Синий фонарь Виктор Пелевин
        Синий фонарь
        В палате было почти светло из-за горевшего за окном фонаря. Свет был какой- то синий и неживой, и если бы не луна, которую можно было увидеть, сильно накло нясь с кровати вправо, было бы совсем жутко. Лунный свет разбавлял мертвенное сияние, конусом падавшее с высокого шеста, делал его таинственнее и мягче. Но когда я свешивался вправо, две железных ножки на секунду повисали в воздухе и в следующий момент громко ударялись в пол, и звук выходил мрачный, странным образом дополняющий синюю полосу света между двумя короткими рядами кроватей.
        - Кончай там, - сказал Костыль и показал мне синеватый кулак, - не слышно.
        Я стал слушать.
        - Про мертвый город знаете? - спросил Толстой. Все молчали. - Ну вот. Уехал один мужик в командировку на два месяца. Приезжает домой и вдруг видит, что все люди вокруг мертвые.
        - Чего, прямо лежат на улицах?
        - Нет, - сказал Толстой, - они на работу ходят, разговаривают, в очереди стоят. Все как раньше. Только он видит, что они все на самом деле мертвые.
        - А как он понял, что они мертвые?
        - Откуда я знаю, - ответил Толстой, - это же не я понял, а он. Как-то понял. Короче, он решил сделать вид, что ничего не замечает, и поехал к себе домой. У него жена была. Увидел он ее и понял, что она тоже мертвая. А он ее очень сильно любил. Ну и стал он ее расспрашивать, что случилось, пока его не было. А она ему отвечает, что ничего не случилось. И даже не понимает, чего он хочет. Тогда он решил ей все рассказать и говорит: «Ты знаешь, что ты мертвая?» А жена ему отве чает: «Знаю». Он спрашивает: «А ты знаешь, что в этом городе все мертвые?» Она говорит: «Знаю. А сам-то ты знаешь, почему вокруг одни мертвецы?» Он говорит:
«Нет». Она опять спрашивает: «А знаешь, почему я мертвая?» Он опять говорит:
«Нет». Она тогда спрашивает: «Сказать?» Мужик испугался, но все-таки говорит:
«Скажи». И она ему говорит: «Да потому что ты сам мертвец».
        Последнюю фразу Толстой произнес таким сухим и официальным голосом, что стало почти по-настоящему страшно.
        - Да, съездил дядя в командировочку…
        Это сказал Коля, совсем маленький мальчик - младше остальных на год или два. Правда, он не выглядел младше из-за того, что носил огромные роговые очки, при дававшие ему солидность.
        - Теперь ты рассказываешь, - сказал ему Костыль. - Раз первый заговорил.
        - Сегодня такого уговора не было, - сказал Коля.
        - А он вечный, - ответил Костыль, - давай, не тяни.
        - Лучше я расскажу, - сказал Вася, - про синий ноготь знаете?
        - Конечно, - отозвался шепот из другого угла. - Кто ж про синий ноготь не знает.
        - А про красное пятно знаете? - спросил Вася.
        - Нет, не знаем, - ответил за всех Костыль, - давай.
        - Раз приезжает семья в квартиру, - медленно заговорил Вася, - а на стене - красное пятно. Дети его заметили и позвали мать, чтоб показать. А мать молчит. Сама так смотрит и улыбается. Дети тогда отца позвали. «Смотри, - говорят, - папа!» А отец матери очень боялся. Он им говорит: «Пошли отсюда. Не ваше дело». А мать улыбается и молчит. Так спать и легли.
        Вася замолчал и тяжело вздохнул.
        - Ну и что дальше было? - спросил Костыль через несколько секунд тишины.
        - Дальше утро было. Утром просыпаются, смотрят - а одного ребенка нет. Тогда дети подходят к маме и спрашивают: «Мама, мама, где наш братик?» А мать отве чает: «Он к бабушке поехал. У бабушки он». Дети и поверили. Мать на работу ушла, а вечером приходит и улыбается. Дети ей говорят: «Мама, нам страшно!» А она опять так улыбается и говорит отцу: «Они меня не слушаются. Выпори их». Отец взял и выпорол. Дети даже убежать хотели, только их мать чем-то таким накормила на ужин, что они сидят и встать не могут…
        Раскрылась дверь, и все мы мгновенно закрыли глаза и притворились спящими. Через несколько секунд дверь закрылась. Минуту Вася выжидал, пока в коридоре стихнут шаги.
        - На следующее утро просыпаются - смотрят, еще одного ребенка нет. Одна только маленькая девочка осталась. Она у отца и спрашивает: «А где мой средний братик?» А отец отвечает: «Он в пионерлагере». А мать говорит: «Расскажешь кому - убью!» Даже в школу девочку не пустила. Вечером мать приходит, девочку чем-то опять накормила, так что та встать не могла. А отец двери запер и окна.
        Вася опять затих. На этот раз его никто не просил продолжить, и в темноте было слышно только несколько дыханий.
        - А потом другие люди приходят, - заговорил он опять, - смотрят, а квартира пустая. Прошел год, и туда новых жильцов вселили. Они увидели красное пятно, подходят, разрезали обои - а там мать сидит, вся синяя, крови насосалась и вылезти не может. Это она все время детей ела, а отец помогал.
        Долгое время все молчали, а потом кто-то спросил: - Вась, а у тебя кем мама работает?
        - Неважно, - сказал Вася.
        - А у тебя сестра есть?
        Вася не отвечал - видно, обиделся или заснул.
        - Толстой, - сказал Костыль, - давай еще что-нибудь про мертвецов.
        - Знаете, как мертвецами становятся? - спросил Толстой.
        - Знаем, - ответил Костыль, - берут и умирают.
        - И что дальше?
        - Ничего, - сказал Костыль, - как сон. Только уже не просыпаешься.
        - Нет, - сказал Толстой, - я не про это. С чего все начинается, знаете?
        - С чего?
        - А с того, что сначала слушают истории про мертвецов. А потом лежат и думают - а чего это мы истории про мертвецов слушаем?
        Кто-то нервно хихикнул, а Коля вдруг сел в кровати и очень серьезно сказал:
        - Ребята, кончайте.
        - Во-во, - с удовлетворением сказал Толстой, - так и становятся. Главное - понять, что ты уже мертвец, а дальше все просто.
        - Ты сам мертвец, - неуверенно огрызнулся Коля.
        - А я и не спорю, - сказал Толстой. - Ты лучше подумай, почему это ты вдруг с мертвецом разговариваешь?
        Коля некоторое время думал. - Костыль, - спросил он, - ты ведь не мертвец?
        - Я-то? - спросил Костыль. - Да как тебе сказать.
        - А ты, Леша? Леша был колин друг еще по городу.
        - Коля, - сказал он, - ну ты сам подумай. Вот жил ты в городе, да?
        - Да, - ответил Коля.
        - И вдруг отвезли тебя в какое-то место, да?
        - Да, - сказал Коля.
        - И ты вдруг замечаешь, что лежишь среди мертвецов и сам мертвец.
        - Да, - сказал Коля.
        - Ну вот, - сказал Леша, - пораскинь мозгами.
        - Долго мы ждали, - сказал Костыль, - думали, сам поймешь. За всю смерть такого тупого мертвеца первый раз вижу. Ты что, не понимаешь, зачем мы тут соб рались?
        - Нет, - сказал Коля. Он сидел на кровати, прижимая ноги к груди.
        - Мы тебя в мертвецы принимаем, - сказал Костыль. Коля не то что-то пробор мотал, не то всхлипнул, вскочил с кровати и пулей выскочил в коридор, оттуда долетел быстрый топот его босых ног.
        - Не ржать, - шепотом сказал Костыль, - он услышит.
        - А чего ржать-то? - меланхолично спросил Толстой. Несколько длинных секунд стояла полная тишина, а потом Вася из своего угла спросил:
        - Ребят, а вдруг…
        - Да ладно тебе, - сказал Костыль. - Толстой, давай еще чего-нибудь.
        - Вот был такой случай, - заговорил Толстой после паузы. - Договорились нес колько человек напугать своего приятеля. Переоделись они мертвецами, подходят к нему и говорят: «Мы мертвецы. Мы за тобой пришли». Он испугался и убежал. А они постояли, посмеялись, а потом один из них и говорит: «Слушайте, ребят, а чего это мы мертвецами переоделись?» Они все на него посмотрели и не могут понять, что он сказать хочет. А он опять: «А чего это от нас живые убегают?»
        - Ну и что? - спросил Костыль.
        - А то, - ответил Толстой. - Вот тут-то они все и поняли.
        - Что поняли?
        - А что надо, то и поняли.
        Стало тихо, а потом заговорил Костыль: - Слушай, Толстой, - сказал он, - ты нормально можешь рассказывать?
        Толстой молчал. - Эй, Толстой, - опять заговорил Костыль, - ты чего молчишь-то? Умер, что ли?
        Толстой молчал, и его молчание с каждой секундой становилось все многозначи тельней. Мне захотелось на всякий случай что-нибудь сказать вслух.
        - Про программу «Время» знаете? - спросил я.
        - Давай, - быстро сказал Костыль.
        - Она не очень страшная, - сказал я.
        - Все равно давай.
        Я не помнил точно, как кончалась история, которую я собирался рассказать, но решил, что вспомню, пока буду рассказывать.
        - В общем, жил был один мужик, было ему лет тридцать. Сел он один раз смот реть программу «Время». Включил телевизор, подвинул кресло, чтоб удобней было. Там сначала появились часы - ну, как обычно. Он, значит, свои проверил - пра вильно ли идут. Все как обычно было. Короче, пробило ровно девять часов. И появ ляется на экране слово «Время», только не белое, как всегда раньше было, а почему-то черное. Ну, он немножко удивился, но потом решил, что это просто новое оформление сделали, и стал смотреть дальше. А дальше все опять было как обычно. Сначала какой-то трактор показали, потом израильскую армию. Потом сказали, что какой-то академик умер, потом немного показали про спорт, а потом про погоду - прогноз на завтра. Ну все, «Время» кончилось, и мужик решил встать с кресла.
        - Потом напомните, я про зеленое кресло расскажу, - влез Вася.
        - Значит, хочет он с кресла встать и чувствует, что не может. Сил совсем нет. Тогда он на свою руку поглядел и видит, что на ней вся кожа дряблая. Он тогда испугался, изо всех сил напрягся, встал с кресла и пошел к зеркалу в ван ную, а идти трудно… Но все-таки кое-как дошел. Смотрит на себя в зеркало и видит - все волосы у него седые, лицо в морщинах и зубов нет. Пока он «Время» смотрел, вся жизнь прошла.
        - Это я знаю, - сказал Костыль. - То же самое, только там про футбол с шайбой было. Мужик футбол с шайбой смотрел.
        В коридоре послышались шаги и раздраженный женский голос, и все мы мгновенно стихли, а Вася даже начал неестественно храпеть. Через несколько секунд дверь распахнулась и в палате загорелся свет.
        - Так, кто тут главный мертвец? Толстенко, ты? - На пороге стояла Антонина Васильевна в белом халате, а рядом с ней - зареванный Коля, тщательно прячущий взгляд под батареей в углу.
        - Главный мертвец, - с достоинством ответил Толстой, - в Москве на Красной площади. А чего это вы меня ночью будите?
        От такой наглости Антонина Васильевна растерялась. - Входи, Аверьянов, - сказала она наконец, - и ложись. А с мертвецами завтра начальник лагеря разбе рется. Как бы они по домам не поехали.
        - Антонина Васильевна, - медленно выговорил Толстой, - а почему на вас халат белый?
        - Потому что надо так, понял? - Коля быстро взглянул на Антонину Василь евну. - Иди в кровать, Аверьянов, - сказала она, - и спи. Мужчина ты или нет? А ты, - она повернулась к Толстому, - если еще хоть слово скажешь, пойдешь стоять голым в палату к девочкам. Понял?
        Толстой молча смотрел на халат Антонины Васильевны. Она оглядела себя, потом подняла взгляд на Толстого и покрутила пальцем у лба. Потом внезапно разозлилась и даже покраснела от злости.
        - Ты мне не ответил, Толстенко, - сказала она, - ты понял, что с тобой будет?
        - Антонина Васильевна, - заговорил Костыль, - вы же сами сказали, что если он еще хоть слово скажет, вы его… Как же он вам ответит?
        - А с тобой, Костылев, - сказала Антонина Васильевна, разговор вообще будет особый, в кабинете директора. Запомни.
        Погас свет, и хлопнула дверь. Некоторое время - минуты, наверно, три - Анто нина Васильевна стояла за дверью и слушала. Потом послышались ее тихие шажки по коридору. На всякий случай мы еще минуту-две молчали. Потом раздался шепот Кос тыля:
        - Слушай, Коля, как ты от меня завтра в рог получишь…
        - Я знаю, - печально отозвался Коля.
        - Ой как получишь…
        - Про зеленое кресло будете слушать? - спросил Вася. Никто не ответил.
        - На одном большом предприятии, - заговорил он, - был кабинет директора. Там был ковер, шкаф, большой стол и перед ним - зеленое кресло. А в углу кабинета стояло переходящее красное знамя, которое было там очень давно. И вот одного мужика назначили директором этого завода. Он входит в кабинет, посмотрел по сто ронам, и ему очень все понравилось. Ну, значит, сел он в это кресло и начал рабо тать. А потом его заместитель заходит в комнату, смотрит - а вместо директора в кресле скелет сидит. Ну, вызвали милицию, все обыскали и не нашли ничего. Потом, значит, назначили заместителя директором. Сел он в это кресло и стал работать. А потом в кабинет входят, смотрят - а в кресле опять скелет сидит. Опять вызвали милицию и опять ничего не нашли. Тогда нового директора назначили. А он уже знал, что с другими директорами случилось, и заказал себе большую куклу размером с человека. Он ее одел в свой костюм и посадил в кресло, а сам отошел, спрятался за штору - потом напомните, я про желтую штору вспомнил - и стал смотреть, что будет. Проходит час, два проходит. И вдруг он видит, как из кресла выдвигаются
такие металлические спицы и со всех сторон куклу обхватывают. А одна такая спица - прямо за горло. А потом, когда спицы куклу задушили, переходящее красное знамя выходит из угла, подходит к креслу и накрывает эту куклу своим полотнищем. Прошло несколько минут, и от куклы ничего не осталось, а переходящее красное знамя отошло от стола и встало обратно в угол. Мужик тогда тихо вышел из каби нета, спустился вниз, взял с пожарного щита топор, вернулся в кабинет да как рубанет по переходящему знамени. И тут такой стон раздался, а из деревяшки, которую он перерубил, на пол кровь полилась.
        - А что дальше было? - спросил Костыль.
        - Все, - ответил Вася.
        - А с мужиком что случилось?
        - Посадили в тюрьму. За знамя.
        - А со знаменем?
        - Починили и назад поставили, - поразмышляв, ответил Вася.
        - А когда нового директора назначили, что с ним случилось?
        - То же самое. - Я вдруг вспомнил, что в кабинете у директора, в углу, стоят сразу несколько знамен с выведенными на них краской номерами отрядов, эти зна мена он уже два раза выдавал во время торжественных линеек. Кресло у него в каби нете тоже было, но не зеленое, а красное, вращающееся.
        - Да, я забыл, - сказал Вася, - когда мужик из-за шторы вышел, он уже весь седой был. Про желтую штору знаете?
        - Я знаю, - сказал Костыль.
        - Толстой, ты про желтую штору знаешь? - Толстой молчал. - Эй, Толстой! - Толстой не отзывался.
        Я думал о том, что у меня дома в Москве на окнах как раз висят желтые шторы - точнее, желто-зеленые. Летом, когда дверь балкона все время открыта и снизу, с бульвара, долетает шум моторов и запах бензиновой гари, смешанный с запахом каких-то цветов, что ли, - я часто сижу возле балкона в зеленом кресле и смотрю, как ветер колышет желтую штору.
        - Слышь, Костыль, - неожиданно сказал Толстой, - а в мертвецы не так прини мают, как ты думаешь.
        - А как? - спросил Костыль.
        - Да по-разному. Только при этом никогда не говорят, что принимают в мерт вецы. И поэтому мертвецы потом не знают, что они уже мертвые, и думают, что они еще живые.
        - Тебя что, уже приняли?
        - Не знаю, - сказал Толстой. - Может, уже приняли. А может, потом примут, когда в город вернусь. Я ж говорю, они не сообщают.
        - Кто «они»?
        - Кто-кто. Мертвые.
        - Ну ты опять за свое, - сказал Костыль, - заткнулся бы. Надоело уже.
        - Во-во, - подал голос Коля, - точно. Надоело.
        - А ты, Коля, - сказал Костыль, - все равно завтра в рог получишь.
        Толстой немного помолчал. - Самое главное, - опять заговорил он, - что те, кто принимает, тоже не знают, что они принимают в мертвецы.
        - Как же они тогда принимают? - спросил Костыль.
        - Да как хочешь. Допустим, ты про что-то у кого-нибудь спросил или включил телевизор, а тебя на самом деле в мертвецы принимают.
        - Я не про это. Они же должны знать, что они кого-то принимают, когда они принимают.
        - Наоборот. Как они могут что-то знать, если они мертвые.
        - Тогда совсем непонятно получается, - сказал Костыль. Как тогда понять, кто мертвец, а кто живой?
        - А ты что, не понимаешь?
        - Нет, - ответил Костыль, - выходит, нет разницы.
        - Ну вот и подумай, кто ты получаешься, - сказал Толстой. Костыль сделал какое-то движение в темноте, и что-то с силой стукнулось о стену над самой головой Толстого.
        - Идиот, - сказал Толстой. - Чуть в голову не попал.
        - А мы все равно мертвые, - сказал Костыль, - подумаешь.
        - Мужики, - опять заговорил Вася, - про желтую штору рассказывать?
        - Да иди ты в жопу со своей желтой шторой, Вася. Сто раз уже слышали.
        - Я не слышал, - сказал из угла Коля.
        - Ну и что, из-за тебя все слушать должны? А потом опять к Антонине побежишь плакать.
        - Я плакал, потому что нога болит, - сказал Коля. - Я ногу ушиб, когда выхо дил.
        - Ты, кстати, рассказывать должен был. Ты тогда заговорил первый. Думаешь, мы забыли? - сказал Костыль.
        - Вместо меня Вася рассказал, - сказал Коля.
        - Он не вместо тебя рассказал, а просто так. А сейчас твоя очередь. А то завтра точно в рог получишь.
        - Знаете про черного зайца? - спросил Коля. Я почему-то сразу понял, о каком черном зайце он говорит: в коридоре перед столовой среди прочего висела фанерка с выжженным зайцем в галстуке - из-за того, что рисунок был выполнен очень доб росовестно и подробно, заяц действительно казался совсем черным.
        - Вот. А говорил, не знаешь ничего. Давай.
        - Был один пионерлагерь. И там на главном корпусе на стене были нарисованы всякие звери, и один из них был черный заяц с барабаном. У него в лапы почему-то были вбиты два гвоздя. И вот однажды шла мимо одна девочка - с обеда на тихий час. И ей стало этого зайца жалко. Она подошла и вынула гвозди. И ей вдруг пока залось, что черный заяц на нее смотрит, словно он живой. Но она решила, что это ей показалось, и пошла в палату. Начался тихий час. И тогда черный заяц вдруг начал бить в свой барабан. И сразу же все, кто был в этом лагере, заснули. И им стало сниться, что тихий час кончился, что они проснулись и пошли на полдник. Потом они вроде бы стали делать все как обычно - играть в пинг-понг, читать и так далее. А это им все снилось. Потом кончилась смена, и они поехали по домам. Потом они все выросли, кончили школу, женились и стали работать и воспитывать детей. А на самом деле они просто спали. И черный заяц все время бил в свой барабан.
        Коля замолчал.
        - Что-то непонятно, - сказал Костыль. - Вот ты говоришь, что они разъехались по домам. Но ведь там у них родители, знакомые ребята. Они что, тоже спали?
        - Нет, - сказал Коля. - Они не то что спали. Они снились.
        - Полный бред, - сказал Костыль. - Ребят, вы что-нибудь поняли?
        Никто не ответил. Похоже, почти все уже заснули.
        - Толстой, ты понял что-нибудь? - Толстой заскрипел своей кроватью, нагнулся к полу и швырнул что-то в Колю.
        - Ну и сволочь ты, - сказал Коля. - Сейчас в морду получишь.
        - Отдай сюда, - сказал Костыль. Это был его кед, которым он перед этим швырнул в Толстого.
        Коля отдал кед.
        - Эй, - сказал мне Костыль, - ты чего молчишь все время?
        - Так, - сказал я. - Спать охота. Костыль заворочался в кровати. Я думал, он скажет что-то еще, но он молчал. Все молчали. Что-то пробормотал во сне Вася.
        Я глядел в потолок. За окном качалась лампа фонаря, и вслед за ней двигались тени в нашей палате. Я повернулся лицом к окну. Луны уже не было видно. Вокруг было совсем тихо, только где-то очень далеко дробно стучали колеса ночной элект рички. Я долго глядел на синий фонарь за окном и сам не заметил, как заснул.