19 веке.
        23
        Матабеле входили в состав зулусских племён, но в 1820 г. вышли из союза и пошли своим путём, вобрав в себя (путём завоевания) племена шона (машона) и отчасти их культуру.
        24
        Хюбрис: дословно «перебор», но обычно расшифровывается как «несправедливость».
        25
        Дике - справедливость.
        26
        Термин «готтентотская мораль» восходит к легендарной, но реальной беседе христианского миссионера с одним из представителей южноафриканского племени готтентотов. На вопрос «Что такое плохо?» готтентот ответил: это когда мой сосед побьет меня, угонит мой скот, похитит мою жену. На вопрос «Что такое хорошо?» он же ответил: это когда я побью моего соседа, угоню его скот, похищу его жену.
        27
        «Цивилизаторские» идеи были в то время (да и значительно позднее) довольно-таки популярны в Европе. Условное «бремя белого человека» многие воспринимали вполне серьёзно, видя свою миссию в том, чтобы вывести африканцев (азиатов, индусов) к «Свету». Такие подвижники в итоге как бы «освящали» колониализм, делая его социально приемлемым.
        28
        Имея стилистические корни от английского седла в дизайне сиденья, панелей, крыльев и стремена, оно имеет гораздо более глубокое сиденье, более высокий угол наклона и наколенники спереди, чтобы создать очень надежное седло. для всадников, которые ездят в суровых условиях или проводят много времени на лошади.
        29
        Всё это относится не только к матабеле, но к зулусским племенам вообще. В частности, волосы у мужчин на ногах (на внутренней стороне ляжек) по мнению зулусов, плохо растут потому, что колдуны ездят верхом на гиенах, и потому волосы на ляжках «стираются».
        30
        ТРАЙБАЛИЗМ - форма групповой обособленности, характеризуемая внутренней замкнутостью и исключительностью, обычно сопровождаемая враждебностью по отношению к другим группам. Изначально характеризовал систему первобытных, неразвитых обществ, позднее понятие расширилось и приобрело новые направления.
        31
        Слова эти приписываются то Канарису, то Вальтеру Николаи, но в общем и целом - немецкая разведка руководствовалась именно этим девизом.
        32
        НГУНИ, нгони - группа родственных НАРОДОВ в Южной Африке, говорящих на языках НГУНИ. Включают зулусов, коса, ндебеле (матабеле), нгони и свази.
        33
        Бенинская бронза - коллекция из более чем 1000 латунных пластинок с изображениями из дворца правителя Бенинского царства.
        34
        ПСИХОДЕЛИЧЕСКОЕИСКУССТВО - направление ИСКУССТВА, художественное или визуальное представление, вдохновлённое ПСИХОДЕЛИЧЕСКИМИ переживаниями или галлюцинациями.
        35
        Автор пародист Александр Иванов
        В худой котомк поклав ржаное хлебо,
        Я ухожу туда, где птичья звон,
        И вижу над собою синий небо,
        Лохматый облак и широкий крон.
        Я дома здесь, я здесь пришёл не в гости,
        Снимаю кепк, одетый набекрень,
        Весёлый птичк, помахивая хвостик,
        Насвистывает мой стихотворень.
        Зелёный травк ложится под ногами,
        И сам к бумаге тянется рука,
        И я шепчу дрожащими губами:
        «Велик могучий русский языка!»
        Вспыхает небо, разбужая ветер,
        Проснувший гомон птичьих голосов.
        Проклинывая всё на белом свете,
        Я вновь брежу в нетоптанность лесов.
        Шуршат зверушки, выбегнув навстречу,
        Приветливыми лапками маша:
        Я среди тут пробуду целый вечер,
        Бессмертные творения пиша.
        Но, выползя на миг из тины зыбкой,
        Болотная зеленовая тварь
        Совает мне с заботливой улыбкой
        Большой Орфографический словарь.
        36
        Марков - у меня глава «Национальной партии Русских Кантонов»
        37
        Иванов Первый, признанный лидер социал-дарвинистов
        38
        Есть только миг. сл. Л.Дербенева, муз. А.Зацепина
        39
        40
        41
        ПОПУРР? - музыкальная инструментальная пьеса, составленная из популярных мотивов других сочинений, нескольких произведений одного жанра или определенного композитора.
        42
        Слова Черчилля.
        43
        Мишигин - придурок (идиш).
        44
        На всякий юридический случай. Оскорбить чувства верующих не имею ни малейшего желания, это сугубо мысли ГГ, с него и спрос.
        45
        ПРОСАК, ЭТО расстояние между влагалищем и заднепроходным отверстием.
        46
        СУВОРОВЫ вели свой род от легендарного ПРЕДКА - ШВЕДА Сувора, поступившего на русскую службу в 1622 году. Но (по мнению историков) это было данью традиции галантного XVIII века - выставлять на щит иностранного ПРЕДКА. На самом деле (опять-таки по версии историков), фамилия СУВОРОВЫХ русского происхождения, от слова «суворый» - «суровый».
        Желающим углубиться - Автор НЕ считает это истиной или ложью, это просто интересная ВЕРСИЯ, подкреплённая ссылками на не менее интересные (и часто - не менее спорные) статьи.
        47
        Синхронизация дыхания, один из приёмов нейропсихологии, ну или если хотите - НЛП.
        48
        «ЮМАНИТ?» - ежедневная коммунистическая ГАЗЕТА во Франции, основанная в 1904 г. Жаном Жоресом. Центральный орган Французской коммунистической партии (ФКП) с 1920 по 1994 гг.
        В этой ветви истории она появилась чуть раньше.
        49
        Это не крикет, английская фраза, ОЗНАЧАЮЩАЯ неспортивное поведение в спорте, в бизнесе или в жизни в целом.
        50
        АЛМАЗНЫЙСИНДИКАТ (англ. Дайамонд синдикейт Ltd. - DIAMONDSYNDICATE ЛТД.), одна из самые старых и больших интернациональных монополий. Её ядром есть компания Де Бирс консолидейтед майнс Ltd. (De Beers Consolidated Mines ЛТД.).
        51
        БАРНИБАРНАТО - предприниматель, владелец шахт в ЮАР, сделавший состояние во время золотой и бриллиантовой лихорадки в конце XIX века. Один из основных акционеров Де Бирс.
        52
        Первый барон Ротшильд стоял «за спиной» Сесиля Родса, и фактически является одним из основателей (и интересантов!) компании Де Бирс.
        53
        ПАНАГ?Я - небольшой богато украшенный образ Богоматери (реже Спасителя, Троицы, святых, распятия, библейских сцен), чаще всего округлой формы.
        54
        ДИКИРИЙ И ТРИКИРИЙ являются принадлежностями архиерейского богослужения. Это переносные подсвечники соответственно на две и три свечи, причем свечи в них расположены под углом друг к другу.
        55
        Шестой ранг - полковник или коллежский советник.
        56
        Не опечатка! БОГОДУХНОВ?ННОСТЬ (или Боговдохновенность) Священного Писания - богословский термин, указывающий на то, что Священное Писание было составлено (избранными Богом людьми) при особом содействии Божественной благодати, по вдохновению Святого Духа, в соавторстве Бога и человека.
        57
        Владимир, митрополит Московский и Владимирский, известен в том числе своей полемикой с марксистами и поддержкой (в Реальной Истории) московского генерал-губернатора в борьбе с Революцией 1905 г.
        58
        В РИ Гальфтер в 1887 г. выпущен (после Павловского училища) подпоручиком гвардии в лейб-гвардии Московский полк, где и дослужился благополучно до генерал-лейтенанта. Уровень компетенции блистательного гвардейца и героя ПМВ (согласно Википедии) описывается здесь:
        О действиях полка 26 августа (8 сентября) 1914 г. в бою под Тарнавкой (Галицийская битва), за которую Гальфтер стал георгиевским кавалером.
        Ровно в 5 часов полк занял исходное положение. Притихшие неприятельские батареи дали без помехи развернуться 12 ротам полка. Солнце им било прямо в глаза, и они, будучи как на ладони, оказались прекрасной мишенью.
        Полковник Гальфтер, бывший впереди, повернулся к своим бойцам:
        - Славные Московцы! Вперед! Помни честь полка!
        И - пошел, прикрыв лицо саперной лопаткой. И полк стройно, как на красносельских маневрах, двинулся за ним.
        Мы, артиллеристы, с невыразимым волнением следили в бинокли за этим грозным, прекрасным и трагическим зрелищем.
        Первые 500 шагов полк прошел без потерь. И тут начался ад. В рядах наступающих рот стали рваться тучи шрапнели. Вот падают ротные командиры Штакельберг, Нищенко, Климович. Позади наступающих цепей остается все больше убитых и раненых…
        Еще около получаса продолжается это восхождение на Голгофу. Вот они достигают подножия горы и залегают в мертвом пространстве. Однако надо спешить - неприятель уже выкатывает орудия из окопов, чтобы картечью в упор расстрелять эти доблестные остатки.
        Но вот огонь орудий как будто смолкает. Их прислугой овладело оцепенение, когда близко, совсем близко надвинулись лица русских солдат.
        Наконец все затихло. Вокруг немецких орудий, ставших тихими и безвредными, собрались остатки полка - 7 офицеров и около 800 солдат. В этой показательной атаке под Тарнавкой московцы потеряли убитыми и ранеными 57 офицеров и более 2000 рядовых
        ПЫ. СЫ. Прошу прощения за длинноту, но (ИМХО) такие вещи надо знать, чтобы лучше понимать атмосферу книги и ПОЧЕМУ народ тогда пошёл против власти.
        59
        Десятирублевая ассигнация печаталась на бумаге розового цвета, за что и получила в народе название «красненькая».
        60
        Император, а за ним Двор и гвардия, обедали в то время около восьми вечера.
        61
        В России царская власть, напуганная восстанием декабристов, запретила офицерам обращаться к политике. При производстве в офицеры давалась подписка следующего содержания (текст ее так и оставался неизменен до 1917 года): «18.. года. Я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что ни к каким масонским ложам и тайным обществам, Думам, Управам и прочим, под какими бы названиями они ни существовали, я не принадлежал и впредь принадлежать не буду, и что не только членам оных обществ по обязательству, чрез клятву или честное слово не был, да и не посещал и даже не знал об них, и чрез подговоры вне лож, Дум, Управ, как об обществах, так и о членах, тоже ничего не знал и обязательств без форм и клятв никаких не давал».
        Офицерам запрещались также публичное произнесение речей и высказываний политического содержания. В обществах неполитического характера офицеры могли состоять с разрешения начальства. Поэтому в политике офицеры, как правило, стремились не участвовать и не могли быть ее самостоятельными субъектами.
        62
        Ведущий актер, который занимает лидирующие позиции В ТЕАТРАЛЬНОЙ ТРУППЕ называется ПРЕМЬЕРОМ.
        63
        Слово «снайпер» происходит от английского sniper, от английского snipe «бекас». Считается, что попасть в эту птицу на лету могут только лучшие стрелки.
        64
        «Клюква» - орден Святой Анны четвёртой степени.
        65
        НИКОЛ?ЕВСКОЕКАВАЛЕР?ЙСКОЕУЧ?ЛИЩЕ - привилегированное военное УЧИЛИЩЕ Российской империи. Основано 9 мая 1823 года. Принимали в училище только потомственных дворян, и выпускали офицерами в гвардию.
        66
        В Николаевском училище физика не преподавалась с 1865 г. С 1883 г. исключена математика (!), политическая история, статистика, военная гигиена. Позднее, в начале 20-го века, из программы училища исключили химию и механику, а военная история стала «историей русской армии». Зато хорошо было поставлено преподавание таких важных предметов, как разбивка, трассировка и постройка полевых окопов. Основная идея новых программ - «приблизить военные знания юнкеров к войсковой жизни и подготовить их к обязанностям воспитателя и учителя солдата и к роли руководителя вверенной ему малой части (взвода, полуэскадрона) в поле».
        67
        Если нечто выглядит как утка, плавает как утка и крякает как утка, то это, вероятно, и есть утка.
        68
        Я НЕ принижаю противника и не подыгрываю «нашим». В качестве примера хочу привести вам вполне реальную историю, как в начале ПМВ британцы разрабатывали методы борьбы с вражескими подлодками. Которые (на минуточку!) использовались ещё во время Гражданской Войны в США! Подводные лодки были тогда очень примитивны, и самой уязвимой их частью был перископ.
        Поступили предложения (от британских военных моряков и учёных) дрессировать чаек, выливать в воду краску (пачкать линзы), также быстро-быстро подплывать к подводной лодке на катере, набрасывать на перископ мешковину и разбивать его кирками.
        Последний метод, несмотря на его идиотизм для наших современников, оказался относительно действенным. Вроде как.
        ПЫ. СЫ. ВСЕ предложенные в книге методы, включая таран, гранаты и крюки, использовались пилотами во время ПМВ. С разной степенью успешности.
        69
        Джордж Оруэлл, роман «1984»
        70
        ЕСЛИ ЗАВТРА ВОЙНА Муз. бр. Покрасс, сл. В.Лебедев-Кумач.
        71
        «НОВАЯ ПРУССКАЯ ГАЗЕТА», основанна в 1848 г. Это монархическое издание, выражавшее интересы прусского политического класса, юнкерства и лютеранского духовенства, идею австрийской гегемонии. В ее заглавии был нарисован большой черно-белый крест, за это ее называли «Крестовая газета», недоброжелатели называли ее «Крестовой рыцаршей». Лозунгом газеты были слова «Вперед! С Богом, за короля и отечество».
        72
        «НОВАЯ РЕЙНСКАЯ ГАЗЕТА», выходившая в Кельне с 1848 - 1849 гг. В состав редакционного комитета вошли Фридрих Энгельс, талантливые немецкие поэты Георг Веер и Фердинанд Фрейлиграт и др. Энгельс руководил всеми иностранными отделами газеты, курировал ее внешнеполитическую стратегию, военные вопросы.
        Важнейшим пунктом политической программы газеты было объединение Германии как необходимая предпосылка ее быстрого социально-экономического и культурного развития на демократической основе. Идеологи газеты отвергали идею объединения Германии как под прусским, так и под австрийским началом. Они видели будущую Германию единой демократической республикой, какой она может стать лишь после распада Пруссии и Австрии.
        В своей внешнеполитической стратегии газета выступала с резкой критикой монархической Англии, юнкерской Пруссии и царской России как оплота европейской абсолютистско-феодальной реакции.
        73
        Во время ПМВ Социал-Демократическая Партия Германии, крупнейшая в Рейхстаге (!) и имеющая самую широкую поддержку профсоюзов и пролетариата, разорвало все антиимпериалистические и антимилитаристические традиции социалистов, сплотившись вокруг «своего» Кайзера и «своего» правительства.
        74
        ШАХМАТЫ-960 (англ. CHESS960), ШАХМАТЫ ФИШЕРА, ФИШЕРОВСКИЕ ШАХМАТЫ, ФИШЕР-рэндом (англ. fischerandom CHESS) - вариант ШАХМАТ, предложенный Робертом ФИШЕРОМ - 11-м чемпионом мира по ШАХМАТАМ. Правила игры, в основном, такие же, как в классических ШАХМАТАХ, но начальная расстановка фигур определяется случайным образом с некоторыми ограничениями.
        Смысл модификации - сохраняя принципы и закономерности шахмат, избавить игроков от изнурительной домашней подготовки, прежде всего - от анализа дебютов на компьютере с последующим заучиванием и воспроизведением многоходовых вариантов. В шахматах Фишера с первого хода начинается самостоятельная игра; кроме того, возникающие после дебюта позиции отличаются свежестью и нестандартностью
        75
        Отрывок из песни «Священная война», Лебедев-Кумач.
        76
        Занимался исследованиями миллиметровых электромагнитных волн и экспериментами по передаче энергии взрыва на расстояние (гипотетический луч Филиппова). Известно письмо учёного в редакцию газеты «Санкт-Петербургские ведомости», написанное накануне гибели:
        «В ранней юности я прочёл у Бокля, что изобретение пороха сделало войны менее кровопролитными. С тех пор меня преследовала мысль о возможности такого изобретения, которое сделало бы войны почти невозможными. Как это ни удивительно, но на днях мною сделано открытие, практическая разработка которого фактически упразднит войну. Речь идёт об изобретённом мною способе электрической передачи на расстояние волны взрыва, причём, судя по применённому методу, передача эта возможна и на расстояние тысяч километров, так что, сделав взрыв в Петербурге, можно будет передать его действие в Константинополь. Способ изумительно прост и дёшев. Но при таком ведении войны на расстояниях, мною указанных, война фактически становится безумием и должна быть упразднена. Подробности я опубликую осенью в мемуарах Академии наук. Опыты замедляются необычайною опасностью применяемых веществ, частью весьма взрывчатых, как трёххлористый азот, частью крайне ядовитых».
        Умер при невыясненных обстоятельствах в Петербурге: 12 июня 1903 года Филиппова нашли мёртвым в его собственной домашней лаборатории на 5 этаже дома по ул. Жуковского, 37 (принадлежавшего вдове Салтыкова-Щедрина, Елизавете). Официальная версия - апоплексический удар. В БСЭ написано: «Трагически погиб в своей лаборатории во время опытов со взрывчатыми веществами».
        Документы и приборы Филиппова были изъяты и считаются утраченными.
        77
        В конец 19-го и начале 20-го века концепция «Лучей смерти» была крайне популярна и не считалась чем-то фантастической.
        78
        На всякий случай напоминаю, что коммуналки не изобретение СССР. В царской России нижние слои общества очень редко снимали квартиру и даже комнату, чаще - угол, а иногда - койку! Одиночки нередко делили койку ещё с кем-то - спали по сменам или валетом.
        79
        На практике впервые условное осуждение появилось в Англии в 1842 г., когда преступников стали ссылать в Австралию. В то время им часто предоставлялась свобода, ограниченная рядом условий, и лишь после отбытия определенного срока наказания она становилась полной и окончательной.
        80
        В виду особенностей налогообложения (а проще говоря, ради ухода от налогов), судовладельцы часто регистрируют суда в странах третьего мира.
        81
        Этот пистолет КАЗАРСКИЙ перед боем положил на шпиль у входа в крюйт-камеру, чтобы последний офицер, который бы оставался в живых на бриге «Меркурий», выстрелил и взорвал бы порох.
        Ярчайший эпизод Русско-Турецкой войны 1828 - 1829 гг, во время которой созданный для разведки бриг сцепился с двумя турецкими фрегатами и отбился!
        Соотношение сил в том бою поражает - 18 пушек против 184, 115 человек против 1200.
        82
        Суд ПАРИСА - сюжет древнегреческой мифологии о пасторальном конкурсе красоты, на котором троянский царевич ПАРИС выносит свой вердикт трём богиням.
        83
        Очень советую почитать материал 84
        В очередной раз прошу не путать позицию ГГ с позицией автора.
        85
        Библейский прародитель всех европейских (европеоидных) народов.
        86
        Песня «Зелёные рукава», перевод Егора Яковлева.
        87
        Цитата (несколько переиначенная) Черчилля, но некоторые источники утверждают, что она только приписывается британскому политику, а на самом деле принадлежит перу польского публициста Стефана Киселевского.
        88
        «В зиму 1900/01 г. голодало 42 миллиона человек, умерло же в результате данного голода - 2 миллиона 813 тыс. православных душ». Голодными были 1902 и 1903 годы, что переросло в народные бунты. В 1902-03 годы для подавления крестьянских восстаний и выступлений рабочих только в Полтавской и Харьковской губерниях было использовано 200 тысяч регулярных войск (в Реальной Истории!), то есть 1/5 всей русской армии тех лет, и это - не считая жандармов, казаков и полицейских.
        89
        Сову на глобус не натягиваю. Верхушка революционеров-марксистов (социалистов вообще) была, как правило, если не атеистами, то людьми не слишком религиозными. А вот «снизу» вопросы религии поднимали, и ещё как! Начиная от старообрядцев (большая часть которых была де-факто двоеверами и вынужденно ходила в храмы РПЦ), заканчивая разнообразными «обновленцами» и просто людьми не слишком верующими (или как минимум не религиозными), которым надоел диктат Церкви.
        Для лучшего понимания (писал, но снова напоминаю) - когда после Февральской Революции обязательное посещение церкви было отменено, 80 % людей перестало её посещать! А на фронте доходило до 90 % и выше!
        90
        В Реальной Истории: «Правительственное сообщение: из тех, кто шел к царю (Кровавое Воскресенье 1905 г.), убито 96, ранено 330 человек. Но - 13 января верноподданные журналисты подали министру внутренних дел Империи пофамильный список на 4600 убитых и смертельно-искалеченных».
        По свидетельству газет того года через больницы города (Петербург) и его окрестностей прошло (за год) более 40 тысяч трупов со штыковыми и сабельными ранами, затоптанными конями, разорванными снарядами и т. п. Сколько при этом «не прошло»?!
        91
        Сохранился факт: в 1914 году врачи осматривали призывников в армию и ужасались - 40 % всех новобранцев имели поротую задницу или спину со следами казацких нагаек или шомполов. Не розог! То есть «перепороть» всё (!) село без суда, при малейшем подозрении на «не восторженный образ мыслей» - как норма!
        92
        Целый ряд политических убийств в царской России был совершён так или иначе с «благословения» отечественных же спецслужб. Да хотя бы убийство Столыпина…
        93
        Широкое использование термина «Казакия» началась с 1917, но известен он, по некоторым источникам, как минимум с начала 19 века.
        94
        Станичные казаки - категория городовых казаков, проживавших в пограничных (на момент основания) городах, неся гарнизонную, пограничную и полицейскую службу.
        95
        Не буду рекомендовать ничего конкретного, но мемуары белых эмигрантов штука довольно-таки любопытная! Если попадётся в Сети тот же Деникин, советую хотя бы выборочно полистать.
        96
        В 1903 г. Пасха была 19 апреля.
        97
        Романова Александра Фёдоровна, она же Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадтская, получила ТОЛЬКО домашнее образование. Степень доктора (кандидата) философии и учёба в Гейдельберге (Оксфорде, Кембридже), это фейк. Не сохранилось ни одного документа (да хотя бы просто упоминания в переписке), согласно которым она училась в университете, равно как и присуждения научного звания (просто диплома бакалавра) в каких бы то ни было науках. Ни у неё, ни у её родственников, ни где бы то ни было ещё. Считается (!), что она получила хорошее домашнее образование, но поскольку экзаменов она не сдавала, проверить это невозможно.
        98
        По аналогии с французским принцем из дома Бурбонов Луи Филиппом Жозефом, отрекшимся от своей семьи и взявшим гражданскую фамилию Эгалите (Равенство).
        99
        «КОНСТАНТИНОВИЧИ». Так называли членов великокняжеской семьи от второго сына Николая I Павловича генерал-адмирала Великого князя КОНСТАНТИНА НИКОЛАЕВИЧА (1827 - 1892), известного в семье по прозвищу «Коко».
        100
        Названы они так по имени 4 сына императора Николая I Великого князя МИХАИЛА НИКОЛАЕВИЧА (1832 - 1909).
        101
        Великокняжеский клан: НИКОЛАЕВИЧИ. Назван так в честь третьего сына императора Николая I Великого князя Николая Николаевича Старшего (1831 - 1891), известного в семье под прозвищами Низи или дядюшка Низи.
        102
        Дети императора Александра Второго. Старшим и, соответственно главой Дома Старший Александровичей был Великий князь ВЛАДИМИР АЛЕКСАНДРОВИЧ (1847 - 1909) Один из главных виновников «Кровавого воскресенья» Имел огромное влияние на Николая II, который просто откровенно боялся своего громогласного дядю. Но советы мог бы давать и получше. Особенно во внешней политике.
        103
        Младшие Александровичи - дети и внуки Александра Третьего (включая Николая Второго, но последний скорее формально) Негласной главой клана Младших Александровией я бы посчитал вдову императора Александра III МАРИЮ ФЁДОРОВНУ(при рождении Мария София Фредерика Дагмар) (1847 - 1928).
        104
        ГЕРЦОГИ ЛЕЙХТЕНБЕРГСКИЕ- это титул одной из ветвей французского дворянского рода Богарне. Светлейший князь ГЕОРГИЙ МАКСИМИЛИАНОВИЧ РОМАНОВСКИЙ, ставший 6-ым герцогогом Лейхтенбергским (1852 - 1912) Имел слабое здоровье и большую часть времени проводил за границей. Георгий занимал видное положение в парижском обществе, блистая отраженным светом величия Романовых и имея общепризнанную репутацию наиболее щедрого гостя французской столицы.
        105
        Герцог АЛЕКСАНДР КОНСТАНТИН ФРИДРИХ (АЛЕКСАНДР ПЕТРОВИЧ) ОЛЬДЕНБУРГСКИЙ(1844 - 1932) - генерал от инфантерии, генерал-адъютант, сенатор, член Государственного совета.
        106
        МЕКЛЕНБУРГ-СТРЕЛИЦКИЕ.ГерцогГЕОРГ АЛЕКСАНДР МИХАИЛ ФРИДРИХ ВИЛЬГЕЛЬМ ФРАНЦ КАРЛ МЕКЛЕБУРГ-СТРЕЛИЦКИЙ или же Георгий Георгиевич Мекленбург-Стрелицкий (1859 - 1909) - принц Мекленбургского дома.
        107
        Преступный заговор, союз против кого-нибудь.
        108
        Отторгнутые - с точки зрения Австро-Венгрии, разумеется.
        109
        Апокрифическая МОЛИТВА - МОЛИТВА, составленная по образцу церковной, но содержащая большое число вставок из народных поверий и заговоров, переделки или отрывки из апокрифов.
        110
        Отмена крепостного права.
        111
        Лэнс-наик - одно из унтер-офицерских званий (низшее) в частях гуркхов.
        112
        Джемадар - одно из офицерских званий (низшее) в частях гуркхов, соответствующее заместителю командира взвода или же командиру взвода. Относится к категории Вице-королевских офицеров, то есть их офицерский патент подписывал не король/королева, а вице-король Индии: джемадар, субедар, субедар-майор.
        113
        «Jai Mahakali, Ayo Gorkhali» переводится, как «Слава Великой Кали, идут ГУРКХИ!»
        114
        Песня К.Н. Падревскаго. Музыкальная обработка Б.А. Прозоровскаго
        115
        Озабоченным, выискивающим везде крамолу национализма, напоминаю - я пишу со стилизацией под эпоху, а тогда понятия «Российский народ» не было в принципе.
        116
        Всеобщая декларация прав человека.
        117
        ГГ 16 лет, и он имеет право на юношеский максимализм и самоуверенность.
        118
        Николай Евгеньевич Марков (Марков Второй) - русский политик правых взглядов, монархист, один из лидеров черносотенцев, радикальный антисемит. С 1910 г. (в Реальной Истории) - председатель Главного Совета Союза Русского Народа. После Революции и последующей эмиграции, последовательно поддерживал все фашистские режимы, состоял на службе Гитлера, редактируя антисемитский журнал «Мировая служба» и «Казачий вестник» (совместно с генералом Красновым), выходивший в Берлине 1943 - 1945 гг.
        119
        Автор музыки неизвестен.
        120
        Слова Сергея Марина.
        121
        Знают турки нас и шведы,
        И про нас известен свет.
        На сраженьях, на победы
        Нас всегда сам Царь ведет!
        122
        Отечественной войной называли тогда войну 1812 г.
        123
        Он же Ромейко-Гурко - человек, в реальной истории (а также в моей книге) бывший военным атташе Российской Империи в Претории, во времена Англо-Бурской войны.
        124
        Граф (1834) НИКОЛ?ЙСЕМЁНОВИЧМОРДВ?НОВ - русский флотоводец и государственный деятель, сын адмирала С. И. МОРДВИНОВА, один из организаторов Черноморского флота.
        Между прочим - самый известный либерал и оппозиционер того времени! Пушкин писал, что Мордвинов «заключает в себе одном всю русскую оппозицию».
        125
        Докука - надоедливая просьба, источник беспокойства и ненужной заботы.
        126
        Кремовая или изабелловая лошадь выглядит очень красиво и нежно. У таких лошадок голубые или зелёные глаза, а короткая шерсть на теле - розовая с кремовым переливом.
        127
        «Сову на глобус» я не натягиваю, «расовые» законы в ЮАР были приняты в 1948, а до этого цветной вполне мог интегрироваться в белое общество, хотя и с большими натяжками. Доступной для них была и карьера чиновника, но правда - не выше мелко-среднего уровня.
        128
        Вакцину против ХОЛЕРЫ Владимир (Вальдемар) Аронович Хавкин создал во время работы в Институте Пастера в Париже в 1892 году, а на следующий год с разрешения британского правительства испытал ее во время холерной эпидемии в Индии.
        129
        Фон Леттов-Форбек - в РИ немецкий генерал-майор, командовавший войсками кайзера во время Африканской компании в ПМВ. Считается одним из лучших партизанских командиров на всю историю.
        130
        Написал Лев Толстой во время Севастопольской обороны, и я не могу не привести их целиком:
        Как четвертого числа
        Нас нелегкая несла
        Горы отбирать.
        Барон Вревский генерал
        К Горчакову приставал,
        Когда подшофе.
        «Князь, возьми ты эти горы,
        Не входи со мною в ссору,
        Не то донесу».
        Собирались на советы
        Все большие эполеты,
        Даже Плац-бек-Кок.
        Полицмейстер Плац-бек-Кок
        Никак выдумать не мог,
        Что ему сказать.
        Долго думали, гадали,
        Топографы всё писали
        На большом листу.
        Гладко вписано в бумаге,
        Да забыли про овраги,
        А по ним ходить…
        Выезжали князья, графы,
        А за ними топографы
        На Большой редут.
        Князь сказал: «Ступай, Липранди».
        А Липранди: «Нет-с, атанде,
        Нет, мол, не пойду.
        Туда умного не надо,
        Ты пошли туда Реада,
        А я посмотрю…»
        Вдруг Реад возьми да спросту
        И повел нас прямо к мосту:
        «Ну-ка, на уру».
        Веймарн плакал, умолял,
        Чтоб немножко обождал.
        «Нет, уж пусть идут».
        Генерал же Ушаков,
        Тот уж вовсе не таков:
        Всё чего-то ждал.
        Он и ждал да дожидался,
        Пока с духом собирался
        Речку перейти.
        На уру мы зашумели,
        Да резервы не поспели,
        Кто-то переврал.
        А Белевцев-генерал
        Всё лишь знамя потрясал,
        Вовсе не к лицу.
        На Федюхины высоты
        Нас пришло всего три роты,
        А пошли полки!..
        Наше войско небольшое,
        А француза было втрое,
        И сикурсу тьма.
        Ждали - выйдет с гарнизона
        Нам на выручку колонна,
        Подали сигнал.
        А там Сакен-генерал
        Всё акафисты читал
        Богородице.
        И пришлось нам отступать,
        Р…… же ихню мать,
        Кто туда водил.
        131
        Туркменами тогда часто называли вообще ВСЕХ выходцев из Туркестана, то бишь республик Средней Азии.
        132
        Плезир (фр.) - удовольствие, забава. Здесь - Данилыч просто лепит французское словцо без всякого понимания.
        133
        Атанде (фр.) - Призыв прекратить что-л. делать как действие.
        134
        Сикурс (устаревшее) - военная помощь, поддержка, подкрепление. То есть Данилыч снова путает слова, используя их по принципу красивости.
        135
        ПРОЛЕТАРИЙ - ЭТО представитель ПРОЛЕТАРИАТА, наемный рабочий. В буквальном переводе с латыни PROLETARIUS - ЭТО «производящий потомство». В Древнем Риме так называли беднейших граждан, у которых не было никакого имущества, кроме детей.
        136
        В Афинах существовало разделение всех граждан имущественным цензом на 4 разряда: пентакосиомедимны, гиппеи, зевгиты, феты, принадлежность к которым стала теперь определять их права и обязанности перед государством. Чем богаче был гражданин, тем больше у него было обязанностей: занимать государственные должности (хлопотные и НЕоплачиваемые), покупать за свой счёт оружие и доспехи, а также - именно богатые граждане (как обладатели наиболее качественных доспехов), составляли первые ряды фаланги. САМЫЕ богатые (пентакосиомедимны) могли иногда откупиться от действительной службы (в том числе НЕ доходной чиновничьей), снарядив за свой счёт судно во время войны, к примеру.
        137
        138
        ДВУХДЕРЖАВНЫЙСТАНДАРТ - принцип, согласно которому БРИТАНСКИЙФЛОТ должен быть равен ФЛОТАМДВУХ любых морских держав.
        139
        Здесь - копьё как отряд, набранный рыцарем, то есть оруженосцы, сержанты (тяжёлые латники и кавалеристы в изначальном значении), конные и пешие арбалетчики, лучники, копейщики и прочие кутильеры.
        140
        БР?НДЕР - судно, нагруженное легковоспламеняющимися, либо взрывчатыми веществами (ВВ), используемое для поджога или подрыва вражеского корабля с целью его уничтожения.
        141
        Если кто не в курсе, польская шляхта считала (а многие и считают до сих пор) себя потомками сарматов, даже было понятие «сарматизм», когда парадные портреты шляхтичей художники писали, придавая им азиатские черты. При этом (если археологи и прочие паталогоанатомы не врут), шляхта была вполне себе европеоидами.
        142
        «Тысячи голосов - в едином вопле: „ПОЗВОЛЯМ!“ Но один голос произнесет магическое „Вето!“ - и тогда весь сейм летит к чертям собачьим, и хоры голосов уже ничего не значат для польской нации… Таковы вольности панства посполитого». (В.С. Пикуль «Слово и Дело»).
        143
        Теория ПЕРМАНЕНТНОЙРЕВОЛЮЦИИ - теория о развитии революционного процесса в периферийных и слаборазвитых странах.
        144
        Я не натягиваю сову на глобус. Именно ТАК выглядела политическая борьба тех лет. Желающие могут поискать материалы по США, Франции (вот уж гдё жёстко!), Израилю, Италии, Испании и Балканам. Единственное - в этих странах политики высшего эшелона действовали обычно (но не всегда!) чужими руками. Но большинство из «низовых» руководителей и значительная часть политиков, поднимавшихся с самых низов, прекрасно умела работать кулаками и подручными предметами, была знакома с шантажом и запугиванием оппонентов, имела связи с преступным миром, а часто - они и были боссами преступного мира - например в США.
        145
        РЕПЕТОВ?ТЬ, репетую, репетуешь, совер. и несовер., что (франц. repeter) (мор.). Повторить (повторять) (подаваемые кем-нибудь сигналы) в знак того, что они правильно поняты.
        146
        ЛЕЙТМОТИВ или ЛЕЙТМОТИВ (/? l a? t m o? ? t i? f/) - ЭТО «короткая, повторяющаяся музыкальная фраза», связанная с конкретным человеком, местом или идеей.
        147
        ТУРАН, это согласно Авесте, древнее государство ираноязычных скифов. Название с Пехлеви переводится как страна туров.
        148
        https://www.youtube.com/watch?v=iMTc7JqOsp8https://www.youtube.com/watch?v=iMTc7JqOsp8(https://www.youtube.com/watch?v=iMTc7JqOsp8)